Life after capitalism [Gilder] (fb2) читать онлайн

Джордж Гилдер

 

«Жизнь после капитализма.

Смысл богатства, будущее экономики и временная теория денег»

 

 

 

 

@importknig

 

 

Перевод этой книги подготовлен сообществом "Книжный импорт".

 

Каждые несколько дней в нём выходят любительские переводы новых зарубежных книг в жанре non-fiction, которые скорее всего никогда не будут официально изданы в России.

 

Все переводы распространяются бесплатно и в ознакомительных целях среди подписчиков сообщества.

 

Подпишитесь на нас в Telegram: https://t.me/importknig

 

Оглавление

ГЛАВА 1. Жизнь после капитализма

ГЛАВА 2. Деньги - это время

ГЛАВА 3. Миф об экономическом человеке

ГЛАВА 4. Рост - это обучение

ГЛАВА 5. Богатство - это знание

ГЛАВА 6. Информация о материале

ГЛАВА 7. Новый каменный век или новый углеродный век?

ГЛАВА 8. Экономика - это не подсчет атомов

ГЛАВА 9. Эффлоресценция изобилия

ГЛАВА 10. Финансовый разгул

ГЛАВА 11. Дилемма банкиров

ГЛАВА 12. Являются ли деньги товаром?

ГЛАВА 13. Биткойн

ГЛАВА 14. Теория информации и экономика

ЭПИЛОГ

 

ГЛАВА

1

.

Жизнь после капитализма

Материалистическое суеверие - это великая ошибка всех доминирующих школ экономической мысли. Это вера в то, что богатство составляют дефицитные материальные вещи.

В рамках этого материалистического суеверия экономика становится главным образом наукой о распределении неустранимо дефицитных материальных ресурсов.

Если экономика - это распределение дефицита, то политика становится принуждением к этому несчастному распределению; а война, увы, остается стремлением к политике другими средствами.

Даже великие теоретики и защитники капитализма сходятся во мнении, что богатство народов проистекает из "корысти", уничижительно "жадности", известной ранее как "корень всех зол". Это зло, как ни парадоксально, порождает блага. Однако эти блага не являются комплиментом для мясника или пекаря, которые преследуют лишь свои собственные интересы в рамках механической системы рынков, бессознательно предписанной невидимой рукой, чтобы дать людям определенную порцию хлеба и мяса.

Ценность этих "товаров" заключается в их нехватке, они неявно связывают богатство богатых с нуждой бедных. Сам Адам Смит считал, что если потребности людей никогда не будут удовлетворены, то движущая сила системы потерпит крах.

Сегодня триумфы капитализма, похоже, приводят к самому полному на сегодняшний день отказу от этой системы. В то время как глобальный всплеск капиталистического изобилия освобождает бедных, критики капитализма нашли новую жертву капитализма - саму землю. И преступниками являются не просто капиталисты - империалисты, банкиры, торговцы, монополисты или евреи (хотя Израиль по-прежнему подвергается особому осуждению), - а само человечество. Мы - бич Земли.

Это последнее и неопровержимое по своей сути обвинение против капитализма: изобилие становится бедностью, потому что оно опустошает мир. Этот аргумент - аргумент не в пользу социализма, как такового, а в пользу экономической устойчивости, управляемой государством - является аргументом, который, по-видимому, победил.

Правда, около 57% зарегистрированных демократов симпатизируют социализму, а кандидат в президенты от Демократической партии в 2016 и 2020 годах был зарегистрированным социалистом. Но процент американцев и европейцев, которые верят в ту или иную версию "устойчивого развития", намного больше, чем процент тех, кто когда-либо принимал социализм. Социализм никогда не преподавался в американских начальных и средних школах. Но устойчивое развитие почитается как единственный способ избежать экологической катастрофы. Согласно опросу BBC, 56 процентов школьников считают, что человечество обречено из-за уничтожения планеты. Согласно новому материализму, мы должны относиться к углекислому газу, основе органической жизни, как к яду, производимому капиталистами. Регулирование этого яда дает возможность эффективно социалистической бюрократии, прикрывающейся именем устойчивости.

У нас также есть навязывание "чрезвычайного социализма" - хотя он тоже не называется так, а скорее под именем "науки", и презумпция того, что правительственные "эксперты" знают лучше всех. Тем не менее, мы можем назвать его тем, чем он на самом деле является. Чрезвычайный социализм оправдывает захват государством почти всей американской экономики и американской социальной жизни во время пандемической паники COVID-19. В этой форме чрезвычайный социализм проходит; но инструменты и методы, пропаганда и запугивание, теперь являются признанным оружием антикапитализма, которое может быть использовано при любой необходимости или возможности.

Как никогда ранее в Америке мы сталкиваемся с перспективой жизни после капитализма в его самом негативном смысле: жизни в условиях дефицита, лишений и страха.

Но есть и другая, лучшая версия жизни после капитализма, которая не только лучше понимает капитализм в его истинном виде, но и полностью опровергает идею о том, что человеческая производительность и процветание являются смертельной угрозой для планеты. Теория капитализма с самого начала противоречила его самой фундаментальной реальности - изобилию, которое он порождает. Адам Смит и его наследники стремились не к созданию экономической системы, а к описанию того, как экономика, по их наблюдениям, работает на самом деле; и, хотя их усилия были благородными и выдающимися и привели к большим открытиям, они допустили фундаментальную наблюдательно-философскую ошибку. Положив капиталистическую теорию на ошибочный фундамент материалистических вознаграждений и наказаний, а не на человеческую изобретательность, творчество и накопление мудрости, они совершили критическую ошибку, которая со временем усугубилась. Цель этой книги - исправить эту ошибку и восстановить экономику на четырех основополагающих истинах: Богатство - это знание. Рост - это обучение. Деньги - это время. Информация - это удивление.

 

Богатство - это знание

Я написал эту книгу, частично, на Гавайях, куда я приехал для окончательного редактирования вместе с моим консультантом и соавтором двух глав этой книги - экономистом Гейл Пули из Университета Бригама Янга на Гавайях. Среди тропического изобилия мы с женой и моим редактором Ричардом Вигиланте оказались в окружении богатых продовольственных ресурсов. Поблизости росли кокосовые орехи, на лужайке кудахтали куры, деревья макадамии рассыпали свои щедроты по траве, ананасы были в изобилии на полях, а рыба в изобилии водилась в близлежащем океане. Но мы даже не подумали о том, чтобы собирать кокосы и ананасы, ловить рыбу или сворачивать шеи цыплятам. Вместо этого мы проехали семь миль и поели в ресторане в Халейве, заплатив за обслуживание 147 долларов. Конечно, мы могли бы пойти в магазин и купить ингредиенты для салата "Кобб" с омаром и блюда из махи-махи, которые мы заказали, и приготовить их самостоятельно на домашней кухне. Но мы этого не сделали. Вместо этого мы обменяли наши деньги - результат наших знаний, которые мы использовали в информационных бюллетенях, книгах и выступлениях, - на знания владельца ресторана, поваров и официантов, чтобы они приготовили привлекательные блюда с прибылью для себя и по цене, которую мы считали справедливой. То, что мы, как люди, обменивали, было дифференцированным знанием, которое мы называем богатством.

По дороге в ресторан мы извлекли еще один экономический урок. Мы заправили нашу машину бензином, сделанным из нефти с 10-процентной примесью биотоплива этанола. Мы также проехали мимо массива гигантских ветряных мельниц, вырабатывающих электроэнергию, которая, возможно, когда-нибудь будет использоваться для электромобилей. Предполагается, что электроэнергия, вырабатываемая ветряными мельницами, устойчива, а нефть - нет. Но идея о том, что нефть не является устойчивым ресурсом, а ветер - является, выражает логическое заблуждение.

Считается, что ветер, как и солнечный свет, "бесплатен". Нефть считается дефицитной и даже "драгоценной", приближающейся к "пику" доступности. Но все виды энергии, по сути, бесплатны. На протяжении несметных веков нефть оставалась в основном под землей или просачивалась на поверхность, но человек не имел представления ни о ее ценности, ни о том, как ее добывать, не говоря уже о том, как перерабатывать ее в бензин, смешивать с предписанным политиками эликсиром этанола и транспортировать по всему миру на автозаправочные станции, которые могут продать ее желающим потребителям дороже, чем стоила ее переработка и транспортировка. Когда вы вставляете свою кредитную карту в бензонасос, на самом деле вы покупаете знания, которые делают эту операцию возможной.

Неважно, из какого материала - первобытного ли углерода, полученного от разлагающихся динозавров, просроченного ли зоопланктона и водорослей, или даже кукурузы для этанола. Атомы обильны и свободны; ими управляют физические и химические законы, регулирующие сохранение материи и энергии. Именно знания, начиная с химического машиностроения, добычи нефти, нефтепереработки, строительства станций техобслуживания, сетей грузоперевозок, производства микрочипов и всех аспектов цепочки поставок, делают возможной каждую заправку, которую мы воспринимаем как должное.

Адам Смит, первый великий экономист капитализма, назвал свой классический труд "Богатство народов". Он приписывал это богатство "разделению труда", когда разные люди сотрудничают, обменивая навыки и продукцию на деньги. Выделив разделение труда, Смит подошел дразняще близко к определению истинного источника богатства, которым является знание.

 

Рост - это обучение

Специализация, как при разделении труда, ускоряет обучение, и богатство наций развивается благодаря обучению наций.

Самым мощным двигателем глобального экономического роста за последние полвека является закон (Гордона) Мура о микрочипах, согласно которому их вычислительная мощность будет удваиваться каждые два года.

Закон Мура - это феномен обучения, связанный сложным образом с так называемой кривой обучения, в данном случае выражающейся в количестве транзисторных переключателей, которые можно соединить вместе на одном кусочке кремния размером с ноготь большого пальца. Идея кривой обучения была популяризирована в 1950-х и 1960-х годах Брюсом Хендерсоном из Boston Consulting Group и Биллом Бейном из Bain and Company. Теория кривой обучения предсказывает, что в рыночной экономике стоимость любого товара или услуги будет снижаться на 20-30 процентов при каждом удвоении общего количества проданных единиц. Применимо ко всему: от куриных яиц до километров грузоперевозок, от долларов страхового полиса до мест в самолете и строк программного кода, кривые обучения являются наиболее полно задокументированным явлением в экономике бизнеса.

Кривая обучения - это показатель того, насколько увеличивается объем знаний по мере того, как работники и менеджеры наращивают объемы производства и продаж, или, другими словами, по мере роста опыта и технической подкованности. Они учатся создавать лучше, быстрее и эффективнее, сокращая расходы.

Исследование Института Санта-Фе показало, что хотя закон Мура основан на времени, а не на производстве, по сути, он является кривой обучения. Причина, по которой закон Мура кажется уникальным - увеличение количества вычислений в секунду в миллион раз (и увеличение плотности памяти в 2 миллиарда раз) за пятьдесят лет - заключается в том, что объемы транзисторов на чипе росли беспрецедентными темпами. Кривая обучения ускорилась, когда промышленность перешла от обработки материи с помощью химических реакций - нагревания, давления и изменения фаз - к манипулированию материей изнутри с помощью микромира квантовой физики. Благодаря конкуренции, подражанию, исследованиям, экспериментам и инженерному гению полупроводниковая промышленность научилась уменьшать размеры транзисторов настолько, чтобы удваивать эффективность вычислений каждые два года.

Большинство людей, включая экономистов, рассматривают деньги как меру стоимости; и, конечно, деньги являются расчетной единицей, хранилищем стоимости, и средством совершения сделок. Огромная международная инфраструктура управляет их использованием по всему миру. Для определения их стоимости требуется огромная индустрия эконометрики, паритетов покупательной способности, индексов потребительских цен, дефляторов валового внутреннего продукта, измерителей производительности и других сложных процедур. К сожалению, в итоге получается неразбериха, или то, что я назвал "денежным скандалом".

Не понимая, что мы перешли в новую сферу за пределами капитализма, мировые центральные банкиры и правительства участвуют в бесполезном и извращенном процессе манипулирования деньгами во имя создания богатства. Результатом этого является затуманивание бизнеса и, следовательно, эрозия знаний - того самого богатства, к которому они стремятся.

В информационной теории экономики ценность проистекает из объема. Кривая обучения показывает, что объем способствует обучению, а знания, в свою очередь, создают богатство.

В 2022 году мировой валовой внутренний продукт (ВВП) впервые превысил годовой показатель в 100 триллионов долларов - и это произошло даже на фоне войны между Украиной и Россией, продолжающейся (пусть и остаточной) паники из-за пандемии и вопиющей государственной бесхозяйственности некоторых ведущих экономик мира. Кремниевые технологии являются далеко и далеко не самым важным инструментом этой экономики стоимостью 100 триллионов долларов, двигателем практически всего экономического прогресса. Большая часть ВВП в 100 триллионов долларов исчезла бы без них.

Является ли это богатство - все эти деньги - в каком-либо важном смысле материальными? Материальной основой кремниевой экономики, непрозрачной и прозрачной, кремниевых чипов и кремниевых оптоволоконных линий, является песок. Два других ключевых элемента в химическом составе чипа - кислород и алюминий. Короче говоря, то, что определяет большую часть стоимости мировой экономики в 100 триллионов долларов, не имеет ничего общего с нехваткой материалов и ничего общего с деньгами как таковыми. Это имеет отношение к знаниям.

Как заметил Гордон Мур, известный своим законом Мура, соучредитель корпорации Intel и один из ключевых изобретателей кремниевых устройств: «Кремний, кислород и алюминий в микрочипах - это три самых распространенных элемента в земной коре». Они дешевы, потому что они - грязь. Практически вся ценность полупроводниковой и оптической промышленности обусловлена знаниями, которые они воплощают, знаниями, накопленными со временем.

 

Деньги - это время

В сделках с ценными экономическими знаниями мы неизбежно обращаемся к роли денег. Когда мы платим за бензин или еду, мы предлагаем наличные или кредит в обмен на товар и услугу. Когда кто-то покупает недвижимость на берегу моря, он использует капитал для обмена. Когда работодатель нанимает сотрудника и покупает оборудование для своего бизнеса, он использует оборотный капитал. Когда экономисты суммируют всю эту экономическую деятельность и то, какую пользу она приносит каждому из нас, они называют ее богатством.

Успешные финансисты склонны считать свое богатство наградой за превосходные знания. Правительства, как правило, соглашаются с этим, хотя они обычно выступают против предполагаемого финансового легитимизма, "власти денег", "внутренней торговли" и "монополии", поскольку это оправдывает расширение их противодействующих бюрократических полномочий по увеличению регулирования и налогов, а также поручение центральным банкам печатать деньги десятками триллионов для государственного перераспределения и субсидий.

Подозрения в отношении "власти денег" носят глобальный характер. На Западе "устойчивое развитие" оказывается эффективным способом расширить возможности правительства в борьбе с предполагаемой хищностью энергетических компаний и подавить частное предпринимательство. В Китае они выпускают комиссаров "всеобщего процветания", чтобы запугать таких титанов предпринимательства, как Джек Ма из Alibaba и Пони Ма из Tencent.

Но вся эта озабоченность "властью денег" неуместна. Как я надеюсь доказать с помощью Гейла Пули, профессора экономики Университета Бригама Янга в Лайе, Гавайи, и Мэриан Тупи из Сент-Эндрюсского колледжа в Шотландии и Института Катона, деньги должны служить не волшебной палочкой для банкиров и политиков, а измерительной палочкой для предпринимателей. Наша цель - ниспровергнуть другую большую ошибку модной экономики: идею о том, что деньги - это товар, вещь, которая воплощает экономическое богатство, а не просто исчисляет его. Деньги, как мы покажем, - это мера времени. Деньги - это не то, что можно накапливать и чем можно манипулировать для достижения экономических целей; это мера изучения кривой времени, объема и стоимости.

Это не означает, что деньги - это просто прохождение часов и минут. Это не оптовое или аморфное время. Это символизированное время, заработанное в производственных процессах; чем больше мы производим за определенное время, тем большую ценность мы можем получить в обмен. По мере увеличения количества единиц продукции в час или минуту растет производительность - или время, которое можно посвятить другим целям.

Компания описывает это увеличение времени как денежную прибыль. Рабочий описывает это как увеличение денежной заработной платы. Но реальные деньги в конечном счете коренится в жетонах времени. Когда у вас заканчиваются деньги, на самом деле у вас заканчивается время, чтобы заработать больше денег. Время - измеряется ли оно скоростью света или продолжительностью жизни - является господствующим экономическим и физическим дефицитом, который регулирует измерение стоимости.

Пули и Тупи, опираясь на революцию временных цен, начатую Уильямом Нордхаусом из Йельского университета в 1972 году, и широко развитую впоследствии Джулианом Саймоном, показывают, что спрос - это продукт изобилия, а не дефицита. Это вариация закона Сэя о том, что предложение создает свой собственный спрос. Возьмем, к примеру, наш микрочип. При всем своем вкладе в экономический рост, сама индустрия микрочипов составляет чуть более шести десятых процента мировой экономики: 650 миллиардов долларов из 100 триллионов долларов. Если бы полупроводники стоили в десять раз дороже, экономист мог бы подсчитать, что они дали бы большую долю мирового ВВП, потому что он измерял бы их стоимость материально, деньгами . Но при десятикратной стоимости микрочипы не будут и на десятую часть полезнее. Их доля в общем ВВП не увеличится, а уменьшится.

Реальная отдача от полупроводников - это время, время, сэкономленное для других целей, включая другие продукты, которые могут быть произведены. Транзистор - это то, что мы назвали "определяющим изобилием" экономики, обеспечивающим наиболее эффективное и продуктивное использование других ресурсов. Время - единственный по-настоящему дефицитный ресурс - не транзисторы, стоимость которых сегодня приближается к миллиардным долям цента.

Экономический рост происходит благодаря обучению, накоплению знаний через опыт и фальсифицируемые эксперименты (включая прибыль и убытки на рынке, полигоне для предпринимательских экспериментов). Богатство - это знания, измеряемые деньгами, а время - это то, что остается дефицитным, когда все остальное становится изобилием. Время - это конечный измеритель производительности, экономической ценности и изобилия.

 

Информация - это сюрприз

Сюрприз - это само определение новой информации, а "теория информации" - это основа современных вычислений и коммуникаций, незаменимая наука для информационной экономики. Когда Клод Шеннон из Массачусетского технологического института создал теорию информации для американских военных, он сделал это для того, чтобы выяснить, как максимизировать связь по ограниченному каналу, будь то телеграф, телефон, радио или даже аварийные маяки. Первым шагом, как он показал, является экономия на самом сообщении, устранение всего лишнего. До появления радио корабли в море подавали друг другу сигналы с помощью флагов, на которых был, возможно, один символ. С помощью кодовой книги один или два символа могли превратиться в предложения с инструкциями. Шеннон понял, что в большинстве сообщений нужна только удивительная, непредсказуемая часть. Новая информация, на основе которой мы учимся, - это удивительная информация.

Любое правительство, которое понимает теорию информации (и информационную экономику) и хочет увеличить богатство своей страны, обеспечит свободный рынок - который является информационной системой спроса и предложения, прибыли и убытков, и кооперативных ценовых сигналов - настолько нерегулируемым, насколько это возможно, чтобы экономическая информация, новая информация, удивительная информация, свободно распространялась, увеличивая обучение и, таким образом, увеличивая производительность. Именно знания и инновации, которые появляются благодаря неожиданной информации, превращают материальные вещи, которых в природе много - продукты питания и волокна, топливо и руду - в богатство. Жизнь после капитализма - это экономика, ограниченная только конечным ресурсом Саймона, ограниченностью человеческого знания и творчества; или, говоря иначе, это экономика сверх избыточности по мере расширения информации и знаний.

ГЛАВА 2. Деньги - это время

Каждый год, начиная с 1986 года, Американская федерация фермерских бюро проводит опрос о стоимости ужина в День благодарения, включающего 16-фунтовую индейку и все необходимое: 14 унций начинки из кубиков, три фунта сладкого картофеля, фунт зеленого горошка, 1 фунт овощей, 30-унцевый тыквенный пирог, 12 унций свежей клюквы, 12 булочек, две формы для пирога, полпинты сливок для взбивания, галлон молока и несколько дополнительных продуктов.

Фермерское бюро отмечает, что хотя номинальная цена праздника Дня благодарения за 36 лет выросла на 70,1%, это в основном связано с монетарной инфляцией. В реальных долларах, с поправкой на инфляцию, цена Дня благодарения осталась практически неизменной.

Фермерское бюро считает это хорошей новостью, но есть и другие способы взглянуть на это. Потребительская база Америки за этот период значительно выросла в размерах и покупательной способности, а государственные субсидии фермерам составляли от 5 до 30 миллиардов долларов в год. Фермеры и сельскохозяйственные дистрибьюторы сделали огромные инвестиции в машины и транспорт, исследования и технологии, и все же Фермерское бюро считает, что с 1986 года наши отрасли производства и распределения продуктов питания находятся на беговой дорожке. Они не смогли повлиять на реальные цены на продукты питания. Может ли это быть правдой? Или мы неправильно измеряем цены?

Реальная цена, которую мы платим за что-либо, не лучше всего выражается в манипуляциях с государственными деньгами и небрежной корректировке инфляции. Реальная цена - это количество времени, которое требуется, чтобы заработать деньги для покупки товаров и услуг. Когда мы тратим деньги, мы тратим наше время, время, которое потребовалось нам, чтобы накопить деньги. Как показал нобелевский лауреат Йельского университета Уильям Нордхаус, из-за неучета времени преобладающие представления об экономической истории значительно недооценивали экономические достижения. Он доказал это, скрупулезно проанализировав, как люди производили свет на протяжении тысячелетий, от пещерных костров до вавилонских фитильных ламп, свечей, ламп накаливания и флуоресцентных ламп, и какой ценой.

В 1994 году Нордхаус написал эссе для Национального бюро экономических исследований. Она называлась «Отражают ли реальный доход и реальную заработную плату реальность? История освещения показывает, что нет». Нордхаус заключил:

Одна современная 100-ваттная лампа накаливания, горящая в течение трех часов каждую ночь, производит 1,5 миллиона люмен-часов света в год. В начале прошлого века [1800] для получения такого количества света потребовалось бы сжечь 17 000 свечей, и среднему работнику пришлось бы трудиться почти 1 000 часов, чтобы заработать доллары для покупки свечей. В современную эпоху, при использовании компактной люминесцентной лампы, на 1,5 миллиона люмен в час потребуется 22 киловатт-часа, которые средний рабочий может купить примерно за 10 минут работы [в 1990 году], или в шесть тысяч раз меньше. Для экономистов, которые обратили на это внимание, исследование Нордхауса стало сменой парадигмы. Как я писал в журнале "Знание и власть" в 2013 году, экономисты ошибались, потому что «они концентрировались на денежных ценах, а не на реальных затратах труда - сколько часов работники должны были трудиться, чтобы купить свет».

Однако одна из очевидных трудностей подхода Нордхауса заключается в том, что он не масштабируем. Никто не может оценить "истинное" влияние всех бесконечных изменений и усовершенствований товаров и услуг современной экономики. Но сделать исследование Нордхауса масштабируемым - это именно то, над чем работали мои любимые экономисты Гейл Пули и Мэриан Тупи, заменив чрезвычайно подробные расчеты Нордхауса одним простым уравнением. Разделив номинальные цены на номинальную заработную плату, они объединили в одном числе два ключевых эффекта инноваций: рост заработной платы и снижение издержек.

Если мы проверим это на примере обеда в День благодарения, разделив номинальную денежную цену на почасовую зарплату, чтобы получить цену времени в часах и минутах, то цена обеда в День благодарения с 1986 года снизилась на 29,7 процента для неквалифицированного работника и на 31,5 процента для квалифицированного "синего воротничка". Тем не менее, для каждого конкретного работника даже эти цифры обманчивы. Неквалифицированные работники, как правило, не остаются неквалифицированными на протяжении всей своей карьеры. Подавляющее большинство таких работников поднимаются в средний класс.

Если предположить нормальное продвижение по службе и кривую обучения, то обед на День благодарения, который в 1986 году стоил 32,9 минуты для неквалифицированного рабочего, в 2021 году обойдется ему всего в 9,2 минуты, если предположить, что этот рабочий достиг статуса квалифицированного "синего воротничка". Цена его времени снизилась более чем на 70 процентов.

Используя свое уравнение, Тупи и Пули смогли продемонстрировать, что на протяжении более чем полутора веков, измеряемых по ценам на время - количество покупаемой продукции на единицу времени, затраченного на труд - изобилие ресурсов росло со скоростью 4 процента в год. Это означает, что каждые пятьдесят лет так называемые природные ресурсы реальной экономики увеличиваются примерно в семь раз. Везде, где предприниматели могут свободно создавать и продавать свои изобретения, цены на время падают. Цены времени показывают, что в течение первых двадцати лет этого века экономика Китая росла в среднем более чем на 10 процентов в год в условиях режима экономической либерализации.

У каждого человека, будь то богатый или бедный, в сутках всего двадцать четыре часа. Но по мере снижения цен на время наибольшую выгоду зачастую получают бедные люди. Вместо того чтобы тратить почти каждый час бодрствования на охоту и собирательство (буквально или метафорически), они получают возможность "специализироваться как производители" и "диверсифицироваться как потребители". Например, как показано в книге Тупи и Пули "Сверхизбыток", цена времени на приобретение риса, достаточного для дневного рациона в Индии, снизилась с семи часов в 1960 году до менее часа сегодня. Цена времени на приобретение сопоставимого количества пшеницы в Индиане снизилась с часа до 7,5 минут. Индийский крестьянин получил шесть часов и две минуты, чтобы заняться другими делами, в то время как покупатель пшеницы в Индиане получил около 52 минут. От такого экономического прогресса выигрывают все, но больше всего выигрывают бедные.

Используя данные Тупи и Пули, мы также можем убедиться, что ресурсы и энергия не иссякают, рост населения не является "неустойчивым", а так называемое "изменение климата" не сеет хаос по всему миру. Тупи и Пули показывают, что хотя с 1980 года содержание углекислого газа в атмосфере увеличилось на 22 процента, последствия этого не были ни экологически токсичными, ни экономически катастрофическими: мировая экономика выросла на 518,98 процента, и в этом измерении - постоянно растущее изобилие ресурсов продовольствия и других товаров и услуг.

Нигде в этих временных ценах нет никаких признаков снижения уровня жизни среднего класса или уменьшения покупательной способности. Любой американский упадок носит скорее культурный и семейный характер, чем экономический. Но американцы всех классов, если они заняты семьей и продуктивной работой, живут лучше, чем когда-либо.

В 1935 году известный британский экономист Лайонел Роббинс подвел итог двум столетиям экономической мысли, определив экономику как науку о дефиците: «Экономика... изучает поведение человека как взаимосвязь между целями и ограниченными средствами, которые имеют альтернативное применение». (Большинство экономистов до сих пор думают именно так, но они ошибаются).

Их ошибка дорого обошлась в прошлом, и под видом "устойчивости" может оправдать ужасные действия в будущем. Борцы за устойчивое развитие являются сторонниками исторически дискредитированной концепции преподобного Томаса Мальтуса о фатальном конфликте между геометрическим ростом населения и линейным ростом запасов продовольствия для его поддержания. В 1798 году Мальтус заявил, что рост населения в конечном итоге "неустойчив" в условиях ограниченности ресурсов Земли.

Как отмечает Мэтт Ридли, автор книги "Рациональный оптимист", "Во время великого ирландского голода Чарльз Тревельян, помощник секретаря казначейства в Лондоне, который был учеником Мальтуса, назвал голод "эффективным механизмом сокращения избыточного населения", добавив: «Высшая мудрость воспитала постоянное добро из преходящего зла».

После Второй мировой войны знаменитый философ и математик Бертран Рассел вновь поднял вопрос о перенаселении как о глобальном кризисе. Он заметил, что в качестве средства борьбы с ростом населения даже война оказалась "разочаровывающей". Он мрачно предположил, что в будущем "возможно, бактериологическая война окажется более эффективной".

В конце 1970-х годов экономист из Беркли Пол Эрлих продолжил эту мрачную кампанию своим бестселлером "Бомба для населения", в котором он предсказал глобальный голод, если население Земли не будет сокращено вдвое. Он признавал: "Операция потребует принятия многих, очевидно, жестоких и бессердечных решений. Боль может быть сильной". Но, по его мнению, это будет «принуждение во имя благой цели».

Ридли отмечает, что эта логика "цель оправдывает средства" использовалась уже много раз: «Калифорнийские программы принудительной стерилизации в 1920-х годах, массовые убийства в Германии в 1940-х годах, полупринудительная стерилизация в Индии в 1960-х годах и китайская политика одного ребенка в 1980-х годах - все они оправдывали огромные страдания на том основании, что они принесут пользу будущим поколениям». Конечно, они не принесли пользу будущим поколениям; они уничтожили будущие поколения.

Вера в неизбежный конфликт между растущим населением планеты и скудными планетарными ресурсами поражает мировых политиков, одурманивает большую часть мировой экономики, деморализует молодых матерей, наводит уныние на будущее человечества и побуждает к пустым глобальным кампаниям за "устойчивое развитие".

Но Пули и Тупи доказывают, что устойчивость сама по себе неустойчива. Они показывают, что с 1980 по 2020 год, в то время как население выросло на 75%, временные цены на пятьдесят основных товаров, поддерживающих жизнь, упали на 75%. Это означает, что на каждый прирост населения глобальные ресурсы увеличивались в восемь раз. Они выдвигают аргумент Джулиана Саймона о том, что единственным значимым дефицитом является человеческая жизнь. Люди не являются бременем для ресурсов; они - главный ресурс. Пули и Тупи превращают экономику из "мрачной науки о дефиците" в искупительную науку о высвобождении творческого потенциала человека для создания изобилия, где единственным ограничением является время.

То, что остается дефицитным, когда все остальное становится изобилием, - это наши минуты, часы, дни и годы. Время - единственный ресурс, который нельзя переработать, сохранить, продублировать или восстановить. Цены на время рассчитывают количество часов и минут, необходимых для того, чтобы заработать деньги на покупку товаров и услуг. В отличие от денежных цен, цены времени однозначны и универсальны. Все другие цены являются круговыми, измеряя стоимость измеряемыми стоимостями, товары - товарами, рыночные капиталы - денежными рынками, в то время как цены времени признают, что деньги - это всего лишь устройство, позволяющее перевести нехватку времени в транзакции и оценки как токенизированное время. Вне этой неизбежной реальности цены субъективны.

Мера цены времени трансформирует и уточняет практически все экономические расчеты и предположения, от темпов экономического роста до веса долга, степени неравенства, воздействия углекислого газа на атмосферу и уровня истинных процентных ставок.

Как показывают Тупи и Пули, во всем мире с 1980 по 2022 год работники смогли купить на 300 процентов больше товаров и услуг за свои часы и минуты. Сельскохозяйственные и морские товары, включая чай и кофе, креветки и лосось, стали дешевле на 80 процентов. Нет необходимости вычислять физическую эффективность и доходность каждого товара в корзине. Достаточно подсчитать часы и минуты работы и разделить их на любой денежный показатель соответствующей части экономики.

Это прорыв, но это еще только начало мудрости.

Цены на время показывают, что экономический прогресс продолжается гораздо быстрее, чем предполагают экономисты. Реальные процентные ставки, измеряющие реальную среднюю отдачу от затрат времени, не упали в отрицательную область, как будто время может двигаться назад, а остаются на уровне 3-4 процентов. И Китай растет быстрее, чем утверждает даже Коммунистическая партия. Это означает, что Китай с его радикально более низкими государственными расходами (менее 20 процентов ВВП), чем в США (37 процентов ВВП), возможно, до сих пор обеспечивал более свободную среду для бизнеса. При более низких налоговых ставках и более низких государственных расходах как доли ВВП Китай может увеличить свои фактические государственные расходы быстрее, чем любая другая страна в мире, хотя однопартийная политика Китая может в конечном итоге убить золотого гуся.

Используя работу Пули и Тупи, мы можем опровергнуть семь гипотез, часто выдвигаемых в дебатах о политической экономии.

Глобализация плоха для США, но почему-то хороша для Китая и других авторитарных государств. Цены времени показывают, что обе страны получили огромную выгоду.

Мировой экономический рост замедляется с 1980 года. Временные цены не дают никаких доказательств значительного замедления экономического роста за пределами Великой рецессии 2008 года.

Технологические инновации переживают глобальный спад. Цены времени объединяют два измерения выгод от инноваций в одном числе - затраты и доходы - и демонстрируют продолжающийся рост инноваций.

Торговый разрыв нанес определенный ущерб экономике и среднему классу США, и его необходимо кардинально "исправить". По мере роста торгового разрыва цены на время резко упали. Экономический рост увеличивается примерно пропорционально торговле, умноженной на цены времени, независимо от "баланса" между счетами товаров и услуг и счетами капитала.

Низкие или отрицательные реальные процентные ставки вызывают "пузыри" в экономике и на фондовых рынках и дисбаланс, который необходимо кардинально исправить. С поправкой на манипуляции с деньгами и сутяжничество центральных банков реальные процентные ставки остаются на нормальном уровне. Центральные банки не могут существенно повлиять на реальные ставки, измеряемые временными ценами.

Дефицит США, превышающий триллион долларов, предвещает будущий экономический кризис. Как показывают временные цены, экономический рост США остается устойчивым, и, если его не подорвать торговыми войнами, политическими сбоями в цепочке поставок, пагубным повышением налогов или чрезвычайным социализмом, он может поддерживать большой дефицит.

Навес мирового долга в 250 триллионов долларов является совершенно неустойчивым и в какой-то момент приведет к инфляционному взрыву. Экономический рост в мире продолжается на уровне примерно 5,05%, удваивая экономику каждые 14,07 лет. Если Соединенные Штаты не остановят рост мировой торговли войной или протекционизмом, не задушат прогресс высокими налоговыми ставками или чрезмерным регулированием своего технологического сектора, то навес долга вполне управляем.

Расширение мировой торговли и экономической свободы создало золотой век для мировой экономики. Для поддержания этого золотого века, однако, нам нужна экономика, которая резонирует с фактами наблюдаемого изобилия. Несмотря на свое изобилие, капитализм никогда не мог защитить себя от социализма. Главным образом потому, что, какими бы ни были различия в их политике, их метафизика была идентичной.

Капиталистическая теория, по крайней мере, начиная с Адама Смита, покоится на том же материалистическом суеверии, которое поддерживает социализм. Материалистическое суеверие заключается в том, что богатство состоит из вещей, а не мыслей, из накопленного капитала, а не накопленных знаний - что люди в основном потребители, а не творцы, рты, а не умы. Капиталистическая теория остается связанной языком, который не может избежать тех же самых материалистических и детерминистских предпосылок социализма. Эти предпосылки в корне искажают не только содержание, но и саму цель экономической мысли.

Капитализму нужна экономическая теория, которая не только объясняет экономический рост, но и оправдывает его, которая основана на истине, что экономический рост последних веков был достигнут не за счет опустошения "природных" ресурсов, а за счет их регенерации, не за счет накопления материи, а за счет замены ее разумом, не за счет растраты энергии, а за счет более изобретательного ее использования, что мы накапливаем богатство не за счет кражи у земли, а за счет пополнения накопленных человечеством знаний. Именно изобретательность человека создает экономический рост и богатство.

 

ГЛАВА 3. Миф об экономическом человеке

Критики капитализма и почти все его защитники согласны с тем, что капитализм - это, по сути, система стимулов. В 2021 году тележурналист и колумнист Джон Стоссел рассказал о дебатах между ветераном экономики предложения Дэном Митчеллом из Центра свободы и процветания и Робертом Райхом, бывшим министром труда при президенте Билле Клинтоне, а ныне профессором Беркли. Митчелл утверждал, что миллиардеры являются признаком успеха капиталистической системы, говоря: "Я надеюсь, что у нас появится сто новых супермиллиардеров, потому что это означает, что сто новых людей придумали, как сделать нашу жизнь лучше".

Райх осудил этот аргумент во имя равенства и призвал к программе "ликвидации миллиардеров" с помощью "налога на богатство", который для достижения своей цели должен быть конфискационным. Он отрицает, что это оттолкнет сверхбогатых людей от инвестиций и инноваций. "Предприниматели, такие как Джефф Безос, были бы так же мотивированы 100 или даже 50 миллионами долларов", - сказал он.

Митчелл, казалось бы, соглашаясь с материалистической стимулирующей моделью экономики Райха, отрицал, что стимулы были бы достаточно велики, если бы Райх добился своего: при уменьшении доходов и богатства на сотни миллионов, возможно, миллиардеры "просто успокоятся... уйдут на пенсию, отправятся на яхте вокруг света... будут потреблять вместо того, чтобы экономить и производить".

Большинство экономистов, таких как Митчелл и Райх, рассматривают капитализм как механизм, управляемый материальными вознаграждениями и наказаниями: человек - homo economicus, рационально рассчитывающий свои интересы на основе гедонистической калькуляции удовольствия и боли.

Но хотя материальные стимулы могут мотивировать поведение человека, они не имеют ничего общего с инновациями, которые стимулируют экономический рост. Каждый бомж в приюте для бездомных может стремиться к богатству Форда или Рокфеллера, Гейтса, Безоса или Джобса. У всех одинаковые нейронные системы и ориентация на удовольствие и боль. Но какие бы богатства вы ни предлагали, если только эти бомжи не являются скрытыми гениями с огромным творческим потенциалом, впечатляющей трудовой этикой и горячим желанием учиться и применять знания, они не превратят свой новообретенный капитал в создание Model T и не распространят его на новую транспортную экономику, нефтяную промышленность или компьютерную операционную систему и интернет.

При капитализме капитал перемещается не к тем, кто может его лучше всего потратить, а к тем, кто может лучше всего его расширить. Расширение богатства иобогащение многих жизней зависит от знаний и обучения, а не от простых стимулов. Рассматривая капитализм в первую очередь как систему стимулов, управляемую материальными вознаграждениями и наказаниями, преобладающая экономика упускает из виду то, что действительно является движущей силой экономического роста - творчество, знания и обучение, и не дает простого способа ответить на обвинения социалистов в жадности. Модель стимулов подразумевает, что проблема экономики заключается в мотивации людей к созданию богатства, а не в том, чтобы дать им возможность сделать это.

Это ошибочное понимание того, как создается богатство, объединяет экономистов-либертарианцев, экономистов, ориентированных на предложение, и экономистов-социалистов. Все они в той или иной форме отражают традиционное экономическое мышление. Все они ошибаются.

Либертарианец считает, что, следуя материалистическим стимулам, люди создадут "спонтанный порядок", в котором каждый будет более свободным и реализованным, а государственные правила и нормы будут нужны лишь в минимальной степени.

Стимулы настолько сильны в стимулировании роста, что люди будут платить больше налогоплательщикам при более низких налоговых ставках, чем при более высоких, инвесторы будут накапливать капитал для получения все более высоких доходов, и даже государственные расходы будут процветать.

