Бронзовый век. Европа без границ. Четвертое – первое тысячелетия до н. э.: каталог выставки [Коллектив авторов] (pdf) читать онлайн

БРОНЗОВЫЙ ВЕК
ЕВРОПА БЕЗ ГРАНИЦ

Четвертое — первое
тысячелетия до н. э.

BRONZEZEIT
EUROPA OHNE GRENZEN

4.–1. Jahrtausend v. Chr.

Staatliche Eremitage
Staatliches Historiches Museum
Staatliches Puschkin Museum der Bildenden Künste
Staatliche Museen zu Berlin Preußischer Kulturbesitz

BRONZEZEIT

БРОНЗОВЫЙ ВЕК

4.–1. Jahrtausend v. Chr.

Четвертое — первое тысячелетия до н. э.

EUROPA OHNE GRENZEN

Ausstellungskatalog

St. Petersburg
«Tabula Rasa» Publishing House. 2013
2

Государственный Эрмитаж
Государственный Исторический музей
Государственный музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина
Государственные музеи Берлина Прусское культурное наследие

ЕВРОПА БЕЗ ГРАНИЦ
Каталог выставки

Санкт-Петербург
Издательство «Чистый лист». 2013
3

УДК 7.031.1+930.26:006.99
ББК (Т)63.4
Б88

Государственный музей
изобразительных искусств
имени А.С. Пушкина
The Pushkin State Museum
of Fine Arts

Каталог выставки
«БРОНЗОВЫЙ ВЕК. ЕВРОПА БЕЗ ГРАНИЦ.
Четвертое — первое тысячелетия
до новой эры»
Санкт-Петербург, Государственный Эрмитаж,
с 21 июня по 8 сентября 2013 г.
Москва, Государственный Исторический музей,
с 15 октября 2013 г. по 15 января 2014 г.

ГОСУДАРСТВЕННЫЕ МУЗЕИ БЕРЛИНА ПРУССКОЕ
КУЛЬТУРНОЕ НАСЛЕДИЕ:
Михаел Эйзенхауер, генеральный директор
МУЗЕЙ ПРЕИСТОРИИ И ДРЕВНЕЙ ИСТОРИИ
ГОСУДАРСТВЕННЫХ МУЗЕЕВ БЕРЛИНА:
Маттиас Вемхофф, директор
Аликс Хэнзель, заместитель директора
Манфред Наврот, куратор
Катя Фоллерт, музеевед

ОРГАНИЗАЦИОННЫЙ КОМИТЕТ
МИНИСТЕРСТВО КУЛЬТУРЫ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ:
В. Р. Мединский, министр культуры Российской Федерации
Н. Ю. Самойленко, директор Департамента
культурного наследия
И. В. Клопова, советник Департамента культурного наследия,
Отдел Музейного фонда Российской Федерации
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЭРМИТАЖ:
М. Б. Пиотровский, генеральный директор
Г. В. Вилинбахов, заместитель генерального
директора по науке
В. Ю. Матвеев, заместитель генерального директора
по выставкам и развитию
С. Б. Адаксина, заместитель генерального директора,
главный хранитель
А. Ю. Алексеев, заведующий Отделом археологии
Восточной Европы и Сибири
Ю. Ю. Пиотровский, заместитель заведующего
Отделом археологии Восточной Европы и Сибири
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ МУЗЕЙ:
А. К. Левыкин, директор
Т. Г. Игумнова, заместитель директора по международным
связям и выставочной работе
Н. И. Шишлина, заведующая Отделом археологических
памятников
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ МУЗЕЙ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНЫХ ИСКУССТВ
им. А. С. ПУШКИНА:
И. А. Антонова, директор
В. П. Толстиков, заведующий Отделом искусства
и археологии Античного мира
ФОНД ПРУССКОГО КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ:
Херманн Парцингер, президент
Доротея Катманн, заведующая отделом по делам президента
Вильфрид Менгин, уполномоченный президента

ВЫСТАВКА
Авторы идеи выставки:
Вильфрид Менгин, Ю. Ю. Пиотровский, В. П. Толстиков
Автор концепции и куратор выставки
в Государственном Эрмитаже:
Ю. Ю. Пиотровский
Рабочая группа Государственного Эрмитажа:
О. Е. Ильменкова, А. Н. Мазуркевич, С. М. Осташинский,
Е. Г. Старкова
Автор концепции и руководитель авторской группы
Государственного Исторического музея:
Н. И. Шишлина
Авторская группа Государственного Исторического музея:
Е. Д. Каверзнева, А. П. Мошинский, И. Р. Ахмедов,
Г. И. Лемигова
Рабочая группа Музея преистории и древней истории
и Генеральной дирекции Государственных музеев Берлина:
Ивон де Борд, Аликс Хэнзель, Бернхард Хееб,
Альмут Хоффманн, Бригитте Лим, Вильфрид Менгин,
Бэрбель Мукер, Манфред Наврот, Катя Фоллерт,
Катрин Вери, Хорст Видер
РЕСТАВРАЦИЯ И ПОДГОТОВКА ЭКСПОНАТОВ
Государственный Эрмитаж:
реставрационная подготовка экспонатов осуществлена
под руководством заведующей Отделом научной
реставрации и консервации Государственного Эрмитажа
Т. А. Барановой
Реставраторы:
археологический металл — Н. А. Панченко,
О. Л. Семенова, Н. Б. Янковская, О. Ю. Сенаторова,
М. Г. Боровикова, А. В. Панкова;
керамика — А. И. Поздняк, Н. А. Большакова, К. В. Лавинская,
Е. С. Ктиторова, Н. Л. Павлухина, Т. В. Шлыкова, Н. В. Борисова,
О. М. Шувалова;

произведения из органических материалов —
К. Ф. Никитина, Е. Г. Манькова, М. В. Мичри, Е. А. Чехова;
скульптура и камень — С. Л. Петрова
Государственный Исторический музей:
В. А. Ширяков, Е. В. Белькевич, В. А. Шестак,
при поддержке ОАО «Северсталь»
Государственный музей изобразительных
искусств им. А. С. Пушкина:
М. Г. Толубенский
Музей преистории и древней истории
Государственных музеев Берлина:
Сусанна Кребстакис, Франциска Тиме
Античное собрание Государственных музеев Берлина:
Ёханнес Лаурентиус
ДИЗАЙН ВЫСТАВКИ И МОНТАЖ ЭКСПОЗИЦИИ
Государственный Эрмитаж:
Б. Г. Кузякин, В. Б. Королев, М. Ю. Ефимов, Ю. М. Колотилов,
А. В. Мачикин, Б. Ю. Степанов, И. А. Фомичев
Государственный Исторический музей:
А. Рейнер
КАТАЛОГ
Научный редактор каталога
Ю. Ю. Пиотровский
Авторы статей:
В. С. Бочкарев, Б. Говедарица, Э. Р. Ибрагимова,
Е. Д. Каверзнева, Ф. Кауль, Д. С. Ковалев, К. Кристиансен,
С. В. Кузьминых, А. Н. Мазуркевич, К. Метцнер-Небельзик,
А. П. Мошинский, Г. Парцингер, Э. Перницка, Е. Г. Старкова,
С. В. Студзицкая, М. Трейстер, Н. И. Шишлина,
С. Хансен, Э. Хардинг, А. Хэнзель, Р. Юнг
Авторы каталожных аннотаций:
И. Р. Ахмедов (И. А.), Е. Е. Васильева (Е. В.),
Е. И. Гак (Е. Г.), Э. Р. Ибрагимова (Э. И.), И. В. Калинина (И. К.),
Е. Д. Каверзнева (Е. К.), С. В. Кузьминых (С. К.),
А. Н. Мазуркевич (А. Н. М.), А. П. Мошинский (А. П. М.),
Б. Нессель (Б. Н.), Ю. Ю. Пиотровский (Ю. П.),
Л.-К. Ризотто (Л.-К. Р.), Е. Г. Старкова (Е. С.),
С. В. Студзицкая (С. С.), В. А. Трифонов (В. А. Т.),
В. П. Толстиков (В. П. Т.), Н. И. Шишлина (Н. Ш.),
Б. Хееб (Б. Х.), А. Хофманн (А. Хоф.), А. Хэнзель (А. Хэн.)
Переводчики с немецкого языка:
Т. П. Калугина, М. Ю. Коренева, М. Т. Кашуба, В. В. Коваленко

Переводчики с русского языка:
Ида Наглер, Кристиане Пёльман
ФОТОГРАФЫ
Государственный Эрмитаж: В. С. Теребенин, А. В. Теребенин,
П. С. Демидов, А. М. Кокшаров
Государственный Исторический музей:
Г. Г. Сапожников
Государственный музей изобразительных искусств
им. А. С. Пушкина:
А. Ф. Кудрявицкий
Музей преистории и древней истории
Государственных музеев Берлина:
Клаудиа Пламп, Клаус Гёкен
Античное собрание Государственных музеев Берлина:
Ёханнес Лаурентиус
ГРАФИКИ
Музей преистории и древней истории Государственных
музеев Берлина:
Даниела Грайнерт, Марио Кацнер
ДИЗАЙН КАТАЛОГА
В. Д. Бертельс
СПОНСОРЫ
Форум «Петербургский диалог» поддержал выставку
«Бронзовый век. Европа без границ. Четвертое — первое
тысячелетия до новой эры» как совместный немецкороссийский проект, а в июле 2010 года в Екатеринбурге
взял его под идейное покровительство.
Издание каталога стало возможным при поддержке
Фонда исскуства им. Эрнста фон Сименса

ISBN 978-5-90152-838-9
© Государственный Эрмитаж, 2013
© Государственный Исторический музей, 2013
© Государственный музей изобразительных искусств
им. А. С. Пушкина, 2013
© Музей преистории и древней истории
Государственных музеев Берлина, 2013
© Издательство «Чистый лист», макет и оформление, 2013

Государственный музей
изобразительных искусств
имени А.С. Пушкина
The Pushkin State Museum
of Fine Arts

Ausstellungskatalog
„BRONZEZEIT. EUROPA
OHNE GRENZEN.
4.–1. Jahrtausend v. Chr.“

STAATLICHE MUSEEN ZU BERLIN PREUSSISCHER
KULTURBESITZ:
Michael Eissenhauer, Generaldirektor

Sankt Petersburg, Staatliche Eremitage,
vom 21. Juni bis zum 8. September 2013
Moskau, Staatliches Historisches Museum,
vom 15. Oktober 2013 bis zum 15. Januar 2014

MUSEUM FÜR VOR- UND FRÜHGESCHICHTE
DER STAATLICHEN MUSEEN ZU BERLIN:
Matthias Wemhoff, Direktor
Alix Hänsel, Stellvertreterin des Direktors
Manfred Nawroth, Kustos
Katja Vollert, Dipl.-Museologin (FH)

ORGANISATIONSKOMITEE

AUSSTELLUNG

KULTURMINISTERIUM DER RUSSISCHEN FÖDERATION:
V. R. Medinski, Kulturminister der Russischen Föderation
N. Ju. Samojlenko, Direktorin des Departements
für kulturelles Erbe
I. V. Klopova, Beraterin des Departements für kulturelles Erbe,
Abt. Museumsstiftung der Russischen Föderation

Ausstellungsidee:
Wilfried Menghin, Ju. Ju. Piotrovski, V. P. Tolstikov

STAATLICHE EREMITAGE:
M. B. Piotrovski, Generaldirektor
G. V. Wilinbachov, Stellvertreter des Generaldirektors
(Abt. Wissenschaften)
V. Ju. Matveev, Stellvertreter des Generaldirektors
(Abt. Ausstellungen und Entwicklung)
S. B. Adaksina, Stellvertreterin des Generaldirektors,
leitende Konservatorin
A. Ju. Alekseev, Abteilungsleiter der Archäologie
Osteuropas und Sibiriens
Ju. Ju. Piotrovski, Stellvertreter des Abteilungsleiters
Archäologie Osteuropas und Sibiriens

Arbeitsgruppe in der Staatlichen Eremitage:
O. E. Ilmenkova, A. N. Mazurkevich, S. M. Ostašinski,
E. G. Starkova

STAATLICHES HISTORISCHES MUSEUM:
A. K. Levykin, Direktor
T. G. Igumnova, Stellvertreterin des Direktors
(Abt. Internationale Beziehungen und Ausstellungsarbeit)
N. I. Šišlina, Abteilungsleiterin der archäologischen
Denkmäler
STAATLICHES PUSCHKIN MUSEUM DER BILDENDEN KÜNSTE:
I. A. Antonova, Direktorin
V. P. Tolstikov, Abteilungsleiter der Kunst
und Archäologie der Antiken Welt
STIFTUNG PREUSSISCHER KULTURBESITZ:
Hermann Parzinger, Präsident
Dorothea Kathmann, Leiterin der Präsidialabteilung
Wilfried Menghin, Sonderbeauftragter des Präsidenten

Autor der Ausstellungskonzeption und Kurator
der Ausstellung in der Staatlichen Eremitage:
Ju. Ju. Piotrovski

Autorin der Ausstellungskonzeption und Leiterin
der Autorengruppe im Staatlichen Historischen Museum:
N. I. Šišlina
Autorengruppe im Staatlichen Historischen Museum:
E. D. Kaverzneva, A. P. Mošinski, I. R. Achmedov, G. I. Lemigova
Arbeitsgruppe im Museum für Vor- und Frühgeschichte
und in der Generaldirektion der Staatlichen Museen zu Berlin:
Yvonne de Bordes, Alix Hänsel, Bernhard Heeb, Almut
Hoffmann, Brigitte Liehm, Wilfried Menghin, Bärbel Mucker,
Manfred Nawroth, Katja Vollert, Katrin Wehry, Horst Wieder
RESTAURIERUNG UND VORBEREITUNG DER EXPONATE
Staatliche Eremitage:
die restauratorische Vorbereitung der Exponate wurde
unter der Leitung der Abteilungsleiterin der wissenschaftlichen
Restaurierung und Konservierung der Staatlichen
Eremitage, T. A. Baranova, durchgeführt
Restauratoren:
archäologisches Metall — N. A. Pančenko, O. L. Semenova,
N. B. Jankovskaja, O. Ju. Senatorova, M. G. Borovikova,
A. V. Pankova;
Keramik — A. I. Pozdnjak, N. A. Bolšakova, K. V. Lavinskaja,
E. S. Ktitorova, N. L. Pavluchina, T. V. Šlykova, N. V. Borisova,
O. M. Šuvalova;

Artefakte aus organischem Material — K. F. Nikitina,
E. G. Mankova, M. V. Mičri, E. A. Čechova;
Skulptur und Stein — S. L. Petrova
Staatliches Historisches Museum:
V. A. Širjakov, E. V. Belkevič, V. A. Šestak
mit Unterstützung der Firma OAO «Severstal»
Staatliches Puschkin Museum der Bildenden Künste:
M. G. Tolubenski
Museum für Vor- und Frühgeschichte
der Staatlichen Museen zu Berlin:
Gabriella Antal, Susanne Krebstakies, Franziska Thieme
Antikensammlung der Staatlichen Museen zu Berlin:
Priska Schilling-Colden, Bernd Zimmermann
AUSSTELLUNGSDESIGN UND -AUFBAU
Staatliche Eremitage: B. G. Kuzjakin, V. B. Korolev,
M. Ju. Efimov, Ju. M. Kolotilov, A. V. Mačikin, B. Ju. Stepanov,
I. A. Fomičev
Staatliches Historisches Museum: A. Reiner

FOTOGRAFEN
Staatliche Eremitage: V. S. Terebenin, A. V. Terebenin,
P. S. Demidov, A. M. Kokšarov
Staatliches Historisches Museum: G. G. Sapožnikov
Staatliches Puschkin Museum der Bildenden Künste:
A. F. Kudrjavicki
Museum für Vor- und Frühgeschichte der Staatlichen Museen
zu Berlin: Claudia Plamp, Klaus Göken
Antikensammlung der Staatlichen Museen zu Berlin:
Johannes Laurentius
GRAFIKER
Museum für Vor- und Frühgeschichte der Staatlichen Museen
zu Berlin: Daniela Greinert, Mario Kacner
KATALOGDESIGN
V. D. Bertels

KATALOG

FÖRDERER

Wissenschaftlicher Redakteur des Katalogs
Ju. Ju. Piotrovski

Die Ausstellung „Bronzezeit. Europa ohne Grenzen“
wird als deutsch-russisches Kooperationsprojekt auch
von dem Petersburger Dialog unterstützt; die ideelle
Schirmherrschaft wurde im Juli 2010 in Jekaterinburg
übernommen

Autoren der Essays:
V. S. Bočkarev, B. Govedarica, A. Hänsel, S. Hansen,
A. Harding, R. Jung, E. R. Ibragimova, E. D. Kaverzneva, F. Kaul,
D. S. Kovalev, K. Kristiansen, S. V. Kuzminych, A. N. Mazurkevich,
C. Metzner-Nebelsick, A. P. Moschinskij, H. Parzinger,
E. Pernicka, E. G. Starkova, S. V. Studzickaja,
M. Treister, N. I. Šišlina

Der Katalog wurde ermöglicht durch die Förderung
durch die Ernst von Siemens Kunststiftung

Autoren der Katalogtexte:
I. R. Achmedov (I. A.), E. I. Gak (E. G.), A. Hänsel (A. Hä.),
B. Heeb (B. H.), A. Hofmann (A. Ho.), E. R. Ibragimova (E. I.),
E. D. Kaverzneva (E. K.), I. V. Kalinina (I. K.), S. V. Kuzminych (S. К.),
A. N. Mazurkevich (A. N. M.), A. P. Moschinskij (A. P. M.),
B. Nessel (B. N.), Ju. Ju. Piotrovski (Ju. P.), L.-C. Rizzotto (L.-C. R.),
E. G. Starkova (E. S.), S. V. Studzickaja (S. S.), N. Šišlina (N. Š.),
V. A. Trifonov (V. A. T.), V. P. Tolstikov (V. P. T.), E. E. Vasileva (E. V.)
Übersetzung aus der deutschen Sprache:
T. P. Kalugina, M. Ju. Koreneva, M. T. Kašuba, V. V. Kovalenko
Übersetzung aus der russischen Sprache:
Ida Nagler, Christiane Pöhlmann

© Staatliche Eremitage, 2013
© Staatliches Historisches Museum, 2013
© Staatliches Puschkin Museum der Schönen Künste, 2013
© Museum für Vor- und Frühgeschichte
der Staatlichen Museen zu Berlin, 2013
© Publishing House «Tabula Rasa», 2013

Содержание
Приветственное обращение министра культуры
Российской Федерации Владимира Мединского . . . . . . . . . 12

Михаил Трейстер
Троянские клады . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 140

Приветственное обращение Уполномоченного
Федерального правительства по делам культуры
и средств массовой информации Федеративной
Республики Германии Бернда Нойманна . . . . . . . . . . . . . . . . . . 14

Наталья Шишлина
Бородинский клад: продолжение поиска . . . . . . . . . . . . . . . 156

Приветственное обращение президента фонда
Прусского культурного наследия Германа Парцингера . . . . 16
Приветственное обращение генерального директора
Государственного Эрмитажа Михаила Пиотровского,
директора Государственного Исторического музея
Алексея Левыкина, директора Государственного музея
изобразительных искусств им. А. С. Пушкина Ирины
Антоновой, генерального директора Государственных
музеев Берлина Прусское культурное наследие Михаэля
Эйзенхауэра и директора Музея преистории
и древней истории Государственных музеев Берлина
Маттиаса Вемхоффа . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 18

Пояснение к каталогу . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 292

Энтони Хардинг
Дальние связи Европы в эпоху бронзы . . . . . . . . . . . . . . . . . . 170
Райнхард Юнг
Микенская Греция и ее контакты
с другими европейскими регионами . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 182
Аликс Хэнзель
Конец эпохи бронзы в Эгейском регионе . . . . . . . . . . . . . . . . 189

Кристиан Кристиансен
Война в эпоху бронзы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 194

Вадим Бочкарев
Эпоха бронзы в Восточной Европе . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 47

Александр Мошинский
Воины, металлурги, художники Северного Кавказа
эпохи бронзы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 218

Энеолит и начало бронзового века

Сергей Кузьминых
Клад из Эберсвальде. История обнаружения
и публикации . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 227

Елена Старкова
Финал эпохи Триполья—Кукутени
на юге Восточной Европы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 83

Золотые диски-подвески . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 294
Древнейшие металлические орудия . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 295
Триполье—Кукутени. Древние земледельцы . . . . . . . . . . . 298
Майкопская культура . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 308
Кумо-манычская периферия майкопской культуры . . . . 338
Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Карола Метцнер-Небельзик
Европейская символика власти эпохи бронзы . . . . . . . . . 206

Свенд Хансен
Золотые диски эпохи меди . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 79

На пути к бронзовому веку

Воинство и символы власти в эпоху бронзы

Герман Парцингер
Особенности культурных взаимосвязей от Волги
до Рейна в эпоху бронзы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 23

Эрнст Перницка
Распространение металлургии в Старом свете . . . . . . . . 66

КАТАЛОГ

Аликс Хэнзель
Значение сокровища из Эберсвальде в культурном
контексте эпохи поздней бронзы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 232
Религия и культ в эпоху бронзы
Флемминг Кауль
О религии и символике эпохи бронзы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 238

Благое Говедарица
Культуры погребений восточноевропейской степи
и культуры кубков Центральной и Западной Европы . . . 95

Наталья Шишлина
«Напиток богов, преодолевающий смерть…» . . . . . . . . 253

Андрей Мазуркевич
Лесная зона Восточной Европы
в конце IV — начале II тыс. до н. э. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 106

Елена Каверзнева
Глиняная модель лодки в культуре лесной Мещеры
эпохи бронзы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 259

Наталья Шишлина, Денис Ковалев, Эльмира Ибрагимова
Повозки катакомбной культуры
евразийских степей . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 119

Светлана Студзицкая, Сергей Кузьминых
Галичский «клад» — шаманский комплекс
бронзового века . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 264

Дальние контакты в эпоху бронзы

Аликс Хэнзель
Культовые повозки эпохи бронзы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 273

Наталья Шишлина
Степь и Кавказ — диалог культур . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 128

Свенд Хансен
Клады в Европе эпохи бронзы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 279

Культура шнуровой керамики в Западной Европе. . . . . . 342
Культура колоколовидных кубков . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .344
Лесная зона Восточной Европы
в конце IV–III тыс. до н. э. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 345
Культура шнуровой керамики в Восточной Европе . . . . 361
Случайные находки на территории
Восточной Европы и северо-запада России . . . . . . . . . . . . . 362
Центральные районы Восточной Европы . . . . . . . . . . . . . 364
Волосовская культура . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 370
Культура шаровидных амфор. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 376
Среднеднепровская культура . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 378
Фатьяновская культура . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 380
Балановская культура . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 389
Степная полоса Восточной Европы. Ямная культура . 393
Степи. Катакомбная культура . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 399
Северокавказская культура . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 416
Сокровища, обнаруженные Генрихом Шлиманом
в ходе раскопок в Трое . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 429
Антропоморфное фигуративное искусство Трои . . . . . .440
Культурные слои Трои эпохи ранней бронзы . . . . . . . . . . . 442

Бронзовые находки эпохи ранней и средней бронзы
из карпатского региона . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 455
Клады и погребения эпохи ранней и средней бронзы
из Южной Германии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 458
Клады и погребения эпохи ранней и средней бронзы
в Северной Европе . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 463
Литейные формы и орудия литейного производства
Центральной Европы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 470
Культуры эпохи поздней бронзы Эгейского мира . . . . . . . 472
Глиняные сосуды . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 476
«Варварская» керамика. Сосуды ручной лепки . . . . . . . . . 477
Культуры Карпатского бассейна
эпохи поздней бронзы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 478
Культуры позднебронзового века
на севере Центральной Европы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 482
Место жертвоприношения эпохи бронзы —
находка из Берлин-Шпандау . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 503
Клад Эберсвальде и золотые сокровища
эпохи поздней бронзы в Северной Европе . . . . . . . . . . . . . . . 508
Религиозные ритуалы и культовые символы . . . . . . . . . . . 521
Захоронения эпохи поздней бронзы
в Северной Европе . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 526
Культурные преобразования на рубеже
бронзового и железного веков . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 532
Лесная зона Восточной Европы. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 535
Шагарская культура . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 539
Абашевская культура. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 543
Поздняковская культура . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 545
Сейминско-турбинская культура . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 547
Галичский клад . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 555
Бородинский клад . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 557
Культура текстильной керамики . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 563
Степи. Лолинская культура . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 564
Степи. Срубная культура . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 566
Белозерская культура. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 582
Кавказ в эпоху поздней бронзы — раннего железа. . . . . . 584

Век кладов. Воинство и власть
Производство металлических изделий в Трое . . . . . . . . .446
Товарообмен в Трое . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 447
Культурные слои Трои эпохи средней бронзы . . . . . . . . . .448
Эль-Аргарская культура в Испании . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 449
Золотые и серебряные изделия Карпатского бассейна
эпохи ранней бронзы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 450
Инкрустированная керамика эпохи ранней и средней
бронзы центральной части Дунайского бассейна . . . . . . 453

Сокращения
Музеи . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 625
Литература . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 625

Inhalt
Grußwort des Kulturministers der Russischen Föderation
Vladimir Medinski . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 13

Natalija Šišlina
Der Schatzfund von Borodino. Fortsetzung der Suche . . . . . . 156

Grußwort des Beauftragten der Bundesregierung
für Kultur und Medien der Bundesrepublik
Deutschland Bernd Neumann . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 15

Anthony Harding
Fernbeziehungen im bronzezeitlichen Europa . . . . . . . . . . . . . 170

Grußwort des Präsident der Stiftung Preußischer
Kulturbesitz Hermann Parzinger . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 17

Reinhard Jung
Das mykenische Griechenland und seine Kontakte
zu anderen europäischen Regionen. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 182

Grußwort des Generaldirektors der Staatlichen Eremitage
Michail Piotrovski, des Direktors des Staatlichen Historischen
Museums Aleksej Levykin, der Direktorin des Staatlichen
Puschkin Museums der Bildenden Künste Irina Antonova,
des Generaldirektors der Staatlichen Museen zu Berlin
Preußischer Kulturbesitz Michael Eissenhauer
und des Direktors des Museums für Vor- und Frühgeschichte
der Staatlichen Museen zu Berlin Matthias Wemhoff f . . . . . . . 19
Hermann Parzinger
Grundzüge bronzezeitlicher Kulturverhältnisse zwischen
Wolga und Rhein . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 23
Vadim Bočkarev
Die Bronzezeit in Osteuropa . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 47
Das Äneolithikum
und der Beginn der Bronzezeit
Ernst Pernicka
Die Ausbreitung der Metallurgie in der Alten Welt . . . . . . . . . . 66
Svend Hansen
Goldene Scheiben aus der Kupferzeit . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 79
Elena Starkova
Der Ausklang der Tripolje-Cucuteni-Kultur
im Süden Osteuropas . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 83
Blagoje Govedarica
Die Grabkulturen der osteuropäischen Steppe
und die Becherkulturen Zentral- und Westeuropas . . . . . . . . . . 95
Andrej Mazurkevich
Das Waldgebiet in Osteuropa am Ende des 4. —
Beginn des 2. Jahrtausends v. Chr. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 106
Natalija Šišlina, Denis Kovalev, Elmira Ibragimova
Wagen der Katakombengrabkultur
aus den Steppen Eurasiens. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 119

Die fr üh- und mittelbronzezeitlichen Gruppen
mit inkrustierter Keramik an der mittleren
und unteren Donau . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 453
Bronzefunde der fr ühen und mittleren Bronzezeit
aus dem Karpatenraum . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 455
Depots und Gräber der fr ühen und mittleren Bronzezeit
aus Süddeutschland . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 458
Depots und Gräber der fr ühen und mittleren Bronzezeit
Nordeuropas . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 463
Gussformen und Schmiedegeräte aus Mitteleuropa. . . . . . . . . 470
Die spätbronzezeitlichen Kulturen der Ägäis . . . . . . . . . . . . . . 472
Keramikgefäße . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 476
Die Gefäße der „Barbaren“ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 477
Die spätbronzezeitlichen Kulturen des Karpatenraumes . . . 478
Die spätbronzezeitlichen Kulturen
im nördlichen Mitteleuropa . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 482
Eine bronzezeitliche Opferstätte —
der Gewässerfund von Berlin-Spandau . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 503
Der Hortfund von Eberswalde und die Goldschätze
der späten Bronzezeit in Nordeuropa . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 508
Religiöse Riten und Kultsymbole . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 521
Bestattungen der späten Bronzezeit in Nordeuropa . . . . . . . . 526
Kultureller Wandel am Übergang zur Eisenzeit. . . . . . . . . . . . 532
Waldzone in Osteuropa . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 535
Šagara-Kultur. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 539
Abaševo-Kultur . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 543
Pozdnjakovskaja-Kultur . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 545
Sejma-Turbino-Kultur . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 547
Schatzfund von Galič . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 555
Schatz von Borodino . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 557
Die Textilkeramikkultur . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 563
Steppe. Lolinskij-Kultur . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 564
Steppe. Balkengrabkultur . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 566
Belozerska-Kultur . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 582
Kaukasus, Spätbronzezeit — Früheisenzeit . . . . . . . . . . . . . . . 584

KATALOG
Aufbau des Katalogs . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 292

Alix Hänsel
Das Ende der Bronzezeit in der Ägäis . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 189
Kriegertum und Symbole der Herrschaft
in der Bronzezeit
Kristian Kristiansen
Kriegsführung in der Bronzezeit . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 194
Carola Metzner-Nebelsick
Bronzezeitliche Herrschaftssymbolik in Europa. . . . . . . . . . . . 206
Aleksander Moschinskij
Krieger, Metallurgen und Künstler
aus dem bronzezeitlichen Nordkaukasus . . . . . . . . . . . . . . . . . . 218
Sergei Kuzminych
Der Hort von Eberswalde. Seine Auffindung
und Publikation . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 227
Alix Hänsel
Die Bedeutung des Hortfundes von Eberswalde
im kulturellen Kontext der späten Bronzezeit . . . . . . . . . . . . . . 232
Religion und Kult in der Bronzezeit
Flemming Kaul
Zu Religion und Symbolgut der Bronzezeit . . . . . . . . . . . . . . . . 238
Natalija Šišlina
«Der Trank der Götter, der den Tod überwindet…» . . . . . . 253
Elena Kaverzneva
Bronzezeitliches Tonmodell eines Boots
der Meščera-Kultur . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 259

Auf dem Weg zur Bronzezeit
Goldene Scheibenanhänger. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 294
Die ältesten Metallwerkzeuge . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 295
Tripolje—Cucuteni. Urgeschichtliche Ackerbauern . . . . . . . . 298
Maikop-Kultur . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 308
Kuma-Manyč-Peripherie der Maikop-Kultur . . . . . . . . . . . . . 338
Interkulturelle Beziehungen. Handelswege
und Migrationen
Schnurkeramische Kultur in Westeuropa . . . . . . . . . . . . . . . . . . 342
Glockenbecherkultur. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .344
Waldzone Osteuropas am Ende des 4. Jahrtausends —
Mitte des 3. Jahrtausends v. Chr. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 345
Schnurkeramische Kultur in Osteuropa . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 361
Einzelfunde aus dem Ostbaltikum
und dem nordwestlichen Teil Russlands . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 362
Mittelbezirke Osteuropas . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 364
Volosovo-Kultur . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 370
Die Kugelamphoren-Kultur . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 376
Mittel-Dnepr-Kultur. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 378
Fatjanovo-Kultur. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 380
Balanovo-Kultur . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 389
Steppenzone Osteuropas. Grubengrabkultur . . . . . . . . . . . . . . 393
Steppe. Katakombengrabkultur . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 399
Nordkaukasische Kultur . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 416
Schatzfunde aus den Ausgrabungen
Heinrich Schliemanns in Troja . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 429
Anthropomorphe Figuralkunst aus Troja . . . . . . . . . . . . . . . . .440
Die fr ühbronzezeitlichen Schichten von Troja . . . . . . . . . . . . . 442

Abkurzüngen
Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

Fernkontakte in der Bronzezeit

Svetlana Studzickaja, Sergei Kuzminych
Der «Schatzfund» von Galič. Interpretation eines
Schamanengrabs . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 264

Natalija Šišlina
Steppe und Kaukasus. Ein Dialog der Kulturen . . . . . . . . . . . . 128

Alix Hänsel
Die Kultwagen der Bronzezeit . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 273

Mikhail Treister
Die trojanischen Schätze . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 140

Svend Hansen
Deponierungen in der Bronzezeit Europas . . . . . . . . . . . . . . . . 279

Museen . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 625
Literatur . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 625

Metallhandwerk in Troja . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .446
Warenverkehr in Troja . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 447
Die mittelbronzezeitlichen Schichten von Troja . . . . . . . . . . . .448
Die El Argar-Kultur in Spanien. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 449
Frühbronzezeitliche Gold- und Silberschätze
des Karpatenbeckens . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 450

11

Д

обро пожаловать в бронзовый век Европы — эпоху, которую древнегреческий поэт Гесиод
не случайно называл «героическим веком».
Поистине героическими многолетними усилиями российских и немецких ученых, музейных сотрудников создана уникальная выставка сокровищ Государственного Эрмитажа, Государственного Исторического музея, Государственного музея изобразительных искусств
им. А. С. Пушкина и берлинского Музея преистории и древней истории. Впервые удалось
собрать в одном зале, буквально воссоединить комплексы и памятники разных коллекций,
которые долгое время были недоступны не только широкой публике, но и специалистам.
Российско-германский научный и выставочный проект «Европа без границ» открылся
в 2007 году выставкой «Эпоха Меровингов». Он был посвящен той эпохе, когда славяне и
германцы жили вместе, свободно общались и торговали — задолго до того, как Карл Великий ввел эмбарго на продажу оружия славянам. Это оружие уже было сделано из железа —
началась эра раздоров, разделения и непонимания.
Сегодня новый этап проекта погружает нас в еще более глубокое прошлое. Объединенная Европа IV–I тысячелетий до Рождества Христова была территорией максимальной открытости и живого взаимодействия людей как в области духовной жизни, так и в плане обмена технологиями, совместного поиска инноваций.
В наше время, спустя тысячелетия, новые технологии информирования и коммуникации
вовсе не гарантируют налаживания межкультурного диалога, и более того, парадоксальным образом социальные сети иногда замыкают человека в рамках этнической, религиозной, языковой субкультуры. Ключевую роль приобретают не технологии сами по себе, но
содержание культуры: произведение искусства, документ, артефакт. Тем важнее значимость подобных проектов для общего культурного пространства Европы.
Знакомясь с сокровищами «клада Приама», кладов из Польши и Германии, Галичского и
Бородинского кладов, убеждаешься в правоте наших предков, которые чувствовали: если
золото — удел богов и драконов, то бронза — металл героев. Именно эта эпоха с ее культурными, технологическими и идеологическими открытиями стала прочным фундаментом
европейской культуры.
На фоне нескончаемых споров о принадлежности археологических коллекций их совместный показ в едином пространстве поможет нам всем осознать: в эру новых технологий, как и в бронзовом веке, не так важно, по какую сторону границы находится та или иная
культурная ценность. Новые музейные технологии, в том числе виртуальные экспозиции,
помогут сделать эти сокровища общим достоянием для Европы и мира.
Поздравляю создателей выставки и всех нас с этим замечательным событием, венчающим перекрестный год культуры России и Германии.
Владимир Мединский
Министр культуры Российской Федерации

H

erzlich willkommen in der Bronzezeit Europas, jener Epoche also, die der griechische Dichter Hesiod nicht zufällig als «Zeitalter der Heroen» bezeichnet hat.
Nicht minder heroisch waren freilich die Anstrengungen, mit denen russische und deutsche
Wissenschaftler und Museumsmitarbeiter in jahrelanger Arbeit diese einmalige Ausstellung vorbereitet haben, in der Schätze aus der Staatlichen Eremitage, dem Staatlichen Historischen Museum, dem Staatlichen A. S. Puschkin-Museum der Bildenden Künste und dem Berliner Museum für
Vor- und Frühgeschichte gezeigt werden. Erstmals gelang es hier, an einem Ort Fundstücke und
Exponate unterschiedlicher Sammlungen, zu denen lange Zeit weder das breite Publikum noch
Fachleute Zugang hatten, zusammenzubringen und gleichsam wiederzuvereinen.
Den Auftakt der russisch-deutschen Wissenschafts- und Ausstellungsreihe „Europa ohne Grenzen“ bildete 2007 die Ausstellung zur „Merowingerzeit“. Sie war jener Epoche gewidmet, in der
Slawen und Germanen zusammenlebten, frei miteinander verkehrten und Handel trieben, all dies
lange bevor Karl der Große ein Embargo verhängte, das den Verkauf von Waffen an Slawen verbot. Bei diesen Waffen handelte es sich bereits um aus Eisen gefertigte Stücke, mit ihnen brach
die Zeit der Zwietracht, Abschottung und des Unverständnisses an.
Die aktuelle Ausstellung „Bronzezeit“ führt uns heute noch weiter zurück in die Vergangenheit.
Das vereinte Europa des 4. – 1. Jahrtausends v. Chr. stellte einen Raum dar, in dem die Menschen
sich mit einem Höchstmaß an Offenheit begegneten, ein lebendiger Austausch sowohl im geistigen Leben als auch im Bereich von Technologien stattfand, und sie gemeinsam nach Innovationen suchten.
Jahrtausende später garantieren uns in der heutigen Zeit neue Informations- und Kommunikationstechnologien keineswegs einen interkulturellen Dialog, mehr noch, gerade die sozialen
Netzwerke isolieren den Menschen zuweilen paradoxerweise in einem ethnischen, religiösen
oder sprachlichen subkulturellen Kontext. Die entscheidende Rolle in diesem Dialog spielen mithin nicht die Technologien als solche, sondern das konkrete kulturelle Produkt: ein Kunstwerk, ein
Schriftzeugnis oder Artefakt. Von daher ist die Bedeutung vergleichbarer Projekte für den gemeinsamen Kulturraum Europas nicht zu unterschätzen.
Wenn wir heute den „Schatz des Priamos“ sowie die Schatzfunde aus Polen und Deutschland,
aus Galič und Borodino betrachten, können wir uns einmal mehr davon überzeugen, dass unsere
Vorfahren recht hatten: Wenn Gold den Göttern und Drachen vorbehalten war, dann war Bronze
das Metall der Helden. Ebendiese Epoche mit ihren kulturellen, technischen und weltanschaulichen Wandlungen wurde zum soliden Fundament der europäischen Kultur.
Vor dem Hintergrund anhaltender Streitigkeiten darüber, wem diese archäologischen Sammlungen gehören, ruft die gemeinsame Präsentation dieser Stücke an einem Ort uns allen in Erinnerung, dass die Frage, auf welcher Seite der Grenze sich das eine oder andere Kulturgut befindet,
heute, im Zeitalter moderner Technologien, von der gleichen nachrangigen Bedeutung ist wie in
der Bronzezeit. Neue Museumstechniken, darunter auch virtuelle Ausstellungen, erlauben es
nunmehr, dass jeder in Europa und weltweit Zugang zu diesen Schätzen hat.
Lassen Sie mich die Organisatoren der Ausstellung und uns, die Besucher, zu diesem exzeptionellen Ereignis, welches das Deutschlandjahr in Russland und das Russlandjahr in Deutschland
krönt, beglückwünschen.
Vladimir Medinski
Minister für Kultur der Russischen Föderation

12

13

Р

оссию и Германию связывает длительное партнерство, сохранившееся несмотря на трудные моменты истории. Участвуя в живом и весьма многообразном культурном обмене, мы
оказываем положительное влияние на наши взаимоотношения в будущем. В 2012 и 2013
годах кульминационным моментом в германо-российских культурных отношениях стали
Год Германии в России и Год России в Германии. Высококлассные проекты — такие, как разнообразные выставки в Москве, Берлине, Санкт-Петербурге и Дрездене, — являясь примерами хорошего взаимодействия между германскими и российскими организациями,
одновременно свидетельствуют о большом интересе со стороны публики.
Выставка «Бронзовый век — Европа без границ» относится к центральным событиям
этих лет, особо важным с точки зрения культурной политики, привлекающим значительное
внимание и со стороны международной общественности. Многолетние связи экспертов
Германии и России, участвовавших в подготовке совместной российско-германской выставки, способствовали дальнейшему укреплению взаимного доверия и налаживанию научных, политических, а также личных контактов. Они упрочивают основы будущих совместных проектов, в частности по линии презентации перемещенных в результате Второй мировой войны из Германии объектов, находящихся с 1945 года в России, которые, как и
памятники, показанные в 2007 году на выставке «Эпоха Меровингов. Европа без границ»,
составляют большую часть предметов данной экспозиции.
Федеральное правительство Германии приветствует готовность российской стороны
дать возможность общественности и музейным специалистам ознакомиться с культурными ценностями, перемещенными в результате Второй мировой войны. Выставка позволит
задокументировать и изучить представленные объекты, а также проинформировать общественность обо всех сложных аспектах неразрешенного вопроса возвращения этих памятников в Германию.
После подписания германо-советского Договора о добрососедстве от 9 ноября 1990 года
и германо-российского Соглашения о культурном сотрудничестве от 16 декабря 1992 года
Германия и Россия взяли на себя взаимные международно-правовые обязательства по возвращению находящихся на их территориях пропавших или незаконно перемещенных произведений искусства их собственникам. Однако действующее российское законодательство
затрудняет возвращение в Германию всех перемещенных в результате войны культурных
ценностей. Поэтому Федеральное правительство ведет переговоры с представителями России, как на политическом, так и на профессиональном уровне, в поисках возможного решения столь сложной проблемы, связанной с нашей совместной историей, начав с рассмотрения конкретных случаев. Хотя пока и не удалось найти перспективный вариант решения
вопроса, мы считаем, что находимся на верном пути, проводя совместные переговоры, а
также осуществляя научное документирование и анализ утраты культурных ценностей во
время Второй мировой войны. В ходе подготовки выставки «Бронзовый век — Европа без
границ» в который раз стало ясно, как удачно может складываться германо-российское сотрудничество в условиях тесного доверительного и профессионального взаимодействия
сторон в рамках совместного проекта.
Я уверен, что выставка будет поводом для встреч и глубоких размышлений и тем самым
поможет наладить активный культурный обмен.

R

ussland und Deutschland verbindet eine lange Partnerschaft, die auch über die Gräben der Geschichte hinweg Bestand hat. Durch einen lebhaften und von großer Vielfalt gekennzeichneten
kulturellen Austausch stärken wir die Zukunftsfähigkeit unserer Beziehungen. Ein Höhepunkt der
deutsch-russischen Kulturbeziehungen ist in den Jahren 2012 und 2013 das Deutschlandjahr in
Russland und das Russlandjahr in Deutschland. Hochkarätige Projekte wie die verschiedenen
Ausstellungen in Moskau, Berlin, St. Petersburg und in Dresden zeigen exemplarisch die gute
Kooperation der deutschen und russischen Institutionen und das große Interesse des Publikums
gleichermaßen.
Die Ausstellung „Bronzezeit. Europa ohne Grenzen» gehört zu den auch international stark beachteten Höhepunkten in diesen kulturpolitisch besonders wichtigen Jahren. Die mehrjährigen
Kontakte der beteiligten Fachleute aus Deutschland und aus Russland bei der Vorbereitung des
gemeinsamen russisch-deutschen Ausstellungsprojekts haben zu einer weiteren Festigung des
gegenseitigen Vertrauens und zum Ausbau des wissenschaftlichen, politischen, aber auch des
persönlichen Austauschs beigetragen. Sie stärken das Fundament für künftige gemeinsame Projekte, insbesondere auch im Hinblick auf die Präsentation kriegsbedingt aus Deutschland verlagerter Objekte, die sich seit 1945 in Russland befinden und die hier, ähnlich wie bei der Ausstellung „Merowingerzeit. Europa ohne Grenzen» von 2007 einen großen Anteil der Exponate darstellen.
Die Bundesregierung begrüßt die Bereitschaft der russischen Seite, kriegsbedingt aus Deutschland verbrachtes Kulturgut für die Öffentlichkeit und auch für die Fachleute der Museen zugänglich zu machen. Die Objekte können so dokumentiert und erforscht werden, und auch die offene
Frage der Rückführung dieser Kulturgüter nach Deutschland wird der Öffentlichkeit in all ihrer
Komplexität vermittelt.
Im deutsch-sowjetischen Nachbarschaftsvertrag vom 9. November 1990 und im deutschrussischen Kulturabkommen vom 16. Dezember 1992 haben sich Deutschland und Russland völkerrechtlich auf eine wechselseitige Verpflichtung geeinigt, dass verschollene oder unrechtmäßig verbrachte Kunstschätze/Kulturgüter, die sich auf ihrem Territorium befinden, an den Eigentümer zurückgegeben werden. In Russland ist inzwischen allerdings eine Gesetzeslage
entstanden, die eine Rückführung aller kriegsbedingt verbrachten Kulturgüter nach Deutschland
erschwert. Die Bundesregierung sucht deshalb im Gespräch mit Vertretern Russlands auf politischer wie auch auf fachlicher Ebene nach einem Weg, dieses schwierige Kapitel unserer Geschichte zunächst anhand von Einzelfällen anzugehen. Wenn auch noch kein für beide Seiten aussichtsreicher Lösungsweg gefunden werden konnte, sehen wir uns mit den gemeinsamen Gesprächen,
aber auch mit der wissenschaftlichen Dokumentation und Aufarbeitung der Kulturgutverluste
des Zweiten Weltkriegs auf einem guten Weg. Bei den Vorbereitungen für die Ausstellung „Bronzezeit - Europa ohne Grenzen” hat sich einmal mehr gezeigt, wie gut deutsch-russische Kooperation gelingen kann, wenn beide Seiten mit fachlichem Engagement eng und vertrauensvoll an
einem gemeinsamen Projekt arbeiten.
Ich bin zuversichtlich, dass die Ausstellung zu vielen Gedanken und Gesprächen anregen und
damit zu einem regen kulturellen Austausch beitragen wird.
Bernd Neumann
MdB Staatsminister bei der Bundeskanzlerin

Бернд Нойманн
Депутат Германского Бундестага,
Государственный министр при Федеральном канцлере

14

15

В

ыставка «Бронзовый век. Европа без границ» является для музеев-участников из СанктПетербурга и Москвы и берлинского Музея преистории и древней истории — фонд Прусского культурного наследия логичным продолжением показанной в 2007 году выставки
«Эпоха Меровингов. Европа без границ». Такой выставочный формат позволил Германии
и России начать новый этап культурного сотрудничества. В 2013 году на выставке «Бронзовый век» мы покажем множество важных экспонатов, происходящих из Германии, других
стран Европы и граничащих с ними земель Анатолии. Эти экспонаты составляли коллекцию
Музея преистории и древней истории в Берлине, а с 1945 года хранятся в России. Многие
предметы, перемещенные в конце Второй мировой войны в Россию, снова будут представлены публике. Объединенные общей концепцией, эти памятники могут понятным языком
рассказать зрителю о важнейшей исторической эпохе. Подготовка выставки проходила под
знаком абсолютной открытости. Специалисты из немецких музеев могли получить свободный доступ к бывшим берлинским экспонатам всякий раз, когда это требовалось для научной или реставрационной работы. Была проведена фотосъемка коллекций, меры по реставрации и консервации обсуждались и принимались совместно российскими и немецкими экспертами. Концепцию выставки мы также развивали общими усилиями. Место
хранения экспонатов и их состояние теперь известны, что открывает возможность дальнейшей работы с этими коллекциями. При подготовке выставки были задействованы новейшие научные исследования немецких и российских специалистов.
Выставка приурочена к окончанию перекрестного года России в Германии и Германии
в России 2012/13 и будет открыта в Эрмитаже в Санкт-Петербурге, а затем показана в Москве. Цель этого выставочного проекта — показать, что перемещенные в результате войны
немецкие памятники искусства и культуры, представленные в данной экспозиции в большом количестве, могут быть задействованы в научной и выставочной работе, даже если
связанные с этим ключевые вопросы политического характера на сегодняшний день кажутся затруднительными.
Важные и долгое время считавшиеся утраченными коллекции памятников бронзового
века из берлинского Музея преистории и древней истории благодаря этой выставке не
только вновь доступны публике, но и возвращены в международный научный дискурс.
Я благодарен всем российским и немецким коллегам, участвовавшим в совместной подготовке этой выставки. Выпущенный каталог представляет собой основательный труд по
истории бронзового века в Европе. Первоклассный уровень сотрудничества между российскими и берлинскими специалистами, которые уже давно являются не только коллегами, но и друзьями, открывает перспективу дальнейших совместных проектов.

Герман Парцингер
президент фонда Прусского культурного наследия

16

M

it der Ausstellung „Bronzezeit. Europa ohne Grenzen“ knüpfen die beteiligten russischen Museen
in St. Petersburg und Moskau zusammen mit dem Museum für Vor- und Frühgeschichte der
Staatlichen Museen zu Berlin Preußischer Kulturbesitz an die Präsentation „Merowingerzeit. Europa ohne Grenzen“ aus dem Jahr 2007 an. Mit diesem Ausstellungsformat haben Deutschland
und Russland ein neues Kapitel der kulturellen Zusammenarbeit geschrieben. 2013 zeigen wir
mit der vom Konzept vergleichbaren Bronzezeit-Ausstellung viele bedeutende Funde des Berliner Museums für Vor- und Frühgeschichte, die aus Deutschland und anderen Teilen Europas sowie angrenzenden Teilen Anatoliens stammen und seit 1945 in Russland verwahrt werden. Viele
Objekte, die am Ende des Zweiten Weltkrieges nach Russland verlagert wurden, werden jetzt
erstmals wieder der Öffentlichkeit präsentiert. Sie sind dabei eingebunden in eine Erzählung, die
die Bronzezeit in Europa als bedeutende historische Epoche verständlich macht. Die Vorbereitung dieser Ausstellung war von großer Offenheit geprägt. Die deutschen Museumsfachleute
erhielten uneingeschränkt Zugang zu den Beständen aus Berlin, wann immer es die fachliche
Vorbereitung der Ausstellung und die wissenschaftliche und restauratorische Bearbeitung der
Funde erforderte. Die Bestände wurden fotografisch dokumentiert, Restaurierungs- und Konservierungsmaßnahmen hatten russische und deutsche Experten im Einvernehmen erörtert und
durchgeführt. Auch die gesamte Ausstellungskonzeption wurde gemeinsam entwickelt. Aufbewahrungsort und Erhaltungszustand der Objekte sind nun bekannt; damit ist eine wesentliche
Grundlage für die weitere Arbeit damit geschaffen. Dabei fließen in diese Ausstellung auch die
neuesten Forschungsergebnisse beider Seiten ein.
Als Abschluss des Russlandjahres in Deutschland und des Deutschlandjahres in Russland
2012/13, die in der Eremitage in St. Petersburg eröffnet und im Herbst 2013 auch in Moskau gezeigt werden wird, beinhaltet diese Ausstellung auch die Botschaft, dass die Bedeutung der
kriegsbedingt verbrachten deutschen Kunst- und Kulturgüter, die hier auch wieder in ganz wesentlichem Umfang präsentiert werden, sehr wohl Spielräume des Umgangs damit zulässt, auch
wenn eine grundlegende politische Lösung noch nicht verhandelbar scheint.
Die bedeutenden und lange verschollen geglaubten Funde der Bronzezeitperiode aus dem
Altbestand des Berliner Museums für Vor- und Frühgeschichte werden mit dieser Ausstellung
nicht nur wieder öffentlich wahrnehmbar, sie kehren auch zurück in den internationalen wissenschaftlichen Diskurs.
Mein großer Dank gilt allen russischen und deutschen Beteiligten, die in intensiver Zusammenarbeit diese umfassende Ausstellung erarbeitet haben. Mit dem Katalog ist ein Standardwerk
zur Bronzezeit in Europa entstanden. Die inzwischen erreichte vorzügliche Qualität der Kontakte
der Fachleute aus Berlin und russischen Partnerinstitutionen, die von Kollegen längst zu Freunden geworden sind, ist eine wertvolle Grundlage für zukünftige gemeinsame Vorhaben.

Hermann Parzinger
Präsident der Stiftung Preußischer Kulturbesitz

17

В

ыставка «Бронзовый век. Европа без границ» является проектом, продолжающим научную
работу российских и немецких музеев по «воссоединению» для совместного экспонирования археологических комплексов, перемещенных в результате Второй мировой войны
и хранящихся в настоящее время в трех российских музеях — Государственном Эрмитаже,
Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина и Государственном
Историческом музее. С германской стороны участником проекта является берлинский Музей преистории и древней истории, значительная часть коллекций которого оказалась
в названных российских собраниях.
Началом этой серии выставок стала открывшаяся в 1996 году в Государственном музее
изобразительных искусств им. А. С. Пушкина экспозиция «Сокровища Трои из раскопок
Генриха Шлимана», на которой были представлены древности, перемещенные в результате
войны из берлинского Музея преистории и древней истории. Через два года в Государственном Эрмитаже была организована выставка «Шлиман — Петербург — Троя», на которой демонстрировались коллекции из собрания Эрмитажа совместно с экспонатами из
Государственных музеев Берлина. Этот проект положил начало длительному доверительному и плодотворному сотрудничеству в области совместной научной работы музеев двух
стран по восстановлению разъединенных в результате войны археологических комплексов. Результатом такого сотрудничества стала первая выставка из серии «Европа без границ» — «Эпоха Меровингов», посвященная одному из наиболее ярких и ключевых периодов в истории древней Европы — эпохе раннего Средневековья. Эта выставка с успехом
прошла в 2007 году в Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина
и Государственном Эрмитаже.
Нынешняя выставка «Бронзовый век» стратегически решает ту же задачу и призвана
продемонстрировать как единство, так и своеобразие исторического развития Западной и
Восточной Европы на протяжении нескольких тысячелетий — с IV по I тыс. до н. э. Эпоха
бронзы на самом деле не так далека от нашего времени, как может это показаться на первый взгляд, — всего около ста поколений отделяет нас от людей и событий того времени.
Но более трех тысячелетий назад мир в Европе мало походил на современный. И дело не
только в том, что в те времена люди пользовались другим оружием, другими украшениями,
другой посудой, жили в других домах, иначе занимались хозяйством.Отношения между
людьми, даже несмотря на различия в языках и обычаях, на разделяющие их расстояния, на
самом деле были гораздо более тесными и в плане их духовной жизни, и в плане близости
материальной культуры. Различные археологические культуры, за которыми стоят разные,
большие и маленькие племена и народности, существовали и развивались на территориях
нескольких современных государств, при этом отсутствовали разделяющие их непроницаемые границы. Именно в эпоху бронзы началось формирование современных языков, создавались и динамично внедрялись новые технологии, возникли архитектура, торговля и
мореплавание, способствовавшие быстрому установлению связей между удаленными землями, сформировались первые города-государства.
Концепция выставки «Бронзовый век» призвана продемонстрировать на примере конкретных археологических памятников и комплексов разнообразных изделий историкокультурную ситуацию, сложившуюся на обширном европейском пространстве в эпоху,
когда был заложен фундамент грядущей европейской культуры. Научное значение этой
выставки, проходящей, так же как и предыдущая, в Санкт-Петербурге и Москве, и подготов-

18

D

ie Ausstellung «Bronzezeit – Europa ohne Grenzen» ist aus der wissenschaftlichen Arbeit russischer und deutscher Museen zur «Wiedervereinigung» – will heißen: einer gemeinsamen Ausstellung – jener archäologischen Funde hervorgegangen, die in Folge des Zweiten Weltkriegs
verlagert worden sind und heute in der Staatlichen Eremitage, im Staatlichen A. S. Puschkin-Museum der Bildenden Künste und im Staatlichen Historischen Museum, aber auch am ursprünglichen Standort, dem Museum für Vor- und Frühgeschichte der Staatlichen Museen zu Berlin aufbewahrt werden.
Mit der Ausstellung „Der Schatz des Priamos. Heinrich Schliemanns Fundstücke aus dem alten
Troja“ 1996 im Staatlichen A. S. Puschkin-Museum für bildende Künste, in der Exponate präsentiert wurden, die kriegsbedingt aus dem Berliner Museum für Vor- und Frühgeschichte verlagert
worden waren, nahm eine ganze Ausstellungsreihe ihren Anfang. Zwei Jahre später konnte in der
Staatlichen Eremitage bereits die Ausstellung „Schliemann – Petersburg – Troja“ eröffnet werden,
in der Sammlungen aus den Beständen der Eremitage zusammen mit Stücken aus den Staatlichen Museen zu Berlin gezeigt wurden. Dies schuf die Grundlage für eine langfristige, vertrauensvolle und fruchtbare Zusammenarbeit im wissenschaftlichen Bereich der Museen beider Länder;
Ziel dieser Kooperation war es, kriegsbedingt auseinandergerissene Sammlungen auf Zeit wieder
im Zusammenhang zu präsentieren. Ein Ergebnis dieser Arbeit war die erste Ausstellung aus der
Serie „Europa ohne Grenzen“, die der Merowingerzeit und damit einer äußerst markanten und
entscheidenden Phase in der Geschichte des alten Europas, dem Frühmittelalter, gewidmet war.
Sie fand 2007 sowohl im Staatlichen A. S. Puschkin-Museum für bildende Künste wie auch in der
Staatlichen Eremitage großen Zuspruch.
Die aktuelle Ausstellung „Bronzezeit“ hat sich die gleiche Aufgabe gesetzt und soll über einen
Zeitraum von einigen Jahrtausenden (4. – 1. Jahrtausend v. Chr.) übergreifende und regionale
Momente der historischen Entwicklung in West- und Osteuropa aufzeigen. Die Bronzezeit ist der
heutigen Zeit im Grunde gar nicht so fern, wie es auf den ersten Blick scheinen könnte, trennen
uns doch nur etwa einhundert Generationen von den Menschen und Ereignissen dieser Zeit.
Dennoch hatte die Welt vor mehr als drei Jahrtausenden kaum etwas mit der heutigen gemein.
Dies wiederum lässt sich keineswegs damit erklären, dass die Menschen damals andere Waffen
gebrauchten, anderen Schmuck trugen, anderes Koch- und Essgeschirr benutzten, in anderen
Häusern lebten und anderen Wirtschaftsformen nachgingen. Nein, vielmehr verband die Menschen trotz unterschiedlicher Sprachen und Sitten selbst innerhalb eines gewaltigen Raums hinsichtlich des geistig-religiösen Lebens und der materiellen Kultur sehr viel mehr als heute. Unterschiedliche archäologische Kulturen, die von verschiedenen, mal größeren, mal kleineren Stämmen und Völkern hervorgebracht wurden, existierten und entwickelten sich auf den Gebieten
zahlreicher moderner Staaten, ohne dass zwischen ihnen unüberwindliche Grenzen bestanden
hätten. In der Bronzezeit bildeten sich die modernen Sprachen heraus, entstanden neue, sich
rasch durchsetzende Arbeits- und Herstellungstechniken, durch Handel und Schifffahrt wurden
Kontakte auch zwischen weit entfernten Gebieten geknüpft. Es entstanden erste Stadtstaaten
und es wurden bedeutende architektonische Leistungen überliefert.
Das Konzept der Ausstellung „Bronzezeit – Europa ohne Grenzen“ zielt darauf, anhand konkreter archäologischer Funde die historisch-kulturelle Situation zu erhellen, die sich in einem weitläufigen Raum Europas in jener Epoche herausgebildet hatte, da das Fundament der künftigen
europäischen Kultur gelegt wurde. Die wissenschaftliche Bedeutung dieser Ausstellung, die wie
bereits die Ausstellung zur „Merowingerzeit“ in St. Petersburg und in Moskau gezeigt wird, sowie

19

ленного к ней каталога чрезвычайно велико. Выставка совершенно уникальна по широте
представленного на ней материала — около 1800 экспонатов — и по глубине заложенных
в ней идей. Но не менее важна и демонстрация результатов сотрудничества и взаимопонимания между российскими и немецкими учеными, между музеями и в целом между нашими
странами.
Организаторы выставки «Эпоха Меровингов» в свое время выражали надежду, что эта
экспозиция станет не единственным и не последним подобным проектом, и сегодня мы можем с удовлетворением подтвердить, что сотрудничество между российскими и немецкими музеями развивается в правильном и позитивном направлении. Древние говорили:
«Tempora mutantur, et nos mutamur in illis» — «Времена меняются, и мы меняемся вместе
с ними». Похоже, что и времена, и мы действительно изменились, и остается только выразить надежду, что эти изменения произошли и дальше будут происходить только к лучшему, а наша сегодняшняя работа, уже принесшая прекрасные результаты, в дальнейшем может стать еще успешнее и эффективнее.
Мы благодарим создателей этой выставки, хранителей и авторов каталога, реставраторов и художников, переводчиков, фотографов, дизайнеров и издателей — всех, кто своим
трудом способствовал реализации нашего совместного проекта, и смеем надеяться на его
успех у публики.

des sie begleitenden Katalogs kann gar nicht hoch eingeschätzt werden. Mit ca. 1800 Exponaten
ist sie vom Umfang her ebenso einmalig wie vom Gehalt der Ideen, auf denen sie konzeptionell
basiert. Nicht weniger bedeutend ist die Vorstellung der Ergebnisse der gemeinsamen Arbeit und
des Dialogs zwischen russischen und deutschen Wissenschaftlern, zwischen den Museen, ja,
schließlich zwischen unseren beiden Ländern.
Die Organisatoren der Ausstellung „Merowingerzeit – Europa ohne Grenzen“ gaben seinerzeit
der Hoffnung Ausdruck, jene Ausstellung möge nicht die einzige bleiben und weitere vergleichbare Projekte mögen sich anschließen. Heute können wir voller Genugtuung festhalten, dass die
Zusammenarbeit zwischen den russischen und den deutschen Museen sich in die richtige und
zudem in eine höchst begrüßenswerte Richtung entwickelt. In der Antike hieß es: „Tempora mutantur, et nos mutamur in illis“ – „Die Zeiten ändern sich, und wir ändern uns mit ihnen“. Anscheinend haben sich sowohl die Zeiten wie auch wir uns in der Tat verändert, so dass einmal mehr der
Hoffnung Ausdruck zu verleihen ist, diese Veränderungen mögen andauern und in Zukunft nur
noch bessere Ergebnisse hervorbringen. Unsere gegenwärtige Arbeit, die bereits exzellente
Früchte getragen hat, möge sich mit dieser Perspektive noch erfolgreicher und effizienter gestalten.
Unser Dank gilt den Organisatoren dieser Ausstellung, den Kuratoren und Autoren der Katalogbeiträge, den Restauratoren und Künstlern, Übersetzern, Photographen, Gestaltern, sowie
Verlagen; er gilt allen, die mit ihrer Arbeit zum Gelingen dieses Kooperationsprojekts beigetragen
haben. Möge sich diese Ausstellung regen Interesses beim Publikum erfreuen.

Михаил Пиотровский
Генеральный директор Государственного Эрмитажа
Алексей Левыкин
Директор Государственного Исторического музея
Ирина Антонова
Директор Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина
Михаэль Эйзенхауэр
Генеральный директор Государственных музеев Берлина Прусское культурное наследие
Маттиас Вемхофф
Директор Музея преистории и древней истории Государственных музеев Берлина
Прусское культурное наследие

Michail Piotrovski
Generaldirektor der Staatlichen Eremitage
Aleksej Levykin
Direktor des Staatlichen Historischen Museums
Irina Antonova
Direktorin des Staatlichen Puschkin Museum der Bildenden Künste
Michael Eissenhauer
Generaldirektor der Staatlichen Museen zu Berlin Preußischer Kulturbesitz
Matthias Wemhoff
Direktor des Museums für Vor- und Frühgeschichte, Staatliche Museen zu Berlin Preußischer Kulturbesitz

Санкт-Петербург, Москва, Берлин
St. Petersburg, Moskau, Berlin

Герман Парцингер

Особенности культурных взаимосвязей
от Волги до Рейна в эпоху бронзы
Hermann Parzinger

Grundzüge bronzezeitlicher Kulturverhältnisse
zwischen Wolga und Rhein
вязи между Центральной Европой и степной зоной на востоке континента в историографии преи ранней истории должны рассматриваться, в
первую очередь, с учетом многократных волн
передвижений, а также их последствий. Это обусловлено
засвидетельствованными в историческое время многочисленными вторжениями с востока киммерийцев, скифов,
сарматов, гуннов, аваров, венгров, монголов. Обращаясь
к более ранним периодам, сложнее доказать такие передвижения из-за имеющихся исключительно археологических данных, анализ которых допускает возможность других интерпретаций.
При рассмотрении соотношений культур эпохи бронзы
от Волги до Рейна, с одной стороны, речь пойдет об уровнях
взаимных влияний в разные периоды с III тыс. до начала
I тыс. до н. э. С другой стороны, мы охарактеризуем основные особенности развития в эпоху бронзы в степной, лесостепной и частично лесной зонах Восточной Европы до Урала, сравнив с процессами в Центральной Европе, чтобы выявить общее и особенное в культурно-историческом
развитии эпохи бронзы в Центральной и Восточной Европе.
Таким образом, перспектива предлагаемого сравнительного обзора — восточноевропейская, соответственно акцент
будет сделан на археологических культурах, распространенных от Карпат до Урала.
Связи между Центральной и Восточной Европой известны с древнейшего времени, большей частью они были
включены в широкомасштабные события и изменения, которые имели мощные последствия и охватывали огромные
территории Европы. Они начались в VI тыс. до н. э., когда
охотники-собиратели, проживавшие в сезонных лагерях
и промышлявшие охотой и собирательством, через центральноевропейскую часть России продвинулись к северозападу от Каспийского моря вплоть до Прибалтики и южного побережья Балтийского моря. Хотя эти группы населения
не занимались ни земледелием, ни животноводством, они
принесли в Восточную и Северную Европу первую керамику, которая вне зависимости от Переднего Востока впервые
начала производиться в уральском регионе уже в VIII тыс.
до н. э. Однако и тогда были встречные продвижения: приблизительно в VI тыс. до н. э. в Центральную Европу с Ближнего Востока через Юго-Восточную Европу пришла культура
неолита с его поселенческими структурами, животноводством и растениеводством. Первоначально область распространения этой культуры с характерной для нее ленточной
керамикой простиралась от Среднего Рейна до Верхней Вислы, но на позднем этапе она существенно расширилась

C

22

23

enn sich die Vor- und Frühgeschichtsforschung mit
den Verbindungen zwischen Mitteleuropa und den
Steppen im Osten des Kontinents befasste, so ging
es dabei vielfach in erster Linie um die Nachweisbarkeit von Wanderungsbewegungen und deren Auswirkungen.
Geprägt war dieses Bild von Invasionen historischer Zeit, die
stets aus Osten kamen: Kimmerier, Skythen, Sarmaten, Hunnen,
Awaren, Ungarn oder Mongolen. Je weiter wir dabei chronologisch zurückgehen, desto schwieriger wird die Nachweisbarkeit
solcher Bewegungen, denn der ausschließlich archäologische
Fundniederschlag lässt bisweilen auch andere Deutungen zu.
Bei der Betrachtung der bronzezeitlichen Kulturverhältnisse
zwischen Wolga und Rhein geht es einerseits um die Identifizierung und Bewertung wechselseitiger Einflussnahmen in den
unterschiedlichen Etappen zwischen dem 3. und beginnenden
1. Jahrtausend v. Chr. Andererseits wollen wir vorzugsweise die
bronzezeitliche Entwicklung in den Steppen, Waldsteppen und
teilweise auch noch Waldgebieten Osteuropas bis zum Ural hin
in den Blick nehmen und dabei deren Besonderheiten charakterisieren und mit den Verhältnissen in Mitteleuropa vergleichen, um auf diese Weise Trennendes und Verbindendes in der
bronzezeitlichen Kulturgeschichte Mittel- und Osteuropas verständlich werden zu lassen. Die Perspektive dieses Vergleichs
ist also eine osteuropäische: Die Kulturen zwischen Karpaten
und Ural bilden jeweils den Ausgangspunkt dieser Betrachtung.
Verbindungen zwischen Mittel- und Osteuropa gab es schon
seit frühester Zeit, und meist waren sie eingebettet in großräumig wirksame Entwicklungen und Umwälzungen, die große Teile Europas erfassten. Es begann im 6. Jahrtausend v. Chr., als
Wildbeuter, die an jahreszeitlich aufgesuchten Lagerplätzen
lebten und sich zunächst noch von dem ernährten, was die Natur an Jagdwild und essbaren Sammelpflanzen bot, von den
Gebieten nordwestlich des Kaspischen Meeres durch Mittelund Nordrussland bis in das Baltikum und bis an das südliche
Ufer der Ostsee vorstießen. Auch wenn diese Gruppen weder
Ackerbau noch Viehzucht betrieben, so brachten sie erste Keramik nach Ost- und Nordeuropa, die im Ural-Gebiet ganz unabhängig vom Vorderen Orient schon im 8. Jahrtausend v. Chr.
erstmals hergestellt worden war. Doch bereits damals kam es
auch zu Gegenbewegungen: Mitteleuropa hatte annähernd im
6. Jahrtausend v. Chr. vom Nahen Osten über Südosteuropa
neolithische Lebensverhältnisse mit Sesshaftigkeit und dörflichen Strukturen, Haustierhaltung und Pflanzenanbau übernommen. Das Verbreitungsgebiet dieser ältesten neolithischen
Kultur mit der für sie kennzeichnenden Bandkeramik erstreckte
sich anfangs vom Mittelrhein bis zur oberen Weichsel und dehn-

W

Герман Парцингер. Особенности культурных взаимосвязей от Волги до Рейна в эпоху бронзы

к востоку, вплоть до левого берега Буга. В восточноевропейские степные и лесостепные регионы носители этой культуры принесли специфический среднеевропейский оседлый
образ жизни и зачатки производящей экономики.

te sich in einer späteren Phase noch weiter nach Osten bis jenseits des Bugs aus. Sie brachte eine spezifisch mitteleuropäische Form sesshaften Lebens und produzierenden Wirtschaftens in die osteuropäischen Steppen- und Waldsteppengebiete.

Энеолит: основы развития культур эпохи бронзы

Die Grundlagen der bronzezeitlichen
Kulturentwicklung: das Äneolithikum

Любая характеристика эпохи бронзы должна даваться с
учетом достижений предшествующего периода — энеолита, когда началось и стало приобретать все более важное
значение использование металла и все более заметным становилось социальное расслоение. В эпоху энеолита в самых
отдаленных уголках Европы, как и на Украине и юге России,
произошло постепенное освобождение от неолитических
устоев, а уже в эпоху бронзы действительно начался новый
этап культурного развития (ил. 1).

Jede Darstellung der Bronzezeit hat von einer Betrachtung des
vorangehenden Äneolithikums auszugehen, eine Periode, in
der der Umgang mit Metall einsetzte, allmählich an Bedeutung
gewann und die kulturellen und sozialen Strukturen immer
stärker zu prägen begann. Im Äneolithikum vollzog sich in weiten Teilen Europas, so auch in der Ukraine und in Südrussland,
die schrittweise Befreiung aus den neolithischen Fesseln, während mit der Bronzezeit eine gänzlich neue Kulturperiode anbrach (Abb. 1).
Bald nach der Mitte des 5. Jahrtausends v. Chr. vollzogen sich
im nordpontischen Raum grundlegende Veränderungen, die
vor allem den Steppen- und östlichen Waldsteppengürtel betrafen. Die spätneolithischen Kulturen dieses Raumes (Seroglazov,
Rakušečnyi Jar, Dnepr-Donec und Sursk) endeten annähernd
gleichzeitig und wurden von neuen, andersartigen Gruppen abgelöst, die bereits Kupfer verarbeiteten, weshalb die Forschung
mit ihnen eine neue Zeitperiode beginnen lässt, das Äneolithikum. In der westlichen Waldsteppe wurde die neolithische BugDnestr-Kultur zur selben Zeit von der entwickelten Tripolje-Kultur überschichtet, deren östlichste Fundpunkte fast bis zum
mittleren Dnepr streuten. Bäuerliches Leben mit Ackerbau und
Viehzucht begann in der westlichen Waldsteppe — vermutlich
auf karpatenländische Anregung hin — schon im 6. Jahrtausend v. Chr. und bestand auch im Äneolithikum unverändert
weiter, wobei es nach der Mitte des 5. Jahrtausends v. Chr. im
Tripolje-Bereich zur Gründung planvoll angelegter Großsiedlungen kam, die für prähistorische Zeiten kaum vorstellbare Bevölkerungskonzentrationen darstellen (Parzinger 2006. S. 239ff.).
Vergleichbare Entwicklungen fanden in Mitteleuropa nicht
statt. Die neolithischen und auch kupferzeitlichen Niederlassungen wuchsen dort nur bis zu einer bestimmten Größe an
und gaben dann durch die Neugründung von Nachbarsiedlungen in der näheren wie weiteren Umgebung (so genannte Filiationen) überschüssige Bevölkerung ab.
Ganz andere Verhältnisse als in der Waldsteppe herrschten
zur selben Zeit jedoch im Steppengürtel. Im Bereich zwischen
Dnepr und Don werden die äneolithischen Erscheinungen als
Srednij Stog-Kultur zusammengefasst, der weiter westlich bis
zum Südlichen Bug die Novodanilovka-Gruppe und im Osten an
der Wolga die Chvalynsk-Kultur entsprechen (Parzinger 1998.
S. 460–462. Abb. 2). In jüngster Zeit wurde dieses Bild durch die
Definition zahlloser weiterer äneolithischer Formengruppen
noch weiter differenziert (Rassamakin 1994; Rassamakin 2004).
Bald nach der Mitte des 5. Jahrtausends v. Chr. kam es zwischen
Wolga und Dnepr zu einem Klimaoptimum mit milden Sommern und Wintern und weniger Niederschlägen. Die Grasdecke
der Steppe verbesserte sich und die Vegetation insgesamt wurde artenreicher. Diese Veränderungen begünstigten die im
Äneolithikum gestiegene Bedeutung der Viehzucht. Grundlegende Neuerungen vollzogen sich auch im Grabkult, denn die
Rückenstreckerlage wurde weitgehend zugunsten der Rückenhockerposition aufgegeben, und neben Flachgräbern begegnen erstmals Bestattungen mit Kurganaufschüttungen. Die Beigaben machen nun auch soziale Unterschiede sichtbar, denn in
Chvalynsk enthalten die reicheren Bestattungen Steinkeulen
und Steinäxte, Tierkopfszepter, lange Silexklingen und Trachtschmuck, nicht zuletzt aus Kupfer.

Ил. 1. Кубок. Глина. Трипольская культура
Abb. 1. Pokal. Keramik. Tripolje-Kultur

С середины V тыс. до н. э. в степях и восточных областях
лесостепного пояса Северного Причерноморья произошли
существенные изменения. Поздненеолитические культуры
этого региона (сероглазовская, Ракушечный Яр, днепро-донецкая и сурская) практически одновременно прекращают
свое существование, на смену им приходят новые, различающиеся между собой группы со знаниями обработки меди,
именно с них ведется отсчет новой эпохи — энеолита. В западных лесостепных областях неолитическая буго-днестровская культура сосуществует с развитой трипольской, самые восточные местонахождения которой достигают Среднего Поднепровья. Сельское хозяйство с земледелием и животноводством, вероятно стимулированное из прикарпатских
земель, стало распространяться в западных лесостепных областях уже в VI тыс. до н. э., оставаясь неизменным и в энеолите, причем примерно с середины V тыс. до н. э. в ареале
трипольской культуры появились планомерно заложенные
крупные поселения с невероятной для доисторических эпох
концентрацией населения (Parzinger 2006. S. 239ff.). В Центральной Европе подобное развитие отсутствовало. Там неолитические и энеолитические общины развивались и вырастали только до определенной величины, в дальнейшем

24

Hermann Parzinger. Grundzüge bronzezeitlicher Kulturverhältnisse zwischen Wolga und Rhein

избыточное население создавало новые поселения (так называемые дочерние памятники) как в непосредственной, так
и в отдаленной близости от старых поселков.
Однако в синхронное время в степной полосе преобладали совершенно иные, чем в лесостепи, условия. На территории между Днепром и Доном к энеолитическим относится среднестоговская культура, которой соответствуют распространенная к западу до Южного Буга новоданиловская
группа, а к востоку, в Поволжье, — хвалынская культура
(Parzinger 1998. S. 460–462. Abb. 2). В последнее время эта
картина стала еще более дробной благодаря дальнейшему
выделению многочисленных энеолитических культурных
групп (Rassamakin 1994; Rassamakin 2004). Вскоре после середины V тыс. до н. э. в регионе от Волги до Днепра наступил
климатический оптимум с мягкими летом и зимой и меньшим количеством осадков. Травяной покров степей улучшился, растительность в целом стала более разнообразной.
Эти перемены благоприятствовали развитию животноводства, ставшего более значимым в энеолите. Важнейшие инновации происходили также в погребальном обряде: вытянутое положение на спине было заменено скорченным положением умерших, наряду с грунтовыми захоронениями
впервые появляются погребения под курганной насыпью.
Погребальные приношения демонстрируют заметные социальные различия: в богатых погребениях хвалынской культуры имеются каменные булавы и топоры, зооморфные
скипетры, длинные кремневые пластины с обоюдоострым
лезвием и медные детали одежды.
В Северном Причерноморье металлические изделия
преимущественно состоят из чистой меди; и Е. Н. Черных
с помощью спектрального анализа установил, что металл
в основном происходил из балкано-карпатских рудных
месторождений, в то время как имеющиеся залежи на Украине, Кавказе и Урале в V тыс. до н. э., по-видимому, еще не
использовались (Chernykh 1992. P. 43ff.). Если будущие исследования подтвердят эту гипотезу Е. Н. Черных, то можно будет предполагать, что уже в столь раннее время существовала густая сеть торговых связей между Юго-Восточной
Европой и Северным Причерноморьем.
Изменения в погребальном обряде показывают, что в степях Северного Причерноморья с середины V тыс. до н. э.
сформировались четко структурируемые социальные организации. Лидеры в энеолите выделялись своими гробницами (первые курганы) и демонстрировали свой статус через
одеяния (медные украшения) и символы власти (булавы
и скипетры); представляется, что только у них был доступ
к карпатской меди, которая должна была достигать Волги.
Такая же дифференциация повторяется и в детских захоронениях, что позволяет предполагать принадлежность к социальным группам по рождению.
Несомненно, различимы лишь некоторые аспекты глубоких культурных изменений. Однако совпадение по времени,
с одной стороны, превращения в степь земель к северу от
Черного моря и, с другой стороны, повышения интереса
к домашнему животноводству не случайно и указывает, скорее, на причинно-следственную связь. Постоянная необходимость защиты стад и пастбищ могла привести впоследствии к появлению слоя воинов, одновременно социально
значимых и обеспечивающих жизнеспособность общины.
В такую картину, казалось бы, хорошо вписывалось ритуальное захоронение черепа коня на поселении Дереивка,
которое должно было подтвердить доместикацию лошади
и ее использование в качестве верхового животного уже
в конце V тыс. до н. э. Однако до сих пор датировка этой

25

Die Metallgegenstände im nordpontischen Raum bestehen
überwiegend aus Reinkupfer, und E. N. Černych stellte mit Hilfe
spektralanalytischer Untersuchungen fest, dass das Metall überwiegend aus balkanisch-karpatenländischen Erzlagerstätten
stammte, während die Vorkommen in der Ukraine, im Kaukasus
und im Ural im 5. Jahrtausend v. Chr. offenbar noch nicht genutzt wurden (Chernykh 1992. P. 43ff.). Sollten künftige Forschungen diese These Černychs erhärten, so würde dies schon
für jene frühe Zeit ein dichtes Netz an weitreichenden Handelsbeziehungen zwischen Südosteuropa und nordpontischem
Raum voraussetzen.
Veränderungen im Grabbrauch deuten an, dass sich im nordpontischen Steppengürtel nach der Mitte des 5. Jahrtausends v.
Chr. bereits fest strukturierte Sozialverbände herausgebildet
hatten. Die führenden Persönlichkeiten des Äneolithikums setzten sich dort im Grabbau ab (erste Kurgane) und kennzeichneten ihren Status durch Tracht (Kupferschmuck) und Machtsymbole (Keulen und Szepter); sie alleine hatten offenbar den Zugriff auf das karpatenländische Kupfer, das bis an die Wolga
gelangt sein soll. Da sogar Kindergräber diese Differenzierung
im Bestattungsritual wiederholen, schien man den sozialen
Gruppen durch Geburt anzugehören.
Zweifellos werden uns hier nur Einzelaspekte eines grundlegenden kulturellen Wandels sichtbar. Doch seine zeitliche Kongruenz mit der fortschreitenden Versteppung der Gebiete nördlich des Schwarzen Meeres einerseits und der nachweisbar stärkeren Hinwendung zur Viehzucht andererseits ist gewiss kein
Zufall, sondern weist vielmehr auf einen ursächlichen Zusammenhang hin. Der ständige Zwang zur Verteidigung der Herden
und Weidegründe könnte in der Folge zum Entstehen einer
Kriegerschicht geführt haben, die zugleich sozial führend war
und die Siedelgemeinschaft bestimmte. In dieses Bild schien
sich sehr gut eine offenbar kultische Bestattung von Pferdeköpfen in der Siedlung von Dereivka zu fügen, die die Domestikation des Pferdes und seine Nutzung als Reittier bereits im späten
5. Jahrtausend v. Chr. nachweisen sollte. Doch bis heute ist die
Zeitstellung dieses Befundes unklar, außerdem dürfte es sich
eher um Reste von Wild- als von Hauspferden handeln, und für
ihre Nutzung als Reittiere gibt es in dieser frühen Zeit noch keinerlei Belege.
Der Befund von Dereivka ist insofern wichtig, weil eine für
das 5. Jahrtausend v. Chr. nachweisbare Nutzung des Pferdes
als Reittier den äneolithischen Kulturgruppen der Steppe
schon sehr früh eine bis dahin ungeahnte Mobilität verliehen
hätte. Bereits V. G. Childe wies in den 1920er Jahren auf Einwirkungen aus dem nordpontischen Raum auf die äneolithischen
Kulturen des Karpatenbeckens hin (Childe 1929). Während er
noch zurückhaltender formulierte, griff M. Gimbutas diese Gedanken später auf und entwickelte sie in extremster Form weiter. Die durch Pferdedomestikation schon im Äneolithikum
mobil gewordene Steppenbevölkerung, die so genannte Kurgan-Kultur, sei in mehreren Wellen über Alteuropa hereingebrochen, habe dort die seit dem Neolithikum gewachsenen
Grundlagen zerstört und durch Überschichtung ansässiger
Gruppen ein neues, patriarchalisch ausgerichtetes System etabliert. Die erste dieser Wellen sei durch die Srednij Stog-Kultur
ausgelöst worden und habe das sich über Jahrhunderte entwickelte Kultursystem Kodžadermen-Gumelniţa-Karanovo VI zum
Zusammenbruch gebracht. Die Träger dieser balkanischen
Kupferzeitkulturen wären daraufhin nach Westen geflohen,
was zur Entstehung neuer Kulturen zwischen Eisernem Tor und
Ostalpenrand geführt haben soll, letzte Auswirkungen seien
bis Polen und Mitteldeutschland zu spüren gewesen (Gimbutas
1977. S. 277ff.).

Герман Парцингер. Особенности культурных взаимосвязей от Волги до Рейна в эпоху бронзы

Ein gänzlich anderes Bild vertrat stattdessen J. Lichardus. Er
war der Ansicht, dass der Kodžadermen-Gumelniţa-Karanovo
VI-Verband und die damit verwandte Varna-Kultur, die beide in
der zweiten Hälfte des 5. Jahrtausends v. Chr. den Höhepunkt
der kupferzeitlichen Entwicklung in Südosteuropa repräsentierten, nur unter dem Einfluss bereits berittener hirtennomadischer Gruppen vom Typus Srednij Stog aus dem Bereich der
nordpontischen Steppe hätten entstehen können. Aufgrund
intensiver Viehzucht hätten sich dort Veränderungen in Gesellschaft, Wirtschaft und religiösen Vorstellungen vollzogen, zu
denen auch das Entstehen einer Kriegerschicht gehört haben
soll. Dieser Wandel hätte schließlich auch die Ackerbau und Metallurgie treibenden Kulturen zwischen Karpaten und Rhodopen beeinflusst, und das so reich ausgestattete Gräberfeld von
Varna verdankte seine Struktur demnach östlichen Nomadengruppen vom Typus Srednij Stog (Lichardus, Lichardus-Itten
1995. S. 31ff.). Es steht außer Frage, dass der Steppenraum immer wieder Teile Südost- und Ostmitteleuropas beeinflusst hatte, und sicherlich waren diese Einwirkungen auch nicht frei von
Migrationen einzelner Gruppen. Doch ob diese tatsächlich derart weitreichend gewesen sein können, wird heute eher in Frage gestellt.
Diese mit dem Äneolithikum verbundenen Neuerungen in
den Steppen- und Waldsteppengebieten erreichten damals die
Siedelverbände der Mischwaldzone in der nördlichen Ukraine
und der zentralrussischen Niederung bis in die Wolga-KamaRegion mit der dort verbreiteten späten Kamm- und Grübchenkeramikgruppen (z. B. Volosovo-Kultur) nicht mehr. Siedlungsstellen mit leicht eingetieften Hütten (Poluzemljanki) erbrachten lediglich einfache Rund- und Spitzbodengefäße mit
abdruckverzierten Außenseiten sowie ein umfangreiches Gerätespektrum aus Silex, Knochen und Geweih, das in deutlich älterer, mesolithisch-neolithischer Tradition steht (Крайнов 1987-I.
Табл. 1–7), wenngleich die Herstellung frühester gebrannter
Tongefäße dort sehr weit zurückreicht. Kupfergegenstände
blieben sehr vereinzelt, als charakteristischer erwiesen sich Tierfiguren aus Knochen und Stein, die der Tierwelt der Waldgebiete verbunden waren (Bären, Fische, Biber u.ä.); die Unterschiede
zur Vorstellungswelt der Steppen- und Waldsteppenbewohner
traten dadurch sehr deutlich hervor, sie blieben auch die folgenden Jahrtausende bestimmend.

находки остается неясной, кроме того, здесь можно предполагать остатки скорее диких, нежели домашних лошадей, да
и отсутствуют доказательства использования последних
в качестве верховых животных в столь раннее время.
Находка в Дереивке важна в том отношении, что могла
бы стать подтверждением в V тыс. до н. э. использования лошади для верховой езды степными энеолитическими группами, что могло придать им столь рано невероятную мобильность. Еще в 1920-е годы В. Г. Чайлд отмечал воздействие из Северного Причерноморья на энеолитические
культуры карпатского региона (Childe 1929). Несмотря на то,
что он сформулировал свою идею весьма сдержанно, позднее ее подхватила М. Гимбутас и далее развила в самой смелой форме. Доместицировав лошадь, степное население,
ставшее подвижным уже в энеолите, вторгалось бы несколькими волнами в древнюю Европу, разрушив там основы, уходящие корнями в неолит, и затем, смешавшись с
местными общностями, создало бы новую, патриархально
ориентированную общественную систему. Первая из этих
волн могла быть вызвана культурой Средний Стог и привела
бы столетиями развивавшуюся культурную систему Коджадермен—Гумельница—Караново VI к общему краху. Далее
носители этих балканских культур медного века бежали бы
на запад, что должно было привести к появлению новых
культур между Железными Воротами и восточноальпийской периферией, при этом окончательные последствия
ощущались бы в Польше и Центральной Германии (Gimbutas
1977. S. 277ff.).
Совсем другое развитие событий предложил Я. Лихардус.
Он высказал мнение, что комплекс Коджадермен—Гумельница—Караново VI и родственная варненская культура,
представлявшая во второй половине V тыс. до н. э. кульминацию развития медного века в Юго-Восточной Европе,
смогли возникнуть только под влиянием конных пастушеских групп типа Средний Стог из северопонтийских степей.
На основе интенсивного животноводства должны были
происходить изменения в социальной, экономической и духовной сферах общества, в том числе появиться слой воинов. Эта перемена в конечном счете должна была повлиять
на земледелие и металлургию полуоседлых культур от Карпат до Родоп, а сама структура могильника Варна с его богатыми и многочисленными погребальными приношениями
возникла под влиянием восточных мобильных групп типа
Средний Стог (Lichardus, Lichardus-Itten 1995. S. 31ff.). Безусловно, что степные культуры неоднократно влияли на
общности Юго-Восточной Европы и восточных территорий
Центральной Европы, что было связано с миграциями отдельных групп населения. Но насколько далеко могли распространяться такие влияния, до сих пор неясно.
Все же энеолитические инновации в степной и лесостепной зонах не доходили до оседлых сообществ зоны смешанных лесов Северной Украины и центральной части Восточно-Европейской равнины вплоть до Волго-Камья с распространенными там поздними группами ямочно-гребенчатой
керамики (например, волосовская культура). На поселениях со слегка углубленными жилищами (полуземлянками)
встречаются как простые круглые и остродонные сосуды
с богато орнаментированной поверхностью, так и широкий
спектр орудий труда из кремня, кости и рога, явно представляющих предшествующую мезолитическо-неолитическую традицию (Крайнов 1987-I. Табл. 1–7), хотя изготовление самой ранней керамики там имеет давнюю историю.
Изделия из меди единичны, характерны костяные и каменные фигурки животных, связанные с фауной лесной зоны

Wagen, Hauspferde und erste Arsenbronzen:
Die Anfänge der Bronzezeit
In der Folgezeit bildete sich in der Steppe zwischen südlichem
Bug und unterer Wolga auf der Grundlage von äneolithischen
Kulturen wie Srednij Stog und Chvalynsk bald nach der Mitte
des 4. Jahrtausends v. Chr. die Jamnaja-Kultur heraus, die nach
der für sie typischen Grabform auch als Grubengrabkultur bezeichnet wird. In einer frühen Phase erstreckte sich ihr Verbreitungsgebiet von den westlichen Ausläufern des Ural zunächst
nur bis zum Südlichen Bug, in einer späteren Etappe weitete sie
sich dann noch erheblich nach Westen aus (Parzinger 1998.
S. 468. Abb. 7, 1). Trotz regionaler Besonderheiten kommt es innerhalb dieses Raumes zu einer bemerkenswerten Vereinheitlichung der materiellen Kultur (Chernykh 1992. P. 83–85; Rassamakin 1994). In Jamnaja-Zusammenhängen erschienen die
ersten Arsenbronzen, wenngleich die meisten Metallartefakte
noch aus Kupfer bestanden. Der Beginn der Jamnaja-Kultur fällt
zeitlich ungefähr mit dem Beginn anderer frühbronzezeitlicher
Kulturen wie Kura-Arax, Maikop, Kemi-Oba, Ezero und Troja I
zusammen. Kalibrierte 14C-Datierungen verweisen diese Kulturen ebenso wie Jamnaja in das späte 4. Jahrtausend und in die
erste Hälfte des 3. Jahrtausends v. Chr., was östlich des Ural den

26

Hermann Parzinger. Grundzüge bronzezeitlicher Kulturverhältnisse zwischen Wolga und Rhein

noch äneolithischen Kulturen Botaj in Nordkazachstan und
Afanas’evo in Südsibirien entspricht. Gelegentlich wird auch
mit einem Nachleben von Jamnaja-Restgruppen bis in die zweite Hälfte des 3. Jahrtausends v. Chr. gerechnet, als sich bereits
die nachfolgende Katakombengrab-Kultur herausgebildet hatte (Pustovalov 1994).
Bei der Keramik treten die engen Verbindungen zwischen
Jamnaja und den vorangehenden Kulturgruppen des Äneolitikums besonders deutlich hervor. Nicht anders verhält es sich
weiter östlich im Wolga-Gebiet, wo der Typenschatz aus den
äneolithischen Gräbern von Chvalynsk kaum von frühen Jamnaja-Inventaren zu unterscheiden ist. Diese Beobachtungen zeigen, dass die Träger der Jamnaja-Kultur offenbar nicht aus Osten eingewandert waren, sondern höchstwahrscheinlich aus
verschiedenen äneolithischen Regionalgruppen entstanden
sind (Шапошникова 1985). Wurde die Waldsteppe weiter im
Norden von frühem Jamnaja zunächst nur gelegentlich erreicht,
so siedelte man sie in einer späteren Phase dieser Kultur massiv
auf.
Gleichzeitig kam es zu einem Einströmen von Trägern der
Jamnaja-Kultur in die nordkaukasischen Steppen einerseits sowie in die Gebiete an der unteren Donau und im östlichen Karpatenbecken andererseits. Insbesondere im ostungarischen
Alföld fanden diese Verbände mit der nordpontischen Steppe
vergleichbare Lebensbedingungen vor. Man ging vor allem deshalb von einer Zuwanderung aus den Nordschwarzmeersteppen aus, weil man die dichte Konzentration von Jamnaja-Kurganen entlang von Theiß und ihren Nebenflüssen bei gleichzeitigem Fehlen von Funden dieser Periode angehörender
einheimischer Kulturen anders für nicht erklärbar hielt (Ecsedy
1979).
Inzwischen schlägt die Forschung aber auch andere Deutungen vor. So hebt E. Kaiser zwar mit Recht hervor, dass die verfügbaren 14C-Datierungen das Bild einer Wanderung von Trägern
der Jamnaja-Kultur aus dem Nordschwarzmeerraum in die
Steppengebiete des Karpatenbeckens nicht bestätigen lassen;
sie widerlegen sie aber auch nicht. Kaiser hält es für wahrscheinlicher, dass das Auftreten von Grabhügeln mit Grubengräbern
und Beigaben der Jamnaja-Kultur in Ostungarn und an der unteren Donau nur zu einem geringen Anteil mit der Einwanderung von einzelnen Bevölkerungsgruppen zusammenhing und
vielmehr auf Einflüsse aus der osteuropäischen Steppe zurückgehe (Kaiser 2012). Dies erklärt jedoch nicht, warum jene Jamnaja-Grabhügel nur in der ostungarischen Steppe und an der
unteren Donau vorkommen und eben nicht in anderen Teilen
Ostmitteleuropas, wie z. B. in den Gebieten nördlich des Karpatenbogens bis hin nach Südpolen.
Gewiss muss die Entstehung von kurganartigen Grabanlagen in Ostmittel- und Südosteuropa nicht zwangsläufig mit einer Einwanderung von Trägern der Jamnaja-Kultur verbunden
gewesen sein, doch sie ist auch nicht auszuschließen. Zur Lösung solcher Fragen können Isotopenuntersuchungen wichtige
Anhaltspunkte liefern. Strontium- und Sauerstoffisotopenanalysen an Skelettresten aus ausgewählten Grabhügelbestattungen
im Theißgebiet und in Thrakien, die aufgrund ihrer Beigabenausstattung besonders enge Beziehungen zur Jamnaja-Kultur in
der osteuropäischen Steppe aufwiesen, sprechen jedoch sehr
deutlich gegen eine direkte Zuwanderung aus der nordpontischen Steppe und finden ihre besten Entsprechungen offenbar
in Transsilvanien, wie Kaiser herausarbeitete (Kaiser 2012). Es ist
deshalb nicht von einer einzigen großen Zuwanderung auszugehen, sondern man wird vielmehr mit einem komplexen Prozess mit unterschiedlichen Schüben und Zwischenetappen
rechnen müssen.

(медведь, рыба, бобер и др.), что демонстрирует явные различия в мире представлений между степным и лесостепным населением, остающиеся значимыми в последующие
тысячелетия.

Начало бронзового века: повозки,
одомашненные лошади и первые мышьяковые
бронзы
В последующее время в степной зоне от Южного Буга до
Нижнего Поволжья на основе энеолитических культур Средний Стог и хвалынская сразу после середины IV тыс. до н. э.
сформировалась ямная культура, названная по наиболее типичной форме захоронений. На раннем этапе ее ареал покрывал территорию от западных отрогов Урала до Южного
Буга, на более позднем он существенно расширился к западу
(Parzinger 1998. S. 468. Abb. 7, 1). Несмотря на региональные
особенности, в пределах этого пространства фиксируется
существенное единообразие материальной культуры (Chernykh 1992. P. 83–85; Rassamakin 1994). В контексте ямной культуры появились первые мышьяковые бронзы, хотя большинство изделий из металла по-прежнему изготавливалось из
меди. Начало ямной культуры совпадает по времени с началом других культур эпохи ранней бронзы — таких, как куроаракская, майкопская, кеми-обинская, Эзеро и Троя I. Калиброванные 14C-датировки указывают на период существования этих культур, так же как и ямной, в пределах конца
IV — первой половины III тыс. до н. э., что к востоку от Урала
соответствует энеолитическим культурам Ботай (в Северном
Казахстане) и Афанасьево (в Южной Сибири). Некоторые
остаточные группы ямной культуры доживают до второй
половины III тыс. до н. э., когда уже появилась следующая
по времени катакомбная культура (Pustovalov 1994).
В керамике наиболее заметны тесные связи между ямной
и предшествующими энеолитическими культурными группами. Она ничем не отличается в восточных областях, в Поволжье, где набор типов посуды из энеолитических погребений близок наборам из раннеямных захоронений. Эти
наблюдения показывают, что носители ямной культуры,
очевидно, не мигрировали с востока, а, по всей вероятности, вышли из различных энеолитических региональных
групп (Шапошникова 1985). Если на раннем этапе носители
ямной культуры спорадически проникали в северную часть
лесостепи, то на позднем — они плотно ее заселили.
Одновременно происходили притоки носителей ямной
культуры в северокавказские степи, с одной стороны, как и
в регионы Нижнего Подунавья и Восточных Карпат, с другой. В восточновенгерском Альфёльде эти объединения
встретили условия жизни, близкие северопричерноморским степям. Считалось, что происходила миграция именно
из северопричерноморских степей, так как иначе была необъяснима плотная концентрация курганов ямной культуры вдоль Тисы и ее притоков при одновременном отсутствии находок этого периода, принадлежащих местным
культурам (Ecsedy 1979).
Между тем исследователями предложены другие интерпретации. Э. Кайзер справедливо подчеркивает, что имеющиеся в распоряжении 14C-датировки не могут подтвердить
миграцию носителей ямной культуры из Северного Причерноморья в степные области Карпатского бассейна; однако они ее и не опровергают. Э. Кайзер считает более вероятным, что появление курганов с захоронениями и инвентарем ямной культуры в Восточной Венгрии и на Нижнем
Дунае лишь незначительно зависело от миграций отдельных групп населения, но в большей степени связано,

27

Герман Парцингер. Особенности культурных взаимосвязей от Волги до Рейна в эпоху бронзы

Über die Niederlassungen der Jamnaja-Kultur ist mangels
größerer Siedlungsgrabungen noch wenig bekannt. Wichtige
Einblicke lieferte Michajlovka am unteren Dnepr, wo sich der
Wandel vom Äneolithikum zur Frühbronzezeit sehr gut beschreiben ließ: Die unterste Schicht I gehört noch der äneolithischen Srednij Stog-Zeit an, das mittlere Stratum II datiert in
frühes Jamnaja, während das obere Niveau III die entwickelte
Jamnaja- bzw. frühe Katakombengrabkultur repräsentiert (Rassamakin 1994). Die beiden unteren Schichten I und II lieferten
lediglich einige längsovale Hausgruben, und erst mit Michajlovka III weitete sich das Siedlungsareal erheblich aus und griff auf
die südwestlich benachbarte, durch einen Taleinschnitt getrennte Anhöhe über.
Die im Grabbrauch des nordpontischen Äneolithikums nur
vereinzelt in Erscheinung getretenen Neuerungen (Kurganaufschüttungen, Rückenhockerlage, sozial differenzierte Grabausstattungen) wurden während der Jamnaja-Kultur zur Regel. Dabei fallen besonders reich ausgestattete Männergräber mit Waffenbeigaben auf. Als Beispiel sei Kurgan 1 von Utevka an der
Wolga genannt: Unter einem Erdhügel von immerhin 110 m
Durchmesser und 3 m Höhe kam eine mit Holzbalken abgedeckte Grabkammer zum Vorschein, die Dolch, Schaftlochaxt,
Flachbeil und Pfrieme aus Kupfer oder Bronze, zwei goldene
Ringe, Keramik und ein Steinbeil enthielt. Immer wieder treten
in der Jamnaja-Zeit auch hervorgehobene Männerbestattungen mit der Beigabe von Wagen oder Wagenteilen (hölzerne
Scheibenräder) auf. In der mit Jamnaja gleichzeitigen Novotitarovka-Gruppe am Kuban erbrachte sogar jedes vierte Grab Wagenteile (Гей 2002), was zu der Frage führte, ob sich die Sitte der
Wagenbeigabe nicht vielleicht sogar vom Kuban-Gebiet aus in
andere Teile des Steppengürtels verbreitet haben könnte. In einigen Fällen wurden die Verstorbenen durch die Beigabe von
Gussformen, Erzbrocken und Bronzegeräten im Grab auch als
Metallhandwerker gekennzeichnet, um ihren besonderen sozialen Status zu markieren (Chernykh 1992. P. 84). Bei Kargaly im
westlichen Ural-Vorland konnte Černych Kupfererzabbau im
großen Stil nachweisen, der schon während der Jamnaja-Zeit
begann, wenngleich seine Blütezeit in das 2. Jahrtausend v. Chr.
fiel (Черных 2002).
Während der ersten beiden Drittel des 3. Jahrtausends v. Chr.
wurden große Teile Europas von den so genannten Becherkulturen beherrscht: die Glockenbecher vom Atlantik bis zur mittleren Donau und die Schnurkeramik vom Rhein bis weit nach
Mittel- und Nordrussland hinein, die in Skandinavien auch als
Bootaxt-, Einzelgrab- oder Haffküstenkultur und in Russland als
Fatjanovo-Kultur bezeichnet wird, wobei letztere jedoch länger
andauerte als die mitteleuropäische Schnurkeramik. Ähnlich
wie bei der weitgehend gleichzeitigen Jamnaja-Kultur handelt
es sich dabei ebenfalls um großräumig verbreitete Gemeinschaften mit erstaunlich einheitlicher materieller Kultur. Interessanterweise zeichnete sich auch hier insofern ein tiefgreifender
Wandel ab, da das im Einzelgrab beerdigte Individuum stärker in
den Vordergrund rückte. In den schnurkeramischen Gruppen
dominierte die Einzelbestattung in Hockerposition unter Grabhügeln, reichere Männergräber der Glockenbecherzeit werden
nicht selten als Bogenschützen hervorgehoben und führen vereinzelt auch Goldobjekte. Bemerkenswert ist ferner, dass sich
nun auch in der Bestattungsweise zum ersten Mal geschlechtsspezifische Unterschiede regelhaft abzeichnen. So sehr sich
durch reichere Kriegergräber mit repräsentativer Waffenausstattung und Prestigeobjekten aus Edelmetall im Grabbrauch dieser
beiden endneolithischen Kulturen auch Züge einer fortschreitenden sozialen Differenzierung erkennen lassen, von wirklicher
Herrschaftsbildung kann trotzdem noch nicht gesprochen wer-

с восточноевропейскими степными влияниями (Kaiser 2012).
Тем не менее это не объясняет, почему курганы ямной культуры встречаются только в восточновенгерских степях и
Нижнем Подунавье и отсутствуют на других восточных территориях Центральной Европы, например в регионах севернее Карпатской дуги, до Южной Польши.
Появление курганных захоронений в восточных областях Центральной Европы и Юго-Восточной Европе, конечно, не должно быть напрямую связано с миграцией носителей ямной культуры, и все же ее не стоит исключать. Для
решения этих вопросов важную информацию могут дать
изотопные исследования. Анализы изотопов стронция и кислорода в скелетах из тех курганных захоронений Потисья
и Фракии, погребальный инвентарь которых обнаруживает
наиболее тесные связи с ямной культурой восточноевропейских степей, отчетливо свидетельствуют против прямой
миграции населения из Северного Причерноморья, обнаруживая бóльшие соответствия скорее в Трансильвании,
как это показала Э. Кайзер в своих разработках (Kaiser 2012).
Таким образом, нужно исходить не из имевшей место одной
большой миграции населения, а скорее из сложного процесса с различными продвижениями и промежуточными
стадиями.
О бытовых памятниках ямной культуры известно пока
немного — из-за отсутствия широкомасштабных раскопок
поселений. Важные данные были получены в Михайловке
на Нижнем Днепре, где прослежен переход от энеолита
к ранней бронзе: нижний слой I относится к энеолитической
культуре Средний Стог, средний слой II — к раннеямной
культуре, в том время как верхний слой III представлен развитой ямной или раннекатакомбной культурой (Rassamakin
1994). В слоях I и II было обнаружено несколько углубленных
жилищ вытянутой овальной формы, и только с этапа Михайловка III площадь поселения значительно расширилась,
охватив соседнюю, отделенную долиной юго-западную возвышенность.
Из энеолитического погребального обряда Северного
Причерноморья лишь некоторые появившиеся инновации
(курганные насыпи, скорченное положение умершего, социально дифференцированный погребальный обряд) были
восприняты ямной культурой. При этом особо выделяются
богатые мужские захоронения с оружием. В качестве примера можно привести курган 1 могильника Утевка I на Волге: под земляной насыпью диаметром 110 м и высотой более
3 м находилась погребальная камера с деревянным перекрытием, в которой были найдены нож-кинжал, втульчатый
топор, тесло, шило из меди или бронзы, два золотых кольца,
сосуд и каменный пест-жезл. Для ямной культуры характерны статусные мужские погребения с повозками или их деталями (деревянные колеса). В синхронной ямной культуре
новотитаровской группе на Кубани в каждом четвертом погребении находились детали повозок (Гей 2002), что позволяет поставить вопрос о вероятном распространении обычая захоронений с деталями повозок из Кубанского региона
на другие территории степного пояса. В отдельных случаях
умершие сопровождались специальными приношениями в
виде литейных форм, обломков руды и бронзовых орудий
труда, чтобы подчеркнуть особый социальный статус мастеров-бронзолитейщиков (Chernykh 1992. P. 84). В древнем
рудниковом комплексе Каргалы западных предгорий Урала
Е. Н. Черных были обнаружены масштабные выработки медной руды, начавшиеся уже в период существования ямной
культуры, хотя основная добыча велась здесь во II тыс. до
н. э. (Черных 2002).

28

Hermann Parzinger. Grundzüge bronzezeitlicher Kulturverhältnisse zwischen Wolga und Rhein

den. Zu einer Akkumulation von Ressourcen, technischem Wissen, Macht und Status in den Händen von Eliten kam es in Mitteleuropa erst in der folgenden Frühbronzezeit (Abb. 2).
Hinsichtlich möglicher Kontakte Mitteldeutschlands mit den
osteuropäischen Steppen während des 4. und 3. Jahrtausends v.
Chr. brachte A. D. Rezepkin neue Aspekte ins Spiel. So wies er auf
Übereinstimmungen im Grabbau zwischen der Novosvobodnaja und Mittel- und Westeuropa hin und konnte sich die Entstehung von dolmenartigen Grabbauten aus großen Steinplatten
unter Erdhügeln in Nordkaukasien ohne westliche Einflüsse
nicht vorstellen. In dieser Sichtweise bestärkten ihn Waffendarstellungen an den Innenwänden von Novosvobodnaja-Dolmen
(z. B. Klady, Kurgan 28), die sehr ähnlich auch von mitteldeutschen Steinkisten (z. B. Leuna-Göhlitzsch) bekannt waren
(Rezepkin 2000. S. 26ff. Abb. 8. Taf. 40, 83–85). Doch Rezepkin

В первые две трети III тыс. до н. э. бóльшая часть Европы
была охвачена так называемыми кубковыми культурами —
колоколовидных кубков от Атлантики до Среднего Дуная и
шнуровой керамики от Рейна до Центральной и Северной
России, которые в Скандинавии называются культурами
ладьевидных топоров, одиночных погребений или культурой побережья залива, а в России — фатьяновской, хотя последняя бытовала гораздо дольше, чем среднеевропейские
культуры шнуровой керамики. При этом, как и в одновременной ямной культуре, они представляют собой широко
распространенные сообщества с удивительно единообразной материальной культурой. Интересно, что и здесь отмечаются глубокие изменения, так как среди погребений
сильнее начинают выделяться отдельные, одиночные.
В культурных группах шнуровой керамики преобладают
одиночные скорченные захоронения под курганной насыпью; более богатые мужские погребения культур колоколовидных кубков нередко выделяются как захоронения
лучников, в которых иногда присутствуют изделия из золота. Примечательно, что впервые в погребальном обряде
стали регулярно проявляться специфические гендерные
различия. Эти богатые воинские погребения с представительным оружием и престижными изделиями из драгоценных металлов в погребальном обряде свидетельствуют
о зрелой социальной дифференциации, однако не приходится говорить о развитии властных структур. Накопление
ресурсов, технических знаний, власти и статуса в руках элиты произошло в Центральной Европе только в следующий
период — в раннем бронзовом веке (ил. 2).
Новые аспекты возможных контактов Центральной Германии с восточноевропейскими степями в течение IV и
III тыс. до н. э. рассмотрел А. Д. Резепкин. Он указал на сходство между гробницами станицы Новосвободной, Средней
и Западной Европы, не считая возможным представить без
западных влияний появление подкурганных дольменоподобных гробниц из больших каменных плит на Северном
Кавказе. Это подтверждается изображением оружия на внутренней стороне стен новосвободненских гробниц (станица
Новосвободная, урочище Клады, курган 28), аналогичного
известным образцам на среднегерманских каменных ящиках (например, Лойна-Гёлитцш) (Rezepkin 2000. S. 26ff. Abb. 8.
Taf. 40, 83–85). Однако А. Д. Резепкин пошел дальше, предполагая, что новосвободненский вариант майкопской культуры появился под влиянием культуры воронковидных кубков, особенно из областей культуры Михельсберг, а столь
характерная для Новосвободной чернолощеная керамика
была стимулирована западным импульсом (Rezepkin 2000.
S. 26ff.) это дальнейшими исследованиями было отвергнуто.
Даже если и существовали какие-то неявные связи, все же
можно исключить решающую роль Центральной Германии
в культурном развитии степной зоны Северного Кавказа.
В то время как в ямной культуре, а также в культурах шнуровой керамики и колоколовидных кубков появились более богатые воинские погребения, демонстрирующие лишь
зачатки социальной дифференциации, в синхронной им
майкопской культуре можно отметить действительно выдающиеся элитные захоронения. В пределах больших могильников присутствуют громадные курганы с каменными ящиками или дольменоподобными конструкциями, в которых
в больших количествах находятся сосуды, оружие, орудия
труда и детали одежды из мышьяковой бронзы, золота и серебра (Rezepkin 2000; Kohl 2007. P. 72ff.). Контакты с Ближним
Востоком очевидны не только в связи со случайными находками цилиндрических печатей в инвентаре майкопской

Ил. 2. Кубок. Глина. Культура шнуровой керамики
Abb. 2. Becher. Keramik. Schnurkeramische Kultur

ging sogar noch weiter und führte die Entstehung der Novosvobodnaja-Variante der Maikop-Kultur auf Einflüsse aus der Trichterbecher-Kultur, insbesondere aus dem Michelsberger Bereich,
zurück und hielt die für Novosvobodnaja so charakteristische
schwarz polierte Keramik für westlich angeregt (Rezepkin 2000.
S. 26ff.), was von der Forschung jedoch verworfen wurde. Trotz
gewisser nicht übersehbarer Verbindungen darf man wohl ausschließen, dass Mitteldeutschland bei der Kulturentwicklung im
nordkaukasischen Steppenraum eine entscheidende Rolle gespielt hatte.
Während sich also in der Jamnaja- wie auch in der Schnurkeramik- und Glockenbecherkultur erste Anzeichen für soziale Differenzierung durch reichere Kriegerbestattungen fanden, erbrachte die Maikop-Kultur zur selben Zeit wirklichherausragende Elitengräber. Innerhalb größerer Gräberfelder stieß man
unter mächtigen Kurganen auf Steinkisten oder dolmenartige
Konstruktionen, in denen sich in großer Menge auch Gefäße,
Waffen, Gerätschaften und Kleidungsbesatz aus Arsenbronze

29

Герман Парцингер. Особенности культурных взаимосвязей от Волги до Рейна в эпоху бронзы

культуры (Kohl 2007. P. 86). Значительное социальное расслоение наблюдается также на майкопских поселениях, когда рядом с обычными селениями впервые появляются укрепленные (поселения Галюгай, Мешоко) (Kohl 2007. P. 75f.).
Возможно, такое развитие в ареале майкопской культуры
происходило не только под ближневосточным влиянием,
но и вследствие той роли, которую играл Северный Кавказ в
рудном обеспечении Северного Причерноморья (Chernykh
1992. P. 83ff.). В пользу этого предположения свидетельствуют майкопские изделия, найденные в контекстах ямной
культуры. При этом даже предполагается миграция отдельных майкопских групп населения в причерноморские степи, о чем свидетельствует появление нового типа захоронений с сильно скорченной позицией умерших (Rassamakin
2004). В это же время майкопские элементы прослеживаются в кеми-обинской культуре Крыма, для которой также характерны погребения в каменных ящиках под курганной
насыпью. Кроме того, на внутренних стенках некоторых кеми-обинских ящиков обнаружен декор, близкий орнаменту,
известному на стенках плит погребальных сооружений Северного Кавказа и Центральной Германии.
В течение раннего бронзового века в отдаленных частях
Европы климат становился суше. Площадь, занимаемая лесами, в речных долинах существенно сократилась, и территории с малым количеством осадков на юге Причерноморской низменности превращались в полупустынные ландшафты. Менялся травяной покров степи, и пастбища теряли
значительную часть своей продуктивности (Rassamakin 1994.
S. 62). Это должно было повлиять на образ жизни населения
ямной культуры, имевшего специализированное подвижное скотоводство и использовавшего лошадь как тягловое
и, прежде всего, верховое животное. Между тем исследования исходят из того, что лошадь была доместицирована в Северном Причерноморье в период существования ямной
культуры (Kohl 2007). Другой евразийский центр доместикации лошади, по всей видимости, в синхронное время существовал в североказахстанских степях (поселение Ботай).
Бытовые памятники ямной культуры, как это видно по Михайловке, представлены стационарными поселениями в долинах рек, жители которых наряду с охотой и рыболовством
эпизодически занимались земледелием (Kohl 2007. P. 143).
Среди домашних животных преобладали стадные животные
(крупный рогатый скот, овцы и козы, затем лошадь), при этом
постоянно встречаются и кости свиньи, что указывает на
явно оседлый образ жизни (Pustovalov 1994. P. 113) (ил. 3, 4).
О синхронных по времени поселенческих структурах обширных территорий Центральной Европы, охваченных кубковыми культурами, известно немного. Хотя анализы пыльцы свидетельствуют о том, что эти территории были тогда
плотно заселены, а число известных поселений как шнуровой керамики, так и культур колоколовидных кубков возросло. Известно, что население занималось интенсивным
скотоводством, значительно превысив показатели предыдущего позднего неолита. Помимо крупного рогатого скота,
овец, коз и свиней в ареале культур колоколовидных кубков впервые встречена одомашненная лошадь. Если скотоводство по сравнению с земледелием и приобрело большее
значение, то это не обязательно означает, что у носителей
культур шнуровой керамики и колоколовидных кубков образ жизни стал более подвижным. Тем не менее носители
кубковых культур впервые осваивают менее плодородные
и до этого не заселенные территории.
В то время как в степях от Южного Буга до Нижней Волги
появилась ямная культура, в лесостепной и южной части

30

sowie aus Gold und Silber fanden (Rezepkin 2000; Kohl 2007.
P. 72ff.). Beziehungen nach Vorderasien sind offensichtlich,
nicht nur aufgrund gelegentlicher Rollsiegelfunde in MaikopInventaren (Kohl 2007. P. 86). Diese deutliche gesellschaftliche
Differenzierung zeichnete sich auch bei den Maikop-Siedlungen ab, weil neben offenen Niederlassungen dörflichen Charakters erstmals zentrale Orte mit Befestigungsanlagen (Galjugaj, Mašoko) vorkamen (Kohl 2007. P. 75f.). Möglicherweise
hingen diese Entwicklungen im Maikop-Gebiet nicht nur mit
Einflüssen aus Vorderasien zusammen, sondern hatten auch
mit der Rolle Nordkaukasiens bei der Erzversorgung des nordpontischen Raumes zu tun (Chernykh 1992. P. 83ff.). MaikopImporte in Jamnaja-Zusammenhängen unterstreichen diese
Vermutung. Dabei wird sogar mit einer Einwanderung von
Maikop-Gruppen in die Schwarzmeersteppen gerechnet, wofür das Aufkommen einer neuen Bestattungssitte, der stark gehockten Seitenlage, sprechen könnte (Rassamakin 2004). Maikop-Elemente lassen sich zur selben Zeit auch in der KemiOba-Kultur auf der Krim fassen, für die ebenfalls Bestattungen
in Steinkisten unter Grabhügeln charakteristisch sind. Einige
dieser Kemi-Oba-Kisten weisen zudem an den Innenwänden
Verzierungen auf, die wir ähnlich aus Nordkaukasien und aus
Mitteldeutschland kennen.
Während der Frühbronzezeit wurde das Klima in weiten Teilen Osteuropas trockener. Die Wälder in den Flusstälern gingen
stark zurück, und in den regenärmsten Gebieten im Süden der
Pontischen Niederung entstanden halbwüstenartige Landschaften. Die Grasdecke der Steppe wandelte sich, und die Weiden büßten einen beträchtlichen Teil ihrer Produktivität ein
(Rassamakin 1994. S. 62). Dies musste Auswirkungen auf die Lebensweise der Jamnaja-Bevölkerung haben, die spezialisiertere
und mobilere Formen der Viehzucht entwickelt hatte, die das
Pferd als Zug- und vor allem Reittier voraussetzten. Die Forschung geht inzwischen auch davon aus, dass das Pferd während der Jamnaja-Zeit im nordpontischen Raum domestiziert
wurde (Kohl 2007). Ein weiteres eurasisches Pferdedomestikationszentrum dürfte zur selben Zeit in der nordkazachischen
Steppe (Botaj) bestanden haben. Jamnaja-Niederlassungen wie
Michajlovka zeigten, dass in den Flusstälern feste Ansiedlungen
bestanden, deren Bewohner neben Jagd und Fischfang sporadisch auch Ackerbau betrieben (Kohl 2007. P. 143). Bei den
Haustieren überwogen zwar Herdentiere (Rind vor Schaf/Ziege,
gefolgt von Pferd), doch begegneten immer wieder auch konstante Anteile von Schweineknochen, was auf ausgeprägte Sesshaftigkeit hinweist (Pustovalov 1994. P. 113) (Abb. 3, 4).
Über das Siedlungswesen der zur selben Zeit weite Teile Mitteleuropas einnehmenden Becherkulturen wissen wir nicht viel.
Zwar sprechen Pollenanalysen dafür, dass Mitteleuropa damals
dicht besiedelt war, und die Zahl schnurkeramischer wie glockenbecherzeitlicher Siedlungsplätze nahm in den letzten Jahren auch deutlich zu. Sicher ist, dass man intensive Weidewirtschaft betrieben hatte, die jene des vorangehenden Jungneolithikums erheblich übertraf. Neben Rindern, Schafen, Ziegen
und Schweinen traten im Glockenbecherbereich erstmals domestizierte Pferde hinzu. Ferner scheint es, als hätte die Viehzucht gegenüber dem Ackerbau beträchtlich an Bedeutung
gewonnen, was für die Schnurkeramik- und Glockenbecherbevölkerung aber nicht zwangsläufig eine mobilere Lebensweise
voraussetzt. Und dennoch erschließen die Träger der Becherkulturen erstmals auch weniger fruchtbare und bis dahin eher gemiedene Siedlungsgebiete.
Während in der Steppe zwischen Südlichem Bug und unterer
Wolga die frühe Jamnaja-Kultur entstand, zerfiel im Waldsteppen- und südlichen Waldgebiet zwischen Prut und Dnepr die

Hermann Parzinger. Grundzüge bronzezeitlicher Kulturverhältnisse zwischen Wolga und Rhein

лесной зоны между Прутом и Днестром трипольская культура распалась на множество региональных групп (Parzinger
1998. S. 464f. Abb. 5). Хотя в них были еще сильны трипольские традиции (роспись на керамике, глиняные антропоморфные фигурки), эти группы имели мало общего с Трипольем в поселенческих структурах, системе экономики и
погребальном обряде (Dergačev 1991). Планомерно заложенные крупные поселения предшествующего времени
прекратили свое существование, на первый план вышло
животноводство подвижных посттрипольских групп (этап
Триполье С2), которые расширили области своего обитания
за пределы региона происхождения трипольской культуры
в западной части лесостепи, с одной стороны, а также на севере в лесной зоне (локальные группы Городск—Троянов и
Лукаши—Софиевка) и на юге в степной полосе (локальные

Tripolje-Kultur in eine Vielzahl regionaler Gruppen (Parzinger
1998. S. 464f. Abb. 5). Diese lassen zwar noch Traditionen aus
der Tripolje-Zeit erkennen (Gefäßbemalung, anthropomorphe
Tonfigurinen), hatten aber in Siedlungswesen, Wirtschaftsweise
und Grabbrauch nur mehr wenig mit Tripolje gemeinsam
(Dergačev 1991). Die planvoll angelegten Großsiedlungen früherer Zeit fanden keine Fortsetzung mehr, statt dessen waren
die in erster Linie Viehzucht treibenden Posttripolje-Gruppen
(Stufe Tripolje C2) mobiler und weiteten ihr Verbreitungsgebiet
über die Tripolje-Kernregion in der westlichen Waldsteppe hinaus einerseits in die nördlich anschließende Waldzone (Gruppen Gorodsk-Trojanov und Lukaši-Sofievka) und in den südlich
anschließenden Steppengürtel aus (Gruppen Serezlievka und
Usatovo), solange die Jamnaja-Kultur dort noch nicht eingedrungen war.

Ил. 3. Фигурка быка. Серебро. Майкопская культура
Abb. 3.Ochsenfigur mit senkrechter Lochung im Rücken. Silber. Maikop-Kultur

Ил. 4. Фигурка быка. Золото. Майкопская культура
Abb. 4. Ochsenfigur mit senkrechter Lochung im Rücken. Gold. Maikop-Kultur

группы Серезлиевка и Усатово), пока туда еще не проникли
племена ямной культуры.
Для этих посттрипольских групп также отмечены изменения, известные в ямной или кубковых культурах. Так, погребения усатовской группы, как правило, расположены под
курганами с одним центральным и несколькими впускными
погребениями. Скелеты находятся в скорченном положении
на боку или в вытянутом на спине, однако не известно сильно
скорченное положение погребенных, столь типичное в ареале ямной культуры. Кинжалы, плоские топоры, долота, шилья
и украшения, чаще уже из мышьяковой бронзы, характерны
для захоронений мужчин высокого социального статуса
(Dergačev 1991. Taf. 1; 2; Chernykh 1992. P. 95). Представляется,
что и здесь в погребальном обряде начинает проявляться социальная дифференциация, как это постепенно развивается
еще с эпохи энеолита в соседних восточных областях степного пояса (Средний Стог, Хвалынск). Отражалось ли это в поселенческих структурах группы Усатово — вопрос, еще не
нашедший должной оценки специалистов, хотя известны местонахождения, укрепленные рвами (Маяки).
Каким бы разнообразным ни было развитие в Центральной Европе и восточноевропейских степях и лесостепи
в преддверии развитого этапа раннего бронзового века в
конце IV и первой половине III тыс. до н. э., все же имеются
общие сходные черты. В этот период использование металла в обоих обширных регионах постепенно возрастало,

Auch diese Posttripolje-Gruppen kennzeichnen Entwicklungen, wie wir sie von Jamnaja oder den Becherkulturen kennen.
So fanden sich Bestattungen der Usatovo-Gruppe in der Regel
unter Kurganen mit einem Zentralgrab und einigen Nachbestattungen. Die Verstorbenen hatte man als seitliche Hocker
oder Rückenstrecker gebettet, doch die im Jamnaja-Bereich so
typische Rückenhockerposition ist nicht nachgewiesen. Dolche,
Flachbeile, Meißel, Pfrieme und Schmuckstücke, vielfach bereits
aus Arsenbronze, kennzeichneten die Gräber einer männlich
geprägten Führungsschicht (Dergačev 1991. Taf. 1; 2; Chernykh
1992. P. 95). Damit scheint sich auch hier im Totenritual eine soziale Differenzierung abzuzeichnen, wie sie sich im östlich benachbarten Steppenraum schon im Äneolithikum (Srednij Stog,
Chvalynsk) allmählich herauszubilden begann. Inwieweit sie
sich auch in den Siedlungen der Usatovo-Gruppe spiegelt, ist
derzeit noch nicht zu beurteilen, wenngleich es mit Gräben befestigte Plätze (Majaki) gab.
So unterschiedlich die Entwicklung in Mitteleuropa und in
den osteuropäischen Steppen und Waldsteppen am Vorabend
der voll entwickelten Frühbronzezeit im späten 4. und in der
ersten Hälfte des 3. Jahrtausends v. Chr. auch war, so gibt es
doch grundlegende Gemeinsamkeiten. Die Nutzung von Metall
als Werkstoff gewann in diesem Zeitraum in beiden Großräumen schrittweise an Bedeutung, wobei Kupfer dominierte, in
der Steppe vereinzelt aber bereits Bronzeobjekte hinzutraten.
Ferner trat in Ost- wie in Mitteleuropa das Pferd als Haustier

31

Герман Парцингер. Особенности культурных взаимосвязей от Волги до Рейна в эпоху бронзы

причем медь преобладала, однако в степях уже имелись отдельные изделия из бронзы. В дальнейшем в Восточной, как
и в Центральной Европе, лошадь стала домашним животным, была доместицирована в восточноевропейском и североказахстанском степных регионах (ямная культура, Ботай) и использовалась как тягловое и, прежде всего, как верховое животное, что позволило населению того времени
развивать мобильность и формы подвижного скотоводства,
а в дальнейшем получить быстрый транспорт и средства
связи. Хотя в повозки на раннем этапе не обязательно впрягались лошади, а большей частью колесный транспорт двигался волами/быками, все же был совершен переворот в перевозке грузов на дальние расстояния.
Эти события, приведшие в Центральной и Восточной
Европе к равнозначным фундаментальным изменениям
в образе жизни и экономическом укладе, были неразрывно
связаны со становлением на огромных территориях культурных общностей с единообразными погребальным обрядом и спектром погребальных приношений. Существовала
ли взаимозависимость этих явлений — сложно понять. Тем
не менее поразительно, что становление распространенных
на огромных территориях культурных общностей сопровождалось социальными изменениями. Существенная роль
стала отводиться индивидууму, что отчетливо выражено,
в частности, в похоронном ритуале. Наряду с возрастающей
ролью отдельного человека в обществе одновременно растет
социальное неравенство, что прослеживается в воинском
погребальном обряде на территориях от Рейна до Урала.
Детальный анализ позволяет наметить различия между
элитами Центральной Европы, Северного Причерноморья
и степей Северного Кавказа, что не отрицает фундаментальной общности между ними. На востоке континента процессы
перемен также ведут к появлению укрепленных центральных поселков в поселенческих структурах. Основа таких начавшихся изменений была упрочена дальнейшим развитием
как в Центральной, так и в Восточной Европе. Бронзовый век
продолжается в последней трети III тыс. до н. э., уходя корнями в конец IV — первую половину III тыс. до н. э.

Поселения и захоронения элиты: ранний
бронзовый век
Для выявления прямых связей или взаимовлияний в эпоху
бронзы между Центральной и Восточной Европой имеются
весьма скудные основания, однако этот вопрос можно
сформулировать иначе. Попытаемся выявить в восточноевропейских степях, лесостепи и лесной зоне те процессы
и изменения в период с конца III до начала I тыс. до н. э., сопоставимые или приравненные к переменам, которые происходили в бронзовом веке в Центральной Европе. В нашем
сравнительном обзоре далее ограничимся выразительными примерами, которые, как представляется, наиболее полно характеризуют различные аспекты культурно-исторического развития в эпоху бронзы.
Бронзовый век во всех частях Европы рассматривается
как период, в котором процессы и перемены, начавшиеся
еще в энеолите, получили свое наивысшее развитие, став
частью повседневной жизни человека. Значение металла
существенно возросло, при этом для получения бронзы
медь уже реже легировалась мышьяком, чаще — оловом.
Полученный таким способом новый материал был удобнее
для литья, и процесс изготовления сложных изделий методом отливки существенно упростился. Конечная продукция получалась компактной и была значительно тверже.
К началу II тыс. до н. э. оловянная бронза повсеместно

dazu, domestiziert in den osteuropäischen und nordkasachischen Steppengebieten (Jamnaja, Botaj) und genutzt als Zugund vor allem Reittier, was den Menschen jener Zeit ein noch
nicht dagewesenes Maß an Mobilität und weiter ausgreifende
Formen der Viehzucht ermöglichte und ferner ein enorm schnelles Verkehrs- und Kommunikationsmittel zur Hand gab. Zur selben Zeit sind erstmals auch Rad und Wagen nachweisbar, nicht
zwangsläufig von Pferden gezogen, denn Ochsen dürften hier
vorzugsweise zum Einsatz gekommen sein, aber trotzdem revolutionierten sie den Gütertransport über größere Strecken hinweg.
Diese Entwicklungen, die in Mittel- wie in Osteuropas gleichermaßen fundamentale Veränderungen in der Lebens- und
Wirtschaftsweise bewirkten, gingen einher mit der Ausbildung
von großräumig verbreiteten Formenkreisen mit weitgehend
übereinstimmenden Beigaben- und Bestattungssitten. Ob dabei ein Zusammenhang bestanden haben könnte, bleibt offen.
Auffallend ist jedoch, dass die Entstehung dieser großräumig
verbreiteten Kulturgemeinschaften von einem sozialem Wandel
begleitet gewesen war, der auf den ersten Blick gegenläufig
wirkt, weil dem Individuum eine bedeutendere Rolle zugewiesen wurde, was insbesondere im Totenritual deutlich zum Ausdruck kommt. Gleichzeitig mit dem stärkeren Hervortreten der
Einzelperson im Sozialverband offenbaren sich aber auch zunehmende gesellschaftliche Ungleichheiten, weil gar nicht zu
übersehen ist, wie sich zwischen Rhein und Ural allmählich eine
männliche, kriegerisch geprägte Führungsschicht heraushob,
die sich insbesondere im Grabbrauch abzeichnete. In der Deutlichkeit des Sichtbarwerdens dieser Eliten lassen sich durchaus
Unterschiede zwischen Mitteleuropa, Nordschwarzmerrraum
und nordkaukasischer Steppe erkennen, ohne dass dieser Sachverhalt aber die fundamentalen Gemeinsamkeiten verschleiern
könnte. Im Osten des Kontinents spiegeln sich diese Veränderungsprozesse dann auch mit der Entstehung von befestigten
Plätzen bzw. Zentralorten auch im Siedelverhalten wider. Vor
dem Hintergrund dieses beginnenden Wandels sind in Mittelwie in Osteuropa die weiteren Entwicklungen zu betrachten.
Die Bronzezeit führt dabei spätestens ab dem letzten Drittel des
3. Jahrtausends v. Chr. etwas fort, dessen Wurzeln in das späte 4.
und die erste Hälfte des 3. Jahrtausends v. Chr. zurückreichen.

Zentralorte und Elitengräber: die Frühbronzezeit
Anhaltspunkte für direkte Verbindungen oder Einflüsse in
wechselseitiger Richtung zwischen Mittel- und Osteuropa sind
für die Bronzezeit eher spärlich, insofern ist die Frage anders zu
stellen. Es gilt zu prüfen, ob es in den osteuropäischen Steppen-, Waldsteppen- und Waldgebieten in der Zeit zwischen
dem späten 3. und dem beginnenden 1. Jahrtausend v. Chr. Entwicklungen gab, die sich mit jenen im bronzezeitlichen Mitteleuropa vergleichen oder gar gleichsetzen lassen. Wir wollen
uns bei einer vergleichenden Betrachtung jedoch auf solche
Fallbeispiele beschränken, die als besonders kennzeichnend für
die verschiedenen Abschnitte der bronzezeitlichen Entwicklung erscheinen.
Die Bronzezeit gilt in allen Teilen Europas als diejenige Periode, in der die Entwicklungen, die sich während des Äneolithikums einstellten, zu voller Entfaltung gelangten und anfingen,
das Alltagsleben der Bevölkerung zu prägen. Die Bedeutung
von Metall nahm erheblich zu, Kupfer wurde dabei seltener mit
Arsen, immer häufiger aber mit Zinn legiert, um Bronze zu erzeugen. Der neue Werkstoff floss leichter, was die Herstellung
komplexerer Gerätschaften durch Guss vereinfachte. Die Endprodukte waren dadurch kompakter gegossen und erheblich härter. Zinnbronze setzte sich spätestens zu Beginn des

32

Hermann Parzinger. Grundzüge bronzezeitlicher Kulturverhältnisse zwischen Wolga und Rhein

распространилась в Европе, при этом не было ограничений,
связанных с изготовлением исключительно престижных изделий, так как изначально из бронзы производились орудия
труда. Технологический прогресс влек за собой зависимость от металла, что, в свою очередь, предполагало наличие разветвленной и надежной системы распределения
этого материала. Это не могло не воздействовать на общественные структуры культур бронзового века в разных частях Европы.
В степях и лесостепи Восточной Европы с середины
III тыс. до н. э. начинается новая эпоха. Согласно калиброванным 14C-датировкам, начало раннего бронзового века
относится ко времени около 2400 года до н. э. (Трифонов
1996. С. 60 и след.; Трифонов 1997. С. 94 и след.), что вполне
совпадает с началом этого периода — около 2300/2200 годов до н. э. — в Центральной Европе, включая ее восточные
области (Krause 2003. S. 44ff. Abb. 240). При этом процессы
изменений и развития на всей рассматриваемой территории — от Центральной Европы до Урала — протекали постепенно, и культуры начальной поры раннего бронзового
века лишь в незначительной степени отличались от позднеэнеолитических. Здесь речь идет о сезонных полуоседлых
охотниках-собирателях, обнаруживающих чуть ли не единственное отличие в материальной культуре от предшествующего неолита в том, что они периодически экспериментировали с медью (Матюшин 1982). Настоящие инновации
произошли только на позднем этапе раннего бронзового
века — на рубеже III–II тыс. до н. э. О развитии же раннего
бронзового века на востоке Европы можно говорить только
в отношении степи и лесостепи. В занятых смешанными лесами северо-западной и средней частях России в синхронное время проживало население, продолжающее тысячелетние традиции, уходящие корнями в мезолит; металл
пока оставался здесь неизвестным.
В Центральной Европе ранний бронзовый век (ступени BzА1 и А2/3 — по П. Райнеке) продолжался примерно
с 2300/2200 по 1600/1550 годы до н. э. В это время, в частности на позднем этапе раннего бронзового века (ступень
BzA2/3), на основе предшествующих отдельных преобразований развились принципиально новые условия культурного развития — для густонаселенных или ранних протогородских поселений были характерны дальнейшее преобладание бронзы в качестве сырья для производства орудий
труда, предметов вооружения и украшений, дальнейшая
социальная дифференциация и богатые захоронения лиц
высокого социального ранга (погребение в Лойбингене и
др.), а также первые случаи депонирования в больших объемах специально отобранных металлических изделий. От
предгорий Альп до Северо-Германской низменности были
особо распространены клады гривен с петельками и слитков. Так как они всегда депонировались в больших количествах, их интерпретация в качестве домонетного денежного средства представляется верной, что позволяет рассматривать области их распространения как единое
экономическое пространство со сравнимыми представлениями о ценностях и ценностных ориентациях. При этом
сами клады должны интерпретироваться не как профанные
(экономические) клады, а скорее как посвятительные жертвы — дары богам потустороннего мира.
Этот экономический подъем сопровождался появлением больших укрепленных поселений. В начале II тыс. до н. э.
в основном на возвышенных местах начали возникать
огромные селения, окруженные стенами из сухой кладки,
иногда даже в несколько рядов, с настоящими воротами.

