Связанные (СИ) [Олли Ярвинен] (fb2) читать онлайн

Annotation

Кристину не напугать рассказами о духах и призраках, ведь она выросла рядом с ними. Но помимо открытий и ответов на вопросы такие знакомства таят в себе и немало опасностей: неосторожное слово, нечаянный жест — и вот уже приходится выбираться из совершенно чужого мира. Но как поступить с призраком, который увязался следом?

Связанные

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Интерлюдия. Тропа у Перекрестка, ч. 1

Интерлюдия. Тропа у Перекрестка, ч. 2

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Интерлюдия. Духи и призраки

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Интерлюдия. Запутавшись в Провале

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Интерлюдия. Гулкое эхо прошлого

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Связанные

Пролог

27 сентября, 2009 г.

Кристина вскрикнула от неожиданности, когда две пары детских рук с силой толкнули её в спину. Нелепо размахивая руками, будто испуганная птица, она переступила через высокий порог и ввалилась в тёмный коридор. Дверь захлопнулась, и темнота обступила девочку со всех сторон.

— Откройте! — возмущенно закричала она.

— Принесёшь что-нибудь, тогда откроем! — послышался дрожащий от веселого возбуждения голос.

— Ага, — поддакнул второй. — Ты же сама говорила, что не боишься!

— И не боюсь! — Кристина изо всех сил потянула за дверную ручку, не обращая внимания на угрожающий треск. — Потому что… нет… здесь… ничего!

Столь непочтительного к себе отношения старая дверная ручка не выдержала и с жалобным хрустом отвалилась. Кристина ойкнула от неожиданности и с размаху уселась на пол.

Судя по взрыву хохота, на другой стороне догадались, что произошло.

— Не откроешь!

— Так что ищи быстрее!

«Ищи быстрее… Вот сам и ищи!» — оставалось только огрызаться от обиды.

Она поднялась на ноги и отбросила в сторону бесполезный теперь кусок металла. Интересно, чем же они закрепили дверь с другой стороны?

— Придурки, — Кристина отряхнула платье и уверенно зашагала по хорошо знакомому коридору.

Ни один по-настоящему старый дом не обходится без мрачной истории о привидениях, запертых в пустых комнатах и блуждающих по гулким коридорам, навеки обреченных проклинать свою незавидную судьбу. Особняк, возведённый на уединённом холме в дальней части городского парка, был именно таким: если верить слухам, то в нём обитало так много привидений, что ими можно было заселить все городские гостиницы и больницы — ещё бы и место осталось.

Особенной популярностью эти слухи пользовались у детей: ничто, казалось, не доставляло им такого удовольствия, как леденящие кровь подробности гибели очередного бродяги, которому не посчастливилось скоротать ночь под крышей проклятого дома. Разумеется, всякий раз находился и «друг одного знакомого», который (а как же иначе!) не только видел всё своими глазами, но и сумел улизнуть.

Остальное зависело от фантазии рассказчика: иногда случайный свидетель запирался дома и больше никогда не выходил на улицу, иногда он попадал в сумасшедший дом; но чаще всего очевидец и сам становился жертвой мстительных духов, которые просто не могли допустить, чтобы горожане узнали о тайнах старого особняка. Например, о том, что любая вещь, вынесенная оттуда, становилась сильным талисманом, и что её обладателя всегда и во всем будет ждать успех.

Во всяком случае, так говорили.

Мимо Кристины эти истории тоже не прошли, хотя вместо испуга и вызвали только недоумение. Если привидения хотят, чтобы люди оставили их в покое, то зачем кого-то убивать? Наоборот, нужно спрятаться и не привлекать к себе внимания. Они что, совсем глупые? Не найдя ответа, Кристина спросила у папы, а он почему-то рассмеялся и сказал: «Может быть, сама у них и спросишь?».

Уже через несколько дней отец и дочь вместе переступили порог старого особняка. Кристина ожидала, что их встретит зловещая тишина, но дом оказался на удивление шумным местом. То и дело она испуганно жалась к отцу и хваталась за его руку, но тот только улыбался и подводил её то к скрипучей половице, то к шуршащим на ветру занавескам, то к осыпающейся штукатуркой стене.

Сказать, что Кристина была разочарована, значит не сказать ничего. Они обошли весь дом от подвала до чердака, но ничего подозрительного не нашли: ни привидений, ни духов, ни демонов. И всё же она кожей чувствовала, что особняк скрывает какую-то тайну — в конце концов даже папа не знает, почему в таком старом доме совсем нет пыли.

Тогда Кристина пообещала себе, что во что бы то ни стало раскроет все секреты этого места.

Правда, она не знала, как это делается.

Прошла неделя, и Кристина вернулась. Дом, как и прежде, скрипел на неё половицами, шуршал ветхими занавесками, постукивал ставнями — и вообще всячески пытался её отпугнуть. И у него почти получилось: иногда Кристине становилось так страшно, что она хотела бросить свою дурацкую затею и бежать из жуткого дома как можно дальше.

Но в конце концов упрямство победило страх. В первый же день девочка просидела в гостиной до самого вечера, и никакие призраки её так и не побеспокоили.

С тех пор Кристина часто засиживалась в просторной гостиной на первом этаже, которую она теперь называла не иначе как «штаб-квартирой экспедиции»: там начинались и заканчивались её вылазки в самые дальние уголки дома, туда она приносила всё, что показалось ей интересным.

Именно туда она направлялась и сейчас.

Выбор был совсем неслучайным — гостиная выгодно отличалась от других комнат. Прежде всего тем, что её окна не были забиты досками, поэтому там всегда было светло днём, и очень красиво вечером, когда солнце обходило дом по кругу и заглядывало в окна, отражаясь от старинной латунной люстры и разбегаясь по стенам множеством солнечных зайчиков. Эта люстра тоже была по своему уникальной: она единственная пережила нашествие неравнодушных (и оттого необычайно предприимчивых) горожан, когда особняк покинули последние жильцы.

Помимо люстры, в гостиной сохранилась и мебель: небольшой журнальный столик, порядком облезший от времени, некогда роскошный диван с торчащими тут и там пружинами, и самое главное сокровище — большое кресло, в которое можно было забираться с ногами.

«Жаль только, что за целый год я так ничего и не узнала», — вдруг подумала Кристина, проходя через широкие двери гостиной.

Она остановилась у высокого, в потолок, стеллажа и после недолгих колебаний взяла в руки маленькую тряпичную куколку.

Кажется, Кристине впервые захотелось, чтобы все зловещие истории о призраках оказались правдой. Было бы здорово посмотреть на лица одноклассников, если бы те повстречали настоящее привидение, гремящее цепями и протягивающие к ним руки. Прямо как то, из истории о жадном Скрудже, которую ей читала мама [1].

Кристина вздохнула: что-то такое подошло бы сейчас лучше всего.

Но до сих пор она не сталкивалась ни с чем необычным — если только не считать смутное, почти неосязаемое чувство, что за ней постоянно наблюдает чей-то любопытный взгляд. Кристина не могла отделаться от ощущения, что даже удобно устроившаяся на ладони кукла внимательно разглядывает её своим единственным глазом-пуговкой.

— Ну не смотри на меня так. Я помню, что нужно пришить тебе другой, — тихо сказала девочка, больше для собственного успокоения, и аккуратно провела большим пальцем по голове куклы.

Кристина уже собиралась посадить игрушку на место, как вдруг заметила то, чего просто не могло быть.

Кукла улыбалась.

У Кристины всё сжалось внутри. Она стиснула игрушку в руке — нарисованное лицо стало совсем угрюмым. Разжала пальцы, и ткань расправилась, отчего кукла снова задорно улыбнулась.

«Показалось», — девочка облегченно выдохнула, но на всякий случай пересадила куклу подальше.

Решено. Ничего она им не отдаст. Просто выберется наружу через окно и пойдет домой. И пусть ждут её возвращения хоть до завтра.

В прихожей чуть слышно скрипнула половица.

Кристина резко обернулась и изо всех сил напрягла слух.

В глубине коридора раздались тихие шаги.

«Все-таки не испугались и зашли? — торжествующе улыбнулась она. — Ну тогда держитесь».

В голове сразу же сложился план: устроить засаду у двери в гостиную, а потом выскочить оттуда и напугать их до смерти.

Шаги стихли.

«Спрятались. Хотят подкараулить меня, когда я буду возвращаться!»

Кристина покрутила головой и на цыпочках подкралась к окну — всё ещё можно выбраться наружу, и тогда всё будет выглядеть так, будто она исчезла.

Из коридора снова раздались мерные звуки шагов — на этот раз твёрже и громче, уже гораздо увереннее. В нос резко ударил запах хвои, древесной стружки и воздуха после грозы.

Вскинув голову, Кристина уверенно вышла на середину гостиной — всё равно теперь выбраться незаметно не получится. Упёршись руками в бока, она требовательно позвала:

— Эй вы! Я же слышу, что вы там! Можете не прятаться!

У двери мелькнула чья-то тень — слишком длинная! — и в гостиную вошел высокий, выше её отца, мужчина, похожий на учителя или поэта — такого, какими их изображают на портретах в школе.

Кристина ахнула и нерешительно отступила назад. Раньше ей и в голову не приходило, что в доме кроме неё может быть ещё кто-то.

Незнакомец остановился в шаге от входа. Заложил длинные руки за спину. С любопытством огляделся по сторонам.

— Добрый день.

Голос оказался мягким и как будто обволакивающим.

Кристина настороженно вглядывалась в острое лицо незнакомца, словно на нём можно было прочесть кто он, откуда взялся и что здесь делает. Нисколько не смущаясь такому пристальному вниманию с её стороны, мужчина терпеливо ждал.

Молчание невыносимо затянулось.

— З-з-здравствуйте, — наконец хриплым от волнения голосом ответила Кристина.

«А вдруг он маньяк⁈» — тут же похолодела она, чувствуя, как от одной мысли об этом у неё затряслись руки.

Незнакомец заговорщически улыбнулся и запустил руку в карман.

Кристина едва не подпрыгнула.

«Нож!»

Она напряглась всем телом. Метнула взгляд в сторону распахнутого окна. Оно было совсем рядом, и если бы дурацкий диван не загораживал дорогу, то она оказалась бы там меньше, чем за секунду. Может, пробежать прямо по нему?

— Угощайтесь, — снова раздался мягкий, почти гипнотизирующий голос «поэта».

На вытянутой ладони лежала конфета в желтой обёртке.

Резким движением Кристина спрятала руки за спину и сделала шаг назад. Родители строго-настрого запрещали ей брать что-либо у незнакомых людей.

— Я тоже их не люблю, — доверительно сообщил ей мужчина. Конфета исчезла в кулаке, как будто её никогда и не было.

— Н-не убивайте меня… пожалуйста, — сбивчиво пробормотала Кристина. Глаза защипало.

— Хорошо, не буду, — охотно согласился её собеседник.

Всего несколько широких шагов — и он уже пересёк гостиную и опустился рядом с Кристиной на колено. Из-под изящных бровей блеснули янтарные глаза.

— Вы не могли бы закрыть уши? Вот так, — с улыбкой попросил он, прикладывая руки к голове.

— З-з-зачем?

— О, ничего особенного, уверяю вас, — его лицо приняло хитрое выражение. — Ну же, смелее.

Кристина решила не спорить и послушно повторила движение. Руки мужчины плавно сложились у груди и сомкнулись в беззвучном хлопке.

Сначала ничего не происходило, и Кристина даже подумала, что он просто издевается над ней, как вдруг из окна потянуло всё ещё тёплым осенним ветром с запахом листвы. Ветер становился всё сильнее и сильнее, под его напором закачались ставни, а затем и весь дом заходил ходуном и наполнился грохотом тяжелых ударов.

От неожиданности Кристина зажмурилась и присела на корточки, до боли зажимая уши руками. Откуда-то с улицы до неё донеслись мальчишечьи крики, больше похожие на пронзительный визг, и девочка с ужасом поняла, что теперь она осталась совсем одна.

Ещё никогда в жизни ей не было так страшно.

Прошло несколько секунд или, может быть, минут, а Кристина так и не находила в себе сил пошевелиться или открыть глаза. Плечи мелко задрожали, по щекам побежали слёзы.

— Уходи! — прокричала она, резко поднимаясь на ноги. — Или я позвоню папе, увидишь тогда, что будет!

Слова не произвели на незнакомца ни малейшего впечатления, и тогда Кристина решила не тянуть и сразу исполнить угрозу. Он не стал ей мешать — только равнодушно пожал плечами.

Телефон выскользнул из трясущихся рук.

Мужчина наклонился — настолько быстро, что она даже не заметила этого движения — и поймал телефон у самого пола.

— Отдайте! — уже тише потребовала Кристина и вдруг заметила, что мужчина разглядывает телефон, удерживая его вверх ногами.

Удивиться она не успела. В тусклом свете, пробивающемся из щелей между ставнями, внешность незнакомца неуловимо изменилась. Кажется, он стал ещё выше, пальцы стали ещё тоньше и длиннее, а колени и локти — острее. Кристине хватило одного взгляда, чтобы пол начал уходить у неё из-под ног.

— Вы очень храбрый человек, — вдруг одобрительно проговорил незнакомец. — Не испугались моего дома, а он, смею заверить, у меня с характером. Достойно выдержали встречу с незнакомцем. И даже сейчас всерьёз подумываете о том, чтобы ударить меня и сбежать.

Кристина проглотила комок в горле: именно об этом она и думала. Со всей силы пнуть его по колену и побежать к окну.

— Но прошу вас, оставьте эти мысли. — Янтарные глаза, казалось, видели её насквозь. — Ваше неуёмное воображение и без того доставило вам немало хлопот. Самое время это исправить.

Кристине на затылок опустилось что-то холодное, и она едва не завыла от ужаса, но почти сразу почувствовала, как страх постепенно отступает.

— И всё же, я вас искренне не понимаю. — Глаза едва заметно зажглись внутренним светом. — Разве вы приходили сюда не для того, чтобы встретиться со мной?

Кристина недоумённо помотала головой.

— Вот значит как. В таком случае нам следует начать сначала.

Он легко поднялся и отступил на шаг назад.

— Весьма рад вас приветствовать. Я — хозяин этого дома, — торжественно объявил незнакомец и церемонно поклонился.

«Так это его дом?», — смущенно подумала Кристина, вспоминая, как буквально минуту назад пыталась его прогнать.

— Могу я узнать, как вас зовут?

— К-кристина, — тихо ответила она и тут же на всякий случай добавила: — Честно, я не знала, что это ваш дом! Я сегодня не хотела приходить, но меня толкнули внутрь, а дверь почему-то не открывалась и…

— Метла, — вставил Хозяин дома.

— М-метла? — не поняла Кристина.

— Они продели через ручку двери метлу. Весьма изобретательно, вы не находите?

— Так вы всё видели? — упавшим голосом спросила она.

— Конечно. Ведь это мой дом.

Кристина бросила на него недоверчивый взгляд исподлобья. В голове промелькнула догадка.

— А… а раньше, это ведь тоже были вы?

— О, так вы заметили? Совсем неплохо.

Девочка не поняла, что именно ему так понравилось, но слова звучали как искренняя похвала. Она робко улыбнулась.

— А правда, что здесь живут привидения? — спросила Кристина и тут же покраснела. Ну что за дурацкий вопрос?

— Иногда, — последовал спокойный ответ. — Признаться, это я повинен в безумных слухах, которыми люди окружили это место.

— Призраки правда убивают людей⁈

Кристина вдруг осознала, как опасно на самом деле было оставаться в этом особняке.

— Убивают?.. Они?.. — Мужчина расхохотался. — На вашем месте я бы об этом не переживал. Привидения вашего мира для этого не годятся — откровенно говоря, мне сложно представить, на что вообще они годятся. Я пытался сделать их более устойчивыми, но они всё равно исчезают. Вы не знаете, в чём тут может быть дело?

Кристина снова помотала головой. Может, хозяин этого дома и не был маньяком, но в том, что у него не все дома, она больше не сомневалась.

— Ну, конечно, вы не знаете, — печально вздохнул незнакомец. — Что ж, ваш мир всегда проявлял завидную склонность к саморегуляции. — Покосившись на Кристину, он добавил: — Это значит, он безжалостно избавляется от всего чужого. Признаться, порой мне тоже сложно подолгу здесь оставаться. Не представляю, как вы живёте в такой агрессивной среде. — Он снова улыбнулся. — Впрочем, не хочу быть неучтивым гостем. Ваш мир — удивительное место.

— А почему вы всегда говорите «ваш мир»?

Брови мужчины взлетели вверх.

— Разве не очевидно? Потому что этот мир ваш. Но позвольте предложить вам кресло.

Кристина похолодела: подчиняясь взмаху его руки, тяжелое кресло плавно выкатилось на середину гостиной.

— Прошу вас, ни в чем себе не отказывайте.

С опаской, как будто кресло могло по меньшей мере её проглотить, Кристина устроилась на краю и обхватила себя руками.

Мужчина, который, похоже, и не думал называть своё имя, только неопределенно хмыкнул и на некоторое время потерял к ней интерес. Всё его внимание было поглощено старой люстрой.

— Света нет, — негромко напомнила Кристина со своего места.

Но её собеседник только головой покачал.

И громко щелкнул пальцами.

Воздух тут же наполнился ослепительно яркими огоньками. Разлетевшись во все стороны, они закружили по гостиной, будто стайка озорных фей. Некоторые из них стремительно поменяли цвет и принялись азартно гоняться за остальными, создавая множество замысловатых узоров под потолком.

Гостиную залило мягкое бледно-голубое сияние.

— Ого, — восхищенно выдохнула Кристина.

Мужчина, казалось, и сам не ожидал такого эффекта.

— Теперь понимаете? — улыбаясь до ушей, сказал он. — Это всё ваш мир: никогда не знаешь, чем в нём обернётся даже самое просто действие.

— Вы волшебник? — выпалила Кристина. Глаза её засияли. — Как в книжках?

Мужчина отрицательно покачал головой.

— Тогда кто?

— Прошу вас, как вообще можно ответить на этот вопрос? — Он приложил палец к подбородку и, преувеличенно серьезно глядя на Кристину, спросил: — Вот кто вы, например?

— Я — девочка, — не задумываясь, Кристина брякнула первое, что пришло в голову.

Мужчина затрясся от хохота, такого громкого, что, казалось, ещё чуть-чуть, и от него задрожат стены.

— Что ж, — наконец, произнес он, отсмеявшись, — я получил истинное удовольствие от беседы. Но позвольте узнать, чем я могу вам служить?

Кристина озадаченно заморгала. Что он имеет в виду?

Но мужчина оставил её замешательство без внимания.

— Нетрудно было догадаться, что вам хотелось проучить тех юношей, которые столь необходительно с вами обошлись. Мне было приятно оказать вам эту небольшую услугу, но я не вижу в вас сильных желаний.

Он снова не дождался ответа.

— Не могу не отметить, что вы одеты… весьма скромно. Можно ли предположить, что вы хотите богатства? Нет? Тогда, может, власти? Несколько рановато на мой вкус, но я, разумеется, не осуждаю.

Кристина хотела было объяснить, что она ничего не понимает, и что ничего из этого ей не нужно, но странный мужчина только замахал руками.

— Нет, не подсказывайте! Может ли быть, что вы хотите мести? О, даже мне любопытно, кому и как вам бы хотелось отомстить. Или вы из тех, кто желает здоровья себе и близким? Это несложно устроить. Вам стоит только…

Но что именно ей стоит сделать, Кристина уже не услышала.

Перед глазами потемнело.

* * *

[1] Речь идёт о призраке Джейкоба Марли из «Рождественской истории в прозе» Ч. Диккенса.

Глава 1

У холма Сальви

Полевой лагерь близ Монтекармано, начало осени, 449 г. с э. е.

Герран озадаченно покрутил в руках широкий, сложенный в несколько раз кусок пергамента. Материалом для странного письма стала, судя по всему, обычная карта — плавные очертания южных границ на обороте и аккуратные, старательно выведенные подписи не позволяли в этом усомниться. Заинтригованный, он сорвал печать и развернул пропахший порохом сверток.

И недовольно цокнул языком.

Неровные строчки лезли друг на друга, будто ряды зевак на параде, слова спутывались в замысловатый клубок — послание было написано настолько торопливой рукой, что в нем совершенно невозможно было разобраться.

Герран тяжело вздохнул, поймав на себе встревоженный взгляд Кунрада, своего наставника. Ничего необычного в этом не было, в конце концов, старик всегда о чем-то беспокоился — просто теперь, когда он стоял над душой, расшифровать письмо будет ещё сложнее.

— Если вы позволите, Ваше Величество… — нерешительно начал он и протянул к Геррану длинную сухую руку с узловатыми пальцами.

Но мальчик, всего три дня назад действительно объявленный королем Герраном II, лишь раздраженно отмахнулся и, вновь впиваясь глазами в текст, беззвучно зашевелил губами. Из груди Кунрада вырвался тяжелый вздох, но молодой король сделал вид, что ничего не заметил. Он разберётся с этим позже и, может быть, даже извинится.

Неподатливые строчки начали складываться во что-то удобоваримое. И чем дальше Герран читал, тем больше округлялся в глазах и тем сильнее чувствовал, как грудь наполняется чем-то холодным и склизким. Когда это ощущение стало невыносимым, он энергично смял донесение и почти брезгливо отшвырнул его в сторону.

— Почему? — Во рту пересохло, отчего звонкий голос стал глухим и безжизненным. — Почему?

Всё должно было быть совсем не так.

Армия его отца — теперь уже его армия — не могла отступать.

— Форстен не терял времени даром, Ваше Величество. — Кунрад без труда догадался о содержании послания. — Должно быть, он воспользовался днями траура, чтобы укрепить свои позиции и подтянуть резервы. Боюсь, мы сами дали ему вре…

Лицо Геррана пошло пятнами; он топнул ногой — так сильно, будто на земле лежал не мягкий ковер, а тело ненавистного ему Форстена — и, больше не контролируя себя, замахнулся на своего наставника.

Меньше всего ему хотелось слышать о собственной слабости и нерешительности.

Ему вообще нечего было здесь делать.

Герран никогда не любил выезжать из столицы; даже уроки травоведения, которые наставник проводил за городом, вызывали у мальчика тоску и острое желание побыстрее вернуться за безопасные стены. Но когда ряд небольших стычек на северной границе перерос в полномасштабную войну за устье реки Раскъэ́льве, иного выбора у него попросту не оставалось: он должен был присоединиться к армии. Того требовали обычай и воля его собственного отца, которая была законом даже для наследного принца. Особенно для него.

Вместе со своим наставником Герран прибыл в королевский лагерь всего шесть дней назад, а уже через два дня случилось непредвиденное: отец выехал с небольшим отрядом, чтобы осмотреть будущее поле боя, и не вернулся. Что именно там случилось, Герран не знал, никто не знал. Говорили лишь об ослепительной вспышке, накрывшей покойного короля и сопровождавших его гвардейцев, о выжженной и сплавившейся в стекло земле, и о разбросанных тут и там искореженных частях доспехов. Ни одного тела так и не нашли.

На следующий день Рем Форстен, правитель одноименного государства, направил Геррану витиеватое послание с лицемерными соболезнованиями о безвременной кончине своего «собрата-короля» Аттино и неожиданно благородным обещанием не предпринимать никаких враждебных действий. Нескольких дней, писал этот хитрый лис, должно было хватить, чтобы только что коронованный правитель Эм-Бьялы оправился от горя.

Ответа не последовало; Герран не покидал своего шатра, не отдавал никаких приказов и ни с кем не разговаривал. Он понимал, что Форстен объявил это одностороннее перемирие отнюдь неспроста; понимал, что должен заставить себя действовать, но растерянность и чувство собственной беспомощности оказались сильнее.

По всему выходило, что промедление дорого ему обошлось.

Молодой король вздрогнул, сбрасывая с себя оцепенение, и напряг слух.

Топот копыт всё ближе и ближе, ржание и хрипы лошадей, резкие команды и окрики.

Тяжелый удар о землю и лязг железа.

Неразборчивое бормотание у самого входа в шатер.

—…вости… Его… чества… я как раз оттуда… не терпит…

— Да что там ещё? — Герран недовольно поджал губы.

Плотный полог отодвинулся, и внутрь шагнул крепкий мужчина в форменной стёганной рубахе королевской гвардии, раньше голубой, а теперь скорее бурой от грязи, пота и чего-то ещё, подозрительно напоминающего пятна крови. Его лица Герран не разглядел — рослому гвардейцу пришлось нагнуться, чтобы не зацепиться шлемом за ткань — зато хорошо разглядел его побитую, исцарапанную кирасу, явно видавшую лучшие времена.

Гвардеец поднял голову, и Герран невольно наморщил лоб и сощурился: кажется, в прошлом он уже видел этого человека рядом со своим отцом. Возможно, их даже представили друг другу — да, пожалуй, так оно и было. В памяти возник образ широкоплечего мужчины средних лет в придворном камзоле с нелепыми буфами на рукавах, на южный манер украшенными многочисленными разрезами [2]; с колючим взглядом исподлобья и с пышными черными усами, которые он зачем-то постоянно приглаживал.

Неловко припадая на ногу, мужчина вышел на середину шатра. Неуклюже поклонился Геррану, бросив на него тяжелый взгляд, коротко кивнул Кунраду.

— Сражение проиграно, Ваше Величество. Генерал Диеро убит, — неожиданно приятным баритоном доложил он. — Я капитан Эйдон Эртон, мне приказано вывезти вас отсюда.

Будто спохватившись, он добавил:

— Сожалею, что не смог присутствовать на вашей коронации. Мои поздравления. И мои соболезнования. Это большая потеря для всех нас.

До Геррана не сразу дошел смысл его слов, но Эйдон не дал ему опомниться. Почтительно приподняв полог, он объявил:

— Ваша гвардия ждет, Ваше Величество.

Как себя вести, Герран не знал, а времени разбираться в ситуации не было. Он гордо вскинул голову и, не произнеся ни слова, вышел наружу.

У шатра его уже дожидались несколько дюжин всадников. Все, как один — в таких же, как у Эйдона, голубых стёганках, в серых кирасах и простых шлемах без украшений. Впрочем, от Геррана не укрылось, что многие за свой счет дополнили доспех набедренниками, наплечниками и латными рукавицами — очевидно, гвардейцы были заметно богаче своего капитана.

Но самым странным и неожиданным было даже не это.

Герран пораженно переводил взгляд с одного серого от усталости лица на другое и не находил в потухших глазах ни намека на почтительность.

В воздухе повисло напряжённое молчание.

— Слава королю, — наконец прохрипел одни из всадников, и его слова подхватил нестройный хор голосов, таких же хриплых и бесцветных.

— И это всё, что осталось от королевской гвардии? — Герран старался скрыть своё потрясение под маской недовольства.

— Да, Ваше Величество, — будто не замечая раздражения в голосе Геррана, ответил Эйдон. — Все, кого удалось собрать.

Кто-то фыркнул.

— Все, кого не успел угробить наш блистательный полководец.

— Кто это сказал⁈

Глаза Геррана сузились и забегали по рядам всадников.

— Мартон Хельдер, — раздался тот же голос.

Строй расступился, пропуская дерзкого Хельдера вперёд. Им оказался молодой солдат с копной непослушных кудрявых волос и открытым добродушным лицом, перемазанным не то грязью, не то копотью.

Герран нахмурился — фамилия гвардейца ни о чем ему не говорила. Хельдеры правят землями на юге? Или, кажется, на востоке? И в каком титуле?

— Младший сын барона Хельдера, — негромко подсказал Кунрад. — Земли на востоке королевства, леса Хельдер.

— Да помню я…

— Нужно знать своих ленников, — едва слышно проворчал Мартон.

Это стало последней каплей. Герран задохнулся от бешенства; он был готов наброситься на наглого гвардейца и голыми руками разорвать его на части.

— Мартон, следи за языком! — резко одёрнул всадника Эйдон. — Генерал Диеро вряд ли сможет тебе ответить.

Одновременно с этим Кунрад наклонился к уху своего воспитанника и горячо зашептал:

— Прошу Вас, Ваше Величество, сейчас не время ссориться со знатью.

Герран раздражено передернул плечами и тяжело засопел. Старик был прав: ссориться со знатью было совершенно не с руки. Во всяком случае, пока.

— И не забывай, с кем разговариваешь, — Эйдон тем временем продолжал распекать своего подчиненного. — Вернись в строй.

— Да, капит…

Слова утонули в ужасающем грохоте. На севере, откуда до сих пор доносились только неясные крики, сухой треск мушкетов и беспорядочные залпы пушек, к небу поднималось густое облако пыли и клубы грязно-серого дыма.

— Пороховой склад накрыли? — Мартон успокаивающе потрепал лошадь по шее и обернулся к Эйдону. — И как умудрились?

Тот только пожал плечами и задумчиво провел рукой по усам.

— Мартон, возьмешь людей и обыщешь шатер генерала Диеро и его офицеров. Всё, что найдёте: донесения, карты, личные письма — всё в огонь, врагу ничего не оставлять. Остальные, собрать людей и припасы на три перехода.

— А что с обозом? — спросил кто-то из всадников.

— Бросим здесь. Если повезёт, выиграем немного времени.

Совершенно неожиданно Герран обнаружил себя в полном одиночестве. Гвардейцы, как муравьи, рассыпались по опустевшему лагерю; Эйдон тяжело опустился на сваленные в кучу тюки и принялся рыться в поясной сумке. И даже его наставник — и тот скрылся за пологом шатра, бросив на ходу, что ему нужно собрать какие-то вещи. Оставалось только наблюдать, как солдаты безо всякого уважения врываются в шатер герцога Диеро и переворачивают там всё вверх дном. Как они деловито разводят костёр и одну за другой скармливают ему стопки бумаг.

— А что с этим делать?

Гвардеец крутил в руках большую, исполненную в мельчайших подробностях карту королевства. Ему никто не ответил, и разорванная на части карта отправилась в огонь.

Герран завороженно смотрел, как пламя неторопливо пожирает Эм-Бьялу, двигаясь на юго-восток от устья Раскъэ́льве и густых лесов графства Монти по равнине Ль-Мирру и дальше, в сторону озера Ти́рсин и столичного города Больфано. Когда со столицей было покончено, разодранное в клочья королевство обуглилось и пеплом осыпалось на землю.

Герран шумно проглотил слюну.

От страшного видения его отвлек другой гвардеец — круглолицый здоровяк с огромными, как у молотобойца, ручищами. Он легко вырвал из земли штандарт с изображением серебряной совы на темно-красном фоне, как щепку, переломил толстое древко о колено и без колебаний закинул обе части в огонь. Удовлетворенно потерев руки, как после расправы над личным врагом, гвардеец поклонился в сторону молодого короля и зашагал прочь.

— Ты, гвардеец! — резко окликнул его Герран.

— Ваше Величество? — пробасил здоровяк.

— Зачем ты сжёг знамя генерала Диеро? Тебе известно, что это преступление?

— Да, Ваше Величество.

— Ты будешь наказан.

— Да, Ваше Величество.

Герран жестом отпустил понурившегося гиганта. Уже глядя тому в спину, король досадливо закусил губу: только сейчас он осознал свою ошибку.

Пусть в донесении и не говорилось об этом прямо, Герран был достаточно умён, чтобы догадаться, что скрывалось за обтекаемыми формулировками. Его армия не просто проиграла сражение и отступила. Хуже — произошла катастрофа. И судя по тому, как странно ведёт себя его гвардия, ответственность за случившееся лежала на герцоге Диеро. Обвиняли ли они заодно и его, короля Геррана? Скорее всего, нет. Хотя теперь, после того, как он невольно выступил в защиту Диеро, этого стоило ожидать.

Герран до боли сжал кулаки. Сказанного не воротишь — он уже пообещал наказать гвардейца и не сможет пойти на попятную без ущерба для своего и без того не слишком высокого авторитета.

«Мудрый правитель должен всячески избегать конфликтов и беспрестанно думать о том, как его слова и поступки будут истолкованы окружающими», — раз за разом втолковывал ему Кунрад, а Герран только отмахивался, уверенный, что, когда придёт время, он без труда справится с этой задачей.

«Отлично справился, ничего не скажешь», — со злостью думал он.

Отец поступил бы мудрее. Он сумел бы найти нужные слова и сплотить вокруг себя тех немногих верных людей, что у него остались. Как ему удавалось так быстро ориентироваться во всем и не совершать ошибок?

Но спросить его об этом было уже невозможно.

— Пора, Ваше Величество.

Эйдон подвел под уздцы снаряженную в дорогу лошадь и помог своему королю подняться в седло.

Прозвучала отрывистая команда, и несколько дюжин всадников понеслись на юг, по петляющему среди высокой травы тракту. Позади остались лишь опустевший лагерь и остатки обреченной армии, по-прежнему сражающейся за своего короля.

* * *

Солнце перевалило зенит. Отряд сошел с наезженного тракта и выступил в сторону темнеющего на горизонте леса. Король Герран ехал молча; он опустил голову, хотя и с интересом прислушивался к редким разговорам в надежде услышать подробности того, что произошло этим утром. Задать прямой вопрос он отчего-то не решался.

Кунрад, который всё это время не отходил от Геррана ни на шаг, будто бы прочёл его мысли. Несильно ударив лошадь пятками, старик нагнал ехавшего в голове отряда Эйдона и о чем-то негромко спросил.

— На юг, — охотно ответил капитан. — Встанем лагерем на холме Сальви. Оттуда отправимся дальше, на юго-запад, к Формо, а затем за озеро Тирсин.

— Я против того, чтобы Его Величество приближался к Шепчущему лесу и тем более к Сальвийскому холму. Руины небезопасны.

— Что? Это ещё почему? — удивился Эйдон. — Мои люди перевернули там каждый камень и не нашли ничего подозрительного. Поверь, там уже лет сто никого не было.

— А почему так, ты не подумал? — сурово спросил Кунрад. — Хочешь затащить Его Величество в это проклятое место?

— Да вас, книжников, послушать, то других мест, считай, и нет, — немедленно парировал Эйдон. — Чуть что вдали от дороги, и вы уже кричите: «проклятие!», «нечисть!», «злой дух!». — Внезапно его лицо приняло совершенно серьезное выражение. — А ты подумай вот о чем: кто станет искать нас на «проклятом холме», о котором не каждый местный знает?

— Что за холм? — громко спросил Герран, который не только успел догнать спорщиков, но и уже какое-то время с интересом прислушивался к разговору.

Кунрад поджал тонкие губы и бросил на Эйдона испепеляющий взгляд.

— Самый обыкновенный, Ваше Величество, — ничуть не смутившись, ответил капитан, натягивая поводья. — Во времена Великого Единения была там то ли башня, то ли дом, в котором этот Сальвий жил — теперь только фундамент и остался. Кажется, ваш уважаемый наставник считает, что холм облюбовала какая-то нечисть, и поэтому мы должны заночевать прямо в поле, на муравейнике. Я верно излагаю?

— Вы передёргиваете, капитан, но суть уловили верно. Я настаиваю, что холм может быть опасен.

— Мои люди пробыли там три дня. Происшествий нет.

— И вы готовы рискнуть?

Эйдон скрестил руки на груди.

— Я готов выслушать ваши предложения.

— Вернуться на тракт и направиться в Больфано. В конце концов, там находится дядя Его Величества, его мать и сестра, не говоря уже об остальных членах королевской семьи. Если столицу возьмут в осаду…

— Возьмут, возьмут, теперь в этом можно не сомневаться. Но это случится не раньше, чем через две-три декады, а мой человек уже во весь опор скачет в столицу с сообщением от имени Его Величества. Как только Агон… принц Агон, — поправился Эйдон, поймав неприязненный взгляд Кунрада. — Так вот, как только принц Агон получит сообщение, он сразу же вывезет королевскую семью на восток. Нам же следует отступить вглубь страны, где Его величество сможет в безопасности планировать дальнейшие действия.

— Но как это будет выглядеть со стороны? — нахмурился Кунрад. — Дворяне будут внимательно следить за каждым нашим шагом и, поверьте, ничего не упустят. Будет непросто объединить знать, если все решат, что Его величество малодушно оставил столицу и не смог или — что ещё хуже — не захотел защитить свою собственную семью.

— Возможно, — серьезно кивнул Эйдон. — А может быть, они увидят в этом мудрое и своевременное решение Его величества. В любом случае решать это не нам.

С этим словами Эйдон вопросительно посмотрел на Геррана.

Молодой король, застигнутый врасплох таким резким переходом, нерешительно перевел взгляд с одного мужчины на другого. И подумать было о чем: Кунрад был человеком осторожным, порой даже слишком, и рассудительным; к тому же он хорошо ориентировался в обстановке внутри королевства. Если он говорит, что им будет сложно привлечь знать на свою сторону, значит так оно и будет. А без поддержки Геррану не обойтись — особенно без поддержки своего собственного дома Бьяла.

В то же время Эйдон, казалось, всё продумал. Разумеется, Геррану не понравилось, что капитан раздаёт приказы от его имени, но и не признавать, что это играет ему на руку, он тоже не мог. Королевская семья получит подтверждение, что Герран о ней не забыл, так что повода для обиды у неё у не будет. А пока сам король Герран находится в безопасности и способен объединить вокруг себя великие дома и мелкую знать, Эм-Бьяле не придется заключать мир на позорных и грабительских условиях Форстена.

Во всяком случае, это случится не так быстро.

Герран решился.

— Мы едем к холму.

* * *

Дорога окончательно измотала всадников; лица становились всё мрачнее, все реже слышались разговоры, головы одна за другой опускались на грудь. На закате дня отряд пересек травянистую равнину и остановился на вершине пологого пригорка, за которым начинался обширный Kathlinn — Шепчущий лес.

— Вон там, видите? — щурясь от солнца, сонно спросил Эйдон. Он проспал добрую половину пути прямо в седле. — Три кедра, немного возвышаются над остальными. Сальвийский холм.

Герран рассеянно кивнул и тронул поводья. Капитан не обманул: холм Сальви и правда можно было найти только если точно знать, где искать.

Вереница всадников медленно потянулась за своим королем, а Кунрад, задержавшись на вершине, задумчиво оглядел раскинувшийся в низине и тянущийся вдаль лес. Почему Эйдон выбрал именно это место? Мог ли у него быть какой-то умысел?

Старик поспешно отогнал эту мысль прочь. Разве Эйдон не вырос вместе с покойным королем Аттино и принцем Агоном? Наверное, их даже можно было назвать друзьями — насколько это слово могло быть применено к знати. Эйдон был последним человеком, которого можно было бы заподозрить в предательстве.

Кунрад тяжело вздохнул и отпустил поводья, позволяя лошади самой найтидорогу вниз. Навстречу ему уже поднимались часовые — похоже гвардейцы решили не упускать возможности и, пользуясь тем, что пригорок надежно укрывает отряд от посторонних глаз, встали на привал.

— Капитан Эртон, — Герран окликнул Эйдона, когда тот неуклюже сполз с седла и удобно уселся у поваленного дерева.

— Слушаю вас, Ваше Величество.

— Ты сказал, твои люди устроили укрытие на холме Сальви ещё три дня назад, — медленно проговорил король, изучающее разглядывая полутемный лес. — Скажи, ты знал, что оно нам понадобится?

Обменявшись короткими взглядами, гвардейцы заинтересованно пододвинулись поближе. Вероятно, многим хотелось задать своему капитану этот вопрос.

— Да, — просто ответил Эйдон. — Я знал.

Он выдержал испытующий взгляд Геррана и продолжил:

— Риос Диеро, Ваше Величество, не воевал ни дня в своей жизни. Армией командовал ваш отец. Когда его не стало, я сразу понял, что… что укрытие нам понадобится. Несколько ваших гвардейцев родом из этих мест, они и предложили использовать Сальвийский холм. Остальное вам известно.

— Почему же отец вообще сделал герцога Диеро генералом? — удивился Герран.

— Политика, Ваше Величество. — Губы Эйдона скривились в усмешке. — Насколько я могу судить, у вашего отца попросту не было выбора. Диеро бывают очень… убедительными. Не говоря уже о том, что их люди составляли почти треть нашей армии.

Герран задумчиво кивнул. Теперь всё стало на свои места: Диеро поддержали отца людьми, а взамен, вероятно, потребовали большего контроля. Если бы отец одержал победу, герцог Диеро присвоил бы её себе, а если бы проиграл — заявил бы, что его отстранили от командования. Ему просто не повезло, и всё сложилось иначе.

— Что случилось этим утром?

— Свалка, Ваше Величество. Диеро не разобрался с положением на поле боя, проигнорировал доклады разведки, рассорился с капитанами вольных компаний, да так, что «Медные головы», «Серые кирасы» и «Кабаны» вообще не вступили в бой. Тогда Диеро не придумал ничего лучше, чем заткнуть брешь гвардией, — Эйдон сжал кулак и со злостью процедил: — Сумасшедший дурак. Едва ли кто-нибудь станет по нему скучать.

— Как он умер?

— С честью, Ваше Величество, — неопределенно ответил Эйдон.

Кунрад нахмурился и пытливо посмотрел ему прямо в глаза, будто хотел о чем-то спросить, но капитан не отвел взгляда.

— Это тяжелый, но необходимый урок, Ваше Величество, — наконец начал Кунрад. — Один человек, оказавшийся не на своем месте, может погубить тысячи жизней и вызвать катастрофу. Принимая решения, вам всегда следует помнить об этом.

Герран отвернулся, чтобы никто не увидел, как краска заливает лицо. Пусть никто не сказал этого прямо, но он знал, что в случившемся есть и его вина. В конце концов именно с его одобрения и по его приказу Риос Диеро повел войска в бой.

Он поковырял землю сапогом и мрачно пробормотал себе под нос:

— Какая теперь разница? Мы всё равно проиграли.

— Сражение, Ваше Величество. Не войну.

— После такого разгрома это одно и то же.

— Позволю себе не согласиться, Ваше Величество, — вставил Эйдон. — Семь лет назад, во время войны с Форстеном, ваш отец проиграл все сражения до единого…

— И выиграл войну, — подхватил Кунрад.

— Довольно, — резко бросил Герран. Он знал, что ему было далеко до своего отца. — Сколько ещё до твоего холма?

* * *

Если у Геррана и были какие-то сомнения насчет выбора укрытия, они сразу же рассеялись, когда впереди между деревьями показались первые очертания Сальвийского холма. Сложно было представить, что по таким крытым склонам можно подняться без снаряжения, а к вершине вела одна-единственная извилистая тропка, настолько узкая, что на ней с трудом уместились бы двое мужчин. Кунрад может говорить что хочет, но лучшего места для укрытия действительно не найти.

— Сюда, Ваше Величество, — негромко позвали сверху, стоило отряду остановиться у подножия холма.

Герран легко взбежал на вершину и оказался на просторной, ровной, как блюдо, поляне, со всех сторон окруженной частоколом деревьев. В самом центре разместилась пара костров, а на противоположной от тропы стороне темнели руины каменной постройки, издалека действительно напоминающие основание башни или фундамент небольшого дома.

Их уже ждали. Около дюжины солдат в бурых плащах согнулись в низком поклоне, а затем торжественно усадили Геррана у костра. Откуда-то, будто по волшебству, появился невысокий деревянный столик с тарелкой дымящейся мясной похлебки, кусками жареной оленины и высокой кружкой теплого, разбавленного вина. Приборы остались в лагере, но гвардейцы все предусмотрели: с лукавой улыбкой один из них вынул из-под плаща изящную серебряную ложку и с важным видом положил её перед Герраном.

Удивленный столь радушным приемом, совсем непохожим на то, как его встретили этим утром, молодой король нерешительно посмотрел в сторону своего наставника. Тот ободряющее кивнул.

«Ну конечно, — догадался Герран, — Они же не участвовали в сражении».

Он рассеянно повертел подаренную ложку в руках и равнодушно поводил ею по тарелке. Аппетита не было.

— Ну как, не скучали? — донеслось из-за соседнего костра. Мартон уселся прямо на землю и принял тяжелую деревянную флягу. — А то, говорят, лес здесь неспокойный.

— Разное говорят, — ответил гвардеец с седеющей бородкой. — Да не всему верить можно. Лет семь назад, слышал, артель травников не вернулась, но с тех пор всё тихо.

— Медведь подрал? — поинтересовался Мартон, делая большой глоток.

— Или нашли чего не следовало, — понизив голос, сказал коренастый бородач со шрамом на носу. — Лес-то недаром так назвали.

— Так, а как же Бальдо с его докладом? — нахмурился Мартон. — Мы сюда только из-за него и поехали. Если здесь…

— Доклад верный, — вмешался лысеющий мужчина средних лет, бросая на бородача укоризненные взгляды. — Холм проверили, окрестности обошли, разве что под землю не копали. Всё спокойно.

— А два отряда охотников тогда как же? — не сдавался Бородач. — Я же отсюда, у нас поместье к северу от Формо. Отряд охотников за ними вышел, важные такие, будто на парад собрались. А за ним ещё один. И оба не вернулись.

— Ещё скажи лес виноват, — насмешливо сказал Лысеющий.

— А кто ещё? Он командирам такого нашептал, что те друг другу в горло вцепились, и отряды их за ними. А всё потому, что духов Шепчущего леса лишний раз тревожить нельзя, мне так ещё бабка говорила.

Мартон сделал над собой усилие, чтобы заставить лицо принять самое беспечное выражение. Глаза его при этом оставались совершенно серьезными.

— Бабушка просто не хотела, чтобы внук охотился далеко от дома.

— Вот и я раньше так думал, — Бородач потер широкий лоб. — А потом… в общем… — он нерешительно огляделся по сторонам и тихо проговорил, — Шепчет здесь кто-то.

Сидящий за соседним костром Кунрад беспокойно заёрзал на месте.

— А может, это у тебя сидр во фляге перебродил? — натянуто пошутил Мартон. — Ты смотри, не ровен час, с тобой ещё и деревья заговорят.

— Так мы все это слышали! — горячим шепотом заверил его Бородач. — На второй день это было, ну, чего молчите? Как сейчас помню, проснулись оттого, что у холма кто-то то ли плачет, то ли бормочет.

— Говори за себя, — бросил Лысеющий.

— Вот я и говорю! Есть здесь что-то.

— Амулеты расставили?

— В первый же день, — заверил его гвардеец с седеющей бородкой. — Сначала четыре, затем решили не рисковать и добавили ещё три вокруг костров. Будь спокоен.

Мартон задумчиво поскреб щеку и снова отпил из фляги. «Семь-четыре-три» или Tööjal Hetaan — простая и надёжная схема, знакомая каждому гвардейцу. Четыре связанных между собой амулета образуют барьер от мелкой нечисти и призраков, который можно усилить, выложив треугольник вокруг наиболее охраняемого участка. Разумеется, это ни в какое сравнение не шло с барьерами, которые ставили охотники на духов — те могли точно определить, с чем имеют дело, и подобрать самую эффективную защиту, но недоверчивые гвардейцы предпочитали справляться своими силами.

— Говорю вам, Сальвийский дух…

— Да сдался он тебе! — не выдержал Лысеющий и, повернувшись к Мартону, пояснил, — Который день рассказывает нам эти байки, сил нет слушать.

— А зачем охотникам сюда идти, да ещё и двумя отрядами? А вот я тебе скажу: его они и искали!

— Такой опасный дух? — заинтересовался Мартон. Лезть в глухую чащу за духом, который никому не мешает, охотники обычно не спешили.

— Ему взбрело в голову, что дух исполняет желания, — со смехом сказал Лысеющий. — Можешь в это поверить?

Ложка замерла в руках у Геррана.

— Смотри, Рамино, как пожелаешь стать выше капитана, превратит тебя дух в шляпу, — сказал кто-то, и гвардейцы дружно рассмеялись.

Бородач заметно смутился, но, судя по насупленным бровям и воинственному виду, он приготовился к серьезной перепалке.

— Не болтайте глупостей! — не выдержав, повернулся к спорщикам Кунрад.

Губы побледнели, глаза засверкали едва сдерживаемым гневом, подрагивающий палец нацелился прямо на обескураженного внезапным напором Бородача. Не давая тому опомнится, Кунрад ледяным тоном процедил:

— При первых подозрениях, что здесь что-то не так, ты должен был направиться с докладом к своему капитану. Что это: глупость или измена?

— Прошу прощения, советник, — понурился Бородач. — Просто болтовня, глупые шутки.

— Он что, должен был написать, что ему мерещатся голоса? — внезапно вступился за солдата Герран. Теперь и он почувствовал себя неспокойно, хотя виду не подавал. — Тем более, ты сам говорил, что это место проклято. И что с того? Я не боюсь.

На этот раз оправдываться пришлось Кунраду.

— Мы этого точно не знаем, Ваше Величество, — недовольно проворчал он. — Но, как бы то ни было, к таким вещам нельзя относиться легкомысленно.

— То есть, нет никакого проклятья?

— Мы не знаем, — повторил Кунрад. — Прежде на холме Сальви стояла сигнальная башня, затем её перестроили в обсерваторию, но это было ещё в эпоху Единения. Выходит, это место долгое время считалось безопасным. Настолько, что в поздние годы Единения землю выкупил какой-то знатный род — его имя было утеряно во время Долгих пожаров. Истории о Сальвийском духе появились значительно позже.

Герран задумчиво повертел ложку в руках. Становилось всё интереснее. Осталось узнать самое главное…

— И что за истории? — лениво спросил Эйдон.

— Сказки. Противоречащие друг другу и самим себе, — раздраженно бросил старик.

— Ну, и почему тогда ты… то есть, в таком случае, почему вы не хотели сюда ехать? — не отставал от него Эйдон. — О любом заброшенном месте ходит дюжина таких историй, и хорошо, если одна. Вы знаете это не хуже меня, а я знаю вас — уж вы-то точно не поверили бы в пустые россказни.

Кунрад плотно сжал губы и нервно потер руки.

— Мой учитель полагал, что, по крайней мере, часть этих историй может оказаться правдой. Да и у этого леса далеко не лучшая репутация.

— Прошу прощения, советник, — не выдержал Мартон. — Вы хотите сказать, что этот дух в любой момент может свалиться нам на голову? При всем уважении, я не понимаю, почему…

— Не стоит беспокоиться, юноша, — Кунрад нащупал что-то на груди. — В тех же историях говорится, что Сальвийский дух — если он вообще существует — мало интересуется людьми. Помимо прочего, описываются и весьма сложные ритуалы, необходимые, чтобы привлечь его внимание. Можете мне поверить, большая их часть давно утрачена. Если соблюдать известную осторожность, то нам ничего не угрожает.

Мартон нахмурился. Казалось, советник был уверен в своих словах, но идея ночевать на Сальвийском холме нравилась гвардейцу всё меньше и меньше.

— Выступаем завтра на рассвете, — Эйдон пригладил усы и после недолго молчания уже тише добавил: — Незачем искушать судьбу.

Герран опустил голову на сжатые кулаки и всмотрелся в яркое пламя костра. Судьба. Его судьба была самой незавидной: окруженный лишь горсткой гвардейцев, в чьей верности он откровенно сомневался, без союзников и возможности их найти, он не обладал реальной властью и был королем только по титулу. Пройдёт совсем немного времени, и вокруг него развернется настоящая битва между Диеро, Конти и Римальди. В лучшем случае ему суждено стать игрушкой в руках победителя.

«„Незачем искушать судьбу“… — про себя повторил он. — А почему бы и нет? Поставить на кон всё, что есть, и будь что будет».

Король хмыкнул и с напускным безразличием спросил:

— Этот дух и правда исполняет желания?

— Истории описывают это по-разному, — уклончиво ответил Кунрад. — Предположу, что они значительно преувеличивают его силу. Однако все сходятся в одном: встреча с ним ещё никому не приносила добра. Прошу вас, Ваше Величество, даже думать об этом опасно.

Герран пропустил предостережение мимо ушей. Добра ему ждать всё равно неоткуда, так что какая разница? Если бы он встретился с этим духом, то отдал бы все, лишь бы поквитаться с Форстеном, укрепить своё положение, а затем вернуть Эм-Бьяле утраченные земли. Впрочем, зачем останавливаться на этом? С такой поддержкой он мог бы получить гораздо больше — весь континент, а может быть, и весь известный мир. Король Герран Объединитель — чем не имя для истории?

Время шло, а Герран погружался во все более смелые фантазии. Разговор постепенно смолк, и никто, кажется, не заметил, как окружающий мир неощутимо изменился. Чуть ярче разгорелось пламя костра, чуть сильнее сгустились сумерки; ветер, неторопливо качающий кроны деревьев и перебирающий ветви кустарника, стих; звуки голосов у подножия холма отдалились, как будто на холм Сальви опустился невидимый стеклянный купол.

— В мире много неведомого, Ваше Величество, — вдруг тихим голосом произнес Кунрад. — Немало и того, что попросту выходит за рамки нашего понимания. Что же до существ вроде Сальвийского духа, то, как бы ни была притягательна их сила, было бы мудро избегать их внимания. Ибо даже мимолетная встреча с ними способна до неузнаваемости исказить как самого человека, так и его судь…

Старик осёкся на полуслове.

* * *

[2] Буфы с разрезами — пышные рукава с прорезями, под которые подкладывалась более яркая материя другого цвета. Были распространены в Европе в XVI веке и часто ассоциируются с наёмниками-ландскнехтами.

Глава 2

Король и Дух

Он остановился у самой границы между светом костра и сгущающейся вечерней темнотой. Несмотря на теплую и сухую осень, незнакомец с ног до головы закутался в плотный дорожный плащ, из-под которого выглядывали только острые носки сапог; вокруг шеи повязан длинный шарф со множеством хвостов.

— Прошу вас, продолжайте.

От его голоса, мягкого, но одновременно с этим ровного и бесстрастного, у Мартона пересохло во рту.

Незнакомец, тем временем, освободился от шарфа, и его гибкие пальцы ухватились за замысловатый узел, туго стягивающий плащ у горла.

— Если не ошибаюсь, вы как раз предупреждали юношу об опасностях, поджидающих всякого, кто вознамерится искать помощи существ из-за порога, — как ни в чем ни бывало продолжал странный гость. — Признаться, мне стало любопытно, и я позволил себе присоединиться к беседе.

Под длинным плащом то и дело мелькал старомодный наряд, из-за которого незнакомец становился похож на бродячего торговца древностями. Костюм был старым, помятым и местами заношенным, как если бы его владелец провел в пути много дней; а вот сапоги, напротив, выглядели совсем новыми, будто их только что сшили.

На этом странности не заканчивались. Причёска, необычная для этих мест, выдавала в нем пришельца с юга, но говорил он при этом совершенно правильно — как человек, который всю жизнь прожил в одном из старых районов столицы. Плавные, экономные движения больше подходили воину, чем торговцу, но ухоженные руки ясно говорили о том, что ему едва ли приходилось зарабатывать на жизнь тяжёлым трудом.

Мартон инстинктивно нащупал рукоять оружия; взгляд заскользил по напряженным лицам гвардейцев, пока наконец не остановился на Эйдоне. Капитан превосходно владел собой, но нетрудно было заметить, как напряженно он буравит пришельца взглядом. Король Герран, как и следовало ожидать, сумел совладать с удивлением, и его истинные чувства выдавали только участившееся дыхание и слегка подрагивающие веки. А вот сидящему по правую руку от короля Кунраду самообладания не хватило: ложка в его цепких руках выстукивала неровный ритм, чуть слышно ударяясь о деревянный поднос на коленях.

Между тем незваный гость справился с непослушными узлами и изящно перебросил плащ через руку. Дотошно смахнув воображаемые пылинки, мужчина медленно поднял голову.

Яркое пламя костра отразилось сразу в двух парах темных зрачков. Герран отпрянул и едва не свалился на землю, но незнакомец не обратил на это ни малейшего внимания. Не спуская с короля хищных совиных глаз, он снова заговорил:

— Вынужден вас огорчить, уважаемый наставник: людям свойственно преувеличивать роль мистических сил и их влияние на свою судьбу. Уверяю вас, тот, кто решился обратиться за помощью к духам, зачастую уже испорчен и искажен безо всякой меры.

Кунрад открыл было рот, чтобы ответить, но не успел: его собеседник обаятельно улыбнулся и повернулся к гвардейцам сначала одним, а затем и другим боком.

— Уверяю вас, господа, я чту законы гостеприимства и, как вы можете убедиться, не вооружен.

Никто не двинулся с места, хотя звенящее в воздухе напряжение чуть ослабло. Но несмотря на это, один из гвардейцев — тот, что стоял к незнакомцу ближе всего — только крепче стиснул зубы, глаза его подозрительно сузились, превратившись в щелочки. Мартону хватило одного взгляда, чтобы понять, о чем тот думает. После всех этих разговоров о духах и призраках немудрено было принять странного чужака за одного из них, мало ли их в этом лесу? Вот только никто не слышал, чтобы призраки разговаривали с людьми. Скорее всё указывало на то, что они столкнулись с обычным лесным колдуном — причем крайне наглым и самоуверенным, раз не побоялся отвести глаза сразу нескольким дюжинам человек.

«Подожди, и для тебя кое-что найдется», — Мартон чуть заметно кивнул. Осторожно, чтобы не вызывать подозрений, гвардеец запустил руку в дорожную сумку и уже через несколько мгновений ответил Мартону таким же кивком. Они поняли друг друга без слов: гвардия уже потеряла одного короля, нельзя было допустить, чтобы это повторилось.

Доброжелательная улыбка чужака стала ещё шире. Свободной рукой он потянулся к костру и промурлыкал:

— Но позвольте, как можно разговаривать в такой темноте…

Не успел он договорить, как яркое пламя взмыло высоко в небо, кружась в огненном вихре, и залило холм мягким оранжевым светом. Одновременно с этим в теле гвардейца разжалась невидимая пружина — он бросился вперёд, молниеносно выхватывая кинжал и выбрасывая в лицо незнакомцу горсть мелких монет.

Медяки ярко вспыхнули, так и не достигнув своей цели. Уловка не удалась, но гвардеец и не подумал сбавить ход — для этого было слишком поздно. Перехватив кинжал поудобнее, солдат несся на колдуна, как будто хотел его протаранить.

Улыбка чужака превратилась в зловещий оскал.

Гвардеец пошатнулся; со стороны могло показаться, что он на полном ходу налетел на каменную стену. Он схватился за голову, как если бы хотел унять шум в ушах, и, окончательно потеряв равновесие, повалился на землю.

Послышался ужасающий скрежет — под действием невидимой силы гвардейская кираса начала сжиматься, безжалостно сдавливая его тело внутри. Гвардеец попытался было освободиться и острием кинжала потянулся к ремням на плечах, но рука его дрогнула, и сведённые судорогой пальцы разжались сами собой.

У Геррана перехватило дыхание. Да что там — даже немало повидавшие солдаты его гвардии в нерешительности замерли на месте.

Обречённый гвардеец, как безумный, извивался на земле, отчаянно пытаясь разорвать кожаные ремни руками — они не поддавались; бешено рычал и царапал проклятую кирасу ногтями — на сером металле оставались лишь кровавые разводы. Ему хотелось кричать, выть от боли и ужаса, но оживший доспех будто этого и ждал: с первым же криком он выжал из легких последний воздух. Раздался сухой треск костей, и лицо мужчины исказилось в последнем немом вопле.

Молодой король пораженно выдохнул, не смея оторвать взгляда от изогнувшегося в агонии тела, и больно, до крови, закусил щеки, чтобы не закричать вслед за ним.

Несмотря на юный возраст, Геррану уже не раз доводилось сталкиваться со смертью. За последние месяцы ему приходилось читать бесконечные донесения о незначительных стычках и крупных сражениях, в которых гибли десятки, сотни и тысячи людей — точного числа он не знал и никогда не интересовался. Он привык к смерти, смерть стала чем-то обыденным: строчкой в докладе, небрежной фразой, обронённой одним из офицеров или придворных, незначительной гирькой, которую нужно было бросить на чашу весов, чтобы склонить её в свою пользу. И от этого смерть казалась ему чем-то ненастоящим, чем-то, что случается где-то далеко с людьми без имен и лиц. Даже смерть собственного отца — хоть она и поразила Геррана до глубины души — даже она не смогла изменить этого представления.

Теперь смерть предстала перед ним во всей своей уродливой простоте. Никогда прежде Герран не думал, что она может быть такой бессмысленной, такой глупой — и такой страшной.

— Защищайте короля!

Мартон первым сбросил с себя оцепенение. Одним прыжком он оказался за спиной Геррана, подхватил потрясённого короля подмышки и с силой рванул того назад — прочь, как можно дальше от опасного чужака.

Мир закружился у Геррана перед глазами. Не успел он опомниться, как оказался в самом центре плотного живого кольца. До ушей доносились крики — пытаясь восстановить порядок, Эйдон отдавал быстрые, резкие команды. Раздался грохот пистолетного выстрела, и воздух затянуло едким запахом пороха — должно быть, гвардейцы решили больше не рисковать и расправиться с незнакомцем с безопасного расстояния. Впрочем, удивленные возгласы, сменяющиеся отчаянными криками и руганью, не оставляли сомнений, что у них ничего не вышло.

«Он убьёт всех. Убьёт всех. Убьёт…» — В висках застучала кровь, мысль о неминуемой смерти подавила и вытеснила все остальные. Герран зажмурился и что было сил зажал уши руками, чтобы хоть на мгновение укрыться от окружающей какофонии.

Как вообще можно сражаться с такой силой? А если нельзя сражаться, то что тогда остаётся?

— Стойте! — вдруг звонко закричал он. — Стойте! Сложить оружие!

Не прекращая кричать и размахивать руками, Герран бесцеремонно растолкал своих защитников и вырвался вперед.

* * *

Они стояли почти вплотную друг к другу, темные силуэты на фоне яркого пламени. Руки безвольно повисли по швам, на лицах застыло выражение неестественного, бессмысленного счастья. Одного взгляда хватило, чтобы Герран скривился от отвращения.

— Нет, нет, ты что делаешь? Опусти оружие, дурная твоя голова! — кто-то пытался достучаться до одурманенных солдат. Герран отвернулся, чтобы не смотреть на то, что неминуемо должно было произойти.

Крики, ругань, лязг железа, глухие удары кулаков и ладоней о невидимую стену, — все звуки оборвались и увязли в напряженной тишине, когда на землю упала пара безжизненных тел.

— Весьма рад вас приветствовать. — Мягкий голос незнакомца раздавался сразу со всех сторон. — Я хозяин того, что осталось от этого дома. Позвольте принести извинения за неудобства.

Извинение сопровождалось застенчивой улыбкой, будто речь шла о разбитой чашке или нечаянно пролитом на дорогую скатерть вине. Впрочем, подвижное лицо незнакомца сразу же изменилось. Рука дернулась в нетерпеливом жесте, и незримая сила рывками потянула неподвижные тела в сторону.

Что-то мягко коснулось сапога; Герран брезгливо отдернул ногу.

«Ещё один?..» — к горлу подступила тошнота: та же сила волокла по земле солдата с простреленной головой.

В самый последний момент Герран спохватился и прикрыл рот рукой. В отличие от гвардейцев отвращение, страх, и даже обычное удивление были для него совершенно непозволительной роскошью. Особенно сейчас, когда все взгляды были направлены на него.

Нужно выиграть хотя бы немного времени.

— Зачем?.. Зачем вы?.. — Герран неопределённо мотнул головой в сторону погибших. Голос предательски дрожал.

— «А ежели иной гость на хозяина дома руку поднимет, то пусть тот хозяин гостя средством, любым из доступных ему, к порядку призовёт», — цитатой ответил незнакомец и одарил короля дружелюбной улыбкой. — Я ни в коей мере не хотел бы нарушать ваши обычаи.

— Великие силы! Не говорите с ним, Ваше величество! — раздался сдавленный голос Кунрада. Старика едва не затоптали в общей свалке; помятый и раскрасневшийся, он, спотыкаясь, что было сил ковылял в сторону своего воспитанника. — Что угодно, только не говорите с ним!

— Как интересно, — почему-то обрадовался незнакомец. — И чем же я могу помочь его… — он демонстративно смерил Геррана взглядом и насмешливо закончил: — «Величеству»?

Герран невольно отшатнулся: неожиданная насмешка, идущая вразрез с подчеркнуто вежливыми манерами чужака, хлестнула кнутом. Молодой король побледнел от гнева и, задыхаясь от возмущения, прорычал:

— Ты!.. Да как ты!..

— Вот так-то лучше, — одобрительно кивнул незнакомец. — К чему сдерживаться? Да и я смогу получше вас разглядеть…

Глаза вспыхнули живым огнём — или в них лишь отразилось пламя костра? — и Герран понял, что как бы ему ни хотелось, а оторваться от них он просто не может. Взгляд чужака нестерпимо жёг его, просвечивал насквозь, проникал в самые тёмные и потаённые мысли, беззастенчиво разглядывая сокровенные мечты и желания.

— Убирайся. Дух! — закричал Кунрад. — Тебя никто не звал! Оставь его!

— Прошу вас, наставник. Кому как не вам должно быть известно, что любые ритуалы — это лишь выражение воли? Или, может быть, вы хотите станцевать для меня? Спеть гимн? Сыграть на свирели? Если это так, я не смею вам мешать.

Герран зажмурился, чтобы хотя бы ненадолго укрыться от пронизывающего насквозь взора, но с ужасом обнаружил, что от этого стало только хуже: теперь янтарное пламя горело прямо перед его глазами.

— Юноша хотел этой встречи и не боялся её, — продолжал незнакомец. — Этого достаточно. Оставьте ритуалы для тех, кому не хватает решимости без них обойтись.

— Капитан! Ты что, не видишь? — Кунрад бросился к Эйдону, но тот ответил лишь отсутствующим взглядом. — Солдаты! Король в опасности!

С губ Кунрада сорвалось короткое проклятие: ведь он с самого начала предупреждал их! Из-за пазухи появился небольшой округлый амулет на длинной металлической цепочке; старик выставил его перед собой и властно закричал:

— Прочь! Оста… ох!

Неожиданно Кунрад согнулся пополам, как от сильного удара в живот, и мешком осел на землю. Но, несмотря на боль, старик упрямо выставил своё единственное оружие перед собой — и почти сразу почувствовал, как металл цепочки невыносимо жжет ладонь. На глазах выступили слёзы, но Кунрад только сильнее сжал пальцы. Ещё немного и амулет надёжно укроет вершину холма Сальви, а возможно и гораздо больше — Кунрад точно не знал пределов его силы. Лишь бы её оказалось достаточно, чтобы хотя бы ненадолго отогнать незваного гостя!

Цепочка со звоном лопнула, и амулет, описав широкую дугу, исчез у чужака в кулаке. Через несколько мгновений рядом с Кунрадом приземлился оплавленный кусочек металла. Голова его дёрнулась, будто от удара невидимой руки, взгляд расфокусировался — и старик без чувств завалился набок.

— Мешает, — коротко пояснил Дух.

Пламя в его глазах погасло, будто залитое водой, и Герран сразу почувствовал, что сила, удерживающая его на месте, отступила. Тело тут же забило мелкой дрожью, с которой, как он ни старался, ничего не удавалось поделать. Ноги, ватные от страха, подкашивались, язык присох к нёбу.

— Вам ничего не угрожает, уверяю вас. Я лишь исполнил ваше желание. Теперь вы можете говорить свободно, не беспокоясь о том, что ваши спутники вмешаются в нашу беседу.

— К-к-кто ты? — выдавил Герран. Язык едва ворочался во рту.

— Лишь скромный хозяин этого места, — с лёгким поклоном ответил Дух. — Вы уверены, что хотите поговорить именно об этом?

— Мой… мой учитель, он…

— Он жив и скоро придёт в себя. Вы не желали ему смерти, а я нечасто действую наперекор желаниям своих гостей.

Герран недоумённо посмотрел на своего собеседника и нерешительно спросил:

— Значит, это правда, что ты исполняешь желания?

— Конечно же, нет!

Дух выдержал паузу, не без удовольствия наблюдая, как меняется лицо молодого короля, а затем добавил:

— И всё же иногда мне случается помогать людям получить то, чего они желают больше всего. Но прежде, чем вы попросите о вечной жизни и бесконечном могуществе… — насмешливо проговорил он, заметив, как сверкнули глаза Геррана. — Не утруждайтесь. К чему разговоры о том, за что вам нечем заплатить?

«Значит, нужно платить», — отметил про себя Герран. Эта перспектива не слишком его пугала: в конце концов, решение всех проблем находится всего в нескольких шагах, и нужно быть полным дураком, чтобы им не воспользоваться. Какой бы ни была цена, она не может быть слишком высокой.

— Я хочу убить Рема, короля Форстена.

— До чего же оригинально, — отозвался Дух. — Вы действительно считаете, что месть поможет выпутаться из вашего незавидного положения?

— Ты не понимаешь! Он убил моего отца!

— И что с того? В войнах всегда гибнут чьи-то отцы. В конце концов, разве не для того вы их начинаете? Что вам от смерти одного человека? Его место займет другой, а вы окажетесь там же, где начинали.

Герран и сам понимал, что желать смерти Форстена было глупо, но эти слова будто бы сами сорвались с губ.

— Я просто хочу защитить своё королевство, разве не понятно? — после недолгого молчания буркнул Герран.

— Стало быть, вы хотите власти.

— Да нет же! Я хочу…

— О, но я ведь вовсе не осуждаю. Для того, кто обладает властью — пусть даже такой ничтожной как ваша — вполне естественно стремиться её сохранить.

В словах Духа и в самом деле не было ни намёка на упрёк или осуждение, но Герран всё равно ощутил глухое раздражение. Ещё никто не позволял себе разговаривать с ним в такой манере. И что хуже всего, что больше всего выводило из себя, — Герран и сам не заметил, как Дух заставил его оправдываться.

— Дело не во власти, ясно тебе? — процедил он. — Я хочу помочь своим подданным.

— Собственно, что может быть проще? Сдайтесь врагу, отдайте корону. Разве тем самым вы не избавите своих подданных от тягот войны? Один король или другой — какая, в сущности, разница? Люди одинаково ненавидят любого сборщика налогов, какие бы цвета тот ни носил.

— Нет! Это моя земля. Моя и моих предков! Я не могу просто взять и отдать её!

— Разумеется, вы не можете. А ведь тысячи погибли, и ещё тысячи погибнут — всё ради того, чтобы вы ещё какое-то время могли называть себя королём.

— Будто тебе есть до них дело… — проворчал Герран.

— Ни малейшего. А вам?

Крыть было нечем, и над холмом повисло тягостное молчание.

«Не исполняет желания, но помогает получить то, чего хочешь больше всего, — хмуро ковыряя землю носком сапога, повторил про себя король. — Знать бы ещё…».

Герран резко вскинул голову и едва не рассмеялся от неожиданности. Не может же всё быть так просто?

— Сообразили, наконец.

— Будь по-твоему. — Король посмотрел ему прямо в глаза. — Я хочу, чтобы ты помог мне обрести власть.

— Достойное желание для короля, ибо чего ещё желать? Что ж, сохранить ваше господство над этим королевством будет несложно…

— Я хочу объединить все королевства на континенте, — горячо выпалил Герран, который не слишком прислушивался к словам своего собеседника. — Хочу стать самым великим королем в истории!

— Амбициозно, хотя и несколько самонадеянно для человека, которого загнали в угол, вам не кажется? Позвольте узнать, как именно вы собираетесь это сделать?

— Ты мог бы…

— О, нет, нет, нет. Неужели, вы считаете, что я займусь этим лично? С вашего позволения, я откажусь.

— Выслушай меня! — замотал головой Герран. — Я же не прошу тебя лично возглавить армию или… или самому становиться армией.

Король потёр пересохшее от волнения горло.

— Я просто… я просто не знаю, с чего начать. Ты ведь помогаешь людям? Так помоги мне… ну… чем сможешь… — Он облизнул губы. — Может, не ты сам, но…

— Значит, я должен помочь вам получить желаемое так, как сочту нужным?

Герран открыл было рот, но слова застряли в горле. В самом вопросе не чувствовалось никакого подвоха: в конце концов, дух лишь повторил его собственные слова. И всё же что-то внутри Геррана забило тревогу.

Возможности подумать ему не дали: по правую руку раздалось сдавленное мычание, будто кто-то пытался заговорить со связанным ртом.

Герран обернулся на звук.

Застывшее лицо капитана не выражало никаких эмоций, челюсти плотно сжаты, на лбу выступили капельки пота — каждый звук давался ему ценой невероятных усилий.

— Н-н-н-не-е-е н-н-на-д-до… — нестройное мычание и бормотание наконец сложилось во что-то осмысленное.

— О, так вы всё ещё с нами, капитан? — Дух слегка поклонился в сторону Эйдона. — Отдаю должное силе вашей воли. Что ж, боюсь, это ненадолго…

— Я хочу задать ему вопрос! — поспешно вставил Герран.

Эйдон тут же покачнулся и резко вдохнул, будто человек, поднявшийся с большой глубины. От сковывающего его оцепенения не осталось и следа. Он откашлялся и хрипло заговорил:

— Не слушайте его, Ваше Величество. Форстен и его армия движутся к Больфано, нужно…

— Уверяю вас, эта армия не увидит даже очертаний вашей столицы.

— Да-а? И что же ей помешает? Она что, просто растворится в воздухе?

— Можно и так, — хищно оскалился Дух.

— Ваше Величество, подумайте ещё вот о чем, — Эйдон опустился на колено и заглянул в лицо своего сюзерена. — Объединение всего континента, может, и выглядит заманчивой идеей — Великие силы, да я и сам этого хочу! — но как, как он это сделает? Ни один король не отдаст власть добровольно, а значит, вам останется только один способ — взять её силой. Но нельзя же воевать со всем миром!

— Война — только одна из множества возможностей. Печально, что вы не способны их увидеть.

Но капитан только раздраженно передернул плечами и заговорил ещё быстрее:

— Соседи быстро поймут, что вы собираетесь сделать. Стоит им почувствовать угрозу, они разом позабудут старые обиды и выступят против вас единым фронтом. А сколько авантюристов попытаются ловить рыбу в мутной воде? Разве вы не видите? Этот дух безумен! Вашими руками он собирается погрузить половину известного мира в хаос — и кто знает, где и чем всё это закончится!

— Может ли дерево, которому суждено прорасти ввысь, избежать непогоды и бурь?

— Стоит ли это дерево того, чтобы сжигать целый лес? — капитан сверкнул глазами и снова повернулся к королю: — А как же великие дома? Что они скажут через несколько лет беспрерывной войны всех против всех?

— Они скажут: «Слава королю Геррану!». А те, кто не скажут — пожалеют, что не сказали.

— Да, — тихо выдохнул Герран.

Его капитан был прав: это опасная авантюра, и малейшая ошибка может стоить Геррану жизни, а его королевству — шанса на существование. Но разве у них есть другой путь? Разве бывает иначе?

Эйдон не знает и не понимает, каково чувствовать себя хлипким суденышком посреди бушующего океана, чувствовать, как злая стихия бросает тебя с одного борта на другой, грозя в любой момент опрокинуть и отправить ко дну. Но теперь — теперь всё изменится. Теперь Герран ясно видит цель, и уже ни за что не свернет с курса. Сама судьба привела его на этот холм; он станет правителем половины мира, просвещённым и добродетельным монархом, не хуже своего отца — нет, гораздо лучше его.

Самым великим королем в истории.

— Чего ты хочешь взамен? — глухо спросил Герран.

— Ну, разумеется, я хочу всё! — расхохотался Дух. — Однако возьму лишь самую малость — слово. Вы поклянётесь мне в том, что не отступитесь и исполните своё намерение.

Герран в недоумении посмотрел на Эйдона, но тот только задумчиво пригладил и без того идеально лежащие усы.

— Слишком хорошо, чтобы быть правдой, — наконец сказал он.

— Неужели вам не читали сказок, капитан? Духи не лгут.

— Но и всей правды тоже не говорят.

— Хватит, — Герран прервал начавшийся было спор.

Он давно принял решение.

— Я дам тебе такую клятву.

— Ваше Ве…

Эйдон замер на полуслове, превратившись в безмолвную и бесстрастную скульптуру. Дух лукаво улыбнулся и неторопливо направился на середину поляны. Герран покосился на неподвижные статуи своих солдат и проследовал за ним. Остановившись в паре шагов от Духа, король вытянул левую руку и торжественно заговорил, медленно сжимая её в кулак в такт словам:

— Я, король Герран II, законный правитель Эм-Бьялы, герцог Бьяла, граф Больфано и Монти, владеющий помимо перечисленных и другими титулами, клянусь тому, кого называют Сальвийским духом в том, что… — он запнулся, живо представив себе, насколько абсурдно прозвучат его слова. — Я клянусь в том, что объединю под одной короной все королевства Халитара. Я не допущу несправедливости по отношению к своим подданным. Я буду стремиться к миру и не начну несправедливой войны. Я буду думать о благополучии своих подданных прежде своего собственного. И если я нарушу эту клятву, пусть Сальвийский дух судит меня.

Герран произнес эти слова на одном дыхании, и, как того требовал обычай, резко разжал пальцы, демонстрируя Духу раскрытую ладонь. В прошлом на ней должно было разгореться белое пламя — знак искренности намерений и решимости исполнить обещанное. Теперь, когда следов магии в королевском роде почти не осталось, такого больше не случалось. Наверняка, Духу хватило бы и менее формального заявления, но Герран решил, что древняя формула придаст его словам больше силы и внушительности.

— Да исполнится всё по слову твоему, — не менее торжественно объявил Дух. — Я принимаю клятву.

Не успел он закончить, как Герран застонал от нестерпимого холода, охватившего левую руку. К счастью, он почти сразу перестал её чувствовать — иначе не удержался бы и закричал. На ладони выступило крохотное чернильное пятнышко, до того отвратительное, что у Геррана перехватило дыхание. К вящему его ужасу, эта вязкая субстанция шевельнулась и немного приподнялась над ладонью, будто с любопытством оглядываясь по сторонам. Герран содрогнулся от омерзения и хотел было стряхнуть ожившую кляксу, но та успела скользнуть по ладони вверх, к запястью. Добравшись до цели, чернильное пятно распалось на две половинки и тонкой нитью обхватило королю руку, мгновенно впитываясь под кожу.

— Ч-что э-это т-такое?

— Прошу прощения? О, не стоит беспокоиться. Небольшой подарок — и одновременно с этим напоминание о вашей клятве.

— Ты ничего об этом не говорил!

— «Так, как посчитаю нужным», стоит ли напоминать? Вы ещё успеете оценить полезные свойства моего знака. А теперь, если вы позволите…

Дух развернулся к костру и взмахнул рукой —в воздухе зажглась и сразу погасла тонкая, ослепительно яркая линия. Нисколько не смутившись первой неудачи, Дух повторил свой жест, затем ещё и ещё — и с каждым разом ярко-оранжевый росчерк сиял всё дольше.

Герран, как завороженный, следил за каждым движением.

Магия почти покинула мир, и люди, которые могли похвастаться хотя бы незначительными способностями, встречались нечасто. Это ремесло многое давало своему адепту, но и требовало немало: для успешного воздействия на мир требовалась огромное количестве энергии — своей собственной или полученной извне. Гораздо больше, чем может вместить или провести через себя человеческое тело.

Именно поэтому жизнь мага была яркой, но зачастую не слишком продолжительной, а обычной участью адепта была смерть от вышедшего из-под контроля заклинания или полный паралич от Истощения. Именно поэтому даже те, у кого способности были, предпочитали пользоваться ими с большой осторожностью и ограничивались простейшими воздействиями на мир: разжечь огонь, быстро свести синяки и ссадины или помочь охотнику выйти на ценного зверя. Были и те, кто бродил по деревням и развлекал толпу простыми, но от того не менее зрелищными, трюками. Герран и сам видел такое представление, когда в столицу заглянула труппа магического цирка. Вот почему он хорошо понимал, что Сальвийский дух занимается отнюдь не ярмарочными фокусами.

Тем времени Дух, оставив без внимания на обращенный к нему любопытный взгляд, методично вычерчивал в воздухе пульсирующий силой прямоугольник.

— Вашему наставнику будет интересно узнать, — вдруг сказал он, не оборачиваясь, — что некогда этим холмом и окрестными землями владел род Кале́. Они первыми заинтересовались мистическими Провалами и даже сумели открыть один из них. Искусственный Провал, можете вы себе такое представить?

Герран ничего не ответил, только покачал головой, как если бы Дух мог его видеть, но тому, кажется, и не требовался ответ. Закончив работу, он отступил на шаг и придирчиво оглядел горящие оранжевым контуры прозрачной двери. Недолго думая, Дух ухватился за угол и с усилием потянул вниз.

Воздух завибрировал и наполнился низким гулом, от которого у Геррана заложило уши. Пространство внутри очерченного светом прохода колыхнулось — и провалилось само в себя, будто его вывернули наизнанку, не оставляя внутри ничего, кроме густой угольно-черной темноты.

Герран услышал, как зашумели деревья, почувствовал, как поднявшийся ветер треплет его за волосы и властно подталкивает к сверкающей двери. Горящие створки провала изогнулись к центру, отчего создавалось впечатление, что ненасытная прореха в ткани мира пыталась проглотить и их.

— Что это⁈ — крикнул король, пытаясь перекричать вой ветра.

Дух не ответил, только расставил руки в стороны так широко, словно хотел обнять раскрывающийся перед ним провал. Раздался неприятный чавкающий звук — и в густой черноте что-то зашевелилось.

Герран возликовал: не иначе как Дух открыл этот свой «мистический Провал» для того, чтобы призвать слуг, которые и помогут королю осуществить свои грандиозные планы. Губы растянулись в широкой улыбке; воображение снова принялось рисовать картины будущего триумфа.

Глава 3

Хозяйка леса

Кристина без сил рухнула на землю и зарылась пальцами в прохладную лесную почву и влажный мох. Сердце бешено колотилось, отдаваясь резкой пульсирующей болью в боку; ноги горели огнем, саднящие ступни невыносимо гудели. Кое-как она перевернулась на спину; дрожащей рукой прикоснулась к щеке, ощупала глубокие царапины; запустила пальцы в спутанные волосы — и тихо охнула, жмурясь и морща нос. Плечи затряслись, и из груди вырвался нервный смешок, наполненный почти злорадным ликованием: ушла! Если в мире и существовали какие-то высшие силы, то они явно были от неё без ума.

Над головой между кронами деревьев показалась яркая звёздочка — такая близкая, что до неё, казалось, можно было дотянуться руками. Недолго думая, Кристина тут же проверила это предположение, но звёздочка лишь кокетливо подмигнула и юркнула за проплывающее мимо облако. Девушка помрачнела и со вздохом опустила руку. К чему это ребячество? Сейчас ей стоило бы подумать совсем о другом — например о том, где она и как вообще здесь очутилась. Правда, сказать было гораздо проще, чем сделать: она опомнилась только когда уже со всех ног неслась через лес, и теперь память вместо цельной картины подсовывала лишь смутные образы и разрозненные, ничего не значащие обрывки воспоминаний.

Первым, что она увидела, когда открыла глаза, был огромный костёр. Высокое пламя уходило в небо. Вокруг в странных позах замерли какие-то люди. Был там и ещё кто-то — невысокий, наверное ребенок или подросток — но его Кристина разглядеть не успела — интересно, почему?

«Точно!», — ударила она по земле кулаком.

Сомнений быть не могло. Наверняка в мире немало высоких и почти болезненно худых людей; вполне возможно, что у некоторых из них янтарные глаза, а, может быть, есть и такие оригиналы, которые ходят с двумя парами зрачков. Но голос! После стольких лет она бы ни за что не перепутала ни этот бархатистый голос, ни эту порой раздражающую манеру держаться, с которой даже самая изысканная вежливость напоминала изощренное издевательство.

— Дай только до дома добраться, я тебе устрою «добрый вечер»… — проворчала Кристина, переворачиваясь на бок и подбирая колени к животу. — Разнесу твою халабуду…

Шутка, если подумать, была вполне в его духе: даже их знакомство началось с похожей выходки. Сам он, разумеется, утверждал, что тогда всё случилось само собой, но в эту версию Кристина никогда до конца не верила: слишком непредсказуемым был характер её странного знакомого.

Постепенно в голове складывалась более-менее полная картина. Вот она вернулась в родной город и заглянула в заброшенный особняк, чтобы навестить старого друга. Вот она уже сидит в своем кресле с тёплой чашкой имбирного чая; Дух, как всегда, стоит у окна и, заложив руки за спину, разглядывает городские огни за тёмной полосой парка. О чем они говорили? Кажется, она как раз рассказывала, что отцу уже стало лучше, хотя мама ещё не может выйти на работу; а сам Дух поделился, что наконец-то решил некий «весьма любопытный парадокс». Тогда это не вызвало у Кристины никаких подозрений: в конце концов, Дух постоянно возился с какими-то запредельными вещами, разобраться в которых, как подозревала Кристина, не мог даже он сам.

'Мне удалось нащупать решение, — так он, кажется, сказал. --- Желаете взглянуть?"

«Да, давай», — легкомысленно ответила она.

Перед глазами пронеслось воспоминание, и последняя деталь заняла свое место. От осознания того, что произошло с ней в тот вечер, Кристина сжалась в комок.

Дух напал на нее.

Нет, само собой, это совсем не было похоже на обычное нападение: он не размахивал руками, не угрожал ножом или пистолетом. Всё случилось мгновенно: вот она пьёт свой чай, а уже в следующую секунду она оказалась в настоящем аду. Вот только в нём не было ни огня, ни чертей, ни дьявола: только бесконечная непроглядная темнота, плотная и липкая, как грязь, забивающаяся в нос, в рот, в уши, пропитывающая собой всё тело. Ни ощущений, ни мыслей, ни времени: ничего, кроме чудовищной боли, будто само пространство пыталось разорвать на части каждую клеточку. И судя по тому, в какие лохмотья превратилась её одежда, это место было вполне реальным.

Кристину затрясло мелкой дрожью: то ли от холода, то ли от переполнявшей её обиды; в глазах предательски защипало.

Теперь о том, чтобы вернуться в особняк — и уж тем более о том, чтобы всерьез бороться с Духом — не могло быть и речи. Оставалось только одно: исчезнуть. Выйти на шоссе, добраться до города и бежать куда глаза глядят, поселиться хоть в Антарктиде, лишь бы подальше от него. Но как объяснить маме и папе, что им тоже придется уехать?

Мысль о родителях напомнила Кристине, что в мире существуют и другие люди.

«Мне показалось, или на них были доспехи?» — Девушка изо всех сил напрягала память, пытаясь вытащить оттуда хоть какие-то детали.

Она очнулась в окружении каких-то людей, увидела ехидную физиономию своего знакомого, испугалась до полусмерти, куда-то побежала, упала и кубарем скатилась вниз…

«Реконструкторы, наверное», — осторожно предположила Кристина. Они с мамой пару раз ходили на выступление реконструкторов и ролевиков, и выглядели те очень похоже.

Перед глазами пронёсся следующий эпизод: какой-то мужчина протянул ей руку, но она так испугалась, что не стала разбираться и просто изо всех сил пнула его в колено. У Кристины вспыхнули щёки. На какое-то мгновение она всерьёз задумалась о том, чтобы вернуться и извиниться, но почти сразу отказалась от этой мысли: безопаснее будет избегать любых мест, так или иначе связанных с Духом. Никаких больше холмов, таинственных зданий и тёмных переулков — только шалаш посреди пустыни Сахара или койко-место на полярной станции.

К тому же реконструкторы они, ролевики или члены выездной сессии правительства — Духу до этих тонкостей нет никакого дела. Если им хватило ума с ним связаться, то уже совсем скоро боль в колене станет наименьшей из их проблем.

Прохладный ночной ветер приятно холодил тело. Лес пах сыростью, мхом и, почему-то, древесной стружкой. Измученная девушка свернулась клубочком; дыхание становилось всё медленнее; голова плавно склонилась на плечо; глаза закрылись сами собой.

* * *

Молодой гвардеец выпрямился и указал на примятый мох. Цепочка неглубоких следов вела к густому кустарнику, через который, судя по виду, продирался по меньше мере медведь. В самом центре разоренного кустарника развевался лоскут темной ткани.

— Смотри, — гвардеец обратился к своему спутнику. — Вот здесь она и скатилась с холма. Поднялась на ноги, снова запнулась… — Носок окованного железом сапога толкнул узловатую корягу. — Видимо, об неё. Затем побежала на запад. Везучая, ничего не скажешь: другая бы шею себе свернула, а ей всё нипочем.

— Бежала от своего хозяина, будто у неё на хвосте сидели все духи этого леса, — понимающе кивнул его спутник, приглаживая пышные усы.

— Не могу её винить. Будем зажигать свет?

— Не стоит. — Усатый поднял голову к небу. — Ночь светлая, обойдемся как-нибудь.

Молодой гвардеец потянул за шнурок, развязывая шлем, и задумчиво потер подбородок. Чего он никак не мог взять в толк, так это почему король Герран отправил их на поиски этой девчонки: она вовсе не производила впечатления могущественного слуги Сальвийского духа. Само её появление походило на глумливую шутку — а после нелепого побега, он и вовсе не знал, что думать.

— Мартон, не спать! — На плечо опустилась тяжелая рука.

— Да, капитан! — машинально вытянулся он.

Капитан усмехнулся и уверенно зашагал вперед, заметно прихрамывая и подтягивая раненую ногу. Молодой гвардеец вздохнул и последовал за ним.

В человеколюбие своего короля Мартон не верил. В том, что король Герран не упустит случая отомстить за публичное оскорбление, юноша даже не сомневался и с самого начала ожидал, что его включат в один из поисковых отрядов. Правда, на деле всё оказалось даже хуже, чем можно было предположить: на поиски отправили только его самого и раненого Эйдона. Но какой в этом смысл? Если они ошиблись, и девчонка действительно представляет опасность, то капитан почти наверняка погибнет.

— О чем задумался? — спросил Эйдон, примерно через четверть часа, останавливаясь у залитой лунным светом прогалины.

— О том, зачем тебя отправили вместе со мной, — честно признался Мартон, кивком указывая на раненую ногу.

— Не бери в голову. — Махнув рукой, капитан оперся спиной о дерево. — Не впервой быть в опале за то, что позволяю себе спорить с королями ради их же блага. А нога… кристалл приложил. Уже почти не болит.

— Вижу я, как она «почти не болит», — проворчал Мартон, и вдруг спросил: — Что мы на самом деле здесь делаем?

Молчание затянулось. Наконец Эйдон в упор посмотрел на своего подчиненного и сухо проговорил:

— Приказ простой: вернуть девушку обратно. По возможности мирно. Если откажется — оценить угрозу и действовать по обстоятельствам.

Теперь Мартону стало понятно, зачем здесь капитан — кто ещё мог бы принять такое решение?

— Её хозяин убил четверых, — напомнил он. — Взглядом. Если у неё есть хотя бы часть этой силы…

— Веселее, Мартон, — сказал Эйдон безо всякой улыбки и, проведя рукой по щеке, добавил: — А совсем неплохо для того, кто правит всего несколько дней, а? Вернемся мы или нет, а Его юное величество выигрывает при любом раскладе. Не удивлюсь, если все присутствующие при разговоре вскоре получат не менее опасные назначения.

Они снова замолчали. Эйдон извлек из-за пояса тяжелый длинный пистолет, за цепочку выудил из-под рубахи небольшой металлический ключ и, закрутив колесцовый замок, принялся неторопливо заряжать оружие. Мартон, глядя на него, удивленно покачал головой: кажется, что несмотря на внешнее спокойствие, от разговоров об их задании не по себе стало даже капитану.

От нечего делать Мартон прошелся из стороны в сторону и напряженно огляделся по сторонам. В окружающем их лесу было что-то неправильное и, похоже, теперь он понял, что именно: тишина. Где-то рядом шумел родник, но по иронии судьбы именно из-за этого гнетущая тишина чувствовалась ещё сильнее.

— Я вот чего не понимаю, — сказал Мартон, чтобы разорвать давящий кокон тишины. — Все эти люди… почему именно… так?

Капитан пожал плечами.

— Не знаю. Может, хотел показать, что мы целиком в его власти.

— А способа попроще у него не нашлось?

С мягким щелчком Эйдон закрыл полку пистолета. Он уже хотел было заткнуть оружие за пояс, как вдруг резко вскинул голову и замер на месте.

— Слышишь? — одними губами прошептал он.

Мартон закрыл глаза и почти сразу кивнул. Он услышал.

Слабые, почти неразличимые в шуме воды, всхлипывания.

Осторожно, почти не касаясь земли, Мартон скользнул вперед. Эйдон взял оружие наизготовку и быстро, насколько позволяла раненая нога, направился следом. Он нагнал Мартона только на середине неприметной тропки, петляющей между зарослей и спускающейся прямо к роднику; молодой гвардеец выглядывал из-за толстого ствола дерева и напряженно рассматривал темный силуэт, склонившийся над водой.

Гвардейцы обменялись короткими знаками.

— Эй, — позвал Мартон, выходя из своего укрытия.

Темный силуэт вздрогнул. Сгорбился. Задрожал, как если бы он целиком состоял из раскаленного летним зноем марева. Девушка — в этом больше не было сомнений — шмыгнула носом.

— Я тебя не трону, — как можно мягче проговорил Мартон, делая шаг вперед.

Незнакомка вздрогнула и мгновенно развернулась к нему. Луна высветила бледное лицо с черными провалами глаз и всклокоченными волосами. От девушки не осталось и следа — странное существо опиралось на неестественно вытянутые конечности с длинными тонкими когтями; чуть подавшись вперед, оно склонило голову набок и пристально уставилось на Мартона. Рта у чудовища не было, но это не помешало ему издать короткое угрожающее шипение, не предвещающее ничего хорошего.

— Рах! — заорал Мартон и отскочил назад, вытягивая из ножен палаш.

Существо, названное рахом, без какого-либо толчка бросилось вперед. Одновременно с этим раздался короткий щелчок. Миг — и тропинка осветилась яркой вспышкой и заполнилась грохотом выстрела.

Рах скрылся в клубах зеленоватого тумана.

— Назад! Отходим на прогалину! — прокричал Мартон, увлекая Эйдона за собой.

Гвардейцы выбежали на середину поляны; призрака нигде не было видно. Мартон воткнул оружие в землю и принялся рыться в поясной сумке, выбрасывая всё лишнее прямо на землю.

— «Плачет»! — в сердцах бросил он и крепко выругался. — Конечно, плачет! Они же завесили всё амулетами, не подойдешь!

Тем временем Эйдон вынул бутыль из толстого стекла, наполненную темной жидкостью. Аккуратно вынул пробку, протолкнул внутрь небольшой, с фалангу указательного пальца, кристалл, и энергично потряс бутыль. Вскоре поляна заполнилась мягким рассеянным светом — не слишком ярким, но достаточным, чтобы не бояться оступиться.

— Я попал в неё, — напомнил Эйдон, укладывая светильник на землю.

— Так просто она не отстанет.

Мартон нашел то, что искал: невзрачный кожаный мешочек, плотно набитый чем-то сыпучим и перевязанный у горловины сразу несколькими узлами.

— Оставь меня и отходи, — флегматично предложил капитан, пригладив усы.

— Не дождешься, — буркнул Мартон, сосредоточенно сражаясь с неподатливыми узлами. Когда стало понятно, что зацепить шнурок ногтем не получается, он коротко выругался и принялся срезать узлы о лезвие палаша.

— Значит, будем драться, — всё так же равнодушно проговорил Эйдон. — Что я должен знать?

— Нужно ставить охранный круг. Если повезет, загоним её внутрь и привяжем к месту. Если нет, тогда придется пробиваться к границам её владений.

— Что ещё?

— Здесь она хозяйка, так что не подходи к деревьям, держись подальше от теней. На открытой местности ей придется проявиться, здесь у нас больше шансов. И ещё кое-что… Давай оружие.

Эйдон не стал задавать лишних вопросов: в конце концов, если Мартон знает, как бороться с мороком, ему и карты в руки. Он подставил лезвие Мартону, и тот быстро посыпал его крупным темно-красным порошком. От прикосновения к металлу кристаллики растаяли, и вскоре клинок оказался покрыт прозрачной маслянистой жидкостью.

— Убить этим раха не получится, но повод для размышлений у неё появится. Руби по конечностям, так ты её немного замедлишь, — напутствовал Мартон, похожим образом обрабатывая и своё оружие. — И будь внимательнее: иногда рах может заставить человека видеть то, чего нет на самом деле.

Краем глаза Эйдон заметил, как на поляну заструится тонкий ручеек мерцающего зеленоватого тумана. Время вышло.

— Возвращается, — предупредил он и несколько раз рассек воздух палашом. Тяжелое, неповоротливое оружие было слишком длинным, чтобы сражаться им в пешем строю, но сейчас этот недостаток превратился в преимущество.

Воздух наполнился злобным шипением и клокотанием, будто от варящейся в котле смолы; туман сгущался, медленно вращаясь и очерчивая женский силуэт в грязных лохмотьях, едва скрывающих худое тело. Впрочем, ничего не выражающее, бледное, как мел, лицо с темными провалами глаз и пустотой вместо рта совершенно не изменилось. Эйдон бросил быстрый взгляд на руки призрака, но ничего необычного не заметил: тонкие запястья, узкие кисти и длинные — может быть, слишком длинные — пальцы. От острых когтей не осталось и следа; хотя, поручиться, что рах не прячет их под иллюзией, капитан бы не смог.

Зеленоватая дымка развеялась; рах застыл напротив Эйдона, вглядываясь ему прямо в глаза. Капитан сжал челюсти и ответил призраку таким же пристальным взглядом: подспудно он осознавал, что эта своеобразная игра в гляделки была единственным, что удерживало раха от нападения, и что стоит только разорвать этот контакт, как им с Мартоном придет конец.

Эйдон терпел так долго, как только мог. Постепенно резь в пересохших глазах стала невыносимой, взор затуманился, и веки сомкнулись.

В то же мгновение призрак исчез.

Что-то мелькнуло слева, и Эйдон инстинктивно парировал удар, нанесенный с удивительной для такого тщедушного существа силой. С глухим стуком клинок встретился с чем-то твердым и увяз, будто в густой смоле. Это продолжалось не дольше мгновения; получив отпор, рах отступил.

В это время Мартон, ползая по земле на коленях и ругаясь последними словами, зачерпывал одну горсть порошка за другой и аккуратно отсыпал тонкую линию защитного круга, раз за разом проверя и перепроверяя, чтобы в ней не оставалось разрывов и изъянов. Это не осталось незамеченным: рах бесшумно появился в нескольких шагах от Мартона и сразу же бросился на него.

Гвардеец слишком поздно заметил, в какую опасную ситуацию попал: Эйдон смотрел в другую сторону, а тянуться к собственному оружию было уже поздно. Оставалось только одно — Мартон подпустил призрак поближе и швырнул целую горсть багровой смеси тому в лицо. Рах зашипел от ярости и боли, и на голову гвардейца обрушился чудовищной силы удар.

Как пьяный, Мартон зашатался и медленно осел на землю.

Эйдон молниеносно развернулся на звук, но всё, что он увидел, было только клубящееся в воздухе облачко красноватой пыли. Призрака нигде не было видно.

— Мартон, живой⁈ — Не получив ответа, Эйдон с силой тряхнул товарища за плечо. — Живой, говорю⁈

В ответ тот лишь что-то неразборчиво пробормотал и махнул рукой в сторону неоконченного круга.

— И что ты тут копаешься? — Эйдон запустил руку в полупустой мешочек и щедро рассыпал порошок полукругом, чтобы оградить себя и Мартона хотя бы с одной стороны.

Теперь можно было не бояться, что призрак зайдет в спину.

Эйдон легко отразил целую серию ударов и, обманув раха ложным выпадом, отсек ему кисть. Тот отступил, но передышка была недолгой: потерянная конечность почти сразу же отросла, и призрак снова бросился в атаку. Разведка боем окончилась, и теперь противник взялся за капитана всерьез. Удары становились всё сильнее и быстрее, рах нападал с самых неожиданных сторон, стремительно отходил и с удвоенной яростью налетал снова.

Капитан упрямо стиснул зубы. Рах, несмотря на всю свою силу и проворство, оказался не слишком умелым противником. Но это ему и не требовалось: Эйдон чувствовал, что усталость начинает брать своё; к тому же раненая нога ныла так, будто в неё вогнали раскалённый гвоздь. Рах же, напротив, только наращивал темп.

— Готово! — Мартон резко вскочил на ноги. — Теперь загоняем её внутрь!

Гвардеец остался верен раз испробованной тактике. Одним гигантским прыжком он оказался рядом с призраком и зашвырнул вторую порцию порошка ему в лицо. Тот поднял руки, чтобы защититься, но Мартон только этого и ждал: палаш мелькнул в воздухе, и рах лишился обеих рук по локоть. Гвардеец ушел в сторону, пропустил несущегося на него призрака, и наискось рубанул того по спине, направляя прямо на Эйдона.

— А вот так не хочешь⁈ — Капитан перехватил палаш обеими руками и силой вогнал его в грудь чудовища.

Победа была близка.

Мартон отшвырнул оружие; обхватив раха за ноги, он поднял почти невесомое тело в воздух и потащил отчаянно отбивающегося призрака к подготовленной для него тюрьме. Тем временем Эйдон вовсю использовал длину палаша, чтобы уворачиваться от когтей — рах больше их не скрывал — и не давал обезумевшему призраку развернуться, чтобы вцепиться Мартону в шею.

— Попалась, тварь! — торжествующий голос раздался из-за спины раха.

Призрак, который до этого бешено шипел и вырывался, вдруг затих, как будто собирался с силами перед последним рывком. Почуяв неладное, Мартон ещё сильнее сжал тщедушное тело в объятиях; для устойчивости он даже уперся в спину призрака головой.

Это и спасло ему жизнь.

В воздухе просвистело отточенное лезвие, и украшенная гравировкой гарда с размаху врезалась Мартону в голову, срывая с него шлем. От неожиданности гвардеец потерял равновесие и с размаху налетел на капитана — тот едва успел убрать оружие в сторону. Призрак исчез.

А уже в следующее мгновение гвардейцы кубарем вкатились в очерченный красным охранный круг.

— Закрывай! — заорал Мартон и, не дожидаясь Эйдона, сам опустился на колени и принялся восстанавливать затоптанные линии.

Всё было кончено.

Эйдон слышал, как в ушах стучит кровь; он тяжело дышал и, морщась, растирал ногу. Мартон стоял рядом; его полный ненависти взгляд был обращен в черные, как дёготь, глаза раха.

Призрак остановился у самой красной черты. Потянулся вперёд, осторожно, самым кончиком пальца, прикоснулся к невидимой стене. Не отрываясь, медленно двинулся по кругу в поисках бреши.

— А сверху не прыгнет? — понизив голос, спросил Эйдон.

Мартон лишь криво усмехнулся.

— Пусть хоть подкоп роет. Это же не стена, а что-то вроде сферы. Речи они, кстати, тоже не понимают, — добавил он. — И сами не говорят. Да оно и к лучшему: даже думать не хочу, что творится у неё в голове.

— Да ты никак охотником решил заделаться, — Эйдон наконец дал волю удивлению.

Молодой гвардеец поморщился.

— Да какое там… У нас в Хельдере, на старой мельнице, поселилась такая же тварь. За полдюжины дней семь человек забрала. Может, слышал о моей матери?

Эйдон кивнул. Он был знаком с бароном Альдо Хельдером, отцом Мартона, и, конечно же знал, что его жена, Кьяра Хельдер, пропала при таинственных обстоятельствах. Но подробностями Хельдеры никогда не делились.

Тем временем Мартон, не спуская с раха глаз, продолжал:

— Сначала отец, как положено, передал дело охотникам. Десять дней мы ждали, но в итоге ничего из этого не вышло.

— Не взялись?

— От них дождешься. Это тебе не анки́лей гонять, когда поди ещё пойми, были ли они на самом деле, — с неожиданной злостью ответил Мартон и, подражая старческому голосу, передразнил: — «Не возьмемся, господин барон, слишком старый рах». «Старый», как же. Целых две декады.

Мартон сплюнул и отвел глаза. Их молчаливая тюремщица только что закончила обход и остановилась напротив гвардейцев.

— Скоро поймет, что сегодня придётся лечь спать без ужина, — проворчал он. — В общем, заплатили, чтобы они записали всё, что знают об этих тварях. Особенно о том, как их убивать: мы тогда уже поняли, что хоть на куски эту падаль разруби — всё без толку.

— И как? Отомстил за мать?

— Вроде того. Выследили раха с отцом и братьями, да загнали вот в такой круг. Наша, правда, была поумнее, не бросалась на палаш, как безумная. Брали на живца.

Мартон поднял с земли тяжелую деревянную флягу. Сделав несколько жадных глотков, он протянул её Эйдону.

— Бальзам на травах. Придаст сил. Разбавить, правда, нечем.

— Так даже лучше, — ответил капитан, принимая флягу. — А что это за порошок такой?

— Баградская смесь, иногда привозят из Летано. Почти непробиваемый барьер. Или тюрьма — это уж с какой стороны окажешься. — Он невесело улыбнулся и безучастным голосом спросил: — Кстати, знаешь, как они её там зовут? «Багряная мантия».

— Название королевское, — одобрил Эйдон.

— Да и цена тоже: почти две дюжины ретов за горсть.

Эйдон присвистнул. Его собственное поместье приносило около трех сотен серебряных монет в год. За тот мешочек Хельдерам, наверное, пришлось выложить доход своего баронства за полдюжины лет. Немудрено, что Мартон расходовал его столь экономно.

— Кстати, о королях… а на холм она не заберется?

— Через «семерку» всё равно не пройдет.

Гвардейцы надолго замолчали.

Стараясь не смотреть в сторону жутковатой статуи, в которую превратился рах, капитан размышлял о событиях этого бесконечно долгого дня. Поражение королевской армии, ошибочное решение устроить лагерь на холме Сальви, сделка с Сальвийским духом, бесплодные поиски его слуги. А теперь — будто всего остального было мало! — они заперты внутри собственного же круга, под охраной безумного призрака.

— Везет, как утопленникам, — вслух подытожил он свои размышления.

— Веселее, капитан, — мрачно ответил Мартон, который, похоже, думал о том же. — Смотри.

Рах встрепенулся, будто услышал что-то, доступное только ему. Спустя несколько бесконечно долгих мгновений по худому телу пробежала волна, и призрак бесшумно исчез, не оставив после себя даже примятой травы.

— Ушла? — Эйдон пытливо посмотрел на товарища. — Или уловка?

— Может быть, — с сомнением отозвался Мартон, поднимаясь на ноги. — А может, учуяла добычу попроще.

* * *

Кристина вздрогнула и широко распахнула глаза. Онемевшей со сна рукой она ощупала шею — и только убедившись, что всё в порядке, позволила себе расслабиться. Как назло, первым после освобождения из плена сном оказался кошмар — не слишком, впрочем, замысловатый.

Она бежала. Подбирая полы длинного платья и постоянно оборачиваясь, она мчалась по залитому осенним солнцем лесу. Узкая ткань стягивала грудь, отчего дышать было совершено невозможно; ноги то и дело путались в длинной юбке — ей даже пришлось остановиться и с помощью невесть откуда взявшегося кинжальчика распороть платье с обеих сторон. Словом, это был один из тех снов, в котором несчастный сновидец вынужден спасаться от чего-то непонятного, темного и пугающего до чертиков.

А вот дальше всё походило на сюжет низкобюджетного слэшера с самой Кристиной в главной роли. Она подстерегла одного из своих преследователей — им оказалась женщина — и зачем-то попыталась зарезать её тем самым кинжалом. У неё ничего не получилось — хотя, в этом как раз не было ничего удивительного: с ножом в руках Кристина могла быть опасна разве что для себя самой — и они ещё долго катались в грязи, вцепившись друг другу в горло. Уже задыхаясь и теряя сознание, Кристина нащупала тяжелый камень и с ненавистью опустила его на голову своей противницы, а затем ещё, и ещё — и так до тех пор, пока изуродованная женщина наконец не затихла.

Кристина поморщилась. Как это часто бывает во сне, ей было совершенно непонятно ни как она там оказалась, ни от кого так отчаянно пыталась спастись. Картины просто сменялись одна за другой.

Примитивное копье — на самом деле, обычная палка с черным, видимо, обожженным наконечником — вонзилось в спину какого-то мужчины. Другой сумел схватить Кристину за руку, но тут же поплатился за это: миниатюрное лезвие чиркнуло ему по запястью, а затем несколько раз ударило в горло. За ним был четвертый… пятый…

Её похождения закончились так, как и должны были: в конце концов Кристину поймали — судьба всех маньяков — и повесили. Правда, на этом кошмар не закончился: по всей видимости Кристине достались билеты сразу на все сеансы, включая показ режиссерской версии, так что ей раз за разом пришлось пересматривать эту незатейливую историю с самого начала. Снова бежать, снова бороться со своими преследователями — и снова умирать тем или иным — хотя и всегда болезненным — способом.

По телу пробежали мурашки; Кристине никогда не нравились настолько реалистичные сны: особенно такие, в которых ей приходилось умирать. Причины, впрочем, лежали на поверхности: когда-то она читала, что именно через кошмары психика сбрасывает напряжение и тревогу; и уж чего-чего, а причин для тревоги у неё было предостаточно.

«Ещё бы мне не снились всякая дичь».

Девушка безразлично уставилась в темноту. Распаленное сном воображение рисовало причудливые очертания каких-то сказочных существ, и на секунду ей даже показалось, что густая тень под одним из деревьев чем-то отдаленно напоминает человека.

С тяжелым вздохом Кристина заставила себя подняться. Сделала пару неуверенных шагов на негнущихся ногах — кажется, боль только усилилась — и поковыляла к заинтересовавшему её дереву. Воображение не унималось: теперь густая тень подняла голову. Кристина хмыкнула и прибавила ходу, чтобы раз и навсегда избавиться от навязчивого наваждения. Темноты она совершенно не боялась.

Но не успела девушка сделать и шага, как голова закружилась от слабости, а к горлу подкатила тошнота — пришлось даже расставить руки в стороны, чтобы не потерять равновесие.

«Это от голода, наверное», — решила Кристина и упрямо побрела дальше.

Под деревом, как и следовало ожидать, никого не оказалось. Девушка мысленно покрутила пальцем у виска и уже собиралась вернуться, как вдруг буквально физически почувствовала, что кто-то сверлит её взглядом.

Кристина обернулась — и тут же попятилась назад, с трудом сдерживая крик. Она была не одна.

Бледная, худощавая девушка со всклокоченными светлыми волосами, и в контрастирующем темном, почти черном, изодранном платье. Голова медленно склонилась набок, отчего она стала похожей на любопытного, хотя и жутковатого, ребенка. Глаза скрывала тень, но Кристина и без этого ощущала на своем лице неподвижный взгляд.

«Кто ты?»

Требовательный голос зазвучал прямо в голове.

Кристина удивленно моргнула. Девушка напротив исчезла без следа.

В темноте что-то мелькнуло; Кристина даже не успела понять, что происходит — только рефлекторно отшатнулась, больно ударившись о жесткую кору. Теперь странная незнакомка стояла почти вплотную к ней. Будто этого было недостаточно, она подалась вперед и пытливо заглянула Кристине в глаза.

Это было слишком. Девушка не удержалась и вскрикнула, ещё сильнее вжимаясь в дерево. Но, похоже, незнакомка испугалась ещё больше — она тут же пропала из виду и появилась на прежнем месте.

«Привидение». — Кристина вздохнула с облегчением и медленно осела на землю. Сердце по-прежнему норовило выскочить из груди, но теперь, сообразив, с кем имеет дело, она немного успокоилась.

Привидения, призраки, фантомы, тени — несмотря на свой пугающий вид и дурную привычку подкрадываться по ночам к ни в чем ни повинным девушкам, эти существа не могли причинить человеку вреда. Впрочем, довести до сердечного приступа им было вполне по силам, с этим не поспоришь.

Между тем, сознание снова наполнилось чужими мыслями:

«Ты плохо выглядишь».

— Кто бы говорил, — машинально огрызнулась Кристина и нервно хихикнула. Если даже привидение обратило на это внимание, значит выглядела она действительно неважно.

Правда, в отличие от призрака, Кристина не видела в темноте, а потому судить о том, насколько всё плохо, могла только наощупь. Хватило, впрочем, и этого. Нижнюю часть брюк было уже не спасти, и, недолго думая, девушка оторвала всё лишнее, чтобы превратить их в бриджи. Рубаха, ещё вчера белоснежная, стала жёсткой от грязи, но разорванные рукава можно просто закатать — так они дольше проживут. Чего, к сожалению, нельзя было сказать о кофте из тонкой шерсти без рукавов: ткань держалась на честном слове. И всё же Кристина ещё не была готова с ним расстаться: кто знает, сколько времени пройдёт, прежде чем появится возможность переодеться?

Привидение, тем временем, незаметно подобралось ближе.

«Что ты такое?»

— А то ты сама не видишь… — отозвалась Кристина, слишком погруженная в собственные мысли, чтобы обращать внимание на странную формулировку. — Или ты хочешь узнать, как меня зовут? Кристина. А у тебя есть имя?

«Не знаю».

Кристина подозрительно оглядела темный силуэт своей необычной собеседницы с ног до головы. Шутки шутками, но кое-что нужно было сразу прояснить:

— Это он тебя прислал?

«Кто?»

Девушка немного расслабилась: если спрашивает — значит, скорее всего, не имеет к Духу никакого отношения. Или просто не понимает вопрос.

— Ну… такой… — начала Кристина и замялась. Действительно, какой? На ум не пришло ничего лучше, кроме как просто поднять руку над головой. — Ну, такой, высокий, с желтыми глазами, худой очень…

«Живет на холме».

— Точно! Знаешь его?

Лицо привидения оставалось совершенно неподвижным, но Кристина почувствовала настороженность, медленно сменяющуюся страхом.

«Ты хочешь его найти?»

— Нет, конечно!

Чужие эмоции отхлынули, но Кристина успела ощутить в них что-то новое — отвращение. «А тебе-то он что сделал?», Кристина уже открыла было рот, чтобы озвучить этот вопрос, но в последний момент передумала: меньше знаешь, крепче спишь. Вместо этого, она спросила:

— Давно ты здесь?

«Да».

— День? Два?

«Больше».

— Больше трех дней?

«Да».

Брови Кристины поползли вверх.

— Больше недели?

«Не знаю».

Девушка недоверчиво покачала головой. Само по себе существование призраков не было для неё новостью: в конце концов, она была знакома с ними почти с детства. Но привидение, которое сумело задержаться в мире больше трех дней? Разговорчивостью, оно, впрочем, не отличалось — здесь ничего необычного. Хотя, по сравнению с теми призраками, которыми Дух населил старый особняк, Светловолосая — так Кристина про себя окрестила безымянный призрак — всё равно казалась выдающимся оратором.

— Ты знаешь, где мы находимся?

«Это мой лес».

— В каком смысле, «твой»? — не поняла Кристина. — Ты здесь живешь? Или он, и правда, был твоим… ну… раньше?

«Это мой лес», — с нажимом повторил призрак.

На этот раз чужих эмоций было так много, что выделить среди них какую-нибудь одну никак не получилось. Понятно было одно: вопрос явно пришелся призраку не по душе.

— Хорошо, хорошо! — Кристина примирительно подняла руки, испугавшись, что взволнованное привидение может просто уйти. — Тоже мне, хозяйка леса, директор огорода… Твой лес, твоё болото, — всё твоё!

«Болото — не моё», — совершенно серьезно ответило привидение.

Тут уже Кристина не выдержала и расхохоталась, живо представив себе, как призраки собираются за большим круглым столом, раскуривают сигары, пьют что-то древнее и до неприличия дорогое из пузатых бокалов, и до хрипоты спорят, как им поделить лес и его окрестности.

— Я смотрю, у вас тут всё схвачено, — сквозь смех сказала она. — Кстати, а как выйти на шоссе ты случайно не знаешь?

«Нет».

— Жаль… — протянула Кристина. — А какой-нибудь город или… ой!..

Резкий приступ тошноты заставил ей смолкнуть. Девушка подняла руку, знаком показывая Светловолосой подождать, но та, похоже, уже потеряла к Кристине всякий интерес.

— Просто замечательно! — крикнула девушка в темноту, туда, где только что стоял призрак. — Хоть бы намекнула, сложно тебе, что ли?

Она фыркнула и облокотилась на шершавый ствол дерева. Похоже, призраки, появившиеся, так сказать, «естественным путем» сильно отличались от тех, которых она видела раньше — и, судя по тому, насколько разумно вела себя Светловолосая, в лучшую сторону. Ещё бы кто-нибудь объяснил им, что нельзя вот так запросто исчезать посреди разговора…

— Дурында, — вдруг хихикнула Кристина. Как ни крути, а встреча с призраком здорово подняла ей настроение.

«Сюда идут».

От неожиданности девушка подскочила на месте.

«Двое. У тебя мало времени. Нельзя здесь оставаться».

— А я не могу, — нахмурилась Кристина. — Я сейчас даже встать не смогу, не то что куда-то идти.

Это было почти правдой. Она никогда не дружила со спортом, особенно с бегом, так что теперь ноги горели огнем и отдавались гулкой болью при любом движении. И со временем боль становилась только сильнее.

«У них оружие. Нужно идти».

Призрак беспокойно заметался на месте, то появляясь немного в стороне, то так же стремительно возвращаясь назад.

— И доспехи, наверное? — Призрак кивнул, и Кристина продолжила: — Не переживай, они всё равно ненастоящие.

Светловолосая склонила голову набок, но спорить не стала.

Кристина снова хмыкнула — привидение могло говорить, но сообразительностью всё-таки не отличалось: увидела затупленные мечи у реконструкторов и тут же решила, что они обязательно должны быть опасными. Впрочем, было в её словах и разумное зерно: встретиться с незнакомыми людьми ночью, в лесу, да ещё и когда она сама не может нормально двигаться, — такая перспектива не вызывала у Кристины особого энтузиазма.

«Будь здесь. Я скоро вернусь», — Светловолосая, кажется, приняла для себя какое-то решение.

— Ты куда?

Призрак обернулся вполоборота.

«Это опасные люди. Будет лучше, если они сюда не придут».

— Хочешь их отпугнуть?

«Убить».

От удивления Кристина широко раскрыла глаза. Заявление, сделанное без эмоций, почти будничным тоном, повергло девушку в настоящий шок. Между темСветловолосая явно приняла её молчание за одобрение и направилась в чащу.

— А ну стой! — Кристина постаралась вложить в эти слова всю властность, на которую только была способна. Получилось неплохо, примерно, как у учительницы младших классов.

Светловолосая замерла на месте, как будто в неё ударила молния; Кристина облегченно провела рукой по лицу.

— Во-первых, — строго начала она, чтобы закрепить успех, — не знаю, понимаешь ты или нет, но мне нужна — слышишь? — нужна помощь.

«Я помогаю»

— Во-вторых, — девушка оставила это замечание без внимания, — что бы ты сама себе ни придумала, а навредить этим людям ты всё равно не сможешь. Зато отпугнешь тех, кто, возможно, хочет мне помочь. Это ты понимаешь?

«Да».

— Вот и молодец. У меня, кстати, есть идея получше, раз уж тебе так не сидится на месте. Если ты собралась их… пугать, значит, они могут тебя увидеть?

Короткий кивок.

— Отлично. Побудешь здесь, пока я буду с ними разговаривать? Будут плохо себя вести — можешь напугать их до смерти… ну, то есть просто сильно напугать. Согласна?

«Да».

— Спасибо, — искренне поблагодарила Кристина и подняла голову к начинающему светлеть небу. План ей нравился, но оставалась одна загвоздка. — Слушай, а ты же можешь немного изменить внешность? Или хотя бы одежду?

«Не знаю».

— Да точно можешь! Не всегда же ты ходила в этом рванье. Попробуй вспомнить, как ты выглядела перед… ну… ты поняла.

Светловолосая кивнула. Зеленоватая дымка заклубилась у её ног, и вскоре она скрылась в ней целиком. Прошло несколько секунд, и девушка пожалела о своих словах.

Они были примерно одного возраста, но Кристина даже представить себе не могла, что такое может с кем-то случится. Перед смертью Светловолосая сильно страдала: опухшее лицо превратилось в огромный синяк, шея изогнулась по неестественным углом, будто её сломали сразу в нескольких местах. Её платье и прежде выглядело не слишком изящно, а теперь и вовсе превратилось в лохмотья, которые почти не скрывали ни худое тело с глубокими порезами и царапинами, ни торчащие из переломанных ног кости.

— Господи, — выдохнула Кристина. — Что с тобой случилось?

«Меня убили».

— Я… ну… сочувствую, — В горле встал ком. Что вообще можно сказать, когда видишь такое? — Тот, кто это с тобой сделал — настоящее чудовище.

«Да».

— Извини, но с меня пока хватит. — Девушка поежилась, но взгляд не отвела. — Давай попробуем ещё раз.

Глава 4

Двое к двум

Прохладный западный ветер нёс с собой аромат хвои, отсыревшего дерева и опавших листьев; в воздух шумно поднялась встревоженная ночная птица, чуть в стороне от заросшей тропы послышались едва различимые шорохи непривычных к людям животных. Эйдон остановился и, подняв голову к светлеющему небу, вдохнул полной грудью, впервые по-настоящему ощутив, что владения раха остались позади.

След завёл гвардейцев в самое сердце Шепчущего леса и, попетляв между оврагами, остановился у крутого пригорка, рассекающего чащу надвое, словно гигантский крепостной вал. Склоны поросли высокой травой и колючими кустами, а вершина была надежно укрыта от посторонних глаз сразу несколькими рядами густых деревьев. Идеальное место для засады, но слишком приметное, чтобы стать надёжным укрытием.

— Устала и пошла шагом, — Мартон прикинул расстояние между следами. — Мы совсем близко.

Морщинки на хмуром лице капитана разгладились, холодные глаза потеплели. У человеческого тела, пусть даже укреплённого действием тонизирующего бальзама, есть свои пределы: ещё немного и у него не осталось бы иного выбора, кроме как признать поражение и командовать привал. Или — ещё хуже! — пришлось бы возвращаться на Сальвийский холм, чтобы доложить королю Геррану о своей неудаче.

От одной мысли о событиях прошлой ночи Эйдон снова помрачнел. Двадцать семь лет безупречной службы своему другу и сюзерену. Он лил кровь, защищая рубежи королевства, брался за неблагородную, но порой необходимую работу, оберегая своего короля от угроз внутренних. И по иронии судьбы именно он привёл Его Величество в лапы Сальвийского духа. Другой мог бы сказать: «Я не знал!», спрятаться за успокоительную ложь и самооправдание, но Эйдон не мог себе этого позволить. Он должен был знать.

— Отлично, — капитан спохватился и кивнул нетерпеливо переминающемуся с ноги на ногу гвардейцу. — Наконец-то хорошие нов…

Мартон резко вскинул руку и замер на месте. Неуверенно поводил головой сначала в одну, а затем и в другую сторону, прислушиваясь. Наконец, он плавно опустился на колено и приложил ладонь к земле. Глаза закрылись, лицо приняло отсутствующие выражение.

Капитан затаил дыхание и приготовился терпеливо ждать. Он уже видел это прежде, много лет назад, когда командовал дозором на южной границе. Тогда Альдо Хельдер, отец Мартона, похожим приёмом выслеживал разбойничьи шайки и находил схроны контрабандистов. Ничего удивительного, что младший Хельдер пошёл по стопам своего отца.

— За холмом, шагов пятьдесят, — хрипло сообщил Мартон. Голос его чуть дрожал от напряжения; на лбу выступили крупные капли пота.

Эйдон удовлетворенно провёл по усам рукой: конец следа оказался даже ближе, чем они предполагали. Не теряя времени, гвардейцы бесшумно поднялись по склону и осторожно выглянули из-за гребня.

— Ничего не понимаю, — на лице Мартона было написано крайнее изумление. — А кто это рядом с ней?

Внизу, примерно в пятидесяти шагах от их наблюдательного пункта, разговаривали двое. В одной из них, с измождённым лицом и тёмными растрёпанными волосами до плеч, Эйдон сразу же узнал ту, кого они искали всё это время. Впрочем, если бы он не видел её тогда, на холме, то ни за что бы не подумал, что эта девушка может оказаться могущественной слугой Сальвийского духа.

Совсем молодая, немного старше его собственной дочери, стройная и миловидная — капитан не находил в ней ничего необычного. От неё не исходила аура силы и величия, глаза не светились в темноте, как у её хозяина, а странная одежда незнакомого кроя, грязная и рваная, и вовсе придавала девушке жалкий вид.

Эйдон задумчиво провёл рукой по лицу и мысленно предостерёг себя от поспешных выводов. Всего несколько часов назад Сальвийский дух убедительно показал, как дорого обходится опрометчивость.

— Говорю тебе, я не мог ошибиться, — будто оправдываясь, горячо шептал Мартон.

Капитан молча пожал плечами.

Рядом со слугой Сальвийского духа стояла её полная противоположность — изящная светловолосая девушка в длинном тёмно-зелёном платье. Аккуратная прическа, безупречно ровная осанка; тонкие кисти рук скромно сложены на животе — незнакомка будто сошла с портрета старого мастера.

— Одета, вроде, просто… — Мартон критически оглядел девушку с ног до головы. — Может, из местных торгашей победнее?

В ответ Эйдон только ухмыльнулся краешком рта: всё-таки Мартон был ещё очень молод. Несмотря на кажущуюся простоту, строгое платье незнакомки стоило целое состояние — значительно больше, чем могла потратить на свою дочь купеческая семья средней руки. К тому же, среди этого сословия было бы непросто найти такую девушку, которая согласилась бы надеть что-то настолько консервативное и безнадёжно вышедшее из моды.

— Она из местной знати, — уверенно сказал Эйдон.

Во взгляде юноши засквозил откровенный скепсис, но капитан оставил это без внимания. Рыская глазами по окрестностям, он бормотал себе под нос:

— Слуг нет… охраны не видно… хотя это ещё ни о чём не говорит… могла оставить её в стороне… И лошади нет… но не пешком же ты сюда пришла, госпожа моя, в таком-то платье?

Если бы не привычная одежда и наружность, Эйдон решил бы, что она появилась здесь прямо из воздуха.

— Смотри, капитан.

Слуга Сальвийского духа, которая всё это время энергично что-то объясняла своей загадочной спутнице, вдруг смолкла и принялась крутить головой. В тот же момент аристократка грациозно обернулась, придерживая край юбки рукой, и помахала гвардейцам. Выражение лица при этом оставалось совершенно равнодушным: ни удивления, ни любопытства, ни страха.

— Чуткие какие, ты посмотри… — удивленно проговорил Эйдон.

Мартон в свою очередь лишь покачал головой: если бы он сконцентрировался, то вполне сумел бы услышать шёпот и с пятидесяти шагов, но никак не ожидал, что это под силу кому-то ещё.

Капитан тяжело поднялся и, ощупав раненое бедро, поморщился. Действие кристалла подходило к концу.

— Постараемся сговориться с ней по-хорошему. Откажется — надавим, затем действуем по обстоятельствам. Аристократка нас не интересует. Узнаем, кто она и что здесь забыла, и пусть идёт своей дорогой. — Эйдон поколебался и добавил: — Будь готов ко всему.

— Слушаюсь, капитан.

* * *

Крепкий широкоплечий парень, чуть старше самой Кристины, легко сбежал по крутому склону и пружинистым шагом направился к ней. Когда он подошёл достаточно близко, взгляд девушки задержался на открытом лице с тёмными, почти чёрными, и немного смеющимися глазами. Следом, едва поспевая за своими молодым спутником, прихрамывал мужчина постарше с пышными усами, хмурым лицом и тяжелым взглядом исподлобья.

В том, что к ней приближаются те самые реконструкторы, которых она повстречала пару часов назад на холме, Кристина ни на секунду не сомневалась. В конце концов, кто ещё станет разгуливать по лесу в таком виде?

— Прямо как настоящие, — девушка восхищенно оглядела поблескивающие серым металлом доспехи. — Дорогие, наверное.

— Они настоящие, — послышался мелодичный голос. — Но не слишком дорогие.

Кристина чуть заметно вздрогнула от неожиданности и покосилась на Светловолосую. Одно дело слышать голоса у себя в голове: да, пусть иногда кажется, что ты сходишь с ума, но так ты хотя бы сходишь с ума привычным и хорошо знакомым способом. Но увидеть по-настоящему говорящее привидение, услышать его своими собственными ушами — такое происходило с ней впервые. Речь призрака звучала легко и естественно, хотя отчего-то он выговаривал многие слова с заметным певучим акцентом.

— А ты разбираешься? — Кристина с опаской посмотрела на ножны, которые в этот самый момент с лязганьем ударились о металлическую пластину на бедре парня.

— Немного.

Стоило реконструкторам остановиться в паре метров от неё, как Кристина почувствовала на себе колючий взгляд того, что был постарше. Она сразу же узнала эти глаза — глаза человека, которому вот уже несколько дней подряд не удается толком поспать.

«Ещё бы ему не смотреть на меня волком, они же полночи меня искали…», — девушка смутилась и отвернулась.

— Vel’aith. Eidonerton, aithans Herrans taveien seje, — скороговоркой произнесли у неё над головой.

— Что?..

— Vel’aith, keti. Martonhelder, aethens Herrans taveion sej, — будто отвечая на её вопрос, проговорил парень с открытым лицом.

Кристина часто заморгала от удивления. Получается, Дух оставил её в другой стране?

— Я не понимаю, — наконец медленно произнесла Кристина и для верности скрестила руки буквой «X». О том, что в разных культурах одни и те же жесты могут обозначать прямо противоположные вещи, девушка старалась не думать.

Парень вопросительно посмотрел на своего спутника, но тот только отрицательно покачал головой. Недолго думая, Кристина повторила свои слова по-английски, а затем и по-французски, но реконструкторы вели себя так, будто ни разу в жизни не слышали этих языков.

— Но в школе же вы учились⁈

— Inosisotiliela, — неразборчиво сказал мужчина.

Кристина развела руками.

— И вам… того же.

После некоторой заминки он неуверенно поднял руки и повторил за Кристиной её жест.

— Что ты делаешь?

В ровной интонации призрака сквозило едва заметное любопытство.

— Как — что? Пытаюсь с ними поговорить, конечно же!

Реконструкторы переглянулись. На лице усатого мужчины появилось озабоченное выражение, из-за которого он почему-то стал похож на пожилого доктора, столкнувшегося с неведомой прежде болезнью. Он пригладил усы и сказал что-то, обращаясь к своему спутнику. Тот уставился на Кристину не менее озадаченным взглядом молодого эпидемиолога. Миг — и уже они пустились в энергичное обсуждение. Кристина лишь искренне понадеялась, что в результате консилиума они догадаются найти в телефоне переводчик и попробовать пообщаться через него.

Дело обещало затянуться, и Кристина поёрзала на земле, устраиваясь поудобнее. К немалому её удивлению все попытки опознать язык оказались тщетными. Разумеется, девушка не могла похвастаться тем, что сможет с ходу определить любой из тысячи существующих языков. И всё же за время учебы она успела приобрести несколько полезных навыков, а потому ей казалось, что в случае нужды сможет хотя бы примерно сориентироваться, в какой стране или, на худой конец, в какой части света находится.

Теперь оставалось лишь признать своё поражение.

— Ты хоть что-нибудь понимаешь? — без особой надежды Кристина повернулась к безучастной Светловолосой.

— Да, — сразу же ответила она. — Первый назвался Эйдоном Эртоном. Южанин, но пытается это скрыть. Второй родился на востоке. Мартон Хельдер. Они утверждают, что служат в гвардии короля Геррана.

Консилиум снова обменялся взглядами — на этот раз обескураженными — а Кристину как громом поразило: почему она сразу об этом не подумала? Если Светловолосая жила здесь до своей смерти, то, следовательно, должна знать и местный язык. Правда, в таком случае непонятно, почему они с ней говорят на одном языке — но что мешало призраку выучить его при жизни? Это же объясняет акцент.

— Где, ты сказала, они служат? — вдруг переспросила Кристина. Её несколько озадачило слово «король».

— В гвардии короля Геррана, — повторила Светловолосая и, будто предвосхищая вопрос, добавила: — Я не знаю, кто это.

Кристина приложила палец к губам и принялась вспоминать всех известных ей королей, но быстро сдалась и махнула рукой. Список получился не слишком большим и, само собой, никакого Геррана в нём не оказалось.

«Может, просто из роли не вышли?», — подумала Кристина, но вслух спросила: — Кстати, а на каком языке они говорят?

— Vel ithaneerü, — растягивая слоги, пропела Светловолосая. — Южанин говорит почти правильно.

Девушка покачала головой.

— Чёрт-те что…

Дело только запуталось ещё сильнее. Но по-настоящему удивиться Кристина не успела. Мужчина, который назвался Эйдоном, снова заговорил, на этот раз обращаясь к призраку.

— Они догадались, что я их понимаю.

Светловолосая чуть склонила голову набок и внимательно посмотрела на Кристину, будто ожидая от неё инструкций. Но девушка и сама бы многое отдала, чтобы рядом оказался кто-нибудь, кто сумел бы ей объяснить, что делать дальше.

— Ну… — неуверенно начала она, — сначала, наверное, нужно узнать, где мы находимся, как ты думаешь?

— Embijaala, лес Kathlinn, — немедленно ответил призрак, не утруждая себя вопросами.

«Эмбьяла — это в Азии? Или в Африке?»

Кристина была совершенно уверена, что прежде о такой стране не слышала. С другой стороны, а что в этом странного? Мало ли в мире незнакомых ей стран? Об Эсватини [1] она, например, тоже ничего не знала и в своё время немало удивилась, когда наткнулась на это название в каком-то журнале. А что, если таинственная Эмбьяла — это вообще название региона? Тогда, выходит, Латинская Америка?

— Это где? — наконец сдалась Кристина.

— Центральная часть Haalithars, к юго-западу от Bolfanoja и к северо-западу от Tirsinja öilem.

Кристина несколько раз удивленно моргнула.

— Чушь какая-то.

— Тем не менее.

Мартону, судя по всему, надоело топтаться на месте. Раздраженно жестикулируя и невежливо кивая в сторону Кристины, он что-то объяснял Светловолосой резкими, короткими фразами, совсем непохожими на более плавный выговор Эйдона.

Та даже бровью не повела.

Парень сердито засопел, но Эйдон с тяжелым вздохом положил руку ему на плечо. Кристина догадалась, что ещё немного и их терпение подойдёт к концу. Если она хочет попросить о помощи, то действовать нужно прямо сейчас.

— Слушай, — медленно начала она. — Нужно узнать, смогут ли они мне помочь. Может, попросишь у них телефон? И спроси, как добраться до города. Может, они меня и отвезут? Денег у меня, правда, нет… Да, если получится, узнай у них, что они делали на том холме.

Девушка закусила губу и на всякий случай добавила:

— Только постарайся вести себя естественно, хорошо?

— Я всё сделаю.

Казалось, это невозможно, но лицо призрака приняло ещё более серьёзное выражение, а осанка стала ещё ровнее. Изящно подобрав юбку — в этом не было никакой нужды, но само движение выглядело завораживающе — Светловолосая плавно шагнула вперёд и заговорила приятным, мелодичным голосом.

* * *

— Мы услышали достаточно, Мартон Хельдер, гвардеец. Твоя нетерпеливость не делает чести ни тебе, ни твоему роду. Что до тебя, Эйдон Эртон, ответь: ты согласен с гвардейцем Хельдером и тоже желаешь «посадить нас в мешок»?

Эйдон последними словами обругал Мартона за длинный язык. Ссора с небольшим дворянским домом его не пугала, но певучий акцент и несколько архаичный язык говорили сами за себя: девушка принадлежала к одной из «старых семей».

У влиятельных родов, ведущих свою историю со дня основания королевства, была долгая, пугающе долгая память. Придёт время, и они обязательно вспомнят, как пара гвардейцев осмелилась оскорбить достоинство дочери их славного семейства. И можно даже не сомневаться: момент будет самым неподходящим. Мстить королю, тем более открыто, они, скорее всего, не осмелятся — а вот небольшой род тех, кого называли «новыми дворянами» или «малой знатью» может совершенно случайно прерваться, столкнувшись с неразрешимыми проблемами.

Капитан мысленно вознёс мольбу Великим силам, чтобы Мартон пришел к тем же выводам и впредь держал себя в руках.

— Прошу прощения, Ваша светлость, — Эйдон поспешно поклонился, чувствуя, что молчание затянулось. Ошибиться с титулом и правильным обращением он не боялся: вряд ли девушка была герцогиней, но лучше выказать больше уважения, чем меньше. — Разумеется, и речи быть не может… если вы сообщите нам своё имя…

— Довольно, — царственным жестом девушка оборвала объяснения. — В каком чине ты служишь Его Величеству королю Геррану?

— Капитан гвардии Его Величества, Ваша светлость.

— Весьма похвально.

Эйдон вежливо поклонился. Представители «младшей знати» редко добивались высоких военных или административных постов, поэтому он был благодарен, что аристократка не снабдила похвалу каким-нибудь едким замечанием.

— Нам требуется ваша помощь, капитан.

— Мы будем рады сделать всё, что в наших силах, если это не будет противоречить нашим приказам, — осторожно ответил Эйдон.

— Только сначала объясните… — в голосе Мартона не слышалось ни малейшего почтения, но он всё же склонил голову и выдавил из себя: — Ваша светлость. По дороге мы едва отбились от раха — возможно вам известно об этих призраках. Как же получилось, что…

— Что мы ещё живы? — Казалось, ещё чуть-чуть и под строгим взглядом зелёных глаз воздух зазвенит льдинками, а кожа покроется инеем. — Ты желаешь нам смерти, гвардеец?

Эйдон с трудом сдержался, чтобы не застонать от досады. Хельдеры слишком хорошо помнили времена, когда Ренцо Хельдер, удачливый кондотьер и основатель их рода, имел достаточно сил и влияния, чтобы диктовать условия даже великим домам. В каком-то смысле уникальная ситуация в истории королевства, которая, однако, продлилась не слишком долго и не самым лучшим образом закончилась для Хельдеров. Впрочем, подробности не сохранились ни в одной хронике того времени, и о дерзком роде вскоре позабыли. Все, кроме самих Хельдеров, которые, несмотря ни на что, продолжали играть с огнём, и странной аристократки.

