Демон-Хранитель (СИ) [Жанна Хохлова] (fb2) читать онлайн

Бывший мой босс насмешливым взглядом обвёл всех присутствующих и усталым голосом проговорил:

— Так и знал, что если хочешь сделать что-то хорошо, то сделай это сам.

— Отпусти её, — проговорил я, прохрипев, понимая, что так глупо попался.

— Не скорее, чем мы договоримся, — проговорил Сатана и сделал еле заметный кивок кому-то за моей спиной.

Получив сильный удар по затылку, последнее, что я увидел: испуганный изумруд моей девочки, довольная ухмылка Сатаны. Чувство отчаяния и страха за любимую вместе с темнотой поглотило меня.

***

Я вся дрожала в руках Сатаны, который соизволил сам нести меня во время полёта. Он изредка бросал на меня короткие взгляды холодных рубиновых глаз и усмехался. Мои мысли непрерывным потоком были устремлены к Солидафиэлю. Я видела, что его связанного несли по воздуху двое демонов, видела его раненую, в крови голову и не могла ничем помочь. Слёзы бесшумным потоком лились из моих глаз. Мысль о том, что я в руках самого древнего зла, холодила мою кровь, останавливала мой разум, выворачивала мою душу.

Через какое-то время Сатана и демоны начали снижаться. И я с удивлением заметила, что мы прибыли не к тюрьме. Замок с острыми пиками-башенками черным монолитом возвышался над безжизненной пустыней, мне он показался настолько огромным, что я представила себя букашкой на футбольном поле. Я молилась всем своим существом, чтобы только не истекло время моего пребывания здесь, чтобы только я, перед тем как снова оказаться в своём теле, была бы уверена, что с Солом всё в порядке, что он жив. Перед вечной разлукой с ним. Эта мысль жгла мне сердце так, что мне хотелось выть, бросившись на колени, ощущая всю безысходность положения. Я понимала, что не смогу без него не то, чтобы жить — существовать. Но я также знала, что все те силы, которые следят за порядком в этой вселенной, не дадут состояться нашим отношениям, и то, что было мы тоже понесём наказание. Нас разлучат так, что мы больше никогда не увидимся. Ни в той, ни в этой жизни. Нарушившие законы вселенной, полюбившие вопреки, вступившие в запретную связь.

Меня подтолкнули к распахнувшимся воротам и мы вошли во внутренний двор полностью занятый хозяйственными постройками. Я видела демонов, смотревших на нас. Многие узнавали Солидафиэля и перешёптывались, в их взглядах читался страх. Увидев раздражение в глазах Сатаны, я усмехнулась и поняла, что мой ужас лисой свернулся где-то на глубине души, а сейчас я испытывала к нему ненависть, в первую очередь, за его отпечаток на шее Солидафиэля, то что указывало на его принадлежность кому бы то ни было.

Сатана сделал жест рукой и толпа разошлась, следуя за всей процессией, взявшей нас в плен. Я обернулась к Джеку, тот мрачно смотрел на меня. В его глазах отражалась моя безысходность.

Глубоко вздохнув, я переступила через порог замка. Нас сопроводили до огромной залы, с потолка которой на меня смотрели яркие, словно живые фрески с библейскими мотивами. А стены раскрашены картинками с битвами ангелов и демонов. Выделялся огромный деревянный стол для пиршеств и стулья в ряд. Кованые подсвечники для сотен свечей, горевшие и освещавшие мрак так сильно, что казалось снаружи день. Каменный пол стелился грубо обтёсанными валунами.

Солидафиэля посадили на стул и зафиксировали, его голова свешивалась, он продолжал находиться без чувств. Моим первым порывом было подбежать к нему, но его мгновенно пресекли, схватив за руки и заведя их за спину. Резко и больно, так что я, простонав, оставила попытки двигаться, и только мой взгляд не оставлял Сола.

— Надо же, какая привязанность, — саркастически произнёс Сатана, положив кинжал позади себя, пристально поглядел на меня, опиравшийся бёдрами и руками о стол, с бесстыдством рассматривал меня, жадным взглядом скользнув по лицу и фигуре.

Внутренне мне хотелось сжаться, стать меньше, а лучше исчезнуть, но глаз я не опустила и смотрела в упор на него.

— Полюбить падшего, привязаться к нечистому? — продолжил он и его взгляд тронуло любопытство, — за что же?

— А разве любят за что-то? — вопрос на вопрос и взгляд в упор, не отведу, даже пусть прожжёт насквозь.

Сатана усмехнулся, и его рубиновые угли скользнули по фигуре Солидафиэля. Я видела, что он поморщился. Неужели не хотел такого исхода? Также я заметила, что мой хранитель очнулся, непонимающе оглядевшись вокруг и прищурив глаза от боли. Он вертел головой и пытался сфокусировать взгляд, почувствовав мою энергию, всю устремлённую к нему.

— Сол, — прошептала я и собрав все силы, мысленно приказала себе оставаться собранной.

Он повернул голову в мою сторону и дёрнулся, но путы удержали его в прежнем положении. А из моих глаз всё же бесшумно потекли слёзы. Я видела его силу и мощь, рвущуюся ко мне, могущую растерзать любого в этой зале, но сдерживаемую им, когда он был рядом со мной. Я видела, что он обвёл присутствующих тяжёлым, мрачным взглядом, и знала, что он просчитывал шансы на наше освобождение. Знал это и Сатана.

— Солидафиэль, — начал хозяин преисподней.

Хранитель исподлобья смотрел на него, струйка крови стекала по щеке, и я, беспомощно простонав, снова порывалась вырваться, но тщетно.

— Что, Сатана, по-другому никак? — прохрипел Солидафиэль, сквозь зубы втянув воздух от боли, которую я почувствовала на себе.

— По другому ты меня не выслушаешь, — немного резко произнёс он, — сбежал из тюрьмы… Куда ты хотел сбежать Солидафиэль, куда хотел скрыться? Мы же договорились.

— Изменились первоначальные вводные, — глухо проговорил он и посмотрел на меня.

— Как мне тебе доверять после этого? — проговорил он и в его голосе я услышала стальные нотки, рвущийся из груди утробный рык опасного древнего существа и холодок пробежал между моих лопаток, и я впервые поняла какую глупость натворила, придя в ад, вмешавшись в большую игру, но прогнала от себя эти мысли прочь.

— Тебе придётся, если ты хочешь удержать власть в своих руках, — тихо проговорил демон-хранитель неотрывно глядя в глаза бывшему хозяину, тому, кого ошибочно считал другом.

— Тогда твоя вводная становится и моей, — проговорил Сатана и сделал знак ладонью, меня толкнули к нему, и я оказалась в его руках.

Я увидела, как вскипел Солидафиэль, но мельком взглянув на меня, произнёс уже спокойным тоном:

— Джен здесь ненадолго, на земле твоя власть не такая безграничная, как в аду.

Сатана осклабился и я, стоя рядом с ним, почувствовала его нетерпение, расплёскивавшееся с такой невероятной силой, что мне пришло на память изречение о том, что Сатана, сея вокруг хаос и ожидая сиюминутных результатов, допускает просчёты и ошибки, и я ждала момента.

— Валенсио, — позвал хозяин ада и я увидела, что из среды демонов отделился высокий темноволосый мужчина с горящим взглядом то ли безумца, то ли учёного.

Он с интересом оглядел меня так, как обычно смотрят на подопытную крысу.

— Душа сильна, — проговорил демон с ещё большим интересом, — и она не мертва, повелитель.

Я услышала, как Солидафиэль тихо рассмеялся и поймала себя на мысли, что мне импонирует честность Валенсио. А ещё все поняли, что у хозяина преисподней нет власти надо мной. Сатана побагровел и его взгляд вспыхнул.

— Но я могу изучить этот вопрос… — ответил побледневший демон в миг.

Сатана сжал челюсть и произнёс сквозь зубы:

— У меня нет времени, соображай быстрее.

Валенсио стоял с озадаченным лицом, но мне почему-то показалось, что он знал ответ на вопрос, но отчего-то медлил, как будто что-то отсчитывал у себя в уме.

А со мной стало твориться что-то непонятное: мне слышался чей-то требовательный голос, он звал меня очень настойчиво, не откликнуться было невозможно, и я вдруг поняла, что мне надо возвращаться. Оглянувшись назад увидела, что сзади меня маячила дымка — белая, лёгкая, воздушная. Я уже было сделала шаг назад, туман стал обволакивать меня, видела улыбающееся лицо Сола и его шепчущие губы: «Люблю тебя». Я улыбнулась в ответ и из моих глаз потекли слёзы.

Но неожиданно рука Сатаны задержала меня. Я в панике метнулась обратно и заметила, как дёрнулся Солидафиэль, прохрипев от бессилия. Хозяин мрачных подземелий хищно улыбался, глядя мне в глаза. Он упивался своей властью, он забыл о своём нетерпении и о том, что он тоже совершает ошибки. Мой взгляд метнулся к столу и я схватила кинжал, которым Сатана угрожал мне при взятии нас в городе проклятых и так опрометчиво оставленным им на столе, думая, что никто и не подумает им воспользоваться. Никто и предположить не мог на что способна душа, воспитанная любящим демоном-хранителем.

И с громким гневным шёпотом:

— У тебя нет власти над ним! — воткнула ему кинжал в щёку, оттолкнувшись от него и спиной влетев в дымку.

Последнее, что я видела, находясь в замедленном состоянии полёта: растерянный взгляд Сатаны, постепенно перерастающий в яростный, его лицо обагрённое кровью, Солидафиэль, рвущий путы, сковывавшие его, тянущийся к хозяину ада и меч пронзающий тело моего демона-хранителя.

Возврат в тело был очень быстрым и немного болезненным. Меня хорошенько тряхнуло. Очнувшись, я кричала, обливаясь слезами, взяв за грудки склонившегося ко мне бармена с просьбой вернуть меня обратно. Он говорил мне что-то успокаивающее, держа моё лицо в своих руках. А я всё кричала, срывая голос, помня только одно, что Солидафиэль уже мёртв, а значит — мертва и я.

Архангел и Садовник

Все мы знаем, что в мире есть высшие силы, которые приходят на помощь в нужный момент. Кажется, что случайность, мелочь, но упорно ведущая нас к нужному результату. Как говорится, не рассчитывали, но получили. Мы знаем, но не осознаём, что есть нечто могущественнее природы и земной власти, то, что, как нам кажется, никогда не замечает нас. Но это не так — за каждым присматривают и каждому нашему шагу ведётся строгий учёт. И за всё спросится.

Меня учили, что силы, которые нас окружают, — либо злые, либо добрые, без вкраплений, без изъяна. Но они ошибались. Возможно, так и было. Раньше, в самом начале времён. Но потом всё, что было под этим небом, и в нём, и выше него, подвергалось медленному декадансу, настолько незаметному, что сами эти силы не понимали, что тоже изменились. Не видели или не хотели видеть.

А что нужно существам, живущим безмерно долгую жизнь, бесконечно-вечную? Пресыщенным страстями, попробовавшим до оскомины всякий грех?

Что захотят бессмертные в том мире, где деньги не имеют значение, где важен только статус или сила?

Власть. Они захотят власти. Уже захотели. Власть, которой можно развлекаться бесконечно, разыгрывая партию за партией, стирая континенты, рисуя новые, сталкивая лбами земных правителей, возводя новые культы поклонения различным божествам, внося в людские умы, и так бредившие безумием, ещё большую сумятицу. А на небесах есть иерархическая лестница, и бессмертные соревнуются друг с другом: подставляют, подговаривают, соблазняют, устраняют, используя любые методы. Лишь бы добраться до вожделенной ступени быть рядом с Творцом. И если ты обернёшься назад, стоя сразу за Создателем, то увидишь за собой цепочку таких же жаждущих власти, как и ты, оскалившихся в эмоциях гнева и зависти. Позади твои неудачливые соперники, впереди только Он. Посмеешь ли ты, сотворённый, помыслить встать на Его место?

В ком я нисколько и ни на секунду не сомневалась, был Солидафиэль. Тот, кто являл собой тьму, но был скрытым светом. Разве можно быть таким противоречивым: мрачным демоном, сомневающимся, как человек, и творящим дела, достойные ангелов? И можно ли мне, человеку, понять, что же произошло в этой вселенной, если встретились в мире два существа, разные по своей изначальной природе, разные по задумке Творца, которые смогли полюбить друг друга? Демон, воспитавший человеческое дитя, принявший его и привязавшийся к нему. И девушка, полюбившая демона, та, которая смогла показать правильный путь в движении сердца, ранее неизвестный тёмному существу. Тому, который понял и полюбил в ответ не меньше. Тому, кто был сплошным противоречием и любовью для меня, не стало — его убили.

И я рыдала на плече старого демона-бармена в подсобке грязного, пропахшего крепким алкоголем и похотью бара падших. И ничего нельзя исправить… Мне так думалось. Пока я не увидела яркий свет, и в помещении не появилось существо столь прекрасное, что мы потеряли дар речи. Огромные белоснежные крылья не вмещались в помещение, ограничивали его, сдерживая рвущуюся изнутри мощь. Я видела, как напрягся демон и как он был ошеломлён.

— Архангел Гавриил? — изумлённо вскрикнул товарищ Сола и встал, прикрывая меня собой.

К кому обращались, смотрел сквозь бармена. Но он ему был не нужен и даже противен, как рыжий таракан, попавший под ноги, судя по тому, что он даже не ответил демону. Взгляд белокрылого, кого старый демон называл Гавриилом, был устремлён ко мне. Он склонил голову набок и изучающе смотрел на меня. Его взор прожигал и выворачивал душу. Наконец, он усмехнулся и протянул мне руку, даже не обращая внимания на бармена. Я стояла, не в силах пошевелиться, осознавая, что из одной переделки вот-вот попаду в другую. Со мной рядом не было моего хранителя, того, кто бы мог защитить меня. А белые крылья стоящего рядом не гарантируют, что на них он мог нести добрые намерения. Архангел вновь усмехнулся, но уже одобрительно, ему понравилось, что я с недоверием смотрела на него. И он вновь требовательно подал мне руку.

И тут меня прорвало, я не смогла себя усмирить.

Умом понимая, что следует остановиться, эмоциями выплеснула всю боль, гневно прокричав:

— Знаешь, что, кто ты там, архангел, мать его, Гавриил, да хоть сам Создатель, пошли на хрен все.

Я заметила, что глаза демона стали круглыми от страха, однако выражение лица светлого существа не изменилось. Он всё так же изучал меня.

— Ты живёшь где-то высоко, грёбанный небожитель, чистенький такой весь, непорочный, видела, как ты сморщил свой ангельский носик, когда спустился сюда, — я распалялась всё сильнее, подходя ближе и тыча пальцем архангелу в грудь. — Да, мы — люди, и мы воняем, мы пытаемся жить и любить, а ты пробовал выбираться из дерьма хоть раз в жизни, будучи слабым человеком?

Я тяжело дышала и неотрывно смотрела в эти спокойные синие холодные глаза, которым словно было наплевать на всё, кроме чего-то настолько высшего, что силиться понять это средним умом совершенно бесполезно. Перед глазами был Солидафиэль и пронзающий его плоть меч.

— Это такие, как ты, убили моего демона-хранителя, — уже прошептала я, всхлипнув, осознавая, с кем я говорю и начиная робеть.

Архангел протянул руку к моему лицу, слезинка скользнула с моей щеки на его палец, и он внимательно рассмотрел её.

— Знаешь ли ты, душа, сколько я оттёр слёз с людских щёк, сколько я провёл сражений с демонами, будучи не настолько виртуозным в битвах, как мой брат Михаил, для того, чтобы ты и подобные тебе, неблагодарные твари, как правильно ты заметила, слишком вонючие и думающие исключительно только о своём благе, могли дышать этим воздухом на земле, являющимся дыханием самого Создателя? — он чуть помолчал, внешне оставаясь спокойным, но внутри, я слышала, клокотало пламя, как в закрытой печи, — и да, я тот, кто может помочь тебе.

Робость тут же как рукой сняло. Я сощурила глаза и приблизила своё лицо к его, дрожа от гнева, зло прошипела:

— Вы уже помогли Солидафиэлю, он убит.

Архангел Гавриил расхохотался моей дерзости, и я, не ожидавшая такой реакции, удивлённо захлопала ресницами.

— Не думай о том, кого уже нет, подумай о себе, душа, тебе предстоит суд ещё при жизни, и судить тебя будут высшие силы, которых ничем не подкупить, ты позволила себе запретную связь, зная, что идёшь против законов Творца, а ещё ты покушалась на Сатану, — его голос рокотом прошёлся по маленькой подсобке, сотрясая стены.

— Я бы и сейчас так сделала, — шепнула я, и моя фраза срезонировала с колебаниями его голоса, столкнувшись и поглотив друг друга.

— А ты безрассудна, душа, — произнёс он уже мягче, по-другому глядя мне в глаза.

— Это всё, что мне осталось, — снова шепнула, изо всех сил стараясь не заплакать, и, глубоко вздохнув спросила: — Ты убьёшь меня перед тем, как отправить на небеса?

Он чуть поморщился, и его голос опять стал равнодушным, отстранённым и чуть высокомерным:

— Нет, душа, я всегда вхожу в Царство Небесное исключительно золотыми воротами.

Произнеся эти слова, он пальцем толкнул меня в плечо, и я стала падать, пытаясь зацепиться хоть за какой-то предмет в этом мире, но всё уплывало перед глазами и руками. И я продолжала падать, сделав оборот вокруг своей оси на триста шестьдесят градусов, оказавшись вновь рядом с архангелом, только уже в другом помещении.

Я огляделась: высокие светлые потолки, изукрашенные фресками, знаменующими единение и мир всех со всеми, а в огромные окна бил яркий свет. Я в раздражении от вящего великолепия глазами искала райские кущи и поющих птичек в них. Вдруг мне стало тошно от всей этой чистоты и прилизанности. Я взглянула на Гавриила, он усмехнулся, прочитав эмоции на моем лице.

Архангел прошёл за огромный письменный стол и сел, указав сесть и мне. Я нехотя опустилась на невероятно мягкий стул, прямо напротив мужчины. Он молчал и смотрел в бумаги, его руки были сцеплены перед собой. Я не нарушала тишину, мне хотелось верить в то, что он тот, кто может помочь мне. Других вариантов не было.

— Суд вот-вот состоится, душа, — начал он и, не меняя положения головы, исподлобья посмотрел на меня, прожигая насквозь, — а я — единственный, кто вызвался защищать тебя…

— Почему? — тихо спросила я и внимательно вгляделась в холодные синие глаза, в которых читался твёрдый расчёт наполовину с осознанием собственной превосходности.

— Потому что впервые человеком и демоном нарушен естественный ход вещей, нарушен закон перемирия… — он заколебался впервые с момента, как я увидела его. — Хотя это понятие и не вполне подходит под ваш с демоном случай… Это казуистика, но всё-таки…

Он снова замолчал, глубоко задумавшись. Это дело было для него новым, азартным и захватывающим. Как будто вечно скучающий ребёнок увидел интересную игрушку и увлёкся ею.

— А ещё ты — доказательство, что даже во Вселенной великого Творца бывают исключения из правил, что возможно всё и что не всё так идеально, — это было произнесено слишком горячо и с чувством для бесстрастного архангела.

Затем он опомнился, и его взгляд вновь обрёл равнодушие и беспристрастность. А мне стало любопытно узнать причину такой горячности. Архангел умолк, но его взор с интересом учёного скользил по мне.

— А ещё мне очень любопытно: за что ты полюбила падшего? — наконец проговорил он, обозначив свой интерес, и уставился в упор.

Мне захотелось провалиться сквозь землю, в моём случае сквозь небо, или раствориться в воздухе, настолько было неприятно и невероятно трудно выдержать испепеляющий внутренности взгляд одного из главных архангелов библейского пантеона.

Я глубоко вздохнула, призывая на помощь всё спокойствие Солидафиэля, так, как будто он стоял рядом и сжимал мне плечо, призывая быть твёрдой, и заговорила:

— У тебя, Архангел, было так, что ты испытывал трепет от близкого присутствия живого существа рядом, весь стремился к нему от клеточки кожи до дыхания души? У тебя кололо в сердце от того, что его нет рядом, ты умирал и возрождался в чьих-то объятиях, хотел ли ты быть с кем-то и никогда не разлучаться? Ответь мне.

Его лицо оставалось спокойным, но в глазах горел огонь, посильнее чем в преисподней, как будто там сгорала его душа. Я молчала — умолк и он. Что могли сказать друг другу два существа разных рас во вселенной, где их случайно столкнули обстоятельства, причины о которых были известны только архангелу? Он не ответил на мой вопрос.

— Когда будешь выступать перед судьёй, будь предельно честна, Астрея не любит ложь, — он снова внимательно посмотрел на меня и усмехнулся, — и она любит стыдливых.

Я опустила взгляд на свои руки — привычка, перенятая у Сола — и поняла, что мне всё равно, что со мной будет дальше. На земле я была никому не нужна, только Солу, которого я любила, но и он умер. Мне и вправду было всё равно.

— Почему ты, архангел, защищаешь меня, неужели только хм… профессиональный интерес? — вопрос сам собой слетел с губ, и я хотела прикусить себе язык, но было поздно, для человека, которому всё равно, слишком живо.

— Ты одна из половин того, что я жду и лелею больше всего, — загадочно произнёс Гавриил, и его взгляд скользнул к моему животу.

Я всё ещё непонимающе смотрела на него, но он и не думал выдавать свои секреты или делиться планами. Я была чем-то, что было ему нужно для каких-то своих целей, и я пока ещё не понимала, для каких.

— Я нужна тебе, архангел, а что потом? — произнесла я слабеющим голосом.

Он вновь внимательно посмотрел на меня и холодно усмехнулся, произнося фразу так, словно чеканил каждое слово:

— И чего же ты хочешь, душа?

И я почти что сдалась, я почти что заплакала. Горло душило от боли, а сердце почернело от горя.

— Пусть Солидафиэль будет жив, — прошептала я.

— Цена? — в азарте произнёс он, весь устремившись ко мне, и я впервые увидела в его глазах какое-то подобие чувств, которые действительно серьёзно его задели.

— Любая, — вновь обречённый шёпот, опять растворившийся в великой игре всемогущих.

Я чувствовала, что горько пожалею об этой фразе потом, но сейчас мне нужна была надежда, пусть и призрачная. Гавриил резко откинулся на спинку своего кресла и сощурил глаза.

— Твои слова, — произнёс он, словно бы заключая со мной сделку. — Тебя пригласят, а теперь ступай, душа.

Я встала и с удивлением увидела за своей спиной незаметно подошедшего прекрасного юношу с белокурыми волосами. Он взглядом ждал указаний Гавриила по поводу меня. Я вновь взглянула на архангела.

— Пусть побудет в Саду, — приказал он юноше и снова уставился в бумаги, как будто меня не существовало.

Прекрасный ангел рукой указал следовать за ним, и я пошла, в дверях всё же обернувшись на заваленный бумагами стол, и встретилась врасплох со взглядом Гавриила. Сцепились словно бы два огня, но разных: один — холодный, другой — живой. Одной стихии, но настолько противоположные, что никогда не поймут друг друга.

Юноша удалялся, и я поспешила за ним, по дороге выбрасывая все мысли прочь из головы, вновь погружаясь в свою скорбь, но где-то глубоко в душе лелея смутную надежду от слов о Соле одного из могущественных существ этой вселенной.

Меня провели в чудесный сад, который благоухал и цвёл настолько великолепно, что все земные сады меркли перед его красотой, а запахи просто гасли перед ароматами, царящими здесь. Среди этого превосходства стояла трепещущая от горя душа, ожидавшая суда над собой, не видевшая своей вины, виновная лишь в том, что любила. Слезы сами потекли из моих глаз, и мне захотелось стать птицей.

— У меня в саду не рыдают, а радуются, — произнёс за спиной скрипучий голос.

Я, вздрогнув, обернулась. Седой старичок невысокого роста в больших резиновых сапогах и перчатках, опершись на лопату, с лёгким прищуром и широкой улыбкой смотрел на меня.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась я и, оглядевшись вокруг, увидела, что мы были в саду одни, не удержавшись, спросила: — А вы — садовник?

— Я-то? — он неожиданно расхохотался по-доброму и так заразительно, что и мне захотелось улыбнуться, что я и сделала. — Да, здесь я садовник, — вдруг он неожиданно предложил мне: — Хочешь помочь?

— Да, конечно, — с готовностью согласилась я, занять себя — это самое лучшее сейчас, моим рукам нужна работа, чтобы не бездействовать и отогнать от себя мрачные мысли.

Старичок внимательно посмотрел на меня и достал из брюк пару перчаток, а из стоящего рядом ведра вынул небольшую лопатку для цветов. Он привёл меня к взрыхлённой грядке и жестом указал на рассаду в деревянной кадке. Мы перетащили её поближе к земле и принялись сажать ростки чудесных цветов, некоторые уже сейчас великолепно пахли. Я могла себе только представить, как они будут благоухать, когда расцветут в полной мере. Я сама не заметила, как включилась в работу, встав на колени и перепачкав щеку землёй. Услышала громкий смех старичка и недоуменно посмотрела на него, стирая проступивший пот предплечьем руки.

— Ты мне нравишься — не боишься испачкать руки, — проговорил он, как бы поясняя свой смех.

— Привычка с монастыря, нам приходилось много работать, — ответила я, хотя вопрос не был задан.

— Ты там росла? Ты — сирота? — спросил он сочувственно, что было свойственно всем пожилым людям.

— Да, — ответила я.

— Я бы не подумал никогда, ты хорошо воспитана.

— Спасибо, — поблагодарила я садовника за комплимент, а сама подумала о Соле, которому единственному было не наплевать на меня, и снова ком в горле, душащий меня.

Мы помолчали. Садовник видел мою скорбь и не лез с расспросами, а я была благодарна ему за это.

— А у вас есть дети? — спросила я, чтобы хоть как-то отвлечься.

Старичок смерил меня хитрым взглядом и произнёс в своей манере:

— У меня-то? Есть, много.

Я посмотрела на него и улыбнулась, снова спросив:

— Слушаются вас?

— Не-а, — ответил он и снова заразительно засмеялся.

— Почему? — спросила я снова, искренне удивляясь: у такого чудесного человека и такие непослушные дети.

— Слишком разные, слишком непокорные, много думающие о собственном благе, берущие от этого мира всё, не желающие ничего отдавать взамен, обращающиеся ко мне только в нужде, а я бы так хотел, чтобы они приходили ко мне с радостью и постоянно просили меня, мне так хочется исполнять все их просьбы, если они разумны, а исполнение их чаяний необходимо им, — он произнёс это с болью и скорбью, которая невольно скользила в его голосе.

Я более внимательно взглянула на старичка, и мне стало жаль его. Работает здесь на небе, ведь бесплатно — наверное, не кормят, или что они тут делают, чтобы насыщаться, да ещё и дети непослушные. Мой порыв, и я обняла его. Чувствовала, что садовник остолбенел, но затем, похлопав по спине, отстранился.

— Полноте-ка, детка, тебе ли жалеть меня, я сейчас радовался, — сказал он, не уточнив, а я не стала спрашивать.

Мы вновь замолчали, высаживая последнюю рассаду. Встав с земли, мы удовлетворённо смотрели на дело наших рук, снимая перчатки.

— Ты хорошо потрудилась, спасибо, мне самому уже тяжеловато заниматься садом, — произнёс он, покряхтывая.

— Дети не помогают? — как-то само собой вырвалось у меня, и я уже жалела об этом.

— Дети играют, — жёстко произнёс он, но, увидев мой изумлённый взгляд, смягчился, — а ты пришла сюда в скорби, мне не хотелось бы отпускать тебя в таком состоянии, чего бы ты хотела больше всего?

— Хотела, чтобы всё было как прежде, — неожиданно для себя произнесла я и закусила губу до крови, чтобы не расплакаться.

Садовник глубоко вздохнул. И в этот миг меня позвали, обернувшись на зов, я хотела попрощаться со стариком, но не обнаружила его. Это было настолько странным, что казалось сном. О том, что он действительно был, свидетельствовали лишь две пары перчаток и посаженная клумба. Я ещё раз осмотрела всё великолепие сада и обнаружила, что мне намного легче, и, даже если мне предстоит забвение, да будет так!

Я, наскоро вытерев землю со щеки, догнала сопровождающего и обречённо последовала за ним в огромную залу — кабинет архангела. Тот всё ещё копался в бумагах, выкладывая их в стопку, что-то сразу отметая, к чему-то присматриваясь, что-то добавляя в тот же момент. Он мельком взглянул на меня.

— Астрея дала мне отсрочку ввиду сложности и необычности дела, и она истекает, богиня правосудия ждать не любит, — произнёс он и сделал жест рукой, под которым пачка бумаги исчезла, — а ещё она любит греческие туники и венки на голове у молодых девушек.

Он внимательно присмотрелся ко мне, и я, не успев возразить, обнаружила себя одетой, как юная гречанка. Я немного с оторопью смотрела на него.

— Как это поможет разрешить моё дело, архангел? — спросила я, борясь с раздражением, одежда была крайне неудобной, а венок в волосах колол кожу на голове, и я, проворчав, добавила: — Надеюсь, меня убьют сразу же…

— Я не проиграл ни одного процесса, — вскинул бровь Гавриил, не оценив моего сарказма.

Архангел сделал жест рукой следовать за ним. Складки туники били по икрам, создавая неудобство, тем более поспевать за его размашистым шагом было крайне трудно. Пока мы шли, я поняла, что если Гавриил и вправду выиграет моё дело, то это будет означать лишь одно — я обречена и дальше влачить на земле своё жалкое существование. Я не видела себя без Солидафиэля, не хотела без него, только не без него, тогда уж забвение.

Мы шли по коридорам чудесного дворца с длинными переходами-садами. Пока, наконец, не добрались до огромных дверей, которые открылись перед нами, и я застыла на пороге. Зал правосудия. Яркое солнце било в огромные окна, освещая судейский стол с традиционным молоточком, возвышавшийся над столами для противоборствующих сторон и скамейки для посетителей. И мы с Гавриилом были тут одни — видимо, пока. Пройдя за стол, находившийся по правую сторону от судьи, он сел, и перед ним появилась вся кипа бумаг, исчезнувшая под его пристальным взглядом.

— Обвинителем будет Валенсио, молодой, но очень расторопный демон, быть ему советником Сатаны в будущем, — поделился Гавриил и уже продолжил более самоуверенно, — но не думаю, что он мог бы составить мне конкуренцию.

Я удивилась словоохотливости архангела, списывая её всё же на волнение перед судом. Он предложил мне присесть на скамейку рядом с ним, что я и сделала.

Ждать пришлось недолго, в зал вошёл тот демон, которого я видела у Сатаны, за ним проследовал сам Сатана, щека которого была прикрыта тёмной шёлковой повязкой.

Он бросил на меня испепеляющий взгляд, не суливший мне ничего хорошего, а архангел шепнул мне на ухо, кивком головы указывая на раненую щеку Сатаны:

— А это, кстати, одна из причин, почему я взялся за твоё дело, душа…

Я с изумлением взглянула на него, но он вновь принял равнодушный вид, словно бы ничего не говорил мне. Я усмехнулась, и мой взгляд устремился ко входу в помещение.

Закованного в наручники, в зал под руки ввели моего демона-хранителя, он был бледен и отрешён от всего происходящего, как будто ему всё равно что с ним будет. Впрочем, как и я до этого мига.

Его посадили на скамью напротив, где уже разместились Сатана и Валенсио. Он недоуменно покрутил головой, как будто от чего-то отмахивался, потом поднял глаза. И наши взгляды встретились, чуть ударившись о его непонимание, и, тут же восхитившись, возликовали. Большего удивления и радости я не видела. И ему ответила не меньшим. Порывом было подбежать, обнять, зацеловать, но меня цепко удержала рука архангела. Сол поднял наручники и показал, что скован ими. Меня сотрясли рыдания. Я видела, как тяжко он вздохнул. И я поняла, что мы впервые по разные стороны. По разные стороны, но не отдельно. Я видела, как теплота его глаз, цвет которых ему подарили самые глубокие арктические льды, согрела меня, а взгляд приласкал, разнеся сотни мурашек по телу. Ответив ему не менее страстно, я поняла, что он намерен биться до последнего, чтобы снова быть вместе со мной. Как и я. Ведь ещё ничего не было потеряно: Сол жив. Лишь бы игра всемогущих шла с нашей судьбой в ногу.

— Солидафиэль не умер, — прошептала я, заглянув в равнодушные глаза Гавриила.

— Ты заплатишь за это цену, душа, — проговорил он, и его глаза опасно блеснули холодным лезвием кинжала.

Воскресший

Когда я ощутил жгучую боль от того, что меня пронзила холодная сталь широкого лезвия меча, то не разлучался взглядом с Дженнифер. Я видел, как её изумруд в ужасе потух, а по прекрасному лицу пробежала судорога боли. Дымка втянула в себя мою девочку, а я чувствовал неимоверную боль, но с каждой секундой молясь об облегчении, получал ещё большее страдание для тела. Но несмотря на физическую боль мне было невероятно легко, ибо я знал, что Сатана бессилен причинить Дженнифер вред, будучи на земле. С облегчением вздохнув, я рухнул на холодный каменный грубо вытесанный пол дворца хозяина адской сковородки, с одной единственной горькой мыслью, разрывающей сознание посильнее, чем обоюдоострый меч тело, что больше не увижу желанную. Глаза закрыты, дыхания нет, сознания нет. Мир провалился в ничто. Но было нечто, что заставило меня вновь жить.

Сражавшийся на полях многочисленных битв, выполняющий задания Сатаны по устранению неугодных, никогда не гнавшийся за своей выгодой, признающий силу, плюющий на статусы, отвергавший предложения Сатаны о даровании мне титула генерала-аншефа полчищ демонов, придерживавшийся тонкой грани врождённого чувства справедливости, которое восхищало даже лживого короля ада.

Я долго пытался понять, почему всё ещё существую. Мои глаза не видели, я не обонял запахов, у меня не было рук и ног, чтобы ими подвигать. Что со мной? Это и есть забвение?! Тогда почему я всё ещё себя ощущаю?! Значит, я до конца вечной бесконечности буду вспоминать глаза Дженнифер: радость и боль вперемежку, разрывающие меня, ввергающие мою душу в горе и дарующие бесконечное счастье.

Обретший способность мыслить, я постепенно понимал, что ко мне возвращается и способность видеть. Я узрел темноту, не просто её ощутил, я её видел. Она обволакивала меня со всех сторон и как будто выталкивала из своей среды. Когда я сделал робкую попытку противостоять этому, то понял: у меня есть руки и ноги. Уже не просто бесцельно плыл в неизвестном направлении, а прочно стоял на чем-то твёрдом. Вдалеке я видел точку мягкого света.

— Творец, что здесь происходит и где я? — прошептал, пытаясь рассыпающимся от происходящего сознанием понять, что же со мной и где я.

Вопрос застыл в воздухе и вдруг маленькая, висящая во тьме яркая световая точка, став шириться, разорвалась на части, выпустив из себя килотонны осязаемого света и тысячу прекрасных созданий — белокрылых ангелов. Я вскрикнул от крайнего изумления, но мой крик оказался нем. Никто его не услышал, даже я сам. Меня озарило догадкой — я находился при зарождении этого мира. Я видел, как появлялись планеты, кружась в безумном танце вокруг собственной оси, загорались звезды, взрываясь и образуя новые вселенные. А прекрасные ангелы пели, и я даже знал, что. Колыбельную, которую я вспомнил, когда впервые взял человеческое дитя, Дженнифер, на свои руки и пропел хриплым голосом, скорее по наитию, чем твёрдому пониманию её значения. Это послание Создателя о любви. Вот, что я ощутил, когда укачивал хрупкое тело моей маленькой подопечной.

Я видел также двух ангелов, которые держались всегда вместе, рука об руку. Даже тогда, когда Денница, возгордившись, отдалился от света Создателя и стал тёмным Сатаной, соблазнившем часть ангелов, в хаотичном порядке падавшие на землю, крылья которых, прорываясь сквозь жгучую атмосферу земли, начинали гореть и долетевшие до поверхности с ужасом обнаруживали, что их белоснежность закоптившись стала чернотой, такой же непроглядной, как гордыня Сатаны. Я видел, что этим двум ангелам пришлось разделиться. Хрупкая Ангел и мощный Демон. Мои отец и мать. Я не ведал откуда, но я точно знал, что это истина.

Перенёсшийся словно потоком ветра, я оказался в другом времени, в другом месте. В отчем доме, куда пригласил однажды Джен, я знал здесь каждый кирпичик. Я обонял запах свежего хлеба и ощущал на устах вкус тёплого парного молока. И ещё я знал, что был самым счастливым во всей вселенной. Любимый обоими родителями: обласканный матерью, воспитанный отцом. Я ощутил влагу на своих щеках, я, который зарыдал только раз, когда понял, сидя в грязном проулке после битвы с убийцей, что Джен может уйти и оставить меня одного в том, что когда-то считал вполне сносным: в своём жалком существовании без неё.

Я видел, что однажды в наш тёплый дом пришла беда, и мой отец, который никогда не был воином, был убит вместе с матерью. Я даже ощутил острый вкус крови во рту. Отец защищал мать, но убийц было слишком много. Я видел, как его тёмные крылья, обагрившиеся кровью, полукуполом застыли над ней. Я, будучи ребёнком, до такой степени был ошеломлён и раздавлен горем, что даже не мог заплакать, только держал голову опущенной. Послышались тяжёлые шаги и перед моим взором предстали крепкие мужские ноги в грубых ботинках. Подняв взгляд выше, я в первый раз увидел Сатану. Он был молод тогда, его глаз горел ярким рубином. Гордый, бесстрашный, жаждущий власти и поклонения как Творцу, оставаясь всего лишь творением.

Он схватил моё детское лицо рукой в перчатках и прогоготал.

— Чертяка, лучшее взял от своих родителей: от Клауса — челюсть и волосы, от Лолит — её прекрасные глаза и губы, — произнёс Сатана, больно вертя мой подбородок из стороны в сторону.

— Он — ангел, — проговорил кто-то из стоящих рядом, — крылья-то белые.

Обернувшись назад, я изумлённо заметил позади себя белоснежные красиво сложенные крылья.

— Он — единственный, кто выжил из детей от союза ангела и демона, — подхватил кто-то ещё.

— Не единственный, есть ещё Медий, — доказывал ему первый, тогда я впервые услышал это имя.

— Он — гнусное чудовище, а этот мальчишка — ангел, — возразил ему второй.

Но все умолкли когда услышали голос Сатаны.

— Я чувствую в нём силу, — хрипло произнёс Сатана и приблизил прекрасное в своей грубости лицо к моему детскому и продолжил, — сдаётся мне, я знаю, как помочь ему почувствовать в себе демона.

И на мою шею была накинута верёвка, которая сдавила моё горло так, что я едва смог вздохнуть. Меня вытолкнули из отчего дома и привязали к адскому скакуну, грива и копыта которого горели жарким огнём, а из пасти валил дым, толкнули наземь. Мне не дали возможности подумать и оценить ситуацию, я был лишь напуган до самой глубины детской души.

Повинуясь инстинкту, я вцепился в верёвку пальцами и просунул их, освобождая место для дыхания, возможно, это было тем, что спасло мне жизнь, когда меня провезли по всему ущелью, где жила когда-то моя семья. Возможно, это была потеря памяти обо всём, что было со мной до встречи с королём ада. А возможно — тёмная злоба, которая поселилась с тех пор в моём сердце и уважение к силе, уважение к тому, кто убил моих родителей, тому, кто сделал рабом, надев ремни на шею, так, чтобы всегда знал, кто хозяин.

Память вернулась ко мне полностью и неожиданно. Кадры из жизни мелькали перед глазами, мне оставалось только следить за ними и смотреть на дела своих рук. Но я ни за что не попрошу прощения, ибо всё что делал в своей жизни, я делал, потому что так того требовали обстоятельства.

Замелькали картинки с Дженнифер, заставляя сердце биться чаще, особенно та, где она кружится в танце, слишком прекрасная, слишком неземная, моя земная. И это было толчком к желанию, что пора выбираться отсюда, пора возвращаться к той, кто заставляет двигаться вперёд, ради которой сердце стучит чаще, ради которой хочется жить.