2. Jahrtausends v. Chr. in weiten Teilen Europas durch und blieb
nicht nur auf Prestigegüter beschränkt, sondern fand sofort
auch in der Fertigung von Alltagsgeräten Eingang. Mit dem
technologischen Fortschritt wuchs auch die Abhängigkeit vom
Metall, was ein weiträumiges und verlässliches Verteilungssystem voraussetzte. Dies konnte nicht ohne Auswirkungen auf die
gesellschaftliche Struktur der bronzezeitlichen Kulturen in verschiedenen Teilen Europas bleiben.
Innerhalb der osteuropäischen Steppen und Waldsteppen
setzte bald nach der Mitte des 3. Jahrtausends v. Chr. eine neue
Epoche ein. Kalibrierte 14C-Daten verweisen die Anfänge der
Frühbronzezeit dort in die Zeit um bald nach 2400 v. Chr.
(Трифонов 1996. С. 60 и след.; Трифонов 1997. С. 94 и след.).
Dies deckt sich sehr gut mit dem Beginn dieser Periode in Ostund Mitteleuropa um 2300/2200 v. Chr. (Krause 2003. S. 44ff.
Abb. 240). Der Veränderungsprozess vollzog sich dabei im gesamten Raum zwischen Mitteleuropa und Ural sehr allmählich,
und die Kulturen der älteren Frühbronzezeit unterschieden sich
nur wenig von jenen des ausgehenden Äneolithikums. Es handelte sich um bis dahin nur saisonal sesshafte komplexe Wildbeutergruppen, die — als nahezu einziger Unterschied zum
vorangegangenen Neolithikum — gelegentlich bereits mit
Kupfer experimentierten (Матюшин 1982). Zu wirklichen Neuerungen kam es dagegen erst in der jüngeren Frühbronzezeit an
der Wende vom 3. zum 2. Jahrtausend v. Chr. Von frühbronzezeitlichen Kulturverhältnissen kann im Osten Europas jedoch
nur in den Steppen und Waldsteppen die Rede sein. In den von
Mischwäldern besetzten Teilen Nordwest- und Zentralrusslands
lebte man zur selben Zeit weiterhin nach Jahrtausende alten
Traditionen, deren Wurzeln im Mesolithikum zu suchen sind,
und Metall blieb zunächst weiterhin unbekannt.
In Mitteleuropa dauerte die Frühbronzezeit (Stufen Bz A1
und A2/3 nach Reinecke) von ca. 2300/2200 bis 1600/1550 v.
Chr. Während dieser Zeit etablierten sich insbesondere in der
jüngeren Frühbronzezeit (Stufe Bz A2/3) auf der Basis zaghafter
Ansätze in der Zeit davor grundlegend neuartige Kulturverhältnisse, für die Ballungszentren bzw. frühe protourbane Ansiedlungen, eine weite Dominanz der Bronze als Rohstoff zur Herstellung von Geräten, Waffen und Schmuckstücken, eine in
reich ausgestatteten Fürstengräbern fassbare soziale Differenzierung (Leubingen u. a.) und auch erste Deponierungen von
größeren Mengen an ausgewählten Metallobjekten charakteristisch waren. Insbesondere die Hortfunde mit Ösenhalsringen und Spangenbarren streuen vom Voralpenland bis in die
Norddeutsche Tiefebene. Da sie stets in größerer Zahl niedergelegt wurden, scheint ihre Interpretation als prämonetäres Zahlungsmittel nicht abwegig, was ihr Verbreitungsgebiet als einheitlichen Wirtschaftsraum mit vergleichbaren Wertvorstellungen und -orientierungen hervortreten lässt. Die Horte selbst
sind dabei gewiss nicht als Verstecke zu deuten, vielmehr handelte es sich um Versenkungsopfer, als Gaben an unterirdische
Götter.
Dieser wirtschaftliche Aufschwung wird von befestigten
Großsiedlungen begleitet. Bevorzugt auf Anhöhen entstanden
zu Beginn des 2. Jahrtausends v. Chr. weitläufige Niederlassungen, die von Trockenmauern umgeben waren, teilweise sogar
mehrere Mauerringe und regelrechte Toranlagen aufwiesen
und im Inneren vielfach mit regelmäßig zu Reihen angeordneten Gebäuden bebaut waren. Die Planmäßigkeit vieler dieser
Anlagen lässt dabei weniger an ein allmähliches Anwachsen als
vielmehr an regelrechte Neugründungen denken. Hinzu kam
insbesondere gegen Ende der jüngeren Frühbronzezeit (Bz A2/
A3) auch das Aufsuchen von zuvor noch gemiedenen Feuchtbodenarealen an Seeufern, die meist ebenfalls durch Palisaden-

33

Герман Парцингер. Особенности культурных взаимосвязей от Волги до Рейна в эпоху бронзы

Они неоднократно застраивались регулярно расположенными рядами зданий. При этом планомерный характер их
застройки позволяет считать, что они представляют собой
не результат постепенного разрастания, а новые спроектированные поселения. Кроме того, к концу позднего этапа
раннего бронзового века (ступень Bz A2/A3) появились поселения на ранее избегавшихся населением болотистых побережьях; эти поселения в большинстве случаев также
были защищены круговыми палисадами. Было ли появление укреплений на больших поселениях связано с внешними или внутренними угрозами, ответить сложно, но исключать не стоит. Тенденция к иерархии мест постоянного
обитания нашла свое специфическое выражение также
в карпатском бассейне, где появились многослойные телли,
характерные в основном для позднего этапа раннего бронзового века (ступень Bz A2/A3) и, следовательно, синхронные укрепленным высоко расположенным поселениям раннего бронзового века Центральной Европы. Доходило до
настоящего освоения земель: даже не очень благоприятные
для заселения области, где-то высоко в горах, также использовались как новые места обитания. Разумеется, это было
связано с ростом населения, который способствовал дальнейшей социальной дифференциации общества.
Такая тенденция была ощутима в предшествующие столетия, что нами уже рассматривалось. В поздний период раннего бронзового века — в первой половине II тыс. до
н. э. — во многих частях Европы важное значение приобретает меч как знак власти и регалия элиты. Носители меча обладали высоким статусом в своих сообществах или в пределах областей действия этих знаков отличия. Именно мечам
отводилось особое место в погребальных приношениях или
депонировании во II тыс. до н. э. на огромной территории от
Эгейского моря и приальпийской зоны до берегов Балтийского моря. С одной стороны, это является показателем обширных дальних связей между элитами бронзового века,
а с другой, означает удивительно быструю техническую инновацию в оружейном деле, ведь меч превосходит кинжал
во всех отношениях. Однако влияние такой инновации не
дошло до степей, лесостепи и лесной зоны Восточной Европы. Мечи и топоры входили в состав клада близ Небры вместе с бронзовым диском с золотыми накладками, интерпретированным как изображение небосвода (Meller 2004-I;
Meller 2010). Комплекс в целом относится к финалу раннего
бронзового века и датируется временем около 1600 года до
н. э. Речь идет об одном из древнейших засвидетельствованных изображений небосвода с отмеченными астрономически значимыми данными зимнего и летнего солнцестояния
и, следовательно, одном из первых календарей в Европе.
Если обратиться к степи Северного Причерноморья, то
после середины III тыс. до н. э. на смену ямной пришла катакомбная культура, распространенная примерно на той же
территории. Согласно 14C-датировкам она относится к периоду между 2500 и 1950 годами до н. э. (Kaiser 2003), что соответствует начальному этапу раннего бронзового века в Центральной Европе (ступень Bz A1). Как и в ямной культуре,
в катакомбной существовали различные региональные
группы, хорошо прослеживаемые по керамике (Братченко,
Шапошникова 1985; Kaiser 2003) и характеризующиеся захоронениями с общим названием «катакомбы». Эти захоронения находились в курганах и имели входную шахту и боковую камеру. Умерших хоронили либо в скорченном положении, либо в вытянутом на спине.
Как в ямной и новотитаровской культурах, в могилах
с двух- или четырехколесными повозками хоронили предста-

ringe geschützt waren. Ob diese ausgeprägte Tendenz zur Befestigung größerer Siedlungen mit äußeren wie inneren Spannungen zusammenhing, lässt sich nur schwer beantworten, ist
jedoch nicht auszuschließen. Diese Tendenz zur Hierarchisierung der Niederlassungen findet auch im Karpatenbecken
durch die Anlage von mehrschichtigen Tellsiedlungen ihren
spezifischen Ausdruck, die ebenfalls vor allem die ausgehende
Frühbronzezeit kennzeichnen (Bz A2/A3) und damit mit den befestigten Höhenburgen der jüngeren Frühbronzezeit in Mitteleuropa zeitlich zusammenfallen. Gleichzeitig kam es zu einem
regelrechten Landesausbau, weil auch siedlungsungünstigere
Gebiete, etwa im Hochgebirge, als neue Lebensräume erschlossen wurden. Gewiss hing dies auch mit einer anwachsenden
Bevölkerung zusammen, die sich dabei sozial weiter differenziert hatte.
Die Tendenz dazu war bereits in den vorangegangenen Jahrhunderten spürbar, worauf wir oben hinwiesen. In der jüngeren
Frühbronzezeit, in der ersten Hälfte des 2. Jahrtausends v. Chr.,
gewann dann aber das Schwert als Machtabzeichen und als Insignie der Eliten in weiten Teilen Europas an Bedeutung.
Schwertträger besaßen hohes Ansehen innerhalb ihrer Gesellschaft bzw. innerhalb des Gültigkeitsbereiches dieser Symbole.
Während des 2. Jahrtausends v. Chr. erreichten Schwerter innerhalb der Waffenausstattungen in Gräbern oder Deponierungen
von der Ägäis über das Voralpenland bis in das westliche Ostseegebiet eine herausgehobene Stellung. Dies weist einerseits
auf eine weiträumige Kommunikation der bronzezeitlichen Eliten hin, andererseits setzte sich diese waffentechnische Neuerung — das Schwert war dem Dolch in allen Belangen weit
überlegen — erstaunlich schnell durch. Lediglich die osteuropäischen Steppen-, Waldsteppen- und Waldgebiete blieben von
dieser Innovation vollständig unbeeinflusst. Schwerter fand
man neben Beilen auch in einem Depot bei Nebra zusammen
einer bronzenen Scheibe mit goldenen Auflagen, die als Darstellung des Firmaments gedeutet wird (Meller 2004-I; Meller
2010). Der gesamte Komplex gehört an das Ende der jüngeren
Frühbronzezeit und datiert etwa um 1600 v. Chr. Es handelt sich
um eine der ältesten überlieferten Himmelsabbildungen, die
offenbar astronomisch bedeutsame Daten zur Winter- und
Sommersonnenwende festhielt und damit einen der frühesten
Kalender Europas wiedergibt.
Blicken wir in den nordpontischen Steppenraum, so wurde
dort bald nach der Mitte des 3. Jahrtausends v. Chr. die Jamnajavon der Katakombengrabkultur abgelöst, die annähernd im selben Gebiet verbreitet war. 14C-Daten verweisen sie in die Zeit
zwischen 2500 und 1950 v. Chr. (Kaiser 2003). Damit entspricht
sie absolutchronologisch ungefähr dem älteren Abschnitt der
Frühbronzezeit in Mitteleuropa (Reinecke Bz A1). Ähnlich wie
während der Jamnaja-Zeit lassen sich auch im Rahmen der Katakombengrabkultur insbesondere mit Hilfe der Keramik regionale Gruppen unterscheiden (Братченко, Шапошникова 1985;
Kaiser 2003), denen so genannte Katakomben gemeinsam sind,
also Grabanlagen unter Kurganen mit einem Einstiegsschacht
und seitlich anschließender Kammer. Die Verstorbenen wurden
dabei sowohl als Hocker wie auch als Rückenstrecker beerdigt.
Ähnlich wie in der Jamnaja- und Novotitarovka-Zeit repräsentieren Bestattungen mit zwei- oder vierrädrigen Wagen Angehörige der Führungsschicht (Pustovalov 1994. Il. 11). Ebenso
nehmen weiterhin Gräber von Metallhandwerkern mit Gussformen, Tiegeln und Tondüsen eine herausgehobene Stellung ein
(Pokrovka Hügel 4/Grab 3, Novoalekseevka Hügel 1/Grab 6)
(Pustovalov 1994. Il. 5, 6). Ansonsten lassen Grabbau und Beigabenausstattung innerhalb der Katakombengrabkultur kaum
bedeutendere soziale Unterschiede erkennen. An Beigaben in

34

Hermann Parzinger. Grundzüge bronzezeitlicher Kulturverhältnisse zwischen Wolga und Rhein

вителей властных структур общества (Pustovalov 1994. Il. 11).
Особое место продолжают занимать захоронения литейщиков с литейными формами, тиглями и глиняными соплами
(Покровка, курган 4, погребение 3; Новоалексеевка, курган 1,
погребение 6; Pustovalov 1994. Il. 5, 6). В остальном во время
существования катакомбной культуры погребальные конструкции и сопровождающий инвентарь не показывают значимых социальных различий. В погребальном инвентаре богатых мужских захоронений появляются втульчатые и плоские топоры, шилья, долота и кинжалы с языковидной
рукоятью из бронзы, а также булавы, топоры, «утюжки» из
камня, наконечники копий и стрел из кремня. В качестве украшений встречены бронзовые спиральные подвески, бусы и
височные кольца, а также костяные молоточковидные булавки (Братченко, Шапошникова 1985; Chernykh 1992. P. 124).
Вследствие сухого климата аридизация больших степных
пространств Северного Причерноморья, начавшаяся еще
во времена ямной культуры, особенно усилилась в период
существования катакомбной культуры. О поселенческих
структурах этого времени известно немного. Можно допускать существование сезонных стойбищ с шалашевидными
жилищами. Размеры таких мест обитания варьировались,
однако едва ли превосходили 100 кв. м, а культурный слой,
как правило, был бедный (Pustovalov 1994. P. 103). Население
проживало не только на заливных лугах, но и в степях; степные поселения-стоянки, скорее всего, заселялись с весны
до осени, когда в степи выпасали скот, в то время как часть
населения оставалась жить в стационарных поселениях по
долинам рек и занималась земледелием и разведением
свиней, что подтверждается верхним слоем поселения
Михайловка, относящимся к ранней катакомбной культуре
(Parzinger 1998. S. 468).
Некоторые овальные и круглые конструкции на поселении Матвеевка 1 интерпретируются как загоны для скота
(Pustovalov 1994. Il. 13). На Малой Хортице (острове Байд на
Днепре неподалеку от современного Запорожья) существовало укрепленное поселение с несколькими оборонительными валами и каменными стенами, которое окружали дома
на каменных фундаментах; это был «высокоранжированный
центральный населенный пункт» (Pustovalov 1994. Il. 20), относящийся к типу, не известному в степной и лесостепной
зонах в предшествующее время — в конце IV — первой половине III тыс. до н. э. Это же относится к Молочанскому святилищу, возведенному в несколько этапов огромным сообществом носителей катакомбной культуры и представляющему собой курганнообразное сооружение из земли
и камня объемом до 30 000 куб. м (Pustovalov 1994. Il. 24–26).
В то время как катакомбная культура была распространена преимущественно в северопричерноморских степях
и южной лесостепной зоне (Parzinger 1998. Abb. 9, 1), самые
северные районы лесостепи и прилегающие области смешанных лесов были заняты поздними группами шнуровой
керамики. К ним принадлежит среднеднепровская культура, ареал которой покрывал окрестности современного
Киева и далее к северу до центральных областей ВосточноЕвропейской равнины с притоками Днепра. Сопоставление
среднеднепровских и катакомбных древностей основано
не столько на близости материальной культуры, сколько
на соответствии полученных 14C-датировок, попадающих
в пределы 2370–1670 годов до н. э., что приходится практически на весь ранний бронзовый век Центральной Европы
(Kaiser 2003). Территории севернее от Волго-Камья на востоке до Припятских болот и Буга на западе были обжиты носителями фатьяновско-балановской культуры, также

reicheren Männergräbern erscheinen Schaftlochäxte, Flachbeile, Pfrieme, Meißel und Griffzungendolche aus Bronze sowie
Keulenköpfe, Äxte und Pfeilglätter aus Felsstein sowie Speerund Pfeilspitzen aus Silex. An Schmuckobjekten treten bronzene Spiralröllchen, Perlen und Lockenringe sowie beinerne Hammerkopfnadeln hinzu (Братченко, Шапошникова 1985; Chernykh 1992. P. 124).
Trockenes Klima und eine dadurch bedingte Aridisierung
weiter Teile des nordpontischen Steppenraumes setzten schon
in der Jamnaja-Zeit ein, prägten aber insbesondere die Zeit der
Katakombengrabkultur. Über das Siedlungswesen dieser Periode wissen wir vergleichsweise wenig. Wohl wird man vielfach
von nur saisonal aufgesuchten Camps mit allenfalls zeltartigen
Konstruktionen ausgehen dürfen. Die Größe dieser Plätze variierte, überschritt aber kaum 100 m2, und mächtigere Kulturschichten bildeten sich in der Regel nicht aus (Pustovalov 1994.
P. 103f.). Die Niederlassungen fanden sich nicht nur in Flussauen, sondern auch in Steppengebieten; bei letzteren ist zu vermuten, dass sie nur von Frühjahr bis Herbst genutzt wurden, als
man die Herden in die Steppe hinausgetrieben hatte, während
ein Teil der Bevölkerung jedoch in festen Ansiedlungen in den
Flusstälern zurückblieb und dort Ackerbau und Schweinezucht
betrieb, wie die oberste Schicht III von Michajlovka belegte,
die in die frühe Katakombengrabzeit datiert (Parzinger 1998.
S. 468).
Mehrere ovale bis kreisförmige Erdwälle in Mateevka 1 deutete man als Viehpferche (Pustovalov 1994. Il. 13). In Malaja
Chortica, auf der Dnepr-Insel Bajda nahe Zaporože gelegen, bestand eine Befestigung aus mehreren Mauerringen, die Häuser
auf Steinfundamenten umgaben; zweifellos handelte es sich bei
solchen Plätzen um zentrale Orte von übergeordneter Bedeutung (Pustovalov 1994. Il. 20), wie sie in der vorangehenden
Periode des späten 4. und der ersten Hälfte des 3. Jahrtausends
v. Chr. im Steppen- und Waldsteppenbereich jedoch noch nicht
zu fassen waren. Entsprechendes gilt für das Heiligtum von
Moločansk, für das die Träger der Katakombengrabkultur im
Rahmen einer enormen Gemeinschaftsleistung in mehreren
Ausbauphasen immerhin bis zu 30.000 m3 Steine und Erde zu
einem kurganartigen Kultplatz aufgeschüttet hatten (Pustovalov
1994. Il. 24–26).
Während sich die Katakombengrabkultur auf die nordpontische Steppe und die südliche Waldsteppenzone konzentrierte
(Parzinger 1998. Abb. 9, 1), wurden die nördlichsten Teile der
Waldsteppe und die daran anschließenden Mischwaldgebiete
von späten schnurkeramischen Gruppen eingenommen. Zu ihnen gehört die Mittel-Dnepr-Kultur, die vom Raum um Kiev bis
weit nach Norden in die zentralrussische Niederung mit den
Dnepr-Zuflüssen ausgriff. Die Parallelisierung der Mittel-DneprKultur mit der Katakombengrabkultur stützt sich nicht nur auf
Gemeinsamkeiten in der Sachkultur, sondern auch auf übereinstimmende 14C-Daten, die zwischen 2370–1670 v. Chr. liegen
und damit nahezu die gesamte mitteleuropäische Frühbronzezeit abdecken (Kaiser 2003). Nördlich davon schließen die Fundplätze der vom Wolga-Kama-Gebiet im Osten bis zu den PripjetSümpfen und zum Bug im Westen reichenden Fatjanovo-Balanovo-Kultur an, die ebenfalls zu den späten schnurkeramischen
Gruppen Osteuropas gehört (Крайнов 1987-II). Neben einigen
wenigen Siedlungen, von denen wenig bekannt ist, sind diese
Gruppen in erster Linie durch Grabfunde nachgewiesen. Die in
rechteckigen Grabgruben eingebrachten Einzelbestattungen in
seitlicher Hocker- oder Rückenhockerposition besaßen als Ausstattung meist nur Tongefäße, Tierzahnanhänger und sehr selten Bronzeschmuck, für Männergräber waren insbesondere
steinerne Streitäxte kennzeichnend.

35

Герман Парцингер. Особенности культурных взаимосвязей от Волги до Рейна в эпоху бронзы

относящейся к поздним группам шнуровой керамики Восточной Европы (Крайнов 1987-II). Наряду с немногими поселениями, о которых мало информации, эти культуры наиболее известны по захоронениям. Они представляют собой
прямоугольные могильные ямы с одиночными погребениями, с положением умерших скорченно на боку или на спине
и погребальным инвентарем большей частью в виде керамики, подвесок из зубов животных и гораздо реже в виде
украшений из бронзы, а для мужских могил особенно характерны были каменные боевые топоры.
На смену катакомбной культуре, что соответствует позднему этапу раннего бронзового века в Центральной Европе
первой половины II тыс. до н. э., в Северное Причерноморье
пришла так называемая культура многоваликовой керамики (или бабинская). Для нее характерны сосуды с валиковым
декором на внешней поверхности, расположенным горизонтально или составляющим сложные орнаментальные
композиции. Согласно стратиграфическим данным, полученным при раскопках курганов, эта культура моложе катакомбной, но старше срубной культуры (Березанская и др.
1986. C. 35 и след.). Бабинская культура занимала весь ареал
предшествующей катакомбной культуры и распространялась далее на север — до южных областей лесной зоны, все
еще занятой среднеднепровской культурой шнуровой керамики.
Бабинская культура разделяется на несколько региональных групп, четко различающихся по керамике (Березанская и др. 1986). При этом ее восточные комплексы обнаруживают сильные влияния абашевской культуры лесной
полосы к западу от Урала (Пряхин, Халиков 1987), являющейся важным хронологическим звеном между бабинской
культурой на западе и синташтинской культурой Южного
Зауралья (Генинг, Зданович, Генинг 1992; Зданович 1995).
Синхронизация с абашевской и синташтинской культурами
позволяет отнести бабинскую к началу II тыс. до н. э. Последующая срубная культура синхронна фёдоровской культуре Западной Сибири, что по 14C-датировкам приходится на
период около 1850–1450 годов до н. э. (Parzinger 2006) и соответствует раннему бронзовому веку Центральной Европы (ступень Bz A2).
Изделия из бронзы бабинской культуры (плоские и проушные топоры, кинжалы с языковидной рукоятью) аналогичны бронзовым предметам катакомбной культуры, но в
целом выглядят более совершенными. Характерны круглые
щитковые псалии и плоские кремневые наконечники стрел
(Братченко 1985. Рис. 123; Березанская и др. 1986. Рис. 2, 1–3),
также известные по синташтинским погребениям. Доказано
постепенное распространение круглых щитковых псалиев
из Центральной Азии в Юго-Восточную Европу. Древнейшие их экземпляры на востоке датируются концом III тыс.
до н. э., а наиболее поздние достигли материковой Греции
в период существования микенских шахтовых гробниц
(Teufer 1999). Погребения бабинской культуры — подкурганные. Известны каменные ящики и деревянные конструкции блочного типа, предшествующие конструкциям следующей по времени срубной культуры. Положение и ориентировка погребенных разнообразны, что отражает хронологические и региональные различия. Погребальный обряд
бабинской культуры отличается бедностью инвентаря, что
во многих случаях затрудняет отнесение захоронений
именно к этой культуре (Братченко 1985. С. 453).
Для поселений бабинской культуры предпочтение отдавалось речным террасам, но также возводились укрепленные поселки на возвышенностях (Княжа гора, Донецкое

In dem auf die Katakombengrabkultur folgenden und der
jüngeren Frühbronzezeit in Mitteleuropa entsprechenden Zeitabschnitt der ersten Hälfte des 2. Jahrtausendes v. Chr. war im
nordpontischen Raum die so genannte Kultur mit Mehrwulstkeramik (Babino) verbreitet. Charakteristisch sind Gefäße mit Zierwülsten auf der Oberfläche, die entweder horizontal oder zu
komplexeren Mustern angeordnet waren. Kurganstratigraphien
wiesen sie als jünger als die Katakombengrabkultur und als älter
als Srubnaja aus (Березанская и др. 1986. C. 35 и след.). Die
Babino nahm das gesamte Gebiet der Katakombengrabkultur
ein und streute sogar noch weiter nach Norden bis in den südlichen Waldbereich, wo sie die noch immer schnurkeramisch geprägte Mittel-Dnepr-Kultur ablöste.
Auch die Babino gliederte sich in mehrere regionale Gruppen, die in erster Linie über die Keramik erkennbar sind
(Березанская и др. 1986). Ihre östlichen Fundkomplexe lassen
dabei deutliche Bezüge zur Abaševo-Kultur in den Waldgebieten westlich des Ural erkennen (Пряхин, Халиков 1987), die
eine wichtige chronologische Klammer zwischen der Babino im
Westen und der unmittelbar östlich des Ural verbreiteten
Sintašta-Kultur bildet (Генинг, Зданович, Генинг 1992; Зданович 1995). Die Synchronisierung mit Abaševo und Sintašta verweist die Babino an den Beginn des 2. Jahrtausends v. Chr. Die
auf diesen Horizont folgende Srubnaja-Kultur war mit Andronovo-Fedorovka in Westsibirien gleichzeitig, das über 14C-Daten in
die Zeit von ca. 1850–1450 v. Chr. verwiesen werden kann (Parzinger 2006) und damit der jüngeren Frühbronzezeit in Mitteleuropa (Stufe Bz A 2 nach Reinecke) entspricht.
Die Bronzeobjekte der Babino (Flachbeile, Schaftlochäxte
und Griffzungendolche) ähneln jenen der Katakombengrabkultur, wirken insgesamt aber entwickelter. Charakteristisch
sind ferner runde Scheibenknebel und flächig retuschierte Silexpfeilspitzen (Братченко 1985. Рис. 123; Березанская и др.
1986. Рис. 2, 1–3), die auch in den Gräbern von Sintašta vorkommen. Die schrittweise Ausbreitung dieser Scheibenknebel
von Mittelasien aus nach Südosteuropa gilt inzwischen als erwiesen. Die ältesten Exemplare im Osten datieren in das ausgehende 3. Jahrtausend v. Chr., ihre jüngsten Varianten erreichten
erst während der mykenischen Schachtgräberzeit das griechische Festland (Teufer 1999). Die Grabfunde der Babino lagen
unter Kurganaufschüttungen. Steinkisten kommen ebenso vor
wie Holzeinbauten in Blockbauweise, die bereits Konstruktionen der nachfolgenden Srubnaja-Kultur (Balkengrabkultur)
vorwegnehmen. Totenlage (seitliche Hocker sowie Rückenstrecker) und Ausrichtung sind uneinheitlich und spiegeln weder
chronologische noch regionale Unterschiede wider. Eine Besonderheit im Totenritual der Babino ist die auffallende Beigabenarmut, was es in vielen Fällen sogar erschwert, Babino-Gräber eindeutig zu identifizieren (Братченко 1985. С. 453).
Babino-zeitliche Siedlungen lagen bevorzugt auf Flußterrassen, hinzu kamen befestigte Niederlassungen auf Anhöhen
(Knjaža Gora, Doneckoe gorodišče) (Братченко 1985. C. 451).
Als am besten erforscht gilt die Wallburg von Livencovka auf der
östlichen Krim, wo man auf leicht eingetiefte Poluzemljanki
ebenso wie auf ebenerdige Pfostenbauten mit rechteckigem
Grundriss stieß (Братченко 1985. C. 451–454). Viehzucht spielte
eine wichtige Rolle.
Die mit Babino und Sintašta weitgehend gleichzeitige
Abaševo-Kultur war in den Waldgebieten vom Ural über das
mittlere Wolga-Gebiet bis an den Oberlauf des Don verbreitet
(Пряхин, Халиков 1987). Die mehrschichtige Siedlung von Silovskoe am Voronež zeigt, dass es auch im Gebiet der AbaševoKultur zur Entstehung von befestigten Zentralorten kam. Der
Platz war von einem Graben umgeben, an dessen Innenseite

36

Hermann Parzinger. Grundzüge bronzezeitlicher Kulturverhältnisse zwischen Wolga und Rhein

городище; Братченко 1985. С. 451). Лучше всего исследована
Ливенцовская крепость на Нижнем Дону, где раскопаны
слабо углубленные полуземлянки и прямоугольные постройки столбовой конструкции (Братченко 1985. C. 451–
454). Важную роль здесь играло животноводство.
Синхронная бабинской и синташтинской абашевская
культура была распространена в лесной зоне от Урала, в
Среднем Поволжье и до верховьев Дона (Пряхин, Халиков
1987). В ареале абашевской культуры также началось строительство укрепленных центральных населенных пунктов,
как это видно на примере многослойного Шиловского поселения возле современного Воронежа. Территория поселения была окружена рвом, с внутренней стороны которого
находилась стена из двух параллельных рядов столбов
(Пряхин, Халиков 1987. С. 124. Рис. 59).
Происходившие на рубеже III и II тыс. до н. э. глубокие изменения лучше всего рассмотреть на примере поселения
Синташта, расположенного к востоку от Уральских гор. Внутренние постройки круглого поселения состояли из удлиненных трапециевидных жилищ, пристроенных своими
длинными стенами друг к другу, вследствие чего одна их
короткая торцевая сторона образовывала внешнюю стену
поселка. Эти трапециевидные постройки планомерно располагались по внешнему и внутреннему кругам, между которыми проходила улица шириной около 4 м. Постройки
обнаруживают полное сходство по форме, размерам, строительным приемам и внутренней планировке, что свидетельствует об их нормированном строительстве. Кроме
того, в каждом строении найдены доказательства металлообработки (Генинг, Зданович, Генинг 1992. С. 17 и след. Рис. 7;
С. 23–41). Примечательны окружающие поселение фортификационные сооружения, состоявшие из вала, с внутренней стороны которого находилась стена из дерева и глины,
вероятно имевшая деревянный палисад. С юга был обустроен въезд с воротами и рвами у внутренней и внешней оборонительных стен (Генинг, Зданович, Генинг 1992. Рис. 13).
Благодаря раскопкам и аэрофотосъемкам многочисленные поселения этого типа зафиксированы в Южном Зауралье (Генинг, Зданович, Генинг 1992. С. 9 и след. Рис. 1; Зданович, Батанина 1995. С. 54 и след. Рис. 1–5; Zdanovich, Zdanovich 2002). Широкомасштабные раскопки были проведены
в Аркаиме, во многом повторившем Синташту (Зданович
1995. С. 25 и след. Рис. 3–6). В более восточных степных и лесостепных регионах в начале II тыс. до н. э. также начали возводиться укрепленные центральные населенные пункты.
Площадь поселения Черноозерье VI, важного местонахождения ташковско-логиновской культуры Тоболо-Иртышского региона, была окружена рвом, а на внутренней территории находились ряды прямоугольных построек (Косарев
1981. Рис. 32; Косарев 1987. Рис. 99). Известные в ареале
североказахстанской петровской культуры Ишимской равнины другие центральные населенные пункты (Петровка II,
Боголюбово, Новоникольское I) все же представляют иной
тип застройки. В Новоникольском I возвышенный участок
местности был огорожен четырехугольным рвом, а внутренняя территория застроена рядами прямоугольных построек. Похожая ситуация наблюдается в Петровке II (Зданович 1988). Круглые поселения с круговыми рвами синташтинской культуры, как и поселения с четырехугольными
рвами петровской культуры, своими устройством и степенью организованности пространства отличаются от более
ранних бытовых местонахождений, демонстрируя новые
принципы планирования поселенческих структур. Это позволяет заключить, что племенные сообщества позднего

eine Mauer aus zwei parallelen Pfostenreihen stand (Пряхин,
Халиков 1987. С. 124. Рис. 59).
Der tief greifende Wandel, der sich an der Wende vom 3. zum
2. Jahrtausend v. Chr. vollzogen hatte, lässt sich am besten am
Beispiel der Niederlassung von Sintašta selbst unmittelbar östlich des Ural-Gebirges beschreiben. Die Innenbebauung der
Rundsiedlung bestand aus länglichen Trapezhäusern, die an ihren Längsseiten aneinandergebaut waren, wodurch ihre rückwärtigen Schmalseiten die Außenfront der Siedlung bildeten.
Diese Trapezbauten waren zu einem inneren und zu einem äußeren Kreisangeordnet, zwischen denen eine etwa 4 m breite
Straße verlief. Form, Größe, Bauweise und Innengliederung der
Häuser zeigten in Form, Dimension und Ausstattung derart
weitreichende Übereinstimmungen, dass sie normiert wirkten;
in jedem Bau fanden sich zudem Hinweise auf Metallverarbeitung (Генинг, Зданович, Генинг 1992. С. 17 и след. Рис. 7; С. 23–
41). Bemerkenswert war auch die Befestigung, die die Siedlung
kreisförmig umschloss. Sie bestand aus einem Graben, hinter
dem eine Mauer aus Holz und Lehm mit möglicherweise hölzerner Palisadenbekrönung stand. Im Süden stieß man auf einen
Eingangsbereich mit komplexer Toranlage. Der Graben wurde
dort auf seiner Innen- wie Außenseite von einer Wehrmauer begleitet (Генинг, Зданович, Генинг 1992. Рис. 13).
Siedlungen dieses Typs sind im südöstlichen Ural-Vorland inzwischen durch Luftbilder und Ausgrabungen in größerer Zahl
bekannt (Генинг, Зданович, Генинг 1992. С. 9 и след. Рис. 1;
Зданович, Батанина 1995. C. 54 и след. Рис. 1–5; Zdanovich,
Zdanovich 2002). Großflächige Ausgrabungen fanden auch in
Arkaim statt, das den Befund von Sintašta weitgehend wiederholte (Зданович 1995. С. 25 и след. Рис. 3–6). Doch auch in den
Steppen- und Waldsteppengebieten noch weiter östlich kam es
zu Beginn des 2. Jahrtausends v. Chr. zur Entstehung befestigter
Zentralorte. In Černoozer’e VI, einem wichtigen Platz der zwischen Tobol und Irtyš verbreiteten Taškovo-Loginovo-Kultur,
war das Siedlungsareal von einem Graben umgeben, im Inneren standen gereihte Rechteckhütten (Косарев 1981. Рис. 32;
Косарев 1987. Рис. 99). Weitere Beispiele sind aus dem Gebiet
der nordkazachischen Petrovka-Kultur in der Išim-Ebene bekannt (Petrovka II, Bogoljubovo, Novonikol’skoe I), die jedoch
einen anderen Typus repräsentieren. In Novonikol’skoe I errichtete man auf einem Geländesporn ein Grabengeviert, in dessen
Innerem ebenfalls gereihte Rechteckbauten standen. Ein ähnlicher Befund kam in Petrovka II zum Vorschein (Зданович 1988).
Sowohl die Rundsiedlungen mit Kreisgraben der Sintašta-Kultur
als auch die Niederlassungen mit Grabengevierten der Petrovka-Kultur unterscheiden sich in ihrer Anlage und Organisiertheit grundlegend von allen älteren Niederlassungen und lassen
damit eine neue Qualität in der Siedlungsplanung sichtbar werden. Dies gestattet die Schlussfolgerung, dass die Verbände der
jüngeren Frühbronzezeit im Umfeld des Südural anders organisiert gewesen sein müssen als in den vorangegangenen Perioden.
Diese Entwicklungen waren nicht ohne Veränderungen im
gesellschaftlichen Gefüge, die sich im Grabbrauch widerspiegeln. Die Friedhöfe des späten 3. Jahrtausends v. Chr. standen
dort noch in älterer, neolithisch-äneolithischer Tradition und
lassen in Grabbau wie Beigabenausstattung kaum soziale Unterschiede erkennen (Косарев 1974. Рис. 18–21; Косарев 1981.
Рис. 21; Косарев 1987. Рис. 94). Ein anderes Bild bieten dagegen die Nekropolen der jüngeren Frühbronzezeit zu Beginn des
2. Jahrtausends v. Chr. Die ganze Radikalität des Wandels lassen
die in der Nähe von Sintašta entdeckten Grabanlagen sichtbar
werden (Генинг, Зданович, Генинг 1992. С. 234 и след. Рис. 134;
Lichardus, Vladár 1996, 40). In den Holzkammern in bis zu 3 m

37

Герман Парцингер. Особенности культурных взаимосвязей от Волги до Рейна в эпоху бронзы

этапа раннего бронзового века Южного Приуралья были
организованы иначе, чем в предшествующие периоды.
Изменения происходили и в общественном устройстве,
что отразилось в погребальном обряде. Могильники конца
III тыс. до н. э. остаются в русле предшествующей неолитическо-энеолитической традиции с едва заметными социальными различиями в погребальных конструкциях и инвентаре (Косарев 1974. Рис. 18–21; Косарев 1981. Рис. 21; Косарев 1987. Рис. 94). Совсем иную картину демонстрируют
некрополи позднего этапа раннего бронзового века в начале II тыс. до н. э. Коренной характер изменений особенно
заметен в синташтинском комплексе погребальных памятников (Генинг, Зданович, Генинг 1992. С. 234 и след. Рис. 134;
Lichardus, Vladár 1996. S. 40). Мужчины, женщины и дети
были погребены в деревянных камерах в шахтах глубиной
до 3 м. К погребальному обряду относятся захоронения лошадей и колесниц с двумя спицевыми колесами (Epimachov,
Korjakova 2004). Среди остального погребального инвентаря помимо керамики особо отмечены наконечники копий,
боевые топоры и кинжалы из бронзы, кремневые наконечники стрел и алебастровые булавы (Генинг, Зданович, Генинг 1992. C. 111 и след.; Зданович 1988; Lichardus, Vladár
1996. S. 40). Такой погребальный набор характеризует захоронения воинов высокого социального ранга.
Аналогичная структура погребального обряда, но без деталей боевых колесниц, известна в Аркаиме (Зданович 1995.
С. 43 и след.). Синташта не была уникальна, как это видно по
курганным погребениям с аналогичным обрядом в абашевской культуре к западу от Урала (Кузьмина 1994. Карта 4.
Рис. 14; Костюков и др. 1995) и в Поволжье (Утевка VI, Потапово; Васильев и др. 1994; Васильев и др. 1995). Наиболее
близкие параллели воинским захоронениям Синташты обнаруживаются в восточной петровской культуре Ишимской
равнины. Здесь также открыты богатые воинские погребения с кинжалами и наконечниками копий из бронзы, каменными булавами, кремневыми наконечниками стрел, щитковыми дисковидными и желобчатыми псалиями из кости,
а в Берлик II и Кенес — также остатки двухколесных боевых
колесниц (Epimachov, Korjakova 2004).
Поздний этап раннего бронзового века от Южного Урала
до Ишимской равнины характеризуется появлением укрепленных в центре населенных пунктов со сложно организованной внутренней структурой и разделением труда, все
же относящихся к различным типам поселений. Они были
опорными пунктами надрегионального значения в обширной сети путей и коммуникаций. Одновременно в погребальном обряде на фоне остальных захоронений выделяется слой воинских погребений, представляющий наиболее богатые могилы. Власть и статус погребенных в них
личностей проявляются через впечатляющие погребальные конструкции и богатство сопроводительного инвентаря.
На вопрос о том, чем было обусловлено такое развитие,
пока нет однозначного ответа. Судя по всему, существенно
возросло значение животноводства и металлообработки.
При этом были проведены первые опыты со сплавами, и уровень знаний того времени позволил впервые на рубеже III и
II тыс. до н. э. выплавить оловянную бронзу. Напрашивается
связь между выросшим значением стад и взлетом металлургии, с одной стороны, и начавшимися иерархией поселений
и образованием в обществе элиты, с другой. Заготовка, переработка и распределение сырья в больших масштабах, несомненно, требовали централизованного управления. Эта
была благоприятная среда, давшая рост центральным насе-

tiefen Schächten waren Männer, Frauen und Kinder beigesetzt.
Zur Ausstattung gehörten u. a. Pferde sowie Wagen mit zwei
Scheiben- oder Speichenrädern (Epimachov, Korjakova 2004).
Die weiteren Beigaben umfassten neben Keramik insbesondere
Lanzenspitzen, Streitäxte und Dolche aus Bronze, Pfeilspitzen
aus Silex sowie Keulen aus Alabaster (Генинг, Зданович, Генинг
1992. C. 111 и след.; Зданович 1988; Lichardus, Vladár 1996.
S. 40). Diese Ausstattung kennzeichnet diese Inventare als Gräber einer kriegerisch geprägten männlichen Führungsschicht.
Ähnlich einzuordnende Grabanlagen, allerdings ohne Streitwagenbeigabe, kamen in Arkaim zum Vorschein (Зданович
1995. С. 43 и след.). Dass Sintašta kein Einzelfall war, zeigen vergleichbar ausgestattete Grabhügel der Abaševo-Kultur westlich
des Urals (Кузьмина 1994. Карта 4. Рис. 14; Костюков и др.
1995) und an der Wolga (Utevka VI, Potapovo) (Васильев и др.
1994; Васильев и др. 1995). Die besten Parallelen zu den reichen Kriegergräbern aus Sintašta kamen in der weiter östlich
am Išim verbreiteten Petrovka-Kultur zum Vorschein. Auch dort
entdeckte man reiche Kriegergräber mit Dolchen und Lanzenspitzen aus Bronze, Keulenköpfen aus Felsgestein, Pfeilspitzen
aus Silex, Scheiben- und Plattenknebeln aus Knochen sowie in
Berlik II und Kenes auch jeweils mit zweirädrigem Streitwagen
(Epimachov, Korjakova 2004).
Die jüngere Frühbronzezeit zwischen Südural und IšimEbene wird also durch die erstmalige Anlage befestigter Zentralorte mit komplexer, organisierter Innenstruktur und Arbeitsteilung charakterisiert, die sich jedoch zu unterschiedlichen
Siedlungstypen zusammenfassen lassen. Sie waren Anlaufpunkte von überregionaler Bedeutung in einem weitläufigen
Wege- und Kommunikationsnetz. Gleichzeitig wird im Grabbrauch eine gehobene Kriegerschicht fassbar, die in Prunkgräbern beigesetzt war und sich deutlich von den übrigen Bestattungen absetzte. Macht und Status der dort beigesetzten Persönlichkeiten manifestierte sich auf beeindruckende Weise in
Grabbau und in Beigabenausstattung.
Die Frage, was diese Entwicklung ausgelöst hatte, lässt sich
noch nicht verlässlich beantworten. Es gibt Anzeichen dafür,
dass Viehzucht und Metallverarbeitung stärker an Bedeutung
gewonnen hatten. Dabei wurde erstmals mit Legierungen experimentiert, und nach derzeitigem Kenntnisstand gehört die
erstmalige Herstellung von Zinnbronze im Steppenraum in die
Zeit an der Wende vom 3. zum 2. Jahrtausend v. Chr. Es liegt
nahe, zwischen der gewachsenen Bedeutung der Herden und
dem Aufschwung der Metallurgie auf der einen und der beginnenden Hierarchisierung von Siedlungen und Elitenbildung in
der Gesellschaft auf der anderen Seite einen Zusammenhang zu
sehen. Beschaffung, Weiterverarbeitung und Distribution des
Rohstoffs in größerem Stil bedurften zweifellos zentraler Lenkung. Das war der Nährboden, auf dem Zentralorte entstanden,
die einer ordnenden und lenkenden Instanz bedurften, die über
die Kompetenz einer rein bäuerlich strukturierten Dorfgemeinschaft hinausging. Und sicher ist es kein Zufall, dass sich diese
dynamische Entwicklung innerhalb der eurasischen Frühbronzezeit im Umfeld des überaus erzreichen Südural vollzog (Chernykh 1992).
In der Mischwaldzone der mittleren und oberen Dnepr-Region war zur selben Zeit die Sosnica-Kultur verbreitet, die dort
unmittelbar auf die Mittel-Dnepr-Kultur folgte. Sie lässt sich derzeit noch nicht genauer mit der Kulturentwicklung weiter südlich in Steppe und Waldsteppe korrelieren, weil 14C-Daten fehlen, um ihre zeitliche Erstreckung verlässlicher fixieren zu können. Das meiste Fundgut stammt aus Gräbern, wobei Kurgane
wie Flachgräber mit Körper- und Brandbestattungen vorkommen. Gefäßformen und Zierweisen lassen Verbindungen zu

38

Hermann Parzinger. Grundzüge bronzezeitlicher Kulturverhältnisse zwischen Wolga und Rhein

ленным пунктам, так как появилась необходимость в новых
подразделениях, выполняющих упорядочивающие и направляющие функции, выходящие за рамки компетенции
небольших структур сельских поселков. Не случайно, конечно, что такое динамичное развитие евразийского раннего
бронзового века происходило в регионе чрезвычайно богатого рудами Южного Урала (Chernykh 1992).
В зоне смешанных лесов Среднего и Верхнего Поднепровья в то же самое время была распространена сосницкая
культура, непосредственно следовавшая там за среднеднепровской. Ее нельзя пока точно соотносить с более южными
культурами степной и лесостепной зоны, так как отсутствуют 14C-датировки, с помощью которых можно более надежно обозначать ее временны́е рамки. Большинство материалов происходит из погребений, при этом известны как
курганы, так и грунтовые могилы с трупоположением и трупосожжением. Формы сосудов и орнаментация указывают
на связи с абашевской и бабинской культурами, но также
с последующей срубной культурой (Артеменко 1987-I. Табл.
50–52). Спектр изделий из бронзы (спиральные браслеты и
подвески, кельты и т. д.) обнаруживает соответствия в восточных областях Центральной Европы. Восточно-среднеевропейские влияния еще более проступают в культурах, распространенных западнее Сосницы, — тшинецкой (или так
называемой восточно-тшинецкой) между Припятью и Вислой, а также комаровской на Верхнем Днестре (Артеменко
1987-II. Табл. 53). Особенно комаровская культура обнаруживает связи в керамике и формах бронзовых изделий с
распространенными на юге Польши и севере Карпатской
котловины культурными группами (Отомань, мадьяровская), относящимися к позднему этапу раннего бронзового
века. Это позволяет с некоторыми оговорками относить ее
к центральноевропейским или восточно-среднеевропейским культурам развитого раннего и раннекурганного
бронзового века.
В Северном Причерноморье вслед за бабинской и абашевской культурами самое позднее во второй четверти
II тыс. до н. э. сформировалась срубная культура. Река Урал,
с севера впадающая в Каспийское море, являлась своего
рода границей между срубной культурой на западе и родственной ей на востоке фёдоровской культурой Западной и
Южной Сибири. Местонахождения срубной культуры распространены от Волги до Крыма, будучи одинаково многочисленными в степной и лесостепной зонах.
Периодизация срубной культуры и ее абсолютная датировка затруднительны, так как пока не обеспечены достаточным количеством надежных 14C-датировок (Березанская,
Чередниченко 1985; Березанская 1986). Керамика срубной
культуры весьма однородна и не отличается многообразием, что затрудняет выделение региональных и хронологических особенностей. Среди бронзовых изделий характерны втульчатые наконечники копий, крюкастые серпы, кинжалы с языковидной рукоятью, плоские тесла, узкие и
удлиненно-овальные (Березанская и др. 1986. Рис. 17). Медь
могла поступать с Урала, где в Каргалы в то время существовали мощные разработки медной руды (Черных 2002). В отличие от андроновско-фёдоровского ареала, где доминировали оловянные бронзы, в срубной культуре к западу от
Урала и в Поволжье преобладали мышьяково-сурьмяные
бронзы (Chernykh 1992. P. 206). Для получившей свое название по наиболее типичным погребальным конструкциям
срубной культуры характерны деревянные срубы в курганах. Однако деревянные конструкции составляют лишь
незначительную часть ее погребальных сооружений. Как

Abaševo und Babino, aber auch zur nachfolgenden SrubnajaKultur erkennen (Артеменко 1987-I. Табл. 50–52). Das Spektrum der Bronzefunde (Armspiralen, Spiralanhänger, Tüllenbeile
usw.) weist Bezüge in das östliche Mitteleuropa auf. Diese ostmitteleuropäische Prägung tritt bei den westlich von Sosnica
verbreiteten Kulturen Trziniec (bzw. so genannte Ost-Trziniec)
zwischen Pripjet und Weichsel sowie Komarov am oberen
Dnestr noch deutlicher hervor (Артеменко 1987-II. Табл. 53).
Insbesondere die Komarov-Kultur weist bei Keramik wie Bronzeformen Verbindungen zu spätfrühbronze- bzw. frühhügelgräberbronzezeitlichen Fundgruppen in Südpolen und im nördliche Karpatenbecken (Otomani, Mad’arovce) auf, ja, man kann
sie mit gewissen Recht bereits den mittel- bzw. ostmitteleuropäischen Kulturen der ausgehenden Früh- und beginnenden
Hügelbronzezeit zuweisen.
Im nordpontischen Raum hatte sich in Nachfolge von Abaševo
und Babino spätestens im zweiten Viertel des 2. Jahrtausends v.
Chr. die Srubnaja-Kultur herausgebildet. Der Fluss Ural, der von
Norden kommend in das Kaspische Meer einmündet, markierte
in etwa die Grenze zwischen Srubnaja im Westen und der mit ihr
verwandten und in West- und Südsibirien verbreiteten Andronovo-Fedorovka-Kultur im Osten. Die Srubnaja-Fundplätze streuen
von der Wolga-Region bis auf die Krim, wobei sie in Steppe und
Waldsteppe gleichermaßen zahlreich auftreten.
Die innere Gliederung der Srubnaja-Kultur und ihre absolute
Datierung bereiten noch erhebliche Schwierigkeiten, noch immer stehen nicht in ausreichender Zahl verlässliche 14C-Daten
zur Verfügung (Березанская, Чередниченко 1985; Березанская 1986). Die Keramik der Srubnaja-Kultur ist sehr homogen
und wenig variationsreich, was es erschwert, regionale und
chronologische Unterscheidungen zu treffen. Bei den Bronzeobjekten erweisen sich Tüllenlanzenspitzen, Hakensicheln,
Griffzungendolche, schlanke Schaftlochäxte und Armringe mit
Spiralenden als kennzeichnend (Березанская и др. 1986. Рис. 17).
Das Kupfer könnte aus dem Ural-Gebirge stammen, wo zu jener
Zeit in der Gegend um Kargaly eine intensive Kupferförderung
bestand (Черных 2002). Anders als im Fedorovka-Bereich, wo
Zinnbronzen dominierten, überwiegen in Srubnaja-Zusammenhängen westlich von Ural und Wolga Arsen-Antimon-Bronzen (Chernykh 1992. P. 206). Namen gebend für die SrubnajaKultur (Balkengrabkultur) sind blockbauartige Grabkammern
unter Kurganaufschüttungen. Inzwischen wissen wir jedoch,
dass derartige Holzkonstruktionen nur einen äußerst geringen
Teil aller Srubnaja-Bestattungen ausmachen. In der Regel ruhten die Verstorbenen in einfachen Erdgruben. Die ärmliche Beigabenausstattung umfasste meist nur ein bis zwei Tongefäße,
gelegentlich kamen noch einige Bronzeobjekte hinzu, etliche
Inventare sind sogar ganz beigabenlos. Eine Führungsschicht
zeichnet sich daher im Totenritual nicht ab (Березанская и др.
1986).
Zahlreich Siedlungsstellen der Srubnaja-Kultur sind inzwischen im Waldsteppen- und Steppenbereich bekannt geworden, gelegentlich fanden auch großflächige Untersuchungen
statt (Iličevka, Rubcy u. a.). Etliche Plätze waren mit Wällen (Kapitanovo) oder Gräben (Iličevka, Usovo Ozero) befestigt. Im Inneren traten sowohl gehöftartige Häusergruppen wie auch Reihenanordnung auf. Orte wie Mosolovka am Don zeigen, dass es
auch auf Metallhandwerk spezialisierte Siedlungen mit Werkstattgebäuden sowie Gussformen, Tiegeln und anderem Gießereizubehör gab (Chernykh 1992. P. 206).
War die ältere Frühbronzezeit also eine Etappe, die trotz anfänglicher äneolithischer Traditionen in nahezu sämtlichen Lebensbereichen eine Etablierung neuer Verhältnisse mit fundamentalen Veränderungen brachte, so kam es im jüngeren

39

Герман Парцингер. Особенности культурных взаимосвязей от Волги до Рейна в эпоху бронзы

правило, умершие хоронились в простых ямах. Скудные погребальные приношения в большинстве своем включали
один или два глиняных сосуда, иногда отдельные бронзовые изделия, в некоторых захоронениях инвентарь отсутствовал. В похоронном ритуале никак не выделялись лица
высокого социального ранга (Березанская и др. 1986).
Многочисленные поселения срубной культуры известны
в лесостепной и степной зонах, на некоторых из них были
проведены крупномасштабные раскопки (Ильичёвка, Рубцы и др.). Некоторые селения были укреплены валами (Капитаново) или рвами (Ильичёвка, Усово Озеро). На внутренней площади встречены как усадебная застройка, так и рядовое расположение построек. Судя по таким памятникам,
как Мосоловка на Дону, существовали поселения, специализировавшиеся на металлообработке с мастерскими и литейными формами, тиглями и другими приспособлениями
для литья (Chernykh 1992. P. 208).
Если начальный этап раннего бронзового века был периодом, когда вопреки энеолитическим традициям появились
новые фундаментальные изменения во всех сферах жизни,
то на позднем этапе, в течение первой половины II тыс. до н. э.,
в западно- и южносибирских степях и лесостепи от Урала до
Енисея сформировалась широко распространенная андроновская (фёдоровская) общность с удивительным единообразием культурных форм. Более засушливые к югу от нее
области входили в ареал родственных андроновско-тазабагьябских групп, через Фергану, Хорезм и Согдиану освоивших глубинные районы Центральной Азии вплоть до Южного Туркменистана, Бактрии и Синьцзяна, где они столкнулись с высокоразвитыми протогородскими культурами
оазисов, население которых наряду с животноводством занималось частично орошаемым земледелием. Однако влияние этих южных высокоразвитых культур на более северные группы андроновского населения оставалось незначительным. Многое свидетельствует о том, что андроновское
население в Центральную Азию привел поиск месторождений полезных ископаемых, так как его появление там связано с добычей и переработкой руд. Во II тыс. до н. э. существенно вырос спрос на металл, причем окончательно стали
преобладать оловянные бронзы. Добытым носителями андроновской общности сырьем снабжались громадные территории Западной Сибири и Центральной Азии (Chernykh
1992; Parzinger, Boroff ka 2003; Parzinger 2003-I). В то же самое
время транспортным животным наряду с лошадью становится верблюд, что впервые позволило в больших объемах
перевозить товары и сырье через обширные, очень засушливые регионы.
Тем не менее в период между 1850 и 1500 годами до н. э.
в восточноевропейских степях и лесостепи не было того динамизма в развитии, которым отличалось предшествующее
время. Вместо организованно функционирующих и укрепленных центральных поселений синташтинской и петровской культур в ареале андроновской культуры Западной
Сибири и прилегающих регионов появились редкие одиночные поселения без особых фортификационных сооружений, так что едва ли есть возможность достаточно надежно описать поселенческие структуры этих сообществ. Заметная в погребальном обряде ведущая роль отдельных
личностей воинского слоя, столь характерная для Синташты и Петровки, в андроновско-фёдоровском ареале, как и
в срубной культуре Северного Причерноморья, в столь
ярко выраженной форме неизвестна.
О причинах таких перемен можно только догадываться.
Остается пока открытым вопрос о том, могли ли столь ради-

Abschnitt dieser Periode während der ersten Hälfte des 2. Jahrtausends v. Chr. mit der Herausbildung der großräumig verbreiteten Andronovo-Fedorovka-Kultur zu einer erstaunlichen Vereinheitlichung der kulturellen Ausdrucksformen in den westund südsibirischen Steppen und Waldsteppen zwischen Ural
und Jenissei. In den deutlich arideren Gebieten südlich davon
erstreckten sich die Fundplätze der verwandten AndronovoTazabag’jab-Gruppen, die weite Teile Mittelasiens einnahmen
und über die Fergana, Chorezm und Sogdien bis Südturkmenistan, Baktrien und Xinjiang vordrangen, wo sie auf höher entwickelte protourbane Oasenkulturen trafen, die neben Viehzucht
auch Felderwirtschaft mit teilweise bereits künstlicher Bewässerung betrieben. Der Einfluss dieser weiterentwickelten Kulturen
des Südens auf die Andronovo-Gruppen weiter nördlich blieb
jedoch gering. Vieles spricht dafür, dass es die Suche nach Rohstofflagerstätten war, die die Andronovo-Gruppen nach Mittelasien führte, weil ihr Auftreten dort stets mit dem Abbau und der
Verarbeitung von Erzen verknüpft war. Der Metallbedarf im 2.
Jahrtausend v. Chr. war erheblich gestiegen, wobei die Zinnbronze endgültig die Vorherrschaft erlangte. Der von Trägern
des Andronovo-Kreises gewonnene Rohstoff versorgte dabei
große Teile Westsibiriens und Mittelasiens (Chernykh 1992; Parzinger, Boroffka 2003; Parzinger 2003-I). Zur selben Zeit trat neben dem Pferd auch das Kamel als Transporttier in Erscheinung,
was es erstmals gestattete, über weite hyperaride Gebiete hinweg im größeren Stil Waren und Güter zu transportieren.
Dennoch fällt auf, dass die Zeit zwischen etwa 1850 und 1500
v. Chr. in der osteuropäischen Steppe und Waldsteppe nicht
mehr dieselbe Dynamik der vorangegangenen Periode erreicht
hatte. Anstelle der straff organisiert wirkenden und befestigten
Zentralorte der Sintašta- und Petrovka-Kultur entstanden im
Andronovo-Bereich Westsibiriens und angrenzender Gebiete
ausgedehnte Streusiedlungen ohne besondere Fortifikationsmaßnahmen, soweit wir überhaupt in der Lage sind, die Entwicklung des Siedlungswesens wirklich verlässlich zu beschreiben. Die im Totenritual hervortretende Führungsrolle einzelner
Kriegerpersönlichkeiten, die für Sintašta und Petrovka so charakteristisch ist, wird im Andronovo-Fedorovka- wie auch im
Srubnaja-Bereich nördlich des Schwarzen Meeres nicht mehr in
dieser akzentuierten Form sichtbar.
Über die Gründe lässt sich nur spekulieren. Ob die so radikal
wirkenden Neuerungen an der Wende vom 3. zum 2. Jahrtausend v. Chr. also nur den Beginn eines Umbruchs der bronzezeitlichen Gesellschaft in den osteuropäischen und westsibirischen Steppen und Waldsteppen markierten, oder ob dieser
Prozess des Wandels in der darauf folgenden ersten Hälfte des 2.
Jahrtausends v. Chr. schlicht keine Fortsetzung mehr fand, muss
vorerst dahingestellt bleiben. Dies unterscheidet die Entwicklung hier von der in Mitteleuropa, wo es sich gerade umgekehrt
verhalten hatte und es nach einer kontinuierlichen Entwicklung
erst gegen Ende der Frühbronzezeit kurz vor der Mitte des 2.
Jahrtausends v. Chr. zu einer kulturellen Blüte mit ersten befestigten Zentralorten und Elitengräbern gekommen war.

Zwischen Weiterentwicklung und Konsolidierung:
Die Mittelbronzezeit
Nach der Mitte des 2. Jahrtausends v. Chr. bestand in den Steppen
und Waldsteppen zwischen Wolga und Dnepr die jüngere Srubnaja-Kultur noch fort, für die sich noch immer kein verlässliches,
auf 14C-Datierungen gestütztes Enddatum angeben lässt. Die auf
die Steppenzone begrenzte Sabatinovka-Kultur schloss westlich
an dieses jüngere Srubnaja an, und ihre Fundplätze streuen vom
Asovschen Meer über die untere Dnepr-Region bis an die untere
Donau (Березанская, Шарафутдинова 1985; Gerškovič 1999).

40

Hermann Parzinger. Grundzüge bronzezeitlicher Kulturverhältnisse zwischen Wolga und Rhein

кальные инновации на рубеже III и II тыс. до н. э. быть только
началом перелома в развитии обществ бронзового века
в восточноевропейских и западносибирских степях и лесостепи, или этот процесс изменений в последующей первой
половине II тыс. до н. э. не мог продолжаться. В Центральной
Европе протекали противоположные процессы, и после непрерывного развития только к концу раннего бронзового
века, примерно в середине II тыс. до н. э., началось культурное процветание с первыми укрепленными центральными
поселениями и захоронениями элиты.

Средний бронзовый век: между
совершенствованием и консолидацией
Срубная культура на позднем этапе своего развития, после
середины II тыс. до н. э. продолжала бытовать в степной
и лесостепной зонах от Волги до Днепра, но для нее пока не
установлена надежная, основанная на 14C-исследованиях
верхняя хронологическая граница. С запада к позднесрубной культуре примыкала сабатиновская культура, простиравшаяся в степной зоне от Азовского моря и Нижнего Поднепровья до Нижнего Подунавья (Березанская, Шарафутдинова 1985; Gerškovič 1999).
Керамика сабатиновской культуры включает в себя чаши,
горшки и сосуды для хранения с коническими или слегка
изогнутыми стенками, простые кубки и миски, а также черпаки и двуручные сосуды (Березанская, Шарафутдинова
1985. Рис. 134; Gerškovič 1999). Среди изделий из бронзы отмечены втульчатые наконечники копий с узким лезвием,
кельты, крюкастые серпы, черенковые кинжалы с ланцетовидным лезвием и поздние варианты дунайских топоров с
дисковидным и гребневидным обушком (Kločko 1995). Они
позволяют синхронизировать сабатиновскую с соседними
культурами и выводить на восточно-среднеевропейскую
хронологию, что в итоге дает XV/XIV–XIII/XII века до н. э.
(Gerškovič 1999. S. 82–83). При этом бронзовые изделия из
погребений и кладов сабатиновской культуры показывают
связи вплоть до Кавказа. Примечательно, что в хронологическом горизонте, объединяющем сабатиновскую, Ноуа и
позднесрубную культуры, в степях и лесостепи Северного
Причерноморья сокрытие кладов бронзовых изделий достигло максимального уровня (Leskov 1981). Это свидетельствует о том, что население от Карпат до Урала отправляло
ритуалы, на протяжении поколений устоявшиеся на значительной части древней Европы.
Начиная с середины II тыс. до н. э. во всей степной и лесостепной зонах Северного Причерноморья произошел скачкообразный рост числа поселений, размеры которых также
существенно увеличились. Только к сабатиновской культуре относятся более 700 местонахождений. На поселениях
известны как ряды домов, так и большие многокомнатные
строения с жилой и хозяйственной частями. В домостроительстве в значительной степени применялись камень и
глина (Березанская, Шарафутдинова 1985; Gerškovič 1999).
При этом носители сабатиновской культуры жили земледелием и животноводством (Березанская, Шарафутдинова
1985. С. 498). Умершие хоронились в скорченном положении, на левом или правом боку как в небольших курганах,
так и в грунтовых могильниках. В погребальном обряде
едва уловимы социальные различия, за редкими исключениями в случае более богатых воинских захоронений (например, Борисовка, курган 3; Березанская, Шарафутдинова
1985; Gerškovič 1999).
В лесостепи от Днестра до Трансильвании была распространена культура ноуа, тесно связанная с сабатиновской.

Sabatinovka-Keramik kennt Näpfe, Töpfe und Vorratsgefäße
mit konischer oder leicht geschwungener Wandung, einfache
Schalen und Schüsseln sowie Henkel- und Doppelhenkelgefäße
(Березанская, Шарафутдинова 1985. Рис. 134; Gerškovič
1999). An Bronzeobjekten sind Tüllenlanzenspitzen mit schmalem Blatt, Tüllenbeile, Hakensicheln, Griffangeldolche mit lanzettförmiger Klinge und späte Varianten donauländischer Nackenscheiben- und Nackenkammäxte hervorzuheben (Kločko
1995). Sie gestatten eine Synchronisierung von Sabatinovka mit
den Nachbarkulturen und den Anschluss an die ostmitteleuropäische Chronologie, woraus sich ein Ansatz in das 15./14.–
13./12. Jahrhundert v. Chr. ergibt (Gerškovič 1999, 82–83). Die
Bronzegegenstände aus Gräbern und Horten der SabatinovkaKultur lassen dabei Beziehungen bis in den Kaukasus erkennen.
Ferner fällt auf, dass in diesem Zeithorizont, der die Kulturen
Sabatinovka, Noua und spätes Srubnaja verbindet, die Sitte,
Bronzehorte anzulegen, im nordpontischen Steppen- und
Waldsteppenraum ihren Durchbruch erzielte (Leskov 1981). Damit folgten nun auch die Gebiete zwischen Karpaten und Ural
einem rituellen Handeln, das bereits seit Generationen für große Teile Alteuropas bestimmend gewesen war.
In der gesamten Steppen- und Waldsteppenzone nordwärts
des Schwarzen Meeres kam es nach der Mitte des 2. Jahrtausends v. Chr. zu einem sprunghaften Anstieg der Siedlungen,
wobei auch die Größe der Orte deutlich zunahm. Allein der Sabatinovka-Kultur lassen sich über 700 Fundstellen zuordnen. In
den Niederlassungen fand man sowohl gereihte Häuser als
auch größere, mehrräumige Gebäudekomplexe mit Wohn- und
Wirtschaftsteil. Beim Hausbau selbst kam in verstärktem Maße
Stein und Lehm zur Anwendung (Березанская, Шарафутдинова 1985; Gerškovič 1999). Die Träger der Sabatinovka-Kultur lebten dabei von Ackerbau und Viehzucht (Березанская, Шарафутдинова 1985. С. 498). Die Verstorbenen wurden als linke
oder rechte Hocker sowohl unter flachen Kurganen als auch in
Flachgräberfeldern bestattet. Soziale Unterschiede werden in
der Totenbehandlung kaum sichtbar, wenn man von gelegentlich etwas reicher ausgestatteten Kriegergräbern (z. B. Borisovka, Kurgan 3) einmal absieht (Березанская, Шарафутдинова
1985; Gerškovič 1999).
Die in den Waldsteppen vom Dnestr bis nach Transsilvanien
verbreitete Noua-Kultur ist eng mit Sabatinovka verwandt. Neben Siedlungen sind auch Gräberfelder bekannt. In Ostrovec
wurden über 180 Hockerbestattungen in einfachen Rechteckgruben freigelegt. Die Beigaben beschränkten sich auf einige
Gefäße, wogegen Bronzeschmuck, Knochengeräte und Steinobjekte seltener blieben. Hinzu treten auch hier Hortfunde
(Deržev, Viktorov, Isakovo, Sidorovo). Die Übereinstimmungen
zwischen Noua- und Sabatinovka-Keramik sind weitreichend,
obwohl an Noua-Gefäßen gelegentlich donau- bzw. karpatenländisch wirkende kurvolineare Ziermuster auftreten, die im
Sabatinovka-Bereich fehlen. Die auf 14C-Daten und die Synchronisierung mit dem Karpatenbecken beruhende absolute Chronologie der Noua-Kultur weist in das 14.–12. Jahrhundert v. Chr.,
was weitgehend den Ansätzen für Sabatinovka entspricht und
die Gleichzeitigkeit beider Kulturen unterstreicht.
Die Entwicklung in den osteuropäischen Steppen und Waldsteppen zwischen der Mitte des 2. Jahrtausends v. Chr. und
1200 v. Chr. lässt gewisse Gemeinsamkeiten mit den Verhältnissen in Mitteleuropa erkennen, wo während dieser Zeit die Hügelgräber- bzw. Mittelbronzezeit bestanden hatte. Für die Gebiete zwischen Nordalpenrand und westlichem Ostseegebiet
betrachtet man diese Periode in erster Linie als eine Zeit der
Konsolidierung. In weiten Teilen Mitteleuropas herrschte damals die Sitte vor, Hügelgräber zu errichten, in denen die

41

Герман Парцингер. Особенности культурных взаимосвязей от Волги до Рейна в эпоху бронзы

Известны поселения и могильники. В селении Островец
были раскопаны более 180 погребений в простых прямоугольных ямах (скелеты в скорченном положении). Погребальный инвентарь в основном представлен несколькими
сосудами, при этом реже встречаются украшения из бронзы, костяные орудия труда и изделия из камня. Также известны клады (селения Держев, Викторов, Исаково, Сидорово). Керамика Ноуа и Сабатиновки обнаруживает большое сходство, хотя на сосудах культуры Ноуа встречаются
дунайские или карпатские криволинейные орнаменты,
отсутствующие в ареале сабатиновской культуры. 14C-датировки и синхронизация с культурами Карпатского бассейна дают абсолютные даты культуры Ноуа в пределах XIV–
XIII/XII веков до н. э., что в значительной степени соответствует времени бытования Сабатиновки, подтверждая синхронность обеих культур.
Развитие в степях и лесостепи Восточной Европы в период с середины II тыс. до 1200 года до н. э. позволяет увидеть
определенное сходство с ситуацией в Центральной Европе,
где в это время существовала курганная культура. Для территорий от северных предгорий Альп до западной части
балтийского региона этот период считается, прежде всего,
временем консолидации. Тогда во многих частях Центральной Европы преобладала традиция сооружения курганов, в
которых обычно хоронились умершие в своем личном и
связывающем их с определенными общественными структурами костюме, к чему относилось и оружие. Благодаря
одежде выявляются гендерные и даже возрастные группы
населения, при этом отсутствуют явные социальные различия и действительно элитные захоронения. Одновременно
под влиянием с юга, но с собственными чертами в СевероГерманской низменности и Южной Скандинавии образовался и стал развиваться культурный комплекс форм, совпадающий с расцветом металлургии бронзы на севере Европы
(периоды II и III — по О. Монтелиусу); снова в могилы помещались детали одежды и оружие. В этом — самое существенное отличие от ситуации в степях и лесостепи Восточной Европы, где при одновременном увеличении количества бронзовых изделий в захоронениях невозможно
реконструировать традиционные костюмы и выделить согласно специфическим одеяниям отдельные группы или
общности.

Поздний бронзовый век:
накануне раннего кочевничества
В период около 1200 года до н. э. в степной и лесостепной
зонах Северного Причерноморья, как и в других частях Европы и Средиземноморья, произошли фундаментальные
перемены, которые привели к появлению новых культур.
В степях Северного Причерноморья этот процесс привел к
формированию кочевнического образа жизни и кочевнической культуры. Однако до этого здесь в период с XII по IX век
до н. э. была распространена белозерская культура (Отрощенко 1985. С. 519). Ее местонахождения покрывают степной пояс от Дона на востоке до Дуная на западе. Несмотря
на определенное сходство, керамика значительно отличается от посуды предшествующих культур — Ноуа, Сабатиновки и позднесрубной (Отрощенко 1985. Рис. 141). В орнаментации известны прочерченные, резные и накольчатые
узоры в виде групп косых параллельных линий и многолинейных зигзагов, не известных сабатиновской культуре.
Большую часть индивидуальных находок (проволочные
кольца, пронизки, простые булавки и ножи из бронзы, костяные наконечники стрел и кремневые ножи) отличает

Verstorbenen geradezu regelhaft mit ihrer persönlichen und sie
mit ihrer Gemeinschaft verbindenden Tracht beigesetzt wurden, zu der auch Waffenausstattungen gehörten. Die Geschlechter wurden mit Hilfe dieser Trachten klar voneinander
abgesetzt, mitunter lassen sich sogar Altersgruppen herausarbeiten, doch deutlich hervortretende soziale Unterschiede mit
wirklichen Elitegräbern fehlen. Gleichzeitig bildete sich in der
norddeutschen Tiefebene und in Südskandinavien ein zwar
südlich beeinflusster, aber doch sein eigenes Gepräge entwickelnder Formenkreis heraus, der mit der Blütezeit der Bronzemetallurgie im Norden zusammenfällt (Periode II und III nach
O. Montelius); erneut wurden Trachtbestandteile und Waffen in
die Gräber mitgegeben. Dies ist auch der deutlichste Unterschied zu den Verhältnissen in den osteuropäischen Steppen
und Waldsteppen, wo zur selben Zeit zwar ebenfalls vermehrt
Bronzegegenstände in die Bestattungen gelangten, die jedoch
bei weiten nicht ausreichen, um Trachtgruppen und Trachtkreise zu rekonstruieren.

Am Vorabend des Reiternomadentums:
Die Spätbronzezeit
In der Zeit um 1200 v. Chr. vollzogen sich in der nordpontischen
Steppe und Waldsteppe ebenso wie in anderen Teilen Europas
und des Mittelmeerraumes grundlegende Veränderungen, die
zur Entstehung neuer Kulturen führten. In den Nordschwarzmeersteppen endete dieser Prozess in der Entstehung reiternomadischer Lebens- und Kulturverhältnisse. Zuvor aber war
dort zwischen dem 12. und 9. Jahrhundert v. Chr. die BelozerkaKultur verbreitet (Отрощенко 1985. С. 519). Ihre Fundstellen
streuen im Steppengürtel vom Don im Osten bis zur Donau im
Westen. Die Keramik unterscheidet sich trotz gewisser Traditionen deutlich von den vorangegangenen Kulturen Noua, Sabatinovka und spätem Srubnaja (Отрощенко 1985. Рис. 141). Die
Ornamentik kennt mit eingeschnittenen, geritzten und eingestochenen Schrägschraffurbändern sowie mehrlinigen Zickzackmotiven Muster, die in Sabatinovka noch nicht vorkamen.
Die meisten Kleinfunde (Drahtringe, Röllchen, einfache Nadeln
und Messer aus Bronze, Knochenpfeilspitzen, Silexmesser) sind
chronologisch unempfindlich. Tüllenbeile mit seitlichen Ösen,
Lanzenspitzen mit halbrund ausgeschnittenem Blatt und Griffangeldolche mit lanzettförmiger Klinge stehen noch in Sabatinovka-Tradition (Отрощенко 1985). Neuartig sind ein- und
zweischleifige Bogenfibeln aus dünnem Draht, die bislang ältesten Fibeltypen des Nordschwarzmeerraumes überhaupt,
die eine Datierung vor 1000 v. Chr. nahelegen. Verbindungen
zur Stufe Ha A im östlichen Mitteleuropa und zur submykenischen Periode in Griechenland verknüpfen Belozerka übereinstimmend mit dem 12.–10. Jahrhundert v. Chr. (Отрощенко
1985).
Belozerka-Siedlungen lagen bevorzugt auf hohen Terrassen
an Flüssen und Limanen, man entdeckte dort sowohl rechteckige Poluzemljanki (Belozerka, Babina IV, Tudorovo) als auch
ebenerdige Häuser aus Lehm auf Steinsockeln (Zmeevka I, Kirovo), die eine gänzlich neue Bautradition offenbaren (Отрощенко 1985). Während Viehzucht mit Rind, Schaf/Ziege, Pferd und
sogar Schwein nachgewiesen ist, auf der Krim kommen noch
Kamele hinzu, ist die Frage nach der Bedeutung des Ackerbaus
nicht sicher zu beantworten (Отрощенко 1985. C. 524). Die Verstorbenen beerdigte man als Hocker in Flachgräberfeldern
ebenso wie in Kurganen. Die Beigaben umfassen meist nur wenige Gefäße und gelegentlich etwas Bronzeschmuck. Das Totenritual unterschied sich demnach nicht grundlegend von
dem der Sabatinovka-Kultur und lässt kaum soziale Unterschiede sichtbar werden.

42

Hermann Parzinger. Grundzüge bronzezeitlicher Kulturverhältnisse zwischen Wolga und Rhein

широкий хронологический диапазон. Кельты с ушками, наконечники копий с полукруглым прорезным пером и черенковые кинжалы остаются еще в сабатиновских традициях
(Отрощенко 1985). Новыми являются одно- и двуспиральные смычковые и дуговидные фибулы из тонкой проволоки,
которые до сих пор остаются древнейшими застежками
в Северном Причерноморье и подтверждают датировку
культуры временем до 1000 года до н. э. Переход на ступень
НаА (по П. Рейнеке) восточных областей Центральной Европы и субмикенский период в Греции дает уверенные датировки белозерской культуры в пределах XII–X веков до н. э.
(Отрощенко 1985). Существуют надежные данные, подтверждающие наличие животноводства с разведением
крупного рогатого скота, овец и коз, лошадей и даже свиней, а в Крыму еще и верблюдов, но вопрос об уровне развития земледелия остается открытым (Отрощенко 1985.
С. 524). Умершие хоронились в скорченном положении
в грунтовых могильниках и в курганах. В большинстве случаев погребальный инвентарь включал несколько сосудов, иногда украшения из бронзы. Погребальный обряд
коренным образом не отличался от известного в сабатиновской культуре, в нем также едва заметны социальные
различия.
Одновременно с белозерской культурой в лесостепи от
Днепра до Днестра была распространена белогрудовская
культура (Березанская 1985). В погребениях — трупоположение и трупосожжение в курганах и грунтовых могильниках — находился, как и в белозерской культуре, скудный
инвентарь (несколько сосудов, реже — украшения из бронзы). Двуручные сосуды и черпаки обнаруживают традиции
Ноуа и Сабатиновки, в то время как весь остальной инвентарь является более поздним и соответствует степной белозерской культуре (Березанская 1985. Рис. 137). Индивидуальные находки также повторяют ассортимент известных
в Белозерке изделий (Березанская 1985. Рис. 136). Все это позволяет датировать белогрудовскую культуру также периодом между 1200 и 1000 годами до н. э.
Восточные территории северопричерноморской лесостепи от Днепра до Дона, как и прилегающие с севера лесные регионы вплоть до юга центральной части Восточно-Европейской равнины, в это же время были заняты бондарихинской культурой, истоки которой восходят к периоду от
середины II тыс. до н. э. Найденная в погребениях и на поселениях посуда демонстрирует, с одной стороны, ямочногребенчатые керамические традиции, а с другой — связи
с белогрудовской и белозерской культурами (Березанская,
Ильинская 1985). Поэтому культуры позднего бронзового
века — белозерская, белогрудовская и бондарихинская —
считаются в значительной степени синхронными (Березанская, Ильинская 1985). После 1300/1200 годов до н. э. эти
культуры непрерывно и без существенных перемен развивались из культур среднего бронзового века.
Напротив, в тот же самый период в Центральной Европе
произошли фундаментальные изменения почти во всех сферах жизни. После консолидации времени курганной культуры бронзового века со становлением культуры полей
погребальных урн (ступени НаА и НаВ) произошел явный
перелом, очевидный по преобладанию с этого периода трупосожжений в грунтовых могильниках. Такая перемена в
похоронном ритуале вышла за пределы Центральной Европы, охватив почти все части континента, за исключением
степной и лесостепной зон Восточной Европы. В целом после 1200 года до н. э. события и процессы в обоих обширных
регионах стали протекать в разных направлениях.

Gleichzeitig zu Belozerka war in der Waldsteppe zwischen
Dnepr und Dnestr die Belogrudovka-Kultur verbreitet
(Березанская 1985). Die Bestattungen — Körper- und Brandgräber in Kurganen und Flachgräberfeldern — enthielten ähnlich wie im Belozerka-Bereich nur wenige Beigaben (einige Gefäße, seltener etwas Bronzeschmuck). Doppelhenkelgefäße und
Krüge stehen noch in Noua- und Sabatinovka-Tradition, während das übrige Fundgut jünger ist und Übereinstimmungen
mit der Belozerka-Kultur in der Steppe aufweist (Березанская
1985. Рис. 137). Auch die Kleinfunde wiederholen das aus Belozerka bekannte Spektrum (Березанская 1985. Рис. 136). Damit
ist auch Belogrudovka etwa in die Zeit zwischen 1200 und 1000
v. Chr. zu datieren.
Die östlichen Teile der nordpontischen Waldsteppe zwischen
Dnepr und Don sowie die nördlich daran anschließenden Waldgebiete bis in den Süden der zentralrussischen Niederung wurden zur selben Zeit von der Bondaricha-Kultur eingenommen,
deren Anfänge bis in die Zeit unmittelbar nach der Mitte des 2.
Jahrtausends v. Chr. zurückreichen. Aus Gräbern und Siedlungen stammt eine Keramik, die einerseits noch kamm- und grübchenkeramische Traditionen und andererseits eine Verbindung
zu Belogrudovka und Belozerka erkennen lässt (Березанская,
Ильинская 1985). Die spätbronzezeitlichen Kulturen Belozerka,
Belogrudovka und Bondaricha gelten damit als weitgehend
gleichzeitig (Березанская, Ильинская 1985).
Die Kulturen Belozerka, Belogrudovka und Bondaricha führten die mittelbronzezeitlichen Kulturverhältnisse nach
1300/1200 v. Chr. kontinuierlich fort, ohne dass es zu einem fundamentalen Wandel gekommen wäre. Zur selben Zeit vollzogen
sich in Mitteleuropa hingegen grundlegende Veränderungen in
nahezu allen Lebensbereichen. Nach einer Zeit der Konsolidierung während der Hügelgräberbronzezeit kam es mit Beginn
der Urnenfelderzeit (Ha A und Ha B) zu einem deutlichen Bruch,
sichtbar an der nun vorherrschenden Brandbestattungssitte in
Flachgräbernekropolen. Dieser Wandel im Totenritual erfasste
weit über Mitteleuropa hinaus nahezu alle Teile des Kontinents,
nicht jedoch die osteuropäische Steppe und Waldsteppe. Insgesamt scheinen die Entwicklungen in beiden Großräumen nach
1200 v. Chr. unterschiedliche Richtungen eingeschlagen zu haben.
In Mitteleuropa erlebte das Metallhandwerk einen neuen
Aufschwung mit intensivierter Erzgewinnung und technisch
deutlich verbesserter Metallverarbeitung. Auch die Deponierungssitte gewann zunehmend an Bedeutung. Zwar kennt man
sie seit der Frühbronzezeit, doch nimmt ihre Zahl in der Spätbronze- bzw. Urnenfelderzeit noch einmal erheblich zu, wobei
ihre Zusammensetzung regionale Ausstattungsmuster zu erkennen gibt. Auch traten außergewöhnliche Ensembles mit
Goldobjekten (z. B. Eberswalde und Werder) (Abb. 5) hinzu, die
höchstwahrscheinlich herrschaftlichen Besitz darstellten, der
den Göttern geopfert worden war. Auch die Orte, an denen Horte und Einzelobjekte deponiert wurden, hatten hohe symbolische Bedeutung, handelte es sich bei Niederlegungen bzw. Versenkungsopfern in Mooren, Seen und Flüssen oder auf Pässen
doch um sakrale Markierungen. Zwar lieferte auch der nordpontische Raum in dieser Zeit Hortfunde, doch erreichte diese
religiöse Praxis in den osteuropäischen Steppen und Waldsteppen bei weitem nicht die prägende Bedeutung wie in anderen
Teilen Europas.
Gebrauch und Verbreitung religiös begründeter Symbole
machen die Unterschiede zwischen Steppenraum und Mitteleuropa noch offensichtlicher: So war das Motiv der Vogelsonnenbarke von der Ägäis und Italien über Mitteleuropa bis in den
Norden des Kontinents weit verbreitet und auf unzähligen

43

Герман Парцингер. Особенности культурных взаимосвязей от Волги до Рейна в эпоху бронзы

В Центральной Европе в металлообработке произошел
новый подъем вместе с увеличением добычи руды и значительным улучшением технологии обработки металла.
Обычай депонирования также приобрел большое значение. Известное еще с раннего бронзового века депонирование существенно возрастает в количественном отношении
в поздний период бронзового века (или время культуры полей погребальных урн), при этом состав закладов отражает
региональные предпочтения. Тогда же появились уникальные комплексы золотых изделий (например, Эберсвальде
и Вердер) (ил. 5), представляющие собой, по всей вероятности, величественные собрания, принесенные в жертву богам. Местности депонирования кладов или отдельных изделий приобрели большое символическое значение. Независимо от того, были ли это заклады, сделанные во время
привалов, или проходческие жертвы в болотах, озерах и реках или на перевалах, — все они сакрально маркировались.
Хотя в Северном Причерноморье в это время также известны клады, все же эта культовая практика в степной и лесостепной зонах Восточной Европы не имела столь важного
значения, как в других частях Европы.
Использование и распространение сакральных символов делают различия между степным поясом и Центральной Европой более явными. В то время как мотив птичьей
солнечной ладьи был широко распространен от Эгей и Италии, в Центральной Европе вплоть до севера континента
и использовался на многочисленных бронзовых изделиях
разных форм, назначения и размеров, в различных вариантах (от детализированного до схематического), в Северном
Причерноморье этот символ не был признан. Это свидетельствует о наличии разных духовных представлений
и принципиально различных сакральных мирах.
В отличие от курганной культуры бронзового века воинская элита в период от 1200 года до н. э. вновь приобрела
большое значение. Это демонстрируют полные комплекты
боевого облачения и вооружения, состоящие из шлема,
панциря, поножей, щита, меча и копья, в равной степени характерные для высшего воинского слоя на обширной территории — от Греции и Италии до севера Западной Европы.
Отличались лишь формы отдельных составных частей комплекта, но не его состав. Это сопровождалось возведением
спланированных укрепленных поселений на возвышенностях или берегах озер. Некоторыми материалами подтвердилось наличие центральных населенных пунктов, которые
располагались на возвышенностях и представляли собой
крупные селения на открытой местности с большими группами различных строений либо являлись болотными поселениями с плотными рядами стандартизированных домов.
Период 1200–800 годов до н. э. был также временем, когда
после так называемого нашествия «народов моря» померкло сияние «дворцовых цивилизаций» Греции (Микены, Кноссос) и невероятно возросло значение Италии в дальнейшем
развитии Центральной Европы.
Все эти события, длительно воздействовавшие и изменившие после 1200 года до н. э. Центральную Европу, мало
ощущались в степях и лесостепи Северного Причерноморья. Этот регион приобрел значение с VII века до н. э., когда,
согласно Геродоту, стал областью обитания скифов, мигрировавших сюда в ходе передвижения народов восточнее
Урала. Несколько столетий, следующие за поздним бронзовым веком, но предшествующие началу скифской культуры
в VII в. до н. э., в исследованиях обозначаются как предскифский период. Материалы этого периода характеризуются
уже как раннекочевнические, но не тесно связанные со

Bronzeobjekten unterschiedlichster Form, Funktion und Größe
in diversen Variationen detailreich bis schematisch angebracht,
während sich dieses Symbol im nordpontischen Raum nicht
durchsetzen konnte. Dies lässt auf unterschiedliche geistige
Haltungen und fundamental abweichende religiöse Vorstellungswelten schließen.
Anders als während der Hügelgräberbronzezeit spielten in
der Zeit nach 1200 v. Chr. Kriegereliten wieder eine größere Rolle, wie komplette Rüstungen aus Helm, Brustpanzer, Beinschienen, Schild, Schwert und Lanzen zeigen, die eine männlich geprägte Oberschicht von Griechenland und Italien über Mitteleuropa bis in den Nordischen Kreis annähernd gleichartig
hervortreten lassen. Lediglich die Formen der einzelnen Rüstungsbestandteile unterschieden sich, nicht jedoch die Zusammensetzung der Ausrüstung. Dies geht einher mit planvoll angelegten befestigten Siedlungen, ob auf Anhöhen oder an See-

Ил. 5. Сосуд. Золото. Из клада Эберсвальде, Бранденбург
Abb. 5. Trinkgefäß. Gold. Eberswalde, Brandenburg

ufern. Die Einzelbefunde belegen dabei Herrschaftssitze auf
Erhebungen ebenso wie weitläufige Niederlassungen mit unterschiedlich großen Gehöftgruppen im offenen Land und
Feuchtbodensiedlungen mit eng gesetzten Reihen genormt
wirkender Häuser. Die Zeit zwischen 1200 und 800 v. Chr. ist
auch eine Periode, in der die Strahlkraft der Palastkulturen Griechenlands (Mykene, Knossos) nach dem so genannten Seevölkersturm nachgelassen hatte und die Bedeutung Italiens für die
weitere Entwicklung Mitteleuropas enorm gewachsen war.
Von all diesen Entwicklungen, die Mitteleuropa nach 1200 v.
Chr. nachhaltig prägten und veränderten, war in den Steppen
und Waldsteppen nördlich des Schwarzen Meeres wenig zu
spüren. Dieser Raum galt ab dem 7. Jahrhundert v. Chr. nach der
Überlieferung Herodots als das Siedlungsgebiet der Skythen,
die im Zuge von Völkerverschiebungen östlich des Urals in diese
Gebiete eingewandert sein sollen. Die Jahrhunderte, die dort
auf die Spätbronzezeit folgten, aber dem Beginn der skythischen Kultur im 7. Jahrhundert v. Chr. noch vorangingen, bezeichnete die Forschung als so genannte vorskythische Periode.
Die Funde dieser Zeit waren bereits reiternomadisch geprägt,
standen aber noch nicht mit frühskythischer Sachkultur in Verbindung, weshalb man sie als Hinterlassenschaften der Kimmerier interpretierte, die — der Überlieferung zufolge — vor den
Skythen und ebenfalls von Osten aus in den Nordschwarzmeerraum eingedrungen sein sollen. A. I. Terenožkin wies diesem Ho-

44

Hermann Parzinger. Grundzüge bronzezeitlicher Kulturverhältnisse zwischen Wolga und Rhein

скифской материальной культурой, из-за чего их относят
к наследию киммерийцев, которые, согласно источникам,
должны были перед скифами также с востока проникнуть
в Северное Причерноморье. А. И. Тереножкин отнес к этому горизонту курганные захоронения из Черногоровки
и Новочеркасского клада и разделил предскифский период
на более раннюю черногоровскую и более позднюю новочеркасскую группы, различающиеся погребальными сооружениями, положением умерших и инвентарем. На основе
связей с Передней Азией новочеркасский комплекс в настоящее время датируется концом IX–VIII веком до н. э. (Kossack
1994), при этом хронологически соответствуя самому раннему скифскому горизонту Южной Сибири (Аржан 1). Вследствие этого более ранняя Черногоровка относится к X–IX
векам до н. э. (Kossack 1994).
В Днепровской лесостепи в период существования черногоровской группы была распространена чернолесская
культура, которую далее сменила жаботинская, синхронная
новочеркасским древностям. Переход к раннескифскому
времени в лесостепи отчетливо прослежен благодаря последовательности слоев обитания на поселении Жаботин.
Керамика самого раннегопериода этой культуры — Жаботин I — обнаруживает связи с поздним Чернолесьем, а также с культурами поздняя Козия-Сахарна и Басарабь I в Подунавье и датируется концом IX – началом VIII века до н. э.
Для следующего периода, Жаботин II, характерна керамика
с каннелюрами, соответствующая культуре Басарабь II и датирующаяся второй половиной VIII века до н. э. Жаботин III
соответствует наступившему в первой половине VII века до
н. э. раннескифскому времени (Daragan 2004). Это совпадает
с результатами исследований Г. Коссака, который относил
появление раннескифской культуры в степях Северного
Причерноморья и на Кубани к началу VII века до н. э. (Kossack
1994).
В конце эпохи бронзы связи между Восточной и Центральной Европой вновь проступают более отчетливо. Восточные влияния играли важную роль в контексте преобразований культуры полей погребальных урн в период ранней гальштаттской культуры (ступень НаС) в областях
севернее и восточнее Альп. Так, уже в конце периода культуры полей погребальных урн известны первые изделия из
железа, а также биметаллические предметы. При этом как
для последнего этапа культуры полей погребальных урн,
так и для новочеркасской культуры в Северном Причерноморье особенно были характерны биметаллические кинжалы с бронзовым черенком и железным лезвием (Kossack
1994). Такие формы образуют важное хронологическое
звено между ступенью НаВ2/3 и временем новочеркасской
культуры и маркируют горизонт, датируемый IX веком
до н. э. Наряду с таким вооружением в начале раннего периода гальштаттской культуры в Центральной Европе появились и стали совершенствоваться новые типы конского снаряжения восточного происхождения. При этом новые типы
удил и псалиев на ранней ступени НаС внедрялись вместе
с освоением новой породы лошадей (Kossack 1954-I). Воздействие восточноевропейского степного региона от Кавказа до Карпат на Центральную Европу в момент преобразования культуры полей погребальных урн в гальштаттскую
культуру было сложным и необычайно сильным. На короткое время оба обширных региона стали общим историческим пространством, перед тем как вновь разойтись с наступлением развитого железного века.

rizont später die Kurgangräber von Černogorovka und den
Hortfund von Novočerkassk zu und teilte die vorskythische Zeit
in eine ältere Černogorovka- und eine jüngere NovočerkasskGruppe, weil sie Unterschiede in Grabbau, Totenbettung und
Formenschatz aufwiesen. Aufgrund von Verbindungen mit Vorderasien wird der Novočerkassker Formenkreis heute in das
späte 9. und 8. Jahrhundert v. Chr. datiert (Kossack 1994) und
entspricht damit chronologisch dem frühesten skythenzeitlichen Horizont in Südsibirien (Aržan 1). Das ältere Černogorovka
gehört infolgedessen in das 10.–9. Jahrhundert v. Chr. (Kossack
1994).
In den Dnepr-Waldsteppen bestand während der Černogorovka-Zeit die Černoles-Kultur, die wiederum von der Stufe
Žabotin I abgelöst wurde, die mit Novočerkassk gleichzeitig
war. Entscheidend für den Übergang zur frühskythischen Zeit in
der Waldsteppe ist die Besiedlungsabfolge der befestigten Niederlassung von Žabotin. Die Keramik der ältesten Stufe Žabotin
I weist Verbindungen zu spätem Černoles sowie zu den Kulturen
Cozia-Sacharna und Basarabi I an der unteren Donau auf und
datiert damit in das späte 9. und frühe 8. Jahrhundert v. Chr. Für
das jüngere Žabotin II ist kannelierte Ware charakteristisch, die
in Basarabi II vorkommt und damit in die zweite Hälfte des 8.
Jahrhunderts v. Chr. gehört. Žabotin III entspricht dann bereits
der in der ersten Hälfte des 7. Jahrhunderts v. Chr. einsetzenden
frühskythischen Zeit (Daragan 2004). Dies deckt sich mit dem
Ergebnis der Forschungen von G. Kossack, der die Anfänge der
frühskythischen Kultur in den Nordschwarzmeersteppen und
im Kuban-Gebiet in das frühe 7. Jahrhundert v. Chr. verwies
(Kossack 1994).
Am Ende der Bronzezeit treten die Verbindungen zwischen
Ost- und Mitteleuropa wieder deutlicher hervor, und östliche
Einflüsse spielten im Kontext des Wandels von der Urnenfelderzur älteren Hallstattkultur (HaC) in der Zone nord- und ostwärts
der Alpen eine wichtige Rolle. So traten gegen Ende der Urnenfelderzeit bereits erste Eisenobjekte sowie bimetallische Gegenstände auf. Besonders charakteristisch waren dabei sowohl für
die letzte Etappe der Urnenfelderzeit als auch für die
Novočerkassk-Zeit im Nordschwarzmeerraum bimetallische
Dolche mit einem Griff aus Bronze und einer Klinge aus Eisen
(Kossack 1994). Solche Formen bilden eine wichtige chronologische Brücke zwischen HaB2/3 und der Novočerkassk-Stufe und
markieren einen Horizont, der in das 9. Jahrhundert v. Chr. datiert. Neben solchen Waffenformen waren es vor allem neue
Pferdegeschirrtypen, die östlichen Ursprungs waren und zu Beginn der älteren Hallstattzeit in Mitteleuropa Eingang fanden
und schnell prägend wurden. Die neuartigen Trensen und Gebissstangen aus frühem HaC gingen dabei einher mit der Einführung einer neuen Pferderasse (Kossack 1954-I). Der Einfluss
der osteuropäischen Steppengebiete zwischen Kaukasus und
Karpaten auf Mitteleuropa war gerade zur Zeit des Wandels von
der Urnenfelder- zur Hallstattkultur vielschichtiger und prägender als jemals zuvor. Beide Großräume wurden für kurze Zeit zu
einem gemeinsamen Geschichtsraum, ehe die Entwicklungen
während der fortgeschrittenen Eisenzeit dann wieder getrennte
Wege gingen.

Вадим Бочкарев

Эпоха бронзы в Восточной Европе
Vadim Bočkarev

Die Bronzezeit in Osteuropa

поха бронзы была продолжительным и важным
периодом в древнейшей истории Восточной Европы. По данным радиокарбонной хронологии,
она началась в первые века IV тыс. до н. э. и завершилась на рубеже II и I тыс. до н. э. Таким образом, эта эпоха
длилась около трех тысяч лет. Правда, не везде ее продолжительность была одинаковой. В северных регионах она началась позже и длилась не столь долго. В Арктике ее, видимо, и вовсе не было.
В нашей литературе эту эпоху принято делить на три
больших этапа: ранний (IV — начало III тыс. до н. э.), средний
(III тыс. до н. э.) и поздний (II тыс. до н. э.) бронзовый век. Лучше всего эта периодизация соответствует материалам южной половины Восточной Европы. На Севере культурные
изменения происходили в ином темпе, и указанные этапы
там выражены не столь четко. Значительным своеобразием
также отличался процесс культурогенеза в западных и восточных регионах. Поэтому кроме общей периодизации для
большинства восточноевропейских регионов были созданы самостоятельные хронологические схемы. Такие схемы
имеются для Северного Причерноморья, Волго-Уральского
региона, Северного Кавказа и т. д. В зависимости от местных
условий в каждой из них этапы бронзового века были разделены на несколько периодов (от двух до шести) и продатированы по сериям радиокарбонных дат. Так называемая
историческая хронология используется для определения
абсолютного возраста только самых поздних периодов эпохи бронзы Кавказа и Северо-Западного Причерноморья.
Хотя памятники эпохи бронзы на территории Восточной
Европы были открыты давно, их изучение началось только
около ста лет назад. Основополагающее значение имели работы В. А. Городцова, А. А. Спицына, А. М. Тальгрена и некоторых других ученых. Главным объектом их исследований
стали курганные древности южнорусских степей. Хотя эти
материалы не отличаются особым богатством и выразительностью, именно они стали той эмпирической базой, на
которой начали формироваться наши знания о бронзовом
веке. Огромный вклад в их изучение внес В. А. Городцов
(1860–1945). В 1901 и 1903 годах он провел образцовые для
того времени раскопки курганов на реке Северский Донец
(правый приток Дона) и получил в свое распоряжение большой и разнообразный материал эпохи бронзы. Тщательно
его проанализировав, В. А. Городцов выделил несколько типологических групп погребений и с помощью курганной
стратиграфии определил их временнỳю последовательность. Некоторое время спустя (в 1914–1916 годах) три из
них он преобразовал в отдельные археологические культуры — ямную, катакомбную и срубную. Как выявилось позже,

Э

46

ie Bronzezeit stellt eine lang anhaltende und wichtige Periode in der Frühzeit Osteuropas dar. Wie Ergebnisse von 14C-Datierungen belegen, begann sie
in den ersten Jahrhunderten des 4. Jahrtausends v.
Chr. und endete an der Wende vom 2. zum 1. Jahrtausend v.
Chr., währte also insgesamt beinah drei Jahrtausende, wobei
ihre Dauer in einzelnen Gebieten differierte: In den nördlichen
Regionen begann sie später und zog sich nicht so lange hin; in
der Arktis hat es sie vermutlich überhaupt nicht gegeben.
In der russischen Fachliteratur wird diese Epoche in drei große Phasen eingeteilt, die Früh- (4. — Beginn 3. Jahrtausend v.
Chr.), die Mittel- (3. Jahrtausend v. Chr.) und die Spätbronzezeit
(2. Jahrtausend v. Chr.). Diese Periodisierung spiegelt sich vor
allem in den Materialien aus der südlichen Hälfte Osteuropas
wider, haben sich die kulturellen Veränderungen im Norden
doch in einem anderen Tempo vollzogen, so dass die genannten Phasen dort nicht in dieser Weise klar voneinander abzugrenzen sind. Doch auch in den östlichen und westlichen Regionen verlief die Kulturgenese höchst spezifisch, weshalb für die
meisten osteuropäischen Regionen neben der allgemeinen Periodisierung eigene Chronologien erarbeitet wurden; diese liegen heute u. a. für das nördliche Schwarzmeergebiet, die Wolga-Ural-Region sowie den Nordkaukasus vor. Je nach lokalen
Besonderheiten konnten die bronzezeitlichen Phasen in mehrere Stufen (2–6) unterteilt und durch Serien von Radiokarbondaten zeitlich verankert werden. Die so genannte historische Datierungsmethode wird dagegen nur zur Bestimmung des absoluten Alters der jüngsten Perioden der Bronzezeit im Kaukasus
und im nordwestlichen Schwarzmeergebiet herangezogen.
Obgleich bereits seit langer Zeit bronzezeitliche Fundorte in
Osteuropa bekannt sind, hat ihre wissenschaftliche Untersuchung erst vor etwa hundert Jahren eingesetzt. Von grundlegender Bedeutung sind in diesem Zusammenhang u. a.die Arbeiten V. A. Gorodcovs, A. A. Spicyns und A. M. Tallgrens. Sie
konzentrierten sich in ihren Forschungen vor allem auf die Hügelgräber (Kurgane) in den südrussischen Steppen. Diese können zwar nicht als besonders reich oder markant gelten, gleichwohl bilden sie die empirische Basis, die dem heutigen Wissen
über die Bronzezeit zugrunde liegt. Bei ihrer Erforschung leistete Gorodcov (1860–1945) einen herausragenden Beitrag. In den
Jahren 1901 und 1903 führte er Grabungen in den Kurganen am
Severskij Donez (rechter Zulauf des Dons) durch, die für seine
Zeit beispielhaft waren. Dabei gelang es ihm, umfangreiches
und vielfältiges bronzezeitliches Fundgut zu bergen. Nach einer
sorgsamen Auswertung dieses Materials fasste er die Bestattungen zu typologischen Gruppen zusammen, die er aufgrund der
Stratigraphie der Kurgane relativchronologisch zu bestimmen
vermochte. Einige Jahre später (1914–1916) konnten drei dieser

D

47

Вадим Бочкарев. Эпоха бронзы в Восточной Европе

они оказались основными культурами эпохи бронзы степной полосы Восточной Европы.
Эти работы В. А. Городцова оказали большое влияние на
весь дальнейший ход исследований. Они заложили основу
для периодизации восточноевропейских памятников эпохи
бронзы и утвердили культурно-хронологический подход
в их изучении. Многочисленные ученики В. А. Городцова
(О. Н. Бадер, Д. А. Крайнов, О. А. Кривцова-Гракова, Е. И. Крупнов, К. В. Сальников, А. И. Тереножкин и др.) успешно продолжали дело своего учителя. В различных уголках России
ими были изучены сотни памятников эпохи бронзы, выделены несколько новых археологических культур. Особенно
плодотворной оказалась научная деятельность К. В. Сальникова. Его многолетние полевые работы на Урале привели
к открытию целой серии ранее не известных культур. Это
дало мощный толчок развитию уральской археологии.
В конце XX века (уже после кончины К. В. Сальникова) были
открыты и изучены такие замечательные памятники, как
Синташтинский некрополь и Аркаимское городище (Г. Ф. Генинг, Г. Б. Зданович и др.). В них были найдены остатки древнейших в мире конных колесниц и великолепный металлический инвентарь, который датируется рубежом III и II тыс.
до н. э. После этих открытий стало очевидно, что ВолгоУральский регион в бронзовом веке Восточной Европы
играл гораздо большую роль, чем считалось ранее.
Идеи и методы, разработанные В. А. Городцовым и его
школой, постепенно получили широкое распространение.
С середины XX века их начали реализовывать во многих
других частях Восточной Европы, включая Северный Кавказ. Северокавказские материалы эпохи бронзы уже давно
привлекали внимание русских и европейских ученых, а также коллекционеров. Широкую известность получили Кобанский могильник, Майкопский курган, Новосвободненские гробницы и т. д. Особенно большой интерес вызвали
кавказские художественные древности. Вокруг них развернулись оживленные дискуссии, которые продолжаются по
сей день.
Но постепенно внимание исследователей переключилось на изучение массового материала. В значительной
мере это было обусловлено тем, что во второй половине
XX века начались масштабные археологические работы в
зоне новостроек. Ими были охвачены многие районы Северного Кавказа. Особенно активно они велись в степной
зоне. Кроме погребальных памятников в те же годы начались раскопки поселений, включая поселения майкопской и
кобанской культур. В результате всех этих работ был накоплен огромный новый материал. Его анализ позволил составить более полное представление о местном бронзовом
веке. Выяснилось, что на Северном Кавказе, как и в других
восточноевропейских регионах, эта эпоха представлена чередой различных культур. Хотя эти культуры отличаются
значительным региональным своеобразием, они были тесно связаны как со своими южными, так и с северными соседями, благодаря чему сыграли важную посредническую
роль в передаче достижений древневосточных цивилизаций восточноевропейскому населению.
Большой вклад в изучение северокавказских древностей
бронзового века внесли П. С. Уварова, А. А. Иессен, Е. И. Крупнов, Р. М. Мунчаев, В. И. Марковин, В. Г. Котович, М. Г. Гаджиев
и др. Особенно следует выделить работы А. А. Иессена. Они
имели большое значение для изучения древнейшей металлургии Кавказа, хронологии майкопской культуры, памятников конца эпохи бронзы — начала эры железа. Своеобразным итогом полуторавекового изучения северокавказской

Vadim Bočkarev. Die Bronzezeit in Osteuropa

Gruppen sicher als archäologische Kulturen angesprochen werden; es sind dies die Grubengrab- (Jamnaja-), Katakombengrabund Balkengrab- (Srubnaja-)Kultur. Wie sich im Weiteren herausstellte, handelte es sich bei ihnen um die entscheidenden bronzezeitlichen Kulturen im Steppengürtel Osteuropas. Die
Arbeiten Gorodcovs sollten von großem Einfluss auf die künftige Forschungsgeschichte sein, stellten sie doch die Periodisierungen der osteuropäischen bronzezeitlichen Fundorte vor;
und bestimmten ausgehende von den untersuchten Fundstätten die kulturchronologischen Zuweisungen späterer Forschungen. Zahlreiche Schüler Gorodcovs (O. N. Bader, D. A. Krajnov,
O. A. Krivcova-Grakova, E. I. Krupnov, K. V. Salnikov, A. I. Terenožkin u. a.) beschritten den Weg ihres Lehrers erfolgreich weiter. In
den unterschiedlichsten, auch entlegenen Gegenden Russlands
untersuchten sie Hunderte bronzezeitlicher Fundstätten und
entdeckten dabei neue archäologische Kulturen. Besonders zu
würdigen ist hier die Tätigkeit K. V. Salnikovs, dem es in mehrjähriger Feldarbeit gelang, eine ganze Reihe bis dahin unbekannter
Kulturen im Ural nachzuweisen. Dies wiederum hat sich als
wichtiger Impuls für die Ural-Archäologie erwiesen. Nach Salnikovs Tod am Ende des 20. Jahrhunderts wurden bedeutende
Fundorte wie die Nekropole in Sintašta und die Siedlung
(gorodišče) Arkaim freigelegt und erforscht (von G. F. Gening,
G. B. Zdanovič u. a.). Sie erbrachten die weltweit ältesten Überreste von von Pferden gezogenen Streitwagen und prachtvolles
Metallinventar aus der Wende vom 3. zum 2. Jahrtausend v. Chr.
Wie dieses Material bewies, spielte die Ural-Region in der Bronzezeit für Osteuropa eine wesentlich bedeutendere Rolle, als
bislang angenommen.
Die von Gorodcov und seiner Schule erarbeiteten Ansätze
und Methoden setzten sich immer stärker durch. Von der Mitte
des 20. Jahrhunderts an gelangten sie bei Arbeiten in zahlreichen anderen Regionen Osteuropas zur Anwendung, so auch
im Nordkaukasus. Die bronzezeitlichen Materialien aus dieser
Region beschäftigten Wissenschaftler aus Russland und Europa
seit langem, stießen aber auch bei Sammlern auf Interesse.
Fundorte wie das Gräberfeld Koban, der Maikop-Kurgan oder
die Nekropole Novosvobodnaja sind überall bekannt. Ein besonderes Augenmerk richtete sich auf die künstlerischen Traditionen im Kaukasus; sie wurden und werden lebhaft diskutiert.
Im Laufe der Jahre verlagerte sich das Forschungsinteresse jedoch zunehmend auf das Gesamtbild der einzelnen Kulturen,
da in der zweiten Hälfte des 20. Jahrhunderts in Neubaugebieten umfassende archäologische Grabungen durchgeführt wurden und immer mehr Material zur Verfügung stand. Dies betraf
etliche Gebiete im Nordkaukasus, vor allem aber die Steppenzone. Neben Grabstätten wurden Siedlungen ausgegraben, darunter auch solche der Maikop- und Koban-Kultur. Auf diese Weise konnte umfangreiches neues Fundgut zusammengetragen
werden. Nach seiner Analyse war es möglich, lokale Spezifika in
der Bronzezeit besser zu erfassen. Insgesamt ließen sich für den
Nordkaukasus ebenso wie für andere osteuropäische Regionen
in dieser Zeit zahlreiche unterschiedliche Kulturen nachweisen.
Trotz der regionalen Besonderheiten sind diese sowohl mit den
südlichen als auch mit den nördlichen Nachbarkulturen eng
verbunden und dürften mithin eine wichtige Mittlerrolle zwischen den altorientalischen Zivilisationen und der osteuropäische Bevölkerung gespielt haben.
Für die Erforschung der nordkaukasischen Bronzezeit sind
P. S. Uvarova, A. A. Iessen, E. I. Krupnov, R. M. Munčaev, V. I. Markovin, V. G. Kotovič, M. G. Gadžiev u. a.von großer Bedeutung.
Ausdrücklich sei an dieser Stelle auf die Arbeiten Iessens verwiesen, die für die Forschungsgeschichte der alten Metallurgie im
Kaukasus sowie für die Chronologie der Maikop-Kultur und die

48

эпохи бронзы стала серия монографий, опубликованных
на рубеже XX и XXI веков. Среди них работы Р. М. Мунчаева,
В. И. Марковина, В. И. Козенковой, С. Н. Кореневского,
М. Г. Гаджиева и др.
Кроме Кавказа к числу так называемых контактных зон
могут быть отнесены Юго-Восточное Прикарпатье (Молдова / Молдавия) и Северное Причерноморье. Они также были
своего рода промежуточным звеном в распространении
достижений высокоразвитых культур Балкан и Малой Азии
на территории Восточной Европы. Так, благодаря их посреднической деятельности восточноевропейское население познакомилось в начале с медью, а затем и с бронзой.
Они также сыграли важную роль в распространении железоделательного производства в конце эпохи поздней
бронзы.
Археологическое изучение этих регионов началось сразу же после их вхождения в состав Российской империи. Но
в то время исследователей в основном интересовали античные и скифские древности. Изучение материалов бронзового века началось только в конце XIX века. Крупнейшим событием того периода стало открытие киевским археологом
В. В. Хвойко культуры Триполья—Кукутени. Оно вызвало
интерес как в России, так и за рубежом. Оказалось, что материалы этой культуры встречаются и на территории сопредельных стран. Поэтому наряду с российскими учеными
в их изучение включились румынские, польские и немецкие
исследователи.
Особенно важными оказались работы Т. С. Пассек, Г. Шмидта, В. Думитреску. Этими учеными были разработаны система периодизации и хронология культуры, решен целый ряд
других вопросов. Так, в частности, было выявлено, что два
первых периода Триполья—Кукутени относятся еще к энеолиту, а третий датируется ранними этапами эпохи бронзы.
В современной науке эта культура рассматривается как
одно из самых ярких явлений в древнейшей истории Восточной Европы.
Почти такой же широкий резонанс, как и открытие Триполья, получила находка в 1912 году Бородинского (Бессарабского) клада на территории нынешней Одесской области Украины. Этот уникальный комплекс серебряных и
каменных изделий вскоре приобрел европейскую известность. Он стал объектом многочисленных исследований как
в России, так и за ее пределами. До сих пор этот клад привлекает большое внимание, ибо его возраст и культурная
принадлежность все еще остаются не вполне определенными.
Конечно, кроме Триполья и Бородинского клада в начале
XX века было уже известно множество других памятников
эпохи бронзы. В основном они были представлены курганными погребальными комплексами, кладами металлических изделий, а также большой серией единичных случайных находок. Значительная часть этого материала была описана и проанализирована А. М. Тальгреном в его известной
книге, вышедшей в 1926 году на французском языке (Tallgren
1926). В этой работе впервые был дан систематический обзор бронзового века северопонтийских степей. Благодаря
этому она приобрела концептуальный характер и получила
широкую известность. Особенно большой популярностью
книга Тальгрена пользовалась у зарубежных читателей, слабо знакомых с русскоязычной литературой.
В связи с рядом трагических событий 1930–1940-е годы
оказались не очень благоприятным временем в истории
украинской и молдавской археологии. Почти прекратились
полевые работы, очень мало издавалось литературы по

Fundstätten vom Ende der Bronzezeit bzw. dem Beginn der Eisenzeit besonders relevant sind. Ferner konnte nach hundertundfünfzigjähriger Erforschung der Bronzezeit im Nordkaukasus mit einer Reihe von Monographien eine erste Bilanz vorgelegt werden; zu nennen sind hier beispielsweise die
Veröffentlichungen von R. M. Munčaev, V. I. Markovin, V. I. Kozenkova, S. N. Korenevskij und M. G. Gadžiev, die um die Jahrhundertwende erschienen.
Neben dem Kaukasus sind das südöstliche Karpatenvorland
(Moldova/Moldawien) und das nördliche Schwarzmeergebiet
als so genannte Kontaktzonen von Bedeutung. Auch sie fungierten als eine Art Bindeglied bei der Verbreitung von Errungenschaften hoch entwickelter Kulturen des Balkans und Kleinasiens nach Osteuropa. Dank dieser Mittlerrolle lernte die osteuropäische Bevölkerung zunächst Kupfer, später auch Bronze
kennen. Darüber hinaus trugen die genannten Regionen auch
zur Verbreitung der Eisenherstellung am Ende der Spätbronzezeit bei.
Die archäologische Untersuchung dieser Regionen setzte
unmittelbar nach deren Eingliederung ins Russische Imperium
ein. In dieser Zeit galt das vordringliche Interesse der Wissenschaftler freilich den antiken und skythischen Zeugnissen. Die
Erforschung bronzezeitlicher Materialien setzte hingegen erst
Ende des 19. Jahrhunderts ein. Als geradezu bahnbrechend in
diesem Zusammenhang ist die Entdeckung der Tripolje-Cucuteni-Kultur durch den Kiewer Archäologen V. V. Chvoiko, die sowohl in Russland als auch im Ausland auf lebhaftestes Interesse
stieß. Da sich Materialien dieser Kultur auch in den Gebieten
angrenzender Länder fanden, widmeten sich neben russischen
Wissenschaftlern auch Fachleute aus Rumänien, Polen und
Deutschland ihrer Auswertung. Wichtige Veröffentlichungen
legten T. S. Passek, H. Schmidt und V. Dumitrescu vor. In ihnen
stellten sie Periodisierungen, eine Chronologie der Kultur und
zahlreiche Antworten auf weitere Forschungsprobleme vor. Ihr
besonderes Verdienst liegt in dem Nachweis, dass die beiden
ersten Perioden der Tripolje-Cucuteni-Kultur noch im Äneolithikum anzusetzen sind, während die dritte Periode in die frühen
Phasen der Bronzezeit datiert. Der Wissenschaft von heute gilt
diese Kultur als eine der markantesten Erscheinungen in der alten Geschichte Osteuropas.
Auf ebenso lebhaftes Interesse wie die Entdeckung der Tripolje-Kultur stieß 1912 auch der Fund des Schatzes von Borodino (Bessarabien) in der Ukraine, im Gebiet der heutigen Provinz
Odessa. Diese einmalige Sammlung von Silber- und Steingegenständen sollte schon bald in ganz Europa bekannt werden
und weckte das Interesse sowohl russischer als auch ausländischer Wissenschaftler. Da das Alter und die kulturelle Zugehörigkeit dieses Schatzes noch immer nicht abschließend geklärt
sind, hat er bis heute seine Faszination nicht eingebüßt.
Neben der Tripolje-Kultur und dem Schatz von Borodino waren im 20. Jahrhundert selbstverständlich bereits zahlreiche andere bronzezeitliche Denkmäler bekannt. Meist handelte es sich
dabei um Hügelgräber und Schätze aus Metallgegenständen,
aber auch um zahllose Einzelfunde. Ein großer Teil dieser Materialien ist von A. M. Tallgren beschrieben und analysiert worden,
die entsprechende Publikation erschien 1926 auf Französisch
(Tallgren 1926). In diesem Werk wurde erstmals ein systematischer Überblick über die Bronzezeit in den nordpontischen
Steppen gegeben; aus ebendiesem Grund wurde es schon bald
als Standardwerk anerkannt. Vor allem im Ausland wurde es
stark rezipiert, kannte man dort doch nur wenige russischsprachige Veröffentlichungen.
Die 1930–1940er Jahre brachten aufgrund ihrer tragischen Ereignisse für die Geschichte der ukrainischen und moldawischen

49

Вадим Бочкарев. Эпоха бронзы в Восточной Европе

археологии. Перелом наступил только во второй половине
XX века. Тогда появился целый ряд важных обобщающих работ, среди которых следует отметить монографии и статьи
О. А. Кривцовой-Граковой, А. И. Тереножкина, С. Н. Братченко,
А. М. Лескова, В. В. Отрощенко, И. Н. Шарафутдиновой и др.
В те же годы развернулись грандиозные полевые исследования в зоне строительства оросительных систем на юге
Украины. Они продолжались около четверти века и охватили огромную территорию. В результате этих работ в несколько раз был увеличен фонд источников, вследствие
чего удалось открыть несколько новых культур, уточнить
относительную хронологию бронзового века и т. д. (ил. 1).
Особенно важным было выделение бабинской культуры,
которая по своим масштабам оказалась сопоставимой с так
называемыми городцовскими культурами (ямной, катакомбной и срубной). Ее отнесли к концу эпохи средней
бронзы. Материалы, полученные в ходе работ новостроечных экспедиций, позволили совсем иначе, чем прежде, осветить бронзовый век Украины. Его новая концепция была
изложена в первом томе «Археологии Украины», вышедшем в 1985 году.
Примерно в том же ключе, что и на Украине, шло археологическое изучение Молдавии. Наибольшего размаха оно
достигло в 1950–1980-х годах, когда работали крупные новостроечные экспедиции. К числу значительных достижений этого времени следует отнести открытие на территории Молдавии памятников ямной, катакомбной, бабинской
культур, которые раньше здесь не были известны. Был также написан целый ряд обобщающих трудов, среди которых
следует выделить работы А. И. Милюковой, Г. И. Смирновой,
В. А. Дергачева, Э. А. Балагури, Е. Н. Саввы и др.
Итак, благодаря трудам нескольких поколений отечественных археологов удалось накопить и исследовать
огромный и разнообразный материал эпохи бронзы Восточной Европы. Сейчас мы эту эпоху знаем несравненно
лучше, чем сто или пятьдесят лет назад. Конечно, наши знания о ней еще очень неполны, но все же их уже достаточно
для того, чтобы составить общее представление о ходе
культурно-исторического процесса в те далекие времена.

◊◊◊
Важнейшим достижением этой эпохи было открытие нового металла — бронзы. Он представляет собой искусственный сплав меди с небольшими долями мышьяка или олова.
Для получения бронзы изредка добавляли к меди и некоторые другие металлы (например, свинец, сурьму). По своим
технологическим и механическим качествам бронза заметно превосходила чистую медь, поэтому ее внедрение в металлопроизводство было крупным шагом вперед. Согласно
данным химических анализов первоначально на территории Восточной Европы получили распространение мышьяковые бронзы, а позднее — оловянные. Первый тип сплава
использовали в раннем и среднем бронзовом веке, а второй — в позднем. В пределах Восточной Европы бронза
раньше всего появилась на Северном Кавказе (майкопская
культура) и в Северо-Западном Причерноморье (позднетрипольская культура). Имеются все основания полагать,
что в обоих регионах новый металл был в конечном счете
заимствован из одного и того же источника — металлопроизводства Передней Азии. Затем, благодаря позднетрипольскому и главным образом майкопскому влиянию, он
распространился по другим регионам Восточной Европы.
Дальнейший ход развития восточноевропейского металлопроизводства эпохи бронзы во многом зависел от изме-

Vadim Bočkarev. Die Bronzezeit in Osteuropa

Archäologie recht düstere Zeiten. Die Feldarbeiten kamen weitgehend zum Erliegen, Fachliteratur gelangte kaum noch zur
Veröffentlichung. Diese Situation änderte sich erst in der zweiten Hälfte des vergangenen Jahrhunderts, als eine ganze Reihe
umfassender Publikationen erschien; zu nennen sind hier insbesondere die Monographien und Artikel O. A. Krivcova-Grakovas,
A. I. Terenožkins, S. N. Bratčenkos, A. M. Leskovs, V. V. Otroščenkos,
I. N. Šarafutdinovas u. a.
Darüber hinaus wurden in dieser Zeit im Zuge des Aufbaus
eines Bewässerungssystems in der Südukraine Grabungen
durchgeführt. Sie zogen sich etwa über ein Vierteljahrhundert
hin und erschlossen ein gewaltiges Territorium. Dank dieser Arbeiten gestaltet sich die Quellenlage heute ungleich besser. Auf
der Grundlage des gewachsenen Fundguts konnten z. B. die relative Chronologie für die Bronzezeit präzisiert und neue Kultu-

Ил. 1. Каменное изваяние (с четырех сторон). Песчаник.
Село Керносовка, Украина
Abb. 1. Steinernes Standbild (Ansicht von vier Seiten). Sandstein.
Dorf Kernosovka, Ukraine

ren bestimmt werden (Abb. 1). Von besonderer Bedeutung war
dabei die Entdeckung der Babino-Kultur, auch Kultur der Mehrwulstkeramik genannt, die sich vom Umfang her durchaus mit
den so genannten Gorodcov-Kulturen (Grubengrab-, Katakombengrab- und Balkengrabkultur) vergleichen lässt. Sie ist am
Ende der Mittelbronzezeit anzusetzen. Die Materialien, die Grabungen in Neubaugebieten erbrachten, warfen ein völlig neues
Licht auf die Bronzezeit in der Ukraine. Eine entsprechende
Neuinterpretation wurde im ersten Band des Werks Archäologie
der Ukraine (Archeologija Ukraina 1985) vorgestellt.
Der Archäologie in Moldawien war ein ähnliches Schicksal beschieden wie jener in der Ukraine. Auch ihre Blütezeit fällt in die
1950–1980er Jahre, als in den Neubaugebieten Rettungsgrabungen stattfanden. Zu den wichtigsten Ergebnissen zählt die Entdeckung von Fundstätten der Grubengrab-, Katakombengrabund Babino-Kultur in Moldawien, die bis dahin in diesem Gebiet
noch nicht nachgewiesen werden konnten. Es folgte eine Reihe
umfassender Publikationen, darunter Werke von A. I. Miljukova,
G. I. Smirnova, V. A. Dergačev, E. A. Balagura, E. N. Savva u. a.
Mehrere Generationen russischer Archäologen trugen mithin umfangreiches und vielgestaltiges Fundgut aus der Bronzezeit in Osteuropa zusammen und werteten dieses in einer Weise
aus, dass sich die Epoche heute wesentlich besser als noch vor
100 oder 50 Jahren darstellt. Zwar bleibt das Wissen bruchstückhaft, doch reicht es nunmehr aus, den kulturhistorischen Prozess in dieser weit zurückliegenden Zeit in groben Zügen zu
skizzieren.

50

нений культурно-исторической ситуации, а также от некоторых природных факторов. К числу последних можно
отнести неравномерное в территориальном отношении
распределение запасов сырья. На всей огромной территории Восточной Европы известны только три области со значительными месторождениями меди (Кавказ, Урал и Карпато-Балканы), и все они локализуются на ее периферии.
Центральная и самая обширная часть Восточной Европы
оказалась в безрудной зоне. Это обстоятельство в значительной мере предопределило пространственную структуру местного металлопроизводства. Так, чтобы обеспечить
себя металлическим инвентарем или сырьем для его производства, население безрудных регионов было вынуждено
выстраивать сложную систему дальних и сверхдальних связей. Но с течением времени их необходимо было пересматривать, так как менялась геополитическая ситуация и передислоцировались центры металлопроизводства.
При всей значимости металлопроизводства и связанной
с ним торгово-обменной системы основой экономики восточноевропейского бронзового века было сельское хозяйство. По сравнению с предшествующей эпохой в нем также
произошли существенные изменения. Но прежде следует
отметить, что оно в гораздо большей степени, чем металлопроизводство, зависело от природного фактора, который
во многом предопределил направленность хозяйственной
деятельности, ее специализацию. При том уровне развития
технологии само по себе хозяйство не было в состоянии
преобразовывать окружающую среду — оно могло к ней
только приспособиться. В экологическом отношении Восточная Европа имеет ряд особенностей, которые нашли отражение в хозяйстве бронзового века. Конечно, на протяжении последних нескольких тысячелетий экология Восточной Европы менялась. Особенно существенное значение
имели климатические колебания. Как было установлено,
они носили цикличный характер. Влажный, прохладный
климат сменялся теплым и сухим и наоборот. Это приводило к сдвигу границ ландшафтных зон с юга на север и в обратном направлении. Но сами зоны сохраняли свой прежний облик, который был близок к современному (Кременецкий 1987. С. 21; Merpert 1996. P. 357).
В соответствии с огромными размерами Восточной Европы ее природно-климатические условия отличаются значительным разнообразием. В широтном направлении ее территорию пересекает около десяти ландшафтных зон и подзон — от полупустынь на юге до тундры на севере. Столь же
заметно различается рельеф. Обширные равнины и низменности ограждены с юго-запада, северо-востока и юго-востока горными хребтами Карпат, Урала и Кавказа. На юге их
омывают воды Черного, Азовского и Каспийского морей, а
на севере границей Восточной Европы является побережье
Ледовитого океана. С гор и возвышенностей стекает множество рек, некоторые из которых относятся к числу крупнейших водных артерий Европы. В эпоху бронзы растительность и животный мир Восточной Европы еще отличались
девственным богатством и разнообразием. В бескрайних
степях свободно паслись табуны диких лошадей и стада
сайгаков; реки, озера и моря изобиловали ценными породами рыб и водоплавающей птицы. В лесах в большом количестве водились крупные копытные животные, зайцы, пушные
звери.
Вместе с тем следует подчеркнуть, что при всем природном обилии и разнообразии доминирующее положение
в Восточной Европе занимали только две зоны: на севере —
лесная, а на юге — степная. Эти зоны делили ее на две поч-

Als wichtigste Innovation dieser Zeit ist die Entdeckung eines
neuen Metalls zu nennen: der Bronze. Bei ihr handelt es sich um
eine künstliche Kupferlegierung, die in geringen Anteilen mit
Arsen oder Zinn angereichert wird, in Ausnahmen auch mit anderen Metallen wie z. B. Blei oder Antimon. Mit ihren spezifischen technologischen und mechanischen Eigenschaften ist
Bronze dem reinen Kupfer klar überlegen, so dass ihre Einführung einen ungeheuren Fortschritt in der Metallherstellung bedeutete. Wie aus chemischen Analysen hervorgeht, fanden in
Osteuropa zunächst Arsenbronzen Verbreitung, die im Weiteren
von Zinnbronzen abgelöst wurden. Erstere treten in der Frühund Mittelbronzezeit auf, letztere in der Spätbronzezeit. In Osteuropa selbst sind die ältesten Bronzen für den Nordkaukasus
(Maikop-Kultur) und das nordwestliche Schwarzmeergebiet
(späte Tripolje-Kultur) belegt. Es deutet vieles darauf hin, dass
beide Regionen das neue Metall aus derselben Quelle übernahmen, nämlich aus der Metallproduktion in Vorderasien. Dem
Einfluss der späten Tripolje-Kultur, vor allem aber dem der Maikop-Kultur ist es zu verdanken, dass Bronze auch in anderen Regionen Osteuropas bekannt wurde. Die weitere Entwicklung
der osteuropäischen Metallverarbeitung in der Bronzezeit hing
dann weitgehend von Veränderungen der kulturhistorischen
Situation ab, aber auch von einigen natürlichen Faktoren, zu denen u. a.das quantitativ unterschiedliche Rohstoffvorkommen
in den einzelnen Regionen zählt. In dem ganzen weiträumigen
Gebiet Osteuropas gibt es mit dem Kaukasus, Ural und dem
Karpaten-Balkan-Gebiet lediglich drei Gegenden mit nennenswerten Kupfervorkommen, sie liegen zudem ausnahmslos an
der Peripherie. Der mittlere und größte Teil Osteuropas stellt dagegen eine erzlose Zone dar. Diese Tatsache wirkte sich entscheidend darauf aus, in welchen Gebieten überhaupt Metallverarbeitung entstand. Um über Metallinventar oder den Rohstoff für die Herstellung entsprechender Gegenstände zu
verfügen, musste die Bevölkerung aus den erzlosen Regionen
ein kompliziertes System von Beziehungen in ferne und sehr
ferne Gegenden aufbauen. Obendrein mussten diese umstrukturiert werden, sobald sich die geopolitische Situation änderte
und sich die Zentren der Metallverarbeitung verlagerten.
Bei aller Bedeutung der Metallverarbeitung und dem mit ihr
verbundenen (Tausch)Handel blieb die ökonomische Grundlage im bronzezeitlichen Osteuropa doch die Landwirtschaft,
selbst wenn auch in diesem Bereich Veränderungen gegenüber
der vorausgegangenen Epoche zu beobachten sind. Diese fußen vornehmlich auf dem Umstand, dass die Landwirtschaft in
noch wesentlich stärkerem Maße als die Metallverarbeitung
von natürlichen Bedingungen abhing. Sie beeinflussten die
Kontinuität der wirtschaftlichen Tätigkeit ebenso wie ihre Spezialisierung. Bei dem damaligen Stand der technologischen Entwicklung konnte man sich die Umwelt noch nicht gefügig machen, sondern sich ihr nur anpassen. In wirtschaftlicher Hinsicht
wies Osteuropa eine Reihe von Besonderheiten auf, die sich
auch in der bronzezeitlichen Landwirtschaft widerspiegeln.
Selbstverständlich hat es in den letzten Jahrtausenden immer
wieder Veränderungen in der Ökologie Osteuropas gegeben; zu
denken ist hier bloß an Klimaveränderungen, die, wie mittlerweile nachgewiesen werden konnte, zyklischen Charakter hatten. Feuchtes Kaltklima wurde von trockenem Warmklima abgelöst und umgekehrt. Dies führte zu einer Verschiebung der
Landschaftsgrenzen von Süden nach Norden und umgekehrt.
Die Zonen selbst behielten ihren ursprünglichen Charakter jedoch bei, der weitgehend dem heutigen entspricht (Кременецкий 1987. С. 21; Merpert 1996. P. 357).
Da sich Osteuropa über ein weiträumiges Territorium erstreckt, dürfen keine einheitlichen naturräumlichen und klima-

51

Вадим Бочкарев. Эпоха бронзы в Восточной Европе

ти равные половины. Причем первая из них с некоторыми
оговорками может рассматриваться как прямое продолжение западносибирской тайги, а вторая — как часть Великого пояса азиатских степей. В климатическом отношении Восточная Европа также стоит ближе к своим азиатским, нежели к европейским соседям. На большей ее
части господствует континентальный или даже резко континентальный климат. В целом природно-климатические
условия Восточной Европы являются гораздо более суровыми, чем в других районах европейского континента.
Очевидно, по этой причине на ее территории в течение
бронзового века земледельческое хозяйство не получило
сколько-нибудь широкого распространения. Для этой эпохи оно достоверно зафиксировано только в двух южных
регионах — на Северном Кавказе и в Северо-Западном
Причерноморье (Янушевич 1986. С. 7, 8, 20, 79; Пашкевич
2000. С. 404–418; Sava 2002. P. 102; Paskevich 2003; Лисицына, Прищепенко 1977. С. 64–67; Котович 1982. С. 115–164; Гаджиев 1991. С. 177–180). Но и здесь оно не было постоянным.
В силу различных причин его развитие неоднократно прерывалось на довольно длительное время. Таким образом,
и в этих регионах не сложилось долговременной и непрерывной земледельческой традиции. На остальной территории Восточной Европы, как показали палинологические
анализы и археоботанические исследования, признаки
земледелия в бронзовом веке встречаются очень редко
(Kremenetski et al. 1999. P. 230–242; Kremenetski 1995. P. 289–
300; Popova 2007. P. 98–119; Черных и др. 1997. С. 27–28; Лебедева 2005. С. 50–68).
Эти данные позволили сделать вывод о крайне слабом
развитии земледелия в эпоху бронзы на всем пространстве
степи и лесостепи от Зауралья до Приднепровья (Черных и
др. 1997. С. 28; Černych et al. 1998. S. 234–240; Boroff ka, MentuZazarovici 2011. S. 148–169). Еще менее вероятным кажется
его распространение в северной половине Восточной Европы, где природно-климатические условия еще менее благоприятны, а почвы малоплодородны.
Зато имеется множество материалов, которые говорят
о широчайшем распространении скотоводства в Восточной
Европе в бронзовом веке. Оно оказалось той отраслью экономики, которая лучше других сумела адаптироваться к суровой природе этой части европейского континента. Скотоводческое хозяйство, по мнению многих отечественных исследователей, абсолютно преобладало в эпоху бронзы как в
степной, так и лесостепной зоне Восточной Европы (Косинцев 1996; Косинцев, Рослякова 2000; Мерперт 1974; Сальников 1987; Зданович 2002; Виноградов 2011; Журавлев 2001). В
то время скот также начали разводить в лесных и даже в таежных регионах (Крайнов, Лозе 1987; Крайнов 1987). Нередко здесь это сочеталось с активной охотой и рыболовством
(Ошибкина 1987). В горных районах Северного Кавказа в течение эпохи бронзы скотоводство также оставалось ведущей отраслью экономики (Мунчаев 1994; Марковин 1994).
Согласно данным палеозоологов, в это время были уже
хорошо известны все основные виды крупного и мелкого
рогатого скота. Их разводили в значительном количестве.
Но свиноводство было развито очень слабо. Оно преимущественно встречается у земледельческих народов. Зато в
скотоводческих культурах Восточной Европы и Казахстана
значительное развитие получило коневодство. Уже тогда в
нем наметилась некая специализация. В частности, были
выведены группы «колесничих лошадей» (Косинцев 2010).
Это было вызвано тем, что с течением времени возросло военное значение лошади.