Глубоко в душе Эйдон и сам недолюбливал старые семьи, справедливо полагая, что их бесконечные интриги и подковёрная борьба за власть только ослабляют королевство. Правящий дом Бьяла, их заклятые друзья Диеро и Конти; Шенье́ и Римальди, у которых, если верить старой поговорке, было по три лица и по два сердца; затворники Валли, мореходы Винце и мануфактурщики Перро́ — Эм-Бьяла стояла на неустойчивом фундаменте из интриг, тайных договорённостей, шантажа и ударов в спину.

— Простите его, Ваша светлость, — Эйдон выступил миротворцем и первым склонил голову. На лице девушки не дрогнул ни один мускул, но капитан слишком хорошо знал, что это ровным счетом ничего не значит.

— Я хочу знать, что вам приказали.

Эйдон постарался вложить в свои слова всю светскость, на которую только был способен.

— Мы действуем по приказу Его Величества короля Геррана и должны сопроводить вашу спутницу в его лагерь, — отрапортовал капитан и слегка поклонился в сторону выглядывающей из-за спины аристократки девушки. — Мы следовали за ней, а затем, как уже сообщил Вашей светлости мой подчиненный, столкнулись с призраком и были вынуждены вступить с ним в бой. А посему наши вопросы вызваны лишь желанием оберечь Вашу светлость и…

— Благодарю, — девушка холодно оборвала его. — Что же привело Его Величество в этот лес?

— Большая королевская охота, — проворчал Мартон. Ему было совершенно не по душе, что разговор превращается в допрос.

Выпад не произвел на аристократку ни малейшего впечатления.

— Вам следует уйти. В этом лесу обитает намного больше призраков, чем вам может показаться. Вы привлекаете их внимание.

— А вы, значит, нет? — Мартон вновь опередил капитана. Ноздри раздулись, взгляд заблестел. — И что вы здесь делаете?

— Осматриваю владения.

С этими словами она изящно развернулась к своей спутнице и заговорила с ней на странном и непривычном языке.

Мартон выдержал испепеляющий взгляд Эйдона и нагло скрестил руки на груди. Он не мог этого объяснить, но их хладнокровная собеседница ему не нравилась — было в ней что-то неправильное, что-то отталкивающее.

Девушка превосходно владела собой; её движения были выверены и точны, а голос не выдавал ни намёка на истинные чувства. И в этом, наверное, не было ничего необычного: суровое дворянское воспитание и подходящий склад характера иной раз творят чудеса. Вот только какую бы непроницаемую маску не надевали на себя дворяне, за ней всегда проглядывалось что-то человеческое. Светловолосая аристократка больше походила на хорошо отлаженный механизм, чем на живого человека из плоти и крови.

Её спутница, напротив, была из тех людей, у которых, как говорят, «всё написано на лице». Стоило ей услышать первые слова перевода, как тонкие брови взлетели вверх, а на миловидном лице появилось настороженное любопытство, которое затем мгновенно переросло в самый живой интерес. Девушка то и дело поглядывала на них с Эйдоном внимательными серыми глазами, изредка переспрашивая что-то на своем непонятном языке. В такой открытости и непосредственности было своё обаяние, и Мартон неохотно признал, что ему оно даже нравится.

Гвардеец немного успокоился и сам не заметил, как погрузился в размышления, да так основательно, что не сразу заметил перемены. Темноволосая девушка внезапно втянула голову в плечи, а затем и вовсе обняла колени руками — так, будто хотела занимать как можно меньше места.

Аристократка закончила своё выступление. Девушка бросила несколько отрывистых фраз и замотала головой.

Всё было ясно без перевода.

— Мы вынуждены отказаться.

«Вот и всё, — вздохнул Мартон. — Теперь вся надежда на капитана и его дар убеждения».

Мартона совсем не радовала перспектива провести здесь полдня, уговаривая перепуганную девчонку вернуться с ними в лагерь. С другой стороны, разве он мог её винить? Его бы воля, он бы и вовсе отпустил её на все четыре стороны. Но кому как не ей был известен нрав её хозяина? Вероятно именно поэтому она и нужна Его Величеству.

— Я могу попросить Вашу светлость напомнить юной леди, что приглашение исходит от самого короля Геррана? — дипломатично начал Эйдон.

— Я полагаю, моей спутнице об этом известно.

— И всё же, Ваша светлость, прошу вас. Передайте, что мы с понимаем относимся к нежеланию вашей спутницы возвращаться, но это совершенно необходимо.

— Ответ не изменится.

Капитан поджал губы и провел рукой по усам. Голос зазвучал глухо и отчужденно:

— Боюсь, Его Величество не примет отказа. Со всем должным почтением я прошу вас отойти в сторону и не препятствовать нам. У нас нет никаких указаний насчет Вашей светлости, но если вы отправитесь с нами, то Его Величество, без сомнения, высоко оценит ваше посредничество.

— Исключено.

Лицо Эйдона превратилось в такую же непроницаемую маску, как и у стоящей перед ним аристократки.

— В таком случае, мне не остаётся ничего, кроме как исполнить приказ Его Величества в точности.

Он проглотил комок в горле и продолжил:

— Моё имя вам известно и, в должное время, вы сможете принять в отношении меня любые меры. Гвардеец Мартон Хельдер…

—… может сам за себя сказать.

— Гвардеец Мартон Хельдер, — с нажимом повторил Эйдон, — находится под моим командованием и действует по моему приказу.

* * *

Кристина не поняла, с чего всё началось.

Всё шло по плану: Светловолосая убедительно сыграла свою роль — настолько хорошо, что реконструкторы, кажется, не обратили внимания ни на её флегматичность, ни на странный внешний вид. Успех был просто феноменальным.

Историю о «короле Герране», кем бы тот ни был и какое бы место ни занимал в фантазиях реконструкторов, Кристина сходу поместила в самый дальний уголок сознания с пометкой «не запоминать эту чушь ни при каких обстоятельствах». Глядя на них, девушка видела лишь увлечённых игрой мечтателей, заблудившихся в собственном выдуманном мире. Можно не сомневаться — сейчас эти двое ни за что не оставят свою роль и продолжат её играть даже в самых экстремальных обстоятельствах.

Она пожала плечами: мир полнится эскапистами всех мастей, и с этим ничего не поделаешь. Да и кто она такая, чтобы их судить? Совсем другое дело, если действительно верят в то, что «король Герран» дожидается их на том холме — в таком случае лучше всего будет добраться с ними до шоссе, а затем под любым предлогом распрощаться.

По жесткому лицу, сузившимся глазам и одеревеневшему голосу старшего реконструктора, Кристина поняла: что-то пошло не так. Подозрения только усилились, когда Мартон начал озираться по сторонам, будто хотел убедиться, что рядом никого нет.

В голове забил тревожный набат.

Как назло, в самый неподходящий момент Кристине стало плохо — и на этот раз приступ был гораздо сильнее, чем прежде. Живот горел огнём, будто это был и не живот вовсе, а наполненная углями печь; мышцы скрутило от резкой боли, да так сильно, что девушка пошатнулась, а в глазах на секунду потемнело.

Когда же зрение к Кристине вернулось, она с удивлением отметила, что Светловолосая чуть сместилась в сторону, так, будто пыталась загородить её своим телом. Жест героический — и совершенно бесполезный; кажется, привидение так и не поняло, что не сможет причинить людям никакого вреда. Стоит только прикоснуться — и обман тут же раскроется.

«А что, если ей это и нужно?» — Кристина посмотрела на привидение с надеждой. Сама она чуть с ума не сошла, когда в первый раз увидела настоящего призрака, хотя уже тогда догадывалась, что они существуют. Даже страшно представить, какой шок ожидает человека неподготовленного.

Мартон осторожно, будто в замедленной съемке, обхватил рукоять меча рукой и плавно потянул его из ножен. Кристина решительно стиснула зубы, подобралась и приготовилась к отчаянному, хотя и наверняка бесплодному сопротивлению.

Призрак исчез.

«Бросила!» — боевой настрой мгновенно испарился. Кристина зажмурилась и, цепенея от ужаса, обхватила голову руками.

Прошла целая секунда, которая показалась девушке минутой, но ничего не происходило. В следующее мгновение до ушей Кристины донеслись тяжелое сопение и беспорядочный лязг металла. Собравшись с духом, девушка распахнула глаза — и ахнула.

На крепкой широкой ладони Мартона — той самой, которой тот сжимал оружие — лежала узкая ладонь призрака. Не замерла в воздухе в нескольких миллиметрах от кисти и не прошла насквозь — нет. Кристина ясно видела, что Светловолосая схватила парня за руку, да так крепко, что ещё немного и должен был послышаться треск ломаемых костей.

От удивления Кристина прикрыла рот руками, совершенно позабыв о скручивающей всё тело боли. В это время призрак медленно наклонился к Мартону и что-то тихо ему сказал.

Лицо парня залила мертвецкая бледность, глаза расширились, рот перекосился от ужаса.

— Rakh! — срывающимся голосом выдавил он.

Кристина вскрикнула — недолго думая, Мартон коротко ударил Светловолосую в живот. Кулак не встретил никакого сопротивления и прошел насквозь, не причинив той никакого вреда. Парень явно не собирался на этом останавливаться и уже потянул руку назад, но она намертво застряла в теле призрака. Тогда Мартон, рыча и бешено вращая глазами, навалился на свою противницу всем весом, чтобы повалить её на землю.

Одновременно с этим в стороне что-то мелькнуло — Эйдон высоко поднял над головой меч и с силой опустил оружие на спину Светловолосой.

Клинок рассёк пустоту.

Послышался глухой лязг металла — мужчины молниеносно развернулись и встали спиной к спине. Усатый вытянул оружие вперёд и принялся водить им из стороны в сторону, будто хотел нащупать невидимого противника. Мартон последовал его примеру.

Нападение не заставило себя долго ждать. Что-то тёмное скользнуло по земле и обвилось вокруг Эйдона — со стороны могло показаться, что на него набросилась собственная тень. Тот покачнулся и с грохотом повалился на землю. Оружие отлетело в сторону, а рука призрака заострилась кинжалом и понеслась к раненому бедру. В последний момент мужчина вывернулся угрём, и тяжёлый удар разбился о металлический набедренник. И пусть он не достиг цели, его силы хватило, чтобы Эйдон задохнулся от боли и в агонии заметался по земле.

Лес наполнился низким шипением и клокотанием, от которого у Кристины зашевелились волосы. Грязно-серая тень мгновенно развернулась к Мартону, который, судя по широко раскрытым глазам и побелевшим костяшкам пальцев на рукояти меча, никак не ожидал, что призрак так быстро расправится с его старшим товарищем.

Резкие спазмы в затылке заставили Кристину опомниться. Голову будто сжали клещами, а живот вот-вот должен был раскалиться добела. В горле неприятно скребло, и девушка закашлялась от приступов тошноты. Через пару секунд она и сама не заметила, как завалилась на бок.

До её ушей по-прежнему доносились сдавленные стоны Эйдона, скрежет металла, треск ломаемого дерева, голос Мартона, выкрикивающего резкие, короткие фразы, и, наконец, тяжелый удар чего-то тяжелого о землю.

Внезапно в груди защемило от тревоги, а в голове лихорадочно забили колокола. Собравшись с силами, Кристина разлепила налитые свинцом веки и, как могла, огляделась по сторонам.

Мартон, с побагровевшим от напряжения лицом, пытался оторвать руку Светловолосой от своего горла. Несмотря на то, что удары проходили насквозь, он отчаянно молотил её кулаками — хотя несложно было заметить, что каждый последующий удар становится всё медленнее.

Чуть в стороне, серый от боли, сидел Эйдон; одной рукой он зажимал открывшуюся на бедре рану, второй пытался дотянуться до своего сапога. Когда ему это удалось, он, помогая себе руками, развернулся к Кристине и завел кисть за ухо. Мелькнуло что-то небольшое, блестящее — и наверняка очень острое.

У Кристины перехватило дыхание, когда она поняла, что он собирается сделать.

— Да за что⁈ — в отчаяние закричала она, чувствуя, как сознание заполняется злостью, удушающей ненавистью к этим людям. Она не сделала им ничего плохого!

Внутри что-то оборвалось; какая-то очень важная деталь сломалась и рассыпалась в пыль, перегорел какой-то проводок — и девушка перестала ощущать своё тело.

Она видела, как Эйдон замахнулся. Видела его колючий взгляд и перекошенное от боли лицо.

Что-то острое с шипением рассекло воздух и понеслось в её сторону.

Кристина зажмурилась, лишь краем глаза заметив, как перед глазами мелькнуло что-то зелёное.

* * *

Эйдон в последний раз заглянул в переполненные ужасом глаза. Девушка закричала — страшный, отчаянный вой человека, которому пришлось осознать, что его жизнь вот-вот оборвётся — и капитан понял, что сонм голосов, преследующих его по ночам, сегодня пополнится ещё одним. На мгновение Эйдон замешкался; метнул взгляд в сторону Мартона — юноша потерял шлем и оружие и теперь лишь вяло отбивался, пытаясь вырваться из мертвой хватки призрака.

Капитан ещё крепче сжал метательный нож.

Слуга Сальвийского духа оказалась не так проста, как могло показаться на первый взгляд. Рах больше не был тем безумным комком ярости, с которым они сражались прежде; с тех пор он стал значительно сильнее и, что хуже всего, умнее. И, похоже, именно темноволосая девушка стала ключом к этим переменам. Эйдон не знал, что она сделала, и как ей это удалось, но рах, без сомнения, исполнял её волю. Эти двое были связаны между собой, и пока эта связь существует, рах не остановится.

Их нельзя выпускать из этого леса. Связь необходимо разорвать.

Нож вырвался из раскрытой ладони.

Девушка зажмурилась, по её телу пробежала судорога. В шаге от её тела заклубился зеленоватый туман, и в то же мгновение светловолосая аристократка в тёмно-зелёном платье появилась прямо из воздуха.

Послышался звон металла и глухой удар тяжелого метательного ножа о землю.

Призрак замер рядом с бесчувственным телом своей хозяйки и разглядывал гвардейцев неподвижными черными глазами.

Лес погрузился в мертвенную тишину.

— Спасибо, — немного спустя прохрипел Мартон, потирая шею.

Юноша тяжело поднялся и ощупал глубокие следы когтей — один из ударов раха едва не пробил металлический нагрудник. Шлем потерялся в пылу схватки, и теперь непослушные кудри лезли прямо в глаза.

— Что это с ней? — кое-как пригладив волосы, Мартон неприязненно кивнул в сторону замершего призрака.

Эйдон молча покачал головой. Что-то изменилось — но что?

Призрак с самого начала не хотел подпускать их к своей хозяйке; он притворялся, манипулировал ими, пытался запугать — но напал только тогда, когда почувствовал угрозу. Какой же приказ ему дали? Были ли это конкретные инструкции или только общие указания, вроде: «защищай меня»?

Капитан склонялся к первому варианту. По всему выходило, что рах остался без руководства и теперь ему пришлось самостоятельно оценивать ситуацию и принимать решения.

«Значит, не такая уж ты и умная, — удовлетворённо подумал Эйдон. — Вот и хорошо, только умных призраков нам не хватало».

В голове сразу же созрел план.

— Ей нужна помощь, — сказал он вслух, указывая на лежащую без сознания девушку.

Призрак молчал.

— Ты меня слышишь? Я такое уже видел, она на грани Истощения. Отпусти её.

Эйдон блефовал — он ничего не знал ни о магии, ни о том, как выглядит настоящее Истощение.

— Уходите.

Голос раха оставался спокойным и равнодушным, но в глаза ему было страшно смотреть.

— Мы не желаем вам зла, — с нажимом сказал Эйдон и посмотрел на Мартона таким же убийственным взглядом, как и у раха. — И Его Величество не желает вам зла…

— Вы напали на нас, — оборвал его призрак.

Капитан досадливо цокнул языком. Того, кого ты только что пытался убить, нелегко убедить в своих добрых намерениях.

— Дай мне поговорить с твоей… хозяйкой. — Эйдон не был уверен, что это слово правильно описывает связывающих девушку и призрака отношения, но рах не возражал. — Я всё ей объясню.

— Она не может с вами разговаривать.

— Зачем мы вообще возимся с этой тварью? — дрожащим от ненависти голосом прошипел Мартон.

Он успел поднять оружие — и лезвие уже поблескивало от маслянистой жидкости. Палаш описал в воздухе замысловатую фигуру, и Мартон двинулся по кругу, обходя призрак сбоку. Рука аристократки вытянулась в форме грязно-серого клинка, у ног заклубился зелёный туман.

— Стоять! — прорычал Эйдон. Он понял: шутки кончились. Любое неверное движение и рах убьёт их, не задумываясь.

Мартон заскрипел зубами, но остановился.

Зеленоватый туман сразу же рассеялся; аристократка аккуратно сложила руки на животе и, глядя на Мартона так, будто только что заметила его присутствие, коротко потребовала:

— У тебя есть фляга. Брось её мне.

— Обойдёшься… — зло пробормотал удивленный такой странной просьбой юноша. — Тебе-то она на что?

— Делай, как говорят, — устало вмешался Эйдон. — Вряд ли она просит для себя.

Молодой гвардеец чуть поколебался, но под суровым взглядом капитана уступил. Фляга тяжело упала под ноги раха.

— Разожги костёр, — сразу же потребовал призрак.

— А воротник тебе не накрахмалить, твоя светлость⁈ — взревел Мартон, ошарашенный такой наглостью.

— Оставь, Мартон.

В отличие от импульсивного юноши, Эйдон услышал слова призрака совсем по-другому.

— Ясно же, что она ничего не решает, — объяснил капитан, проводя рукой по лицу. — Подождём, пока её хозяйка придёт в себя, тогда и поговорим. — Он повернулся к призраку. — Я правильно тебя понял?

— Правильно.

— Ну вот сразу бы так и сказала! Может же, когда хочет… — проворчал Мартон и, невежливо указывая на призрака пальцем, спросил: — А ты не боишься, что она ударит нам в спину?

В ответ Эйдон только неопределенно пожал плечами.

* * *

[1] Эсватини — крошечное государство в южной Африке, на юге, юго-востоке и западе граничащее с ЮАР. До 2018 года эта страна называлась «королевство Свазиленд».

Глава 5

Имена называются

Кристина потянулась, разминая затёкшее ото сна тело. Вставать совершенно не хотелось: куда приятнее было чувствовать под собой мягкую подстилку изо мха, вдыхать по-утреннему свежий лесной воздух с терпким запахом смолы и горьковатого дыма, слушать потрескивание костра и шум запутавшегося в кронах деревьев ветра, лениво наблюдая, как сознание постепенно проваливается в блаженную полудрёму.

Осознание, что всё произошедшее не было дурным сном, обрушилось на неё совершенно внезапно, без какого-либо предупреждения, и тяжелым камнем легло на грудь. Дыхание перехватило, тело покрылось гусиной кожей. Меньше всего на свете девушке хотелось открывать глаза: ведь тогда хочешь не хочешь, а придётся столкнуться со всем, что с ней случилось, лицом к лицу.

Но одновременно с этим невозможно и бесконечно прятать голову в песок. Пару минут тяжелой внутренней борьбы спустя Кристина тягостно вздохнула и пошла на своего рода компромисс: открыла один глаз — правый.

С раскидистой ветви какого-то незнакомого дерева, во все стороны ощетинившейся короткими бурыми иглами, на девушку уставилась небольшая серая птица. Важная и нахохлившаяся, она воинственно подобралась поближе и что-то сердито прочирикала высоким, переливающимся голоском.

— Чего тебе? —удивленно проговорила Кристина и, справедливо рассудив, что опасность следует встречать во всеоружии, широко распахнула веки и принялась выжидательно разглядывать свою противницу.

Но сердитая птица явно не была настроена на разговор: подпрыгнув на месте и сверкнув круглым глазом, она принялась остервенело клевать мелкую, но уже начавшую темнеть, шишку.

— Это röökiva, — откуда-то сбоку раздался приятный мелодичный голос с заметным певучим акцентом. — Ей не нравится, что ты лежишь под её деревом.

— Ну с ума теперь сойти… — беззлобно проворчала Кристина. От удивления она даже позабыла о своих проблемах.

Между тем птица, балансируя на раскачивающейся под тяжелыми ударами ветке, и не думала останавливаться. Девушка ни на секунду не сомневалась, что эта «рё-кто-то-там» не угомонится, пока не запустит тяжелой шишкой ей в лоб. Этому, правда, не суждено было случиться: мощный удар маленького, но, судя по всему, очень сильного клюва — и шишка, отскочив в сторону, с глухим ударом приземлилась где-то в траве. Бросив на Кристину неприязненный взгляд, разочарованная таким исходом птица вспорхнула с ветки и отправилась по своим, известным лишь ей одной, птичьим делам.

Кристина мысленно показала своей противнице язык и с тяжелым вздохом заставила себя усесться на земле. Растирая продрогшие плечи, она с удивлением обнаружила, что кто-то разжёг костёр и сложил рядом высокую стопку валежника и сухой коры. Чуть поодаль, поджав ноги и аккуратно сложив холёные руки на коленях, устроилась её недавняя защитница — снова в облике худощавой девушки со светлыми волосами. Её неподвижный взгляд был направлен куда-то в сторону и, проследив за ним, девушка снова удивилась — на этот раз неприятно. На противоположной стороне поляны обнаружились вставшие лагерем «реконструкторы».

От одного их вида Кристина напряглась и зло сверкнула глазами.

Старший привалился спиной к дереву; руки скрещены на груди, шлем надвинут на глаза — ни дать ни взять прикорнул после дня трудов праведных, да ещё и с таким безмятежным видом, будто ничто во всём мире не смогло бы нарушить его покой. Будто не он буквально вчера пытался её убить.

А вот второй, похоже, предпочитал не терять времени даром: он разместился у второго костра и с преувеличенно равнодушным видом нанизывал на самодельный вертел тушку какого-то животного, подозрительно напоминающего гигантскую крысу. Длинный меч в ножнах небрежно покоился на коленях — но что-то подсказывало, что в случае нужды оружие окажется у него в руках быстрее, чем Кристина вообще успеет понять, что происходит. Доспехи он почему-то так и не снял — и взгляд невольно цеплялся за глубокие царапины на металлическом нагруднике, будто бы оставленные острыми когтями.

— Слушай, — медленно проговорила девушка, пытаясь пригладить воронье гнездо на голове. — Мне же не приснилось, что они… ну…

Нужные слова никак не желали выговариваться вслух, и Кристина беспомощно развела руками в надежде, что призрак догадается, что она имеет в виду.

— Они пытались тебя убить.

Светловолосая произнесла это самым равнодушным тоном, словно речь шла о сущих пустяках. Кристина метнула неприязненный взгляд на «реконструктора» постарше — именно он казался ей самым опасным из этой пары.

— Он бросил в тебя нож, — подтвердил призрак.

— Нож… — эхом повторила Кристина. В горле моментально пересохло. — Зачем им вообще это понадобилось?..

Ответ, на первый взгляд, напрашивался сам собой: Дух. В конце концов, в последнее время все её злоключения так или иначе были связаны именно с ним. Но, поразмыслив, Кристина отбросила эту мысль. Зачем посылать за ней людей? Не слишком ли много суеты для почти всемогущего существа?

«Во что же ты меня втянул?..», — Кристина задумчиво потёрла переносицу и, не найдя ответа, подобралась поближе к костру. Внутри всё сжималось от холодного, липкого страха, но девушка сумела унять дрожь в руках. Сейчас её жизни, кажется, ничто не угрожает, а значит, нужно взять себя в руки и собрать как можно больше информации.

К тому же вопросов с каждой минутой становилось всё больше. Начать хотя бы с того, почему Кристина вообще потеряла сознание — раньше за ней такого не водилось. Впрочем, это как раз можно было объяснить: такой агонии она не испытывала даже в том жутком месте, куда Дух её поместил. Особенно в конце, когда казалось, что ещё немного и боль попросту выжжет сознание, превратив её тело в безжизненную пустую оболочку.

Кристина тряхнула головой: от одной мысли, что подобные приступы могут повториться, у неё перехватывало дыхание. Но что могло их вызвать? Ответа не было.

— Долго я спала? — наконец спросила она.

— Целый день и всю ночь.

Девушка рассеянно покивала. Это объясняло, когда «реконструкторы» успели обжиться. Непонятно только, почему они всё ещё здесь — любой на их месте сбежал бы, на ходу выпрыгивая из своих доспехов. Без особой надежды Кристина поинтересовалась об этом у Светловолосой.

— Не знаю, — предсказуемо ответила та.

«Зато я знаю! — Кристина едва не хлопнула себя по лбу, настолько простым и очевидным казался ей ответ. — Ждут, пока она не уйдёт!».

Это было логичнее всего: как только призрак потеряет к ней интерес, ничто не помешает «реконструкторам» закончить начатое. Хорошо ещё, что они не застали её спящей, учитывая, как легко внимание призраков переключается с одного на другое.

Между тем поляна медленно наполнялась соблазнительным запахом жареного мяса, отчего желудок, который, казалось, давно прилип к спине, и потому уже ни на что не реагировал, недовольно заворочался. Светловолосая будто прочла её мысли — или, скорее, услышала голодное урчание — и рядом с Кристиной появился сверток ткани и объёмная деревянная фляга.

— А откуда это у тебя? — девушка с изумлением смотрела то на сверток, то на бесстрастное лицо призрака.

Светловолосая промолчала, но догадаться было несложно.

— Ты что, отобрала у них еду? — ошарашенно спросила Кристина и покосилась на Мартона — она вспомнила, как зовут парня — и на его «крысу».

— Я попросила.

В ответ на это заявление девушка только неопределённо хмыкнула. Есть ворованную еду, да ещё и на глазах у владельцев — было в этом что-то неправильное и даже аморальное. Но, с другой стороны, а какое ей, собственно, дело? Сами виноваты.

Договорившись с совестью, Кристина аккуратно развернула ткань. Внутри обнаружилось что-то вроде мясного рулета, от которого во все стороны расходились совершенно убийственные ароматы трав и специй. Это уже было выше её сил. Сдавленно поблагодарив, девушка набросилась на еду.

— А фшто эо? — через некоторое время спросила она с набитым ртом. На дальней стороне «рулета» обнаружилось что-то напоминающие следы зубов.

Ответ, судя по затянувшемуся молчанию, потребовал от призрака серьёзной мыслительной работы. Когда Кристина уже махнула рукой, решив, что ничего вразумительного от призрака можно не ждать, Светловолосая коротко объяснила:

— Я попросила их попробовать.

Кристина, услышав это, едва не подпрыгнула. Отступивший было страх снова протянул к ней свои цепкие лапы, впиваясь в каждую клетку тела.

— Ну не отравят же они меня!

— Они думали об этом.

Еда встала у Кристины в горле. Девушка покосилась в сторону Мартона — на подлого отравителя тот не был похож, но откуда ей знать, как они выглядят? Наконец, справившись с комком в горле и невольно понижая голос до шепота, она осторожно спросила:

— Откуда ты знаешь?

Светловолосая чуть повернула голову, и Кристина беспокойно заёрзала на месте: глаза призрака выглядели совершенно нормально, но немигающий и неподвижный взгляд пробирал до костей.

— Я бы так и поступила.

— А ты не равняй по себе! — Кристина фыркнула и раздраженно дёрнула плечом, но от греха подальше всё же отложила «рулет» в сторону. Интуиция подсказывала, что если призрак и преувеличивает, то совсем немного, и такая мысль вполне могла прийти «реконструкторам» в голову. У соседнего костра Мартон только усмехнулся и пожал плечами: судя по всему, он догадался о сути разговора.

«Никакие они не реконструкторы, ясно, как белый день, — поудобнее усаживаясь у огня, девушка вернулась к размышлениям. — Но кто тогда?».

«Реконструкторы» вызывали всё больше подозрений. Конечно, они испугались призрака — да кто угодно бы испугался! — но совсем не так, как сама Кристина в своё время. Они будто знали, с чем имеют дело, и сохранили достаточно самообладания, чтобы оказать сопротивление.

«Вполне, кстати, успешно…», — девушка с невольным уважением покосилась на старшего «реконструктора», Эйдона. Они с Мартоном действовали очень слажено, как настоящие солдаты, и к тому же отлично владели оружием.

Был и другой вопрос, который никак не давал Кристине покоя: призрак светловолосой девушки. Мало того, что он гораздо разумнее других, так ещё и совершенно спокойно взаимодействует с материальными предметами — с теми самыми, которых для него попросту не должно существовать. Это было настолько же невероятно, как если бы кто-то взял и отменил законы физики. Хотя, в каком-то смысле, так оно и было, разве что речь шла об альтернативных законах физики для призраков — совершенно, как прежде казалось Кристине, незыблемых.

— Что ты такое? — внезапно раздалось совсем рядом.

Кристина вздрогнула от неожиданности; она даже не заметила, как Светловолосая оказалась настолько близко, что они почти касались друг друга коленями. Впрочем, девушка уже ничему не удивлялась.

— Не знаю, — как можно более ровным и бесцветным тоном ответила она, а затем, не выдержав, рассмеялась: — Нет, ну серьёзно, что ты хочешь услышать? Артикул и серийный номер? Химический состав?

На это призрак ничего не ответил, и Кристина уже в который раз тяжело вздохнула. Но не успела девушка погрузиться в свои мысли, как её снова отвлекли. И на этот раз повод был совершенно неожиданным.

— K-k-ki-k—kir-ri-s-s-si… ssi-ti…. — едва не давясь каждым звуком, пытался выговорить призрак.

Кажется, Кристина впервые взглянула на Светловолосую с профессиональным интересом. Она и раньше замечала, что призраку не даются некоторые сочетания звуков, очевидно, те самые, которых не было в его родном языке, но никогда ещё дело не заходило так далеко.

— Раздели на два слова, — посоветовала Кристина, сжалившись над Светловолосой, которой никак не удавалось сладить с неподатливыми сочетаниями.

— Kiris Tiina, — уже без всякой запинки повторил призрак, и с едва заметным интересом добавил: — Это редкое имя.

— Думаешь? — пожала плечами Кристина. — А по-моему, самое обыкновенное. Когда я училась в школе, в моем классе было ещё две Кристины, и нас постоянно путали.

В ответ Светловолосая лишь покачала головой и указала на то самое дерево, из-под которого Кристину пыталась выгнать воинственная птица.

— Это kiris. Раньше детей называли в честь деревьев. Очень давно.

На это девушка уже собиралась возразить, что, вообще-то, её зовут по-другому, но почти сразу передумала: раз уж её имя даётся Светловолосой с таким трудом, то зачем её мучить? Пусть зовёт как хочет.

— Ну а ты сама? — вместо этого поинтересовалась она. — Так и не вспомнила, как тебя зовут?

— Нет.

— Так не пойдёт, — запротестовала Кристина, а про себя подумала: «Хватит с меня безымянных духов и призраков!».

Девушка покрутила головой и наугад выбрала одно из деревьев: с тонким серым стволом, мелкими узкими листочками и гроздьями оранжевых ягод на гибких ветвях. Ей в голову пришла неплохая идея.

— Смотри, вон там, кажется, растёт рябина. Как вы её называете?

— Это heel.

— Хель… — медленно повторила Кристина, будто пробуя слово на вкус, и чуть улыбнулась краешком рта. Великаншей [3] Светловолосую, конечно, не назовёшь, да и лес едва ли тянет на царство мёртвых, но ведь какое-то имя лучше никакого? К тому же, призраку оно странным образом подходило. Девушка улыбнулась ещё шире и предложила: — Может, так тебя и назовём?

Светловолосая чуть наклонила голову и снова посмотрела на Кристину странным, немигающим взглядом — правда, на этот раз в нём не было ничего пугающего: казалось, ещё чуть-чуть и в зелёных глазах запляшут весёлые огоньки, а на лице зажжётся удивлённая и немного смущённая улыбка. Впрочем, уже в следующую секунду это видение развеялось, и призрак в своей обыкновенной бесстрастной манере заявил:

— Мне всё равно.

— Значит, решено!

Кристина даже рассмеялась: теперь, когда у призрака появилось имя, она больше не чувствовала себя так одиноко. К тому же, оказалось, что это даже сблизило её со Светловолосой, отчего перейти к следующему шагу стало гораздо проще. Собравшись с духом, она резко повернулась к только что получившей имя Хель и выпалила:

— Дай руку.

На ощупь ладонь оказалась самой обыкновенной: шелковистая кожа, тонкие пальцы с гладкими и ровными, будто аккуратно подпиленными, ногтями, чуть острые костяшки пальцев. Правда, до сих пор Кристина почему-то была уверена, что призраки непременно должны быть холодными как лёд, но реальность оказалась куда прозаичнее: температуры не было вообще. Никакой.

«„Всё страньше и страньше“». — Кристина подняла глаза и пытливо, исподлобья заглянула в лицо призрака. Хель не обращала на манипуляции со своей рукой ни малейшего внимания, зато краем глаза девушка заметила, как вытягивается лицо Мартона, и как он — очевидно, засмотревшись — пронёс руку мимо вертела, и едва не сунул её в костёр.

Кристина только пожала плечами: пусть думает, что хочет. Она потёрла между пальцами рукав платья — материал был очень приятным на ощупь и чем-то напомнил ей бархат: такой же мягкий, хотя и не такой плотный. Осмелев, она двинулась дальше, к тонкому запястью и предплечью, но ничего необычного не обнаружилось и там — хотя под платьем чувствовалось что-то более твёрдое, чем кость. Кристина не удержалась и надавила сильнее, отчего пальцы почти без сопротивления погрузились в тело.

— Покалывает, — удивлённо проговорила она, отдёргивая руку, и на всякий случай уточнила: — Тебе не больно?

— Нет.

— А… а что ты чувствуешь?

С этими словами Кристина сжала руку призрака в своей и провела пальцами по тыльной стороне ладони. Хель помолчала, будто прислушиваясь к ощущениям.

— Прикосновение. Как через перчатку.

Девушка отпустила изящную руку.

«„Что я такое“, говоришь? Что ты такое, хотела бы я знать…»

Её удивлению не было предела. В прошлом Кристина не раз пыталась прикоснуться к другим призракам, но что бы она ни делала, ничего путного из этого так и не вышло: материального мира, как и самой Кристины, для этих существ попросту не существовало. Почему тогда сейчас всё получилось? Дело в ней самой или в сидящем напротив призраке?

— Что такое «рах»? — именно так назвал Хель Мартон, и именно за эту ниточку решила ухватиться Кристина.

— Слово для таких, как я.

— Для каких?

Голова призрака чуть склонилась к плечу.

— Как я.

Кристина закрыла глаза и медленно досчитала до десяти. Или Хель действительно не понимает вопроса, или мастерски разыгрывает из себя дурочку. Учитывая, что «реконструкторы», кем бы они ни были на самом деле, до последнего были уверены, что разговаривают с человеком, второе было гораздо вероятнее: уж что-что, а притворяться она умеет. Что же до самого слова «рах», то оно вполне могло означать «призрак» — проверить это пока никак нельзя. Иными словами — тупик. Можно возвращаться к первоначальному плану: шоссе, город, колония на Марсе.

Или, всё же, нет? Если подумать, в мире было только одно существо, которое могло бы ответить на все её вопросы. Правда, по несчастному стечению обстоятельств, именно по милости этого существа она и застряла посреди леса. В голове между тем крутилась одна и та же мысль: к чему такие сложности? Ведь если бы Дух действительно хотел ей навредить, то ему ничего не стоило бы это сделать.

— Мне нужно вернуться на холм, — решительно заявила Кристина. — Ты можешь меня отвести?

На этот раз Хель молчала довольно долго. Наконец, когда девушка уже почти смирилась с тем, что дорогу придётся искать самостоятельно, Хель медленно кивнула и заговорила, тщательно, как показалось Кристине, подбирая слова:

— Возвращаться опасно. Хозяин холма недоволен. Он уже убил несколько человек.

— Быть такого не может!

Это противоречило всему, что Кристина знала о Духе. Эксцентричный — да. Взбалмошный и склонный к дурным шуткам — безусловно. Но чтобы убивать? В это просто невозможно было поверить. Зачем ему это?

— Ты что, сама это видела? — недоверчиво спросила Кристина.

— Я слышала.

— То есть, точно ты этого не знаешь?

— Ты мне не веришь, — не то спросила, не то констатировала Хель. В её голосе не слышалось ни обиды, ни негодования. Она заглянула Кристине в глаза и равнодушно добавила: — На холме остались солдаты. Я видела. Возвращаться опасно.

Кристина раздражённо рубанула воздух ладонью, — теперь что, и призрак начнет рассказывать о гвардейцах короля — как его там? — Геррана? Хотя, когда она пришла в себя, на холме и правда были какие-то люди, а значит, последнему заявлению вполне можно верить.

— А что ты вообще там делала? — глаза Кристины подозрительно сузились. Чем дольше она разговаривала с призраком, тем меньше их встреча походила на случайность. — Мне казалось, ты боишься Духа до потери пульса, с чего бы тебе крутиться у его холма?

Но Хель явно не собиралась отвечать на этот вопрос. Жизнь полностью покинула её: лицо, и без того невозмутимое, превратилось в неподвижную маску, а тело замерло, будто высеченное из камня; немигающий взгляд потускнел и остановился на чём-то за пределами поля зрения Кристины.

Так прошло некоторое время. Когда стало очевидно, что Хель без особых усилий сможет просидеть так хоть целый год, Кристина скрипнула зубами и сердито насупилась.

— Тебе так сложно ответить? — буркнула она. — Что ты скрываешь?

— Я ничего не скрываю, — сразу же ожила Хель.

— Да? Тогда, может, объяснишь, что здесь творится? Почему ты так сильно не хочешь возвращаться? Почему эти двое называют себя гвардейцами? Почему они не сбежали от тебя? — девушка чувствовала, что её начинает нести, но остановиться уже не могла. — Где мы находимся, в конце концов?

— Центральная часть Haalithars, к юго-западу от Bolfanoja, и к северо-западу от Tirsinja öilem. Kathlinn, Em-Bijaala, — как по писаному отчеканила Хель.

Кристина сложила руки на груди.

— И что? Понятнее не стало. Где это? — Увидев, что голова призрака снова опасно приближается к плечу, девушка тяжело вздохнула и уже спокойнее заговорила: — Есть материки, правильно? Ты знаешь, что такое материк?

Не дожидаясь ответа, она вытянула из стопки валежника несколько сухих веточек и, выкладывая их в нужном порядке, пояснила:

— Смотри: Евразия, Африка, Америка, Южная и Северная… и Австралия. То, что мы не в Антарктиде, я уже и сама догадалась. Так, где мы?

Хель оглядела схему, решительно смела «материки» в сторону и быстро разложила перед Кристиной свою картину мира. Тонкий палец решительно указал на ближайшую к девушке веточку.

— Здесь.

— Быть не может, — Кристина скептически посмотрела на призрака. — Только два? Это что, шутка такая?

Но Хель уже выкладывала на земле подобие примитивной карты.

— Bolfano. Большой город у реки Bijeroi. Столица Em-Bijaala-se. Tirsinja öilem. Самое большое озеро в королевстве. Kathlinn — здесь.

— Подожди, а королевство-то откуда взялось… — начало было Кристина и осеклась на полуслове. Кровь отхлынула от лица.

Всё сошлось: холм, вместо старого дома, странные люди, вооруженные допотопным оружием — ещё бы они не умели им пользоваться! — какой-то король и его королевство, ни на что не похожий язык, невероятная география, и, будто вишенка на торте, призрак, который плевать хотел на известные законы мира. Всё это было совершенно невозможно; но если разумного объяснения не находится, то остаётся только невероятное.

— Но он же говорил… говорил… — ошарашенно повторяла Кристина, чувствуя, как горло сжимает тисками. В носу засвербело от обиды. Впервые за годы знакомства девушка задумалась о том, что Дух может ей лгать.

Несколько лет назад они вместе исследовали Тропы и пытались составить более-менее подробную карту безопасных переходов. Духу она, разумеется, была ни к чему, а вот Кристина, когда счёт изученных Троп перевалил за третий десяток, начала в них откровенно путаться. Так или иначе, в тот раз они прошли через несколько односторонних переходов и вышли на второй Перекрёсток где-то в горах Южной Америки.

Стоило задуматься о том, что что-то идёт не так уже тогда, когда Дух не позволил ей нанести то место на карту. «Слишком ценные сведения, чтобы доверять их бумаге», так, кажется, он сказал.

Именно тогда среди обычных переходов Кристина обнаружила кое-что новое: необычную Тропу, которая, на первый взгляд, никуда не вела. В отличие от других, рядом с ней не ощущалось ни приятного тепла, разливающегося по телу, как после кружки имбирного чая, ни сухого потрескивания электрических разрядов в воздухе. Было и ещё кое-что: обычно рядом с Тропой Кристина ощущала лёгкое сопротивление, словно аномалия не желала, чтобы её кто-нибудь обнаружил и, тем более, воспользовался, но тот переход был другим: он будто хотел, чтобы его нашли.

— На вашем месте я бы не стал рисковать, — предостерёг её Дух. — Даже мне сложно предсказать, как именно поведёт себя Провал при вашем приближении.

— Куда он ведёт? — Кристина остановилась на безопасном расстоянии и протянула к Провалу руку, прислушиваясь к новым ощущениям. Уже тогда интуиция подсказала ей, с чем именно она столкнулась.

— В другую реальность.

У девушки перехватило дух, она резко обернулась к своему спутнику и с горящими глазами спросила:

— А мы можем посмотреть? Хотя бы ненадолго туда заглянуть?

Он только покачал головой.

— Боюсь, что вам будет весьма непросто пережить знакомство с Провалом. Он пропустит только того, кто уже совершал подобные переходы.

— Значит, это невозможно, — разочарованно сказала Кристина. Девушка понурилась, хмуро поковыряла каменистую почву носком ботинка и мрачно добавила: — Замкнутый круг.

— Я бы не был столь категоричным.

Дух взмахнул рукой и начертил в воздухе горящую оранжевым фигуру: несколько горизонтальных линий, пересекаемых вертикальным росчерком с хитрым завитком на конце. Раньше Кристина думала, что это какая-то магическая руна или загадочный иероглиф, но вскоре поняла, что её странный знакомый рисовал этот знак без какой-либо причины — может быть, просто для того, чтобы сосредоточиться.

— Впрочем, вы правы, — между тем продолжал он, — это действительно создает своего рода парадокс. Он занимает меня уже какое-то время, хотя решение, сколько бы я над ним ни бился, по-прежнему ускользает. Что же до этого Провала, то уверяю вас, вы не много потеряли: на другой стороне лежит совершенно мёртвый мир, где вы не смогли бы сделать и вдоха без одного из тех хитроумных устройств, которыми так славится ваш собственный мир.

С тех пор они больше ни разу не возвращались к этой теме, хотя иногда им встречались и другие Провалы — за которыми, по словам Духа, находились такие же мертвые миры, а иногда и целые реальности. Со временем Кристина смирилась с тем, что некоторые вещи ей просто недоступны — стоит ли о них вообще думать? Но теперь ей было ясно одно: Дух решил свой парадокс и испробовал решение на ней.

Девушка покачнулась от непреодолимой слабости и опустилась на землю. Несколько секунд спустя из сжавшегося, чуть покачивающегося из стороны в сторону клубочка, раздался сдавленный нервный смех.

— Что с тобой? — раздался спокойный голос Хель.

В ответ послышалось только невнятное мычание.

— Я не понимаю.

Внутри что-то оборвалось, и Кристина обрушила на голову призрака настоящий град ругательств. В них нашлось место для всех: для самой Хель с её бесчувственностью и бестактностью; для «реконструкторов» — или кто они там? — которые были Кристине просто омерзительны; для создателей вселенной, тех самых, которым не хватило ума создать что-то более толковое вместо того недоразумения, которое у них в итоге получилось. Но самое почётное место, разумеется, досталось Духу: он получил в свой адрес столько цветастых эпитетов и многоэтажных конструкций, что даже пресловутый сапожник зарделся бы, стыдливо пряча глаза — а может быть и завистливо покусывая губы.

Хель дождалась момента, когда, казалось бы, нескончаемый поток слёз, ругани и вопросов без ответа чуть поутихнет, и не преминула этим воспользоваться. Кристина неожиданно почувствовала, как что-то мягкое опустилось ей на голову, аккуратно провело по волосам; в сознании постепенно проявились чужие эмоции: сочувствие и искренний интерес. Из глаз сами собой побежали слёзы, а вместе с ними наружу хлынул и поток слов. Кристина говорила и говорила: о старом доме, о маленькой девочке, которую угораздило познакомиться с его хозяином, о самом Духе, давно уже обезумевшем от собственного почти бесконечного могущества, о Тропах и Перекрёстках, о родителях и городке, в котором всё началось…

Слова лились и лились, и конца им, казалось, не будет никогда.

[3] В «Младшей Эдде» скандинавская богиня Хель описывается как дочь бога Локи и великанши Ангрбоды. Отдельно отмечается её исполинский рост.

Интерлюдия. Тропа у Перекрестка, ч. 1

17 октября 2015 г.

Кристина постучала по экрану закоченевшими от холода пальцами и невесело хмыкнула. Часы показывали 10:56, а в городском парке, мрачном от промозглой осенней погоды, по-прежнему не было ни души. С тягостным вздохом девушка поправила шерстяной шарф и поплотнее натянула на уши шапку.

Не так-то просто найти работу — особенно если ты подросток, и тебе нужно совмещать её со школой. Кристине, можно сказать, повезло, и она почти сразу натолкнулась на подходящее объявление. В нём молодая и, без всяких сомнений, перспективная компания спешила сообщить, что нуждается в не менее молодых и перспективных сотрудниках для, ни много ни мало, «целенаправленной рекламы и консультирования по вопросам, связанным с местом проведения мероприятий компании». Поначалу такая формулировка озадачила Кристину, но оказалось, что нужно было всего лишь раздавать листовки у входа в городской парк и подсказывать потенциальным покупателям, как добраться до нужного павильона.

Не ахти какая работа — отвратительная работа, чего уж там; много ли радости морозить уши за гроши? — но зато и отнимала она всего пару часов в день. Чего Кристина так и не поняла, так это зачем понадобилось устраивать какое-то «собеседование» — неужели хотят убедиться, что клиенты не станут в ужасе от неё разбегаться?

Девушка поднесла руки к лицу, тщетно пытаясь согреть их своим дыханием, и кисло поморщилась. Она никогда не считала себя красавицей. Не настолько, конечно, чтобы обходить зеркала десятой дорогой, но поныть и пожаловаться маме, что все вокруг, кроме неё самой, выглядят «нормально» (пусть Кристина и сама не совсем понимала, что под этим подразумевает) — что ж, это входило в обычную программу. Да и могло ли быть иначе, если поводы для недовольства появлялись будто по волшебству? Ей всегда хотелось иметь задорный вздёрнутый нос, а не скучный прямой; светлые, а не каштановые волосы; и это не говоря уже о том, что было бы неплохо перенести пару килограммов из одного стратегического места в другое и стать немного выше. Но больше всего нареканий вызывали глаза — слишком серые, чтобы назвать их голубыми, они всегда казались Кристине блёклыми и невыразительными.

Порой эти мысли порядочно отравляли ей жизнь, но у мамы, казалось, имелось неплохое противоядие: крепко обнять дочь и горячо заверить, что она самая красивая девушка в мире. Раньше это всегда помогало, но не теперь, перед самым первым в жизни собеседованием, когда нескладная фигура и немного детское лицо могли оставить её без работы. И что вообще дернуло её на этот дурацкий спор с родителями?

Уверенность таяла на глазах. Кристина энергично тряхнула головой, будто собиралась вытряхнуть оттуда все сомнения, но на их место тут же полезли назойливые мысли о том, как же неправильно всё устроено. Почему у неё не попросили фото? Можно было бы выбрать что-нибудь поприличнее. Или зачем её вытащили на улицу в субботу утром вместо того, чтобы пригласить в свой «уютный офис в центре города» — зря они, что ли, его так расхваливали? Не пришлось бы отбивать чечётку от холода. И вообще, какой смысл писать об офисе, если промоутеры работают на улице?

Вчера, когда они обсуждали это с папой, тот только посмеивался и называл это «сумрачной корпоративной логикой», к которой, по его заверениям, она скоро привыкнет. Теперь Кристина была вполне с ним согласна: логики в происходящем, и правда, было немного.

В кармане требовательно зажужжал телефон, и появившаяся было улыбка тут же слетела с лица. Кристина машинально взглянула на время — 10:59 — и с самыми нехорошими предчувствиями пробежалась глазами по тексту сообщения.

— Нет, ну вы там нормальные вообще⁈

Интуиция не обманула: милая девушка-координатор прислала россыпь смайликов, ворох извинений и беззастенчивую просьбу перенести встречу сразу на два часа.

Глубокий вдох. Медленный выдох через сложенные трубочкой губы. Кристину так и подмывало посоветовать своему координатору координировать движение пингвинов в Антарктиде и не портить жизнь нормальным людям. Но, ещё раз напомнив себе о злополучном споре, девушка только горестно подняла глаза к небу, такому же серому, как её глаза. Уже через полминуты её безответственная начальница получила сразу несколько жизнерадостных смайликов в сопровождении самых искренних заверений, что всё в полном порядке.

Девушка раздражённо сунула руки в карманы, пинком отправила в полёт небольшой камешек, которому не посчастливилось оказаться у неё на пути, и, мрачно глядя себе под ноги, направилась вглубь парка. Вскоре она пересекла широкую аллею, прошла мимо бюста никому не известного поэта и свернула направо; затем, на перекрёстке у замёрзшего фонтана — налево. Кристина и сама не заметила, как ноги вывели её на узкую асфальтированную дорожку, бегущую вдоль высокого кованого забора.

— Тебя только не хватало, — проворчала она и отвела глаза.

За забором возвышалась главная достопримечательность их парка — крутой холм, опоясанный выложенной мелкими камешками дорожкой, и уже много лет как заброшенный особняк в викторианском стиле. Пожалуй, это было самое таинственное место в городе: вряд ли кто-то сумел бы сказать, кому принадлежал сам дом и земля под ним — кажется, никто даже не знал, когда именно он появился на этом холме.

Зато от родителей Кристина слышала, что это ветхое здание грозились снести чуть ли не с момента постройки. Правда, всякий раз дело безнадёжно запутывалось и откладывалось из-за самых нелепых обстоятельств: то подписанные документы таинственным образом пропадали прямо из сейфа, то ответственная за снос компания будто специально затягивала работу, то старый особняк объявляли памятником архитектуры — и всё только ради того, чтобы уже через полгода лишить его этого почётного статуса. Всё это продолжалось так долго, что никто уже не смог бы припомнить, чем именно этот дом так не приглянулся городским властям.

Неприязненное отношение, тем не менее, чувствовалось даже в мелочах. Начать хотя бы с того, что к зданию перестали подходить парковые службы, оставив его наедине с грудами мусора. А пару лет назад весь холм и вовсе окружили забором, причём единственные ворота будто нарочно расположились аккурат на противоположной стороне от того места, где начиналась ведущая к вершине дорожка. Кристине всегда казалось, что сделано это было исключительно из вредности — просто, чтобы позлить владельцев, если тем когда-нибудь вздумается вернуться.

Стоило Кристине неуверенно остановиться у тяжёлых ворот, как ветер сразу же качнул створку, и та плавно двинулась в сторону, будто приглашая войти. Совпадение было настолько зловещим, что девушка невольно поёжилась и нервно потёрла руки. Больше всего её удивило, что ворота двигались совершенно бесшумно, как будто их регулярно смазывали — это было как минимум необычно, учитывая тихую необъявленную войну и настоящую осаду, в которую город взял этот холм.

Но как бы то ни было, глаза Кристины были прикованы к угрюмому и всеми покинутому особняку.

Ни один по-настоящему старый дом не может считаться таковым без истории о привидениях, запертых в пустых комнатах и блуждающих по гулким коридорам, и старый дом на холме не был исключением из этого правила. В том смысле, что истории действительно существовали, а вот с привидениями не задалось. И в отличие от тех, кто выдумывал дурацкие истории, Кристина об этом знала. Ни привидений, ни духов, ни призраков.

В старом доме поселилось что-то иное.

Чтобы это понять, не нужно быть специалистом по паранормальным явлениям, достаточно полдня провести внутри. В последний раз она была там почти шесть лет назад, но, тем не менее отчётливо помнила, как невыразимое чувство тревоги останавливало её на пороге, казалось бы, совершенно нормальной комнаты. Или взять, например, лестницу на второй этаж — отчего-то Кристина знала, что на третью ступеньку снизу ни в коем случае наступать нельзя. Её это, к слову, никогда не пугало — подумаешь, чудачество; есть же люди, которые не наступают на швы между плитками.

Напугало её совсем другое.

Правда, что именно она видела — если видела! — Кристина объяснить не могла; теперь девушке всё чаще казалось, что всё увиденное ей просто приснилось. Во всяком случае, когда она проснулась в «своем» кресле, рядом никого не было. Но, тогда каким образом кресло оказалось на середине комнаты? Как получилось, что все ставни были закрыты? Почему, когда на следующий день она спросила об этом у своих одноклассников — тех самых, из-за которых она вообще оказалась внутри — те только странно переглянулись и в один голос заявили, что она всё это выдумала? Добиться чего-то путного ей так и не удалось.

Прошло время, и постепенно Кристина выбросила эту историю из головы. В пустующий особняк она, впрочем, с тех пор тоже не возвращалась. Кажется, как раз тогда у неё появилось много дел в школе, и поэтому следующая «экспедиция» раз за разом откладывалась — и так до тех пор, пока девушка и вовсе не махнула на неё рукой. Только теперь, разглядывая пустые и безжизненные глазницы окон на втором этаже, Кристина неохотно признала, что дело было вовсе не в занятости. Тогда она просто испугалась, что тот сон окажется правдой. Или наоборот?

Она уже и сама не знала, что думает по этому поводу; в голове царил настоящий сумбур. Чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, Кристина вынула телефон и быстро взглянула на экран. В запасе оставалось почти полтора часа, а значит, можно…

— Ой!..

В лицо ударили ледяные брызги; цифры на экране расплылись от воды. Кристина задрала голову к небу, будто хотела убедиться, что дерзкая капля упала именно оттуда. Долго ждать не пришлось — уже в следующее мгновение дождь щелкнул её по носу; вода зашумела об асфальт и принялась безжалостно хлестать пожухшие листья.

Кристина огляделась по сторонам, но ничего, похожего на укрытие, рядом не было. Чуть поколебавшись, девушка юркнула за ворота и со всех ног помчалась к особняку.

* * *

Кристина пронеслась по петляющей вдоль склона тропе и, стремительно выскочив из-за поворота, влетела на вершину холма. Перед глазами мелькнули цепкие ветви разросшегося вяза — будто огромная рука с растопыренными пальцами, в любой момент готовая ухватить её за шкирку, как расшалившегося котёнка, — но девушка ловко вывернулась всем телом и, не сбавляя скорости, промчалась мимо. Секунда — и она уже взлетела по ступенькам, таким узким и крутым, словно неизвестный архитектор строил не лестницу, а ловушку для незваных гостей, и резко затормозила под крышей небольшой веранды.

К лицу прилила кровь, дыхание чуть сбилось, стало немного жарко — зато пробежка заметно подняла Кристине настроение. Она стянула шапку, несколько раз ударила ею о бедро; отряхнула куртку, поправила съехавший рюкзак, как следует постучала ботинками о ступеньки — пусть в доме никто не живёт, но это всё ещё дом, а значит, незачем тащить грязь. Наконец, убедившись, что всё в порядке, Кристина по-хозяйски огляделась вокруг.

Смотреть, впрочем, было не на что: за годы на веранде почти ничего не изменилось. Пол, выложенный из потемневших от времени, хотя всё ещё прочных досок, заколоченные провалы окон, прохудившаяся крыша, из-под которой то и дело проливалась жалостливая капель — и целая смесь запахов, пробуждающих множество полузабытых воспоминаний.

Едва ли этому могло найтись разумное объяснение, но если закрыть глаза, то почти невозможно было бы себе представить, что находишься в старом доме. Во всяком случае, Кристина никогда не чувствовала в нём запахов пыли, плесени, затхлости — всего того, что впитывают в себя стены за долгие десятилетия. Совсем наоборот: дом будто пропитался ароматом свежего дерева, смолы, хвои, невысохшей краски, новой резины, свежести и новизны — словно само время остановилось, и теперь, как бы он ни выглядел снаружи, внутри старый особняк вечно переживал тот день, когда его только построили.

На губах заиграла мечтательная улыбка — Кристина даже не заметила, как это случилось. Возможно, в прошлом она возвращалась сюда именно за этим — за ощущением лёгкости, свободы и покоя, которое охватывало её рядом с этим местом. Девушка осторожно провела рукой по гладким перилам, прошлась вдоль веранды, поскрипывая половицами — и вдруг остановилась, чуть хмуря брови и морща нос.

В детстве ей почему-то казалось, что этот особняк принадлежит только ей, и она как могла заботилась об этом месте. Теперь же на полу валялись груды осыпавшейся со стен штукатурки вперемешку с опавшими листьями — дело совершенно немыслимое, ведь раньше Кристина аккуратно заметала их и сваливала у лестницы. К тому же, люди явно не обходили старый особняк стороной: битое стекло в дальнем углу, размокшая пачка сигарет, пара уродливых граффити — вот их здесь точно не было! — всё это заставило Кристину брезгливо поморщиться, будто вандалы осквернили её собственный дом.

Глазами она поискала метлу — и та обнаружилась в самом неожиданном месте: продетой сквозь металлическую ручку входной двери.

«Получается, внутрь никто не заходил целых шесть лет?» — Кристина недоверчиво покачала головой и задумчиво облокотилась на высокие перила. С одной стороны, это открытие не могло не радовать — ещё один аргумент в пользу того, что в тот раз ей всё приснилось. Дверь была заперта, когда она проснулась, и потому ей пришлось выпрыгнуть в окно. Но если бы в доме действительно кто-то жил, то он давным-давно убрал бы этот примитивный запор, разве нет? При условии, конечно, что таинственный обитатель особняка не предпочитал заходить через окно. Но вот с другой стороны…

«А что, если он вообще не выходил?» — вдруг мелькнуло у неё в голове. Кристина мысленно стукнула себя по лбу, чтобы вытряхнуть эти мысли, но остановиться уже не могла. По спине пробежали мурашки, в глазах зажёгся безумный огонёк, на лице проступил азарт исследователя, смешанный со страхом.

Впрочем, уже в следующий миг забурливший было внутри задор охладел, сменившись сосредоточенным спокойствием. Серьёзная и собранная, Кристина скрестила руки на груди.

Если бы внутри действительно обитало что-то мистическое и паранормальное, она бы нашла это ещё тогда, в детстве. Но всё же из головы не шёл и тот сон — как быть с ним? Кристина изо всех сил напрягала память, пытаясь вытащить оттуда хоть что-то полезное, но в голове будто стоял невидимый барьер: она помнила, что видела кого-то внутри, но воспоминания о том, кто это и о чём они говорили, упорно выскальзывали, как тающие в рукахльдинки.

Но оставался ещё один способ. Если уж её занесло в это место, глупо будет уходить, даже не попытавшись что-нибудь узнать.

Кристина оторвалась от перил и как загипнотизированная подошла к заколоченному окну. Поднялась на цыпочки, заглянула в щель между досками. Внутри было тихо и темно, и это странным образом приободрило Кристину. Она хмыкнула, будто говоря себе: «Вот видишь! Совсем не страшно», и скользнула к входной двери.

Но, к её удивлению, справиться с импровизированным засовом оказалось совсем непросто: от времени тот будто врос в дверную ручку и теперь никак не желал с ней расставаться. Кристину это только раззадорило: она поставила перед собой цель и так просто отступать не собиралась. Через пару минут запор сдался; освободив проход, девушка подтолкнула неподатливую дверь плечом, и та раскрылась перед ней, словно пасть неведомого монстра.

Кристина на секунду задержалась у тёмного провала, нервно обхватила руками лямки рюкзака.

«Вперёд», — приказала она сама себе.

Миг — и тонкая фигура девушки с рюкзаком растворилась в темноте. Другой — и воздух за её спиной мягко колыхнулся, ненадолго исказив падающий внутрь свет, будто невидимая линза.

Интерлюдия. Тропа у Перекрестка, ч. 2

Шаг за шагом Кристина всё больше погружалась в насыщенную, будто чернила, темноту — такую густую, что, казалось, свету фонарика едва хватает сил, чтобы раздвинуть её в стороны. Сердце щемило от переполняющей его ностальгии и нетерпеливого предвкушения: совсем скоро в истории старого дома можно будет поставить точку.

О людях, которые жили здесь прежде, Кристина почти ничего не знала. Какими они были? Воображение неизменно рисовало молодую семейную пару, безумно влюбленную друг в друга и бесконечно счастливую. Интересно, почему они оставили свой дом? Об этом немало бы рассказали брошенные ими вещи, но где их теперь найдешь? Всё мало-мальски ценное давно растащили.

Размышляя об этом, Кристина взялась за резную ручку и осторожно заглянула в приоткрывшуюся дверь. Наверное, раньше здесь был кабинет, который принадлежал хозяину дома. Через многочисленные щели в досках внутрь пробивались тонкие лучики света, высвечивая широкий письменный стол без ящиков с расколотой надвое столешницей. В углу — сваленные в кучу обломки книжного шкафа и разодранное кресло, а на противоположной стороне — что-то отдаленно похожее на верстак.

Кристине никогда не нравилось это место. Начать хотя бы с того, что в кабинете почему-то всегда оказывалось немного теплее, чем в коридоре — и это при том, что центрального отопления в доме не было, не призраки же от нечего делать запускают старый бойлер в подвале? А ещё девушка по опыту знала, что к «верстаку» лучше не подходить: воздух был словно пропитан скрытой угрозой и — вот это пугало её больше всего — едва ли не потрескивал, как от слабых разрядов тока.

Может быть, ей всё это почудилось, а может быть и нет — полной уверенности у Кристины не было, но, тем не менее, она на всякий случай старалась держаться от этого места подальше. Вот и сейчас она только беспокойно повела плечом, осторожно прикрыла за собой дверь и поспешила уйти.

Дальше по коридору лежала разорённая кухня с грязными разводами на стенах и наглухо заваренными трубами; следом — небольшая каморка с кроватью без матраца и перевернутым ночным столиком; скрипучая лестница на второй этаж — а за ней ещё больше пустых коридоров и разграбленных комнат. Кристина ненадолго остановилась.

Шум дождя стих, улеглись завывания ветра, прекратилось чуть слышное постукивание дверной ручки о стену. Девушка обернулась — от открытой нараспашку двери по коридору протянулась широкая полоса серого света.

«Последний мостик в реальный мир», — неожиданно подумала она и перешагнула через порог гостиной, ещё не слишком представляя себе, что ожидает там увидеть.

Однако всё было именно так, как она запомнила. Стену у окна подпирал продавленный диван со рваной обивкой и торчащими во все стороны пружинами. Рядом — облезший журнальный столик с неровными, будто жёванными углами. В самом центре расположилось её любимое кресло с изящными резными подлокотниками. Кристина не удержалась — рассеянно улыбаясь, она провела рукой по жесткой щетине на спинке и тут же развалилась на сиденье, разбросав руки в стороны и закинув ногу на ногу. Ничего особенного она, впрочем, не почувствовала — но стоило ли вообще ждать чего-то особенного?

Вдруг Кристина будто вспомнила о чём-то важном: она выпрямилась в кресле и закрутила по сторонам головой. Затем, словно приняв окончательное решение, девушка подскочила как ужаленная и быстрым шагом направилась к высокому, под потолок, стеллажу. Если в дом никто не заходил, то на одной из полок должно было остаться кое-что, что ей хотелось бы забрать.

Она была там. Маленькая, в половину ладони, тряпичная кукла в нарядном платьице, расшитом широкими, наверняка детскими, стежками. Нарисованный рот замер в жизнерадостной улыбке, но единственный глаз, роль которого играла кое-как пришитая пуговица, буравил Кристину таким суровым и неодобрительным взглядом, что девушка невольно поёжилась.

— Я забыла…

Её голос словно бы нарушил тонкое равновесие внутри особняка, уронил первую костяшку домино и тем самым запустил невидимый механизм. В щели между закрытыми ставнями потянуло сквозняком, несущим с собой запах дождя, листвы и влажной земли. Обрывки занавесок, в центре перетянутые побитыми молью лентами, легонько застучали о стену; угол зашелестел обрывками газет и отклеившимися обоями; где-то в коридоре на пол, шурша, осыпалась штукатурка.

Кристина задумчиво приложила палец к губам и, усадив куклу на полку, прошлась по гостиной. Перемена заставила девушку насторожиться: она уже сталкивалась с этим прежде. Вот в доме стоит гробовая тишина, даже звуки шагов звучат так, будто отстают на какую-то долю секунды; затем дом будто замечает присутствие человека, и время начинает течь своим чередом, словно кто-то невидимый снимает видео с паузы. В детстве Кристина не придавала этому никакого значения — ей даже казалось, что так дом её встречает — а вот теперь ей стало откровенно не по себе. И как она умудрялась проводить здесь так много времени?

От размышлений её отвлек странный шаркающий звук в дальней части коридора. Девушка втянула голову в плечи и непроизвольно обняла себя руками, но пугающий звук уже затих, сменившись мягким хлопком.

— Дверь захлопнулась, — одними губами прошептала Кристина, но тут же нарочито бодрым голосом добавила: — Ну ещё бы, так дует…

В ответ из коридора вновь послышался тот же шаркающий звук — на этот раз громче и, кажется, ближе. Сердце, до этого бившееся как сумасшедшее, пропустило удар, и прежде, чем Кристина успела сообразить, что происходит, она уже стояла на пороге гостиной, напряженно вглядываясь в темноту и изо всех сил напрягая слух.

Но в коридоре, насколько добивал свет фонарика, было пусто.

— Кто здесь?

Вопрос должен был прозвучать твёрдо и решительно, но в самый последний момент голос предательски задрожал.

Ответа не последовало, но Кристина уже твёрдо для себя решила, что ни за что не станет его дожидаться. В голове всё смешалось; девушка с силой захлопнула дверь, бросилась к креслу и с жутким скрежетом подтащила его к двери, надежно забаррикадировав проход. Что бы там ни шаркало на другой стороне, теперь ему придётся изрядно повозиться, если оно захочет попасть внутрь.

Кристина всем весом навалилась на тяжелые ставни, но тут же ошарашенно ойкнула да так и замерла на месте с приоткрытым ртом: ей показалось, что прямо над ухом раздался чей-то голос. Через несколько мгновений девушка с ужасом поняла, что ей вовсе не кажется: голос — нет, голоса, целый хор голосов — раздавались прямо в голове. Кристина закрыла уши руками, но голоса не унимались: они шептали, кричали, увещевали, требовали… чего?

От страха у Кристины едва не подкосились ноги; ругая себя последними словами, она с удвоенными усилиями налегла на ставни — такие тяжелые, как если бы они были сделаны из свинца. Девушка покрутила головой в поисках чего-либо, что могло послужить рычагом, но оступилась на ватных ногах и неуклюже растянулась на полу. Телефон вырвался из рук — и Кристина взвизгнула от ужаса.

На какую-то секунду луч света выхватил из темноты пепельно-серую кисть с черными ногтями.

Сознание отключилось. Кристина попыталась подняться, но ноги отказывались слушаться. Тогда она подхватила телефон и, не вставая, начала отползать куда-то в сторону и остановилась только после того, как с размаху ударилась спиной о нижние полки стеллажа. От толчка одна из них вывалилась и с грохотом упала рядом; игрушки посыпались Кристине на голову, но девушка не обратила на это внимания — только вооружилась выпавшей полкой, как копьём, и выставила её перед собой. По стенам и потолку металось обезумевшее пятнышко света, будто в поисках того, кому могла принадлежать пепельная рука.

Они не заставили себя ждать.

В свете фонарика одна за другой появились бледные человеческие фигуры. Все разного роста и возраста, одетые кто в старинный сюртук или платье с пышной юбкой, кто во вполне современный костюм-тройку, кто в толстовку и джинсы. Объединяло их одно — полное отсутствие лиц, как у восковых кукол, которым их ещё не успели нарисовать. Но стоило лучу света попасть на них, как призраки тут же отступали, будто не решаясь показываться Кристине на глаза. В то же самое время сводящие с ума голоса становились всё громче и настойчивее.

«Уходи!, — безмолвно требовали они, — Убирайся!»

— Отстаньте!

На глазах Кристины ещё один призрак прошел сквозь дверь; двое замерли у окна. В центре гостиной, прямо из пола, возникло странное существо без ног; цепляясь за половицы длинными ногтями, оно подтягивало себя всё ближе и ближе. Сразу несколько пепельных рук протянулось к Кристине из-за спины; они шарили по плечам, пытались дотянуться до головы — хотя девушка уже так испугалась, что никаких прикосновений не почувствовала.

Она уже трижды прокляла своё любопытство. Не нужны ей были никакие секреты и тайны — только выбраться из этого жуткого места и больше никогда — никогда! — к нему не приближаться. Полка выпала из дрожащей руки; закрыв лицо руками, Кристина сжалась в комок и едва слышно повторяла охрипшим голосом:

— Вы не настоящие… Не настоящие… Не настоящие!..

— О, но позвольте вас заверить: они вполне настоящие.

Голос, мягкий и обволакивающий, легко заполнил гостиную целиком, вытеснив голоса призраков из головы. Кристина осторожно выглянула между пальцев — и обреченно заскулила от страха.

У двери хищно вспыхнула пара янтарных огоньков.

Из последних сил она схватила с пола деревянную полку и, занеся её над головой, метнула в сторону пришельца, как гигантский топор. Полка исчезла в темноте — а секунду спустя, описав, судя по всему, совершенно невероятную кривую, с ужасающим грохотом врезалась в стену.

На секунду всё стихло. Затем раздался чуть слышный смешок, и невидимая сила мягко придавила Кристину к стеллажу.

Призраки между тем обступили девушку ещё плотнее. Но на этот раз в их рядах, что-то неуловимо изменилось.

«Иди, — оторванный от хора подобных ему, голос звучал слабо и бесцветно. — Иди по тропе».

Ближайший призрак резко обернулся к Кристине и положил невесомую руку ей на плечо. Девушка дёрнулась изо всех сил, попыталась отстраниться, но невидимая хватка не позволяла ей двинуться ни влево, ни вправо. Тогда она ещё сильнее вжалась в стеллаж — и тот, к её удивлению, начал поддаваться, будто за спиной были вовсе не дерево и камень, а несколько слоев липкой, но податливой плёнки. Призрак дёрнул безглазой головой, что, наверное, можно было расценить как одобрение, и в следующий миг вспыхнул и осыпался белоснежными искрами.

Перед глазами вспыхнул ослепительный свет, как от десятка софитов; что-то резко рвануло её назад, тело охватило ощущение полёта — почти приятное, если бы не накатывающее головокружение.

Так прошла секунда, вторая… третья сменилась мигом полного покоя и неподвижности — а затем в лицо Кристине ударил поток обжигающе холодного солёного ветра. Она летела — на этот раз буквально — над розоватым снегом, переливающимся разноцветными искорками в свете вечернего солнца. Где-то впереди темнели тёмные воды океана, а по непривычно низкому небу над головой были разбросаны пушистые кучевые облака. На миг Кристина позабыла обо всём, что с ней случилось: ей хотелось бы кружить над водой беспечной птицей, а затем лететь и лететь, не останавливаясь, до самого горизонта и больше ни о чем не думать.

Однако этому желанию не было суждено сбыться: уже в следующее мгновение Кристина, поднимая тучи снежной пыли, с размаху нырнула в огромный сугроб.

* * *

От удара её отшвырнуло в сторону, и Кристина приземлилась на что-то твёрдое, приложившись сразу локтем, бедром и коленом. Лёгкая куртка мгновенно промёрзла насквозь; колючий снег сразу же набился в обувь, забрался под шарф и залепил глаза. Кристина попыталась подняться, но поскользнулась и снова растянулась на земле.

Когда же ей, наконец, удалось поднять голову и оглядеться по сторонам, девушка осознала весь ужас своего положения. Она была совсем одна на небольшом, продуваемом всеми ветрами островке посреди бескрайнего океана — и уж точно не в гостеприимных южных широтах в обнимку с кокосовой пальмой, которая позволила бы ей протянуть какое-то время.

Оранжевое солнце клонилось к закату, а вокруг не было видно ничего даже отдаленно похожего на человеческое жильё. Или всё же нет? Кристина вознесла хвалу сразу всем богам — среди скал на дальней стороне острова расположилось что-то, что в сумерках можно было принять за небольшую хижину.

Кристина стиснула зубы. Истерики, поиски виноватых, вопросы, сомнения — всё это потом. Сейчас главный приоритет — не замёрзнуть в этом богом забытом месте. Кое-как поднявшись, она накинула капюшон, поплотнее затянула шарф и медленно побрела к укрытию.

Щеки жгло огнём, ресницы смёрзлись и покрылись инеем. Руки двигались всё медленнее и медленнее. Девушка больше не чувствовала пальцев ног, отчего каждый шаг заканчивался отчаянной попыткой сохранить равновесие. Иногда ей это удавалось, и тогда Кристина с трудом подтягивала вторую ногу, в надежде, что удача не оставит её и в следующий раз. Иногда нет, и тогда девушка, как подкошенная, заваливалась в снег.

Когда до укрытия оставалось около пятнадцати метров, Кристина поняла, что это всё. Ещё шаг, может быть два — и тогда точно всё.

Её хватило на четыре. Обессилившая, она упала и с ужасом поняла, что больше уже не поднимется.

«Я только чуть-чуть отдохну и пойду дальше. Нужно идти дальше… только отдохну и сразу пойду…», — думала она, прислушиваясь к завыванию ветра. Пронизывающий холод отступил, беспокойные мысли улеглись, глаза начали закрываться сами собой.

— Добрый вечер.

Кристина с болью разлепила замершие ресницы и вяло обернулась на голос. В вечернем небе ярко пылали янтарные огоньки. Впрочем, стоило моргнуть, как в нескольких шагах от неё появился высокий и невероятно худой мужчина. Словно в насмешку над ледяным ветром он был одет в лёгкие брюки и тонкий жилет поверх белоснежной рубахи с широкими рукавами, но холод, казалось, не доставлял ему ни малейших неудобств.

— П-по-м-м-м-мо-г-г-гите… — даже не губами, а одними глазами взмолилась Кристина. — Х-х-холодно.

— Да, пожалуй, так и есть.

Мужчина огляделся по сторонам, будто только что заметил, где находится. Тонкие пальцы шевельнулись, складываясь в замысловатую фигуру, и порывы морозного ветра с моря сразу же стихли.

— Насколько я могу судить, скоро вы должны почувствовать… — он на мгновение задумался, подбирая слово, а затем неожиданно закончил: — Адекватное ощущение.

Незнакомец не обманул: буквально через несколько секунд в груди начало разливаться приятное тепло. Да и воздух вокруг постепенно становился заметно теплее. Кристина подняла на мужчину ошарашенный взгляд, но тут сознание, истерзанное пережитыми ужасами, решило, что с него хватит, и попросту капитулировало. Все мысли исчезли.

Сколько она просидела на снегу, Кристина не знала, но из состояния, напоминающего блаженную кому, её вывело ощущение тепла на затылке. Поначалу лишь маленькая точка, но постепенно она расширялась и становилась только горячее. Кристина почувствовала, что плотный клубок, в который спутались её мысли, сразу же пришел в движение, будто кто-то принялся аккуратно его вращать и тянуть то за одну, то за другую ниточку. Мало-помалу в голове начало появляться некое подобие порядка — хотя самой Кристине такое вмешательство в своё сознание совершенно не понравилось. Она даже успела немного разозлиться, но вскоре все эмоции подавила полная апатия.

— Не сопротивляйтесь, — раздался мягкий голос над её головой. — Если не защитить ваш разум прямо сейчас, он будет непоправимо повреждён. — Мужчина помолчал и доверительно добавил: — Впрочем, некоторым так нравится даже больше.

Кристина ответила ему пустым взглядом. Незнакомец снова спросил:

— Но позвольте узнать, зачем вы это сделали?

«Что сделала?» — лениво подумала Кристина. Затем, сообразив, что незнакомец может спрашивать только об одном, девушка ответила, едва ворочая языком:

— Там был голос. Голос сказал… Он сказал: «иди по тропе».

— И вы, стало быть, пошли?

Незнакомец провёл рукой по подбородку и посмотрел на Кристину не то с искренним любопытством, не то с неподдельной жалостью.

— Наверное. Я не знаю, что случилось.

— Не могу не спросить: и часто вы принимаете решения, основываясь на советах, которые вам дают голоса в голове? — Казалось, ещё немного и его ехидная улыбка просто не поместится на вытянутом лице.

— В первый раз.

Ответ вызвал у мужчины настоящий взрыв хохота, да и сама Кристина понимала, насколько нелепо это прозвучало. Но что она могла сделать? Слова лились сами собой. Хорошо ещё, непонятная сила подавляла стеснение, иначе она бы давно покраснела как рак.

Между тем незнакомец, отсмеявшись, подошел поближе и присел рядом с ней на колено. Стоило Кристине заглянуть ему в лицо, как она без особых эмоций отметила, что в каждом глазу её странного собеседника находится по два зрачка. Правда, стоило ей это заметить, они тут же дрогнули и слились друг с другом, будто притянутые магнитиками. Теперь, если не учитывать необычно насыщенный янтарный цвет, глаза незнакомца выглядели совершенно нормально.

— Как неосмотрительно с вашей стороны. — Он поднял с земли горсть снега и просыпал его между пальцами. — Впрочем, позвольте принести самые искренние извинения за приём, который вам оказали мои подопечные. К сожалению, иногда они демонстрируют аномальное поведение.

— Кто ты такой? — вяло спросила Кристина. Почему-то обращение на «ты» показалось ей самым правильным. Странный человек, кажется, не возражал. — Что… что случилось?

— О, на этот вопрос едва ли можно дать удовлетворительный ответ. Насколько я понимаю, ваш новый друг неожиданно решил пожертвовать теми крупицами силы, что у него оставались, чтобы направить вас на Тропу.

Кристина помолчала, обдумывая услышанное. Слово ни о чем ей не говорило, но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что именно таинственная «Тропа» и привела её сюда.

— Что это?

— Естественная аномалия, соединяющая две точки в пространстве на произвольном расстоянии, чаще всего в пределах одного мира. Обычно они безопасны, поскольку для того, чтобы встать на Тропу, её нужно обнаружить — для тех, кто неспособен этого сделать, её попросту не существует. И вот вы здесь. Неплохое место, вы не находите?

В другое время Кристина бы с ним согласилась, но сейчас перед ней стоял более насущный вопрос: сможет ли она тем же путём вернуться домой?

— Разумеется, — незнакомец ответил раньше, чем она успела открыть рот. — Эта Тропа ведет в обоих направлениях и выводит обратно к Перекрёстку.

Девушка не удержалась от вздоха облегчения. Покачиваясь, она поднялась на ноги и кое-как отряхнулась. Кажется, странная сила, которая ещё минуту назад хозяйничала у неё в голове и подавляла все эмоции, отступила. Кристина лишь отстраненно отметила, что теперь ей, наверное, полагалось бы испугаться, но страха почему-то не было.

— Ты так и не сказал, как тебя зовут.

Эти слова вырвались так легко, что Кристина сама обомлела от собственной наглости. Её собеседник лишь нахмурился и пожал плечами. И всё же, мужчина не рассердился. Наоборот, он явно был в настроении поговорить, потому что вскоре неизменная улыбка на его лице стала ещё шире, и он заговорил все тем же мягким и обволакивающим голосом:

— Но к чему мне имя? Имена лишь связывают нас с другими людьми и привязывают к месту. Иные, впрочем, утверждают, что имя несёт в себе внутреннюю суть называемого — но уверяю вас, это не так. Посмотрите на эти скалы, — он протянул руку в сторону наполовину утопленных в снегу валунов. — Они такие разные, как вы можете называть их одним именем? Да и вы сами, разве вы всё тот же человек, который сегодня утром переступил порог моего дома?

Кристина хотела было ответить, но почти сразу передумала и только с любопытством уставилась на незнакомца. Он тем временем продолжал:

— Или вы из тех, кто полагает, что узнав чьё-то имя, получит власть над называемым? Совершенно очаровательная концепция, распространённая во многих мирах. И совершенно ложная, спешу заметить. Всё происходит как раз наоборот: дав чему-то имя, вы становитесь его рабой. Назовите меня духом, призраком, джином — и вы неизбежно станете заложницей своих представлений об этих существах. Я полагаю, дело в вашем языке: он слишком тороплив, а потому предпочитает пользоваться готовыми именами, вместо того, чтобы для каждого случая составлять новое. В вашем мире встречаются и более совершенные языки, но, к моему удивлению, они почему-то не слишком распространены.

— Но имя нужно, чтобы отличить одного человека от другого… — начала было Кристина.

— Верно. И если бы таких, как я, было больше, мы бы придумали друг другу подходящие имена. До тех пор я бы предпочёл обходиться без этого бремени. — Он вдруг чуть виновато развёл руками. — Кажется, я совсем вас запутал. Называйте меня так, как вам больше нравится. Или просто обращайтесь так, как сейчас: «ты».

В ответ Кристина лишь быстро закивала, про себя всё же окрестив незнакомца «Духом», тем более он сам предложил этот вариант. В то же самое время, мысленно девушка ругала себя последними словами, уверенная, что со стороны она выглядит как кролик, который никак не может оторвать взгляд от удава. Но ничего поделать с собой она не могла: перед ней стояла главная тайна старого особняка, та самая, которую Кристина пыталась разгадать с самого детства.

— Итак, — Дух легко поднялся и небрежно заложил длинные руки за спину. — Позвольте узнать, что привело вас в мой дом?

Девушка замялась: честный ответ казался ей глупым и детским. Но обаяние её собеседника оказалось сильнее стеснительности, и она сама не заметила, как выложила ему всю свою историю: дурацкий спор с родителями, что она сможет найти работу, несостоявшееся собеседование, неожиданный дождь — на этом месте Кристина подозрительно посмотрела на Духа, но тот только улыбнулся и отрицательно покачал головой: на меня, мол, даже не смотрите. Не забыла она и о том, как именно вошла в старый особняк и что делала внутри — хотя эта часть заинтересовала его меньше всего: очевидно, он и сам прекрасно об этом знал.

— Стало быть, речь шла о вашей чести, — задумчиво проговорил Дух, стоило Кристине умолкнуть. — И мои подопечные вас задержали.

— Ну… — протянула она в ответ, — на самом деле, ничего такого. Я же ещё не проиграла.

Она опустилась на чуть подтаявший и оттого заметно потяжелевший снег и принялась скатывать небольшой снежок — ей давно уже надоело стоять без дела. Глаза Духа зажглись неподдельным любопытством, и, не прекращая говорить, он чуть заметно подобрался поближе.

— И всё же, учитывая, что вы пострадали по моей вине, позвольте возместить ущерб. — Услышав это, Кристина непонимающе подняла голову. Таинственный Дух, между тем, продолжал: — Я хотел бы предложить вам работу.

Только что слепленный снежок вывалился из рук. Кристина недоверчиво посмотрела на своего собеседника. В голове же роились самые безумные предположения о том, что же за работу может предложить настолько странное существо.

— Я хотел бы, чтобы вы продолжали следить за домом и моими подопечными. Разумеется, я готов честно оплачивать этот нелёгкий труд: назовите любую сумму, которая вас не оскорбит, и я выплачу её точно в срок.

— Но… они же… ну… призраки? — Кристина не знала, как правильно сформулировать вопрос. В голове же всё кричало: «Не могу же я ухаживать за домом с привидениями⁈».

— Верно. Становится очевидно, что Перекрёсток сводит их с ума, и потому они не годятся для этой работы. А вот вы уже доказали, что можете подолгу выдерживать его воздействие. Кроме того, я не забыл, что вы пришли в мой дом не ради собственной выгоды, а в поисках знаний. Тогда я увидел у вас сердце исследователя; не изменилось это и сейчас. Я готов удовлетворить ваше любопытство. Если же вы захотите уйти, и навсегда забыть об этом месте — я исполню и это желание.

Кристина закусила губу и попыталась было обдумать предложение, как едва не хлопнула себя по лбу. Ей предлагают, возможно, самое интересное приключение в жизни, секреты, тайны, которые никто не знает — о чём вообще тут можно думать? Если она откажется, то до конца дней будет считать себя законченной дурой — даже если забудет всё, что видела и слышала.

— Согласна, — тихо выдохнула она.

— Великолепно. — Дух торжественно поклонился и вдруг посмотрел на девушку с хитрым прищуром. — Осталась лишь одна небольшая формальность: древняя формула, которая скрепит наш договор.

У Кристины всё похолодело внутри — какой ещё договор? Но тут ей в плечо врезался маленький снежок. Удар был очень слабым, почти неощутимым, но плотный комок отскочил и тут же взорвался, запорошив лицо снежной пылью.

— Эй! — возмущённо крикнула она, фыркая и оттираясь от снега. Но глаза уже горели азартом, и Кристина, наклоняясь за снарядом, пригрозила: — Ну я тебе сейчас устрою!

Глава 6

Из огня да в полымя

Сон как рукой сняло. Эйдон удивлённо провёл ладонью по лицу, не в силах оторваться от самого необычного зрелища в своей жизни.

От слуги Сальвийского духа, той самой, которая сумела подчинить своей воле раха и заставить это странное и смертельно опасное существо плясать под свою дудку, можно было ожидать чего угодно. В бесконечных попытках просчитать всевозможные, порой совершенно невероятные варианты развития событий Эйдон провёл целый день; мысли об этом не оставляли его и ночью, заставляя напряжённо вглядываться в темноту. Она использует свою силу, чтобы создать суматоху, а затем сбежать? Вступит в переговоры, позволит гвардейцам исправить ошибку и загладить конфликт? Или просто спустит на них с Мартоном своего призрака, чтобы надёжно зачистить тылы, прежде чем двигаться дальше?

Теперь становилось очевидным, что ничего из этого не имело значения, и что время, проведённое в раздумьях, было потрачено впустую. Он должен был продумать все возможные варианты, это так. Но кто вообще мог ожидать, что у слуги Сальвийского духа попросту сдадут нервы? Что она разрыдается как ребёнок? Что подчинённый ей призрак вместо того, чтобы хотя бы попытаться вырваться на свободу и сожрать свою хозяйку — или на худой конец их с Мартоном — примется её успокаивать?

Эйдон так сильно скрипнул зубами, что ещё немного и он рисковал бы стереть их до корней — мир решительно сходил с ума, увлекая за собой в пучину безумия всё вокруг.

— Чтоб меня разорвало, — не выдержал капитан. — Да что у них там случилось?

Мартон, как по команде, пустился в объяснения. И чем дольше Эйдон его слушал, тем сильнее жалел, что Кунрад остался на Сальвийском холме. То, о чём эта девушка с такой страстью рассказывала своему призраку, могло пролить свет на планы её хозяина — но для Эйдона её странное наречие было не понятнее щебетания птиц. Другое дело Кунрад — старик отлично говорил сразу на трёх языках континента и сносно знал ещё несколько. Вот кто живо сумел бы с ней сговориться.

Погружённый в размышления, Эйдон не заметил, как рассказ Мартона подошёл к концу.

—…но хотя бы очнулась. Я уже думал, застрянем здесь до середины осени. — Обжигая пальцы, юноша снял с огня упитанную тушку лесной крысы и, вооружившись коротким ножом, срезал для капитана несколько кусков мяса пожирнее.

— Может, и застрянем, — тот неопределённо пожал плечам и выразительно кивнул в сторону светловолосого призрака. — И с живыми-то аристократами порой непросто договориться, что уж говорить о мёртвых.

Лицо Мартона скривилось, словно от зубной боли:

— Аристократка… стоило ли вообще расшаркиваться с этой…

Эйдон резко вскинул руку и грозно свернул глазами. Они возвращались к этому разговору уже не в первый раз и копившееся всё это время раздражение выплеснулось наружу:

— А ты, стало быть, сразу догадался, с кем имеешь дело?

— Да будь она хоть любимой дочерью старика Диеро — всё равно! Мы служим Его Величеству, и ей пришлось бы с этим считаться!

Его голос дрожал от злого возбуждения, ноздри раздулись, лицо побледнело от едва сдерживаемой ярости. Однако встретившись с хмурым и невероятно тяжёлым взглядом Эйдона, юноша смешался и быстро потерял весь запал. Через некоторое время, словно убедившись, что ему удалось произвести нужное впечатление, капитан устало вздохнул и заговорил с едва заметными насмешливыми интонациями:

— Вот, значит, как. Ты служишь короне всего один год, и уже решил, что знаешь, как устроен мир. Что ж, позволь спросить: как ты думаешь, что бы случилось, если бы по нашей вине пострадала — нет, даже не дочь! — служанка герцогини Диеро? Я отвечу: поскольку дело касается королевской гвардии, то представители семьи Диеро со всем уважением уведомили бы Его Величество о нанесённом оскорблении, а затем, можешь не сомневаться, не менее вежливо попросили бы о передаче виновных. Так вот, советую не строить иллюзий: как только эта просьба будет озвучена, её тут же удовлетворят: жизни двух младших дворян слишком незначительный повод, чтобы из-за них ссориться с одной и старых семей.

На этом месте Эйдон взял паузу, словно давая Мартону возможность, как следует оценить сказанное. Тот ответил хмурым взглядом из-под насупленных бровей.

Старые семьи. За три с половиной века восемь наиболее древних, а некогда и вовсе единственных благородных домов королевства, сосредоточили в своих руках поистине невероятную власть и могущество. Их отношения с более молодыми семействами, получившими земли и титулы в знак особого доверия были непростыми: от благожелательного нейтралитета в одних случаях, до чванливого пренебрежения в других. Будучи уроженцем далёкого и почти необжитого баронства Хельдер, до которого, по большому счёту никому не было дела, Мартон никогда не задумывался, насколько ревностно вельменно — старшая знать — будут защищать своё положение и насколько далеко они готовы для этого зайти. Теперь ему стало понятно, что Эйдон обхаживал неизвестную аристократку с таким вниманием не из раболепия перед титулом, а исходя из разумной осторожности. Но неужели звание не давало ему капитану никаких привилегий?

Мартон нерешительно выложил перед Эйдоном свой последний аргумент, но тот только махнул рукой:

— Значит, кто-то мог бы рассчитывать на повышение. Поверь, Мартон, я достаточно пожил на свете и неплохо понимаю, о чём говорю. — капитан пригладил и без того идеально лежащие усы и добавил с кислой усмешкой: — Разумеется, отношение Диеро к младшей знати хорошо известно. Но только не обманывайся и не думай, что Шенье или Римальди другие. Даже Валли в таком случае потребовали бы компенсации, а не получив её — взяли бы дело в свои руки. Со всеми вытекающими из шеи последствиями.

Юноша окончательно сник. Никогда прежде его жизнь не казалось ему настолько мелкой и незначительной. Он рассеяно покивал, и когда снова заговорил, в его голосе не осталось и следа от былой самоуверенности:

— Что делать-то будем?

— Думать. — Эйдон подался вперёд и подтянул к себе деревянную миску с мясом. Выбрав приглянувшийся ему кусок, он вдруг ободряюще улыбнулся: — Иной раз для того, чтобы чего-то добиться, нужно ничего не делать. Так что позволь колесу провернуться, тогда посмотрим, что будет.

В ответ Мартон только кивнул и неопределённо пожал плечами: меньше всего на свете ему хотелось сидеть на месте и ждать у моря погоды. После недолгих колебаний юноша решительно отложил свою порцию в сторону и извлёк из сумки небольшую шкатулку, украшенную незамысловатой резьбой, которую он сам на неё и нанёс. Щёлкнул едва заметный запор; крышка отскочила в сторону. Наружу показался пузырёк с оружейным маслом, пару пушистых кисточек, небольшой шлифовальный камень, коробочка с мягким абразивом и, наконец, пара мотков ткани. Закончив с приготовлениями, Мартон потянул оружие из ножен.

Он никогда не любил нудной и кропотливой работы, но уход за оружием был одним из редких исключений из этого правила. Монотонные движения, накрепко заученный ритуал — пожалуй, Мартону было бы сложно найти лучший способ отвлечься. Кроме того, в их с Эйдоном положении, в этом был и другой, совершенно особенный смысл: только так можно было хотя бы ненадолго сбежать из-под неусыпного надзора раха.

Мартон его ненавидел. Проклятый призрак, до сих пор нахально притворяющийся светловолосой аристократкой, не спускал с него взгляда ни днём, ни ночью. Стоило встать, лечь, потянуться, вытащить из сумки что-нибудь съестное или, как сейчас, занять оружием — и в тот же миг в Мартона намертво впивалась пара ледяных немигающих глаз. Иногда совсем человеческих, настолько зелёных, что можно было бы подумать, что в глазницы вставлено по кусочку берилла, но чаще — совершенно чёрных, словно бы до краёв наполненных клубящейся темнотой.

Против своей воли Мартон украдкой скосил взгляд в сторону соседнего костра. Девушка немного успокоилась и теперь лишь изредка шмыгала носом; призрак сидел рядом и неторопливо поглаживал свою хозяйку по голове. Впрочем, изменять своим привычкам и оставлять Мартона без наблюдения, рах тоже не собирался: словно почувствовав на себе чужой взгляд, призрак обернулся — шея его, при этом, выкрутилась под самым невероятным углом.

Мартон закрыл глаза и глубоко задышал, чтобы сдержать удушающую волну ненависти. Это было выше его сил. Ему хотелось кричать — нет, орать; разрубить ненавистный ему призрак на куски, голыми руками разорвать мерзкую тварь на части. И только полное, почти флегматичное спокойствие капитана, напоминающее юноше о долге и дисциплине, удерживало его от безрассудных действий.

— Его Величество с отрядом, должно быть, уже выдвинулся к Формо, — задумчивый баритон Эйдона привёл Мартона в чувство.

— Возможно, — тот раздражённо повёл плечом. Голос чуть дрожал от напряжения. — И что?

— А то, что наша магичка — нужно было всё-таки узнать её имя — едва ли захочет здесь оставаться. Куда, по-твоему, она направится?

Молодой гвардеец оторвался от работы и задумчиво покрутил в руках тряпицу с абразивом. Он сразу понял, к чему клонит капитан: почему бы не сопроводить девушку не к Сальвийскому холму, куда она наотрез отказывается идти, а совсем в другую сторону, к Формо, где она как бы случайно столкнётся с Его Величеством? Он и сам уже думал об этом, но план, на первый взгляд такой простой и очевидный, всякий раз разбивался о многочисленные «если». Если Его Величество король Герран действительно оставил Сальвийский холм и отправился именно в Формо — а никаких гарантий это у них не было и быть не могло. Если они доберутся до посёлка раньше или одновременно с Его Величеством, что само по себе было невозможно — как пешим угнаться за конными? И, наконец, самое главное: если рах вообще позволит им заговорить со своей хозяйкой — всё это время призрак жёстко пресекал любые попытки к ней приблизиться.

И всё же лучшего плана у Мартона не было.

— Так, может, поговоришь с ними? Ты вроде понравился её светлости.

В ответ на это замечание Эйдон лишь криво усмехнулся. Это было правдой: в тех редких случаях, когда раху было от них что-то нужно, призрак действительно обращался к нему. Чем была вызвана такая симпатия, Эйдон не знал, но к исходу первого дня им даже удалось наладить своего рода взаимовыгодный обмен. Сначала рах довольно бесцеремонно потребовал половину их рациона и, получив желаемое, надолго потерял к гвардейцам всякий интерес; но стоило ему заметить, что они с Мартоном экономят воду, как призрак сразу же указал на неприметный ручей всего в двадцати шагах от лагеря.

Отношение же к Мартону можно было описать не иначе как «холодное презрение»: по большей части призрак демонстративно его игнорировал — хоть и постоянно держал под надзором. На этот счёт у капитана было только одно, пусть и довольно сомнительное объяснение: рах делал это исключительно ради того, чтобы позлить Мартона и вывести того из себя. Но вот зачем ему это понадобилось, на это у Эйдона ответа не было.

Впрочем, он не заставил себя ждать.

— Эй ты, светлость! — Мартон вдруг вскочил с места и замахал в сторону магички и её призрака руками: — Не позволяй ей пить слишком много!

Однако было уже слишком поздно: будто влекомая духом противоречия, девушка основательно приложилась к фляге с неразбавленным тонизирующим бальзамом. Уже в следующее мгновение глаза её полезли на лоб; давясь приступами мучительного кашля, магичка бешено заозиралась по сторонам в поисках хоть чего-нибудь, что помогло бы ей унять пожар в горле.

Мартон с досадой хлопнул себя по бедру:

— Да три шпиля Больфано тебе в… в спину! — Под суровым взглядом Эйдона гвардеец в последний момент смягчил ругательство и, словно оправдываясь, добавил уже тише: — Так ведь горло себе сожжёт…

Эйдон насмешливо улыбнулся: и правда, отчего же призрак не желает иметь с юношей никаких дел?

— Вежливость, Мартон. — Капитан подхватил собственную флягу с водой и тяжело поднялся с земли. — Помяни моё слово: вежливость откроет перед тобой множество дверей.

Гвардеец проворчал что-то неразборчивое, но Эйдон, всё ещё посмеиваясь, уже медленно ковылял в сторону соседнего костра. Лучшей возможность завязать разговор могло больше не представиться.

* * *

Что бы ни плескалось внутри «позаимствованной» призраком фляги, содержимое её было поистине ужасным. От горечи у Кристины выступили слёзы, в обожжённом горле першило, на языке остался резкий привкус спирта; девушка глубоко задышала, энергично обмахивая мгновенно вспыхнувшие щёки руками.

— Боже, ну и отрава… — прохрипела она.

В голове мелькнула абсурдная, хотя и несколько запоздалая мысль: а что, если во фляге могла оказаться какая-нибудь техническая жидкость, вроде полироля или слабой кислоты? Может, как раз об этом и кричал им Мартон? Идея, тем не менее, была настолько нелепой, что девушка только скептически хмыкнула — и тут же снова зашлась сдавленным кашлем.

Между тем Хель отнеслась к этому замечанию со всей серьёзностью. Фляга, будто сама собой, перекочевала в руки светловолосой, после чего та быстро поднесла горлышко к носу. Секунду спустя, явно не удовлетворившись результатом, Хель пролила несколько капель рубиновой жидкости на сложенную лодочкой ладонь.

— Annmiir. — Хель проследила, как напиток просачивается сквозь её руку и алым дождём проливается на землю. — Тебе это не повредит.

Кристина сразу же ей поверила: к этому моменту она уже и сама заметила, что состояние её странным образом улучшилось: в голове прояснилось, а безысходность и страх, вязло огрызаясь, отступили на самый край сознания, где их подменили решимость и умеренный оптимизм. Она выберется отсюда. Чего бы это ни стоило, онаво всём разберётся и вернётся домой. А заодно утрёт нос этому свихнувшемуся от безнаказанности шутнику.

Пылкое воодушевление, так внезапно появившееся, настолько же внезапно улетучилось, и Кристина криво усмехнулась: хорошо, что она не сказала этого вслух. Делать громкие заявления — это одно, а вот воплощать их в жизнь — совсем другое. Сыграть с Духом в его игру, и не просто сыграть — обыграть его! Одного упрямства для этого было явно недостаточно.

И тут же, словно в ответ на её невесёлые мысли, в шуме ветра и шелесте листвы зазвучали слабо уловимые шорохи и шепотки — слишком тихие, чтобы быть настоящими, но в то же время слишком отчётливые, чтобы их можно было бы с чистой совестью отбросить в сторону. Кристина резко обернулась к призраку:

— Ты это слышишь?

Хель ответила не сразу. Кристина уже привыкла, что время от времени та впадает в странное состояние, похожее одновременно и на отрешенную задумчивость, и на глубокий сон или даже кому. В другое время она даже не стала бы обращать на это внимание, но сейчас затянувшееся молчание призрака взвинчивало нервы до предела. В конце концов Кристина не выдержала и потянулась к плечу призрака — но не успела: в самый последний момент по телу Хель пробежала зыбкая рябь, и она равнодушно заявила:

— Они ищут тебя.

— Кто ищет? — опешила Кристина, чувствуя, как руки покрываются гусиной кожей, а по спине побежали мурашки.

Но объяснить что-либо Хель уже не успела: лязгая металлом к их костру приближался «реконструктор» постарше. «Гвардеец», — поправила себя Кристина, постепенно принимая правила игры. Она уже давно заметила его — сложно было не заметить почти двухметрового мужчину, переминающегося с ноги на ногу, будто в ожидании удобного момента. Момент, правда, он выбрал крайне неудачный.

Усатый гвардеец остановился в нескольких шагах от Кристина и с оскалом, который, по всей видимости, должен был обозначать дружелюбную улыбку, протянул в её сторону металлическую флягу.

— Isu.

— Вода, — тут же откомментировала Хель.

Кристина ничего не ответила, только бросила на усатого — Эйдона — враждебный взгляд и замотала головой. Кто их знает, в этой их «другой реальности», как назвал бы это место Дух; один раз её уже пытались убить.

С лёгким полупоклоном Эйдон спрятал флягу, но не ушёл, а зачем-то обратился к призраку. На этот раз они говорили довольно долго — или, если называть вещи своими именами, довольно долго припирались. Гвардеец украдкой вздыхал и бесшумно цокал языком, Хель отвечала ему короткими рубленными фразами, неожиданно жёсткими даже несмотря на мягкий и певучий выговор.

— Они предлагают помощь и хотят проводить тебя к ближайшему поселению, — наконец в одно предложение резюмировала Хель.

Кристина подозрительно сощурилась:

— Ага, теперь, значит, они вдруг решили мне помочь? С чего бы это?

— Ты хотела выйти из леса, — напомнил призрак.

— «Какая разница?», это ты хочешь сказать? — Кристина задумчиво потёрла переносицу. — Так-то да…

Она и сама понимала, что бесконечно сидеть на месте не получится. Разумнее было бы найти более-менее тихую гавань и спокойно переварить информацию, а заодно и подумать, как быть дальше. Вот только сама идея выбираться из этой глуши в компании своих несостоявшихся убийц особой радости не вызывала. Допустим, Хель проводит её до границы леса, а что потом?

— Скажи ему… — Девушка растёрла между пальцами горсть сухих листьев и бросила труху в костёр, собираясь с мыслями. — Да, скажи ему, что я очень благодарна и всё такое, но будет лучше, если я пойду в одну сторону, а они в другую.

Эйдон принял отказ спокойно, разве что взгляд исподлобья стал ещё тяжелее, но Кристине было всё равно: спихнув переговоры на Хель, она устроилась поудобнее и принялась с преувеличенным интересом разглядывать собственные руки с неровными, неизвестно где и когда сбитыми ногтями. Оставалось только позавидовать Хель, у которой такой проблемы не мозгло возникнуть в принципе.

Правда усидеть на месте оказалось совсем непросто: под действием отвратительного пойла тело требовало движения. Кристина даже не заметила, как начала раскачиваться вперёд-назад. Вниз — перед глазами мелькнули малиновые угли костра, опавшая хвоя и пожухшие листья; вверх — трепещущие языки пламени, сизый дым, тёмная стена леса и голубое небо без единого облачка; вниз — тёмно-зелёный подол платья, будто только что тщательно выглаженный и аккуратно разложенный по земле; вверх…

…два белёсых огонька на серой вытянутой морде с отвратительной как у пиявки пастью. С ненасытной алчностью, не обращая внимания ни на что вокруг, из полумрака леса Эйдона пожирало глазами мерзкое, почти карикатурно уродливое существо.

Лепестки жуткой пасти раздвинулись, обнажая ряды мелких зубов.

— А ну, пошёл отсюда!

Прежде чем Кристина успела сообразить, что делает, она уже выхватила из костра тлеющую головёшку и изо всех сил запустила во невесть откуда взявшееся чудовище. Неудачно. Оставляя за собой едва заметный дымный след, снаряд пролетел насквозь; «пиявка» ещё шире распахнула зубастую пасть, и её глаза, мутные, как у дохлой рыбы, обратились к Кристине.

Только теперь девушка по-настоящему испугалась и, коротко ойкнув, кое-как отползла назад. Подгонял её не только страх — одна за другой, по телу пробежало несколько волн ноющей боли, до ужаса напоминающей ту, которую она испытывала во время схватки Хель и гвардейцев. Но удивляться и тем более размышлять о том, что происходит, не было ни времени, ни возможности.

«Не подходи», — Хель нигде не было видно, но её ровный голос, раздающийся прямо в голове, почему-то подействовал на Кристину как лошадиная доза успокоительного.

Что-то мелькнула в полумраке — за спиной «пиявки» прямо из воздуха возникла грязно-серая тень и, ухватив чудовище за толстое горло, легко подняла его в воздух. Уродливое существо оказалось совсем небольшим, с плотным, но гибким телом и короткими конечности — язык не поворачивался назвать эти отростки «руками» или «ногами» — и необычайно длинными пальцами, каждый из которых был, наверное, с ладонь Кристины.

Секунду спустя «пиявка» беззвучно заверещала и отчаянно задёргалась: прямо на глазах её мясистое тело начало скукоживаться, будто мятая бумага; безобразное морду исказили агония и бесконечный ужас. Под тонкой кожей, словно в поисках пути наружу, что-то задвигалось — и вскоре она разошлась в стороны, выпуская наружу плотный светящийся сгусток энергии. Притянутый к грязно-серой тени, он описал вокруг неё несколько кругов, с каждым разом набирая всё большую и большую скорость и рассыпаясь на мириады искр, пока, наконец, не растворился в ней навсегда.

Искажённое тело «пиявки» выгнулось дугой и бурой пылью осыпалось на землю.

— Сверху!

На дереве, прямо над головой серой тени, девушка заметила ещё одну «пиявку». Но Хель — а в том, что это именно она, у Кристины не было ни малейших сомнений. — оказалась быстрее, и когда чудовище мерзкой каплей понеслось вниз, её рука мгновенно вытянулась в форме тонкого клинка и одним движением рассекла противника надвое. Ещё один пульсирующий энергий и переливающийся мягким светом шарик утонул в её теле.

С шипением длинный меч покинул ножны; то и дело бросая на Кристину встревоженные взгляды и озираясь по сторонам, рядом остановился Эйдон.

«Они их не видят! — пронеслось у неё в голове. — Почему они их не видят⁈»

Гвардеец наклонился и вытянул из голенища тяжёлый метательный нож — Кристине он показался настоящим тесаком. Не теряя времени на объяснения, от которых в их ситуации всё равно не было никакого толка, он швырнул оружие девушки под ноги. Та не сразу поняла, что это значит, но быстро спохватилась и, стискивая рукоять влажной от холодного пота ладонью, встала рядом с Эйдоном. За спиной послышался лязг металла — поудобнее перехватывая оружие, Мартон занял своё место. Круг сомкнулся.

Кристина облизнула пересохшие губы: вряд ли им удастся что-то сделать, но и сдаваться на милость уродливых тварей она не собиралась.

Чудовища продолжали прибывать; из-за деревьев показались бледные туловища сразу нескольких «пиявок». Нелепо подпрыгивая на кочках и запинаясь о выступающие из земли корни, они быстро приближались и, не сговариваясь, пытались взять Хель в полукольцо.

Лес наполнился низким угрожающим шипением и клокотанием, от которых кровь стыла в жилах. Это, кажется, услышали все, но только Кристина увидела, что этот звук заставил безобразных монстров сначала остановиться, а затем и вовсе попятиться назад. Хель не оставила им ни малейшего шанса: мгновенно сблизилась с одним из уродцев, быстрым ударом перерубила его тонкие «ноги» и тут же, крутанувшись вокруг своей оси, снесла голову второму. Третья «пиявка» не стала дожидаться своей участи и бросилась в лес; Хель сразу же последовала за ней, на ходу впитывая энергию убитых.

Но не пройдя и нескольких метров, призрак почему-то остановился, словно упёрся в невидимую стену. Это открытие, как могло показаться, совершенно сбило Хель с толку, и несколько секунд она просто стояла, будто решая, как поступить. Наконец, призрак развернулся ко всё ещё живой «пиявке» — той как раз удалось перевернуться на толстый живот и теперь она, цепляясь за корни длинными пальцами и извиваясь всем телом, пыталась скрыться в зарослях.

Глаза Кристины расширились, а миг спустя ей и вовсе пришлось отвернуться. Словно отыгрываясь за неудачу, Хель наступила на обрубленную конечность «пиявки» и принялась с садисткой жестокостью кромсать её призрачным клинком, отсекая конечности, вспарывая брюшину и разбрасывая во все стороны куски плоти. Казнь продолжалась не больше минуты и при полной тишине — хотя Кристина чувствовала, что ещё немного и незримый покров, милосердно отгораживающий её и поглощающий все звуки, прорвётся, после чего ужасающие вопли распластанной по земле «пиявки» сокрушительным шквалом обрушатся на девушку и гвардейцев.

— Тебе нужно идти.

На первый взгляд могло показаться, что Хель появилась из ниоткуда, но Кристина успела заметить, что призрак словно бы прошёл сквозь невидимую плёнку: грязно-серая тень осталась на одной стороне, а на другую ступила хрупкая девушка со светлыми волосами и в строгом тёмно-зеленом платье.

— Нужно идти прямо сейчас, — настойчиво, насколько её ровный голос позволял передавать эмоции, поторопила Хель. — Я покажу дорогу.

— Хорошо, — одними губами прошептала Кристина. — А… а зачем ты?..

Хель аккуратно сложила руки перед собой.

— Они очень трусливы. Крики отпугнут остальных. Ненадолго. Скоро они будут здесь.

— Кто будет?..

— Все.

Кристина бросила на Хель полный непонимания взгляд, но та явно решила, что уже и без того дала самое исчерпывающее объяснение всему происходящему. Впрочем, если Кристина и была готова на какое-то время смириться с отсутствием объяснений, то гвардейцы — нет. С мечом наперевес Мартон подскочил к Хель и, не прекращая что-то запальчиво говорить, попытался ухватить её за локоть. Однако призрак, как и подозревала Кристина, был материален ровно настолько, насколько сам того хотел, и рука гвардейца, не встретив сопротивления, прошла насквозь. Говорил что-то и Эйдон — спокойнее и обстоятельнее, но Хель уже потеряла к обоим гвардейцам всякий интерес. Всё её внимание было направлено на Кристину.

— А они? — наконец спросила девушка, обводя гвардейцев рукой.

— Они выиграют для тебя немного времени.

Холодный расчёт, а особенно та лёгкость, с которой призрак был готов пойти на убийство, привели Кристину в настоящий ужас. Нет, разумеется, она не забыла, как эти двое напали на неё, но бросить их здесь, на растерзание «пиявок» и бог весть чего ещё — на это девушка пойти не могла. Просто не могла.

Хель будто подслушала её мысли равнодушно заметила:

— Они тебе не друзья.

— Да знаю я!..

Гвардейцы молча переглянулись. Эйдон улыбнулся Кристине краешками губ; колючий взгляд на мгновение потеплел, и теперь гвардеец стал похож на человека, который не просто знал свою судьбу, но и давно с ней смирился.

Из полумрака леса послышалось невнятное бормотание — на этот раз громче и, как показалось Кристине, ближе. Её вновь тряхнуло от боли, такой сильной, как если бы в тело одновременно вонзились тысячи иголок; она покачнулась и сжала зубы — как же не вовремя! Но это же подстегнуло её мысли: что бы она не решила, делать это нужно было быстрее.

— Скажи им, чтобы шли за нами.

Но вопреки ожиданиям Хель не торопилась выполнять эту просьбу. Голова её чуть склонилась набок, и Кристина с ужасом осознала, что призрак на полном серьёзе обдумывает, что займёт меньше времени: продолжить спорить с Кристиной, сделать, как она просит — или попросту убить обоих гвардейцев. Причем отнюдь не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, какому варианту склонялась Хель, и что она способна довести дело до конца.

— Делай, как тебе говорят! — глухо прорычала Кристина, не узнавая собственного голоса. Как же неудобно во всём зависеть от упрямого призрака!

— Ты пожалеешь об этом.

На сборы ушло всего несколько минут. Хель протянула руку к костру — и пламя сразу же погасло, будто свеча, задутая резким порывом ветра. Мартон, тем временем, извлёк из сумки какой-то мешочек и, черпая оттуда одну щепотку красноватого порошка за другой, обработал им клинок своего меча. Затем он проделал то же самое с оружием Эйдона и даже с ножом Кристины — хотя она так и не поняла, какого именно эффекта гвардеец хотел этим добиться.

В последний раз оглядев сразу осиротевшую без тепла и света костров поляну и убедившись, что ничего не забыто, вынужденные союзники быстрым шагом направились чащу.

Глава 7

Что скрывают топкие воды?

Отряд вынырнул из глубокого оврага, обогнул огромное, в несколько обхватов хвойное дерево и зашагал по хрустящему под ногами лишайнику. Звук, на удивление приятный и умиротворяющий, задавал бодрый темп. Постепенно кроны деревьев становились всё выше, а сами они всё неохотнее давали дорогу незваным гостям, обступая их со всех сторон, нависая над головами и угрожающе протягивая к ним свои цепкие ветви.

«Вот теперь мы по-настоящему заблудились», — вдруг подумала Кристина и нервно заозиралась по сторонам, подобно кошке, которая отчаянно пытается запомнить дорогу после того, как её впервые вытащили из дома.

По левую руку от Кристины прихрамывал молчаливый и серьёзный Эйдон. Рука с побелевшими от напряжения костяшками пальцев приросла к рукояти оружия; напряжённый взгляд скользил по окрестностям, пытливо всматриваясь в пляшущие по обе стороны тропинки причудливые тени. Немного поодаль, почти бесшумно, будто бы вовсе не касаясь земли, двигался Мартон. В отличие от Кристины и даже Эйдона, он выглядел как человек, который наконец-то оказался в родной стихии: плечи заметно расправились, как если бы с них свалилась тяжелая ноша, а по лицу юноши блуждала рассеянная полуулыбка, совершенно неуместная в их ситуации. Хель быстро перемещалась между стволами деревьев, то и дело замирая в полутора десятке метров впереди, оборачиваясь вполоборота и наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, словно удивляясь, что доверчивые путники позволяют увлекать себя всё дальше и дальше. В переменчивом свете её тёмно-зелёное платье почти сливалось с листвой, отчего создавалось впечатление, что эта хрупкая девушка была ненастоящей, будто бы нарисованной акварелью на холсте.

По подсчётам Кристины прошло не менее часа. Таинственные «все», о которых так настойчиво предупреждала Хель, не спешили показываться на глаза, но и без того было вокруг немало такого, от чего по коже пробирал мороз. С каждым пройденным шагом лес словно становился теснее, наполняясь тихим, сводящим с ума шёпотом; а воздух, пропитанный тревогой и опасностью, делался всё гуще.

Однако не только это заставляло Кристину беспокойно вздрагивать и нервно передёргивать плечами. Хель вела их в низину, и всё чаще под ногами что-то подозрительно чавкало и хлюпало; в стене вековых деревьев появлялись бреши, в которых виднелись затянутые ряской озерца, а приятные ароматы хвои и прелых листьев сменялись запахами сырости, гнили и стоячей воды. Не заставили себя долго ждать и целые облака назойливых мелких насекомых. Они нахально лезли в глаза, в нос и в уши, беззастенчиво забирались под одежду и безжалостно впивались в кожу; особенно доставалось голым лодыжкам, которые от такого варварского обращения вскоре и вовсе потеряли чувствительность. Кристина спустила закатанные рукава, но особой пользы это ей не принесло; оставалось только с завистью поглядывать на гвардейцев: их стёганые рубахи и плотные штаны, заправленные в высокие кожаные сапоги, давали хоть какую-то защиту от оголодавшего гнуса.

Вскоре отряд остановился у самой границы зловонного болота, сплошь укрытого высокой травой и редкими деревцами. Эйдон, кажется впервые за всё время пути, нарушил молчание и бросил пару слов; Мартон зачем-то опустился на колено и приложил ладонь к земле. Выждав немного, Кристина пожала плечами — странное действие вполне могло оказаться каким-нибудь религиозным ритуалом. Девушка не стала гадать и тем более задавать какие-либо вопросы, вместо этого она прошлась кругом, хлюпая промокшими ботинками. Лицо её само собой приняло кислое выражение.

Кристина боялась болот. Боялась, что предательская почва может в любую минут уйти из-под ног; боялась провалиться под воду и быть заживо затянутой в холодную липкую жижу; боялась отравиться болотным газом, страшилась змей и пиявок, — всё, так или иначе связанное с топями, вызывало у неё почти первобытный ужас. И побороть его оказалось неожиданно сложно.

У самой кромки воды замерла молчаливая и как всегда равнодушная Хель. Глядя на неё Кристина наконец нашла в себе силы взять себя в руки — не только в переносном смысле, но и буквально, обхватив плечи руками — и направилась к призраку. Они почти поравнялись, как вдруг девушка резко остановилась и закрыла рот руками, чтобы не вскрикнуть. Ей показалось, что она что-то заметила — да, точно! Взгляд торопливо заметался по трясине, где один за другим над водой зажигались белёсые, голубоватые, грязно-зелёные и янтарные огоньки. Один, два, десяток, другой, ещё и ещё, пока, наконец, из-за каждой кочки, из-каждого деревца не выглядывало по паре жадных, мерцающих мертвенным светом глаз. Они — кем бы ни были эти «они» — пока не могли её увидеть, но они ждали. Ждали и почти дождались.

«Болото, — вдруг вспомнила Кристина, чувствуя, как душа уходит в пятки. — Болото не её». Тогда, в лесу, это заявление показалось ей глупым, нелепым, лишённым какого-либо смысла; теперь она предстало в совершенно ином свете. Значит ли это, что трясина принадлежит этим существам? Но если это так, тогда зачем Хель привела их сюда?

От одной мысли о возможном предательстве у Кристины пересохло в горе, а руки сами собой до боли сжались в кулаки. С какой стати она вообще с такой лёгкостью доверилась призраку, которого увидела в первый раз в жизни? Раньше она бы не задумываясь ответила, что эти существа просто не способны на обман — сама концепция лжи чужда их до предела простому, прямолинейному, почти механистическому разуму. Вот только, с чего она решила, что призраки другого мира устроены так же?

Кристина потёрла шею, будто это могло помочь ей избавиться от липкого кома в горле, и украдкой покосилась на Хель. До сих пор от неё не чувствовалось никакой угрозы — уж что-что, а это Кристина сумела бы распознать, не зря же она столько времени провела в компании призраков старого дома. Тем не менее не стоило забывать, что само по себе отсутствие угрозы ещё не означало безопасности, как бы странно и противоречиво это не звучало. При желании Хель могла быть крайне опасной для окружающих — в этом на собственной шкуре убедились гвардейцы, не говоря уже о буквально разодранной в клочья «пиявке».

Но с чего Хель вообще опекать и защищать её? Просто, потому что призрак обнаружил её раньше, чем гвардейцев? Это могло бы сработать в старом доме: кроме Кристины людей в нём не было, и призраки привязывались к ней настолько, что зачастую не отходили ни на шаг. В те времена это казалось забавно причудой, но что если Хель видит в ней то же, что и призраки из особняка? И что она в таком случае видит?

Подумать об этом Кристина не успела: послышались приглушённые голоса, плеск воды и сухой треск — погружённая в размышления, она даже не заметила, как гвардейцы сошли с тропы. Теперь они возвращались с тонким стволом поваленного бурей дерева, который прямо на ходу очищали от веток и сучьев, превращая в длинную и вполне надёжную жердь.

«Тихо!» — едва не шикнула на них Кристина, но тут же спохватилась и закусила щёки. Гвардейцы, само собой, не видели на болотах ничего необычного, а Хель вряд ли дала себе труд объяснить, что ждёт их впереди.

— Нам точно нужно туда идти? — девушка мотнула головой в сторону бескрайней топи и зловещих огней над водой.

Хель равнодушно проследила за её взглядом:

— Да. Так ты выйдешь из леса уже к вечеру.

Кристина подняла голову к небу, и снова задумалась. Теперь ей казалось, что она неправильно рассчитала время — во всяком случае, солнце над головой уже было по-вечернему тёплым и начинало окрашиваться в оранжевый свет. На всякий случай отметив про себя эту странность, девушка пожала плечами: мало ли, как Хель видит мир и воспринимает время.

— А можно его как-нибудь обойти? — спросила Кристина без особой надежды, заранее догадываясь, каким будет ответ.

— Дорога вдоль топей на север и на юг займёт несколько дней. На это больше нет времени. Нужно идти вперёд.

Болото, судя по всему, было по-настоящему огромным. И всё же, больше всего Кристину волновали отнюдь не его размеры.

— Но ты ведь тоже видишь эти огни? Это ведь те самые… существа? Как мы пройдём мимо них?

Хель окинула трясину долгим, почти задумчивым взглядом.

— Вас слишком много. — Если бы не ровный и, как всегда, безэмоциональный тон, Кристина решила бы, что призрак вложил в эти слова лёгкий упрёк. — Мне сложно укрыть всех.

«Вот это новости!» — девушка удивлённо вскинула голову. Один из элементов головоломки со щелчком нашёл своё место в общей картине. Что бы ни делала Хель, именно благодаря ей этим «всем» пока не удавалось их найти.

— У тебя мало времени, — по телу призрака пробежала зыбкая рябь, и словно ей в такт, у Кристины заныло под сердцем. — Скоро они заметят тебя.

К горлу снова подступил вязкий и липкий ком. Хель уже пыталась об этом рассказать, но в прошлый раз ей помешали. Кристина покосилась на гвардейцев — те успели подготовить вторую жердь, точную копию первой, и теперь обсуждали что-то вполголоса, указывая то в сторону топей, то на собственные доспехи и оружие. Всё было понятно без слов: Мартон явно считал, что разгуливать по болотам в доспехах было не лучшей идеей; Эйдон по каким-то своим соображениям эту позицию не разделял. Для Кристины же, у которой и в помине не было никаких доспехов, это означало только одно: возможность спокойно задать Хель пару вопросов. И начать стоило с самого важного.

— Кто эти «они» и «все», о которых ты постоянно говоришь?

Будто удивлённая вопросам, Хель склонила голову набок и молча указала в сторону переливающегося огнями болота. Кристина только прикрыла глаза и вдохнула поглубже. Больше всего на свете ей хотелось схватить Хель за плечи и хорошенько потрясти, чтобы вытряхнуть из неё этот раздражающий буквализм. Впрочем, напомнив себе с кем имеет дело, она быстро взяла себя в руки и переформулировала вопрос:

— Об это я догадалась. Но что это вообще такое? Духи? Призраки? Или что-то другое?

Поначалу ответа не последовало, но несколько секунд спустя неподвижные глаза призрака, будто сделанные из кусочков зелёного стекла, оживились чуть заметным интересом:

— У них нет имени, а если и есть — мне оно неизвестно. Они охотятся стаями, но каждый хочет стать сильнее остальных. Когда тебя найдут, никто не решится напасть первым. Тогда они наведут на твой след того, кому принадлежит это место, и подождут своей очереди.

Для Хель это была необычайно долгая и складная речь, хотя Кристина так и не поняла, кто эти «они» и кого именно «они» собираются привести. Но сам факт, что призрак так оживился, не предвещал ничего хорошего.

— А что потом? — облизнув пересохшие губы, спросила Кристина.

Хель посмотрела ей прямо в глаза:

— Ты умрёшь здесь.

Прошло несколько невообразимо долгих секунд, в течение которых Кристина, приоткрыв рот и стискивая в руках края шерстяной кофты, ошарашенно разглядывала свою равнодушную собеседницу. Никто не пытался её напугать, не драматизировал, не сгущал краски — Хель с присущей ей прямотой просто выложила перед Кристиной совершенно реальную перспективу. Однако совсем скорое кое-что изменилось: девушка вдруг почти физически ощутила, как страх отступает, а в голове со скрежетом переключаются невидимые рычажки, отчего сознание принялось наполняться совершенно абсурдной, учитывая ситуацию, веселостью и злым азартом.

Девушка размяла занемевшие кисти и упрямо скрестила руки на груди:

— Это мы ещё посмотри.

* * *

Отряд растянулся по зыбкой топи. Хель, изящно придерживая длинную юбку, больше по привычке, чем по необходимости, гордо вышагивала впереди. За ней, с длинной жердью наперевес брёл Мартон, следом хлюпала промокшими и, похоже, безнадёжно испорченными ботинками Кристина, Эйдон, с запасной жердью на плечах, замыкал шествие.

Однако довольно быстро выяснилось, что не имеющая какого-либо веса Хель была не самым лучшим проводником. Не прошло и четверти часа, как впереди послышался негромкий возглас Мартона — нога гвардейца ушла под воду выше колена. Тот замер на месте, аккуратно перенёс вес назад и попробовал выбраться, но трясина, почуяв добычу, держала мёртвой хваткой. Тогда Мартон попытался вывернуть из сапога ступню, но ему помешали туго затянутые на голени ремни. Болото же, будто насмехаясь над его усилиями, довольно зачавкало и ухватило свою жертву ещё крепче. Дело приняло бы самый серьёзный оборот, если бы на помощь не подоспели Эйдон с Кристиной, которые сразу же поймали конец длинной жерди и вскоре вытянули гвардейца на твёрдую землю.

Сказать, что он был зол, значит не сказать ничего: кровь отхлынула от лица, ноздри раздулись, губы растянулись в зверином оскале, выглядевшем особенно неуместно на его добродушном лице; рука сама потянулась к рукояти оружия. В чувство его привёл резкий оклик Эйдона: Мартон прикрыл глаза и, слегка подрагивая всем телом, медленно выдохнул. Через несколько секунд от былой вспышке напоминало только бледное лицо да хмурый взгляд тёмных, почти чёрных глаз. Кисть, судорожно сжимающая рукоять меча, плавно разжалась. Бросив что-то, подозрительно напоминающее ругательство, Мартон перехватил жердь поудобнее и побрёл вперёд, вымещая свой гнев на болотных кочках.

Кристина проводила его задумчивым взглядом. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, о чём он подумал: Хель шла впереди и не предупредила об опасности, а затем, когда гвардеец попал в беду, призрак и пальцем не пошевелил, чтобы ему помочь. Кто угодно решил бы, что за этим скрывается какой-то замысел. Но так ли это было на самом деле? После недолгих раздумий, Кристина неохотно признала, что однозначного ответа у неё не было. От Хель по-прежнему не исходило никакой угрозы — но что, если это не распространялось на гвардейцев?

Следующие часы стали для Кристины по-настоящему суровым испытанием — и дело было вовсе не в том, что болото дышало испарениями, почва гуляла под ногами, а над головой клубились облака мошки и комаров. Топи кишели самыми отвратительными существами, которых только можно было себе представить. То тут, то там из воды хищно выглядывали уже знакомые Кристине «пиявки» с белёсыми рыбьими глазами и нелепыми короткими конечностями. Мимо, перепрыгивая с кочки на кочку, проносились бесформенные тени; в воздухе скользили гротескные, плоские птицы, похожие на сложенные из бумаги фигурки с криво нарисованными глазами. Под ногами сновали крошечные, в половину ладони, серые существа с огромными для своего размера головами на спичечных шеях — такими большими, что их приходилось постоянно поддерживать тоненькими лапками. Эта несуразная деталь придавала им немного растерянный и даже комичный вид — как если бы эти странные создания удивлённо покачивали головами, впервые увидев людей в своих владениях. Однако безобидными они могли показаться только на первый взгляд — хищные оранжевые глаза-точки, резко выступающие клыки и самого опасного вида когти не оставляли сомнений, что питаются эти существа отнюдь не грибами и болотными ягодами. И всё это под неустанный аккомпанемент из настойчивого, вворачивающегося в уши шёпота, тихого скрежета, будто от тысяч невидимых насекомых, беспрестанно перебирающих лапками, и сонма других, совершенно непередаваемых, звуков, о происхождении которых Кристине не хотелось даже думать.

Радовало одно: что бы ни делала Хель, теперь ещё более отстранённая и сосредоточенная, чем обычно, это работало: призрачные обитатели болот не обращали на вторгнувшихся в их царство людей ни малейшего внимания. Не беспокоило их и то, что гвардейцы попросту проходили сквозь них — по всему выходило, что эти существа обитали на каком-то ином плане мироздания, который никак — или почти никак — не соприкасался с обычной реальностью.

А вот для Кристины всё было совсем иначе. Крепко стискивая в руках вновь выданный ей нож, девушка старательно обходила призраков стороной — она не забыла, что именно с её подачи «пиявки» попытались напасть на них, и повторять ошибку не собиралась. Приходилось петлять, резко останавливаться, а иногда и вовсе перепрыгивать выскакивающих на тропу, как чёртики из табакерки, «большеголовых». Вопросительные, а затем и откровенно изумлённые взгляды гвардейцев было решено попросту не замечать: всё равно объяснить им что-либо не было никакой возможности, а обращаться для этого к Хель ей почему-то не хотелось.

Время шло, и постепенно Мартон начал сбавлять темп; всё чаще слышалось тяжёлое сопение Эйдона. Сама же Кристина не переставала удивляться, что до сих пор не чувствует усталости — похоже, то жуткое пойло, которое Хель «попросила» у гвардейцев, продолжало действовать. Когда дистанция сократилась, между гвардейцами завязался разговор, который вскоре, к немалому изумлению Кристины, перерос в самый азартный спор. О сути его оставалось только догадываться: гвардейцы разводили руками, указывая то на землю, на то небольшие, укрытые ряской, озерца; хмурились и притопывали ногами, отчего во все стороны разлеталась болотная жижа.

Однако о чём бы не вели разговор гвардейцы, Кристина была этому только рада: их голоса — резкий выговор Мартона, более плавный и мелодичный Эйдона — здорово разряжали обстановку. Даже несмотря то, что сам язык по-прежнему казался Кристине странным нагромождением неразборчивых, переливающихся звуков.

Некоторое время спустя Кристина не выдержала и осторожно тронула Хель за рукав:

— О чём они говорят?

— О том, как лучше назвать это место.

— Нашли о чём спорить… — ворчливо начала было Кристина, но сразу же прикусила язык. Как ни крути, а атмосфера на болотах была самая тягостная, пусть даже гвардейцам и не приходилось наблюдать обитателей этого места во всей красе. Шуточная перепалка — чем не способ развеяться?

Спор, между тем, разгорался всё сильнее. Кристина даже сумела разобрать пару слов, то и дело повторяющихся в самых разных вариациях: «taisu» и « müülta». Терзаемая любопытством, на этот раз сугубо профессиональным, она вновь обратилась к призраку:

— А эта ta… taisu, верно? Что это значит?

— Правильно говорить: «taliisu», — на удивление строго поправила Хель. — Это значит: «болото».

Кристина повнимательнее прислушалась к речи гвардейцев, но как ни старалась никакого «taliisu» не услышала. Впрочем, ничего необычного, в этом не было: в конце концов, никто не отменял диалектные или даже социальные различия; само собой каждый считает свой вариант единственно правильным. Кристина решила уточнить:

— «Taliisu» говорят там, откуда ты родом?

Хель отрицательно покачала головой. Молчание длилось недолго, и вскоре лицо её чуть оживилось, осветилось внутренним светом; она заговорила — медленно, монотонно, будто её голос был записан на старую трескучую магнитофонную ленту:

— Сказано: «Правильная речь стремится к ясности. Не теряя сути, простые слова сопрягаются и, вступив в союз, порождают сложные». «Talima» — значит: «вязнуть» или «тонуть». « Isu»…

— «Вода», — опередила её Кристина. Это слово она запомнила ещё тогда, когда услышала его от Эйдона.

— Верно.

Запись остановилась, лицо Хель приняло обычное безразличное выражение. Кристина, не вполне понимая, что именно увидела, ненадолго задумалась. Затем бровь её иронично поползла вверх, а из груди вырвался короткий смешок:

— Подожди, это что получается, мы разгуливаем по «вязководью»?

Эта новость почему-то показалась Кристине особенно смешной. Так же, как и гвардейцы она была рада ухватиться за возможность немного отвлечься. Те же, удивлённые её поведением, оставили свой спор и покосились в её сторону, но девушка уже веселилась вовсю:

— С этим понятно, а что тогда означает эта… как её… mü… mül?..

— Müültal.

— Вот, точно! — с энтузиазмом закивала Кристина.

Хель помолчала, а затем медленно, словно удивляясь собственным словам, проговорила:

— «Болото».

Кристина заинтересованно подалась вперёд и живо поинтересовалась:

— И в чём тогда разница?

Голова Хель привычно — как и всегда, когда вопрос заставал её врасплох — склонилась набок; на секунду Кристине даже показалось, что лицо её приняло почти беспомощное выражение. Через некоторое время Хель признала:

— Не знаю.

— Ну послушай, — увлечённо начала Кристина, больше не обращая внимания ни на притихших гвардейцев, ни на снующих под ногами «большеголовых». — Должна же быть разница, иначе стали бы они спорить? Это слово тоже — как ты сказала? — «стремится к ясности»?

В тишине, нарушаемой лишь чавканьем болотной хляби под ногами, могло показаться, что ещё чуть-чуть и голова Хель загудит, как маленький компьютер.

— «Müülle» — значит: «глубоко», — наконец изрекла она. — Ta…

— «Глубоковязье»! — Кристина залилась сдавленным смехом, прикрывая рот руками, чтобы не расхохотаться в голос. — «Вязководье» и «глубоковязье»! Да уж, тут есть о чём поспорить!

Теперь гвардейцы, сбитые с толку внезапным весельем Кристины, обменивались озадаченными взглядами, но та уже не могла остановиться. Слёзы застили глаза, отчего мир поплыл и заиграл весёлыми искорками; с каждой секундой смех становился всё звонче и заразительнее, перемежаясь то короткими всхлипываниями, то новыми, почти истеричными взрывами, хохота.

— Слушай, — отсмеявшись, Кристина наконец сумела взять себя в руки, — с ними всё понятно, а как бы ты сказала: «мы на болоте»?

Хель, ничуть не смущенная весельем Кристины, сразу же отчеканила, чётко обозначая свою позицию в споре:

— Inojatta taliisu-i.

Медленно, растягивая гласные и подражая певучей манере Хель, Кристина попыталась повторить, но слова чужого языка давались ей с большим трудом: неестественная, неживая интонация и совершенно чудовищный акцент — резкий и грубый. Почти сразу же Кристина почувствовала на себе внимательный — пугающе внимательный! — взгляд Хель; и хотя та милосердно воздержалась от комментариев, щёки Кристины предательски вспыхнули.

— Inojal taisu-i sejon, — вдруг обернулся к ним Мартон, особенно выделяя голосом первое слово и стараясь не смотреть призраку в глаза. Казалось, это имело для него первостепенное, почти принципиальное значение.

Ответ Хель состоял всего из одного слова — очевидно «правильная речь» стремилась не только к ясности, но и к предельной лаконичности, особенно если дело касалось общения с гвардейцами. Получив такой резкий отпор, Мартон отвернулся, продемонстрировав девушкам одеревеневшую спину, но в беседу сразу же вступил Эйдон. Его приятный баритон сумел сбить напряжение, и ему даже удалось обменяться с Хель несколькими фразами. Кристина машинально отметила, что призрак явно благоволил усатому гвардейцу, хотя с чем именно это было связано оставалось загадкой.

Объяснять что-либо Кристине, тем не менее, никто не спешил, и тогда она снова требовательно потянула Хель за рукав. И ответ её умудрился как многое прояснить, так и окончательно всё запутать.

Как и предполагала Кристина, прямо на её глазах разгорелся очередной лингвистический диспут, совершенно, на первый взгляд, бессмысленный. Суть его сводилась к тому, что в местном языке использовалось сразу два слова, которые можно было бы перевести как «мы»: одно включало в себя всех присутствующих, второе — только пару собеседников, оставляя за бортом всех остальных. Хель, разумеется, воспользовалась вторым, чем и объяснялось неудовольствие Мартона — возможно, в её поведении даже было что-то вопиюще невежливое.

Незначительный, в сущности, эпизод, но благодаря ему Кристина подметила одну, казалось бы, неочевидную деталь: мысленно Хель чётко проводила черту между собой и Кристиной с одной стороны и гвардейцами с другой. Кто знает, может быть, именно поэтому, когда Мартон завяз в болоте, она и ухом не повела, рассудив, что проблемы «другой команды» её не касаются. Всё это было, разумеется, только предположениями, хотя и вполне обоснованными. Размышляя об этом, Кристина не удержалась от тяжёлого вздоха: сколько ещё нюансов она упускает?

Некоторое время спустя отряд остановился на покрытом сухостоем островке. Эйдон устало облокотился на жердь и, морщась от боли, потёр раненое бедро. Мартон понимающе покивал и что-то сказал, указывая на темнеющую на горизонте возвышенность. Поросшая густым лесом, почти черным на фоне клонящегося к закату солнца, уже одним своим видом она внушала оптимизм и придавала сил: цель была близка. Лица гвардейцев прояснились, глаза разгорелись весёлым блеском, краешки губ дрогнули в мимолётной улыбке — теперь каждый шаг будет только приближать их к границе топей. Что же касается Кристины, она и рада была бы разделить их радость, но уже добрых полчаса ей приходилось буквально заставлять себя идти вперёд несмотря на тупую боль в животе и раздражающее покалывание в руках и ногах, не говоря уже о сводящих с ума шепотках. И чем дальше вглубь болот они забирались, тем тяжелее давался каждый последующий шаг.

Она покрутила головой в поисках поваленного дерева или сухого пенька, на котором можно было бы присесть и дать отдых уставшим ногам, но не обнаружила ничего, кроме мелькающих над водой огней и снующих то тут, то там призраков. Плоские «птицы», «большеголовые» коротышки, «пиявки», бесформенные тени, — всё это стало настолько привычным зрелищем, что уже не вызывало особых эмоций.

Так, во всяком случае, ей казалось.

Губы дрогнули и скривились в брезгливой усмешке — у сухих корней деревьев копошились мерзкие существа, похожие на разноцветных гусениц с меланхоличными, почти человеческими лицами. Двигались они крайне неуклюже, это было особенно заметно, когда одна из «гусениц», покрытая рядами тёмных полосок, попыталась переползти через небольшой, поросший мхом и лишайником холмик. Делала она это так настойчиво, что невольно закрадывалось подозрение, что это давало ей какое-то неявное преимущество перед другими.