Я не знал в каком направлении двигаться, потерявшись в пространстве и времени. Растерянно глядел на обрывки воспоминаний и пытался сориентироваться, пока не увидел обрывок памяти, где Джен подала мне руку, приглашая на танец, я ухватился за неё, с изумлением понимая, что рука эта была живой, тёплой, мягкой, такой, которую я хотел целовать. Она вытянула меня в реальность.

Я, закричав, очнулся всё на том же холодном каменном полу готического дворца Сатаны. Я не мог успокоить дыхание и сел. На меня в великом изумлении воззрились адский владыка и демон Валенсио. Они молчали, молчал и я. И тут я почувствовал боль в правом боку, там, куда меня поразили мечом. Сатана глазами приказал Валенсио, и демон, скоро подбежав ко мне, помог подняться и сесть на стул. Он куда-то удалился. Я отдышался и постарался игнорировать боль, скользнув глазами по лицу бывшего хозяина. Я усмехнулся, подумав, что Дженнифер не плохо его разукрасила. Моя детка!

В глазах хозяина ада загорелся огонь ярости.

Он хотел убить меня, однако, несмотря на своё состояние и бешеную злость потоками энергии, вырывающуюся из него, произнёс спокойно:

— Ты мненужен, Солидафиэль, но твою суку я убью.

Я усмехнулся и подпустил к себе Валенсио, который попросил поднять руку и начал обрабатывать рану.

— Ну что, Сэт, понимаешь теперь, что значит ходить с меткой на теле и знать, что ты кому то принадлежишь? — произнёс я, проведя по шрамам на своей шее, и сплюнул себе под ноги. — Не трогай Дженнифер, она тебе не по зубам, ты убедился в этом сегодня сам.

Ненависть раскалённой лавой полоснула меня побольнее, чем сегодняшнее ранение. Даже проворные прохладные пальцы Валенсио замерли от гневной реакции Сатаны.

— Объясни мне, почему я всё ещё жив, Сэт? — саркастично спросил я, глядя холодными голубыми глазами в его алые раскалённые.

— Ты только что воскрес, — ответствовал тот и сел на стул, стоящий напротив меня.

Он замолчал, поглядев на Валенсио. Тот без слов всё понял и немного ускорившись, перевязал меня и с поклоном вышел.

— Хороший раб, — произнёс я, неотрывно глядя на Сатану.

— Лучший, — отозвался тот, тоже не сводя с меня своего взора, тут же не удержавшись от ехидности, — такой, который не предаст…

— … Всё сделав для своего господина, — закончил я за него.

— Ты предал меня, Солидафиэль, ты, тот, которого я приблизил к себе…

— Ты отринул меня, позволь тебе напомнить, но благодаря тебе я встретил Джен…

— Это совершенно бесполезный спор, демон, — раздражённо остановил он меня, громко вздохнул и устало потёр глаза.

— Давай говорить конструктивно или я сейчас выйду отсюда и даже ты меня не остановишь, — проговорил я, начиная раздражаться, чувствуя волну гнева, чего давно не было со мной, я знал, что Джен смягчила меня, залечив раны нанесённые мне моей вечностью. — Медий был убит, — произнёс он, мрачно растянув слова.

— Его нет — да, к чему ты клонишь? — я не понимал, что он пытался сказать мне.

— Я знаю, что кто-то пытается возродить древнее зло и это тот, кто слишком хорошо знает иерархию небес и ада, слишком блестяще ведёт шахматную партию, двигая фигуры на большой доске судеб, тот, кто слишком близок ко Творцу, — поделился догадками Сатана.

— Это может быть любой серафим, архангел, да кто угодно, Сэт, — произнёс я, оглядывая его лицо с оторопью. — Возможно, это тебе на руку и ты бы вступил в игру в надежде выиграть?

— Ты слишком хорошо меня знаешь, Сол, — красноглазый дьявол горько и с сожалением о былых временах, ухмыльнулся, — раньше я бы вступил в игру ничем не рискуя, теперь у меня сын, — он чуть помолчав, продолжил, если бы я его не знал, то подумал бы, что он волнуется. — Сейчас ситуация изменилась, и я должен выжить, чтобы мой сын жил.

Я с изумлением смотрел на дьявола, который боялся впервые, возможно, за всю историю с момента своего создания и он тоже любил, любил и беспокоился за своего маленького сына. Я знал, что пожалею о том, что помогаю ему, но и другого выхода я тоже не видел, у меня не было пути обратно, как и у Джен.

— Я знаю, что у этого кого-то есть половина души Медия, — проговорил хозяин преисподней, — и я точно знаю, что если этот кто-то заполучит вторую, то с этим он получит неограниченную власть, а это значит прощай, Творец, а про меня и говорить нечего, я подёргаю лапками как отравленный таракан и тоже кану в лету.

— Отлично, как по мне так просто красота, — ответил я, не удержавшись, поглумился над бывшим другом.

— Нет, — он зло и одновременно устало усмехнулся, и продолжил медленно проговаривая слова, — ты не понял, если не будет Творца и меня, мир, как по щелчку, свернётся, исчезнув, и твоя девка тоже, — на этих словах пришла его очередь усмехаться, — будет хаос, чего и жаждет Медий и те, кто пытаются его возродить думают, что смогут им управлять. Какие же это глупцы! Невозможно управлять самим хаосом, хаос сам собой управляет и останавливается только тогда, когда сам себе надоест, насытится жертвами, насладится разрушениями.

Горячность с какой произносил все это Сатана пугала меня, также как и страшила перспектива смерти мира, где была Джен, та, без которой я себя уже не мыслю, к той, которой привязался, которую полюбил так сильно, как только может любить тот, который только-только узнал сколько созидательного несёт в себе это чувство, тот, который считал себя злом, тот, который не помнил, что был любим, тот которого любят сейчас.

— Помоги я тебе, Сатана… — начал было я.

— И я отпущу тебя на все четыре стороны, — завершил за меня он.

Я не доверял ему, помнил, что Сатана всегда играет по своим правилам, а правила он менял по ходу пьесы. Вдруг со дна души мутным остатком поднялась ненависть к нему. Я помнил, кто убил моих родителей, знал, что он отомстит Дженнифер за нанесённую рану, которая будет вечно напоминать ему о том, что и его пометили, и сделала это слабая душа. Мне захотелось растерзать его, я свирепел с каждой секундой, пока не почувствовал нежное прикосновение к моему плечу, которое успокоило меня, как будто присутствие любимой было настоящим, но я знал, что это часть её души, моя память о ней, которая всегда будет со мной.

— Ты кого-то подозреваешь конкретно, Сэт? — спросил я.

— Пока нет, но если этот кто-то доберётся до второй части души Медия, то нам всем конец и наша задача найти её быстрее моего злейшего визави, — проговорив это, хозяин преисподней замолчал.

— Ты хотя бы знаешь, что мы ищем? — снова мрачнея, раздражённо спросил я.

Тот вздохнул и внимательно смотрел на меня, изучая, словно бы пытаясь понять: можно ли мне доверять после всего произошедшего. Нельзя, Сатана, ты это прекрасно понимаешь. Для тебя я стал опасен, потому что не нахожусь ни по одну сторону баррикад, я верен себе и Джен. Моя независимость страшит тебя посильнее нелояльности, потому что я буду выполнять свою часть сделки с тобой только до той степени, до которой она совпадает с моими интересами.

Наконец, он нарушил внезапно возникшую паузу и продолжил бесцветным голосом словно бы смирился с положением дел:

— У меня была демоническая часть Медия.

— Что?! — произнёс я, вскакивая с места и тут же чувствуя острую боль, садясь обратно, морщась и отплёвываясь. — Сукин ты сын, и когда же ты собрался мне об этом сказать?! — он молчал, а я продолжил: — Ты просрал половину души самого, мать его, чудовища и поэтому ты мне об этом не сказал?! Да из твоей говнотюрьмы может сбежать любой.

Меня разобрал смех и я, не сдерживаясь, гоготал во все горло, видя, как Сатану разрывает гнев, но что он мог сделать, если оказался в полной лаже.

— Поздравляю, Сэт, в твоей команде предатель, — произнёс я уже серьёзно, — и это может быть кто угодно.

— Знаю, но вычислить это невозможно, никому не доверяю, кроме Валенсио и… — он запнувшись продолжил, — тебя.

— Тебе нужно, чтобы я его вычислил и убил, — я внимательно глядел в его глаза.

— Да и мне нужен Медий целый, или по частям, демон или ангел, как противовес, чтобы ни у кого и руки не чесались когда-нибудь угрожать мне.

— Хм, дай-ка подумать, — начал я насмешливо рассуждая, — демона ты просрал, где находится ангельская часть ты и в душе не чаешь… Да ты в дерьме, Сэт.

— Заткнись, Сол, — произнёс он моё имя на манер, как его произносила Джен и мои челюсти заходили от гнева.

Дьявол довольно улыбался, в словесной перепалке мы пока были на равных, но его взгляд вновь стал серьёзным и он продолжил: — ангельская часть Медия уже у того, кто решил сыграть в бога, а где искать ангела я не знаю.

— То есть, пошёл-ка ты, Солидафиэль, туда, не знаю сам куда, и принёс бы мне на полусогнутых ножках и протянутых ручках то, чего и сам не знаю, — я был на тонкой грани раздражения и старался не сорваться в ярость.

— Валенсио изучил этот вопрос, он как раз дописывает трактат по нему, и мы знаем, что Медий — существо, которое родилось от запретной связи столь древней, что книги не хранят эту историю, всё, что мы узнали о нём, мы узнали опытным путём, строя для него ловушки и однажды поймав, приведя его Творцу, — Сатана замер, прислушиваюсь к шагам в коридоре.

Я обернулся и увидел юношу с белыми крыльями. Он немного неуверенно подошёл к Сатане и протянул ему свиток. Тот недовольно посмотрел на него, но свиток взял с лёгким ворчанием, что-то типа того, что ангелы слишком зачастили в его обитель. Юноша поспешил удалиться.

— А где мой? — спросил я, разглядывая сосредоточенное и немного озадаченное лицо короля ада, вчитывающегося в текст, изложенный на бумаге.

— Ангел-то? — уточнил Сатана, не отрываясь от бумаг.

— Да.

— Воспользовался заварушкой и смылся, твой ангел оказался трусом, — ответил Сатана и положил бумагу на стол, а перед моим взором мелькнул знак Астреи — неужели Суд?!

— Суд? — не утерпев, просил я.

— Да и там не знают, что ты только что воскрес, — предупредил Сатана, оглядывая моё лицо, стараясь угадать эмоции.

— Ну что ж, тем хуже для них, — ответил я, морщась от периодически возникающей боли. — Меня хотят отправить в забвение? — я усмехнулся и продолжил: — Я только оттуда.

Сатана улыбнулся так как раньше, когда мы были бок о бок и на поле битвы, и на весёлой пирушке, и произнёс:

— Узнаю Солидафиэль.

Я же про себя подумал: «Не обманешь, дьявол, своим очарованием, я слишком хорошо тебя знаю, даже чересчур».

А тем временем в залу вошёл Валенсио, и Сатана отдавал ему указания по поводу предстоящего судебного процесса. Меня же сопроводили в отдельную комнату, где помогли одеться. Когда я вернулся обратно, Сатана и Валенсио уже нетерпеливо ждали меня. Я видел, как демона потряхивало от волнения, возможно, для него такого рода процесс был первым в его вечности, однако Сатана был спокоен, он доверял своему рабу.

Мы, выйдя из дворца Сатаны, взмыли в воздух, с каждым мгновением приближаясь к выходу из ада.

Суд находился в высших сферах, там, где до Творца было рукой подать. Я здесь никогда не был, не признающий власть и презирающий чины, никогда бы и не дошёл до столь высшей ступени, где присутствие бога так явственно.

Сложив крылья, мы вступили в почти святые обители, и я с раздражением осмотрел всё вокруг: белое, чистое, прилизанное, птички поют, цветы благоухают, ну, отлично же, но не для меня.

Быстрым шагом мы приблизились к величественному зданию всем своим видом говорящим о высшей справедливости, которой надо повиноваться и поклоняться. Непосредственно перед входом в помещение нас встретила делегация из Константина и Федорио. Те изумлённо смотрели на меня, как будто видели привидение, возможно так оно и было.

Они переглянулись друг с другом и Константин взяв себя в руки, заговорил первым:

— В связи с открывшимися обстоятельствами и зная, что обвиняемый склонен к побегу, предлагаю вновь одеть наручники.

Сатана посмотрел на меня, а я вздохнул и произнёс:

— Серьёзно?! Мне кажется, они не помогут, если я захочу уйти.

Я увидел усмешку Федорио, который прикрыл рукой рот, чтобы это было не так заметно. Константин посмотрел на него убийственным взглядом.

— И всё же, Солидафиэль, — Константин настаивал.

— Хорошо, — милостиво согласился я и протянул руки.

Федорио ловко достал из карманов своего балахона наручники с такими же рунами, как и те, что были на моем браслете совсем недавно, и подошёл, быстро застегнув их на выставленных мною для него запястьях.

Чуть помедлив, ангел быстро, тепло и искренне шепнул:

— Рад, что ты жив.

Я кивнул и краем губ слабо улыбнулся. Боль так некстати снова возникла, я побледнел и покачнулся. Двери толкнули и мы вошли в залитый светом зал правосудия, меня совершенно не интересовало происходящее, я думал над выходом из сложившейся ситуации, пока не почувствовал такой знакомый порыв огненной розово-цитрусовой энергии без которой я не мог жить.

Чуть покрутив головой, думая, что это наваждение, я стал прислушиваться к себе, пока мой взгляд не нашёл Джен. Моя девочка сидела напротив и я был ошеломлён, а в голове толкались вопросы: Почему она здесь? Она умерла? Её также хотят судить, как и меня? Боже, но как же я был рад! Я почувствовал её порыв ко мне, но Дженнифер резко осадил архангел Гавриил, а я показал наручники из-за которых всё ещё не находился рядом с ней, руны на них и в зале надёжно делили обе противоборствующие на процессе стороны. И я только сейчас понял, что мы были по разные стороны с моей девочкой. Впервые в нашей жизни. Я не знал к чему это приведёт, но постарался ободрить её хотя бы взглядом, вложив в него страсть, получив от неё не менее в ответ, и сам воспрянул духом. Я понимал, что ни одна сила не будет иметь решающего значения, пока мы что-то сами не сделаем и не намеревался идти на поводу у Сатаны и других власть предержащих. Мне была нужна Джен.

Суд. Часть первая

Вот ведь интересная штука эта справедливость. Вроде бы неосязаемое понятие, эфемерное. Пока не касается тебя самого. Только тогда в полной мере ощущаешь всю тяжесть её на себе. И приходится отвечать за свои поступки. Вот только всегда ли справедливость равна честности по отношению к себе и к окружающим, и всегда её мера ко всем одинакова?

Я сидел на скамье за длинным столом, по правую и левую руку с моим защитником Валенсио и Сатаной, как ну очень заинтересованным лицом. От них просто смердело болезненным беспокойством: демон старался выслужиться перед адским владыкой, а ему, в свою очередь, нужен был я, полностью оправданный, склонённый на его сторону, снова выполняющий его указания. Он не учитывал только одного: я стал другим, не изменив своей демонической сути. Джен всем своим существом показала мне, на что способна любовь, где нет условностей и запретов. Несмотря на то, что мы сейчас находились в зале суда, по разные стороны правосудия, разделены судьбой, я понимал, что мы были близки как никогда, так же хорошо, как и моя девочка. Я не мог отвести своего многозначительного взгляда от неё: она смущалась под ним, изредка опускала глаза, улыбаясь и прикусывая нижнюю губу, притягивая меня. Её огненная энергия солнечного утра всплесками неслась ко мне, а я наслаждаясь, вдыхал ароматы открывающейся розы перед дождём и цитруса, горьковато-кислой нотой проскальзывающей ложкой дёгтя в этой безупречности. Заметил помимо её радости также и печаль, она была не глупа и знала, что, возможно, взгляды — это то единственное, что нам осталось. Буйство её чувств и отчаянная попытка показать мне, что она пойдёт до конца. Она знала, что я пойму.

— О, уймитесь уже оба, — вскрикнул Сатана недовольным тоном, глядя поочерёдно то на меня, то на неё, — ты здесь не один, Солидафиэль, я тоже чувствую её энергию.

Гавриил усмехнулся и что-то прошептал на ухо Дженнифер. Она коротко взглянув на меня, потупила свой взор, безупречный слух демона уловил смысл посыла архангела — вести себя правильно, чтобы не обрушить на себя гнев богини Астреи, чтобы иметь возможность видеть своего демона-хранителя, ибо суд может пройти и без нашего постоянного участия.

Я ещё раз более внимательно взглянул на архангела Гавриила: крепко сложенный, высокий, в старинном кожаном камзоле, не воин, скорее по необходимости, но не думаю, что не владел орудием, скорее всего, наоборот, но это для него не главное. Он тщательно перечитывал бумаги, наверняка видевший их не один раз, значит очень старательный и внимательный к мелочам — я позволил себе усмехнуться одним кончиком губ и мельком взглянул на Сатану, который как раз и любил крыться в деталях. Я очень хотел, чтобы Архангел виртуозно владел словом, потому что всё, что мне нужно было от него, чтобы он максимально выгодно для Джен разрешил дело. А оправдать её равносильно приговору для меня. Это было тупиком, не содержащим выхода, потому что исчезнув в забвении, я не смог бы защитить Дженнифер.

Судебный зал стали наполнять демоны и ангелы, среди незнакомых лиц я увидел старинного друга и коллегу Федорио. Мне это было особо приятно, ведь присутствие на этом процессе не обязательно, а значит, он переживал за меня, несмотря на иной цвет крыльев, и сознательно откладывал свои дела, коих я знал, у него всегда было предостаточно, как и забот — маленький сын требовал много внимания.

Я заметил, как все разом встали, за ними подтянулся и я. В зал вошла вся в сиянии и блеске богиня справедливости и правосудия — Астрея. Признаться, я ослеп. Ослепли все. Безупречная и красивая просто до безобразия, подумалось мне. До того момента пока она не уселась в кресло и не вытащила носовой платок, громко чихнув и прочистив нос.

— Будь… те здоровы, ваша честь, — произнёс Сатана, обращая на себя внимание, слишком пристально глядя на богиню.

Та лишь приподняла брови, но во взгляде мелькнуло лёгкое смущение, за ним последовал еле заметный кивок. Гавриил нахмурил лоб и вперился немигающим взглядом в лицо Сатаны, тот взгляда не отвёл. Что-то подсказывало мне, что это будет то ещё судебное заседание — суд, решающий наши с Джен судьбы. Мой неугомонный взор опять скользнул по серьёзному лицу моей девочки, я видел, как она волновалась и пыталась собраться с мыслями. Практически сразу же за богиней просеменила ангел, как я понял, стенографистка, и, разложив бумаги и перо, немигающим взглядом вперилась в лицо судьи, превратившись в сплошной слух.

А тем временем председательствующая судья Астрея заговорила равнодушным, чуть осипшим от простуды голосом:

— Судебное заседания Суда справедливости объявляется открытым, слушается дело о незаконной связи демона Солидафиэля… — она прервалась, чтобы взглянуть на меня и снова уткнуться в свои бумаги, — и земной девушки Дженнифер, — судья вновь замолчала, посмотрев уже на мою девочку: придирчиво, рассматривая её древнегреческий наряд, в конце удовлетворённо улыбнувшись, зрелище ей явно понравилось, — и да сотворится Справедливость! Проверяется явка сторон и личность явившихся.

Валенсио и Гавриил практически одновременно подтолкнули нас и мы встали, не отрывая взгляда друг от друга, будь моя воля, я бы унёс её сейчас подальше отсюда, крепко обняв, накормив любимым шоколадным пудингом, и любил бы всю ночь.

— Я — демон Солидафиэль, — заговорил я, ни на миг не разлучаясь с тёплым изумрудом моей девочки, — хранитель души Дженнифер, которую люблю и о чём сейчас свидетельствую.

По залу прошёлся ропот. Глаза Джен засияли сильнее и она мне ослепительно улыбнулась. Богиня подняла руку и в зале воцарилась гробовая тишина. Она равнодушно смотрела на меня, ей, как и всем небожителям высших сфер, было абсолютно наплевать на причины и условия, которые толкнули нас навстречу друг другу, однако я видел в глазах её непонимание от того обстоятельства, что две расы, которые никогда не должны были столкнуться, от одной из которых лицезрение демонов было скрыто, пока душа человека не попадёт на небеса. А тут ещё демон наделён обязанностями хранителя, человек может не просто видеть демона, они взаимодействовали и между ними возникли чувства.

— Дженнифер, — начала хрипловато девушка от волнения и чуть откашлявшись, продолжила, — живу на земле, взята на небо архангелом Гавриилом, подопечная демона-хранителя Солидафиэля, который для меня всё и которого люблю… больше неба, — чуть помолчав она добавила: — Могу везде это указать и подо всем расписаться.

Я пристально исподлобья смотрел на мою девочку и счастливо улыбался как дурак, она улыбалась в ответ. Неконтролируемо ею и несдержанно мною наши энергии: её огненная и моя тёмная, потоком вырвались из нас почти одновременно и соединившись на полпути вихрем закрутились, обдавая присутствующих жаркой волной.

Астрея долгим взглядом смерила сначала меня, потом Джен и со страдальческим вздохом вытащив платок из складок чёрной судейской мантии, громко просморкалась, затем по-философски риторически спокойно спросила нас, жестом указав присаживаться обратно на свои места:

— Мы вам не мешаем?

Сатана был взбешён и прошипел мне в ухо:

— Вы бы ещё трахнулись здесь.

— А ты уже занял пост наблюдателя как я посмотрю, — ответил я и презрительно взглянул на него.

— Да сколько можно говорить, что явился уже после, — снова оправдался Сатана и поспешил отвести взгляд.

— Ну-ну, — только и произнёс я.

Тем временем судья задала вопрос обоим защитникам о подтверждении наших личностей, как будто были какие-то сомнения, но того требовал протокол, что и было подтверждено нашими адвокатами.

— Молчанием подтверждается доверие судье, если есть возражения скажите об этом или молчите до конца, — проговорила Астрея буднично и уже хотела перейти к другой части судебного протокола, как услышала вопрос, произнесённый Дженнифер твёрдым тоном, Гавриил не успел её осадить и она вскочила с места, одновременно спрашивая:

— А вы когда-нибудь любили?

Гавриил сморщился от конфуза, замер и прикрыл глаза, ожидая гнева богини.

Но глаза Астреи блеснули. Она, не ответив ничего моей девочке, произнесла немного грустно и уже не так пафосно:

— Вопрос отклоняется, поскольку не относится к сути разбирательства. Подтверждается доверие судье залом и сторонами, — и же в сторону, — хоть бы кто-нибудь спросил каково это проводить заседание в таком состоянии, — с лёгким ворчанием почти про себя проговорила Астрея.

За её внешностью юной девы скрывалась суть такая же древняя как моя, а может быть даже древнее.

Гавриил покрывшийся пунцовыми пятнами утянул Джен сесть за стол и что-то сейчас выговаривал ей, пока судья нудно, осипшим голосом, прерываясь на сморкание и кашель, зачитывала права и обязанности сторон.

— Есть ли ходатайства у сторон? — спросила Астрея, листая страницы дела.

— Ваша честь, у меня есть ходатайство о принятии в дело заинтересованным лицом Сатану, — проговорил Валенсио, вставая.

— Объяснитесь, сторона, — судья заинтересовано воззрилась на демона.

— Присмотритесь к господину Сатане, вы видите повязку на его щеке, под ней глубокая рана, которая была оставлена душой на щеке моего господина, это сделала Джен, с виду невинная девушка, внутри сущая демон, — после этих слов Валенсио, зал ахнул и как будто испарился, не слышалось ни звука, все прекратили, как мне показалось, дышать.

— Ваша честь, возражаю: характеристика девушки пока здесь не рассматривается, — резво подскочил Гавриил.

— Возражения отклоняются, они не по сути рассматриваемого вопроса, есть ещё ходатайства? — спросила судья.

— Хорошо, Ваша честь, я перефразирую: как ранение Сатаны, даже пусть и Дженнифер, относится к делу сейчас нами рассматриваемому? — не растерялся Архангел.

— Отвечайте, Валенсио, — предложила Астрея и её глаза всё больше загорелись от происходящего, давненько у неё не было таких дел, пожалуй, таких у неё не было никогда, ей нравилось, что уже давно переставшие честно спорить ад и рай, сейчас столкнулись на самом справедливом суде во всех вселенных.

— Девушка Джен, дело которой мы здесь рассматриваем, нанесла эту рану, где если не здесь, Ваша честь, — быстро сказал демон.

— Умрёт, попадёт в ад, тогда и накажите, — с непроницаемым лицом проговорил Гавриил.

Джен побледнела и посмотрела на меня. Я кусал внутреннюю часть губ и понимал, что мы должны выиграть, я должен выжить, должна жить и Дженнифер. Как найти это грёбанное равновесие? Так, чтобы я мог встретить душу Джен, когда придёт её час, на небесах, а не гнусный Сатана.

— Возражения архангела Гавриила отклоняются, ходатайство демона Валенсио об участии Сатаны в деле в качестве заинтересованного лица принимается, Валенсио прошу предоставить заключение лекарей об увечьях Сатаны, с обеих сторон, — потребовала Астрея и, получив бумагу от него, продолжила: — заключение лекарей об увечьях Сатаны приобщается к делу, прошу вас, Помпея, — уже обращаясь к стенографистке, проговорила судья.

Астрея начала рассказывать о сути дела залу и сторонам. Валенсио грыз карандаш и лихорадочно искал что-то в толстой стопке бумаг. Гавриил рассеянно скользил глазами по лицу Джен, явно обдумывая линию защиты.

Сатана зевал и изредка поправлял галстук. Джен смотрела на меня, а я смотрел на Джен.

Затем судья мельком взглянула на Гавриила и Валенсио, зна́ком пригласив их к себе, они о чем-то переговорили и богиня отпустила их на свои места.

— Итак, у нас две виновные стороны: демон Солидафиэль и душа Дженнифер, в чем их вина и её степень нам предстоит выяснить в этом судебном процессе. Поднимите руки у кого есть возражения на этот счёт? — богиня обвела зал и столы сторон быстрым взглядом, в ответ получив лишь молчание, кивнула головой и продолжила, — согласно жребию, брошенному вот-вот, слово первым предоставляется защитнику демона Солидафиэля — демону Валенсио. Пожалуйста, Валенсио.

Гавриил нарочито громко цокнул языком, словно сожалея о выборе судьбы, по мне — так он блефовал, а его отношение к судебной тяжбе было сродни к спектаклю.

Демон, сверкнув на него недобрым взглядом, встал из-за стола и начал свою речь:

— Ваша честь, мой подопечный — демон Солидафиэль, вверенный мне для защиты здесь волею судьбы и по велению моего господина Сатаны, является типичным демоном мира духов, где и мы с вами все обитаем. Будучи ранее доверенным лицом моего господина был разжалован со службы и сослан на землю в качестве поставщика душ для преисподней. Совсем потерявшийся и расстроенный, он поддался на дьявольские чары своей подопечной. Вы только взгляните на неё, она же и Сатану соблазнит…

Я видел, как болезненно при этих словах поморщился Сэт и чуть тронул повязку пальцами.

«Скорее убьёт», — промелькнула у меня шальная мысль.

Я не мог больше этого выносить, гнев во мне так и клокотал и, вскочив, хотел было возразить, как услышал, мерный стук судейского молоточка и фразу, произнесённую, спокойным чуть усталым и слегка простуженным голосом:

— Угомоните вашего подзащитного, демон Валенсио, или мне придётся его удалить до конца судебного заседания, призвав лишь на оглашения приговора.

Он кивнул судье, и обернувшись уже ко мне, произнёс, тщательно подбирая слова, будучи в большом волнении:

— Успокойтесь, Солидафиэль, я пытаюсь вашу шкуру спасти.

— Мне плевать на себя, мне нужно спасти Джен, — прошептал я ему в ответ, видя, как он багровеет.

— Солидафиэль, у неё самый лучший защитник на небесах и выше: хитрый, словоохотливый и ни разу не проигравший, дайте мне возможность спасти вас на максимально выгодных условиях, не ставьте себя в безвыходное положение и оставьте вашу горячность для последней речи, — неожиданно убедительно проговорил Валенсио и я ему поверил, твёрдо решив, чтобы ни говорилось на процессе, не реагировать, думая о благополучии Дженнифер.

Он отвёл от меня свой горящий взор и продолжил, глядя теперь уже на судью:

— Ваша честь, как по мне, так картина ясна: одинокий демон, соблазнительная девушка, не менее одинокая, сирота. Он не смог устоять и получилось то, что получилось, мы разбираем никчёмный случай запретной связи ни к чему не приведшей. Ваша честь, считаю, что всё очень тривиально и не требует тщательного разбора ситуации. Защита демона Солидафиэля предлагает следующее решение вопроса: девушку опять на землю, демона на работу в ад. У меня всё, ваша честь.

Астрея кивнула Валенсио после чего тот сел на своё место и перевела взгляд на архангела Гавриила.

— Слово предоставляется защитнику души — архангелу Гавриилу, — проговорила будничным тоном судья и посмотрела на мужчину.

Гавриил вышел из-за стола и встал в середину залы.

— Ваша честь, — начал он, склонившись в лёгком поклоне, и, обведя зал глазами, продолжил, — и все присутствующие наверняка испытывали то щемящее чувство одиночества, когда ты никому не нужен, брошен и растоптан. Это чувство постоянно преследовало мою подопечную. Она, будучи младенцем, потеряла мать, отца она не знала, демон, следуя какой-то своей изощрённой мании стал её хранителем, волею судьбы, — он прервался, видя, как заинтересовано взглянула на него судья, затем снова продолжив, — вырастил её, втёрся в доверие, а затем коварно соблазнил…

— Возражаю, ваша честь, — вскакивая с места, проговорил демон-защитник, — факт умысла при соблазнении ещё не доказан.

— Демон, вы в своём уме?! Как можно соблазнить без умысла? — эмоционально возразил адвокат души.

— О порывах страсти ничего не слышали, Архангел? — вопросом на вопрос ответил Валенсио.

— Возражения демона принимаются, — проговорила судья, скука из глаз которой мгновенно исчезла, — перефразируйте.

— Хорошо, ваша честь, — желваки на скулах которого заиграли с новой силой. — А затем склонил подопечную к соитию, — сокрушительная улыбка Гавриила и обескураженный демон, которому нечего возразить на это.

— Он не соблазнял меня, — тихо, но твёрдо проговорила Джен и тепло поглядела на меня, — мы оба этого желали…

— Защитник Гавриил, поясните теперь душе, что она должна молчать всё время, пока ей не предоставят слово, — также безучастно, спокойно и ровным тоном сказала Астрея.

Гавриил взглянул на мою девочку и та, кивнув, замолчала, так же как и я опасаясь, что ей не позволят присутствовать на судебном заседании и мы не сможем видеться хотя бы так.

— Есть ли в зале суда тот, кто имеет что либо добавить к вышесказанному? — спросила Астрея, но в ответ не услышав ни слова, продолжила: — Стороны готовьтесь, объявляется короткий перерыв.

Громко чихнув, судья Астрея, виляя бёдрами удалилась из зала. Я увидел, как Сатана не отрываясь смотрел ей вслед. Я знал этот похотливый взгляд — у Астреи не было шанса. Толпа в зале стала расходиться.

— Тебя убьёт Лилит, — резюмировал я, усмехнувшись.

— Если узнает, — в задумчивости произнёс Сатана, потом как будто опомнившись, смерил меня надменным взглядом, — пойду, навещу судью.

— Я бы не рекомендовал, мой господин, — предупреждающе проговорил Валенсио о в попытке удержать Сатану (какое там, я-то знал его безудержность), — между тем демон продолжил, — Сатана, вы заинтересованное лицо в конце-то концов… — последняя попытка Валенсио остановить безумие охотника, так неожиданно проснувшееся в дьяволе.

— Очень заинтересованное, — проговорил хозяин преисподней и поспешил ретироваться.

Валенсио посмотрел на меня, мой красноречивый взгляд говорил о многом, демон тяжело вздохнул. Я увидел, как Джен и Гавриил встали с места и тоже удалились из зала. Дженнифер при этом неотрывно смотрела на меня, в её глазах стояли слезы.

— Вам не разрешат свидание наедине, — сказал мой защитник как отрезал.

— Нам нужно поговорить, возможно мы больше никогда не увидимся, — невозмутимо произнёс я, глядя прямо в его красные глаза.

— Вы так спокойно об этом говорите, — немного ошарашенно произнёс Винчесто и долгим задумчивым взглядом посмотрел на меня.

— Я могу представить, что нам за это будет: самое меньшее — её отправят на землю, стерев память обо мне, а меня в ад, и, поверьте, это будет лучший сценарий, — мои слова его расстроили, а перед моим внутренним взором предстал жалкий образ спивающегося ангела Джека, — самое жестокое — забвение для нас обоих.

Мой защитник молчал. Что он мог сказать? Он сам понимал, что я прав.

Я продолжил:

— Вы ведь наверняка тщательно копались в моём прошлом, перетряхнули всю подноготную демона Солидафиэля, знаете обо мне всё и понимаете, что я слов на ветер не бросаю, мне плевать на себя, но не на Джен. Но в то же время я понимаю, если я не выживу, то и ей не дадут жить, например, тот же Сатана, — чуть помедлив продолжил, — ваш хозяин любит потрясающие результаты и раболепную службу, но взгляните на меня, что я заслужил в итоге своей безупречностью…

— Вы такой же слуга, как и я… — он, воспользовавшись моей секундной заминкой, начал было.

— Уже нет.

Взгляд Валенсио скользнул по моей шее и он понимающе кивнул, вновь взглянув в мои холодно-голубые глаза как все ледники Арктики. И что-то подсказало мне, что он не так прост, как пытается казаться.

— Я сделаю, что смогу и попробую устроить вам короткую встречу, — произнёс демон, как будто решившись на что-то.

Я кивнул с надеждой, зная, что она может быть последней, мне нужна была надежда, нам нужна была надежда.

— Вы хотите выйти из зала судебного заседания немного поразмяться? — спросил меня защитник.

— Прогуляться до камеры? — хохотнул я, — насижусь ещё.

Валенсио понимающе улыбнулся и уткнулся в бумаги. Я дёрнул руки в наручниках, держащих меня так надёжно, и простонал от отчаяния. Федорио творил качественные амулеты, и наручники не менее.

Надо было собраться — такого меня видеть Джен точно не должна, она и сама была на грани. Через какое-то непродолжительное время зал стал снова наполняться. Я огляделся, снова увидев в толпе Федорио, почему-то его поддержка мне была важна. Мне вспомнились мы совсем юными на поле брани. Я был ранен и очень сильно. Несмотря на то, что наши крылья отличались друг от друга как день и ночь, он помог мне. Такое не забывается.

Ангел кивнул мне, я кивнул в ответ, заметив в его глазах тревогу и раздумья.

Привели и Дженнифер. И снова перекрестие наших взглядов как было всегда — её тёплого изумрудного и моего до невозможности холодного голубого, смешавшиеся, превратившиеся в цвет морской волны и оттолкнувшиеся от наших тел, будящие во мне воспоминания: младенец, сладко посапывающий в колыбели моих рук; маленькая девочка на залитой солнцем поляне — волосы всполохами сочного каштана, подбрасываемая моими руками вверх, смеющаяся так заливисто; юная девушка, в руке которой спелое яблоко и прямой взгляд прямо мне в душу, как обещание всегда быть рядом; все её сны обо мне; её горячие слезы в проулке с убийцей и принятие моей демонической сути; её признания в любви, дрожь тела, несдержанные стоны, поцелуи и ласка, сводящие меня с ума.

Джен всё поняла. Я это видел сейчас в её глазах. Кто я для неё? И её губы шепнули: «Всё».

Оборвав наши горячие признания, в зал ворвался Сатана и плюхнулся рядом. Он молчал и даже не смотрел на нас. Я усмехнулся про себя с глубоким изумлением отметив, что неужели Астрея отшила. Джен изуродовала, богиня отвергла, так и власть потерять — раз плюнуть. Через какое-то время в помещение впорхнула и судья. Сев в своё кресло, она немного помедлила, как будто собираясь с мыслями, и её взгляд скользнул по Сатане. Очень уж легкомысленный взгляд. Сатана своей хватки не терял, но что будет дальше, одному Творцу известно, ведь Астрея хоть и была красавицей, но слыла капризной очень.

— Судебное заседание объявляется открытым, — проговорила сипло Астрея. — Прежде, чем приступить к рассмотрению доказательств сторон, спрашиваю: есть у вас ходатайства?

С места поднялся архангел Гавриил и выдержав секундную паузу проговорил:

— Я ходатайствую о приобщении вновь открывшихся обстоятельств в деле.

— Удивите меня, архангел, — равнодушно проговорила Астрея, сморкаясь в платок, но испытывая к делу великий интерес, всё-таки подалась вперёд, — объясните суть вновь открывшихся обстоятельств.

— Моя подзащитная беременна.

Суд. Часть вторая

— Моя подзащитная беременна.

Слова Архангела эхом разнеслись по вмиг притихшему залу. От волнения я начал тяжело дышать и немигающим взглядом уставился на лицо Дженнифер, на котором как белые облака на синем небе проносились, сменяя друг друга эмоции: от непонимания до безграничной радости.

Джен смотрела на меня, а я не мог выразить никаких эмоций, ничего не отразилось на моём лице. Я просто остолбенел, потому что этого не могло быть от слова вообще. Люди и демоны слишком разные по своей природе. Но если так всё-таки случилось, то в голове закрутилось два вопроса: «Даст ли небо шанс нашему ребёнку?» и «Как моя девочка переживёт беременность?».

Дышать становилось всё сложнее, мне даже показалось, что стены сжались вокруг меня. Дженнифер изменилась в лице, помрачнев и опустила голову, а из глаз закапали слезы.

«Да что за чёрт! Смотри на меня, Джен!» — готов был прокричать я.

Откуда-то с самого дна моей демонической души поднялась радость, я ощутил то, что ощущал всегда когда был рядом с моей девочкой — счастье. Среди творящегося нашего личного апокалипсиса, среди игры, в которой мы были лишь пешками, есть то, что заставляет меня ощущать вплоть до кончиков пальцев необъятную целостность. Я никогда не думал о том, что могу стать… отцом. При моём-то образе жизни и отношению к женщинам… я даже не задумывался о детях.

Я пытался поймать взгляд Дженнифер, но она смотрела на свои руки и глаз не поднимала, а мне хотелось придушить самого себя за то, что не дал ей понять, как на самом деле отношусь к этой новости. Да, я растерян, но и счастлив. Ответственности стало ещё больше, а вопрос стоит только о выживании, ведь я похоронил мечту о том, что мы когда-либо будем вместе с Дженнифер. Как можно быть настолько раздираемым такими разными эмоциями?

— Солидафиэль, черт бы тебя побрал, — пробормотал Сатана и его кулаки гневно сжались, увидев, как я якобы беззаботно пожал плечами.

— Вот только вопрос: зачем Гавриилу «топить» свою подопечную, — шепнул Валенсио вслух вырвавшуюся мысль, — этими вновь открывшимися обстоятельствами он подталкивает её к забвению, — на его щеках заиграли желваки.

— Этот хитровыдуманный индюк знает своё дело, он знает, для чего это делает, у него свои мотивы. Я это понял, когда узнал, что он согласился стать защитником души и сделал он это явно не по доброте душевной, — ответил ему Сатана.

Валенсио вновь уткнулся в бумаги. Я молчал, я молил, чтобы моя девочка взглянула в мою сторону, но упрямая смотрела куда угодно, но только не на меня. Я чувствовал её боль и я ничего не мог сделать, скованный мыслью о её спасении.

Висящая тишина в зале судебного заседания стала просто звенящей. Астрея о чем-то напряжённо думала и периодически неосознанно постукивала молоточком.

Потом словно собравшись с мыслями, судья мрачно проговорила:

— Вы можете чем-то подтвердить вновь открывшиеся обстоятельства, Архангел?

— Заключение сторон перемирия… — проговорил Гавриил, сияя, и передал бумаги Астреи.

— Хорошо, — раздражённо протянула Астрея, получила бумагу, просмотрев её и отдав Помпее.

Судья задумалась и через какое-то время быстро произнесла:

— Судебное заседание откладывается до завтра для изучения вновь возникших обстоятельств, — судья стукнула молоточком и поспешила удалиться.