Vadim Bočkarev. Die Bronzezeit in Osteuropa

tischen Bedingungen erwartet werden. In Breitenrichtung lassen sich rund ein Dutzend Landschaftszonen und Unterzonen
festhalten, von der Halbwüste im Süden bis zur Tundra im Norden. Entsprechend stark variiert das Relief. Breite Ebenen und
Senken werden im Südwesten, Nordosten und Südosten von
den Kämmen der Karpaten, des Urals und des Kaukasus begrenzt. Im Süden liegen das Schwarze, das Asowsche und das
Kaspische Meer, im Norden der Arktische Ozean. In den Bergen
und Hügeln entspringen zahlreiche Flüsse, von denen einige zu
den größten Europas gehören. In der Bronzezeit prägte die Flora und Fauna Osteuropas noch der ursprüngliche Reichtum und
eine unvorstellbare Vielfalt. In den endlosen Steppen grasten
Herden von Wildpferden und Saigas; die Flüsse, Seen und Meere
protzten geradezu mit ihrem Bestand an Edelfischen und Wasservögeln. In den Wäldern lebten zahlreiche große Huftiere,
Wildschweine, Hasen und Pelztiere.
Gleichzeitig sei betont, dass bei allem Reichtum und aller
Vielfalt der Natur in Osteuropa es eigentlich nur zwei beherrschende geographische Zonen gibt, nämlich die Waldzone im
Norden und die Steppenzone im Süden. Sie teilen den Raum in
zwei annähernd gleiche Hälften. Die eine der beiden kann
dabei mit gewissen Vorbehalten als direkte Fortsetzung der
westsibirischen Taiga verstanden werden, während die andere
einen Teil des großen asiatischen Steppengürtels bildet. Klimatisch ist Osteuropa ohnehin eher mit seinen asiatischen als mit
seinen europäischen Nachbarn zu vergleichen. Es herrscht weitgehend Kontinental- oder sogar ausgeprägtes Kontinentalklima. Die natürlich-klimatischen Bedingungen stellen sich in Osteuropa insgesamt rauer dar als in anderen Gebieten des
europäischen Kontinents. Aus diesem Grund dürfte die Landwirtschaft in der Bronzezeit auch nicht sonderlich weit verbreitet gewesen sein. Für diese Epoche ist sie allein in zwei südlichen Regionen sicher nachgewiesen, im Nordkaukasus und im
nordwestlichen Schwarzmeergebiet (Янушевич 1986. С. 7, 8,
20, 79; Пашкевич 2000. С. 404–418; Sava 2002. P. 102; Paskevich 2003; Лисицына, Прищепенко 1977. С. 64–67; Котович
1982. С. 115–164; Гаджиев 1991. С. 177–180), doch auch hier
nicht durchgängig. Aufgrund unterschiedlicher Gründe riss ihre
Entwicklung wiederholt für recht lange Zeit ab. Letzten Endes
hat sich damit auch in diesen Gebieten keine langfristige, kontinuierliche Ackerbautradition herausgebildet. Im übrigen Osteuropa konnten durch palynologische Analysen und archäobotanische Untersuchungen für die Bronzezeit nur sehr selten
Hinweise auf landwirtschaftliche Tätigkeit erbracht werden
(Kremenetski et al. 1999. P. 230–242; Kremenetski 1995. P. 289–
300; Popova 2007. P. 98–119; Черных и др. 1997. С. 27–28; Лебедева 2005. С. 50–68).
Diese Beobachtungen erlauben es, in den Steppen und
Waldsteppen vom Ural-Hinterland bis zum Dneprgebiet von einer nur schwach ausgeprägten bronzezeitlichen Landwirtschaft
zu sprechen (Черных и др. 1997. С. 28; Černych et al. 1998.
S. 234–240; Boroffka, Mentu-Zazarovici 2011. S. 148–169). Noch
unwahrscheinlicher mutet ihre Verbreitung in der nördlichen
Hälfte Osteuropas an, waren die natürlich-klimatischen Bedingungen dort doch noch ungünstiger, verbunden mit einem wenig fruchtbaren Boden.
Dagegen liegen unzählige Hinweise für die große Bedeutung
der Viehzucht in der Bronzezeit Osteuropas vor. Diese Wirtschaftsform zeigte sich am besten imstande, sich an die raue Natur dieses Teils des europäischen Kontinents anzupassen. Nach Ansicht
zahlreicher russischer Wissenschaftler dominierte die Viehzucht
in der hier betrachteten Zeit absolut, und zwar sowohl in den
Steppen als auch in den Waldsteppen Osteuropas (Косинцев
1996; Косинцев, Рослякова 2000; Мерперт 1974; Сальников

52

Судя по этнографическим и историческим данным, существовали и существуют несколько типов скотоводства (придомное, отгонное, кочевое и т. д.). Нередко они смешиваются, скрещиваются. Вероятно, такой же сложной и пестрой
была картина уже в бронзовом веке. Тем не менее многие
археологи и палеозоологи полагают, что в то время преобладала придомная, пастушеская модель скотоводства
(Сальников 1967; Мерперт, Пряхин 1979; Косинцев, Рослякова 2000; Писларий 1993; Бунатян, Отрощенко 1993). Но некоторые авторы утверждают, что уже в период ранней бронзы
в южнорусских степях возникло кочевое скотоводство.
Вполне вероятно, что тогда же были известны и другие формы содержания и выпаса скота. Однако сейчас на этот вопрос ответить трудно.
Но как бы в будущем он ни решался, очевидно, неизменным останется вывод о доминирующем положении скотоводства в экономике бронзового века Восточной Европы.
Поэтому смело можно утверждать, что восточноевропейская археология бронзового века по преимуществу является археологией скотоводческих культур. Эти культуры занимали почти всю южную половину Восточной Европы и значительную часть ее лесной зоны. По численности они
превосходили все остальные культуры. Но дело не только в
этом количественном показателе. Судя по всему, им принадлежала ведущая роль в культурно-историческом развитии
Восточной Европы на протяжении почти всей эпохи бронзы. В значительной мере благодаря именно им эта эпоха
приобрела свои характерные черты. Поэтому в дальнейшем
изложении им будет уделено основное внимание. При этом,
конечно, нельзя упускать из виду культуры охотников-рыболовов и особенно земледельцев. Без них картина будет
неполной и односторонней. В некоторых случаях их роль
была очень значительной. Достаточно вспомнить так называемый майкопский феномен. В целом следует сказать, что
долговременное взаимодействие культур с различной хозяйственной специализацией является одной из примечательных черт восточноевропейского бронзового века.
Как давно было установлено в культурной антропологии,
хозяйство и культура архаических народов были тесно связаны между собой. Это положение легло в основу концепции культурно-хозяйственных типов, разработанной в нашей этнографии. В адаптированном виде эта концепция
также используется в археологии. Например, в отдельные
группы принято выделять археологические культуры (АК)
ранних земледельцев, таежных охотников-рыболовов и т. д.
Эта классификация оказалась полезной тем, что через призму хозяйственной специализации удается удовлетворительно объяснить некоторые особенности АК.
К числу таких особенностей можно отнести огромные
размеры территорий, занятые скотоводческими АК эпохи
бронзы. Нередко они простираются на тысячи километров.
В качестве примера укажем на бабинскую и срубную АК.
Ареалы этих культур превосходят территории, занимаемые
любой земледельческой АК Европы того времени. Судя по
всему, отмеченная особенность скотоводческих АК объясняется в основном хозяйственными причинами. Очевидно,
для выпаса скота требовалось гораздо больше земли, чем
для выращивания зерновых. К этому следует добавить, что
границы скотоводческих АК не были постоянными. Они
сравнительно часто менялись, и как правило, в сторону расширения. Отчасти это было обусловлено особенностями
протекания процесса культурогенеза. Так, было установлено, что формирование скотоводческих АК носило моноцентрический характер (Братченко 2001; Литвиненко 2001; Лит-

1987; Зданович 2002; Виноградов 2011; Журавлев 2001). Zudem fing man in der Bronzezeit an, auch in den Sand- und Taigaregionen Vieh zu züchten (Крайнов, Лозе 1987; Крайнов 1987;
Ошибкина 1987). Häufig ging dies mit Jagd und Fischfang einher
(Ошибкина 1987). In den Bergregionen des Nordkaukasus stellte
die Viehzucht auch in der Bronzezeit den führenden Wirtschaftszweig dar (Мунчаев 1994; Марковин 1994).
Paläozoologische Untersuchungen beweisen, dass in dieser
Zeit Rinder, Schafe und Ziegen bereits in großem Umfang gezüchtet wurden. Die Schweinezucht war dagegen nur schwach
entwickelt. Sie ist hauptsächlich bei Ackerbau treibenden Völkern anzutreffen. In den Viehzüchterkulturen Osteuropas und
Kasachstans war stattdessen die Pferdezucht verbreitet. Bereits
zur damaligen Zeit ist eine gewisse Spezialisierung zu beobachten; so ließen sich beispielsweise Gruppen nachweisen, die Pferde als Zugtiere für Streitwagen züchteten (Косинцев 2010); dies
erklärt sich mit der zunehmenden militärischen Bedeutung dieser Tiere.
Die Ergebnisse ethnographischer und historischer Untersuchungen legen nahe, dass mehrere Formen von Viehzucht existierten respektive immer noch existieren (Weideviehzucht, Transhumanz, nomadische Viehzucht usw.). Nicht selten treten sie in
Mischformen auf. Vermutlich dürfte sich bereits in der Bronzezeit
ein ähnlich farbiges Bild geboten haben. Gleichwohl nehmen
zahlreiche russische Archäologen und Paläozoologen an, in dieser Zeit habe die Weideviehzucht dominiert (Сальников 1967;
Мерперт, Пряхин 1979; Косинцев, Рослякова 2000; Писларий
1993; Бунатян, Отрощенко 1993). Andere sind dagegen der
Ansicht, bereits in der Frühbronzezeit habe es in den südrussischen Steppen nomadische Viehzucht gegeben. Möglicherweise
waren damals auch schon weitere Formen der Viehhaltung bekannt, diese Frage lässt sich heute schwer beantworten.
Wie auch immer dieses Problem in der Zukunft entschieden
werden mag, scheint doch eine Tatsache unabänderlich: In der
Bronzezeit dominierte in Osteuropa in der Wirtschaft die Viehzucht. Deshalb sei an dieser Stelle auch die kühne Vermutung
gewagt, die bronzezeitliche Osteuropaarchäologie sei vornehmlich eine Forschung zu Viehzüchtergesellschaften. Diese
waren nahezu in der gesamten Südhälfte Osteuropas verbreitet
und sind für einen großen Teil der Waldzone belegt. Ihre Zahl
übersteigt die aller anderen Kulturen. Allein, die Quantität ist
hier nicht ausschlaggebend: Allem Anschein nach kam diesen
Kulturen auch die führende Rolle in der kulturhistorischen Entwicklung Osteuropas fast während der gesamten Bronzezeit zu.
Ihnen hat diese Epoche ihre markanten Züge zu danken. Aus
diesem Grund soll ihnen in den weiteren Ausführungen besondere Aufmerksamkeit zuteil werden, selbst wenn Kulturen, in
denen Fischfang und Jagd, vor allem aber Ackerbau dominierten, nicht außer Acht gelassen werden sollen, wäre ohne sie das
Bild doch unvollständig und einseitig, haben sie doch in Einzelfällen eine ganz entscheidende Rolle gespielt. In diesem Zusammenhang sei nur auf das so genannte Maikop-Phänomen
verwiesen. Festzuhalten bleibt jedoch zunächst, dass die dauerhafte Koexistenz von Kulturen mit einer bestimmten wirtschaftlichen Spezialisierung eines der markantesten Charakteristika
für das bronzezeitliche Osteuropa ist.
Wie die Kulturanthropologie schon vor langer Zeit nachgewiesen hat, bestand bei archaischen Völkern zwischen Wirtschaft und Kultur eine enge Verbindung. Diese Hypothese bildete auch die Grundlage für das Konzept der kultur-ökonomischen Typen, das von der russischen Ethnographie erarbeitet
worden ist. Mit gewissen Adaptionen findet es auch in der Archäologie Anwendung, wenn etwa archäologische Kulturen der
frühen Ackerbauern, der Taiga-Fischer und -Jäger u.ä. zu einzel-

53

Вадим Бочкарев. Эпоха бронзы в Восточной Европе

виненко 2005; Отрощенко 2005). Каждая из них развилась из
сравнительно небольшого первичного ядра, которое, постепенно расширяясь, занимало все новые и новые территории. В этом процессе действовали не только центробежные силы, но и локальные факторы. В результате возникала
большая группа родственных культурных образований, котораяпорой занимала территорию в сотни тысяч квадратных километров. В нашей литературе такие группы получили название культурно-исторических общностей. Типичным примером является катакомбная общность. В нее
входит около десятка АК, одну из которых в свое время открыл В. А. Городцов. Ареал этих культур охватывает все пространство степи и лесостепи от Волги до Прута. Между тем
их первичное ядро занимало сравнительно узкую полосу
степи вдоль побережья Азовского моря (Братченко 2001).
Расширение или, напротив, сужение ареалов скотоводческих АК происходило и по другим причинам. Это могло
быть вызвано самим характером хозяйственной деятельности этих культур. Как известно, скотоводство (особенно его
специализированные формы) весьма зависело от окружающей природной среды. Существенные изменения этой среды (длительные засухи, суровые продолжительные зимы и
т. д.) немедленно сказывались на экономике и в конечном
счете на демографии местного населения. Причем резкое
ухудшение или, напротив, улучшение ситуации зачастую
приводило к одним и тем же последствиям — к перемещению населения на новые земли (Бочкарев 2002). Судя по археологическим данным, такого рода события непрерывно
происходили на протяжении бронзового века. В связи с
этим можно назвать часто упоминаемые в литературе миграции населения ямной, срубной и бабинской АК. Конечно,
вполне вероятно, что эти перемещения, кроме всего прочего, часто были вызваны военными причинами. Как хорошо
известно из письменных источников, войны и угроза применения силы были обычными средствами решения различного рода конфликтов у многих скотоводческих народов. Надо полагать, что особенно часто они использовались
во время стихийных бедствий, когда возникала необходимость передела пастбищ и дележа скота.
Вынужденные и частые перемещения скотоводческих
общин приводили к смешению их культур, к смазыванию отчетливых границ между ними. В результате возникала так
называемая культурная непрерывность, которую Е. Н. Черных назвал степным синдромом (Черных 2007). Археологически это выражается в том, что в типологическом отношении сходные культуры иногда очень слабо отличаются друг
от друга. Часто остается неясным, где кончается одна из них
и начинается другая. Особенно трудно различимы бывают
АК, входящие в одну общность.
Частые перемещения на новые земли или даже сама психологическая готовность к ним очень сказывались на быте,
материальной культуре и менталитете скотоводческого населения. В большей или меньшей мере это находит отражение в археологическом материале. Так, у ряда восточноевропейских АК бронзового века отсутствуют поселения
или они известны в очень незначительном количестве.
К числу таковых относятся, например, ямная и фатьяновская культуры. Этот факт дает основания предполагать, что
их население вело кочевой образ жизни. Но у большинства
скотоводческих АК поселения хорошо известны. У некоторых из них (например, у срубной АК) они открыты в очень
значительном количестве. Но среди них практически нет
долговременных поселений. Как правило, это остатки деревушек с тонким культурным слоем и небольшим количе-

Vadim Bočkarev. Die Bronzezeit in Osteuropa

nen Gruppen zusammengefasst werden. Diese Klassifikation
besticht dadurch, dass mit der wirtschaftlichen Spezialisierung
nunmehr einige Besonderheiten archäologischer Kulturen zu
erklären sind.
Zu diesen Besonderheiten zählen die großen Territorien, auf
denen in der Bronzezeit Viehzucht betrieben wurde; nicht selten erstrecken sie sich über Tausende von Kilometern. Als Beispiel sei auf die Fatjanovo- oder die Balkengrabkultur verwiesen. Die Verbreitungsgebiete dieser Kulturen sind größer als jedes Gebiet, das irgendeine Ackerbau treibende Zivilisation
Europas in dieser Zeit einnimmt. Allem Anschein nach erklärt
sich diese Besonderheit der Viehhaltergesellschaften vornehmlich durch ihre besondere Wirtschaftsform. Um das Vieh zu weiden, ist eine weitaus größere Fläche nötig als für den Anbau von
Getreide. Dem ist noch hinzuzufügen, dass die Grenzen archäologischer Kulturen mit Viehzucht nicht fest umrissen waren. Sie
verschoben sich relativ häufig, meist aufgrund von Gebietserweiterungen. Teilweise dürfte das auf den spezifischen Prozess
ihrer Kulturgenese zurückzuführen sein. So konnte bereits
nachgewiesen werden, dass diese Kulturen in ihrer Entstehungsphase nur ein Zentrum haben (Братченко 2001;
Литвиненко 2001; Литвиненко 2005; Отрощенко 2005). Aus
diesem recht kleinen Kern heraus entstand sukzessive ein großes Gebiet, indem immer neue Territorien erschlossen wurden.
Bei diesem Prozess kamen nicht nur zentrifugale Kräfte, sondern auch lokale Faktoren zum Tragen. Das Ergebnis war dann
eine recht große Gruppe verwandter Kulturformationen, die
sich mitunter in einem Gebiet von hunderttausend Quadratkilometern belegen ließ. In der russischen Fachliteratur werden
diese Gruppen als kulturhistorische Gemeinschaften bezeichnet. Ein typisches Beispiel für dieses Phänomen ist mit der Katakombengrabkultur gegeben, zu der etwa ein Dutzend archäologischer Kulturen zählen. Eine von ihnen wurde noch von
V. A. Gorodčov entdeckt. Das Verbreitungsgebiet dieser Kulturen erstreckt sich über den gesamten Steppen- und Waldsteppenraum von der Wolga bis zum Prut — ihr Kern ist jedoch in
dem relativ schmalen Streifen an der Küste des Asowschen
Meers zu verorten (Братченко 2001).
Die Erweiterung, aber auch die Verringerung des Verbreitungsgebiets der Viehzüchtergesellschaften kann jedoch auch
andere Gründe haben, beispielsweise die Art ihrer wirtschaftlichen Tätigkeit selbst. Viehzucht und insbesondere ihre spezialisierten Formen hängen stark von der umgebenden Umwelt ab.
Tiefgreifende Veränderungen wie lange Trockenphasen, strenge Winter u. ä. wirken sich in diesem Fall direkt auf die Wirtschaft
und damit letzten Endes auf die Demographie der Bevölkerung
aus. Mitunter zog eine gravierende Verschlechterung ebenso
wie eine entscheidende Verbesserung der Lebenssituation dieselben Folgen nach sich, nämlich die Abwanderung in ein neues
Gebiet (Бочкарев 2002). Wie archäologische Untersuchungen
zeigten, kam es in der Bronzezeit unablässig zu den hier beschriebenen Veränderungen. In diesem Zusammenhang sei
auch auf die in der Literatur häufig erwähnten Wanderungen
der Grubengrab-, Balkengrab- und Babino-Kultur verwiesen.
Selbstverständlich könnten diese Bewegungen aber auch durch
Kriege ausgelöst worden sein.
Wie aus Schriftquellen bekannt, waren Kriege und die Drohung, Gewalt anzuwenden, bei zahlreichen Viehzüchtergemeinschaften übliche Mittel zur Lösung eines Konflikts. Zu vermuten ist, dass sie gerade im Zuge von Naturkatastrophen zur
Anwendung kamen, wenn es nötig wurde, neue Weideflächen
zu gewinnen oder den Viehbestand aufzufüllen.
Die erzwungenen und häufigen Wanderungen der Viehhaltergemeinschaften führten zur Vermischung einzelner Kulturen,

54

ством построек. Эти последние представлены наземными
сооружениями, но чаще всего — землянками и полуземлянками. Для их строительства использовались земля, глина,
дерево, камыш и очень редко камень и сырец. Исключения
составляли только постройки некоторых северокавказских
АК. В них довольно широко использовались камень и дерево. Описанные жилища в основном предназначались для
проживания людей и стойлового содержания скота в зимнее время. Все они по сравнению с аналогичными сооружениями земледельческих АК Европы кажутся примитивными
и малокомфортабельными убежищами (Harding 2000). В таком жалком состоянии они находились на протяжении всей
эпохи бронзы. Кажется, не было ни одной попытки как-то
улучшить их архитектуру.
Отсутствие традиций прочной и долговременной оседлости сказалось не только на домостроительстве. Очевидно, это стало одной из причин слабого развития керамического производства у населения скотоводческих АК Восточной Европы. Оно оставалось на довольно низком уровне и
по всем основным показателям заметно уступало гончарству синхронных земледельческих культур. Конечно, с течением времени в нем происходили определенные изменения — появлялись новые приемы изготовления, менялись
формы керамики и орнаментальные стили. Но все это не
сопровождалось улучшением качества изделий. Иногда оно
даже ухудшалось. Так, в заключительный период поздней
бронзы (XII–X вв. до н. э.) в Волго-Уральском регионе вновь
начали использовать примитивную круглодонную керамику, украшенную маловыразительным орнаментом (Чижевский 2008).
В несравненно лучшем состоянии находилось металлопроизводство скотоводческих АК Восточной Европы. В некоторые периоды эпохи бронзы оно оказывалось одним из
самых передовых во всей Северной Евразии. Прежде всего,
следует отметить его раннее появление. Уже в IV тыс. до н. э.
сначала на Кавказе и в Северо-Западном Причерноморье, а
затем в степях распространилась мышьяковая и сурьмяная
бронза, технология литья по восковой модели, сравнительно разнообразный ассортимент изделий (проушные топоры, тесла, долота, ножи, разнообразные украшения и прочее). Безусловно, лидирующее положение тогда принадлежало кавказскому очагу металлопроизводства. На протяжении ранней и средней бронзы его влиянием была
охвачена вся южная половина Восточной Европы. Благодаря этому обстоятельству местные металлургия и металлообработка удерживались на достаточно высоком технологическом уровне. Следует отметить, что в степных и лесостепных регионах Восточной Европы наряду с кавказскими
стереотипами постепенно начали возникать и собственные
стандарты производства. Особенно активно процесс их создания протекал в конце эпохи средней бронзы на северной
и северо-восточной периферии зоны кавказского влияния
(на Южном Урале, в Среднем Поволжье). Возникшие здесь
новые типы орудий, оружия и украшений впоследствии
оказались в числе ведущих категорий металлического инвентаря начальной поры эпохи поздней бронзы (XX–XVI вв.
до н. э.).
На большей территории Восточной Европы позднебронзовый век начался вместе с формированием волго-уральского очага культурогенеза (Бочкарев 2010), в недрах которого возник новый очаг металлопроизводства, постепенно
вытеснивший кавказскую модель на всем пространстве степи и лесостепи от Южного Урала и Среднего Поволжья до
Поднепровья и Прикубанья. Вместе с ним появился ряд

klare Grenzen zwischen ihnen wurden aufgeweicht. Die Folge
davon war das so genannte kulturelle Kontinuum, wie E. Z.
Černych dieses Steppenphänomen nannte (Черных 2007). Archäologisch drückt sich dies in dem Umstand aus, dass typologisch ähnliche Kulturen mitunter kaum gegeneinander abzugrenzen sind. Häufig bleibt unklar, wo eine Kultur anfängt und
die andere aufhört. Besonders schwer sind dann jene archäologischen Kulturen voneinander zu unterscheiden, die ohnehin
zu einer Gruppe gehören.
Die vielfachen Wanderungen in neue Gebiete oder auch nur
die innerliche Bereitschaft aufzubrechen spiegeln sich auch im
Alltag, in der materiellen Kultur und in der Mentalität der Viehzüchter wider. All das lässt sich auch im archäologischen Material erkennen, freilich mal in stärkerer, mal in schwächerer Form.
Bei einer Reihe osteuropäischer archäologischer Kulturen der
Bronzezeit fehlen Siedlungen beispielsweise entweder ganz
oder konnten nur in sehr kleiner Zahl nachgewiesen werden, so
bei der Grubengrab- oder der Fatjanovokultur. Man darf deshalb wohl annehmen, dass ihre Bevölkerung ein nomadisches
Leben führte. Für die meisten archäologischen Kulturen mit
Viehzucht sind jedoch Siedlungen belegt, bei einigen, so der
Balkengrabkultur, wurden sie sogar in großer Zahl freigelegt.
Allerdings handelte es sich dabei fast niemals um dauerhafte
Siedlungen, sondern meist um Überreste von Hüttendörfern
mit nur dünner Nutzungsschicht und wenigen Bauten. Letztere
konnten zwar auch über Bodenniveau errichtet worden sein,
waren jedoch meist Erdhütten oder eingetiefte Hütten. Für ihre
Errichtung wurden in der Regel Erde, Lehm, Holz und Schilf,
doch nur sehr selten Steine oder Rohziegel genutzt. Ausnahmen stellen lediglich einige archäologische Kulturen im Nordkaukasus dar, die in großem Umfang Stein und Holz für den
Hausbau verwendeten. Die beschriebenen Bauten dienten
überwiegend als Unterkunft für die Menschen und im Winter als
Stall für die Tiere. Im Vergleich zu den europäischen archäologischen Kulturen mit Ackerbau nehmen sie sich geradezu primitiv
und unkomfortabel aus (Harding 2000). Daran sollte sich im
Laufe der gesamten Bronzezeit nichts ändern; offenbar versuchte niemand, die Architektur zu verbessern.
Das Fehlen einer Tradition von dauerhafter oder langfristiger
Sesshaftigkeit wirkte sich indes nicht nur auf den Hausbau aus.
Es dürfte auch einer der Gründe für die bei den Viehhalterkulturen Osteuropas nur schwach entwickelte Keramikherstellung
sein. Dieser Produktionszweig fristete sein Dasein auf einem sehr
bescheidenen Niveau und blieb in allen entscheidenden Bereichen klar hinter der Töpferkunst synchroner Kulturen mit Ackerbau zurück. Selbstverständlich lassen sich mit der Zeit Veränderungen beobachten; es kamen neue Herstellungstechniken auf,
die Form der Gefäße und der Ornamentierungsstil variierten. All
das ging jedoch nicht mit einer qualitativen Verbesserung der
Ware einher, im Gegenteil, mitunter muss sogar eine Verschlechterung konstatiert werden. Verwiesen sei hier auf die Schlussphase der Spätbronzezeit, als man in der Wolga-Ural-Region zur
primitiven rundbodigen Keramik zurückkehrte, die mit einem
wenig markanten Ornament verziert war (Чижевский 2008).
Weitaus besser ist es um die Metallverarbeitung der osteuropäischen Viehhalterkulturen bestellt. Für einige Perioden der
Bronzezeit darf sie sogar als führend in ganz Nordeurasien gelten. In erster Linie muss hier natürlich die frühe Einführung dieses Metalls erwähnt werden. Bereits im 4. Jahrtausend v. Chr.
setzte die Verbreitung von Arsen- und Antimonbronzen zunächst im Kaukasus und im nordwestlichen Schwarzmeergebiet,
später auch in den Steppen ein; damit einher gingen der Guss
mit einem Wachsmodell und ein breit gefächertes Sortiment an
Produkten (Äxte mit Ösen, Dechsel, Meißel, Messer, mannigfalti-

55

Вадим Бочкарев. Эпоха бронзы в Восточной Европе

Vadim Bočkarev. Die Bronzezeit in Osteuropa

важных технических новаций. Важнейшими из них следует
назвать использование оловянных бронз (вместо мышьяковых и сурьмяных) и каменных литейных форм (вместо глиняных), а также освоение литья изделий (взамен ковки) со
слепой втулкой (Бочкарев 1981). Эти технологические приемы были тесно связаны между собой и отчасти взаимно обусловлены. Конечным результатом их комплексного применения стало широкое распространение литья как основного способа изготовления металлических изделий. Новая
технология как нельзя лучше отвечала стремлению наладить серийный выпуск продукции. Полнее всего эти технологии были реализованы в металлопроизводстве культур
сабатиновской и особенно ноуа, занимавших в эпоху поздней бронзы территорию Юго-Восточного Прикарпатья и Северного Причерноморья. Население этих культур имело

ge Schmuckstücke u. a.). Dem Kaukasus kam damals ohne Frage
die führende Rolle in der Metallverarbeitung zu. Im Verlauf der
gesamten Früh- und Mittelbronzezeit stand die südliche Hälfte
Osteuropas unter seinem Einfluss. Die lokale Metallurgie und
Metallverarbeitung konnte sich so auf einem recht hohen Niveau
halten. In diesem Zusammenhang sei auch erwähnt, dass in den
Steppen und Waldsteppen Osteuropas neben aus dem Kaukasus
übernommenen Produktionsformen nach und nach auch eigene
Methoden aufkamen. Dies lässt sich insbesondere am Ende der
Mittelbronzezeit in der nördlichen und nordöstlichen Peripherie
des kaukasischen Einflussbereichs beobachten, also im Süd-Ural
und im mittleren Wolgagebiet. Es wurden neue Typen von Waffen, Werkzeugen und Schmuckstücken entwickelt, die charakteristisch für das Metallinventar zu Beginn der Spätbronzezeit
(20.–16. Jahrhundert v. Chr.) werden sollten.

Ил. 2. Плоский кинжал со скульптурной головкой лося. Бронза.
Сейминский могильник, Нижегородская область
Abb. 2. Flachdolch mit figürlich gearbeitetem Elchkopf. Bronze.
Gräberfeld Sejminskij, Gebiet Nižnij Novgorod

In Osteuropa setzte die späte Bronzezeit mit der Entstehung
des Zentrums der Wolga-Ural-Kulturgenese ein (Бочкарев
2010). Hier bildete sich wiederum ein neues Zentrum der Metallverarbeitung heraus, das den Kaukasus-Einfluss nach und
nach im gesamten weiträumigen Gebiet der Steppe und Waldsteppe vom Süd-Ural und dem mittleren Wolgagebiet bis hin
zum Dnepr- und Kubangebiet zurückdrängte. Parallel dazu kam
es zu einer Reihe technischer Innovationen. Als bedeutendste
sind in diesem Zusammenhang Zinnbronzen (statt Arsen- und
Antimonbronzen) und steinerne Gussformen (anstelle von Tonformen) zu nennen, aber auch die Entwicklung des Gusses in
verlorener Form (Бочкарев 1981). Diese Neuerungen waren
aufs Engste miteinander verbunden und bedingten einander
teilweise gegenseitig. Das Ergebnis ihrer Anwendung war die
Verbreitung des Gusses als bevorzugte Form bei der Herstellung von Metallgegenständen. Wie keine zweite erfüllte diese
neue Technik alle Anforderungen, die die Serienproduktion mit
sich brachte. Im Weiteren fand sie auch in die Metallverarbeitung der Sabatinovka- und der Noua-Kultur Eingang, die in der
Spätbronzezeit im südöstlichen Karpatenvorland und im nördlichen Schwarzmeergebiet verbreitet waren. Die Bevölkerung
dieser Kulturen betrieb sowohl Viehzucht als auch Ackerbau.
Die lokalen Schmiede gossen in recht großem Umfang Waffen,
Schmuckstücke und Werkzeuge. Besonders umfangreich war
die Produktion gegossener Sicheln, die zum Mähen des Getreides und zum Herstellen von Heu nötig waren. Doch auch bei
reinen Viehzüchterkulturen zielte die Metallverarbeitung mitunter auf Serienproduktion ab, so zum Beispiel bei der Balkengrabkultur. Nach heutigem Wissensstand muss sie über ein
recht breit gefächertes Metallinventar verfügt haben. Besonders häufig wurden bislang Sicheln bzw. Hackmesser des so genannten Balkengrabtyps freigelegt. Die zahlreichen Funde sprechen dafür, dass Metallgegenstände in dieser Kultur bereits einem breiten Bevölkerungskreis zugänglich waren. Gleichzeitig
stieg damit auch die wirtschaftliche Bedeutung dieser Stücke.
In Viehzüchtergemeinschaften wurden die besagten Sicheln zur
Heuernte genutzt, da Heu im Winter als Futter für die Tiere diente (Дергачев, Бочкарев 2002). Damit spielten sie eine wichtige

комплексное хозяйство: оно занималось как скотоводством,
так и земледелием. Местные мастерские в сравнительно
большом количестве отливали оружие, украшения, орудия
труда. Литье серпов, с помощью которых жали зерновые и
заготавливали сено, достигло большого размаха. Но известны скотоводческие культуры, металлопроизводство которых также было ориентировано на выпуск серийной продукции. К числу таковых может быть отнесена срубная культура. Судя по доступным данным, в ней сравнительно
широко использовался разнообразный металлический инвентарь. В частности, в большом количестве известны серпы-косари так называемого срубного типа. Многочисленность их находок, очевидно, говорит в пользу того, что в
срубной культуре металлические изделия были доступны
уже очень широкому кругу потребителей. Надо понимать,
что вместе с этим возросло и экономическое значение этих
изделий. В скотоводческих общинах упомянутые серпы-косари использовались для заготовки сена, которое в зимний
период шло на корм скоту (Дергачев, Бочкарев 2002). Таким
образом, они играли очень важную хозяйственную роль.
Поэтому прекращение производства этих орудий в конце
эпохи поздней бронзы, возможно, стало одной из причин
кризиса скотоводческой системы на значительной части
Восточной Европы.
В целом можно сказать, что металлургия скотоводческих
АК Восточной Европы по уровню своего развития, объему
выпускаемой продукции и ее ассортименту не уступала
аналогичному производству земледельческих АК Европы.
В эпоху ранней и средней бронзы (IV–III тыс. до н. э.) она его
даже превосходила. Затем положение выровнялось. Но в
самом конце эпохи поздней бронзы наметилось ее отставание. Правда, еще в начале этой эпохи кузнецы-литейщики
скотоводческих культур успели сделать ряд важных изо-

56

бретений, которые затем получили очень широкое распространение. Они первыми в мире начали изготавливать топоры-кельты, цельнолитые втульчатые наконечники стрел,
серпы-косари и т. д.
Кроме металлопроизводства в скотоводческих культурах Восточной Европы значительное развитие получило вооружение. Оно имело ряд своеобразных черт и заметно отличалось от вооружения земледельческих культур Европы.
У этих последних военное снаряжение было весьма разнообразным, однако в нем решительно преобладало оружие
ближнего боя, предназначенное для пешего воина. С самого раннего времени предпочтение было отдано боевым
топорам, алебардам, кинжалам и копьям (ил. 2). Уже около
XIV в. до н. э. (BrC по П. Рейнеке) в Центральной Европе были изобретены настоящие колюще-рубящие мечи. Они
были сравнительно быстро усовершенствованы и получили
очень широкое распространение. Немного позже появилось тяжелое защитное вооружение — металлические шлемы, кирасы, щиты и даже поножи (Kristiansen, Larsson 2005;
Harding 2007). Судя по реконструкциям, предложенным в
литературе, знатный воин культуры полей погребальных
урн (Urnenfelderkultur) был снаряжен почти так же, как средневековый рыцарь (Kristiansen 1998). К сказанному следует
добавить, что начиная с самых ранних времен в Центральной Европе и смежных областях значительное развитие получила фортификация (Harding 2000).
Совсем иная система вооружения сложилась на юге Восточной Европы и в казахстанских степях. Главную роль в ней
играли не меченосцы и копийщики, а конные стрелки из
лука. Лучники действовали в составе мобильных соединений, которые могли вести дистанционный бой в скоростном
режиме. Основными их тактическими приемами были внезапные нападения и столь же стремительный откат назад в
случае неудачи. В окончательном виде эта система оформилась в начале железного века. Тогда же она была зафиксирована письменными источниками. Но судя по археологическим данным, ее формирование в южнорусских и казахстанских степях шло на протяжении всего бронзового века.
Одним из главных достоинств этой системы стало широкое использование лошадей в боевых действиях. Само по
себе это было выдающееся открытие, которое во многом
предопределило дальнейший ход развития военного дела в
Северной Евразии. Представляется вполне закономерным,
что оно было сделано в среде скотоводческих культур Восточной Европы и Казахстана. В свое время население именно этих районов одомашнило лошадь и начало использовать ее в хозяйственных, а затем и военных целях (ил. 3).
В достаточно отчетливой форме эта система вооружения
проявилась уже в начале II тыс. до н. э. в таких культурах, как
синташтинская, петровская, потаповская и покровская. Их
основной ударной силой стали стрелки из лука, передвигавшиеся на конных колесницах. Это было новое оружие.
В нем очень удачно сочетались возможности лучников вести дистанционный бой со скоростью и физической мощью
лошадей, запряженных в одноосные повозки. По мнению
некоторых исследователей (А. М. Лескова, Е. Е. Кузьминой
и др.), колесницы на конной тяге были изобретены скотоводческими народами североевразийских степей. Затем
они распространились почти по всей Евразии, став самым
грозным оружием II тыс. до н. э. Г. Чайлд назвал их «танками
бронзового века».
На вооружении колесничных стрелков были как простые,
так и сложные луки, снаряженные стрелами с тяжелыми наконечниками из кремня, которые обладали большой убой-

Rolle im Wirtschaftsleben. Insofern könnte die Einstellung ihrer
Produktion am Ende der Spätbronzezeit auch ein Grund für die
Krise in der Viehhaltung in einem großen Teil Osteuropas gewesen sein.
Insgesamt lässt sich festhalten, dass die Metallurgie der
Viehzüchterkulturen in Osteuropa von ihrem Entwicklungsstand, dem Produktionsumfang und dem Warenspektrum
nicht hinter der Metallverarbeitung der Ackerbau betreibenden archäologischen Kulturen Europas zurückstand. In der
Früh- und Mittelbronzezeit (4.–3. Jahrtausend v. Chr.) war sie
ihr sogar überlegen. Dann kam es zu einem Gleichstand, während am Ende der Spätbronzezeit ein Rückfall zu beobachten
ist. Doch noch zu Beginn dieser Phase traten die Schmiede und
Gießer der Viehzüchterkulturen mit einer Reihe wichtiger Neuerungen hervor, die breite Anwendung finden sollten. So sind
ihnen beispielsweise die weltweit ersten Äxte bzw. Tüllenbeile,
in einem Stück gegossene Tüllenpfeilspitzen und Sicheln zu
verdanken.
Neben der Metallverarbeitung erfuhr auch die Bewaffnung
in den Viehzüchtergemeinschaften Osteuropas eine signifikante Entwicklung. Etliche spezifische Merkmale unterschieden sie
deutlich von der Bewaffnung der Ackerbau betreibenden Kulturen Europas. Für Letztere war eine ausgesprochen vielfältige
Ausrüstung typisch, bei der indes Nahkampfwaffen dominierten, die letztlich für Fußsoldaten gedacht sind. Traditionell gab
man hier der Streitaxt, dem Beil, der Lanze und dem Dolch den
Vorzug (Abb. 2). Bereits um das 14. Jahrhundert v. Chr. (Bz C
nach P. Reinecke) wurden in Zentraleuropa echte Hieb- und
Stichschwerter entwickelt, die in der Folge recht schnell optimiert wurden und sehr weite Verbreitung fanden. Ein wenig
später kam die schwere Schutzbewaffnung auf, die von Metallhelmen, Harnischen und Schilden bis hin zu Beinschienen
reicht (Kristiansen, Larsson 2007; Harding 2007). Bisher in der
Fachliteratur vorgestellte Rekonstruktionen gehen davon aus,
dass der adlige Krieger der Urnenfelderkultur weitgehend die
gleiche Ausrüstung besaß wie ein mittelalterlicher Ritter (Kristiansen 1998). In diesem Zusammenhang kann noch ergänzt
werden, dass in Zentraleuropa und in den angrenzenden Gebieten Befestigungsbauten eine lange Tradition besitzen (Harding 2000).
Eine gänzlich andere Form der Bewaffnung hat sich im Süden
Osteuropas und in den Steppen Kasachstans herausgebildet.
Hier kam die wesentliche Rolle nicht den Schwert- und Lanzenträgern zu, sondern berittenen Bogenschützen. Diese gehörten
mobilen Einheiten an, die auf große Entfernung einen schnellen
Kampf austrugen. Ihre wesentlichen Taktiken bestanden im
Überraschungsangriff sowie im ebenso plötzlichen Rückzug im
Fall eines gescheiterten Überfalls. Diese Kampfform hatte sich in
ihrer endgültigen Form zu Beginn der Eisenzeit herausgebildet;
damals wurde sie auch schon schriftlich festgehalten. Archäologische Befunde belegen für die südrussischen und kasachischen Steppen jedoch eine Entwicklung dieser Kampfform über
die gesamte Bronzezeit hinweg.
Eine der wesentlichen Veränderungen ist im verstärkten Einsatz von Pferden bei Kampfhandlungen zu sehen. Die an sich
bemerkenswerte Entdeckung, dass diese Tiere überhaupt für
militärische Zwecke eingesetzt werden können, sollte den weiteren Gang des Kriegswesens in Nordeurasien in vielerlei Hinsicht prägen. Es scheint nahe liegend, dass erstmals die Viehzüchterkulturen Osteuropas und Kasachstans im Kampf auf
Pferde zurückgriffen, hatte die Bevölkerung dieser Regionen
das Pferd doch domestiziert, wobei für sie zunächst die wirtschaftliche, später auch kriegerische Nutzung der Tiere nachgewiesen ist (Abb. 3).

57

Вадим Бочкарев. Эпоха бронзы в Восточной Европе

ной силой (Братченко 2006). Сейминско-турбинские и синташтинские мастера предприняли попытку изготовить такие наконечники из металла (Матющенко, Синицына 1988).
Первые из них начали отливать древнейшие в мире втульчатые наконечники стрел. Впоследствии это привело к созданию большой серии таких наконечников, которые в XVII–
XVI вв. до н. э. получили широкое распространение в уралоказахстанских степях (Аванесова 1991). Для сравнения
укажем, что в Центральной Европе они в очень небольшом
количестве появились не ранее середины II тыс. до н. э.,
а в Греции и Передней Азии — еще позднее (Медведская
1980). Кроме лука колесничные воины использовали копья,
дротики, боевые топоры и кинжалы. Но настоящие колющерубящие мечи и тяжелые доспехи у них так и не появились.
Это оружие оказалось невостребованным, хотя все матери-

Ил. 3. Псалий. Кость. Селище Нижняя Красавка II, Саратовская область
Abb. 3. Psalie. Knochen. Siedlung Nižnjaja Krasavka II, Gebiet Saratov

альные и технические условия для его производства были.
Очевидно, в той системе вооружения, которая сложилась в
Восточной Европе, оно было просто не нужно. Здесь также
не получила развития фортификация. Укрепленные поселения встречаются очень редко. В степной зоне их сейчас известно не более десяти (Михайловка, Левенцовка, Каратаевка и др.). Некоторое исключение составили городища аркаимского и петровского типов Южного Зауралья. Правда,
формально они находятся уже на территории азиатских
степей. Причины их неожиданного появления и столь же
внезапного исчезновения не вполне ясны.
В итоге можно заключить, что в эпоху бронзы скотоводческим народам Восточной Европы вместе с их азиатскими
соседями удалось создать оригинальную и эффективную
систему вооружения. О ее достоинствах можно судить по
военным успехам этих народов и их потомков.
Этнографы, изучающие скотоводческие народы, подчеркивают, что они имеют ряд специфических черт не только в
бытовой, но и в социальной, духовной и психологической
сферах (Марков 1967). В частности, отмечают их свободолюбивый и независимый характер, воинственность, повышенную агрессивность и т. д. Не исключено, что эти качества начали формироваться в бронзовом веке. Но подтвердить это
материалами археологии сейчас не представляется возможным. Несколько больше мы знаем о том, как были устроены общества скотоводов того времени. Прежде всего следует отметить, что они не были такими уж примитивными
образованиями, какими их ранее описывали в отечественной литературе (Равдоникас 1947; Киселев 1965). В действительности они представляли собой достаточно сложные со-

Vadim Bočkarev. Die Bronzezeit in Osteuropa

In relativ markanter Weise ist diese Kampfform bereits zu Beginn des 2. Jahrtausends v. Chr. in Kulturen wie der Sintašta-, der
Petrovka-, Potapovka- und Pokrovka-Kultur belegt. Das Hauptgewicht kam dabei dem Bogenschützen im Streitwagen zu.
Letzterer stellte eine neue Waffe dar. In ihm verbanden sich auf
vortreffliche Weise die Möglichkeiten des Bogenschützen zum
Fernkampf mit der Schnelligkeit und der Körperkraft der Pferde,
die vor den einachsigen Wagen gespannt waren. Nach Auffassung einiger russischer Wissenschaftler (A. M. Leskov, E. E. Kuzmina u. a.) wurden die von Pferden gezogenen Streitwagen von
Viehzüchtervölkern in den nordeurasischen Steppen entwickelt. Im Anschluss hätten sie fast in der gesamten Alten Welt
Verbreitung gefunden und seien zum bedrohlichsten Kriegsgerät im 2. Jahrtausend v. Chr. geworden. G. Childe prägte für sie
den Begriff „Panzer der Bronzezeit“.
Der Schütze im Streitwagen konnte mit einem einfachen,
aber auch mit Kompositbogen ausgerüstet sein. Die Pfeile besaßen schwere Spitzen aus Feuerstein, die eine starke Vernichtungskraft besaßen (Братченко 2006). Die Meister der SejmoTurbino- und Sintašta-Kultur versuchten, solche Pfeilspitzen aus
Metall anzufertigen (Матющенко, Синицына 1988). Erstere gossen die ältesten Tüllenpfeilspitzen weltweit. In der Folge führte
dies zur Herstellung einer großen Serie solcher Pfeilspitzen, die
im 17.–16. Jahrhundert v. Chr. in den Steppen im Ural-WolgaGebiet große Verbreitung fanden (Аванесова 1991). Zum Vergleich sei an dieser Stelle erwähnt, dass solche Pfeilspitzen in
Mitteleuropa nur in sehr kleiner Zahl und erst von der Mitte des
2. Jahrtausends v. Chr. an belegt sind, in Griechenland und Vorderasien sogar noch später (Медведская 1980). Neben dem Bogen kamen im Streitwagenkampf auch Lanzen, Wurfspieße,
Streitäxte und Dolche zum Einsatz. Der Gebrauch echter Hiebund Stichschwerter oder schwerer Harnische ließ sich jedoch
nicht nachweisen. Offenbar verzichtete man auf diese Ausrüstungsgegenstände, obwohl alle materiellen und technischen
Voraussetzungen für ihre Herstellung gegeben gewesen wären.
Doch bei der Kampfform, die sich in Osteuropa herausgebildet
hatte, schienen sie wohl überflüssig. Auch auf spezielle Befestigungsanlagen gibt es keine Hinweise. Befestigte Siedlungen begegneten nur sehr selten. In der Steppenzone sind bislang nicht
mehr als ein Dutzend bekannt (Michajlovka, Levencovka, Karataevka u. a.). Eine Ausnahme bilden die befestigten Siedlungen
(gorodišče) des Arkaim- und Petrovka-Typs im südlichen UralHinterland, die formal allerdings bereits im Gebiet der asiatischen Steppen liegen. Die Gründe ihres Aufkommens sind jedoch ebenso unklar wie die ihres jähen Untergangs.
Damit lässt sich abschließend festhalten, dass es den Viehzüchtervölkern Osteuropas, aber auch ihren asiatischen Nachbarn in der Bronzezeit gelungen ist, originelle und effiziente
Kriegsausrüstung zu entwickeln. Wie wirkungsvoll diese war,
lässt sich anhand der militärischen Erfolge dieser Völker und ihrer Nachfolger ablesen.
Ethnographen, die die Viehzüchtervölker untersucht haben,
betonen immer wieder, diese würden nicht nur im alltäglichen
Leben, sondern auch im Aufbau der Gesellschaft und im weltanschaulichen wie psychologischen Bereich einige spezifische
Merkmale aufweisen (Марков 1967). Insbesondere verweisen
sie auf Freiheitsliebe und einen unabhängigen Charakter,
Kampflust, erhöhte Aggressivität und dergleichen mehr. Es ist
nicht auszuschließen, dass sich diese Eigenschaften in der Bronzezeit herausgebildet haben, wiewohl diese Hypothese anhand
des vorliegenden archäologischen Materials bislang keine Bestätigung erfährt. Ein wenig fundierter ist das Bild, das wir vom
Aufbau der Viehzüchtergemeinschaft dieser Zeit haben. Vorausgeschickt sei an dieser Stelle, dass sich ihr Aufbau längst nicht

58

циальные организмы, хорошо структурированные как по
вертикали, так и по горизонтали. Судя по целому ряду данных, их население было дифференцировано в половозрастном, социальном и профессиональном отношениях (Дергачев 1978; Бадер 1963; Бочкарев 2010; Зданович 2003; Отрощенко 1986; Отрощенко, Черных 1998; Массон 2000). В этих
обществах отчетливо выделилась родо-племенная знать.
Как правило, она была сильно милитаризована. Тогда же
сложилась некая система территориального управления
(Сергеева 2007). Продолжался процесс ремесленной специализации, который начался еще в предшествующую эпоху.
Наиболее интенсивно он протекал в металлопроизводстве
и в оружейном деле (погребения кузнецов-литейщиков и
так называемых стрелочников). Эти общества имели хорошо налаженные связи с соседними и отдаленными территориями. Необходимость импорта и экспорта металла объединяла их в большие ассоциации.
Несмотря на все эти достижения, ни одно из них так и
не вышло за рамки первобытности. На протяжении всей
эпохи бронзы в большинстве своем они оставались племенными (сегментированными) обществами. Только колесничные культуры (синташтинская, петровская, потаповская и
покровская) продвинулись несколько дальше. У них, по
мнению ряда исследователей, возникли комплексные общества (вождества). Но спустя несколько столетий местное
население вернулось к старому (племенному) общественному устройству. Такого рода социальные деволюции нередко случались в древности (Бочкарев 2010), а скотоводческим обществам они были присущи имманентно. Это подтверждается материалами как археологии, так и истории
(Трепавлов 1995; Крадин 1955).
Эти же материалы позволяют сделать и более общий вывод: скотоводческие общества, видимо, в принципе не могли самостоятельно перейти к цивилизации. В лучшем случае
они достигали ее начальной стадии, а затем следовал откат
назад. Еще меньше шансов приблизиться к ней была у охотников, рыболовов и собирателей (Чебоксаров, Чебоксарова
1988). Очевидно, такие возможности были только у земледельческих культур. Но таковых на территории Восточной Европы в бронзовом веке было совсем немного. Самыми развитыми земледельческими культурами оказались
трипольская и особенно майкопская. Казалось бы, они находились на пути, прямо ведущем к цивилизации. Однако их
движению вперед помешали конкретные исторические обстоятельства. Им так и не удалось реализовать свои потенциальные возможности. В конечном счете они были поглощены окружающей первобытной стихией. Что касается
остальных земледельческих культур Восточной Европы
(ноуа, сабатиновская, белозерская и др.), то это были обычные варварские общества с очень медленными темпами
технического и социального развития. Некоторые из них
в начале железного века были сметены очередной миграцией скотоводческих народов.
Наконец, следует сказать, что значительным своеобразием отличался и сам ход культурно-исторического развития
Восточной Европы. Конечно, во многом его определял сам
характер местных скотоводческих культур. В частности, отсутствие у них долговременной, прочной оседлости тормозило социально-экономический прогресс, возвращая его
вновь и вновь на исходные позиции. Как уже отмечалось
выше, население этих культур было вынуждено периодически менять места своего обитания. Эти переселения принимали различные формы в зависимости от конкретных
обстоятельств — от иммиграций до нашествий и крупно-

so primitiv ausnimmt, wie es früher in der russischen Literatur
dargestellt wurde (Равдоникас 1947; Киселев 1965). Im Gegenteil, es handelte sich bei ihnen um relativ komplizierte soziale
Organismen, die sowohl in der Vertikalen wie auch in der Horizontalen gut durchstrukturiert waren. Bisherige Untersuchungen belegen, dass eine Differenzierung der Bevölkerung nach
Alter, Geschlecht, Status und Beruf vorlag (Дергачев 1978;
Бадер 1963; Бочкарев 2010; Зданович 2003; Отрощенко 1986;
Отрощенко, Черных 1998; Массон 2000). Für diese Gesellschaften lässt sich eindeutig ein Familien- oder Stammesadel
aufzeigen. In der Regel war er stark militärisch geprägt. Ferner
bildete sich eine Art Territorialerwaltung heraus (Сергеева
2007). Die handwerkliche Spezialisierung, die noch in der vorausgegangenen Periode begonnen hatte, schritt weiter voran.
Dies trifft insbesondere für die Metallverarbeitung und das
Kriegswesen zu (Bestattungen von Schmieden und Gießern sowie von Waffenträgern). Die Gemeinschaften hatten gute Kontakte zu den Nachbarn, aber auch zu Völkern in weiter entfernten Gebieten, die auf der Notwendigkeit basierten, Metall zu
importieren und zu exportieren.
Ungeachtet all dieser Fortschritte vermochte jedoch letztlich
keine dieser Gemeinschaften über das Niveau der Urgesellschaft hinauszuwachsen, sie blieben im Grunde während der
gesamten Bronzezeit einzelne Stammesgesellschaften. Nur bei
den Kulturen mit Streitwagen (Sintašta-, Petrovka-, Potapovkaund Pokrovka-Kultur) stellte sich die Situation etwas anders dar;
nach Auffassung etlicher Wissenschaftler muss in ihrem Fall von
einer komplexen Gesellschaft gesprochen werden (Häuptlingstum). Doch nur wenige Jahrhunderte später kehrte auch hier
die lokale Bevölkerung zu dem alten (Stammes-)Aufbau zurück.
Solche Formen gesellschaftlicher Rückentwicklungen sind in
der Vergangenheit häufig zu beobachten (Бочкарев 2010); den
Viehzüchtergesellschaften haftete sie sogar immanent an. Dies
wird durch archäologische, vor allem aber auch durch geschichtliche Materialien bestätigt (Трепавлов 1995; Крадин
1955).
Ebendieses Material lässt indes noch einen zweiten, allgemeineren Schluss zu: Viehzüchtergesellschaften scheinen prinzipiell nicht imstande, aus eigener Kraft den Übergang zu komplexeren Zivilisationen zu bewältigen. Bestenfalls erreichen sie
ihr Anfangsstadium, dann erfolgt jedoch unweigerlich ein Rückschritt. Noch schlechter standen die Chancen für Jäger, Fischer
und Sammler (Чебоксаров, Чебоксарова 1988). Anscheinend
war diese Möglichkeit allein den Ackerbau betreibenden Kulturen vorbehalten. In Osteuropa ist deren Zahl in der Bronzezeit
äußerst gering. Die am meisten entwickelten Ackerbaukulturen
sind die Tripolje-, vor allem aber die Maikop-Kultur. Sie waren
offenbar auf dem Weg zu einer strukturierten Gesellschaft.
Dann verhinderten jedoch konkrete historische Umstände, dass
sie ihr Ziel erreichten, weshalb auch sie ihre potenziellen Möglichkeiten nicht zu realisieren vermochten. Die Folge davon war,
dass sie in den sie umgebenden Urgesellschaften aufgingen.
Bei den übrigen Ackerbaugemeinschaften in Osteuropa (z. B.
Noua-, Sabatinova- und Belozerka-Kultur) handelte es sich um
typische Stammesgesellschaften, deren technische und politische Entwicklung sich nur schleppend vollzog. Einige von ihnen
wurden zu Beginn der Eisenzeit ebenfalls von der Migration der
Viehzüchtervölker ausgelöscht.
Doch auch die kulturhistorische Entwicklung in Osteuropa
selbst zeichnet sich weitgehend durch eine eigene Spezifik aus.
Selbstverständlich prägte der Charakter der lokalen Viehzüchterkulturen diese in entscheidendem Maß. Insbesondere das
Fehlen dauerhafter, befestigter Siedlungen bremste den gesellschaftlichen und wirtschaftlichen Fortschritt und warf diese Ge-

59

Вадим Бочкарев. Эпоха бронзы в Восточной Европе

масштабных миграций (Клейн 1999). Как правило, они
происходили в пределах одного или двух-трех смежных
регионов. Но известны примеры дальних миграций, в которых участвовала сравнительно большая масса населения. В
связи с этим прежде всего следует назвать выдвижение ямной культуры на территорию Карпато-Дунайского региона.
Мигранты прошли по долине Дуная и, достигнув Великой
Венгерской равнины (Альфельди), там осели (Ecsedy 1979;
Kristiansen 1989). По мнению ряда исследователей, это событие имело большое историческое значение. Одни связывают его с индоевропейским расселением, а другие видят
в нем новый фактор в европейской истории. Действительно, по пути, проложенному ямной культурой, позднее проследовали многие скотоводческие культуры Северной Европы, включая самих венгров.
Очевидно, что в миграции ямной культуры участвовало
не все ее население. На запад ушла только какая-то его
часть. Такого рода частичные миграции (по терминологии
Л. С. Клейна) известны и у других восточноевропейских АК.
Можно предположить, что чаще всего они были вызваны
демографическими причинами. Избыточное население
было вынуждено уходить на новые территории, которые
оно либо завоевывало, либо колонизировало — свободных земель, куда могли направиться переселенцы, в то
время было еще много. Как показали специальные исследования, многие глубинные участки восточноевропейской
степи в течение раннего и среднего бронзового века оставались пустующими. Их начали осваивать только в начальную пору эпохи поздней бронзы переселенцы срубной
культуры, у которой как раз в это время произошел демографический взрыв (Отрощенко, Болтрик 1982; Бочкарев
2010).
Миграции, в которых участвовало большое количество
людей и которые затрагивали стратегически важные регионы (Северный Кавказ, Поволжье и Урал, Карпаты и Балканы),
как правило, имели серьезные и долговременные последствия. Обычно они вызывали цепную реакцию разного рода
изменений, которые могли очень существенно трансформировать культурно-историческую ситуацию на огромной
территории. Именно такие события произошли около середины II тыс. до н. э. на всем пространстве степи и лесостепи
от Урала до Юго-Восточного Прикарпатья. Начало им положили миграции черкаскульской культуры, которая переместилась из горно-таежной зоны Среднего Урала в Западное
Приуралье. Это вызвало отток населения местной срубной
культуры. Она мигрировала в юго-западном направлении,
достигнув территории Левобережной Украины и Нижнего
Подонья. Там она столкнулась со скотоводами бабинской
культуры, которые вынуждены были уйти дальше на запад,
вплоть до восточных предгорий Карпат. В результате всех
этих событий существенно изменились сами мигрирующие
культуры, а также культурно-историческая ситуация на
юго-востоке Европы. Местный бронзовый век перешел на
новую ступень своего развития.
Несмотря на частые миграции, большинство скотоводческих культур южной половины Восточной Европы было
автохтонного происхождения. Они формировались на
местной основе и сохраняли высокую степень преемственности с предшествующими культурами. На это указывают многие типологические данные. Так, вполне доказанным является положение о генетической связи бабинской
культуры с катакомбной общностью, а этой последней — с
ямной (Братченко 1977; Братченко 2001). В данном случае
можно говорить о непрерывной линии развития на протя-

Vadim Bočkarev. Die Bronzezeit in Osteuropa

meinschaften immer wieder an ihren Ausgangspunkt zurück.
Wie bereits erwähnt, war die Bevölkerung dieser Kulturen zu
periodischen Wanderungen gezwungen. Wie sich das im Einzelfall gestaltete, hing von den konkreten Umständen ab; von Einwanderung bis hin zur Invasion oder Migration im großen Umfang ist alles belegt (Клейн 1999). Die Wanderungen beschränkten sich in der Regel auf ein oder zwei Nachbarregionen; es sind
allerdings auch Fälle bekannt, bei denen es zu längeren Migrationen kam, an denen ein recht großer Teil der Bevölkerung teilnahm. In diesem Zusammenhang sei vor allem an das Eindringen der Träger der Grubengrabkultur in das Karpaten-DonauGebiet erinnert. Damals zogen die Menschen durch das
Donaubecken, bis sie die ungarische Große Tiefebene (Alföld)
erreichten, in der sie sich ansiedelten (Ecsedy 1979; Kristiansen
1989). Nach Ansicht einiger Wissenschaftler kam dieser Wanderung große historische Bedeutung zu. Zum Teil wird sie mit der
Ausbreitung der Indoeuropäer verbunden, zum Teil als neuer
Aspekt in der europäischen Geschichte interpretiert. In der Tat
sollten dem Weg, den die Träger der Grubengrabkultur gegangen sind, zahlreiche Viehzüchterkulturen Nordeuropas folgen,
darunter auch die Ungarn selbst.
Ohne Frage schloss sich aber nicht die gesamte Bevölkerung
der Grubengrabkultur diesen Wanderungen gen Westen an,
sondern nur ein gewisser Teil von ihr. Eine solche partielle Migration (in der Terminologie L. S. Klejns) ist auch von anderen archäologischen Kulturen Osteuropas bekannt. Man darf wohl
vermuten, dass sie meist durch demographische Gründe ausgelöst wurde. Bei einem Bevölkerungsüberschuss musste ein Teil
davon neue Regionen erobern und in diese abwandern oder
aber ungenutzte Gebiete, von denen es damals noch relativ viele gab, kolonialisieren. Wie entsprechende Untersuchungen gezeigt haben, waren entlegene Bereiche der osteuropäischen
Steppe in der Früh- und Mittelbronzezeit vielfach noch unbewohnt. Sie wurden erst zu Beginn der Spätbronzezeit von der
Bevölkerung der Balkengrabkultur erschlossen, bei der es in
ebendieser Phase zu einer demographischen Explosion kam
(Отрощенко, Болтрик 1982; Бочкарев 2010).
Migrationen, an denen eine große Zahl von Menschen teilhatte und die strategisch wichtige Regionen betrafen (Nordkaukasus, Wolgagebiet und Ural, Karpaten-Balkan-Raum) zogen in der Regel gravierende und langfristige Folgen nach sich.
Meist lösten sie eine Kettenreaktion von Veränderungen aus,
die weiträumig zu einer grundlegenden Transformation der
kulturhistorischen Situation führen konnten. Zu solchen Ereignissen kam es etwa in der Mitte des 2. Jahrtausends v. Chr. in
den Steppen- und Waldsteppenregionen vom Ural bis zum
südöstlichen Karpatenvorland. Eingeleitet wurden diese Migrationen von der Černoskulskaja-Kultur, die aus der Taiga-BergRegion des mittleren Urals ins westliche Ural-Vorland zog. Dies
löste eine Migration der Bevölkerung der lokalen Balkengrabkultur aus. Sie wanderten in südwestliche Richtung, bis sie die
Ukraine und das untere Dongebiet erreichte. Dort stieß sie mit
den Viehzüchtern der Babino-Kultur zusammen, die sich daraufhin gezwungen sahen, nach Westen, hin zu den hohen Vorgebirgen der Karpaten, auszuweichen. Infolge all dieser Verschiebungen kam es zu radikalen Veränderungen sowohl innerhalb der zuwandernden Kultur selbst als auch in der
kulturhistorischen Situation im Südosten Europas insgesamt.
Die lokale Bronzezeit erreichte damit eine neue Stufe ihrer Entwicklung.
Trotz der zahlreichen Wanderungsbewegungen ist für die
Mehrheit der Viehzüchterkulturen in der südlichen Hälfte Osteuropas ein autochthoner Ursprung zu konstatieren. Die Gemeinschaften bildeten sich auf lokaler Grundlage heraus, wobei

60

жении двух тысяч лет — от конца энеолита до начала эпохи поздней бронзы. Местные корни также прослеживаются у целого ряда волго-уральских культур. Новые культуры
возникали путем эволюционного развития старых, а
чаще — за счет их трансформации. Как правило, это были
так называемые стимулированные трансформации. Они
происходили под воздействием внешних импульсов, среди которых первостепенное значение имел миграционный фактор. В сущности, все эти скотоводческие культуры
представляли одно и то же население на разных стадиях
культурогенеза. В антропологическом отношении оно относится к европеоидной расе, а в этническом — видимо,
к индоариям (Шевченко 1986; Трубачев 1978). В литературе
особенно настойчиво подчеркивают индоарийское происхождение волго-уральских колесничных культур эпохи
поздней бронзы (синташтинской, петровской, потаповской и покровской).
Совсем иная ситуация была на севере Восточной Европы,
и особенно в культурах таежных типов. Как полагают некоторые лингвисты и археологи, здесь в эпоху бронзы продолжали обитать племена охотников и рыболовов, которые
говорили на языках уральской семьи (Напольских 2002). Антропологически они принадлежали уралоидной расе, но
среди них было много людей с ярко выраженными европеоидными или монголоидными чертами. Чаще всего им приписывают культуру текстильной керамики, которая в эпоху
бронзы простиралась от Урала до Финноскандии.
В целом культурно-исторический процесс на севере Восточной Европы протекал в более спокойном и размеренном
темпе, чем на юге. Однако и здесь случались события, которые кардинально меняли сложившуюся картину. К числу
таких событий следует отнести миграцию культур шнуровой керамики (КШК), которая имела место в начале III тыс.
до н. э. По общему мнению исследователей, эти культуры на
территорию восточной Европы проникли с Запада. Они
заняли области широколиственных лесов от Прикарпатья и
Волыни до Среднего Поволжья. Прежде всего, речь идет
о среднеднепровской и фатьяновской культурах, ареал которых охватывает значительную часть Русской равнины.
Экспансию КШК нередко связывают с несколькими волнами
расселения индоевропейцев. В частности, предполагается,
что носители фатьяновской и отчасти приднепровской АК
принадлежали к протобалтскому этносу. Антропологически
они относятся к европеоидной расе. Причем некоторые из
пришельцев имели черепа северного европеоидного типа
(Крайнов 1987).
В экономическом и общекультурном отношении пришельцы заметно превосходили коренное население, которое все еще занималось охотой и рыболовством. У КШК
было сравнительно развитое производящее хозяйство и
достаточно хорошо отлаженное металлопроизводство. Их
население разводило крупный и мелкий рогатый скот, свиней. Однако достоверных данных о занятии земледелием
нет. Среднеднепровские и особенно фатьяновские кузнецы-литейщики изготавливали изделия оригинальных типов.
На их производство шло как привозное, так и местное сырье. Последнее добывали в Среднем Поволжье, где фатьяновские рудокопы начали разработку месторождений медных песчаников (Черных 1966).
Экономические и технологические новшества, привнесенные в лесную зону Восточной Европы мигрантами, видимо, здесь не прижились и со временем заглохли. Они, как и
сами носители КШК, как бы растворились в среде местных
охотников и собирателей. Только несколько столетий спу-

sie stark an die Vorgängerkultur anknüpften. Das ergibt sich
auch aus zahlreichen typologischen Untersuchungen. So ist
beispielsweise die genetische Beziehung zwischen der BabinoKultur und der Katakombengrabkultur zweifelsfrei nachgewiesen, wobei Letztere wiederum in einer Linie mit der Grubengrabkultur zu sehen ist (Братченко 1977; Братченко 2001). In
diesem Fall kann von einer kontinuierlichen Entwicklungslinie
über zweitausend Jahre hinweg, vom Ende des Äneolithikums
bis zum Beginn der Spätbronzezeit, gesprochen werden. Lokale
Wurzeln lassen sich darüber hinaus bei einer Reihe der WolgaUral-Kulturen erkennen. Neue Kulturen entstanden zwar auch
durch Evolution aus alten heraus, häufiger jedoch durch deren
Transformation. In der Regel handelte es sich dabei um so genannte stimulierte Transformationen. Sie wurden durch äußere
Impulse ausgelöst, zu denen in erster Linie der Migrationsfaktor
zu zählen ist. Im Grunde stellten damit alle Viehzüchterkulturen
ein und dieselbe Bevölkerung auf unterschiedlichen Stufen der
Kulturgenese dar. Anthropologisch sind sie der europiden Rasse
zuzuzählen, ethnisch den Indoariern (Шевченко 1986; Трубачев
1978), wobei in der Literatur immer wieder der indoarische Ursprung der bronzezeitlichen Wolga-Ural-Kulturen mit Streitwagen betont wird (Sintašta-, Petrovka-, Potapovka- und Pokrovka-Kultur).
Gänzlich anders stellt sich die Situation im Norden Osteuropas und vor allem für die Kulturen des Taiga-Typs dar. Einige
Linguisten und Archäologen nehmen an, hier hätten während
der Bronzezeit weiterhin Stämme von Jägern und Fischern gelebt, die Uralsprachen gesprochen hätten (Напольских 2002).
Anthropologisch gehörten sie der uraloiden Rasse an, unter ihnen gab es jedoch einen hohen Anteil von Menschen mit klar
europiden oder mongoliden Zügen. Meist wird ihnen die Kultur, für die textilverzierte Keramikcharakteristisch ist, zugeschrieben, die in der Bronzezeit vom Ural bis nach Finnland verbreitet war.
Insgesamt verlief der kulturhistorische Prozess im Norden
Osteuropas in einem ruhigeren und gemäßigteren Tempo als im
Süden. Allerdings kam es auch hier zu Ereignissen, die die etablierte Situation erschütterten. Zu ihnen zählt die Ausbreitung
der Schnurkeramischen Kulturen zu Beginn des 3. Jahrtausends
v. Chr. In der Wissenschaft ist man sich einig, dass diese Kulturen
von Westen her ins östliche Europa gelangten. Sie ließen sich im
Gebiet der gemäßigten Laubwälder vom Karpatenvorland und
Wolhynien bis hin zum mittleren Wolgagebiet nieder. Vor allem
sind hier die Mitteldnepr- und die Fatjanovokultur zu nennen,
deren Verbreitungsgebiet einen großen Teil der russischen Tiefebene umfasst. Die Expansion der Schnurkeramischen Kulturen
wird häufig in einen Kontext mit den Ausbreitungswellen der
Indoeuropäer gestellt. Dabei nimmt man an, die Träger der Fatjanovokultur und teilweise auch der Dnepr-Kultur hätten der
protobaltischen Ethnie angehört (Крайнов 1987). Anthropologisch sind sie der europiden Rasse zuzuzählen, wobei einige ihrer Vorfahren einen Schädel nordeuropiden Typs aufwiesen
(Крайнов 1987).
Wirtschaftlich und kulturell waren die Zuwanderer der einheimischen Bevölkerung weit überlegen, ging letztere doch
noch Jagd und Fischfang nach. Die Schnurkeramischen Kulturen besaßen eine recht hoch entwickelte produzierende Wirtschaft und eine gut funktionierende Metallverarbeitung. Ihre
Bevölkerung züchtete Rinder, Ziegen, Schafe und Schweine.
Ackerbau konnte dagegen bisher noch nicht sicher nachgewiesen werden. Die Schmiede und Gießer der Mitteldnepr- und insbesondere der Fatjanovokultur stellten eigenständig Produkte
her. Dafür verarbeiteten sie sowohl importierte als auch vor Ort
zugängliche Rohstoffe. Letztere stammten aus dem mittleren

61

Вадим Бочкарев. Эпоха бронзы в Восточной Европе

стя здесь окончательно утвердилось производящее хозяйство и металлопроизводство. Но это произошло под воздействием совсем других факторов.
Еще одним крупнейшим событием в истории северного
бронзового века было так называемое сейминско-турбинское вторжение. О нем мы знаем благодаря открытию целой
серии ярких и своеобразных памятников, среди которых
наибольшую известность приобрели Сейминский и Турбинский могильники. Эти памятники встречены во многих
частях лесной зоны — от Урала до Прибалтики и Финляндии. Правда, в основном они представлены единичными
случайными находками бронзовых изделий (ил. 4). Согласно широко распространенному мнению, они принадлежат
чужеродному населению, которое в конце III тыс. до н. э.
пришло в Восточную Европу из Южной Сибири (Черных,
Ил. 4. Навершие булавы. Бронза.
Могильник Натальино II,
Саратовская область
Abb. 4. Keulenkopf. Bronze.
Gräberfeld Natalino II,
Gebiet Saratov

Кузьминых 1989). Путь его на
запад отмечен находками
сейминско-турбинского оружия. Этот путь начался где-то в районе Алтая и тянется вдоль
южной границы таежных лесов вплоть до Среднего Урала.
Судя по доступным сейчас данным, сейминско-турбинская
миграция носила ярко выраженный военный характер. Видимо, это было вторжение. Мигранты, организованные в
небольшие группы или отряды, были снабжены первоклассным металлическим оружием — тяжелыми копьями,
топорами-кельтами, клевцами, кинжалами и боевыми ножами. Они также широко использовали лук и стрелы. Передвигались эти люди по воде и по суше. В последнем случае,
видимо, использовались лошади. В то время это была грозная сила.
Всю мощь сейминско-турбинского удара испытала на
себе абашевская культура, которая была самым крупным и
развитым образованием эпохи средней бронзы ВолгоУральского региона. Она была буквально разгромлена пришельцами и как единое целое перестала существовать.
Часть ее населения, видимо, была уничтожена физически,
об этом красноречиво свидетельствует братская могила из
Пепкинского кургана (Республика Марий Эл), в которой
были найдены останки 27 мужчин, погибших насильственной смертью. В их костях торчали кремневые наконечники
стрел сейминского типа, а их черепа были пробиты металлическими топорами (Халиков, Лебединская, Герасимова
1966). Конечно, погибли не все. Многим удалось спастись, но
они были вынуждены уйти на новые земли. Остатки абашевского населения рассеялись по огромной территории. Археологически это выразилось в том, что отдельные и разрозненные абашевские памятники находят в разных частях
Русской равнины, в Поволжье, на Южном Урале. Это событие имело очень значительные культурно-исторические последствия. Абашевская волна переселенцев стала основой
для формирования новых культур эпохи поздней бронзы —
синташтинской, покровской и потаповской. Эти последние
составили единый культурный блок, который явился первичным ядром волго-уральского очага культурогенеза. Его
возникновение можно рассматривать как ответ местного
населения на сейминско-турбинское вторжение. Кажется

Vadim Bočkarev. Die Bronzezeit in Osteuropa

Wolgagebiet, in dem die Bergleute der Fatjanovokultur den Abbau von Kupfersandstein aufnahmen (Резник 1966).
Wirtschaftliche und technologische Innovationen, die von
den Zuwanderern in die Waldzone Osteuropas mitgebracht
wurden, konnten sich hier allem Anschein nach nicht halten
und gingen mit der Zeit verloren. Sie lösten sich ebenso wie die
Träger der Schnurkeramischen Kulturen selbst im Umfeld der
Jäger und Sammler auf. Erst einige Jahrhunderte später vermochte sich in dieser Region die produzierende Wirtschaft und
Metallverarbeitung endgültig zu etablieren, dies jedoch unter
dem Einfluss völlig neuer Faktoren.
Ein weiteres wesentliches Ereignis in der Geschichte der
nördlichen Bronzezeit ist mit der Invasion der Sejma-TurbinoKultur gegeben. Eine ganze Reihe herausragender und einmaliger Fundorte gibt über dieses Phänomen Auskunft; am bekanntesten dürften wohl die Gräberfelder Sejma und Turbino sein.
Denkmäler des Horizonts begegnen in vielen Teilen der Waldzone, vom Ural bis zum Baltikum und Finnland; gleichwohl wird
diese Kulturerscheinung zumeist durch einzelne Zufallsfunde
von Bronzegegenständen repräsentiert (Abb. 4). In der Fachwelt
herrscht die Meinung vor, sie seien von einer fremden Bevölkerung hinterlassen worden, die am Ende des 3. Jahrtausends
v. Chr. aus Südsibirien nach Osteuropa gekommen ist (Черных,
Кузьминых 1989). Ihr Weg nach Westen wird durch Fundе von
Waffen des Sejma-Turbino-Typs markiert; er nahm seinen Anfang in der Altaj-Region und zog sich dann an der Südgrenze
der Taiga-Wälder entlang bis hin zum mittleren Ural. Nach heutigem Forschungsstand hatte die Sejma-Turbino-Migration
ohne Zweifel kriegerischen Charakter, und es ist wohl von einer
Invasion auszugehen. Die Zuwanderer waren in kleinen Gruppen oder Einheiten organisiert und besaßen vorzügliche Metallwaffen wie schwere Lanzen, Äxte bzw. Tüllenbeile, Streithammer, Dolche und Streitmesser. Darüber hinaus nutzten sie Pfeil
und Bogen. Sie kamen über Wasser- und Landwege, wobei sie in
letzterem Fall offenbar Pferde hatten. Damit dürften sie in dieser Zeit eine enorme Bedrohung dargestellt haben.
Die ganze Wucht der Sejma-Turbino-Invasion traf die
Abaševo-Kultur, die die größte und am weitesten entwickelte
Gemeinschaft in der Mittelbronzezeit im Wolga-Ural-Raum darstellte. Sie wurde von den Zuwanderern förmlich zerschlagen
und hörte in ihrer Gesamtheit auf zu existieren. Ein Teil ihrer Bevölkerung muss getötet worden sein, das legt das Massengrab
im Kurgan bei Pepkino (Republik Mari El) nahe. In ihm wurden
die Skelette von 27 Männern freigelegt, die alle eines unnatürlichen Todes gestorben waren. In den Knochen steckten Feuerstein-Pfeilspitzen des Sejma-Typs, die Schädel waren von Metalläxten eingeschlagen worden (Халиков, Лебединская,
Герасимова 1966). Selbstverständlich sind nicht alle Angehörigen der Abaševo-Kultur gestorben, viele Menschen vermochten sich auch zu retten, sahen sich indes gezwungen, in andere
Gebiete zu ziehen, so dass die Überreste dieser Bevölkerung
nunmehr über ein riesiges Gebiet verstreut anzutreffen sind. Archäologisch zeigt sich das darin, dass einzelne und isolierte
Abaševo-Fundstätten in verschiedenen Teilen der russischen
Tiefebene, im Wolgagebiet und im südlichen Ural zu finden
sind. Dieses Ereignis zeitigte gravierende kulturhistorische Folgen. Die Abaševo-Welle von Umsiedlern gab den Impuls zur Herausbildung neuer Kulturen in der Spätbronzezeit; zu nennen
sind hier die Sintašta-, die Pokrovka- und die Potapovka-Kultur.
Letztere bildeten eine homogene Kulturformation, auf deren
Grundlage sich wiederum die Wolga-Ural-Kulturgenese vollzog.
Die Entstehung dieser Kulturen darf durchaus als Antwort der
lokalen Bevölkerung auf die Sejma-Turbino-Invasion interpretiert werden. Es ist naheliegend, dass der Prozess dieser Heraus-

62

вполне закономерным, что основными творцами этих новых культур стали представители воинской знати — колесничная аристократия (Бочкарев 2010).
Дальнейшая судьба сейминско-турбинского населения,
как и фатьяновского, не вполне ясна. Вполне вероятно, что
оно было ассимилировано местными лесными культурами.
Тем не менее ему удалось оставить глубокий след в развитии северного бронзового века. Благодаря этому север Восточной Европы прочно и надолго вошел в орбиту влияния
Волго-Уралья.
Как уже не раз отмечалось, очень важное место в истории бронзового века Восточной Европы занимал Кавказ.
Благодаря своему близкому соседству с переднеазиатскими
цивилизациями, опережающим темпам культурного развития, а также большим запасам меди, он стал одним из крупнейших очагов культурогенеза на территории Восточной
Европы. В течение раннего и среднего бронзового века его
влиянием была охвачена огромная территория. На севере
она доходила до лесной зоны, на западе и северо-востоке — до Карпат и Урала. Для степного населения Восточной
Европы на протяжении двух тысячелетий Кавказ был основным инновационным центром, источником передовых технологий, новых культурных норм и стереотипов.
Возникновение кавказского очага культурогенеза следует связывать с майкопской культурой и датировать IV тыс.
до н. э. Как полагает целый ряд отечественных и зарубежных исследователей, майкопское население пришло на Северо-Западный Кавказ из Восточной Анатолии. Оно принесло с собой высокую культуру своей родины и создало на
новых землях своего рода анклав переднеазиатского мира.
В варварской среде вдруг возник островок совсем иной, несравненно более развитой культуры. В древнейшей истории Северной Евразии это было уникальным событием. По
уровню своего развития майкопская культура заметно превосходила своих соседей, особенно тех, которые обитали
севернее. Достаточно сказать, что она сумела вплотную
приблизиться к порогу цивилизации. Поэтому неудивительно, что майкопское влияние во многом определило ход
культурно-исторического развития на значительной части
Восточной Европы. Благодаря майкопскому фактору бронзовый век здесь начался значительно раньше, чем в большинстве других европейских регионов.
В дальнейшем, по мере затухания майкопского импульса
и ослабления связей с Передней Азией, начался процесс деградации северокавказских культур (Бочкарев 2010). Они
постепенно теряли свое превосходство и по общему уровню развития приблизились к степным культурам Восточной
Европы. Вслед за этим снизилась роль кавказского очага.
В конце эпохи средней бронзы его влияние в основном обеспечивалось за счет экспорта меди и продукции металлопроизводства.
К началу II тыс. до н. э. Кавказ фактически превратился в
обычный региональный центр. Вместе с этим закончился
кавказский этап в истории бронзового века Восточной Европы и начался волго-уральский.
На рубеже III и II тыс. до н. э. общий центр развития переместился с Кавказа далеко на северо-восток — в Среднее
Поволжье, Подонье и Южный Урал. Здесь сформировался
новый очаг культурогенеза, который был назван волгоуральским (Бочкарев 1991). В нем получили развитие новые
технологии металлопроизводства, возникло новое оружие
(колесницы и прочее), сформировались новые культуры и
т. д. Говоря образно, в нем рождалась эпоха поздней бронзы
Восточной Европы.

bildung neuer Kulturen vor allem Vertretern des Kriegsadels
bzw. der Aristokratie mit Streitwagen zu verdanken ist (Бочкарев 2010).
Das weitere Schicksal der Sejma-Turbino-Bevölkerung ist
ebenso unklar wie das der Fatjanovo-Bevölkerung. Möglicherweise passte sie sich an die lokalen Kulturen in der Waldzone an.
In jedem Fall ist es ihr jedoch gelungen, der Bronzezeit im Norden ihren Stempel aufzuprägen. Diese Bevölkerung war dafür
verantwortlich, dass der Norden Osteuropas für lange Zeit unter
dem Einfluss der Wolga-Ural-Kultur stand.
Wie bereits mehrfach erwähnt, spielte der Kaukasus in der
bronzezeitlichen Geschichte Osteuropas eine besondere Rolle.
Durch die Nähe zu den vorderasiatischen Zivilisationen, dem
ungeheuren Tempo seiner kulturellen Entwicklung sowie den
großen Kupfervorräten wurde er zu einem der größten Zentren
der Kulturgenese in Osteuropa. Im Laufe der Früh- und Mittelbronzezeit beeinflusste er die Geschicke in einem gewaltigen
Territorium. Im Norden reichte seine Einflusssphäre bis an die
Waldzone, im Westen und Nordosten bis an die Karpaten und
den Ural. Für die Steppenbevölkerung Osteuropas war der Kaukasus damit für zweitausend Jahre das entscheidende Innovationszentrum, die Quelle fortschrittlicher Technik und neuer kultureller Standards.
Das Entstehen dieses kaukasischen Zentrums der Kulturgenese muss mit der Maikop-Kultur verbunden werden und ist
zeitlich im 4. Jahrtausend v. Chr. anzusetzen. Zahlreiche russische und ausländische Wissenschaftler vermuten, dass die Maikop-Bevölkerung aus Ostanatolien in den nordwestlichen Kaukasus gekommen ist. Sie soll die weit entwickelte Kultur ihrer
Heimat mitgebracht und in den neuen Gebieten eine Art Enklave der vorderasiatischen Welt geschaffen haben. In dem barbarischen Umfeld gab es nunmehr eine kleine Insel einer völlig
anderen und ungleich höher entwickelten Kultur. In der Geschichte Nordeurasiens ist dies ein beispielloses Ereignis. Die
Maikop-Kultur war von ihrer Entwicklung her ihren Nachbarn —
und vor allem jenen im Norden — weit überlegen. Hier reicht es
darauf hinzuweisen, dass sie kurz davor war, das Niveau einer
Hochkultur zu erreichen. Daher ist es nicht erstaunlich, dass ihr
Einfluss den weiteren kulturhistorischen Verlauf in einem großen Teil Osteuropas entscheidend prägte. Ihr ist es zu verdanken, dass die Bronzezeit hier wesentlich früher als in den meisten anderen europäischen Regionen einsetzte.
Doch je schwächer der Maikop-Impuls wurde und je weiter
sich die Beziehungen zu Vorderasien entflochten, desto stärker
kam der Prozess einer Degradierung der nordkaukasischen Kulturen zum Tragen (Бочкарев 2010). Sukzessive verloren sie ihre
Überlegenheit, und der allgemeine Entwicklungsstand sank auf
das Niveau der Steppenkulturen Osteuropas herab. In der Folge
büßte auch der Kaukasus seine Rolle als Zentrum ein. Am Ende
der Mittelbronzezeit konnte er seinen Einfluss nur noch durch
Kupferexporte und Erzeugnissen aus der Metallverarbeitung sichern.
Zum Beginn des 2. Jahrtausends v. Chr. war der Kaukasus ein
durchschnittliches regionales Wirtschaftszentrum. Die Kaukasus-Phase in der bronzezeitlichen Geschichte Osteuropas endete, die Zeit des Wolga-Ural-Gebiets brach an. Am Übergang vom
3. zum 2. Jahrtausend v. Chr. verlagerte sich der Entwicklungsschwerpunkt vom Kaukasus weit nach Nordosten, ins mittlere
Wolgagebiet, an den Don und in den Süd-Ural. Hier entstand
das neue Zentrum der Kulturgenese, das unter dem Begriff Wolga-Ural-Zentrum firmieren sollte (Бочкарев 1991). In ihm wurden neue Herstellungstechniken für die Metallverarbeitung
entwickelt, es kamen neue Waffen auf (z. B. der Streitwagen), es
bildete sich eine neue Kultur heraus usw. Oder, um es bildlich

63

Вадим Бочкарев. Эпоха бронзы в Восточной Европе

Первичным ядром этого очага стал блок синташтинской,
потаповской и покровской АК. В их основе лежал абашевский субстрат и некоторые элементы степных культур конца эпохи средней бронзы. Сами они возникли под воздействием сильного внешнего толчка. Таким событием оказалось сейминско-турбинское вторжение. О нем выше уже
было сказано. Здесь нужно лишь добавить, что по культурно-исторической значимости его можно сравнить с миграцией майкопской культуры.
Волго-уральский очаг как основной культурно-производственный центр доминировал в Восточной Европе на
протяжении всей первой половины II тыс. до н. э. Производная от него волго-уральская культурная провинция раскинулась от Урала до Северного Причерноморья и Прикубанья. Ее возникновение было связано с миграциями
волго-уральских культур в юго-западном направлении.
С середины II тыс. до н. э. начался процесс постепенного
упадка волго-уральского очага. Вероятно, он был вызван
общим кризисом восточноевропейского скотоводческого
хозяйства и деградацией волго-уральского металлопроизводства. С этого времени на территории Восточной Европы
усилилась дивиргенция. Некогда единое культурное пространство начало распадаться на отдельные фрагменты.
Карпато-балканский очаг культурогенеза, который активизировал свою деятельность с середины II тыс. до н. э., смог
втянуть в свою орбиту только культуры Северного Причерноморья. Далее на восток его влияние не распространилось. К началу железного века Восточная Европа подошла
в состоянии культурной раздробленности и упадка.

auszudrücken, es war der Wolga-Ural-Raum, in dem die Wiege
der Spätbronzezeit Osteuropas stand.
Der ursprüngliche Kern dieses Zentrums ist der Bereich der
Sintašta-, Potapovka- und Pokrovka-Kultur. Die Grundlage dieser Kulturen bildeten wiederum ein Abaševo-Substrat und einige Elemente der Steppenkulturen vom Ende der Mittelbronzezeit. Diese ihrerseits waren, wie bereits ausgeführt, durch einen
Außenimpuls, die Sejma-Turbino-Invasion, entstanden. An dieser Stelle sei nun ergänzt, dass die kulturhistorische Bedeutung
dieser Invasion mit der Migration der Maikop-Kultur zu vergleichen ist.
Der Wolga-Ural-Raum als entscheidendes kulturelles und
wirtschaftliches Zentrum dominierte während der ersten Hälfte
des 2. Jahrtausends v. Chr. ganz Osteuropa. Schon bald erstreckte sich die kulturelle Wolga-Ural-Provinz vom Ural bis zum nördlichen Schwarzmeer- und zum Kubangebiet. Dies ging mit den
Wanderungen der Wolga-Ural-Kulturen nach Südwesten einher.
In der Mitte des 2. Jahrtausends v. Chr. setzte dann der allmähliche Niedergang des Wolga-Ural-Zentrums ein. Vermutlich wurde er durch eine allgemeine Krise der osteuropäischen Viehzucht und einen Rückgang der Metallverarbeitung ausgelöst.
Von dieser Zeit an ist in Osteuropa ein Prozess zunehmender
Divergenz zu beobachten. Der einst geschlossene Kulturraum
begann in einzelne Fragmente zu zerfallen. Das karpatenländisch-balkanische Zentrum der Kulturgenese, das von der Mitte
des 2. Jahrtausends v. Chr. eine immer aktivere Rolle spielte, vermochte nur den nördlichen Schwarzmeerraum zu prägen, während es weiter im Osten ohne jeden Einfluss blieb. Zu Beginn der
Eisenzeit ist somit für Osteuropa eine kulturelle Zergliederung
und ein allgemeiner Niedergang zu konstatieren.

Энеолит и начало
бронзового века
Das Äneolithikum
und der Beginn der Bronzezeit

65

Эрнст Перницка

Распространение металлургии в Старом свете
Ernst Pernicka

Die Ausbreitung der Metallurgie in der Alten Welt

Начало обработки металла

Anfänge der Metallverarbeitung

а вопрос о том, какой металл был открыт первым,
большинство людей ответит: «Золото». Такой ответ связан, вероятно, с тем, что всем известно:
золото встречается в природе в виде металла
и очень ярко блестит, поэтому его нетрудно обнаружить. Однако на самом деле золото появляется в истории человеческой культуры сравнительно поздно. Первым металлом, который начал использовать человек, была медь. Медь тоже
встречается в природе в виде металла, хотя и не столь заметного, как золото, зато в гораздо больших объемах. Довольно часто можно найти куски металлической (так называемой самородной) меди размером с орех, с кулак или даже
еще больше (ил. 1). Поэтому удивительно, что медь начали
использовать так поздно. Возможно, причина в том, что
охотники палеолита считали ее непригодной к использованию. Ее механические свойства ценили не слишком высоко,
а ее цвет (как известно, окислившаяся медь становится зеленой или синей) был не нужен. Ни в одном из многочисленных
палеолитических наскальных рисунков ни синий, ни зеленый цвет не присутствует. Популярными были красные пигменты типа красной охры, их широко применяли и даже массово добывали уже в эпоху палеолита.
Переход к оседлому образу жизни изменил характер цветовых предпочтений: теперь популярными стали зеленые
материалы, которые применяли главным образом для изготовления украшений, прежде всего бус. Этот переход произошел на территории так называемого Плодородного полумесяца, то есть в регионе, простирающемся от западных
склонов горного массива Загрос до Восточной Анатолии и
далее до Южного Леванта. Примерно 10 000 лет до н. э. природные ресурсы и климат были здесь особенно благоприятны для выращивания различных растений. Это привело к
развитию оседлых поселений — таких, как Халлан-Джеми,
Чайоню-Тепеси, Невалы-Чори, Ашикли-Хююк, Чатал-Хююк,
Субердэ, Джан-Хасан, Гритилле, Джафер-Хююк, и других
в Северном Ираке и в Леванте (ил. 2). Еще одним характерным признаком происходящих изменений стало возрастание интереса к ярко окрашенным материалам, хорошо заметным на окружающем фоне. В докерамических поселениях практически повсеместно встречаются небольшие
предметы из гематита, сердолика, бирюзы и малахита, которые, как и предметы из кости, рога и раковин, носили в качестве украшений.
Если в эпоху палеолита в декоративных и ритуальных целях использовали исключительно красный цвет (например,
красную охру в роли пигмента, см. выше), то в бескерамическую неолитическую эпоху наблюдается переориентация

ie meisten Menschen würden auf die Frage, welches
Metall zuerst entdeckt wurde, antworten, dass es
Gold wäre. Das hängt wahrscheinlich damit zusammen, dass jeder weiß, dass Gold in der Natur als Metall vorkommt und deshalb aufgrund seines auffälligen Glanzes
entdeckt werden konnte. Dennoch tritt Gold in der Kulturgeschichte vergleichsweise spät auf. Das erste Metall, das von
Menschen benutzt wurde, war Kupfer. Auch Kupfer kommt in
der Natur als Metall vor, wenn auch gewöhnlich in weniger auffälliger Form als Gold, dafür aber oft in wesentlich größeren
Massen. Es ist nicht ungewöhnlich, nussgroße oder sogar faustgroße oder noch größere Stücke von metallischem Kupfer (so
genanntes gediegen Kupfer) zu finden (Abb. 1). Insofern mag es
erstaunen, dass es erst so spät vom Menschen genutzt wurde.
Ein Grund mag darin zu suchen sein, dass es von paläolithischen
Jägern wahrscheinlich als unbrauchbar angesehen wurde. Seine mechanischen Eigenschaften scheinen nicht geschätzt worden zu sein, und seine Farbe (Kupfer verwittert bekanntlich zu
grünen oder blauen Oberflächen) wurde nicht gebraucht. In
keiner einzigen der vielen paläolithischen Höhlenmalereien
wurden die Farben Grün und Blau verwendet. Nur rote Pigmente wie Rötel wurden aktiv gesucht, genutzt und bereits im Paläolithikum sogar bergmännisch gewonnen.
Mit dem Beginn der sesshaften Lebensweise setzte ein Umschwung hin zu grünen Materialien ein, die vorwiegend für
Schmuckgegenstände, vor allem Perlen, verwendet wurden.
Dies geschah im so genannten Fruchtbaren Halbmond, einer
Region, die von den westlichen Abhängen des Zagrosgebirges
über Ostanatolien bis in die südliche Levante reicht. Offenbar
waren hier etwa 10.000 v. Chr. die natürlichen Ressourcen und
das Klima besonders günstig für die Kultivierung verschiedener
Pflanzen. Das führte zur Entwicklung ortsfester Siedlungen, wie
Hallan Cemi, Cayönü Tepesi, Nevali Cori, Asikli Höyük, Catal
Höyük, Suberde, Can Hasan, Gritille, Cafer Höyük und anderen
im nördlichen Irak und in der Levante (Abb. 2). Ein weiteres
Kennzeichen dieser Veränderungen ist das zunehmende Interesse für intensiv gefärbte Materialien, die sich von der Umgebung abheben. In den präkeramischen Siedlungen tauchen fast
überall kleine Gegenstände aus Hämatit, Karneol, Türkis und
Malachit auf, die ebenso wie Gegenstände aus Knochen, Geweih und Muscheln als Schmuck getragen wurden.
Während im Paläolithikum die Farbe Rot für dekorative und
rituelle Zwecke dominierte (z. B. roter Ocker als Pigment, siehe
oben), ist im akeramischen Neolithikum ein Umschwung zur
Farbe Grün zu beobachten, was auf eine grundlegende Veränderung in der Symbolik der Farben schließen lässt. Grüne Steine
aller Art wurden nun bevorzugt für die Herstellung von

Н

66

D

Ил. 2. Упоминаемые в тексте места: 1 – Ясладани; 2 – Беловоде;
3 – Варна; 4 – Джан-Хасан; 5 – Ашикли-Хююк, Субердэ; 6 – Чатал-Хююк;
7 – Хабуба-Кабира; 8 – Норсунтепе, Невалы-Чори, Гритилле, ДжаферХююк; 9 – Чайоню, Халлан-Джеми; 10 – Ярим-Тепе; 11 – Шанидар; 12 –
Чешме-Али; 13 – Тепе-Загех; 14 – Арисман; 15 – Тали-Иблис; 16 – НахалМишмар
Abb. 2. Orte, die im Text erwähnt werden: 1 – Jaszladany; 2 – Belovode;
3 – Varna; 4 – Can Hasan; 5 – Asikli Höyük, Suberde; 6 – Catal Höyük;
7 – Habuba Kabira; 8 – Norsuntepe, Nevali Cori, Gritille, Cafer, Höyük;
9 – Cayönü, Hallan Cemi; 10 – Yarim tepe; 11 – Shanidar; 12 – Chesmeh Ali;
13 – Tepe Zageh; 14 – Arisman; 15 – Tal-i-Iblis; 16 – Nahal Mishmar

на зеленый цвет, что позволяет сделать вывод об основополагающем изменении в символике цвета. Теперь для изготовления украшений использовали преимущественно зеленые камни разных типов. Одним из самых первых изделий
такого рода может считаться подвеска из малахита с двумя
отверстиями, найденная в позднепалеолитической пещере

Ил. 1. Самородная медь из Майданпек, Сербия
Abb. 1. Gediegen Kupfer aus Majdanpek, Serbien

Шанидар на северо-востоке Ирака и датирующаяся примерно 9500 годом до н. э. Поскольку минералы меди имеют
зеленый цвет, их особенно часто собирали и обрабатывали,
о чем свидетельствует большое число малахитовых бусин
в Чайоню и других местах докерамических находок.
Поэтому неудивительно, что среди датируемых этим периодом находок впервые появляется и медь — с конца
IX тыс. до н. э. в Чайоню, а затем во все большем количестве

67

Schmuckgegenständen verwendet. Als eines der ersten dürfte
ein zweifach durchlochter Anhänger aus Malachit aus der spätpaläolithischen Höhle von Shanidar im nordöstlichen Irak gelten, der auf ca. 9500 v. Chr. datiert wird. Da viele Kupferminerale
grün sind, wurden diese besonders häufig gesucht und verarbeitet, wie die große Zahl von Malachitperlen in Cayönü und
anderen präkeramischen Fundorten zeigt.
Es ist deshalb wohl kaum Zufall, dass in dieser Periode auch
erstmals Kupfer im Fundbestand auftaucht, und zwar ab dem
späten 9. Jahrtausend v. Chr. in Cayönü und vermehrt im 8. und
7. Jahrtausend v. Chr. in weiten Teilen Vorderasiens (Abb. 2). Soweit untersucht, handelt es sich ausschließlich um gediegen,
also in der Natur als Metall vorkommendes Kupfer, das meist
kalt verformt wurde. Dies lässt sich sowohl aus der außerordentlich hohen Reinheit des Kupfers erschließen als auch aus metallographischen Untersuchungen. Diese haben aber auch gezeigt, dass schon zu Beginn der Metallurgie Kupfer bei der Verformung öfter zwischengeglüht (getempert) wurde (Abb. 3).
Metallurgisch macht das durchaus Sinn, denn Kupfer wird beim
Hämmern spröde und rissig, was durch tempern bei einigen
100°C wieder rückgängig gemacht werden kann. Nun wurden

Эрнст Перницка. Распространение металлургии в Старом свете

Ernst Pernicka. Die Ausbreitung der Metallurgie in der Alten Welt

в VIII и VII тыс. до н. э. в других районах Передней Азии. Согласно данным исследований, это была только самородная
медь, то есть медь, встречающаяся в природе в виде металла, которую обычно обрабатывали способом холодной ковки. Об этом свидетельствуют как необычайная чистота этой
меди, так и данные металлографических исследований, показавших, что уже в начале своей металлургической деятельности человек подвергал медь при формовке промежуточному отжигу — термической обработке (ил. 3). Такая
обработка вполне рациональна с точки зрения металлургии, ведь самородная медь при ковке становится хрупкой
и ломкой, и это можно исправить отжигом при температуре
в несколько сот градусов.
Очевидно, в то же время стали использовать и механические качества металла: его формовали ковкой, изготавливая простые инструменты (шилья, кольца, рыболовные
крючки и т. д.) и тонкие пластины, которые можно было скатать и легко превратить в бусины. Однако такого рода деятельность не есть металлургия в собственном смысле слова, потому что металл только формовали. Его явно считали
просто камнем с особыми свойствами. Ничего необычного
не было и в том, что камень подвергали воздействию огня,
поскольку это делали и в других случаях — например, для
нагрева жидкостей или варки пищи. Однако минералы меди
вели себя в таких случаях необычно. В огне они изменяли
цвет, становясь черными, а иногда и красными. Такие изменения цвета не остались, конечно, без внимания и дали повод для дальнейших экспериментов, пока дело не дошло,
наконец, до настоящего преобразования рудных минералов в металл. Это и стало началом производства металла
способом переплавки руды. Мы, к сожалению, не знаем, когда и где это произошло. Однако с уверенностью можно сказать, что это не было случайным нагревом на открытом
огне, ибо для такого процесса нужны высокие температуры — не ниже 1100°C (медь плавится при 1083°C) — и строго
определенные химические условия при почти полном исключении из процесса кислорода. Такие условия лучше всего обеспечивает закрытое пространство для реакции, но
эксперименты показали, что восстановление оксидных
медных руд возможно с небольшим выходом и в тигле или в
яме под покрытием из древесного угля. Хотя в ранненеолитическом поселении Чатал-Хююк в Средней Анатолии в слоях середины VII тыс. до н. э. были найдены куски медной
руды со следами нагревания, тем не менее не ясно, произошел ли нагрев в огне пожара или же был результатом целенаправленной попытки переплавки. Так или иначе, недавно
было установлено, что медные предметы, найденные в слоях этого времени, сделаны из самородной меди.

Начало выплавки металлов
Самое надежное доказательство целенаправленной плавки
медных руд — это шлаки и/или зашлакованные тигли. Они,
однако, появляются среди археологических находок только
примерно с 5000 года до н. э., так что с точки зрения истории металлургии и обработки металлов у нас оказывается
пробел примерно в 3000 лет, судить о котором мы не можем, не имея никаких однозначных свидетельств. Мы можем, тем не менее, предлагать гипотезы, выстраивать модели и подвергать их экспериментальной проверке. Одна из
таких моделей предполагает, что самородная медь могла
случайно оказаться нагретой до столь высокой температуры, что стала жидкой. А такой опыт мог указать людям путь
к восстановлению медных руд при высоких температурах,
при которых возникает жидкая медь. Хотя это и кажется

1

2

3
Ил. 3. 1 – медная бусина из Ашикли-Хююк; 2 – в сечении видно, что
бусина сделана из скатанной в шарик медной жести; 3 – структура
меди указывает на то, что она была нагрета и сформована
в несколько этапов (по: Yalcin, Pernicka 1999)
Abb. 3. 1 – Kupferperle von Asikli Höyük; 2 – im Querschnitt sieht man, dass
die Perle aus einem zusammengerollten Kupferblech hergestellt wurde;
3 – das Gefüge des Kupfers zeigt an, dass es in mehreren Stufen erhitzt und
verformt wurde (nach Yalcin, Pernicka 1999)

offenbar auch die mechanischen Eigenschaften des Metalls genutzt, indem es durch hämmern zu einfachen Werkzeugen
(Pfrieme, Ringe, Angelhaken, etc.) und Blechen verformt wurde,
die zusammengerollt auf einfache Weise zu Perlen verarbeitet
werden konnten.
Dennoch handelt es sich bei diesen Tätigkeiten nicht um Metallurgie im eigentlichen Sinn, denn das Metall wurde nur verformt. Offensichtlich wurde es wie ein Stein mit besonderen Eigenschaften betrachtet. Es ist auch nicht ungewöhnlich, dass
Steine dem Feuer ausgesetzt wurden, z. B. zur Erhitzung von
Flüssigkeiten oder zum Kochen von Nahrungsmitteln. Die Kupferminerale zeigen aber dabei ein besonderes Verhalten: Sie ändern ihre Farbe im Feuer, denn sie werden meist schwarz, gelegentlich auch rot. Diese auffälligen Farbänderungen blieben
gewiss nicht unbeobachtet und könnten den Anlass für weitere
Experimente gegeben haben, bis es schließlich tatsächlich zur
Umwandlung der Erzminerale zu Metall kam. Das war der Beginn der Metallproduktion durch die Verhüttung von Erzen. Leider wissen wir aber weder wann, noch wo dies geschah. Es kann
aber nicht ein Zufallsprodukt in einem offenen Feuer gewesen
sein, denn für diesen Prozess braucht man hohe Temperaturen
von mehr als 1100°C (Kupfer schmilzt bei 1083°C) und chemisch
reduzierende Bedingungen unter weitgehendem Ausschluss
von Sauerstoff. Das gelingt am besten in einem geschlossenen
Reaktionsraum, aber Experimente haben gezeigt, dass die Reduktion von oxidischen Kupfererzen auch in einem Tiegel oder
in einer Grube unter Holzkohlebedeckung mit geringer Ausbeute möglich ist. In der frühneolithischen Siedlung von Catal
Hüyük in Mittelanatolien wurden zwar in Schichten aus der Mitte des 7. Jahrtausends v. Chr. Kupfererze gefunden, die Anzeichen von Erhitzung aufwiesen, aber es ist unklar, ob diese in einem Schadfeuer stattfand oder aus einem absichtlichen Verhüt-

68

правдоподобным, но до V тыс. до н. э. мы не имеем ни одного медного предмета, который был бы точно изготовлен методом литья. Еще одна гипотеза называет другой металл,
относительно которого феномен случайного восстановления из руды кажется более вероятным. Этот металл — свинец. В отличие от меди свинец практически не встречается
в природе в форме металла. Любой археологический объект из свинца является поэтому per se указанием на плавку
свинцовой руды. Кроме того, также в отличие от ситуации
с медью, это могло действительно происходить при сравнительно низких температурах, так как свинец имеет весьма
низкую температуру плавления — 327°C. Превращение
«камня» в жидкость должно было производить на древних
мастеров потрясающее впечатление и вызывать желание
повторять опыт. Таким образом были открыты условия для
получения металлов из руды, которые затем могли быть перенесены и на медную руду. Поэтому свинцовый браслет из
Ярымтепе I в северном Ираке имеет очень большое значение, так как он датируется VI тыс. до н. э., то есть периодом
до появления однозначных доказательств плавки меди.
Следовательно, свинец — это второй металл, который люди
научились обрабатывать. Может быть, он даже первый, целенаправленно полученный из руды. В связи с этим важно
отметить, что во многих находках бескерамического неолита был обнаружен галенит (сульфид свинца, PbS, то есть самая распространенная свинцовая руда, кристаллизованная
в черные блестящие кубики), например, в Чайоню и ЧаталХююк, где были найдены корольки из галенита.
Помимо неясностей, связанных с техническим развитием
металлообработки, существуют и разные мнения относительно возникновения и распространения этой культурной
техники, ставшей столь важной в последующие периоды.
Если в отношении земледелия и скотоводства общепринятой считается точка зрения, определяющая для них одинединственный регион их происхождения (во всяком случае,
в Старом свете), то относительно возникновения металлургии существуют по меньшей мере две гипотезы — моноцентрическая и полицентрическая. Важное значение имеет и вопрос о том, было ли изобретение выплавки металла из руды
и его литья результатом гениального озарения, или же существовали условия, которые более или менее неизбежно
привели к открытию металлургии.

Распространение пирометаллургии
Относительно V тыс. до н. э. мы можем выделить по меньшей мере четыре региона Передней Азии, где доказано
наличие металлургической деятельности. Это Иранское нагорье к западу и югу от Тегерана (Тепе-Загех, Чешме-Али),
юго-восточные отроги Загросских гор (Тали-Иблис), юговосток Анатолии вдоль среднего течения Евфрата в горах
Тавра (Норсунтепе) и Левант, преимущественно долина
Иордана и низменности между Красным и Мертвым морями. Там, кроме того, имеются и очень ранние свидетельства
литья методом утраченной формы. С другой стороны, самое
раннее свидетельство выплавки металла вообще было обнаружено недавно в Сербии. Незначительные количества
медных шлаков были найдены под Беловоде в слоях начала
V тыс. до н. э. Таким образом, мы имеем свидетельства производства меди восстановлением руды, датируемые одним
тысячелетием и относящиеся к одному региону, простирающемуся от Южной Европы до юго-восточного Ирана (ил. 4).
Трудно представить, что здесь не происходила передача навыков и знаний. Спорным остается сейчас направление распространения технологии. Большинство исследователей

tungsversuch stammt. Die Kupfergegenstände aus diesen
Schichten bestehen jedenfalls aus gediegen Kupfer, wie kürzlich festgestellt werden konnte.

Anfänge der Verhüttung
Der sicherste Nachweis einer gezielten Verhüttung von Kupfererzen sind Schlacken und/oder verschlackte Tiegel. Diese tauchen aber erst ab etwa 5000 v. Chr. im archäologischen Fundbestand auf, so dass wir derzeit in Bezug auf die Entwicklung der
Metallurgie und der Metallverarbeitung noch eine Lücke von
ca. 3000 Jahren haben, in der bisher noch keine eindeutigen
Belege vorliegen. Man kann aber Hypothesen aufstellen und
Modelle entwickeln, die getestet werden können. In einem solchen Modell wurde vorgeschlagen, gediegen Kupfer sei gelegentlich so hoch erhitzt worden, dass es flüssig wurde. Diese
Beobachtung hätte den Weg zur Reduktion von Kupfererzen
bei hohen Temperaturen gewiesen, bei denen Kupfer flüssig
entsteht. Obwohl es plausibel klingt, gibt es kein einziges Kupferobjekt vor dem 5. Jahrtausend v. Chr., das sicher durch Guss
hergestellt wurde. Eine weitere Hypothese nennt ein anderes
Metall, bei dem das Phänomen der zufälligen Reduktion aus
Erzen wahrscheinlicher ist, nämlich Blei. Im Gegensatz zu Kupfer kommt Blei in der Natur praktisch nicht metallisch vor. Ein
archäologisches Bleiobjekt ist deshalb per se ein Hinweis auf
Verhüttung von Bleierzen. Ebenfalls anders als bei Kupfer kann
dies tatsächlich in einem offenen Feuer bei vergleichsweise
niedrigen Temperaturen geschehen, und Blei würde wegen
seines niedrigen Schmelzpunktes von 327°C tatsächlich flüssig
anfallen. Die Umwandlung eines „Steins“ in eine Flüssigkeit
muss auf die frühen Handwerker einen enormen Eindruck gemacht und den Wunsch zur Wiederholung geweckt haben. Auf
diese Weise könnten die Bedingungen für eine Metallgewinnung aus Erzen entdeckt und auch auf Kupfererze angewandt
worden sein. Insofern kommt einem Bleiarmband vom Yarimtepe I im nördlichen Irak eine besondere Bedeutung zu, weil es
aus dem 6. Jahrtausend v. Chr. stammt, also vor eindeutigen
Belegen für Kupferverhüttung. Blei ist somit das zweite Metall,
das vom Menschen verarbeitet wurde. Vielleicht ist es sogar
das erste, das gezielt aus Erzen gewonnen wurde. In diesem
Zusammenhang ist es wichtig zu erwähnen, dass an vielen
Fundorten des akeramischen Neolithikums auch Bleiglanz
(Bleisulfid, PbS, das am weitesten verbreitete Bleierz, kristallisiert in schwarz glänzenden Würfeln) gefunden wurde, z. B. in
Cayönü und in Catal Hüyük, wo auch Perlen aus Bleiglanz gefunden wurden.
Neben der Unklarheit über die technische Entwicklung der
Metallgewinnung gibt es auch unterschiedliche Meinungen
über die Entstehung und Ausbreitung dieser in späteren Perioden essentiellen Kulturtechnik. Während für die Entstehung von
Ackerbau und Viehzucht allgemein eine einzige Kernregion (zumindest für die Alte Welt) angenommen wird, gibt es für die
Entstehung der Metallurgie sowohl monozentrische als auch
polyzentrische Hypothesen. Das ist gleich bedeutend mit der
Frage, ob die Erfindung der Verhüttung von Erzen und das Gießen von Metall ein einziger Geniestreich war oder ob es Bedingungen gibt, die mehr oder weniger zwangsläufig zur Entdeckung der Metallurgie führen können.

Ausbreitung der Pyrometallurgie
Im 5. Jahrtausend v. Chr. sind zumindest vier Regionen in Vorderasien mit identifizierten metallurgischen Aktivitäten erkennbar: Das iranische Hochland westlich und südlich von
Teheran (Tepe Zageh, Cheshme Ali) und eine weitere im südöstlichen Ausläufer des Zagros-Gebirges (Tal-i-Iblis), in Süd-

69

Эрнст Перницка. Распространение металлургии в Старом свете

Ernst Pernicka. Die Ausbreitung der Metallurgie in der Alten Welt

>5000 BC
>4000 BC
>3000 BC
>2500 BC
>2000 BC
>1000 BC
Ил. 4. Распространение пиротехнического производства металла (по: Roberts u. a. 2009)
Abb. 4. Ausbreitung der pyrotechnischen Metallgewinnung (nach Roberts u. a. 2009)

все еще полагает, что регион происхождения технологии
должен находиться где-то на юго-западе Азии и что траектория ее распространения шла главным образом в направлении севера (Кавказ) и запада.
В пользу моноцентрической гипотезы свидетельствует
то, что пиротехнологическая металлургия, то есть производство металла восстановлением из руды, в V тыс. до н. э.
относительно быстро распространилась на очень большой
территории. Надо также учесть, что в данном случае речь
идет о весьма сложной технологии, развитие которой могло
бы занять гораздо больше времени. Кроме того, бросается
в глаза сходство металлических форм и плавильных устройств, противоречащее удаленности мест находок друг от
друга, например Фенана в Иордании от Арисмана в Центральном Иране. Распространение металлургии или по
крайней мере металлообработки в Европе представляет собой временной дрейф из Юго-Восточной в Северо-Западную Европу, сходный с процессом распространения неолитического образа жизни примерно двумя тысячелетиями
раньше (ил. 5). В соответствии с этим производство металла
начинается на Британских островах только в III тыс. до н. э.,
в то время как в Центральной Европе — примерно с 4000 года до н. э.
В пользу второй гипотезы можно привести тот аргумент,
что по крайней мере в настоящее время самые ранние свидетельства плавки руды найдены в регионах, очень далеко
отстоящих друг от друга, и что самые древние медные копи
начала V тыс. до н. э. расположены в Сербии и Болгарии. Однако вполне возможно, что это лишь нестабильный моментальный снимок ситуации, который может в любое время
претерпеть изменения из-за каких-либо новых находок.

ostanatolien entlang des mittleren Euphrat im Taurus-Gebirge
(Norsuntepe) und in der Levante vorwiegend im Jordantal und
der Senke zwischen Rotem und Totem Meer. Dort gab es zusätzlich sehr frühe Nachweise für Guss in verlorener Form. Andererseits ist vor kurzem der früheste Nachweis von Verhüttung
überhaupt in Serbien bekannt geworden. Geringe Mengen an
Kupferschlacke wurden bei Belovode in Schichten aus dem frühen 5. Jahrtausend v. Chr. gefunden. Somit haben wir Anzeichen von Kupfergewinnung durch Reduktion von Erzen innerhalb eines Jahrtausends in einem Gebiet, das von Südosteuropa bis in den Südostiran reicht (Abb. 4). Es ist schwer vorstellbar,
dass es hier keinen Kenntnistransfer gegeben hat. Umstritten
ist derzeit die Richtung, in die sich die Technologie ausgebreitet
hat. Die Mehrheit der Forscher nimmt immer noch an, dass die
Ursprungsregion irgendwo in Südwestasien liegen müsse und

Техника литья и золото

Karpatenländische Metallurgieströmung:
Technologietransfer

Importe

Mediterrane Metallurgieströmung:
Technologietransfer

Ил. 6. Некоторые золотые предметы из могильника в Варне,
погребение 36. (Фото К. Димитрова)
Abb. 6. Varna. Auswahl von Goldfunden aus dem Komplex (Grab) 36.
(Foto: K. Dimitrov)

В V тыс. до н. э. появляется и золото, произошло это в юговосточной Европе. В городе Варна на Черном море в 1972 году случайно, при рытье траншеи для кабеля, был обнаружен
доисторический могильник, датируемый второй половиной
V тыс. до н. э. Особенностью почти 300 погребений этого могильника является богатый погребальный инвентарь, распределенный крайне неравномерно и впервые включающий в себя золото. Всего в списке находок значатся 3000
объектов из золота, вес которых в сумме достигает шести
килограммов (ил. 6). Культурно-историческое значение этих
необыкновенных могильников стало предметом оживленных дискуссий. Так или иначе, неравномерное распределение погребального инвентаря указывает на иерархически
структурированное общество с личным или общественным
богатством, которое, вероятно, должно было выражать социальный статус. Ряд исследователей даже считает поразительное золотое богатство некоторых могильников символом рождения европейской цивилизации. С точки зрения металлургии интересно то, что погребальный
инвентарь могильников отражает развитие ремесла от
простых жестяных работ до литья методом утраченной
формы.
Медь тоже отливали, что гораздо сложнее, чем литье золота. Расплавленная медь вбирает в себя кислород и отдает
его при остывании. Из-за этого появляются пузыри с газом,
которые могут приводить к серьезным дефектам литья,
вплоть до вытеснения меди из закрытых форм. Тем не менее
уже в V тыс. до н. э. медь отливали таким способом. Ведь методом литья в открытые формы можно было изготовить
только самые простые изделия. Двояковыпуклые предметы, например многочисленные изогнутые крестовые

Importe

Ил. 5. Распространение металлургии в Европе (по: Strahm 1994)
Abb. 5. Ausbreitung der Metallurgie in Europa (nach Strahm 1994)

70

dass sie sich vorrangig nach Norden (Kaukasus) und Westen
ausgebreitet hat.
Für die monozentristische Hypothese spricht, dass sich die
pyrotechnologische Metallurgie, d.h. die Gewinnung von Metallen durch Reduktion von Erzen, im späten 5. Jahrtausend v.
Chr. relativ schnell über einen sehr großen Raum verbreitet.
Hinzu kommt, dass es sich um eine ziemlich komplexe Technologie handelt, deren Entwicklung einen langen Zeitraum beanspruchen dürfte. Außerdem ist die Ähnlichkeit der Metallformen und der Verhüttungseinrichtungen über weite Entfernungen hinweg auffällig, z. B. Fenan in Jordanien und Arisman
im Zentraliran. Die Ausbreitung der Metallurgie oder mindestens der Metallverarbeitung in Europa folgt einer ähnlichen
zeitlichen Drift von Südost- nach Nordwesteuropa wie die
Ausbreitung der neolithischen Lebensweise ca. zwei Jahrtausende früher (Abb. 5). Dementsprechend beginnt die Metallgewinnung auf den Britischen Inseln erst im dritten Jahrtausend v. Chr., während sie in Mitteleuropa ab etwa 4000 v. Chr.
einsetzt.
Für die zweite Hypothese könnte man anführen, dass zumindest derzeit die frühesten Anzeichen für die Verhüttung von Erzen in weit voneinander entfernt liegenden Regionen gefunden
wurden und dass die ältesten Kupferbergwerke vom Beginn des
5. Jahrtausends v. Chr. in Serbien und Bulgarien liegen. Das ist
aber möglicherweise nur eine instabile Momentaufnahme, die
durch Neufunde jederzeit verändert werden kann.

71

Эрнст Перницка. Распространение металлургии в Старом свете

Ernst Pernicka. Die Ausbreitung der Metallurgie in der Alten Welt

топоры в Юго-Восточной Европе, требовали уже закрытой
двухстворчатой литейной формы, а еще более сложные изделия можно было получить только литьем по методу утраченной формы.

более сложными формами стало возможным благодаря так
называемому литью по утраченной восковой модели. Способ такого литья состоял в том, что нужную форму сначала
моделировали из воска поверх глиняного ядра. Этот восковой слой окружали несколькими слоями глины, при этом
первый, внутренний слой делали из самой пластичной глины, чтобы точно воспроизвести мельчайшие детали поверхности. Готовую глиняную форму нагревали, расплавленный
воск вытекал, оставляя полость в форме изготавливаемого
предмета. Полость заполняли расплавленным металлом. После остывания глину отбивали, обнажая металлическое изделие. Свидетельства применения этого метода уже в конце
V тыс. до н. э. найдены в Иордании, где в пещере Нахал-Мишмар были найдены 442 металлических предмета, большая
часть которых отлита с применением этой техники. Предметы сделаны из необычного сплава меди с сурьмой и мышьяком. В это же самое время такая литейная техника применялась и в Варне для изготовления предметов из золота.

Мышьяковая медь
Как только люди узнали и получили не один, а несколько металлов, они начали изготавливать сплавы. Медь и золото
или медь и серебро целенаправленно смешивали друг
с другом, вероятно, для того, чтобы изменить цвет конечного изделия. Золото и серебро встречаются вместе и в природе, например в форме электрума — золота с 20–25% серебра. В конце V тыс. до н. э. появляется сплав меди и мышьяка, который, правда, в большинстве случаев не был
целенаправленно полученным сплавом как таковым, означающим результат совместной плавки и, соответственно,
смешивания двух и более металлов. Это было невозможно
хотя бы в силу того, что мышьяк возгоняется, то есть переходит из твердого в газообразное состояние, уже при 617°C,
а медь только плавится при 1084°C. Поэтому при совместной плавке мышьяк просто бы исчез. С другой стороны,
если добавить мышьяк в расплавленную медь, он тут же испарится. Тем не менее в IV тыс. до н. э. этот сплав, более твердый, чем чистая медь, и более податливый при выплавке,
был очень широко распространен. Объяснить такую странность может то, что твердость сплава стала известна и побудила искать и добывать медные руды с повышенным содержанием мышьяка. В последние годы получены новые
подтверждения того, что медь целенаправленно плавили
с мышьяксодержащими минералами и таким образом целенаправленно получали мышьяковую медь. Недавно в Иране
и Западной Анатолии в местах добычи и переработки меди
были найдены остатки мышьякового железа, которое могло
служить именно для этой цели. Самый часто встречающийся мышьяковый минерал — это арсенопирит, или мышьяковый колчедан (FeAsS), который, вероятно, нагревали, чтобы
удалить серу. При этом возникало мышьяковое железо (в
терминологии металлургов — шпейза), которое можно
было использовать для получения сплава мышьяка и меди.
Это свидетельствует о невероятном прогрессе в освоении
металлургических процессов. Он был мотивирован, скорее
всего, потребностями оружейной техники, ибо только с появлением мышьяковой меди появился и новый тип оружия — кинжал. Действительно, бóльшая твердость сплава
по сравнению с чистой медью позволяла применять изготовленные из него предметы в качестве оружия.
Использование сплавов вместо чистой меди имело еще
одно серьезное преимущество. Они гораздо легче поддаются литью, поэтому из них можно изготовить предметы практически любой формы. Дело в том, что расплавленная медь
абсорбирует из воздуха кислород, который при остывании
улетучивается, что порождает дефекты литья. Именно появление таких инноваций, как сплавы, способствовало развитию и распространению металлургии. Сплавы дали людям
новый материал, более твердый, чем кость, дерево или нелигированная медь, и позволили изготавливать предметы
нового типа, например кинжал, который невозможно было
сделать из каменных материалов с качеством, необходимым для его практического использования. Техника литья
развивалась очень быстро. После простого литья в открытых каменных формах перешли к формам закрытым, нужным, например, для изогнутых изделий — таких, как широко распространенные в Юго-Восточной Европе около IV тыс.
до н. э. топоры из Ясладани (ил. 7). Литье изделий с еще

Arsenkupfer
Sobald mehr als ein Metall bekannt war und zur Verfügung
stand, wurden auch Legierungen hergestellt. Kupfer und Gold
bzw. Kupfer und Silber wurden absichtlich vermischt, wohl um
die Farbeigenschaften zu verändern. Gold und Silber kommen
zusammen in der Natur vor, z. B. in Form von Elektrum, Gold mit
einem Silberanteil von ca. 20 bis 25%. Im späten 5. Jahrtausend
v. Chr. kommt auch die Legierung von Kupfer und Arsen hinzu,
die allerdings in vielen Fällen wohl keine absichtliche Legierung
in dem Sinne war, dass zwei oder mehr Metalle zusammen eingeschmolzen und dadurch vermischt wurden. Dies ist deshalb
nicht möglich, weil Arsen bereits bei 617°C sublimiert, d.h. vom
festen in den gasförmigen Zustand übergeht, während Kupfer
erst bei 1084°C schmilzt. Arsen würde deshalb bei gemeinsamem Erhitzen verloren gehen. Andererseits würde dasEinbringen von Arsen in geschmolzenes Kupfer sofort zum Verdampfen des Arsens führen. Dennoch dominiert besonders im
4. Jahrtausend v. Chr. diese Legierung, die härter als reines Kupfer ist und sich auch noch leichter gießen lässt.
Die Erklärung könnte darin zu suchen sein, dass die größere
Härte dieser Legierung erkannt wurde und deshalb verstärkt arsenreiche Kupfererze gesucht und verhüttet wurden. In den
letzten Jahren mehren sich die Anzeichen dafür, dass Kupfer mit
arsenhaltigen Mineralen zusammen eingeschmolzen wurde,
um auf diese Weise absichtlich Arsenkupfer herzustellen. Im
Iran und auch in Westanatolien wurden kürzlich Reste von Eisenarseniden im Zusammenhang mit Kupfergewinnung und -verarbeitung gefunden, die zu diesem Zweck gedient haben könnten. Das häufigste Arsenmineral ist Arsenopyrit oder Arsenkies
(FeAsS), das offenbar erhitzt wurde, um den Schwefel zu entfernen. Dabei entstehen Eisenarsenide (in der Sprache der Hüttenleute Speise genannt), die zur Legierung von Arsen mit Kupfer
verwendet werden konnten. Dies zeigt einen enormen Fortschritt in der Beherrschung metallurgischer Prozesse an. Die
Motivation für diesen Aufwand könnte in der Waffentechnik zu
suchen sein. Denn erst mit Arsenkupfer kommt mit dem Dolch
eine neue Waffenform auf, die wegen ihrer größeren Härte als
reines Kupfer auch tatsächlich als Waffe eingesetzt werden
konnte.
Die Verwendung von Legierungen statt reinem Kupfer hatte
noch einen weiteren entscheidenden Vorteil: Sie lassen sich wesentlich leichter gießen, und dadurch können praktisch beliebige Formen hergestellt werden. Denn geschmolzenes Kupfer
absorbiert Sauerstoff aus der Luft, der beim Erkalten entweicht
und zu Gussfehlern führt. Erst durch diese Innovationen konnte
sich die Metallverarbeitung durchsetzen. Sie bot einen neuen
Werkstoff, der härter als Knochen, Holz oder unlegiertes Kupfer
war, und sie ermöglichte die Herstellung neuer Formen wie
dem Dolch, der mit Steinmaterialien nicht in gleicher Qualität
erzeugt werden konnte. Die Gusstechniken entwickelten sich
schnell. Nach dem einfachen Herdguss in offenen Steinformen
kamen geschlossen Formen hinzu, z. B. für geschwungene Geräte wie die weit verbreiteten Jaszladany-Äxte in Südosteuropa
um 4000 v. Chr. (Abb. 7). Noch komplexere Formen werden
durch den so genannten Guss in verlorener Form zugänglich.
Dabei wird die gewünschte Form zuerst über einem Tonkern
aus Wachs modelliert. Diese Wachsschicht wurde mit mehreren
Tonschichten umgeben, wobei die innerste Schicht aus dem
feinsten Ton besteht, um auch kleine Details der Oberfläche getreu abzubilden. Die fertige Tonform wurde erhitzt, das geschmolzene Wachs floss heraus und hinterließ einen Hohlraum
in der Form des gewünschten Objektes. Dieser Hohlraum wurde
mit flüssigem Metall gefüllt. Nach dem Erkalten wurde der Ton

Свинец и серебро

Ил. 7. Типичные топоры из Ясладани (по: Kienlin, Pernicka 2009)
Abb. 7. Typische Jaszladany-Äxte (nach Kienlin, Pernicka 2009)

Gusstechniken und Gold
Im 5. Jahrtausend v. Chr. tritt Gold hinzu, und zwar in Südosteuropa. In der Stadt Varna am Schwarzen Meer wurde im Jahre
1972 zufällig beim Ausbaggern eines Kabelkanals ein prähistorisches Gräberfeld entdeckt, das in die zweite Hälfte des 5. Jahrtausends datiert. Das Besondere an diesen nahezu 300 Gräbern
sind die reichen Grabbeigaben, die extrem ungleichmäßig verteilt sind und erstmals auch Gold enthalten. Insgesamt sind
etwa 3000 Goldobjekte inventarisiert, die zusammen rund
sechs Kilogramm wiegen (Abb. 6). Die kulturhistorische Bedeutung dieses außergewöhnlichen Gräberfeldes wurde vielfach
diskutiert. Jedenfalls deutet die ungleiche Verteilung der Beigaben auf eine hierarchisch gegliederte Gesellschaft mit persönlichem oder gemeinschaftlichem Reichtum, der möglicherweise
den sozialen Status ausdrücken sollte. Manche sehen in dem
enormen Goldreichtum einiger Gräber sogar ein Symbol für
den Beginn der europäischen Zivilisation. Für die metallurgische Betrachtung ist es interessant, dass sich im Gräberfeld eine
handwerkliche Entwicklung abzuzeichnen scheint, die von einfachen Blecharbeiten bis zum Guss in verlorener Form reicht.
Auch Kupfer wurde gegossen, was deutlich schwieriger ist
als der Guss von Gold. Denn geschmolzenes Kupfer nimmt Sauerstoff auf, den es beim Abkühlen wieder abgibt. Dadurch entstehen Gasblasen, die zu schweren Gussfehlern bis hin zum
Austreiben des Kupfers aus geschlossenen Formen führen können. Dennoch ist dies bereits im 5. Jahrtausend v. Chr. möglich
gewesen. Denn mit dem offenen Herdguss können nur einfache
Formen hergestellt werden. Bikonvexe Formen, wie die zahlreichen geschwungenen kreuzständigen Hacken in Südosteuropa,
erfordern bereits eine zweischalige geschlossene Gussform,
und komplexe Formen können nur im Guss in verlorener Form
erreicht werden.

72

В IV тыс. до н. э. в металлургии начинают использовать еще
два металла — свинец и серебро. Правда, свинец люди узнали гораздо раньше, о чем свидетельствует свинцовый браслет из Ярымтепе в Cеверном Ираке, датируемый примерно
VI тыс. до н. э. Поскольку свинец, в отличие от меди, никогда
не встречается в природе в форме металла, браслет можно
считать вообще самым ранним свидетельством получения
металла из руды. Объяснением может служить относительно легкое получение свинца из его наиболее часто встречающихся руд (галенит, PbS, и церусит, PbCO), и это позволяет
предположить, что впервые свинец был получен случайно,
в открытом огне. Галенит формирует красивые кристаллы
с металлическим блеском, которые, очевидно, издревле использовались для украшений. Так, в слоях бескерамического неолита Плодородного полумесяца, например в Чайоню,
наряду с самородной медью были найдены и куски галенита. Не исключено, что такие декоративные камни могли подвергать воздействию огня, как и другие каменные предметы, чтобы посмотреть, что произойдет. При этом действительно мог появляться жидкий свинец в небольших
количествах, это могло разжечь любопытство и привести
в дальнейшем и к плавке медной руды. Правда, вызывает
удивление тот факт, что приблизительно в IV тыс. до н. э.
люди, очевидно, каким-то образом узнали о содержании
в свинце небольшого количества серебра. Ибо как раз в это
время появились первые предметы из серебра, а число находок предметов из свинца, относящихся к тому же времени, значительно возросло. Хотя серебро и относится к самородным металлам, встречающимся в природе именно
в форме металла, большая часть серебра в Передней Азии
и в Восточном Средиземноморье была получена из свинцовых руд. Это подтверждено находкой свинцового глета
(PbO), возникающего при купелировании, называемом иногда трейбованием, то есть при окислительном отделении
свинца от серебра в расплавленном состоянии. Это вещество невозможно спутать ни с каким природным материалом, так как в природе оно практически не встречается. Поэтому, например, обнаружение свинцового глета в ХабубаКабира на Среднем Евфрате в Сирии однозначно доказывает,
что уже в VI тыс. до н. э. серебро получали из свинца. Многочисленные находки свинцового глета в Арисмане в Центральном Иране, датируемые более поздним временем (ил. 8), свидетельствуют о том, что этот метод использовали уже в гораздо большем масштабе. О возникновении трейбования нельзя

73

Эрнст Перницка. Распространение металлургии в Старом свете

Ernst Pernicka. Die Ausbreitung der Metallurgie in der Alten Welt

сказать ничего определенного. Не исключено, что поводом
для открытия серебра стал свинец, содержащий большое количество серебра. В расплавленном состоянии свинец легко
окисляется на воздухе. Если все время удалять этот «свинцовый пепел», то останется серебро, которое больше в огне уже
не изменится. Таким или каким-то похожим образом мог быть
открыт процесс трейбования, который можно обозначить как
самый ранний целенаправленно используемый процесс разделения химических веществ. Из ненужного металла, свинца,
получали другой, серебро, которое уже в III тыс. до н. э. служило наиболее популярным мерилом ценности.

abgeschlagen und die gewünschte Form in Metall kam zum
Vorschein. Diese Technik ist bereits im späten 5. Jahrtausend v.
Chr. im Jordantal nachzuweisen, wo in der Höhle von Nahal
Mishmar 442 Metallobjekte gefunden wurden, die mehrheitlich
in dieser Technik hergestellt worden sind. Sie bestehen aus einer ungewöhnlichen Legierung von Kupfer mit Antimon und
Arsen. Zeitgleich ist diese Technik in Varna zur Herstellung von
Goldobjekten angewandt worden.

Blei und Silber
Im 4. Jahrtausend v. Chr. kommen noch zwei weitere Metalle
hinzu, nämlich Blei und Silber. Blei tritt allerdings bereits früher
in den Gesichtskreis des Menschen, wie ein Bleiarmband vom
Yarim Tepe im nördlichen Irak zeigt, das auf ca. 6000 v. Chr. datiert wird. Da Blei, anders als Kupfer, in der Natur praktisch nicht
als Metall vorkommt, dürfte das der früheste Hinweis auf eine
Metallgewinnung aus Erzen überhaupt sein. Der Grund dafür
ist in der relativ einfachen Gewinnung von Blei aus seinen häufigsten Erzen (Bleiglanz, PbS, und Cerussit, PbCO) zu suchen,
wodurch es möglich erscheint, dass dieses Metall zufällig in
einem offenen Feuer entstand. Bleiglanz bildet schöne, metallisch glänzende Kristalle aus, die offensichtlich schon früh als
Schmucksteine Verwendung fanden. So wurden im akeramischen Neolithikum des Fruchtbaren Halbmonds neben gediegen Kupfer auch Stücke von Bleiglanz gefunden, wie z. B. in
Cayönü. Es ist denkbar, dass solche Schmucksteine ähnlich wie
anderes Steinmaterial dem Feuer ausgesetzt wurden, um zu
sehen, was passiert. Dabei könnte tatsächlich flüssiges Blei in
kleinen Mengen entstanden sein, das Neugier geweckt und
vielleicht auch zur Verhüttung von Kupfererzen geführt haben
mag. Wirklich erstaunlich ist allerdings die Tatsache, dass irgendwann im 4. Jahrtausend v. Chr. offenbar auch erkannt
wurde, dass Blei in geringen Mengen Silber enthält. Denn in
dieser Zeit tauchen die ersten Silberobjekte auf, und die Zahl
der zeitgleichen Bleifunde steigt deutlich an. Obwohl Silber zu
den in der Natur vorkommenden, gediegenen Metallen zählt,
wurde in Vorderasien und im östlichen Mittelmeerraum das
meiste Silber aus Bleierzen gewonnen. Dies ist durch Funde
von Bleiglätte (PbO) erwiesen, die bei der Kupellation, auch
Treibprozess genannt, der oxidativen Trennung von Blei und
Silber im schmelzflüssigen Zustand, entsteht. Dieses Material
kann nicht mit einem Naturprodukt verwechselt werden, denn
es kommt in der Natur kaum vor. Somit beweisen z. B. Bleiglättefunde aus Habuba Kabira am mittleren Euphrat in Syrien eindeutig, dass bereits im 4. Jahrtausend v. Chr. Silber aus Blei gewonnen wurde. Etwas später deuten zahlreiche Bleiglättefunde in Arisman im Zentraliran an (Abb. 8), dass der Prozess
bereits im technischen Maßstab angewendet wurde. Die Entstehung des Treibprozesses liegt im Dunkeln. Es ist denkbar,
dass sehr silberreiches Blei Anlass zur Entdeckung von Silber
gab. Denn Blei lässt sich im geschmolzenen Zustand an Luft
leicht oxidieren. Wenn man diese „Bleiasche“ ständig entfernt,
bleibt Silber übrig, das sich im Feuer nicht weiter verändert. So
oder so ähnlich könnte der Treibprozess entdeckt worden sein,
den man wohl als frühesten, gezielt eingesetzten chemischen
Trennprozess bezeichnen kann. Aus einem nur wenig begehrten Metall wie Blei wurde ein anderes, nämlich Silber, abgetrennt, das schon im dritten Jahrtausend v. Chr. als bevorzugter
Wertmesser diente.

