Анкор [Иосиф Антонович Циммерманн] (fb2) читать онлайн

Иосиф Циммерманн Анкор

Безусый Анкор еще не знал, что это был последний день его жизни. В юном возрасте мало что предвещает смерть.

Он проснулся, когда едва светало. В их племени это было правилом. Гуанчи называют себя “детьми солнца”, что обязывает просыпаться вместе с пробуждением родителя, чей свет и тепло прогоняет темноту и холод ночи.

Прихватив из потухшего очага длинную кость, отодвинув в сторону висящую над порогом овечью шкуру, низко пригнувшись, Анкор вышел из пещеры. Как из ниоткуда, виляя от радости хвостом, пред ним появилась собака. Висячие розового цвета соски выдавали в ней кормящую сучку.

– Хара, – потрепал собаку за холку хозяин и всунул ей в пасть кость. Также незаметно животное исчезло.

Вершины гор уже окрасились в алый цвет крови – явный признак рождения нового дня.

Жилище его матери Мадай располагалось на верхней части невысокой скалы, а пещеры ниже по склону занимали отцы. У Анкора их было трое. В их племени имелись семьи и с еще большим количеством отцов.

На дне ближайшего широкого и глубокого ущелья, сквозь молочную пелену остатков утреннего тумана, можно было разглядеть выложенное из камня, в форме улитки, место сбора совета племени – тагорора. Там сейчас готовился к обряду их вождь, на языке гуанчей – менсей. Вот он, почему-то, был единственным отцом в их семье.

Анкор знал, что церемония посвящена ему. Сегодня он перешагнет копье воина и будет принят в стан взрослых мужчин. То ли от утренней прохлады, то ли от возбуждения, по молодому телу юноши пробежала легкая дрожь.

Он был старшим из пятерых сыновей Мадайи. Великий ростом, под стать своим взрослым сородичам. В определенное время дня, когда высота Анкора соответствовала его тени, в нее свободно, одна за другой как бусинки, помещались три овцы. А это много. Было с чем сравнивать. Все чужаки, не раз приходившие на остров по большой воде, едва превышали две овцы. И те черные – темнее ночи, с кучерявыми, подобно шерсти новорожденного ягненка, волосами на голове. И те бледные, что в звонких, блестящих на солнце одеяниях. После удачных отражений атак пришельцев, юный Анкор несколько раз рассматривал лежащие на земле их бездыханные тела. И они свободно помещались в его личную тень.

Пришельцы были ниже, слабее и малочисленней гуанчей. Но это не останавливало оных. На их стороне были боги огня, чьи горячие смертоносные стрелы, извергая клубы дыма, с грохотом, подобного просыпанию вулкана, настигали жителей острова еще до того, как чужеземцы сходили на берег.

– Глядите в оба, – неустанно предупреждала Мадай своих сыновей, – Эти двуногие собаки могут забрать вас на мясо.

Страх матери был понятен. Анкор и сам уже видел подобное на противоположной стороне ущелья. Однажды, в момент рождения солнца, почему-то вперемешку черные и бледные чужеземцы с помощью плетеных накидок – подобие тех, которыми жители острова ловили на мелководье рыбу, только больших размеров – охотились на едва проснувшихся гуанчей. Кто сопротивлялся, тех с грохотом пронзали огненные стрелы. Плененных пришельцы забирали живыми на большую деревянную посудину, способную ходить по большой воде.

Менсей тоже утверждал, что чужаки едят гуанчей.

– Но наше мясо не главное для них. Чужаки хотят украсть солнце. Днем оно высоко и недосягаемо. А вот в темное время, когда светило спит или при его рождении, когда оно только встает из-за гор, солнце могут легко пленить. Отныне каждую ночь взрослые мужчины племени по очереди будут караулить на берегу, чтобы при появлении пришельцев разбудить все племя…

– Вот получу сегодня из рук менсейя копье воина, – гордо и самоуверенно рассуждал Анкор, выпуская из загона на выпас овец. – И при первой же возможности насажу этих двуногих собак, как крабов на кукан.