А я все смотрел на Дженнифер, лишь мельком взглянувшую на меня — обижена и потеряна, мне надо с ней поговорить, мне нужно ей сказать, что я чувствую, но её так же, как и меня, увели из зала правосудия.

На нижних этажах Дворца справедливости было не так радужно, светло и просторно, и меня впервые не тошнило от нарочито подчёркнутой святости и обилия белого света. Это было место для меня, для демона: серого и с темной душой. Я осмотрелся: камера оказалась очень тесной и маленькой, окон не было, жёсткая полка.

Я подёргал свои запястья, скованные в наручниках и усмехнулся. Мои преследователи опасались оставлять меня без них даже в закрытой камере. Дженнифер так же, как и меня, тщательно охраняли, однако я смел надеяться, что её содержат не в тюрьме и не в таких спартанских условиях, что меня.

Кому я ещё был нужен, кроме неё? Но я ошибался — похоже, существовал ещё кое-кто, кому было не плевать на творящийся в моей жизни коллапс. И это был ангел Федорио. Когда я увидел его, то был безмерно рад.

Он вошёл широким шагом и полы монашеского балахона из плотной ткани хлёстко ударяли по его ногам. Ангел был верен себе и не менялся. Собранный, серьёзный и очень честный. Даже к своим врагам, именно поэтому мы сдружились, когда было объявлено перемирие между сторонами.

Я широко улыбнулся и был действительно очень рад видеть его. В ответ получил такую же искреннюю улыбку.

— Ты влип, Солидафиэль, — глубоко вздохнув, произнёс ангел, — по-настоящему.

— Без тебя знаю, Федорио, — мрачно произнёс я, усмехаясь, понимая, что ангел не изменился, что его может поменять что-то действительно серьёзное, что ворвётся в его жизнь так же неожиданно, как Дженнифер в мою.

— Но я рад за тебя, ты вечно что-то… — он промолчал подбирая слова для моего поведения ранее.

— Искал? — предложил вариант я и улыбнулся, вспомнив свою неугомонность в отношении женского пола.

— Точно… надеюсь, ты нашёл, — усмехнулся Федорио и, глянув себе за плечо, убедился, что охранник не смотрит на нас, я подался вперёд, вслушиваясь в каждое слово. — У меня есть то, что может помочь вам со смертной.

— Что же? — я глянул в сторону охранника, убедившись в том, что мы тому и вправду не интересны.

— Амулеты, которые спрячут вас на земле, — произнёс он, — они жевызовут портал и вы сможете сбежать с неба.

— А наручники, Федорио? — проговорил я, вроде вновь воспарив от надежды, но потом снова помрачнев, — между прочим в тех, что ты делаешь, — я с укоризной и лёгким сарказмом помахал у него перед глазами ладонями.

— В них нет силы, — спокойно произнёс он и пальцем показал мне, что руны на них разомкнуты, такое может увидеть только опытный глаз, что был у моего белокрылого приятеля.

Я длинно и грязно выругался на древнем демоническом, Федорио поморщился от моего непроизвольного выражения чувств, а потом передал и амулеты.

— Портал перенесёт вас в мир людей и у вас будет шанс раствориться среди них. Стать человеком, быть человеком, — произнёс ангел и его взор пристально скользнул по-моему лицу, — готов ли ты?

— О, ты не знаешь насколько, — прошептал я ни минуты не сомневаясь в выборе, — только меня одно беспокоит, если… если, что-то пойдёт не так…

— Ты о том, сможет ли Дженнифер выносить и родить ребёнка от бессмертного? — догадался давнишний приятель и коллега.

Я мотнул головой и мрачно исподлобья взглянул на него.

Охранник зашагал в нашу сторону.

Он подумал и, подходя к выходу, произнёс:

— Риск есть, если ситуация станет патовой, ты знаешь, как призвать меня на помощь.

— Зачем ты так рискуешь, ангел, помогая мне? — спросил я, вглядываясь в его серые глаза.

— Знаю, что окажись я в столь же безвыходной ситуации, ты мне также поможешь, ты также сделаешь всё возможное и невозможное для меня, — проговорил он.

Я утвердительно кивнул. С этими словами Федорио удалился, оставив меня размышляющего и рассматривающего амулеты — нашу с Эммой единственную надежду.

***

На следующий день.

Я сосредоточенно смотрел перед собой, обдумывая наши с Дженнифер дальнейшие действия. Когда её ввели в помещение, я тщетно искал встречи с её взглядом, она не смотрела больше на своего хранителя.

Дженнифер — самое упрямое создание во всей вселенной, дьяволица, созданная мне на погибель, приковавшая к себе сильнее наручников с рунами!

«Смотри на меня, черт бы тебя побрал, Джен!» — молил, угрожал про себя.

Посмотрела. Мельком. Обожгла, однако быстро собрала эмоции и снова глухая стена. Я усмехнулся: сам воспитал — получи и распишись, Солидафиэль.

В зал судебного заседания вплыла Судья, вот только я не видел той спеси и надменности в ней, выражение её лица стало бледным и задумчивым.

Присев на кресло, Астрея всё-таки собралась и произнесла своё судейско-сакральное:

— Судебное заседание продолжается. Стороны подойдите для определения жребия.

На этот раз повезло Валенсио: выступать первым выбор пал на него.

И он довольный собой и складывающимися обстоятельствами заговорил, оглядев зал внимательным горящим взором, обратился к судье с риторическим вопросом:

— Ваша честь, что вы видите, глядя на эту девушку?

Дженнифер стало крайне некомфортно и она вся сжалась, убийственным взглядом воззрившись на моего защитника, тот как будто не заметил и продолжил:

— Так ли невинна эта девушка…

Я уже хотел возмутиться, но меня опередил архангел.

— Возражаю, — подскочил на месте Гавриил, прерывая самозабвенную речь демона, — это характеристика, не относящаяся к делу.

— Возражения приняты. — проговорила судья и предложила Валенсио: — Перефразируйте, демон.

— Хорошо, — раздражённо вздохнул он и продолжил, — так ли чиста человеческая кровь в ней?

Он обвёл вновь затихший зал немигающим взглядом красных глаз. Меня уже не в первый раз посетило ощущение спектакля. Выражение лица Дженнифер говорило о тех же чувствах, что и моё.

— Объяснитесь, защитник, — попросила судья, чуть бледнея.

Дело, казавшееся пусть и не тривиальным, думалось ранее, простым, но как же ошибалась опытная богиня.

— В крови нашей души течёт демоническая, — как будто полоснув ножом, чётко произнося каждое слово, молвил довольный собой Валенсио.

— Вот это поворот, — ошарашенно проговорил Сатана, — Вэл творит чудеса.

Я увидел, что Дженнифер улыбнулась кончиками губ и посмотрела на меня, но всё ещё холодно, обида была очень сильной. Она тоже поняла — то, что накопал мой защитник, было спасением для нас. Дженнифер не была демоном, но я почуял, что это могло как-то смягчить приговор. Лично для меня тот факт, что где-то там в её ДНК было нечто общее с моим родом-племенем, многое объясняло и расставляло по своим местам в понимании сильно любимой мною Дженнифер.

Судья, округлив глаза, но стараясь не подавать виду, произнесла:

— Доказательства.

Валенсио положил объёмный том перед судьёй. Я видел, как она испуганно сморкнулась в платок, прежде чем приобщить доказательства к делу и еле выдавила из себя:

— Объяснитесь, защитник демона.

— Я изучил родословную души и выяснил, что её предок — Гортензия Нильсен, слыла ведьмой и имела тесные, так сказать, контакты четвертой степени, отношения с демонами.

Я слышала, что Сатана присвистнул, заржал как конь и проговорил вполголоса:

— Вот это да, Солидафиэль, как тесен мир, не ровен час и я там постарался, породнимся, кум?

Я одарил его уничтожающим взглядом и услышал в ответ безудержный смех, за что Сатане было вынесено предупреждение и он заткнулся. Мой взгляд обратился к Дженнифер, но она всё ещё не смотрела на меня.

Астрея грустно взглянула на том с доказательствами, который ей предстояло изучить, шмыгнула носом.

Валенсио продолжил:

— Ваша честь, в связи с этим прошу вынести обдуманное решение и учесть тот факт, что душа хоть и является человеком, но имеет в себе кровь демона, у меня всё, — демон вернулся к нам за стол.

— Слово предоставляется защитнику души — архангелу Гавриилу.

Гавриил спешно застегнул свой камзол и элегантно выпорхнул на середину зала лицом к Астрее, а моё внутреннее чутье подсказывало мне, что у него был на руках роял-флеш.

— Ваша честь, я не хочу давать оценку личностям обоих сторон, нет, но мне бы хотелось немного пролить свет на примечательного демона Солидафиэля, — он театрально протянул ко мне свои руки, которые мне тут же захотелось оторвать и затолкать ему в одно место, — Что вы видите? — он замолчал, пока судья, не выдержала.

— Не томите, архангел, — нетерпеливо сказала она, мрачнея, у неё в голове уже стал складываться некий итог этого суда, а этот неугомонный хотел предъявить то, что отвергнет решение наверняка.

— То, что демон Солидафиэль — не демон, он урождённый ангел, родители которого мать — ангел и отец — демон, были вместе ещё до запрета на связи между сторонами перемирия.

Зал ахнул, Астрея икнула, а Гавриил наслаждался произведённым эффектом.

— Доказательство, — вновь проговорила судья, и её глаза округлились когда она увидела не менее объёмный труд, чем тот, что представил ей Валенсио.

Мой адвокат, отклонив голову в сторону, гневным сердитым взором уставился на Сатану, пока тот не ответил:

— Я не мог тебе сказать.

— Зато проныра Гавриил всё знает, — мрачно проговорил демон и желваки заиграли на его лице.

— Знает, — глухо повторил Сатана.

Это был просто ужасный поворот в деле: если демона можно было оправдать своей натурой, мол, он только для этого и создан, чтобы искушать, то ангела, а тем более хранителя, ничто не оправдает и это был крах всего.

— Судебное заседание откладывается до завтра, — судья быстро собрав бумаги, и шепнув что-то стенографистке удалилась.

Зал задвигался и толпа стала расходиться. Я видел, как Помпея подошла сначала к столу архангела Гавриила и быстро что-то проговорила ему. Тот кивнул и потянул Дженнифер за руку из-за стола, а она даже не смотрела на меня. Вот упёртая!

— Дженнифер! — выкрикнул я, но было уже поздно, она повернула голову только у двери и её вывели из залы.

Валенсио осадил меня и строго посмотрел. А тем временем стенографистка что-то шепнула на ухо Сатане и поспешила ретироваться.

Сатана поправил костюм и коротко бросил:

— Судья ждёт.

— Снова? — не удержался я.

— Опять, — просиял хозяин ада и удалился.

***

Астрея стояла возле окна своего роскошного судейского кабинета, только подчёркивающего высокий статус его владелицы, и растерянно рассматривала простирающиеся перед её взором райские кущи и облака, тянущиеся под сферами, где обитают небожители, а выше только Творец и поклонение ему.

Богиня глубоко вздохнула, из её головы не выходили публичные признания в любви демона и души, чёрствое сердце той, которая уже давно вознеслась и не помнила, что это такое, чуть дрогнуло и что-то щемящее появилось в душе. А ещё страх, вызванный неизвестностью, безвыходностью, возможными нежелательными последствиями для неё, а если делом будет интересоваться Создатель, неверный шаг и всё — вызов на ковёр, лишение регалий, а у неё дети ещё небесные чертоги не закончили, да и к статусу привыкшая, а как же служебная колесница, придётся снова учиться ходить ногами, а муж — никому ненужный герой-полубог Арат, уже которое тысячелетие сидящий дома без работы, жалеющий себя и безвозвратно теряющий мужское либидо…

Она стукнула кулачком по оконной раме, спугнув двух голубков, воркующих на карнизе. В дверь кабинета постучались. Астрея приосанилась и развернулась навстречу входящим и её глаза вновь загорелись как звезды, от прежней неуверенности не осталось и следа. Архангел Гавриил и Сатана, на последнего она всё же посмотрела мягче. Те с недоверием и непониманием смотрели друг на друга, думая, что их вызвали конфиденциально, переводя тяжёлые взгляды и на судью. Оба знали, что Астрея любит сталкивать стороны лбами.

— Что, мать вашу, здесь происходит?! — начала она спокойно, но оба почувствовали, что у них затряслись поджилки, всё-таки судебная власть как бы независимая.

Астрея перевела взгляд на Гавриила и мрачно проговорила:

— Ты мне сказал, что всё пройдёт без сучка и задоринки, что надо осудить демона и спасти девчонку, передать её на святые поруки, я тебе поверила и сделала одолжение, ты не предупредил, что она беременна, мать её, беременна и отец будущего ребёнка — демон… человек и демон, мать его, ты понимаешь, что будет, если слух о деле дойдёт до вашего Отца? А ты, Сатана, которому так неймётся и так сильно нужен этот Солидафиэль, на что ты пойдёшь?

Она их отчитывала как мальчишек. Желваки играли на щеках Сатаны: ему не нравился ни смысл, ни тон разговора, и ещё этот хитро улыбающийся Гавриил.

— Я бы на твоём месте так не улыбался, Гавриил, — присаживаясь за стол и одной рукой облокачиваясь на него, другой нервно двигая вещи на нем, мрачно проговорила Астрея, — моё решение может быть таковым, что я оправлю её в забвение быстрее, чем ты накатаешь заявление об обжаловании моего решения выше.

— Ты не сделаешь этого, Астрея, — самодовольно проговорил архангел, — ты лучше меня знаешь законы — тебе не позволят убить ребёнка.

— Так тебе нужно это дитя, — произнёс Сатана, задумчиво потирая подбородок, — вопрос только, что в этом ребёнке такое, что он тебе так нужен…

Архангел сжал ладони и присел на стул, стоящий рядом со столом судьи. За ним следом опустился и Сатана, он не отрываясь смотрел на того.

— Что ты задумал, братишка? — красноглазый пытался рассмотреть хоть что-то в ясных глазах архангела. — Святоша, верно служащий нашему папаше, зачем тебе ребёнок Солидафиэля, одного из первых родившихся от связей ангелов и демонов…

— Рождённого ангела, которого ты сделал демоном, тот, который не осознает свою силу, свою настоящую иощь, безграничную, способную погасить звезды и солнце, тот, который способный смести с лица вселенной творца и тебя, Сатана, — горячо проворил всегда спокойный и собранный Гавриил, и неожиданно близко придвинувшись к брату, проговорил: — Зачем ты оставил его в живых?

— Он не был чудовищем, которых порождали такие связи, он был ангелом, взявшим лучшее от обоих своих родителей, и мне стало любопытно, я подчинил его себе, — ответил самодовольно хозяин преисподней, — он как пёс у моих ног.

— Он весь между ног земной девки, Сэт, — произнёс Гавриил и его голос зазвенел от ярости, он откинулся обратно на спинку стула, — не ври себе хоть здесь, я ведь знаю, что тебе нужен этот демон, чтобы и дальше удерживать свою власть.

— А тебе нужен ребёнок Солидафиэля. М-да, Гавриил, плевать ты хотел на святые поруки души, — изучающе смотрел в глаза брата Сатана.

— Ты, падший, мерзкий, не знающий, что такое сострадание и любовь… — начал было архангел.

— Не убедительно, брат…

Они бы и дальше препирались, если бы гневный оклик Астреи не остановил их.

— Выйдите оба, — устало произнесла она, глядя себе на руки.

— Астрея, когда будешь принимать решение… — хотел сказать Гавриил.

— Это давление на суд, защитник души, если вы себе ещё такое позволите, вы будете удалены из зала судебного заседания и вашей Душе будет назначен новый защитник, — спокойно мерным голосом проговорила она и взглянула прямо в небесные глаза архангела.

Рядом довольно хмыкнул Сатана. Белокрылый развернулся к двери.

— Я могу остаться, Астрея? Нам надо ещё раз переговорить, так сказать, углубить вопрос, который нами недавно обсуждался, — произнёс Сатана, ослепительно улыбаясь, и судья обратила на него свой недоуменный взгляд.

— Выйдите оба, — взбешённо произнесла она и зарылась в бумаги, всем видом давая понять, что им необходимо покинуть помещение и как можно быстрее.

Гавриил, захохотав, поспешил покинуть помещение, за ним следом удалился и обескураженный Сатана.

***

Как только Гавриил и Сатана вышли из зала, неожиданно Валенсио быстро притянул меня за рукав и проговорил шёпотом, смотря на пристава-демона, который терпеливо ждал, когда адвокат поговорит со мной, чтобы отвести в камеру:

— Я могу устроить вам с Дженнифер встречу.

— Что попросите взамен? — сразу спросил я, знающий, что помогать такой демон так просто не будет.

— Услугу, — без раздумий ответил он и увидев мой утвердительный кивок, вышел из-за стола и подошёл к приставу.

Я видел, что Валенсио что-то объясняет тому. Туповатый демон, привыкший исполнять короткие приказы и не привыкший к длинным речам, коими сейчас пытался забить его пустой мозг мой защитник, с непонимающим видом, почесав затылок, что-то проговорил и кивнул. Мы выскочили из-за зала суда как угорелые.

— У вас очень мало времени, я буду ждать вас на выходе, условный стук и я вхожу, — сказал он с вниманием считая кабинеты, — восьмой…

Валенсио втолкнул меня в полутёмное помещение и я, оглядевшись, увидел сидящую в кресле Джен, лицом уткнувшуюся в острые коленки, по-детски подтянутые к себе. Она всхлипывала.

— Я могу остаться одна, хотя бы ненадолго, — взмолилась она и я услышал безмерную усталость в голосе моей девочки и отчаяние на грани безумия, и я был в этом виноват.

— Нет, — прохрипел я, при этом сильно волнуясь, пытаясь унять дрожь в руках, не хватало ещё, чтобы она видела меня в таком состоянии, привыкшая всегда видеть меня собранного.

Дженнифер подняла голову и как будто не поверила своим глазам, но всё-таки вскочив с места в порыве подбежала, правда, осеклась на расстоянии вытянутой руки, в изумрудном взгляде плескалась боль и непонимание. Я сделал шаг к ней и проговорил нежно, справившись с волнением, хотя лёгкая хрипотца присутствовала и это слышала Дженнифер, моё волнение передалось и ей, а я этого не хотел:

— Джен, выслушай меня, у нас мало времени.

Она сделала шаг назад и ответила сухо, строго:

— Я слушаю.

— Ты сердишься на меня? — спросил я, снова делая шаг к ней, уже чувствуя, как её энергия вырывается из неё и невольно тянется ко мне, но ещё обижена.

— Нет, — произнесла отстранённо, как чужая, я видел, как её сухие пухлые губы чуть дрожали, вот-вот заплачет, сделала шаг назад, спиной оперлась о стену, но огонь её энергии уже ласкал мои щёки.

Я улыбнулся, шагнул к ней и всем телом ощутил её тепло. Взгляд Дженнифер скользнул по моему лицу, задержавшись на губах и опять эта огненная часть её души, опалившая мою суть.

— Я рад, — прошептал ей на ухо, опаляя и её свои огнём.

Она прислонилась ко мне щекой и чуть приласкалась, я почувствовал сильное жгучее желание, но смирял себя — не время и не место. Девушка, не отрывая от меня своего тёмного взгляда, поцеловала в закрытые губы, чуть оттянув нижнюю. Я, заворожённый ею, поцеловал в ответ так нежно, что сорвал с её губ стон. Моя рука легла на её живот, даря жгучее, почти адское тепло её телу, она даже на секунду зажмурилась.

Дженнифер положила свою ладонь на мою и улыбнулась, тихо прошептав:

— Я уже люблю его.

— Я тоже, — шепнул в ответ.

Бесконечная нежность захлестнувшая меня, и я вспомнил танцующий цветок наших энергий, растворившийся на стройном животике Дженнифер. Так выглядит энергия ребёнка? Я чувствовал под фарфоровой кожей девушки что-то настолько хрупкое и слабое, что не смог удержаться и поцеловал её в живот. Она хохотнула — я щекотал её за бок. Опять перекрестие взглядов — желание выходило из-под контроля. Она водила рукой по моим волосам, тонкими пальчиками все сильнее сжимая мой затылок.

— У нас мало времени, — сказала она и её голос сорвался на полушёпот, потопив меня окончательно в своей пробуждающейся страсти.

Я, дрожа от нетерпения, желая её всем собой, поцеловал соблазнительные губы, сомкнутыми руками наручниками, обняв. Она поадалсь вперёд, вжавшись в меня. Мы словно обезумели в этот момент: я попытался подрагивающими ладонями разобраться с её туникой, которая бесконечными складками стала для меня непреодолимым препятствием. Я прорычал от нетерпения, ощутив губами улыбку Джен. Она справилась с ремнём быстрее и брюки опали к моим ногам. Подхватив Дженнифер на руки, стройные ноги обвили торс — ощущение на коже, от которого загорелся ещё сильнее. Она гладила мои крепкие руки, прижавшись, целуя мои губы, становясь необузданной, чувствуя моё нетерпение, заводясь ещё сильнее. Запутался в брюках и не смог сделать полный шаг, вот-вот упал бы. Моё ругательство по древнем демоническом, её хриплый смех.

Получилось устроиться в кресло. Снова её смех и мой глубокий поцелуй. Моё безумное желание и эти нескончаемые складки на её одежде, мои сомкнутые руки на её ягодицах, сжимающие их. Попыталась собрать подол, ёрзая, я простонал — настолько сильно её хотел, что готов был взорваться. Ещё движение и уже её стон с моим именем. Она осела и я почувствовал её сладкую тесноту. Моё движение бёдрами, она вздрогнула, и приподнявшись, вновь осела, вжавшись и задрожав. Её поцелуй в мои открытые губы, с которых сорвался несдержанный стон.

Детка, что может быть безумнее того, что здесь и сейчас происходило? Среди не нашего мира, которому наглухо неизвестны наши чувства, который не хочет их понять, которому необходимо осудить для соблюдения мнимой законности, уничтожить и забыть, продолжая жить по накатанной.

Дженнифер замерла, пытаясь найти комфорт для себя, я перестал двигаться, увидев, как морщится — угол соединения слишком острый. Мой взгляд исподлобья — немного наивный, но я весь открыт для девушки. Холодный для всех, тёплый для неё — арктические ледяные глаза с чётко очерченными темным радужками. Она поцеловала их, начав двигаться, задавая свой ритм, сводя с ума, даря безумное наслаждение.

— Скучал, — прошептал, растворившись в твоей коварной улыбке, движении бёдер, чуть подрагивающих ягодицах, через ткань кусая острые соски, ощутив, как дрожишь и сильнее прижавшись ко мне, сжав мощные плечи, размашистее задвигавшись, добавляю то, что всегда хотел сказать, — люблю.

— Сол, — шепчет нежно, поцеловав меня в губы.

Скользнул руками по спине и притянул к себе для поцелуя. Взаимный стон, перекрестие взглядов, лоб ко лбу, огненная и тёмная энергия — безмерная нежность и необъятная сила, и розовый цитрусовый запах, подталкивающий меня к разрядке. Кляня наручники и тунику, сжал бёдра, почувствовав дрожь девушки, и нашёл её точку удовольствия. Девушка обхватила мои плечи сильнее и положив голову мне на плечо, простонала. Подалась моим пальцам навстречу и, зажмурив глаза, задрожала. Бёдра сильнее сжали мои и я взорвался следом за ней. Обняв её, до хруста костей сжал хрупкое тело. Дженнифер обняла в ответ, так и не убрав голову с плеча. Локоны, слипшиеся от пота, упали мне на грудь, и я, всё ещё в её теле. Не хотел больше расставаться, хотел всегда быть рядом.

— Поговорили, — шепнула Джен и поцеловала меня в улыбающиеся губы, хрипло рассмеявшись.

Она поднялась и помогла привести наши одежды в порядок. И вновь уселась ко мне на руки.

— Нас в любой момент могут прервать, Джен, — проговорил я и достал из кармана талисман, поблёскивавший золотом и отдал его девушке, она задумчиво вертела его в руках, — посмотри мне в глаза, девочка, — она подняла свой взор и у меня сердце зашлось, я готов молиться Сатане, чтобы у нас все получилось, — этот талисман ты должна будешь надеть на себя на последнем слове…

— Нас казнят?! — вскричала она и её глаза наполнились слезами.

— Дженнифер, сейчас не время… ты меня поняла? — я заставил её смотреть на себя.

— Да, — тихо прошептала девушка и поцеловала меня, я ощутил солёный вкус её губ и притянул её к себе.

— Я не хочу, чтобы ты сейчас плакала, у нас есть шанс, — проговорил я и увидел, как Джен сжала талисман в ладони, чуть кивнув мне головой.

В дверь постучал условным стуком адвокат Валенсио. Надо было уходить, но я не мог оторваться от неё. Дженнифер силилась не плакать, подталкивая меня к выходу.

— Сделай как я прошу, — прошептал я напоследок и скрылся за дверьми.

Побег

На последнем заседании суда над нашей с Дженнифер любовью в зал набились, казалось, целые небеса и ад в придачу. А я был предельно собран и оценил ситуацию — количество приставов, в тоже время не сбрасывая со счетов ни Сатану, ни Гавриила, ни Валенсио — все они могли оказать сопротивление. У охранников были мечи: лёгкие и практически не могущие причинить какой-либо серьёзный вред, кроме как царапнуть, задержать, отвлечь, выиграть время. Я видел сосредоточенность Джен и её подрагивающие губы, она с надеждой и волнением смотрела на меня. Я должен спасти нас!

Занудно тянулись часы по рассмотрению доказательств, допроса свидетелей, в коих я с изумлением узнал монахиню Агату и подругу Дженнифер по колледжу. Рассматривали характеристики в отношении меня и от ангелов Константина, Федорио и даже Мелиссы. Кстати, ни одного хулённого слова в мой адрес. Выступил и Сатана, ему пришлось показать рану, нанесённую моей девочкой. Я чуть не присвистнул, она была сквозная и наверняка оставит шрам, как и мои шрамы на шее, они будут с адским владыкой навсегда. Но по виду Дженнифер нисколько не раскаивается в произошедшем, напротив, она смотрела в глаза хозяину ада смело и открыто, она знала, что он никогда и ничего не сделает ей. Пока существую я.

Судья вызвала для заключительных слов защитников и первым начал демон Валенсио, представлявший меня:

— Ваша честь, уважаемый защитник души и присутствующие в зале, посмотрите на моего подзащитного. Ангельская защита постаралась и вытащила на свет всю правду о демоне Солидафиэле. Будучи урождённым ангелом, он всё-таки всю сознательную жизнь был демоном. А основная задача демонов? Правильно — искушение. И он, следуя своей демонической натуре, справился со своими обязанностями, как истинный сын тьмы. Ваша честь, прежде чем Вы примете решение об этом деле, просто напомните себе, что Вы так же каждый день исполняете то, для чего созданы, то, чем живёте. Нельзя уничтожить демона только за то, что он качественно выполнил свою работу. Я прошу суд о снисхождении — демона Солидафиэля отправить обратно в ад, запретив встречаться с душой на веки вечные. Спасибо, у меня всё! — Валенсио, поклонившись судье и залу, вернулся на своё место.

За ним, не спеша оправив камзол, встал архангел Гавриил и торжественно прошествовал на середину залы. Он тяжёлым, сосредоточенным взглядом посмотрел на судью, и его взор скользнул по моему лицу. Архангел усмехнулся.

— Ваша честь, демон Валенсио и все, те кто есть здесь, задайте себе вопрос: зачем вы сегодня и все дни до этого собирались здесь? Прошу вас взглянуть на дело более внимательнее и глубже, поняв, что вещи таят в себе второе дно. То, что произошло, более никогда не должно случиться. Ведь это нарушает порядок, тысячелетиями сложившийся в нашей жизни. Солидафиэль, будучи урождённым ангелом, даже не зная об этом, но всё-таки волею судьбы являвшийся хранителем своей подопечной, соблазнил её, склонил к запретной связи и она понесла от него. Этого больше никогда не должно повториться и поэтому, я прошу суд о снисхождении к душе и об отправке её на мои святые поруки. Спасибо, Ваша честь.

Выслушав свидетелей и защитников сторон, Астрея задумчиво сидела и переводила взгляд с меня на Джен. Богиня находилась в ступоре, и не могла принять решение, ведь её саму раздирали сомнения и противоречия.

Наконец, она стукнула судейским молоточком и строго произнесла:

— Суд удаляется в совещательную комнату для постановления приговора по делу.

Она выпорхнула из зала, и полы её судейской мантии взметнулись как вороньи крылья как бы пророча ужасное. Меня также увели, а напоследок я посмотрел на Дженнифер и получил настолько ободряющий взгляд в ответ, что знал: сегодня я смогу невозможное — сегодня мы будем свободны.

Часы ожидания приговора тянулись бесконечно долго и я старался максимально занять свои мысли, вспоминая сцены из детства, которые так внезапно всплывали в моей памяти: мать, поющая мне колыбельную, отец, читающий мне книги, полёты в небе, крынка молока, чистый рассветный воздух, чёрные крылья отца, белые — матери, ощущение безграничного счастья. У Дженнифер этого никогда не было. Я должен дать ей дом, семью, должен показать, что чувствовал я, чтобы мы могли бы дать это нашему ребёнку. Я не просто привык к мысли, что буду отцом, я почти сросся с ней, испытывая невероятную радость, поднимающуюся откуда-то из самых глубин моей мрачной темной души, что я считал дном. И я вспомнил благословение старухи в городе проклятых — теперь мне стало понятно, что та каким-то образом видела будущее и она благословила нас с Дженнифер на зачатие ребёнка, а это означало, что она была ангелом? Ангелом с чёрными крыльями. Такая же, как я — урождённая от союза ангела и демона. Как и Джек — урождённый демон с белыми крыльями. Сколько нас таких ещё? И почему раньше были возможны союзы ангелов и демонов? А потом был установлен запрет на такие браки. Чего испугались рай и ад? Детей, рождавшихся от таких связей? Ведь нас истребляли, и родители как могли прятали детей. Медий был монстром, но ведь я и остальные, мы не монстры? Что мы можем такого, что небо и бездна восстали против нас? И почему Гавриилу необходимо наше с Дженнифер дитя, а ведь ему нужен именно наш ребёнок — отсюда его забота и защита моей девочки…

Наконец, за мной пришли, и я пружинисто встал на ноги. По телу разлилась привычная сила, она бурлила во мне, для привычного меня действовать, нежели пускаться в длинные и пространные рассуждения. Я потянул чуть наручники, они слабо хрустнули, оставил их, так как пока ещё рано освобождаться от них. Тёмные стены подземных казематов сменились светлыми местами радужных пространств Дворца Справедливости, и у меня опять засвербело плюнуть себе под ноги, чтобы хоть как-то испортить эту напускную и фальшивую благость, те, кого хоть раз в жизни «ломала» система правосудия, сейчас бы поняли меня.

Меня ввели в зал полный любопытных глаз: из толпы мой взор выхватил охваченное заботой лицо ангела Федорио и собранная, словно пантера перед прыжком, Дженнифер. Её взгляд лучился надеждой.

Заметив, что все стороны на месте и восстановив гробовую тишину, судья Астрея встала и начала свою речь:

— Провозглашается приговор Суда Справедливости: Властью данной мне Творцом я осуждаю душу и демона на забвение, приговор должен быть приведён в исполнение немедленно, у защитников есть немного вечности для обжалования!

По залу прошёлся ропот. Многие осуждали, шепча о дитя. Моё сердце сжалось от боли, а Дженнифер побледнела, и её глаза наполнились слезами.

— Осуждённому демону предоставляется последнее слово, — Астрея с немигающим, абсолютно ничего не выражающим взглядом обернулась ко мне — чистое слепое правосудие, действующее по Букве Закона, напрочь забывшее о его Духе. Так справедливость коснулась нас с Дженнифер: — Демон Солидафиэль, Вам есть что сказать?

Я поднялся с места, вышел на середину зала и огляделся.

Каждому заглянул в глаза и начал говорить немного хрипло, стараясь скрыть волнение, давясь еле сдерживаемым гневом, затаив надежду в душе:

— Оглянитесь вокруг. Что вы видите? Небеса! Чистые, красивые, даже плюнуть некуда. А жаль, мне очень хочется… Однако сейчас не об этом. Я, как помню себя всю жизнь, знал только одно — сила решает всё и важно соблюсти Закон перемирия. Я знал только ад, я — воин, я — обучал воинов, я — тот, кто встречал людские души в аду. Я больше ничего не ведал, пока однажды по глупой ошибке или велению судьбы не был отправлен на землю и приставлен к Душе, ставший, будучи по природе противоположным, для неё хранителем, демоном-хранителем, — я взирал на замершую Дженнифер, смотрящую на меня любящим тёплым взглядом. — Я рос вместе с ней, я испытывал все радости и горечи рядом с ней, я учился любить и ненавидеть, я — тот, кого опасается закон перемирия. Тут есть те, кто, возможно, никогда не испытает его на себе, а я испытал: перемирие в людях, в их жизни, в их ежесекундном существовании, являя собой одновременно свет и тьму, которые уживаются, причудливо переплетаясь в их сложной душе, раздираемые страстями, снедаемые болезнями, сгибаемые трудностями. Они для нас должны являться примером соблюдения этого грёбанного перемирия. Я люблю эту душу, я люблю моего ещё не родившегося ребёнка, которого справедливость обрекла на небытие, как и его родителей. Я — демон Солидафиэль, думавший, что то, что было до встречи с душой жизнью, познавший жизнь только с Дженнифер.

Замолчав снова, обвёл помещение глазами, видя поражённые лица присутствовавших. В зале повисло тяжёлое выразительное молчание. Ещё немного и понесётся залихватское: «Судью на мыло».

Астрея, ничего не сказав и не прервав меня, обратилась к Дженнифер:

— Имеет ли что сказать душа, перед исполнением приговора?

Дженнифер поднялась с места и умоляюще воззрилась на судью, слабым дрожащим от волнения хриплым голосом проговорив:

— Могу ли я вместо слов обнять Солидафиэля, Ваша честь?

Астрея вздрогнула и, позволив себе проявление чувств, чуть подалась вперёд с судейского места с изумлением глядя в изумрудные глаза моей девочки:

— Ты не боишься забвения, душа?

— Было бы глупо сказать, что не боюсь, Ваша честь, ведь я не знаю, что это такое, а неизвестность всегда страшит, — проговорила моя умница, — но я уйду туда с теми, кого знаю и люблю безмерно, у меня нет никого и ничего, кроме Солидафиэля и не рождённого ребёнка. И я прошу Вас, нет, я заклинаю, позвольте в последний раз обнять… — и она бесшумно зарыдала.

Зал немного заволновался, это было вне правил, однако, вне правил была и наша любовь и весь суд и приговор, решивший убить ещё не рождённое дитя.

Астрея застучала молоточком и, восстановив тишину и порядок в зале судебного заседания, проговорила:

— Разрешаю.

Дженнифер улыбнулась и сквозь слезы прошептала слова благодарности Астрее, отправлявшей нас своим решением в забвение. Она старалась не выдавать своё волнение перед предстоящим, выйдя из-за стола и направляясь ко мне. Моя девочка была напряжена, а, подойдя ко мне, нежно обняла.

— Ты готова? — шепнул я, дёргая наручники, которые тут же подались мне, увидев её утвердительный кивок, освобождая руки.

Резким движением и уже привычным жестом, значащим для неё больше, чем все мои скупые слова о любви, я завёл Дженнифер за спину и подавшись вперёд вытащил у близстоящего пристава его меч, пиная его на стол, за которым сидели Валенсио и Сатана, не успевшие среагировать, нелепо повалившись, как кегли. Несколько шагов и мы были у выхода. Я видел высокую фигуру архангела Гавриила, который выхватив оружие у одного из приставов, приближался к нам. Мы были уже в коридоре и я мысленно призвал портал, обратившись к амулетам Федорио, как архангел нагнал нас. Я услышал знакомый шум, в конце коридора возник проход на землю, туда надо было просто добраться. И об этом легко было только думать.

— Ты думаешь, демон, я так просто вас отпущу, — проговорил он злобно и сделал мощный выпад.

— Что тебе до нас, отправленных в забвение? — спросил я, уклонившись, прикрыв Дженнифер.

— Ты наивный, демон, жалоба на решение и Дженнифер продлят жизнь, покуда она не родит, а ты мне не нужен, — он холодно усмехнулся и снова выпад, на этот раз жёстче и озлобленное прежнего, от которого я с трудом увернулся, отмечая то, что архангел был хорош в бою на мечах. — Ты сыграл свою роль и тебя даже выгоднее уничтожить, твоя смерть мне на руку, чтобы посмертно сделать тебя героем, выпросив у творца больше преференций для ангелов.

Гавриил не подпускал нас к порталу, маяча ровно настолько, чтобы мы не смогли ускользнуть, но всё-таки я медленно и неуклонно туда приближался. Я видел, что народ высыпал из зала.

— Зачем тебе это, архангел? — мой выпад и совсем чуть до желанной земли. — Решил в бога поиграть?

— А ты сам не видишь, что случилось с миром, которым управляет творец? — проговорил Архангел и снова отрезал нам путь. — Может, пора всё изменить?

— И Создателем станешь ты? — с иронией произнёс я, и сделав широкий шаг, наконец приблизился к проходу.

Схватив Дженнифер за руку, бросился вовнутрь. Почувствовав погоню, я обернулся и увидел не унимающегося Гавриила.

— Порядок будет, демон, а ты послужишь топливом для революции, твою смерть воспоют в веках…

— Я вне политики, вне статусов, верю только в силу и боль, а теперь ещё и в любовь, — проговорил я и портал выплюнул нас с Дженнифер на берег океана.

Готовый к атаке и к её отражению, я, развернувшись, никого не обнаружил и облегчённо вздохнул. Амулеты делали своё дело. Повернувшись к рыдающей Джен, я крепко обнял её, вдыхая солёный запах, тонкой шёлковой нитью вплетавший в себя розовый цитрусовый. Мы оба хохотали, скорее от нервов, целуя друг друга, чувствуя нахлынувшую усталость и ощущая счастье.

***

Тем временем.

Валенсио неторопливо, положив руки в карманы брюк, брёл по темной аллее рядом со Дворцом справедливости. Сатана оставил его и теперь сам, лично спустившись на землю, разыскивал свой единственный козырь на выживание — демона Солидафиэля, ведь тёмную часть души монстра Медия он уже потерял.

Он присел на скамейку и устало вздохнул. Почувствовал, что рядом кто-то сел. Валенсио повернулся и увидел архангела Гавриила.

— Я сделал, что мог, — растерянно проговорил он.

— Я знаю, демон, успокойся, — усмехнулся небожитель и скользнул взглядом по Валенсио, — Сатана зря тратит свои нервы, он не найдёт их, им помогли, наверняка это амулеты. Сейчас только время поможет, надо ждать.

Валенсио открыл было рот, но Гавриил опередил его, быстро и жёстко произнося:

— За себя не беспокойся, все мои слова в силе, как только я сяду на трон Творца, ты станешь новым хозяином ада.

Демон склонил голову перед архангелом, улыбаясь.

Перемирие. Часть первая. 1

Я шёл по кромке берега, и ноги ласкал солёный океанский прибой. На моей спине дремала Дженнифер, каштановые кудряшки безудержным каскадом нежили мои острые скулы, розовый цитрусовый запах приятно щекотал нос, подводя к мысли скорее найти место для отдыха. Амулеты даровали нам свободу от неба и возможность скрыться, забрав некоторые мои качества: нет, я не стал человеком, это не изменило моей демонической сути, материализовав меня. Но я был рядом с ней. Остальное же тонуло в её нежных руках, что были сейчас на моих плечах.

Я остановился и осторожно, за бёдра, стараясь не разбудить, начавшую сползать Дженнифер, подтянул мою желанную ношу чуть вверх. Однако она проснулась и я, повернув голову, виновато посмотрел в её ещё сонные глаза и сразу получил быстрый поцелуй в нос, щеку, и объятия, от которых жар разлился по всему телу, нежно сжавшие мои крепкие плечи и грудь.

— Устал, рыцарь? — спросила она чуть хрипло, хохотнув и снова целуя, только уже в шею.

— Нет, но ещё немного, если ты продолжишь и дальше, то я за себя не ручаюсь, — прохрипел я и ускорил шаг.