Появление оловянистой бронзы
В VI тыс. до н. э. мышьяковая медь была самым распространенным металлом во всем Старом свете — от Центральной
Европы до Ирана. Тем не менее она была вытеснена другим

Ил. 8. Фрагменты свинцового глета из Арисмана, Иран. В углублениях
после купеляции могло остаться серебро
Abb. 8. Bleiglättefragmente von Arisman, Iran. In den Vertiefungen dürfte
nach der Kupellation Silber übrig geblieben sein

медным сплавом — сплавом меди и олова, называемым повсюду бронзой. В дальнейшем изложении мы будем называть его оловянистой бронзой, потому что в материаловедении все медные сплавы называют бронзой, кроме сплава
меди и цинка, именуемого латунью. Соответственно, соединение меди и мышьяка можно называть мышьяковой бронзой. Чтобы устранить возможную путаницу, специалисты по
археометаллургии приняли понятия «мышьяковая медь»
и «оловянистая бронза».
Переход от мышьяковой меди к оловянистой бронзе кажется вначале удивительным, так как оба сплава имеют хотя
и не совсем идентичные, но очень похожие материальные
свойства. Оба они прочнее, чем чистая медь, и оба можно
легче отливать. К тому же весьма часто медь и мышьяк
встречаются в одних и тех же месторождениях, в то время
как олово и медь обнаруживают вместе крайне редко. Из
этого можно сделать заключение, что оба металла получали отдельно и сплавляли уже только на этапе изготовления
предметов. Такой прием описывают и самые ранние письменные источники из Месопотамии, посвященные получению бронзы. Однако залежи олова встречаются гораздо
реже, чем залежи меди, поэтому олово приходилось привозить издалека. Об этом свидетельствует географическое
расположение известных залежей и месторождений олова.
Так, ни в самой Месопотамии, где оловянистая бронза
встречается достаточно часто уже в III тыс. до н. э., ни вокруг

Aufkommen der Zinnbronze
Im 4. Jahrtausend v. Chr. ist Arsenkupfer in der gesamten Alten
Welt von Mitteleuropa bis in den Iran das vorherrschende Metall. Dennoch wird es von einer neuen Kupferlegierung ver-

74

drängt, nämlich der Legierung von Kupfer und Zinn, allgemein
als Bronze bezeichnet. Im Folgenden wird sie aber als Zinnbronze angesprochen, weil in der Werkstoff kunde alle Kupferlegierungen als Bronze bezeichnet werden, außer der Kupfer-ZinkLegierung, die Messing genannt wird. Dementsprechend könnte man deshalb die Legierung von Kupfer und Arsen als
Arsenbronze bezeichnen. Um Missverständnisse zu vermeiden,
haben sich in der Archäometallurgie die Begriffe Arsenkupfer
und Zinnbronze eingebürgert.
Der Umschwung von Arsenkupfer zu Zinnbronze erscheint
zunächst erstaunlich, denn beide Legierungen weisen zwar
nicht identische, aber doch ähnliche Werkstoffeigenschaften
auf. Beide sind härter als unlegiertes Kupfer, und beide sind einfacher zu gießen. Zusätzlich kommen Kupfer und Arsen relativ
häufig zusammen in Lagerstätten vor, während Zinn und Kupfer
äußerst selten gemeinsam auftreten. Man muss deshalb davon
ausgehen, dass die beiden Metalle getrennt produziert und erst
bei der Herstellung von Objekten zusammen eingeschmolzen
wurden, um die Legierung zu erzeugen. Diese Vorgehensweise
legen auch die frühesten schriftlichen Überlieferungen zur Herstellung von Zinnbronze aus Mesopotamien nahe. Nun sind
aber Zinnlagerstätten sehr viel seltener als die von Kupfer, so
dass das Zinn wohl über weite Strecken transportiert werden
musste. Das ergibt sich zumindest aus der geographischen Verbreitung der bekannten Zinnlagerstätten und -vorkommen. So
sind in Mesopotamien, wo Zinnbronze bereits im 3. Jahrtausend
v. Chr. relativ häufig auftritt, in weitem Umkreis keine Zinnlagerstätten bekannt. Der Befund, dass die frühesten Zinnbronzen in
Regionen auftauchen, die keine Zinnlagerstätten aufweisen,
wird gelegentlich als „Rätsel der frühen Bronzezeit“ bezeichnet.
Die Frage beschäftigt Archäologen seit mehr als hundert Jahren, wie der Titel eines Artikels von K. E von Baer im Archiv für
Anthropologie 1876 zeigt: „Von wo das Zinn zu den ganz alten
Bronzen gekommen sein mag?“
Wenn also mit Arsenkupfer ein wesentlich härteres Metall als
unlegiertes Kupfer zur Verfügung stand, das außerdem relativ
leicht zugänglich war, dann ist es nicht unmittelbar einsichtig,
dass sich die Zinnbronze als Standardlegierung durchsetzte. Als
Erklärung dafür wird meist die Giftigkeit der Arsenverbindungen zusammen mit ihrer Flüchtigkeit herangezogen. Es ist zwar
richtig, dass Arsenkupfer beim Erhitzen Arsen in Form von flüchtigem und giftigem As2O3 verlieren kann, aber das scheint nur
bei sehr hohen Arsengehalten von mehr als 7% wirklich signifikant zu sein. Die meisten prähistorischen Kupferlegierungen
enthalten aber weniger Arsen. Außerdem hätte die Giftigkeit
früher auffallen müssen; aber Herstellung und der Gebrauch
von Arsenkupfer haben sich über rund tausend Jahre gehalten.
Wenig wahrscheinlich dürfte auch eine Erschöpfung von arsenhaltigen Kupfervorkommen sein. Manche Erzregionen, wie
etwa der südliche Kaukasus oder Südspanien, sind bis heute
durch einen hohen Arsenanteil gekennzeichnet. Wahrscheinlich
waren es andere Gründe, die den Umschwung begünstigten:
Einerseits war es wegen der Flüchtigkeit von Arsen schwierig,
eine bestimmte Zusammensetzung von Arsenkupfer gezielt
herzustellen, während die Komponenten der Zinnbronze gewogen und dann zu einer Legierung verarbeitet werden konnten,
deren Eigenschaften vorhersehbar waren, wie auch aus den
Keilschifttexten hervorgeht. Noch wichtiger dürfte die bekannte goldähnliche Farbe von Zinnbronze gewesen sein. In Mesopotamien hat sich z. B. herausgestellt, dass es nicht Gebrauchsgegenstände und Waffen waren, die aus Zinnbronze hergestellt
wurden, wie man aufgrund der Materialeigenschaften erwarten
würde, sondern vorwiegend Gefäße und Prunkobjekte. Daraus
lässt sich schließen, dass es keineswegs Härte und Zähigkeit wa-

нее нет месторождений олова. То обстоятельство, что
самые ранние предметы из оловянистой бронзы встречаются в тех местностях, где нет месторождений олова, называют иногда «загадкой эпохи ранней бронзы». Этот вопрос занимает археологов уже на протяжении более ста лет, о чем
говорит название статьи К. Е. фон Байера в «Архиве антропологии» за 1876 год: «Откуда могло взяться олово для
древнейших бронзовых предметов?». Если мышьяковая
медь представляла собой материал, гораздо более прочный, чем чистая медь, и вполне доступный, то не совсем понятно, почему стандартным сплавом стала оловянистая
бронза. В качестве объяснения этого факта часто приводят
аргумент, что соединения мышьяка были очень ядовиты
и очень летучи. Это так, мышьяковая медь действительно
выделяет при нагревании мышьяк в форме летучего и ядовитого As2O3, но это имеет значение только при достаточно
высоком содержании мышьяка — более 7%. Однако большинство доисторических медных сплавов имеет гораздо
меньше мышьяка. Кроме того, то, что эти сплавы ядовиты,
должно было быть замечено гораздо раньше, тем не менее
производство и использование мышьяковой меди продолжалось почти тысячу лет. Столь же неубедительной выглядит гипотеза об исчерпании месторождений мышьяксодержащей меди. Некоторые рудные районы, например Южный
Кавказ или Южная Испания, до сих пор имеют в руде большой процент мышьяка. Вероятно, переход к другим сплавам
был обусловлен иными причинами. С одной стороны, из-за
летучести мышьяка было сложно обеспечивать определенный состав мышьяковой меди, в то время как компоненты
оловянистой бронзы можно взвешивать и затем перерабатывать в сплав, качества которого будут предсказуемы. Информацию об этом мы находим в клинописных текстах. Еще
важнее был, вероятно, знаменитый цвет оловянистой бронзы, напоминающий золото. Например, уже точно установлено, что в Месопотамии из оловянистой бронзы изготавливали не утварь и оружие, что было бы естественно, учитывая
свойства материала, а главным образом сосуды и предметы
роскоши. Из этого можно сделать вывод, что отнюдь не
твердость и ковкость делали оловянистую бронзу столь желанной для людей той эпохи, а именно цвет и, вероятно,
собственно цена материала, который было нелегко добыть.
Именно поэтому самые ранние предметы из оловянистой
бронзы в Месопотамии, впрочем и во всех других регионах
распространения этого материала, были предметами роскоши.

Происхождение олова
С точки зрения металлургии технология получения бронзы
представляет собой еще один шаг по пути возрастания
сложности процессов. Месторождения меди, как правило,
не имели олова, поэтому его приходилось добывать из совсем других месторождений, которые к тому же были немногочисленны. Самые важные районы его производства
находятся сегодня в Юго-Восточной Азии (Малайзия, Индонезия, Таиланд), где получают половину годовой добычи
олова, в Западной и Центральной Африке (Нигерия, Заир)
и Южной Америке (Боливия) — по 15% годовой добычи.
Долгое время в производстве олова лидировал Корнуолл,
общее производство оценивают примерно в два миллиона
тонн. В конце XIX века производство резко упало, а сегодня
уже почти прекратилось. Вторым по значению районом
производства олова в Европе были саксонско-богемские
Рудные горы, где получали примерно одну десятую часть от
общего производства Корнуолла. Менее значительны были

75

Эрнст Перницка. Распространение металлургии в Старом свете

Ernst Pernicka. Die Ausbreitung der Metallurgie in der Alten Welt

месторождения олова в Бретани, на французском центральном горном массиве и на северо-западе Иберийского полуострова. В Восточном Средиземноморье и в Передней Азии,
включая Кавказ, залежей олова в собственном смысле слова нет. Могли ли в эпоху ранней бронзы разрабатывать небольшие месторождения, которые с нынешней точки зрения имеют только минералогический интерес, следует решать в каждом конкретном случае отдельно. Так или иначе,
но превращение оловянистой бронзы в важнейший исходный материал для изготовления оружия и утвари имело
своим следствием необходимость надежной доставки олова из отдаленных районов. Это оказало, конечно, немалое
влияние на «глобализацию» освоенной на то время ойкумены, что предполагало обмен товарами, а также, возможно,
и идеями, и людьми.
До настоящего времени обнаружено и исследовано только два доисторических оловянных рудника, оба в Средней
Азии, в Карнабе (Узбекистан) и Мушистоне (Таджикистан).
История их разработки уходит корнями в начало II тыс. до
н. э. Месторождение Мушистона имеет, кроме того, одну особенность: руда в нем содержит и олово, и медь. Она состоит
преимущественно из оловянного колчедана (Cu2FeSnS4), который, как и другие медные минералы, разлагается с образованием зеленого цвета. При разложении медь отделяется
от олова, и получаются медные и оловянные минералы.
Если эту руду плавить, сразу получается бронза. Хотя такой
метод и не является стандартным при производстве бронзы, этот тип руды мог бы дать ответ на вопрос о том, как вообще была открыта оловянистая бронза, если медь и олово
редко встречаются в природе вместе. Из такой руды оловянистая бронза могла получиться просто случайно, и это
могло пробудить интерес к экспериментам и привести
в дальнейшем к открытию того, что второй компонент в давно известной зеленой медной руде дает красивый цвет
бронзы. В связи с этим особенно интересно, что недавно
под Дех-Хосейном в Западном Иране было открыто месторождение похожего минерала, где найдены следы древнего
рудника. Однако более детальное изучение этого места, которое могло быть источником оловянистой бронзы, еще
впереди.

weiß. Er enthält aber fast immer etwas Eisen, so dass er meist
braun oder schwarz gefärbt und damit optisch recht unauffällig
ist. Kennzeichnend ist aber sein relativ hohes spezifisches Gewicht. Dennoch war die Prospektion auf dieses Erz in der Bronzezeit sicherlich nicht einfach. Der wahrscheinlichste Weg wie
man Zinnstein in der Natur findet, ist wohl mit der Suche nach
Gold verbunden. Sowohl Gold als auch Zinnstein sind sehr verwitterungsbeständig und spezifisch schwer. Dadurch werden
beide nach der Verwitterung des Ursprungsgesteins in Flüssen
transportiert und an bestimmten Stellen konzentriert, den so
genannten Seifen. Beim Goldwaschen findet man deshalb nicht
selten auch Zinnstein und man nimmt allgemein an, dass Zinn
und Gold in der Bronzezeit vorwiegend aus alluvialen Vorkommen (Zinn- und Goldseifen) gewonnen wurden. Es erscheint
durchaus realistisch, dass bei der Goldgewinnung oft auch
Zinnstein anfiel. Wenn die meist kleinen Goldpartikel in einem
Tiegel unter Holzkohle zusammengeschmolzen wurden, könnte es gelegentlich auch zur Reduktion von Zinnstein gekommen sein. Dies wäre ein alternativer und wohl auch plausiblerer
Weg zur Entdeckung von metallischem Zinn, das in der Natur
nur als große Rarität vorkommt. Das Mischen von verschiedenen Metallen ist dann nahe liegend und könnte zur Entdeckung
der Zinnbronze geführt haben, wobei vielleicht auch die Nachahmung von Gold eine Rolle gespielt hat.
Es gibt grundsätzlich drei Wege, um Zinnbronze herzustellen, nämlich die Verhüttung von zinnhaltigen Kupfererzen, das
Einbringen von Zinnstein in geschmolzenes Kupfer (Zementation) und das Zusammenschmelzen von metallischem Kupfer
und Zinn. Die erste Methode kann für die routinemäßige Herstellung ausgeschlossen werden, weil damit eine Kontrolle der
Legierungszusammensetzung nicht möglich ist. Das widerspricht aber dem Befund, dass offenbar seit Beginn der Bronzezeit ein Zinngehalt von etwa 10 bis 15% angestrebt wurde. Zusätzlich gibt es bekanntlich eine große Zahl von Keilschrifttexten zur Metallverarbeitung aus dem 3. Jahrtausend v. Chr., in
denen durchgängig zwei Materialien genannt werden (URUDU
für Kupfer und AN.NA für Zinn), die zusammen Bronze (ZABAR)
ergeben.
Es gibt zwar nur wenige frühe Artefakte aus Zinn, aber sie
beweisen immerhin die Kenntnis des Metalls ab der ersten Hälfte des 3. Jahrtausends v. Chr. (Abb. 9). Wegen der im Vergleich zu
Kupfer und Bronze geringen Zahl von prähistorischen Zinnobjekten wird auch gelegentlich vorgeschlagen, dass nicht metallisches Zinn, sondern Zinnstein dem Kupfer zugeschlagen wurde. Dieser Vorschlag erklärt aber weder, wie man dazu gekommen sein könnte, Zinnstein dem Kupfer beizumischen, noch
wird er durch die Text- und Bildquellen aus Mesopotamien und
Ägypten unterstützt. Der Gewichtsunterschied zwischen metallischem Zinn und Zinnstein ist zwar gering, aber in den Keilschrifttexten werden die Gewichte der Ausgangs- und Endprodukte bei der Bronzeherstellung meist sehr genau angegeben.
Sie lassen keinen Raum für Verluste. Außerdem wird Zinn oft
zusammen mit Silber, Gold und Halbedelsteinen genannt. Es
war offenbar ein wertvolles Material, was auf das Metall besser
passt als auf Zinnstein. Schließlich wurde Zinn offenbar auch
zum Löten eingesetzt, was nur mit metallischem Zinn möglich
ist. Demnach ist die Herstellung von Bronze aus metallischem
Kupfer und Zinn nach wie vor die wahrscheinlichste Technik zur
Herstellung der Legierung.

ren, die die Zinnbronze begehrt machten, sondern die Farbe
und vielleicht der intrinsische Wert eines Materials, das nicht
leicht zugänglich war. Es ist daher wohl kein Zufall, dass die frühesten Artefakte aus Zinnbronze in Mesopotamien, aber auch
im gesamten Verbreitungsgebiet Prunkgegenstände sind.

Herkunft von Zinn
Für die Metallurgie bedeutete die Bronzetechnologie eine weitere Komplexität. Kupferlagerstätten enthalten in der Regel
kein Zinn. Dieses Metall musste deshalb aus ganz anderen Lagerstätten gewonnen werden, die außerdem nicht zahlreich
sind. Die wichtigsten Produktionsgebiete liegen heute in Südostasien (Malaysia, Indonesien, Thailand) mit mehr als der Hälfte, in West- und Zentralafrika (Nigeria, Zaire) und in Südamerika
(Bolivien) mit jeweils ca. 15% der Weltjahresproduktion. Lange
Zeit war Cornwall führend in der Zinnerzeugung. Man schätzt
die Gesamtproduktion auf etwa zwei Millionen Tonnen Zinn.
Ende des 19. Jahrhunderts nahm die Produktion stark ab, und
heute ist sie fast zum Erliegen gekommen. Zweitwichtigste
Zinnregion in Europa war das sächsisch-böhmische Erzgebirge
mit etwa einem Zehntel der Gesamtproduktion Cornwalls. Weniger bedeutend waren die Zinnvorkommen in der Bretagne,
dem französischen Zentralmassiv und im Nordwesten der Iberischen Halbinsel. Im östlichen Mittelmeerraum und in Vorderasien, einschließlich des Kaukasus, sind keine Zinnlagerstätten im
eigentlichen Sinn bekannt. Ob kleinere Vorkommen, die aus
heutiger Sicht nur von mineralogischem Interesse sind, in der
frühen Bronzezeit ausgebeutet worden sein können, muss in
jedem Einzelfall entschieden werden. Jedenfalls hatte die Einführung der Zinnbronze als wichtigstem Werkstoff für Waffen
und Geräte zur Konsequenz, dass die Versorgung mit Zinn aus
weit entfernt gelegenen Gebieten sichergestellt werden musste. Dies hatte sicher einen nicht geringen Einfluss auf eine „Globalisierung“ der damals bekannten Welt, indem Güter, aber
vielleicht auch Ideen und Menschen ausgetauscht wurden.
Bisher sind nur zwei prähistorische Zinnbergwerke identifiziert und erforscht worden, beide in Mittelasien, nämlich Karnab in Uzbekistan und Muschiston in Tadschikistan. Ihre Ausbeutung reicht bis in das frühe 2. Jahrtausend v. Chr. zurück. Die
Lagerstätte von Muschiston weist außerdem eine Besonderheit
auf, denn das Erz dort enthält Kupfer und Zinn. Es besteht vorwiegend aus Zinnkies (Cu2FeSnS4), der wie andere Kupferminerale grün verwittert. Bei der Verwitterung werden Kupfer und
Zinn getrennt, indem Kupfer- und Zinnminerale entstehen.
Wenn man dieses Erz verhüttet, kann man direkt Bronze gewinnen. Obwohl dies nicht das Standardverfahren für die Bronzeherstellung war, könnte dieser Erztyp die Frage beantworten,
warum man überhaupt die Zinnbronze entdeckt hat, wenn Kupfer und Zinn selten gemeinsam in der Natur auftreten. Aus einem solchen Erz könnte Zinnbronze als Zufallsprodukt entstanden sein, das Interesse an weiteren Experimenten weckte und
so zur Entdeckung führte, dass eine zweite Komponente in dem
lange bekannten grünen Kupfererz die schöne Farbe der Bronze
erzeugt. In diesem Zusammenhang ist es von besonderem Interesse, dass jüngst ein ähnliches Mineralvorkommen bei Deh Hosein im westlichen Iran entdeckt wurde, das ebenfalls alte Bergbauspuren aufweist. Eine genauere Untersuchung dieses möglichen Ursprungsgebietes früher Zinnbronzen steht allerdings
noch aus.

Изготовление оловянистой бронзы
Хотя оловянный колчедан мог играть большую роль в открытии оловянистой бронзы, самым промышленно важным
оловянным минералом является касситерит (SnO2). Чистый
касситерит имеет белый цвет. Однако он почти всегда содержит примесь железа, поэтому чаще всего окрашен в коричневый или черный цвет, а значит, визуально практически не заметен. Правда, для него характерен относительно
большой удельный вес. Тем не менее поиски этой руды
в эпоху бронзы были, вероятно, очень не легкими. Скорее
всего, касситерит находили в природе в результате поисков
золота. Как золото, так и касситерит — очень устойчивые
к выветриванию вещества с большим удельным весом. Изза этого после выветривания руды-носителя и золото, и касситерит попадали в реки и собирались в определенных местах, образуя так называемые россыпи. Поэтому при намывании золота нередко находили и касситерит. Большинство
исследователей придерживается сегодня мнения, что олово и золото добывали в эпоху бронзы преимущественно из
наносных месторождений (россыпей олова и золота). Поэтому вполне возможно, что при добыче золота находили
и касситерит. Когда частицы золота, в большинстве своем
небольшого размера, расплавляли в тигле под древесным

Herstellung von Zinnbronze
Obwohl der Zinnkies für die Entdeckung von Zinnbronze eine
wichtige Rolle gespielt haben mag, ist das wirtschaftlich wichtigste Zinnmineral der Zinnstein (SnO2). Reiner Zinnstein ist

76

Ил. 9. Предметы из оловянистой бронзы, Троя, середина III тыс. до н. э.
Abb. 9. Objekte aus Zinnbronze von Troja, Mitte 3. Jahrtausend v. Chr.

углем, иногда могло происходить и восстановление касситерита. Это было бы альтернативным и, вероятно, правдоподобным путем открытия металлического олова, встречающегося в природе крайне редко. После этого древний человек мог легко прийти и к смешиванию разных металлов,
в результате чего могла появиться и оловянистая бронза.
Определенную роль в разработке этого процесса играло,
возможно, и желание имитировать золото.
В общем и целом существуют три принципиально разных
способа производства оловянистой бронзы: плавка оловосодержащих медных руд, внесение касситерита в расплавленную медь (цементация) и совместная плавка металлических меди и олова. Первый метод может быть исключен из
списка методов регулярного производства, так как в нем
отсутствует возможность контролировать состав сплава.
Это противоречит научным данным о том, что с начала эпохи бронзы мастера всегда стремились добиться содержания олова примерно в 10–15%. К тому же существует, как известно, большое количество клинописных текстов о металлообработке III тыс. до н. э., в которых постоянно называются
два материала (URUDU — медь, AN.NA — олово), которые
вместе дают бронзу (ZABAR).
Нам известно только очень небольшое число древних
артефактов из олова, тем не менее они доказывают, что
люди знали этот металл с первой половины III тыс. до н. э.
(ил. 9). Из-за ограниченного по сравнению с медью и бронзой числа известных нам доисторических объектов из олова иногда предлагается гипотеза, согласно которой к меди
добавляли не металлическое олово, а касситерит. Однако
эта гипотеза не объясняет, как древние люди могли прийти
к смешиванию касситерита с медью, и не подкрепляется
текстовыми и изобразительными источниками из Месопотамии и Египта. Хотя разница в весе металлического олова
и касситерита незначительна, в клинописных текстах вес
исходных и конечных продуктов указан очень точно. Эти

Anfänge der Eisenverarbeitung
Somit waren bereits im 3. Jahrtausend v. Chr. fünf der sieben im
Altertum bekannten Metalle bereits in Produktion und Gebrauch. Sogar Eisen wurde gelegentlich eingesetzt, wobei in

77

Эрнст Перницка. Распространение металлургии в Старом свете

данные говорят об отсутствии потерь в весе. Кроме того,
олово часто упоминается там вместе с серебром, золотом и
полудрагоценными камнями. Оно явно было очень ценным
материалом, что может с гораздо большей вероятностью
относиться к металлу, нежели к касситериту. Наконец, олово, очевидно, использовали и для паяния, что возможно
только в том случае, если это олово металлическое. Поэтому изготовление бронзы из металлических меди и олова попрежнему кажется наиболее вероятным способом производства сплавов.

Начало переработки железа
Таким образом, уже в III тыс. до н. э. люди производили и использовали пять из семи известных в древности металлов.
Иногда применяли даже железо, хотя в большинстве случаев неясно, является ли это железо метеоритным или же полученным из железной руды. Так или иначе, в Передней
Азии было обнаружено несколько дюжин таких находок,
чаще всего небольших фрагментов или корольков, датируемых временем до 2000 года до н. э. Самая важная комплексная находка была сделана в Аладжа-Хююке в Центральной
Анатолии — там было обнаружено несколько предметов из
железа, самым интересным из которых является клинок
кинжала с золотой рукояткой (ил. 10). Интересно в нем следующее: во-первых, такая комбинация материалов свидетельствует о том, что железо считалось весьма драгоценным, а во-вторых, химический анализ показал, что металл
был выплавлен из руды. Можно только предполагать, что он
был по ошибке получен при выплавке меди. В то же время
навершие булавы из Трои II, которое считалось железным,
оказалось сделанным из железной руды.
В начале II тыс. до н. э. железо ценилось очень высоко:
в древнеассирийских текстах говорится, что железо было
примерно в сорок раз дороже серебра. В гробнице Тутанхамона, умершего в 1343 году до н. э., были найдены два кинжала с золотой рукоятью, один из них имел клинок из золота, а другой — из железа. Методика производства железа
уже была известна, однако само производство еще не стало
повседневным делом, о чем свидетельствует ответ хеттского царя Хаттусилиса III на запрос ассирийского царя: «…хорошего железа нет. Я [ведь] писал, что [время] для производства железа плохое».
Вплоть до примерно 1200 года до н. э. железо остается
ценным металлом, распространенным во всем Восточном
Средиземноморье и используемым главным образом для
изготовления украшений и престижных вещей. Превращение железа в простой повседневный металл началось в XII веке до н. э. в Леванте, где из него впервые стали делать боевое оружие, а в XI веке до н. э. — и сельскохозяйственные
орудия. Железные находки, датируемые столетием спустя,
уже имеют численный перевес над бронзовыми по всей
территории от Леванта до островов Эгейского моря. Появившаяся в то время угроза расположенным в этом регионе государствам со стороны так называемых народов моря
была, вероятно, причиной резкого роста производства железа. Ведь теперь становилось невозможным обеспечивать
производство бронзы сырьем, особенно оловом, приходилось привлекать другие ресурсы. Это стало концом эпохи
бронзы в археологическом смысле и началом новой эры —
железного века.

vielen Fällen noch unklar ist, ob es sich um meteoritisches oder
aus Eisenerzen gewonnenes Eisen handelt. Es gibt jedenfalls
einige Dutzend solcher Funde in Vorderasien, meist kleine
Fragmente oder Perlen, die vor 2000 v. Chr. datieren. Der wichtigste Fundkomplex stammt von Alaca Hüyük in Zentralanatolien, wo mehrere Eisenobjekte gefunden wurden, von denen
eine Dolchklinge mit Goldgriff das bemerkenswerteste ist
(Abb. 10). Erstens zeigt diese Materialkombination, dass Eisen
als sehr wertvoll angesehen wurde, und zweitens haben chemische Analysen gezeigt, dass es sich wohl um aus Erzen verhüttetes Metall handelt. Man kann nur vermuten, dass es möglicherweise als Fehlprodukt bei der Kupferverhüttung gelegentlich angefallen ist. Dagegen besteht ein Keulenkopf aus
Troia II, der gelegentlich für Eisen gehalten wurde, aus einem
Eisenerz.
Ил. 10. Железный кинжал
с золотой рукоятью из АладжаХююк, Турция, середина III тыс.
до н. э.
Abb. 10. Eiserner Dolch mit
goldenem Griff von Alaca Höyük,
Türkei, Mitte 3. Jahrtausend v. Chr.

Eisen ist Anfang des zweiten Jahrtausends v. Chr. sehr
geschätzt worden, denn aus
altassyrischen Texten geht
hervor, dass Eisen etwa vierzig
Mal teurer war als Silber. Im
Grab des Tutanchamun, der
1343 v. Chr starb, wurden zwei
Dolche mit Goldgriff gefunden; einer mit Goldklinge und
der andere mit einer Klinge
aus Eisen. Die Herstellung von
Eisen war zwar bekannt, aber
noch keine Routineangelegenheit, wie aus einem Brief
des hethitischen Königs Hattuschili III. auf eine Anfrage des assyrischen Königs hervorgeht: „...gutes Eisen gibt es nicht. Ich
habe (ja) geschrieben, dass (die Zeit) schlecht für die Herstellung von Eisen ist“.
Eisen bleibt bis etwa 1200 v. Chr. ein im ganzen östlichen Mittelmeerraum verbreitetes Wertmetall, das vorwiegend für
Schmuck und Prestigeobjekte verwendet wird. Der Übergang
von Eisen zu einem Gebrauchsmetall begann wohl in der Levante im 12. Jahrhundert v. Chr., wo erstmals Waffen für den Kriegseinsatz und im 11. Jahrhundert v. Chr. auch landwirtschaftliche
Geräte hergestellt wurden. Ein Jahrhundert später überwiegen
bereits die Eisenfunde zahlenmäßig gegenüber denen aus
Bronze von der Levante bis in die Ägäis. Die zur selben Zeit erfolgte Bedrohung der dortigen Staaten durch den Ansturm der
so genannten Seevölker mag die Ursache für das Ansteigen der
Eisenproduktion gewesen sein. Denn die Versorgung mit den
Rohstoffen für die Herstellung von Bronze, insbesondere Zinn,
konnte nun nicht mehr aufrechterhalten werden, und es mussten andere Ressourcen herangezogen werden. Damit endet die
Bronzezeit im archäologischen Sinne und eine neue Ära beginnt: Die Eisenzeit.

Свенд Хансен

Золотые диски эпохи меди
Svend Hansen

Goldene Scheiben aus der Kupferzeit

u den ältesten Zeugnissen der Goldbearbeitung
überhaupt gehören große Scheiben aus Goldblech
mit drei kräftig herausgetriebenen Buckeln. Meist
sind diese auch am Rand sowie im Bereich der Löcher, an denen sie befestigt wurden, mit einer feinen Buckelzier
dekoriert. Über ihre einstige Verwendung lassen sich keine sicheren Aussagen machen. Es liegt nahe zu vermuten, dass sie
auf der Kleidung aufgenäht waren und somit Teile des Prunkornats einer sozialen, politischen und religiösen Führungsschicht
darstellten.
Von mehreren Goldscheiben, die bereits im 19. Jahrhundert
gefunden wurden, ist nur überliefert, dass sie aus „Ungarn“ bzw.
„Transdanubien“ stammen. Als 1952 zwei Scheiben im westungarischen Csáford-Zalaszentgrót zum Vorschein kamen, konnte
erstmals das westungarische Vorkommen der Goldscheiben mit
den großen Buckeln bestätigt werden. Darüber hinaus konnte
ein Zusammenhang dieser Scheiben mit einer kupferzeitlichen
Siedlung der Balaton-Lasinja-Kultur hergestellt werden (Raczky
1999. S. 31). Daher kann man diese Scheiben heute in die Zeit
zwischen 4200 und 4000 v. Chr. datieren.
Der bemerkenswerteste Fund von Goldscheiben wurde 1863
in Tenja-Orlovinjak in der Nähe von Osijek, damals Ungarn, heute Kroatien aufgedeckt (Abb. 1). Der Fund wurde zwischen dem
Finder und dem Grundstücksbesitzer aufgeteilt, an Antikenhändler und später an Museen verkauft, ohne dass die Fundstelle genau dokumentiert worden ist. Durch Archivstudien konnte
zumindest die Fundgeschichte rekonstruiert werden, auch
wenn vieles unklar bleibt und vermutlich nie eindeutig zu klären sein wird (Makkay 1985. S. 5ff.; Bóna 1986. S. 74f.). Nach der
überlieferten Fundbeschreibung fanden sich die sechs Goldscheiben auf einem sanften Hügel, der ursprünglich als Insel
innerhalb des 1835 trockengelegten Palacsai-Sumpfs hervorragte (Kőhegyi 1990. S. 13; Makkay 1985. S. 6). Bisher war klar,
dass zwei der Goldscheiben in das Budapester Nationalmuseum
(Abb. 1, 1–2; Kemenczei 1999), eine weitere in das Museum für
Vor- und Frühgeschichte Berlin (Abb. 1, 3) und eine vierte in das
Landesmuseum Stuttgart (Abb. 1, 4) gelangten. Eine fünfte, leicht
beschädigte Scheibe war zuletzt in einer Privatsammlung in
Karlsruhe (Abb. 1, 5) und gilt heute als verschollen (Raczky 1999.
S. 30f.; Mitteilung 2012). Bei einer zweiten Scheibe im Besitz des
Berliner Museums (Abb. 1, 6) muss es sich um die sechste Scheibe
von Tenja handeln. Die Scheiben von Tenja verbindet die gleichartige Verzierung am Rand. Es handelt sich um zwei oder drei Reihen kleiner Buckel, die mit einer Punze in die Goldscheiben eingedrückt wurden. Die fünf dem Hort bislang sicher zugewiesenen Scheiben (Budapest, Berlin, Stuttgart, Karlsruhe) wiegen
zusammen 374,38 g. Zusammen mit dem zweiten Berliner Stück
in Moskau (Abb. 1, 6) beträgt das Gesamtgewicht 462,52 g.

дно из древнейших свидетельств обработки золота — это большие диски из золотой пластины
с тремя сильно выступающими круглыми выпуклостями. Чаще всего эти диски также декорированы тонким орнаментом из выпуклостей по краю и рядом
с отверстиями для крепления. Невозможно точно определить их первоначальное назначение. Напрашивается предположение, что их нашивали на одежду, а значит, они были
частью роскошных одеяний социальной, политической и
религиозной элиты.
О некоторых дисках, найденных еще в XIX веке, известно
только то, что они происходят из «Венгрии» или «Трансданубии». Когда в 1952 году два диска были найдены в западновенгерском Чафорд-Заласентгроте, гипотеза о происхождении золотых дисков с большими выпуклостями нашла
подтверждение. Кроме того, удалось установить их связь
с поселением культуры Балатон-Ласиня эпохи меди (Raczky
1999. S. 31). Поэтому сегодня эти диски можно датировать
временем между 4200 и 4000 годами до н. э.
Самая значительная находка, состоявшая из золотых дисков, была сделана в 1863 году в Тенья-Орловиньяке (ТеняОрловиняке) близ Ошиека (Осиека), в тогдашней Венгрии,
а сегодня Хорватии (ил. 1). Клад был поделен между тем, кто
его нашел, и владельцем земли, затем продан сначала антикварам, а потом в музеи, без точно документированного места находки. Изучение архивных документов позволило реконструировать, по крайней мере, историю находки, хотя
многое до сих пор остается неясным и, вероятно, уже никогда не будет прояснено (Makkay 1985. S. 5ff.; Bóna 1986. S. 74f.).
По дошедшим до нас описаниям клада шесть золотых дисков обнаружены на небольшом холме, который первоначально был островом посреди болота Палачаи, осушенного
в 1835 году (Kőhegyi 1990. S. 13; Makkay 1985. S. 6). До сих пор
было известно, что два из золотых дисков попали в Национальный музей в Будапеште (ил. 1, 1–2; Kemenczei 1999), еще
один — в Музей преистории и древней истории в Берлине
(ил. 1, 3) и четвертый — в Земельный музей в Штутгарте (ил.
1, 4). Пятый, слегка поврежденный диск сначала входил в состав одной частной коллекции в Карлсруэ (ил. 1, 5), а сегодня
считается пропавшим (Raczky 1999. S. 30f.; сообщение 2012).
Что касается еще одного диска из собрания берлинского
музея (ил. 1, 6), то он представляет собой, вероятно, шестой
диск из Теньи. Диски из Теньи отличаются одинаковым декором по краю, состоящим из двух или трех рядов небольших
круглых выпуклостей, вдавленных в золотые диски пуансоном. Общий вес пяти дисков (из музеев Будапешта, Берлина,
Штутгарта, Карлсруэ), которые на сегодняшний день с уверенностью отнесены к этому кладу, составляет 374,38 г. Вме-

О

Z

79

Свенд Хансен. Золотые диски эпохи меди

1

Svend Hansen. Goldene Scheiben aus der Kupferzeitelt

3a

3b

4a

4b

Fast alle vergleichbaren Goldscheiben wurden einzeln oder nur
zusammen mit weiteren Goldscheiben gefunden. Eine bemerkenswerte Ausnahme bildet das 1864 im niederösterreichischen
Stollhof, VB Wiener Neustadt von einem Hirtenjungen gefundene
Metallensemble (Angeli 1967; Ruttkay 1995). Erhalten sind zwei
große Goldscheiben, sechs große Brillenspiralen aus Kupfer, zwei
Armspiralen, ein eberzahnförmiges Zierblech, neun Spiralröllchen
und zwei Flachbeile. Vier angeblich goldene Brillenspiralen sind
heute verschollen. Die Objekte fanden sich in halber Höhe der
„Hohen Wand“ auf einer ziemlich steilen Abdachung im Geröll in
nur geringer Tiefe. Im Bereich der Hohen Wand, einer auffälligen
Felsformation, wurden auch in der Bronzezeit mehrere Depots
niedergelegt (Neumann 2011). Der Gedanke liegt nahe, dass es
sich bei diesen Funden um absichtlich deponierte Weihgaben an
übernatürlich gedachte Mächte handelt.

2

Ил. 2. Находка у горы Котоуч
под Штрамберком в Моравии
(по: Jisl 1967)
Abb. 2. Depot am Berg Kotouč bei
Štramberk in Mähren (nach Jisl 1967)
5
6a

6b

Ил. 1. Золотые диски из находки в Тенья-Орловиньяке:
1, 2 – Национальный музей, Будапешт (фото музея); 3, 6 – Музей
преистории и древней истории, Берлин, ныне в ГМИИ (фото Х. Видер);
4 – Земельный музей, Штутгарт; 5 – ранее частное собрание, Карлсруэ,
ныне утрачен (по: Bona 1986)
Abb. 1. Goldscheiben aus dem Depot von Tenja-Orlovinjak: 1, 2 – Ungarisches
Nationalmuseum Budapest (Foto: Nat. Mus. Budapest); 3, 6 – Berliner Museum
für Vor- und Frühgeschichte, derzeit kriegsbedingt verlagert im PuschkinMuseum Moskau (Foto: H. Wieder, MVF); 4 – Landesmuseum Stuttgart
(Foto LM Stuttgart); 5 – ehemalige Privatsammlung in Karlsruhe, heute
verschollen (nach Bona 1986)

сте со вторым берлинским экземпляром, хранящимся в Москве (ил. 1, 6), общий вес составляет 462,52 г.
Почти все сходные золотые диски были найдены по одному или вместе с другими золоты ми дисками. Важное исключение составляет комплекс металлических предметов, обнаруженный в 1864 году подпаском в нижнеавстрийском
Штолльхофе, венский административный округ Нойштадт
(Angeli 1967; Ruttkay 1995). От него сохранились два больших
золотых диска, шесть больших медных спиралей, два браслета в виде спирали, одна декоративная бляха в форме кабаньего зуба, девять мотков спирали и два плоских топора.
Четыре спирали, которые были, как утверждается, золотыми, сегодня утрачены. Предметы находились на половине
высоты «Высокой стены» на довольно крутом склоне, в осыпи, на небольшой глубине. В районе «Высокой стены», которая представляет собой резко выделяющуюся на окружающем фоне скалу, многочисленные клады были сделаны и
в эпоху бронзы (Neumann 2011). Естественно предположить,
что эти находки являются осознанно сделанными приношениями сверхъестественным силам.
Похожее место находки расположено в Моравии, под
Штрамберком, у весьма заметной горы Котоуч высотой
539 м. Здесь также найден клад, состоящий из диска с тремя
круглыми выпуклостями и медной спиральной подвески и
являющийся приношением сверхъестественным силам (ил.
2; Jisl 1967). Совсем недавно стало известно еще об одном
необычном предмете этого времени — медном нагрудном

Eine
v e r gleichb a r e

Fundsituation liegt an dem
1
sehr markanten, 539 m hohen
Berg Kotouč bei Štramberk in
Mähren vor. Auch hier wurde eine
Scheibe mit drei Buckeln zusammen
mit einem kupfernen Spiralanhänger
als Gabe an die übernatürlich
ge- 2
dachten Mächte niedergelegt
(Abb. 2; Jisl 1967). Erst unlängst wurde ein weiteres außergewöhnliches Schmuckstück dieser Zeit, eine kupferne Pektorale
vom Kotouč bekannt gemacht (Sikulová, Zápotocký 2010).
Ebenso wie an der Hohen Wand wurden, viel später in der Bronzezeit, auch auf dem Kotouč wieder Gaben niedergelegt. Mit
einem Durchmesser von 21,4 cm ist die Scheibe vom Kotouč die
bislang größte ihrer Art. Doch nicht nur die Größe, auch das Material ist außergewöhnlich, denn die Scheibe wurde aus Silber
hergestellt. Sie ist damit eines der ältesten Objekte aus diesem
seltenen Metall.
Goldene und in geringerem Maße silberne Scheiben verschiedener Form spielten seit der frühen Kupferzeit in Südosteuropa eine wichtige Rolle. Allgemein wird davon ausgegangen, dass sie eine symbolische Bedeutung besaßen. Man hat in
ihnen weibliche oder auch männliche Fruchtbarkeitssymbole
erkennen wollen. Vermutlich wird sich niemals genauer in Erfahrung bringen lassen, welchen Sinn die Menschen der Kupferzeit diesen Buckeln beimaßen.
Am weitesten verbreitet sind größere und kleinere Ringscheibenanhänger (Abb. 3). Sie sind aus Griechenland, im westlichen Schwarzmeerraum und dem östlichen Karpatenbecken
bekannt (Hansen 2007). In unterschiedlichen kulturellen Milieus
stellten sie offenbar ein überregional verständliches Symbol
dar. Mit einem Durchmesser von 31 cm und einem Gewicht von
750–800 Gramm ist die Scheibe aus einer Deponierung im siebenbürgischen Moigrad das schwerste bekannte kupferzeitliche Goldobjekt (Makkay 1991). Ihr Gewicht entspricht etwa
dem Gewicht von 200 kleinen Goldamuletten, wie sie aus Gräbern im bulgarischen Varna, der ostungarischen Theiss-Region
oder aus Siedlungen an der Unteren Donau bekannt sind.
Auch diese Goldscheiben werden überwiegend in die zweite
Hälfte des 5. Jahrtausends v. Chr. datiert. Ein Amulett (Abb. 3)
aus einem verbrannten Haus in der Siedlung Măgura Gorgana
bei Pietrele an der Unteren Donau lässt sich nach 14C-Bestim-

80

украшении из Котоуча (Sikulová, Zápotocký 2010). Так же, как и
у «Высокой стены», на Котоуче гораздо позднее, в эпоху
бронзы, снова закладывали приношения. Диск из Котоуча
имеет диаметр 21,4 см и является самым большим из найденных до сих пор дисков такого типа. Однако в нем необычен
не только размер, но и материал: диск сделан из серебра. Таким образом, он представляет собой один из самых древних
предметов, созданных из этого редкого металла.
Золотые и — в меньшей степени — серебряные диски
различной формы играли в Юго-Восточной Европе с начала
эпохи меди важную роль. Большинство ученых сходится во
мнении, что они имели символическое значение. В них, по
всей вероятности, видели символы женской или мужской
плодовитости. Наверное, никогда уже не удастся более точно понять, какой смысл придавали люди эпохи меди этим
круглым выпуклостям.
Наиболее распространенными оказались большие и маленькие подвески в виде кольцевых дисков. Их находили в
Греции, в Западном Причерноморье и восточной части
Среднедунайской низменности (Hansen 2007). Очевидно,
даже в разных культурных контекстах они представляли собой общепонятный символ. Самым тяжелым из известных
золотых предметов эпохи меди является диск из клада
в трансильванском Мойграде, который имеет диаметр 31 см
и вес 750–800 г (Makkay 1991). Его вес примерно равен весу
двухсот небольших золотых амулетов, известных по захоронениям в болгарской Варне и восточновенгерском регионе
Теишш или по поселениям на Нижнем Дунае. Эти золотые
диски также датируются главным образом второй половиной V тыс. до н. э. Амулет (ил. 3) из сгоревшего дома в селении Мэгура-Горгана под Пьетреле на Нижнем Дунае с помощью радиоуглеродного анализа удалось датировать
серединой V тыс. до н. э. Это вполне соответствует новым
датировкам восточновенгерской культуры Бодрогкерестур, из которой до нас дошли многочисленные небольшие
амулеты из золота (Csányi, Raczky, Tárnoki 2010). Однако есть
основания полагать, что диски такой формы еще изготовляли и в IV тыс. до н. э. (Schoop 2011-II).
Медные диски, часто упоминаемые в связи с золотыми,
относятся к совершенно другим культурным контекстам,
и возраст их, возможно, меньше, чем возраст золотых дисков (Virág 2010. S. 216). Один такой экземпляр из нижненемецкого селения Хорнштаад-Хёрнле I датирован по контексту временем около 3910 года до н. э. (Heumüller 2012).
Распространение золотых и серебряных дисков с тремя
коническими выпуклостями ограничено небольшим регионом, охватывающим сегодняшнюю Западную Венгрию
(Трансданубию), нижнюю Австрию и Моравию. На этой территории существовала древняя неолитическая культура
Лендьель. В Западной Венгрии за ней следовала культура
Балатон-Ласиня, которую новейшие исследования датируют временем между 4300 и 4000 годами до н. э. (Oross u. a.
2010). В соответствии с современным уровнем знаний диски
с большими круглыми выпуклостями должны быть отнесены также к этому периоду. Стилистическое сходство золотых дисков заставляет предположить, что они были изготовлены в довольно узкий временной период. Более детальные исследования техники их изготовления могли бы
прояснить вопрос, не происходят ли они вообще из одной
и той же мастерской.
В могильниках Варны, а также в других захоронениях этого периода подвески в виде золотого диска часто входят в
состав погребального инвентаря, в котором в большом
количестве присутствуют и другие ценные предметы. По

Ил. 3. Подвеска в виде кольцевого диска из Мэгура-Горгана
под Пьетреле, Румыния (фото С. Хансена)
Abb. 3. Ringscheibenanhänger von Măgura Gorgana bei Pietrele, Rumänien
(Foto: S. Hansen)

mung in das 45. Jahrhundert v. Chr. datieren. Dies steht auch im
Einklang mit neuen Datierungen für die ostungarischeBodrogkeresztúr-Kultur, aus der zahlreiche kleinere Goldamulette bekannt geworden sind (Csányi, Raczky, Tárnoki 2010). Es gibt jedoch Anhaltspunkte dafür, dass Scheiben dieser Form noch im
4. Jahrtausend v. Chr. hergestellt wurden (Schoop 2011-II).
Die im Zusammenhang mit den Goldscheiben häufig angeführten Kupferscheiben mit drei kleinen Buckeln gehören wiederum in andere kulturelle Kontexte und sind wahrscheinlich
auch jünger als die Goldscheiben (Virág 2010. S. 216). Ein Exemplar aus der süddeutschen Siedlung Hornstaad-Hörnle I ist
durch den Kontext in die Zeit um 3910 v. Chr. datiert (Heumüller 2012).
Die Gold- und Silberscheiben mit den drei kegelförmigen Buckeln sind auf eine kleinere Region begrenzt, die das heutige
Westungarn (Transdanubien), Niederösterreich und Mähren
umschließt. In diesem Raum war die ältere neolithische Lengyel-Kultur verbreitet. In Westungarn folgt auf sie die BalatonLasinja-Kultur, welche nach neueren Untersuchungen in die Zeit
zwischen 4300 und 4000 v. Chr. datiert werden kann (Oross u. a.
2010). Diesem Zeitraum müssen die Scheiben mit den großen
Buckeln nach dem heutigen Kenntnisstand zugewiesen werden. Die stilistisch sehr ähnlichen Goldscheiben legen den Gedanken nahe, dass sie in einem relativ engen Zeitraum hergestellt wurden. Detaillierte herstellungstechnische Untersuchungen hätten die Frage zu klären, ob sie vielleicht sogar aus der
gleichen Werkstatt stammen.
Im Gräberfeld von Varna, aber auch in anderen Friedhöfen
dieser Zeit, sind Goldscheibenanhänger häufig Teil von Bestattungen mit zahlreichen weiteren wertvollen Beigaben. In diesen Friedhöfen wird eine Gesellschaft mit ausgeprägter hierarchischer Struktur erkennbar (Schier 2010. S. 29). Lange Zeit ging
man davon aus, dass die neolithischen Gesellschaften des
6. und 5. Jahrtausends v. Chr. egalitär strukturiert waren, in denen also nur geringe Reichtumsunterschiede und Vorrechte der
politischen Partizipation existierten. Die soziale Differenzierung

81

Свенд Хансен. Золотые диски эпохи меди

этим захоронениям можно сделать вывод, что создавшее их
общество имело ярко выраженную иерархическую структуру (Schier 2010. S. 29). Долгое время исходили из того, что
неолитические общества VI и V веков до н. э. были структурированы эгалитарно, то есть для них были характерны небольшой разрыв в уровне богатства и незначительные
привилегии участия в политике. Однако социальная дифференциация в захоронениях свидетельствует о том, что
отдельные личности или их семьи уже сумели обеспечить
себе преимущественное положение в обществе. Естественно предположить, что этот процесс социального расслоения шел в Юго-Восточной Европе примерно с 5000 года до
н. э. параллельно с развитием металлургии. Металл представлял собой техническую инновацию с далеко идущими
последствиями (Hansen 2009; Hansen 2011). Из нового материала можно было изготавливать предметы практически
любой формы. Иметь металл было столь притягательно для
человека того времени главным образом потому, что этот
материал был практически не подвержен износу. После
того, как металл добыли в руднике и обработали, его можно
было снова и снова расплавлять и использовать для изготовления других предметов. Контролировать добычу и производство металла значило иметь серьезные экономические выгоды. И наконец, технические и социальные возможности, открываемые металлами, представляли собой в
общем смысле вызов для мышления человека того времени. Ибо материал, который не снашивался и не расходовался, был чем-то доселе невиданным и должен был провоцировать желание приобщиться к его неизменности и прочности.
Именно в этом, более широком контексте технических
новшеств и социальных изменений и следует изучать большие золотые диски. Вероятно, они служили символическим
воплощением власти. К сожалению, сфера их применения
не поддается надежной реконструкции. Возможно, их нашивали на одежду, то есть они были частью роскошных
облачений. Их могли комбинировать с эффектными спиральными украшениями, о чем свидетельствует находка
в Штолльхофе. Распространение дисков из Моравии вплоть
до Славонии доказывает, что диски с круглыми выпуклостями не были локальной особенностью того или иного региона, они были знакомы и понятны людям на сравнительно
большой территории.

in den Friedhöfen spricht jedoch dafür, dass sich bereits einzelne Individuen bzw. deren Familien eine bevorrechtigte Position
geschaffen hatten. Es liegt nahe zu vermuten, dass dieser Prozess der sozialen Differenzierung parallel zur Entwicklung der
Metallurgie seit etwa 5000 v. Chr. in Südosteuropa vonstatten
ging. Das Metall stellte eine technische Innovation mit weit reichenden Folgen dar (Hansen 2009; Hansen 2011). Aus dem neuen Material konnten Gegenstände fast beliebiger Form hergestellt werden. Vor allem muss es eine große Faszination gewesen sein, einen Stoff zu besitzen, der sich praktisch nicht
aufbrauchte. Einmal bergmännisch gewonnen und aufbereitet,
konnte das Metall immer wieder aufs Neue eingeschmolzen
und zur Herstellung neuer Objekte verwendet werden. Das Metall zu kontrollieren, hatte somit entscheidende ökonomische
Vorteile. Schließlich stellten die technischen und sozialen Möglichkeiten, welche die Metalle boten, in einem umfassenden
Sinn eine Herausforderung für das Denken dar. Denn ein Stoff,
der sich nicht verbrauchte, war etwas bis dahin Unbekanntes
und muss die Vorstellung angeregt haben, an seiner Beständigkeit teilzuhaben.
In diesem größeren Kontext der technischen Neuerungen
und sozialen Veränderungen müssen auch die großen Goldscheiben betrachtet werden. Sie gehörten vermutlich in die
Sphäre der politischen und religiösen Repräsentation einer Führungsschicht. Leider lässt sich die Ikonographie ihrer Verwendung nicht sicher rekonstruieren. Möglicherweise waren sie auf
der Kleidung aufgenäht, also Teil von Prunkornaten. Sicherlich
waren sie mit auffälligem Spiralschmuck kombiniert, wie dies
der Fund von Stollhof nahe legt. Die Verbreitung der Scheiben
von Mähren bis nach Slawonien zeigt, dass die Buckelscheiben
keine lokale Eigentümlichkeit waren, sondern in einem vergleichsweise großen Gebiet verstanden wurden.

Елена Старкова

Финал эпохи Триполья—Кукутени
на юге Восточной Европы
Elena Starkova

Der Ausklang der Tripolje-Cucuteni-Kultur
im Süden Osteuropas
ервая половина III тыс. до н. э. считается началом
бронзового века на юге Восточной Европы. В Карпато-Балканском регионе ему предшествовала
целая плеяда высокоразвитых раннеземледельческих культур, так называемых культур крашеной керамики. Наиболее масштабной из них является Триполье—Кукутени, занимавшая территорию от Карпат на западе до Днепра на востоке, от Волыни на севере — до Черного моря на
юге (карта I, II). Двойное название эта археологическая культура получила по одноименным поселкам — Триполье под
Киевом и Кукутени вблизи г. Яссы (Румыния). В конце ХIХ века независимо друг от друга в России, Австро-Венгрии и Румынии были обнаружены поселения с аналогичным материалом. В дальнейшем здесь стали проводить исследования
археологи различных национальных научных школ. На территории Украины первые раскопки трипольского поселения в 40 км от Киева, вблизи современного села Триполье,
были проведены в 1893 году В. Хвойкой, который по результатам своих исследований сделал развернутый доклад на
ХI Археологическом съезде в Киеве в 1899 году. Поселение
Кукутени в Румынии, открытое в 1889 году Г. Буцуряну, стало
широко известно после раскопок немецкого археолога
Г. Шмидта в 1909–1910 годах. Последний по особенностям
росписи на керамике и в соответствии со стратиграфией
выделил несколько хронологических горизонтов (фаз) этого многослойного памятника — Кукутени А, А–В, В, что и послужило основой периодизации кукутенских поселений,
которая позднее была уточнена и дополнена румынским исследователем В. Думитреску.
Периодизация трипольских памятников поселений
Среднего Поднестровья и Буго-Днепровского междуречья
была создана в 1930–1940-е годы Т. С. Пассек. Она разделила
Триполье на три периода — ранний А, средний B и поздний
C, которые в свою очередь подразделялись на этапы. В своих хронологических построениях Т. С. Пассек так же, как
и Г. Шмидт, опиралась на сопоставление стилей росписи
на керамике. Несмотря на то, что со времени создания этой
периодизации прошло более полувека и количество исследованных находок значительно увеличилось, она используется как опорная и на современном этапе при изучении трипольских памятников территории современной Украины
и Молдовы.
До последнего времени остаются проблемы с сопоставлением выделенных хронологических периодов и этапов
трипольских и кукутенских памятников. Тем не менее Триполье—Кукутени является единой этнокультурной общностью, занимавшей территорию современной Украины, Молдовы и северо-востока Румынии.

П

83

er Beginn der Bronzezeit im Süden Osteuropas wird
in der ersten Hälfte des 3. Jahrtausends v. Chr.
angesetzt. In der karpatenländisch-balkanischen
Region gingen ihr eine ganze Reihe hochentwickelter früher Ackerbaukulturen voraus, die auch als Kulturen
mit bemalter Keramik bezeichnet werden. Die wichtigste dieser
Kulturen ist mit der Cucuteni-Tripolje-Kultur gegeben, die von
den Karpaten im Westen bis hin zum Dnepr im Osten und von
Wolhynien im Norden bis hin zum Schwarzen Meer im Süden
verbreitet war (Karte I, II). Die Doppelbezeichnung für diese
Kultur leitet sich von zwei Fundorten ab, den Siedlungen Tripolje
bei Kiew und Cucuteni bei Iaši (Rumänien). Am Ende des 19.
Jahrhunderts hatte man in Russland, den Ländern der
Donaumonarchie und in Rumänien jeweils unabhängig
voneinander Siedlungen mit analogen Materialien entdeckt.
Diese wurden im Weiteren von Archäologen unterschiedlicher
Nation erforscht. In der Ukraine führte man die ersten Grabungen
der Tripolje-Siedlung, die 40 km von Kiew entfernt, in der Nähe
des heutigen Dorfs Tripolje bei Kiew, liegt, im Jahr 1893 durch;
die Leitung der Kampagne oblag damals Vikentij Chvojka, der
die Ergebnisse seiner Untersuchungen in einem Vortrag
während des XI. Archäologenkongresses 1899 in Kiew vorstellte.
Erste Untersuchungen in der Siedlung Cucuteni in Rumänien
fanden 1889 durch Grigore Buţureanu statt, wurden aber erst
durch die in den Jahren 1909–1910 erfolgten Grabungen des
deutschen Archäologen Hubert Schmidt, Kurator am Berliner
Museum für Vor- und Frühgeschichte, breiter bekannt. Dieser
hatte anhand der Besonderheiten in der Bemalung der Keramik und aufgrund der Stratigraphie einzelne chronologische
Perioden dieses mehrschichtigen Fundorts herausgearbeitet,
die er als Cucuteni A, A-B und B bezeichnete und die als
Grundlage der Periodisierung aller Cucuteni-Siedlungen dienen
sollten. In der Folge konnte der rumänische Archäologe Vladimir
Dumitrescu diese Einteilung ergänzen und präzisieren.
Die Periodisierung der Tripolje-Siedlungen im mittleren
Dnestrgebiet und in der Region zwischen Bug und Dnepr ist
T. S. Passek zu danken, die sie zwischen 1930 und 1940 erarbeitete. Sie unterschied drei Perioden, die frühe (A), die mittlere (B)
und die späte (C), für die sie jeweils mehrere Phasen postulierte.
Wie Schmidt stützte sich auch Passek auf einen Vergleich stilistischer Besonderheiten in der Keramik. Obwohl inzwischen mehr
als fünfzig Jahre vergangen sind und die Zahl der Fundstätten
deutlich gestiegen ist, blieb diese Periodisierung doch grundlegend für die Tripolje-Fundorte im Gebiet der heutigen Ukraine
und Moldaviens.
Lange Zeit bereitete es Probleme, die Perioden und Phasen
der einzelnen Tripolje- und Cucuteni-Fundstätten miteinander
zu vergleichen. Gleichwohl muss die Tripolje-Cucuteni-Kultur

D

Елена Старкова. Финал эпохи Триполья—Кукутени на юге Восточной Европы

Elena Starkova. Der Ausklang der Tripolje-Cucuteni-Kultur im Süden Osteuropas

II

I

I – Границы ареала культуры Триполье—Кукутени

I – Gebietsgrenzen der Tripolje-Cucuteni-Kultur der mittleren

среднего и позднего периодов

und späten Periode

– ареал культуры Триполье—Кукутени среднего периода

II – Памятники культуры Триполье—Кукутени среднего

II – Fundorte der Tripolje-Cucuteni-Kultur der mittleren und

и позднего периодов, представленные на выставке

späten Periode, die in der Ausstellung vertreten sind

– памятники среднего периода BII-CI

– Fundorte der mittleren Periode BII-CI

– памятники среднего периода CI

– Fundorte der mittleren Periode CI

– памятники позднего периода CII

– Fundorte der späten Periode CII

1 – Владимировка
2 – Кринички
3 – Незвиско
4 – Поливанов Яр I
5 – Старая Буда
6 – Выхватинцы
7 – Ермолаевка

1 – Vladimirovka
2 – Krinički
3 – Nezvisko
4 – Polivanov Jar I
5 – Stara Buda
6 – Ofatinţi
7 – Ermolaevka

– Gebiet der Tripolje-Cucuteni-Kultur der mittleren Periode

– ареал культуры Триполье—Кукутени позднего периода
(по В. А. Дергачеву, И. В. Манзуре)

– Gebiet der Tripolje-Cucuteni-Kultur der späten Periode
(nach V. A. Dergačev, I. V. Mansura)

1 – Лукашевский тип памятников;
2 – Софиевский тип памятников;
3 – Трояновский тип памятников;
4 – Городский тип памятников;
5 – Брынзенский тип памятников;
6 – Гординештский тип памятников;
7 – Выхватинский тип памятников;
8 – Усатовский тип памятников;
9 – Серезлиевский тип памятников

1 – Fundorte des Typs Lukaševo;
2 – Fundorte des Typs Sofievska;
3 – Fundorte des Typs Trojanov;
4 – Fundorte des Typs Gorodsk;
5 – Fundorte des Typs Bryzenskaja;
6 – Fundorte des Typs Gorodinešti;
7 – Fundorte des Typs Ofatinţi;
8 – Fundorte des Typs Usatovo;
9 – Fundorte des Typs Serezlievskji

84

85

Елена Старкова. Финал эпохи Триполья—Кукутени на юге Восточной Европы

Согласно последним данным радиокарбонного анализа,
время существования этой культурной общности охватывает отрезок времени в полторы тысячи лет — с конца V по
начало III тыс. до н. э.
За столетнюю историю исследования памятников этой
культуры собран богатейший материал, который послужил
основой для формирования фондов и экспозиций крупнейших археологических музеев Румынии, Молдовы и Украины.
По объему трипольских археологических коллекций с ними
сопоставимы и коллекции, хранящиеся в фондах Отдела археологии Восточной Европы и Сибири Государственного
Эрмитажа, которые пополнялись в основном в 1950-х годах
из раскопок Т. С. Пассек, С. Н. Бибикова, Е. К. Черныш,
С. С. Гамченко, М. И. Артамонова. Это материалы, представляющие все периоды развития Триполья—Кукутени. Самые
ранние из них —поселения Триполье А — Берново-Лука, за
ними идут поселения начала среднего периода, этапа ВI —
Журы, Поливанов Яр III; следующие по хронологии материалы принадлежат середине среднего периода, этапа BII (или
переходного этапа BI–BII, по Н. М. Виноградовой) — Незвиско II, Поливанов Яр II; к концу среднего периода и началу
позднего относятся памятники поселений Незвиско III, Кринички, Поливанов Яр I, Владимировка, Старая Буда, Немиров, Щербатово городище. Самыми поздними в коллекции
Государственного Эрмитажа являются материалы Выхватинского могильника, принадлежащего этапу СII позднего
Триполья.
Культура Триполье—Кукутени складывалась на рубеже
V и IV тыс. до н. э. на территории Юго-Восточной Трансильвании и Восточного Прикарпатья. Основное влияние на ее
формирование оказали нижнедунайские культуры Боян,
Хамаджия, Гумельница, а также культура линейно-ленточной керамики.
Для раннего периода Триполья—Кукутени характерны
небольшие по площади поселения размерами до 1–1,3 га.
В качестве жилищ использовались наземные постройки
с деревянным каркасом, обмазанным глиной, а также землянки и полуземлянки с открытыми очагами. Перекрытия
полуземлянок, очевидно, были сделаны из дерева или плетня, поэтому не сохранились, хотя иногда встречались следы
глинобитных перекрытий в тех случаях, когда прутья или
доски обмазывались глиной. Четкой и упорядоченной планиграфии поселений в это время не прослеживается. Застройка в основном хаотичная, с расположением жилищ и
хозяйственных построек небольшими группами. В керамическом комплексе еще отчетливо прослеживаются черты
предшествующих культур, и в первую очередь линейноленточной керамики, а также нижнедунайского неолита —
культур Боян, Гумельница, Хамаджия. Преобладает керамика с углубленным или каннелированным декором со спиральным орнаментом. Поверхность сосудов часто окрашивалась красной охрой, а углубленные линии заполнялись
белой пастой.
В целом в ранний период складывается трипольско-кукутенский комплекс, который представлял собой функциональный набор посуды для еды, питья, хранения и приготовления продуктов. Это кубки, миски, открытые горшкикратеры, амфоры, сосуды грушевидной формы с крышками,
а также кухонные горшки и глубокие миски-котлы для приготовления пищи. Керамика на синхронных по времени поселениях (или группах поселений) из разных регионов ареала могла отличаться по некоторым особенностям форм и
нюансам декора, но в целом набор посуды и основных орнаментальных композиций сходен.

Elena Starkova. Der Ausklang der Tripolje-Cucuteni-Kultur im Süden Osteuropas

letzten Endes als eine zusammengehörige ethnokulturelle Gemeinschaft verstanden werden, die im Gebiet der heutigen Ukraine, Moldavien und im nordöstlichen Rumänien verbreitet
war.
Nach den jüngsten 14C-Daten ist diese Kultur vom Ende des
5. Jahrtausends v. Chr. bis zum Beginn des 3. Jahrtausends v. Chr.
anzusetzen, hat sich also rund 1500 Jahre zu halten vermocht.
In den hundert Jahren, in denen diese Kultur erforscht wurde,
konnte reiches Fundgut zusammengetragen werden, das einer
der Schwerpunkte in den Sammlungen und Ausstellungen großer
archäologischer Museen in Rumänien, Moldavien und der Ukraine
bildet. Auch im Berliner Museum für Vor- und Frühgeschichte befinden sich umfangreiche Bestände aus den Grabungen in Cucuteni. Vom Umfang her sind sie durchaus mit den Tripolje-Sammlungen in den Beständen der Abteilung für die Archäologie Osteuropas und Sibiriens der Staatlichen Eremitage zu vergleichen, die
vor allem in den 1950er Jahren durch die Grabungen
T. S. Passeks, S. N. Bibikovs, E. K. Černyšs, S. S. Gamčenkos und
M. I. Artamonovs aquiriert wurden. Die Materialien spiegeln alle
Entwicklungsperioden der Tripolje-Cucuteni-Kultur wider. Die ältesten von ihnen stammen aus den Siedlungen Tripolje und
Bernovo-Luka. Es folgt der Beginn der mittleren Periode, die Phase
BI, die von Žury und Polivanov Jar III repräsentiert wird. Für die anschließende Phase BII, also für die Mitte der mittleren Periode
(nach N. M. Vonigradova auch als Übergangsphase BI-BII bezeichnet) stehen die Siedlungen Nezvisko II und Polivanov Jar II. In das
Ende der mittleren Periode und den Beginn der späten sind die
Fundstätten Nezvisko III, Krinički, Polivanov Jar I, Vladimirovka,
Stara Buda, Nemirov und die befestigte Siedlung Ščerbatovo zu
datieren. Die jüngsten Materialien in der Sammlung der Eremitage stammen aus dem Gräberfeld Ofatinți, das der Phase CII des
späten Tripolje zuzuzählen ist.
Der Ursprung der Tripolje-Cucuteni-Kultur liegt im südöstlichen Transsilvanien und im östlichen Karpatenvorland. Bei diesem Prozess waren sowohl die an der unteren Donau beheimateten Kulturen Boian, Hamangia und Gumelniţa beteiligt, wie
auch Einflüsse der Linienbandkeramik.
Für die frühe Periode der Tripolje-Kultur sind kleinere Siedlungen von 1,0–1,3 ha typisch. Bei den Häusern handelte es sich
sowohl um oberirdische Bauten mit Flechtwänden und Lehmverputz als auch um Gruben- oder eingetiefte Häuser mit offenen Herdstellen. Das Dach der eingetieften Hütten muss aus
Holz und Flechtwerk bestanden haben, ist jedoch nicht erhalten
geblieben; teilweise haben sich aber Abdrücke davon in verbrannten Resten des Lehmverputzes erhalten. Die Siedlungen
wiesen in dieser Zeit noch keine klare, auf Planung zurückgehende Struktur auf. In der Regel baute man recht chaotisch, indem man Häuser und Wirtschaftsbauten, in kleineren Gruppen
zusammengefasst, anlegte. In der Keramik sind noch deutliche
Spuren der vorausgegangenen Kulturen zu erkennen, vor allem
der Linienbandkeramik, aber auch der neolithischen Kulturen
von der unteren Donau (Boian, Gumelniţa und Hamangia). Die
Verzierung besteht zum großen Teil aus eingetieften spiralförmigen Ornamenten. Die Oberfläche der Gefäße war häufig mit
rotem Ocker gefärbt, die eingetieften Linien mit weißer Kalkinkrustation ausgefüllt.
Die Gefäße umfassen sowohl Behälter für Speisen und Getränke sowie Koch- und Vorratsgeschirr. Dabei handelte es sich
um Becher, Schalen, offene Töpfe bzw. Krater, „Amphoren“, birnenförmige Gefäße mit Deckel, aber auch um „Kochtöpfe“ und
tiefe Schalen bzw. Kessel für die Essenszubereitung. Die Keramik innerhalb des Verbreitungsgebiets der Cucuteni-TripoljeKultur kann in einigen Merkmalen von Form und Dekor Unterschiede aufweisen, ist jedoch insgesamt einheitlich.

86

Большинство орудий и оружия изготавливалось из кремня — это пластины с нерегулярной ретушью или без ретуши, использовавшиеся в качестве ножей, скребки, вкладыши серпов, сверла, скобели, наконечники стрел и копий
и т. д. В это время широкое распространение получили клиновидные топоры, топоры-мотыги, долота, тесла из сланца
и других более мягких, чем кремень, пород камня. Встречается также много изделий из кости — проколки, шилья, лощила и штампы для керамики, рыболовные крючки, а также
рукояти для каменных орудий.
В это время появляются первые изделия из меди. Ассортимент их довольно ограничен. В основном преобладают
вещи небольших размеров — шилья, рыболовные крючки,
подвески, булавки, различные браслеты. Медные долота
и топоры встречаются крайне редко. Медные предметы
раннего и начала среднего периодов Триполья изготовлены главным образом из сырья, привезенного из фракийсконижнедунайского региона.
Идеологические воззрения трипольско-кукутенского
земледельческого населения отражены в глиняной пластике, которая весьма разнообразна и отражает все сферы
жизни и деятельности древних людей. В набор глиняной
пластики входят антропоморфные и зооморфные изображения, модели жилищ, алтари, сосуды с элементами зооморфной пластики и так называемые бинокли — изделия
в виде двух трубок с соединяющей их перемычкой. Реконструировать духовную жизнь древнего общества по археологическим материалам довольно сложно. Можно лишь
предполагать, исходя из основного занятия трипольско-кукутенского населения — земледелия, — что основные религиозные верования и ритуалы были связаны, в первую
очередь, с плодородием и разными природными явлениями, влияющими на урожай.
В этот период происходит формирование основных элементов культуры, которые будут являться главными индикаторами на протяжении всего времени ее существования:
керамический комплекс, пластика, кремневые орудия труда, первые шаги в освоении металлообработки. А также
обозначаются границы ареала, которые в последующие периоды изменяются лишь незначительно, и определяются
направления миграций внутри ареала, связанные с экстенсивным способом обработки земли или кочевым земледелием.
Максимальное расширение ареала и значительное увеличение плотности населения происходит в эпоху расцвета
культуры, или в так называемый развитой период, который
охватывает несколько хронологических этапов: Триполье
BI, BII, СI (Кукутени А, А-В, В соответственно).
К концу первой половины IV тыс. до н. э. (этапы BI и BII, по
Т. С. Пассек) трипольско-кукутенские племена в поисках новых плодородных земель начали активно осваивать периферийные области ареала — бассейны Верхнего и Среднего
Днестра, а затем Буго-Днестровское междуречье. Размеры
самих поселений также увеличиваются. Размеры поселков
могут достигать 35–40 гектаров. В процессе внутренних миграций в развитой период происходит обособление отдельных групп памятников с явными локальными различиями,
которые прослеживаются главным образом в формах и декоре керамики.
На начало среднего Триполья приходится максимальное
количество укрепленных поселений. Особенно их численность велика в прикарпатской зоне, где, по-видимому, возникла необходимость защиты от какой-то внешней угрозы.
Поселения чаще всего располагались на мысах и останцах

Werkzeuge und Waffen wurden mehrheitlich aus Feuerstein
angefertigt; hier begegneten Klingen mit oder ohne ungleichmäßige Retusche, die als Messer genutzt wurden, Schaber, Einsätze für Sicheln, Bohrer, Erntegeräte, Pfeilspitzen, Lanzen u. ä.
Gleichzeitig existierten Beile, Äxte bzw. Hacken, Meißel und
Dechsel aus Schiefer oder anderen Gesteinsarten, die weicher
als Feuerstein sind. Auch zahlreiche Knochenartefakte wurden
ausgegraben, Bohrer, Ahlen, Polierfeilen, Stempel für die Keramik, Angelhaken oder Griffe für Steinwerkzeuge.
In dieser Periode kamen ferner die ersten Kupferstücke auf,
ihr Spektrum ist freilich noch sehr begrenzt. Es überwiegen kleinere Gegenstände wie Ahlen, Angelhaken, Anhänger, Nadeln
und verschiedene Armreifen. Meißel und Äxte aus Kupfer begegnen noch äußerst selten. In der frühen und zu Beginn der
mittleren Periode der Tripolje-Kultur wurden Gegenstände aus
Kupfer meist aus Kupfer aus Thrakien und dem unteren Donaugebiet hergestellt.
Die weltanschaulichen Vorstellungen der Ackerbau betreibenden Tripolje-Cucuteni-Bevölkerung spiegeln sich vornehmlich in der Tonplastik wider, die ungewöhnlich vielgestaltig war
und alle Lebenssphären sowie die Tätigkeit der Menschen dieser Zeit veranschaulichte. Die Sujets können anthropomorph
oder zoomorph sein, es sind Modelle von Wohnstätten, Altäre,
Gefäße mit figürlichen zoomorphen Elementen, aber auch so
genannte „Ferngläser“; zwei durch einen Steg miteinander verbundene röhrenförmige Behälter. Anhand der vorliegenden archäologischen Materialien lässt sich das geistige Leben dieser
Gesellschaft nur bedingt rekonstruieren. Ausgehend von der
Haupttätigkeit zur Lebenssicherung, dem Ackerbau, kann man
nur vermuten, dass religiöse Vorstellungen und Rituale vornehmlich mit Fruchtbarkeitskulten und verschiedenen natürlichen Phänomenen, die die Ernte beeinflussen, verbunden
waren.
Zusammenfassend lässt sich feststellen, dass sich in dieser
Zeit die spezifischen Merkmale der Kultur herausbildeten, die
alle Perioden prägen sollten. Es sind die Keramik, die Plastik sowie die Arbeitsgeräte aus Feuerstein, aber auch die ersten
Schritte zur Metallverarbeitung. Diese Charakteristika markieren die Grenzen des Verbreitungsgebiets, die sich in den anschließenden Perioden nur geringfügig änderten, und zeigen,
in welche Regionen sich die Kultur ausbreitete, da die extensive
Bodennutzung und die Weidewirtschaft eine Vergrößerung des
Lebensraums erforderte.
Das maximale Verbreitungsgebiet und die größte Bevölkerungsdichte ist für die Blütezeit der Kultur festzustellen, die
auch als „entwickelte“ Periode bekannt ist und sich über die
chronologischen Phasen Tripolje BI, BII und CI (bzw. Cucuteni A,
A-B u. B) erstreckt.
Gegen Ende der ersten Hälfte des 4. Jahrtausends v. Chr. (die
Phasen BI und BII nach T. S. Passek) begannen die Tripolje-Cucuteni-Stämme auf der Suche nach neuen fruchtbaren Böden zunächst in die Randbereiche ihres Verbreitungsgebiets vorzudringen, in die Becken des oberen und mittleren Dnestr, später
auch in das Gebiet zwischen Bug und Dnestr. Die Größe der
Siedlungen selbst nahm ebenfalls zu, sie konnten nun 35–40 ha
umfassen. Im Zuge dieser Binnenmigrationen in der entwickelten Periode entstanden einzelne Gruppen mit eindeutig lokalen
Spezifika, die sich vor allem anhand der Formen und der Verzierung der Tongefäße erkennen lassen.
Zu Beginn der mittleren Tripoljekultur existierte die größte
Zahl befestigter Siedlungen. Vor allem im Karpatenvorland sind
sie häufig; vermutlich bestand in dieser Gegend also die Notwendigkeit, sich gegen eine Bedrohung von außen zu schützen.
Die Siedlungen lagen meist auf Landzungen und Spornen mit

87

Елена Старкова. Финал эпохи Триполья—Кукутени на юге Восточной Европы

с труднодоступными склонами. Стороны поселений, не защищенные естественными преградами, укреплялись искусственно валами и рвами.
К этому времени относятся и первые явные свидетельства контактов со степными культурами, а также в северозападных областях ареала — с энеолитическим населением
Восточной Европы.
Развитию межкультурных контактов во многом способствует прогресс в различных областях хозяйственной деятельности, и в первую очередь в кремнеобрабатывающем
и кремнедобывающем производствах, совершенствуется
техника изготовления изделий из кремня, что связано с появлением специализированных кремнеобрабатывающих
мастерских. Высококачественные кремневые орудия становятся предметами активного товарообмена с населением
соседних культур.
В период развитого Триполья в пределах ареала уже существуют и собственные центры металлообработки. Сначала они появляются в Попрутье, а затем и в Среднем Поднестровье. В это время происходит переориентация с балканских источников сырья на тиссо-трансильванские медные
месторождения.
Значительно увеличивается и ассортимент медных изделий, что связано с началом широкого применения наряду
с холодной и горячей ковкой литья в открытые формы. Об
этом свидетельствуют находки тиглей на трипольско-кукутенских поселениях. Если в ранний период набор медных
изделий состоял преимущественно из статусных вещей небольших размеров, главным образом украшений, то теперь
широкое распространение получают орудия труда и оружие — топоры-тесла, топоры-долота, кинжалы.
О контактах с населением степной зоны свидетельствует
появление в трипольском керамическом комплексе кухонной посуды с обильной примесью толченой ракушки, что
характерно для степных культур типа Средний Стог II. Очевидно, эта традиция пришла из степи вместе с населением,
которое какое-то время сосуществовало с трипольцами и
изготавливало керамику по своей технологии, добавляя
в тесто в качестве отощителя толченую ракушку и выравнивая стенки сосудов при помощи выбивки или «наковальни
и лопаточки» — архаичного способа известного с неолита.
Несколько позднее, уже на этапе ВII, степное население растворилось в трипольском обществе, но традиция добавления толченой ракушки в некоторые кухонные горшки осталась, и поверхность сосудов часто обрабатывалась по смешанной технологии — выбивкой и традиционным для
Триполья—Кукутени способом обрезки излишков глины
при помощи специального костяного или деревянного инструмента.
Наиболее ярко расцвет культуры проявляется в развитии керамического производства. Начало периода развитого Триполья ознаменовано появлением полихромной расписной керамики, традиция изготовления которой была
принесена трипольско-кукутенским населением из Сиретско-Прутского междуречья на территорию Верхнего и
Среднего Поднестровья, Буго-Днепровского междуречья.
Расписная керамика, вылепленная из мелкоструктурной
глины с минимальным количеством примесей, стала одним
из основных маркеров культуры Триполье—Кукутени. Орнамент наносился на тщательно обработанную поверхность, которая в большинстве случаев покрывалась специальной подгрунтовкой — слоем краски, но более слабой концентрации, чем краска, использованная для росписи. Было
установлено, что для декорирования сосудов применялась

Elena Starkova. Der Ausklang der Tripolje-Cucuteni-Kultur im Süden Osteuropas

schwer passierbaren Hängen. Die Flanken der Siedlungen, die
nicht durch natürliche Faktoren geschützt waren, wurden mit
Wällen und Gräben künstlich gesichert.
Für diese Zeit lassen sich erstmals Kontakte zu den Steppenkulturen, aber auch zur äneolithischen Bevölkerung Osteuropas
im nordwestlichen Verbreitungsgebiet nachweisen.
Zur gegenseitigen Vernetzung trug vor allem der Fortschritt
in verschiedenen Bereichen der wirtschaftlichen Tätigkeit und
insbesondere der Abbau und die Verarbeitung von Feuerstein
bei, aber auch die sich immer weiter verbessernde Technik bei
der Herstellung von Feuersteingeräten, die fraglos mit der Entwicklung eines Spezialistentums einherging. Die qualitativ
hochwertigen Werkzeuge aus Feuerstein wurden zu einem der
führenden Produkte im Warentausch mit der Bevölkerung der
Nachbarkulturen.
In der entwickelten Periode existierten innerhalb des Verbreitungsgebiets bereits eigene Zentren der Metallverarbeitung. Die ersten von ihnen entstanden am Prut und Dnestr, es
folgten weitere im Gebiet des mittleren Dnestr. Darüber hinaus
ging man in dieser Zeit dazu über, Kupfer nicht mehr vom Balkan, sondern aus Gegenden an der Theiß und aus Transsilvanien
zu beziehen.
Kupferartefakte entstanden in dieser Zeit in wesentlich breiter gefächerter Form, was sich damit erklären lassen dürfte, dass
sich neben dem Kalt- und Warmhämmern nun das Gießen in
offener Form etabliert hatte, wie Funde von Tiegeln in TripoljeCucuteni-Siedlungen zeigen. Wurden noch in der frühen Periode Kupfergegenstände hauptsächlich zu Schmuck verarbeitet,
fanden nun mit Äxten bzw. Dechseln, Meißeln und Dolchen
Werkzeuge und Waffen aus Kupfer weite Verbreitung.
Für Kontakte zur Steppenbevölkerung spricht ferner das Aufkommen von tönernem, stark mit zerstoßenen Muscheln gemagertem Küchengeschirr in der Tripolje-Kultur, wie es für Steppenkulturen des Typs Srednij Stog II typisch war. Diese Tradition
dürfte von einer Bevölkerung aus der Steppe mitgebracht worden sein, die eine gewisse Zeit mit Trägern der Tripolje-Kultur
zusammengelebt und Keramik in dieser Technik hergestellt hatte, bei der der Ton mit zerstoßenen Muscheln gemagert und die
Gefäßwände durch Bearbeitung mit einem Spachtel geglättet
wurden, also mit archaischen, bereits seit dem Neolithikum bekannten Techniken. Ein wenig später, in der Phase BII, ging die
Steppenbevölkerung in der Tripolje-Gemeinschaft auf, wobei
sich jedoch die Muschelmagerung bei einigen Töpfen des Küchengeschirrs hielt, während die Oberfläche der Gefäße nun
häufig in einer Mischtechnik bearbeitet wurde, bei der sowohl
das Abschlagen als auch das für die Tripolje-Cucuteni-Kultur typische Abschneiden von überstehendem Ton mithilfe eines
speziellen beinernen oder hölzernen Werkzeugs zum Einsatz
kam.
Am deutlichsten zeigt sich die Blütezeit der Kultur in der Keramikherstellung. Der Beginn der entwickelten Periode wird
durch das Aufkommen polychromer bemalter Keramik markiert. Diese Verzierung breitete sich vom Gebiet zwischen Sereth und Prut an den oberen und mittleren Dnestr und in das
Bug-Dnepr-Zwischenstromgebiet aus. Bemalte Keramik, die
man aus feinkörnigem, kaum gemagertem Ton handgeformt
hatte, wurde zu einer der Leitformen der Tripolje-Cucuteni-Kultur. Das Ornament trug man auf die sorgfältig bearbeitete Oberfläche auf, die in den meisten Fällen zunächst grundiert worden
war; dafür wählte man eine Farbe, die der für die Bemalung entsprach, jedoch in weniger konzentrierter Form angerührt wurde. Wie entsprechende Untersuchungen ergaben, war die Farbe
zur Verzierung der Gefäße mineralischen Ursprungs; man nutzte Kaolin, roten Ocker und Eisen-Phyllit. Die Auswahl der Farben

88

dürfte dadurch bestimmt gewesen sein, wie sie jeweils an der
Oberfläche des Scherbens hafteten. Bei Kaolin, das eine weiße
Farbe gibt, war das am wenigsten der Fall; etwas besser verhielt
es sich mit roter Farbe (Ocker). Am besten eignete sich jedoch
die aus Eisen-Phyllit gewonnene dunkelbraune Farbe. Deshalb
waren die Kernelemente des Ornaments stets in Dunkelbraun
ausgeführt, die ergänzenden meist in Rot, selten auch in Weiß.
In der Mitte der entwickelten Periode kommt es durch diffizile Bevölkerungsverschiebungen zur Entstehung von Gruppen,
die sich gegen die ansonsten homogene Gesamtheit durch lokale Spezifika deutlich abheben. Dies ist vor allem die westliche
Gruppe im Gebiet zwischen Sereth und Prut. Über sie breitete
sich die Technik der Keramikbemalung in den nordwestlichen
und nordöstlichen Regionen aus. Diese Gruppe zeichnet sich
durch die besondere Vielfalt von Gefäßformen und Ornamentkompositionen aus. Als Folge von Wanderungen aus den westlichen Region nach Norden entstanden in der Phase Tripolje B II
(Cucuteni B1a) neue Siedlungen an der nordwestlichen Grenze
des Verbreitungsgebiets, im Gebiet des oberen Dnestr und in
der Region der Podolischen Platte.
Die Siedlungen der zentralen Gruppe im Gebiet zwischen
Prut und Dnestr und am mittleren Bug wurden ebenfalls durch
Elemente aus dem Sereth-Prut-Zwischenstromgebiet beeinflusst, die vermutlich am Ende der Phase BI-BII oder zu Beginn
von BII in diese Region gelangt waren.
Die östliche Gruppe der Tripolje-Cucuteni-Kultur entstand
durch die Umsiedlung von Teilen der Bevölkerung vom mittleren Bug nach Osten. Dabei ist für die Keramik eine Vermischung
der westlichen Tradition von Gefäßbemalung mit den lokalen
archaischen ritzverzierten Stücken zu beobachten.
Gegen Ende der entwickelten Tripolje-Kultur entstanden im
Gebiet zwischen Bug und Dnepr Siedlungen, die um die 350 ha
groß waren und eine radiale oder ringförmige Struktur erkennen lassen. Die Häuser wurden als oberirdische, rechteckige
Pfostenbauten mit lehmverputzten Wänden errichtet. Mit gewissen Vorbehalten geben über ihre Konstruktion Miniaturmodelle Auskunft, die in zahlreichen Tripolje-Cucuteni-Siedlungen
gefunden wurden. Sie bestätigen beispielsweise, dass es tatsächlich zweigeschossige Bauten mit einem soliden Dach aus
Stampflehm gegeben hat. Besaßen die Häuser mehrere Herdstellen, dürften sie Großfamilien gehört haben, hatten sie nur
eine Herdstelle, wohnte in ihnen wohl ein Paar oder eine Kleinfamilie.
Die Gründe für das Aufkommen dieser Großsiedlungen oder,
wie sie auch genannt werden, Protostädte sind bis heute nicht
abschließend geklärt. Zumindest scheint der Ausdruck „Protostädte“ nur bedingt auf sie zuzutreffen, denn bis auf ihre Ausmaße gibt es keinen Hinweis darauf, dass es sich bei ihnen um
Zentren des wirtschaftlichen, religiösen oder kulturellen Lebens
gehandelt hätte.
In der Fachwelt wurden immer wieder Hypothesen diskutiert, was zur Gründung dieser Großsiedlungen geführt haben
könnte. Vielleicht galt es, etwaige Überfalle der Steppenvölker
abzuwehren, vielleicht gab es interkulturelle Konflikte um Bodenressourcen, vielleicht führten Veränderungen in der Struktur der Tripolje-Gesellschaft, so die Herausbildung einer gesellschaftlichen Hierarchie, dazu. Zuweilen findet man auch die
Auffassung vertreten, dass die Großsiedlungen entstanden
sind, um die durch klimatische Veränderungen auftretenden
Probleme — das feuchte und warme Klima wurde nach und
nach durch kaltes und trockenes abgelöst — besser angehen zu
können.
Neben den Großsiedlungen gab es auch weiterhin kleinere
Ansiedlungen, die nicht mehr als 2–4 ha einnahmen und in de-

краска минерального происхождения: каолин, красная охра
и болотная руда. Скорее всего, количество краски определенного цвета зависело от ее устойчивости. Так, хуже всего
скреплялся с поверхностью черепка каолин, дававший белую краску. Красная краска (охра) сохраняется лучше, чем
белая. Наиболее устойчива темно-коричневая краска, получаемая из болотной руды. Поэтому основные элементы орнамента всегда выполнялись темно-коричневой краской,
а дополнительные — красной, реже — белой.
К середине периода развитого Триполья в результате
сложных миграционных процессов сформировалось несколько основных группировок памятников, обладающих
на фоне общего единства несомненными локальными отличиями. Это, в первую очередь, западная группа, занимавшая
Сиретско-Прутское междуречье. Именно она являлась центром распространения расписной керамики в северо-западный и северо-восточный регионы. Здесь наблюдается
максимальное разнообразие форм керамики и орнаментальных композиций. Как следствие миграции населения из
западного региона на север на этапе Триполье BII (фаза Кукутени B1a) образовалась группа поселений на северо-западной границе ареала — в Верхнем Поднестровье и на Подольской возвышенности.
Памятники центральной группы в Пруто-Днестровском
междуречье и Среднем Побужье сформировались также
под влиянием населения Сиретско-Прутского междуречья,
которое, скорее всего, мигрировало в этот регион на этапе
BI–BII или в самом начале BII.
Восточная группа трипольско-кукутенских памятников
образовалась в результате перемещения части населения
Среднего Буга на восток. Здесь мы наблюдаем в керамических комплексах смешение западной традиции расписной
посуды и местной архаичной посуды с углубленным орнаментом.
К финалу периода развитого Триполья в Буго-Днепровском
междуречье возникают поселения, достигающие площади
около 350 гектаров, со строгой радиальной или кольцевой
планировкой. Они были застроены наземными прямоугольными глинобитными домами каркасно-столбовой конструкции. О конструкции жилищ мы в некоторой мере можем судить и по миниатюрным моделям, которые были найдены на
территории многих трипольско-кукутенских поселений. Благодаря им подтвердилось предположение о наличии двухэтажных построек с мощным глинобитным перекрытием.
Дома могли быть с несколькими печами — большесемейные,
а также с одной — для парной или малой семьи.
Причины возникновения таких поселений-гигантов, или
так называемых протогородов, до конца не ясны. Во всяком
случае, термин «протогород» к ним применим лишь условно, поскольку, несмотря на их огромные размеры, нет материалов, реально свидетельствующих о том, что это были
центры экономической, религиозной и культурной жизни.
Исследователи выдвигали разные версии причин появления таких поселений-гигантов: необходимость отражать
набеги степных племен, внутрикультурные конфликты из-за
земельных ресурсов, а также изменение структуры трипольского общества — формирование в нем социальной
иерархии. Существует мнение и о том, что поселения-гиганты возникают из-за необходимости консолидации населения вследствие ухудшения климатических условий, когда
на смену влажному и теплому климату постепенно приходит более холодный и сухой.
В это время помимо поселений-гигантов продолжают существовать и небольшие поселки площадью, не превышаю-

89

Елена Старкова. Финал эпохи Триполья—Кукутени на юге Восточной Европы

щей 2–4 гектара, где наряду с наземными глинобитными домами довольно часто встречаются полуземлянки восьмеркообразной формы.
С увеличением размеров поселений происходят и изменения в керамическом комплексе, поскольку возникает потребность в массовом производстве посуды. В это время
встречаются гончарные мастерские с печами сложной
двухъярусной конструкции, где вертикально расположенные топочная и обжиговая камеры разделялись глинобитной перегородкой с отверстиями-продухами для равномерного поступления горячего воздуха. Необходимость
производить большое количество керамики в первую очередь отразилось на формах сосудов. В предыдущие периоды посуда отличалась плавным профилем, без резких
линий, а теперь керамика имеет ярко выраженное ребро
посередине тулова, что объясняется упрощением конструирования тулова из верхней и нижней частей стандартной
формы и нескольких стандартных размеров. Изменяется и
орнаментация сосудов: преобладает монохромная роспись — темно-коричневой краской по оранжевой или желтоватой подгрунтовке. Орнаментальные композиции становятся более разнообразными. Помимо спиралей, «горизонтальных восьмерок», «змей», «комет», концентрических
кругов и различных сочетаний косых, горизонтальных и
вертикальных параллельных линий, большее распространение, по сравнению с предыдущим этапом, получают метопные и геометрические композиции, а также появляются
изображения людей, животных и птиц, которые вписаны в
традиционный трипольский орнамент.
Вопрос семантики трипольско-кукутенского орнамента
по сей день остается открытым и является предметом дискуссий. Сочетание элементов при сохранении общей композиции орнаментов со временем менялось. Очевидно, что
и их трактовка отличалась в разные периоды. При этом,
надо заметить, сходные отдельные элементы образовывали
разные композиции на разных формах сосудов, что, скорее
всего, объясняется удобством расположения того или иного орнамента на определенной поверхности. Не исключено,
что декор на сосудах может быть связан с какими-то идеологическими воззрениями трипольского населения.
Антропоморфная пластика развитого этапа отличается
исключительным разнообразием. В целом фигурки можно
разделить на реалистичные и условно-реалистичные. В большинстве случаев, там, где обозначены признаки пола, — это
женские статуэтки. Мужские встречаются гораздо реже.
У реалистичных изображений хорошо проработаны черты лица и прическа (кат. 11.4). Они представляют собой, скорее всего, портреты конкретных людей. Статуэтки, выполненные в условно-реалистичном стиле, встречаются значительно чаще (кат. 12.4). У них головы сделаны тремя
защипами, глаза — сквозными отверстиями. Такие же отверстия иногда проделаны на руках и на поясе. Ноги, как
правило, веретенообразной формы и не разделены. Небольшими налепами обозначены грудь и живот. Иногда у
таких фигурок обозначены волосы, собранные в небольшой
пучок на спине и прокрашенные черной или темно-коричневой краской (кат. 11.3). К условно-реалистичным изображениям можно отнести и сидячие статуэтки, которым принадлежат миниатюрные креслица на четырех ножках с разнообразным декором, часто напоминающие зооморфные
неглубокие миски (кат. 9.1). В эту же категорию попадают и
крупные (высотой до 20–25 см) объемные полые фигурки с
цилиндрическим основанием, встречающиеся довольно
редко и в основном среди памятников Побужья.

Elena Starkova. Der Ausklang der Tripolje-Cucuteni-Kultur im Süden Osteuropas

nen neben oberirdisch liegenden, lehmverputzten Häusern
noch relativ häufig eingetiefte Hütten von achterförmigem
Grundriss anzutreffen waren.
Das Anwachsen der Siedlungen führte darüber hinaus zu
Modifikationen in der Keramikherstellung, musste doch nun
eine Massenproduktion erfolgen. In dieser Zeit entwickelte
man Töpferöfen von aufwendiger zweiteiliger Konstruktion, in
denen Befeuerungs- und Brandkammer durch eine Platte aus
Stampflehm getrennt waren und Abzüge einen gleichmäßigen
Zustrom von heißer Luft gewährleisteten. Die Notwendigkeit,
Keramik in großem Umfang herzustellen, wirkte sich auch auf
die Gefäßform aus. In den vorausgegangenen Perioden hatten
die Gefäße ein fließendes Profil ohne scharfe Umbrüche; jetzt
dagegen gab es einen Absatz in der Körpermitte, so dass standardisierte Ober- und Unterteile mit bestimmten Maßeinheiten
entstanden. Auch die Ornamentierung der Gefäße änderte sich,
nun dominierte eine monochrome Bemalung, bei der dunkelbraune Farbe auf orangefarbene oder gelbe Grundierung aufgetragen wurde. Die Variationsbreite der Ornamentik wurde
dagegen vielfältiger. Neben Spiralen, horizontal liegenden
Achtern, „Schlangen“, „Kometen“, konzentrischen Kreisen und
unterschiedlichen Zusammenstellungen von schrägen, horizontalen und vertikalen Parallellinien traten nun häufig Metopen und geometrische Muster auf, aber auch Darstellungen
von Menschen, Tieren und Vögeln, die in das traditionelle Tripolje-Ornament integriert wurden.
Die Frage nach der Semantik des Tripolje-Cucuteni Ornaments
ist bis heute nicht beantwortet und nach wie vor Gegenstand der
Diskussion. Unter Beibehaltung der Gesamtkomposition der Ornamente änderte sich die Kombination der Einzelelemente im
Laufe der Zeit, entsprechend dürfte sich deren Interpretation in
den einzelnen Regionen unterschieden haben. Vergleichbare Elemente wurden auf Gefäßen von unterschiedlicher Form zu unterschiedlichen Kombinationen zusammengefügt; diese Praxis dürfte vermutlich damit zu erklären sein, dass sich das eine oder andere Ornament leichter auf eine bestimmte Oberfläche auftragen
ließ. Es ist aber auch nicht auszuschließen, dass die Verzierung auf
den Gefäßen weltanschauliche Vorstellungen der Tripolje-Cucuteni-Bevölkerung zum Ausdruck brachte.
Für die anthropomorphe Plastik der entwickelten Periode ist
eine ausgesprochene Vielfalt typisch. Es lassen sich realistische.
und naiv-abstrakte Figuren unterscheiden. Wenn überhaupt Geschlechtsmerkmale angedeutet werden, handelte es sich in der
Regel um weibliche, männliche sind dagegen äußerst selten.
Bei den realistischen Darstellungen wurden die Gesichtszüge
und die Frisur klar herausgearbeitet (Kat. Nr. 11.4). Hierbei dürfte
es sich vermutlich um Porträts konkreter Menschen handeln.
Die Statuen im naiv-abstrakten Stil sind deutlich häufiger (Kat.
Nr. 12.4). Bei ihnen setzte sich der Kopf aus drei Teilen zusammen, Durchlochungen zeigen die Augen an. Solche Perforationen finden sich zuweilen auch an den Händen und der Taille. Die
Beine sind meist leicht gespreizt und nicht unterteilt. Brust und
Bauch werden durch kleinere aufgesetzte Teile dargestellt. Mitunter weisen die Figuren Haare auf, die zu einem kleinen Zopf
auf dem Rücken zusammengefasst und mit schwarzer oder dunkelbrauner Farbe gefärbt sind (Kat. Nr. 11.3). Zu dieser Gruppe
sind wohl auch die sitzenden Statuen zu zählen, zu denen ein
Miniaturstuhl mit vier Beinen und vielgestaltiger Verzierung gehört, der häufig an zoomorphe, nicht sehr tiefe Schalen erinnert
(Kat. Nr. 9.1). Auch die großen (H < 20,0–25,0 cm) Hohlfiguren mit
zylindrischer Grundfläche, die relativ selten und dann meist in
Fundstätten am Bug begegneten, gehören hierher.
Zoomorphe Plastik ist seltener als anthropomorphe, ist jedoch genauso vielfältig wie diese. Vornehmlich wurden mit

90

Stieren, Widdern, Ziegen, Schweinen und Hunden jene Haustiere dargestellt, die es in den Tripolje-Cucuteni-Siedlungen gab.
Neben einzelnen Figuren fanden sich auch Tierdarstellungen,
die auf Gefäße aufgesetzt wurden. In der Regel handelte es sich
dabei um Stiere oder Widder. Solche Gefäße wiesen häufig kleine Füße auf. Verzierungen dieser Art schmückten sowohl Tischals auch Küchengeschirr. Bei Tischgefäßen mit Stier- oder Widderköpfen an der Mündung und an den vier Füßen handelte es
sich um eher flache Schalen von annähernd rechteckiger oder
ovaler Form, deren Innenseite häufig bemalt war (Kat. Nr. 11.2).
Gefäße mit Füßen fungierten aber auch als Küchengeschirr,
meist handelte es sich dann um tiefe Töpfe, deren Form an ein
Kuheuter erinnerte (Kat. Nr. 12.2). Bei ihnen fehlten entweder
die Tierköpfe oder sie waren unterhalb des Randes befestigt.
Die Bedeutung der anthropomorphen und zoomorphen
Plastik konnte bislang nicht abschließend geklärt werden. Stilistisch höchst heterogene Tonfiguren (von realistisch bis absolut
schematisch) aus Ton fanden sich sowohl in Siedlungen als auch
in Gräbern. Vermutlich deutet das darauf hin, dass sie mehrere
Funktionen besaßen, mal — neben den in fast jeder Siedlung
freigelegten Miniaturgefäßen — als Kinderspielzeug (die meisten kleinen Statuen stammten ebenfalls aus Kinderbestattungen), mal als Porträtdarstellungen konkreter Individuen.
Zu rituell verwendeten Gefäßen der Tripole-Cucuteni-Bevölkerung dürften wohl auch die so genannten Ferngläser zählen,
die ihre Bezeichnung aufgrund ihrer äußerlichen Ähnlichkeit
mit dem heutigen optischen Gerät erhielten (Kat. Nr. 14.1). Sie
sind in großer Zahl vom Beginn der entwickelten Periode (Tripolje B1) an belegt, verschwinden dann aber fast vollständig an
ihrem Ende (Tripolje C1). Neben zweiröhrigen Gefäßen gibt es
auch solche mit nur einer Röhre, so genannte „Monokel“. In der
Siedlung Floreşti V wurde zudem ein Gefäß mit drei Röhren entdeckt. Die Behälter sind meist durch drei Stege miteinander verbunden, wovon sich der stärkste in der Mitte befindet. Er konnte
in den frühen Phasen der Tripolje-Cucuteni-Kultur auch anthropomorphe Züge aufweisen, so dass er an eine Statuette erinnert. Mitunter fehlen der untere oder mittlere Steg, zumeist bei
den frühen Stücken, als in den Tripolje-Cucuteni-Fundorten Gefäße noch einen Untersatz oder Standfuß hatten, was die
Schlussfolgerung nahe legt, die „Monokel“ könnten auch als
Ständer genutzt worden sein. Die Frage nach der Bedeutung
der „Ferngläser“ konnte dagegen bislang nicht beantwortet
werden, obwohl dieses Problem bereits vielfach untersucht
wurde. In diesem Zusammenhang wurde die Hypothese vorgebracht, die „Ferngläser“ symbolisierten die Paarfamilie und seien mit dem Brauch, „die Erde zu wässern“, verbunden.
An dieser Stelle sei indes darauf verwiesen, dass das Äußere
der „Ferngläser“ im Verlauf der gesamten Zeit, in der sie nachgewiesen werden konnten, stark variierte. In der Phase CI verwandte man auf die Herstellung dieser Stücke nur noch wenig
Sorgfalt. Ihre Einzelteile wurden nur noch mit zwei Stegen verbunden, einem oben und einem unten. Die Löcher in den Röhren waren nicht sehr sorgfältig gebohrt oder fehlten gänzlich.
Das spricht dafür, dass in den späteren Phasen nur ihre Form
eine Rolle spielte, die ursprüngliche Funktion aber verloren gegangen war.
Die Endphase (CII) der Tripolje-Kultur unterscheidet sich
grundlegend vom Tripolje-Cucuteni der entwickelten Periode.
Diese Periode fällt bereits in die Frühbronzezeit. In der Periodisierung Passeks gelten als spätes Tripolje all jene Fundorte, welche die Phasen CI (γI) und CII (γII) repräsentieren. Die Abgrenzung der mittleren von der späten Periode basiert bei Passek auf
der Bemalung: Während am Ende der mittleren Periode (Phase
BII) eine polychrome Bemalung der Keramik charakteristisch

Зооморфная пластика значительно уступает по количеству антропоморфной, но также весьма разнообразна. Главным образом это изображения домашних животных, существовавших на трипольско-кукутенских поселениях, — быков, баранов, козлов, свиней, собак. Помимо отдельных
фигурок, изображения животных встречаются в виде налепов на сосудах. Как правило, это быки или бараны. Подобные сосуды часто имеют ножки. Интересно, что такая керамика встречается в наборах как столовой, так и кухонной
посуды. Причем столовые сосуды с налепами головы быка
или барана на венчике и на четырех ножках представляют
собой неглубокие миски четырехугольной или овальной
формы, довольно часто расписанные внутри (кат. 11.2). Сосуды с ножками встречаются и среди кухонной посуды, но в
основном это глубокие горшки, по форме напоминающие
коровье вымя (кат. 12.2). На таких сосудах голова быка (или
барана) или отсутствует вообще, или расположена ниже, на
горле, в виде рельефа.
Что касается назначения антропоморфной и зооморфной пластики, то однозначного ответа дать невозможно.
Стилистически разнообразные (от реалистичных до абсолютно схематичных) фигурки из глины могли находиться на
одном поселении или в одном погребальном комплексе.
Скорее всего, это свидетельствует о том, что они могли выполнятьразличные функции — от детских игрушек, наряду
с миниатюрными сосудиками, встречающимися практически на каждом поселении (кстати, именно в детских погребениях найдено подавляющее большинство статуэток), до
портретных изображений конкретных людей.
К одному из элементов отображения духовной жизни
трипольско-кукутенского населения можно отнести и упомянутые ранее биноклевидные изделия, или «бинокли», условно названные так из-за сходства по форме с этим современным оптическим прибором (кат. 14.1). «Бинокли» в массовом количестве появляются с начала развитого периода
(Триполье ВI) и практически исчезают к его концу (Триполье
СI). Наряду с «биноклями» встречаются «монокли», а на поселении Флорешты V был обнаружен единственный «тринокль». Средние части «биноклей», как правило, соединены
тремя перемычками: основной средней и двумя дополнительными — верхней и нижней. Причем средняя перемычка
на ранних этапах Триполья—Кукутени могла быть антропоморфной, напоминающей статуэтку. Иногда нижняя или
средняя перемычка отсутствовала. «Монокли» более характерны для раннего времени, когда в трипольско-кукутенских комплексах были распространены сосуды на подставках или поддонах, что и навело на мысль о возможном использовании их в качестве подставок под сосуды. Вопрос о
назначении биноклевидных изделий до сих пор остается
открытым, несмотря на то, что этой проблемы касались
многие исследователи. В частности, выдвинуты предположения, что «бинокли» символизируют парную семью и связаны с обрядом «поения земли».
Но надо сказать, что на протяжении всего времени существования «биноклей» их облик значительно менялся. Так,
на этапе СI биноклевидные изделия изготавливаются все
более небрежно. Их части уже соединяются только двумя
перемычками — верхней и нижней. Отверстия в трубках
просверливаются неаккуратно или вообще отсутствуют.
Это говорит о том, что на поздних этапах сохранялся только
их общий внешний вид, а первоначальные функции, повидимому, уже были утрачены.
Финальный этап (СII) трипольской культуры по всем показателям кардинально отличается от Триполья—Кукутени

91

Елена Старкова. Финал эпохи Триполья—Кукутени на юге Восточной Европы

Elena Starkova. Der Ausklang der Tripolje-Cucuteni-Kultur im Süden Osteuropas

war, ist diese zu Beginn der späten Periode (Phase CI) monochrom. Der Vergleich der Phasen allein auf der Grundlage von
Veränderungen in der Keramik überzeugt heute indes nicht
mehr uneingeschränkt. Vor dem Hintergrund der Gesamtentwicklung setzt sich das Inventar der Spätzeit (Phase CII)
deutlich ab.
Die Tripolje-Fundorte der Endphase waren im Territorium
vom Dnepr bis nach Wolhynien zu finden und bildeten geschlossene Lokalgruppen (Karte I). Im mittleren Dneprgebiet
waren dies z. B. Fundorte des Typs Lukaševo, Sofievskaja und
Čapaevo. An den Oberläufen der Sereth, des Pruts, des Südlichen Bugs und des Dnestr fanden sich Fundorte des GordineştiTyps. Zwei Gruppen, Ofatinţi und Brynzenskaja, bildeten sich im
Gebiet zwischen Prut und Dnestr heraus. Am unteren Dnestr
entwickelte sich die Usatovo-Gruppe.
In dieser Spätphase verschwanden die Großsiedlungen völlig, die neuen Siedlungen wiesen nur noch eine Größe von
höchstens 6–7 ha auf.
Gräben zum Schutz der Siedlungen fehlten in der Regel. Neben traditionellen Häusern aus Stampflehm mit einer Pfostenkonstruktion begegneten nun auch Häuser mit Steinfundament.
In der Endphase der Tripolje-Cucuteni-Kultur lassen sich zudem grundlegende Veränderungen in der Metallproduktion beobachten. Neue Formen von Werkzeugen und Waffen kamen
auf, so Tüllenbeile, gestielte Messer bzw. Dolche, Flachhacken
oder Ahlen mit verbreitertem Mittelteil. Beile goss man nun in
zweischaligen Formen, Arsenbronzen und Kupfer-Silber-Legierungen erfuhren weite Verbreitung.
Gegen Ende der späten Periode lassen sich Tisch- und Küchenkeramik nicht mehr klar gegeneinander abgrenzen. Bestand das Tischgeschirr früher aus feinkörnigem Ton mit einer
nur geringen Magerung und das Küchengeschirr aus einer groben, mit Schamott, Sand oder zerstoßenen Muscheln gemagerten Masse, weisen die Gefäße beider Kategorien nun etliche
Beimengungen auf, so dass sich das Tischgeschirr nur noch
durch seine Bemalung vom Küchengeschirr unterscheidet. Für
das Küchengeschirr ist im Vergleich zu den vorausgegangenen
Perioden, als hauptsächlich offene Töpfe mit S-förmigem Profil
hergestellt wurden, nun allerdings ein größeres Formenspektrum typisch. Damit sind sich die Formen von Tisch- und Küchengeschirr in der späten Periode sehr ähnlich, so dass erneut nur
der Dekor zur Unterscheidung herangezogen werden kann.
Tonplastik findet sich in Form von anthropomorphen Klappern und kleinen Statuetten, die naiv-realistisch (Kat. Nr. 13.1,
17.1, 17.3), aber auch abstrakt gestaltet sein konnten. Zu ihnen
zählen in erster Linie Figuren des so genannten Usatovo-Typs
auf würfelförmigen Sockeln. Sie begegnen in Usatovo-Fundorten der Endphase CII der Tripolje-Kultur im nördlichen Schwarzmeergebiet; eine weitere Figur wurde zudem im Gräberfeld
Ofatinţi geborgen (Kat. 17.4). E. K. Černyš vermutet, als Prototyp
dieser schematischen Figuren könnten die sitzenden Statuen
mit Stuhl gedient haben, die für die vorausgegangenen Periode
belegt sind. In diesem Zusammenhang ist jedoch auch die Hypothese geäußert worden, sie stellten Figuren auf einem Sockel
dar, weil solche „Sockel“ bzw. Würfel mit einem analogen Ritzornament auch einzeln in Usatovo-Fundorten gefunden wurden.
Möglicherweise sind sie jedoch auch als Darstellungen von knienden Frauen zu interpretieren. Zu den schematischen Darstellungen können auch die Statuten des Serezlievskij-Typs aus
dem späten Tripolje-Kurgan beim Dorf Ermolaevka im Gebiet
des mittleren Bugs gezählt werden (Kat. Nr. 16.1). Der obere Teil
dieser Figuren ist zylindrisch, der untere leicht abgeflacht. Die
Schenkel sind durch kleine hervortretende Rundungen ange-

развитого периода. Этот период уже относится к раннебронзовому веку.
По периодизации Т. С. Пассек позднетрипольскими памятниками считаются те, которые отнесены к этапам CI (γI) и
СII (γII). Одним из оснований для разделения на средний и
поздний периоды послужило, то что для конца среднего периода (этап BII) была характерна полихромная роспись на
керамике, а для начала позднего (этап СI) — монохромная.
Но сопоставления этапов главным образом на основании
изменений керамического материала сейчас уже не выглядят вполне корректными.
Если анализировать имеющийся набор археологического материала, то по всем параметрам выделяется именно
этап CII позднего периода.
Трипольские памятники финального этапа занимают территорию от Днепра до Волыни несколькими компактными
локальными группами (карта I). На Волыни и Подольской
возвышенности — это памятники трояновского и городского типов, в Среднем Поднепровье — лукашевского и
софиевского. Верховья Сирета, Прута, Южного Буга и Днестра занимают памятники гординештской группы. Две группы памятников — выхватинская и брынзенская — формируются в Пру то-Днестровском междуречье. В Нижнем Поднестровье появляются памятники типа Усатово.
К этому времени полностью исчезают поселения-гиганты, и теперь размеры поселений не превышают 6–7 гектаров. Оборонительные рвы, как правило, отсутствуют. Наряду с традиционными глинобитными жилищами с каркасностолбовой конструкцией появляются дома на каменных
цоколях.
В финальный период Триполья—Кукутени существенные
перемены заметны и в металлургическом производстве.
Появляются новые виды орудий и оружия — такие, как
втульчатые топоры, черенковые ножи-кинжалы, плоские
тесла, шилья с утолщением-упором. Для отливки топоров
применяются двустворчатые литейные формы. Широкое
распространение получает использование мышьяковых
бронз и медно-серебряных сплавов.
К концу позднего периода размывается граница между
категориями столовой и кухонной керамики. Если раньше
столовая посуда изготавливалась из мелкоструктурной глины с минимальным количеством примесей, а кухонная — из
грубого теста с примесями крупного шамота, песка или толченой ракушки, то теперь сосуды обеих категорий имеют
значительное количество примесей, а столовая керамика
отличается от кухонной только наличием росписи. Что касается кухонной керамики, то ее формы становятся более разнообразными по сравнению с предыдущими периодами,
когда кухонная посуда в основном состояла из открытых
горшков с S-образным профилем. В поздний период формы
столовой и кухонной посуды повторяются и различаются
опять же только декором.
Набор глиняной пластики составляют антропоморфные
погремушки и статуэтки, выполненные как в условно-реалистичной (кат. 13.1, 17.1, 17.3), так и схематичной манере.
К ним, в первую очередь, относятся статуэтки так называемого усатовского типа на кубических постаментах. Они
встречаются среди памятников финального периода (этапа
СII) Триполья в Северном Причерноморье, а одна такая фигурка найдена в Выхватинском могильнике (кат. 17.4). По
предположению Е. К. Черныш, прототипом для таких схематичных фигурок могли служить сидячие статуэтки с креслицами, распространенные в предшествующий период. Есть
также мнение, что это фигурки с постаментом, поскольку

92

deutet, Kopf, Hals, Arme und Schultern sind nicht herausgearbeitet, die Beine nicht unterteilt. Der obere Teil endet mit einem
Schnitt, in die so entstandene plane Fläche ist ein kreuzförmiges
Zeichen eingeritzt, das an eine Swastika erinnert. Ein aus mehreren Streifen horizontaler Parallellinien zusammengesetztes
Ritzornament ziert zudem den Körper. Solche Statuen begegneten auch in spätäneolitischen Bestattungen des Nižnemichajlovo-Typs, was für eine vermischte Bevölkerung in der Endphase
der Tripolje-Cucuteni-Kultur spricht.
Der entscheidende Hinweis für eine Vermischung der Ackerbau betreibenden Tripolje- und der Viehzucht betreibenden
Steppenbevölkerung in dieser Periode ist indes durch die Gräberfelder gegeben. In den Fundorten der verschiedenen lokalen Gruppen lagen sowohl Körper- als auch Brandbestattungen
in Flach- und Hügelgräberfeldern vor. Diese Vielfalt des Totenrituals, die sich in den vorausgegangenen Perioden allein aufgrund des Fehlens von Gräberfeldern nicht nachweisen lässt,
dürfte auf das Eindringen von Fremdvölkern in das Verbreitungsgebiet der Tripolje-Cucuteni-Kultur während ihrer spätesten Phase und auf eine Vermischung mit der autochthonen Bevölkerung hindeuten.
Zu den bekanntesten Nekropolen dieser Zeit gehört das
Flachgräberfeld Ofatinţi im mittleren Dnestrgebiet. Es wurde in
der Mitte und zweiten Hälfte des 20. Jahrhunderts untersucht.
Während der Kampagnen wurden 72 Gräber freigelegt, von denen 37 Kinder im Alter von bis zu 14 Jahren und 24 adulte Individuen enthielten; in den übrigen Fällen ließ sich das Alter der
Toten nicht bestimmen. Über einigen Grabgruben waren Hügel
errichtet worden. Die Toten wurden in gehockter oder gestreckter Stellung mit einer Ausrichtung nach Norden und Nordosten
beigesetzt. Das Grabinventar umfasst Keramik, Werkzeuge, eine
Waffe, eine Tonplastik und Schmuck. Die Keramik besteht
hauptsächlich aus Tischgeschirr in Form von kalottenförmigen
Schalen (Kat. Nr. 17.2, 17.5), und Amphoren mit kugelförmigem
Körper (Kat. Nr. 17.6), aber auch Küchentöpfe mit tonnen- oder
S-förmiger Form kommen vor. Die Schalen und Amphoren wurden aus feinkörnigem ungemagertem Ton hergestellt und bei
hoher Temperatur gebrannt. Das Ornament aus variantenreichen Metopen wird durch Streifen aus breiten und schmalen
Bändern gebildet. Die Masse der Küchentöpfe ist grob und muschelgemagert, bei dem Ornament handelte es sich meist um
Schnurabdrücke.
Die anthropologische Analyse und die Bestimmung des Geschlechts und des Alters der Toten in Ofatinţi ergibt Einblicke in
die gesellschaftliche Struktur dieser Bevölkerung. Die Gräber
waren in drei kleinen und einer großen Gruppe angeordnet. Die
kleinen Gruppen wurden vom Grab einer Frau, von ein oder
zwei Bestattungen von Männern und von mehreren Kindergräbern gebildet, was auf eine Familiennekropole deutet. Dabei ist
als charakteristisch festzuhalten, dass den männlichen Toten in
den drei kleinen Gruppen das reichste Inventar beigegeben
wurde. Offenbar besaßen diese Familien einen hohen Status in
der Gemeinschaft; möglicherweise lässt sich hier auch schon
von einer einsetzenden Herausbildung einer Elite innerhalb der
Stammesgemeinschaft sprechen. Die Gräber der großen Gruppe erbrachten dagegen nur schlichteres Inventar.
Auch das Verhältnis von Grabinventar und Geschlecht und
Alter der bzw. des Toten frappiert. Anthropomorphe Statuen
und Klappern wurden ausschließlich Kindern beigegeben. Dagegen fanden sich nur in Männergräbern Gegenstände wie Hacke, Sichel und Poliergeräte. Dafür wurden Spinnwirtel nur in
den Gräbern von Frauen und einigen Kindern entdeckt.
In Nachbarschaft zu Ofatinţi befinden sich die Fundorte der
Usatovo-Gruppe, eine Sondererscheinung an den Unterläufen

«постаменты»-кубики с аналогичным прочерченным орнаментом отдельно найдены среди усатовских памятников.
Вполне возможно и то, что это схематичные изображения
женщин, сидящих на коленях. К схематичным изображениям
можно отнести статуэтку серезлиевского типа из позднетрипольского кургана у села Ермолаевка в Среднем Побужье
(кат. 16.1). Верхняя часть фигурки из Ермолаевки имеет цилиндрическую форму, нижняя — также цилиндрическая, но
слегка уплощенная. Бедра обозначены небольшими скругленными выступами. Голова, шея, руки и плечи не вылеплены, ноги не разделены. Верхняя часть заканчивается плоским срезом, на котором прочерчен крестообразный знак,
напоминающий свастику. На тулове прочерчен орнамент
в виде поясов горизонтальных параллельных линий. Такие
статуэтки встречаются в позднеэнеолитических погребениях нижнемихайловского типа, что говорит о смешении населения на финальном этапе Триполья—Кукутени.
Но главным доказательством смешения земледельческого трипольского и степного скотоводческого населения
в этот период является наличие могильников. Причем на
памятниках разных локальных групп встречаются захоронения как по обряду ингумации, так и кремации, в грунтовых и курганных могильниках. Такое разнообразие погребального обряда, который вообще невозможно было проследить из-за отсутствия могильников в предыдущие
периоды, очевидно, является следствием проникновения
иноэтничного населения на самом позднем этапе существования и его смешения с трипольско-кукутенским.
К наиболее известным погребальным памятникам этого
времени относится Выхватинский грунтовый могильник в
Среднем Поднестровье. Памятник исследовался в середине
и второй половине XX века. За время раскопок было открыто 72 погребения, из которых 37 принадлежали детям до
четырнадцати лет и 24 — взрослым. Остальные определить
не удалось. Над некоторыми могильными ямами были возведены каменные кромлехи. Погребения совершались по
обряду ингумации в скорченном или вытянутом положении
с ориентировкой костяков на север и северо-восток. Погребальный инвентарь Выхватинского могильника составляют
керамика, орудия труда, оружие, глиняная пластика и украшения. Набор керамики состоит в основном из столовых
полусферических мисок (кат. 17.2, 17.5), амфор и биконических сосудов (кат. 17.6), а также кухонных горшков баночной
и S-образной формы. Миски и амфоры изготовлены из мелкоструктурного глиняного теста без примесей и подвергнуты высокотемпературному обжигу. Орнамент представляет
собой различные варианты метопных композиций, образованных поясами широких и узких лент. Тесто кухонных
горшков грубое, с примесью толченой ракушки, орнамент
чаще всего в виде отпечатков шнура.
Антропологический анализ и половозрастные характеристики погребенных Выхватинского могильника позволили
установить некоторые нюансы социальной структуры населения. Погребения сгруппированы в три малых и одну большую
группу. Малые образованы одной женской, одной или двумя
мужскими и несколькими детскими могилами, что позволяет
интерпретировать их как семейные некрополи. Причем, что
характерно, мужские могилы в трех малых группах имеют самый богатый инвентарь, по-видимому свидетельствующий
о высоком положении этих семей, а также о возможном начале обособления малых семей в общинно-родовом обществе.
В Выхватинском могильнике общинно-родовой участок образован отдельной большой группой погребений с более бедным сопроводительным набором вещей.

93

Елена Старкова. Финал эпохи Триполья—Кукутени на юге Восточной Европы

Обращает внимание также различие погребального инвентаря в зависимости от половозрастной принадлежности
погребенного. Так, все антропоморфные статуэтки и погремушки были найдены в детских погребениях. Орудия труда — такие, как мотыги, серпы, лощила, проколки, — обнаружены исключительно в мужских. Зато пряслица были
только в женских захоронениях и частично в детских.
С выхватинской соседствует усатовская группа памятников, образующая особое культурное явление, которая расположена в низовьях Днестра и Дуная в Северном Причерноморье. Это единственная позднетрипольская локальная
группа с курганными захоронениями.
Усатовские курганы располагались группами от трех до
десяти насыпей на высоких берегах рек или озер. Их высота
не превышала 1 м, а диаметр достигал 20–30 м. Некоторые
насыпи окружены рвом, а центральные погребения кромлехами. Центральные погребения иногда имели каменные
куполообразные перекрытия. Положение костяков, также
как и в Выхватинцах, скорченное и чаще всего на левом
боку, с ориентировкой преимущественно на восток и северо-восток. По набору сопроводительного инвентаря выхватинские и усатовские могильники довольно похожи. За исключением того, что в усатовских курганах нет такого явного различия вещей в мужских и женских погребениях.
Основное отличие инвентаря в мужских могилах — наличие
оружия. Самый богатый сопроводительный инвентарь находился в центральных погребениях, что, очевидно, свидетельствует о высоком статусе покойного. В то же время
грунтовые усатовские могильники, напротив, отличаются
крайне бедным инвентарем.
В усатовских захоронениях всего 67 металлических изделий, из которых только 9 медных, 5 серебряных, остальные — из мышьяковой бронзы. Это главным образом шилья,
топоры, долота и кинжалы усатовского типа, а также спиральные височные кольца (серебро).
Вопрос о происхождении в позднем Триполье курганных
захоронений с каменными перекрытиями и кромлехами до
сих пор остается открытым. На этот счет есть разные гипотезы. С одной стороны, их связывают с влиянием древнеямной культуры с ее обрядом подкурганных захоронений.
С другой стороны, наличие каменных сооружений может
свидетельствовать о связях позднего Триполья с энеолитическими культурами Кавказа, для которых характерны каменные конструкции. Во всяком случае, на финальной фазе
Триполья—Кукутени можно говорить о смешении населения, о чем свидетельствуют кардинальные изменения практически во всех аспектах материальной и духовной жизни.
К началу III тыс. до н. э. наблюдается значительное сокращение населения, уменьшение размеров поселений, упрощение архитектурных сооружений и смешение технологических признаков разных категорий керамики, упрощение
ее декора. В целом можно говорить о постепенной деградации культуры, а появление могильников является свидетельством ее синкретичности на финальном этапе существования.
Фактически к началу III тыс. до н. э. земледельческая культура Триполье—Кукутени прекращает свое существование.
С одной стороны, очевидно, ее значение в сохранении и развитии наследия средиземноморских неолитических культур — носителей традиции высокоразвитого производства
крашеной керамики. С другой, влияние ее населения на формирование скотоводческих культур бронзового века, пришедших ей на смену, крайне спорно и проблематично.

von Dnestr und Donau im nördlichen Schwarzmeergebiet. Es ist
die einzige lokale Gruppe des späten Tripolje mit Hügelgräbern.
Die Usatovo-Kurgane bildeten an Steilufern von Flüssen und
Seen Gruppen von je 3 bis 10 Gräbern. Die Hügel sind nie höher
als 1,0 m, ihr Durchmesser beträgt 20 bis 30 m. Einige Kurgane
waren von einem Graben umgeben, während sich die zentrale
Bestattung in einer Steinsetzung befand. Solche Hauptbestattungen konnten auch eine kuppelförmige Steinabdeckung besitzen. Die Toten waren wie in Ofatinţi in Hockerlage zumeist auf
der linken Seite liegend nach Osten oder Nordosten ausgerichtet. Das Inventar in Ofatinţi lässt sich recht gut mit den UsatovoGräberfeldern vergleichen, allerdings mit der Ausnahme, dass
sich in den Usatovo-Kurganen bis auf die Beigabe von Waffen,
die für männliche Bestattungen typisch ist, kein klarer Unterschied zwischen den Beigaben für einen Mann und denen für
eine Frau erkennen lässt. Das reichste Inventar fand sich in den
Hauptbestattungen, was für den hohen Status der Toten sprechen dürfte. Gleichzeitig ist für die Usatovo-Flachgräberfelder
ein ausgesprochen karges Inventar zu konstatieren.
Aus Usatovo-Bestattungen stammen insgesamt 67 Metallgegenstände, von denen nur neun aus Kupfer und fünf aus Silber
bestehen, alle anderen sind aus Arsenbronze. Bei ihnen handelte es sich vor allem um Ahlen, Äxte, Meißel und Dolche des so
genannten Usatovo-Typs, aber auch um spiralförmige Schläfenanhänger aus Silber.
Die Frage nach dem Ursprung der Hügelgräber mit Steinsetzung im späten Tripolje konnte bis heute nicht beantwortet
werden. Es gibt allerdings verschiedene Hypothesen. Einerseits
werden die Gräber mit dem Einfluss der älteren Grubengrabkultur und ihrer Bestattungssitte in Hügelgräbern in Verbindung
gebracht. Andererseits könnten die Steinkonstruktionen auf Beziehungen des späten Tripolje zu den äneolithischen Kulturen
des Kaukasus hinweisen, für die solche Anlagen typisch sind.
Zweifelsfrei wurde die Endphase der Tripolje-Cucuteni-Kultur
jedoch durch eine heterogene Bevölkerung geprägt; dafür sprechen auch die grundlegenden Veränderungen in allen Aspekten des materiellen und geistigen Lebens.
Zu diesen Einschnitten in der Tripolje-Cucuteni-Kultur kam
es zu Beginn des 3. Jahrtausends v. Chr. Es sind ein drastischer
Bevölkerungsrückgang, eine Verkleinerung der Siedlungen,
eine Vereinfachung der Architektur und Mischformen bei der
Keramik sowie eine wesentlich schlichtere Verzierung der Gefäße zu konstatieren. Insgesamt kann man damit von einer sukzessiven Degradierung der Kultur ausgehen. Das Aufkommen
der Gräberfelder dürfte zudem als Hinweis für eine Übernahme
fremder Elemente in der Endphase der Tripolje-Cucuteni-Kultur
sprechen.
Faktisch hört diese Ackerbau betreibende Kultur mit dem Beginn des 3. Jahrtausends v. Chr. auf zu existieren. Ihre Bedeutung ist ohne Frage darin zu sehen, das Erbe der neolithischen
Kulturen im östlichen Mittelmeerraum, also die Tradition der
hoch entwickelten bemalten Keramik, bewahrt und weiterentwickelt zu haben. Die Rolle, die sie bei der Herausbildung der
bronzezeitlichen Viehzüchtergesellschaften spielte, die nunmehr an ihre Stelle treten sollten, ist immer noch in der Diskussion.

Благое Говедарица

Культуры погребений восточноевропейской степи
и культуры кубков Центральной и Западной Европы
Blagoje Govedarica

Die Grabkulturen der osteuropäischen Steppe
und die Becherkulturen Zentral- und Westeuropas
ährend des 3. Jahrtausends v. Chr. ist in Europa ein
interessantes Phänomen zu verzeichnen — das Erscheinen von mehreren weiträumigen und benachbarten Kulturgemeinschaften, die sich parallel oder
aufeinander folgend entwickelt und ausgebreitet haben. Es
handelt sich um die Gruben- und Katakombengrabkultur im
Osten und Südosten Europas sowie die Schnurkeramik- und
Glockenbecherkulturen in West-, Zentral- und Nordosteuropa
(Abb. 1). Archäologisch wurden diese Zivilisationen bereits an
der Schwelle vom 19. zum 20. Jahrhundert identifiziert und dem
Prinzip „pars pro toto“ folgend nach den Elementen benannt,
die sie durch ihre besonderen Merkmale kennzeichnen. Die
nordwestlichen Erscheinungen sind auch unter dem Oberbegriff „Becherkulturen“ bekannt, während für die südosteuropäischen Steppenkulturen die spezifischen Bestattungsmerkmale
als ein entscheidendes kulturdefinierendes Kriterium herangezogen worden sind.
In der Tat weisen diese Kulturen, von denen fast ausschließlich Gräber bekannt sind und untersucht wurden, viele Affinitäten zueinander auf. Dazu gehört eine Reihe überregionaler Elemente wie flache oder unter einem Hügel angelegte Einzelgräber, ähnliche Skelettpositionen und ein annähernd gleiches
Grabausstattungsmuster. Diese Gemeinsamkeiten neben einigen jeweils lokalspezifischen Charakteristika finden sich in einem riesigen Gebiet, das vom Mittelmeer bis nach Skandinavien und von Irland bis zum Ural reicht. Die Verbreitung ist nicht
gleichmäßig, sondern es existieren regionale Gruppierungen,
die einander manchmal überschneiden bzw. ineinander verflochten sind.
Eine solche großräumige Ausdehnung ähnlicher Kulturelemente ist eher einzigartig in der Vorgeschichte und sicherlich vom damaligen Zeitgeist geprägt. Deswegen ist es
nicht weiter verwunderlich, dass die Erforschung der Art und
Natur dieser gegenseitigen Beziehungen und Verflechtungen zu einem Thema geworden sind, das die Altertumswissenschaftler sehr reizt. Diese rein auf typologischen Klassifikationen beruhenden Formen- bzw. Bestattungskreise
beschäftigten zudem von Anfang an nicht nur die archäologische Forschung, sondern auch Kulturhistoriker, Anthropologen und Linguisten. Die sich daraus ergebenden Diskurse
zu Beziehungen zwischen Nomaden- und Ackerbaukulturen,
zu paneuropäischer Mobilität, Kulturtransfer, Innovationen,
sozialen Hierarchien sowie zur Entfaltung der indoeuropäischen Sprachfamilie brachten viele bedeutende Ergebnisse,
aber auch viele noch ungelöste Kontroversen mit sich. Auf
diese Fragen werde ich noch eingehen, nachdem zuerst einige wichtige Aspekte der Kulturkomplexe näher erörtert worden sind.

III тыс. до н. э. в Европе сложился интересный феномен: именно в это время здесь сформировалось множество географически сопредельных
культурных общностей, которые охватывали собой значительные территории и развивались параллельно
или же в прямой последовательности. Речь идет о ямной
и катакомбной культурах на востоке и юго-востоке Европы,
а также о культуре шнуровой керамики и культуре колоколовидных кубков в Западной, Центральной и Северо-Восточной Европе (ил. 1). Археологическая атрибуция этих
культур была осуществлена уже на рубеже XIX и XX веков,
когда каждой из них было присвоено соответствующее название, отражающее ключевые признаки, — по принципу
«pars pro toto» («часть вместо целого»). Для определения северо-западных культурных общностей используется также
более широкое понятие «культура кубков», тогда как южноевропейские степные культуры дефинируются прежде всего по способам погребения, которые и являются отличительной чертой данной общности.
Данные культуры, известные главным образом по обнаруженным и обследованным захоронениям, действительно
имеют сходные черты. К таким общим, межрегиональным
чертам относятся: индивидуальные погребения (простые
ямные или подкурганные), сходное положение скелетов и
приблизительно одинаковый погребальный инвентарь. Эти
общие признаки, дополняемые специфическими региональными характеристиками, выявляются на огромной территории, включающей в себя пространство от Средиземного моря до Скандинавии и от Ирландии до Урала, но распределяются они при этом неравномерно, сосредотачиваясь
в определенных региональных группах, которые, в свою
очередь, пересекаются или переплетаются друг с другом.
Подобное распространение сходных культурных элементов на обширной территории — явление уникальное
для преистории, обусловленное, скорее всего, специфическим духом времени данной эпохи. Неудивительно поэтому,
что изучение природы этих взаимосвязей, их видов и форм,
стало важной темой, которая привлекает внимание исследователей древности. При этом сами общности, выделенные на основании разных типов погребения, изначально
являются предметом изучения не только археологов, но
и историков культуры, антропологов и лингвистов. Накопленный исследовательский материал, касающийся взаимоотношений между кочевыми и земледельческими культурами, паневропейской мобильности, культурного трансфера,
инноваций, социальных иерархий, а также сложения единой индоевропейской языковой группы, содержит в себе
множество важных выводов, которые, однако, не решают

В

W

95

Благое Говедарица. Культуры погребений восточноевропейской степи…

Blagoje Govedarica. Die Grabkulturen der osteuropäischen Steppe…

всего круга спорных вопросов, остающихся по сей день открытыми. Прежде чем обратиться к этим вопросам, необходимо чуть более подробно остановиться на главных характеристиках данных культурных общностей.

Ямная культура
В степных районах Северного Причерноморья уже в конце
XIX века было обнаружено несколько сотен подкурганных
погребений, что позволило В. А. Городцову представить
в 1905 году первую классификацию и выделить ямную культурно-историческую общность в качестве древнейшей
культуры этого общего типа (Городцов 1905. C. 215 и след.).
Уже тогда стало ясно, что данная культура выполняла важную роль посредника на обширном степном пространстве.
Городцов отнес эту культуру к эпохе бронзы, впоследствии,
однако, она была отнесена к медному веку. Когда в начале
1960-х годов Н. Я. Мерперт представил первую полную классификацию ямной культуры, он выделил в ней несколько
региональных групп и четыре хронологические фазы внутри одного периода между неолитом и эпохой бронзы (Merpert 1961. S. 176–192; Мерперт 1974). Эта периодизация была
принята за основу многими исследователями, в том числе
и Марией Гимбутас, которая выдвинула гипотезу о происхождении индоевропейцев, каковое она связала c последовательным продвижением курганной культуры на запад
(Gimbutas 1961. P. 193–200; Даниленко 1974. C. 30 и след.).
Данная классификация была опровергнута Д. Я. Телегиным в обстоятельной работе о среднестоговской культуре,
которая, как показано в этом исследовании, представляла

Ил. 1. Распространение описываемых культурных зон III тыс. до н. э.:
1 – ямная культура ; 2 – катакомбная культура; 3 – шнуровая
керамика; 4 – колоколовидные кубки (Рисунки: М. Кацнер)
Abb. 1. Verbreitung der hier behandelten Kulturzonen des 3. Jahrtausends v.
1 – Grubengrabkultur; 2 – Katakombengrabkultur; 3 – Schnurkeramik;
4 – Glockenbecher (Grafik: M. Kacner)

Grubengrabkultur
Im Steppengebiet des nördlichen Schwarzmeeres wurden bereits Ende des 19. Jahrhunderts mehrere Hunderte von Hügelgräbern registriert, was V. A. Gorodcov in die Lage versetzte, im
Jahr 1905 ihre erste Gliederung durchzuführen und die Grubengrabkultur als die älteste Stufe innerhalb dieser Fundgattung zu
definieren (Городцов 1905. C. 215 и след.). Bereits damals zeichnete sich ab, dass diese Kultur einen wichtigen Vermittlungsfaktor im weiten Steppenraum darstellte. Die Grubengrabkultur ist
von Gorodcov in die Bronzezeit datiert worden, allerdings wurde sie im Folgenden oft in die Kupferzeit eingeordnet. Als N. J.
Merpert Anfang der sechziger Jahre eine erste umfassende
Gliederung der Grubengrabkultur vorlegte, teilte er sie in mehrere regionale Gruppen und in vier chronologische Phasen, die
er insgesamt in die Periode zwischen Neolithikum und Bronzezeit datierte (Merpert 1961. S. 176–192; Мерперт 1974). Dieser
chronologischen Gliederung folgten mehrere Forscher, und darauf aufbauend entwickelte M. Gimbutas ihre ursprüngliche
Hypothese zu Entstehung der Indoeuropäer weiter, in deren
Folge sie drei sukzessive, westwärts verlaufende Wanderungen
der „Kurgan-Culture“ postulierte (Gimbutas 1961. P. 193–200;
Даниленко 1974. C. 30 и след.).