Первая попытка окончилась неудачей — «гусеница» двигалась слишком медленно, а потому попросту съехала вниз на брюшке. Однако упорство ей было не занимать, и она с удвоенной энергией принялась штурмовать стратегическую высоту. И снова неудачно — «гусеница» потеряла равновесие и завалилась на бок, выворачиваясь всеми телом и перебирая короткими ножками. Другие «гусеницы» замерли на долю секунды, будто оценивая новую ситуацию и взвешивая перспективы, а затем стремительно рванули к беззащитному теперь товарищу, набрасываясь на него со всех сторон и сплетаясь в разноцветный, лоснящийсявязкой жидкостью клубок.

От увиденного Кристине стало дурно. Каково же было её удивление, когда уже знакомая ей полосатая «гусеница» сумела выбраться из объятий своих голодных товарищей и с завидной скоростью отползла в сторону. Там она приподнялась на задней части тела и начала быстро перебирать передними лапками, а на лице с грубыми, преувеличенно резкими чертами проявилось почти счастливое выражение. «Гусеница» увидела нечто по-настоящему интересное. Больше не оглядываясь назад, она поползла в сторону окованного сапога Эйдона.

Кристина широка распахнула глаза и уже рванулась к гвардейцу, чтобы предупредить его, но Хель резким жестом её остановила. Девушка подчинилась — что она могла ему сказать? Для гвардейцев всего это попросту не существовало.

Между тем «гусеница» не теряла времени даром: цепляясь за видимые только ей выступы на сапоге, она быстро добралась до голенища. Не вызвала особых проблем и стёганая штанина; а вот стальной набедренник оказался слишком скользким. «Гусеница» чуть сбавила темп, сгруппировалась к хвосту и резко выстрелила вверх длинным шипастым языком, целясь в непокрытую железом руку.

Кристина едва не задохнулась от отвращения и снова повернулась к Хель. Однако неумолимый призрак лишь молча покачал головой.

Ловко — и куда только делась вся её неуклюжесть! — «гусеница» вскарабкалась на плечо и, перебирая в предвкушении передними лапками, подобралась к незащищённой шее. В кожу впились крошечные, едва видимые глазу крючки, но Эйдон как ни в чём ни бывало продолжал разговаривать с Мартоном. Через несколько секунд паразит выдавил из шеи гвардейца густую светящуюся каплю и слизал её длинным языком. За первой каплей последовала вторая, третья — и с каждым разом «гусеница» становилась всё больше и больше. Наконец, она больше не могла удерживаться на шее Эйдона и под собственным весом свалилась на землю. Там она сразу же привлекла внимание своих соплеменников, которые без особых сантиментов набросились на своего более удачливого товарища, алчно разрывая его на части.

Смотреть на это Кристина больше не могла. Болото и его обитатели казались ей бесконечно испорченными, искажёнными; уродливая имитация жизни, изуродованная рукой безумного маньяка и садиста. Девушка отвернулась прикрывая рот руками и не глядя пошла куда-то в сторону. В голове крутились одни и те же вопросы: что не так с этим местом? Почему в нём могли существовать настолько отвратительные создания? Но ответов на свои вопросы она не находила.

— У тебя мало времени, — в след послышался голос Хель, как всегда, спокойный и равнодушный.

Вместо ответа, Кристина только грустно хмыкнула.

Она рассеянно брела вперёд в надежде, что движение поможет развеяться и избавиться от жуткой, застывшей перед глазами картины. Девушка и сама не заметила, как остановилась на дальнем берегу островка и склонилась над водой, вдыхая тяжелый сырой воздух с запахами тины, илы и гнили. В этом воздухе было что-то неправильное. Неправильное, но отчего-то до боли знакомое.

Она резко вскинула голову, чутко прислушиваясь к окружающему миру. Внезапно по телу пробежали мурашки — как от слабых, но приятных разрядов тока. Девушка замерла от удивления раскрыв рот. Недоверчиво огляделась по сторонам, боясь сделать лишний шаг, чтобы не потерять нужную точку. Закрыла глаза и вытянула руку. Лёгкая улыбка тут же зажглась на её лице — по кончикам пальцев разливалось приятное тепло и сухое покалывание. Кристина мысленно потянулось к источнику тепла, ощущая хорошо знакомое упругое сопротивление, отдающееся лёгкой вибрацией по всему телу. Сомнений быть не могло: перед ней лежала Тропа.

На душу пролился настоящий бальзам — впервые она обнаружила что-то знакомое и понятное. Что-то, на что можно опереться, и что давало слабую надежду. Стоит ей пожелать — и она тут же окажется далеко от этого жуткого болота и его обитателей.

Не открывая глаз она мысленно нащупала сердцевину Тропы и попыталась осторожно заглянуть на другую сторону. Этот процесс, по словам Духа, каждый представляет по-разному, но Кристина остановилась на образе, который выбрала ещё в юности: большое задрапированное тканью зеркало. Нужно было только чуть-чуть нажать и аккуратно, будто разворачивая дорогой подарок, снять эту воображаемую ткань и заглянуть внутрь. Разумеется, никакого изображения там не было — но по своим ощущениям она довольно быстро научилась определять, насколько опасной могла оказаться другая сторона.

Однако в этот раз у неё ничего не получилось. Это открытие несколько обескуражило Кристину, но упрямый факт оставался фактом: Тропа сопротивлялась намного яростнее обычного, а воображаемое зеркало было не просто укрыто тканью, а замотано в плотный кокон. Кристина была по-прежнему уверена, что при желании смогла бы встать на эту Тропу, но сделать это не зная, что находится на другой стороне? Для этого нужно было либо по-настоящему отчаяться, либо окончательно и бесповоротно сойти с ума.

И всё же то, что в этом мире существовали Тропы уже само по себе было хорошей новостью — если есть Тропы, значит есть и Перекрёстки, а там и нужный Провал найдётся. К тому же Перекрёсток мог стать относительно безопасным местом, куда нет ходу никому, кроме самой Кристины и других, похожих на неё.

— Что ты делаешь?

Кристина коротко ойкнула и подпрыгнула от неожиданности. Невидимая сердцевина выскочила из пальцев, ощущение тепла и покалывания прекратилось. Тропа схлопнулась, и теперь не откроется в ближайшие несколько часов, а может быть и дней. По лицу Кристины пробежала тень.

— Ничего, — раздосадованно протянула она. — Просто показалось…

Злиться на Хель не было никакого смысла. Даже если бы Кристине удалось разобраться, что лежит на другой стороне, что с того? Ну ушла бы она из этого болота и оказалась посреди пустыни, на городской площади или того хуже в чьей-нибудь спальне — от этого её положение стало бы только хуже. Совсем не зная языка, без денег и малейшего представления о том, где она находится — в лучшем случае её до конца дней поместят в местный аналог дома с мягкими стенами, а в худшем — просто убьют. Нет, если и соваться на Тропу, то только после тщательной подготовки. Кристина в последний раз царапнула пальцами воздух и побрела назад, к терпеливо ожидающим её гвардейцам.

Однако на полпути её остановил пронзительный женский крик — страшный, полный страдания и ужаса, будто его обладательница заживо сгорала в огне. Кристина застыла как вкопанная, ощущая как в жилах стынет кровь, и обеспокоенно вертела головой. Исчезли многочисленные призраки, прежде буквально кишащие вокруг, погасли разноцветные огни над водой, утихли вкрадчивые шепотки и невнятное бормотание. Даже Хель куда-то пропала, растворившись в зеленоватом тумане.

И тут же, не давая путникам опомниться, с другой стороны раздалось сразу несколько пронзительных воплей — на этот раз детских. Оружие в мгновение ока оказалось в руках гвардейцев. Со знанием дела они осмотрели клинки, покрытые тёмной маслянистой жидкостью, и призывно замахали Кристине руками.

Привал подошёл к концу.

* * *

Отряд упорно продирался через непролазную топь. Подгоняемые душераздирающими криками, гвардейцы по очереди прощупывали дорогу — пока один сосредоточенно работал длинной жердью, другой внимательно оглядывался по сторонам с оружием наперевес. Следом плелась Кристина, кое-как заткнув за пояс нож и взвалив запасную жердь на плечи. Хель всё реже показывалась на глаза, и лишь изредка где-то впереди мелькали то почти незаметное тёмно-зелёное платье, то её светлые волосы. На фоне грязно-бурой трясины и быстро темнеющего неба они почему-то напоминали Кристине сияющий во тьме маяк.

Леденящие кровь крики, раздающиеся то с одной, то с другой стороны, иногда стихали, но только для того, чтобы смениться судорожными всхлипываниями, жалобными хныканьем или горькими рыданиями. Их источник, хоть и не сразу, Кристина заметила раньше гвардейцев — и это странное существо напугало её как ничто прежде.

Над водой, всего в нескольких метрах от них, змеилось непроглядно черное облако клубящегося тумана. Прячась за выступающими из воды корнями, укрываясь в длинных тенях кустарников, ныряя в малейшие неровности на редких полосках поросшей мхом и лишайником суши, оно неотрывно преследовало горстку людей, посмевших забраться в самое сердце его владений. Поведение его, тем не менее, было совершенно непоследовательным: «облако» то кружило вокруг, постепенно сжимая кольцо, то стремительно бросалось куда-то в сторону, как бешеная гончая на добычу.

Впрочем, вскоре эта загадка была решена. Кристина заметила, как в глубине болота, в стороне от отряда, появилась тонкая фигура Хель: призрак замер посреди трясины, беззвучно шевеля губами. «Облако» отреагировало мгновенно — молниеносным рывком, от которого вспенилась водная гладь и колыхнулись заросли высокой болотной травы. Однако прежде чем черному «облаку» удалось её настигнуть, Хель без следа растворилась в воздухе. Она появлялась и в других местах, дразня и отвлекая внимание странного существа на себя, чтобы позволить Кристине и обступившим девушку гвардейцам уйти как можно дальше. Однако бесконечно такая игра в кошки-мышки продолжаться не могла.

Отряд выбрался на крохотный островок, расположенный всего в паре сотен метров от поросшего густым лесом берега. Ничем не примечательный, кроме одинокого дерева, растущего у самой воды, он был последней остановкой перед финальным рывком к суше. Кристина с облегчением бросила тяжелую жердь на землю. Зябко поёжилась, недовольно покосилась на насквозь промокшие ботинки, оглядела вымотанные, серые от усталости лица гвардейцев, поискала глазами Хель — та неожиданно появилась рядом, обменялась парой слов с гвардейцами и сразу же исчезла — и упрямо стиснула зубы. Она совсем не устала, но между тем голова раскалывалась от непрекращающихся спазмов, живот горел огнём, во рту пересохло, руки и ноги онемели — и при этом невыносимо её невыносимо тянуло в сон. Не совсем понимая, что делает, Кристина опустилась на корточки и обхватила голову руками.

Странным образом это помогло унять тошноту, но передышка была недолгой. На какое-то мгновение Кристине показалось, что ход времени сначала приостановился, а затем невидимая часовые стрелки и вовсе замерли, так и не досчитав до следующей секунды. Именно тогда Кристина совершенно ясно осознала: мир неотвратимо изменился. Незримый купол, укрывающий её и гвардейцев от обитателей болот, с дребезгом разбился, и внутрь хлынуло всё, от чего он должен был их защитить — и что бы это ни было, хорошим оно быть не могло. Девушку захватил вихрь беспокойства и смятения, подгоняемый дурными предчувствиями и страхом. Тело требовало решения, простого и понятного — бежать! Бежать, пока ещё есть время! Кристина вскинула голову, подалась вперёд, собралась с силами для последнего рывка — и замерла, не в силах пошевелиться.

Узкая полоска суши, давшая им приют, стремительно наполнялась вкрадчивым, невероятно злобным шипением и злорадным клокотанием, похожим на кипящую в котле смолу. Откуда-то, казалось, сразу со всех сторон, раздались судорожные рыдания, быстро переходящие то в истерический хохот, то в пронзительные вопли, слишком высокие, чтобы принадлежать живому существу.

Девушка вскочила на ноги, судорожно вынимая из-за пояса подаренный нож. Раздался звук клинка, извлекаемого из ножен, и тихий лязг металлических доспехов — гвардейцы, будто разминаясь, взмахнули оружием и заняли круговую оборону, напряженно оглядывая трясину. Но Кристина почему-то чувствовала, что угроза исходит не от болота — точнее, не только от болота. Она была гораздо ближе.

Из-за ствола высокого хвойного дерева показалось сразу несколько тонких длинных пальцев пепельно-серого цвета — Кристина с ужасом отметила, что ствол, хоть и довольно толстый, никак не сумел бы укрыть за собой даже ребенка, а обладатель такой большой кисти должен был быть выше её как минимум на две головы. Где же тогда тело? Между тем цепкие пальцы сомкнулись, крепко вцепились в кору и с сухим треском провернулись, будто собирались отжать промокшую насквозь простыню. Дерево задрожало, треск стал по-настоящему жалобным, но это существо отнюдь не собиралось его ломать — только подтянуться вперёд. Секунда — и из-за дерева медленно показалась копна длинных, беспорядочно свисающих к земле, спутанных волос, такого же пепельно-серого цвета, как и мертвенно-бледная кожа показавшихся следом кистей и рук. Призрак поднял лицо на Кристину — изуродованное, сплошь покрытое рваными ранами, с проглядывающимися сквозь отсутствующую щеку зубами — и пристально вгляделся в девушку абсолютно чёрными глазами.

— Rakh, — едва слышно выдохнул стоящий рядом Мартон, до скрипа сжимая оружие в руках. Он добавил ещё что-то, обращаясь к Эйдону, но о сути сказанного оставалось только догадываться.

«Не двигайся, — сознание заполнилось чужим голосом. Саму Хель нигде не было видно. — Побежишь — умрёшь».

Существо, названное рахом, тем временем отлепилось от дерева и рухнуло на землю, словно не могло самостоятельно удержаться на ногах. По тщедушному, костлявому телу, одетому в рваные лохмотья того, что раньше могло быть дорожным костюмом, пробежала мелкая рябь — и уже в следующее мгновение призрак замер всего в нескольких метрах от Кристины и гвардейцев. Неспособность стоять на ногах оказалось не более, чем уловкой, от которой рах в последний момент отказался. Внезапно в окружающую какофонию влился новый голос — почти неотличимый от свистящего шипения раха, он кипел едва сдерживаемой яростью. Призрак мгновенно развернулся на звук.

Хель ждала его. Идеально прямая осанка, холёные руки аккуратно сложены на животе, чуть вздернутый гордый подбородок, — всё это странным образом сочеталось с бледной алебастровой кожей и глубокими чёрными глазами, явственно выделяющимися даже на фоне сгущающейся темноты. Хель встретилась взглядом с призраком; шипение и ворчание слились в сплошной хриплый свист — и рах, принимая вызов, нетвёрдо шагнул в её сторону.

Поначалу ничего не происходило: призраки замерли напротив, пожирая друг друга глазами. Сколько это продолжалось Кристина не знала, но судя по тому, что у неё затекли ноги — довольно долго. Наконец, рах не выдержал и не сводя взгляда с Хель медленно поплыл над землей. Та сразу же отзеркалила это движение и двинулась в том же направлении. Но бесконечно кружить вокруг своего противника явно не входило в её планы.

Призраки исчезли — и тут же в центре островка встретились две грязно-серые тени. В сторону, развеиваясь в воздухе, что-то отлетело: кажется, одна из них — Кристина не могла с уверенностью сказать, кто — потеряла руку; и противницы на огромной скоростью врезались в болото, поднимая тучу брызг и окатывая берег волнами. На мгновение всё стихло, но вскоре островок заходил ходуном, а из воды, по направлению к дереву, вылетело облако, клубящееся серым и зелёным туманом. Ствол угрожающе заскрипел, но выдержал. Призраки разлетелись в разные стороны, словно два магнита направленные друг к другу одинаковыми полюсами. Один — поднимая волны, ушел под воду, другой мягко приземлился на землю, на лету материализуясь в худощавую девушку в привычном платье. Первый раунд остался за Хель.

Но затишье продлилось недолго. Поднимая фонтан брызг и издавая угрожающее шипение, рах вырвался из болота и бросился к Хель. Она отбила атаку, и призрак снова отлетел в сторону, на этот раз по направлению к Кристине и гвардейцам. Кажется, он вспомнил об их существовании только сейчас. Одним рывком рах поднялся на ноги и мгновенно развернулся к Кристине — в воздухе что-то мелькнуло, и девушка коротко вскрикнула, отшатнувшись назад. Одновременно с этим, кто-то резко ухватил её за плечи и рванул в сторону, а вперёд вырвался один из гвардейцев — кажется, Мартон. Клинок подрубил ноги призрака; гвардеец, пользуясь инерцией, пропустил противника вперёд и одним ударом снёс ему голову. Рах отступил, без следа развеявшись в воздухе.

Гвардейцы, не теряя времени, подхватили Кристину под руки и повели к темнеющему в сотне метров лесу, явно рассудив, что вмешиваться в противостояние двух призраков будет себе дороже. Но не успели они пройти и нескольких шагов, как зыбкая почва заплясала под ногами. Раздался резкий металлический скрежет; миг спустя Мартон поднялся в воздух и отлетел в сторону, едва не вырвав Кристине руку. Рах всё ещё надеялся победить и не собирался так просто упускать свою добычу.

Схватка разгорелась с новой силой. Кажется, гвардейцы поняли, что единственный способ выбраться на сушу — это убить или хотя бы отогнать окончательно взбесившегося раха. Впрочем, как показалось Кристине, они больше мешали обеим противницам, чем помогали кому-либо из них, но всё же, на первый взгляд, Хель получила некоторое преимущество: в реальном мире раху приходилось отбиваться ещё и от гвардейцев, а стоило изчезнуть, как его тут же встречала Хель.

Однако от Кристины не укрылось главное: они проигрывали.

Взбешенный непрекращающимися атаками со всех сторон, рах двигаться всё быстрее, действовал всё агрессивнее. Всё чаще гвардейцы были вынуждены отступать, прикрывая друг друга, всё чаще сама Хель попадала под удар. Доставалось и самой Кристине — необъяснимые приступы головной боли, тошноты, жутких болей под сердцем и в животе становились почти невыносимыми — пока, наконец, девушка не поняла, в чем было дело.

Гвардейцы предприняли отчаянную атаку: обманным движением Эйдон спровоцировал раха на удар, а Мартон отсёк призраку обе руки с длинными когтями. Тогда Эйдон, перехватив оружие как копьё, в разбегу вонзил его призраку в грудь и, надавив всем своим весом, пригвоздил противника к земле. Раздалось пробирающее до костей шипение; непостижимым образом рассверепевший рах вырвался из захвата, разметав гвардейцев как кегли. Хель попыталась ему помешать, но пропустила удар, и длинные когти вонзились ей в грудь. Рах довольно заклокотал — всё это время он ждал этого удара. К одной когтистой лапе присоединилась другая, и призрак принялся раздирать грязно-серую тень — Хель — пополам.

В тот же самый момент Кристина почувствовала, как холодные когти разрывают её собственное тело, пытаясь добраться до сердца и лёгких. Девушка взвыла, судорожно поискала глазами гвардейцев, но те, оглушенные ударом о землю, двигались слишком медленно. И тогда она решилась. Не имеет значения, почему боль Хель передаётся ей самой; какая разница, что будут делать гвардейцы, в конце концов не стоило забывать, что ещё недавно они сами были не прочь её убить — спасаться нужно самостоятельно. И самое главное — Хель умирает за них, а эти болваны стоят и ничего не делают!

Кристина покрепче стиснула подаренный Эйдоном нож, всё ещё поблескивающий тёмной маслянистой жидкостью, и с жутким криком побежала на раха. Оказавшись рядом, она зажмурилась и не глядя изо всех сил ударила монстра в спину.

Её оглушил пронзительный вопль. Жуткая тварь колыхнулась, и Кристина почувствовала, как что-то обожгло руку, тонкой линией протянулось от запястья до локтя; ноги поднялись над землёй. Она упала, больно ударившись животом и хлебнув зловонной болотной жижи; из груди вырвался стон, но раздирающая боль в груди отступила, а значит у неё всё получилось.

Но радость оказалась преждевременной: что-то резко ухватило её за плечо и рывком перевернуло на спину. Кристина распахнула глаза и увидела над собой изуродованное лицо раха. Монстр придвинулся почти вплотную; тонкие пальцы обхватили шею, смыкаясь на загривке, черные глаза оказывали почти гипнотический эффект, затягивали в водоворот бесконечной темноты и клубящегося непроглядного тумана. Кристина почувствовала, как её обволакивает плотный, непроницаемый кокон, будто она оказалась внутри огромной медузы. Она попыталась вырваться — но тело отказалось слушаться. А затем пришла боль. Не легкий дискомфорт, который она ощущала каждую минуту перехода через болота, и не то недомогание, как тогда, когда Хель впервые сражалась с гвардейцами, а по-настоящему мучительная агония, сопоставимая только с тем ужасом, который ей пришлось испытать по милости Духа во время перехода между мирами. Рах, словно гигантская пиявка, высасывал из неё все соки, с неукротимой алчностью пожирал не только тело, но и саму душу.

Кристина с ненавистью уставилась в безразличные глаза призрака. И тут случилось самое неожиданное: в непроглядном тумане, заполняющем глазницы, образовался крошечный просвет. Медленно, по чуть-чуть, он расширялся и расширялся, пока наконец на Кристину не посмотрели совершенно живые, абсолютно человеческие карие глаза, взгляд растерянный, полный непонимания и смятения, ужаса и боли, а самое главное — взгляд осознанный. Пальцы призрака разжались, позволяя Кристине вдохнуть полной грудью. Но надежда на избавление, такая близкая, с дребезгом разбилась: стоило раху отпустить девушку, как по его телу пробежало сразу несколько волн, глаза затуманились угольно-черной темнотой, а рука, оцарапав острыми когтями, ещё крепче вцепилась ей в шею.

Время почти остановилось. И всё же, до ушей Кристины доносилась неясная возня; затем краем глаза она увидела на костлявых плечах раха чьи-то руки. Сверкнуло лезвие меча, которые кто-то просунул между призраком и Кристиной. Резкий рывок — и рах оказался отброшен прочь. Кристина попыталась отползти в сторону, но руки и ноги отказывались подчиняться, а от усилий у неё ненадолго потемнело в глазах.

А когда через несколько секунд зрение вернулось, она увидела, как в живот распластанного на земле раха врезается что-то, напоминающее колено, как грязно-серая тень прижимает его к земле и длинными когтями разрывает грудь, обнажая черную, кипящую внутри темноту с плотной непроглядно чёрной сферой внутри. Рука тени быстро изменила форму, превратившись в короткий заострённый клинок, которым она без колебаний пронзила сердце призрака.

Поверженный и раздавленный, рах издал долгий протяжный вопль. Забился, задёргался, рванулся из последних сил — и вырвался из хватки своей противницы, на ходу меня форму. Миг — и иссиня-чёрный столб тумана стремительно пронёсся мимо гвардейцев и направился вглубь топей.

Кристина с облегчением откинулась на спину. Всё закончилось.

Через некоторое время, когда она наконец почувствовала, что уже может встать она кое-как уселась на земле. Гвардейцы праздновали победу: смеялись, хлопали друг друга по плечам, горделиво указывали в сторону болот мечами. Она продолжала равнодушно наблюдать за гвардейцами. Неожиданно Эйдон приблизился к Хель и протянул к ней руку — нерешительно, и даже, как показалось Кристине, с опаской. Затем, будто мысленно махнув рукой, легонько хлопнул по плечу и её.

Хель не обратила на этот жест никакого внимания.

И всё же, после того, что Кристина увидела в глазах раха, она не была готова присоединиться к общему веселью. На душе остались самые тягостные чувства — кем была эта женщина в прошлом? Она помнила как выглядела Хель, когда они впервые встретили в этом лесу — избитая, изуродованная и замученная до смерти. Значит ли это, что с той женщиной случилось то же самое? И если так, продолжает ли она страдать до сих пор?

Девушка тяжело вздохнула. Ответов, как всегда, не было.

Ей помогли подняться на ноги, и Кристина, пошатываясь на ватных ногах, приблизилась к Хель.

— Это и есть твои «все»? — мрачно спросила она.

— Нет, — спокойно ответила Хель, не сводя глаз, необыкновенно грустных и глубоких, с залитых последними лучами солнца болот. — Это был рах.

Кристина обернулась к призраку:

— Как ты?

Хель промолчала. Кристина устало пожала плечами — она и так знала ответ.

— Как ты это сделала?

— Что сделала?

— Ты знаешь. Меня там едва наизнанку не вывернуло — и это не в первый раз. А началось это сразу после того, как мы с тобой встретились. Сначала в лесу, затем, когда ты защитила меня от гвардейцев, и когда мы встретились с теми… «пиявками». Потом на болотах и, наконец, сейчас. Это слишком часто повторяется, чтобы быть обычным совпадением.

Молчание затянулось. Кристина тяжело вздохнула и уже собиралась уходить, как вдруг Хель жестом остановила её.

— Я не знаю, что произошло. Не могу от тебя отойти. Иногда слышу твои мысли. Могу передать свои. Если мне нужна сила — я могу её взять.

Брови Кристины удивлённо взлетели вверх:

— Это нормально вообще? Ну, для рахов?

— Не знаю, — вдруг призрак обернулся к Кристине и пытливо заглянул ей в глаза. — Ты помогла мне. Почему?

Вместо ответа, Кристина только смущенно отмахнулась. Если Хель задает такие вопросы, то скорее всего не поймёт ответ.

— Я хочу пойти с тобой, — после недолгих раздумий заявил призрак.

— Не то чтобы у тебя был выбор, — отшутилась Кристина. — И у меня, кстати, тоже.

— Выбор есть.

Кристина, подумав, согласилась. Всё-таки Хель, несмотря ни на что, рассуждала на удивление здраво. Пусть и не слишком широкий, но выбор действительно был: пойти добровольно или же против своей воли. Девушка кивнула и потянула Хель за рукав:

— Пойдем, нас уже ждут.

Глава 8

Переговорщики

Напоследок топи ещё раз показали путникам свой зловредный характер. Резко обрывались тропки, которые, казалось, безошибочно вели к берегу; мшистые кочки, густо опутанные выступающими корнями, на поверку оказывались ненадёжными; и даже редкие островки, сплошь заросшие чахлыми деревцами, предательски раскачивались под ногами, в любой момент грозя уйти под воду. Прошло около часа прежде, чем они выбрались на сушу и после краткого отдыха зашагали по хрустящему лишайнику, подставляя усталые лица свежему вечернему ветру.

Закатное солнце успело спрятаться за деревьями, хотя до наступления настоящей темноты было ещё далеко. По небу растянулись широкие бордовые, розовые и тёмно-синие полосы облаков, отчего лес освещался отражённым красноватым светом. Будто заворожённая, Кристина остановилась, подняв голову к небосводу. В детстве такое небо казалось ей зловещим и каким-то неправильным, потусторонним — по крайней мере так было до тех пор, пока родители не объяснили ей в чём дело.

— К холодам, — прошептала она, и сердце защемило от тоски, а глаза защипало от нахлынувших воспоминаний о доме. Даже сейчас, когда она совершенно точно знала, что такой цвет появляется из-за пыльных капелек тумана в воздухе, она неизменно возвращалась к этой немного наивной примете. Маминой примете.

Её окликнули — вежливо, но твёрдо — и Кристина, пряча глаза, поплелась за исчезающими в сумерках гвардейцами. Почти не было слышно изнуряющего шёпота, а духи и призраки, ещё совсем недавно сновавшие под ногами, отступили — не иначе рассудив, что связываться с небольшим, но неожиданно грозным отрядом будет себе дороже. Во всяком случае Кристине было приятно так думать, поскольку других поводов для радости у неё пока не находилось.

Да и чему радоваться? Чувствовала она себя преотвратительно. Руки и ноги нещадно чесались от укусов комаров и мошки; живот превратился в один сплошной синяк, отчего каждый вдох отдавался ноющей болью. Волосы, перемазанные болотной жижей, напоминали паклю и торчали во все стороны; мокрая и грязная одежда обнимала холодными руками. Кристина тягостно вздохнула — она многое бы отдала за возможность помыться, переодеться в сухое и как следует выспаться.

К тому же мало-помалу приходило осознание, что влипла она куда серьёзнее, чем казалось поначалу. Рах! Точно такое же существо, которое едва не прикончило её на болотах. Здесь, совсем рядом. Пусть Хель не показывалась на глаза — Кристина ощущала её незримое присутствие так же отчётливо, как если бы у неё появилась ещё одна рука или нога. И это пугало её до чёртиков. Призраки из старого дома были странными, но относительно безопасными существами. Понятными. Предсказуемыми. Что же творилось в голове Хель, Кристина не бралась даже предположить. И что означают эти её заявления, вроде: «я не могу от тебя отойти»?

«Понятно, что ничего не понятно», — хмыкнула Кристина. Перед глазами живо встали знакомые ей призраки — вернее, те из них, которые по какой-то неведомой причине не отходили от неё ни на шаг. Через несколько дней они исчезали, но почти сразу же на их место приходили другие, и часть из них тоже начинала крутиться рядом, будто привязанная. Как и почему это происходило, Кристина не знала. Дух же в ответ на любые вопросы только отшучивался, утверждая, что призраки ценят хорошую компанию.

«А что, если так оно и было?» — в голове пронеслась внезапная догадка. Дух никогда её не обманывал и даже самые безумные утверждения в конце концов оказывались правдой. Тогда, что, если призраки отирались рядом вовсе не по своей воле, а действительно притянутые… чем?

«Уж точно не твоим неотразимым обаянием!», — саркастически заключила она и едва не топнула ногой от досады. Ну что мешало как следует расспросить Духа, пока была такая возможность?

Она цокнула языком и прибавила шаг, чтобы не потерять из виду тускло поблескивающую кирасу Эйдона. Не сказать, что она боялась заблудиться — в случае чего Хель легко найдёт дорогу — просто не хотелось, чтобы её снова подгоняли. Идти, впрочем, пришлось совсем недолго: не успела Кристина догнать Эйдона, как тот резко затормозил, отчего она едва не врезалась носом ему в спину.

Отряд вышел на опушку леса.

Гвардейцы обменялись короткими жестами, и Мартон бесшумно скрылся в темноте. Кристина пожала плечами — пусть делают, что хотят, она слишком устала, чтобы задавать вопросы и тем более спорить. Несколько минут спустя раздался тихий свист, и настороженная поза Эйдона стала гораздо более расслабленной — только сейчас, на контрасте, Кристина заметила, с каким напряжением гвардеец ждал этого сигнала.

Поясные сумки с глухим стуком ударились о землю. Обменявшись парой слов — они вообще мало разговаривали — гвардейцы принялись собирать валежник для костра. Кристина равнодушно проследила за ними взглядом, — и вдруг шумно зевнула, едва успев прикрыть рот руками. Действие отвратительного пойла, благодаря которому она продержалась так долго, определённо подходило к концу.

Она даже не заметила, как опустилась на землю. Ей показалось, что она лишь на секунду прикрыла глаза, — но когда снова их открыла, рядом уже потрескивал жаркий костёр. Кристина сонно подобралась поближе, стянула мокрый кофту и ботинки, растянулась на жадно впитывающей тепло земле. Краем глаза она заметила, как рябью подёрнулся воздух, и из него показалась как всегда серьёзная Хель. Без лишних слов рах сразу же встал на часы — точно между Кристиной и гвардейцами.

Уставшая и замученная, Кристина свернулась калачиком. Завтра, решила она. Тяжёлые думы о своём бедственном положении, размышления о мистической связи, внезапно образовавшейся между ней и Хель, рефлексия о прошлом и составление планов на будущее, — всё это завтра.

Её дыхание становилось всё глубже. Приглушенная речь гвардейцев укачивала и убаюкивала. Медленно сомкнулись веки.

Мир погрузился в блаженную темноту.

* * *

Однако ночь не принесла Кристине столь желанного покоя.

Ей снился осенний лес, почти такой же, как и тот, у границы которого остановился их небольшой отряд. Кутаясь в колючий шерстяной плащ, она брела по узкой тропинке между мрачными деревьями. Промозглый ветер трепал волосы — откуда-то Кристина знала, что в это время года он был частым гостем в этих краях. Ноги холодила мокрая трава; в воздухе стоял запах недавнего дождя, сырой хвои и свежесрубленного дерева. Это сочетание будило едва уловимые, почти забытые воспоминания. Отчего-то оно казалось неуместным, лишним, чуждым. Ей невыносимо хотелось оглядеться по сторонам, чтобы найти его источник. Однако из этой затеи ничего не вышло: в этом сне Кристине досталась роль безмолвного и безвольного наблюдателя.

И всё же что-то почувствовала и та, чьими глазами Кристина смотрела на мир: в этой глуши она ни разу ещё не слышала ни стука топоров, ни звука человеческого голоса; да и от ближайшего поселения её отделяли дни и дни пути. Она становилась прислушиваясь, — но осенний лес молчал.

Вместе с незнакомкой Кристина присела на землю. Из-под плаща показались тонкие кусочки коры и крохотная связка сухих веточек, которые она бережно хранила от моросящего с самого утра дождя. Девушка сложила костерок, и огниво зачиркало в её неумелых руках. Дерево разгоралось неохотно, то и дело издавая недовольное шипение и выпуская сизый дымок. Наконец, наступил самый ответственный момент; старясь не дышать, она придвинулась поближе и прикрыла тлеющие угольки руками.

Пламя занялось. Кристина — или всё-таки не она? — выдохнула с облегчением и подложила в костёр несколько веток побольше. Её лицо оставалось спокойным, почти неподвижным, но внутри — внутри она ликовала. Ещё бы! Первый костёр в её жизни, у неё всё получилось!

Кристина почувствовала приятное тепло, когда девушка подставила огню закоченевшие пальцы, ощутила лёгкую дрожь, пробежавшую по телу. Откуда-то появилась потёртая металлическая фляга, и она — они? — сделала крошечный глоток, которого едва хватило, чтобы смочить пересохшее горло. Всё ещё подрагивающими то ли от холода, то ли от нервного напряжения, руками она выудила из-за пазухи изящный медальон; ощупала рельефную поверхность: сплетенную узором монограмму на одной стороне и фамильный герб на другой. Губы шевельнулись и нерешительно, будто никогда прежде того не делали, скривились в злой усмешке.

Её преследователи отлично подготовились — даже слишком. Засада на старом тракте, между излучиной реки и лесом Kathlinn. Два мага, около полудюжины наёмников, прекрасно снаряжённых и вооружённых. Такие не предлагают свои услуги кому попало, и это значит, что нападение спланировал кто-то по-настоящему богатый и могущественный. А судя по тому, что им был известен её маршрут, предателя нужно было искать в самом близком кругу.

На мгновение самообладание ей изменило, и лицо её исказилось гримасой ненависти; рука судорожно стиснула медальон в кулаке. Лишь несколько секунд спустя ей удалось медленно разжать пальцы и унять дрожь в руках — но Кристина живо ощутила, каких невероятных усилий ей это стоило. Девушка не подавала виду, но на самом деле она была на грани отчаяния, которое пыталась подавить с помощью злости и холодной решимости.

Она выберется. Чего бы ей это ни стоило. И тогда… о, тогда они увидят, что бывает с теми, кто покушается на жизнь настоящей знати. Сразу две семьи перевернут верх дном весь Halithar, найдут всех, кто так или иначе был к этому причастен, показательно сотрут их в пыль и развеют по ветру. Потому что есть оскорбления, которых не прощают. И никакой крови не хватит, чтобы их смыть.

Наёмники об этом знают. Знают — потому и преследуют её с таким остервенением. Они надеются на лёгкую добычу, но лёгкой добычи им не видать: вчера она уже отправила во тьму одного из магов. Судя по тому, как неосторожно тот оторвался от своей группы, это был ищущий. Как иронично! Его сгубило собственное искусство: чем ближе эти ищейки к цели, тем реже они смотрят по сторонам, и тем безрассуднее становятся. Обмануть мага было несложно, и теперь ей ещё не раз пригодятся его плащ, огниво и фляга.

Девушка вынула небольшой, с палец длиной, кинжальчик и принялась остругивать толстую ветку, напоминающую ствол молодого дерева. Совсем скоро он превратился в грубое самодельное копьё; незнакомка вытянула его перед собой, примеряя по руке и, удовлетворённо кивнув, сунула наконечник в огонь. Кристина ощущала её эмоции, как свои собственные. Ощущала её ликование, смешанное с надеждой и страхом. Она хотела жить, и была готова пойти на всё.

И у неё были все шансы. Наёмники не взяли с собой собак, понадеявшись на магию. Ужасная ошибка! С утра прошел дождь, и теперь, прежде чем они возьмут её след, она будет далеко. Нужно только перейти через топи Venataliisu и выйти на северо-восточную окраину леса. А если не получится…

… Живой они её не получат.

* * *

С такой тяжёлой головой Кристина не просыпалась уже очень, очень давно. Пожалуй, с тех самых пор, когда её заманили на вечеринку по случаю окончания первого курса, — хотя, даже в тот раз похмельное утро было к ней несколько милосерднее. Сейчас же всё тело болело так, будто она всю ночь разгружала вагоны — не меньше целого состава, причём в гордом одиночестве.

«Нужно будет спросить Хель, из чего они гонят это дьявольское пойло…». — Она мужественно боролась с головокружением.

Разбудила её, правда, отнюдь не головная боль, а совершенно умопомрачительный аромат жареного мяса с едва уловимыми нотками какой-то незнакомой приправы и шипение костра от капающего на раскалённые угли жира. Кристина проглотила слюну, повела носом на запах… и вдруг, не удержавшись, шумно чихнула.

Что-то упало. Послышалась торопливая возня, глухой лязг металла, тревожный звук извлекаемого из ножен оружия. Кристина похолодела: «Наёмники!». Она проворно перекатилась в сторону и, резко вскочив на ноги, загнанно заозиралась по сторонам.

У костра, с длинным мечом, наполовину показавшимся из ножен, замер Мартон. На лице застыло изумлённое и несколько смущённое выражение — должно быть, как и Кристина, он среагировал раньше, чем успел понять, что происходит. Откуда-то сбоку, за пределами поля зрения Кристины, раздалось сдавленное фырканье — Эйдон, посмеиваясь, пригладил усы. Кажется, гвардеец вовсю наслаждался зрелищем. Он поднял руки в успокаивающем жесте и что-то сказал, обращаясь к Мартону. Тот будто спохватился и проворно спрятал оружие в ножнах, а затем быстро снял руку с эфеса.

— Простите, — смущённо проговорила Кристина едва встретившись с его укоризненным взглядом. Лицо горело от залившей его краски, руки не находили себе места: это же нужно было на ровном месте поднять такой переполох! — Просто сон приснился, вот я и… в общем…

Кристина замерла на полуслове, сообразив, что её объяснений всё равно никто не поймёт. Махнула рукой, уселась у костра и уткнулась в землю. Правда, выдержала недолго: в нос снова ударил манящий мясной аромат. Кристина даже не заметила, как начала украдкой оглядываться по сторонам. Оказалось, что, пока она спала, гвардейцы не теряли времени даром: каким-то образом им удалось поймать уже знакомую Кристине «крысу» и водрузить её на костёр. От одного её вида в животе требовательно заурчало.

«Интересно, долго ещё?»

Изо всех сил Кристина старалась не смотреть на поблескивающую жиром «крысу». Кто бы мог подумать, что она станет облизываться при виде чего-то подобного! Впрочем, то ли она думала слишком громко, то ли Мартон попросту проследил за её голодным взглядом, — как бы то ни было, Кристина искренне возликовала, когда гвардеец со знанием дела попробовал мясо ножом и серьёзно кивнул. Полминуты спустя Кристине вручили деревянную миску с дымящимся бёдрышком. Приборов не было, но её это не смутило — уж отсутствие вилки можно как-нибудь пережить! Она пробормотала слова благодарности и, обжигая пальцы, набросилась на еду. На вкус «крыса» удивительно напоминала свинину — хотя, какое это имело значение? Кристина так проголодалась, что охотно съела бы и суп из опилок.

Прошло какое-то время прежде, чем она вновь обрела способность думать о чём-то, кроме еды. Теперь она чувствовала себя по-настоящему живой: головная боль отступила, и в сознание вернулась ясность и какое-то подобие порядка. Мысли сами собой вернулись к странному сну — кажется, она уже видела что-то похожее. Впрочем, стоило ли этому так удивляться? Все эти приключения: предательство Хозяина дома и перемещение между мирами, король и его гвардейцы, забег по ночному лесу и переход через топи, — всё это совершенно её вымотало. Не слишком ли много на одну бедную голову? А ведь всего несколько дней назад она вернулась в родной город, чтобы навестить родителей!

Куда интереснее была загадочная связь, образовавшаяся между ней и Хель. Теперь, при свете дня, она больше не казалась Кристине чем-то пугающим; в конце концов, если бы не Хель, она давно была бы мертва. К тому же, теперь ей больше не придётся искать выход из этого мира в одиночестве, и если подумать, одно это с лихвой перекрывало любые минусы от соседства с призраком. А минусы, разумеется, были — и какие! Если подумать, она сидела на пороховой бочке: что, если Хель снова вздумается «взять силу», что бы это ни значило? И что она может натворить, когда получит желаемое?

Так, в размышлениях и сомнениях, завтракнезаметно подошёл к концу. Гвардейцы быстро спрятали миски в своих поистине бездонных сумках — и вдруг разом пододвинулись поближе. От былой весёлости не осталось и следа — совсем наоборот: лица у них были самые серьёзные.

Кристина сразу догадалась, к чему всё идёт. Недоставало только последнего элемента, но и он не заставил себя долго ждать. Воздух рядом с гвардейцами задрожал, и из него, медленно проявляясь в прозрачном утреннем воздухе, на землю ступила Хель. При виде её Мартон неопределённо хмыкнул и демонстративно отодвинулся, но та даже не взглянула в его сторону. Остановившись рядом с Кристиной, она аккуратно сложила руки передо собой.

Всё были в сборе.

— Vel’aith', — Эйдон первым склонил голову. Мартон неохотно последовал его примеру.

— Vel’aithe, — эхом отозвалась Хель, сопроводив приветствие небрежным, но удивительно изящным кивком.

Теперь все взгляды обратились к Кристине, заставляя её беспокойно ёрзать на месте. Очевидно, от неё ждали каких-то слова — но каких?

«Ты должна начать переговоры», — безмолвно подсказала Хель.

Кристина с немым вопросом обернулась к призраку, но никаких объяснений не последовало. Похоже, умение «начинать переговоры» в этом мире считалось врождённым.

«Да и пожалуйста». — Кристина пожала плечами и, собравшись с мыслями, сказала уже вслух:

— Спасибо за еду. И за помощь там, на болотах.

Хель сразу же подхватила её слова и переложила их на понятный гвардейцам язык. Эйдон вежливо улыбнулся и снова склонил голову в полупоклоне. Он заговорил — и говорил довольно долго, слегка растягивая слова и изредка кивая им в такт. У Кристины чуть отлегло от сердца: если на неё не смотрят как на сумасшедшую, значит переговоры «открылись» успешно.

— Гвардеец Эйдон Эртон выражает благодарность от своего имени и от имени своего подчинённого за помощь на болотах. Он также желает знать твоё имя и проявляет самый живой интерес к твоим дальнейшим планам.

Кристина покосилась на Хель с лёгким подозрением, но в её тоне не чувствовалось сарказма. Выходит, Эйдон действительно взял такой высокопарный тон. Впрочем, каким бы не был его тон, гвардеец сразу же поднял один из самых неприятных вопросов.

— Что планирую делать дальше?.. — морща лоб, повторила Кристина. И правда: что? И стоило ли вообще делиться своими планами? Она не смогла бросить их в лесу, но едва ли это делало их лучшими друзьями. Теперь, когда все они были в относительной безопасности, их временный союз вполне можно было бы расторгнуть, чтобы каждый мог направиться в свою сторону.

Она уже собиралась озвучить эту простую и разумную мысль, но Эйдон, похоже, верно истолковал выражение её лица и тут же перехватил инициативу.

— Гвардеец признаёт, что вина за прошлые разногласия всецело лежит на нём и на его подчиненном. Он желает принести извинения.

Взгляд Кристины скользнул по замершей рядом Хель. Уже не в ней ли кроется секрет такой резкой перемены тона?

— Однако, — тем временем продолжал призрак, — поскольку гвардеец действует по приказу Его Величества, короля Геррана II, он вынужден снова попросить тебя проследовать за ним, чтобы предстать перед Его Величеством.

«Опять они со своим королём…» — Кристина закусила губу. Сама по себе идея не вызывала у неё особого отторжения — в конце концов, до тех пор, пока она не разберётся, что здесь происходит, разумнее будет держаться людей, и в этом смысле общество короля лучше, чем, например, шайки воров. Правда, откуда ей знать, в чьей компании будет безопаснее? Гвардейцы уже пытались её убить, а значит у этого короля Геррана не было по этому поводу никаких возражений.

«Во что же ты меня втянул?..» — едва не простонала Кристина. Что такого Дух рассказал этому Геррану? Не по доброте же душевной он отправил за ней своих людей? Скорее наоборот, ему тоже нужна эта встреча — но зачем? Откуда такой интерес?

Молчание, должно быть, слишком затянулось, поскольку Эйдон снова поклонился. Кристина судорожно ухватилась за самую разумную, как ей показалось стратегию — тянуть время. Ей даже не пришлось смотреть на Хель, чтобы почувствовать, что та всецело разделяет такой подход.

— Я никуда с вами не пойду, пока не пойму, что здесь происходит.

Эйдон внимательно выслушал перевод и, похоже, признал требование Кристины обоснованным. Рассказ обещал быть долгим: он уселся поудобнее, пригладил усы — на фоне щетины они выглядели уже не так впечатляюще — и сложил руки на коленях. Теперь он отдалённо напоминал Хель: такой же невозмутимый и неприступный, с совершенно нечитаемым выражением лица. Он заговорил — медленно, чуть нараспев, будто декламируя поэму. Кристине невольно восхитилась: кажется, в этом мире придавали особое значение словам и тому, в какую форму их облечь.

Рассказ Эйдона, даже в скупом пересказе Хель, и правда больше походил на старинное предание о королях и рыцарях, которыми Кристина зачитывалась в детстве. Гибель короля и последующее за этим сражение, полный разгром и бегство юного преемника с горсткой верных людей, — всё это казалось совершенно абсолютно нереальным. Однако совсем скоро история резко поменяла тональность и стала похожа на страшную сказку — и самым парадоксальным образом именно эта часть показалась Кристине самой правдивой и реалистичной.

Она понимающе покивала: как и она сама король и его солдаты вторглись во владения Духа и чем-то привлекли его внимание. Слова Хель об убитых также получили подтверждение — хотя Кристина всё равно не могла взять в толк, зачем Духу всё это понадобилось. Версию о самозащите, как полностью несостоятельную, она отбросила сразу — сложно было даже представить, от чего Дух мог бы по-настоящему защищаться. К тому же, меньше всего её знакомых походил на хладнокровного убийцу, а значит, даже у этого преступления должна была быть причина.

«Демонстрация силы? — Кристина задумчиво потёрла переносицу. — Но силу можно показать сотней различных способов, в том числе и так, что бравые гвардейцы побоялись бы лишний раз вдохнуть».

Между тем Эйдон подобрался к самому интересному. Слушая пересказ разговора между Герраном и Духом, Кристина невольно прониклась уважением к юному королю — держался тот очень и очень хорошо, ничего не скажешь. Правда, она сама никогда не заключала с Духом никаких договоров — ей не предлагали, да и такая идея никогда не приходила ей в голову. Да и зачем? Только однажды Дух вскользь упомянул, что…

Кристина похолодела.

— Этот ваш король, он что-то ему пообещал, так? — выпалила она, перебивая Эйдона. По сравнению с плавным речитативом гвардейца её собственные слова прозвучали грубо и сухо. Эйдон легко выдержал её пытливый взгляд, но в самый последний момент его безупречная маска дала едва заметную трещину.

Кристина уже знала ответ.

— Кто же тебя за язык-то тянул… — Ей было искренне жаль мальчика, который, похоже, вляпался чуть ли не хуже, чем она сама.

Судя по разом окаменевшим лицам гвардейцев, Хель дисциплинированно перевела всё до последнего слова. Кристина прикусила язык: говорить этого явно не стоило. Но рассудив, что лучшая защита — это нападение, она сразу же перешла в атаку:

— А вы, между прочим, тоже хороши! Позволили Духу задурить ребёнку голову!

Кажется, этим она сделала только хуже. Даже не дослушав перевод, Мартон чуть ли не подскочил на месте и что-то резко выпалил.

— «Его Величество не ребёнок. Он — король».

— Да хоть Бог-Император человечества! — парировала Кристина. — Вы что, ещё не поняли, с кем связались? Этот Дух, если захочет, заставит вашего короля выполнять всё, что тот ему сдуру наобещал, — всё, слышите? До последнего слова.

Её выступлению не удалось сбить враждебный настрой Мартона, но Эйдон коротко осадил его знаком и примирительно поднял руку. Он держался хладнокровно, даже позволил себе некое подобие полуулыбки; и только чуть дрогнувший голос выдавал растущее напряжение.

— Он хочет знать, можно ли заставить это существо отказаться от договора.

Кристина пожала плечами:

— Честно? Понятия не имею. Мне эта сделка вообще кажется очень странной. Чем больше думаю об этом, тем больше не сходится…

Хель поняла её с полуслова:

— Нет видимой выгоды.

— Вот именно. Ну завоюет этот Герран полмира, и что с того? Насколько я знаю, Дух мало интересуется происходящим за пределами своего холма и… — Она хотела сказать: «за пределами своего холма и Троп», но вовремя осеклась. — И окрестностей. Если только…

Кристина потёрла разом пересохшее горло, не решаясь продолжать вслух. Но Хель хватило и этого:

— Этот договор позволил тебе появиться здесь.

Выражение Кристины стало совсем мрачным. Против своей воли она стала участницей игры, правил которой совершенно не понимала, и желание этого мальчика имело в этом не последнее значение. Во всяком случае Дух почему-то хотел, чтобы Герран пожелал власти и могущества — и активно подталкивал его к этому. Непонятно только, зачем она ему здесь понадобилась? А если понадобилась, тогда почему он так запросто её отпустил?

Раздался тихий, почти деликатный шорох: так гвардейцы вежливо напомнили о своём существовании. Кристина рассеянно кивнула, позволяя Хель перевести сказанное. И судя по тяжёлому колючему взгляду исподлобья, Эйдону эти новости пришлись не по нраву. Однако прежде, чем он успел что-либо сказать, в беседу ворвался Мартон.

— «Почему ты здесь?» «Ты служишь этому существу?», — едва закончив вопрос, Хель чуть склонила голову к плечу и посмотрела на Кристину почти выжидательно, будто ей тоже было важно услышать ответ.

— Что?.. Нет, конечно! — От такой неожиданной перемены темы разговора, Кристина чуть не подскочила. О том, что ещё совсем недавно она искренне считала Духа своим другом, она решила на всякий случай умолчать. — Просто оказалась не в том месте и не в то время.

Гвардейцы недоверчиво переглянулись, обменялись парой слов, будто нарочно не сопровождая слова жестами, чтобы она не смогла догадаться, о чём идёт речь. Наконец, Эйдон снова взял слово.

— «Ты оказалась здесь не по своей воле?» — Кристина кивнула, и он продолжил: — «Что ты собираешься делать?»

Она ответила не задумываясь:

— Я собираюсь вернуться домой.

Глаза гвардейца слегка сузились, лицо смягчилось, на губах на долю секунды заиграла торжествующая улыбка. Кристина сразу же почувствовала подвох: самое время сделать предложения, от которого невозможно отказаться.

— Гвардеец считает, что твои знания об этом существе могут помочь защитить Его Величество. Он настаивает на твоей встрече с человеком по имени Кунрад, который служил советником покойного короля Аттино и много лет посвятил воспитанию короля Геррана. Возможно, этот человек сможет тебе помочь.

У Кристины заныло в груди. Эйдон нащупал — она сама ему позволила! — самое слабое место. Разумеется, ей хотелось сказать: «Да, пойдём к твоему Кунраду, пусть он мне поможет!» — кто смог бы устоять? Но уже в следующее мгновение её охватила невыразимая тревога: все её инстинкты говорили, что делать этого ни в коем случае нельзя.

Между тем, Эйдон положил на чашу весов следующий аргумент:

— В обмен на помощь Его Величество предложил своё покровительство и защиту.

Кристина заколебалась. Обернулась к Хель, последними словами ругая себя за то, что не сделала этого раньше — в конце концов она лучше понимает, как здесь всё устроено. Однако Эйдон то ли случайно, то ли намеренно истолковал этот жест превратно. Улыбка потускнела, в голосе зазвучала отчужденность.

— Гвардеец признаёт, что сила на твоей стороне, но желает напомнить, что у Его Величества есть и более способные слуги. Он спрашивает, хочешь ли ты, чтобы Его Величество видел в тебе друга или врага?

Кристину будто холодной водой окатили. Не трудно было догадаться, что последнее выступление Эйдона представляло собой набор угроз, лишь слегка прикрытых учтивостью. Она буквально физически услышала щелчок захлопывающейся мышеловки: хитрый гвардеец умело подвёл её к тому, что могло показаться выбором между кнутом и пряником, хотя на самом деле это был выбор между плохим и очень плохим. Пойти к их королю под конвоем — но не факт, что она сможет ему чем-то помочь, и что тогда с ней будет? Вдруг её вообще не отпустят? — или… или что? Убить гвардейцев? Хель наверняка уже вовсю обдумывает этот вариант. Вот только, в отличие от неё, Кристина не могла пойти на убийство. Сбежать и стать преступницей, которую будут разыскивать с собаками по всей стране?

Кристина скрипнула зубами и враждебно уставилась на Эйдона. К её удивлению, во взгляде гвардейца не было ни злорадства, ни чувства собственного превосходства — он смотрел на неё, как игрок в покер, который сделал свою ставку и теперь терпеливо ждёт ответного хода. Вот только Кристина была не готова идти ва-банк.

«Ты пожалеешь», так сказала ей тогда Хель. О, как же она была права! «Они тебе не друзья», предупреждала она — и Кристине не следовало об этом забывать.

— Я дура, да? — мрачно пробормотала она.

— Ты не умеешь вести переговоры, — не то согласилась, не то утешила её Хель. — Ты рассказала им всё, что они хотели знать, не требуя ничего взамен.

Кристина тяжело вздохнула:

— Вот в следующий раз сама и будешь с ними разговаривать.

Но Хель и не думала останавливаться:

— Ты сказала, что у тебя нет покровителя. Они предложили покровительство Его Величества, но давать таких обещаний они не могут. Им это известно, как и то, что здесь нет никого, кто мог бы опровергнуть их слова. Такое предложение — большая честь, и прямой отказ станет серьёзным оскорблением.

— И ты говоришь об этом только сейчас… — проворчала Кристина. Обижаться на Хель, тем не менее, не было смысла: никто не мешал ей спросить совета раньше. Да и в том, что случилось, не было ничего катастрофического — просто Кристину раздражало, что никого не интересовало её мнение, а это решение ей и вовсе навязали против воли.

Эйдон поднял руку и, когда ему удалось привлечь к себе внимание, заговорил снова. Кажется, он решил подсластить пилюлю:

— Они с уважением относятся к твоему нежеланию возвращаться на Сальвийский холм и предлагают сопроводить тебя в поселение Формо, что лежит в полудюжине дней пути к юго-востоку. По мнению этого гвардейца, Его Величество с большой вероятностью будет там.

Кристина повернулась к призраку:

— А что ты думаешь?

Довольно долго Хель хранила молчание, и Кристина уже решила, что рах успел выговорить недельный запас слов и теперь впал в оцепенение.

— Это хорошее предложение, — наконец заговорила Хель. — Однако тебе не следует давать им обещаний или брать на себя обязательств.

Кристина безучастно пожала плечами. Ей в любом случае пришлось бы пойти с гвардейцами, но теперь, после того как она безнадёжно провалилась на этих «переговорах», у неё почти не оставалось пространства для манёвра.

«А ты не радуйся раньше времени», — подумала она, искоса разглядывая Эйдона. Она подыграет им — хотя бы для того, чтобы встретиться с этим Кунрадом и, может быть, понять, что задумал Дух. Кроме того, нужно выучить местный язык, разжиться деньгами и знаниями о мире. И вот тогда…

Тогда встала на Тропу — и поминайте как звали!

Глава 9

Дорогой к Формо

Меньше всего Кристина рассчитывала, что однажды ей на собственном опыте предстоит убедиться в справедливости древней формулы «vae victis», которая не сулила побеждённым ничего кроме горя. Однако именно так всё и случилось: «переговоры» завершились полным разгромом, и гвардейцы перестали обращать внимание на свою пленницу — именно пленницу, уж чего-чего, а иллюзий по поводу своего положения у Кристины не было. Впрочем, она отдавала себе отчёт и в том, что несколько сгущает краски: в конце концов, о чём вообще конвоирам разговаривать с арестантом и, самое главное, как?

Несколько минут спустя Мартон бесшумно скрылся в лесу — Кристина без особого интереса проводила его взглядом: если ему зачем-то понадобилось вернуться во владения отнюдь не самых дружелюбных духов и призраков — туда ему и дорога. Эйдон поёрзал у огня, морщась от боли и топорща длинные, потерявшие форму усы, но ему никак не удавалось устроить раненую ногу, которая, похоже, причиняла всё больше неудобств. Вскоре нужное положение всё же удалось найти, хотя для этого гвардейцу пришлось согнуться в три погибели. Вздохнув с облегчением, Эйдон принялся копаться в объёмной солдатской сумке, и через некоторое время наружу показался устрашающего вида пистолет. Кристина видела подобные в фильмах, но вживую, да еще и так близко — никогда. По телу пробежал холодок: оружие казалось по-настоящему грозным. И, судя по тому, что за спиной Эйдона начала сгущаться угрожающая грязно-серая тень, Хель полностью разделяла эти опасения.

Между тем гвардеец придирчиво оглядел оружие со всех сторон, щелкнул крышечкой, под которой, по всей видимости, располагалось отверстие для пороха, поднёс механизм к глазам. То, что он там увидел, явно пришлось ему не по нраву, отчего он снова нырнул в сумку и извлёк пухлый кожаный сверток. Чего там только не было: пузырьки с каким-то жидкостями, кисточки, кусочек чего-то, напоминающего пемзу, небольшой молоточек, шило, шомпол и множество других приспособлений, о назначении которых оставалось только догадываться. Оглядев инструменты, Эйдон взялся за один из пузырьков, промокнул тряпицу и начал аккуратно счищать с оружия приставшую на болоте грязь.

Работал он молча и сосредоточенно, но такой расклад Кристину вполне устраивал. Она и сама не горела желанием общаться с гвардейцами: слишком свежа была обида. Что с того, что Эйдон позволил ей сохранить лицо и сделать вид, что она приняла единственно верное и самое выгодное решение? Да будь оно трижды правильным, это меняло того факта, что её угрозами вынудили подчиниться требованиям какого-то малолетнего короля, которого она ни разу в жизни не видела. Что может быть хуже ощущения, что ты не можешь управлять своей жизнью? А ведь всего этого можно было избежать, начни она торговаться и сразу же ставить условия!

Кристина раздраженно повела плечом и, чтобы отвлечься, подтянула к себе подсохшие за ночь ботинки и шерстяную кофту без рукавов. Впереди ждала долгая дорога, и было бы неплохо устроить ревизию своих вещей и одежды. В карманах не обнаружилось ничего, кроме непонятно откуда взявшегося фантика от конфеты — легкомысленно жёлтого и шуршащего с поразительной для таких скромных размеров громкостью. Эйдон на секунду поднял глаза, но Кристина уже отправила раздражающий фантик в костёр и переключила внимание на свою одежду.

Осмотр оставил довольно противоречивые чувства. Обувь, хоть и держалась на честном слове, вполне могла выдержать переход по более-менее проходимой местности, но затем её придётся менять — интересно, на что? Брюки, беспощадно оборванные у щиколоток, и мятая рубашка также вызывали определённое доверие, но вот кофта, ещё совсем недавно радовавшая Кристину своим нежно бежевым цветом, превратилась в бурую, ссохшуюся от грязи тряпку, которую не то, что надеть, держать в руках было противно. Правда, выбрасывать столько ткани тоже было бы непозволительной роскошью — но к чему её приспособить? Девушка задумчиво покрутила кофту в руках, а затем, вооружившись ножом, который постепенно начала считать своим, принялась аккуратно распарывать её по шву.

— Что ты делаешь?

Хель была тут как тут: примостившись рядом, она с интересом наблюдала за каждым движением. Глядя на неё, Кристина не удержалась от улыбки: всё-таки было кое-что, что роднило раха со знакомыми ей призраками — неуёмное любопытство, которое делало её похожей на большого ребёнка.

— Сейчас увидишь. А пока, держи.

С этими словами девушка вручила призраку уголки получившегося полотна и снова заработала ножом. Как только в руках оказалась тонкая полоска ткани, Кристина быстро собрала волосы в хвост и перетянула их получившейся лентой. Результат, скорее всего, выглядел довольно жалко, но зато теперь можно было не беспокоиться, что волосы будут лезть в глаза. Глядя на неё, Хель слегка наклонила голову к плечу — это был один из немногих освоенных призраком жестов, означающим, в зависимости от направления и угла наклона, целый спектр эмоций: от непонимания и удивления до, как подозревала Кристина, патетического закатывания глаз.

— Так удобнее, — пояснила она и с лукавой улыбкой спросила: — Или ты хочешь себе такую же?

— Нет. — Голова призрака опустилась ещё ниже.

Девушка даже рассмеялась от нелепости вопроса. Конечно же, Хель не нужно было ничего подобного: её длинные волосы, аккуратно собранные на затылке и подколотые изящной заколкой, с парой длинных прядей, свободно падающих вдоль лица, лежали в идеальном порядке, как будто над ними только что поработала рука мастера. То же можно было сказать и о платье, на котором, несмотря на все злоключения, не было ни единого пятнышка и ни одной складки.

Оставшуюся ткань Кристина решила приберечь на будущее: при случае из неё можно будет соорудить сумку-узелок — вряд ли она выдержит большой вес, но что-то в ней всё-таки можно будет унести. Довольная собственной сообразительностью и практичностью, Кристина натянула ботинки и решительно поднялась на ноги — ей до смерти надоело сидеть на месте; хотелось размяться, проветрить голову, отдохнуть от ненавязчивого, но постоянного надзора Эйдона, в конце концов. Гвардеец на миг отвлёкся от работы, провёл рукой по лицу и уже собирался было что-то сказать, но Кристина не дала ему такой возможности.

— Скоро вернусь, — на ходу бросила она не оборачиваясь. Едва ли Эйдон её понял, но спорить не стал. Кристина украдкой выдохнула и записала на свой счёт небольшую победу: если бы она дала слабину и позволила гвардейцу себя остановить, ей и впредь пришлось бы выполнять чужие команды.

Вернулась Кристина одновременно с Мартоном. Сияющий, как начищенная монета, гвардеец горделиво демонстрировал Эйдону упитанную тушку уже знакомой девушке «крысы», такую большую, что размером она вполне могла потягаться с небольшой капибарой. В сумке обнаружились несколько птичьих яиц и целых ворох неказистых, но по всей видимости съедобных грибов. Оставив припасы на Эйдона, Мартон снова исчез в лесу. Кристина же, чтобы не чувствовать себя обузой, подсела к костру и знаком попросила дать ей какую-нибудь работу.

Утро пролетело незаметно. Мартон стаскивал всё новые и новые припасы, Кристина с Эйдоном под пристальным наблюдением Хель занимались заготовкой. Только во второй половине дня отряд, груженный заметно потяжелевшими сумками с провизией, водой и небольшим запасом дров, собирался у опушки.

Однако беда пришла откуда не ждали.

— У тебя всё в порядке? — осторожно поинтересовалась Кристина, после того как Хель, будто не решаясь переступить невидимую черту, остановилась у самой границы леса. — Что там?

Да, Хель говорила, что хочет пойти с ней — но одно дело сказать, а совсем другое навсегда покинуть свой дом. Могло ли случиться так, что рах окажется привязанным к одному месту? Эта мысль уже приходила Кристине в голову, ещё тогда, когда они только ступили на болото, но в тот раз никаких проблем у Хель не возникло — видимо, в её картине мира топи по-прежнему оставались частью леса. Теперь же дело обстояло куда серьёзнее.

Впрочем, Кристина подозревала, что если она отойдёт достаточно далеко, то у Хель попросту не останется выбора, и ей придётся сдвинуться с места. Но этот вариант девушка отбросила сразу — слишком уж подло.

— Всё-таки не хочешь уходить? — Кристина остановилась рядом с призраком.

Хель обернулась вполоборота и замерла, задумчиво разглядывая её своими зелёными глазами.

— Это мой лес.

Слова сопровождались слабым потоком чужих ощущений, противоречивых эмоций и смутных переживаний. Смешанные в густой коктейль, переплетённые меж собой в совершенно невозможных сочетаниях, так, что сложно было выделить среди них что-то одно — однако и этого хватило, чтобы понять, что именно пытается сказать Хель: перспектива покинуть свой лес совсем её не радовала. Даже больше: её это пугало.

Это признание, пусть и не произнесённое вслух, но от того не менее откровенное и по-своему трогательное, застало Кристину врасплох. Уже в следующее мгновение щёки вспыхнули от залившей лицо краски: хороша же она, ничего не скажешь! Настолько погрузилась в собственные проблемы, что даже не заметила, что Хель оказалась в точно такой же ситуации. Как и Кристине, ей предстояло покинуть свой дом — лес, который был для неё всем миром — и всё это ради того, чтобы отправить неизвестно куда и помогать не пойми кому достичь невероятно далёких и совершенно непонятных целей.

Призраки не слишком похожи на людей — точнее, совсем не похожи. Что у них в голове, как устроены их мысли, о чём они думают и чего хотят — в этом ещё предстояло разобраться. Но одно девушка могла пообещать себе уже сейчас: внимательнее относиться к Хель, которая отнюдь не просила, чтобы Кристина свалилась ей на голову.

— Тебе не хочется уходить, — Кристина не знала, куда деть руки. — Я знаю, потому что меня и саму вырвали из дома, причем моего мнения, как ты понимаешь, никто не спрашивал… Честно говоря, вообще не понимаю, как так получилось и как всё это работает. Но я хочу, чтобы ты знала: если бы я могла, я бы не стала заставлять тебя уходить.

Выражение лица Хель оставалось совершенно неподвижным, почти отсутствующим, но Кристина знала, что призрак очень внимательно прислушивается к каждому слову.

— Если мы найдём способ разорваться эту связь, — продолжала она, — я сразу же тебя отпущу — здесь или в любом другом месте. Просто сейчас мне без тебя не справиться, понимаешь?

Она понимала — Кристине даже не нужно было видеть, как голова Хель чуть заметно опускается вниз. Под влиянием момента девушка покраснела ещё сильнее и добавила:

— А ещё… я тебе тогда наговорила всего… ну, когда поняла, что со мной случилось… В общем… извини.

— Мне всё равно.

— Может быть. А мне — нет.

Хель медленно повернулось к своему лесу спиной и осторожно, будто ступая по минному полю, сделала пару шагов навстречу Кристине.

— Я хочу пойти с тобой.

* * *

Стихли удаляющиеся вдалеке голоса, растворились в бесконечной пустоте за деревьями; земля поглотила вибрацию шагов. Невидимые и неосязаемые, живые существа переступили границу старого леса. Им вслед, аккуратно придерживая голову, непропорционально крупную на фоне тщедушного тельца, глядело низкорослое пепельное-серое создание с пылающими угольками в глубине тёмных глаз. Крепкими когтями оно резко вспороло землю, оскалилось длинными клыками и беспокойно заёрзало на месте, не в силах больше сдерживать переполняющего его злобу и отчаяние.

Как и другие, это создание увидело проблеск, ослепительно яркий выброс энергии, пронёсшийся из конца в конец через весь лес, и, не в силах сопротивляться, бросилось за ним. Следом, выбираясь из своих нор и гнёзд, укрываясь в тенях и прячась средь опавших листьев, на свет потянулись сначала десятки, а совсем скоро и сотни призрачных обитателей леса — и всё лишь за тем, чтобы на их глаза она присвоила всё себе!

Отобрать!

Их широкого лягушачьего рта вырвался испуганный писк; дух обхватил огромную голову трехпалыми лапками, затрясся всем телом и, не удержав равновесие, неуклюже завалился на землю. Клубящаяся темнота, бездонная и ненасытная — лишь мысль о ней наполняла поистине животным ужасом. Как взять то, что она уже считает своим?

Отчаяние потянуло большеголового духа к границе леса, а вместе с ним с десяток подобных ему существ; каждому нестерпимо хотелось хоть одним глазком увидеть ослепительный проблеск энергии, погреться в волнах чужой силы, — а затем разорвать слабого носителя и забрать его силу себе. Всю, без остатка; выжать его до последней капли, выпить до дна! Лес наполнился рваными скрежещущими звуками, диким воем и скрипом сотен зубов — желание добраться до покинувших их владения живых становилось всё сильнее, а невозможность сделать это вызывала почти физические страдания.

Догнать!

Подстёгиваемые голодом и сводимые с ума сладковатым запахом, сразу несколько десятков духов рассыпались вокруг остывающего кострища, судорожно прощупывая землю в поисках притоптанного мха, сломанных веток и примятой травы. Их усилия не пропали даром, и совсем скоро десятки тоненьких глоток разразились довольными воплями и булькающим хохотом.

Они взяли след.

* * *

Дорога к Формо представлялась Кристине совсем не такой. В её воображении идти предстояло по настоящей дороге, выложенной тёсанным булыжником, протоптанной людьми или наезженной телегами — словом, по чему-то, более-менее приспособленному для ходьбы. Однако на деле всё оказалось совсем не так: отряд вышел на бескрайнюю разнотравную равнину и, оставив мрачный полутёмный лес по левую руку, направился на юг. Не прошло и четверти часа, как отряду пришлось продираться через высокую, по колено, влажную траву, старясь не запинаться о прячущиеся в ней кочки.

Не сбылись и ожидания Кристины в том, что новый мир будет разительно отличаться от её собственного. На первый взгляд всё было, как обычно, но уже совсем скоро обнаружилось, что звенящая тишина, непривычная городскому жителю, была наполнена невероятным количеством самых разных, порой совершенно необъяснимых звуков: шумом ветра, качающего кроны деревьев и невежливо приминающего стебли травы, шорохами невидимых глазу животных; пением незнакомых птиц, среди которых, наверняка была и та самая «рё-как-то-её-там», которая теперь могла праздновать окончательную победу над своей соперницей в битве за дерево кирис. Кристина вдыхала свежий, пьянящий воздух; голова кружилась от обилия незнакомых запахов, таких сильных, что в какой-то момент ей даже захотелось зажать нос, чтобы дать передышку ошалевшему от впечатлений мозгу. И всё же, всё это укладывалось в её представлении о дикой природе — но было и кое-что, что не лезло ни в какие ворота.

Равнину заливали первые лучи вечернего солнца — такие, какими они бывают в три-четыре часа вечера — хотя само светило стояло высоко в небе и даже не думало клониться к закату. Объяснения этому феномену у Кристины, сколько бы она ни разглядывала небо, не находилось.

— Ты часто смотришь вверх. — Откуда-то сбоку раздался сначала спокойный голос Хель, а затем появилась и она сама, шагнув прямо из воздуха. — Ты ждёшь нападения?

— Да нет, — отмахнулась Кристина, но на всякий случай всё же уточнила: — Тебе не кажется, что солнце какое-то… тусклое? Оно всегда такое?

Хель подняла голову к небу:

— Да.

Кристина закусила губу и сдула воображаемую чёлку со лба. В лесу, среди плотных крон деревьев и игрой полутеней, более насыщенный оранжевый оттенок солнечного света не так сильно бросался в глаза, да и на болото они вышли только к вечеру… Может быть, местное солнце просто немного холоднее, чем дома? Но тогда холоднее был бы и климат, чего пока не было заметно. А может быть, она просто не уследила за временем?

— Слушай, а ты случайно не знаешь, сколько сейчас времени? — без особой надежды Кристина обратилась к Хель. Часов у неё точно не было.

Но та ответила сразу и без заминки:

— Первый час полусвета.

Из груди Кристины вырвался тяжелый вздох: глупо было бы ожидать, что здесь считают время так же, как и дома. Но если к странному цвету местного светила ещё можно будет привыкнуть, то вот переучиться ориентироваться во времени будет совсем непросто.

— Если это первый… То сколько их всего?

— Три.

— Три… — удивлённых эхом повторила Кристина. — И в каждом по шестьдесят минут?

— Не знаю.

«Конечно, не знает, чего ты ждала?» — мысленно отвесив себе оплеуху, Кристина перефразировала вопрос: — Ну, то есть, на сколько частей делится один час?

— В это время года на пятнадцать. На двенадцать. На десять. На шесть. На пять. На четыре. На две…

— Всё-всё, я поняла! — Кристина поспешила остановить Хель, которой вполне можно было бы доверить вычисление числа Пи.

То, что в представлении призрака не было места минутам, её не слишком удивило: в конце концов там, откуда она пришла, тоже не сразу додумались до такой простой и удобной вещи. Хотя, судя по тому, что Хель всё-таки делила часы на определённые части, какое-то подобие минут всё же существовало.

— А что значит «в это время года»? — осторожно уточнила Кристина.

— Поздней осенью дневные часы короче ночных. Солнце быстрее меняет цвет.

Девушка задумчиво потёрла переносицу и согласилась:

— Ну да, ведь осенью и зимой дни становятся короче, а ночи длиннее… А что тогда значит «солнце меняет цвет»? Ты хочешь сказать, что вы определяете время по цвету солнца, а не по теням?

— Да.

— Но это же невозможно! Ты что, на глаз можешь определить его оттенки?

— Да.

— А ночью?..

— По движению луны.

— А если нет луны⁈

На секунду Кристине показалось, что ещё чуть-чуть и Хель влепит ей затрещину и скажет что-то вроде: «а ночью нужно спать», но та только слегка наклонила голову:

— Тогда узнать точное время будет сложнее.

Девушка согласно покивала: могла бы и сама догадаться, что без ориентира Хель будет не за что зацепиться.

— Ничего себе… — наконец запоздало, но совершенно искренне восхитилась она.

Однако Хель похвалу не приняла.

— В этом нет ничего удивительного. Так могут все.

— Угу… кроме меня. — проворчала Кристина.

Однако нельзя было не признать, что вся эта история её кое-чему научила: не стесняться и задавать самые, на первый взгляд, глупые и нелепые вопросы. Неприятно чувствовать себя идиоткой, зато в будущем она будет привлекать к себе гораздо меньше ненужного внимания.

«Может быть, не так уж и плохо, что до этого Формо ещё целых пять дней, — подвела черту Кристина. — Успею разобраться, что тут к чему».

А раз заняться в дороге всё равно было нечем, девушка решила не откладывать расспросы в долгий ящик.

К удивлению Кристины, Хель, которая не помнила ни своего имени, ни каких-либо деталей прошлой жизни, и которую совсем недавно искренне заинтересовала обыкновенная тряпичная лента, обладала по-настоящему энциклопедическими познаниями о королевстве и его географии, о городах, их правителях и населяющих их людях, о ремёслах, которыми те занимались, об особенностях языка и быта, об основных торговых маршрутах, идущих по земле и по морю… Хель засыпала Кристину подробностями, легко и без запинки приводила не только факты, но и точные цифры, а иной раз переходила на такие сложные и запутанные формулировки, что девушка даже заподозрила раха в чтении с невидимого телесуфлёра.

Формо оказался небольшим торговым посёлком, одной из многочисленных остановок для караванов, идущих в сторону столичного города Больфано. Расположенный на старом тракте, широком и приспособленном для движения больших обозов с товарами, некогда этот посёлок замыкал на себе сразу несколько маршрутов из Южных пределов королевства Эм-Бьяла. По крайней мере, так было, пока старые маршруты не пришли в упадок, и новое время не потребовало строительства дорог в обход Формо.

Само же королевство, названное, как ни странно, в честь своей основательницы, первой королевы Эмии Бьяла, было одним из самых крупных на континенте и занимало почти всю центральную и восточную его части. К северо-западу, за широкой рекой Раскэльве, растянулось королевство Форстен, скромнее размерами, но не притязаниями — и свидетельством тому были частые стычки на границах графства Монти, нередко перестающие в крупные войны. Никакого смысла в этом Кристина не видела: из рассказа Хель выходило, что в густых лесах Монти не было ровным счетом ничего, кроме поселений лесорубов, углежогов и сплавщиков да старой верфи некой семьи Трезо, которая вот уже шесть поколений кряду строила небольшие торговые суда, приспособленные входить в устья рек и подниматься до равнин Экудаль — где бы эти равнины ни находились.

Так она и сказала, и Хель тут же пустилась в подробное изложение предпосылок этого конфликта. И история эта показалась Кристине настолько бредовой, что она сразу же поверила в её подлинность.

Оказалось, что в прошлом народы Эм-Бьялы и Форстена были объединены под властью одного государств, а потому говорили на родственных, хоть и несколько отличающихся друг от друга, языках. Название же «Раскэльве», встречалось в обоих — и даже переводилось одинаково. Однако дьявол, как всегда, скрывался в деталях: в «правильном языке» Эм-Бьялы это название состояло из слов rasike — «быстрый» и elve — «река», а в наречии Форстена из слов rask — «река» и älve — «быстрый». Каждый народ считал единственно верной именно свою трактовку, а потому заявлял свои права на устье реки как на «исконные территории».

— Ну надо же, — покачала головой Кристина, когда Хель закончила рассказ. — О чём о чём, а о лингвистических войнах мир ещё точно не слышал.

— Это послужило формальным поводом для войны, — заметил призрак. — Истинная цель правителей Форстена — лишить королей Эм-Бьялы плацдарма на северном берегу Раскэльве и, по возможности, получить такой плацдарм на южном берегу. Кроме того, династия правителей Форстена происходит из Эм-Бьялы — общим решением этот род был изгнан почти двести лет назад. Для них это дело чести.

Так, за разговорами, первый день путешествия незаметно подошел к концу. Вымотанная, Кристина заставила себя съесть несколько кусочков холодного мяса, запила сырой водой из металлической фляги и провалилась в крепкий сон без сновидений. Но уже утром, после такого же торопливого завтрака, уроки истории и географии продолжились.

На западе и юго-западе естественные границы Эм-Бьялы образовывали горы Ль-Тонаар, что буквально можно было перевести как «Великие горы». Кристину уже почти не удивляли простые и незамысловатые топонимы — по всему выходило, что жители Эм-Бьялы не любили ярких и кричащих названий, а потому вслед за ними к «ясности стремился» и их язык.

Холодные пустоши на юге считались непригодными для жизни и никого особо не интересовали, кроме немногочисленных местных жителей да владельцев поместий в Южных пределах. Одним из которых, как сразу же отметила Кристина, был и Эйдон — она не забыла, что при первой встрече Хель назвала его «южанином».

Само королевство было разделено на обширные области, каждая из которых обладала большой автономией. Во главе стоял король — но его роль, как поняла Кристина, во многом сводилась к тому, чтобы выступать балансиром, уравновешивающим интересы нескольких знатных семейств. Эти люди, которых Хель именовала не иначе как Velmennojal — «лучшими», «старшими» или, совсем буквально, «правильными» — владели и управляли семью из девяти областей-герцогств и представляли собой высшую знать королевства, наслаждающуюся по-настоящему пугающими правами и свободами. Ниже располагались Sümenno — «младшие люди», которые хоть и считались знатью и владели землями и титулами, обладали урезанным наборов прав. Могло даже показаться, что между ними и высшей знатью пролегала настоящая пропасть. Наконец, у основания пирамиды располагалась многочисленная прослойка Tukiim — «простых людей»: ремесленников, торговцев, крестьян, рыбаков, шахтёров, солдат, — словом, всех тех, кто своим трудом обеспечивал благосостояние знати, будь она «старшей» или «младшей».

— И всех это устраивает? — спросила Кристина, когда отряд разместился на привал у небольшого звонкого родника с удивительно чистой, почти прозрачной водой. — Неужели этой «младшей знати» не хочется получить больше?

— Их дело — служить, — жестко отрезала Хель. — Кроме того, мы соблюдаем меру в наградах и наказаниях, и обычно не вмешиваемся в их дела. Многих это устраивает.

Кристина рассеянно кивнула: если династия Бьяла сидит на троне уже больше четырёхсот лет, а за всё это время из числа «старых семей» выбыла только одна —да и то по обоюдному решению всех остальных — значит система была достаточно стабильной. Хотя, Кристина искренне сомневалась, что всё держится исключительно за счёт «справедливого» правления.

Гораздо интереснее было то, что, говоря о высшей знати, Хель использовала слово «мы». Особого сюрприза в этом не было — стоило лишь раз увидеть, с каким достоинством она порой держалась с гвардейцами, чтобы раз и навсегда записать её как минимум в принцессы. Да и команды им она раздавала с такой властностью, что Кристине и самой хотелось вытянуться по струнке и отдать честь. Правда, уже в следующую секунду Хель могла впасть в ступор и с упоением разглядывать, как ветер качает траву или как прогорают дрова в костре. Ей вообще нравилось наблюдать — благодаря их связи, Кристина могла говорить об этом со всей уверенностью.

— Это всё хорошо, — сказала Кристина вечером следующего дня, когда информация немного уложилась в голове. — Но как мне себя вести? Аристократов у меня в роду нет, да даже если бы и были, то здесь это, наверное, не считается. Какие вообще права у людей, которым посчастливилось свалиться в ваш мир с неба?

Хель привычно стояла на часах у самой границы между светом костра и вечерними сумерками. Она ответила не сразу, будто оценивала, достоин ли этот вопрос того, чтобы ради него отвлечься от созерцания быстро сгущающейся над равнинами темноты.

— Ты чужестранка. Но если ты сумеешь подтвердить положение, которое занимала дома, то сможешь рассчитывать на определённое уважение.

— То есть, прав у меня никаких, — хмыкнула Кристина, подкладывая в костёр пару больших веток. — Ну, похоже, мы с тобой теперь в одной лодке.

Девушка не удержалась от улыбки, глядя на то, как голова Хель медленно клонится к самому плечу — по всей видимости, это должно было обозначать крайнюю степень удивления, граничащую с шоком.

— Я не хотела тебя обидеть, но сама посуди, ты ведь… ну… в общем, ты — это ты. А какие права у рахов?

— Никаких, — ответила Хель недрогнувшим голосом.

— Вот видишь, — развела руками Кристина. — Вот и получается, что мы теперь товарищи по несчастью. Жалко, конечно, что ты не помнишь, из какой ты семьи — может быть, тебя бы кто-нибудь узнал.

Вместо ответа Хель только покачала головой и без каких-либо объяснений медленно растворилась в воздухе.

* * *

Сухо потрескивало дерево в огне, прохладный ночной ветер осторожно приглаживал высокую траву, в небе промелькнула юркая ночная птица. Живые существа, зачем-то вновь расположившиеся на земле в свете пламени, замерли без движения. Через некоторое время окружающая темнота ожила и забурлила, и к стоянке потянулись сразу несколько дюжин низкорослых созданий с тусклыми угольками глаз и крупными головами. Теперь наступало их время — она ослабела, и больше не могла скрывать живых. Пока только двоих — но только пока.

Вперёд пошли самые бесполезные — и самые голодные, те, кому доставались лишь крохи от той силы, которую серым удавалось получить от мелких животных и неуклюжих нелетающих птиц. Короткими суетливыми перебежками духи приблизились на полсотни шагов. Припали к земли прислушиваясь к тишине, — ничего. Медленно поднялись на колени и, придерживая головы, поползли вперёд — так, чтобы ни на миг не высовываться из травы. Первый живой лежал совсем рядом, всего в нескольких сотнях шагов, а её — её нигде не было! Огоньки запылали ещё ярче, словно кто-то раздул голодные угольки в глубине их тёмных глаз.

Один из серых набрался смелости и бросился вперёд, — и тут же голова его разорвалась, как перезрелый плод, а тело, смятое и изуродованное сильными ударами, отлетело в сторону. Темнота заполнилась тоненьким писком дюжин испуганных глоток; духи бросились врассыпную, но невидимая сила подбросила сразу несколько из них в воздух и безжалостно разорвала их тщедушные тела на части. Один из серых запутался в коротких лапах, не удержал равновесие и зарылся головой в землю — что-то сразу же ухватило его за конечность и потащило назад, невзирая ни на вопли, ни на тщетные попытки зацепиться за что-нибудь когтями. Как только серый оказался на всеобщем обозрении в круге огня, невидимый противник распластал его по земле и быстрыми ударами разделал на несколько частей.

Обман!

В бессильной злобе серые духи рвали траву когтями, скрипели зубами и беспрестанно покачивали тяжелыми головами — но на открытой местности у них не было ни единого шанса запутать или обмануть жадную и ненасытную тьму, отделяющую духов от столь желанной добычи.

Постепенно ночь снова погрузилась в гнетущую тишину, нарушаемую лишь мерным потрескиваем огня. Всё, что осталось от духов, посмевших переступить незримую границу — лишь несколько тусклых сгустков энергии. Пару мгновений спустя они, словно гонимые ветром, медленно поплыли в сторону; подхваченные невидимой воронкой, они навсегда растворились в темноте. А следом за ними медленно, будто издеваясь, скрылись и переливающиеся силой, манящие тела живых существ.

* * *

На четвёртый день отряд вышел на укатанную грунтовую дорогу. Идти сразу же стало гораздо легче и удобнее, и путешествие уже можно было с натяжкой называть комфортным. Тёмный и мрачный лес, всё это время будто бы провожавший путников долгим хмурым взглядом, остался позади, и всё чаще впереди мелькали невысокие, поросшие редкими деревьями холмы. Совсем скоро вдоль дороги зашумела быстрая речушка, а чуть позже они с дорогой заплясали в замысловатом танце, то почти подбираясь вплотную, то разбегаясь порознь и петляя друг вокруг друга. Вид переливающейся и искрящейся на солнце воды заставил Кристину с сожалением поглядывать на шагающих впереди гвардейцев — если бы не они, она бы давно забралась в воду и не вылезала бы оттуда до самого вечера.

В полдень путники остановились на вершине широкого горбатого мостика — совсем старого, судя по потемневшим доскам, но крепкого и ухоженного. Кристина не удержалась и провела рукой по гладким, словно отполированным множеством рук перилам, лениво мазнула взглядом по горизонту, — и вдруг едва не подпрыгнула от неожиданности.

— Смотри! — Девушка закрутила головой и, даже не позволил Хель до конца материализоваться, потянула призрак за рукав.

Впереди, на одном из холмов, виднелись аккуратные домики со светлыми, почти невидимыми на фоне неба светлыми стенами и коричневыми черепичными крышами. На вершине вверх тянулось просторное трёхэтажное здание, выстроенное из светло-коричневого камня, с небольшой башенкой на одном из углов. Большего, сколько бы Кристина ни прикладывала руку ко лбу, с такого расстояния разглядеть не удавалось.

— Menno ne gidde Formos' saime.

Эйдон остановился рядом, провёл рукой по короткой неровной бородке, которую он успел отрастить за дни пути, и которую, как могло показаться, ему нестерпимо хотелось сбрить. Мартон, такой же растрёпанный, пригладил непослушные кучерявые волосы и облокотился на перила:

— Jevel-la gidd'-la toimon.

Кристина молча кивнула. Научиться говорить на языке Эм-Бьялы за такой короткий срок было невозможно, но за дни пути она начала кое-что понимать. Например, что поселение на холме называлось Формо, и что уже к вечеру они будут на месте.

— «Formo-se», « gidde-la toimen», — негромко поправила гвардейцев Хель. Эйдон вежливо поклонился, Мартон резко фыркнул и пожал плечами, но рах уже потерял к гвардейцам всякий интерес: всё его внимание поглощало поселение Формо, которое он разглядывал с чрезмерной даже для призрака дотошностью.

— Что-то не так? — встревоженно поинтересовалась Кристина.

— Да.

Хель обернулась и медленно, будто неуверенно, добавила:

— Я не узнаю это место.

Интерлюдия. Духи и призраки

23 апреля, 2016 г.

Игральный кубик шумно прокатился по разложенной на столе карте и кокетливо замер на ребре, подобно балерине на пуантах.

— Если я не ошибаюсь, мне нужно ещё одиннадцать очков?

Вопрос был адресован миловидной темноволосой девушке в светло-коричневых брюках с крупными карманами и объёмном свитере — пусть не слишком изящном, но зато тёплом и уютном. Она устроилась прямо на полу, по-турецки скрестив ноги, и самым неободрительным образом разглядывала нерешительный кубик, который никак не мог определиться, какой же гранью ему лечь.

— Одиннадцать. — Девушка обречённо вздохнула.

Кость плавно провернулась вокруг своей оси и, завершив изящное фуэте, со щелчком упала на стол. Маленькая зелёная фигурка медленно двинулась по полю, обошла свою синюю соперницу и остановилась на клетке со скрещёнными мечами.

Её друг сверкнул янтарными глазами и виновато развёл руками, слишком длинными даже при его немало росте. По какой-то причине он всегда избегал прикосновений к чему бы то ни было. Девушка с готовностью вытащила карточку из стопки и прочла вслух:

— «В странствиях вам повстречалась банда разбойников, которая вот уже долгие годы держит в страхе всю округу. Бросьте кубик, чтобы узнать, чем для вас закончилась эта встреча». — Она пробежалась глазами по дополнительным условиям и заключила: — Тут много всего, но если ты выбросишь от одного до трёх, то тебя возьмут в плен, и тогда придётся пропускать ход.

— Право, какая жалость…

Он поправил белоснежные манжеты рубашки и с широкой улыбкой проследил, как игральный кубик неторопливо поднимается над столом.

— Ага, конечно!

С этими словами девушка резко подалась вперёд, схватила кубик и швырнула его на стол. Она не обратила внимания, что сидящий напротив мужчина едва заметно шевельнул пальцем.

Три.

— Попался!

— Уверяю вас, здесь какая-то ошибка, — он делано всплеснул руками. — К тому же, разве не вы говорили, что правила запрещают прикасаться к чужому кубику?

— А он не чужой! Я же его принесла, значит, он мой.

Во взгляде мужчины затеплилось лёгкое одобрение:

— Что ж, справедливо. Однако эта хитрость вам не поможет: вы проиграете через два хода. Предлагаю вам почётную капитуляцию.

— Не дождёшься!

— Воля ваша.

Десять минут спустя игра закончилась сокрушительным разгромом синих. Девушка беззлобно погрозила победителю кулаком:

— И не надоело тебе постоянно выигрывать?

— Но ведь и вам не надоело постоянно проигрывать, — спокойно отметил её собеседник, наблюдая, как девушка сворачивает карту и складывает карточки и фишки в коробочки.

— Неправда, я выиграла у тебя уже два раза!

Он хитро сощурился и откинулся назад в притворном изумлении:

— О, прошу прощения. Это радостное событие случается с нами так редко, что невольно ускользает из памяти.

Впрочем, в его словах не было ни малейшего преувеличения: в какую бы игру они ни играли, победить это существо, хозяина, хранителя или просто духа, ни с того ни с сего поселившегося в этом доме, было решительно невозможно. Тем не менее она не оставляла попыток.

Игровой набор отправился в плотную картонную коробку, напоследок погремев фишками и кубиками, но отложить его в сторону девушка не успела. В сознание вмешались сразу несколько голосов:

«Кристина. Пришла». — Слова вибрировали в голове нестройным эхом. — «Мы поможем».

Из стены твёрдым шагом вышел пожилой дворецкий в старинном фраке и несколько аляповатой оранжевой бабочкой; следом в комнату скользнула девушка в лёгком летнем платье и с перевязанным ветхим бинтом запястьем. Их можно было бы принять за людей — если бы не пустые, будто стёртые лица, без намёка на какие-либо черты. Призраки всегда находили её, хотя в этот раз им потребовался целый час, и неизменно вели себя так, будто искренне радовались её приходу. Сегодня их было только двое.

Девушка в платье опустилась на колени рядом со столиком, протянула руки к коробке, — но те, не встретив сопротивления, прошли насквозь. Пожилой дворецкий попытался было ей помочь, но неудача постигла и его.

Призраки замерли, будто не зная, как поступить.

— Спасибо, — тихо поблагодарила Кристина. Она давно перестала бояться этих существ; наоборот, иной раз они вызывали у неё невольное сочувствие — как тяжело больные люди, которые делают всё возможное, чтобы почувствовать себя нужными или полезными. Она никогда им не отказывала.

Как всегда, призрачная пара не спешила уходить. Дворецкий остановился позади, вытянувшись и заложив морщинистые руки за спину; раненая девушка придвинулась поближе — так близко, что, казалось, ещё немного и она того и гляди заберётся гостье на колени. Только сейчас Кристина заметила, что пустое лицо призрака оказалось не таким уж пустым: там, где у обычных людей должен был находиться нос, наметилась небольшая выпуклость, а на месте глаз образовались небольшие, но всё же видимые, участки чуть более тёмного цвета. Кристина обернулась к дворецкому — и сразу же убедилась, что и его лицо претерпело похожие перемены.

Она направила вопросительный взгляд на своего друга, и тот с готовностью подался вперёд:

— О, вам вовсе не кажется. В последнее время они действительно пытаются обрести лица.

— Но они же живут не дольше трёх дней, — с сомнением возразила Кристина.

— Верно. И всё же, некоторые предпринимают первые попытки уже через несколько часов после своего… скажем, появления на свет. Вы хорошо на них влияете, вам не кажется?

Кристина подняла полные сомнения глаза:

— Ты же сам говорил, что у меня нет никаких способностей.

Именно так он и сказал, не далее, чем пару месяцев назад, когда Кристина попросила научить её самостоятельно зажигать в доме свет. Ответ был неожиданно прямолинейным и не слишком тактичным — да что там, в сущности, Хозяин дома вообще с ней не церемонился: печально изрёк, что ему «очень жаль её разочаровывать», и что никаких, даже самых скромных способностей к «магии» — почему-то он всегда морщился при этом слове — у неё нет. Тогда Кристина только плечами пожала, мол, не очень-то и хотелось. Хотя, разумеется, хотелось. И очень.

— Уверяю, у вас множество других талантов.

— Ага, к вязанию крестиком и к вышиванию крючком, — фыркнув, отмахнулась она.

— О, боюсь, на это вам не хватит терпения, — в ответ улыбнулся Дух.

Кристина тряхнула головой и попыталась поудобнее устроить затёкшие ноги. Кажется, этим она потревожила призрак девушки в платье, отчего тот беспокойно колыхнулся и принялся искать новое положение в пространстве. Дух дождался, пока непоседливое привидение нашло себе место:

— Удивительные существа, вы не находите? — Он обвёл призраков взглядом и задумчиво потёр подбородок. — Я никогда не сомневался, что вы почувствуете их присутствие, но, признаться, не ожидал, что вам удастся их увидеть и, тем более, наладить такие тесные связи. Крайне любопытно.

— Они ещё и разговаривают, — с улыбкой похвасталась Кристина. Что и говорить, похвала была ей приятна.

Брови её собеседника несколько приподнялись:

— Неужели?

— А ты разве не знал? — в свою очередь удивилась Кристина.

Дух медленно покачал головой:

— Я лишь помог этим существам появиться в этом месте. Это отнюдь не обязывает их испытывать ко мне какую-либо признательность или вести со мной беседы. Поверьте, я неплохо разбираюсь в таких вещах.

Новость была встречена изумлённым молчанием. До этого Кристине и в голову не приходило, что призраки появились в этом доме всего лишь «с помощью» её друга, а не по его воле. Но откуда бы им тогда взяться?

— А это случайно не призраки бывших жильцов⁈ — С этой мыслью она едва не подскочила с места, а только примостившийся было рядом призрак снова беспокойно заёрзал.

— Хорошего же вы обо мне мнения! — Худые плечи Духа затряслись от едва сдерживаемого хохота. — Посудите сами: жильцы покинули это место много лет назад, а первые призраки, как и я сам, появились здесь долгие годы спустя.

— Ну, да… — Кристина смущённо потупилась: на секунду ей и правда пришло в голову, что Дух мог иметь какое-то отношению к исчезновению бывших владельцев особняка. Впрочем, сейчас было самое лучшее время всё прояснить. — А что тогда случилось с бывшими жильцами?

Дух сцепил длинные пальцы в замок и, выдержав небольшую паузу, плавно заговорил:

— Произошел несчастный случай. Такое случается, когда в мире открывается новый Провал, особенно… Впрочем, об этом я расскажу вам как-нибудь в другой раз, когда вы сумеете понять хотя бы половину. Достаточно будет сказать, что это красивое, хотя и чрезвычайно опасное зрелище. Молодые Провалы довольно неаккуратно обращаются со случайными свидетелями.

— Значит, все люди здесь погибли?

— Некоторые из них, да. Остальные поступили мудро и поспешно покинули это место. Долгие годы этот дом пустовал, а затем, когда Провал обрёл некоторую устойчивость и сформировал Перекрёсток, сюда пришли другие люди, которые и ограбили это место. Удивительная история, вот что я вам скажу: людям крайне сложно выдержать влияние Перекрёстка, но это нисколько не помешало мародёрам вынести отсюда всё, что показалось им хоть сколько-нибудь ценным. — Дух прикрыл рот рукой и чуть слышно рассмеялся: — Алчность толкает людей на удивительные поступки, вам так не кажется?

Кристина слушала, затаив дыхание. Дух нечасто рассказывал об этом месте, но всякий раз речь шла о каких-то запредельных вещах: Провалы в другие миры, Перекрёсток, стягивающий к себе ближайшие Тропы, призраки и таинственные истории — и она тоже к этому причастна!

— А почему ты говоришь, что людям сложно находиться на Перекрёстке? Я ведь тоже человек, и пока ничего, — Кристина решила не упускать момент.

— Это верно, — мягко проговорил Дух, сплетая и расплетая пальцы. — И это плавно возвращает нас к разговору о талантах. Впрочем, слово «талант» не совсем нам подходит; правильнее будет сказать, что вы родились с определёнными задатками, которые под влиянием этого места преобразовались в способность выдерживать энергии, насыщающие Перекрёсток и изливающиеся в мир.

— Но ведь папа тоже был здесь… — с сомнением протянула Кристина. — Мы тогда облазили полдома, и с ним тоже ничего не случилось.

Казалось, это невозможно, но улыбка Духа сделалась ещё ехиднее:

— Что ж, это говорит лишь о том, что вы, без всяких сомнений, являетесь дочерью своих родителей. — Он легко выдержал возмущённый взгляд Кристины и добавил, складывая пальцы в какую-то непонятную фигуру: — Однако, нисколько не преуменьшая стойкости вашего уважаемого отца, не стоит забывать, что для развития эффекта требуется время. В случае с этим местом — часы. В других же можно сравнительно безопасно провести несколько дней.

Некоторое время никто не произносил ни слова. Кристина переваривала информацию; Дух, не слишком удобно устроившись напротив на полу, внимательно её разглядывал сразу двумя парами тёмных зрачков; безмолвные призраки сохраняли полную неподвижность. За окном мелькнула какая-то птица, — а затем она же, но уже в обратном направлении, будто кто-то отмотал запись назад. Кристина пожала плечами: она давно привыкла, что время в этом месте и его окрестностях иногда ведёт себя так, как ему заблагорассудится.

— Всё равно не понимаю, — медленно начала она с лёгкой обидой в голосе, — почему я могу находить и пользоваться этими Тропами, а свет в коридоре зажечь не получается.

— Но позвольте узнать, зачем вам эти ярмарочные фокусы, не имеющие никакого отношения к настоящей силе? Совершенно бесполезное занятие, если вас интересует моё мнение.

— Завоюю мир и отменю экзамены! — фыркнула Кристина.

— Это несложно устроить, — не то в шутку, не то всерьёз отозвался её друг с какой-то странной, чужой интонацией.

— Да я же шучу! — рассмеялась она в ответ. — Ну серьёзно, что мне потом делать с целым миром? Вообще не понимаю людей, которым, и правда, захотелось бы чего-то подобного. Миром ещё как-то управлять нужно…

— О, уверяю вас, об этой незначительной детали не слишком часто вспоминают.

Кристина посмотрела на Духа с удивлением: тон его звучал настолько уверенно, будто ему каждый день приходилось выслушивать подобные просьбы. Хотя, кто знает, может быть так оно и было?

— А что чувствуют люди, если они не могут выдержать «энергии», которые «изливаются» из Провала? — наконец спросила она.

— Тревожность, переходящую в панику, паранойю, галлюцинации, — перечислил Дух, откидываясь назад и опираясь на вытянутые руки. — Обычно этого хватает, чтобы случайные путники стремились покинуть это место.

«Так и было!» — похолодела Кристина. В детстве ей пришлось буквально заставлять себя сидеть в гостиной и не сбежать оттуда на край света. Она проглотила откуда-то взявшийся комок в горле:

— А если не уйдут?

Вместо ответа Дух сухо щёлкнул пальцами.

По позвоночнику пробежала короткая волна, словно от слабого электрического разряда, отчего Кристина резко выпрямилась на месте — не столько от боли, сколько от неожиданности. Но ещё неожиданнее повели себя призраки девушки и дворецкого — бросились вперёд, будто собирались закрыть Кристину собственными телами. Девушка в платье даже немного переусердствовала и забралась на журнальный столик.

— Вы чего? — ошарашенно спросила их Кристина. Призраки не спешили с ответом, и она перевела вопросительный взгляд на Духа.

Её друг коротко хихикнул и повёл рукой — и тут же неведомая сила мягко стянула призрак девушки со стола, а дворецкий, покачнувшись, неохотно отступил на шаг.

— Удивительно, вам так не кажется? — Дух говорил спокойно, но в глубине его хищных янтарных глаз тлело недоброе оранжевое пламя. — Но что вы почувствовали?

— Щекотку, — честно ответила Кристина.

— А должно было выжечь то, что вы называете «нервной системой», — он широко улыбнулся, глядя как Кристина изменяется в лице. — О, прошу вас, я был абсолютно уверен, что вам это нисколько не повредит. Теперь вы знаете ответ: если пришельцы не покинут это место, то через некоторое время можно будет собирать тела и… и поступить с ними так, как того требуют ваши обычаи.

Кристина решительно поднялась на ноги:

— Больше так не делай.

— Как вам будет угодно, — с легким полупоклоном согласился Дух. — Приношу свои искренние извинения за неудобства.

Она хмыкнула в ответ и направилась к двери в тёмный коридор, но на полпути остановилась и обернулась к призракам:

— Я ещё не ухожу. Просто хочу подышать воздухом.

На крыльце она облокотилась на старые, поскрипывающие перила и оглядела зеленеющий у подножия холма парк и серые городские постройки с первыми жёлтыми окнами. Кристина думала о том, что иногда её другу удавалось по-настоящему её… напугать? Нет, это слово было слишком сильным. Скорее его неожиданные выходки вызывали оторопь и смутное беспокойство — хотя они же лучше всего напоминали и об осторожности, особенно в том, что касалось этого места. Забывать об этом не стоило никогда.

Её внимание привлекло мимолётное движение — от ствола старого, разросшегося вяза у крыльца отделилась нескладная полупрозрачная фигура. Не обращая на Кристину ни малейшего внимание, привидение побрело в сторону извилистой дорожки, спускающейся к подножию холма.

«И тебе привет», — Кристина лениво помахала призраку рукой и проводила его взглядом.

Она прозвала это привидение «сторожем», потому что оно почти не подходило к дому, предпочитая бродить туда-сюда вдоль высокой кованой ограды, которая отделяла холм от остального парка. Сегодня призрак выглядел как сгорбленный мужчина в средних лет, хотя на прошлой неделе это был высокий молодой человек, похожий не то на охотника, не то на часового.

Это была очередная загадка этого места. Кристина давно заметила, что призраки только выглядели по-разному, но на самом деле они всегда исполняли одни и те же роли или, скорее, архетипы. В доме всегда была Раненая женщина — пусть даже её раны и возраст каждый раз отличались; Дворецкий — он чаще всего появлялся вместе с Раненой; на чердаке жил Ребёнок — обычно он выглядел, как мальчик лет десяти. Поначалу этот призрак показался Кристине самым жутким — уж очень он любил выглядывать из щелей или из-за приоткрытых дверей — хотя, на самом деле, оказался одним из самых пугливых. Были и другие, всего около полутора десятков призраков, бродящих по дому и его окрестностям. Впрочем, они крайне редко собиралась вместе.

Кристина со вздохом опустила голову на сжатые кулаки. С каждым разом это место всё больше и больше захватывало её, но чем чаще она сюда приходила, тем явственнее понимала, что ничего о нём не знает. Призраки, например, оказались не так просты — уж чего-чего, но никак не защиты она от них ждала! Да и пространные объяснения духа, казавшиеся, на первый взгляд, подробными и исчерпывающими, не спешили вносить какую-либо ясность.

А что, если он и сам до конца не понимает, что это за место?

Глава 10

Невероятно долгий день

— Я не узнаю это место.

Сложив изящные руки перед собой и слегка склонив голову набок, Хель разглядывала Кристину таким пристальным взглядом, будто только что поймала её на месте преступления: по уши перемазанной вареньем и с открытой банкой в руках. Та удивлённо тряхнула головой, но прогнать образ строгой тётушки оказалось не так-то просто.

— Чтобы что-то узнать или не узнать, — резонно начала Кристина, — для начала неплохо было бы об этом помнить. Думаешь, ты была здесь раньше?

— Не знаю.

— Тогда почему ты решила, что с этим Формо что-то не так? Может, он всегда таким был.

Однако призрак упрямо покачал белокурой головой и указал на один из холмов — тот самый, на вершине которого примостилась каменная постройка с невысокой башней.

— В Формо не было ни крепости, ни постоянного гарнизона. Это ни к чему. Караванщики работают с наёмниками. Охраной дорог ведают люди графа Нарди, расквартированные в замке Ливин.

Кристина не совсем поняла, к чему клонит Хель, но зашла та явно издалека. Призрак, впрочем, и не думал останавилваться:

— Через Формо пролегает старый тракт, построенный в последние годы эпохи Единения. Огибая лес Kathlinn с юго-востока, он ведёт на север, а затем, через два дня пути, сворачивает на восток к Больфано. Новый тракт лежит у…

— Так, а что со старым-то? — нетерпеливо перебила Кристина, хорошо понимая, что, если вовремя её не остановить, дотошная и обстоятельная Хель с удовольствием изложит всю историю вопроса, начиная от сотворения мира и заканчивая подробной биографией строителей.

— Его больше нет. — Хель чуть опустила подбородок, будто бы хотела взглянуть на свою собеседницу поверх несуществующих очков.

Та растерянно кивнула на лежащую за мостом грунтовку:

— А это?

— То, что от него осталось. Жители Формо разобрали тракт.

Кристина задумчиво потёрла переносицу. Сам по себе история с исчезнувшим трактом хоть и показалась ей любопытной, в сущности, не стоило и выеденного яйца — пусть даже мысль о том, что дороги можно не только прокладывать, но и целенаправленно разрушать, никак не желала укладываться в голове. А вот появившаяся из ниоткуда крепость Формо была куда интереснее и наталкивала на определённые мысли.

«Время, — размышляла она, глядя как гвардейцы шумно взваливают на себя заметно опустевшие, но всё ещё увесистые сумки. Послышалось деликатное покашливание, и девушка сама не заметила, как ноги понесли её вперёд. — Весь вопрос только во времени. Вот о чём ты говорила».

Разумеется, Кристина отдавала себе отчёт, что её представления об архитектуре и фортификации были примерно такими же, как и о ловле лисиц сачком на планетах с низкой гравитацией — то есть, весьма приблизительными. И всё же нетрудно было догадаться, что даже небольшую крепость — тем более из камня, да ещё и на вершине холма — за день не построишь; не говоря уже о том, чтобы разобрать мощёную дорогу — тоже, если подумать, дело небыстрое.

Хель молча кивнула, то ли догадавшись о ходе рассуждений своей спутницы, то ли попросту подслушав её мысли.

— Слушай, а ты не думала, сколько провела в том лесу?

Ответа не последовало; призрак явно предпочитал игнорировать те вопросы, которые по какой-то причине ему не нравились. Кристины хмыкнула и пожала плечами:

— Значит, попробуем разобраться.

Девушка решительно замедлила шаг и, поравнявшись с Мартоном, указала на горизонт:

— Эта крепость, давно её построили?

Гвардеец виновато развёл руками, но к большой удаче Кристины, пренебрегать обязанностями переводчицы Хель пока не собиралась.

Оказалось, строительство началось сравнительно недавно: около тринадцати лет назад местный правитель, граф Нарди из младшей знати, получил распоряжение укрепить хоть и потерявший торговое значение, но всё же расположенный на главенствующей высоте посёлок и разместить в нём гарнизон. Задача, как объяснил Мартон, была не слишком сложной, но требовала определённых вложений сил и средств. И вот тут-то начались сложности. Кристина так до конца и не поняла, был ли граф Нарди слишком беден или просто патологически скуп, но экономил он на всём: на опытных каменотёсах и плотниках, на еде для строителей, на железе для кузнецов, на строительном лесе, на телегах и лодках, которыми подвозили материалы… даже за камнем решили далеко не ходить — и вот уже совсем скоро от старого тракта остались одни воспоминания.

Строительство продолжалось почти три года, что, по словам Хель, было долго — слишком долго для таких простых укреплений. Когда же работы наконец завершились, появился и назначенный графом гарнизон — целых пять человек с поручением внимательно наблюдать за окрестностями, а заодно и за опальными родственниками графа, которых периодически отправляли в Формо для «восстановления сил». Впрочем, то ли характер графа с возрастом несколько смягчился, то ли его родственники предусмотрительно разъехались кто куда, но потом знатных «гостей» постепенно обмельчал, и вскоре солдат и вовсе сменило местное ополчение.

«Выходит, прошло как минимум тринадцать лет», — заключила Кристина. Это было хорошей новостью, поскольку вполне могло выясниться, что первый камень заложили ещё в незапамятные времена, и тогда всё, что она успела узнать от Хель, можно было бы смело записывать в разряд занимательных историй на ночь. Однако полностью исключать такую возможность, девушка тоже не спешила: кто знает, сколько лет призрак провёл в своём лесу прежде, чем граф Нарди принялся возводить свою собственную версию замка Иф?

Это можно было выяснить по-другому: как следует расспросить Хель и вычислить годы её жизни по известным ей правителям и крупным историческим событиям, но против этой идеи внезапно выступил сам призрак — и Кристина не стала настаивать. В конце концов, решила она, даже если последние годы прошли без активного участия Хель, на её знания по-прежнему можно опираться. Та же география королевства едва ли изменилась — измениться могли границы, но и в этом случае города остались бы на своих местах; да и торговые пути прокладываются по самым удобным маршрутам, от которых без лишней нужды не отказываются, а значит, никуда не делись и основные дороги. Даже общество, судя по реакции гвардейцев на Хель, скорее всего, не претерпело серьёзных изменений — по крайней мере её манеры не вызывали у солдат короля Геррана какого-то удивления или непонимания.

«И всё же, к этому вопросу ещё нужно будет вернуться, — пообещала себе Кристина. — Хотя бы для того, чтобы ты сама понимала, сколько там проторчала».

Путешествие, тем временем, продолжалось своим чередом, с каждым шагом приближая путников к Формо. Постепенно всё более обжитой становилась и местность по обеим сторонам тракта. Всё чаще встречались тёмные прямоугольники полей с разбросанными тут и там копнами соломы, переливающейся золотом в лучах вечернего солнца. Из-за полей выглядывали скромные крестьянские домики, зеленеющие укрытыми дёрном крышами, с узкими окнами без ставней, заделанными цветной слюдой, бычьим пузырём или тонкими, почти прозрачными деревянными пластинами. Куда ни глянь были разбросаны хозяйственные постройки, аккуратные огородики и фруктовые сады за плетёнными оградами.

Уборка урожая шла полным ходом, и вокруг плодовых деревьев суетились люди. Мужчины в широких штанах и длинных рубахах, утянутых широкими поясами, ловко наполняли корзины яблоками и крупными жёлтыми ягодами. Рядом крутились дети — мальчики и девочки в одинаковых серых туниках до колен с холщовыми мешочками в руках. Мелькали пёстрые женские платья с широкими юбками, подолы которых были наискосок подвязаны к поясам, оголяя крепкие лодыжки. Поначалу Кристина даже удивилась такому решению — но тут одна из женщин подхватила объёмную корзину и проворно засеменила к дому, наглядно демонстрируя всё удобство и практичность такого подхода.

«А ведь у них так, похоже, во всём», — вдруг подумала Кристина, покосившись на идущего рядом Мартона. На серых доспехах не нашлось места лишним деталям; на шлеме не было ни кисточек, ни плюмажа. Простые тёмные ножны, эфес оружия без намёка на гравировку. Сдержанные знаки различия и яркая нашивка с изображением горделивого оленя, угрожающе наклонившего голову в сторону невидимого противника. Всё просто и функционально, ничего общего с тем, что Кристина видела на иллюстрациях или в фильмах. То же самое можно было сказать и об Эйдоне, который был одет точно так же, за исключением ярких нашивок на рукавах стёганой рубахи. Да и Хель, даром что принадлежала к высшему сословию королевства, неизменно появлялась в строгом однотонном платье, которое элегантно подчёркивало стройную фигуру, но отнюдь не могло похвастать лишними элементами — если, конечно, не считать таковым тонкую накидку на плечах, украшенную ажурной вышивкой.

Практичность жителей Эм-Бьялы выражалась даже в простых и понятных топонимах, метко подмечающих суть: чего стоило один только Kathlinn, Шепчущий лес, от несмолкаемых голосов которого Кристину до сих пор пробирала дрожь. Кроме того, можно было не сомневаться, что река Раскъэльве, действительно была быстрой, а Ль-Тонаар, «Великие горы», тянулись едва ли не через весь континент. «Правильная речь», насколько успела разобраться Кристина, вообще старательно избегала туманных формулировок и сложных нагромождений. Возможно, таково было отношение этих людей к жизни в целом: сдержанное, прагматичное, и приправленное недюжинной любовью к простоте и ясности.

Дорога змеилась меж холмов, и чем ближе путники подбиралась к Формо, тем теснее дома жались друг к другу. Свободного места почти не оставалось, и поля, сады и огороды уже не стеснялись почти вплотную подступать к дороге. Больше становилось и людей; воздух наполнялся грубоватой, но по-прежнему мелодичной крестьянской речью, детским гомоном и смехом, стуком топора, звуками раскалывающегося надвое дерева и остервенелым шарканьем мётел в руках рачительных хозяек. Повсюду разливались запахи травы, влажной земли, смолы, свежего хлеба и яблочного сидра. Предместья жили своей жизнью.

Появление незнакомцев, впрочем, не осталось незамеченным. Крестьяне с опаской разглядывали вооружённых гвардейцев, с любопытством косились на растрёпанную Кристину и буквально пожирали глазами Хель — очевидно знать здесь видели нечасто, о чём красноречиво свидетельствовали распахнутые от удивления рты. Приближаться никто не решался, но стоило путникам подойти на определённое, наверняка оговоренное вековыми традициями, расстояние, как жители предместий сразу же бросали свои занятия и сгибались в почтительных поклонах.

Как на это реагировать Кристина не знала, и даже более того — от одного лишь вида склонившихся крестьян ей становилось не по себе. Девушка повернулась к гвардейцам, в надежде, что чужой пример поможет сориентироваться в новой обстановке, но с удивлением обнаружила, что их мнение разделилось. Эйдон, похоже, не видел в происходящем ничего необычного, а потом как ни в чём ни бывало задумчиво брёл вперёд, почти не оглядываясь по сторонам. Мартону же такое внимание явно пришлось не по душе, и на губах его играла кривая усмешка. А вот Хель, напротив, будто бы оказалась в родной стихии: вышагивала с гордо поднятой головой, по-хозяйски разглядывая окрестности, будто считала их своими законными владениями.

Однако вскоре выяснилось, что не только Кристина не знала, как себя вести. Из-за плетёной ограды, отделяющий фруктовый сад от дороги, путников с беспокойством разглядывала пара крестьян. Высокий сухопарый мужчина, очевидно, глава семейства, нервно теребил в руках высокий шерстяной колпак; рядом замерла полная приземистая женщина с корзинкой в руках, наполненной только что собранными, ещё влажными, ягодами, пряными травами и примостившейся рядом парой крупных цветков подсолнуха. Судя по обеспокоенным взглядам, которые женщина то и дело бросала на мужа, вековые традиции не говорили, что делать, если окажешься рядом с вельменно, высшим сословием. Между тем расстояние между ними и Хель стремительно сокращалось, отчего глаза крестьян всё больше округлялись в неподдельном ужасе.

Внезапно напряженное лицо мужчины просветлело, — он перемахнул через плетень, выхватил у пораженной жены корзинку и бросился вперёд.

От неожиданности Кристина встала как вкопанная; остановились и гвардейцы. Эйдон заслонил собой Хель, демонстративно положил ладонь на эфес меча; Мартон замер чуть в стороне, но так, словно хотел убедить, что никто не сможет подойти сзади. Выражение лица, при этом, у обоих было такое удивлённое, что Кристина сразу же догадалась, что это движение было экспромтом: гвардейцы отреагировали так, как их учили, не слишком задумываясь, кого именно охраняют, а когда спохватились, менять что-либо было уже поздно.

«Не нужно было ей вообще показываться на глаза», — Кристина запоздало закусила губу, но возможности что-либо исправить не было и у неё.

Тем временем, бормоча что-то неразборчивое, крестьянин с поклоном протянул Хель корзинку. Однако призрак лишь слегка склонил голову к плечу и замер на месте, будто высеченная из мрамора скульптура. Мужчина понял это по-своему и, не прекращая почтительно бубнить, склонился ещё ниже.

Пауза затянулась.

«Это провал, — мысленно простонала Кристина. — Не стой столбом, сделай хоть что-нибудь!»

И Хель послушалась.

Ахнула, едва прикрыв рот пухлой ладошкой, супруга чрезмерно ретивого крестьянина. Вытянулись и без того удивлённые лица гвардейцев. Мужчина задрожал всем телом, вероятно проклиная себя последними словами за не вовремя проявленную находчивость. Да что там, Кристина и сама ожидала от Хель чего угодно, но только не того, что призрак изящным движением склонит голову. Разумеется, на настоящий поклон это было мало похоже, скорее на вежливый кивок — но и этого было достаточно, чтобы довести бедолагу-крестьянина и его супругу до полуобморочного состояния.

Впрочем, едва ли сама Хель задумывалась о подобных мелочах. Она запустила руку в корзинку, пересыпала ягоды между пальцами, расправила лепестки цветов. Тишину заполнил мягкий певучий голос, особенно чарующий и музыкальный на фоне грубоватого крестьянского говора, и слова полились, нанизываясь друг на друга, будто лазурные жемчужины на сверкающем ожерелье. Звуки переливались, образуя гармоничные сочетания, складываясь в торжественную мелодию, в которую вплетались трогательная нежность и невыразимая печаль.

Кристина затаила дыхание, очарованная пульсирующим звучанием. Что-то подобное она слышала, совсем недавно, когда Эйдон пересказывал историю своего короля, но в тот раз гвардеец всего лишь передавал информацию, а потом не слишком, как она теперь понимала, задумывался о красоте слога. Сейчас же она могла убедиться, что жители Эм-Бьялы, по крайней мере её знать, не просто относились к слову серьёзно, но и могли при желании превратить его в настоящее искусство.

Сколько это продолжалось, Кристина не знала и не хотела знать. Супруги полностью разделяли её мнение: поначалу они прислушивались к Хель напряжённо, чуть хмурясь, будто им было тяжело понять сказанное, но уже через несколько секунд лицаих смягчились. Страх отступил, сменяясь умиротворением и затаённым восторгом. Проняло даже гвардейцев — Мартон резко отвернулся, будто хотел спрятать лицо, а Эйдон с грустью смотрел куда-то в сторону, как если бы мог увидеть там что-то знакомое.

А затем всё стихло так же внезапно, как началось. Крестьяне, гордые и раскрасневшиеся, согнулись в глубоком поклоне — кажется, раза в два ниже, чем того требовали традиции и этикет. Путники двинулись дальше, ещё долго ощущая на себе их пристальный прощальный взгляд.

— Что это было? — с чувством спросила Кристина, когда отряд отошёл на приличное расстояние. Собственный голос показался ей неожиданно грубым и бесцветным.

— Nieta.

— Слово?

— Верно. Другое значение — «песнь».

— Действительно, похоже, — девушка задумчиво кивнула. — Это что-то вроде белого стиха?

— Иногда. Слово используют, если нужно передать важное сообщение. Когда нужно многое сказать, но нет времени. В торжественных случаях. Так читают стихи, и тогда Слово становится искусством. Или подарком. Всё сразу.

— Очень красиво. Но очень грустно, — честно призналась Кристина, невольно вспоминая беспросветную печаль, которой было наполнено Слово Хель. — Никогда такого не слышала.

— В этом нет ничего необычного. Так могут все.

— Ну да, — недоверчиво хмыкнула Кристина. — Кроме меня и тех бедолаг, которых ты чуть до инфаркта не довела. Кстати, а что ты им сказала?

— Поблагодарила за труд и похвалила урожай.

Девушка взглянула на Хель с невольным уважением:

— А ты в этом разбираешься?

— Нет. Однако эти люди много работают, а потому заслуживают признания и похвалы.

Это заявление абсолютно не вязалось с представлениями Кристины о знати. К тому же, после рассказов Хель о том, как устроено их общество, создавалось впечатление, что между сословиями пролегает бездонная пропасть. В конце концов даже слова, обозначающие представителей знати и простых людей, имели разные корни — а в культуре, которая делает из слов искусство, это значит очень и очень много. Воображение незименно рисовало суровых феодалов, правящих своими землями огнём и мечом, или, на худой конец, испорченных, чванливых аристократов — таких, которым ничего не стоит отобрать у своих подданых последнее, и которым уж точно не пришло бы в голову их за что-то благодарить и тем более делать им подарки.

— Это не имеет значения, — покачала головой Хель, когда Кристина как могла изложила свои соображения. — Эти люди честно трудятся на земле. Необходимо напоминать им, что мы это ценим. — Она немного помолчала и вдруг добавила с почти незаметным укором: — Об этом часто забывают.

Взгляд призрака погас; очевидно Хель решила, что выговорила весь доступный ей запас слов: как с большой, так с и маленькой буквы.

Кристина вздохнула, провела рукой по волосам, рассеянно потеребила растрёпанный хвост. Она всё чаще задумывалась о том, как в Хель уживаются сразу несколько настолько противоречивых личностей.

Её знания о мире и своём месте в нём, этикет, манера речи, цитаты из книг, — всё это будто бы досталось ей от другого человека. от того, кем она когда-то была; и призрак проигрывал эти воспоминания, словно старую магнитофонную запись. Тогда Хель вела себя как человек — холодный, отстранённый, безгранично требовательный к себе и другим, но при этом по-своему справедливый, добрый и отзывчивый. Другой вряд ли стал бы защищать Кристину тогда в лесу, помогать и заботиться о ней, и уж точно не стал бы дарить Слово простым крестьянам, для которых оно было настоящим чудом.

Была и другая Хель. Она почти не понимала юмора, абсолютно буквально воспринимала большую часть того, что ей говорят; она была любопытной, искренне удивлялась самым простым вещам, неизменно склоняя голову в своём любимом жесте, и могла часами увлечённо наблюдать, как растёт трава. В такие моменты она предпочитала молчать, а если и говорила, то речь её полностью отражала внутреннее содержание, становясь предельно лаконичной и зачастую неуклюже прямолинейной. Такой была Хель, когда Кристина впервые её увидела. Такой она была большую часть времени. Немудрено, что той ночью её почти невозможно было отличить от призраков старого дома — те вели себя похожим образом, особенно в последние годы.

С самой тёмной стороной личности призрака Кристина встречалась реже всего — и была благодарна за это всем причастным к этому высшим сущностям, как бы те себя ни называли. Подозрительная, расчётливая, методичная, жестокая и беспощадная, Хель ставила перед собой задачу и шла к цели со всей возможной эффективностью и жутковатой изобретательностью. Как тогда, в лесу, когда она безжалостно изувечила «пиявку», чтобы отпугнуть остальных, или совершенно серьёзно собиралась скормить гвардейцев местной живности и купить этим немного времени. До сих пор Кристина пока ни разу не ощутила угрозы для себя лично — но вот за окружающих можно было всерьёз опасаться.

По-настоящему разделить эти личности было практически невозможно, они существовали одновременно, как узоры калейдоскопа. Правда, впопыхах неизвестный мастер не слишком тщательно подогнал грани зеркал друг к друг, а потому личность Хель всякий раз собиралась заново, в совершенно непредсказуемых пропорциях. Причем, далеко не всегда успешно: иной раз призрак впадал в странное состояние, напоминающее ступор, словно забывая, как управлять собственным телом. Возможно, именно это и произошло после неожиданной выходки чрезмерно почтительного крестьянина.

Стоило вспомнить жителей предместий, и размышления Кристины потекли совсем в другом, более практичном направлении. Крестьяне вели себя так, будто бы Хель стала первым представителем знати, которого они увидели за много лет, а может быть и за всю жизнь. Но если верить гвардейцам, совсем недавно в Формо должен был прибыть их король со свитой. В таком случае, что произошло? У него изменили планы? Или гвардейцы солгали и с самого начала не собирались вести её к этому Геррану? В таком случае, куда они направляются?

Вопросов становилось всё больше, а ответов по-прежнему не было. Что, если из Формо сделали какую-то особенную тюрьму для людей, прибывших из других миров? Или резиденцию местного филиала инквизиции, и теперь её как ведьму сожгут на костре? Пикантности ситуации добавляло и то, что гипотетическим обвинителям даже напрягаться не придётся, потому что главное доказательство колдовства как ни в чём ни бывало шагало рядом.

Однако, что делать, если хотя бы треть из этого окажется правдой, Кристина не знала. Прежде даже представить себя не могла, что окажется в подобной ситуации — как вообще к такому можно подготовиться? — и в голову лезли самые безумные варианты спасения. Попросить Хель задержать нападающих, а самой сбежать? Но это может и не сработать: попробуй побегать, когда ноги подкашиваются от боли — а в том, что будет больно, можно даже не сомневаться. Ступить на Тропу? Но её ещё нужно было найти и каким-то образом понять, что лежит на другой стороне.

Кристина украдкой покосилась на Хель; ей почему-то очень захотелось поделиться с ней своими планами, узнать её мнение, получить хоть какие-то ответы или совет. Призрак тут же повернул голову и, встретившись с Кристиной глазами, серьёзно кивнул. Видимо, решив, что этим всё сказано, Хель снова отвернулась.

— Когда мы будем в Формо, — девушка вздохнула и задумчиво потёрла щёку, — давай ты будешь вести все переговоры?

— Как скажешь.

Кристина невесело усмехнулась. Если у них ничего не получится, и ситуация выйдет из-под контроля, то не останется ничего, кроме как прибегнуть к последнему средству — к тому, к которому она предпочла бы не обращаться ни при каких обстоятельствах. В таком случае сожжение на костре пришлось бы ей весьма на руку.

Дорога, между тем, плавно обогнула чей-то сад, и резко пошла в гору. Путники покинули предместья, и теперь от Формо их отделяла лишь широкая полоса земли, будто специально очищенная от растительности. Вблизи укрепления посёлка не казались Кристине такими несерьёзными, как описывал их Мартон: каменное строение в несколько этажей на крутом почти неприступном холме, деревянный палисад из толстых заострённых брёвен, поблескивающих свежей смолой. Над частоколом возвышалась смотровая площадка с большим металлическим гонгом, но местных ополченцев, которые и должны были наблюдать за дорогой, нигде не было видно. Да и сами ворота были распахнуты настежь, а огромный брус, должно быть служивший чем-то вроде засова, валялся рядом.

Мартон, глядя на такое безобразие, что-то тихо проворчал себе под нос; Эйдон зачем-то покосился на Хель — видимо, выражение было отнюдь не парламентским — а затем, словно махнув рукой, пригладил усы и согласно кивнул. Что же до Кристины, её больше всего заинтересовали выбеленные глиной дома под красноватыми черепичными крышами, пышущие впитанным за день теплом. Посёлок наверняка жил зажиточнее предместий, а значит можно было рассчитывать, что хотя бы одну ночь ей удастся поспать не только под крышей, но и на настоящей кровати. А если повезёт, то будет возможность помыться и постирать одежду — или, чем чёрт не шутит, даже раздобыть новую.

Эти радужные перспективы настолько ярко встали перед глазами, что девушка не сразу заметила, как в лицо ударило теплом, а по коже побежали мурашки от слабых разрядом тока. Она сделал шаг, полшага, а затем и вовсе остановилась, пропуская гвардейцев вперёд.

— Прямо посреди дороги, ну надо же… — удивлённо прошептала Кристина, закрыв глаза и протягивая руку в пустоту. — Не удивлюсь, если здесь пропадают люди… пара особо чувствительных гениев вполне могла бы найтись…

Послышался глухой лязг металла, шорох шагов, приглушённый шёпот. Кристина усмехнулась, живо представив себе, как глупо она, наверное, смотрится с закрытыми глазами и с протянутой в пустоту рукой. Впрочем, в тот момент подобные мелочи волновали её меньше всего, куда важнее было прикоснуться к Тропе и попытаться хотя бы приблизительно определить, что находится на другой стороне. Однако, как и несколько дней назад, Тропа дала неожиданно резкий отпор.

— Да что с тобой не так-то… — Кристина поморщилась и усилила нажим. В сознание возник привычный образ плотно задрапированного зеркала; мысленно она потянула за край, слой за слоем разворачивая ткань, попыталась заглянуть под неё. Но внутри не было ничего, кроме завитков клубящегося сизого дыма.

Пространство у Тропы колыхнулось, будто по воде побежала лёгкая рябь, и Кристина улыбнулась краешком губ. Такие искажения часто возникали при приближении призраков, а это могло значить только одно: Хель не смогла сдержать любопытство. У самой Тропы связь между ними становилась сильнее, и теперь неподдельный интерес призрака покалывал саму Кристину.

— Помнишь, я рассказывала тебе о Тропах? — девушка не стала дожидаться вопросов. — Пытаюсь понять, что находится на другой стороне.

— Ты хочешь отсюда уйти?

— Кто знает, может ещё придётся, — Кристина пожала плечами. — Но с этим не всё так просто.

К покалыванию от любопытства добавилось новое и незнакомое ощущение: будто что-то шевельнулось внутри.

— Ты не сможешь вернуться?

— Если Тропа ведёт в одну сторону — нет. А соваться вслепую слишком опасно: не хотелось бы выйти в жерле вулкана или, например, на дне океана. Да даже если эта Тропа ведёт в обе стороны, где гарантия, что после перехода она тут же не схлопнется на пару часов?

Улыбка Кристины сделалась ещё шире: она не видела Хель, но буквально почувствовала, как её голова снова склоняется к плечу:

— Зачем соединять это место и дно океана?

— Если бы Тропы создавались людьми, то в этом, конечно же, не было бы никакого смысла, но раз это природная аномалия, о нашем с тобой удобстве никто не думал. Скорее всего, точки, которые соединяет Тропа, выбираются случайно, когда она открывается в первый раз.

Кристина плавно отпустила тонкую призрачную материю, из которой состояла Тропа, и открыла глаза. Определить, что лежит на другой стороне, ей так и не удалось. Зато, сравнив ощущения, можно было сделать вывод, что Тропа у Формо была опаснее той, что осталась на болотах.

«Уже что-то», — устало вздохнула Кристина и опустила затёкшую руку.

Рядом уже стояли гвардейцы с немым вопросом, написанным сразу на обоих лицах. Однако удовлетворять их любопытство Кристина, наученная горьким опытом, не спешила. Эйдон уже доказал, что любая информация, которая попадёт в руки гвардейцев, рано или поздно обернётся против неё, а потому чем меньше гвардейцы — и кто-либо другой — знают о Тропах, тем лучше. Это было её козырем, возможностью выпутаться из самого отчаянного положения, пусть даже и с большим шансом влипнуть ещё сильнее.

— Скажи им…

Однако говорить что-либо Хель не пришлось: из ворот Формо показался русоволосый парень в длинном кафтане странного, не то коричневого, не то тёмно-оливкового цвета. На поясе он был утянут расшитым кушаком с такими длинными концами, что ещё немного и они стали бы подметать землю. Несмотря на тёплую и безветренную погоду, кисти рук скрывались под тонкими кожаными перчатками, а у бедра покоилась невысокая шапка из плотного материала, отороченная бурым мехом. Едва завидев путников, парень с достоинством поклонился и мягко зашагал навстречу.

«Подмастерье, — безмолвно прокомментировала Хель. — Из торгового сословия».

Юноша остановился в нескольких метрах и вновь склонился в изящном поклоне — лёгком и непринуждённом, словно занимался этим всю жизнь. Он заговорил — неожиданно чистым баритоном, чуть нараспев, слегка растягивая слова, практически так же, это делала Хель. Правда, в отличие от неё, молодой подмастерье говорил медленно, как будто на хорошо освоенном, но всё же чужом языке. Держался он при этом уверенно и свободно, как если бы высокие гости прибывали в Формо каждый день, и вообще больше походил на потомственного аристократа, чем на сына торговца из потерявшего былой лоск посёлка на отшибе.

Слово взял Эйдон; подмастерье не удивился — видимо, это соотносилось с правилами хорошего тона — и с лёгким поклоном переключил внимание на гвардейца. Кристине с Мартоном достался лишь быстрый оценивающий взгляд и, судя по всему, юноша не счёл их важными персонами, а потому поклоны — или хотя бы вежливые приветствия — им не полагались.

Девушку это совершенно устраивало. За последние дни она вполне определилась со своей стратегией: не привлекать к себе внимания, ни во что не вмешиваться, и вообще меньше говорить, и больше слушать. Именно этим она и занималась: внимательно прислушивалась к разговору, пытаясь вычленить знакомые слова и с их помощью догадаться, о чём шла речь.

Эйдон назвал своё имя, сказал что-то о Хель — что бы это ни было, глаза юноши сверкнули самым живым интересом. Собеседники обменялись парой совершенно одинаковых фраз, которые, вероятно, были дежурными любезностями. Кристина мысленно настроилась на длинный и не слишком содержательный диалог, но Эйдон неожиданно улыбнулся необычной для него располагающей улыбкой и, как бы мимоходом, задал парню какой-то вопрос. Сути Кристина не уловила, — зато совершенно отчётливо услышала имя короля Геррана. В ответ подмастерье всплеснул руками и широко улыбнулся, будто услышал лучшую шутку в своей жизни, — и Эйдон ответил ему тем же, всем видом показывая, что действительно пошутил.

Этого было достаточно: Кристина сразу же догадалась, что никакого короля Геррана в Формо не было.

По спине пробежал холодок. Кристина сжала зубы и придала лицу максимально спокойное выражение; в голове же она один за другим судорожно перебирала варианты. Мартон сразу же сник — выходит, для него это новость, а значит и обманывать её никто не планировал, и с торжественным сожжением на костре, как, впрочем, и со встречей с советником Кунрадом, пока что придётся повременить. Но если король не явился на место встречи, то куда он пропал?

«А вот это уже не моё дело», — жестко отрезала Кристина. У короля есть свита, стража и те самые «способные слуги», которыми пугал её Эйдон, — вот пусть они и разбираются, куда пропало его блудное величество. Тем более, что у них только что появились новые сложности.

Если бы король Герран соизволил посетить Формо, то приезда одной из вельменно никто бы не заметил — аристократкой больше, аристократкой меньше, на фоне целого короля это было бы не так уж важно. Теперь же эта новость разлетится по округе; жителей предместий они уже обеспечили сплетнями и пересудами на год-другой вперёд. А после официального приветствия у ворот Хель уже не может просто исчезнуть; ей придётся доигрывать роль до конца — но как это сделать? Как минимум нужно будет представиться, поддерживать светские беседы, может быть даже высказывать своё мнение о последних событиях…

«А она даже имени своего не знает, не говоря уже о доме, титулах и прочей мишуре».

Кристина прикусила щёки, чтобы губы не расползлись в кривой усмешки. Прошло чуть больше недели, а она уже собирается нарушить все мыслимые и немыслимые законы и выдать призрак за представителя высшей аристократии. Но какие были варианты?

«Короче говоря, нам нужна легенда. Причём все должны говорить одно и то же». — Девушка встретилась глазами с Эйдоном, который, похоже размышлял о том же.

Минут спустя гвардеец свернул разговор; подмастерье с поклоном отступил на назад и быстро зашагал к воротам.

— Формо управляется купцами из второй гильдии, — сразу же доложила Хель. — Нас пригласили остановиться в крепости. Этот человек сообщит о нас управляющему.

— Он точно торговец? — рассеянно спросила Кристина. — Мне показалось, он говорит так же, как ты.

— Да. Воспитывался в доме Винце.

Кристина пожала плечами: Хель совершенно точно упоминала это название, но в подробности не вдавалась.

— Наверное, поэтому он тебя совершенно не боится, — осторожно сказала она и обернулась к задумчивому Эйдону.

Оказалось, что гвардеец уже придумал вполне правдоподобную историю. Хель путешествует инкогнито, в компании пары верных людей, которых в это непростое время выделил Его Величество. По словам Эйдона, такие путешествия были в моде лет десять назад, но, бывало, в них отправлялись и по сей день — правда, так развлекалась лишь небольшая часть самых романтичных и сентиментальных аристократов.

— Это как раз для тебя, — с усталой улыбкой одобрила Кристина. — Будешь легкомысленной девицей, которой захотелось от жизни чего-то нового.

Затем, в результате целой серии трагических случайностей, настигших их на старом тракте у южных пределов Шепчущего леса, и о которых им не хотелось бы говорить, они потеряли девушку-слугу и лошадей. Зато повстречали южанку, которая невесть как забралась так далеко на север, и по приказу аристократки взяли её с собой, чтобы заменить погибшую прислугу. Разумеется, за немалое вознаграждение.

Кристина кивнула:

— Это объяснит, почему я не знаю языка и обычаев. Но разве я похожа на южанку?

— Я не знаю, как они выглядят. Гвардеец утверждает, что среди них немало женщин с тёмными волосами и серыми глазами.

Легенду приняли единогласно, и отряд медленно двинулся к воротам Формо.