Левые профессора хотят создать систему стимулов, ориентированную на такие цели, как равенство, справедливость, демократия, равные условия, справедливость для меньшинств, бесплатные услуги, такие как здравоохранение, образование, жилье, гарантированные доходы, экологическая устойчивость для защиты планеты, и все это в соответствии с планами, разработанными научно подготовленными экспертами и идеалистами.

Либертарианец стремится к минимальному государству, сторонник предложения - к благоразумно благодетельному государству, а социалист - к управленческому и научному государству. Все они - от Торговой палаты США до Коммунистической партии Китая - согласны с тем, что экономика функционирует за счет поощрений и наказаний граждан.

И поэтому экономисты всех мастей сосредотачиваются на предсказуемой, по их мнению, реакции homo economicus на стимулы. Эффективный рынок соответствует "закону одной цены" в режиме "совершенной конкуренции". При таком эффективном режиме рыночные экономисты считают, что рынки стремятся к равновесию на основе спроса и предложения. Однако эта модель не может объяснить неожиданности, которые приводят к инновациям, росту и процветанию, и кривые обучения, которые ускоряют их.

Когда Адам Смит основал экономическую науку, его моделью была ньютоновская физика, с фиксированной точкой - в случае Ньютона, гравитация (или в экономике, равновесие спроса и предложения) - где изменение направления невозможно без применения силы (стимулов) и где каждое действие имеет предсказуемую и необходимую реакцию. Современные экономисты добавили новые схемы из дарвиновской и неодарвиновской биологии, химии и физики. Они представили всю Вселенную с ее звездными громадами, черными дырами, множеством планет, первичными пребиотическими супами, зарождением жизни и, наконец, человеческими популяциями как результат инертных материальных причин. Они считали, что только так их наблюдения могут обрести достоинство науки.

Экономист свободного рынка Фридрих Хайек считал, что экономика развивается снизу вверх с той же неуправляемой спонтанностью, что и биологические системы. Нобелевский лауреат либеральный экономист Пол Кругман ссылался на ту же идею в своем раннем тексте "Самоорганизующаяся экономика". Идея заключается в том, что экономика возникает естественным образом, достигая сложности и равновесия под влиянием стимулов, точно так же, как биологические экосистемы развиваются на основе собственных стимулов, эгоистичного гена, выживания сильнейшего. Материалист стремится объяснить Вселенную тем, что он может увидеть и измерить, но отвергает идею о том, что за этим стоит некий творческий замысел; все должно быть результатом детерминированных материальных сил.

В то время как мы можем легко наблюдать и описывать стимулы на работе, творчество практически не поддается наблюдению, за исключением его последствий. Мы знаем, почему мы предпочитаем дешевые цены дорогим, или более высокие зарплаты более низким. Но гораздо труднее представить себе каскады изобретений и инноваций, которые делают эти вещи возможными. Поэтому мы сводим все это к реакции на стимулы.

Такое понимание стимулов, разделяемое почти всеми современными экономистами, параллельно дарвиновскому представлению о человеческом разуме как продукте стимулов естественного отбора, которые благоприятствуют определенным случайным мутациям. Проблема дарвиновской теории в том, что она тавтологична. Выживает то, что приспособлено; выживает то, что приспособлено. Такой тавтологический редукционизм преследует и современную экономику. В результате она мало что говорит нам об идеалах, стремлениях и моделях поведения, способствующих хорошему и продуктивному обществу, где процветает творчество, развивается обучение и изобилует богатство.

Подобно тому, как Дарвин отрицал, что Бог был творцом или "разумным дизайнером" мира (который вместо этого был результатом слепых, материалистических сил), большая часть современной экономической науки отрицает, что разумное проектирование или создание возможно даже человеческими существами, действующими в мире. Изображая предпринимателя как простого разведчика возможностей, арбитражера или сборщика доступных химических элементов, экономическая теория не может объяснить изобретение радикально новых товаров и услуг. Ее взгляд на экономическую экспансию ограничивается "накоплением капитала" или ростом населения. Она фокусируется на жадности, а не на творчестве, на конкуренции с нулевой суммой за скудные существующие материальные ресурсы, а не на человеческой изобретательности, которая порождает изобилие.

Этот материалистический взгляд является оправданием социализма (и теории устойчивого развития), даже если он препятствует созданию нового богатства. Как ни странно, современные экономисты склонны игнорировать самое поразительное экономическое развитие нашего времени. Речь идет о теории информации, которая привела в движение высокотехнологичную революцию в области компьютеров и коммуникаций. Решающим в теории информации, разработанной Клодом Шенноном из Массачусетского технологического института, было отделение содержания от проводника - информации от средства ее передачи. Для передачи высокоэнтропийных (непредсказуемых) сообщений необходим носитель с низкой энтропией (предсказуемый). Шеннон определил информацию как неожиданные биты, или "новости", и рассчитал их прохождение по "каналу" по сложным логарифмическим правилам. Этим каналом может быть провод или другой путь через пространство, или передача информации через промежуток времени, как в эволюции.

Этот принцип отделения содержания от канала лежит в основе всей компьютерной науки через концепцию универсальной вычислительной машины. Машина Тьюринга" - это идеализированный компьютер, который может быть создан из любого доступного материала, от пляжного песка до шариков, от микрочипов до спичечных палочек. Тьюринг ясно дал понять, что суть компьютера заключается не в его материальной субстанции, а в архитектуре идей.

Компьютер предлагает непреодолимое препятствие для материалистического суеверия. В компьютере, как показывает теория информации, содержание явно не зависит от его материального субстрата. Никакие возможные знания о материалах компьютера не могут дать никакой информации о реальном содержании его вычислений. Можно целый день разглядывать внутренности компьютера через микроскоп или созерцать полный перечень его компонентов, но так и не получить никакого представления о его выводах. Неспособность чисто физических теорий о канале объяснить информацию, которую он несет, отражает шенноновскую меру "новости". Информация определяется своей независимостью от физической детерминации: если информация определяется каналом, по которому она проходит, то она предсказуема и, следовательно, по определению не является информацией.

Чтобы что-то было информацией, оно должно отличаться от материала, из которого оно состоит или который его передает. Информация стоит на первом месте: она регулирует материальный мир, а не наоборот. Начало Евангелия от Иоанна Богослова фактически является центральной догмой информатики, экономики и самой настоящей науки: в начале было Слово.

Когда эта мысль впервые пришла мне в голову в 1990-х годах, я все еще был амбивалентно светским интеллектуалом. Но после пятидесяти пяти лет изучения и написания статей о науке и технике я могу подтвердить этот принцип эмпирически. Практически в каждой технической области сегодня - от квантовой теории и молекулярной биологии до информатики и экономики - практики и теоретики все чаще и чаще обращаются к слову.

У нее много имен: логос, логика, биты, байты, математика, программное обеспечение, знание, синтаксис, семантика, код, план, программа, последовательность, дизайн, алгоритм, кубит, а также вездесущее "информация". В каждом случае информация не зависит от ее физического воплощения или носителя. Биологи обычно размывают информацию в скользкой синекдохе ДНК, материальной молекулы, и подразумевают, что жизнь - это биохимия, а не обработка информации. Но дезоксирибонуклеиновая кислота, на которой написано слово, сама по себе словом не является. Подобно листу бумаги или чипу памяти компьютера, ДНК несет сообщения, но ее химический состав не имеет отношения к содержанию. Нуклеотидные "основания" формируют "слова" без помощи связей с обрамляющей их спиральной сахарно-фосфатной основой. Генетические слова диктуются химией их каркаса не больше, чем слова в "Эрудите" определяются химией их деревянных стоек или силой тяжести, которая их удерживает.

Эта реальность выражает ключевую мысль Фрэнсиса Крика, нобелевского лауреата, сооткрывателя двухспиральной структуры ДНК. Крик изложил и закрепил то, что он назвал "центральной догмой" молекулярной биологии. Эта центральная догма показывает, что влияние может идти от расположения нуклеотидов на молекуле ДНК к расположению аминокислот в белках, но не от белков к ДНК.

Когда в начале двадцатого века выяснилось, что атом - это не "массивная нерушимая частица", как представлял себе Исаак Ньютон, а сложная арена квантовой информации, классическая физика начала разрушаться. Контрапунктом атома в физике является клетка в биологии. Оказалось, что биологическая клетка - это не "простой комок протоплазмы", как считалось долгое время, а микрокосмический процессор информации и синтезатор белков со скоростью суперкомпьютера. На сайте после этого открытия рушится и устоявшаяся биология дарвиновского материализма.

Ни одна эволюционная теория не сможет преуспеть, если не столкнется с клеткой и словом. В каждой из примерно 15 триллионов клеток человеческого тела слова жизни проносятся через нашу нервную систему со скоростью, совершенно не сравнимой со скоростью передачи данных всех суперкомпьютеров мира. Чтобы собрать около 500 аминокислотных единиц в каждую из триллионов сложных молекул гемоглобина, которые переносят кислород из легких в ткани организма, требуется в общей сложности около 250 пета-операций в секунду. (Пета - это десять в пятнадцатой степени.) Затрачивая всего лишь нановатты энергии, это быстрее, чем скорость обработки данных суперкомпьютерами, которым требуются миллионы ватт.

Однако, ограничиваясь информационными функциями, компьютерные модели клеток выполняют лишь начальные шаги по расшифровке ДНК и цифро-аналоговому преобразованию информации. Модели не способны совершить другие подвиги клетки, начиная с синтеза белковых молекул на основе кода, а затем изысканно точного складывания белков в точную форму, необходимую для их объединения в функциональные системы. Просто моделирование - ни в коем случае не выполнение - этого процесса синтеза белка и "плектики" обоснованно провозглашается AlphaFold от Google величайшим прорывом искусственного интеллекта и машинного обучения.

У материалистов есть несколько ответных аргументов, чтобы отрицать главенство слова. Все они могут быть сведены к попытке подчинить себе слово, сведя его к физической функции. Подобно кружащимся тиграм из детской сказки, рекурсивные петли имен для слова гоняются за своими хвостами по древу жизни, пока на дне не остается только мутная лужа того, что К. С. Льюис назвал "ничего маслянистого". Это был способ Льюиса подытожить позицию публичных ученых, которые заявляют, что "жизнь", или мозг, или вселенная - это "ничто иное, как" материя в движении.

Так, Марвин Мински из Массачусетского технологического института знаменито утверждал: "Мозг - это не что иное, как "мясная машина". В своей книге "ДНК: Секрет жизни" (2003), сотрудник Крика Джеймс Уотсон упорно настаивал на том, что открытие ДНК "доказало", что жизнь - это «просто химия и физика». То есть, попросту говоря, "ничего масляного": эпистемология плоской вселенной, ограниченной тем, что технологи называют "физическим уровнем", самым нижним из семи уровней абстракции в информационных технологиях, между кремниевыми чипами и кварцевым волокном внизу и программами и контентом наверху.

Однако после ста или около того лет попыток философского выравнивания выяснилось, что Вселенная упрямо иерархична: слово наверху, а материя внизу. Как бы ни пытались отрицать это редуктивные науки, в конце концов им придется признать эту неумолимую реальность. Теперь мы знаем, что никакое накопление знаний о химии, биологии и физике не даст ни малейшего представления о происхождении жизни, процессах вычислений, источниках сознания, природе интеллекта или причинах экономического роста.

Как отметил в 1961 году известный химик Майкл Поланьи, все эти области зависят от химических и физических процессов, но не определяются ими. 9 Основная ошибка материализма в целом и дарвиновского редукционизма в частности заключается в том, что они являются мыслями, отрицающими мысль. Мысль не материальна. Слово нельзя свести к химическим и физическим процессам, и попытка упрямой материалистической науки сделать это не что иное, как фарс. Как сказал лауреат Нобелевской премии биолог Макс Дельбрюк (получивший образование физика), попытка нейробиологов объяснить мозг как просто мясо или материю «напоминает мне попытку барона Мюнхгаузена вытащить себя из болота, потянув за собственные волосы».

В 1931 году Курт Гёдель, возможно, выдающийся математик двадцатого века и близкий коллега Альберта Эйнштейна, опубликовал свою теорему о неполноте. Она продемонстрировала, что каждая логическая система, включая математику, зависит от предпосылок, которые она не может доказать. Эти предпосылки не могут быть продемонстрированы внутри или сведены к самой системе. Они находятся вне системы.

Опровергая самоуверенные заявления Бертрана Рассела, Альфреда Норта Уайтхеда и Дэвида Гильберта о том, что вся математика может быть подчинена механическому разворачиванию правил символической логики, "доказательство Гёделя" стало кульминационным моментом в современной мысли. После Гёделя все исследователи на границах природы и экономики должны столкнуться с бесполезностью изгнания "веры" из "науки". От физики и нейронауки до психологии и социологии, от математики до экономики, каждый научный вывод, который мы делаем, основан на нашей вере в логические предпосылки, которые мы не можем доказать.

Математик Грегори Чайтин показал, что биология не может быть выведена из физики или химии; физические и химические законы содержат гораздо меньше информации, чем биологические явления, которые мы наблюдаем. Алгоритмическая теория информации Чайтина демонстрирует, что вся биология несводимо сложна, так же как математические аксиомы в конечном итоге несводимы. Слово эпистемологически выше химических и физических правил и использует химию и физику в своих целях. Как сказал мне выдающийся химик Артур Робинсон: "Использовать физику и химию для моделирования биологии - все равно что использовать блоки Lego для моделирования Всемирного торгового центра". Этот инструмент просто слишком груб.

В двадцать первом веке слово - любое имя - первично. Как и в "центральной догме" Крика, утверждающей приоритет ДНК над белками, слово само по себе не является вершиной иерархии, не является самой высокой ступенькой на лестнице эпистемологии. Где бы мы ни встречали информацию, она исходит от разума. Если вывести иерархию за пределы слова, то центральная догма гласит, что слово подчинено разуму. Разум может порождать слова и придавать им смысл, но слова сами по себе не могут породить разум или интеллект. Коды ДНК могут служить основой для создания мозга, но мозг как совокупность белков не может породить информацию в ДНК. Везде, где есть информация, будь то в бизнесе или экономике, есть предшествующий интеллект.

Классическая экономическая аналогия между стимулами и силами вселенной Ньютона позволила создать экономику спонтанного порядка. Спонтанный порядок делал ненужным порядок, созданный людьми. Он сводит к минимуму необходимость в активном разуме. Классический либерализм Адама Смита и австрийская экономическая школа в лице Фридриха Хайека считали, что навязанный правительством порядок регулярно, пусть и непреднамеренно, создает хаос и разрушает богатство; они полагали, что это происходит потому, что правительство нарушает спонтанный порядок, равновесие спроса и предложения. Теория спонтанного порядка была использована для борьбы с правительствами, склонными слишком много думать. Хайек понимал, что государственное планирование и регулирование может нарушить поток информации на свободном рынке. Но что он, возможно, не до конца понимал, так это то, что экономические стимулы не могут ни объяснить творчество, ни породить его, так же как физика не может породить биологию.

Дэвид Берлински, пишущий о развитии теории неполноты в математике, утверждал: «Возможно, что огромные разделы нашего опыта могут быть настолько богаты информацией, что навсегда останутся за пределами теории и останутся просто тем, что они есть: уникальными, невыразимыми, непостижимыми, несводимыми». Это великолепное, хотя и суровое, правило иерархии, превосходства веры, слова и разума над материальным. Принятие его ведет ко все более глубокому пониманию не только экономики, но и всей жизни, сознания, космоса и творения.

Творчество, воображение - порождение неожиданностей, будь то в виде проверяемой гипотезы или эпической поэзии - логически предшествует стимулам. Без видения того, что может быть, зачем вообще стремиться? Информационная теория экономики отражает реальность экономики, и в процессе она навсегда изгоняет Маркса, изгоняя классовую борьбу как политический принцип, материализм как философию управления и жадность как экономический мотив. Это действительно то, как устроен мир.

ГЛАВА 4. Рост - это обучение

Рост происходит благодаря обучению, приобретению новых знаний через встречу с информацией, определяемой как открытие или удивление. Это процесс с потерями, и чистый выигрыш неуловим для экономистов, пытающихся его измерить. Но это единственный реальный источник экономического роста.

Однако для того, чтобы способствовать росту, мы должны иметь возможность проверить, является ли то, что мы узнали, истинным или хотя бы полезным. Согласно великому парадоксу Карла Поппера, чтобы считаться даже потенциально истинными, любые научные гипотезы должны быть сформулированы таким образом, чтобы их можно было "фальсифицировать". То, что нельзя опровергнуть, нельзя считать доказанным или даже доказуемым.

Карвер Мид, профессор физики и инженерии Калтеха, исследователь и знаменатель закона Мура о микрочипах, рассказал о том, как проницательность Поппера применялась в его классах:

В моей исследовательской группе мы собирались раз в неделю. И первое, что мы всегда делали, это то, что мы называли "исповедь", потому что было абсолютно необходимо, чтобы, если вы провели эксперимент, который не сработал, вы поделились этим с другими людьми. Вот почему это называлось "исповедь", потому что обычно люди не хотят говорить о том, что не работает. Но на самом деле именно тогда вы учитесь.

Если это вещь, которая не подходит, это информация. Если она делает то, что вы думали, вы ничему не научились. Поэтому, если вы собираетесь быть в этой группе, вы просто обязаны, когда вы получаете что-то, что не работает, поделиться этим.

Если вы разобрались с проблемой, вы можете поделиться тем, каким было решение. А если вы не разобрались, очень часто кто-то скажет: "А может, это бла-бла-бла?". И это может направить вас на путь, который решит проблему, но информация всегда есть.

Бизнес-проекты в экономике - это то же самое, что эксперименты в научной лаборатории. Рынок играет роль фальсификации или подтверждения через прибыли и убытки, успех или банкротство. Это то, что бизнес-консультанты и экономисты называют "кривой обучения". Большую часть своей профессиональной жизни я изучал кривые обучения.

Сначала, однако, я неправильно понял эти кривые как эффект стимулов. Затем я принял их за эффект физики полупроводников, микрочипов и других технологий.

Например, в моей книге "Богатство и бедность", в которой представлена философия экономики предложения, я объяснил и прославил кривую Лаффера - демонстрацию экономиста Артура Лаффера о том, что низкие налоговые ставки обычно приносят правительству больше доходов, чем высокие. Более низкие налоговые ставки увеличивают доходы, так я полагал, за счет создания стимулов для предпринимателей делать креативные инвестиции, а не придумывать хитроумные схемы ухода от налогов.

Как я написал в своей книге: "Высокие налоговые ставки не перераспределяют доходы. Они перераспределяют налогоплательщиков - от продуктивных рабочих мест и инвестиций на поля для гольфа и тропические пляжи, от заводов и офисов в налоговые убежища и иностранные налоговые гавани". Вместо того чтобы распределять богатство между массами, высокие налоги перераспределяют налогоплательщиков от предпринимательского создания новых активов к накоплению и спекуляции существующими активами. Созданные при старых налоговых ставках, существующие активы становятся более привлекательными, чем предпринимательские активы, которые сначала несут риски, а затем сталкиваются с новыми более высокими налоговыми ставками.

В то время, когда я писал эту книгу, эти идеи казались очень актуальными. В 1980-х годах, казалось, почти все читали "Богатство и бедность". Книга стала мировым бестселлером. На пике популярности она достигла №3 в списке New York Times. В течение шести месяцев она была книгой №1 во Франции. Президент Рейган тоже прочитал ее и сделал меня самым цитируемым из ныне живущих авторов.

Но из всех звонков и писем, которые я получил, ни одно не было более судьбоносным, чем звонок от Билла Бейна, бывшего ведущего аналитика Бостонской консалтинговой группы Брюса Хендерсона (BCG), которая прославилась тем, что начала карьеру Митта Ромни и Биби Нетаньяху. В дальнейшем Бэйн основал собственную консалтинговую компанию Bain and Company.

Бейн сказал мне, что кривая Лаффера - это не просто эффект стимулов, а в первую очередь проявление обучения. Он познакомил меня с кривой обучения, популярной в BCG, которую Бейн переработал и назвал "кривой опыта". Еще одна форма кривой обучения, она предписывает, что при каждом удвоении общего количества проданных единиц продукции затраты на единицу продукции снижаются на 20-30%. Он сказал, что его фирма и BCG задокументировали кривые обучения в каждой отрасли экономики.

Поразительно - и именно это стало причиной звонка Бейна - вы можете обнаружить кривую обучения даже у юристов и бухгалтеров, направляющих своих клиентов в вопросах избежания налогов! По мере роста налогов совокупные усилия по их избежанию возрастали. Все юристы и бухгалтеры становились лучше. В частности, когда эффективное управление налогами в корпорациях становится таким же важным, как эффективные производственные линии, финансовые директора и их приспешники сами становятся производственными линиями, производя новые способы уклонения от уплаты налогов. Чистые налоговые ставки - то, что корпорации фактически платят по сравнению с номинальными ставками - падают, как и государственные доходы, как и предсказывает кривая Лаффера.

Самая мощная кривая обучения, которую я когда-либо изучал, - это кривая обучения, называемая законом Мура.

В 1965 году интернет был зачатком "межгалактической компьютерной сети" в голове слабоумного психолога по имени Джей Си Р. Ликлайдер. Кремниевая долина производила больше абрикосов, чем электронных устройств, Стив Джобс отращивал волосы и изучал вычитание, и никто еще не представлял себе кремниевую память DRAM, микропроцессор или компьютер размером меньше холодильника. Преобладающая мудрость теоретиков в IBM предполагала неизбежный триумф нескольких хороших мэйнфреймов. В разгар этого допотопного мира молодой директор по исследованиям и разработкам дочерней компании Fairchild Camera and Instrument Гордон Э. Мур опубликовал статью в отраслевом журнале Electronics, в которой пророчествовал поражающее воображение предсказание.

В футуризме действует правило: "Вы можете сказать "что" или "когда", но не то и другое сразу". Что сделало эссе Мура таким дельфийским и ослепительным, так это его предсказание того, как чудеса интегрированной электроники будут разрабатываться с течением времени. К своей журнальной статье он приложил график. С годом на горизонтальной оси и логарифмом количества компонентов в интегральной схеме на вертикальной оси, график отображал всего четыре точки данных - количество транзисторов в интегральных схемах в 1962, 1963, 1964 и 1965 годах. Эти точки образовали почти прямую диагональную линию под углом 45 градусов, пересекающую график, указывая на то, что количество компонентов удваивалось каждый год, начиная с 23 или 8 транзисторов, продолжая 24 и заканчивая 26 или 64 транзисторами. Переворот Мура заключался в том, чтобы смело продлить линию до 1975 года, когда на одном чипе будет записано 216 или 65 000 транзисторов. Этот подвиг был достигнут в указанном году в лаборатории IBM.

На практике темп ежегодного удвоения замедлился до конечного темпа в полтора года, а затем до 24 месяцев. Как я пишу в 2022 году, после 33 удвоений с 1962 года, чип Flash RAM с 16 миллиардами транзисторов приближается к 24-месячному темпу прогресса, который теперь известен как закон Мура.

В последние годы многие предсказывали предполагаемый конец закона Мура, поскольку туннелирование электронов и другие факторы ограничивают возможности уменьшения размеров микросхем. Однако оказалось, что закон Мура — это не просто механическое упражнение. Сейчас инженеры разрабатывают архитектуры, позволяющие довести объем памяти до терабитов или триллионов бит. Компания под названием Cerebras полностью избежала ограничений, накладываемых микросхемами, и вписала и соединила около 5,2 триллиона транзисторов на 12-дюймовой пластине.

Кривые обучения являются наиболее фундаментальным фактом капиталистического роста, и, как мы видели, закон Мура и теория кривых обучения на самом деле представляют собой одно и то же явление, измеренное разными способами; именно закон Мура объясняет то, что мы называем информационной революцией, проявившейся в интернете, облаке данных и смартфоне.

Закон Мура лежит на пересечении кривых обучения с квантовой физикой. Высшей наукой о полупроводниках является квантовая механика, а не термодинамика. Вместо того чтобы управлять материей извне - поднимать ее против гравитации, перемещать против трения, плавить или сжигать, чтобы изменить ее форму или фазу - Мур и его команда научились манипулировать материей изнутри ее атомной и молекулярной структуры. В микромире, как провозгласил Ричард Фейнман в знаменитой речи в Калтехе в 1959 году, «есть много места внизу».

Закон Мура был представлен мне и всему миру Карвером Мидом, физиком-инженером-пророком из Калтеха, который был в аудитории во время выступления Фейнмана. Мид предоставил ключевые исследования, лежащие в основе этого явления, и назвал его в честь Гордона Мура.

Мид рассказывает: "В то время я консультировал компанию Fairchild. Гордон - человек раннего утра, а я - раннего утра, поэтому он приходил в лабораторию Fairchild, которая тогда находилась в Пало-Альто, рано. И всегда было одно и то же - я приходил к нему в офис, а он был единственным, кто был рядом. Так что у нас было около часа до начала работы.

Однажды утром я вошел к нему, и он сказал: "Что вы думаете об этом?". И он протянул картинку, на которой было изображено возрастание сложности чипов с течением времени. У него было по одной картинке за каждый год, и он провел через них линию, которая представляла собой экспоненциальный рост. А затем он просто продлил пунктирную линию от нее".

Как вспоминает Мид, "я сказал: "Ух ты, как здорово". "

Гордон ответил: "Вы работаете над туннелированием электронов, не так ли?".

"Да".

"А туннелирование - это то, что происходит, когда все становится маленьким?"

Действительно, туннелирование электронов - это причудливый квантовый эффект, при котором в определенных условиях электроны могут спонтанно проникать через потенциальные барьеры, через которые они не могли проникнуть или преодолеть при прежнем ньютоновском режиме.

"Да, - сказал Мид, - туннелирование происходит, когда вещи очень малы".

"А разве это не ограничивает размеры транзистора?".

Мид ответил: "Да, конечно, будет".

И он сказал: "Насколько это мало?".

"Единственное, что я мог сказать на данный момент, это то, что затвор транзистора, вход, не может начать потреблять большой ток, иначе вы больше не сможете использовать его в качестве входа." Он будет протекать. "Он начнет потреблять ток, когда оксид затвора опустится до 50 ангстрем".

Ангстрем - это десятая часть нанометра, то есть миллиардная часть метра.

"Это становится довольно тонким", - сказал Мур.

Ответ Мида - пятьдесят ангстрем - был удивительным. В 2021 году, примерно пятьдесят семь лет спустя, передовые фабрики по производству микросхем в Тайване и Корее начали выпускать микросхемы с геометрией оксида затвора всего в пять нанометров. Пять нанометров - это, по-другому говоря, пятьдесят ангстремов.

"Что ж, - вспоминает Мид, - это было очень консервативно, но это дало нам начало, а затем мы занялись разработкой масштаба всего транзистора, и все такое. Это был 1965 год. Это был очень, очень интересный год".

Одно из ярких ранних проявлений закона Мура и магии кривых обучения можно найти в истории телевидения, когда председатель FCC постановил, что все телевизоры, выпущенные после 1964 года, должны содержать тюнеры UHF. Коллега Гордона Мура по Fairchild Semiconductor, продавец Джерри Сандерс (который впоследствии основал Advanced Micro Devices), знал, что среди всех компаний в мире только его компания обладала микросхемой, способной выполнить эту работу: транзистором 1211.

В то время он продавал устройство военным в небольших количествах по 150 долларов за штуку. Поскольку каждый прибор стоил 100 долларов, это приносило 50 долларов валовой прибыли. Но Сандерс слюной обливался от перспективы немного снизить цену и продавать большими партиями, сделав Fairchild крупнейшим в мире поставщиком компонентов для телевизоров. Затем пришли плохие новости. RCA объявила о выпуске новомодной вакуумной лампы под названием Nuvistor, которая также могла выполнять эту работу (хотя и не так хорошо), и назначила цену в 1,05 доллара, что более чем в 100 раз меньше, чем транзистор 1211.

Поскольку объемы производства должны были вырасти с сотен для военных применений до миллионов для телевизоров, Боб Нойс и Гордон Мур из Fairchild предвидели экономию от масштаба, которая позволила бы резко снизить цену: они посоветовали Сандерсу продавать 1211 производителям телевизоров за 5 долларов. В итоге Сандерс пошел еще дальше, достигнув цены Nuvistor в 1,05 доллара, а затем опустившись намного ниже, поскольку объемы производства продолжали расти.

В период между 1963 и 1965 годами компания Fairchild завоевала 90 процентов рынка СВЧ-тюнеров в США. Чем больше чипов производила компания, тем дешевле они становились, тем больший рынок они завоевывали и тем больше денег Fairchild зарабатывала на продукте. К началу 1970-х годов компания Fairchild продавала микросхемы 1211 по 15 центов за штуку.

В обычных экономических моделях производство определяется наличием ключевых ресурсов, эластичностью спроса (насколько больше продукта покупается при снижении цены) и физическими возможностями применяемых материалов и систем. Что касается ресурсов, то, как первым отметил Мур, у интегральных схем есть огромное преимущество перед другими продуктами: кремний, кислород и алюминий - три самых распространенных элемента в земной коре. Производители микрочипов в основном используют готовые конструкции микросхем, которые являются продуктом человеческого разума.

По мере того, как по закону Мура транзисторы становятся ближе друг к другу, провода между ними становятся короче. Чем короче провода, тем чище сигнал и тем меньше сопротивление, емкость и тепловыделение на транзистор. По мере приближения движения электронов к их среднему свободному пути - расстоянию, которое они могут пройти, не ударяясь о внутреннюю атомную структуру кремния, - они становятся быстрее, дешевле и холоднее.

Квантовые туннельные электроны, самые быстрые из всех, практически не выделяют тепла. Инженер Кембриджского университета по имени Брайан Дэвид Джозефсон придумал квантовые туннельные диоды из сдвоенных сверхпроводников, которые стали называться джозефсоновскими переходами и использовались в суперкомпьютерах, датчиках и других приложениях.

Сам акт перехода от макромира к микромиру - сам по себе прорыв в обучении - означал создание промышленного процесса, который вырвался из уз термодинамической энтропии и случайного беспорядка, поразивших все другие отрасли. В квантовой области, по мере того как отдельные компоненты становились быстрее и полезнее, они также работали холоднее и потребляли меньше энергии.

Однако если вы хотите понять экономический рост, то все эти расчеты физики полупроводников, ценовой эластичности спроса и особенностей рынков микрочипов на самом деле являются отвлечением. Точно так же анализ Уильямом Нордхаусом всех деталей различных систем освещения, от пещер неандертальцев и хижин племен до свечей Версаля и ламп из китового жира в рабочих квартирах, от керосина в конце XIX века до методов усиления уличного освещения, лампочек и флуоресцентных ламп, отвлекал его от реального явления, которое он изучал.

Как вспоминает Мид: "Гордон не создавал проекцию из какой-либо физической вещи. Гордон сделал проекцию, наблюдая за тем, что происходит. И он увидел, что эта вещь идет в довольно широком диапазоне, и сказал: "Экспоненты - это интересно". Эти экспоненты повлияли на все процессы экономического роста".

Ничто так не оправдывало Мура, как предсказанный провал закона Мура, когда геометрия схем не могла сокращаться дальше. Вопреки этому предсказанию, чипы продолжали набирать мощность и падать в цене в темпе закона Мура, даже когда дополнительное уменьшение ширины линий замедлилось или стало менее актуальным. Закон Мура был обусловлен не шириной линий, а обучением, как в случае с Cerebras, когда компания выбрасывала чипы и производила устройства непосредственно на пластинах. Именно обучение является общим для всех этих достижений - не только в высоких технологиях, но и в любой отрасли - которые приводят к экономическому росту и снижению потребительских расходов.

Это едва ли можно назвать новым явлением. Генри Адамс в книге "Образование Генри Адамса" изложил то, что он называл "законом ускоряющейся отдачи". Адамс, писавший в конце девятнадцатого века, имел все графики по энергетике, от китового жира до угля, чтобы показать, как кривая обучения работает в экономике. Кривая обучения с таким же успехом могла бы называться законом Адамса.

Обучение - это лучшее определение экономического роста. Это не просто что-то, что применяется в университетах, лабораториях или технологиях. Оно определяет, что такое экономический рост, даже в большей степени, чем рыночная динамика. Если богатство - это знания, то рост - это обучение, увеличение знаний. Это то, что Поппер называл эвристическим процессом.

Рональд Коуз, лауреат Нобелевской премии по экономике из Чикагского университета, ввел в заблуждение несколько поколений экономистов, неправильно определив причину роста компаний. В 1937 году в работе "Природа фирмы", которая стала одной из самых цитируемых работ в истории экономики бизнеса, он представил теорию эффективности для объяснения корпоративного роста. Согласно его теории, корпорации растут до тех пор, пока выполнение операций внутри компании является более эффективным и дешевым, чем транзакционные издержки, связанные с передачей их на аутсорсинг.

Но в своем эссе в Harvard Business Review мудрецы Силиконовой долины Джон Хейгел III и Джон Сили Браун отмечают, что правило Коуза применимо только к стабильным компаниям в статичных экономиках. Они пишут: "В институтах, основанных на масштабируемой эффективности, ответственность человека заключается в том, чтобы соответствовать поставленным задачам и ролям. В институте, движимом масштабируемым обучением, институт должен найти способы эволюционировать и адаптироваться к потребностям людей в организации". Информационная теория экономики объясняет, почему это так. Сюрпризы, кривые обучения и информация ведут к прибыли и экономическому росту.

В условиях турбулентности удивительных перемен компании обнаруживают, что существующие знания всегда устаревают. Компаниям необходимо постоянно учиться и приобретать новые знания, тем самым приобретая новое богатство, испытывать его и продвигать в исследованиях и разработках. Это обучение происходит не за счет стремления к эффективности, делая существующие вещи немного лучше, а за счет стремления к новизне, делая новые вещи.

Этот вид обучения происходит из исключений и неудач, экспериментов и фальсификаций, которые проявляются в основном внутри компаний. Оно часто неуловимо и неявно. Негласное означает, что оно не может быть выражено в контракте или сделке с аутсорсером. В основном он приходит из непосредственного опыта в рамках надежного предприятия, в котором люди могут свободно общаться.

Появление интернета принципиально не изменило эту реальность. Он облегчает и стимулирует явное обучение. Но рост негласных знаний, торговых секретов и интеллектуальных достижений остается интимным и органичным процессом обучения внутри границ.

Любой производственный процесс подчиняется кривой обучения. В теории кривой обучения Хендерсона объем имеет решающее значение: именно накопленное удвоение объема приносит эффективность и снижение затрат на 20-30%. Но не существует меры того, как быстро можно производить большие объемы. Закон Мура показывает, как кривая обучения работает во времени. Однако временные периоды могут быть разными. Начиная с 1915 года, для удвоения объема производства автомобилей потребовалось не 18, а 60 месяцев, и еще 60 месяцев для повторного удвоения объема производства. В первые десятилетия XXI века темпы закона Мура, составляющие 18-24 месяца, кажутся медленными по сравнению с темпами развития оптики, которые в три раза быстрее. Являясь проявлением электромагнитного спектра, волоконная оптика превратилась в острие мирового промышленного прогресса. В форме мультиплексирования с разделением по длине волны она использует несколько каналов, состоящих из различных "цветов" света, каждый из которых несет миллиарды бит в секунду, вдоль одной волоконной нити шириной с человеческий волос.

Лучшим показателем прогресса этой технологии являются лямбда-биты в километрах, умножая количество длин волн (лямбд) на емкость данных каждой из них и расстояние, которое каждая может пройти без медленной и дорогостоящей электронной регенерации сигнала. В 1995 году уровень техники представлял собой систему с 4 ламбдами, каждая из которых передавала 622 Мбита в секунду на расстояние около 300 километров. В 2004 году компания Corvis представила систему из 280 лямбд, каждая из которых передавала 10 Гбит/с на расстояние более 3 000 километров. Это 11 000-кратный прогресс за девять лет. Но даже здесь обучение ускорилось. Благодаря сотням волокон , заключенных в один кабель, оптоволоконная система этого десятилетия может передавать за одну секунду более чем месячный объем интернет-трафика 2004 года.

Обучение развивается благодаря связям, причем обучение усугубляется процессами преподавания, которые усиливают и расширяют обучение. Очень важно, что обучение порождает обучение в ускоряющемся темпе, поскольку новые кривые обучения превосходят или вытесняют старые. В то время как сила микроэлектроники распространяет интеллект через машины, сила коммуникаций распространяет интеллект через сети - не только компьютерные сети, но и компании, общества и глобальную экономику. Это динамическая сила эвристики, обучения и преподавания, пронесшаяся через весь мир.

Обучение - это экспериментальный процесс, управляемый информативными сюрпризами. Оно выявляет причины и, таким образом, позволяет делать фальсифицируемые предсказания. Предел, мотив и мера обучения находятся во времени.

За пределами времени, для всеведущего разума Бога, прошлое и будущее - все известно. Пределы человеческого знания налагают необходимость действовать в условиях неопределенности во тьме времени. Мы всегда неопределенны в той мере, в какой не знаем, что будет дальше. Закон Мура - это криваяобучения, потому что даже предсказание Мура о прогрессе было предсказанием того, что неопределенности будут устранены, а не описанием того, как они будут устранены. Только время покажет.

Как писал Карл Менгер, основатель австрийской экономической школы: «Идея причинности неотделима от идеи времени. Процесс изменения включает в себя начало и становление..... Следовательно... мы никогда не сможем полностью понять причинно-следственные взаимосвязи... или сам процесс, если не будем рассматривать его во времени и применять к нему меру времени».

Экономическая наука перестает быть мрачным исследованием дефицита и становится проводником изобилия в той мере, в какой она показывает нам, как ускорить обучение во времени. О правильности экономической политики следует судить не по тому, ужесточает ли она стимулы, а по тому, ускоряет ли она обучение. Обучение ускоряется, когда информация генерируется быстро и может свободно распространяться. Рынки полезны - то есть они генерируют информацию - в той мере, в какой им позволено служить ареной фальсификации. 8 В форме прибыли рынки добавляют капитал к достоверным гипотезам и забирают его через дефолт и банкротство. По мере накопления достоверных гипотез в копилку знаний растет богатство наций.

ГЛАВА 5. Богатство - это знание

Ни одно утверждение информационной теории экономики не является более радикальным, чем это: богатство - это знание.

Согласно материалистическому суеверию, богатство состоит из изначально дефицитных и дорогостоящих материальных ресурсов, таких как земля, драгоценные металлы и нефтяные месторождения, а также из того, что люди сделали из этих вещей: роскошные поместья, переполненные многоквартирные дома, быстрые автомобили, медленные кареты. Она охватывает их "средства производства": фабрики, железные дороги, строительные краны.

Поскольку они ограничены по количеству и доступности, богатство распределяется в игре с нулевой суммой; считается, что изобилие для одного означает бедность для других. Чтобы получить богатство и избежать бедности, главным инструментом является власть, то есть сила, с помощью которой можно завладеть всеми этими скудными благами. Таким образом, богатство - это вопрос власти: власти над собственностью, власти над вещами, власти над другими людьми. Богатство - это иметь свой собственный путь.