— Обожаю когда ты не можешь поручиться за себя, — улыбнувшись, проговорила чертовка и снова поцелуй в шею, от которого мурашки разбежались, заставляя кровь быстрее нестись по телу.

— Джен… — обречённо произнёс я, вновь получив дорожку поцелуев в шею.

— Это стимул, — шепнула она, хохотнув, — так ты быстрее найдёшь, где нам можно передохнуть.

— Ты слишком хорошо знаешь меня, — улыбаясь, произнёс я и ещё раз подтянул девушку вверх.

— Ага, как и ты меня, — и снова, сводящие с ума нежные прикосновения и поцелуи, хриплый смешок и объятия. — Кстати, куда мы?

— О, неужели Дженнифер начала думать, — теперь пришла моя очередь смеяться.

— Ты несносен, демон, — обиженно, но сквозь негатив чувствовался смех. — Отпусти меня, хочу пройтись.

— Нет, — с лёгким смешком произнёс я.

— Почему? — искреннее удивление в голосе, я заглянул через плечо и увидел, как качнулся её изумруд, широко улыбнулся, — так безопаснее для тебя и окружающих, — я смеялся во весь голос.

— Ах, ты так? — её возмущение пополам с обожанием. — Тогда я вот так, — снова нежные поцелуи, превращающиеся в требовательные, сама завелась: лёгкие нетерпеливые движения бёдрами — как ответ на моё их требовательное сжатие, обоюдный взгляд — страсть, разбившая всё в наших мирах, соединившая вопреки.

Она вжалась в меня, крепко обняв за грудь, и я поцеловал её, сплетая языки, сминая соблазнительные губы, в ответ получая не меньшую страсть.

Мы оторвались друг от друга, нехотя и с сожалением. Я отпустил её на горячий песок, она прильнула ко мне и снова безумное закручивание в бешеном вихре наших энергий: темно-огненное, танцующее на песке, пока мы целовались, забыв обо всём на свете. Желание было готово перерасти в страсть, которая напрочь снесла устои обоих наших вселенных, которые не при каких обстоятельствах не могли соприкоснуться. Но в нашей паре умел останавливаться только я. И оторвавшись от неё, крепко обнял и почувствовал сплетение ласковых рук на спине.

— У тебя есть план? — спросила девушка, положив подбородок на мою грудь, вглядываясь в арктические льды, пылающие только для неё.

— Надо добраться до Лос-Анджелеса, — ответил я и оставил лёгкий поцелуй на её сладких губах.

— Почему-то думаю, что ты удивишь меня, — безапелляционным тоном произнесла Джен и потёрлась носом о мою грудь.

— Смею надеяться, — хохотнул я и мы, обнявшись, двинулись дальше, уже видя приближающиеся яркие огни города, позади — суд, впереди — неизвестность, но я смотрел в лицо Джен и твёрдо знал, что ничего из того, что произошло с нами, я бы не изменил никогда.

Через некоторое время мы вышли на окраину города и я со смутным чувством ностальгии взирал на обшарпанное серое ничем не примечательное здание и улыбался. Когда-то мы с Федорио не плохо здесь, как бы выразиться помягче, отдохнули. Он ушёл отсюда с «легчайшим» амбре из перегара и с десятком женских засосов, ругающий меня на древнем демоническом. Откуда он мог знать его, я ума не мог приложить, но смел предположить, что он более начитан, чем я. А я вышел отсюда с фишкой, по которой намеревался сейчас получить свой выигрыш в карточную партию, сыгранную очень давно.

Зайдя в здание полулегального казино, мы являли собой странную парочку: высокий мужик на вид тридцати лет с мрачным взглядом исподлобья с лёгкой чёрной щетиной и торчащими в разные стороны черными как вороново перо волосами, в расстёгнутой до груди рубашке, брюках и запылённых ботинках; и молодая девушка с непослушными кудряшками, лёгкая как утренний бриз в древнегреческой тунике и лёгких сбившихся балетках. Я крепко держал её за руку, она сжимала мою так, чтобы я мог чувствовать её лёгкую неуверенность, но, думается, это было от того, что она впервые в этом месте.

— Подожди меня у барной стойки, — обратился я к Джен и, поцеловав в лоб, отошёл.

Она устало побрела и уселась на стуле, мотнулаотрицательно головой на предложения бармена о выпивке и уставилась на меня любопытным взглядом. Я улыбнулся ей и подошёл к кассе.

На меня с равнодушным видом уставилась кассирша — женщина лет пятидесяти, всё ещё молодящаяся, судя по глубокому декольте в леопардовой блузке, всею собою изображая вопросительный знак. Я, не отрывая от неё взгляда, вынул из кармана мигом материализовавшуюся фишку и положил её перед женщиной. Кассирша взглянула на фишку и стала похожа на камбалу, потом снова на меня и нажала красную кнопку. Из двери откуда-то сбоку появился, громко чертыхаясь, пожилой толстый маленький мужчина, управляющий как я понял.

Выйдя к кассе, он, не глядя на меня, подошёл и раздражённо произнёс:

— Если это опять жалоба из ряда «какая-то пьяная скотина обоссала весь туалет», я тебя уволю.

Женщина фыркнула и всем своим видом показала, что плевала она на его угрозы и что работает здесь Христа ради. Она сначала указала ему на фишку, а потом подняла свою руку, с наманикюренными красным лаком пальчиками, и показала на меня. Толстяк перевёл взгляд со стола, а потом на меня и его глаза полезли на лоб.

— А я всё ждал, кто же придёт, — изумлённо проговорил он, — это было так давно, я был ещё совсем зелёным, а вы… вы…

— Я — сын, — разрешил его сомнения я, слукавив.

— Хорошо, — проговорил мужчина и тут же поинтересовался, — как Сол?

— Кости греет в своём Майами, — небрежно бросил я, хохоча внутри, я «грел» кости, но просто мой личный Майами был в аду, следя за тем, как кассирша отсчитывает деньги.

— Привет передавай, — произнёс он, на что я кивнул.

— Всенепременно.

Взяв деньги, коих должно было хватить нам на первое время, я развернулся и направился к бару. А к моей девочке клеился какой-то мужик, хотя она ему настойчиво рекомендовала пойти проветриться, я даже уловил, что она его послала в одно определённое место, где однозначно оказываются все, кто не понимает слов отказа. Я недобро ухмыльнулся и сдержался, хотя мне очень хотелось вывернуть его шкуру мехом вовнутрь: мне нужно было найти место отдыха для нас с Дженнифер и где мы могли хотя бы переночевать.

— Джен, ты как? — хрипло поинтересовался я, убийственно глянув при этом на мужчину.

Я услышал, как облегчённо вздохнула Дженнифер и, встав со стула, хотела подойти ко мне, но грубая лапища того мужика задержала её.

Он, заплетающимся языком, будучи нетрезв, проговорил насмешливо:

— Эй, красотка, мы не договорили или за тобой пришёл твой папочка?

Он нарвался: усталость Дженнифер и моя злость. Я не напрягался и отправил свой кулак ему в лицо прямым правым, тот, перед тем как упасть на пол и не встать, чуть удивлённо и крайне обиженно посмотрел на меня. Дженнифер вскрикнула, а я взял её за руку и направился к выходу.

— Мы не будем так решать конфликты, — проговорила она, осуждающе глядя на меня.

— Ага, — согласился с ней я, — если тебя трогать никто не будет, — и поймал её чудесную улыбку, открыто улыбнувшись в ответ.

— Как сын похож на отца, — проговорил нам вслед управляющий, — тот же потрясающий хук справа, — услышал я чутким слухом демона, прежде чем мы окончательно покинули казино.

Начинало вечереть и нам необходимо было найти более или менее спокойное место для того, чтобы переночевать, а завтра спокойно подумать, как быть дальше. И я молил Творца, чтобы амулеты укрыли нас и нам дали спокойно жить на земле, как мы того хотим.

По пути нам встречались мотели, но они мне не нравились, я чувствовал опасность и поэтому вконец уставшие мы остановились у очередного. Ничто не внушало опасения и через какое-то время мы были уже в номере.

Я оставил Дженнифер одну, а сам направился в ближайшую забегаловку. Конечно, моей девочке было необходимо хорошо и правильно питаться, а еда в быстропите это нечто ужасное, но на сегодняшний вечер выбора не было, и поэтому я захватил пиццу, салат и шоколадный пудинг — любимое лакомство Джен.

В номере мотеля меня встретила темнота. На ходу сняв обувь, я поставил еду на стол и отправился на шум воды в душевую. Открыв дверь, увидел через прозрачную полиэтиленовую шторку стройные очертания желанной женщины — той, которая подарит мне ребёнка, той, которую люблю без меры. Джен вздрогнула, выглянув на меня, коварно улыбнулась, обнажив часть бедра и произнесла, царапнув зубками нижнюю губу:

— Присоединишься?

Моя бровь приподнялась, как и градус температуры в тесном помещении. Я несколько торопливо разделся и увидел, как яркий изумруд Джен помутнел, скользнув по губам, крепким рукам и вниз, обводя подтянутый пояс адониса, к моим ногам. Слишком хорошо знал этот взгляд, заводясь и сам.

Дыхания утяжелились — я встал рядом под горячие капли душа и наша кожа мигом отреагировала на прикосновения друг о друга, покрывшись мурашками. Я обнял её и зарылся руками в волосы. Взгляд очертил прекрасные черты самой любимой в этой вселенной, остановившись на губах.

Дженнифер потянулась ко мне и я, подхватив порыв, поцеловал её в раскрытые губы, сжимая трепещущее тело, чувствуя, как нежные руки скользят по моим плечам и спине, спускаясь на ягодицы, чуть сжимая их, так что я с тихим стоном, напряжённым собой подался вперёд, упираясь в её бедро.

Дженнифер улыбнулась сквозь поцелуй и, оторвавшись от меня, обожгла взглядом, в губы шепча:

— Если всё, что мы делаем будем завершаться так, Сол, я согласна делать с тобой всё, что угодно.

Я рассмеявшись, сипло проговорил:

— Ты ещё пожалеешь об этих словах, Джен.

— Думаю, ни один раз, — рассмеялась она и я снова растворился в её мягком поцелуе.

Мне были необходимы её губы, её нежные объятия, в которых я таял, в которых проходила моя усталость, в которых я забывал обо всем.

Поцелуй стал более требовательным, сплетая наши языки всё сильнее, мои руки скользили по её красивому телу, пробегая по спине, сжимая бедра и ягодицы.

— Моя дьяволица, — шепнул я, целуя её шею, чуть прикусывая кожу и тут же целуя, как бы извиняясь.

— Ты всегда это говорил, — хохотнула она и откинула голову, подставляя шею и грудь моим поцелуям. — Вот откуда ты мог знать?

— Я чувствовал в тебе твою настоящую суть, — хрипло хохотнул, ощутив, что уже плохо соображаю, — а Валенсио о целый том о тебе накатал и подвёл всю научную базу, ты останешься в истории, девочка, — теперь пришла очередь рассмеяться Дженнифер.

Перемирие. Часть первая. 2

Усмехнулся в ответ на её заразительную улыбку, вернувшись взором к соблазнительным губам. Она ещё сильнее притянула меня к себе и я, подхватив её на руки, вынес из душа. И пока шёл к постели, она не переставала целовать меня, окончательно убив остатки моего терпения. Положив её на кровать, я выпрямился и залюбовался на то, как Джен соблазнительно выгнулась. Стройная ножка поднялась вверх, прочертив от моих ног до торса жгучую дорожку соблазна и я, подхватив её за ступню, медленно покрыл поцелуями. Дженнифер рассмеялась от щекотки, я улыбнулся, склонившись глубже и поцеловал внутреннюю сторону бедра, приласкал грудь, ощутив под грубыми подушечками пальцев острые как стекло соски. Смаковал её дрожь и жар желания. Мне нравилось, что каждый раз девушка открывалась мне по новому. Я с ума сходил от нежной энергии!

Её нетерпеливое движение бёдрами… Я знал, что она хочет, и мой язык оказался в ней, неторопливо скользнув по влажным складочкам, мучительно медленно продвинулся к сосредоточию её удовольствия. Её руки сжали волосы на моей голове. Я мог быть бесконечно неутомимым для неё. Услышал, как её дыхание сбилось, и как прижалась ко мне напряжённая, но я неумолим. Раз, два, три… Я ловил россыпь её эмоций: дрожь и стон, пиковое наслаждение. Она опала в мои руки, тяжело дыша. Подтянулся на руках выше, чтобы глубоко поцеловать её. Дженнифер притянула меня за плечи ещё ближе и бесконечно длинные ноги сомкнулись на моей спине. Ей также как и мне всегда будет мало нас. Я уже был готов потонуть в ней, как девушка оттолкнула меня, повалив на спину, и оказалась сверху. Я в недоумении смотрел на неё, тщетно попытавшись поймать её раскрасневшийся лёгким стыдом взор.

Дженнифер сбивчиво прошептала на ушко, не сумев преодолеть смущение:

— Позволь мне… тоже сделать тебе приятно.

— Да, — прошептал в ответ, но не удержавшись от сарказма, тут же добавил, — только осторожнее, если мы ещё хотим иметь детей.

Джен тут же прикусила моё ухо и хрипло прошептала, давясь смехом:

— Постараюсь, дорогой, но ничего не обещаю.

Лёгкий поцелуй в место укуса и глубокий в губы, а мои руки сжали её бёдра. Джен так же беспощадна, как я и. Спустившись дорожкой влажных поцелуев ниже, обвела языком все мышцы на торсе, сбитые в кубики. Я задрожал под её лаской, ощутив, как ноготки царапнули пах, а пальчики легко порхнули по мне.

— Чертовка, — прошептал не в силах себя сдержать, когда нежные, полные губы сомкнулись на мне и мерно заскользили по стволу.

Мой взгляд опустился вниз, а её взметнулся вверх, и опять безумное перекрестие энергий: таких разных и в своей противоположности настолько сильно притягивающихся, как инь и янь, дополняющих друг друга, выхватывающих самое лучшее и соединяясь, могущих запустить ни один корабль в космос. Мне слишком хорошо, пусть всё так неумело. Я дрожал.

— Джен, — прошептал, усадив девушку сверху, подавшись вперёд, ощутив, как она пропустила меня в своё тело, со взаимными стонами.

Её ладони — на моей груди, движения бёдрами, замерла, я помог поймать ритм — мой стон, сжал полную грудь — её вскрик, почувствовал, что сейчас взорвёшься. Движения участились, мои пальцы помогли, ещё несколько взмахов бёдрами и Джен, вздрогнув, упала в мои объятия, поцеловав в шею.

Наши запахи ещё сильнее смешались, а я перевернув девушку на спину и, поцеловав грудь, плавно вошёл. Обхватив меня руками и ногами, вздрогнула, угол вхождения острый, я замер, боясь причинить боль, но она умоляла продолжить. Поцеловав глубоко в губы так же, как в первый раз, языком внутри сотворив заклинания. Движения напористее, быстрее. Я не мог сдержаться, когда Джен так стонала. Ещё движения и я замерев, пульсирую в ней, вжав в простыни, наслаждаясь тем, как она мне отдалась. Чёрные крылья мгновенно раскрылись, накрыв нас. Обожаю её дикий восторг! Крепко сжал Джен в своих объятьях, всё ещё подрагивая. Не хотел отпускать. Девушка покрывала мои глаза поцелуями и я откатившись, уложил её рядом.

— Я хочу есть, — проговорила неугомонная Дженнифер, почувствовав, как кольцо моих рук сжалось вокруг неё.

— Ну нет, — произнёс в истоме, прикрыв глаза, — я не отпущу тебя, я не отдам тебя еде — ты моя.

— Но нам надо кушать, — возразила она, имея в виду себя и ребёнка, рассмеялась, услышав, как я сдался с тихим стоном возмущения.

Она легко соскочила с постели, а я привстав на локтях, улыбаясь, смотрел, как она, надев мою рубашку, принялась копаться в пакетах, выудив оттуда пиццу, салат и шоколадный пудинг. При виде своего любимого лакомства, она обернулась с писком и восторгом бросилась ко мне, подарив поцелуй и снова поспешно убегая, чтобы я не успел схватить её. Я разочарованно откинулся на подушки.

— А ты можешь есть, Сол? — спросила Джен неожиданно, поворачиваясь ко мне, — и почему этот вопрос не приходил в мою голову раньше? Ты ведь не ешь? При мне… не припомню, — на секунду задумалась.

Я вновь привстал на локтях и вопросительно посмотрел на любимую. Она несла в постель всё, что я купил для неё.

— Попробуешь? — спросила она, открывая пиццу и водя кусочком перед моим носом.

— Демонам это не надо, — неуверенно произнёс я, но прислушался к себе, с изумлением отметив слюноотделение и слыша звуки желудка, в конце концов я выпивал.

Дженнифер рассмеялась и подала пиццу. Маленький кусочек и я почувствовал… удовольствие. Вкусы перекатывались и таяли на моём языке: отдельно каждый ингредиент, и сливаясь, образовывали взрыв. Наверно, это не самая вкусная еда на земле, но самая первая и от того прекрасная, а ещё она из рук любимой. Джен с восторгом смотрела на меня, доставая другой кусок, забыв о себе и своём голоде.

— Как тебе? — с восторгом спросила она, когда я съел почти всю пиццу, оставив ей лишь кусок.

— Я могу ещё принести, — виновато промолвил я.

— У меня есть кусок пиццы, салат и шоколадный пудинг, — рассмеявшись, заверила меня Джен, — но я могу отдать всё тебе, не евшему вечность, — предложила она.

Я рассмеялся, отрицательно мотнув головой, на что девушка пожала плечами и принялась за салат.

— Действительно, и как я жил без этого, — произнёс я, заправляя непослушный локон-кудряшку ей за ухо, — как я мог жить без тебя… — лёгкий шёпот и её поцелуй, ставший внезапно серьёзным изумруд, ласка во взгляде. — Ешь, — сипло приказал я, расслышав тихий смех девушки.

— Мы вне игры, Сол? — спросила она, доев салат, и посмотрела на меня.

— Вне, — ответил я, вот что будет после — ведь Дженнифер смертна.

— Когда-нибудь я умру, Сол, — снова утвердила, задумавшись.

— Когда придёт твой час, изыщу возможность, — ответил я и ободряюще сжал её ладонь.

Я почувствовал, что она расслабилась и уже весело произнесла, приподнимая бровь, приступив к пудингу:

— Скоро я буду толстой и некрасивой.

— Ты была мелкой, морщинистой и вечно орущей, — произнёс я со смехом, — и я любил тебя, люблю и буду всегда любить, — а про себя ещё и отметив — несмотря ни на что.

Она замерла и я поцеловал её, стирая с губ шоколад.

— Вкусно, — неожиданно произнёс я и мы взорвались с Джен смехом.

— Ну уж нет, демон, — произнесла девушка, успокаиваясь, — мой любимый десерт я буду кушать сама.

— Жадина, — проворчал я, улыбаясь, удобнее укладываясь на подушки, любуясь каждым её движением.

— Не смотри так, — произнесла Дженнифер, облизав ложку, и густо покраснела.

Я хохотнул и неожиданно для девушки притянул её к себе. Пудинг и вся остальная еда полетела на пол. Её хриплый смех, моё нетерпение, закрутившаяся в красивом и страстном танце тёмно-огненная энергия и ночь, укрывшая демона и душу.

Перемирие. Часть вторая. 1

— Куда ты меня везёшь? — в нетерпении спросила Дженнифер, тронув плотную повязку на глазах, улыбнувшись в предвкушении.

— Подожди ещё немного, будь терпеливой девочкой, — вцепившись в руль, я внимательно следил за дорогой, шутка ли, не практиковался в вождении уже долгое время, а тут вёз самый ценный груз в моей вечности, а точнее два… груза, самых любимых.

Уже вечерело, а я всё петлял по спальному району Лос-Анджелеса в поисках ориентиров, которые помнил при поездке сюда заранее и встрече с риелтором. Кто бы знал, как у этих смертных всё сложно?

Вот уже поворот и мы оказались на месте. Я загасил сцепление и девушка улыбнулась, проговорив:

— Я не знала, что ты умеешь водить.

Я ничего не ответил и осторожно вывел Джен из машины так чтобы она не стукнулась, и, прошуршав по гравийной дорожке к нашему дому, тронув за плечи, остановил, повернув головой к нашему будущему дому. Я волновался даже сильнее, чем девушка — видел, что она также взволнована, но доверяет безусловно. Я встал позади неё и поцеловал в шею, одновременно развязывая повязку на глазах, отбросив ненужную теперь тряпицу в сторону.

— Если ты не одобришь, мы будем искать ещё, те два дома тебе не понравились, так что я подумал… — начал говорить я немного скороговоркой, но Дженнифер, обернувшись ко мне, крепко поцеловала меня, прошептав в губы слова благодарности.

— Ну вот и хорошо, — сипло произнёс я и, взяв мою девочку за руку, повёл в дом.

Дом был одноэтажным, однако имел мансарду в качестве второго этажа, две ванны, три комнаты, кухню и огромный зал с небольшим камином. Я услышал восхищённый вскрик Джен, наскоро скинувшей обувь и нырнувшей куда-то вглубь. Я, улыбаясь, разулся и не торопясь прошёл вслед за девушкой. Обнаружил её в зале, увидев, как её тонкие пальчики прикасались к стенам дома как будто это было живое существо, жаждущее её ласки. Я улыбался, стоя в проёме, невольно любуясь её грацией. После стольких лет обрести свой дом…

— Здесь будут книжные полки от пола до потолка, как ты любишь, — утвердила она и улыбнулась.

Кивнув соглашаясь с ней, я мог представить себе, что Дженнифер думала о вечерах, в которых мы сидим перед камином и я читаю ей.

Потом взяв меня за руку, повела в кухню:

— А здесь я буду готовить блинчики и кормить тебя ими.

— Ни разу не пробовал блинчиков, — ответил я, улыбаясь.

Она подбежала ко мне и легко поцеловала, опять подарив нежность, оставив лёгкое головокружение.

— Я их ни разу не пекла, но научусь, — произнесла девушка.

Я, услышав грустинку в голосе, крепко обнял её и поцеловал в висок.

— Ты чего? — шепнул я, вглядываясь в её такой хрупкий изумруд, который мог вмиг сделаться тёмным или искрящимся тёплым.

— Семья… — начала было Дженнифер, — я боюсь сделать что-то не то…

— Я тоже, — продолжил я и поцеловал девушку, крепко обнимая её, — но обещаю работать над её созданием.

— И я буду работать, — вкрадчиво проговорила она и замерла в ожидании моей реакции.

Я тяжело вздохнул и чуть отодвинул её от себя, мой лёд гневно сверкнул, изумруд немного всколыхнулся, но продолжил вглядываться далее. Разговор, который вновь завела Дженнифер, был предметом спора между нами уже неделю после того, как мы стали искать дом. Джен хотела работать до рождения ребёнка и вносить хоть какую-то лепту в семейный бюджет, я же считал, что работать должен только я, а она должна думать больше о себе, так мне было спокойнее, да и для Джен тоже, особенно для Джен, которую нельзя и на пять минут оставить одну, находившую на свою пятую точку неприятности. Она была упряма, очень.

— Мы уже говорили об этом, Джен… — начал было я, смотря на девушку исподлобья.

— До рождения ребёнка… сколько смогу… Сол, — умоляющий тон и руки, сложенные в молитвенном призыве. Я усмехнулся — даже Творец бы не устоял.

— Хорошо, — неожиданно легко согласился я.

— Правда? — вырвалось у Дженнифер, она не ждала, что я так легко сдамся, и теперь немного настороженно вглядывалась в мои холодно-голубые глаза.

Найдя в них одобрение, она потянулась за поцелуем, как всегда чуть царапнув шрамы на шее, обдав огненной энергией, заполнив меня запахом нежной розы и дерзкого цитруса: горчинка в мёде, червоточинка в яблоке… Подтянув её к себе за ягодицы, теряя голову, наполняясь нашей энергией, я целовал мою девочку, внутри ликуя, зная, что где бы я ни был, я всегда буду возвращаться к ней: Дженнифер — мой дом. Она оторвалась от меня и шепнула, гладя щеку указательным пальцем:

— Когда мы заселяемся?

— Прямо сейчас, — прохрипел я и, подхватив хохочущую девушку под руку, понёс наверх, — и начнём мы со спальни.

— Ого, как Вы серьёзно настроены, Солидафиэль, — проговорила Дженнифер и я заметил, мелькнувшее во взгляде нетерпение и желание, я улыбнулся, зная, что до мотеля мы бы не вытерпели.

— Очень, Дженнифер, на пятерых детей и вечность с Вами, — проговорил я и положил её на подготовленную заранее постель.

— Пятерых, эээ… ну, хорошо, как скажешь, но какого…?! — только и смогла пролепетать Дженнифер и посмотрела на меня снизу вверх. — Сол, а если бы мне не понравилось…

— Я бы сделал всё, чтобы этот дом тебе понравился, — прошептал я, и тут же добавил: — К тому же, мы уже можем заселиться, и съездить купить вещи…

— Ага, — немного ворчливо проговорила девушка, оглаживая рукой кровать, — кое-что ты уже купил…

— Ну да, — в притворном удивлении вскинул я брови, — где бы мы стали спать?

— Только спать? — разочарованно хмыкнула Дженнифер и довольно, однозначно и заинтересовано оглядела мою фигуру.

— Да, а ты о чем, ненасытная моя? — сказал я, усмехнувшись, и поспешил ретироваться из комнаты, хохоча, видя, как подушка летит мне в спину, слыша в след «чёртов демон», — отдохни.

Я спустился вниз, взял из багажника автомобиля наши немногочисленные вещи и отнёс их в дом. Было приятно иметь своё пристанище, которое можно было наполнить собой и своими вещами, создать особую атмосферу нашего с Джен пространства. Мне хотелось впервые в жизни иметь то место, куда бы я мог возвращаться каждый день и быть счастливым. На память пришёл отчий дом и, прежде чем войти, я оглядел наш с Джен приют, как я смел надеяться, на долгие годы. И неожиданно почувствовал вихрь знакомой энергии.

— Какого хрена? — повернулся я и увидел ангела Джека. — Как ты нас нашёл?

— Я — ангел души, не забывай, я чувствую Джен, — проговорил он и я удивился тому, что Джек был трезв как стёклышко.

— Чёрт, — проговорил я и далее выругался так грязно на древнем демоническом, что ангел чуть поморщил нос.

Оглядевшись вокруг, и не почувствовав никого из «собратьев», я провёл ангела в дом и оставил на кухне, перепрыгивая через ступеньки поднялся наверх и увидел, что Дженнифер беззаботно спит, прикрыл дверь и застал его на кухне, рассматривающего содержимое холодильника, который я заполнил вчера, после покупки дома. Я сложил руки крестообразно на груди и раздражённо-притворно кашлянул. Джек вздрогнул и уселся на стул.

— Зачем ты здесь? — спросил удивлённо я, присаживаясь за стол напротив ангела. — Ты исчез при той заварушке…

— Я предупредить и потом исчезну, меня тоже ищут, — произнёс он, понуро повесив плечи и вытерев мигом проступивший пот на лбу.

— Не так быстро, — мрачно проговорил я, исподлобья глядя на него, видя, как он начинает мелко трястись, — сначала ты мне всё расскажешь.

— Про крылья? — осторожно спросил он, глядя мне в глаза, — это долго.

— Начинай, — предложил я, — если будет непонятно — переспрошу.

Ангел тяжело вздохнул, но всё-таки нашёл в себе силы продолжить:

— Солидафиэль, слышал ли ты, что-нибудь о Медии?

— Я его ловил для Творца, — хмыкнув, произнёс я.

— Мы с тобой Медии: только я урождённый демон, а ты — ангел, — чуть помедлив, проговорил Джек.

— Ты о чём? — вскричал я, смотря на него немигающим взглядом, — я видел Медия — это ужасное чудовище.

— Тебя заставили в это поверить, Солидафиэль, — усмехнувшись, утвердил он.

— Но я своими глазами видел… — начал было я, внезапно осёкшись, припоминая момент поимки и только сейчас поняв, что толком его не разглядел.

— Вот, — воспользовавшись моим замешательством проговорил ангел, я молчал, а Джек продолжил. — Медий, которого вы с Сатаной поймали — самый первый родившийся от связи ангела и демона, он тот, кто не менял своей сути, тот, который совместил в себе черты обеих рас.

Он чуть помедлил, я не торопил его, пытаясь понять ситуацию и принять «правду». Чёрт возьми, это было похоже на правду!

— А мы с тобой одни из немногих, дети тех, чьи родители ангел и демон, — продолжил он, вглядываясь в мои голубые глаза, — но мы поменяли свою суть: я всю жизнь притворялся ангелом, будучи по природе демоном, как меня учила моя бабушка — ангел, та старуха, которая дала нам приют в городе проклятых, но вынужденная притворяться демоном.

Ангел увидел, как я шумно выдохнул воздух и устало потерев лицо, откинулся на спинку стула, и вновь мрачно воззрился на него. Джек подождал, думая, что у меня будут вопросы, но потом начал вновь:

— И нас, детей таких родителей истребляли, а родителей убивали.

Перед моим внутренним взором предстали мёртвые тела моих родителей: крылья отца, укрывающие мать, и кровь, капающая с её белых крыльев.

— Чем мы так не угодны, Джек, что такое мы, что был установлен закон перемирия? — произнёс я.

— А ты умеешь задавать правильные вопросы, Сол, — горько усмехнулся Джек и продолжил: — Мы обладаем колоссальной силой, такой, что может погасить солнце и звёзды, свернуть вселенную в трубочку и сместить самого Творца, Сатану и прочих Гавриилов.

— Зачем мой ребёнок Гавриилу? — проговорил я и меня прошиб холодный пот от осознания того, что же на самом деле творилось в Поднебесье: беспощадная борьба за власть, прикрытая законом перемирия.

— Гавриил — сын Творца, который всегда был в тени отца, — усмехнулся ангел, и его голос скользнул в лёгкую хрипотцу от волнения, — завидуя более смелому брату Сатане, который открыто выступил против отца и получил себе в угодье жирный кусок, пусть и безжизненной, выжженной пустыни, ада, а ещё тюрьму, где томятся души, это же клондайк для Сатаны в требовании преимуществ от Создателя.

— Гавриил захотел стать Творцом, — утвердил я, злобно усмехаясь, — и ему нужен для этого мой ребёнок…

— Конкретных целей я не знаю, — произнёс ангел и вдруг резко, наклонившись ко мне, горячо произнёс, — бабушка говорила, что такие дети очень сильны, сильнее, чем родители, сильнее, чем ты и я вместе взятые.

— Я не думал, что у разных рас могут быть дети…

— И когда бабушка благословляла тебя на счастье, она не думала, что ребёнок — это то, что ты всегда хотел… — он осёкся, разглядев моё выражение лица.

— Я об этом не думал, но в мыслях всегда возвращался в свой отчий дом, возможно… — пробормотал я и по привычке опустил свой взгляд на руки.

— Бабушка никогда не ошибается, — Джек встал, подошёл ко мне и положил руку мне на плечо, чуть пожав, — и тот амулет у Дженнифер, что ей подарила бабуля, когда придёт час сломай его на две половины и старушка явится помочь, — проговорил он и тут же добавил, — моя бабушка — лучшая повитуха.

Я благодарно кивнул и услышал за спиной, как прощаясь, грустно прошелестели крылья ангела. Я был безмерно благодарен ему, он прояснил для меня ситуацию, дал мне пищу для размышлений и дал надежду, что когда придёт час, я смогу помочь своей девочке.

Я продолжил сидеть в тёмной кухне словно так я мог решить все наши проблемы, пока по моей шее не прошлись прохладные пальцы Джен.

Перемирие. Часть вторая. 2

Она не включила свет и легко поцеловав, фривольно устроилась на моих бёдрах. Я усмехнулся и потянулся к ней за поцелуем, горячими ладонями сжав её талию. Её ноги обвили мой торс, а губы требовательно ответили на мой поцелуй. Я улыбнулся, почувствовав и её улыбку. Нежные руки Джен не переставали скользить по моим плечам и спине, с удовольствием оглаживая перекатывающиеся под ладонями мышцы. И снова эта её безумная энергия огня, жизнеутверждающая, будящая мою тёмную мрачную, которая смогла зажечь камень!

Мои руки ласкали её грудь, продвинувшись вверх к горлу, вырвав стон, который я заглушил глубоким поцелуем. Неосознанные обоюдные движения бёдрами, как будущий наш горячий танец. Ритм стал отрывистым, поцелуй превратился в горячий неконтролируемый вихрь.

Мои руки скользнули вверх по её бёдрам, подминая юбку. Джен откинула голову, а я покрыл поцелуями стройную шею. Её руки нежно касались моей груди, нежные невесомые пальчики пробежали вниз по кубикам пресса и спустились к бёдрам. Мы оторвались от губ друг друга. Лоб ко лбу. Дыхания тяжёлые. Джен смущённо улыбнулась, пытаясь освободить меня от нижнего белья, тут же вздрогнула, когда я нашёл сосредоточие её удовольствия. Прикосновения заставили её бёдра сделать круговое движение на мне. Я не в силах ждать резко вошёл в девушку. Джен вскрикнула и прижалась к моему лбу лбом, а я замер, боясь причинить боль. Она поцеловала меня в мочку уха и прошептала:

— Хочу…

Её слова эхом пронеслись по бешено бегущей в артериях крови, разбудив во мне ещё большую страсть. Я, придержав её за ягодицы, помог двигаться, Джен откинула голову, подставив шею для поцелуев. Снова лоб ко лбу и её запах, смешавшийся с моим — наш запах любви — мои древесные ноты с лёгким вкраплением эвкалипта и её нежно-огненная розовая цитрусовая россыпь, как бусинки пота на нежной девичей коже. Поцеловал, прижавшись, остановился на миг, притянув Джен за ягодицы, требовательно их сжал, сгорая от желания. Она посмотрела затуманенным взором, не понимающе, а я прошептал:

— Люблю тебя.

Нежные руки на моём лице, поцеловала мои прикрытые глаза, сбивчиво прошептав в ответ:

— Я сильнее.

Я улыбнувшись, поцеловал тебя, вновь начав двигаться в тебе, задав ритм, почувствовав, как Джен близка к пику, как она несдержанно стонала, когда я ловил губами её соски, чуть прикусывая их. Мне нравилось, как тело девушки двигалось, как оно извивалось, прося от меня ещё остроты, будучи почти на пике. Джен дрожала, хаотично сжимая мои плечи, в истоме запрокинув голову назад, яростнее двигаясь мне навстречу. Снова поцелуй и стон в губы. Дрожь, глаза крепко закрыты. Мгновение и она замерла, дрожав, обняв меня бёдрами, прижавшись всем телом, руками повисая на моих плечах. Глубоко поцеловал, продолжив бёдрами поступательные движения, становясь неумолимым, достигнув пика, замерев под твоими лёгкими быстрыми поцелуями, прижав к себе за затылок, приласкал непослушные каштановые кудряшки.

Наша страсть впиталась в атмосферу нашего дома, благословив его нами, любовь была здесь в каждом уголке, не оставляя места чему-то наносному, грубому и враждебному. Я ощущал, что мы будем здесь особенно счастливы, будет счастлив и наш ребёнок.

— Ты меня накормишь блинчиками? — шепнул я Джен на ухо, ощутив сильный голод.

Она хрипло рассмеялась в ответ и прошептала:

— У меня ноги трясутся.

Я поцеловал её и притворно-угрожающим тоном сказал:

— Если ты меня не покормишь, я съем тебя.

— Я тебе ещё пригожусь, — ответила Дженнифер и поцеловала меня в щеку.

— Аргумент, на который у меня нет возражений, — обречено-притворно проговорил я и привстав, посадил Дженнифер на стол, оправив на себе одежду.

— Сол, мы сделаем это вместе, — проговорила девушка и, притянув меня к себе, вновь поцеловала.

— Мне определённо нравится это «мы», — произнёс я, ответно целуя всё более требовательно, — Сатана с этими блинами, — сипло проговорил я и, взяв хохочущую Джен на руки, понёс наверх.

На утро я проснулся от настойчивых поцелуев девушки, что-то мыча, я притянул её к себе, в надежде, что мы ещё немного поспим. Материализация наложила на меня и этот отпечаток человеческого бытия — я уставал, хотел спать и спал. С удовольствием для себя отмечая, что мне нравится эта грань моего перемирия с самим собой, между ангельской и демонской сутью. Но Джен не успокаивалась, настойчиво целуя меня и шепча на ухо:

— Ты сам просил разбудить тебя пораньше.

— Джен, — в отчаянии простонал я и открыл глаза.

— Вставай, соня, у тебя какие-то дела, — Дженнифер ещё раз поцеловав меня в глаза, встала, я пытался ухватить её за руку, но тщетно.

Через какое-то время, позавтракав, мы стояли в дверном проёме и целовались. Не в силах расстаться. И снова в нашей паре остановился я и проговорив, спешно ушёл, чувствуя, что ещё чуть-чуть и мы снова проведём день в постели:

— Я скоро буду.

— Не сомневаюсь, — прилетело вслед и я, хохотнув, сел в автомобиль, махая рукой.

Мне предстояло посетить своего друга, старого чёрта бывшего военного соратника и теперешнего владельца бара падших. Я знал, что он тот, кто может помочь мне. Авто подкатило к проулку и я, посмотрев по сторонам, скорее на привычке, нежели чувствуя какую-то опасность, нырнул в грязную подворотню и уже через какое-то время был в моём бывшем любимом месте. Друг, завидев меня, широко улыбнулся, но его улыбка осеклась когда он взглянул на меня несколько внимательнее.

— Выпьешь? — спросил он меня.

Я отрицательно мотнул головой и тихо произнёс, озираясь по сторонам:

— Мне нужна твоя помощь.

Бармен понимающе кивнул и показал мне рукой на подсобку. Он махнул кому-то из помощников, и он встал на его место. Мы незаметно юркнули с ним за дверь.

— Прежде всего, я хочу спросить, что с душой? — обеспокоенно спросил тот, когда дверь за нами закрылась.

— Она со мной, — ответствовал я.

— Ты материализован… — утвердил он.

— Мы прячемся с Джен, учитель, и мне нужна твоя помощь.

Он вздохнул и спросил:

— Чем я могу помочь тебе, Солидафиэль?

— Мне нужны все необходимые документы для меня и Дженнифер — для жизни и для работы, для всего. Нам нужно раствориться в мире людей, и чтобы нас никогда никто не смог найти, — с горячностью воскликнул я, — назови любую цену, демон…

Я увидел, что он поморщился и проговорил:

— Сочтёмся, а пока дай-ка мне подумать…

Умолкнув, я смотрел на его задумчивое лицо и он наконец сказал:

— Я помогу тебе, один мой друг — специалист в подделке документов.

Бармен достал из кармана сотовый телефон и, поймав мой изумлённый взгляд, как бы говорящий, что демоны обычно общаются по другому, на что он проговорил немного смущённо:

— Что?! Это удобно — сам поймёшь.

Я широко улыбнулся. Он сделал звонок с просьбой о помощи. А я сидел в баре, ожидая документы, удивляясь оперативности и готовности помочь бывшего соратника.

Через какое-то время документы были готовы и переданы мне.

— Благодарю тебя, друг.

— Не стоит благодарности, Солидафиэль, однако, не появляйся здесь больше, судя по всему, ты в ещё большем дерьме, чем был до того, как за Дженнифер пришёл Гавриил.

Мы крепко обнялись и я вышел из помещения, зная, что вот именно сейчас я стал настоящим человеком, а закрывая дверь в бар, понял, что назад мне путь заказан, да и хотел ли я? Дверь в бар захлопнулась навсегда, как я смел думать, отделяя меня от мира ангелов и демонов, их статусов, их борьбы за власть, непомерного честолюбия и всепоглощающего тщеславия.

Кольцо демона

Солнечный свет бил в полуприкрытые шторами окна. Я видел его сквозь закрытые веки, улыбаясь. Так спокойно и хорошо мне не было ещё никогда. Мне есть с чем сравнить, будучи когда-то по одну из сторон перемирия. Я видел этот свет в людях, который так причудливо переплетается с тьмой, существующей в их душах, безраздельно царившей и в моей. И он не обжигает, как меч престольного ангела в сражении, этот свет как Дженнифер, будит во мне самое светлое, что оказывается всегда было.