Посёлок за частоколом показался Кристине донельзя похожим на предместья, с той лишь разницей, что дома были выше и менее просторными, с резными ставнями на окнах и небольшими балкончиками, примостившимися ко второму этажу. Солнце клонилось к закату, и на главную улицу высыпали люди, одетые почти так же, как и жители предместий, разве что материалы выглядели подороже, а покрой и работа чуть аккуратнее.

Грунтовая дорога сменилась чистой мостовой, вымощенной стёсанными светло-бежевыми булыжниками, вышарканными сапогами, колёсами телег и копытами лошадей. Иногда по пути попадались некрупные вывески лавочек и магазинов, наполненных деловитой вознёй покупателей; повсюду разливалась оживлённая певучая речь, где-то в глубине дворов задорно стучал кузнечный молот, скрипели оси телег; ревели навьюченные мешками ослы, подгоняемые лаем собак.

Местные жители встречали путников вежливым любопытством, хотя явно предпочитали выказывать его с безопасного расстояния. Никуда не делись и традиционные поклоны — правда, в отличие от крестьян, жители Формо позволяли себе подпускать гостей чуть ближе. Особенно это касалось торговцев, которых можно было узнать по расшитым кафтанам, отороченных мехом шапкам и богато украшенным платьям самой разной длины и кроя.

Впрочем, Кристине было немного не до всего этого разнообразия. Она устало брела вперёд, размышляя о том, каким же невероятно долгим был этот день. Впечатлений оказалось так много, что для новых в голове попросту не оставалось места; не говоря уже о том, что манипуляции с несговорчивой Тропой окончательно её вымотали. Хотелось только одного: забраться в какое-нибудь тихое и спокойное место и проспать там ближайшие полгода. Именно поэтому, увидев перед собой светло-бежевые камни трёхэтажного здания с невысокой башней, Кристина обрадовалась этому зрелищу как открытке от старого друга на день рождения.

У крепости их уже ждали. Знакомый торговец-подмастерье из второй гильдии замер в такой величественной позе, будто с него собирались писать парадный портрет: подбоченившись, с гордо поднятой головой, заложив одну руку за спину, и приложив вторую к поясу. Рядом стоял низенький тучный мужчина с красным одутловатым лицом и жидкими волосами. Камзол с расшитыми яркими нитками боковинами едва сходился на животе, узкие брюки слишком плотно облегали полные ноги, отчего создавалось впечатление, что парадный костюм ждал своего часа со времён далёкой юности, когда его владелец ещё не мог похвастаться столь выдающимися объёмами. Он заметно нервничал и никак не мог найти место рукам, отчего он то крутил в руках украшенную мехом шапку, то теребил медальон на толстой цепи из зеленоватого металла. Если приглядеться внимательнее, то нетрудно было заметить у торговцев схожие черты: одинаковые карие глаза и русые волосы, острые носы и чуть оттопыренные уши. Становилось очевидным, что гостей встречали не просто управляющий Формо со своим помощником, но и отец с сыном.

Когда Хель и Эйдон подошли на определённое расстояние, подмастерье вежливо улыбнулся и склонился в традиционном поклоне. Управляющий повторил это движение; камзол угрожающе затрещал, но выдержал. Кристина из последних сил сохраняла серьёзное выражение лица, но внутри у неё уже раздавался протяжный вой: начинался очередной обмен приветствиями, пожеланиями, вежливыми вопросами — и всё это могло продолжаться до бесконечности долго. Правда, говорил, по какой-то причине, исключительно Эйдон — но торговцы принимали это как должное и не выказывали неудовольствия.

Наконец, как все заинтересованные стороны засвидетельствовали своё почтение и солгали о том, как невероятно рады этой встрече, управляющий и его сын почтительно расступились, приглашая гостей войти. Хель, которая так и не проронила ни слова, остановилась у каменного крыльца с несколькими ступеньками и грациозным движением взялась за края юбки. Подмастерье со всё той же лучезарной улыбкой протянул руку, чтобы помочь даме подняться.

Неожиданно Хель резко вскинула голову и отпрянула назад, а Эйдон молниеносно рванул оружие из ножен — совсем немного, только ради того, чтобы продемонстрировать подмастерью несколько сантиметров стали. Однако предупреждение было весьма недвусмысленным: «отойди, или останешься без руки».

Молодой торговец понял всё правильно. Улыбку словно стёрли с его разом побледневшего лица; сдавленно пробормотав извинения, он отступил на пару шагов. На плечо сразу же легла рука Мартона, невесть откуда взявшегося у него за спиной. Полный управляющий, белый как мел, принялся что-то объяснять, но слова не произвели на Хель никакого впечатления: не глядя на него, она гордо прошагала мимо и скрылась в дверном проёме. Эйдон плавно спрятал клинок в ножны; Мартон кивнул Кристине, и девушка, так и не поняв, что именно увидела, юркнула следом за своей суровой «госпожой».

Внутри их сразу же встретили две девушки, похожие друг на друга, будто сёстры, в одинаковых платьях и расшитых передниках. С нескончаемым щебетанием они проводили гостей на третий этаж, где для них уже приготовили просторную и светлую комнату, в которой управляющий, должно быть, хранил своё главное сокровище: широкую кровать с резным оголовьем и высоким балдахином. Из-за деревянной ширмы в углу выглядывал узкий диванчик, который, по всей видимости, предназначался для прислуги. Впрочем, Кристина так устала, что готова была уснуть хоть на коврике у двери.

— Они приглашают спуститься к ужину.

Кристина постояла несколько секунд, прислушиваясь к ощущениям, и твёрдо выбрала в пользу сна. Этот день уже казался ей чрезмерно длинным и слишком богатым на впечатления, чтобы удлинять его ещё больше. Девушки удивлённо переглянулись, но тут же снова засуетились, в последний раз проверяя, хорошо ли взбиты подушки и достаточно ли ровно уложено одеяло. Наконец, убедившись, что всё в порядке, они вихрем пронеслись мимо Кристины и вскоре вернулись с тазом тёплой воды, полотенцем, кусочком серого, резко пахнущего мыла и парой длинных сорочек. Всё это девушки передали Кристине и, подчиняясь скупому жесту Хель, выскочили из комнаты.

— Ну наконец-то… — пробормотала Кристина, расстёгивая рубашку. — Я уже думала, они здесь поселились. Как ещё не предложили помочь тебе умыться и снять платье…

— Они считают, что это сделаешь ты.

— Давай в следующий раз? — проворчала «слуга» и отправилась умываться. Несколько минут спустя, переодевшись в чистую сорочку, она без зазрения совести рухнула на кровать и наконец-то расслабилась, впервые за этот невероятно долгий день.

— Хель, — позвала она из-под тяжёлого пухового одеяла. — Как ты думаешь, здесь безопасно?

— Не знаю.

— А что бывает с теми, кто выдаёт себя за старшую знать?

— Казнь. Виновного и его семьи.

Кристина тяжело вздохнула. Свернувшись клубочком, она в последний раз взглянула на Хель — та встала ровно посередине комнаты, так, чтобы не терять из виду ни широкое окно и проход на балкон, ни толстую входную дверь — и позволила сну унести себя прочь.

* * *

Вечером предместья охватило необычное оживление. У неприметного домика, укрывшегося за фруктовыми деревьями и ровными рядами ягодных кустов, за длинным столом собралась весёлая компания соседей, чтобы скоротать вечер за кружкой яблочного сидра и послушать удивительную историю о настоящей вельменно — первой за три поколения, посетившей Формо.

— Как она собой выглядела-то, велля эта?

— А что сказала? А вы, ну?

— Ей правда понравился урожай-то?

Раз за разом звучали одни и те же вопросы, раз за разом Хети и Коэн, волею судеб оказавшиеся в центре внимания, наполняли глиняные кружки и под пытливыми взглядами, в которых равными частями смешалось восхищение и зависть, слово в слово повторяли всё, что им довелось увидеть и услышать. Стоило им замолкнуть, как рассказ подхватывал кто-то другой, наблюдавший эту сцену с другого ракурса, и всё начиналось с самого начала.

Мужчины серьёзно качали головами, едва речь заходила об охране молодой вельменно, вспоминая рослого солдата с пышными усами и его подчинённого с грозным взглядом и с глубокими царапинами на доспехах.

— Царапины-то видели какие? Никак медведя уложил!

— Тогда небось и коней потеряли.

— Что за вояки такие, ежели целого-то медведя к госпоже подпускают?

С каждой поднятой кружкой суждения подвыпивших жителей предместий становились всё смелее и смелее, пока, наконец, они не решили, что справились бы с охраной молодой госпожи куда лучше, чем те неумехи, которыми она себе окружила.

— А всё, потому что ты ничего не смыслишь, ну! — горячился немолодой уже крестьянин с длинными седеющими волосами, размахивая руками у лица Коэна, который попытался было отстоять честь рослого воина. — Ты меч-то в руках держал когда? А я держал! В длину руки клинок должен быть, а он у того усача быльше на две ладони! Кто ж такой кочергой рубиться-то станет?

— Где это ты меч-то держал, Ялле? — упёрлась руками в бока супруга разгорячённого сидром вояки. — Всю жизнь по полю пластался, а всё туда же, железом махать!

— И-и-их ты, выдерга! — от неожиданности вскричал длинноволосый не своим голосом.

— Это я-то выдерга⁈ — улыбаясь до ушей, женщина вскочила с места и, активно жестикулируя, обратилась к собравшимся: — Нет, вы посмотрите, что деется-то! У солдата на торгу шампур какой-то свеньгал, а слагает-то теперь как, заслушаешься!

Под всеобщий хохот длинноволосый Ялле раздосадовано крякнул и спрятался за высокой кружкой. Впрочем, долго сердится на жену он не умел, а потому вскоре не выдержал и расхохотался вслед за соседями:

— Так вон тот солдат-то мне всё и рассказал, ну!

Собравшиеся ответили ему дружными ударами кружек о стол и искренними просьбами смилостивиться и пощадить их животы.

— А платье-то какое у неё баское, — восхищённо напомнила голубоглазая женщина с длинной светлой косой, украшенной вплетёнными в неё лентами.

— Ак, правда, — деловито подхватила Хети, обрадованная возможностью сменить тему. — Я-то вблизи разглядела: амаанский бархат был, вот не сойти мне с этого места!

И подруги тягостно вздохнули, вспоминая удивительное платье, в котором, если верить слухам, было тепло зимой и совсем не жарко летом.

— А ты что видела, Суо? — спросил кто-то у молчаливой девушки с россыпью веснушек на щеках и пламенным рыжими волосами.

— Да, Суо, скажи ты! — дружно подхватили смешливые девчушки, которых уже приглашали к столу, но сидра или пива пока не предлагали.

— Я-то? — вздрогнула она, будто очнувшись от глубокого сна. — Я больше на вторую смотрела.

— Это на чужачку-то с оборванными лытками? — вмешалась та самая женщина, которую назвали «выдергой». — И что увидала?

— Сама не знаю, тётя Митко. Чудные они какие-то…— Суо развела руками, не зная, как лучше описать странное ощущение, которое возникло при первом же взгляде на необычную чужачку. — Вроде человека два, а он точно бы один, понимаешь?

— Да мне-то куда в твоих премудростях смыслить? Не понравилась, чай, девица та?

— С Суо, чай, хватит! — звонко хохотнули подружки. — Опять двойницу в поле увидала!

— А вы носы-то не задирайте, дурёхи! — тётя Митко строго погрозила пальцем. — Уж поболе вашего видит Суо-то!

Девушка только вздохнула и отвернулась, подперев рукой подбородок и задумчиво накручивая на палец рыжий локон. Она и сама не знала, что видела. На двойницу чужачка похожа не была, да и откуда ей взяться, ежели в деревни никто не умирал? Ночницы под солнцем не ходят, а заморочникам нечасто хватает силы перекинуться в человека. Да и в облике зверя узнать их проще простого: воздух рядом дрожит, рябит и искрится — то есть, так видела это она.

— Ах! — Суо резко отпрянула, но боли от удара о стол не почувствовала. Только сейчас она сообразила, что уже довольно давно разглядывает в траве серую бесформенную тень с тлеющими угольками глаз.

— Что с тобой, девочка? — длинноволосый крестьянин на миг оторвался от жаркого спора о правильной форме доспеха. — Поблазилось чего?

— Ага, дядя Ялле, — покачала головой Суо, вглядываясь в быстро меняющую очертания тень. Пугать приёмных родителей почем зря совсем не хотелось. — Задумалась я, вот и блазится.

«Качеголов, ну надо же! — про себя удивилась она. — Уж три весны ни одного не было! Надо б отогнать пока других не привёл…»

— Ты поутру сходила б к деду-то, Суо, коль с головы нейдёт, — посоветовала тётя Митко. — Ты как от него возвращаешься-то аж светишься.

— Зачем поутру? — Девушка решительно встала с лавки. Идея посоветоваться с наставником была чудо как хороша. — Сейчас же и схожу.

— Дай-ка провожу, — предложил длинноволосый Ялле. — А то никак высокие-то господа заозоруют да к нам сойдут?

— Это когда ж такое было-то? — всплеснула руками Хети. — Да и добрая госпожа не дозволит уж озоровать-то!

— Ты сиди, дядя Ялле, — поднялся крепкий широкоплечий парень с пронзительными черными глазами и русыми волосами. — Я с Суо схожу.

— А что, Тьёль, сходи, — охотно согласился тот. — Не со стариком же такой резвушке-то под руку ходить! А по весне сватьёв присылай, коль понравилась девка, чего круг древа кружить-то?

Суо покраснела до корней волос, но отказываться от помощи Тьёля не стала.

— Мы быстро, дядя Ялле, — крикнула она уже от плетня. — Не теряйте!

* * *

Эйдон тяжело опустился на окованный железом ящик, тёплый от установленной рядом жаровни. Вынул кисет с крепким северным табаком, повертел в руках трубку из орехового дерева с ровным нагаром на чаше и небольшой царапиной на чубуке. Неторопливо набил трубку, раскурил табак от длинной лучины. Подтянул к себе бутылку охлаждённого яблочного сидра, привалился к широкому зубцу башни. Сделал первую, самую желанную затяжку ароматного дыма, и лицо его расплылось в блаженной улыбке. Если судить по солнцу, закат догорит только через полчаса, и капитан планировал сполна насладиться каждым мгновением.

Возможно, ему не следовало терять время, а вместо этого бросить все силы, чтобы выяснить, куда направился Его Величество и куда увёл три неполные дюжины всадников, чудо уцелевших в сражении при Монтекармано. Однако Эйдон слишком хорошо знал, что вымотанный солдат ничем не лучше мёртвого, а потому позволил себе расслабиться в компании заката, ароматного табака и прохладного сидра, не пытаясь каким-то образом направлять свои размышления.

Его мысли обежали круг и предсказуемо остановились на странной девушке, против своей воли появившейся на Сальвийском холме и каким-то непостижимым образом связанной с обитающим там духом. Она пришла в ответ на просьбу Его Величества, но, судя по всему, едва ли была способна помочь молодому королю в его устремлениях. В таком случае, в чём заключалась её роль? Что, если Сальвийский дух просто играет с ними, связывая Его Величество почти невыполнимой клятвой с одной стороны и давая возможность сбросить ярмо с другой, при условии, что они догадаются, как это сделать?

Эйдон пыхнул трубкой и пожевал дым, растирая пульсирующий от напряжения и боли висок. Всё, что им известно, это то, что девушка — Кирис, как иногда называл её рах, — обладает поистине обширными, а самое главное, конкретными знаниями о своём хозяине, что было особенно ценно в условиях, когда даже Кунрад вынужден опираться на туманные и противоречивые легенды. Это значит, их встреча должна стать абсолютным приоритетом. Только обладая всей информацией, Его Величество сможет принять верное решение и либо исполнить условия Сальвийского духа полностью, либо в правильный момент выйти из соглашения.

Однако, что будет дальше, капитан не знал. Помощь, защита, поддержка Кирис сейчас — но что потом, когда она потеряет свою ценность и вполне может стать угрозой королевству? Каким будет следующий приказ Его Величества? И хватит ли у капитана духа, чтобы его исполнить? Впрочем, Эйдон отлично знал ответ, и ответ этот состоял всего из одного слова: «долг». Долг перед королевской семьёй, перед самим королевством, перед людьми под его командованием, перед женой и детьми — оставалось ли там место для личной благодарности за спасённую жизнь и за возможность снова увидеть родных? Эйдон прикрыл глаза, словно таким образом хотел заглянуть внутрь себя. Через некоторое время он сделал большой глоток из бутылки и горько усмехнулся. Да, ответ действительно был известен ему слишком хорошо: если потребуется, он без колебаний исполнит свой долг, даже если будет жалеть об этом до конца своих дней.

От невесёлых мыслей капитана отвлёк чуть слышный шорох с винтовой лестницы. Эйдон лениво положил руку на рукоять палаша; он не ждал нападения, но эта привычка была немногим младше его самого и за двадцать семь лет службы не раз спасала ему жизнь.

— Я, капитан, — с лестницы раздался приглушённый голос Мартона.

— Знаю, — тот усмехнулся. — Кто ещё будет так топать?

Мартон успел привести себя в порядок и уложить непослушные кудри. Без доспехов и толстого стёганого поддоспешника, молодой гвардеец сразу же стал похож на того беззаботного мальчишку, которым Эйдон помнил его в детстве. Именно благодаря этому воспоминанию капитану хватило одного взгляда, что догадаться, что на плечах юноши будто лежал тяжёлый груз, а самого его распирало от желания высказаться.

— Хорошо живёшь, — Мартон кивнул на трубку. — Откуда такое богатство?

— Из запасов нашего хозяина, — улыбнулся Эйдон. Он не спешил начинать разговор, предпочитая оставить это право за своим подчинённым.

Молодой гвардеец остановился у парапета и, вставив окованный сапог между зубцами, опёрся на колено рукой. Какое-то время юноша молча разглядывал заходящее солнце, словно собирался с мыслями.

— Не нравится мне это, — наконец тихо начал он.

— Табачный дым или закат?

— Ты знаешь, о чём я, капитан. — дёрнул плечом Мартон. — Мы запустили ласку в курятник.

Эйдон сделал большой глоток и резонно заметил:

— Её светлость ведёт себя довольно цивилизованно. Даже для ласки.

Мартон упрямо скрести руки на груди:

— А что она устроила там, у входа?

Пряча улыбку, капитан пригладил усы, тщательно приведённые в порядок с помощью бритвенного набора, который он позаимствовал всё у того же управляющего. Всё-таки баронство Хельдер представляло собой настолько глухую провинцию, что последний раз представителей знати там видели лет двести назад, как раз по случаю основанию на их земле первого поселения. Ко всему прочему, как младшего сына, Мартона учили сражаться, а не нравам и традициям высшей знати, стоило ли удивляться, что он почти ничего не знал об обычаях своих правителей?

— Не желает говорить с торговцами, ты об этом? Если не вдаваться в детали, это значит, Её светлость получила классическое воспитание в духе старой школы.

Однако Мартон был слишком напряжён, чтобы услышать ироничные нотки в голосе своего капитана.

— Не называй её так, — буркнул он и отвернулся. Впрочем, через некоторое время, когда любопытство, наконец, взяло верх, он недовольно спросил: — А что там, с торгашами?

— Ничего особенно, просто вельменно стараются не общаться с торговцами. Может быть, кроме Перро и Винце, они охотно берут на службу купцов из второй гильдии. Казначеи, караванщики, управляющие мануфактур — все из этого сословия. Ещё есть Шенье, которые часто вербуют среди них свою агентуру.

— Идеальные кандидаты, — рассеянно согласился Мартон. — Путешествуют, не вызывая подозрений, всё видят, всё слышат. — Он обернулся к Эйдону и глядя тому прямо в глаза выпалил: — Почему ты бросился её защищать?

Вот теперь капитан был уверен, что Мартон задал тот самый вопрос, который беспокоил его с самого начала. История бедной Кьяры Хельдер, матери Мартона, по-прежнему не давала юноше покоя, а ненависть к раху была поистине всепоглощающей.

— Потому что пока мы не покинем Формо, — спокойно ответил капитан, не отводя взгляда. — она дворянка, которой вздумалось попутешествовать, не называя своего имени. Я знаю о рахах только то, что ты сам мне рассказал, но пока Кирис способна контролировать своего призрака, он не представляет непосредственной угрозы. Если, конечно, его не спровоцируют, но наш рах и без того не горит желанием общаться с местными торговцами. Кроме того, присутствие вельменно позволяет избежать лишних вопросов, а в последствии и лишних кривотолков.

— А тот подмастерье, — после долгого молчания спросил Мартон. — Ты правда собирался его убить?

— Хорошего же ты обо мне мнения, — усмехнулся Эйдон и, постучав трубкой об угол ящика, потянулся за бутылкой. — Парень совершил ошибку. Впрочем, для его же блага, надеюсь, он усвоит урок.

Мартон молча кивнул. Кажется, его доверие к своему командиру, несколько пошатнувшееся в последние дни, полностью восстановилось.

— Я не оспариваю приказы, капитан, — наконец произнёс он. — Но предчувствие у меня самое скверное. Мы привели в Формо чудовище.

class="book"> Глава 11

Трое из предместий

Несмотря на то, что сон под крышей имел ряд неоспоримых преимуществ, отдохнуть как следует Кристине так и не удалось. Не помогли ни широкая и мягкая кровать с балдахином из воздушной ткани, ни уютное одеяло, в которое можно было завернуться и укрыться с головой — просто, потому что этим бесспорно нужным и полезным изобретениям не под силу было отогнать ставшие уже привычными ночные кошмары. В этот раз неизвестный режиссёр не сумел придумать ничего нового, а потому прокрутил уже знакомую Кристине ленту с головокружительным забегом по осеннему лесу, плавно переходящим в слэшер и завершающимся сценой казни, большая часть которой милосердно изгладилась из памяти в момент пробуждения.

Однако проснулась Кристина вовсе не от навязчивых сновидений о собственной бесславной и мучительной кончине. За прошедшие несколько дней она сама того не желая приучилась вскакивать от любого шороха — вот и сейчас её разбудили приглушённые голоса и какая-то подозрительная возня в комнате. Девушка мысленно потянулась к Хель, и немного успокоилась, когда та обнаружилась где-то поблизости; точнее определить пока не получалось. Миг спустя Кристина сонно спрятала голову под подушкой и для надёжности придавали её рукой: что бы это ни было, у Хель всё под контролем. А если и нет, то она как-нибудь сама разберётся, не маленькая.

Сон, между тем, больше не шёл; вместо него в голову лезли назойливые мысли о той бедолаге, которая никак не желала отпускать Кристину в её кошмарах. Медленно восстанавливая увиденное в памяти, она всё больше убеждалась, что эти сны никак не могли быть ответом измученного постоянным стрессом и опасностью разума. Мельчайшие детали окружения, одни и те же действия, одинаковые мысли и чувства — раз за разом всё повторялось в точности: слишком точно, чтобы списать это на обыкновенную случайность. Да и сама Кристина в последнее время не слишком верила в случайности: если она этого не делала и не видела, значит эти воспоминания могли принадлежать только одному существу.

От внезапного озарения Кристина отбросила подушку в сторону и принялась энергично выпутываться из-под одеяла:

— Слушай, кажется, я знаю, как ты там…

Она резко осеклась и замерла с широко распахнутыми глазами.

Хель устроилась на противоположной стороне комнаты, на самом краешке просторного кресла с узкими резными подлокотниками. Лицо её скрывала тень, но благодаря их связи, Кристина даже не сомневалась, что голова призрака уже удивлённо клонится к плечу. Рядом с Хель стояла русоволосая девочка лет шести в голубом платье почти до самого пола; правая половина её волос была заплетена в длинную косу, а над левой как раз работала Хель. В отличие от призрака, девочка выражала свои эмоции куда менее сдержанно — то есть, самым откровенным образом хихикала, указывая на Кристину рукой.

— Это кто? — наконец произнесла Кристина, медленно натягивая одеяло до самого подбородка.

— Младшая дочь управляющего Бравила.

С этими словами Хель сложила пальцы щепотью и несильно клюнула девочку в плечо — кажется, ей надоели детские ужимки и невежливые жесты; что в тот момент поддерживало незаплетённые пряди волос, оставалось только догадываться. Воспитательная мера подействовала; правда, всего на несколько секунд — после чего Хель вновь настойчиво потянули за рукав, требуя, чтобы та вернулась к работе.

«Заложник, — застонала Кристина, падая на кровать. — Эта сумасшедшая взяла заложника!»

Всё ещё до конца не веря в реальность происходящего, девушка приоткрыла один глаз и украдкой покосилась на странную парочку. Эти двое на удивление хорошо спелись: дочь управляющего деловито о чём-то рассказывала, активно жестикулируя и притопывая ногой, Хель изредка отпускала короткие комментарии, чем немало веселила девочку, которая то и дело передразнивала певучий выговор своей необычной воспитательницы и даже просила ещё раз повторить некоторые слова. Хель, впрочем, не выказывала никакого неудовольствия — по всему выходило, что детям в Эм-Бьяле позволялось куда больше, чем взрослым.

— Когда закончишь, отпусти ребёнка, — наконец строго проговорила Кристина. — И никогда больше так не делай.

— Я её не удерживаю.

В ответ на это заявление девушка лишь скептически хмыкнула и покачала головой. Скорее всего так и было, но уж слишком всё это походило на что-то, что могло бы прийти в голову самой мрачной ипостаси Хель — чрезвычайно расчётливый и донельзя практичный ход, который позволил бы ей, в случае нужды, легко держать под контролем управляющего, а через него и весь Формо. Во всяком случае это было самым простым объяснением разительных перемен в поведении призрака: буквально вчера Хель резко реагировала на самое безобидное проявление вежливости со стороны подмастерья, а уже сегодня она не имела ничего против компании его сестры.

«Либо у неё просто проснулась необъяснимая любовь к детям», — наконец вздохнула Кристина. Сходу подозревать Хель в самом худшем было несправедливо, пусть даже та сама приложила к этому немало усилий. Тем более, что угрызениями совести рах тоже не мучился, а потому, если бы это странное существо действительно собиралось использовать ребёнка как заложника, ему было бы проще сразу признать этот факт.

Кристина уже было собралась принести официальные извинения, как раздался вежливый стук в дверь. Отвечать Хель не спешила; вместо этого, она тщательно оглядела результаты своей работы, осторожно, словно боялась повредить что-то ценное, развернула девочку к себе, аккуратно оправила ей платье. Наконец, Хель что-то ей шепнула и та, счастливая и довольная, выскочила из комнаты. Должно быть, это послужило сигналом — и внутрь, с приветливыми улыбками на удивительно похожих лицах, ворвались уже знакомые Кристине девушки-служанки.

Однако, едва войдя в спальню, они так и замерли с распахнутыми ртами; приветствия и полагающиеся по случаю формулы вежливости замерли у них на губах. Девушки нерешительно переглянулись — и только в этот момент Кристина осознала, какого же маху она дала: едва ли предполагалось, что подобранная неизвестно где слуга-южанка будет спать в хозяйской кровати.

Замешательство, впрочем, продлилось совсем недолго: уже пару секунд спустя служанки взяли себя в руки, и спальня вновь озарилась их обаятельными улыбками. Кристина проследила за их взглядами и сразу же догадалась в чём дело: кровать, предназначенная для слуги и спрятанная за ширмой, была разобрана, подушки и простынь смяты, а спинке стула висела ночная рубашка. По всему выходило, что Хель проявила неожиданную сообразительность и позаботилась о прикрытии.

Решение родилось само собой. Кристана придала лицу максимально страдальческое выражение, шмыгнула носом, тяжело закашлялась и спряталась под одеялом. Уж лучше пусть слухи ходят о невероятной доброте заезжей дворянки, готовой отдать собственной слуге лучшую кровать когда той нездоровится, чем о том, что эта самая дворянка не та, за кого себя выдаёт.

Уже из-под одеяла, выглядывая наружу через узкую щёлочку, Кристина сверкала глазами в сторону бесстрастной Хель, метая про себя громы и молнии и всерьёз рассчитывая, что не в меру деятельный призрак прочтёт в её мыслях всё, что она думает о ситуации: можно же было просто-напросто никого не пускать и не создавать лишних сложностей!

Впрочем, как бы Кристине не хотелось спрятаться от чужих глаз, а выбираться из постели всё равно пришлось. Служанки успели пересмотреть положение Кристины в иерархии слуг, а потому улыбались ей почти так же самозабвенно, как и высокой госпоже. Девушки проводили гостей к неприметной двери, укрывшейся за широким гобеленом с изображением какой-то грандиозной битвы, наверняка славной и знаменитой.

Помещение за дверью оказалось ванной — во всяком случае, огромная бадья, от которой вовсю поднимался влажный пар, оставляла на это некоторые надежды. Угол подпирал туалетный столик, заставленный многочисленными склянками, баночками, коробочками и свёртками. Зеркала не было, вместо него на стене висела пластина из зеленоватого металла, ловящая на себе блики сразу нескольких странных светильников — они напоминали оправленные металлом колбы, наполненные светящейся жидкостью. На табурете у столика оставили таз с водой, кусочек мыла и полотенце — видимо, по замыслу служанок высокая госпожа должна была принять ванну, а её слуге хватило бы и простого обтирания тёплой водой.

Кристина едва дождалась, пока Хель отдаст последние распоряжения. Стоило двери за служанками закрыться, как девушка сразу же исполнила то, о чём грезила последние несколько дней: с удовольствием растянулась в горячей воде и блаженно закрыла глаза.

— Сюда ведь не войдут? — запоздало спросила она. Из-за плотно закрытой двери доносились приглушённые девичьи голоса и какие-то непонятные шорохи — судя по всему, служанки развернули в спальне бурную деятельность.

— Нет, если их не позовут. Сейчас они в дальней части комнаты.

— Откуда ты знаешь? — Кристина приоткрыла глаза и невольно улыбнулась: на всякий случай Хель всё равно остановилась у двери и взялась за деревянную ручку.

— Просто знаю. — она помолчала, а затем со сдержанным любопытством поинтересовалась: — Ты так не можешь?

— Представь себе, — фыркнула Кристина. — Я самый обычный, самый скучный человек без каких-либо сверхспособностей, вроде звериного слуха или рентгеновского зрения. И они, надеюсь, тоже, — добавила она, вспоминая об удивительной способности местных жителей на глаз различать оттенки солнечного света.

Спустя полчаса Кристина неохотно выбралась из остывающей воды и, завернувшись в полотенце, перебралась за туалетный столик. Там её ждало настоящее испытание. Девушка нерешительно оглядела разнообразные по форме и размерам склянки, баночки и коробочки с какими-то, несомненно полезными, приспособлениями; для чего нужны некоторые из них было понятно интуитивно, назначение же остальных оставалось полной загадкой. Наконец, выбор остановился на чём-то, внешне напоминающем зубную щётку. Ничего похожего на зубную пасту рядом не оказалось, но Кристина рассудила, что это всё же лучше, чем ничего. Хель, понаблюдав за её мучениями, оставила свой пост и пододвинула к девушке баночку, пахнущую мёдом и смолой.

С помощью призрака дело пошло значительно быстрее. Хель подавала одну склянку за другой, снабжая каждую коротким комментарием. Ссадины и царапины Кристина смазала сильно пахнущей травами мазью, её же девушка щедро нанесла на огромный синяк на животе; другое средство снимало раздражение от укусов насекомых, третье притупило боль в саднящих ступнях. Но самое глубокое впечатление на Кристину произвёл бальзам для волос, который, по словам Хель, позволял надолго сохранить их в чистоте во время путешествий или разъездов — за такое в своей прошлой жизни девушка не пожалела бы никаких денег.

Занимаясь этими простыми и приятными вещами, Кристина впервые за долгое время почувствовала себя комфортно. С трудом верилось, что с момента, когда ей пришлось покинуть свой мир, прошло чуть больше недели. По её внутренним ощущениям время тянулось невероятно медленно, отчего казалось, что прошло не меньше месяца. Наконец, закончив, девушка накинула льняную сорочку и отправилась одеваться.

Комнату было не узнать. Служанки подвязали шторы, впустив в спальню мягкий солнечный свет, и поставили у окна небольшой столик. На нём разместилась широкий поднос, укрытый металлической крышкой, от одного вида которого у Кристины заурчало в животе. Два стула, два набора приборов — девушкам стоило отдать должное: умудриться понять всё совершенно неправильно, но поступить именно так, как нужно.

— А где моя одежда? — На кресле, куда Кристина повесила рубашку и брюки, было пусто.

— Её забрали и передали прачке. Но они принесли вот это.

— Ох надо же…

Хель указывала на изящное бордовое платье с узким лифом и длинными рукавами, пышными у плеча и плавно сужающимися к предплечью. Чуть выше локтя, ткань перехватывалась узкими лентами, расшитыми орнаментом из цветных нитей и бисера. Их цвет был подобран так, что гармонировать с тонкими перчатками из крашеной кожи. Рядом с платьем лежал невысокий корсет из плотного тёмного материала. Завязки практично располагались спереди, что позволяло надевать его самостоятельно.

— А это точно для меня? — Кристина с сомнением ощупала бархатистую ткань платья. Для обычной служанки, чью роль ей полагалось играть, оно было слишком богатым и вычурным.

— Это мода торгового сословия, — спокойно пояснила Хель.

Кристина вздохнула — она не слишком любила платья, особенно такие длинные — но альтернативы ей не предоставили. Смирившись, она принялась одеваться под чутким руководством призрака. Платье, хоть и явно было пошито на кого-то ниже ростом, пришлось почти впору. Хель помогла с потайными застёжками на спине; корсет Кристина затянула совсем номинально — ей и без того жало в груди. Наконец, когда всё было готово, девушка вышла на середину комнаты и, остановившись в лучах утреннего солнца, покрутилась перед единственным зрителем:

— Ну, что скажешь?

Призрак отнёсся к вопросу с необычайной серьёзностью, словно речь шла не о платье, а о выборе верного противоядия от змеиного яда. Во всяком случае прежде, чем вынести вердикт, Хель несколько раз оглядела Кристину со всех сторон.

— Платье слишком короткое, — наконец, заключила она.

— Это, по-твоему, короткое платье? — в свою очередь удивилась Кристина. По её мнению, всё было как раз наоборот: подол платья опускался почти до щиколоток — будто специально, чтобы подчеркнуть узкие кожаные туфли с многочисленными ремешками, элегантно обхватывающими ногу. — К тому же, мне показалось, здесь все ходят.

— Слишком короткое для девушки из хорошей семьи, — стояла на своём Хель, расправляя ленту на рукаве. — Торговцев всегда отличали более свободные нравы. В этом сословии отдают предпочтение яркой одежде и украшениям, которые призваны показать остальным их богатство.

— Ага, а знать, получается, так никогда не делает? — ехидно заметила Кристина.

Хель серьёзно покачала головой:

— Нам не перед кем кичиться и нечего доказывать. Богатство не имеет значения.

Кристина прошлась по комнате, отмечая, что несмотря на узкий лиф и корсет, ходить платье всё-таки не мешает. Разговор, между тем, обещал быть интересным, и она заинтересованно спросила:

— Если богатство, как ты говоришь, не имеет значения, тогда что имеет?

— Власть, — просто и без лишнего стеснения ответила Хель.

— Но разве деньги не дают власти?

— Нет. Тот, кто стремится только к богатству, всегда проигрывает. У вельменно всё наоборот: богатство не является нашей целью, но происходит от власти.

В словах Хель был определённый резон: в конце концов, если какая-то группа людей привыкла править, то именно это она и будет считать своим главным приоритетом. И всё же, Кристина подозревала, что там, откуда она пришла, власть имущее едва ли согласились бы с таким подходом.

Размышляя об этом, она остановилась у окна. Утром в Формо было безлюдно — лишь немногочисленные посыльные сновали между лавками и мастерскими, да несколько крепких мужчин разгружали телеги с овощами под присмотром пары скучающих ополченцев с копьями в руках. Казалось, эти бедолаги и сами не понимали зачем и от кого охраняют стратегический запас продуктов, но, должно быть приезд гостей серьёзно нарушил их планы на жизнь и привычный распорядок. Кристина провела взглядом вдоль мощёной мостовой до самых ворот, везде наблюдая одну и ту же картину, — как вдруг её внимание привлекла необычная и выбивающаяся из общей идиллии сцена. У входа в посёлок сгрудилось несколько крестьян; размахивая руками, они наседали на богато одетого молодого человека, в котором Кристина не сразу опознала сына управляющего. Крестьяне явно пытались ему что-то втолковать, но тот, судя по скрещённым на груди рукам, оставался непреклонен.

— Как думаешь, что у них случилось? — Кристина обернулась туда, где только что стоял призрак, но обнаружила там лишь пустое место.

— Я не вижу так далеко, — вдруг раздалось откуда-то слева. Хель остановилась так, чтобы её не было видно с улицы, и с любопытством выглядывала в окно.

— Да? — До этого момента Кристина почему-то считала, что призрак обладал таким же человеческим зрением, что и она сама. Впрочем, она не придала этому слишком большого значения, и вернулась к разговору: — Хорошо, мы уже выяснили, что деньги не дают власти, хотя я знаю как минимум одно место, где с тобой бы поспорили. Но если так, тогда что даёт?

— Владение землёй. Владение титулом. Традиции. Знания. Военная сила. Моральное право, происходящее из обязательств перед простыми людьми, — с готовностью перечислила Хель. — Торговцы, наёмные компании, учёные и книжники — все они владеют одним или несколькими аспектами, но не всеми сразу. Всё вместо это даёт вельменно.

— А тебе не кажется, что вы просто решили, что почему-то лучше остальных? — фыркнула Кристина.

— Но это правда. — В словах Хель не слышалось ни гордости, ни самодовольного бахвальства — она произнесла эти слова так, будто просто констатировала общеизвестные факты, вроде «ночь сменяет день» или «небо голубое».

— Но ведь этим посёлком правят торговцы, ты сама сказала, — напоминала Кристина.

— Такое иногда случается. Вольные города также управляются советами торговцев первой гильдии, которые выбирают себе представителя. Они только управляют, но не владеют, и только в тех границах, в которых мы позволяем.

Кристина задумчиво потёрла подбородок. Скорее всего именно так Хель воспитывали с самого детства, и теперь она, с присущей ей дотошностью, воспроизводит эти идеи даже после своей смерти. Вот только вполне могло статься, что она была единственным существом в этом мире, которое искренне в них верило: просто потому, что в отличие от неё, остальные вельменно были людьми — с присущими им страстями, пороками, надеждами и амбициями, которые так или иначе должны были вносить свои коррективы в их мировоззрение. Слишком велик был соблазн почти абсолютной власти, слишком легко дать слабину и пуститься в погоню за деньгами, удовольствиями и развлечениями.

— Что-то произошло, — вдруг сообщила Хель, мгновенно переместившись от окна к двери, а затем обратно, заставив Кристину поморщиться от боли.

Впрочем, она уже и сама это слышала: отдалённые голоса, топот и шарканье ног в коридорах и на лестнице, хлопающие двери — что бы ни случилось, в крепости Формо поднялся знатный переполох. Во двор высыпали люди, окружив высокого сухопарого крестьянина, смущённо сжимающего в руках шерстяной колпак. Вскоре появился и грузный управляющий собственной персоной, озирающийся по сторонам и явно чем-то обеспокоенный, и его наследник, как всегда, серьёзный и представительный. Последними к собранию присоединились Мартон и Эйдон — заметно посвежевшие и, казалось, единственные, кому удалось сохранить самообладание.

Кристину, само собой, никто звать не собирался, и девушка решила не дожидаться, пока ей соизволят объяснить в чём дело. У неё был неплохой способ узнать, что происходит, и она собиралась им воспользоваться.

— Сможешь дотянуться? И подойти так, чтобы тебя не заметили?

— Да, — безразлично подтвердила Хель даже не взглянув на собравшихся, чем лишний раз подтвердила предположение Кристины, что на самом деле призрак не слишком нуждался в зрении.

— Тогда узнай, пожалуйста, всё, что сможешь. И возвращайся.

Хель коротко кивнула, отступила в тень — и растворилась в ней без следа.

* * *

— А вот и вы, Ваше сиятельство, — с неуклюжим, словно у куклы, подвешенной на ниточках, поклоном поприветствовал Эйдона управляющий. — Рад видеть и вас, молодой господин, — добавил он, обращаясь к Мартону.

— Не стоит, Бравил, — отмахнулся Эйдон, испытующе разглядывая управляющего. Вчера он уже просил оставить титулы и обращаться только по званию, но торговец, должно быть от волнения, успел об этом позабыть. — Мне сообщили, что случилось нечто из ряда вон. Это так?

Вопрос был задан исключительно из вежливости: для управляющего поселением, и тем более для купца второй гильдии, Бравил совершенно не умел скрывать эмоции. То и дело утирая платком высокий лоб, отдёргивая камзол и сжимая в руке медальон, символ власти и ответственности за вверенный ему Формо, пожилой торговец только подтверждал догадки Эйдона: что-то действительно произошло. И Бравилу было об этом ничего не известно.

— Ну что вы, господин капитан, — неестественно высоким голосом проговорил торговец и нервно рассмеялся. — Уверен, ничего необычного не случилось, и весь переполох поднялся на пустом месте. Я бы и вовсе не посмел беспокоить вас такими пустяками, если бы не присутствие высокой госпожи, а поскольку именно на вас возложены обязанности, связанные с обеспечением её безопасности…

—…мне нужно знать всё, что происходит в Формо и в окрестностях, — капитан поспешил прервать бурный поток красноречия. — Вы поступили правильно.

За годы службы Эйдон не раз встречался с той породой людей, к которой принадлежал управляющий Бравил. Чиновники средней руки, выходцы из торгового сословия, во всё руководствующиеся старым как мир принципом «как бы чего не вышло». Отличные исполнители, пасующие, однако, перед ответственностью и готовые в любой момент её на кого-нибудь переложить, — такие редко поднимаются слишком высоко и, пожалуй, Формо был одним из немногих мест, где человек вроде Бравила мог занимать хоть сколько-нибудь заметную должность. Но в таком случае, кто принял решение?

— Господин капитан, землепашец Коэн из предместий со всем уважением просит вашего внимания, — сын управляющего вежливо прервал размышления Эйдона. — Он не сообщил, что случилось, но я взял на себя смелость пригласить его сюда.

«Вот и ответ», — кивнул капитан.

Прочесть юношу было значительно труднее, чем его отца, но Эйдон был доволен, что судьба привела его в Формо и свела с наследником управляющего Бравила. Если бы не досадная оплошность с призраком, его манеры можно было бы назвать безупречными; Винце потрудились на славу, превратив мальчишку из всеми забытого посёлка на отшибе в воспитанного и культурного молодого человека, которого не стыдно было бы пустить в резиденцию графа Нарди или, при определённом везении, даже ко двору Его Величества. Отец мог бы по праву гордиться сыном.

Впрочем, означало это также и то, что вскоре у Эйдона могло прибавиться работы: Винце явно решили поставить на должность управляющего Формо своего человека, а это уже походило на осторожное, но оттого не менее дерзкое посягательство на земли королевского дома Бьяла. И если уж граф Нард был не в состоянии уследить за своими владениями, гвардия Его Величества с радостью окажет ему такую услугу — и заодно тщательно проверит управляющих других поселений.

К собравшимся подвели высокого сухопарого крестьянина, и Эйдон сразу же узнал в нём того самого мужчину, который выскочил на дорогу перед призраком вельменно. Сегодня он вглядывался в Эйдона ещё более испуганными глазами, чем днём ранее, растерянно крутил в руках шерстяной колпак и никак не мог найти себе места, переминаясь с ноги на ногу. Но больше всех переживал сам управляющий — причём, значительно сильнее, чем следовало бы.

— Говори. — Узкий камзол управляющего опасно затрещал, когда тот скрестил руки на груди. — И клянусь Великими силами, если ты побеспокоил наших гостей почём зря…

— Люди, — проговорил Коэн глухим и каким-то безжизненным голосом. — Там это… люди умерли, ну.

— Я прошу прощения, господин капитан, — Бравил побледнел, то ли от злости, то ли от ужаса. — Если бы мы знали, уверяю вас, мы бы никогда не посмели побеспокоить вас из-за подобной мелочи…

— Как они умерли? — Мартон жестом остановил управляющего.

— Люди-то? — Коэн с опаской повернулся к молодому гвардейцу. — Ну, как… а кто ж их знат, как? Утром нашли, людей-то, на всполье, у холмов. Уже, чай, холодные лежали.

— Место там есть, — принялся объяснять управляющий. Любезная улыбка неестественно сочеталась с убийственным взглядом. — Молодые туда порой ходят. Ну, знаете, дело это молодое… Может, зверь какой…

— И умерли они значит, от этого самого «молодого дела»? — не стал дослушивать Мартон, иронично приподняв брови.

— А? — Крестьянин поскрёб в затылке широкой пятернёй. — Да не похоже на то, одетые были все… На весть как сгинули, ну. Мать-отец их ждут-пождут, а детей всё нет как нет. Утром мы все дворы обошли, а потом-то додумались на всполье пойти, а там они и лежат-то.

— Хворь? — Эйдон пригладил пышные усы рукой, старясь не замечать красноречивых взглядом, которые бросал на него Мартон. Он и без того отлично понимал, что крестьянин им многого не договаривает. — Есть у вас знахарь или другой знающий человек?

— Так и он с детьми-то загинул, что б его раз эдак, приблуду! — Коэн не выдержал и с досадой хлопнул себя по бедру. — Но они-то здоровые все были, нет в деревне болезни.

— Стало быть, просто умерли, — задумчиво заключил Эйдон. Взгляд Мартона стал настолько интенсивным, что ещё немного и гвардеец рисковал прожечь в капитане дыру. Делать какие-либо выводы пока было рано, но в чем капитан был полностью согласен со своим подчинённым, так это в том, то появление сразу нескольких мертвецов, да ещё и на следующий день после их прибытия в Формо, требовало как минимум проверки. Необходимо было осмотреть тела и попытаться выяснить, что именно с ними произошло.

— Здоровые люди просто так не умирают, — заметил Мартон.

— Истинно так, господин, вот и мы так подумали. Потолковали со старостой-то, и вот я сразу в городище-то побёг, потому как не обучены мы такие дела распутывать-то. А тут ещё и добрая госпожа в посёлке-то, вот мы и подумали…

— Вези сюда, — наконец решил Эйдон.

— Помилуйте, капитан, — сплеснул руками Бравил. — Покойников в посёлок? У нас и мертвецкой для них нет, куда их класть?

— Но подвал какой-нибудь есть?

— Кладовая. — кивнул Бравил. — Но…

— Вот туда и кладите. К вечеру вернём родственникам, пусть похоронят как положено.

— Да как можно, покойников к продуктам? — Выражение лица управляющего стало совсем беспомощным.

— Так это… уже по-сюда-то везут, в телеге-то. Его степенство, — Коэн коротко поклонился в сторону молодого подмастерья, — сразу наказал покойников-то в телегу сгрузить и подтянуть к воротам.

— Предусмотрительно, — Эйдон одобрительно кивнул юноше.

— Благодарю вас, — сдержанно поблагодарил тот словно похвала нисколько его не трогала. Впрочем, лучше всего за него говорил горделивый взгляд отца.

На том и порешили. Гвардейцы отпустили Коэна, который сразу же бросился к воротам. Скрылся в крепости управляющий Бравил; его сын принялся раздавать распоряжения слугам. Эйдон тяжело присел на крыльце и достал из сумки трубку и кожаный кисет. Мартон поиграл скулами, прошелся туда-сюда; воздух буквально искрил от его нервозности и беспокойства. Не выдержав, он обернулся к капитану хрипло выпалил:

— Я знаю, что произошло.

— Нет, не знаешь, — Эйдон чиркнул огнивом и взял небольшую паузу, раскуриваю трубку. — Просто предполагаешь самое худшее.

С грохотом откинулись тяжёлые дверцы в погреб. Кряхтя и отдуваясь, слуги одну за другой слуги выкатили пару дюжин укрепленных железными обручами бочек, вытащили с десяток ящиков и множество плотно запечатанных банок. Вид у них был не самый радостный, но спорить, разумеется, никто не решился. Вскоре у крепости остановилась укрытая серой мешковиной телега, и к слугам присоединились Коэн с каким-то незнакомым крестьянином, приземистым и широкоплечим, с длинной нестриженой бородой, в которой уже начала проглядываться первая седина. Наконец, в подвал внесли носилки с погибшими жителями предместий, за ними вниз спустились и управляющий с сыном.

Крестьяне и слуги сгрудились у входа, перешёптываясь и тыча друг в друга пальцами. Эйдон с интересом наблюдал за их собранием: по всему выходило, что крестьяне попросту робели подходить к гвардейцам, а потому выбирали парламентёра. Капитан усмехнулся и, встретившись с глазами с Коэном, жестом указал на все ещё дымящую ароматным сизым дымом трубку. Тот, на правах «старого знакомого», серьёзно кивнул, уважая право гвардейца спокойно докурить.

Гвардейцы вновь погрузились в размышления. Что именно Эйдон собирался увидеть, осмотрев тела погибших, он и сам не знал. Возможно, ему просто хотелось, чтобы этой истории нашлось простое и понятное объяснение. Испорченная еда, укус гадюки, происки мелкой нечисти — что-нибудь тривиальное, едва ли заслуживающее их внимания; что-нибудь, что крестьяне, в силу суеверия или подозрительности, обострённой присутствием представительницы высшего сословия, приняли за нечто необъяснимое.

Наконец, когда оттягивать неприятное дело больше бы невозможно, Эйдон решительно поднялся и в сопровождении Мартона, Коэна и неназванного коренастого бородача спустился в подвал. Утро выдалось жарким, и кладовая встретила гвардейцев приятным холодком; в нос ударили запахи специй, растительного масла и вяленой рыбы. Когда глаза немного привыкли к рассеянному свету кристальных ламп, обнаружилось, что слуги не только вытащили часть припасов, но и расчистили пространство в центре помещения. Теперь на месте стеллажей с кажущимися бесконечным полками стояли разделочные столы, но которые и поставили носилки с телами. Управляющий Бравил был прав: сложно было придумать более неподходящее место для мертвецкой.

Вместе с сыном он уже ждал гвардейцев внизу. Спрятавшись в густых тенях у дальней стены, торговец беспокойно переминался с ноги на ногу, жевал губы и теребил в руках медный медальон. Молодой подмастерье встал рядом с отцом, заложив руку за спину и сохраняя бесстрастное выражение лица. Наследник управляющего нравился Эйдону всё больше и больше.

— Можем начинать, — объявил капитан, и Мартон с готовностью сбросил покрывало с одного из тел.

Молодой парень, должно быть совсем недавно встретивший свою двадцатую весну. Рослый, хорошо сложенный, с широкими плечами и крепкими руками — из таких получаются либо хорошие дровосеки, молотобойцы и кузнецы, либо неплохие воины и моряки. Жёсткие русые волосы, обветренная шея, широкое загорелое лицо, напряжённое и словно испуганное — Эйдону это ни о чём не говорило, но на всякий случай он взял эту деталь на заметку.

— Ни ран, ни крови, ни следов борьбы. — Капитан задумчиво пригладил усы ладонью и принялся срезать с юноши одежду. — Ни истощения, ни признаков болезни, — через некоторое время заключил он.

— Звери здесь ни при чём, — заметил Мартон, скосив взгляд на торговцев. — В лучшем случае анкиль или эсу. Но им хватило бы и одной жертвы.

Капитан медленно кивнул. Анкили, невидимые глазу существа, хорошо известные своим непредсказуемым нравом, встречались по всему королевству, хотя для того, чтобы стать их жертвой нужно было немало постараться. Люди и вовсе не замечали бы их присутствия, если бы не дурная привычка загонять скотину до смерти прямо в стойлах, выбивать окна, тупить инструменты, разбрасывать или, наоборот, прятать мелкие вещи… Впрочем, избавиться от анкиля было несложно, для этого даже не нужно было звать охотников за духами. Эсу были куда менее приятными визитёрами, но и встречались они куда реже — и чаще всего куда как южнее.

— Давай к следующему.

Под вторым покрывалом скрывалась худощавая веснушчатая девушка. Не слишком красивая, с небольшим заострённым носом и широкими скулами; загорелая кожа уже приобрела землистый оттенок, но рыжие волосы по-прежнему оставались такими яркими, что могло показаться, будто голова девушки охвачена пламенем. Как и у юноши, у неё на теле не оказалось никаких повреждений, если не считать небольших царапин, ожогов на пальцах и мозолей, оставленных работой с инструментами.

— То же самое, — отметил Мартон. — Посмотри выражение лица — она будто умерла от страха. Как по мне, здесь всё понятно.

— Значит, всё-таки нечисть, — согласился Эйдон.

— Я могу даже сказать тебе, какая, — проворчал Мартон и добавил уже шепотом: — Но если представить, что сам-знаешь-кто не имеет к этому отношения, тогда почему так близко к столице?

— Хороший вопрос.

Эм-Бьяла давно научилась справляться с мелкой нечистью, некогда терроризирующей деревни и посёлки. Небольшие отряды охотников стояли в каждом крупном городе, в крепостях и труднодоступных районах. Но самое главное — каждую весну охотники за королевский счёт объезжали герцогство Бьяла, тщательно зачищая поселения и их окрестности от потусторонних существ, вне зависимости от того, насколько опасными те были. С потерями, при этом, зачастую не считались.

— Будем осматривать последнего? — неохотно спросил Мартон.

Последнее тело принадлежало мужчине средних лет. Неряшливая жидкая бородка, резко выраженный кадык, впалая грудная клетка — и вновь то же искажённое ужасом лицо. По всей видимости, мужчина и был тем знахарем, о котором говорил Коэн — кисти рук, сплошь покрытые тёмными пятнами и сожжённые соком трав пальцы не оставляли в этом никаких сомнений. Не теряя времени, капитан срезал со знахаря рубаху — больше для порядка, чем из необходимости.

— А это что? — Эйдон приподнял руку умершего — и вдруг брезгливо отбросил её в сторону. — Клянусь тремя Шпилями!

— Вам удалось что-то найти? — оживился управляющий Бравил.

Ответа не последовало; капитан выхватил из рук Мартона светильник и вновь склонился над телом.

— Взгляни, — наконец, процедил он, уступая место своему подчинённому.

На внутренней стороне руки, у самого плеча, темнела татуировка — древнее изображение паруса над волнами: две горизонтальные линии, пересекаемые другой по диагонали, с длинным замысловатым хвостом.

— Ну надо же… — несколько мгновений спустя протянул Мартон.

— Уже видел такое?

— На гравюре, — гвардеец кивнул. — Думал, их уже и не осталось.

— Всегда остаются, — проворчал Эйдон. С непроницаемым выражением лица он обернулся к вытягивающим шею крестьянам и сухо потребовал: — Что вы знаете об этом человеке?

Коэн и его коренастый односельчанин обменялись испуганными взглядами — то ли из-за неожиданной перемены в настроении капитана, то ли из-за того, что слишком хорошо знали ответ. Эйдон не дал им опомниться вновь потребовал, угрожающе насупив брови рассматривая крестьян тяжелым взглядом исподлобья:

— Я спрашиваю, кто это?

— Что-то случилось, господин капитан? — Управляющий приблизился к столу короткими семенящими шагами.

— О, да. Можете сами полюбоваться.

Несколько мгновений спустя Бравил, бледный как мел и с трясущимися от ужаса губами, отскочил от тела так быстро, словно оно вот-вот должно было взорваться.

— Великие силы! — поражённо прошептал он. — Клянусь, я не знал о…

— Великие или нет, — с кривой усмешкой Эйдон постучал пальцем по столу. — Но я задам вопрос в третий, и в последний раз, после чего мы продолжим разговор в более непринуждённой обстановке. Итак, что вам известно об этом человеке?

— Если вы знали и не сообщили… — прошипел Бравил.

Проняло даже сына управляющего — мучимый неизвестностью, он последовательно переводил взгляд с неожиданно посуровевших гвардейцев на своего отца и далее на перепуганных крестьян.

Коренастый бородач шумно сглотнул и вдруг торопливо, словно боялся, что в самый последний момент решимость его оставит, вскричал:

— Никто он! Никто, приблуда! Два года тому прибился, ну! У всполья поселился, вдову пригрел. Знахарствовать стал, травничать, сироту вон в ученицы взял…

— А между делом читал проповеди? — жестко добавил Эйдон.

Коэн побледнел и, заикаясь страха, затараторил вслед за барадачом:

— Н-н-не читал! Не читал! Х-х-хворых поднимал, эт-т-то было, да. Н-н-нечисть р-разную они вместе от-от-отгоняли с ученицей-то е-е-евойной. Много её стало, нечисти-то, а охотники ещё к-к-к-когда придут…

Эйдон набрал в грудь воздуха и медленно выдохнул. Слишком легко перегнуть палку, и тогда от крестьян им больше ничего путного не добиться — а их помощь ещё могла пригодиться.

— Этот человек вас обманул. Вашей вины в этом нет, если, разумеется, вы не станете лгать, чтобы выгородить мертвеца. Помогите установить все факты, и тогда вашей деревне ничего не будет угрожать. Как и Формо, — после небольшой паузы добавил он.

С плеч крестьян слово упала тяжелая ноша. Впрочем, само большое облегчение испытал никто иной, как управляющий Бравил, которого наконец перестало трясти.

— Эта ученица, — продолжал Эйдон. — Она осталась в деревне?

— Она-то? Да вон лежит, — буркнул низкорослый крестьянин. — Суо звали. Радовались ещё за неё все. Суо-то с детства чудов всяких видела; думали девка в уме повредилась. А потом этот-то пришёл, сказал, что сила у ней есть, чудов всякий видеть, значит. А там, — он указал на русоволосого парня, — Там жених её лежит. По весне думали свадьбу сыграть, а тут вон оно как вышло-то, ну.

Стоило ему договорить, как Мартон на мгновение закрыл глаза, заиграл желваками. Когда же он снова посмотрел на капитана, взгляд юноши переполняла холодная ярость.

— Можете идти, — вздохнул Эйдон. — Возвращайтесь в предместья. Ждите нас и не позволяйте никому приближаться к тому месту, где вы обнаружили тела.

С этими словами капитан резко развернулся и направился к выходу. На улице, вдохнув, наконец, полной грудью, он присел на крыльцо и принялся рыться в сумке в поисках трубки и кисета с табаком.

— Это она, — с ходу заявил Мартон, едва показавшись из дверей кладовой. — Говорю тебе, это она! По-другому и быть не может!

Эйдон пожал плечами и взял небольшую паузу, невозмутимо попыхивая трубкой и вглядываясь куда-то вдаль.

— Зачем? — наконец, спросил он, выпуская струйку сизого дыма.

— Всё сходится! Сам посуди: кто мог её раскусить, кроме девчонки со способностями к магии и этого… «знахаря»? Заметили что-то странное, попытались выследить — за это и поплатились. Или светлость сама их прикончила, не дожидаясь, пока им удастся что-нибудь выяснить.

— А третий? — с сомнением покачал головой капитан. — Жених этой Суо?

— Не знаю, начал геройствовать, подвернулся под горячую руку, пошел куда ни следовало…

— Скорее все они оказались не там, где следовало, --- задумчиво подытожил Эйдон. — Нужно подумать.

Однако погрузиться в размышления ему не позволили: в ворота вбежал мужчина в цветах ополчения Формо и со всех ног припустил по пустынным улицам в сторону крепости.

— Что ещё случилось? — флегматично поинтересовался Эйдон, едва ополченец, держась за бок и хватая ртом воздух, остановился у крыльца.

— Ещё! — выдохнул тот. — Ещё двоих нашли!

Глава 12

Охота на охотника

Впервые за долгое время Кристина оказалась в полном одиночестве. Осознание этого простого факта обрушилось на неё внезапно, заставив обхватить плечи руками и зябко поёжиться от ощущения внутренней пустоты и отчуждённости. Ничего не изменилось — но одновременно с этим изменилось многое. Словно окружающий мир разом потерял в красках, стал пресным и блеклым, а доносящиеся с улицы звуки потеряли остроту и отдалились, как если бы она надела плотные наушники. Кристина неуверенно двинулась вперёд; осторожно, расставив руки в стороны, словно больше не могла доверять глазам и уверенно ориентироваться в пространстве.

Так, борясь с взбунтовавшимися органами чувств, Кристина добралась до окна и выглянула наружу. Ничего интересно увидеть не удалось: только пустой двор и всё те же малолюдные улицы Формо; что бы ни случилось, участники событий решили продолжить в другом месте — и не слишком далеко, судя по тому, что Хель до сих пор не вернулась. Делать было нечего, и девушка побрела к накрытому столу, чтобы занять себя чем-нибудь более осмысленным, чем нетерпеливое ожидание новостей: позавтракать.

class="book">Под металлической крышкой уместилось несколько лёгких закусок, тарелочка с фаршированными сыром и чесноком баклажанами — во всяком случае, Кристина искренне надеялась, что это были именно они — и пузатый графин с какой-то приятно пахнущей травяной настойкой. Не совсем то, что требовалось человеку после нескольких дней, проведённых в дороге, но для начала, решила Кристина, этого было вполне достаточно. Продолжая дело Хель, девушка разделила свою порцию на две части и разложила её по тарелкам, наполнила настойкой один из бокалов и перелила содержимое в другой — пусть всё выглядит так, будто гости хорошо провели время.

Вскоре жизнь заиграла новыми красками — даже несмотря на то, что Кристине по-прежнему приходилось бороться с вероломным предательством органов чувств, которые упорно не желали работать так, как им полагалось. Время шло, и с каждой минутой ощущения становились всё более противоречивыми и непонятными: в какой-то момент Кристине даже показалось, что пространство спальни будто бы исказилось, вытянулось вдоль невидимой оси, наискосок уходящей куда-то вниз — в сторону двора и…

«И Хель», — девушка широко распахнула глаза, с трудом проглотила липкий ком в горле — но внезапный испуг уже избавил её ото всех неприятных ощущений.

— Я закончила. — Воздух в самом тёмном углу спальни подёрнулся зыбкой рябью, и оттуда на свет шагнула светловолосая девушка в тёмно-зелёном платье.

— Хорошо, — Кристина потёрла пересохшее горло и потянулась за бокалом с травяной настойкой.

— Что-то произошло, пока меня не было? — Голова Хель медленно склонилась набок.

— Да так, потом расскажу, — отмахнулась Кристина, но вдруг передумала и подняла взгляд на свою собеседницу. — А тебе не кажется, что с комнатой что-то не так?

— Нет, — ответил та, добросовестно оглядевшись по сторонам.

В чём нельзя было отказать Хель, так это в умении спокойно реагировать на любые, даже самые нелепые вопросы — без удивления, насмешки или осуждения. И Кристина была ей за это искренне благодарна.

— Наверное, показалось… Так какие новости?

История, рассказанная призраком, не вызвала у Кристины никакого энтузиазма. Даже более того, она напугала девушку до мурашек: как и любой другой человек она боялась смерти. Не только своей, но и чужой — особенно чужой, поскольку ничто не напоминает о конечности собственного бытия лучше, чем новости о бедолагах, уже встретивших свой конец. И что самое неприятное: что бы ни убило всех этих людей, оно до сих пор скрывалось где-то рядом.

— А они уже знают, что случилось? — наконец, спросила Кристина.

— Гвардейцы осмотрели тела. Я не смогла последовать за ними, но слышала разговор.

— Так, и что?

— Они считают, что это сделала я.

На какое-то мгновение Кристина задумалась, недоверчиво узучая бесстрастное лицо Хель, а затем уверенно покачала головой:

— Не верю.

— Они так сказали.

— Да нет же, — девушка махнула рукой. — Не верю, что ты действительно могла это сделать. До подвала метров двадцать по прямой, то есть, шагов сорок-сорок пять, если считать по-вашему, так? Но туда ты попасть не смогла, хотя уж ты-то точно себе бы в этом не отказала, слишком интересно. — Хель коротко кивнула, и Кристина завершила мысль, хотя всё уже было и без того очевидно: — Ну вот. Людей нашли в предместьях, а это гораздо дальше.

— Я могла солгать, — неожиданно возразила Хель.

— А стала бы? То есть, когда ты предлагала мне оставить гвардейцев на съедение тем «пиявкам» тебя, значит, ничего не смущало, а вот теперь ты бы вдруг постеснялась? На тебя не похоже.

Кристина даже удивилась, насколько уверенно прозвучали эти слова и тому, что на самом деле за ними скрывалось. Между тем Хель плавно опустилась в то же самое кресло, в котором Кристина увидела её, когда проснулась. В тот момент она напоминала призрака больше, чем когда бы то ни было, — живой человек просто не смог бы усидеть в такой неудобной позе: с идеально ровной осанкой, плотно сведёнными коленями и скрещёнными лодыжками.

— Они хотят найти виновного, — заметила Хель.

— Это понятно, — присев на стул, Кристина попыталась скопировать позу призрака, но быстро отказалась от этой затеи. — Жаль, ты не видела, что именно они там нашли… Кстати, а если бы увидела, смогла бы определить, что убило тех людей?

— Я это знаю.

— То есть, как? — девушка даже встала от удивления.

— Я знаю, какие существа так убивают, — спокойно повторила Хель. — Ты тоже их видела. В топях.

— «Птицы»? Или «гусеницы»? — От воспоминаний о мерзких тварях Кристина содрогнулась всем телом. — Или те, с большими головами?

Хель неопределённо кивнула:

— Эти существа следовали за нами от самого леса.

— Подожди, это что, получается…

Кристина опустилась на стул, но миг спустя снова вскочила на ноги:

— Значит, ты знала, что они идут за нами? Почему, в таком случае, ты ничего не сказала?

— Они не причинят тебе вреда.

— Рада слышать, — холодно ответила Кристина. — Расскажи это трупам в подвале. — Ответа не последовало, и девушка набросилась на призрака с новой силой: — Ты что, не понимаешь? Это ведь мы их сюда привели! Всё это из-за нас!

Этот аргумент не произвёл на Хель ни малейшего впечатления. Кристина, закатив глаза и схватившись за голову, принялась наматывать беспокойные круги по комнате. Она злилась — и это было ещё мягко сказано — на Хель, но ещё больше на саму себя. Именно на ней лежала ответственность за произошедшее — но ей и в голову не могло прийти, что призрак умолчит о такой важной детали. Если бы можно было отмотать время назад, если бы она додумалась спросить, потребовала бы от Хель сообщать о таких важных вещах, если бы она сделала хоть что-нибудь…

Девушка резко остановилась и обернулась к призраку:

— Эйдон и Мартон, они смогут найти этих существ?

— Нет. Охота продолжится.

— Значит, будут ещё жертвы… — похолодела Кристина.

— Верно. Ещё несколько. Затем им потребуется время. — Хель встретилась с собеседницей взглядом и добавила так спокойно, словно речь шла об уходе за комнатными растениями: — Им сложно поглотить человека сразу.

— Это ты как специалист говоришь?

— Да. — Если Хель и почувствовала сарказм, то никак на него не отреагировала.

С тяжелым вздохом Кристина выписала замысловатую фигуру вокруг центра комнаты — а затем неожиданно бросилась к призраку. Ухватившись за худые плечи и как следует встряхнув почти невесомое тело, девушка со злостью проговорила:

— Они погибли из-за меня, неужели ты не понимаешь? И те, что ещё погибнут — это тоже из-за меня, ясно? Из-за нас с тобой. Из-за того, что ты почему-то решила, что толпа духов-убийц у нас на хвосте — это так, мелочь, и говорить не о чем!

— Иногда люди гибнут, — спокойно ответила Хель, глядя Кристине прямо в глаза. — Этому нельзя помешать.

— То есть, тебе всё равно? — снова взорвалась та. — А не ты ли читала мне лекцию о том, что право эти ваших вельменно на власть происходит из… как ты сказала? Из «обязательств перед простыми людьми», точно! Ну что, хорошо ты им помогла? Не кажется, что теперь всё это звучит немного лицемерно?

Однако ответа не последовало: Хель не отвела взгляда, не выказала ни малейшего неудовольствия; лицо её оставалось таким же невозмутимым, как и всегда, руки спокойно лежали на коленях. Кристина скрипнула зубами и снова тряхнула призрак за плечи — едва ли это могло причинить Хель какие-либо неудобства, просто Кристине хотелось вытрясти из неё хоть каплю эмоций; может, не сожаление или раскаяние, но хотя бы возмущение или злость.

«Она не человек, — Кристина бессильно опустилась на пол рядом с Хель и закрыла глаза, почувствовав предательское пощипывание. — Даже если какая-то её часть понимает, что натворила, то две другие — точно нет».

На некоторое время в комнате воцарилось напряжённое молчание.

— Послушай, — справившись с эмоциями, проговорила Кристина. — Если уж мы с тобой в одной лодке, тогда давай играть по правилам. Можешь сколько угодно ставить меня в дурацкое положение, я не против — сейчас мне вообще плевать, что обо мне подумают. Но я хочу знать всё, что происходит, ясно тебе? Особенно, если из-нас с тобой могут пострадать другие люди. Особенно, если этого можно избежать. Это важно, понимаешь?

— Нет.

— Да как же с тобой сложно! Просто сделай, как тебе говорят!

— Как скажешь.

Кристина даже не надеялась, что ей удалось по-настоящему достучаться до Хель, но явственно почувствовала, как в голове призрака щёлкнул невидимый тумблер — Хель взяла эту просьбу на заметку. Не из чувства вины и не потому, что сожалеет о случившемся — просто для двух из трёх её личностей это не имело никакого значения. Ей ничего не стоило сообщать Кристине о своих наблюдениях, и не её вина, что раньше об этом никто не просил.

Кристина вздохнула: какой смысл обижаться? Да и где гарантия, что им удалось бы что-нибудь изменить, если бы Хель рассказала обо всём с самого начала? Единственное, что можно было сделать, это попытаться не допустить чего-то подобного в будущем.

— Ты сказала, эти существа возьмут паузу, так? Получается, они попытаются вернуться к… — девушка споткнулась, но собравшись с духом, твёрдо договорила: — Они попытаются вернуться к телам?

— Верно.

— Вот и хорошо, — Кристина рывком поднялась на ноги и направилась к двери. — Пошли.

Хель исчезла в облаке зеленоватого тумана и мгновенно переместилась к выходу, заслонив собой дверь.

— Что ты хочешь сделать? — спросила она, слегка склонив голову набок и сложив руки на животе.

— А ты попробуй угадать. Гвардейцы не могут найти и убить этих «большеголовых»? Отлично! Зато ты сможешь, — Кристина невежливо указала на Хель пальцем. — Вот этим мы с тобой и займёмся.

* * *

Предместья встретили гвардейцев опустевшими полями, осиротевшими садами и гнетущей тишиной, не имеющей ничего общего с тем оживлённым гомоном, который ещё день назад разносился над старым трактом. У ближайших к Формо домов их уже ждали. Долговязый Коэн поспешил представить гвардейцам старосту Толана — низенького сухого старика, с выцветшими, почти прозрачными глазами и коротко стриженными молочно-белыми волосами. Он сразу же повёл гостей в деревню и на ходу, едва поспевая за их широким шагом, сбивчиво рассказывал о том, что произошло.

Первое тело обнаружили в доме на отшибе, уже после того, как телега с погибшими от нападения неизвестного существа отправилась к воротам Формо. Жертвой оказалась жена «знахаря» — и выбор этот едва ли можно было назвать случайным. Именно с этого дома крестьяне начали поиски пропавших, и в тот момент женщина, безусловно, была жива. Следовательно, что бы ни забрало её жизнь, оно выждало крайне удачный момент и убедилось, что жертву никто не хватится. Это натолкнуло Эйдона на невесёлую мысль, что невидимый противник обладал хитроумием и выдержкой, не уступающими человеческим.

Нужный дом не пришлось долго искать; впрочем, в этом не было ничего удивительного: капитан мог бы биться об заклад, что вполне сумел бы найти его и без посторонней помощи, ориентируясь исключительно на тяжёлый запах мазей, настоек и сушёных трав. У самого жилища травника Коэн обогнал гвардейцев, толкнул добротную дверь и уважительно отступил в сторону. Староста Толан, что-то неразборчиво пробормотав в оправдание, остановился рядом; заходить внутрь крестьяне явно не решались.

Не доходя до порога нескольких шагов, Мартон мягко опустился на колено и осторожно коснулся земли. Коэн наклонился к уху Толана, но старик только тихо шикнул и приложил палец к губам:

— Ты не мешай мастеру-то, Коэн. Ослеп, что ли?

Но Мартон уже поднялся и покачал головой, утирая выступившие на лбу капельки пота:

— Не знаю, капитан. Живых, кроме нас, здесь точно нет. А нечисть… нечисть я и в том лесу не почувствовал.

— Попытаться стоило, — кивнул ему Эйдон и, нагнувшись у низкого прохода, вошел в дом.

Женщина лежала на полу, с перекошенным от ужаса лицом, обратив безжизненный взгляд к порогу, словно до последнего ждала оттуда помощи. Обследовав бедную обстановку дома, гвардейцы не нашли ни малейших следов нападения или борьбы — если не считать тонких царапин на тщательно выметенном полу.

— Занималась своими делами, а когда поняла, что с ней что-то не так, испугалась и попыталась найти помощи у соседей, — негромко прокомментировал Эйдон, обращаясь к вошедшему следом Мартону. — Дурная смерть. Даже не поняла, что её убило.

Мартон скривился, будто один только вид погибшей причинял ему сильную боль, и процедил сквозь стиснутые зубы:

— Ненавижу этих тварей.

Эйдон понимающе кивнул и опустил руку на плечо юноши. Ему была хорошо знакома эта ненависть и клокочущая внутри ярость; знал он и то, что вызывал их отнюдь не вид убитой женщины — гвардейцам нередко приходилось видеть и не такое. Дело было в чувстве собственной беспомощности перед лицом неизвестного врага, который мог делать всё, что ему заблагорассудится.

— Ну как, господин капитан, поняли чего? — Коэн, который удобно устроился на траве, беспокойно вскочил навстречу Эйдону — и безрадостно поник, когда тот отрицательно покачал головой.

Второе тело обнаружили во дворе собственного дома. Мужчина в самом расцвете лет, вышел наколоть дров — да так и остался лежать у поленницы, мёртвой хваткой стискивая топор обеими руками. Родные только услышали, что стук топора прекратился, а когда вышли на улицу, дело уже было сделано. Дерзкое нападение позволило добавить к общей картине ещё один штрих: чудовище, кем бы оно ни было, не стеснялось нападать средь бела дня и могло убивать очень быстро.

— Наглеет, — зло бросил Мартон.

Эйдон задумчиво пригладил усы:

— Или же просто решил не упускать возможность. Этих можете хоронить, — добавил он, обращаясь к старосте.

— Будет исполнено, господин капитан…

— А остальные, — вдруг перебил его Мартон. — Где остальные селяне?

— Так, это… по домам значит, отправил, нешто по улице-то шляться, покуда тут такое бродит, — староста почесал рукой в затылке и перевёл взгляд на капитана: — А что с ними делать-то ещё было?

Эйдон сразу догадался, к чему клонит молодой гвардеец. Каким бы наглым ни был неизвестный противник, показываться на глаза он не спешил и нападал либо в уединённых местах, либо без лишних свидетелей.

— Выгоняй всех на улицу, — скомандовал капитан. — И пусть будут друг у друга на виду. За детьми следите особенно тщательно.

— Так и сделаем, господин капитан, верёвкой к родителям привяжем сорванцов, ага, — часто закивал староста.

— А ты, — Эйдон обернулся к Коэну, — покажи, где вы нашли вашего «травника» с ученицей.

В сопровождении мрачного Коэна гвардейцы покинули предместья и направились в холмы. Нужное место обнаружилось довольно быстро: небольшой пятачок земли у широкого ручья, с трех сторон окружённый плотной стеной деревьев и кустарника и отгороженный от деревни небольшим поросшим зеленью пригорком.

— Вот тут-то мы их и нашли, получается, — буркнул Коэн, указывая на вытоптанную в центре поляны траву. — Вон там, значит, Тьёль лежал. Суо подальше немного, в паре шагов. Видно, оберечь её хотел, да оно вон оно как вышло-то. — Крестьянин досадливо цокнул языком и махнул рукой.

— А травник ваш? — спросил Мартон. — Всё, сам вижу.

Быстрым шагом он направился к широкому кругу из скрученных стеблей пожухлой травы и сухой листвы, крошащейся от малейшего прикосновения. Досталось и разросшемуся хвойному дереву кирис — на ветвях, обращённых внутрь странного круга, осыпались иголки, а ствол потрескался и лопнул сразу в нескольких местах. Что бы ни случилось, что-то словно высосало из природы всю жизнь, не оставив ничего, кроме древесной трухи и погибших растений.

— Травник-то наш в центре лежал, да. — Коэн подтвердил догадку гвардейца.

Эйдон остановился у самой границы круга. Войти внутрь он всё же не решился, только удивлённо провёл рукой по усам и медленно проговорил:

— Стало быть, этот «знахарь» пытался защищаться.

— Думаешь, это был он? — Мартон бесшумно возник рядом.

— Ну не Тьёль же этот… — пробормотал Эйдон и пояснил: — В доме ничего подобного не было, у колоды тоже. Выходит, больше некому.

Мартон кивнул, признавая правоту капитана, и вновь обошёл поляну кругом, то и дело наклоняясь к земле и обмеряя что-то пальцами. Эйдон не вмешивался: при необходимости он вполне мог бы заменить своего подчинённого, но Мартон был прирождённым следопытом и, как ни крути, справился бы гораздо быстрее. Некоторое время спустя молодой гвардеец поднял что-то с земли и обернулся к капитану, удивив того своим холодным взглядом.

— Я знаю, что здесь произошло, — глухо произнёс юноша и сцепил зубы, словно тем самым хотел сдержать ругательство.

Вчера на эту поляну действительно пришли трое; правда, сказать в каком порядке это случилось, было невозможно. Какое-то время они разговаривали, скорее всего недолго, причём разговор прошёл далеко не в самом мирном ключе — на земле остались глубокие следы, как если бы кто-то гневно топал ногами.

— Затем на них напали. Но посмотри сюда, — Мартон обвёл рукой заметные только ему отметины на земле, — следы ведут в противоположных направлениях.

— Бросились в рассыпную? — Эйдон наклонился к земле. — Хотя, нет, скорее бежали сначала в одну сторону, а затем в другую.

— Вот именно. — Мартон поднял палец вверх и понизил голос, бросая на Эйдона многозначительные взгляды. — Нападающего никто не видит до самого последнего момента, монстр мгновенно перемещается в пространстве, убивает быстро и не оставляет следов… Ничего не напоминает?

— Не думаю, — хмурясь, медленно проговорил Эйдон. — Это имело бы смысл, если бы не было других жертв. Допустим, «знахарь» и его ученица действительно представляли опасность, Тьёль подвернулся под горячую руку. Но какой смысл убивать остальных?

— Эта тварь вошла во вкус? — Мартон скрестил руки на груди. — Или потеряла над собой контроль?

— В таком случае ты бы и стал первой жертвой, — невесело ухмыльнулся Эйдон. — Я думаю, всё проще: нападающих было больше одного. Это объясняет их метания: увидев чудовище, они бросились прочь, но там их уже ждали. Тогда они сменили направление — и так до тех пор, пока не сообразили, что их окружили.

— Так это чего получается-то, чудов этих много было, так что ли?

Вопрос принадлежал переминающемуся с ноги на ногу Коэну, о котором гвардейцы успели было позабыть. Эйдон пожал плечами, Мартон скривился и неохотно кивнул, после чего Коэн, бросив какое-то незамысловатое ругательство, выставил руки перед собой, будто это могло защитить его от невидимой угрозы, и попятился назад. Мартон проводил его хмурым взглядом и продолжил:

— Как бы то ни было, но Тьёль отстал; не могу сказать, почему. Возможно, решил, что сможет задержать нападавших.

— Можно его понять, — спокойно заметил Эйдон. — Видимо, действительно любил свою Суо. Решил дать ей и её учителю немного времени.

Коэн, который несмотря ни на что по-прежнему внимательно прислушивался к разговору, резко тряхнул головой и бросил с неожиданной злостью:

— Вот дурень! И себя не спас, и девку свою погубил. Хватал бы её в охапку и дёру! Чего ждал?

— Он об этом не думал, — хмуро ответил Эйдон. — Героизм нередко идёт рука об руку с глупостью.

Крестьянин согласно закивал, не прекращая что-то бурчать себе под нос, но Эйдон уже отвернулся, погружённый в собственные мысли. История становилась всё мрачнее и мрачнее. «Знахарь» предсказуемо оказался не так прост, и всё же он не только не сумел защитить свою ученицу, но и отбиться сам. Хотя битва, судя по выжженному на земле кругу, была нешуточная; тем удивительнее, что убила его именно неизвестная нечисть, а не Истощение.

— Кстати, — вдруг спохватился Мартон. — Нашел на земле.

На вытянутой ладони лежал небольшой амулет — кусочек дерева, с выдолбленным в центре углублением. Внутри, плотно утрамбованные, скрывались травы и кусочки горных пород, сверху отверстие закрывалось тонкой крышечкой из розовой слюды. Несмотря на простоту конструкции, амулет украшала тонкая резьба — необычная деталь для деревенских мастеров, которые ставили во главу угла надёжность конструкции и предсказуемость действия оберега, а потому почти не обращали внимания на внешний вид изделия. Это позволяло предположить, что и ко внутреннему наполнению подошли с той же тщательностью.

— Не помогло, значит, — Эйдон качнул головой. — Скорее всего, просто потерял силу.

— Нам есть на ком проверить, — как бы между прочим заметил Мартон. Встретившись со скептическим взглядом капитана, он пояснил: — Но я вот о чём подумал: если оберег работает, то сколько же должно было быть этих тварей, чтобы продавить защиту?

— Немало. — проведя по лицу рукой, согласился Эйдон. — Что ж, бери с собой и давай возвращаться. Незачем искушать судьбу.

* * *

Выйти из крепости в компании Хель оказалось несколько сложнее, чем предполагала Кристина. Собственно, непросто было даже спуститься с третьего этажа, поскольку стоило только гостьям показаться из-за дверей спальни, как рядом, словно по волшебству, появились девушки-служанки, пугающие своими жизнерадостными улыбками и готовностью исполнить любое пожелание. Наспех придуманная история о том, что Хель желает прогуляться по улицам Формо, сделала только хуже — девушки тут же вызвались сопровождать высокую госпожу. Хель отказалась, но служанки проявили просто невероятное упорство и тактическое мастерство: пока одна из них обстоятельно объясняла госпоже, почему, по её мнению, присутствия Кристины было бы недостаточно, вторая уже вернулась с большим зонтом от солнца и тканевой сумкой с каким-то полезными в дороге мелочами.

— Ой, кажется, мы кое-что забыли, — выпалила Кристина и скрылась в спальне, едва не затолкав Хель внутрь под доброжелательные улыбки служанок, которые хоть и не поняли ни слова, кажется, безошибочно уловили общий смысл.

Захлопнув за собой дверь, девушка прижалась к ней спиной:

— Какой ужас…

Учитывая скорость и слаженность, с которой служанки взяли их с Хель в оборот, этих предприимчивых девушек с руками оторвали бы в любом отделе продаж.

— Они неплохо делают своё дело, — возразила Хель.

— Даже слишком… Если они так и будут дежурить под дверью, нам с тобой никогда отсюда не выйти.

На некоторое время Кристина задумалась, морща лоб и потирая переносицу пальцами. Вдруг девушка хитро улыбнулась и подняла взгляд на Хель:

— Выстави меня вон, —заговорщически понизив голос, сказала она.

Призрак вопросительно наклонил голову, и Кристина пояснила:

— Просто выйди и скажи, что изволишь грустить и не желаешь никого видеть до самого вечера. Хотят сторожить дверь? Отлично, вот пусть и сторожат, а я тем временем спущусь вниз одна. Да и если нас всё-таки накроют в подвале, то будет лучше, если там, кроме меня, никого больше не окажется.

Служанки встретили изменения в планах с полным спокойствием. Стоило Хель торжественно скрыться за дверью, и сумка с вещами вместе с зонтом исчезли так же быстро, как и появились. Сами девушки удобно устроились в креслах на небольшом удалении от спальни и достали корзинку с вязанием. Не прекращая улыбаться, они жестом пригласили Кристину присоединится, но та лишь виновато развела руками и поспешила наугад скрыться в коридорах, опасаясь, что предприимчивые девушки уже придумали для неё какое-нибудь иное занятие, которым, по их мнению, ей пристало заниматься в свободное время.

К счастью, в отличие от Хель, Кристина не считалась достаточно важной персоной, и сопровождать её на каждом шагу никто не собирался. Поначалу ей даже показалось, что на неё и вовсе не обращают внимания, и даже более того: старательно избегают. Через некоторое время она поняла, в чём дело: судя по всему, слухи об особом положении слуги-южанки уже успели разлететься по резиденции управляющего и домочадцы, хоть и встречали девушку неизменными улыбками, на деле заняли выжидательную позицию, приглядываясь к ней с безопасного расстояния.

Саму Кристину такое положение вещей совершенно устраивало, даже несмотря на то, что без посторонней помощи ей пришлось изрядно поплутать по полутёмным коридорам, освещённым лишь редкими светильниками. То, что из предместий Формо выглядело «каменной коробкой», оказалось лабиринтом из комнат и переходов с небольшими альковами, расположенными в самых неожиданных местах. С горем пополам и прислушиваясь к безмолвным подсказкам Хель, девушке удалось спуститься на второй этаж. Но не успела она сойти с последней ступени крутой лестницы, будто бы вырезанной из цельного куска светлого камня, как в неё с силой врезалось что-то большое и жёсткое.

— Bienraatte!

— Простите! — пискнула Кристина и растерянно уставилась на жертву своей невнимательности.

Перед ней стоял, возмущённо сверкая глазами и потирая ушибленную челюсть, никто иной, как сын управляющего Бравила. Он сразу же узнал Кристину; быстро скользнул взглядом ей за спину, на тёмную лестницу — и девушка с удивлением проследила, как сначала с лица молодого человека исчезает, сменяясь дружелюбной улыбкой, даже намёк на неудовольствие и злость; и как затем, когда он не обнаружил того, чего ожидал, в глазах его вновь разжигается злой огонёк.

— Я нечаянно, — на всякий случай повторила Кристина в надежде, что парень правильно прочтёт её тон и выражение лица.

— Inojal sellen si hoita-i na-thaai-malle-da. — неприятные, металлические интонации резанули по ушам.

Понять общий смысл по нескольким знакомым словам было несложно: Кристине вежливо, но очень прозрачно намекали, что лучше бы ей сидеть в комнате и лишний раз оттуда не выходить. В глубине души девушка была с этим согласна — кто она такая, чтобы разгуливать по чужому дому? — и даже охотно признала бы это замечание справедливым… Но тут краешек рта наследника управляющего скривился в едва заметной, хорошо выверенной усмешке, выражающей полное и безграничное презрение, граничащее с откровенной брезгливостью. Сказав и, самое главное, показав Кристине всё, что хотел, юноша резко развернулся на пятках и достоинством зашагал прочь.

— Смотри не лопни от чувства собственной важности… — чуть слышно проворчала ему в след Кристина и, озираясь по сторонам, шепнула: — Нет, ты видела? Что я ему сделала?

«Да, — безмолвно ответила Хель, останавливаясь рядом и провожая молодого человека взглядом. — Очень грубо. Даже для торговца».

— Да пошёл он… лесом через тайгу, — с чувством и совершенно искренне выругалась Кристина. Встретившись с, как ей показалось, неодобрительным взглядом призрака, она ничуть не смутилась и заявила: — Что? Спорим, это из-за того, что произошло вчера, у входа? Тебе он ничего не сказать не посмеет, вот и отыгрывается на тех, на ком может.

«Возможно».

— Да точно тебе говорю! — тряхнув головой, заверила призрак Кристина. Встречу с наследником управляющего, тем не менее, можно было признать поучительной: если раньше ей ещё могло показаться, что этот мир, за досадным исключением гвардейцев, населён исключительно благородными и высокоморальными людьми, то сын управляющего навсегда излечил её от этих вредных и наивных иллюзий. С миром всё было в полном порядке: в нём исправно встречались сволочи всех мастей и расцветок.

До выхода из здания Кристина добралась без особых приключений. На улице она, следуя подсказке Хель, сразу же обратила внимание на распахнутые двери подвала — и улучив момент, быстро, насколько позволяло непривычное платье, спустилась вниз. Сердце кольнуло страхом, густо смешанным с сожалением и виной — где-то там, в темноте, лежали тела тех, чьей смерти можно было бы избежать, если бы ей хватило ума задать Хель нужные вопросы. В воздухе стояла необычная тишина, словно подземная кладовая находилась за пределами реального мира. Освещения не было — и Кристине никак не удавалось заставить себя сойти с тонкой полоски дневного света, пробивающегося извне.

Собравшись с духом, девушка вытянула руку перед собой и медленно двинулась вперёд. Но не успела она сделать и пары шагов, как помещение залилось мягким голубоватым светом. У стола с чем-то, до ужаса напоминающем укрытое тканью тело, стояла Хель со светящейся колбой в руках — свет давал небольшой кристалл, который с помощью поршня погружался в специальный раствор. Похожие светильники были и в ванной, но тогда Кристина почти не обратила на них внимания; теперь же она с радостью ухватилась за возможность отвлечься как от собственных гнетущих мыслей, так и от вида мертвецов.

Хель встряхнула лампу, отчего кристалл разгорелся ещё ярче, и потянулась к краешку покрывала.

— Что ты делаешь? — воскликнула Кристина.

— Они что-то обнаружили. На одном из тел.

— Ну и что? Оставь их, давай просто дождёмся этих «большеголовых» и разберёмся с ними.

— Это может быть важно.

Кристина отвернулась, почувствовав, как к горлу подступает тошнота. Она никогда прежде не видела мёртвых — и предпочла бы, чтобы так было и впредь. Хель, между тем, оставила первое тело в покое и двинулась дальше. Что именно она делала, Кристина не видела, но через некоторое время её охватил слабый всплеск чужих эмоций — явление довольно редкое, но безошибочно указывающее на то, что Хель нашла что-то по-настоящему интересное.

— Я знаю, кто этот человек.

— Ты знаешь?

Кристина резко обернулась: неужели призрак что-то вспомнил? Удивление придало ей смелости, и девушка медленно приблизилась к столу. Никакого запаха не было, но она всё равно прикрыла нос и рот руками: просто не смогла совладать с воображением. Лежащий на столе худой и измождённый мужчина с жутким, перекошенным от ужаса лицом вовсе не был похож на «спящего», как это часто описывали в книгах — скорее на жуткую готическую статую — и не вызывал у Кристины ничего, кроме страха и непреодолимого желания отвернуться и сбежать как можно дальше.

— И кто это? — глухо спросила она, старясь не смотреть вниз.

— Жрец.

Кристина разочарованно отошла от стола. Сразу нужно было догадаться, что вероятность, что призрак встретит кого-то знакомого стремилась к нулю. Хель же, явно уверенная, что сказала достаточно, не спешила что-либо объяснять.

— Ну так что? — поторопила её Кристина. — Это так необычно?

— Да. Последнего жреца изгнали из Эм-Бьялы почти сто лет назад. Тех, кто отказался уйти, казнили. Все храмы и святыни разрушили, священные тексты сожгли.

— Ничего себе, — выдохнула Кристина. — Но почему?

— Они нас подвели.

— И вы просто выставили их? — девушка удивлённо обернулась к Хель. Та коротко кивнула. — Но ведь нельзя просто взять и уничтожить целую религию! То есть, можно убрать символы, священнослужителей, церкви и храмы, но ведь люди всё равно продолжат верить — не в одно, так в другое, и ещё неизвестно, что будет лучше. Это человеческая природа, это нельзя перечеркнуть.

— Ты права. Борьба с организованными культами началась вскоре после основания королевства и продолжалась больше трёхсот лет. Вельменно победили.

— И за триста лет никто не передумал?

— Это было общим решением. Дом Форстен укрывал жрецов в своих землях. Когда об этом узнали, эта семья была изгнана.

Кристина удивлённо покачала головой: уж чего-чего, а решительности и упрямства этим вельменно было не занимать. Или же под словами «они нас подвели» Хель имела в виду что-то по-настоящему масштабное в своей чудовищности. Правда, выяснять это, стоя над трупом, у Кристины не было ни малейшего желания.

— Ты поклоняешься какому-либо божеству? — Кристина вздрогнула, когда призрак внезапно появился из темноты прямо перед ней и слегка наклонился вперёд, будто хотел получше разглядеть редкий музейный экспонат.

— Не знаю, — честно призналась Кристина. — Наверное… Иногда хочется верить, что всё не просто так, и что есть какая-то сила, которая тем или иным способом организует Вселенную. Тогда всё имеет какой-то смысл. А что? — вдруг спохватилась она.

— В Эм-Бьяле многие верят в Jol Kaisii — «Великие силы». Это похоже на то, что ты описала.

— Удобно, — согласилась Кристина, но на всякий случай уточнила: — А богов, значит, нет?

Голова Хель медленно склонилась к плечу, словно призрак впервые усомнился в душевном здоровье своей спутницы:

— Существование богов никто не сумел доказать.

— Вот и у нас так же, — вздохнула Кристина. — Я как-то спросила у Духа, но он меня только на смех поднял. Так ничего толком и не объяснил.

Побродив по кладовой, Кристина прислонилась к каменной кладке и основательно задумалась о том, что делать дальше. Настоящего плана у неё не было, а тот, что был, состоял всего из двух пунктов: ждать, а затем действовать по обстоятельствам.

— Кстати, — начала она, чтобы убить время. — А что такого в том, что этот жрец жил в Формо? Ты думаешь это как-то связано с убийствами?

— Не связано.

— Тогда, что? Теперь за это придётся ответить всей деревне?

— Это ни к чему. Если крестьяне укрыли жреца с ведома управляющего, его казнят. Всех причастных заклеймят и изгонят.

— Сурово… — по спине Кристины пробежал холодок.

— Это закон.

С этими словами Хель оставила жреца в покое и направилась к соседнему столу. Под покрывалом лежала совсем молодая девушка с огненно-рыжими волосами.

— Крестьяне сказали, она могла видеть таких, как я, — сказала Хель, почти вплотную наклоняясь к лицу рыжеволосой. — Как и ты.

— Серьёзно? — Кристина отлепилась от стены и осторожно приблизилась к столу. — Надо же, совсем молодая девчонка… когда я впервые увидела призрака, я была немного младше. Честно говоря, это был не самый приятный опыт.

— Ты справилась, — резонно заметила Хель.

— Да нет, я как раз не справилась. Испугалась, запаниковала, забилась в угол — полный набор. В итоге один из призраков открыл Тропу прямо у меня за спиной, видимо, чтобы я наконец-то оставила их в покое. А потом меня катапультировало куда-то в Арктику, где я чуть не замёрзла до смерти… В общем, приятного было мало.

— Как ты выжила?

— А вот это самое странное. Тот Дух с холма, помнишь? Оказалось, он прошёл за мной. В тот день он меня спас.

Хель накрыла тело рыжеволосой покрывалом и обернулась к Кристине:

— Почему?

Этот вопрос, простой и даже несколько наивный, застал девушку врасплох. Она и сама не раз думала об этом — но ответа по-прежнему не было.

— Даже не знаю, — наконец неуверенно начала она. — Наверное… Может, потому что я попросила?

Призрак чуть наклонил голову вперёд — этот жест Хель усвоила сравнительно недавно, а потому Кристина пока не до конца понимала его значения. Впрочем, она и сама чувствовала, что как глупо звучит её предположение. Может быть, Дух спланировал всё с самого начала, ещё тогда, когда она вместе с папой впервые переступила порог его дома. А может быть немного позже — когда стало понятно, что она может пережить воздействие Перекрёстка. Или — почему нет? — Дух просто удивился, что она смогла встать на Тропу и решил взять шефство над юным дарованием. Как бы это ни было на самом деле, для неё лично это не пахло ничем хорошим.

Разговор затих сам собой. Кристине слишком хотелось ворошить прошлое и в который раз ломать голову на тем, какие именно планы имелись у Духа на её счёт. Может быть, никаких планов и вовсе не было — только идиотская шутка, в которой с самого начало не было никакого смысла. Размышляя об этом, девушка вернулась на свой пост у дальней стены. Заняться было совершенно нечем — разве что наблюдать за Хель, которая столкнулась с неожиданной и весьма необычной проблемой.

По своему обыкновению призрак попытался встать посреди комнаты — и ему бы это удалось, если бы это место уже не было занято одним из столов. Хель легко могла бы его отодвинуть, но, кажется, не хотела поднимать шум; могла просто пройти сквозь него, но это явно сломало бы всю конспирацию; могла бы стать невидимой — но и этот вариант её по какой-то причине не устраивал. А потому Хель не оставалось ничего, кроме как крутиться у стола, пытаясь втиснуться как можно ближе к тому, что можно было бы назвать «геометрическим центром» подвала. Со временем ей это удалось, хотя и пришлось немного сжульничать — часть бедра всё-таки погрузилась в стол, пусть даже, стоя у лестницы, этого и невозможно было разглядеть.

— В жизни не видела такого перфекционизма, — отметила Кристина, едва призрак замер на месте. — И как тебе там?

Хель не ответила, но, насколько девушка разобралась в её ощущениях, призрак испытывал нечто близкое к подлинному душевному равновесию и не менее истинную гармонию с окружающим миром. Кристина улыбнулась краешками губ и удивлённо покачала головой: всё-таки для полного счастья Хель требовалось совсем немного.

Какое-то время не происходило ровным счётом ничего. Изнывая от безделья, Кристина сделала несколько кругов по подвалу, остановилась рядом с неподвижным призраком, нервно притопывая ногой. Не было никаких гарантий, что «большеголовые» явятся именно сейчас, а не, например, посреди ночи — собственно, сама Кристина на их месте именно так бы и поступила.

— Они близко, — Хель чутко приподняла голову и бесшумно развернулась к лестнице. — Приготовься.

Кристина покрутила головой, мысленно укоряя себя за то, что раньше не додумалась найти что-нибудь, напоминающее оружие. Наконец, она осторожно приблизилась к одной из полок и сняла оттуда увесистый деревянный молоток. Толку, от этого орудия, скорее всего, было немного, но ощущение приятной тяжести в руке вселяло в неё некоторую уверенность.

— Нас не увидят? — шепнула Кристина, напряжённо вглядываясь в полумрак.

Хель отрицательно качнула головой:

— Они здесь.

Кристина и сама их заметила: по ступеням неуклюже сползали несколько нескладных серокожих коротышек с крупными, непропорционально огромными на фоне тщедушных тел, головами, которые им приходилось придерживать тонкими лапами с тремя пальцами-когтями. Один из «серых» попытался было оглянуться, видимо, чтобы убедиться, что в подвале никого нет, но явно не рассчитал усилие. Тяжёлая голова потянула его назад --- и «серый» кубарем покатился вниз, лишь чудом не задев остальных.

«Вот уж у кого точно обе руки левые, — Кристина удивлённо покачала головой. — Так сразу и не поверишь, что эти растяпы кого-то убили».

Коротышка, тем временем, комично схватился за голову и принялся кататься из стороны в сторону. В конце концов ему удалось сначала перевернуться на бок, а затем кое-как усесться на каменном полу — очень вовремя, потому что как раз в этот момент с лестницей сумели справиться и остальные. Мгновение спустя «серые» бросились в рассыпную и проворно скрылись в тенях. Темнота осветилась тлеющими угольками хищных глаз.

Кристина вздрогнула, почувствовав осторожное прикосновение — глаза Хель превратились в чёрные провалы, но голова склонилась в привычном вопросительном жесте. Призрак ждал команды, чтобы быстро и, возможно, даже безболезненно зачистить подвал от «большеголовых» духов.

«Подожди, — знаком показала Кристина. — Хочу посмотреть».

Хель коротко кивнула; ей тело потеряло плотность и медленно рассеялось, подобно дыму от задутой свечи. И прежде не слишком подчиняясь законам физического мира, теперь призрак сбросил с себя последние ограничения, чтобы не оставлять неуклюжим духам ни единого шанса.

Серые не теряли времени зря. Убедившись, что им никто не помешает, они шатающейся походкой направились туда, где лежал мертвый жрец. Один за другим они вскарабкались по ножке стола и забрались покойнику на грудь. Быстро задвигалилапками, словно у них существовал свой собственный язык жестов. Переговоры длились несколько секунд — и вот один из них, возможно самый сильный или старый, подобрался к шее мертвеца. Кристина рефлекторно прикрыла рот рукой, наблюдая, как трехпалая лапа «большеголового» без сопротивления погружается в плоть. Стараясь не дышать, девушка подошла поближе — и серый вскинул голову, боязливо озираясь по сторонам.

«Почувствовал?» — похолодела Кристина, крепче стискивая в руках молоток.

На прежде, чем она успела понять, что происходит, ловушка захлопнулась. «Большеголовый» взлетел, подхваченный невидимой силой; воздух сгустился, закружился зеленоватым туманом, быстро формируя тонкий женский силуэт.

— Так и держи! — подчиняясь неожиданному порыву, воскликнула Кристина.

Рука Хель тут же рассыпалась на тонкие нити, состоящие из мерцающего тумана; мгновенно обретая плотность, они жгутами обхватили тщедушное серое тельце. «Большеголовый» предпринял отчаянную попытку вырваться, но отбиться от раха ему было не под силу — сразу несколько дымчатых нитей обернулись вокруг шеи, ещё несколько стянули тонкие лапы за спиной.

Между тем серые не стали испытывать судьбу и бросились врассыпную, проворно спрыгивая со стола. Хель, орудуя свободной рукой, как длинным клинком, широким ударом зацепила как минимум двоих — но остальным всё же удалось укрыться в густых тенях. Однако эти беглецы Кристину пока не интересовали.

С замиранием сердца девушка склонилась над крохотным существом. Оранжевые точки в глубине тёмных глаз разгорались ненавистью, лягушачий рот с рядами острых зубов скалился в бессильной злобе — но, как и в случае с «пиявками», Кристина не услышала никаких звуков. Объяснения этому не было, должно быть, они остались на другом плане существования, который по-прежнему оставался для неё недосягаем.

— Значит, шли за нами от самого леса… и в лесу тоже… и на болотах… — наморщив лоб, повторяла Кристина. Что-то сильно не сходилось во всей это истории, но что именно ей никак не удавалось ухватить. — Они ведь по-прежнему нас не видят, так?

Хель молча кивнула, и Кристина закрыла глаза, чтобы не отвлекаться на распластанного в воздухе «большеголового». Всё правильно: вольно или невольно Хель скрывала её от взора призрачных существ, скорее всего с того самого момента, когда они впервые встретились. Получается, эти призраки никогда её не видели — но с чего, в таком случае, им вообще её преследовать?

— Если только они не заметили меня сразу после того, как я попала на тот холм. И им очень понравилось то, что они увидели…

«А что, если не только им?», — покосившись на Хель, добавила она уже про себя. По спине пробежал холодок: едва ли рах пришёл на ту поляну для того, чтобы охранять её сон. Скорее всего было совсем наоборот — и это была одна из тем, которую хотелось бы никогда не обсуждать с Хель.

Кристина потёрла переносицу, чувствуя, что разгадка близка.

— А ты можешь сделать так, чтобы они меня увидели? — её почти удалось сдержать дрожь в голосе.

По реакции серого Кристина сразу же догадалась, что Хель без лишних слов исполнила её просьбу. Всё его тело вдруг расслабилось и обмякло, на некрасивом лице с острыми резкими чертами застыло выражение трепетного, неземного восторга, широкий лягушачий рот распахнулся от удивления, ещё ярче разгорелись оранжевые глаза — взгляд «большеголового» прояснился, ненависть ушла, сменившись благоговением и восхищением. Как завороженная девушка подняла руку, и призрак сразу же ответил, всем телом подавшись ей навстречу. Она вздохнула — и осторожно потянулась к голове серого.

«Получилось!» — вздрогнула она одновременно с «большеголовым». Никаких тактильных ощущений, между тем, не возникло: ни текстуры, ни температуры, хотя пепельно-серое тело духа обладало плотностью и ощущалось вполне реальным. Но больше всего Кристину удивили его глаза: оранжевые угольки превратились в настоящие костры, а взгляд стал почти осмысленным.

— А если вот так… — девушка перехватила молоток за навершие и аккуратно притронулась к «большеголовому» рукояткой. Не прекращая ошарашенно качать головой, она отложила инструмент в сторону протянула к серому руку. По сигналу Хель отпустила «большеголового» — и тот сразу же повис, цепляясь за предплечье, будто ленивец на ветке. Правда, тяжелая голова всё равно тянула его вниз, и духу пришлось удерживать её одной лапой, но на общую устойчивость это почти не повлияло.

— Ничего себе… — девушка подняла глаза на Хель. — Ты знала, что так будет? Я пробовала такое дома, но тогда ничего не получи… эй!

«Большеголовый» воспользовался удачным моментом и вцепился ей в запястье — по крайней мере так это выглядело со стороны, поскольку ни боли, ни каких-либо неприятных ощущений не последовало. Лишь несколько мерцающих лиловых капель выступило на коже — и тут же исчезли, слизанные тонким языком. Глаза серого вспыхнули ослепительным оранжевым пламенем, всё благодушие мгновенно испарилось, и обезумевший дух принялся жадно рвать Кристину клыками, явно намереваясь добыть ещё.

Та вскрикнула и изо всех сил затрясла рукой, чтобы стряхнуть взбесившегося «большеголового», но серый, несмотря на свои размеры, оказался невероятно сильным и не собирался отпускать добычу. Невидимый барьер рухнул, и подвал наполнился алчным рычанием и отвратительным лающим хохотом. Со всех сторон в темноте зажглось с десяток алчных огоньков — вдохновлённые примеров своего сородича, серые подбирались ближе.

«Не двигайся», — безмолвное требование раздалось в голове, но было уже поздно: Кристина запаниковала и что было сил принялась отдирать «большеголового» от так полюбившегося ему запястья. Перед глазами мелькнуло что-то тёмное — Хель попыталась пронзить наддающего, но слишком боялась задеть Кристину, чтобы бить наверняка, а потому остановила удар в самый последний момент.

Между тем один из серых забрался по стеллажам полок и, дождавшись удобного случая, попытался запрыгнуть девушке на спину — и тут же, рассечённый на несколько частей, отлетел в сторону. Остальные серые бросились по углам, но даже не подумали сбежать из подвала — что бы эти существа в ней ни увидели, они желали этого большего всего на свете; настолько, что начисто потеряли даже намёк на инстинкт самосохранения.

— Да отстань ты! — закричала Кристина.

Как раз тогда девушка сообразила, что у неё в руках по-прежнему лежит тяжелый деревянный молоток. Уложив руку на стол рядом с телом жреца, она подняла оружие над головой.

Однако серый не собирался дожидаться своей судьбы — быстро расцепил захват и просился в сторону. Забравшись мертвецу на грудь, он засеменил было к дальней части стола — и неожиданно остановился, когда его задняя лапа наполовину погрузилась в тело мертвеца и застряла внутри, будто в трясине. Хель тут же оказалась рядом, чтобы закончить, но одновременно с этим опустился и деревянный молоток. «Большеголовый» извернулся всем телом, уворачиваясь от удара. Ему это удалось, но в дело вступила врождённая неуклюжесть — серого занесло на повороте, и он с перепуганными писком завалился на бок, извиваясь и дёргаясь в бесплотных попытка вырваться из ловушки. Несколько долгих секунд спустя он увяз, а затем и окончательно утонул в теле мёртвого жреца. Последней скрылась тонкая серая лапа, напоследок царапнув когтями воздух.

— Что это такое? — ошарашенно выдохнула Кристина, медленно опуская молоток. — Так и должно быть?

— Не знаю. — Хель тут же возникла рядом, разглядывая Кристину неподвижными и абсолютно чёрными глазами, в которых была написана старая как мир пословица о слишком любопытной кошке.

— Да сама понимаю, — поёжилась под её взглядом Кристина. — Просто…

Она резко смолкла, щелкнув челюстью и едва не откусив себе язык, когда почувствовала, как на запястье смыкается холодное кольцо. На какое-то мгновение тело парализовал ужас — а затем Кристина истошно заорала и что было сил рванулась назад, пытаясь вырвать руку из мертвой хватки жреца. Тот и не думал отпускать, и девушка не задумываясь наотмашь ударила его молотком. Удар сопровождался глухим хлюпающим звуком, от которого к горлу подступила неудержимая тошнота; от толчка со стола слетела лампа, погружая подвал в полутьму, наполненную длинными ломанными тенями.

Крик превратился в сдавленный писк; но в тот же самый момент в дело вступила Хель. Одним ударом она отсекла мертвецу кисть; и Кристина тут же почувствовала, как что-то ухватило ей за талию, как пятки бьются о каменный пол и как в спину с грохотом врезаются жесткие полки стеллажа с продуктами — призрак без особых усилий оттащил шокированную девушку прочь. Подвал заволокло грохотом вываливающихся банок и кувшинов, удушающими запахами каких-то приправ, мёда, вяленого мяса, копчёной рыбы, крови и чего-то, напоминающего растворитель для краски.

С помощью уцелевшей руки жрецу удалось справиться с покрывалом, он неуклюже сполз со стола и закачался, попытаясь удержаться на ватных ногах. Одновременно с этим Кристина сморщилась от нестерпимой боли, как от тысячи иголок, вонзившихся по всему телу, и содрогнулась от ощущения, будто через неё на огромной скорости пронеслось сито — Хель не стала терять время и прошла насквозь. Мгновенно сблизившись с мертвым жрецом, призрак пробил грудь мертвеца насквозь, забрызгивая всё вокруг густой черной кровью. Жрец пошатнулся, но даже не подумал останавливаться — наколотый на призрачный клинок у себя в груди, как бабочка на шпильку, он продолжал слепо шарить руками перед собой, явно намереваясь ухватить Хель за шею. Без особого успеха — его конечности просто проходили сквозь её тело, не встречая сопротивления, пока Хель со склонённой к плечу головой изучала нового для себя противника.

«Зомби», — пронеслось в голове у Кристины. Она замахала руками, замычала что-то нечленораздельное в надежде, что Хель правильно всё поймёт.

Она поняла.

Облако зеленоватого дыма тут же прошло сквозь жреца; и почти сразу же на его голове материализовались две тонкие кисти. Миг — Хель проявилась у него за спиной целиком; другой — и она с ужасающим хрустом свернула мертвецу шею.

На мгновение подвал погрузился в тишину, нарушаемую лишь лязгом перекатывающейся по полу лампы. Затем его заполнило восторженное улюлюканье «большеголовых» — несмотря ни на что, жрец дернулся всем телом и упрямо потянулся к Кристине. Их разделяло всего несколько широких шагов, и, если бы Хель не удерживала мертвеца на месте, он был рядом уже через пару секунд.

Девушка облизнула пересохшие губы. Хрестоматийный способ остановить ожившего покойника не сработал, но других идей у неё не было. У Хель, судя по всему, тоже — в противном случае она бы уже попыталась что-то сделать. Зато идеи были у «большеголовых» духов: сообразив, что Хель прикована к месту, они выбрались из своих укрытий и крадучись направились к своей жертве.

Покрепче стиснув рукоять молотка, Кристина повертела головой в поисках такого места, где можно было не ждать нападения сзади. Первый шок прошел, и теперь она не собиралась без боя сдаваться каким-то неуклюжим уродцам. На глаз прикинув расстояние и скорость серых, она рванулась к ближайшей стене, подальше от жреца. Однако её платье отнюдь не было рассчитано для такого манёвра — не успев сделать и пары шагов, девушка запуталась в длинной юбке, оступилась и с грохотом повалилась на пол.

Серые только этого и ждали — с диким клокочущим хохотом сразу четверо «большеголовых» не разбирая дороги бросились вперёд. Именно их безрассудство и спасло Кристину: за то время, пока она уселась на полу и нащупала рукоятку молотка, добраться до неё сумел лишь один серый, остальные попросту не сумели удержать равновесие или запнулись о катающиеся по полу бутылки и черепки от разбитых кувшинов. Недолго думая, Кристина ударом молотка отправила серого в полёт к самому дальнему углу. Едва ли это причинило ему хоть какой-то вред, но девушка выиграла немного времени, чтобы подняться на ноги.

Между тем, судя по нарастающему покалыванию по всему телу и разгорающемуся в животе пламени, Хель решила больше не церемониться. Стоило ей получить от кривящейся от боли Кристины достаточно силы, как призрак сразу же перешёл в атаку. Первый удар пришелся в правое колено, второй — в левую голень, и одного этого было достаточно, чтобы догадаться, что задумала Хель. План был прост и пугающее эффективен: если противник не желает стоять на месте, значит, нужно лишить его возможности двигаться — самым действенным и надёжным способом.

Впрочем, Кристина, к своему удивлению, не имела ничего против, поскольку «большеголовые» уже окружали её со всех сторон. Один из серых зацепился за подол платья — но удержаться не сумел, и девушка просто схватила его за шкирку и отбросила в сторону. А вот второму повезло значительно меньше: он попытался прыгнуть Кристине в лицо, но она перехватила молоток двумя руками и отправила серого вглубь подвала, где его уже ждала Хель. Миг спустя «большеголовый» прекратил своё существование, превратившись в разорванные на лоскуты останки и крошечный мерцающий шарик энергии.

Это зрелище стало последней каплей. Духи дрогнули и бросились врассыпную — и Кристине пришлось ещё не раз вздрогнуть, когда по подвалу разносился душераздирающий вопль очередного серого, которому не повезло столкнуться с Хель. Девушка же переключила своё внимание на извивающееся на земле тело жреца — или, вернее, то немного, что от него осталось.

Несколько секунд спустя оно неожиданно затихло — и откуда-то из шеи наружу показалась серая трехпалая лапа: «большеголовый» нашел выход из своей тюрьмы. Не теряя времени на разглядывающую его с широко открытыми глазами Кристину, он коротко пискнул и припустил к выходу. Испробовав её «крови», «большеголовый» двигался так, будто бы отрастил за спиной крылья: во всяком случае, у него больше не было и намёка на свойственную их виду неуклюжесть. Скорее наоборот: теперь ему даже не требовалось придерживать голову, отчего двигался значительно быстрее, остальных.

Кристина обернулась, нашла взглядом Хель, которая вовсю отлавливала последних серых, — и бросилась следом за беглецом, рассудив, что отпускать «большеголовых» будет слишком опасно.

— Догонишь! — на ходу крикнула она и, придерживая юбку длинного платья, как могла быстро поднялась по лестнице.

Однако не успела она выбежать на улице, как встала как вкопанная, щурясь от солнца и рефлекторно прикрыв рот рукой.

«Счастливчика», которому повезло дважды пережить встречу с Хель и с Кристиной, встретила целая толпа «большеголовых», которые, окружив своего соплеменника плотным кольцом, принялись безжалостно рвать его на куски. Ошарашенная Кристина никак не отреагировала на пробежавшего мимо серого — впрочем, отличить его в серой массе из лап, когтей и горящих даже при свете дня глаз, всё равно было невозможно.

На убийстве своего сородича серые не остановились, и когда из истерзанного тела вырвался мерцающий и переливающийся сгусток энергии, они принялись рвать на части уже его, алчно гоняясь за каждым кусочком и отпихивая от добычи всех остальных.

Кристине стало дурно. Она уже видела такое, на болотах, и едва ли ожидала, что когда-нибудь сможет привыкнуть к этому зрелищу. Рядом бесшумно возникла грязно-серая тень, совершено невидимая посторонним, — и в отличие от Кристины, Хель не забивала голову такими пустяками, а потому сразу же бросилась в гущу пирующих «большеголовых», самыми изощрёнными способами убивая всех, кто подвернётся под руку.

«Так им и надо», — со злым удовлетворением Кристина. Как бы это ни выглядело со стороны, Хель делала благое дело — такие существа просто не должны были существовать. Впрочем, как бы призрак не старался, а большинство серых всё равно разбежались в разные стороны.

Между тем двор быстро наполнялся людьми, привлечёнными, как несложно было догадаться, шумом и криками из подвала. Они заметили перемазанную грязью, пылью и остатками пищи Кристину, кто-то из слуг попытался было спросить, что случилось, но хлопнув себя по лбу, исчез под землёй следом за остальными.

«Я закончила», — в голове возник безэмоциональный отчёт Хель. Кристина рассеянно кивнула и медленно прикрыла глаза, на секунду вообразив, что именно слуги управляющего найдут в подвале.

Время шло, и голоса снизу становились всё более и более возбуждёнными, выражая удивление, раздражение, злость — пока, наконец, не затихли окончательно в немом шоке.

— А вот теперь, — тихо проговорила Кристина, не открывая глаз, — вот теперь мы все влипли по-настоящему.

Глава 13

Вопросы, ответы, сомнения и планы

Кристина встревожено мерила комнату шагами. Не в силах остановиться, она кружила и кружила, один круг за другим, снова и снова, пока от этой сумасшедшей карусели не заболела голова, а к горлу не подступил тяжёлый липкий ком. Только после этого девушка почувствовала, что может, наконец, взять себя в руки, и с облегчением привалилась к стене у распахнутого настежь окна. Пару секунд спустя, когда перед глазами перестало плыть, а мир обрёл некую устойчивость, Кристина подняла взгляд на плотно закрытую дверь и затаилась прислушиваясь.

Однако время шло, а в коридоре по-прежнему стояла тишина. Лишь однажды кто-то торопливо прошелестел платьем мимо спальни и быстро удалился в сторону лестницы. По всему выходило, что обитатели крепости были слишком заняты, и несмотря на поднятый ею переполох, высаживать двери пока не собирались. То же относилось и к «большеголовым», с которыми Кристина столкнулась в подвале, — хотелось надеяться, что хотя бы на какое-то время эти существа забьются по углам и не рискнут показываться на глаза.

Кристину, которая ещё не до конца пришла в себя после встречи с ожившим мертвецом, это совершенно устраивало. Нервно потирая холодные руки, она опустилась в глубокое кресло с высокой спинкой и тонкими резными подлокотниками, и беспокойно поёрзала на месте, пытаясь забраться в него с ногами. Впрочем, несколько безуспешных попыток спустя, ей всё же пришлось признать, что длинное платье и особенно плотный корсет не слишком подходили для подобных упражнений, и занять неприступное кресло более традиционным способом. Наконец, откинувшись на мягкую спинку, девушка подпёрла подбородок рукой и основательно задумалась.

Ещё полчаса назад идея исправить ошибки и защитить жителей Формо от невидимой угрозы казалась Кристине крайне удачной, особенно в той части, где они с Хель решают проблему тихо и аккуратно, не привлекая лишнего внимания и ничем не выдавая своего участия. Что делать теперь, было совершенно непонятно. Вряд ли стоило ожидать разъярённую толпу с факелами и вилами, желающую со всем доступным почтением поинтересоваться у гостьи, с какого рожна той понадобилось разносить их кладовую, зато вполне могла объявиться официальная делегация, состоящая из обоих гвардейцев, управляющего и его мерзкого сына в придачу — с тем же, собственно вопросом. Отчего-то складывалось впечатление, что первые вполне могли бы оказаться куда более приятными собеседниками.

Решение, тем не менее, лежало на поверхности: объяснять произошедшее всё равно придётся, так что для начала нужно было посоветоваться с Эйдоном и Мартоном и рассказать им правду; гвардейцы ей, скорее всего поверят, а остальные поверят уже им. Да и вообще, неплохо было бы понимать, насколько всё плохо и как жители Формо оценили её вмешательство.

«Собственно, с этого и нужно было начинать, а не нестись сломя голову спасать мир, — упрекнула себя Кристина. — Теперь, наверное, сделала только хуже».

Однако даже элементарная арифметика подсказывала, что дело того стоило: около пяти «серых» нашли свой конец в том подвале, ещё с десяток познакомились с Хель уже на улице — значит, в ближайшее время в Формо умрёт на несколько человек меньше. А если этим действительно удалось выиграть немного время, то ещё лучше — может быть, им удастся что-нибудь придумать.

— Хель, — тихо позвала Кристина, сообразив, что без единственного специалиста по сверхъестественному, составление нового плана займёт неоправданно много времени. — Давай подумаем вместе.

Она сразу же почувствовала незримое присутствие раха у себя за спиной и слабо улыбнулась, обнаружив, что со временем ощущение это становилось всё привычнее и понятнее, обретая детали и большую глубину.

Вопреки тому, как это выглядело со стороны, Хель никогда не появлялась в мире мгновенно, по щелчку пальцев. Всё начиналось с почти неощутимой дрожи в воздухе — как если бы осторожные порывы ветра попытались раздвинуть в стороны китайские колокольчики, да так, чтобы те не издали ни звука. Сразу после этого освободившееся пространство быстро заполнялось призрачной материей, из которой состояла Хель, пока ещё невидимой и неосязаемой. Быстро обретая форму и плотность, она проявлялась, подобно изображению на фотобумаге. Затем следовал резкий толчок, разрывающий завесу между реальным миром и тем планом существования, на котором призрак скрывался от посторонних глаз, — и глубоко в тенях появлялась Хель, теперь уже совершенно неотличимая от живого человека.

Было ли наличие подходящей тени обязательным условием или личным предпочтением, Кристина точно не знала, хотя и склонялась ко второму варианту. Ничто, во всяком случае, не мешало Хель материализоваться и при свете дня, если, конечно, учесть, что в такие моменты она не пользовалась тенью самой Кристины. Зато не было никаких сомнений, что мерцающий зеленоватый туман, в клубах которого иногда появлялся и исчезал призрак, не требовал от Хель никаких усилий — будь это иначе, благодаря их связи незамеченным это точно бы не осталось. Дополнительная энергия требовалась только когда призраку приходилось взаимодействовать с реальным миром — и чем интенсивнее было такое взаимодействие, тем сильнее это отдавалось в обратную сторону, заставляя Кристину искать пятый угол. Зато любые манипуляции с «миром духов» — за неимением другого названия Кристина временно остановилась на таком варианте — никак не ощущались.

Между тем, Хель беззвучно остановилась в шаге от кресла и осторожно опустила руку на резную спинку, чем сразу же напомнила Кристина ещё об одной парадоксально особенности своего вида. Рах, которому, как и любому призраку, полагалось быть невесомым, на деле обладал массой — пускай совсем небольшой и только тогда, когда давал себе труд становиться полностью материальным. Небольшая масса, в свою очередь, приводила к небольшой инерции, что позволяло призраку перемещаться с уму непостижимой скоростью и ловкостью, резко менять направление движения или атаки, что Хель уже не раз демонстрировала. Всё указывало на то, что природа могла создать такое существо только ради одной цели.

Как раз для того, что требовалось, чтобы защитить жителей Формо.

— Знаешь, чего я никак не могу понять? — начала, наконец, Кристина. — Ты ведь можешь скрыть меня от других призраков, правильно? Значит «серые» заметили меня либо в промежутке между тем как я выпала из Провала и встретилась с тобой, либо на болотах, когда мы столкнулись с тем рахом, и тебе было уже не до конспирации. Но кроме меня в том лесу были и другие люди: король, его наставник, целый отряд гвардейцев, может быть, ещё кто-нибудь; причём появились они там раньше меня. Тогда почему «серые» просто не переключились на них, когда не смогли найти меня?

Хель промолчала, очевидно посчитав, что вопрос был скорее риторическим, а Кристина, которая также не ждала немедленного ответа, взяла небольшую паузу прежде, чем двигаться дальше. «Большеголовые» увидели в ней что-то такое, что заставило их не только позабыть об остальных, но и бросить всё и последовать за своей жертвой даже несмотря на почти гарантированную встречу с рахом, пережить которую у них не было ни единого шанса. Но что толкнуло их на это?

Выяснить ответ на этот вопрос было, впрочем, совсем несложно. «Большеголовые», «пиявки», «гусеницы», «птицы» и даже рах на болоте, — все они искали Кристину, и все они опоздали. Почему? Потому что первой её нашла Хель. «Что ты такое?», спросила она в ту ночь — и спросила вовсе не потому, что в первые встретила человека и не смогла сразу отличить его от других живых существ. Нет, она что-то заметила. Ровно то же самое, что и остальные; скорее всего, то же, что привлекло внимание Духа, — для этих существ всё было совершено очевидно.

Да и реакция «серого», когда тот всё-таки увидел Кристину, была красноречивее любых слов: так мог бы выглядеть фанат, которому повезло столкнуться с любимой рок-звездой, и который теперь не может поверить своему счастью. Не говоря уже о том, что Кристине почему-то удалось прикоснуться к «большеголовому» — и не только рукой, но и рукояткой молотка…

— Ну и что же я такое?.. — задумчиво пробормотала она.

— Не знаю, — сразу же отреагировала Хель.

— Но что-то ты ведь увидела? Или, хочешь сказать, тогда, в лесу, ты просто проходила мимо?

На этот раз небольшая пауза потребовалась самой Хель. Через некоторое время, когда Кристина уже решила, что, не желая отвечать на неудобны вопрос, призрак впал в оцепенение, тишину нарушил бесцветный голос призрака:

— Жизнь подобна тусклой лампе в темноте. Чем сильнее живое существо, тем оно ярче, и тем проще его заметить. Однако такие, как я, вынуждены идти на свет всегда, каким бы слабым он ни был.

— Почему?

— Голод, — просто ответила Хель. — Что бы мы ни поглощали, этого всегда недостаточно. Но позволяет ненадолго продлить наше существование.

— И что тебе помешало? Продлить своё существование? — мрачно проворчала Кристина.

— Ничего.

От этого признания, как всегда простого и прямолинейного до дрожи, у Кристины пересохло во рту. Она и раньше не питала особых иллюзий по поводу того, зачем Хель нашла её в своё лесу, но одно дело понимать это теоретически, и совсем другое услышать собственными ушами. Хель, между тем, продолжала:

— Что-то изменилось. Стало спокойно. Появились мысли, воля, контроль. Выбор.

— Как тот рах на болоте, — выдохнула Кристина и нервно поёжилась, будто снова почувствовала длинные пальцы призрака у себя на шее. — Помнишь, когда она меня схватила? На какое-то время… даже не знаю, как объяснить. Как будто у неё в глазах появилось что-то разумное. Она даже отпустила меня, правда, всего на пару секунд…

— Она изменилась, — согласилась Хель. — Как и существа, с которыми мы сражались внизу. Прежде они не могли управлять мёртвыми.

— Ты тоже заметила, да?

«Большеголовый» в подвале явно не ожидал, что увязнет и станет погружаться в тело покойного жреца. Скорее всего этим объяснялось и то, что оживший мертвец был таким неуклюжим — «серому» просто никогда не доводилось управлять чужим телом. Интересно, а остальные, те, что разорвали его на части, не могли получить точно такие же способности?

«Этого нам только не хватало», — Кристина похолодела. Нужно было что-то решать — но как это сделать, если она толком не понимает, как всё это работает? Оставалось только вернуться к первоначальному вопросу и продолжить тянуть из Хель информацию:

— Но почему они идут именно за мной? Что такого вы все там увидели?

— Маяк, — после непродолжительной паузы развила метафору Хель. — Яркий пульсирующий свет. Его можно было увидеть по всему лесу. Вскоре все, кто увидел этот проблеск, пошли на него. — Помолчав, она добавила с неожиданной теплотой: — Это красиво.

— Ну вот так на моей могиле и напишите: «Её порвали в клочки, потому что это было красиво», — мрачно отшутилась Кристина, а затем запоздало удивилась: — Но подожди, если люди, как ты говоришь, похожи на «тусклые лампы», то откуда могло взяться столько… света?

— Отовсюду, — Хель мгновенно переместилась в пространстве и, оказавшись перед Кристиной, заглянула девушке в лицо. — Струится сквозь тебя. Пульсирует, изменяется, расходится во все стороны. Разве ты не чувствуешь?

Кристина не знала, что ответить. Возможно, что-то такое и имел в виду Дух, когда говорил о некой «настоящей силе», — но что толку? Она никогда не чувствовала в себе никакой силы и совершенно точно не могла ею пользоваться — если не считать одного единственного случая, о котором Кристине не хотелось даже вспоминать. А учитывая всё, что рассказала Хель, это вообще нельзя было назвать преимуществом — скорее уж огромной мишенью на спине.

«Кстати, о мишенях», — Кристина рывком поднялась с кресла и беспокойно прошлась по комнате, внутренне холодея от вырисовывающихся перспектив. Вечно голодный призрак, привязанный к ней какой-то совершенно непонятной связью и питающийся силой, о которой она сама не имела ни малейшего представления — каково? Да, от Хель по-прежнему не исходило никакой угрозы, но это пока она сыта и довольна жизнью. А что потом? Что будет, если завтра, послезавтра или через месяц этот источник иссякнет?

«Хорошо ещё, что второй рах не успел сформировать такую же связь, иначе в итоге всё могло бы закончиться эпической битвой за право доедать мои останки». — Она резко передёрнула плечами, живо представив себе эту картину. И всё же, пусть от всех этих мыслей уже шла кругом голова, Кристина твёрдо решила сразу расставить все точки над «i»:

— То есть я для тебя — просто источник пропитания, — не оборачиваясь, глухо произнесла она, — который ты, так уж и быть, готова защищать и прятать от остальных?

— Нет.

— А что тогда?

— Ты помогла мне. Я хочу пойти с тобой.

— Как же у тебя всё просто… — Кристина недоверчиво покачала головой и. описав большой круг по спальне, остановилась у окна, наблюдая за снующими во дворе слугами и солдатами из ополчения.

Разговор получился на удивление тяжёлым.

Особых причин не доверять призраку у неё не было. Если подумать, Хель была последним существом, которое можно было бы обвинить в патологической склонности ко лжи. Если бы она действительно собиралась оторвать Кристине голову, то давно бы уже сообщила об этом в своей обычной, безэмоциональной манере — или, на худой конец, просто ушла бы в себя, наотрез отказываясь обсуждать эту тему.

И всё же, как относиться к призраку, на счету которого наверняка был не один десяток убитых, Кристина не знала. Можно ли считать, что теперь, когда Хель полностью осознаёт свои действия, всё это осталось в прошлом? Кого-то задрали волки, а кому-то не повезло натолкнуться на раха — и не было в этом никакого злого умысла, потому что и те, и другие убивают ради пропитания, так что ли, получается?

Одновременно с этим, Кристина не могла не признать, что ей даже нравится компания Хель. Прямолинейный и по-своему неуклюжий в общении призрак вызывал улыбку, серьёзная и требовательная аристократка — невольное уважение, а мрачный и беспощадный рах, учитывая, через что пришлось пройти человеку, которым он был в прошлом, — искреннее сочувствие. Оставалось только придумать, как держать под контролем самую тёмную сторону личности Хель и, по возможности, не афишировать её существование. Впрочем, учитывая покладистость призрака, задача эта не казалась невыполнимой.

Размышляя об этом, Кристина не сразу заметила, что настроение её заметно улучшилось, и как на смену мрачному стоицизму пришли практичность и умеренный оптимизм. И, что самое главное, у неё в голове окончательно сложился вполне рабочий план.

— Да, так и сделаем, — энергично кивнула сама себе Кристина, отворачиваясь от окна, за которым всё равно не происходило ничего интересного. Она собиралась было вернуться в кресло, оказавшееся на удивление удобным, — но вдруг резко замерла на месте, сообразив, что Хель куда-то пропала.

Впрочем, обнаружить пропажу оказалось совсем не сложно: призрак успел разместиться в освободившемся кресле в своей прежней, жутко неудобной позе, от одного взгляда на которую становилось не по себе.

— А ты, я смотрю, своего не упустишь, — возмутилась Кристина, останавливаясь напротив кресла. Не то чтобы ей действительно хотелось согнать призрак с места, просто чувство справедливости требовало побороться за него хотя для вида. — Вообще-то, я первая туда села!

Однако, вместо ответа, Хель лишь удивлённо склонила голову набок — и так и замерла, безразлично разглядывая что-то, будто бы сквозь Кристину. Девушка нахмурилась — но губы уже сами собой начали растягиваться в улыбке. Миг спустя копившееся всё это время напряжение вырвалось наружу и она, смеясь в голос, махнула рукой:

— Ладно, убедила. Будем считать, что это твоё кресло.

Обстановка окончательно разрядилась.

Однако прежде, чем с чистой совестью приступить к решению проблемы «серых» в Формо, нужно было две вещи. Прежде всего, поговорить с гвардейцами — в принципе, это было не обязательно, но Кристина всерьёз опасалась, что без их помощи жертв может оказаться гораздо больше.

«А во-вторых…», — она оглядела своё платье: красивое, изящное — и совершенно неподходящее для того, что она задумала. Вдохнув, Кристина спросила:

— Кстати, а ты, вот совершенно случайно, не знаешь, где те девушки, которых к нам приставили?

— Стоят за дверью, — сразу же ответила Хель.

— Не удержались всё-таки, — покачала головой Кристина. К счастью, пусть даже их разговор можно было подслушать, в этом мире не было никого, кто смог бы его понять. — Хотя, это даже к лучшему, — решила она. — Позовёшь их сюда?

* * *

Эйдон с первого взгляда догадался, что в Формо что-то случилось.

В таких крохотных городках и посёлках, живущих тихой, размеренной жизнью, о любых происшествиях сразу же становилось известно всем вокруг. Слухи, сплетни и пересуды распространялись подобно степному пожару, перескакивая с одного двора на другой; и должно было пройти немало времени прежде, чем жадные до новостей обыватели удовлетворились бы разговорами и домыслами. И как пламени требовалось топливо, так и любопытство нуждалось в постоянной подпитке, подгоняя селян к дверям и окнам в надежде ухватить красочных деталей и увлекательных подробностей. Так было и когда отряд вошёл в предместья, и когда впервые ступил на улицы Формо. Теперь же посёлок, который и прежде не мог похвастаться многолюдностью, опустел и затих, что могло говорить только о двух вещах: либо его обитателей унесло моровым поветрием, либо стряслось что-то по-настоящему пугающее.

По мере приближения к крепости беспокойство Эйдона лишь усиливалось, пока, наконец, не переросло в уверенность, стоило лишь гвардейца остановиться напротив резиденции управляющего. В отличие от вымершего посёлка здесь, в самом сердце Формо, царили бардак и неразбериха. Повсюду, то исчезая, то вновь появляясь из темноты кладовой, носились растерянные слуги с вёдрами и щётками в руках. Раскрасневшиеся крестьяне одну за другой выкатывали наружу бочки с маслом и яблочным сидром; хмурые ополченцы, выстроившись цепью, передавали из рук в руки звенящие стеклом ящики, плетённые корзинки с овощами и свёртки с вяленным мясом и рыбой. На поверхности продукты встречал сурового вида пожилой l-kiim — старший слуга — и полдюжины девушек с тряпками, бережно счищающими с ящиком что-то, издалека напоминающее бурые пятна крови.

Прибытие гвардейцев не осталось незамеченным, но вместо вежливого поклона, которого требовал обычай и положение гостей, слуги лишь отводили глаза. О манерах вспомнил только пожилой распорядитель: он вышел навстречу, торопливо поприветствовал Эйдона и Мартона от имени своих подчинённых — и сразу же поспешил скрыться за дверями крепости.

— Да что у них здесь творится? — Мартон растерянно провёл рукой по непослушным волосам, переводя взгляд то на трудящихся в поте лица слуг, то на задумчиво приглаживающего усы Эйдона.

Капитан не стал тратить время на предположения. Приметив в толпе слуг одного, наименее, как ему показалось, перепуганного, Эйдон жестом приказал тому приблизиться.

— Борру, господин капитан, — тихо представил слуга, немного смягчая «р», чем сразу же расписался в своём южном происхождении — Эйдон на собственном опыте знал, что этот нюанс произношения был совершенно неистребим. Впрочем, жёсткие тёмные волосы и серо-голубые глаза выдали его ещё раньше. Эйдон машинально отметил, что лучше бы не подпускать южанина к Кирис, и сразу же перешёл к делу:

— Есть ещё погибшие?

Однако к удивлению гвардейцев, ответить на этот, элементарный, в сущности, вопрос Борру не сумел: шумно проглотив слюну, слуга опасливо заозирался по сторонам, словно ждал немедленного нападения.

— Погибших нет, — чуть слышно выдохнул, наконец, Борру и затих, потирая шею, как если бы слова застряли у него в горле. — Там это… — через некоторое время продолжил он. — Тело, что поутру с деревни привезли… Его, как бы… ну… — собравшись с духом, он закончил почти шёпотом: — На части посекли.

Гвардейцы переглянулись. На фоне таинственных смертей новость о том, что пострадало уже и без того мёртвое тело, вполне можно было бы счесть хорошей. Тогда с чего такой переполох?

— Оружием? — включился в разговор Мартон. — Когтями? Как выглядят раны?

Кровь отхлынула от лица Борру, придав ему мраморный оттенок. Слуга прикрыл рот руками и замотал головой:

— Не знаю! Ничего не знаю, господин! Не спрашивайте больше! Не то она и за нами придёт!..

— Кто придёт? — приподнял бровь Эйдон.

— Ведьма, — почти неслышно прошелестел слуга, украдкой скосив взгляд на третий этаж крепости.

— Так нашу светлую госпожу ещё никто не называл, — сохраняя совершенно серьёзное выражение, прокомментировал это заявление Мартон.

Борру не сумел оценить тщательно замаскированный и предназначенный не для него сарказм, а потому принял сказанное за чистую монету:

— Нет! — в ужасе вскричал он. — Я бы никогда… Все знают, что госпожа со вчерашнего вечера не выходила от себя! — Слуга поперхнулся и закончил горячим шёпотом: — Это та, другая! Это всё она!

«Бессмыслица какая-то», — Эйдону пришлось сделать над собой усилие, чтобы ничем не выдать замешательство. В том, что Кирис действительно была «ведьмой», он даже не сомневался — косвенных доказательств было более, чем достаточно. Но и что с того? Обладание даром не является преступлением, о чём должны были знать даже в таком медвежьем углу, как Формо. Трудно было поверить и в то, что девушка была сумасшедшей — во всяком случае, до сих пор она не давала поводов так думать. Значит, она что-то обнаружила и начала действовать, не дожидаясь их с Мартоном.

— Благодарю, Борру, — Эйдон успокаивающе кивнул перепуганному слуге. — Однако всё, что здесь произошло, не должно выйти за пределы крепости. Рассчитываю, что ты донесёшь эту мысль до других слуг. А теперь ступай и сообщи его степенству, что я желаю его видеть.