Вера в то, что богатство - это вещи-материя, проистекает из предполагаемой центральной роли "природных" ресурсов. Инвентаризация богатства может начаться с площади земли и перейти к продуктам питания или другим сельскохозяйственным продуктам, которые могут быть выращены на ней. Под землей могут быть найдены металлы или промышленные материалы: золото или серебро, цинк или алюминий, железо или титан; или источники энергии: нефть, уголь, метан, литий, уран. На другом уровне абстракции все богатство может быть оценено как состоящее из химических элементов в различных соединениях и составах. С точки зрения материалиста, все богатство в конечном итоге можно свести к расположению атомов и молекул.

Все эти предположения рушатся перед суждением Томаса Соуэлла о том, что «неандерталец в своей пещере имел в своем распоряжении те же природные ресурсы, что и мы сегодня». Разница в основном заключается в различии знаний.

Однако большинство продолжает считать, что богатство должно иметь материальное воплощение. Нобелевский лауреат по экономике Пол Ромер рассматривает богатство как рецепты комбинаций химических элементов. Он признает, что они практически неограниченны и, следовательно, являются мандатом на свободу предпринимательства. Однако, поскольку он не рассматривает само знание как богатство, он не может окончательно спасти экономическую теорию от скользкой дорожки материализма и идеи материального истощения.

Даже Сезар Идальго из Массачусетского технологического института, чьи идеи опровергают материалистическую точку зрения, в конечном счете, останавливается на том, чтобы свергнуть ее. В своей книге "Почему растет информация: The Evolution of Order, from Atoms to Economies (2015) Идальго предлагает разрушительную антиматериалистическую аналогию. Он описывает самый дорогой автомобиль в мире, Bugatti Veyron, цена которого составляла около 2,5 миллионов долларов. При цене 600 долларов за фунт автомобиль стоил больше, чем его вес в чистом серебре.

Представьте на секунду, что вы только что выиграли Bugatti Veyron в лотерею. Накачавшись, вы решили прокатиться на своем новом автомобиле. В азарте вы врезаетесь на Bugatti в стену, выходите из машины целым и невредимым, но немного расстроенным, так как у вас не было автостраховки. Машина полностью разбита. Итак, сколько же стоит килограмм Bugatti?

Долларовая стоимость автомобиля испарилась за те секунды, которые потребовались вам, чтобы разбить его о стену, но его вес - нет. Стоимость автомобиля испарилась... не потому, что авария разрушила атомы, из которых состоял Bugatti, а потому, что авария изменила способ их расположения. Это расположение и есть информация.

Идальго заманчиво близок к тому, чтобы отождествить богатство с тем, что он называет информацией, или его титульной "эволюцией порядка". Однако даже он не может отделить богатство от материи. Он пишет: "Чтобы выжить, информация должна прятаться, поскольку вселенная, где информация недолговечна, также является вселенной, где информация не может расти. Твердые тела обеспечивают упрямство, которое необходимо информации, чтобы противостоять росту энтропии. Позволяя информации сохраняться, твердые тела позволяют информации рекомбинировать... [что] необходимо для дальнейшего роста информации... в сложных структурах, таких как ДНК... материя, подобная нам... которая может вычислять". Даже для Ромера и Идальго трудно представить богатство без материи.

Но давайте будем смелыми и попробуем!

Чтобы понять это правильно, возможно, будет полезно начать с того, где ошибся даже Идальго. В примечании в конце своей книги Идальго пишет, что, хотя он задался целью объяснить экономический рост, он пришел к убеждению, что этот рост является "не более чем эпифеноменом... роста физического порядка, или информации". В качестве источника информации он сосредоточился на порядке и прочности:

Ценность автомобиля испарилась... не потому, что авария разрушила атомы, из которых состоял Bugatti, а потому, что авария изменила способ их расположения. Это расположение и есть информация.

Как бы проницательно это ни казалось, это глубокая ошибка. Информация не может быть порядком, потому что информация, чтобы быть информацией, должна быть неожиданностью. Как показал Клод Шеннон из Массачусетского технологического института, поскольку информация является новой, она представляет собой беспорядок или энтропию. В старом каштане заключенные ГУЛАГа рассказывали одни и те же анекдоты столько раз, что теперь они просто называют номер анекдота. Но когда заключенный называет номер анекдота, его все равно смеются, потому что выбор номера - это сюрприз. Если бы он действительно рассказал шутку, то получил бы только стоны или еще хуже. Если вы рассказываете мне то, что я уже знаю, вы не информируете меня и даже не развлекаете меня; вы мне наскучили.

Экономический рост - это феномен неожиданности, информативной энтропии. Это удивление субъективно. Если бы Bugatti попал в руки примитивного племени выпускников Массачусетского технологического института, его разбор мог бы принести много сюрпризов, которые они могли бы использовать в свое время для создания собственного Bugatti. Но для инженеров Bugatti, создавших оригинал, еще одна копия неудивительна и неинформативна. Она не может способствовать росту, за исключением тех случаев, когда новое изучение дает неожиданное понимание того, как можно было бы сделать ее лучше.

Представьте себе два общества, одно из которых придерживается идеи, что информация - это порядок, а для другого информация - это сюрприз. Представьте себе указы и политику различных правительств этих стран - и результаты. Первое - это Россия при Сталине или Китай при Мао. Великий голод был результатом того, что Мао перестроил китайскую экономику на основе, как ему казалось, устоявшихся, здравых принципов. Все знали, что богатые страны являются городскими и промышленными, а бедные - сельскими и сельскохозяйственными. Поэтому пропустите медленные, удивительные средние шаги в переходе от одного к другому и наведите порядок, накормив города и уморив голодом сельскую местность, и Китай станет богатым. Но пропуск средних шагов привел к тому, что обучение было уничтожено, и, таким образом, знания оказались в состоянии покоя.

Увы, сегодня мы живем при правительстве, которое все чаще рассматривает неожиданность как неприемлемый риск, как нарушение плана или, что хуже всего, как угрозу для власть имущих. В двадцатом веке эта вера уничтожила сотни миллионов людей во имя якобы устоявшихся наук, от евгеники до научного социализма.

Что касается представления Идальго о том, что информация должна быть сохранена в материи, чтобы выжить, то инструкции не зависят от материи. Они могут быть напечатаны на бумаге, представлены на экране, записаны в памяти. В будущем они могут быть записаны на устройствах памяти, созданных на основе ДНК, - именно так люди хранят свои инструкции сейчас.

Эта инструкция иллюстрирует главный урок теории информации: информация и ее обработка не зависят от конкретных воплощений или субстратов. Память может быть сформирована или вычисления выполнены на любом субстрате, от кремниевых микросхем до блоков Lego и углеродных мозгов.

Ключевая причина, по которой мы не замечаем существенной идентичности богатства и знания, заключается в существовании денег и рынков; они позволяют нам оценивать вещи и совершать экономические сделки. Экономисты фокусируются на представлении Хайека о транзакционных или рыночных знаниях, которые распределяются по всей экономике, обнаруживаются в ценах и передаются через рынок. Однако даже эта важнейшая информация о ценовых сигналах лишь измеряет богатство. Она не составляет богатство. Деньги - это мера стоимости, а рынок обменивает стоимость. Но богатство не состоит главным образом в актах оценки и обмена, торговли и заключения сделок.

Знания, составляющие богатство, задолго до того, как оно будет окончательно измерено в сделках, не проявляются в невидимой руке или спонтанном порядке. Оно приходит в результате обучения на практике, совершенствования технологий производства в свете опыта, а также в результате явных и трудных процессов исследования и производства, идей и экспериментов.

Это не просто знание. Это не только научное знание, и даже не совсем научное знание. Это знание, которое позволяет и выдерживает воплощение на практике. Оно сложное и продуманное, экспериментальное и строгое, негласное и кодифицированное, позволяющее со временем производить товары и услуги. Проявляясь в ценной продукции, будь то Bugatti или микрочип, пакет программного обеспечения или говядина, эти знания являются богатством.

Прежде всего, хотя знания - это сумма того, что известно, каждое приращение знаний, каждый новый элемент информации всегда оказывается неожиданным. Парадоксально, но так же, как весь человеческий опыт учит нас, что существует путь, он учит нас, что следующий шаг всегда неизвестен. Он всегда скрыт непрозрачным занавесом времени. Следующий шаг - это всегда эксперимент, который должен быть подтвержден или фальсифицирован.

В книге "Логика научных открытий" Карл Поппер показал, что наука не может состоять из монолитной системы доказанных или проверенных истин, раскрываемых одна за другой в течение времени в логической прогрессии. Закон гравитации Ньютона уступил место закону относительности Эйнштейна, не как логически подразумеваемый или предсказуемый следующий шаг, а как шокирующий бунт против наиболее твердо установленных положений физики. Химия неделимых атомов Джона Дальтона не предвосхитила валентную теорию Лайнуса Полинга, а была вытеснена ею. Общая относительность сосуществует с квантовой неопределенностью, но они никогда не были полностью примирены.

Прозрения Поппера о процессе научного открытия напрямую применимы к процессу предпринимательской инновации. Поппер известен своим требованием, что научная теория должна быть изложена в терминах, которые делают ее фальсифицируемой. Его позиция запрещает круговые теории, самореферентные концепции, тавтологии, вытекающие из закрытых систем.

Критики Поппера упрекают его в том, что они называют "попперианской догмой", указывая на то, что большая часть науки развивается вопреки фальсификации, которую часто трудно или невозможно достичь. Поппер, не будучи догматиком, понимал это. Он отказывал науке в окончательных доказательствах, которые могли бы накапливаться в неприступное здание.

Парадокс Поппера, параллельно с идеями теории информации Шеннона, заключается в том, что для увеличения знаний всегда требуется "продвижение к менее вероятным или правдоподобным знаниям". Другими словами, весомость научных достижений измеряется той же мерой информации в сообщении: степенью неожиданности. Чем менее очевиден прорыв и чем больше сопротивление ему, тем большее влияние он может оказать.

Для Поппера лучшая наука - революционная. Заполнение пробелов в существующей теории - совершенствование существующего свода истин - менее ценно, чем запуск новой теории, или - в переводе на язык бизнеса - новая кривая обучения.

Аналогичным образом, наиболее ценные компании-стартапы, как правило, являются наименее ожидаемыми. Их продукты воплощают больше неожиданностей и, таким образом, вносят больший вклад в копилку наших знаний. По выражению Питера Тиля, это те предприятия, которые идут от "нуля к единице", а не от "единицы к "n"" (или от одного ко многим). Первая печатная машинка работала не очень хорошо, но создала непредвиденную индустрию, посвященную ее усовершенствованию. Эти усовершенствованные версии были более практичными, но менее удивительными, чем оригинал.

Затем IBM снова перешла от нуля к единице, изобретя текстовый процессор. Это было грязно, но все равно прорыв.

Неудачные попытки использовать первую печатную машинку или текстовый процессор иногда вызывали больше скептицизма, чем восторга. Аналогично, Поппер ищет теории, которые не являются очевидными или легко принимаемыми. Он предпочитает идеи, которые с большей вероятностью могут быть фальсифицированы, идеям, чья проверка кажется вероятной на основе существующего консенсуса. Он рассматривал научный консенсус как препятствие для истинной науки.

Подчеркивая удивительное и невероятное, Поппер оправдывает ту самую неопределенность, которую критикуют критики рынка и от которой они пытаются защитить нас, субсидируя неудачи. Если проверяемость и состязательность имеют решающее значение для прогресса, то глобальный рынок обеспечивает платформу, более грозную и менее подверженную манипуляциям, чем множество лабораторий и рецензируемых публикаций. Банкротство и неудача, убытки и дефицит - это не столько сдерживающие факторы, сколько сигналы о фальсификации, которые труднее опровергнуть, чем сообщения о явно противоречащих друг другу экспериментах или аномальных наблюдениях.

Усилия правительства по гарантированию результатов на рынке подавляют неожиданность, блокируют информацию, препятствуют получению знаний и тем самым разрушают богатство. Регулирующие органы, выбирающие победителей в энергетике, предоставляющие бесплатное страхование крупным банкам или иным образом вмешивающиеся в работу рынков, подавляют эксперименты и ограничивают обучение.

Инвестиции, которыми манипулирует правительство или которые направляются бюрократами, отделяют частных инвесторов от знаний, которые они имеют о своих средствах. Это подразумевает, что только деньги могут стимулировать инновации. Однако средства ценны лишь в той степени, в какой они воплощают знания, зачастую с трудом заработанные частными инвесторами. Предприниматели и инвесторы учатся в свете сообщений с рынка. Рост их капитала - если он действительно растет - является результатом этого обучения.

Самые эффективные инвесторы в мире - американские венчурные фонды и фонды прямых инвестиций - являются также, безусловно, самыми образованными. В период своего расцвета крупнейшие венчурные фирмы Кремниевой долины возглавлялись не банкирами, а ведущими специалистами отрасли. Многие из них были инженерами с десятилетиями опыта работы в отраслях, в которые они направляли капитал.

Даже эти фонды, ориентированные на знания, чаще промахиваются, чем попадают в яблочко. Их неустойчивый процент успеха в основном является показателем смелости их ставок и степени неожиданности. В поисках "менее вероятных или правдоподобных знаний" они часто терпят неудачу.

Однако, несмотря на эти частые неудачи, средняя доходность венчурных инвестиций намного превосходит доходность однородного индексного инвестирования. Изредка успешное преследование "менее вероятного" предприятия приносит сюрпризы, которые легко компенсируют десять неудачных начинаний.

Более того, неудачные начинания не обязательно являются ошибочными. Они отражают парадоксальную природу прогресса. Предприниматель использует предыдущие знания для поиска следующего шага на пути, но следующий шаг всегда должен быть неожиданным. Дротики не являются неприцельными, но местонахождение яблочка может быть загадкой.

Пока я пишу, китайские венчурные фонды, поддерживаемые правительством, не смогли подстегнуть развитие материковой индустрии микрочипов, достаточно сильной, чтобы конкурировать с мировым мастерством Тайваня. Почему? Потому что китайские коммунисты, стоящие за этими усилиями, находятся в плену материалистического суеверия. Они наблюдали за тем, как американские венчурные капиталисты терпят неудачи в соотношении десять к одному, и извлекли из этого неправильный урок. Они объяснили случайные попадания в яблочко огромным количеством дротиков, случайностью, действующей на большие числа.

Решив, что нужно бросать больше дротиков, китайское правительство использовало мощные стимулы для стимулирования огромного количества венчурных фондов для новичков, большинство из которых управлялись людьми с минимальным опытом работы в отрасли. Благодаря тому, что правительство частично покрывало их усилия, снижая риск и обещая еще большую доходность, дротики разрастались. На сегодняшний день все новые спонсируемые фирмы не достигли цели, в некоторых случаях потратив миллиарды и не произведя ни одного чипа. Многие из них уже закрылись, и в отношении них будут возбуждены судебные дела. Возможно, китайцы считают, что их начинающие игроки нуждаются в более сильных стимулах.

Китайцы упустили из виду, что великие венчурные капиталисты Силиконовой долины не предшествовали полупроводниковой промышленности, они исходили из нее. Первые великие достижения были сделаны людьми, у которых было гораздо больше опыта, чем денег. Их капиталом были их знания.

Крошечная команда Texas Instruments, финансируемая за счет постоянных продаж компанией оборудования для нефтяной промышленности, создала первый кремниевый транзистор еще до того, как слово "венчурный капитал" вошло в язык.

Компания Fairchild Semiconductor, которая впоследствии превратилась в Intel и где Роберт Нойс создал первую пригодную для использования интегральную схему, используя планарный процесс Жана Хоерни, была также первой крупной венчурной полупроводниковой фирмой. Ее финансировали не банкиры, а Шерман Фэйрчайлд, основатель и владелец компании Fairchild Camera and Instrument. Фэйрчайлд был выдающимся инженером, который, будучи студентом Гарвардского университета, изобрел первый синхронизированный затвор камеры и вспышку. Его работа в области аэрофотосъемки привела к тому, что его фирма поставляла 90 процентов аэрофотоаппаратов, использовавшихся союзниками во Второй мировой войне.

Когда Боб Нойс, Джин Хоерни, Гордон Мур и остальные члены "предательской восьмерки" бежали от непомерного эго Уильяма Шокли из полупроводниковой лаборатории Шокли и предложили свою компанию Шерману Фэйрчайлду, они предложили ее человеку, способному понять их идеи и оценить их возможности. С самого начала Силиконовая долина финансировалась инсайдерами с парадоксальным сочетанием большого опыта и готовности удивляться, стремиться к невероятному и неправдоподобному.

Хайек объяснил, что централизованное планирование терпит неудачу именно потому, что оно претендует на знание того, чего знать не может, и поэтому затушевывает удивление и отменяет знание. Самые важные экономические знания, пишет он, «по своей природе не могут войти в статистику и поэтому не могут быть переданы в статистической форме ни одному центральному органу». Это происходит потому, что статистика создается именно путем отбрасывания знаний. "Статистика, которую должен будет использовать такой центральный орган, должна быть получена именно путем абстрагирования от незначительных различий между вещами, путем объединения, как ресурсов одного вида, предметов, которые отличаются по местоположению, качеству и другим характеристикам, образом, который может быть очень существенным для конкретного решения. Централизованное планирование, основанное на статистической информации, по своей природе не может напрямую учитывать эти обстоятельства времени и места".

Представление об инвестиционном капитале как о просто однородной расходной способности, а не как о выражении знаний, напрямую вытекает из материалистического суеверия. Материалистическое суеверие не свойственно экономике и политике. Это доминирующая философия современной эпохи, господствующая в физике, химии, биологии и психологии, а также в экономике. Материализм - это теория плоской вселенной: вся реальность проистекает из случайного взаимодействия материальных частиц в восходящем эволюционном процессе.

Теория информации отстаивает противоположную идею иерархической вселенной. В своем эссе "Транспозиция" К. С. Льюис объяснил важнейший принцип теории информации. Представьте себе, сказал он, что вы - фигура на большой пейзажной картине, живущая в плоском мире. Вы занимаете всего два измерения. Вы проработали все расстояния, цвета и оттенки, тени и свет, текстуры и углы. Вы проанализировали все масла и пигменты. Вы собрали все данные в своем плоском мире и считаете, что у вас есть удовлетворительное двухмерное объяснение реальности. Если к вам придет посторонний человек и скажет, что этот холст - лишь усеченное и ослабленное отражение или бледная имитация огромного трех- или даже четырех- или многомерного космоса за его пределами, вы можете ответить: "Три измерения? У меня нет нужды в этой гипотезе".

Как сказал К. С. Льюис: "То, что происходит в низшей среде, можно понять, только зная высшую среду". Он опроверг предположение о том, что разум, творчество, сознание и созидание - это всего лишь результат действия материальных сил: физики и химии.

Биологи давно свели человеческое тело к смеси физических и химических элементов. Фармакология последовала за ними, используя случайную модель открытия методом проб и ошибок, вводя астрономическое количество молекул сначала крысам, а затем людям. Сегодня, однако, теория информации берет верх над фармакологией: коды ДНК понимаются как информационные сообщения, которые программируют крошечные клеточные машины под названием рибосомы на производство определенных белков.

В разных науках недавние победы теории информации изгоняют материализм и поддерживают иерархию. В компьютере, как показывает теория информации, содержание явно не зависит от его материального субстрата. Никакое возможное знание материалов компьютера не может дать никакой информации о фактическом содержании его вычислений. В обычной иерархии причинно-следственных связей они отражают программное обеспечение, используемое для программирования устройства. Как и конструкция самого компьютера, программное обеспечение создано человеческим интеллектом.

В величайшем математическом открытии двадцатого века Курт Гёдель доказал, что иерархия неизбежна. Согласно его знаменитой теореме о неполноте, любая логическая схема, даже сама математика, обязательно зависит от аксиом вне схемы, которые не могут быть доказаны внутри нее. Алан Тьюринг и Джон фон Нейман расширили эту точку зрения до утверждения, что все вычислительные машины должны иметь внешних программистов, которых Тьюринг назвал "оракулами". Независимо от того, сколько вы знаете о материальной сущности компьютера, вы не можете понять, что делает компьютер, не найдя исходного кода.

Во всех науках информация стоит на первом месте и управляет плотью и миром, а не наоборот. "В начале было Слово" - вот что позволяет понять современная наука.

Информация всегда независима от своего физического воплощения или носителя. Носитель ценится лишь в той степени, в какой он может записать и передать слово, а именно в этом и заключается реальная ценность. Выброшенное электронное оборудование стало последней экологической проблемой; необходимость его безопасной утилизации - это затраты, а не актив. (Джим Тур может изменить эту ситуацию благодаря своему удивительному открытию "городской добычи", в ходе которой из хлама можно получить ценный графен и другие редкие элементы).

Как нельзя понять разум или даже тело, размышляя о физике и химии, так нельзя понять экономику, не объяснив предпринимательское творчество.

Материалистическое суеверие сводит предпринимателя к функции модели, а не к ее движущей силе. Индивидуальные умы - это оракулы, порождающие видения и проекты, изобретения и стремления, выходящие за рамки модели и несводимые к ней. Чтобы постичь реальность, вы должны смотреть вверх - на идеи, слово, разум - а не вниз, на материал. Вы должны стремиться к открытиям; материализм ведет к детерминизму, отчаянию и отрицанию творчества. Вы должны искать необычное, как предприниматель, а не усреднять его до банальности, как бюрократы. Нельзя найти что-то новое на старом месте. Вы не можете иметь гарантированный путь в будущее, изучая ландшафт перед собой. Нельзя найти безопасность в цифрах или даже в больших данных. Сколько бы данных вы ни собрали, обдумывая решение, какими бы актуальными, правдивыми и полезными они ни были, в конечном итоге вы придете к тому, что вам придется "прыгать, не глядя". Все ваши предыдущие исследования и опыт могут помочь, даже значительно, уменьшить неопределенность. Но если вы не гонитесь за мелочами, эксперимент не может обещать уверенности. Для любого открытия необходим некий неустранимый компонент веры, а значит, и потенциал для обильного удивления.

Именно благодаря этому процессу проецирования за пределы того, что мы уже знаем, происходит обретение знания. Иначе и быть не может, иначе каждый предполагаемый прогресс был бы раскрыт как простая тавтология. Стремление и открытие лежат в основе всех экономических знаний и, следовательно, всего богатства.

Как выразился Томас Соуэлл, «экономические сделки - это покупка и продажа знаний».

Комбинации правительства и бизнеса препятствуют такому обмену. Власть может подавлять или сводить на нет знания. Слишком распространенная презумпция совершенного знания, "устоявшейся науки", запрещает неожиданности и подавляет поддающееся проверке инакомыслие, которое является еще одним термином для инноваций.

Богатство не может быть вещью, потому что богатство всегда субъективно, никогда не бывает объективным. Богатство возникает или падает, появляется или исчезает от способности или неспособности выполнить цель. Цель может существовать только в субъекте, в действующей человеческой личности. Предметы созданы для какой-то цели, но сами по себе не имеют ее. Для инженера калькулятор бесценен. Для гориллы он бесполезен.

Богатство лучше всего скрывает свою субъективность, особенно если это богатство других людей, за пределами нашего личного опыта. В своей собственной жизни мы легко осознаем разрыв между сырьем, которое мы используем, и продуктом нашего труда. Мы знаем величину наших усилий. Возможно, мы даже переоцениваем их.

Именно тогда, когда мы смотрим на зеленую траву по соседству, мы теряем интригу. Именно тогда утверждение "богатство субъективно" кажется каким-то фантастическим трюком языка. Глядя на наших соседей, мы видим их богатство в ресурсах, в обширных полях, богатых месторождениях нефти или железа, или в огромных заводах и литейных цехах. Это происходит в основном потому, что нам лично никогда не приходилось превращать эти вещи в богатство. Мы не замечаем фантастического труда и глубокого творчества, без которых все эти вещи ничего не стоят. Зависть проистекает из невежества.

Мой редактор и коллега Ричард Вигиланте живет в Миннесоте, которая, несмотря на свою склонность к тундре, является житницей страны. В десяти минутах езды от городов-близнецов фермерские дома стоят изолированно на обширных полях: кукурузы, сои и крупного рогатого скота. Какой дар фермерам эти поля! Какими богатыми сделали их эти поля!

Но нет, это фермеры создали поля. Сто пятьдесят лет назад эти поля были сплошным лесом, и лесом они до сих пор хотят быть. Великие равнины начинаются еще почти в ста милях к западу. Фермерские земли вокруг Миннеаполиса были частью Большого леса. Эти леса были превращены в поля людьми. Их орудиями труда были топоры и волы. У мужчин не было ни бензопил, чтобы спилить деревья, ни бульдозеров, чтобы убрать пни.

Мы видим поля и не замечаем труда, стремления, мужества и преданности делу, и представляем, что богатство - это объекты. Но если бы люди ушли с этих полей - как они иногда делают, - леса вернулись бы через несколько лет, не больше, чем потребовалось бы для их расчистки. Важно стремление, открытие, идея, воплощенная в эксперименте и облеченная в труд, вера в лучшее будущее.

ГЛАВА 6. Информация о материале

Интернет сегодня является низкоэнтропийным носителем большей части мировых знаний и, следовательно, богатства; это канал без сюрпризов, по которому передается богатая сюрпризами информация. Высшая конвергенция кремния и кремнезема, спектра и изобретений, рынков и денег, интернет несет на себе большую часть веса коммуникаций, развлечений, преподавания и обучения, которые каждое десятилетие поднимают глобальную экономику на новые логарифмические уровни изобилия. Измеряемый коллапсом времени и пространства, который он обеспечивает, - его резко падающими ценами на время - интернет битов, кажется, затмевает мир атомов.

Однако все чаще мир атомов, массивный, упрямый, физический, жесткий мир, мир промышленной революции и эпохи стали, сам реорганизуется в соответствии с теорией информации. В этом процессе проявляются закономерности, которые напоминают сам Интернет - хотя в основном они предшествовали ему.

На смену аналоговым системам с коммутацией каналов прошлого пришел интернет - цифровая сеть с коммутацией пакетов. В таких "бесконтактных" сетях нет необходимости устанавливать сквозной канал. Вы просто адресуете свой стандартизированный пакет в его "заголовке" и начинаете отправку. Это отличается от предыдущих проводных голосовых сетей, в которых вы не могли начать говорить или отправлять информацию, пока оператор не установит полный сквозной канал. Во время молчания в разговоре канал был пуст и не использовался.

В своей книге "Телекосм: мир после изобилия полосы пропускания" (2000) я рассказываю историю развития цифровых коммуникаций, вытесняющих аналоговые соединения прошлого и использующих спектр в оптоволоконных линиях и беспроводных системах. Я беседовал с Полом Бараном и Леонардом Клейнроком, которые сделали большие шаги в создании современных цифровых сетей с коммутацией пакетов; Винтоном Серфом и Робертом Каном, разработавшими ключевые протоколы TCP-IP, которые организуют передачу данных в Интернете; Ирвином Джейкобсом и Эндрю Витерби, которые изобрели системы распространения спектра с кодовым разделением, позволяющие столь же эффективно использовать наши беспроводные сети.

Однако никто из этих исторических изобретателей никогда не упоминал о предшествующих изобретениях в мире атомов, которые предвосхитили Интернет с коммутацией пакетов.

За десятилетия до появления Интернета в мире происходило расцвет "атомного" богатства, переносимого на новом низкоэнтропийном носителе с коммутацией пакетов. До середины 1950-х годов транспортировка атомов по всему миру делилась на низкоэнтропийные "насыпные" грузы, такие как уголь или зерно, и "брейкбулкерные" грузы, состоящие из всего остального.

"Breakbulk" - охватывающий огромное разнообразие уникальных товаров, требующих различной упаковки и маркировки - был практически непреодолимым барьером для мировой торговли и промышленности. В качестве тормоза торговли он превосходил все тарифы и меры защиты, установленные мировыми политиками. Грузы "брейкбульк" должны были обрабатываться индивидуально и часто вручную дорогостоящими работниками, склонными к забастовкам, в условиях высокой энтропии, что отнимало времени и внимания в каждом порту и с годами теряло эффективность, поскольку в доках доминировала политика профсоюзов.

В мировой торговле предпочитались и преобладали низкоэнтропийные перевозки массовых грузов. Все остальное производилось на месте, недалеко от места потребления, что препятствовало разделению труда и специализации обучения, способствующим мировому экономическому росту и вежливости.

Затем, в 1937 году, Малкольм Маклин, работавший дальнобойщиком, уставший после многочасовой очереди на пирсе в Джерси-Сити, чтобы разгрузить свой грузовик, вдруг увидел, что было бы быстрее и проще просто поднять весь кузов грузовика на борт. Вторая мировая война вмешалась прежде, чем он успел воспользоваться своим озарением, но он уже представлял себе кузов своего грузовика в виде пакета. По сути, он предвидел создание сети с пакетной коммутацией для торговли.

Вместо того, чтобы перевозить отдельные предметы во всем их хитросплетении и разнообразии по одному, он представил себе стандартный пакет или контейнер - коробку, - который будет иметь адрес на внешней стороне и отправляться без учета его конкретного содержимого, подобно тому, как сегодня Интернет отправляет по всему миру одинаковые пакеты без учета их конкретного содержания.

Этот прорыв, который Маклин воплотил в жизнь в 1950-х годах, положил начало токенизации транспорта, сравнимой с токенизацией времени в деньгах. Маклин запустил новый режим: стандартный контейнер стал взаимозаменяемым для кораблей, поездов и грузовиков. Универсальная единица, вмещающая любой товар, она могла перемещаться кранами и роботами с одного перевозчика на другой без какого-либо беспокойства о ее содержимом. Передав свои запатентованные разработки промышленности, он положил начало международной стандартизации морских контейнеров.

Был ли Маклин Клодом Шенноном в области морских перевозок? Согласно предпринимательскому видению Маклина, судоходство прошло путь от аналогового мира всех форм, размеров и консистенций, "breakbulk" зверинца не связанных между собой единиц, до квазицифрового мира "коробки". Перемещаемая, поднимаемая, штабелируемая, хранимая, охлаждаемая, двадцатифутовая эквивалентная единица (TEU) стала "байтом", или мегабоксом, глобальных пакетных перевозок.

До появления "коробки" на многократную погрузку и разгрузку сложной мешанины разнообразных торговых товаров, скопившихся на корабле, грузовике или поезде, следовавших к месту назначения, уходили недели.

Но как только TEU были признаны новым стандартом и низкоэнтропийным перевозчиком, контейнеровозы смогли значительно увеличить объем высокоценного содержимого.

Первый корабль МакЛина вмещал 58 контейнеров. Сегодня самые современные суда имеют длину 1 312 футов и ширину 202 фута и могут перевозить 23 992 TEU, которые, размещенные из конца в конец, достигают почти 91 мили. Они могут быть обработаны менее чем за сутки и отправлены в путь на кораблях, поездах, грузовиках и даже самолетах. Токенизированное пространство экономит виртуальные месяцы денег.

Инвентаризация - это просто потерянное время, измеряемое применимой процентной ставкой, как и любая другая подобная иммобилизация экономических ресурсов. Только в США с первого десятилетия контейнеризации до 2014 года, то есть за период почти в шестьдесят лет, общая экономия была оценена Марком Левинсоном, автором удостоенной премии книги "Коробка", как сокращение запасов на 1,4 триллиона долларов. Если измерять процентные ставки, выплачиваемые типичными предприятиями за запасы, то ежегодная выгода составит примерно 140 миллиардов долларов. В глобальном масштабе урожай от "коробки" может приблизиться к 600 миллиардам долларов в год, поскольку многие выгоды получат производители и грузоотправители из стран третьего мира, не затронутые американским извращенным протекционизмом по закону Джонса, который ограничивает поставки из США перевозчиками, базирующимися в США.

В девятнадцатом веке наблюдался огромный рост торговли, поскольку золотой стандарт унифицировал внутренние и мировые единицы счета и тем самым стимулировал международную торговлю. Но стандартизация денег или времени нуждалась в дополнении в виде стандартизации пространства. Стандарт тары, ящик, был не менее важен, чем золото, для стимулирования международной торговли.

Стандартизация перевозок, однако, не отражает всей трансформации экономической географии, производства и распределения. Предшественником революции стал приход теории информации к мировой торговле атомами, сначала интуитивно в сознании Маклейна, а затем упорно в течение десятилетий уплотнявшей атомы в унибоксах.

Значительно уменьшив трение пространства и времени, коробка интегрировала глобальное разделение труда. В результате глобализация сделала контрпродуктивными все политические субсидии, преференции, нормативные мандаты и защиту национальных перевозок по закону Джонса. Объединив производство и транспортировку товаров в один интегрированный процесс с пакетной коммутацией, коробка оптимизировала систему производства "точно в срок", что устранило замедление и расходы на запасы.

Запасы показывают, что деньги - это время, или устранение задержек. Запасы находятся в собственности и поэтому кажутся активом. Но они представляют собой альтернативную стоимость, стоимость хранения, процентную стоимость, и все это суммируется как стоимость времени. К 1958 году, всего через год после того, как Маклин отказался от громоздкого "breakbulk", для погрузки или разгрузки контейнеровоза требовалось на треть меньше рабочих, и это можно было сделать за одну шестую часть времени.

В 1956 году ручная погрузка груза на корабль в порту США стоила 5,86 доллара за тонну. Пятьдесят лет спустя унибокс снизил эту цену всего до $0,16 за тонну. Преобразование этих номинальных цен в цены времени с использованием данных о почасовой оплате труда (зарплаты и пособия) синих воротничков с сайта measuringworth.com показывает, что затраты на погрузку сократились на 99,8 процента. За время, необходимое для того, чтобы заработать деньги на погрузку одной тонны в 1956 году, сегодня можно погрузить 440 тонн. Погрузка стала на 43 900 процентов более выгодной.

Некоторые атомы, например, используемые для строительства здания, мы хотим оставить неподвижными. Если они двигаются, то теряют свою ценность.

Другие атомы могут потерять свою ценность, если их не перемещать. Жизненно важным является их быстрое перемещение в места с более высокой ценностью, которые мы называем пунктами назначения.

То, что верно в отношении изобилия атомов, также верно в отношении изобилия энергии и изобилия информации. Энергия, выведенная или секвестрированная за пределы точки ее желаемого использования, по сути, ничего не стоит. Идея о том, что энергия ветряных мельниц и солнечных батарей дешева, потому что она дается природой, является иллюзорной. Природа дарит бесконечную энергию, и вся она бесплатна там, где находится. Главное, чтобы она была доставлена вовремя, постоянно, в доступной форме к месту использования.

То же самое относится и к перемещению информации. Цифровая организация и пакетирование фотонных волн, оптоволокна и беспроводной связи - это то же самое, что коробка для ручной погрузки: резкое увеличение скорости и снижение затрат на перемещение битов в точку оптимального использования.

Деньги - это токенизированное время, взаимозаменяемое время, освобожденное от способов и средств производства, транспортировки и обработки, которые они представляют. Унибокс стал пространственным стандартом, повысив возможность продажи повсеместно, но он также является стандартом времени, поскольку снижает временные затраты в глобальной экономике. Стандартизированный контейнер устраняет специфику транспортных транзакций так же, как деньги устраняют специфику того, что в противном случае обменивалось бы по бартеру.

Унибокс превратил десятилетия времени в секунды. Он подстегнул рост мировой торговли с менее чем 1 триллиона долларов в начале 1960-х годов до 28,5 триллиона долларов в 2021 году. Обеспечивая эффективную доставку огромного разнообразия электронных товаров - что является пределом "breakbulk" - сеть атомов с коммутацией пакетов в конечном итоге обеспечила создание сетей байтов с коммутацией пакетов, которые обеспечивали мировой экономический рост в течение последних пятидесяти лет.

Потомки грузчиков, бригадиров, грузоотправителей и дальнобойщиков, организовавшихся в 1960-х годах, чтобы остановить коробку, были бы сегодня гораздо беднее, если бы им это удалось. Деньги - это время жить и творить. Экономическая политика должна удалять энтропию из каналов, чтобы увеличить энтропию их содержимого.Как и обертка рождественского подарка, коробка предсказуема. Сюрприз находится внутри.

ГЛАВА 7. Новый каменный век или новый углеродный век?

В хмурый день в конце января 2022 года я споткнулся, идя не в ту сторону по односторонним проходам местного супермаркета "Big Y". На заваленных полках зияли бреши в цепочке поставок: ни сушеных фруктов и орехов из Калифорнии, ни витаминных таблеток из Китая. Полы с односторонними стрелками обозначали социальное дистанцирование для чайников. Мимо проносились пугливые фигуры в масках, культивируя болезнетворные бактерии по обе стороны своих влажных щитков. Глядя поверх своей все еще обязательной маски - предписанной эдиктами чрезвычайного социализма - я заметил вспышку фиолетового цвета на журнальной полке. Я присмотрелся.

Передо мной лежал февральский номер Wired за 2022 год, флагманского технологического журнала Condé Nast. Я часто читаю его с нетерпением. Это место, где знатоки получают последние пикантные новости о будущем и моде на высокотехнологичные мемы, чудеса и метаверсии.

На фиолетовой обложке журнала Wired огромными фосфоресцирующими розовыми заглавными буквами красовался заголовок: "БОЛЬШАЯ ИНГАЛЯЦИЯ". Я взял журнал в руки, думая, что речь пойдет о новых возможностях в выращивании мега-травы или "медицинской марихуаны". В Беркширах, на западе Массачусетса, где я живу, "большой вдох" означает, что каннабис конкурирует с более традиционным занятием - судиться с General Electric из-за печатных плат.

За последние сорок лет судебные иски против GE по поводу якобы токсичных свалок полихлорированных бифенилов - безобидного изоляционного материала, который не давал турбинам электросетей вспыхнуть - стали прибыльным источником дохода для нашего небольшого округа. За десятилетия он принес около 2 миллиардов долларов.

Однако к 2022 году марихуана стала ведущим альтернативным источником предпринимательства в округе. После судебного разбирательства с корпорациями, имеющими большие деньги, пристрастие клиентов к наркотику стало привлекательным путем к жизни после капитализма. Это, конечно, проще, чем изобретать новые возможности.

Wired, однако, оказался за пределами такого психоделического эскапизма. Вместо этого "большой вдох" - это якобы серьезная попытка "спасти планету".

На обложке была изображена огромная промышленная "конструкция" посреди арктической пустоши. В статье говорилось, что эта фабрика, построенная немецкой компанией Climeworks, может спасти всех нас, если будет скопирована по всему миру. Мы все хотим быть спасенными. Как это работает?

Развернутый "на бесплодном исландском плато", стоимость которого в конечном итоге составит, возможно, 200 миллиардов долларов, он "высасывает CO2 из воздуха, а затем задерживает его в камне". Да, по сути, он превращает атмосферный углекислый газ в камни. Это вовсе не шутка. Этот гигасосатель Руба Голдберга открывает новый каменный век.