Открыв глаза, увидел её. Руки и волосы девушки разметались по подушке, ротик чуть приоткрыт. Она сладко спала, что я мгновенно загорелся. Потянулся к Джен и оставил на её соблазнительных губах лёгкий поцелуй. Отстранился, чтобы полюбоваться, чтобы ещё сильнее ощутить желание, пульсировавшее во мне, так что вся кровь прилила к низу, заставив голову отключиться. Она никак не отреагировала. Я коварно улыбнулся и медленно стянул одеяло, постепенно обнажив её потрясающее тело. Девушка неосознанно повернулась ко мне и обняла, теснее прижавшись. А я задрожал и настойчивее целовал её. Она уже где-то между сном и явью, улыбнулась, однако потом вновь ускользнуло от меня в лапы Морфея.

Подтянувшись на руках, я подмял Дженнифер под себя. Она слабо сопротивлялась, распахнув глаза. Изумруд всё ещё затуманен сном, но губы растянулись в довольной улыбке и девушка, подавшись бёдрами вперёд, встретила меня, запрокинув голову на подушку от удовольствия, вздрогнув. Она потянулась за поцелуем и тут же его получила: глубокий и жадный — в этом весь я. Она простонала, двинувшись мне навстречу. Я поцеловал её шею, спустившись к впадинке на ключице, слегка покусав нежную кожу. Вздрогнул, ощутив её горячее дыхание и жемчужные зубки на моём плече. Движения стали ненасытными, но пока только нарастали.

Я где-то между небом и землёй, весь превратившийся в ощущение: нежные руки Джен на моих крепких плечах как шёлк неба, укрывавший меня по ночам, когда я парил в небесах. Её ноготки, слегка царапающие спину, нежные губы, целующие меня в висок, шепчущие моё имя и глупые пошлости, сильнее разжигавшие меня, её чувственная дрожь как ответ на мою страсть, бесконечность ног, скользящих по моим ягодицам в такт нашим движениям.

Хотел её настолько остро, что ещё чуть-чуть и взорвался бы. Немного суетливо мои пальцы рванули от напрягшихся сосков, обведя мягкие изгибы тела, спустились вниз и ласкали точку сосредоточия удовольствия. Её довольный стон облегчения в мои губы окончательно свёл меня с ума. Задрожав и сжав мои бёдра своими, я растворился в ней, заскользив быстрее, затем замер. Мягкие руки Дженнифер на моих плечах, лёгкие поцелуи на закрытых дрожащих от пережитого напряжения веках… Притянув её к себе, закутал в одеяло, обняв, ощутил её стройные ноги на своих бёдрах.

— Солидафиэль, ты змей-искуситель… — хрипло прошептала Джен, удобнее устраиваясь в моих объятиях. — Такое сладкое пробуждение, а ещё целый день работы.

— М-м-м, не хочу, чтобы ты работала, — произнёс я и отодвинулся от девушки, беря подбородок пальцами и заставляя посмотреть в глаза.

— Сол, обсуждали же…

— Это моё желание, — произнёс я и очертив взглядом губы, прильнул к ним.

— И аргументы у тебя железные, — шепнула она, спустившись ладошкой к моему паху, чуть приласкав меня и хрипло хохотнув.

— Но ты все равно будешь работать, — утвердил я, видя и ловя её боевой настрой.

— Да, пока малыш не захочет появиться на свет, — произнесла Дженнифер и поцеловала меня. — А теперь надо вставать.

Я немного поморщился: сегодня мне предстояло собеседование в одной из школ города.

Почему школа? Хм… Я когда-то учил демонов воинскому делу, да и внушать я умею знатно. Глядишь мои умения пригодятся для земным.

Мои документы в школьный округ, в территориальных границах которого мы с Дженнифер жили, были сданы давно, но бюрократы соизволили ответить только сейчас. А ещё я прошёл все девять кругов «ада»: от заполнения различных анкет и формуляров до личной встречи с руководителем школьного округа. В общем-то, своей атмосферой и духом, земные чиновники от образования ничем не отличались от небесных. Одним миром мазанные.

Дженнифер поцеловала меня и скрылась за дверьми ванной комнаты, оставив одного в размышлениях. Мне было не в первой обучать, однако то были взрослые люди, демоны, здесь же были подростки. Вспоминая строптивую Дженнифер, я всем телом холодел. Но сам предмет, который мне предстояло преподавать был для меня известен и знаком — история — иногда с такими подробностями и подоплёкой, о которой не догадывались даже те, кто участвовал в событиях непосредственно.

С чувством лёгкого волнения и коротко брошенным взглядом на дверь в душ, где сейчас была Дженнифер, я встал и чуть потоптавшись, грустно вздохнул и спустился в кухню. Снова вздохнул, но уже глубже — я увидел кофе-машину. Загрузив душистые зерна в отсек и залив водой другой, мысленно упомянул всех известных мне богов во главе с Творцом и осторожно нажал на кнопку. Упрямый автомат что-то коротко и, как мне показалось, злобно булькнув, затих. Я взбешённо взвыл. За спиной раздался тихий смех Джен. Повернувшись, улыбнулся.

— Ты опять сражаешься с кофе-машиной, мой Дон Кихот? — давясь от смеха, промурлыкала моя девочка.

Подойдя к столу нажала кнопку и машина мерно заработала.

— Да эта тварь хуже легиона ангелов, — злобно проворчал я и тут же получил горячий поцелуй, а моя ладонь привычно легла на пока ещё плоский живот девушки, и я ощутил под руками слабую энергию нашего ребёнка, которая соприкасалась с моей. Я почувствовал в этом прикосновении… радость.

Я озадаченно отстранился от любимой и девушка вопросительно посмотрела на меня, а я прошептал чуть сбивчиво, давясь эмоциями безотчётного восторга, целуя её в лоб:

— Ребёнок радуется.

Дженнифер крепко обняла меня, и я ощутил в этих объятиях присутствие третьей энергии, пусть пока слабой, но это существо тянулось к нам и укутывалось нашей любовью, уже было самым-самым любимым.

Но пора было выныривать из нашего кокона гармонии и возвращаться в реальный мир. Машина сварила нам кофе, тостер приготовил горячий хлеб. Человечество изобрело так много автоматов, что облегчило себе в разы жизнь, только при этом огрубело тоже в разы…

Позавтракав и собравшись, я довёз Джен до её места работы — кафе «У Катрин», однако мы ещё долго не могли распрощаться и, решив вначале коротко обняться, затем беззаветно целовались до того момента, пока она локтем не впечаталась в клаксон на руле и мы, вздрогнув, заливисто рассмеялись, поражаясь нерасторопности Дженнифер и моему нежеланию отпускать её от себя ни на миг. Воспользовавшись небольшой паузой, она выскочила из автомобиля.

— Уже скучаю, — проговорил я, когда девушка склонилась к окну и улыбалась мне, тоже не в силах расстаться.

— Я сильнее, — проговорила она и лёгкой походкой вплыла в здание.

Я чуть нахмурил брови, вспоминая о предстоящем, и завёл автомобиль. Мне предстояло собеседование. Навигатор заставил меня петлять подорогам, но всё-таки я нашёл здание школы. Вышел из авто, проследовал к высоким решетчатым воротам и глянул табличку, из которой следовало, что при удачном стечении обстоятельств я буду преподавать в старшей общественной школе. Громыхнув ключами от автомобиля, я вошёл в ворота учебного заведения, и мрачно исподлобья глядя по сторонам, равнодушно взирал на учеников, встречающихся мне по дороге.

Мне довольно-таки быстро удалось найти кабинет директора школы, где была указана её фамилия — мисс Сфодри, кстати, очень говорящая для меня, знающего почти все языки мира, в том числе и греческий, обозначающая любимый мною в прошлом грех. И вот уже через некоторое время я сидел напротив женщины средних лет, миловидной и пока ещё не растерявшей своего женского цвета, строго выглядевшей в наглухо застёгнутом пиджаке и буравящей меня сейчас взглядом маленьких колючих карих глаз. Я отвечал не меньшим, мрачно глядел ей прямо в глаза.

— Сол Нильсен? — спросила она, и её голос мне не понравился — он неприятно царапнул меня, и видя, что я чуть кивнул, продолжила также неотрывно смотря мне в глаза: — У вас не плохой послужной список, почему именно моя школа? — слово "моя" она особенно выделила и вновь глянула на меня.

— Я могу подыскать что-то другое… — начал было я, не понимая, что от меня хотят и зная, что это не лучшее начало для собеседования и вообще для человека ищущего работу, как будто это от меня, а не от неё зависело, возьмут ли меня на работу в эту школу.

Женщина немного поубавила спеси, из чего я мог предположить, что это было лишь рисовкой, но на самом деле она отчаянно нуждалась в кадрах, хотя я не мог объяснить себе почему это так, ведь школа была в приличном районе и выглядела очень сносно.

— Постойте, мистер Нильсен. — несколько торопливо произнесла директор, но затем взяв себя в руки, спросила, — расскажите немного о себе, — и неожиданно я почувствовал немного не профессиональный интерес: глаза женщины скользнули по моим неокольцованным пальцам.

— Как меня зовут, образование и опыт работы указаны в резюме, копии документов вам прислали из школьного округа, а хобби у меня нет, — «Кроме того, как иногда спасать задницу Дженнифер», — подумал я про себя.

Директриса поёжилась под моим холодным взглядом и замолчала. Я уже было подумал, что провалил собеседование, однако после некоторых раздумий, женщина произнесла:

— Мистер Нильсен, должность учителя по истории ваша, завтра же я введу вас в курс дела.

Мы пожали друг другу руки, попрощавшись, и я вышел за дверь под пристальным взглядом управляющей школой. Наверное, мне бы было все равно и я бы остался безучастным к происходящему, но я воспринимал свою маленькую победу глазами Дженнифер, которая бы искренне порадовалась за меня. И я радовался, осознавая, что становлюсь земным ещё сильнее, соблюдая перемирие, которое хранить оказалось проще всего, потому что я был рядом с Джен, просто учился быть человеком. Я поспешил уехать, потому что оказаться в другом месте для меня было намного важнее, сильно волнуюсь, ведь я впервые устраивал для моей девочки важный сюрприз.

***

Сегодня очень жарко. Или это так организм реагирует на беременность? Я взглянула на работавшие вовсю кондиционеры, и тыльной стороной предплечья вытерла пот, при этом непослушные кудряшки вылезли, в отчаянии простонала.

Увидев, что меня ждут за столиком возле окна, я хотела было подойти к ним, как хозяйка кафе, где я работала официанткой, миловидная женщина по имени Кэтрин, перехватив мою руку тихо произнесла, заботливо оглядев мою хрупкую фигуру:

— Ты не важно выглядишь, может передохнешь, до конца смены осталось чуть?

— М-м-м, спасибо, просто сегодня как-то по-особенному душно, но я ещё успею пару-тройку столов обслужить, — произнесла я, мне не хотелось кому-то жаловаться, была рада, что у меня есть работа, и я могла вносить посильную лепту в наш с Солом семейный бюджет, пусть даже и скромную.

Хозяйка утвердительно кивнула и я, приняв заказ, отнесла его на кухню, на которой было ещё не комфортнее, вернувшись снова в зал, где мне показалось настолько хорошо, что я уже внутренне перестала ныть, настраиваясь на конец смены и с нетерпением ожидая, когда за мной приедет Солидафиэль.

Я уже была готова уйти в подсобку, как увидела вошедших в кафе двух колоритных мужчин: один из которых называл другого Дав и отчаянно жестикулировал, а второй — Джонни, он был спокоен и холоден, но временами потирал свой квадратный и, как мне показалось, до блеска отполированный подбородок.

Они являли собой два разных полюса и я, улыбнувшись, дождалась пока они выберут столик, отчаянно споря друг с другом даже в таком, казалось бы, простом вопросе, подошла к ним и спросила:

— Что будете заказывать?

Тот, кого называли Джонни сразу отозвался, заказав немудрёный список блюд от бургера до американо. Дав же, подняв на меня глаза, больше их не опускал.

Я смущённо улыбнулась и ещё раз спросила, подумав, что он не расслышал моего вопроса:

— Что будете заказывать?

— Вы моя Гримёрша, — произнёс он, и я подумала, что Дав вот-вот задохнётся от нехватки воздуха.

— Простите, что? — пролепетала я и растерянно посмотрела на его более вменяемого приятеля.

— О, девушка, не обращайте внимание, — ответил тот, обворожительно улыбаясь. — Дав чудит. Кстати я, — он, с лёгким эротичным интересом оглядел мою фигуру и проговорил: — Джонни Гуд, режиссёр.

Он немного сдулся, когда увидел, что я никак не отреагировала на его слова, и к тому же выражение моего лица давало однозначно понять, что такие взгляды в мою сторону непозволительны.

Я услышала, как коротко хохотнул Дав и снова произнёс загадочно, смотря прямо мне в глаза:

— Ну точно — это Гримёрша.

— Тебя Курман убьёт, — откидываясь на спинку стула, произнёс Джонни.

Дав вынул визитку и протянул мне её молча, продолжая мерить меня взглядом. Я немного растерянно взяла карточку и взглянула на неё, где красивым оттиском значилось: Давид Тантрино, режиссёр, был указан телефон и адрес.

Я равнодушно пожала плечиками и, положив визитку в задний карман джинсов, ещё раз поинтересовалась, что будет заказывать тот, кого называли Давом.

Тот чуть оторопел от моего небрежного действия, но из себя выдавил:

— Сладкий чёрный кофе с какао, взбитыми сливками и поджаренным миндалём.

А Джонни взорвался истеричным хохотом, вдогонку мне, понёсшей их заказ на кухню, с удовлетворением повторяя слова:

— Дав, не все хотят быть актрисами и не все тебя знают.

— Ну, почему же, — произнесла я, повернувшись к столику. — Вы режиссёр фильма «Преступное читалово», который навсегда в моём сердце, — прежде, чем скрыться за дверью подсобного помещения, заметив, как открылся рот от изумления у Джонни и как радостно блеснули глаза у Дава.

Смена была закончена и я, выйдя в зал уже переодевшаяся, заметила, что парочке режиссёров, что зашли пообедать в скромное кафе «У Катрин», уже принесли их заказ. Но взгляд Дава всё равно неотрывно следил за мной. Однако оба вылетели у меня из головы, как только порог переступил мой Сол. Он поздоровался с Кэтрин. Я, радостно подбежав к нему, обняла его, целуя в смеющиеся губы. Он завёл мои непослушные пряди волос за ушки, и я почувствовала острую потребность в нём прямо здесь и сейчас.

— Кыш отсюда, — смеясь, проговорила хозяйка, уловив наш однозначный настрой.

Солидафиэль, схватив меня и перебросив через плечо, смеясь произнёс:

— Да, мэм, — и вынес меня за двери.

Я так никогда и не узнала, что сказали Гуд и Тантрино друг другу, смотря на нас, наверно, что-то вроде того:

— Эта девушка прекрасна, — произнёс Дав, с сожалением глядя нам вслед.

— А этот мужик не напоминает тебе Трейга из Мондианы? — проговорил Гуд, дожёвывая кусок бургера.

В скором времени Дав стал завсегдатаем кафе, где я работала, чем повысил количество посетителей у Кэтрин.

Но а сейчас я «обречённо» болталась на плече Солидафиэля и даже не просилась, чтобы меня поставили на землю. Это было бесполезно, тем более, что ладонь Сола властно лежала на моих ягодицах. Перед автомобилем он поставил меня на ноги и его взгляд, который ему подарили самые голубые арктические льды в этой вселенной, горячо скользнул по мне так, что я почувствовала, как у меня подкосились ноги. Я схватилась за его сильные руки, он поддержал меня, обнимая и целуя в висок.

— Как собеседование? — спросила я, вглядываясь в его безмятежные голубые глаза, внутренне сжимаясь от нетерпения и готовая в случае чего поддержать.

— Завтра приступаю к работе, — ответил он, улыбаясь. — А теперь отпразднуем, у меня мороженое и его надо быстрее съесть.

— Домой? — в нетерпении, с лёгкой хрипотцой в голосе проговорила я, руками скользнув по его торсу и обняв в ответ.

— Позже, нетерпеливая моя, — прошептал он, усмехнувшись, поцеловал мои глаза, находя губы, прижимая к себе, заставляя меня почувствовать жгучее желание и буквально вжаться в него, ощутив запах кожи — древесно-эвкалиптовый, дурманящий мне голову, скользнув руками под чёрную водолазку, чуть царапнула грубую кожу так, что он подался мне бёдрами навстречу и предупреждающе прошипел: — Джен, мы на многолюдной улице.

— Точно не домой? — ещё раз проговорила я, дерзко взглянув ему в глаза, заметив, как во льду разгорается огонь, ощущая нетерпение, и торжествующее обезоруживающе улыбаясь.

— Теперь точно домой, — проворчал он и под мой смех и его шёпот со словами что-то вроде «чёртова дьяволица», мы сели в автомобиль и Сол рванул так быстро, как никогда не ездил.

Вещи мы снимали прямо в прихожей, нетерпеливо целуясь, обнимая друг друга. Солидафиэль одним рывком взял меня на руки и понёс в спальню. Мир качался и сгорал в страсти вместе с нами. Нам удалось насытиться друг другом только к ночи.

— Чёрт, — выругался он и мрачно исподлобья посмотрел на меня, — Джен, ты и Творца сведёшь с ума, — мороженое в авто…

— Оно безнадёжно растаяло и испорчено, Сол, — поспешила я его «успокоить», смеясь.

Он посмотрел на меня и сгрёб в свои объятия, крепко обняв.

— Куда мы хотели отправиться до того, как решили поехать домой? — спросила я, вглядываясь в его идеальные черты, кусая за подбородок.

— До того как ты решила, что нам надо домой, — уточнил Солидафиэль, рассмеявшись, подарив мне мимолётный поцелуй.

— До того как ты поехал домой, — подразнила его я.

— Остановись, — проговорил он, улыбаясь, и добавил, вставая с постели, — и одевайся.

— Куда мы? — удивлённо спросила я.

— Оденься потеплее, — загадочно проговорил Сол.

Я была в предвкушении и мои руки подрагивали от волнения. Убрав из авто растаявшее, превратившееся в сладкую лужицу мороженое, мы уселись в машину и через какое-то время стояли у дверей высотного здания Лос-Анджелеса, смотря наверх. Солидафиэль двинулся к дверям.

— А я-то думала, что ты домчишь меня до верха на крыльях… — начала было я, разочарованно растягивая слова.

— Я не хочу рисковать ни тобой, ни нашим дитя, — серьёзно произнёс он и взяв меня за руку повёл к дверям здания.

Охранник было встретил нас достаточно сурово, но затем смягчился, не без силы воздействия Солидафиэля, конечно, и уже минут через десять мы были наверху самого высокого здания Лос-Анджелеса. Я крепче сжала руку моего хранителя, когда он шагнул к парапету, судорожно всхлипывая.

Сол удивлённо вскинул брови и произнёс:

— Ты же летать со мной собиралась.

Я гордо подняла подбородок и сделала шаг к нему, на секунду зажмурив глаза. Он рассмеялся и переплёл наши пальцы. А я поняла его состояние.

— Что тебя беспокоит, Сол? Скажи мне, — нарушила я установившееся молчание и чуть пожала его пылающие ладони, зная его эту особенность и выводя из задумчивости, заметила, что ладони стали терпимо горячими.

Он глубоко вздохнул, и я увидела печаль в его глазах.

— Я боюсь, Джен … — проговорил он, и его тоска ощутимо разлилась в воздухе, охватывая тревогой моё сердце, я взглянула на него вопросительно.

Он повернулся ко мне и взял в свои крупные ладони моё лицо, внимательно разглядывая, как будто увидев впервые.

Его пальцы завели мои растрепавшееся на ветру волосы за уши и он, наклонившись лбом к моему лбу, лаская щеки большими пальцами, поделился своими страхами:

— Боюсь не успеть.

Я молчала и ждала его слов, я чувствовала, что ему было необходимо выговориться. Все существующие земные заботы и радости отошли на второй план. Сола расстраивало что-то глобальное.

— Боюсь не успеть спасти тебя, — прошептал он то, что действительно беспокоило его, то, что было предметом его тревожных мыслей, то, что снедало его и я знала, что он рассматривает все варианты для того, чтобы мы были вместе всегда.

— Ты успеешь, если это потребуется, а я буду очень осторожной, — в свою очередь поспешила его заверить я. — Тебе не нужно думать об этом, давай постараемся жить как обычные люди, которые не знают своего смертного часа и не готовятся к нему, они просто живут и каждый день встречают кто как может и проводит его каждый по своей мере отпущенного ему.

— Моя философ, — грустно улыбнувшись, произнёс Солидафиэль и поцеловал кончик моего носа, — замёрзла? — спросил он, видя, что я кутаюсь в свитшот, притягивая к себе, согревая огнём адского пламени или священным небесным огнём.

— Уже нет, — ответила я, неожиданно почувствовав его дрожь, скорее нервную, и в недоумении посмотрела на него.

Солидафиэль вдруг заволновался как мальчишка и его глаза стали словно ледяные яркие звезды. Я никогда не видела его таким и теперь заворожённая смотрела на него. Он выпустил меня из своих объятий и начал опускаться на правое колено. Я вскрикнула от радости и тут же зажала рот ладонями, увидев, как он достал из кармана брюк ювелирную коробочку, открыв её и достав кольцо с ярким голубым сапфиром, таким же, как очи демона. Он чуть прикрыл глаза и его веки задрожали, он волновался и в тоже время я поняла насколько это было важно для него: соблюсти человеческие ритуалы, ведь это его, демона, с его вечностью ставило на одну доску со мной с простой душой, земной женщиной, которую он любил.

— Я… Дженнифер … — начал он сильно волнуясь, затем глубоко вздохнул и взял себя в руки, — Дженнифер, я люблю тебя, готова ли ты разделить со мной жизнь?

У меня по щекам бежали слезы и я кивнула, тихо прошептав:

— Хоть день, хоть вечность.

По моему пальчику скользнуло колечко, а сильные руки притянули меня к себе, скрепляя взаимное согласие крепким глубоким поцелуем от которого кружилась голова и подкашивались ноги, от которого, казалось, за спиной выросли крылья.

Небоскрёб. Ночь. Яркое сияние голубого сапфира и твоих ледяных глаз. Демон и Душа. Непозволительное перекрестие одиноких судеб вопреки всем законам Вселенной.

Учитель. Ева

Я оправил на себе чёрную водолазку и вошёл вместе с директрисой в просторное помещение учительской. Несколько тусклый свет выделил лица учителей — моих коллег: любопытные, заинтересованные, равнодушные, озабоченные или раздражённые. Опустил одну руку в карман брюк, другой перебрал ручку широкой сумки-портфеля. Я не чувствовал ни смущения, ни раздражения. Ни один из них не задел даже края моего сознания. Обыкновенные люди в обыденной ситуации в их обычной жизни.

— Коллеги, хочу представить вам нашего нового учителя по истории, — зычно проговорила мисс Сфодри и для привлечения внимания звонко хлопнула в ладоши, — мистер Сол Нильсен, прошу любить и жаловать.

Они по одному представились, на что я лишь холодно кивал, зная, что возможно с некоторыми из них я буду пересекаться на уровне «здравствуйте-досвидания». Мне указали на мой стол, он был маленьким и узким. Крайне непривычно для меня. Знало бы руководство этой школы в каких условиях я обучал демонов… Мне нравилось это делать, а после того как я открыл для себя мир книг, мне хотелось говорить с кем-то о своих мыслях, делиться знаниями. Но я никогда не обучал подростков, не верящих ни единому слову, враждебно относившимся к любому взрослому в их жизни, считающих, что уж они-то точно умнее всех вместе взятых, а опыт предыдущих поколений, ну так, для дядей и тётей, а ещё они не умели думать.

— Ты в курсе, что тебя поставили в класс к самым сложным детям в школе? — произнёс голос рядом со мной и я, повернув голову, увидел за соседним столом худого молодого учителя, он улыбнулся и я почувствовал к нему человеческую симпатию, несмотря на то, что он так бесцеремонно обращался на «ты», не озаботившись представиться.

Я поднял бровь и промолчал, пожав плечами.

— Генри Савольски, — произнёс он, представляясь уже сам, и подал руку.

Ладонь я пожал. Он хотел ещё что-то сказать как прозвучал звонок. Уже вскоре нашёл нужную учебную аудиторию. Я вошёл в класс и до этого жужжащий улей вдруг умолк и сорок глаз вперились в мою высокую фигуру. Положив портфель на стол, я мрачным взглядом исподлобья окинул всех присутствующих и поздоровался. Со мной также поздоровались: человека два-три жидкими нестройными голосами.

— Меня зовут мистер Нильсен, я буду вести у вас уроки истории, — произнёс я и написал своё имя на доске, затем повернувшись к классу вновь мрачно посмотрел на детей, — если кому-то неинтересно, они могут выйти прямо сейчас и не ходить на занятия вообще.

Где-то из середины послышался окрик:

— Эй, как это понимать?

Я отошёл в сторону, чтобы разглядеть выкрикнувшего — это был мальчишка четырнадцати лет, блондинистый и с дерзкой чёлкой, одетый в кожанку, с ухмыляющимся лицом.

— Не «эй», а мистер Нильсен, — и указал пальцем на доску, где было написано моё имя.

— Да ты придурок, — выкрикнул он, строя рожу, бросая мне вызов и в мигом ставшей тишине кто-то хохотнул, но, в целом, класс замер, ожидая моей реакции.

— Ты сам такой, Лео, — услышал я звонкий голос с последней парты, принадлежал он юной девушке, похоже она сама от себя не ожидала такой смелости.

— Заткнись, шлюха, — проговорил он нагло и загоготал, класс поддержал его громким улюлюканьем.

Девушка втянула голову в плечи и, сильно покраснев, начала отчаянно выводить какие-то каракули в своей тетради. Я нахмурил брови.

— Можешь идти, Лео, — проговорил я, внутренне смиряя себя, зная правила школы и необходимость им следовать.

Парень недоумевающе смотрел на меня и произнёс:

— Как это?

— Иди, Лео, — спокойно повторил я, — переступай ногами и иди к выходу, можешь не возвращаться, я не расстроюсь.

— А куда мне идти, к директору? — переспросил он, недоуменно улыбаясь, растерянно вставая из-за парты.

— Мне всё равно, — произнёс я, холодно улыбаясь.

Он оскорбил другого. Там бы ему чертовски досталось от меня, здесь же сошло с рук, но терпеть этого «балагура» на хотя бы этом уроке я был не намерен.

Парень рассмеялся и, театрально раскланявшись, вышел из аудитории. Класс вначале рассмеялся, но затем снова умолк и напряжённо смотрел на меня.

Я, чуть и продолжил свою прерванную речь:

— А теперь достаём бумагу, ручку и напишем…

Из середины класса вновь послышался голос, басистый, немного ломающийся, очень наглый и самоуверенный, просто взывающий к тому, чтобы его грубо осадили:

— Эй, а если у меня нет бумаги?

Я проигнорировал выкрик и снова продолжил:

— Напишем сочинение…

— Эй, ты слышишь меня? Чё ты меня игноришь? Ты, педик… — снова этот голос, будто выплёвывающий слова, и он определённо нарывался.

— Сочинение на тему… — я как мог так и не обращал внимание на наглеца, потому что знал, что ещё чуть-чуть и выдавлю ему глаза, а это мягко скажем не педагогично.

Он встал в полный рост ничуть не уступающий моему, и я увидел, что ко мне приближается здоровый детина — парень с бритой налысо головой с татуировками на руках и жующий жвачку. Он нагло вплотную подошёл ко мне.

— Я тебе, придурок, вопрос задал! Ты чё попутал? Лучше ответь, — и он кулаком стукнул по столу, так что всё, что на нем было, подпрыгнуло, класс замер, ожидая зрелищ.

Впрочем, ничего нового для человечества, которое всегда жило только этим, а ну и ещё хлебом.

Я усмехнулся, глядя ему в глаза, и ответил:

— Столу не больно, он не живой, а твои слова меня не трогают, мне всё равно, — потом добавил, своей энергией прощупав парня, видя, как желваки играют на его лице и прося Творца даровать мне спокойствие, потому что я мог убить его: — Ты ненавидишь весь мир, и я был таким же, но тебе не стоит злиться на меня. Я — тот, кто даст тебе знания, без которых тебе не выжить в этом мире. А теперь сядь и постарайся так больше не делать…

— А… — протянул он вопросительно, недоумённо глядя мне в глаза, сам удивляясь, как я мог так его осадить: и ему не обидно, и не хочется размахивать кулаками.

— Бумагу? Держи, — предугадал я его вопрос, и он, взяв протянутый для него мною лист, удалился на своё место.

Когда я оглядел класс, то неожиданно понял, что дети меня услышали, не знаю приняли ли, но определённо я не дал им слабины и одновременно дал почувствовать, что уважаю их.

Девочка с задней парты очень внимательно смотрела на меня, и на её губах появилась лёгкая улыбка, а я продолжил:

— Мы напишем сочинение на тему: если бы я умер и оказался в аду. У вас, — я взглянул на ручные часы, — полчаса земного времени.

В классе послышался смех и кто-то выкрикнул:

— И там нет покоя.

Я улыбнулся и пожал плечами, как бы отвечая: «Всякое может быть».

— А как это сочинение и ваш предмет связаны? — раздался вопрос от девушки на задней парте.

Я усмехнулся и подумал, что она определённо умеет задавать правильные вопросы.

— Никак, ты права… — я вопросительно глянул на неё, не зная, как обращаться.

— Ева, Ева Корнер, — ответила она, покраснев.

— Ева, — улыбнулся я, — очень приятно, но ваши сочинения нужны мне для того, чтобы понять, как вы умеете мыслить… Итак, приступайте.

Через полчаса прозвенел звонок и дети начали подтягиваться к выходу, попутно складывая передо мной листки с сочинениями. Ева чуть задержалась, и я почувствовал, что ей хочется задать мне вопрос, я в ожидании глядел на неё, собирая свой портфель.

— Почему вы выгнали Лео, а Джейсона оставили? — спросила она, собравшись духом, от природы видимо застенчивая.

Я немного помолчал, формулируя мысль, затем проговорил:

— Лео оскорбил тебя, а это мною не поощряется и это я показал на его примере. А что сказал мне Джейсон — это не важно, мне всё равно на то, что мне кто-то скажет про меня, — чуть остановившись и скользнув глазами по её задумчивому лицу, продолжил: — Это не важно в любом возрасте, Ева.

— Вот бы мне столько терпения, — тихо проговорила она.

— Терпение здесь не при чем, — ответил я, — просто некоторые люди вообще не думают, говоря какие-то слова или делая какие-то вещи. Не забывай об этом никогда, глупо обижаться на то, чего не существует, но ты будешь встречать таких людей снова и снова.

— А когда вы проверите сегодняшние работы? — спросила она и подбородком указала на кипу сданных учениками бумаг.

Я внимательно взглянул на неё и увидел неподдельный интерес, а ещё жажду признания, жажду неравнодушного слова в её адрес, жажду понимания того, что она не пустое место, что она существует, что её видят.

— Ты хочешь, чтобы я сейчас посмотрел? — спросил, увидев, как её энергия смешалась, став пунцовой: не привыкла говорить о себе и стесняется, чтобы говорили другие.

Мой внутренний хранитель возмутился тому, до какой степени можно унизить ребёнка, чтобы он воспринимал себя пустым местом.

Девочка кивнула, а я перебрал листы сочинений и выудил из кипы подписанное скорым красивым чуть размашистым почерком и прочитал, коротко улыбнувшись. Федорио бы не оценил, но он не я. Её мироощущение совпадало с моим, возможно наивно и не смело, но она описала упадок высшего мира и его нежелание помогать земле с проблемами, мира, который бы мог прекратить бедствия внизу, но сам увяз в жестокой борьбе за власть. Сам слог был лёгким, доступным.

— Как вам? — робко спросила она.

— Это отличная работа, она небольшая, но ёмкая и содержательная, — похвала стала ещё одним кирпичиком заполнившим пустоту в душе. — Таким ты видишь мир?

— Если бы всё это было действительно так, то я всеми правдами и неправдами хотела бы поговорить с богом, — попыталась она объяснить и, увидев одобрение в моих глазах, продолжила: — Я заглянула бы ему в глаза и спросила: стоит ли детская слеза всего того, что происходит в этом мире.

Слишком серьёзно, слишком прочувствовано, слишком на своей шкуре, отразившись и на моём состоянии и ударившись о мою память и моё состояние души, задавшись наконец-то сформулированным вопросом: «Почему эта девочка разбудила во мне чувства хранителя?». И тут же получившим ответ: «Потому что на её месте могла быть Дженнифер». Я похолодел от макушки головы до пяток и выдавил из себя улыбку.

— Ты ведь пишешь? Рассказы, стихи, эссе? — спросил я, понимая, что так писать может только тот, кто упражняется постоянно. И читает она тоже беспрерывно, видимо, это природное. Я вспомнил, как приучал к этому упрямую Дженнифер, которая сейчас не может и дня прожить без книжки.

— Да, — произнесла она, — Вы хотите почитать? — радость, что заметили, что не прошли мимо и тут же всплеск энергии: она существует, она не пустое место.

— Конечно, со следующей недели у меня факультатив по истории, приходи, — предложил я и понял, что она туда прибежит быстрее всех.

Девочка утвердительно кивнула, улыбнулась, собравшись, попрощалась и вышла из класса. Что-то в её образе было пугающе знакомым, я почувствовал энергию хранителя вырвавшуюся из меня и пытающуюся понять, что было не так с этим подростком. Внешне угловатая, чуть полная, с россыпью каштановых волос, в беспорядке лежащих на голове, и припухлым от переживаемого ею пубертатного периода лицом, на губе кровила ссадина. Внутри с сильной энергией борца, воина, не такой огненной, как у Дженнифер, но всё же… Джен! Меня озарило. Вот почему мой взгляд зацепила эта девчушка. Энергия одиночества и чудовищного чувства собственной неполноценности, неприкаянность и ненужность, а где-то глубоко страх, окутывающий всё внутреннее существо подростка. А ещё я понял, что у неё не было ни ангела-хранителя, ни беса-искусителя. Шельма, помеченная, остро нуждающаяся в чьём-то участии, одновременно хотевшая и не хотевшая этого.

Я задумавшись, сложил сочинения детей в портфель, и побрёл в полной растерянности в другой класс на другой урок.

Первый рабочий день прошёл спокойно. Уже вечерело и для того, чтобы как можно скорее войти в курс дела, а также с непривычки, мне пришлось задержаться крайне надолго. Я позвонил Дженнифер сказать, что уже возвращаюсь и вымотанный физически и душевно брёл на школьную автостоянку. Я был голоден и мне хотелось её обнять. Однако моим планам не дано было так быстро сбыться: я услышал шум борьбы и ощутил боль. Что-что, а это было настолько знакомое чувство, что невольно я потрогал рубцы на шее. Я быстрым шагом отправился на шум и увидел, как Еву, девочку из класса, где я прошёл «боевое» крещение сегодня, избивали другие дети. Заметив меня, они бросились врассыпную, и я увидел беспомощного подростка, истерзанного и рыдающего, отметив взглядом сильные кровоподтёки на внутренней стороне бедра, которые были видны из-за задравшейся юбки. Я подошёл к девушке и помог ей подняться. Она дрожала и рыдала так, что сотрясалось всё вокруг — её энергия бурлила и выдавала такие клубы черноты, что даже я, привычный ко злу и ненависти, сейчас гнулся под её ударами.

— За мной, — коротко сказал я и повёл Еву в класс, где всегда имелась аптечка первой помощи.

Охранника не было на месте и я, видя состояние девушки, мысленно поблагодарил вселенную. Меньше всего ей сейчас нужны были расспросы старого равнодушного ко всему мужчины, который если и спросит о чём-то, то только для того, чтобы прикрыть самого себя в случае чего.

Усадив девушку на стул, я вернулся к ней с аптечкой и намочив в перекиси какое-то полотенце, проговорил:

— Сейчас будет больно, — и обработал раны, слыша, как она шипит.

Я избегал смотреть ей в глаза, но меня мучил один вопрос, перед глазами стояли кровоподтёки на бёдрах.

Однако, решившись, взглянул на неё мрачно исподлобья и все-таки очень осторожно спросил:

— Тебя недавно изнасиловали?

Она ничего не ответила, но то, как она посмотрела на меня многое мне сказало. Меня просто разорвало внутри от боли и сочувствия — я услышал своего внутреннего хранителя также сильно, как чувствовал Дженнифер и я чётко сформулировал задачу для себя — этот подросток остро нуждался в моей помощи.

— Ты хочешь об этом поговорить? — спросил я осторожно.

— Вам не всё равно? — немного раздражённо ответила она вопросом на вопрос, очень знакомо для меня.

— Мне не всё равно, — ответил я и убрал перекись в аптечку.

— Почему? — ещё один вопрос, заданный шёпотом и с невероятной надеждой, я знал, что если я правильно на него отвечу, то она начнёт доверять мне.

— Потому что ты ребёнок, которому нужна помощь, — ответил я и увидел, как из её глаз потекли слезы, пожал её плечо.

— Ты должна об этом сказать кому-то ещё, кроме меня, — твёрдо проговорил я и увидел, что она отрицательно мотает головой. — Ева, это преступление и виновный должен понести наказание…

Она вновь отрицательно мотнула головой и её глаза снова наполнились слезами. Я тяжело вздохнул и почувствовал энергию обречённости и ненужности.

Сев рядом, помолчал, собравшись с мыслями и проговорил:

— Тебе есть куда пойти? Дом?

Она кивнула.

Я снова промолчал, прежде чем вновь осторожно спросить:

— Там безопасно?

Девушку непроизвольно передёрнуло: омерзение, пустота, одиночество. В голове забилась тревожным набатом мысль — неужели отец?! Тот, кто призван защитить и помочь познать этот мир, облечь его формулировками, правильно установленными приоритетами, кому безраздельно доверяешь… Мне это настолько претило и даже то, что я ощущал себя демоном, будучи урождённым ангелом, не спасало. Есть грехи, которые не смыть даже кровью, которые впитываются в землю и взывают к небу отмщением, то, что не могут игнорировать даже ожесточившиеся сердцем ангелы, то, что возносится к Творцу напрямую.

— Поехали, — решительно произнёс я, понимая, что ребёнка надо было спасать любыми способами. — Где ты живёшь?

Девочка обречённо встала и поплелась к выходу, я поддерживал её за плечи. Но я мог бы повернуться и заметить, что нас видел охранник, который взял себе на заметку: избитая девушка и взрослый, придерживающий её за плечи, чтобы сложить определённую картинку в своей голове, чтобы понять увиденное извращённым сердцем.

Я маякнул Джен, что задерживаюсь, на что получил её короткое: «Ок» и улыбнулся. Мы сели в автомобиль и довольно-таки быстро доехали до того места, где жила девочка. Многоквартирный вонючий клоповник. Зайдя в подъезд, я разогнал своим грозным и мрачным видом парочку наркоманов. Девушка обречённо вздохнула и открыла ключом свою квартиру. Я заглянул туда и увидел пустые бутылки под ногами и троих пропойц настолько горьких, что внутренним взглядом демона увидел копошащихся возле их ног зелёных змиев — вечных спутников алкоголиков, подпитывающих их пристрастие ещё сильнее и не отпускающих ни на минуту.

— Где отец? — коротко и хрипло спросил я.

Ева кивнула подбородком, указывая на сидящего за столом и лежащего торсом на нем крупного мужчину. Я подошёл к нему и, взяв его за грудки, пытался привести в чувства. Он нечленораздельно промычал и с трудом сфокусировал взгляд на мне. Внутренним чутьём я увидел безобразные сцены избиения дочери. Ребёнку, которому и в школе было не сладко, дома было ещё хуже, потому что здесь издевался близкий человек и это никак не принималось детским сердцем, вводя хрупкие чувства и несозревшую душу в раздрай.

— О, — начал говорить пьяный отец, обращаясь к мертвецки никаким собутыльникам, — парни, у нас сейчас будет бухло, — потом еле сконцентрировал свой взгляд на моем лице, совершенно буднично произнёс: — Она сейчас нам их заработает…

В моих глазах потемнело, и я обернулся к бледной девушке.

— Ева, зайди в свою комнату и прикрой дверь, — приказал я ей и она послушно скрылась.

Мои крылья в миг появились и раскрылись, маяча перед ним чёрным покрывалом, вызвав дикий ужас, мужчина начал дёргаться, но из «объятий» демона не так просто вырваться.