Следующую четверть часа гвардейцы провели в компании управляющего Бравила и его сына, осматривая изуродованные останки жреца и выясняя подробности происшествия. Ничего нового, впрочем, узнать не удалось: слуги сбежались на шум, застали Кирис у входа, спустились в разгромленную кладовую, ожидаемо связали магичку с погромом… С определённого момента Эйдон почти не слушал сбивчивый рассказ управляющего — всё равно о том, что случилось на самом деле, могла рассказать разве что сама Кирис. Главное было увидеть всё своими глазами и как следует подготовиться к этому разговору.

— И что ей вступило? — задумчиво спросил Мартон уже на поверхности после того, как гвардейцы распрощались с управляющим и его наследником. — В историю с ненормальной ведьмой я, хоть убей, не верю. Слишком чистая работа.

— Это как раз понятно, — отмахнулся Эйдон. В том, кто наносил удары, не было никакого секрета: что так чисто отсечь конечности, требовались подходящие оружие, недюжинная сила и удача — желательно всё сразу. — Меня смущает другое.

— Зачем понадобилось пробивать сердце и сворачивать трупу шею? — сразу же догадался Мартон.

Эйдон кивнул и неопределённо пожал плечами. Тело жреца буквально разобрали на части, хладнокровно, методично, с полным пониманием зачем и для чего это делается, в то время как другие раны полностью выбивались из общей картины. Так сражаются с живыми, но никак не с мёртвыми. Впрочем, к чему гадать, если вскоре они узнают обо всем из первых рук?

Нападения нечисти, тем не менее, требовали незамедлительных действий. Вновь подозвав к себе Борру, который всё это время будто бы невзначай крутился рядом, Эйдон поинтересовался, естьли в Формо ездовые лошади и, получив утвердительный ответ, поручил слуге найти умелого и выносливого всадника. Прежде всего нужно было сообщить об угрозе в замок Ливин и попросить помощи у расквартированных там охотников за духами. Тянуть не было смысла: пусть гвардейцев и обучали простейшим способам защиты от мелкой нечисти и беспокойных духов, для того чтобы выследить и расправиться с чем-то более серьёзным, у них не хватало ни знаний, ни навыков.

Проводив Борру взглядом и проследив, как тот скрывается за углом, капитан огляделся по сторонам в поисках того, кому можно доверить другое, не менее важное дело. Внимание его сразу же привлекла пара ополченцев, старательно перекладывающих с места на места какие-то ящики — так во всяком случае могло показаться человеку, не знакомому с любимейшей солдатской забавой, которой те предавались при любом удобном случае.

— Вы двое, ко мне, — приказал Эйдон, которому было совершенно очевидно, что все манипуляции ополченцев с ящиками являются не более чем имитацией бурной деятельности.

— Прибли по приказу! — гаркнул солдат с узким загорелым лицом и оскалился щербатыми зубами. Его товарищ, полный, с глубокими оспинами на щеках, ударил о землю древком копья и вытянулся рядом.

— Как ты обращаешься к своему капитану, солдат? — тут же строго одёрнул ополченца Мартон.

— Виноват! — зачем-то заорал тот. Глаза его забегали по сторонам в поисках подсказки, но никого, кто мог бы прийти ему на помощь, рядом не было. Сообразив, что выкручиваться придётся самостоятельно, солдат поскрёб в затылке и неуверенно промямлил: — Ну дак, это… ваша… ваше… ну, как его там… Ваше капитанство?..

— Вашесть! — быстро и оттого совершенно неразборчиво объявил его товарищ.

Мартон застонал, страдальчески закатывая глаза. Миг спустя он уже самым доступными словами и выражениями втолковывал незадачливым ополченцам азы воинской науки. Эйдон пригладил усы, чтобы своей весёлой улыбкой не испортить Мартону всё дело. Установить собственный авторитет и выстроить хоть какое-то подобие дисциплины было необходимостью, пусть даже никто с самого начала не ждал от ополченцев ни малейших познаний о солдатской службе. Собственно, настоящими солдатами они и не были: обычные деревенские мужики, которым раздали копья и длинные стёганые рубахи — причём наверняка не по их горячему желанию, а просто по жребию.

— Прибыли по вашему приказу, господин капитан! — хором объявили изрядно потрёпанные ополченцы, стоило только Мартону закончить своё выступление.

— Уже лучше, — одобрительно кивнул Эйдон. — Заступаете на стражу на третьем этаже крепости. К покоям госпожи не приближаться и ничем её не беспокоить. Не пропускать никого, кроме приставленных к ней слуг. В случае, если госпожа пожелает выйти до моего прихода, вы должны передать следующее: «Капитан со всем почтением просит вас оставаться у себя из соображений безопасности». Слово «безопасность» выделите особо. Всё понятно?

Ополченцы переглянулись с таким видом, словно их только что приговорили к самой мучительной смертной казни.

— Так это… — начал было щербатый, но, спохватившись под испепеляющим взглядом Мартона, поправился: — Господин капитан, так мы это… правильной-то речью сказать не сумеем. Госпожа нас-то поди и не поймёт вовсе…

— Значит, скажешь так, чтобы поняла, — отрезал Эйдон. — Выполнять.

Солдаты понурились и обречённо побрели на свой пост.

— Потрясающие дурни, — усмехнулся капитан, усаживаясь на прогретые солнцем ступени и вынимая кисет с табаком и трубку.

— Вы уверены, что магичке требуется охрана, господин капитан? — ехидно поинтересовался Мартон.

— Ей? Нет, конечно. А вот остальным — ещё как, — неразборчиво ответил Эйдон, сжимая в зубах трубку. — Ты на них посмотри: все на взводе, то и гляди посёлок рванёт, как бочонок с порохом. Представь, что случится, если кому-то взбредёт избавить мир от ведьмы?

Мартон медленно покачал головой, признавая, что в этом случае жителям Формо придётся дорого заплатить за свою опрометчивость.

— До штурма, конечно, ещё далеко, — успокоил своего подчинённого Эйдон. — Но и провоцировать их лишний раз ни к чему. Пусть считают, что она под наблюдением, а ситуация под контролем. — Он пыхнул трубой и, с удовольствием пожевав ароматный дым, добавил: — Кроме того, не следует забывать, что известная нам особа очень щепетильно относится к безопасности своей хозяйки, и, в случае нужды, постарается удержать её на месте, пока мы здесь не закончим.

Гвардейцы помолчали. Мартон прислонился к стене, скрестив руки на груди и выбивая нетерпеливую дробь ногой. Эйдон не торопясь курил свою трубку, рассудив, что прежде всего нужно дождаться Борру и убедиться, что гонец с посланием для охотников направится в замок Ливин.

Однако некоторое время спустя, едва только из-за угла показался бледный и ни на шутку встревоженный Борру, надежды Эйдона передать дело в руки обученных специалистов заметно поблекли. Хороших новостей с таким перепуганным видом не приносят.

— Лошади!.. — хрипло выдохнул запыхавшийся от быстрого бега слуга. — Лошади пали!.. И серая, и гнедая в яблоках, и рыжий… все, все пали! И конюший рядом с ними! Уже холодные…

Мартон не удержался и с досадой цокнул языком, одновременно с силой хлопнув себя по бедру. Борру, уже не таясь, поглядел вверх, на тёмные окна третьего этажа, и отчаянно простонал:

— Ну как же так, господин капитан? Нешто так все здесь и помрём⁈

Эйдон прикрыл глаза и медленно выдохнул, пытаясь сохранить хотя бы внешнее спокойствие. Их противник записал на своё счёт уже шестую жертву. Неприятно, но почти не влияет на общее положение дел… если не принимать в расчёт, что Формо только что лишился связи с внешним миром.

— Вот, значит, как, — протянул Эйдон с каким-то злым азартом. — Умно.

— Вы… одобряете? — Борру отпрянул, не веря собственным ушам.

— Убийство? Разумеется, нет. Но, между тем, любой противник заслуживает уважения, — капитан поднял взгляд на слугу и ободряюще улыбнулся: — А теперь ступай, передай всем, чтобы держались вместе и никуда не ходили в одиночку. Так же я желаю, чтобы все знали: гвардия Его Величества не оставит Формо и либо защитит его жителей, либо погибнет вместе с ними.

— Это она во всём виновата, — с затаённой угрозой процедил слуга.

— А вот это ты брось, — сразу посуровел Эйдон. — И чтобы я больше не слышал подобных разговоров.

Борру поклонился и медленной, неуверенной походкой побрёл прочь, потупившись и не глядя по сторонам. Мнения своего он, казалось, ни на мгновение не переменил.

— Пешком до тракта дня три, ещё день до ближайшего курьерского поста, — мрачно подсчитал Мартон. — Это если налегке. Хотя я, может быть, доберусь быстрее.

Эйдон рассеянно хмыкнул, не столько обращаясь к Мартону, сколько в ответ на собственные мысли. Четыре дня пешком в одну сторону, день, чтобы послание достигло замка Ливин, ещё день-два, пока охотники доберутся до Формо — это при условии, что у них есть свободные отряды, не занятые в разъездах по герцогству. Впрочем, всё это имело смысл, только если конюший и лошади были случайными жертвами, в чём Эйдон искренне сомневался. Вероятнее всего невидимая тварь действовала с расчётом, а в таком случае пешего из Формо она тоже не выпустит.

Радовало в этой ситуации только одно: что вместе с ними в западню не угодил и Его Величество. Что бы он ни задумал, переправился ли через Оленье озеро через порт городка Лим и отправился на восток, либо прислушался к Кунраду и сразу двинулся к столице, — всё было безопаснее, чем соваться сейчас в Формо. Лишь бы только отряд держался лесов и не выбирался на тракт…

Эйдон тяжело вздохнул и с неожиданной злостью впился в мундштук трубки зубами. Вот где ему следовало быть — рядом с Его Величеством и своими гвардейцами, а не сидеть на осадном положении в Формо, не имея на руках ничего, кроме смутных предположений, и изнывая от чувства собственной беспомощности. Неужели эта девчонка настолько важна, что никто другой не справился бы с её поисками? Но кроме Мартона в отряде были Бальдо, Илин, Анор и ещё с полдюжины опытных и надёжных людей, которым можно было бы доверить это дело — да хоть всем сразу! Тогда, почему? Зачем всё это?

В голову, как бы он не гнал это прочь, лезло только одно объяснение: какие планы ни строил Его Величество, участия в них капитана своей гвардии он, по какой-то причине, не желал.

— Я наверх, поговорю с Кирис и её… спутницей, — наконец, сухо произнёс Эйдон, приняв решение. — Выясню, что им известно. А ты тем временем сходи за нашими сумками. Бери всё и присоединяйся.

— Придумал что-нибудь, капитан? — с надеждой спросил Мартон.

— Пока только самое очевидное. Если крепость неизбежно возьмут в осаду, то что остаётся её защитникам?

— Копать рвы, — последовал незамедлительный ответ.

— Вот этим и займёмся. И я молю Великие силы, чтобы возможностей нашей магички хватило на нечто большее, чем осквернение трупов.

Интерлюдия. Запутавшись в Провале

8 декабря, 2021 г.

— Тебе точно сюда?

Немолодой уже водитель в поношенном полосатом свитере разглядывал Кристину с нескрываемым беспокойством. За пределами высвечиваемой фарами трапеции не было ничего, кроме темноты и медленно падающих на промерзший асфальт хлопьев снега.

— Ага, — легкомысленно махнула она рукой. — Меня здесь встретят.

Водитель запустил широкую пятерню в седые волосы, нервно пожевал губы. Кажется, идея оставлять пассажирку посреди леса была ему совершенно не по душе.

— Если что, я буду возвращаться часа через два… Ну, если тебя не встретят… Остановка вон там, на другой стороне, найдёшь?

— Спасибо. Хорошего вечера! — И Кристина легко спрыгнула с подножки. Дверь автобуса с шипением закрылась, и через несколько секунд водитель всё же решился тронуться в путь. Перехватив лямки рюкзака, Кристина уверенно зашагала по шоссе; туда, где, начиналась неприметная просёлочная дорога.

Разумеется, никто её не встречал. Да и не мог встречать — насколько она успела выяснить, здесь на многие километры вокруг не было ни единой живой души. Зато откуда-то взялась старая перекошенная остановка, на которой никто никогда не выходил. Для кого её построили, оставалось загадкой не меньшей, чем уходящие в небо лестницы, которые можно было найти в окрестных лесах.

Дорогу основательно замело, но идти, к счастью, было недалеко. Метров через триста Кристина почувствовала знакомое тепло и дрожь в воздухе; не раздумывая, вытянула руку перед собой, прикрыла глаза…

Мир вспыхнул и растворился в потоках ослепительного белого света.

Секунду спустя на щёки словно бы опустились тёплые ладони, горло перехватило от горячего воздуха, а под ногами зашуршала мягкая трава. Кристина шагала по влажному южному лесу — за многие тысячи километров от заснеженной просёлочной дороги.

Пятьдесят метров направо, у поросшего мхом валуна, похожего на гигантского окаменевшего на солнце тролля.

Теперь нужно немного поосторожнее.

Вспышка.

В лицо ударил солёный ветер, а в ушах раздался тяжёлый шум набегающих на скалы волн. Кристина машинально расставила руки в стороны, чтобы не дать потокам воздуха свалить себя, и резко затормозила в нескольких шагах от крутого обрыва. Где-то рядом истошно закричал буревестник, встревоженный появлением незваной гостьи, ещё несколько птиц поднялись в воздух, беспокойно кружа над крохотным, не нанесённым ни на одну карту участке суши посреди Тихого океана.

— Всё-всё, извините. Уже ухожу, не нужно так кричать.

С этими словами Кристина зябко закуталась в шарф и побрела вниз по склону. Тропа ждала её внизу, у самой воды. То есть, на самом деле, на этом островке уместилось сразу две Тропы, но, учитывая, что выходили они почти в одной и той же точке, этим можно было пренебречь. Чем пренебрегать ни в коем случае было нельзя, так это тем, что обе Тропы заканчивались в городе.

Остановившись у начала Тропы, Кристина сосредоточилась на другой стороне, осторожно прощупывая пространство. Всегда был риск натолкнуться на кого-то слишком любопытного, кого потянет не туда, куда следует.

Вроде никого. Можно идти.

Она сразу почувствовала, что что-то пошло не так. Перед самым выходом Тропу знатно тряхнуло, и Кристина сжалась, приготовившись к худшему. Миг — и она вылетела из портала, как из пушки, размахивая руками в отчаянных попытках удержать равновесие. Получилось не очень — да чего там, она бы совершенно точно свернула себе шею, если бы со всего размаху не врезалась лбом в спину какого-то представительного мужчины в длинном трикотажном плаще и большим зонтом под мышкой.

«Не заметила!», — похолодела Кристина.

Прохожий, который явно не ожидал такого непочтительного обращения, полетел вперёд, выкрикивая проклятия высоким дребезжащим голосом. Однако в последний момент ему всё-таки удалось удержаться на ногах. Он развернулся к Кристине и выставил перед собой зонт, наподобие шпаги, явно намереваясь продать свою жизнь подороже.

— Mi scuso! — пискнула Кристина и изо всех сил рванулась в сторону, огибая обескураженного мужчину по широкой дуге. И прежде, чем он успел сообразить, что девушке в тёплой зимней куртке просто неоткуда было взяться на узкой безлюдной улочке крохотного итальянского городка, Кристина уже со всех ног неслась в сторону хорошо знакомого ей переулка.

— Vaff*nculo, str*nza del c*zzo! — загремело у неё за спиной.

«Ну и тебе тоже хорошего вечера».

Забежав за угол, она быстро огляделась по сторонам в поисках камер. Что делать, если однажды городские власти на них всё-таки разоряться, Кристина не знала и не слишком хотела об этом думать. Скорее всего, ничего. Она бы всё равно ушла привычным путём — и пусть ещё сто лет разбираются, что это было. Правда, потом всё равно пришлось бы искать обходную дорогу… Но пока что это был самый удобный маршрут, даже несмотря на все риски.

Последний рывок.

Вспышка.

Кристину сразу же укрыла умиротворяющая тишина. Она стояла у древнего разросшегося вяза, облокотившегося ветвями на укрытую снегом крышу веранды. Где-то вдалеке темнел её родной городок — всё такой же уютный и сонный, пусть и не слишком зажиточный. А над ним — розовый закат с редкими полосками перистых облаков и последними лучами холодного зимнего солнца, отражающихся от инея на деревьях.

— Красиво всё-таки у нас, — прошептала она, заправляя большие пальцы за лямки рюкзака.

За спиной что-то шевельнулось. Кристина обернулась — и на её глазах от дерева отделилось жёсткое, будто бы сделанное из скрученной проволоки тело призрака, которого она долгие годы звала не иначе, как Сторожем.

— Привет, — тихо поздоровалась она.

Ответа, разумеется, не последовало — это странное существо вообще нечасто радовало Кристину своим вниманием. Впрочем, в этот раз, ей, по всей видимости, несказанно везло: призрак становился рядом и требовательно указал рукой в сторону заметённого по самую макушку особняка.

— Что? Я была занята, между прочим.

Но призрак резко мотнул безглазой головой и вновь протянул руку по направлению к дому. Кристина вздохнула и обречённо поплелась к небольшому сарайчику, в котором оставила купленные пару лет назад лопату и грабли.

— Ладно, ладно, сейчас всё почищу… Иногда мне вообще непонятно, кто здесь за кем приглядывает…

На уборку крыльца и дорожки к склону холма у неё ушло почти полтора часа. По-хорошему, нужно было бы почистить и ведущую вниз лестницу, и тропинку к крашенным чугунным воротам — но Кристина решила, что с неё пока хватит. К тому же не слишком приятно работать под надзором молчаливого Сторожа, который и не думал никуда уходить. Едва ли призрак соскучился, скорее всего просто воспринимал нечищеный снег как личное оскорбление, ни больше, ни меньше.

— Довольны, Ваше тиранство? — Кристина утёрла лоб и устало облокотилась на перила террасы. Сторож, как и следовало ожидать, ничего не ответил — лишь снова указал на дом, словно разрешая гостье войти, и побрёл по одному ему ведомым делам.

Внутри было тепло. Там всегда было тепло, несмотря на выбитые стёкла и дыры в стенах; особенно зимой — будто кто-то старательно протапливал дом в ожидании гостей. Потолок освещался крошечными светлячками, напоминающими гирлянду; голубоватый мягкий свет, от которого почти не было теней. Отчего-то Кристина была уверена, что как бы ярко ни освещался старый особняк, из города ничего из этого увидеть было нельзя. Во всяком случае, сколько бы она ни бывала здесь по вечерам, ни один любопытствующий горожанин на огонёк не заходил.

На комоде у входа её уже ждал пухлый конверт — судя по виду, внутри лежала оплата сразу за несколько месяцев. Дух скрупулёзно исполнял их договор и каждый месяц оставлял этот конверт на каком-нибудь видном месте. Сумма всякий раз была разной, но, как ни странно, Кристине всегда её хватало для того, чтобы спокойно учиться. Правда, она всё равно взяла подработку, но сделала это больше для отвода глаз, чем по необходимости.

Кристина пожала плечами и, подхватив конверт, прошла в гостиную. Там она швырнула деньги на журнальный столик и наконец-то стянула с себя куртку, оставшись в кофте и шапке. Пройдясь по комнате, она с удовольствием уселась на подоконнике, упёршись спиной в широкую раму, и удовлетворённо вдохнула полной грудью.

Однако насладиться заслуженным отдыхом ей не позволили: со всех концов старого особняка в гостиную начали обитатели этого места. На этот раз её подопечные нашли её почти сразу, а не спустя пару часов, что говорило либо об удачном стечении обстоятельств, либо о том, что у них что-то случилось.

«Всё-таки второе», — решила Кристина, едва взглянув в пустые, будто бы стёртые ластиком лица вошедших в комнату призраков. Она не могла этого объяснить, но на каком-то интуитивном уровне ей было понятно, что творится у них в голове. Сейчас они были взволнованы и… напуганы?

«Там», — раздалось у неё в голове.

Она проследила за протянутой рукой, указывающей в потолок. Выходит, что бы ни случилось, это произошло на втором этаже.

Кристина спрыгнула с подоконника и, подойдя к стеллажу, принялась собирать разобранный на части фонарик. Опытным путём она давно уже выяснила, что достаточно было просто вынуть батарейку, но для надёжности Кристина предпочитала выкручивать и лампу — иначе техника в этом доме долго не жила.

Минуту спустя она уже поднималась по лестнице, старая не наступать на некоторые, особо чувствительные ступеньки. В отличие от первого, второй этаж почти не освещался: тусклый голубоватый свет был разве что в коридорах, но его хватало только на то, чтобы не биться об углы и не свернуть себе шею, запнувшись о какой-нибудь провод.

— Ну, показывай, — обратилась она к терпеливо дожидающемуся её у перил призраку в плотной куртке охранника. Но тот, видимо решив, что уже сделал больше, чем полагается, молча зашагал по коридору, растворяясь в полумраке.

Кристина пожала плечами: призраки делали это не со зла, просто порой им действительно непросто было понять, что от них требуется. Справедливости ради были среди них и те, что за последние годы стали значительно умнее и сообразительнее. Взять того же Дворецкого — беседа длиннее пары фраз по-прежнему оставалась для него совершенно невыполнимой задачей, зато на простейшие просьбы он реагировал быстро и почти без ошибок.

«Вот кто бы мне сейчас очень пригодился», — вздохнула Кристина и направилась вдоль длинного коридора, проверяя одну комнату за другой.

Впрочем, бродить по второму этажу в одиночестве ей пришлось недолго. Вскоре к Кристине присоединилось ещё с десяток призраков, которые, сообразив, что она что-то ищет, решили оказать посильную помощь.

Однако, ничего интересного не находилось. Разве что в одной из комнат Кристина почувствовала нестабильную Тропу — настолько, что её можно было сравнить с распахнутой дверью в самолёте. Никакой угрозы для тех, кто не может её почувствовать, она не представляла, да и те, кто смог бы её найти, инстинктивно держались бы подальше — у неё самой ушло полгода, чтобы с этим справиться. Правда, если бы этот механизм по какой-то причине не сработал, «счастливчик» рисковал узнать, что находится на другой стороне.

«А поскольку ведёт она только в одну сторону, то вернуться будет ой как непросто…», — заключила Кристина и протянула руку, представляя, как на гигантское зеркало слой за слоем опускается длинное серое полотно. Лучше приглушить эту Тропу от греха подальше, пока на неё не набрёл кто-нибудь, кого всё-таки привлекла романтика заброшенного дома.

Она вообще всегда старалась так делать: закрывать слишком активные Тропы там, где на них могут натолкнуться люди. Особенно после того, как услышала, что человек заблудился в лесу, а потом обнаружил себя за тысячи километров от родного города. Тогда эта история заинтересовала лишь жёлтую прессу, но Кристине всё было понятно, и следующие два месяца она потратила, обшаривая кампус университета и окрестные парки.

Больше ничего интересного на втором этаже не обнаружилось. Кристина прислонилась к стене, скрестила на груди руки и, дождавшись, пока снующие тут и там призраки соберутся вокруг неё, строго спросила:

— Признавайтесь, вы же просто отыгрываетесь за то, что меня долго не было?

Но их беспокойство было совершенно реальным, и не уменьшилось ни на йоту даже после того, как Кристина закрыла своевольную Тропу. Оставалось ещё что-то.

«Там», — они снова указали наверх.

— Ещё выше? На чердаке?

Кристина вздохнула и приставила лестницу к неширокому люку, ведущему под самую крышу. Это было важное место, поскольку именно там начиналось сразу несколько важных Троп, но одновременно с этим и довольно неоднозначное — в первую очередь из-за Провала, расположившегося прямо у слухового окна. В принципе, странная формула «пройти может только тот, кто уже это делал» гарантировала его безопасность — уж чего-чего, а между мирами Кристина никогда не ходила — если бы Дух не продолжал упорно утверждать, что не чувствует там никакого Провала. С такими вводными от этой штуки можно было ожидать чего угодно.

Наверху, пригибаясь, чтобы не разбить голову о стропила, Кристина осторожно прошла по дорожке, тщательно очищенной от строительного мусора и оставленного бывшими жильцами хлама, — и резко остановилась напротив слухового окна, не веря до конца собственным глазам.

Луч фонаря выхватил тонкое тело, одетое в лёгкое летнее платье, хрупкие руки, плотно перебинтованные эластичными бинтами, длинные пальцы с чёрными, как уголь, ногтями, которыми призрак — а кто ещё это мог быть? — беззвучно царапал пол, будто бы пытаясь вырваться из чьей-то хватки. Ноги и поясница исчезали в темноте и без следа растворялись в воздухе.

«Кристина. Пришла. Я знала», — девушка подняла голову с почти оформившимся лицом: высокими скулами, носом и ртом и парой пока что совершенно бесцветных глаз.

— Как же тебя угораздило?..

Кристина осторожно опустилась на пол перед призраком. Всё указывало на то, что Раненая попыталась зайти в Провал — надо же было додуматься! — и попала в ловушку. Но что теперь с ней делать? Ждать, пока она развоплотиться?

Будто в ответ на это предположение, призрак Раненой вспыхнул ослепительно белым пламенем и осел на пол мириадами искр.

«И что, всё?» — Кристина подобрала под себя ноги, не зная, как поступить. Если она правильно понимала жизненный цикл обитателей старого дома, через какое-то время Раненая должна была появиться в другом месте, совершенно «живая» и, насколько это возможно в её случае, здоровая. Но если всё так, просто, почему призрак до сих пор не выбрался?

Однако старый дом, кажется, был рад продемонстрировать Кристине, как мало она о нём знает. Те же искры, которые только что осыпались на пол и погасли, вспыхнули снова, закружились, постепенно сгущаясь и формируя человеческую фигуру. Несколько секунд спустя на полу перед Кристиной лежала женщина средних лет, одетая в офисную блузку и юбку, и с залепленным пластырем глазом. Кажется, её затянуло ещё дальше — хотя из-за разницы в росте, точно сказать это было нельзя.

— Кстати, а где твой друг? — вдруг спросила Кристина. Этот призрак всегда появлялся в паре с Дворецким, но здесь его не было, да и в доме она его сегодня так и не видела.

Раненая ничего не ответила, только виновато опустила голову к полу.

— Понятно, — протянула Кристина. — Значит, попытался тебя вытащить, но развоплотился сам. Возможно, не один раз. А может быть, даже навсегда. Нехорошо.

Как и остальные призраки Раненая не была оратором — зато поступки её иной раз говорили ярче любых слов. Скребущая по полу рука вдруг обмякла и расслабилась, а Провал, будто только и ждал удобной возможности, рывком подтянул тело призрака ещё на полсантиметра.

— Ты с ума, что ли, сошла? Жить надоело? — Кристина бросилась вперёд, чтобы ухватить девушку за запястье, но рука прошла насквозь. Тогда, упрекнув себя за неосторожные слова, она мягко проговорила: — Просто думаю вслух. Вы же умеете открывать Тропы, если вам очень нужно, правильно? Вот и отметила, что на эту штуку вам сил не хватило.

Но что со всем этим делать? Позвать Духа? Мысль, конечно, хорошая, но что толку, если для него этого Провала попросту не существует? Ну, посмотрит, покачает головой, сопровождая всё это умеренно ехидными комментариями. Затем, конечно, последует и дельный совет, вот только…

Вот только не об этом они договаривались на том островке у Полярного круга. Она должна была следить за местными привидениями, не позволять им влипать в неприятности, убедиться, что они не натворят глупостей, так? А что она? Сама не заметила, как превратилась в самого высокооплачиваемого дворника в мире, а её подопечные совершенно отбились от рук. А теперь, стоило столкнуться с первой же настоящей проблемой, она уже собралась бежать за помощью, даже не попытавшись разобраться самостоятельно!

Кристина сцепила зубы и протянула руку к Провалу. Эта штука работает по тому же принципу, что и Тропа, просто ведёт гораздо дальше, верно? Значит, и взаимодействовать с ней можно схожим образом.

Мысль оказалась почти верной. Почти — потому что, в отличие от Тропы, любые манипуляции с Провалом отнимали какое-то невероятное количество сил. Даже простой осмотр оказался настоящим испытанием — вроде того валуна, который Сизиф закатывал на скалу.

«Её будто дверью лифта придавило», — наконец, заключила Кристина, утирая испарину со лба. Кажется, она поняла, что здесь случилось.

Провал открылся, возможно, всего на несколько секунд, но этого хватило, чтобы затащить Раненую внутрь. Та такому исходу совершенно не обрадовалась и отчаянно сопротивлялась в ожидании помощи — и, судя по всему, довольно успешно, учитывая, что затянуло её только по середину бедра. Теперь, правда, нужно было торопиться: Провал схлопывался, и чем плотнее он закрывался, тем сильнее Раненую тянуло внутрь, постепенно разрушая субстанцию, из которой состояло её тело.

Дело за малым: «отжать дверь лифта», чтобы Раненая смогла выбраться наружу. И по возможности никого не угробить.

— Хорошо, вот что мы с тобой сделаем, — Кристина подобралась поближе, усаживаясь рядом с призраком. — Я попробую приоткрыть эту штуку насколько смогу. Почувствуешь, что можешь двигаться — ползи вперёд. Выберешься — дуй к лестнице и не пускай сюда никого из своих, пока я не разрешу. Всё ясно?

Она всё поняла, в этом Кристина не сомневалась. Раненая вообще была одной из самых сообразительных призраков в доме, хотя до Дворецкого ей пока было далеко. Но, в каком-то смысле, у неё ещё всё впереди — если, конечно, умудрится пережить историю с Провалом.

Раздав указания, Кристина затянула петлю фонарика на запястье, закрыла глаза и глубоко вздохнула. Раз подробной инструкции о том, как работать с Провалами, ей никто не оставил, придётся импровизировать и разбираться во всём самостоятельно. Обычно, она представляла себе какой-нибудь подходящий образ, который здорово облегчал ей жизнь — вот и сейчас Кристина решила не изобретать велосипед, а попробовать подойти к Провалу так, словно это обычная, пусть и невероятно упёртая Тропа.

Образ у неё уже был, осталось только доработать детали. Вскоре в воображении проявился старый лифт с мигающей лампой в кабине и старой заклинившей дверью, которая не позволяет вытащить наружу какой-нибудь… диван. Нет, не какой-нибудь, а тоже старый и громоздкий, такой, который ни за что не вытащить, если не отжать дверь до конца.

Кристина в подробностях представила, как вставляет в зазор тяжеленный металлический лом, как наваливается на него всем телом — и тело тут же ответило, убедительно доказывая, что всё это не совсем иллюзия. Это подбодрило Кристину, и нажала сильнее, не обращая внимания на выступающий на лбу холодный пот и опасное покалывание в позвоночнике.

Раз за разом, одно усилие за другим, Кристина из последних сил толкала воображаемую дверь. Дыхание сбилось, покалывание в спине исчезло — теперь девушке казалось, что вместо позвоночника в неё воткнули раскалённый штырь. Руки свело судорогой, тело тряслось будто от слабых ударов током, в голове всё смешалось.

— Да… от… кры… вайся ты! — закричала она, ослеплённая болью и ненавистью к неподатливому Провалу, который никак не желал сотрудничать.

Раздался оглушительный хлопок, настолько громкий, что едва не лопнули барабанные перепонки; холодная волна подхватила Кристину как опавший лист и отшвырнула в сторону, за гору хлама и остатков старой мебели, приложив об пол плечом и бедром. Вторая волна снесла эту хрупкую баррикаду, наполнив чердак грохотом лопающихся ящиков, хрустом сухого дерева и треском рвущейся обивки.

Провал открылся.

Кристина вывернулась из-под завала и, стараясь не обращать внимание не боль, огляделась по сторонам. Раненой нигде не было видно — неужели её убило взрывом?

— Эй, ты живая? — крикнула Кристина, закрывая нос и рот рукавом, чтобы не надышаться древесной стружкой. В голове сразу же раздалось несколько рубленных слов:

«Здесь. Дверь. Вниз».

Кристина посветила в сторону люка на второй этаж и выдохнула с облегчением, когда Раненая действительно обнаружилась у входа.

— Осталось решить, кто теперь будет всё это убирать…

Даже беглый осмотр говорил, что чердак был совершенно разгромлен. Если первый взрыв разметал остатки мебели по углам, то второй попросту разорвал её в клочки. Спасать было нечего; скорее всего теперь, придётся собрать всё в угол, и уже летом вытащить во двор и сжечь. Нужно будет попросить Духа, чтобы помог с горожанами, дым будет стоять столбом…

Размышления Кристины прервались, когда на её глазах клочок обивки шевельнулся и, будто бы подхваченный сквозняком, полетел в сторону слухового окна. Ничего необычного — если не думать о том, что никакого сквозняка не было.

Кристина перехватила фонарик поудобнее и направилась следом.

— Ох, ё-моё…

У самого слухового окна, там, где лежала прикованная к месту Раненая, зияла огромная дыра со рваными, бесформенными краями, наполненная бесконечной темнотой, такой густой, что свет фонарика тонул внутри без следа. Обрывок ткани тоже исчез.

Кристина подняла с пола ножку дивана и бросила в центр Провала — теперь понятно, почему он так называется — но удара не последовало.

— Кажется, я распечатала чёрную дыру, — нервно хихикнула Кристина, ошарашенная своим открытием. Ассоциация пришла сама собой, стоило только взглянуть, как искажается пространство у краёв дыры: точь-в-точь, как гравитационная линза, как её изображают в научпоп-программах.

Лёгкий ветерок растрепал ей волосы.

«Ну так закрывай теперь, дура, чего стоишь⁈» — истошно завопил внутренний голос.

Но как? Кристина бросилась вперёд, мысленно представляя себе, как огромные руки опускаются на края Провала, сжимают их, не позволяя дыре расширяться, но даже такая простая иллюзия выжала из неё все силы.

«Сжимать, пока не захлопнется!». — Наученная горьким опытом, Кристина сразу присела на пол, а уже минуту спустя на собственной шкуре ощутила, что означает поговорка «ломать — не строить».

Провал сопротивлялся. Яростно. Отчаянно. Так, будто бы обрёл самосознание и от того, останется ли он открытым, зависела его жизнь. Кристина сидела на полу, сцепив зубы и не стесняясь выла от боли и напряжения — в какой-то момент ей даже показалось, что она схватилась за высоковольтный кабель, и теперь через тело проходит какие-то чудовищные гигаватты энергии, сжигая всё без остатка. И что хуже всего — отпустить этот провод не было никаких сил.

«Не останавливаться!». — На глазах выступили и тут же высохли слёзы.

Она чувствовала, что эта штука поддаётся. Медленно, неохотно, отпихиваясь изо всех сил — теперь это было соревнование воли. И Кристина собиралась в нём победить, чего бы ей это ни стоило.

«Я помогу», — она почувствовала, как Раненая пытается подобраться поближе, и скрипнула зубами от ярости. Ещё не хватало вытаскивать призрак во второй раз!

— У меня всё под контролем, не подходи!

Всё, разумеется, было очень далеко от того, что можно было бы назвать «контролем». Тело, одна за другой, сотрясали судороги, Кристина не чувствовала ног, лёгкие отказывались дышать, сердце пропускало удары — но Провал продолжал сжиматься. Теперь он едва ли напоминал гигантскую дыру в пространстве — скорее сверхплотный футбольный мяч.

Ещё немного.

Она подползла поближе и, не касаясь, обхватила Провал руками. Ладони обожгло холодом — но проклятая дыра уменьшилась ещё сильнее и вскоре стала настолько крошечной, что её уже невозможно было разглядеть невооружённым взглядом.

«Дожимать!»

Секунды растянулись, превращаясь в минуты. Кристина, не чувствуя больше своего тела, из последних сил держала стягивающийся и уплотняющийся Провал между плотно сведёнными ладонями.

Она даже не заметила, как чердак вновь сотрясло от оглушительного хлопка, рванувшего остатки мебели, деревянные опилки и прочий мусор в сторону слухового окна. Очнулась Кристина только тогда, когда её собственное плечо с огромной силой во что-то ударилось, после чего её непослушное тело — то, что от него осталось — сползло по стене на пол.

Провал схлопнулся, провалившись внутрь самого себя.

Она победила.

— Что, получил? — слабо пробормотала она. — Будешь знать…

Воспалённые глаза закрылись сами собой, и Кристина даже не заметила, как потеряла сознание. Впрочем, очнулась она уже несколько минут спустя — хотя, может быть, прошло даже несколько часов, в этом доме никогда нельзя сказать точно. Осторожно пошевелила руками, сжала пальцы ног, покрутила головой — кажется, всё работает так, как должно.

«Отделалась лёгким испугом». — Она кое-как отползла от злополучного слухового окна и растянулась на полу в нескольких метрах от люка, ведущего вниз.

— Ты ещё там? — спросила Кристина у темноты. — Если не ушла, то лети вниз и тащи сюда всех, кого сможешь найти.

Девушка прислонилась спиной к чудом пережившему все три взрыва ящику и принялась ждать. Нужно было сообщить местным обитателям кое-что важное, причем прямо сейчас, так сказать, по горячим следам.

Они не заставили себя ждать. Пара десятков призраком разного возраста, мужчины и женщины, одетые как в старинные платья и камзолы, так и во вполне современные брюки, джинсы и свитера с рубашками. Раненая постаралась и даже умудрилась притащить на чердак как всегда хмурого Сторожа — кажется, Кристина никогда прежде не видела его в доме.

Вот только, кажется, раньше их было больше — около тридцати. Куда делись остальные?

— Значит так, ребята, — слабо сказала Кристина, когда Раненая дала знак, что собрались все. Она указала в сторону слухового окна и морщась от боли, продолжила: — Делайте что хотите, но чтобы к Провалу никто даже близко не подходил. И к тому, который внизу, в кабинете, тоже. Одну я уже вытащила, и меня чуть наизнанку не вывернуло — а может быть, и вывернуло, но у меня всё так болит, что я пока этого не поняла. В общем, кто в Провале увязнет, домой может не приходить, потому что я ему сама голову откручу.

«Чужак. Чужак. Чужак. — в голове раздался десяток голосов. — Прогони чужака»

— Ничего себе новости…

Кристина знала, что призраки не ладят с Духом и давно заметила, что они старательно его избегают, но, кажется, впервые они выражали свою неприязнь в открытую. Она покачала головой:

— Нет, ребята, дворцовые перевороты — это как-нибудь без меня. Да и вообще я пока не в форме. Давайте отложим революцию?

«Не время. Пока не время. Ещё не время. Позже», — закивали призраки.

— По-моему, вы меня как-то неправильно поняли, — заметила Кристина, но её уже никто не услышал: призраки начали расходиться. Напоследок Сторож кинул на Кристину такой суровый взгляд, что ей даже стало не по себе за то, что по её приказу его выдернули из любимого сада. Вскоре рядом остались только широкоплечий молодой человек в тёмной куртке охранника и Раненая, разместившаяся на полу рядом с Кристиной

— А я подумала, ему снег не нравится, представляешь? — вдруг рассмеялась Кристина, вспомнив, как вечно хмурый Сторож раз за разом указывал ей на дом. Раненая юмор не оценила, но Кристина, которая от неё этого и не ждала, уже веселилась вовсю. Кажется, у неё наконец-то отлегло и теперь нервное напряжение искало выход.

«Чужак. Толкнул. Я видел», — хриплый голос Охранника ворвался в сознание, едва только Кристина успела отсмеяться.

— А домашнюю работу съела собака, угу, — отмахнулась она. — А то я ни разу не видела, как вы крутитесь рядом с Провалами и пытаетесь встать на Тропы.

И всё же слова призрака встревожили её не на шутку. Призраки просто не умеют лгать: они могут ошибиться, неправильно интерпретировать увиденное или вообще не понять то, что видят, но лгать — никогда.

— Нет, ты молодец, что заметил. Я с ним поговорю, — наконец, пообещала Кристина.

Вниз она спускалась, заметно прихрамывая и опираясь на стену. В гостиной она вытащила из рюкзака бутерброды и термос с чаем, подтянула кресло к окну, сняла ботинки и забралась внутрь с ногами. Для полного счастья не хватало только тёплого пледа, купить который у неё уже полгода не доходили руки. Как и всегда в этом доме, Кристина почувствовала полное спокойствие и умиротворение. Всё было так, как и должно было быть.

Кристина отпила чая и замерла, прислушиваясь к своим ощущениям. Сложно было поверить, что Дух пропустил всё веселье, а значит… Она улыбнулась. Значит тот взгляд, который она ощущала у себя на спине даже через спинку кресла, мог принадлежать только одному существу.

Гостиная наполнилось тихими хлопками одной узкой ладони о другую.

— Потрясающе, мой дорогой друг. Потрясающее и завораживающее зрелище.

— Рада, что тебе понравилось. Но раз всё было так замечательно, то мог бы и помочь, знаешь ли.

Она буквально услышала, как губы Духа расползаются в ехидной улыбке:

— Я замер в восхищении, уверяю вас. Впрочем, разве вы желали моей помощи? Мне показалось, вы твёрдо вознамерились решить проблему самостоятельно. И, смею заметить, блестяще справились.

Кристина и сама догадывалась, что на чердаке случилось нечто из ряда вон выходящее, и что такие вещи происходят далеко не каждый день. Чего скрывать, похвала была ей приятна, особенно от того, кто действительно понимал, что ей удалось сделать.

— Извини, что разговариваю через плечо, — спохватилась Кристина. — Я бы развернула кресло, но у меня руки заняты. Ты не мог бы?..

— Разумеется.

И кресло тут же мягко повернулось вокруг своей оси, так, чтобы Кристина могла разговаривать со своим собеседником и смотреть в окно.

— Спасибо. Мне тут, кстати, на тебя пожаловались, ты в курсе? Говорят, ты толкнул Раненую. Если я правильно поняла, к Провалу.

— Справедливо, — легко согласился Дух. — Однако, я толкнул её в противоположном направлении, от Провала. Точнее, от того места,на которое вы мне указывали.

Кристина удовлетворённо кивнула. Вот всё и выяснилось. Дух, между тем, продолжал:

— Впрочем, должен признаться, я не успел — Провал открылся несколько раньше, чем я предполагал. Пожалуй, следовало просто развоплотить тот призрак и избавить вас от неприятностей.

— «Развоплотить», в смысле…

Он рассмеялся:

— Прошу вас, вы же не хуже меня знаете, как всё устроено. Пара дней, и она бы снова радовала вас своей преданностью и изводила меня своей назойливостью и упрямством. Кстати, вам также не следует волноваться и за её друга — по моим подсчётам он должен появиться в мире уже через несколько дней. Весьма героический призрак, вы не находите? Не представляю, где он мог научиться самопожертвованию.

— Это не самопожертвование, — покачала головой Кристина. — Скорее помощь тому, кто в ней нуждается. Откуда ему было знать, что это так закончится? Но попробовать стоило. Так и нужно поступать, когда друзья попадают в беду.

Дух откинулся на спинку дивана, уложил худую ногу на колене и заговорил с хитрой и одновременно невероятно мягкой улыбкой на лице:

— Благодарю за урок. Что же до ваших подвигов… Если моё мнение имеет какое-либо значение, я бы со всем почтением попросил вас продолжить работу с Тропами и, возможно, с Провалами.

— Я к этой штуке даже подходить не хочу, — замотала головой Кристина.

— Хорошо вас понимаю. Вы вложили слишком много силы — вы даже не представляете на каком расстоянии можно было увидеть проблеск. В ином месте сюда бы со всех ног… впрочем, незачем забивать голову тем, что едва ли может случиться. Суть в том, что вместо того, чтобы работать с Провалом, вы просто задавили его грубой силой. Довольно качественно, к слову, задавили: он не откроется ещё пару десятков лет.

— А ничего, что меня там…

Но Дух остановил её, подняв длинную руку:

— Это как раз совершенно нормально. Аномалией является то, что ваш организм выдержал такие потоки энергии. Неужели вам не понравилось ощущение силы? Могущества? Не захотелось получить больше?

— Честно говоря, не очень, — искренне призналась Кристина. — Никогда не стремилась ни к силе, ни к могуществу. Я человек простой: мне бы свет в коридоре включить, да лопату заколдовать, чтобы сама снег убирала. С остальным я как-нибудь сама разберусь.

Её показалось, что по вытянутому лицу Духа пробежала тень разочарования — всего на долю секунды, затем он снова широко улыбнулся и обратился к Кристине с лёгким поклоном:

— Я приму любое решение. Но ответьте, чего же вы хотите? Признаться, для меня это по-прежнему остаётся загадкой. Вас не интересуют деньги — вы швыряете их на стол, как мусор, и едва ли вспомнили бы о них без моего напоминания. Вы не желаете власти, не стремитесь к силе и, пожалуй, слишком молоды, чтобы думать о здоровье и долголетии. Знания? Но вы никогда не пытались выведать у меня каких-либо тайн, хотя я мог бы многое вам поведать.

— Другими словами, я безвольная амёба, — фыркнула Кристина.

— Амёбы не открывают дверь, ведущую в другой мир, чтобы спасти призрак, который для большинства обитателей её мира даже не существует, вам так не кажется?

— Если сильно подпереть, то мы, амёбы, ещё тебя удивим, — заметила Кристина и надолго замолчала. Дух тоже взял паузу, сплетая и расплетая длинные пальцы и терпеливо дожидаясь ответа. Наконец, она тяжело вздохнула и тихо ответила:

— Я не знаю. Серьёзно, не знаю. Но всё, что ты назвал мне и правда не нужно. Я не хочу управлять другими, мне хочется, чтобы рядом были те люди, которые хотят быть рядом. И сила мне не нужна — может быть, я просто хорошо живу, и мне не приходится защищать свою жизнь, отбиваясь от буйно помешанных преступников на каждом углу.

Деньги? Мне всегда казалось, что самое главное, чтобы их хватало — не слишком много, не слишком мало. Здоровье и долголетие, кстати, мне бы пригодились — вообще не представляю, кто бы этого не хотел.

Что ещё? Знания? Чужие тайны? От большого знания, большие печали, слышал, наверное. Да и то, что наше правительство считает тайнами, скорее всего, скучнейшая муть, в которой даже разбираться не хочется, пусть сами в это играют.

Я бы хотела совсем другого. Идти вперёд, открывать новые горизонты. Ступать там, где до меня никого не было, видеть то, что никто не видел и не увидит, и прожить достаточно долго, чтобы об этом рассказать. Я бы полетела в космос, с удовольствием помогла бы колонизировать какую-нибудь планету. Мне вообще нравится помогать людям. Исследовать Тропы, исследовать другие миры, исследовать Тропы в других мирах — почему нет? Пусть это невозможно, но это не значит, что я не могу этого хотеть.

— Этот путь ведёт к одиночеству, — мягко заметил Дух.

— Будто остальные ведут куда-то ещё, — с убеждённостью ответила Кристина.

— Что ж, — янтарные глаза ярко вспыхнули, чётко высвечивая две пары тёмных зрачков. — Позвольте поблагодарить вас за откровенность. Должен признать, это было весьма… поучительно. Можете быть уверены, я не забуду ваше пожелание.

— Я тебе могу список составить, хочешь? — рассмеялась Кристина. — Во-о-от такой длины со всеми местами, где мне бы хотелось побывать и что бы хотелось увидеть.

Однако Дух лишь продолжал улыбаться какой-то странной отсутствующей улыбкой и вычерчивать в воздухе светящийся узор: пару горизонтальных линий, которые резко пересекались диагональной, и с длинным замысловатым хвостом.

Глава 14

Клятва

Наконец-то! Мартон взбежал по лестнице и не глядя бросился вперёд. На губах блуждала весёлая полуулыбка, в висках горячими молоточками стучала кровь. Он ликовал: странное оцепенение и отстранённость, захлестнувшее было капитана, отступили прочь, и в его глазах вновь пробудился воинственный азарт и заплясали злые огоньки — точно такие же, какие Мартон нередко замечал перед самими безнадёжными сражениями. Теперь всё будет так, как должно быть. Действие лучше бездействия — пусть даже им и правда потребуется взяться за лопаты и собственноручно обнести Формо валом и рвом.

Что-то выскочило из-за поворота, тенью мелькнуло перед глазами — и тут же поспешно вжалось в стену, уступаю дорогу несущемуся навстречу вихрю. Быстрый поклон, торопливо брошенные в ответ извинения — гостю никогда не следует забывать об учтивости — и в несколько гигантских шагов, больше напоминающих звериные прыжки, Мартон пересёк коридор и распахнул тяжелую дверь.

Помещение встретило его серыми оштукатуренными стенами и скудной обстановкой, едва ли достойной принимать настоящего аристократа. Впрочем, им-то как раз Мартон считался весьма условно, а потому размышлял совсем в другом ключе: внутри было светло и сухо, а с окна не тянуло сквозняком — это ли не истинная роскошь? Да и приставленные к ним с капитаном слуги не даром ели свой хлеб: в комнате было прибрано, а доспехи — видавшая виды, но всё же надёжная кираса, набедренники, наплечники и шлем, — начищены до блеска и аккуратно развешены на самодельной подставке, все ещё несущей на себе запах свежего дерева. Стёганый поддоспешник был выстиран, просушен, выглажен и разложен на кровати. На небольшую дыру, красующуюся на боку с их первой встречи с рахом, легла заботливая заплатка. Никто об этом не просил — просто в том, что касалось усердных и хозяйственных слуг, управляющему Бравилу везло куда больше, чем он того заслуживал.

Некоторое время Мартон размышлял, стоит ли надевать доспехи, но затем легкомысленно махнул рукой — чем они помогут от призраков? — и, нырнув под кровать, нашарил там дорожную сумку. Её слуги то ли не нашли, то ли попросту не решились тронуть, посчитав недопустим вторжением в дела гостя.

В комнату Эйдона он входил почти крадучись, словно постоянно ожидая, что вот-вот кто-нибудь гневно окликнет его в спину и потребует немедленно покинуть жилище капитана королевской гвардии, Его сиятельства графа Эртона — именно в таком порядке титулования. Да что там, в глубине души Мартону даже хотелось, чтобы так всё и случилось, однако коридор был пуст, и никто не смог бы оказать ему эту услугу.

Как и можно было предположить, капитана разместили с комфортом, вполне приличествующим его положению. Его комната была просторнее и светлее, с небольшим балконом, выходящим во двор, и устланными толстыми коврами полом. Стену подпирал книжный шкаф, в который, как могло показаться постарались сложить все найденные в Формо книги. Правда, дело явно не увенчалось успехом, поскольку шкаф по-прежнему оставался полупустым, но старание заслуживало определённой похвалы. В углу разместился узкий письменный стол с многочисленными ящиками; ветер лениво играл со страницами потрёпанной книги и грозился разметать придавленные корешком листы пергамента, мелко исписанные каким-то примечаниями и пометками.

На противоположной стороне, у широкой кровати стояла потемневшая от времени подставка для доспехов, на которой все ещё можно было разглядеть следы резьбы, и небольшой столик, куда слуги сложили ёмкость с мелким речным песком, бутыль с маслом и самые разнообразные кисточки, губки и тряпочки — всё на своих места и в полном порядке. Сумка, уже собранная в дорогу, лежала рядом.

Глядя на это, Мартон почувствовал, как от стыда краснеют щёки: наверняка всё это принесли по приказу капитана, который ни при каких обстоятельствах не желал доверять кому-либо заботу о своём оружии и доспехах. Ему бы следовало поступить также — или, по меньшей мере, приказать слугам не прикасаться к доспеху.

Уже снаружи, когда Мартон с каким-то внутренним облегчением закрыл за собой дверь и проворно зашагал к лестнице на третий этаж, ему в голову пришло, что за время своего короткого визита он узнал о капитане больше, чем за весь прошедший год. Однако развить эту интригующую мысль не успел: внимание привлёк голубоватый свет, струящийся из прежде тёмного алькова, а чуткий слух уловил встревоженные девичьи голоса. Мартон сбавил ход, аккуратно выверяя каждый шаг, чтобы не создавать ненужного шума, и неслышно подобрался поближе.

— Ой, что теперь будет! — испуганно воскликнул один из голосов: звонкий, но одновременно с этим сочный и бархатистый.

— Ты сама видела?

Второй голос почти не отличался от первого ни тембром, ни перепуганными интонациями, хотя отчего-то всё равно казался более взвешенным и рассудительным.

— Ага, во-о-от такая дыра во всю спину!

— И ничего нельзя сделать?

— Там уже ничем не поможешь!

«Ещё кого-то нашли, так, что ли, получается? И на этот раз эта тварь не стеснялась, раз располосовала бедолагу через всю спину… Но почему нам не сообщили?»

— Может, заплатку поставить? Под жилетом не будет видно. — между тем обстоятельно предложила обладательница рассудительного голоса. — Или заштопать?

— Да проще такую же сшить!..

Мартон прикрыл глаза и слабо улыбнулся. Всё-таки слуги управляющего Бравила — явление совершенно удивительное. Вот и теперь: весь Формо замер в страхе и ждёт нападения, а головы этих двоих заняты каким-то мелочами, вроде испорченной одежды! Впрочем, оно и верно: монстр, быть может, пройдёт мимо, а отвечать перед хозяевами, судя по всему, предстоит уже в самое ближайшее время.

В следующее мгновение Мартон, которому было не слишком интересно, чем закончится вся эта история, поспешил выбросить услышанное из головы и поспешил своей дорогой. Однако дело, как оказалось, было несколько серьёзнее, чем могло показаться на первый взгляд.

— Смотри, — шепнул первый голос, стоило только Мартону поравняться с альковом.

— Давай спросим? — предложил второй.

Лампа погасла; миг — и собеседницы стремительно выскочили из засады. Не давая гвардейцу опомниться, они со знанием дела окружили его с обеих сторон, отрезая пути к отступлению.

Мартону хватило одного взгляда, что сразу же признать в них служанок, которых приставили к Кирис и тому существу, которое можно было назвать не иначе, как её худшей половиной. Да это и не удивительно: девушек проще было перепутать между собой, чем с кем-либо ещё. Обе одеты в тёмно-синие платья с роскошными передниками, украшенными тонкой вышивкой; с одинаковыми коричневыми волосами с тёплым медовым оттенком, собранными в высокие причёски, и с невероятно похожими чертами лица. Разве что глаза — голубые у одной, и светло-карие у другой — оставляли хоть какую-то надежду не запутаться окончательно.

Впрочем, будто внешнего сходства было недостаточно, девушки одновременно взялись за края юбок, синхронно присели в непринуждённом книксене и склонили головы — всё проделано настолько быстро и слажено, будто бы они каждый день репетировали это приветствие.

— Мы просим прощения, но не могли бы мы обратиться к господину? — голубоглазая, которая, судя по всему, была посмелее и побойчее, сразу взяла инициативу в свои руки. После некоторых колебаний, Мартон решил, что именно ей и должен был принадлежать первый голос.

Задумавшись, гвардеец не сразу сообразил, что кроме него обращаться девушка было попросту не к кому; он поспешно кивнул и учтиво поклонился, от волнения перепутав ногу и порядок движений. Однако служанки приняли этот неловкий жест за разрешение и представились хором:

— Инара.

— Энара.

« Inara и enara, ну надо же!» — Мартон удивлённо приподнял бровь. Два горных цвета, всегда растущих рядом на одних и тех же склонах, и которые, как гласило популярное поверье, умирали поодиночке: сорви один и завянет другой. Теперь в родстве девушек не было никаких сомнений: действительно, как ещё можно было их назвать?

— Мы бы не посмели отвлекать вас от важных дел, если бы не столкнулись с серьёзным затруднением, — деловито продолжала кареглазая Энара.

— С совершенно неразрешимым, — подхватила её голубоглазая сестра.

— Всё, что в моих силах… э-э-э… дамы, — неуверенно улыбнулся Мартон. Разве он мог отказать? Любой слуга делит со своим хозяином не только стол и кров, но и часть его положения, так что до тех пор, пока эти девушки служат той, кого все вокруг считают вельменно, они были одними из самых важных людей в Формо. Впрочем, даже будь у него такая возможность, Мартон всё равно не сумел бы сказать им «нет».

— Госпожа приказала вернуть её слуге одежду, — обстоятельно начала Энара. — Мы, не откладывая, направились к прачке, и на месте выяснилось, что её… — Она задумчиво приложила палец к губам. — Да, пожалуй, так. Мы обнаружили, что её костюм выстирали. Штаны и обувь просушили, но когда рубаху попытались выгладить рубелем…

— Это такой деревянный брусок, — неожиданно вставила Инара и для наглядно развела руки в стороны.

— Прекрати, — строго шепнула ей Энара и постаралась незаметно дёрнуть сестру за платье. — Это неучтиво.

— Ну, а что? Откуда им знать…

— Вы, кажется, говорили о костюме, — осторожно поторопил Мартон. — Что же случилось с рубахой?

— Её порвали! — хорошо ответили служанки, оборачиваясь к гостю с таким возмущённым видом, словно это было сделано по его личному приказу и под его же наблюдением.

Мартон незаметно вздохнул. Собственно, он с самого начала знал, чем кончилась вся эта история, но не признаваться же, что самым невежливым образом подслушал часть разговора? И всё же времени было в обрез, его уже ждали наверху, а потому нужно распрощаться под каким-нибудь благовидными предлогом…

— Признаться, даже не знаю, чем могу быть вам полезен. Разве вы не можете предложить ей что-нибудь другое? Уверен, вы без труда подберёте для Кирис — таково её имя — подходящую одежду и обувь. А теперь, если вы позволите…

Девушки беспокойно переглянулись, и в то же мгновение вежливая доброжелательно сбежала с их отчего-то разом побледневших лиц. Серьёзная Энара нервно поджала губы, её более эмоциональная сестра испуганно вжала голову в плечи и поёжилась, словно у неё между лопаток пробежала струйка ледяной воды.

Они не могли.

Только теперь Мартон, наконец, сообразил, что происходит на самом деле, и едва не прокусил себе щёку от досады, проклиная собственную глупость. Как можно было не догадаться? Слуги делят с хозяином часть его положения, это верно. Как и то, что их поведение регулируется таким длинным сводом правил, предписаний и оговорок, что нужно быть кем-то вроде церемониймейстером Его величества, что уложить в голове хотя бы половину. Но обратиться к гостю с личной просьбой, да ещё такой, которая напрямую касается работы слуг? Немыслимо. Даже в отдалённом Хельдере, который едва ли можно было назвать культурной столицей королевства, слуги скорее утопились бы в море Айд, чем побеспокоили гостей чем-то подобным. Если бы речь действительно шла о какой-то испорченной рубахе, Мартон никогда бы об этом не узнал; да и в распоряжении сестёр было множество способов исправить ошибку и загладить оплошность.

— Что у вас случилось? На самом деле? — как можно мягче спросил он, потирая лоб и прибирая назад непослушные кудри, которым именно сейчас потребовалось лезть в глаза. — Можете говорить свободно. Даю слово, что о чём бы ни зашёл разговор, о его содержании никто не узнает.

Мартон сразу понял, что нашёл нужные слова: девушки вновь обменялись взглядами и беззвучно шевельнули губами, будто бы спрашивая друг друга, кому лучше начать.

— Нам страшно, — едва слышно призналась Энара. — Мы боимся, что госпожа нездорова. Она почти не разговаривает. Не выходит из комнаты. Не отдаёт никаких приказов…

— А ещё эта странная девушка… — нерешительно добавила Инара, опасливо оглядываясь по сторонам.

Мартон заинтересованно подался вперёд:

— А что со «странной девушкой»?

— Вы не знаете? — удивилась Энара. — Госпожа разговаривает только с ней. И… и… нам показалось… то есть, мне показалось, что госпожа поступает так, как подсказывает ей эта южанка. Но ведь это неправильно, вы так не считаете?

— Она очень страшная, — согласилась Инара прежде, чем гвардеец успел ответить, и наощупь взяла хмурящуюся сестру под руку. — Вы же знаете, что она сделала в подвале? Зачем ей так поступать? А ещё я слышала, что она ведьма, и что теперь…

— Ш-ш-ш!

— Что? Ты тоже слышала! Его степенство так и сказал: «держитесь от ведьмы подальше»!

— Его степенство, значит? — вмешался в спор Мартон. — Старший или младший?

— Младший.

«Идиот», — гвардеец поджал губы, чтобы не выругаться вслух. Простых жителей Формо ещё можно было понять: все эти смерти, трупы в подвале, угроза в любой момент самим занять их место — словом, с тех пор, как чужаки вошли в посёлок, его жителям пришлось немало натерпеться. Стоило ли удивляться, что они связывали всё это с пришельцами? Мартон понял бы, если бы что-то подобное выкинул сам управляющий — в конце концов, он недалеко ушёл от своих подчинённых. Но Бравил-младший воспитывался в одной из старых семей, должны же были его там научить хоть чему-то, кроме того, как болтать на их языке и отвешивать безупречные поклоны? Элементарной ответственности, например?

— Прошу прощения. Кажется, я вас расстроила. — Мартон почувствовал осторожное прикосновение к своей ладони и едва не утонул в огромных голубых глазах, когда Инара с беспокойством заглянула ему в лицо. — Вам не стоит слушать мою болтовню — я всего лишь служу госпоже и ничего не понимаю в том, что происходит.

— Нет-нет, дело вовсе не в этом, — Мартон с трудом заставил себя оторваться от её взгляда и вернуться в реальный мир. — Вам не нужно бояться Кирис — поверье, она знает, что делает, и не причинит никому вреда. — он искренне надеялся, что говорит правду, или, по крайней мере, не произносит откровенной лжи.

— Но что будет теперь, когда мы испортили её одежду? — поинтересовалась практичная Энара.

— Вздор, — уверенно ответил Мартон, которому наконец удалось взять себя в руки и придать лицу как можно более доброжелательное выражение. — Просто принесите что-нибудь похожее. Уверен, госпожа не станет сердиться.

«В противном случае, я сам её придушу», — твёрдо пообещал он уже про себя.

— Правда? Тогда нам нужно поскорее выбрать подходящий дорожный костюм, — засуетились разом повеселевшие девушки. Кажется, именно в таком ответе они и нуждались с самого начала.

— Ещё кое-что, — спохватился Мартон, когда стало понятно, что сёстры вот-вот убегут по своим делам. — Полагаю, вам едва ли нужно об этом говорить, но всё же постарайтесь не терять друг друга из виду. Сейчас это может быть опасным. А если заметите что-то странное, — подчиняясь внезапному порыву, добавил он, — немедленно разыщите госпожу, Кирис или нас с господином капитаном.

— Благодарим господина за внимание и заботу.

С этими словами Инара церемонно поклонилась, а затем лёгким движением подхватила сестру под руку, и девушки, тихо переговариваясь, засеменили вниз по коридору. Не успел Мартон опомниться, как они уже юркнули в один из альковов и растворились там без следа.

Только наверху, стоя у резной двери в комнату Кирис, Мартон до боли сжал кулаки и крепко сцепил зубы. Миг спустя он бессильно припал лбом к прохладному дверному косяку, вдыхая запах дерева и старого лака.

«Ещё бы они не испугались до смерти!»

Перед внутренним взором предстал опустевший хутор в Хельдере, темные глазницы окон, заунывный скрип старых петель на тёплом весеннем ветру, невыносимая вонь разлагающихся тел — и одинокий юноша, поседевший раньше времени и совершенно обезумевший от ужаса. Тогда они выяснили, что рах загнал его в старую развалюху на окраине и продержал внутри по меньшей мере с дюжину дней, внушая своей жертве всё более и более чудовищные кошмары, пока, наконец, окончательно не свела её с ума. Зачем эта падаль сохранила ему жизнь они так и не узнали: на первом же привале парень стянул у кого-то кинжал и с дикими воплями, что «она его выбрала» и «больше никогда не отпустит», перерезал себе горло.

Мартон хорошо запомнил невыразимый ужас и безысходность, которые увидел в глазах того юноши, почти своего ровесника. В тот день он кое-что понял: у раха не было какой-либо цели, он не желал справедливости или мести, он просто ненавидел их всех — ненавидел истово и слепо, и хотел лишь одного: что все, кому не повезло забрести в его владения, страдали. Сеять страх, охотиться на живых, пытать и убивать — вот для чего Великие силы отправляют этих существ в мир. Можно одеть раха в платье, научить хорошим манерам и правильной речи, но саму сущность этого чудовища изменить не получится. Никогда. Потому что рах — это зараза, язва, которую нужно вырезать любой ценой и прижечь калёным железом, пока она не превратилась в гангрену.

Но Кирис — Кирис, похоже, искренне верит, что у неё всё под контролем, что она сможет удержать монстра на цепи. Если это действительно так, то она либо не понимает, с кем связалась, либо эта магичка просто сумасшедшая. Рах вырвется, это вопрос времени; его влияние уже расползается по Формо, как вязкий дёготь по ткани.

«Если эта падаль только попробует к ним прикоснуться… Клянусь, я…» — но что именно он собирается делать, Мартон не знал, а потому лишь вновь бессильно ударился лбом о дверной косяк.

Впрочем, долго размышлять ему не позволили.

— Ты можешь войти, гвардеец. — Рах продемонстрировал отменный слух.

— Да уж без тебя бы ни за что не догадался, — проворчал Мартон, берясь за дверную ручку.

Первое, что бросилось в глаза — разительно преобразившаяся Кирис: в невозможно было узнать ту оборванку, которая повстречалась им в Шепчущем лесу. Девушка успела переодеться по моде торгового сословия; блестящие каштановые волосы свободно струились по плечам, живые серые глаза, которые привлекли его внимание ещё во время их первой встречи, ярко выделялись на отдохнувшем и посвежевшем лице. Странным образом она выглядела более собранной и, как бы ни было странным так думать, повзрослевшей — словно бы приняла на себя какие-то важные обязательства.

Она серьёзно кивнула Мартону и вместе с капитаном склонилась над столом с разложенными поверх картами и схемами Формо — не иначе им удалось собрать все существующие варианты. Рядом, вкрадчиво нашёптывая что-то в ухо Кирис в такт речи капитана, устроился вездесущий рах.

— Ты задержался, — констатировал Эйдон.

— Да, нужно было помочь слугам с некоторым, как они выразились, «совершенно неразрешимыми» затруднениями.

Мартон опустил сумки на пол и с неприязнью бросил в сторону призрака:

— Светлость, переведи для Кирис, что слуги не сумели спасти её одежду, и что я взял на себя смелость и посоветовал принести ей что-нибудь похожее.

Едва выслушав перевод, Кирис равнодушно махнула рукой.

— «Главное, чтобы одежда была удобной».

Мартон рассеянно кивнул и направился к столу. Можно было предположить, что она так ответит: Кирис совершенно не производила впечатления человека, который стал бы поднимать скандал на пустом месте.

— Кстати, между делом удалось узнать, кто распускает сплетни.

Эйдон на миг оторвался от карты:

— О? Только не говори, что это был Борру, тот южанин-слуга?

— А вот и нет! Его идеальность и совершенство, а в свободное время и наследник управляющего, Бравил-младший, — ехидно улыбнулся Мартон. — Есть большая вероятность, что все эти разговоры пошли именно от него.

На лице капитана застыла странная смесь удивления и разочарования. Мартон искренне надеялся, что ему никогда не придётся увидеть этот взгляд, обращённый к себе самому.

— Безответственный болван, — наконец, заключил капитан. — Нужно будет при случае сделать ему внушение… Впрочем, это дело пока терпит.

Мартон неплохо представлял себе, как может выглядеть «внушение» в исполнении капитана, а потому не сомневался, что вскоре у Бравила-младшего появится привычка записывать всё, что ему хочется сказать, на пергаменте и передавать капитану на проверку. Просто на всякий случай.

— А теперь к делу, — продолжал тем временем Эйдон. — Пока тебя не было, мы обсудили ситуацию с Её светлостью и Кирис, и составили план действий. Если всё пойдёт так, как должно, уже к утру жители Формо смогут вздохнуть свободно.

«Вот это уже разговор», — с готовностью закивал Мартон.

Он остановился у окна, привалился к подоконнику и скрестил руки на груди, всем видом показывая, что ждёт объяснения и приказов.

— Начать следует с того, что мы были правы в своих выводах о произошедшем в Формо. По словам Кирис, нападающие увязались за нами от самого Шепчущего леса. Ей неизвестно название их вида, — но нам это и не к чему, достаточно того, что она может их видеть. Её светлость добавляет, что в пути эти существа пытались к нам приблизиться, но не сумели пройти мимо ночной стражи.

«В смысле, она поубивала всех, кто пытался это сделать», — перевёл Мартон. Ему было понятно, к чему все эти иносказания и подчёркнуто вежливое обращение к раху — на тот случай, если кто-то всё-таки не удержится от искушения подслушать их разговор.

— Сколько осталось?

— Когда жрец и та девчонка, Суо, столкнулись с этим существами, речь могла идти о четырёх-пяти дюжинах, — Эйдон обернулся к раху, словно искал подтверждения. — Результаты той встречи лежат в подвале: жреца и его ученицу просто снесло этой волной. Затем нападающие разделились. Часть осталась в предместьях, это на их счету вдова жреца и крестьянин, которого мы нашли в деревне. Должно быть, они до сих пор там и остаются; затаились, ждут удобного момента. Остальные направились в Формо, чтобы навестить уже мёртвого жреца. Этой группе посчастливилось повстречаться с Кирис и, как ты можешь догадаться, большая часть уже уничтожена. На этом хорошие новости заканчиваются.

— А плохие?

Эйдон пригладил усы и несильно постучал пальцами по столешнице.

— А плохие… Наш противник может поднимать и контролировать мёртвых, причем, и Кирис, и Её светлость считают, что раньше им это было не под силу.

— Как такое вообще возможно?..

Мартон перевёл недоверчивый взгляд на Кирис, которая, слушая эту историю в переводе, не слишком изящно устроилась на подлокотнике кресла. Встретившись с Мартоном глазами, она замахала руками и энергично заговорила.

— «Я сама чуть с ума не сошла». — Безэмоциональный перевод компенсировался выразительной жестикуляцией. — «Пришлось успокоить его окончательно».

Тем временем Эйдон с мрачной решимостью в голосе продолжал:

— Даже не это самое главное. Ты заметил, что нападения прекратились? Исключение сделали только для конюшего и его лошадей, чтобы гарантированно отрезать Формо от внешнего мира.

— Это разумно, ты сам говорил — заметил Мартон.

— Однако слишком сложно, — неожиданно вмешался в разговор рах. — Они становятся умнее. Мы полагаем, что нападения возобновятся к вечеру, когда люди устанут ждать, а их бдительность упадёт.

— Да, поэтому нужно спешить, — согласился капитан. — Прежде всего, нужно признать, что это не наше сражение. Мы с тобой попросту не увидим противника, а размахивать палашами во все стороны в надежде попасть хоть во что-нибудь… сам понимаешь, глупо. К счастью, подобных сложностей нет ни у Её светлости, ни у самой Кирис… У тебя есть возражения? — спросил он, заметив, как Мартон недоверчиво качает головой.

— Не возражения, вопрос. Если эти твари затаились, то как Кирис собирается выследить их всех, да ещё и, как ты говоришь, до утра? По самым грубым подсчётам осталось ещё около двух-трёх дюжин.

Ответила ему сама Кирис:

— «У нас есть идея, как собирать их в одном месте», — девушка серьёзно сдвинула брови. — «Поверь, от такого приглашения они отказаться не смогут».

Она тряхнула головой, заправила непослушный локон за ухо и добавила с какой-то мрачной улыбкой:

— «Правда, есть риск, что заявятся даже те, кого не звали».

— И что тогда?

Но, как Мартон и опасался, Кирис только неопределённо пожала плечами.

— Они умрут, — неожиданно вмешался рах.

— С тобой вообще никто не разговаривал, — не глядя в сторону призрака, чуть слышно процедил Мартон.

— Здесь в игру вступаем мы с тобой, — поспешно вступил в разговор Эйдон и, порывшись в пергаментах, расстелил на столе несколько схем Формо с аккуратными пометками и какими-то расчётами. — А точнее, те обереги от призраков, за которыми я тебя и отправлял. Нужно сделать несколько безопасных зон, где местные жители смогут переждать угрозу. Если сможем увести людей с улиц, то Кирис будет проще справиться с угрозой.

«Копать рвы!», — Мартон хлопнул себя по бедру и, не дожидаясь команды, бросился к сумкам. Где-то на дне должны были лежать небольшие деревянные рамы, плотно скреплённые полосками кожи, между которыми хранились по семь амулетов аккуратной работы.

«Töjal Hetaan» — «семь-четыре-три», простейшая схема, известная каждому гвардейцу. В правильном исполнении — четыре по углам и три вокруг наиболее защищённой точки — её вполне хватало, чтобы на какое-то время отгородиться даже от раха, не говоря уже о более мелких духах и призраках.

Были и свои сложности. Четырех амулетов хватило, чтобы целиком закрыть Сальвийский холм, но крепость Формо была значительно больше. Значит, придётся использовать весь набор и растягивать периметр. А вот второго набора вполне хватит на…

— Подожди, — Мартон прикинул в уме несколько вариантов и, не удовлетворившись результатами, резко вскинул голову. — В предместьях живёт, сколько, сотня человек? Полторы? Как ни изгаляйся, этого на всех не хватит.

— Насчёт предместий я бы на твоём месте не переживал, — с каким-то незнакомым, неожиданно холодным и безразличным выражением ответил Эйдон. — Главное выбрать амбар побольше, остальное можешь доверить старосте. Он толковый старик, опытный. Разберётся. Да и крестьяне всё отлично понимают, ты ещё в этом убедишься.

— Но…

— Есть идеи получше?

Мартон замер, безмолвно открывая и закрывая рот, но нужно было признать очевидное: идей не было.

— Будет исполнено, — не найдя ответа, скрипнул он зубами.

— Хорошо, — кивнул Эйдон. — Далее. В самом Формо нас интересует крепость и склад некой семьи Ансор, вот он, у самых ворот. Там можешь особо не церемониться: если хозяева поднимут шум, бери ополчение и освобождай столько места, сколько потребуется.

— Будет сделано. — отсалютовал Мартон. В том, что семья Ансор поднимет шум, не было никаких сомнений. Даже если с неба на землю прольётся огненный дождь, торгаши будут спасать свои товары, а не соседей.

Оставалось прояснить лишь один вопрос.

— А потом? Когда всё будет готово? Мы тоже отходим в убежище и ждём новостей от Кирис?

Эйдон невесело ухмыльнулся и провёл рукой по лицу.

— Я иду с ней.

— Но ты же сам сказал…

Однако Эйдон резко вскинул руку, заранее отметая все возражения:

— Я знаю, что сказал. И всё же, опасаюсь, что эти существа не упустят случая поднять тела погибших. Судя по описанию Её светлости, — капитан вежливо кивнул в сторону раха, — ожившие мертвецы мало что представляют из себя как противники, но и Кирис отнюдь не боец. Будет лучше, если кто-то останется и будет прикрывать ей спину.

Мартон не задумываясь рванулся и твёрдо пообещал:

— Тогда я тоже пойду с тобой.

На плечо легла тяжёлая рука капитана; он улыбался, почти незаметно, одними глазами, а затем одобрительно и какой-то затаённой гордостью ответил:

— Я другого и не ждал.

В дверь робко постучали. Кирис, которая безмолвно наблюдала за происходящим, кивнула, и по команде призрака в комнату с достоинством вошла Инара с большим свёртком в руках. Аккуратно разложив вещи за ширмой, она вышла из комнаты, так и не удостоив гвардейцев даже взглядом. Впрочем, стоило ли удивляться? Теперь, в присутствии своей хозяйки, служанка должна была вести так, как и подобает слуге одной из вельменно.

Разговор, судя по всему, подошёл к концу. Кирис отодвинула ширму и принялась разбирать одежду, попутно объясняя что-то на своём странном языке. Мартона всегда это раздражало — не сам язык, разумеется, а то обстоятельство, что за каждой фразой Кирис следовал сухой и безэмоциональный перевод призрака. Было бы лучше, если бы это существо не разговаривало ни при каких обстоятельствах, но сколько бы Мартон не пытался ухватить хоть что-нибудь, понять больше, чем несколько слов, ему так и не удалось.

— «Я помогу разложить амулеты вокруг крепости. Только переоденусь во что-нибудь более подходящее, так что не уходите без меня».

— Непременно, — согласился Эйдон и развернулся к выходу.

Мартон собирался было последовать за ним — но вдруг остановился, вспомнив кое-что важное. Он порылся в карманах, и вскоре на свет показался небольшой деревянный шарик — тот самый амулет, который они с Эйдоном обнаружили в предместьях. Пусть этот оберег не защитил своего прежнего хозяина, но, быть может, он мог ещё на что-нибудь сгодиться?

— Едва не забыл, — Мартон взвесил амулет на ладони. — Лови! — И он с силой швырнул его прямо в грудь только устроившемуся в кресле призраку.

Поначалу показалось, что рах не обратил на это ни малейшего внимания, но за мгновение до того момента, когда деревянная оболочка оберега должна была прикоснуться к его телу, призрак исчез — и появился уже за креслом, используя его как щит.

— E-e-e-i! — тут же послышался возмущённый возглас Кирис.

— Мартон… — нахмурился Эйдон.

— Что? Я в руки бросал… — начал было тот, но сразу же сник под колючим взглядом капитана, и, обернувшись к Кирис проговорил: — Прошу прощения, я… не хотел. — Он врал и знал это. — Просто подумал, что, может, эта штука работает, решил показать… Видимо, ошибся.

— Напротив, он исправен, — неожиданно вмешался рах, осторожно поднимая амулет за цепочку. — Но очень ослаблен.

— Да? И что же он делает?

— Не позволяет увидеть того, кто его носит.

— Но некоторым существам это, как я понимаю, нисколько не мешает? — Мартон не смог удержаться от сарказма. Совершенно очевидно, что рах видел его что с амулетом, что без него.

Однако призраку сарказм был недоступен.

— Верно — последовал равнодушный ответ. — Но его силы будет достаточно, чтобы укрыть носителя от тех, кто нападает на Формо.

— Хорошие новости, — примирительно поднял руку капитан. — Наденешь, пока будешь заниматься убежищами. Лишняя защита не повредит.

Затем он обернулся к раху и к изумлению — и немалому возмущению — Мартона отвесил тому вежливый поклон:

— Благодарим за наставление и совет. — Затем, переведя взгляд на Кирис, он с не менее вежливыми поклоном обратился уже к ней: — Мы дождёмся вас за дверью.

Мартон, которому в какой-то момент тоже начало казаться, что Кирис поглядывает на дверь уж слишком выразительно, поспешил выскочить в коридор. Но не успела дверь закрыться у него за спиной, как Эйдон ухватил его за плечо и резко развернулся к себе.

— Тебе нужно взять себя в руки. Немедленно.

— О чём это ты? — растерянно спросил Мартон, вглядываясь в пылающие недобрым огнём глаза капитана.

— Ты знаешь, о чём. Этот антагонизм зашёл слишком далеко и переходит все мыслимые и немыслимые границы. Это необходимо прекратить. Немедленно.

Мартон попытался вырваться, но стальная хватка капитана настолько сильно ухватилась за плечо, что грозила раздробить сустав.

— Да не могу я, — в отчаянии зарычал Мартон. — Смотрю на эту… и вижу ту самую тварь, которая… Не могу!..

Но этот порыв разбился о холодный шёпот Эйдона:

— Факты, Мартон. Не воспоминания, не построенные на них представления, подменяющие собой реальность, не эмоции, застилающие разум и не позволяющие думать ясно. А факты таковы: ни единой попытки нападения, ни единого случая, чтобы она ослушалась прямого распоряжения. Или считаешь, что наша спутница просто ждёт удобного момента? Будь это так, мы с тобой не пережили бы и первой ночи. Великие силы, да ей даже не пришлось бы что-либо делать — только подпустить этих… существ поближе. Всё, дело сделано. Утром Кирис находит наши хладные тела, а Её светлость разводит руками и заявляет, что защищать нас никто не приказывал.

— Это пока, — не сдавался Мартон. — Она найдёт способ. Дай ей только волю, и она превратит Формо в могильник.

— Продолжай в том же духе, и без их помощи именно всё так и случится, только займёт чуть больше времени. Такой исход тебя больше устраивает?

— Чего ты добиваешься? — мрачно буркнул Мартон, когда ему наконец удалось вырваться. — Друзьями нам не быть, да и ненавидеть её меньше я тоже не стану.

Он напряжённо вглядывался в лицо капитана, едва сдерживаясь чтобы не завыть от отчаяния. Ну почему, почему он не понимает? Всё же лежит на поверхности!

Однако тот лишь потёр лоб и с усталым вздохом покачал головой:

— Мне не дружба ваша нужна, а чтобы ты не отталкивал тех, кто может нам помочь. Напомнить, как мы потеряли гвардию? Герцог Диеро решил выяснить отношения с союзниками аккурат за пару часов до сражения и не днём позже. Безумный дурак, даром, что один из вельменно…

Мартон поражённо отступил на шаг. Уже второй раз он слышал от капитана прямое и ничем не прикрытое оскорбление в адрес представителя высшей знати. Пусть сказанное в гневе, там, где никто этого не услышит, — уже само по себе это казалось чем-то невероятным. Все знали, что вельменно были больше, чем просто сословием.

Эйдон, тем временем, тяжело вздохнул, устало махнул рукой и, не давая Мартону опомниться, мрачно добавил:

— Не все ошибки стоят того, чтобы их повторять.

Ответь было нечем. В глубине души Мартон осознавал, что капитан прав. Понимал, что за его действиями стоит не попытка выгородить раха — лишь желание защитить жителей Формо, ради чего он был готов заключить временный союз хоть с королём Форстеном, хоть с Сальвийским духом, хоть с обоими сразу. Но как справиться с тем, что врётся изнутри? Всякий раз, стоило ему взглянуть в равнодушную физиономию этого призрака, ему хотелось разорвать эту падаль в клочки и разбросать по всем сторонам света.

class="book">— Будь по-твоему, капитан, — наконец, тихо, словно из него выкачали всю жизнь, выговорил Мартон. — Но знай, что придёт время, и я убью эту тварь, чего бы мне это ни стоило.

Взгляд Эйдон прояснился, он вновь покачал головой и ответил таким же тихим, бесцветным голосом:

— Не спеши давать клятвы, парень. Разве то, что случилось со всеми нами, ничему тебя не научило?

Глава 15

Рассыпающаяся легенда

Едва дверь за гвардейцами закрылась, Кристина с лёгким сожалением рассталась с платьем — красивым, но не слишком практичным — и принялась разбирать одежду, оставленную голубоглазой служанкой.

Длинная рубаха непривычного кроя, без застёжек и пуговиц, надевающаяся через голову наподобие свободного полувера, и с длинными рукавами, которые Кристина недолго думая закатала до локтя и закрепила предназначенными для этого лентами. Узкие штаны из мягкой кожи и пояс с бляхой из почти невесомого серебристого металла — насчёт штанов у Кристины были самые серьёзные опасения, однако вскоре выяснилось, что изнутри их прошили слоем бархатистой ткани, легко скользящей по коже. Следом последовала жилетка из какого-то немаркого материала, плотно обхватывающая талию и застёгивающаяся на груди деревянными крючками. Последними Кристина натянула вязанные носки из тонкой шерсти с забавными завязочками и прочные сапоги с пружинящей подошвой, высокой шнуровкой и укреплёнными железом носами. Оставалось только догадываться, как служанки безо всяких замеров, буквально на глаз, умудрилась подобрать всё с такой точностью, но факт оставался фактом: новая одежда сидела как влитая.

— Ну, что скажешь? Похожа на искательницу приключений? — спросила Кристина, разглядывая себя в тусклом отражении металлического зеркала.

Хель, которой и адресовался этот вопрос, не преминула возможностью продемонстрировать свойственную ей дотошность и тщательно оглядела свою спутницу со всех сторон.

— Иные приняли бы тебя за ученицу лесника, — через некоторое время заключила она.

— Бу-бу-бу, — передразнила Кристина и повторила то, что уже говорила Мартону: — Ничего не знаю, главное удобно. В корсете я за «серыми» уже гонялась — спасибо, больше мне такого удовольствия не нужно.

С этим словами она вернулась в спальню, разложила платье по кровати; подобрав под себя колено, уселась рядом и принялась разглаживать складки на юбке: не хотелось создавать девушка лишней работы. Вскоре движения стали почти механическими — их головы никак не шла одна немаловажная деталь, о которой при гвардейцах она предусмотрительно упоминать не стала.

— Слушай, а что случится, если ты сама окажешься внутри защитного круга? — наконец, спросила она и на всякий случай запаслась терпением. Однако Хель, вопреки обыкновению, ответила почти сразу:

— Не знаю. Подобную защиту я видела только снаружи.

Кристина задумчиво покрутила локон.

— Ладно, значит, пока будем считать, что ничем хорошим это для тебя не кончится. Хотя, при случае неплохо было бы проверить…

Не то чтобы ей действительно хотелось ставить над Хель эксперименты, но раз уж они привязаны друг к другу, такие вещи просто необходимо знать, чтобы не вляпаться в неприятности, которых можно было бы избежать.

— Хорошо, — она решительно хлопнула себя по бедру. — Тогда берём всё, что может пригодиться, и больше не возвращаемся. Мы же не хотим, чтобы ты здесь застряла? — Она по опыту знала, как непросто иной раз вытащить призраков, которые застряли там, где им бы не следовало.

Впрочем, в случае Кристины слова «собрать всё, что нужно» почти ничего не значили, поскольку собственных вещей у неё всё равно не было: только метательный нож, который она уже привыкла считать своим, да свёрток ткани, оставшейся от свитера.

— Ну вот и пришло твоё время, — тихо пробормотала она. Плотно обмотала лезвие тканью, заткнула оружие за пояс; в последний раз оглядела спальню и решительно вышла за дверь.

Снаружи их уже ждали. Заметно помрачневший Мартон хмуро глядел перед собой; Эйдон стоял у окна, заложив руки за спину и, казалось, без особого интереса разглядывал что-то снаружи.

«Интересно, что у них случилось?» — подумала Кристина, но задавать лишних вопросов не стала. Зачем лезть в чужие дела, в которых всё равно ничего не понимаешь, да ещё и давать повод для ответных расспросов?

— Мы готовы, — сообщила она.

Мартон неопределённо кивнул и натянуто улыбнулся, Эйдон с лёгким поклоном указал по направлению к коридору, словно уступая Кристине и её спутнице право вести за собой. Жест, по большей части, предназначался для Хель, которая тут же вжилась в роль строгой и безэмоциональной аристократки. Однако отправиться выстраивать защиту от разбушевавшихся в Формо «большеголовых» они не успели.

Из глубины коридора раздались непонятные шум и возня, быстро сменившиеся торопливыми шагами. Несколько секунд спустя из-за угла выскочила запыхавшаяся девушка, в которой Кристина с большим трудом узнала ту невозмутимую служанку, которая приносила ей одежду. На миловидном лице застыло выражение невыразимого беспокойства, аккуратная причёска сбилась, богато расшитый передник смялся и съехал набок. Едва завидев ту, кого она считала своей хозяйкой, служанка бросилась к ней и заговорила с такой невероятной скоростью, что речь её превратилась в сплошной поток слов, без намёка на интонацию и паузы. Бледная и перепуганная, девушка в отчаянии заламывала руки и, судя по её виду, ещё чуть-чуть и она бы бросилась на колени.

Кристина разобрала лишь одно слово: «пожалуйста».

Она украдкой посмотрела на гвардейцев, чтобы по их реакции понять, насколько всё серьёзно. Эйдон слушал внимательно, сохраняя внешнее спокойствие и даже некоторую отстранённость — хотя несложно было заметить, что рука его то сжимает, то разжимает рукоять меча. Мартон, напротив, уже развернулся в коридор и. казалось, был готов нестись на выручку, даже не слишком разбираясь, что, собственно, случилось. Кристина в целом поддерживала это стремление, но всё же предпочла дождаться перевода.

— Эту девушку зовут Инара. Её сестра отправилась на кухню, чтобы накрыть обед для Аолы. Это дочь управляющего, ты видела её сегодня утром.

«Девочка с косичками», — сообразила Кристина. Она не слишком вежливо закатила глаза и притопнула ногой — впрочем, едва ли на свете существовала сила, способная заставить Хель изъясняться чуть менее обстоятельно.

— Они условились встретиться за две четверти часа до полусвета, однако Энара, её сестра, не пришла. Тогда эта служанка отправилась на поиски и скорее нашла сестру и молодую госпожу на кухне, без сознания. Теперь она хотела бы…

— Угу, это я как раз сразу поняла, — Кристина внимательно вгляделась в перепуганное лицо Инары. — Спроси, давно это случилось?

Она тут же пожалела о своём вопросе: ну какая разница? Однако девушка дисциплинировано бросила взгляд в окно и снова затараторила, то и дело закусывая губы и сминая передник в руках.

— С тех пор как её сестра отправилась на кухню прошло полчаса. Инара нашла её и молодую госпожу полдюжины минут назад. Также служанка сообщила, что рядом оказался сын управляющего, который выступил против того, чтобы она искала нашей помощи. Ей приказали молчать.

Кристина закусила губу: она сразу заметила, что в какой-то момент гвардейцы обменялись очень странным взглядами — но что именно им не понравилось? Упоминание сына управляющего? Да, он не самый приятный человек, ну и что с того? С другой стороны, что он вообще там забыл? И чем думал, отдавая такие идиотские приказы?

Однако отвечать на эти вопросы никто не спешил. Гвардейцы замерли на месте, не высказывая ни своего мнения, ни какого-либо недовольства задержкой. Не пытались они и поторопить события. Ничего.

«Ну ещё бы! — Кристина едва не хлопнула себя по лбу. — Куда они пойдут без приказа?»

Она решительно обернулась к Хель и, чтобы не нарушать конспирацию, изобразила совершенно нелепый поклон, подсмотренный в каком-то фильме.

— У ребёнка нет времени, — как можно спокойнее сказала она, чтобы не выдать себя интонацией. — Прикажи нам расследовать это дело, а Инаре — показывать дорогу.

Едва выслушав распоряжение, голубоглазая служанка замялась, переводя взгляда с Кристины на свою госпожу, а затем схватила первую за руку и с неожиданной силой потянула её за собой. Однако направлялись они не к лестнице, как можно было бы ожидать, а к одному из альковов. Внутри они сразу же нырнули за укрытую за гобеленом дверь и зашагали по крутой лестнице, ведущей прямиком на первый этаж. Подобным скрытыми лестницами и тайными переходами между коридорами, как негромко пояснила Хель, было пронизано всё здание — так строили дворцы и крепости по всей Эм-Бьяле. Именно так слуги быстро и незаметно оказывались там, где их присутствие требовалось больше всего, а в случае нападения защитники могли преподнести непрошенным гостям пару неприятных сюрпризов.

Вскоре спутники выскочили посреди широкого коридора и остановились у двойной двери, из-за которой доносился запах свежих овощей, тёплого молока и, что удивило Кристину больше всего, овсяной каши. Кажется, именно такую она в добровольно-принудительном порядке ела у бабушки.

— Öla, — Инара боязливо указал на дверь. Кристина понимающе кивнула, узнавая слово «там».

Она сразу же принялась раздавать указания:

— Пусть останется здесь. Мы с тобой идём внутрь. Главное, помни, что там этот, как его… В общем, не знаю, как его зовут и знать не хочу. Постарайся себя не выдать. Гвардейцы могут войти, если захотят, хотя, если честно, пока не представляю, чем они нам там помогут. Но если войдут — закрой их от «серых», как тогда, в лесу.

Пока она говорила, Мартон неожиданно вытянул из кармана защитный амулет и вложил его Инаре в руки. Та машинально приняла оберег, да и так и замерла с приоткрытым от удивления ртом. Кристина неопределённо хмыкнула и пожала плечами: жест красивый и благородный, хотя рядом с Хель почти бессмысленный. Тяжело вздохнув, она толкнула створки дверей. Теперь нужно всё сделать правильно.

Однако к тому, что она увидит на кухне, Кристина оказалась не готова.

На полу, свернувшись в жалобный клубок и обхватив шею рукам, будто в бесплодных попытках разжать невидимую хватку, лежала почти безупречная копия Инары. Бледное, измождённое лицо исказилось от боли, тело то и дело изгибалось от судорог — а на груди, азартно вцепившись в горло своей жертвы, уселась отвратительная тварь с непропорционально огромной серой головой и уродливым лягушачьим ртом. Услышав открывающуюся дверь, это существо раздражённо обернулось на звук — Кристина почувствовала, как по телу мазнули алчные оранжевые огоньки. Однако пробиться сквозь завесу, которой Хель укрыла своих спутников, «серому» было не под силу, — и он вновь скрутил шею служанки с таким энтузиазмом, что будь он существом материальным, то давно бы разорвал девушке трахею.

Рядом, бессильно навалившись на стол и упёршись лбом в столешницу, лежала девочка в голубом платье и длинными косичками. Стоя в дверях, Кристина не видела её лица, но несложно было предположить, что с ней случилось то же самое. Правда, самое необычное было вовсе не в этом, а в…

— Отойди от неё! — крикнула Кристина, обращаясь к сыну управляющего, нависающего над сестрой с вытянутыми перед собой руками, от которых в сторону девушки тянулись тонкие серые нити, поблёскивающие и переливающиеся крохотными искорками. Что бы это ни было, и что бы они ни делали, чутьё подсказывало Кристине, что им там не место.

Её окрик не произвёл на юношу ни малейшего впечатления — разве что взгляд, который он бросил в её сторону, на миг помутнел от ненависти, презрения и… страха? Размышлять было некогда, и Кристина на полной скорости врезалась в новоявленного миру колдуна. Однако тот был значительно крупнее и тяжелее, а потому не только без труда выдержал удар, но и, сгруппировавшись, толкнул Кристину в ответ. Она с шипением врезалась бедром в стол, да так сильно, что тот с жутким скрежетом сдвинулся с места. Перед глазами мелькнуло искажённое яростью лицо и поднятый в замахе кулак.

«Ударит», — сразу же поняла Кристина, и в ту же секунду, прежде чем успела по-настоящему испугаться, что было сил пнула парня по лодыжке. Тот взвыл от боли и отшатнулся — окованный железом носок сапога оказался грозным оружием — а Кристина, вывернувшись угрём, отскочила в сторону, чтобы отгородиться от нападающего широким столом.

В ярости сын управляющего потерял над собой контроль; сжав кулаки, он бешено завращал глазами и закрутил головой в поисках внезапно исчезнувшей противницы. Он заметил её — но двинуться с места уже не успел: одним прыжком Мартон оказался рядом и в несколько молниеносных движений скрутил обезумевшего парня. Тот попытался было вырваться, но Мартон хорошо знал своё дело, и в следующий миг его соперник, бледный от боли, замер в такой неестественной и неудобной позе, будто бы боялся не то, чтобы пошевелиться, но даже лишний раз вдохнуть.

«Так тебе и надо», — будь у неё больше времени, Кристина не удержалась бы от злорадной улыбки, однако как раз времени у неё и не было. Теперь, когда сын управляющего нашёл себе противника по размеру, можно было заняться его сестрой. Не раздумывая больше, Кристина рывком отодвинула стул и, подхватив девочку под мышками, уложила её на пол.

На первый взгляд, всё было точно так же, как и в случае со служанкой: «большеголовый» вцепился ребёнку в горло и с омерзительным урчанием вытягивал из своей жертвы все соки. Однако, если присмотреться, становилось очевидно, что дела у Аолы шли куда хуже, чем у её воспитательницы: она почти не дышала, руки и ноги мелко тряслись от судорог, а на лице застыло измождённое выражение. Но что хуже всего: когтистые лапы «серого» не просто уцепились за кожу, а погрузились внутрь; то же самое было и с задними конечностями, будто бы сросшимися с платьем и уходящими девочке в грудь.

— У девушки есть время. Для ребёнка может быть слишком поздно, — раздалась спокойная, а оттого особенно жуткая оценка Хель.

— Откуда ты знаешь? Мы ещё даже не пробовали его снять, — чужим, глухим и одеревеневшим голосом проговорила в ответ Кристина. Даже понимая, что Хель едва ли способна ошибаться в таких вопросах, она отказывалась верить в такой исход.

— Я не знаю, что с ней происходит. Я видела, как убивают эти существа, но прежде они никогда не пытались слиться со своей жертвой. Это необычно, — добавила она с интересом склонив голову набок.

— Рада, что ты не забываешь удивляться жизни, — проворчала Кристина — больше из безысходности, а не потому, что действительно рассердилась. Ещё сегодня утром эта девочка донимала Хель, — и что, теперь та даже не попытается помочь? И вообще, почему в светлую голову призрака до сих пор не пришёл самый очевидный вариант?

Проглотив комок в горле, Кристина осторожно предложила:

— А может, просто убить его?

Голова призрака опустилась чуть ниже, как если бы Хель сама никогда не предлагала ничего подобного и не могла даже помыслить о такой возможности.

— Я не знаю, к чему это приведёт, — сказала она.

Кристина поджала губы. Она тоже понятия не имела, что за этим последует. Что вообще происходит? Одно дело питаться чужой энергией, обычное дело для этого мира, но чтобы почти физически сливаться с телом? Как вообще эти призраки, духи или просто какие-то непонятные существа, который для большинства людей вообще не должно было существовать, могли провернуть нечто подобное?

«Может, это он? — Кристина мельком взглянула на побледневшего то ли от бешенства, то ли от боли парня. — Что-то же он с ней делал!»

Она опустилась на пол рядом со служанкой. Мысль была проста: если «оседлавший» её дух тоже постепенно погружается в тело, значит сын управляющего ни при чём. Главное не делал резких движений: Эйдон предупреждал, что в деревне «серые» убивали очень быстро, явно намереваясь позже вернуться уже к мёртвым, так что провоцировать их не стоит — пусть так и думают, что им их ужину ничто не угрожает.

Размышляя об этом, Кристина внимательно осмотрела шею девушки, то место, где костистые лапы соприкасались с кожей, однако ничего необычного не обнаружила: «серый» хоть и держался изо всех сил, но погружаться в тело служанки не спешил.

Кажется, он что-то почувствовал. Ноздри раздулись, алчные оранжевые огоньки заплясали в тёмных глазницах подобно крохотным свечкам, уродливый лягушачий рот скривился в злобной ухмылке, тонкие пальцы с длинными цепкими когтями сильнее сжались на горле служанки — отчего оттуда сразу же вырвались тяжёлые хрипы и свист. Она задыхалась.

Думать было некогда. Наплевав на осторожность, Кристина попыталась разжать лапы «большеголового». Безуспешно. Тогда она выхватила из-за пояса нож, быстро развернула тряпичные ножны, сделала глубокий вдох — и с силой ткнула «серого» в спину. Однако оружие словно бы натолкнулось на преграду и отскочило в сторону, не причинив никакого вреда.

— Да отцепись ты! — вскричала Кристина и отчаянно потянула духа на себя, но тот будто бы приклеился к горлу и выпускать его не желал.

«Может, рычагом?» — она лихорадочно огляделась по сторонам в поисках чего-нибудь, что можно было бы вставить между лапами «серого» и шеей его жертвы. Однако в следующий миг её осенила хоть и дурацкая, но вполне рабочая идея.

— На, попробуй-ка вот это. — И Кристина сунула запястье в лягушачью пасть «большеголового». Тот, словно подчиняясь какому-то дремучему инстинкту, сразу же сжал челюсти; по уродливому лицу расплылось блаженное выражение, как если бы «серый» наконец-то добрался до вкуснейшего десерта в своей жизни. А пару секунд спустя он с видимым сожалением выпустил свою жертву, чтобы обхватить руку Кристины обеими лапами.

— Попался! — Ухватив серого под лапами, она резко рванула духа в сторону, подальше от шумно вдохнувшей воздух служанки, и высвободила руку. «Серый» яростно задёргался и злобно зашипел, беспорядочно царапая воздух и пытаясь дотянуться то до своей прежней жертвы, то до Кристины — но та была готова и держала крепко. Вот только что теперь делать с этим комком злобы и алчность, было по-прежнему не понятно. Если оружие его не берёт, тогда, может, просто выбросить его в окно?

— Смотри, — Кристина обернулась к Хель. — Я его сняла, но что теперь де…

Закончить она не успела: у головы «серого» на миг замерла узкая ладонь призрака — а затем из неё вырвалось нечто, похожее на тонкую иглу, состоявшую из зеленоватого тумана, которая мгновенно прошила духа насквозь. Тщедушное тело сразу же обмякло и принялось осыпаться крошечным черными хлопьями; вскоре от него отделился крошечный сгусток энергии и, описав причудливую фигуру вокруг вытянутой ладони Хель, без следа растворился внутри.

— Ну, или так, — поморщилась Кристина, отвечая на собственный невысказанный вопрос. Судя по ощущениям, этот фокус с «иглой» дался Хель с большим трудом, причём проблема была даже не в самой «игле», а в том, чтобы проделать всё это, ничем себя не выдав и не нарушая иллюзию.

Кристина обернулась к молча наблюдающим за происходящим гвардейцам, оглядела их напряжённые лица и коротко пояснила:

— Работаем. Пока получается.

Эйдон, хоть и не понял ни слова, тем не менее серьёзно кивнул. Хель добавила пару слов, но Кристина уже не прислушивалась: всё её внимание переключилось на Аолу.

Со служанкой, которую удалось спасти почти случайно, ничего подобного не было: её убивали просто и без особых изысков. Причём, едва ли «большеголовые» страдали сословными предрассудками, скорее уж этот явленный мир маг и чародей, сын управляющего, умудрился им чем-то помочь. Но что именно он сделал?

— S’läimiinen, — с ненавистью прохрипел парень, будто бы послушав её мысли. Мартон чуть шевельнул кистью, и внезапно разговорившемуся колдуну не оставалось ничего, кроме как побледнеть от боли и продолжить сверлить Кристину злобным взглядом.

— Лучше бы объяснил, что ты здесь навертел… — ворчливо отмахнулась она. Было бы неплохо хотя бы на полчаса запереть его в одной комнате с Хель и попросить призрака ни в чём себе не отказывать, но, к великому сожалению, на это не было времени.

Первым делом Кристина попробовала повторить удачный опыт и скормить «большеголовому» своё запястье, но во второй раз этот трюк уже не прошёл: тот не только не выпустил Аолу, но и, казалось, начал ещё быстрее сливаться с ней.

— Да что ты за существо такое!.. — Кристина резко отдёрнула руку.

Однако нельзя было сказать, что эксперимент прошёл без пользы, кое-что она всё-таки узнала: чем больше энергии, тем быстрее слияние, а значит самой Кристине трогать «серого» ни в коем случае нельзя. Чтобы замедлить процесс, скорее нужно что-то противоположное: не вливать энергию, а наоборот, выкачивать.

«А это мысль», — Кристина вскинула подбородок и возбуждённо потёрла руки. Идея, которая только что пришла её в голову, отдавала чистым безумием, но именно поэтому она могла сработать.

Тогда, на болотах, угодив в лапы раха, Кристина на собственной шкуре почувствовала, что эти призраки делают с человеком — как они вытягивают жизнь, да ещё и с такой силой, что сам процесс напоминает вырывание души с мясом. Она была уверенна, что продлись это дольше, и от неё ничего бы не осталось: она бы попросту растворилась в этом существе, полностью и без остатка, как если бы её и вовсе никогда не существовало. А что может один рах, то вполне под силу другому, ведь так?

— Я не знаю, к чему это приведёт, — невозмутимо произнесла Хель после того, как Кристина сбивчиво объяснила, что от неё требуется. — Сейчас они двое, ставшие одним. Пострадают оба. В таком случае…

— В таком случае ещё неизвестно, кто умрёт раньше… — тихо закончила Кристина и горячо зашептала: — Но сама подумай: если ничего не делать, девочка всё равно долго не продержится. Тогда какая разница?

Призрак упрямо покачал головой:

— Разница есть.

Кристина вновь закусила губу. Хель права — иной раз поражаешься, насколько ясно она чувствует такие нюансы! Как бы цинично это ни звучало, если Аолу убьют «серые», — это одно дело; но Кристина, по сути, предлагает скормить девочку раху и надеяться, что та протянет достаточно долго, чтобы пережить паразита.

В который раз перед ней встал выбор между плохим и очень плохим.

— Можешь сделать всё так, чтобы этот… — Кристина мотнула головой в сторону сына управляющего, — не догадался, кто ты?

После непродолжительного молчания Хель едва заметно кивнула:

— Это будет непросто.

— Переживу как-нибудь, — проворчала Кристина, хорошо представляя себе, кому именно из них двоих придётся «непросто». Собравшись с духом и отбросив сомнения, она скомандовала:

— Действуй.

Глубокие глаза Хель сверкнули хищным блеском, как если бы её истинная природа на мгновение выглянула из-за тонкой зелёной ширмы и тут же спряталась обратно. Медленно, почти торжественно, она опустилась на пол рядом с Аолой и положила руку на спину «большеголового», отчего тот зашипел и недовольно заворочался. Кристина пошатнулась и опёрлась на стол, чтобы не потерять равновесие — как раз вовремя. Миг, и кухня заполнилась истошными воплями, в которых смешалось всё: и невыносимая боль, и всепоглощающее отчаяние и предсмертный ужас существа, загнанного в угол и вынужденного навсегда исчезнуть, будучи поглощённым ненасытной пустотой.

Кристина скривилась, отвела взгляд. Ориентируясь на свои ощущения, она могла с уверенностью сказать, что на самом деле Хель ещё даже не начинала, и что самое интересное ждёт «серого» впереди; но что именно та собирается делать, Кристина знать не хотела — наоборот, больше всего на свете ей хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать ни этих воплей, ни болезненных, судорожных стонов Аолы, переходящих в жалобное хныканье. Не зная, куда направить взгляд, Кристина обернулась к гвардейцам, встретилась взглядом с сыном управляющего — и сама не заметила, как у неё начала медленно опускаться челюсть.

Кровь отхлынула от его лица, и теперь оно напоминало безжизненную фарфоровую маску, на которой рукой безумного художника было нарисовано выражение неподдельного ужаса. Его губы дрожали, и эта дрожь словно бы передавалась дальше, отчего у парня слегка подёргивались щека и веко. Взгляд его помутневший от страха глаз был прикован к Хель.

Крики «серого» слились в один истошный вопль. Сын управляющего зажмурился и прижал ухо к плечу, повторяя что-то сбивчивым шёпотом.

У Кристины пересохло во рту.

— Ты их слышишь!

* * *

Мартон отказывался верить в реальность происходящего. В смятении он наблюдал, как рах медленно опускается на колени рядом с Аолой; облизнув пересохшие губы, проследил, как узкая ладонь призрака замирает над её горлом. Округлившимися от внезапного понимания глазами, он смотрел, как в судорогах голова девочки бьётся о деревянный настил кухни, как лицо её заливает болезненная бледность и как синеют тонкие руки.

Он слишком хорошо знал, что за этим последует.

Возглас Кирис, донёсшийся словно через толщу воды, вывел Мартона из оцепенения. Он не сразу догадался, что девушка указывает не на него, а на обмякшего и сжавшегося в комок сына управляющего, Бравила-младшего, а когда это понял — пришёл в неописуемую ярость. Безмозглая идиотка, нашла, о чём думать! Он-то здесь причём? До неё что, так и не дошло, что вытворяет её ручной призрак? Или хватило ума поверить, что рах способен принести хоть какую-то пользу? Да эта тварь пойдёт на что угодно, лишь бы взять за то, что умеет лучше всего!

Мартон резко обернулся к капитану, в немом крике бессильно размыкая и смыкая челюсти. Однако тот, к немалому облегчению, уже начал действовать. Медленно — слишком медленно! — Эйдон направился к раху, но остановился на полпути, когда Кирис бросилась ему наперерез и загородила призрака собой, размахивая руками и пытаясь что-то объяснить.

«Да не слушай ты её! У неё же фляга свистит!» — заорал было Мартон, но из горла вырвался только бессвязный хрип. Если бы не Бравил, он бы уже давно выхватил оружие и снёс призраку голову — пускай это его не убьёт, но хотя бы ребёнок будет в безопасности!

Однако у Эйдона, как мнилось, были на этот счёт свои соображения. Каким-то непостижимым образом он догадался, что пытается донести до него Кирис — обернувшись к Мартону и встретившись с ним глазами, он медленно, словно неуверенно, поднял ладонь в запрещающем жесте.

«Ждать? — Мартон едва не задохнулся от бешенства. — Ждать — чего⁈»

— Не подпускайте её… — чуть не плача простонал Бравил. — Не подпускайте! Она сказала!.. Сказала!..

«Она?» — мелькнуло у Мартона.

Эйдон и Кирис обернулись к нему одновременно:

— Не спи! — вскричал капитан.

Но было уже поздно. Бравил резко мотнул головой, и его затылок с силой врезался Мартону в лицо. Рука, удерживающая запястье юноши, ослабла — и тот мгновенно этим воспользовался, угрём вывернувшись из захвата и отскочив в сторону. Загнанный взгляд мазнул по разделочному столу, задержался на рукояти торчащего из туши топора — миг, и Бравил уже схватился за оружие.

Мартон почувствовал себя меж двух огней. Остановить раха, помешать ему убить ребёнка, и оставить за спиной безумца с топором? Или предотвратить непосредственную опасность, но позволить девочке умереть?

Однако ему не пришлось решать эту дилемму.

— Убью!.. — бешено вращая глазами, заорал Бравил и бросился вперёд.

Мартон отреагировал мгновенно. Сообразив, что выхватить палаш ему не успеть, он схватил со стола первый попавшийся предмет — им оказалась разделочная доска, — и с силой запустил его в лицо нападающему. Тот наотмашь рубанул топором, отбивая тяжёлый кусок дерева в сторону, — но поднять оружие вновь уже не успел, получив сильнейший удар в челюсть. Юноша потерял равновесие, взмахнул руками; Мартон поймал топор под обухом, отшвырнул в сторону; схватил Бравила за пояс, сгрёб ворот камзола — и рывком уложил противника на пол. Колено на шее и взятая на излом рука довершили дело.

«Девочка!», — холодея, вспомнил Мартон. Он вскинул голову — призрак по-прежнему удерживал что-то невидимое в паре ладоней над Аолой, и отпускать ребёнка не собирался. И что хуже всего, в светлых косах — ещё совсем недавно русых — отчётливо виднелись первые седые пряди.

Быстрее!

Как обездвижить Бравила? Надавить посильнее и пережать сонную артерию? Сломать руку, чтобы сыну управляющего больше не приходило в голову хвататься за топоры, ножи и вообще за всё, что может найтись на кухне? Свернуть ему шею? Мартон ужаснулся ходу собственных мыслей.

Но тут девочка дёрнулась всем телом и резко втянула воздух, так, будто бы с неё упал тяжёлый камень и она впервые за долгое время вздохнула полной грудью. Кирис выждала мгновение, другое, пошатываясь приблизилась к призраку, осторожно тронула раха за плечо — и Мартон, ошарашенный увиденным, притронулся к лицу свободной рукой, как если бы собирался придержать отвисающую челюсть.

Рах, пусть и неохотно, разжал хватку, выпуская свою жертву.

— Она будет жить. — произнёс призрак, поднимаясь на ноги, и в тишине эти слова прозвучали подобно грому, несколько раз отразившись от стен.

Мартон недоверчиво посмотрел на Эйдона — рахи не отпускают своих жертв! — и увидел, как тот медленно расцепляет словно бы онемевшие пальцы и отнимает ладонь от оружия. Одновременно с этим Кирис бессильно упала на стул, опёрлась локтями о стол и обхватила голову, взъерошив волосы. Сказала что-то слабым голосом, ни к кому, на первый взгляд, не обращаясь — слишком мало, чтобы посчитать это более-менее подробной инструкцией, но достаточно для короткого распоряжения, вроде «разбирайся сама» или «дальше без меня».

Кажется, именно так всё и было. Аккуратно сложив перед собой руки, аристократка обернулась к Мартону:

— Я желаю приблизиться к этому человеку.

«Больше ничего не хочешь?» — зло подумал он, но тело, будто и вовсе без участия воли, уже подчинилось завуалированному приказу, рывком усаживая пленника на колени. Тем временем Эйдон, который, как мнилось, решил во что бы то ни стало доиграть свою роль, занял место по праву руку от своей «госпожи», готовый в случае нужды сразу же принять любую грозящую ей опасность.

Как бы ему ни было противно, Мартон вынужденно согласился, что сейчас это было, пожалуй, лучшим из возможного: мало ли какими силами наделяла вельменно народная молва, так почему бы этим не воспользоваться и не скрыться за ореолом таинственности и аристократического престижа?

Мартон вновь заломил Бравилу руку, так, чтобы в случае нужды одним движением сломать запястье и, как сухую ветку, одним пинком переломить локтевой сустав. И всё же, делать это ему совсем не хотелось, а потому он наклонился к уху юноши и тихо пообещал:

— Одно движение в сторону госпожи, и руку не спасут даже маги из семьи Конти.

Напряжение, раздражение, гнев, — всё это прорвалось наружу, и обрушилось на Бравила, который, к немалому облегчению, не стал испытывать судьбу и воспринял предупреждение со всей серьёзностью. Настолько, что по мере приближения той, кого он считал вельменно, он всё больше отклонялся назад.

— Я буду говорить с тобой, торговец, — остановившись на безопасном расстоянии, равнодушно объявила аристократка. Она взяла небольшую паузу, будто бы давая возможность оценить оказанную честь, и, когда решила, что произвела должный эффект, заговорила снова:

— Моя спутница полагает, ты обладаешь даром. Это правда?

Бравил не ответил, только сердито засопел и отвернулся. Его собеседница, как и следовало ожидать от не испытывающего эмоций призрака, оставила это без внимания и, не дождавшись ответа, показала пленнику раскрытую ладонь.

— Что ты видишь?

Мартон не удержался и скосил взгляд. Он прекрасно знал, что способности его оставляли желать лучшего, а поэтому нисколько не удивился, когда не заметил ничего необычного. Разве что воздух, окружающий манжету платья, тонкое запястье под ней и кисть с изящными и цепкими пальцами, показался ему неестественно плотным, будто бы наполненным бесцветным дымом.

— У меня нет никаких способностей, — некоторое время спустя звенящим от напряжения голосом выпалил Бравил.

— Ложь. У тебя нет зрения. Однако дар проявляется не только в нём.

Мартон выразительно посмотрел на Эйдона. 'Что, если он обо всём догадался? — спросил он одними глазами.

Аристократка, тем временем, продолжала допрос:

— Эта девочка — твоя сестра? Почему ты желал ей смерти?

На этих словах юноша вздрогнул, будто от хлёсткой пощёчины.

— Я⁈ — взорвался он. — Да я пытался ей помочь, пока не заявились вы и всё не испортили!

— Осторожнее, торговец, — угрожающе пронёс Эйдон, на что Бравил лишь пренебрежительно фыркнул.

— Я видела, что ты делал, — невозмутимо отметила вельменно. — Кто обучил тебя этому?

— Никто.

— Ложь. — Она не повышала голоса, но слова зазвенели в воздухе, отражаясь от выбеленных стен, и задрожали в кухонной утвари. Бравил вздрогнул; Эйдон скривился в кислой гримасе; даже Кирис, которая, казалось, потеряла всякий интерес к происходящему, подняла голову и огляделась по сторонам осоловевшими глазами. — Ты напал на мой спутницу. Не хотел, чтобы я приближалась к твоей сестре. Почему?

Из груди Бравила вырвался нервный смешок, он дерзко поднял голову и, глядя призраку в глаза, с ненавистью прошипел:

— Потому что я знаю, кто вы такие: ты и твоя ведьма.

От удивления Мартон едва не выпустил пленника; Эйдон на мгновение потерял концентрацию и непроизвольно дёрнул щекой. Однако призрак вельменно ничуть не изменился в лице, лишь неторопливо склонил голову к плечу, разглядывая Бравила со сдержанным интересом — словно бабочку на булавке.

— Если это так, ты ответишь на мои вопросы.

Однако тот будто и вовсе её не слышал.

— Вы притащили в Формо этих чудовищ, вы!.. — дрожащим кипучей яростью голосом вскричал он. — Я слышал их мысли! Слышал, как они выбирают жертву, как ликуют и радуются смертям! И вы ничего не сможете сделать!

Мартон с ужасом осознал, что юноша в шаге от того, чтобы сорваться в настоящую истерику, а значит, в любой момент может повести себя непредсказуемо.

Тот, тем временем, продолжал кричать не своим голосом:

— Да и не нужно! Потому что мы сами всё сделаем! Мы с ней, вдвоём! Она меня выбрала! Всё мне рассказала! Научила с ними бороться! Так что убирайтесь прочь!

— Госпожа моя, эту наглость невозможно больше терпеть… — вмешался было Эйдон, но «госпожа» на удивление изящным жестом осекла своего защитника.

— «Она»? О ком ты говоришь?

— Не твоё дело!

«„Она меня выбрала“… Выбрала…» — тем временем эхом носилось в голове у Мартона. Именно эти слова он услышал от безумца на опустевшем хуторе в Хельдере.

— Послушай, парень… Слушай меня! — крикнул он прямо Бравилу в ухо, когда тот вновь попытался отвернуться. — Что бы эта «она» тебе ни обещала, и что бы ты сам себе ни возомнил — всё это ложь! Всё, до последнего слова, ясно тебе? Её нужно уничтожить, и чем быстрее, тем лучше!

— Нет! — с болью промычал Бравил. — Вы не понимаете!.. Она хочет помочь, она убьёт всех этих монстров, уже это делает! Просто не мешайте ей!

— Ты с ума сошёл? Это же не дух-хранитель леса, это рах, идиот! — Мартон не верил своим ушам. — Эта тварь не остановится, с ней не договоришься, её невозможно разжалобить: она одного за другим перебьёт весь Формо, а потом явится за тобой! Я такое уже видел, слышишь? Такого же «избранника», как и ты, среди разлагающихся трупов, свихнувшегося от того, что сделала с ним такая же падаль!

— Кажется, он уже обезумел, — тихо предположил Эйдон.

— Ты лжешь, — упрямо твердил Бравил. — Это она научила меня, как спасти сестру!

— Ты не мог ей помочь, — неожиданно возразила аристократка. — У неё на груди прижился дух из леса Kathlinn, паразит, питающийся силой живых существ. Обычно он душит свои жертвы — так это выглядит для таких, как ты. Однако благодаря твоему вмешательству паразит сумел глубоко проникнуть в её тело. Тебя обманули.

— Но в чем суть обмана, госпожа моя? — вежливо поинтересовался Эйдон.

— Юноша очень привязан к своей сестре.

— То есть, ещё немного, и он убил бы её собственными руками…

— Верно. Этим рах подтолкнул бы его к безумию. С безумцами проще.

Бравил вскинул голову и уставился на вельменно широко распахнутыми глазами.

— Не верю, — замотал он головой. Однако пару мгновений спустя взгляд его будто бы прояснился, он и спросил почти осознанно:

— Аола, что с ней?

— Девочка будет жить, — ответила аристократка, — но проживёт меньше, чем могла бы.

Голос Бравила превратился в сиплый хрип:

— Почему?

— У любой ошибки есть цена. Кто-то должен был заплатить за твою.

С этими словами она отвернулась и, небрежно бросив «Я узнала всё, что хотела», отошла к ёрзающей на стуле от любопытства Кирис. Бравил, вымотанный нервным потрясением, разбитый и раздавленный новостями, безвольно опустил голову на грудь.

Мартон не знал, что ему делать, и вопросительно поднял глаза на капитана, однако тот отдавать какие-либо приказы не спешил. Поразмыслив мгновение-другое, Эйдон ногой подтолкнул к Бравилу кухонный табурет и, устроившись поудобнее, неторопливо заговорил:

— Госпожа изволила закончить, а вот мы с тобой ещё побеседуем. Я хочу знать всё, что ты сделал или собирался сделать по «её» наущению. Надеюсь, не нужно напоминать, твоя дальнейшая судьба напрямую зависит от полноты и искренности ответов?

Бравил судорожно сглотнул и отрывисто закивал.

— Замечательно, — продолжал Эйдон. — Но начнём мы, пожалуй, не с этого. Ты сказал: «Я знаю, кто вы такие, ты и твоя ведьма», но так и не удосужился порадовать нас этим сакральным знанием. Сейчас самое время.

Юноша покосился на вельменно и заговорил тихим, бесцветным голосом:

— А что, не ясно что ли? Двойница. Ну, духи такие, принимают форму живых, дурачат их до новой луны, а потом всё забывают и начинают сначала…

— Доппель, — кивнул Эйдон.

«Амайя, — согласился Мартон, припоминая, как называют этих существ на востоке, — Но как можно перепутать? Парами они точно не ходят, это же в любой деревне знают!»

Капитан упёрся кулаками в колени и чуть подался вперёд:

— А то, что нас четверо, тебя, значит, не смутило? Весьма умно с твоей стороны, ничего не скажешь. Впрочем, и эта гениальная мысль посетила тебя далеко не сразу, ведь ещё сегодня утром, насколько можно судить, ты об этом не думал. Так что же изменилось?

— Ничего, — тихо пробормотал Бравил. — Зрения у меня нет, здесь никакой ошибки. Но я всегда чувствовал приближение существ из-за порога, слышал шёпот в темноте, знал, что у них на уме. Живых я тоже чувствую, правда нужно подойти вплотную…

— Ближе к делу, — поторопил Эйдон.

— Вчера у ворот я стоял слишком далеко, не заметил. А потом, когда подал руку… Меня оттащили в сторону, я не был уверен, но сегодня днём столкнулся с… с этой, — он мотнул головой в сторону Кирис.

— И что же?

— И ничего! Ничего я не почувствовал, будто её вообще не существует! Я подумал: «Как такое может быть?», а потом вспомнил, что вы нашли эту ведьму в Шепчущем лесу… Ну, мало ли, что можно оттуда притащить… А потом весь Формо встал на уши, столько духов здесь, наверное, никогда не было…

— С «ведьмой» всё понятно. Но при чем здесь наша госпожа?

— Её тоже нет! — с уверенностью закричал Бравил. — Нет, и всё тут! Значит, её подменили, вы что, не понимаете?

— Это все доказательства? — Эйдон приподнял бровь. — Ощущения? Их отсутствие?

— А ты посмотри, как дышит эта «вельменно»! Сколько времени проходит между вдохами!

— И как же ты заметил?

— Будто ты сам не видишь!

— Стараюсь не вглядываться, куда не следует, — спокойнопожал плечами Эйдон и резко перешёл к следующему вопросу: — Когда ты встретился с «ней»?

— Ночью. Она сама пришла. Как серый туман, который спускался к полу из одного из углов спальни… Я н-не понял, испугался… А потом она… заговорила.

— Заговорила? — Эйдон недоверчиво скрестил руки на груди.

— Не словами, — мотнул головой Бравил. — Образами, настроением, эмоциями — не знаю, как объяснить понятнее. Но я сразу догадался, что она пришла помочь, защитить посёлок. Говорила она и о пришельцах, ну, то есть, о вас. Что вы привели за собой чудовищ, что среди вас тоже есть чудовище, что из-за вас убьют много людей, и что нужно помочь, тогда… тогда всё будет хорошо. И что нужны ещё люди, такие как я, которые смогут помочь ей найти чудовищ и…

— Продолжай.

— Ну, я рассказал ей о девочке из деревне, слышал, она могла видеть больше других; ещё о знахаре, но о том давно слухи ходили… Хотел позвать их, но н-н-не успел, просто не успел! Ночью их убили, понимаете? Утром я сразу приказал привести тела, думал, вы поможете, н-н-но она была права! От вас никакого толка! Всё, как она сказала!

— Умно, — задумчиво кивнул Эйдон. — После того, как ты любезно указал на всех, кто мог ей помешать, она быстро с ними расправилась, а вина за это легла на других — на тех, кого мы, по её словам, привели с собой. Теперь понятно, с кем сражался наш жрец… Можно предположить, что лошади и конюх — тоже её работа.

— Да нет же! — дёрнулся Бравил. — Всё изменилось уже днём — духам в Формо стало… страшно! Значит, она уже за них взялась и скоро всё закончится!

— Как же всё-таки хорошо быть идиотом, — не выдержал Мартон.

— Дело не только в этом, — вмешалась вельменно.

— Что вы имеете в виду? — обернулся к ней Эйдон.

— Медиум, — безразлично пояснила она. — Очень слабый. Манипулируя образами, несложно внушить ему почтительность, страх, верность или любовь, убедить предать или даже убить. Такие, как он, склонны верить своим ведениям и нечасто отличают правду от лжи.

— То есть, он не осознаёт, что творит?

— Осознаёт. И делает всё это добровольно. По крайней мере сейчас.

Эйдон с тяжёлом вздохом поскрёб подбородок. Качнул на табурете, на миг отрывая ножки от пола, провёл рукой по лицу, приглаживая пышные усы. Кирис и призрак аристократки обсуждали что-то вполголоса, то и дело поглядывая на Бравила. Тот, в свою очередь, безразлично разглядывал пол перед собой. Мартон ждал.

— Что ж, должен признать, что в конце концов ты оказался прав: в Формо орудует рах, — наконец негромко сказал Эйдон.

Мартон встретился с капитаном взглядом и увидел, что тот кисло улыбается. «Пусть и не тот, которого ты подозревал», — будто бы было написано у него в глазах.

— И всё же… всё же… всё же слишком уж их много в последнее время… — почти неслышно бормотал капитан, приглаживая усы. — Если только это не тот, которого…

Он замолчал, глядя на Мартона в упор.

— Последовал за нами?

— Возможно.

Кирис, которая внимательно вслушивалась в перевод и, казалось, только и ждала возможности вступить в разговор подняла руку.

— «Она шла не за нами, а за „серыми“. Другой возможности выследить нас не было».

— Вы сможете её обнаружить? — Мартон заставил себя обратиться напрямую к призраку.

— Со временем.

— А вот времени у нас и нет, — развёл руками Эйдон. — Значит, пока действуем по плану. Надеюсь, Кирис права, и перед её приглашением не устоит даже рах.

— Она придёт, — подтвердила вельменно.

Бравил фыркнул и беззвучно рассмеялся:

— Ваша двойница никого не найдёт. К вечеру вас здесь не будет.

— Ты до вечера доживи сначала, после всего, что наделал и наговорил, — отмахнулся Эйдон. — Какие приказы касательно торговца, госпожа?

— Казнить.

— Будет исполнено.

Уже второй раз Мартон почувствовал, как челюсть сама собой начала оттягиваться вниз. Готовность, с которой капитан принял приказ, оставляла надежду на какую-то уловку, но что, если… После того, что рах рассказал о внушении покорности, он уже ни в чём не был уверен.

«Ты с ума сошёл! — Мартон выразительно посмотрел на Эйдона. — За что?»

— За что⁈ — эхом вскричал Бравил. Юноша затрясся такой сильной дрожью, что его едва можно удержать на месте. — Я же хотел помочь!..

Лицо Эйдона приняло крайне хмурое выражение.

— Покушение на жизнь вельменно, оскорбление её достоинства, нападение на слугу вельменно, опасное колдовство, покушение на убийство ребёнка и ещё одной девушки, чьё имя мне неизвестно, — перечислил он.

— Вельменно? Так она же не…

— Мартон, ты его головой об пол не бил? А ты, торговец, оглох что ли? Ослеп? Или Винце тебя ничему не научили?

— Она не…

— Нет? Ты так и не представил ни одной верной приметы, которая могла бы заставить тебя усомниться в происхождении госпожи или иным образом сбить тебя с толку, кроме смутных ощущений и ничем не подкреплённых предположений.

— Я вам не верю, — прошептал Бравил и затравленно огляделся по сторонам.

— Вера не требуется, — жёстко отрезала аристократка. — Только порядок и послушание.

— Мы не можем, — тихо возразил Мартон.

«Только не по приказу этой твари!»

— У тебя оружие затупилось? — с незнакомым равнодушием отозвался Эйдон, однако во взгляде его читался приказ продолжать. Это обнадёжило Мартона, и он заговорил снова:

— Разве госпожа на сообщила всем нам, что медиума легко ввести в заблуждение и внушить ему всё, что угодно? Разве это не значит, что действовал он не по своей воле?

— Что за чушь ты несёшь? Я хотел… — встрял Бравил, но Мартон незаметно выкрутил ему запястье и болью заставил замолчать.

— Послушайте его! Продолжает наговаривать на себя даже перед лицом смерти. Что это, как ни внушение? Между тем мы все знаем виновника — это рах, который заставил Бравила работать на себя. Я прошу хотя бы отложить казнь, пока у него не прояснится в голове.

«А потом можно будет заменить казнь на что-нибудь менее… радикальное», — с надеждой подумал он.

Выслушав перевод, энергично закивала и Кирис — кажется, идея убить Бравила ей тоже пришлась не по вкусу — и Мартон немного успокоился. Рах подчинится. Поупирается для вида, но подчинится.

Однако всё оказалось даже проще, чем он думал.

— Оставляю это решение тебе, капитан, — спокойно ответила вельменно и отошла к окну.

На этот раз Эйдон молчал долго.

— В словах гвардейца Хельдера есть смысл, — наконец, медленно, словно каждое слово давалось ему с неимоверным трудом, произнёс он. — Что же до тебя, торговец, отныне тебе не разрешается покидать Формо и его окрестности на расстоянии дня пешего перехода. Ты не можешь занимать никаких должностей. При условии деятельного раскаяния наказание может быть смягчено спустя двадцать лет с этого дня, однако даже в этом случае запрет занимать должности останется пожизненным. Тебе понятно твоё наказание?

— Да, — Бравил отвёл глаза.

— Не советую нарушать его условий. Через несколько дюжин дней в Формо прибудет маг, чтобы поставить Знак. Если тебя не окажется на месте — гвардия найдёт тебя хоть на другом конце света и доставит в столицу. Тогда разговоров больше не будет.

Мартон незаметно выдохнул. Знак — штука неприятная, он не выпустит Бравила за пределы его точно отмеренной тюрьмы и вызовет нестерпимую боль, попытайся он выйти наружу. Зато парень останется в живых и в будущем даже сможет рассчитывать на снисхождение.

В дверь тихо постучали и внутрь с высоко поднятой головой вошла Инара. Если она и слышала всё, что происходила на кухне, то ничем этого не показала — только почти незаметно скосила взгляд на пол, туда, где лежала Энара и чуть расслабилась, убедившись, что та жива.

— Госпожа, пришли двое солдат из ополчения Формо. Они утверждают, что несут важные известия. Также вашего внимания ищет управляющий Бравил. Я… — она запнулась, а затем в голубых глазах сверкнуло что-то новое, что-то чего Мартон никак не ожидал там увидеть — азарт и озорство. Словно удивляясь собственным словам, Инара медленно закончила: — Я приказала ему ожидать в коридоре.

«Отчаянная девчонка! — восхитился Мартон. — Приказала управляющему, ну надо же! Как ты жить-то теперь здесь собираешься?»

И всё же, заглянув внутрь себя, Мартон не сомневался, что окажись он на месте голубоглазой служанки, он поступил бы точно так же, невзирая ни на какие последствия. И ведь пухлый управляющий наверняка проглотил это безо всяких возражений — ещё бы! Положение слуги вельменно позволяло провернуть ещё не такое.

Аристократка не выказала никакого неудовольствия, но не преминула продемонстрировать ту самую мстительность, о которой Мартон столько слышал от Эйдона:

— Пригласи ополченцев, — приказала она и добавила с непривычной мягкостью: — Затем можешь вернуться и побыть с сестрой. Вы свободны до следующих распоряжений.

Глава 16

Гвардейцы Его Величества

Эйдон сразу узнал своих давних знакомцев: загорелого ополченца с улыбчивым щербатым ртом и его товарища, полного и с глубокими оспинами на щеках — тех самых, которым не повезло попасть в ученичество к Мартону. Впрочем, на пользу им это явно не пошло: толкаясь и наседая друг на друга, будто деревенские мальчишки, спешащие поглазеть на бредущую по большаку труппу магического цирка, ополченцы ввалились в кухню — и замерли как вкопанные, стоило им увидеть перед собой небрежно обернувшуюся навстречу вельменно.

«Ну да, этого мы пока не проходили», — глядя на их растерянные лица, Эйдон не удержался от улыбки.

Ополченцы неуклюже поклонились, задевая друг друга локтями, как мнилось, не столько из вежливости, сколько ради того, чтобы выиграть пару мгновений и сообразить, что делать дальше. Однако вельменно сама пришла им на помощь:

— Мне сообщили, у вас для меня известия.

— А?.. — поднял голову щербатый. «Правильная речь» определённо давалась ему с невероятным трудом. — А! Так точно, сопожа! Несём эти… как вы сказали… «Вестия», ага.

— Мы, значит, у вашей комнаты дежурили, как господин капитан приказал, — обстоятельно подхватил рябой. — А тут, значит, прибёг Тиёс-лудильщик да сразу в крик: такое, мол, за деревней деется… Ну, а мы что? Мы его погнали с этажа-то, чтобы госпожу, то есть, вас, значит, не беспокоил, мало ли что ему приблазнилось, с пьяных-то глаз. А потом решили, что нехорошо получится, если, значит, не доложить…

Чем дольше светловолосая вельменно слушала сбивчивый говор ополченцев, тем ниже её голова склонялась к плечу. Эйдон медленно кивнул сам себе, сообразив, в чём проблема: их и раньше-то было непросто понять, не то что теперь, когда из-за волнения слова и вовсе сливались друг с другом.

— Прошу, излагай по существу.

— Эко вы ладно сказали-то, госпожа, — оживился щербатый.

Последовал короткий жест в сторону, хотя Эйдон уже и без того понимал, что от него требуется.

— Безмерно рады, что ты одобряешь, солдат, но советую следить за языком, пока я лично не укоротил его на полпальца. Ты явился только ради того, чтобы надоедать госпоже или у тебя действительно есть сообщение?

Щербатый замолчал, будто воды в рот набрал; у его товарища нервно дёрнулся кадык. Глаза ополченцев забегали по сторонам, чтобы не глядеть ни на сурового капитана гвардии, ни на не менее пугающую их вельменно, — только ради того, чтобы натолкнуться на по-прежнему лежащих на полу Энару и дочь управляющего, Аолу, на Кирис, отстранённо массирующую виски, и на униженно стоящего на коленях Бравила-младшего.

— Так мы, это… — сбивчиво начал побледневший, как мел, рябой. — Мы ничего такого не хотели… Там, просто… ну… солдаты, значит, идут. За деревней. С захода солнца, получается… Тиёс в холмы ходил, там у нас медь наружу выходит, да как их с холма-то увидал, так в городище и побёг…

Даже не дослушав сообщение до конца, Эйдон и Мартон обменялись быстрыми взглядами. Ещё несколько часов назад Эйдон обрадовался бы этой новости. Теперь же, когда им стало доподлинно известно, что в посёлке поселился рах, прибытие новых солдат ничего не решало: они не смогут причинить призраку вреда, а если и попытаются, это приведёт лишь к новым жертвам. Впрочем, ещё неизвестно, чьи это солдаты, вполне могло оказаться, что речь идёт о дальнем разъезде войска Форстена…

— Это солдаты Эм-Бьялы? Каково их число? — своими вопросами вельменно лишь ненамного опередила Эйдона.

— Так это… трое, так говорят. А вот чьи они… не знаем, госпожа.

— Не знаете, кому служите?

Эйдон мог бы поклясться, что будь светловолосая аристократка живым человеком, эти слова прозвучали с поистине убийственным сарказмом. Однако, к счастью для ополченцев, голос раха, несмотря на мелодичность, эмоций по-прежнему не передавал.

— Нет! Ну, то есть, да… — рябой запутался в ответе и, облизнув губы, страдальчески поглядел на Эйдона.

— Тиёс, вроде, говорил, у них олень на плече, — неуверенно вставил щербатый.

— Семья Бьяла, — кивнула вельменно.

— Если только это не уловка госпожа моя, — осторожно возразил Эйдон. — После битвы несложно достать доспех и цвета Его Величества. Пожалуй, будет безопаснее, если первыми с ними встретимся мы с гвардейцем Хельдером.

Ополченцы, которые внезапно для себя стали частью чего-то большего, чем охрана корзин с продуктами и ящиков с вином, встревоженно переглянулись, заслышав о сражении. Однако удовлетворять их любопытство никто, разумеется, не собирался.

— Поступай, как считаешь нужным, капитан.

— Слушаюсь, госпожа, — с готовностью отсалютовал Эйдон.

Мысленно он возблагодарил судьбу. Их вельменно не была человеком — и самым неожиданным образом это привело к тому, что иметь с ней дело было значительно проще, чем с остальными. Она не интересовалась ничем, кроме защиты своей хозяйки и не спешила вмешиваться в чужие дела.

— Вы двое, — продолжал Эйдон, обращаясь к ополченцам, — отправляйтесь на встречу этому отряду и сообщите, что капитан гвардии Его Величества желает их видеть. И будьте внимательны, не услышите ли необычный говор или иноземный акцент.

— А что, если услышим, господин капитан?

— Не спорьте и не пытайтесь их остановить. Проводите во двор крепости, а затем собирайте ополчение… Да, и, пожалуй, пару охотников с луками. Пусть будут готовы стрелять по сигналу. Попадут хотя бы в одного — получат награду.

— А как же ещё двоё-то? — потёр щёку рябой.

— Об этом не беспокойся, мы оружие не для красоты носим, — резонно заметил Мартон, опуская руку на эфес палаша.

С этим делом было покончено. Ополченцы согнулись в почтительных поклонах и попятились к двери. Эйдон дождался, пока они пересекут порог, и обернулся к Бравилу-младшему:

— Пара слов и для тебя, торговец. Не смей приближаться к госпоже и её слугам. Услышу, что по посёлку вновь расползаются слухи о «двойницах», «ведьмах» и прочих глупостях, роящихся в твоей голове — пеняй на себя. Считай это своим первым и последним предупреждением. Пошёл прочь.

Бравил раздражённо вырвал свою руку у Мартона и потупив взгляд побрёл к выходу. У самой двери он резко обернулся; губы его дрогнули, рот приоткрылся, как будто юноша хотел сказать что-то напоследок, — но в последний момент он передумал и, окинув кухню и всех присутствующих ненавидящим взглядом, выскочил в коридор и что было силы хлопнул дверью.

— Ну хоть хватило ума промолчать, — негромко проворчал себе под нос Эйдон. — Может, ещё не всё потеряно.

— Тебе не следовало его отпускать.

С этими словами аристократка без следа растворилась в воздухе и мгновенно переместила в пространстве, отчего первая часть предложения прозвучала из центра кухни, а вторая — из-за спины Кирис. Без свидетелей, если не считать лежащих без чувств девушек на полу, рах больше не считал необходимым играть свою роль.