Wired пишет: "Это старая идея, которая наконец-то становится реальностью". Следующая задача: "построить еще 10 000". Исландская структура способна перерабатывать всего 4 000 тонн углерода в год, в то время как глобальные выбросы CO2 составляют 40 миллиардов тонн. Даже запланированные 10 000 заводов едва ли дадут результат в одну тысячную. Этот план по спасению планеты в конечном итоге обойдется в триллионы налоговых долларов и может быть реализован только с помощью гигантских правительственных мандатов.

В кульминации обложки автор Wired Винс Бейзер подытожил: «Все [это] потребует огромных государственных инвестиций в технологии, которые могут не окупиться. Стоит помнить, что мы постоянно делаем подобные авантюры. Например, за последние полтора года Соединенные Штаты вложили миллиарды в разработку вакцин Covid, многие из которых не оправдали себя».

Журнал вполне мог бы добавить, что принятые и разрекламированные вакцины "не оправдали себя", и сослаться на массовое закрытие малого бизнеса, глобальные запреты на путешествия, мандаты на маски и прививки, оргии печатания денег и другие достижения чрезвычайного социализма, которые не оправдали себя.

Wired заключил: "Мы делаем такие инвестиции, когда считаем, что благополучие всей нации находится под угрозой. Мы не ждем, пока рынок сформируется, когда сталкиваемся с кризисом, угрожающим миллионам жизней. Мы сделали все возможное для борьбы с вирусом, передающимся воздушно-капельным путем; мы должны сделать то же самое для борьбы с еще более серьезной угрозой, которая также передается по воздуху".

"Это чрезвычайная ситуация!" А средство всегда одно и то же: чрезвычайный социализм.

На самом деле я не верю, что углекислый газ вообще представляет какую-либо угрозу. Химик из Калифорнийского технологического института Артур Робинсон, который когда-то был начальником штаба лауреата Нобелевской премии Лайнуса Полинга, отметил, что после "Малого ледникового периода", наступившего два столетия назад, мир, очевидно, теплеет "со скоростью примерно один градус по Фаренгейту в столетие". Растительный мир стал гуще примерно на 28 процентов, при этом не было зарегистрировано никакого увеличения экстремальных погодных явлений. Как проницательно подсчитал Мэтт Ридли, скорость поглощения растениями углекислого газа превышает скорость постепенного поглощения тепла атмосферным углекислым газом. Таким образом, потребление ископаемых видов топлива, таких как нефть и уголь, в чистом виде приводит к тому, что планета становится более зеленой.

По мере того, как мир становился богаче, смертность в мире от экстремальных природных катастроф снизилась примерно на 99%. Хотя с 1950 года использование человеком углеродного топлива увеличилось в шесть раз, не было обнаружено "никаких доказательств увеличения скорости повышения уровня моря в результате теплового расширения морской воды и таяния льда".

Поскольку официальные температурные записи на земном шаре ведутся только 140 лет назад, до 1880 года, эти цифры отражают окончание "малого ледникового периода". Каждый новый незначительный прирост потепления можно представить как "самый жаркий день в истории". Однако, начиная с римского и минойского "теплых периодов" и заканчивая Средневековым климатическим оптимумом, планета пережила множество сравнительно более теплых эпох, которые оказались гораздо более благоприятными для жизни человека, чем периодические ледниковые периоды.

Физик Уильям Хаппер из Принстона и ученый-землевед Ричард Линдзен из Массачусетского технологического института являются ведущими учеными в области атмосферной динамики, определяющей так называемый "парниковый эффект". Они дали убедительные показания Комиссии по ценным бумагам и биржам 17 июня 2022 года по поводу предложенного ею требования к корпорациям отчитываться об их подверженности "рискам" изменения климата из-за выбросов углекислого газа:

Мы являемся профессиональными физиками, которые десятилетиями специализируются на физике излучения и динамической теплопередаче.

По нашему мнению, наука демонстрирует отсутствие климатического риска, вызванного ископаемым топливом и CO2, и отсутствие климатической чрезвычайной ситуации.

Кроме того, нигде на более чем 500 страницах предлагаемого правила нет достоверных научных доказательств того, что существует риск, связанный с климатом. None.... Таким образом, для предложенного правила SEC не существует надежной научной основы.

Кроме того, вопреки распространенному мнению, CO2 необходим для жизни на Земле. Без CO2 не было бы фотосинтеза, а значит, не было бы растительной пищи и не было бы достаточно кислорода для дыхания.

Более того, без ископаемого топлива во всем мире не будет недорогой энергии и меньше CO2 для фотосинтеза, производящего пищу. Отказ от ископаемого топлива и сокращение выбросов CO2 будут катастрофическими для бедных, людей во всем мире, будущих поколений и страны.

Наконец, стоимость предлагаемого правила огромна и не принесет никакой общественной пользы. Оно увеличит бремя отчетности для компаний на 6,4 миллиарда долларов, что на 64 процента больше, чем 3,9 миллиарда долларов, в которые обошлись компаниям все требования SEC к отчетности с начала ее существования в 1934 году...

Таким образом, правило не должно быть принято, а если принято, то признано судами недействительным.

Дэвид Стокман подытожил общую картину, отметив, что "0,04 процента атмосферы, которые составляет CO2", обеспечивают «жизненную силу глобальных пищевых цепей и колеблются в соответствии с естественными циклами потепления и похолодания, которые сохраняются на протяжении 4,6 миллиарда лет. В течение последних 600 миллионов лет с момента появления многоклеточной жизни температура была выше, чем в настоящее время, 87 процентов времени, а уровень CO2 превышал 2500 частей на миллион по сравнению с 415 сегодня». Повышение CO2 следует за повышением температуры, а не предшествует ему, поскольку CO2 забирается из океана.

Все мы, скептики, можем ошибаться, но утверждения науки бессмысленны, если они не поддаются фальсификации.

Предположим, гипотетически, что CO2 каким-то образом становится проблемой. Капитализм решает проблемы, используя возможности.

Как заметил мне более двух десятилетий назад газовый магнат Роберт Хефнер, без правительственных мандатов каждое поколение производства энергии потребляет меньше углерода, чем предыдущее, при этом выбросы природного газа на сайте могут быть вдвое меньше, чем у угля или нефти, а ядерная энергетика предлагает наглядную нирвану "нет-ноль". Многочисленные технологические преобразования, происходящие в настоящее время, означают, что вся мировая экономика радикально изменится в течение следующего столетия.

Капиталистический прогресс означает, что все, что мы считаем проблемами сегодня, завтра станет неузнаваемым. Субсидируемые друидические солнечные гектары и тотемные столбы ветряных мельниц культа климата и его политического жречества бесполезны и даже контрпродуктивны в достижении заявленных целей по производству надежной, углеродно-нейтральной энергии. Почти все проекты "альтернативной энергетики" препятствуют и усложняют поставку надежной энергии по сетям.

Правительственные мандаты, директораты и глобальные перезагрузки не определят будущее. Они могут только тормозить прогресс, и только до тех пор, пока мы позволяем им это делать, если мы живем в демократических странах. Что действительно будет определять будущее, так это человеческое творчество и новая волна технологических предпринимателей. Творчество, как писал покойный Альберт Хиршман из Принстона, "всегда становится для нас сюрпризом. Если бы это было не так, мы бы не нуждались в нем, и государственное планирование работало бы". Как заметил Хиршман, всю жизнь изучавший государственные и финансируемые ООН проекты по всему миру, ни один из них никогда не работает по плану. Немногочисленные успехи всегда объясняются неожиданной вспышкой предпринимательской креативности.

Рассмотрим, например, реальные проблемы накопления промышленных отходов, от пластика до мусора и электронного мусора, скапливающихся в морях, на свалках и окружающих хранилища данных по всему миру. Этот токсичный и неприглядный мусор будет неизбежно увеличиваться, несмотря на все бесконечные экологические программы, мандаты по сортировке и переработке, требования по использованию ядовитых батареек, которые повсеместно принимаются правительствами, страдающими от мелкотравчатости.

В начале 2022 года я посетил лабораторию, которой руководит Джеймс Тур, профессор химии Чао и профессор материаловедения и наноинженерии в Университете Райса в Хьюстоне. Химик, имеющий около 700 научных работ и 150 патентов, Тур впервые привлек мое внимание три года назад на небольшой конференции по инновациям, которую проводил инвестор-философ Питер Тиль, соучредитель PayPal, Facebook и Palantir.

Будучи остро озабоченным вопросами экологии, Тур описывает водоворот плавающих пластиковых отходов глубиной в десять футов, размером со штат Техас, в центре Тихого океана. Анализ показывает, что почти все они происходят из Азии и представляют угрозу как для дикой природы, так и для судоходства человека.

Чтобы решить эту проблему, Тур не призывает к созданию гаргантюанской правительственной программы, подпитываемой налоговыми деньгами и мандатами. Он не рекомендует направлять авианосцы к Тайваньскому проливу, чтобы запугать Китай и заставить его вести себя лучше. Он не предлагает создавать гигантские гигасосы, чтобы наглотаться пластика с налоговыми деньгами и превратить его в камни.

Вместо этого он основал компанию под названием Universal Matter, которая обещает стать чрезвычайно прибыльной и превратить эту проблему в крупнейшую в мире возможность для человеческого творчества и капитализма. Я уже вложил в нее деньги.

Тур является пионером технологической революции в мельчайших масштабах, занимаясь физическими и химическими явлениями, измеряемыми миллиардными долями метра, наномасштабом и ниже. Входящий в число пятидесяти самых влиятельных ученых мира, Тур и его наноскопические прорывы могут сделать нынешнюю эпоху венцом триумфа химии и предпринимательства.

Сейчас Тур возглавляет развитие технологий и экономики, более захватывающее, чем любое другое, которое я видел с тех пор, как пятьдесят лет назад познакомился с гением Калтеха Карвером Мидом, соучредителем Intel Гордоном Муром и революцией кремниевого микрочипа. Тур открывает новую технологическую эру, по крайней мере, сопоставимую по масштабам.

В основе технологического и экономического возрождения Тура лежит углерод. Хотя кремний и в будущем будет играть свою роль в технологических инновациях в области чипов, волоконной оптики и беспроводной связи, самые передовые технологические достижения будут основаны на углероде.

Вещество ДНК и всего живого на Земле, углерод образует больше соединений, чем любой другой элемент. Как заметил выдающийся британский физик сэр Джеймс Джинс в книге "Таинственная Вселенная" (1930), «жизнь существует во Вселенной только потому, что атом углерода обладает некоторыми исключительными свойствами».

Для создания соединений углерода атом углерода имеет шесть электронов - два во внутренней оболочке и четыре во внешней. Эти четыре электрона внешней оболочки участвуют в химической связи. Поскольку валентная зона углерода - внешний соединительный слой - состоит из четырех электронов плюс четыре дополнительных пустых места, он может образовывать бесконечные цепочки. Четыре электрона углерода всегда помещаются в четыре пустых места в валентной зоне других соединений углерода.

Ключевым прорывом в новых технологиях Tour является форма углерода под названием графен, открытая в 2004 году Андре К. Геймом и Константином С. Новоселовым, двумя профессорами Манчестерского университета в Великобритании. Графен представляет собой один слой атомов углерода, соединенных вместе в гексагональную сотовую решетку. При толщине всего в один атом он является самым прочным материалом из когда-либо испытанных, в двести раз прочнее стали. Еще более твердый, чем алмазы, которые образуются из углерода под давлением, графен также является самым легким материалом - в тысячу раз легче листа бумаги. Один лист графена размером с целое футбольное поле будет весить менее одного грамма (или 3,5 сотых унции).

Как комментирует Тур: "Самое удивительное для меня в графене - это его прочность. Это лист атомов, который можно поднять. Это поражает воображение. Еще одна удивительная вещь о графене - это то, что его можно увидеть. Вы можете положить лист на белый лист бумаги и увидеть его. Он удивительно прозрачен, поглощает всего 2,3 процента света, падающего на него, но если у вас есть чистый лист для сравнения, вы можете увидеть, что он там есть".

В графене каждый атом углерода соединен с тремя другими атомами углерода на двумерной плоскости. В результате в графене один электрон каждого атома углерода свободен в третьем измерении для электронной проводимости, что делает его лучшим из известных проводников электричества, с плотностью тока в миллион раз больше, чем у меди.

Средний свободный путь" графена (расстояние, которое электрон может свободно пройти в нем, ни на что не наталкиваясь) составляет порядка 65 микрон - достаточно долго, чтобы обеспечить проводимость при комнатной температуре практически без сопротивления. Это открывает потенциал для сверхпроводимости при комнатной температуре. Он также является идеальным носителем света для фотонных и оптоэлектронных устройств.

Являясь лучшим проводником тепла при комнатной температуре, с самой высокой теплопроводностью среди всех известных веществ, графен может быть смешан с другими материалами, такими как бетон и металлы, и радикально повысить их долговечность и устойчивость к температурному износу.

Графен обладает эластичностью, растягиваясь на 25 процентов своей длины, и в то же время является самым жестким из известных материалов - даже жестче алмаза. Таким образом, он может стать основой для гибких электронных устройств. Графен также является самым непроницаемым материалом из когда-либо обнаруженных. Даже атомы гелия не могут протиснуться сквозь него. Это делает его отличным материалом, например, для создания высокочувствительных газовых детекторов, так как даже самое маленькое количество газа попадет в его решетку.

До встречи с Туром в Университете Райса я много лет занимался исследованиями углеродных наноматериалов вместе со своим коллегой Стивом Уэйтом. Соавтор книги "Технология графена" вместе с пионером графена доктором Сорушем Назарпуром, Уэйт был соучредителем Ассоциации заинтересованных сторон графена. Я привлек Стива для помощи Seldon Labs, одной из компаний моего венчурного фонда, начавшей коммерциализацию технологии фильтрации воды с помощью углеродных нанотрубок. Нанотрубки образуются из свернутого графена. Хотя ее продукт использовался морскими котиками в Афганистане и Ираке, Seldon потерпела неудачу, когда тогдашний руководитель Агентства по охране окружающей среды, а ныне исполнительный директор Apple Лиза Джексон запретила использование углеродных нанотрубок в потребительских товарах на основании надуманной аналогии с асбестом.

Так почему же этот чудо-материал еще не изменил наш мир?

В течение почти двадцати лет после открытия графена его производство оставалось маняще трудным. Применялись такие грубые методы, как буквальное отклеивание или отшелушивание графитовых слоев скотчем, как это делали Гейм и Новоселов, или такие изысканные методы, как химическое осаждение из паровой фазы в CVD-камерах, которые стоили миллионы для получения миллиграммов. Нужен был процесс дешевого объемного производства двумерного материала. В 2021 году профессор Тур и один из его аспирантов, Дуй Суан Луонг, который подростком иммигрировал из Вьетнама в Техас, нашли ответ.

Процесс Tour-Duy представляет собой поворотный момент в истории технологии. Впервые появилась возможность производить тонны графена, причем делать это, используя мусор и другие углеродные вещества. Процесс может взять любую твердую углеродную массу и превратить ее в идеальные ленты графена. Как объясняет Тур, не требуется никакой сортировки или разделения. "Мы не перерабатываем. Мы перерабатываем".

Алхимия двадцать первого века - превращение мусора в графен - использует быстрый и недорогой процесс, включающий мгновенный нагрев по Джоулю ("вспышка" для краткости). Это предвещает новую эру предпринимательства. Драгоценный графен, цена которого сейчас составляет от $67 000 до $200 000 за тонну, становится новым капиталистическим изобилием, падая до цены, близкой к $30 за тонну стоимости электроэнергии для "вспышки". Однако это вещество настолько чисто, что подходит для медицинских приборов, имплантатов, и наномашин, способных убивать раковые клетки и супербактерии в человеческом организме.

Многими своими необычными свойствами графен обязан тому факту, что он представляет собой всего лишь один слой атомов. К сожалению, предыдущие практические процессы производства давали многослойный графен со связями между вертикальными слоями, которые нарушали его проводящие свойства. Большинство так называемого графена, продаваемого на рынке, представляет собой скопление от пятнадцати до тридцати слоев наноуглерода и по своим характеристикам напоминает графит.

Процесс Тура позволяет получить многослойный наноуглерод, но с "относительным вращением" между слоями углерода. Такой графен называется турбостратическим. Эти вращения могут эффективно разъединять электронные состояния соседних слоев, сохраняя свойства, как у однослойного графена.

Начав массовое производство, Тур и его студенты поставили графен на кривую обучения, которая диктует быстрое снижение стоимости при кумулятивном росте производства.

Они даже создали новый закон, хотя есть некоторые споры о том, как его назвать. Подобно закону Мура, предсказывающему удвоение плотности схем на микросхемах каждые два года, закон Тура (Тур называет его законом Дуя) предписывает, что количество графена, которое может быть получено в процессе флэш-процесса, удваивается каждые девять недель.

Сырьем для этого процесса может служить любое твердое вещество на основе углерода, что означает, что флэш-графен можно сделать из любого материала, который мы так и норовим выбросить: смешанные пластиковые отходы, пищевые отходы, резиновые шины, нефтяной кокс, уголь, древесные обрезки, бокситовая зола или красный шлам, биосахар. Все они могут быть превращены в идеальные ленты турбострипного графена.

Около 30-40 процентов всех продуктов питания выбрасывается из-за гниения, а пластиковые отходы вызывают озабоченность во всем мире. Представьте себе, что можно взять огромные объемы мусора и превратить его в графен для использования в аэрокосмической промышленности, транспорте , строительстве, фильтрации воздуха и воды, хирургии позвоночника, а также в наномашинах, убивающих рак и вирусы.

Она наступает: новая углеродная эра огромного богатства, состоящего исключительно из новых знаний, продвигаемых кривыми обучения и измеряемых деньгами как токенизированное время. Это будет связано с новыми ресурсами, созданными людьми, а не с "дефицитными природными ресурсами", которые люди используют и растрачивают.

В 2021 году Тур руководил созданием компании Universal Matter для коммерциализации технологии. Запатентованный процесс компании позволяет ей выйти на десятки основных рынков и промышленных сегментов по всему миру, включая бетонные материалы, асфальтовые материалы, смазочные материалы, медицинские технологии, композиты, пенополиуретан, покрытия, шины и резину.

Universal Matter - лишь первая компания, стремящаяся коммерциализировать нанотехнологии Тура. Пока я пишу, четырнадцать компаний занимаются коммерциализацией технологий Тура, и еще четыре компании находятся в процессе формирования; скоро будет не менее восемнадцати компаний, продвигающих этот процесс и его кривые обучения. Это сравнимо с появлением полупроводниковых компаний в начале 1980-х годов в Силиконовой долине и Техасе.

Однако большинство компаний, созданных для коммерциализации нанотехнологий Тура, поддерживаются не венчурными капиталистами Кремниевой долины, которые в течение последнего десятилетия в основном избегали глубокой науки, сосредоточившись на социальных сетях и программном обеспечении. Большинство средств для компаний Тура поступает от венчурных инвесторов из Израиля, кишащего научным гением. Компании Тура проходят "Тест Израиля", как я назвал свою книгу десятилетней давности.

На столе между нами, когда я брал интервью у Тура, стояла маленькая изящная коробочка под названием ViralWall™ от компании Тура под названием LIGC Application Ltd., в честь технологии Тура под названием лазерно-индуцированный графен (LIG), которая позволяет синтезировать и наносить рисунок на графеновые наноматериалы с помощью обычных лазеров, которые есть во многих механических мастерских.

ViralWall улавливает и уничтожает находящиеся в воздухе частицы, бактерии и вирусы путем пропускания электрического тока через проводящую графеновую фильтрационную мембрану, что приводит к поражению током попавших в ловушку бактерий и вирусов, что не похоже на работу бесшумного уничтожителя насекомых.

При цене всего 350 долларов США и минимальном потреблении энергии эти фильтры ViralWall устанавливаются в офисах, школах, домах, круизных лайнерах, концертных залах, клубах, барах и многих других местах, устраняя необходимость в дорогостоящих и порой опасных вакцинах COVID-19, прививках и прочей сопутствующей атрибутике (например, масках или плексигласовых щитах в офисах и магазинах).

Другие компании, основанные на работах Тура, обещают победить другие смертельные вирусы и супержучков (Nanorobotics), преодолеть такие болезни, как рак поджелудочной железы (Xerient), создать лекарство от синдрома Дауна (Generox), вытеснить неэффективные технологии диагностики (Dotz), соединить и восстановить разорванные спинные мозги (Neurocords), очистить грязный воздух и воду (H2Blue), уменьшить избыток CO2 (H2Blue), отказаться от традиционной утилизации мусора (Universal Matter), обеспечить изобилие редкоземельных материалов в США, собирая их из золы, образующейся при добыче бокситов, и электронных отходов, создать более быстрые и долговечные энергонезависимые чипы компьютерной памяти (Weebit Nano) и память ДНК (Roswell Biotechnologies), извлечь невосстановленные тяжелые материалы, преобразовать батареи (Zeta Energy), изгнать подделку, токсичную органику и ржавчину.

Века были отмечены материалами, как каменный или бронзовый век. Прошедшее столетие вполне можно назвать кремниевым веком. Сейчас мы вступаем в новый углеродный век.

В прошлом мы внедряли инновации извне. Тепло и химикаты использовались для преобразования материалов в полезные, коммерческие приложения. С появлением микромира, в основе которого лежит квантовая механика, впервые появилась возможность манипулировать материей изнутри. Тур переносит это понимание из физики в наномир.

Графен во вспышке Тура способен глубоко изменить саму ткань глобальной экономики и коренным образом изменить наше отношение к физическому миру. Заметят ли это экономисты? Трудно сказать. Большая часть кремниевой революции не была измерена экономистами. Смартфон, связанный с Интернетом и миром через миллионы приложений, обеспечивает прогресс в удобстве, производительности, здоровье, безопасности и развлечениях, который бросает вызов всем мерам инфляции и дефляции, вычисляемым бюрократиями по всему миру. Подобным образом революция Tour радикально изменит жизнь, здоровье и производительность человека. Она сделает тривиальными все пессимистические прогнозы экономистов и средств массовой информации о замедлении темпов роста мировой экономики. В то время как СМИ сосредоточены на субсидируемых правительством предприятиях, таких как Climeworks, и их попытках превратить CO2 в камни, Universal Matter, которая стремится совершить революцию в мировой экономике, осталась почти незамеченной СМИ и правительством.

Завод Climeworks мог существовать только благодаря государственной власти. Превращая изысканно живительную молекулу CO2 в инертный камень, процесс Climeworks истощает информацию, знания и богатство. Основываясь на модели дефицита, он высасывает ресурсы со всего мира и превращает их в камни и отходы.

Машина "Универсальная материя" и процесс флеш-нагрева по Джоулю берут бесполезные и разлагающиеся отходы и превращают их в ценное и универсальное вещество. Она основана на знаниях и значительно увеличивает количество информации и богатства. Он не требует особого применения государственной власти. Его плоды - новое изобилие творчества.

Этот удручающий контраст бесполезности, управляемой правительством, и преобразующего предпринимательского обучения требует новой экономики, информационной экономики для информационного века, в которой цены связаны с кривыми обучения, временем и производством изобилия. Это и есть истинная экономика мира. И с этой целью я ненадолго отхожу в сторону и передаю несколько глав моему другу Гейлу Пули.

ГЛАВА 8. Экономика - это не подсчет атомов

Викторина: Сколько клавиш в пианино? Если вы ответили восемьдесят восемь, вы получаете пятерку. Второй вопрос: Сколько песен в пианино? (Осторожно, это вопрос с подвохом.) Если вы ответили "бесконечность", вам стоит подумать немного глубже. На самом деле в пианино нет песен (если только они не были запрограммированы в нем, как в пианино). Песни существуют в сознании человека. Имея фиксированное количество клавиш, мы можем создать бесконечное количество песен. Клавиши - это оборудование, песни - программное обеспечение. Клавиши - это атомы, песни - знания.

В фильме "Мстители: Война бесконечности" злодей Танос говорит нам: "Это простой расчет. Эта вселенная конечна, ее ресурсы - конечны. Если жизнь не контролировать, она перестанет существовать. Это нужно исправить". Танос посмотрел бы на пианино и сказал, что раз у него восемьдесят восемь клавиш, то на нем должно быть только восемьдесят восемь песен.

Танос был представлен в феврале 1973 года как вымышленный персонаж комиксов Marvel. Откуда его создатели черпали идеи для его идеологии? Один из вариантов: Пол Эрлих. В 1968 году профессор Стэнфорда Пол Эрлих опубликовал книгу "Бомба для населения". Он утверждал, что "битва за то, чтобы накормить все человечество, закончилась". В 1970-х и 1980-х годах сотни миллионов людей умрут от голода, несмотря на любые программы по сокращению численности населения, начатые сейчас". Позже он написал: «Общество нуждается в реорганизации - мы должны сократить размер всего человеческого предприятия».

Откуда же, в свою очередь, Эрлих черпал свои идеи и рассчитывал свои прогнозы? От преподобного Томаса Мальтуса, который, несмотря на отсутствие Excel в 1798 году, заложил основу современной практики создания моделей с помощью экспоненты. В своей анонимно опубликованной книге "Эссе о принципе народонаселения" Мальтус писал: "Население, если его не сдерживать, увеличивается в геометрической пропорции. Продовольствие увеличивается только в арифметическом соотношении. Небольшое знакомство с числами покажет безмерность первой силы по сравнению со второй". Мальтузианская ловушка (или ловушка устойчивости) утверждает, что прирост дохода на человека в результате технического прогресса неизбежно теряется из-за последующего роста населения. По словам Мальтуса, «сила населения настолько превосходит силу земли для производства средств существования для человека, что преждевременная смерть должна в той или иной форме посетить человеческий род».

В каком-то смысле Мальтус, Эрлих и Танос правы. Эта вселенная конечна. На планете существует фиксированное количество атомов. Но экономика - это не подсчет атомов. Экономика - это не физика. Экономика - это ценность атомов. Атомы становятся ценными, когда они объединяются со знаниями. Экономика - это знания, а знания не подчиняются законам физики. Экономика - это изучение того, как человеческие существа создают ценность друг для друга, открывая, расширяя и обменивая знания. Как отметил сам Джордж Гилдер: "Разница между нашим веком и каменным веком полностью обусловлена ростом знаний". Именно рост знаний превращает дефицит в изобилие и выводит нас из нищеты. В своей книге "Знания и решения" великий экономист-историк Томас Соуэлл отмечает, что «пещерные люди имели в своем распоряжении те же природные ресурсы, что и мы сегодня, а разница между их уровнем жизни и нашим - это разница между знаниями, которые они могли применить к этим ресурсам, и знаниями, используемыми сегодня». Соуэлл продолжает: "Хотя рыночную экономику часто считают экономикой денег, она все же в большей степени является экономикой знаний....".

Взгляд на мир через призму знаний, а не атомов, открывает возможность осознать поразительное изобилие и будущие возможности и способности. Знания - это информация в сочетании с человеческим интеллектом. Наша способность хранить знания по отдельности ограничена, поэтому для процветания мы сотрудничаем и обмениваемся знаниями друг с другом. Физик и экономист Сезар Идальго вторит Адаму Смиту и Фредерику Хайеку, когда замечает, что товары - это действительно знания. Он отмечает: «Современное общество может накопить большое количество продуктивных знаний, потому что оно распределяет кусочки знаний между своими многочисленными членами. Но чтобы использовать его, эти знания должны быть собраны вместе через организации и рынки».

Ценность - это функция того, насколько творчески мы организуем такие вещи, как атомы, музыкальные ноты, слова на странице, изображения на экране и биты в программном обеспечении. Количество вещей важно, но ценность вещей действительно имеет значение. Научиться создавать и открывать новые знания - это ключ к изобилию и процветанию.

В 1990 году амбициозная группа исследователей поставила перед собой цель составить карту всего генома человека, состоящего из трех миллиардов букв. Доктор Эрик Грин, который работал над проектом с самого его начала и более десяти лет был директором Национального института исследования генома человека, отметил: «Первый геном обошелся нам примерно в миллиард долларов. Теперь, когда мы составляем последовательность генома человека, это стоит менее 1000 долларов, то есть снижение в миллион раз». Теперь, используя передовую робототехнику, группа китайских предпринимателей надеется снизить цену до 100 долларов. Если они достигнут этой цели, то за время, необходимое для того, чтобы заработать деньги на покупку одной последовательности в 2003 году, сегодня можно было бы получить более 15 миллионов последовательностей. Это будет более чем 1,5 миллиарда процентов увеличения количества ДНК-последовательностей.

Если в фортепиано восемнадцать нот, то в ДНК их всего четыре: A, C, G и T (аденин, цитозин, гуанин и тимин). С помощью всего четырех нот были созданы миллиарды уникальных форм жизни. В цифровой компьютерной технологии есть только две ноты: единицы и нули. С помощью этих двух нот были написаны триллионы строк кода.

Стив Джобс представил iPhone 9 января 2007 года. Он стал самым созидательно-разрушительным устройством из когда-либо изобретенных. Восемьдесят процентов планеты теперь имеют доступ к этой технологии, которая мобилизовала открытие и создание знаний и привела к развитию самой важной экономической метрики: знания в час. Цены на время, как мы увидим, являются способом измерения глобальных знаний в час и величайших сетевых кривых обучения в истории.

Мы покупаем вещи за деньги, но платим за них временем. Это означает, что существует две цены: денежная и временная. Денежные цены выражаются в долларах и центах, а цены времени - в часах и минутах. Преобразовать денежную цену в цену времени очень просто. Разделите денежную цену товара или услуги на почасовой доход. Цена времени - это элегантный и интуитивно понятный способ измерения того, сколько знаний мы открываем и создаем. Именно изменение цены времени с течением времени показывает рост знаний. Информационная теория экономики опирается на три основополагающих принципа: богатство - это знания, обучение - это рост, а деньги - это время. На основе этих трех принципов, хорошо освещенных Джорджем Гилдером в этой книге и его предыдущих книгах "Знание и власть" и "Скандал с деньгами", мы также можем узнать, как знания можно измерить с помощью времени.

Мы с коллегой Мэриан Тупи создали систему измерения изменений в изобилии. Мы рассчитываем временную цену продукта в начальной точке и сравниваем ее с временной ценой в конечной точке. Соотношение этих двух цен показывает изобилие. Отношение конечной цены времени к начальной цене времени измеряет изменение во времени для одного и того же количества товара. Отношение начальной цены времени к конечной цене времени измеряет изменение количества за одно и то же время.

Чтобы понять, как это работает, предположим, что десять лет назад фунт бананов стоил 50 центов, а вы зарабатывали 10 долларов в час, или 16,7 цента в минуту. Цена времени составила бы три минуты (50 центов разделить на 16,7 цента). Сегодня цена выросла до 60 центов за фунт, но ваша зарплата увеличилась до 18 долларов в час, или 30 центов в минуту. Теперь цена времени снизилась до двух минут (60 разделить на 30). За 10 лет временная цена фунта бананов снизилась с трех минут на фунт до двух минут. Отношение конечной цены времени, разделенной на начальную цену времени, будет равно два на три, или 0,67. Это показывает, что цена бананов за время снизилась на 33 процента, с 1,0 до 0,67. Довольно просто. Однако более глубокое понимание заключается в том, чтобы подумать о том, сколько бананов вы получаете за то же количество времени. На этот вопрос отвечает соотношение начальной цены, деленной на конечную цену. Три разделить на два будет 1,5. Это показывает, что изобилие бананов за то же время увеличилось на 50 процентов. Используя финансовый калькулятор или электронную таблицу, вы можете рассчитать среднегодовые темпы роста. Совокупный годовой темп роста личного бананового изобилия составит около 4,14 процента за этот 10-летний период.

Так называемое "правило 70" - это инвестиционный расчет по удвоению стоимости. Это 70, разделенное на сложный годовой темп роста. Правило 70 указывает на удвоение изобилия бананов каждые 16,9 лет (70 разделить на 4,14). И снова у вас есть две точки зрения для измерения изобилия: изменение во времени или изменение в количестве. В нашем примере с бананами вы сэкономили 33 процента времени при том же количестве бананов. Вы также увеличили количество бананов на 50 процентов за то же время.

Есть четыре причины, по которым использование времени для измерения изменений в изобилии лучше, чем использование денег. Во-первых, цены времени содержат больше информации, чем цены денег. Поскольку инновации снижают цены и повышают заработную плату, временные цены более полно отражают выгоды от новых ценных знаний. Если смотреть только на цены, не обращая внимания на заработную плату, можно сказать только половину истории. Цены времени позволяют увидеть всю картину целиком.

Во-вторых, временные цены преодолевают все сложности, связанные с попытками перевести номинальные цены в реальные. Цены времени позволяют избежать субъективных и спорных корректировок, таких как индекс потребительских цен (ИПЦ), дефлятор ВВП или неявный дефлятор цен (НДЦ), индекс цен расходов на личное потребление (PCE) и паритет покупательной способности (ППС). Временные цены используют номинальную цену и номинальный почасовой доход в каждый момент времени, поэтому корректировка на инфляцию не требуется.

В-третьих, временные цены могут быть рассчитаны на любой продукт с любой валютой в любое время и в любом месте. Это означает, что вы можете сравнить временную цену на хлеб во Франции в 1850 году с временной ценой на апельсины в Нью-Йорке в 2021 году. Аналитики также могут выбирать различные ставки почасового дохода, которые будут использоваться в качестве знаменателя для расчета временных цен.

И, наконец, время - это объективная и универсальная константа. Международная система единиц (СИ) установила семь ключевых показателей, шесть из которых так или иначе связаны с течением времени. Как единственный необратимый элемент во Вселенной, направленность которому придает термодинамическая энтропия, время является конечной системой отсчета для всех измеряемых величин.

Время нельзя надуть или подделать. Оно одновременно фиксировано и непрерывно. Каждый человек имеет совершенное равенство во времени с одним и тем же двадцать четыре часа в сутки. И как Тони Старк говорит Говарду Старку в фильме "Мстители: Эндшпиль": "Ни одна сумма денег никогда не покупала ни секунды времени". Эти четыре причины делают использование цен времени более предпочтительным, чем использование денежных цен для измерения изобилия ресурсов. Цены времени элегантны, интуитивно понятны и просты. Они отражают истинную цену, которую мы платим за то, что покупаем в жизни.

После использования временных цен для расчета изменения личного изобилия можно измерить изменение глобального изобилия. Глобальное изобилие можно измерить, умножив рост личного изобилия на численность населения. Рост глобального изобилия рассчитывается следующим образом: один плюс изменение личного изобилия ресурсов, умноженное на один плюс изменение численности населения. Если население увеличилось на 20 процентов за этот 10-летний период, уравнение глобального бананового изобилия будет равно один плюс 50 процентов, умноженное на один плюс 20 процентов, что равно 1,8. Таким образом, численность бананов в мире увеличилась на 80 процентов, что соответствует среднегодовой скорости 6,05 процента, удваиваясь каждые 11,6 лет.

Адам Смит в своей книге "Богатство народов" объяснил, что "реальная цена всего - это труд и хлопоты по его приобретению. То, что покупается за деньги... покупается трудом". Но труд - это только часть уравнения. Труд и хлопоты" на самом деле являются мерой времени, и система Тупи-Пули дает возможность использовать цены времени для количественной оценки и измерения роста знаний, а значит, и роста изобилия. Мы обнаружили, что со времен промышленной революции изобилие личных ресурсов растет быстрее, чем численность населения, почти без исключений. Больше людей - больше идей, а больше идей - больше инноваций, а инновации поднимают всех нас на новые уровни процветания.

 

ГЛАВА 9. Эффлоресценция изобилия

В одном из первых приложений концепции Тупи-Пули был проанализирован набор данных по пятидесяти основным товарам, включая продукты питания, энергию, материалы и металлы, с 1980 по 2020 год. Всемирный банк отслеживает цены на широкий спектр товаров, а Conference Board - валовой внутренний продукт и общее количество отработанных часов по странам. С помощью этих данных мы можем рассчитать временные цены и измеритьизменение изобилия с течением времени. За 40-летний период средняя номинальная цена пятидесяти основных товаров, которые мы анализировали, выросла на 51,9%, но средняя номинальная почасовая заработная плата в мире выросла на 412,4%. Таким образом, средняя временная цена пятидесяти товаров упала на 75,2 процента. Ни один товар не стал менее изобильным за этот 40-летний период. В целом, обеспеченность населения товарами выросла на 303 процента. Это демонстрирует совокупный годовой темп роста в 3,55 процента, при котором личное изобилие удваивается каждые двадцать лет. Этот рост изобилия произошел в то же время, когда население планеты увеличилось на 75,8 процента, с 4,43 миллиарда до почти 7,8 миллиарда человек. Личное изобилие увеличивалось на 303 процента в то же время, когда население увеличивалось на 75,8 процента. Глобальное ресурсное изобилие равно личному ресурсному изобилию, умноженному на численность населения. Скорость изменения этих двух величин показывает, что с 1980 года глобальное ресурсообеспечение увеличилось на 608 процентов. Глобальное ресурсообеспечение растет со сложной ежегодной скоростью 5 процентов, удваиваясь каждые четырнадцать лет.

Экономисты используют эластичность для измерения взаимосвязи между двумя переменными. Это отношение процентного изменения одной переменной к процентному изменению другой переменной. С 1980 по 2020 год индекс основных 50 товаров показал, что каждый 1-процентный рост населения соответствует 1-процентному снижению цен на время. Кроме того, каждый 1-процентный рост численности населения соответствует увеличению изобилия личных ресурсов на 4% и увеличению изобилия ресурсов населения на 8%.

Минералы и металлы стали в 2-227 раз более распространенными с 1904 по 2015 год

Геологическая служба США (USGS) отслеживает цены на различные минералы и металлы - от алюминия до цинка. Мы проанализировали 43 из этих товаров за 111-летний период с 1904 по 2015 год. Номинальные цены были преобразованы в цены времени с использованием данных о почасовой оплате труда (зарплаты и пособия) синих воротничков с сайта measuringworth.com. Мы обнаружили, что все 43 товара стали более дорогими, начиная от 119,7-процентного роста для асбеста и заканчивая 426 145-процентным ростом для промышленных алмазов. Медианный рост составил около 831 процента, или 2,03 процента в пересчете на год. Промышленные алмазы имели самый большой рост изобилия, при этом их временная цена упала на 99,98 процента. За время, необходимое для того, чтобы заработать деньги на покупку одного из этих алмазов в 1904 году, в 2015 году вы получили бы 4 262 алмаза. Промышленное изобилие алмазов увеличивалось на 7,82 процента среднегодовых темпов. Благодаря такому росту изобилия алмазы действительно стали одним из лучших друзей промышленности.

Этот рост изобилия минералов и металлов произошел в то же время, когда население планеты увеличилось на 369,1 процента, с 1,62 миллиарда до 7,6 миллиарда человек, что означает совокупный годовой темп роста примерно в 1,4 процента. Джулиан Саймон заметил, что вопреки общепринятому мнению, чем больше мы используем "невозобновляемые" ресурсы, тем больше их находим. По мере роста цен у людей появляется стимул искать больше. Чем выше цена, тем больше мы стараемся найти их или создать заменители. Возможность повторного использования также является ключевой характеристикой этих товаров. Факты убедительно подтверждают теорему Саймона. Рост запасов "невозобновляемых" металлов и минералов происходит гораздо быстрее, чем рост численности населения.