96

собой самостоятельное явление, предшествовавшее возникновению ямной культуры (Телегiн 1973). Когда же в 1981 году была опубликована работа И. Б. Васильева, посвященная
изучению эпохи энеолита в Поволжье и убедительно показавшая, что ямную культуру следует вывести за рамки этого
периода, то в научной литературе постепенно утвердилось
мнение (Васильев 1981), согласно которому самый ранний
этап, выделенный Мерпертом (фаза по Городцову или фаза
круганов IV по Гимбутас), совпадает с ямной культурой (ср.:
Govedarica 2004-II. S. 40f.).
В настоящее время большинство исследователей рассматривает ямную культуру как явление эпохи ранней бронзы
восточно-европейских степей. В действительности она охватывает собой пространство от Урала и Кавказа до низовьев
Дуная. Внутри этого ареала можно выделить три основные
зоны: восточную, простирающуюся от Урала и Кавказа до
Дона, среднюю — между Доном и Днепром, и западную,
включающую в себя степи между Днепром и Дунаем. Кроме
того, характерные для этой культурной общности погребения встречаются и к западу от основной области распространения — в некоторых районах Восточных Балкан, близких по
ландшафтному типу к степным, а также в Восточной Паннонии (Heyd 2011. S. 529ff.).
Подкурганные погребения, характерные для ямной культуры, представляют собой прямоугольную или овальную
яму, в которой захоронен, как правило, только один человек. Ямы могли закрываться либо деревянными плахами,
либо каменными плитами и оборудоваться дополнительными конструктивными элементами, при этом речь могла идти
об основном захоронении в кургане или о захоронении в
уже имеющийся курган. Усопшие хоронились лежа на спине, с согнутыми коленями, тела посыпались, как правило,
охрой. Основные захоронения ориентированы чаще всего
по оси восток—запад или наоборот, при последующих захоронениях ориентирование определялось расположением тела внутри кургана. Для такого рода погребений характерен довольно скромный погребальный инвентарь, в состав которого входили в основном сосуды, простые
украшения, а также в некоторых случаях оружие и орудия
(ил. 2). Довольно часто здесь можно встретить погребения
без всякого погребального инвентаря, тогда как погребения с особо ценными приношениями, например с повозками, встречаются крайне редко. Этот единообразный тип погребения является общим отличительным признаком ямной культуры на всей территории ее распространения,
включая отдельные западные области, находящиеся за
пределами основного ареала.
Количество известных поселений ямной культуры невелико, и расположены они в основном в долинах рек: Александрия и Ливенцовка — на Дону, Михайловка, Скеля Каменоломна и Дурна Скеля — на Днепре. Во 2-м и 3-м горизонтах культурного слоя были раскрыты два следующих друг за другом
поселения ямной культуры, которым предшествовало поселение эпохи поздней меди (Михайловка I). Для самого древнего из этих поселений ямной культуры (Михайловка II) характерна керамика, орнаментированная отпечатками штампа, тогда как для более позднего поселения (Михайловка III)
характерен более разнообразный набор предметов, включавший в себя в том числе и металлические изделия (Коробкова и др. 2009. С. 20 и след.). Такая хронология подтверждается и результатами исследования погребений, что позволяет выделить в составе ямной культуры два основных
периода. К отличительным признакам погребений первого
периода относятся: керамика типа обнаруженной в Михай-

Dieser Gliederung widersprach D. J. Telegin mit seinen detaillierten Studien über die Srednij Stog II-Kultur, die sich als eine
eigenständige, der Entwicklung der Grubengrabkultur vorangehende Erscheinung erwies (Телегiн 1973). Als I. E. Vasiljev im
Jahr 1981 in seiner Studie zum Äneolithikum im Wolga-Gebiet
die Grubengrabkultur mit guten Argumenten aus dieser Periode ebenso ausgeschlossen hatte (Васильев 1981), wurde in der
Forschung zunehmend die jüngste Etappe Merperts (Gorodcovs
Phase bzw. Phase Kurgan IV nach Gimbutas) als eigentliche Grubengrabkultur anerkannt (vgl. Govedarica 2004-II. S. 40f.).
Heute sehen die meisten Autoren die Grubengrabkultur als
eine Erscheinung der frühen Bronzezeit des osteuropäischen Steppengebiets an. In ihrer eigentlichen Verbreitung erstreckt sie
sich von Ural und Kaukasus bis zur unteren Donau. Innerhalb
dieses Territoriums lassen sich drei Hauptzonen unterscheiden:
eine östliche, die von Ural und Kaukasus bis zum Don reicht;
eine mittlere zwischen Don und Dnepr und eine westliche, die
das Steppengebiet zwischen Dnepr und Donau umfasst. Darüber hinaus sind die für diese Kultur typischen Gräber auch weiter westlich, in den steppenartigen Gebieten des Ostbalkans
und Ostpannoniens anzutreffen, d.h. außerhalb ihres eigentlichen Verbreitungsraums (Heyd 2011. S. 529ff.).
Die in den Tumuli der Grubengrabkultur angelegten Bestattungen bestehen aus rechteckigen oder ovalen Gruben, auf
deren Sohle in der Regel eine einzelne Person beigesetzt war.
Die Gruben können mit Holzbalken oder Steinplatten abgedeckt sein, zusätzliche Konstruktionselemente besitzen und
entweder als Primärbestattung mit einer Aufschüttung überdeckt oder als Nachbestattung in einen schon bestehenden
Hügel eingelassen sein. Der Tote lag in gehockter Stellung auf
dem Rücken oder auf der Seite und wurde meist mit Ocker bestreut. Die primären Bestattungen wurden in der Regel OstWest oder umgekehrt orientiert, während die Ausrichtung der
Nachbestattungen von ihrer Lage im Hügel abhängig war.
Dem Toten wurden relativ bescheidene Artefakte, meistens
Gefäße, Tierknochen, einfache Tracht- und Schmuckelemente
sowie vereinzelt Waffen und Geräte beigegeben (Abb. 2). Nicht
selten sind beigabenlose Gräber anzutreffen, während Bestattungen mit Sonderbeigaben, z. B. „Wagengräber“, sehr selten
vorkommen. Dieser einheitliche Bestattungsbrauch ist ein
kennzeichnendes Element der Grubengrabkultur in ihrem gesamten Verbreitungsraum einschließlich der westlichen Ausläufer.
Es sind nur wenige Siedlungen der Grubengrabkultur zumeist aus den Tälern einiger großer Flüsse bekannt: Aleksandrija und Livencovka am Don sowie Michajlovka, Skelja Kamenolomnaja und Durna Skelja am Dnepr. In den Schichten II und
III von Michajlovka wurden zwei aufeinander folgende Siedlungen der Grubengrabkultur freigelegt, die auf eine spätkupferzeitliche Niederlassung (Michajlovka I) folgten. Die ältere
Siedlung der Grubengrabkultur (Michajlovka II) ist durch mit
Stempeln verzierte Keramik gekennzeichnet, während die jüngere Phase (Michajlovka III) eine vielfältige Produktion einschließlich Metallherstellung zeigt (Коробкова и др. 2009.
С. 20 и след.). Eine solche Abfolge konnte auch anhand der
Gräber bestätigt werden, so dass heute die Gesamtentwicklung der Grubengrabkultur in zwei Hauptetappen unterteilt
werden kann. Die Gräber der ersten Phase weisen Keramik
vom Typ Michajlovka II, Rückenhocker mit östlicher Ausrichtung, regelhafte Ockerstreuung, Dolche und Pfrieme aus Arsenbronze, knöcherne Hammerkopfnadeln und vereinzelte
Steinäxte auf (absolute Datierung 3100–2700 v. Chr.). In der
zweiten Phase (2700–2500 v. Chr.) ist eine zunehmende Regionalisierung zu beobachten, wobei sich archaische Elemente

97

Благое Говедарица. Культуры погребений восточноевропейской степи…

Blagoje Govedarica. Die Grabkulturen der osteuropäischen Steppe…

ловке II, расположение усопшего на спине, с согнутыми коленями, головой на восток, во многих случаях — посыпание
тела усопшего охрой, кинжалы и долота из мышьяковой
бронзы, костяные молоткообразные булавки, в отдельных
случаях — каменные топоры (абсолютная хронология:
3100–2700 годы до н. э.). Во втором периоде (2700–2500 годы
до н. э.) наблюдаются региональные изменения, хотя в восточных областях (волго-уральская группа) продолжали сохраняться и архаичные элементы (Telegin u. a. 2003. P. 132–
184).

Ил. 2. Типичный погребальный инвентарь ямной культуры
(по: Buntjatjan u. a. 2006)
Abb. 2. Typisches Inventar der Grubengrabkultur (nach Buntjatjan u. a. 2006)
Ил. 3. Типичный погребальный инвентарь катакомбной культуры
(по: Govedarica u. a. 2006)
Abb. 3. Typisches Inventar der Katakombengrabkultur (nach Govedarica u. a.
2006)

Катакомбная культура

Katakombengrabkultur

Катакомбная культура была распространена в степной полосе между низовьями Дона и линией Прут—Дунай. Погребения осуществлялись в уже имеющиеся курганы ямной
культуры или других, более древних культур. Особенностью таких погребений является наличие вертикального
колодца (входной ямы) и расположенной сбоку погребальной камеры. Такие погребальные сооружения называются
катакомбами, что и дало название всей культуре в целом.
Усопшие располагались на спине, с согнутыми в коленях
или с вытянутыми ногами; тело, как правило, посыпалось
охрой и могло быть ориентировано по разным сторонам
света, чаще всего — на юго-запад или на юг (ил. 3). Характерным для этой культуры является наличие особых ри-

Diese Kultur war im Steppengebiet vom unteren Don bis zur
Pruth-Donau-Linie verbreitet. Die Gräber sind vorwiegend als
Nachbestattungen in bereits bestehende Hügel der Grubengrab- und anderer älterer Kulturen eingetieft. Im Unterschied
zu diesen bestehen die Gräber nicht aus einfachen Gruben,
sondern besitzen einem Eingangsschacht und eine seitlich gelegene Grabkammer. Solche Grabanlagen werden als Katakomben bezeichnet und wurden namengebend für diese Kultur.
Die Toten wurden in Rückenlage gehockt oder ausgestreckt
und in der Regel mit Ocker bestreut auf der Grabsohle beigesetzt. Sie waren in verschiedene Himmelsrichtungen, aber
überwiegend nach Südwesten und Süden ausgerichtet (Abb. 3).
Charakteristisch für diese Kultur sind zudem besondere Riten

98

zumeist in der Ostzone (Wolga-Ural-Lokalgruppe) erhalten haben (Telegin u. a. 2003. P. 132–184).

туалов, связанных с посмертной обработкой усопших
и включавших в себя обмазывание глиной лицевого скелета, а также изготовление лицевых масок из глины, смешанной с охрой (Kaiser 2010. S. 97ff.).
До недавнего времени поселения катакомбной культуры
были почти неизвестны. Общая картина, однако, постепенно стала меняться, после того как начали находить такого
рода поселения в долинах рек и на берегах озер (Кошары —
Змеиная Балка) (Говедарица, Манзура 2010. С. 304 и след.).
Катакомбная культура была выделена, как и ямная, еще
в начале ХХ века В. А. Городцовым. Основываясь на характерных признаках погребения и стратиграфической последовательности расположения слоев внутри курганов, Городцов определил ямную культуру как более древнюю по
отношению к катакомбной культуре, что позволило ему
одновременно дать актуальную и по сей день классификацию эпохи ранней бронзы для восточноевропейского степного пространства. Первое обобщающее исследование,
посвященное катакомбной культуре, было представлено
в 1955 году Т. В. Поповой (Попова 1955). За этим последовала
широкая дискуссия о происхождении, развитии (автохтонное или миграционное) и внутренней структуре данной культуры — дискуссия, которая продолжается и по сей день
(Häusler 1974; Кияшко 1999. С. 13 и след.; Kaiser 2003).
Область распространения катакомбной культуры может
быть подразделена на две основные зоны с множеством локальных вариантов. Как и в случае с ямной культурой, здесь
могут быть выделены две последовательные фазы развития. Для более древнего периода характерно преобладание
погребений с трупоположением при согнутых ногах, а также наличие погребений с повозками. Погребальный инвентарь при этом обнаруживает сходство с инвентарем ямной
культуры. Для следующего периода характерно увеличение
числа погребений с трупоположением при вытянутых ногах, наличие двойных или коллективных захоронений, а также изменение состава погребального инвентаря, который
включал в себя новые формы сосудов, боевые топоры из
камня и мышьяковой бронзы и простые украшения. По абсолютной хронологии первая фаза датируется 2600–2400
годами до н. э., вторая фаза — 2400–2000 годами до н. э. Самые архаичные элементы катакомбной культуры обнаружены в зоне между Доном и Днепром, которая считается исходной областью бытования данной культуры. Вторая зона
расположена между Днепром и Прутом и представляет собой пограничную область, в которой в основном встречаются погребения второго периода.

Культура шнуровой керамики
Данная культура была выделена в качестве самостоятельной группы в 1880-х годах.Ф. Клопфляйшем и названа по характерному типу орнаментации (Klopfleisch 1883. S. 40ff.).
Вскоре после этого А. Гётце выявил внутри этой культуры две ступени, более раннюю и более позднюю (Götze 1891.
S. 10ff.). Первоначальные расхождения в определении
временны́х границ были сняты после проведения стратиграфических исследований приальпийских свайных поселений, которые показали, что центральноевропейскую
культуру шнуровой керамики следует отнести, в соответствии с южнонемецкой хронологией, к концу неолита — началу эпохи бронзы. Эта общая периодизация принимается
за основу и поныне, хотя внутренняя классификация культуры шнуровой керамики до сих пор остается нерешенной
проблемой. Последние исследования показывают, что ее
носители вели вполне оседлый образ жизни, но исполь-

einer postmortalen Totenbehandlung wie Gesichtsmodellierung am Schädel und Masken aus mit Ocker gemischtem Lehm
(Kaiser 2010. S. 97ff.).
Siedlungen der Katakombengrabkultur waren bis vor kurzem ebenfalls kaum bekannt. Dieses Bild ändert sich allmählich,
denn inzwischen wurden zunehmend Niederlassungen in
Flusstälern und an Seen (Košary — Zmijnaja Balka) festgestellt
(Говедарица, Манзура 2010. С. 304 и след.).
Wie schon die Grubengrab- wurde auch die Katakombengrabkultur von V. A. Gorodcov Anfang des 20. Jahrhunderts
zum ersten Mal definiert. Anhand der kennzeichnenden Bestattungselemente und der stratigraphischen Abfolge in den Grabhügeln beschrieb er die Grubengrabkultur als die ältere und
die Katakombengrabkultur als die jüngere Erscheinung, womit
er gleichzeitig die bis heute geltende Gliederung der frühen
Bronzezeit im osteuropäischen Steppenraum geschaffen hat.
Eine erste zusammenfassende Studie zur Katakombengrabkultur erarbeitete T. B. Popova im Jahr 1955 (Попова 1955). Danach entfaltete sich eine umfangreiche Diskussion zur Herkunft, Entwicklung (autochton oder Immigration) und inneren
Gliederung dieser Kultur, die bis heute andauert (Häusler 1974;
Кияшко 1999. С. 13 и след.; Kaiser 2003).
Im Verbreitungsgebiet der Katakombengrabkultur können
zwei Hauptzonen mit mehreren lokalen Varianten unterschieden werden. Ebenso lassen sich zwei sukzessive Entwicklungsphasen erkennen. Während die ältere Phase überwiegend Hockerbestattungen, Wagengräber und der Grubengrabkultur
ähnliche Grabausstattungen aufweist, ist die jüngere durch eine
Zunahme von gestreckten Bestattungen und Doppel- sowie
Kollektivgräbern, durch neue Gefäßformen, Streitäxte aus Stein
und Arsenbronze und einfache Schmuckbeigaben gekennzeichnet. Absolutchronologisch datiert die ältere Phase in die
Zeit 2600 bis 2400 v. Chr., die jüngere zwischen 2400 und
2000 v. Chr. Die archaischsten Elemente der Katakombengrabkultur sind in der Zone zwischen Don und Dnepr festzustellen,
die als ihr primäres Gebiet gilt. Die zweite Zone liegt zwischen
Dnepr und Pruth. Sie erweist sich als Randgebiet, in dem vornehmlich Gräber der jüngeren Phase anzutreffen sind.

Schnurkeramische Kultur
Sie wurde in den achtziger Jahren des 19. Jahrhunderts von
F. Klopfleisch als eigenständige Gruppe erkannt und nach ihrer
typischen Verzierung benannt (Klopfleisch 1883. S. 40ff.). Kurz
danach definierte A. Götze eine ältere und eine jüngere Stufe
(Götze 1891. S. 10ff.). Nach anfänglichen Divergenzen belegten
Stratigraphien in den zirkumalpinen Pfahlbausiedlungen, dass
die mitteleuropäische Schnurkeramikkultur an das Ende des
Neolithikums und den Übergang zur Bronzezeit gemäß der süddeutschen Chronologie zu setzen ist. Diese generelle kulturperiodische Zuordnung gilt bis heute, während die innere Gliederung
der Schnurkeramik noch immer ein ungelöstes Problem darstellt. Neuere Untersuchungen zeigen, dass ihre Träger durchaus sesshaft waren, aber eine Bauweise praktizierten, die archäologisch nur sehr schwer nachweisbar ist (Müller u. a. 2009.
S. 125ff.).
Das Verbreitungsgebiet dieser Kultur erstreckte sich von den
Alpen und Karpaten bis nach Südskandinavien und vom Elsass
bis an die mittlere Wolga und den Ural, d.h. fast über den gesamten nördlichen Teil Kontinentaleuropas. Dabei lassen sich
eine Südprovinz (Elsass, Süddeutschland, die Schweiz, Österreich, Böhmen, Mähren, Hessen, Sachsen, Thüringen und Sachsen-Anhalt), eine Nordprovinz (West- und Norddeutschland,
Niederlande, Dänemark, Südschweden, Küstenbereich von Polen und dem Ostbaltikum) und eine Ostprovinz (mittleres

99

Благое Говедарица. Культуры погребений восточноевропейской степи…

Blagoje Govedarica. Die Grabkulturen der osteuropäischen Steppe…

Ил. 4. Типичный инвентарь
культуры шнуровой керамики (по:
Matthias 1972)
Abb. 4. Typisches Inventar
der schnurkeramischen Kultur
(nach Matthias 1972)

Ил. 5. Типичный инвентарь
культуры колоколовидных кубков
(по: Matthias 1972 )
Abb. 5. Typisches Inventar
der Glockenbecherkultur (nach
Matthias 1972)

зовали при этом такие формы строительства, которые
лишь с большим трудом подтверждаются археологическими данными (Müller u. a.
2009. S. 125ff.).
Зона
распространения
этой культуры охватывает собой пространство от Альп
и Карпат до Южной Скандинавии и от Эльзаса до Средней Волги и Урала, то есть
занимает почти всю северную часть континентальной
Европы. При этом здесь можно выделить южную провинцию
(Эльзас, Южная Германия, Швейцария, Австрия, Богемия, Моравия, Гессен, Саксония, Тюрингия и Саксен-Ангальт), северную провинцию (Западная и Северная Германия, Нидерланды, Дания, Южная Швеция, прибрежные регионы Польши и
восточная часть Прибалтики) и восточную провинцию
(Средний Днепр и верховье Волги). Для всех памятников на
данной территории характерно индивидуальное погребение с трупоположением на боку в скорченном положении и
разворотом в разные стороны в зависимости от пола усопшего, а также наличие боевых топоров в составе погребального инвентаря (ил. 4). Именно поэтому культуру шнуровой
керамики называют также культурой боевых топоров
(Bertram 1994. S. 229ff.).
Наряду с этими общими чертами имелись и отдельные
региональные отличия. В Центральной Европе погребения
производились, как правило, под курганами. Тело усопшего
располагалось по оси восток—запад, женщины — на левом
боку, головой на восток, мужчины — на правом боку, головой на запад. Взгляд в обоих случаях обращен к югу (Machnik
1969. S. 237; Bertram 1994. S. 231f.). В Малой Польше и Восточной Европе тела погребенных размещались в основном по
оси северо-запад—юго-восток или по оси север—юг. При
этом и здесь имелось различие в размещении тела в женских и мужских погребениях.
Самые существенные различия в типах погребений и формах погребального инвентаря обнаруживаются между скандинавской культурой одиночных погребений, с одной стороны, и восточноевропейской культурой Среднего Днепра
и фатьяновской культурой, с другой стороны. Для Южной
Скандинавии характерно преобладание грунтовых могил
и так называемых ладьевидных топоров, тогда как в подкурганных погребениях в районе Cреднего Днепра иногда
встречаются и погребения с трупосожжением. В погребениях фатьяновской культуры (иногда называемой также балановской) были также обнаружены следы использования
огня и применения охры, что не характерно для групп, входящих в культуру шнуровой керамики. К тому же только в
зоне распространения фатьяновской культуры представлены шарообразные сосуды без горла и со скругленным дном
(Häusler 1969. S. 267. Abb. 5, 1–3).
Древнейшей фазой культуры шнуровой керамики является так называемый общеевропейский горизонт (горизонт А) с

характерными топорами и
амфорами, орнаментированными гребенчатым узором.
Недавно удалось получить датировку самого раннего появления этого горизонта наосновании
радиоуглеродной
хронологии в Малой Польше
и отнести его к 2900 году до
н. э. Начиная с 2750 года до н. э. происходит размывание
единых общих признаков и формирование локальных
групп. Конец культуры шнуровой керамики приходится по
абсолютной хронологии на 2300 год до н. э. (Müller 1999.
S. 77ff.; Furholt 2003. S. 2ff.).
Dnepr- und oberes Wolgagebiet) unterscheiden. Den Denkmälern in den genannten Territorien sind die Schnurverzierung,
Einzelbestattungen mit geschlechtsspezifisch positionierten
Seitenhockern und die Beigabe von so genannten Streitäxten
gemeinsam (Abb. 4). Deshalb wurde die Kultur auch als „Streitaxtkultur“ bezeichnet (Bertram 1994. S. 229ff.).
Neben diesen Gemeinsamkeiten sind auch einige mehr oder
weniger ausgeprägte regionale Abweichungen zu erkennen. In
Mitteleuropa wurden die Gräber in der Regel unter einem Hügel
errichtet. Die Toten sind ost-westlich ausgerichtet, die Frauen
auf der linken Seite liegend mit dem Kopf nach Osten, die Männer rechtsseitig mit dem Kopf nach Westen. Der Blick geht in
beiden Fällen nach Süden (Machnik 1969. S. 237; Bertram 1994.
S. 231f.). In Kleinpolen und in Osteuropa waren die Toten überwiegend Nordwest-Südost oder Nord-Süd orientiert. Allerdings
gilt auch hier das Prinzip einer geschlechtsdifferenzierten Position der Bestatteten.
Die größten Unterschiede sowohl bei den Bestattungselementen als auch bei den Beigabenformen bestehen zwischen
der skandinavischen Einzelgrabkultur und der osteuropäischen
Mitteldnepr- und Fatjanovokultur. Für Südskandinavien sind zumeist die Flachgräber und die so genannten Bootäxte typisch,
während in den Hügelgräbern der Mitteldneprkultur gelegentlich Brandbestattungen vorkommen. In den Gräbern der Fatjanovo- Kultur (manchmal auch Balanovo-Kultur genannt) wurden ebenfalls Brandspuren entdeckt, zudem wurde hier auch
Ocker gestreut, was ansonsten in den schnurkeramischen Gruppen ein fremdes Element darstellt. Nur in der Fatjanovo-Kultur
finden sich zudem kugelige und halslose Gefäße mit abgerundetem Boden (Häusler 1969. S. 267. Abb. 5, 1–3).
Die älteste Phase der Schnurkeramikkultur bildet ein so genannter Einheitshorizont (A-Horizont) mit typischen Äxten und
„Strichbündelamphoren“. Die früheste Erscheinung dieses Horizonts konnte kürzlich mittels 14C-Chronologie in Kleinpolen um
2900 v. Chr. datiert werden. Ab ca. 2750 v. Chr. kam es zu einer
Regionalisierung, die das Ende der einheitlichen Prägung bedeutete und eine Entwicklung zu lokalen Gruppen einleitete. Das
Ende der Schnurkeramikkultur wird absolutchronologisch um
2300 v. Chr. festgesetzt (Müller 1999. S. 77ff.; Furholt 2003. S. 2ff.).

Glockenbecherkultur
Diese Kultur umfasst den gesamten westlichen und südwestlichen Teil Europas einschließlich des Maghreb in Nordafrika.

100

Культура колоколовидных кубков
Данная культура охватывает собой всю западную и юго-западную часть Европы, включая Магреб в Северной Африке.
Внутри этого пространства можно выделить четыре большие провинции: южную (Магреб, Иберийский полуостров,
Южная Франция, Балеарские острова, Сардиния, Сицилия),
западную (французское атлантическое побережье, Ирландия, Великобритания, рейнский бассейн, Швейцария, северо-запад Германии), восточную (верхнее и среднее течение
Дуная, Богемия и Моравия, верховье Одера и Вислы) и северную (Ютландия и область от низовья Эльбы до низовья
Вислы на востоке). Каждая из этих провинций имеет свои
особенности, как это видно по археологическим находкам.
Поселения встречаются крайне редко и при этом отличаются друг от друга по своему типу. Если в южной провинции
обнаруживаются целые укрепленные комплексы, то в северных и восточных областях это скорее небольшие поселения (Turek u. a. 2003. S. 184).
Погребение производилось под курганами, а также в повторно использовавшихся мегалитах или в простых могилах ямного типа. Случаи трупосожжения или коллективных
погребений встречаются крайне редко и являются скорее
исключением из общего типа погребения, для которого характерно одиночное захоронение с расположением тела на
боку, в скорченном виде, в каменных или деревянных ящиках. При этом положение тела ориентировалось в зависимости от пола и было разным у мужчин и у женщин; и хотя
сама ось ориентирования варьировалась в отдельных областях, на всем пространстве соблюдался единый принцип, по
которому мужчины располагались на правом боку, женщины — на левом. В Центральной Европе тела мужчин ориентировались на север, тела женщин — на юг. В результате,
несмотря на то что мужское и женское тело оказывались
развернуты в противоположные по отношению друг к другу
стороны, направление взгляда у них оставалось общим —
как и в культуре шнуровой керамики, они смотрели на юг.
Сходный принцип гендерной дифференциации выдерживался и в оформлении погребального инвентаря, в составе
которого обнаруживается еще более явная социальная
стандартизация. Помимо характерных для данной культуры
колоколовидных кубков, которые закладывались и в мужские, и в женские погребения, в мужской погребальный ин-

Dabei lassen sich vier großen Provinzen unterscheiden: Die
Südprovinz (Maghreb, Iberische Halbinsel, Südfrankreich, Balearen, Sardinien, Sizilien), die Westprovinz (französische Atlantikküste, Irland, Großbritannien, Rheinbecken, Schweiz und Nordwestdeutschland), die Ostprovinz (oberer und mittlerer Lauf
der Donau, Böhmen und Mähren, oberer Lauf der Oder und
Weichsel) und die Nordprovinz (Jütland und unterer Lauf der
Elbe bis zur unteren Weichsel im Osten). Jede von diesen Provinzen weist eigene Charakteristika auf, die sich am ehesten
anhand der Grabfunde erkennen lassen. Siedlungen kommen
selten vor und sind sehr verschiedenartig. Während aus der
Südprovinz befestigte Anlagen bekannt sind, wurden in den
östlichen und nördlichen Gebieten eher kleine Weiler angelegt
(Turek u. a. 2003. S. 184).
Die Bestattungen erfolgten in Hügelgräbern, als Nachbestattungen in Megalithanlagen oder in einfachen Gruben. Bis auf wenige
Ausnahmen, etwa Brandschüttungen oder Kollektivbeisetzungen, sind sie strickt kanonisiert mit Einzelniederlegung in seitlicher Hockerlage entweder in Stein- oder Holzkisten. Die Toten
weisen geschlechtspezifisch eine entgegen gesetzte Orientierung auf, die je nach Gebiet zwar unterschiedliche Ausrichtungen haben kann, aber insofern gleich bleibend ist, dass die
Männer als linke und die Frauen als rechte Hocker niedergelegt
wurden. In Mitteleuropa sind männliche Tote nach Norden und
weibliche nach Süden ausgerichtet. Damit wird ähnlich wie in
der Schnurkeramischen Kultur erreicht, dass beide Geschlechter, obwohl entgegen gesetzt zueinander liegend, in die gleiche
Richtung blicken — in diesem Fall nach Süden. Das gleiche Differenzierungsprinzip gilt auch bei Beigabensitten, die noch
stärker sozial standardisiert sind. Neben den kennzeichnenden
Glockenbechern, die beiden Geschlechtern mitgegeben wurden, erhielten die Männer Waffen — Dolch, Pfeile und Speere,
Armschutzplatten für Bogenschützen — mit ins Grab (Abb. 5),
während die Frauen mit verschiedenen Schmuckstücken versehen wurden. Einige gut ausgestattete Kinderbestattungen sprechen für eine fortgeschrittene soziale Gliederung der Gemeinschaften (Vander Linden 2004. P. 35–62).
Zur relativen Chronologie der Glockenbecher ist vor allem
anhand der Keramiktypologie eine ganze Palette von Theorien
und Hypothesen entstanden (Lanting, Waals 1976; Vander
Linden 2007. P. 343–352). Eine Unterteilung in drei Entwicklungsetappen ist zumeist auch absolutchronologisch abgesichert: Denkmäler der ersten Phase mit so genannten „maritimen“ Bechern kommen vor allem in der Süd- und Westprovinz
vor (Datierung: 2800–2600 v. Chr.); die zweite, aus kulturellen
Überschneidungen entstandende Phase ist in der Süd- und Ostprovinz belegt, wobei neben „epimaritimen“ Bechern zunehmend lokal geprägte Henkelgefäße auftreten (2600–2400

101

Благое Говедарица. Культуры погребений восточноевропейской степи…

Blagoje Govedarica. Die Grabkulturen der osteuropäischen Steppe…

вентарь входило также оружие — кинжал, стрелы, копья и
наручные защитные пластины (ил. 5), тогда как женский погребальный инвентарь включал в себя различные украшения. Сохранилось также несколько богатых детских погребений, которые свидетельствуют о развитой социальной иерархии
внутри общин (Vander Linden 2004. P. 35–62).
Относительная хронология колоколовидных кубков вызвала к жизни множество разнообразных теорий и гипотез,
опирающихся главным образом на типологию керамики
(Lanting, Waals 1976; Vander Linden 2007. P. 343–352). В основном выделяются три бесспорных этапа развития, которые
подтверждаются и абсолютной хронологией: памятники
первой фазы с так называемыми «маритимными» кубками
встречаются главным образом в южной и западной провинции (2800–2600 годы до н. э.); вторая фаза, явившаяся результатом культурного взаимодействия, представлена памятниками из южной и восточной провинции, где наряду
с «эпимаритимными» кубками появляется все большее количество сосудов с ручками, формы которых имеют уже
свою локальную специфику (2600–2400 до н. э.). Третья, так
называемая поздняя фаза, характеризуется сопутствующей
керамикой (2400–2000 годы до н. э.; Müller, Willigen 2001.
P. 59–75), при этом в восточной провинции происходит слияние с древнейшими группами эпохи бронзы (протоунетицкой и др.).

Выводы
Имеющиеся исследования, касающиеся данных крупных
цивилизаций, позволяют выявить основные характеристики культурно-исторического развития Европы в III тыс.
до н. э. Вместе с тем, однако, нельзя не заметить, что здесь
имеются и некоторые существенные методические упущения, которые ставят под сомнение отдельные выводы и интерпретации, представленные археологической наукой
ХХ века. К числу таких упущений относится подход к тем научным источникам, которые принимались за основу без
должного критического переосмысления, в результате чего
утвердилось мнение, будто археологические материалы по
данной эпохе представлены почти исключительно погребениями, тогда как поселения практически отсутствуют. Отсюда был сделан вывод, что носители этих культур представляли собой мобильные военные cообщества, которые
осуществляли панъевропейские военные походы с целью
захвата новых территорий. Этот тезис нашел широкий отклик в научной среде. И хотя уже обнаружено множество
поселений, которые распределяются по всем упомянутым
культурам, что является серьезным основанием для пересмотра тезиса о мобильных сообществах, в научном дискурсе эти данные археологических разысканий по-прежнему
играют второстепенную роль. Неопределенность абсолютной хронологии и отсутствие данных для реконструкции
тогдашних условий жизни и связанных с этим стратегий выживания открывают широкие возможности для интерпретаций. Так, вполне уместным представляется вопрос о том,
на какие данные, касающиеся этой объемной научной области, можно рассчитывать в будущем и насколько возможно в принципе в настоящее время делать какие бы то ни
было заключения относительно данной сферы.
Наличие общих черт, характерных для всего европейского континента, таких как устойчивые формы погребения
и единообразный состав погребального инвентаря, позволяют выдвигать самые разные археологические и социокультурные предположения. Так, явное преобладание индивидуальных погребений можно рассматривать как выра-

v. Chr.). Die dritte, so genannte Spätphase ist durch Begleitkeramik charakterisiert (2400–2000 v. Chr.; Müller, Willigen 2001.
P. 59–75), wobei es in der Ostprovinz zu einer Verschmelzung
mit den ältesten bronzezeitlichen Gruppen (Protoaunjetiz u. a.)
kommt.

Schlussfolgerung
Die bisherige Untersuchung dieser großräumig verbreiteten Zivilisationen erlaubt es, einige Grundcharakteristika in der kulturhistorischen Entwicklung Europas während des 3. Jahrtausends v. Chr. festzustellen. Gleichzeitig sind aber auch manche
bedeutende methodische Versäumnisse und Beschränkungen zu
erkennen, die manchmal kein günstiges Licht auf die Archäologie des 20. Jahrhunderts und die damals erfolgten Interpretationen wirft. Einer der beschränkenden Faktoren ist die Quellenbasis, bei der bis vor kurzem unkritisch davon ausgegangen
wurde, dass als archäologische Hinterlassenschaften fast ausschließlich Gräber vorliegen und Siedlungen praktisch nicht existierten. Darauf beruhen Rückschlüsse, es hätte sich bei den Trägern dieser Kulturen um mobile Kriegergesellschaften und ihre
paneuropäischen Eroberungszüge gehandelt, was in der Forschung auf eine große Resonanz stieß. Obwohl in der Zwischenzeit für alle hier behandelten Kultureinheiten das Vorhandensein
zahlreicher Siedlungen nachgewiesen ist, die diese Schlussfolgerungen zu mobilen Gemeinschaften ernsthaft relativieren, spielen sie im wissenschaftlichen Diskurs immer noch eine vollkommen untergeordnete Rolle. Durch Unklarheiten bei absolutchronologischen Zuweisungen und Unsicherheiten bezüglich der
Rekonstruktion der damaligen Umweltbedingungen und der davon abhängigen Subsistenzstrategien bleibt noch viel Spielraum
in der Interpretation. So ist durchaus die Frage angebracht, welche Erkenntnisse für dieses umfangreiche Forschungsfeld künftig
zu erwarten sein werden und wie weit es zum jetzigen Zeitpunkt
überhaupt möglich ist, diesbezügliche Aussagen zu treffen.
Die über den gesamten europäischen Kontinent zu beobachtenden Gemeinsamkeiten wie die weiträumig kanonisierten Bestattungs- und Beigabensitten erlauben sicherlich eine Fülle von
archäologischen und soziokulturellen Fragestellungen. So kann
das deutliche Überwiegen von Einzelgräbern wohl als Ausdruck
einer neuen sozialen Ordnung angesehen werden, in der das
Individuum eine ganz andere Bedeutung innerhalb der Gesellschaftsstruktur gewann (Vander Linden 2003. P. 181). Allerdings
basieren sowohl die Hügelgräber als auch die Individualbestattungen und die Formierung großflächigerer Zivilisationen auf
älteren Tradition, wie sie sich in verschiedenen Teilen Europas
schon zu Beginn des 4. Jahrtausends v. Chr., wenn nicht gar
schon früher, abzeichneten (Baalberge-, Trichterbecher-, Maikop-Kultur u. a., Govedarica 2011. S. 33ff.). Das Aufkommen von
Hügelgräbern und Einzelbestattungen in verschiedenen Kulturen des 3. Jahrtausends kann demnach nicht nur eine Folge gegenseitiger Beeinflussung, sondern ebenso gut eine Fortsetzung lokaler Traditionen gewesen sein.
Die Annahme, dass das Missverhältnis zwischen Grab- und
Siedlungsfunden bei den archäologischen Quellen tatsächlich
einen ursprünglichen Sachverhalt widerspiegelt, und die daraus gezogene Schlussfolgerung, die Grubengrab- und die anderen hier behandelten Kulturen wären expandierende Kriegergesellschaften gewesen, ist äußerst fraglich. Die Dubiosität dieser
Argumentationsbasis ist die Ursache für zahlreiche Kontroversen und Diskussionen zu immer denselben Fragen und zeigt
damit die Schwäche der geäußerten Thesen. Es ist hier nicht
unsere Aufgabe, diesen Auseinandersetzungen näher nachzugehen, doch sei betont, dass Kernthemen wie Kulturgenese,
Mobilität, Domestikation des Pferdes, indoeuropäische Wande-

102

жение нового социального порядка, в котором отдельный
индивидуум начинает играть особую роль в рамках общественной структуры (Vander Linden 2003. P. 181). Правда, при
этом следует иметь в виду, что и подкурганные погребения,
и индивидуальные, равно как и формирование крупных
цивилизаций, охватывающих значительные территории, —
все это основывается на более древней традиции, которая
сложилась в различных областях Европы уже в начале
IV тыс. до н. э., если не раньше (баальбергская культура,
культура воронкообразных кубков, майкопская культура и
др.; Govedarica 2011. S. 33ff.). Появление подкурганных погребений и индивидуальных погребений в различных культурах III тыс. до н. э. могло быть, соответственно, обусловлено не только взаимным влиянием, но в равной степени могло являться продолжением уже сложившейся локальной
традиции.
Не менее спорным представляется вывод о том, что ямная и другие рассматриваемые здесь культуры представляли собой мигрирующие военные сообщества, — заключение, сделанное на основании допущения, что преобладание
погребений по отношению к числу обнаруженных поселений, установленное на основании археологических источников, отражает реальную картину. О сомнительности этой
аргументационной базы свидетельствуют многочисленные
дискуссии и возражения, которые вращаются вокруг одних
и тех же вопросов, что свидетельствует о слабости выдвинутого тезиса. В нашу задачу не входит обзор разных точек
зрения на эту проблему, однако представляется уместным
подчеркнуть, что ключевые темы, связанные с этим кругом
вопросов, — генезис культур, мобильность, одомашнивание лошади, индоевропейская миграция, характеристика
окружающей среды, в том числе и климата, — не могут быть
осмыслены в рамках одной лишь археологии и требуют
проведения фундаментальных междисциплинарных исследований.
Тем не менее, принимая во внимание тот факт, что основные имеющиеся источники ограничиваются главным образом погребениями, и отдавая себе отчет в том, что данное
обстоятельство требует критического подхода, попытаемся
выделить основные тенденции с учетом сегодняшнего
уровня знаний о европейских культурах III тыс. до н. э. Выявление таких общих тенденций возможно лишь на основе
систематизации или классификации ключевых культурных
элементов, представленных на региональном, межрегиональном и континентальном уровне. От того, на каком уровне они оказываются представленными, зависит и их значимость в системе научного описания. Здесь можно выделить
три категории.
1. Общие признаки
Погребение отдельных индивидуумов; подкурганные и
грунтовые погребения; скорченное положение тела; дифференциация погребального инвентаря по гендерному
принципу. Эти элементы присутствуют во всех упомянутых
выше культурных общностях. С археологической точки зрения можно констатировать наличие в Европе III тыс. до н. э.
тенденции к единообразию отдельных внешних форм культуры, что указывает на наличие развитой социальной дифференциации.
2. Региональные признаки
Катакомбные погребения; трупоположение на спине, с согнутыми ногами; трупоположение на боку, с согнутыми ногами; характерная керамика; противоположное располо-

rungen und Umwelt sowie Klima auf archäologischem Weg allein nicht gelöst werden können und einer grundsätzlichen interdisziplinären Überprüfung bedürfen.
Nichtsdestotrotz sei die Frage gestellt, welche Entwicklungstendenzen das derzeitige Wissen über die europäischen Kulturen des 3. Jahrtausends zulässt, auch wenn die Quellenbasis vornehmlich auf Bestattungen beschränkt ist und daher nur sehr
kritisch ausgewertet werden kann. Dies muss von einer Systematisierung bzw. Klassifizierung der ausschlaggebenden Kulturelemente ausgehen, die auf regionaler, überregionaler und kontinentaler Ebene zu fassen sind. Davon, in welcher Ebene sie auftreten,
ist großteils auch ihre wissenschaftliche Aussagekraft abhängig.
Sie lassen sich in drei Kategorien gliedern:
1. Gemeinsamkeiten
Körperbestattung einzelner Individuen, Hügel- und Flachgräber, Hockposition und geschlechtsdifferenzierte Beigabensitten. Diese Elemente gibt es in allen hier behandelten Kultureinheiten. Archäologisch betrachtet lässt sich für das Europa des 3.
Jahrtausends eine Vereinheitlichung im kulturellen Erscheinungsbild feststellen, die auf eine fortgeschrittene Sozialdifferenzierung hindeutet.
2. Regionale Merkmale
Katakombengräber, gehockte Rückenlage, gehockte Seitenlage, charakteristische Keramik, geschlechtsdifferenzierte Positionierung, Ausrichtung der Toten und Ockerstreuung. Es sind
spezifische Merkmale, die sich regelmäßig auf regionalen und
überregionalen Ebenen finden lassen und jede einzelne der
vier behandelten Kulturen charakterisieren. Wenn einzelne dieser Merkmale außerhalb des eigentlichen Verbreitungsgebiets
auftreten, ist das ein Zeichen für Einflüsse im Sinne eines Wissens- oder Ideentransfers. Handelt es sich gar um mehrere Elemente außerhalb des eigentlichen geokulturellen Verbreitungsgebiets, ist das ein bedeutender Hinweis auf eine massive,
wahrscheinlich von größeren Bevölkerungsteilen getragene
Expansion in breiterem, kontinentalem Rahmen.
3. Lokalspezifische Elemente
Charakteristika im Bestattungsritus und Beigabenrepertoire, die
auf einen regionalen Kontext begrenzt sind, kennzeichnen lokale Gruppierungen, wie sie in allen diesen Kulturen existieren.
Diese dritte Kategorie ist besonders wichtig, denn sie zeigt,
dass keine von den großen Einheiten eine in sich geschlossene
Kultur darstellt, sondern aus mehreren Gruppen zusammensetzt ist, die jeweils eine mehr oder weniger miteinander verbundene Koine darstellen. Treten lokalspezifische Elemente im
überregionalen Rahmen auf, verweisen sie auf Interaktionen
innerhalb der Koine, während ihr Vorkommen auf dem gesamten Kontinent auf Handelsverbindungen oder ideologisch bzw.
modisch bedingte Nachahmungen hindeutet.
Der relativ hohe Anteil von Gemeinsamkeiten (Kategorie 1) in
allen vier Zivilisationen spricht für ein vergleichbar hohes, gemeinsames Niveau der geistigen und materiellen Kultur. Doch
erlauben es regionale Unterschiede (Kategorie 2), zwei große
Zonen klar voneinander zu trennen: eine nordwestliche mit
Schnurkeramik- und Glockenbecherkultur und eine südöstliche
mit Grubengrab- und Katakombengrabkultur. Die beiden nordwestlichen Kulturen sind durch eine sozial ausgereifte Struktur
gekennzeichnet (geschlechtdifferenzierte Totenlage und aufwendige Beigaben, unter denen sich auch Kombinationen
finden, die für eine Kriegerausrüstung sprechen). Die Grubengrab- und Katakombengrabkultur hingegen fällt durch einen
uniformen Bestattungsritus (Hügelgräber, kanonisierte Grab-

103

Благое Говедарица. Культуры погребений восточноевропейской степи…

Blagoje Govedarica. Die Grabkulturen der osteuropäischen Steppe…

жение тел у мужчин и женщин; ориентирование тела по той
или иной оси, соотнесенной со сторонами света; посыпка тела охрой. Перечисленные признаки относятся
к специфическим характеристиками, которые регулярно
встречаются на региональном и межрегиональном уровне
и присущи всем четырем типам описываемых культурных
общностей. Если отдельные признаки из указанных выше
обнаруживаются за пределами основного ареала, то в этом
случае можно говорить о влиянии в рамках общего процесса трансфера идей и знаний. Если же речь идет о появлении
целого ряда элементов за пределами данного конкретного
геополитичеческого пространства, то это явный признак
того, что, вероятно, мы имеем дело с более масштабной экспансией значительной части населения на более широком,
континентальном пространстве.
3. Локальные признаки
Характеристика погребальных обрядов и состава погребального инвентаря, имеющих локальную специфику, относится к локальным группам, которые существуют во всех
рассматриваемых культурах. Эта третья категория представляется крайне важной, поскольку она показывает, что
все крупные культурные общности не являются замкнутыми системами, но складываются из множества отдельных
групп, каждая из которых соотнесена в большей или меньшей степени с другими. Если локальные признаки проявляются на межрегиональном уровне, то это свидетельствует о
взаимодействии внутри данной крупной общности, если же
они обнаруживаются на всем континенте, то это скорее свидетельствует о наличии торговых отношений или о подражаниях, обусловленных модой или идеологией.
Относительно большое количество общих признаков (категория 1), свойственных всем четырем культурным общностям, говорит о довольно высоком общем уровне духовной
и материальной культуры. При этом, однако, региональные
признаки (категория 2) позволяют выделить две крупные
зоны, которые явно отличаются друг от друга: северо-западная зона с культурой шнуровой керамики и культурой
колоколовидных кубков и юго-восточная зона с ямной
и катакомбной культурами. Обе северо-западные культуры
отличаются развитой социальной структурой, о чем свидетельствуют погребения с разным положением тела для
мужчин и женщин, сложный погребальный инвентарь,
включающий в себя в некоторых случаях набор таких предметов, которые можно отнести к военному снаряжению.
В отличие от этого ямная и катакомбная культуры характеризуются единообразием погребального обряда (подкурганное захоронение, одинаковая конструкция могил и положение тела усопшего, посыпка охрой) и скромным погребальным инвентарем, состав которого определяется
в значительной мере локальной спецификой.
В процессе своего развития все эти культуры обнаруживают ярко выраженную прогрессирующую тенденцию к экспансии. Культуры шнуровой керамики и колоколовидных
кубков распространялись при этом в самых разных ландшафтных областях, по всей юго-западной, западной, центральной и северо-восточной части Европы, тогда как степные культуры остались в пределах той ландшафтной полосы, которой они обязаны своим названием, то есть
распространялись в степных районах от Каспийского моря
до Восточной Паннонии. Если между отдельными культурами внутри обеих выделенных зон, то есть между культурой
шнуровой керамики и культурой колоколовидных кубков,
с одной стороны, и ямной культурой и катакомбной куль-

Ил. 6. Погребение из Норд-Эгельна, Саксен-Ангальт, Германия
(по: Hansen 2010-I)
Abb. 6. Der Grabfund von Egeln, Sachsen-Anhalt, Deutschland (nach Hansen
2010-I)

konstruktionen und Totenlage, Ockerstreuung) und ein bescheidenes, manchmal stark lokal geprägtes Beigabenrepertoire auf.
Im Laufe ihrer Entwicklung ist für alle diese Einheiten eine
progressive starke Expansionstendenz zu beobachten. Die
Schnurkeramik- und Glockenbecherkulturen breiteten sich dabei in verschiedenartigen Naturräumen im ganzen südwestlichen, westlichen, mittleren und nordöstlichen Teil Europas aus,
während die Steppenkulturen auf ihrem namengebenden Naturraum, d.h. die Steppen und steppenartigen Gebieten vom
Kaspischen Meer bis nach Ostpannonien begrenzt blieben. Während innerhalb der beiden genannten Zonen, d. h. zwischen der
Schnurkeramik- und Glockenbecherkultur einerseits und der
Grubengrab- und Katakombengrabkultur andererseits, starke
kulturgenetische Verbindungen und Wechselbeziehungen zu
verzeichnen sind, sind solche Kulturkontakte über den Zonenrahmen hinaus sehr stark begrenzt und nur im Bereich des Waren- und Ideologietausches fassbar (unsere dritte Elementkategorie). Ein Beispiel dafür ist der nicht keramische Teil des Beigabensets eines Grabes der Schnurkeramikkultur aus Nord-Egeln
in Sachsen-Anhalt, der ein typisches Muster der Grubengrabkultur zeigt (Hansen 2010-I. S. 38) (Abb. 6). Trapezförmige Metallpfrieme, wie sie in Nord-Egeln geborgen wurden, kennt man
aus mehreren Schnurkeramik- und Glockenbechergräbern in
Deutschland, Mähren und Polen, aber sie stellen eines der wenigen Artefakte dar, die typisch für die Grubengrabkultur und zu
einer allgemeinen, wahrscheinlich einer Modeerscheinung in
diesem Kulturkreis geworden sind (Govedarica 2004-II. S. 59). In
umgekehrter Richtung sind manche schnurkeramische Gefäße

104

турой, с другой стороны, существовали прочные культурно-генетические связи и взаимовлияние, то культурные
контакты за рамками выделенных зон были весьма ограниченными и затрагивали только область обмена товарами
и идеологиями (категория 3). Примером тому может служить не относящаяся к керамике часть инвентаря погребения культуры шнуровой керамики из Норд-Эгельна, СаксенАнгальт, в составе которого обнаружены типичные образцы
ямной культуры (ил. 6; Hansen 2010-I. S. 38). Трапециевидные металлические шила, представленные среди находок
в Норд-Эгельне, известны по многочисленным погребениям культуры шнуровой керамики и колоколовидных кубков
из Германии, Моравии и Польши. Вместе с тем они принадлежат к немногочисленным артефактам, которые относятся
к типичным признакам ямной культуры и которые стали общим, вероятно, модным явлением в этом культурном ареале (Govedarica 2004-II. S. 59). Сходным образом в степных
районах встречаются сосуды, характерные для культуры
шнуровой керамики (Kaiser 2003. S. 321f.). Примером континентального распространения региональных признаков
(категория 2) могут служить погребения в нишах краковосандомирской группы культуры шнуровой керамики (Machnik 1969. S. 238), которые к настоящему моменту представляют собой единичный, локальный случай взаимодействия
катакомбной культуры с другой зоной. Насколько катакомбное погребение, обнаруженное в Вучедоле (Юго-Восточная
Паннония), хронологически и культурно связано с одноименной степной культурой, остается пока не вполне ясным (Kaiser 2003. S. 316–318). То же самое относится к подкурганным погребениям на территории Центральных Балкан и Адриатики, которые первоначально были отнесены
к ямной культуре, а затем причислены к другой культурной
традиции (ср.: Heyd 2011. P. 541; Govedarica 1989. S. 211ff.).

im Steppengebiet anzutreffen (Kaiser 2003. S. 321f.). Als ein Beispiel eines kontinentalen Auftritts von Einzelmerkmalen unserer zweiten Elementkategorie können die Nischengräber der
Kraków-Sandomierz-Gruppe der Schnurkeramik angeführt werden (Machnik 1969. S. 238), die bisher die einzigen, ziemlich isolierten und mageren Hinweise für transzonale Beziehungen der
Katakombengrabkultur darstellen. Inwieweit das Katakombengrab, das auf dem Burgberg von Vučedol (Südostpanonnien)
freigelegt wurde, in kulturellem oder chronologischem Zusammenhang mit der gleichnamigen Steppenkultur steht, bleibt
fraglich (Kaiser 2003. S. 316–318). Das gleiche gilt für die ersten
Hügelgräber im Zentralbalkan und an der Adria, die ursprünglich der Grubengrabkultur zugeschrieben wurden, aber wohl
doch in eine andere Tradition zu stellen sind (vgl. Heyd 2011.
P. 541; Govedarica 1989. S. 211ff.).

Andrej Mazurkevich. Das Waldgebiet in Osteuropa am Ende des 4. — Beginn des 2. Jahrtausends v. Chr.

Андрей Мазуркевич

Ил. 1. Вид на заболоченное озеро,
где располагались в древности
свайные поселения
Abb. 1. Ansicht des versumpften
Sees, wo sich im Altertum
Pfahlbausiedlungen befanden

Лесная зона Восточной Европы
в конце IV — начале II тыс. до н. э.
Andrej Mazurkevich

Das Waldgebiet in Osteuropa
am Ende des 4. — Beginn des 2. Jahrtausends v. Chr.
бращение к памятникам лесной зоны Восточной
Европы в контексте эпохи бронзы вполне закономерно. Огромные европейские пространства не
состояли в древности, как это нам часто представляется, из изолированных территорий на которых проживали замкнувшиеся в себе социумы. Все это пространство было пронизано торговыми и культурными связями.
Следы этих контактов, миграций мы можем восстановить,
анализируя археологические находки на европейских просторах.
В конце IV тыс. до н. э. в верховьях реки Западная Двина
сложилась уникальная культура строителей озерных свайных поселений. Как и в Западной Европе, в приальпийской
зоне, по заболоченным берегам озер стали возникать свайные поселки, которые занимали наиболее оптимальные
ландшафтные участки местности для своей разносторонней хозяйственной деятельности (ил. 1). Поселки строились
в прибрежной болотистой полосе озер, на границе широколиственных лесов с сосновыми борами. Такое расположение позволяло одновременно и круглогодично вести весьма эффективно охоту на лося, медведя, кабана, заниматься
рыбной ловлей и собирательством съедобных и лекарственных растений, а также растений, из которых получали
волокно и органические красители. Начиная со второй половины IV тыс. до н. э. западные области лесной зоны Восточной Европы испытывали постоянное влияние со стороны среднеевропейских культур с производящим хозяйством. Древнее население постепенно осваивало новые
хозяйственные стратегии — земледелие и скотоводство.
Столь удачное сочетание промыслов и значительные природные богатства выбранных мест позволяли долгое время
сохранять комплексное хозяйство, основанное на эффективном присваивающем хозяйстве.
Появление свайных поселений происходит в момент серьезной климатической перестройки на рубеже атлантического и суббореального климатических периодов. Климат
становится более прохладным, в озерах и реках уменьшается уровень воды (минимум на 2,5 м ниже современного), литоральная часть озер зарастает и заболачивается, сокращается водное зеркало. Продуктивность озер и, вероятно,
всей экологической ниши уменьшается. Поэтому появление
свайных поселков можно рассматривать как форму адаптации к окружающей среде, возникающую синхронно и конвергентно в сходных ландшафтных условиях на территории
Средней и Восточной Европы.
Многолетние раскопки торфяников и подводные исследования свайных поселений позволяют представить устройство этих поселков следующим образом. Постройки

О

ird die Bronzezeit in Europa betrachtet, ist es unabdingbar, auch auf die Fundstätten im Waldgebiet
Osteuropas einzugehen. Die weiträumigen Regionen Europas setzten sich in der Vergangenheit nicht,
wie vielfach angenommen, aus klar gegeneinander abgegrenzten Territorien zusammen, in denen in sich geschlossene Gemeinschaften lebten; vielmehr prägten vielgestaltige Kulturund Handelsbeziehungen diesen Raum. Spuren entsprechender Kontakte und Wanderbewegungen lassen sich heute
rekonstruieren, indem entsprechende archäologische Funde
analysiert werden.
Am Ende des 4. Jahrtausends v. Chr. hatte sich am Oberlauf
der Zapadnaja Dvina eine einmalige Kultur herausgebildet, deren Träger an Seen Pfahlbausiedlungen anlegten. Wie in Westeuropa im Voralpengebiet entstanden sie an den sumpfigen
Ufern der Seen (Abb. 1). Die topopgraphische Lage war optimal
für eine komplexe Wirtschaft, befanden sich die Siedlungen
doch einerseits im ufernahen Sumpfstreifen, andererseits aber
auch am Rand der gemäßigten Laubwälder mit Kiefernbestand.
Dadurch konnten die Menschen das ganze Jahr über auf Elch-,
Bären- und Wildschweinjagd gehen, Fische fangen sowie essbare und heilende Pflanzen sammeln; auch Pflanzen, aus denen
sie Fasern und organische Färbstoffe gewannen, standen ihnen
hier zur Verfügung. Mit dem Beginn der zweiten Hälfte des
4. Jahrtausends v. Chr. gerieten die westlichen Bereiche des
Waldgebiets in Osteuropa unter den anhaltenden Einfluss mitteleuropäischer Kulturen mit produzierender Wirtschaft. Nach
und nach eignete sich die alte Bevölkerung neue Wirtschaftformen wie Ackerbau und Viehzucht an. Diese glückliche Kombination der Wirtschaftszweige sowie der ungeheure natürliche
Reichtum ihrer ökologischen Nischen erlaubte es ihnen, über
einen langen Zeitraum eine komplexe Wirtschaft aufrechtzuerhalten, die Tätigkeiten des Jagens, Sammelns und Fischfangs
einbezog. Das Aufkommen der Pfahlbausiedlungen ist zu einer
Zeit tief greifender klimatischer Veränderungen beim Übergang
vom atlantischen zum subborealen Klima anzusetzen. Es wurde
deutlich kälter, in den Seen und Flüssen sank der Wasserstand
(er lag mindestens 2,5 m unter dem heutigen Stand). Der Wasserspiegel der Seen sank und es bildeten sich Sumpfzonen. Die
Erträge aus den Gewässern und wohl auch der ökologischen
Nische insgesamt verringerten sich. Insofern kann das Aufkommen von Pfahlbausiedlungen als Form der Anpassung an die
Umwelt interpretiert werden, die zeitgleich und konvergent in
Räumen mit ähnlichen Landschaftsbedingungen in ganz Mittelund Osteuropa zu beobachten ist.
Mehrjährige Grabungskampagnen im Torfmoor sowie unterwasserarchäologische Untersuchungen der Pfahlbausiedlungen gestatten heute eine Rekonstruktion ihres Aufbaus. Die

W

106

состояли из прямоугольных помостов размером приблизительно 7 × 4,5 м, прикрепленных к сваям с помощью веревок (фрагменты веревок из корневищ черники и липового
луба часто находят вдавленными в сваи) и поддерживаемых
снизу «рогатыми» сваями. Основание помоста составляли
бревна диаметром около 9–12 см, ориентированные по линии запад — восток. На бревна, поперечно им, были плотно
уложены жерди диаметром 5–8 см. Поверх, перпендикулярно жердям, положены неокоренные сосновые плашки толщиной около 6 см. Сверху лежал пласт мха, который был
присыпан крупнозернистым белым песком — толщина его
слоя достигала 8 см. Песок был насыщен мелкими угольками, кальцинированными косточками, кремневыми отщепами и чешуйками. На слое песка обнаружены осколки глиняных горшков, большое количество костей животных и рыб
(часть из них со следами пребывания в огне), мелкие отщепы, подвеска из клыка медведя, коленчатая дубовая рукоять-топорище, фрагмент кленовой ложки. У северо-восточной оконечности одного из настилов найдены фрагменты
веревок, сплетенных из корневища черники и липового
лыка. Очаг был сложен из крупных камней, выложенных по
кругу диаметром около 53 см. На краю очажной подсыпки
найдены придонные части от двух сосудов, остатки ожерелья, состоящего из двух янтарных подвесок треугольной
формы (кат. 40.1.1, 40.1.2), резца и подъязычных костей лося
(кат. 40.1.4). В очажной зоне соседней постройки была найдена зооморфная подвеска (кат. 40.3.1). Песчаные подсыпки
имели значительный вес, и это приводило к частым ремонтам очажной зоны настила. При раскопках это выглядит как
скопление песка, насыщенное угольками, жжеными костями рыб и животных, фрагментами посуды, кремневых и костяных орудий и залегающее несколькими слоями, которые
разделяют остатки деревянных полов из жердей и коры.
Часть свай представляет собой столбы, служившие основой для стен построек (ил. 2). Столбы могли быть сделаны из
стволов, очищенных от боковых ответвлений. Последние
найдены в большом количестве в культурном слое и, как
правило, залегали скоплениями возле рядов свай. В каче-

Häuser bestanden aus einem
rechteckigen Podest (ca. 7,0 x
4,5 m), das mit Schnüren an
den Pfählen befestigt wurde;
Überreste dieser aus den Wurzelstöcken von Heidelbeeren
und Lindenbast hergestellten
Schnüre fanden sich noch
häufig an den Pfählen. Ferner
dienten zur Befestigung von
unten Baumstämme mit Astgabeln. Das Podest selbst
setzte sich aus Balken mit einem Durchmesser von 9–
12 cm zusammen, die an der
W-O-Linie ausgerichtet waren.
Quer auf den Balken lagen
dicht aneinander gefügt Stangen (Dm. 5–8 cm). Auf diesen
fanden sich senkrecht ausgelegt unentrindete Spalthölzer aus
Kiefer mit einer Dicke von ca. 6 cm. Sie wurden von einer Moosschicht abgedeckt, die ihrerseits bis zu 8 cm dick sein konnte
und mit grobkörnigem, weißem Sand bestreut wurde. Der Sand
war mit kleinen Kohlestücken, kalzinierten Knochen, Feuersteinabschlägen und Scherben angereichert. In dieser Sandschicht ließen sich die Einbuchtungen von Töpfen erkennen,
ferner enthielt sie eine große Menge Tierknochen und Fischgräten, die teilweise Brandspuren erkennen ließen, weiterhin kleine
Abschläge, ein Anhänger aus einem Bärenzahn, ein knieförmiges Griffstück aus Eiche für eine Axt sowie das Fragment eines
Löffels aus Ahorn. Am Nord-Ost-Ende wurden Schnur fragmente
entdeckt, die aus Heidelbeerwurzeln und Lindenbast geflochten waren. Einige große, im Kreis ausgelegte Steine bildeten die
Herdstelle, die einen Durchmesser von 53 cm hatte. Am Rand
der Sandaufschüttung für den Herd wurden die unteren Teile
von zwei Gefäßen, die Überreste eines aus zwei dreieckigen
Bernsteinanhängern bestehenden Halsschmucks (Kat. Nr.
40.1.1, 40.1.2), der Schneidezahn eines Elchs und Zungenbeine
von Elchen (Kat. Nr. 40.1.4) entdeckt. Im Nachbarhaus wurde im
Bereich der Herdstelle ein zoomorpher Anhänger freigelegt
(Kat. Nr. 40.3.1). Das recht beachtliche Gewicht der Sandaufschüttungen für den Herd machte immer wieder Ausbesserungen am Boden um die Herdstelle herum nötig. Bei Grabungen
trifft man hier auf Sandablagerungen voller Kohlestücke, verbrannter Knochen, Gräten und Tierknochen, Scherben von Geschirr sowie Überreste von aus Feuerstein und Knochen gefertigten Waffen, zwischen deren Schichten Überreste der Fußböden aus Stangenholz zu finden sind.
Bei einigen Pfählen handelte es sich um Wandpfosten aus entasteten Stämmen (Abb. 2), die in großer Menge erhalten waren
und in Reihen lagen. Für diese Pfosten wurden Baumstämme
mit einem Durchmesser von zwischen 8 und 20 cm gewählt. Die
stärkeren Pfosten konzentrierten sich hauptsächlich auf die
Ecken der Böden, dazwischen waren schmalere Pfostenpaare
eingelassen. Bereiche, auf denen die Sandschicht unter dem
Herd lagerte, wurden zusätzlich mit Stützen und Pfosten gesichert. Als Pfähle wurden in der Regel Stämme von Fichten und

107

Андрей Мазуркевич. Лесная зона Восточной Европы в конце IV — начале II тыс. до н. э.

Ил. 2. Раскопки свайной постройки № 1 (подводная съемка).
Свайное поселение Сертея II
Abb. 2. Ausgrabungen des Pfahlbaus Nr. 1 (Unterwasseraufnahme).
Pfahlbausiedlung Serteja II

стве свай-столбов выбирались стволы деревьев диаметром
от 8 до 20 см и более. Сваи-столбы больших диаметров концентрировались в основном по углам настилов, а между
ними, по периметру, — спаренные столбы меньших диаметров. Особенно усиливались подпорками и столбами-сваями участки, на которых располагались песчаные подсыпки
под очаги. Для свай в основном использовались стволы ели
и ясеня, реже — сосны, вяза, клена, дуба, ивы, липы, березы,
тополя. В культурных слоях обнаружены фрагменты кровельных желобов и плах с боковым упором для устройства
полов, а также детали балок с гнездами-отверстиями. Жилые платформы окружены мусорными кучами, по периметру которых полукругом фиксируются столбы. Они образовались после того, как распались плетеные корзины,
в которые складывался мусор. Фрагменты корзин (ил. 3) зафиксированы в основании мусорных куч. Характер куч свидетельствует о том, что в период накопления они подтапливались, а размывались в более позднее время, когда уровень воды в водоемах повышался и жилые постройки переносились на более сухие и высокие участки местности.
В мусорном завале среди кухонных отбросов сохранились
скорлупа водяных орехов и желудей, кости животных и рыб,
створки беззубки, фрагменты посуды, кремневые отщепы;
найден фрагмент сети из корневища черники, прикрепленный к калиновому колу.
Культурный слой, как правило, огибает остатки постройки с южной стороны. Такое размещение культурных остатков, мусора позволяет предположить, что вход-выход в постройки располагался именно с этой стороны.

Eschen genutzt, seltener von Kiefern, Ulmen, Ahornbäumen,
Eichen, Weiden, Linden, Birken oder Pappeln. Die Nutzungsschichten enthielten zudem Fragmente von Dachrinnen, von
Klötzen mit seitlicher Stütze für die Errichtung des Bodens und
von Balken mit Aussparungen. Die Böden der Häuser umgaben
Müllhaufen, um die herum sich im Halbkreis aufgestellte Pfosten feststellen ließen. Die Müllberge waren entstanden, nachdem die Flechtkörbe zerfallen waren, in denen der Müll zuvor
gesammelt worden war. Fragmente dieser Körbe (Abb. 3) ließen
sich noch am Boden der Müllansammlungen feststellen. Die Beschaffenheit des Mülls zeugte davon, dass er sich in der Zeit, in
der er gesammelt wurde, mit Wasser vollgesogen hatte, dann
aber, als der Wasserstand in den Seen stieg und die Häuser in
trockenere und höher gelegene Abschnitte verlagert werden
mussten, förmlich explodierte. In den Siedlungsgruben fanden
sich neben Schalen von Wassernüssen und Eicheln, Tierknochen, Gräten, Schalen von Teichmuscheln, Scherben von Geschirr und Fragmenten von Feuersteinabschlägen auch Küchenabfälle sowie das Fragment eines Netzes Heidelbeerwurzeln,
das an dem Ast eines Schneeballbaums befestigt war.
Die Fundansammlung konzentrierte sich jeweils auf die Südseite der Hausüberreste. Das lässt hier den Ein- bzw. Ausgang
vermuten.
Aus den Pfahlbausiedlungen stammen Keramikgefäße (Kat.
Nr. 38.1.7, 38.1.8, 39.11–39.14, 40.2.1–40.2.3), Werkzeuge aus
Feuerstein, Knochen, Horn (Kat. Nr. 39.17, 41.1.2) und Holz, Löffel, Axtstiele sowie Spitzen von Pfeilen, Lanzen und Harpunen.
Von besonderem Interesse sind dabei die Holzobjekte, die von
Rudern, Schaufeln sowie einem Ski und einer Schlittenkufe, außerdem von Kellen, einer Schale und weiteren Holzgefäßen
(Kat. Nr. 38.1.5, 39.22) stammen. Der Griff eines Ruders war mit
zwei Entenköpfen geschmückt und hatte ein langes, spitzes
Blatt (Kat. Nr. 38.1.19). Solche Riemen eigneten sich gut für die
Fortbewegung in zugewachsenen Gewässern. Unter den Funden befand sich auch der älteste bekannte Ski. Er war aus Esche
gefertigt, ließ im Unterschied zu modernen Stücken jedoch keine Rille zur Steuerung erkennen, wies dafür aber genau wie die
heutigen Exemplare bereits die charakteristische Kante an der
Stelle der Befestigung auf (Kat. Nr. 41.2.1). Unsere Vorfahren
zeigten sich bestens mit den Eigenschaften der unterschiedlichen Holzarten vertraut und berücksichtigten diese bei der Herstellung von Holzgegenständen. Die knieförmigen Axtgriffe
wurden aus Eiche gefertigt, die Muffen zur Befestigung der eigentlichen Äxte aus Esche, die im Vergleich zur Eiche stabiler
und fester war. Die kleinen „Hacken“ aus Eiche ließen noch Spuren von der Befestigung eines Hiebwerkzeugs erkennen. Schaufeln wurden aus Eiche gefertigt, Ruder aus Ahorn, dem stabilsten und festesten Holz überhaupt. „Klopfer“ bestanden aus
Esche, Eiche oder Ahorn. Die genaue Funktion dieser Stücke ist
bislang noch unklar, doch vermutet man, sie seien benutzt worden, um Nüsse zu knacken. Große Schalen und Kellen wurden in
Esche ausgeführt, für kleinere Kellen bzw. Schalen, aber auch
für Löffel und Spachtel wählte man dagegen Ahorn. Die Fragmente, die Bögen zugesprochen wurden, bestanden aus Haselnuss, Esche und Kiefer. Alle bekannten Pfeilspitzen wurden
ebenfalls aus Kiefer hergestellt. Kienspäne fanden auch beim
Fischfang Verwendung, beispielsweise zusammen mit unentrindeten Haselzweigen für eine Fischreuse. Fischfangnetze wurden aus Wacholder- oder Heidelbeerwurzeln angefertigt. Das
Netz bestand aus einem einzigen Faden; dieser wurde vorab um
eine feste Unterlage gewickelt und dann noch einmal gedreht,
bevor man schließlich das Netz daraus knüpfte. Die Netzmaschen hatten eine Standardgröße von 4,5 x 4,5 cm. Die Netze
wurden an einem Ast des Schneeballbaums befestigt. Die Netz-

108

Andrej Mazurkevich. Das Waldgebiet in Osteuropa am Ende des 4. — Beginn des 2. Jahrtausends v. Chr.

Среди материалов свайных поселений — глиняные сосуды (кат. 38.1.7, 38.1.8, 39.11–39.14, 40.2.1–40.2.3); кремневые,
костяные, роговые и деревянные орудия (кат. 39.17, 41.1.2);
ложки, топорища, наконечники стрел, копий и острог. Особый интерес представляют деревянные предметы: весла,
лопаты, фрагменты лыжи, санного полоза и деревянная посуда — ковши, блюдо (кат. 38.1.5, 39.22). Рукоять весла украшена изображениями двух утиных голов и имела длинную
острую лопасть (кат. 38.1.19). Такого типа весла были удобны
для передвижения в зарастающих водоемах. Среди находок — одна из древнейших лыж, изготовленная из ясеня, в
отличие от современных лыж не имеющая направляющего
желобка, но с характерным, как и в наши дни, сломом в месте крепления (кат. 41.2.1). Наши предки отлично знали свойства разных пород древесины и учитывали их при изготов-

Ил. 3. Фрагмент дна корзины (подводная съемка).
Свайное поселение Сертея II
Abb. 3. Fragment eines Korbbodens (Unterwasseraufnahme).
Pfahlbausiedlung Serteja II

лении деревянных предметов. Коленчатые рукояти для топоров изготовлены из дуба, а муфты для крепления самих
топоров — из ясеня, более прочного и упругого по сравнению с дубом. «Мотыжки», сделанные из дуба, имеют следы
от крепления к ним рубящих орудий. Лопаты вырезаны из
дуба. В отличие от лопат весла изготавливались из клена
(прочной и упругой древесины). «Колотушки» делали из ясеня, дуба и клена. Назначение их установить пока не удалось,
но наиболее распространено мнение, что их использовали
для раскалывания орехов. Большие блюда и ковши сделаны
из ясеня. Для небольших ковшей-чаш, а также для ложек и
ложек-лопаточек использовался клен. Предполагаемые
фрагменты луков изготовлены из лещины, ясеня и сосны.
Все известные наконечники стрел сделаны из сосны. Сосновые лучины использовались в рыболовных приспособлениях типа верши вместе с неокоренными прутьями лещины,
из которой был сделан каркас. Рыболовные сети изготавливались из корней можжевельника или корневищ черники.
Они плелись из одной нитки, предварительно накрученной
на твердую основу и затем скрученной. Размер ячеи-сетки
стандартный — 4,5 × 4,5 см. Сети крепились к кольям из древесины калины. Для грузил использовалась береста, которой оплетали камень или керамику и крепили к можжевеловому кольцу. Известен и другой способ изготовления грузил: из бересты плелись мешочки, заполненные песком и

beschwerer bestanden aus Stein oder Keramikscherben, die
man mit Rinde umwickelte und an einem Wacholderring befestigte. Es gab jedoch noch eine andere Möglichkeit bekannt,
Netzbeschwerer herzustellen. Dafür wurde aus Rinde ein kleiner
Sack geflochten, der dann mit Sand gefüllt und mit einer feinen
Schnur aus Heidelbeerwurzeln zusammengebunden wurde. Dicke Seile, die für den Hausbau genutzt wurden, bestanden
ebenfalls aus Heidelbeerwurzeln die mit Lindenbast verflochten waren.
Kulturelle Beziehungen unterschiedlichster Art ließen sich in
der Mitte des 3. Jahrtausends v. Chr. zur Balkan-Karpaten-Region
nachweisen. Analogien gibt es bei der Keramik, Gefäßen mit flachem spitzen oder gerundetem Boden sowie Standfüßen. Neben Gefäßen gab es auch Kellen mit rundem Boden und breitem
randständigem Griff (Kat. Nr. 39.6), eine Form, die für das Waldgebiet Osteuropas völlig untypisch ist. Ferner begegneten Stempel aus Ton (Kat. Nr. 39.4), die Parallelen in den frühen Ackerbauzivilisationen vom Balkan und im Nahen Osten besitzen.
In den Pfahlbausiedlungen im Gebiet zwischen der Lovat
und der Dvina waren zu Beginn des 3. Jahrtausends v. Chr. Dolche aus Feuerstein verbreitet, die aus langen Klingen hergestellt
worden waren (Kat. Nr. 38.1.9, 40.5.1). Für die Mitte des 3. Jahrtausends v. Chr. waren dagegen kurze Dolche mit Griffzunge
charakteristisch. Die Chronologie dieser Dolchtypen stimmt mit
derjenigen in Mitteleuropa überein, vermutlich ist dies als Folge
entsprechender Kontakte zu interpretieren. In dieser Zeit fanden auch Streitäxte Verbreitung.
Träger verschiedener westeuropäischer Kulturen kamen zu
unterschiedlichen Zeiten in den westlichen Teil des Waldgebiets
Osteuropas, aller Wahrscheinlichkeit nach in „Migrationswellen“.
In diesem Teil des Waldgebiets passte sich die eingewanderte
Bevölkerung recht gut an die Bedingungen vor Ort an. Archäologisch lässt sich das an der materiellen Kultur ablesen, fanden
sich doch nunmehr Zeugnisse der Trichterbecherkultur (Abb. 4),
der Kugelamphoren-Kultur und der Schnurkeramischen Kultur
(Kat. Nr. 43.1–43.3), darüber hinaus gab es Bestattungen und
Gräberfelder, die den beiden letztgenannten Kulturen entsprechen. In besonders starkem Maß drangen Träger der Schnurkeramischen Kultur von der Mitte des 3. Jahrtausends v. Chr. an
nach Osten vor, was sich vornehmlich an zahlreichen Funden
unterschiedlicher Streitaxttypen erkennen lässt (Kat. Nr. 44–48);
hinzu kommen in den Siedlungen Funde von Imitaten der
Machtinsignien dieser Kultur, die aus spröden Gesteinsarten gefertigt wurden, so zum Beispiel aus Gneis (Kat. Nr. 40.1.9).
Mit dem Vordringen der Träger der Kugelamphorenkultur
und der Schnurkeramischen Kultur verbunden ist die Anlage
von Schächten, die dem Abbau von Feuerstein dienten und am
linken Ufer des Ros lagen, in der Nähe der Siedlung Krasnoselskoe (Republik Belarus). Die Schächte wurden in eiszeitlichen
Kreideablagerungen angelegt. Insgesamt kennt man 678
Schächte, von denen 225 untersucht worden sind. Ihre Tiefe
überstieg nie 6 m, der Durchmesser im oberen Teil betrug ca.
1,5–1,6 m, der im unteren nicht mehr als 0,8 m. Die Schachtform
hing von der Lage der Feuersteinknollen ab. Der Feuerstein
konnte nur in der trockenen Jahreszeit abgebaut werden, also
nur im Sommer, wenn die Kreide relativ trocken und nicht aufgeweicht war. Die Schächte verfügten über Nischen, einige waren durch Strecken miteinander verbunden. Suchschächte wurden ebenfalls entdeckt. An den Wänden der Schächte und Kammern ließen sich Ruß von Kienspanleuchten, Spuren von
Werkzeugen und Aussparungen für Holzpfähle erkennen. In
den Schächten selbst fand sich Bergmannsgerät aus Knochen
und Geweih von Rothirschen (Kat. Nr. 230). Eine Bestattung in
einem Schacht und in der Nähe gefundene Keramikscherben

109

Андрей Мазуркевич. Лесная зона Восточной Европы в конце IV — начале II тыс. до н. э.

обмотанные по краям тонкой веревкой из корневища черники. Толстые веревки, которые использовались в строительстве, были сделаны из корневища черники, переплетенной с липовым лыком.
Имеются свидетельства различных культурных связей
с Балкано-Карпатским регионом в середине III тыс. до н. э.
Это прежде всего сосуды с плоскими днищами и поддонами, сосуды остродонные или с уплощенным дном и имитацией поддонов. Появляются глиняные сосуды — ковши
с круглым дном и широкой ручкой, крепившейся к венчику
(кат. 39.6). Такой тип посуды совершенно не характерен для
лесной зоны Восточной Европы. Встречаются глиняные печати (кат. 39.4), аналогичные печатям раннеземледельческих цивилизаций Балкан и Ближнего Востока.
В среде строителей свайных поселений Ловатско-Двинского междуречья в начале III тыс. до н. э. распространились
кремневые кинжалы, выполненные на длинных пластинах
(кат. 38.1.9, 40.5.1), а в середине III тыс. до н. э. — короткие
черешковые кинжалы. Хронология этих типов кинжалов совпадает с хронологией аналогичных видов оружия на территории Средней Европы, и, вероятно, их появление следует рассматривать как результат контактов. В это же время
происходит и распространение боевых топоров.
Появление в западной части лесной зоны Восточной Европы носителей различных западноевропейских культур
происходило в разное время, с разных территорий и, видимо, имело «волновой» характер. Пришлое население вполне
успешно адаптировалось в местной среде. Археологически
это фиксируется в материальной культуре, содержащей отголоски культур воронковидных кубков (ил. 4), шаровидных
амфор и шнуровой керамики (кат. 43.1–43.3), а также в появлении погребений и могильников, соответствующих двум
последним культурам. Особенно мощным было продвижение на восток носителей культуры шнуровой керамики начиная с середины III тыс. дон. э. Это подтверждается, в первую очередь, многочисленными находками разнообразных
типов боевых топоров (кат. 44–48) и находками на поселениях подражаний этим инсигниям власти, которые сделаны из
хрупких пород камня, например из гнейса (кат. 40.1.9).
С проникновением носителей культур шаровидных амфор и шнуровой керамики связано начало разработки шахт
по добыче кремня, которые располагались на левом берегу
реки Рось недалеко от нынешнего поселка Красносельское
(Республика Беларусь). Шахты сделаны в меловых линзах,
передвинутых ледником. Было выявлено 678 стволов шахт,
из которых исследованы 225. Глубина стволов не превышала 6 м, диаметр верхней части был около 1,5–1,6 м, в нижней — не более 0,8 м. Форма шахт зависела от положения
кремневых конкреций. Добыча могла производиться в сухое
время, то есть летом, когда мел был достаточно сухим и не
вязким. Шахты были в виде колодцев с подбоями или нишами. Исследованы также комплексы шахт, соединенных штреками. Найдены и разведочные шахты. На стенах шахт, камер
зафиксированы копоть от лучин, следы от орудий, отверстий
от деревянных колов. В самих шахтах найдены горняцкие
орудия, сделанные из костей и рогов благородного оленя
(кат. 230). Погребение в одной из шахт, фрагменты керамики,
найденные рядом, позволяют предполагать, что этот комплекс могли оставить носители культур шаровидных амфор
и шнуровой керамики. Время существования шахт, согласно
данным радиоуглеродного анализа, IV — середина II тыс. до
н. э. (от 3940–3790 cal BP до 1514–1408 cal BP).
За Валдайской возвышенностью реконструируется иная
культурно-историческая ситуация. В Волго-Окском между-

legen die Vermutung nahe, die Schächte könnten von Trägern
der Kugelamphorenkultur oder der Schnurkeramischen Kultur
erbaut worden sein. Mit 14C-Datierungen konnte die Nutzungszeit der Schächte mit 3940–3790 bis 1514–1408 cal BP bestimmt
werden.
Andere Lebensverhältnisse herrschten auf den Waldaihöhen.
Im Gebiet zwischen Wolga und Oka lebten neben Trägern der
Volosovo-Kultur auch Viehzüchter der Fatjanovokultur.
Die Volosovo-Kultur entwickelte sich im 4.–3. Jahrtausends
v. Chr. im Territorium der oberen Wolga, des Wolga-Oka-Zwischenstromgebiets und des Kama-Gebiets. Es handelte sich um
Jäger, Fischer und Sammler. Sie legten dauerhafte Siedlungen
an, von denen heute noch Überreste von Erdhütten zeugen, die
vielfach mit Gängen untereinander verbunden waren. Im Umkreis der Siedlungen wurden häufig Flachgräberfelder mit ritu-

Ил. 4. Кубок из постройки № 1. Свайное поселение Сертея II
Abb. 4. Becher aus Bau Nr. 1. Pfahlbausiedlung Serteja II

ellen Anlagen entdeckt. Obwohl die Nutzung von Metall und
eine produzierende Wirtschaft für die Volosovo-Kultur bislang
nicht zuverlässig nachgewiesen werden konnte, wird in der
Fachwelt teilweise die Meinung vertreten, es gebe indirekte Beweise, die für beides sprächen. Die Gräberfelder waren in Reihen angelegt und wurden über einen langen Zeitraum hinweg
genutzt; vermutlich handelte es sich bei ihnen um Sippenfriedhöfe. Die Toten waren in Rückenlage gebettet, der Kopf — bei
einer leichten Abweichung nach Norden oder Süden — nach
Osten ausgerichtet. Die Arme ruhten leicht angewinkelt neben
dem Rumpf, die Hände lagen auf dem Becken. Die einzigen Beigaben bestanden aus Bernstein- und in einer späteren Nutzungsphase der Gräberfelder auch aus Steinschmuck (Kat. Nr.
50.1–50.20, 51.4). Eine Art Visitenkarte dieser Kultur ist in der
Kleinplastik zu sehen, die aus Knochen, Geweih und Feuerstein
gefertigt wurde (Kat. Nr. 49.1.1–49.1.3, 49.2.1–49.2.6, 51.1–51.3).
Vorliegende 14C-Datierung für die Fatjanovostätten erlauben
es heute, den Beginn dieser Kultur früher, d.h. in der Mitte des
3. Jahrtausends v. Chr., anzusetzen.
Keramikgefäße aus den Gräbern deuten auf eine heterogene
Bevölkerungszusammensetzung der frühen Fatjanovokultur.
Der Bevölkerung gehörten Gruppen an, die aus unterschiedlichen Territorien wie dem östlichen Baltikum, dem Gebiet zwischen Dnepr und Desna (Mittel-Dnepr-Kultur), der West-Ukraine
und aus Südpolen kamen. Die einzelnen Gruppen unterschieden sich nicht nur durch ihre jeweilige materielle Kultur, sondern auch durch die Zeit ihres Aufkommens. Vermutlich dürfte

110

Andrej Mazurkevich. Das Waldgebiet in Osteuropa am Ende des 4. — Beginn des 2. Jahrtausends v. Chr.

речье среди племен волосовской культурно-исторической
общности распространяются скотоводческие племена, культура которых получила название «фатьяновская».
Волосовская культурно-историческая общность складывается на рубеже IV и III тыс. до н. э. на территории Верхнего
Поволжья, Волго-Очья и Прикамья. Это были племена охотников, рыболовов, собирателей. Они оставили долговременные поселения, состоявшие из полуземляночных жилищ, часто соединенных между собой коридорами — проходами. Рядом с поселениями исследователи часто находят
грунтовые могильники с ритуальными сооружениями. Могильники имели рядовую структуру. Они возводились на
протяжении длительного времени и, вероятно, были родовыми кладбищами. Скелеты в погребениях ориентированы
головой на восток (с небольшими отклонениями к северу
или к югу), руки, слегка согнутые в локтях, вытянуты вдоль
туловища, а кисти рук лежат на тазе. Инвентарь погребений
составляли янтарные украшения одежды, а на более позднем этапе — каменные (кат. 50.1–50.20, 51.4).
Своеобразной визитной карточкой этой культуры являются предметы мелкой пластики, сделанные из кости, рога
и кремня (кат. 49.1.1–49.1.3, 49.2.1–49.2.6, 51.1–51.3). Достоверных данных об использовании металла и производящего
его хозяйства в среде волосовских племен нет, хотя некоторые исследователи, по ряду косвенных свидетельств, допускают такую возможность.
Радиоуглеродные датировки фатьяновских комплексов
позволяют отодвинуть начало этой культуры к середине
III тыс. до н. э.
Анализ глиняных сосудов, обнаруженных в погребениях,
позволил установить, что раннее население фатьяновской
культуры по составу было разнородным. Его образовали
выходцы с разных территорий: Восточной Прибалтики, Днепро-Деснинского междуречья (среднеднепровская культура), Западной Украины, Южной Польши. Вероятно, эти многочисленные небольшие группы, проникавшие в Волго-Окское междуречье в разное время, и послужили основой для
сложения фатьяновской культуры. Ареал этой культуры
приходится на современные Ярославскую, Владимирскую,
Ивановскую и частично на Московскую и Тверскую области.
Распространение на этой территории древних скотоводов
не случайно: именно здесь, в нечерноземье, широколиственные леса замечательно сочетаются с открытыми пойменными лугами, необходимыми для выпаса мелкого
и крупного рогатого скота. Эти экологические ниши, не
очень востребованные местными охотниками и рыболовами, и привлекали сюда фатьяновцев-скотоводов. Взаимоотношения между этими двумя группами были далеко не
мирными, о чем, например, свидетельствуют специфические травмы черепов фатьяновцев или наличие убитых аборигенных женщин в фатьяновских могильниках.
На раннем этапе разводился мелкий рогатый скот, а в более позднее время появляется крупный рогатый скот и лошади. Видимо, население со временем теряет мобильность
из-за изменения состава стада, что находит отражение в организации крупных родовых могильников, которые существуют на протяжении нескольких поколений. На первом же
этапе фиксируются небольшие кладбища (до десяти погребений), которые существуют короткий хронологический период.
Могильники найдены на холмах, сложенных из гравия и
морены. Надмогильные сооружения не сохранились, хотя
прослеживаются их остатки. Погребения совершались в
прямоугольных ямах. Скелеты — на боку или на спине и

es sich um zahlreiche kleinere Verbände gehandelt haben, die
in das Wolga-Oka-Zwischenstromgebiet gelangten und dort die
Grundlagen für die Herausbildung der Fatjanovokultur legten,
selbst wenn das Verbreitungsgebiet dieser Kultur hauptsächlich
in den heutigen Regionen Jaroslavl, Vladimir, Ivanovo sowie teilweise in den Regionen Moskau und Tver zu lokalisieren ist. Dies
dürfte kein Zufall sein, bot sich den Viehzüchtern doch hier, außerhalb des Schwarzerde-Gürtels, eine einmalige Kombination
von lichtem Laubwald, wobei die Waldränder für Schweinezucht unverzichtbar waren und offenes, teils überflutetes Wiesengelände eine Grasvielfalt bot, die optimal für kleines und
mittleres Hornvieh war. Für die lokalen Jäger und Fischer hatten
diese ökologischen Nischen keinen besonderen Reiz, die Fatjanovo-Viehzüchter zogen sie jedoch an. Das Verhältnis zwischen
diesen beiden Gruppen gestaltete sich bei Weitem nicht immer
friedlich; das belegen bestimmte Schädelverletzungen, die bei
Skeletten der Fatjanovokultur festgestellt werden konnte, darunter in den Gräberfeldern auch erschlagene weibliche Personen.
In der frühen Phase wurden Schafe oder Ziegen gezüchtet,
später kamen Kühe und Pferde dazu. Allmählich dürfte die Bevölkerung ihre Mobilität aufgrund von Veränderungen im Herdenbestand eingebüßt zu haben; darauf deutet die Struktur der
großen Sippengräberfelder, die von mehreren Generationen
genutzt wurden. In der ersten Phase sind dagegen kleinere
Friedhöfe mit bis zu zehn Gräbern typisch, die man nur über einen kurzen Zeitraum nutzte.
Gräberfelder fanden sich auf Hügeln, die von Kies oder Moränen gebildet wurden. Anlagen über den Grabbauten sind nicht
erhalten. Die Bestattungen wurden in annähernd rechteckige
Gruben eingebracht. Die Skelette waren stets in Seiten- oder
Rückenhockerlage gebettet. Häufig ließen sich Spuren der inneren Grabkonstruktion erkennen. Den Toten war reiches und vielfältiges Inventar beigegeben, das sich aus verschiedenen Gefäßen (Kat. Nr. 58.1, 63.7–63.9, 64.1.8, 64.1.9, 64.2.9, 64.2.10), Knochenwerkzeugen, Schmuck in Form von Anhängern aus
Tierzähnen (Kat. Nr. 63.6), Perlen aus Röhrenknochen (Kat. Nr.
64.2.6), Hammerkopfnadeln (Kat. Nr. 61.1), Staatliches Historisches Museum) und sehr selten auch aus Bernsteinstücken (Kat.
Nr. 64.2.5) zusammensetzte. Darüber hinaus enthielten die Gräber Steingeräte in Form von Pfeil- und Lanzenspitzen, Messern
bzw. Dolchen und Schabern. Auch durchbohrte so genannte
Streitäxte (Kat. Nr. 63.3, 63.4), Beile und Meißel (Kat. Nr. 64.1.1,
64.1.2) wurden gefunden. Die Träger der Fatjanovokultur kannten Kupfer und Bronze, daraus fertigten sie Schmuck wie Anhänger und Armreifen (Kat. Nr. 63.1, 63.2, 64.2.1), aber auch Äxte
und Lanzen an. Mitunter lagen in den Gräbern von Männern
mehrere Äxte in Behältnissen aus Birkenrinde. Funde von Gussformen in den Gräbern belegen, dass man Metallverarbeitung
betrieb.
In den Niederungen von Flüssen oder Seen wurden nur wenige kleine Siedlungen entdeckt, meist lagen diese in der Nähe
von nicht sehr großen Weideplätzen im Überflutungsbereich.
Dies darf als direkter Beweis dafür interpretiert werden, dass die
Fatjonovo-Bevölkerung eine entwickelte Form der Landwirtschaft betrieb.
Die jüngsten und am weitesten im Osten entdeckten Funde
dieser Kultur stammen aus dem Gräberfeld Balanovo. Sie werden ebenso wie weitere entsprechende Funde in der Fachwelt
häufig als eigenständige Balanovo-Kultur angesprochen, die im
Gebiet von Tschuwaschien verbreitet war und sich aus der lokalen Volosovo-Kultur herausgebildet hatte (Kat. Nr. 65.1–65.9).
Zu Beginn des 2. Jahrtausends v. Chr. setzte eine neue, sehr
diffizile Phase der Kulturgenese im Waldgebiet Osteuropas ein.

111

Андрей Мазуркевич. Лесная зона Восточной Европы в конце IV — начале II тыс. до н. э.

всегда в скорченном положении. Сопроводительный инвентарь богат и разнообразен: различного вида сосуды (кат.
58.1, 63.7–63.9, 64.1.8, 64.1.9, 64.2.9, 64.2.10), костяные орудия ,
многочисленные украшения в виде подвесок из зубов животных (кат. 63.6), пронизи из трубчатых костей (кат. 64.2.6),
молоточковидные булавки (кат. 61.1) и очень редко — изделия из янтаря (кат. 64.2.5). Встречаются каменные орудия:
наконечники стрел, копий, ножи-кинжалы, скребки. Часто в
могилах находят сверленые так называемые боевые топоры
(кат. 63.3, 63.4.) и простые топоры и тесла (кат. 64.1.1, 64.1.2).
Фатьяновцам были знакомы медь и бронза. Из бронзы делались украшения: подвески, браслеты (кат. 63.1, 63.2, 64.2.1) —
и топоры, копья. В мужских погребениях найдено несколько
топоров в берестяных чехлах. Находки в погребениях литейных форм свидетельствуют о том, что население самостоятельно занималось металлообработкой.
Немногочисленные небольшие поселения найдены в поймах рек или озер, часто они расположены возле небольших
пойменных пахотных угодий. Это является прямым свидетельством наличия у фатьяновского населения развитого
земледелия.
Наиболее поздними и самыми восточными находками
этого круга древностей являются материалы Балановского
могильника. Эти и аналогичные им материалы многими исследователями выделяются в самостоятельную балановскую археологическую культуру, сложившуюся на основе
местной волосовской культуры, распространенную на территории Чувашии (кат. 65.1–65.9).
В начале II тыс. до н. э. начинается новый и сложный этап
культурогенеза в лесной зоне Восточной Европы. В это время лесная зона испытывает влияние со стороны лесостепных и степных культур (например, абашевской, срубной),
а на западе — со стороны культур тшинецкого круга. Среди
местного населения с разнообразной материальной культурой начинают распространяться зауральско-сибирские племена, оставившее памятники сейминско-турбинского типа.
Они принесли в Восточную Европу новые традиции в металлообработке и художественной пластике. В первую очередь, это материалы Галичского клада (кат. 250). К этому же
кругу древностей относится находка с поселения чирковской культуры сверленого рогового топора с личинами на
обушной части (кат. 234.1). Интерес представляют и находки
из Турбинского могильника, которые дают представление
о специфической кремневой индустрии, серебряных браслетах и алтайских нефритовых кольцах (кат. 248.3.9–248.3.11).
К середине II тыс. до н. э. складывается культура сетчатой
керамики. Она охватывает территорию северо-запада Восточной Европы, Волго-Окское междуречье и Среднее Поволжье. Многочисленные памятники этого времени объединяются сетчатой орнаментацией керамики и близкими
орудийными наборами. Исследователи склоняются к мысли, что распространение сетчатой орнаментации шло с западных областей лесной зоны на восток. Сложение такой
«монолитной» культуры могло произойти в результате интеграционных процессов на территории лесной зоны. Для создания столь специфического орнамента использовали ткани,
рыболовные сети, рубцовую кожу желудка, зубчатые штампы, с помощью которых имитировали сетчатые оттиски.
Постепенно внутренние культурные связи ослабевают
и во второй половине II тыс. до н. э. складываются различные локальные варианты. Для этой культуры характерно
в орудийном комплексе сочетание бронзовых и кремневых
предметов. Металлообработка производилась на поселениях, о чем свидетельствуют находки капелек бронзы

In dieser Zeit geriet diese Region unter den Einfluss der Waldsteppen- und Steppenkulturen (Abaševo- u. Balkengrabkultur),
hatte im Westen aber auch Kontakt mit Gruppen der TrzciniecKultur. Zuwanderungen erfolgten aus dem Ural-Hinterland und
aus Sibirien; deren Träger legten Gräberfelder des Sejmo-Turbino-Typs an und brachten eine neue Tradition in der Metallverarbeitung und künstlerischen Plastik nach Osteuropa. In erster Linie ist hier an die Materialen aus dem Schatzfund von Galič zu
denken (Kat. Nr. 250). Zu diesem Kreis zählt auch der Fund einer
durchbohrten, Geweihaxt mit Maskendarstellung auf dem Nacken, die in einer Siedlung der Čirkovskaja-Kultur entdeckt wurde (Kat. Nr. 234.1). Von Interesse sind ferner die Funde aus dem
Gräberfeld Turbino, die einen Eindruck von der spezifischen
Feuerstein-Industrie, den Silberarmreifen und den Nephritringen aus dem Altaj vermitteln (Kat. Nr. 248.3.9–248.3.11). In der
Mitte des 2. Jahrtausends v. Chr. bildete sich die Kultur mit textilverzierter Keramik heraus. Sie war im Nordwesten Osteuropas, im Wolga-Oka-Zwischenstromgebiet und im Gebiet an der
mittleren Wolga verbreitet. Auf zahlreichen Fundplätzen dieser
Zeit fand sich entsprechend ornamentierte Keramik und miteinander vergleichbare Werkzeuge. In der Fachwelt neigt man der
Ansicht zu, die Verbreitung der Textil-Ornamentierung sei von
den westlichen Teilen des Waldgebiets aus nach Osten erfolgt.
Diese einheitliche Kultur kann nur im Zuge von Integrationsprozessen im Waldgebiet entstanden sein. Diese spezifischen Ornamente wurden mit Stoffen, Fischnetzen, Narbengewebe von
Tiermägen und gezahnten Stempeln in den feuchten Ton eingedrückt. Nach und nach kamen weitere Einflüsse hinzu, so dass
sich in der zweiten Hälfte des 2. Jahrtausends v. Chr. verschiedene lokale Varianten herausbildeten. Für diese Kultur ist die Vergesellschaftung von Werkzeugen aus Bronze und Feuerstein
typisch. Wie Funde von Bronzetropfen aus Siedlungsablagerungen zeigen, erfolgte die Metallverarbeitung vor Ort. Die Wirtschaft war vielseitig, wobei in bestimmten Regionen (WolgaOka-Zwischenstromgebiet und Gebiet an der mittleren Wolga)
die Produktion dominierte, in anderen dagegen Jagd und Fischfang (Karelien). Hinterlassenschaften dieser Kultur sind unter
anderem Gefäße, die aus dem Gräberfeld bei der Siedlung Dikaricha (Kat. Nr. 231.1–231.5) sowie aus weiteren Orten (Kat. Nr.
235, 236) stammen. Neuerdings werden dieser Kultur immer
häufiger Äxte zugewiesen, deren Nacken in Form von Elch- und
Bärenköpfen, aber auch von Robben und Menschen gestaltet
ist. Es wird vermutet, dass von hier aus die finno-ugrischen Kulturen in den Gebieten des heutigen Polens, Kareliens und Estlands hervorgegangen sind.
Vom Ende des 4. bis zum Beginn des 3. Jahrtausends v. Chr.
an ist eine Zunahme von Kleinkunst zu erkennen: Im Waldgebiet Osteuropas fanden sich nunmehr kleine anthropomorphe
und zoomorphe Skulpturen aus Feuerstein, Knochen und Geweih. Der moderne Mensch ist bereits an den „Dialog“ mit einem anderen Kreis von Kunstwerken gewöhnt, beispielsweise
mit Werken der höfischen Kunst oder der Postmoderne. Hier
nun begegnen ihm Schöpfungen aus weit zurückliegenden Zeiten, Produkte gänzlich anderer Kulturen. Erhalten geblieben
sind wenige, aber höchst beeindruckende Darstellungen von
Mensch und Tier (Kat. Nr. 38.1.1, 38.1.2, 38.1.6).
Prähistorische Kunstwerke werden heutzutage häufig als primitive angesehen. Diese Einschätzung ist mit einer Sicht auf alte
Kulturen verbunden, die von der Ästhetik und der emotionalen
Disposition des heutigen Betrachters geprägt wird. Dies ist insofern gerechtfertigt, als er unter dem Begriff „Kunst“ ein hohes
Maß an Meisterschaft versteht, vollendet ausgeführte Arbeiten
erwartet und nur ihnen einen ästhetischen Sinn zuspricht. Um
prähistorischen Kunst wirklich zu verstehen, muss man aber

112

Andrej Mazurkevich. Das Waldgebiet in Osteuropa am Ende des 4. — Beginn des 2. Jahrtausends v. Chr.

в культурных слоях. Хозяйство имеет комплексный характер с преобладанием производящего хозяйства в одних регионах (Волго-Очье, Среднее Поволжье) и охоты и рыболовства на других территориях (Карелия). Материалы этой
культуры представлены комплексами посуды из могильника Дикариха (кат. 231.1–231.5) и другими находками (кат. 235,
236). Эта культура рассматривается как основа, на которой
сложились финно-угорские культуры на территории современных Поволжья, Карелии, Эстонии.
С конца IV — начала III тыс. до н. э. на территории лесной
зоны Восточной Европы отмечается расцвет искусства малых форм — мелкой антропоморфной и зооморфной скульптуры из кремня, кости и рога. Современный человек привык к «диалогу» с иным кругом памятников искусства, например придворного или постмодернизма. Перед нами
образцы художественного творчества очень далеких эпох
и иных культур. Это, хотя и немногочисленные, но очень эффектные изображения человека и животных (кат. 38.1.1,
38.1.2, 38.1.6).
Памятники древней изобразительной деятельности мы
часто называем первобытным искусством. Это связано с современным восприятием древней культуры, в котором доминирует эстетическая и эмоциональная составляющая современного зрителя. И это вполне справедливо, ведь под
искусством мы понимаем высокий уровень мастерства, совершенное исполнение, в результате которого вещь приобретает эстетический смысл. Вместе с тем синкретичность
памятников первобытного искусства заставляет нас более
пристально присмотреться к удивительному переплетению
в них результатов технической и ритуальной деятельности,
эстетических и психологических потребностей, а также мировоззренческих представлений как самого мастера, так
и коллектива, к которому он принадлежал. Интересен не
только искусствоведческий аспект этой проблемы — свобода, с которой творили древние художники, отвергая натурализм и находя наиболее выразительные трактовки канонических форм, — но и возможное понимание и реконструирование ритуальной деятельности, которая косвенно
отражает и социальную организацию. Важно учесть, что новое комплексное хозяйство не могло не повлиять на социальную структуру и духовную культуру. Об изменении
и сложении новой социальной структуры свидетельствует,
например, распространение оружия, в том числе престижного, например боевых топоров.
При раскопках свайного поселения близ поселка Усвяты
была найдена фигурка обнаженного мужчины с непропорционально большой головой, узким торсом и покатыми плечами (кат. № 38.1.1). Лоб высокий, нос горбатый, рот с пухлыми
губами открыт в крике. Вместо глаз — глубокие впадины,
подчеркнутые валиками надбровных дуг. Уши, расположенные на разной высоте, переданы бугорками с углублениями
в них. Руки согнуты в локтях и прижаты к бедрам. Кисти рук
не детализированы. Одна нога отломана в древности, стопа
другой была утрачена при раскопках. Поверхность статуэтки
сильно заполирована, но в углублениях заметны следы режущих инструментов. Усвятская фигурка отличается мастерством исполнения. Трудно отделаться от впечатления, будто
искусный мастер нарочно творил примитив. Он словно не
давал себе воли сделать фигурку слишком близкой к оригиналу. Работая как бы с оглядкой, скульптор показал надбровные дуги, но не показал глаз, и фигурка стала незрячей. Старательно проработаны губы и даже складки возле них, и вместе с тем весьма примитивно изображены уши. Нагота
и реализм в изображении отдельных деталей наталкивают

dieser Objekte eingehend betrachten. Dann erschließt sich, in
welch erstaunlicher Weise bestimmte Herstellungstechniken,
rituelle Praktiken, ästhetische und psychologische Bedürfnisse,
aber auch die weltanschauliche Vorstellungen der Künstler als
auch der Gemeinschaft, der sie entstammen, miteinander verflochten sind. Doch es ist nicht nur der kunstwissenschaftliche
Aspekt von Interesse: Die Freiheit, mit der die Künstler der Vergangenheit ihre Werke schufen, jeden Naturalismus negierten
und zu expressiveren Formen kanonischer Standards gelangten, gibt Einblicke in die Lebensumstände der damaligen Welt
und in rituelle Vorstellungen, die seinerseits indirekt auf die Art
der gesellschaftlichen Organisierung schließen lassen. Dabei
sollte indes nicht außer Acht gelassen werden, dass die neue
komplexe Wirtschaftsform Einfluss sowohl auf die Gesellschaftsstruktur als auch auf die geistige Kultur gehabt haben muss. Von
den Veränderungen und der Herausbildung einer neuen Gesellschaftsstruktur zeugen beispielsweise die Ausbreitung von Waffen, darunter auch so prestigeträchtigen wie Streitäxte.
Bei Grabungen in einer Pfahlbausiedlung nahe Usvjaty wurde die Figur eines nackten Mannes mit überproportional großem Kopf, schmalem Rumpf und hängenden Schultern entdeckt (Kat. Nr. 38.1.1). Er hat eine hohe Stirn und eine höckrige
Nase, der Mund mit den vollen Lippen ist zum Schrei aufgerissen. Anstelle der Augen finden sich zwei tiefe Einbuchtungen,
die Augenbrauen sind durch Wülste betont. Die Ohren sitzen
auf unterschiedlicher Höhe und sind als Buckel mit Vertiefungen wiedergegeben. Die in den Ellbogen angewinkelten Arme
ruhen auf den Schenkeln, die Hände sind nicht detailliert ausgeführt. Ein Bein ist in der Vergangenheit abgebrochen, der Fuß
des anderen ging bei der Bergung verloren. Die Oberfläche dieser Statue hatte man stark poliert, doch in den Vertiefungen lassen sich noch Spuren eines Schneidewerkzeugs erkennen. Die
Figur besticht durch die Meisterschaft ihrer Ausführung. Man
kann sich dem Eindruck, der talentierte Meister habe sein Werk
bewusst primitiv gestaltet, es absichtlich nicht einem realen
Menschen entsprechend geformt, nur schwer entziehen. Dazu
scheint die Arbeit allzu sehr mit Bedacht ausgeführt: Während
die Augenbrauenbogen betont sind, fehlen die Augen selbst, so
dass die Figur blind wirkt. Die Lippen sind sorgfältig gestaltet,
sogar die Falten neben ihnen nicht vergessen, wohingegen die
Ohren höchst primitiv dargestellt werden. Die Nacktheit und
der Realismus einzelner Details legen den Gedanken nahe, es
handle sich um ein irreales Wesen. Mit dieser Figur könnte also
durchaus eine der ältesten Skulpturen einer männlichen Gottheit vorliegen, wie sie im europäischen Teil Russlands, zwischen
Belarus und Bulgarien und respektive im Norden Russlands gefunden wurden.
Antropomorphe Darstellungen gibt es auch aus Keramik;
Scherben von zwei Schalen zeigen männliche und weibliche
Darstellungen (Kat. Nr. 38.1.7), welche durch mehrfache Zickzacklinien miteinander verbunden sind. Solche Linien finden
sich auch diese auf weiteren Gefäßen.
Auch verschiedene Darstellungen von Tieren und Vögeln
sind bekannt. Die Griffenden von Holzkellen schmückten beispielsweise Bärenköpfe (Kat. Nr. 38.1.5, 41.1.1). Die Tiere fletschen die Zähne, die Ohren liegen eng an, und der reliefhaft
gearbeitete Unterkiefer besitzt eine Einbuchtung zwischen den
beiden Kieferknochen; die Augen fehlten jedoch auch hier. Die
Kelle von Usvjaty wurde außerhalb der Siedlung entdeckt, in ihr
fanden sich Tierknochen und Asche. Aus Elchgeweih war ein
kleiner Zobelkopf geschnitzt worden (Kat. Nr. 38.1.4). Die Platte
selbst imitierte das Schulterblatt eines Zobels. Die Darstellung
ist — auch wenn sie keine Augen aufweist — derart realistisch,
dass sich die Tierart mühelos bestimmen lässt. Am oberen Ende

113

Андрей Мазуркевич. Лесная зона Восточной Европы в конце IV — начале II тыс. до н. э.

на мысль об ирреальном содержании фигурки. Видимо, перед нами одно из древнейших скульптурных изображений
мужчины-божества, найденное на территории средней полосы и севера России.
Есть антропоморфные изображения на керамике: фрагменты двух мисок с изображениями мужчин и женщин (кат.
38.1.7), с зигзагообразными линиями, соединяющими эти
изображения на разных уровнях.
Разнообразны изображения животных и птиц. На концах
рукоятей деревянных ковшей вырезаны головы медведей
(кат. 38.1.5, 41.1.1), ощерившиеся, с прижатыми ушами. Рельефно передана нижняя челюсть с впадиной между клыками, однако глаза животного не показаны. Усвятский ковш
был найден за пределами стоянки, в нем лежали кости животного и зола.
Небольшая головка соболя вырезана из рога лося (кат.
38.1.4). Сама пластина имитирует лопатку соболя. Изображение настолько реалистично, хотя и «безглазо», что не представляет особого труда определить вид животного. На верхнем конце другой пластины, из метаподии лося, вырезано
изображение головы ворона (кат. 38.1.3). Глаза не обозначены, рот на характерном горбатом клюве показан тонкой
углубленной линией. Найдена пластина из рога лося с навершием в виде головки токующего глухаря (кат. 38.1.6). Две
утиные головки украшали рукоять весла. Об особом статусе
этих видов птиц свидетельствует тот факт, что только на усвятском свайном поселении найдены изображения глухаря
(Tetrao urogallus) и ворона (Corvus corax) и только здесь
в большом количестве найдены кости этих птиц.
До нас дошли немногочисленные украшения этого времени: это подвески из клыков медведя с кольцевыми нарезками или отверстиями в корневой части, из резцов лося и
резца кабана с отверстием, а также янтарные подвески
овальной и треугольной формы и бусины (кат. 40.1.1, 40.1.2,
39.1–39.3), выполненные местными мастерами из прибалтийского сырья. В погребении найдены части ожерелья из
просверленных в корневой части резцов лося, коренных
зубов медведя и пластинок из рога лося, имитирующих
зубы благородного оленя. На памятнике Сертея II зафиксированы различные украшения в древних постройках. В одной из них найдены остатки ожерелья, состоящего из двух
янтарных подвесок треугольной формы (кат. 40.1.1, 40.1.2),
резца лося и подъязычных костей лося (кат. 40.1.3, 40.1.4), а в
соседней постройке — зооморфная подвеска (кат. 40.3.1).
Скульптурные изображения животных и человека обладают определенными стилистическими особенностями: реалистическим контуром, позволяющим достаточно точно
определить вид животных и птиц, отсутствием глаз и хорошо проработанными глазницами. Особое внимание уделяется рисунку скул, ушей, подбородка, рта и губ, что призвано создать определенный эмоциональный настрой при восприятии образа. Например, мимика мужчин в скульптурках
из Усвят IV выражает напряженность, ожидание, зов.
Рассмотренные изображения животных и человека не
стоят особняком в ряду других известных образцов древнего
художественного творчества жителей лесной зоны Восточной Европы. Истоки их искусства уходят в более ранние эпохи. На востоке — на Валдайской возвышенности и в ВолгоОкском междуречье — в эпоху мезолита и раннего и среднего неолита в центре внимания древних мастеров были лоси и
олени, птицы и змеи. Очень редко встречаются фигурки, изображающие человека. В это время распространяется традиция украшения орнаментами, символическими значками костяных и роговых орудий, костей животных и камней.

einer langen, aus einem Mittelfußknochen vom Elch gearbeiteten Platte war ein Rabenkopf herausgeschnitzt worden (Kat. Nr.
38.1.3). Auch hier sind keine Augen vorhanden; auf dem charakteristisch gehöckerten Schnabel ist eine feine eingetiefte Linie
zu erkennen, die das Maul symbolisierte. Eine Platte aus Elchgeweih endet in der Figur eines balzenden Auerhahns (Kat. Nr.
38.1.6). Zwei Entenköpfe schmücken den Griff eines Ruders. Der
besondere Status, den diese Vogelarten genossen, wird dadurch unterstrichen, dass nur in der Pfahlbausiedlung von Usvjaty Darstellungen von Auerhähnen (Tetrao urogallus) und Raben (Corvus corax) entdeckt wurden und auch nur in dieser
Siedlung in großer Zahl Vogelknochen vorkommen.
Zahlreiche Schmuckgegenstände dieser Zeit sind ebenfalls
erhalten geblieben. Es gibt Reißzähne von Bären mit ringförmigen Einkerbungen oder Durchlochungen im Wurzelbereich,
Schnitzereien aus den Schneidezähnen von Elchen und einem
durchbohrten Schneidezahn eines Wildschweins, weiterhin
Bernsteinanhänger und -perlen von ovaler oder annähernd
dreieckiger Form (Kat. Nr. 40.1.1, 40.1.2, 39.1–39.3). Letztere
wurden vor Ort aus Rohmaterialien von der Ostsee gefertigt. Ein
Grab erbrachte Teile eines Halsschmucks aus Schneidezähnen
von Elchen, die im Wurzelbereich durchbohrt waren, aus Backenzähnen eines Bären und aus Elchgeweihplatten, die Zähne
eines Rothirschs nachahmten. Im Fundort Certeja II wurden in
den Bauten unterschiedliche Schmuckstücke freigelegt. In einem Haus wurden die Überreste eines Halsschmucks gefunden,
der aus zwei Bernsteinanhängern von annähernd dreieckiger
Form (Kat. Nr. 40.1.1, 40.1.2) sowie dem Schneidezahn und Zungenbeinen eines Elchs bestand (кат. 40.1.3, 40.1.4). Das Nachbargebäude enthielt einen zoomorphen Anhänger (Kat. Nr.
40.3.1).
Figürliche Darstellungen von Mensch und Tier weisen einige
stilistische Spezifika auf, beispielsweise derart realistische Konturen, dass die Tier- oder Vogelarten bestimmt werden können,
weiterhin das Fehlen von Augen und die klar herausgearbeiteten Augenhöhlen. Besondere Aufmerksamkeit wurde auf die
Wiedergabe der Backenknochen, Ohren, des Kinns, des Mundes
und der Lippen gelegt, so dass bei der Betrachtung der Stücke
ein bestimmter emotionaler Effekt hervorgerufen wird. Die Mimik der Skulptur des Mannes aus Usvjaty IV kann beispielsweise
als Anspannung, Erwartung oder auch als Schrei interpretiert
werden.
Die hier vorgestellten Darstellungen von Mensch und Tier fügen sich in die Reihe anderer bekannter Kunstwerke der Vergangenheit ein, die von Bewohnern des Waldgebiets in Osteuropa
geschaffen wurden. Dieser Kanon wurzelt in älteren Zeiten.
Im Osten, auf den Waldaihöhen und im Gebiet zwischen Wolga und Oka, widmeten sich die Meister in der Mittelsteinzeit sowie im frühen und mittleren Neolithikum vor allem der Darstellung von Elchen und Hirschen, Vögeln und Schlangen. Nur sehr
selten sind anthropomorphe Plastiken. In dieser Zeit war es üblich, Schmuck mit Ornamenten und Waffen aus Knochen oder
Geweih sowie Tierknochen und Steine mit symbolischen Zeichen zu verzieren.
Runde, als Anhänger getragene Skulpturen, die einen Vogelkopf darstellten, wurden am häufigsten hergestellt. Die Köpfe
können Enten, Gänsen, Kranichen, Turteltauben, Falken und Auerhähnen nachempfunden sein, wobei meist Wasser- und Raubvögeln als Motiv gewählt wurden. Besondere Aufmerksamkeit
widmeten die Künstler den Augen, die durch eine Vertiefung
und eine Ockereinlage wiedergegeben wurden, sowie dem
Schnabel und dem Kopf. In diese Fundkategorie fallen auch Anhänger, die Ringelnattern und Welse darstellen (Kat. Nr. 51.2.2).
Von einem Anhänger in Form einer Schlange war nur der sehr

114

Andrej Mazurkevich. Das Waldgebiet in Osteuropa am Ende des 4. — Beginn des 2. Jahrtausends v. Chr.

Подвески в виде объемных головок птиц — наиболее
многочисленная серия изображений. Видовой состав птиц
очень пестрый: утка, гусь, крохоль, журавль, горлица, сокол,
глухарь. Доминируют изображения водоплавающих и хищных представителей. Особое внимание мастера уделяли
форме клюва и головы, а также глазам, передавая их углублением и инкрустируя охрой. К этой же категории находок
относится подвеска с изображением ужа и сома (кат. 51.2.2).
От змеи сохранилась лишь выполненная очень реалистично, в натуральную величину, головка с тонко прорезанным
ртом и углублениями глаз. Подвески входили в состав ожерелий или нашивались на одежду.
Другая распространенная категория находок — плоские
изображения, в основном фигурки птиц и млекопитающих
с просверленными отверстиями для крепления на одежде
или для подвешивания. Фигурки птиц даются в профильном
изображении, млекопитающие — как в профиль, так и в
проекции сверху (кат. 51.1.2, 51.1.3). Плоские изображения
птиц менее реалистичны, чем в объемной скульптуре, хотя
видовая принадлежность их вполне узнаваема (кат. 51.1.4,
51.1.5). Эти изображения находят параллели в кремневой
скульптуре.
Кремневая пластика стала предметом внимательного
изучения с конца 1870-х годов, когда началась подготовка
к Антропологической выставке 1879 года в Москве. Позже,
в начале XX века, русским художником, археологом и философом Н. К. Рерихом была собрана очень интересная коллекция валдайских каменных фигурок (кат. 49.1, 49.2.1–
49.2.6). Они поступили в Государственный Эрмитаж от родственников Рериха в XX и начале XXI века. К настоящему
времени в лесной зоне Восточной Европы найдено более
300 фигурок из кремня. Выделяются пять регионов их концентрации: Волго-Окское междуречье, Валдайская возвышенность, Среднее Поволжье, Русский Север и Южное Беломорье. Основная масса находок, около 200, сделана
в Волго-Очье и на Валдае. Это профильные или фронтальные изображения животных (кат. 49.1.2, 51.3.1), обработанные, как правило, с двух сторон сплошной или контурной
ретушью. Древние мастера изображали млекопитающих —
лося, медведя, зубра, кабана, собаку. Среди их репертуара — птицы (водоплавающие и боровая дичь, сидящие или
плывущие, хищные, парящие в полете; кат. 49.1.3). Особое
место занимают пресмыкающиеся (змеи) и фантастические
животные (кат. 49.2.5, 49.2.6). Среди кремневой пластики выделяется серия фигурок, напоминающих изображения человека. Это фронтальные, очень схематичные, симметричные скульптуры с расставленными ногами и раскинутыми
в стороны руками. Одна нога короче другой, причем часто
короткая нога — это следствие поломки в древности (кат.
49.1.1, 49.2.4, 51.2.1). По своим очертаниям кремневые фигурки, возможно, изображают различных персонажей. Исследователи отмечают синкретичность этих фигурок: с одной
стороны, они напоминают человека (кат. 49.2.4), с другой —
похожи на медведя, стоящего на задних лапах, либо на его
шкуру; некоторые скульптурки напоминают распластанного зверя (кат. 49.2.2, 51.3.1). Выбор животных не случаен: в их
повадках, анатомии есть что-то родственное человеку. Они
стоят на двух ногах-лапах (медведь, куница, бобр), они умеют строить дома (бобр), они помогают себе при «работе»
передними лапами. Очевидно, что за этими изображениями
скрывается зоо-антропоморфный мифологический персонаж. В архаичной мифологии это герой-первопредок, которому приписывается творение мира, открытие этих земель,
основание социума — рода.

realistische, in Naturgröße gefertigte Kopf erhalten geblieben,
der einen fein eingeritzten Mund und durch Vertiefungen angezeigte Augen aufwies. Solche Anhänger gehörten zum Halsschmuck oder wurden auf die Kleidung appliziert.
Neben den Skulpturen gibt es auch flache Darstellungen
hauptsächlich von Vögeln und Säugetieren, die mithilfe gebohrter Durchlochungen an der Kleidung befestigt oder irgendwo aufgehängt werden konnten. Die Vögel sind im Profil
wiedergegeben, die Säugetiere sowohl im Profil als auch in der
Aufsicht von oben (Kat. Nr. 51.1.2, 51.1.3). Die flachen Vogelfiguren sind weniger realistisch ausgeführt als die Skulpturen, auch
wenn sich die Art nach wie vor bestimmten lässt (Kat. Nr. 51.1.4,
51.1.5). Für diese Objekte lassen sich Parallelen aus in Feuerstein
gefertigten Plastiken aufzeigen.
Feuerstein-Plastik ist seit dem Ende der 1870er Jahre bekannt, als man die Anthropologische Ausstellung von 1879 vorbereitete. Zu Beginn des 20. Jahrhunderts besaß der russische
Künstler, Archäologe und Philosoph N. K. Roerich eine höchst
interessante Sammlung von Waldai-Steinfiguren (Kat. Nr. 49.1,
49.2.1–49.2.6). Seine Nachkommen überließen die Stücke am
Ende des 20. und zu Beginn 21. Jahrhunderts der Staatlichen
Eremitage in St. Petersburg. Mittlerweile wurden im Waldgebiet
Osteuropas mehr als 300 Figuren aus Feuerstein entdeckt. Die
Funde konzentrierten sich vornehmlich auf das Wolga-Oka-Zwischenstromgebiet, die Waldaihöhen, das mittlere Wolgagebiet,
den Russischen Norden und das südliche Weißmeer. Aus dem
Wolga-Oka-Zwischenstromgebiet und von den Waldaihöhen
stammten allein ca. 200 Stücke. Bei ihnen handelte es sich um
Profil- oder en face-Darstellungen von Tieren (Kat. Nr. 49.1.2,
51.3.1), die in der Regel an zwei Seiten mit einer durchgehenden oder konturhaften Retusche bearbeitet waren. Die Künstler
stellten Säugetiere wie Elch, Bär, Wisent, Wildschwein und Hund
dar, zu ihrem Repertoire gehörten jedoch auch Vögel (Wasserund Waldvögel in sitzender oder schwimmender Pose oder
Raubvögel im Gleitflug) (Kat. Nr. 49.1.3). Eine Sonderstellung
nehmen Kriechtiere (Schlangen) und Fabeltiere ein (Kat.
Nr. 49.2.5, 49.2.6). Innerhalb der Feuerstein-Plastik fällt eine Serie von Werken auf, die wohl einen Menschen darstellen. Es handelt sich dabei um frontal ausgeführte, ausgesprochen schematische und symmetrische Skulpturen mit gespreizten Beinen
und seitlich ausgebreiteten Armen. Das eine Bein ist kürzer als
das andere, wobei letzteres häufig auf eine antike Beschädigung zurückgeht (Kat. Nr. 49.1.1, 49.2.4, 51.2.1). Die Konturen
dieser Feuerstein-Figuren lassen unterschiedliche Interpretation zu. In der Fachwelt wurde bereits auf den Doppelsinn dieser
Stücke verwiesen, die einerseits menschliche Züge aufweisen
(Kat. Nr. 49.2.4), andererseits aber auch an einen Bären erinnern,
der entweder auf den Hinterbeinen steht oder mit abgespreizten Extremitäten auf dem Boden liegt (Kat. Nr. 49.2.2, 51.3.1).
Die Wahl der Tiere (Bär, Marder, Biber) war kein Zufall, gibt es
doch in ihrem Verhalten und ihrer Anatomie durchaus etwas,
das sie in die Nähe des Menschen rückt. Diese Figuren stehen
auf zwei Beinen und ähneln, aus der Ferne betrachtet, einem
Menschen. Biber sind imstande, ein Haus zu bauen und setzen
bei der „Arbeit“ ihre Vorderpfoten ein. All das legt den Schluss
nahe, diese Darstellungen seien mit einer zoo-anthropomorphen mythologischen Gestalt in Verbindung zu bringen. In der
archaischen Mythologie sind das der Held, der Urahn, dem die
Schaffung der Welt zugeschrieben wird, die Entdeckung der
Heimatgebiete und die Gründung der Gemeinschaft, der Sippe.
In die erste Hälfte des 2. Jahrtausends v. Chr. gehört ein Idol
aus dem Schatzfund von Galič (Kat. Nr. 250.4), der 1835/1836 im
oblast Kostroma entdeckt wurde. Die Figur stellt einen hockenden Menschen dar. Seine muskulösen Arme sind angewinkelt,

115

Андрей Мазуркевич. Лесная зона Восточной Европы в конце IV — начале II тыс. до н. э.

К первой половине II тыс. до н. э. относится фигурка идола (кат. 250.4) из Галичского клада. Клад был найден в 1835–
1836 годах в Костромской губернии. Перед нами изображение присевшего человека. Его мускулистые руки согнуты,
кисти не проработаны. На ногах не проработанными остались стопы. Кисти и стопы соединены между собой (по мнению сотрудника Эрмитажа Е. А. Шаблавиной, эти «соединения» объясняются особенностями литья по восковой модели и были необходимы для равномерного распределения
металла в форме). Голова полая. Но самое главное, в фигурке показана только спина, а грудь и живот, признаки пола
отсутствуют. Создается впечатление, что этого физически
сильного персонажа в какие-то моменты наделяли необходимыми, но отсутствующими в изображении частями тела.
В пользу этого предположения свидетельствуют отверстия
в плечах и специальное отверстие в шее фигурки. Непропорционально большая голова смотрится как-то отдельно
от туловища и точно совпадает по своим деталям и художественным особенностям с масками, которые были найдены
в этом же кладе. Кто же скрывается за этой маской?
Эта фигурка помогает понять зашифрованный смысл в
более ранней статуэтке обнаженного мужчины со стоянки
Усвяты IV, о которой шла речь выше. Мы видим ту же моделировку лица, рук, которая сохраняется на протяжении более тысячелетия. Похоже, перед нами антропоморфные существа в масках. Сама маска и люди в масках, как правило,
связаны с ритуалами, в которых главная роль отводится
первопредкам.
Одним из важных отличий галичских фигурок от личинымаски является наличие у них глаз. Практически все предметы изобразительной деятельности мезолита — неолита
можно разделить на «зрячих» и «незрячих». Большая часть
«незрячих» животных и антропоморфных существ происходит из погребений, ритуальных захоронений. Этот факт позволяет предположить связь «незрячих» изображений с семантическим полем иного мира, в том числе мира первопредков и мира мертвых. В этом отношении примечательна
находка ритуального захоронения маски, выполненной по
уже описанному стилистическому канону: на ней изображены надбровные дуги, но нет глаз, намечены глазницы, сквозь
которые смотрели глаза хозяина, может быть и усопшего.
«Зрячие» фигурки в подавляющем большинстве — это
животные и птицы, глаза которых могли быть инкрустированы, о чем свидетельствует характер исполнения глазниц.
В качестве материала для инкрустации, вероятно, использовалась охра, которая была зафиксирована в глазницах некоторых подвесок в виде птичьих голов. Эти фигурки могут
относиться к другому семантическому полю — оживающих
или живых существ. «Оживать» могли во время ритуала
и фигурки в масках, если им нарисовать охрой глаза.
Другую категорию предметов древнего искусства, позволяющих полнее понять внутренний мир людей, населявших
лесную зону Восточной Европы, представляют завершения
жезлов. Традиция оформлять верхнюю часть жезлов в виде
голов животных начинается с эпохи мезолита. Появления
этих предметов связывают с формированием института
вождей, понятия родовой территории и правом ее владения. Это первые инсигнии власти. В эпоху неолита верхнюю
часть такого жезла стали делать в виде головы лося или собаки (кат. 51.1.1). В позднем неолите — раннем бронзовом
веке боевые топоры — символы власти вождей племен скотоводов и земледельцев, проникших в Восточную Европу с
территории современных Германии и Польши, — местные
племена стали украшать головами медведя, лося или нерпы

die Hände nicht herausgearbeitet. An den kräftigen Beinen wurden die Füße nicht modelliert. Hände und Füße sind miteinander verbunden, was E. A. Šablavina mit der Technik des Gusses
in einem Wachsmodell und der Notwendigkeit, das Metall
gleichmäßig in der Form zu verteilen, erklärt. Der Kopf ist hohl.
Das wichtigste Charakteristikum ist jedoch, dass bei der Figur
nur der Rücken ausgeführt wurde, während Brust, Bauch und
Geschlechtsmerkmale nicht herausgearbeitet sind. Dadurch
entsteht der Eindruck, diesem körperlich starken Menschen
müssten die Eingeweide, das Geschlecht und Gehirn erst noch
zugeteilt werden. Für diese Hypothese sprächen auch die
Durchlochungen an den Schultern und eine spezielle Öffnung
im Hals der Figur. Das überproportional große Gesicht scheint
nicht recht zum Rumpf zu passen, entspricht dafür aber mit seinen Details und künstlerischen Merkmalen uneingeschränkt
den Masken, die in dem Schatzfund vorlagen. Damit erhebt sich
die Frage, wer sich hinter dieser Maske verbergen könnte.
Diese Figur erleichtert auch das Verständnis des symbolischen Gehalts der noch älteren Statue eines nackten Mannes,
die in Usvjaty IV gefunden wurde und auf die hier bereits eingegangen worden ist. Die Modellierung des „Gesichts“ ist bei ihr
identisch, ebenso die Gestaltung der Arme und die Haltung;
diese Merkmale hielten sich also über ein Jahrtausend. Offenbar
beabsichtigten die Meister, auf diese Weise anthropomorphe
Wesen mit einer Maske zu schaffen. Die Maske selbst wurde
ebenso wie die Menschen, die sie trugen, mit Ritualen in Verbindung gebracht, in deren Zentrum die Urahnen standen.
Einer der wichtigsten Unterschiede zwischen den Figuren
aus Galič und den Masken besteht in den Augen. Nahezu alle
Stücke der bildenden Künste aus dem Zeitraum von der Mittelsteinzeit bis zum Neolithikum lassen sich in „sehende“ und „blinde“ Figuren unterteilen. Der Großteil der „blinden“ Tiere und
anthropomorphen Wesen stammte aus Gräbern oder rituellen
Bestattungen. Dieser Umstand legt die Vermutung nahe, die
„blinden“ Darstellungen hätten mit transzendenten Symbolen
zu tun, darunter auch der Welt der Urahnen und Toten. In diesem Zusammenhang ist der Fund einer Maske aufschlussreich,
den eine rituelle Bestattung erbrachte. Die Maske wies alle
Merkmale des bereits beschriebenen stilistischen Kanons auf:
die Augenbrauenbögen waren betont, die Augen fehlten, wohingegen Augenhöhlen angezeigt waren. Vielleicht basiert dies
auf der Vorstellung, durch diese Höhlen hätten die Augen eines
Geisteswesens, vielleicht auch des Verschiedenen, zu blicken
vermocht.
Bei „sehenden“ Figuren handelt es sich in der überwiegenden Mehrheit um Darstellungen von Tieren und Vögeln, deren
Augen — wie die Art der Ausführung der Augenhöhlen beweist — mit einer Einlegearbeit verziert werden konnten. Als
Material dafür dürfte wohl Ocker gewählt worden sein, der in
den Augenhöhlen einiger Anhänger in Form von Vogelköpfen
festgestellt wurde. Diese Figuren können einem anderen symbolischen Bereich zugewiesen werden, genauer dem der belebten oder lebenden Wesen. „Belebt“ werden konnten während
des Rituals auch die Masken tragende Figuren, wenn ihnen mit
Ocker Augen gemalt wurden.
Eine weitere Kategorie von künstlerischen Erzeugnissen, die
es erlauben, die Innenwelt der Menschen aus dem Waldgebiet
Osteuropas besser zu begreifen, besteht in den Bekrönungen
von „Stäben“. Die Tradition, das obere Ende eines „Stabs“ in Form
eines Tierkopfs zu gestalten, kam in der Mittelsteinzeit auf. Die
entsprechenden Stücke werden in einen Kontext mit der Herausbildung einer hierarchisch gegliederten Gesellschaft gesehen, in der eine Sippe in ein Verständnis von Gebietsansprüchen und dem Recht auf seine Verteidigung gelangte. Es sind

116

Andrej Mazurkevich. Das Waldgebiet in Osteuropa am Ende des 4. — Beginn des 2. Jahrtausends v. Chr.

(ил. 5). К этому же кругу примыкает и находка уникального
рогового топора с изображением двух личин на обухе (кат.
235, 236).
В конце IV тыс. до н. э. в Средней и Восточной Европе возникла мода на янтарные изделия. Юго-Восточная Прибалтика становится не только местом, где добывается янтарное
сырье, но и одним из центров изготовления готовых изделий, которые распространяются по территории Европы.
Накопленные учеными исторические, этнографические
и археологические знания позволяют предположить несколько вариантов рас+пространения янтарных изделий за
пределами Юго-Восточной Прибалтики. Первый вариант —
это распространение готовых янтарных изделий и сырья в
результате обмена. Однако характер этого обмена мог быть
различным: либо простейшие торговые операции между

Ил. 5. Каменный топор с изображением головы нерпы. Озеро Домашнее
(близ Североморска). Случайная находка, 1983
Abb. 5. Steinaxt mit der Darstellung eines Nerpa-Kopfes. See Domašnee
(nahe Severomorsk). Einzelfund, 1983

племенами, либо церемониальный обмен, цель которого —
укрепление и поддержание родственных, дружеских и иных
видов социальных связей между древними социумами. Другой вариант — это появление янтарных изделий на различных территориях Европы в результате проникновения
групп переселенцев, которые использовали янтарные украшения и амулеты.
На территории Юго-Восточной Прибалтики предметы из
янтаря происходят из культурных слоев поселений, погребений и специализированных мастерских. За ее пределами
при археологических раскопках янтарь находят в основном
в погребениях и очень редко в культурных слоях поселений. На эту, на первый взгляд, странную закономерность исследователи давно обратили внимание. Такая картина распространения янтарных украшений характерна не только
для лесной зоны Восточной Европы, но и для Центральной и
Средней Европы. Это, видимо, отражение процесса миграции части населения с родовой территории, при котором
происходит распространение янтарных украшений, в первую очередь попадающих в погребения. Именно в те области, где удалось закрепиться переселенцам, позже будут
направлены основные «обменные потоки», так как сила традиций велика и потребность в янтарном сырье и в готовых
изделиях из него сохранялась у переселенцев и их потомков. Из тех областей начинается распространение традиций
янтарных украшений на другие территории. Это поддерживало и расширяло родственные, дружественные и брачные
связи, по сути своей являясь церемониальным обменом.
На Восточно-Европейской равнине особо выделяются
Сахтышские могильники, расположенные в Волго-Окском
междуречье, на территории современной Ивановской об-

mithin die ersten Machtinsignien. In der Jungsteinzeit wurde
das obere Endes eines solchen „Stabs“ nicht nur als Elchkopf,
sondern beispielsweise auch als Hundekopf gestaltet (Kat. Nr.
51.1.1). Im späten Neolithikum bzw. der frühen Bronzezeit begegnen dann „Streitäxte“, die die Macht des Anführers eines
Stammes von Viehzüchtern und Ackerbauern symbolisierten.
Diese gehen auf Einflüsse aus dem heutigen Polen auf Osteuropa
zurück. Äxte wurden zunehmend mit Tierköpfen verziert, aber
auch mit Menschenköpfen (Abb. 5). Zu diesem Formenkreis ist
auch der Fund einer einmaligen Geweihaxt mit der Darstellung
von zwei Masken am Axtnacken zu zählen (Kat. Nr. 235, 236).
Gegen Ende des 4. Jahrtausends v. Chr. kam in Mittel- und
Osteuropa eine Bernsteinmode auf. Das südöstliche Baltikum
war nicht nur die Gegend, in der man rohen Bernstein fand, sondern auch eines der Zentren für die Herstellung von Bernsteinartefakten, die sich in ganz Europa verbreiten sollten.
Das von Wissenschaftlern zusammengetragene historische,
ethnographische und archäologische Wissen erlaubt es, einige
Varianten der Verbreitung dieser Bernsteinobjekte außerhalb
des südöstlichen Baltikums aufzuzeigen. Sowohl Fertigprodukte als auch Rohbernstein waren Teil des Tauschhandels, der sehr
heterogen sein konnte. Zum einen gab es einfache Tauschgeschäfte zwischen verschiedenen Stammesgruppen, zum anderen auch einen zeremoniellen Geschenkaustausch, dessen Ziel
es war, verwandtschaftliche, freundschaftliche oder andere Formen der Beziehungen zwischen den Gemeinschaften aufrechtzuerhalten und zu festigen. Eine andere Variante geht davon
aus, dass Bernsteingegenstände in unterschiedlichen Gebieten
Europas durch das Vordringen von Umsiedlern, die Bernstein als
Schmuck oder Amulett trugen, in Teilen Europas verbreitet wurden.
Im südöstlichen Baltikum fanden sich Bernsteinartefakte in
Siedlungsablagerungen, Gräbern und speziellen Werkstätten.
Außerhalb dieses Gebiets wurde Bernstein im Zuge archäologischer Grabungen vor allem in Gräbern und nur sehr selten in
Siedlungen freigelegt. Diese auf den ersten Blick seltsam anmutende Gesetzmäßigkeit beschäftigt die Fachwelt seit langem.
Eine solche Situation von Bernsteinschmuck ist nicht nur für das
Waldgebiet Osteuropas, sondern auch für Mittel- und Westeuropa charakteristisch. Sie könnte Wanderbewegungen eines Teils
der Bevölkerung widerspiegeln, die den Bernstein in ihre neuen
Wohngebiete mitbrachten und später zum Teil auch als Grabbeigabe erhielten. Die Gegenden, in denen es den Umsiedlern
gelang, sich zu etablieren, gaben dann später die Richtung vor,
in welcher sich die Handelsverbindungen entwickelten, besaß
die Tradition doch eine große Kraft, und der Bedarf an Bernsteinrohstoff sowie an bereits fertigen Erzeugnissen wurde von
den Umsiedlern und ihren Nachkommen beibehalten. Von diesen Gebieten aus gelangte die Tradition des Bernsteinschmucks
dann auch in andere Gegenden. Dies festigte und erweiterte die
verwandtschaftlichen, freundschaftlichen und ehelichen Beziehungen, ging es doch um einen zeremoniellen Tausch.
In der Osteuropäischen Ebene sind vor allem die Gräberfelder von Sachtyš wichtig, die zwischen Wolga und Oka liegen,
auf dem Gebiet der heutigen Region Iwanowo.Bernsteingegenstände fanden sich in Gräbern der Siedlung Sachtyš VIII, die von
D. A. Krajnov im Jahr 1970 untersucht wurden. Die Toten waren
in Rückenlage in Grabgruben bestattet worden, mit dem Kopf
nach Osten; die Arme ruhten neben dem Rumpf, die Hände lagen auf dem Bauch. Die Bestattungen erbrachten ausschließlich
Schmuck, Anhänger unterschiedlicher Form, Ringe, Röhrenperlen und „Knöpfen“ aus Bernstein (Kat. Nr. 51.4), Stein und Knochen. Die Lage der Bernsteinstücke auf den Skeletten deutet
darauf hin, dass sie am Hemd und dem Kopfschmuck befestigt

117

Андрей Мазуркевич. Лесная зона Восточной Европы в конце IV — начале II тыс. до н. э.