Глаза полыхнули ярким рубиновым пламенем так, что мужчина мгновенно протрезвел и с ужасом смотрел на меня, пока я говорил ему:

— Каждый раз, когда ты пригубишь стакан, я буду приходить к тебе. Каждый раз, когда тебя посетит шальная мысль притронуться к своей дочери хоть пальцем, я стану твоим личным демоном на всю оставшуюся жизнь и, поверь, в загробной я тоже тебя не оставлю. И если Ева пожалуется мне, что ты её бьёшь или предлагаешь мужикам, или она не будет ходить в школу, я сделаю всё для того, чтобы тебя лишили родительских прав, и жить тебе будет не на что, пособия на несовершеннолетнего ты тоже лишишься, — произнёс я вновь становясь человеком, видя, как он трясётся. Почувствовав резкий запах мочи, с презрением оттолкнул его. Он не отрываясь смотрел на меня, трезвый как стёклышко. — Я приду завтра, и если я найду всё в таком же состоянии, тебе будет очень страшно, ещё страшнее, чем сейчас и думаю, ты не обойдёшься мочеиспусканием.

Я с ненавистью смотрел на него: этого опустившегося человека проняли только слова о том, что он может лишиться пособия на свою дочь, и ему не на что станет пить. Он кивнул и я с омерзением оттолкнул его от себя, а тот плюхнулся на пол и заскулил. Я уже знал, что это не он изнасиловал подростка, покопавшись в его голове. Да, он был забулдыгой, избивавшим свою дочь порой до полусмерти, но он не насиловал её. Ева выглянула из комнаты и огромными глазами неотрывно смотрела то на меня, то на отца, который в хаотичном порядке ползал по полу и гремел бутылками, сгребая их в кучу.

Я выволок за шиворот двух пьянчуг, обитавших ранее на полу квартиры и оставил их освежиться на улице. Ева провожала меня. Я чувствовал её страх, и в то же время я увидел надежду, тонкий лучик, очень блеклый, где-то на дне души. Я потянулся к карману пиджака, достал записную книжку с ручкой и написал свой номер телефона.

Подавая бумагу, сказал:

— Если тебе хоть что-то понадобится, тут ты всегда найдёшь меня, в любое время, — немного погодя, вздохнув, продолжил: — Если всё-таки решишься рассказать о том, что с тобой случилось и кто это сделал, я помогу.

Я увидел, как болезненно дёрнулась девушка и из её сознания выплыл образ насильника. Я хотя бы знал, как он выглядит и думал уговорить девушку рассказать об этом в полиции. Но самое главное, что мне нужно было для того, чтобы помочь ей — чтобы в её жизни появилось что-то настолько светлое, чтобы оставшаяся тьма отошла на второй план. Попрощавшись, я взглядом проводил её, пока шёл до двери подъезда и уже на улице подождал, пока в окне её комнаты не появилась её любопытная головка. Махнув ей на прощание, нырнул в автомобиль, спеша попасть как можно скорее домой.

Я спешил домой к Дженнифер, в её тепло, в уют, созданный её руками, к полкам, заполняемым нами книгами, к семейным ужинам, к нашим горячим спорам по сюжетам к фильмам, к совместному утреннему душу, к поцелуям как бы невзначай, мимолётным, которые никогда не заканчивались на поцелуях…

Дом встретил меня спокойствием, лёгким бормотанием и тусклым светом телевизора. На диване под пледом, свернувшись калачиком, спала Дженнифер. Я улыбнулся и присел рядом, тихо обнажив её ступню из-под пледа, целуя пальцы, чуть покусывая. Дженнифер открыла глаза, хохотнув от лёгкой щекотки, мигом очутилась в моих объятиях, теперь зацеловывала моё лицо. Я опять улыбался как дурак и млел от ласки. Девушка оторвалась от меня, почувствовав моё напряжение, и вложила свою ладонь в мою, пальцы которой, я тут же переплёл с её.

— Расскажи, — шепнула она, видя моё состояние.

— Я встретил человека, подростка, девочку, у которой нет хранителя, нет искусителя, она пустая, не защищённая вообще ни кем, и её жизнь ужасна, Джен… — начал я, чувствуя её поддержку, чувствуя, как она сжала мои пальцы, с каждой секундой становящиеся горячее.

Я взял себя в руки и ощутил, что прикосновение стало терпимым для неё. Вот ведь упрямая: никогда не разомкнёт рук, даже если ей будет очень больно.

— Я смотрел на неё, а видел тебя, я просто представил, что на её месте могла быть ты, а меня бы не было рядом…

— Но ты был всегда рядом, — произнесла она и как всегда разбила мой ужас одной фразой, и потом чуть спешно, волнуясь, произнесла, задрав рубашку пижамы: — Смотри.

И я увидел лёгкое еле заметное свечение, исходящее от живота Джен.

— Что это? — спросила она, с любопытством глядя на меня.

— Наверное, это наше чудо, — ответил ей я, улыбаясь и притягивая к себе и целуя в макушку.

Но смутная тревога прочно засела в моём сердце.

Учитель. Хрупкость

Прошло три месяца после описываемых событий.

Я взглянул на класс исподлобья, спрятав от учеников готовые вот-вот вспыхнуть в моих глазах хитрые огоньки. Подростки недоумённо пытались сообразить, как ответить на мой вопрос.

— Ну же, вы сами просили тему войны, — подтрунивал я над ними, оглядев с интересом каждого приходящего ко мне на факультатив и «терпящего» меня со своими высокими требованиями для старшей школы. Все мои двадцать пять душ со всего потока подростков их возраста — дети, которых тянуло поразмыслить, которые ставили себе цели более высокие, чем просто закончив школу, получить аттестат.

Мой холодный взор скользнул по рядам и остановился на Еве, она что-то писала и, не отрывая взгляда от тетради, подняла руку, в задумчивости сморщив лоб, потом всё же подняла голову. Мои губы тронула лёгкая улыбка, своей энергией приободрил девушку. Она смущённо улыбнулась и прошла за кафедру. Она зачитывала свой доклад, а я уже подмечал изменения в ней: спина выпрямилась — значит, груз трудностей поубавился, плечи расправлены — значит появилась уверенность, голосок звучит без срывов, речь ясная, единственная из классов на факультативе безусловно и бесконечно впитывающая в себя всё новые знания, всегда за книжкой, даже на переменах. Мне хотелось поделиться с ней ещё большим объёмом знаний, хотелось научить её самому лучшему для любого мыслящего существа во всех вселенных вместе взятых — умению критично мыслить, впрочем, это ей было доступно, и она быстро поглощала знания. Я стал частым гостем в её квартире, скорее для острастки её опустившегося отца, нежели для контроля девочки, что-что, а дисциплина у неё была железной, чего всегда не хватало Джен. Хотя жизненная хватка у последней была посерьёзнее — сказывались демонические корни.

Важным вопросом для меня являлось то, что мне не удалось уговорить Еву обратиться в полицию по поводу насилия совершенного над ней. Она упорно не соглашалась. Я видел, что ей необходимо было просто перелистнуть эту мрачную и ужасную страницу жизни, чтобы пойти дальше, чтобы жить, а самое главное, жить без страха. Я видел, что подтолкнул её к той границе, где заканчивается недоверие к себе и начинается принятие себя — да такой необычной, не такой как все остальные, но в этой особенности прекрасной, потому что другой такой нет на всем белом свете. Нет потому, что задумка Творца по каждому из нас уникальна. Даже самый мрачный и серый демон в этой вселенной на что-то и годен: даже он любим, даже он любит.

Девушка закончила свой рассказ и одноклассники чуть поаплодировав, отпустили её на своё место. Среди них она нашла единомышленников, но глубоко доверительно ни с кем не дружила, всё же сторонясь привязанностей и это удручало меня. Её лучшими друзьями стали взрослые люди: я и Джен, которая в первую очередь с энтузиазмом сумасшедшей взялась заполнить её вещевой шкаф. Надо отдать моей девочке должное: вещи были подобраны со вкусом, правда, откуда в ней это не понятно. Хотя колготки в сеточку и короткая кожаная юбка полетели в мусорное ведро не без моей помощи, конечно, получив в ответ высунутый от досады язык Дженнифер и тягостный вздох Евы.

Осматривая свой гардероб, я отметил черные и серые тона преобладающие в нем, не считая гавайской рубашки, подаренной мне любимой и погребённой где-то в шкафу. Без омерзительного содрогания я о ней не вспоминал, ну не любил я цветное.

А ещё я стал доверенным лицом Евы. Её отец не возражал, видимо, в егоподсознании навсегда запечатлелось моё настоящее мрачное обличье демона с раскрытыми чёрными крыльями, которое его пугало и будучи в трезвом и не очень состоянии. Мною были оформлены все необходимые бумаги — так было проще контролировать происходящее в её жизни, а ещё это позволило ей бывать у нас дома и проводить с нами много времени, наблюдая семейный уют и всё больше раскрепощаясь, становясь тем ребёнком, каким она и должна быть в своём возрасте: немного наивной, капельку дерзкой, чуть строптивой, местами вредной, но не ощущающей равнодушия со стороны самых близких.

Я чувствовал под этим внешним пластом вроде бы благополучия всё-таки ещё большое поле для моей работы — страх жил в её сердце, страх, который так просто не вытравишь, страх, что всё, что с ней сейчас происходит лишь сон, лишь короткая передышка перед чем-то тёмным и ужасным. И моей задачей я видел научить её, что испытывать страх — это нормально, это так… по-человечески, страх помогает нам выживать, но он не должен ложиться тенью на всю нашу жизнь, мы должны уметь его контролировать так же, как и боль.

Получив задание на дом, дети с облегчением высыпали из класса — я мог утомить. Еву я задержал, решив устроить ей сюрприз и, широко улыбнувшись, вытащил из своей сумки книжку, которую она уж точно будет читать, исходя из её вкусов и предпочтений. Я протянул её Еве, она посмотрела на обложку, где значилось «Йон Колфер «Артемис Фаул» и засветилась от счастья. Я видел, что ей хотелось в порыве благодарности обнять меня, но она ограничилась сжатием ладони, всё-таки ещё опасалась, даже меня, даже того, кто смог облегчить её жизнь.

В эти выходные мы с Дженнифер уезжали для того, чтобы скрепить наши отношения узами брака и не могли взять её с собой. Она была немного грустной, но всё понимала и обрадовалась книге, сказав, что это скрасит её досуг в отсутствии нас, что я счёл очень лестным для меня, как для существа, начавшего жизнь человека, бальзамом пролившись на ту часть души, что звалась хранителем. Мы попрощались.

Впоследствии вспоминая события и восстанавливая ход произошедшего, я понимал, что был счастлив и не замечал многих очевидных вещей, но мог бы почувствовать своим внутренним чутьём, что должно произойти нечто плохое. Я был слишком наивен для человека и расслаблен для демона, а про хранителя и говорить нечего — опьянён удачей с Евой, тем, что мне удалось спасти девочку. Но жестокосерднее небес может быть только человек с самым чёрным сердцем.

***

— Я безумно волнуюсь, — шёпотом проговорила мне Джен и её большие глаза мигом округлились, как и мои, когда выйдя из ванной комнаты, продефилировав передо мной в одном нижнем белье и подвязкой невесты на правой ножке, от волнения тронула мои предплечья, невольно царапнув меня своими ноготками, вызвав бурю волнения в крови; моя рубашка, которую я до этого держал в руках, полетела на пол.

— Опять тошнота? — спрашиваю я, развернув её к себе спиной, нежно поцеловав в шею, вдохнув розоцитрусовый запах, купаясь в огненной энергии, ощутив, как ты повела бёдрами, вжавшись в меня, лёгким прикосновением задел напрягшуюся грудь, услышав, как простонала.

— Сегодня нет, — хрипло пролепетала, сорвавшись на шёпот от возбуждения, её руки обняли мою шею, нежно задев горячими кончиками тонких пальцев давно застывшую в шраме, но исцелённую ею боль.

— Джен, — прошептал, скользя губами по спине, оставляя поцелуй на каждом позвонке, пощекотав бок, услышал твой хриплый смешок и улыбнулся в ответ.

Спустившись губами к округлым ягодицам, чуть покусал их. Девушка взвизгнула, а мне безумно понравилась её реакция. Пальцы устремились к вмиг намокшему белью и Джен непроизвольно прогнулась в крестце, следуя за их движениями, оглядываясь на меня, одаривая улыбкой, которая окончательно свела меня с ума. Мои ладони скользнули от бёдер до ступней и тонкие трусики упали на пол, как и мои брюки. Нетерпеливо возвратился тем же путём к шее Джен, вновь прочертив влажную линию поцелуев, возвратившись к шее, медленно ведя горячей рукой по спине вниз, заставляя прогибаться и дрожать; прижался и, толкнувшись в податливое нежное тело, замер, сжав её бедра чуть сильнее, чем следовало бы. Девушка приподнялась на пальчиках изящных длинных ног, и обернувшись, осела, позволяя заполнить себя целиком. Потянулся за ней следом, утратив на миг инициативу, позволив раствориться в её узости. Язычок тут же игриво скользнул по моим губам, сплетая наш поцелуй, распалив нас, испытывающих и так настолько жгучее желание, что две силы, две энергии: мрачная и огненная столкнувшись, приласкались друг к другу и начали жаркий танец. Её бёдра размашисто двинулись мне навстречу, а узкие ладони сжали изящное витиеватое изножье нашего ложа. Она повернула ко мне зардевшееся лицо с россыпью бусинок-пота на лбу.

Губы что-то шептали, вытянув из сладкого плена жгучей пляски её бёдер и услышать слова:

— Люблю бесконечно.

— Я сильнее, — резкий толчок, ощутив, как Джен пульсирует на моих оголённых нервах, сжимая меня внутри, сладкая судорога от макушки с непослушными кудрями до изящных щиколоток, так, что ещё немного и она упала бы, подхватив её за живот, нежно прижимаю к себе, зарываясь в волосы, замирая, дожидаясь пока дыхание успокоится.

Слегка подтолкнул к постели, так чтобы ты удобно устроилась на краешке. Закусила нижнюю алую губу в нетерпении. Широкая ладонь нежно приласкала щёку, Джен прильнула к ним, на миг прикрыв глаза, позже они распахнулись одарив меня яркими изумрудами. Мои пальцы завели твои непослушные кудри за ушки, но твой лукавый язычок нетерпелив и уже на головке, вызвав мои дрожь и сдержанный стон, продолжив путь по стволу вниз и вверх, захватывая постепенно всего меня в сладкий плен, доставив бархатное удовольствие, сильнее распалив меня.

Джен оторвалась от меня и, подтянувшись вверх по шёлковому покрывалу, открывалась мне. Мои руки на её бёдрах притянули её ближе и я вновь в медовом плену, плавясь и взрываясь на сотни маленьких атомов и вновь возрождаясь, двигаясь в унисон с ней, чувствуя, что её ноги заключили меня в капкан, что поцелуй стал глубже, переплетаясь языками. Мы загораемся ещё сильнее. Крепче обнял, почти всем своим весом вжав в матрац, пока она бесстыдно двигалась мне навстречу, подталкивая к границе пика. Я вторил тебе, балансируя на грани грубости и нежности. Услышал её хриплый стон, за которым последовал и мой, и я взорвался в тебе, наполнив. Джен оставила лёгкие поцелуи на моём лице. Пытался отдышаться, обняв девушку, слушая как грохочут наши сердца в унисон друг другу.

— Это ты так не хочешь жениться на мне? — спросила Джен после минутного затишья, и, посмотрев на меня, рассмеялась.

Я лишь не хотел выныривать из ощущения счастья и провёл пальцем по её щеке, в ответ рассмеявшись.

Она вдруг серьёзно посмотрела на меня и спросила:

— Ты уверен, что я та с кем ты хочешь провести жизнь? — её глаза испытующе смотрели на меня.

— Мало того, Джен, я хочу провести с тобой вечность, — улыбнувшись, сказал я, но уже предельно серьёзно, — Всегда в своей жизни следовал каким-то общепринятым правилам и законам, приказы сильного авторитета были для меня непреложным законом, но с тобой нарушил всё, пошёл против всех законов этой Вселенной, так позволь мне соблюсти здесь человеческие.

Дженнифер кивнула, поцеловав мою ладонь.

— Нам нужен план как выбраться из постели, — предложил я после некоторого нашего молчания, увидев, что Джен развернулась ко мне и легла боком, изящно облокотившись, продолжил, — Мы идём в душ вместе, затем я уйду одеваться в другую комнату…

— Такое чувство, что это я в нашем «безумии» виновата, — немного обижено проговорила девушка, на что я расхохотался.

— На этот раз не ты, а подвязка невесты, — проговорил я и придвинувшись к ней поцеловал, она вздохнула.

— В душ, — прошептала девушка, очертив глазами линию моих губ.

— Да, — шепнул я в ответ, одаряя её однозначным взглядом.

Рассмеявшись, мы скрылись за дверями ванной комнаты.

***

Я-то какого ляда волнуюсь?! Вспотели ладошки. О, Творец! Ну прямо как мальчишка… Да ещё подстёгивало к большему трепету поведение Дженнифер, дёргавшейся словно на иголках в своём коротком белом платье, на каблуках, с волосами собранными в пучок с россыпью белых маленьких цветочков. Она беспокойно смотрела на людей, толпящихся возле дверей городского совета, а я то и дело трогал карман пиджака, который оттягивался коробочкой для колец. Брачующиеся заходили, когда объявляли их пары. А мне надоело переживать и видеть, как нервничает моя девочка. Я взял её хрупкую ладонь в свои и ощутил холод, очень внимательно взглянул на неё, заметив бледность.

— Тебе плохо? — спросил я, обеспокоенно глядя в её глаза, согревая руки, даже слишком, на что она ещё сильнее сжала мою ладонь.

— Я волнуюсь, — ответил она, чуть размякая от моих прикосновений и я почувствовал, что тоже успокаиваюсь.

— Ничего не изменится, это просто штамп в бумагах, гражданский акт о том, что мы перед законом муж и жена, это никак не повлияет на наши отношения, — заверил я её, заметив, что её щеки зарозовели.

— Кроме того, что ты теперь мой и по закону, — произнесла Дженнифер, по-собственнически поведя глазами.

Я рассмеялся и слегка наклонил голову вперёд, затем поднял глаза исподлобья и они сверкнули горячими льдами. Было в ней это хищническое что-то, что цепляло и позволило привязаться настолько, что даже если она скажет мне уйти, я оставлю её, но буду незримо в жизни всегда: поддерживать и оберегать, даже если разлюбит, даже если полюбит другого.

Она вгляделась в меня и чуть поморщилась, как будто от боли:

— Никогда не разлюблю, даже если забуду, — и провела кончиком пальцев по моей раскрытой ладони и мне показалось, что рядом никого не стало, нет ничего, кроме её пленительных глаз, соблазнительных губ, часто вздымающейся груди и розоцитрусового запаха. — Мы всё ещё в ратуше, дорогой, — прошептала Джен и улыбнулась, как будто сняв с меня своими словами пелену очарования её женской сутью.

Я усмехнулся и сунул руки в карманы брюк, девушка обняла меня, а я чмокнул её в макушку. Наконец объявили нашу пару и мы, взявшись за руки, проследовали в кабинет, где велась запись таких, как мы, обручённых или обречённых.

Пальчики Дженнифер подрагивали в моей ладони, однако я был очень собран и спокоен. Мне всё представилось настолько правильным и нужным, что вдруг пришло понимание, что соблюдение всех заранее установленных придуманных прошлыми людскими поколениями человеческих моментов важно именно для меня. Я становился земным. Да, мне было непривычно, да, я скучал, возможно, по каким-то моментам в моей прошлой жизни, ведь будучи демоном-хранителем Джен я достаточно много времени провёл на земле по людским меркам и вроде бы уже должен был бы стать вполне себе «своим», конечно. Однако становился земным лишь сейчас.

— Тебя «состарили» на год в документах, Джен, — шепнул я ей, еле сдерживаясь от хохота, видя, как она притворно-гневно щурит глаза.

— Зато ты заметно «помолодел», — ответствовала она, усмехнувшись, и в глазах застыли лукавые огоньки, — сегодня я устрою экзамен.

— Моей «молодости»? — спросил я насмешливо, выгибая вопросительно бровь.

— И ей тоже, — произнесла девушка и взяла меня улыбающегося под руку.

Регистратор сурово глянула на нас и спросила:

— Где же ваш свидетель?

Я было открыл рот, чтобы ответить, как услышал сзади голос с лёгкой отдышкой. Мы с Дженнифер обернулись и увидели ангела Джека. Ничего не изменилось: он был пьян, грустен и боялся. Девушка взвизгнула от радости и, подбежав к нему, начала целовать и обнимать. Он, вроде как, недовольно отмахивался, но по тому, как блеснули радостью его глаза, я понял, что он счастлив вдвойне. Я же поздоровался с ним более сдержанно.

— Ты чего здесь? — спросил быстро, снизив голос до шёпота. — Следишь за нами?

— Я не мог пропустить столь важного события в жизни моей подопечной… — он вскинул на меня взгляд, оглядев вмиг моё нахмурившееся лицо, поднял руки в примиряющем жесте. — Твоей подопечной, — помолчав, вновь начал: — И моей тоже.

Я улыбнулся и хлопнул его по плечу. Мы вновь, уже втроём, обернулись к женщине. Она вполне удовлетворённо улыбнулась и пригласила к столу.

Под заунывное бормотание регистраторши, мы стали мужем и женой:

— Семья — это союз любящих людей и союз добровольный. И прежде, чем зарегистрировать ваш брак, я обязана спросить вас: является ли ваше желание вступить в брак искренним, свободным и хорошо обдуманным?

— Прошу ответить Вас, мисс Дженнифер Агапи.

— Да! — почти выкрикнула Джен и улыбнулась мне.

— Вас, мистер Солидафиэль Нильсен.

— Да! — спокойно сказал я и только чуть сильнее сжал ладонь девушки.

— Учитывая ваше обоюдное согласие ваш брак регистрируется. И я прошу вас подойти к столу и подписями скрепить ваш семейный союз, — нудно, долго и обыденно. Я был благодарен сотруднице ратуши, что она хотя бы откровенно не зевала.

— Уважаемые новобрачные, — снова продолжила она, — с полным соответствием с законом ваш брак зарегистрирован. И я торжественно объявляю вас мужем и женой! В знак любви и верности, новобрачные, обменяйтесь кольцами. Поздравьте друг друга супружеским поцелуем.

Мы надели друг на друга кольца, как будто две печати на душу, поцеловались, и вышли из зала в сопровождении нежданного свидетеля. Простившись, ангел Джек как появился, так и исчез, ещё раз попрощавшись. Но что-то подсказывало мне, что это не последняя встреча.

— Никакие слова и кольцо не смогут сделать нас ближе, Сол, только крылья… — она взглянула на меня и взяв в свои хрупкие ладони моё лицо проговорила, не отрывая взгляда: — Ты подарил мне крылья.

От её слов я вздрогнул и вгляделся в мою девочку внимательнее, ощутив, что она изменилась, теперь уже знал, что её душа на многое способна: чего только стоило спуск в ад и ранение Сатаны. Но мне хотелось ещё больше!

— И какого же они цвета, Джен? — прошептал я и мои глаза блеснули голубым сапфиром как кольцо, которое я ей подарил в знак помолвки, на её безымянном пальце.

— Они такого же цвета, как твои, — шепнула она в ответ, убирая руки с лица, скользнув взглядом по линии моих губ.

— А какого цвета мои крылья, Джен? — замерев, спросил я, этот вопрос так сильно мучил меня в последнее время, однако моя печаль была сформулирована в мысль только сейчас, и мне надо было знать, как меня видит моя женщина, принимает ли она меня таким какой я есть.

— Чёрные, — произнесла девушка и её зелёный изумруд, качнувшись, замер, и я навсегда для себя уяснил две вещи: Дженнифер видит меня тем, кем я являюсь на самом деле и она меня любит таким.

Мы обнявшись, вышли из городской ратуши, и направились гулять по городу. Цвела джакаранда и её тонкий медовый аромат тонко вплетался в аромат девушки, растворив цитрусовую горчинку напрочь. Наши пальцы переплелись — бывшие одинокими существами, стали самыми любимыми. Она мило щебетала о чем-то, а я как дурак любовался ею и улыбался, был счастлив, упивался тем, что и она счастлива. Слишком наивен для человека, слишком расслаблен для демона, слишком возгордившийся для хранителя.

Мы сидели в кафе, я массировал усталые ноги Дженнифер пока она пила кофе, как вдруг раздался телефонный звонок.

— Мистер Нильсен? — сухой официальный голос, — Мистер Солидафиэль Нильсен?

— Да, — меня почему-то кольнуло в самое сердце.

— Вы являетесь доверенным лицом Евы Корнер?

— Да, а что случилось? — я увидел, как встрепенулась Дженнифер и глазами умоляла сказать, что произошло.

— Ева Корнер в коме, единственное что было у неё с собой помимо одежды — записка с вашим номером телефона, поэтому мы…

— Где она сейчас? — упавшим голосом спросил я.

— В медицинском центре Сантана, — ответили мне и тут же добавили: — Вы будете?

— Да, — хрипло ответил я и в трубке послышались короткие гудки, затем я посмотрел на Джен и коротко сказал: — Ева в больнице.

— Едем, — приказала девушка.

Вот так, просто, без разговоров и претензий, я последовал за ней на выход и уже через два часа мы были на месте. Больница встретила меня роем боли и скорби, здесь умирали, это место буквально взывало к тому, чтобы оставить все радости, боли было больше, чем всего остального. А ещё я почувствовал любовь, тонкой золотой аурой окутывающей парочек: вот старик склонился над каталкой, где лежала его жена, она уговаривала его не плакать, а он просил её выжить. Ощутил, как Джен сжала мой локоть и мы прошли к стойке регистратора. Выяснив, где Ева, мы почти бегом добрались до нужной палаты. Доктор вышел и представился.

— Как это произошло? — спросил я.

— Падение с третьего этажа, — почти буднично, но голос дрогнул, продолжил: — Самоубийство.

— Мне надо увидеть её… — попросил я врача.

— У нас не положено…

— Мне. Надо. Её. Увидеть, — надавил я на волю эскулапа и она треснула словно скорлупа яйца.

— Пройдите, — бесцветным тоном произнёс он, указывая рукой на палату. Ещё мгновение, мы с Джен влетели туда и увидели разбитую девочку.

Дженнифер прикрыла рот рукой и разрыдалась. Подошёл к ней и почувствовал рядом ангела смерти, он не видел меня из-за амулета, я мрачно усмехнулся и положил руки на подростка. Её энергия, почти угасшая, еле пульсировала в ней: те же огненные нотки как у Джен, только слабее.

— Что же я могу сделать? Как я могу помочь ей? — растерянно шептал я, откуда-то вынырнули знания о распределении энергий, я знал, как их распознавать, я помнил, как делиться ею.

Скорее шестым чувством, нежели зрением, я почувствовал, как из меня начала вытекать светлая лучистая энергия, она струилась по венам и лёгкими завихрениями закручивалась в кончиках пальцев. Энергия перекатывалась по мне и лилась прямо в тело девочки. Я увидел своим внутренним взором как треща, зарастали её кости, стягивались повреждения. Кровь свободно текла по венам, дыхание становилось лёгким. Она брала ещё и ещё, ей было необходимо и я не препятствовал, а потом и не смог остановить этот поток, потому что я хотел излечить её полностью, отдать ей все самое лучшее, спасти ребёнка. Она исправляла свою судьбу, взяв у вселенной любящих родителей, уютный дом, хороших друзей, она стирала все плохие воспоминания. Я был насухо опустошён, ощутив, что юная девушка полностью исцелена, а её судьба переписана набело.

Ева открыла глаза и недоуменно произнесла:

— А вы кто?

— Я сейчас позову врача, — я пытался собраться с мыслями, которые путались от обильного оттока энергии, я никогда не отдавал столько и это была скрытая резервная сила моей души как составляющая её, доставшаяся мне от моей матери-ангела.

Взяв за руку Джен, у которой на лице застыл немой вопрос, я опрометью бросился из палаты и растолкал доктора, немного усыплённого моим воздействием. Он пробежал к Еве, и я мельком в открывающиеся двери увидел лицо девушки, она пристально смотрела на меня, пытаясь узнать.

— Солидафиэль, — услышал я сдавленный стон Джен рядом и, повернувшись, увидел её искажённое болью и ужасом лицо

Я похолодел когда мой взгляд упал на низ живота, который с бешеной скоростью обагрялся ярко-красной кровью. Я схватил её на руки и нашёл врачей. Переложил на каталку и бежал рядом с ней, понимая, что истратил весь свой резерв энергии хранителя на Еву. Я был пуст, растерянно взирал на плачущую Дженнифер, я ничем не мог помочь своему дитя, и осознание собственной беспомощности разрывало меня.

Рождение

Cидел возле больничной койки и держал в своих руках подрагивающие и холодные пальчики Дженнифер, которые не могли согреться даже в моих, пышущих адским жаром, ладонях. В её изумрудных глазах плескалась боль пополам с отчаянием и слёзы, которые уже не лились, потому что были выплаканы. Просто застывшая влага. Я взглянул на мерно капавшие вниз жидкие шарики лекарства в капельнице, опутавшей руку моей девочки, и чуть сжал челюсть.

— А что, если они его не спасут? — сбивчиво прошептала девушка опухшими и искусанными в кровь губами, глаза стали ещё больше от ужаса и осознания того, что это может произойти.

— Спасут, — твёрдо ответил я, ощутив благодарное движение ледяных пальцев вперёд, и вот уже её хрупкие ладони почти полностью спрятались в моих крупных.

Я ей слабо улыбнулся, она мне в ответ только отблеском своей ослепительности. Внешне спокойный, внутри разрываемый от беспомощности и собственной бесполезности. Энергии хранителя не было во мне, я исчерпал весь свой резерв, весь «мой ангел» испарился.

— Он отзывается на тебя… пожалуйста… — произнесла Джен умоляюще, и потянула мои ладони к животу, но я удержал их, задрожав, тем самым выдав и свой страх.

Сглотнув комок в горле, не отвёл холодного взгляда самых голубых арктических льдов, а моя девочка ещё сильнее побледнела и произнесла:

— Если ты в ужасе, то представляешь каково мне… — её шепот прокатился сковывающим оцепенением по моим венам, артериям и сосудам, принеся к голове панику на грани с умопомрачением.

Я никогда так не ужасался как сейчас, даже будучи в гуще самых мрачных страниц истории небес, ада и человечества. Но её глаза умоляли и мне пришлось сдаться.

— Больно будет от осознания… — предупредил я, пытаясь унять дрожь в голосе стремительно скатывающемся в хрипотцу.

— Больно будет один раз… — вновь её шепот, застывшие слёзы в огромных глазах с таящейся там мольбой, напомнив мне не забытые подопечной слова хранителя.

Я, собравшись телом и духом, возложил руки на её живот… и ничего не почувствовал. Внутренняя паника… Ещё попытка… Я боялся смотреть ей в глаза… Ещё… Она удержала руку, и я услышал рыдания, порвавшие мне то, чего нет у демона априори — душу. Вот теперь больно так, что пробрало до костей. Я не смотрел ей в глаза, а она поцеловала мне открытую ладонь и до меня не сразу дошел смысл её фразы, не сразу уловил, как изменился её голос:

— Сол, взгляни…

По всему животу Дженнифер разлилась золотая радуга. Её снова затрясло в рыданиях, и меня внутри, где-то очень глубоко. Я крепко обнял Дженнифер и снова протянул руки, как почувствовал дикую боль моего дитя, то, что его отделяет от смерти плотная граница нашей с Джен любви, простой человеческой любви, привязанности к ещё не родившемуся, то, что ученые называют грубо и прозаично — родительскими инстинктами, то, что ангелы на небесах в восхищении зовут жертвенной любовью.

Дитя больно, он на волоске от смерти, но боролся и цеплялся за чудо жизни изо всех сил, он был бойцом, как и его родители.

Я облегченно улыбнулся и крепче обнял девушку, поцеловав в каштановую макушку, ощутив затухающие рыдание. Она сжала мой торс. А я разглядел в этом жесте, что к нам возвращалась надежда.

Обследование позже подтвердило, что ребёнок жив и есть все шансы, что выживет. Дженнифер была успокоена более лекарствами, нежели сама, и почти выгнала меня крайне усталого и измученного домой, пригрозив, что если я стану бесплотным и останусь рядом с ней, она мне перестанет готовить блинчики по утрам. Со смехом, но всё-таки посчитав это серьезным аргументом, я глубоко вздохнул, поцеловал в лоб засыпающую Джен и поплёлся домой.

Город был как всегда суетлив, громок и многолюден — это не вязалось с моим настроем и внутренним состоянием, после которого наступает катарсис. По прежнему цвела джакаранда, но ни вид, ни запах её меня не радовал. Захотелось раскрыть крылья и взлететь, однако я сдержал порыв, решив однажды быть человеком на все сто процентов.

Дом встретил меня тишиной, прохладой и пустотой. Не разуваясь, я прошел в гостиную и сел на диван, уставившись в одну точку, явственно представив себе картину жизни без моей девочки. Я не хотел этого и не знал, кого мне молить о благополучии. Небеса против, ад в ярости. Земля приняла, люди приняли. Люди, которых я ранее считал ни на что негодными, презирал и счёл для себя наказанием то, что сослав сюда, Сатана унизил меня до звания бес-искуситель. Я усмехнулся, вероятно, владыка ада уже сам пожалел о своём решении. Он не знал ни о роке, ни о предназначении, ни о судьбе, а кто знал? Кто знал, что душа так крепко привяжет к себе демона невидимыми нежными путами, которые не разрезать, не порвать, от которых не скрыться? И что будет с нами, если мы не будем вместе, если нас разлучат? Я боялся и помыслить об этом, но определённо мог сказать, что какая бы сила не разбросала нас друг от друга, я буду всегда возвращаться к Дженнифер.

И у меня ещё было одно дело, с которым я бы хотел покончить, чтобы окончательно успокоиться — Ева Корнер. Я узнал, что девушка не живёт и никогда не жила там, где я когда-то навещал её. В этой квартире обитала другая семья; в школе, где я преподавал, никто никогда не слышал о такой ученице. Однако, в школьном округе мне удалось узнать, что Ева живёт совсем в другом месте, в благополучном районе, в двухэтажном коттедже и у неё замечательные родители и даже собака — золотистый ретривер по кличке Родди. Я видел её: вполне себе счастливый и уверенный в себе подросток. И это обрадовало меня. А пугало то, какой силой я обладал совмещая, но не смешивая в себе две моих сущности: демона, доставшегося мне от отца и ангела — наследие моей матери. Всё, о чем говорил ангел Джек в ту короткую встречу на кухне в нашем с Дженнифер в доме, всё оказалось правдой и всё подтвердилось в случае с Евой. Я глянул на свои руки и изумился, какую же мы силу имели — дети, рожденные от союзов демона и ангела, когда такие союзы были не запрещены, мы, утратившие свою принадлежность, не утративший её монстр Медий и от того разделивший его обе сути Творец. Творец, который боялся таких детей, потому что они имели силу равную его силе, способную, как в моем случае, переписать судьбу девочки, излечив не только её тело, но и душу. Кого-то спрятали, кого-то, как меня, оставили в противовес… Демоническая сторона Медия есть у архангела Гавриила, его ангельская часть всё ещё скрыта. Творец хорошо припрятал эту часть его души, чтобы монстр Медий никому никогда не смог навредить. А хотел ли он кому-нибудь когда-нибудь навредить, кроме того, как низвергнуть власть Творца, Архангела Гавриила, Сатаны и подобных ему? Может быть он хотел бы установить мир, где правит любовь, где мерилом всего является только это сильное чувство?

Через неделю Дженнифер выписали из больницы и она счастливая вернулась в наш дом, наполнив его уютом, любовью, запахом, неуловимой атмосферой тепла, которое шло прямо из её сердца. Таких мелочей повседневных как бы и не замечаешь замыленным взглядом обывателя. Свежая постель, закрытые утром наспех шторы, чтобы я мог подольше побыть в объятиях сна, мурлыканье попсовой мелодии в душе, запах лавандового мыла, легкий поцелуй в щёку и касание носа. Я часто спускался после такого пробуждения на кухню и незамеченный стоял в проеме входа, счастливо улыбаясь, видя её пританцовывающую у плиты. Блинчики у Джен выходили отменные, остальное мы учились готовить вместе, в первое время безжалостно выбрасывая всё в корзину для мусора и обедавшие-ужинавшие в ближайшей кафешке. Совместные походы в магазины книг и ранее пустовавшие полки заполнялись, не просто книгами, а нашими мыслями, мечтами, видением жизни, надеждами, страхами. Трепет встречи после расставания на несколько часов, нетерпение утопить в объятиях, а вечером — золотая радуга, повисшая над животом Джен — наше персональное чудо, чутко отзывавшееся на мои прикосновение, тянущееся ко мне, светлое, чистое, энергия звонкая, словно медь, сплав темной, как камень моей, и огненной жизнеутверждающей Дженнифер, с порывом осеннего ветра — моя холодная зима вперемежку с её жарким летом. Младенец прекрасен уже сейчас, обернутый розовыми пеленами ранней зари, теми, в которых ангелы передают их в утробы земным матерям.

Раньше такие обыденные вещи для меня, демона, казались не важными, хотя мне и не нравилось взаимодействовать с людьми, а мой трактат «Почему у людей нет крыльев, или рожденный ползать, летать не может», которым я когда-то гордился, имел успех в своё время среди тех, кто брал у меня не только уроки битвы на мечах, сейчас являлся для меня полнейшим позором. Я ничего не знал о людях, я судил их по внешним проявлениям, злорадствуя над их мелкими страстишками, а они были глубже настолько, насколько глубок их создатель. По образу и подобию же… Теперь понял.

Наши ежедневные будни складывались в недели, недели в месяцы, а все в это время в ожидание и хлопоты. Мы ждали встречи с нашим дитя. Но узнавать его пол при всех возможностях современной техники, мы не стали, боялись, что необычные явления в виде замершей золотой радуги над животом Дженнифер приведут к определенным последствиям. Мы были осторожны и отказывались от обследований. Мы были всегда настороже.

***

— Мне очень нужна твоя помощь, ты можешь подъехать прямо сейчас? — говорил я в трубку мобильного телефона немного волнуясь.

— Что случилось? — раздался голос за моей спиной одновременно слышимый и в трубке.

Я обернулся, мрачно усмехнувшись. Уже было начал забывать, как это — быть бессмертным. Это был мой друг, бармен, с телефонной трубкой, удерживаемой им под ухом, в руках он держал рюмку и глифт, собственно, в чём был, в том и перенёсся.

— Дженнифер рожает, — проговорил я растерянно и как подтверждение тому демон услышал крики со второго этажа.

— Хм, вряд ли я тебе с этим могу помочь, — он озадаченно посмотрел на меня.

— Не с этим, просто побудь здесь пока ребёнок не родится, мне так будет спокойнее, — ответил я, надеясь на хороший исход.

— А, — произнес он, облегчённо вздыхая, — это я могу…

Тренер налил себе стопку и протянул мне, я поморщился и отрицательно качнул головой, хотя рефлекс сработал и во рту появилась вязкая слюна, сглотнул наскоро и отвёл взгляд от бутылки, хотя нервы сдавали. Поймал себя на мысли, что лучше бы сюда слетелись легионы ангелов, я бы им свернул шеи голыми руками, чем слышать вот это вот всё. Бармен залпом опрокинул содержимое рюмки и, чуть помедлив, налил и выпил снова, затем поставил бутылку и выжидающе глянул на меня.

Я достал талисман, подаренный Дженнифер бабушкой ангела Джека и поспешно сломал его пополам, он раскрошился в моих руках до трухи и исчез, словно его ветром сдуло. В ту же секунду в гостиной возникло две фигуры: ангел Джек и его бабушка. Тренер выругался по древнему демоническому, увидев старую ведьму. Та мельком взглянула на него и улыбнулась краешком губ. Джек плотоядно взглянул на бутылку глифта и облизнулся, но осекся под нашими пылающими взглядами.

— Веди меня к ней, Солидафиэль, — прошелестела она, и я двинулся первым.