 

Инновации

Профессор Дэниел Сичел из Университета Эмори Риддл опубликовал интересную работу о гвоздях. Он обнаружил, что до промышленной революции на изготовление одного гвоздя ручной ковки у квалифицированного кузнеца или гвоздодера уходило около минуты. Сегодня рабочий может изготовить 3 500 гвоздей в минуту. За последние 250 лет производительность гвоздей выросла на 349 900 процентов. Это означает, что совокупный темп роста составляет около 3,31 процента в год.

В 1902 году компания Sears Roebuck продавала молотки за 53 цента. Это звучит как хорошая сделка, пока вы не поймете, что оплата труда "синих воротничков" составляла 15 центов в час. Молоток стоил 3,53 часа работы. Сегодня в Home Depot базовый молоток продается по цене около $6,50, а почасовая компенсация (зарплата и льготы) рабочего-"синего воротничка" составляет около $33,39. Это означает, что время работы молотком составляет около 12 минут. Сегодня вы получаете 18,1 молотка по цене одного в 1902 году. Если бы с 1902 года не было инноваций в молотках и заработной плате, то базовый молоток стоил бы сегодня в 18 раз дороже, или около 117 долларов.

"Установленная" цена гвоздя также значительно снизилась. Гвоздезабивные пистолеты стали широко доступны в начале 1980-х годов. Рабочий с молотком может установить 6 гвоздей в минуту, тогда как с гвоздезабивным пистолетом - 20 гвоздей в минуту. И он не так сильно устает и болит в конце дня.

 

Кукурузные предприниматели спасают нас от элиты Давоса

Давосская толпа теперь одержима идеей убедить нас в том, что наше выживание зависит от изменения нашего рациона питания с говядины, курицы и свинины на червей, насекомых и жуков. Устойчивое развитие" - это новый предлог для закрытия наших "Техасских дорожных домов" и "Стейкхаусов Outback". Действительно ли у нас закончились эти вкусные белковые продукты? Кукуруза - основной продукт питания для выращивания этих вкусных мясных обедов. Урожайность кукурузы в 1930-х годах составляла около 26 бушелей с акра. Сегодня этот показатель приближается к 175 бушелям, а на самой высокоурожайной ферме он составляет поразительные 477 бушелей. За последние 85 лет урожайность кукурузы выросла на 573,1 процента. Один акр земли сегодня производит столько же кукурузы, сколько 6,73 акра в 1936 году. Мы получаем 5,73 акра, чтобы вырастить что-то другое, построить парк или вернуться к природе. Предприниматели повышают урожайность кукурузы примерно на 1,75 бушелей с акра, или на 2,27 процента в год. При таких темпах урожайность кукурузы на акр удваивается каждые 31,3 года или около того.

За этот же 85-летний период население США выросло на 157,8 процента, со 128 миллионов до 330 миллионов человек. Каждый 1 процент прироста населения соответствовал 3,63-процентному увеличению личного потребления кукурузы. Другим важным фактором является земля, используемая для выращивания кукурузы. В 1936 году для выращивания одного бушеля кукурузы на каждого американца требовалось 4,9 миллиона акров земли. Сегодня, когда нас стало на 202 миллиона больше, для выращивания одного бушеля на человека требуется всего 1,9 миллиона акров земли. В то же время, когда население увеличилось на 157,8 процентов, мы сократили площадь земли, необходимой для производства кукурузы, на 61 процент.

 

Велосипеды в продаже: Купите один и получите 21 бесплатно

В 1910 году по каталогу Sears Roebuck вы могли купить велосипед за $11,95. Это звучит как хорошая сделка, пока вы не поймете, что почасовая оплата труда "синих воротничков" (зарплата и пособия) составляла 18 центов в час. Это означает, что для того, чтобы заработать деньги на покупку одного велосипеда, требовалось 66,4 часа. Сегодня вы можете купить велосипед в Walmart за 98 долларов. Номинальная цена выросла на 720 процентов. Но почасовая оплата труда "синих воротничков" выросла на 18 450 процентов, до $33,39 в час. Таким образом, временная цена 2021 года составляет около 3 часов. Если бы цена времени на базовый велосипед оставалась неизменной с 1910 года, то сегодня он стоил бы около 2 216 долларов (66,4 часа x 33,39 доллара). Цена времени снизилась на 95,6%, с 66,39 часа до 2,94 часа. За время, необходимое для того, чтобы заработать деньги на покупку одного велосипеда в 1910 году, сегодня вы получите 22,62 часа. Это представляет собой 2 162-процентный рост изобилия велосипедов на личном уровне.

Этот поразительный рост личного велосипедного изобилия произошел в то время, как население планеты увеличилось на 345 процентов, с 1,75 миллиарда до 7,8 миллиарда человек. Глобальное изобилие велосипедов может быть измерено путем умножения личного изобилия на численность населения. Глобальное изобилие велосипедов выросло на 9 981 процент с базового значения 1,75 в 1910 году до 176,43 в 2021 году. На каждый 1 процент прироста населения велосипеды становятся более распространенными на 28,87 процента. Другой способ оценить изобилие велосипедов - это определить, сколько времени потребовалось каждому, чтобы иметь велосипед сегодня по сравнению с 1910 годом. В 1910 году на это потребовалось бы 116,8 миллиарда часов. Сегодня, когда численность населения увеличилась на шесть миллиардов человек, это заняло бы всего 22,89 миллиарда часов. Население увеличилось на 345,7 процента, в то время как общая цена времени снизилась более чем на 80 процентов.

 

1910

2021

Процентное изменение

Цена велосипеда

$11.95

$98.00

720.1%

Почасовая оплата труда "синих воротничков

$0.18

$33.39

18,450.0%

Цена времени в часах

66.39

2.94

-95.6%

Велосипеды за 66,39 часов работы

1.00

22.62

2,162.0%

Население мира В миллиардах

1.75

7.80

345.7%

Глобальный пирог ресурсов велосипедов

1.75

176.43

9,981.9%

Общее время в миллиардах часов, затрачиваемое населением на покупку одного велосипеда

116.18

22.89

-80.3%

Pizzabundance

 

Сеть пиццерий Little Caesars впервые за четверть века поднимает цену на свою знаменитую пиццу Hot-N-Ready за 5 долларов. Впервые эта пицца была представлена в 1997 году. Профессор Джереми Хорпедал привел этот прекрасный график количества пицц, которые мог бы купить средний американский рабочий, если бы он тратил все свои доходы на пиццу. Это хорошая иллюстрация временных цен. Номинальная цена может оставаться неизменной, но временная цена падает на 50 процентов, потому что номинальная зарплата удвоилась. Теперь вы получаете две пиццы за то время, которое потребовалось, чтобы заработать деньги на одну пиццу в 1997 году. Пиццы стало на 100 процентов больше.

New York Post сообщает, что цена на рекламный пирог, который впервые был представлен на рекламных шейкерных щитах, увеличивается на 11 процентов до 5,55 долларов. Генеральный директор Little Caesars Дэвид Скривано заявил, что повышение цены призвано сбалансировать растущие затраты на рабочую силу и сырье, поскольку цена пепперони за время пандемии COVID-19 выросла более чем на 50 процентов. С учетом недавнего повышения цен, сегодня эти пиццы все равно на 44 процента дешевле, чем в 1997 году. Это означает, что сегодня вы получаете на 80 процентов больше пиццы за потраченное время, чем двадцать пять лет назад. Обилие пиццы Little Caesars Hot-n-Ready Pizza растет на 2,37 процента в год. Студентам колледжей в общежитиях по всей Америке придется немного углубиться в свои диванные подушки, чтобы найти лишние 55 центов для того, чтобы подкрепиться этим вкусным товаром на всю ночь.

 

Кондиционеры в продаже: 97-процентная скидка

Кондиционер был впервые изобретен в 1902 году Уиллисом Кэрриером в Бруклине, Нью-Йорк. Кэрриер изобрел устройство для местного издательского бизнеса, который испытывал проблемы из-за жарких и влажных условий на своей фабрике. Знойное бруклинское лето означало, что бумага для печати на фабрике издательства часто впитывала влагу из воздуха, что, в свою очередь, вызывало расширение и изменение формы бумаги, нарушая выравнивание цветов на печатной странице. Хотя изначально кондиционеры использовались в промышленных целях, во время послевоенного экономического бума 1950-х годов их популярность резко возросла, и они стали использоваться в офисах, гостиницах, магазинах, кинотеатрах и частных домах.

Одним из самых впечатляющих моментов в изобретении кондиционера является то, как быстро он превратился из предмета роскоши, доступного только самым богатым членам общества, в доступный для широких масс. Майкл Кокс и Ричард Алм сообщают, что средняя стоимость кондиционера мощностью 5500 BTU в 1952 году составляла $350. Почасовая оплата труда "синих воротничков" составляла около $1,83, поэтому цена времени - 191,26 часа. Сегодня Walmart продает гораздо более эффективный кондиционер мощностью 6 000 BTU (с пультом дистанционного управления) всего за $187. При почасовой зарплате "синего воротничка" в 2021 году в $33,39, для покупки такого кондиционера теперь требуется всего 5,56 часов труда. С 1952 года цена времени снизилась более чем на 97 процентов. Это означает, что за то же количество труда, которое требовалось для покупки одного кондиционера в 1952 году, сегодня можно купить более тридцати четырех кондиционеров. Если бы все население Соединенных Штатов в 1952 году (158 миллионов человек) купило кондиционер, это потребовало бы более 30 миллиардов часов общего рабочего времени. Несмотря на то, что население США выросло на 108,9% и достигло 330 миллионов человек, сегодня каждому американцу потребовалось бы всего 1,85 миллиарда часов работы, чтобы позволить себе кондиционер. В то время как население выросло на 108,9 процента, общая цена времени работы кондиционера снизилась на 93,9 процента. Очень круто.

 

1952

2021

Процентное изменение

Год

$350.00

$187.00

-46.6%

Почасовая оплата труда "синих воротничков

$1.83

$33.39

1,724.6%

Цена времени в часах

191.26

5.60

-97.1%

Изобилие

1.00

34.15

3,315.0%

Население США в миллионах человек

158

330

108.9%

Общее время для США в миллионах часов

30,219

1,848

-93.9%

 

Поиск виртуального изобилия: Oculus-Meta

В это трудно поверить, но гарнитуре виртуальной реальности Oculus уже меньше десяти лет. Выпущенная в 2016 году по цене $599, оригинальная Oculus Rift оснащалась дисплеем OLED размером 1 080 на 1 200 пикселей на каждый глаз, что в общей сложности составляло 2 592 000 пикселей. Touch, технически необязательный, но очень важный компонент для этой системы, стоил 199 долларов. Для установки также необходим игровой ПК стоимостью от $1 000. Таким образом, общая стоимость составит около $1 798. В 2021 году переименованную Meta Quest 2 можно будет приобрести за $299. Новая гарнитура чем-то похожа на оригинальную Oculus Rift, но теперь в ней есть собственный процессор, GPU, оперативная память и память для хранения данных. Устройство емкостью 128 Гб вмещает около 80 игр. Гарнитура оснащена ЖК-дисплеем с разрешением 1 832 на 3 800 пикселей, что в общей сложности составляет 7 034 880 пикселей, что на 171,4 процента больше, чем у оригинального Rift. Сегодня пользователи могут выбирать из более чем 250 игр, 85 из которых являются многопользовательскими. Шестьдесят из этих игр принесли доход более 1 миллиона долларов, а шесть игр - более 10 миллионов долларов.

По данным Бюро статистики труда, почасовая ставка оплаты труда на производстве и без надзора выросла на 21,5 процента, с 21,72 доллара в час в 2016 году до 26,40 доллара в 2021 году. Таким образом, временная цена "Окулус-Мета" для рабочего "синего воротничка" снизилась на 86,3 процента, с 82,78 часа в 2016 году до 11,33 часа в 2021 году. Таким образом, в 2021 году "синие воротнички" смогут купить 7,3 системы за то же время работы, которое потребовалось для покупки одной в 2016 году. Наслаждение виртуальной реальностью стало на 630% более изобильным, и его ежегодный рост составляет около 50% в год. Если эта тенденция сохранится, то Meta Quest в 2026 году будет стоить менее 1,5 часов работы и будет гораздо мощнее.

Oculus-Meta Quest

2016

2021

Процентное изменение

Цена денег

$1,798.00

$299.00

-83.4%

Почасовой доход

$21.72

$26.40

+21.5%

Цена времени

82.78

11.33

-86.3%

Изобилие

1.00

7.31

+630.9%

 

Визуализация изобилия: LED-телевизоры

Когда южнокорейская компания LG представила свою технологию OLED, она установила новый стандарт качества дисплеев. В 2016 году 65-дюймовый телевизор LG продавался за 5 999 долларов. В рождественский сезон 2021 года его можно было купить в Walmart или Amazon за $1 797. Новое устройство также поставляется со встроенным доступом к Netflix, Prime Video, Apple TV+ и Disney+. Ставка заработной платы на производстве и без надзора выросла на 21,5%, с $21,72 в час в 2016 году до $26,40 в 2021 году. Таким образом, временная цена 65-дюймового дисплея для этих работников снизилась на 75,4%, с 276,2 часа в 2016 году до 68,07 часа в 2021 году. Таким образом, работники смогут купить четыре дисплея в 2021 году за то же количество работы, которое потребовалось для покупки одного в 2016 году.

Наслаждаться красивым дисплеем стало на 305,8 процента дороже, темпы роста составили около 32,3 процента в год. Если эта тенденция сохранится, то 65-дюймовый дисплей в 2026 году будет стоить чуть больше, чем 16 часов работы.

LG OLEDTV

2016

2021

Процентный сбор

Цена денег

$5,999.00

$1,797.00

-70.0%

Почасовой доход

$21.72

$26.40

+21.5%

Цена времени

276.20

68.07

-75.4%

Изобилие

1.00

4.06

+305.8%

 

Авиаперевозки

Бюро статистики труда отслеживает цены на авиабилеты и сообщает, что с 2016 года цены снизились на 24,8 процента, со значения индекса 270,9 до 203,8. Цены снизились одновременно с ростом заработной платы на 21,5 процента, с $21,72 в час в 2016 году до $26,40 в 2021 году. Временная цена средней стоимости авиабилета в 2016 году составляла 12,47 часов по сравнению с 7,72 часами в 2021 году, что представляет собой снижение на 38,1 процента. Если бы вы сегодня тратили на работу столько же времени, сколько в 2016 году, то получили бы на 61,6 процента больше авиабилетов. Обилие авиаперелетов растет со сложной годовой скоростью около 10,7 процента в год. При таких темпах каждые 7,22 года мы получаем вдвое больше авиаперелетов.

Цены на авиабилеты

2016

2021

Процентное изменение

Цена денег

$270.90

$203.80

-24.8%

Почасовой доход

$21.72

$26.40

+21.5%

Цена времени

12.47

7.72

-38.1%

Изобилие

1.00

1.62

+61.6%

 

Все бесплатно получают книги на сумму 2,4 миллиарда долларов

Гутенберг ввел инновации в печатное дело около 1440 года. В то время средняя книга стоила около 135 дней труда, от 15 дней для короткой книги до 256 дней для крупного произведения. При работе по 8 часов в день средняя книга стоила 1 080 часов. Сегодня почасовая оплата труда "синих воротничков" (зарплата и пособия) составляет около $33,39. Таким образом, денежная цена обычной книги сегодня составляет $36 061, если бы с 1440 года не было никаких книжных инноваций.

4 июля 1971 года Майкл С. Харт создал одну из первых электронных книг, напечатав на своем компьютере Декларацию независимости и разослав файл всем своим друзьям. В дальнейшем он создал проект "Гутенберг", целью которого было поощрение создания и свободного распространения электронных книг. За последние 50 лет с помощью тысяч добровольцев эта организация создала библиотеку объемом 67 000 томов литературы, справочников и прочего на более чем 60 языках и диалектах. До Гутенберга и его пресса и до Харта и его компьютера, чтобы иметь библиотеку объемом 67 000 томов, потребовалось бы $2 416 087 000. Сегодня это почти бесплатно. Сегодня мы все можем бесплатно наслаждаться чтением великой книги и использовать наши дополнительные 1 080 часов для создания новых ценных знаний, которыми можно поделиться. Глобальное изобилие можно измерить как индивидуальную ценность, умноженную на численность населения. При численности населения в 7,8 миллиарда человек общая стоимость инноваций в книгоиздании составит 18 845 478 600 000 000 000 долларов. Богатство действительно заключается в знаниях.

 

Завтрак «Баунти»

Мы с моей коллегой Мэриан Тупи сравнили цены на 12 продуктов для завтрака в 1919 году с ценами в 2019 году. Среди продуктов были бекон, хлеб, масло, кофе, кукурузные хлопья, пшеничные сливки, яйца, ветчина, молоко, апельсины, овсяные хлопья и сахар. Цены 1919 года были предоставлены Бюро трудовой статистики США, а цены 2019 года были получены при совершении покупок в Walmart. Покупатели в 1919 году потратили бы около 4,18 доллара, чтобы купить все 12 этих товаров, но при оплате труда в 43 цента в час им потребовалось бы около 9,72 часа работы, чтобы пополнить свою кладовую для завтрака и холодильник. К 2019 году счет за корзину завтрака увеличился до 32,96 доллара. Но почасовая оплата труда выросла до $32,36, поэтому на покупку той же корзины из 12 продуктов ушло чуть больше одного часа. Цены на время снизились в среднем на 93 процента, причем на апельсины - на 73,5 процента, а на яйца - на 97,2 процента. За время, необходимое для покупки одной корзины этих продуктов для завтрака в 1919 году, сегодня вы получаете 9,54. Это 854-процентное увеличение личного изобилия завтраков.

По сравнению с работниками 1919 года, у работников 2019 года есть 8,7 "свободных" часов, чтобы заняться чем-то еще, кроме работы, чтобы заплатить за завтрак. Они могут больше отдыхать, изучать новый навык, зарабатывать деньги, чтобы купить что-то еще, или вздремнуть. В этом смысле инновации дают нам всем больше свободы.

Это 854-процентное увеличение количества завтраков произошло при росте населения США на 214%, со 104,5 млн. до 328,2 млн. человек. Каждый 1 процент прироста населения соответствовал 4-процентному увеличению количества завтраков.

Вы можете измерить размер изобилия ресурсов для группы, умножив личное изобилие ресурсов на размер группы. Мы называем эту величину "изобилие ресурсов населения". Наблюдение за изменениями этой величины во времени показывает, становятся ли ресурсы более обильными или менее обильными для группы, страны или всей планеты. Если учесть как рост личного изобилия завтраков, так и рост численности населения, то общий пирог ресурсов завтрака в США увеличился на 2 896 процентов. Каждый 1 процент прироста населения соответствует 13,53-процентному увеличению размера корзины завтраков в США. Ресурсы завтрака стали, как мы говорим, "сверхизбыточными", увеличиваясь гораздо быстрее, чем растет население. Когда завтра утром вы будете завтракать, поблагодарите всех тех, кто трудится над тем, чтобы наши завтраки были такими щедрыми.

 

Дрели

Компания Black and Decker была основана в 1910 году, а в 1914 году разработала дрель для одного человека. Вдохновением послужил пистолет Colt с рукояткой и спусковым крючком. В 1946 году компания Black and Decker представила первую четвертьдюймовую дрель для бытовых нужд. В 1961 году компания представила свою первую аккумуляторную дрель. В 1971 году миссия НАСА "Аполлон-15" выбурила образцы керна на Луне с помощью аккумуляторной дрели Black and Decker. Дрель 1946 года продавалась за $16,95. В то время почасовая оплата труда "синих воротничков" составляла $1,13, поэтому цена времени равнялась 15 часам. Аккумуляторная дрель 1961 года была, как отметил Алонзо Декер-младший, большим техническим прогрессом, но при этом она была относительно дорогой - 100 долларов. При цене 2,60 доллара в час, цена времени рабочего "синего воротничка" составляла 38,5 часов.

Сегодня аккумуляторную дрель Black and Decker можно приобрести в Home Depot или Amazon за $26,51. Номинальная денежная цена выросла на 56,4% по сравнению с аккумуляторной дрелью 1946 года, но снизилась на 73,5% по сравнению с аккумуляторной моделью 1961 года. Тем не менее, цена времени действительно имеет значение. Если в 1946 году на покупку дрели уходило 15 часов времени, то сейчас на это уходит около 49 минут. Цена времени снизилась на 94,6 процента. За те рабочие часы, которые требовались вам, чтобы позволить себе дрель в 1946 году, сегодня вы можете получить 18,41 лучших дрелей. Изобилие дрелей, отверстий, которые они могут создавать, и шурупов, которые они могут устанавливать, стало на 1 741,2 процента больше. Может быть, кто-то из членов вашей семьи хотел бы получить дрель на следующий день рождения или на Рождество? Вы можете поблагодарить компанию Black and Decker и всех других инноваторов и предпринимателей, которые сделали эти удобные инструменты такими доступными.

Электрическая дрель

1946

2021

Процентное изменение

Цена денег

$16.95

$26.51

+56.4%

Почасовой доход

$1.13

$32.54

+2,779.6%

Цена времени

15.00

0.81

-94.6%

Изобилие

1.00

18.41

+1,741.2%

 

Доступность жилья

По данным Бюро переписи населения США, медианная цена продажи дома в США в 1980 году составляла 64 600 долларов, а медианная площадь - 1 595 квадратных футов, или 40,50 доллара за квадратный фут. Средняя ставка оплаты труда "синих воротничков" в 1980 году составляла около $9,12 в час, что указывает на цену времени, равную примерно 4,44 часа на квадратный фут. К 2020 году медианная цена продажи дома выросла до $336 900, но его площадь увеличилась до 2 261 квадратного фута, или $149 за квадратный фут. Средняя ставка оплаты труда "синего воротничка" в 2020 году составляла около $32,54 в час, что указывает на цену времени около 4,58 часа на квадратный фут. С этой точки зрения стоимость жилья за 40 лет выросла всего на 3,1 процента.

Но дома, как правило, финансируются, что делает платеж более важным, чем цена. Процентные ставки по ипотеке в 1980 году составляли 13,74 процента против 3,11 процента в 2020 году. В 1980 году 30-летний кредит на $64 600 на дом площадью 1 595 квадратных футов требовал ежемесячного платежа в размере $752,15, или $0,47 за квадратный фут. Почасовая оплата труда составляла $9,12, то есть временная стоимость платежа равнялась 3,1 минуты на квадратный фут. В 2020 году 30-летний кредит на сумму $336 900 на дом площадью 2 261 квадратный фут требовал ежемесячного платежа в размере $1 440,45, или $0,64 за квадратный фут. Часовое вознаграждение увеличилось до $32,54, в результате чего цена времени составила 1,17 минуты на квадратный фут. Временная цена ежемесячного платежа по кредиту на квадратный фут жилья снизилась на 62,1 процента.

Обратите внимание, что наши расчеты не учитывают более высокое качество строительства, отделки и энергоэффективности. Еще одним важным фактором, который необходимо учитывать, является то, что за это время средний размер домохозяйства уменьшился с 2,76 до 2,53 человек, что привело к увеличению квадратных метров на человека на 55%, с 578 квадратных футов в 1980 году до 894 квадратных футов в 2020 году.

 

1980

2020

Процентное изменение

Медианная цена продажи

$64,600

$336,900

421.5%

Медианная площадь

1,595

2,261

41.8%

Цена продажи за медианный квадратный метр

$40.50

$149.00

267.9%

30-летняя ипотека с фиксированной ставкой

13.74%

3.11%

-77.4%

Ежемесячный платеж

$752.15

$1,440.45

91.5%

Ежемесячная оплата за квадратный фут

$0.47

$0.64

35.1%

Почасовая оплата труда "синих воротничков

$9.12

$32.54

256.8%

Ежемесячный платеж Время Цена в часах

82.47

44.27

-46.3%

Ежемесячный платеж Временная цена в минутах за квадратный фут

3.10

1.17

-62.1%

Время Цена в часах за кв. фут.

4.44

4.58

3.1%

Размер домохозяйства

2.76

2.53

-8.3%

Квадратные метры на одного члена домохозяйства

578

894

54.6%

 

Кухонная техника

Улучшили ли инновации временные цены на кухонные приборы? Чтобы ответить на этот вопрос, мы обратились к осенне-зимнему каталогу Sears 1980 года и посмотрели цены на различные кухонные приборы, включая кофеварку, тостер, блендер, консервный нож, миксер и кухонный комбайн. Общая стоимость покупки всех этих предметов составила 219,94 доллара. В 1980 году неквалифицированные рабочие зарабатывали около $4,06 в час, поэтому для оснащения кухни этими современными приборами потребовалось 54,17 часа работы. Затем мы поискали аналогичные товары на сайте Walmart. Номинальные цены в 2020 году на эти шесть товаров упали на 57,32 процента до 93,87 доллара. Однако номинальная неквалифицированная заработная плата выросла на 253,7%, до $14,36 в час, так что для покупки этих шести приборов в 2020 году потребовалось всего 6,54 часа работы. Цена времени снизилась на 87,9 процента. Изобилие кухонных приборов выросло в среднем на 729 процентов, от 254 процентов для блендеров до 2 023 процентов для кухонных комбайнов. За время, необходимое для покупки набора этих приборов для одного дома в 1980 году, в 2020 году можно было обставить 8,29 домов. Изобилие кухонной техники увеличивается со сложной годовой скоростью примерно на 5,43 процента в год. При таких темпах изобилие кухонных приборов удваивается каждые 13 лет. Пока вы готовите ужин сегодня вечером, уделите время и поблагодарите многих новаторов в области кухонной техники, которые подарили каждому дому дополнительные 47,63 часа жизни, которыми можно наслаждаться.

Прибор

Sears 1980 Цена денег

1980 Цена времени $4,06 в час

Walmart 2020 Цена денег

2020 Цена времени $14,36 в час

Процентное изменение временной цены

Увеличение изобилия

Кофеварка

$31.99

7.88

$13.90

0.97

-87.7%

714%

Тостер

$19.99

4.92

$14.96

1.04

-78.8%

373%

Блендер

$19.99

4.92

$19.96

1.39

-71.8%

254%

Открывалка для консервов

$16.99

4.18

$15.18

1.06

-74.7%

296%

Смеситель

$10.99

2.71

$9.88

0.69

-74.6%

293%

Пищевой комбайн

$119.99

29.55

$19.99

1.39

-95.3%

2,023%

Резюме

$219.94

54.17

$93.87

6.54

-87.9%

729%

 

Пикапы

Стали ли пикапы более доступными за последние 50 лет? Можно попытаться сравнить пикап, построенный в 1970 году, с тем, который построен сегодня, но они отличаются почти так же, как Yugo и Lexus.

Согласно справочнику Национальной ассоциации автомобильных дилеров, в 1970 году базовый пикап Ford можно было купить за 2 599 долларов. Компенсация труда "синих воротничков" (зарплата и пособия) составляла $3,93 в час, что указывает на цену времени в 661,3 часа. В настоящее время базовый F-150 2021 года стоит 28 940 долларов, а компенсация "синих воротничков" составляет около 32,54 доллара в час, что соответствует цене времени в 889,4 часа - рост примерно на 35 процентов с 1970 года.

Но модель 2021 года - это совершенно другой вид, чем модель 1970 года. Пробег на 100% лучше: 22 км по городу/30 км по шоссе против 12 км по городу/14 км по шоссе. Другие различия включают гарантии (12 месяцев тогда против 36 месяцев сейчас), надежность, мощность, безопасность и комфорт. Если консервативно оценить все эти факторы на 100 процентов лучше, чем у модели 1970 года, то цена времени для 2021 года по сравнению с 1970 годом фактически упала до 444,7 часа, или снижение цены времени на 33 процента. Сегодня вы получаете на 50 процентов больше пикапа за то время, которое требовалось 50 лет назад.

Большинство людей не платят наличными при покупке нового автомобиля. Поэтому, как и в случае с жильем, платеж имеет большее значение, чем цена. Процентные ставки по автокредитам в 1970 году составляли около 11,5% по сравнению с 4,25% сегодня. Если взять кредит на 5 лет, то ежемесячный платеж за пикап 1970 года составит 57,16 долларов, а за модель 2021 года - 536,25 долларов. При почасовой оплате труда в $3,93 и $32,54 соответственно, цена времени составит 14,54 часа в 1970 году и 16,48 часа в 2021 году. Цена времени оплаты была бы на 13 процентов выше. Если считать, что модель 2021 года на 100 процентов лучше модели 1970 года, то оплата в 2021 году упадет до 8,24 часа, что на 43 процента ниже оплаты 1970 года. Сегодня вы получаете 1,76 пикапа за время оплаты по цене одного в 1970 году.

Возможно, лучший способ провести сравнение - найти что-то, произведенное сегодня, эквивалентное пикапу Ford 1970 года. Индийская компания Mahindra и китайские Foton, JAC и Hilux производят нечто подобное F-100 1970 года по цене около $10 000. При оплате труда "синих воротничков" на уровне $32,54 в час, цена времени составляет около 307 часов. Такой подход позволяет предположить, что пикапы подешевели на 53 процента. За время, необходимое для покупки одного пикапа в 1970 году, сегодня вы получите 2,12 часа. За последние 50 лет пикапы стали на 112 процентов более распространенными. Благодаря креативным предпринимателям и глобальной конкуренции за последние 50 лет пикапы получили значительные инновации. Эти инновации сделали пикапы на 33-53 процента дешевле, то есть на 50-112 процентов более распространенными.

 

Пони, поезда и телеграфы

Инновации могут появляться резкими всплесками, как, например, когда телеграф пришел на смену "Пони Экспресс". Инновационный экспресс "Пони" сократил время доставки почты в два раза и в течение 18 месяцев был самым быстрым способом доставки информации по Соединенным Штатам. Экспресс был введен в эксплуатацию 3 апреля 1860 года и доставлял почту между Сент-Джозефом, штат Миссури, и Сакраменто, штат Калифорния. Маршрут протяженностью 2 000 миль занимал примерно 10 дней, каждый всадник преодолевал от 75 до 100 миль, меняя лошадей через каждые 10-15 миль.

Компания Western Union начала установку первых телеграфных столбов 4 июля 1861 года, ознаменовав собой первую электронную трансконтинентальную систему связи. Строительство было завершено через 112 дней, 24 октября 1861 года. Через два дня после этого "Пони-экспресс" был прекращен. Пони-экспресс" был инновацией, которая сократила время доставки сообщения на 50 процентов. Через 18 месяцев эта инновация была выведена из бизнеса. Мы называем такие события "прерывистыми" инновациями.

Небольшое примечание: трансконтинентальная железная дорога протяженностью 1 912 миль, соединившая Совет Блаффс, штат Айова, с Сан-Франциско, была начата в 1863 году и завершена 10 мая 1869 года. Преодолевая реки и горы с помощью мостов и туннелей, железные дороги быстро учились в своем стремлении соединить континент. Сегодня поезда могут перевезти одну тонну груза примерно на 492 мили на одном галлоне топлива.

 

Изобилие сладости

В 1850 году сахар продавался по 17 центов за фунт. Учитывая, что рабочий на фабрике зарабатывал 6 центов в час, ему приходилось работать 2 часа 50 минут, чтобы заработать достаточно денег для покупки одного фунта сладкого вещества. Сегодня сахар продается по цене около 32 центов за фунт. (Тарифы и субсидии правительства США, которые защищают отечественных производителей сахара от глобальной конкуренции, удерживают цены на сахар в США намного выше мировой цены в 17 центов за фунт). Почасовая ставка оплаты труда американского рабочего на заводе тем временем выросла до 32,54 доллара. Таким образом, фунт сахара теперь "стоит" 35 секунд работы. Иначе говоря, за 2 часа 50 минут работы, необходимых для покупки одного фунта сахара в 1850 году, фабричный рабочий сегодня получает 288 фунтов сахара. С 1850 года жизнь стала слаще на 28 700 процентов.

 

Игрушки

Американцы любят игрушки. Хотя мы составляем всего 4,25 процента населения Земли, мы покупаем 34,3 процента игрушек, продаваемых на планете. В 2020 году мировой объем продаж игрушек достигнет 95 миллиардов долларов, при этом США потратят примерно 32,6 миллиарда долларов. Американская любовь к игрушкам в восемь раз превышает среднемировой показатель. Почему мы покупаем так много игрушек? Возможно, нам нравятся цены. Бюро трудовой статистики отслеживает цены на игрушки и сообщает, что с 2016 года цены снизились со значения индекса 39,7 до 28,9, или на 27,2 процента. По данным Бюро трудовой статистики, почасовая ставка заработной платы "синих воротничков" выросла на 21,5 процента, с 21,72 доллара в час в 2016 году до 26,40 доллара в 2021 году. Если цена на игрушки снижается на 27,3 процента при одновременном росте заработной платы на 21,5 процента, то цена времени на игрушки снижается на 40,1 процента. Если в 2021 году вы будете тратить столько же времени на работу, чтобы заработать деньги на игрушки, как и в 2016 году, вы получите на 67 процентов больше игрушек. Изобилие игрушек растет со сложной годовой скоростью около 10,8 процента в год. Каждые 6,75 года мы получаем в два раза больше игрушек за то же время. Наслаждайтесь покупкой и получением игрушек на следующее Рождество и благодарите миллионы изобретательных и предприимчивых создателей игрушек, которые делают жизнь остальных нас такой веселой.

 

Заключение

Это лишь несколько примеров поразительного роста знаний, который мы переживаем. Мы не замечаем этого роста по той же причине, по которой мы не осознаем, что движемся со скоростью 550 миль в час, когда летим на коммерческом самолете. Мы не думаем о миллионах сложных деталей, миллионах строк компьютерного кода и миллионах людей, вовлеченных в то, чтобы сделать этот опыт приятным и безопасным. Цены времени учитывают кривые обучения и расширения знаний и доказывают, что, когда речь идет о мировой экономике, процветании и изобилии, будущее выглядит светлее, чем когда-либо.

 

ГЛАВА 10. Финансовый разгул

Мы с Робертом Райхом давно знакомы... и не раз. В 1980-е годы мы, наверное, раз двадцать спорили перед большими толпами или телевизионными аудиториями. Сейчас мы пишем книги, которые регулярно конфликтуют и странным образом сходятся в наших представлениях о жизни после капитализма.

В конце 1970-х годов я написал книгу "Богатство и бедность", которая стала бестселлером во время правления Рейгана. Боб был автором книги The Next American Frontier (1983), осуждающей планы Рейгана. Вскоре он готовил книгу "Работа наций" (1991), которая сопровождала его восхождение в кабинет министров в качестве министра труда при президенте Клинтоне. Стипендиат Родса, Райх был однокурсником Билла Клинтона в Оксфорде. В Йельской юридической школе он был однокурсником Билла и Хиллари Клинтон. Позднее журнал Time назвал его одним из десяти самых эффективных членов кабинета министров в истории. Сейчас его называют "мозговым центром одного человека" для демократов.

В те времена каждые наши дебаты проходили в одной и той же форме, управляемой верностью Райха одному сценарию. Ростом ниже пяти футов, он подходил к подиуму и исчезал за ним, как будто проваливался в люк. Зрители задыхались. Затем он торжественно удалялся, чтобы взять табурет и поставить его за подиум. Увидев, наконец, его над головой, он объявит: "До того, как я начал писать об экономике... я был шести футов ростом. Но они сбили меня с ног". Райх долгое время высмеивал свой маленький рост - последствие детской болезни. Когда он баллотировался на пост губернатора Массачусетса, он озаглавил свою предвыборную книгу "Я буду коротышкой".

Его выходки перед дебатами неизменно вызывали смех аудитории, а затем он переходил к осуждению экономики предложения, неравенства, жадности, влиятельных богачей и других врагов и страхов левых умов. Теперь он переключился на расизм и изменение климата как две главные угрозы для Америки.

Всю свою жизнь я придерживался двух принципов. Никогда не останавливаться и не ходить во время бега и никогда не читать подготовленную речь. Каждый раз я импровизировал новый ответ. Не знаю, удавалось ли мне когда-нибудь переиграть Боба, но это была занимательная фаза моей жизни.

По крайней мере, так я вспоминаю об этом спустя десятилетия. Я не соглашался с Бобом почти во всем.

Поэтому, читая его последнюю работу «Система: Who Rigged It, How We Fix It (2020), обнаружил, что его центральную тему можно сформулировать как "жизнь после капитализма». Он изображает мир, в котором банки и политики, финансисты и бюрократы слились в корыстную паутину, где корпорации доминируют в финансировании избирательных кампаний, граждане отодвинуты на задворки политики, а правительство устанавливает и гарантирует результаты деятельности корпораций.

Я даже согласен с некоторыми проблемами популярного подкаста Райха под причудливым названием "Богатство и бедность". Райх стал неустанным критиком того, что я называю "гипертрофией финансов" в экономике США. Он считает, что политическая и экономическая система США фальсифицируется за счет финансовой власти. «В отличие от дохода или богатства, - пишет он, повторяя мою книгу "Знание и власть", - власть - это игра с нулевой суммой». Возможно, он чему-то научился во время всех наших дебатов.

Олицетворением власти банков является Джейми Даймон, генеральный директор и председатель правления JPMorgan Chase. В предполагаемом диалоге Райх пишет: «Он является одним из самых высокооплачиваемых руководителей банковской и финансовой сферы в мире. Его компенсационный пакет в 2018 году составил 31 миллион долларов. Его чистая стоимость, по сообщениям, составляет 1,6 миллиарда долларов. Он считает, что заслуживает каждый пенни..... В 2018 году его банк потратил $5 960 000 на лоббирование, что ставит его в число крупнейших корпоративных влиятельных лиц в Америке».

Райх обвиняет Даймона: "Вы увеличили свою политическую власть, наводнив нашу систему своими деньгами", особенно за счет лоббирования.

Лоббирование призвано защитить и сохранить привилегии и защиту банка. Такие банковские левиафаны, как JPMorgan Chase, были де-факто национализированы Федеральнойрезервной системой и Казначейством как "слишком большие, чтобы обанкротиться". Такая позиция приводит к тому, что средний годовой доход финансовых работников Уолл-стрит составляет $360 000. Как отмечает Райх, "Даймон говорит, что неправильно "очернять" людей, преуспевающих в условиях свободного рыночного капитализма, таких как он сам. Но у него странный взгляд на капитализм свободного рынка. Похоже, он не включает в него спасение банков и их скрытое государственное страхование на сумму 83 миллиарда долларов. Уберите эту субсидию, и весь бонусный фонд Уолл-стрит исчезнет вместе с большей частью его прибылей".

Райх продолжает: "Сегодня финансовый сектор американской экономики велик как никогда. Сейчас американцы отдают ему $1 из каждых $12 всей экономики. В 1950-х годах банкиры забирали только $1 из каждых $40..... Финансовое дерегулирование... позволило банкирам разгуляться. Они все еще в бегах".