ласти. Янтарные изделия происходят из погребений на стоянке Сахтыш VIII, исследованных Д. А. Крайновым в 1970
году. Погребенные лежали в могильных ямах на спине, головой на восток, руки располагались вдоль туловища, а кисти
рук сложены на животе. В погребениях найдены только
украшения: различные по форме подвески, кольца, пронизи
и пуговицы из янтаря (кат. 51.4), камня и кости. Судя по расположению янтарных предметов на костяках они могли
быть нашиты на рубахи и головные уборы и служили украшением погребальной одежды. Антропологический анализ
погребенных позволил выявить, что янтарные украшения
в основном были найдены в мужских и детских погребениях.
Такого типа могильники появляются в конце второй четверти III тыс. до н. э.; их оставили переселенцы, носившие
одежду, расшитую ««солнечными камнями», в которой они
и закончили свою земную жизнь и были похоронены. Их потомки, отрезанные многими сотнями километров от родины предков, не могли получать янтарное сырье или украшения в необходимом количестве и стали украшать одежду
каменными и костяными изделиями, по форме напоминающими янтарные.
На берегу озера Шеригодро (Валдайская возвышенность)
в 1912 году Н. К. Рерихом были открыты погребения с янтарными украшениями (кат. 50), отнесенные им к эпохе Средневековья. Как оказалось впоследствии, это были первые находки неолитических погребений и янтарных украшений на
данной территории. В конце ХХ века московской исследовательницей М. П. Зиминой были открыты на этом же озере
еще два больших могильника. При раскопках погребений
было обнаружено огромное количество янтарных украшений одежды, янтарных ожерелий, янтарных подвесок с антропоморфными изображениями, кремневые зооантропоморфные фигурки. Расположение янтарных поделок в погребениях позволяет понять их назначение и представить,
как выглядела одежда с украшениями из «солнечного камня». В одном из погребений Кончанского могильника было
найдено 400 округлых янтарных пуговиц. 260 из них были
нашиты двадцатью горизонтальными рядами. В центре находились крупные пуговицы, которые организовывали вертикальный ряд, от него симметрично располагались пуговицы, размер которых уменьшался к краю одежды. Головной
убор был украшен 140 янтарными пуговицами, нашитыми
горизонтальными рядами. В другом погребении этого могильника на рубаху и головной убор были нашиты 125 круглых пуговиц в сочетании с 54 трапециевидными подвесками и пронизями. В центре ряда, расположенного на груди,
находилась крупная янтарная подвеска с антропоморфным
изображением.
Произведения художественного творчества позволили
нам реконструировать мир древних обитателей лесной
зоны Восточной Европы. Здесь сформировались два разных
мира, обладающих близким художественным языком, сходными социальными институтами, но базирующихся на разных хозяйственных укладах. На западе это общины, занимавшиеся комплексным хозяйством с элементами земледелия и скотоводства. Для этих социумов понятие частной
собственности носило совершенно иной характер, нежели
в обычном архаическом обществе, где ее (собственности в
современном понимании) практически нет. На востоке, за
Валдайской возвышенностью, проживали племена с такой
же сложной организацией, что и у западных соседей, но
сложившейся на базе привычного присваивающего хозяйства.

waren und als Schmuck der Totenkleidung dienten. Nach der
anthropologischen Analyse fand sich Bernsteinschmuck hauptsächlich in Gräbern von Männern und Kindern.
Derartige Gräberfelder kamen am Ende des zweiten Viertels
des 3. Jahrtausends v. Chr. auf; sie wurden von Umsiedlern errichtet, die Kleidung trugen, die mit „Sonnensteinen“ bestickt
war; in dieser beendeten sie ihr irdisches Dasein und wurden
darin bestattet. Ihre Nachkommen, die Hunderte von Kilometern von der Heimat ihrer Vorfahren entfernt lebten, vermochten sich rohen Bernstein oder entsprechenden Schmuck nicht
in ausreichendem Maß zu beschaffen und fingen deshalb an,
die Kleidung mit Stücken aus Stein oder Knochen zu verzieren,
die in ihrer Form an Bernstein erinnerten.
Am Ufer des Šerigodro-Sees (Waldaihöhe) wurden im Jahr
1912 von N. K. Roerich Gräber mit Bernsteinschmuck entdeckt
(Kat. Nr. 50), die er ins Mittelalter datierte. Wie sich im Weiteren
herausstellte, handelte es sich bei ihnen um die ersten Funde
neolithischer Bestattungen mit Bernsteinschmuck in diesem
Gebiet. Am Ende des 20. Jahrhunderts untersuchte die Moskauer Wissenschaftlerin M. P. Zimina an diesem See zwei weitere
große Gräberfelder. Bei ihren Grabungen legte sie eine große
Menge Bernsteinschmuck für die Kleidung, Halsschmuck aus
Bernstein, Anhänger mit anthropomorphen Darstellungen aus
Bernstein und zoo-anthropomorphe Figuren aus Feuerstein frei.
So, wie die Bernsteinstücke in den Gräbern angeordnet waren,
lassen sie Rückschlüsse auf ihre Funktion zu; man kann sich vorstellen, wie die Kleidung mit diesem Schmuck aus „Sonnensteinen“ aussah. In einem Grab aus dem Gräberfeld Končanskoe
wurden 400 runde Bernsteinknöpfe entdeckt, von denen 260 in
zwanzig horizontalen Reihen auf die Kleidung appliziert waren.
Die Mitte nahmen große Knöpfe ein, die eine vertikale Reihe bildeten, von dieser gingen in symmetrischen Reihen Knöpfe ab,
deren Durchmesser zum Rand der Kleidung hin abnahm. Der
Kopfschmuck war mit 140 Bernsteinknöpfen verziert, die in horizontalen Reihen aufgenäht worden waren. In einer anderen
Bestattung dieses Gräberfelds waren auf das Hemd und den
Kopfschmuck runde Knöpfe aufgebracht (125 Stück), hinzu kamen trapezförmige Anhänger (54 Stück) und Röhrenperlen. In
der Mitte der Reihe, auf der Brust, saß ein großer Bernsteinanhänger mit einer anthropomorphen Darstellung.
Kunstwerke erlauben es, die Welt der prähistorischen Menschen, die im Waldgebiet Osteuropas lebten, zumindest teilweise zu rekonstruieren. Hier bildeten sich zwei unterschiedliche
Lebenswelten heraus, die jedoch über eine ähnliche künstlerische Sprache verfügten und vergleichbare gesellschaftliche
Einrichtungen kannten, aber auf differierenden Wirtschaftsformen beruhten. Im Westen fanden sich Gemeinschaften, die einer komplexen Wirtschaft mit Elementen von Ackerbau und
Viehzucht nachgingen. Für sie bedeutete der Begriff Privatbesitz etwas völlig anderes als für eine archaische Gesellschaft, in
der dieser — im heutigen Verständnis — praktisch nicht existierte. Im Osten, hinter den Waldaihöhen, waren Stämme mit
einer ähnlich ausgefeilten Wirtschaftsorganisation wie ihre
westlichen Nachbarn beheimatet, wobei diese jedoch bei ihnen
auf Tätigkeiten wie Jagen, Sammeln und Fischfang beruhte.

Наталья Шишлина, Денис Ковалев, Эльмира Ибрагимова

Повозки катакомбной культуры
евразийских степей
Natalija Šišlina, Denis Kovalev, Elmira Ibragimova

Wagen der Katakombengrabkultur
aus den Steppen Eurasiens
зобретение колесного транспорта позволило жителям евразийских степей в короткий срок освоить значительные пространства. Это стимулировало их активный образ жизни, способствовало
развитию торговых взаимоотношений. В Восточной Европе
повозка появилась у носителей майкопской культуры Северного Кавказа в середине — второй половине IV тыс. до
н. э. В дальнейшем степняки новотиторовской и ямной культур уже повсеместно стали использовать колесные повозки
в быту (Trifonov 2004; Гей 2000; Моргунова, Турецкий 2003).
Свой вклад в развитие конструкции повозок внесли и катакомбные племена второй половины III тыс. до н. э. (ил. 1).
Колесная повозка — это сложная система, состоящая из
четырех связанных между собой конструкций: колес с осями и рамой, кузова (емкости для груза), упряжи и упряжного
животного (или животных). Животные в колесной повозке
создают тяговое усилие, которое посредством упряжи
(ярма, дышла, постромков) передается полезному грузу. Так
создается тяга, приводящая в движение всю конструкцию,
возникает сопротивление движению, которое минимизируется наличием колес, преобразующих движение и способствующих повышению эффективности перевозок. В настоящее время на территории южнорусских степей известно
более двухсот погребений эпохи средней бронзы, в которые были помещены либо разобранные повозки, либо их
отдельные детали — например, колеса, борта, дышла.
Каждая новая находка дополняет наши знания об особенностях конструктивных деталей средств передвижения,
конкретизируя культурный контекст, а естественно-научные методы позволяют уточнить хронологию.
К таким находкам относится повозка из погребения 15 кургана 4 могильника Улан IV в Ростовской области. Из конструктивных элементов лучше всего сохранилась ходовая часть —
четырехугольная рама платформы. Она состояла из двух пар
параллельных продольных несущих дрог — лонжеронов —
длиной 165 см; в каждой паре один лонжерон располагался
над другим. В нижних лонжеронах имелось по шесть полусферических отверстий, в которые были вставлены поперечные перекладины длиной 70 см, образующие внутреннее
пространство платформы. Благодаря тому, что нижние лонжероны перекрывались верхними, концы поперечных перекладин были зажаты в пазах между лонжеронами.
В переднем (северо-западном) углу платформы кузова
зафиксирован один из узлов крепления лонжерона с поперечной доской: в отверстие диаметром 4 см загонялся деревянный штифт. Для более прочного скрепления детали
платформы кузова могли обматываться веревкой или кожаными ремнями. Поперечные перекладины занимали

И

ie Erfindung des Wagentransports gestattete es
den Menschen in den eurasischen Steppen, sich in
kurzer Zeit weiträumige Gebiete zu erschließen.
Dies gab all ihren Aktivitäten neue Impulse und
führte zum Aufbau von Handelsbeziehungen. In Osteuropa
ist der Wagen zunächst für die Träger der Maikop-Kultur im
Nordkaukasus belegt, dort kam er in der Mitte/zweite Hälfte
des 4. Jahrhunderts v. Chr. auf. Die Angehörigen der Novotitorovskaja-Kultur und der Grubengrabkultur (Jamnaja-Kultur)
nutzten den Wagen dann bereits in großem Umfang im Alltag (Trifonov 2004; Гей 2000; Моргунова, Турецкий 2003). In
der zweiten Hälfte des 3. Jahrtausends v. Chr. leisteten auch
die Stämme der Katakombengrabkultur einen wichtigen Beitrag zur Weiterentwicklung der Konstruktion des Wagens
(Abb. 1).
Ein fahrbarer Wagen besteht aus vier Komponenten, die in
durchaus aufwendiger Weise miteinander verbunden sind; gemeint sind damit die Räder samt Achsen und Gestell, der Wagenkasten (für das Frachtgut), das Geschirr und das vorgespannte Tier (bzw. die Tiere). Die Tiere stellen die Zugkraft dar,
die über das Geschirr (Joch, Deichsel, Zugriemen) auf die Nutzlast geleitet wird. Der so entstehende Zug setzt den Wagen in
Bewegung, wobei der Bewegungswiderstand durch die Räder
minimiert wird, indem sie die Bewegung umsetzen und somit
eine größere Effizienz der Wagen garantieren.
Gegenwärtig sind für die südrussische Steppe mehr als 200
Gräber der Mittelbronzezeit bekannt, in die entweder zerlegte
Wagen oder einzelne Teile wie ein Rad, eine Wand des Wagenkastens oder eine Achse gelangt sind.
Mit jedem neuen Wagenfund wächst das Wissen über die Besonderheiten der Konstruktionselemente dieser Transportmittel, erfährt der kulturelle Kontext eine weitere Konkretisierung;
mit naturwissenschaftlichen Methoden ist es zudem möglich,
die Wagenentwicklung chronologisch zu verankern.
Auch das Gräberfeld Ulan IV, Kurgan 4, Grab 15 im oblast Rostov erbrachte einen Wagen. Von den verschiedenen Konstruktionselementen war das Fahrgestell am besten erhalten. Bei ihm
handelte es sich um einen viereckigen Rahmen mit den Maßen
165 x 70 cm, der aus zwei Paaren parallel liegender Längsträger
(L. 165 cm) bestand. Bei jedem Paar waren die Träger übereinander angeordnet. Die unteren wiesen sechs halbrunde Aussparungen auf, in die die Querbalken (L. 70 cm) eingesetzt wurden, welche dann den Boden des Wagenkastens bildeten. Auf diese Querbalken legte man den zweiten Längsträger, so dass die Balken
sicher in den Kehlen der Träger eingepresst waren.
In der NW-Ecke des Bodens ließ sich noch erkennen, wie die
Längsträger mit dem Querbrett verbunden waren: In eine Aussparung mit einem Durchmesser von 4,0 cm hatte man einen

119

D

Наталья Шишлина, Денис Ковалев, Эльмира Ибрагимова. Повозки катакомбной культуры…

Natalija Šišlina, Denis Kovalev, Elmira Ibragimova. Wagen der Katakombengrabkultur…

Ил. 2. Реконструкция повозки
и ее деталей. Могильник Улан IV,
курган 3, погребение 15
Abb. 2. Rekonstruktion des Wagens
und seiner Elemente. Gräberfeld
Ulan IV, Kurgan 3, Grab 15

Восточноманычская катакомбная культура
Западноманычская катакомбная культура
Катакомбная культура позднего периода

Ил. 1. Могильники с повозками и их деталями в погребениях:
1 – Улан IV, курган 4, погребение 15; 2 – Балабинский I; 3 – 3олотые
Горки IV; 4 – Кудинов; 5 – Шахаевская; 6 – Сагванский I; 7 – Бережной V;
8 – Вертолетное поле; 9 – Маломартыновский; 10 – Родионовский;
11 – Колдыри; 12 – Лозинский; 13 – Ергенинский; 14 – Элистинский;
15 – Архара; 16 – Мокрый Волчик
Abb. 1. Gräberfelder mit Bestattungen, in denen Wagen und ihre Elemente
vorlagen: 1 – Ulan IV, Kurgan 4, Grab 15; 2 – Balabinskij I; 3 – Zolotye Gorki IV;
4 – Kudinov; 5 – Šachaevskaja; 6 – Sagvanskij I; 7 – Berežnoj V; 8 – Vertoletnoe
pole; 9 – Malomartynovskij; 10 – Rodionovskij; 11 – Koldyri; 12 – Lozinskij;
13 – Ergeninskij; 14 – Elistinskij; 15 – Archara; 16 – Mokryj Volčik

hölzernen Stift getrieben. Für eine solidere Verbindung der
einzelnen Elemente des Bodens konnten diese darüber hinaus
mit einer Schnur oder einem Lederriemen umwickelt werden.
Die Querbalken nahmen allerdings nur zwei Drittel der Fläche
zwischen den Längsträgern ein, und zwar den mittleren und
südlichen Teil. An dieser, der stabilsten, Stelle wurde dann der
Aufbau montiert, dessen Rückseite ein Brett verschloss.
Die Seitenwände des Wagenkastens bestanden aus miteinander verflochtenen dünnen Holzstäben und einer dicken Matte. Wie eine Analyse der Kieselsäure ergab, konnten diese Matten aus Pflanzen- und Wollfäden angefertigt sein. Die beiden
geflochtenen Seitenwände sind nicht erhalten geblieben; ent-

120

две трети пространства между лонжеронами, располагаясь ближе к центральной
и задней частям платформы.
Здесь, в более укрепленном
месте, помещался кузов повозки с закрытым задним
бортом в виде доски.
Для оформления боковых бортов кузова использовалась конструкция из
переплетенных деревянных
прутиков и толстой циновки. Результаты фитолитного
анализа показывают, что циновка могла быть сделана из
растительных и шерстяных
нитей. Со временем оба плетеных борта либо упали вниз
и сгнили, либо были сняты с повозки и стояли у входа в камеру катакомбного погребения в качестве заслона. Таким
образом, можно предположить, что борта повозки были
съемные (ил. 2).
Как был оформлен передний край платформы, неизвестно: здесь не зафиксированы ни дополнительные доски, ни
фрагменты циновки. Поэтому в предлагаемой реконструкции повозка спереди открыта, борт отсутствует.
Оси не зафиксированы, однако они могли встраиваться
в переднюю и заднюю перекладины, соединявшие концы
лонжеронов, и были неподвижными. Обычно ось представляла собой деревянный стержень, длина которого определялась размерами платформы и ступицами колес. Она могла
быть не менее 90 см, состояла из прямоугольной в сечении
центральной части и двух округлых в сечении полуосей, на
которые насаживались свободно вращавшиеся колеса.
В повозке из могильника Улан IV колеса утолщались
к центру, имели трехчастную конструкцию со штифтовым
внутренним соединением сегментов и утолщающимся
к центру колесным диском диаметром 48 см. Цилиндрическая ступица с круглым сечением была вставной и заматывалась гибкими стеблями степных злаков. Возможно, сено
использовалось и как подкладочный материал, способствующий уменьшению силы трения полуоси в осевом отверстии. Колесный диск со вставной ступицей является более
сложной конструкцией, нежели диск с цельно-вырезанной
ступицей, так как требует бóльшего мастерства при изготовлении и креплении в колесе. К тому же ступица быстро
изнашивается, поскольку в колесе она является основной
зоной концентрации напряжения. Этим объясняется преимущество вставной ступицы, которую в случае поломки
всегда можно заменить.
По определению П. Сутягиной, лонжероны были сделаны
из ясеня, поперечные перекладины — из вяза и клена, колеса — из дуба, а ступицы — из клена.
На перекладины повозки была положена подстилка, возможно шкура животного или изделие из шерсти (войлочный или плетеный ковер). На ней внутри платформы лежали
бронзовое стрекало, лопатка овцы и раковина перловицы.

weder müssen sie abgerutscht sein oder man hatte sie vom Wagen abgenommen, vielleicht um sie am Eingang zur Grabkammer als Schutz aufzustellen. Somit lässt sich jedoch immerhin
vermuten, dass die Seitenwände des Wagens aus Ulan problemlos abzumontieren waren (Abb. 2).
Wie der vordere Teil des Bodens vom Wagenkasten gestaltet
war, lässt sich nicht sagen, da in diesem Bereich keine zusätzlichen Bretter oder Überreste von Matten festgestellt wurden; die
vorgeschlagene Rekonstruktion des Wagens lässt diesen Teil daher offen, und auch die Seitenwände fehlen.
Achsen wurden zwar nicht festgestellt, konnten aber in den
vorderen und hinteren der Querbalken, die die Enden der
Längsträger verbanden, eingebracht werden; sie waren unbeweglich. In der Regel fertigte man die Achse aus einer Holzstange an; ihre Länge hing von den Maßen des Wagenkastens und
der Radnaben ab. Im vorliegenden Fall muss sie aber mindestens 90 cm lang gewesen sein; sie dürfte aus einem im Schnitt
rechteckigen Mittelstück und zwei im Schnitt runden Achshälften bestanden haben, auf welche die sich frei drehenden Räder
aufgesetzt wurden.
Die Räder bestanden aus drei Teilen, aus den inneren Segmenten, die durch Stifte miteinander verbunden wurden sowie
aus der Radscheibe, die sich zur Mitte hin verdickte und einen
Durchmesser von 48 cm hatte. Die im Schnitt runde zylindrische Nabe ließ sich aus dem Rad nehmen und wurde mit weichen Steppengräsern umwickelt. Möglicherweise nutzte man
auch Heu als Unterlage, um die Reibungskraft der Achsenhälfte
in der Achsenöffnung zu verhindern. Da ein Scheibenrad mit
einsetzbarer Nabe eine kompliziertere Konstruktion darstellt
als ein in einem Stück gefertigtes Rad, stellte es die damaligen
Meister sowohl bei der Herstellung als auch bei der Befestigung
am Wagen vor eine weitaus größere Herausforderung. Der Vorteil einer herausnehmbaren Nabe besteht wiederum darin,
dass man sie bei einem Bruch rasch ersetzen kann. Und dadurch, dass dieses Element am stärksten belastet wird, verschleißt es am ehesten.
Wie die von P. Sutjagina durchgeführte Holzanalyse ergab,
waren die Längsträger aus Esche, die Querbalken aus Ulme und
Ahorn, die Räder aus Eiche und die Naben erneut aus Ahorn gefertigt worden.

121

Наталья Шишлина, Денис Ковалев, Эльмира Ибрагимова. Повозки катакомбной культуры…

Если бы доски рамы не были покрыты, эти предметы упали
бы на дно входной ямы.

◊◊◊
Наиболее близкие аналогии повозке из могильника Улан IV
найдены в западноманычских катакомбных погребениях
Нижнего Подонья. В таких захоронениях наиболее часто
встречаются остатки ходовой части — платформы и колеса. Размеры платформы, состоящей из двух продольных
брусьев, поперечных перекладин и/или крестовин жесткости, составляют 70/115 × 140/180 см. Большинство колес
имеет трехчастную конструкцию со штифтовым внутренним соединением и вырезанной в центральном сегменте
одно- или двусторонне выступающей ступицей. Их средний диаметр — от 56 до 72 см, диаметр ступицы 16–20 см,
диаметр осевого отверстия 7–12 см, толщина обода —
6–8,5 см.
В погребениях синхронной восточноманычской катакомбной культуры насчитывается около сорока находок повозок и их частей. Их конструкция почти не отличается от
западноманычских (хотя у них есть детали, не сохранившиеся у западных аналогов). Различия касаются лишь некоторых параметров. Например, размеры платформ кузовов
значительно больше: 200/250 × 120/150 см, диаметр колес
варьируется от 50 до 85 см. В восточноманычском погребении 3 кургана 13 могильника Ергени I вместе с другими частями повозки во входной камере катакомбы было найдено
трехчастное колесо без осевого отверстия в ступице (Малек, Очир-Горяева 2009).
Дополняют представление о повозках эпохи средней
бронзы находки деталей арочного перекрытия кузовов (могильник Элистинский, курган 8, погребение 7; Лолинский I,
курган 4, погребение 7 и 8), фрагментов решетчатых бортов
(могильник Ергени, курган 6, погребение 5; Архаринский II,
курган 28, погребение 5), дугообразных стоек верхней части (Синицын, Эрдниев 1966). На бортах некоторых повозок
зафиксирован резной орнамент (могильник Веселая
Роща III, курган 23, погребение 3; Чограй VIII, курган 5, погребение 1; Лолинский, курган 4, погребение 7) (Державин
1989; Синицын, Эрдниев 1966). Он соотносится с резным орнаментом деревянных повозок того же времени из могильника Лчашен в Армении (Новоженов 2012). В повозках использовались растительные циновки.
Зачастую при изучении конструкций кузова многие исследователи используют глиняные «модели повозок», считая возможным переносить их морфологические черты на
конструкцию кузовов реальных повозок (Андреева 1984;
Романовская 1982; Гей 2000). Другие считают их моделями
люлек (кат. 89.1, 89.2) (Kalmykov 2007) (ил. 3, 4).
Некоторые модели, например из могильников Чограй VIII
(курган 3, погребение 3) (ил. 3) и Элистинский (курган 5, погребение 8) (ил. 4) воспроизводят не всю повозку, а ее верхнюю часть — кузов-кибитку (Гей 2000). Арочная конструкция таких моделей (с дугообразными стойками верхней части) соотносится с арочной конструкцией одной из повозок
Элистинского могильника.
Навес, шалаш или кибитка типа легкой юрты, возможно,
ставилась на подвижную четырехколесную платформу. Это
было подвижное жилище степняка (Новоженов 2012). В таком качестве повозки и кибитки использовались многими
кочевыми народами, жившими на степных евразийских
просторах.
Предположительно орнамент на «моделях повозок» можно интерпретировать как экстерьер реальных кибиток,

Auf den Querbalken hatte man eine Unterlage ausgebreitet,
möglicherweise eine Tierhaut oder ein Stück aus Wolle (ein Filzoder geflochtener Teppich). Auf dieser wiederum fanden sich
ein Bronzelanze, das Schulterblatt eines Schafs und die Schale
einer Flussmuschel. Ohne die Unterlage wären diese Gegenstände vermutlich auf den Boden des Eingangsschachts gefallen.

◊◊◊
Die überzeugendsten Parallelen für den Wagen aus Ulan IV stellen Funde aus den West-Manyč-Katakombengräbern im unteren Dongebiet dar. In diesen Bestattungen begegnen häufig
Teile des Fahrgestells, so der Boden des Wagenkastens und die
Räder. Die Maße des aus zwei Längsträgern, aus Querbalken
und/oder einem Kreuzstück bestehenden Bodens belaufen sich
dabei auf 70–115 x 140–180 cm. Bei den Rädern handelt es sich
mehrheitlich um eine dreiteilige Konstruktion mit einer Stiftverbindung der inneren Teile und einer aus dem mittleren Teil herausgeschnitzten Nabe, die an einer oder zu beiden Seiten übersteht. Der Durchmesser der Räder schwankt zwischen 56 und
65 cm bis 70 und 72 cm, der Durchmesser der Naben zwischen
16 und 20 cm, der der Achslöcher zwischen 7 und 12 cm, und
die Felge ist 6 bis 8,5 cm dick.
Die Bestattungen der zeitgleichen Ost-Manyč-Katakombengrabkultur enthielten ca. 40 Funde von Wagen und Wagenteilen. Sie sind weitgehend identisch konstruiert, weisen allerdings
einige Details auf, die sich bei den erhalten gebliebenen Wagen
der West-Manyč-Kultur nicht feststellen ließen; diese Unterschiede betreffen insgesamt jedoch nur wenige Parameter. So
sind beispielsweise die Wagenkästen mit 200 bis 250 Länge und
120 bis 150 cm Breite wesentlich größer, während der Durchmesser der Räder zwischen 50 und 85 cm schwanken kann. In
Grab 3 des Kurgans 13 des zur Ost-Manyč-Kultur gehörenden
Gräberfelds Ergeni I fand sich im Eingangsbereich des Schachtgrabes neben Wagenteilen auch ein dreiteiliges Rad mit Nabe
ohne Achsloch (Малек, Очир-Горяева 2009).
Teile der gewölbten Aufbauten auf dem Wagenkasten (Elistinskij, Kurgan 8, Grab 7; Lolinskij I, Kurgan 4, Gräber 7 u. 8), Fragmente von gitterartigen Seitenwänden (Ergeninskij, Kurgan 6,
Grab 5; Archarinskij II, Kurgan 28, Grab 5) und bogenförmige
Träger des Aufbaus (Синицын, Эрдниев 1966) geben weiteren
Aufschluss darüber, wie die mittelbronzezeitlichen Wagen ausgesehen haben könnten. Bei einigen Wagen schmückte ein
Schnitzornament die Seitenwände (Veselaja Rošča III, Kurgan
23, Grab 3; Čograj VIII, Kurgan 5, Grab 1; Lolinskij, Kurgan 4, Grab
7) (Державин 1989; Синицын, Эрдниев 1966). Dieses lässt sich
gut mit den Schnitzverzierungen zeitgleicher Holzwagen aus
dem Gräberfeld Lčašen in Armenien vergleichen (Новоженов
2012). In den Wagen fanden sich zudem aus pflanzlichen Materialien geflochtene Matten.
Vielfach wurden auch „Wagenmodelle“ aus Keramik herangezogen, um die gebrauchsfähigen Wagen zu rekonstruieren,
nimmt man doch an, die morphologischen Charakteristika des
Modells entsprächen denen des realen Wagens (Андреева 1984;
Романовская 1982; Гей 2000); parallel dazu ist jedoch auch die
Auffassung anzutreffen, diese Modelle seien nicht einem Wagen,
sondern einer Wiege nachempfunden (Kat. Nr. 89.1, 89.2) (Kalmykov 2007) (Abb. 3, 4).
Einige Modelle, so auch jenes aus dem Gräberfeld Čograj VIII,
Kurgan 3, Grab 3 (Abb. 3) und Elistinskij, Kurgan 5, Grab 8
(Abb. 4) zeigen nicht den ganzen Wagen, sondern lediglich dessen Aufbau (Kibitka) (Гей 2000). Die gewölbte Konstruktion dieser Modelle (mit bogenförmigen Stützen des oberen Teils) entspricht allerdings durchaus der Rekonstruktion des Wagens aus
dem Gräberfeld Elistinskij.

122

Natalija Šišlina, Denis Kovalev, Elmira Ibragimova. Wagen der Katakombengrabkultur…

передающий плетеные деревянные конструкции — борта
или орнаментированные циновки, шерстяные плетеные или
войлочные ковры, покрывавшие арочное перекрытие кибитки. В таком случае геометрический резной орнамент на
глиняной модели повозки из могильника Чограй (кат. 89.1)
вполне сопоставим с убранством деревянной повозки из
Лолинского могильника.
В образце подстилки, расчищенной на перекладинах
внутри платформы повозки из могильника Улан IV, найдено
много частичек животного происхождения. Можно предположить, что повозка была крытой. Верх мог быть изготовлен
либо из растительных циновок, либо из войлока или шерстяных ковров. Однако фитолитный анализ лишь косвенно
может указывать на такое оформление, поскольку никаких
деталей каркаса верхнего перекрытия не зафиксировано.

Auf dem Wagen können eine Hütte oder Kibitka (bzw. leichte
Jurte) gestanden haben, die das mobile Haus eines Steppenbewohners gewesen sein mögen (Новоженов 2012). Zahlreiche nomadische Völker in den weiten eurasischen Steppen griffen auf eine solche Kombination von Unterkunft und Transportmittel zurück.
Das Ornament an den Wagenmodellen dürfte wohl als Imitat
des realen Äußeren eines Wagens zu interpretieren sein, da es
wohl die geflochtene Holzkonstruktion oder Flechtmatte der
Seitenwände und die Wolldecke oder den Filzteppich zur Abdeckung des gewölbten Aufbaus wiedergibt. Die geometrische
Schnitzarbeit am Keramikmodell aus dem Gräberfeld Čograj
(Kat. Nr. 89.1) lässt sich zum Beispiel sehr gut mit dem Dekor des
Holzwagens aus dem Gräberfeld Lolinskij vergleichen.
Auf der Unterlage, die unmittelbar auf dem Boden des Wagenkastens aus Ulan freigelegt wurde, fanden sich zahlreiche

Ил. 3. Модель повозки. Глина.
Чограй VIII, курган 3, погребение 3
Abb. 3. Wagenmodell, Ton . Čograj
VIII, Kurgan 3, Grab 3
Ил. 4. Модель повозки. Глина.
Элистинский могильник, курган 5,
погребение 8
Abb. 4. Wagenmodell, Ton.
Gräberfeld Elistinskij, Kurgan 5,
Grab 8

Внутри кузова повозки из
Элистинского могильника
лежали два рулона камышовой подстилки, которая, возможно, использовалась как
съемный борт.
Конструкция колес повозок катакомбной культуры Подонья продолжает традиции мастеров ямной культуры, хотя
очевидно, что исчезают цельные, вырезанные из сплошного
деревянного диска колеса, а основным типом конструкции
колеса становится трехчастная. Появляются колеса со вставной ступицей, с дополнительными отверстиями в колесном
диске для более жесткого скрепления сегментов и снижения
веса самого колеса.
Платформа кузова представляла собой прямоугольную
раму, скрепленную поперечными перекладинами и/или
крестовиной жесткости. Назначение такой конструкции
функциональное: она уравновешивает фазы колебаний лонжеронов при движении повозки, обеспечивая прочность
хода. Кроме этого, крестовина жесткости, имеющая пять точек опоры, всегда может испытывать большее давление,
следовательно, на платформе повозки именно эта деталь
маркирует место основания кузова. В реконструкции, созданной А. Н. Геем по новотиторовским материалам, «крестообразная платформа» повозки выполняла роль основания «кибитки или фургона» (Гей 2000).
Материалы из могильника Улан IV дополняют представление о конструкции платформы кузова: поперечные перекладины крепились в платформе с помощью вырезанных в
нижних лонжеронах пазов и перекрывались верхними лонжеронами. По углам платформы в лонжеронах и поперечных соединяющих их досках имелись вертикальные отверстия, в которые, скорее всего, вставлялись деревянные
стержни для более надежного скрепления узлов платформы. Не исключено, что дополнительными скрепляющими
раму материалами могли быть органические, в частности
шерстяные веревки.

3

4

Fragmente tierischen Ursprungs. Der Wagen dürfte vermutlich
überdacht gewesen sein. Die Abdeckung konnte dabei aus Matten auf Pflanzenbasis, aber auch aus einem Filz- oder Wollteppich bestanden haben. Eine mineralogische Analyse gibt freilich
nur indirekt Aufschluss über die Gestaltung des Aufbaus; beklagenswerterweise fehlten Details der Trägerkonstruktion. Im Wagenkasten aus Elistinskij lagen zwei eingerollte Flechtmatten,
die möglicherweise als Seitenwände dienen sollten.
Die Konstruktion der katakombengrabzeitlichen Wagenräder im Dongebiet knüpft an die der Grubengrabkultur an, doch
statt kompakter Holzräder aus einer einzigen Scheibe bevorzugt man in der Regel dreiteilige Räder. In dieser Zeit kommen
auch Räder mit einsetzbarer Nabe und zusätzlichen Aussparungen in der Radscheibe zur stabileren Verbindung der Segmente
untereinander auf; parallel dazu wird das Gewicht der Räder
selbst verringert.
Der Boden des Wagenkastens bestand aus einem rechteckigen Rahmen, Querbalken und/oder einem Kreuzstück. Diese
Konstruktion beruht auf rein funktionalen Gründen: Schwankungen der Längsträger bei der Bewegung des Wagens werden
ausgeglichen, eine weitgehend ruhige Fahrt ist somit garantiert. Da das Kreuzstück mit seinen fünf Stützpunkten großen
Druck auszuhalten vermag, markiert es die Position des Aufbaus. Anhand von Funden aus der Novotitorovskaja-Kultur hat
A. N. Gej einen Wagen mit „kreuzförmigem Boden“ rekonstruiert, der ebenfalls als Standfläche für die Kibitka oder den Wagenaufbau fungierte (Гей 2000).
Die Fragmente aus dem Grab in Ulan vervollständigen die
bisherigen Vorstellungen zur Konstruktion des Wagenbodens:
Die Querbalken wurden am Boden befestigt, indem sie in Aussparungen der unteren Längsträger eingepasst und dann von

123

Наталья Шишлина, Денис Ковалев, Эльмира Ибрагимова. Повозки катакомбной культуры…

Возможно, в захоронения попадали повозки, которые изготавливались не специально для погребальной церемонии,
а были «рабочими экипажами». Катакомбные мастера подбирали для деталей различные породы дерева, в соответствии со своими профессиональными представлениями о
древесине и накопившимся опытом. Так, в повозке из Улана
платформа кузова в основном сделана из ясеня, тогда как
колеса были дубовыми. Естественно, что во время использования детали повозок изнашивались и нуждались в ремонте. Такие вышедшие из обихода детали можно было быстро подремонтировать, используя подручные материалы,
и поместить в погребение.
Сопоставительный анализ показал, что можно выделить
повозку донского типа катакомбного времени. Для нее характерна прямоугольная платформа кузова, собранная из
продольных балок и поперечных перекладин; иногда в конструкции платформы фиксируется крестовина жесткости.
На неподвижных осях с помощью чеки крепились колеса.
Они были трехчастными, с внутренним штифтовым и/или
внешним планочным скреплением; применялась дополнительная система крепления сегментов с помощью веревок
или ремней, продетых в специальные отверстия в колесном
диске. Ступица в некоторых случаях могла быть вставной.
Ее обматывали растительными материалами. Борта повозок
представляли собой невысокую плетеную деревянную конструкцию; перекрытие кузова, по-видимому, было арочным
и выполнялось из прутьев, которые могли накрываться циновками.

◊◊◊
В могильнике Улан IV, которому принадлежит описываемая
повозка, погребение было совершено в катакомбе, в камере которой захоронен мужчина старше 50 лет. Погребальные дары включали глиняный реповидный сосуд (кат.
108.3.1), бронзовый нож (кат. 108.3.2) и стрекало, фрагмент
раковины. Обряд погребения позволяет отнести весь комплекс к западноманычской катакомбной культуре. Для нее
характерны катакомбы Н-типа; умерший покоится на правом боку, в скорченном положении, ориентировка преимущественно в северный сектор; подсыпка мелом дна камеры;
использование реповидных сосудов и жаровен в погребальном обряде (Власкин 2008). В нашем случае сопутствующий инвентарь — реповидный сосуд, бронзовый нож и
стрекало, лопатка барана и створка раковины перловицы — соответствует набору инвентаря в других захоронениях этой культуры, в том числе в погребениях с повозками.
В каждом найден реповидный сосуд, часто — бронзовое
стрекало и нож, кости овцы, быка или лошади, включая лопатки, створки раковины, курильницы, деревянные блюда.
Хронология погребения определена по данным радиоуглеродного анализа фрагмента повозки: она была изготовлена в XXIII в. до н. э.
В большинстве погребений западноманычской катакомбной культуры повозка сопровождает взрослых людей,
в основном мужчин старше 35 лет; в одном случае погребение было сооружено для семьи (могильник Вертолетное
поле, курган 1, погребение 10). К кенотафу можно отнести
комплекс Балабинский (курган 24, погребение 7): в погребальной камере не было костей человека. В трех комплексах в захоронение были положены только отдельные кости
(Власкин 2008; Рогудеев 2008). Это является косвенным указанием на то, что человек, для которого было создано погребение, умер вдали от места захоронения и в могилу положили лишь фрагменты тела усопшего.

den oberen Längsträgern abgedeckt wurden. An den Ecken finden sich in den Längsträgern und in den sie verbindenden
Querbalken vertikale Aussparungen, in die vermutlich Holzstangen zur solideren Befestigung der einzelnen Elemente eingebracht waren. Nicht auszuschließen ist, dass weitere Elemente zur Rahmenbefestigung aus organischen Materialien bestanden, beispielsweise aus Schnur oder Wolle.
Möglicherweise wurden nur Wagen ins Grab gegeben, die
nicht eigens für die Totenfeier angefertigt wurden, sondern
eher als „Arbeitskutsche“ fungiert hatten. Die katakombengrabzeitlichen Meister wählten für die einzelnen Teile unterschiedliche Holzarten, je nach Wissensstand und persönlicher Berufserfahrung. Bei dem Wagen aus Ulan bestand der Boden weitgehend aus Esche, während die Räder aus Eiche gefertigt waren.
Im Laufe der Zeit zeigten die einzelnen Elemente selbstverständlich Verschleißerscheinungen, die eine Reparatur nötig
machten. Solche abgenutzten Teile konnten rasch mit gerade
greifbaren Materialien ausgebessert und dann ins Grab gegeben worden sein.
Der katakombenzeitliche Wagen des Don-Typs repräsentiert
eine eigene Variante. Für diese war ein rechteckiger Wagenboden charakteristisch, der aus Längsträgern und Querbalken bestand; mitunter lag auch ein Kreuzstück vor. Die Räder wurden
mit Vorsteckern auf die unbeweglichen Achsen gesetzt. Bei den
Rädern selbst handelte es sich um eine dreiteilige Konstruktion
mit einer Stiftverbindung für die inneren Segmente und/oder
einer Leistenverbindung außen; ferner gab es ein ergänzendes
Befestigungssystem der Segmente mit Schnüren oder Riemen,
die durch spezielle Löcher in der Radscheibe gezogen wurden.
Die Nabe konnte in einigen Fällen herausnehmbar sein. Sie wurde mit pflanzlichen Materialien umwickelt. Die Seitenwände bestanden aus einer nicht sehr hohen Konstruktion aus geflochtenem Holzmaterial. Der Aufbau dürfte gewölbt gewesen sein
und aus Stangen bestanden haben, über die dann vermutlich
Matten gelegt wurden.

◊◊◊
Die Bestattung in Ulan lag in einem Schachtgrab; bei dem Toten
handelte es sich um einen Mann von über 50 Jahren. Zu den
Grabbeigaben zählten ein rübenförmiges Tongefäß (Kat. Nr.
108.3.1), ein Bronzemesser (Kat. Nr. 108.3.2), eine Lanzenspitze
und ein Muschelfragment.
Das Totenritual in Ulan IV, Kurgan 4, Grab 15 erlaubt es, die
Bestattung der West-Manyč-Katakombengrabkultur zuzuordnen. Für diese sind ein Schachtgrab des H-Typs, auf deren rechten Seite liegende Hocker und (dominant) eine Orientierung
nach Norden, die Ausstreuung der Kammer mit Kreide sowie die
häufige Verwendung von rübenförmigen Gefäßen und Kohlebecken typisch (Власкин 2008). Das Grabinventar — ein rübenförmiges Gefäß, Bronzemesser und -lanzenspitze, das Schulterblatt eines Widders und die Schale einer Flussmuschel — lässt
sich sehr gut mit den Beigaben in anderen Gräbern dieser Kultur
vergleichen, darunter auch mit solchen aus Wagengräbern.
Jede dieser Bestattungen erbrachte ein rübenförmiges Gefäß,
häufig begegneten Bronzelanze und -messer, Knochen vom
Schaf, Stier oder Pferd (darunter auch Schulterblätter), Flussmuschelschalen, Räucherlampen und Holzschalen.
Anhand der 14C-Datierung für ein Wagenfragment konnte das
Grab zeitlich dem 23. Jahrhundert v. Chr. zugeordnet werden.
Wagen werden in der West-Manyč-Katakombengrabkultur
meist Erwachsenen mit ins Grab gegeben, vor allem Männern
über 35 Jahren. In einem Fall stammt ein Wagen aus einem „Familiengrab“ (Vertoletnoe pole, Kurgan 1, Grab 10). Als Kenotaphe ist Balabinskij, Kurgan 24, Grab 7 zu zählen, fand sich doch

124

Natalija Šišlina, Denis Kovalev, Elmira Ibragimova. Wagen der Katakombengrabkultur…

Масс-спектрометрические данные позволяют воссоздать
историю жизни мужчины, погребенного в могильнике Улан IV.
Значения δ13C и δ15N, полученные по коллагену костей, свидетельствуют, что как минимум последние 10 лет жизни
в системе его питания преобладали морепродукты. В приморских районах, скорее всего в Приазовье и Причерноморье, мужчина мог жить постоянно либо проводить там долгое время, достаточное для того, чтобы изотопный сигнал
его костей отличался от сигнала степных жителей. Ведь этот
человек умер в довольно преклонном возрасте и был похоронен вместе с людьми, система питания которых была
иной (Шишлина 2011).
В двух курганах могильника Улан IV были похоронены девять представителей западноманычской катакомбной культуры — мужчины, женщины и дети, включая новорожденных. Вероятно, курганы 3 и 4 использовались одной родственной группой как семейный некрополь. Все ее члены
кочевали по степи, что подтверждается масс-спектрометрическими данными. Исключение составляют лишь двое
мужчин, в системе питания которых преобладали морепродукты — в погребение одного положили повозку, в другое — жемчуг. Возможно, мужчина из погребения 15 прожил
иную, чем его соплеменники, жизнь, был организатором
и участником многочисленных дальних «походов».
Во многих погребениях повозки в разобранном виде помещались во входной камере катакомбы. Часто ориентировка повозки совпадает с меридиональной ориентировкой погребенного (север–юг), а когда сохранность позволяет установить направление «движения» повозки, оно точно
совпадает с ориентировкой костяка (Андреева 1996). Известны случаи, когда ось расположенной во входной камере повозки была перпендикулярна оси погребенного (могильник Колдыри, курган 12, погребение 2). Детали разобранной повозки могли помещать в погребальной камере.
В могильнике Шахаевский II (курган 2, погребение 8) одно из
колес поставленной во входную камеру повозки являлось
одновременно и своеобразным заслоном входа в погребальную камеру. В других погребениях вход в камеру закрыт колесом повозки (могильники Родионовский, Золотые
Горки, Вертолетное поле). В этих захоронениях колеса становились конструктивным элементом погребальной ямы —
«дверью», закрывающей вход в катакомбу.
Практически всегда в катакомбных захоронениях юга
России и Украины повозки разобраны, колеса сняты с осей,
положены плашмя. Как правило, разобранные повозки или
их детали находились на дне входных камер, реже — непосредственно в погребальных камерах катакомб. Выйдя из
употребления в реальном мире, повозка обретала новую
«жизнь» в погребальном ритуале.
Повозки были небольшими, легко разбирались и собирались. Мобильность и конструктивные особенности определялись тем, что возничий должен был преодолевать труднопроходимые узкие горные перевалы; при необходимости
он мог разобрать повозку и поместить ее на тягловых животных, пройти маршрут, а затем быстро собрать и двигаться дальше. Такая традиция, вероятно, существовала и в восточной части евразийских степей (Новоженов 2012. С. 231).
Новые данные исследований западноманычской катакомбной культуры позволяют предположить, что в Подонье
в этот период существовал центр или центры производства
колесного транспорта.
Итак, найденная в могильнике Улан IV повозка подтверждает (наряду с остальными синхронными находками аналогичных изделий) идею о подвижной скотоводческой хозяй-

in der Grabkammer nicht ein einziger Knochen eines Menschen.
In drei anderen Fällen waren nur einzelne Knochen niedergelegt (Власкин 2008; Рогудеев 2008). Dies könnte als indirekter
Hinweis verstanden werden, dass der Mensch weit vom Grab
entfernt den Tod gefunden hat und nur Teile seines Körpers bestattet werden konnten.
Ergebnisse massenspektrometrischer Untersuchungen erhellen die Lebensgeschichte des Mannes, der in Ulan IV bestattet worden ist. Die δ13C- und δ15N-Werte, die für das Knochenkollagen ermittelt wurden, belegen, dass zumindest in den
letzten 10 bis 20 Jahren seines Lebens in seiner Nahrung Meeresfrüchte überwogen haben müssen. Entweder hat der Mann
ausschließlich in küstennahen Gegenden, wahrscheinlich im
Azovgebiet und im Schwarzmeerraum, gelebt oder zumindest
eine so lange Zeit dort verbracht, dass sich das Isotopensignal
seiner Knochen von dem der Steppenbewohner unterscheidet.
Der Mann ist in recht hohem Alter gestorben und wurde zusammen mit Menschen einer Kultur bestattet, die ein völlig anderes
Essverhalten praktizierten (Шишлина 2011).
In zwei Kurganen des Gräberfelds Ulan IV wurden insgesamt
neun Vertreter der West-Manyč-Katakombengrabkultur bestattet, Männer, Frauen und Kinder (darunter auch Neugeborene).
Vermutlich wurden die Kurgane 3 und 4 von einer Verwandtschaftsgruppe als Familiennekropole genutzt. Wie massenspektroskopische Untersuchungen zeigten, nomadisierten die Mitglieder dieser Gruppe durch die Steppe. Eine Ausnahme stellen
nur zwei Männer dar, in deren Essverhalten Meeresfrüchte überwogen; einem von ihnen war der Wagen beigegeben wurden,
dem anderen Perlen. Möglicherweise hatte der Mann aus Grab
15 ja ein anderes Leben geführt, das von dem seiner Stammesgenossen abwich, indem er zum Beispiel zahlreiche lange Märsche organisiert und unternommen hat.
In vielen Bestattungen wurden Wagenteile im Eingangsbereich des Schachtgrabes der Katakombe niedergelegt. Häufig
fällt dabei die Ausrichtung des Wagens mit der meriodalen Orientierung des Toten (Nord-Süd) zusammen; lässt der Erhaltungszustand des Wagens noch Rückschlüsse auf die „Fahrtrichtung“ zu, dann entspricht diese stets der Ausrichtung des
Skeletts (Андреева 1996). Ferner sind Fälle bekannt, in denen
die Anordnungsachse des Wagens im Eingangsschacht senkrecht zur Ausrichtungsachse des Toten lag (Koldyri, Kurgan 12,
Grab 2).
Wagenteile konnten aber auch in der Grabkammer selbst
niedergelegt werden. Im Gräberfeld Šachaevskij II, Kurgan 2,
Grab 8 versperrte eines der Räder des im Eingangsschacht deponierten Wagens den Zugang zur Grabkammer. In anderen
Bestattungen wurden die Räder eigens abgebaut, um mit ihnen den Zugang zur Kammer zu blockieren (Radionovskij, Zolotoe Gorki, Vertoletnoe pole). Damit fungierten die Räder in
diesen Bestattungen als Konstruktionselement der Grabgrube,
dienten als „Tür“, die den Eingang zur Grabkammer verschlossen.
Nahezu in allen Katakombengräbern im Süden Russlands
und der Ukraine waren die Wagen demontiert, die Räder von
der Achse genommen und flach niedergelegt worden. In der
Regel fanden sich der Wagen oder seine Teile am Boden des Eingangsschachts, in Ausnahmen aber auch in der Grabkammer
selbst. Ausgehend von seiner Funktion in der realen Welt gewann der Wagen mithin im Totenritual „neues Leben“.
Die Wagen waren nicht sehr groß und ließen sich leicht zusammen-, aber auch wieder auseinanderbauen. All dies erklärt
sich damit, dass der Fuhrmann schwer passierbare schmale
Bergpfade überwinden musste. Notfalls konnte er also den Wagen auseinander nehmen und die Einzelteile auf die Zugtiere

125

Наталья Шишлина, Денис Ковалев, Эльмира Ибрагимова. Повозки катакомбной культуры…

ственной модели, предполагающей использование колесного транспорта для сезонных перекочевок населения
в рамках освоенной экологической ниши. Повозки могли
также служить жилищем.
Согласно данным масс-спектрометрического анализа, погребенный хозяин повозки — мужчина солидного возраста,
большую часть жизни провел в перекочевках, длительных
походах, включающих долгое проживание в приморских,
предположительно, приазовских или причерноморских,
районах. Особый статус этого человека соплеменники подчеркнули тем, что поместили повозку в его могилу. Довольно редкое явление в погребальном обряде манычских катакомбных культур — наличие повозки в захоронении — делает данное погребение неординарным.

laden, um seinen Weg fortzusetzen und den Wagen dann später
wieder zusammenbauen. Diese Tradition dürfte es vermutlich
auch im östlichen Teil der eurasischen Steppe gegeben haben
(Новоженов 2012, 231).
Neue Untersuchungsergebnisse zur West-Manyč-Katakombengrabkultur legen die Vermutung nahe, dass während der
Katakombengrabkultur im Dongebiet ein oder mehrere Zentren zur Herstellung von Radfuhrwerken existiert haben müssen.
Der im Gräberfeld Ulan freigelegte Wagen bestätigt wie
auch weitere entsprechende Funde die Hypothese, dass sie aus
einer mobilen Viehhaltergesellschaft stammen, die Wagen benutzte, wenn sie auf der Suche nach einer neuen ökologischen
Nische saisonbedingt weiterzog. Diese Wagen könnten darüber hinaus auch als Wohnstätte gedient haben.
Wie die massenspektrometrische Analyse gezeigt hat, war
der Tote, der Besitzer des Wagens von Ulan, ein Mann fortgeschrittenen Alters, der einen großen Teil seines Lebens auf
Wanderschaft verbracht hat und lange im küstennahen Bereich
gelebt haben muss, vermutlich im Asovgebiet oder im Schwarzmeerraum. Den besonderen Status dieses Mannes unterstrichen seine Stammesgenossen dadurch, dass sie ihm den Wagen mit ins Grab gaben. Da Wagen in der ManyčKatakombengrabkultur nur sehr selten sind, sei an dieser Stelle
noch einmal der außergewöhnliche Charakter dieser Bestattung betont.

Дальние контакты
в эпоху бронзы
Fernkontakte
in der Bronzezeit

127

Natalija Šišlina. Steppe und Kaukasus. Ein Dialog der Kulturen

Наталья Шишлина

Степь и Кавказ — диалог культур
Natalija Šišlina

Steppe und Kaukasus. Ein Dialog der Kulturen

рошло не одно тысячелетие, прежде чем на бескрайнем пространстве степей Евразии возникли
первобытные цивилизации бронзового века.
В Евразийской степи сложилось подвижное пастушеское скотоводство. В основе технологических и социальных рычагов управления и функционирования такого
хозяйства лежали экономические, экологические, демографические, социальные и идеологические факторы. В зависимости от исторической ситуации они могли играть разную роль, не всегда прогрессивную. Тем не менее расцвет
этой системы говорит об использовании всех природных
ресурсов, развитии животноводства, ремесленном производстве, многоступенчатом обмене.
Свидетельства этих событий — тысячи курганов IV–II тыс.
до н. э., созданные многочисленными культурными группами, относившимися к разным антропологическим типам,
имевшими различные погребальные обряды, костюм и бытовой инвентарь.
Степь развивалась не в изоляции от сопредельных территорий. Она была частью «большой евразийской ойкумены», в которую входили долины крупных рек — Волги и
Дона, побережья Каспийского и Черного морей; южным рубежом ее можно считать главный хребет Кавказских гор, северным — лесостепь средней полосы России. Мозаике
ландшафтов этой части степи соответствовала культурная
мозаика (ил. 1).
Степняки на протяжении многих веков поддерживали
и сохраняли особую связь с «кавказским коридором». Оторванные от оседлых производственных центров в течение
длительного периода, они развивали собственную металлообработку, текстильное производство, столярное дело
и другие ремесла. Их южные соседи, жившие вдоль быстрых
горных рек, на плоскогорьях, в горах, покрытых лесами, на
открытых степных площадках, занимались земледелием,
добычей и обработкой руды, а также изготовлением разнообразных изделий — от тяжелых бронзовых боевых топоров до изящных серебряных колец. В мастерских трудились
гончары, плотники, текстильщики, оружейники, ювелиры.
Их произведения неведомыми нам путями проникали в степи. Следом уже проторенными дорогами шли и сами представители кавказских народов.
Определяя уровень мобильности древнего населения, мотивацию его перемещений, связь с природными катаклизмами, демографическими процессами, сезонными кочевками,
изучая социальные причины, можно не только вернуться к
новому прочтению общей исторической ситуации в этой части Европы, но и узнать о жизни безымянного человека, который и создал героическую историю эпохи бронзового века.

П

or Jahrtausenden entstanden in den endlosen Steppen Eurasiens die urgesellschaftlichen Zivilisationen
der Bronzezeit. Es bildete sich ein mobiles Hirtentum
heraus. Die Grundlage der technologischen und sozialen Steuerung und des Funktionierens dieser Wirtschaftsform waren mit ökonomischen, ökologischen, demographischen, gesellschaftlichen und weltanschaulichen Faktoren gegeben. Je nach konkreter historischer Situation spielten sie
unterschiedliche, dabei jedoch keineswegs immer progressive
Rollen. Dennoch spricht die Blütezeit dieses Systems für eine
Nutzung aller natürlichen Ressourcen, eine hoch entwickelte
Viehzucht, handwerkliche Produktion und einen umfassenden
Tauschhandel.
Dies lässt sich auch an den Tausenden von Kurganen aus
dem 4.–2. Jahrtausend v. Chr. ablesen, die von kulturellen Gruppen angelegt wurden, welche unterschiedlichen archäologischen Typen angehörten und jeweils eigene Totenrituale, Trachten und Alltagsgegenstände hatten.
Die Steppe entwickelte sich dabei durchaus nicht unabhängig von den Nachbarregionen. Sie war stets ein Teil der „großen
eurasischen Ökumene“, zu der die Becken der großen Flüsse
Wolga und Don ebenso zählten wie die Küsten des Kaspischen
und des Schwarzen Meers. Als südliche Grenze ist der Hauptkamm des Kaukasus anzusetzen, als nördliche die Waldsteppe
im europäischen Teil Russlands und bis nach Weißrussland und
Bulgarien. Das Landschaftsmosaik ging mit einem entsprechenden kulturellen Mosaik einher (Abb. 1).
Die Steppenbewohner unterhielten über viele Jahrhunderte
eine besondere Beziehung zum „kaukasischen Korridor“. Über
einen langen Zeitraum von den Produktionszentren der sesshaften Bevölkerung abgeschnitten, bauten sie eine eigene Metallverarbeitung, Textilherstellung, ein eigenes Tischlerwesen und
andere Handwerkszweige auf. Ihre Nachbarn im Süden, die an
den schnell strömenden Flüssen, auf Hochplateaus, in bewaldeten Bergen und offenen Steppen lebten, gingen Ackerbau, Jagd
und Metallverarbeitung nach, wobei sie ganz unterschiedliche
Produkte herstellte, angefangen von schweren Streitäxten aus
Bronze bis hin zu aparten Silberringen. In den Handwerksstätten
arbeiteten Töpfer, Zimmerleute, Textilarbeiter, Waffenschmiede
und Juweliere. Ihre Erzeugnisse gelangten auf bisher unbekannten Wegen auch in die Steppe. Ihnen sollten irgendwann Vertreter der kaukasischen Völker selbst folgen.
Betrachtet man den Grad der Mobilität dieser alten Bevölkerung sowie die Motive für ihre Wanderungen einmal genauer
und stellt beides in einen Kontext mit etwaigen Naturkatastrophen, der demographischen Entwicklung, den jahreszeitlich
bedingten Nomadenzügen und den gesellschaftlichen Gegebenheiten, gelangt man nicht nur zu einer Neuinterpretation

128

V

Ил. 1. СтепиПрикаспия
Abb. 1. Steppe im Kaspigebiet

Причин, заставивших людей перемещаться в эпоху бронзы, много. Особую роль играла окружающая среда. В условиях, когда происходило резкое ухудшение климата, человек искал природные зоны, близкие по типу тем, в которых
он родился и вырос. Для решения экономических проблем
климатические условия могли оказаться определяющими.
Вероятнее всего, миграционные процессы шли не так стремительно и не были похожи на отчаянное бегство или сознательно организованное и хорошо спланированное переселение многочисленных племен, ведь уровень социального единства общества не был еще так высок, чтобы
отдельные семейные группы и племена объединялись в политическую или иную организацию. Но люди общались, обменивались идеями, продуктами сельскохозяйственного и
ремесленного производства, постепенно налаживая более
тесные личные связи.
В степи не было ни одного источника металла, да и организовать поначалу производство высококачественной
ремесленной продукции было нелегко. А горные районы
Северного Кавказа богаты медными и серебряными рудами, золотом, мышьяком, высоко ценившимися в древ ности каменными породами — змеевиком, мрамором,

der historischen Situation in diesem Teil Europas insgesamt,
sondern vermag auch das Leben jenes namenlosen Menschen
zu rekonstruieren, der die heldenhafte Geschichte in der Bronzezeit prägte.
Die Gründe, welche die Menschen in der Bronzezeit zu ihren
Wanderungen zwangen, waren vielfältig. Von entscheidender
Relevanz dürften Umweltfaktoren gewesen sein. Bei starken Klimaverschlechterungen suchte der Mensch nach neuen Gebieten, die von ihren natürlichen Bedingungen her möglichst dem
ähneln sollten, in dem er geboren und aufgewachsen war. Auch
bei der Lösung wirtschaftlicher Probleme konnten klimatische
Bedingungen ausschlaggebend sein. Diese Migrationsprozesse
glichen einerseits zwar keineswegs einer überstürzten Flucht,
erinnerten aber andererseits auch nicht an eine gut geplante
Umsiedlung zahlreicher Stämme, war das Niveau der gesellschaftlichen Organisierung doch noch längst nicht so hoch, dass
sich einzelne Familienverbände und Stämme zu einer politischen oder sonstigen Gemeinschaftsform zusammengefunden
hätten. Des ungeachtet standen die Menschen miteinander in
Kontakt, tauschten ihre Ansichten und Ideen ebenso aus wie ihre
landwirtschaftlichen Erzeugnisse und Handwerksprodukte; sukzessiv ergaben sich zudem engere persönliche Beziehungen.
In der Steppe gab es keine Metallvorkommen, auch der Aufbau eines qualitativ hochwertigen Handwerkswesens gestaltete sich anfangs mühevoll. Die Berggegenden des Nordkaukasus

129

Наталья Шишлина. Степь и Кавказ — диалог культур

Natalija Šišlina. Steppe und Kaukasus. Ein Dialog der Kulturen

серпентинитом. Металлургическое производство требовало усилий небольших, но узкоспециализированных общин.
Оно поддерживалось трудом семейных групп, члены которых — рудокопы, литейщики, кузнецы, ювелиры, резчики
литейных форм — были мастерами-универсалами. Владевшие приемами ковки, сварки и литья, они выполняли такие
операции, как вытяжка, плющение, кручение, наклеп, тиснение. Именно эти мастера заложили основы ремесленного
производства и обмена между жителями степи и Кавказа.
В результате в степной среде распространились простейшие металлургические навыки. Ковка, литье, отжимка и
заточка позволяли мастерам держать всю утварь в порядке.
Но регулировать операции кузнечной формовки на высоком уровне степняки еще не умели, их квалификация была
низкой, не хватало опыта. Слитки, заготовки изделий, да и
сами предметы производства обменивались на молочные
продукты, соль, кожу, шкуры и шерсть, и конечно, на самих
животных — основное степное богатство, по ценности соотносимое с кавказским импортом.
Обмен — это всегда общение человека с человеком. Продукт надо осмотреть, повертеть в руках, подумать, что не
жалко за него отдать. За неторопливыми разговорами могли последовать более серьезные дела, а вероятные межплеменные браки потянули за собой глубокие родственные
взаимоотношения.
Археологические источники отчетливо свидетельствуют,
что индивидуальные предметы быта и украшения принадлежали людям, жизнь которых была связана и со степью,
и с Кавказом.
Освоение степи с ее разнообразными ландшафтами
и климатическими условиями требовало определенного
уровня технологических знаний. Хотя на песках, солончаках, плато водоразделов, в речных и приозерных долинах, в
поймах, в приморской полосе пастбищ было много, их продуктивность менялась в зависимости от времени года, гололеда, засухи; экологическая ситуация также влияла на характер растительного покрова.
Одна из ключевых ландшафтных характеристик, свидетельствующих о возможности использования тех или иных
территорий в качестве зимнего кочевья, — глубина снежного покрова. Овцы и коровы не могут добывать корм из-под
снега. Обычно первыми на пастбище пускали табуны, так
как лошади способны тебеневать — раскапывать копытами
снег в поисках корма. Но и при небольшом снежном покрове или при его отсутствии, при условии значительных отрицательных температур почва промерзает, делая корм недоступным для скота.
Малейшие изменения природно-климатических условий
вместе с антропогенным воздействием приводили к истощению пастбищ и водных источников, перевыпасу. Поиск
плодородных земель уводил пастухов далеко на юг, в предгорья и горы Северного Кавказа, на побережье.
В свою очередь жители северокавказского региона заглядывались на степные угодья, предпочитая сохранить
травостой на своих зимниках. Такая система землепользования еще больше способствовала упрочению взаимосвязи
и взаимовлияния двух регионов — степи и Кавказа.

Майкопский феномен (3600–3000 гг. до н. э.)
В узкой предгорной полосе Северного Кавказа, в речных
долинах располагались небольшие майкопские поселения.
Природные условия приречных луговых и степных водораздельных пастбищ благоприятствовали развитию оседлого скотоводства — свиноводства, овцеводства, смешан-

waren dagegen reich an Kupfer- und Silbervorkommen, Gold,
Arsen und Gesteinsarten, die in der Vergangenheit hoch geschätzt wurden, so beispielsweise Serpentinite und Marmor. Die
Metallverarbeitung setzte zwar keine großen Gemeinschaften,
dafür jedoch hoch spezialisierte voraus. Diese waren mit Familienverbänden gegeben, deren Mitglieder als Bergleute, Gießer,
Schmiede, Goldschmiede und Schnitzer von Gussformen arbeiteten und über breite Kenntnisse in diesem Wirtschaftsbereich
verfügten. Sie verstanden sich aufs Schmieden, Schweißen und
Gießen, vermochten Prozesse wie das Hämmern von Blechen,
die Herstellung von Drähten, die Stempelverzierung und das
Kalthämmern durchzuführen. Die Arbeit dieser Spezialisten bildete die Basis für Handwerk und Tauschhandel zwischen den
Bewohnern der Steppe und denen des Kaukasus.
Die Folge davon war, dass sich die Steppenbewohner erste
Kenntnisse in der Metallverarbeitung aneigneten. Das Schmieden, Gießen, Pressen und Schleifen erlaubte es ihnen, ihre Arbeitsgeräte nutzbar zu halten, selbst wenn sie die einzelnen Arbeitsschritte des Schmiedens noch nicht auf hohem Niveau
durchführten, da es ihnen dazu an entsprechender Qualifikation und Erfahrung fehlte. Die Steppenbewohner tauschten
Milchprodukte, Salz, Leder, Fell und Wolle, aber auch lebende
Tiere, die ihren größten Reichtum darstellten, gegen Barren,
Rohlinge und fertige Metallgegenstände aus dem Kaukasus ein.
Tauschhandel bedeutet stets den direkten Kontakt von zwei
Menschen. Die Ware muss begutachtet und in der Hand gedreht
werden, das Geschäft will wohlbedacht sein, damit es hinterher
niemand bedauert. Das Gespräch konnte dabei jedoch auch auf
Angelegenheiten größerer Tragweite kommen, und Ehen, die
wohl zwischen Angehörigen zweier Stämmen geschlossen worden sein dürften, vertieften die Beziehungen noch, indem sie
ihnen einen verwandtschaftlichen Aspekt gaben.
Wie archäologische Quellen eindeutig beweisen, gehörten
individuelle Alltagsgegenstände und Schmuck aus dem entsprechenden Fundgut Menschen, deren Leben sowohl mit der
Steppe als auch mit dem Kaukasus verbunden war.
Wer in die Steppe mit ihren unterschiedlichen Landschaften
und klimatischen Bedingungen vordringen wollte, musste über
bestimmte technische Kenntnisse verfügen. Auf den Sand- und
Salzböden, den Plateaus entlang der Wasserscheiden, in den
Fluss- und Seebecken, den Auen und im Küstenstreifen des
Meeres gab es zwar zahlreiche Weideplätze, ihre Nutzungsmöglichkeiten hingen indes von der Jahreszeit, Vereisung oder Dürre ab. Zudem beeinflusste die ökologische Situation die Beschaffenheit der Vegetationsdecke.
Eines der landschaftlichen Schlüsselmerkmale, die in ihrer
Gesamtheit entscheiden, ob ein Gebiet als Winterweidefläche
dienen kann oder nicht, ist die Höhe der Schneedecke. Schafe
und Kühe gelangen nicht an Futter, das sich unter dieser Decke
befindet. Als Erstes wurden im Winter daher meist Pferde auf
eine Weide gelassen, können diese Tiere ihr Futter doch auch
unter der Schneedecke finden, indem sie mit den Hufen danach
scharren. Doch selbst wenn die Schneedecke nicht sehr hoch
war oder fehlte, konnte bei starken Minusgraden der Boden so
gefrieren, so dass die Tiere nicht mehr an Futter gelangten.
Schon kleinste Veränderungen der natürlichen oder klimatischen Bedingungen zogen zusammen mit den Aktivitäten des
Menschen Erschöpfung der Weiden und Wasserreservoirs sowie
Überweidung nach sich. Die Suche nach fruchtbaren Böden
führte die Hirten dann weit in den Süden, in die Vorgebirge und
Berge des Nordkaukasus und ins Küstengebiet.
Um den Grasbestand der Winterweideflächen zu erhalten,
begaben sich die Bewohner der nordkaukasischen Region daher in Steppengebiete.

130

ного типа пастушества с разведением крупного и мелкого
рогатого скота. Высокогорные территории осваивались
редко, жители таких поселков охотились, занимались рыболовством и собирательством.
Славу ремесленникам майкопской культуры принесли
многочисленные производства, которые уже в середине
IV тыс. до н. э. достигли высочайшего уровня: гончарное
(с применением гончарного круга), металлургическое, ювелирное. Земледельцы разводили лен, ткачи изготавливали
нити тонкой крутки и на простой четырехугольной раме
либо табличках ткали полотно высокого качества. Импортные шерстяные и хлопчатобумажные окрашенные ткани,
краситель-минерал монтроидит, изделия из лазурита, многочисленные золотые и серебряные украшения свидетельствуют о том, что жители Северного Кавказа организовывали сложные обменные операции с населением не только
Южного Кавказа, но, возможно, и Средней Азии (монтроидит из Туркменистана), Ирана или Забайкалья (лазурит), Леванта (шерстяные и хлопковые окрашенные ткани). Они
развивали многоотраслевое комплексное хозяйство, включавшее и организацию длительных походов за сырьем и изделиями, и пастушескую деятельность.
Такая ориентация на экономическое использование далеких земель привела к тому, что представители майкопской культуры продвинулись глубоко на север, в степь. Одной из причин этого, возможно, был экологический фактор:
между горами и освоенными речными системами слишком
мало плодородных земель, а горные пастбища не осваивались. Природные условия в приречных и приозерных долинах Прикаспия и Подонья, расположенных в 600–700 км от
основного ареала культуры, вполне могли соответствовать
природной среде, близкой выходцам с Северного Кавказа:
на основной территории формирования майкопской культуры господствовали открытые степные ландшафты с преобладанием разнотравных и злаковых сообществ.
Такой выход в степь был сезонным, связанным с развитием овцеводства. Там, где археологами определен сезон совершения захоронений, это всегда поздняя весна, лето, начало осени (Шарахалсун, Манджикины, Улан, Песчаный).
Летом на освоенных придолинных и предгорных пространствах Северного Кавказа преобладали высокие температуры, здесь существовал дефицит влагообеспечения, а зимы
не способствовали образованию высокого снежного покрова. В этих условиях чередование летних и зимних угодий
позволяло поддерживать стабильность экономической системы.
Придомное животноводство, паводки, колебания климата могли приводить к деструкции используемых угодий и
необходимости поиска новых. Земледелие в сухой степи невозможно. Согласно палеоботаническим данным, жители
Кавказа собирали дикие злаки, ловили рыбу. В степных походах принимали участие мужчины зрелого и преклонного
возраста, а также мальчики и юноши; погребения взрослых
женщин редки.
Облик кавказцев отличался от облика степных широколицых жителей — у них были более узкие и длинные лица
с покатым лбом и выступающим носом. Если они умирали на
чужбине, их хоронили согласно древнему погребальному
обряду: под небольшими курганными насыпями, в ямах
и катакомбах, оставляя в погребениях часть взятых в дорогу
вещей — предметы гончарного, металлургического, косторезного, камнерезного, текстильного производств, созданных в северокавказских мастерских основной метрополии
майкопской культуры (ил. 2).

Das Maikop-Phänomen (3600–3000 v. Chr.)
In dem schmalen Vorgebirgsstreifen des Nordkaukasus und in
den Flussbecken lagen kleinere Siedlungen der Maikop-Kultur.
Die natürlichen Bedingungen der flussnahen Weiden und der
als Weideplätze genutzten Wasserscheiden in der Steppe
brachten eine sesshafte Form der Schweine- und Schafzucht
und eine Weidemischform mit der Haltung von großem und
kleinem Hornvieh hervor. Die Hochgebirgsterritorien hatten für
Viehzüchter geringen Reiz, die Bewohner dort waren Jäger, Fischer und Sammler.
Den Ruhm der Handwerker der Maikop-Kultur begründeten
zahlreiche Erzeugnisse, die bereits in der Mitte des 4. Jahrtausends v. Chr. hohe Qualität erkennen ließen; das galt sowohl für
die Töpferkunst (mit scheibengedrehter Keramik) als auch für
die Metallverarbeitung und Goldschmiedekunst. Die Bauern
bauten Flachs an, die Weber stellten fein gedrehte Fäden her
und webten mithilfe einfacher viereckiger Rahmen oder Tafeln
hochwertiges Leinen. Eingeführte Wolle und gefärbte Baumwollstoffe, das Färbemineral Montroydit, Lasuritgegenstände,
zahlreiche Gold- und Silberschmuckstücke zeugen davon, dass
die Bewohner des Nordkaukasus einen diffizilen Tauschhandel
nicht nur mit der Bevölkerung des Südkaukasus, sondern vermutlich auch mit der Zentralasiens (der Montroydit stammte
aus Turkmenistan), aus dem Iran oder dem Transbaikalraum (Lasurit) und der Levante (Wolle und gefärbte Baumwollstoffe) unterhielten. Ihre Wirtschaft musste komplex aufgebaut sein, die
einerseits lange Wanderzüge zur Beschaffung von Rohstoffen
und Fertigprodukten bedingte, andererseits das Weiden von
Vieh beinhaltete.
Diese wirtschaftliche Ausrichtung, die auf der Verbindung zu
weit entfernten Gebieten basierte, führte wiederum dazu, dass
Vertreter der Maikop-Kultur weit nach Norden in die Steppe vorstießen. Einer der Gründe dafür dürfte wohl auch in einem ökologischen Faktor gelegen haben: Zwischen den Bergen und den
erschlossenen Flussgegenden gab es zu wenig fruchtbaren Boden, Weideplätze in den Bergen waren jedoch nicht erkundet.
Die natürlichen Bedingungen in den Fluss- und Seebecken des
Kaspi- und Dongebiets, die 600–700 km vom angestammten
Verbreitungsgebiet der Kultur entfernt lagen, könnten durchaus denen entsprochen haben, die diese „Nordkaukasus-Pioniere“ kannten, befanden sich doch auch in dem Territorium, in
dem sich die Maikop-Kultur herausbildete, offene Steppenlandschaften mit Grasvielfalt, der auch für den Getreideanbau geeignet war.
Das Vordringen in die Steppe war zunächst saisonal bedingt
und mit der Entwicklung der Schafzucht verbunden. In den Fällen, in denen bestimmt werden kann, zu welcher ein Grab angelegt wurde, ist es immer der späte Frühling, Sommer oder der
Herbstbeginn (Šarachalsun, Mandžikiny, Ulan, Pesčanyj). Im
Sommer herrschten in den erschlossenen Fluss- und Seebecken
sowie in den Vorgebirgsbereichen des Nordkaukasus hohe Temperaturen: Es bestand ein Feuchtigkeitsdefizit, und auch die
Winter brachten nicht viel Schnee mit sich. Unter diesen Bedingungen garantierte der Wechsel von Sommer- und Winterweideplätzen die Stabilität des wirtschaftlichen Systems.
Eine nicht nomadisierende Form der Viehzucht, Überschwemmungen und Klimaschwankungen könnten durchaus
zu einer Verarmung des genutzten Bodens geführt und damit
die Suche nach neuem Land notwendig gemacht haben.
Ackerbau ließ sich in der trockenen Steppe nicht betreiben. Wie
paläobotanische Untersuchungen zeigen, sammelten die Bewohner des Kaukasus wilde Süßgräser und fingen Fische. An
den Zügen in die Steppe nahmen Männer reifen und fortge-

131

Наталья Шишлина. Степь и Кавказ — диалог культур

Natalija Šišlina. Steppe und Kaukasus. Ein Dialog der Kulturen

Ил. 2. Прикаспийские степи. Могильник Манджикины 1, курган 14,
погребение 13. Майкопская культура
Abb. 2. Kaspisteppen. Gräberfeld Mandžikiny 1, Kurgan 14, Grab 13,
Maikop-Kultur

Такие откочевки на многие сотни километров были возможны, поскольку майкопцы уже использовали колесный
транспорт.
Пока не ясно, была ли это попытка колонизации степей
или просто сезонное освоение небольшими семейными
коллективами (мужчины, женщины и дети) пустующих «целинных» земель, расположенных вдоль речных и озерных
долин. Использование северных территорий было коротким, и только небольшие группы смешались с местным
населением в пограничных районах и даже обосновались
на Нижнем Дону. Перекочевки населения с юга прервались
с резким ухудшением климата. Аридизация изменила их
маршруты, сделала невыгодным передвижение даже с небольшим количеством домашних животных. Однако влияние, которое майкопские пастухи и воины оказали на местное степное население, не пропало. Главные хозяйственные
достижения кавказских жителей — металл, оружие, текстиль, керамика — копировались и тиражировались умелыми местными мастерами. Наступила новая эпоха.

Эпоха стабильности ямной культуры
(3000–2500 гг. до н. э.)
Пастушеская жизнь манила свободой. Плодородные пастбища с озерами, ручьями в балках заполнились стадами
овец, коров и быков. Постепенно началось освоение открытой степи. Развитие ямной культуры пришлось на благоприятный климатический период — было влажно и тепло. Но
в конце первой половины III тыс. до н. э. началось резкое
ухудшение климата.
Освоенные степные пространства предоставляли большие возможности для круглогодичного пастушеского хо-

schrittenen Alters teil, aber auch Jungen und Heranwachsende,
während Bestattungen adulter Frauen nur selten zu finden
sind.
Die Kaukasier unterschieden sich rein äußerlich von den
breitgesichtigen Steppenbewohnern durch das schmalere und
längere Gesicht mit der fliehenden Stirn und der vorspringenden Nase. Wenn sie in der Fremde starben, wurden sie nach
dem alten Totenritual bestattet, d. h. unter einer kleineren Hügelaufschüttung, in Gruben und Schachtgräbern. Ein Teil der
wertvollen Gegenstände, die sie mit sich führten, wurde ihnen
ins Grab mitgegeben; dabei handelte es sich um Keramik- und
Metallerzeugnisse, Knochen- oder Steinschnitzereien und Textilien, die von nordkaukasischen Meistern in der Hauptmetropole
der Maikop-Kultur angefertigt worden waren (Abb. 2). Die langen Strecken vermochte die Maikop-Bevölkerung unter anderem deshalb zu bewältigen, weil sie den Wagentransport bereits
kannte.
Bisher konnte noch nicht geklärt werden, ob diese Migrationen den Versuch einer Kolonisierung bedeuteten oder ob lediglich kleine Familienverbände (Männer, Frauen und Kinder) saisonal die „jungfräulichen“ Steppengebiete an den Fluss- und
Seenbecken nutzen wollten. In den nördlichen Territorien blieben sie zumindest nur für kurze Zeit. Es vermischten sich auch
nur kleine Gruppen mit der lokalen Bevölkerung in den Grenzregionen oder ließen sich am unteren Don nieder. Die Nomadenzüge der Bevölkerung aus dem Süden fanden dann mit einer jähen Klimaveränderung ein Ende. Die Austrocknung veränderte die Routen, so dass es sich nicht mehr rentierte, selbst mit
einer nur geringen Zahl von Weidetieren weiter zu ziehen. Der
Einfluss, den die Maikop-Hirten und -Krieger auf die lokale Steppenbevölkerung ausgeübt hatten, erwies sich dagegen als
nachhaltiger. Geschickte Meister vor Ort kopierten und produzierten nunmehr die typischen Erzeugnisse der Bevölkerung
aus dem Kaukasus, Arbeiten aus Metall, Stoff und Keramik sowie
Waffen illustrieren dies. Damit brach eine neue Epoche an.

Die Zeit der Stabilität in der Grubengrabkultur
(3000–2500 v. Chr.)
Der Reiz des Hirtenlebens lag in der Freiheit. Auf in Schluchten
gelegenen fruchtbaren Weiden mit Seen und Bächen waren
bald Schaf-, Kuh- und Stierherden zu sehen. Allmählich erschloss man die offene Steppe. Die Entwicklung der Grubengrabkultur fiel in eine klimatisch günstige Periode, in der es
feucht und warm war. Am Ende der ersten Hälfte des 3. Jahrtausends v. Chr. setzte dann jedoch eine drastische Klimaverschlechterung ein.
Die erschlossenen Steppengebiete boten gute Möglichkeiten, die Weidewirtschaft das ganze Jahr hindurch zu betreiben.
Die Topographie der Gräberfelder, Alter und Geschlecht der Toten und die Jahreszeit, in der die Gräber angelegt wurden, legen
die Vermutung nahe, dass an den Weidezügen kleine Familienkollektive teilnahmen, denn in den Hügelgräberfeldern am Don
und in Kalmykien wurden Männer und Frauen unterschiedlichen Alters sowie Kinder nach demselben Totenritual bestattet.
Im Winter zogen die Hirten hauptsächlich an den Flüssen
entlang, doch auch im Sommer entfernten sie sich nie sehr
weit von ihnen. Die Angehörigen wurden im Bereich der Winterweideflächen in Gräberfeldern der Sippe bestattet. Die Weidezüge beschränkten sich auf ein recht kleines Gebiet, entfernten sich die Hirten doch nur zehn bis zwanzig Kilometer von
den Flüssen, an denen sie im Winter lebten, oder den Wasserscheiden, an denen sie sich im Sommer und Herbst aufhielten.
Als Winterweideplätze suchten sie Stellen aus, an denen Schilf
und Röhricht aus der Schneedecke herausragten. Feste Sied-

132

зяйства. Топография могильников, половозрастные определения, сезон совершения погребений позволяют предположить, что в перекочевках участвовали небольшие семейные
коллективы. В курганах могильников Подонья и Калмыкии
по одинаковому обряду похоронены мужчины и женщины
разных возрастных групп и дети.
Зимой пастухи кочевали преимущественно вдоль рек, но
и летом не удалялись от них на большие расстояния. Поэтому своих сородичей хоронили в родовых могильниках на
территории зимних кочевий. Перекочевки велись на небольшой территории — в пределах 10–20 км от реки, где
жили зимой, к ближайшим водоразделам, где кочевали летом и осенью. Для зимних пастбищ выбирали участки, где
над уровнем снежного покрова возвышались тростник и
камыш. Стационарные поселения отсутствовали, перекочевки внутри региона были регулярными. При таком размеренном образе жизни развивались ремесла — гончарное,
косторезное, текстильное. Возможно, местные мастера владели навыками металлообработки, изготавливая в домашних условиях простейшие орудия и оружие.
Была ли такая стабильная жизнь закрытой? Или всетаки прикаспийские степняки контактировали с обитателями других районов, в первую очередь Кавказского региона?
Материалы погребальных комплексов свидетельствуют,
что местные жители получали с юга металл, статусные украшения (бусы, подвески, бляхи), возможно, повозки. В обмен
степняки могли предложить, скорее всего, домашних животных, некоторые продукты питания (вяленое и сушеное
мясо и рыбу, молочные продукты), предметы домашнего
производства (кожаные и текстильные изделия, костяные
украшения). Были ли эти предметы результатом многоступенчатого обмена или в степь с Кавказа и обратно проникали сами представители южных культур?
Показания масс-спектрометрического исследования позволяют ответить на эти вопросы. Соотношение этноботанических (изучение содержимого сосудов, желудков, межзубного пространства) и изотопных (значения 13C и 15N) данных свидетельствует, что степняки собирали и ели степные
растения, в том числе злаки, бобовые, цикориевые, а также
корневища и плоды. Из диких злаков грубого помола варили кашу. Ее готовили не только на простой воде, но и на
мясном бульоне. Большое место в ежедневном рационе занимали речные продукты — рыба и раковины съедобных
моллюсков (перловиц, полудины). Ни в одном из многочисленных исследованных образцов грунта не найдены следы
культурных злаков. Возможно только одно объяснение:
земледельцы южных территорий, в первую очередь Северного Кавказа, выращивали зерно, овощи в незначительном
объеме, едва удовлетворяя собственные потребности.
И потому зерно вряд ли могло стать предметом обмена.
В системе питания выявлена половозрастная дифференциация. Представители самостоятельных групп использовали в перекочевках пищевые ресурсы разных степных угодий. Некоторые люди испытывали пищевые стрессы, вызванные голоданием и переходом на однокомпонентную
систему питания; а может быть, они принадлежали к семейным группам, имевшим иные кулинарные пристрастия. Данные изотопов углерода и азота, полученные по коллагену
костей мужчины и женщины преклонного возраста из ямного захоронения могильника Улан IV, свидетельствуют, что
они питались из одного горшка, поэтому изотопный сигнал
у них одинаковый. Мы полагаем, это была супружеская
пара, прожившая в степи всю жизнь.

lungen fehlten, dazu zogen die Hirten innerhalb dieser Region
zu regelmäßig weiter. Unter diesen Bedingungen entwickelte
sich das Handwerk, die Töpferkunst, Beinschnitzerei und die
Textilverarbeitung, möglicherweise verfügten die lokalen
Meister auch über Kenntnisse in der Metallverarbeitung und
stellten gleichsam in ihrer Freizeit einfache Werkzeuge und
Waffen her.
Es bleibt die Frage, ob diese stabile Lebensform sich gegen
andere abgrenzte oder ob die Steppenbewohner im Kaspigebiet Kontakte zu anderen Regionen, vor allem zum Kaukasus,
unterhielten.
Die Materialien aus den Gräbern beweisen, dass die lokale
Bevölkerung Metall, prestigeträchtige Schmuckstücke (Perlen,
Anhänger, Zierbleche) und möglicherweise auch Wagen aus
dem Süden bezog. Im Tausch dürften die Steppenbewohner vor
allem Haustiere angeboten haben, eventuell auch verschiedene
Nahrungsmittel (getrocknetes und gedörrtes Fleisch bzw. Fisch,
Milchprodukte) oder Erzeugnisse ihrer häuslichen Produktion
(Leder- und Textilwaren, beinerne Schmuckstücke). Das wiederum wirft die Frage auf, ob dieser Tauschhandel über Zwischenstationen erfolgte oder ob die Vertreter der südlichen Kulturen
aus dem Kaukasus dafür selbst bis in die Steppe kamen.
Jüngere massenspektrometrische Analysen geben Antworten auf diese Fragen. Ergebnisse ethnobotanischer Untersuchungen von Rückständen in Gefäßen, im Magen und zwischen
den Zähnen zeigten in Kombination mit den Isotopensignalen
(13C und 15N), dass die Steppenbewohner Steppenpflanzen sammelten und aßen, so Süßgräser, Hülsenfrüchte und Zichorien,
aber auch Wurzelstöcke und Früchte. Aus grob gemahlenen
Süßgräsern kochten sie Brei, dies sowohl mit Wasser als auch
mit Fleischbrühe. Eine wichtige Rolle im Ernähungssystem
spielten zudem Fische und essbare Muscheln (Flussmuscheln
und andere). In keiner der zahlreichen untersuchten Bodenproben ließen sich dagegen Spuren kultivierter Cerealien nachweisen. Das lässt nur eine Erklärung zu: Die Ackerbauern der südlichen Gebiete und vor allem des Nordkaukasus bauten Getreide
sowie in geringem Maß Gemüse nur für den Eigenbedarf an.
Unter diesen Bedingungen konnte Getreide kaum zu einem
Handelsobjekt werden.
Im Ernährungssystem ließ sich eine Differenzierung nach Alter und Geschlecht erkennen. Die Angehörigen selbstständiger
Gruppen griffen bei ihren Wanderzügen auf die Nahrungsressourcen zurück, die die unterschiedlichen Steppenregionen boten. Einige Menschen wiesen dabei Mangelerscheinungen auf,
ausgelöst durch Hunger oder einseitige Ernährung. Möglicherweise gehörten sie auch Familienverbänden an, die andere kulinarische Vorlieben pflegten. Die Isotopensignale für Kohlenund Stickstoff, die anhand des Knochenkollagens eines Mannes
und einer Frau fortgeschrittenen Alters aus der Grubengrabbestattung im Gräberfeld Ulan IV ermittelt wurden, beweisen, dass
sie aus einem gemeinsam Topf aßen, denn das Isotopensignal
war bei ihnen gleich. Das legt den Schluss nahe, dass es sich um
ein Ehepaar handelte, das sein ganzes Leben in der Steppe verbracht hatte.
Einige jüngere Frauen (16–20 Jahre) der Grubengrabkultur
(Mu-Šaret, Char-Zucha) mussten Meeresfrüchte gegessen haben, unterschieden sich die Isotopen im Kollagen ihrer Knochen
doch von dem für die Steppenbewohner ermittelten. Sie dürften im Küstengebiet geboren worden und erst als verheiratete
Frauen in die Steppe gelangt sein. Vermutlich starben sie bei der
Geburt eines Kindes oder durch andere Gründe und wurden
dann im Kreis einer Bevölkerung mit anderen Essgewohnheiten
fern der Heimat nach dem Totenritual der Grubengrabkultur der
Steppe bestattet.

133

Наталья Шишлина. Степь и Кавказ — диалог культур

Natalija Šišlina. Steppe und Kaukasus. Ein Dialog der Kulturen

Однако несколько молодых женщин (16–20 лет) ямной
культуры (Му-Шарет, Хар-Зуха) питались морепродуктами — изотопный сигнал в коллагене их костей отличен от
данных, полученных по останкам степняков. Эти девушки
родились у морского побережья и в степь могли попасть
уже как замужние женщины. Они умерли, вероятно, при родах либо по другим причинам в среде населения с иной системой питания, но были похоронены по степному ямному
обряду вдали от родины.
Такие же изотопные данные получены в результате исследования костей и пожилых людей (Чилгир, Манджикины): последние 10–20 лет своей жизни они провели не в степи, а поблизости от приморских районов Северного Кавказа, посетили своих родственников, пройдя для этого не
одну сотню километров. Таким образом, причинами перемещения отдельных индивидуумов могли быть и личные
обстоятельства.
Стабильность жизни в первой половине III тыс. до н. э.
очевидна — ямное население быстро заполнило пустующие экологические ниши; по сравнению с предшествующим
периодом происходит настоящий демографический взрыв.
Возрастные определения свидетельствуют, что многие
представители ямных групп доживали до преклонного возраста (50–60 лет и более). Высокая продолжительность жизни — показатель благосостояния.
Однако такой тип хозяйствования имел и свои слабые
стороны. Подвижное овцеводство в рамках ограниченной
территории в конечном счете привело к деградации многих
зимних и летних пастбищ. Эта ситуация сохранялась довольно долгое время, хотя в Северо-Западном Прикаспии и
Подонье оставались и неосвоенные земли. Аридизация
климата в середине — второй половине III тыс. до н. э. вызвала ухудшение экологии: водные источники пересохли,
площадь пастбищ сократилась. С юга пришли более сильные и мобильные группы. Автохтонное ямное население не
смогло противостоять новопоселенцам, развивавшим усовершенствованную экономику, адаптированную к быстро
меняющимся природным условиям. Одни были оттеснены
к южной границе лесостепи, хотя небольшая часть ямных
групп, возможно благодаря уже прочным семейным связям,
смогла откочевать и осесть даже в предгорьях Центрального Кавказа, изменив, таким образом, и место обитания,
и, скорее всего, тип хозяйствования.

Эпоха перемен: катакомбный мир
(2500–2000 гг. до н. э.)
В третьей четверти III тыс. до н. э. в регионе наступила экологическая катастрофа. В степных, предгорных и приморских
районах Северного Кавказа резко сократились зимние и
летние пастбища, земли, пригодные под пашню и огородничество. Это стало главной причиной, побудившей жителей
северокавказского региона решать хозяйственно-экономические проблемы за счет освоения расположенных севернее территорий. В степь вновь потянулись переселенцы.
Сначала это были группы сезонных пастухов — мужчин и
подростков. Топография северокавказских курганов в степи позволяет предложить два основных маршрута перекочевок. Первый: Терек-Кума — озера западной части Прикаспийской низменности — Сарпинские озера. Второй: Калаус — Восточный Маныч — Западный Маныч — низовья
Дона. Сезонные кочевники-овцеводы отправлялись на летние пастбища на север и северо-восток, проходя до нескольких сотен километров. Они использовали все пищевые ресурсы осваиваемой территории: охотились, ловили

Auch die Isotopen, die anhand der Knochen einiger älterer
Menschen ermittelt (Čilgir, Mandžikiny) wurden, deuten auf
eine ähnliche Situation: Die letzten 10–20 Jahre ihres Lebens
hatten diese Menschen nicht in der Steppe verbracht, sondern
nahe den Küstenregionen des Nordkaukasus; sie dürften ihre
Verwandten besucht und dafür einen Weg von mehreren Hundert Kilometern auf sich genommen haben. Die Gründe für einen Ortswechsel konnten also auch persönlicher Natur sein.
Die Stabilität der Lebensumstände in der ersten Hälfte des
3. Jahrtausends v. Chr. fällt ins Auge; die Bevölkerung der Grubengrabkultur breitete sich rasch in den ungenutzten ökologischen Nischen aus. Im Vergleich zur vorausgegangenen Periode kommt es zu einer wahren Bevölkerungsexplosion. Die Altersbestimmung belegt, dass viele Vertreter von GrubengrabGruppen ein fortgeschrittenes Alter erreichten (50–60 Jahre
und höher). Diese hohe Lebenserwartung wiederum zeugt von
Wohlstand.
Freilich hatte diese Wirtschaftsform auch ihre Kehrseite. Die
nomadisierende Schafzucht innerhalb eines nur begrenzten
Gebiets führte letzten Endes zur Erschöpfung zahlreicher Winter- und Sommerweideplätze. Trotzdem änderte man über einen recht langen Zeitraum nichts am Weideverhalten, obwohl
im nordwestlichen Kaspigebiet und im Dongebiet noch nicht
erschlossene Regionen lagen. Die zunehmende Trockenheit in
der Mitte und zweiten Hälfte des 3. Jahrtausends v. Chr. führte
zu einer weiteren Verschlechterung der ökologischen Situation:
Wasserreservoirs trockneten aus, die Weideflächen schrumpften. Von Süden wanderten stärkere und mobilere Gruppen ein.
Die autochthone Bevölkerung der Grubengrabkultur vermochte diesen Gruppen, die eine optimale Wirtschaftsform mitbrachten und sich an die rasch verändernden natürlichen Bedingungen stets anpassten, nichts entgegenzusetzen. So wurde ein Teil
zur südlichen Grenze der Waldsteppe abgedrängt. Ein kleinerer
Teil der Grubengrab-Gruppen zog — möglicherweise dank inzwischen gefestigter Familienbeziehungen — auch in die Vorgebirge des Zentralkaukasus und ließ sich dort nieder. Mit diesem Ortswechsel dürfte vermutlich eine Veränderung der Wirtschaftsform einhergegangen sein.

Die Zeit der Veränderungen: die Welt der Katakombengrabkultur (2500–2000 v. Chr.)
Im dritten Viertel des 3. Jahrtausends v. Chr. kam es in dieser
Region zu einer ökologischen Katastrophe. In den Steppen,
Vorgebirgen und Küstengebieten des Nordkaukasus
schrumpften die Winter- und Sommerweideplätze sowie die
Flächen, die sich als Acker oder für den Gemüseanbau nutzen
ließen, drastisch. Dies vor allem führte dazu, dass die Bewohner
der Nordkaukasusregion ihre wirtschaftlichen Probleme zu
lösen trachteten, indem sie in weiter nördlich gelegene Gebiete
vordrangen. Erneute Migrationen in die Steppe erfolgten.
Zunächst zogen die Hirten, Männer und Heranwachsende,
nur saisonal in diese Region. Die Topographie der nordkaukasischen Kurgane in der Steppe lässt mit dem Terek-Kuma-Gebiet,
den Seen im westlichen Teil der Kaspischen Senke, den SarpaSeen, Kalaus, Ost-Manyč, West-Manyč und dem Unterlauf des
Dons zwei Hauptrouten erkennen. Die Schafzüchter begaben
sich jahreszeitlich bedingt zu den Sommerweideplätzen im
Norden und Nordosten, wobei sie einige Hundert Kilometer zurücklegten. Sie nutzten alle Nahrungsmittel, welche die bereits
erschlossenen Gegenden boten, jagten, fingen Fische und sammelten in der Steppe Süßgräser. Sie zogen jedoch nicht nach
Osten in die Schwarzerderegionen und küstennahen Steppen
des Kaspigebiets und versuchten nicht, zum Becken der unteren Wolga zu gelangen.

134

рыбу, собирали степные злаки. Кочевники не продвинулись
на восток — на черные земли и приморские прикаспийские
степи; не пытались освоить долину Нижней Волги.
Отгонное овцеводство стало доминирующим типом животноводства северокавказского населения и в некоторых
экологических нишах Северного Кавказа (Прикубанье, Ставропольская возвышенность).
Шедшие следом носители других культур были более мобильны, и постепенно раннекатакомбные, восточноманычские и западноманычские катакомбные группы освоили
практически все степные ландшафтные зоны. Раннекатакомбные погребения могильников Зунда-Толга на Восточном Маныче — мужские или кенотафы — совершены в теплое время года. Все погребения мужчин, женщин и детей
западноманычской культуры водораздельного плато БагаБурул — летние. А вот на осень и зиму большая семейная
группа откочевывала подальше от холодной и неуютной открытой степи. Где же могли располагаться зимние «квартиры» степных кочевников?
Масс-спектрометрические данные позволяют уточнить
сезонный цикл древних пастухов второй половины III тыс.
до н. э. Благодаря высокой мобильности они быстро перемещались на новое пастбище, сохранив там участки травостоя для поздней осени и зимы. Передвигались пастухи небольшими группами, вместе со стадом. Располагаясь на короткий отдых у степных рек или озер, ловили рыбу, отгоняли
животных на расположенные поблизости угодья. Детей
женщины кормили до трех-четырех лет, таская всюду с собой. Люди рождались в степи, жили в ней и находили последнее пристанище в кургане, возведенном на вершине
водораздела или в долине узкой реки. Об этом свидетельствует «степной» изотопный сигнал. Однако часть пастухов,
являвшихся степными жителями, неоднократно меняла место проживания, употребляя в пищу растения и воду с разным значением изотопов азота и углерода. К примеру, восточносальские катакомбные группы откочевывали в низовья Дона, на Кубань и Ставропольское плато. Это четко
фиксируется в коллагене костей из могильников.
Удивительно, но в степь все больше и чаще попадали
люди, чье рождение, детство и юность, да и вся последующая жизнь были связаны с Северным Кавказом, его приморскими районами. У них был другой костюм, другой погребальный обряд, да и кулинарные рецепты отличались от
«поваренной книги» степняков: они предпочитали морепродукты. По крайней мере, изотопный сигнал в коллагене
их костей четко это фиксирует.
Увы, следовать за мужем было уделом всех женщин первобытности. В одном из раннекатакомбных погребений могильника Темрта в XXVI веке до н. э. была захоронена женщина, которая уже на сносях оказалась на берегу ДжуракСала в июле. Повсюду цвела полынь, пыльца которой, как
капли дождя, осела на стенках могилы; полынью набили и
подушку, лежавшую под головой умершей. Она не выдержала тяготы перекочевки, хотя еще в конце мая жила на берегах Таманского полуострова: формы фитолитов полыни, сохранившиеся в ее желудке, отличаются от формы фитолитов
степного растения. Значения стабильных изотопов азота и
углерода показывают, что в системе питания женщины преобладали морепродукты. Ей было примерно 25 лет. Ни ей,
ни ее ребенку не суждено было вернуться домой. Их похоронили на чужбине, одев, согласно традиции, в кавказский
костюм. Височные кольца из виноградной лозы венчали головной убор. Изящные браслеты с бронзовыми и костяными подвесками обхватили тонкие запястья. Статус замужней

Diese Form der nomadisierenden Weidewirtschaft wurde zumeist auch von der nordkaukasischen Bevölkerung in einigen
ökologischen Nischen des Nordkaukasus (Kubangebiet u. Hochland von Stavropol) durchgeführt.
Die Träger anderer Kulturen, die ihnen folgten, waren mobiler, so dass frühe Katakombengrab-, Ost-Manyč- und WestManyč-Katakombengrab-Gruppen allmählich nahezu sämtliche
Steppenzonen erschlossen. Die frühen Katakombengräber der
Gräberfelder Zunda-Tolga am Ost-Manyč — es handelte sich um
Bestattungen von Männern und Kenotaphe — wurden in der
warmen Jahreszeit angelegt. Den Winter und Herbst verbrachten diese Hirten dagegen in anderen Regionen. Alle Gräber von
Männern, Frauen und Kindern der West-Manyč-Kultur auf dem
Hochplateau Baga-Burul, einer Wasserscheide, wurden im Sommer angelegt. In der kalten Jahreszeit verließen die großen Familienverbände jedoch die kalte, unwirtliche offene Steppe.
Damit stellt sich die Frage, in welcher Gegend die „Winterquartiere“ der Steppennomaden gelegen haben könnten.
Ergebnisse massenspektrometrischer Untersuchungen erlauben es, die jahreszeitlich bedingten Züge der Hirten aus der
zweiten Hälfte des 3. Jahrtausends v. Chr. zu rekonstruieren.
Dank der hohen Mobilität erreichten sie in kurzer Zeit neue Weideflächen, so dass sie die Flächen mit Grasbestand für den späten Herbst und Winter schonten. Kleine Gruppen von Hirten
trieben ihre Herden weiter, legten an Steppenflüssen oder -seen
kurze Rasten ein, fingen Fische und jagten Tiere in nahe gelegenen Gebieten. Die Kinder wurden von den Frauen bis zu einem
Alter von drei, vier Jahren gestillt und überallhin mitgetragen.
Die Menschen kamen in der Steppe zur Welt, lebten in ihr und
fanden ihre letzte Ruhestätte in einem Kurgan, der auf dem Gipfel einer Wasserscheide oder im Becken eines schmalen Flusses
errichtet wurde. Das wird durch Isotopenuntersuchungen bestätigt. Ein Teil der Hirten aus der Steppe muss aber wiederholt
in anderen Regionen gewesen sein und dabei Pflanzen und
Wasser mit anderen Isotopen von Stickstoff und Kohlenstoff zu
sich genommen haben. Die Ost-Salsk-Katakombengrab-Gruppen zogen beispielsweise an den Unterlauf des Dons, an den
Kuban und auf das Hochland von Stavropol. Dies lässt sich eindeutig im Kollagen der Knochen dieser Menschen nachweisen.
So erstaunlich es auch klingen mag, doch in die Steppe kamen zunehmend und in immer größeren Gruppen Menschen,
deren Geburt, Kindheit, Jugend und anschließendes Leben sich
im Nordkaukasus, genauer den Küstenregionen, abgespielt hatte. Sie hatten eine andere Tracht und ein anderes Totenritual,
selbst ihre „Rezepte“ unterschieden sich vom „Kochbuch“ der
Steppenbewohner, bevorzugten sie doch Meeresfrüchte. Zumindest belegt die Isotopenzusammensetzung in ihren Knochen diese Tatsache.
In der Urgesellschaft gehörte es leider zum Schicksal der
Frauen, dem Ehemann zu folgen. In einem der frühen Katakombengräber des Gräberfelds Temrta aus dem 26. Jahrhundert
v. Chr. war eine Frau bestattet worden, die sich hochschwanger
im Juli am Ufer des Džurak-Sal aufhielt. Überall blühte der Wermut, dessen Pollen wie Regentropfen auf die Wände des Grabs
fielen und dort liegen blieben. Mit Wermut war auch das Kissen
gefüllt, auf dem der Kopf der Toten ruhte. Sie hatte offenbar die
Beschwernisse des Umherziehens nicht verkraftet, denn noch
Ende Mai hatte sie sich an den Ufern der Taman-Halbinsel befunden, unterschieden sich die Formen der Wermut-Phytholithen in ihrem Magen doch von den Formen der Phytholithen
der Steppenpflanze. Wie die Werte der stabilen Isotope Stickstoff und Kohlenstoff zeigten, überwogen im Ernährungssystem dieser Frau Meeresfrüchte. Sie war etwa 25 Jahre alt. Weder
ihr noch dem Kind war es vergönnt gewesen, nach Hause

135

Наталья Шишлина. Степь и Кавказ — диалог культур

Natalija Šišlina. Steppe und Kaukasus. Ein Dialog der Kulturen

Ил. 3. Прикаспийские степи. Бронзовые ножи из катакомбных
погребений
Abb. 3. Kaspisteppen. Bronzemesser aus Katakombengräbern

женщины обозначал пояс со сверкающей на солнце бронзовой булавкой, на стержне которой застыла змея.
Мужчина 45 лет был похоронен в могильнике Манджикины в XXIV веке до н. э. Изотопные данные подсказали, что
родился он либо в Приазовье, либо в излучине Дона. Хотя
он умер далеко от родины и побережья, как минимум последние десять лет своей жизни он постоянно там бывал.
Он был связан со степными жителями: погребальный обряд
соответствует их традициям. Но в одном из жертвенников,
которые были оставлены в его честь под курганом, найдены
уникальные глиняные печати-штампы. Аналогичная печать
известна только в могильнике Талин в Армении.
Мужчина 45–50 лет из могильника Улан IV был похоронен
по обряду степной западноманычской катакомбной культуры. Он также относился к группе с морской системой питания и много путешествовал. Его дальние странствия и торговые и производственные связи наверняка были особенными: в мешочке на поясе у него лежала россыпь очень
крупного жемчуга.
Получается, что и в эпоху аридизации степь и Кавказ
были очень тесно связаны. В основе таких взаимодействий
лежала система сезонных перекочевок, обменные операции и, скорее всего, прочные семейные отношения. В среде
степняков этого времени четко выделяется группа неместного, чужого населения. Это могли быть не только молодые
женщины, скорее всего выданные замуж в степь, но и мужчины, жизнь которых была связана с трудными и опасными
маршрутами, часть из которых пересекала «кавказский коридор». В степь приходили и очень пожилые женщины, скорее всего наведавшиеся так далеко на север, чтобы посетить родственников — детей и внуков. К этому времени

zurückzukehren. Beide wurden in der Fremde bestattet, gekleidet, wie die Tradition es verlangte, in einer kaukasischen Tracht.
Schläfenringe aus einer Weinrebe zierten den Kopfschmuck.
Aparte Armreifen mit in Bronze und Bein ausgeführten Anhängern umspannten die schmalen Handgelenke. Der Status dieser
verheirateten Frau wurde durch den Gürtel und einer im Sonnenlicht funkelnden Bronzenadel angezeigt, deren Schaft eine
Schlange schmückte.
Ein Mann im Alter von 45 Jahren war im 24. Jahrhundert
v. Chr. im Gräberfeld Mandžikiny bestattet worden. Wie eine Isotopenuntersuchung ergab, muss er im Asowgebiet oder an der
Don-Biegung geboren worden sein. Obwohl er weit von seiner
Heimat und der Küste entfernt gestorben war, hatte er mindestens die letzten zehn Jahre seines Lebens permanent in dieser
Gegend zugebracht. Er stand in Verbindung mit den Steppenbewohnern, denn das Totenritual entsprach ihren Traditionen.
In einer der Opferstätten, die zu seiner Ehre unter dem Kurgan
angelegt worden waren, fanden sich jedoch einmalige Tonsiegel. Ein analoges Siegel ist nur noch aus dem Gräberfeld Talin in
Armenien bekannt.
Ein Mann von 45–50 Jahren aus dem Gräberfeld Ulan IV war
nach dem Totenritual der West-Manyč-Katakombengrabkultur
der Steppe bestattet worden. Auch er gehörte einer Gruppe an,
deren Ernährungssystem auf Meeresfrüchten basierte, und er
war viel umhergezogen. Von der Besonderheit seiner Handelsund Wirtschaftsbeziehungen, die er in ferne Gegenden unterhielt, zeugen einige äußerst große Perlen in einem kleinen Beutel an seinem Gürtel.
Aus alldem geht hervor, dass zwischen dem Kaukasus und
der Steppe auch während der zunehmenden Austrocknung der
Steppe sehr enge Kontakte bestanden haben müssen. Diese
dürften auf jahreszeitlich bedingten Wanderzügen, Tauschhandel und vermutlich auch auf Familienbeziehungen beruht haben. Innerhalb der Steppenbevölkerung lässt sich in dieser Zeit
ohne Frage eine Gruppe von nicht einheimischen, fremden
Menschen nachweisen. Dies können nicht nur junge Frauen gewesen sein, die aller Wahrscheinlichkeit nach in die Steppe verheiratet wurden, sondern auch Männer, deren Leben aus anstrengenden und gefährlichen Wanderungen bestand und von
denen ein Teil den kaukasischen Korridor durchquert hatte.
Auch zahlreiche ältere Frauen kamen in die Steppe, aller Wahrscheinlichkeit nach um Verwandte zu besuchen, möglicherweise ihre Töchter und Enkelkinder. In dieser Zeit wurde der vierrädrige Wagen eingesetzt, der diese Reisen entschieden erleichterte.
Die Steppenbewohner, die in den Kaukasus kamen, brachten
etliche Viehherden mit, die sie mühelos gegen die für sie wichtigen nordkaukasischen Rohstoffe, Alltagsgegenstände und
selbstverständlich auch Schmuck eintauschten. Einige dieser
Stücke, beispielsweise stabförmige Bronzenadeln, könnten
durchaus als eine Art Gewicht gedient haben: In einem der Katakombengräber am Ost-Manyč fanden sich am Gürtel des Toten fünfzehn solcher Nadeln unterschiedlicher Größe und unterschiedlichen Gewichts. Die Steppenbewohner erhielten Metall in Form von Barren, Halberzeugnissen und vermutlich auch
bereits fertigen Produkten, die in nordkaukasischen Werkstätten gefertigt worden waren (Abb. 3).
Hinweise darauf, dass auch landwirtschaftliche Produkte getauscht wurden, fehlen. Eine Ausnahme könnte kaukasischer
Honig darstellen, möglicherweise auch Wachs. In beiden Fällen
ist nicht klar, ob lokale Bewohner der nordkaukasischen Vorgebirge diese Produkte sammelten und gegen Vieh eintauschten
oder ob Vertreter der Katakombengrab-Bevölkerung sie sich
während der saisonalen Weidewanderungen selbst beschaff-

136

стали широко использоваться четырехколесные повозки,
которые намного облегчили такие путешествия.
Степняки, попадая на Кавказ, пригоняли с собой многочисленные стада и легко обменивали их на северокавказское сырье, бытовые предметы и, конечно, украшения. Некоторые из таких изделий, например бронзовые посоховидные булавки, вполне могли использоваться и как своеобразная весовая единица: в одном из катакомбных
погребений Восточного Маныча у пояса умершего было
найдено пятнадцать таких булавок разного размера и веса.
Степняки получали металл в виде слитков, полуфабрикатов
и, вероятно, готовых изделий, производившихся в северокавказских ремесленных мастерских (ил. 3).
Данные о том, что среди предметов обмена встречались
сельскохозяйственные продукты, отсутствуют. Исключение
составляет кавказский мед и, возможно, воск. Собирали ли
его жители северокавказских предгорий, или представители катакомбного населения сами могли его добывать в период сезонных кочевок, не ясно. Мед был полезен, из него
могли делать первый алкогольный напиток — медовуху, а
воск шел на изготовление моделей украшений и орудий.
Вполне вероятно, что из сухой, почти пустынной степи северные жители везли на Кавказ и соль. Только в Прикаспийской котловине еще в 1901 году было зафиксировано около
2000 озер. Есть озера и в Подонье. В конце XX века у села
Приютное в августе — начале сентября соль сгребали лопатами из озер и возили на продажу в Ростов-на-Дону.
Торговая сеть, задачей которой был обмен солью, существовал и в других степных районах. Жители Причерноморья также могли поставлять соль на Кавказ. Большие залежи ее известны в Днепро-Донецкой впадине в Донбассе,
в Крыму, в Прикарпатье и Закарпатье. Вероятно, аридизация климата, смена почв, засоление озер и рек привели
к появлению в Прикаспии и на Дону соленых озер, добыча
соли из которых не требовала больших усилий. Об обмене
кавказского металла на соль писал еще Е. И. Крупнов.
С. В. Иванова (2010) вслед за А. Н. Геем (1993) полагала, что
большинство захоронений степной новотиторовской культуры локализуется в приморской зоне, то есть там, где
в Восточном Приазовье и сейчас существует много соленых озер и лиманов. Повозка — один из основных маркеров этой культуры.
Особый тип керамики — реповидные сосуды — появляется в восточноманычской и западноманычской катакомбных культурах. На Маныче этот тип сосудов — один из самых многочисленных. За пределами Маныча это довольно
редкая находка, и часто погребенные с такими сосудами на
Ингульце, в Крыму, на Орели интерпретируются как переселенцы с восточных районов степи.
Реповидные сосуды найдены во многих погребениях и
практически всегда встречаются в захоронениях с повозками. Многолетние исследования грунтов из степных сосудов
эпохи бронзы показали, что в горшках и кувшинах находилась погребальная еда. Однако в десяти реповидных сосудах, извлеченных из грунта, не обнаружены ни фитолиты, ни
пыльца, ни остатки пищи животного происхождения. Возможно, именно в таких сосудах перевозилась соль.
Масс-спектрометрические данные указывают на то, что
часть степного катакомбного населения довольно много
времени проводила у прибрежной полосы, предположительно в Приазовье, на Тамани, употребляя большое количество морепродуктов. Среди таких индивидуумов много
взрослых мужчин. Они вели активный образ жизни, часто
посещая и степные, и северокавказские регионы, и могли

ten. Honig war ein nützliches Produkt, zudem ließ sich aus ihm
das erste alkoholische Getränk, Medowucha, herstellen; Wachs
dagegen brauchte man, um daraus Gussmodelle für Schmuckstücke und Waffen herzustellen.
Es ist gut möglich, dass aus der trockenen, fast unbewohnten
Steppe die Bewohner des Nordens auch Salz in den Kaukasus
brachten. Allein im Talkessel des Kaspigebiets wurden noch
1901 etwa 2000 Salzseen festgestellt. Weitere gibt es im Dongebiet. Selbst am Ende des 20. Jahrhundert wurde beim Dorf Prijutnoe im August und Anfang September noch das Salz mit
Schaufeln aus dem See geholt und zum Verkauf nach Rostow
am Don gebracht.
Ein auf dem Tausch von Salz basierendes Handelsnetz existierte auch in anderen Steppenregionen. Die Bewohner des
Schwarzmeergebiets könnten es also durchaus in den Kaukasus
geliefert haben. Große Salzvorkommen sind aus dem DneprDonezbecken, von der Krim, dem Karpatenvorland und Transkarpatien bekannt. Vermutlich führte die Aridisierung des Klimas, die Erosion der Böden und die Versalzung der Seen wie
Flüsse im Kaspigebiet und am Don zur Entstehung von Salzseen, in denen es nicht sehr schwierig war, an Salz zu gelangen.
Ein Hinweis auf den Tausch von kaukasischem Metall gegen Salz
findet sich bereits bei E. I. Krupnov. In Übereinstimmung mit
A. N. Gej vermutete S. V. Ivanova, dass die Gräber der Novotitorovskaja-Kultur in der Steppe mehrheitlich im Küstenbereich zu
lokalisieren seien, mithin in einer Gegend, in der im östlichen
Azovgebiet noch heute zahlreiche Salzseen und -sümpfe liegen.
Eine der wesentlichen Transportmöglichkeiten bestand in der
Verwendung von Wagen.
Ein besonderer Keramiktyp kam mit den rübenförmigen Gefäßen in der Ost-Manyč- und der West-Manyč-Katakombengrabkultur auf. Am Manyč begegnet dieser Gefäßtyp mit am
häufigsten. Außerhalb dieses Gebiets sind Funde dagegen relativ selten; meist liegen Gräber, die diese Gefäße erbrachten am
Ingulez, auf der Krim und am Orel und werden in einen Zusammenhang mit Einwanderern aus den östlichen Steppenregionen gebracht.
Rübenförmige Gefäße fanden sichin zahlreichen Gräbern
und waren fast ausnahmslos mit Wagen vergesellschaftet. Wie
Untersuchungen der Krusten in den Gefäßböden zeigen,
enthielten Töpfe und Kannen Totenspeisen. Die zehn untersuchten rübenförmigen Gefäße wiesen jedoch weder Planzenreste, noch Pollen, noch Überreste von Nahrung tierischen Ursprungs auf. Möglicherweise wurde also in diesen Gefäßen Salz
transportiert.
Wie massenspektrometrische Untersuchungen ergaben,
muss ein Teil der Katakombengrab-Bevölkerung aus der Steppe
relativ lange Zeit im Küstenstreifen gelebt haben, vermutlich im
Azovgebiet oder auf Taman, und eine große Menge Meeresfrüchte zu sich genommen haben, so dass für sie ein andere Isotopen ermittelt wurden als für die Steppenbewohner. Unter ihnen gab es viele Männer. Sie führten ein aktives Leben, begaben
sich häufig sowohl in die Steppen- als auch in die Nordkaukasusregionen. Unterwegs aßen sie Meeresprodukte. Nicht auszuschließen ist, dass sie den Handel mit Waren aus der Steppe
bzw. dem Kaukasus organisierten. Der Salzhandel, möglicherweise auch der Handel mit gesalzenem Fisch, dürfte dabei von
besonderer Bedeutung gewesen sein.
Wie Materialien aus späterer Zeit erhellen, wurde Salz zum
Einlegen von Fisch, Rogen, Produkten der Viehzucht, zur Herstellung von Hartkäse sowie beim Gerben von Häuten und Fellen verwendet. Bislang liegen für diesen Bereich noch sehr wenig Untersuchungsergebnisse vor, doch einige Vertreter der
Ost-Manyč- und der West-Manyč-Katakombengrabkultur, die

137

Наталья Шишлина. Степь и Кавказ — диалог культур

Natalija Šišlina. Steppe und Kaukasus. Ein Dialog der Kulturen

быть организаторами транзитной торговли степными и кавказскими товарами, среди которых особое место занимала
соль и, возможно, соленая рыба.
Соль, согласно материалам более позднего времени, использовалась для засолки рыбы, икры, продуктов животноводства, изготовления твердого соленого сыра, обработки
кож и шкур. Данных пока мало, однако несколько представителей восточноманычской и западноманычской катакомбных культур, похороненных в степи, родились в приморских районах (в Приазовье и, скорее всего, Северо-Западном Причерноморье). Не являлись ли они поставщиками
товара, в первую очередь морской соленой рыбы в степные
регионы, жители которых могли испытывать трудности
в пищевых ресурсах? Уже в эпоху катакомбных культур
должны были существовать широко известные транзитные

Ил. 4. Прикаспийские степи. Каменные топоры, навершия булав
и скипетр из катакомбных погребений
Abb. 4. Kaspisteppen. Steinäxte, Keulenköpfe und ein Zepter aus
Katakombengräbern

пути и районы, которые могли стать маргинальными зонами перекрестной торговли.
Не являются ли сотни курганов долины Восточного Маныча, в которых захоронены представители всех культур
эпохи бронзы, когда-либо проходившие с юга на север или
с севера на юг (ил. 4), немыми свидетелями таких событий?

◊◊◊
Таким образом, на протяжении нескольких тысячелетий
складывались особые, глубокие отношения между жителями степи и Кавказа. Причинами миграционных процессов
могли быть колебания климата, экономические проблемы,
необходимость прокладывать торговые пути. Постепенно — и это четко фиксируется новыми масс-спектрометрическими данными — складывались более тесные, семейные отношения. Такое взаимодействие способствовало
процветанию культур обоих регионов. Иначе вряд ли бы по
всей степи, да и на Кавказе стали сооружаться многочисленные курганы. Ведь экономический фактор стимулировал
в первую очередь семейную миграцию. Сначала первопроходцы — мужчины и юноши-подростки — пытались освоить новые земли. Потом сезонные пастухи искали новые
летние пастбища и водные источники, чтобы сохранить
зимники в родных местах. В результате поисков и открытий

in der Steppe bestattet worden waren, müssen in Küstengebieten geboren worden sein (im Azovgebiet und aller Wahrscheinlichkeit nach im nordwestlichen Schwarzmeergebiet). Möglicherweise handelte es sich bei ihnen ja um „Lieferanten“, die vor
allem gesalzenen Fisch in die Steppenregionen brachten, deren
Bewohner unter Umständen unter einem Mangel an Nahrungsmitteln litten. Bereits zur Zeit der Katakombengrabkulturen
müssen allgemein bekannte Routen und Gegenden existiert
haben, die als Randzonen eines Tauschhandels gelten dürfen.
In diesem Fall könnten die Hunderte von Kurganen im Becken des Ost-Manyč, in denen Vertreter aller Kulturen der Bronzezeit bestattet wurden, die irgendwann von Süden nach Norden oder von Norden nach Süden unterwegs waren, als stumme Zeugen dieser Ereignisse betrachtet werden (Abb. 4).
Damit kann festgehalten werden, dass im Laufe von mehreren Jahrtausenden enge Kontakte zwischen den Steppenbewohnern und dem Kaukasus geknüpft wurden. Gründe für die
Migrationsprozesse könnten Klimaschwankungen, wirtschaftliche Probleme oder die Notwendigkeit, Handelswege aufzubauen, gewesen sein. Nach und nach bildeten sich auch enge Familienbeziehungen heraus, was durch Ergebnisse massenspektrometrischer Untersuchungen klar bestätigt wird. All dies ließ die
Kulturen in beiden Regionen aufblühen, sonst gäbe es in der
gesamten Steppe und auch im Kaukasus wohl kaum allenthalben zahlreiche Kurgane. Der wirtschaftliche Faktor hatte ja vornehmlich Migrationen von Familien ausgelöst. Die Bahnbrecher
waren Männer und Heranwachsende, die versuchten, neue Gebiete zu erschließen. Ihnen folgten saisonal bedingt Hirten, die
neue Sommerweideplätze und Wasserreservoirs suchten, um
die Winterweideflächen in ihren Heimatgebieten zu schonen.
Das Ergebnis dieser Vorstöße waren feste Routen und regelmäßige Nomadenzüge, darüber hinaus entstand ein Handelsnetz.
Vermutlich waren bereits im 2. Jahrtausend v. Chr. die gesamte
Steppe und der Kaukasus so gut bekannt, dass — hätte der
bronzezeitliche Reisende eine Landkarte erstellt — diese über
alle Übergänge und Furten, die Stellen, an denen eine kurze
Rast möglich ist, Handelspunkte und selbstverständlich über
die Winter- und Sommerlager sowie über Weideflächen Auskunft geben würde. Eine Karte der bronzezeitlichen Hügelgräberfelder bestätigt, dass praktisch alle Gebiete, die gute Lebensbedingungen und die entsprechenden Voraussetzungen für
den Aufbau einer Wirtschaft boten, zu dieser Zeit erkundet waren. Die Menschen trieben nunmehr nicht allein die Herde zu
neuen Weideplätzen, sondern die Steppenbewohner zogen
auch nach Süden, um wichtige Ware zu erwerben. Manchmal
gelangten sie dabei an selbst für die Urgesellschaft seltene
Schätze. Beispiele sind der Anhänger in Form einer Schlange,
die sich in den Schwanz beißt, vom Jergenihügel, die türkisfarbene durchbohrte Perle aus Zunda-Tolga, die Kaurimuschel
vom Ost-Manyč, Äxte und Keulen aus nordkaukasischem Porphyrit und Serpentingestein, prachtvolle, als Tischgeschirr genutzte Kannen, die fraglos für besondere Getränke vorgesehen
waren. All diese Stücke stellen außergewöhnliche Objekte der
urgesellschaftlichen Kunst dar, deren Besitz den Status ihres Besitzers unterstreichen sollte. Die Steppenbewohner erwarben
zudem gern Halsschmuck aus Fayence- und Bronzeperlen, Medaillons, Anhänger und Gürtel des nordkaukasischen Stils, die in
nordkaukasischen Werkstätten angefertigt worden waren. Besonders Wissbegierige unter ihnen sahen sich diese Werkstätten selbst an, um sich sukzessiv handwerkliche Kenntnisse anzueignen.
Als sie nach Hause in die Steppe und an den Manyč zurückkehrten, fingen sie an, dort die aus dem Kaukasus mitgebrachten Arsenbronzen zu bearbeiten. Die Verbreitung vergleichba-

138

прокладывались маршруты и перекочевок, и формировавшейся торговой сети. Скорее всего, уже ко II тыс. до н. э. вся
степь и Кавказ были настолько хорошо изучены, что если бы
существовала «дорожная карта» путешественника бронзового века, то в нее вошли бы все переправы и броды, места
короткого привала, «торговые точки» и, конечно, летние и
зимние стоянки и пастбища. Картографирование курганных
могильников эпохи бронзы убеждает, что практически все
пригодные для жизни и успешного развития экономики
земли к этому времени были освоены.
Люди путешествовали не только для того, чтобы перегнать стадо на новое пастбище. Степняки отправлялись за
нужным товаром на юг, иногда в их руки попадали редкие
даже для первобытности сокровища. Подвеска в виде змеи,
кусающей свой хвост, из могильника Ергени, бирюзовая
пронизь из Зунды-Толги, раковина каури из Восточного Маныча, топоры и булавы из северокавказского порфирита
и змеевика, роскошные парадные столовые кувшины, явно
предназначенные для особых напитков, являются неординарными предметами первобытного искусства, обладание
которыми должно было подчеркнуть статус владельца.
Степняки охотно приобретали ожерелья из фаянсовых
и бронзовых бусин, медальоны, подвески и пояса северокавказского стиля, которые изготавливались в мастерских
жителей гор. Самые любознательные, попав в такие мастерские, постепенно овладевали навыками ремесленной специализации. Они возвращались домой в степь, на Маныч,
и начинали работать, используя привозную мышьяковую
бронзу Кавказа.
Распространение схожих производственных навыков,
определенных близкими природно-ландшафтными условиями и общей сырьевой базой, нашло выражение в распространении одинаковых типов многих предметов материальной культуры. Многоступенчатый устойчивый обмен
носителей северокавказских традиций и представителей
катакомбных культур явился результатом активизации
культурных событий эпохи средней бронзы, в первую очередь процессов ремесленной специализации и торговли,
и, таким образом, способствовал распространению на широкой территории одних и тех же типов украшений, орудий
труда и вооружения. Иногда вместе со степняками в далекие северные земли переселялись их избранницы — красавицы Кавказа, дальнейшая судьба которых уже навсегда
была связана со степью.

rer Herstellungstechniken bei letztlich ähnlichen natürlichen
und landschaftlichen Bedingungen und einer gemeinsamen
Rohstoffbasis lässt sich durch das Vorkommen gleicher Artefakte an verschiedenen Orten belegen. Ein vielschichtiger anhaltender Tauschhandel zwischen den Trägern der nordkaukasischen Traditionen und den Angehörigen der Katakombengrabkulturen geht auf kulturelle Entwicklungen in der Mittelbronzezeit
zurück — zu nennen sind vor allem die handwerkliche Spezialisierung und der Handel — und führte dazu, dass in einem weiträumigen Territorium dieselben Typen von Schmuckgegenständen, Werkzeugen und Waffen benutzt wurden. Mitunter folgten
diesen Stücken auch die weiblichen Schönheiten des Kaukasus
in die fernen Gebiete im Norden, deren Schicksal fortan für immer mit der Steppe verbunden sein sollte.

Mikhail Treister. Die trojanischen Schätze

Михаил Трейстер

ских находок появились новые данные, которые мы постараемся учесть в предлагаемом читателю обзоре.

Троянские клады

Обстоятельства находок

Mikhail Treister

Die trojanischen Schätze

айденные при раскопках Генриха Шлимана в Трое
с 1872 по 1890 год клады (Götze 1902. S. 320–423;
Schmidt 1902) хранятся в настоящее время в пяти
музеях. С июля 1945 года в Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина в Москве представлены тринадцать из семнадцати кладов, хранившихся в Берлине. Общее же количество обнаруженных при раскопках Шлимана
кладов — девятнадцать; в работе Х. Шмидта, опубликованной в 1902 году, они обозначены латинскими литерами от A
до S. В настоящее время, судя по исследованиям Д. Истона,
разделившего некоторые клады, можно предполагать, что
в ходе раскопок Шлимана был найден двадцать один клад
или комплекс находок. В Москву попали находки, отнесенные в 1939 году немецкими специалистами к категории «невосполнимых», преимущественно изделия из драгоценных
металлов и камня (Кат. Москва 1996; Трейстер 1996. C. 197–
240). Другие предметы из тех же кладов, главным образом
изготовленные из бронзы и глины (всего 414 инвентарных
номеров, из кладов A, K, Q, S), были переданы в сентябре
1945 года через Москву в Государственный Эрмитаж (Шлиман. Петербург. Троя 1998. С. 229–231. № 88–113; Бертрам,
Голдман 1998. С. 63). Несколько ювелирных изделий и 1761
золотая бусина, происходящие, вероятно, из кладов А (или
D) и G, были переданы в собрание Национального археологического музея в Афинах Софией Шлиман после смерти
Генриха Шлимана (Kat. Athen 1990. P. 83, 85, 149–152. Nos. 5–8;
Kat. New York 2003. P. 264, 267. Nos. 168a–d, 171, 172). Значительно более представительная коллекция хранится в собрании Археологического музея в Стамбуле — предметы
происходят из кладов A, C, D, F, J и O и были переданы Шлиманом турецкой стороне по договору о разделе находок
(Hazirlayan, Esin 1991. P. 33–47; Siebler 1994. S. 46–48. Abb.
58–60; Трейстер 1996. C. 197–198; Kat. New York 2003. P. 266,
268–269. Nos. 170a, 173a; Sazcı, Treister 2006. S. 208–215. Abb.
1–2, 4–6). Наконец, некоторые предметы — в частности, ряд
серебряных сосудов из клада А, а также некоторые находки
из бронзы — хранятся в Берлине (Griesa 1992. S. 391–396;
Born 1997. S. 110–121; Saherwala 2008. S. 11–17).
Вместе с кладами из раскопок Шлимана следует рассматривать и так называемый клад из Троады, хранящийся
в Университетском музее в Филадельфии (Bass 1966; Bass
1970; Treister 2002. P. 250; Kat. New York 2003. P. 265, 268–269.
Nos. 169a, 173b; Betancourt 2006. P. 89–96; Sazcı 2007. P. 338–
343), а также отдельные украшения из музеев и частных коллекций (Easton 2000. P. 239–250; Sazcı 2007. P. 344–353 с лит.).
За семнадцать лет, прошедших со времени написания
статьи, посвященной кладам (Трейстер 1996. C. 197–240),
для каталога московской выставки, при изучении троян-

Н

ie bei den Ausgrabungen Heinrich Schliemanns von
1872 bis 1890 in Troja gefundenen Schätze (Götze
1902. S. 320–423; Schmidt 1902) werden gegenwärtig in fünf Museen verwahrt. Von den 19 Schätzen,
die bei den Ausgrabungen Heinrich Schliemanns entdeckt wurden (heute kann man aufgrund der Untersuchungen D. Eastons,
der einige Schätze aufteilte, annehmen, dass es sich tatsächlich
um 21 Depots handelte, die bei Schliemanns Grabungen gefunden wurden), gelangten 17 als Vermächtnis von Schliemann in
das heutige Museum für Vor- und Frühgeschichte in Berlin. Sie
wurden in der Erstpublikation der Trojainventare von Hubert
Schmidt mit den Bezeichnungen A bis S versehen. Große Teile
von 13 dieser Schätze wurden nach Ende des Zweiten Weltkriegs in die damalige Sowjetunion verbracht und befinden
sich heute weitgehend im GMII in Moskau. Es handelt sich dabei
um Material, das 1939 bei der Sicherung der Museumsinventare
vor Kriegsschäden von den Berliner Museumskuratoren der Kategorie „unersetzbar“ zugeordnet wurde, vor allem Erzeugnisse
aus Edelmetallen und -steinen (Kat. Moskau 1996; Treister 1996.
S. 197–236). Weitere Gegenstände aus denselben Schätzen,
hauptsächlich aus Bronze und Keramik (insgesamt 414 Inventarnummern, aus den Schätzen A, K, Q, S), wurden im September
1945 über Moskau an die Staatliche Eremitage übergeben
(Шлиман. Петербург. Троя 1998. С. 229–231. № 88–113; Бертрам, Голдман 1998. С. 63). Einige Schmuckteile und 1761 Goldoder Glasperlen, die wahrscheinlich aus den Schätzen A (oder
D) und G stammen, wurden von Sofia Schliemann nach dem
Tod Heinrich Schliemanns an das Nationalmuseum für Archäologie in Athen übergeben (Kat. Athen 1990. P. 83, 85, 149–152.
Nos. 5–8; Kat. New York 2003. P. 264, 267. Nos. 168a–d, 171, 172).
Eine bedeutende und repräsentative Kollektion befindet sich
wegen der seinerzeit zwischen Schliemann und dem osmanischen Reich vertraglich festgelegten Fundteilung in der Sammlung des Archäologischen Museums in Istanbul — die Gegenstände kommen aus den Schätzen A, C, D, F, J, und O (Hazirlayan,
Esin 1991. P. 33–47; Siebler 1994. S. 46–48. Abb. 58–60; Treister
1996. S. 197–198; Kat. New York 2003. P. 266, 268–269. Nos. 170a,
173a; Sazcı, Treister 2006. S. 208–215. Abb. 1–2, 4–6). Schließlich
befinden sich einige Gegenstände aus den Schätzen, insbesondere eine Reihe silberner Gefäße aus den Schätzen A sowie diverse Bronzen noch heute im Museum für Vor- und Frühgeschichte in Berlin (Griesa 1992. S. 391–396; Born 1997. S. 110–121;
Saherwala 2008. S. 11–17).
Im Kontext mit den Schätzen aus den Ausgrabungen
H. Schliemanns steht auch der wohl aus der Troas stammende
Schatz, der im Universitätsmuseum in Philadelphia verwahrt
wird (Bass 1966; Bass 1970; Treister 2002. P. 250; Kat. New York
2003. P. 265, 268–269. Nos. 169a, 173b; Betancourt 2006. P. 89–

140

D

Обстоятельства находок дают основание предполагать различный характер кладов. Часть из них (клады A, L и J) была
спрятана в районе ворот оборонительной стены (cм. по
этому поводу возможную интерпретацию места находок:
Bobokhyan 2009. P. 45 — городские ворота как место, около
которых была организована торговля). Другие представляют собой находки из жилых домов и случайные находки на
городище (клады B, Ha, N, O, Q и S). Некоторые считались инвентарем погребений (клад R) или предположительно относились к таковым (клады C, D, E, F, K и M) (см. подробнее:
Sazcı 2006. P. 246–247; Sazcı, Treister 2006. S. 209–211. Abb. 3;
Sazcı 2007. P. 360–361).
На сегодняшний день, с учетом новейших публикаций,
можно добавить следующее. Относительно клада R: связи
его со скелетом, позднее обнаруженным на этом участке,
возможно, нет, и клад происходит из слоя пожара над стенами мегаронов IIA и IIB (Easton 2002. P. 132–133; Ünlüsoy 2010.
S. 20), что, впрочем, не исключает возможности происхождения вещей из «нескольких разрушенных погребений периода Трои II» (Easton 2002. P. 24). Это же касается, по мнению Д. Истона, и кладов S1-2 (Easton 2002. P. 226, 244; Ünlüsoy
2010. S. 25). Из этого же слоя, перекрывающего мегарон IIA,
происходит клад N (Easton 2002. P. 23–24, 141, 161; Ünlüsoy
2010. S. 21). Г. Сачи полагает, что клад R мог быть инвентарем
трупосожжения и не исключает подобное же объяснение
для кладов D, E и F (Sazcı 2007. P. 360–361).
Клад А происходит из слоя пожара над разрушенной оборонительной стеной периода Трои II (Easton 2002. P. 296;
Ünlüsoy 2010. S. 28). Клад B был найден в слое сырцового
кирпича, вероятнее всего, над разрушенной оборонительной стеной среднего периода Трои II — точные обстоятельства находки его не могут быть реконструированы (Easton
2002. P. 252, 259; Ünlüsoy 2010. S. 25–26). Д. Истон не исключает того, что клады A и B являлись на самом деле единым кладом (Easton 2002. P. 252, 259), впрочем, по мнению Г. Сачи,
клад B происходит из мегарона IID (Sazcı 2007. P. 361).
Клады R1, G и D были, вероятно, найдены in situ внутри
мегарона IIA (Easton 1997. Fig. 86; Ünlüsoy 2010. S. 183; Sazcı
2007. P. 361).