— Ну кто бы сомневался, — сухо отреагировал Мартон. — А других способов добиться своего у тебя нет?

Однако к призраку уже вернулись привычная невозмутимость и полное безразличие к происходящему, включая колкие слова в свой адрес. Не глядя на Мартона, вельменно коротко пояснила:

— Знает, кто мы. Всё ещё может помочь такой, как я.

«Избегает называть себя рахом», — механически отметил про себя Эйдон. Вслух же он твёрдо пообещал:

— Если торговец не угомонится, ещё одного шанса у него не будет. Скажите лучше: эта девочка, дочь управляющего — по-другому было нельзя?

— Нет. Вскоре она бы умерла.

— Так я и думал.

Эйдон приблизился к Кирис и опустился рядом с девушкой на колено. Заглянув ей в лицо, бледное от усталости, он мягко спросил:

— Это ведь ты принимала решение, я правильно понял?

На мгновение в глазах магички мелькнуло нечто похоже на испуг, однако она почти сразу сумела справиться с чувствами и твёрдо кивнула. Эйдон протянул к ней руку и крепко сжал плечо:

— Молодец, всё правильно сделала. Только в следующий раз дай себе труд предупредить. Так всем будет немного спокойнее, — закончил он, с лукавой улыбкой качнув головой в сторону Мартона, чем вызвал ответную улыбку у Кирис.

Он поднялся и, немного поразмыслив, обратился к раху:

— Если это наши солдаты, я не хотел бы посвящать их в тайну. Не хотелось бы и придумывать новую легенду, поэтому давайте оставим всё так, как есть: мы нашли Кирис в Шепчущем лесу, а вас — на его границе. Не думаю, что кто-то посмеет задавать вопросы, а слухи и солдатские разговоры вы можете предоставить нам с гвардейцем Хельдером.

Эйдон сделал знак Мартону и направился к выходу. Прикинув планировку здания, он уверенно зашагал по длинному коридору туда, где, по его представлению, должна была находиться дверь, ведущая во двор крепости. Вскоре на пути начали попадаться более-менее знакомые интерьеры, и Эйдон выдохнул с облегчением: несмотря на кажущуюся простоту и даже примитивность крепости Формо, её будто специально строили так, чтобы незваные гости бродили по ней как можно дольше.

Только на улице, опустившись на один из неубранных ящиков у стены, Эйдон позволил себе прикрыть глаза и постепенно опустить тугую пружину, свернувшуюся в груди. Вся эта история далась ему отнюдь не так легко, как ему хотелось убедить в этом окружающих — и себя самого. Как получилось, что он с такой готовностью принялся исполнять приказы раха? Этот вопрос уже какое-то время не давал ему покоя, но ни один из всплывающих в сознании ответов не давал ни малейшего удовлетворения.

Хлопнула дверь; послышались торопливые шаги; в воздухе засквозила чужая нервозность, смешанная с нетерпением и со скрываемым из последних сил раздражением. Эйдон вздохнул и наощупь потянулся за трубкой и кисетом с табаком. До встречи с солдатами, которых заметили селяне, ещё оставалось немного времени.

— Что происходит, капитан? С какой радости она раздаёт приказы, а мы чуть ли не спотыкаясь бежим их выполнять? Клянусь, я не сдвинусь с места, пока не получу ответы и пока не пойму, что ты не… что она не… — Мартон замялся, не решаясь закончить предложение.

— Что она не забралась ко мне в голову, как к младшему Бравилу, это ты пытаешься сказать? — равнодушно отозвался Эйдон, раскуривая трубку.

Мартон замялся, но спустя мгновение до Эйдона донёсся твёрдый ответ:

— Да. И, если на то пошло, ты действительно собирался казнить этого Бравила?

— Разумеется, собирался. Закон требует защищать достоинство вельменно невзирая на обстоятельства, так что требование Её светлости было совершенно правомерным. Скажу даже больше: если бы она не отдала приказ, я бы сам на этом настоял, пусть и несколько по другой причине.

— Но почему? — в интонациях Мартона засквозило отчаяние. — То есть, я понимаю, что парень — болван, но ты же сам видел, какая паутина у него в голове. Да и светлость тоже, прямо скажем, не самый типичный случай. Честное слово, капитан, всё это уже попросту не укладывается в голове.

Эйдон справился с трубкой и меланхолично затянулся ароматным дымом. Особого желания касаться этой тему у него не было, но теперь, когда Мартон поставил все эти вопросы ребром, дольше уходить от ответа уже не получится. Придётся сформулировать его по ходу дела.

— Две причины, — со вздохом начал Эйдон. — Прежде всего, меня весьма настораживает, что семья Винце вообще взяла его на обучение. Только подумай: не абы кого, нет, а торговца из крошечного посёлка, да ещё и на таком расстоянии от Ариссы, где и без нашего Бравила каждый год выстраивается очередь чуть ли не от городских ворот до самой ратуши, целиком состоящая из желающих удачно пристроить своих детей. Бравил звёзд с неба не хватает, в этом мы уже убедились, а отбор, можешь мне поверь, весьма жёсткий.

— У него есть какие-то способности, — неуверенно предположил Мартон.

— Брось, если бы они проявлялись по-настоящему ярко, парня давно забрали бы Конти. Или, считаешь, Винце надеялись воспитать мага самостоятельно? Невозможно. Это вельменно, Мартон, «порядок и послушание» для них не пустые слова, а если кто-то забудет — другие напомнят.

— Тогда зачем им это?

— Пока не знаю, но обязательно выясню. Допускаю, что Винце планировали поддерживать Бравила и дальше; кто знает, через пять-семь лет он вполне мог бы оказаться при дворе графа Нарди, а оттуда взлететь ещё выше. Да и о верности его можно не беспокоиться — зачем, если всем, что у него есть, он обязан своим покровителям? Впрочем, это уже не имеет значения, поскольку всё, на что он теперь годится — следить за потоком грузов по тракту, а об этом Винце и без него известно лучше прочих. Что и говорить, мы очень удачно оказались в Формо, не следует поощрять ползучую экспансию Винце на запад… Хотя, это так же означает, что теперь нам с мастером Ранви Бьяла предстоит немало работы.

— А это кто?

— Советник отца Его Величества по некоторым деликатным вопросам, не бери в голову, — отмахнулся Эйдон. — Если повезёт, ты больше не услышишь этого имени.

— Ну, допустим, — медленно проговорил Мартон, приглаживая непослушные волосы назад. — Но из твоих слов, выходит, что для того, чтобы от Бравила больше не было проблем, его вовсе не обязательно убивать. А что за вторая причина?

Эйдон бросил взгляд в сторону ворот в ожидании, не появятся ли оттуда солдаты Бьяла. Однако не происходило ничего необычного, разве что вдоль главной улицы Формо то тут, то там появились небольшие группы ополченцев по два-три человека, не слишком, впрочем, выделяющиеся на фоне снующих по своим делам жителей.

— Вторую причину я уже назвал: закон требует защищать достоинство вельменно. И прежде, чем ты возразишь и напомнишь о том, что мне и без того хорошо известно, добавлю следующее: дело вовсе не в том, кем является или не является это… скажем, существо, но в том, что оно олицетворяет. — продолжал Эйдон, удивляясь тому, как ответ будто бы сам пришёл ему в голову и занял своё место так, словно был там всегда. — Вспомни свою клятву, разве не сказано: «сим присягаю на верность Его Величеству, королю Геррану II, королевству Эм-Бьяла и вельменно, признавая их законными правителями этой земли»?

— Я помню, — нетерпеливо возразил Мартон. — Но при чём здесь светлость? В этой клятве всё на своих местах: интересы Его Величества выше интересов королевства, а они, в свою очередь, важнее отдельных вельменно, разве нет?

— Так, стало быть, ты это понимаешь? — покачал головой Эйдон. — Не слышал ничего более далекого от истины, и даже боюсь представить, как ты трактуешь другое расхожее утверждение, утверждающее, что «вельменно — больше, чем просто сословие».

В ответ, Мартон поджал губы и сложил руки на груди, будто готовясь отразить насмешу. Однако Эйдон лишь примирительно поднял руку и спокойно пояснил:

— Правда в том, что между этими понятиями нет никакой разницы, хотя многие, прямо как ты сейчас, считают, что они выстраиваются в определённую иерархию. На самом деле всё значительно проще, пусть и не все это понимают и далеко не все желают признавать.

Он вновь приложился к трубке и сделал несколько затяжек, припоминая долгие часы, которые они по поручению наставника провели вместе с молодым принцем Аттино, другом и будущим королём, в библиотеке Больфано. Мартона, как младшего сына барона Хельдера, учили совсем по-другому: больше фехтования, меньше бесполезной траты времени на никому не нужные книги по истории и философии. Солдат должен подчиняться приказам, умело действовать в строю, уметь вести за собой, если потребуется, и, может быть, не слишком нарушать придворный этикет, если представит случай попасть в высший свет — и знание истории едва ли ему в этом поможет.

— Чего не понимают? — наконец, не выдержал Мартон.

— Того, что с самого начала лежало на поверхности: эти люди и есть королевство. Именно те, кого в итоге назвали «вельменно», первыми постигли суть того, что происходило почти четыре сотни лет назад, и именно они взяли на себя ответственность за всё, что случилось и ещё только должно было случиться. Это уже немало, скажу я тебе: то время назвали Долгими пожарами отнюдь не из любви к звучным метафорам, скорее наоборот: хронисты и современники уходящей эпохи вообще отличались смертельной серьёзностью. Собственно, под стать времени… Как же там было… «За пять лет мы позабыли больше, чем узнали за последние пятьсот», — так, кажется, в своём дневнике писал один маг, которому довелось увидеть крушение привычного мира.

Тем не менее, это вельменно удалось сохранить остатки культуры и знаний, даже несмотря на то, что после падения Единения им пришлось вести объединительные войны, буквально по кусочкам собирая вместе обломки великой державы. Это они указали на виновников Долгих пожаров, они сражались с обезумевшими жрецам во время Изгнания, чтобы после падения ложных богов «взять судьбу в свои руки, вернуть былое величие и не допустить второго мирокрушения». Этим они навсегда связали себя с этой землёй.

Просто слова, скажешь ты, красивая формула — но я вырос среди этих людей и видел всё своими собственными глазами. Видел, как двое вельменно, совсем молодые Шенье и Римальди, вошли в мятежный Саврой — безумие, если вдуматься, мы могли бы легко взять город штурмом, пусть даже и залив улицы кровью по окна первого этажа. Но они всё равно пошли; как сейчас помню их слова: «Это наш город, и наши люди, они всё поймут». И что, ты думаешь, произошло? Не знаю, что они говорили восставшим и какие слова для них нашли, но к вечеру оба менно, едва живые от усталости, вышли в окружении буквально рыдающей толпы — а следом на верёвке тащили зачинщиков. На той же верёвке их и казнили в присутствии магистратов и случайных прохожих. Суровое наказание, но тысячи были спасены. Ты слышал о чём-то подобном на севере, в Форстене? На западе в Ару? В Великом герцогстве Ллетано? Да и наша младшая знать предпочла бы более безопасный путь — я говорю так, потому что и сам бы его предпочёл.

Эйдон замолчал, чтобы перевести дух. Пожевывая ароматный табачный дым, он разглядывал своего единственного слушателя пристальным и чуть насмешливым взглядом. Мартон слушал внимательно, словно захватывающую легенду, от которой так и веяло загадками и древними тайнами.

— Очень благородно, — выговорил он, наконец. — Но ведь ты сам предупреждал, что с ними опасно связываться. Не очень-то вяжется с таким благородством.

— И от своих слов не отказываюсь. Вельменно злопамятны и мстительны, не терпят непослушания и непочтительности, это верно. Хотя лично я могу пересчитать на пальцах известные мне случаи, когда это коснулась тукиимов, наших крестьян, мастеровых или, скажем, книжников. Вельменно неохотно вмешиваются в дела своих подданных, позволяя каждому делать своё дело так, как он считает нужным, хотя даже у простолюдина есть право пригласить кого-нибудь из их сословия рассудить спор, хотя это и не так просто, как кажется. Все дети королевства находятся под их защитой, а потом и дома надежды почти всегда опекаются кем-нибудь из вельменно. В сражении, если уж они идут на войну, именно их отряды первыми вступают в бой и последними из него выходят, сражаясь и умирая рядом со своими солдатами — недурной повод стремиться разрешать споры миром, не находишь?

Вот что я вижу, глядя на нашу спутницу. Не надменную и капризную аристократку из младшей знати, которую иноземцы по невежеству принимают за вельменно, не чудовище, которое только спит и видит, как бы превратить Формо в могильник, по твоим собственным словам, но существо, которое представляют собой идеалы, которым я поклялся служить; пусть даже я бы и предпочёл, чтобы их воплощало нечто более… живое. Но, как бы то ни было, не какому-то торгашу из занюханного посёлка в глуши, совершенно позабывшего своё место, марать эти идеалы грязью. Заметь, это мы с тобой знаем правду, но для Бравила — это вельменно, нравится ему это или нет, и до тех пор, пока он не сумеет доказать обратное. А он не сумеет, Мартон, потому что даже я, как ни старался, не нашёл отличий.

Эйдон вновь замолчал. Через пару мгновений он обнаружил, что трубка успела погаснуть, и принялся очищать её от пепла и остатков погасшего табака. Мартон воспользовался паузой и осторожно заметил:

— Мне кажется, ты видишь то, что хочешь видеть, капитан.

— Мудро, гвардеец Хельдер, — усмехнулся тот в ответ. — Но в этом я вовсе не одинок, ведь с тобой нас уже двое. Впрочем, не стану спорить: современные вельменно далеко не всегда соответствует тем идеалам, к которым стремились их предки. Строгость тех же Диеро по отношению к младшей знати давно уже граничит с самодурством, да и от бесконечных интриг королевство сильнее тоже не становится. Есть среди них и такие, которых… которых лучше бы не было вовсе. По счастью для всех нас, негодным вельменно никогда не позволят принимать по-настоящему важные решения, а если кто-то из них начнёт создавать слишком много проблем… Что ж, в былые времена, если верить их собственным записям, такие попросту исчезали.

— А кто это решает?

— Это сложный вопрос, — уклончиво ответил Эйдон. — Сейчас к такому, насколько мне известно, не прибегают, самое большее можно нарваться на изгнание.

— Всё равно не понимаю, — Мартон упрямо покачал головой. — Ты говоришь, что нельзя мазать грязью идеалы, которые представляют собой вельменно, но в то же время я же помню, что ты говорил о герцоге Диеро…

— Что он болван и позор сословия, к которому по недоразумению принадлежал? — фыркнул Эйдон. — Этот напыщенный индюк и его глупость стоили гвардии более трёх сотен жизней. Пусть и не мне об этом судить, но, если потребуется, я повторю это снова. Впрочем, старший сын и наследник покойного герцога весьма рассудительный человек, с ним Диеро быстро вернут своё доброе имя.

Они помолчали, прислушиваясь к беспокойной суете слуг в крепости, и разглядывая несмотря ни на что живущий своей жизнью Формо. Некоторое время спустя, Мартон медленно обернулся к Эйдону и задумчиво проговорил:

— А ведь кто-то всё-таки убил эту светлость, капитан.

— Это, пожалуй, самое странное в её истории, — согласился он. — Судя по виду, с обряда совершеннолетия прошло всего несколько лет. — Он поймал на себе удивлённый взгляд Мартона и пояснил: — Чему ты удивляешься? Вельменно, как правило, долгожители, а потому и взрослеют поздно, но этого в двух словах не объяснишь, так что пока не забивай себе голову. Суть в том, что я не слышал, ни об одной молодой вельменно, убитой или пропавшей за последние двадцать-тридцать лет. Собственно, вообще о таких не слышал. Точно не в семье Бьяла. Если бы она была из Конти, то скорее исчез бы сам Шепчущий лес… Диеро? Исключено, на уши подняли бы всё королевство, да и к тому же… ох, чтоб меня разорвало!

Эйдон удивлённо подскочил на ноги, едва не опрокинув ящик, на котором сидел; трубка вывалилась из рук и с мягко ударилась о землю. Следом за капитаном, резко обернулся и Мартон и замер с изумлённо приоткрытым ртом.

К крепости быстрыми шагами приближалась группа солдат, облачённых в крепкие кирасы из серого металла, из-под которых выглядывали голубые стёганки королевской гвардии, заметные даже на большом расстоянии. Эйдон без труда узнал гигантскую фигуру Анора Анталя — этого плечистого здоровяка, больше похожего на могучий дуб, чем на живого человека из плоти и крови, едва ли можно было перепутать с кем-нибудь другим. Рядом, стараясь поспевать за широким шагов товарища, вышагивал долговязый Вильён Нирри — ростом он почти не уступал Анору, хотя и был раза в два уже. Шлем скрывал раннюю седину, но полученная в сражении рана, должно быть, до сих пор давала о себе знать, заставляя его прижимать левую руку к груди.

— Анор, Виль… А третий, никак, Нильсем? — Мартон приложил ладонь ко лбу.

Эйдон кивнул. Чуть поодаль действительно обнаружился сотник гвардии Его Величества Нильсем Ль-Дален, крепкий южанин со светлыми глазами и тёмными, почти чёрными волосам, аккуратно зачёсанными назад и собранными в хвост.

Однако по мере приближения гвардейцев удивление и радость Эйдона постепенно сменялись мрачным предчувствием беды и смутными беспокойством. На их лицах нельзя было разглядеть ничего, кроме смертельной усталости и апатии — точно такую же он видел в своих гвардейцах несколько дней назад, в первые часы после проигранного сражения. Увидев капитана и стоящего рядом с ним Мартона, гвардейцы нерешительно переглянулись, будто молчаливо спрашивая друг друга, не привиделось ли им.

«Неужели это все, кто добрался до Формо? Но где, в таком случае, остальные? И где, в конце концов…»

Эйдон не выдержал и поспешил навстречу.

— Его Величество, — Он с силой тряхнул за плечи огромного Анора. — Где Его Величество? Проклятье, почему вы его оставили?

— Должно быть уже в Больфано, насколько я могу судить, — ответил за здоровяка подоспевший Вильён. — И пары часов не прошло с тех пор, как вы с Мартоном ушли, как Его Величество ни с того ни с сего вскочил в седло, приказал снимать лагерь и выдвигаться. А мы…

— Его Величество объяснил, зачем отправляется в столицу? Сказал хоть что-нибудь? — нетерпеливо перебил его Эйдон и вновь тряхнул Анора за плечи.

Вильён устало вздохнул и отрицательно покачал головой. Анор осторожно высвободился из хватки капитана и укоризненно пробасил:

— Тебе, капитан, Его Величество, может быть, и рассказал бы о своих планах, но с чего бы ему посвящать в них нас? Мы вчетвером получили приказ: оставаться на холме и ждать вашего возвращения, а затем добраться до ближайшей почтовой заставы и не жалея коней отправляться с докладом в столицу. То же мы должны были сделать, если бы вы не вернулись в течение следующих восьми дней: Его Величество рассудил, что в этом случае его поручение с большой вероятностью не выполнено.

— Кстати об этом, капитан, — вмешался Нильсем. — Вы её нашли?

— Нашли, и не только её. Об этом в своё время. Объясни лучше, что вы здесь делаете? Не то чтобы я возражал, в конце концов возвращаться на Сальвийский холм мы не собирались, но и отведённые нам восемь дней ещё не вышли.

— К тому же, я вижу только троих, — добавил Мартон. — Разве Анор не говорил, что вас было четверо?

Гвардейцы переглянулись, словно никто не решался начать первым. Наконец, слово с тяжёлым вздохом взял Нильсем.

— Верно, четвёртым был Бальдо, но так на том проклятом холме и остался.

— Дух? — с самым нехорошим предчувствием спросил Эйдон.

— Да провались этот Дух во тьму к старым богам! — взорвался Вильён, зло сплёвывая себе под ноги. — Его Величество ведь отдельно с ним сговорился, мол, дозволено ли будет нам остаться. И эта тварь четырёхглазая не моргнув ответила, что можно!

— Или нет, — тяжело вздохнул Анор. — Помнишь, как он говорил? «Пусть останутся, если смогут» и ещё: «Когда придёт время, они сами поймут, что пора уходить».

Вильён взвился как от удара и злобно сверкнул глазами:

— Да? Так что же ты раньше молчал, если такой догадливый?

— Оставь, Виль, — Нильсем опустил руку ему на плечо. — Мы все это слышали, но, когда время пришло, никто этого не понял.

С каждой новой репликой ситуации становилась всё запутаннее и запутаннее. Дух, как полагал Эйдон, скорее всего не солгал, но ловушка могла таиться в самой формулировке. Собравшись с мыслями, он вновь обратился к Нильсему, непривычно переминающемуся с ноги на ногу:

— Так что случилось с Бальдо?

— Развалился, — мрачно пояснил за товарища Вильён.

— Это как? — не понял Мартон.

— Ну, как… — Нильсем лизнул губы. — Если сначала, то дело так было. Первый день только вышел, Бальдо в ночную заступил. В третьем часу я поднялся его сменить, а он сидит под деревом, в ствол вжался, дрожит как лист — и это Бальдо, который хоть в холодный ад Нёльмир за башкой местного демона вошел был. Позвал я его — молчит. Ближе подошёл — не замечает. А потом как забегал по всему холму, заорал, как сумасшедший. Обвинял нас в предательстве, Его Величество называл безумцем, выкрикивал что-то о менно, мол, ничего они не понимают и скоро за всё ответят… В общем, когда он за оружием потянулся, связали мы его, чтобы до беды не дошло, рот кляпом заткнули — нечего в том лесу лишний раз шуметь, сам понимаешь. К утру вроде притих, в глазах прояснилось; мы даже обрадовались, что полегчало ему, решили, что если так и будет, то днём уже отпустим. Нам бы сообразить, что об этом тот Дух и говорил, да на нас словно слабоумие нашло: даже не заметили, как день прошёл, вроде только солнце поднялось, а вот уже к закату идёт, а что было, что делал — не помню.

«Проклятое место», — с горечью подумал Эйдон, в который раз проклиная своё решение отправиться на Сальвийский холм. Как вообще ему могло прийти в голову, что это было стоящей идей? Нильсем, тем временем, перевёл дух и продолжал:

— Вечером заступил я на первую вахту. К ночи Бальдо оживился, мычал что-то, будто сказать что-то пытался. Я повязку снял; слышу, опять ему вступило: бормочет что-то невнятное, о духах, призраках, о дорогах из ниоткуда в никуда без начала и конца… Потом воды попросил; я сходил, а когда вернулся… Доспех, одежда — всё нетронуто, а вот сам Бальдо… — неожиданно для Эйдона Нильсем вдруг нервно огляделся по сторонам, будто ожидал, что невидимый противник ухватит его сзади. — Его как будто на тысячу кусков нарезали, капитан, да так мелко, как не каждая хозяйка сумеет; из порезов лишь капля крови выступила. Так он и сидел — и клянусь всеми Великими силами, был жив! Я ребят растолкал, но что тут сделаешь? А потом ветер поднялся, и… всё. «Развалился», лучше и не скажешь.

Повисло гробовое молчание. Гвардейцы смотрели кто куда: Анор и Вильён подняли глаза, с преувеличенным интересом разглядывая единственную башню крепости Формо; Нильсем с отсутствующим выражением уставился себе под ноги, как провинившийся новобранец.

— Клянусь капитан, мы не трусы, — наконец, Нильсем нашёл в себе силы нарушить молчание. — Мы похоронили, что смогли, собрали вещи и спустились в низину, поставили барьер. Думали переждать там до вашего возвращения… Вот только к вечеру я сам их увидел — призраков. Точно таких, как описывал Бальдо.

— Померещилось тебе, сотник, — Вильён равнодушно поковырял землю острым носком сапога. — Этот холм кого угодно заставит разумом свихнуться.

— Я тоже их видел, — неожиданно возразил Анор. — Двое, какой-то старик без лица и женщина с бесцветными глазами, и рука в лубках, как если бы ей её сломали. Через барьер прошли, как будто его и не было вовсе.

— Вот оттого и говорю, что примерещилось вам.

— Было это на самом деле или нет, — Нильсем мотнул головой, будто хотел вытряхнуть видение из головы, — но к тому времени Бальдо нас уже научил, к чему идёт дело. Долго не думал, приказал сниматься и выдвигаться за тобой.

Сотник замолчал, стиснув зубы и выжидательно разглядывая Эйдона, как если бы ждал от капитана какого-то решения. Тот не стал испытывать его терпение.

— Вельменно не требуют от нас невозможного, так что решение верное. Впрочем, как убедились мы с Мартоном, Шепчущий лес ничуть не безопаснее Сальвийского холма.А как вы прошли через болото? И как вообще поняли, что нужно двигаться в сторону Формо?

С мрачного лица Нильсема сошла тень, и когда он ответил, голос его вновь наполнился силой:

— А что с болотом, капитан? Топь, как топь, мало их, что ли, было? Но как вышли аккурат на вашу стоянку не спрашивай — загадка это. Но вышли так ровно, будто вело нас что-то.

Эйдон поймал на себе многозначительный взгляд Мартона. Тот факт, что гвардейцы свободно прошли через трясину, красноречивее всего говорил, что обитающих на болоте рах действительно покинул насиженное место.

— Ну а то, что идти нужно было в Формо, — вновь раздался бас Анора, — Так это сразу понятно было, ведь туда мы с самого начала и направлялись. Да и с чего бы вам двигаться на запад, к Великим горам?

«И верно», — согласился Эйдон. В целом, из рассказа своих гвардейцев он не узнал ничего нового, но теперь хотя бы ему больше не придётся гадать о том, куда направляться, когда они разберутся с убийствами в Формо. Вспомнив об этом, он вновь потянулся за трубкой — с этим делом нужно было покончить как можно скорее.

— Кстати, Нильсем, — обратился он к сотнику. — А вы случаем не забыли охранные амулеты?

— Мы бы голову скорее забыли, в таком-то месте. Один набор у нас был, ещё один забрали с холма. А что?

Однако ответить Эйдон не успел. Двери крепости отворились и на крыльце появилась тёмноволосая девушка в практичном дорожном костюме и ножом, лихо заткнутом за пояс.

— Это она, что ли? Вроде, ничего особенного, — Вильён сощурился, разглядывая Кирис оценивающим взглядом.

«Надеюсь, ты не потащила с собой свою спутницу?» — с надеждой поднял на неё глаза Эйдон. Он так и не решил, стоит ли рассказывать своим людям всю правду о том, что произошло в Шепчущем лесу.

Однако его надежды с дребезгом разбились, когда следом за Кирис из дверей вышла девушка в тёмно-синем платье с богато расшитым передником и с вместительной корзинкой в руках. Теперь можно было не сомневаться, что вельменно будет где-то рядом: Инара уже не раз успела продемонстрировать, что относится к своим обязанностям с пугающей серьёзностью, а значит так просто свою госпожу не оставит. Через мгновение подозрения Эйдона полностью подтвердились, и на крыльце с невероятным достоинством показалась и светловолосая аристократка, облачённая в тёмно-зелёный бархат. Она ненадолго замерла, чуть склонив голову к плечу и сложив холёные руки на животе; лицо приняло спокойное и совершенно непроницаемое выражение; зелёные глаза сияли на солнце так ярко, словно светились тёплым внутренним светом.

— Менно, — пару мгновений спустя поражённо выдохнул Вильён, и гвардейцы, словно приняв это слово за команду, одновременно склонились в поклоне.

— Откуда? — прошептал Нильсем.

— Сейчас никаких вопросов, — не разжимая челюстей, предупредил их Эйдон.

Между тем Кирис, которую, похоже, нисколько не тронула торжественность момента, принялась с помощью знаков и пары знакомых ей слов объяснять что-то Инаре.

— Никак языка нашего не знает, — Анор пытался говорить как можно тише, но его голос всё равно прогудел несколько громче, чем следовало. Вельменно обменялась с Кирис парой слов и, осторожно придерживая юбку рукой, принялась спускаться по ступеням.

— Мы закончили, капитан. Вы можете приступать, — объявила она, остановившись рядом с Эйдоном.

— Начнём незамедлительно, госпожа.

Вельменно качнула подбородком и заинтересованно, насколько её неподвижное лицо вообще могло выражать эмоции, обернулась к гвардейцам.

— Это те люди, о которых докладывали ополченцы?

С этими словами она неторопливо обвела гвардейцев взглядом, словно в поисках среди них старшего, пока, наконец, не задержавшись на Нильсеме чуть дольше, на остальных. Тот с готовностью отрапортовал:

— Нильсем Ль-Дален, госпожа. Сотник гвардии Его Величества Геррана II, к вашим услугам.

— Ль-Дален, — к удивлению Эйдона, вельменно на миг задумалась, а затем едва заметно качнула головой. — Мне знакома эта семья. На ваши плечи возложено непростое дело.

— Польщён, госпожа, и смею заверить: семья Ль-Дален с честью исполняет поручение, данное вельменно Шенье.

— Три века службы без нареканий — долгий срок. Я бы хотела, чтобы все младшие семьи были похожи на вас.

«Почти три с половиной века назад. Ты не могла этого не знать; выходит, это не ошибка, видимо, для тебя действительно прошло около трёхсот лет», — размышлял Эйдон, с трудом удерживаясь от того, чтобы не начать потирать руки от возбуждения. Теперь, если потребуется прояснить историю этого призрака, он знал, откуда начать поиски.

— Могу я узнать ваше имя, госпожа? — самым светским тоном поинтересовался Нильсем. Вежливость требовала ответной похвалы в адрес семьи вельменно.

— Я не могу его назвать.

Эйдон на миг прикрыл глаза, прекрасно отдавая себе отчёт, насколько серьёзно светловолосая вельменно отошла от норм этикета. Обычно в их сословии имена называли охотно и с нескрываемой гордостью, а потому, чтобы пересчитать причины для отказа, хватило бы и пальцев одной руки — и ни одна из них не предвещала ничего хорошего.

— Тебе не следует чувствовать себя оскорблённым, — добавила она, когда Нильсем скосил взгляд в сторону товарищей, будто обращаясь к ним с немым вопросом.

Сотник, у которого не было особого выбора, вновь склонился в низком поклоне. Краем глаза Эйдон заметил его напряжённое лицо и поджатые губы, и даже успел посочувствовать своему подчинённому прежде, чем вельменно обратила внимание уже на него:

— До заката осталось меньше двух часов, капитан. Ты рассчитываешь на помощь этих людей?

Эйдон ответил без колебаний:

— Это верные и надёжные люди, госпожа. Я доверяю им, как себе.

— В таком случае им следует знать, — спокойно заметила она и чуть изменившимся тоном, который видимо, должен был передавать задумчивость, процитировала: — «Так всем будет спокойнее», когда придёт время.

Не говоря больше ни слова, вельменно развернулась и с достоинством направилась к дожидающимся её девушкам.

Гвардейцы сразу же обступили Эйдона плотным полукольцом.

— О чём это она? — покрутил головой Вильён.

— Будь я проклят, если понял хоть что-нибудь, — честно признался Анор, переводя взгляд то на серьёзного Эйдона, то на не менее озабоченного Мартона.

— Мартон, — наконец, нарушил молчание Эйдон. — Отправляйся в предместья. Действуй по плану, разве что необходимо будет организовать не одно убежище, а два. Затем возвращайся, возьмёшь в помощники Анора и проделаешь то же самое в Формо.

— Будет исполнено.

— А для вас, — он обвёл взглядом Вильёна и Нильсема и Анора, — у меня есть совершенно особая история. Не стану оскорблять вас клятвой, но, если мне станет известно, что вы обсуждали это хотя бы между собой… Что ж, вы знаете меня не первый год.

Эйдон вновь оглядел притихших гвардейцев и принялся рассказывать, пожалуй, одну из самых странных историй в своей жизни.

Глава 17

До исхода второго сумеречного часа

— Знаешь, не нравится мне, что сюда заявилось ещё больше солдат.

Широкий наконечник копья рассёк воздух. Кристина мотнула головой, сбрасывая со лба выбившуюся из хвоста прядь, и подтянула древко к корпусу, чтобы нанести воображаемой мишени смертельный удар.

Оружие удалось позаимствовать у одного из ополченцев. Оно было тяжелым, Кристина с трудом удерживала его обеими руками; толстое древко того и гляди грозило оставить кровавые пузыри на ладонях — и всё же она приложила всё имеющееся упрямство, чтобы наловчиться попадать в цель, а не куда придётся. В конце концов в их обстоятельствах разумнее будет иметь хоть какое-нибудь оружие, чем никакого.

— Тебя беспокоит, что гвардейцы могут взять тебя под стражу?

Хель устроилась на обшарпанной скамейке, заботливо укрытой для неё тёплым пледом из крашеной шерсти. В каком-то смысле именно из-за неё Кристине пришлось осваивать науку в гордом одиночестве: при виде вельменно бывший владелец этого копья расстался с ним с такой невероятной скоростью, словно оно было заражено чумой, и поспешно ретировался, прежде чем она попросила показать хотя бы самые элементарные движения. Позади, расположилась Инара, которая, даже получив разрешение побыть с сестрой, явно решила не отходить от своей госпожи ни на шаг. В отличие от невозмутимой Хель, служанка следила за упражнениями Кристины с нескрываемым и всё возрастающим сомнением.

— И это… тоже, — выдохнула Кристина, с силой вгоняя наконечник копья в густую траву. — Раньше, когда их было всего двое, мне казалось, что у нас с тобой всё более-менее под контролем. А теперь их уже пятеро, и я задумалась: а что будет, когда мы с тобой в конце концов встретимся с их королём? Допустим, нагонят пару полков солдат и каких-нибудь «способных слуг», которыми пугал нас Эйдон — это пожалуйста, если им так спокойнее. Но что будет, когда она начнут задавать вопросы? Думаешь, мне поверят, когда я скажу, что у меня нет ответов? Да и вообще, мало ли что их королю не понравится…

Кристина раздражённо утёрла лоб рукавом и обернулась, показывая, что вопрос был отнюдь не риторическим.

— Тебя это пугает, — в своей манере не то спросила, ни то констатировала Хель.

— А тебя бы не пугало? Откуда мне знать, что взбредёт им в голову?

— Вельменно редко прибегают к пыткам. Есть иные методы. Тебя могут заставить работать вместе с наставником Его Величества до тех пор, пока вы вместе не найдёте ответы.

— Ну, теперь-то мне сразу стало легче, — обречённо вздохнула Кристина, а затем, встретившись с призраком глазами, призналась: — Я боюсь застрять здесь навсегда. Я не против поработать, тем более, что и сама не отказалась бы от некоторых ответов, но застрять… Чем больше об этом думаю, тем страшнее становится. А что, если дома время течёт совсем не так, как здесь? Только представь: вернуться лет через сто после ухода или, наоборот, за те же сто лет до своего рождения… Хотя, чего я спрашиваю, с тобой ведь как раз это и случилось… Вот ты мне и скажи: каково это?

— Мне всё равно.

— А мне, представь себе — нет. И ещё очень повезёт, если отсюда вообще можно выбраться. То есть, уйти-то можно: после того, как я каким-то чудом прошла между мирами, любой Провал к моим услугам. Знать бы ещё, куда он…

Она смолкла, на мгновение встретившись с Инарой глазами — служанка то открывала, то закрывала рот, как если бы искала удачный момент, чтобы вступить в разговор. Воспользовавшись паузой, она быстро наклонилась к своей госпоже и шепнула несколько слов; та благосклонно кивнула, и девушка проворно засеменила по направлению к крепости.

— Что-то случилось? — спросила Кристина, провожая Инару взглядом.

— Сказала, что знает, чем нам помочь.

Кристина пожала плечами и устало опустилась на лавку рядом с Хель. Тусклое солнце неторопливо клонилось к закату, заливая черепичные крыши Формо тёплым, необыкновенно оранжевым светом — гораздо более насыщенным и объёмным, чем тот, к которому она привыкла дома. До встречи с рахом, как бы ни хотелось её оттянуть, оставалось всё меньше и меньше.

— Когда начнём? — негромко спросила она, нисколько не сомневаясь, что призрак догадается, о чём идёт речь.

— На исходе второго сумеречного часа.

Хель помолчала, а затем, словно сообразив, что её слова ровным счётом ничего не объясняют, добавила:

— В это время начнёт быстро темнеть.

— А это на что-нибудь влияет? — заинтересованно обернулась к ней Кристина. — Рахи выходят на охоту по ночам, потому что становятся сильнее? Как вообще это работает?

— Ночь или день, для таких, как я, это не имеет значения. Однако люди плохо видят в темноте и чаще совершают ошибки. Другая охотнее покинет укрытие.

Из груди Кристины вырвался тягостный вздох. Что и говорить, было бы неплохо подловить раха в неудобный для него момент и получить пусть небольшое, но преимущество.Правда, в таком случае слабее стала бы и Хель, но и что с того? Как бы она ни относилась к гвардейцам, но теперь, когда их было уже семеро, это обстоятельство уже не казалось большой проблемой.

«Знать бы ещё, что с ним потом делать, с этим рахом», — Кристина нервно потёрла руки прежде, чем осторожно спросить:

— Слушай… А ты уверена, что сможешь её остановить? Не обижайся, но в прошлый раз мне показалось, что вы не можете причинить друг другу серьёзного вреда.

Хель неторопливо поменяла позу — скорее всего только ради того, чтобы не привлекать лишнего внимания своей неподвижностью. После разоблачения сыном управляющего, она вообще стала гораздо внимательнее относиться к подобным мелочам, ещё на один шаг приблизившись к почти идеальной имитации живого человека из плоти и крови. И нужно было признать, получалось у неё это довольно убедительно — если на минуту позабыть о том, что живые люди из плоти крови ни за что не усидят так долго с идеально ровной осанкой.

— Мы сражаемся не для того, чтобы причинить вред, — наконец безразлично пояснила Хель. — Необходимо угадать намерение и нанести решающий удар. Тот, кто сумеет это сделать, полностью поглотит побеждённого.

— Иными словами, бой до первой ошибки… — мрачно заключила Кристина, подавив в себе желание забраться на лавку с ногами. — А что будет с тем, кого… поглотили? — Зловещее слово царапнуло гортань.

— Мне это неизвестно. Вероятно, он навсегда исчезнет из этого мира. Как те существа, которые напали на служанку и её молодую госпожу.

Кристина нервно потеребила воротник. Что тут скажешь? Эти призраки обитают в своём собственном мире, со своими нравами и своей — пусть и невероятно высокой — ценой за ошибку, и дела им нет до того, кто и что думает по этому поводу.

Следующие несколько минут прошли в полном молчании. Хель флегматично разглядывала горизонт и явно не стремилась продолжить разговор, а потому Кристина, которой было совершенно нечем заняться, принялась лениво крутить головой в поисках чего-нибудь интересного. Впрочем, найти что-то заслуживающее внимания на широком и совершенно пустом дворе крепости Формо было отнюдь не самым простым делом. Обежав полукруг, взгляд вернулся к унылому каменному зданию, которое ещё сегодня утром было сердцем Формо, а теперь молчаливо взирало смолкшие мастерские и оживлённые улицы, где уже начали собираться первые группы богато одетых торговцев и мастеровых с семьями, которые вот-вот должны были отправиться в подготовленные для них укрытия.

Эйдона и Мартона нигде не было видно: взяв с собой одного из недавно прибывших гвардейцев, они отправились выставлять обереги и создавать безопасные убежища для жителей посёлка и предместий. Оставшиеся солдаты расположились неподалёку; первый, долговязый и худощавый, в круглом шлеме, плотно застёгнутым под подбородком, привалился к стене крепости и, скрестив руки на груди, что-то втолковывал своему товарищу. Почему-то этот гвардеец показался Кристине самым осторожным: то ли потому, что так и не расстался со своим шлемом, то ли дело было в тех быстрых взглядах, которые он бросал по сторонам — иногда он оглядывался даже на стену, словно бы ждал нападения и от неё тоже. Второй — плечистый, с правильными чертами лица и длинными тёмными волосами, собранными в хвост — напротив, вполне мог бы сойти за младшего брата Эйдона — во всяком случае держался он настолько же уверенно и спокойно.

Вдаваться в суть разговора у Кристины не было особого желания, тем более что ей было на что посмотреть. Эти двое даром времени не теряли и, пока она размахивала своим честно отбитым у ополченца трофеем, успели совершить набег на оружейную и вытащить оттуда целый арсенал разнообразного оружия — точнее, того, что при некоторых допущениях, могло бы им стать. Одно за другим темноволосый гвардеец осмотрел несколько копий с наконечниками разной формы и тёмными от времени древками, передал одно из них долговязому — тот неодобрительно покачал головой, и отставил оружие в сторону. Следом пришёл черёд тяжёлого молота, напоминающего кувалду с укреплённой металлом рукоятью — казалось, именно она и удерживала увесистый боёк на месте; затем в руках гвардейца показался лук и пара колчанов со стрелами, один из которых почти сразу же полетел куда-то в сторону, а затем и пара узкий мечей, покрытых слоем ржавчины — даже Кристине было очевидно, что в последний раз арсенал Формо открывали ещё в те времена, когда по земле бродили динозавры.

Так, в наблюдении за работой гвардейцев, прошло некоторое время, пока, наконец, внимание Кристины не привлёк необычный шум, доносящийся откуда-то из крепости. Дверь распахнулась, как от порыва ветра — и наружу показался объёмистый свёрток, за которым, судя по темно-синей юбке и расшитому переднику, скрывалась не кто иная как Инара. Изловчившись, девушка подцепила дверь локтем, толкнула её бедром и, услышав, как та с грохотом захлопнулась, направилась в сторону Кристины.

Вскоре Инара уложила поклажу на лавке и взялась за стягивающие свёрток верёвочки. Внутри обнаружилось что-то, напоминающее пухлое стёганое одеяло, аккуратно свёрнутое в плотный рулон и перевязанное толстым кожаным ремнём. Инара быстро справилась с узлом, раскатала рулон и несколько раз с силой встряхнула «одеяло», которое на деле оказалось удлинённой стёганной курткой, напоминающей те, что носили ополченцы, только выполненной значительно аккуратнее. Закончив с приготовлениями, служанка знаком предложили Кристине примерить стёганку; та не стала спорить и покорно влезла в куртку. С этим проблем не возникло — как и в случае с одеждой, Инара не прогадала с размером, даже взяла немного с запасом; зато почти сразу обнаружилось, что у куртки нет пуговиц. Впрочем, прежде, чем Кристина успела сообразить, что с этим делать, служанка проворно зашнуровала доспех, завязала ремешки на рукавах и туго затянула пояс на талии.

— Дедушкин ватник, — не удержалась Кристина, с сомнением оглядывая себя. Стёганка доходила почти до середины бедра, была тяжёлой и жаркой, непривычно сковывала движения и немного жала в груди.

Инара, хоть и не поняла ни слова, безошибочно считала интонацию. Задумалась, чуть склонив голову — точь-в-точь, как Хель — а затем несколько раз гулко постучала себя в грудь, знаком призывая Кристину повторить этот опыт. Та послушно ткнула себе в солнечное сплетение, больше для того, чтобы не ставить служанку в неловкое положение — но, помимо едва заметного толчка, ничего не почувствовала: стёганка, несмотря свой непрезентабельный вид, великолепно погасила удар. Инара удовлетворённо кивнула, будто бы говоря этим «вот видишь!», и вновь склонилась над свертком.

— Ты не подумай, я очень благодарна за то, что сделала, — спохватилась Кристина и спросила, обращаясь к Хель: — А ей не влетит за то, что она взяла для меня эту телогрейку?

Однако выслушав перевод, Инара только легкомысленно пожала плечами. В руках у неё появилась тонкая шапочка, выполненная из такого же серого материала, как и надетая на Кристину стёганка. Эта шапочка, по задумке неизвестного портного, видимо, должна была плотно прилегать к голове и подвязываться под подбородком парой длинных верёвочек.

— А может, всё-таки, обойдёмся без этого чепчика? — взмолилась Кристина. — Всё равно не поможет, да ещё и волосы придётся распускать… — Но Инара даже ухом не повела и улучив момент, быстро натянула шапочку ей на голову.

— Издевается надо мной, как хочет… Ну, а ты, — она с надеждой обернулась к Хель, — ты тоже думаешь, что без этого не обойтись?

Но та неожиданно решила самоустраниться и оставить её с деятельной служанкой наедине:

— Я не разбираюсь.

В поисках спасения Кристина огляделась по сторонам — и получила его с самой неожиданной стороны. Старательно пряча улыбку в уголках губ, к ним приближался тёмноволосый гвардеец, на ходу знаками призывая Кристину избавиться от головного убора.

— Nilsem L— Dalen, — коротко бросил он. Затем, после некоторых — и весьма заметных — колебаний последовал вежливый поклон в сторону Хель. Взглянуть ей в глаза гвардеец так себя и не заставил.

«Он всё знает», — кольнуло страхом в груди. Эйдон всё им рассказал — но могло бы быть иначе? Чудачка-аристократка, которой вздумалось попутешествовать по стране лишь в компании пары слуг, и которая упорно отказывается назвать своё имя, — такие байки хороши для жителей Формо, но не для гвардейцев, которые служат своим вельменно по многу лет, а потому могут в любой момент начать задавать неудобные вопросы. В этом смысле Эйдон был совершенно прав: лучше сразу раскрыть карты и избавить себя от проблем. Однако Кристине не нравилось, что круг людей, посвящённых в её историю, незаметно становился всё шире.

Тем временем гвардеец, не прекращая улыбаться, пустился в объяснения, то и дело поглядывая на Кристину и указывая то на стёганую куртку, то на красующуюся у неё на голове шапочку.

— Это надевают под шлем, — наконец, пояснила Хель. — Однако у них нет для тебя шлема подходящего размера.

— А что из сказанного было словом «шлем»? — неожиданно заинтересовалась Кристина. — Nilsem?

— Нет. «Нильсем Ль-Дален» — это его имя. Другого называли «Вильён», третьего — «Анор». Самое общее слово, которым можно назвать шлем — «abatta». Надетый не тебя набивной доспех обычно называют « jökikanna».

— Abatta,jokkan— te, — кивнул Нильсем.

— Abata te— jökki— t, — добавила свой вариант Инара.

Следуя указаниям Нильсема, служанка быстро перешнуровала стёганку, отчего дышать в нём стало значительно легче — кажется, в первый раз она добросовестно затянула куртку как обычный корсет. Затем пришёл черёд и самой Кристины: повторяя за гвардейцем, она пару раз наклонилась вперёд и назад, крутанулась вбок, подпрыгнула на месте, немного походила кругами, привыкая к весу доспеха, — и неохотно признала, что в нём, при желании, можно было двигаться вполне свободно.

Наконец, когда с доспехом было покончено, Нильсем знаком попросил реквизированное у ополченца копьё. Взвесив оружие в руке, гвардеец примерил его к росту, плавно опустил перед собой — и резким движением выбросил наконечник вперёд, со свистом рассекая воздух. Следом последовало ещё несколько ударов, настолько быстрых, что Кристина не сумела их сосчитать. Закончив, он упёр копьё в землю и обстоятельно заговорил, указывая то на отполированное древко, то на широкое лезвие.

— «Неплохое оружие. Правда, слишком длинное и тяжёлое для тебя. С кем ты собралась сражаться?»

Внезапно Кристина почувствовала, как к щекам приливает кровь. «Сражаться» — это гвардеец ей, конечно, польстил. На фоне его короткой разминки её собственные попытки управиться с оружием теперь казались не просто неуклюжими, но и вовсе смехотворными.

«Ну куда я лезу?» — запоздало подумала она, ощущая, как холодеет в груди.

Однако гвардеец ждал ответа. Деваться было некуда, и Кристина, взяв себя в руки, попыталась объяснить, помогая себе жестами:

— Маленькие, быстро двигаются. Я пыталась бить их молотком… ну, деревянным таким, им ещё краны в бочки вбивают… В общем, пока тянешься к одному, на тебя запрыгивает ещё несколько. Вот я и подумала, что с копьём будет проще — не нужно будет наклоняться. А если заявится что-нибудь побольше, то не придётся подходить слишком близко.

Нильсем, к удивлению Кристины, очень внимательно выслушал её сбивчивый монолог и серьёзно кивнул:

— Vel saja.

С этим словами он в последний раз оглядел Кристину с ног до головы и с вежливым поклоном направился к своему товарищу, оставив её размышлять о том, не слишком ли много от неё ждут.

— Что «хорошее»? — наконец, спросила она, покосившись на Хель.

— Выбор.

* * *

Прошло около часа. К темноволосому Нильсему и долговязому Вильёну присоединились остальные, включая весьма примечательную личность, которую попросту невозможно было не заметить. Анор, как назвала его Хель, оставил неизгладимое впечатление ещё во время их первой встречи: прежде Кристине казалось, что настолько громадные люди просто не могут существовать: гвардеец был на две головы выше и раза в три шире самой Кристины — и это даже учитывая надетый на неё толстый набивной доспех. Кроме того, она была уверена, что подобные гиганты должны быть медлительными и неуклюжими, однако, когда Мартон вынул из сумки кожаный мешочек, наполовину заполненный красноватым порошком, Анор быстро заставил её пересмотреть свои взгляды.

Вынув из ножен меч — изготовленный точно по руке, он напоминал скорее тяжеленный лом — гвардеец играючи разогнал его до какой-то невероятной скорости и со свистом рассёк воздух, как если бы оружие было сделано из пластмассы. Кончик клинка прочертил воздух, одну за другой выписывая несколько сложных фигур — а затем, мгновенно замерев, плавно направился к Мартону. Тот с помощью специально заготовленной для этого тряпочки зачерпнул немного красноватого порошка и нанёс его на лезвие. Примеру Анора последовали остальные, один за другим подставляя Мартону своё оружие, и вскоре всё оно уже тускло поблескивало чем-то маслянистым, ловя на себе последние лучи закатного солнца.

Эту смесь Кристина вспомнила сразу — Мартон уже пользовался ею перед тем, как их небольшой отряд выдвинулся в сторону болот. Правда, в тот раз, она была слишком занята попытками убедить Хель оставить гвардейцев в живых, а потому не слишком прислушивалась к собственным ощущениям; теперь же от одного взгляда на быстро тающие от прикосновения к металлу кристаллики, внутри заворочалась брезгливая неприязнь — слишком явная, чтобы быть её собственной.

— Может причинить боль, — не дожидаясь вопроса, пояснила Хель.

Кристина понимающе кивнула — штука, должно быть, была по-настоящему скверной, если вызывала у обычно бесстрастной Хель такой бурный всплеск эмоций — и направилась к гвардейцам. Приблизившись, она молча подставила Мартону наконечник копья, а затем, когда тот закончил, вынула из-за пояса нож и протянула и его. Кто знает, как обернётся дело, и тогда оружие, способное «причинить боль» раху, придётся очень кстати.

Впоследний раз обсудили они и свой нехитрый план. Гвардейцы слушали спокойно, не выражая эмоций и не задавая вопросов — только долговязый Вильён чуть заметно поджал губы, не слишком довольный тем, что ему, как и остальным, придётся остаться в убежище вместе с жителями посёлка.

— С кем вы собрались сражаться? — глядя ему в глаза, Кристина повторила вопрос, который совсем недавно задал ей Нильсем. — Вы ведь даже не увидите этих существ, зато они вас — легко. Кстати, учитывайте, что оружие я вижу в первый раз в жизни, так что… в общем, не хотелось бы попасть кому-нибудь в глаз. А Х… — она резко осеклась и поправилась: — А присутствующая здесь вельменно будет слишком занята, чтобы отвлекаться на «серых».

Её соображения поддержали Эйдон и Мартон — и гвардейцы неохотно уступили. Нильсем принял из рук капитана деревянную рамку с закреплёнными внутри амулетами, бережно вынул один из них, поднёс к губам, словно хотел согреть оберег своим дыханием, и осторожно уложил его на землю. Захватив с собой мрачного Вильёна, он направился вдоль стены, с явным намерением повторять этот нехитрый обряд до тех пор, пока внутри круга не окажется вся крепость.

— Кстати, а не получится, что мы запрём её внутри? — Кристина задумчиво закусила губу: почему-то раньше ей эта очевидная, в общем-то мысль, в голову не приходила.

— Это стало бы удачным исходом. Однако другая почувствует круг и покинет его прежде, что он сомкнётся, — уверенно ответила Хель и добавила, предвосхищая дальнейшие расспросы: — Так же, как чувствую его я.

Кристина пожала плечами — кому, как ни другому раху разбираться в таких вещах? Она уже собиралась обратиться к Эйдону, чтобы сообщить, что они с Хель готовы начинать, как только гвардейцы закончат с кругом, однако в этот момент ей помешали. Дверь в крепость с шумом распахнулась, и наружу, неуверенно пошатываясь, вывалился грузный управляющий Бравил в сопровождении пары перепуганных слуг.

«Пьяный он, что ли?», — только и успела подумать Кристина.

— Olsen! — срывающимся голосом взмолился управляющий и бросился к Эйдону. Или правильнее было бы сказать, попытался это сделать: на полпути ноги отказались ему подчиняться, и Бравил-старший неминуемо скатился бы с крыльца и свернул себе шею, если бы Мартон не успел подхватить его под руки и усадить на ступеньки. Впрочем, это никак не уменьшило его энтузиазма управляющего: едва увидев перед собой Хель, он всем телом подался вперёд и грохнулся на колени, ни на мгновение при этом не прекращая что-то ей объяснять, рвущимся от напряжения голосом — однако та лишь качнула головой и повернулась вполоборота, всем видом демонстрируя, что продолжения разговора не желает.

«Не пьяный, просто очень напуганный», — после некоторых колебаний заключила Кристина.

Между тем Бравил-старший, так и не поднявшись с колен, обернулся к Эйдону. Однако капитан, словно отзеркалив свою «госпожу», смерил управляющего невероятно тяжёлым взглядом исподлобья и, быстрым движением проведя рукой по усам, ответил — и судя по дрогнувшим губам управляющего, ответ был далеко не положительным.

— Его сын пропал, и никто его не видел, — безразлично пояснила Хель. — Этот человек просит гвардейцев помочь ему в поисках. Капитан ответил отказом.

Кристина хотела было поспорить, но, поразмыслив, признала, что в этом был смысл. Собственно, ничего страшного и не случилось: после «общения» с Мартоном и особенно после «беседы» с Хель и Эйдоном парню просто нужно было побыть одному и немного успокоиться. Собственно, если бы не блуждающий по посёлку призрак, на его исчезновение и вовсе не обратили бы внимания. Да и вообще, зачем управляющему гвардейцы, когда в его распоряжении есть целый штат слуг?

«Он бы ещё Хель на поиски отправил, честное слово»

Эйдон, судя по всему, пришёл к точно таким же выводам. Следуя его указанию, слуги помогли своего господину подняться и, осторожно придерживая его под руки, повели в крепость. Бравил не сопротивлялся, свесив голову на грудь и безвольно переставляя ноги подобно сломанной марионетке.

— А на нашего призрака его сын не натолкнётся? — на всякий случай уточнила Кристина. Несмотря на всю неприязнь к нагловатому и заносчивому сыну управляющего, смерти ему она точно не желала.

— Управляющему не следует опасаться. Его сын умрёт последним. — Хель проводила Бравила-старшего безразличным взглядом и с достоинством отвернулась.

Дожидаться Нильсема и Вильёна не стали. Анор закинул за спину лук и колчан со стрелами, без видимых усилий подхватил тяжеленную «кувалду» и пару копий, а затем, взвалив всё это добро себе на плечи, бодро зашагал по главной улице в сторону ворот. Хель обернулся к Инаре, которая во все глаза разглядывала её округлившимися от удивления глазами: кажется, девушка только сейчас сообразила, что её госпожа не собирается оставаться в безопасном укрытии.

— Можешь просто сказать, что останешься с гвардейцами, — едва слышно подсказала Кристина. — А ещё попроси её навестить сестру и не нарываться на неприятности, хорошо?

На прощание Инара склонилась в таком низком поклоне, что со стороны могло показаться, что ещё чуть-чуть и она попросту сложится пополам. Хель вежливо склонила голову — совсем немного, но это, при определённом старании, можно было даже принять за ответный поклон. Не зная, как поступить, Кристина повторила это движение и, пряча обречённый вздох, направилась вниз по главной улице.

Небольшую открытую площадку рядом с воротами выбрали отнюдь не случайно. Ещё во время работы над схемами и планами Формо Кристина вспомнила, как этим утром Хель жаловалась на плохое зрение. Дожидаясь, пока гвардейцы закончат с убежищами, они ещё раз всё перепроверили и выяснили, что во дворе крепости было слишком просторно: призрак попросту терял из виду границы своеобразного поля боя. Кроме того, Хель по-прежнему не могла отойти от Кристина на хоть сколько-нибудь приличное расстояние, что оставляло её противнице, не имеющей подобных ограничений, явное преимущество. У ворот, которые, судя по картам, со всех сторон окружали склады и мастерские, Хель должна была чувствовать себя немного увереннее. Так ли это окажется на самом деле, им ещё только предстояло выяснить.

Пройдя с десяток шагов, Кристина обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на крепость Формо, ставшую, хоть и на одну ночь, её первым укрытием в этом мире, и в которую она могла больше никогда не вернуться. Ничего особенного она, впрочем, не почувствовала: каменная коробка с нелепой, будто бы построенной на последние деньги, башенкой не вызывала никаких положительных эмоций. Скорее наоборот: теперь, когда до встречи с «серыми» оставалось всего ничего, Кристина ощутила, как у неё внутри проснулся тоненький малодушный голос, который сходу принялся убеждать её, что она, в сущности, ничем не обязана этим людям, а потому, вместо того, чтобы играть в великого воина и стратега, ей следовало бы подумать о себе и своих собственных проблемах. Унять внутреннего паникёра и загнать его в самый дальний уголок сознания удалось лишь титаническим усилием воли. Однако не успела она немного успокоиться и даже найти в себе силы, чтобы похвалить собственную стойкость, как перед ней развернулась совершенно неожиданная сцена.

Инара никуда не ушла — как, собственно, и Мартон. Остановившись напротив друг друга, они обменялись парой слов, то и дело запинаясь и смущённо отводя взгляды в сторону. Вдруг девушка беззвучно хлопнула в ладоши и потянулась к вороту платья. Выудив что-то из-за пазухи — кажется, тот самый амулет, который юноша успел вручить ей перед тем, как их дружная компания ворвалась на кухню — Инара быстро сняла его с шеи и протянула Мартону. Гвардеец категорически замотал головой, а затем, к полному удивлению Кристины, заключил ладони Инары в своих и осторожно сжал её пальцы в кулак. На миг их глаза встретились; Мартон пожевал губами, лицо приняло совершенно отчаянное выражение; Инара удивлённо приоткрыла рот и замерла, затаив дыхание. Мартон вытянул руку и мягко провёл девушке по щеке, его губы двигались, но слов Кристина так и не сумела разобрать — а разобрав, всё равно бы не поняла.

Кристина сообразила, что настало самое время посмотреть в другую сторону. Однако прежде, чем она успела самым тщательным образом изучить носки собственных сапогов, Инара покраснела до корней волос, приложила руку к лицу — а затем выпалила ответ, резко развернулась на пятках, подхватила подол платья и, стремительно взлетев по лестнице, скрылась за дверью.

— Быстро они… — удивлённо пробормотала Кристина. — Хотя момент он, конечно, упустил.

— На востоке слишком легкомысленно относится к браку, — с неожиданным укором заметила Хель, останавливаясь рядом. — Достойный свадебный обряд занимает не меньше года. Так семьи могут убедиться, что не совершили ошибку.

— А при чём здесь свадьба и брак? — обернулась к ней Кристина. — Мне показалось, что это, скорее, начало большой и крепкой дружбы. Ну, знаешь, как бывает…

Она осеклась, когда Хель слегка наклонила голову вперёд, словно хотела взглянуть на неё поверх несуществующих очков, отчего её неподвижное лицо стало ещё строже, чем обычно.

— Ну хорошо, может быть, ты и не знаешь… Я тебе потом как-нибудь расскажу.

Обещание подействовало, как большая чашка успокоительного чая — как если бы вопрос о том, будет ли у них это «потом» можно было заранее считать решённым.

* * *

— Хорошее место, — одобрила Хель, останавливаясь точно посреди улицы, на безупречно выверенном расстоянии от окружающих зданий. Кристина неопределённо хмыкнула в ответ: частокол, распахнутые настежь ворота с небольшой обзорной площадкой, запертые мастерскими с тёмными провалами окон, глухие стены складов и редких двухэтажных домов, — всё это образовывало своего рода коридор, пусть и не такой просторный, как открытый со всех сторон двор крепости, но достаточно широкий для того, чтобы его края начинали теряться в быстро сгущающейся темноте. «Второй сумеречный час» определённо подходил к концу.

«Нам бы лампу какую-нибудь», — Кристина вгляделась в тёмный прямоугольник в паре десятков шагов от себя, прикидывая, сумеет ли пролезть через окно и не встретит ли её там перепуганный хозяин с топором наперевес.

Впрочем, довольно быстро выяснилось, что гвардейцы всё предусмотрели. В поясной сумке Эйдона обнаружилась продолговатая бутыль из толстого стекла, наполовину заполненная жидкостью, тёмной и вязкой, в которую тот поместил небольшой кристаллик неправильной формы. Почти сразу же лицо капитана озарилось холодным рассеянным светом. Присмотревшись, Кристина признала в этом «устройстве» простейший кристальный светильник — почти такой же, каким они с Хель воспользовались во время своей вылазки в кладовую. Однако различия всё же были: так, светильник в подвале без проблем пережил падение на каменный пол, а Эйдон укладывал бутыль на землю с большой осторожностью, что само по себе указывало на то, что надёжностью эта штука, скорее всего, не отличалась.

Наблюдая за экономными движениями Эйдона, за тем, как Мартон раскладывает по земле оружие, принесённое и оставленное здоровяком Анором, Кристина вдруг поняла, что ещё немного и обратной дороги уже не будет.

«Ещё не поздно, можно же укрыться с остальными в крепости или на каком-нибудь складе, придумать другой план…» — вновь попытался было внутренний голос. Однако Кристина сжала кулаки, сцепила зубы и бросила в сторону, отрезая пути к отступлению:

— Можем начинать.

От звука собственного голоса, чужого, глухого и напряжённого, в груди растеклось что-то холодное и липкое, а к горлу подступил вязкий ком. Хель не произнесла ни слова, но Кристина со всей ясностью понимала, что всё уже случилось. Вот невидимый купол надёжно укрывает её от взора раха и других призрачных существ, а вот от него не остаётся и следа — исчез, словно дым, развеянный резким порывом ветра. На мгновение Кристине показалось, что замер и Формо, вместе с ней напряжённо вглядываясь в темноту за воротами. Где-то вдалеке поскрипывали на петлях и бились о стену незакреплённые ставни. Залаяла собака, то и дело срываясь на жалобный вой; откуда-то раздались и сразу же затихли встревоженные голоса. Прохладный ветер с шумом пробежался по крышам, бережно провёл по лицу, игриво забрался под воротник — и понёсся дальше, шурша опавшей листвой.

Так прошло несколько минут — или, может быть, даже больше: загипнотизированная тишиной, Кристина совершенно потеряла ощущение времени. Мир словно бы сделался меньше, сузился до небольшого круга, зажатого между складами и мастерскими и весьма условно обозначенного голубоватым свечением кристальной лампы. Чувства обострились и смешались воедино. Темнота за пределами освещённой области больше не казалось настолько густой и непроницаемой, как прежде. Кристина отчётливо услышала, как жёсткая ладонь Эйдона опускается на рукоять меча. Сосредоточилась — и до ушей донеслось поскрипывание кожаной оплётки, мягкое шипение, с которым клинок показался из ножен, и тихий удар эфеса о металлическое кольцо, когда тот вернулся на место. На миг даже почудилось, что откуда-то потянуло резковатым запахам оружейной смазки и промасленного меха…

Кристина не выдержала и закрыла глаза в надежде, что это поможет справиться с нахлынувшими ощущениями.

Однако результат оказался вовсе не тем, на который она рассчитывала: заглушив один канал восприятия, она словно бы обрела другой — такой, который позволял почти физически прочувствовать окружающее пространство. Неподвижное, обволакивающее, умиротворяющие спокойное — одновременно с этим мучительно напряжённое, словно молчаливо требующее занять своё место. Она шагнула в сторону — не слишком отдавая себе отчёт в том, что делает, просто уступив внезапному порыву. Затем, прислушиваясь к ощущениям, сдвинулась ещё немного, затем ещё — пока не почувствовала, что необъяснимое беспокойство и внутреннее смятение отступили, оставив после себя лишь блаженный покой и неподвижность.

— Что ты делаешь?

Кристина распахнула глаза — и отпрянула от неожиданности, обнаружив перед собой затылок Хель. Та неторопливо обернулась вполоборота,выглянула из-за плеча, вопросительно склонив голову, и принялась ждать ответа.

— Ничего, — Кристина мотнула головой. — Даже не знаю, с чего меня вообще сюда потянуло… Просто показалось, что… — она смолкла, словно слова застряли в горле, поражённая внезапной догадкой: — Ты ведь не просто так выбрала именно это место, правильно?

Хель медленно качнула головой.

— Ну ещё бы, конечно же, нет… Там… как бы объяснить? Спокойнее?

Ещё один короткий кивок.

Кристина набрала воздуха в грудь. Следующий вопрос должен был решить всё:

— Ты можешь передавать свои ощущения?

Такое уже случалось с ними прежде: время от времени до Кристины доносились эмоции Хель, да и та нередко понимала её без слов. Всё это без проблем можно было списать на существовавшую между ними связь: собственно, как ещё призрак сумел бы всего за несколько секунд освоить её язык? Однако теперь выходило, что границы этой связи были куда шире, чем можно было предположить.

— Возможно, — тем временем безо всякого интереса ответила Хель.

— А ты сама замечала, что-то похожее? Я хочу сказать, это работает в обе стороны?

— Вскоре после того, как мы встретились, я обнаружила, что могу видеть с помощью глаз, — заявила Хель и внезапно пожаловалась: — Это отвлекает.

— А до этого, получается, не видела? — на всякий случай уточнила Кристина.

— У таких, как я, нет зрения. Мы видим исходящую от живых существ силу: чем её больше, тем проще обнаружить источник. Так я нашла тебя в первый раз. Я считала, тебе это известно.

— Да, ты говорила… — тихо пробормотала Кристина, мысленно влепив себе увесистую оплеуху за то, что до сих пор не сподобилась расспросить Хель, как следует. Сначала смутные кошмары, затем эмоции, теперь ощущения — что дальше? Обрывки мыслей? Нет, Хель и так могла передавать ей свои мысли. Тогда, что? Одно сознание на двоих? Общая личность? Кристина поёжилась, вообразив себе перспективы. Стоило ли вообще выживать после выходки Духа с перемещением в «другую реальность», чтобы в итоге превратиться не пойми во что.

— Приготовься. — Голос Хель резко вырвал её из размышлений. Обычно бесстрастный, он почти незаметно дрогнул, а Кристину захлестнула совершенно чуждая и определённо чужая эмоция — пожалуй, последняя, которую она ожидала ощутить.

Предвкушение.

Глава 18

Серая волна

Будто по команде темнота взорвалась глухими ударами, как если бы что-то тяжёлое с силой ударилось о землю, треском ломаемого дерева, звоном битой посуды и хрустом выбитых слюдяных окон. На смену им пришли пронзительные крики и протяжный собачий вой; шум прокатился по предместьям — и оборвался так резко, словно вокруг деревни возник непроницаемый барьер, надежно укрывший её от окружающего мира.

Будто желая ухватиться за последние звуки, Хель мягко скользнула на полшага вперёд и замерла, чутко вслушиваясь в тишину. Гвардейцы одновременно рванули оружие из ножен и, вытянувшись широким полукольцом, последовали её примеру.

— Это она? — просипела Кристина и закашлялась, обнаружив, что голос отказывается ей подчиняться.

— Слишком далеко, чтобы судить наверняка.

Воздух вновь разорвался нечеловеческим воплем, захлебнувшимся булькающим хрипом. Кристина до боли стиснула древко копья и поёжилась от пристального взгляда Мартона у себя на затылке. Эйдон слегка повернул голову и мотнул головой в немом вопросе.

«Ага, а я лучше всех знаю, что делать…» — Первым порывом было броситься вниз, в предместья, и сделать хоть что-нибудь, чтобы остановить убийства, однако в сознании раскалённой иглой засели её же собственные слова, которыми она описала столкновение двух рахов: «бой до первой ошибки». Ошибка могла дорого им обойтись.

Кристина глубоко вздохнула и медленно выдохнула через сложенные трубочкой губы. До сих пор «Другая», как называла её Хель, действовала методично и крайне осторожно — собственно, если бы не случай, о её присутствии вообще никто бы не догадался. Так с чего бы ей бить в открытую?

— Передай им: мы остаёмся, — тихо произнесла Кристина.

В ту же секунду она почувствовала, как взгляд Мартона сделался настолько интенсивным, что ещё немного и он прожёг бы дыру у неё на спине. Эйдон, как ей показалось, также встретил новости без особого энтузиазма, однако спорить не стал: лишь пригладил усы и оценивающе оглядел её с ног до головы.

— Сейчас объясню, — вдохнула Кристина, которая и сама не знала, почему приняла именно такое решение, зато отлично поняла, что искал в ней Эйдон: гвардеец пытался определить, продиктовано ли оно какими-либо соображениями или же вызвано самым обыкновенным страхом.

То, что может один рах, вполне под силу другому — а Хель, как уже не раз можно было убедиться, вполне успешно скрывала своё присутствие. Значит, нужно принять за аксиому, что найти друг друга рахи не смогут. Зато сама Кристина, со слов всё той же Хель, должна была светиться как новогодняя ёлка, так что всё, кому нужно, уже знали, где она. Те же «серые» уже должны были нестись к ней на всех парах. Так в чём проблема? «Другая» вполне могла бы напасть — и, скорее всего, у неё даже получилось бы добраться до Кристины и нанести той смертельный удар. Быть может, она бы так и поступила — вот только всё затевалось вовсе не ради этого.

В голове сразу же сложилась картинка: призрак оказывается рядом, хватает свою жертву, швыряет её на землю или распарывает когтями — и тут же получает удар от Хель, которую по-прежнему не может найти, и которая ни за что не откажется начать бой на своих условиях. Если повезёт, она вообще убьёт свою противницу первым же ударом.

— Ну и с чего бы ей так подставляться? — спросила Кристина после того, как сбивчивой скороговоркой изложила свои мысли гвардейцам. — Я, кстати, исхожу из того, что ты заметишь её перед или во время нападения, — добавила она, обращаясь уже к Хель.

— Это так.

— Вот я и подумала, — немного увереннее продолжала Кристина. — Она ведь уже встречалась с нами и, как я поняла, лишь чудом успела сбежать в самый последний момент. Но в тот раз нас было четверо… то есть, трое с половиной. Как думаешь, могла она это учесть? Даже если нет, на всякий случай будем считать, что могла. А теперь следите за руками: до предместий у нас, сколько, метров… ну, в смысле, шагов сто, сто пятьдесят? Неважно! — быстро проговорила она, заметив, что Хель восприняла вопрос всерьёз. — Важно другое: мы сами выбрали это место — «хорошее», как ты выразилась. Здесь мы ждём нападения, здесь у нас хотя бы есть стены, к которым можно встать спиной. Зато как только мы бросимся в деревню, то сразу же станем идеальной мишенью: темнота, открытая местность, где мы будем как на ладони. Если нам хватит ума разделиться — будет вообще идеально; но даже если кто-то просто отстанет, ей вполне может хватить и этого.

«Потому что на гвардейцев тебе плевать и защищать их ты не станешь», — Кристина вспомнила, как Хель предлагала оставить Эйдона и Мартона умирать, чтобы выиграть немного времени.

— Мы можем, конечно, пойти осторожно, но «осторожно» значит «медленно». Если она всерьёз собралась убить там всех, кого сможет найти, или хотя бы большую их часть… Как думаешь, мы успеем ей помешать?

— Нет, — не задумываясь, качнула головой Хель.

— Поэтому мы остаёмся, — твёрдо заключила Кристина, глядя Эйдону прямо в глаза. Затем она вновь обратилась к Хель: — Внимательно следи за гвардейцами, без них тебе будет значительно сложнее; и постарайся не лезть на рожон: если «Другая» доберётся до тебя, то умрут вообще все.

Кристина с трудом перевела дух и закончила, подавив предательскую дрожь в голосе:

— Она знает, что я здесь. Если ей от меня что-то нужно, пусть покажется.

Сказала — и скривилась от отвращения, ужаснувшись тому, как неожиданно легко оказалось пожертвовать человеческими жизнями. Причём, даже не ради победы — ради призрачного шанса её одержать. А что, если подозрения Эйдона были верны, и всё её выступление — лишь удобная отговорка, призванная прикрыть трусливое желание как можно дольше оттягивать неизбежную встречу с рахом? Кристина сцепила зубы, почти захлебнувшись от невыносимого презрения к самой себе. Однако прежде, чем она успела окончательно пропитаться этим чувством, её решение получило неожиданную поддержку: за спиной раздался тихий вздох и какой-то неразборчивый шорох — кажется, Мартон просто пожал плечами. Не нашлось возражений и у Эйдона: капитан ограничился флегматичным кивком и, так и не задав ни единого вопроса, отвернулся.

— Сказано: «В сражении любое решение ведёт к смертям». Тебе не следует тревожиться, — подытожила Хель, отвечая на так и не высказанные Кристиной мысли.

— Вот утешила так уте…

Ещё один крик, долгий и протяжный, заставил её замолчать и вжать голову в плечи. Следом до ушей донёсся почти неразличимый из-за расстояния звук удара — как если бы что-то мягкое, но тяжёлое, подняли в воздух и силой швырнули на землю — а затем воздух взорвался целой серией душераздирающих воплей, затухающих в судорожных хлюпающих хрипах. Последнее казалось особенно странным: всё указывало на то, что люди умирали не по одному, но даже рах не может находиться сразу в нескольких местах одновременно…

Кристина не заметила, как с губ сорвалось короткое ругательство; в следующую секунду она уже со всех ног неслась к распахнутым настежь воротам. Внутренний голос вновь трусливо запищал, что отрываться от группы было крайне неудачной и рискованной затеей, но ему пришлось смириться с тем, что слушать его никто не собирается.

Резко затормозив на самой границе между светом и тьмой, под нависающей над головой деревянной площадкой, она выглянула наружу. Глаза быстро привыкли к темноте, однако разглядеть хоть что-нибудь, кроме неясных очертаний деревенских домов и хозяйственных построек так и не удалось — Кристина скорее угадывала их расположение. Впрочем, искала она совершенно другое.

Наконец, ей показалось, что темнота там, где заканчивались предместья и начиналась разбитая грунтовая дорога, тянущаяся к Формо, была несколько плотнее, чем в других местах. В тот же самый момент она ощутила присутствие Хель и, ничего не объясняя, мотнула головой в сторону деревни:

— Видишь, чувствуешь что-нибудь необычное?

— Там люди, — Хель уверено указала куда-то во тьму. — Сложно назвать точное число. Немало. Многие собрались в двух местах, остальные скрываются в домах.

— Большие группы — те, кому хватило места в убежищах, — кивнула Кристина. — Остальные — те, кому повезло меньше. А у выхода из деревни?

— Движение, — мгновение спустя ответила Хель — и вдруг голова её начала вопросительно клониться к плечу.

Кристина тут же бросилась назад, туда, где остались недоумённо наблюдающие за её действиями гвардейцы. На месте она не глядя сунула копьё кому-то из них, подхватила с мостовой светильник и что было сил понеслась назад. Вбежала по крутому пандусу, сложенному из грубых раскачивающихся под ногами досок, и высоко подняла светящуюся бутыль над головой.

— Не добивает… — разочарованно цокнула она языком: свечения импровизированной лампы хватило лишь на первые пятнадцать метров грунтовки, в то время как деревню по-прежнему укутывала непроницаемая тьма.

— Встряхни, — голос Хель раздался из-за плеча. — Внутри находится кристалл аллита, очень плотн…

Кристина не дослушала — и едва успела зажмуриться, когда из бутыли вырвался поток ослепительно-яркого света. Стекло начало быстро разогреваться, и вскоре ладонь обожгло нестерпимым жаром; Кристина зашипела от боли, но упрямо сцепила пальцы и рванула руку вверх.

— Вот ведь гадина… — прошептала она, едва перед глазами перестали плясать чёрные мушки. По протянувшейся в сторону Формо дороге, пошатываясь и натыкаясь друг на друга, будто загулявшие пьяницы, брела группа людей. Больше пяти, но скорее всего меньше десятка; мужчины в холщовых рубахах и широких штанах, утянутых длинными поясами, и пара женщин в пёстрых платьях с длинными юбками — кажется, без следов крови, хоть и неестественно бледные — вот и всё, что удалось разглядеть Кристине прежде, чем раскалённый светильник умер у неё в руке.

Однако уже этого хватило для того, чтобы части мозаики начали постепенно складываться в общую картину. Поразмыслив, Кристина пришла к выводу, что рах был ни при чём — в противном случае без крови бы не обошлось, да и убитых было бы куда больше. Оставались только «большеголовые», как бы ни было сложно поверить в их разумность и умение планировать свои действия… Если, конечно, им кто-нибудь не подсказал. Но откуда тогда взялись крики, если эти паразиты предпочитали душить свои жертвы?

Ответ напрашивался сам собой: должно быть, первые убийства и были совершены без лишнего шума. Затем «серые» подняли тела, выбрались на улицу за добавкой, поднялся переполох — попробуй не закричать, когда по родной деревне начинают разгуливать ожившие мертвецы! На крики сбежалось ещё больше «серых» — и так до тех пор, пока те из них, кто каким-то чудом научился вселяться в мертвых, не заполучили себе новые тела.

— Что ты видишь?

— А? — встрепенулась от неожиданности Кристина. — Да, извини. Не подумала.

Она быстро обрисовала ситуацию, не слишком вдаваясь в подробности, чтобы не терять времени. Однако Хель проявила неожиданный для неё интерес:

— Я не чувствую этих существ. Только движение.

— Может, потому что «серые» сидят в телах? — предположила Кристина и взмолилась: — Давай потом разберёмся? Сейчас нужно понять, что с ними делать.

— Они не представляют для тебя опасности. Прикажи гвардейцам закрыть ворота. Когда эти существа окажутся достаточно близко, они умрут.

— Даже не вздумай!

Кристина чуть не подскочила от такого предложения и, прежде, чем Хель успела вопросительно наклонить голову, уже тише пояснила:

— Забудь обо мне на секунду; я для них вообще не противник. Спорю на что угодно, что наш рах сам поотрывает «серым» головы, если они подберутся слишком близко. Или ты думаешь, она поделится обедом? Не для этого они ей нужны. — Задыхаясь от волнения, она указала в сторону деревни. — План был простой и надёжный. Смотри, «серые» вовсю резвятся в предместьях, мы бежим туда — «Другая» либо убивает гвардейцев, чем здорово облегчает себе жизнь, либо просто вытаскивает нас на неудобную местность — с тем же, собственно, результатом. Но, допустим, мы — циничные сволочи, и никуда не бежим, что тогда? Тогда наши большеголовые друзья получают тела и сами идут в Формо, где, если их не остановить, начинается полный массаракш. Ты бросаешься вперёд — это же логично, только тебе они не могут причинить никакого вреда — и либо сама подставляешься под удар, либо подставляешь кого-нибудь из нас. Понимаешь, к чему я клоню?

— Она рядом, — кивнула Хель. — Наблюдает и ждёт подходящего момента. Однако пока не решается напасть.

— Точно. Но это нам даже на руку. Правда, разбираться с этими «зомби» придётся гвардейцам; я возьму на себя «серых», будем надеяться того порошка им будет достаточно. А у тебя — своя работа. Ещё раз: не лезь на рожон, не отвлекайся на ерунду — ищи раха. Рано или поздно у неё сдадут нервы, особенно когда она поймёт, что всё идёт не по плану — и вот тогда ты уже встретишь её как полагается. Только постарайся без лишних жертв, хорошо?

Хель бесстрастно качнула головой:

— Как скажешь.

За спиной раздались тяжёлые шаги — гвардейцев явно заинтриговало странное поведение Кристины и теперь им требовались ответы. Едва Эйдон остановился рядом, она обернула всё ещё тёплую бутыль рукавом стёганки и энергично её встряхнула:

— Вон там, — указала она в сторону деревни, откуда дорогу вывалился с десяток мёртвых тел. — Объясни им.

Если рассказ призрака и произвёл на гвардейцев какое-либо впечатление, они старательно это скрыли. В лице не изменился даже Мартон — а это уже о чём-то да говорило. Эйдон лишь пригладил свои пышные усы, несильно хлопнул Кристину по плечу и, на ходу бросив несколько слов — что-то о правильном выборе — увлёк Мартона за собой. Хель тоже пропала из виду, хотя Кристина даже не заметила, как и когда это случилось.

Вскоре под ногами раздался жалобный скрип и потрескивание — гвардейцы с силой навалились на тяжёлую створку ворот и затолкали её на место. Откуда-то появился и тяжёлый брус, служащий запором; им подпёрли ворота так, чтобы их невозможно было открыть снаружи. Для верности Мартон даже разогнался и на полном ходу врезался в них плечом: дерево застонало от столько невежливого обращения, но выдержало. Удовлетворённые результатом, гвардейцы принялись стаскивать к воротам заготовленное оружие.

«А вторую?» — Кристина спрыгнула с платформы и уже собиралась было указать на створку ворот, так и оставшуюся распахнутой настежь, но осеклась, сообразив, на что именно рассчитывали Эйдон и Мартон. Ворота Формо и раньше нельзя было назвать особенно широкими: даже полностью открытые, они пропустили бы не больше четырёх человек, да и то если бы те встали плечом к плечу. И всё же, даже этого было слишком много для толпы мертвецов, которые, как предполагала Кристина, сразу же попытались бы задавить противника числом и массой. Теперь, когда пространство для манёвра сократилось вдвое, гвардейцы уравняли шансы.

Пока она рассуждала, Эйдон поправил закреплённый на поясе пистолет, поднял с земли длинное копьё с широкой перекладиной под наконечником и несколько раз рассёк им воздух, разминая руки. Мартон вооружился коротким луком и, подхватив колчан со стрелами, поманил Кристину за собой на смотровую площадку. Там уложил под ногами изрядно похудевший мешочек со всё тем же красноватым порошком и окунул в него наконечник стрелы. Кристина сразу догадалась, что от неё требовалось и встряхнула вверенную ей лампу.

«Серые», как выяснилось, тоже не теряли времени даром и успели преодолеть половину расстояния, отделяющего их от Формо. Теперь можно было разглядеть не только синюшную бледность кожи, но и пустое, отсутствующие выражение их лиц, отчего-то показавшихся Кристине невероятно грустными — как если бы эти люди совершенно не желали куда-то идти, но были вынуждены подчиняться злобной воле захватчиков, поселившихся в их телах.

Послышался скрип натягиваемого лука, и Кристина восприняла это как команду. Светильник вспыхнул снова, ярко озаряя окрестности и выхватывая из темноты гротескные фигуры бывших обитателей предместий; звонко щёлкнула спускаемая тетива; стрела со свистом вошла под ключицу ближайшему мертвецу. В угасающем свете Кристина успела заметить, как тот пошатнулся, потерял равновесие, беспомощно взмахнул руками и повалился на землю, увлекая за собой соседей.

— Бесполезно, — хрипло выдохнула она, прижимая к себе горячую бутыль, чтобы хоть как-нибудь унять выскакивающее из груди сердце. Однако Мартон, казалось, был иного мнения, а потому одним плавным движением натянул лук вновь. Выбора не было, и Кристина послушно подняла лампу над головой.

Вторая стрела угодила мертвецу в горло, войдя по самое оперение, но на этот раз результат оказался и вовсе незаметен: в самый последний момент «зомби» неуклюже качнулся вперёд, будто бы специально подставляя шею под стрелу, и благодаря этому сохранил равновесие. Мартон горделиво хмыкнул — выстрел, что ни говори, был впечатляющий, это понимала даже Кристина — и пожал плечами, словно хотел этим сказать, что стоило хотя бы попытаться. Он уже развернулся, чтобы спуститься с площадки и присоединится к Эйдону, как Кристина ухватила его за предплечье и указала в сторону деревни:

— Вон там, видишь? — спросила она, позабыв от волнения, что для гвардейца её слова были не более, чем бессвязной тарабарщиной. Впрочем, открывшееся зрелище говорило само за себя: на дорогу высыпала уже вторая группа мертвецов, которая, пошатываясь и спотыкаясь на каждом шагу, сразу же побрела к Формо.

— K’jassi… — с чувством протянул Мартон.

— Угу, — согласилась Кристина. Слово, учитывая экспрессию и интонацию, в переводе не нуждалось.

— Kitheru?

Гвардеец выждал пару секунд, а затем, так и не дождавшись ответа, показал Кристине раскрытую ладонь и повторил вопрос, один за другим загибая пальцы.

— Сколько?.. Ну, если считать с первой группой… — Кристина подняла кулак и пару раз разжала его, демонстрируя раскрытую ладонь. Немного поразмыслив, она для надёжности повторила этот жест ещё раз. — Человек пятнадцать, не меньше.

Мартон коротко кивнул и ловко спрыгнул с платформы, исчезая в темноте. Кристина тяжело вздохнула и направилась было за ним — но обернулась, застигнутая врасплох необычными, хотя и уже знакомыми ощущениями. Кажется, именно благодаря чему-то подобному она всегда могла определить, где именно находится Хель, однако на этот раз ощущения были куда интенсивнее, пробирали, словно мороз по коже, заставляя сердце, которое и без того заходилось в груди, биться ещё быстрее.

«Рядом», — в голову закралась чужая мысль. Кристина беспокойно огляделась по сторонам, подняла глаза к небу, заглянула за частокол — и невольно поёжилась, когда воображение услужливо подсунуло образ длинных когтей раха, тянущихся к ней из тьмы, цепляющихся за одежду и рывком сбрасывающие вниз. На первый взгляд тревога была ложной, но странное ощущение не ослабевало, с каждой секундой захлёстывая Кристину всё сильнее и сильнее, до тех пор, пока, наконец, не вывело её к источнику.

Их почти невозможно было разглядеть: полупрозрачные птицы, плоские, будто бы сделанные из сложенного в несколько раз листа бумаги; они устроились на кольях частокола, обернувшись к Кристине своим единственным глазом, словно нарисованным чёрной тушью, и с молчаливым вниманием наблюдали за ней неподвижным взглядом.

«Будь осторожна, — раздалось безмолвное предостережение Хель. — Птицы рёхо — падальщики, но могут представлять опасность, если их спровоцировать».

Будто подслушав эту нелестную рекомендацию, ближайшая к Кристине птица яростно взвилась и угрожающе замахала крыльями; клюв раскрылся, и воздух заполнился неприятными звуками, напоминающими шелест сухой бумаги.

— Летели бы вы отсюда, — тихо предложила Кристина, медленно отступая от частокола.

Скрип и шуршание резко оборвались; птица неуклюже повернулась боком; её примеру тут же последовали остальные, и вскоре Кристина обнаружила себя перед десятком нарисованных глаз, которые, казалось, глядели прямо в душу. Мир подёрнулся пеленой и поплыл, и вскоре перед взором не осталось ничего, кроме неподвижных чернильных пятен на полупрозрачных бумажных листках. Она попыталась отвести глаза — и похолодела, когда поняла, что вырваться из гипнотизирующей ловушки больше не может.

Взгляды птиц рёхо между тем становились всё интенсивнее — настолько, что вскоре превратились во вполне ощутимое давление, которое с каждой секундой становилось лишь сильнее. Птицы синхронно прикрыли глаза — и всё закончилось так же внезапно, как началось. Однако едва Кристина позволила себе немного расслабиться, как почувствовала мощный толчок в грудь, заставивший её пошатнуться и отступить ещё на один шаг — к самому краю платформы.

Глаза рёхо закрылись вновь, а Кристина сообразила, что следующий толчок вполне может стать для неё последним, поскольку она попросту свалится и самым бесславным образом свернёт себе шею, не дожидаясь встречи с рахом. Нужно было выкручиваться, причём самостоятельно, потому что Хель, будучи самым дисциплинированным существом на свете, вмешиваться не спешила.

Пользуясь относительной свободой, Кристина наклонилась вперёд и немного согнула ноги в коленях — а затем, не придумав ничего лучше, громко захлопала в ладоши:

— А ну пошли вон отсюда! Здесь вам ничего не перепадёт!

Птицы взорвались сухим шелестом, от которого по коже побежали мурашки и заныли зубы, и взвились в воздух, разлетаясь в разные стороны. Напоследок они всё же успели нанести последний удар, от которого ноги опасно шаркнули по доскам, а Кристина едва успела расставить руки в стороны, чтобы не потерять равновесие.

— В этом вашем мире есть хоть что-нибудь, что не попытается меня прикончить? — проворчала она, с облегчением отступая от края платформы. Ответа, разумеется, не было.

— Kiris! — негромко окликнули из темноты.

Кристина задрала голову, чтобы в последний раз взглянуть на кружащую над Формо стаю полупрозрачных птиц. Постепенно бумажный шелест и скрипы становились всё слабее — рёхо разлетались прочь, очевидно, найдя себе занятие поинтереснее. Кристина покачала головой и, не заставляя себя ждать, ловко сбежала по деревянному пандусу.

Внизу её уже встречал смертельно серьёзный Мартон, опирающийся на то самое, копьё, которое она совсем недавно вручила кому-то из гвардейцев. Без лишних слов он вложил древко ей в руку и крепко сжал ладонь Кристины своей. Жест говорил сам за себя: держать оружие при себе и не терять ни при каких обстоятельствах. Убедившись, что она усвоила эту нехитрую мысль, Мартон ободряюще кивнул и направился к воротам.

Как раз вовремя: из темноты уже доносились тяжёлые шаги, звуки падающих на землю и поднимающихся тел, шелест и треск ткани — и какой-то жуткий хруст, о происхождении которого Кристина предпочла бы ничего не знать. Оживившее некстати воображение предположило, что с таким звуком могут выкручиваться суставы. В какой-то момент всё стихло; гвардейцы встали наизготовку: Эйдон с выставленным перед собой копьём с широкой перекладиной под наконечником, Мартон чуть сборку с обнажённым мечом наготове. Кристина глубоко задышала ртом, чувствуя, что ещё немного и она попросту задохнётся от волнения, но всё же нашла в себе силы последовать их примеру.

А затем, без какого-либо сигнала, «серые» хлынули через ворота.

Однако их уже ждали: едва в рассеянном свете кристальной лампы показалось бледное скуластое лицо с мутными белёсыми глазами, Эйдон резко выбросил копьё вперёд. Наконечник легко вошёл внутрь, однако нападающего это нисколько не остановило — он как ни в чём ни бывало рвался вперёд, буквально насаживаясь на копьё, пока, наконец, не упёрся грудиной в перекладину, будто бы специально созданную для этой цели. Эйдон как будто только этого и ждал: опустившись на землю, он упёр оружие в грунт, отчего мертвец беспомощно повис на копье, словно мотылёк на шпильке, загораживая проход собственным телом. Он мог бы освободиться, если бы додумался немного отступить — но такая простая мысль в голову «серому», одержимому желанием как можно быстрее добраться до Кристины, не приходила.

И гвардейцы не преминули воспользоваться такой целеустремлённостью. Из-за спины «живой баррикады» показалась чья-то рука — и Мартон одним ударом отсёк её по локоть, заливая всё вокруг густой чёрной кровью. Кто-то из мертвецов попытался было заползти внутрь, опустившись на колени, однако быстрый удар меча мгновенно отсёк ему голову — настолько чисто, словно в семье Мартона было сразу несколько поколений профессиональных палачей.

Наблюдая за сражением с безопасного расстояния, Кристина даже обрадовалась, что ничего не ела с самого утра — от запаха крови к горлу подступала тошнота, а желудок то и дело сводило мучительными спазмами. Объяснить ему, что всё это абсолютно не к месту, было выше её сил. Однако неприятные ощущения сразу же отступили на второй план, когда в ворота неуклюже ввалился отвратительный коротышка с огромной, непропорциональной иссушенному телу головой и тёмным глазами, горящими алчными оранжевыми огоньками. Придерживая висок узкой лапой с тремя длинными когтями, «серый» настороженно оглядывался по сторонам — а затем, словно только что заметив Кристину, с неожиданной для такого нескладного существа прытью бросился вперёд. Та выставила перед собой копьё, но воспользоваться им не успела: не добегая нескольких шагов, «серый» запутался в ногах и покатился кубарем, зарываясь головой в грунт.

Кристина почти сразу оказалась над тщедушным телом и замерла с наконечником, нацеленным «серому» между лопаток. Однако нанести удар оказалось вовсе не так просто, как ей представлялось. Сложно было поверить, что на счету у этих неуклюжих растяп было по меньшей мере двадцать человек: беспомощный и жалкий, коротышка тщетно силился подняться, однако тяжёлая голова неизменно перевешивала и тянула вниз, отчего тот раз за разом бился широким лбом о землю. Наконец ему удалось перевернуться на спину, и тогда Кристина заглянула ему в лицо: искажённое гримасой ненависти, с тусклыми угольками, злобно тлеющими в глазницах, и огромной лягушачьей пастью с двумя рядами острых зубов. На мгновение они встретились взглядами — испуганным и переполненным кипучей яростью — а затем «серый» со злобным шипением рванулся вверх.

Кристина не стала дожидаться, пока коротышка доберётся до её ноги, и, зажмурившись, опустила наконечник копья ему на грудь, всем весом навалившись на древко. Лезвие не встретило сопротивления и прошло насквозь, пригвоздив «серого» к земле; тот дико заверещал, ухватился за металл, отчаянно пытаясь вытянуть оружие — и завыл ещё громче, когда от контакта с маслянистым составом начало разъедать лапы. Кристина с трудом проглотила тяжёлую, вязкую слюну и медленно, как во сне, вновь занесла копьё над «серым».

«Одного удара достаточно. Не теряй времени», — в голове сразу же раздался безмолвный комментарий Хель. Впрочем, оранжевое пламя в глазах коротышки и без того уже померкло, тело его обмякло, серая кожа потемнела и начало осыпаться чёрными хлопьями.

Кристина скривилась от смеси страха и отвращения, но быстро взяла себя в руки, подхватила копьё и спряталась за спинами гвардейцев — здравый смысл подсказывал, что сохранность собственной головы была исключительно её заботой, но кроме того, оттуда было проще отлавливать просачивающихся в Формо «серых». Второго она заколола со всё тем же выражением омерзения на лице, хотя и нашла в себе силы не закрывать глаза, а дальше всё пошло значительно проще и быстрее. Кристина выцеливала одного из «серых», давала знак Мартону, а затем, пользуюсь оставленным для неё окном между ударами, подскакивала к самому проходу, наносила быстрый укол и тут же отходила назад. Через какое-то время ей даже начало казаться, что, если всё будет продолжаться в таком духе, победа станет лишь вопросом времени.

«Движение в посёлке. Живые люди. Направляются сюда», — чужим голосом подумала она. Однако оглядываться по сторонам и разбираться, кого ещё принесло к воротам, времени уже не было. «Серые» сообразили, что их безудержный натиск не приносит никакого результата. Живая баррикада — то, что в прошлом было телом крепкого мужчины — обмякла и прекратила всякое сопротивление, безвольно повиснув на копье. Что-то тут же ухватило его за руки и ноги и с ужасающим треском и чавканьем потянуло в разные стороны, разрывая на куски и забрызгивая гвардейцев кровью.

У Кристины померкло в глазах, горло стянуло спазмом, а земля начала уходить из-под ног. Она успела заметить, как от тела мертвеца рывками отделяется крупная серая голова, механически тронула Мартона за плечо, перехватила копьё как гигантскую острогу и как во сне подалась вперёд, чтобы заколоть «серого» до того, как тот освободится…

Однако именно в этот момент отлаженный механизм дал сбой. Из ворот выскочило что-то крупное и понеслось прямо на неё. Она рефлекторно зажмурилась, сжалась в комок — а затем почувствовала, как кто-то сгрёб её в охапку, прижал к себе; как взлетают над землёй ноги, как мир начинает кружиться, как на карусели. Следом раздался глухой удар и скрежет звериных когтей по металлу. Хватка разжалась; Кристина упала на землю и, так и не выпустив из рук копья, перекатилась в сторону.

Перед ней стоял Эйдон, а у него на спине, пытаясь добраться до шеи, сидело что-то напоминающие дворовую собаку. Присмотревшись, Кристина сообразила, что это и была собака — хоть и с неестественно вытянутой мордой и лапами. Эйдон ухватил пса за загривок, одним рывком швырнул его на землю и сильным пинком отправил его в ворота, откуда, воспользовавшись моментом, уже начали прорываться «серые».

— А вот и полный массаракш, — облизнув пересохшие губы, прошептала Кристина.

Словно в подтверждение её слов кто-то зацепился ногой за брус, которым гвардейцы подпёрли ворота, и под давлением извне створка пришла в движение, пропуская внутрь ещё больше мертвецов, которые тут же начали охватывать людей широкими клещами.

«На ноги», — неожиданно жёстко скомандовала Хель. Тон не допускал ни малейших возражений, и Кристина поспешила исполнить приказ. Что-то подсказывало, что замешкайся она хоть ненамного, и Хель ухватит её за шкирку и поднимет совершенно самостоятельно. Вскоре ей стало понятно, откуда взялась такая настойчивость: едва Кристина успела подняться на колено, как обнаружила, что на неё уже несётся что-то крупное и тёмное.

«Бей», — вновь раздалось в голове. Она не задумываясь выставила перед собой копьё, на которое тут же налетел один из «серых», вселившихся в то, что осталось от совсем молодого парня с круглым лицом и неровно остриженными русыми волосами. Кристина подалась навстречу, напряглась всем телом и чувствуя, как болезненно натянулись сухожилия под коленями. Неожиданно к боли в коленях добавилось и жжение в груди — но ей тут же стало легче, словно чья-то невидимая рука взялась за древко копья и подтолкнула его вперёд.

Кристина не упустила возможности подняться на ноги после чего резко рванула оружие на себя. Оно недовольно чавкнуло, покидая тело — а «серый», почувствовав свободу, бросился навстречу. Кристина поднырнула под протянутые к ней руки, а затем, когда оказалась у мертвеца за спиной, ухватила его за шею и повалила на землю. К ней тут же подскочил Мартон и несколькими ударами отсёк тому сначала кисти рук, а после и голову. Когда же наружу показалось тщедушное тело самого «серого», Кристина довершила дело.

Однако этого было недостаточно. Эйдон оттянул на себя целую толпу мертвецов и теперь медленно отступал под их натиском в сторону частокола. Раз за разом он пытался выйти из окружения, прорваться через ряды «серых», и раз за разом место сражённого мертвеца сразу же занимали два других. Было понятно, что рано или поздно капитана зажмут у стены, и тогда ему уже не выбраться.

— Кажется, тебе пора вмешаться, — выдохнула Кристина, пронзая копьём выскочившего из общей свалки коротышку.

«Нет»

— Что значит «нет»? — Кристина так и встала, как вкопанная: Хель была последней от кого можно было бы ожидать предательства. Тогда, что она задумала? Решила свести старые счёты и, наконец, избавиться от гвардейцев, пусть и чужими руками?

— Ты с ума, что ли, сошла? — наконец, возмутилась она. — Его же убьют!

Ответом стал оглушительный рёв, от которого Кристина едва не присела на землю:

— Bija-la-a-a!

Из узкого переулка, протиснувшись между стенами склада и мастерской, вылетел огромный мужчина в серой кирасе и с тяжеленным молотом в руках. Выбравшись на открытое место, гигант разогнался и, не прекращая выкрикивать имя королевского дома как боевой клич, на полном ходу врезался в толпу мертвецов, разбрасывая тела, как кегли, раздавая удары налево и направо, с жутким хрустом дробя кости, разбивая суставы и втаптывая то, что осталось, в землю. Кристина закашлялась и непроизвольно прикрыла рот руками — в обезумевшем, с ног до головы залитым густой чёрной кровью гиганте едва узнавался спокойный и даже немного меланхоличный Анор.

Следом из темноты показались Нильсем и Вильён, вооружённые не то строительными, не то кузнечными молотами. Гвардейцы пронеслись мимо Кристины и, дождавшись подходящего момента, подключились к истреблению оживших мертвецов — били в основном по ногам, чтобы надёжно обездвижить противника, а затем, как им казалось, добить ударами по голове. Никакого вреда захватившим их духам это, разумеется, не нанесло, но тактика оказалась вполне удачной: сообразив, что от обездвиженных тел им нет никакого прока, «серые» одно за другим начали их оставлять и разбегаться по сторонам. Кристина опомнилась и принялась отлавливать «серых», стараясь при этом не попасть под горячую руку разбушевавшегося Анора.

Вскоре всё было кончено, и Кристину оглушила нахлынувшая со всех сторон тишина. Из рук Анора с глухим стуком вывалился молот; гигант устало опустился на землю и принялся вытирать кровь с лица рукавом. Рядом, тяжело дыша, опустился Эйдон; Мартон прислонился к частоколу и вытянув из-за пояса платок принялся стирать кровь с клинка; Вильён и Нильсем разбрелись по сторонам, наблюдая за узкими проходами и переулками между зданиями.

Только теперь, глядя на гвардейцев, Кристина осознала, насколько же сильно вымоталась. Руки, по-прежнему судорожно стискивающие древко копья, ныли от перенапряжения, ватные ноги жгло огнём, дыхание сбилось, сердце того и гляди собиралась выскочить из груди. А самое главное — не было ни малейшего удовлетворения от победы.

Как, собственно, не было и самой победы. Пусть им удалось проредить ряды «серых», но некоторые всё же разбежались и вполне могли вернуться. И что хуже всего: пока всё шло по плану их противницы: пусть никто не был ранен, а Хель так и не выдала себя, но уставшие и разбитые, они стали ещё уязвимее. Ещё пара таких атак и раху вообще не придётся что-либо делать — достаточно будет взять их голыми руками.

«Движение со стороны деревни», — как по команде отрапортовала Хель, ненадолго появившись у ворот и тут же исчезая в зеленоватом тумане.

— Кто-то приближается со стороны крепости, — добавила она, вынырнув из темноты рядом с Эйдоном и Анором, заставив последнего вздрогнуть от неожиданности и потянуться к оружию. Однако под взглядом Хель, словно бы удивлённым таким поворотом, гвардеец отказался от своей затеи.

— Ne, a kiim dije, — несколько томительных минут спустя раздался голос Нильсема.

— Они его заметили, — эхом отозвалась Хель.

Кристина тоже его заметила — юношу в дорогом камзоле, отороченным мехом, перевязанным богатым поясом с такими длинными хвостами, что ещё чуть-чуть и они принялись бы подметать улицу. Однако больше всего Кристину поразила его походка: он двигался неуверенно, пошатываясь и шаркая ногами, будто бы рывками — так, словно что-то с силой подталкивало его в спину. Когда юноша, наконец, вышел на свет, ей стало совсем не по себе: на бледном лице по очереди сменялось несколько выражений — от почти животного ужаса до недоумения, а затем и до полного безразличия, как если бы кто-то раз за разом прокручивал одну и ту же плёнку. В какой-то момент его сильно занесло, и он неуклюже повалился на землю; он поднял глаза на Кристину, и на какое-то мгновение взгляд его сделался чуть более осмысленным.

«Что ты здесь делаешь? Уходи отсюда!», — хотела было крикнуть ему Кристина, но юноша опередил её. Рот его раскрылся в немом вопле — но как бы он ни старался, ему не удалось выдавить из себя ни звука. Голова безвольно упала на грудь; поднялась вновь; по телу волной пробежала судорога. Из последних сил юноша подался вперёд, с мольбой протянул руку — но тут что-то осадило его, как если бы невидимая сила резко дёрнула за поводок. Что-то шевельнулось у него под рубахой, заставив Кристину похолодеть от ужаса.

Из-под ворота показалась худая пепельно-серая рука с невероятно длинными пальцами и угольно-чёрными ногтями и медленно потянулась к шее Бравила.

Глава 19

Связанные

Бравил жалобно заскулил; ответом стало вкрадчивое «ш-ш-ш», как если бы любящая мать хотела укачать дитя на руках. Цепкие пальцы погладили юношу по щеке, осторожно провели по губам, скользнули по подбородку, нащупывая горло — а затем резким движением сомкнулись вокруг шеи. Скулёж сменился сдавленным хныканьем.

Что-то шевельнулась за пазухой; холщовая рубаха натянулась, затрещала на груди — и разорвалась, выплёскивая наружу нечто тёмное и грязное, разливающееся по одежде, подобно чернилам. Ещё один рывок, и из прорехи вывалилось узкое плечо, обтянутое серой рваниной. Следом показалась болезненно худая рука, которая попыталась было опереться на землю — но тут же подломилась в локте, словно не выдержав веса собственного тела. Чернота, оказавшаяся копной спутанных волос, шевельнулась и поплыла вверх, превращаясь в пепельно-серое лицо с изуродованной, будто содранной со скулы, щекой и пустыми, бесконечно глубокими глазами, жадно впитывающими тусклый свет кристальной лампы. Неподвижный взгляд впился в Кристину;рах умолк и застыл, больше не обращая на мелко подрагивающего юношу ни малейшего внимания.

«Теперь спокойно, без резких движений», — Кристина глубоко задышала ртом и напрягла веки, чтобы случайно не моргнуть. Больше всего ей хотелось броситься наутёк, и оказаться как можно дальше от этого ненормального призрака с его больной фантазией. Возможно, она бы так и поступила, если бы в памяти не засела короткая, но ёмкая инструкция по общению с рахами, которую Хель, во время их первой встречи с этим призраком, сумела уложить всего в два слова: «побежишь — умрёшь». Вариантов оставалось не так уж много, в сущности, всего один: стиснуть зубы и смотреть, смотреть как можно дольше, потому что теперь, когда рах сосредоточился на ней, ему уже не отвести взгляда. Смотреть и надеяться, что остальным хватит времени, чтобы переварить это зрелище.

Несколько секунд потребовалось и самой Кристине, даже несмотря на то, что ей уже доводилось видеть нечто подобное на болотах. Затем она медленно выдохнула и изо всех сил распахнула глаза, чтобы случайно не моргнуть. Не то чтобы можно было всерьёз рассчитывать на победу в этой игре в гляделки, но грех было не воспользоваться заминкой, чтобы сориентироваться в обстановке. К тому же само появление раха, каким бы жутким оно ни было, вызывало немало вопросов. За минувшие дни Кристина не раз убеждалась, что эти призраки представляли собой рациональных и невероятно прагматичных существ — однако та же Хель, если уж собиралась напасть, ни в какой театральщине не нуждалась. Тогда для кого это представление?

«Понятно для кого», — нахмурилась Кристина. Со всех сторон её окружали гвардейцы: серьёзные, мрачно поигрывающие желваками и до скрипа стискивающие в руках оружие; ей даже не нужно было на них смотреть, она и без того была уверена, что они не отрываясь следят за каждым движением призрака. А ещё она отчётливо понимала другое: гвардейцы ждут. Пусть никто не сказал ни слова, не повернул в её сторону головы, не подал ни единого жеста и не издал ни звука — неважно! Они сделали всё, что могли, защищая её от оживших мертвецов, они готовы были сражаться с рахом, отдать свои жизни, если потребуется — всё ради того, чтобы дать ей возможность раз и навсегда покончить с этим чудовищем, потому что победить его самостоятельно никто из них не рассчитывал. Теперь её выход. Точнее — не только её.

Стоило осознать эту пугающую, но, в сущности, простую истину, и Хель восприняла это как сигнал к действию. Боковым зрением Кристина увидела, как по земле в сторону раха и его «избранника» змеится серо-зелёный туман, как он медленно сгущается, превращаясь в нечёткий человеческий силуэт; как кипящая полупрозрачным дымом рука постепенно утончается, принимая форму узкого клинка, и как тот медленно поднимается, изготавливаясь для удара…

— Не сейчас, — одними губами прошептала Кристина, всерьёз опасаясь, что такая мелочь, как Бравил, который по-прежнему оставался частью раха, Хель не остановит. Туман недовольно колыхнулся — но принял это пожелание к сведению и послушно замер. Замерла, прикусив язык, и сама Кристина, слишком поздно сообразив, к чему могут привести её неосторожные слова.

Последствия не заставили себя ждать: рах крепко сдавил Бравилу горло, заставив юношу умолкнуть, и, не меняя направления взгляда, медленно повёл подбородком из стороны в сторону. Кристина похолодела — неужели всё-таки заметит? Однако в тот самый миг из раха словно выдернули невидимый стержень: тело его обмякло, голова безвольно упала, спутанные волосы рассыпались по земле — и призрак, помогая себе длинными, неведомо когда отросшими когтями, неуклюже пополз вперёд. Другая рука, та, которая удерживала Бравила, вывернулась под неестественным углом и начала вытягиваться, сопровождая это жутким хрустом и пощёлкиванием. Если бы у раха были кости, можно было бы подумать, что их ломают и перемалывают между мельничными жерновами.

«Дай ей выбраться на открытое место, а потом делай что хочешь», — велела Кристина после того, как туманный силуэт плавно скользнул по направлению к призраку. Словно в ответ на эту мысль, рах зашипел и принялся энергичнее царапать когтями камни мостовой, с силой вырывая своё тело из воющего не то от боли, не то ужаса Бравила.

План действий сложился мгновенно, и был он прост и незатейлив: ввязаться в драку и попытаться её пережить, в то же самое время позволяя Хель делать своё дело. Однако прежде всего нужно было убедиться, что рах не прикончит своего помощника и благодетеля. Вряд ли «Другая» собиралась повсюду таскать Бравила за собой, значит достаточно будет просто её отвлечь, заставить переключиться на другую цель. Но как это сделать? Проще всего было бы ткнуть призрак копьём — хоть тупой стороной, хоть той, которая, по словам всё той же Хель, могла «причинять боль» — но от этой мысли Кристина почти сразу отказалась, сообразив, что, если подойдёт на расстояние удара, это вполне может стать последним, что ей доведётся сделать в этой жизни. Выход был только один, и Кристина не глядя потянулась к поясу. Метать ножи она не умела, но, к счастью, для того, что она задумала, ни особого умения, ни тем более точности, от неё и не требовалось. Размотав тряпицу, обмотанную вокруг лезвия, она вскинула оружие над головой.

— Эй, чучело! Я здесь! — звонко закричала Кристина и изо всех сил запустила ножом в приближающего раха.

Перед самым ударом призрак успел вскинуть голову и прожечь Кристину абсолютно чёрными глазами, а в следующее мгновение вся нижняя часть лица разорвалась, превратившись в отвратительную пасть; рах злобно зашипел и, не отталкиваясь от земли, бросился вперёд, одновременно отшвыривая Бравила в сторону, будто сломанную игрушку.

«Идиотка», — помертвела Кристина, которая ожидала от раха чего угодно, но только не такой прыти. На какую-то долю секунды застыла даже Хель, словно поражённая полным отсутствием у своей спутницы даже намёка на инстинкт самосохранения. И это, как теперь понимала Кристина, было недалеко от истины, потому что как ни старайся, а отскочить в сторону уже не успеть. Не придумав ничего лучшего, она упала на колено, втянула голову в плечи и выставила перед собой острие копья.

Сердце сжалось от ноющей боли, тяжелое древко едва не вывалилось из рук — и одновременно с этим бесформенная тень, сотканная из густого зеленоватого тумана, вынырнула из темноты и на бешеной скорости врезалась раху в бок. Удар оказался такой чудовищной силы, что на секунду Кристине показалось, что призрака сбил по меньшей мере двадцатитонный грузовик. Она ошарашенно моргнула, а когда вновь открыла глаза, чудовище почти полностью скрылось под пеленой бурлящего дыма. Быстро сгущаясь, он плотно прижимал яростно выбивающегося раха к земле. Из марева, словно из толщи воды, взметнулась нечёткая тень, стремительно обретающая человеческие очертания.

Рах угрожающе зашипел, изо всех сил рванулся вверх, словно рассчитывал дотянуться до горла, но тень оказалась быстрее: короткий встречный удар, и затылок призрака с хрустом влетел в мостовую. Замах — и узкий клинок чиркнул по камням, по тому самому месту, где ещё мгновение назад находилась уродливая голова. Рах исчез; в ту же секунду серо-зелёная тень беззвучно взорвалась, лопнула, словно мыльный пузырь, и мгновенно впиталась в окружающий воздух.

Кристина беспокойно заозиралась по сторонам, отчаянно прислушиваясь к ощущениям: теперь, когда рахи нашли друг друга, Хель должна находиться там же, где и её противница, так что её вполне можно было взять за ориентир. Однако седьмое чувство, благодаря которому Кристина почти всегда понимала, где находится привязанный к ней призрак, словно взбесилось — Хель была сразу повсюду.

«Наверное, что-то вроде дымовой завесы», — только и успела подумать Кристина прежде, чем увидела призраков вновь. Едва различимые в темноте, теперь они напоминали столбы абсолютно чёрного дыма, на первый взгляд хаотично двигающихся у самой границы между освещённой областью и ночной тьмой.

Кто-то из них — Кристина так и не смогла понять, кто именно — бросился вперёд, на ходу превращаясь в чудовище с гротескно вытянутыми конечностями и уродливой головой с мощными челюстями. Мгновенно сократив дистанцию, рах сделал глубокий выпад когтями, целясь своей противнице в живот; та легко уклонилась, скользнула в сторону, словно в надежде, что инерция удара потащит чудовище вперёд и это позволит зайти ему за спину. Однако именно этого от неё и ждали: рах мгновенно сменил направление атаки и ударил вновь, на этот раз в грудь.

От переизбытка эмоций Кристина, которая напряжённо ловила каждое движение, крепко стиснула копьё в руках и почти до крови закусила губу. Когти раха вспороли пустоту — тень вновь уклонилась, прогнувшись назад почти под прямым углом, после чего, словно сообразив, что выбраться из этого положения уже не сможет, расслабилась и позволила себе упасть на землю, где тут же рассыпалась на клочки тумана и впиталась в зазоры между камнями. Чудовище замерло — почти удивлённо, как если бы это движение нарушало некие неписанные правила. Откуда-то, словно со всех сторон сразу, раздалось злобное шипение, быстро сменяющееся странными низкими звуками, напоминающими клокочущую в котле смолу.

Одновременно с этим зашипела и Кристина — но не от разочарования от упущенной добычи, а от свербящей боли в сердце. Как только ощущение стало невыносимым, только что исчезнувшая было тень появилась снова — вынырнула из ниоткуда на высоте полуметра над головой чудовища и обрушилась на него сверху. Тонкое лезвие вошло в лопатку у самой шеи, легко прошло сквозь грудную клетку, рассекло живот и остановилось в районе поясницы. Затем оно развернулось в сторону и уверенно вспороло бок, вырезая из тела призрака огромный кусок и обнажая что-то, напоминающее непрозрачную пульсирующую сферу примерно на уровне груди.

Шипение раха сделалось громче и яростнее. Он попытался было использовать уцелевшую руку, чтобы дотянуться до своей противницы, но та без труда выскользнула из-под удара и быстрым, идеально выверенным движением отсекла чудовищу кисть, лишая последней возможности защищаться. Мгновенно переместившись в пространстве, она материализовалась у раха за спиной и одним ударом снесла ему голову — а затем замерла, словно художник, придирчиво оценивающий своё творение.

В тот самый момент, едва бросив взгляд на искромсанного, буквально разделанного на части раха, Кристина поняла: всё кончено. Какая разница, что из грудной клетки призрака — с той стороны, которая пережила встречу с Хель — уже вырвались тонкие полупрозрачные нити, и что они даже успели наметить контуры его будущего тела? Бесконечно плотная и жадно поглощающая любой свет сфера, которую Кристина сразу же назвала «чёрным сердцем», по-прежнему оставалась открытой, и Хель остановилась вовсе не для того, чтобы полюбоваться сотворённым ею ужасом — ей нужна была эта секунда, потому что права на ошибку у неё не было.

В ватной и почти осязаемой тишине Кристина слышала, как бешено колотится её собственное сердце, подступая почти к самому горлу. Она хотела было обратиться к Хель, поторопить, напомнить, что промедление может дорого им всем обойтись — но из пересохшей гортани вырвались лишь сдавленные хрипы. Однако Хель уже приняла решение; её кисть быстро меняла форму: с хрустом истончались и удлинялись пальцы, буквально на глазах обзаводясь длинными когтями — одного точного удара было недостаточно, и для окончательной победы нужно было в самом буквальном смысле вырвать раху сердце.

— E… E-esu!

От крика, испуганного, до пределов наполненного болью и отчаянием, заложило уши. Кристина обернулась и охнула, едва не выронив копьё: Бравил, о котором все и думать забыли, подхватил с земли нож — тот самый, которым она запустила в раха — обхватил рукоять обеими руками и с дикими воплями бросился к Хель.

— С… С-стой! — Кристина закашлялась. — Не лезь!

Однако было уже слишком поздно. Какой бы нечеловечески быстрой ни была реакция Хель, даже ей требовалось время, чтобы оценить угрозу и сообразить, что делать дальше; и этого времени, пусть даже какой-то доли секунды, когда её внимание переключилось на быстро приближающегося Бравила, оказалось достаточно, чтобы упустить момент. Кристина взвыла от досады — рах оправился от удара; пульсирующее сердце пропало из виду, надёжно укрытое заново воссозданным телом; воздух вновь наполнился угрожающим шипением и вязкими, булькающими звуками.

«Чёрт с ним, потом разберёмся, просто закончи начатое!»

Был ли этот немой призыв услышан, Кристина так и не узнала — да её это и не слишком интересовало, поскольку самое главное уже случилось. Хель словно очнулась ото сна и начала действовать — причём настолько быстро, что движения сделались почти неразличимыми, отчего происходящее напоминало покадровую съёмку.

Когти исчезли; пальцы сомкнулись, мгновенно вытянулись узким клинком. Бравил, не прекращая орать и размахивать руками, сделал большой скачок вперёд. Экономный замах; тычок, перерубающий ногу раха в колене. Юноша не слишком удачно приземлился; запнулся, едва не полетев головой вперёд. Серия ударов по конечностям, ровно в тот момент, когда призрак припал к земле — не для того, чтобы причинить ему хоть какой-нибудь вред, скорее, чтобы отвлечь, заставить тратить время и силы на восстановление. И наконец, когда Бравил почти навис над Хель с занесённым ножом — завершающий удар в голову и мощный пинок в грудь, отшвырнувший раха куда-то в сторону мастерских. Нож опустился, безо всякого сопротивления рассекая пустоту.

— Да чтоб ты сдох, сволочь! У неё же почти получилось! — Больше всего Кристине хотелось, чтобы кто-нибудь оторвал Бравилу обе руки, желательно сразу по плечи, но замерли даже гвардейцы, поражённые непроходимой глупостью и бессмысленностью его поступка. А уже в следующий миг, всеобщее внимание привлёк оглушительный треск и грохот — словно кто-то действительно додумался запустить слона в посудную лавку. Позабыв о растерянно хлопающем глазами сыне управляющего, Кристина бросилась на звук.

У мастерской развернулось настоящее сражение. Рахи отбросили всякую осторожность и выступили открыто — насколько это вообще было возможно для двух клочков тумана, то и дело сталкивающихся, смешивающихся и вновь разлетающихся в стороны, чтобы тотчас обернуться размытыми силуэтами, лишь отдалённо напоминающими человеческие, сойтись и обменяться стремительными ударами, а затем снова раствориться в темноте. Понять, кто побеждает, или хотя бы разобраться, кто есть кто, было совершенно невозможно.

Постепенно сражение всё больше смещалось внутрь; рахи всё чаще исчезали в стене, используя её то в качестве щита, заставляя когти или клинок увязнуть в деревянном брусе, то как оружие — огромную импровизированную дубину, о которую можно было расшибить голову противника. В какой-то момент призраки скрылись в мастерской окончательно — и в тот же миг всё утонуло в грохоте падающих на пол инструментов, бьющегося стекла, разлетающейся в дребезги посуды и злобного шипения, за которым Кристина с ужасом разобрала истошный женский крик.

Люди. Те самые, кому не хватило места ни в амбарах предместий, ни на торговых складах Формо, о которых никто не подумал, и которых не предупредили, что их дома в любую секунду могут превратиться в поле боя. Слишком слабые, чтобы дать призракам отпор, застрявшие между двумя огнями безо всякой надежды на спасение — сколько их ещё, тех, кто прячется по подвалам, на складах, в опустевших лавках и мастерских?

В единственное чудом уцелевшее окно ударили чем-то тяжёлым, торопливо провели по раме, очищая её от осколков слюды. Наружу на мгновение показалась женская голова в сбившимся набок чепчике, а затем и облачённые в серое платье плечи; женщина была не одна, поскольку кто-то явно подталкивал её сзади — и этот кто-то жестоко поплатился за свою доброту: чепчик и серую ткань платья щедро залило густой тёмной кровью. Крик превратился в нечеловеческий вой; что-то ухватило женщину за ноги и одним рывком утянуло внутрь. Отчаянный вопль оборвался, утонув в булькающем хрипе.

На миг всё стихло — затем в дверь мастерской ударилось что-то тяжелое, заставив доски застонать и с сухим треском дернуться на засове. За первым ударом сразу же последовал второй, после которого дверь попросту сорвалась с петель и вылетела наружу; следом, подобно столбу дыма и пламени из горящего здания, вырвались призраки. Прочертив в воздухе размутую дугу, они на огромной скорости врезались в землю, разлетелись в разные стороны, после чего плавно опустились на мостовую на некотором расстоянии друг от друга. Голова Хель безвольно скатилась на плечо, удерживаемая лишь тонким лоскутком кожи. Затем, словно что-то потянуло за ниточку, она короткими рывками потянулась наверх, пока, наконец, не заняла своё место.

Очередной раунд противостояния закончился, так и не выявив победителя.

— Nomi.

Кристина вздрогнула и резко обернулась. Говорил, без сомнения, Эйдон, и в голосе его не слышалось ни раздражения, ни гнева — только сухая категоричность и непоколебимая уверенность в принятом решении. Пусть даже в их ситуации это могло означать что угодно.

Всё прояснилось, когда Нильсем с готовностью направился в сторону Бравила: судя по решительному выражению лица гвардейца и по округлившимся от ужаса глазам юноши, «nomi» совершенно точно не означало ни «взять», ни «арестовать», ни даже «переломать ноги и бросить в ближайшей канаве». Встреча с Нильсемом не предвещала сыну управляющего него хорошего, да тот и сам не стал дожидаться развязки, только мазнул взглядом по лицам солдат, а затем, не найдя там ничего даже отдалённо похожего на жалость или сочувствие, загнанно попятился, выставив перед собой нож.

«Но нельзя же просто взять и…» — пронеслось у Кристины, которая даже не думала, что её пожелание исполнится так быстро.

Или всё-таки можно? Умом она понимала, что Эйдон принял самое рациональное решение: проще раз и навсегда избавиться от Бравила, чем постоянно следить за ним в ожидании очередного фокуса, за который кому-нибудь придётся расплатиться жизнью. С другой стороны, Хель ведь ясно объяснила, что рах может внушить слабому медиуму всё, что вздумается; например, что он владыка сит, разъезжающий верхом на магистре Йоде. Так что теперь, убивать его за то, чего он не может контролировать?

— Не надо! — Кристина рванулась было вперёд, чтобы встать между Бравилом и его палачом, но кто-то сразу же поймал её запястье и резко рванул назад, разворачивая к юноше спиной. Она ударила не глядя, больше от неожиданности, но неизвестный легко уклонился, схватил её за плечи и несколько раз с силой встряхнул. Когда мир, наконец, перестал дрожать, перед глазами возникло серьёзное лицо Мартона. Гвардеец сжал её ещё сильнее и отрицательно покачал головой.

«Решение принято, приказ отдан», — будто бы говорил он, и Кристина осознала, что спорить бесполезно. Хоть глотку сорви, объясняя, что есть другие способы, Бравилу, который, кажется, достал гвардейцев куда больше, чем могло показаться, это уже ничем не поможет. Одновременно с этим пришла и другая, не менее пугающая мысль: её они прикончат точно так же — по приказу. Без эмоций и без колебаний.

Вид подрагивающего в воздухе ножа, как и следовало ожидать, не произвёл на Нильсема ни малейшего впечатления, гвардеец лишь поудобнее перехватил меч и плавно двинулся по кругу, чтобы зайти сбоку. Бравил сцепил зубы и вскинул клинок над головой, всем видом показывая, что не намерен сдаваться так просто. Однако продлилось это недолго, и в самый последний момент, когда Нильсем уже замахнулся для удара, мужество оставило Бравила. С диким воплем он швырнул в гвардейца ножом — но действовал настолько неумело, что тому достаточно было сделать полшага в сторону, чтобы уклониться. Юноша мертвецки побледнел, сообразив, что защищаться ему больше нечем, а затем с невероятной прытью отскочил в сторону. Нильсем прыгнул следом, мечом рассекая пространство перед собой, но Бравил уже со всех ног нёсся вглубь посёлка, размахивая руками и сотрясая воздух истошными криками.

Нильсем цокнул языком и адресовал Эйдону вопросительный взгляд; но тот лишь коротко пожал плечами и жестом приказал гвардейцу оставаться на месте.

Хватка Мартона тотчас же ослабла, он даже вежливо склонил голову, словно извиняясь за грубость. Кристина рассеянно кивнула и обернулась к мастерской. Казнь наследника управляющего если и не отменилась полностью, то как минимум была отложена на неопределённый срок, так что этот вопрос можно было на время выбросить из головы. А вот от чего, как бы ни хотелось, отмахнуться не получалось, так это от быстро нарастающего жжения в животе и пока ещё редких, но уже не предвещающих ничего хорошего, спазмов в висках. Всё говорило только об одном: призраки вовсю готовились к бою.

Впрочем, не прочувствовав на собственном опыте, заметить надвигающуюся бурю было невозможно. Хель успела принять привычный облик и застыла, подобно восковой фигуре; рах, по-прежнему напоминающий гротескное чудовище с уродливой пастью и непропорционально вытянутыми конечностями, заканчивающимися длинными когтями, сгорбился напротив, спиной к двери. Единственное, что их объединяло — абсолютно чёрные глаза, будто бы впитывающие свет, и безграничное терпение, с которым они были готовы ждать подходящего момента. И такой момент предоставился им совсем скоро.

В разгромленной мастерской кто-то завыл — безумным, отчаянным воем, который заставил Кристину похолодеть и вжать голову в плечи. Следом раздался низкий рык, сменившийся прерывистым хохотом; с трудом верилось, что и то, и другое могла издать человеческая глотка. Раздался треск разбитой мебели, неровные шаги по хрустящим осколкам посуды и слюдяных окон и через пару мгновений из дверей вывалился абсолютно седой старик, с головы до ног покрытый уже начавшей подсыхать кровью. В одной руке он сжимал толстую трость, в другой небольшой топорик на длинной рукояти.

Гвардейцы закричали, призывно замахали руками, но старый мастер даже не посмотрел в их сторону. Налитые кровью глаза нащупали призраков; взгляд окинул спокойную и нисколько не удивлённую его появлением Хель — и старик в нерешительности остановился, тяжело привалившись к косяку двери. Лицо его на мгновение просветлело, приняло осознанное выражение — в тот момент Кристина готова была поклясться, что Хель почти незаметно покачала головой, словно желая предостеречь старика от опрометчивого шага. Тот с болью обернулся, в последний раз взглянул на что-то в темноте — а затем, отшвырнув трость и перехватив топор обеими руками, с дикими воплями побежал в сторону раха.

Кто-то из гвардейцев бросился наперерез, в несколько гигантских прыжков преодолевая половину расстояния до мастерской, но было слишком поздно. Лезвие топора, которое вот-вот должно было встретиться с затылком раха, отлетело в сторону, а вместе с ним — и отсечённые у локтя руки, по-прежнему цепляющиеся за рукоять. Призрак пропал из виду, оставляя вместо себя размытый кровавый силуэт; тщедушное тело старика взлетело над землёй, дёрнулось с жутким хрустом и обмякло бесформенным мешком, как если бы что-то разом сломало все кости до единой.

Кристина вскрикнула и прикрыла рот ладонью, бессильно наблюдая, как та же сила развернула мертвеца, и, выставила тело перед собой словно импровизированный щит. Миг спустя он на огромной скорости полетел в сторону приближающегося гвардейца, сбивая того с ног — странное, несвойственное раху проявление гуманизма, особенно на фоне печальной судьбы мастеровых. Однако почти сразу стало понятно, что призрак поступил так не в силу тяжёлого приступа милосердия, а из холодного расчёта и банальной нехватки времени.

Из мрака вынырнула густая бесформенная тень; на долю секунды она приобрела человеческие очертания, замахнулась клинком, вынуждая раха податься вперёд и подготовиться к обороне, а затем без следа исчезла, чтобы в тот же мгновение переместиться призраку за плечо, обозначить удар и вновь раствориться в темноте. Ещё замах, снова спереди, затем ещё один, теперь откуда-то снизу, прямо из камней мостовой, а за ним ещё, опять из-за правого плеча… В этот раз призрак решил не отсиживаться в обороне, а провести контратаку — за что тут же поплатился длинным разрезом от бедра до лопатки и едва уберёг голову, отпрянув лишь в самый последний момент.

Постепенно перемещения становились всё быстрее и хаотичнее, и самое главное — сложнее. Последнее Кристина полностью прочувствовала на собственной шкуре, охнув и едва не присев на землю, когда Хель попыталась провести несколько почти одновременных ударов сразу с двух сторон. В ответ рах взорвался, оборачиваясь столбом дыма, и попытался отступить, привычно растворившись в ночном воздухе — однако окружающее пространство, словно утомившись от подобного обращения, взбунтовалось и бесцеремонно вытолкнуло недовольно шипящего призрака обратно в реальность.

Кто-то одобрительно хлопнул себя по бедру; у Кристины вырвался вздох облегчения, стоило полной картине сложиться у неё в голове. В глубине души вновь затеплилась надежда, что вся эта история всё-таки может закончиться в их пользу.

С самого начала у Хель был хороший, рабочий план: напасть из засады, нанести раху как можно больше повреждений, чтобы ввести в состояние, которое у этих существ может служить аналогом болевого шока; а затем вырвать сердце, разом покончив с угрозой. Собственно, первые этапы этого плана были разыграны как по нотам, и если бы не вмешательство — вернее, помешательство — Бравила, из-за которого всё пошло наперекосяк, то рах давным-давно бы «навсегда исчез из этого мира» — и из всех остальных заодно.

Затем сражение скатилось в ничью — то есть, как ни странно, к своему нормальному состоянию. Кристину только что посетила мысль, что единственная причина, по которой эти призраки умудрились относительно мирно поделить между собой лес и болото, заключалась в том, что за всё время им так и не удалось прикончить друг друга. А они наверняка пытались, и не раз, причём со всей свойственной их виду обстоятельностью и упёртостью — другой разговор, что в том лесу не так-то просто найти что-нибудь, что позволило бы качнуть чашу весов в свою сторону, вроде пары гвардейцев и заплутавшей путешественницы между мирами.

Вспомнив о гвардейцах, она скользнула взглядом по сторонам. Из полумрака поочерёдно показались лица Эйдона и Мартона, оба по-прежнему не отходили от неё ни на шаг. Затем настал черёд долговязого Вильёна, который успел выбраться из-под тела старого мастерового и благоразумно не стал задерживаться рядом с призраками; и Нильсема, до сих пор караулящего главную улицу Формо. Анор замер в воротах, лицом к предместьям, с гигантским молотом наперевес высматривая последних «серых». Все они, кроме последнего, напряжённо следили за схваткой, но вмешиваться в неё, само собой, не спешили, здраво рассудив, что их задача — прикрывать свою подопечную и не мешать призракам разбираться между собой.

Итак, помощи от гвардейцев ждать не приходится, всерьёз рассматривать Кристину в качестве настоящей боевой единицы может только неизлечимый сумасшедший — и что в таком случае остаётся? Остаётся последний козырь, который теперь вовсю разыгрывает Хель: ей, в отличие от своей противницы, не нужно экономить энергию, так что она может продолжать свои эксперименты с прикладной телепортацией хоть несколько суток кряду. Заодно, чередуя ложные удары с настоящими, можно запутать противника, загнать его в глухую оборону, подавить и лишить инициативы, чтобы в конце концов вымотать и заставить совершать ошибки. И судя по тому, что раху уже не удавалось провернуть свой любимый трюк с исчезновением, эта тактика работала.

На всякий случай Кристина опустила копьё, отгораживаясь широким наконечником: рах вполне мог сообразить, откуда Хель черпает дополнительную энергию, и попытаться уравнять шансы. Однако, стоило ей поднять глаза на развернувшуюся схватку, как стало понятно, что вероятность такого исхода стремительно приближается к нулю.

Рах потерял последние человеческие черты и теперь напоминал болезненно исхудавшую собаку на тонких, как спички, лапах, с вытянутой мордой и уродливой пастью, напоминающей одновременно клюв осьминога и присоску пиявки. Время от времени он пытался ухватить Хель, возникающую то с одной, то с другой стороны, но её перемещения были слишком быстрыми и непредсказуемыми, а удары, которые всё чаще становились настоящими, заставляли его шипеть от бешенства подобно клубку разъярённых змей и медленно отползать в темноту.

Неожиданно поведение раха неуловимо изменилось, словно очередной удар, вырвавший изрядный кусок из его головы, сломал какой-то незаметный, но очень важный механизм. От былой осторожности не осталось и следа: на миг призрак вернул свою прежнюю, почти человеческую форму, вытянул когти, распахнул усеянную острыми клыками пасть и бросился вперёд, вложив в эту последнюю, отчаянную атаку всю свою ярость и оставшиеся силы. Хель, которая, как могло показаться, даже опешила от такого подарка судьбы, слегка опустила кончик клинка, приготовившись к контратаке.

Когти и клинок беззвучно встретились в воздухе, но не столкнулись, а прошли насквозь — обессилевшему призраку попросту не хватило энергии, чтобы создать хоть сколько-нибудь надёжную преграду. В то же время Хель явно считала его когти достаточно опасным оружием, а потому не стала испытывать судьбу. Как только призрак полностью втянулся в атаку, она даже не попыталась уворачиваться или парировать, а привычно ускользнула, растворившись в ночной мгле.

Однако не успела Хель возникнуть в полуметре над головой раха, явно намереваясь, как в самом начале их поединка, вновь обрушиться на противника сверху и решительным натиском закончить сражение, как случилось то, что до сих пор казалось уже невозможным — рах исчез, превратившись в размытое облако тумана, почти неразличимое в темноте. Туман припал к земле, сгущаясь и сжимаясь тугой пружиной, — и выстрелил вверх, навстречу приближающейся сопернице. Та попыталась было увернуться, переместиться в пространстве, но призрак действовал слишком быстро: удар, нанесённый со сверхъестественной точностью и силой, попал в цель ровно в тот момент, когда Хель уже почти растворилась в пустоте.

В тот же миг её тело, хрупкое и почти невесомое, яростно швырнуло о землю, где густой чёрный туман мгновенно опутал его со всех сторон, не позволяя пошевелиться. Правая рука, оканчивающаяся опасным клинком, вывернулась под невозможным углом и сломалась сразу в нескольких местах; голова исчезла, оторванная и отброшенная в сторону. Когтистая лапа взмыла вверх — и резко опустилась, проламывая грудную клетку. Одновременно с этим, когда уже казалось, что хуже стать просто не может, со стороны ворот послышался тревожный бас, сигнализируя, что совершенству всё-таки нет предела, и что «серые» сумели преодолеть расстояние отделяющие предместья от посёлка.

«Она всё рассчитала!», — только и успела подумать Кристина прежде, чем ослепительная вспышка боли полностью очистила сознание от любых мыслей. Она судорожно схватила ртом воздух, чувствуя, как что-то погружается в её собственное тело, разрывая грудную клетку и мучительно выворачивая рёбра. Словно издалека до ушей донеслись отрывистые голоса, топот ног и глухой лязг металла; кто-то подхватил её под мышками и осторожно усадил на землю.

Едва почувствовав под собой твёрдую опору, Кристина собрала волю в кулак и заставила себя открыть глаза — и тут же зажмурилась снова, увидев, как огромный молот в руках Анора разносит голову одного из поднятых «серыми» мертвецов. Тем не менее она успела уяснить две вещи. Первое: «серые» всё-таки добрались до Формо, что означает, что гвардейцы, которые и раньше не спешили вмешиваться в поединок двух призраков, теперь попросту не смогут этого сделать, даже если очень захотят. И второе: её усадили лицом к воротам, следовательно, необходимо каким-то образом развернуться, чтобы сориентироваться в обстановке и понять, насколько всё плохо.

Неожиданно боль снова напомнила о себе, без остатка заполняя сознание и проникая в каждую клетку тела; так могла бы чувствовать себя винная пробка, когда в неё ввинчивается штопор — или человек, которому не повезло стать жертвой раха. Единожды испытав это ощущение, его уже невозможно забыть. Значит, времени оставалось совсем немного.

Кристина тряхнула головой и глубоко задышала ртом; стало немного легче. Однако развернуться в обратную сторону оказалось не так-то просто, поскольку непослушное тело, раздираемое на части, наотрез отказывалось подчиняться. Тогда она изо всех сил качнулась и повалилась на землю, чудом успев прижать подбородок к груди, чтобы не разбить затылок о мостовую.

Перед глазами предстал перевёрнутый мир, в котором разворачивалась пугающая картина. Хель деформировалось и теперь медленно проваливалось внутрь, как если бы какая-то сила сминала его подобно комку бумаги. Поверх растекалось грязное чернильное пятно, то и дело раздувающееся липкими пузырями; в груди зияла огромная дыра, в которую грубо протискивалась когтистая лапа, орудующая словно бы сама по себе. Лицо Хель, однако, оставалось совершенно безмятежным, как если бы это не её методично разрывали на куски; только искалеченная рука отрывисто дёргалась из стороны в сторону — несмотря ни на что Хель упрямо искала свою противницу.

«Нужно её вытаскивать». — сцепив зубы, Кристина рывком оторвала налитое свинцом тело от земли и перевернулась на живот — а затем обессилено растянулась на земле, жадно хватая ртом воздух. У ворот всё нарастая, раздавались звуки боя — кричи не кричи, гвардейцы слишком заняты, чтобы помогать ещё и ей, так что кроме себя самой рассчитывать не на кого. С этой мыслью она заставила себя подняться, кое-как удержалась на трясущихся коленях; подтянула к себе копьё и на четвереньках поползала в сторону призраков.