Он еще не ведал, что уже этой ночью ему предстоит охранять мирный сон сородичей…

Аборигены острова вообще старались держаться подальше от большой воды. И это при том, что плавать как амфибии могли уже новорожденные. Анкор, из любопытства, испытал это однажды на младшем братике. Но почему-то гуанчам запрещалось заходить даже в прибрежное глубоководье. Разве что рыбачить, стоя максимум по пояс в воде.

Завороженно слушающим ее сыновьям Мадай так объясняла причину этого запрета:

– Гуанчи означает “дети вулкана”. У нашего народа первый отец – солнце. Вторым отцом является вулкан. В разы больше того, что спит сейчас в недрах родного нам Тейде. А третьим отцом всегда была большая вода. Однажды, всем на беду, поссорились вода с вулканом. Огонь и дым затмили первого отца, а волны возмущенного отца воды поглотили нашу обетованную землю. Мало кто остался тогда в живых. Опомнившись и образумившись, отец вулкан спешно возвел новый остров, а отец вода как бы из ниоткуда принес сюда остатки наших полумертвых предков, которым рыбы успели откусить языки. Так наш родитель вода хотел заставить своих потомков молчать и навсегда забыть о случившемся. Но выжившие придумали новую речь, язык свистов – сильбо гомеро. Их дети родились уже с нормальной длиной языка, а вот эту легенду мне моя прародительница рассказывала на одних свистах…

В высоком и сильном, в светлокожем, с голубыми глазами и копной густых рыжего цвета волос Анкоре все еще жил ребенок. Сгорая от любопытства, часто оглядываясь, он пробрался к самой крайней в скале пещере. С детским трепетом переступил порог, своего будущего жилья.

Внутри глубокой куэвы^[1] сейчас было теплее, чем снаружи. Гуанчи не уставали благодарить отца вулкана, создателя этих нерукотворных жилищ. Днем, когда солнце в забытье беспощадно палило землю и растения – их племя спасалось в прохладе пещер. А ночью пещеры, наоборот, согревали.

Трое отцов Анкора, вооружившись “когтями дьявола” – черного, блестящего и острого вулканического камня, совместно расширили не только вход в пещеру, но и выровняли ее внутренние стены.

Мадай собственноручно украсила их рисунками. Черным пеплом потухшего костра, красной кровью забитой свиньи и белого цвета редкой в этих краях почвы она выводила на стенах пещеры замысловатые фигуры, при этом поясняя:

– Тень собаки будет предупреждать Анкора об опасности. Образ черепахи спасет его от голода, когда не будет растений и животного мяса. Очертания кактусового молочая от хвори.

– Твои рисунки совсем не похожи на то, что должны отображать, – иронизировал тогда второй по счету отец.

– И это верно! – с таинственным видом, по-заговорщицки тихо ответила ему супруга. – Никто посторонний не должен знать истинную суть нанесенного здесь защитника-духа. Это сделает нападающих бессильными.

Анкору разрешалось войти в свою пещеру лишь непосредственно перед началом церемонии принятия в мужчины. Но детское любопытство оказалось сильнее запрета.

На небольшом, выложенном из мелких валунов возвышении лежало его новое одеяние: гуаюко – набедренная повязка из свисающих бахромой листьев финиковой пальмы; капюшонообразная, сшитая из красно-оранжевых козьих шкур накидка. Юноша тут же примерил ее. Длинные и широкие края шатром покрыли его спину и плечи. В стороне от одежды лежали бусы из глины. Каждая бусинка имела другую форму и рисунок. Все это сшила и изготовила своими руками его невеста.

– Рамагуа! – вожделенно прошептал Анкор имя избранницы, одевая себе на шею украшение.