Более того, говорит Райх: "Финансы стали эпицентром американской экономики... Забудьте любое традиционное определение финансов. Вместо этого подумайте о гигантском игорном казино, в котором делаются ставки на большие потоки денег, и делаются ставки на эти ставки (называемые деривативами). Самые крупные победители обладают лучшей внутренней информацией, чем все остальные".

Не только крупные банки являются одними из самых богатых и прибыльных учреждений в экономике, но и финансовые подразделения крупных производственных корпораций доминируют в отчетах о доходах корпораций. Соединенные Штаты и мировая экономика страдают от гипертрофии финансов. По всему миру люди тратят свои навыки на торговлю валютой со скоростью, приближающейся к 8 триллионам долларов в день, что примерно в 73 раза превышает весь объем торговли товарами и услугами и примерно в 25 раз - мировой валовой внутренний продукт.

Вся эта торговля валютой заменяет прежнюю роль золота. Во время Великой депрессии 1930-х годов, предшественницы нынешнего режима, в Соединенных Штатах стало неспокойно в условиях золотого стандарта. В 1935 году президент Франклин Рузвельт, совершив акт чрезвычайного социализма, обесценил доллар на 70 процентов (с 20 до 35 долларов за унцию) и конфисковал все частные запасы золота, выплатив лишь более низкий курс в 20 долларов. Депрессия продолжалась до 1944 года, когда ключевые мировые лидеры встретились в Бреттон-Вудсе в Нью-Гэмпшире и договорились о золотом обменном стандарте, который сохранялся на протяжении более четверти века экономического роста и прогресса.

Началом постзолотой эры стало судьбоносное решение Ричарда Никсона в 1971 году отказаться от какой-либо связи доллара США с золотом, переступив порог жизни после капитализма. С тех пор мировые деньги превратились в водоворот непонятных сложностей, которыми могли манипулировать центральные банки, их финансовые пособники из числа крупных банков, а также гигантские хедж-фонды и другие торговцы деньгами.

Сегодня идея вернуться в историю XX века, чтобы раскопать руины золотого стандарта, кажется вопиюще ретроградной, как возвращение к перьям, конным экипажам, рабству или вампуму. В конце концов, разве Джон Мейнард Кейнс не называл золото "варварским пережитком"? Для Пола Кругмана золотой стандарт - это "мистическое" повторение "греха Мидаса", поклонения блестящему металлу. Это не партийный вопрос. Кругман часто цитирует Милтона Фридмана, который еще в 1951 году привел доводы в пользу отказа от золота в пользу свободного конкурентного плавания валют и роковым образом посоветовал Никсону сделать это.

Золотой стандарт вышел за рамки респектабельного мышления. Двухпартийный опрос, проведенный бизнес-школой Чикагского университета для блога Wall Street Journal в 2012 году, выявил нулевую поддержку золотого стандарта. Сорок три процента опрошенных экономистов "не согласны" с возвращением к золоту, а еще 57 процентов "категорически не согласны". В сумме это составляет 100 процентов, "консенсус", который может вызвать зависть даже в таких герметичных кругах "устоявшейся науки", как сеанс ООН по изменению климата или федеральный документ об ужасах пандемии.

По нашему мнению, лучшей, быстрой, истинной заменой золотому стандарту является высокотехнологичный "информационный стандарт". Если у вас информационная экономика, в которой богатство - это знания, а рост - это обучение, вам нужна денежная система, которая быстро передает важнейшую информацию о ценах во времени и пространстве. Нам говорят, что никогда не было такой глобальной, быстрой и надежной информационной системы, как система торговли конвертируемыми валютами.

Покойный выдающийся банкир Уолтер Уристон десятилетия назад сравнил "международные финансовые рынки... с голосованием по поводу разумности фискальной и монетарной политики каждой страны... проводимым в торговых залах мира каждую минуту каждого дня....". Этот непрерывный прямой плебисцит по стоимости валют и товаров осуществляется методами, которые становятся все более изощренными. Главное отличие сегодня заключается в том, что телефоны и телексы прошлого уступили место суперкомпьютерам стоимостью в триллион долларов, соединенным оптоволоконными линиями со скоростью света. Теперь система собирает информацию в 60 миллионов раз быстрее, не поминутно, а посекундно.

Как утверждал Вристон в своей книге "Сумерки суверенитета" (1992), "Старая дисциплина золотого стандарта была заменена... новой дисциплиной информационного стандарта, более быстрой и драконовской, чем старая".

Три четверти валютного бизнеса приходится на сделки спот и одновременные валютные свопы, в которых одна валюта обменивается на другую, спот и форвард одновременно. Благодаря одновременному заключению сделок как в настоящем, так и в будущем, устраняется весь риск изменения обменного курса.

Система огромна. Каждые три года Банк международных расчетов (БМР) в Базеле, Швейцария, суммирует все это на основе "нетто-нетто" с поправкой на отсутствие двойного счета от местных и трансграничных переводов между дилерами. По этой тщательной метрике БМР в апреле 2022 года определил поток примерно в 7,6 триллиона долларов в день, что составляет более трети всего годового ВВП США за двадцать четыре часа. Это примерно на 50 процентов больше, чем в 2016 году - 5,1 триллиона долларов в день. Итоговый показатель 2022 года означает валютные операции в течение года и по всему миру со скоростью более миллиарда долларов каждую секунду. Судя по цифрам, представленным департаментом Лондонского Сити, сейчас этот показатель приближается к 10 триллионам долларов в день.

Предоставляя предпринимателям консенсус-измерения относительной стоимости всех сотен различных денежных знаков в мире, плавающая система делает взаимозаменяемые средства доступными на месте без валютного риска. Другими словами, система выполняет роль, которую ранее играл золотой стандарт, и в то же время позволяет каждой стране следовать своей собственной денежной политике.

Эта удивительная, многомерная система, охватывающая весь земной шар и уходящая в будущее, позволяет любой компании в любой момент времени без риска обменивать товары и услуги на деньги с клиентами в других странах. Она обеспечивает мировую торговлю, глобализацию, интегрированные рынки и многонациональные корпорации. Она обеспечивает космополитический ковер для вежливости и коммерции в современном мире. Она приносит прибыль, комиссионные и маржу своим поставщикам и обеспечивает коммерцию для компаний, которые пользуются услугами.

Эта торговая система для плавающих валют - мечта Милтона Фридмана. Но она также отражает концепцию "спонтанного порядка", основной принцип австрийской школы экономики, представленной Фридрихом Хайеком и Людвигом фон Мизесом. В самых современных компьютерных сетях мира она связывает тысячи валютных отделов всех крупных банков и других финансовых институтов, тысячи хедж-фондов и специализированных дилеров, а также десятки основных торговых фондов (PTF, в основном автоматизированные высокочастотные операторы, так называемые "флэш-бои"). В ней участвуют многонациональные корпорации, которые ведут достаточный международный бизнес, чтобы содержать собственные торговые отделы. Все они работают параллельно, без центральной координации, чтобы мгновенно прийти к конвертируемым валютным ценам по всему миру. Нависая над всей мировой экономикой, эта сеть обмена является частью ткани создания и распределения богатства, справедливости и роста.

 

Что может не понравиться?

Во-первых, хотя эти уловки призваны изолировать валюту от турбулентности рынка, они также позволяют осуществлять прибыльный арбитраж. В значительно меньших, но все же огромных объемах - триллионы в неделю - осуществляются также прямые форвардные сделки купли-продажи валюты, производные валютные свопы и валютные опционы, поскольку финансисты используют все более изобретательные методы, чтобы воспользоваться изменчивыми изменениями цен. Само существование этих огромных арбитражных возможностей свидетельствует о неэффективности системы. Хотя арбитражеры работают для восстановления эффективности путем выравнивания цен, прибыль, которую они получают, является налогом на предпринимательство.

Известное объяснение арбитража в курсе "Экономика 101" предполагало, что золото продается на десять центов дороже в Лондоне, чем в Нью-Йорке, пока трейдеры не ликвидируют разрыв, продавая золото в Лондоне и покупая в Нью-Йорке. Затем во всех учебниках говорилось, что, конечно же, такого никогда не происходит, потому что арбитражеры уничтожают эту возможность до того, как она успевает расцвести.

 

Никто не может сказать этого о валютном рынке.

Около 77 процентов всех операций осуществляют десять банков-левиафанов в западных странах. Каждая компания, участвующая в международной торговле, должна платить пошлину этим элитным международным банковским посредникам. Банкирам это нравится. Торговля и хеджирование валют стали главным генератором объема операций в банках-гигантах и важным, но гораздо меньшим источником прибыли. В 2008 году, когда мировая экономика переживала спад, всего десять банков получили прибыль от торговли валютой в размере 21 миллиарда долларов.

Торговля валютой также является для банков одним из лидеров по охвату, вовлекая в их международные операции все ведущие транснациональные корпорации, а значит, в конечном счете, еще одним источником прибыли и власти для крупнейших банков. Эти пошлины и сборы являются бременем для мировой торговли и экономического роста, которое производственный сектор экономики платит финансовому сектору.

Учитывая арбитражный налог, комиссии и огромные затраты - особенно на человеческий капитал - самой системы, мы дорого платим за то, что старое громоздкое золото делало само по себе.

В этой системе полностью доминирует Запад. В авангарде валютных операций находятся Соединенные Штаты и Европа, причем только на лондонский "Сити" приходится 36 процентов всех торговых операций. Около 87 процентов сделок по-прежнему совершаются с участием доллара, в котором номинировано 63 процента всей международной торговли и на который приходится более половины всех мировых резервов, хранящихся в центральных банках для поддержки своих валют.

Выигрывает ли Запад от всей этой чехарды их валют и экономик? Торговля наиболее активно развивается в Азии и в странах с формирующейся экономикой, возглавляемых Китаем, его сателлитами и Индией. Однако Китай, Гонконг, Сингапур и Тайвань - лидеры мировой торговой экспансии в последние десятилетия - в основном отказались от системы плавающей валюты. Вопреки мучительным протестам Запада, они максимально привязали свои валюты к доллару, а некоторые из них ввели контроль над движением капитала. За пределами азиатского развивающегося сектора мировая торговля, как и мировой ВВП, растет очень медленно.

Финансовые услуги находят свою окончательную проверку в том, как они влияют на остальную экономику. Но торговля валютой росла по крайней мере в двадцать раз быстрее, чем измеряемый рост производительности.

По мнению Боба Райха, лекарством от подобных эксцессов является строгое и неустанное регулирование. Однако банки и другие финансовые институты и так уже жестко регулируются, обеспечены государственными гарантиями, дешевым доступом к дисконтным окнам центральных банков, федеральным страхованием вкладов и ограниченной ответственностью, и именно они стимулируют валютную торговлю и беглый кредит. Именно государственное регулирование подтолкнуло банки к недвижимости благодаря почти нулевым процентным ставкам по долгам; гарантиям Fannie Mae, Freddie Mac и Федеральной жилищной администрации; страхованию Федеральной корпорации страхования депозитов (FDIC); запретам на "красные линии" и кредитные дисциплины; налоговым вычетам на проценты по ипотеке; освобождению семейных домов стоимостью 500 000 долларов от налогов на прирост капитала. Эти нормативные акты раздули и способствовали надуванию жилищного пузыря и финансовому кризису 2008 года. Последующий закон Додда-Франка, призванный решить проблему кризиса, просто определил самых крупных бенефициаров государственного регулирования и благотворительности как охраняемый вид "слишком большой, чтобы обанкротиться".

Гипертрофия валютной торговли - это всего лишь проявление "финансиализации" экономики США. Поскольку большая и, вероятно, все возрастающая часть всех прибылей в западной экономике перераспределяется в пользу крошечной элиты финансистов, пользующихся правительственной поддержкой, все меньше доходов поступает в предприятия. Финансы за последнее десятилетие превратились в антанту между правительством и банками, сфокусированную именно на наименее успешных секторах экономики США. Как отметил Эрик Янсен в своей книге "Экономика после катастрофы": «Вторжение финансов в каждый аспект американского бизнеса и экономической жизни... изменило то, как потребители покупают автомобили и как американские автопроизводители ведут свой бизнес, как студенты платят за учебу, а университеты финансируют свою деятельность, как финансируются дома и приобретаются потребительские товары. Короче говоря, кредит стал самым крупным американским бизнесом из всех. Вся экономическая система была склеена одной глубокой фантазией: Финансы могут заменить производство, а кредит - реальные сбережения.... [Но] правительства не могут печатать ни богатство, ни покупательную способность. Их нужно заработать».

Результатом этого огромного, монументально дорогостоящего, дико спекулятивного глобального плебисцита о деньгах стал измерительный стержень, гораздо менее надежный, чем золото. Система дает оценку только относительной стоимости валют, находящихся в плавающем состоянии. В этом микросекундном механизме информации нет ни якоря, ни привязки, ни сетки, ни стандарта, ни метрики, ни паритетного значения. Не имея корней во внешней реальности, любая система может быть сбита с курса корыстными сторонами. Если валюта оценивается только в других валютах, нет способа удостовериться, что вся система функционирует с пользой. Мировой экономический спад говорит о том, что это не так. Нет никаких оснований ожидать, что самореферентные глобальные валютные рынки будут тяготеть к правильной оценке чего-либо.

Одним из тестов системы торговли валютой является ее волатильность. Колеблются ли валюты больше или меньше, чем предприятия и продукты, товары и экономики, платежи и инвестиции, которые они якобы измеряют? Ответ очевиден. Валюты поднимаются и опускаются гораздо чаще и сильнее, чем стоящие за ними экономики.

Например, с 1990 года курс иены к доллару был гораздо более изменчив, чем взлеты и падения экономики Японии и США. Валютные трейдеры обменивали сотни триллионов иен в день, и обменный курс скакал, как джиттербаг.

В 1990 году курс иены упал со 140 за доллар до 160, а затем подскочил до 120. В следующем году он снова упал до 140, а затем в результате серии скачков и колебаний взлетел до 80 в 1995 году. К 1998 году он снизился до 150, но в начале 2000-х годов вновь приблизился к отметке 100, причем на этом пути было много ухабов. К 2002 году он опустился до 135, а в 2004 году, после многочисленных приключений, он был немного выше 100. И так далее, в конце концов, в 2012 году курс вырос до 80 иен за доллар. Через три года он вернулся к 100. В 2022 году он снова упадет до 115 иен.

Это бездумное жонглирование измерительными палочками открывало бесконечные возможности для торговли ценными бумагами, номинированными в двух валютах. Финансовые издания были полны описаний прибыльной "торговли с переносом", с помощью которой банкиры наживались на иррациональных изменениях курсов валют и их влиянии на относительные процентные ставки и цены облигаций.

Международная валютная торговая система - это альтернатива, которую мы получили, когда Никсон лишил нас золота. Как писал в 1979 году экономист из Стэнфорда Рональд Маккиннон, "мировую валютную систему нелегко понять. Золотой стандарт до 1914 года был прост: внутренние и международные платежные средства были одинаковыми.

Весь мир знает о предполагаемых недостатках золота. Недостатки поплавка фундаментальны. Измерительная палочка не может быть частью того, что она измеряет. Результатом этого стали валюты, которые значительно более волатильны, чем экономическая деятельность, которую они измеряют. Плавающие валюты нарушают саму функцию денег как метрики. Нельзя доказать, что цены валют отражают какую-либо рациональную основу оценки. Но ими могут манипулировать политики, которые, политизируя финансы, усугубляют дисбаланс в распределении капитала между финансовыми и коммерческими корпорациями и политически привилегированными и ущемленными группами.

Политики - не единственные манипуляторы. Торговля валютой - это манеж для финансовых хищников. Поскольку объемы активов, контролируемых отдельными финансистами и банками, намного больше, чем экономика даже крупных стран, злоумышленники могут расстроить финансы стран с "горячими деньгами", заработать состояние и уйти. Финансист-интеллектуал Джордж Сорос является ведущим примером в этой области, построив свое состояние за счет разрушительных операций с валютами Великобритании, Индонезии и Таиланда.

Торговля валютой концентрирует доходы и богатство в финансовых секторах западных экономик, связанных с государством, что приводит к неправильному распределению, вызывающему зависть и недовольство и деморализующему капитализм.

Банкир Уолтер Уристон и экономист Милтон Фридман, оба великие люди, справедливо искали информационный стандарт для информационной экономики. Однако они не приняли во внимание самое фундаментальное правило теории информации. Именно потому, что информация - это сюрприз, каналы, по которым мы передаем этот сюрприз, сами должны быть неудивительными. Чтобы нести высокоэнтропийное содержание, нужен носитель с низкой энтропией. Заполните канал шумом - всегда удивительным, потому что случайным - и сигнал станет невозможно различить.

Плавающие валюты создают изначально шумный канал. Энергия, затрачиваемая на торговлю валютой, начинается как попытка скорректировать шум и заканчивается как схема его использования. Этот феноменальный рост является показателем того, насколько прибыльной стала эта схема.

Тем не менее, худшими результатами являются не поиск ренты, коррупция и вековые болезни развратной валюты, а скорее огромное перемещение власти - благодаря государственному контролю над деньгами и полной путанице в отношении их истинной природы - от продуктивных граждан, инноваторов и предпринимателей к политикам, банкирам и бюрократам. В этом суть жизни после капитализма.

Во время пандемии администрации Трампа и Байдена при сотрудничестве с Конгрессом приказали десяткам миллионов американцев прекратить или резко сократить производственную деятельность. Это было политически возможно только потому, что Конгресс смог сфабриковать, а ФРС облегчила раздачу 10 триллионов долларов внезапно ставшим непродуктивными работникам и предприятиям. Но деньги, не связанные с производством, не имеют никакой ценности. Когда после периода накопления американцы попытались потратить эти деньги, они обнаружили, что их стоимость рухнула перед лицом анемичного производства, извращенных цепочек поставок и самоубийственных ограничений на производство энергии.

Жестокая безыдейность, совершенно случайное уничтожение рабочих мест и предприятий, прогрессирующее бегство от реальности - все это стало возможным благодаря неявной вере правительства в то, что деньги - это продукт власти, а не производительности. Это извращение - платить людям за то, чтобы они не производили, - стало возможным только потому, что правительство имеет право выпускать доллары - которые оно называет деньгами - по своему усмотрению, в полном отрыве от производственной деятельности, которая обычно измеряется деньгами и для содействия которой деньги расширяются.

Этому безумному безрассудству способствуют два ослепительных заблуждения относительно природы денег и источника их стоимости. К ним мы сейчас и обратимся.

ГЛАВА 11. Дилемма банкиров

Создание ликвидности - создание денег с нулевой энтропией из инвестиций с высокой энтропией - является задачей финансового посредничества. Продуктом деятельности банков и источником их прибыли является долг. Они не создают его из воздуха, как полагают многие критики дробного резервного банкинга. За каждым кредитом, который они выдают, стоит залог на какой-то актив, основанный на знаниях.

Гарантируя стоимость долга, банки устраняют информацию. Отсутствие неожиданностей является определяющей характеристикой готовых денег и сутью ликвидности. С другой стороны, определяющей характеристикой инвестиций является обещание сюрпризов в виде роста и возможность потерь в виде падения. Решающее значение для любого инвестиционного процесса имеет неликвидность, вызванная временем.

На каждом этапе создания денег часть информации о лежащем в их основе риске игнорируется, а часть энтропии удаляется. Деньги с нулевой энтропией - это наличные деньги; они не требуют дополнительных переводов, транзакций или исследований, чтобы их можно было потратить. С деньгами без энтропии экономика может поддерживать миллиарды транзакций в день, а предприниматели могут планировать на много лет вперед. Уменьшая объем подробной информации о рисках, связанных с инвестициями, банки повышают ликвидность.

Банки превращают ипотечные кредиты или другие долгосрочные займы, полные липкой и фрикционной высокоэнтропийной информации, в деньги, настолько гладкие и лишенные информации, что их можно взять в торговом центре, на заправке, в нелегальной службе нянь или в PayPal. Банки вытесняют энтропию из долга, чтобы произвести краткосрочную ликвидность. Предприниматели придают высокоэнтропийные знания инвестициям, чтобы получить долгосрочную прибыль.

Прозрачные деньги - это оксюморон. Сторона спроса - сторона денег - почти лишена информации; сторона предложения полна ее. Реальные инвестиции, которые являются долгосрочными, специфическими и высокоэнтропийными, находятся в неумолимом конфликте с транзакционными требованиями ликвидности, которые являются краткосрочными и в идеале имеют нулевую энтропию.

Людям нужна валюта - что происходит от латинского currens, означающего "бег", - и они хотят получить ее сейчас, чтобы купить гамбургер или латте гранде, или iPhone, или широкополосное соединение, или бак бензина, или машину, или дом. Им нужна ликвидность, которая поступает с банковских депозитов, чеков или кредитных карт. В то же время деятельность бургерной, или Starbucks, или Apple, или станции Exxon, или завода Ford, или строительной фирмы зависит в основном от неликвидных и замкнутых цепочек поставок с терпеливым капиталом. Банк с мрамором и хладнокровием посредничает между ликвидными депозитами и неликвидными инвестициями.

Стоимость денег полностью зависит от производственной деятельности на стороне предложения. Именно предложение товаров и услуг во времени, измеряемое временными ценами, создает весь этот мгновенный спрос. Хотя на покупку чего-либо могут уйти считанные минуты времени, на производство и сбыт товаров и услуг уходят годы, даже десятилетия, вложенного капитала и развития навыков. Капитал производственного предприятия связан с цементом, сталью, кремнием, химическими системами, фотолитографическим оборудованием, оптоволоконными линиями, недвижимостью, воздушными перевозками, дорогостоящими обученными инженерами и руководителями по всему миру.

Все банки - это трастовые компании. Финансовые паники отражают разрушение мостов доверия между краткосрочными ликвидными обязательствами и долгосрочными активами, которые их поддерживают. В классическом фильме "Замечательная жизнь" Джордж Бейли сталкивается с проблемой разгрома банка. Он говорит вкладчику банка Bailey Building and Loan, который хочет снять все свои деньги, что:

Вы думаете об этом месте неправильно. Как будто у меня деньги в сейфе. Деньги не здесь. Ваши деньги в доме Джо... прямо рядом с вашим. И в доме Кеннеди, и в доме миссис Маклин, и в сотне других. Вы одалживаете им деньги на строительство, а потом они возвращают их вам, как могут. И что вы собираетесь делать? Обратить на них взыскание?

Центральным элементом экономического прогресса как в развитых, так и в неразвитых странах является процесс извлечения информации для создания транзакционных носителей и вливания информации в инвестиционные проекты, создающие знания и богатство.

Поляризация экономики между деньгами с нулевой энтропией и инвестициями с высокой энтропией является источником напряжения, которое стимулирует рост. Экономика стагнирует и замирает, когда большинство инвестиций становятся низкоэнтропийными (неизменные товары крупных компаний и проекты, гарантированные правительством). Они терпят крах, когда деньги становятся высокоэнтропийными, полными сюрпризов девальвации и неликвидности, возникающих в результате произвольных манипуляций центрального банка. Государственный долг расширяется, поглощая и заглушая все другие способы финансирования. Когда долг становится доминирующим в системе, а политики пытаются его гарантировать, деньги теряют свое информационное содержание и сбивают с толку предприятия. В антиутопической версии жизни после капитализма правительство начинает гарантировать все - ипотечные кредиты, депозиты, пенсии, здравоохранение, промышленные конгломераты, банки-левиафаны, солнечные электростанции, кредиты малому бизнесу, недвижимость на набережной, цены на кукурузу, обучение в колледже, ветряные мельницы, кухонные раковины - все, то есть, кроме стоимости валюты, что было его настоящей задачей со времен Александра Гамильтона.

В начале 1988 года под эгидой Института Катона я посетил Китай вместе с Милтоном Фридманом, к тому времени нобелевским лауреатом и главным авторитетом в мире по теории денег. Будучи либертарианцем по большинству вопросов, он считал денежную политику центрального банка ключом к экономическому прогрессу. Китайская экономика находилась на пороге эпохи головокружительного роста, но в то время она страдала от всплеска инфляции. Мантра Милтона Фридмана "Инфляция всегда и везде является денежной проблемой" казалась актуальной. Кризис был серьезным, но его можно было устранить путем улучшения контроля над деньгами. Милтон сказал китайцам: "Сначала установите контроль над денежной массой".

Милтон Фридман ушел из жизни, но он продолжает побеждать в спорах в таких классических произведениях, как "Капитализм и свобода" и "Свобода выбора". Но в вопросе денег он оказался неправ. Информационная теория денег объясняет, почему.

Государственный контроль над деньгами означает государственную экономическую централизацию. Контролируя денежную массу, центральные банки и их политические союзники решают, кто получает деньги и, следовательно, кто обладает политической и экономической властью. Неудивительно, что эти учреждения поддерживают укоренившиеся экономические и политические интересы. В результате возникает новая, неоспоримая концентрация богатства. Укрепленные сетью государственного регулирования и зависимости, эти комбинации экономической и политической власти являются основной причиной экономической стагнации в мире.

После финансового кризиса 2008 года Вашингтон использовал монетарную политику для национализации банков Уолл-стрит. Правительство перенаправило инвестиции из предпринимательского обучения, которое создает богатство, в валютные манипуляции, "инвестиции" в ESG и "деривативы" в государственные долговые обязательства. Некогда великие банки Уолл-стрит, в свою очередь, субсидируют политические кампании своих вашингтонских благодетелей. Если бы Милтон Фридман дожил до плодов своего монетаризма, он бы отрекся от него. Опровержение этой редкой ошибки Фридмана имеет решающее значение для спасения тех самых свобод, которые он беззаветно отстаивал.

Суммирующим монетаризмом является каноническое уравнение MV=PT, которое все еще можно увидеть на все более выцветшей футболке Милтона Фридмана, которую я иногда надеваю на пробежку. "MV" - это общий объем производства - денежная масса, умноженная на ее скорость или скорость оборота. "PT" - это цены, умноженные на транзакции, или номинальный валовой внутренний продукт. Денежная масса - это "покупательная способность", ликвидные средства. Количество раз, когда доллар тратится за определенный период, представляет собой скорость его оборота. Оборот денег всех определений поддерживает валовой внутренний продукт (ВВП), или, более точно, валовой продукт (ВП), ценный показатель всех расходов в экономике, разработанный Марком Скоузеном, который включает промежуточные расходы на капитальные товары и товары, а не только конечные продажи, включенные в ВВП. В более широком показателе GO, предложенном Скоузеном, потребление уменьшается с 70 процентов экономики до менее 40 процентов.

Фридман и его многочисленные ученики считают, что в уравнении MV=PT правящим фактором является "М". Контролируя денежную массу, вы управляете рычагом, который может двигать всю экономику в желаемом направлении. Вы можете поддерживать номинальный или измеряемый ВВП на желаемом уровне роста. Отсюда совет Фридмана китайским лидерам: "Возьмите под контроль свою денежную массу".

Монетаристская теория Фридмана объясняет мандат Федерального резервного банка не только в том, чтобы служить "кредитором последней инстанции" в кризисных ситуациях, но и в том, чтобы бороться с инфляцией и способствовать полной занятости. Согласно теории, манипулируя деньгами, центральные банкиры одновременно определяют уровень цен (инфляцию), влияют на уровень занятости и, по крайней мере, номинальный рост. Таким образом, монетаризм подразумевает, что даже в условиях свободной рыночной экономики центральный банк является тем институтом, который должен сохранять контроль сверху вниз.

Поскольку каждая валюта имеет центральный банк, преобладающий монетаризм позволяет проводить различную денежно-кредитную политику в каждой стране или регионе. Разделяя национальные экономики, эта система благоприятствует валютам, плавающим друг относительно друга, а их стоимость выравнивается на глобальном рынке обмена валют. Таким образом, глобальная валюта "чеканится" валютными трейдерами в странной новой форме сеньоража: скупой, который брали монетные дворы на протяжении всей истории. Деньги становятся самореферентной системой, в конечном итоге контролируемой каждым сувереном, выпускающим валюту. Суверенные денежные знаки конкурируют друг с другом на рынках по всему миру. Предполагая, что контроль над денежной массой дает правительству власть финансировать инфраструктуру и оборону, обеспечивать рабочие места, поощрять инновации и снижать цены в каждой стране, монетаризм, как и кейнсианство, не только приглашает, но и практически требует государственной монополии на деньги.

Однако для того, чтобы "М" правил, у денег должен быть неупругий элемент, который можно умножить или оттолкнуть. Скорость (или оборот денег) должна быть достаточно стабильной и не зависеть от изменений в "М". То есть люди должны тратить свою валюту с относительно равномерной и предсказуемой скоростью, независимо от предложения денег, а банки должны ссужать деньги в основном по мере их предоставления центральным банком, а не по требованию предпринимателей с перспективными идеями. В противном случае люди (включая банкиров) могли бы противодействовать любой данной денежно-кредитной политике, просто изменив скорость, по которой они тратят или инвестируют доллары. Переменная M управляет PT только в том случае, если V - константа, больше или меньше.

Фридман разработал проницательное и правдоподобное объяснение того, почему скорость достаточно постоянна и составляет примерно 1,7 раза в год. Фактор скорости является экзогенным: он отражает не политику, а глубоко укоренившиеся психологические склонности человека. Как объясняется в его удостоенной премии "гипотезе постоянного дохода": "предпочтение ликвидности" (желание иметь наличные) и его предполагаемая противоположность, норма сбережений, зависят от целевых показателей сбережений и дохода на протяжении всей жизни. Вы экономите до тех пор, пока не достигнете своей цели, а затем тратите. В молодости вы склонны к сбережениям, а в старости - к тратам. Сбережения определяются не наличием выгодных инвестиционных возможностей, не изменениями процентных ставок или налоговых ставок, не новыми интересными потребительскими товарами или привлекательными средствами сбережения, а неизменной психологией человека.

Социологическое объяснение скорости Фридманом выводит ее за рамки экономической политики. Если скорость фиксирована и экзогенна, то господствует денежная масса. Таким образом, несмотря на свои либертарианские взгляды и превосходную критику государственной власти, Фридман в итоге стал сторонником контроля федерального правительства над деньгами как рычага, с помощью которого эксперты могут регулировать и стабилизировать экономику. В качестве верховного эксперта Фридман предложил поддерживать денежную массу на автопилоте на уровне 3 процентов годового роста.

Либеральные экономисты, такие как Пол Кругман, и консерваторы, такие как Джон Тейлор из Стэнфорда, охотно принимают последствия монетаристского кредо. Но опыт показывает, что скорость не является чем-то постоянным. На протяжении большей части двадцать первого века скорость падала как камень в один год и взлетала как ракета в другой. Денежный мультипликатор - показатель скорости, измеряющий, сколько экономической активности поддерживает денежная база ФРС или "мощные деньги" - колеблется между 3,1 и 12. В годы после финансового кризиса 2007-2008 годов денежная база США выросла с 800 миллиардов долларов до 4 триллионов долларов, но скорость резко упала. В Японии скорость падает уже два десятилетия после бурного роста в 1980-х годах. В США, как утверждает Луис Гейв из гонконгской компании Gavekal economics, "скорость очень изменчива и не поддается прогнозированию".

В своей речи об экономисте свободного рынка Жаке Рюффе во французском парламенте в 1996 году сторонник золотого стандарта Льюис Лерман объяснил: "Весь опыт работы Жака Рюффа в качестве центрального банкира научил его... что ни один центральный банк, даже могущественная Федеральная резервная система, не может определить количество банковских резервов или количество денег в обращении. В свободном обществе только пользователи денег - потребители и производители на рынке - могут определять, какие деньги они хотят держать [или] варьировать валюту и банковские депозиты, которые они хотят хранить".

Если скорость не является фиксированной склонностью, то потребители, инвесторы и кредиторы могут противодействовать любой денежной политике, просто изменяя скорость, с которой они тратят или инвестируют доллары. В последние десятилетия они нейтрализовали каждое изменение денежной массы почти равным и противоположным изменением оборота. Теперь они, возможно, разжигают "инфляцию" новым всплеском скорости, внезапно расходуя средства, накопленные во время пандемии COVID-19. В интервью 2003 года, за три года до своей смерти, Милтон Фридман наконец признал: "Использование количества денег в качестве цели не было успешным. Я не уверен, что сегодня я стал бы настаивать на этом так же сильно, как когда-то".

Скорость не является эффектом психологических сил, находящихся вне экономики. Скорость выражает оценку обществом экономических возможностей и альтернативных издержек. Положительные ускорения скорости происходят, когда инвесторы погружаются в реальные компании и приводят в движение кривую быстрого освоения возможностей и прогресса. Отрицательное ускорение происходит, когда люди вкладывают деньги в товары и существующие активы. Ни в том, ни в другом случае центральный банк не контролирует деньги. Мы, люди, контролируем их и используем их, чтобы противостоять, насколько это возможно, манипуляциям и одурманиванию государственных денег, которые Хайек назвал "корнем и источником всего денежного зла".

Если мы в конечном итоге контролируем деньги, то деньги не нуждаются в суверенном источнике в каждой или любой стране. Их источник может находиться вне политической системы. Они не нуждаются в управлении центральным банком. Валюты по всему миру не нужно разделять и пускать в свободное плавание по отношению друг к другу.

Как учит почти забытая история, можно иметь столетия растущей торговли при стабильном денежном стандарте, денежной системе, которая вознаграждает труд, сбережения и предприимчивость, а не политику и тягу. При стабильном денежном стандарте торговля почти никогда не балансирует, но почти всегда растет.

Необходимые реформы подразумевают отношение к деньгам не как к власти, а как к информации. В то время как государственная власть может увеличить объем денег, она может только снизить их ценность. Я был на пути к этому осознанию во время моей поездки в Китай около тридцати лет назад вместе с Милтоном Фридманом.

По другую сторону пролива процветала Япония с самой большой денежной массой на душу населения в мире. Как эта картина согласуется с моделью Фридмана? В то время как Милтон Фридман советовал лидерам коммунистического Китая "взять под контроль денежную массу", я говорил прессе в Китае, что нужен не контроль над деньгами, а деконтроль над предприятиями. "Пусть расцветает миллиард цветов", - сказал я. Меня спросили, что произойдет в 1997 году, когда закончится британский режим в Гонконге. Я сказал, что "1997 год - это год, когда Гонконг начнет захватывать Китай". В некотором смысле, я считаю, что это произошло в 1990-х годах, когда лидеры коммунистического Китая Дэн Сяопин и Цзян Цзэминь создали "свободные зоны" по образцу Гонконга вдоль и поперек китайского побережья, от Шэньчжэня до Шанхая.

Вскоре Китай приступил к высшему в мире всплеску создания богатства без каких-либо заметных изменений в своей денежно-кредитной политике. Я узнал от покойного экономиста из Стэнфорда Рональда Маккиннона о силе «финансового развития». Витал - это предпринимательское создание банков и других финансовых институтов. Но Китай так и не принял монетаризм Фридмана или плавающую валюту. Он зафиксировал стоимость юаня на долларе, к большому огорчению американских монетаристов, и принял в качестве своего любимого экономиста интеллектуального соперника Милтона Фридмана и нобелевского лауреата Роберта Манделла. Поклонник золотого стандарта и сторонник предложения, Манделл отстаивал режим фиксированных валют. Китайцы назвали свой ведущий финансовый университет в Пекине Международным университетом предпринимательства Манделла, а он стал "почетным профессором" в тридцати других учебных заведениях Китая.

Монетаризм - представление о том, что ценность денег зависит в первую очередь от их нехватки - все чаще отвергается, и все же денежный мистицизм - идея о том, что денежная масса является ключевым фактором экономической эффективности, а не просто ее показателем - все еще продолжает подрывать экономическую мысль. Вся теория денег страдает от коварной инфекции материалистического суеверия: идеи, что деньги - это вещь, материальный элемент, товар. Эта ошибка является основополагающей во всей экономике, от Адама Смита и Давида Рикардо до марксизма, австрийской "маржиналистской революции", преобладающего "монетаризма" Фридмана и даже до тарабарщины современной денежной теории. Она внедряет материалистическое суеверие в то, что по своей сути является функцией информации. Пока мы не избавимся от этого проявления материализма, мы не сможем создать валюту, подходящую для информационной экономики.

ГЛАВА 12. Являются ли деньги товаром?

Возможно, еще более соблазнительным и, безусловно, более универсальным, чем убеждение, что ценность денег зависит от их количества, является представление о том, что они ценятся за свои качества, так же как земля, скот, рабы или вампум, которые иногда используются в качестве денег, ценятся за качества, которые делают их полезными. Почти все эксперты по деньгам сходятся в одном соблазнительно простом и ослепительно обманчивом заблуждении: в убеждении, что в том или ином смысле деньги - это товар. Это материальная вещь, ценная сама по себе в силу своих физических свойств и своей ограниченности.

Как и компакт Локка - или Гоббса - эта теория претендует на то, чтобы обосноваться в "истории". Люди начали торговать вещами и запутались в липких асимметричных калитках бартера. Пытаясь обменять то-то и то-то на то-то и то-то, они столкнулись с неустранимым разочарованием в достижении необходимого совпадения желаний. (Мюррей Ротбард хочет горячий сэндвич с пастрами, но хочет ли владелец гастронома получить отрывок речи о бесполезности дробного резервного банковского дела?)

class="book">Согласно теории, на протяжении истории торговцы испытывали один товар за другим, чтобы найти достаточно взаимозаменяемый для поддержания торговли. Отказавшись от оленьих шкур, пшеницы и скота как слишком специфических и громоздких, они переходили к безделушкам и безделушкам. Где бы они ни начинали, они обычно заканчивали серебром и золотом в качестве монет. Они были драгоценными, делимыми, портативными и трудно подделываемыми. Эврика. В начале восемнадцатого века, когда физик Исаак Ньютон стал мастером монетного двора в Великобритании, золото в конце концов взяло верх над серебром. В течение многих веков золото явно работало как глобальные деньги.

Фридрих Хайек верил в эту историю с товарами. С ней соглашались и другие экономисты, включая Карла Менгера, Людвига фон Мизеса, Милтона Фридмана, Пола Самуэльсона, Пола Кругмана и практически всех других экономистов, которых вы можете назвать. Джон Стил Гордон, выдающийся историк и автор книги "Империя богатства", излагает этот консенсус так доходчиво, как никто другой:

Деньги - это просто другой товар, ничем не отличающийся от нефти, свиных желудков или чугуна. Поэтому деньги, как и все товары, могут расти и падать в цене. Но поскольку деньги, по определению, являются единственным товаром, который повсеместно принимается в обмен на все остальные товары, у нас есть специальный термин для обозначения падения цены денег: мы называем это инфляцией. Когда цена на деньги падает, цена на все остальные товары должна расти.

Гордон спрашивает: "Что вызывает падение цены денег? Ответ очень прост: увеличение предложения денег по отношению к другим товарам и услугам". Затем он переходит к обязательной цитате Милтона Фридмана: «Инфляция всегда и везде является денежным явлением. [Она] может быть вызвана только более быстрым увеличением количества денег, чем объема производства».