— Эй ты, иди сюда, кое-что покажу! — хрипло позвала Кристина, с трудом узнавая собственный голос. Всё без толку — два раза на один и тот же трюк рах попадаться не собирался. Нужно было что-то другое, что-то новое, такое, чего он не ожидает и к чему не успеет приспособиться — но что?

Ответом стало невыносимое жжение в груди; одновременно Хель задёргалась в судорогах, а та её часть, которая раньше была ногами, рассеялась, как если бы ей вдруг стало сложнее поддерживать исходную форму, а потому её срочно понадобилось избавиться от всего лишнего. В то же самое время рах начал медленно материализовываться, вновь обретая человеческие очертания.

«Так вот что ты делаешь!» — Кристина даже замерла от внезапного понимания. Однако развить мысль она не успела: после нескольких дёрганых попыток Хель всё-таки сумела найти призрака кончиком клинка и тотчас же погрузила его в противника. Кристина шумно втянула воздух ртом, чувствуя, как с груди свалился тяжеленный камень.

Всё встало на свои места.

Нужно было отдать ему должное: призрак отлично усвоил урок и обратил против Хель её же собственную тактику. Правда, вряд ли предполагалось, что той удастся сопротивляться — хорошо всё-таки иметь «резервное питание»! С другой стороны, раха это не слишком огорчило, достаточно было провернуть подсказанный всё той же Хель фокус с истощением, пусть и исполненный гораздо прямолинейнее — другим словами, просто начать выкачивать из неё энергию.

«Точнее, из нас обеих, — поправилась Кристина — А теперь они как два вампира, одновременно сосущие друг из друга кровь».

Сообразив, что вечно так продолжаться не будет, она активнее задвигала руками и ногами, чтобы побыстрее добраться до застывших призраков. Особого плана, как всегда, не было — только надежда, что удастся сымпровизировать по ходу дела. Однако план и не понадобился, поскольку как раз в этот момент Хель решила не оставаться в долгу и охотно продемонстрировала своей противнице, что быстро учится и моментально приспосабливаться к новым условиям умеет не только она.

От мучительной судороги перехватило дыхание. Рёбра сдавило тисками, огнём обожгло живот — так быстро и неожиданно, что Кристина по инерции полетела вперёд и плашмя растянулась на земле. Тело стрельнуло резкой болью, словно от макушки до пяток сначала протянули несколько толстых проводов, а затем подали напряжение. Перед глазами заплясали мушки, после чего зрение и вовсе пропало, выключилось, подобно перегоревшей лампочке.

Мир погрузился в густую, обволакивающую темноту, и Кристина приняла её почти с радостью, в надежде, что это ненадолго позволит ей отгородиться от боли, а заодно и от спятивших призраков, которые даже не думали останавливаться. Однако время шло, а лоб по-прежнему давил на запястья, колени упирались в жёсткие камни мостовой; кости методично выкручивало из суставов, а затылок пекло, как будто к нему приложили раскалённый утюг. Кристина судорожно вскинула голову и обнаружила, что темнота больше не была однородной.

В глубине, там, где оставались сцепившиеся мёртвой хваткой призраки, поселилось нечто пугающее. Тьма обрела форму, сделалась массивнее, очертила свои границы, превратившись в два бесконечно плотных сгустка материи, настолько непроницаемо чёрных, что даже темноту на их фоне вполне можно было принять за тусклый свет. Они казались неподвижными — но в то же самое время вокруг двигалось само пространство, медленно закручиваясь и неумолимо втягиваясь внутрь. Подобно чёрной дыре тьма с жадностью пожирала всё, до чего могла дотянуться, включая свою точную копию — и та отвечала ей полной взаимностью.

Постепенно глаза привыкли к темноте, позволяя Кристине заглянуть глубже и обнаружить детали, о существовании которых она не могла и догадываться. Пространство расчертили мириады тусклых серебряных нитей, невесомой паутиной оплетающих одного из призраков. Она проследила за ними глазами, и взгляд привёл к её собственному телу, заставив боязливо вздрогнуть от неожиданности. Нити были везде: врезались в кончики пальцев, толстыми пучками цеплялись к запястьям, забирались под ворот стёганой куртки, где наверняка дотягивались до сердца и уже оттуда бежали ниже, к животу; они оборачивались вокруг шеи, уходили под волосы и поднимались к затылку — грязная, запутанная сеть, в которой оставалось только беспомощно барахтаться без какой-либо надежды вырваться.

Прочные узы, связывающие её с Хель, перестали быть абстракцией и обрели почти физическое воплощение. Какое-то мгновение Кристина пыталась осознать эту мысль, пока странное видение не затянуло её ещё глубже, открывая новые подробности её незавидного положения. Голод раха оказался абсолютно реальным: вдоль каждой нити в сторону пожирающих друг друга сгустков тьмы двигались крохотные серебристые искорки. Погружаясь, как горящая спичка в воду, они питали сначала один сгусток тьмы, а затем и второй, чтобы вновь вернуться к первому, и запустить этот чудовищный круговорот заново. И аппетиты призраков только росли: постепенно серебряных искр становилось всё больше и больше, бег их ускорялся, а сияние становилось всё ярче, и совсем скоро Кристина уже не видела ничего, кроме ослепительного свечения.

Вдруг сияющий поток остановился; подобно морскому приливу хлынул вперёд и тут же обратился вспять, словно в нерешительности не мог выбрать верное направление. Заминка продолжалась не дольше вдоха, словно неведомая сила, вмешавшаяся в движение энергии, пыталась разобраться, как ею управлять, после чего светящиеся искры уверенно побежали назад. Сгусток тьмы, не опутанный серебряной паутиной, беспокойно колыхнулся, заметался в агонии — в ту же секунду Кристина ощутила, как дугой выгибается позвоночник, как судорогой сводит пальцы и как ногти до крови впиваются в ладони. Её рвануло вверх; швырнуло набок; придавило лопатками к земле; глаза обожгло ослепительным светом, выбивающимся из груди и уходящим вверх, в бескрайнюю и беспросветную темноту, в которой с трудом угадывалось ночное небо.

Сколько продолжалась эта иссушающая, сводящая с ума пытка, Кристина не знала: все привычные ощущения испарились, выгорели дотла и развеялись по ветру, оставляя лишь пустую безжизненную оболочку. Однако желанного облегчения не наступило: освободившееся пространство тотчас начало заполняться чужими эмоциями, хлынувшими, словно селевой поток. Первой пришла всепоглощающая тоска, краткий миг беспросветного отчаяния и безысходности, за которым последовало глухое раздражение, быстро сменяющиеся неукротимой яростью и удушающей ненавистью ко всему живому.

В этот момент до Кристина с запозданием дошло, что она кричит — нет, орёт, пытаясь избавиться от переполняющих её чувств. Но сколько бы она ни старалась, как бы сильно ни срывала связки, ярость и ненависть не уходили. Напротив — они захлёстывали всё сильнее, просачиваясь в каждую пору, заполняя лёгкие, выдавливая последние остатки разума.

— Хватит! — задыхаясь от невыносимой боли и ярости, прохрипелаКристина. — Перестань!

Ответа не последовало. Судороги приходили одна за другой. Сердце выскакивало из груди, живот горел так, как если бы внутрь поместили раскалённые угли. Кончики пальцев саднили свежими ожогами, в нос ударил тошнотворный запах палёных волос.

«Хватит», — слабо взмолилась Кристина, уже безо всякой надежды достучаться до Хель. Она уже догадалась, что эта сумасшедшая нашла способ выкачать из раха всю доступную тому энергию, а всё, что не сумела поглотить — направила в обратную сторону, используя Кристину, как своего рода заземляющее устройство. В последние мгновения её угасающее сознание утешалось лишь тем, что это не может продолжаться слишком долго, и совсем скоро закончится самым естественным образом.

Неожиданно сознание заполнилось оглушающей тишиной — ни злобы, ни ярости, ни ненависти, словно кто-то обрубил провода, разом отсекая Кристину от призраков. Воздух завибрировал, что-то чёрное пронеслось перед взором; но у неё уже не осталось сил выяснять, что случилось. Хотелось только одного — чтобы блаженное небытие продолжалось как можно дольше.

Глава 20

Развоплощение

— Kiris?

Кристина распахнула глаза — над ней склонился размытый человеческий силуэт, полностью состоящий из тусклого света. Струясь и переливаясь, свечение медленно двигалось по направлению к голове, где концентрировалось вокруг глаз, приковывая к себе внимание. Прикосновения она не почувствовала, но, судя по всему, силуэт настойчиво тряс её за плечо, то и дело беспокойно оглядываясь по сторонам и делая кому-то призывные знаки рукой. Постепенно зрение вернулось к привычному человеческому. Кристина разглядела перед собой встревоженное лицо долговязого Вильёна и медленно кивнула, показывая, что всё ещё может реагировать на своё имя, после чего изнеможённо опустила веки — даже такое простое действие отняло все силы.

«Она рядом», — в сознании, кажется, впервые за всё то время, что длилось сражение с рахом, зазвучал флегматичный голос Хель, заставляя Кристину застонать от безысходности. Кто-то, скорее всего Эйдон, отдал команду, и Вильён сразу же отпустил её плечо и поднялся на ноги. И дело, похоже, было вовсе не в том, что ему приказали оставить изнеможденную магичку в покое: судя по раздающемуся со всех сторон лязгу и скрипу доспехов, гвардейцы занимали круговую оборону.

«Да что ещё с тобой нужно сделать⁈» — Она совершила над собой отчаянное усилие и перевернулась набок. Непослушное тело ныло, как будто его били палками, и эта боль напрочь заглушала все прочие ощущения. Кроме, пожалуй, одного: пристального взгляда, проникающего в самую душу: за ней наблюдали.

Кристина резко приподнялась на локте — и тут же в страхе отпрянула, увидев перед собой пару ярких оранжевых огоньков, алчно разгорающихся в глубине тёмных глаз. Перед ней, придерживая подбородок одной лапой и потирая тощий живот другой, замер серокожий коротышка с непропорционально огромной головой. Какую-то долю секунды они настороженно разглядывали друг друга, после чего «серый», который испугался не меньше, а скорее даже больше, припал к земле и неубедительно зашипел, будто в подражание разъярённым рахам. Сообразив, что это не произвело на Кристину должного впечатления, коротышка распахнул лягушачью пасть, выставил перед собой тонкие трёхпалые конечности и с глухим ворчанием бросился в атаку.

Метил, судя по всему, в горло — но Кристина оказалась быстрее: перехватила нападающего прямо в воздухе и, не придумав ничего лучше, изо всех сил приложила голову «серого» о мостовую. Того, впрочем, это не остановило, и он продолжил попытки вывернуться из хватки и ухватить Кристину хотя бы за палец. Недолго думая, она подтянула к себе копьё и свободной рукой приподняла наконечник, отчего тот стал походить на небольшую гильотину, зависшую над шеей «серого», и скрепя сердце пустила это импровизированное орудие казни в ход.

«Лучше так, чем потом отдирать его от очередного бедолаги», — глядя на осыпающееся чёрными хлопьями тело, мрачно вздохнула Кристина. На её глазах от «серого» отделился хорошо знакомый сгусток энергии и неторопливо поплыл прочь — как вдруг без каких-либо причин резко поменял направление и со всё возрастающей скоростью потянулся в другую сторону. Этим его странное поведение не ограничилось: пролетев с полметра, лиловый шарик внезапно остановился, словно натолкнувшись на невидимое препятствие, после чего без следа впитался в воздух, как будто его никогда и не было. Мгновение Кристина тупо разглядывала пустое место, пытаясь понять, что именно увидела и не привиделось ли ей — а затем резко вскинула голову и выкрикнула единственное слово, понятное гвардейцам без перевода:

— Рах! — Никакой ошибки быть не могло, она была абсолютно в этом уверена: Хель, у которой не было проблем с энергией, ни за что бы так глупо не подставилась. А вот изрядно потрёпанный и истощённый призрак, ищущий любой способ восстановить силы, — запросто.

В тот же миг в круге обороняющихся гвардейцев возник чёрный вихрь. Больше не скрываясь, рах выскочил из темноты и на полном ходу бросился вперёд. Путь ему преградили Мартон и Нильсем: первый, перехватив длинный меч, как пику, метил в грудь, второй ударил по ногам. Оба удара не попали в цель: призрак упал на землю, оборачиваясь плотным облаком тумана, и проворно проскочил у Мартона между пяток. Эйдон бросился было наперерез, но его отшвырнуло в сторону с такой лёгкостью, словно рослый капитан ничего не весил.

Кристина, позабыв о боли, вскочила на ноги — это ей далось на удивление легко, как будто какая-то сила ухватила её за шиворот и рывком подняла с земли. Успела как раз вовремя: всего в нескольких шагах рах уже вовсю отбивался от Вильёна, который, бросив меч, наседал на него с коротким кинжалом с маслянисто поблескивающим клинком. Рядом, словно всегда там стояла, неслышно появилась Хель, надёжно отгораживая и оттесняя Кристину от схватки, в которую включились сначала Нильсем и Мартон, а затем и Эйдон с Анором.

Повсюду замелькала сталь: длинные мечи, использующиеся как копья, кинжалы и даже гигантский молот Анора, который хоть и поднимался нечасто, но всякий раз вынуждал раха менять форму, чем сильно выбивал его из ритма. Призрак вращался волчком, отбивая одни удары и избегая других; шипел от боли и ярости, когда кому-нибудь всё-таки удавалось зацепить его оружием — тем страннее, что он даже не пытался выбраться из кольца врагов, как будто такое положение дел его совершенно устраивало.

«Хорошо, стянула всех на себя. И что дальше?» — Кристина судорожно бросила в сторону Хель вопросительный взгляд. Но та лишь молча откинула правую руку в сторону, превращая ладонь в оружие, и пододвинулась к развернувшемуся сражению поближе.

Между тем живое кольцо пришло в движение — экономно отбиваясь от наседающих гвардейцев, рах медленно, но верно теснил их по направлению к Кристине, неумолимо приближаясь всё ближе и ближе. Хель беспокойно заметалась на месте, то порываясь броситься вперёд и вступить в схватку, то вновь отступая назад.

«Живой щит!» — У Кристины опустились руки: оставалось только поражаться упорству и поистине дьявольской находчивости этих призраков. В тесном круге гвардейцев для Хель не находилось места; можно было бы просто прорубиться сквозь них, но Кристина сама настояла, что нужно обойтись без лишних жертв, так что вариантов было не так уж много. Убежать? Она всерьёз обдумывала такую возможность целые две секунды, а затем решительно её отмела. Как только рах поймёт, что его задумка не работает, то легко выберется из западни и бросится следом, а учитывая, с какой скоростью двигаются эти призраки, об исходе можно было не гадать. Как и о том, что ждёт гвардейцев, — ещё свежо было воспоминание об отсечённых руках старого мастерового, взмывающих в воздух вместе с топором. Можно было с помощью Хель попросить гвардейцев расступиться, освободить для неё место. На первый взгляд это казалось самым рациональным решением — но было совершенно бессмысленным, потому что это ровным счётом ничего не меняло: призраки просто вцепятся друг в друга, и всё начнётся с самого начала. Кристина была готова завыть от безысходности — но как раз в этот момент за неё все решил случай.

Глухо шаркнул по камням металл: в пылу схватки кто-то наступил на оброненный Бравилом нож. Мартон качнулся, на миг потерял концентрацию — и полетел кубарем, сбитый с ног мощным ударом. Не теряя времени, в образовавшуюся брешь нырнула Хель, которая, наконец, дождалась подходящей возможности, и гвардейцы расступились, чтобы дать ей пространство для манёвра. Все, кроме Вильёна, который, казалось, увидел свой шанс, и безрассудно бросился вперёд, замахнувшись кинжалом. Рах мгновенно скользнул навстречу и, исчезая в клубах чёрного дыма, ловко поднырнул Вильёну под руку. Тот понял, что просчитался, но было уже слишком поздно — инерция упрямо тащила его вперёд и свернуть в сторону он уже не мог.

В тот же миг размытая тёмная петля обернулась вокруг запястья; без труда преодолев сопротивление, рах развернул гвардейца кругом, перенаправляя удар — и лезвие кинжала с размаху вонзилось под ключицу Хель. О том, насколько удачен оказался этот удар, Кристина поняла по чудовищной боли, разорвавшей грудную клетку. Хель затрясло, движения сделались рваными и беспорядочными, в них не осталось ни следа от былой плавности и выверенности; воздух разорвало шипение, напоминающие одновременно яростный рык и жалобный стон.

Глаза Вильёна распахнулись в почти религиозном ужасе, рука дрогнула и разжалась, выпуская рукоять кинжала. В лицо ему стрельнула чёрная молния, с хрустом ломая нос. Прежде, чем гвардеец успел опомниться, рах с силой отшвырнул его в сторону Эйдона и Анора, не давая им возможности вмешаться. Секунду спустя призрак уже оказался рядом с Кристиной, и та с ужасом осознала, что на таком небольшом расстоянии от копья нет никакой пользы. Бросив оружие, она отскочила в сторону, однако рах и не думал отставать — только не теперь, когда ему наконец удалось вывести из игры Хель.

В этот момент на раха с воплем бросился перемазанный кровью Вильён, который, позабыв об осторожности, казалось, собирался остановить призрака в рукопашную. Тот ответил коротким, но сокрушительным ударом в грудь; раздался скрежет прогибающегося металла, что-то опасно хрустнуло — и гвардеец, выдувая кровавые пузыри, мешком повалился на землю. Рах вновь обернулся к Кристине; неуклюже покачнулся, взмахнул вытянутыми конечностями; из уродливой пасти, оскалившейся сразу несколькими рядами клыков, вырвалось победное шипение. Однако не успел он сделать и шага, как раздался бешеный рык, больше напоминающий рычание зверя, и вокруг призрака тисками сомкнулись гигантские ручищи Анора. Гигант ревел, изрыгая проклятия настолько яростно, что и без перевода было понятно, что он как минимум собирался разорвать противника голыми руками.

Этому не суждено было случиться. Рёв оборвался, когда Анор обнаружил в своих объятиях не чудовище, пусть и отдалённо напоминающее человека, а облако грязно-серого тумана. Пока гвардеец недоумённо разглядывал нового противника, туман выскользнул из захвата, стремительным движением скользнул вверх, затягиваясь вокруг бычьей шеи подобно аркану, и резко рванул к земле. Не прошло и секунды, как Анор с грохотом растянулся на мостовой, а поверх его тела, словно гигантская змея, кольцами собирались клубы чёрного дыма. Вскоре оттуда материализовалась худая измождённая кисть с длинными пальцами, вцепившаяся гвардейцу в глотку.

— Kiris !

Кристина вздрогнула, подняла глаза на Эйдона и Нильсема, напряжённо сжимающих оружие, разрывающихся между необходимостью защищать свою подопечную и раненых товарищей и ожидающих — даже требующих — от неё решительных действий; судорожно перевела взгляд на трясущуюся в судорогах Хель — та безуспешно пыталась дотянуться до торчащего из-под ключицы кинжала. Взглянула на стонущего и извивающегося на земле Вильёна, которому никак не удавалось найти положение, в котором сможет дышать; на силящегося снять с себя раха Анора, надёжно прижатого к земле и тонущего в клубах тёмного дыма.

Именно тогда, сообразив, что помощи ждать неоткуда и рассчитывать придётся только на себя, Кристина решилась. Отбросив сомнения, она бросилась вперёд, подхватила с земли копьё и, разогнавшись, вогнала острие в самый центр дымного столба — туда,где по её расчётам должна было находиться большая часть тела призрака. Особой надежды на успех не было, но если уж рах сумел парализовать Хель кинжалом, то почему бы хотя бы не попробовать сделать то же самое?

Широкий наконечник почти без сопротивления погрузился в плотные клубы дыма — и тогда Кристина осознала, что совершила, возможно, самую большую ошибку за всё время, что длилось сражение между призраками.

Дым сгустился, обвился вокруг древка копья и чёрной змеёй понёсся к Кристине. Та не нашла ничего лучше, кроме как отбросить оружие в сторону, проклиная себя за поспешность — нужно было сначала помочь Хель и только потом бросаться на амбразуру! — но для сожалений уже было слишком поздно. Прямо перед ней возникло изуродованное лицо раха, наполовину скрытое всклокоченными волосами; Кристина заглянула в бездонные чёрные глаза; почувствовала тонкие пальцы призрака на своей шее. Она отлично понимала, что её ждёт — ещё секунда, может быть, две, и рах высосет из неё всё, что сможет; и приятным этот процесс совершенно точно не будет. Однако сдаваться Кристина совершенно не собиралась, да и терять ей было абсолютно нечего, поэтому она доверилась интуиции и сделала единственное, что могла — подалась вперёд и изо всех сил сжала пальцы на худощавой шее раха.

Спину обожгло, как если бы позвоночник заменили на раскалённый стержень — но одновременно с этим, Кристина поняла, что всё закончилось. Длинные пальцы призрака по-прежнему сжимали шею, но бесконечная чернота, до краёв заполняющие глазницы, медленно отступала, сменяясь совершенно обычными белками и зрачками с радужкой приятного коньячного цвета. Так же быстро преображались и черты лица: отхлынула мертвенная бледность кожи, порозовели скулы, исчезла жуткая пасть-лепесток, затянулась ужасная рана на щеке. Последними изменения затронули всклокоченные волосы, которые сначала пришли в движение, словно спутанный клубок змей, а затем в полном порядке легли на тонкие плечи. Кристина даже не заметила, как всего за несколько секунд, разъярённое чудовище, одержимое голодом, яростью и ненавистью, успело превратиться в миловидную женщину средних лет, которую можно было хоть сейчас снимать в социальной рекламе в роли счастливой матери семейства.

— Стой! — хрипло выкрикнула Кристина, когда за спиной раха возник Мартон с занесённым для удара клинком. Тот резко затормозил, обескураженно переводя взгляд то на неё, то на заставшего без движения призрака, а затем плавно переместился в сторону и изготовился для удара — видимо, рассудив, что лишняя осторожность не повредит.

«У нас пара минут, дольше не выдержу», — Кристина облизнула потрескавшиеся губы и огляделась по сторонам в поисках Хель.

Та обнаружилась на прежнем месте — каким-то чудом ей удалось вытолкнуть лезвие кинжала наполовину, но до полной победы над опасным оружием, безусловно «способным причинять боль», было ещё далеко. Казалось, она вообще потеряла ориентацию в пространстве и представление о том, что происходит вокруг: во всяком случае, попытка Нильсема приблизиться, чтобы вынуть кинжал, едва не стоила ему головы. И хотя гвардеец отвёл удар в сторону, во второй раз приблизиться к ошеломлённому призраку он больше не решался.

«Просто замри и дай себе помочь, — мысленно потянулась к ней Кристина. — Я держу „Другую“, но без тебя здесь не обойтись».

Хель послушно застыла — насколько это вообще было для неё возможно — и медленно, будто ожидая подвоха, втянула клинок в руку; Нильсем, не дожидаясь приглашения, одним прыжком оказался рядом и быстро избавил её от раздражающего лезвия. Кристина выдохнула с облегчением: ей и самой стало немного легче.

Тем временем Эйдон опустился рядом с раненым Вильёном, рукавом вытер кровь у него с губ и принялся аккуратно затягивать ремни, скрепляющие переднюю и заднюю части кирасы, чтобы создать жёсткий корсет, в котором гвардеец мог бы относительно безболезненно дышать. Чуть поодаль тряс головой Анор, которому, похоже, повезло отделаться лёгким испугом.

«Вот и хорошо, — Кристина поёрзала на месте, как будто это могло помочь от жгучей боли, растекающейся вдоль позвоночника по всему телу. — Теперь к самому главному».

Однако перейти «к самому главному» ей так и не удалось: неожиданно рах вздрогнул, словно просыпаясь ото сна, и сфокусировал взгляд на её лице. Чужие мысли проникли в сознание, медленно складываясь сначала в слоги, а затем и в отдельные слова — на первый взгляд совершенно бессмысленные, будто бы выхваченные из безумного потока сознания:

«Здесь. Там. Другие. Ты. Мы. Тогда. Сейчас». — Слова сменяли друг друга, но как ни старалась, связи между ними Кристина так и не уловила.

«Что ты такое?» — Вдруг совершенно отчётливо прозвучало у неё в голове.

От неожиданности Кристина сильнее сжала пальцы на горле призрака, отчего обожженные кончики пальцев погрузились во что-то податливое и колючие; однако разжимать хватку было слишком рискованно.

— Ты меня понимаешь? — наконец, сипло спросила она.

Рах медленно кивнул в ответ.

— Хорошо. — В том, что он сумеет разобраться с речью, у Кристины с самого начала не было сомнений. Но, в отличие от Хель, между ними не было никакой связи — не значит ли это, что призрак должен был говорить на «правильной речи»?

В эту секунду у неё вновь сжалось сердце, словно само мироздание напоминало, что лингвистическими изысканиями можно заняться позже, а вот наличие длинных пальцев на шее, да ещё таких, которые в любую минут могут превратиться в острые когти, было куда более насущной проблемой.

— Давай так: я попробую освободить одну руку, хорошо? Скажи, если почувствуешь что-нибудь странное. Да, — спохватилась Кристина, — «странное» — это если тебе вдруг нестерпимо захочется кого-нибудь убить.

С этими словами она осторожно высвободила пальцы из колючего ничто, заполняющего шею раха, и опустила руку — призрак молчал, безразлично глядя прямо перед собой. Это, судя по всему, можно было считать хорошим знаком, и Кристина перешла к следующему этапу:

— Теперь ты, — скомандовала она. — Возьми меня за руку и не отпускай, пока я не скажу.

Рах без колебаний исполнил команду, и Кристина в который раз возблагодарила восхваляемые в этом мире Великие силы за то, что они наделили этих существ таким покладистым характером. Однако теперь, когда непосредственная угроза миновала, предстояло разобраться с самым главным.

— Ты должна уйти, — начала она без особой надежды на успех: весь расчёт был на то, что рах не станет задавать вопросов и просто сделает, что велят. Впрочем, она понимала, что это половинчатое решение — но что ещё оставалось делать? Убивать раха они уже пытались, но раз за разом ничего хорошего из этого не выходило — наоборот, становилось только хуже.

Между тем время шло, а призрак молчал: то ли пропустил пожелание Кристины мимо ушей, то ли просто оторопел от подобной наглости.

«Почему?», — наконец, тихо прошелестело в голове.

— Нужно, понимаешь? — не сдавалась Кристина. — Возьми столько… энергии? В общем, бери, что тебе нужно, чтобы хотя бы ненадолго остаться в сознании, и выжги у себя на подкорке, что тебе нужно домой; там ты хотя бы никому не навредишь. Запомни, нужно вернуться в свой лес…

Не успела Кристина выговорить последние слова, как на неё обрушилась мощная волна чужих эмоций, настоящий поток, по силе вполне сопоставимый с той ненавистью и злостью, которую совсем недавно пропустили через неё призраки. Но в этот раз ощущения были совсем другими: более выраженными, острыми, ввинчивающимися в сознание, но при этом более сложными и противоречивыми. Больше не ненависть и злость, но решительный протест, граничащий с яростным возмущением. Кристина обернулась через плечо — и невольно поёжилась, стоило только взглянуть на Хель, замершую в нескольких метрах у неё за спиной. Голова чуть склонена на бок, на лице спокойное и безмятежное выражение, руки аккуратно сложены на животе — но в глаза, доверху наполненные кипящей темнотой, было страшно смотреть.

— Не в лес, а на своё болото, конечно же, — проглотив ком в горле, поправилась Кристина. Жгучие возмущение схлынуло, оставив после себя лишь почти незаметный фон, который можно было бы истолковать как подозрительность.

«Не могу», — между тем упрямо заявил призрак.

— И чего тебе там не сиделось… — Кристина, поморщившись, непроизвольно сжала ладонь раха — плотную, но при этом как будто не обладающей какой-либо температурой.

«Спокойно».

— Спокойно? — То же самое говорила и Хель, когда рассказывала о том, как началась их связь: «стало спокойно». И добавляла ещё кое-что, кажется о том, что сразу после этого у неё появилась сначала способность думать, а затем и затем и свобода воли. «Выбор», как она сама это назвала.

«Там, где свет. Там спокойно». — Рах не сумел справиться со сложным предложением и разбил его на две части.

Кристина облизнула губы, лихорадочно обдумывая эти слова, а затем резко вскинула голову, осознав то, что ей давно уже следовало понять: вся та тоска, ненависть и злоба, которые едва не свели её с ума — что, если подобными эмоциями наполнена каждая секунда существование этих призраков?

Всё перевернулось с ног на голову: получается, рах покинул своё болото вовсе не ради того, чтобы её убить, а потому что хотел найти хоть что-нибудь, что помогло бы ему заглушить раздирающие сознание чувства. В этом Кристина его винить не могла — один раз ощутив, что всё может быть по-другому — просто по-другому — он уже не смог остановиться.

— Зачем тогда ты убила всех этих людей, если тебе нужно было добраться до меня? — Слова застревали и царапали пересохшее горло.

«Искала».

— Только ради этого⁈ А получше ничего не смогла придумать? — чуть не подскочила Кристина. Перед глазами встало тело рыжеволосой девушки, оставшееся в темноте подвала под крепостью Формо, убитый жрец и молодой крестьянин, несколько десятков жителей предместий, перебитых только ради того, чтобы привлечь её внимание, и семья мастеровых, погибших только потому, что им не повезло оказаться не в том месте и не в то время, — всё ради того, чтобы заставить свою жертву выйти из укрытия, которое предоставила ей Хель?

Вместо ответа рах перевёл взгляд куда-то ей за спину, словно этим жестом хотел сказать, что он, может быть, и попытался бы поступить иначе, но Хель ни за что бы не подпустила его к своей спутнице. Впрочем, подпустила бы его и сама Кристина?

Гнев погас так же быстро, как и вспыхнул, сменившись сожалением и жгучим чувством обиды пополам с беспомощностью, какое испытывают разве что маленькие дети, в ответ на несправедливость родителей, и некоторые взрослые — в основном те, на долю которых выпало внезапно осознать, насколько неправильно устроен мир, и каким неприглядным и жутким местом он на самом деле является.

Этой женщине — Кристина больше не могла заставить себя называть её просто «рахом» — было нестерпимо больно, а всё, что осталось от её прежней личности давно сгорело в той жгучей ненависти ко всему живому, которую насаждала сама природа того, во что она превратилась. Та самая, которая заставляла её охотиться, десятками убивать людей, в лучшем случае разрывая их на части; сводить с ума подвернувшихся под руку медиумов, вроде того же Бравила… Чем дольше Кристина об этом думала, тем явственнее становилась мысль, что эти призраки являются жертвами, а не охотниками.

Она вновь обернулась к Хель, машинально отметив, что та успела приблизиться на несколько шагов, ещё раз заглянула в её непроницаемое лицо — и увидела свою спутницу совсем другими глазами. Пусть та сумела избавиться от голода и сохранила часть своей прежней личности — но каково ей превратиться в жалкое подобие себя, годами сражаться с такой же несчастной за жалкий клочок вонючего болота, на котором нет ничего, кроме отвратительных «гусениц», «пиявок», тины и мошкары? За лес, наполненный «серыми» и наверняка другими, не менее очаровательными существами? Какая сила, будто в насмешку над бывшей вельменно, вызывает в ней такое возмущение при одном лишь упоминании, что её «вотчина» может достаться кому-то другому?

«Спокойно, — повторил призрак женщины и замялся, словно подбирая слова. — Так будет всегда?»

— Нет, — честно призналась Кристина. — Честно говоря, не знаю, сколько ещё смогу тебя держать. Скорее всего недолго, — конец фразы утонул в свистящем хрипе. Она откашлялась и тихо добавила: — Извини, я не знаю, как тебе помочь.

Сказала — и скривилась не то от боли, растекающейся по всему телу и особенно отдающейся в области сердца, не то от безысходности. Наверное, так чувствует себя молодой и неопытный врач, который впервые сообщает пациенту, что жить тому осталось совсем недолго. Однако, в отличие от живого, но уже обречённого, человека, призрак воспринял эту новость с полным равнодушием: только слегка качнул подбородком, показывая, что услышал каждое слово и понял, что его ждёт.

Голова призрака вновь качнулась, и в сознании Кристины отчётливо прозвучало лишь одно слово:

«Убей».

Кристина почувствовала, как у неё медленно отвисает челюсть. Неужели всё так просто? Хель сделала невозможное и даже немного больше, но победить так и не сумела — призрак сопротивлялся с поистине несокрушимым упорством. Но стоило ему обрести разум, и вот так запросто предлагает им себя убить — получается, эти призраки понимают, в каком положении находится?

— Но ты же исчезнешь… — наконец, выдавила из себя Кристина. Эти слова пришли сами собой — и ей стало противно от того, насколько лицемерно они прозвучали.

«Ты знаешь, — ответил призрак, пытливо всматриваясь ей в глаза. — Знаешь?»

Кристина сразу поняла, о чём идёт речь — даже если бы захотела сделать вид, что это не так, память уже услужливо подсунула воспоминания обо всех ощущениях, которые сопровождают рахов в их бесконечном посмертии. На что пошла бы она сама, чтобы наконец избавиться от подобного кошмара? Попросила бы о милосердии пусть у случайного, но возможно единственного человека, может быть, вообще первого за долгие годы, который понимал, что с ней происходит?

— Да, — прошептала она.

«Убей. — Женщина покачнулась, будто хотела придвинуться поближе. — Лучше. Чем так».

— Я не могу, — ещё тише произнесла Кристина. — Не знаю, что нужно делать.

«Она знает».

С этими словами призрак лёгким кивком указал туда, где, по всей видимости, должна была находиться Хель. Та обнаружилась прямо за спиной, неслышно подкравшись почти вплотную. Кристина так и не определилась, услышала ли она последнюю реплику, или догадалась обо всём по произнесённым вслух ответам. Да это и не имело особого значения: Хель отлично понимала, что от неё требуется, и даже более того — желала этого всем своим существом. А даже если бы не желала, то попросту не смогла бы с этим бороться: разве можно победить в сражении с собственным дыханием? Остановить сердцебиение или обратить кровоток вспять? Каким бы разумным не был рах, в конце концов он волей-неволей будет делать то, что предусмотрено его природой.

— Мне очень жаль, что для тебя всё закончится именно так, — голос Кристины превратился в едва слышный шелест.

Женщина в последний раз встретилась с ней взглядом. Медленно кивнула, словно хотела попрощаться — и, не выпуская ладонь Кристины из своей, сделала шаг в сторону — так, чтобы встать прямо напротив Хель. Призраки внимательно разглядывали друг друга; в них больше не было ни ненависти, ни ярости, ни злобы — только бесконечное спокойствие и принятие установленного порядка вещей: один должен уйти, а другой остаться.

Всё началось без предупреждения — грудная клетка призрака распахнулась, будто распоровшись по невидимому шву, обнажив пульсирующее темнотой сердце. Именно оно, как подозревала Кристина и являлось рахом, в то время как остальное — его облик, человеческий или не очень, когти, оружие и мало ли что ещё — представляли собой всего лишь иллюзию. Пальцы Хель с жутковатым хрустом удлинились, гладкие ногти вытянулись, превращаясь в короткие, но невероятно цепкие когти; женщина застыла на месте, словно давая своему палачу возможность как следует подготовить удар.

«Берегись, — неожиданно настойчиво зазвучал леденящий голос призрака. — Холм. Не подходи. Духи лгут. Не дают. Отбирают. Город у воды, но вокруг песок. Парус над волнами. Он найдёт. Думает, свободен. Пленник, как другие. Берегись!», — последнее предостережение было подобно скрежету испорченного радиоприёмника.

— Что?

Она резко обернулась, но было уже слишком поздно: женщина выпустила её ладонь из своей — и в ту же секунду мир завертелся перед глазами, а земля ушла из-под ног. Кристина попыталась удержать равновесие, но для человека, обмотанного в несколько слоёв ткани и простроченной ваты, это оказалось совершенно непосильной задачей. Впрочем, всё случилось даже раньше, чем она успела с размаху опуститься на жёсткие камни: размытая серо-зелёная тень молниеносно сблизилась со своей жертвой и хищно вонзила сразу пять когтей той в грудь. Одновременно с этим воздух зашипел от тяжёлого удара мечом — Мартон понял происходящее по-своему и решил подстраховаться.

Клинок вошёл в тело призрака, не встретив ни малейшего сопротивления — да и не было уже никакого тела, только россыпь тусклых искр, длинными росчерками оседающих на мостовую. Лишь чёрное сердце — плотная сфера, жадно поглощающая любой падающий на неё свет, продолжало парить, покачиваясь, над землёй. Исчезла и Хель, оставив после себя точно такой же сгусток черноты. Сферы пришли в движение и медленно, словно нарочито неспешно, принялись вращаться вокруг друг друга. Мало-помалу их скорость росла, они притягивались всё ближе, то и дело едва не вылетая с орбит, но почти сразу же возвращаясь — будто две миниатюрные, но от того не менее чудовищные чёрные дыры, кружащиеся в последнем танце.

Пространство завибрировало; сначала совсем чуть-чуть, но вскоре эти колебания сделались настолько явственными, что их можно было ощутить кожей. Чёрные сферы неуклонно подбиралась друг к другу, и чем ближе они становились, тем меньше Кристине хотелось узнать, что будет, когда они, наконец, столкнутся.

— Вы, все! — Она вскочила на ноги и замахала в сторону гвардейцев, привлекая внимание. — Отходите! — Она настойчиво указывала в сторону посёлка. — Да не стойте же вы!

Однако они как заворожённые разглядывали движения преобразившихся призраков и, казалось, вовсе её не слышали. Сообразив, что ничего путного у неё не выходит, Кристина ухватила Мартона за руку и потащила гвардейца к выходу, перешагивая и перепрыгивая через сваленные в беспорядке тела. Уже оттуда она обернулась и попыталась снова:

— Шевелитесь! Как на вашем жёваном языке будет «валите отсюда пока целы»⁈

В этот момент чёрные сферы соприкоснулись.

На мгновение всё стихло — а затем по Формо пронёсся мощный порыв ветра. Уши заложило от раскатистого грохота ставень и треска выбитых слюдяных окон, напоминающего грохочущую вдалеке бурю. Ноги Кристины оторвались от земли, взрывная волна подняла её и вышвырнула прочь, заставив кубарем покатиться по грунтовой дороге. Остановилась она в паре метрах за воротами, уперевшись во что-то подозрительно мягкое и резко пахнущее кровью. Сдерживая тошноту, она как могла развернулась, нащупала ногами мёртвое тело и кое-как отпихнула его в сторону. Это усилие отняло у неё последние силы.

Кристина изнемождённо перевернулась на спину. Над головой темнело затянутое тучами небо, лицо тронул прохладный ночной ветерок, несущий с собой запахи яблонь, свежеструганного дерева, хвои, прелого сена и свежести — так иногда пахнет перед долгим осенним дожем. Впервые за последние пару часов она вдохнула полной грудью, а затем медленно закрыла глаза: они победили.

Глава 21

Вспышка

— Все живы? Отзовитесь!

Эйдон сел на земле и устало вгляделся в темноту. Кристальную лампу, единственный доступный источник света, отбросило взрывом и, скорее всего, встречу с мостовой она уже не пережила. Полагаться оставалось исключительно на слух.

— Здесь, капитан, — почти сразу отозвался Нильсем.

— Цел, — где-то неподалёку пробасил Анор.

Тяжело захрипел и раненый Вильён; воздух со свистом рвался из его груди, слова не складывались в предложения, но Эйдон был рад услышать хотя бы это.

— Она… всё? — судя по доносящимся звукам, Нильсем поднялся на ноги.

— Хорошо бы, — с надеждой проговорил Анор, наощупь перебираясь поближе к Вильёну. — Даже не верится, до чего же живучая тв… — на последнем слове здоровяк осёкся; Эйдону даже показалось, что едва видимый силуэт тревожно оглядывается по сторонам. Наконец, он закончил нарочито бодрым и беззаботным тоном: — Мартон, ты там живой?

— Порядок, — откликнулся тот. Голос шёл откуда-то из-за ворот. — Шлем слетел, виском о землю приложился. Вроде ничего серьёзного.

— А ты продолжай ходить с развязанным шлемом, — насмешливо посоветовал Нильсем. — Пойду гляну, может в мастерских завалялась лампа, хотя бы масляная.

— А Её светлость? — вмешался в разговор Эйдон. — И что с одарённой?

После всего, что капитану довелось увидеть за этот вечер, язык не поворачивался называть Кирис просто «магом». Если Сальвийский дух призвал её в помощь Его Величеству, то он не ошибся в выборе. Подчинить себе призрака, да ещё такого могущественного как рах, само по себе было достижением; но сначала остановить, а затем и развоплотить другого, не менее, а может даже и более опасного — это было уже за гранью. Тем важнее доставить девушку в столицу и любыми посулами убедить сотрудничать.

— Пока не вижу, — тем временем отозвался Мартон.

В паре десятков шагов скрипнула дверь, и окованные сапоги Нильсема затопали по деревянному полу. Что-то невнятно зашуршало, звякнули металлические инструменты — не иначе сотник в потёмках налетел на угол верстака. Через некоторое время из мастерской донёсся его приглушенный голос:

— Бедно живут, ничего не скажешь.

— Даже жирника [4] нет? — крикнул Анор, cклоняясь над Вильёном.

— Как же, держи карман… Зато у них здесь светец [5] у верстака, а где светец, там и лучина найдётся.

— Как там Виль? — Эйдон обернулся к Анору. — Рёбра сломаны, я верно понял?

— И грудина, как от удара булавой; лёгкие ушибло. Силища, конечно… Тугую повязку бы сюда, но ты уже кирасу подтянул, на время сгодится. Пару-тройку недель полежит и оправится. Бывало и похуже, а, Виль?

Раненый гвардеец утвердительно замычал: говорить по-прежнему было тяжело.

— Её светлость, конечно… Никогда бы не подумал, — продолжал, между тем, Анор, осторожно нащупывая сломанный нос Вильёна и с хрустом возвращая его на место. — Но мне вот что непонятно: с каких это пор мёртвые ходят, как живые? Слышал о таком, капитан?

— Разве что в сказках, — честно признался Эйдон. В Южных пределах гуляла легенда «О воине Имагми и шаманке Хайтэ», в которой воин-кочевник отправляется в странствие, чтобы обрести силу и остановить набеги оживших мертвецов. История эта, как и многие другие, пришла на Юг с племенами кочевников. Как и водится у этого народа, единого мнения, чем же всё закончилась, не существовало. Зато теперь можно было считать, что легенда эта была правдива по меньшей мере на половину.

— Кирис здесь, — раздалось из-за ворот. — Кажется, дышит… Сотник, что там с лучиной? Темно хоть глаз выколи!

— Будет тебе лучина, у меня здесь, знаешь ли, не светлее!

— Ну не на ощупь же проверять…

Его прервали. Голос, холодный и безэмоциональный, с необычными шелестящими обертонами, от которых не по себе стало даже Эйдону.

— Не приближайся.

— А вот и светлость нашлась, — невесело прокомментировал Мартон.

В воздухе раздалось тихое, но несомненно угрожающее шипение, от которого в жилах стыла кровь и которого Эйдон предпочёл бы никогда больше не слышать. На пренебрежение со стороны Мартона призрак никогда прежде не реагировал, словно считая это ниже своего достоинства; следовательно, гвардеец, вольно или невольно, нарушил запрет.

— Мартон, оставь Её светлость и возвращайся, — Эйдон вмешался, пока дело не зашло слишком далеко. Вместо ответа, из темноты раздался тяжёлый вздох. Послышались мягкие шаги, свидетельствующие о том, что гвардеец дисциплинировано исполнил приказ.

— Отряд, внимание, — Анор проворно поднялся с земли и плавно вытянул оружие из ножен.

Вдалеке, в самом конце главной улицы Формо, забрезжил голубоватый свет, пляшущий по стенам домов и отражающийся от битых кусочков слюды, рассыпанных по камням. Вскоре во мгле показалась одинокая человеческая фигура — к гвардейцам, прижимая к груди кристальную лампу и неуклюже подпрыгивая на бегу, приближался тучный мужчина в дорогом кафтане. Двигался он на удивление проворно, и совсем скоро в нём уже без труда узнавался управляющий Формо Бравил.

— Как же… я… ох… как же рад… что вы… все… вы… здесь… — прохрипел Бравил, когда ему, наконец, удалось добраться до гвардейцев. Раскрасневшийся управляющий хватался за правый бок и жадно ловил ртом воздух, чуть ли не обнимая Эйдона. — Вам… вы… господа, прошу вас… ох, что ж делается!,. Я как узнал… побежал…

— Отдышись, Бравил. Худшее уже миновало, — Эйдон подставил отдувающемуся управляющему локоть. Тот с благодарностью воспользовался опорой, но в тот же миг вскинул голову и прохрипел:

— Нет времени… Прошу, капитан… уведите госпожу… Там… у дальних складов… ох… Я как узнал…

— Слышали уже, — вмешался вернувшийся Нильсем. — Что там, старые боги выбрались из-под земли и спешат покарать свой неблагодарный народ?

— Хуже! — тяжело выдохнул управляющий. — Там… бунт! Дюжины три мастеровых… и с десяток копий из ополчения… Пойдут искать госпожу… потому как она, по их мнению, не… не… — Он выразительно посмотрел на Эйдона, словно хотел, чтобы тот помог ему закончить предложение.

— А сам-то ты что думаешь? — с нажимом спросил сотник.

— В юности мне доводилось встречать наших господ… Разве я могу сомневаться?

— Значит, хотят крови вельменно? — Эйдон сощурился и смерил управляющего жестким взглядом исподлобья, отчего тот побледнел и втянул голову в плечи.

— Прошу вас, капитан… Все эти убийства… Мы простые люди, не привыкшие к подобным ужасам… Будьте справедливы…

— Об этом можешь не беспокоиться. Я готов поклясться всеми тремя шпилями сразу, что, когда мы закончим, каждый получит по заслугам.

— А те девушки, которых ты приставил к госпоже? — В разговор вступил Мартон. От Эйдона не укрылось, что в голос молодого гвардейца закралась едва заметная дрожь.

— Они? Должно быть в крепости… Но к чему вы спрашиваете? Разве не важнее…

Кажется, в этот момент взор управляющего впервые упал на залитую кровью мостовую, на разбросанные повсюду тела, на отсеченные головы и конечности — Бравил-старший округлился в глазах, испуганно икнул и мелко задрожал всем телом.

— Это… это что? Это же… — ему никак не удавалось подобрать верных слов. — Но как же так? Они же… все…

— Долгая история, — отмахнулся Эйдон. — Слушай, и запоминай. Отправишься в крепость, найдёшь несколько верных людей —от моего имени обещай им всё, что сочтёшь нужным. Возьмешь под охрану служанок, которые помогали госпоже. Пусть запрутся там, где не каждый слуга сумеет их найти.

— Но я не понимаю…

— И не требуется. Помни, Бравил: за их безопасность отвечаешь собственной головой.

— Спасибо, — едва слышно выдохнул Мартон.

Эйдон, тем временем, продолжал:

— Закончишь с этим делом, собирай верное ополчение и добровольцев. Сообщи им, что отныне все они призваны на службу вельменно Бьяла и действуют в их интересах. Когда будешь готов, отправляйся к воротам, здесь потребуется твоя помощь.

— Будет исполнено, — поспешно закивал управляющий, однако не ушёл, а продолжал стоять, переминаясь с ноги на ногу и пряча глаза.

class="book">— Что-то ещё?

Бравил-старишй проглотил слюну и с отрешённостью человека, который только что принял свою судьбу, произнёс:

— Среди восставших… там… Там мой сын.

— Догадываюсь, — кивнул Эйдон. — Однако ценю, что ты сам об этом сообщил. Теперь ступай и постарайся не попадаться на глаза своим подопечным. Лампу можешь оставить, незачем привлекать лишнее внимание, доберёшься.

Управлявший послушно опустил светильник на землю и неуклюже засеменил вверх по улице. Шагов через сорок он нырнул в неприметный переулок и без следа растворился во мгле.

— А крысёныш, я смотрю, времени даром не терял, — холодно заметил Нильсем, останавливаясь рядом с Эйдоном

— Думаешь, его рук дело? Не допускаешь, что он просто воспользовался моментом и присоединился к бунту? — без особого интереса поинтересовался капитан. Пошарив по карманам, он выудил оттуда трубку и крохотный свёрток с крепким северным табаком, который хранился там для особых случаев.

— И думать нечего. Сам посуди: даже половины того, что натворил этот гадёныш, с лихвой хватило бы, чтобы отправиться на виселицу. Спасти его может разве что прямое вмешательство вельменно, но это ему не светит ни при каких обстоятельствах. Этот бунт — его последний шанс, иначе болтаться ему на дереве не далее, как завтра.

— Согласен, — подал голос Анор. — Поднять людей, объявить, что женщина, которую они считали вельменно, самозванка, повесить на неё всех погибших, припугнуть, что будет ещё больше. Нас всего пятеро, вполне могут решить, что задавят числом, а женщины особого сопротивления не окажут. Затем прикопать всех где-нибудь в холмах, и готово дело. А на все расспросы отвечать, что ничего, мол, не знаем, не было таких, а чужих здесь со времён основательницы не видели.

— Не тем ты делом… занялся… дружище. Такой разбойник… пропадает, — неожиданно для всех прохрипел Вильён. — Жаль… всё… пропущу.

— И без меня нечисти хватает, — Анор залился густым грудным смехом. — А ты береги силы, пригодятся. И не переживай, вчетвером управимся, благо в честном бою один гвардеец стоит дюжины этих оборванцев.

— Им об… об этом… тоже… известно.

— Не поспоришь, — поддержал Мартон. — Если копий натащат, будет непросто. Луки те же. Бьют недалеко, натяжение так себе, но с такого расстояния много ли нужно?

Гвардейцы с энтузиазмом пустились в обсуждения возможной тактики бунтовщиков и того, что можно ей противопоставить. Капитан почти не следил за разговором, только задумчиво пускал дым, глядя как на противоположной стороне улицы разгорается оранжевое пламя факелов и масляных ламп, изредка перемежающееся голубоватым светом кристальных светильников. Ситуация была непростой, куда сложнее, чем могло показаться.

Эйдон не был судьёй и по возможности сторонился споров о том, как следует трактовать и применять законы Эм-Бьялы. В юности его учили, что закон подобен воинскому наставлению: он описывает необходимость, а потому разумен, оправдан и должен применяться так, как изложен. Позже, уже во время службы, капитан на собственном опыте убедился, как гибко магистраты могут подходить к указам и уложениям, и какой извращённой может быть их трактовка — особенно, если речь заходила о собственной выгоде. В душе он всегда считал подобные махинации бесчестными — тем неприятнее было его нынешнее положение, которое настойчиво склоняло его к тому же.

«Женщина, которую считают вельменно» может и должна быть казнена любым подходящим способом: это долг и обязанность любого подданного Эм-Бьялы, и для этого даже не обязательно вмешательство судебного магистрата или управляющего. В этом смысле жители Формо не нарушают никаких законов — напротив, буквально им следуют. Бравил-младший не может этого не знать и при любом разбирательстве будет настаивать именно на этом.

Однако как поступить, когда речь идёт не о той, кого «считают вельменно», а о призраке, который обладает знаниями, двигается, рассуждает и говорит, как образцовая представительница высшей знати? Закон требует защищать вельменно до конца — именно это Эйдон сказал Мартону, и именно в это верил всем сердцем. Но где та грань, за которой даже этот закон теряет свою разумность и оправданность?

— О чём думаешь, капитан? — обернулся к нему Нильсем.

Эйдон пожал плечами. Помимо прочих было и другое обстоятельство, которое ни в коем случае не стоило сбрасывать со счётов.

— О том, как поступит Её светлость, если бунтовщики попытаются угрожать Кирис.

* * *

[4] Жирник — уст. масляная лампа.

[5] Светец — приспособление, напоминающее металлическую вилку, используется для крепления горящей лучины.

* * *

Возвращаться в сознание было непросто. Словно в бездонном озере, Кристина тонула в холодной темноте, лишь изредка поднимаясь на поверхность, чтобы ухватить глоток воздуха. То были краткие мгновение ясности, когда ей казалось, что ещё немного и она выпутается из вязкой тины, оплетающей разум — однако уже в следующее мгновение её затягивало на дно, где она вновь погружалась в глубокий сон без сновидений. Время от времени до неё, будто сквозь толщу воды, пробивались обрывки слов, произнесённых хоть и на приятном для слуха, но всё же чужом языке.

Постепенно слова становилась громче и отчётливее, складываясь в нестройный хор рассерженных голосов, который, казалось, раздавался сразу отовсюду:

— S’laimiinen! — кричал кто-то чуть ли не у самого уха.

— S’laimiinen tha— nomi— tta! — вторили ему откуда-то с другой стороны.

" «Nomi» — это плохо, — бесстрастно заключила Кристина после того, как несколько раз прокрутила в голове выхваченные из потока речи слова. Последнего человека, в адрес которого применили этот, безобидный с виду, глагол, на полном серьёзе пытались убить.

— Inujal s’laimiinen tha-nomi-tta!

«„ Inujal“ — это, кажется, „мы“, — порывшись в памяти, она добавила к общей картине ещё один штрих. — Интересно, а что это за „ laimiinen“ такой?»

Почти сразу в памяти возникли и другие воспоминания. Она уже слышала это слово: именно так назвал её колдун-самоучка Бравил, пока они с Хель придумывали, как снять «серых» с Энары и её подопечной. Тогда казалось, что это обычное ругательство, которое не заслуживает особого внимания, но теперь что-то подсказывало, что у этого слова может быть самое неожиданное значение.

Впрочем, учитывая обстоятельства, вариантов было не сказать чтобы много.

Кристина медленно приподняла свинцовые от слабости веки. В глаза ударил рассеянный голубоватый свет и оранжевые всполохи. Следующим, что удалось разглядеть, стал тёмно-зелёный подол платья, из-под которого выглядывал блестящий, будто от свежего лака, носок туфли. Всего на несколько миллиметров, но и этого было достаточно, чтобы вызвать у Кристины усталую полуулыбку. Она решила при случае уточнить у Хель, не слишком ли коротко это платье для «девушки из хорошей семьи». Однако взгляд уже скользнул дальше, прочь от развеселившей её туфли, и почти сразу натолкнулся на что-то крупное. Судя по очертаниям, этим «чем-то» вполне могло оказаться человеческое тело — причём определённо живое.

«Раненый гвардеец, — догадалась Кристина. — Интересно, это его перенесли за ворота, или меня внесли в посёлок?»

Рассерженные крики, между тем, становились всё громче. Им оппонировали — сначала один голос, громкий и властный, затем другой — певучий и мелодичный, с неподражаемой интонацией человека, абсолютно уверенного в своём праве повелевать и ни на секунду не сомневающегося, что его приказ будет исполнен.

— Tha— nomi— tta! S’laimiinen! — Озлобленные выкрики стояли на своём.

— Вот же заладили…

Кристина поняла, что как бы ни сопротивлялось её измотанное тело, ей придётся встать — хотя бы ради того, чтобы не становиться мёртвым грузом и обузой. Она глубоко вздохнула и на счёт «три» рывком заставила себя сесть. Получилось не очень: вытянутая рука, которой она использовала для опоры, предательски шаталась, рискуя в любой момент переломиться, как сухая ветка. Однако это было начало.

Внезапно в поле зрения появилась узкая ладонь, Кристина, не раздумывая, ухватилась за неё, и тут же почувствовала, как колени отрываются от земли — Хель без заметных усилий поставила её на ноги. Стоять, как выяснилось, тоже было непросто, но как раз в этот момент Кристина наконец огляделась по сторонам, и увиденное мгновенно излечило её от слабости.

Напротив, вытянувшись полукругом, стояли люди. Много людей, по меньше мере человек сорок. В глазах зарябило от разнообразия костюмов: были и холщовые рубахи с широкими поясами и пёстрые платья с расшитыми передниками, какие Кристина видела в предместьях; встречались и разноцветные безрукавки мастеровых, и набивные доспехи ополченцев, но особенно выделялись богатые кафтаны, отороченные мехом — последние явно принадлежали торговцам. Многие были вооружены короткими копьями, ножами, топорами, молотками и вообще всем, что подвернулось под руку. Другие сжимали в руках факелы, свечи, уже знакомые Кристине кристальные светильники и что-то ещё, очень напоминающее керосиновые лампы. Такие непохожие, но всех их объединяло одно: искажённые гневом и ненавистью лица и полное единодушие в том, что видеть чужаков в своём посёлке они больше не желают.

Едва восставшие заметили, что Кристина поднялась на ноги, раздражённый гул пронёсся по толпе. Некоторые вытянули перед собой факелы, другие — кисти рук, обращённые к чужачке тыльной стороной, и со скрещёнными пальцами — видимо, что-то вроде оберега. Крики сделались громче и настойчивее.

От ярости жителей Формо Кристину защищала лишь свободная цель гвардейцев, которые выстроились широким полукругом, словно хотели контролировать как можно больше пространства. В центре, всего нескольких шагах от Хель, остановился Эйдон — именно он пытался убедить толпу разойтись. Получалось, судя по всему, так себе, но капитан излучал спокойствие и уверенность; его подчинённые старательно держали марку — но рук с рукоятей мечей не отнимали.

Разглядывая восставших, переводя взгляд с одного раскрасневшегося лица на другое, вглядываясь в помутнённые гневом глаза, Кристина никак не могла взять в толк, что же могло заставить жителей Формо — в целом довольно спокойных и миролюбивых — реагировать настолько отчаянно и непредсказуемо. Однако всё встало на свои места, когда её взгляд зацепился за высокого юношу в богато украшенном камзоле с оторочкой из тёмного меха — он предусмотрительно забрался в третий ряд, и уже оттуда возбуждённо размахивал руками и заходился длинными тирадами, сводя на нет все попытки Эйдона успокоить бунтовщиков. Этим юношей был сын управляющего Бравил.

«Лучше бы тебе всё-таки оторвали голову, честное слово! Один чёрт ты ею не пользуешься», — обречённо подумала Кристина. Однако высказывать свои мысли вслух не рискнула: ещё не хватало, чтобы Хель приняла их за чистую монету; тогда неизвестно, как всё повернётся. Вместо этого она откашлялась и выдавила из себя, старясь придать голосу нарочито безразличный тон:

— Это они за мной? Жечь будут?

Хель не оценила сарказм. Она, казалось, вообще перестала реагировать на происходящее — по крайней мере, внешне это никак не проявлялось. Тогда Кристина мысленно потянулась к разуму своей спутницы в надежде, что это поможет разобраться в происходящем, а самое главное — понять её намерения. Впрочем, подобное «зондирование» всегда было лотереей, поэтому не стоило ожидать от него слишком многого: можно было вообще не получить никакой обратной связи.

Однако на этот раз обратная связь была. Кристина на удивление легко проникла в сознание призрака — и ей крайне не понравилось то, что она в нём обнаружила. От той ярости и ненависти, которая ещё недавно испепеляла её изнутри, не осталось и следа; вместо этого внутри медленно копилось несвойственное Хель раздражение. И не просто копилось — эмоции скручивались в тугую пружину, готовую в любой момент лопнуть и обрушить на жителей Формо весь гнев и злость, на которые способен разве что рах. При этом Хель прилагала поистине титанические усилия, чтобы хотя бы немного стравливать напряжение и держать себя в руках, но даже это могло лишь ненадолго отсрочить неизбежный взрыв.

«Стоило спасать этих болванов от одного раха, чтобы их почти сразу же прикончил другой», — Кристина закусила губу, судорожно соображая, как поступить. Однако в голову не лезло ничего толкового, кроме, пожалуй, самого очевидного варианта.

— Раз нам здесь так не рады, может просто уйдём?

Она тут же пожалела о своих словах: скрытая где-то внутри Хель пружина сжалась ещё сильнее. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, каким будет ответ.

— Нет.

— Но почему? — Кристина бросила взгляд на возбуждённую толпу, потрясающую светильниками и лампами, и довольно недружелюбно выставляющую в их сторону факелы — нужно быть рахом, чтобы захотеть оставаться в подобном месте!

Ответ Хель сразил её наповал:

— Этот посёлок — мой.

Она обернулась; изумрудные глаза то и дело заволакивало тьмой, руки дрожали. Неожиданно по телу пробежала короткая судорога, как будто что-то скручивало его изнутри, и с губ призрака сорвалось ещё одно слово, произнесённое едва узнаваемым шелестящим голосом с жутковатыми шипящими призвуками:

— Наш.

На этом внутренняя пружина в сознании призрака затянулась почти до предела, настолько, что ещё чуть-чуть, и можно было бы услышать металлический скрежет.

— Если что, я не претендую, забирай целиком, — быстро проговорила Кристина и встревоженно взглянула на толпу — как они отреагируют на внезапно изменившийся голос вельменно? Однако как раз в этот момент Эйдон вновь вступил в переговоры с восставшими, а Хель говорила недостаточно громко, чтобы привлечь всеобщее внимание.

Между тем, решение отказаться от своей доли честно отвоёванного посёлка оказалось совершенно правильным: Хель заметно успокоилась; и, хотя внутреннее напряжение никуда не пропало, его нарастание немного замедлилось. Кристина же обнаружила себя в абсолютно патовой ситуации: Покинуть Формо нельзя, но нельзя и оставаться, поскольку рано или поздно Хель сорвётся, и тогда прежде, чем невовремя взбунтовавшиеся селяне успеют воскликнуть «Ох ты ж, блин!», с десяток из них, а может и больше, уже отправится на тот свет. Нужно было что-то решать, причём чем быстрее, тем лучше.

«Но ушла же ты из своего леса! — в сердцах подумала она, когда поняла, что размышлять под наблюдением разъярённой толпы у неё не очень-то получается. — Своими ногами ведь ушла, и ничего тебе тогда не помешало!»

Эйдон повысил голос, толпа недовольно загудела; но Кристина оставила это без внимания. Поведение Хель казалось совершенно патологическим упрямством, в котором не было ни малейшего смысла. Сумела же она — пусть и без особого энтузиазма — покинуть свою территорию, да и рах тоже себе ни в чём не отказывал — выходит, никакого правила, намертво привязывающего этих призраков к месту, не существует. Но чем, в таком случае, объяснить бурную реакцию Хель, когда Кристина с дуру предложила раху забрать себе часть её леса? Обыкновенной жадностью? Чем-то вроде территориального инстинкта?

Именно последнее умозаключение никак не шло из головы, и Кристина судорожно ухватилась за него, как за спасительную соломинку. Боясь спугнуть мысль, она даже закрыла глаза, чтобы отгородиться от гула и возбуждённых голосов: разгадка была близка.

«Допустим, дело и правда в инстинкте. Но чем тогда Формо отличается от леса?»

Ответ, пусть и не сразу, но всё же нашёлся. В прошлый раз Хель уходила совершенно добровольно, не отказываясь от своей «собственности» и явно намереваясь вернуться. Теперь же после того, как она честно вырвала Формо и окрестности у другого раха, ситуация стала куда сложнее.

Может быть, ради Кристины, которая обеспечивала призраку «спокойную», по их излюбленному выражению, и «сытую» жизнь, ещё можно было бы немного потесниться — и то, от одной мысли об этом, Хель едва не вывернуло наизнанку — но ради каких-то непонятных селян — никогда. Мало того, что местные, со своими криками и воплями, угрожающим размахиванием факелами и оружием, да ещё и с настойчивыми требованиями — она предполагала — убираться подальше, заставляли рассматривать себя как угрозу, так они ещё и знатно оттоптались на инстинктах, покушаясь на то, что Хель по праву считала своими. По сути, всё это превращало их в соперников.

С этой мыслью Кристина резко вскинула голову и помертвела от внезапного осознания: рах будет защищать свою территорию до последнего, со всей доступной ему упёртостью и изобретательностью. Кроме того, как будто одного этого было мало, вполне могло статься, что она сама всё это и запустила, когда начала опрометчиво раздавать чужие «владения». Из чего следовало, что и обязанность разобраться с ситуацией также целиком и полностью ложилась на неё.

— Тяни время, — глухо обратилась она к Хель. — Знаю, что тяжело, но постарайся себя не выдать, а то сюда сбежится весь посёлок… Да, а ещё попробуй пока не отрывать им головы, хорошо? Я что-нибудь придумаю.

Что-то просвистело в воздухе — и Кристина рефлекторно сжалась, готовясь встретить летящий в неё снаряд. Однако почувствовать удар ей так и не пришлось: Хель молниеносно отставила руку в сторону и поймала что-то небольшое, окрашенное в буро-коричневый цвет — скорее всего сколовшийся кусочек черепицы. В следующий миг что-то глухо щелкнуло — и грубоватого вида мужчина, который, по-видимому, и запустил черепичиной в их сторону, вскрикнул и осел на землю, схватившись за рассечённый висок: Хель не осталась в долгу. Вместе с тем вокруг зашипели мечи — и гвардейцы бросились вперёд, отодвигая толпу на расстояние вытянутого клинка.

Для Кристины это означало только одно: ситуация переходит в решающую фазу. Но как увести из Формо раха, который ни в какую не желает его покидать? Просто поднять и унести прочь, благо, что призрак почти ничего не весит? Как же, попробуй удержать в руках облако тумана! Убежать, пользуясь тем, что сила, связывающая их друг с другом, заставит Хель последовать за ней? Но и этот вариант Кристина почти сразу отбросила — в конце концов, стоит только начать, а дальше в эту игру можно сыграть и вдвоём: Хель запросто может ухватить её за шиворот и притащить куда угодно — если конечно, не придумает что-нибудь ещё более занятное.

Кристина обернулась и вгляделась в темноту. Оставался ещё один вариант — самый рискованный и абсолютно безрассудный, поскольку никто, и прежде всего она сама, не смог бы предсказать, к чему приведёт это решение и чем в итоге всё это закончится.

* * *

— Назад! — Эйдон угрожающие наставил палаш на рослого торговца, неумело сжимающего в руках не плотницкий топор или кузнечный молот, а настоящий клевец в стиле старой школы. Мужчина отпрянул; рукоять выскользнула из дрожащей руки, металлический клюв гулко ударился о землю. Оставалось только посочувствовать фамильному оружию: прежде, чем попасть к этому незадачливому вояке, ему наверняка довелось увидеть немало славных сражений; теперь же, будучи обращённым против вельменно, оно покрылось несмываемым позором.

— Эй, мужичьё, вы что, ослепли? Не видите, кто перед вами? — в голосе Нильсема, прежде спокойном и обстоятельном, зазвучала сталь, а кончик палаша раздражённо заплясал на вытянутой руке.

— Люди! — в который раз обратился к восставшим Эйдон. — Вас обманом втянули в мятеж! Выдайте зачинщика и расходитесь по домам! Даю вам слово, что учту это обстоятельство и те, кто не успел совершить преступления, не пострадают!

— Не слушайте! — откуда-то из толпы раздался срывающийся не то от злости, не то от страха голос Бравила-младшего. — Вон та, что выдаёт себя за вельменно — не человек! Двойница! Клянусь, я сам видел, как она обращалась в чудовище! А та, вторая — ведьма, которая и притащила эту нечисть в Формо!

— Бравил, дурная твоя голова, немедленно прекрати этот балаган, пока ещё не поздно! — вновь попытался Эйдон. Однако Бравил был совершенно искренен и, самое главное, не лгал — а потому его слова оказались невероятно убедительными.

— Чудовище загубило пятерых! — не унимался, тем временем, сын управляющего. — Но ей было мало! Ещё почти три дюжины лежит у ворот — клянусь, я сам видел, как эти дезертиры с ними расправились по приказу этого монстра! Так чего мы ждём, пока они перебьют нас всех? Двойница уже напала на Диля, кто будет следующим? — Рваным жестом он указал на мужчину с рассечённым виском — тот обескураженно оглядывался по сторонам и, казалось, вообще перестал понимать, где находится.

— Я уже говорил, но повторю: эти люди были мертвы, когда…

— Они считают нас полудурьем, раз думают, что кто-то поверит в россказни об оживших мертвецах!

— Дело говоришь! — подхватил один из торговцев — к удивлению Эйдона, тот самый, который уже потерял семейную реликвию; теперь он предусмотрительно перебрался во второй ряд. — Нас больше — окружим их, посмотрим, как тогда запоют!

— Так выйди вперёд, потолкуем, — с добродушной улыбкой, которая не предвещала ничего хорошего, предложил Анор.

Однако вперёд выступил вовсе не он, а сурового вида женщина в летах, которая, протиснувшись через ряды односельчан, бесстрашно направилась к бесстрастно разглядывающей её аристократке. Эйдон прекрасно знал, что эту женщину ни в коем случае нельзя подпускать к вельменно, но как остановить её так, чтобы лишний раз не возбуждать толпу и не подкидывать Бравилу ещё аргумент, на этот раз о том, что гвардия короля Геррана сражается со старухами?

— А вот я верю мальчику, молодому Бравилу! — хрипло объявила женщина, останавливаясь в паре десятков шагов от вельменно. — С детства его знаю — мы все знаем! — хороший мальчик, глупостей болтать не станет. А этих — этих никто сродясь здесь не видал, мало ли кто кем назвался!

В глазах её зажегся недобрый огонёк, который разгорелся ещё ярче, когда она запустила руку за ворот поношенного платья. Из-за пазухи небольшой амулет, выполненный из отполированного временем дерева и украшенный тёмно-красным камнем.

— Так вот, ежели настоящая, значит, пускай наденет! — громким голосом, в котором раздавались противные визгливые нотки, продолжала старуха. — Всем известно, что призрачницы яндрового камня боятся, да ещё и еловым дымом окуренного! Вот и проверим! А как случится, что напраслину на госпожу возвели, так и повинимся да на суд себя отдадим!

— Старая Кида дело говорит! Пусть наденет!

Старуха с ехидным прищуром вытянула оберег перед собой и, свесив его на длинном оплетённом шнурке, проскрежетала:

— Ну так что, госпожа наша, наденешь? Иль поостережёшься камня-то касаться?

Эйдон сдержал тяжёлый вздох — ни один вельменно, живой или мёртвый, не согласится на подобную унизительную проверку, да ещё и предложенную ему в столь неуважительной манере. Строго говоря, если уж что-то и выдавало в Её светлости призрака, так это проявленное ею необычайное терпение и понимание, с которым она позволяла гвардейца разобраться с ситуацией так, как они посчитают нужным. Однако близился момент, когда вельменно возьмёт ситуацию в свои руки и начнёт отдавать приказы — те самые, которые должны были прозвучать с самого начала.

Тем временем старуха, продемонстрировав амулет односельчанам и убедившись, что все успели как следует его разглядеть, осторожно шагнула вперёд. Гвардейцы скосили взгляды на аристократку, но та не выказала никаких признаков неудовольствия — собственно, она и вовсе выглядела так, как будто всё происходящее не имело к ней ни малейшего отношения.

Однако безразличие оказалось обманчивым: когда старуха, неверно истолковав её спокойствие, вытянула перед собой амулет и шустро засеменила вперёд, вельменно резко вскинула руку, как будто собиралась отвесить дерзкой и нахрапистой селянке звонкую пощёчину. Этого оказалось достаточно, чтобы заставить женщину сначала остановиться, а затем и попятиться назад, боязливо сжавшись в комок и втянув голову в плечи.

— Отойдём, почтенная. Не следует огорчать госпожу ещё больше…— Анор воспользовался моментом и в два шага оказался рядом. Осторожно взяв пожилую женщину под руку, здоровяк попытался было отвести её в сторону, однако та с неожиданной силой вырвалась, после чего бесцеремонно ткнула пальцем куда-то за спину вельменно:

— А молодуха-то куда пошла? Боишься, значит, камня-то? Чего глазки свои, бесстыжие, прикрыла, а, ведьма?

Восставшие поддержали её слова недовольным ворчанием. Эйдон обернулся — и действительно не обнаружил Кирис на прежнем месте. Одарённая успела отступить на пару десятком шагов, и теперь стояла с закрытыми глазами, заложив за спину руку; губы двигались, словно девушка беззвучно спорила сама с собой.

— Чего шепчешь? — старуха напористо подалась вперёд и упёрлась руками в бока. — Никак кудесишь? Ну так вот тебе, нечисть лесная, получай три пуда гоокского дерьма в неурожайный год! — С этими словами она раскрутила амулет на шнурке и, прежде чем кто-либо успел отреагировать, яростно метнула его в Кирис — и тут же застыла, в ужасе прикрыв рот руками. Вельменно исчезла.

В следующий миг аристократка появилась перед одарённой, заслоняя её собственным телом. Голова её почти незаметно склонилась к плечу, что придавало ей задумчивый и в то же время немного удивлённый вид. В руке она с осторожностью удерживала длинный шнурок, на котором мерно покачивался запущенный старой Кидой амулет. Ещё через мгновение изящная кисть вельменно перестала существовать — и оберег, в последний раз сверкнув тёмно-красным камнем, глухо ударился о землю.

Толпа перестала дышать — а затем взорвалась негодующим рёвом. Брызжа слюной и топая ногами, выкрикивая угрозы и проклятия, бунтовщики угрожающе выставили перед собой светильники и факелы, топоры, молотки, дубинки и копья. Отовсюду слышались срывающиеся от ненависти выкрики:

— Самозванка!

— Смерть!

— Дело! Бей ведьму!

— Так и этих тоже! Раз поддерживают чудовище, пусть разделят его судьбу!

Первые ряды возбуждённо колыхнулись под напором задних. Дальше слов, впрочем, дело пока не заходило, однако Эйдон не тешил себя иллюзиями: капитан отлично понимал, что людей сдерживают вовсе не их клинки, а поразительное внешнее сходство призрака с настоящей вельменно из плоти и крови.

— Луки несите, нече под железки-то лезь! Да рогатин побольше! — засуетились, тем временем, восставшие ополченцы.

— Оружием двойницу не возьмёшь, — возбуждённо включился в разговор Бравил-младший. — Нужно лишить чудовище силы — убьём ведьму первой!

— Тогда тут круг нужон, значит, супротив чуды-то, ага. Из оберегов; тех, что вкруг складов стояли. Заключить внутрь, а там уж и с ведьмой потолкуем!

— А не сбегут? — с сомнением произнёс кто-то.

— Да куда денутся? Раненного своего не бросят! Да и ведьма одна никуда не побежит — много она может, одна-то?

Эйдон до скрипа сжал рукоять палаша. Жителей Эм-Бьялы с самого раннего детства воспитывали в почтении и уважении к вельменно. Ничего удивительного, что преступления против высшего сословия — если кому-то вообще хватало глупости их совершить — неизменно вызывали возмущение, гнев и ненависть, почти мгновенно перерастающие в жгучее желание поквитаться с преступником. А можно ли сыскать злодеяние более гнусное, чем выдать себя за вельменно?

И дело вовсе не в том, что старые семьи настолько ценили своё привилегированное положение. Почёт и уважение доставались им не просто так, а вместе с невероятным количество обязанностей, о которых даже не подозревали рядовые подданные Его величества. Тяжелый, изнуряющий и совершенно незаметный для большинства труд, за который никто не требовал ни благодарности, ни награды. Пусть высшее сословие прочно увязло в интригах, а от постоянного самоограничения у иных вельменно заметно портился характер, это не отменяло того факта, что немалое число аристократов без остатка отдавало королевству всю свою жизнь — нередко в самом буквально смысле.

В этот момент вельменно решила, что больше не может отстраняться от происходящего. Аристократка с достоинством вернулась на прежнее место, чем вызвала настоящий шквал ругани и проклятий. Окинув бунтовщиков безразличным взглядом, она заговорила — и голос её без труда перекрыл шум и раздающиеся со всех сторон выкрики, а слова полностью заполнили окружающее пространство, проникая под кожу и неумолимо ввинчиваясь в сознание:

— Всякий, кто, позабыв об уделе своём и о долге своём, дерзнёт приблизиться, будет убит.

— Ты что ли, поскудница, будешь о долге рассуждать? — уязвлённо взвизгнула богато одетая торговка.

— Об уделе вспомнила, ишь! Сама-то ещё неизвестно кто! — подхватила женщина из мастеровых, укутанная в тёплую безрукавку.

Эйдон невольно скрипнул зубами. Жителей Формо можно было понять. Однако за застилающей глаза ненавистью, едва ли хоть один из них заметил, как прозвучало последнее предупреждение. А раз не заметили, значит обязательно им пренебрегут.

— Приказы, капитан? — не спуская глаз с восставших, спросил Анор.

— Пусть несут, что хотят, мешать не станем. Займёт их на какое-то время. — Обернувшись вполоборота, капитан обратился к вельменно: — Место открытое, госпожа, оборонять его нет ни особого смысла, ни возможности. Не разумнее ли отступить?

— Нет.

Эйдон медленно кивнул — вряд ли можно было ожидать чего-либо другого, помимо категорического отказа. Впрочем, «что-либо другое» было последним, чего ему хотелось бы услышать, поскольку в таком случае пришлось бы либо оставить Виля, либо приказать Анору унести раненного на руках.

— Я… я встану, — будто послушав мысли капитан, заворочался на земле Вильён.

— Скорее они здесь все полягут, — мрачно пообещал Анор. — Береги силы.

— Клянусь, если она отдаст приказ, я… — в голосе Мартона слышалась едва различимая дрожь.

— Уже отдала, если ты не понял, — спокойно прервал его Нильсем. — Если нельзя стоять на месте и нельзя отступить, двигаться остаётся только в одном направлении.

— Но она же не может…

Однако сотник только пожал плечами:

— Что это меняет? Закон предельно прост и понятен: каждому следует знать своё место и принимать свой удел. Ты просто не видишь общей картины.

Эйдон невесело усмехнулся: всё-таки близость семьи Ль-Дален к вельменно Шенье давала свои плоды: Нильсем сразу же ухватил суть. Самому капитану общая картина была понятна без лишних объяснений.

Вельменно правят, позволяя каждому самостоятельно решить, как лучше делать своё дело, лишь изредка вмешиваясь в естественных ход вещей, чтобы подтолкнуть своих подданых в нужном направлении. Однако власть их опирается не столько на военную силу, сплочённость и обладание тайными знаниями, сколько на безусловный авторитет и несокрушимую веру народа в то, что все действия высшей аристократии вызваны необходимостью и направленны к общей пользе. Каждый находится на своём месте, каждый принимает свои обязанности и свой удел, каждый служит королевству, так, как умеет и получает за это свою долю почёта и уважения. Простая философия, уже больше четырёхсот лет позволяющая вельменно править, не слишком раздражая простолюдинов и младшую знать.

Но что будет, если вера пошатнётся? Если поползут слухи, что жители Формо своими решительными действиями вывели на чистую воду ложную вельменно? Не следует ли из этого, что далеко не каждый аристократ является тем, за кого себя выдаёт? Или, если довести эту мысль до крайности, что Эм-Бьялой на самом деле правят призраки и духи? Может быть, эти слухи не продержатся и полугода, но вполне возможно и другое: через несколько лет каждый селянин в королевстве станет сомневаться в своих господах и требовать проверок — особенно, если восстание будет направлять безумец вроде Бравила. Впрочем, последнее было как раз предопределено: тот же Форстен с удовольствием проследит за тем, чтобы Эм-Бьяла не знала недостатка в безумцах. В конце концов ситуация потребует личного вмешательства вельменно, которые, разумеется, справятся с любым восстанием, но цена, которую им придётся заплатить, вполне может оказаться весьма чувствительной.

«Вред против вреда», — безрадостно заключил Эйдон. Закон был на их стороне — в той мере, в которой всю эту историю вообще можно было описать законом. Однако, кроме того, присутствовал и холодный, прагматичный расчёт: три дюжины смертей здесь, чтобы избежать нескольких тысяч в другом месте. Капитану уже доводилось принимать подобные решения — но всякий раз отчего-то это давалось ему всё сложнее и сложнее.

— Мартон, — наконец, бросил он в сторону. — К одарённой. Не отступать от неё ни на шаг.

— Будет исполнено.

Эйдон встретил неодобрительный взгляд Нильсема: сотник, само собой, догадался, что таким нехитрым способом капитан пытается вывести колеблющегося гвардейца из игры. Однако спорить не стал, и Эйдон выбросил это невысказанное возражение из головы.

Что бы ни задумала Кирис, думал он, сейчас было самое время это провернуть.

* * *

Если бы её спросили, Кристина едва бы вспомнила, когда в последний раз ей приходилось возиться так долго. Поначалу не помогала даже визуализация, которая из «осторожных попыток снять драпировку с непрозрачного серого зеркала», быстро превратилась в «проникновение со взломом», причём такое, где замок спиливается специальной пилой, название которой постоянно выскальзывало из памяти.

Немного расслабилась она только когда почувствовала, как за спиной растекается приятное тепло, а наэлектризованный воздух слабо пощипывает обожжённые кончики пальцев. Хотелось бы хотя бы примерно понимать, насколько опасной станет её затея, но с этим было глухо: слишком уж много незнакомых и противоречивых ощущений обрушилось на её бедную голову. Однако интуиция подсказывала, что шансы выжить всё же были несколько выше нуля, хотя честно предупреждала, что, в конечном итоге, самой Кристине это может и не понравиться.

«А что будет с гвардейцами? Бросишь? — ехидно поинтересовался внутренний голос. — Дело хозяйское, но эта толпа, пусть и не сразу, попросту разорвёт их на части».

Кристина до боли закусила губу, а затем тряхнула головой и взглянула в сторону Формо. Эта мысль крутилась у неё в голове с самого начала, пусть даже она тщательно её избегала, стараясь похоронить на задворках сознания: весь план попахивал откровенной подлостью и предательством. Однако в тот самый момент, когда она наконец-то решилась поставить вопрос прямо, у неё наконец появилось то, чего так не хватало — аргументы.

Всё это время Хель отлично держалась, но даже у максимально собранного и дисциплинированного призрака есть предел — и она почти вплотную приблизилась к своему. Вряд ли кто-то мог бы подсчитать, сколько времени осталось до того, как сознание Хель окончательно угаснет, уступив место взбешенному раху, — но счёт определённо шёл на минуты. Дальше? Дальше будет кровавая баня, пережить которую у жителей Формо нет ни единого шанса. Гвардейцы наверняка попробуют остановить разбушевавшегося призрака — и все до единого умрут ни за что. Да и вообще всё потеряет какой-либо смысл: сражение с рахом с болота, с «серыми», гибель десятков жителей предместий, — чего ради они так старались, если в итоге ничего не изменится?

«Любое решение ведёт к смерти», так, кажется, сказал неизвестный классик, которого цитировала Хель. Так пусть этих смертей будет как можно меньше! Пять гвардейцев против нескольких десятков селян — чем жизнь этих солдат ценнее? Тем, что она знает их по именам? Пусть подлость, пусть предательство — но на этом всё и закончится. Может быть, даже мирно, учитывая, что бунтовщики получат то, что хотели.

— Иди сюда, — тихо позвала она.

— Нет, — категорически отозвалась Хель. Голос её потерял всякую выразительность, стал ниже и приобрёл свистяще-шипящие призвуки. В следующий миг сознание призрака вновь наполнилось подозрительностью: Хель, как можно было предположить, тоже неплохо понимала, что творится в голове у её спутницы, и не собиралась отдавать свой посёлок так легко.

«Значит, сделаем по-другому», — вздохнула Кристина. В тот момент Хель была вовсе не тем милым и покладистым привидением, которое повстречалось ей в лесу и которое сопровождало её последние десять дней. Если у раха есть такой мощный территориальный инстинкт, значит вполне могут быть и другие, на которых можно сыграть — как бы мерзко она себя впоследствии не ощущала. Однако единственное, что заставило Хель сдвинуться с места — это прямая угроза самой Кристине, из чего следовало, что желание защитить свою «батарейку» пока что было сильнее.

В этот момент у Кристины родился настолько идиотский план, что его следовало реализовать хотя бы потому, что ничего более безумного ей в этой жизни, скорее всего, осуществить уже не доведётся.

Амулет, который запустила в неё визгливая старуха, по-прежнему валялся на земле. Кристина взвесила все за и против и быстро сбегала за ним — подошло бы и что-нибудь менее ценное, но вокруг, как назло, не нашлось ничего подходящего. Вернувшись на прежнее место, она глубоко вздохнула, в последний раз, словно на прощание, огляделась по сторонам — и изо всех сил запустила амулетом в самую гущу толпы.

Бунтовщики смолкли, будто бы опешив от такой наглости, но почти сразу пришли в себя, и в обратную сторону полетели камни и кусочки черепицы. Хель мгновенно оказалась рядом; Кристина крепко схватила её за руку и потянулась к тому месту, откуда по воздуху растекалось тепло и бодрящие электрические заряды. Закрыла глаза. Мысленно потянулась к отталкивающей её аномалии — а затем решительно шагнула вперёд.

В ту же секунду она взвыла, ощутив, как одну часть её тела с силой втягивает внутрь, а вторую с не меньшим усилием тащит назад, в лучшем случае на живую выдирая из неё огромный кусок, а в худшем разрывая пополам. Наличие у неё на хвосте Хель всё-таки оказывало влияние на переход — особенно учитывая, что у упрямого призрака были свои соображения насчёт всей это затеи.

— Пусти! — крикнула Кристина. — Ты убить меня решила? Ну так ещё успеешь!

Хель тут же ослабила давление, но долго это продолжаться не могло, поэтому Кристина воспользовалась моментом и что было сил рванулась вперёд и потащила призрак за собой.

Где-то в глубине сознания ей померещился взрыв раскатистого хохота, от которого когда-то дрожали окна и ставни в старом доме на холме; в нос ударил запах озона, хвои и свежесрубленного дерева. Однако прежде, чем Кристина успела ужаснуться своему открытию, на её запястье сжалась чья-то ладонь — должно быть Хель, наконец, сдалась и прекратила бессмысленное сопротивление. В следующий миг все ощущения исчезли: невидимая сила подхватила её тело и властно увлекла за собой.

Мир вспыхнул, исчезая в бесконечном потоке ослепительно-яркого света.

Интерлюдия. Гулкое эхо прошлого

16 мая 2023 г.

Тонкая шерстяная нить соединила уютный провинциальный город с омываемым солёным океаном островком в Арктике. Там на фоне ослепительно-белого снега, не тронутого пылью и копотью цивилизации, темнел маленький, промёрзший до самой крыши домик — кто его построил? Ещё одна протянулась от чилийских Анд до заболоченного берега озера Инариярви, самого большого в Лапландии. Туда впадает река со смешным названием Ивалойоки, вдоль русла которой разбросаны золотые прииски и крошечные посёлки старателей.

Линия от норвежского Тромсё к южной части Тихого океана, где булавкой отмечена безымянная скала, не указанная ни на одной карте. «Берег нелюдимых буревестников» — из-за большого количество этих птиц, отчего-то полюбивших это место, и которые неизменно встречают гостей рассерженными криками. Парк города Асакихава, с прикреплённым рядом листочком с примечанием, выведенным неровной, будто дрожащей рукой: «-34! Одеваться теплее!». Переход от мыса Бурь до мыса Дежнёва, а оттуда до острова Сааремаа — сейчас почти обезлюдевшего, хотя в своё время местные жители были настолько суровы, что отгоняли от своих берегов даже викингов.

Десятки и десятки нитей, сплетающихся в пёстрый узор и соединяющих самые неожиданные места. Разноцветные булавки, многочисленныестикеры с рисунками и короткими комментариями; списки самых удобных маршрутов и условные обозначения для безопасных и особенно небезопасных или односторонних переходов — годы труда и усердных поисков, многие километры исхоженных дорог, зачастую пролегающих на самом краю мира и ведущих в никуда.

— Позвольте поинтересоваться: о чём вы думаете, глядя на эту карту? — спросил приятный обволакивающий голос.

Кристина задумчиво пожала плечами: того, что ей действительно хотелось увидеть, на карте отмечено не было. Зато было кое-что другое — то, что можно разглядеть, только принимая во внимание всю картину целиком.

Вопреки ранним предположениям, разбросанные по миру Тропы так и не сложились в единую систему — зато образовывали сразу три относительно замкнутых контура, сложенных из того, что Кристина назвала «магистралью», «тупиками» и «пересадками».

«Магистральные» Тропы располагались сравнительно недалеко друг от друга, самое больше в паре часов ходьбы, и так или иначе выводили путешественника к Перекрёстку, пусть даже отдельные точки маршрута могли располагаться на противоположных концах земного шара. «Тупики» полностью оправдывали своё название, поскольку чаще всего вели только в одну сторону и имели привычку резко обрываться где-нибудь в глуши, а то и вовсе оканчиваться в таком месте, куда ни один человек в здравом уме просто не сунется. Можно было, например, угодить в замурованную со всех сторон полость в горной породе, расположенную неизвестно где, или оказаться на высоте семи-десяти тысяч метров — а заодно и помахать рукой пролетающим мимо самолётам. «Пересадки» позволяли сравнительно легко перескочить из одной системы Троп в другую, а затем, если повезёт сразу наткнуться на «магистраль», снова подняться к Перекрёстку.

Всё это казалось простым и логичным — ровно до тех пор, пока не начнёшь задумываться о мелких несоответствиях.

— Почему Перекрёстки называются именно «перекрёстками», если на самом деле они ими не являются? — наконец, задумчиво пробормотала Кристина.

Почти сразу она ощутила, как на затылок мягко опускается тёплая ладонь — при желании, это вполне можно было интерпретировать, как заинтересованный взгляд. Комната вновь наполнилась хорошо поставленным голосом:

— Вам следует пояснить свою мысль.

Кристина вздохнула: попробуй объяснить, когда и мысли-то толком нет, только странный вопрос, который вдруг ни с того, ни сего пришёл ей в голову. И всё же она попыталась:

— Раньше я была уверена, что Перекрёсток получил своё название из-за того, что на нём пересекается множество Троп. Но ведь это не так. Смотри, — она постучала ногтем по небольшому городку в Средней Азии. — Вот здесь сходятся сразу восемь переходов, причем, только два из них тупиковые, но никакого Перекрёстка там и близко нет, я проверяла. А здесь, — она указала на чилийские Анды, — расположен Перекрёсток, к которому ведут всего две Тропы. Тебе не кажется, что это не логично?

— О, кажется, понимаю. Вас смущает неточность терминологии.

— Что-то вроде того, — неуверенно согласилась Кристина. — Пока складывается впечатление, что то, образуется ли Перекрёсток или нет, никак не зависит от количества Троп, которые начинаются или заканчиваются рядом с ним. Тогда, откуда взялось название? Нет, если неизвестный автор руководствовался чисто эстетическими соображениями, то вопрос, конечно, снимается. Хотя мне почему-то кажется, что я просто чего-то не вижу.

— Или же ищите закономерности там, где их нет, — с тихим шелестящим смешком ответил собеседник. — Впрочем, конкретно в этом случае, вы совершенно правы: сами по себе Тропы, хоть две, хоть дюжина, образовать Перекрёсток не способны. Однако последнему вполне под силу стянуть часть из них к себе, что вы и можете наблюдать.

— Так стало ещё непонятнее, — вдохнула Кристина. — Но допустим, пусть будет перекрёсток без дорог. Так кому всё-таки пришла в голову эта гениальная, а самое главное, невероятно точная метафора?

— Не будьте столь строги к авторам этой концепции. В мире, где она родилась, Перекрёстки — невероятная редкость, аномалия, тайна, доступная лишь избранным, и, в каком-то смысле, предмет культа. Настолько скрупулёзная работа, подобная вашей, там никогда не велась, а те немногие Тропы, известные местным жителям, давно сориентировались на доступный им Перекрёсток. Выбор названия был очевиден.

— То есть, кто-то ещё занимается тем же, чем и я?

Кристина обернулась к собеседнику и пытливо заглянула в горящие янтарём глаза, прожигающими её сразу четырьмя хищными зрачками. Воображение успело нарисовать гипотетическую встречу с человеком из другого мира — хотя почему обязательно с человеком, а не, например, с разумным океаном или существом, состоящим из вихрящихся потоков воздуха? Было бы здорово сравнить заметки — но ещё интереснее было бы узнать, на что же похожа жизнь в «другой реальности», как называл это её знакомый.

— Насколько мне известно, в мире, о котором идёт речь, давно позабыли о существовании Троп и Перекрёстков. Последний исследователь, о котором я знал, исчез около четырёхсот пятидесяти лет назад, не оставив после себя ничего, кроме кипы дневников на теперь уже мёртвом языке, и пары бестолковых учеников, не способных продолжить работу учителя. Признаться, я искренне сожалею, что всё закончилось именно так: мы знатно повеселились в последние годы.

— Получается, вы были знакомы?

— О да, именно так я и сказал, — улыбнулся Дух. — Весьма прискорбно, что этот человек слишком глубоко погрузился в бесполезные и бессмысленные фокусы, которые в его мире называли «магией», а потому, не прожив и трети своего срока, растратил почти все способности kalithkaien, как это в ту пору называлось. Что-то вроде «мироходца», я полагаю. Мой вам совет, если позволите: держитесь подальше от этих шарлатанов, именующих себя «магами». Это не искусство, это — насилие над реальностью.

Дух помолчал, задумчиво чертя в воздухе хорошо знакомую Кристине фигуру: пару горизонтальных линий, которые резко пересекались вертикальным росчерком с замысловатым завитком на конце, напоминающем волну. Отчего-то ему полюбился именно этот символ, но у Кристины так и не хватило нахальства спросить, что он обозначает.

— Их миру, однако, не привыкать к насилию, — закончив, собеседник мгновенно оказался у окна, где, заложив худые руки за спину, обратил взгляд к красноватому небу, расчерченному сизыми облаками. — Больше тысячи лет минуло с тех пор, как местные жители приговорили его к медленному увяданию и гибели. Выдающееся достижение, вы не находите? Даже ваша цивилизация, склонная к беспричинной жестокости и разрушению, на подобное не способна.

— Это ты ещё плохо нас знаешь, — патриотично заверила его Кристина и тут же спросила, поддавшись любопытству: — А что они сделали?

— Распахнули дверь, не подумав, что может войти из-за порога, и что может покинуть их собственный мир. Принялись играть с силами, сути которых не понимают; в погоне за властью и могуществом обманули и предали свои убеждения, очевидно считая их препятствием, которое должно преодолеть. Всё это, разумеется, случилось не за один год, а заняло довольно большой период времени: семь раз по восемь дюжин лет, если быть точным.

— А потом? — тихо спросила Кристина, которая и сама не ожидала, что история чужого мира окажется настолько захватывающей.

— О, позже обстоятельства вынудили их осознать всю глубину своих заблуждений, можете не сомневаться. — Она готова была поклясться, что на этих словах тонкие губы собеседника сложились в хищную ухмылку; однако закончил он на удивление мягко: — Я знаю, поскольку наблюдал как их расцвет, так и падение.

На некоторое время гостиная погрузилась в тишину. Дух продолжал разглядывать темнеющее небо, Кристина замерла на месте, не решаясь продолжить интересующую её тему. Наконец, когда любопытство стало невыносимым, она осторожно спросила:

— А тот человек, о котором ты говорил… Он был твоим другом?

— Другом? Едва ли. Впрочем, и настоящим врагом я его никогда не считал. Скорее, мы безуспешно пытались решить одну и ту же проблему, каждый по-своему. Кроме того, напоследок ему всё-таки удалось меня впечатлить — а это, поверьте, случается нечасто.

Кристина мысленно присвистнула: интересно, что нужно было сделать, чтобы впечатлить существо, вроде Духа? Наверное, как минимум несколько раз перевернуть мир с ног на голову и обратно.

— Однако, я позволил себе отвлечься, — словно бы спохватился её знакомый. — Что касается вашего вопроса о происхождении Перекрёстков — я бы посоветовал вам вновь обратиться к карте. Вы упускаете одну немаловажную деталь, вам так не кажется? Помимо Троп существуют и другие аномалии.

Другие? Кристина не сразу поняла, о чём идёт речь. Однако Дух был совершенно прав: помимо цветных булавок, обозначающих Тропы, на карте были и почти незаметные на общем пёстром фоне точки, оставленные чёрным маркером. Этими небрежными кляксами обозначались Провалы в другие реальности: загадочные, непредсказуемые — и невероятно опасные. Несколько лет назад ей удалось открыть один такой, чтобы спасти застрявшую внутри Раненую, одного из призраков этого дома. Тогда-то и выяснилось, что Провалы, если их разбудить, могут вести себя как заправские чёрные дыры, и что для того, чтобы запечатать один из них, придётся вывернуться наизнанку. Впечатления оказались поистине незабываемыми; настолько, что с тех пор Кристина предпочитала по возможности игнорировать существование этих прожорливых аномалий — хотя продолжала дотошно отмечать их на карте.

Оказалось, не зря, и теперь Кристине хотелось как следует хлопнуть себя по лбу за то, что не догадалась сразу. Да, Провалов было немного, всего-то шестнадцать штук (против почти сотни Троп!), однако только пять из них оказалась разбросаны по миру, где и стояли в гордом одиночестве в окружении пары Троп. Остальные же предпочитали сгрудиться небольшими группами — и не абы где, а как раз там, где находились не отмеченные на картах Перекрёстки.

— Так вот в чём дело, — она с удивлением уставилась на Духа.

— Ну разумеется, — тот ответил довольным кивком: ни дать ни взять школьный учитель, которому битый час пришлось задавать наводящие вопросы, чтобы, наконец, услышать правильный ответ. — Вы не помните? Какое-то время назад мы обсуждали этот вопрос, когда вы заинтересовались судьбой бывших обитателей этого места. Доподлинно известно, что для формирования Перекрёстка необходимо около трёх активных Провалов — но иногда хватает и одного, при условии, что он окажется достаточно могущественным.

Три? Кристина прикинула их примерное расположение. Один в кабинете на первом этаже, у верстака. Второй на чердаке, тот самый, который ей удалось закрыть. Но где, в таком случае, третий?

Между тем Дух, хорошо поставленным голосом профессионального лектора, продолжал лекцию по теоретическим основам пространственных аномалий:

— В то же время важно отметить, что Перекрёстки — это не «место» и не «точка», в которой сходятся те или иные переходы, а скорее…

— Состояние пространства, — поддавшись наитию, вставила Кристина. Пространство Перекрёстка действительно обладало особыми свойствами: взять ту же карту у неё за спиной — за семь лет она ничуть не истрепалась и выглядела точно так же, как в день покупки.

— Если вам будет угодно. Но не только: это порог, преддверье, место, где искажаются привычные законы мироздания и где возможно совершить нечто большее, чем при иныъ обстоятельствах. Не говоря уже о том, что эта аномалия является местом встречи для тех, чьи пути иначе никогда бы не пересеклись — например, по причине того, что один из участников вполне может быть мёртв. Впрочем, не следует исключать и «эстетические», как вы выразились, «соображения» авторов этой концепции: пусть им почти ничего не было известно о других мирах и, в отличии от вас, они мало интересовались Тропами как средством передвижения, им нельзя отказать в некоторой мечтательности и, не побоюсь этого слова, романтичности.

Кристина слушала затаив дыхание — и с немалой долей разочарования. С самого детства Перекрёсток неизменно вызывал у неё чувство спокойствия и умиротворённости, чувство, что всё в мире находится на заранее определённом, правильном, месте. Однако сказать то же самое о Провалах она, при всём желании, не могла — эти штуки пугали её до чёртиков. Как что-то настолько жуткое умудрялось создать нечто настолько же безмятежное?

— Разве ваши философы не считают, что целое несводимо к простой сумме своих частей? — Дух как всегда отлично понимал, что творится у неё в голове.

— Некоторые, — рассеянно ответила она, но развивать эту тему не стала, переключившись на другое: — Но подожди, мы же нашли ещё два Перекрёстка, и что-то мне не показалось, что они были похожи на это место. Они были какими-то… пустыми? Заброшенными? Даже не знаю, как точнее описать…

— «Мёртвыми». Полагаю, вы ищите именно это слово.

— Пусть «мёртвыми», — легко согласилась Кристина. — Правда, в таком случае, нам нужно признать, что раньше они были «живыми».

— А почему вы считаете, что это не так?

Она так и замерла с распахнутым ртом. Почему? Потому что природные аномалии, даже настолько запредельные, как Перекрёстки, с которых начинаются дороги в другие миры, не могут быть живыми — так, во всяком случае, ей казалось.

— То есть, ты хочешь сказать, — осторожно начала Кристина; кажется, впервые, за тринадцать лет знакомства с этим местом, ей стало немного не по себе, — что Перекрёсток разумен?

— Я хочу сказать, что это место живёт, — уточнил Дух. Мгновение спустя он переместился на диван, где удобно устроился, облокотившись на подлокотник и закинув ногу на ногу. Выглядело абсолютно естественно — но Кристина отлично знала, что это было оптической иллюзией, пусть и весьма качественной: как бы это ни выглядело со стороны, Дух никогда ни к чему не прикасался.

— В отличие от других, — между тем добавил он, знаком предлагая занять кресло напротив — старое и истрепавшееся, с некогда нежно бежевой обивкой, которая от времени и застаревшей грязи успела превратиться в жёсткую щетину.

— И… и от чего это зависит? — спросила Кристина, усаживаясь на своё любимое место. О сохранности одежды можно было не думать — за все годы, проведённые в этом месте, на ней ни разу не оставалось ни пятнышка.

— Во многом от того, какие именно Провалы связываются аномалией. Так, если все они ведут в мёртвые миры, то Перекрёстку неоткуда черпать силу, и в скором времени «умирает» и он сам. Есть, впрочем, и другие способы получить необходимую энергию: например, взять её у местных жителей — при условии, что вы сумеете организовать беспрерывный поток желающих умереть ради благой цели, — он жёстко усмехнулся. — Задача, как вы понимаете, весьма непростая — живые существа инстинктивно сторонятся Перекрёстков — но решаемая.

— Допустим, решили, — Кристина заинтересованно подалась вперёд. — И что потом?

Вместо ответа, Дух расслабленно откинулся на спинку дивана со скрещёнными на груди руками и слегка наклонил голову. Прежде, чем Кристина успела понять, что это значит, в гостиной появились двое. Судя по тому, что вышли они из дальней стены, прямо сквозь металлический стеллаж, на котором вот уже много лет хранили немногие уцелевшие вещи, принадлежавшие бывшим владельцам особняка, не оставалось никаких сомнений, что вошедшие не были людьми.

«Кристина. Вернулась», — раздалось в голове. К креслу быстро приближалась девушка в свободных брюках, тяжёлых берцах и тёплой толстовке не по сезону. Однако в глаза бросалось даже не это — а серый эластичный бинт, обёрнутый вокруг головы, и плотная повязка на правом глазу. От неё не отставал ещё один призрак, выглядевший как образцовый дворецкий XIX века: в парадном камзоле и штанах-кюлотах, складками собирающихся у коленей; образ довершали чёрные нитяные чулки и остроносые лакированные туфли. Лица призраков так и не успели сформироваться до конца, отчего выглядели как непроработанные наброски начинающего скульптора: гротескно и оттого немного жутковато.

«Чужак. Уходи. Не твоё место. Уходи. Чужак», — Дворецкий не слишком вежливо указал на Духа пальцем. Продолжалось это уже не первый год, хотя Кристина так и не поняла, почему эта парочка так его невзлюбила — сам Дух чаще всего либо не обращал на них никакого внимания, либо относился к ним с подчёркнутой вежливостью.

— Похоже, ваши приятели, наконец, вас обнаружили, — не глядя на призраков, заметил он.

— И хорошо, я всегда им рада, — ответила Кристина, и сочувственно добавила, указывая Раненой на подлокотник своего кресла: — Сколько тебя знаю, всё у тебя что-то перевязано… Если тебя здесь обижают, моргни два раза, хорошо?

Раненая ненадолго растерялась, словно пытаясь сообразить, что именно от неё требуется, а затем нерешительно уселась рядом — на юмор она, как и следовало ожидать, не отреагировала. Дворецкий, в свою очередь, величественно прошагал мимо и занял место чуть поодаль. Отчего-то эти двое считали своей обязанностью не отходить от гостьи ни на шаг.

— Совсем мало вас осталось, — вдохнула Кристина и, подняв глаза на собеседника, спросила: — А помнишь, здесь был призрак мальчика? Такой бледный, он ещё постоянно выглядывал из-за дверей или забирался на чердак? Сто лет его не видела.

— Этот призрак исчез одним из первых. Ваш мир всегда пугал его своим постоянством и предсказуемостью. Полагаю, он покинул это место с немалым облегчением.

— Жаль, — протянула Кристина и тут же почувствовала, как её кольнул стыд: сколько ещё её подопечных решили уйти, потому что она не смогла за ними уследить?

Однако было в словах Духа ещё кое-что, что показалось ей необычным.

— Кстати, я почему-то всю жизнь считала, что пугает как раз неопределённость и непостоянство. Что плохого в том, чтобы знать, чего ждать от жизни?

— Кроме того, что это невыносимо скучно? — улыбнулся Дух. — Я знаю, насколько непредсказуемо ваш мир может реагировать на моё вмешательство, но другие обитатели этого дома… Скажем, это довольно простые существа, им сложно понять, почему опавшие листья падают исключительно вниз. Или взять, например, ту же концепцию времени и тот факт, что оно всегда движется в одном направлении. Признаться, даже мне трудно себе представить, как вы это выносите.

— Даже не знаю, что на это сказать, — после некоторой паузы произнесла Кристина. — Видимо, мы просто привыкли: здесь по-другому не бывает.

«Не приходила. Долго. Нельзя искать. Ушли. Другие. Стали одним», — неожиданно включилась в разговор Раненая.

— Извини. — Что ещё можно было ответить? — Тебе, наверное, будет непонятно, но последний год в университете — самый важный. Зато теперь, когда я закончила, у меня будет больше времени, чтобы вас навещать. Подожди, — вдруг спохватилась она. — А что значит «стали одним»?

Раненая беспокойно заёрзала на месте, словно невозможность ответить на вопрос доставляла ей физический дискомфорт. Тогда ей на помощь пришёл Дух:

— Естественное развитие этих существ. Часть из них уходит, другие сливаются и образуют нечто новое, становясь при этом немного сильнее — и умнее. С вашим приходом этот процесс сильно ускорился: теперь из почти пятидесяти призраков, которых можно было найти в этом доме, осталось меньше десятка. Со временем их станет ещё меньше.

— Ничего себе, — выдохнула Кристина и спросила, оборачиваясь поочерёдно к Раненой и Дворецкому: — А вы? Получается, один из вас тоже исчезнет? Честно говоря, не хотелось бы.

«Не уйдём», — нестройным хором заверили её призраки.

— Эти двое слишком к вам привязались, — подтвердил Дух. — Уверен, если бы не ваш запрет приближаться к Тропам, они бы давно последовали за вами.

— К Провалам, — поправила Кристина. — Я запретила им подходить к Провалам, чтобы кого-нибудь опять не затянуло внутрь.

— Не уверен, что эти создания понимают разницу. Впрочем, уже через несколько лет, когда их станет ещё меньше, это потеряет какое-либо значение: им будет вполне по силам пережить переход в одну сторону, а если повезёт, то и вернуться обратно.

— А как же парадокс, связанный с Провалами? Выходит, их это не касается?

Это было, пожалуй, одним из самых несправедливых законом мироздания: Провал, если верить Духу, пропускал на другую сторону только тех, кто уже сквозь него проходил — что сразу же ставило крест на потенциальной возможности путешествий между мирами.

— Эти существа не похожи на людей, — пожав плечами, напомнил Дух. — Они проходят через Провалы иначе. Если проходят, разумеется — едва ли на той стороне есть что-то такое, что могло бы их заинтересовать.

— А ты уверен, что этот парадокс вообще существует? — задумчиво проговорила Кристина.

— Неужели вы желаете проверить это на себе? — улыбка Духа сделалась ещё шире и ехиднее.

— Нет, просто рассуждаю. Теоретически, — она поёжилась, вспоминая, с каким трудом удалось закрыть прожорливую аномалию в первый раз. Эту штуку лучше лишний раз не будить. — Откуда мы вообще об этом знаем?

— Что вы имеете в виду?

— Даже не знаю, мне как-то в голову не приходило, пока мы не заговорили о происхождении Перекрёстков, — со всё возрастающим воодушевлением начала Кристина. — Но, если подумать, с чего мы вообще решили, что парадокс существует? Я узнала об этом от тебя, а кто сказал тебе? У тебя-то проблем с переходами через Провалы нет, следовательно, это не личный опыт. Если ты знаешь об этом от тех же людей, который придумали название для Перекрёстков, то их слова можно смело делить на шестнадцать: ты сам говорил, что они путешествиями между мирами не интересовались и ничего толком о них не знали.

— Что ж, вынужден признать, что моё внимание к этому явлению, этой «избирательности» Провалов, действительно привлекли потомки те самых людей, которые дали названия Перекрёсткам.

На какой-то миг Кристине показалось, что в приятном голосе собеседника засквозила скука, как если бы он мгновенно потерял к разговору всякий интерес — или наоборот: пытался его скрыть. Это раззадорило её ещё больше.

— То есть, кто-то всё-таки проверял? Сколько раз они пытались за последние… — она прикинула возраст Духа и на всякий случай взяла самую низкую планку, —…за последнюю тысячу лет? Если знаешь, конечно.

— Двенадцать; я довольно внимательно отслеживал подобные факты. Все они либо погибли при попытке войти в Провал, либо пропали без вести сразу после входа. Во всяком случае, мне не удалось обнаружить их на другой стороне.

— Двенадцать? — Кристина насмешливо склонила голову. — Аж целых двенадцать-предвенадцать? Так себе статистика. К тому же… — она не договорила, надолго погрузившись в размышления прежде, чем заговорить вновь: — Это какая-то ошибка выжившего наоборот, тебе не кажется?

Следующие несколько секунд они провели в молчании: Дух терпеливо ждал продолжения. Тогда Кристина, сообразив, что её знакомый, скорее всего, никогда прежде не слышал о когнитивных искажениях, пояснила:

— Ну, то есть у нас есть много информации о неудачных попытках, но почти никаких данных об удачных. Но для того, чтобы пошли разговоры о том, что при определённых условиях в Провале можно выжить, нужно, чтобы кто-нибудь вошёл в один из них, вышел на другой стороне, а затем, для верности, проделал то же самое ещё несколько раз.

— К чему вы клоните? — Янтарные глаза блеснули искренним интересом.

— А если дело в людях, а не в Провалах? И плевать ему на то, путешествовали ли они между мирами или нет: если человек в принципе способен в нём выжить, он просто выйдет на другой стороне, а если нет — то, как ты и сказал, умрёт при попытке в него войти. Это значит, у кого-то всё-таки получилось!

От избытка эмоций Кристина хлопнула себя по коленям и выжидательно взглянула на Духа. Тот молчал, направив на неё долгий, не мигающий взгляд — а затем, совершенно, неожиданно, расхохотался настолько весёлым и беззаботным смехом, как будто услышал лучшую шутку за последнюю тысячу лет.

— Что, настолько всё плохо? — смущённо пробормотала Кристина.

— О, прошу, не обращайте внимания. Мне вдруг показалось, что передо мною замаячило привидение — что довольно забавно, поскольку мне ничего и никогда не мерещится, так уж я устроен. В то же время мне пришлось бы солгать, возьмись я утверждать, что дело только лишь в этом. Вы вновь натолкнули на меня на мысль, от которой я отказался много лет назад.

— А что за мысль?

— О, ничего особенного, — Дух вновь появился у окна, жестом отодвинул занавеску и, заложив руки за спину, отрешенно взглянул на первые далёкие огни, забрезжившие за деревьями. Кристина пожала плечами: не хочет говорить — так не выпытывать же?

Однако молчание не продлилось слишком долго, и вскоре мягкий голос её знакомого вновь заполнил гостиную:

— Верно ли я понимаю, что вы желаете проверить свои выводы?

— Думаешь, стоит? — наморщила лоб Кристина. — Нет, дело, конечно, хорошее, но мне пока рано умирать, пропадать без вести или, ещё хуже, где-нибудь застревать. Да и работать кто-то должен, вообще-то: папе хоть и стало лучше, но не хочется, чтобы мама брала подработки…

— Но почему же вы не попросили о помощи? Уверяю вас, вернуть здоровье вашему уважаемому отцу не составило бы никакого труда.

— Да нет, уже всё в порядке, — отмахнулась она. — Забавно получилось: я приехала, а через пару дней папа пошёл на поправку — как будто меня ждал. Врач говорит, что постепенно всё восстановится и будет лучше, чем прежде. Но спасибо за предложение; я, если честно, даже не подумала о такой возможности.

— Вы с самого детства предпочитаете справляться со сложностями самостоятельно, — одобрительно заметил Дух. — К слову, вам совершенно точно не следует бояться «застрять», как вы изволили это назвать: вы всегда можете позвать меня на помощь.

— Просто побегать вокруг Тропы и покричать на неё? — Кристина иронично приподняла бровь.

С губ собеседника вырвался короткий смешок.

— У Тропы — да, но бегать и кричать вовсе необязательно. Если вас не затруднит, вы не могли бы приблизиться к стеллажу?

Кристина послушно выбралась из кресла. Стеллаж был заставлен вещами, которым каким-то чудом удалось пережить разгром особняка: там были и старые деревянные гребни, пара заколок, расписная тарелочка под старину, крошечное зеркальце в потемневшей от времени металлической оправе, деревянная трубка с костяным мундштуком…

— Выберите любой предмет.

Это оказалось несколько сложнее, чем могло показаться на первый взгляд. Наконец, выбор остановился на небольшой, с ладонь, тряпичной кукле с задорной нарисованной улыбкой и забавными разноцветными глазами-пуговками.

«Если подумать, то, кажется, с неё всё и началось», — подумала Кристина, снимая игрушку с полки.

— Хороший выбор, — не глядя отметил Дух. — Запомните его. Когда потребуется, соорудите или нарисуйте нечто похоже. Не обязательно точную копию, подойдёт самая грубая имитация. Объясните фигурке, что вам требуется помощь.

— Да уж, после этого помощь мне точно потребуется. Сразу двух санитаров, — хихикнула Кристина.

— После этого, — с лёгким, но весьма ощутимым нажимом, продолжил Дух, — уничтожьте фигурку. Лучше всего — сожгите. Сделайте так, и я приду.

— Ну… если потребуется, тогда, конечно, — несколько обескураженная таким напором, ответила она, усаживая куклу на место. А затем, чтобы сменить тему, спросила:

— А чем ты занимался последний год?

— Ничего особенного, уверяю вас. Как и прежде, пытался найти ответ на крайне интересующий меня вопрос.

— И как, идёт дело?

— О, да. Кажется, мне удалось нащупать решение. Желаете взглянуть?

— Да, давай. Было бы интерес… — договорить она не успела.

Призраки, будто учуяв что-то подозрительное, резко вскинули головы, а затем синхронно бросились к окну — Кристина даже не могла предположить, что они могут двигаться с такой скоростью — и тут же вспыхнули ослепительно-белым пламенем. Невидимая сила подхватила и безжалостно смяла их, подобно куску пластилина, после чего яростно отшвырнула в сторону — и призраки бесследно исчезли во взрыве голубоватых искр.

Прежде чем она успела испугаться, Дух переместился в пространстве и оказался рядом, нависая над ней всем своим внушительным ростом. Янтарные глаза вспыхнули пламенем. Кристина инстинктивно отпрянула — и тот же миг с ужасом обнаружила, что не может ни пошевелиться, ни оторвать взгляд. Ей хотелось закричать — от страха, и чтобы выяснить, что происходит — но тут на плечи легли цепкие пальцы, и тело обожгло нестерпимым холодом. Казалось, одно неосторожное движение, и оно попросту рассыпится мелкой ледяной крошкой.

Всё замерло и застыло — кроме неба за окном, которое будто взбесилось, то светлея, то вновь темнея — как если бы за какую-то пару секунд там сменилось сразу несколько дней. Мир залился всеми оттенками фиолетового, а затем сузился до узкого туннеля, состоящего из непроницаемой черноты с крохотной, тускло светящейся точкой в центре. Эта точка быстро расширялась, пока не заполнила примерно половину поля зрения — а затем с чем-то вроде резкого щелчка, все ощущения исчезли, обратившись в ничто и растворившись в бесконечной пустоте.

Глава 22

По другую сторону

У Кристины с самого начала было предчувствие, что всё это просто не могло закончиться хорошо. Только не в случае, когда вместо того, чтобы осторожно встать на Тропу и позволить аномалии перенести себя на другую сторону, взмыленный путешественник влетает на неё, как на подножку уходящего поезда, — причём за плечами у него набитый доверху рюкзак, а в руках — тяжеленный баул с вещами. Или, что ещё хуже, несговорчивый призрак, изо всех сил упирающийся обеими руками и ногами.

Вспышка ослепительно-яркого света погасла так же внезапно, как разгорелась, но зрение так и не вернулось — верный признак, что что-то пошло сильно не так. Зато появилось леденящие ощущение падения, от которого у Кристины засосало под ложечкой: ещё не хватало вылететь где-нибудь над обрывом или посреди бушующего моря! Здесь уже ничего не поможет — разве что Хель внезапно обзаведётся крыльями.

Однако реальность оказалась куда прозаичнее, чем нарисованная воображением картина. Словно из ниоткуда, стремительно заполняя всё поле зрения, перед глазами появилось нечто тёмное. Кристина инстинктивно сжалась, подтянула колени, пытаясь сгруппироваться в полёте; едва успела обхватить голову руками — а затем с размаху врезалась в жёсткий каменистый грунт. Удар оказался настолько сильным, что её отшвырнуло в сторону, заставив больно приложиться одновременно бедром и плечом, а заодно и ободрать кисти рук о неудачно подвернувшийся булыжник.

Некоторое время она лежала без движения, чутко прислушиваясь к ощущениям. Осторожно пошевелила руками и ногами, повела онемевшим плечом — кажется, ничего не отбила — и только после этого со стоном перевернулась на спину. Могло быть хуже — гораздо хуже, если бы толстый набивной доспех не смягчил падение. Оставалось только благодарить Инару за предусмотрительность: служанка как в воду глядела, когда побежала за этим «ватником»: в сражении с рахом он, может, и не пригодился, зато падать в нём было не так больно.

К тому же довольно быстро выяснилось, что было у стёганки и другое преимущество: до ушей уже доносились протяжные завывания ветра, который сразу же принялся покусывать щёки. Кончик носа похолодел и потерял чувствительность — но в остальном всё было куда как неплохо: несколько слоёв ткани и ваты, обмотанные вокруг тела, прекрасно держали тепло.

Между тем зрение возвращалось крайне неохотно, и перед глазами стояла непроницаемая серая хмарь. Впрочем, пару секунд спустя стало ясно, что дело вовсе не в зрении, а в плотной пелене облаков, без какого-либо просвета затянувшей всё небо. Это показалось Кристине особенно важным.

«А в Формо была ночь и позднее лето, самое большее начало осени, — механически отметила она. — Выходит, либо переход не мгновенный, либо забросило куда-то далеко».

Стоило подумать о Формо, как перед внутренним взором пронеслись события последних часов: убийства, «серые», спасение посёлка, развоплощение раха, разъярённая толпа во главе с окончательно спятившим Бравилом, и наконец… Кристина похолодела, с трудом проглотила липкий ком в горле, после чего резко дёрнулась всем телом, буквально взлетая над землёй, как если бы под ней разжалась невидимая пружина, и загнанно огляделась по сторонам.

Тропа привела её на небольшой, продуваемый всеми ветрами скалистый уступ. Повсюду, куда ни глянь, высились величественные горцы пики с крутыми лесистыми склонами, укрытыми снегом, таким же хмурым и серым, как и пасмурное предрассветное небо. Где-то внизу, в каменистой долине, змеилось тёмное русло реки в окружении редких деревцев, а прямо над головой нависал крутой утёс, поросший мхом и лишайником. Сложись обстоятельства немного иначе, и Кристина без сомнения посчитала бы открывающийся вид красивым, однако в тот момент, вдыхая разреженный горный воздух и плотнее запахивая стёганку, она думала совсем о другом. О том, что последним, что ей пришлось услышать перед самым переходом, стал оглушительный хохот, который мог принадлежать только одному существу.

— Идиотка. — Свистящий шёпот царапнул мгновенно пересохшее горло. — Дура безмозглая… Могла бы сразу догадаться без кого здесь не обошлось…

С этими словами она резко развернулась туда, где по её предположению находилась Тропа, и что было сил закричала, то и дело срываясь на сиплый хрип:

— Что, весело тебе⁈ Весело⁈ А вот мне что-то не очень! — Кристина зло пнула землю. — А знаешь, что? Катись, откуда пришёл, и не смей ко мне приближаться! Найди себе ещё кого-нибудь для своих идиотских экспериментов, а меня оставь в покое! Или думаешь, без тебя мне не выбраться? Да три раза, сама справлюсь!

Её пришлось остановиться на полуслове — отнюдь не из-за недостатка аргументов, а исключительно потому, что в лёгких закончился воздух. Глубоко вдохнув, она уже открыла было рот, чтобы в самых доходчивых выражениях объяснить своему предполагаемому слушателю, что именно в его поведении казалось ей неприемлемым, как вдруг настороженно замерла, чувствуя, как деревенеет спина, а на голову начинают шевелиться волосы. Окружающее пространство слабо колыхнулось — настолько незаметно, что это вполне можно было бы сравнить с лёгкой рябью, возникающей, когда опавшая листва плавно опускается на неподвижную поверхность пруда. По всему выходило, что резкие слова, как произнесённые вслух, так и ещё невысказанные, достигли адресата.

Колебалась Кристина не дольше секунды — после чего наклонилась и решительно подняла с земли увесистый булыжник. Шансов это им с Хель не прибавит, но, если уж умирать, так с оружием в руках. Или хотя бы с камнем.

«Где она, кстати?» — успела подумать Кристина прежде, чем едва уловимая рябь, исходящая от Тропы, превратилась в пульсирующую силой вибрацию. Теперь это мало походило на деликатное прикосновение к водной глади — скорее на круги, расходящиеся от нырнувшего на дно кирпича. Наверное, следовало бы хорошенько испугаться, но страха не было — только странное, отчуждённое любопытство. Её всегда интересовало, как может выглядеть появление чего-либо на другой стороне Тропы — хорошо, что напоследок удастся увидеть всё своими глазами.

Едва ощущения достигли пика, а приятная щекотка сменилась назойливым зудом, мистическая дверь распахнулась — и Кристина в растерянности замерла, не веря собственным глазам. В паре метрах над землёй, словно просочившись сквозь невидимый барьер, материализовались человеческое тело, облачённое в голубую стёганку и поблёскивающие серым металлом доспехи.

— М-Мартон! — поражённо выдохнула Кристина.

На какое-то мгновение гвардеец завис в воздухе, будто аномалия никак не могла решить, как с ним поступить, — а затем стремительно понёсся вниз. Однако, в отличие от Кристины, которая вылетела с Тропы, как мешок картошки, Мартон, как кот, вывернулся в воздухе и пружинисто приземлился на ноги, мягко припадая к скалистому грунту.

— Так это был ты… — В памяти вспыхнули последние мгновения перед переходом. По всему выходило, что из-за упрямства Хель они встали на Тропу не сразу, несколько секунд всё же пришлось повозиться, — вполне достаточно, чтобы схватить ускользающую пленницу за руку и попытаться удержать на месте. Кто же знал, что на другую сторону, можно утащить не только упирающегося призрака, но и что-то более материальное?

Тем временем Мартон тупо разглядывал землю перед собой. Кристина не нашла в этом ничего удивительного: после своего первого перехода она чувствовала себя не лучше. Духу даже пришлось вмешаться, чтобы «защитить её разум от потрясения» — иными словами, чтобы она попросту не отъехала головой, если называть вещи своими именами. Правда её случай усугублялся ещё и шоком от набросившихся на неё призраков — которые, как она теперь понимала, пытались даже не напасть, а скорее предостеречь и защитить. Мартон, в свою очередь, пропустил первую часть представления, а потому должен был пережить переход легче. Теоретически.

Кивнув собственным мыслям, Кристина направилась к неподвижному гвардейцу. Она и сама не знала, что именно собиралась увидеть, — наверное, ей просто хотелось убедиться, что тот ещё жив, а не превратился в каменное изваяние.

Это совершенно человеческое побуждение оказалось ошибкой, которая едва не привела к трагедии. Стоило ноге в окованном железом сапоге ступить на каменистую почву, как Мартон чутко повёл головой. В следующий миг в тусклом утреннем свете сверкнуло то, что Кристине следовало бы заметить с самого начала: длинный меч с узким лезвием и мощной гардой. Мартон выбросил оружие перед собой — настолько быстро, что не зацепил Кристину лишь по чистой случайности. Сразу после выпада, гвардеец подтянул меч к себе, одновременно рывком вскакивая на ноги, и принялся слепо водить клинком из стороны в сторону.

— Мартон, это я! — Кристина не сомневалась, что со второй частью у юноши возникнут проблемы, но имя-то своё он должен узнать!

Результат оказался прямо противоположным: определив направление звука, Мартон атаковал снова, и на этот раз Кристине пришлось приложить почти нечеловеческие усилия, чтобы вовремя заметить движение и отскочить в сторону. Гвардеец тут же плавно шагнул следом, перенаправляя удар.

— Да что с тобой⁈

Клинок упрямо взмыл вверх — Мартон не слышал или не желал слышать.

«И Хель, как назло, куда-то запропастилась!» — паническая мысль пронеслась в голове. Однако Кристина почти сразу заставила себя успокоиться: Хель где-то рядом — уж это-то ощущение ни с чем не перепутаешь! — просто вредничает в отместку за то, что её так бесцеремонно вырвали из Формо. Но даже если по какой-то причине призрак действительно не может вмешаться — так и что теперь, лечь и умереть?

Медленно, чтобы не издавать лишнего шума, Кристина подняла булыжник к плечу. Тренированного воина этим, само собой, не остановишь, разве что удастся крайне удачно запустить камнем ему в голову; но, может быть, получится хотя бы отвлечь и выиграть немного времени? А там, глядишь, и Хель задумается о своём поведении, сообразит, что без её помощи не обойтись, и даже соизволит вмешаться. Кристине же оставалась самая малость: дожить до этого славного момента.

Прицелившись, она бросила камень Мартону за спину и, не дожидаясь, пока снаряд упадёт ему за спину, отпрыгнула назад. Гвардеец взмахнул мечом — и клинок прошел почти вплотную к камню, разминувшись с ним лишь на несколько миллиметров. Меньше, чем через секунду Мартон осознал ошибку и, чуть поколебавшись, довольно уверенно направился к Кристине, одновременно вскидывая оружие над головой.

Опустить его Мартон уже не успел: заметив опасность, бездействующая прежде Хель, словно очнулась ото сна и тут же вступила в игру. Чуть поодаль послышалось тихое угрожающее шипение, которое заставило поёжиться даже Кристину: призрак явно был не духе. Затем последовал негромкий шаркающий звук, раздавшийся откуда-то из-за спины гвардейца, вынуждая его развернуться навстречу угрозе. В воздух тут же взметнулся целый столб пыли и мелких камешков, на этот раз ужес другой стороны — Мартон мгновенно среагировал на звук и широко рубанул пространство перед собой, рассчитывая, видимо, зацепить противницу хотя бы кончиком клинка.

Хель только этого и ждала: рядом с гвардейцем возникла грязно-серая тень, мгновенно перехватившая его запястье. Хватка призрака сжала — и с губ Мартона сорвался стон боли, а пальцы сами собой разжались, выпуская оружие. Хель тут же оказалась у него за спиной и, зацепившись за металл кирасы, рывком усадила гвардейца на колени. Не обращая внимания на слабые попытки отбиться, она ухватила Мартона за подбородок и резко отвела голову в сторону — всё говорило о том, что, если гвардеец не угомонится и не прекратит сопротивление, следующим движением призрак попросту свернёт ему шею.

— Подожди! — Необходимо было вмешаться, пока дело не зашло слишком далеко. — Дай ему немного времени: он просто не в себе после перехода…

Хель медленно подняла взгляд, и Кристина сразу же пожалел, что вообще решила напомнить о себе: непроницаемая чернота, до краёв заполняющая глазницы, не предвещала ничего хорошего. Пару напряжённых секунд спустя пальцы Хель всё же разжались, будто бы неохотно выпуская подбородок Мартона.

— Вот, видишь? Всё хорошо, он нам совсем не угрожает, — увещевала Кристина. Гвардеец, нужно отдать ему должное, понял, что дело запахло жаренным и резких движений не совершал. В то же самое время она мысленно потянулась к Хель, чтобы хотя бы мельком заглянуть в сознание призрака и понять, что у того на уме.

У неё почти получилось. Почти — потому что стоило только прикоснуться к разуму Хель, как та сразу же вздрогнула всем телом, словно услышала далёкий раскат грома, после чего сознание раха тут же закрылось — и Кристина с удивление обнаружила, что её мало того, что бесцеремонно вышвырнули наружу, так ещё и оглушительно хлопнули дверью перед самым носом.

— Ты чего?

Вопрос остался без ответа — да Кристине было уже и не до него. Вместо того, чтобы замереть и притвориться молчаливым привидением, Мартон зачем-то беспокойно завертел головой, будто в поисках источника звука. Это не осталось без внимания, и Хель, недолго думая, коротко ткнула гвардейца в висок, отчего тот мгновенно обмяк и безвольно завалился набок.

От неожиданности Кристина с шумом втянула воздух: учитывая, что «Другая» одним ударом переломала Вильёну рёбра прямо через металлические доспехи, этот небрежный с виду тычок вполне мог обладать силой отбойного молотка. Немного отлегло у неё только когда Хель заботливо придержала Мартона за кирасу, чтобы, падая, тот не разбил голову о камни — с мёртвыми так не поступают. Но для чего ей вообще понадобилось выводить Мартона из игры?

«Либо просто подстраховалась, либо…» — О том, что может скрываться под этим «либо», страшно было даже подумать. Впрочем, такой роскоши ей и не оставили.

Хель переместилась в пространстве и возникла почти вплотную к Кристине, пристально вглядываясь той в глаза. Кристина отпрянула и даже успела сделать несколько шагов — но тут запнулась о неудачно подвернувшийся булыжник и, вскрикнув от неожиданности, неуклюже растянулась на земле. Хель тут же изменила форму — и между камней, направляясь прямиком к Кристине, заструился тонкий ручеёк зеленоватого тумана.

Не теряя времени, та, как могла, попятилась, помогая себе руками и ногами, стараясь при этом лишний раз не вспоминать, с какой скоростью может двигаться рах. К счастью, Хель и не думала нападать — она просто обогнала Кристину, а затем материализовалась рядом, не слишком удобно устроившись на земле и аккуратно сложив холёные руки на коленях.

— Почему? — каким-то пустым и отсутствующим голосом прошелестела она, не спуская с Кристины своих абсолютно непроницаемых чёрных глаз.

— Почему — что? — растерянно переспросила Кристина — но почти сразу же отвернулась, смущённо пряча взгляд и растирая вспыхнувшие от стыда щёки.

Ясное дело, «что»! С чего вообще она решила, что Хель безропотно будет терпеть любые выходки своей спутницы? Да, учитывая свойственную ей покладистость и неконфликтность, она могла бы простить Кристине многое — но даже у почти бесконечного терпения и доверия существовали вполне ощутимые пределы. Теперь Хель нужны объяснения, причём такие, которые устроят сразу три составляющие её личности.

Словно в подтверждение этой мысли, Хель вновь переместилась в пространстве и возникла перед Кристиной вновь, молчаливо требуя ответа. Но что она могла сказать? Доверие легко потерять, но очень трудно восстановить — особенное если ты рушишь его своими собственными руками. К тому же одно дело договариваться с немного неуклюжим, но любопытным и по-своему милым привидением — пожалуй, самой светлой и беззаботной стороной Хель — с ним-то как раз проблем не возникнет, но гордая и прагматичная вельменно ни за что не забудет откровенного обмана и предательского удара в спину, а рах — попытки отобрать то, что по праву считал своим.

— Дай мне пару минут, — наконец выдавила из себя Кристина. От того, что и как она скажет, будут зависеть их дальнейшие отношения с Хель, а потому нужно было как следует всё обдумать. До насилия, конечно, не дойдёт, но ещё неизвестно что хуже: единожды получить втык от раха, да ещё такой, который может повалить профессионального солдата, или совершенно самостоятельно вырастить у себя под боком невероятно изобретательного параноика, который в любой момент может начать собственную игру.

— Хорошо, — собравшись с мыслями, вздохнула Кристина. — Давай сразу проясним главное: никто не собирался ничего у тебя отбирать. Это вообще случайно получилось.

Хель даже не шелохнулась, из чего можно было заключить, что это заявление не произвело на неё ни малейшего впечатления — или же она просто ни на секунду не поверила в его правдивость. Впрочем, Кристина вполне отдавала себе отчёт в том, что прошла по самой грани: её слова хоть и не были прямой ложью, но приблизились к ней почти в плотную. Во всяком случае она потащила Хель на Тропу вполне осознанно.

— Думаешь, я вру? А вот и нет! Вспомни: мы ведь с самого начала хотели спасти жителей Формо от «серых», а потом и от раха, правильно? Мы так и сделали. Откуда нам было знать, что этот полоумный поднимет бунт? Что соберётся толпа, что в нас полетят камни? Ты могла такое предположить? Я — нет.

Выпалил всё это, она с досадой поджала губы: аргументы были откровенно слабыми. Допустим, вельменно ещё смогла бы сложить два и два и сделать вывод, что произошедшее было вынужденной мерой, но живущий голыми инстинктами рах наверняка трактовал события куда прямолинейнее. И что хуже всего — договариваться предстояло именно с ним.

— Спорю на что угодно, что, если бы я тебя оттуда не вытащила, ты бы поубивала там всех, до кого смогла бы дотянуться — и не говори, что это не так! — за неимением лучших вариантов, Кристина продолжала гнуть свою линию. — А что потом? Мы бы с тобой окопались в центре Формо и принялись бы героически сдерживать местную инквизицию, которая заявилась бы по наши души? Так ты себе это, что ли, представляешь? Самый лучший для нас вариант — не создавать проблем, которые мы не можем решить, и из-за которых приходится отдуваться другим. Другими словами, затаиться и не отсвечивать, понимаешь?

— Нет.

«Да как же до тебя достучаться-то!» — Кристина в отчаянии хлопнула себя по бедру: перед ней явственно замаячила перспектива спорить с Хель у каждого дерева, которое покажется той настолько интересным, что ей ни за что не захочется с ним расставаться. С другой стороны, обнадёживал уже сам факт, что Хель вообще вступила в разговор.

— И чего ты вообще вцепилась в этот Формо? Неужели только потому, что я ошиблась и отправила «Другую» в твой лес, и теперь ты считаешь, что я сплю и вижу, как бы у тебя что-нибудь отнять? Да мне вообще здесь ничего не нужно, забирай хоть… — Она резко осеклась, ухватившись за случайную мысль, которая вполне могла стать выходом из ситуации — удобной формулой, при которой Хель смогла бы спокойно существовать, и способом обойти присущий рахам территориальный инстинкт.

Кристина медленно подняла взгляд и заставила себя заглянуть в непроницаемые глаза призрака:

— Давай ещё раз, для полного понимания. Ты отбираешь Формо у «Другой» и с этого момента считаешь посёлок своей собственностью, правильно? Затем появляются местные жители, и тебе — или, по крайней мере, части тебя — кажется, что они претендуют на то, что им не принадлежит, из чего ты делаешь вывод, что местным нужно продемонстрировать, как выразились бы некоторые, «всю глубину их заблуждений». В конце концов я затаскиваю тебя на Тропу, и теперь ты пытаешься понять, зачем мне это понадобилось, ведь всё шло просто замечательно. Ничего не упустила?

Ответа Кристина дожидалась с невольной опаской: мало ли что взбредёт Хель в голову — рахи, как показала практика, существа не только мнительные, но и крайне изобретательные. Однако, к немало облегчению, замечаний у призрака так и не нашлось, и можно было переходить ко второй части плана.

— Тебе, скорее всего, не понравится то, что я скажу, но попробуй держать в голове, что я тебе не враг и пытаюсь помочь, хорошо? — на всякий случай попросила Кристина без особой надежды, что это даст хоть какие-то гарантии. Ей и самой не очень верилось, что из её затеи выйдет что-то путное; весь расчёт строился на том, что Хель тоже не в восторге от своего состояния, а потому не станет отказываться от помощи.

Между тем призрак сдержанно кивнул, показывая, что принял просьбу к сведению.

— Так вот, чисто теоретически, — осторожно начала Кристина. — Ты никогда не задумывалась, что можно взглянуть на ситуацию шире? Всё-таки один посёлок или даже целый лес с болотом, какими бы обширными они ни были, — это сравнительно небольшие области. Причём выбранные, на первый взгляд, совершенно произвольно. Допустим, с болотом всё понятно: там сидела «Другая», туда так просто не зайдёшь, но почему «твой» только Формо, а не, например, Формо и предместья?

— Не знаю, — после длительного молчания произнесла Хель.

— А если «твоё» — только то, что ты можешь занять и удержать, поганой метлой отгоняя оттуда других рахов, а заодно и вообще всех, кому придёт в голову оспорить твои права?

По телу призрака пробежала дрожь: напоминание о потерянных владениях явно пришлось ему не по душе. Но в то же время спорить с выводами Кристины Хель не стала, а та, в свою очередь, решила не испытывать терпение собеседницы и перейти сразу к сути:

— Я это всё к чему? Ты не думала, что «своим» можно считать сразу весь мир? Это же гораздо выгоднее. Вот представь: другие рахи ничего оспорить не смогут, им такое даже в голову не придёт, так и будут сидеть на своих пятачках; а обычные люди… Ну, я даже не знаю, кем нужно быть, чтобы претендовать на весь мир целиком. Да и потеснить тебя будет нельзя, разве что каким-то образом вытолкнуть за пределы этого мира — но это уже из разряда фантастики, можешь мне поверить, я кое-что понимаю. А ещё ты никогда не покинешь свою территорию, максимум переместишься из одной части в другую — значит, не нужно беспокоиться о том, что пока тебя нет, кто-нибудь присвоит её себе. Обо мне, кстати, можешь тоже не переживать: мне здесь вообще ничего не нужно, хватит любого угла. А если даже мы встретим других рахов — и что с того? Мы же теперь знаем, что делать: ты подержишь, я поговорю, и всё, проблема решена…

Чем дольше Кристина говорила, тем заметнее голова Хель клонилась набок, придавая её строгому лицу удивлённый и даже немного растерянный вид: казалось, такая простая, в сущности, мысль никогда прежде её не посещалась. Уже через пару секунд призрак и вовсе замер без движения, превратившись в подобие каменного изваяния и полностью утратив даже малейшие признаки жизни.