Его возлюбленная находилась сейчас далеко в глубине острова, в заточении так называемого моне. Анкор каждую неделю носил туда по одной туше свиньи. Ему запрещалось видеть Рамагую, но он знал, что принесенные им жир и мясо с каждым рождением солнца делают его невесту краше и краше…

Незадолго до того, как солнце спрячется за горами, все племя собралось вокруг тагорора. Принесли сюда и тела навсегда уснувших сородичей. На вытянутых перед собой руках Анкора сейчас лежал его дедушка, бывший менсей их племени. Высушенное, обмазанное смесью из овечьего жира, перегнившей сосновой смолы, измельченной пемзы и кустарника брессос, тело старика было почти невесомым.

– Он легче, чем исхудавшая от кормления щенков Хара, – шепнул Анкор одному из своих отцов.

– Это просто ты стал очень сильным, – похвально ответил тот ему.

Раздался длинный и глухой звук. Это дул в огромных размеров морскую ракушку менсей. Его помощник ритмично застучал костью по куску сухого дерева. У кого были свободными руки, захлопали ему в такт. Гуанчи с мумиями над головой, притопывая ногами, закружились в танце. Все быстрее и быстрее…

Внезапно один из танцующих неистово вскрикнул и уронив мумию сам упал на каменистую землю. Схватившись за щиколотку, он протяжно взвыл. Анкор слышал подобное от собак. Только этот крик был ужаснее. Перекошенные черты лица и звериный оскал говорили о невыносимой боли. Осмотрев увечье, менсей пояснил:

– На камень неудачно наступил. Ступню вывихнул.

– Владыка, – дрожащим хриплым голосом промолвил пострадавший. – Как же я сегодня в караул пойду?

– Это не твоя забота. Найдется замена. Хотя бы тот же Анкор. Пусть сразу и докажет, что он уже созревший воин.

Такой поворот не только удивил, но и огорчил юношу. Но спорить с менсейем он не посмел. Покорно склонив голову и, как его учила мать, величественно произнес:

– Гуая эчей эфиай насетэ саанья! – что у гуанчей означало: “ Жизнь, позволь прожить, служа тебе!”

Анкор мечтал провести эту ночь рядом с любимой Рамагуой. До свадьбы это запрещалось. Но среди молодых мужчин гуанчей существовало нетрадиционное поверье, что праздничная церемония взросления без телесной близости с женщиной – не завершенное взросление. Одержимые этим мифом, в ночь после ритуала на тагароге юноши искали совокупления. Если не с невестой, то хотя бы с женщиной, которая занималась этим за вознаграждение. В племени это было всем известной тайной.

– Неужели менсей мог такое забыть? – злобно возмущался Анкор, спускаясь с гор к берегу большой воды. В руках он держал копье взрослого воина.

В какой-то момент ему даже пришла мысль, что все было подстроено. На самом деле никто не повредил себе ногу. Просто таким образом менсей решил держать Анкора подальше от своей дочери Рамагуа.

Юноша представил, как, сидя у себя в пещере, что находится под пирамидой предков, отец невесты сейчас довольно ухмыляется. А еще Анкор испугался, что будут говорить о нем мужчины племени. Он с ужасом прикрыл лицо ладонью, а горы эхом вторили ему:

– Нет! Такому не бывать.

Анкор дождался темноты и целеустремленно побежал в глубину острова. Мимо пещер родителей. Он даже обрадовался, что его сегодня не сопровождала собака. Хара кормила щенков. Она была бы ему сейчас помехой.

В свете полнолунья миллионы ярких звезд усыпали небо. Юноша быстро и благополучно добрался до спрятанного в горах моне. Скромно постучался в плетеные из грубых листьев пальмы ставни глухо закрытого окна. Тихо позвал:

– Рамагуа!

Он рисковал разбудить женщин, охраняющих моне. Но неудержимое желание заставляла его повторно стучать и звать возлюбленную.

В какой-то момент за плетением окна послышался легкий шорох

– Рамагуа, – прильнув губами к сухим листьям пальмы прошептал юноша.

– Анкор, – нежный голос невесты заставил его вздрогнуть всем телом. – Ты что здесь делаешь?