За нами проследовали Джек и бармен. Я оставил мужчин за дверью и привёл старуху к ложу с моей девочкой. Демон оглядела Дженнифер и приказала, не отрывая глаз от её измученного лица:

— Теплую воду и много полотенец, — затем она быстро спросила: — Где я могу помыть руки?

Я провел её до ванной и включил кран. Помыв руки, она коротко взглянула на меня, и чуть тронула за плечо, сказав при этом слегка дребезжащим голосом:

— Ничего не бойся, я помогу.

На эту фразу я кивнул и мы вернулись в комнату. Джен тяжело дышала и капельки пота струились по её лбу, я отер его полотенцем и поцеловал. Она благодарно улыбнулась и протянула мне ладонь, сморщившись от боли. Я поцеловал ей руку и крепко сжал её. Прекрасное лицо Дженнифер было искажено мукой, а я не мог ей ничем помочь.

— Ты помогаешь, — неожиданно ответила бабушка, как будто читала мои мысли, — она чувствует твою силу. И дитя… ты ему нужен.

Я вздрогнул и взглянул на мою девочку, она раскраснелась и стонала от боли.

Старуха осмотрев её, выдала:

— Теперь только ждать, схватки должны со временем усилиться и дай Творец к утру в наших руках будет славный младенец.

Её лицо преобразилось, оно стало светлым, я увидел её ангельский лик и она была прекрасна — ангел, вынужденная носить чёрные крылья.

Потекли минуты и часы ожидания. Дженнифер то ложилась, то вставала, кружась по комнате. Схватки становились всё чаще и все интенсивнее.

Я был в предобморочном состоянии, а повитуха смеялась и приговаривала:

— Сам хотел роды принимать?

Теперь я точно был уверен в том, что бабка умела читать мысли, вероятно, это было её даром.

— Слишком самонадеян, — хрипло проговорил я, чувствуя, как волна боли Джен передалась и мне.

— Любишь её, вот и готов на всё, — вновь проговорила старуха, подбадривая нас.

Мы с Дженнифер улыбнулись друг другу, и я склонил свой лоб к её. Она вся горела и трепетала.

— Она ведь просто женщина, сможет ли… — прошептал я, давя в себе слова, что так неосознанно слетели с губ.

Заметив, что Дженнифер не до этого, я погладил её лоб, почувствовав, что она расслабляется немного, но схватки всё равно давали знать о себе.

— Вместила и выносила же, хотя не должна была. Ваша встреча против природы мироздания, но она доказывает, что у всякого правила бывают исключения, — проговорила старая женщина внимательно следя за Дженнифер. Я взял полотенце и отер выступивший пот с её лба.

— В следующий раз рожать будешь ты, Сол, — гневно, морщась от боли, произнесла девушка, я сдержанно улыбнулся.

— Молодец, еще и шутишь, — проговорила старуха и проверила готовность Джен, пробормотав, — четыре пальца… Скоро уже, Солидафиэль, поцелуешь своё дитя.

И вправду, уже через незначительное время схватки ускорились и стали частыми настолько, что старуха засуетилась вокруг Дженнифер, кричавшей от боли пока ребенок спешил появиться на свет. А старуха командовала когда тужиться и когда дышать.

Я увидел малыша: светлую макушку, шею и плечики, ручки, ножки и вдруг почувствовал всплеск такой сильной энергии, что меня покачнуло, то же самое ощутила и повитуха. Это почувствовал весь мир и я ужаснулся, потому что это могли видеть небеса и ад.

Воздух разрезал громкий крик младенца.

Бабка ловко шлёпнула малыша по ягодицам и обтерла маленькое тельце, обернув в пеленку. Она с улыбкой передала его мне и сказала:

— Первенец, сын, ангел.

Я задохнулся от нахлынувших на меня эмоций: малыш кряхтел и беспорядочно сучил ножками и ручками. Где-то это я уже видел. С улыбкой посмотрел на Дженнифер, та откинулась на подушки и облегчённо взирала на нас, а я одними губами прошептал: «Спасибо». Она улыбнулась мне, а я вновь посмотрел на моего ребёнка: дитя с белыми крыльями, ангел. Загадка природы, не должно было случиться, но произошло. Чистый, светлый, могучий. Пожалуй, ни у кого нет такой силы, и поэтому страшно: если придут, то чтобы уничтожить, даже судить не будут, ибо многое на кону — власть творца. Энергия — привкус меди, с порывом осеннего ветра — так чудно переплелись наши в одну его. Бабка помогла привести в порядок Дженнифер и кровать, потребовав приложить к груди младенца, что было нами сделано. Кряхтящий комочек никак не мог понять, что от него хотят, повитуха и здесь успокоила и показала, как надо. Ребёнок мирно засопел. И опять вроде всё просто, а для меня как откровение: это было моё, это всё для меня, это мне.

Я облегчённо присел рядом, любуясь моей мадонной. Но я был слишком счастлив для человека, слишком наивен для демона, и утратил ангела. Я не сразу понял, как мир вокруг меня замер. Мы с повитухой переглянулись и я вскочил прикрывая собой Дженнифер. В комнату явились две силы, вечно противоборствующие между собой. Ночь и день. Инь и янь. Добро и зло. Материализовались архангел Гавриил и Сатана. В этот момент я собрался как мог, достав кинжал, хотя знал, что существам такого плана материальные предметы ничем не грозили, но всё-таки я смел надеяться, что мне удастся их хотя бы задержать, а Джен спрятать.

— Убери зубочистку, Сол, — предупреждающе зло проговорил Сатана, с презрением посмотрев на оружие в моих руках и увидев, как я тронул амулет на шее, усмехнулся, — энергия твоего ребенка «отключила» все амулеты и талисманы и благодаря ей же я вас нашел и этот, — с презрением махнул рукой в сторону брата.

— Отдай дитя, Солидафиэль, — сразу, без словесных прелюдий приступил к делу архангел.

— С чего бы это? — зло прищурился и мрачно уставился на Гавриила.

— С того, что он принесёт огромные несчастья всем: небесам, аду, земле, через него в мир придет монстр Медий, — проговорил архангел, пытаясь быть убедительным.

— Отдай его мне, Сол, ты ведь служил мне верой и правдой… — начал вкрадчиво Сатана.

— Сейчас служу только себе, — успел проговорить, как в комнату вбежали бармен и Джек.

Секунда для оценки ситуации и учитель сразу вступил в бой с Сатаной. Однако вывести Дженнифер из комнаты мне не удалось, мы сцепились с Гавриилом. Я краем глаза заметил, что Джек пытался помочь, но архангел, словно предвидя, одним движением руки, потоком мощной энергии отбросил его к стене практически впечатав туда. Старуха завыла и подбежала к внуку, присев рядом, баюкая тело. Взглянув через плечо увидел, что Дженнифер отползла в дальний угол и с её глаз бесшумно стекали слезы, путь к выходу ей преграждала борющаяся пара Сатаны и бывшего учителя. Моя девочка была слаба и поэтому ей оставалось только сжимать ребенка в руках.

Гавриил был достойным соперником, он дрался со мной словно шутя, предугадывая почти все манёвры, но все же мне удалось прижать его к стене и приставить кинжал к горлу. Чего не скажешь об учителе: я видел, что он был крайне вымотан, а Сатана смеялся и подначивал его.

Когда хозяин ада обернулся к нам и взглянул на Гавриила беспомощно барахтающегося возле стены, то он звонко расхохотался:

— О, да, окажи аду услугу, Сол, убей обнаглевшего архангела, пытающегося стать Творцом.

Я вздрогнул от этих слов, от приказа Сатаны, ни один из которых никогда больше не выполню. Моим секундным замешательством воспользовался Гавриил, перенаправив кинжал в мою сторону, а еще я услышал, как хрустнули шейные позвонки. Сатана убил учителя, а Гавриилу почти удалось приблизить оружие к моему горлу. Я услышал визг Дженнифер, как неожиданно комнату озарил белый мягкий свет на короткое время дезориентирующий всех. Кинжал выпал из рук архангела. Свет становился всё приглушённее и стягивался к середине, материализуя тело и вскоре перед нами возник старик. Его присутствие сделало нас беспомощными, мы остановились и более не могли владеть своими телами.

— Садовник? — вскричала изумленная Дженнифер, дитя на руках зашлось в крике, она пыталась успокоить его.

— Отец, — прошептали почти одновременно архангел и дьявол.

Я слышал, как скрипнули зубы от злобы и досады у Гавриила, Сатана же закатил глаза и выражение лица выдало в нем нашкодившего мальчишку.

— Заигрались, мальчики, — проскрипел Творец и с хитрым прищуром оглядел своих великовозрастных детей.

— Отец, вот дитя, которое угрожает твоей власти, — он указал рукой на Джен, прижавшую к себе успокоившегося сына, — я хотел взять его и принести тебе…

— Ага-да, ну, конечно, — фыркнул Сатана, — сказочки своим детям будешь рассказывать, власть ты отцовскую хотел.

— А ты задницу вечно свою прикрываешь, тебе нужен этот ребенок тоже, чтобы козырь иметь перед грядущим.

А я смотрел на старика и видел только скорбь, застывшую в его усталых глазах. Он взглянул на меня и я ощутил груз тягот, под которым чуть не сломался. Его взгляд заставил меня задуматься.

— Замолчите оба, — было сказано тихим голосом, но мужчины услышали и мигом замолкли, а Творец продолжил: — Гавриил, у тебя безусловная власть, как у моей правой руки, что ты ещё хотел бы? Встать на моё место? — он вздохнул, чуть оглядывая растерянное лицо сына. — А ты сможешь, а самое главное, достоин ли принять вместе с неограниченной властью и неизмеримую ответственность, ежесекундно слышать просьбы и понимать то, что надо этому миру, а также следить вдобавок за своими взрослыми детьми, в которых я бы хотел быть уверенным?

Гавриил опустил голову, а Сатана злорадно усмехнулся.

Но Творец повернул голову к нему и внимательно взглянул, произнеся:

— А ты, Сатана, не тебе ли я отдал ад вместе с тюрьмой для грешников, считая тебя самым самостоятельным, с гордым духом, со способностью решить любую проблему, разве я когда-то давал тебе повод усомниться в своих намерениях, ты — единственный из моих детей, имеющий свой трон?

Сатана молчал, видимо, слова отца попали в самое его сердце. Наконец взор Творца обратился к нам с Джен и взор этот был скорбящий.

— Ребёнка мне придется забрать, — тихо проговорил он.

— Нет, — твёрдо произнёс я, вскинув руки в защитном жесте.

— Я вынужден это сделать, Солидафиэль, твой мальчик самый чистый ангел когда-либо рожденный в этой вселенной, всё лучшее, что есть в твоём роду соединилось в нем, Дженнифер была лишь сосудом, я вынужден забрать его, ибо много сил, которые могут воспользоваться его чистотой.

— Ты не заберешь у менято, что принадлежит мне, — упрямо, с набирающим безысходностью, хриплым голосом.

— Дитя не принадлежит тебе, он должен был родиться, этого было не избежать, даже когда я подослал к тебе самого смертельного убийцу, ты справился и с этим. Я, дряхлый днями, Творец, Создатель Мира, и забыл о силе любви, — он сам горько усмехнулся. — Я вынужден забрать его, он будет спать все время, пробуждаясь на беседы со мной, его не коснётся ничего нечистое, он будет жить высоко и в безвестности, за семью печатями и заклинаниями, — затем он посмотрел на Гавриила и, обратившись уже в нему, произнёс: — Ты ведь упустил демона Медия, сын, ведь его дух не удержать, поэтому так жаждешь получить этого ангела, — старик усмехнулся, увидев, что своими словами попал прямо в цель, затем взглянул на Сатану, — ну, а твои намерения более приземленнее — ещё больше власти. М-да, и вправду, заигрались, мальчики…

В углу рыдала Дженнифер, прижимая к себе тело ребенка, шепча:

— Нет, Сол, не отдавай им его, пожалуйста, не отдавай…

— Это не зависит от него, душа, — со скорбью произнес Творец. — Я вынужден сделать это, чтобы в дальнейшем он не навредил никому, но я обещаю тебе, что всё будет по-прежнему, вы будете и прежде жить с Солидафиэлем на земле, я возьму даже вашу память о ребёнке и развею её по ветру, вам не будет больно, у вас будут еще дети, но, лишенный своей ангельской сути, хранитель никогда не зачнет такой силы ангела.

— Нет, пожалуйста, не надо, — шептала она, рыдая над маленьким тельцем своего дитя.

— Отец, не так быстро, — услышали мы голос Гавриила. — Душа заключила со мной сделку…

— Какую сделку? — похолодел я, повернувшись к Дженнифер.

— Чтобы ты жил… — прошептала она, и её энергия вырвавшись к моей соединилась, закрутившись в ярком огненном вихре.

— Да, ты не ушел в небытие благодаря ей, — усмехнулся надменно Гавриил, — так вот, теперь моя часть сделки, — я оставляю вам память о ребёнке.

Я беспомощно посмотрел на Творца, тот пожал плечами и болезненно поморщился:

— Даже мне не под силу расторгнуть контракт, договор дороже денег.

Я взглянул на Джен и моё сердце опустилось в пятки: как мать сможет жить зная, что где-то есть её дитя на свете, что оно где-то живёт, но без неё.

Но тут я услышал аплодисменты Сатаны и его сухой голос:

— Все такие молодцы, дайте-ка и мне вставить свои пять копеек в ваш теплый междусобойчик, помнится у нас тоже с тобой сделка, Солидафиэль?

Я грязно выругался на древнем демоническом, на что Сатана загоготал.

— И что же хочет от меня хозяин ада? — произнёс я, сжав челюсти и опалив того холодом взгляда.

— Вернуть тебя в ад.

Джен ахнула и мы с ней растерянно переглянулись.

Раздался голос Творца:

— Солидафиэль более не принадлежит тебе…

— Но сделка есть сделка, — злобно парировал он.

— Я возвращаю тебя на Небеса, Солидафиэль, но ты свободен от его власти. Даже будучи демоном, метка на лице Сатаны всегда ему будет об этом напоминать, — вынес свой вердикт Творец, я увидел, как Сатану передёрнуло от злобы, и он со жгучей ненавистью посмотрел в несчастное лицо Дженнифер.

— Это слишком жестоко, — выкрикнула моя девочка, собрав последние силы. — Небеса призваны творить добро, но ваши одежды и крылья перестали быть белыми, они стали серыми, вы научились прикрываться незыблемыми постулатами и делать неприглядные вещи. Наша любовь, родившая чистого ангела, — ваша зависть, — она рассмеялась. — Боги завидуют. Какие же вы жалкие, — её тело сотрясли рыдания.

Я дернулся к ней, но незримая сила Творца удерживала меня на месте.

— Вы не дадите нам обняться? Не дадите проститься? — с горькой усмешкой проговорил я, посмотрев прямо в глаза дряхлого днями.

— А зачем? — произнес тот и улыбнулся. Но это не было издевательской улыбкой, это было отблеском обещания, затаенной надеждой.

Я растерялся от равнодушия слов и от теплоты взгляда. Комнату начало заливать ярким светом. Я прошептал Дженнифер одними губами, что люблю её, она выкрикнула мне это в ответ, зарыдав так, что моё сердце готово было разорваться на мелкие кусочки. Никто в этой комнате не заметил, что напоследок старуха щелкнула пальцами, а Творец улыбнулся.

Кольцо, психиатричка и Голливуд

Очнулась я внезапно. Так просыпаются после кошмаров: немного с облегчением, что всё закончено, и лёгкой тревогой, что возможно всё ещё во сне. Какое ужасное сновидение!

Я провела рукой по животу и… похолодела. В окна бил ненавязчивый свет фонарей, а заря даже не думала зачинаться. Вскочив, включила свет и огляделась. Всё как обычно, все предметы на своих местах, но я не беременна и… Подбежав к гардеробу, открыла нервным судорожным движением дверцу шкафа. Там, где должны были быть его рубашки, костюмы и брюки, их не было. Там висели мои вещи. Это — плохой сон и, возможно, я проснусь и Сол будет рядом и ребёнок… Но в голове отпечатались слова кошмара — всё будет как прежде, память не отнимут, Сола и малыша заберут. В той реальности, в которой проснулась я, так и случилось.

Э, нет! На глаза набежали слезы. Так, рано паниковать. Я спустилась вниз и, зацепившись за последнюю ступеньку, больно шмякнулась об пол, тут же похолодев всем телом.

«В этой жизни всё эфемерно, кроме боли…», — на ум пришли слова демона-хранителя. Даже вспомнила, как в детстве он склонялся к моей коленке и обрабатывал рану, пока я тихо скулила, и смотрел на меня с теплотой своими невозможно холодными глазами. Только ему одному удавалось успокоить меня в любой, даже самой патовой ситуации.

Боль и не проснулась, значит — не сплю! И вдруг я застыла. Я не сплю… Я кинулась к комоду и стала перерывать документы, с каждым разом всё отчаяннее раскидывая бумаги по комнате. Нет никаких упоминаний о Солидафиэле, как будто его никогда и не существовало. Но что-то должно быть. Фото! Альбомы были тут же, но ни на одной из фотографий не было и намёка на демона, я везде была одна, так, будто это на самом деле.

Мои руки обессиленно опустились на колени и, кинув взгляд на свои ладони — привычка демона, передавшаяся и мне, — я увидела ярко-голубой сапфир. Кольцо! Я нарочито медленно поднесла к нему палец и очертила его поверхность, огладив каждую грань. Я вспомнила, как в ярком заливающем нашу спальню свете оно уже было начало исчезать на моём пальце, но щелчок пальцев повитухи, или так совпало, остановил этот процесс. Вот ювелирное изделие мне точно не могло привидеться. И оно сейчас на мне. Я его вижу точно так же, как когда-то видела своих мужа и мальчика. И ребёнок был… есть… И я, уткнувшись лицом в колени, завыла так, что мне кажется все волки страны слышали меня, просидев так почти до утра.

Однако я заставила себя подняться и, выпив крепкий кофе, всё-таки кое-как собраться и мало-мальски успокоиться. Может что-то случилось и Сол был вынужден меня оставить и они с малышом сейчас где-то… Где? — твердила упрямая логика. Но надежда есть надежда.

Листая телефонную книгу в своём мобильнике, я поняла, что никогда на свете не было такого, Сола Нильсена. Была только Дженнифер Нильсен, незамужняя девушка, сирота, выросшая в приюте святой Катарины, учащаяся в художественном колледже и работающая в кафе «У Кэтрин». Меня снова сотрясли рыдания. Ведь логика подсказывала мне, что всё, о чем говорилось высшими существами этого мира в моменты после рождения моего сына, всё сбылось. Нас троих разлучили, и мы больше никогда не увидимся. Они стёрли все материальные следы присутствия демона в моей жизни, но оставили память. Я горько усмехнулась — как же это по-ангельски сделать благость грязными руками.

Утро наступало очень медленно, еле дождавшись условленного часа я нырнула в автомобиль и довольно-таки быстро добралась до места работы. Кэтрин поприветствовала меня, снимая стулья со столешниц и ставя их на пол, сдержанно зевая.

— Ты чего так рано? — удивлённо спросила она, смотря на меня.

А я смотрела на хозяйку, внимательно следя за её выражением лица, огладив себя по животу, но лицо Кэтрин не выражало никаких эмоций. В её памяти я никогда не была замужем и никогда не была беременна. Я горько сглотнула и в отчаянии прикусила губу, потому что ещё чуть-чуть и расплакалась бы.

— Не спалось, — растерянно пробормотала и принялась помогать хозяйке.

— Кофе пока не остыл, если хочешь, — проговорила женщина и тут же добавила: — Я сейчас вернусь.

— Угу, — коротко проговорила я, продолжая расставлять стулья возле столов и пытаясь не сойти с ума.

Кольцо блеснуло холодным светом, и я поняла, что это единственное, что не даст мне свихнуться. Моя путеводная звезда. Нить Ариадны. Когда кафе открылось и появились первые посетители, мне стало вдвойне не по себе. Словила себя на мысли, что ничего не изменилось в этом мире, кроме того, что всё в нём умерло для меня.

Я механически выполняла свою работу и по задумчивой рассеянности положила деньги, предназначенные для оплаты заказа, себе в кармашек передника, считая, что это мои чаевые.

Моё действие заметил клиент и громко на всё помещение завопил:

— Эй, хозяйка, тебя твои работники обворовывают.

Кэтрин вышла из-за стойки и быстрым шагом подошла к нам, оборачиваясь на остальных клиентов, которые, казалось, даже дышать перестали, глазами буквально уткнувшись в наши фигуры.

— Что случилось? — проговорила она, стараясь сохранять спокойствие, но её взгляд был гневен и смотрела она на меня.

— Твоя прислуга тебя обворовывает, — зло проговорил клиент, потянувшись к моему переднику, — посмотри её карманы.

Кэтрин выжидающе смотрела на меня.

Я сглотнула и вынула все деньги, проговорив, попыталась оправдаться:

— Кэтрин, это получилось на автомате, я не хотела…

— Ага, не хотела она, ну, конечно, — не унимался взвинченный клиент, — а кольцо откуда такое, хозяйка, ты только глянь: откуда у твоих официантов такие кольца?

Я спрятала руку за спину и Кэтрин вновь одарила меня гневным взглядом.

— Это кольцо подарил я, — услышала я мужской голос за спиной, обернувшись, с изумлением увидела Давида Тантрино, режиссёра, который с недавних пор стал частым посетителем кафе.

— Хах, — хохотнул мигом развеселившийся клиент, — не своровала, так насосала, — и уже обратившись ко мне, гоготнув, проговорил: — Что ж ты с такими талантами-то и ещё не в Голливуде.

Раздалась громкая оплеуха и зал замер. Клиент ошарашенно смотрел на известного режиссёра, отвесившего ему пощёчину, а я замерла, пытаясь угадать мотивы его поступка.

— Уйди немедленно, — прошипела Кэтрин, глядя прямо мне в глаза. — Клиент всегда прав, а ты уволена.

Я задохнулась от несправедливости и того, что мне, безупречному работнику, ни разу не давшему усомниться в себе, не поверили. Я ушла в подсобку и переоделась. Но выйдя на улицу и глотнув грязный воздух мегаполиса, вся моя уверенность мигом испарилась. Я растерянно оглянулась по сторонам и уже хотела было сделать шаг сама не знаю куда, как меня придержали за локоть. Это был Давид, а я даже забыла его поблагодарить за заступничество.

— Спасибо, — выдавила я и виновато посмотрела на него: — У Вас будут неприятности?

— Бумажный Франклин решает многие вопросы, — проговорил он мне, улыбаясь, а я отметила его бархатный голос с немного каркающими нотами сверху.

Это могло бы пугать, если бы не лёгкая шепелявость, что придавало все его образу некий шарм, шлейфом вокруг развевающий некую загадочность.

— Оу, — только и смогла произнести я немного безучастно, — и Вы все проблемы так решаете?

Квентин внимательно посмотрел на меня, и я увидела в его глазах неподдельный интерес, не тот, как тогда, когда он звал меня сниматься в его фильме. Более человеческий что ли?

— У Вас что-то случилось? — спросил он, оглядывая меня.

Наверное, я и вправду выглядела не как обычно. Горящий безумный взгляд, дёрганные рваные движения и растерянность.

— Вы сочтёте меня сумасшедшей, — прошептала я, испуганно глядя ему в глаза.

— А вы попробуйте рассказать, — проговорил он и заложил обе ладони в карманы брюк.

И мы двинулись по шумному проспекту, ища место поспокойнее, остановившись возле небольшой кафешки. Я не знала кому мне можно доверять, понимая, что самое большее, что Тарантино может мне сделать это посмеявшись удалиться, никогда обо мне более не вспомнив. И присев за свободный столик, я выпалила ему всё, что знала сама.

— А это кольцо у Вас откуда? — спросил Давид вопреки логике и здравому смыслу, оставшись рядом и попытавшись понять меня.

— Это его подарок на помолвку, — тихо проговорила я, понимая, какой эффект на него произвели эти слова.

— Психоаналитик помогает с Вашими проблемами, а они связаны с нашими внутренними демонами, как Вы выражаетесь, — произнёс он, отпивая кофе с лёгким миндальным запахом из кружки. — Хотите знать от чего мне помог специалист?

— У меня есть очень хороший знакомый — психоаналитик, он мне помог в своё время…

— Психоаналитик?! — возмущённо вскричала: — Я что похожа на сумасшедшую, — и тут же осеклась.

Да, я была похожа на полоумную с моими бреднями про демона в прагматичном мире.

— Психоаналитик помогает с Вашими проблемами, а они связаны с нашими внутренними демонами, как вы выражаетесь, — произнёс он, отпивая кофе с лёгким миндальным запахом из кружки. — Хотите знать от чего мне помог специалист?

Знать не хотелось, но из вежливости я утвердительно кивнула головой. Его глаза загорелись и я поняла, что мне предстоит один из тех душных разговоров со случайными знакомцами, которые я не любила.

— Моей страстью всегда были женские ступни, — произнёс он, и я, скрестив ноги в голенях, спрятала их под стул. Он задорно улыбнулся: — У вас прелестные маленькие стопы, мне же всегда нравились просто огромные и дошло до того, что я на роль стал брать обладательниц таких ступней независимо от их таланта, перессорившись во всеми сценаристами и продюсерами.

Я удивлённо приподняла бровь, а он продолжил:

— Психоаналитик помог мне, теперь я спокойно отношусь к этой части женского тела.

Я скользнула задумчивым взглядом по его лицу, он едва ли серьёзно воспринял все то, о чём ему поведала. Тяжело вздохнув, я пообещала завтра же приехать к его специалисту. Мы расстались, и вместо возвращения домой я съездила в ратушу, где мы когда-то сочетались браком. Я знала, что ничего там не найду. Регистраторша подозрительно на меня взглянула, но сдалась под моим умоляющим взором. Как я и думала, и там была временная дыра.

Бесцельно петляя по городу, я доехала до того самого небоскрёба, где когда-то получила кольцо с камнем цвета глаз моего демона. Мне удалось пробраться на крышу, где и пробыла почти до самого вечера. А возвратившись домой, вдруг ужаснулась. А что если я сошла с ума, что если это и вправду мои образы, рождённые воспалённым рассудком? Как это понять, если мозг болен?

Наскоро приняв душ, не поужинав, чувствуя безмерную усталость, я, зарывшись в подушки и одеяло, уснула.

Вязкая реальность, как будто переступаешь по иловому дну мутной реки, пытаясь выбраться. Но это сон. Туман, оседающий на лицо, но одновременно, проносящийся мимо. Как ухватить что-то за что можно зацепиться? Всё изменяется, нет ничего постоянного. Как сейчас в моей жизни…

— Дженнифер, — слабый, мужской и такой знакомый голос, а в голове мысль: разве может галлюцинация быть настолько любимой? Ещё раз и уже ближе, а я ликую: — Джен…

— Сол? — немного с опаской, боясь, что сон развеется и от этой мысли ужасаюсь и цепляюсь за реальность сна, как за ватное одеяло, слышу его облегчённый вздох где-то рядом.

Вдруг как будто кто-то выдёргивает со дна на поверхность, и меня заливает яркий свет: жёлтая трава, валуны, разбросанные в беспорядке перед каменным домом и его тёмная фигура в плаще, который нещадно бьёт свежий горный ветер, трепля из стороны в сторону. Я слышу пение птиц, хотя в тот раз их не было, местность как будто умылась, смывая с себя сто вековой сон. А под моими ногами трава зеленеет.

— Сол, — шепчу я, на что он вздрагивает и оборачивается, я всё ещё не верю. — Тебя нет в реальности — ты мой сон, — произношу я, а из глаз катятся слезы.

Солидафиэль преодолевает расстояние между нами широкими торопливыми шагам, и хочет коснуться меня, но его рука проваливается, не задев, он чертыхается. Я тянусь и ухватываю пустоту.

— Это сон, Джен, — с печалью проговаривает он, его глаза горят, вижу тоску, — мы должны следовать его законам.

Я качаю головой, соглашаясь, и тут же проговорив, чувствую, как слезы подступают к горлу:

— Наш сын…

Солидафиэль тяжело вздыхает и говорит глухим голосом:

— Он под полной защитой Творца и мне разрешают его навещать… иногда…

Моё горло сдавливает душный комок, который не даёт вздохнуть, и я рыдаю, стоя близко с ним, не имевшая возможности обнять его и разделить с ним наше горе. Он стоит рядом, и я вижу, как желваки играют на его щеках.

— Я его никогда не увижу… — проговариваю я себе приговор небес, словно пытаясь усвоить его, но не принимая, — моего мальчика, того, кого мы ждали все девять месяцев. Ты ведь знаешь, каково быть сиротой, и я знаю, а его существование будет сродни сиротству, Солидафиэль, — я опять погружаюсь в пучину слез.

— Посмотри на меня, — говорит Сол требовательно. — Смотри на меня, Дженнифер, — я вздёрнула подбородок и взгляд его голубых глаз с тёмным ободком радужки окутывает меня нежностью, — кричи.

— Что? — недоумеваю, изумлённо глядя.

— Кричи, излей боль, это сон, но только мы вдвоём понимаем, что теперь это наша реальность, которую мы будем делить, пока я не найду возможность вернуться к тебе.

— Ты обещаешь? — надежда в голосе, пока слабая, вперемежку с болью.

— Да, я всегда буду возвращаться к тебе, — твёрдость и уверенность в голосе.

Мой крик огласил окрестности, птицы взмыли в воздух. Боль плеснулась, не задерживаясь во мне, и потоком излилась из меня, думаю не без помощи Солидафиэль. Легче не становится, но что-то во мне исправляется, чуть-чуть. Гляжу на него чуть светлее.

— Ты скоро проснёшься, — говорит мне любимый. — Я прошу быть очень осторожной, Сатана очень зол, он не может тебя убить, но навредить вполне, я прошу тебя, моя девочка, — только он так может обласкать голосом.

Меня встряхивает и выбрасывает на поверхность. Утро, спальня, слезы на щеках. Сон дороже реальности.

Я, вздохнув, всё же ощутила в себе желание жить, по крайней мере, я не сошла с ума, не может быть галлюцинация настолько любимой — эти слова как маяк теперь. Слова и кольцо.

Позавтракав уже более с аппетитом, я всё-таки позвонила Давиду и он согласился сопроводить меня к своему психоаналитику, по пути болтая о чем-то своём, киношном, рассказывая о новом проекте, зазывая прийти посмотреть на процесс. На что я рассеянно кивнула, всё равно делать было нечего и работы у меня не было. Может быть даже удастся устроиться каким-нибудь помощником помощника. Через довольно-таки продолжительное время мы всё-таки добрались до специалиста, который когда-то помог Тарантино разобраться с его болезненной привязанностью к крупным женским ступням, отделив его личные привязанности от профессиональной деятельности.

Психоаналитик показался мне хорошим человеком, хотя что-то в его облике настораживало, но возможно просто не общалась так часто с докторами, чтобы судить всех по одному. Коротко переговорив с Тарантино, который прежде чем выйти, одобрительно мне улыбнулся, он уставился на меня немигающим взором, под которым я немного съёжилась, ещё раз поймав себя на мысли, что мне крайне неуютно в его присутствии.

Я уже было поднялась со стула, как слова доктора буквально придавили меня обратно, и специалист неторопливо стал подходить ко мне, при этом вкрадчиво и с затаённой злобой начал говорить:

— Что, Дженнифер, как тебе, нравится быть одной, как и предписано по судьбе?

Я вздрогнула и более внимательно вгляделась в лицо психоаналитика, почти нависшего надо мной. Его глаза полыхнули красным огнём, на лице проявился бурый шрам, «подаренный» мною на вечную память хозяину преисподней.

— Сатана? — переспрашиваю я, хотя понимаю, что это лишнее.

— Ты думала, что я оставлю тебя в покое? — «психоаналитик» менялся в лице, то становясь прежним, то преображаясь в Сатану.

— Убьёшь меня? — шутливо проговорила я.

— Чтобы ты прямиком попала в руки Творца и у меня бы никогда не было шанса тебя мучить? — зло хохоча, проговорил мужчина.

— Ты же хочешь меня убить, причинить мне дикую боль, свернуть шею, видеть, как я хриплю, как мои руки пытаются отнять твои, и наконец я замираю, испустив дух, а ты удовлетворённо вздыхаешь… — подначивала я короля ада, чуть пристав со стула и приблизила к его лицу своё.

Он плотоядно улыбнулся и облизнул губы, произнося:

— Это моё самое заветное желание, после желания придушить Лилит, — я видела, как он обернувшись к столу, взял ножницы и в моей голове пронеслась мысль, что уже сегодня я найду своего Солидафиэля.

Я видела, что он занёс их над моей головой, мне никогда так не хотелось умереть как сейчас, я просто жаждала этого. И поэтому даже глаза закрывать не стала. Его рука нанесла точный удар… по своей же ноге. Я недоумевающе смотрела на улыбку, появившуюся по его лицу и кровь, растекающуюся от раны на ноге, заливающую серый ковролин.

Видя замешательство и непонимание в моих глазах, Сатана закричал истошным голосом:

— Аааа, что вы делаете? Охрана, охрана…

Он бросился к столу, нажимая на кнопку вызова охранников и холодно улыбнулся, глядя на меня:

— Я прослежу, чтобы ты жила как можно дольше, помучившись здесь от осознания, что где-то там живут твои любимые демон и сын, а потом покончила жизнь самоубийством, чтобы ты попала ко мне, а уж я найду способ как припрятать тебя так, чтобы ты никогда не увидела Солидафиэля … во веки вечные, слышишь меня, Дженнифер, это тебе от меня незаживающая печать, на сердце.

Я растерянно смотрела на него, вжимаясь в спинку кресла, с глазами полными слез. Когда в комнату вбежали охранники, Сатана стал изображать бурную деятельность. Меня скрутили, а «психоаналитик» начал что-то выговаривать возникшему в кабинете Тантрино, диким взглядом смотревшему на меня.

— Он — Сатана, — в отчаянии вскричала я. — Не верьте ему, он сам себе ножницы всадил в ногу, это не я, — пробовала оправдаться я, с надеждой глядя на Квентина, начиная сопротивляться.

— Вот о чем я тебе и говорил, — торжествующе завопил «специалист».

После этих слов у меня перед глазами всё размазалось, поняла, что мне вкололи что-то сильнодействующее и я отключилась.

***

— Дженнифер Нильсен, взгляните на эту картинку, — предложил мне мой лечащий врач.

Я без всякой охоты воззрилась на рисунок, уже выучив, что здесь можно говорить, а что нет, врачи думали, что перед ними больной человек и порой разговаривали, как с ребёнком. Пусть. Я здесь была уже год и мне надо было выбраться из тенёт психиатрической системы, но это было не так-то просто. Попав сюда один раз, ты можешь остаться здесь навсегда.

«Психоаналитик» постарался и в красках рассказал о демоне, что якобы я ему рассказывала. Я упорно молчала при всех заводимых со мною разговорах на эту тему. А ещё я перестала видеть сны, засыпая вечером, впадала в темноту, а по утру просто выныривала оттуда, проснувшись. Возможно, это происходило из-за прописанного мне лекарства, за принятием которого тщательно следили.

Но терапия и приём лекарств не прошли даром, и, в конце концов, я поверила в то, что всё «якобы» происходившее со мной — просто плод моей больной фантазии. Что я придумала себе некий образ хранителя, чтобы мне не было больно и одиноко, будучи сиротой. И я в это поверила, ведь больше ничего не подпитывало мою уверенность в своей правоте.   .Ч.и.т.а.й. .н.а. .К.н.и.г.о.е.д...н.е.т.

«Допрос» психиатров, длившийся бесконечно долго, наконец-то закончился и вердикт врачей был единогласен: «Пациент излечился и может быть выписан». Через некоторое время я, получив личные вещи в закрытом бумажном пакете, которые были при мне в тот злополучный день, и с лёгкой сумкой, стояла возле ворот и растерянно смотрела на кадиллак молочного цвета на дверцу которого театрально оперся бёдрами Давид, на глазах которого были солнцезащитные очки-авиаторы. Тантрино — единственный кто навещал меня и довольно-таки часто, а больше у меня никого и не было, в той реальности, которую для меня соткали высшие существа.

— Дав, — изумлённо бросила я, подходя ближе к автомобилю, и жадно оглядывая его, — это же… это же Cadillac Coupede Ville из «Давеча в Голливуде»…

— И тебе здравствуйте, — разочарованно проговорил Давид, с укором глядя на меня.

— Ох, прости, — произнесла я и чмокнула его в щёку, услышав тяжёлый вздох, — привет.

— Садись, — несколько печально произнёс Давид, легонько за плечи подтолкнув меня к дверце машины, открывая её передо мной.

— Мы куда-то торопимся? — удивлённо спросила я, утонув в сидении и бросая бумажный пакет в бардачок.

— На съёмки, дорогая Джен, — просияв, ответил Тантрино.

— Работаешь над новым фильмом? — вновь спросила я, оглядывая его лицо.

Он мигом преображался, когда с азартом вещал о своей работе, которая, по сути, была для него всей его жизнью.

— Да, и как ты говоришь про меня, «мать его, чёртов гений» начинает сегодня пробы…

Я кивнула и мы поехали в один из павильонов «Col Pictures», с которым и будет сотрудничать в этот раз Тантрино.

Процесс встретил нас суетой, какие-то люди носились из одного помещения в другое, что-то предлагая Тантрино, принесли его любимый миндальный кофе, от которого у меня всегда сводило зубы.

— Дав, мы готовы, — крикнул ему молодой парень, стоявший возле операторской стойки, внимательно всматривавшийся в меня, — кто это с тобой?

— Дженнифер, познакомьтесь — Эрик. Эрик — это Дженнифер, — представил нас Давид, рассеянно, глядя в это время на стоявшую перед камерой актрису.

— Я думал, она тоже на пробы, — разочарованно протянул он.

Мы с Давидом переглянулись и расхохотались.

— Это очень дорогой для меня человечек, и я не отдам его на растерзание киноиндустрии, — произнес Тантрино, окончательно смутив меня, Эрик кивнул и отвернулся к камере.

— Я могу работать помощником помощника, — пошутила я, видя, как мужчины улыбнулись.

Тарантино скомандовал и всё закрутилось. К камере приходили и уходили известные актрисы. Но раз за разом Давид просматривал всё новых кандидаток на роль главной героини в картине и его взгляд мрачнел. Рабочий день клонился к завершению, а Дав с Эриком о чём-то спорили и мне стало смертельно скучно. Я прошла к месту, где «кривлялись» актрисы и села на пуфик, чуть сгорбившись, задумавшись о дальнейшем. Я не сразу расслышала разговор двух мужчин между собой.

— С твоими запросами ты, Дав, никогда не найдёшь актрису на эту роль, — психанул Эрик, решив прекратить бесполезный спор, и подошёл к камере, мельком глянув в объектив, да так там и завис, в восхищении разглядывая меня в линзу, потом всё-таки выдавивший из себя: — Да-а-а-ав, подойди сюда.

— Да ну тебя, — сердитые нотки в голосе режиссёра.

— Подойди, — мольба в голосе Эрика.

Давид удивлённо посмотрел на него. Тот так никогда не говорил и режиссёру стало любопытно. Он подошёл к камере. Эрик открыл обзор на объектив и показал ему меня. Пришла очередь зависнуть и ему.

— Джен, — ошарашенно позвал Тантрино, выглянув из-за камеры, — улыбнись нам, детка, и помаши рукой.

Я была удивлена, но выполнила, все что меня просили. Оба мужчины одновременно, не сговариваясь, посмотрели друг на друга и расхохотались.

— А я у тебя с самого начала уточнил… — начал было Эрик.

— Я даже и не подумал, вернее думал когда-то, но выбросил эти мысли из головы, а сейчас и сам вижу, — Давид подошёл ко мне с бумагой: — Прочитай это на камеру.

Я сделала, что меня просили и растерянно посмотрела на мужчин. Тантрино счастливо улыбался и взъерошил волосы.

— Придется взять пару-тройку уроков актёрского мастерства … — неуверенно произнёс Эрик снова глядя в объектив и любуясь картинкой.

— Это не важно, я нашёл свою Гримёршу.

— Что вы задумали? — спросила я, подходя к ним.

— Ты в кино, Дженнифер, — проговорил Двид и положил на мои плечи ладони, заглядывая в глаза.

— Я — проблемная, Дав, ты готов? — грустно улыбнулась я.

— Она ещё и скромная, — расхохотался Эрик.