С антропологическим подтверждением, использованием в ключевых жизненных событиях, таких как заключение мира, брак и наследование, анекдотами из тюремных лагерей и отдаленных тихоокеанских островов, историями покупки Манхэттена у индейцев за безделушки и безделушки, статистическими графиками и престидижитацией предложения и спроса на деньги, царствующие эксперты - со многими изощренными вкусами - приходят к выводу, что деньги ценны, потому что они, по сути, являются драгоценностями.

Самыми успешными деньгами, в конце концов, были золото и серебро, и они имеют общий приятный блеск, украшающий шеи, запястья и пальцы. Ценность золотых монет как ювелирных изделий убеждает пользователя в том, что если они потеряют свою ценность как деньги, то, по крайней мере, сохранят свою ценность как металл для позолоты или декора. Именно этот остаточный товарный доход, по мнению экспертов, и сделал золото историческим воплощением денег. Его денежные свойства по-прежнему во многом превосходят государственные фиатные валюты, которые существуют только благодаря государственной власти и изобретению высокотехнологичной торговли валютой со скоростью 8 триллионов долларов в день для сортировки ценностей.

Золото, как гласит история, преобладало в качестве денег, потому что, подобно драгоценностям, оно сохраняет свою ценность во времени и пространстве. Пока Ричард Никсон не оставил золото в 1971 году, оно объединяло рынки, пересекая национальные границы. Извлеченное из затонувших галеонов, оно передавало ценность через века. Как сказал Рональд Маккиннон из Стэнфорда, «при золотом стандарте внутренние и международные расчетные единицы были одинаковыми». Это был глобальный товар.

Именно мой редактор и мудрец хедж-фондов Ричард Виджиланте перевернул с ног на голову имперский товарный консенсус: "Нет... деньги ценятся не потому, что они действительно драгоценности. Драгоценности ценятся потому, что они действительно деньги".

Эта мысль сразу показалась мне убедительной, когда я подумал о европейских беженцах, спасающихся от войны и разрухи, погромов и паники, прихватив с собой свои "ценности", свои драгоценности. Затем Гейл Пули предоставил мне эмпирические доказательства в виде отчета из Эр-Рияда, Саудовская Аравия, где он преподавал в 1990-х годах.

Саудовцы любят золотые украшения, и в их столице Эр-Рияде есть несколько рынков для их продажи. Один из крупнейших расположен рядом с площадью Аль-Сафат, также известной как площадь Дира, или площадь Правосудия. Это одно из последних мест на земле, где проводились публичные казни, местные жители называют ее "площадью Чоп-Чоп".

В пятницу днем после молитвенного собрания в мечети полиция и другие официальные лица расчищали место, чтобы освободить место для ампутаций. Размещение золотого магазина в тени разделочной доски "Чоп-Чоп" (неважно, головы или просто руки), по понятным причинам, снижает стоимость безопасности и служит доказательством в пользу стимулирующей школы экономики.

Вопрос в том, ценились ли красивые золотые предметы в магазинах в основном как ювелирные изделия или в основном как портативные деньги.

Десятки небольших розничных магазинов на площади выступают в роли продавцов и покупателей золотых украшений, на видном месте вывешены цены покупки и цены продажи. Все цены выражены в риалах за грамм по каратам. Золото обычно бывает от 18 до 24 карат. Между ценой покупки и ценой продажи обычно существует 5-процентный спред. Весы стоят на каждом прилавке, хотя некоторые покупатели приносят свои собственные весы для подтверждения веса.

Вывод очевиден. Золотые украшения всегда ценятся как деньги, за базовое золото, с временной надбавкой за дизайн. Превращение золота в ювелирные изделия позволяет владельцам получать удовольствие от демонстрации своего богатства. Но при следующей сделке, когда украшение перепродается, золото возвращается к своим унциям, обычно теряя всякую художественную ценность. Следующий владелец оплачивает стоимость золота только по весу. На этих рынках можно найти всевозможные элегантные украшения. Но чтобы узнать точную цену, просто положите его на весы. Премия за дизайн исчезла, это всего лишь граммы золота по курсу. Все 180 000 метрических тонн, добытых на протяжении веков, все еще здесь. Это надолго.

При всей своей здравой привлекательности вера в то, что деньги являются товаром, коварно вводит в заблуждение. Она передает идею о том, что деньгам можно приказать существовать, что, если подумать, очевидно, не соответствует действительности, по крайней мере, если деньги должны чего-то стоить. Напротив, деньги - это побочный эффект и мера инноваций, которые производятся как свидетельство творчества и новых знаний. Идея денег как товара способствует распространению смертельного заблуждения Мидаса - что золото само по себе является богатством, а не мерилом богатства. Она способствует распространению соблазнительного заблуждения Скруджа, согласно которому деньги способствуют жадности и поощряют ее. Она поощряет господствующую веру в то, что богатство может быть увеличено путем умножения денежной единицы. Она предполагает, что баснословная "денежная масса" подчиняется закону Сэя и создает свой собственный спрос, что деньги - это продукт центростремительной государственной власти, а не центробежных предпринимательских знаний.

Деньги как товар поощряют глобальную одержимость статистическим неравенством, как будто обладатели большого богатства могут перераспределить его в пользу других, не разрушив в конечном итоге его ценность, а возможно, также добродетель и знания получателей. Это способствует формированию мнения, что богатство можно "взять", а не заработать - что деньги являются не столько частью процесса обучения, зарабатывания знаний, сколько функцией "печатания", "выпуска", "поставки" или распоряжения единицами богатства как такового. Это способствует распространению мифа о "денежной массе". Он подразумевает, что деньги можно копить, не инвестируя, или производить - и каким-то образом все еще быть полезной мерой стоимости - без инноваций и изобретений, творческого применения обучения и новых знаний.

Деньги - это гёделевская логическая система, отражающая "доказательство неполноты" Курта Гёделя. Выступая на конференции в Кенигсберге в 1930 году, Гёдель, тогда двадцатичетырехлетний аспирант, доказал, как мы уже видели, что все логические системы зависят от аксиом, которые не могут быть доказаны в рамках самой системы. К счастью для мира, который мог бы проигнорировать Гёделя, на конференции присутствовал Джон фон Нейман, которого нельзя было игнорировать.

Как проницательно заметил фон Нейман, доказательство Гёделя зависело от его изобретения математической "машины", которая использовала числа для кодирования и доказательства алгоритмов, также выраженных в числах. Это изобретение, воспринятое фон Нейманом и Аланом Тьюрингом, заложило основы информатики и теории информации.

Как показал Тьюринг, все эти системы требуют внешнего оракула. Программист становится основным источником интерпретации, позволяющей компьютерам функционировать. Тьюринг также заявил, что теорема неопределенности Гейзенберга - которая, в общем, гласит, что измерения, согласно нашему пониманию квантовой физики, неизменно неточны - является продолжением доказательства Гёделя. Тьюринг рассматривал такую неизбежную неточность как эффект всех самореферентных петель материализма. Измерительные приборы физических лабораторий измеряют атомы, электроны и фотоны - атомы, электроны и фотоны. Результаты никогда не могут быть абсолютно точными.

Точно так же мы не можем в конечном итоге измерять товары товарами, которые, в свою очередь, оцениваются товарами. Если деньги являются товаром, то они не могут быть также надежным средством измерения или надежной единицей счета.

Как сложное выражение логики и информации, деньги представляют собой очевидный рубеж для теории информации. Как логическая схема, они должны иметь аксиоматическое основание вне себя. Они не могут процветать как тривиальная тавтология, в которой их ценность проистекает из того, что они покупают и оцениваются ими. Такая концепция всегда заканчивается крахом или инфляционным взлетом.

Все товары гипотетически могут быть оценены по отношению к другим товарам и таким образом обмениваться друг на друга в круговом обмене. Деньги - другое дело. Они созданы не для совершенствования бартера, а для его преодоления. Преодоление бартера требует чего-то, что не является товаром. Это подразумевает наличие внешнего оракула, как Тьюринг продемонстрировал для компьютерных систем, или аксиом, выходящих за пределы самих себя, как Гёдель доказал для всех логических систем. Деньги не могут быть товаром, потому что они должны быть оракулом.

Оракул, однако, не может быть просто произвольным. Арифметика, как показал Гёдель, является оракулом: она не может быть выведена без аксиом. Но если бы оракул начал с провозглашения аксиомы 1+1 = 1+1+1, никто не принял бы его нефункциональную систему. Даже фиатная валюта, какой бы хлипкой она ни была, имеет эту объективную ценность: оракул примет ее в уплату налогов.

Здесь мы снова можем провести аналогию с универсальной системой измерения, известной как Международная система СИ (Système Internationale). Она является оракульной - она функционирует, потому что все соглашаются с высказываниями оракула. Но она не является произвольной. Измерения СИ могут быть воспроизведены любым человеком с атомными часами, поскольку шесть из семи стандартов выражаются во времени. Метр, например, может показаться мерой пространства, но СИ основывает его на расстоянии, проходимом светом в вакууме за крошечную долю секунды (девятигигагерцовое излучение атома цезия в основном состоянии). Единственное исключение в таблице СИ подтверждает правило. Моли молекулярной массы избегают прямой ссылки на время, поскольку рассчитываются по числу Авогадро. Но, как учил нас Эйнштейн, массы, как и энергии, также являются выражением скорости света в повелительной латентности секунд.

Вы можете поехать в Севр, Франция, чтобы проверить свою измерительную палку, но вы можете сделать это и дома, если у вас есть оборудование. Оракул заслуживает доверия, потому что измерительная палочка воспроизводима.

Чтобы функционировать в качестве измерительной палочки, деньги должны иметь устойчивый физический стандарт, как, например, СИ. Без этого постоянного стандарта деньги становятся товаром, пригодным только для бартера, их цена меняется по отношению ко всем другим товарам.

В случае с золотом экономисты запутались, потому что его использование в ювелирных изделиях, украшениях и, в конечном итоге, в электронике было настолько очевидным, что создавало впечатление, что оно является товаром. Между тем, реальный физический стандарт, устанавливающий золото в качестве измерительного стержня, был неочевиден, действительно удивителен и удивительно похож на стандарты СИ, поскольку он также основан на времени.

Примечательно, что время, необходимое для добычи все большего количества золота, менялось очень медленно. Как отметил Джуд Ванниски в 1979 году в книге "Как устроен мир", золото сводит на нет прогресс капитала и технологий, потому что в любой момент времени золото, которое еще осталось в земле, труднее найти и труднее добыть, чем золото, добытое тысячелетия, столетия или десятилетия назад.

Наш современный старатель, использующий, возможно, десятки миллионов долларов оборудования, собирает больше золота в год, чем любой старый старатель со своей кастрюлей. Машины умножают человеко-часы. Благодаря машинам, около двух третей золота, находящегося сегодня под землей, было добыто с 1950 года. Тем не менее, со временем найти оставшееся золото в земле стало настолько сложнее, что прибыль от добычи золота остается низкой, а сам процесс медленным.

Год от года объем золота, извлеченного из земли, не растет и не уменьшается. Он изменяется гораздо менее драматично, чем фиатные валюты. Графики "золотого запаса" выглядят совсем не так, как графики денежной массы на американских горках. К 206 000 метрических тонн золота, которые уже находятся под землей (а это почти все золото, добытое за всю историю человечества), старатели добавляют около 3 000 тонн в год, увеличивая общий запас примерно на 1,5 процента в год. Это намного меньше, чем глобальный рост валового внутреннего продукта или валового продукта.

Этот 1,5-процентный прирост может как уменьшиться, так и вырасти по мере увеличения знаменателя. Сегодня мир разрабатывает шлаковые отвалы и размышляет о добыче золота из океана и космоса.

Золото успешно используется в качестве измерительного стержня, потому что его дефицит коренится во времени, затрачиваемом на его добычу, которое существенно не меняется, в то время как все остальное становится более изобильным.

Однако то, что золото является самыми успешными деньгами в истории, не подтверждает монетаризм, который предполагает, что деньги ценны только потому, что их мало. Напротив, действительность и доступность золотого измерительного стержня не уменьшает предложение денег. Оно позволяет значительно увеличить его.

Как показал Натан Льюис в своих книгах "Золото: The Monetary Polaris" и «Gold: Даже при золотом стандарте не существует никакой связи между количеством золота в мире и количеством денег. Если цена золота фиксирована, деньги могут вырасти до любого необходимого уровня в ответ на обязательства предпринимателей по прибыльным проектам. Во время промышленной революции количество золота в мире увеличилось всего в 3,4 раза, а денежная масса США выросла в 163 раза. По словам аналитика Forbes Джона Тэмни: "Никогда не может быть переизбытка хороших денег».

Это окончательное опровержение денег как товара. Никто не верит, что бумажные деньги являются товаром; если бы это было так, бумажные деньги стоили бы примерно столько же, сколько бумага, на которой они напечатаны. При золотом стандарте бумажные деньги, которые можно обменять на золото, сохраняют свою ценность благодаря надежному измерительному стержню. Если измерительному стержню можно доверять, то деньги можно приумножать по мере необходимости для осуществления реальных проектов. Точно так же, как СИ устанавливает каждый измерительный стержень, а не сумму всех измерительных стержней, каждый доллар измеряется золотом, а не суммой всех долларов.

Это измерение можно сделать невероятным. Ленинский рубль был обесценен на миллион процентов отчасти потому, что в казне почти не было золота. Однако в обычных обстоятельствах, при наличии заслуживающего доверия правительства и значительного количества золота на руках, измерительная палка оправдывает один доллар за один раз.

Кёнигсбергская конференция 1930 года может служить притчей. Самые выдающиеся математики мира отрицали оракульный источник математики. Тем не менее, год за годом они совершали монументальные теоретические подвиги, не подозревая, что сами предпосылки их работы были недоказуемыми оракулами, пока Гёдель не указал им на это. Точно так же мы почти никогда не думаем о деньгах как о прорицании, потому что финансовые системы, выросшие вокруг них, настолько сложны и встроены в нашу культуру и экономику, что хрупкость лежащего в их основе прорицания редко занимает наше сознание.

Тем не менее, фиатная валюта явно оракульная. "Все знают, что она основана на вере. Разница между золотом и фиатной валютой заключается прежде всего в том, что прорицание золота имеет более прочную основу в физической реальности времени.

Экономика теории информации связывает деньги со временем, самым фундаментальным и необратимым носителем информации во вселенной. Деньги не являются содержанием транзакций, они являются их носителем. Использование низкоэнтропийных, предсказуемых, не вызывающих удивления денег, однако, позволяет передавать высокоэнтропийную информацию. Всемирные сети стекла, света и воздуха, составляющие низкоэнтропийные каналы интернета, несут не более важные или высокоэнтропийные "новости", чем всемирная сеть ценовых сигналов. Но если деньги являются шумными, а не предсказуемыми, то ценовой сигнал вводит в заблуждение. Деньги не могут одновременно быть информацией и нести информацию.

Принцип Эрнста Маха" в физике гласит, что в любой точке Земли сходятся непостижимые силы всей Вселенной, теоретически суммируемые в любой конкретной точке. Принцип Маха применим и к экономике. Каждая цена - это выражение всемирной топологии других цен, передаваемых деньгами и укорененных во времени. Если правительства изменят топологические данные, система цен будет давать ложные свидетельства и запутает процессы обучения и открытий, которые обеспечивают экономический рост и прогресс.

Единицы измерения палочек СИ не могут плавать, потому что они обеспечивают метрики, которые позволяют строительным проектам, компьютерным конструкциям, оборудованию для переработки продуктов питания, сетям, холодильникам, топливу, трубопроводам, исследовательским лабораториям, капитальному оборудованию для микрочипов, промышленным датчикам, системам освещения, медицинским инструментам, оптоволоконным кабелям, протезам, железнодорожным путям, складским помещениям, больничному оборудованию, вычислительным "облакам" и другим сложным системам в промышленности и правительстве соединяться и функционировать, чтобы поддерживать нашу жизнь.

Деньги - столь же важная метрика. Не меньше, чем метр, грамм или люмен, деньги нуждаются в определенном статусе за пределами того, что они измеряют. В глобальной экономике валюты не могут быть интегрированы в коммерцию, как если бы деньги были товаром, измеряемым деньгами. Валюты должны быть привязаны к абсолютной сетке измерения вне процесса обмена. Если цены не скоординированы, они будут сбивать бизнес с пути, и он не будет добавлять ценность в экономику. Он не будет производить знания посредством поддающегося проверке обучения.

Деньги как ключевая метрика и носитель информации в экономике также могут быть надежными только в той степени, в какой их ценность укоренена во времени. Как единственная необратимая реальность во вселенной, с направленностью, придаваемой термодинамической энтропией, невосприимчивая к попыткам дублирования, подделки или хранения, время является самой чистой точкой отсчета для всех ценностей.

Чтобы преодолеть нынешний экономический упадок, поразивший мир, мы должны вернуться к режиму реальных денег, основанных не на капризах банкиров, а на физических константах Вселенной.

Неумолимо дефицитное, но произвольно расширяемое, невозможное для дублирования или восстановления, одинаково распределенное для всех, время является измерительной палочкой для экономической деятельности. Цены на время - это унитарный способ оценки богатства во времени и пространстве. Цены времени демонстрируют новое состояние изобилия или даже сверхизобилия.

Деньги - это, прежде всего, время, которое остается дефицитным, когда все остальное становится изобилием. Время измеряет рост богатства через обучение - новые проверенные знания. Обучение имеет смысл только в виде последовательностей, проходящих через время. Если обучение не происходит, деньги теряют ценность, а экономика погружается в прошлое.

С точки зрения всеведущего Бога, находящегося вне времени, все прошлое и будущее известно в детерминированной вселенной. Но время опускает движущийся занавес над будущим, которое требует от человека учиться, чтобы жить. Как токенизированное время, реальные деньги измеряют процесс обучения и делают его делимым и взаимозаменяемым в мировой экономике.

Как единственный необратимый элемент во Вселенной, направленность которому придает термодинамическая энтропия, время является самой чистой точкой отсчета для всех ценностей. В отсутствие цифрового золотого стандарта инвесторы по всему миру продолжат переход к цифровым валютам на основе блокчейна, в основе которых лежит последовательность транзакций, зафиксированных во времени. Благодаря огромному прогрессу в технологии хранения данных - миллиардному увеличению пропускной способности и цифрового хранения - блокчейн является способом решения двух больших хакерских кризисов в мировой экономике: около восьми миллиардов единиц персональных данных, потерянных интернетхакерами, и разврат глобальных денег под режимом мировых центральных банков, которые, по сути, являются хакерами финансовой системы. Предприниматели, которые наилучшим образом соединят подъем информационных технологий со стабильностью золота, создадут новый технологический стандарт как для интернета, так и для мировой экономики.

Размышляя над этой перспективой, правительства и центральные банки сейчас предпринимают лихорадочные усилия, чтобы доказать свою дальнейшую значимость, создавая суверенные цифровые валюты под контролем центральных банков в качестве окончательного инструмента контроля над своим народом. При достаточной жестокости они, вероятно, смогут это сделать, но результат не будет радостным ни для правительств, ни для их граждан.

Попытки контролировать количество денег или векторы скорости, противостоять необратимым потокам времени и энтропии, будут столь же бесполезны в будущем, как и сейчас, но, возможно, даже более разрушительны. В той мере, в какой нам будут навязывать выпущенные правительством цифровые валюты и более эффективно препятствовать развитию неодобряемых предприятий, экономика будет стагнировать, а так называемая "инфляция" будет стремительно расти.

Цифровая валюта должна стать облегчением для правительства, а не поводом для усиления его власти. Если при золотом стандарте правительство имело мало значения, то при цифровом стандарте необходимость в правительстве будет еще меньше. Чтобы преодолеть нынешний экономический упадок, поразивший мир, мы должны вернуться к режиму реальных денег, привязанных не к капризам банкиров и их хозяев, а к физическим константам Вселенной, самой неизбежной из которых является само время.

ГЛАВА 13. Биткойн

Тяжело дышащие тревоги по поводу фиаско со взломом интернета, вместе с вашим искренним пением о том, как центральные банкиры взламывают мировые деньги для удовольствия и удобства политиков, по-прежнему игнорируют реальную проблему, которая нас волнует.

Это наша ежедневная игра с именем пользователя, паролем, адресом электронной почты, PIN-кодом и общим идентификатором. Какая комбинация имен, цифр или адресов подходит к какой подписке, банковскому счету, веб-странице, приложению, правительственному учреждению или компьютеру? Это проблема "x" к "n". Это серьезно. Если мы ничего не придумаем, то потеряем не только свои банковские счета, но и здоровье и волосы.

По сравнению с 10 триллионами долларов в день валютных операций, или Бробдингнагианским чрезвычайным монетаризмом ФРС, или примерно 5 миллиардами атак вредоносных программ в год и взломов данных, затрагивающих около 2 миллиардов пользователей сети ежегодно, комбинаторный взрыв идентификаторов и продавцов может показаться пустяком. Нас приучили даже не жаловаться. В конце концов, в том, что мы не можем следить за своей основной личной информацией, виноваты мы сами. Разве не так?

Всякий раз, когда что-то идет не так с нашими интернет-радостями и покупками той или иной срочной фривольной вещи, мы признаемся в своей неумелости и ответственности. Мы стесняемся даже сказать об этом супругу. Если мы не оставили пароли и другие данные в самом компьютере, доступные любому "ботанику", мы написали их на листочке на столе, где их мог прочитать любой случайный злоумышленник.

Еще более угрожающим является то, что всякий раз, когда один из наших надежных сторонних поставщиков - Bank of America, Кадровое управление США, Target, Chase, IRS, Amex, Medicare, Visa - теряет еще несколько миллионов единиц персональных данных, мы должны следить за этим.

Мы должны изменить все номера наших кредитных карт и сообщить новые номера всем нашим соответствующим автоплатежам, иначе внезапно наш E-ZPass перестанет работать на шоссе, и полиция штата включит свои мигающие синие огни Судного дня, в то самое время, когда наше VIP-членство Джима Рикардса прекратит свое действие, и сайт отказывается допустить нас к ключевым пунктам действий, которые расскажут нам, как преодолеть надвигающийся мировой финансовый Армагеддон, спланированный ЦРУ, и мы остаемся в безнадежном подвешенном состоянии, в то время как последние минуты и секунды, оставшиеся нам для сохранения нашего драгоценного статуса мировой резервной валюты - как мы выживем без нее?-ускользают безвозвратно... и мы обречены на невежество, как простой обычный подписчик или даже жалкий плебей-халявщик (хотя мы пытались заплатить за VIP Pro. Пытались!). В результате мы полностью упускаем инсайдерский сигнал VIP-миллиардеров, который позволил бы нам присоединиться к Джеффу Безосу и Элону Маску и заработать миллионы на продаже планеты в короткие сроки во время грядущего глобального валютного и климатического апокалипсиса, на котором элита делает свои состояния.

Из-за отсутствия блокнота было потеряно целое состояние.

Серьезно, глобальные халтуры, которые должны нас пугать, и хастл, который гонит нас по наклонной, имеют один и тот же источник и решение.

Проблема заключается в неправильном распределении ответственности. Вы - один и осажденный; их много и они огромны. Но именно вы должны отслеживать все свои дифференцированные пользовательские данные для всех своих полудоверенных третьих сторон, а не они отслеживают одного вас и адаптируются к вашим потребностям. Когда что-то идет не так, каждая из ваших подписок на сайт действует так, как будто это единственный сайт в вашем портфолио, и, конечно, вы знаете, какая комбинация имени пользователя и пароля применяется в каждой непредвиденной ситуации на каждой машине. В любом случае, в правилах и условиях вы действительно подписали свой дом, гражданство и привилегии на ношение обуви в очереди TSA, не прочитав внимательно мелкий шрифт.

Это нарушение централизации того, что должно быть децентрализовано - персональных идентификаторов и данных - и децентрализации того, что должно быть централизовано - ответственности за управление транзакциями и безопасностью на корпоративных сайтах. На каждом сайте, с которым я имею дело, есть еще один набор персональных идентификаторов и данных, которые сайт создал для меня. Чтобы действовать с каждой из этих множащихся личностей, я должен доказать, что я на PayPal, или я на Amazon, или я на моей подписке на Jim Rickards, десятки и десятки сайтов - это на самом деле только я, я сам и я. Каждый раз я должен утверждать, что я, созданный этими сайтами в соответствии с их собственными системами. Я локален, но все мои "я" централизованы вместе со всеми вашими "я" в великом беспорядке ID.

Между тем, ответственность за управление транзакциями и безопасность возлагается на миллиарды пользователей - все эти идентификаторы и пароли - вот почему каждая неудача в подключении кажется нам виноватой.

Централизация всех этих миллиардов личностей - вот почему сеть не является ни безопасной, ни надежной. Все данные находятся на относительно небольшом количестве сайтов, богатых на цели, а потенциальные хакеры исчисляются миллиардами, анонимными и бесплотными. Это не та проблема, которую можно решить с помощью еще одной заплатки для защиты конфиденциальности или даже удвоением годового мирового дохода индустрии кибербезопасности в размере 256 миллиардов долларов, прогнозируемого к 2027 году, по сравнению со 172,5 миллиардами долларов в 2022 году.

Закон Меткалфа, придуманный изобретателем Ethernet Бобом Меткалфом и названный вашим автором, гласит, что ценность сетей увеличивается на квадрат числа узлов. Но существует также криптозакон Меткалфа. Он инвертирует сетевой закон, переворачивая его с ног на голову. Криптозакон Меткалфа гласит, что уязвимость сети увеличивается на величину поверхности атаки, которая также является квадратом числа узлов. Взламываемость проявляется во всех интерфейсах между ними.

Каждый дополнительный пользователь централизованной системы, такой как Visa или Mastercard, Google или Facebook, снижает уровень безопасности. Новые пользователи создают новые векторы возможных атак. Каждый новый пользователь - это возможный хакер или жертва взлома.

Как отмечает армейский эксперт по криптографии Дэвид Крюгер, эффективность существующей "многослойной точечной защиты" - программных исправлений - растет только аддитивно. Он останавливает один вектор атаки за раз. Тем временем векторы атак расширяются по квадрату Меткалфа. Отбиваться от них с помощью патчей - глупость или мошенничество.

В результате возникает скандал с безопасностью сети и деньгами: чем больше мы тратим на интернет-безопасность и чем больше расширяем сеть, тем более уязвимой она становится.

Безопасность обеспечит не лоскутное одеяло, а архитектура. Миру необходимо архитектурное решение для Интернета, который действует как космический копировальный аппарат, где нет ничего надежного, а адреса определяются правительствами. Нынешний интернет страдает от страшного первородного греха: адреса Интернет-протокола (IP) заперты в определенных странах и политических юрисдикциях, что побуждает правительства во всем мире воображать, что они должны владеть и регулировать Интернет, или, по крайней мере, свою часть его. От ЕЭС до Вашингтона и Пекина, правительства стран-монополистов повсюду называют интернет-компании опасными монополиями и трясут их вниз, говоря, что они должны заставить их отвечать за "фальшивые новости", "язык вражды" и нарушения конфиденциальности.

Соединенные Штаты считают, что должны держать китайские руки и маршрутизаторы Huawei подальше от американских IP-адресов. Китай хочет возвести новый великий брандмауэр против остального мира. В Турции Реджеп Тайип Эрдоган считает, что ему должны принадлежать турецкие IP-адреса. IP-адрес стал для правительств соблазном "приди и получи".

Учитывая множащиеся миллиардные взломы на фоне огромного увеличения расходов на "защиту и безопасность" компьютеров, мы не можем полагаться ни на кого и ни на что в сети. Недоверчивыми становятся даже серверы и коммутаторы, а также важнейший протокол Border Gateway Protocol, связывающий одну подсеть с другой. Под регулирующим огнем находятся интернетные соблазны TikTok, временные линии Facebook, кошельки WeChat, обещания Байдена, поиск Google, нарушители "сетевого нейтралитета", облачные сервисы Amazon и правила конфиденциальности. В "список объектов" правительства США, наряду с иранским ядерным оружием и патогенами биологической войны, теперь попали маршрутизаторы с раскосыми глазами и устройства распознавания лиц от Huawei (хотя оборудование Huawei было напичкано американскими чипами и основано на американских стандартах).

Существующий Интернет - это гигантская копировальная машина. Это его большое достоинство как инструмента коммуникации и исследования: мы имеем доступ ко всему, что было написано, сказано или снято когда-либо и где-либо. Однако, как свободный копировальный аппарат, он не является надежным хранилищем для документов, которые должны быть надежно защищены, включая ваш банковский счет. Когда документ взламывается, оригинал невозможно легко отличить от копии; мы не можем сказать, что было первым, а что появилось позже. И снова мы возвращаемся к времени как единственной стабильной метрике во Вселенной. Только время нельзя ни умножить, ни повернуть вспять. Безопасный Интернет и деньги, свободные от государственного хищничества, должны быть привязаны ко времени.

Решение этой проблемы существует с 2009 года, изложенное в ставшей культовой "белой книге", автором которой является псевдоним Сатоши Накамото, «Биткойн: пиринговая система электронных денег». Его ключевая инновация называется блокчейн. Но до сих пор его потенциал не был полностью реализован, потому что его первоначальные проявления - биткойн наиболее известен - были фатально несовершенны.

Идея блокчейна заключается в том, что каждый узел глобальной сети - ваш компьютер, компьютер ваших соседей, Джеффа Безоса и Билла Гейтса, даже Хиллари и Дональда - может хранить полную историю, упорядоченную во времени, каждой транзакции, когда-либо размещенной во всей сети. Транзакции будут храниться в сжатой математической форме - в виде хэша, а не в виде "Салли купила Джиму виджет на день рождения".

Однако блестящая идея заключается в том, что, таким образом, время совершения транзакции становится неизменным свидетельством ее подлинности. Поскольку каждая новая транзакция несет на себе неумолимый математический отпечаток всех предыдущих транзакций, ее невозможно отделить от них в записи и подделать. Блокчейн делает ваши личные данные единичными и неизменными, а ваши транзакции - предметом беспрекословного заверения. Если какой-либо государственный орган или корпоративный офис заявит, что вы не заплатили что-то или нарушили какое-то правило, у вас будет неопровержимая запись с временной печатью, подтверждающая обратное. Вы не находитесь в беспомощной зависимости от какой-то удаленной бюрократии, которая скажет вам, кто вы и что вы сделали.

Как это вообще возможно? Это дар той же технологии, которая дала нам сеть и ее проблемы. Ключевая идея Сатоши заключалась в том, что развитие закона Мура с момента его создания более полувека назад может решить проблемы как взлома сети, так и взлома наших денег.

Размышляя о массивном двухмиллиардном увеличении плотности памяти за последние пятьдесят лет, эксперты повсюду делают вывод, что это чудо технологии чипов благоприятствует доминированию централизованного "облака" и его монопольных владельцев, от Amazon до Meta-Facebook и Google-Alphabet. Вопреки тому, что я назвал "законом микромира", новые чипы якобы способствуют централизации вычислений в огромных центрах обработки данных. Но Сатоши увидел, что новые суперчипы могут освободить нас от этой туманной империи. Двухмиллиардного прорыва в памяти достаточно, чтобы обеспечить децентрализованную локальную обработку и хранение хэшированных и проштампованных по времени историй транзакций в вашем ноутбуке или смартфоне.

Это понимание было контринтуитивным. Каким образом астрономический поток онлайновых транзакций в мировой экономике может быть зафиксирован на каждом узле сети? Ответ заключается в нанокосме информационных технологий. Эффективность хранения битов на молекулах, удваивающаяся каждый год или около того, дает общий объем памяти, который затмевает расширение простого хранения денег на битах.

Блокчейн переносит персональные данные из централизованных бюрократических структур к человеку и переносит ответственность за безопасность транзакций на бюрократические структуры, которые их проводят.

Как серия транзакций, отмеченных временем, которые определяют монету из битов, блокчейн выражает деньги как информацию во времени. Информация - это неожиданные или удивительные биты. Удивление - ощущение изменения сознания от момента к моменту - имеет смысл только с течением времени. Точно так же деньги имеют смысл только с течением времени.

В глазах Бога, где все знания доступны сразу, деньги были бы ненужными, поскольку все находится в нужном месте в божественной диспенсации. Это мир бартера, где нет нужды ни в памяти, ни в деньгах, а все обмены мгновенны и неопосредованны. Но в мире, в котором мы живем, время измеряется энтропией - многогранной концепцией, которая объединяет увеличение физического беспорядка или случайности со временем в физической вселенной с ростом творческих неожиданностей в потоке растущего знания и обучения в течение земного времени. Деньги - это токенизированное время.

Такая структурная децентрализация, когда ваша единичная личность находится у вас, а история транзакций прозрачно и неизменно регистрируется во всем Интернете, может устранить зависимость от доверия и заменить его уверенностью. Повсеместная запись транзакций и хранение вашей личности вместе с вами и вашим закрытым ключом препятствует как манипулированию сверху вниз, так и зависимости и подчинению снизу вверх. Записи, распределенные повсюду в сети, создают непреодолимый барьер для взлома в любом месте. Децентрализация также обеспечивает универсальность, свободу и конфиденциальность, которые регулируются деньгами как временем и памятью.

Ваша личность должна быть единственной и неизменной, а ваши транзакции - многочисленными и безопасными. На блокчейне эта цель наконец-то становится достижимой. Если криптозакон Меткалфа гласит, что каждый дополнительный узел в сети увеличивает ее уязвимость, то каждый дополнительный пользователь сети, опирающейся на блокчейн, повышает безопасность. Он расширяет охват и надежность консенсуса. Это основная особенность блокчейна и новая парадигма для сети.

Как понять, что парадигма провалилась? Если ее результат таков: чем больше денег вы тратите, тем хуже результаты. Интернет становится все более взламываемым, чем больше мы тратим на интернет-безопасность, а мы тратим примерно на 20% больше каждый год. Мировые деньги все больше и больше поглощаются валютными операциями на сумму 8 триллионов долларов в день, которые увеличиваются примерно на 50 процентов каждые четыре года. В основном эта денежная чехарда оборачивается торговыми и валютными войнами и стагнацией экономики.

Изобретение Сатоши блокчейн - это "единство", решающее обе стороны вдвойне провальной парадигмы мировой экономики: крах интернет-безопасности и скандал с деньгами. Однако сам биткойн стал движением, подпитываемым растущим волнением людей, которых он обогатил. Проблема в том, что его технические недостатки - в первую очередь, его жесткий лимит нехватки и вытекающая из него волатильность - одновременно способствовали росту его рыночной стоимости и обрекают его на роль окончательной глобальной валюты.

Чтобы сделать биткоин подходящими деньгами и руководством для предпринимателей, подражая золоту, Сатоши сделал его дефицитным. Установив лимит в 21 миллион единиц к дате 2141 года, он заставил его реагировать на новые экономические возможности и технические изменения. Привлекательный для "HODLders", которые стремятся к богатству, "держась за биткоины всю жизнь", этот выбор мог сделать биткоин слишком волатильным, чтобы служить транзакционными деньгами. Для сравнения, если бы биткойн рос с темпами ежегодных поставок золота, то в 2141 году он, вероятно, достиг бы 350 миллионов единиц. Резко ограничив возможное количество единиц и переложив все изменения на цену, Сатоши превратил биткойн в волатильный спекулятивный актив, а не в надежный измеритель стоимости.

Биткоин имеет ограничение в 21 миллион единиц к 2141 году, и все, кроме 2 миллионов, или 91 процента, уже выпущены, поэтому в неспокойные дни он крайне нестабилен - до 20 процентов. Поскольку 5 миллионов биткоинов безвозвратно исчезли из-за потери закрытых ключей доступа к ним, чистое предложение BTC может даже сократиться.

Это ограничение является фатальным для биткойна как денег. Предложение денег должно быть способно расширяться по мере расширения производственной экономики. Валюта в конечном итоге является лишь измерительной палочкой для этого производства. Ограничив общее предложение биткойна, его создатели позолотили лилию, сделав деньги более золотыми, чем золото, предложение которого увеличивается примерно на 1,5 процента в год. Монета, существующая только в эфире, превратилась в товар, а значит, ее ценность как финансового измерительного инструмента была уничтожена.

Биткойнеры, далеко не прогрессивные, держат свои монеты как старомодный спекулятивный актив, как картины Ван Гога, карточки новичка Микки Мантла или, в общем, коллекцию монет. Волатильность монеты делает ее бесполезной в качестве наличных или для инвестиций. Валюта должна быть прежде всего лишена информационного сюрприза. Волатильность биткойна делает его полным волатильных сюрпризов.

Деньги ценны только тогда, когда вы ихраздаете и бросаете на воду. Они предназначены для содействия торговле, инвестициям и предпринимательству. Правило Биткойна - HODL, hold on for dear life, правило посткапиталистического периода. На биткойн-конференциях много говорят о том, что нужно купить биткойн и "отправиться спать, в отпуск или в круиз".

Деньги приобретают свою ценность за счет прибыли от творческих экономических проектов - знаний, которые они позволяют получить, информации, которую они дают, времени, которое они экономят. Причина, по которой доллар так жадно ищут, заключается не в том, что он поддерживает экономику США, а в том, что экономика США поддерживает его. Он является ведущей мировой резервной валютой, потому что его можно инвестировать в огромную ткань американского предпринимательства и покупать глобальный набор товаров и услуг.

Биткойн стремится стать золотом, но золото - это метрика, а не хранилище стоимости. Даже при золотом стандарте количество золота, которым обеспечена валюта, обычно не влияет на ее цену. Монетарные свойства золота позволяют доверять ему в качестве измерителя стоимости даже в относительно небольших количествах. Поскольку золоту доверяют, небольшое количество может обеспечить огромный рост транзакций. PayPal, Visa и другие надежные платформы с транзакциями на триллионы долларов почти не нуждаются в физических деньгах.

Прежде всего, Сатоши не удалось создать новое золото, потому что он сделал время одномерным, как будто у времени есть прошлое, но нет будущего. Понимая, что деньги должны быть такими же скудными, как время, он проигнорировал другую важнейшую особенность времени - его бесконечную растяжимость. Успешные деньги должны сочетать в себе эти две характеристики времени, которое парадоксальным образом является и скудным, и бесконечным.

Успешные деньги должны в конечном итоге определяться расширением знаний и обучения. В информационной теории экономики знания в конечном счете измеряются временем.

Измерение прибыли от обучения предпринимателей и, следовательно, увеличение предложения знаний и денег зависит от двух факторов: готовности предпринимателей взять на себя риски и возможные отрицательные стороны бизнес-проектов, с одной стороны; с другой стороны, готовности кредиторов и инвесторов финансировать их.

Эти ограничения регулируют уровень реальных процентных ставок, меры времени. Это измерители не фальшивых фиатных валют центрального банка, а реальных цен времени, принятых предпринимателями и их инвесторами. Настоящие процентные ставки не могут быть гарантированы правительствами. Гарантированный кредит не поддается фальсификации и не порождает реального роста и обеспечения.

Не менее важным, чем ограниченность денег во времени, является их расширяемость.