– Выйди ко мне!

– Это запрещено, ты знаешь.

– Я прошу тебя! – глухим, выходящим из глубины груди, голосом умолял Анкор.

– Ачимаек здесь.

В подтверждение ее слов раздался голос матери невесты:

– Уходи, Анкор! Наши отцы не одобрят твой поступок.

Юноша отпрянул от окна. В злобе, упав на колени он взвыл от досады.

– Иди к себе! – громко напутствовала его мать Рамагуаи…

Воздушное молоко, так часто покрывающее горы перед рождением солнца, в этот раз оказалось непроницаемо густым. Анкор не видел даже пальму своей вытянутой руки, так гуанчи называют ладонь. Идти в тумане на ощупь сложно и очень опасно. В любой момент можно сорваться в пропасть. Юноше пришлось остановиться и ждать.

Когда-то начало светать. Медленно рассеивался туман. Неожиданно, со стороны берега, послышались тревожные свист и крики гуанчей, раздался первый грохот огненных стрел пришельцев.

У Анкора похолодело в сердце. Тут же, сломя голову он бросился на шум в тумане. Его уже не страшили ни пропасть, ни смерть.

Посреди тагорора с распятыми руками лежал окровавленный менсей. Пещера Мадай и одного отца пустовали. Два других отца даже не успели проснуться – с перерезанными шеями покоились на ночном ложе. Ни одной живой души вблизи…

Еще крепче сжав копье воина, юноша перебежками, через гряду утесов поспешил к большой воде. На полпути, остановившись на одной из каменных, с крутыми склонами и острыми выступами, глыб, Анкор увидел уже удаляющуюся от берега деревянную посудину пришельцев. Даже если бы он сейчас мог как птица взлететь, догнать чужеземцев было невозможно.

С неимоверной ненавистью и в то же время сквозь слезы юноша глядел на уходящих по большой воде похитителей. Ему даже показалось, что на краю их посудины с высоко поднятой рукой стояла Мадай. Мать прощалась с сыном.

За спиной Анкора послышался шорох. Юноша резко обернулся, успев поднять копье для броска. В тот же момент он невольно начал опускаться на колени. К нему подбежала собака и стала жадно облизывать руки и лицо хозяина.

– Хара, Хара, – то и дело повторял Анкор, вытирая льющиеся слезы об шерсть преданного животного. – Одни мы с тобой остались.

В тот же миг, видимо вспомнив о чем-то важном, Анкор вскочил на ноги и чуть ли не прокричал:

– Рамагуа!

Он действительно даже сбежал десяток шагов по пологому склону скалы вниз, направляясь в сторону моне, где, ничего не ведая о случившемся сейчас должно быть кушала его невеста. Это было постоянным и единственным занятием девушки на выданье.

– Еще бы две свиньи и Рамагуа принадлежала мне, – как-то обреченно произнес Анкор и почему-то остановился.

На мгновенье он представил себе горестные лица невесты и ее матери. А в ушах вновь и с большим смыслом прозвучали укоризненные слова:

– Уходи, Анкор! Наши отцы не одобрят твой поступок…

Юноша вновь поднялся на высокую каменную глыбу. Собака следовала ему по пятам. Трясясь от рыданий, угрожая копьем он стал прогонять ее, громко выкрикивая:

– Пошла вон, Хара. Иди лови птиц и ящериц. У тебя дети. Их надо кормить.

Собака повиновалась и поджав хвост скрылась меж валунов.

Анкор решительно приблизился к краю острого выступа. Обеими ладонями взялся за дерево копья и прижал его к груди. Лишь на мгновенье посмотрел вниз. Дно расщелины под скалой все еще было залито молоком тумана, скрывающее ее действительную глубину. Похоже на то, как это делали огромные черно-белые рыбы на большой воде, Анкор подпрыгнул и нырнул в бездну…

Примечания

1

Куэва (исп. – Cueva) – пещера

(обратно)

Оглавление

*** Примечания ***