Так прошло несколько минут.

«Похоже, я её сломала». — Кристина поводила рукой перед лицом Хель, после чего, не добившись результата, аккуратно тронула её за плечо. Всё без толку: призрак по-прежнему безразлично глядел перед собой, не реагируя на раздражители. Делать было нечего — только ждать, пока рах уложит эту прорывную концепцию у себя в голове, и надеяться, что она не сведёт призрак с ума.

С тяжёлым вздохом Кристина поднялась на ноги и направилась к Мартону. Где-то она читала, что потеря сознания от удара по голове обычно не длится слишком долго, а значит, гвардеец в любой момент может очнуться, и тогда их увлекательная гонка вполне может начаться заново. При условии, конечно, что Хель не организовала ему серьёзное сотрясением мозга — тогда Мартону, само собой, будет уже не до того. Однако, как бы то ни было, следовало принять хотя бы минимальные меры предосторожности.

Не сводя глаз с гвардейца, она осторожно подняла с земли оружие, удивлённо присвистнула, оценив тяжесть, и на всякий случай унесла его подальше. Теперь, если что-нибудь и случится, они окажутся в более-менее равных условиях. Покончив с этим делом, Кристина устроилась на под каменным навесом, прислонилась спиной к прохладной скале и крепко задумалась.

Засиживаться на одном месте не было ни времени, ни желания. Не погибла сразу — уже хорошо; сумела договориться с Хель — ещё лучше; теперь нужно разобраться, что делать дальше. Первой и, пожалуй, самой разумной мыслью было выходить к людям, однако Кристина очень слабо представляла, в какую сторону нужно двигаться. Скорее всего, если спуститься в долину и идти вдоль реки, то рано или поздно можно будет выйти к какому-нибудь поселению — вот только где гарантия, что история Формо не повторится и там?

— Спрятать бы нас всех, как тогда, на болотах, пока сюда не набежало ещё какой-нибудь нечисти… — тихо проговорила она и зябко поёжилась, не то из-за того, что каменный навес над головой нисколько не спасал от пронизывающего ветра, не то от воспоминаний о своих похождениях в Шепчущем лесу. Мысль тут же невольно вернулась к холму и обитающему на нём Духу.

Теперь стало очевидно, что это существо преследовало её с самого начала. Как вообще можно было не заметить характерный запах озона, свежей древесины и хвои, который неизменно предварял появление Духа? В первую же ночь она почувствовала его, когда только сбежала с холма; а затем снова, во время сражения рахов за Формо, и, наконец, ещё раз, перед самым переходом — почти незаметная, но такая очевидная деталь! А тот дурацкий жёлтый фантик от конфеты, который нашёлся у неё в кармане, когда они встали лагерем на границе Шепчущего леса — что это, как не привет из детства и недвусмысленный намёк на присутствие старого знакомого?

«Изящный способ напомнить о себе, ничего не скажешь!»

Однако, если всё это время Дух следовал за ней, значит ли это, что ей ни разу не угрожала настоящая опасность и что всё было под контролем? Поразмыслив, она пришла к выводу, что — нет. Если бы Дух хотел вмешаться, то сделал бы это давным-давно — как минимум тогда, в лесу, когда гвардейцы совершенно серьёзно собиралась её убить; хотя можно было вспомнить и о других случаях, когда такое вмешательство было бы очень кстати. Если бы не Хель, она бы, в лучшем случае, до сих пор бродила бы по Шепчущему лесу — или, что даже вероятнее, уже на второй-третий день, оголодав и вдоволь набегавшись от не менее голодных рахов, она соорудила бы из камней и веток что-нибудь похожее на куклу и призвала бы Духа совершенно самостоятельно, обещая сделать что угодно, лишь бы он забрал её из этого жуткого места.

«Может, на это он и рассчитывал?»

Тринадцать лет общения с Духом пролетели перед глазами за один миг. Всё началось с вопроса, который в той или иной форме повторялся из года в год: «Чего вы хотите?». Однако Кристине, как назло, ничего не требовалось — и даже в те моменты, когда она была готова ответить, что-то всякий раз её останавливало, какое-то смутное предчувствие беды и внутреннее убеждение, что за любую просьбу в конце концов придётся дорого заплатить. Видимо, устав ждать, Дух решил взять всё в свои руки и подставил её — это как раз было не сложно, учитывая, что она выросла рядом с этим существом и не ждала подвоха, а предостережение «Другой» прозвучало слишком поздно.

«В итоге я сама должна была попросить о помощи, и остаться должна, так что ли? Тогда Хель, а точнее, образовавшаяся между нами связь в его планы не входила — как раз наоборот, она всё только запутала. Знать бы ещё, зачем ему всё это понадобилось и что вообще можно получить от обычного человека, вроде меня».

— Я согласна.

— А? — Кристина едва не подскочила, когда в её размышления ворвался приятный мелодичный голос с заметным певучим акцентом. И только затем, сообразив, что он может принадлежать только одному существу, удивлённо покачала головой: все эти запредельные интриги духов и призраков изрядно потрепали ей нервы.

— Ещё бы ты была не согласна, — наконец с нескрываемым облегчением прокомментировала она. — Весь мир к твоим ногам, не больше и не меньше. Только теперь я буду тебе завидовать, так и знай.

Даже не договорив до конца, Кристина мысленно потянулась к сознанию призрака и немало обрадовалась, не обнаружив там ничего, кроме абсолютного спокойствия и полной гармонии с миром. А самое главное — на этот раз Хель не пыталась ей помешать.

— Я не понимаю. — Призрак мгновенно оказался рядом и разместился на земле, изящно поджав под себя ноги и аккуратно разложив руки на коленях.

«Всё, вот теперь точно откатилась к заводским настройкам», — Кристина не выдержала и весело рассмеялась. Подумать только: прошёл всего один вечер, а она уже успела соскучиться по старой-доброй Хель и её неподражаемому буквализму.

Отсмеявшись, она утёрла выступившие слёзы рукавом стёганки и сочувственно спросила:

— Досталось тебе, да?

— Да.

— Но ты молодец, без тебя бы ничего не получилось, — искренне произнесла Кристина и затаённой надеждой добавила: — Мир? Ну, в смысле, ты всё поняла и больше на меня не дуешься?

Хель удивлённо склонила голову:

— Мне всё…

— Нет, ну вот что ты за… за призрак такой!

Следующие несколько минут они провели, препираясь по пустякам и обсуждая ничего не значащие мелочи, вроде недостаточно длинного платья Хель, из-под которого иногда всё выглядывают носки туфель. Та вяло отбивалась, совершенно серьёзно объясняя, как именно следует рассчитывать длину юбки, учитывая рост и социальное положение — Кристине никак не могла избавиться от впечатления, что слова призрака до краёв наполнены совершенно убийственной иронией.

В конце концов этот невероятно содержательный диалог прервался тихим стоном, раздавшимся оттуда, где Хель уложила Мартона. Гвардеец медленно сел на земле, растирая ушибленный висок — и изумлённо огляделся вокруг. Минут спустя он резко обернулся к Кристине и возбуждённо заговорил — сбивчиво и как будто проглатывая отдельные слова. Мало-помалу голос его становился всё громче и требовательнее, а жесты всё настойчивее.

— Он недоволен твоим решением… — прокомментировала Хель.

— Это я как раз поняла.

—…и желает, чтобы ты как можно скорее вернула его обратно.

Кристина задумчиво прикусила губу, прикидывая свои возможности. Само собой, открыть переход было проще простого — а вот насчёт того, чтобы отправить назад только Мартона, она была не слишком уверена. Прежде всего потому, что ей совершенно не улыбалась перспектива возвращаться в Формо, который они с Хель общими усилиями подняли на дыбы. С другой стороны, ничто не мешало ей отправиться вместе с гвардейцем, может быть даже раздобыть что-нибудь поесть, а затем вновь вернуться на этот утёс, где можно будет спокойно обдумать дальнейшие действия.

— Кстати, а ты случайно не знаешь, сколько времени прошло с тех пор, как мы покинули Формо? — обратилась она к Хель, знаком попросив Мартона подождать. Вопрос был далеко не праздным: меньше всего ей хотелось бы сойти с Тропы как раз в тот момент, когда вокруг неё кипит сражение.

— Шесть ночных часов.

— Именно ночных? — Кристина приподняла бровь. Внутренне она уже почти смирилась, что ей никогда не разобраться с тем, как местные жители считают время.

— Да, — серьёзно кивнула Хель. — Они длиннее других, особенно в это время года.

— Хорошо, пусть будет шесть часов… Главное, чтобы не шесть лет. Нам с тобой всё равно, сама понимаешь, а вот Мартон, вроде как собрался жениться. — Кристина вздохнула, приняв решение. — Ладно, давай вернём Инаре жениха, пока она сама сюда не заявилась и не оторвала нам головы. Спорю на что угодно, она сможет, если постарается.

С этими словами она направилась к тому месту, откуда должна была начинаться Тропа, ведущая к воротам Формо. Однако сколько бы Кристина ни вытягивала руку к небу и не пыталась нащупать переход, у неё ничего не выходило — аномалия исчезла.

— Может, ошиблась? Или Тропа немного сместилась?

Она походила вокруг, метр за метром изучая каменистый уступ — всё тщетно. Мартон, который всё это время внимательно наблюдал за её хаотичными перемещениями, что-то спросил, но Кристина только досадливо дёрнула плечом. Немного подумав, она сложила ладони лодочкой и скомандовала:

— Подсади меня.

Мартон сразу понял, что от него требуется, и Кристина мигом взлетела вверх. Идея была проста: если Тропы нет на земле, значит, она вполне может оказаться в воздухе. Однако пошарив рукой в пустоте, она разочарованно цокнула языком и постучала гвардейца по плечу, показывая, что хочет спуститься.

— Ты не нашла то, что искала? — не дожидаясь вопроса Мартона, поинтересовалась Хель.

— Ну почему, кое-что всё-таки нашла… — Кристина тяжело вздохнула и, обведя спутников взглядом, развела руками. — Это тупик.

Глава 23

Несовершенство правосудия

Чиркнуло огниво; Эйдон не спеша раскурил трубку. Задумчиво сжимая в ладони тёплую чашу, капитан осторожно обошёл кругом небольшой участок земли, обозначенный вбитыми кольями с натянутой поперёк бечёвкой — то самое место, где в последний раз видел Кирис и подконтрольного девушке раха. Выждав некоторое время, Эйдон решительно опустил ногу за черту, прощупал укатанную дорогу носком сапога — и мрачно хмыкнул, не обнаружив ничего необычного. Грунт, жирный и липкий от утренней влаги, оставлял грязные разводы на обуви ровно так, как ему и было положено, не нарушая фундаментальных законов мироздания.

— Как сквозь землю провалились. Буквально. — Эйдон вздохнул и безо всякого удовольствия затянулся крепким ароматным дымом.

Табак, как и другие припасы, выделил управляющий Бравил — после событий минувшей ночи он, не скупясь, подарил гвардейцем сразу несколько кисетов из своих личных запасов. Было за что: пусть обстановка и накалилась почти до предела, им удалось пройти по самой грани и избежать кровопролития. Впрочем, не без помощи самого управляющего — тот подоспел в самый последний момент и привёл за собой несколько дюжин крепких мужиков из поселкового ополчения.

Сам Бравил-старший, к слову, всячески приуменьшал своё участие в подавлении мятежа, чем приятно удивил Эйдона, от которого ни на миг не укрылись истинные причины подобной скромности. Чиновник до мозга костей, управляющий Формо не мог заранее знать, чем вся эта история закончится лично для него, но быстро сориентировался и сходу переложил самые непопулярные решения на чужаков — чужаки уйдут, а вместе с ними уйдёт и изрядная доля воспоминаний о пережитом ужасе. Оставалось признать, что на деле Бравил оказался куда мудрее и прозорливее, чем могло показаться на первый взгляд.

И всё же помощь подоспела как нельзя кстати. Ополченцы перехватили копья, обратив их тупой стороной к восставшим, а затем, орудуя исключительно древками, довольно быстро оттеснили бунтовщиков к частоколу; там их разбили на небольшие группы и взяли под стражу. Кому-то, разумеется, удалось вырваться из окружения и затеряться в переулках Формо, но после того, как повязали зачинщика и особо шумных подпевал, это уже не играло особой роли.

Это был несомненный успех — однако капитан, как бы ни хотелось, так и не смог ему порадоваться. Да, восстание закончилось, не успев толком начаться, а вместо большой крови всё обошлось лишь синяками и ссадинами. Верно и то, что гвардии удалось уберечь Формо от незавидной участи превратиться в охотничьи угодья раха — Эйдон и его люди поступили по чести, когда помогли изгнать чудовище, которое сами и привели. Однако на этом хорошие новости и заканчивались: поручение Его Величества было с треском провалено, а вместе с Кирис пропал и один из гвардейцев — Мартон Хельдер, которому Эйдон лично приказал не отходить от одарённой ни на шаг.

Планировала ли она свой побег с самого начала или это решение стало своего рода импровизацией, Эйдон не знал. Достоверно известно было только то, что всё это стало сюрпризом даже для призрака — во всяком случае, ещё за минуту до исчезновения Её светлость собиралась стоять насмерть. Не ясно было и то, каким именно путём они скрылись, поскольку на земле не осталось ни малейших следов. Возможно, Кирис сумела отвести им глаза — но тогда почему только им, но не Мартону, который всё же сумел последовать за ней?

Трубка давно погасла, но Эйдон, погрузившись в размышления, этого даже не заметил. Некоторое время спустя он задумчиво провёл рукой по лицу, приглаживая пышные усы, и меланхолично пожал плечами — какой смысл гадать? Если Мартон жив, он сделает всё возможное и невозможное, чтобы доставить Кирис в столицу целой и невредимой; если же верны худшие предположения, то гвардеец давно уже мёртв, и без помощи вельменно беглянку им не найти.

— Никаких следов? — раздалось из-за спины. Послышались мягкие шаги, и пару мгновений спустя рядом с капитаном остановился сотник Нильсем Ль-Дален.

— Как видишь, — мрачно согласился Эйдон.

— Nedsaatlem, — медленно выговорил Нильсем. Слова чужого языка дались ему с большим трудом. — «Место силы» — так, кажется, на наречии южан-кочевников. — Сотник перевёл взгляд на сапог капитана, так и не убранный из-за верёвочного ограждения, и неодобрительно покачал головой: — Ты бы не топтал его ногами, что ли. Ещё не хватало оказаться там же, где и наша одарённая.

— Это как раз было бы неплохо, — усмехнулся Эйдон. — Жаль, маловероятно. Сам подумай: здесь же каждый день проходит десятки людей, будь это место опасным, местные бы об этом знали.

— Местным мы что кость в горле, — Нильсем упрямо сложил руки на груди. — Ничуть не удивлюсь, если они «позабыли» упомянуть об этой незначительной детали, как забыли сообщить и о поселившемся в предместьях жреце. Только этих проклятых низкопоклонников нам не хватало, да ещё так близко к столице…

— Кстати, раз вспомнили о местных, — жестом остановил его Эйдон. — Всё готово?

Нильсем не без сожаления прервал начатый было монолог о недопустимости распространения культов старых богов в землях Эм-Бьялы и деловито отрапортовал:

— Исполнено, как приказано. Участники мятежа, числом тридцать два человека, собраны во дворе крепости Формо и готовы предстать перед судом.

— Бравил, сын управляющего?

— Связан по рукам и ногам. Держим отдельно от остальных, рядом постоянно дежурит Анор с парой ополченцев. При малейших подозрениях в использовании магии стражам разрешено применять любые средства, чтобы остановить колдуна.

Эйдон удовлетворённо кивнул и, не проронив больше ни слова, направился к воротам. Как бы ни хотелось немедленно отправиться в путь, оставалось ещё несколько дел, которые требовали его внимания, — и суд над бунтовщиками был не последним из них.

Вместо былого оживления и деятельной суеты Формо встретил капитана напряжённой тишиной. Лавки и мастерские закрылись, отгородились от внешнего мира тяжёлыми ставнями, а немногочисленные прохожие, те из них, кто всё же отважился выбраться на улицу, держались на почтительном расстоянии и старательно отводили взгляды. Все уже в мельчайших подробностях знали и о восстании Бравила-младшего, и о покушении на вельменно — и теперь, судя по всему, строили самые фантастические предположения касательно дальнейшей судьбы преступников. Впрочем, большег всего их, разумеется, волновала собственная участь.

— Уже решил, что будешь с ними делать? — Нильсем нагнал Эйдона на полпути к крепости.

Капитан неопределённо пожал плечами. Учитывая, что он сам присутствовал на месте событий и видел всё собственными глазами, долгого разбирательства не требовалось.

— Я к тому, что лучше бы здесь не задерживаться, — развил мысль сотник. — Всё это весьма увлекательно, но прямо сейчас нам следует находиться не здесь, а рядом с Его Величеством. Да и Форстен вряд ли откажется от планов, наверняка его люди уже пытаются закрепиться в графстве Монти… Будет жарко… — он резко осёкся на полуслове и вскинул руку в предупредительном жесте. — Слышишь?

Эйдон кивнул. Из-за ближайшего дома доносились приглушённые удары, то и дело перемежающиеся площадной бранью. Обменявшись парой экономных жестов, гвардейцы сошли с центральной улицы и бесшумно скользнули в переулок.

— Бо-о-ор, старый ты дурень! — протяжно тянул оттуда зычный голос. — Вот и время твоё пришло, пузырь ты рыбий да требухой набитый! Открывай давай!

Гвардейцы ускорили шаг.

Отвечала, как ни странно, женщина:

— Чего тебе, пьяный дурак? Головой постучи! А ещё лучше, проваливай, покуда и правда не отворили да обушком-то по лбу не приложили!

Раздался остервенелый пинок в дверь, после чего мужчина торжествующе пояснил:

— Чего мне? А вот я свидетель: сам видел, как муженёк твой вчера у ворот толокся да на веллю, значит, злословил! Теперь пусть на суде ответит!

Эйдон и Нильсем выглянули из-за угла. У небольшого покосившегося и потемневшего от времени домика обнаружился всклокоченный ополченец с маленькими злыми глазами навыкат и красным от гнева лицом. Не жалея сил и не скупясь на проклятия в адрес Бора и его родителей, мужчина вовсю молотил в массивную дубовую дверь.

— Совсем сдурел, что ли? — звучно рассмеялась женщина. — Да кого хочешь спроси, все до единого соседи подтвердят, что Бор мой со второго дня с лихорадкой лежит, подняться не может, и никакой вельменно даже в окошко не видел! Ха, у ворот он его увидал! Ещё что придумаешь?

— Я сам видел! — со злым упрямством настаивал ополченец. — Видел, ясно тебе? Вот как доложу капитановым-то людям да вернусь с приказом, посмотрим, как тогда запоёшь!ё

Эйдон презрительно скривился: в который уже раз ему приходилось убеждаться, что некоторые вещи никогда не меняются.

«Нужно заканчивать здесь побыстрее, пока они не поубивали друг друга за старые обиды», — подумал он, подавая Нильсему знак.

— Что здесь происходит, солдат? — рявкнул сотник, с силой хлопнув скандалиста по плечу. Подобраться незамеченным не составило труда: тот настолько увлёкся препирательствами с боевитой супругой занемогшего Бора, что не видел и не слышал ничего вокруг.

От неожиданности ополченец жалобно пискнул и резко обернулся, прижимаясь спиной к двери. Кровь разом отхлынула от лица, а глаза испугано забегали по сторонам.

— Н-н-ничего! К с-с-соседу вот п-п-пришёл, значит… За… за… за этим…

— За портретом госпожи Миины Шенье?

— Да! — не заметив подвоха, ополченец сразу же ухватился за подсказку, после чего сразу же напряжённо наморщил лоб, словно в попытках сообразить, о ком идёт речь.

— И верно, вот уж без чего в хозяйстве не обойтись, — Эйдон не удержался от ухмылки, оценив шутку. Вельменно Миина Шенье считалась одной из самых привлекательных женщин Эм-Бьялы; сам он её, правда, никогда не встречал, зато хорошо знал, что ни одного портрета, несмотря на многочисленные просьбы лучших художников королевства, так и не было написано. К единому мнению, почему, прийти не сумели: одни поговаривали, что дело в исключительной скромности госпожи Шенье, другие — уже куда тише — в её непомерном тщеславии.

— Пьянь подзаборная, «Шенье» — это же вельменно с юга! — ехидно прокомментировали из-за двери. Закрытое ставнями окно на миг приоткрылось, после чего женщина добавила, уже мягче: — А вы не слушайте его, господин солдат: он же всё к дочке сватался, да не по нраву пришёлся. Она-то уже год как замуж вышла да с мужем уехала, а ему вон чужое счастье глаза колет — оттого и бесится!

— Да у нас любовь была, дура ты набитая! — побагровев, заорал ополченец.

— Ой-ей, хвала Великим силам — уберегли от зятя! Это что же за любовь такая, когда Ная не знала, где спасения от тебя искать?

Нильсем устало закатил глаза — но вдруг наклонился вперёд, принюхиваясь. Когда он выпрямился, лицо его напоминало неподвижную фарфоровую маску.

— В крепость. Живо.

Ополченец испуганно икнул, но спорить с разъярённым гвардейцем не посмел: подхватил копьё и припустил прочь, напоследок обдав Эйдона резким запахом браги.

Не успел он скрыться за поворотом, как металлический засов со скрежетом отодвинулся, а дверь осторожно приоткрылась. Наружу выглянула широколицая женщина с высокими скулами, копной тёмных кудряшек, аккуратно подвязанных льняным платком, и паутинками морщин вокруг внимательных серых глаз.

— Всё, ушёл. Больше нечего бояться, — подбодрил женщину Нильсем.

— Было б кого бояться! — презрительно фыркнула она в ответ. — Как был бы муж здоров, посмотрела бы я на этого храбреца!

— Что ж, в ближайшую пару дней он точно не вернётся, — пообещал сотник. — За то, что случится после, ручаться не могу.

— И не нужно, господин солдат! Это сегодня все по домам прячутся да носа на улицу не кажут, а так соседи-то у нас дружные, в обиду не дадут. — Она помолчала, после чего опасливо понизила голос: — А правду болтают, что госпожа сначала всех спасла, а уже после, когда толпа собралась, осерчала и приказала посёлок наш спалить? Нет, если виноваты, то воля её, коль хочет, может и палить, кто ж вельменно-то запретит? Но как бы муж прямо в постели-то не сгорел… Да и вещи бы хоть какие собрать…

Нильсем обратил взгляд к Эйдону, словно не знал, как реагировать на подобное смирение.

— Её светлости нанесли тяжкое оскорбление, — объяснил капитан. — Настолько, что она предпочла немедленно покинуть Формо. Однако не беспокойся: приказа сжигать ваш посёлок у нас нет; мы наведём порядок и сразу же отправимся в путь.

Женщина досадливо цокнула языком:

— Вот ведь дурни! Госпожа, может, для того и с тракта свернула, чтобы нечисть отогнать, голову за нас чуть не сложила, а они вон с ней как… «Ведьма», ха! Как словом-то этим не подавились? Будто не слышали, что все вельменно чаровать умеют — это ведь даже дети малые знают! Вы уж накажите их, да построже — пусть вспомнят, что такое благодарность! А пока, может, вынести вам бальзам на холмовке? Попробуйте, сама собирала и настаивала!

Распрощаться с бойкой супругой Бора оказалось не просто, ещё сложнее было отказаться от предложенного угощения, однако вскоре гвардейцы всё же вырвались на главную улицу Формо и, погружённые каждый в свои мысли, продолжили путь. Некоторое время спустя Нильсем не выдержал и с весёлой усмешкой обратился к Эйдону:

— Слышал, капитан? «Все вельменно чаровать умеют» — хорошо же местные всё это себе представляют!

Однако капитан веселья сотника не поддержал: напротив, он серьёзно покачал головой:

— Если вдуматься, эта добрая женщина сделала за нас всю работу. Да, версия, конечно, наивная, но для жителей Формо вполне сгодится — причём, заметь, её интерпретация событий крайне удачно объясняет буквально всё.

— Не спорю, но это всего лишь одна женщина, к тому же, весьма лояльно настроенная.

— Можешь мне поверить, — Эйдон хитро прищурился, — когда я с ними закончу, именно такие разговоры и будут ходить по Формо. Подданные Его Величества никогда не отличались мятежным нравом и привыкли доверять своим правителям. Осталось только им об этом напомнить.

* * *

Пусть Нильсем уже успел назвать точное число обвиняемых, Эйдон даже не ожидал, что у крепости соберётся такая толпа. Помимо мятежников присутствовал управляющий Бравил, сменившийся коричневый камзол на оранжевую мантию; правда, почему-то без медного медальона с отчеканенным на нём символом дома Бьяла — могучим оленем, наклонившим голову и грозящим невидимому врагу. Не обошлось и без писцов — их, судя по разнобою в одежде, выбрали по жребию из секретарей, служащих у местных купеческих семей; а также немалого количества случайных прохожих, собравшихся поглазеть на суд и, пожалуй, едва ли не всего штата слуг управляющего Формо: от кухарок до ль-киима, старшего слуги. В пёстрой толпе Эйдон успел заметить и пару служанок, которых приставили к вельменно — почти неразличимых, если бы не цвет глаз и не болезненная бледность одной из них — после чего взгляд его скользнул дальше, к тем самым людям, ради которых им пришлось задержаться.

Вчерашние бунтовщики, предусмотрительно разбитые на небольшие группы и окружённые вооружённым ополчением, представляли собой жалкое зрелище. Большинство, растерянные и пристыжённые, понуро уставились себе под ноги; другие, те немногие, что нашли в себе силы поднять глаза, разглядывали приближающихся гвардейцев с вызывающим нахальством.

Эйдон хорошо знал, откуда берутся эти взгляды. Такие появляются, когда упрямство пересиливает страх, сменяясь глупым и никому не нужным желанием идти до самого конца. Чего не понимали эти гордецы, так это того, насколько тонка была грань между безрассудной готовностью встретить свою судьбу и глубоким, всепоглощающим отчаянием. Одно дело воображать славную гибель за свои убеждения, и совсем другое — оказаться на эшафоте, наедине с равнодушным палачом, которого волнует только то, сколько получится выручить за сапоги приговорённого и чем сегодня его накормят дома. Впрочем, к счастью для приговорённых, если им и суждено было об этом узнать, то в другой день.

По сигналу капитана Нильсем выступил вперёд и, дождавшись тишины, важно объявил:

— Перед вами — Его сиятельство, граф Эйдон Эртон, воспитанный в семье вельменно Бьяла, правитель Алийсэ и Веро, что лежат в Южных пределах, капитан гвардии Его Величества, короля Геррана II, и Его доверенное лицо. Признаёте ли вы право Его сиятельства вершить суд в этих землях?

Вопрос был адресован управляющему Бравилу, который с готовностью раскланялся и церемонно подтвердил полномочия Его сиятельства от имени действующего правителя Формо, графа Нарди. Эйдон удовлетворённо кивнул: в сущности, всё это было не более, чем формальностью, всего лишь устоявшимся обычаем. В то же время соблюдение неформального протокола ровным счётом ничего не стоило, зато прибавляло чужакам авторитета в глазах местных жителей.

— Именем Его Величества, да начнётся суд, и пусть деяния каждого получат справедливое воздаяние.

На этих словах Эйдон аккуратно разгладил усы рукой — не столько ради того, чтобы привести их в порядок, сколько для того, чтобы спрятать кислую усмешку. Обычай обычаем, но назвать происходящее «судом» можно было с большой натяжкой: не требовалось ни основательного разбирательства, ни заслушивания свидетельств сторон, ни поиска и представления доказательств — решение было вынесено заранее, оставалось только довести его до подсудимых.

— Все вы приняли участие в мятеже против законной власти. Нанесли тяжкое оскорбление вельменно, рискнувшей ради вас жизнью, угрожали смертью её слуге, — Эйдон не стал ходить вокруг да около и сразу обрисовал мятежникам всю серьёзность их положения. Выдержав паузу, он обвёл толпу суровым взглядом и внушительно добавил: — Так, стало быть, вы проявляете благодарность нашим правителям?

Подсудимые угрюмо молчали.

— Что ж, собственные преступления вам известны. Остальные, как я подозреваю, уже слышали немало сплетен и разговоров о том, что произошло минувшей ночью. Я был там, а потому смогу поведать вам истину: Бравил, сын управляющего Формо Бравила, вступил в сговор с чудовищем, которое наша госпожа выслеживала от самого Шепчущего леса.

Толпа притихла и не сводила глаз с капитана в ожидании подробностей.

— Именно этот человек указал призраку первые жертвы, чем обрёк на смерть жителей предместий и едва не погубил собственную сестру, а вместе с ней и приставленную к девочке служанку. Эта девушка здесь, среди вас, и в своё время вы сами сможете убедиться в истинности моих слов.

class="book">Под всеобщими взглядами Энара побледнела ещё сильнее и смущенно опустила взгляд. В свою очередь управляющий скорбно поджал губы, но сразу же попытался взять себя в руки и придать лицу бесстрастное выражение.

— Когда Её светлость раскрыла злодеяния Бравила, юноша не пожелал отвечать за свои ошибки. Он убедил себя, что, если разделить вину с другими, это спасёт его от наказания — и не придумал ничего лучшего, чем склонить тех, кто ему доверял, к убийству вельменно.

Слова зловеще повисли в воздухе. Впрочем, Эйдона нисколько не интересовал произведённый эффект: он испытующе разглядывал тесные группы подсудимых в поисках человека, который помог бы ему разыграть следующий такт — и такой человек нашёлся.

— Ну так казни нас уже и не разглагольствуй почём зря! — от группы бунтовщиков, торговцев, судя по упитанным фигурам и расшитым серебром одеждам, отделился коренастый мужчина со всклокоченной бородой, диким загнанным взглядом и тёмными кругами под слегка раскосыми глазами.

— Смертную казнь следует заслужить, — нарочито жёстко усмехнулся Эйдон. — Ибо в «Жёлтой книге» сказано: «Тот, кто повадками своими подобен зверю, в зверя и превратится»; и сказано далее: «Однако даже зверь дикий не чужд благородству и благодарности; те же, кто не знает ни того, ни другого, подобны червям и, лишившись, слуха и языка, в червей и превратятся». Таково наказание за чёрную неблагодарность: отнять глаза, проколоть уши и вырезать язык, сковать по рукам и ногам и до конца дней поместить в заключение.

— А мы-то здесь причём? — Торговец нервно лизнул губы, а в голосе его проявилась нервная сиплость. — Госпоже не причинили никакого вреда…

— Ты был невнимателен, купец, — сухо заметил Нильсем, который верно понял задумку капитана и сразу же включился в игру. — Иначе заметил бы, что Его сиятельство пока не касался того, как следует поступать с безумцами, осмелившимися причинить вельменно вред. Однако твоё любопытство несложно удовлетворить: в таких случаях наказание распространяется на членов семьи, родственников, друзей и случайных знакомых. Это небыстро, но в конце концов всех их найдут и казнят, после чего вычеркнут из учётных книг и хроник, — так вместе с ними умерли последние воспоминания о преступнике.

Среди подсудимых повисло мрачное молчание. Эйдон флегматично проследил, как с лица бородатого торговца медленно сходит спесь — кулаки его сжались с такой силой, что побелели костяшки пальцев; глаза забегали по сторонам в поисках поддержки. Остальные выглядели не лучше: кто-то, не выдержав, с глухим стуком упал на колени и с немой мольбой протянул к гвардейцам руки. Всё как всегда: от лихого упрямства до глухого отчаяния по-прежнему лежал всего один шаг. Не требовалось ни пыток, ни особого давления — достаточно просто показать перспективу и позволить распалённому воображению довершить дело.

Самое время перейти ко второй части плана.

— И всё же, проведя некоторое время в размышлениях, — небрежно начал капитан, — я считаю верным учесть то обстоятельство, что многих из вас втянули в преступление обманом. Более того, сыграли на лучших чувствах любого подданного Его Величества — на желании наказать ту, кого вы искренне считали самозванкой, и не допустить покушения на честь наших господ. Это достойное устремление, которое заслуживает не наказания, а поощрения.

Ропот удивления, подобно лёгкому бризу, пробежал по толпе. С каждым произнесённым словом он только усиливался: восставшие растерянно переглядывались, обращаясь друг к другу с немым вопросом, не в силах понять, к чему клонит их судья.

— Вельменно строги к себе; суровы и установленные ими законы. Однако они не требуют от своего народа невозможного и допускают, что каждый может ошибиться, несмотря на самые лучшие стремления. В таких случаях обычай требует от судьи проявить известную долю милосердия.

Толпа притихла и подалась вперёд, жадно хватаясь за каждое слово. Эйдон выдержал паузу и торжественно объявил:

— Те из вас, кто не успел совершить иных преступлений, могут рассчитывать на прощение. Молите Великие силы, чтобы оскорблённая вами вельменно вновь посетила Формо и дала вам возможность лично засвидетельствовать своё раскаяние. В противном случае эта обязанность перейдёт к вашим детям — и поверьте мне на слово: у вельменно долгая память, и они всегда возвращаются за своими долгами.

Перья секретарей, уже готовые вывести на пергаментах устрашающий приговор, растерянно замерли в воздухе. Двор крепости наполнился вздохами облегчения и первым, пока ещё совсем робкими улыбками. Эйдон, будь у него возможность, тоже бы улыбнулся: не было сомнений, что отныне прощёные жители Формо будут с готовностью повторять ту версию событий, которая позволила им избежать сурового наказания — а со временем и сами безоговорочно в неё поверят.

Впрочем, далеко не всё было так радужно. Взгляд Эйдона на миг задержался на вспылившем ранее торговце. Как ни старался, капитан так и не вспомнил его лица, из чего следовало, что этот человек был в числе тех, кто получил прощение. Между тем коренастый бородач, хоть он и растерял изрядную долю гонора, не выглядел особенно счастливым. Скорее наоборот — подозрительно щурил глаза и бросал недовольные взгляды в сторону веселящихся односельчан. Почувствовав на себе внимание Эйдона, торговец заставил себя поклониться, и почтительной скороговоркой забормотал:

— Да продлят Великие силы дни наших господ и покровителей, добродетельных и милосердных. — он выпрямился и посмотрел Эйдону прямо в лицо. — И пусть я рискну лишить себя как первого, так и второго, я позволю себе заговорить о том, о чём предпочли позабыть другие. Или Его сиятельство прикажет мне замолчать? — с вызовом закончил он и, не обращая внимания на раздающиеся со всех сторон шиканья, скрестил руки на груди.

— Продолжай, — Эйдон сделал пригласительный жест. В каком-то смысле этот упрямый торговец, сам того не ведая, играл ему на руку — позволял всё прояснить и заранее пресечь будущие сплетни и кривотолки.

Бородач выступил вперёд и раздражённо повёл плечом, словно отмахиваясь от раздающихся со всех сторон предупредительных шорохов, шиканий и покашливаний; обернулся, обводя односельчан презрительным и слегка насмешливым взглядом, после чего резко развернулся на пятках и бросил в сторону Эйдона:

— Я видел! Прошлой ночью госпожа поймала летящий в неё камень с такой лёгкостью, словно тот сам бросился ей в руки. Тогда я сказал себе: «Госпожа обучалась владению оружием», и этим объяснил себе её ловкость. Но рука, Ваше сиятельство! Рука, которая попросту исчезла, когда госпожа прикоснулась к амулету почтенной Киды! Амулет не ошибается. А чем объяснить то, что госпожа бесследно исчезла и тут же появилась в другом месте? И наконец, клянусь всеми Великими силами, куда пропала госпожа и её слуга?

— Не слушайте его, Ваше сиятельство, — с дрожью в голосе заговорила бледная женщина из мастеровых, одетая в тёплую безрукавку из толстой овечьей шерсти. — От страха совсем голову потерял, сам не ведает, что несёт. Все знают, что вельменно доступно больше других…

Эйдон сурово сдвинул брови, и женщина испуганно ойкнула и тут же смолкла, ухватившись за рукав бородатого торговца. Впрочем, внутренне капитан удовлетворённо улыбался: хорошо, если этот вопрос, как и ответ на него, прозвучит сейчас, а не через пару дней после того, как гвардейцы отправятся в путь.

— Ты глуп, если не сумел разгадать этого самостоятельно, — надменно усмехнулся Эйдон, продолжая играть свою роль. — Разумеется, Её светлость сведуща в магии, как ещё она смогла бы сражаться с чудовищем? Её слуга и помощница также не лишена дара и таланта.

— Но… но ведь амулет… — упрямо твердил торговец. — Я же сам видел, как…

— Иллюзия. Сразу несколько, если точнее; амулет нарушил конструкцию — со стороны это порой выглядит самым причудливым образом, — с неколебимой уверенностью профессионального афериста заявил Нильсем. — Или ты думал, вельменно станет дожидаться, пока какой-нибудь свинопас не дотянется до неё вилами? Достаточно и того, что Её светлость проявила невероятное терпение, пытаясь вас образумить. Что ж, оказалось, вы не способны услышать голос разума… Радуйтесь, что госпожа из доброты своей предпочла отвести вам глаза и немедленно покинуть Формо в сопровождении своей спутницы и доверенного гвардейца, а не испепелила вас на месте.

Рыжебородый не ответил — только разглядывал гвардейцев заметно округлившимися и остекленевшими глазами. В этот момент до него, кажется, дошло, что, как бы ни хотелось обратного, покушение на вельменно было абсолютно реальным и что двух мнений на этот счёт быть не могло. Несколько мгновений спустя бородача, к которому так и не вернулся дар речи, подхватили под руки и проворно спрятали в толпе — очевидно опасаясь, что тот вновь попытается сболтнуть лишнее.

В дальнейшем суд вершился быстро и без проволочек. Мужчина, первым бросивший в вельменно камень, получил тринадцать ударов плетью, после чего его на два года должны были заключить в колодки. Своим весом эта неповоротливая и невероятно неудобная конструкция не только постоянно напоминала заключённому о его преступлении, но и не позволяла ему выполнять даже самые простые действия: ни переодеться, ни помыться, ни почесать за ухом — и даже то, сумеет ли он поесть, целиком и полностью зависело от милости соседей и случайных прохожих. На что, впрочем, можно было рассчитывать далеко не всегда, поскольку преступление и приговор осуждённого обычно вырезали с обеих сторон деревянных брусьев, образующих верхнюю и нижнюю часть колодок.

То же наказание присудили и женщинам, мастеровой и торговке, которые позволили себе спорить с госпожой в вызывающей и оскорбительной манере. Впрочем, в последний момент, «ради соблюдения приличий», плеть и колодки заменили обычным запретом заниматься своим ремеслом в течение трёх лет и штрафом в размере годового налога.

Другой торговец, который поднял оружие на вельменно, но, к своему счастью, так и не решился пустить его в ход, отделался ссылкой на западную границу без права вступать в армию и служить в дозорах. Там всегда требовались свободные руки, и толковый человек, обученный грамоте и счёту, без дела не останется. Не обделили вниманием и подвыпившего ополченца, того самого, который собирался оговорить своего несостоявшегося тестя — полдюжины дней в заключении за пьянство на посту и десять ударов палкой по пяткам за ложь должны были его образумить.

— Что ж, настал и твой черёд, — Эйдон обернулся к пожилой женщине — той самой Киде, которая так настаивала на проверке вельменно. С ней было сложнее всего: обычая требовал с «уважением и пониманием» отнестись к возрасту подсудимого. Кроме того, не следовало забывать и о том, что слишком суровое наказание в любой момент могло превратиться в смертный приговор.

— А я всё думала, когда обо мне вспомнят, — подбоченилась старуха. — Давайте, Сиятельство, не затягивайте. Только знайте, ремесла у меня нет, денег тоже, самое больше монета медная под ковёр закатилась, дочь с мужем уехала, и я под пыткой не скажу в какую сторону, а сын погиб, сгинул, получается, на одной из ваших дурацких войн. Так что мне теперь дорога одна — на плаху.

— Кида Минри, Ваше сиятельство, — почтительно прокомментировал управляющий. — Долгие годы служила секретарём в канцелярии у моего предшественника, но вскоре после моего назначения покинула пост. Об этих двоих ходили самые разные слухи, но, признаться, я никогда не вникал в детали…

— «Детали» ему подавай! Не твоё дело! — неожиданно взвилась бывшая служащая канцелярии. — А ушла, потому что ты вор и интриган, вот и всё! Из всей семьи только мальчишка толковый да дочь умницей растёт, как знать, может, и не твои вовсе, дети-то… Но ты как был вором, так вором и помрёшь! Не желаю иметь с тобой ничего общего, тьфу!

— Молчи! — Бравил, бледный как мел, не то от гнева, не то от страха, угрожающее погрозил старухе пальцем.

— Ничего, потерпишь — не облезешь! Чай, недолго осталось!

— Служила секретарём, значит? — Эйдон нетерпеливо прервал начавшуюся было перепалку: как раз в этот момент в голову ему пришла неплохая идея. — Следовательно, обучена грамоте и умеешь вести бумаги…

Кида впилась в капитана своими маленькими, как булавки, глазами и гордо вскинула подбородок:

— Ваше сиятельство изволит шутить? Я вела всю переписку управляющего Гимена, когда половина этих юнцов хватались за мамкины юбки!

— Замечательно. — Эйдон обернулся к Бравилу-старшему. — Признаюсь, не ожидал, что в комнате, где меня устроили на ночлег, обнаружится столь достойное собрание книг. Особенно приятно, что среди коллекции нашлось место и весьма почитаемому труду Хану Радана.

— О какой книге идёт речь, Ваше сиятельство? — Часто моргая и озабоченно морща лоб, отозвался Бравил. Неожиданная перемена темы разговора совершенно сбила управляющего с толку.

— «О всяких сословиях и о том, как с ними себя вести подобает», — больше не скрывая лукавой улыбки пояснил Эйдон. — Киду Минри поместят под домашний арест и предоставят писчие принадлежности и достаточное количество пергамента. Через сорок дней она предоставит рукописную копию указанного труда мэтра Радана. Если качество работы будет удовлетворительным, книга будет переплетена и останется в семье Минри. В противном случае всё необходимо будет начать с самого начала. — выдержав паузу и не без удовольствия проследив, как вытягивается морщинистое лицо Киды, капитан добавил: — Посидишь, почитаешь, — и, без сомнения, многое вспомнишь о том, как следует вести себя в присутствии вельменно.

Откуда-то сбоку до капитана донёсся сдавленный смешок Нильсема; улыбку сотник спрятал под ладонью, сделав вид, что борется с внезапным приступом кашля. Однако лучшую часть Эйдон приберёг напоследок:

— Кроме того, начиная с этого дня, управляющий Бравил отстраняется от забот, связанных с посёлком; до дальнейших распоряжений эта должность будет занимать сотник гвардии Его Величества Нильсем Ль-Дален, барон Лейна.

Бравил принял отставку спокойно: похоже, управляющий заранее попрощался со своей должностью, ещё в тот момент, когда решил не надевать медальон с символом семьи Бьяла. А вот Нильсему, судя по всему, пришлось приложить почти нечеловеческие усилия воли, чтобы принять назначение с подчёркнутым равнодушием.

Эйдон тем временем продолжал:

— Поселковое ополчение в полном составе призывается на службу вельменно Бьяла и переходит под командование указанного дворянина. Он получает право собирать подати и налоги, вершить суд именем Его Величества, набирать и отпускать со службы оружных людей. Помимо этого, до прибытия в Формо нового управляющего или же до восстановления в должности прежнего на сотника Ль-Далена возлагается обязанность проследить за исполнением вынесенных приговоров.

— Будет исполнено, как приказано, — отчеканил Нильсем.

— Наконец, последнее. В следующие шесть лет налоги, уплачиваемые Формо в пользу Его Величества будут увеличены на четверть. Торговцы, входящие во вторую гильдию, переводятся в третью с правом вернуть положение не раньше семи лет от сего дня. Все переговоры с властвующим в этих землях графом Нарди возьмёт на себя гвардия Его Величества. Расследование в отношении дела об укрывании жреца в предместьях Формо предпринято не будет, поскольку упомянутый жрец более не ходит среди живых, а также с учётом помощи и раскаяния жителей предместий. На этом у меня всё.

Глава 24

Заступничество

Суд завершился, но жители Формо, обрадованные, напуганные или попросту обескураженные неожиданным исходом, расходиться не спешили. Напротив, мало-помалу людей, стягивающихся во двор крепости, чтобы самим взглянуть на нового управляющего, становилось всё больше: буря миновала, и присущие жителям Эм-Бьялы практичность и любопытство незамедлительно взяли своё. Не прошло и нескольких минут, а торговцы уже направили к Нильсему настоящую делегацию во главе с представителями из самой зажиточной и уважаемой семьи. Не отставали и мастеровые, за которых говорили старшие их цехов. Не хватало разве что старосты предместий — но этот недосмотр сразу же исправили, и вот уже мальчишка вихрем понёсся вниз по улице, поднимая пыль и сверкая голыми щиколотками. Нильсем успел послать Эйдону укоризненный взгляд, в котором отчётливо читалось немое «За что?», после чего окончательно растворился в толпе желающих выразить своё почтение и заверить в своей готовности оказать любую посильную помощь.

Эйдон спрятал ехидную улыбку: в своё время Нильсем Ль-Дален, барон Лейна, настолько не желал заниматься делами своего надела, что при первой же возможности переложил обязанности на брата и сбежал в дозор на южную границу. Оттуда его, впрочем, уже через несколько лет выдернули родители — только ради того, чтобы увидеть, как их неугомонный сын сразу вступает в королевскую гвардию. И вот, столько лет спустя, судьба наконец-то догнала Нильсема; теперь ему предстояло превратиться в настоящего управляющего: вникать в проблемы вверенного посёлка, разбирать споры и тяжбы и, самое главное, вести светские беседы со своими подопечными.

Впрочем, Эйдон выбрал Нильсема вовсе не для того, чтобы подшутить над товарищем, а потому что отлично знал: как бы ни старались предприимчивые подопечные нового управляющего, любые попытки умаслить сотника королевской гвардии, дабы тот не относился к своим обязанностям слишком серьёзно, были заранее обречены на провал. Формо ждали сорок дней порядка, дисциплины и не слишком бросающихся в глаза, но тщательных проверок всего, что покажется новому управляющему подозрительным.

Эйдон не отказался бы задержаться, чтобы вдоволь насладиться зрелищем, но склонившийся в поклоне ль-киим уже молчаливо напоминал, что присутствие высокого гостя требовалось в другом месте. Капитан в последний раз окинул взглядом осаждающую Нильсема толпу и со вздохом последовал за слугой.

На втором этаже, в просторном кабинете Бравила-старшего, его уже дожидались истинные властители Формо — канцелярские служащие в компании объёмной кипы бумаг, требующих внимания, прежде чем гвардейцы смогут отправиться в путь.

— Приговор мастера Амелина, Ваше сиятельство, извольте подписать. Благодарю вас. И вот здесь, Ваше сиятельство… — почтительно бубнил немолодой секретарь, такой же иссохший и пожелтевший от времени, как и пергаменты, которые словно из ниоткуда появлялись на столе перед Эйдоном. Тот не спорил, принимая канцелярскую рутину как неизбежное зло, и уверенными движениями раз за разом выводил на документах своё имя и титул.

Постепенно стопка пергаментов переместилась с одной стороны письменного стола на другую. Однако не успел капитан обрадоваться своей маленькой победе, как на столешницу опустилась пачка постановлений о помиловании, по одному на каждого прощённого участника восстания. Следом настал черёд и нескольких десятков «Показаний обвиняемого, записанных с его собственных слов», один вид которых заставил Эйдона поморщиться. Эти документы представляли собой совершенно особый жанр, рождённый в умах самых прожжённых бюрократов, не иначе как для таких же тонких ценителей изящной словесности. И хотя содержание «Показаний» не отличалось особым разнообразием, Эйдону всё же пришлось внимательно ознакомиться с текстами, медленно продираясь через сложный почерк с бесчисленными завитушками и абсолютно немыслимые грамматические обороты. Только убедившись, что в документах не упоминается ничего, что могло бы пролить свет на произошедшее в Формо, капитан смог вздохнуть с облегчением и наконец-то отделаться от необузданного творчества работников канцелярии.

Подписанные и одобренные бумаги попадали в цепкие руки младших служащих, скреплялись между собой, бережно сворачивались в свитки и обвязывались тонкими тесёмками. В таком виде их должны были передать на хранение, однако прежде Эйдону пришлось дождаться, пока секретарь надиктует приказ, обязывающий служащих поместить документы в архив в отсутствие в посёлке управляющего, а заодно и указы о временном отстранении Бравила-старшего и назначении Нильсема на его место…

Вырваться из царства бюрократии удалось только ко второму пересвету, когда солнце ещё не клонится к закату, но уже приобретает насыщенный оранжевый оттенок. Первым же делом Эйдон справился у слуги, куда определили раненого Вильёна, и, получив ответ, направился в противоположное крыло крепости. Там он почти сразу нашёл приоткрытую дверь, из-за которой доносился пряный запах мазей и настоек, и заглянул внутрь.

Из глубины комнаты раздавался сдавленный хрипящий свист: Вильён, опоенный сонными травами, спал. Слуги сняли с гвардейца кирасу, стянули стёганную рубаху и аккуратно сложили доспех в углу. Грудь не скупясь натёрли сильно пахнущими обезболивающими мазями и тщательно перебинтовали несколькими слоями ткани; тонкая повязка проходила и через голову, удерживая травяной компресс на носу.

Жизни гвардейца ничего не угрожало, но даже при хорошем уходе сломанные рёбра будут срастаться ближайшие тридцать, может быть, даже сорок дней, так что ни о каком путешествии в столицу не могло быть и речи. Эйдон хотел было развернулся, чтобы так же неслышно закрыть за собой дверь, как вдруг ритм дыхания Вильёна изменился, стал менее размеренным, тяжёлые со сна глаза медленно приоткрылись и кое-как сосредоточились на дверном проёме.

— Зашёл проведать, — объяснил Эйдон и, более не таясь, широким шагом пересёк комнату. — Завтра утром мы с Анором отправляемся в столицу.

Вильён вяло зашевелил губами, но действие трав ещё не окончилось, а потому вместо связной речи получалось лишь слабое бормотание. Чтобы разобрать хоть что-нибудь, капитану пришлось наклониться к раненому почти вплотную.

— Вдвоём?

— Оставил Нильсема за старшего, пока всё не уляжется.

Вильён издал короткий смешок — но в то же мгновение скривился и зашипел от боли. Эйдон понимающе улыбнулся:

— Он в полном восторге, это верно. Как узнал, разве что в пляс не пустился.

— За… застрял… сотник, — Вильён нашел в себе силы говорить. — Не сразу… пришлют.

Эйдон покачал головой:

— Формо не нужен новый управляющий, Бравил и без того неплохо зарекомендовал себя во время восстания. Что этому посёлку действительно нужно, так это немного порядка и напоминание, что о его жителях не забыли. Не даром ведь жрец выбрал именно это место — наверняка искал поселение, куда редко заглядывают вель…

— Подожди, — Вильён широко распахнул глаза и наморщил лоб. — Я же… ту вельменно… то есть, не совсем, но… кинжалом…

— Кроме нас никто этого не видел, — успокоил гвардейца Эйдон, покосившись на дверь. — А Её светлость не в претензии.

С губ раненного сорвался вздох облегчения, однако уже в следующий миг он уже вновь хмурил брови:

— Вот, значит… как. Выходит, местным… просто не повезло.

— Не повезло, — спокойно согласился Эйдон. — Но если тебя это утешит, я сделал для них всё, что мог.

Вильён слабо кивнул и закрыл глаза.

На прощание капитан крепко сжал плечо раненого гвардейца, после чего вышел в залитый тёплым оранжевым свечением коридор и неторопливо направился к выходу. На первом этаже ему на глаза попался один из младших слуг управляющего, и Эйдон не теряя времени, жестом подозвал парня к себе.

— Разыщи девушку, которая служила Её светлости, распорядись от моего имени, чтобы она собрала припасы для двоих на четыре дня пути. Когда всё будет готово, пусть найдёт меня у ворот. И ещё, как закончишь, проследи, чтобы там поставили что-нибудь, на чём можно сидеть.

— Табурет или лавку, Ваше сиятельство? — деловито осведомился слуга.

— На твоё усмотрение, — отмахнулся Эйдон. — Хоть чурбак для колки дров.

Распоряжение было незамедлительно исполнено, и не далее чем через четверть часа капитан с удобством разместился в тени частокола Формо, сидя на не слишком изящном, но вполне надёжном табурете, и сжимая в ладони тёплую чащу трубки. Впервые за долгое время он мог позволить себе просто полюбоваться пасторальным пейзажем и насладиться тишиной. Впрочем, по-настоящему отдохнуть Эйдону так и не удалось: не успел он расслабленно откинуться на брёвна частокола, как из-за ворот показался хмурый и измученный Нильсем в компании уже бывшего управляющего Бравила.

— Не против, капитан? — сотник с сомнением огляделся по сторонам.

— Это я у тебя должен спрашивать, управляющий, — ухмыльнулся Эйдон, после чего добавил с преувеличенной серьёзностью: — Если хочешь, могу даже принести свои нижайшие извинения за то, что позволяю себе не вставать.

— Сим до конца дней дарую тебе право сидеть в моём присутствии, — в тон ему отозвался Нильсем.

Бравил покосился на гвардейцев с плохо скрываемым неодобрением. Однако Нильсем обратился к нему с уточняющими вопросами о вверенном ему Формо, и чиновник, спохватившись, как ни в чём ни бывало рассыпался в любезностях, старательно делая вид, что искренне желает помочь своему сменщику. Выглядело вполне естественно, хотя напряжённая поза бывшего управляющего со сцепленными в замок руками, одеревенелой спиной и блуждающим взглядом, направленным куда угодно, только не на собеседника, выдавали, что мысли его были заняты совершенно иным.

— Тебя что-то беспокоит, Бравил? — пришёл на помощь Эйдон, когда стало понятно, что чиновник почти не следит за ходом разговора и всё чаще отвечает на вопросы невпопад.

— От всего сердца благодарю Ваше сиятельство за чуткость и участие.

С этими словами Бравил торопливо согнулся в поклоне — однако прежде, чем круглое лицо управляющего скрылось из виду, Эйдон всё же успел заметить, как на нём проявилось выражение неподдельного облегчения, странным образом смешанное с бессилием и страхом. Он был рад возможности заговорить.

— То наказание, о котором вы изволили упомянуть на площади, Ваше сиятельство… — Бравил не стал ходить вокруг да около и сразу перешёл к делу. — Верно ли я понимаю, что тогда вы описали судьбу, ожидающую зачинщика этого… восстания? Провести жизнь, медленно сходя с ума в своей камере, лишившись зрения, слуха и… и всего остального? Неужели у наших правителей, столь же добродетельных, как и милосердных, не найдётся хотя бы капли сочувствия для моего сына?

Эйдон отвернулся, крепко стиснув в зубах трубку, чтобы спрятать кривящиеся против воли губы. Он с самого начала предвидел этот разговор, но так и не сумел придумать, что сказать отцу, которому предстоит навсегда расстаться с сыном.

Бравил между тем продолжал:

— Клянусь, Ваше сиятельство, все его действия стали результатом помешательства; будучи в здравом уме, мой сын никогда не пошёл бы на подобное — это просто немыслимо! После всего, что сделала для нас семья Винце, он бы скорее умер, чем стал бы перечить вельменно. Поверьте, не будь я уверен, я бы никогда не осмелился…

Эйдон не прислушивался, поскольку отлично знал, что пытается сказать ему бывший управляющий. Как ни странно, капитан был с ним полностью согласен: то, что в этом деле не обошлось без раха, было настолько же очевидным, как и то, что день сменяется ночью, и если бы не проклятый мятеж, парень и вовсе отделался бы сравнительно мягким наказанием. Однако как поступить с юным бунтовщиком теперь, было решительно непонятно.

— Не знаю, — наконец честно признался Эйдон, выпуская к небу тонкую струйку сизого дыма. — Её светлость дала понять, что твой сын мог действовать не по собственной воле, однако когда именно он попал под влияние чудовища, ещё предстоит выяснить. Впрочем, на твоём месте я бы не питал особых надежд на этот счёт.

Бравил резко подался вперёд, протянул руки, словно хотел ухватить Эйдона за рукав:

— В таком случае, Ваше сиятельство, — с болью выдохнул он. — Я не прошу вас выступать в его защиту, но если однажды перед вами встанет выбор, заговорить или промолчать, — молю, пусть вельменно узнают то, на что указала вам Её светлость. Они прислушаются к её словам, вот увидите… Но если этого окажется недостаточно, и моему сыну всё же предстоит умереть, то, прошу вас, сделайте так, чтобы хотя бы смерть его была быстрой и лёгкой.

Эйдону было непросто выдержать взгляд безутешного отца. Обещать что-либо в таком деле было невозможно — знать бы ещё, какой приём ждёт его самого, — однако голова, словно безо всякого участия воли, уже качнулась в утвердительном кивке.

— Благодарю вас, — голос управляющего был почти неразличим в шелесте тёплого вечернего ветерка.

Он помолчал, безучастно разглядывая что-то у себя под ногами, но затем, по-прежнему не поднимая глаза, сбивчиво заговорил вновь:

— Ваш человек позволил мне поговорить с сыном. Недолго, меньше четверти часа, и только в своём присутствии, но и то хорошо… Мне известно, что произошло на кухне прежде, чем Её светлость изгнала ту… ту мерзость, что присосалась к Аоле. Хвала всем Великим силам, что госпожа успела вовремя! Но позвольте спросить: быть может, Её светлость поделилась с вами… может, сказала… как долго?

Эйдон скрипнул зубами. Ответил он не сразу.

— Только то, что теперь твоей дочери суждено прожить меньше, чем было отмеряно. Мне очень жаль.

Взгляд бывшего управляющего потух, руки плетьми повисли вдоль тела, спина сгорбилась, словно ему на плечи легла вся тяжесть мира. С тяжёлым вздохом, наполненным непередаваемой тоской, Бравил медленно развернулся на ватных ногах, а затем, так и не произнеся больше ни слова, покачиваясь прошёл через ворота и не разбирая дороги побрёл вверх по пустынной улице.

Останавливать его Эйдон не стал. Однако, глядя в спину безутешного отца, капитан твёрдо пообещал себе не скупиться и при первой же возможности отправить в Формо мэтра Миримана — лекаря, чьим заботам он уже много лет вверял свою собственную семью. Пусть мёртвым уже ничем не помочь, но, быть может, хотя бы у ребёнка ещё оставалась надежда.

Нильсем выждал, пока управляющий отойдёт на достаточное расстояние, после чего, скрестив руки на груди, привалился к частоколу.

— Уверен, капитан? — задумчиво спросил он.

— Уверен — в чём?

— В том, что вам с Анором следует тащить парня с собой? Я понимаю, что за восстание могут судить только вельменно, но сейчас не то время — никто не станет проводить расследование. В столице этого торгаша не ждёт ничего, кроме мучительной смерти. Так какой смысл растягивать агонию?

Эйдон отлично понимал, к чему клонит Нильсем. Самым простым способом разрубить сложившийся клубок стала бы немедленная казнь Бравила-младшего: без суда, либо ссылаясь на приказ Её светлости — что, в каком-то смысле, означало одно и то же.

«Интересно, это вельменно заранее предвидела будущие сложности или рах попросту желал избавиться от неудобного свидетеля?»

Однако как раз в этот момент до слуха Эйдона донеслись мягкие семенящие шаги, а потому прийти к какому-либо заключению он так и не успел. Вскоре к раздающимся из-за ворот звукам добавился скользящий шелест ткани — и из Формо выпорхнула стройная девушка в тёмно-синем платье с белоснежным фартуком, украшенным тонкой вышивкой. Служанка резко затормозила, развернулась к гвардейцам и замерла, сложив руки на животе и чуть-чуть склонив голову к плечу. На фоне сизого вечернего неба её голубые глаза приобрели ещё более насыщенный оттенок, чем прежде.

Следом, едва поспевая за своей энергичной сестрой, из ворот показалась её точная копия: такое же платье и фартук, те же миловидные черты и волосы цвета тёплого меда, собранные в высокий пучок и подвязанные лентой; тот же внимательный взгляд — если бы не глаза, напоминающие оставленные на солнце кусочки янтаря, и не смертельная бледность, заливающая лицо, то для того, чтобы различить сестёр между собой, пришлось бы основательно потрудиться.

Девушки приветствовали гвардейцев реверансами — и, возможно впервые в жизни, в слаженность их движений закрался изъян. Голубоглазая Инара грациозно взялась за края платья, отвела ногу и изящно присела, почтительно склонив голову. Кареглазой Энаре, напротив, не хватало твердости и уверенности, отчего могло показаться, что каждое движение вызывало у неё тяжёлый приступ головокружения. В какой-то момент Инара даже подставила сестре локоть — что, к счастью, казалось пока излишним.

«Ещё не оправилась», — отметил очевидное Эйдон, немедленно пряча трубку. Его первым порывом было подняться и усадить девушку на своё место — но поступить так означало жестоко её опозорить. Если уж что-то и нужно было сделать, так это как следует дать по шее Борру, ль-кииму, служащему в семье управляющего Бравила, который хоть и сумел безупречно вышколить слуг, но почему-то не додумался попросту приказать пострадавшей как следует отдохнуть.

Между тем Инара выпрямилась и бодро отрапортовала:

— Ваше сиятельство, припасы на четыре дня собраны и уложены в сумки. Мы позволили себе добавить к вашей поклаже два тёплых пледа, огниво и трут, надёжный кристальный светильник и кулёк с яблочной пастилой.

— Всего один? — добродушно ухмыльнулся Нильсем. — Вы очень рискуете, девушки: нашему Анору этого будет как раз на один зуб.

— Мы поищем и найдём ещё, — со всей серьёзностью заверила сотника Энара. — Кроме того, мы будем весьма признательны, если Ваша милость окажет нам любезность и подробнее расскажет о вкусах господина Анталя…

Нильсем не выдержал и опустил голову. Плечи его дрожали.

Сестры обменялись неуверенными взглядами.

— Не обращайте внимания, — вмешался Эйдон. — «Господину Анталю» придётся довольствоваться тем, что есть. — Он обернулся к Энаре и, поколебавшись, сочувственно заметил: — Не ожидал увидеть тебя так скоро.

— Благодарю, Ваше сиятельство. Ль-киим Борру часто повторяет, что «труд — лучшее лекарство». — Служанка замолчала, а затем, видимо, оценив выражение лица собеседника, поспешно добавила: — Но позвольте заверить: я сама хотела как можно скорее покинуть «Гнездо» — так мы зовём крепость в центре Формо.

— Вот как? — вежливо удивился Эйдон, побуждая девушку продолжать.

— Там очень страшно, — не удержавшись, встряла в разговор Инара — за что тут же поплатилась, когда сестра как могла незаметно завела руку ей за спину и дёрнула за платье.

— Прошу прощения за неподобающее поведение, — как ни в чём ни бывало извинилась Энара. Однако Эйдон уже пристально вглядывался ей в лицо.

Девушка смущённо опустила глаза:

— Это едва ли заслуживает внимания, Ваше сиятельство. Просто после… после всего, что случилось, я почувствовала, что мне непросто находиться внутри. Даже теперь, когда в Формо не осталось чудовищ, мне всё равно кажется, что… что в крепости на меня смотрят стены. Наверное из-за того, что мне стыдно: я не заметила нападения и не сумела защитить юную госпожу.

— Насколько я понял, не так уж много можно было сделать, — заметил Нильсем.

— Иногда мне тоже становится не по себе, — поддержала сестру Инара. — Хотя у меня есть вот это. — С этими словами девушка вынула из-за пазухи деревянный амулет на переплетённом цветными нитками кожаном шнурке. — Это дал мне М… один из ваших гвардейцев. Он сказал, это не позволит призракам меня увидеть.

Эйдон кивнул — теперь понятно, отчего сёстры держатся вместе даже несмотря на слабость одной из них: рассчитывают, что силы оберега хватит на двоих. Но неужели они планируют не отлипать друг от друга до конца своих дней?

— Как же вы собираетесь работать? — удивился Нильсем, который, похоже, пришёл к тем же выводам.

— Мы… Наверное, мы уедем, — нерешительно ответила Энара. — Вам известен город Лим, Ваша милость? Он лежит у Оленьего озера и через него проходит большой тракт. Там живёт наш дядя; возможно, он согласится нас принять.

— Скорее уж большой торговый посёлок, нежели город… — рассеянно поправил Энару Нильсем и с сомнением поглядел на Эйдона.

— Уверены? Путь до Лима неблизкий, и как бы тщательно люди графа Нарди ни охраняли тракт, две одинокие девушки быстро попадут в неприятности.

— Мы хотели добраться до почтовой заставы вместе с купцами из Формо, а затем присоединится к каравану, идущему на торг в Лим, — ответила Инара. — Ваше сиятельство полагает, это опасно?

— Отчего же, ещё вчера я бы сказал, что это вполне разумный план, при условии, что вам есть чем рассчитаться с караванщиками. Так у вас были бы провожатые, которые помогли бы вам вернуться, если бы ваш дядя обнаружил, что не готов принять племянниц.

Девушки переглянулись, после чего Энара осторожно спросила:

— Но что изменилось сегодня, Ваше сиятельство?

— Сегодня Его сиятельство собственноручно перевёл всех торговцев Формо, состоящий во второй гильдии, в третью, — напомнил Нильсем. Заметив в глазах служанок непонимание, сотник пояснил: — Это означает, что в ближайшие несколько лет никто из них на торг не отправится. Боюсь, вы здесь застряли.

На лицах сестёр застыло испуганное выражение — настолько похожее, словно и оно тоже возникло в результате ежедневных репетиций.

— Возможно, у меня есть решение, — медленно проговорил Эйдон. — Но прежде, — он перевёл взгляд на голубоглазую Инару, — я хотел бы с тобой кое-что обсудить.

— Со мной?

Эйдон вздохнул — ему предстояло проявить вопиющую бестактность. Выдержав небольшую паузу и поразмыслив о том, как ему следовало бы всё это преподнести, капитан с сожалением пришёл к выводу, что хорошего способа изложить суть дела попросту не существует. Не оставалось ничего другого, кроме как задать прямой вопрос.

— Что ты ответила на предложение моего гвардейца?

Реакция была именно такой, какой ей и следовало быть. Ошарашенная Инара побледнела, как полотно; щёки густо залились краской; девушка смешалась, заломила руки и часто заморгала, как если бы перед ней возникло привидение. Почти такая же реакция была и у Энары. Она изумлённо обернулась к сестре — и хотя не было произнесено ни слова, невысказанный вопрос огромными, не меньше, чем в локоть шириной, буквами был написан у неё на лбу.

Инара не выдержала такого напора и попятилась, но Энара тут же ловко поймала её запястье и удержала на месте.

— Н-ни-ничего! Я ис-испугалась и убежала! — Девушка загнанно огляделась по сторонам и спросила совсем тихо: — А разве нужно было ответить сразу? Кто же обсуждает такие вещи прямо на улице…

Эйдон не сумел сдержать улыбку. Нильсем хлопнул себя по бедру:

— Мартон, конечно, хорош, это надо же было до такого додуматься… Имей в виду, девушка, этот сердцеед, скорее всего, даже не понял, насколько оскорбительным было его поведение. У них на востоке такие вопросы решаются быстро: понравилась девушка — делай предложение, пока его не сделал кто-то другой. Да оно и понятно, людей там мало, все друг друга знают, всё на виду. Но здесь, в землях Его Величества, пусть сначала покажет себя: сложит немного денег, заслужит землю, чтобы было, где поставить дом, сватов, как положено отправит — вот тогда можно будет и поговорить.

Энара, которая по-прежнему не выпускала запястье сестры, серьёзно кивнула, всем видом показывая, что полностью одобряет подобный основательный подход.

— Я спрашиваю не из праздного любопытства, — продолжал тем временем Эйдон. — Тебе следует знать, что Мартон не просто покинул Формо, сопровождая Её светлость. Он пропал, и нам ничего не известно о его судьбе.

Эйдон заметил, что как лицо Инары вытягивается от удивления и испуга, и поспешно вскинул руку, предвосхищая вопросы.

— Там, на площади, я сказал то, что следовало услышать жителям Формо, а теперь говорю то, что следует услышать вам. Мы не знаем, что именно произошло. Кирис, спутница Её светлости, плохо знакома с нашими обычаями, а потому вполне могла решить, что ей угрожает опасность. Она применила магию — и исчезла вместе с госпожой, прихватив с собой и Мартона. — Капитан обвёл взглядом притихших сестер и серьёзно добавил: — Надеюсь, не нужно напоминать, что всё, о чём мы говорим, является тайной?

Девушки одновременно мотнули головами.

Эйдон перевёл взгляд на побледневшую от волнения Инару.

— Не стану ходить вокруг да около и скажу прямо: тебе вовсе необязательно дожидаться человека, который вполне может быть мёртв. Выброси из головы, живи своей жизнью, как будто ничего этого не было. Никтотебя не осудит.

— Жестоко, — подал голос Нильсем.

— Ничуть, — жёстко отрезал Эйдон. — Жестоко было бы заставлять её делать выбор. Я же указываю на то, что он есть. И к слову, раз уж зашёл разговор о выборе… Если вы по-прежнему желаете покинуть Формо, я готов прямо сейчас пригласить вас обеих в дом Эртон. У нас небольшой особняк в столице, в настоящее время там живёт только мой сын, но метресса Кивель, наша экономка, неоднократно жаловалось, что ей не хватает рук. Уверен, она по достоинству оценит вашу помощь. Если же вы твёрдо решили отправиться к дяде, нам с гвардейцем Анталем не составит труда проводить вас до Лима. Круг небольшой, в худшем случае потеряем полдня. Правда, вашего дяди может не оказаться в городе, и тогда мне останется только отпустить вас или повторить своё предложение — дела требуют моего присутствия в столице.

Заметив, что Инара уже собирается что-то сказать, Энара предупредительно сжала ей запястье, после чего обратилась к Эйдону:

— Нам следует дать ответ прямо сейчас, Ваше сиятельство?

— А ты весьма осмотрительна, — Эйдон с некоторым удивлением пригладил усы и глянул в сторону Нильсема, словно хотел убедиться, что и тот увидел то же самое. — Что ж, позволь прояснить: вы с сестрой вольны сами распоряжаться своей судьбой, и моё предложение, будучи принятым, ни к чему не обяжет ни её, ни тебя. Что же до твоего вопроса, мы с гвардейцем Анталем отправляемся в путь завтра утром, однако Нильсем Ль-Дален пробудет в Формо по меньшей мере ещё сорок дней. Когда его обязанности будут исполнены, я рассчитываю, что он не откажет в любезности и проводит вас, куда пожелаете.

— Благодарю вас, — она с заметным облегчением отпустила сестру и слабо улыбнулась — возможно, впервые с тех пор, как пришла в себя после нападения.

— Он жив, — вдруг с неожиданной твёрдостью в голосе заявила Инара.

Встретившись с заинтересованными взглядами гвардейцев, служанка смущённо смяла фартук и пояснила:

— Та южанка, Кирис, если она на самом деле хотела защитить госпожу, разве это не означает, что они отправились в безопасное место?

Эйдон поджал губы. Сложно было отказать Инаре в рассудительности, но кто бы поручился, всё было именно так, как он рассказал? Даже если одарённая на самом деле каким-то образом сумела переместиться в другое место, что мешало ей сразу же прикончить Мартона? Что вообще они знали об этой странной девушке кроме того, что она появилась из ниоткуда, когда Сальвийский дух пообещал исполнить желание Его Величества? Не воин и не полководец, не мудрец и не искусный маг — чем её появление в мире на самом деле могло помочь юному королю Эм-Бьялы?

Оставалось только порадоваться, что, помимо прочего, Кирис совсем не походила и на хладнокровную убийцу — однако на бунтовщика до самого последнего момента совершенно не походил и сын управляющего Формо.

Отчего-то именно эта мысль раскалённой спицей засела у Эйдона в голове.

— Ваше сиятельство так не считает?

Сообразив, что Инара по-прежнему ждёт ответа, капитан заставил себя улыбнуться и как можно мягче произнёс:

— Я считаю, у тебя необычайно ясный ум. Искренне надеюсь, что нам всем ещё предстоит убедиться в твоей правоте.

Он уже собирался отпустить девушек, но Инара неожиданно подалась вперёд и с тревогой спросила:

— Ваше сиятельство, а то, что Его степенство так жестоко накажут в столице — это правда, или вы сказали то, что люди должны были услышать? Потому что, если нужно, я где угодно скажу, что он вовсе не хотел делать все эти ужасные вещи, просто… ой!

В этот момент её платье пострадало уже во второй раз. Энара виновато покосилась на Эйдона, и на какое-то мгновение тому даже показалось, что служанка вот-вот беспомощно разведёт руками. Он и сам удивлённо приглаживал усы, не зная, стоит ли хмуриться в ответ на дерзость или похвалить Инару за смелость и предприимчивость.

В конце концов капитан остановился на среднем варианте: нахмуриться, но при этом не оставлять вопрос без ответа:

— Это решение принимать не мне. Скажу лишь, что от желания или нежелания Бравила уже ничего не зависит, не имеют значения и причины, его на этот шаг толкнувшие: мятежное знамя отнимают вместе с руками. Но почему ты спрашиваешь?

Под тяжёлым взглядом Эйдона Инара сжалась и втянула голову в плечи, как будто это позволяло её занимать как можно меньше места. Смущённо потупившись, она едва слышно шепнула сестре:

— Ты расскажи.

— Ах, теперь я?

Энара на мгновение подняла глаза к темнеющему небу, но тут же взяла себя в руки и придала лицу спокойное выражение. С вежливой полуулыбкой она пояснила:

— Мы знакомы с Его степенством с самого детства. В то время мы даже играли вместе, пока господину управляющем Бравилу не позволили отправить сына на учёбу к вельменно Винце. С тех пор многое изменилось. И пусть Его степенству не пристало вспоминать о подобных глупостях, нам всегда казалось, что он не позабыл о нашей прошлой дружбе — как иначе объяснить, что он всегда был с нами добр и обходителен? Кроме того, Его степенство всегда с большим почтением отзывался о вельменно и мечтал получить такой пост, на котором смог бы служить нашим правителям ещё лучше.

— А вчера он и вовсе вёл себя совсем не так, как обычно, — убеждённо добавила Инара, готовая в любой момент спрятаться за спиной сестры. — Стал злым и раздражительным. Заперся в комнатах и прогнал нас, когда мы хотели узнать, не следует ли послать за знахарем — тогда мы ещё не знали, что знахаря… уже нет. А ещё я слышала, как он разговаривает сам с собой — а раньше такого никогда не бывало.

— «Так нельзя», так он сказал, — морща лоб, подтвердила Энара.

— Вот, значит, как, — Эйдон задумчиво поскрёб подбородок. Жаль, он не знал этого раньше — с другой стороны много ли это изменило бы? К тому моменту дело было уже сделано: рах убил жреца и его ученицу вместе с женихом.

— Прошу прощения за дерзость, но я позволю себе присоединиться к вопросу, — вновь заговорила Энара. — Его степенство на самом деле будет наказан так, как вы сказали? Нам… нам важно это знать.

Эйдон сосредоточенно нахмурил брови и потянулся к сумке, однако в самый последний момент спохватился, вспомнив об этикете, и спрятал трубку обратно. Уже во второй раз перед ним заступались за младшего Бравила. И если отца ещё можно было понять, то поведение сестёр, которые пострадали от его действий не меньше, а в чём-то и больше других, заставляло капитана крепко задуматься.

— Разыщите гвардейца Анталя, — приняв решение, приказал Эйдон. — Сообщите ему, что я желаю видеть пленника.

Служанки встретили эти слова совершенно одинаковыми улыбками. Вежливо распрощавшись, девушки взялись под руки и проворно исчезли в сгущающейся за воротами темноте — жители Формо по-прежнему опасались лишний раз показываться на улице, а потому зажечь светильники в тот вечер было некому.

Как только вечер поглотил шелест ткани и мягкий отзвук шагов, в руках капитана вновь появилась трубка, которую он не откладывая принялся набивать табаком. Нильсем, понаблюдав за размеренными движениями Эйдона, отлепился от частокола, расправил плечи и прошёлся по кругу, разминая ноги.

— Всё-таки собираешься поискать способ сохранить торговцу жизнь, капитан?

Эйдон неопределённо пожал плечами.

«Слабый медиум» — так назвала Бравила Её светлость. Человек, которому можно внушить «почтительность, страх, верность или любовь», которого можно заставить пойти на предательство и убийство. Но что, если возможности рахов не ограничиваются только этим? Что, если Её светлость точно так же могла навязать свою волю Кирис?

Бравил — обычный мальчишка, пусть и прошедший обучение у вельменно, а призрак, взявший его под контроль, хоть и оказался весьма силён, напоминал скорее дикого зверя — невероятно хитрого и упрямого, но, судя по всему, неразумного. Но знания и целеустремлённость вельменно, помноженные на упорство и могущество раха, подкреплённые влиянием на Кирис, странные силы которой пока никто не понимал… Такой союз был гораздо опаснее — и куда более непредсказуемым.

Сейчас одарённая просто переместилась в другое место, но что, если бы она смогла использовать «место силы», чтобы с его помощью попросту сравнять Формо с землёй? Или для этого ей оно и не требовалось? Стоило ли обманываться тем, что пока одарённая больше походила на заплутавшую в тёмном лесу девчонку, чем на грозное оружие в руках Сальвийского духа?

Ответа на этот и на многие другие вопросы у Эйдона не было. Поручение Его Величества было с треском провалено, по миру бродит одарённая в компании с чудовищем, чьи намерения ещё предстояло прояснить, — и им ещё повезёт, если в конечном итоге ею не воспользуются враги Эм-Бьялы и Его Величества.

Впрочем, капитану гвардии Его Величества не престало полагаться на удачу. Эйдон решил ещё раз поговорить с Бравилом, чтобы хотя бы попытаться выяснить, что произошло с сыном управляющего Формо и понять как именно рах влияет на разум своей жертвы. И лучше с этим не затягивать: кто знает, какой приказ Бравил получил от своей «хозяйки» последним? С раха бы сталось внушить юноше, что тот при первой же возможности должен перегрызть себе вены или разбить голову о стену — и тогда вместе с ним погибнут и ценные сведения, без которых предсказать поведение Кирис, в случае, если рах всё-таки возьмёт над ней верх, будет весьма проблематично.

Не следовало терять времени.

Глава 25

Жертва обстоятельств

Сын и наследник управляющего представлял собой жалкое зрелище. Помятый, с красными от недосыпа глазами и с отчётливо наметившимся синяком на скуле, он более ничем не напоминал того непокорного и отчаянного мятежника, готового пламенными речами повести за собой людей, каковым ещё недавно он предстал перед Эйдоном. Руки Бравила-младшего связали за спиной, рот заткнули грубым кляпом — кажется, первой попавшейся тряпкой. Анор решил подстраховаться и помимо всех этих предосторожностей держал наготове кинжал, который немедленно пустил бы в ход при малейшем намёке на колдовство.

— Вынь кляп, — сухо приказал Эйдон.

Теперь в этом не было нужды: истинная причина, по которой Бравилу не позволяли говорить, заключалась вовсе не в том, что гвардейцы боялись проклятий или сглаза, но в том, чтобы не позволять ему контактировать с жителями Формо. Для их же блага ничто не должно было противоречить той картине, которую для них так старательно выписывали.

Бравил попытался заговорить, но вместо слов из его горла вырвался лишь глухой кашель:

— Что со мной будет?

— Отправишься в столицу, предстанешь перед вельменно Ранви Бьяла. Расскажешь ему обо всём, что совершил. Услышишь вердикт. Затем, когда настанет время, встретишь свою судьбу.

— Не слишком ли много чести для обычного бунтовщика?

— Для обычного — пожалуй. Но, так уж получилось, что твой случай — особенный. Не каждый бунт, каким бы бессмысленным он ни был, осложняет исполнение планов Его Величества. Наш сюзерен рассчитывал на встречу с Её светлостью и её спутницей, однако в ближайшее время этому не суждено случиться. Не в последнюю очередь из-за твоих нелепых выходок.

— Я в точности следовал закону и обычаю, установленному нашими правителями, и весьма сожалею, что нарушил этим планы Его Величества. Между тем я буду рад воспользоваться возможностью посетить столицу и почту за честь лично засвидетельствовать своё почтение вельменно Бьяла.

«И снова образцовый воспитанник вельменно», — отметил про себя Эйдон.

— Также я не премину сообщить обо всём, что мне известно о событиях в Формо и, смею вас заверить, не упущу ни единой детали. Полагаю, господину Ранви Бьяла будет интересно узнать о том, как королевская гвардия прислуживала двойнице, выдавая её за вельменно. Как и том, что гвардейцы собственноручно убили несколько дюжин подданых Его Величества, и как затем угрожали смертью немногих верным людям, сохранившим достаточно рассудка, чтобы попытаться изгнать эту… — неожиданно лицо Бравила исказилось, превращаясь в гримасу ненависти, а голос превратился в змеиное шипение, —…гнусную тварь.

«Случайно сорвался или нанёс оскорбление осознанно?»

Намереваясь разговорить Бравила, Эйдон взял подчеркнуто безразличный тон:

— А ты, как я погляжу, продолжаешь настаивать на своём. Не сдаёшься до последнего или просто не знаешь, когда следует остановиться? — Эйдон пыхнул трубкой, внимательно разглядывая напряжённо покусывающего губы торговца. — Надеюсь, ты не забудешь в таких же красках описать и свою собственную роль в произошедшем. Той девочке, Суо, вовсе не обязательно было умирать, знаешь ли. Да и её наставник, будь он хоть трижды жрецом, такой смерти не заслуживал, не говоря уже о том парне, Тьёле.

— То же мне потеря… Жрец, ведьма и деревенский дурачок.

— О смерти жреца в Эм-Бьяле действительно никто не заплачет. Но его ученица, будущий лекарь, возможно единственный в округе? Землепашец, который мог бы стать достойным мужем и отцом? Потеря, незаметная в масштабах королевства, но весьма чувствительная для Формо. А что ты скажешь о погибших жителях предместий? Допустим, ты считаешь, что минувшей ночью гвардия убила почти три дюжины человек исключительно по причине дурного настроения, но как быть с теми, кто погибли днём? Как быть с семьёй мастеровых, случайно оказавшихся меж двух огней? Они жили недалеко отсюда, ты должен был видеть, что стало с их домом. Наконец, как насчёт девушек, работающих в твоей собственной семье? Как наследник своего отца ты в ответе за жизнь и здоровье слуг…

— Будто мне есть дело до этой набитой дуры и её сестры-зануды, — с ненавистью проговорил Бравил.

В глазах Нильсема зажёгся нехороший огонёк:

— Выбирай выражения. Эта «набитая дура» — будущая невеста нашего товарища, так что для нас эта девушка — как, кстати, и её «сестра-зануда» — почти родня.

— Пф! Парочка — надутый индюк да гагарочка!

Нильсем коротко махнул конвоиру и прежде, чем Эйдон успел их остановить, в спину Бравила врезался пудовый кулак Анора. Пленник коротко вскрикнул. Удар оказался настолько сильным и точным, что торговец удержался на ногах только потому, что Анор поймал его за шиворот.

— Вот… значит… как ваша гвардия… обращается с пленными, — выплёвывая каждое слово, прохрипел Бравил.

— Лучше тебе не знать, как она с ними обращается…

«А ведь они, если верить служанкам, были дружны с самого детства», — отметил Эйдон. С годами многое могло измениться, но какой смысл разыгрывать спектакль перед слугами?

Капитан решил проверить свою догадку:

— А что ты скажешь о своей сестре? До неё тебе тоже нет дела?

— Не смей приплетать сюда и её! — Бравил дёрнулся всем телом, словно от удара кнута; лицо исказилось от едва сдерживаемого гнева.

— Отчего же? Хуже ей уже не станет, — Эйдон знаком остановил Анора, который уже собирался как следует ударить юношу рукоятью кинжала промеж лопаток. Капитан услышал то, что хотел. — Так ответь мне, Бравил: почему? Тебе доступно больше других, так почему ты не пришёл ко мне, когда узнал о грозящей посёлку опасности? Ты ведь воспитывался в семье Винце, неужели ты не сумел научиться у вельменно ответственности?

Эйдон сразу же догадался, что вопрос попал в цель. На лице Бравила по очереди отразились гнев, сомнение и неподдельное удивление, словно прежде ему даже в голову не приходила такая возможность. Ответа, впрочем, не последовало — Эйдон успел докурить, тщательно вытряхнуть пепел и спрятать трубку.

— Чего и следовало ожидать, — хмыкнул Нильсем, когда стало понятно, что молодой торговец окончательно ушёл в себя. — Об ответственности он знает столько же, сколько я о ведении торговых книг. Порой и вельменно ошибаются в выборе воспитанников. С этим только зря время потеряли.

— Тебе легко рассуждать! — с неожиданным пылом взорвался Бравил. — Вы, знать, с рождения пользуетесь такими привилегиями и свободами, которые нам, торговцам, даже не снились!

— Нам и работать приходится так, как вам и снилось, — спокойно пожал плечами Нильсем. — Или считаешь, границы сами себя охраняют? Дороги, тракты? Кто дежурит на смотровых в Великих горах? С кого спрашивают, когда гаснут маяки, когда снегом заваливает перевалы или когда в лесах разводится слишком много хищников? Кто, по-твоему…

— Не уводи его в сторону, — попросил сотника Эйдон. Слишком поздно: начав говорить, Бравил уже не мог остановиться.

— А вельменно? Они относятся к нам хуже, чем к грязи под ногами, как будто мы прокажённые! Любой вшивый овчар получает от них больше уважения, чем самые старые купеческие семьи!

— Так что мешает взять у отца рет серебром и купить отару овец? — парировал сотник. — Но нет, вас, бедолаг, силой не оттащишь от ваших барышей! Ну и на что ты теперь жалуешься? Таково ваше ремесло, и таков ваш удел.

— Удел? — возмущённо взвился Бравил. — Я расскажу тебе об уделе! Я провёл у Винце девять лет. Девять! Выучился правильной речи, усвоил манеры и обычаи, принятые среди вельменно; изучал науки вместе с сыновьями Айно Винце, умение управлять наделом и законы Эм-Бьялы — и всё ради чего? Ради того, чтобы меня вышвырнули, как собаку и засунули в Формо, к этим кухаркиным сынам с траурной каймой под ногтями! А всё потому, что мой отец происходит из «подлых торгашей», которые лишь наживаются на плодах чужого труда! Это, по-твоему, наш удел — презрение?

На последних словах звонкий голос Бравила сорвался на хриплый шёпот, глаза яростно сверкали из-под бровей, бледные губы скривились в бешеном оскале.

Эйдон и Нильсем обменялись взглядами. В истории сына и наследника управляющего Формо не было ничего необычного: вельменно нередко возвращали воспитанников домой, где они могли делом показать, чему научились, а затем снова приближали к себе отличившихся. Прежде, чем Эйдону позволили вернуться в столицу, он и сам провёл почти четыре с половиной года в пограничье в чинах не выше сотника. Обычное дело: так в провинции постоянно появлялись способные и образованные люди, проводящие к тому же необходимую вельменно политику. Странно было совсем другое: из подобной практики никогда не делали секрета, и Бравил попросту не мог об этом не знать — выходит, это знание было изменено.

— Так что она тебе показала? — продолжил Эйдон.

— Будущее. То, чего я смог бы добиться и кем стать с её помощью. Никто не должен был пострадать: мы бы спасли Формо, и тогда вельменно увидели бы, какую ошибку совершили, отослав меня в эту дыру.

— Это как раз подтвердило бы обратное, — из-за спины пленника раздался негромкий бас Анора.

— Я бы получил назначение, но не в какую-нибудь деревню или всем забытый посёлок в лесах и холмах Кин-Самана, — не замечая ничего вокруг, продолжал Бравил, — а сразу в небольшой город. Уже через несколько лет мы бы скопили достаточно денег, чтобы отправиться с караваном на северо-запад, в горы — она хотела увидеть горы — а оттуда на север, через реку Раскъэльве в землю Форстена. Всегда хотел побывать в гавани Сор-Вальма…

— Иными словами, ровно то, что ты хотел увидеть: удовлетворённые амбиции и исполненные мечты. А что насчёт цены, которую следовало заплатить за эти сладкие грёзы? Хотя бы сейчас ты осознаешь, что должен был отдать «ей» родной посёлок и всех его жителей в придачу?

Ненадолго взгляд Бравила стал более осмысленным, словно юноша очнулся от крепкого сна, однако уже в следующее мгновение торговец судорожно замотал головой и сбивчиво затараторил:

— Взамен ей всего-то нужна была та пришлая девка — да и пожалуйста, какое мне дело? Это ведьма всё равно не человек, пусть её хоть на ремни порежут! Заодно и избавились бы от того чудовища, которое она таскает за собой. Его же выпустили прямо на улицы Формо! — Голос надломился, срываясь на неразборчивый хрип. — Но это ничего, мы бы их остановили… Сами бы и остановили… Но нет, нужно же вам было вмешаться и всё испортить…

Чем дольше Бравил говорил о своей «покровительнице», тем всё более скверно он себя чувствовал. Однако в тот самый момент, когда Эйдон уже собирался сворачивать допрос, в разговор вновь вмешался Нильсем:

— О чём ты говоришь? Насколько я помню, тебя заставили укрывать раха у себя на груди. «Она», между прочим, не выказала особой признательности — или уже забыл, как тебя пинками пригнали к воротам, после чего, когда надобность в тебе отпала, отшвырнули в сторону? Скажи спасибо, что твоя драгоценная «покровительница» не порвала тебе глотку прямо там, на мостовой — не иначе была слишком занята собственными проблемами.

Бравил ответил не сразу, судорожно открывая и закрывая рот не в силах произнести ни звука. Заговорить ему удалось только с третьей попытки — медленно, с надрывом, словно каждое слово превращалось в острый осколок льда, царапающий горло:

— Так было нужно, неужели не ясно? Разве я мог допустить, чтобы ей причинили вред? Я собрал людей… Если бы не вы… хотя, нет, куда вам… — он презрительно скривился и сдавленно прошипел: — Ведьма. Ненавижу.

— Достаточно, — вмешался Эйдон.

— Сумасшедший, — Нильсем устало потёр виски. — Это же надо было так помешаться на своём рахе… Спроси меня кто ещё пару дней назад, есть на свете существо, способное настолько искалечить рассудок, я бы с уверенностью ответил, что наш безумный мир просто неспособен породить нечто подобное. Оно хоть того стоило, капитан? Услышал, что хотел?

— В общих чертах.

Эйдон с тоской взвесил быстро пустеющий кисет на ладони, после чего махнул рукой и принялся вновь набивать трубку. Чиркнув огнивом, он устроился поудобнее на своё табурете и заговорил, не обращаясь ни к кому конкретному:

— Ничего особенно хитроумного этот призрак не придумал. Прежде всего нужно было настроить Бравила против семьи, друзей и вообще всех, кто смог бы его образумить. И вот родной отец превращается в «подлого торгаша», подруги детства в «набитых дур» и «зануд», а односельчане, от которых он, к слову, недалеко ушёл, — в «кухаркиных сынов». А вот с сестрой, похоже, ничего не вышло, так что её наш торговец должен был убить собственным руками. Это окончательно свело бы его с ума, но такой исход раха вполне устраивал — на что, кстати, указывала ещё Её светлость. Думаю, её суждению в этом вопросе можно полностью доверять.

К счастью, Инара нарушила приказ и забила тревогу, что позволило нам вмешаться и помешать убийству. Однако мы ошиблись и отпустили Бравила — следовало либо казнить его, как и приказывала Её светлость, либо изолировать. Мы же подарили раху ещё полдня.

— Полдня на что? — заинтересованно спросил Анор.

— Но то, чтобы доломать его волю, — Эйдон с удовольствием затянулся ароматным табаком и продолжил: — Допускаю, что он всегда жил с мыслью о том, как несправедливо обошлась с ним семья Винце, в то время, как он, разумеется, был достоин куда большего. Обычное недовольство, вызванное честолюбием и нереализованными амбициями: и то, и другое присуще многим молодым людям, особенно тем из них, что не обделены талантами. Однако сами по себе эти мысли ни при каких обстоятельствах не подтолкнули бы Бравила к восстанию. Да и зачем оно ему? Он ведь не дурак, раз учился с сыновьями графа Айно Винце, должен был понимать, что через год-другой ему бы пришло приглашение занять более заметную должность. А это несомненно случилось бы, поскольку для того, чтобы использовать своего воспитанника против семьи Бьяла, Винце должны были вывести его из Формо.

Эйдон обернулся к понурившемуся Бравилу и добавил чуть мягче:

— Не будь всё так печально, я бы сказал, что тебе повезло: не придётся рассчитываться по долгам. Вельменно стараются не вступать в прямые конфликты друг с другом, зато абсолютно безжалостны к чужим инструментам. Требуется немалая мудрость, а иной раз и поистине звериной чутьё, чтобы выйти из игры живым, не говоря уже о том, чтобы хоть что-нибудь выиграть.

Однако Бравил оставил слова Эйдона без внимания, как будто речь шла вовсе не о его жизни, а о каком-то отвлечённом предмете, не имеющем никакой ценности.

— Не совсем понимаю, к чему ты клонишь, капитан, — Нильсем упрямо сложил руки на груди. — Нам теперь что, пожалеть его? Не знаю, мог ли он бороться с внушением раха, но попытаться он был обязан.

— Он и пытался, — флегматично напомнил Эйдон. — Вспомни слова Энары. «Так нельзя» — разве не это Бравил втолковывал раху? Пока мог, разумеется, потому что затем «покровительница» взялась за него всерьёз. Впрочем, подозреваю, ей не пришлось особенно стараться: достаточно было разжечь амбиции, распалить обиды, настоящие или мнимые, показать светлое будущее, в котором он становится значимой персоной, добавить парню наглости и решительности, подправить воспоминания — а дальше Бравил сделал всё сам, как сумел. Даже мало сделал, учитывая, какую непоколебимую преданность внушил ему рах. Кому в здравом уме придёт в голову защищать это чудовище? А наш торговец, вооружившись одним ножом, не раздумывая бросился в самое пекло.

— А ты его не перехваливаешь, капитан? — с сомнением спросил Нильсем. — В твоём изложении этот торгаш превращается в героя эпической поэмы. Да и ненадолго хватило его храбрости и решительности — улепётывал так, что пятки сверкали.

— Я бы на его месте тоже побежал, — вновь подал голос Анор и многозначительно поднял палец: — Но затем обязательно вернулся бы с друзьями.

— Так ещё хуже. Чем не оправдывай его действия, а мятеж остаётся мятежом. Со слов капитана выходит, что рах просто вытащил на поверхность то, что и без того сидело в этом парне — чем, как ни странно, оказал нам услугу: лучше разобраться с потенциальным мятежником сейчас, чем через полдюжины лет, когда вреда от него будет куда больше.

— Суров ты, сотник, — Анор покачал головой. — И упрям, что казначей в расчётный день. То-то сотня твоя тебя недолюбливает.

— В тот день, когда они меня полюбят, можешь с чистой совестью гнать меня в шею… Я вот к чему веду: может статься, что казнить этого безумца где-нибудь за посёлком уже будет проявлением милосердия. Вельменно бунтовщиков не жалуют, и даже если торгашу каким-то чудом удастся выпутаться, ещё неизвестно, сумеет ли он когда-нибудь избавиться от своей ненависти к одарённой. Пока всё выглядит так, будто ни о чём другом он и думать не может.

— Не только к ней, — заметил Эйдон, задумчиво пуская дым. — Без сомнения Её светлость он ненавидит не меньше, да и нас, надо полагать, не жалует.

— Будь она проклята, гнусная тварь… — начал было Бравил, но тут же замолк и зашипел от боли, стоило пальцам Анора впиться ему в плечо.

— Помолчи, парень, — беззлобно посоветовал здоровяк. — Пусть рах подчистую выжег тебе мозги, но не забывай, что ты по-прежнему говоришь о вельменно в присутствии гвардейцев Его Величества.

— А что думаешь ты? — Эйдон заинтересованно обернулся к Анору.

Анор пригладил волосы и задумчиво наморщил лоб.

— По уму, следовало бы, конечно, устроить торговцу встречу с мэтром Ранви.

— Чтобы тот с порога отправил торгаша на плаху… — начал было Нильсем.

— Да нет же, причём здесь восстание? Кто сейчас будет этим заниматься, когда в воздухе запахло большой войной? Просто никак не идёт из головы — все же услышали, что Кирис у нас теперь «не человек»? Вот я и подумал: что, если этот «медиум», каким бы слабым он ни был, заметил в ней то, что упустили другие? Учитывая… обстоятельства, Его Величество могут заинтересовать любые подробности. Такие мысли. Что скажешь, капитан?

Эйдон провёл по усам, пряча усталую улыбку: Анор произнёс вслух то, о чём он сам размышлял уже какое-то время. Если прежде у него ещё и были сомнения, то после разговора с Бравилом капитан окончательно убедился, что молодой торговец был точно такой же жертвой обстоятельств. Такой же, как и ученица жреца и травника Суо и её жених Тьёль, дочь управляющего Аола и служанка Энара, жрец и та вдова, с которой он жил в предместьях; такой же, как и несколько дюжин других жителей Формо, осуждённых или погибших. Всем им просто не посчастливилось оказаться не в том месте и не в то время.

Эйдону была понятна одержимость Бравила Кирис и его жгучая ненависть к одарённой. В конце концов именно на неё охотился рах, и Бравил должен был сначала найти, а затем без колебаний передать девушку своей «хозяйке».

Однако, вновь и вновь прокручивая в голове события минувших дней, капитан раз за разом возвращался к тревожащей мысли о том, с какой скоростью предусмотрительный и расторопный юноша с благородным воспитанием и безупречными манерами превратился в изливающегося злобой и презрением безумца, которого перестали узнавать не только старые знакомые, но даже и собственный отец. Для того, что полностью переменить характер, Бравилу хватило всего одного дня. А во что под влиянием раха превратится Кирис, допустим, через год? Через пять лет?

Угроза была совершенно реальна, и вельменно должны не только о ней узнать, но и увидеть собственными глазами. Встреча с мэтром Ранви была абсолютно необходима.

— Капитан? — Нильсем вопросительно приподнял бровь.

— Буду просить вельменно о снисхождении, — наконец, ответил Эйдон. — Не знаю, возможно ли вернуть юноше рассудок — быть может, никто не станет даже пытаться. Однако мне хочется верить, что в истории о подающем надежды торговце из Формо ещё возможен если не счастливый, то хотя бы не слишком трагичный финал.

С этими словами Эйдон поднялся на ноги, заглянул Бравилу в лицо. Встретившись с отсутствующим взглядом торговца, капитан пощёлкал пальцами перед его носом, и добавил, убедившись, что тот слушает:

— Советую как следует попрощаться с домом, ибо каким бы ни было решение вельменно, обратно ты уже не вернёшься.

* * *

Однако в этот момент произошло то, чего Эйдон ожидал меньше всего: Бравил рассмеялся. Тихим, истерическим смехом, наполненным непередаваемым, поистине безумным весельем. Он махнул головой в сторону предместий и с трудом, захлёбываясь хохотом, объявил:

— Я, может, и не вернусь, а вот вы… А вот вы и не уйдёте! Вы что, не чувствуете? Они… они уже рядом!

Гвардейцы проследили за полубезумным взглядом, всмотрелись в темноту. Ничего.

— Да вон же они!

— Парень, кажется, совсем поплыл, — предположил Нильсем.

— Или нет, — отозвался Анор. — Глядите, на дороге, там, где стояла Кирис.

И действительно, у «места силы» показалась пара неясных человеческих силуэта. Первый без сомнения принадлежал мужчине: высокий, широкоплечий, в широких штанах, плавно сужающихся к щиколоткам, и длинном камзоле. Лица его Эйдон не разглядел — не успел, потому что внимание почти сразу переключилось на другой силуэт, который, учитывая рост и сложение, должен был принадлежать ребёнку.

— Эй, там! — крикнул Эйдон. — Назовите себя!

— Они не отзовутся… — хохотал обезумевший Бравил. — Бедные, бедные гвардейцы… Умрут здесь, так ничего и не узнав…

Эйдон коротко мотнул головой в сторону Анора, и тот, не дожидаясь дальнейших приказов, сжал шею Бравила в удушающем захвате. Меньше минуты спустя юноша безвольно повис на руках у гиганта. Наступила тишина.

Откуда-то потянуло свежим деревом и запахом прелой листвы.

Странная пара развернулась к гвардейцам, и стало понятно, что рядом с мужчиной, пугливо вцепившись в его руку, действительно стоят ребёнок — девочка лет десяти в странном платье иноземного кроя, доходящем ей до колен. Однако даже это было не самым странным.

В темноте, словно свет далёких костров, заплясали два янтарных огонька. Один, справа, на высоте человеческого роста, второй гораздо ниже и левее, там, где находилась голова ребёнка. Огоньки на мгновение моргнули — и Эйдон понял, что это не что иное, как глаза странных и незнакомых существ, пристально вглядывающиеся в гвардейцев.

— Великие силы… — выдохнул остановившийся рядом Нильсем. — А что со вторым?..

Только сейчас Эйдон заметил, что у странных визитёров действительно не хватает по одному глазу: левого у мужчины, и правого у ребёнка.

Между тем незнакомцы, казалось, увидели всё, что хотели. Они разделились: мужчина неподвижно замер, безучастно разглядывая что-то за спинами гвардейцев, в то время как девочка неуверенно пошатываясь проследовала к тому самому месту, где в последний раз видели Кирис, и осторожно протянула руку, как будто хотела прикоснуться к чему-то невидимому.

Эйдон бесшумно скользнул в темноту, рассчитывая получше разглядеть происходящее. Нильсем двинулся следом, на ходу обнажая оружие.

Мужчина встрепенулся, качнул головой — и темнота осветилась тусклым светом. Нильсем вскрикнул, выпуская из рук мгновенно раскалившийся до бела клинок. Незнакомец переключил внимание на Эйдона и предупредительно выставил перед собой ладонь, приказывая капитану оставаться на месте.

— Кто вы? — не выдержал Эйдон.

Ответа не последовало.

— Призраки, — зловеще проговорил Анор. — Те самые, с холма. Лучше им не мешать.

— Им помешаешь… — глухо проворчал Нильсем, потирая обожжённую кисть.

Договорить он не успел — девочка вспыхнула ослепительно ярким пламенем и осыпалась на землю мириадами искр. Её спутник безучастно обернулся через плечо, после чего вновь вернулся к гвардейцам, как будто произошедшее нисколько его не удивило.

— Да что здесь творится?

Его вновь прервали. На этот раз из темноты шагнула невысокая женщина в ещё более странном наряде, чем у призрака-мужчины: что-то вроде юбки до середины бедра, свободная рубаха, выполненная из такой тонкой ткани, что на мгновение могло показаться, что через неё просвечивает кожа и нелепая обувь с невероятно высоким каблуком. Женщина взяла своего спутника под руку, сверкнула в сторону гвардейцев единственным глазом, цвета расплавленного металла — а затем призрак без следа растворились в темноте, словно их никогда и не было.

Некоторое время гвардейцы провели в молчании, не решаясь заговорить. Наконец, Нильсем облизнул губы и неуверенно предположил:

— Они что, пошли за нами? — тряхнув головой, сотник обвёл взглядом Эйдона и Анора. — Ничего не понимаю. Что вообще им может от нас понадобиться?

— Они пришли не за вами, — покачав головой, негромко произнёс Эйдон. — Они пришли за ней.

Глава 26

Все детали на своих местах

Багровый солнечный диск наполовину скрылся за горными вершинами, высветил горизонт тёплым оранжевым заревом, расчертил небо фиолетовыми и тёмно-синими полосами. Высыпали первые звёзды — но сколько бы Кристина ни искала, там, где должны были ярко мерцать Венера и Юпитер, было удручающе пусто.

Можно ли привыкнуть к чужому небу? Захочется ли привыкать?

На плоском валуне у самого обрыва, на фоне живописной долины, медленно погружающейся в чернильную темноту, замерла изящная фигура Хель. Как и Кристина, вельменно сосредоточенно разглядывала закат — в той мере, в которой это было доступно не отличающемуся хорошим зрением раху. Голова её при этом то и дело заинтересованно клонилась к плечу, чтобы затем, таким же плавным и почти незаметным человеческому глазу движением, вернуться обратно. Что бы ни видела Хель, это определённо доставляло ей удовольствие.

Безучастным остался только Мартон, который, перебрав впечатлений, устроился прямо на голой земле, зарывшись в колени головой. Время от времени гвардеец поднимал глаза, скорбно оглядывался по сторонам, после чего вновь терял ко всему интерес. Кристина не торопила, давая парню время свыкнуться с мыслью о том, что он застрял вместе с ней у чёрта на рогах, и что теперь, какие бы планы он ни строил на будущее, в ближайшее время ему не суждено воплотить их в жизнь.

«Но ты хотя бы застрял в своём собственном мире, а это, поверь, уже совсем не мало», — сочувственно думала она.

Однако как бы ни хотелось посидеть вот так, в тишине, Кристина ощущала, как время, ещё минуту назад готовое услужливо растянуться почти до бесконечности, теперь сжималось, скручиваясь в тугую пружину. До темноты оставалось всего ничего, и разгуливать в темноте по горам дураков нет; но уже к утру её придётся определиться, что делать дальше. В противном случае за неё решит Мартон.

Эта мысль пришла сама собой. Кристина даже не сомневалась, что гвардеец потащит их с Хель к своему королю, как ему и было приказано — а ей уже не раз доводилось видеть, как гвардейцы исполняют свои приказы. Такая перспектива нисколько её не радовала.

Да, было бы неплохо встретиться с королевским наставником, чьё имя на уже благополучно забыла, и попытаться узнать что-нибудь полезное о Духе. Вот только, если она правильно поняла итог их с Эйдоном «переговоров», этот как раз её собирались объявить чуть ли не главным специалистом по Духу и его художествам. А раз так, «работать» ей с этим самым наставником, пока не поседеет или пока они вместе не выяснят, во что именно вляпалось их авантюрное и непомерно воинственное величество. Иными словами — по уши погрязнуть в разборках между Духом, королём, вельменно и какой-нибудь местной инквизицией в придачу.

И что тогда? Снова бежать? Это если найдётся подходящая тропа, а что, если нет? Прорываться вместе с Хель? Но что мешает вельменно поместить своих «гостей» в камеру, со всех сторон увешанную охранными оберегами? И это только первое, что пришло ей в голову — местные, которые веками живут рядом с духами и призраками, в том числе рядом с рахами, наверняка изберут более творческий подход. Нет, лучше с самого начала не совершать ошибок и не загонять себя в золотую клетку, чтобы потом не искать способа из неё выбраться. Лучше вообще держаться подальше от сильных этого мира; хотя бы до тех пор, пока они не разберутся, что к чему.

Но как, в таком случае, быть с Мартоном?

Что-то тёмное, холодное и невероятно прагматичное, обитающее в самой глубине сознания, с готовностью подсказало, что по первоначальному плану, Мартона вообще не должно было здесь оказаться, так что и спрашивать его мнения совершенно не обязательно. А будет стоять на своём — достаточно одного слова, и гвардеец с проломленной головой полетит в пропасть даже раньше, чем успеет выговорить официальный титул своего драгоценного монарха…

Кристина неожиданно поймала себя на том, что уже какое-то время всматривается в глаза Хель, отчётливо видимые даже в сгущающихся сумерках. Вельменно обернулась вполоборота, демонстрируя безупречную осанку и горделиво приподнятый подбородок, однако от её взгляда, внимательного, жадно ловящего малейшее движение, становилось откровенно не по себе.

Хель плавно подалась вперёд — и в тот же миг шагнула прямо из зыбкого вечернего воздуха в паре метров от Кристины.

— Без своего капитана гвардеец стал слишком опасен. Избавься от него.

— Угу, и как ты себе, интересно, это представляешь?

— Ночью. Камнем. Он не считает тебя угрозой и не ждёт нападения.

Кристина не сразу поверила своим ушам. Раз за разом она открывала и закрывала рот, пытаясь найти слова, которыми можно было бы прокомментировать это предложение. И что хуже всего, Хель всего лишь высказала вслух её собственные мысли; правда тогда они почему-то не показались Кристине, обычно не страдающей повышенной кровожадностью, настолько чудовищными. Как же всё-таки много зависит от угла зрения!

— Не хочу я ни от кого избавляться. И ты, между прочим, тоже не хочешь, — добавила она, строго погрозив собеседнице пальцем.

Ответа не последовало, и это само по себе говорило о том, что так просто призрак от своей идеи не откажется. На месте Мартона можно было начинать всерьёз опасаться и ходить, озираясь по сторонам: поставив перед собой цель, Хель вполне может устроить парню «несчастный случай» — долго ли в горах? — или по крайней мере не спешить на помощь, если несчастный случай, на этот раз совершенно настоящий, найдёт его первым. Чтобы её переубедить, требовалось что-то более весомое.

— Давай не будем сходить с ума, хорошо? — тяжело, как воспитательница в детском саду, вздохнула Кристина. — Ты ведь не станешь спорить, что нам не стоит привлекать к себе ненужное внимание? Но где бы ни появилась вельменно, тамэто сразу же станет большим событием, так что тебе лучше лишний раз не показываться — это, я думаю, тоже понятно. И как быть? Если я начну бродить по дорогам вашей Эм-Бьялы в полном одиночестве… ну, не знаю, можно сразу повесить на шею табличку «эта сумасшедшая ищет неприятностей». Ты, конечно, вмешаешься, я даже не сомневаюсь, а потом ещё раз — и вскоре за нами потянется такой шлейф из трупов незадачливых грабителей, что кто-нибудь обязательно заинтересуется. Нам точно это нужно?

Хель помолчала, обдумывая услышанное. Кристина незаметно скрестила пальцы — внимание её спутницы к безопасности иной раз доходило до настоящей паранойи и уступало только её практичности. На это и была вся надежда.

— Гвардеец несомненно попытается доставить тебя к Его Величеству, — наконец заговорила вельменно. — Однако это случится не сразу: скоро придут дожди, а за ними холода и снег. Тебе следует найти укрытие. В этом случае он может оказаться полезен.

— Вот видишь, — живо закивала Кристина.

Впрочем, несмотря на внешний энтузиазм, внутри она была готова застонать от отчаяния. С каждой минутой осознание того, что она застряла ещё основательнее, чем казалось поначалу, становилось всё сильнее. Угораздило же её оказаться здесь именно осенью! Теперь нужно найти крышу над головой, раздобыть тёплые вещи, покупать на что-то еду, в конце концов — и где всё это достать в совершенно чужом и непонятном мире? И это при том, что она до сих пор не может связать и пары слов на местном языке!

Ну хорошо, допустим, всё же удастся пережить зиму и даже не подхватить какое-нибудь воспаление лёгких или что похуже, но что делать дальше? Нужно искать способ вернуться домой — точнее, способ этот существовал и был хорошо ей известен, вот только…

Мелодичный голос Хель вернул её в реальность:

— Когда странник не знает, куда держит путь, ни одна тропа не приведёт его к цели.

— Тут не поспоришь, — мрачно отозвалась Кристина и не дожидаясь реакции призрака тяжело вздохнула: — Вот только я-то как раз знаю, куда хочу попасть, просто плохо представляю, как это сделать.

— Ты желаешь вернуться домой. Тебе известно, что для этого нужно?

Кристина пожала плечами:

— Теоретически. Прыгнуть в тот же Провал, через который меня притащили сюда. Я даже знаю, где он находится — на том самом холме, откуда я сбежала от солдат. Вот только мы не можем просто взять и заявиться туда.

Хель вопросительно наклонила голову, и Кристина пояснила:

— Потому что к холму прилагается и обитающий там Дух, вот почему. И пока я не пойму, что ему от меня нужно, я не то что к холму, я даже к тому лесу не подойду. Просто на всякий случай.

— Ты считаешь, вдали от холма Дух теряет силу?

— Очень хочу на это надеяться. Он совершенно точно следил за нами, и если бы захотел, то без проблем притащил бы куда угодно. Но ведь всё было совсем не так: сначала какой-то непонятный договор с королём, абсолютно, на мой взгляд, бессмысленный, как будто заключённый только ради того, чтобы было, кого за мной отправить. Нет, в целом довольно разумно: если бы я сама не позвала на помощь, меня бы нашли гвардейцы и привели к королю, который теперь тоже повязан с Духом. Но зачем такие сложности, почему самому это не сделать?

Затем всё явно идёт не по плану, и мы ставим на уши Формо — но и в этот раз он остаётся в стороне, хотя сразу было понятно, что справиться с «Другой» на будет ой как непросто. Не вмешался даже тогда, когда вы меня на пару чуть не прикончили; до сих пор волосы палёным пахнут… Получается, снова ждал, пока позовут? Но какой в этом смысл? Вот представь, у тебя есть хитрый план, и один из элементов этого плана сейчас разорвут на части — ты бы стала ждать?

Вопрос был скорее риторическим, однако Хель отнеслась к нему со всей серьёзностью, чем заставила Кристину пережить пару не самых приятных мгновений.

— Если раскрыть себя означает поставить под угрозу весь план, а так в случае, если указанный «элемент» несложно заменить, — тогда я бы не стала вмешиваться. Однако в тебя было вложено немало усилий, а существование Духа гвардейцам известно. Не вижу причин отказываться от подготовленного орудия.

Кристина поёжилась, как и всякий раз, когда ей доводилось сталкиваться с холодным прагматизмом вельменно. Винить, впрочем, было некого: в конце концов она сама выбрала аналогию.

— То есть, получается, что он либо не захотел вмешиваться, либо просто не смог. Я склоняюсь ко второму, — справившись с эмоциями продолжала она, — потому что перед тем, как затолкать меня в этот дивный новый мир, Дух как бы между прочим показал, как его вызвать, если запахнет жареным — и без Тропы там тоже не обошлось. И да, кстати, раз уж заговорили о Тропах, я вот ещё чего не понимаю: из того дома можно было уйти как минимум в трёх направлениях — тогда почему именно этот мир? Что в нём такого необычного? Он что, называется как-то особенно забавно?

— Мы говорим: «Halithe».

Встретившись с непонимающим взглядом, Хель пояснила:

— Это значит: «мир».

— Логично, — вздохнула Кристина, которая никогда всерьёз и не рассчитывала, что название этого мира действительно что-то ей даст. Что же до остальных миров, в которые можно было попасть с Перекрёстка, они вполне могли оказаться непригодными для жизни.

Очередной тупик.

Они помолчали: одна — сосредоточенно разглядывая последнюю четверть заходящего за горы солнца; другая — бесстрастно.

— Если ты не желаешь возвращаться к холму, — наконец Хель нарушила молчание, — что, в таком случае, ты намерена делать?

— Для начала было бы неплохо понять, с кем или с чем мы имеем дело, раз уж за тринадцать лет я так и не удосужилась. Правда, из зацепок у нас только слова «Другой»; помнишь, что она сказал? Как там было… «Не подходи к холму», «духи лгут, не дают, отбирают». «Город у воды, вокруг песок», «парус над волнами». А ещё был некий «он», который считает себя свободным, но на деле является таким же пленником, как остальные. Я ведь всё правильно запомнила?

Хель не успела ответить, но Кристина уже и так знала, что ничего не перепутала: слова, произнесённые шелестящим голосом раха, словно выжгло в мозгу. И какими бы странными они ни казались, «Другая» посчитала эту информацию достаточно важной, чтобы запомнить даже несмотря на своё плачевное состояние, и передать Кристине перед своей окончательной смертью.

— Ещё бы понять, что она пыталась этим сказать… Вот что с вами не так, неужели нельзя изъясняться хотя бы немного яснее? — Кристина фыркнула и задумчиво помассировала переносицу. — Ладно, с холмом всё понятно, туда меня не затащишь и безо всяких зловещих предостережений. А вот с «духами» интереснее: они лгут, потому что в принципе могут, или потому, что вместо того, чтобы дать, отбирают? Это ведь совершенно разные вещи.

Она помолчала, пытаясь припомнить хотя бы один случай, когда ей удавалось поймать Духа на лжи, но так и не нашла ничего похожего. Он почти наверняка многого не договаривал, но до прямого обмана, судя по всему, не опускался.

— Ну хорошо, допустим, ещё при жизни «Другая» заключила с ним какую-то сделку и осталась недовольна результатом, так что могла искренне считать, что её обманули. Куда загадочнее то, что она сказала о «пленнике». Правда, если речь шла о Духе, то это слово, наверное, последнее, что приходит мне ум: кто-то вроде него сам кого хочешь под замок посадит… Может, это нужно понимать не буквально? Можно же быть «пленником заблуждений» или что-то вроде того… — Кристина задумчиво прикусила губу и, поразмыслив, подытожила: — Не знаю. Выглядит всё это очень красиво, но по итогу ничего нам с тобой не даёт. И заметь, это я ещё даже не спрашиваю, кем была «Другая» при жизни, и можно ли вообще доверять её словам.

— Ты пропустила «город» и «парус над волнами», — напомнила Хель.

— Не пропустила. Просто в этом ещё меньше смысла, чем в остальном. Сама посуди: нам нужен город у воды — а что, есть много других? Не знаю, как у вас, а там откуда я родом так, в основном, и строят. Да и наличие песка само по себе не сужает круг: ну да, это явно засушливая местность, может быть даже пустыня — ну и что? Наш город совсем не обязательно располагается в оазисе, это может быть берег реки, озера, моря или океана. Кстати, вполне возможно, что это вообще город засыпанный песком — слышала что-нибудь о таких?

Хель помолчала, после чего отрицательно покачала головой.

— Ну вот. Мы даже не знаем, зачем нам нужен этот город. Даже если мы случайно туда попадём, как понять, что это то самое место? Нет, это всё не то. Может быть, это важно, но прямо сейчас эта деталь никак не стыкуется с остальными. Точно такая же история и с «парусом» — это гавань? Или до города нужно плыть? Или это вообще не связано с городом, а, наоборот, относится к «пленнику»?

— Я знаю, что это такое.

С этими словами Хель опустилась на землю и принялась что-то чертить пальцами. Мгновение спустя Кристина почувствовала, как у неё округляются глаза, а челюсть отвисает от неподдельного изумления: одна за другой в пыли появились две горизонтальные линии, резко пересечённые диагональным росчерком со сложным завитком на конце.

Будь на её месте кто-то другой, и в сумерках ему бы ни за что не разглядеть, что именно изобразила Хель, но Кристина узнала бы этот символ при любых обстоятельствах. Какая разница, что в исполнении вельменно он выглядел заметно грубее и резче, словно был написан торопливой скорописью в сравнении с каллиграфическим почерком Духа? Сейчас ей было не мелких деталей.

Она с трудом оторвала глаза от изображения и поражённо выдохнула:

— Откуда?..

Это не могло быть случайностью — не бывает таких случайностей! Символ совершенно точно принадлежал этому миру, иначе Хель попросту не смогла бы так точно его повторить. Только бы понять, почему он так полюбился Духу, и тогда станет ясно, зачем он притащил свою знакомую именно сюда!

Хель никак не отреагировала на удивление Кристины и обстоятельно объяснила:

— Этот знак применялся для записи наречия Амаана, континента, что лежит далеко на западе от наших берегов. В прошлом на этом языке говорили по всему известному миру, сейчас он сохраняется только в Правильной речи вельменно. Иногда этот и другие символы используются для записи важных текстов. Так вельменно защищают свои знания.

— Что он означает? — Кристина заинтересованно подалась вперёд.

— Это зависит от возраста текста. Чаще всего этот знак следует понимать буквально, как изображение корабля. В иных случаях он может обозначать более сложные, хотя и смежные, понятия. Такие знаки хорошо известны и называются…

— Пиктограммы и идеограммы, я знаю, — часто закивала Кристина и взмолилась: — Не отвлекайся, пожалуйста. Если это не «корабль», то что тогда?

Хель удивлённо склонила голову, но послушно перечислила:

— «Корабельные снасти», «морское путешествие», «долгая дорога», «торговый круг», «безвозвратная потеря», «мечта». Вероятно, существуют и иные значения, однако мне они неизвестны.

Кристина обхватила голову руками, запустила пальцы в волосы. Всё не то! Где «корабельные снасти», и где Дух? И всё же ему почему-то полюбился именно этот символ, да тому же настолько, что он постоянно к нему возвращался. С другой стороны, если этот «парус» действительно был таким старым знаком, то у него могли быть и другие значения…

Она резко вскинула голову и обернулась к Хель, подозрительно щуря глаза:

— Подожди, а как ты вообще додумалась связать «парус», о котором говорила «Другая», с этим символом? По-моему, совершенно неочевидный вывод.

Хель чуть наклонилась вперёд, как если бы пыталась взглянуть на собеседницу поверх несуществующих очков:

— Этот символ нередко находят на телах жрецов. Я видела его в Формо.

— Так вот как ты поняла, что тот мужчина был жрецом…

Кристина досадливо закусила губу: тогда, в подвале крепости, нужно было всё-таки пересилить себя и не отворачиваться. Однако Хель, словно читала её мысли:

— Вельменно не знают, почему наносится этот знак и какое значение ему придают.

Из груди Кристины вырвался тяжёлый вздох: точно нужно было. Хель, конечно, девушка образованная, но, может быть, им удалось бы узнать что-нибудь полезное у Эйдона, который был в курсе последних событий. Вполне могло оказаться, что в этом уже не было никакого секрета.

Не следовало, впрочем, отбрасывать и самое простое предположение:

— Может, это символ их религии?

— Это не так. Известно, что символ старой веры — «солнце над горой».

Хель разгладила изображение паруса и быстрым движением прочертила горизонтальную линию, которую тут же превратила в треугольник с широким основанием. Миг спустя у вершины появился и небольшой круг с точкой в посередине.

— Ладно… Но согласись, всё это очень странно: есть Дух, который то и дело вспоминает этот «парус», есть жрецы, которые делают то же самое… Неужели никто этим не занимался? Никому не было интересно, почему они выбрали именно этот символ?

— Нет.

— Точно? — с сомнением переспросила Кристина. — Ну, может, записали хоть что-нибудь перед тем, как выставить их из страны? Не знаю — для потомков, на память, для того, чтобы знать, с чем имеете дело, если вдруг придётся снова с ними столкнуться…

— Нет, — с нажимом повторила Хель.

«Как же они вас всё-таки допекли…» — Кристина расстроенно цокнула языком. Однако задать следующий вопрос она не успела, поскольку Хель неожиданно прикоснулась к её запястью:

— Если ты желаешь искать знания жрецов, от этого намерения следует отказаться. В Эм-Бьяле тебе не найти ни понимания, ни поддержки. Вельменно узнают о твоих поисках и примут меры. Ты не вернёшься домой, если умрёшь здесь.

— Но почему? — с отчаянием обернулась к ней Кристина. — Я помню, ты говорила, что они вас «подвели», но что конкретно это означает? Или это какая-то тайна?

Впрочем, даже если бы оказалось, что эти знания передаются из поколения в поколение избранным членам семьи, она твёрдо решила вытрясти из Хель ответы. Не время для секретов — только не тогда, когда начало вырисовываться хоть что-то!

— В этом нет никакой тайны. С деятельностью жрецов связывают события, известные как Illulissat— e kettaab — «Падение Иллулиссата».

— Так, а этот «Иллулиссат», это…

— Государство, простирающееся на весь известный мир и превратившееся в ничто в результате катастрофы. Миллионы жизней оборвались в первый же день, много больше в последующие; пожары не утихали на протяжении нескольких лет, пока Амаан не превратился в выжженую и засыпанную пеплом пустыню. Считается, что только удалённость Халисара, континента, на котором расположена Эм-Бьяла, уберегли его от гибели.

«Распахнули дверь, не подумав, что может войти… принялись играть с силами, сути которых не понимают… — голосом Духа зловеще пронеслось в голове у Кристины, — Обстоятельства вынудили их осознать всю глубину своих заблуждений…»

— Никто точно не знает, что произошло около четырёхсот лет назад, однако доподлинно известно, что Эмия Бьяла, Ранви Диеро, Коринна Шенье, Марр и Лиина Валли, а также Саккари Конти видели эти события собственными глазами. Из уважения слова первых вельменно никогда не подвергались сомнению, хотя до сих пор неясно, как им удалось пересечь океан и попасть на Амаан, а затем вернуться обратно всего за несколько дней.

— Это как раз объяснить проще всего, — рассеянно отозвалась Кристина, судорожно вытаскивая из памяти подробности последнего разговора с Духом.

— Большинство жрецов погибли на Амаане. Другие вместе с семьями были истреблены по приказу вельменно. Храмы были разрушены, статуи разбиты и измельчены в крошку, все священные тексты — сожжены и развеяны по ветру. Потомки жрецов, пережившие истребление, были изгнаны.

«Я наблюдал как их расцвет, так и падение».

Кристина резко выпрямилась:

— Я знаю.

Последняя деталь нашла своё место.

С того самого дня, когда призраки открыли перед ней Тропу, Дух только тем и занимался, что поощрял её исследования, подталкивал к экспериментам, пытался убедить «работать» с Провалами — что бы это на самом деле не значило. Но почему? И для чего?

Не потому ли, что Провалы чаще всего встречаются на Перекрёстках, которые — вот ведь незадача! — убивают случайных визитёров? Здесь нужен человек с совершенно особенными талантами: мало просто найти Провал, нужно ещё как-то выжить на Перекрёстке — и ведь Дух, кажется, никогда этого не скрывал!

Впервые он появился, когда стало понятно, что Перекрёсток не убьёт странную девчонку, которая почему-то полюбила проводить там свободное время, и сходу попытался заключить сделку — и у него наверняка бы получилось, если бы в тот день Кристину не спас обыкновенный обморок. Скорее всего, сам Дух его и вызвал — не рассчитал силу, когда попытался её успокоить. Жертва ускользнула и долгое время обходила старый особняк десятой дорогой.

Зато шесть лет спустя Дух сорвал джекпот: мало того, что Кристина сама вернулась на Перекрёсток, так ещё и обезумевшие призраки основательно перестарались, когда пытались её предупредить. Её выбросило где-то в Арктике, где она, скорее всего и погибла бы, если бы не появился спаситель — да ещё и самым щедрым предложением на свете. Кто-то должен был присматривать за домом и обитающими там призраками в обмен на тайны и удивительные способности — чем не предлог для того, чтобы оценить, насколько её хватит?

— Духи лгут, — медленно повторила Кристина. Нет, разумеется, это не было прямым обманом, но с тем же успехом можно было попросить её присмотреть за хребтом Акаиси. Только один раз призракам действительно потребовалась её помощь — когда Раненую затянуло в Провал. Впрочем, ещё вопрос, как именно это случилось: если бы что-то подобное не произошло случайно, этому следовало бы помочь — отличный способ проверить возможности Кристины в экстремальных условиях.

Правда, с тех пор она зареклась приближаться к этим прожорливым «чёрным дырам», но Дух рассказывал ей ровно столько, чтобы поддерживать её любопытство, явно рассчитывая, что рано или поздно она не выдержит и сама полезет внутрь, когда Тропы рано или поздно закончатся. Все эти истории о недоступных ей других мирах наверняка должны были этому поспособствовать, а «парадокс», который якобы не позволял ей туда попасть, нужен был для того, чтобы она не прошла через Провал слишком рано. Но чего он ждал?

— Не дают, отбирают, — Кристина лизнула пересохшие губы.

Но что он отобрал у неё? Точно не некую мифическую «нормальную жизнь», потому что несмотря ни на что, ей на самом деле нравилось исследовать Тропы.

Или для того, чтобы что-либо отнять, нужно сначала что-то дать? Ей уже приходила мысль о том, что Дух совсем неспроста не оставлял попыток сыграть в джинна. Последний заход стал, пожалуй, самым радикальным: закинуть её в совершенно другой мир, чтобы она, перепугавшись, побежала к своему спасителю — и объяснять ничего не нужно: она же сама этого пожелала, всю плешь проела, рассказывая, как же ей хотелось увидеть другой мир!

Но если это так, то какую власть Дух получает над теми, кому не хватило ума отказаться? И что планировала отнять у неё в будущем?

Ответа не было.

И ведь не сказать, что её не предупреждали. Призраки с самых первых дней чуть ли не с ума сходили рядом с Духом, а когда научились передавать свои мысли, говорили прямо: от «Чужака» нужно избавиться. Кристина отмахивалась. Как можно было поверить, что Дух может ей угрожать, если за тринадцать лет, прошедших с момента их первой встречи, она ни разу не видела от него ничего плохого? Сейчас она понимала, что в своё время ей ненавязчиво подсунули идею о том, что призраки старого дома были ничем иным, как глупыми, неразумными существами, которые и сами не понимают, что несут. Вот только Дворецкий и Раненая годами не отходили от неё, пытались предупредить, а в итоге не раздумывая бросились на выручку — и, скорее всего, не пережили своего благородства.

— Но всё же, хотел Дух того или нет, а кое-что он мне всё-таки дал.

Кристина отлично помнила, о чём они говорили незадолго до того, как её затянуло в Провал. Обернувшись к терпеливо дожидающейся пояснений Хель, она твёрдо объявила:

— Я знаю, что это за мир.

Мир, разрушенный собственными обитателями; мир, в котором Перекрёстки были некогда предметом культа, и — самое главное! — мир, в котором когда-то были такие, как она — и которых больше в нём не было.

Это многое объясняло.

Ему нужно было что-то в этом мире. Что-то, до чего могли добраться люди, вроде Кристины, способные не только выжить на Перекрёстке, но манипулировать Провалами. Вот только последний исследователь Троп пропал без вести более четырёхсот пятидесяти лет назад, а оставшиеся ученики, судя по тому, как пренебрежительно Дух о них отзывался, его явно не устроили. Остальных, если предположить, что исследованиями занимались именно жрецы, перебили вельменно, несколько расстроенные тем, что по вине жрецов только что рухнул весь привычный мир. Нужных ему людей в этом мире либо не осталось вовсе, либо до них было слишком сложно дотянуться. Так что же делать?

Кристина зло скрипнула зубами и до боли стиснула кулаки.

Недавно Хель назвала её «орудием», и, очевидно, знающая толк в подобных вещах вельменно не слишком ошиблась. Именно им Кристина и являлась: найденным, подобранным где-то на другом конце Вселенной, заботливо выращенным и тщательно подготовленным орудием, которое только ждало своего часа, чтобы быть пущенным в ход. Кто же мог предположить, что шуруповёрт неожиданно взбунтуется и попытается сбежать?

Впрочем, это, судя по всему, случилось уже не в первый раз: Дух утверждал, что пропавший исследователь напоследок успел его впечатлить. Незначительная, казалось бы, деталь, но она сама по себе говорила о многом — например о том, что это существо, кем или чем бы оно ни было на самом деле, в принципе возможно удивить. А это означает, что его также можно обмануть или даже перехитрить.

Была и другая деталь, которая теперь заиграла другими красками — то, что Дух по какой-то причине не мог или не хотел вмешиваться в события. Возможно, просто был уверен, что рано или поздно всё само собой сложится в его пользу. Тем лучше! Пусть и дальше так думает, а она тем временем попытается разобраться в том, что ему понадобилось от её предшественников.

«Символ, жрецы, исследователь и его ученики», — перечислила зацепки Кристина, возбуждённо постукивая обожжёнными пальцами по колену. С чего начать?

Поиски жрецов она отбросила сразу же — слишком рискованно, учитывая, насколько нервно могут отреагировать вельменно. Но никто ведь не запрещает ей искать информацию о совершенно безобидном символе, который до сих пор используется на письме; кто знает, может быть у него были и другие значения. Наконец, нужно выяснить, кем был тот исследователь и, если повезёт, раздобыть копию его дневников.

Последнее, впрочем, показалось Кристине совсем сказочным. С поправкой на время, которое отсутствовала Хель, тот мужчина пропал примерно тогда же, когда возникло королевство Эм-Бьяла и начало правление вельменно. Хорошо, что речь шла не о доисторических временах, но очень плохо, что в начавшемся тогда хаосе наверняка затерялись все следы. С другой стороны, Дух говорил, что в последние годы эти двое «знатно повеселились», а это значит, что тот человек вполне мог отметиться в истории.

— Прежде всего, — Кристина с горящими глазами обернулась к Хель, — ваш язык. Может быть, даже тот, старый, на котором пишут «важные тексты», если это, конечно, не особо охраняемый секрет, но даже если и так — не страшно, достаточно того, что его знаешь ты. Второе, и здесь без твоей помощи не обойтись: мне понадобится легенда. Гвардейцы, кажется, говорили, что я похожа на южанку? Отлично. Нужно найти какой-нибудь отдалённый район, о котором никто ничего толком не знает, будет меньше вопросов. Да и вообще, было бы неплохо узнать побольше об этом месте, особенно о моей гипотетической «родине», нужно же понимать, как меня видят окружающие… И, наконец, последнее, самое сложное: нужно, чтобы ты вспомнила всё, что знаешь о том, как возникла ваша Эм-Бьяла, любые яркие личности, в первую очередь те, с которыми при жизни творилось что-то странное. А если они ещё и таинственным образом исчезли — это точно наши клиенты.

Однако Хель выслушала этот монолог, не произнеся ни слова, только внимательно и как будто испытующе разглядывала свою спутницу.

— Что? — наморщила лоб Кристина.

Однако уже в следующее мгновение щёки вспыхнули от невыносимого стыда. полностью погрузившись в свои собственные проблемы и выстраивая сложные планы, она абсолютно не подумала о том, что на этот счёт у Хель могут свои собственные соображения. В конце концов одно дело помочь добраться до Формо, даже развоплотить «Другую», которая угрожала им обеим, но совсем другое — ввязаться в борьбу с бессмертным существом, обладающим, судя по всему, практически безграничным могуществом. На такое Хель определённо не подписывалась.

— Нет, если хочешь, сначала можно заняться возникшей между нами связью. Наверное, так будет даже лучше: я уже втянула тебя в историю… К тому же, я же обещала, что отпущу тебя там, где скажешь…

Однако Хель, словно удивлённая этими словами, лишь удивлённо склонила голову:

— Ты желаешь, чтобы я ушла?

— Нет, конечно, но ты ведь совершенно не обязана мне помогать. А я… если честно, за всё это время я ни разу не задумывалась о том, почему ты идёшь со мной. То есть, я понимаю, что рядом со мной ты больше не испытываешь голода и, кажется, вернула хотя бы часть своей личности… Наверное, это немало, но явно недостаточно, чтобы вместе со мной очертя голову ринуться в самое пекло. А ещё, нужно было спросить гораздо раньше, но я спрошу сейчас: чего ты хочешь?

— Я хочу пойти с тобой, — спокойно ответила Хель, а затем, словно в ответ на разочарованное выражение, проступающее на лице Кристины, добавила: — Тебе известно, что испытывают такие, как я: не способны думать; вынуждены беспрестанно охотиться или страдать от мучительного голода; задыхаться от ненависти и злобы к тому, кто обрёк их на эту участь. Я не хочу уходить; я боюсь оставаться в одиночестве. Поэтому, когда твои дела в этом мире будут окончены, я хочу, чтобы ты меня убила. Лучше, чем так.

Кристина похолодела, когда Хель в точности повторила слова «Другой». Она отлично помнила весь спектр тех незабываемых ощущений, которые обрушили на неё рахи; помнила, как эти чувства едва не выжгли ей мозги и чуть не свели её с ума. Хель была права: что угодно лучше, чем вечность, проведённая в подобном состоянии. Но хватит ли у неё решимости, чтобы исполнить подобную просьбу, когда придёт время? Впрочем, губы уже сами собой сложились в два слова:

— Я обещаю.

Хель ответила вежливым полупоклоном, после чего отвернулась, словно навсегда закрыла для себя эту тему. На некоторое время между ними повисла гнетущая тишина. Когда же вельменно заговорила вновь, в её чистом и мелодичном голосе послышалось что-то, что при достаточной фантазии можно было принять за искреннее беспокойство:

— Ты уверена, что хочешь сражаться с этим существом?

— А какие у меня варианты? — безэмоционально ответила Кристина.

— Ты можешь сдаться. Помочь ему получить то, что он хочет.

Кристина устало растёрла виски. Пару минут спустя на её лице появилась грустная полуулыбка:

— Знаешь, было время, когда мы с Духом играли в настолки — ну, разные игры. Так себе занятие, на самом деле: этому хитровану то ли постоянно везло, и ему попадались лучшие карты, а на кубике всегда выпадало именно то, что нужно; то ли он просто бессовестно мухлевал, и тогда у него не то, что карты, у него даже шахматы были краплёными… Само собой, выиграть в таких условиях очень сложно, почти невозможно.

Хель сдержанно кивнула, и Кристина со всё той же усталой улыбкой спросила:

— А знаешь, что он делал перед самыми эпичными разгромами? Интересовался, не хочу ли я сдаться на «почётных условиях», после чего называл количество ходов, которые оставались у меня в запасе.

— Это великодушное предложение, которое следовало бы рассмотреть.

— Да, но суть не в этом. Обычно я эти предложения не принимала, мне было интересно доиграть партию до конца, чтобы попытаться если не выиграть, то хотя бы оттянуть поражение. Пусть по его расчётам мне оставалось три хода — продержусь четыре, считай победила; пять — победила с разгромным счётом, можно открывать шампанское. Так вот, раз за разом проигрывая самыми унизительным способами, я кое-что заметила: то, что порой тебе везёт так сильно, что ты вытягиваешь даже самую безнадёжную игру вне зависимости от того, что выпадает сопернику. Дух это прекрасно знает, вот почему он предлагает сдаться.

Она обернулась к Хель и с удивлением обнаружила, что на неподвижном лице призрака проявляется что-то отдалённо напоминающее одобрение.

— Ты не вернёшься домой, если умрёшь здесь.

— Может быть, но в таком случае, давай как следует удивим его напоследок?

Апрель, 2021 — Сентябрь, 2023