— Я готов, — произнёс Тантрино, заглядывая мне в глаза так, что я в первые в жизни пожалела, что не могу ответить ему взаимностью.

Я выходила из павильона с чувством, что моя жизнь с сегодняшнего дня изменится, мы быстро домчали до моего дома и, взяв пакет из бардачка, сославшись на сильную усталость и без обид развернув режиссёра домой, я очутилась в своём месте. Было непривычно видеть затихший дом. Было чисто, видимо об этом побеспокоился Дав.

Пройдя в спальню, я повертела в руках бумажный пакет, чуть прикрыла глаза и положила его на кровать так как будто в нем была бомба, быстро проскользнув в душ, подставив саму себя под горячие упругие струи воды, смывая с себя усталость и годовую память о времени, проведённом в психиатрической лечебнице.

Я всё медлила и не выходила, пока кожа на моих пальцах противно не сморщилась. Я боялась выходя из душа, садясь на кровать и беря в руки пакет. Глубоко вздохнув, я его открыла и высыпала его содержимое. Среди прочих вещей там лежало кольцо, сверкая невозможно холодным голубым цветом глаз демона.

Я закрыла глаза и мои ресницы затрепетали, я силилась не заплакать. Я надела ювелирку на палец, чуть помедлив перед этим, любуясь его гранями. Меня так долго убеждали и я почти поверила, что его нет и никогда не было, что Солидафиэль — плод моего больного воображения… Почти… А сейчас целый год терапии и приема препаратов летел в тартарары. Я легла под одеяло чуть дрожа: на мне было кольцо и я больше недели не принимала лекарства.

— Нет, нет, — шептала я, понимая, что начала проваливаться в сон, в тот сон, в ту реальность, там, где он, там, где находиться одновременно боялась и желала этого всею собою.

Меня в этот раз не выдернуло, а я как бы «вплыла» в скалистую местность и вновь поразилась яркости своей «галлюцинации». Место ожило вместе со мной, но было пустынно. Моё сердце сдавило от того, что я не увидела того, когда жаждала лицезреть.

Значит меня вылечили от его мыслеобраза, значит, он все-таки плод моего воспалённого болезнью воображения? Я продолжила свой путь к дому и поднявшись по ступенькам заглянула в дверь. Покосившаяся прежде, под моими руками, скрипнув, она встала на место. Я оглянулась на облупившиеся ступеньки, на моих глазах становшие новыми. Я прошла в дом, который наполнялся с каждым моим шагом: уютом, вещами, мебелью, книгами, посудой. Я присела за стол в тёмной кухне и по моим щёкам потекли слезы.

— Я стёрла твой образ, моя любимая галлюцинация, — шепнула я тьме и вздрогнула, оттого что она двинулась, а с другой стороны стола присел он.

Я задрожала и моё тело сотрясли горькие и одновременно радостные рыдания. Я снова начала сходить с ума. Его глаза, те, которые так любезно и на мою погибель ему подарили самые голубые арктические льды на земле, смотрели так тепло и нежно, что я почувствовала, что всё летит к чертям: терапия и приём лекарств. Я вытянула руки, скользнув ими по деревянной поверхности грубо оттёсанного стола.

— Моя девочка, — прошептал он и его ладони легли поверх моих проваливаясь.

Без права прикасаться, любя всем сердцем.

— Ты есть, ты всё-таки существуешь… — проговаривала я, обретая голос, понимая, что жизнь без него была иллюзией, болезнью, сумасшествием.

— Я всегда был рядом.

— Ты знал, что сделал Сатана?

— Да, — долгий тяжёлый вздох, — но я не мог этого предотвратить, я связан обязательством и залог — наш сын.

— Как малыш? — рвущиеся рыдания, но я старалась держать себя в руках.

— С ним всё хорошо, и это правда, Джен, — снова тяжёлый вздох, — он в безопасности, под охраной Творца и ему ничего не грозит.

— Ты видишь его? — надежда в голосе узнать, какой он.

— Да, — тихий шелест.

— Как он выглядит? — хочу знать.

— У него мои глаза и серебряные волосы, как у моей матери.

Я рыдала так, что мне казалось сотрясались сами стены каменного дома, плакало само его сердце. Я видела, что со мной безмолвно страдал и демон, в его глазах колыхалось тёмное холодное море.

— И ещё, — проговорил он, забивая гвоздь в крышку гроба моей надежды, — я не хочу больше рисковать тобой, Джен, и поэтому…

— Только не говори, что я тебя больше не увижу, — холодея всею собою, проговорила я, пытаясь схватить его ладони.

— Я видел тебя в лечебнице, я видел, какую боль причиняю тебе, присутствуя в твоей жизни, — выдвинулся он так, что его лицо стало ближе настолько, насколько это было возможно для поцелуя и его глаза очертив горящую линию спустились от моих губ, обогнув шею, чуть помедлив у ключицы и прокатившись по ложбинке груди вниз, так, что я чуть заметно простонала.

— Ты мне говоришь прощай, Сол? — чуть жёстко для той, которая хочет пылать в его объятиях.

— Я буду присматривать за тобой, — сожаление и печаль в голосе, но глаза никогда не обманут.

Я откинулась назад и торжествующе улыбнулась, заметив недоумение в его взгляде, хрипло проговорила:

— Я устрою тебе шоу, демон.

С этими словами я проснулась в своей постели утром, сжимая кольцо, и широко улыбаясь.

Послесловие. Ревность демона и её последствия

Воскресенье

Когда с потолка, сильно раскачавшись, упала люстра, Дэвид оторвался от моих губ и удивлённо повернул голову на разбитый предмет, а меня начал сотрясать смех. Тантрино вновь повернулся ко мне, и мигом вскочил с постели с расширившимися глазами от ужаса, глядя в отражение в панорамном окне.

— Джен, я… у нас ничего не получится, — скороговоркой произнёс он, выдыхая воздух через прикрытые губы.

— Я знаю, — еле, сквозь смех, проговорила я.

Дэвид взглянул на меня как на ненормальную и стремглав выскочил из спальни президентского номера отеля, а я, привстав на локтях, торжествующе хохотала.

Понедельник. Майкл

Я нарочито долго крутилась перед зеркалом обнажённая, так и не обтёршись после душа, разложив перед собой свои самые красивые гарнитуры нижнего белья, как бы рассуждая. Я улыбнулась, когда почувствовала, что вокруг меня начал закручиваться горячий воздух, собирающий и высушивающий влагу с моего тела.

Он был совсем рядом, близко, мне казалось, что я слышу его тяжёлое дыхание, моя кожа как бы осязала касание его шероховатых ладоней, очерчивающих мои плечи, чуть касавшихся груди, спускавшихся к животу и ниже. Воображение рисовало жаркую картину воссоединения, однако я знала, что так быстро мой демон не сдастся, решив что-то один раз и навсегда.

Он обещал всегда возвращаться ко мне — он выполнил своё обещание. Исчерпав свою ангельскую суть, Солидафиэль не стал быть более интересен Сатане, который был доволен местью мне и Творцу, но только в ипостаси родителя нашего дитя. А для меня Сол был жизнью и единственным, кто связывал пусть и незримой, но всё-таки ниточкой с моим сыном, боль от разлуки притуплялась мыслью, что отец хоть изредка, но может видеть его и даже, возможно, касаться. Но его единоличное решение быть рядом, но оставаться бесплотным, было убийственным для меня и для него, смела я думать.

— Неужели не нравится то, что видишь? Неужели не хочешь взять то, что твоё по любому праву: и по земным и по небесным законам? — прошептала я с досадой, медленно надевая бельё, любуясь собой в зеркале, ловя себя на мысли, что смотрю на себя глазами Солидафиэля.

Наскоро одевшись, я выскочила из дома и помчалась на съёмочную площадку, понимая, что опаздываю и что Дэв точно прибьёт меня за непунктуальность. В который раз. Сев в автомобиль и будучи расстроенной, неожиданно наехала на человека. Похолодев всем телом, я выскочила из машины и подбежав к капоту увидела молодого парня. Он ошарашенно смотрел на меня и не сразу ухватился за руку, которую я подала ему в попытке помочь встать. Его ладонь была мягкой и даже рыхлой по сравнению с ладонью Солидафиэля, да и сам парень выглядел… мило. Я улыбнулась, глянув через левое плечо, туда где и положено было находиться демону-искусителю.

— Прошу простить меня, — мурлыкающий тембр голоса, ослепительная улыбка и ноготок, который слегка царапнул его внутреннюю часть ладони, а я так и представила мрачный взгляд Сола исподлобья, — я вас не заметила.

Парень растерянно моргнул глазами и, пригладив тёмные волнистые волосы, тоже улыбнулся, произнеся:

— Ничего страшного.

Я вновь ослепительно улыбнулась, разглядев в его глазах однозначный интерес, следовало только подтолкнуть.

Вновь протянула руку и представилась:

— Дженнифер Нильсен, — сделав акцент на фамилию, зная, что хранитель «оценит».

— Майкл Харрисон, — представился парень, не спеша убирать свою руку, — Мы с Вами соседи, я живу в доме чуть пониже, — и показал мне направление.

— Приятные соседи, — сделала я комплимент, кожей ощутив неожиданное повышение температуры вокруг себя. — Ну, если с вами всё в порядке, то мне пора…

До этого парень, стоявший в полном ступоре, вдруг ожил и отпустил мою руку, а я уже было хотела сесть в автомобиль, как вдруг услышала, что Майкл робко спросил:

— Что Вы делаете в воскресенье вечером?

— В воскресенье? — кокетливо повторила за ним фразу и ощутила горячее дуновение на затылке. Мне показалось, что Солидафиэль так и прожигает меня взглядом, и чуть помедлила с ответом: — Я не смогу, Майкл, не обижайтесь.

Я видела, как он поджал губы и мотнул головой, чуть улыбнулся, продолжив свой путь. Я тоже рванула на работу, мечтая, чтобы день быстрее прошёл, и я оказалась в сердцевине сна как можно скорее.

Я появляюсь в нашем с Солом месте, которое принимает меня, с каждым разом моего пребывания, преображаясь. Я не видела его, но я точно знала, что демон здесь, я ощутила его кожей. Вошла для меня в гостеприимный дом и пробралась в гостиную поближе к камину, где мигом вспыхнул жаркий огонь, и по зале начало расходиться тепло.

— Злить меня вздумала? — его голос, немного просевший в хрипотцу, вибрировал от гнева.

Повернула голову и посмотрела на него невинным взглядом, который тут же изменился, вспыхнув огнём точно таким же, что полыхал в очаге. Он отвечает не с меньшим. Мы пожираем друг друга глазами — всё, что осталось двум влюблённым разбросанным по разные стороны реальности.

— Я была любезна с тем, кого чуть не покалечила, — отвечаю и мой голос стал сладким как елей. — Чем же смогла разозлить хранителя?

Он промолчал, зная, что его претензии необоснованные, глубоко вздохнул и снова холодный взгляд исподлобья. Тот, который прожёг слабый образ Майкла и он выветрился из головы напрочь.

— Может, тебе обратно в монастырь? — серьёзный тон, на фразу я ответила хохотом.

— Запрятать хочешь? — еле выговорила, подавившись от смеха.

— Так безопаснее, — кинул сквозь сжатые зубы.

— Храни меня и дальше, мой хранитель, — и вынырнув из сна, проснулась, всё ещё хохоча.

Вторник. Джорджино

— Радость моя, — поторопила я гримёршу, — нас с тобой Тантрино убьёт, я прям так и чувствую, как он решил взглядом оплавить стену этого помещения, — на что гримёрша прыснула в кулак и отпустила меня, сделав завершающие штрихи уже на ходу.

Я выбежала из студии и наткнулась в полутёмном коридоре на высокого колоритного мужчину с небольшой коробкой, а когда он начал говорить, то выдал в себе иностранца:

— Дженнифер?

— Да?

— Вы — Дженнифер Нильсен? — ещё раз уточняющий вопрос с итальянским акцентом.

А я, ощутив, что тьма слегка шевельнулась, выдав своё лёгкое недовольство, широко улыбнулась, заметив, какое впечатление произвела на смуглого незнакомца.

— А вы? — чуть шутливо, видя замешательство.

— Ох, прошу простить меня, bellezza abbagliante*, — заговорил итальянец, чуть кланяясь, — Джорджино Гардини.

(Итал.) ослепительная красота

А вот теперь пришла очередь загореться моим глазам, я знала имя известного модельера, но никогда не интересовалась тем, как он выглядит. Мне он всегда представлялся низкогороста, лысоватым, неопределённого пола и возраста.

— Я видела платья Вашего дизайна, у меня нет слов, Вы — гений, — вырвалось у меня, я почувствовала жар энергии Солидафиэля на щеках и вновь широко улыбнулась.

Модельер смутился и протянул коробку со словами:

— Это Вам, надеюсь, что понравится.

Я в нетерпении открыла коробку, увидев там небольшую чёрную шляпку, осторожно извлекла её и вопросительно взглянула на мужчину. До этого, словно пребывавший во сне, он очнулся и ловко помог мне нацепить головной убор. Я удовлетворённо улыбнулась, когда тьма почти осязаемо сгустилась.

— Вы позволите пригласить Вас сопровождать меня на Неделе моды в Нью-Йорке? — спросил он с надеждой.

— Я подумаю об этом, — произнесла я, чувствуя, как темнота удовлетворённо отступила, что мне не понравилось. — Скорее да, чем нет, — прозвучало как вызов и тьма вновь ожила.

Он совсем по-старомодному поклонился и мы расстались.

Я молча сидела перед камином. Искры из него выпрыгивали наружу и тут же гасли. Ты вновь недоволен, ещё чуть заворчишь, а мне хочется целовать твои глаза, но законы сна не позволяют. Знала, что в реальности ты высился над моей постелью, ты всё знал обо мне: о моих желаниях и мечтах. И мне хотелось проснуться прямо сейчас, чтобы поймать тебя, хотя бы твой образ, твою тень, тьму, в которой ты прячешься.

— Что опять сделала не так? — спросила и положила ладонь на твою, провалившись и чертыхнувшись про себя.

— Он обходителен и не лукавил, назвав тебя ослепительной красавицей, — твои глаза спешили охватить жадным горящим взглядом меня, а я плавилась под ним, желая тебя сильнее, чем когда-либо, зная, что и ты не меньше моего. — Он бы мог быть достоин.

— Ты благословляешь? — насмешливо, чуть склоняя голову к нему.

— Никогда, — тёмная энергия вырвавшись мягко и заботливо окутала меня, даже потратив свою ангельскую половину, остался хранителем.

Полыхающий гневный взгляд невозможно холодных глаз, знаю, что никому не отдашь, но хочу подтолкнуть к тому, чтобы и ты наконец решился, что не получится у тебя, как ты решил, возможно, впервые за все твои десять тысяч лет вечности, потому что на поле битвы любви действуют совсем другие законы.

Твоя рука, приблизившись, коснулась моего лица, но не во сне, я почувствовала прикосновение к коже лица в реальности и боялась даже шевельнуться, смахнув эти ощущения. Адско жаркие пальцы скользнули по губам, чуть приоткрыв их.

Проснулась и постаралась сохранить твоё тепло на лице, прижав к губам свои ладони.

Среда. Кристофер

— Тебе обязательно нужен телохранитель. Ты же помнишь того странного типа, что преследовал тебя, с которым разобрался детектив Алекс? — обеспокоенно проговорил Дэвид, нервно меряя кабинет огромными шагами.

А меня разобрал смех, я услышала, как смеётся и Солидафиэль. Его редко, что могло рассмешить, но это позабавило.

— Ей ещё и смешно, всякое может быть, ты — теперь звезда, — Дэвид сел за стол и позвонил, приглашая к себе кандидата в хранители.

«Если бы не вмешательство Сола, я бы уже была с моим демоном», — зло подумала я.

В кабинет пожаловал громила с надутыми рельефными мышцами, что я приоткрыла рот от изумления и невольно залюбовалась. Тот улыбнулся и заиграл мышцами, заметив, какое произвёл впечатление. Я уже было открыла рот, чтобы сказать, что отказываюсь, как почувствовала жаркое дыхание Солидафиэля.

Хитро улыбнувшись, елейным голоском я проговорила:

— Вы приняты, с завтрашнего дня можете приступать к работе.

Дэвид облегчённо вздохнул и удивлённо уставился на меня, он привык к моим препирательствам, а здесь я сходу согласилась. Он махнул рукой и телохранитель как вошёл молча, так и вышел — без разговоров. А я уже предвкушала ночной диалог с Солом.

Над нашим местом царила ночь, посмотрев в небо, видела бесчисленные звезды, которые были сейчас так близко ко мне. В горах всегда так. Обернувшись к дому, я радостно улыбнулась. Он утопал в свете, а фигура демона отразилась в одном из окон. Не смогла взять себя в руки и ринулась к тебе как в детстве, чувствуя, что тщетно пытался скрыть довольную улыбку.

Мы встретились в прихожей. Глаза горели, но ты не сдавался, упрямый чёрт! Так и я не сдамся, Сол! Без слов мы поняли друг друга.

— Как он передвигается с такими мускулами? — вырвалось у него ревниво.

— Зато как красиво, так и хочется прикоснуться, — задела за живое.

— Действительно? — поинтересовался скорее для того, чтобы подавить ревность, несколько секунд взяв фору. — Он бы мог защитить тебя, — очень внимательный взгляд холодных глаз в мои, как дуэль.

Меня охватила паника, он и вправду ищет для меня опору в этой жизни.

Хрипло уточнила, не глядя в глаза:

— Мне выбрать его?

Затем посмотрела и тут же удовлетворённо улыбнулась: я выиграла дуэль. Колющая ревность прилетела мне в ответ, а его собранность тут же сгорела в адском пламени.

— А ты хочешь? — спросила, утонув в его глазах.

— А ты сможешь? — ответил, научившись у меня, вопросом на вопрос.

— Я бы могла попробовать… — хочу вызвать в нём бурю эмоций.

— Попробовать что? — еле сдерживаемый гнев.

— Ну, как там в Библии… И прилепится…

— Жаль, я не наказывал тебя в детстве, — гнев и ревность демона рвётся наружу.

— А я просила, — рассмеялась, замерев под твоим тёплым взглядом.

Его пальцы очертили контуры моего лица. Я отчаянно жаждала этих прикосновений, хотя понимала, что во сне это невозможно. А в реальности твои пальцы стремились к пульсирующей точке на шее, затем вниз очертив ключицы.

— Сдаёшься? — прошептала и распахнула глаза, с досадой поняв, что сглупила и поторопилась, и сон как рукой сняло.

Четверг. Джордж

— Ты мне всё скажешь, звезда недоделанная, — гневно прикрикнул на меня детектив, а я обеспокоенно подняла глаза к лампе над головой мужчины, привлёкшая моё внимание тем, что начала сильно мигать, буквально кожей осязала гнев Солидафиэля, — на меня смотри, — его рассерженный голос вырвал меня из задумчивости.

Я воззрилась на Алекса, а затем спокойно и обезоруживающе ему улыбнулась словно фарфоровая кукла. Полицейский чертыхнулся, однако взгляд его смягчился. Свет в лампе над мужчиной начал перемигиваться сильнее. И я, поёрзав на стуле, чтобы усесться поудобнее, переложила ногу на ногу. Медленно. Алекс слегка подвис, любуясь перекрестием стройных длинных ног. Судя по тому, как замерла лампа, подвис и демон.

Пользуясь установившейся тишиной я осторожно спросила озадаченного полицейского:

— Детектив Алекс, я и вправду не знаю, кто там, что и кому поставляет и вряд ли такой известный режиссёр, как Тантрино, причастен хоть к чему-то…

— Ты мне ещё поговори, — перебил меня, но уже не так грубо. — Надо бы проверить… — он как будто о чем-то раздумывал, — а то всяко может быть, может это ты — дилер…

Алекс подошёл к шкафу и открыл его, достав оттуда оборудование для прослушивания.

Повернувшись ко мне, он скомандовал:

— Раздевайся.

Лампа начала перемигиваться сильнее, градус жары в помещении вырос мгновенно. На лбу у Алекса выступила испарина, он не понимал, почему стало так резко жарко при работающих во всю кондиционерах. Я слабо улыбнулась, понимая, что надо выручать стража порядка, иначе Солидафиэль затеряет его так же, как бедного, ни в чем не повинного Кристофера, который в тот вечер решил сделать мне массаж пяток. Телохранитель уже неделю не выходил на работу и исчез со всех радаров этой жизни.

— Вы совершаете огромную ошибку, детектив, — произнесла я, кинув быстрый взгляд на учащённо мигающую лампу и заглохшие кондиционеры, почувствовав, как пот стекал тонкой струйкой по ложбинке груди, затем вновь посмотрев в колючие глаза полицейского.

— Ты мне угрожаешь? — прорычал Алекс, зверея больше от духоты и жара, чем от моих слов. — Да что ж такое-то, просто адская жара…

Он вышел из кабинета, увидев и остальных высыпавших из помещений сотрудников отделения полиции. Капитан обернулся ко мне и поморщился от досады, вертя в руках «жучки» для прослушки.

— Иди, — смилостивился надо мной Алекс, но тут же подняв указательный палец как бы пригвоздил меня им, — но будь всегда на связи.

— Да, детектив, — произнесла я немного картинно, рисуясь, приставив пальцы ко лбу и отдавая ими честь.

Он скривил лицо, что означало прощание, а затем уставился на бумаги, оттирая пот со лба, громко чертыхаясь.

Когда я покидала кабинет капитана, то услышала еле слышимый голос Солидафиэля:

— В следующий раз голову ему откушу.

Я расхохоталась во все горло, предвкушая сегодняшнюю за границей моей реальности встречу с любимым демоном.

Вошла в дом. Прошла дальше по коридору и увидела детскую. Остановилась, обхватив свою талию руками, заметив небольшую кроватку накрытую цветным стёганным одеялом, игрушки в лёгком беспорядке, разбросанные на круглом ковре, книжки на столе. Ощутив тепло его плеча, поднимаю растерянный и полный боли взгляд на демона, найдя там не меньшее отчаяние. Мне не хотелось с ним спорить, и он не спешил упрекать меня.

— Он жив, — прошептал Сол.

— Я никогда не обниму его, — прошелестела в ответ, к горлу подступили слёзы, — никогда не скажу ему, что люблю его, никогда не прижму его маленькое хрупкое тельце к себе.

Уже более не сдерживаясь, начинала кричать от отчаяния и мне показалось, что со мной рыдали и стены нашего дома. Его руки невесомо легли мне на плечи, взгляд болезненно печален, и я почувствовала, что демон обнял меня там, в реальности, прижав к себе настолько крепко, что я слышу биение его мрачного сердца.

— Он не принадлежит нам, Джен, никогда бы не принадлежал, ему надлежало родиться и он выбрал нас, — тихий шёпот, успокаивающий, лёгкий поцелуй в лоб, хочелось обнять в ответ, но пальцы провалились в пустоту.

Проснулась с болью в сердце и со слезами на щеках, а в спальне неуловимо слышится древесно-эвкалиптовый запах, который из меня ничем не вытравишь во веки вечные.

Пятница. Райн

Наши губы слились в поцелуе. Так нежно и трогательно одновременно. И вдруг я понимаю, что он сильно увлёкся и не на шутку так, что не расслышал нервного оклика Тантрино. Я широко распахнула глаза и смотрела на его прикрытые, услышав, как дыхание парня стало тяжёлым.

— Райн, — требовательно, с нотками ревности в голосе, звонко произнёс Тантрино.

Прежде, чем он успел подойти, слегка толкнула в грудь молодого мужчину, разрывая «должен быть постановочным» поцелуй. Мы взаимно улыбнулись друг другу, чуть наклонив голову вниз почти синхронно, смущаясь. Дэвид распекал Райна, а я смотрела в его открытые, синие, как небо, глаза.

Сзади раздался лёгкий вздох и я ощутила жар на затылке. Ревновал. Да разве мне нужен кто-то другой, разве есть в ком потребность больше, чем в нём, разве я не доказала это, мой требовательный демон, когда спустилась в ад, прошла суд, ответила «да» на твоё «будь моей», родила тебе сына?

— Перерыв, — крикнул Дэвид и, гневно посмотрев в мою сторону, отошёл к операторской стойке.

А мне захотелось выйти на воздух. Взлетев вверх несколько лестничных пролётов, я оказалась на крыше «Очередной Пикчерс».

Подойдя к ограждению, я заглянула вниз и вздрогнула, услышав позади мягкий голос Райна:

— Прости, я сегодня заигрался.

Я повернулась к мужчине и обезоруживающе улыбнулась, в руках он держал стаканчики с кофе. Один из них передал мне. Стаканчик чуть обжёг пальцы, напомнив ладони Сола. Странно, но демон не ревновал, я лишь ощутила лёгкую задумчивость.

«Надо бы подтолкнуть», — подумалось мне, спрятав улыбку в глотке кофе.

Видя, как Райн в восхищении смотрел на небо, вопросила:

— Отчего люди не летают как птицы?

Он оторвался от созерцания и как бы нехотя вернулся в существующую действительность. Посмотрев на меня, улыбнулся, затем снова отвернулся, опершись локтями на парапет. Я встала в такую же позу, и он вновь обратил своё лицо ко мне, хитро улыбаясь.

Наконец заговорил:

— Мне нравится небо, высота и полёты, часто прыгаю с парашютом, доводилось?

— Нет, ни разу, — чуть обиженно, предназначив эту фразу для Солидафиэля, его лёгкий смешок прошёлся по кромке моего сознания.

— Я приглашаю тебя в любой выходной полетать со мной, — прозвучало как предложение чего-то большего.

Чуть помедлила, ощутив, что воздух стал жарче и закручивался от накала электричества, градус гнева демона нарастал, ослепительно улыбнулась парню и произнесла я, все кожей ощущая недовольство Сола:

— Да, созвонимся.

— Отчего люди не летают как птицы, Джен? — первое, что я услышала, когда заснула и увидела тебя.

— Рождённый ползать летать не может? — отшутилась, услышав в голосе сталь ревности.

Смотрел на меня вымученно и долго, затем произнёс то, что выбило из-под моих ног почву:

— Джен, он и вправду очень хороший.

— Долго думал? — чтобы задеть.

— Да, — не чувствую издёвки.

— Будешь выходить из комнаты, когда мы будем трахаться? — хотела, чтобы прочувствовал.

— Я тогда заброшу его дальше, чем Кристофера, — голос без злобы, просто как констатация факта, но на лице буря возмущения и ревности.

— Он ведь хороший? — посмотрела из прищура.

— Ровно до того момента, как прикоснётся к тебе, — крылья носа начинали трепыхаться от еле сдерживаемого гнева,

— Кстати, а качок где?

— Тебе лучше не знать.

— В монастырь? — спросила, стараюсь оставаться спокойной, чтобы не рассмеяться прямо в лицо.

— Ты решила? — изумлённый взгляд на меня, чтобы понять, что шучу, в досаде чуть не плюнул себе под ноги.

Моё тело сотрясает смех, я всегда умею довести его до нужной точки кипения, но всё-таки в этот раз не до конца. Демон ждёт, пока я успокоюсь, мрачно исподлобья смотря на меня, но взгляд всё-таки тёплый.

— Ты всё твёрдо решил, да, Сол? — начала я. — Безупречный план: исчезнуть наяву, но быть в моих снах, находиться рядом, но не держать меня за руку, быть твоей, но не в полной мере. Что за мука, Солидафиэль, и за что?

— Ты права, — утвердил, вздохнув, и чуть склонил голову горящим взглядом скользя по мне, — я исчезну и из снов, вижу, что мучаю тебя, — его силуэт начинает таять и во сне.

А я прокричала: «нет», протянув руки к тому месту, где ещё секунду назад стоял демон, просыпаясь с опустошением и растерянностью, но не сдавшаяся.

Суббота. Дэвид

— Джен, — меня остановил голос Дэвида, но то, как он произнёс моё имя, внесло в мою душу ещё большее смятение.

С той ночи я больше не слышала и не видела Солидафиэля, не приходил он и в наше место во сне, точно исполняя своё обещание.

Обернувшись к Тантрино улыбнулась, он подошёл ближе и потёр подбородок, рассматривая меня:

— Ты готова к первому своему после нападения выходу на красную дорожку?

Я утвердительно мотнула головой и улыбнулась, вспоминая всю ту заботу и внимание, которое уделял мне Дэвид с момента нашего знакомства в кафе «У Кэтрин».

— Дженнифер, я бы хотел… — он запнулся, вглядываясь в мои глаза, — потом сбежать куда-нибудь… вместе с тобой…

— Да, — я ответила то, что не ожидал услышать Дэйв, но втайне надеялся, и сейчас он как-то весь растерялся, но его лицо озарилось, когда до него дошло, что было мною сказано.

Я сильно волновалась перед выходом, но Тантрино слегка сжал мой локоть, и мы широко улыбаясь вышли к зрителям. Яркие вспышки фотоаппаратов, беснующиеся люди, выкрикивающие моё имя, указания фотографов, где лучше встать, улыбаться — не улыбаться… Дэйв ухватил мою ладонь и мы, поднявшись по ступеням, вошли в огромный зал, где стоял гул посильнее, чем на улице.

Дэвид, увидев моё растерянное лицо, улыбнулся и шёпотом на ухо произнёс:

— И где моя смелая Дженнифер?

Я вздрогнула, когда почувствовала, как мой затылок обдало горячее дыхание любимого демона. Широко улыбнувшись такому пускай малому вниманию и не желая не упускать ни единого шанса, посмотрела на режиссёра.

— Ты же сумеешь защитить меня? — вкрадчиво проговорила, чуть сжимая руку Дэвида, видя, как его глаза радостно загораются, а вместе с ними… и полы его пиджака.

Демон решил пошутить или запугать, я не знала, но понимала, что он злится. Дэвид обернувшись вскрикнул и скинул с себя одежду, оглядываясь назад и не понимая, что же могло явиться причиной возгорания.

— Очень по-взрослому, — прошептала, пытаясь утихомирить Солидафиэля, зная об идеальном слухе демонов.

— Иди сейчас же домой, — его шёпот, как дуновение ветра.

— Ещё чего, кто мне дал карт-бланш, сказав, что уйдёт из моей жизни окончательно, — ядовито прошипела я, начав терять терпение.

Солидафиэль замолчал, о чем я тут же пожалела, однако знала, что демон рядом и понимала, что или сейчас или никогда.

— С тобой всё в порядке? — спросила я Дэвида, который не мог прийти в себя.

— Д-да, — пролепетал он, беря себя в руки. — Нам нужно быть на конференции, а потом мы свободны и у меня для тебя будет сюрприз.

Я ожидала, что на нас обрушится потолок, но ничего не произошло и еле высидев мероприятие под прицелами камер, мы с Дэйвом ускользнули через чёрный ход и уже через некоторое время сидели в ресторане. А я всё ждала гнева от моего хранителя, гадая, что же воспламенится на этот раз. Но ответом мне было ледяное молчание, даже когда я под столом ногой приласкала ногу Тантрино, даже когда он целовал меня в лифте, размазывая по лицу помаду, а я глазами обводила тесную кабинку в надежде, что демон проявит себя. Даже когда Дэвид привёл меня в президентский люкс, даже когда принёс на постель. Я ждала и к горлу подступала паника.

Когда с потолка, сильно раскачавшись, упала люстра, Дэвид оторвался от моих губ и удивлённо повернул голову на разбитый предмет, а меня начал сотрясать смех. Тантрино вновь повернулся ко мне и мигом вскочил с постели, с расширившимися глазами от ужаса глядя в отражение в панорамном окне.

— Джен, я… у нас ничего не получится, — скороговоркой произнёс он, выдыхая воздух через прикрытые губы.

— Я знаю, — еле, сквозь смех, проговорила я.

Дэвид взглянул на меня как на ненормальную и стремглав выскочил из спальни, а я, привстав на локти, торжествующе хохотала, смотря на то, как материализуется Солидафиэль, с раскрытыми крыльями цвета воронова пера и перекошенным от гнева и ревности лицом.

— Ты довольна? — спросил он. — Что ты себе позволяешь?

— То, что ты разрешил, — возразила, увидев, что демон в бешенстве, хотя бы и так, плевать, онздесь, он рядом, я вижу его, но… — но я не намерена разговаривать с тобой, когда ты в таком состоянии, — а где-то глубоко ужас от того, что он может снова исчезнуть.

Вскочила с постели, обходя его. Он схватил меня за руку и, задрожав от гнева, от гнева ли, задал вопрос:

— То есть ты, всё время выводившая меня и вызывавшая на разговор, сейчас, когда я воплотился, отказываешься со мной перекинуться даже парой слов?!

Возмущение накалило воздух. Его ладонь становится невыносимо горячей — пытается показать, насколько больно ему, но он знает, что я скорее сгорю, чем отдёрну свою ладонь. Страдание и гнев в его глазах — невыносимо видеть и я опускаю глаза, а он отпускает мою руку, осознав, что это может причинить мне боль.

— Ты полюбила Дэвида, — совершенно бестолковое резюме ревнивого мужчины, произнесённое упавшим голосом, и я обернулась, сплетая руки на груди, позой показывая, что превратилась вслух.

— А если и так, то ты, как хранитель, должен порадоваться, достоин же или нет? — внимательно смотрю в невозможно холодные, но такие любимые глаза.

— Достоин, — твой глухой голос, да чтоб тебя чёрт побрал, упрямый ты чёрт!

— Мне вернуть его? — теперь меня начинает пробирать гнев.

— А ты хочешь? — пытался рассмотреть мои настоящие мысли, но не дождётся.

— А ты позволишь? — моя любимая игра вопрос-вопрос, я так могла бесконечно, но и меня начало разбирать.

— Я твой муж, — вырвалось у него и демон в растерянности смотрел на меня, выдав себя с головой и словно и сам только сейчас поняв.

Мой взгляд так же растерян, а на глаза выступили предательские слезы бессилия.

Приблизив своё лицо ближе к его, срывающимся голосом произнесла:

— Тебя освободить от клятв?

— Ты бы этого хотела? — растерянность напополам с болью.

— А ты? — надежда, что сейчас скажет «нет».

Сол молчал. Оба тяжело вздыхаем, оба упрямые.

А меня прошиб холодный пот от своей «догадки», и я произнесла вслух:

— Ты кого-то полюбил.

Он молчал, а из меня как будто выходит весь воздух и я тихо произношу:

— В таком случае, ты свободен от всех клятв, демон.

Я хотела уйти, слезы душили меня, но Сол не дал и, развернув к себе, потребовал внимание.

— Пусти, — начала сердиться, в тщетной попытке вырваться из его железной хватки, другой рукой отталкивая тебя, упёршись в крепкую грудь.

Мне без труда удалось завести обе руки ей за спину, и я произнёс то, что чувствовал последнее время своей вечности:

— Я пытался, — мой тяжёлый вздох и горящий взгляд, пытающийся охватить всю тебя, я медленно отпускаю её руки, — пытался забыть, но из раза в раз, я возвращался к тебе, клялся, что это последний раз, но все равно был с тобой…

Увидел, что её до этого бывшие безжизненными глаза загорелись и я тоже не смог скрыть, выдав себя с головой.

Она притянула меня к себе для поцелуя, шепча:

— Упрямый.

— Любимая, — вторил, возвратив всю ласку что ты вложила в эти слова, ощутив, как тону в тебе, но всё же произнёс, — скучал…

Дыхание стало пунктирным, тяжёлым. Её руки жадно приласкали мои плечи, спускаясь по торсу и в нетерпении дёргая пряжку ремня, пальчиком с острым ноготком скользнув вниз так, что я слегка отстранился от неё и вобрал в себя воздух через сжатые губы. Хитрая улыбка девушки.

Я сделав два шага вперёд, вжал её в стену. Снова потянулась для поцелуя, а я шутливо отстранился, рассмотрев недоумение в глазах, но заметив лукавые огоньки в моих, прикусила губку. Я ощутил во взгляде отражение моего желания, которое растеклось по её коже, заполнив собой каждую клеточку тела.

Наши энергии переплелись игриво закрутившись в воздухе, комнату отеля заполнили наши запахи. Она крепко обняла меня, притянув к себе за пояс брюк, а я поцеловал вновь как в первый раз до сумасшествия, до укола в сердце, до головокружения, утопив её в неге, услышав, как простонала прямо в мои губы.

Оторвавшись друг от друга тяжело дышали, приласкав ладонями лица друг друга, постаравшись возместить всё, что упустили за кусочек вечности друг без друга.

Мои пальцы скользнули по её губам, чуть приоткрыв их, спустившись к пульсирующей венке, обведя ключицы, сжав грудь, вырвав стоны. Её ладони огладив плечи, приподняли край водолазки, нетерпеливо обнажив мой торс, а изящные пальчики пытались справиться с застёжкой ремня, я вновь поцеловал её.

Оторвалась от меня и прошелестела сквозь учащённое дыхание:

— Люблю тебя.

Я наклоняюсь к её ушку и тоже шепчу слова о любви, слыша, как она простонала, а белоснежная кожа покрывалась мурашками, как стала податливым воском под моими руками. Развернув Джен к стене лицом, скользнул пальцами по молнии платья, упавшее к твоим ногам, оставляя обнажённой.

— Нижнее бельё, Джен? — она всегда умела меня озадачить.

— Ты хотел сказать его отсутствие, — повернув голову, произнесла девушка, — Слишком хорошо знаю, что тебе нравится, Сол.

— Ты подготовилась, — хрипло рассмеялся и зарылся в волосы ладонями, приласкав нежное тело, спустившись вниз к влажной сути, услышав, как вскрикнула, ощутив, как нетерпеливо вжалась ягодицами в мой пах.

Я развернул её к себе и вновь поцеловал, наконец-то девушка справилась с застёжкой ремня и брюки опали на пол с тихим шелестом, переступил через них.

Я никогда не устану любоваться Дженнифер, обводя полукружия груди, и без того возбуждённые навершия сосков становятся ещё острее. Я с ума сходил от её нежных ладоней очерчивающих мою фигуру и смыкающихся на мне внизу.

Не смог больше ждать — слишком долго без неё.

Подхватил её на руки и помог устроиться на бёдрах. Резко вошёл, почувствовав, как она затрепетала, чуть сдавив бицепсы и откинув голову назад, освободив место для моих поцелуев, я поспешил покрыть поцелуем выгнувшуюся шею.

Она двинулась мне навстречу и попыталась уловить темп, но я не дал, она слишком торопилась и как ответ на мои мысли услышал хриплый шёпот в ухо:

— Скучала.

Её голос как детонатор — почувствовал, что сейчас взорвусь, заметив, как она замерла, пульсируя вокруг меня, ускорив движения, доставляя всё больше удовольствия, она на пике, через мгновения опала в мои поддерживающие руки, следом и я.

Прижал её к себе, поцелуями покрывая лицо, а Джен, не изменяя себя, угрожающе прошептала:

— Только попробуй исчезнуть, демон.

***

Солидафиэль громко чертыхаясь, носился по нашей спальне в поисках одежды, а я хохотала глядя на это действо.

Он остановился и с упрёком посмотрел на меня, проговорив:

— Ты на неё погляди, нет, чтобы помочь, так она ещё смеётся, и так я вечно опаздываю к утренней планёрке у Творца.

Меня ещё сильнее пробрал смех. А демон не на шутку разошёлся, найдя всё, кроме портупеи и требовательно произнёс:

— Где ремни, Дженнифер?

— Они меня раздражают, — произнесла я и всё-таки встала и отдала тебе припрятанный в комоде аксессуар, — можешь уволиться?

Он расхохотался и поцеловал меня в губы:

— Так я не вызываю подозрений, а в сочетании с амулетом и вовсе.

Вызвав портал и войдя в него, демон наскоро проговорил:

— Люблю, буду вечером.

Я помахал рукой и меня разобрал смех, когда я представила, как болтаю с досужими кумушками о жизни. Одна хвасталась мужем-миллиардером, другая — популярным актёром, а третья — высокопоставленным чиновником. И я: а вы знаете, мой муж — демон, да-да, из самого ада, представляете, но он там служит у Создателя и никого не жарит на сковородках. И они мне такие: фи, как можно, известная актриса…

Но смех мигом выветрился, когда мне стало не по себе и я, чтобы развеять игнорировавшиеся мною симптомы вот уже недели две, исчезла в ванной комнате.

Когда я оттуда вышла, то присела прямо у двери ошарашенно уставившись в тест по беременности, указывавший две полоски.

— Чёртов демон… — прошептала я, улыбнувшись от счастья.

КОНЕЦ