Состав и характер кладов
Троянские клады включают разнообразные категории
предметов: украшения, посуду, утварь, оружие, металлические слитки, а также заготовки и полуфабрикаты изделий.
Наиболее выразительную часть кладов образуют украшения, к которым относятся диадемы, серьги, височные
кольца, браслеты, бусы, пронизи и подвески, а также булавки (см. подробно: Трейстер 1996. С. 198–216).
Наиболее редкие среди них — диадемы с подвесками,
две из которых, так называемая большая (Кат. Москва 1996.
№ 10) (ил. 1) и малая (Кат. Москва 1996. № 11), а также узкая
налобная лента (Кат. Москва 1996. № 12) — происходят из
клада А.
Серьги могут быть разделены на две группы: в форме
корзиночек и в форме лунниц. Серьги в форме корзиночек
из кладов A, C, E, F, Ha и J различаются между собой по конструкции корпуса, способу крепления подвесок, их количеству, форме листочков, прикрепленных к цепочкам, и подвесок (ил. 2, 1–3). Есть основания предполагать эволюцию этого типа украшений от сложных, с набранным из отдельных

96; Sazcı 2007. P. 338–343), sowie einzelne Schmuckstücke aus
Museen und Privatsammlungen (Easton 2000. P. 239–250; Sazcı
2007. P. 344–353 mit Lit.).
In den 17 Jahren, die seit der Anfertigung des Katalogs zu der
Moskauer Troja-Ausstellung mit meinem den trojanischen
Schätzen gewidmeten Beitrag vergangen sind (Kat. Moskau
1996; Treister 1996. S. 197–236), wurden weitere Forschungsergebnisse zu den trojanischen Schätzen erzielt, die wir im Folgenden zu berücksichtigen versuchen.

Die Befundsituationen
Die während der Ausgrabungen dokumentierten Befundsituationen liefern die Grundlage für Vermutungen über den unterschiedlichen Charakter der „Schätze“. Ein Teil von ihnen (Schätze
A, L und J) war im Bereich des Tores von Schutzwällen versteckt
(vgl. zur Interpretation Bobokhyan 2009. P. 45, Stadttore als Orte,
an denen Handel organisiert wurde). Andere stellen Funde aus
Wohnhäusern dar oder Zufallsfunde von Siedlungsschichten
(Schätze B, Ha, N, O, Q und S). Wieder andere gelten als Grabbeigaben (Schatz R), oder man rechnete sie solchen zu (Schätze
C, D, E, F, K und M, siehe detaillierter: Sazcı 2006. P. 246–247;
Sazcı, Treister 2006. S. 209–211. Abb. 3; Sazcı 2007. P. 360–361).
Heute kann man unter Einbeziehung der neuesten Publikationen Folgendes ergänzen: Bei Schatz R gibt es möglicherweise keine Verbindung zu dem Skelett, das später in diesem
Abschnitt entdeckt wurde, sondern dieser stammt wohl aus
der Brandschicht über den Wänden der Megara IIA und IIB
(Easton 2002. P. 132–133; Ünlüsoy 2010. S. 20), was freilich nicht
die Möglichkeit der Herkunft der Gegenstände aus „mehreren
zerstörten Grabstätten der Periode Troja II“ (Easton 2002. P. 24)
ausschließt. Dasselbe trifft, nach Meinung D. Eastons, auch
auf die Schätze S1–2 zu (Easton 2002. P. 226, 244; Ünlüsoy 2010.
S. 25). Aus derselben Schicht, die über dem Megaron IIA liegt,
stammt auch der Schatz N (Easton 2002. P. 23–24, 141, 161;
Ünlüsoy 2010. S. 21). G. Sazcı vermutet, dass der Schatz R die
Grabbeigabe einer Leichenverbrennung gewesen sein könnte und schließt eine ähnliche Erklärung für die Schätze D, E
und F nicht aus (Sazcı 2007. P. 360–361).
Schatz A stammt aus der Brandschicht über der zerstörten
Verteidigungsmauer der Periode Troja II (Easton 2002. P. 296;
Ünlüsoy 2010. S. 28). Schatz B wurde im Horizont der Lehmziegel gefunden, höchstwahrscheinlich über der zerstörten Verteidigungsmauer der mittleren Periode von Troja II, wenn auch die
genaue Fundstelle nicht rekonstruiert werden konnte (Easton
2002. P. 252, 259; Ünlüsoy 2010. S. 25–26). Easton schließt nicht
aus, dass die Schätze A und B in Wirklichkeit ein einziger Schatz
waren (Easton 2002, 252, 259), während nach Ansicht von Sazcı
Schatz B aus dem Megaron IID stammt (Sazcı 2007. P. 361).
Die Schätze R1, G und D wurden wahrscheinlich in situ im
Innern des Megarons IIA gefunden (Easton 1997. Fig. 86;
Ünlüsoy 2010. S. 183; vgl. Sazcı 2007, 361).

Zusammensetzung und Charakter der Schätze
Die trojanischen Schätze enthalten unterschiedliche Objektkategorien: Schmuck, Gefäße, Gebrauchsgegenstände, Waffen,
Barren sowie Roh- und Halbfertigprodukte. Die wichtigsten Typen und einzelne Funde werden im Folgenden vorgestellt:
Den eindrucksvollsten Teil der Schätze bilden Schmuckstücke, zu denen Diademe, Ohrringe, Lockenringe, Armbänder, Perlen, Anhänger und Ziernadeln gehören (ausführlich siehe: Treister 1996. S. 198–216).
Nur in Schatz A fanden sich Diademe mit Anhängern, ein größeres
(Kat. Moskau 1996. Nr. 10) (Abb. 1) und ein kleineres (Kat. Moskau
1996. Nr. 11), sowie ein schmales Stirnband (Kat. Moskau 1996. Nr. 12).

141

Михаил Трейстер. Троянские клады

Mikhail Treister. Die trojanischen Schätze

6

1, деталь/Detail

1, деталь/Detail

1

Ил. 1. Большая диадема из клада А: 1 – общий вид с лицевой стороны;
2 – боковые цепочки с подвесками, вид с оборотной стороны (ГМИИ)
Abb. 1. Großes Diadem aus Schatz A. 1 – Gesamtansicht von der Stirnseite;
2– Detail: seitliche Kettchen mit Anhängern von der Rückseite (GMII)

1

7

2, деталь/Detail

3

2, деталь/Detail

проволочек корпусом, к более простым, корпус которых согнут из пластин с прочерченными линиями, имитирующими
отдельные спаянные проволочки (Трейстер 1996. С. 200–
202). Серьги в форме лунниц из кладов A, D, N сделаны либо
из одной, либо из двух толстых спаянных долек каждая
и украшены зернью (ил. 2, 4–5); с точки зрения орнаментации каждая пара серег представляет самостоятельный вариант (Кат. Москва 1996. С. 203).
В троянских кладах были найдены височные кольца двух
типов: дольчатые в виде полуколец, спаянных из различного числа проволочек (от трех до семи), и украшения в виде
полуторавитковых спиралей. Дольчатые височные кольца
образуют наиболее представительную группу украшений
из кладов A, D, E, F, J, N и R (ил. 2, 6–8); среди них преобладают золотые кольца, а большая часть серебряных происходит из клада N (Кат. Москва 1996. С. 204–207). При раскопках
1996 года за пределами ранней городской стены Трои II
было найдено аналогичное золотое височное кольцо
(Korfmann 1997. S. 24. Abb. 13; Sazcı, Korfmann 2000. S. 94.
Abb. 1). На фоне неорнаментированных колец выделяются
образцы, украшенные напаянными розетками, из кладов J
(Кат. Москва 1996. № 157; Treister 2002. P. 250. Fig. 5) (ил. 3, 3),
D (Kat. Istanbul 1983. P. 136. Fig. 346; Kat. Tokio 1985. No. 65.3),
а также из клада, хранящегося в Филадельфии (Bass 1970.
P. 337. No. 19. Pl. 86, 19; Treister 2002. P. 251. Fig. 7).
Пять полностью сохранившихся браслетов из золота и серебра трех типов происходят из кладов A, F и N, при этом с точки
зрения художественного исполнения наибольший интерес вызывают украшенные двойными спиралями пластинчатые браслеты из клада F, хранящиеся в Москве (Кат. Москва 1996. № 123;
Трейстер 1996. С. 207; Treister 2002. P. 251. Fig. 6) (ил. 3, 1) и Стамбуле (Kat. Istanbul 1983. P. 37. Fig. 349; Kat. Tokio 1985. No. 67; Sazcı,
Treister 2006. S. 214. Abb. 5 — внизу; Sazcı 2007. P. 242, F-S2). Золотые и серебряные гривны из гладкого или крученого прута
были обнаружены в кладах A, J и N (Трейстер 1996. С. 208–209).

Der Ohrschmuck lässt sich in zwei Gruppen einteilen, zum
einen in Form von Körbchen und zum anderen in Form von
Halbmonden. Die körbchenförmigen Ohrgehänge aus den
Schätzen A, C, E, F, Ha und J unterscheiden sich voneinander
durch die Konstruktion des Körbchens, die Art der Befestigung
der Anhänger, deren Anzahl und die Formen der Blättchen, die
an den Kettchen befestigt sind, und der Anhänger (Abb. 2, 1–3).
Es gibt Gründe für die Vermutung einer Entwicklung dieses
Typs von Schmuckstücken von den komplizierten mit einem
aus einzelnen Drähtchen zusammengesetzten Körbchen, zu
einfacheren, die aus Blechen mit eingeritzen Rillen, welche
zusammengelötete Drähtchen imitieren, bestehen (Treister
1996. S. 200–202). Die Ohrringe in Form von Halbmonden aus
den Schätzen A, D und N sind aus einem oder zwei zusammengelöteten dicken Stäben hergestellt, die mit aufgelöteten Granulationskugeln verziert sind (Abb. 2, 4–5). Von der Ornamentierung her stellt jedes Ohrschmuckpaar eine eigenständige
Variante dar (Treister 1996. S. 202f.).
In den trojanischen Schätzen wurden zwei Typen von Lockenringen gefunden: gerippte in Form von Halbringen, die aus einer
unterschiedlichen Zahl von Stäbchen (zwischen drei und sieben)
zusammengelötet sind, und Spiralringe mit anderthalb Windungen. Die gerippten Lockenringe bilden die repräsentativste
Gruppe der Schmuckstücke aus den Schätzen A, D, E, F, J, N, und
R (Abb. 2, 6–8); unter ihnen überwiegen Goldringe, die silbernen
Ringe wurden hauptsächlich in Schatz N gefunden (Treister
1996. S. 203–206). Bei der Grabungskampagne von 1996 wurde
hinter der älteren Stadtmauer von Troja II ebenfalls ein solcher
goldener Lockenring gefunden (Korfmann 1997. S. 24. Abb. 13;
Sazcı, Korfmann 2000. S. 94. Abb. 1). Besonderheiten stellen die
Lockenringe mit aufgelöteten Rosetten aus den Schätzen J (Kat.
Moskau 1996. Nr. 157; Treister 2002. P. 250. Fig. 5) (Abb. 3, 3),
D (Kat. Istanbul 1983. P. 136. Fig. 346; Kat. Tokio 1985. No. 65.3)
sowie aus dem Schatz, der sich in Philadelphia befindet (Bass
1970. P. 337. No. 19. Pl. 86, 19; Treister 2002. P. 251. Fig. 7) dar.

142

8

4

2

В большинстве кладов были найдены бусы, пронизи и подвески из золота, серебра, бронзы, сердолика различных типов (Трейстер 1996. С. 209–214), среди которых отметим находки пронизей с четырьмя спиральными завитками в кладах D и J (Кат. Москва 1996. № 116, 161). Одной из характерных
форм являются также так называемые бабочковидные пронизи, представленные многочисленными находками в кладе А, а также несколькими экземплярами из конгломерата
в кладе N (Кат. Москва 1996. № 92, 235). Особое внимание
привлекают две янтарные бусины из клада L (Кат. Москва
1996. № 227–228).
На фоне булавок простых форм (Трейстер 1996. С. 214) выделяются происходящие из клада О две золотые булавки,
входящие в число наиболее совершенных образцов ювелирного искусства. Обнаруженные примерно в метре одна
от другой, возможно, они относятся к разным эпохам. Одна
из этих булавок имеет плоскую цилиндрическую головку,
украшенную по обеим сторонам одиннадцатилепестковыми розетками и спиралями. Есть основания предполагать,
что лепестки были изначально украшены эмалью в технике
клуазонне (Кат. Москва 1996. № 240; Трейстер 1996. С. 216).
Булавка с головкой, образованной прямоугольной пластиной с филигранным орнаментом, украшенной по верхнему
краю шестью миниатюрными двуручными сосудиками
(Кат. Москва 1996. № 239; Трейстер 1996. С. 215–216; Sazcı,
Çalış-Sazcı 2002. S. 459, 460. Abb. 3) (ил. 3, 2) имеет ближайшей

5

Ил. 2. Серьги и височные кольца (ГМИИ).
Серьги: 1 – клад А; 2 – клад J; 3 – клад F;
4 – клад N; 5 – клад A . Височные кольца:
6 – клад A; 7 – клад А; 8 – клад A
Abb. 2. Ohrgehänge und Lockenringe (GMII).
Ohrgehänge: 1 – Schatz A; 2 – Schatz J;
3 – Schatz F; 4 – Schatz N; 5 – Schatz A.
Lockenringe : 6 – Schatz A; 7 – Schatz A;
8 – Schatz A

Fünf vollkommen erhaltene Armbänder aus Gold und Silber,
die insgesamt drei Typen entsprechen, stammen aus den Schätzen A, F und N, wobei unter dem Gesichtspunkt der künstlerischen Ausführung am interessantesten die mit Doppelspiralen
verzierten Lamellen-Armbänder aus dem Schatz F sind, die in
Moskau (Kat. Moskau 1996. Nr. 123; Treister 1996. S. 207; Treister
2002. P. 251. Fig. 6) (Abb. 3, 1) und Istanbul (Kat. Istanbul 1983.
P. 37. Fig. 349; Kat. Tokio 1985. No. 67; Sazcı, Treister 2006. S. 214.
Abb. 5 unten; Sazcı 2007. P. 242, F-S2) aufbewahrt werden. Goldene und silberne Halsringe aus im Querschnitt rundem oder tordiertem Draht wurden in den Schätzen A, J und N entdeckt
(Treister 1996. S. 208–209).
Die meisten Schätze enthielten Perlen, Schieber und Anhänger aus Gold, Silber, Bronze und braunem Karneol verschiedenen Typs (Treister 1996. S. 208–212), unter denen Schieber in
Form von zwei Doppelspiralen aus den Schätzen D und J (Kat.
Moskau 1996. Nr. 116, 161) vor allem hervorzuheben sind. Eine
der charakteristischen Formen sind die so genannten Schmetterlings- bzw. Scheibenperlen aus einem Röhrchen mit seitlichen Lappen, die in großer Menge im Schatz A und auch mit
einigen Exemplaren aus dem Konglomerat des Schatzes N vertreten sind (Kat. Moskau 1996. Nr. 92, 235). Besonders bemerkenswert sind auch zwei Bernsteinperlen aus dem Schatz L (Kat.
Moskau 1996. Nr. 227–228).
Im Vergleich zu den einfachen Gewandnadeln (Treister 1996.
S. 213) fallen die aus dem so genannten Schatz O stammenden

143

Михаил Трейстер. Троянские клады

Mikhail Treister. Die trojanischen Schätze

аналогией золотую булавку из клада, хранящегося в Филадельфии (Bass 1970. P. 335. Nо. 1. Pl. 86, 1; Sazcı, Çalış-Sazcı 2002.
S. 460, 461. Abb. 7; Sazcı 2007. P. 342, Tr-S19), хотя булавки более простых форм, украшенные спиралями и одиночными
воспроизведениями сосудов известны среди находок из
кладов D и O (Sazcı 2007. P. 224–225, D-S18; P. 296, O-S2; P. 298);
еще одна подобная булавка происходит из раскопок К. Блегена в Трое (Sazcı, Çalış-Sazcı 2002. S. 457–461. Abb. 1, 4).
Серия предметов может быть определена как заготовки
и полуфабрикаты ювелирных изделий (Трейстер 1996.
С. 217–218). К ним относятся, в частности, узкие пластинки
с нерегулярно пробитыми отверстиями, происходящие из
кладов А (Кат. Москва 1996. № 101) и F (Кат. Москва 1996.
№ 124; Saczi, Treister 2006. S. 214. Abb. 5 — в центре), возможно являющиеся заготовками для изготовления бус. Неясна
до конца функция происходящих из клада F кованых золотых стержней с обрубленными концами; с одной стороны
стержни покрыты регулярными неглубокими насечками,
при этом прямой зависимости между весом стержня и количеством отрезков нет (Кат. Москва 1996. № 128–132; Sazcı,
Treister 2006. S. 214. Abb. 5 — вверху). Не исключено, что они
могли быть полуфабрикатами и заготовками для создания
ювелирных изделий и одновременно являлись прообразом
денег.
Одиннадцать сосудов из золота (ил. 4), серебра (ил. 5)
и бронзы происходят преимущественно из кладов A и B
(Трейстер 1996. С. 219–222; Born 1997. S. 110–121). Кубки, выкованные из цельных листов металла, представлены в золоте и серебре (Кат. Москва 1996. № 6–7, 103; Трейстер 1996.
С. 221). Особого внимания заслуживает золотой так называемый соусник, который, очевидно, долгое время использовался, прежде чем попал в состав клада А; скорее всего,
в процессе использования один из его носиков-сливов
был раскован (Кат. Москва 1996. № 5; Трейстер 1996. С. 221)
(ил. 4, 3). Шаровидная фляга (Кат. Москва 1996. № 4; Трейстер
1996. С. 220–221) с орнаментом в виде трех ярусов ромбов
на тулове, вероятно, имела оплетку из органического материала (ил. 4, 1). В кладе А и среди отдельных находок имеются три антропоморфных сосуда, выкованных из цельных
кусков тонкого серебра (Кат. Москва 1996. № 2–3, 259; Трейстер 1996. С. 220) (ил. 5, 1; ил. 6, 2). Так называемая фиала, изготовленная из бронзы (Кат. Москва 1996. № 1; Трейстер 1996.
С. 219–220), к которой, вероятно, относится ручка, находящаяся в коллекции Эрмитажа (Шлиман. Петербург. Троя
1998. № 89), один из фрагментов которой по-прежнему хранится в Берлине, была определена К. Биттелем как вместилище-сковорода — Stielpfanne (Bittel 1959. S. 1–7). На первый
взгляд, предложенная К. Биттелем реконструкция представляется весьма убедительной, однако размеры троянской находки и соотношение диаметра вместилища и длины
ручки отличают ее от находок сковород из Троады; неясно
и функциональное назначение сосуда.
Особый интерес вызывают две антропоморфные фигурки, одна из которых — бронзовая, отлитая по восковой модели, — происходит из клада K (Кат. Москва 1996. № 165;
Трейстер 1996. С. 218–219) (ил. 6, 1). Не исключено, что изначально фигурка могла украшать металлический культовый
сосуд (Treister 2002. P. 253–254), так как глиняный сосуд
с двумя подобными фигурками был найден в Трое при раскопках мегарона к северу от ворот FO (Sazcı, Korfmann 2000.
S. 97. Abb. 7; Sazcı 2001. S. 386, 388. Abb. 433; Çalış-Sazcı 2006.
S. 206, 208. Abb. 7; Sazcı 2007. P. 91–93. Figs. 60, 61) (ил. 6, 3).
Топоры-молотки, набалдашники и линзы из полированного камня происходят из клада L. Из четырех парадных

goldenen Ziernadeln besonders ins Auge, gehören sie doch
zu den vollkommensten Beispielen der Goldschmiedekunst,
die in Troja gefunden worden ist. Tatsächlich wurden sie aber
etwa einen Meter entfernt voneinander entdeckt und stammen möglicherweise aus verschiedenen Epochen. Die eine
besitzt einen flachen zylinderförmigen Kopf, der eine elfblättrige Rosette aufweist und seitlich von Spiralen flankiert wird.
Es gibt Gründe zu der Vermutung, dass die Rosette ursprünglich mit Emailleeinlagen in Zellenschmelz-Technik versehen
war (Kat. Moskau 1996. Nr. 240; Treister 1996. S. 215f.). Bei der
zweiten Nadel ist der Kopf aus einer rechteckigen Platte mit
aufgelegter Filigranverzierung gebildet, auf der oben sechs
zweihenklige Miniaturgefäße sitzen (Kat. Moskau 1996.
Nr. 239; Treister 1996. S. 214; Sazcı, Çalış-Sazcı 2002. S. 459,
460. Abb. 3) (Abb. 3, 2). Sie hat ihr bestes Vergleichsstück in
einer Goldnadel aus dem Schatz, der sich heute in Philadelphia befindet (Bass 1970. P. 335. Nо. 1. Pl. 86, 1; Sazcı, ÇalışSazcı 2002. S. 460, 461. Abb. 7; Sazcı 2007. P. 342, Tr-S19). Nadeln in schlichteren Formen mit Spiralverzierung und einzelnen Gefäßnachbildungen stammen aus den Schätzen D und O
(Sazcı 2007. P. 224–225, D-S18; P. 296, O-S2; P. 298); eine weitere vergleichbare Nadel wurde bei den Ausgrabungen C. Blegens in Troja entdeckt (Sazcı, Çalış-Sazcı 2002. S. 457–461.
Abb. 1, 4).
Eine Reihe von Gegenständen können als Rohlinge und
Halbfabrikate zur Herstellung von Schmuck angesehen werden
(Treister 1996. S. 215f.). Dazu gehören insbesondere flache Stäbchen mit unregelmäßig durchgeschlagenen Öffnungen aus den
Schätzen A (Kat. Moskau 1996. Nr. 124; Saczi, Treister 2006.
S. 214. Abb. 5 Mitte), möglicherweise Halbfertigprodukte zur
Herstellung von Perlen. Nicht endgültig klar ist die Funktion der
aus Schatz F stammenden geschmiedeten Goldstäbe mit abgeschnittenen Enden, die auf einer Seite jeweils regelmäßige, flache Einschnitte aufweisen. Ein Zusammenhang zwischen dem
Gewicht und der Anzahl der Kerben lässt sich nicht feststellen
(Kat. Moskau 1996. Nr. 128–132; Sazcı, Treister 2006. S. 214.
Abb. 5 oben). Es ist nicht ausgeschlossen, dass sie sowohl Halbfabrikate oder Rohlinge als auch prämonetäre Werteinheiten im
Handelsverkehr darstellten.
Elf Gefäße aus Gold (Abb. 4), Silber (Abb. 5) und Bronze stammen vorwiegend aus den Schätzen A und B (Treister 1996.
S. 217–220; Born 1997. S. 110–121). Die Becher, in einem Stück
getrieben, kommen sowohl in Gold wie in Silber vor (Kat.
Moskau 1996. Nr. 6–7, 103; Treister 1996. S. 221). Besondere Aufmerksamkeit verdient eine so genannte Sauciere, die offensichtlich längere Zeit in Gebrauch war, bevor sie in den Bestand
des Schatzes A gelangte. Wahrscheinlich wurde während der
langen Benutzungszeit einer der Ausgüsse ziemlich ungeschickt auseinander gedrückt (Kat. Moskau 1996. Nr. 5; Treister
1996. S. 221) (Abb. 4, 3). Bei der kugelförmigen Flasche (Kat.
Moskau 1996. Nr. 4; Treister 1996. S. 220–221) (Abb. 4, 1), stammt
ein umlaufendes Ornament in Form eines dreizonigen Rhombenmusters wahrscheinlich von einem netzförmigen Behälter
aus organischem Material. Im Schatz A und unter den Einzelfunden gibt es drei anthropomorphe Gefäße, die aus ganzen
Stücken Silber getrieben worden sind (Kat. Moskau 1996. Nr.
2–3, 259; Treister 1996. S. 219) (Abb. 5, 1; 6, 2). Ein flaches Gefäß
aus Bronze (Kat. Moskau 1996. Nr. 1; Treister 1996. S. 217f.), zu
dem wahrscheinlich der Henkel gehört, von dem sich ein Fragment noch in Berlin und das andere in der Sammlung der Staatlichen Eremitage (Шлиман. Петербург. Троя 1998. № 89) befindet, wurde von K. Bittel als Behälter einer Stielpfanne definiert
(Bittel 1959. S. 1–7). Auf den ersten Blick stellt sich die von Bittel
vorgeschlagene Rekonstruktion recht überzeugend dar, jedoch

144

1

2, деталь/Detail
2

1, деталь/Detail

1, деталь/Detail

топоров-молотков, втулки которых украшены рядами мелких шишечек, валиками и дорожками орнамента типа «елочка» (он нанесен тонкими косыми насечками) и которые
относятся к шедеврам камнерезного искусства эпохи бронзы (Кат. Москва 1996. № 166–169; Трейстер 1996. С. 222–225),
один, дошедший до нас в поврежденном состоянии, выполнен из лазурита (Кат. Москва 1996. № 169) (ил. 7). Остальные
три, вырезанные из серо-зеленого минерала типа нефрита
и жадеита, судя по их великолепной сохранности, практически не использовались.
Шесть прозрачных грибовидных набалдашников из горного хрусталя, которые на основании размеров, пропорций
и деталей отделки можно условно разделить на три пары
(Кат. Москва 1996. № 170–175; Трейстер 1996. С. 225–227),
могли использоваться в качестве наверший жезлов или булав либо, с учетом парного характера находок, для украшения предметов парадной мебели, например тронов. Нельзя
исключать, впрочем, по аналогии с подобными находками
в шахтовых гробницах Микен, их использование в качестве
наверший рукоятей мечей или кинжалов (Трейстер 1996.
С. 226 с лит.). Кроме набалдашников в кладе L была найдена
серия предметов из горного хрусталя иного назначения
(Трейстер 1996. С. 227–228). Все так называемые линзы, прозрачные и плоско-выпуклые, имеют разную форму, а на некоторых есть следы окислов бронзы и железа. Большинство

3

Ил. 3. Сходные элементы декора
в украшениях из кладов F, J и O:
1 – браслет из клада F (общий
вид и детали); 2 – булавка из
клада О (общий вид и деталь); 3 –
височное кольцо из клада J (ГМИИ)
Abb. 3. Vergleichbare Zierauflagen
von Schmuckstücken aus den
Schätzen F, J und O: 1 – Armband
aus Schatz F (Gesamtansicht und
Details); 2 – Ziernadel aus Schatz O
(Gesamtansicht und Detail);
3 – Lockenring aus Schatz J (GMII)

die Maße des trojanischen Fundes und das Verhältnis des
Durchmessers zum Griff unterscheiden sie von den Stielpfannenfunden aus der Troas; unklar ist auch die funktionale Zweckbestimmung des Gefäßes.
Besonderes Interesse wecken zwei anthropomorphe Figuren. Die eine, im Wachsauschmelzverfahren aus Bronze gegossen, stammt aus Schatz K (Kat. Moskau 1996. Nr. 165; Treister
1996. S. 218–219) (Abb. 6, 1). Es ist nicht ausgeschlossen, dass
die Figur ursprünglich ein Kultgefäß aus Metall zierte (Treister
2002. P. 253–254) — ein Tongefäß mit zwei ähnlichen Figuren
wurde in Troja in einem Megaron nördlich des Tores FO gefunden (Sazcı, Korfmann 2000. S. 97. Abb. 7; Sazcı 2001. S. 386, 388.
Abb. 433; Çalış-Sazcı 2006. S. 206, 208. Abb. 7; Sazcı 2007. P. 91–
93. Figs. 60, 61) (Abb. 6, 3).
Hammeräxte, Knäufe und Linsen aus poliertem Stein stammen aus Schatz L. Von den vier Zeremonialäxten, deren Schaftlöcher außen mit Wülsten, Reihen von Buckeln und Bändern mit
Fischgrätmuster verziert sind und die zu den Meisterwerken der
Steinschneidekunst der Bronzezeit gehören (Kat. Moskau 1996.
Nr. 166–169; Treister 1996. S. 220–223), besteht eine, beschädigte, aus Lasurit (Kat. Moskau 1996. Nr. 169) (Abb. 7). Die anderen
drei aus Nephrit oder Jadeitit dürften wegen des Fehlens jeglicher Gebrauchsspuren fast nie benutzt worden sein.
Sechs durchsichtige pilzförmige Knäufe aus Bergkristall, die
man aufgrund ihrer Maße, Proportionen und Verzierungsdetails

145

Михаил Трейстер. Троянские клады

Mikhail Treister. Die trojanischen Schätze

Ил. 4. Золотые сосуды из клада А
(ГМИИ): 1 – фляга с шаровидным
туловом; 2 – кубок; 3 – соусник
Abb. 4. Goldgefäße aus Schatz A
(GMII): 1 – Kugelgefäß; 2 – Becher;
3 – Sauciere

in drei Paare bedingt einteilen
kann (Kat. Moskau 1996.
Nr. 170–175; Treister 1996.
S. 223f.), könnten als Endstücke von Stäben oder Keulen,
oder, unter Berücksichtigung
des Paar-Charakters der Funde, zur Verzierung von Prunkmöbeln, zum Beispiel von
Thronen, gedient haben. Wegen der Vergleichsstücke in
den Schachtgräbern von Mykene kann man eine Verwen2
dung als Knäufe von Schwertoder Dolchgriffen auch nicht ausschließen (Treister 1996. S. 224
mit Lit.). Neben den Knäufen wurde im Schatz L noch eine Serie
von Gegenständen aus Bergkristall anderer Zweckbestimmung
gefunden (Treister 1996. S. 224–225). Alle sind durchsichtige und
plankonvexe Linsen, doch besitzen sie verschiedene Formen,
und auf einigen befinden sich Spuren von Bronze- und Eisenoxid. Die Mehrzahl von ihnen sind rund und klein (Kat. Moskau
1996. Nr. 176–216). Nur zwei größere scheibenförmige Linsen
(Kat. Moskau 1996. Nr. 229–230), von denen die eine mittig
durchbohrt ist, hätte man auch als Vergrößerungsglas verwenden können. Diese Einschätzung, erstmals geäußert von A. Götze (Götze 1902, 340) bezüglich der Linse ohne Öffnung, verdient
nicht nur deshalb Beachtung, weil die Linse eine zweifache Vergrößerung liefert, sondern weil es Vergleichsstücke auf Kreta,
Zypern und Kleinasien gibt (Treister 1996. S. 224 mit Lit.).

1

3

из них представлено маленькими пластинками округлой
формы (Кат. Москва 1996. № 176–216). Лишь две большие
круглые линзы (Кат. Москва 1996. № 229, 230), в центре одной
из которых было просверлено отверстие, могли использоваться в качестве увеличительных стекол. Эта точка зрения,
высказанная относительно линзы без отверстия еще А. Гетце
(Götze 1902. S. 340), заслуживает внимания не только потому,
что линза дает примерно двухкратное увеличение, но
и в связи с находками подобных предметов на Крите, Кипре в Малой Азии (Трейстер 1996. С. 227 с лит.).
В некоторых из троянских кладов были найдены также
оружие и инструменты из бронзы (см. обзор: Sazcı, Treister
2006. S. 213). Количественно выделяются ножи, долота, тесла,
кинжалы и наконечники копий.
Тесла обычных для эпохи ранней бронзы типов — с расширяющимся лезвием и закругленным верхним концом —
происходят из кладов A, C, E, F и K (Шлиман. Петербург. Троя
1998. № 93–95). На закругленном конце тесла может быть
отверстие, как на экземпляре из клада К (Шлиман. Петербург. Троя 1998. № 106).

In einigen trojanischen Schätzen wurden auch Waffen und
Werkzeuge aus Bronze gefunden (siehe Übersicht: Sazcı, Treister
2006. S. 213). Quantitativ stechen hervor: Messer, Flachbeile
Dolche und Lanzenspitzen.
Flachbeile des für die Frühbronzezeit charakteristischen Typs
mit verbreiterter Schneide und abgerundetem Nacken stammen
aus den Schätzen A, C, E, F und K (Шлиман. Петербург. Троя
1998. № 93–95). Selten ist der Nacken durchbohrt, etwa bei einem Exemplar aus dem Schatz K (Шлиман. Петербург. Троя
1998. № 106).
Dolche fanden sich in den Schätzen A, F und S und repräsentieren unterschiedliche Typen. Die Querschnitte der Klingen
sind linsen- oder trapezförmig. In einer Reihe von Fällen sind im
Griffbereich Nieten erhalten oder Griffzungen vorhanden (Шлиман. Петербург. Троя 1998. № 98–103, 113).
Lanzenspitzen fanden sich nur in den Schätzen A (Шлиман.
Петербург. Троя 1998. № 97, 103) und K (Шлиман. Петербург.
Троя 1998. № 109). Die Befestigungsangeln gleichen den so genannten zypriotischen Lanzen. Die Blätter einiger dieser Lanzenspitzen weisen längliche Schlitze links und rechts der Mittelrippe auf (Шлиман. Петербург. Троя 1998. № 103, 109).
Besondere Aufmerksamkeit verdient das Fragment eines
knaufähnlichen Gebildes aus Schatz L (Kat. Moskau 1996.
Nr. 226). Die Resultate der chemischen Analyse bestätigen, dass
er zu 73% aus Eisenoxid besteht (Götze 1902. S. 423; Schmidt
1902. S. 244). Dieser Gegenstand gehört damit zu den ältesten
bekannten Eisenartefakten (Treister 1996. S. 234).

146

Ил. 5. Серебряные сосуды
из клада А: 1 – флакон, общий
вид и крышка (ГМИИ); 2 – флакон,
общий вид – реконструкция;
деталь – петлевидная ручка
(МПДИ, Берлин)
Abb. 5. Silbergefäße aus Schatz A.
1 – Schnurösenflasche, Gesamtansicht und Deckel (GMII);
2 – Gefäßrekonstruktion und MCTAufnahme der Ösen von dem Gefäß
Sch 5861 (MVF, Berlin)

Кинжалы, напротив, представлены разнообразными
типами, происходящими из
кладов A, F и S. В сечении
клинки линзовидные или
трапециевидные. На коротких выступах в ряде случаев
сохранились заклепки или
имеются отверстия для крепления рукоятей (Шлиман.
Петербург. Троя 1998. № 98–103, 113).
Все наконечники копий, представленные находками из
кладов А (Шлиман. Петербург. Троя 1998. № 97, 103) и К (Шлиман. Петербург. Троя 1998. № 109), черенковые и относятся к
так называемым кипрским. На лопастях некоторых наконечников копий имеются по два продольных сквозных отверстия, расположенных симметрично по отношению к нервюре (Шлиман. Петербург. Троя 1998. № 103, 109).
Особое внимание следует обратить на фрагмент навершия
из клада L (Кат. Москва 1996. № 226). Результаты химического
анализа свидетельствуют о том, что оно железное (Götze 1902.
S. 423; Schmidt 1902. S. 244). Данный предмет относится к древнейшим изделиям из железа (Трейстер 1996. С. 237–238).

Относительная и абсолютная хронология кладов
Анализ взаимовстречаемости в комплексах кладов отдельных категорий вещей, а также стилистический анализ памятников позволил мне в свое время предположить, что
имеются более или менее весомые данные для синхронизации одиннадцати из тринадцати хранящихся в Москве комплексов, а значит, прийти к выводу о синхронности (в пределах бытования представленных в кладе вещей) практически всех троянских кладов, за исключением поздних кладов
Hb и P, принадлежащих, очевидно, к периоду Трои VI.
В частности, достаточно весомы основания для синхронизации клада F не только с кладом А, но и с кладами J и О. Так,
на браслете (клад F) и на височном кольце (клад J) в аналогичной технике выполнены розетты с полусферическими
выпуклостями в центре в рифленом незамкнутом ободке,
что позволяет отнести изделия к работе одного мастера или
мастерской (ил. 3, 1, 3). Интересно, что подобная розетка
украшает и серьгу из клада, хранящегося в Филадельфии,
представляющую собой гибрид височного кольца из пяти долек и серьги в форме корзиночки с подвесками (Bass 1970.
P. 337–338; No. 19. Pl. 86. Fig. 19; Sazcı 2007. P. 341, Tr-S17). При
этом цепочки подвесок других серег, в форме корзиночек, из
клада в Филадельфии скреплены между собой узкими пластинками-разделителями (Bass 1970. P. 336; Nos. 5–6. Pl. 85.
Fig. 5–6; Kat. New York 2003. P. 368. No. 173b; Sazcı 2007. P. 339,
Tr-S3-S4), то есть в точно такой же технике, что и цепочки
большой диадемы из клада А (см.: Treister 2002. P. 263. Fig. 9;

2

1

2, деталь/Detail

Die relative und die absolute Chronologie der
Schätze
Die Analyse der Zusammensetzung der Objektkategorien in
den Schätzen sowie auch die stilistische Analyse der Funde ermöglichten es mir, mit mehr oder weniger großer Sicherheit
festzustellen, dass elf der dreizehn in Moskau verwahrten Komplexe synchronisiert werden können. Nur die Schätze Hb und P
sind jünger und gehören in die Periode Troja VI.
Es gibt insbesondere genügend gewichtige Gründe für die
Synchronisation von Schatz F nicht nur mit Schatz A, sondern
auch mit den Schätzen J und O. So sind auf dem Armband aus
Schatz F (Kat. Moskau 1996. Nr. 123) und auf dem Lockenring
aus Schatz J (Kat. Moskau 1996. Nr. 157) in analoger Technik Rosetten aus einem zentralen Buckel und einer mit Kerben versehenem Umrahmung angebracht, die wohl der Arbeit eines
Meisters oder einer Werkstatt zuzuschreiben sind (Abb. 3, 1, 3).
Interessant ist, dass eine ähnliche Rosette auch einen Ohrring
aus dem Schatz schmückt, der sich in Philadelphia befindet und
der ein Hybrid aus einem Lockenring mit fünf Stäbchen und einem Körbchenohrring darstellt (Bass 1970. P. 337–338; No. 19.
Pl. 86. Fig. 19; Sazcı 2007. P. 341, Tr-S17). Dabei sind die Kettchen
weiterer Körbchenohrringe aus dem Schatz im Museum von
Philadelphia mit schmalen Querbändern verbunden (Bass 1970.
P. 336; Nos. 5–6. Pl. 85. Fig. 5–6; Kat. New York 2003. P. 368.
No. 173b; Sazcı 2007. P. 339, Tr-S3-S4), entsprechend den Schiebern bei den Kettchen des großen Diadems aus Schatz A (s.
Treister 2002. P. 263. Fig. 9; Sazcı 2007. P. 171, A1-S1) (Abb. 1, 2).
Zu synchronisieren sind die Schatzfunde auch über die Armbänder aus Schatz F und die Ziernadel Kat. 239 aus Schatz O
(Treister 1996. S. 198, 206, 213, 228f.; Treister 2002. P. 250) (Abb.
3, 1, 2). Die von mir erwogene Hypothese über die Möglichkeit
der Herstellung diesen Erzeugnisse in der gleichen Werkstatt
wurde inzwischen auch von anderen Forschern übernommen
(Laffineur 2002. P. 240).
Besondere Aufmerksamkeit verdient die Datierung des Schatzes L. Obwohl die Prunkäxte aus dem Schatz ziemlich gute Formparallelen im Schatz von Borodino aus Bessarabien besitzen, die
vermutlich aus Jadeit der Sajansker Lagerstätten hergestellt worden sind (siehe Kaiser 1997. S. 16. Taf. II,1–4; vgl. auch den Beitrag

147

Михаил Трейстер. Троянские клады

Mikhail Treister. Die trojanischen Schätze

Sazcı 2007. P. 171, A1-S1) (ил. 1, 2). К аналогичному выводу мы
приходим, сравнивая детали браслетов из клада F и булавки
из клада О (Трейстер 1996. С. 199, 208, 215, 231; Treister 2002.
P. 250) (ил. 3, 1, 2). Предложенная нами гипотеза о возможности изготовления этих изделий в одной мастерской принята
в настоящее время и другими исследователями (Laffineur
2002. P. 240).
Особое внимание привлекает датировка клада L. Хотя парадные троянские топоры-молотки имеют довольно близкие параллели в находках из Бородинского клада в Бессарабии, предположительно изготовленных из нефрита саянских месторождений (см.: Kaiser 1997. S. 16. Taf. II, 1–4; см.
также статью Н. И. Шишлиной о Бородинском кладе в настоящем каталоге), богатый декор этих предметов настолько
своеобразен, что оснований датировать их, а соответственно, и весь клад XVII–XVI веками до н. э., как это делают некоторые исследователи (см.: Никулина 1999. С. 218–228), нет
(Kaiser 1997. S. 115; Treister 2002. P. 254). В известной степени
параллель этому декору, но не в форме рядов шишечек
(ил. 7), а в виде ромбических выступов, расположенных
между диагональными линиями, мы находим на втулке
бронзового топора-молотка из гробницы E в могильнике
Аладжауюк (Koşay 1951. P. 64. Pl. 166, 1 E 7; Kat. Tokio 1985.
No. 57), которая датируется второй половиной III тыс. до н. э.,
хотя не исключено, что относится и к первой половине
III тыс. до н. э. (http://www.bergbaumuseum.de/web/am-alacahoyuk). Очевидно, речь не идет о случайном совпадении,
так как декор втулок троянских топоров-молотков свидетельствует о том, что они являлись воспроизведением металлических топоров.
Сравнение отдельных находок из кладов с параллелями,
происходящими из датированных погребений некрополя
Ура в Месопотамии показало, что золотой соусник из клада А
(ил. 4, 3) может быть сопоставлен с овальными чашами из
погребений царского некрополя, датирующимися III раннединастическим периодом, или ок. 2600–2334 годов до н. э.
Месопотамские параллели ручкам в виде двойных выступов с вертикальными отверстиями на флаконе (Кат. Москва
1996. № 3) (ил. 5, 1) и фрагментированном сосуде с шаровидным туловом (Koch, Born 2001. S. 252–266) (ил. 5, 2) из клада А,
широко представленные на сосудах из бронзы и драгоценных металлов из царского некрополя Ура (Müller-Karpe 1993.
S. 129. Taf. 58. Nr. 819, 826, 827; Taf. 59, 60; Müller-Karpe 2004.
S. 48–49. Nr. 1050–1051, 1058–1063; Taf. 62–63; cм. также:
Weber, Zettler 1998. P. 128–132. Nos. 97–104) и других памятников Месопотамии (Müller-Karpe 2004. S. 5. Nr. 64. Taf. 6;
Helwing, Müller 2004. S. 92. Nr. 2283. Taf. 139) показали, что
в большинстве своем они встречаются на сосудах из погребений периода IIIa, которые датируются в рамках 2600–
2500 годов до н. э. (см. подробно: Treister 2002. P. 246–250).
Близкими параллелями носикам-сливам троянского соусника являются сливы керамических сосудов, возможно светильников или сосудов для возлияний, известных по находкам в Лерне на Пелопоннесе и на Кикладах и являвшихся
одной из ведущих керамических форм II раннеэлладского
периода и переходного периода к III раннеэлладскому. Четыре типа таких сосудов, относящиеся к фазам Лерна IIIA–
IIID, датируются примерно между 2600 и 2200 годами до н. э.
(Maran 1998. Teil I. S. 10, 15; Teil II. Taf. 10, 1–4; 80). Подобные по
форме золотые сосуды хранятся в Лувре и Музее Израиля
(Weinberg 1969. P. 3–8; Reinholdt u. a. 2008. S. 83).
В середине 1990-х годов Д. Истоном была разработана относительная и абсолютная хронология троянских кладов,

Ил. 7.Лазуритовый топор из клада L, общий вид и деталь (ГМИИ)
Abb. 7. Axt aus Lapis-Lazuli aus Schatz L, Gesamtansicht und Detail (GMII)

sondern aus Rhomben findet sich um das Schaftloch eines bronzenen Axthammers aus Grab E von Alaca Höyük (Koşay 1951. P.
64. Pl. 166, 1 E 7; Kat. Tokio 1985. No. 57), das in die zweite Hälfte
des 3. Jahrtausends v. Chr. datiert worden ist, obwohl nicht ausgeschlossen werden kann, dass es auch in die erste Hälfte gehören könnte (http://www.bergbaumuseum.de/web/am-alacahoyuk). Offensichtlich wird, dass diese Ähnlichkeit nicht zufällig ist, sondern die trojanischen Hammeräxten eindeutig
metallische Vorbilder besitzen.
Ein Vergleich von einzelnen Funden aus den Schätzen mit
den Parallelen aus den gut datierten Gräbern der Nekropole
von Ur in Mesopotamien zeigt, dass z. B. die goldene Sauciere
aus Schatz A (Abb. 4, 3) mit den ovalen Schalen dieser königlichen Grabstätte, die in die Früh-Dynastie-Zeit des 3. Jahrtausends bzw. zwischen 2600 und 2334 v. Chr. datiert werden, in
Beziehung zu setzen ist. Doppelte Ösen wie bei einem Silbergefäß aus Schatz A (Kat. Moskau 1996. Nr. 3) (Abb. 5, 1) und einem
weiteren, nur fragmentarisch erhaltenen und rekonstruierten
bauchigen Silbergefäß aus dem gleichen Schatz (Koch, Born
2001. S. 252–266) (ил. 5, 2) (Abb. 5, 2) finden sich ebenso bei
Bronze- und Edelmetallgefäßen in Ur (Müller-Karpe 1993. S. 129.
Taf. 58. Nr. 819, 826, 827; Taf. 59, 60; Müller-Karpe 2004. S. 48–49.
Nr. 1050–1051, 1058–1063; Taf. 62–63; siehe auch Weber, Zettler
1998. P. 128–132. Nos. 97–104) und weiteren Fundorten in Mesopotamien (Müller-Karpe 2004. S. 5. Nr. 64. Taf. 6; Helwing, Müller
2004. S. 92. Nr. 2283. Taf. 139). Sie gehören mehrheitlich in die
Periode IIIa, die zwischen 2600–2500 v. Chr. datiert wird (siehe
ausführlich Treister 2002. P. 246–250).
Enge Parallelen zu den Ausgüssen der Sauciere, die eventuelle Lampen oder Trankopfer-Gefäße sind, gibt es auch aus Lerna
auf dem Peloponnes und von den Kykladen. Sie stellen eine
Leitform des Frühhelladikums II und des Übergangs zum Frühhelladikum III dar. Vier solche Gefäße aus den Phasen Lerna IIIA–
IIID lassen sich auf den Zeitraum zwischen 2600 und 2200 v. Chr.
datieren (Maran 1998. Teil I. S. 10, 15; Teil II. Taf. 10, 1–4; 80). Von
der Form her ähnliche Goldgefäße befinden sich im Louvre und
im Israel Museum in Jerusalem (Weinberg 1969. P. 3–8; Reinholdt
u. a. 2008. S. 83).

во многом базирующаяся на разработках К. Биттеля (Bittel
1959. S. 18–19), который впервые разделил клады на: 1) закрытые комплексы, найденные в цистовой конструкции (A)
и в керамических сосудах (C, D, F, E, I, M); 2) находки, сделанные при расчистке полов и слоев разрушений зданий (B, D,
J, K) и 3) находки с неопределенным контекстом, которые
можно рассматривать как случайные (O, K, R, S; о контексте
находки R см.: Easton 2002. P. 102, 132–133; Ünlüsoy 2010. S. 20).
Согласно периодизации Истона, основанной на анализе известных и реконструируемых обстоятельств находок, к ранней группе кладов, относящейся к средней фазе Трои II,
которые не были спрятаны преднамеренно, а найдены на
полах помещений или в слоях разрушенных зданий, принадлежат клады R1-2, N, G и Q. Следующая хронологическая
группа представлена специально спрятанными кладами,
к которым принадлежат комплексы A, B, C, J, F и L, относящиеся к позднему периоду Трои II. К этой же группе Истон относил и клады, не спрятанные специально, — D, K, E, O S1-2
(Easton 1997. P. 194–197). Касаясь абсолютной хронологии
кладов в связи с публикацией серег в форме корзиночек,
хранящихся в Пфорцхайме и выставленных на аукционе
Кристи, параллели которым происходят из троянских кладов A, C. E, J, то есть поздних, по его классификации, Д. Истон
полагает, что они происходят из горизонта, погибшего в пожаре ок. 2250/2150 годов до н. э. (Easton 2000. P. 249).

Mitte der 1990ger Jahre wurde von D. Easton die relative und
absolute Chronologie der trojanischen Schätze erarbeitet, die in
vielem auf der Gliederung von K. Bittel (Bittel 1959. S. 18–19) basiert, der zum ersten Mal die Schätze einteilte in:
1) geschlossene Komplexe, gefunden in einer Steinkistenkonstruktion (A) und in keramischen Gefäßen (C, D, F, E, I, M);
2) Funde, die bei der Freilegung von Fußböden und in Zerstörungshorizonten der Gebäude gemacht wurden (B, D, J, K);
3) Zufallsfunde ohne Kontext (O, K, R, S; über den Fundkontext siehe: Easton 2002. P. 102, 132–133; Ünlüsoy 2010. S. 20).
Entsprechend der chronologischen Gliederung von Easton,
die auf der Analyse bekannter und zu rekonstruierender Begleitumstände der Funde beruht, gehören zu ältesten Funden,
die nicht absichtlich versteckt waren, sondern sich auf Fußböden oder in den Schuttschichten von Räumen in zerstörten Gebäuden fanden, die Schätze R1–2, N, G und Q, die in die mittlere
Phase von Troja II gehören sollen.
Die folgende chronologische Gruppe besteht aus intentionell verborgenen Schätzen, zu denen A, B, C, F, J und L gehören.
Sie sind der späten Periode Troja II zuzuordnen. Zu dieser Gruppe zählt Easton auch die Schätze, die nicht intentionell versteckt
waren — D, K, E, O, S1–2 (Easton 1997. P. 194–197). Bei der Betrachtung der absoluten Chronologie der Schätze in Zusammenhang mit der Publikation der Körbchenohhringe, die im
Museum von Pforzheim aufbewart werden sowie bei Christie‘s

1

2

7, деталь/Detail

3

Ил. 6. Фигурка как возможный элемент декора сосуда: 1 – бронзовая
фигурка из клада K (ГМИИ); 2 – серебряный флакон из клада А (ГМИИ);
3 – глиняный сосуд из Трои (мегарон на участке G6; Чанаккале,
Археологический музей; по: Sazcı 2007)
Abb. 6. Bronzefigur als mögliche Attasche eines Gefäßes.
1 – Bronzefigur aus Schatz K (GMII); 2 – silberne Flasche aus Schatz A (GMII);
3 – Keramikgefäß aus Troja, Megaron im Grabungsareal G6 (Çanakkale,
Archäologisches Museum; nach Sazcı 2007)

von N. Schischlina über den Borodino-Schatz in diesem Band),
ist die reiche Verzierung der trojanischen Äxten so eigentümlich,
dass es keinen Anlass gibt, den Schatz L, so wie es einige Forschern machen (Никулина 1999. С. 218–228), nach dem Schatz
von Borodino in das 17. bis 16. Jahrhundert v. Chr. zu datieren
(Kaiser 1997. S. 115; Treister 2002. P. 254). Eine bis zu einem gewissen Grad ähnliche Verzierung um das Schaftloch, wenn auch
nicht aus Buckeln wie auf den trojanischen Prunkäxten (Abb. 7),

148

149

Михаил Трейстер. Троянские клады

Mikhail Treister. Die trojanischen Schätze

Придерживаясь разделения кладов на две группы — специально спрятанных и «случайных», К. Баххубер (Bachhuber
2009. P. 1–18) разбивает клады также на две хронологические группы, при этом он использует информацию о контексте находок, представленную Д. Истоном, в том числе в его
опубликованной в 2002 году диссертации (Easton 2002).
К ранней, которая объединяет так называемые unintentional
deposits, он относит клады R1, N, G и Q, связывая их с разрушением мегаронов, произошедшим в конце XXV века до
н. э., к поздней — так называемые intentional deposits, клады
A, B, C, J, F. L, которые он относит к периоду поздней Трои II —
Трои III, в абсолютных датах — к XXIV–XXIII векам до н. э.
(Bachhuber 2009. P. 3. Fig. 2, 6). Не совсем понятно, в какой
хронологический горизонт при этом попадают клады D, K, E,
O S1-2, которые Истон также относил к поздней группе.
Существуют и другие точки зрения на хронологию кладов. Так, стратиграфический анализ реконструированных
М. Корфманом обстоятельств находки клада А с учетом известных на тот момент первых результатов анализов 14С
привел исследователя к выводу о том, что этот клад может
датироваться временем ок. 2500 года до н. э. или относиться даже к несколько более раннему времени (Korfmann
2001-I. S. 224–225; Korfmann 2001-II. S. 378–380). Подробное
исследование обстоятельств находок кладов, уточнение их
стратиграфических позиций позволило Г. Сачи разделить
комплексы, относящиеся к периоду Трои II, на три хронологические группы. К древнейшим он относит клады А и O.
Ко второй группе — клады B, G, J, L, N, Q, возможно и клады
C, O и R, а также отдельные находки золотых украшений из
раскопок К. Блегена и М. Корфмана, принадлежащие к периоду функционирования мегаронов. Наконец, клады D, E, F, K,
M, возможно, также клад R и золотые украшения из слоя
Троя IIg (по стратиграфической схеме К. Блегена) и находки
из мегарона на участке FG6 отнесены исследователем к
позднейшей фазе периода Трои II. При этом для каждой
группы комплексов приводятся калибрированные даты по
14
C: для первой — 2670–2570, второй — 2650–2350, для третьей — 2290–2190 годы до н. э. (Sazcı 2006. S. 247; Sazcı,
Treister 2006. S. 215; Sazcı 2007. P. 361). Как видно, безупречной эту схему назвать нельзя. Во всяком случае, клад О попадает и в первую, и, возможно, во вторую группу, а клад
R — или во вторую, или в третью. Также вызывает сомнение
отнесение достаточно убедительно синхронизируемых на
основании анализа вещей кладов А, O и D, F — первых двух
к древнейшей, а последних двух — к позднейшей группе.
Как видно, наблюдения, основанные на анализе взаимовстречаемости предметов в кладах с привязкой их к абсолютным хронологиям Междуречья, и наблюдения, основанные на анализе имеющейся информации об обстоятельствах находок кладов и реконструкции контекста их
находок, дают различные результаты. Впрочем, наблюдения
над реконструируемым контекстом находок приводят различных исследователей в некоторых случаях к диаметрально противоположным выводам, касающимся в том числе
особенно важных кладов — таких, как A и L.
В недавно защищенной диссертации С. Юнлюсоя, посвященной Трое периода II, суммированы все имеющиеся
на сегодняшний день данные по калибрированным 14С анализам (Ünlüsoy 2010. S. 173–175. Taf. 120). Эти данные на сегодняшний день не позволяют растягивать клады на столетия: очевидно, что начало фазы IIa1 относится к началу XXV
века до н. э., тогда как фазы IIb2, 4 относятся к концу этого
столетия и началу XXIV века до н. э. Хотя убедительных

verkauft wurde und die Parallelen in den trojanischen Schätzen
A, C, E und J, d. h. aus den, nach der Klassifikation Eastons, späteren Schätzen, finden, schreibt der Forscher, dass diese aus einer Siedlungsphase stammen, die bei einem Brand um
2250/2150 v. Chr. zugrunde ging (Easton 2000. P. 249).
K. Bachhuber (Bachhuber 2009. P. 1–18) greift die Einteilung
der Schätze in zwei Gruppen, speziell in Versteck- und Zufallsfunde auf und unterscheidet ebenfalls zwei chronologische
Gruppen auf der Basis der Informationen von Easton, auch unter Berücksichtigung seiner 2002 veröffentlichten Dissertation
(Easton 2002). Zu der früheren, die die so genannten „unintentional deposits“ umfasst, zählt er die Schätze R1, N, G, und Q und
verbindet ihre Deponierung mit der Zerstörung der Megara am
Ende des 25. Jahrhunderts v. Chr. Die jüngere Gruppe von so
genannten „intentional deposits“, nämlich die Schätze A, B, C, F,
J und L, datiert er in das späte Troja II bis Troja III, in absoluten
Daten in das 24. bis 23. Jahrhundert v. Chr. (Bachhuber 2009. P.
3. Fig. 2, 6). Nicht ganz verständlich ist, wozu in seiner Klassifikation die Schätze D, K, E, O und S1-2, gehören, die Easton auch in
seine späte Gruppe aufnahm.
Es gibt aber weitere Standpunkte bezüglich der Zeitstellung
der Schätze. So führte die stratigrafische Analyse der von Korfmann rekonstruierten Umstände des Schatzfunds A aufgrund
der bislang bekannten Resultate von 14C-Analysen den Forscher
zu dem Schluss, dass der Schatz A um 2500 v. Chr. oder sogar
etwas früher zu datieren sei (Korfmann 2001-I. S. 224–225;
Korfmann 2001-II. S. 378–380). Detaillierte Forschungen zu den
Fundumständen der Schätze und eine Präzisierung ihrer stratigrafischen Positionen erlaubten G. Sazcı, die zur Periode Troja II
gehörenden Komplexe in drei chronologische Gruppen einzuteilen. Zu den ältesten zählt er die Schätze A und O. Der zweiten
Gruppe rechnet er die Schätze B, G, J, L, N und Q zu, möglicherweise auch die Schätze C, O und R und die Einzelfunde von
Goldschmuckstücken aus den Grabungen Blegens und Korfmanns, die aus der Nutzungszeit der Megara stammen. Die dritte umfasst die Schätze D, E, F, K und M, möglicherweise auch R
und den Edelmetallschmuck aus der Schicht Troja IIg (entsprechend dem stratigrafischen Schema C. Blegens), die Funde aus
dem Megaron sowie diejenigen aus dem Grabungsareal FG6,
die in die späteste Phase der Periode Troja II gehören sollen. Dabei werden für jede Gruppe der Komplexe kalibrierte 14C-Daten
herangezogen: Für die erste: 2670–2570, die zweite: 2650–2350,
die dritte: 2290–2190 v. Chr. (Sazcı 2006. S. 247; Sazcı, Treister
2006. S. 215; Sazcı 2007. P. 361). Wie man sieht, ist auch dieses
Schema nicht tadellos. Der Schatz O gehört laut Sazcı in die erste, aber möglicherweise auch in die zweite Gruppe und der
Schatz R entweder in die zweite oder dritte. Zweifel ruft auch
die Zuordnung der Schätze A und O sowie D und F hervor, die
aufgrund ihrer Inventare überzeugend synchronisiert werden
konnten, denn die ersten beiden werden der ältesten, die letzten beiden der jüngsten Gruppe zugewiesen.
Wie gezeigt werden konnte, führten die typologische Analyse über Vergleichsfunden vor allem aus Mesopotamien, wo eine
absolute Chronologie vorhanden ist, und die Auswertung der
Fundumstände der Schätze zu unterschiedlichen Ergebnissen.
Bemerkenswert ist auch, dass die Untersuchungen der rekonstruierten Fundumständen der Schätze einzelne Forscher zu diametral entgegen gesetzten Schlussfolgerungen veranlasste,
gerade was besonders wichtigen Schätze wie A und L betrifft. In
der kürzlich erschienenen Dissertation S. Ünlüsoys, die der Periode Troja II gewidmet ist, sind alle bis zum heutigen Tag vorhandenen Daten der kalibrierten 14C Analysen zusammengefasst (Ünlüsoy 2010. S. 173–175. Taf. 120). Sie legen nahe, dass

150

оснований для датировки фазы IIc нет, серия анализов для
периода Троя III позволяет достаточно уверенно относить
его начало примерно к 2200 году до н. э., а период перехода
от Трои II к Трое III — к началу XXIII века до н. э. (Ünlüsoy
2010. S. 177–178. Taf. 130). Все это позволяет вполне убедительно датировать большую часть кладов XXV–XXIV веками
до н. э. Это, конечно, не исключает того, что отдельные
предметы из древнейшего клада А — такие, как соусник, —
могли быть изготовлены еще в XXVI веке до н. э.

Аналогии находкам из троянских кладов
в Анатолии, на Переднем Востоке, в бассейне
Эгейского моря и на Балканах
Месопотамские параллели неоднократно отмечались для
некоторых ювелирных изделий из троянских кладов и из
клада, хранящегося в Филадельфии, в частности, для бус
с четырьмя завитками, для серег с подвесками (Bass 1966.
P. 37–39; Maxwell-Hyslop 1989. P. 215–223; Reinholdt 1993.
S. 22–24; Laffineur 2002. P. 238–239; Aruz 2003. P. 243–244). Мы
также касались месопотамских параллелей, происходящих
из царского некрополя Ура, рассматривая золотой соусник
(ил. 4, 3) и серебряные флаконы из клада А (ил. 5). А. МюллерКарпе предполагал, что соусник из Трои мог быть изготовлен в Месопотамии (Müller-Karpe 1993. S. 129, 187), впрочем,
нельзя исключать и его местное изготовление по привозному образцу, учитывая и тот факт, что ручки в виде двойных
трубочек на антропоморфном флаконе с большей долей вероятности заимствованы также из Месопотамии, где они,
однако, использовались не на флаконах, а на овальных чашах. При этом антропоморфные сосуды не известны в Уре,
но представлены в Северо-Западной Малой Азии, откуда
происходят также их подражания в керамике (Treister 2002.
P. 246–249). Отметим, что и на некоторых флаконах из драгоценных металлов (Кат. Москва 1996. № 2, 259; Muscarella 1974.
No. 1) и на керамических сосудах ручки представляют собой
муфты на прямоугольных основаниях с одним вертикальным отверстием (ил. 6, 2). Заслуживает внимания использование подобных ручек на керамических сосудах из Северной Сирии и Киликии. В связи с этим важное значение имеет атрибуция золотой фляги с шаровидным туловом (Кат.
Москва 1996. № 4), которую обычно связывают с так называемыми сирийскими керамическими флягами (см.: Трейстер
1996. С. 220 с лит.; Sazcı, Çalış-Sazcı 2002. S. 462–465. Abb. 12;
Zimmermann 2002. S. 53. Abb. 2; Zimmermann 2005. Fig. 3;
Şahoğlu 2005. P. 345. Note 6; Rahmstorf 2006. S. 55–57.
Abb. 5; Efe 2007. P. 58–59. Fig. 13). Внимание привлекает также серебряный двуручный сосуд из клада А, хранящийся
в Берлине. Внутри этого сосуда были обнаружены следы
ткани, в которую изначально были завернуты золотые
украшения, положенные в сосуд (Born, Völling 2006. S. 64;
Völling et al. 2012. P. 531–538). Предполагается, что аналогичный сосуд изображен на аккадской стеле из района Насирии с изображением выноса военной добычи (Born, Völling
2006. S. 66–67. Abb. 9).
Другое направление связей уводит нас в Центральную
Анатолию. Троянские золотые и серебряные кубки (ил. 4, 2)
имеют близкие аналогии среди серебряных кубков из клада А в Эскияпаре (Toker 1992. P. 52–53. Nos. 28–29; Özgüç,
Temizer 1993. P. 617–61. Fig. 45–46. Pl. 116, 3–4). Из этого же
комплекса происходят близкие параллели многим типам
золотых бус и подвесок (см. подробнее: Трейстер 1996.
С. 212–213; Laffineur 2002. P. 237–238).
Некоторые ювелирные изделия, найденные в троянских
кладах, получили довольно широкое распространение.

die Schätze in einem relativ kurzen Zeitabstand niedergelegt
wurden. Es ist offensichtlich, dass der Beginn der Phase IIa1 an
den Beginn des 25. Jahrhunderts v. Chr. zu setzen ist und die
Phase IIb2,4 an das Ende dieses Jahrhunderts und den Beginn
des 24. Jahrhunderts v. Chr. gehört. Obwohl es keine überzeugenden Daten für die Phase IIc gibt, kann man den Beginn von
Troja III um 2200 ansetzen und den Übergang von Periode II zu
III auf den Beginn des 23. Jahrhunderts v. Chr. (Ünlüsoy 2010.
S. 177–178. Taf. 130). Das ermöglicht, den größten Teil der Schätze hinreichend überzeugend in das 25. und 24. Jahrhundert
v. Chr. einzuordnen, was natürlich nicht ausschließt, dass einzelne Gegenstände aus dem ältesten Schatz A, zum Beispiel die
Sauciere (Abb. 4, 3), bereits im 26. Jahrhundert v. Chr. hergestellt worden sein können.

Analogien zu Gegenständen aus den trojanischen
Schatzfunden in Anatolien, im Vorderen Orient,
in der Ägäis und auf dem Balkan
Es wurde schon oft in der Forschung auf die Parallelen aus Mesopotamien zu einzelnen Schmuckstücken in den trojanischen
Schätzen und in dem Schatz, der in Philadelphia aufbewahrt
wird, hingewiesen, insbesondere für die Perle mit vier Spiralwindungen oder für die Ohrringe mit Anhängern (Bass 1966.
P. 37–39; Maxwell-Hyslop 1989. P. 215–223; Reinholdt 1993.
S. 22–24; Laffineur 2002. P. 238–239; Aruz 2003. P. 243–244). Wir
erwähnten bereits die Vergleichsfunde aus der königlichen Nekropole von Ur bei der Betrachtung der goldenen Sauciere
(Abb. 4, 3) und der silbernen Gefäße mit Ösenhenkeln aus
Schatz A (Abb. 5). A. Müller-Karpe vermutete, dass die Sauciere
aus Troja in Mesopotamien hergestellt worden sein könnte
(Müller-Karpe 1993. S. 129, 187). Eine Herstellung in Troja selbst
aufgrund östlicher Vorbilder ist aber ebenfalls möglich, vor allem bezüglich der Doppelösenattaschen auf dem anthropomorphen Gefäß, die von Mesopotamien übernommen sein
könnten. Allerdings wurden solche Ösenhenkel in Mesopotamien bei ovalen Schalen und nicht bei Fläschchen verwendet.
Gefäße mit anthropomorphen Elementen wie in Troja sind in Ur
nicht bekannt, waren aber im nordwestlichen Kleinasien verbreitet, woher auch die Nachahmungen aus Keramik stammen
(Treister 2002. P. 246–249). Einige der Edelmetallfläschchen (Kat.
Moskau 1996. Nr. 2, 259; Muscarella 1974. No. 1) (Abb. 6, 2) und
Keramikgefäße (Abb. 6, 3) weisen vertikale Ösen auf, die auf
rechteckigen Platten montiert sind. Ähnliche Ösenhenkel finden sich auch bei Keramikgefäßen aus Nordsyrien und Kilikien.
Aufmerksamkeit verdient in diesem Zusammenhang die Bestimmung der goldenen Kugelflasche aus Schatz A (Abb. 4, 1),
die man mit den so genannten „syrischen“ Keramikgefäßen in
Verbindung bringt (siehe Treister 1996. S. 218 mit Lit.; Çalış-Sazcı
2002. S. 462–465. Abb. 12; Zimmermann 2002. S. 53. Abb. 2;
Zimmermann 2005. Fig. 3; Şahoğlu 2005. P. 345. Note 6;
Rahmstorf 2006. S. 55–57. Abb. 5; Efe 2007. P. 58–59. Fig. 13). Zu
nennen ist auch ein zweihenkliges Silbergefäß aus Schatz A:
eine digitalmikroskopische Untersuchung des Gefäßinneren in
Berlin durch N. Reifarth ergab Spuren eines organischen Gewebes, in das vermutlich der Goldschmuck eingewickelt gewesen
war, der sich bei Auffindung darin fand (Born, Völling 2006.
S. 64; Völling et al. 2012. P. 531–538). Ein entsprechender Kantharos ist auf einer akkadischen Stele aus dem Bezirk Nasiria zu
sehen, der einen Fries von Trägern mit Kriegsbeute darstellt
(Born, Völling 2006. S. 66–67. Abb. 9).
Weitere Verbindungen führen uns nach Zentralanatolien.
Die trojanischen Gold- und Silberbecher (Abb. 4, 2) haben
nahe Parallelen in den Silberbechern aus Schatz A in Eskiyapar
(Toker 1992. P. 52–53. Nos. 28–29; Özgüç, Temizer 1993. P. 617–

151

Михаил Трейстер. Троянские клады

Mikhail Treister. Die trojanischen Schätze

Хотя с точки зрения формы и конструкции обе троянские
диадемы из клада А уникальны, подвески в виде «идолов»,
украшающие диадемы и серьги в форме корзиночек, находят параллели на широком пространстве от Балкан и Эгейского бассейна на Западе до Сирии и Месопотамии на востоке (см. подробнее: Трейстер 1996. С. 199–200; Sazcı, Treister
2006. S. 213). Височные кольца с различным количеством долек известны в Эгейском бассейне (Полиохни), северной
(Чорум), центральной (клад А в Эскияпаре) и Юго-Западной
Анатолии (Тарс), Иране (Сузы) и в Румынии (см. подробнее:
Трейстер 1996. С. 205, 207; Sazcı, Treister 2006. S. 213). Также
в Полиохни и Эскияпаре имеются параллели серьгам в форме корзиночек (см. подробнее: Трейстер 1996. С. 201–202; Kat.
New York 2003. P. 268–269, 271. Nos. 173a, 174). Параллели круглопроволочным гривнам с шишечками на концах известны
как в Эскияпаре, так и в Эгейском бассейне (Полиохни, Левкас
на острове Итака; см. аналогии: Кат. Москва 1996. № 75; Трейстер 1996. С. 209). Чрезвычайно широко были распространены два типа пронизей из троянских кладов: с четырьмя спиральными завитками, подобные находкам из кладов D и J,
и бабочковидные пронизи, подобные находкам из кладов А
и N, а также из раскопок К. Блегена (Kat. New York 2003. P. 263.
No. 167). Оба типа получают широкое распространение (Трейстер 1996. С. 211–212 с лит.; Aruz 2003. P. 243–244). В частности,
бабочковидные пронизи известны от Эгейского бассейна на
западе, где они были найдены в Кап-Колонна на острове Эгина
и Полиохни, до Ирана (могильник Тепе-Гиссар IIIB), Туркмении
(могильник Алтындепе) и долины Инда (могильник Мохенджо-Даро) на востоке; при этом они были широко распространены в Анатолии (Эскияпар, Кюльтепе, Караташ-Семаюк)
(Трейстер 1996. C. 212 с лит.; Aruz 2003. P. 243; Kat. New York
2003. P. 231–232. No. 158; P. 393–394. No. 280; Reinholdt 2008.
S. 25–26, 126. Taf. 12, 4; S. 128. Taf. 14. Kette B; S. 129. Taf. 15, 1;
Rahmstorf 2010-I. S. 690. Abb. 9; Rahmstorf 2010-II. P. 280–281.
Fig. 9). Отметим также находки таких пронизей на Северном
Кавказе — в кургане № 2 урочища Клады у станицы Новосвободной (Пиотровский 1998. Ил. 24; Rezepkin 2000. S. 52. Nr. 2.
Taf. 22, 6; Кореневский 2011. С. 101, 329. Рис. 102, 2; Kat. New York
2003. P. 296. No. 197). Бронзовая сковородка из клада А находит параллели по форме среди меньших размеров сосудов из
бронзы и электра, найденных в Троаде (Bittel 1959) и кладе А
в Эскияпаре в Центральной Анатолии (Özgüç, Temizer 1993.
P. 619. Fig. 48, 50. Pl. 117, 3a-b), а также в Месопотамии (MüllerKarpe 1995. S. 313. Abb. 51).
Параллели троянским ювелирным изделиям, найденные
в памятниках бассейна Эгейского моря и материковой Греции, уже неоднократно отмечались (см., например, обзор:
Laffineur 2002. S. 239). В частности, из Полиохни (Bernabò
Brea 1976. P. 290. Tav. CCL, 41; CCLII, 11) происходит аналогия
горизонтальным крепежным пластинкам большой диадемы
из клада А (ил. 1, 2). Пронизи из двух положенных друг на
друга концентрических проволочных колец, состоящих из
трех витков проволоки, широко представленные в кладе А,
известны по находкам в кладах из Тиреатиса на Пелопоннесе в Кап-Колонне, а также из Архан на Крите (см.: Reinholdt
1993. S. 5, 15–16. Abb. 1–2, 4–8, 18; Трейстер 1996. C. 212
с лит.; Laffineur 2002. P. 239; Reinholdt 2008. S. 26–27, 125.
Taf. 11, 3; S. 128. Taf. 14. Kette B; S. 129. Taf. 15, 2).
Некоторые предметы из троянских кладов находят параллели на Балканах. К уже отмеченным аналогиям троянским
бронзовым кинжалам (Sazcı, Treister 2006. S. 214. Anm. 117)
и золотым бусам (Christov 2008. P. 219–221) из Болгарии добавим недавние находки в ритуальных комплексах у деревни Дубене в районе Карлово на юге Болгарии узких

618. Fig. 45–46. Pl. 116, 3–4). Aus dem gleichen Komplex
stammen Analogien zu mehreren Typen von Goldperlen und
Anhängern (siehe ausführlich: Treister 1996. S. 208f.; Laffineur
2002. P. 237f.).
Einige Feinschmiedearbeiten, die in den trojanischen Schätzen gefunden wurden, sind ziemlich weit verbreitet. Obwohl
nach Form und Konstruktion beide trojanische Diademe aus
Schatz A Unikate sind, besitzen deren Gehänge und diejenigen
des Körbchenohrschmucks Analogien in weiten Gebieten vom
Balkan und dem Ägäischen Meer im Westen bis Syrien und Mesopotamien im Osten (siehe ausführlich: Treister 1996. S. 199–
200; Sazcı, Treister 2006. S. 213). Lockenringe mit unterschiedlich vielen Stäbchen gibt es aus dem ägäischen Raum (Poliochni), aus Nord- (Çorum), und Zentralanatolien (Schatz A in
Eskiyapar) und auch aus Südwestanatolien (Tarsus), dem Iran
(Susa) und Rumänien (siehe ausführlicher: Treister 1996. S. 203–
205; Sazcı, Treister 2006. S. 213). In Poliochni und Eskiyapar fanden sich auch Parallelen zu den Körbchenohrringen (siehe ausführlich: Treister 1996. S. 201–202; Kat. New York 2003. P. 268–269,
271. Nos. 173a, 174). Halsringe aus im Querschnitt rundem Draht
mit Knopfenden gibt es sowohl in Eskiyapar als auch in der Ägäis (Poliochni, Leukos auf der Insel Ithaka) (vgl. hierzu Kat. Moskau
1996. Nr. 75; Treister 1996. S. 207f.). Außerordentlich weit verbreitet sind zwei Typen von Schiebern aus der trojanischen Schätzen (Treister 1996. S. 210f. mit Lit.; Aruz 2003. P. 243–244), solche
mit vier Spiralen, wie sie in den Schätzen D und J vorkommen,
sowie röhrenförmige Perlen mit seitlichen Lappen wie in den
Schätzen A und N, sowie aus den Grabungen C. Blegens (Kat.
New York 2003. P. 263. No. 167 mit Lit.). Insbesondere die Lappenperlen (bzw. Scheiben- oder Schmetterlingsperlen) waren verbreitet von der Ägäis im Westen, wo sie in Kap Kolonna auf der
Insel Ägina und Poliochni gefunden wurden, bis zum Iran (TepeHissar IIIB), Turkmenien (Altyndepe) und in das Indus-Tal (Mohenjo-Daro) im Osten. Dabei sind sie in Anatolien (Eskiyapar,
Kültepe, Karataş-Semayük) weit bekannt (Treister 1996. S. 210
mit Lit.; Aruz 2003. P. 243; Kat. New York 2003. P. 231–232. No.
158; P. 393–394. No. 280; Reinholdt 2008. S. 25–26, 126. Taf. 12,
4; S. 128. Taf. 14. Kette B; S. 129. Taf. 15, 1; Rahmstorf 2010-I.
S. 690. Abb. 9; Rahmstorf 2010-II. P. 280–281. Fig. 9). Bemerkenswert sind auch die Funde solcher Perlen im Nordkaukasus — im Grabhügel Nr. 2 in der Schlucht Klady bei dem Kosakendorf Novosvobodnaja (Пиотровский 1998. Ил. 24; Rezepkin
2000. S. 52. Nr. 2. Taf. 22, 6; Кореневский 2011. С. 101, 329. Рис.
102, 2; Kat. New York 2003. P. 296. No. 197). Zu der bronzenen
Stielpfanne aus Schatz A gibt es Vergleichsstücke kleineren Maßes aus Bronze und Elektron aus der Troas (Bittel 1959), im
Schatz A von Eskiyapar in Zentralanatolien (Özgüç, Temizer
1993. P. 619. Fig. 48, 50. Pl. 117, 3a-b) sowie auch in Mesopotamien (Müller-Karpe 1995. S. 313. Abb. 51).
Parallelen zu trojanischem Schmuck aus der ägäischen Inselwelt und dem kontinentalen Griechenland wurden schon
öfter behandelt (siehe z. B. Übersicht: Laffineur 2002. P. 239).
Insbesondere aus Poliochni (Bernabò Brea 1976. P. 290. Tav.
CCL, 41; CCLII, 11) stammt ein Vergleichsstück zu dem horizontalen Schieber in dem Gehänge des großen Diadems aus
Schatz A (Abb 1, 2). Ringscheibenperlen, die aus zwei aufeinanderliegenden konzentrischen, aus drei oder vier zusammengelöteten Drahtwindungen bestehen und die in mehreren
Exemplaren in Schatz A vorkommen, sind bekannt aus Thyreatis auf der Peloponnes, aus Kap Kolonna sowie auch aus Archanes auf Kreta (siehe Reinholdt 1993. S. 5, 15–16. Abb. 1–2, 4–8,
18; Treister 1996. S. 211 mit Lit.; Laffineur 2002. P. 239; Reinholdt
2008. S. 26–27, 125. Taf. 11, 3; S. 128. Taf. 14. Kette B; S. 129.
Taf. 15, 2).

152

золотых пластинок с отверстиями, которые находят ближайшие параллели среди упомянутых выше предметов из
кладов А и F, предположительно определенных нами как заготовки для изготовления бус; впрочем, издатели находок
из Дубене считают пластинки разделителями низок бус. Возможно, это справедливо, учитывая находки близких по форме предметов вместе с бусами из различных материалов
в погребении 7 могильника Телль Банат в Сирии (Kat. New
York 2003. P. 185. Nо. 123).
Находка топора из лазурита в Трое свидетельствует
о том, что этот редкий минерал, добывавшийся в бадахшанских рудниках в Афганистане, мог попасть в Трою вместе
с оловом, которое также разрабатывалось в Бадахшане
и использовалось в Трое для легирования бронзы. Это
мнение уже неоднократно высказывалось в литературе
(см.: Трейстер 1996. С. 239 с лит.; Apakidze 1999. S. 511, 513,
520; Easton et al. 2002. P. 103; Rahmstorf 2010-I. S. 689–691;
Rahmstorf 2010-II. P. 279–280; Schoop 2011-II. P. 32). Косвенно
возможность попадания лазурита в Трою подтверждает
широкое распространение оловянных бронз именно с середины III тыс. до н. э. в Месопотамии, Малой Азии, на
Ближнем Востоке и на Балканах (Hauptmann, Pernicka 2004;
Rahmstorf 2006. S. 83–84; Rahmstorf 2010-I. S. 683–685.
Abb. 6), хотя аналитических подтверждений происхождения олова именно из Афганистана нет и нельзя исключать
возможности его происхождения из Узбекистана, Таджикистана или Восточного Казахстана (Pernicka 1998; Parzinger
2002. S. 159–177; Weisgerber, Cierny 2002. S. 179–186; Parzinger
2003. S. 287–296; Weisgerber 2009. S. 235–258), тем более что
для древнейших разработок в Северном Таджикистане
получены радиокарбонные датировки второй половиной
III тыс. до н. э. (http://www.bergbaumuseum.de/web/moarprojekte-mittelasien), а исследование бронзовых изделий
и оловянной бусины из Восточного Казахстана показало их
близость по соотношению изотопов свинца к находкам
из Трои и Троады эпохи ранней бронзы (Stöllner u. a. 2011.
P. 247–248. Fig. 18). В любом случае вне зависимости от того,
был ли сделан троянский топор из бадахшанского лазурита
или материал для его изготовления происходит из других
известных месторождений этого минерала, расположенных на Урале, Памире или даже в районе Байкала (см. обзор
месторождений лазурита: Zöldföldi et al. 2006. P. 354–355.
Fig. 1), речь идет о месторождениях, находящихся на расстоянии тысяч километров к востоку от Трои, что предполагает существование системы торговых контактов, выходящих далеко за пределы так называемой Anatolian Trade
Network, которая, по мнению исследователей, объединяла
Анатолию, центры Эгейского бассейна, Балканский полуостров и Северную Сирию (Şahoğlu 2005. P. 339–361; ср.: Efe
2007. P. 60–62. Fig. 17a: Great Caravan route between Cilicia and
the Troad) или «переплетающихся региональных сетей обмена», которые объединяли территории от Эгейского бассейна на западе до Месопотамии на востоке (Reinholdt u. a.
2008. S. 91–97).
Вероятнее всего, к материалам, попадавшим в Трою издалека, относится и янтарь, из которого сделаны бусы, найденные в кладе L. Не исключено балтийское происхождение материала, тем более что технологические исследования доказали именно такое происхождение янтаря,
использовавшегося для изготовления украшений, найденных в погребениях позднего бронзового века в Сирии
(Mukherjee et al. 2008. P. 49–59), и довольно широко распространенного в микенскую эпоху в Греции и Эгейском бассейне.

Einige Gegenstände aus den trojanischen Schätzen besitzen
auch Vergleichsstücke von der Balkanhalbinsel. Neben den bekannten Parallelen zu den trojanischen Bronzedolchen (Sazcı,
Treister 2006. S. 214. Anm. 117) und den Goldperlen (Christov
2008. P. 219–221) aus Bulgarien sind noch Neufunde aus den
rituellen Komplexen bei Duben, Kr. Karlovo, Südbulgarien zu
nennen. Es sind gelochte Goldstreifen, wie sie in den trojanischen Schätzen A und F vorkommen und die als Halbfabrikate
zur Herstellung von Perlen angesehen werden könnten. Die
Herausgeber der Funde aus Duben interpretieren sie allerdings
als Schieber. Wenn man ähnliche Funde aus dem Grab 7 von
Tell Banat in Syrien berücksichtigt, wo solche Objekte zusammen mit Perlen aus unterschiedlichen Materialien gefunden
wurden (Kat. New York 2003. P. 185. Nо. 123), könnte diese Zuweisung richtig sein.
Die Meinung, dass das seltene Gestein Lapis Lazuli (Lasurit),
aus dem eine der Äxte aus Schatz L gefertigt ist, und das in Badachschan in Afghanistan gefördert wurde, zusammen mit
Zinn aus den dortigen Lagerstätten, nach Troja gelangte, wurde schon mehrfach geäußert (Treister 1996. S. 235 mit Lit.;
Apakidze 1999. S. 511, 513, 520; Easton et al. 2002. P. 103;
Rahmstorf 2010-I. S. 689–691; Rahmstorf 2010-II. P. 279–280;
Schoop 2011-II. P. 32). Indirekt bestätigt die Möglichkeit des Imports von Lasurit nach Troja die weite Verbreitung von Zinnbronzen gerade seit der Mitte des 3. Jahrtausends in Mesopotamien, Kleinasien, im Nahen Osten und auf dem Balkan
(Hauptmann, Pernicka 2004; Rahmstorf 2006. S. 83–84;
Rahmstorf 2010-I. S. 683–685. Abb. 6), auch wenn es bislang
keine analytischen Nachweise für die Herkunft des Zinns aus
Afghanistan gibt. Es lässt sich aber nicht ausschließen, dass das
Zinn auch aus Usbekistan, Tadschikistan oder Ostkasachstan
stammen könnte (Pernicka 1998; Parzinger 2002. S. 159–177;
Weisgerber, Cierny 2002. S. 179–186; Parzinger 2003. S. 287–
296; Weisgerber 2009. S. 235–258), umso mehr, als für Nordtadschikistan Radiokarbon-Datierungen für die zweite Hälfte des
dritten Jahrtausends vorliegen (http://www.bergbaumuseum.
de/web/moar-projekte-mittelasien) und Untersuchungen von
Bleiisotopen von Bronzen und einer Zinnperle aus Ostkasachstan deren Nähe zu den frühbronzezeitlichen Funden aus Troja
und der Troas belegen (Stöllner u. a. 2011. P. 247–248. Fig. 18). In
jedem Falle, unabhängig davon, ob die trojanische Axt aus Lasurit hergestellt wurde, der aus Badachschan oder aber aus anderen bekannten Lagerstätten im Ural, Pamir oder sogar im
Gebiet des Baikal stammt (siehe Übersicht zum Lapis LazuliVorkommen: Zöldföldi et al. 2006. P. 354–355. Fig. 1), geht es
um Vorkommen, die in einer Entfernung von tausenden von
Kilometern östlich von Troja liegen. Das spricht für das Vorhandensein eines Systems von Handelskontakten, die weit hinausgehen über die Grenzen des so genannten „Anatolien Trade
Network“, das Anatolien, die Ägäis, die Balkanhalbinsel und
Nordsyrien umfasst (Şahoğlu 2005. P. 339–361; vgl.: Efe 2007.
P. 60–62. Fig. 17a: Great Caravan route between Cilicia and the
Troad), oder die „inter-locking regional exchange networks“, die
Territorien zwischen der Ägäis im Westen und Mesopotamien
im Osten vereinigen (Reinholdt u. a. 2008. S. 91–97).
Sehr wahrscheinlich ist, dass zu den von weither nach Troja
importierten Materialien auch der Bernstein gehörte, aus
dem die in Schatz L gefundenen Perlen hergestellt worden
sind. Er könnte aus dem Baltikum stammen, da sogar die baltische Herkunft von Bernstein aus Gräbern der späten Bronzezeit in Syrien nachgewiesen werden konnte (Mukherjee et al.
2008. P. 49–59) und baltischer Bernstein auch in der mykenischen Zeit in Griechenland sowie in der Ägais ziemlich weit
verbreitet war.

153

Михаил Трейстер. Троянские клады

Mikhail Treister. Die trojanischen Schätze

Троя как важный центр металлообработки эпохи
ранней бронзы

Troja als wichtiges Zentrum der Metallverarbeitung
der frühen Bronzezeit

Предпринятый выше анализ троянских кладов в контексте
современных данных о развитии горного дела и металлообработки в Анатолии наглядно свидетельствует о том, что
в середине III тыс. до н. э. Троя, благодаря удачному местоположению на перекрестке морских и сухопутных путей,
связывающих Европу и Азию, Средиземное море с Черным
(Korfmann 2001-III. S. 357, 361–368. Abb. 385; Şahoğlu 2005.
P. 345–346; Kouka 2009. P. 36–37; Rahmstorf 2010-I. S. 691–692),
обилию металлических месторождений, становится одним
из центров аккумуляции богатства и, соответственно, притяжения мастеров-ювелиров, торевтов и бронзолитейщиков. При раскопках в Трое были неоднократно найдены литейные формы, тигли и наконечники мехов (см.: Трейстер
1996. С. 235 с лит.; Easton 2002. P. 328). В Троаде и на западе
Малой Азии известны многочисленные месторождения
различных металлов, разрабатывавшиеся в древности
(Pernicka u. a. 1984. S. 533–536, 569–570. Abb. 22–23; Wagner,
Öztunalı 2000. S. 35–40; Pernicka et al. 2003. P. 151–160). Исследование на изотопы свинца серебряных сосудов из клада А,
хранящихся в Берлине, показало, что с наибольшей вероятностью металл происходит из рудников, расположенных
или на острове Фазос, или на северо-западе Малой Азии
(Romer, Born 2009. P. 23–27).
Выше упоминались найденные в троянских кладах предметы, которые могут быть определены как полуфабрикаты
и заготовки для ювелирных изделий. Несомненно, с ювелирным производством следует связывать находки мелких
золотых глобул, а также мелких серебряных и золотых слитков в конгломерате из клада L (Кат. Москва 1996. № 217). Золотые, электровые, серебряные и бронзовые слитки были
найдены в различных троянских кладах (A, C, E, K). Более
того, некоторые изделия из кладов — такие, как разорванные и смятые браслеты, украшенные двойными спиралями,
из клада D, — вряд ли подлежали починке, их следует рассматривать скорее как материал для будущих ювелирных
изделий. Таким образом, крупнейшие из троянских кладов
свидетельствуют об их хотя бы частично производственном
характере, как бы мы ни определяли их функцию — в качестве кладов ювелиров, строительные жертвы или погребальный инвентарь. Наконец, следует принять во внимание
то, что отдельные детали форм и элементы декора связывают между собой украшения различных категорий (диадемы,
серьги, височные кольца, булавки, браслеты), найденные
в Трое, Троаде и Полиохни. То же самое отчасти справедливо и для сосудов из драгоценных металлов: вертикальные
петлевидные ручки близких форм представлены на золотом
соуснике из Трои (ил. 4, 3), на серебряном с венчиком и ножкой с обкладками из электра кубке из бывшего собрания
Н. Шиммеля (Muscarella 1974. Nо. 2; Sazcı 2007. P. 345, Tr-G16)
и на серебряном depas amphikypellon в собрании Британского музея (Strong 1966. P. 27. Fig. 2; Sazcı 2007. P. 349, Tr-G19
с лит.), вероятно происходящих из Троады. Все это дает веские основания для предположения о том, что в середине III
тыс. до н. э. Троя стала важным центром обработки драгоценных металлов. Развитие тончайших техник ювелирного
дела, возможно, сопровождалось использованием увеличительной оптики, хотя вопрос о том, можно ли рассматривать
в качестве увеличительного стекла линзу из клада L, вызывает дискуссию (Plantzos 1997. P. 453; Laffineur 2002. P. 241).
Многочисленные изделия из троянских кладов демонстрируют высокий уровень технологии ювелирного дела —

Obige Ausführungen zu den trojanischen Schätzen im Kontext
der derzeitigen Kenntnisse über Bergbau und Metallverarbeitung in Anatolien belegen anschaulich, dass zur Mitte des
3. Jahrtausends Troja dank der günstigen Lage an der Kreuzung
von Wasser- und Landwegen, die Europa mit Asien und das Mittelmeer mit dem Schwarzen Meer verbinden (Korfmann 2001III. S. 357, 361–368. Abb. 385; Şahoğlu 2005. P. 345–346; Kouka
2009. P. 36–37; Rahmstorf 2010-I. S. 691–692), und dank der ergiebigen Metallvorkommen zu einem der prosperierenden
Zentren wurde und entsprechend hoch qualifizierte Toreuten
und Bronzegießer anzog. Bei den Ausgrabungen in Troja wurden oft Gussformen, Tiegel und Endstücke von Blasebälgen gefunden (siehe Treister 1996. S. 232; Easton 2002. P. 328). In der
Troas und im Westen Kleinasiens ist der Abbau vieler verschiedener Metalle nachgewiesen (Pernicka u. a. 1984. S. 533–536,
569–570. Abb. 22–23; Wagner, Öztunalı 2000. S. 35–40; Pernicka
et al. 2003. P. 151–160). Die Untersuchung der Blei-Isotope in
den in Berlin befindlichen Silbergefäßen von Schatz A zeigt,
dass mit einiger Wahrscheinlichkeit das Metall aus Bergwerken
stammt, die sich entweder auf der Insel Thasos oder im Nordosten Kleinasiens befanden (Romer, Born 2009. P. 23–27).
Es wurde bereits erwähnt, dass sich in den trojanischen
Schätzen Rohlinge und Halbfertigprodukte fanden. Die kleinen
Goldkugeln und kleinen Gold- und Silberbarren im Konglomerat von Schatz L (Kat. Moskau 1996. Nr. 217) sowie Barren aus
Gold, Silber, Elektron und Bronze in verschiedenen trojanischen
Schätzen (A, C, E, K) sind klare Hinweise der lokalen Schmuckherstellung. Dazu kommt die Tatsache, dass einige der Schmuckstücke in den Schätzen beschädigt sind, z. B. die angerissenen
und verbogenen Armbänder mit Doppelspiralen aus Schatz D
konnten kaum noch repariert werden — sie wurden eher zum
Wiedereinschmelzen vorgesehen gewesen sein. Somit haben
die größten der trojanischen Schätze mindestens teilweise auch
die Bedeutung einer Rohstoffhortung unabhängig davon, ob
man sie als Schätze der Toreuten, als Bauopfer oder Grabinventare interpretiert. Endlich verdient die Tatsache Aufmerksamkeit, dass einzelne vergleichbare Formdetails und Verzierungselemente Schmuckstücke unterschiedlicher Typen miteinander
verbinden, etwa die Diademe, Ohrringe, Anhänger, Ziernadeln
und Armbänder, die in Troja, der Troas und in Poliochni gefunden worden sind. Dasselbe gilt auch für die Edelmetallgefäße:
senkrechte schlingenartige Henkel ähnlicher Form weisen die
goldene Sauciere (Abb. 4, 3), und der silberne Becher aus der
ehemaligen Sammlung N. Schimmel auf, dessen Fuß und Rand
mit Elektronblech verkleidet wurde (Muscarella 1974. Nо. 2;
Sazcı 2007. P. 345, Tr-G16), sowie ein silberner Depas amphikepellon in der Sammlung des Britischen Museums (BMQ 27. 1963.
Taf. XXIXb; Strong 1966. P. 27. Fig. 2; Sazcı 2007. P. 349, Tr-G19).
Die beiden letzteren Gefäße stammen vermutlich aus der Troas.
Das alles liefert gewichtige Gründe für die Annahme, dass in der
Mitte des 3. Jahrtausends v. Chr. Troja zu einem wichtigen Zentrum der Edelmetallverarbeitung wurde. Bei den feinsten Arbeiten im Goldschmiedehandwerk wurden möglicherweise schon
Vergrößerungslinsen verwendet, obwohl die Bestimmung einer
der Linsen aus Schatz L (Kat. Moskau 1996. Nr. 229) als optisches
Gerät umstritten ist (Plantzos 1997. P. 453; Laffineur 2002. P. 241).
Eine Vielzahl der Schmuckstücke in den trojanischen Schätzen belegt ein hohes Niveau der Juwelierkunst, vor allem die
Herstellung von Draht und feinster Goldfolie sowie dem Auflöten von Drähtchen und Granulationskügelchen. Dies zeigte anschaulich die kürzlich erfolgte Untersuchung der in Berlin

154

мастера достигли значительных успехов в изготовлении
проволоки, тонкой золотой фольги, а также в украшении изделий напаянными проволочками (филигрань) и мельчайшими золотыми шариками (зернь). Это наглядно показало
проведенное недавно технологическое исследование обнаруженных в Музеях Берлина золотых бляшек из клада D.
В результате было доказано использование реакционного
припоя при оформлении круглых умбоновидных бляшек
рядом зерни по краю — троянские бляшки демонстрируют
древнейшее известное на сегодняшний день использование этой техники (Born u. a. 2009. S. 19–30). Эта же техника
использовалась для пайки зерни золотых украшений из
найденного в Троаде клада, хранящегося в Филадельфии
(Betancourt 2006. P. 92–94). До проведения этих исследований предполагалось, что многие ювелирные техники,
в частности филигрань, зернь, плетение цепочек «loop-inloop», были заимствованы троянскими мастерами в Месопотамии (Трейстер 1996. С. 236–237; Laffineur 2002. P. 243;
ср. об этих техниках в ювелирном деле Месопотамии:
Moorey 1999. P. 228–232); использование этих техник в некоторых ювелирных изделиях из Эгейского бассейна также
рассматривается как один из аргументов их месопотамского происхождения (см.: Reinholdt u. a. 2008. S. 86). Теперь,
с учетом того, что древнейшие ювелирные изделия с
зернью из Ура являются образцами, украшенными псевдозернью, логично встает вопрос о направлении технологического трансфера (Born u. a. 2009. S. 27–28). На сегодняшний
день очевидно, что возникновение в середине III тыс. до н. э.
в Трое местного центра обработки драгоценных металлов
нельзя объяснять односторонним переносом форм и технологии из Месопотамии, как мы это делали ранее. Весьма
возможно, что это был сложный и разнонаправленный процесс обмена и взаимных заимствований. Наряду с мастерами среднего уровня троянскую школу представляли выдающиеся ювелиры, создавшие уникальные для своего
времени произведения и внесшие заметный вклад в формирование прикладного искусства Греции и Малой Азии II тыс.
до н. э.

Перспективы исследования троянских кладов
Хотя разговоры об исследовании предметов из троянских
кладов естественно-научными методами ведутся с середины 1990-х годов, на сегодняшний день изучены лишь хранящиеся в Берлине серебряные сосуды (Born 1997. S. 110–121;
Koch, Born 2001. S. 252–266; Born, Völling 2006. S. 61–67; Romer,
Born 2009. S. 23–27; Völling et al. 2012. P. 531–538) и золотые
бляшки (Born u. a. 2009. P. 19–30), а также украшения из найденного в Троаде клада, хранящегося в Филадельфии
(Betancourt 2006. P. 89–96). Основная часть найденных в троянских кладах предметов, хранящаяся в Москве, попрежнему остается неизученной. Очевидно, что возможности классического типологического и художественно-исторического подхода в исследовании троянских кладов
практически исчерпаны — остается надеяться, что изучение изделий из драгоценных металлов, бронзы и камня при
помощи новейших естественно-научных методов позволит
получить новую важную информацию.

befindlichen Goldtutuli aus Schatz D, die die Anwendung des
Reaktionslötens bei der Anbringung von Granulationskügelchen bestätigt — der bislang früheste Nachweis dieser Technik
(Born u. a. 2009. S. 19–30). Dieselbe Technik wurde auch für das
Auflöten der Granalien aus dem in der Troas gefunden Schatz
angewandt, der sich in Philadelphia befindet (Betancourt 2006.
P. 92–94). Vor diesen Forschungsergebnissen wurde immer
noch angenommen, dass viele Feinschmiedetechniken, insbesondere Filigranarbeiten, Granulation und das Flechten der z. B.
in den Diademen verwendeten Ketten („loop-in-loop“) von den
trojanischen Meistern aus Mesopotamien übernommen worden war (Treister 1996. S. 234f.; Laffineur 2002. P. 243; vgl. über
die Techniken im Juwelierhandwerk Mesopotamiens: Moorey
1999. P. 228–232). Die Anwendung dieser Techniken bei weiteren Schmuckstücken aus der Ägäis galt bisher ebenso als Argument für deren orientalische Herkunft (Reinholdt u. a. 2008. S.
86). Somit, wenn man die Tatsache berücksichtigt, dass die ältesten Beispiele der Schmuckwaren aus Ur mit Granulationskügelchen in der Tat keine „echte“ Granulation darstellen, sondern
eine Pseudo-Granulation, stellt sich nun die Frage zur Richtung
des Technologietransfers (Born u. a. 2009. S. 27–28). Heute ist
offensichtlich, dass die Entstehung in der Mitte des 3. Jahrtausends v. Chr. eines örtlichen Zentrums der Edelmetallverarbeitung in Troja nicht mit einer einseitigen Übernahme von Objektformen und technischen Kenntnissen aus Mesopotamien zu erklären ist, wie wir das früher taten. Es ist vorstellbar, dass dies ein
komplizierter, in verschiedene Richtungen verlaufender Prozess
des Austauschs und der gegenseitigen Nachahmung war. Neben den durchschnittlichen Handwerkern gab es in Troja auch
hervorragende Toreuten, die künstlerische Unikate schufen und
so einen bemerkenswerten Beitrag zur künftigen Entwicklung
der Goldschmiedekunst Griechenlands und Kleinasiens im 2.
Jahrtausend v. Chr. leisteten.

Perspektiven für Forschungsvorhaben zu den
trojanischen Schätzen
Obwohl schon seit Mitte der 1990ger Jahre Gespräche über naturwissenschaftliche Untersuchungen der trojanischen Funde
geführt werden, sind bis heute nur die in Berlin befindlichen
Silbergefäße (Born 1997. S. 110–121; Koch, Born 2001. S. 252–266;
Born, Völling 2006. S. 61–67; Romer, Born 2009. P. 23–27; Völling
et al. 2012. P. 531–538) und die dortigen Goldtutuli (Born u. a.
2009. S. 19–30), sowie die Schmuckstücke aus dem in der Troas
gefundenen Schatz, der sich in Philadelphia befindet
(Betancourt 2006. P. 89–96) analysiert worden. Der Hauptteil
der in den trojanischen Schätzen gefundenen Gegenstände,
der sich in Moskau befindet, bleibt nach wie vor unerforscht.
Es ist offensichtlich, dass die Möglichkeiten des typologischen
und kunsthistorischen Vergleichs bezüglich der trojanischen
Schätze praktisch erschöpft sind — so bleibt zu hoffen, dass
Untersuchungen an Edelmetallen, Bronze- und Steingeräten
mit neuesten naturwissenschaftlichen Methoden es erlauben,
weitere wichtige Informationen zu gewinnen.

Natalija Šišlina. Der Schatzfund von Borodino. Fortsetzung der Suche

Наталья Шишлина

Ил. 1. Общий вид Бородинского
клада
Abb. 1. Schatzfund von Borodino

Бородинский клад: продолжение поиска
Natalija Šišlina

Der Schatzfund von Borodino. Fortsetzung der Suche

2012 году исполнилось сто лет со дня находки одного из самых удивительных и загадочных сокровищ евразийского бронзового века — Бородинского клада. На протяжении столетия вопросы
его происхождения, культурной идентификации, хронологии, взаимосвязи носителей культур разных регионов не
раз становились предметом исследований. Клад — жемчужина эпохи бронзы — явился воплощением многих идей,
представлений, вкусов, технологических достижений и торгово-обменных связей народов Евразии; он отражает реальные исторические события героической эпохи первобытности. По своим художественным достоинствам, высокой статусности предметов и их безусловной материальной
ценности он стоит в одном ряду с самыми знаменитыми находками из анатолийской Трои, кавказского Майкопа, европейского Эберсвальда (ил. 1).
Одна из особенностей этого уникального археологического источника — многокомпонентность: клад включает
предметы разного назначения, выполненные из различных
материалов, происходящие с разных территорий. Очевидно, что между созданием отдельных предметов, их использованием, соединением в одной «коллекции» и временем
сокрытия клада могло пройти значительное время. Это
означает то, что данный комплекс — клад длительного накопления, который «подбирался и сохранялся в течение
жизни нескольких поколений» (Бочкарев 1968). До сих пор
существуют сомнения в единовременном сокрытии вещей
клада. Исследования последних лет позволили еще раз обратиться как к отдельным составляющим клада, так и к сопоставительному анализу, уточнению контекста близких
или аналогичных предметов и их хронологии.

B

История находки и состав клада
Клад был найден в 1912 году крестьянами при добыче камня
из небольших курганообразных насыпей у села Бородино
в бывшем Аккерманском уезде Бессарабской губернии.
По распоряжению Археологической комиссии клад был передан в Музей изящных искусств, но в 1923 году его обменяли на коллекцию античных ваз М. П. Боткина. С тех пор он
хранится в Государственном Историческом музее.
Бородинский клад состоит из семнадцати предметов: двух
серебряных наконечников копий, втулки от наконечника еще
одного копья, серебряного с золотой инкрустацией кинжала,
золотой булавки, четырех топоров, трех наверший булав,
а также двух фрагментов каменного топора, двух бронзовых
пластин и двух фрагментов стенок глиняного лепного сосуда.
Пожалуй, наиболее неоспоримыми с точки зрения культурного контекста и хронологии сегодня можно считать

m Jahr 2012 war es hundert Jahre her, dass einer der
erstaunlichsten und rätselhaftesten Schätze geborgen wurde, den die Bronzezeit Eurasiens bereithielt:
der Schatzfund von Borodino. Seitdem wurden die
Fragen nach seinem Ursprung, der kulturellen Ansprache, Chronologie sowie die Kontakte zwischen Trägern unterschiedlicher
Kulturen aus verschiedenen Regionen immer wieder erörtert.
Dieser Schatzfund, gleichsam die Perle seiner Zeit, verkörpert in
materieller Form Ideen, Vorstellungen, Geschmäcker, Techniken sowie Wirtschafts- und Handelsbeziehungen der Völker Eurasiens und spiegelt zudem reale historische Ereignisse aus der
meines Erachtens heroischen Epoche der Urzeit wider. Sein
künstlerischer Wert, das hohe Prestige der Stücke und ihr unbestreitbarer materieller Wert stellen ihn in eine Reihe mit den
spektakulären Funden aus Troja (Türkei), Maikop (Kaukasus)
und Eberswalde (Deutschland) (Abb. 1).
Eine der Besonderheiten dieser einmaligen archäologischen
Quelle liegt darin, dass sie mehrere Komponenten in sich vereint, umfasst der Schatzfund doch Gegenstände unterschiedlicher Funktion, die in unterschiedlichen Materialien ausgeführt
wurden und aus unterschiedlichen Territorien stammen. Zwischen der Erstellung der einzelnen Objekte, ihrer Nutzung sowie ihrer Zusammenfügung zu einer „Sammlung“ einerseits und
dem Vergraben des Schatzfundes andererseits kann eine ungeheure Zeitspanne gelegen haben. Das bedeutet, dass dieser
Fund das Zeugnis einer langwährenden Sammeltätigkeit ist, er
über mehrere Generationen hinweg zusammengetragen und
aufbewahrt worden sein könnte (Бочкарев 1968). Bis heute
wird auch immer wieder angezweifelt, dass die Teile des Fundes
zur gleichen Zeit vergraben worden sind. Untersuchungen aus
den letzten Jahren erlauben es, sowohl einzelne Komponenten
des Schatzfundes noch einmal genauer zu betrachten als auch
eine Vergleichsanalyse vorzunehmen und den Kontext vergleichbarer Gegenstände und dadurch dessen Zeitstellung zu
präzisieren.

I

Die Fundgeschichte und Zusammensetzung
des Schatzfundes
Der Schatzfund wurde 1912 von Bauern entdeckt, die Steine
von kleineren hügelgrabähnlichen Aufschüttungen in der Nähe
des Dorfes Borodino im ehemaligen uezd Akkerman im Gouvernement Bessarabien abtrugen. Auf Anordnung der Archäologischen Kommission wurde er zunächst dem Museum für Schöne
Künste übergeben, später jedoch, im Jahr 1923, gegen die
Sammlung antiker Vasen M. P. Botkins eingetauscht. Seitdem
wird der Schatzfund im Historischen Museum aufbewahrt.
Der Schatzfund von Borodino umfasst insgesamt 17 Gegenstände: zwei silberne Lanzenspitzen sowie die Tülle einer weite-

156

наконечники копий. Они представлены двумя типами:
втульчатый с пером листовидной формы, у основания втулки — два ушка-петли (кат. 251.1); втульчатый с вильчатым
стержнем в основании листовидного пера, с ушком в нижней части втулки (кат. 251.2). Оба наконечника тяжелые (521 г
и 291,7 г), отлитые в двусторонних литейных формах с выровненной и отшлифованной поверхностью. В кладе находилась также втулка от третьего наконечника копья
кат. 251.3). Первое копье изготовлено из серебра 990°, второе — из серебра 750°, втулка — из серебра 960°. Все изделия украшены золотыми орнаментированными накладками. Спектральный анализ металла копий, проведенный
Е. Н. Черныхом в лаборатории Института археологии РАН,
показал, что использовалось серебро Никольского месторождения в Южном Зауралье (Черных 1970), а сами они относятся к копьям сейминско-турбинского типа (Черных,
Кузьминых 1989). Многие ученые отмечали, что аналогии
бородинским копьям встречаются в Турбинском и Сейминском могильниках в Волго-Уралье, а также в других памятникахсейминско-турбинской культуры.
Характерной чертой декора этих изделий являются орнаментальные инкрустации, нанесенные чеканкой и нарезкой на тонкое листовое золото (660°, 750°, 850°). Как отмечала О. А. Кривцова-Гракова (1949), узор был прочерчен сначала
на серебряной основе наконечника копья, далее повторен
на золотой накладке, которая крепилась на внешней поверхности изделия. Основные элементы орнамента —
двойные зигзаги, ромбы, треугольники, меандр, бегущая
спираль, горизонтальные полосы, точки. Втулка одного из
копий украшена тонкой гравированной каймой, а ребро на
стержне — кантом из косых параллельных насечек (ил. 2).
Декор изделий, придававший им особую парадность, позволил ученым говорить о едином орнаментальном стиле.
Изысканность и проработанность деталей бородинских
композиций сравнивали с узорами классических орнаментов, известных по бронзовым предметам трансильванских
культур Среднего Дуная горизонта Хайду-Шамшон-Апа (Бочкарев 1968); с циркульным орнаментом на изделиях Северной Сирии, связанных с колесничной символикой (Трифонов 1997); с узорами на предметах из шахтовых гробниц

ren Lanzenspitze, ein Dolch
mit vergoldeter Silbereinlage,
eine goldene Nadel, vier Steinäxte, drei steinerne Keulenköpfe, zwei Fragmente einer
Steinaxt, zwei Bronzebleche
und zwei Wandscherben eines handgeformten Tongefäßes.
Aus Sicht des kulturellen
Kontexts und der Chronologie
dürften die Lanzenspitzen aus
dem Schatzfund von Borodino die heute wohl am wenigsten umstrittenen Funde darstellen. Sie liegen mit zwei Typen vor, eine blattförmige
Tüllenlanzenspitze, deren Tüllenende zwei Ösen aufweist
(Kat. Nr. 251.1), und eine weitere, deren Mittelrippe von vertikalen Riefen gesäumt wird und
die unten eine einseitige Öse besitzt (Kat. Nr. 251.2). Beide Spitzen sind schwer (521 g bzw. 291,7 g). Sie wurden in einer zweiteiligen Gussform hergestellt, die Oberfläche anschließend geglättet und geschliffen. Im Schatzfund lag zudem die Tülle einer
dritten Lanzenspitze (Kat. Nr. 251.3). Die erste Lanze wurde aus
einer 990er Silberlegierung, die zweite aus 750er Silber, die Tülle
aus 960er Silber gefertigt. Alle Stücke sind mit ornamentierten
Goldauflagen verziert. Wie eine von E. N. Černych im Labor des
Instituts für Archäologie der Russischen Akademie der Wissenschaften durchgeführte Spektralanalyse des Metalls ergab,
stammte das Silber aus einem Vorkommen bei Nikolsko im südlichen Ural-Hinterland (Черных 1970), während die Lanzen
selbst zum Sejma-Turbino-Typ gehören (Черных, Кузьминых
1989). Zahlreiche Wissenschaftler hatten bereits auf Parallelen
verwiesen, die sich von den Lanzen aus dem Schatzfund von
Borodino zu Fundgut aus den Gräberfeldern Turbino und Sejma
im Wolga-Ural-Gebiet sowie zu anderen Denkmälern der SejmaTurbino-Kultur ziehen lassen.
Eines der charakteristischen Merkmale dieser Stücke ist in der
Ornamentkomposition der Einlegearbeit zu sehen, die in das feine Blattgold mit einem Gehalt von 660, 750 und 850 eingeprägt
oder eingeschnitten war. Wie O. A. Krivcova-Grakova anmerkte,
wurde das Ornament zunächst in die Silberfläche der Lanzenspitze eingeritzt und dann in der Goldauflage, die auf die Schauseite des Stücks aufgebracht wurde, wiederholt, (КривцоваГракова 1949). Die wesentlichen Elemente des Ornaments sind
ein doppeltes Zickzackmuster, Rhomben, Dreiecke, Mäanderspiralen, Horizontallinien und Punkte. Die Tülle der einen Lanze
weist ein Dreiecks- und Rhombenmuster, die der anderen horizontale Rillen und stehende Dreiecke auf (Abb. 2).
Diese Verzierung verlieh den Stücken einen ausgesprochen
prachtvollen Charakter und erlaubt es, von einem einheitlichen
Ornamentierungsstil zu sprechen. Die Feinheit und Genauigkeit
der Details bei den Stücken aus Borodino wurden mit den Verzierungen verglichen, wie sie durch die Bronzen transsilvanischer Kulturen von der mittleren Donau des Horizonts Apa-Hajdusamson (Бочкарев 1968) bekannt sind, aber auch mit dem
Zirkelornament auf Stücken aus Nordsyrien, die mit der Streitwagensymbolik verbunden waren (Трифонов 1997), sowie mit

157

Наталья Шишлина. Бородинский клад: продолжение поиска

Natalija Šišlina. Der Schatzfund von Borodino. Fortsetzung der Suche

Ил. 2. Золотые накладки на втулках копий Бородинского клада
Abb. 2. Goldauflagen der Tüllenlanzenspitzen aus dem Schatzfund
von Borodino

Микен (Кривцова-Гракова 1949). Вероятно, на заре колесничной эпохи, когда появились символы нового времени,
на Переднем Востоке, на Балканах и на всей евразийской
территории во многих культурах сложился выразительный изобразительный стиль. Предметы, оформленные в
таком стиле, приобретали особую значимость, ведь орнамент в древности нес определенную семантическую нагрузку.
Тем не менее очевидно, что в разнокультурной среде мастера, проживавшие на расстоянии тысячи километров
друг от друга, начинают украшать свои изделия затейливыми узорами, мотивы которых перекликаются. Сегодня трудно сказать, какой сюжет возник раньше, какими путями он
попал в те или иные регионы. Очевидно лишь, что на широкой территории на смену старым традициям пришли новые,
и близкие декоративные элементы помещали не только на
оружии (в частности, копьях), но и на деталях конской узды.
Псалии, изящные декоративные бляхи, втоки древков стрел,
обоймы рукоятей плетей, втулки жезлов покрывал тонкий
резной орнамент. Декорированные края и «манжеты» таких
изделий напоминают и «микенский» циркульный орнамент,
и мотивы украшений изделий степных и лесостепных культур (абашевской, покровской, синташтинской, петровской,
алакульской и срубной) (Беседин 1999), и детали композиций на золотых пластинах бородинских копий (например,
щитковый псалий из слоя алакульской культуры поселения
Шибаево I на Южном Урале; абашевский псалий из могильника Староюрьево в лесостепном Подонье, навершие из поселения Капитаново в Подонцовье).

Verzierungen auf den Gegenständen aus den Schachtgräbern
in Mykene (Кривцова-Гракова 1949). Vermutlich hatte sich zu
Beginn der Streitwagenepoche, als die Symbole der neuen Zeit
aufkamen, im Vorderen Orient, auf dem Balkan und im gesamten eurasischen Territorium in zahlreichen Kulturen ein neuer
expressiver Darstellungsstil herausgebildet. Den Gegenständen, die in diesem Stil verziert waren, kam eine besondere Bedeutung zu, da die Ornamentik zugleich eine Symbolsprache
war.
Damit bleibt festzuhalten, dass Meister aus unterschiedlichen Kulturen, die tausend Kilometer voneinander entfernt lebten, anfingen, ihre Erzeugnisse mit aparten Mustern zu schmücken, deren Motive einander ähnelten. Heute lässt sich nur
schwer sagen, wo die Muster entstanden sind und welche Wege
sie in die eine oder andere Richtung genommen haben. Unstrittig ist nur, dass in dem weiträumigen Gebiet neue Traditionen
die alten ersetzten und ähnliche dekorative Elemente nicht nur
Waffen wie Lanzen, sondern auch Details des Kopfputzes
schmückten. Ein feines Schnitzornament überzog nun Scheibenknebel von Pferdetrensen, elegante Zierbleche, Tüllen für
Pfeilschäfte, Peitschengriffe und Tüllen für Stäbe. Die Zierränder
und die „Manschetten“ dieser Stücke erinnern sowohl an das
„mykenische“ Zirkelornament als auch an die Ziermotive von
Objekten der Steppen- und Waldsteppenkulturen (Abaševo-,
Pokrovka-, Sintašta-, Petrovka-, Alakul- und Balkengrabkultur)
(Беседин 1999) sowie eben die Ornamentik auf den Goldeinlagen der Borodino-Lanzen. Als Beispiele seien die Scheibenknebel aus Ablagerungen der Alakul-Kultur in der Siedlung Šibaevo
I im Südural, der Abaševo-Knebel aus dem Gräberfeld Starojurevo in der Waldsteppe am Don und eine Spitze aus der Siedlung
Kapitanovo im Donezgebiet zu nennen.
Die recht schwere (173,4 g) und lange Nadel hat einen rundstabigen Schaft und eine große rhombische Kopfplatte, die in
einer kleinen Kugel endet (Kat. Nr. 251.4). Platte und Kopf wurden einzeln gegossen und am Schaft befestigt. Lange Zeit galt
die Nadel als Silbergegenstand, der mit einer ornamentierten
Goldplatte verziert war. Jüngste Untersuchungen konnten jedoch beweisen, dass die Platte aus 450er Gold und die Spitze
aus 700er Gold besteht. Das Ornament der Nadel, ihr bildhafter
Stil und ihre Details wurden schon vielfach mit der Zier auf den
Borodino-Lanzen verglichen; wobei immer wieder betont wurde, das hier stilistische neue Elemente, wohl Pflanzendarstellungen von Lilie und Lotus vorliegen (Abb. 3).
Ohne Frage stellte die Nadel eine einmalige, individuelle Arbeit aus der Bronzezeit dar. In hundert Jahren wurde nicht ein
vergleichbarer Gegenstand entdeckt. Sämtliche Vergleiche dieses Stücks mit anderen Nadeln ergaben, dass diese sich alle im
Material, der Technik und den Motiven des Ornaments unterschieden. So besitzt beispielsweise die vom Typ her einfachere
Bronzenadel aus dem Dorf Verchnetarasovka zwar eine rhombische Kopfplatte, die auf einen langen, zugespitzten Schaft mit
gedrehtem oberem Teil aufgesetzt wurde, war aber mit fünf
großen Perlen verziert. In der oberen Hälfte der Platte ist ein in
Punztechnik mit drei Punktreihen ausgeführtes Ornament in
Form von stehenden Dreiecken vorhanden. Zwei weitere Reihen solcher Dreiecke säumen den oberen Rand der Platte. Die
Nadel stammt aus einer Siedlung, in der auch Spuren von
Schmiedehandwerk festgestellt wurden (Вангородская 1987).
Weniger gute Vergleiche lassen sich zu Funden aus der Komarovo-, der Ost-Trzciniec-, der Coslogeni- und der Wietenbergkultur ziehen. Einige Stücke stammten aus Schatzfunden (z. B.
Medgidia und Băleni), andere aus Siedlungen (Ulmu). Eine Gussform für vergleichbare Nadeln wurde in Bulgarien entdeckt (im
Dorf Esenica, Noua-Coslogeni-Kultur) (Бочкарев 1968). Es han-

158

Ил. 3. Золотые накладки булавки
Бородинского клада
Abb. 3. Goldauflagen der Nadel aus
dem Schatzfund von Borodino

Булавка из Бородинского клада — весьма тяжелая (173,4 г)
и длинная — имеет округлый в сечении стержень и большую ромбическую головку, увенчанную шляпкой сферической формы (кат. 251.4). Щиток и головка отлиты отдельно
и скреплены со стержнем при помощи штыря. Долгое время
булавка считалась серебряной, инкрустированной золотой
орнаментальной пластиной. Однако недавние исследования показали, что ее основа сделана из золота 450°, а навершие — из золота 700°. Многие ученые сравнивали орнамент
булавки, его образный стиль и детали с бегущей спиралью
и треугольниками бородинских копий, выделяя и новую
растительную композицию — лилию/лотос (ил. 3).
Безусловно, булавка — уникальное авторское изделие
бронзового века. За сто лет не было найдено ни одного похожего предмета. Сравнение бородинского украшения
с другими булавками показывает, что материал, техника
и мотивы орнамента на них все же иные. Например, более
простая по типу бронзовая булавка из села Верхнетарасовка на Украине также имеет ромбическую головку, насаженную на длинный заостренный стержень с закрученной верхней частью, но она украшена пятью крупными жемчужинами. На верхней половине щитка техникой пуансона тремя
рядами точек выбит орнамент в виде треугольников вершинами вверх. Два ряда таких же треугольников окаймляют
и верхний край щитка. Булавка происходит с поселения, где
найдены и остатки бронзолитейного производства (Вангородская 1987).
Более отдаленные аналогии исследователи находили в
комаровской, восточнотшинецкой, Кослоджень, витенбергской культурах. Некоторые изделия найдены в кладах (Меджидия, Бэлени и др.) и на поселениях (Ульму). Литейная форма для отливки похожих булавок имеется в Болгарии (село
Есеница, культура Ноа-Кослоджень) (Бочкарев 1968). Носители этих традиций проживали в районах, наиболее близких к месту находки Бородинского клада — в Северо-Западном Причерноморье, Трансильвании, Фракии. Саму же бу-

delt sich um Kulturen im nordwestlichen Schwarzmeergebiet,
in Transsilvanien und Thrakien,
also in relativer räumlicher
Nähe zu Borodino. Die Nadel
aus Borodino wurde lange
Zeit ebenso wie der Schatzfund insgesamt der SabatinoKultur zugewiesen. In den
letzten Jahren verband man
sie dagegen mit Elementen
der Babino-Kultur, die ans
Ende der Mittelbronze- und
den Beginn der Spätbronzezeit zu datieren sind.
Der Dolch aus dem Schatzfund von Borodino wurde in
750er Silber ausgeführt (Kat.
Nr. 251.5). Er war mehr als
27 cm lang, die flache Griffzunge besitzt drei Nietlöcher
zur Befestigung des Griffs, die
Klinge hat gerade Schultern
und ist leicht geschweift. Ihr mittlerer Teil ist beidseitig durch
Auflagen aus 700er Gold verziert. Darauf ist ein Ornament aus
Spiralhaken, Punkten und Ritzlinien, aber auch eine schematisierte Blüten in Form einer Triskele. Auf der einen Seite war unter der Blüte ein S-förmiges Zeichen, auf der anderen ein Spiralhaken (Abb. 4).
Wie einige der Motive auf den Lanzen finden sich solche
„mykenischen Wirbel“ wie auf dem Dolch auch auf beinernen
Trensenknebeln, beispielsweise im Gräberfeld Utevka, Kurgan
6, Grab 6 im mittleren Wolgagebiet und in der Siedlung Šibaevo
I im Südural. Triskelen schmückten die beinerne Knebelscheibe
aus der im Donezgebiet gelegenen Siedlung Kapitanovo der
frühen Balkengrabkultur (Нелин, Усачук 2004; Усачук 2010).
Der Dolch aus dem Schatzfund von Borodino wurde häufig mit
Waffen der mykenischen Zeit verbunden. B. S. Bočkarev nahm
dagegen an, die Klinge sei gut mit den transsilvanischen
Schwertern des Typs Apa und den Dolchen aus Kelibija zu vergleichen, auch wenn sich für den Dolch insgesamt keine vollständigen Analogien ziehen lassen (Бочкарев 1968). E. Kaiser
kam dagegen zu dem Schluss, seine Proportionen, morphologischen Charakteristika und das Ornament sähen wie eine
ganz eigene Kombination verschiedener Stile und Typen aus.
Sie verglich den Dolch mit den entsprechenden transkaukasischen Stücken aus der Mittel- und Spätbronzezeit (Trialeti und
Tli), aus dem italienischen Schatz Gualdo Tadino und aus den
Steppenfundorten der ersten Hälfte des 2. Jahrtausend v. Chr.
Im Anschluss daran konstatierte sie, bei dem Dolch aus Borodino handle es sich um ein Unikat, für das weder der kulturelle
Kontext noch die Zeitstellung zu bestimmen seien (Kaiser
1997).
Der Hort enthält auch Fragmente zweier dünner gebogener
Bronzebleche. O. A. Krivcova-Grakova vermutete, es könnte sich
bei ihnen um Beschläge eines Holzobjekts gehandelt haben
(Кривцова-Гракова 1949); heute erscheint dagegen eine Ansprache dieser Bleche als Beschläge einer hölzernen Schüssel
oder eines weiteren Gefäßes wahrscheinlicher.

159

Наталья Шишлина. Бородинский клад: продолжение поиска

Natalija Šišlina. Der Schatzfund von Borodino. Fortsetzung der Suche

лавку, как и весь Бородинский клад, долгое время относили
к сабатиновской культуре. Однако в последнее время булавка связывается с кругом памятников бабинской культуры финала среднебронзового — начала позднебронзового
века.
Кинжал из Бородинского клада (кат. 251.5) выполнен из
серебра 750°. Кинжал длинный (свыше 27 см), на плоском черешке имеются три круглых отверстия для крепления рукояти, клинок с прямыми плечиками дуговидно расширяется
книзу. Центральная часть клинка с обеих сторон инкрустирована золотыми пластинами 700°. Орнаментальные композиции включают комбинации спиралей, завитков, точек и
нарезных линий, а также схематичные цветы — трискелии; с
одной стороны под цветком помещен значок в виде латинской буквы S, с другой — завиток спирали (ил. 4).
Как и некоторые орнаментальные элементы копий, «микенская волна» кинжала повторена на костяных деталях
конской узды — например, на псалиях из могильника Утевка (курган 6, погребение 6) в Среднем Поволжье, поселения
Шибаево I на Южном Урале; трискелии нанесены на костяной псалий из поселения Капитаново раннесрубной культуры (Нелин, Усачук 2004; Усачук 2010) в Подонцовье. Кинжал
Бородинского клада традиционно сравнивали с оружием
микенской эпохи. В. С. Бочкарев (1968) считал, что, хотя кинжал не имеет полных аналогий, его клинок близок трансильванским мечам типа Апа и кинжалам из Келибии. В то же
время Э. Кайзер пришла к заключению, что его пропорции,
морфологические характеристики и орнамент выглядят настоящей комбинацией разнообразных стилей и типов.
Э. Кайзер сопоставляла его с закавказскими кинжалами
эпох средней и поздней бронзы (Триалети и Тли), предметами из итальянского клада Гуалдо Тадино, из степных комплексов первой половины II тыс. до н. э. и пришла к выводу
о его уникальности. Все это не позволяет определить ни
культурный контекст, ни хронологическую позицию кинжала (Kaiser 1997).
Две тонко раскованные согнутые пластины Бородинского клада выполнены из бронзы. О. А. Кривцова-Гракова
(1949) полагала, что они могли быть оковкой деревянного
предмета, однако сегодня наиболее вероятной является
версия, что пластины служили оковкой деревянного блюда
или сосуда.
В состав Бородинского клада входят восемь изделий,
сделанных из камня: три навершия булав, четыре топора
и два фрагмента одного топора (ил. 5).
Три топора почти одинаковой формы отличаются размерами (кат. 251.6–251.9). Поверхность украшена хорошо выраженными продольными и поперечными ребрами-каннелюрами. Такой орнамент придает изделиям удивительную
легкость и изящество, но в то же время основательность
и строгость. За красиво изогнутые линии лопасти и лезвия
четвертый топор назвали секирой (кат. 251.7). Оттачивая
и полируя каждую грань навершия, мастер сумел придать
изделию изысканную форму. Из клада происходят два фрагмента (средняя и обушковая части) еще одного топора, разбитого в древности. Поверхность всех топоров заполирована до зеркального блеска.
В. А. Сафронов (1968) стремился доказать, что топоры Бородинского клада восходят к кавказским топорам кабардино-пятигорского типа. Исследователь полагал, что они сделаны из серпентинита, возможно, нефрита, то есть пород
камня, месторождения которых в Молдавии не встречаются, а следовательно, топоры были привезены либо с Кавказа, либо из центра, куда регулярно могло поступать кавказ-

Ил. 6. Булавы и топор катакомбной культуры
Abb. 6. Keulen und Axt der Katakombengrabkultur

Ил. 4. Золотые накладки кинжала Бородинского клада
Abb. 4. Goldauflagen des Dolchs aus dem Schatzfund von Borodino

Im Schatzfund von Borodino befanden sich acht Steinartefakte, drei Keulenköpfe, vier Äxte und zwei Fragmente einer Axt.
Die drei Äxte weisen eine annähernd gleiche Form auf, unterscheiden sich aber durch ihre Maße (Kat. Nr. 251.6–251.9). Die
Oberfläche ist mit sorgfältig gearbeiteten Längs- und Querrippen bzw. -kanneluren verziert. Dieses Ornament verleiht den
Stücken eine erstaunliche Leichtigkeit und Apartheit, gleichzeitig aber auch Solidität und Strenge. Wegen der elegant geschwungenen Linien der des Schneidenteil wurde die vierte Axt
als Streitaxt bezeichnet (Kat. Nr. 251.7). Indem der Meister die
Oberfläche schliff und polierte, vermochte er dem Stück seine
ausgesuchte Form zu geben. Die beiden Fragmente, ein mittlerer Teil und der Nacken, gehörten zu einer weiteren, antik zerbrochenen Axt. Die Oberfläche aller Stücke war auf Hochglanz
poliert.
V. A. Safronov versuchte zu beweisen, dass die Äxte aus Borodino auf kaukasische Äxte des Kabardino-Pjatigorsk-Typs zurückgehen (Сафронов 1968). Er vermutete, sie seien aus Serpentin gefertigt worden, möglicherweise auch aus Nephrit,
mithin aus einer Gesteinsart, die in Moldawien nicht ansteht,
weshalb die Stücke entweder aus dem Kaukasus oder aus einem Zentrum, in das regelmäßig kaukasischer Rohstoff gelangte, eingeführt worden sein müssten. Kabardino-Pjatigorsk-Äxte
sind aus zahlreichen Fundorten der Nordkaukasus-Kultur bekannt, in der Katakombengrab-Zeit kamen sie auch in den Steppen des Kaspigebiets auf (Kat. Nr. 111.2.1) (Abb. 6). Eine im Südural zusammengetragene Serie von Einzelfunden dieser Äxte
wurde von D. V. Nelin analysiert (Нелин 1996). Nach Ansicht
V. A. Safronovs wurde die Grenze ihres Verbreitungsgebiets im
Osten vom Südlichen Bug markiert. T. B. Popova ging davon aus,
die morphologisch ähnlichsten Stücke für die Streitaxt aus Borodino lägen mit den kaukasischen Äxten vor, die in Bronze gefertigt worden waren, so beispielsweise mit der Axt aus dem
Kurgan bei der Staniza Andrjukovskaja im Kubangebiet (Попова
[1981]). In den Schichten aus dem Beginn des 2. Jahrtausend
v. Chr. in der Festung Levencovskaja am unteren Don wurde das
Fragment einer Axt mit einer Schneide von figürlicher Form gefunden (Братченко 2006), ein intaktes Exemplar stammte von
der Insel Chorticy in Zaporože (Нефедов 1998).
Die Tradition, aparte Steinäxte herzustellen, war relativ weit
verbreitet und geht auf eurasische Kulturen aus dem 3. Jahrtausend v. Chr. zurück. Mit ihren großen Maßen, den fließenden

160

Ил. 5. Топоры Бородинского клада
Abb. 5. Äxte aus dem Schatzfund von Borodino

ское сырье. Кабардино-пятигорские топоры найдены в составе многих памятников северокавказской культуры, в
катакомбное время они появились и в прикаспийских степях (кат. 111.2.1) (ил. 6). Серия случайных находок таких топоров на Южном Урале проанализирована Д. В. Нелиным
(1996). По мнению В. А. Сафронова, их граница на востоке
очерчена Южным Бугом. Т. Б. Попова (1986) полагала, что
наиболее близки по морфологическому типу бородинской
секире кавказские топоры, сделанные из бронзы, — например, топор из кургана у станицы Андрюковская в Прикубанье. Фрагмент топора с лезвием фигурной формы найден в
слоях начала II тыс. до н. э. Левенцовской крепости на Нижнем Дону (Братченко 2006), а целый топор — на острове
Хортица в Запорожье (Нефедов 1998).
Традиция изготовления изящных каменных топоров довольно широко распространена и восходит к евразийским
культурам III тыс. до н. э. Бородинские топоры отличаются
бóльшими размерами, плавными очертаниями и иными
пропорциями. Это позволило исследователям выделить
особый — бородинский тип, стоящий обособленно в серии
аналогичных функциональных изделий эпохи бронзы. Найдены такие топоры в богатых погребениях покровской и
срубной культур в Среднем и Нижнем Поволжье (в могильниках Новопавловский, курган 5, погребение 1; Верхний Балыклей, курган 6, погребение 6; хутор Хлебный), днепродонской и днестро-прутской бабинской культур на Украине
и в Молдавии (могильник у села Балабино, курган 1, погребение 2; Копчак, курган 3, погребение 10) (Антонов 1998), то
есть в круге синхронных культур самого начала позднего
бронзового века. Многие ученые отмечали, что для таких
изделий использовалась кристаллическая порода светло-

Konturen und den sonstigen Proportionen nahmen die Borodino-Äxte eine exponierte Stellung ein. Aus diesem Grund wurde
ein eigener Borodino-Typ postuliert, der sich aus der Serie bronzezeitlicher Gegenstände mit analoger Funktion heraushob.
Solche Äxte fanden sich in reichen Bestattungen der Pokrovkaund der Balkengrabkultur an der unteren und mittleren Wolga
(Gräberfelder Novopavlovskij, Kurgan 5, Grab 1; Verchnij Balyklej, Kurgan 6, Grab 6; chutor Chlebnyj) sowie in Bestattungen
der Dnepr-Don- und der Dnestr-Prut-Babino-Kultur in der Ukraine und in Moldawien (Gräberfeld beim Dorf Balabino, Kurgan 1,
Grab 2; Kopčak, Kurgan 3, Grab 10), mithin im Kreis zeitgleicher
Kulturen aus dem Beginn der Spätbronzezeit (Антонов 1998).
Da bereits zahlreiche Wissenschaftler angemerkt hatten, dass
für diese Äxte kristallines Gestein von hellgrüner Farbe mit
schwarzen Flecken gewählt wurde, also beispielsweise Diorit,
Nephrit, Basalt oder Diabas, kam der Bestimmung der Gesteinsart, aus dem die Borodino-Äxte gefertigt worden waren, noch
größere Bedeutung zu.
Im Jahre 1986 von O. M. Rozen, V. E Sonjuškin und O. E. Čižik,
drei Fachleuten aus dem Institut für die Lithosphäre der Erde an
der Russischen Akademie der Wissenschaften, durchgeführte
Untersuchungen ergaben, dass sich zerstörungsfrei am ehesten
die Axt mit Kanneluren (Kat. Nr. 251.6) und die Streitaxt
(Kat. Nr. 251.7) bestimmen lassen. Die Farbe, Oberfläche und
Härte des Materials deutete auf Nephrit. Die Gesteinsart der
dritten Axt (Kat. Nr. 251.9) und der beiden Fragmente konnte
visuell als gabbroid bestimmt werden. Die Untersuchung des
petrographischen Dünnschliffs des Fragments der in der Vergangenheit zerbrochenen Axt unter dem Lichtmikroskop zeigte, dass sie aus einem typischen Tremolitgestein angefertigt
worden war, das sich vom Nephrit nur durch die Maße der
Fasern des Tremolits unterscheidet.
Um die Mineralzusammensetzung der Äxte noch präziser zu
bestimmen, kam im nächsten Arbeitsschritt ein Elektronenmikroskop zum Einsatz. Es wurde die Axt ausgewählt, deren Material visuell als gabbroide Gesteinsart bestimmt worden war.
Für diese Probe konnte ein charakteristisches Röntgenspektrum ermittelt werden, die chemische Zusammensetzung wurde durch eine Mikrosondenanalyse bestimmt, die kristallstrukturellen Charakteristika ließen sich anhand der Ergebnisse der
Elektronen-Mikrobeugung klären. Die chemische Zusammensetzung und die Strukturparameter (Maße der Elementarzellen, Symmetrie und Typ des Gitters) bilden die wichtigsten

161

Наталья Шишлина. Бородинский клад: продолжение поиска

Natalija Šišlina. Der Schatzfund von Borodino. Fortsetzung der Suche

Ил. 7. Булавы Бородинского клада
Abb. 7. Keulen aus dem Schatzfund
von Borodino

зеленого цвета с черными пятнами: диорит, нефрит, базальт
или диабаз. Тем более интересно было определить породу
камня, из которой сделаны топоры Бородинского клада.
По мнению специалистов из Института литосферы земли
РАН О. М. Розена, В. Е. Сонюшкина и О. Е. Чижика (исследования 1986 года), наиболее достоверной визуальной диагностике поддаются топор с каннелюрами (кат. 251.6) и секира
(кат. 251.7). По цвету, фактуре и твердости материала они
могут быть отнесены к нефриту. Порода третьего топора
(кат. 251.9) и двух фрагментов визуально была отнесена к
габброидам. Изучение петрографического шлифа фрагмента разбитого в древности топора под световым петрографическим микроскопом показало, что он изготовлен из типичной тремолитовой породы, отличающейся от нефрита только размером волокон тремолита.
Для более точной диагностики минерального состава топоров использовался метод электронной микроскопии.
Был выбран топор, визуально отнесенный к габброидам.
Из образца получен характеристический рентгеновский
спектр, определен химический состав (микрозондовый анализ) и кристалло-структурные характеристики вещества (по
данным микродифракции электронов). Химический состав
и структурные параметры (размер элементарной ячейки,
симметрия и тип решетки) являются важнейшими константами минерала, позволяющими точно диагностировать его.
Микрозондовое изучение препаратов показало присутствие магния, кремния и кальция. Морфология частиц говорит о наличии одной системы спайности, но ее характер,
а также волокнистое строение чешуек свидетельствуют
о том, что образец — это цепочечный или ленточный силикат. Расчет микродифракционных картин позволил определить исследуемый минерал как тремолит. Плотная скрытнокристаллическая разновидность ленточных силикатов тремолит и его железистый вариант актинолит называются
нефритом. Твердость нефрита по шкале Мооса составляет
5,5–6,5. Однако тонкие переплетения волокон кристаллов
тремолита и актинолита делают этот минерал очень вязким,
а по прочности в два раза превышающим сталь.
Три навершия булав Бородинского клада относятся
к двум типам (ил. 7). Два из них имеют округлую, чуть приплюснутую форму, вокруг втулки — кольцеобразный валик,
тулово одного навершия по центру опоясано бороздкой

Konstanten des Minerals, die
eine genaue Diagnose erlauben. Wie die Mikrosondenanalyse der Präparate zeigte,
lagen Magnesium, Silicium
und Calcium vor. Die Morphologie der Partikel deutet auf
eine Form von Spaltbarkeit,
ihr Charakter und der Faseraufbau der Schuppen sprechen dafür, dass es sich bei
der Probe um ein Ketten- oder
Bandsilikat handelt. Die Auswertung der Bilder der Mikrobeugung erlaubte, das untersuchte Material als Tremolit zu
bestimmen. Die lückenlose
Mischreihe der Minerale Tremolit und des eisenhaltigen Aktinoliths bezeichnet man als Nephrit. In der Mohshärteskala wird Nephrit ein Wert von 5,5–6,5
zugewiesen. Allerdings geben die feinen Verflechtungen der
Fasern der Kristalle des Tremolits und des Atkinoliths diesem
Mineral eine zusätzliche Stabilität und lassen es doppelt so fest
sein wie Stahl.
Die drei Keulenköpfe gehören zu zwei Typen (Abb. 7). Zwei
von ihnen sind gedrückt kuglig, um das Schaftloch läuft eine
Verdickung, ebenso um die Mitte der einen Keule (Kat. Nr. 251.11,
251.12). Der dritte Keulenkopf ist länglich-oval mit vier halbkugeligen Buckeln in der Körpermitte (Kat. Nr. 251.10). Alle Stücke
sind recht klein, ihre Höhe schwankte zwischen 4,2–5,5 cm, der
Durchmesser beträgt nicht über 6,4 cm. Die Oberflächen sind
sorgsam poliert.
Keulen mit Köpfen, die aus kaukasischem Gestein angefertigt worden waren, kamen in der Steppe und im Kaukasus im
Kreis der Katakombengrabkulturen in der zweiten Hälfte des 3.
Jahrtausend v. Chr. auf (Kat. Nr. 105.2.1). Sie waren sehr schwer.
Die Proportionen der Stücke aus Borodino wirken dagegen
schlanker und aparter. Kugelförmige Köpfe sind für die späte
Katakombengrabkultur am Don (Grab Darmodechinskoe), die
Bestattungen der Dnepr-Don- und der Dnestr-Prut-Babino-Kultur (Литвиненко 2011), die Steppe im Uralvorland — hier mit
einem scheibenförmigen Trensenknebel vergesellschaftet —
(Нелин 2000) sowie die Gräber der Pokrovka-Kultur im Wolgagebiet (Natalino, Kurgan 1, Grab 6) belegt. Keulenköpfe mit Buckeln erbrachten die Gräber der Pokrovka- und der Balkengrabkultur im Wolgagebiet (Osinovka, Kurgan 1, Grab 2; Natalino,
Kurgan 7, Grab 1) sowie ein spätes Katakombengrab im Kubangebiet (Cholodnorodnikovskij, Kurgan 4, Grab 12) (Нечитайло
1978). Die Stücke waren aus unterschiedlichen Materialien gefertigt, aus Serpentin (Natalino), Bronze (Natalino) und Kalkstein
(Osinovka).
Im Institut für die Lithosphäre der Erde an der Russischen
Akademie der Wissenschaften wurde von Rozen, Sonjuškin und
Čižik mit einer Mikrosondenanalyse auch das Material bestimmt, aus dem die Borodino-Keulenköpfe gefertigt sind. Wie
die Untersuchung der chemischen Zusammensetzung zeigte,
liegen nur zwei Elemente vor, Magnesium und Silicium. Aufgrund der Morphologie der untersuchten Schuppen und der
Spaltbarkeit — die Schuppen liegen parallel zum Bruch — kann
das Mineral der Klasse der Schichtsilikate zugeordnet werden.