После азиатского финансового кризиса 1998 года технологический крах был вызван в значительной степени стремительным ростом курса доллара. Во время технологического бума председатель ФРС Алан Гринспен сократил выпуск долларов. Он заявил, что имеет место "иррациональное изобилие" и "инфляция", в то время как на самом деле зарождалась новая цифровая экономика, возглавляемая Facebook Тиля, Amazon Безоса, Google и тысячами других компаний.

В последние четыре года двадцатого века, во время технологического и телекоммуникационного бума, стоимость доллара по отношению к золоту выросла на 57 процентов. Измеряемый временными ценами, доллар сильно подорожал, поскольку мультипликаторы производительности интернет-экономики двигались к реализации. Но, как и в случае с Биткойном, когда количество монет достигло 21 миллиона, предложение долларов не смогло соответствовать поразительному росту знаний и богатства. Роль доллара как измерительной палочки была сведена на нет.

Деньги должны расширяться пропорционально тому, как они необходимы для проведения сделок, экспериментов и запуска проектов. Они должны быть безграничны, как предпринимательское воображение, отфильтрованное дисциплиной банкира, и должны расширяться в такой же степени, как ограниченные двадцать четыре часа в сутки, которые определяют цены времени, иногда называемые динами, необходимые для ведения бизнеса.

Другие лучшие криптовалюты находятся за рубежом или на горизонте, они больше похожи на золото тем, что их мало, но они также способны расти по мере накопления богатства и знаний. Добыча биткоина, если она ведется правильно, удивительно похожа на медленное, но неуклонное увеличение запасов золота.

Web 3.0 - следующая фаза интернета, которая сейчас зарождается, - будет по своей сути безопасной криптосетью, которая наконец-то предложит решение двух великих взломов. Проблемы нынешнего поколения криптовалют уступят место системе, которая будет эффективно хранить уникальные идентификаторы устройств, уникальные пары пользователей по биометрическим данным, адреса с открытым ключом и идентификаторы с закрытым ключом.

Оставляя блокчейн для критически важных функций хранения данных и личных идентификаторов, Web 3.0 может устранить огромные доверенные третьи стороны и создать блокчейн, который выполнит распределенное обещание мечты Сатоши.

В современном мире кий-бола, где все не имеет трения и прозрачно взламывается, анонимность правит, вместе с ее неизбежным партнером - паранойей. Правительство Соединенных Штатов считает, что оно должно держать китайские глаза и маршрутизаторы подальше от американских IP-адресов, которые, как оно считает, принадлежат ему. В то же время Китай возводит новый великий брандмауэр против остального мира, и паранойя правит, поскольку все живут в страхе перед скрывающимися хакерами.

Но, как объясняет пионер телекоммуникаций Дэниел Бернингер, все это абсурд. Мы изобрели IP-адреса, чтобы обеспечить широкую зону связи между компьютерами. Теперь они присваиваются часам и кардиомониторам, кухонным приборам и беговым дорожкам. Если подвергнуть их государственному контролю и регулированию, то "Интернет вещей" остановится на своем пути.

Новый веб заменит IP-адреса, контролируемые правительствами, на открытые ключи, контролируемые владельцами закрытых ключей, то есть вами и вашими биометрическими данными.

Мир бильярдных шаров уступит место Web 3.0. 5

Пористая пирамида, управляемая монополиями и политиками, уступит место восходящей архитектуре, основанной на неизменных бухгалтерских книгах с временной меткой нового, усовершенствованного блокчейна. Она станет мерилом для мировой экономики и глобальной сети. Он откроет жизнь после капитализма, которая на самом деле будет капитализмом, капитализмом, правильно понятым, с будущим процветания, гармонии и реального, неизменного доверия. Давайте построим его.

ГЛАВА 14. Теория информации и экономика

В анналах знаний и власти переломный момент наступает в родительстве, когда мы говорим нашим маленьким детям, что они не могут "иметь все". Когда они выходят из утробы матери в мир, они не управляют вселенной или даже своими собственными областями. Есть Бог, и на данный момент в иерархической вселенной это я и твоя мама.

Когда-то математики считали, что их дисциплина завершена, ее логика безгранична и детерминирована. Они полагали, что являются властителями всей науки. Но в Кенигсберге, Германия, в 1930 году, на конклаве в честь Давида Гильберта, выразителя полноты и универсальности математических аксиом, им было доказано, что они ошибаются, когда Курт Гедель представил свою теорему о неполноте. Математика, даже арифметика - действительно все логические, аксиоматические или, по расширению, алгоритмические системы - неумолимо неполны, полны предложений, которые они не могут доказать.

Это было историческое отрицание в городе исторических отрицаний. В 1736 году в Кенигсберге легендарный математик Леонхард Эйлер (произносится как "Ойлер") доказал, что семь мостов города нельзя последовательно пересечь, не пройдя по одному из них дважды. В этом процессе он заложил основы таких плодотворных математических режимов, как теория графов, топология и теория сетей.

Отличая карты от территорий, топологии от случайностей, Эйлер утверждал предел мощности переходов, применяя его к физическим и математическим мостам и линиям связи.

Создавая теорию информации, Курт Гёдель обеспечил более окончательное и космическое отрицание. С таким же успехом оно могло исходить от Бога.

Это был акт интеллектуального самоотречения, который положил конец всякому человеческому рабству перед детерминистской унитарной логикой. Заблокировав все алгоритмические мосты между людьми и небесной уверенностью, он сделал свободу императивом. Теория информации даже определила количество информации, ее энтропию, по степеням свободы, которыми распоряжается создатель сообщения.

Если у вас есть только одна степень свободы, один вопрос, который можно задать в игре бесконечных вопросов, энтропия или неожиданность составляет всего один бит. Информация сама по себе по сути является сюрпризом - потому что сообщение, которое можно предвидеть или надежно предсказать, не является информацией - информация - это неожиданные биты.

Но вам все еще нужен надежный, неудивительный, универсально определенный носитель информации. Без теории информации - последовательного способа определения, измерения и управления данными в движении в пространстве и времени - компьютерная наука будет непонятной, Интернет - непостижимым, а глобальная информационная экономика превратится в раздробленный Бабель.

Для современной теории информации генезисом и поворотным пунктом стало доказательство Гёделя. С момента своего нежелательного и негласного раскрытия на математическом конклаве в Кенигсберге в 1930 году гениальный подвиг Гёделя обрек все связные логические системы на неполноту.

От арифметики, геометрии, булевой алгебры до высшего квантового исчисления, которое в то время искал Джон фон Нейман, Гёдель показал, что все человеческие схемы мышления зависят от постулатов, недоказуемых в самой системе. Согласно высшей теории познания - эпистемологии - разум не позволит вам иметь тоталистическую систему. Реальность иерархична и открыта. Были изгнаны благочестивые надежды на детерминированное и полное логическое исчисление, которое дало бы математике эффективную теологию.

Гёдель доказал, что люди, даже чистые математики, даже его лучший принстонский приятель Альберт Эйнштейн, не могут быть всеведущими богами. Логика неявно запрещает быть всемогущими или единственными правителями.

Устранив детерминизм, Гёдель напомнил нам о человеческой автономии. Он дал гарантию свободы, необходимость веры и основу для новой информационной технологии. Присутствовавший в Кенигсберге фон Нейман один увидел, что доказательство Гёделя, использующее числа для кодирования понятий и их математической обработки, представляет собой то, что мы сегодня называем программой для вычислений. Не допуская чистоты и полноты детерминизма, как предполагали фон Нейман и его наставник Гильберт, схема Гёделя позволила создать распределенные вычислительные системы компьютеров с программированием сверху вниз.

Это был новый закон микромира: компьютеры в конечном итоге могут быть распространены так же широко, как и человеческие умы. В Кенигсберге фон Нейман оставил свою карьеру ведущего экспонента Гильберта и стал главным теоретиком компьютерной эры.

В 1945 году он разработал архитектуру компьютера фон Неймана, включающую все известные сегодня вычислительные устройства, в том числе устройства ввода-вывода, арифметические логические блоки, наборы команд, счетчики программ, память с произвольным доступом для инструкций и данных и внешнюю долговременную память. Он даже изложил "невонские" принципы работы массивно-параллельных нейронных сетей, которые были созданы на основе науки о мозге. Так называемые нейронные сети сегодня широко преобладают в "облаке" центров обработки данных, в системах искусственного интеллекта и машинного обучения, а также в графических процессорах вашего компьютера или смартфона.

Конструкция фон Неймана подтвердила теоретическую "универсальную машину Тьюринга" Алана Тьюринга. В 1936 году Тьюринг показал, что все вычислительные системы воплощают единую логическую структуру. При наличии достаточного количества памяти и времени машина Тьюринга может вычислить любое вычислимое число или алгоритм. Подтверждая теорему Геделя о неполноте, Тьюринг показал, что, будучи представленным бесконечным множеством возможных числовых кодов, большинство логических проблем в принципе невычислимы в рамках системы.

Клод Шеннон спустил эти темы и абстракции на землю и шаг за шагом развил их в практическую дисциплину децентрализованных компьютерных сетей. Будучи студентом магистратуры Массачусетского технологического института в конце 1930-х годов, он показал, что простые электрические реле в преобладающих телефонных сетях могут функционировать как примитивы для системы алгебраических рассуждений и "законов мышления" Джорджа Буля, созданной в XIX веке. Интегрируя математику с логикой, схема Буля подходила для вычислительных машин.

Накануне изобретения транзистора в Bell Labs, который потенциально мог поглотить все эти громоздкие реле в миниатюрный микромир, Шеннон наделил электронику и информатику способностью к логическим машинам. Электронные "затворы" и переключатели, перешедшие теперь на кремниевые "чипы", могли выполнять булевы логические операции (такие как AND, OR, NAND, NOR и NOT, которые до сих пор являются преобладающей идиомой в таких языках программного обеспечения, как Python и Java).

Но Шеннон не ограничивал свою теорию информации абстрактной математикой. От булевой алгебры и электроники для эмбриональных транзисторов и диодов он распространил свою схему на биологию и генетическую информацию. В то время как Уотсон и Крик открывали коды ДНК, Шеннон роковым образом распространил теорию компьютеров на бурно развивающиеся науки о жизни.

Докторская диссертация Шеннона под руководством Ванневара Буша была посвящена генетической революции Менделя и исследовалась в лаборатории Колд Спринг Харбор на Лонг Айленде. Названная "Алгебра для теоретической генетики", она сделала теорию информации полноценной дисциплиной, охватывающей как органические, так и неорганические явления, и в конечном итоге превратила фармакологию из химической лотереи в информационную науку.

Начав со смертельно секретной работы по криптографии в Bell Labs и MIT во время Второй мировой войны, Шеннон затем развил свои широкие идеи в подробные процедуры вычислений и коммуникаций, которые мы сегодня определяем как сердце теории информации. Возможно, отчасти потому, что секретная криптографическая сторона теории информации была отделена от публичной публикации Шенноном его "Математической теории связи" в 1948 году, интернет появился без криптографического слоя доверия.

Гигантская копировальная машина, которую можно легко взломать, пористая пирамида без платформы для неизменных записей или истин, интернет стал зависеть от внешних третьих сторон для всех транзакций и контрактов. Только сейчас, в рамках Веб 3.0 и его блокчейн-слоя неизменяемых транзакций с временными метками и автоматизированных "умных контрактов", интернет, наконец, может достичь полного видения Шеннона. Секретная военная работа Шеннона теперь может соединиться с его знаменитым послевоенным прозрением и завершить интернет с помощью криптографического блокчейна с временными метками.

Нанеся удар по лабиринтному "Дифференциальному анализатору" своего учителя Ванневара Буша, аналоговому компьютеру, который тогда считался самым грозным вычислительным механизмом, Шеннон провозгласил превосходство битов и байтов цифровой логики. Исследуя достоинства и недостатки аналоговых и цифровых вычислений, он показал, что только цифровые компьютеры могут быть машинами общего назначения.

Аналоговые компьютеры используют непрерывные значения - волны и потоки - для моделирования мнимой непрерывности природы. Вместо того, чтобы сводить свои входы к цифровым переключателям, они используют всю непрерывную волнистость или поток измерения. Элегантные и теоретически мгновенные в своих результатах, они позволяют создавать естественные модели, основанные на соблазнительных аналогиях с реальным миром.

Недостаток аналоговых компьютеров в том, что они переносят вычислительное бремя на эти связи с реальным миром, на вход-выход. Связанные необходимостью принимать неполные и внутренне неопределенные природные данные и переводить их в непрерывные системы символов, аналоговые компьютеры, включая современные проекты так называемого "квантового компьютера", основаны на квантовых загадках самореференции и неопределенности.

Как сказал Тьюринг, объясняя квантовый принцип неопределенности Вернера Гейзенберга, эти системы "используют фотоны и электроны для измерения фотонов и электронов". От Геделя и фон Неймана до Тьюринга и Шеннона теория информации демонстрирует конечную бесполезность всех самореферентных систем, будь то товарные деньги, измеряющие товары, или электроны и фотоны, измеряющие электричество и свет в нанокосме.

Как и в случае с Гёделем, то, что Шеннон забрал в философской полноте и детерминизме, он вернул практичностью и математической строгостью. Дав определение биту и байту, он удивил мир, показав, что информация - это не порядок, не детерминизм, не равновесие и даже не закономерность, а их противоположности. Информация - это то, что нарушает закономерность. Информация - это неожиданные биты, энтропия, следуя термодинамике физика Людвига Больцмана о беспорядке и возрастающей случайности. Математически идентичная физической энтропии, информационная энтропия имеет то же уравнение беспорядка. Информация - это не регулярность или закономерность. То, что вы ожидаете или предсказываете, не является информацией. То, что можно легко вычислить на основе детерминистских моделей, не является информацией. Информация - это неожиданность.

Если распространить теорию на телекоммуникации, то следствием теории энтропии Шеннона является то, что для передачи высокоэнтропийной информации необходим носитель с низкой энтропией, неудивительный и предсказуемый. В экономике носителями низкой энтропии являются нормы права, права собственности и конституционные свободы. В информатике информация тяготеет к электромагнитному спектру, повсеместно управляемому неизменной скоростью света, что позволяет надежно различать упорядоченный носитель и неожиданное содержание.

Действуя на иерархическом уровне, превосходящем физику, химию и биологию, теория информации является наукой о доминирующих компьютерных и коммуникационных отраслях и инфраструктурах современной мировой экономики. Она лежит в основе дисциплин искусственного интеллекта и машинного обучения, которые в настоящее время вторгаются и преобразуют все сферы - от производства и финансов до фармацевтики и военных действий. Она была тщательно протестирована в течение десятилетий, и ее функциональность очевидна в Интернете, в хранилищах данных облачных вычислений, в суперкомпьютерах, в глобальных коммуникационных сетях, на роботизированных заводах, в передовом сельском хозяйстве, в фармакологии и в новом веке сверхизбыточности.

Единственная область, где теория информации решительно игнорируется, - это экономика. Экономика беспечно продолжает развиваться, как будто Гёдель, Тьюринг, фон Нейман и Шеннон никогда не жили. В экономической системе, явно основанной на информации, экономика по-прежнему рассматривается в основном как режим материальных ограничений, механических стимулов и детерминированных уравнений.

Теория информации предлагает путь освобождения к истине о том, что мы называем "жизнью после капитализма". Откровение Шеннона показывает, как избежать мрачной науки экономики дефицита, как преодолеть соперничество с нулевой суммой "избыточного населения" и истощенных ресурсов, которые неправильно измеряются деньгами, манипулируемыми правительством в гипертрофии финансов.

Там, где современная экономика по-прежнему устанавливает режим дефицита - "наука о дефиците", как сказал в 1932 году выдающийся британский экономист Лайонел Роббинс, - теория информации утверждает бесконечное изобилие возможных идей и проектов. Экономика фокусируется на человеческих желаниях и стимулах; теория информации фокусируется на человеческом творчестве.

Преобладающее определение экономики как науки о дефиците не помешало выдающимся экономистам, таким как нобелевские лауреаты Роберт Солоу из Массачусетского технологического института, Уильям Нордхаус из Йельского университета, Роберт Манделл из Колумбийского университета и Пол Ромер из Беркли, исследовать роль идей в экономической деятельности. Высказывание Ромера о "неконкурентном" характере идей, или "рецептов", которыми можно делиться без уменьшения или истощения, является каноническим ключом к экономике изобилия и основным принципом теории информации.

Тем не менее, в качестве отправной точки, предположение о дефиците калечит науку моделью неограниченного спроса и ограниченного предложения. Даже Ромер придерживается модели "химических элементов", ограничивающих человеческие творения. Это материалистическое суеверие: представление о том, что все человеческие начинания регулируются материальными, а не временными ограничениями.

Неявная идея заключается в том, что в некотором роде физическая вселенная по своей сути является тем, что фон Нейман называл "игрой с нулевой суммой", где все выигрыши одного игрока означают потери для другого, а не положительную игру с суммой выигрыша для всех. Из этого неявного представления о нулевой сумме вытекают все вечные кризисы, поддерживающие аварийный социализм, будь то якобы кризисы перенаселения и истощения энергетических ресурсов или якобы кризисы пандемии COVID-19 и "изменения климата".

Фундаментальной предпосылкой материализма является детерминистская вселенная. В ее основе лежит "эргодическое" предположение об унитарных причинах и следствиях: одни и те же причины всегда будут вызывать одни и те же следствия, и эти причины поддаются научной идентификации и статистическому предсказанию. Вместо свободно текущей информации правят выборки данных. Эта предпосылка ориентирует экономику на диагностику существующих статистических средних показателей, а не на прогнозирование новизны и неожиданностей в невесомой и не подверженной трению сфере разума.

Согласно детерминистскому допущению, объясняющими рынками являются такие понятия, как "совершенная конкуренция", макроэкономическое равновесие или, в идиоме австрийской экономики, "спонтанный порядок". Согласно этим концепциям, беспорядочные неожиданности, изображаемые в теории информации, в основном проявляются как негатив, несовершенство системы и повод для политического вмешательства и коррекции.

Наиболее успешные конкуренты считаются антиконкурентными угрозами. Это компании, которые правят новыми рынками, которые они создают, выпуская новые изобретения. Считается, что монополии подавляют инновации, а не стимулируют их.

На протяжении всей истории капитализма такие титаны, как IBM, General Electric и Standard Oil, уступали место преемникам, добивавшимся успехов в инновациях и "созидательном разрушении". Но и консерваторы, и либералы, похоже, хотят придерживаться режима "жизни после капитализма", который рассматривает Google, Amazon, Microsoft, Facebook и другие скоропортящиеся предприятия вроде "Alphabet" и "Meta" как неприступные монополии. В качестве средства защиты предлагается эффективная национализация со стороны регулирующих органов - только так эти преходящие предприятия могут обрести хищническое постоянство.

Отсутствует понимание Питера Тиля в его книге Zero to One, что все инновации изначально создают монополии и что экономика выигрывает больше всего, когда инноватор может сохранить свою монополию, опережая стадо. Все предприятия стремятся к беглым позициям монополии. Монополии становятся разрушительными главным образом тогда, когда они защищаются правительствами в режиме чрезвычайного социализма.

Взгляд на дефицит, демонизирующий монополию, также благоприятствует представлению об угрожающей и неумолимо ухудшающейся планете. Исправление ситуации обеспечивается активными правительствами, чьи постоянные регулирующие вторжения пронизывают чрезвычайный социализм.

Рассматривая беспорядок не как энтропию Шеннона творчества и удивления, а как неумолимую энтропию физического распада, экономика противоречит центральной идее теории информации. Вся информация - это энтропия. Будь она положительной или отрицательной, случайностью или изобретательностью, хаосом или творчеством, она в принципе не поддается исчислению на основе одной лишь закономерности. Она должна быть проверена на практике. В экономике она проходит фальсифицируемую проверку рынком. В теории информации экономические условия могут меняться так же быстро, как меняются умы.

Грандиозные ошибки макроэкономики способствуют постоянным микроэкономическим заблуждениям. Спрос и предложение рассматриваются так, как будто они являются отдельными и равными силами. Это предположение настолько распространено, что его отрицание делает вас отрицателем очевидного. Но закон Сэя остается верным: предложение создает весь реальный спрос. Понятие спроса как "желания" или "потребности" безнадежно субъективно и научно бессмысленно.

Сторона предложения первична, регулируется временем и полна специфики. Она представляет собой бесчисленное множество бизнес-проектов, зависящих от творческого подхода, который всегда становится для нас сюрпризом. Предложение измеряется временем, которое требуется для предоставления новых товаров или услуг. Спрос является производным, статичным, мгновенным и вневременным, с мутными агрегатами "желаний" и склонности к тратам. При режиме спроса слишком часто для удовлетворения этих желаний приходится использовать запасы существующих товаров или "перераспределять" их с помощью правительства.

Теория информации - это идея со стороны предложения. В модели со стороны спроса предполагается, что кривые предложения поднимаются с ростом цен. Но на самом деле предложение растет с падением цен, что означает прогресс в обучении. Кривые обучения на стороне предложения опережают кривые цен, навязанные "спросом". Объемы, расширяющиеся на стороне предложения, генерируют новые знания так же быстро, как они снижают цены на деньги.

В доминирующей экономической школе посредником между всеми желаниями и потребностями выступает еще один дефицитный ресурс, который часто кажется поглощающим все остальное. Называемые "деньгами", они считаются "товаром", воплощающим богатство, и аспектом национального суверенитета. Управляемые правительствами и центральными банками, существующие деньги имеют ограниченное "предложение" и являются еще одним аспектом экономики дефицита. Экономисты рассматривают их как ресурс, напоминающий территориальный домен или совокупность природных ресурсов. Правительства и центральные банки манипулируют ими для достижения труднодостижимых целей национальной политики. Деньги становятся главным рычагом и инструментом достижения политических целей.

Результатом этого является гипертрофия финансов, причем крупнейшей в мире отраслью по объему является торговля валютами: валютный обмен, называемый "форекс". Валютные рынки, объем которых приближается к 8 триллионам долларов каждые 24 часа, примерно в 73 раза превышают объем всех рынков реальных товаров и услуг, которые они измеряют. Форекс приносит прибыль 11 крупным банкам и власть политическим лидерам, ценой периодических кризисов в небольших странах, подверженных его неустойчивым приливам и отливам. Форекс также предоставляет интригующий азартный опыт для трейдеров по всему миру, от домохозяек в Сингапуре до пенсионеров на Каймановых островах.

При экспоненциально большей активности и усилиях, технологиях и ресурсах, чем золотой стандарт, который он заменил, Форекс умудряется создать гораздо менее надежную денежную единицу. Золотой стандарт преобладал в течение примерно двухсот лет и обеспечил стабильный измерительный стержень для промышленной революции.

Многие экономисты могут рассматривать валютную торговлю сегодня как большой успех "спонтанного порядка" и равновесия. Но теория информации изображает такую огромную турбулентность обмена как всего лишь шум в канале. Эксплуатация шума для получения краткосрочной прибыли, как и большинство краткосрочных сделок с активами, является пародией на капитализм, уменьшающей знания, обучение и богатство.

Все эти спекуляции на дефиците и игры с нулевой суммой побуждают экономистов верить в "кривую Филлипса": наличие слишком большого количества рабочих мест приводит к обесцениванию и инфляции. Обратная зависимость между безработицей и инфляцией предполагает, что слишком большое количество рабочих мест, товаров и услуг по своей природе истощает планету и снижает стоимость денег. В монетарной экономике все вращается вокруг инфляции (слишком мало товаров) или дефляции (слишком мало денег), подразумевая, что деньги - это не метрика, а инструмент политики, опосредованный денежными рынками.

Денежные иллюзии приводят к тупым представлениям об эффекте торговли между гражданами разных стран с нулевой суммой. Среди экономистов-националистов национальная конкурентоспособность создает профицит торгового баланса, а дефицит торгового баланса свидетельствует о конкурентной несостоятельности. В мире с нулевой суммой стимулы, создаваемые девальвацией валюты, снижают номинальные цены и стимулируют экономический рост, а противоположные стимулы от повышения курса валюты и роста номинальных цен могут привести к спаду.

Однако в качестве информационного сигнала реальные цены являются ценами времени. Более низкие цены времени означают более высокую производительность и конкурентоспособность. Поскольку более производительные работники делают вашу страну более привлекательной для мировых инвесторов и предпринимателей, конкурентоспособность, скорее всего, приведет к дефициту торгового баланса, чем к профициту. Вместо того чтобы покупать ваш экспорт, люди приплывают к вашим берегам и покупают ваши активы.

Владелец зарубежного доллара может потратить его на американский экспорт или вложить в американскую компанию или ценную бумагу, но не в обе сразу. Обширные и глубокие рынки капитала Америки, полные информации, представляют собой конкурентный актив, который эффективно конкурирует с американскими товарами. Платежный баланс в большей степени определяется движением капитала, который ежеминутно реагирует на новую информацию, чем движением торговли, которое влечет за собой длительные периоды инвестиций, транспортировки и маркетинга со стороны предложения.

Согласно теории информации, деньги являются скорее измерительным инструментом, чем товаром. Как система символов, они обозначают измеряемые ими ценности и делают их взаимозаменяемыми и обмениваемыми. Но метрика не может быть частью того, что она измеряет. Как измерительная палочка товаров и других экономических ценностей - единица счета - ее реальная ценность зависит от ее надежности как носителя информации.

В этом отношении деньги как измерительная палочка неотъемлемо напоминают все физические измерительные палочки Международной системы СИ за пределами Парижа. В метриках СИ измеряются такие неизменные величины, как секунда, килограмм, метр, люмен, ньютон силы, джоуль энергии, ватт электричества и моль вещества. Единицы СИ делают возможными всемирные цепочки поставок и рынки с едиными единицами измерения.

Если деньги не меняют свою ценность как метрика, их предложение не является дефицитным. Ограничением объема реальных денег является только желание и способность предпринимателей делать инвестиции, в которые они верят, отфильтрованные желанием и способностью инвесторов финансировать их или банкиров одобрять их. Стоит повторить, что, по словам Джона Тамни из Forbes, "никогда не может быть избытка хороших денег".

Поскольку в информационной теории экономики деньги являются мерой богатства, а не самим богатством, они не могут быть перераспределены правительствами без того, чтобы вскоре потерять свою ценность. Деньги означают динамическую ткань знаний и обучения, моток сюрпризов, из которых состоит реальное богатство. Без знаний и обучения богатство растворяется, а деньги теряют свой смысл и ценность.

Принудительное перераспределение, будь то от продуктивных нефтяных скважин к бездеятельным ветряным мельницам или от прибыльных инноваторов к субсидируемым политическим модникам, является наиболее распространенной причиной "инфляции" или ухудшения денежного стандарта. Это свидетельствует не об избыточном предложении денег, а о сокращении предложения стоимости и реального богатства, об узурпации знаний властью. Проявлением этой ориентации являются кривые предложения, которые поднимаются по мере роста цен. В экономике с обесценивающимися деньгами рост цен, как правило, означает снижение стоимости. На самом деле, согласно теории информации, кривые предложения управляются кривыми обучения - кривыми обучения - и обычно растут, когда цены падают.

Материальные ресурсы столь же многочисленны, как атомы и молекулы во Вселенной. Как показывают Пули и Тупи, население не расходует ресурсы, оно их создает. Когда менее чем за два столетия численность населения выросла с 300 миллионов до более чем 8 миллиардов человек, наступила новая эра изобилия. В эпоху изобилия теория информации фокусируется на остаточном ресурсе - том, что остается дефицитным, когда все остальное становится изобилием. Таким остаточным ресурсом является время.

Время - это то, что объединяет метрики в Международной системе, с его привязкой к длинам волн и частотам, измеряемым в пикосекундах скорости света. В экономике, как и в теории информации, все начинания ограничены скоростью света и продолжительностью жизни.

Богатство - это знания, рост - это обучение, информация - это неожиданность, деньги - это время. С точки зрения детерминистской вселенной, рассматриваемой с позиции всезнания, вне времени и пространства, не может быть никаких сюрпризов, никакой информации, никаких прибылей или убытков, никаких неожиданных доходов. В идиоме экономики безвременье способствует "совершенной конкуренции". Совершенная конкуренция подразумевает и требует совершенной информации вне времени. При совершенной информации - отсутствии неожиданностей - все прибыли и убытки исчезают. Все факторы производства получают компенсацию пропорционально своему вкладу.

Что создает информацию и сюрпризы, прибыль и убытки, так это течение времени. Время раскрывает прошлое и скрывает будущее. В информационной теории экономики именно деньги передают течение времени.

В предпринимательстве управляющим ограничением является непосредственная нехватка и необратимость времени. С бесконечным временем возможно все. Конечное время налагает необходимость выбора и компромиссов. С ростом знаний, благодаря обучению, компании и работники выигрывают время, которое является мерой приращения знаний. Время выражается в процентных ставках (денежная стоимость времени), в бюджетах (ограниченных во времени), в контрактах (с датами и результатами) и счетах (которые ограничены во времени).

Время как ограничено в настоящем, так и бесконечно растяжимо в будущем. Если оценивать знания, то они становятся все более неопределенными по мере их прогнозирования на будущее. Чтобы выполнять свою информативную роль, деньги также должны быть дефицитными в своей нынешней ликвидности, но потенциально изобильными в будущем. Их стоимость, измеряемая реальными процентными ставками, возрастает по мере увеличения неопределенности в будущем.

Настоящие цены - это цены времени, количество часов и минут, которые вы готовы потратить на покупку любого товара или услуги. Измеряя реальный спрос во времени, цены времени выполняют закон Сэя в мире денег и сделок. Предложение времени создает весь реальный спрос. Теория информации переносит деньги на сторону предложения и делает их измерительной палочкой, а не волшебной палочкой для политиков. Цены времени упраздняют все мутные дебри экономики спроса и денежной теории с помощью одной универсальной метрики часов и минут, дней и лет.

Деньги - это зашифрованное время, которое не раскрывает своего источника. Но оно все равно представляет собой результат часов и минут работы в какой-то конкретной деятельности. Счета фиксируют расходы денег в прошлом и имеют конкретное содержание. Инвестиции относятся к будущему, и их доходность неизбежно неопределенна. Они прогнозируют конкретные сроки и временные обязательства, которые проверяются на предприятиях и рынках.

Согласно информационной теории экономики, деньги - это время, но время - это не деньги. Деньги - это токенизированное время, которое необходимо изобрести. Оно должно отражать как специфику прошлых сделок, так и неопределенность будущих прогнозов. Измерением степени неопределенности в отношении доходности будущего времени является процентная ставка. Во всех своих проявлениях деньги - это способ, с помощью которого неумолимое влияние времени становится измеримым и представляется в транзакциях в масштабах всей экономики.

Настоящая экономика должна прийти к согласию с теорией информации. Она должна выйти из мутного тумана спроса и денег в строгое исчисление времени и цен времени со стороны предложения. Она должна избежать ловушек детерминизма, статических наук о существующем опыте, иллюзий товарных денег, материалистических суеверий о дефиците. Она должна принять удивление и избыток, она должна признать, что у творения есть создатель, и что экономика - это знание, обучение и выполнение нашей собственной творческой роли в мире.

ЭПИЛОГ

Возможно, самым великим эссе в истории экономики является "Я, карандаш" Леонарда Рида, которое навсегда опровергло все притязания на исключительную компетентность. Рид доказал, что никто на земле не знает достаточно, чтобы сделать деревянный карандаш. Как вы думаете, может ли кто-нибудь в Агентстве по охране окружающей среды или даже в DARPA (Агентство перспективных оборонных проектов) создать триллион микрочипов?

Знания, воплощенные в любом сложном современном устройстве, не поддаются формулировке или предписанию. Вы можете указать последний шаг сборки, но не сможете проследить бесконечный регресс шагов к эпистемическим источникам. Вы не сможете постичь первобытный суп из всех компонентов всех машин, которые со временем объединились, чтобы создать любое из самых распространенных устройств нашей бесконечно сложной и постоянно развивающейся цивилизации.

Однако мы можем забыть. В своем шедевре "Мужское и женское" Маргарет Мид описала забытых соплеменников, некогда "смелых мореплавателей" в полинезийских племенах, которые в предыдущих поколениях изготавливали сложные каноэ для преодоления больших расстояний в море и ловли рыбы. Затем, в течение десятилетий, они позволили этим навыкам угаснуть. В итоге их потомки оказались изолированными на маленьких островах, близкими к голодной смерти и вымиранию.

Мид описывает мужчин, безучастно смотрящих на море, как будто это чужое царство, не имеющее отношения к их нехватке еды или возможности путешествовать. Она спрашивает: "Если простые люди на островах забыли, как строить каноэ, могут ли более сложные люди также забыть что-то столь же важное для их жизни?".

Сегодня мы видим, как очень сложные человеческие общества, возглавляемые изощренными политиками и экономистами, утратили важнейшую способность обеспечивать подлинные деньги как инструмент торговли. Мы видим, как либеральные западные общества забыли, что ограниченное, конституционное, низкоэнтропийное правительство необходимо для свободы. Мы видим, что многие западные либеральные правительства и международные организации стали рассматривать людей, которых они якобы представляют и которым служат, как чуму на планете, а не как провиденциальный источник творчества. Они ставят под угрозу будущее человечества, не говоря уже о будущем капиталистической экономики и поддерживающей ее мировой торговли.

Так же слепо, как те голодные полинезийские воины, смотрящие на море, мировые эксперты и политики в области денежного обращения смотрят на бурные океаны хаотичной торговли валютой, пришедшей на смену золотому стандарту, и не замечают, что что-то не так. Они созерцают непонятные лабиринты правил и норм, которые громоздятся в бюрократиях мира, не понимая, какое бремя они несут для творчества и предпринимательства.

В жизни после капитализма между "фиатной" экономикой политики и реальной экономикой знаний разверзлась огромная пропасть. Манипулируемые деньги распространяют фальшивые новости, а СМИ и академия следуют за деньгами.

Большинство людей доверяют миражу экономистов, политиков и СМИ, представляющих экономику как дефицит. Они потворствуют постоянному вмешательству правительственных бисеров, вместо того чтобы верить своим собственным глазам, которые показывают роговую креативность свободных народов.

Отчасти избыток - это то, что экономисты называют "потребительским излишком" - то, что мы получаем, но за что не платим. Этот огромный излишек, превышающий номинальную меру денег, представляет собой урожай альтруизма: то, что мы делаем друг для друга. Мы можем оставить себе только то, что отдаем. Мы отдаем через инвестиции, производство, кривые обучения и творчество. Негласные излишки способствуют друг другу через рынки разума путем сотрудничества предпринимателей,инженеров, ученых, прорабов, фермеров, финансистов, учителей, плотников, врачей и техников через ткань доверия и обмена, которую мы называем экономикой. Назовем это эффектом Нордхауса, когда большая часть всех ценностей остается неизмеренной и нереализованной вкладчиками. Нобелевский лауреат Йельского университета подсчитал, что менее 2 процентов стоимости, создаваемой корпорациями, улавливается их владельцами.

Почему бы не принять хорошие новости? Информационная теория экономики - богатство есть знание, рост есть обучение, деньги есть время, а информация есть сюрприз - открывает жизненно важный факт. С тех пор как Оскар Моргенштерн написал свою окончательную критику официальной экономической статистики, мы знаем, что она не отражает реальность. Они создают статистические фантомы, которые благоприятствуют бюрократическим и регулятивным режимам, враждебным росту и процветанию.

С богатством эпистемическим, ростом эвристическим и деньгами временными, прибыль выражает удивление и зависит от свободы слова и предпринимательства. Давайте продолжать учиться и расширять свои горизонты с помощью законов информации в новую эпоху экономики изобилия. Мы сможем это сделать, если будем следовать "скрижалям": "Двенадцати законам инфокосма" и "Десяти советам и рекомендациям для процветающей экономики в информационную эпоху".

 

Двенадцать законов инфокосма

Закон дефицита: Дефицит поддается измерению и заканчивается на нулевом уровне доступности. Они ограничивают экономическую модель, чтобы прийти к просчитываемому определенному результату. Экономика как наука о дефиците оправдывает и делает возможными негативные репрессии жизни после капитализма.

Закон изобилия: Изобилие в конечном счете неисчислимо и заканчивается почти нулевой ценой, которая полностью ускользает от экономики. Когда изобилие становится все более обширным и жизненно важным, как воздух, вода и кремний, оно становится внешним эффектом, экономически невидимым. Они обещают позитивный путь к жизни после капитализма.

Закон богатства: Богатство - это знание. Материальные атомы и молекулы бесконечны и находятся в броуновском движении. Только истина может быть стабильной и устойчивой.

Закон знания и времени: За пределами времени все известно и определено. Движущийся занавес времени - это то, что заставляет учиться новому и измеряет его в знаниях.

Закон денег: Деньги - это время, токенизированное для взаимозаменяемого использования в экономике транзакций.

Центрифуга знаний: Для роста знаний нужна сила. Как знания рассеиваются, так и власть должна быть рассеяна для увеличения богатства.

Закон роста: Рост - это обучение, измеряемое кривыми обучения. Это обучение измеряется сэкономленным временем и поддается фальсификации или монетизации на рынках.

Парадокс капитализма: Вы можете сохранить только то, что отдаете. Сбережения ценны лишь в той мере, в какой они инвестируются и отдаются в сотрудничестве с другими.

Закон информации: Информация - это неожиданность, определенная Клодом Шенноном как "энтропия". Она противоположна порядку, регулярности и паттернам, которые являются низкоэнтропийными носителями высокоэнтропийной информации, платформами для творчества.

Закон Хиршмана о творчестве: Творчество всегда приходит к нам неожиданно. Если бы это было не так, мы бы не нуждались в нем, и государственное планирование работало бы.

Закон монополии Тиля: Все предприятия стремятся к монополии и преуспевают в той степени, в которой они ее достигают. Инновация - это ноль к одному. Как только она создана, ее можно распространить один к "n" во времени и пространстве.

Закон Иерархической Вселенной: Люди - творцы по образу и подобию своего Создателя.

 

Десять "за" и "против" для процветающей экономики в информационную эпоху

Делайте правительство регулярным и предсказуемым, носителем низкой энтропии, а не непредсказуемым манипулятором высокой энтропии.

Сделайте деньги предсказуемыми, необратимыми, свободными от мошенничества и взаимозаменяемыми, как время.

Допускайте банкротства и неудачи. Это открывает будущее для новых творений.

Поощряйте эксперименты (криптовалюты, изобретения на основе углерода, новые бизнес-модели), но не предопределяйте и не субсидируйте результаты.

Благоприятствуют торговле и обмену, которые расширяют возможности и творческий потенциал благодаря распространению знаний и силы.

Не контролируйте цены. Они являются ценным источником рассеянной информации и знаний.

Не давайте гарантий. Энтропия и неожиданность - вот что определяет информацию, знания и обучение. Государственные гарантии препятствуют открытию и неожиданности и подавляют обучение.

Не субсидируйте действующие структуры экономической власти. То, что существует, устарело.

Не боритесь с неопределенностью - будущее непредсказуемо; если вы позволите ему случиться, оно будет лучше, чем вы можете себе представить.

Помните, что вы не контролируете ситуацию.