162

(кат. 251.11, 251.12). Третье навершие булавы — удлиненной
яйцевидной формы, с четырьмя полушарными выступами
на тулове (кат. 251.10). Все изделия небольших размеров: их
высота колеблется от 4,2 до 5,5 см, а диаметр наверший не
превышает 6,4 см. Поверхность тщательно заполирована.
Булавы с навершиями, изготовленные из кавказских минералов, появляются в степи и на Кавказе в круге катакомбных культур второй половины III тыс. до н. э. (кат. 105.2.1).
Они очень тяжелые. Пропорции бородинских изделий более стройные и изящные. Шаровидные навершия найдены в
позднекатакомбной культуре Дона (Дармодехинское захоронение), в погребениях днепро-донской и днестро-прутской бабинской культур (Литвиненко 2011), в Степном Приуралье вместе с щитковым псалием (Нелин 2000), в Поволжье
в погребениях покровской культуры (могильник Натальино,
курган 1, погребение 6). Навершия булав с выступами известны по захоронениям покровской и срубной культур Поволжья (могильник Осиновка, курган 1, погребение 2; Натальино, курган 7, погребение 1), в позднекатакомбном погребении в Прикубанье (могильник Холоднородниковский,
курган 4, погребение 12) (Нечитайло 1978). Все навершия
сделаны из разных материалов — серпентинита (Натальино), бронзы (Натальино), известняка (Осиновка).
В Институте литосферы земли РАН с помощью микрозондового анализа определен материал, из которого сделаны
навершия бородинских булав. Исследование химического
состава наверший показало наличие только двух элементов — магния и кремния. По морфологии изученных чешуек, наличию спайности, параллельно которой чешуйки ложатся на поверхность подложки, минерал может быть отнесен к классу слоистых силикатов. Полученные данные
позволяют вполне однозначно отнести определяемый минерал к тальку.
Тальк, или мыльный камень, отличается необычайно низкой твердостью: по шкале Мооса она минимальна и считается равной единице. Твердость самого твердого минерала —
алмаза — принимается за 10. Плотно сросшиеся массы талька известны как стеатит, для которого помимо низкой
твердости и легкой обрабатываемости характерна определенная вязкость, позволяющая изготавливать различные
изделия. Следы от резца отчетливо видны на внутренних
отверстиях булав.

Вопросы хронологии и культурный контекст
В течение столетия вопрос о датировке Бородинского клада был одним из самых спорных. На нее ориентировались
при составлении периодизаций целых регионов Европы.
Как отмечал В. С. Бочкарев (1968), в основу дискуссии был
положен сравнительный анализ предметов клада и изделий
двух основных сопоставительных регионов — Кавказа
и Микен. Одни ученые отстаивали прямую связь бородинского и микенского орнаментов и предлагали длинную хронологию всего клада (Р. Гахман), другие указывали на прямые параллели в материалах кавказских культур (А. М. Тальгрен, В. А. Сафронов), предлагая короткий временной
отрезок. Согласно М. Гимбутас, клад отражает региональные
связи эпохи бронзы, поэтому его датировка должна учитывать хронологический стык с микенской и кавказской культурами (Бочкарев 1968).
Во второй половине III тыс. до н. э. металлургия достигла
расцвета. В это время используются не только старые месторождения, но осваиваются и естественные запасы руды
на Кавказе, в Приуралье, на Алтае и Балканах. Эти регионы
продолжают поставлять в разные районы Евразии металл и,

Die Untersuchungsergebnisse erlauben es damit, dass Mineral
zweifelsfrei als Talk zu bestimmen.
Talk oder Speckstein zeichnet sich durch eine sehr geringe
Härte aus; in der Mohshärteskala ist sie minimal und tendiert
gegen eins. Die Härte des härtesten Minerals, Diamant, beläuft
sich dagegen auf 10. Es sind kompakt zusammengewachsene
Talkmassen wie Steatit bekannt, für den neben einer geringen
Härte und einer leichten Bearbeitbarkeit eine bestimmte Festigkeit typisch ist, die es gestattet, aus diesem Material unterschiedliche Stücke herzustellen. Spuren vom Gebrauch eines Stichels sind
deutlich in den Schaftlöchern der Keulen zu erkennen.
Keramik ist durch zwei nicht ornamentierte Wandscherben
eines handgeformten Gefäßes vertreten.

Die zeitliche Stellung und der kulturelle Kontext
Die Datierung des Schatzfundes war in den letzten hundert
Jahren stark umstritten. Es wurden Periodisierungen ganzer Regionen Eurasiens zum Vergleich herangezogen. Wie V. S. Bočkarev festhielt, basierte die Diskussion auf einer Vergleichsanalyse von Stücken des Schatzfundes mit Funden aus vor allem
zwei Regionen, dem Kaukasus und Griechenland (Бочкарев
1965). Manche Wissenschaftler sahen eine direkte Verbindung
zwischen den Borodino- und den Mykene-Ornamenten und
datierten den Fund in die Schachtgräberzeit (R. Hachmann), andere verwiesen auf direkte Parallelen zu Materialien der Kaukasus-Kulturen (A. M. Tallgren u. V. A. Safronov) und gingen von
einer früheren Datierung aus. Nach M. Gimbutas spiegelt der
Schatzfund regionale Verbindungen der Bronzezeit wider, weshalb für seine Datierung die chronologische Überlappung von
mykenischer und kaukasischer Kultur zu berücksichtigen sei
(Бочкарев 1968).
In der zweiten Hälfte des 3. Jahrtausends v. Chr. erlebte die
Metallurgie eine Blütezeit. Damals wurden nicht nur bereits bekannte Rohstoffvorkommen ausgebeutet, sondern auch die natürlichen Erzreserven im Kaukasus, dem Ural-Vorland, im Altaj
und auf dem Balkan genutzt. Diese Regionen lieferten weiterhin
Metall, aber auch bereits fertige Produkte wie Werkzeuge, Waffen und Schmuck in die unterschiedlichsten Regionen Eurasiens. Das ließ den Handel aufblühen, es entstand ein Netz von
Kontakten zu Trägern anderer Kulturen, die häufig tausend Kilometer voneinander entfernt wohnten. Die Zusammensetzung
des Schatzfundes von Borodino, die Materialien, aus denen die
Stücke hergestellt wurden, der hohe Wert der einzelnen Objekte sowie ihre fraglose Bedeutung als Prestigegut legen nahe,
dass diese Sammlung gleichsam den Status quo für Handwerk,
Handel und gesellschaftliches Leben der bronzezeitlichen Kulturen Eurasiens widerspiegelt.
Der Schatzfund wurde im rajon Belgorod-Dnestrovskij im oblast Odessa der Ukraine gemacht. In ihm befinden sich Objekte
aus Silber, das vermutlich aus Vorkommen im Ural stammt. Die
Untersuchung des Materials der Äxte bestätigt, dass sie aus Nephrit gefertigt worden waren. Dank seiner Kompaktheit und
Festigkeit wurde dieser Stein in der Vergangenheit sehr häufig
verarbeitet. Nephrit zeigt meist eine grüne Farbe, dies in unterschiedlichen Tönen und Nuancen wie graugrün, hellgrün, gras-,
khaki- und olivgrün. Deutlich seltener ist dagegen weißer, gelber, grauer oder schwarzer Nephrit. Weltweit gibt es nicht sehr
viele Nephritvorkommen, sie liegen in den USA (in den Bundesstaaten Montana, Washington, Alaska und Wyoming), Kanada,
Russland und China. Im Gebiet Russlands begegnet hochwertiger Nephrit nur im Ost- und West-Sajan, in Tuva, im Polarural
und im Vitim-Hochland. Funde im Altaj, im Südural, in Karelien,
Ostsibirien, der Ukraine, Kasachstan und Zentralasien sind äußerst selten. In diesem Zusammenhang sei festgehalten, dass

163

Наталья Шишлина. Бородинский клад: продолжение поиска

Natalija Šišlina. Der Schatzfund von Borodino. Fortsetzung der Suche

конечно, готовую продукцию — орудия труда, оружие,
украшения. Это способствовало расцвету торговли, налаживанию взаимоотношений между носителями различных
культур, зачастую удаленных друг от друга на тысячи километров. Состав Бородинского клада, материалы, из которых
изготовлены изделия, высочайшая ценность каждого предмета, их очевидная статусность свидетельствуют о том, что
в этой коллекции отразились основные достижения культур бронзового века Евразии в ремесле, торговле, социальных отношениях.
Клад найден на территории Белгород-Днестровского
района Одесской области Украины. В него входят изделия
из серебра, вероятно, из уральского месторождения. Исследование материала топоров подтвердило, что они сделаны
из нефрита. Благодаря вязкости и прочности этот камень
широко использовался в древности. Нефрит преимущественно зеленого цвета, разных тонов и оттенков: сероватозеленый, светло-зеленый, травяно-зеленый, болотный,
оливковый; значительно реже встречается белый, желтый,
серый и черный. Месторождения нефрита немногочисленны и известны в США (штаты Монтана, Вашингтон, Аляска,
Вайоминг), Канаде, России и Китае. На территории России
нефрит высокого качества встречается только в Саянах,
Туве, на Полярном Урале и Витимском нагорье. Находки его
на Алтае, Южном Урале, в Карелии, Восточной Сибири, Украине, Казахстане и Средней Азии очень редки. Важно, что все
месторождения отличаются особыми характеристиками.
Наиболее высококачественный нефрит встречен в Восточно-Саянском месторождении: это камень чистой, сочной
и яркой окраски зеленого цвета, с высокой просвечиваемостью и относительно высокой блочностью. Месторождения
в других районах уступают по качеству; они характеризуются более интенсивной рассланцованностью, пониженной
твердостью за счет включения в состав породы серпентина
и талька, более блеклыми окрасками серого, болотного
и черного цветов (ил. 8).
Ярко-зеленый просвечивающийся нефрит гладкого топора и обломков топора Бородинского клада, скорее всего,
восточно-саянский, возможно, из Оспинского или Улан-Ходинского месторождений. Темный нефрит, из которого сделаны секира и топор с каннелюрами, вероятно, происходит
из Кортушебинского пояса на Западном Саяне. Возможно,
из нефрита этих же месторождений сделаны топоры из поволжских Новопавловского и Покровского могильников, из
кургана у села Балабино в Запорожской области.
Тальк — широко распространенный минерал на Украине
(Днепровское Надпорожье) и России, где его месторождения известны на Среднем Урале (Шабровское, Миасское),
Восточном Саяне (Онотское), в Западном Прибайкалье.
Таким образом, материал для изготовления топоров, наверший булав и наконечников копий мог происходить из
обширного региона, очерченного Уральскими горами
и Восточным Саяном и не связанного с Кавказом, как предполагали ранее. С конца III тыс. до н. э. это географическое
пространство быстро осваивается представителями сейминско-турбинского транскультурного феномена — носителями передовых технологий. Культура воинской элиты,
установившей культ бронзового оружия, которое указывало на социальный и церемониальный статус его владельца,
была связана с глубинами Северной Азии (см. статью
С. Студзицкой и С. Кузьминых в настоящем издании). Южные
хребты и межгорные котловины Алтая и Саян образуют
своеобразную горную страну. А ведь именно с предгорными и горными областями Алтая и Тянь-Шаня, а также

sich alle Vorkommen durch besondere Charakteristika voneinander unterscheiden. Der beste Nephrit stammt aus dem OstSajan: Dieser Stein ist rein, zeigt ein sattes und leuchtendes
Grün und weist eine hohe Transparenz sowie eine relativ hohe
Dichte auf. Vorkommen in anderen Regionen wie dem West-Sajan liefern qualitativ nicht so hochwertigen Nephrit. Für sie sind
eher eine stärkere Schieferung, eine geringere Härte aufgrund
von Serpentin- und Talkeinschüssen und mattere Grau-, Khakiund Schwarztöne typisch (Abb. 8).
Der leuchtend grüne, transparente Nephrit der glatten Axt
und der Fragmente der Axt aus dem Schatzfund von Borodino
dürfte daher aus dem Ost-Sajan stammen, möglicherweise aus
Ospinskij oder Ulan-Chodinskij. Der dunkle Nephrit, aus dem
die Streitaxt und die Axt mit Kanneluren hergestellt wurden,
kommt aus dem Kortušebinskij-Gürtel im West-Sajan. Möglicherweise wurden aus dem Nephrit dieser Vorkommen auch die
Äxte aus den Gräberfeldern Novopavlovo und Pokrovka im Wolgagebiet sowie aus dem Kurgan beim Dorf Balabino im oblast
Zaporože angefertigt.
Talk ist ein weitverbreitetes Mineral in der Ukraine (Dneprovskoe Nadporože) und in Russland, wo Vorkommen im mittleren Ural (Šabrovskoe u. Miasskoe), im Ost-Sajan (Onotskoe)
und im westlichen Baikalgebiet bekannt sind.
Damit kann das Material zur Herstellung der Äxte, Keulenköpfe und Lanzenspitzen aus einem weiträumigen Gebiet bezogen worden sein, das vom Ural und dem Ost-Sajan begrenzt
wird, das aber nicht, wie früher angenommen, mit dem Kaukasus verbunden ist. Vom Ende des 3. Jahrtausends v. Chr. an wurde dieser geographische Raum rasch von Trägern der transkulturellen Sejma-Turbino-Gruppen erschlossen, die bereits über
eine elaborierte Technik verfügten. Die Kultur der Kriegerelite,
die den Kult der Bronzewaffe hervorgebracht hatte — die Waffe
signalisierte den hohen Status des Trägers im gesellschaftlichen
und zeremoniellen Leben, — war mit tief in Nordasien gelegenen Gebieten verbunden (vgl. Studzickaja, Kuzminych im vorliegenden Katalog). Die südlichen Kämme und die Talkessel von
Altaj und Sajan bilden eine Art eigenes Bergland. Mit den Vorgebirgs- und Gebirgsteilen des Altaj und Tian Shans, aber auch mit
den Wald- und Berg-Wald-Regionen des Sajan-Altajs wird das
Aufkommen der Sejma-Turbino-Kultur in Verbindung gebracht;
von hier aus sind ihre Träger dann nach Westen vorgedrungen
(Черных, Кузьминых 1989). Die Silber- und Bronzelanzen, die
vom Typ her gut mit den Stücken aus Borodino zu vergleichen
sind, sowie die in Nephrit ausgeführten Armreifen und die Ringe aus den Gräberfeldern Turbino, Sejma und Rešenskij dieser
Kultur könnten durchaus älter sein als die Borodino-Stücke. Die
Tradition der Verzierung mit ornamentierten Goldbeschlägen
dürfte dagegen mit dem Kreis jüngerer Kulturen dieser Region
verbunden sein. Gleichwohl lässt sich nach der Analyse des
Schatzfundes eine „östliche Komponente“ festhalten, die eindeutig mit der Sejma-Turbino-Kultur und dem Kreis der Streitwagenkulturen (Abaševo-, Sintašta-, Pokrovka-, Balkengrabund Alakul-Kultur) verbunden ist.
Von Bedeutung ist ferner, dass einige Typen aus dem Hort von
Borodino in einem zeitnahen kulturellen Kontext gefunden wurden. Aus Gräbern der Pokrovka-Kultur im Wolgagebiet stammt
eine Axt des Borodino-Typs, die mit einer Keule vergesellschaft
war, die ebenfalls mit Borodino zu vergleichen ist (Verchnij Balyklej, Kurgan 6, Grab 6). Damit könnten mindestens diese beiden
Geräte aus dem Borodino-Ensemble parallel existiert haben und
von einer oder mehreren Bevölkerungsgruppen genutzt worden
sein. Im Gräberfeld Natalino (Saratover Wolgagebiet) fanden sich
in zwei Gräbern von Kriegern Keulenköpfe, eine von kugeliger
Form, der andere mit Buckeln. Obwohl sie in Bronze und Marmor

164

Единичные находки

Проявления нефрита

Месторождения нефрита

Геологические обозначения
A – архей

KJ – меловая система

PtAi – щелочные протерозойские и архейские интрузивные породы

C – каменноугольная система
CD – девонская и каменноугольная
системы
Cm – кембрийская система

Mi – мезозойская система

S – силурийская система

N – неоген

SO – силурийская и ордовикская системы

NPg – неоген-палеоген

TKi – меловые, палеогеновые и неогеновые вулканические породы

CmPt – кембрий-протерозой

P – пермская система

Tr – триасовая система

D – девонская система

PC – каменноугольная и пермская системы

TrP – пермская и триасовая системы

H2O – вода (реки и озера)

Pg – палеоген

X – нижний и средний протерозой

J – юрская система

PgK – палеоген и меловая система

Z – верхний протерозой

JTr – юрская-триасовая система

Pi – палеозой

ii – основные и ультраосновные щелочные вулканические породы

K – меловая система

Pt – протерозой

pC – докембрий

Ил. 8. Основные месторождения нефрита в России:
1 – Восточный Саян и Джида;
2 – Витимское нагорье;
3 – Западный Саян;
4 – Полярный Урал;
5 – Южный Урал;
6 – Алтай
(Карта выполнена О. Е. Чижиком, предоставлена Н. И. Шишлиной)

Abb. 8. Große Nephritvorkommen in Russland:
1 – Ost-Sajan und Džida;
2 – Vitim-Hochland;
3 – West-Sajan;
4 – Polarural;
5 – Südural
6 – Altaj
(Die Karte erstellte O. E. Čižik, zur Verfügung gestellt von N. I. Šišlina)

165

Наталья Шишлина. Бородинский клад: продолжение поиска

Natalija Šišlina. Der Schatzfund von Borodino. Fortsetzung der Suche

с лесными и горнолесными районами Саяно-Алтая ученые
связывают возникновение сейминско-турбинского феномена и его стремительное распространение на запад (Черных,
Кузьминых 1989). Серебряные и бронзовые копья, близкие
по типу бородинским, браслеты и кольца из нефрита, происходящие из Турбинского, Сейминского и Решенского могильников этой культуры, возможно, были изготовлены
раньше, чем бородинские. Да и традиция золотых орнаментальных накладок, вероятно, связана уже с кругом более
поздних культур другого региона. Тем не менее при анализе
клада можно выделить «восточный компонент», четко связанный с сейминско-турбинской культурой и кругом колесничных культур — абашевской, синташтинской, покровской, срубной, алакульской.
Важно, что часть бородинских предметов найдена в
близком по времени культурном контексте. Известны поволжские погребения покровской культуры, в которых топор бородинского типа сопровождался булавой, аналогичной бородинской (Верхний Балыклей, курган 6, погребение 6). Значит, как минимум эти две категории предметов из
бородинского собрания могли существовать параллельно и
использоваться одной или несколькими группами населения. В могильнике Натальино (саратовское Поволжье) в
двух воинских погребениях найдены навершия булав —
одно шаровидной формы, другое с выступами. И хотя они
сделаны из бронзы и мрамора, можно предположить, что и
бородинские булавы из талька могли существовать в это же
время.
Из воинских погребений покровской культуры происходят и копья, хорошо известные по материалам сейминскотурбинских могильников. Таким образом, топоры, булавы,
копья, аналогичные бородинским, могли создаваться и использоваться в близкой по времени культурной и географической среде и попасть в состав клада почти одновременно.
Можно предположить, что каменные изделия и копья «собирались» в единую «коллекцию» какое-то время, и это происходило, скорее всего, где-то на востоке европейских степей (вряд ли можно очертить этот регион более узко). Западная граница находок копий сейминско-турбинского
типа доходит до бассейна Оки и Балтийского моря (Черных,
Кузьминых 1989; Ефремов и др. 2009), а самая восточная находка булавы бородинского типа — в Южном Приуралье.
Изделия из прочного нефрита и высокопробного серебра и
золота могли долго храниться, передаваться из поколения в
поколение, ведь в составе клада есть и обломки некогда
целого топора и втулки копья.
О внутреннем хронологическом соотношении компонентов клада свидетельствует и другой культурный контекст. Близкие по типу топоры, булавы и булавки найдены в
контактной зоне покровской и бабинской культур, которая
располагается в низовьях Дона и Днепра, а сам клад локализуется у юго-западной границы бабинской культуры (Литвиненко 2011).
Копья, кинжал и булавку объединяет единая техника наложения золотого листа и орнамента. Это позволяет относить их к одному временнóму отрезку и предполагать, что
все металлические изделия Бородинского клада были изготовлены и украшены в одной культурной среде. Возможно,
эта среда локализовалась в Трансильвании, бронзовые изделия которой украшены микенским орнаментом. Однако
микенский орнаментальный стиль характерен и для декора
многочисленных изделий восточноевропейских мастероврезчиков по кости (Беседин 1999). Согласно одному предположению, копья могли происходить из восточной части ев-

ausgeführt sind, darf man wohl vermuten, dass auch die Borodino-Keulen aus Talk zu dieser Zeit existierten.
In Bestattungen von Kriegern der Pokrovka-Kultur wurden
Lanzen gefunden, wie sie auch durch das Fundgut aus SejmaTurbino-Gräberfeldern bekannt sind. Damit können die Äxte,
Keulen und Lanzen, die als Vergleichsfunde zu Borodino anzusprechen sind, in einem zeitnahen kulturellen und geographischen Raum geschaffen und genutzt worden und dann fast
gleichzeitig in den Schatzfund gelangt sein. Es ist durchaus vorstellbar, dass die Steingeräte und die Lanzen zunächst über einen gewissen Zeitraum in einer „Sammlung“ zusammengetragen wurden, vermutlich im Osten der europäischen Steppen
(enger lässt sich die Region nicht eingrenzen). Die westliche
Grenze der Lanzenfunde des Sejma-Turbino-Typs wird von den
Becken der Oka und der Ostsee markiert (Черных, Кузьминых
1989; Ефремов u. a. 2009), der östlichste Fund einer Keule des
Borodino-Typs wurde im Südlichen Uralvorland gemacht. Stücke aus festem Nephrit, hochprozentigem Silber und Gold
könnten ebenfalls lange aufbewahrt worden sein, weitergegeben von einer Generation zur nächsten, befinden sich im Schatzfund doch auch Fragmente einer einst intakten Axt und einer
Lanzenspitze.
In welchem zeitlichen Verhältnis die einzelnen Objekte des
Schatzfundes zueinander stehen, lässt sich auch einem anderen
kulturellen Kontext entnehmen. Vom Typ her vergleichbare
Äxte, Keulen und Nadeln begegnen in der Kontaktzone der Pokrovka- und Babino-Kultur, die an den Unterläufen von Don und
Dnepr verbreitet war; der Schatzfund selbst ist an der Süd-WestGrenze des Verbreitungsgebiets der Babino-Kultur zu lokalisieren (Литвиненко 2011).
Die Lanzen, den Dolch und die Nadel eint eine gemeinsame
Aufbringung des Goldblatts und des Ornaments. Dies erlaubt
es, sie einem gemeinsamen Zeitraum zuzuordnen und zu vermuten, dass die Metallgegenstände aus dem Schatzfund von
Borodino zur gleichen Zeit in einem einzigen kulturellen Umfeld hergestellt und verziert wurden. Möglicherweise ist dieses
Milieu in Transsilvanien zu lokalisieren, wurden Bronzegegenstände dort doch mit einem mykenischen Ornament verziert.
Freilich ist der „mykenische“ Ornamentstil auch für zahlreiche in
Bein ausgeführte Stücke aus Osteuropa charakteristisch
(Беседин 1999). Es gibt eine Hypothese, derzufolge die Lanzen
aus dem östlichen Teil der europäischen Waldsteppe stammen
könnten und später mit transsilvanischem Gold in einer der
Goldschmiedewerkstätten in den Karpaten verziert worden seien (Бочкарев 1968). Gleichwohl sei an dieser Stelle angemerkt,
dass viele Elemente der Ornamentzier — Reihen von Dreiecken,
Mäander, Triskelen und Zierränder — auch im Ornament von
beinernen Prestigeobjekten auftreten (Griffe von Stäben und
Peitschen, Details vom Pferdegeschirr) und von Meistern ausgeführt wurden, die im weiträumigen Gebiet vom Südural bis zum
Donezgebiet lebten. Diese wussten vortrefflich mit komplizierten Arbeitsgeräten umzugehen, so mit dem zweizackigen Zirkel
bzw. Stichel, und stellten ihre Kompositionen mit höchster
Sorgfalt zusammen (Усачук 2010).
Abschließend sei an eine weitere mögliche Analogie erinnert. Sie verbindet die Nephrit-Äxte aus dem Schatzfund von
Borodino mit den Äxten aus dem Schatz L, die 1890 in Troja in
der Wandnische einer dicken Lehmziegelmauer unter Fußbodenniveau eines Hauses gefunden wurden. Der Schatz fällt in
die Periode Troja II-3. Er umfasste vier Steinäxte (Kat. Nr. 135.3.1,
135.3.2), sechs Knäufe (Kat. Nr. 135.3.3) und vierundvierzig Linsen aus Bergkristall (Kat. Nr. 135.3.4), vier Karneol- und zwei
Bernsteinperlen, einen Spinnwirtel, eine eisenoxydhaltige Masse sowie ein Konglomerat aneinanderhaftender Schmuckstü-

166

ропейской лесостепи, а позже быть дополнены трансильванским золотом в одной из карпатских ювелирных
мастерских (Бочкарев 1968). Все же следует отметить, что
многие элементы орнаментальных узоров — ряды треугольников, микенская волна, трискелии, декорированные
края — использовались в орнаменте костяных деталей статусных изделий (рукоятей жезлов и плетей, деталей конской
узды) мастерами, проживавшими на обширной территории — от Южного Урала до Подонцовья. Эти мастера отлично владели сложными инструментами — двузубыми циркулями-резцами — и очень тщательно подбирали композиции (Усачук 2010).
Наконец, следует упомянуть еще одну вероятную линию
синхронизации. Возможно, она связывает нефритовыетопоры Бородинского клада и топоры клада L, найденные
в 1890 году в Трое в нише стены при входе в дом. Клад соотносится с периодом Троя II — 3. В него входят четыре топора (кат. 135.3.1, 135.3.2), шесть набалдашников (кат. 135.3.3)
и сорок четыре линзы из горного хрусталя (кат. 135.3.4), четыре сердоликовые и две янтарные бусины, пряслице, железный предмет и конгломерат спекшихся украшений, состоящих из золота, серебра, бронзы и фаянса (Кат. Москва
1996). Чаще всего клад датируется 2650–2350 годами до н. э.
(Кат. Москва 1996). Однако в последнее время возникли сомнения в стратиграфической привязке клада. Есть предположения, что он связан с более поздними слоями — со слоями Трои VI (Сайнс 1996). В таком случае клад L — это клад
мастера-ювелира, обслуживавшего представителей элиты
самого высокого ранга (Zidarov 2005). Среди всех изделий
этого клада выделяются топоры — материалом (лазурит
и, предположительно, нефрит или жадеит), формой, размерами и весом, а также фрагментами позолоты на внешней
поверхности двух предметов.
О сходстве топоров Бородинского и Троянского кладов
впервые написал А. А. Спицын (1916). С тех пор к сопоставительному анализу обращались многие ученые, отмечая близость в пропорциях и форме топоров. Однако некоторых
исследователей не удовлетворял значительный хронологический разрыв между двумя находками — 600–700 лет, а то
и больше. Э. Кайзер (Kaiser 1997. S. 114) полагала, что либо
топоры не входили в состав Бородинского клада и попали
туда случайно, либо они передавались из поколения в поколение на протяжении тысячи лет, а сам клад должен датироваться XVII–XIII веками до н. э. — временем расцвета катакомбной и многоваликовой (бабинской) культур. Выше приводились аналогии топорам Бородинского клада из круга
колесничных памятников Евразии самого начала позднего
бронзового века. В этот ряд можно включить и нефритовые
топоры Троянского клада L. По цвету и качеству нефрит, из
которого они изготовлены, можно сопоставить только
с камнем бородинских топоров.
Еще один троянский топор сделан из лазурита, месторождения которого встречаются еще реже, нежели нефритовые. В эпоху бронзы его добывали вдоль Восточно-Саянского глубинного разлома, доходящего до Юго-Западного
Прибайкалья, а также на севере Афганистана и на Иранском
плато (Зидаров 2005), то есть в районах, которые можно увязать в единый географический контекст с саянскими месторождениями нефрита. Вес топора — 1340 г (Кат. Москва
1996). В IV и III тыс. до н. э. лазурит чрезвычайно высоко ценился: даже при инкрустации золотых изделий (такие памятники, как Новосвободная на Северном Кавказе или Ур в
междуречье Тигра и Евфрата) фрагменты лазуритовых вставок очень малы. Вес трех нефритовых топоров клада L —

cke, die aus Gold, Silber, Bronze und Fayence bestanden (Kat.
Moskau 1996). Bislang wurde der Schatz überwiegend in den
Zeitraum von 2650–2350 v. Chr. datiert (Kat. Moskau 1996; vgl.
Artikel in dem hier vorliegenden Band). In der letzten Zeit sind
jedoch Zweifel an der stratigraphischen Verankerung des Schatzes aufgekommen. Nunmehr wird vermutet, er sei mit jüngeren
Schichten zu verbinden, genauer mit den Schichten aus Troja VI
(Сайнс 1996). Damit einher geht die Vermutung, der Schatz L
wäre von einem Meister geschaffen worden, der in Palastkreisen verkehrte und für Angehörige der Elite höchsten Ranges
arbeitete (Zidarov 2005). Die Äxte ragen unter den anderen Stücken heraus, vor allem durch ihr Material (Lasurit und wahrscheinlich Nephrit oder Jadeit), ihre Form, Maße und Gewicht,
aber auch durch Spuren von Vergoldung an der Oberfläche von
zwei Exemplaren.
Auf die Ähnlichkeit der Äxte von Borodino und Troja hatte
erstmals A. A. Spicyn hingewiesen (Спицын 1916). Seit dieser
Zeit haben zahlreiche Wissenschaftler eine Vergleichsanalyse
vorgenommen und dabei die Ähnlichkeit in den Proportionen
und Formen der Äxte betont. Andere verwiesen dagegen auf
die große zeitliche Lücke, die mit (mindestens) 600–700 Jahren
zwischen den beiden Funden klaffte. E. Kaiser vermutete, dass
die Äxte entweder nicht zum Schatzfund von Borodino gehörten und zufällig in diesen gelangt seien oder aber über tausend
Jahre von Generation zu Generation weitergegeben wurden;
ihrer Ansicht nach datiert der Fund von Borodino in das 17.–13.
Jahrhundert v. Chr., mithin in die Hochzeit der Katakombengrab- und Kultur der Mehrwulstkeramik (Babino-Kultur) (Kaiser
1997. S. 114). Es wurden eingangs bereits Analogien für die Borodino-Äxte aus dem Kreis der Denkmäler der Streitwagenkultur Eurasiens zu Beginn der Spätbronzezeit angeführt. In diese
Reihe sind auch die Nephrit-Äxte aus dem Schatz L von Troja
aufzunehmen. Die Farbe und die Qualität des Nephrits, aus dem
sie gefertigt wurden, erlauben durchaus einen Vergleich mit
dem Stein der Borodino-Äxte.
Eine der Äxte aus Troja wurde aus Lasurit gefertigt, das noch
seltener vorkommt als Nephrit. In der Bronzezeit wurde es in einer tiefen Verwerfung am Ost-Sajan abgebaut, die bis zum südwestlichen Baikalgebiet reichte, aber auch im Norden Afghanistans und im Iranischen Hochland (Зидаров 2005), also in Gegenden, die in einen geographischen Kontext mit den
Sajan-Vorkommen von Nephrit gestellt werden können. Das
Gewicht des Beils betrug 1340 g (Kat. Moskau 1996). Im 4.–3.
Jahrtausend v. Chr. wurde Lasurit außerordentlich geschätzt:
Selbst bei Einlegearbeiten für Goldgegenstände (Novosvobodnaja, Ur) lagen nur selten Lasuritfragmente vor. Die drei NephritÄxte des Schatzes L wiegen insgesamt 4775 g. Damit beläuft
sich das Gesamtgewicht der Troja-Äxte auf über 6 kg, so dass die
Stücke allein unter diesem Gesichtspunkt ein kolossales Vermögen darstellten. Zudem dürften sie im Rahmen von Handels-,
Wirtschafts- und Gesellschaftsstrukturen zu sehen sein, die sich
deutlich von denen der Frühbronzezeit in der Ostägäis unterschieden (Troja II, mit dem der Schatz L vielfach verbunden
wird). Die Lasurit-Axt war in drei Teile zerschlagen und wurde
zusammen mit den intakten Stücken aufbewahrt. Eine ähnliche
Situation trifft auch auf die Äxte von Borodino zu: Vier unbeschädigte Äxte waren mit dem Fragment einer fünften vergesellschaftet. P. Zidarov vermutet, dass alle vier Äxte des Schatzes
L in einer Werkstatt angefertigt wurden, die im nördlichen
Schwarzmeergebiet oder im Kaukasus gelegen haben könnte;
von dort aus seien die Stücke dann nach Troja gelangt (Зидаров
2005).
Für eine spätere, nach der Mitte des 3. Jahrtausend v. Chr.
anzusetzende Datierung des Schatzes L sprechen auch andere

167

Наталья Шишлина. Бородинский клад: продолжение поиска

Natalija Šišlina. Der Schatzfund von Borodino. Fortsetzung der Suche

4775 г. Таким образом, материалы, из которых сделаны троянские топоры общим весом свыше 6 кг, сами по себе являлись колоссальным состоянием для первобытности. И тогда,
скорее всего, они отражают совершенно иную торговую,
экономическую и социальную инфраструктуру, отличную от
анатолийского общества раннего бронзового века (Трои II,
с которой многие связывают клад L). Лазуритовый топор
был разбит на три части и хранился вместе с целыми изделиями. Такая же ситуация была отмечена и для топоров Бородинского клада — вместе с четырьмя целыми топорами
были спрятаны фрагменты пятого. П. Зидаров (2005) полагает, что все четыре топора клада L могли быть сделаны в одной мастерской, которую исследователь локализует в Северном Причерноморье или на Кавказе, откуда они впоследствии попали в Трою.
О возможно более поздней, чем середина III тыс. до н. э.,
датировке клада L свидетельствуют и другие его составляющие: изделия из горного хрусталя, фаянса и янтаря. Набалдашники и линзы из горного хрусталя появляются в Эгеиде
примерно в XIX–XVIII веках до н. э. (Сайнс 1996), а широкое
производство и распространение не ранее начала II тыс. до
н. э. бус из фаянса и янтаря (Harding 2000) также указывает
на близкий по времени культурный, временной и региональный контекст. К примеру, фаянсовые бусы начинают изготавливаться в местных мастерских на Кавказе, в Прикаспии, Причерноморье только в самом конце III — начале
II тыс. до н. э. Они являются характерным типом украшений
лолинской, бабинской и других культур (Shortland et al.
2007). Янтарь и фаянс в Средиземноморье появляются не
раньше того же времени (см. статью Хардинга в настоящем
издании). Предположительно ювелир троянской мастерской одновременно мог работать с нефритом, лазуритом,
фаянсом, янтарем, горным хрусталем, то есть с материалами, которые были в особой цене, начиная со II тыс. до н. э.
Таким образом, по мнению ряда исследователей (Сaйнс
1996; Zidarov 2005), клад L из Трои может относиться к периоду расцвета, когда в городе проживало от 5 до 10 тысяч человек. Этому времени соответствует Троя VI, которая датируется 1700–1250 годами до н. э. Именно в этот период Эгейский мир активно взаимодействует с Причерноморьем.
Поэтому время создания предметов из Троянского клада L
может соотноситься со временем, когда в одном месте постепенно собирались и шедевры Бородинского клада.
Хронология финальнокатакомбных культур и культур самого начала эпохи поздней бронзы основана на новых данных радиоуглеродного анализа. Это позволяет уточнить
и возможный абсолютный возраст уникального клада. Время существования сейминско-турбинских и синхронных
с ними позднеабашевских, синташтинских, петровских, потаповских, покровских памятников соответствует фазе I евразийской металлургической провинции — XXIII–XVI века
до н. э. (Черных и др. 2002) или так называемому блоку колесничных культур XIX–XVIII веков до н. э. (Трифонов 1997).
Согласно данным радиоуглеродного анализа, бабинская
культура датируется концом XXIII–XVIII/XVII веками до н. э.,
сменяющая ее сабатиновская — XVII/XVI–XIII веками до н. э.,
тшинецкая — XVII–XIII веками до н. э. (Мимоход 2011-II). Карпато-балканские, центральноевропейские аналогии волгоуральским изделиям так же удревнены, как и новые хронологические интервалы эгейских памятников, и, скорее всего, относятся к XVIII–XVII векам до н. э. (Бочкарев 2010).
Бородинский клад формировался на протяжении нескольких поколений в многокомпонентной культурной
среде. Клад включает совершенные по форме и драгоцен-

Objekte, die in ihm vorlagen, so die Stücke aus Bergkristall, Fayence und Bernstein. Knäufe und Linsen aus Bergkristall kamen
in der Ägäis etwa im 19.–18. Jahrhundert v. Chr. auf (Sines
1996), während Perlen aus Fayence und Berstein nicht vor Beginn des 2. Jahrtausend v. Chr. massenhaft hergestellt wurden
und Verbreitung fanden (Harding 2000); auch dies weist auf einen zeitnahen kulturellen, zeitlichen und regionalen Kontext.
Fayence-Perlen wurden beispielsweise erst am Ende des
3. Jahrtausend — Beginn des 2. Jahrtausends v. Chr. in lokalen
Werkstätten im Kaukasus, im Kaspigebiet und im Schwarzmeergebiet angefertigt. Sie stellten einen charakteristischen
Schmucktyp der Lolinskij- Babino- und anderer Kulturen dar
(Shortland u. a. 2007). Bernstein und Fayence sind im Mittelmeerraum nicht aus noch älteren zusammenhängen bekannt
(vgl. Harding in diesem Katalog). Vermutlich konnte der Meister
in der trojanischen Werkstatt gleichzeitig Nephrit, Lasurit,
Fayence, Bernstein und Bergkristall verarbeiten, mithin all jene
Materialien, die im 2. Jahrtausend v. Chr. besonders geschätzt
wurden.
Aus diesem Grund glauben einige Wissenschaftler, der Schatz
L aus Troja könnte in die Blütezeit datieren, als in der Stadt zwischen 5000–10 000 Menschen lebten (Caйнс 1996; Zidarov
2005). In dieser Zeit ist auch Troja VI anzusiedeln, das zwischen
1700–1250 v. Chr. datiert. In dieser Periode stand die Ägäische
Welt in engem Kontakt mit dem Schwarzmeergebiet. Deshalb
könnte die Zeit, zu der die Gegenstände des Schatzes L geschaffen wurden, durchaus mit Epoche synchronisiert werden, als die
Stücke aus dem Schatzfund von Borodino an einem Ort sukzessiv zusammengetragen wurden.
Die Chronologie der späten Katakombengrabkulturen und
der Kulturen vom Beginn der Spätbronzezeit basiert auf neuen
14
C-Datierungen. Dies erlaubt es, auch das absolute Alter dieses
einmaligen Schatzfundes von Borodino zu präzisieren. Die Zeit,
in welche die Sejma-Turbino-Funde sowie die mit ihnen gleichzeitigen späten Abaševo-, Sintašta-, Petrovka-, Potapovka- und
Pokrovka-Funde datieren, entspricht der Phase I der Eurasischen metallurgischen Provinz, die im 23.–16. Jahrhundert v.
Chr. anzusiedeln ist (Черных и др. 2002), respektive dem so genannten Block der Streitwagenkulturen aus dem 19.–18. Jahrhundert v. Chr. (Трифонов 1997). Die Babino-Kultur ist nach 14CDatierungen im Zeitraum vom Ende des 23.–18./17. Jahrhundert v. Chr. anzusetzen, die sie ablösende Sabatino-Kultur im
17./16.–13. Jahrhundert v. Chr., die Trzciniec-Kultur im 17.–13.
Jahrhundert v. Chr. (Мимоход 2011-II). Karpatenländisch-balkanische und mitteleuropäische Analogien für die Stücke aus dem
Wolga-Ural-Raum müssen ebenfalls zeitlich früher angesetzt
werden, wie auch die Parallelen in der Ägäis vermutlich eher,
also im 18.–17. Jahrhundert v. Chr. zu verorten sein dürften
(Бочкарев 2010).
Der Schatzfund von Borodino wurde von mehreren Generationen in einem heterogenen kulturellen Umfeld zusammengetragen. Er umfasste formvollendete und aus kostbarem Material geschaffene Stücke, die auf herausragende Meisterschaft
ihrer Schöpfer schließen lassen. In dieser Zeit waren die weitläufigen Steppengebiete außerordentlich dicht besiedelt. Binnen kurzem entwickelte sich ein Austausch von Produktionserfahrungen, Rohstoffen und fertigen Erzeugnissen sowie von
neuen Herstellungstechniken. Nunmehr bestand die Möglichkeit, lange Strecken zurückzulegen. Die fürstliche Kriegerelite
der Streitwagenkulturen besaß einmalige, für diese Zeit fortschrittliche Waffen, übte Macht aus, kontrollierte riesige Gebiete, führte Kriege und ging auf Beutezüge (Бочкарев 2010). In
dieser Zeit muss auch der Schatzfund von Borodino entstanden sein.

168

ные по материалу изделия, отражающие исключительное
мастерство их изготовителей. В это время огромные степные пространства были чрезвычайно плотно заселены. Быстро развивался обмен производственным опытом, сырьем
и изделиями, новыми технологиями. Появилась возможность длительных путешествий. Княжеская колесничная военная знать вооружилась уникальным для того времени
передовым оружием и обладала властными функциями,
контролируя огромные территории и занимаясь войнами и
грабежами (Бочкарев 2010). Именно в такое время и должен
был появиться Бородинский клад.
Время завершения формирования собрания можно обозначить, вероятно, периодом финала посткатакомбных и
колесничных культур, то есть рубежом XVIII–XVII веков до
н. э. Вероятно, вскоре клад был закопан. В противном случае
в него должны были попасть драгоценные изделия уже другого культурного круга и иных традиций.
Таким образом, некоторые новые данные о материалах,
из которых были изготовлены изделия Бородинского клада,
результаты радиоуглеродного датирования позволяют
уточнить его временной и культурный контекст. Каждый
предмет является произведением искусного мастера или
нескольких мастеров со своим авторским почерком и стилем. Парадное, статусное оружие бережно хранилось, передавалось из поколения в поколение, пока наконец не было
укрыто в тайном месте. Что послужило причиной этого, мы
можем только догадываться. Возможно, цена каждого предмета, являющегося одновременно и символом власти,
и трофеем, и произведением искусства, — цена военной победы. Но по-прежнему каждый из них манит все новые и новые поколения исследователей, стремящихся внести свой
вклад в интерпретацию этого комплекса.

Die Zeit, in der seine Bestandteile zusammengetragen wurden, dürfte vermutlich mit der Periode der ausgehenden PostKatakomben- und Streitwagenkulturen zusammenfallen, also
dem 18.–17. Jahrhundert v. Chr. Aller Wahrscheinlichkeit nach
wurde der Schatz damals vergraben. Wäre dies erst später geschehen, hätten in ihm auch wertvolle Stücke aus einem jüngeren Kulturkreis und mit anderen Traditionen vorliegen müssen.
Neue Untersuchungsergebnisse zu den Materialien, aus denen die Objekte des Schatzfundes von Borodino bestanden,
und 14C-Datierungen erlauben heute eine Präzisierung seines
zeitlichen und kulturellen Kontextes. Bei den Stücken handelt
es sich um die Arbeit eines talentierten Meisters oder einiger
Meister mit eigener künstlerischer Handschrift und individuellem Stil. Eine prachtvolle, prestigeträchtige Waffe wurde sorgfältig aufbewahrt, von einer Generation an die nächste weitergegeben, bis sie schließlich an einem geheimen Ort versteckt
wurde. Heute lässt sich nur mutmaßen, was der Grund für diese
Niederlegung war. Möglicherweise war der Preis jedes einzelnen Stücks, das ebenso ein Machtsymbol wie eine Trophäe und
ein Kunstwerk darstellte, ja der eines Kriegsgewinns. Nach wie
vor reizt indes jedes einzelne von ihnen immer neue Generationen von Wissenschaftlern, sich mit dem Fund zu beschäftigen
und einen Beitrag zu seiner Interpretation zu leisten.

Anthony Harding. Fernbeziehungen im bronzezeitlichen Europa

Энтони Хардинг

Дальние связи Европы в эпоху бронзы
Anthony Harding

Fernbeziehungen im bronzezeitlichen Europa

заимодействие между народами, которые жили
на большом расстоянии друг от друга, — это реальность бронзового века. Хотя предположения
о наличии определенных связей были сделаны
давно, результаты научных исследований последних тридцати лет бесспорно подтверждают, что на протяжении
бронзового века на большей части Европейского континента товары и народы преодолевали значительные расстояния.
Для людей того времени одним из основных способов накопления ценных предметов и материалов была торговля, а
точнее — обмен. По большому счету, именно благодаря накоплению богатств можно было подчеркнуть свое высокое
положение, чтобы добиться власти и статуса, другими словами — стать элитой.
Контакты между удаленными друг от друга землями устанавливались через торговлю различными предметами, при
этом перемещались не только товары, но и люди. Иногда в
путь пускались простые путешественники, которые, возвратившись домой, рассказывали о далеких экзотических землях; или люди просто переезжали на новое место. В последние годы и археологический анализ, и научные изыскания
помогли пролить свет на эти вопросы.
Основной источник информации — находки каких-либо
предметов (сырья, готовых изделий или заготовок), произведенных или извлеченных из недр в одном месте и оказавшихся в другом. Многое можно узнать благодаря затонувшим судам, ведь вряд ли кто-то будет сомневаться в том, что
корабль с грузом следовал по определенному маршруту,
везя товары на продажу. Определить маршруты передвижений по суше сложнее: есть множество объяснений, почему в том или ином месте была обнаружена группа предметов (клад), которые, вероятно, не имеют или почти не имеют
какого-либо отношения к торговле. В некоторых случаях
разумно предположить, что скопление предметов — это
товары для обмена, перевозившиеся из одного места в
другое.
В последние годы заметно возросло количество находок
кораблей, затонувших в бронзовом веке. Большинство обломков кораблей покоится на дне Средиземного моря, но
несколько интересных находок обнаружено и на дне ЛаМанша. Хотя, строго говоря, был найден груз, а не корабли,
по-видимому, груз намеренно выбросили в море. Примечательно, что до сих пор в северных водах так и не найдено ни
одного корабля рассматриваемого периода, хотя в Скандинавии водные пути были важны для поддержания контактов
и передвижения. Это подтверждается изобилием изображений кораблей на скандинавских наскальных рисунках.

В

n der Bronzezeit waren Kontakte zwischen weit voneinander entfernt lebenden Völkern bereits selbstverständlich. Auch wenn über bestimmte Verbindungen lange Zeit diskutiert wurde, hat doch die
Forschung in den letzten dreißig Jahren zweifellos ergeben,
dass während der Bronzezeit Bewegungen von Gütern und Bevölkerungsgruppen über weite Entfernungen und in großen
Teilen des europäischen Kontinents stattfanden.
Handel — oder genauer Tauschverkehr — war einer der
Hauptwege, auf dem es den Menschen der Bronzezeit gelang,
wertvolle Güter oder Rohstoffe zu erlangen. Es ist weitgehend
diese Anhäufung von Besitz, die es einigen Personen ermöglichte, ihre Bedeutung herauszustellen, Macht und Status zu erlangen und somit eine Elite zu bilden.
Kontakte über weite Entfernungen erfolgten zum einen über
den Austausch von Waren, aber auch über Wanderbewegungen, sei es durch individuelle Reisende, die später zuhause über
exotische, weit entfernte Länder berichteten, sei es durch die
Umsiedlung einer ganzen Bevölkerungsgruppe von einer Gegend in eine andere im Verlauf ihres Lebens. Sowohl archäologische als auch naturwissenschaftliche Untersuchungen haben
hierzu in den letzten Jahren wichtige Erkenntnisse geliefert.
Die wichtigsten Anzeichen für Fernkontakte bestehen aus
dem Vorhandensein von Gütern (Rohstoffe, Fertig- oder Halbfertigprodukte) an Orten, die weit von ihrem Herkunfts- oder
Herstellungsort entfernt liegen. Einer der deutlichsten Anhaltspunkte ist das Vorhandensein von Schiffwracks, da sich kaum
bezweifeln lässt, dass sich ein Schiff voller Waren auf der Fahrt
von einem Ort zum anderen befand und wohl Handelsware
transportierte. Derartige Aktivitäten auf dem Landweg zu belegen ist schwieriger, denn die Niederlegung von Gegenständen
(Horten) können viele Ursachen und wenig oder gar nichts mit
Handel zu tun haben. In einigen Fällen ist es aber begründet anzunehmen, dass solche Horte Objekte für den Warenverkehr
darstellten.
Die Zahl von bislang entdeckten bronzezeitlichen Schiffswracks ist in den letzten Jahren sehr gestiegen. Die meisten
davon wurden im Mittelmeer gefunden, aber einige bedeutende Entdeckungen stammen auch aus dem Ärmelkanal,
wenn es sich dabei auch mehr um die Fracht selbst oder sogar
bewusst versenkte Güter handelt. Auffällig ist, dass bislang im
Norden keine Schiffwracks gefunden worden sind, obwohl
die Wasserwege in Skandinavien eine große Bedeutung besitzen und auf Felszeichnungen immer wieder Schiffe dargestellt werden.
Unter all den bronzezeitlichen Wracks ist sicherlich das eindrucksvollste dasjenige von Uluburun vor der türkischen Westküste, das 1982 entdeckt wurde und seit dieser Zeit Anlass für

170

I

Если говорить о бронзовом веке, то самой сенсационной,
безусловно, стала находка в 1982 году обломков корабля в
районе мыса Улубурун у южного побережья Турции. Изучение останков этого корабля продолжается по сей день
(последняя публикация: Yalcin et al. 2005). Корабль затонул
на некотором расстоянии от побережья Европы, тем не менее о нем стоит упомянуть ввиду обнаруженных на нем
предметов: помимо множества слитков меди и олова были
найдены многочисленные предметы личного обихода и
иные предметы, привезенные издалека или свидетельствующие о связях с отдаленными регионами (ил. 1).
Наряду с керамическими изделиями из стран Ближнего
Востока и бассейна Эгейского моря, а также предметами из
Сирии и Египта необходимо отметить мечи и кинжалы,
идентичные оружию из Италии; бусины из балтийского янтаря, а также деревянный скипетр, схожий с находками из
Болгарии, Румынии и Молдовы. Кроме того, на корабле
были обнаружены слитки металла в форме растянутой воловьей шкуры. Такие слитки имели хождение на всей территории Восточного и Центрального Средиземноморья. Недавно аналогичные находки были сделаны в Болгарии. Улубурунский корабль, безусловно, подтверждает наличие
торговых связей с Европой и за пределами Эгейского моря.
Кроме того, в Эгейском море, в Средиземном море у южного берега Франции, а также в устье реки Одиэль в провинции Уэльва (Испания) были найдены другие затонувшие

Ил. 1. а – Медные, оловянные и стеклянные слитки из корабля возле
Улубурун; б – торговые пути в позднем бронзовом веке и области
происхождения найденных при крушениях товаров (по: Yalçın, Pulak,
Slotta 2005)
Abb. 1. a – Kupfer-, Zinn- und Glasbarren aus dem Schiff von Uluburun;
b – Handelsrouten der Spätbronzezeit und Herkunftsgebiete der im Wrack
gefundenen Waren (nach Yalçın, Pulak, Slotta 2005)

zahlreiche Untersuchungen und Spekulationen bietet (siehe
zuletzt Yalcin u. a.2005). Auch wenn es nicht direkt in Europa gefunden wurde, verdient es doch wegen seines Inhalts Aufmerksamkeit: Neben zahlreichen Kupfer- und Zinnbarren enthielt es
eine Menge persönlicher und anderer Gegenstände, die von
weit her kamen oder weiträumige Verbindungen erkennen lassen (Abb. 1).
Neben Keramik aus Werkstätten des Vorderen Orients oder
der Ägäis sowie syrischen und ägyptischen Gegenständen
enthielt die Ladung Schwerter und Dolche, die ihre besten Parallelen in Italien besitzen, außerdem Bernsteinperlen aus dem
Ostseeraum und ein Steinzepter, das Vergleichsstücke in Bulgarien, Rumänien und Moldawien besitzt. So genannte „Ochsenhautbarren“ aus Kupfer, die im östlichen und zentralen Mittelmeerraum weit verbreitet sind, kennt man inzwischen auch in
einiger Zahl aus Bulgarien. Das Schiff von Uluburun ist zweifellos ein Beleg für weit reichende Handelsbeziehungen auch mit
der Zone nördlich der Ägäis.

171

Энтони Хардинг. Дальние связи Европы в эпоху бронзы

Anthony Harding. Fernbeziehungen im bronzezeitlichen Europa

грузы. Но, наверное, самыми необычными стали находки
грузов в акватории недалеко от южного побережья Англии,
рядом с Дувром с одной стороны Ла-Манша и Салкомбом
(графство Девон) — с другой. Среди находок в заливе Лэнгдон рядом с Дувром, которые еще не полностью опубликованы, много пальштабов, топоров-кельтов и топоров с
«крыльями», меч, фрагменты рапиры и наконечников копий,
а также другие предметы. По крайней мере, часть из них относится к континентальному типу. Изучение акватории неподалеку от Салкомба проводилось на протяжении ряда
лет, самые последние находки сделаны в 2009 году (http://
www.artfund.org/artwork/11559/salcombe-hoard). Найденный
материал нельзя отнести к одному этапу позднего бронзового века — вероятно, в собранные коллекции попали либо
предметы с нескольких кораблей, затонувших в разное время, либо металлические изделия, перевозившиеся для переплавки. Помимо вещей из бронзы найдено и несколько
предметов из золота. До сих пор не удалось установить, откуда этот драгоценный металл, но, поскольку в недрах графства Корнуолл встречается золото, можно предположить,
что оно местное, а не привезено из Ирландии. Самые потрясающие находки — оловянные слитки, поскольку они подтверждают, что олово производилось и перевозилось из
Девона в Корнуолл, вероятно, через Ла-Манш во Францию и
другие страны. Ранее найденный черешковый меч относится к центральноевропейскому типу.
Можно только догадываться, почему предметы из металла оказались среди груза, потерянного в море неподалеку
от южного побережья Англии. Большинство специалистов
считает, что речь идет о перевозке металла, а поскольку все
находки включают предметы из бронзы, которые, очевидно,
были изготовлены на континенте, весьма вероятно, что металл везли в Британию для промышленных целей. Действительно, в работе Нортхоувера (Northover 1982) отмечается,
что большинство предметов из металла, относимых к позднему бронзовому веку, имеет континентальное и, возможно, альпийское происхождение.

Медь
Хотя в Европе медь встречается в изобилии, ее месторождения найдены не везде, при этом технологическая база
бронзового века была недостаточно развита для разработки всех месторождений. Обычно медь залегает в сложенных твердыми горными породами районах и не встречается
в почвах ледникового происхождения и в степных почвах,
из которых состоит большая часть равнин Северной Европы
и Великая Венгерская (Альфельди) равнина. В горной местности с соответствующими геологическими условиями, например в большинстве районов Альп, найдено множество
небольших месторождений, которые, вероятно, разрабатывались в древние времена, но в настоящий момент полностью истощены или могут разрабатываться как небольшие
залежи, что в современной горнодобывающей промышленности с экономической точки зрения не представляется целесообразным. В Британии, например, большинство залежей меди обнаружено на западе и севере страны, а в Ирландии — на юго-западе, где на самом деле коммерческая
разработка месторождений продолжалась вплоть до конца
XIX века. На большей части низменности Британии, где возникла уэссекская культура, месторождений меди нет; должно быть, весь металл привозили из других мест. В такой же
ситуации оказывались и богатые культуры Дании и Северной Германии, Венгерской равнины или многих регионов
России и Украины.

Weitere Schiffsgüter sind in der Ägäis, im Meer vor der Südküste Frankreichs und im Mündungsbereich des Rio Odiel bei
Huelva gefunden worden, aber die erstaunlichsten sind doch
diejenigen, die man vor der Südküste Englands, bei Dover an
einem Ende des Ärmelkanals, in Salcombe (Devon) und vergleichbaren Plätzen entdeckte. Der Fund von Langdon Bay bei
Dover, der bislang noch nicht vollständig publiziert worden ist,
enthielt große Mengen von Beilen, Tüllenbeilen und Äxten,
Schwertern, Rapieren und Bruchstücken von Speerspitzen sowie weitere Gegenstände, von denen zumindest einige kontinentale Typen repräsentieren. Die Objekte aus dem Meer bei
Salcombe kamen als mehrere Fundensembles über viele Jahre
zutage, zuletzt 2009 (http://www.artfund.org/artwork/11559/
salcombe-hoard). Sie stammen aus mehr als einer Zeitphase der
späten Bronzezeit und gehören entweder zu verschiedenen
Wracks oder sind Sammlungen von Altmetall, das eventuell
zum Verhandeln oder Wiedereinschmelzen gedacht war. Neben
Bronzen gibt es auch Goldgegenstände; bislang ist deren Lagerstätte noch nicht bekannt, aber da in Cornwall Goldvorkommen
existieren, könnte es auch lokaler statt irischer Herkunft sein.
Besonders bedeutend sind eine Reihe von Zinnbarren, die einen Zinnhandel von Devon und Cornwall über den Kanal nach
Frankreich und darüber hinaus belegen. Ein bereits früher gefundenes Griffangelschwert repräsentiert einen zentraleuropäischen Typ.

Kupfer
Auch wenn Kupfer an vielen Plätzen in Europa vorhanden ist,
gibt es doch Regionen ohne Kupfervorkommen oder nur mit
solchen, die mit bronzezeitlicher Technologie nicht erschließbar waren. Die Lagerstätten liegen in der Regel in felsigen Regionen und nicht in Ebenen, die aus glazialen Schottern oder
Steppengebieten bestehen wie etwa die Zonen nördlich der
Mittelgebirge oder das Karpatenbecken. In Gebirgsregionen
mit entsprechenden geologischen Ablagerungen, zum Beispiel
in den Alpen, gibt es viele Lagerstätten, die bereits in der Vorzeit genutzt worden sein können, heute aber vollständig ausgebeutet sind oder nur deshalb noch existieren, weil ihr Abbau
ökonomisch nicht mehr sinnvoll wäre. In Großbritannien und
Irland wird Kupfer im Westen und Norden der Britischen Insel
und in Südwestirland gefunden, wo es noch bis ins 19. Jahrhundert ausgebeutet wurde. In vielen Ebenen, besonders in Südengland im Bereich der Wessex-Kultur, gibt es keine Kupferlagerstätten; alles Metall muss von außerhalb dorthin gelangt
sein. Das triff t auch auf die an Bronzegegenständen so reichen
Kulturen in Dänemark und Norddeutschland, im ungarischen
Flachland und in vielen Teilen von Russland und der Ukraine zu.
Einige Lagerstätten besitzen wegen ihrer Größe eine besondere Bedeutung. Zypern war in dieser Hinsicht für den gesamten östlichen Mittelmeerraum sehr wichtig und wahrscheinlich
der bedeutendste Rohstofflieferant in dieser Region, der viele,
wenn nicht gar alle großen Zentren in der Levante und der Ägäis belieferte. Metallanalysen belegen — wenn auch nicht ganz
unumstritten — die Verbreitung von zyprischem Kupfer in Form
von Ochsenhautbarren (Abb. 2) bis in den zentralen Mittelmeerraum, speziell bis nach Sardinien (Buchholz 1959; Lo Schiavo
1998; Lo Schiavo u. a. 2009). Sogar in einem Depot in Südwestdeutschland wurden Fragmente solcher Barren gefunden (Primas, Pernicka 1998). Es gibt noch weitere bedeutende Kupfervorkommen im nördlichen Mittelmeerraum, vor allem in Etrurien (Italien), Sardinien und verschiedenen Orten Spaniens. Mit
Ausnahme letzterer lässt sich aber nicht sicher feststellen, ob sie
wesentlich zum Kupferabbau der Bronzezeit beitrugen. In Zentraleuropa waren vermutlich die Lagerstätten in Transsylvanien,

172

Однако если говорить об объемах, стоит отметить ряд
месторождений. На территории всего Восточного Средиземноморья особенно важную роль играл Кипр. Вероятно,
это был крупнейший производитель металла в указанном
регионе, поставлявший медь во многие, если не во все, великие города Ближнего Востока и бассейна Эгейского моря.
Согласно аналитическим данным (хотя и оспариваемым),
кипрская медь в виде слитков в форме растянутой воловьей шкуры (ил. 2) завозилась в Центральное Средиземноморье, особенно в Сардинию (Buchholz 1959; Lo Schiavo 1998;
Lo Schiavo et al. 2009). В кладе, обнаруженном на северо-западе Германии (Primas, Pernicka 1998), найдены фрагменты
такого слитка. В областях, расположенных к северу от Средиземноморья, особенно в Этрурии (Италия), Сардинии,
а также в различных регионах Испании, тоже имеются
крупные медные рудники, но возможность поставок меди
в больших объемах из указанных источников (за исключением месторождений на территории Испании) в период
бронзового века вызывает сомнение. По всей вероятности,
в континентальной Европе месторождения в Трансильвании, Словакии, Альпах, горах Гарц и на юге Франции играли
важную роль, но на самом деле активнее всего осваивались месторождения в Восточных Альпах, особенно в Австрии. Считается, что крупный медный рудник Stora
Kopparberget в городе Фалун в Центральной Швеции, возможно, уже разрабатывался в доисторическое время
и снабжал сырьем население богатых культур бронзового
века, проживавшее на территории северных стран. Никаких следов его использования в доисторическое время не
найдено, а аналитические результаты, как правило, такую
возможность исключают.
По-видимому, самым важным источником сырья был горнорудный район Миттерберг рядом с Зальцбургом, хотя
разрабатывалось множество других месторождений. В настоящей статье предпринимается попытка разобраться в
том, как металл попадал из источника сырья к потребителю.
Полагают, что, поскольку рядом с залежами сырья найдены
плавильные мастерские, выплавка меди из руды (или обжиг
сульфидов меди) производилась на месте, а металл перевозили из горных районов в форме слитков. В Европе бронзового века в большинстве случаев слитки имели «плосковыпуклую» форму, то есть нижний край закруглялся, а верхняя часть оставалась плоской, так как расправленный
металл выпускали в углубление в виде чаши внизу печи. Для
Центральной Европы, однако, и в частности для северной
части Альп на территории нынешней Баварии, Австрии и
Чешской Республики (аналогичные находки периодически
находят и в районах, расположенных к северу), характерны
бруски в виде пары из кольца и прута (Ösenringen, Ringbarren);
по форме они напоминают бруски, при этом часть брусков
сворачивали в кольцо, а другой придавали слегка вогнутую
форму; и в первом, и во втором случае у бруска есть ушко)
(Bath-Bílková 1973; Menke 1982). Хотя, должно быть, первоначально такие предметы предназначались для ношения в
виде гривны, в большинстве случаев (исключая находки
в могилах) количество и простота внешнего вида находок
(ил. 3) опровергают данное предположение, и почти наверняка именно в таких слитках металл доставляли к потребителю или, по крайней мере, к литейщику, работавшему там,
где металл использовался.
Казалось бы, анализ металла должен точно указать на
источник сырья, из которого был изготовлен слиток, но ученые наткнулись на множество проблем. Результаты обычного спектрографического анализа оказались неоднознач-

Ил. 2. Человек, несущий слиток в виде бычьей шкуры. Фрагмент
подставки из Эпископи, Кипр, XII в. до н. э.
Abb 2. Träger mit Ochsenhautbarren. Ausschnitt aus einem Ständer
von Episkopi, Zypern, 12. Jahrhundert v. Chr.

der Slowakei, den Alpen, dem Harz und in Südfrankreich bedeutend, aber wir können dies nur für die Ostalpen, besonders Österreich, sicher nachweisen. Es wurde auch immer wieder angenommen, dass die Stora Kopparberget, die großen Kupfervorkommen bei Falun in Mittelschweden, die zu den größten
Kupferlieferanten der frühen Neuzeit gehören, bereits in der
Bronzezeit erforscht wurden und die nordischen Kulturgruppen, von denen so reiche Bronzeinventare überliefert sind, mit
Rohstoff versorgten, aber bislang gibt es dort keinen Nachweis
für prähistorischen Bergbau, und die bisherigen Metallanalysen
sprechen eher dagegen.
Die Bergbauzone um den Mitterberg bei Salzburg war vielleicht die bedeutendste Lagerstätte, aber viele weitere Vorkommen in dieser Region wurden ebenfalls ausgebeutet. Zur Zeit ist
der Weg des Metalls zwischen Herkunftsort und Verbraucher
der strittige Punkt. Wegen der vielen Verhüttungsplätze in der
Umgebung der Bergwerke, wo das Erz geschmolzen und, in sulfidischer Form, auch geröstet wurde, geht man davon aus, dass
das Kupfer bereits dort zu Barren verarbeitet und in dieser Form
weiterverhandelt wurde. Die meisten Gusskuchen in Europa
sind plankonvex, also unten gerundet und oben flach, wie es
sich ergibt, wenn flüssiges Metall in einer Grube vor dem
Schmelzofen erhärtet. In Zentraleuropa und besonders nördlich
der Alpen, in Bayern, Österreich und Tschechien, gelegentlich
auch weiter nördlich, waren spezielle Barrenformen üblich, die
so genannten Ösenringe oder Ringbarren, erstere ringförmig,

173

Энтони Хардинг. Дальние связи Европы в эпоху бронзы

Anthony Harding. Fernbeziehungen im bronzezeitlichen Europa

ными, иногда абсурдными при рассмотрении с археологической точки зрения; новые программы исследований нацелены на решение указанных проблем, хотя пока нет
окончательных результатов. В течение последних тридцати
лет большие надежды возлагались на результаты изотопного анализа состава свинца в медных рудах (свинец присутствует во многих рудах в качестве примеси, изотопный состав свинца служит критерием геологического возраста
породы и, соответственно, указывает на географическое
местоположение месторождения). Однако, несмотря на логичность и убедительность многих результатов, правильность представленной интерпретации также вызывает горячие споры. Программа замеров изотопов свинца, включавшая анализ британских руд, не позволила прийти к окончательным выводам (Rohl, Needham 1998).

letztere nur leicht gebogen und jeweils mit Ösenenden versehen (Bath-Bílková 1973; Menke 1982).
Ursprünglich dürften diese Gegenstände als Halsringe verwendet worden sein, aber ihre große Zahl und grobe Ausführung (Abb. 3) macht es, abgesehen von Grabfunden, wahrscheinlich, dass sie eine Möglichkeit darstellten, Metall zu dem
Verbraucher oder zumindest zu dem Schmied, der in der jeweiligen Region tätig war, zu transportieren.
Man sollte eigentlich annehmen, dass durch Metallanalysen
genau festgestellt werden kann, aus welcher Lagerstätte Barren jeweils stammen, aber da gibt es eine Reihe von Problemen. Die übliche Spurenelementanalyse führt zu mehrdeutigen, teilweise auch aus archäologischer Sicht unsinnigen Ergebnissen; neue Untersuchungsprogramme berücksichtigen diese
Probleme, aber eindeutige Rückschlüsse lassen sich bislang
kaum ziehen. In den letzten 30 Jahren hat man sich viel Hoffnung bezüglich einer Bleiisotopenanalyse von Kupferbarren
gemacht, denn Blei kommt als Spurenelement in vielen Barren
vor, wobei seine Isotopenzusammensetzung Rückschlüsse auf
das geologische Alter und damit die Herkunftsregion zulässt.
Aber auch wenn viele Resultate logisch und überzeugend wirken, gibt es dennoch Meinungsverschiedenheiten über den
Wert dieser Aussagen. Ein Untersuchungsprogramm von Bleiisotopen britischer Erze hat bislang zu keinem Ergebnis geführt
(Rohl, Needham 1998).
Trotz dieser Schwierigkeiten zeigen spektrografische Analysen einige Erfolge. P. Northover konnte zum Beispiel zeigen,
dass in den unterschiedlichen Perioden der britischen Bronzezeit andersartige Metalltypen Verwendung fanden, die eine Verlagerung von der Nutzung lokaler Lagerstätten (erst Irland,
dann Wales und andere Orte in England) zu solchen auf dem
Festland, besonders in den Alpen (Northovers Erz vom Typ S)
belegen (Northover 1982).

Zinn

Ил. 3. Клад слитков в виде колец из Пидинга, Бавария
(по: Gebhard, Marzatico, Gleirscher 2011)
Abb. 3. Barrenringdepot aus Piding, Bayern (nach Gebhard, Marzatico,
Gleirscher 2011)

Несмотря на перечисленные трудности некоторые исследования оказались успешными благодаря использованию спектрографических методов. Например, в своей работе Дж. П. Нортхоувер отмечает, что в разные периоды бронзового века в Британии использовался разный металл, и
если в первое время разрабатывались местные источники
сырья (сначала в Ирландии, потом в Уэльсе и других регионах Британии), то впоследствии металл стали завозить с континента, в частности с альпийских месторождений (металл,
относимый Нортхоувером к группе ‘S’, — Northover 1982).

Олово
В металлургии олово необходимо для производства бронзы. Сплав меди с оловом (от 8 до 15%) более твердый и долговечный, чем чистая медь. Об этой особенности меди металлургам бронзового века было известно уже в 2000 году
до н. э. (хотя к тому моменту медь уже использовалась более
2000 лет). Поэтому для производства бронзы мастерам-литейщикам требовался доступ к олову, причем в больших
объемах. Вес предметов из бронзы, найденных в ходе археологических раскопок, составляет несколько тонн, а если
учесть, что многие предметы уничтожены (или еще не найдены), то можно сказать, что олово применяли в огромных
объемах. Но в Европе месторождения олова малочисленны,
и даже там, где оно встречается (например, район Эрцге-

Zinn wurde von den Handwerkern benötigt, um zusammen mit
Kupfer Bronze herstellen zu können. Kupfer mit einem Zinnanteil von 8 bis 15% ist härter und dauerhafter, was die bronzezeitlichen Metallurgen erst zu Beginn des 2. vorchristlichen Jahrtausends feststellten, obwohl damals Kupfer schon seit über
2000 Jahren bearbeitet worden war. Als Folge benötigten die
Bronzeschmiede Zugang zu großen Mengen von Zinn. Wenn
man an die vielen Tonnen von Bronzegegenständen denkt, die
bislang gefunden wurden, und wenn man berücksichtigt, dass
noch viel mehr verloren gegangen oder noch gar nicht gefunden worden ist, muss der Zinnverbrauch erheblich gewesen
sein. Aber es gibt in Europa nur wenige Zinnlagerstätten, und
selbst dort, wo solche vorhanden sind, könnten sie in der Bronzezeit noch nicht zugänglich gewesen sein — so etwa im Erzgebirge im deutsch-tschechischen Grenzgebiet. Die Hauptvorkommen liegen im Westen, in Südwestengland, der Bretagne, Teilen
der Iberischen Halbinsel und Etrurien, weitere kleinere Vorkommen befinden sich in Serbien und Rumänien. Es gibt kaum direkte Belege für einen prähistorischen Abbau an allen diesen
Plätzen, aber doch einige Hinweise wie bronzezeitliche Siedlungen oder Artefakte in der Nähe solcher Vorkommen. In einigen
Fällen war es wohl möglich, Zinn (zumeist Kassiterit) zu fördern,
wenn es direkt unter der Oberfläche anstand oder zusammen
mit anderen Mineralien in Lagerstätten vorkam, aber in vielen
Fällen war wohl eine Art Auswaschen notwendig, indem man
kleine Brocken aufsammelte, die durch Gewässer transportiert
und abgelagert worden waren. So verfuhr man in Südwestengland im Mittelalter und vielleicht schon während der römischen
oder der prähistorischen Zeit. In Devon und Cornwall kann man

174

бирге рядом с германско-чешской границей), из-за низкого
уровня технологической базы бронзового века их разработка, по-видимому, не представлялась возможной. Основные источники сырья располагались в западных регионах
(юго-запад Англии, Бретань, некоторые районы Иберии,
Этрурия); по-видимому, небольшие месторождения были
найдены в Западной Сербии и Румынии. Однако прямые
свидетельства разработки какого-либо из упомянутых месторождений в доисторический период практически отсутствуют; если и есть данные, то только косвенные (памятники
бронзового века в районах с источниками олова или предметы, найденные в местах залегания оловоносных россыпей). В некоторых случаях, по-видимому, можно было добывать непосредственно оловянную руду (обычно кассерит),
если она залегает неглубоко в месторождениях с другими
минералами. Однако полагают, что в большинстве случаев
приходилось разрабатывать россыпи, образующиеся по
склонам возвышенностей, которые сползают вниз вместе с
небольшими глыбами руды. Внизу глыбы можно было подобрать. Этот метод часто использовался в Юго-Западной Англии в период Средневековья, а также, вероятно, в римский
и доисторический периоды. Следы разработки россыпей до
сих пор можно увидеть во многих районах в Девоне и Корнуолле (Penhallurick 1986).
На упоминавшемся уже улубурунском корабле найдены
слитки олова, но происхождение самого металла не известно. Если корабль двигался вдоль восточного побережья
Средиземного моря, заходя в левантийские порты, то, вероятно, это олово восточного происхождения, возможно, оно
из Афганистана, поскольку в западной части этой страны
множество крупных месторождений. На глиняных табличках из грандиозных архивов города Мари, расположенного
на Евфрате, и других городов Древнего Востока часто упоминается слово anāku. Считается, что именно так называли
олово, которое перевозили караваны с места разработки
месторождений на восток (Muhly 1973. P. 243ff.).
Маловероятно, что в древности Юго-Западная Англия поставляла олово во все регионы Европы, не в последнюю
очередь из-за проблем с транспортировкой. Находка недалеко от Салкомба груза, который включал несколько слитков олова, а также другие предметы бронзового века (готовые изделия и слитки меди), подсказывает, что такой пессимизм не вполне обоснован. Находка, безусловно, рассеивает
любые сомнения по поводу разработки месторождений
олова в Девоне и Корнуолле в бронзовом веке и экспорта
олова в континентальную Европу.

Янтарь
Один из самых удивительных материалов бронзового века,
анализ которого помогает многое узнать, — это янтарь. Поскольку источников янтаря мало, разработан аналитический метод, позволяющий довольно точно определять источник происхождения янтаря, обнаруженного среди археологических находок. Обычно его относят к одному из
балтийских источников. Действительно, больше всего янтаря находят на или вблизи побережья Балтийского моря,
особенно на территории нынешней Польши, Калининграда
и Литвы, а также рядом с побережьем полуострова Ютландия. Кроме того, балтийский янтарь встречается в природе
в некоторых районах Северной Германии, Польши и даже
южнее — например, на Украине. Весь найденный янтарь —
это окаменевшая смола хвойных деревьев той же геологической эпохи, что и янтарь с побережья Балтийского моря, и
аналитический метод не позволяет выявить каких-либо раз-

heute noch Spuren solcher Zinnwaschanlagen finden (Penhallurick 1986).
Im Uluburun-Wrack fanden sich Zinnbarren, doch ist deren
Herkunft unklar. Falls das Schiff rund um das östliche Mittelmeer gesegelt war und auch Häfen in der Levante angesteuert
hatte, könnte es Zinn aus Asien an Bord gehabt haben, zum Beispiel aus Afghanistan, in dessen westlichem Landesteil es bedeutende Vorkommen gibt. Keilschrifttafeln aus den großen
Archiven von Mari am Euphrat und aus anderen mesopotamischen Städten berichten von einem ausgedehnten Handel mit
anāku, von dem man annimmt, dass damit Zinn gemeint ist.
Es soll in Karawanen aus dem Osten transportiert und verhandelt worden sein (Muhly 1973. P. 243ff.).
Es ist unwahrscheinlich, dass Südwestengland in der Vorgeschichte ganz Europa mit Zinn versorgt hat, schon wegen der
damit verbundenen Transportprobleme. Aber der Fund einer
Schiffsladung bei Salcombe, der neben bronzezeitlichen Fertigprodukten und Kupferbarren auch zahlreiche Zinnbarren
enthielt, deutet darauf hin, dass diese Ansicht wohl zu pessimistisch ist. Der Fund beseitigt zumindest die Zweifel, dass die
Zinnlagerstätten in Devon und Cornwall in der Bronzezeit ausgebeutet und das Metall ins kontinentale Europa verhandelt
worden ist.

Bernstein
Bernstein ist eines der aussagefähigsten und bemerkenswertesten Handelsgüter der Bronzezeit. Da es nur wenige Lagerstätten gibt und generell anerkannt ist, dass eine chemische
Herkunftsanalyse möglich ist, kann man nun eindeutig feststellen, woher der Bernstein in archäologischen Funden stammt.
Zumeist sind es Vorkommen im Baltikum, und tatsächlich finden sich die meisten Bernsteine an oder in der Nähe der Ostseeküste, besonders in Polen, Königsberg und Litauen, aber auch
in Jütland. Außerdem kommt Bernstein in Norddeutschland,
Polen und selbst so weit südlich wie die Ukraine vor, und zwar
in Zusammenhang mit fossilen Kiefern, die dasselbe geologische Alter wie der Ostseebernstein besitzen. Bernsteine von
diesen beiden Lokalitäten lassen sich analytisch nicht unterscheiden. Obwohl auch andere Vorkommen, vor allem in Rumänien und auf Sizilien ausgebeutet worden sein können, ist es
nahe liegend, dass, wie auch in späteren Perioden, schon während der Bronzezeit Europa weitgehend mit Ostseebernstein
versorgt wurde. Es ist die reichhaltigste Quelle, und die Rohlinge können durch Aufsammeln an der Küste oder einfaches Ausgraben gewonnen werden.
Wenn das so ist, und auch der Bernstein, der in bronzezeitlichen Zusammenhängen Griechenlands und Italiens gefunden
wurde, aus dem Baltikum stammt, muss er über erstaunlich weite Strecken verhandelt worden sein. Die „Bernsteinstraßen“ sind
seit fast 90 Jahren in der Diskussion (de Navarro 1925). Es wird
allgemein angenommen, dass sie entlang der großen Flüsse in
der nordeuropäischen Tiefebene verliefen, vor allem der Weichsel, der Oder und der Elbe, die alle ins Innere des Kontinents führen. Die am weitesten westlich gelegene Strecke könnte von der
Elbe zur Moldau und über diese ins südliche Böhmen geführt
haben, von wo es nur ein kleiner Schritt zur Donau bei Linz ist,
die dann wiederum in östlicher Richtung durch Österreich und
Ungarn und in westlicher nach Süddeutschland und in die
Schweiz führt. Die weiter östlich gelegenen Routen mögen über
die Oder und die Weichsel und den nördlichen Karpatenbogen
ebenfalls in die ungarische Tiefebene geführt haben oder aber
auch zu Dnestr, Sereth und Pruth, über die man leicht bis zum
Schwarzen Meer gelangt. Alle westlichen Wege hätten bedeutet, irgendwo die Alpen überqueren zu müssen, um nach Italien

175

Энтони Хардинг. Дальние связи Европы в эпоху бронзы

Anthony Harding. Fernbeziehungen im bronzezeitlichen Europa

личий в находках. Хотя, возможно, янтарь добывался и в
других местах (в частности, в Румынии и Сицилии), повидимому, во времена бронзового века и в последующие
периоды в большинство регионов Европы действительно
завозился именно балтийский янтарь. На побережье Балтийского моря янтарь встречается в больших количествах,
его можно здесь подобрать на берегу или выкопать.
Если янтарь, найденный в Италии и Греции в памятниках
бронзового века, имеет балтийское происхождение, то тем
самым подтверждается поразительный факт его транспортировки на большие расстояния. Уже девяносто лет не стихают споры о «янтарных путях» (Navarro 1925). В целом считается, что маршруты торговли янтарем проходили по великим рекам северной части Европы, в частности по Висле,
Одеру и Эльбе. Возможно, еще один маршрут пролегал западнее: сначала нужно было плыть по Эльбе, потом от северной части Праги либо двигаться на юг по Влтаве к Южной Богемии до дунайского города Линца, либо на восток в
Австрию и Венгрию, либо на запад в Германию и Швейцарию. Маршруты, расположенные восточнее, пересекали
Польшу по Одеру и Висле, далее предстояло преодолеть
северное Карпатское кольцо и выйти на Венгерскую равнину или же двигаться в юго-восточном направлении к Днестру, Сирету и Пруту, а оттуда рукой подать до Черного
моря. В любом случае, двигаясь в западном направлении,
чтобы добраться до Италии или северной части Адриатики,
необходимо было осуществить переход через Альпы, дальше можно плыть морем.
Был и другой путь — по морю от Балтики вокруг полуострова Ютландия вдоль побережья Северного моря, далее
через Ла-Манш вдоль побережья Франции, Испании и Португалии, потом через Гибралтарский пролив в Средиземное
море. Возможно, такое длительное путешествие было технически не под силу народам бронзового века, но, как мы
увидим, находки ряда предметов, судя по всему, перевезенных из одного места в другое, указывают на связи между
крайним северо-западом и юго-востоком.
Янтарные бусины обычно имеют шарообразную или
кольцеобразную форму, хотя встречаются и бусины особой формы. Самые интересные изготовлены в виде разделительной пластины размером 4 × 3 см и имеют несколько
отверстий в одной плоскости для поддержания определенного порядка нитей в ожерелье, собранном в форме
полумесяца и состоящем изнескольких нитей (ил. 4). Ожерелья в форме полумесяца также встречаются в Британии
и Ирландии, но они сделаны из другого материала, в частности из золота (лунулы) и гагата. Очевидно, найденные в
этих странах янтарные ожерелья аналогичной формы —
английский (в основном южноанглийский) вариант престижного украшения, широко распространенного на
островах.
Примечательно, что разделительные пластины выявлены в целом ряде регионов Европы: в некоторых районах
Южной Германии и на смежных с ней территориях, в южной
Франции и, что удивительно, в некоторых районах Греции.
Но по типу отверстия они различаются: чаще всего встречаются сквозные и V-образные отверстия в бусинах, найденных на территории Британии, Южной Германии и Греции, а
во Франции подобные находки до недавнего времени не
известны. Поскольку V-образные отверстия известны на северных территориях со времен неолита и особенно характерны для культуры воронковидных кубков, вывод напрашивается сам собой: бусины, найденные в Греции, были изготовлены в центральной или северо-западной части

oder das Caput Adriae zu gelangen, von dort aus wäre aber ein
Seetransport möglich und vielleicht sogar günstiger gewesen.
Alternativ ist natürlich auch eine Küstenschifffahrt von der
Ostsee um Jütland, durch die Nordsee und den Ärmelkanal entlang der Küsten von Frankreich, Spanien und Portugal durch die
Meerenge von Gibraltar bis in das Mittelmeer denkbar. Die Bewältigung eines solchen Weges könnte eventuell für bronzezeitliche Schiffe technisch noch nicht möglich gewesen sein
und kann auch nicht sicher nachgewiesen werden, aber wie zu
zeigen sein wird, gibt es Handelsgüter, die den Nordwesten mit
dem Süden und Südosten verbinden.
Bernstein wurde zu Perlen verarbeitet, die meistens kugeloder ringförmig waren, daneben gibt es aber noch Sonderformen, vor allem eine scheibenförmige von ungefähr 4x3 cm mit
diversen quer verlaufenden Durchbohrungen in verschiedenen

Ил. 4. Янтарное ожерелье из шахтовой могилы О, погребальный круг Б
в Микенах (по: Demakopoulou 1988)
Abb. 4. Bernsteinkette aus Schachtgrab O, Gräberrund B in Mykene (nach
Demakopoulou 1988)

Dekors. Diese Kanäle dienten dazu, die einzelnen Fäden von
halbmondförmigen Ketten auseinander zu halten. Diese Halbmondform kommt in Großbritannien und Irland auch bei anderem Schmuck, vor allem bei Gold (Lunulae) und Gagat vor. Halbmondförmige Bernsteinketten sind offenbar eine englische, vor
allem südenglische Version eines Prestigeschmucks, der charakteristisch für die britische Inselwelt war.
Sehr interessant ist nun die Tatsache, dass solche Bernsteinschieber in vielen Orten Europas vorkommen, in Teilen von
Süddeutschland und angrenzenden Regionen, in Südfrankreich und — besonders bemerkenswert, auch in Griechenland
(Abb. 4).
Aber die Art der Durchbohrungen ist unterschiedlich. Die so
genannte Grundform mit Längs- und V-förmigen Bohrungen
findet sich in England, Deutschland und Griechenland, nicht
aber, so wurde bislang angenommen, in Frankreich. Da die Vförmige Durchbohrung eine nördliche Angewohnheit darstellt
und seit dem Neolithikum, speziell seit den Becherkulturen, vorkommt, ist es nahe liegend, dass solche in Griechenland gefundenen Bernsteinschieber in Zentral- oder Nordwesteuropa angefertigt worden sind und über eine der erwähnten Routen ins
östliche Mittelmeer gelangten.
Bernsteinartefakte stammen jedenfalls von vielen griechischen Fundplätzen der späten Bronzezeit, besonders der
frühmykenischen Periode (ca. 1600–1400 v. Chr.). In den Schacht-

176

Европы, а потом привезены в Грецию по одному из перечисленных маршрутов.
Как бы то ни было, янтарь найден во многих памятниках
Греции, относимых к позднему бронзовому веку, особенно
к раннемикенскому периоду (1600–1400 годы до н. э.). В некоторых шахтовых гробницах Микен этого материала на
удивление много, иногда несколько сотен бусин (Harding,
Hughes-Brock 1974). Большая часть изученного янтаря имеет
балтийское происхождение, он был привезен в Грецию
с дальних северных берегов. Остается только догадываться,
зачем туда везли янтарь. Были ли поставки янтаря частью
более масштабного процесса обмена? Кто занимался обменом? Как уже отмечалось, на улубурунском корабле, совершавшем путешествие вдоль восточного побережья Средиземного моря, найдены бусины из янтаря (не известно, принадлежали ли они какому-нибудь члену команды корабля,
или же это был торговый груз). Янтарь весит мало, а размер
бус небольшой. Считается, что весь янтарь, найденный в Греции бронзового века, можно было бы уместить в одном рюкзаке, и хотя это маловероятно, вряд ли его привозили в Грецию часто. Тем не менее очевидно, что янтарь, в отличие от
многих других товаров, перевозили на большие расстояния.
В связи с этим возникает множество интересных вопросов
о механизмах — социальных, экономических, технологических, которые были задействованы для его перевозки.
Еще одна удивительная находка — бусины из курганов
могильника Гордеевка на Украине. Янтарные бусины, найденные в погребениях данного могильника, имеют особую
форму. Такие бусины встречаются в основном в Центральном Средиземноморье, но они получили широкое хождение на всей территории от Эгейского моря до Сардинии
(Berezanskaja, Kločko 1998). Предположительно, это бусины
так называемого тиринфского или алльюмьерского типа,
которые производились где-нибудь на побережье Адриатики (возможно, во Фраттесине на Паданской равнине, удивительном памятнике «промышленности»). Как такие бусины
оказались в далеком украинском могильнике, остается загадкой.

Золото
В бронзовом веке основные источники золота в Европе располагались в балкано-дунайском регионе, в частности в
Трансильвании, Иберии и восточной Ирландии. Золото
встречается и в других районах, хотя и в меньшем, но, возможно, достаточном количестве для удовлетворения местного спроса. Поэтому, предположительно, в начале бронзового века в южные районы Британии золото поставлялось
из Корнуолла и Уэльса. Действительно, сейчас мы знаем, что
знаменитый небесный диск из Небры украшен деталями, изготовленными, судя по всему, из корнуолльского золота, которое, скорее всего, добывали из россыпных месторождений, а не на золотых рудниках. Поскольку в Скандинавии и
Северной Германии, где нет источников золота, найдено
множество золотых изделий, местное их производство,
должно быть, достигло высокого уровня развития и покупка необработанного золота шла полным ходом. То же самое
можно сказать и о поставках золота из Трансильвании
в Венгрию.

Готовые изделия
В бронзовом веке перевозилось не только сырье, но и готовые изделия. Поскольку предметы изготавливались в конкретном месте, то есть в определенном культурном и хронологическом контексте, интересно и важно определить их

gräbern von Mykene fanden sich erstaunlich große Mengen aus
diesem Material, in einigen Fällen Hunderte von Perlen (Harding, Hughes-Brock 1974). Die meisten von denen, die analysiert werden konnten, stammen aus dem Baltikum und müssen
über große Entfernungen bis nach Griechenland transportiert
worden sein. Über die Art dieses Transports können wir nur spekulieren. War er Teil einer größeren Operation? Wer führte ihn
durch?
Wie schon erwähnt, fanden sich Bernsteinperlen auch in dem
Wrack des Schiffes von Uluburun, das sich durch das östliche
Mittelmeer bewegte, obwohl unklar ist, ob sie persönlicher Besitz eines Mitreisenden oder Handelsware darstellen. Bernstein
ist sehr leicht, und Perlen nehmen wenig Raum ein. Es wurde
bereits darauf hingewiesen, dass der gesamte bronzezeitliche
Bernstein aus Griechenland in einen Rucksack passen würde,
und auch wenn ein solcher Sammeltransport höchst unwahrscheinlich ist, kann man nicht von vielen wiederholten Reisen
ausgehen, um das Vorhandensein von Bernstein dort zu erklären. Dennoch ist Bernstein eine der wenigen Waren, deren
Transport über weite Entfernungen ohne Zweifel gesichert ist.
Dies gibt Raum für viele interessante Fragestellungen über den
Ablauf solcher Transaktionen in sozialer, ökonomischer und
technischer Hinsicht.
Ein weiteres bemerkenswertes Auftreten eines ganz bestimmten Typs von Bernsteinperle betrifft die Kurgane von Hordeevka am südlichen Bug. Einige der dortigen Bestattungen
enthielten Perlen, wie sie sonst vor allem aus der zentralen Mittelmeerregion zwischen Ägäis und Sardinien bekannt sind (Berezanskaja, Kločko 1998). Sehr wahrscheinlich sind diese Perlen
in Form der so genannten Tiryns- oder Allumieretypen irgendwo im Adriaraum, eventuell in dem außerordentlichen Werkstattzentrum bei Frattesine in der Poebene hergestellt worden.
Wie sie in die entfernte Ukraine gelangten, bleibt ein Rätsel.

Gold
Die Hauptvorkommen von Gold, die in der Bronzezeit gefördert
wurden, befinden sich im Balkan-Donauraum, besonders in
Transsylvanien, aber auch auf der Iberischen Halbinsel und in
Irland. Kleinere Vorkommen gibt es vielerorts und sie könnten
lokale Bedürfnisse befriedigt haben. Gold aus Cornwall und
Wales hat wohl während der Frühbronzezeit Südengland versorgt. Inzwischen wissen wir, dass aber auch das Gold auf der
berühmten Himmelsscheibe von Nebra wohl aus Cornwall
stammt. Gold wurde aus Flüssen ausgewaschen oder in alluvialen Lagerstätten gefunden, aber wohl nicht bergmännisch gewonnen. Weil es in Skandinavien und Norddeutschland eine
große Zahl von Goldartefakten gibt, dort aber keine Vorkommen vorhanden sind, dürfte die Goldproduktion erheblich und
der Handel mit Rohgold umfänglich gewesen sein. Gleiches gilt
für die Vorkommen in Transsylvanien und Ungarn.

Fertigprodukte
Es wurden während der Bronzezeit nicht nur Rohstoffe, sondern auch Fertigprodukte verhandelt. Da solche Produkte aus
Werkstätten, also einem bestimmten kulturellen und technischen Kontext stammen, ist ihre Herkunftsbestimmung ebenso
interessant und wichtig wie die Frage, warum sie gerade an den
Ort gelangten, wo man sie später fand.
Es ist klar, dass es verschiedene Arten von Austausch gegeben haben muss, die jeweils bestimmte Objektgruppen betrafen. So gibt es einen deutlichen Unterschied zwischen der Verbreitung persönlicher Dinge wie Schmuck oder Trachtzubehör,
Waffen (Schwerter, Dolche) und Geräten (Beile, Äxte und Sicheln). Erstere sind von Albrecht Jockenhövel in Zusammen-

177

Энтони Хардинг. Дальние связи Европы в эпоху бронзы

Anthony Harding. Fernbeziehungen im bronzezeitlichen Europa

родину, а также понять, как и почему они оказались в другом месте.
Перемещение предметов осуществлялось в результате
разных видов обменных операций, при этом в обмен вовлекались изделия разных типов. Одно дело, когда перевозились предметы личного обихода, например украшения или
детали одежды, оружие (мечи, кинжалы), и совсем другое,
когда «в путь отправлялись» орудия труда (топоры, серпы).
Предметы первой группы изучались рядом ученых, в частности А. Йокенхевелем. Находки украшений конкретного
вида за пределами «родной» территории помогают определить, куда уезжали вышедшие замуж женщины (Jockenhövel
1991). Таких примеров множество. Даже при беглом взгляде
на карты распределения рассматриваемых предметов,
представленных в картографической серии «Prähistorische
Bronzefunde», можно заметить, что многие из них «переезжали» на новое место, возможно, вместе со своим владельцем.
Путешественники, вероятно, брали с собой в дорогу принадлежавшее им оружие. Находки мечей микенского типа
в Албании, Македонии и Болгарии, по всей вероятности,
объясняются тем, что воины переходили через «микенскую
границу» и двигались в северном направлении. А может
быть, престижное оружие попадало в систему обмена, перевозилось из одного места в другое и приобреталось каким-либо воином за пределами микенского мира. Встречаются мечи и других типов, которые имели широкое хождение: меч альпийского типа, обнаруженный среди других
предметов клада из долины реки Сава, или меч клада из
Римавска Собота в Словакии. Мечи особого, континентального типа обнаружены в Англии, в частности в Линкольншире, они имеют антенновидное навершие. Также стоит упо-

Ил. 5. Наскальный рисунок из Танум, Боуслен, Швеция – воины,
размахивающие топорами (по: Capelle 1999)
Abb. 5. Felsbild aus Tanum, Bohuslän, Schweden, mit Äxte schwingenden
Kriegern (nach Capelle 1999)

hang mit auswärtigen Eheschließungen gebracht worden, und
ihr Vorhandensein außerhalb ihres eigentlichen Verbreitungsgebietes könnte dafür sprechen, dass eine Frau außerhalb ihres
Herkunftsgebiets verheiratet worden ist (Jockenhövel 1991). Es
gibt viele solche Hinweise; die Verbreitungskarten in den Bänden der Reihe Prähistorische Bronzefunde machen den Leser
selbst bei flüchtiger Durchsicht auf solche Stücke aufmerksam,
die sehr wahrscheinlich zusammen mit ihrer Besitzerin oder Trägerin in die Fremde gelangten.
Auch Waffen können durch ihren Besitzer verbreitet worden
sein. Die Funde mykenischer Schwerter in Albanien, Makedonien und Bulgarien können beispielsweise mit der Reise einzelner
Krieger über die Grenze des mykenischen Einflussbereiches hinaus erklärt werden, aber ebenso als Tausch einer Prestigewaffe,
die dann zur Ausstattung eines fremden Kriegers gehörte. Auch
andere Schwerttypen fanden eine sehr weite Verbreitung. So
befindet sich ein Schwert alpiner Herkunft in einem Depot aus
dem Savetal, ein weiteres wurde in dem Hort von Rimavská Sobota in der Slowakei gefunden. In England gibt es Schwerter
kontinentaler Provenienz, beispielsweise Antennenschwerter in
Lincolnshire. Während der Frühbronzezeit kommen zudem
westeuropäische Dolche in Gräbern von Singen am Bodensee
vor (Krause 1988. S. 56ff.).
Selbst Geräte wurden gelegentlich weit transportiert, wie
zum Beispiel eine Sichel transsylvanischen Typs im Hort von
Blatnica in der Slowakei zeigt. In England fanden sich zentral-

178

мянуть находки западноевропейских кинжалов раннего
бронзового века в погребениях города Зинген рядом с озером Констанц (Krause 1988. S. 56ff.).
На новое место переезжали и орудия труда, например
серп трансильванского типа из словацкого клада (Блатника). Топоры континентального типа найдены в Англии —
в Хорридж-Коммон (в Дартмуре), а также в заливе Лэнгдон
и в Салкомбе среди затонувшего груза. И наоборот, в раннем бронзовом веке на континент везли ирландские плоские топоры. Топоры — это тоже орудия, но они, помимо чисто утилитарной функции, выполняли еще одну важную роль.
Носители многих культур Старого света считали их знаковыми предметами, вероятно поэтому их можно увидеть на
петроглифах и иных изображениях в самых разных культурных контекстах. Вот почему, отправляясь на поле брани,
воины брали с собой топоры (ил. 5).
Наверное, гончарные изделия «путешествовали» не так
часто, как предметы бронзолитейного производства. Они
были хрупкими, их можно было легко изготовить на месте.
Однако есть и удивительные исключения. Например, появление микенской посуды, начиная с раннемикенского периода, в Центральном Средиземноморье. В основном такая
посуда найдена в Южной Италии и Сицилии, а также севернее — в Сардинии. Отдельные предметы обнаружены еще
дальше, например в Испании. Возможно, находки отражают
местные контакты, а не прямую торговлю с Восточным Средиземноморьем. В Италии, однако, импорт эгейской посуды прямо связан с торговой сетью, функционировавшей в
Восточном Средиземноморье. Подтверждением этого служит улубурунский корабль, а также многочисленные письменные свидетельства. Нельзя с уверенностью сказать, что
в бронзовом веке Италия стала Magna Graecia, то есть походила на земли греческих поселений. Было ли это так на
самом деле, не столь важно. Ясно одно: корабли из Эгейского моря достигали побережья Центрального Средиземноморья. В качестве тары для перевозки некоторых видов
товаров можно было использовать гончарные изделия. Например, в сосудах закрытой формы (стремевидных сосудах) перевозили масло или благовония. Иногда ценность
представляли сами гончарные изделия, поскольку они
предназначались для использования в качестве престижной столовой посуды для элиты. Сосуды из Сардинии и
Мальты найдены на Сицилии, хотя и в небольшом количестве. Иногда глиняные горшки импортного производства
находят на территории континентальной Европы, обычно в
погребениях.
Еще одна тема — престижные товары. Начиная с раннего
периода бронзового века изделия из бронзы специального
назначения перевозились на большие расстояния. Оружие
из Карпатского бассейна оказало существенное влияние на
скандинавское вооружение раннего периода, а некоторые
предметы (например, мечи) привозились из других мест. Товары особого спроса продолжали проникать в Скандинавию и в более поздние периоды. Это подтверждается находкой культового «солнечного барабана» в Балкакре (Balkåkra)
в Швеции, идентичный парный барабан обнаружен в Венгрии, где и были изготовлены оба предмета (Knape, Nordström 1994). История барабана бронзового века напоминает
историю знаменитого котла из Гундеструпа, который был
изготовлен в мастерской в восточной части Балкан намного
позже, а точнее — в железном веке, и впоследствии перевезен на Север.
Предметы, датируемые средним и поздним периодами
бронзового века, очевидно эгейского происхождения, на-

europäische Tüllenbeile, etwa in Horridge Common in Dartmoor oder in Schiffsladungen in der Langdon Bay und vor Salcombe. In der Gegenrichtung gelangten irische Flachbeile
während der Frühbronzezeit bis auf den Kontinent. Äxte und
Beile sind in der Regel Werkzeuge, aber sie besitzen ganz offensichtlich neben der funktionalen noch eine weitere Bedeutung,
denn in vielen Kulturen der Alten Welt hatten sie einen symbolischen Wert, was auch der Grund sein dürfte, dass sie auf Felsritzungen oder Darstellungen in verschiedenen Zusammenhängen auftreten (Abb. 5) und warum man sie bei Schlachten
mitführte, auch wenn sie keine effektiven Waffen darstellten.
Keramikgefäße wurden vermutlich seltener als Bronzegegenstände transportiert, da sie zerbrechlicher und zudem überall leicht herzustellen waren. Es gibt jedoch bemerkenswerte
Ausnahmen. Am deutlichsten ist dies bei der mykenischen Keramik, die seit der frühmykenischen Zeit im Mittelmeerraum, vor
allem in Süditalien und Sizilien verbreitet war. Sie kommt weiterhin in Norditalien und auf Sardinien vor. Weitere vereinzelte
Funde, zum Beispiel aus Spanien, sind vermutlich auf regionale
Distributionssysteme und weniger auf Handelsbeziehungen
mit dem östlichen Mittelmeerraum zurückzuführen. In Italien ist
dagegen der Import ägäischer Keramik direkt mit dem Handelsverkehr in der Ostmediterraneis verknüpft, wie sowohl der Befund von Uluburun, als auch genügend schriftliche Quellen belegen. Es ist nicht eindeutig, ob Italien schon während der Bronzezeit in ein System ähnlich der späteren Magna Graecia
eingebunden war, ob es also dort eine gezielte griechische Ansiedlung gab, aber in jedem Fall segelten Schiffe aus der Ägäis
regelmäßig dorthin. Gefäße wurden zum Teil als reine Behälter
vertrieben, besonders solche, bei denen es sich um geschlossene Formen handelte, etwa Bügelkannen, die Öl oder Parfums
enthalten haben mögen. Sie stellten aber auch Prunkgeschirre
da, von denen die Elite zu speisen pflegte. Gefäße aus Sardinien
und Malta fanden sich, wenn auch in geringer Menge, auf Sizilien. Vereinzelt sind auch Gefäße sehr weit von ihrem Herstellungsort entfernt, etwa in zentraleuropäischen Gräbern, nachgewiesen.
Dann gibt es auch noch so genannte Statusgüter. Seit der
frühen Bronzezeit wurden ganz bestimmte Bronzegegenstände
über weite Entfernungen transportiert. Beispielsweise sind die
Waffen der Periode I in Skandinavien intensiv von Produkten
aus dem Karpatenbecken beeinflusst worden. Einige Schwerter
stellen sogar offensichtlich Importe dar. Die Verbringung bestimmter Güter nach Skandinavien setzte sich auch in späteren
Epochen fort, wie etwa die Kulttrommel von Balkåkra in Schweden zeigt, deren beste Vergleichsstücke aus Ungarn stammen,
wo solche Stücke auch hergestellt wurden (Knape, Nordström
1994). Sie wirken wie Vorläufer des berühmten Gundestrupkessels, der während der Keltenzeit in einer ostbalkanischen Werkstatt angefertigt und dann nach Norden transportiert worden
war.
Verstreut in ganz Europa finden sich vor allem in der Mittelund Spätbronzezeit Produkte aus der Ägäis. Über diese wurde
viel diskutiert, zumeist ohne definitive Schlussfolgerungen,
da alle diese Stücke nicht in eindeutigen Zusammenhängen
gefunden wurden oder nicht eindeutig als Importe zu deuten
sind. Zum Beispiel werden bestimmte Rapiere aus Rumänien
und Bulgarien als mykenisch bezeichnet, obwohl es sich bei
ihnen eindeutig nicht um griechische Arbeiten, sondern um
lokale Imitationen handelt. Andere Stücke überzeugen eher,
sind aber kaum einzuordnen. So fand sich eine Reihe von
Speerspitzen oder Dolchen zypriotischer Form in Mitteleuropa, Frankreich und England, mykenische Doppeläxte traten
dort ebenfalls gelegentlich auf und außerdem Gegenstände,

179

Энтони Хардинг. Дальние связи Европы в эпоху бронзы

Anthony Harding. Fernbeziehungen im bronzezeitlichen Europa

ходят по всей Европе. По их поводу велись споры, но безуспешно, поскольку во всех случаях речь идет о случайных
находках, контекст которых не известен, или же о предметах, которые нельзя безоговорочно отнести к импорту. Например, рапиры из Румынии и Болгарии, отнесенные к одной группе, зачастую называют «микенскими», хотя очевидно, что изготовлены они не в Греции и, скорее всего,
представляют собой местные копии с оригинала. Другие
находки более убедительны, хотя и не совсем понятны: в
Центральной Европе, во Франции и Британии появляются
наконечники копий или кинжалы кипрского типа; время от
времени находят двойные топоры микенского типа, а также
отдельные предметы явно эгейского происхождения — в
частности, бронзовую чашу из Донзена, округ Келле, Северная Германия (Sprockhoff 1961). Двойные топоры греческого
типа обнаружены в разных районах за пределами Европы,
включая Украину (Tallgren 1926). Такие предметы, если они
действительно импортировались в древности, попадали в
систему обмена между территориями, отделенными друг от
друга большими пространствами, отражая символическую
ценность и подчеркивая высокий статус владельца. Предметы из янтаря, о которых говорилось выше, безусловно,
выполняли аналогичную функцию.

Связи в бронзовом веке
Что означают приведенные выше данные о контактах
и обмене? Если допустить, что в Европе бронзового века
между разными регионами существовали тесные связи,
можно ли считать, что торговцы вместе с различными товарами регулярно пересекали весь континент, преодолевая
большие расстояния? А может быть, простые путешественники брали с собой какие-нибудь предметы, чтобы потом
показывать их своим хозяевам, приводя их в изумление,
и возвращались домой с рассказами о дальних странах, как
это описано в литературе? При рассмотрении разных точек
зрения неизбежно наталкиваешься на более важные вопросы — например, о существовании «мировой системы»
применительно к бронзовому веку, в которой удаленные
друг от друга районы были связаны торгово-обменной сетью, что имело особое значение для экономики производителя и потребителя.
В бронзовом веке помимо товаров и материалов, как
было отмечено выше, перемещались и люди. Например, согласно изотопным данным, представитель культуры воронковидных кубков, найденный в могиле с роскошным погребальным инвентарем недалеко от Стоунхенджа и прозванный Лучником из Эймсбери, вырос в среде с иной геологией,
предположительно, где-то в Центральной Европе; подросток, найденный в этом же районе в 2010 году, родился и вырос в Средиземноморье, а большинство людей культуры
воронковидных кубков, погребения которых найдены
в Южной Германии, родом из другого региона. Новые важные результаты исследований заставляют под иным углом
взглянуть на проблему мобильности в бронзовом веке (по
мнению некоторых ученых, результаты исследований подтверждают уже давно высказанные гипотезы) и вновь поднять вопрос о связях между разными регионами мира
в бронзовом веке. С точки зрения технологической базы,
в этом нет ничего странного или невероятного. Выше отмечалось, что механизмы перемещения людей и транспортировки товаров не только существовали, но и регулярно
использовались. Таким образом, если посчитать, сколько
раз изображение лодок встречается в скандинавской наскальной живописи, то, следуя простой логике, можно при-

die eindeutig in Griechenland hergestellt worden sind, etwa
eine Bronzetasse, die in Dohnsen, Ldkr. Celle, in Norddeutschland gefunden worden ist. Doppeläxte sind in verschiedenen
Gegenden Europas bis in die Ukraine nachgewiesen (Tallgren
1926). Falls diese Gegenstände tatsächlich Importe aus dem
Mittelmeerraum darstellen, zeugen sie von einem Tauschverkehr über große Entfernungen und zeigen, dass ihre symbolische Bedeutung weiträumig verstanden wurde sowie ihr Besitz mit Status verbunden war. Das gleiche gilt zweifellos auch
für den weiter oben behandelten Bernstein.

Verbindungen in der Bronzezeit
Was bedeuten diese Belege für Austausch und Kontakte?
Gab es, wenn wir davon ausgehen, dass im bronzezeitlichen Europa intensive Verbindungen existierten, regelmäßige Reisen
von Händlern mit verschiedenen Waren über weite Entfernungen? Oder war es eher so, dass Einzelpersonen von entfernten
Orten berichteten und Gegenstände mitbrachten, um ihre Gastgeber zu beeindrucken, wie wir es aus schriftlichen Überlieferungen kennen? Wenn wir darüber nachdenken, kommen wir
unvermeidlich zu tiefer gehenden Fragestellungen, zum Beispiel, ob es in der Bronzezeit ein „Welthandelssystem“ gab, in
dem weit voneinander entfernt liegende Orte durch ein Netzwerk von Tauschverkehr miteinander verbunden waren, das jeweils besondere Bedeutung für die Wirtschaft der Anbieter und
Empfänger besaß.
Während der Bronzezeit reisten Menschen ebenso wie die
Güter und Produkte, die ich oben erwähnt habe. Isotopenanalysen haben beispielsweise gezeigt, dass der reich ausgestattete Glockenbechermann, bekannt als Bogenschütze von
Amesbury, der in der Nähe von Stonehenge bestattet wurde,
in einer Gegend mit völlig unterschiedlichen geologischen
Bedingungen aufwuchs, vermutlich irgendwo in Mitteleuropa. Ebenso muss ein Jugendlicher, der 2010 am gleichen Ort
gefunden wurde, am Mittelmeer geboren und aufgewachsen
sein, und auch eine signifikante Zahl von Trägern der Glockenbecherkultur aus Süddeutschland muss ursprünglich aus
einer anderen Region gestammt haben. Diese wichtigen neuen Ergebnisse werfen ein ganz anderes Licht auf die Frage
nach Mobilität in der Bronzezeit, obwohl einige Forscher meinen, sie hätten nur seit langem existierende Ansichten bestätigt. In jedem Fall haben sie aber die Diskussion um Verbindungen zwischen einzelnen Teilen der bronzezeitlichen Welt
neu entfacht.
Aus technologischer Sicht betrachtet, sind solche Verbindungen weder ungewöhnlich noch unwahrscheinlich. Wie
bereits erwähnt, waren die Möglichkeiten, dass Menschen
oder Güter weite Strecken überwinden konnten, nicht nur
vorhanden, sondern solche Reisen fanden auch regelmäßig
statt. Die Zahl von Bootsdarstellungen in der skandinavischen
Felsbildkunst, aber auch die selbstverständliche Nutzung des
Wasserwegs, um lange Strecken zu überwinden, sprechen dafür, dass solche Transporte üblich waren. Auf dem Landweg
konnten und haben sicher auch ohne Wagen Menschen und
Tiere große Entfernungen zurückgelegt, denn die meisten der
hier erwähnten Güter sind weder sperrig noch schwer. Eine
Ausnahme bilden Metallbarren, die nur sehr mühsam ohne
die Hilfe von Fahrzeugen oder Packtieren bewegt werden
können, aber beide Transporthilfsmittel waren damals eindeutig vorhanden.
Man kann sich den Fragen zu Beziehungen und Verbindungen in der bronzezeitlichen Welt auf viele Arten nähern, durch
Zentrum-Peripherie-Modelle und durch solche, die Europa als
eine Zusammensetzung aus unabhängigen Einheiten begrei-

180

йти к выводу о том, что лодки были распространенным видом транспорта. По суше даже без колесного транспорта
человек и животные могли покрывать большие расстояния.
Многие из описанных в статье предметов — небольшого
размера и почти ничего не весят. Исключение составляют
слитки, их было бы трудно транспортировать без повозок
или вьючных животных. Конечно же, слитки перевозили
в повозках.
Можно по-разному рассматривать вопрос о связях и взаимодействии в бронзовом веке, используя модели, в основе
которых лежит принцип перемещений «центр—периферия», в противовес моделям, согласно которым Европа состояла из изолированных друг от друга регионов. Тем не
менее очевидно, что идея развития взаимосвязей, характерная для этого периода, проникла почти во все регионы
континента. Можно спорить о происхождении того или иного предмета, в частности, о его значимости, но, вне всякого
сомнения, на протяжении всего бронзового века шел активный обмен товарами и сырьем, иногда между регионами,
расположенными друг от друга на большом расстоянии.
Перевод с английского Н. И. Шишлиной

fen. Unbestritten ist jedoch, dass nur wenige Teile des Kontinents sich gegen die alle Bereiche umfassenden Verbindungen
in dieser Zeit abschotten konnten. Man mag über die Herkunft
und besonders die Bedeutung des einen oder anderen Fundes
diskutieren, aber es ist eine Tatsache, dass Rohstoffe und Fertigprodukte währen der gesamten europäischen Bronzezeit intensiv und teilweise über große Entfernungen ausgetauscht wurden.

Reinhard Jung. Das mykenische Griechenland und seine Kontakte zu anderen europäischen Regione

Райнхард Юнг

Микенская Греция и ее контакты
с другими европейскими регионами
Reinhard Jung

Das mykenische Griechenland und seine Kontakte
zu anderen europäischen Regionen
эпоху бронзы жители большей части европейского континента еще не использовали письменность для того, чтобы планировать, осуществлять
и сохранять в общей памяти политические и экономические действия. В изучении II тыс. до н. э. можно опираться только на современные этому периоду тексты, содержащие информацию о политической и экономической
жизни и найденные в единственном европейском регионе — в микенской Греции, культура которой названа по месту самых значительных археологических находок в восточной части Пелопоннеса. Однако уникальной культуру микенской Греции делают не только списки, предложения и
отдельные слова, записанные на глиняных табличках, глиняных пломбах, а иногда и на самих сосудах. Люди этой
культуры, в отличие от своих современников в Центральной, Восточной и Северной Европе, изготавливали, кроме
керамики, бронзовых инструментов и украшений, утвари и
оружия из бронзы, вещей из кости, еще и некие ремесленные изделия из самых разных материалов, которые в соответствии с сегодняшними представлениями можно признать искусством. На стенной штукатурке, камне, керамике,
металле, кости, полудрагоценных камнях и стекле они создавали иногда абстрактные, а иногда фигуративные, очень
детальные изображения, представляющие собой богатейший источник знаний о микенской жизни и идеологии в Греции II тыс. до н. э. Эти двухмерные изображения и трехмерные скульптуры, размеры которых варьируются от формата
почтовой марки (на печатях) до размера больше натуральной величины (на рельефах и фресках), совсем или почти не
имеют аналогов севернее или западнее Балканского полуострова, именуемого сегодня Грецией.
Хотя эти особенности и отличали микенскую Грецию
даже от ее непосредственных соседей на Балканах и по ту
сторону Адриатики, для Европы эпохи бронзы, от Балтийского до Средиземного моря, были характерны активные
межрегиональные контакты, целью которых, среди прочего, было получение редкого сырья. В общем и целом в микенской истории можно выделить три важных эволюционных этапа, каждый из которых отличается своими особыми
отношениями с другими европейскими регионами, граничащими с Грецией на севере и западе.
1. Примерно с XVII до XV века до н. э. длилась фаза формирования микенского общества. В этот период появилось
множество небольших зон, где образовались иерархические социальные структуры. Власть имущие в этих обществах континентальной Греции ориентировались в вопросах идеологии на минойский Крит, где в это время так называемый новодворцовый период маркировал апогей

В

ie Bronzezeit war auf dem größten Teil des europäischen Kontinents eine Epoche, in der seine Bewohner noch keine Schrift verwendeten, um politische
und wirtschaftliche Handlungen zu planen, durchzuführen und dauerhaft zu memorieren. Wenn man sich heute
mit dem zweiten vorchristlichen Jahrtausend beschäftigt, kann
man nur in einer einzigen europäischen Region zeitgenössische
Texte finden, die über Politik und Wirtschaft Auskunft geben:
im mykenischen Griechenland, dessen Kultur nach seinem wohl
prominentesten Fundort auf der östlichen Peloponnes benannt
wurde. Es sind jedoch nicht allein die auf Tontafeln, Tonplomben und bisweilen auch Gefäßen notierten Listen, Sätze bzw.
einzelnen Wörter einer frühen Form der griechischen Sprache,
die das mykenische Griechenland zu einem Sonderfall machen.
Die dortigen Menschen stellten nicht nur wie ihre Zeitgenossen
im zentralen, im östlichen und im nördlichen Europa Keramik,
Bronzewerkzeuge und -waffen, Geräte und Kleidungsaccessoires aus Bronze und Bein her, sondern sie nutzten auch ein
breites Spektrum an Materialien für handwerkliche Produkte,
die man nach modernen Maßstäben als Kunst einstufen kann.
Dabei erzeugten sie auf Wandverputz, Stein, Keramik, Metall,
Elfenbein, Halbedelstein und Glas abstrakte, oft aber auch detailreiche figürliche Darstellungen, die heute reiche Informationsquellen für das mykenische Leben und die Ideologie der
Menschen im Griechenland des 2. vorchristlichen Jahrtausends
darstellen. Diese zweidimensionalen Bilder und dreidimensionalen Plastiken, deren Maße von Briefmarkengröße auf Siegeln
bis zur Überlebensgröße auf Reliefs und Fresken variieren, finden nur spärliche oder gar keine Parallelen nördlich und westlich der südbalkanischen Halbinsel, die heute Griechenland
heißt.
Trotz dieser Besonderheiten, die das mykenische Griechenland bereits von seinen unmittelbaren Nachbarregionen auf
dem Balkan und jenseits der Adria unterschieden, pflegten die
Menschen im bronzezeitlichen Europa zwischen Ostsee und
Mittelmeer weitreichende Kontakte — unter anderem, um seltene Rohstoffe zu erlangen. Grundsätzlich lassen sich in der mykenischen Geschichte drei wesentliche Entwicklungsphasen
unterscheiden, in denen auch jeweils unterschiedliche Beziehungen zu den nördlich und westlich angrenzenden europäischen Regionen gepflegt wurden:
1. Etwa vom 17. bis zum 15. Jahrhundert v. Chr. dauerte eine
formative Phase der mykenischen Gesellschaft, während der
zahlreiche kleine Herrschaftsgebiete entstanden, in denen sich
hierarchische Sozialstrukturen herausbildeten. Die Mächtigen
dieser festlandsgriechischen Gesellschaften orientierten sich in
ideologischer Hinsicht am minoischen Kreta, in dem damals die
so genannte Neupalastzeit den Gipfelpunkt einer eigenständi-

182

D

самостоятельного развития одного из ранних государств,
уже обладавшего письменностью. В саморепрезентации тех
раннемикенских властителей минойская иконография
играла решающую роль, в то время как типично местные,
континентальные элементы находили выражение в погребениях в склепах, шахтовых гробницах и толосах. Однако о
жилищах тех мужчин и женщин, которые были похоронены
в этих гробницах с богатым погребальным инвентарем, сделанным из золота и других драгоценных материалов, мы не
знаем практически ничего (Shelton 2010. P. 140–143).
2. Примерно с XIV века до н. э. некоторые греческие области стали центрами политической власти, в том числе и
над другими областями. Здесь возникла социально-политическая система, называемая Дворцовым государством. Органы управления этого микенского Дворцового государства
использовали для ведения бюрократической документации
на греческом языке заимствованную от минойского Крита,
но преобразованную слоговую письменность. Это слоговое
письмо называется линейным письмом Б, поскольку линейное письмо А — это предшествующая ему минойская письменность. Найденные глиняные таблички, использовавшиеся для временных административных записей, позволяют
определить, в каких регионах Греции управление было организовано именно таким образом (ил. 1). Так стало ясно,

Ил. 1. Находки табличек с линейным письмом Б.
Табличка с линейным письмом Б из Микен (картирование Р. Юнга;
ил. по: Demakopoulou 1988)
Abb. 1. Funde von Linear B-Tafeln. Linear B-Tafel aus Mykene
(Kartierung R. Jung; Abb. nach Demakopoulou 1988)

gen Entwicklung eines frühen Staats mit Schriftnutzung markierte. In der Selbstdarstellung jener frühmykenischen Herrscher spielte die minoische Ikonographie eine entscheidende
Rolle, während typisch lokale, festländische Elemente in den
Bestattungen in gebauten Kammergräbern, in Schachtgräbern
und in Tholosgräbern zum Ausdruck kamen. Von den Wohnsitzen der in jenen Gräbern mit reichen Beigaben aus Gold und
anderen kostbaren Materialien beigesetzten Männern und
Frauen wissen wir leider kaum etwas (Shelton 2010. P. 140–143).
2. Etwa ab dem 14. Jahrhundert v. Chr. hatten sich einige
griechische Regionen gegenüber anderen als politische
Machtzentren durchgesetzt, und in diesen entstand ein als Palaststaat bezeichnetes politisch-soziales System. Die Verwaltung dieses mykenischen Palaststaats benutzte eine zwar aus
dem minoischen Kreta übernommene, aber abgewandelte Silbenschrift, um in griechischer Sprache bürokratische Aufzeichnungen zu verfassen. Diese Silbenschrift wird Linear B genannt,
denn Linear A bezeichnet die minoische Vorgängerschrift. Die

183

Райнхард Юнг. Микенская Греция и ее контакты с другими европейскими регионами

что и Крит находился теперь под этим новым политическим
контролем, им управляли чиновники из континентальной
Греции. Административные центры были расположены
в Ханье и Кноссе. Дворцы с административными комплексами в континентальной Греции были обнаружены в ходе раскопок в Пилосе на юго-западе Пелопоннеса, в Микенах и Тиринфе в Арголиде, в Фивах в Беотии. Они отличались роскошной архитектурой, были декорированы настенной живописью, в их оформлении использовались дорогие породы камня, в них хранились ценнейшие предметы (среди
прочего, украшения из золота и лазурита, мебель из кости,
оборонительное и наступательное оружие из бронзы). Все
дворцы, за исключением Фив, были впоследствии разграблены. Новые таблички с линейным письмом Б были найдены несколько лет назад в Агиос-Василиосе в Лаконии, место
находки располагается в двенадцати километрах к югу от
сегодняшней Спарты, там же найдены и здания с настенными росписями (Aravantinos, Vasilogamvrou 2012). Эти находки позволяют предположить, что и в Агиос-Василиосе находился один из микенских дворцов. Это прибавляет еще
одно важнейшее место действия гомеровского эпоса —
царство Менелая в Лаконии — к другим, уже давно известным нам резиденциям гомеровских царей и областям, подчиненным одному из микенских дворцов — Арголиде
с дворцами Микен и Тиринфа, Мессении с дворцом Пилоса,
Беотии с дворцом Фив. На первый взгляд, совпадения гомеровского эпоса и правителей микенских дворцов кажутся
поразительными, однако следует заметить, что области,
подчинявшиеся разным микенским дворцам, которые мы
можем реконструировать по географическим названиям на
табличках линейного письма Б, не полностью совпадают
с царствами у Гомера, несмотря на кажущееся соответствие.
Напротив, есть существенные расхождения между микенской и гомеровской географией, так как эпосы «Илиада»
и «Одиссея» были написаны для читателей VIII–VII веков до
н. э. и отражают преимущественно политическую ситуацию
того времени (Eder 2003). Кроме того, большая часть чиновничьих должностей, упоминающихся в линейном письме Б,
не дожила до времени Гомера. Даже титул царя изменился
после окончательного разрушения микенских дворцов:
если в табличках царь назывался «wa-na-ka» (= wanax), то
самый могущественный муж гомеровского эпоса именуется
«basileus». В текстах же линейного письма Б (в написании
«qa-si-re-u») этим словом обозначен чиновник не слишком
высокого ранга, который осуществлял некие властные полномочия с помощью определенных органов, и в то же время
следил за процессами производства некоторых изделий и
продуктов для дворца (Carlier 1995).
Недавно среди материала давних раскопок в Старом городе в Волосе были обнаружены фрагменты табличек с линейным письмом Б, которые доказывают, что и на фессалийском побережье существовало микенское управление, хотя
само по себе здание дворца раскопано еще в незначительной степени (Skafida u. a. 2012). С другой стороны, недавно
найденные таблички из мессенской Íkläna свидетельствуют,
что внутри одной микенской области правления такие таблички изготавливали и покрывали письменами в поселении рядом с дворцом, как считалось раньше, однако использовать их могли и в других подчиненных административных центрах (Shelmerdine 2012).
Правда, нам известно, что довольно значительная часть
микенской административной практики обходилась без использования письменности, а вместо нее идентификация
чиновников и пересылка изделий происходила с помощью

Funde von Tontafeln, die für temporäre Verwaltungsnotizen genutzt wurden, zeigen an, welche Regionen Griechenlands in
dieser Weise verwaltet wurden (Abb. 1). So wird sichtbar, dass
nun auch Kreta unter neuer politischer Kontrolle stand und von
Beamten regiert wurde, die vom griechischen Festland stammten. Ihre Verwaltungszentren lagen in Chania und Knossos. Auf
dem Festland wurden Paläste mit angeschlossener Verwaltung
bislang in Pylos auf der Südwestpeloponnes, in Mykene und Tiryns in der Argolis und in Theben in Böotien ausgegraben. Sie
sind durch eine prunkvolle Architektur mit Wandmalereidekor
und der Verwendung kostbarer Steinmaterialien gekennzeichnet und beherbergten wertvolle Inventare, die aber nur im Fall
von Theben einer späteren Plünderung weitgehend entgangen
sind (u. a. Schmuck aus Gold und Lapislazuli, Elfenbeinmöbel,
Schutz- und Angriffswaffen aus Bronze). Neue Funde von Linear
B-Tafeln wurden vor wenigen Jahren in Ájios Vassílios in Lakonien gemacht, einem Fundort 12 km südlich vom heutigen Sparta, zu dem auch Gebäude mit Wandmalereien gehören (Aravantinos, Vasilogamvrou 2012). Diese Befunde lassen vermuten,
dass sich auch in Ájios Vassílios ein mykenischer Palast befand.
Somit wäre eine der wichtigsten Regionen des homerischen
Epos, nämlich das Reich des Menelaos in Lakonien, zu jenen
hinzugetreten, die wir schon länger sowohl als Sitze homerischer Könige als auch als Herrschaftsgebiete eines mykenischen
Palasts kannten: die Argolis mit den Palästen von Mykene und
Tiryns, Messenien mit dem Palast von Pylos und Böotien mit
dem Palast von Theben. Bei diesen auf den ersten Blick beeindruckenden Übereinstimmungen zwischen homerischem Epos
und mykenischen Palastherrschaften muss aber prinzipiell einschränkend bemerkt werden, dass die Verwaltungsgebiete der
verschiedenen mykenischen Paläste, die sich aus den Ortsnamen der Linear B-Tafeln rekonstruieren lassen, nicht mit den
scheinbar entsprechenden Königreichen bei Homer deckungsgleich sind. Vielmehr gibt es bedeutende Abweichungen zwischen mykenischer und homerischer Geographie, da die Epen
Ilias und Odyssee für ein Publikum des 8./7. Jahrhunderts v. Chr.
verfasst wurden und größtenteils politische Verhältnisse jener
Zeit spiegeln (Eder 2003). Hinzu kommt, dass der größte Teil der
Beamtentitel der Linear B-Tafeln nicht bis in die Zeit Homers
überdauerte. Selbst der Königstitel änderte sich nach der endgültigen Zerstörung der mykenischen Paläste: Wurde der König
der Tafeln „wa-na-ka“ (= wanax) genannt, so heißt der mächtigste Mann in den homerischen Epen „basileus“. Mit diesem Wort
war in den LinearB-Texten (in der Schreibweise „qa-si-re-u“)
noch ein nicht sehr hoch gestellter Beamter bezeichnet worden,
der einerseits in eher lokalem Rahmen mittels bestimmter Körperschaften Macht ausübte, andererseits aber auch gewisse
Produktionsprozesse für den Palast überwachte (Carlier 1995).
Kürzlich wurden im Fundmaterial lange zurückliegender Grabungen in der Altstadt von Vólos Linear B-Tafelfragmente entdeckt, die nun beweisen, dass auch an der thessalischen Küste
eine mykenische Verwaltung bestand, wenn auch das eigentliche Palastgebäude noch nicht großflächig ausgegraben ist
(Skafida u. a. 2012). Andererseits könnte ein ganz neuer Tafelfund aus dem messenischen Íkläna bedeuten, dass innerhalb
eines mykenischen Herrschaftsgebiets Tontafeln nicht nur am
Ort des Palasts hergestellt und beschriftet wurden, wie man bislang glaubte, sondern dass sie auch in nachgeordneten Verwaltungssitzen in Verwendung waren (Shelmerdine 2012).
Wir wissen allerdings auch, dass ein nicht unbeträchtlicher
Teil der mykenischen Verwaltungspraxis ohne Schriftverwendung auskam und man stattdessen etwa auf Siegel und mit diesen gestempelte Tonplomben zur Identifikation von Beamten
und zur Versendung von Produkten zurückgriff. Die Verteilung

184

Reinhard Jung. Das mykenische Griechenland und seine Kontakte zu anderen europäischen Regione

печатей и их отпечатков на глиняных пломбах. Распределение печатей микенского типа по Греции указывает на то, что
регионы, где нами еще не найдены здания дворцов или таблички с линейным письмом Б, тем не менее были вовлечены
в структуры микенского сбора налогов и административного управления. На севере континентальной Греции рука микенской бюрократии дотянулась даже до горных областей
Олимпа, правда, не достала оттуда центрально-македонской равнины (ил. 2; Eder 2009). Эпир на северо-западе Греции также не подчинялся ни одному из микенских царей.
Недавно развернулась дискуссия по вопросу о том, принадлежали ли микенские дворцы независимым друг от друга царям, или разные цари подчинялись одному единственному, более могущественному царю, или же вообще существовал только один царь, который господствовал над всей
микенской Грецией и жил попеременно в разных дворцах.
Географические названия в текстах линейного письма Б
в разных дворцах свидетельствуют скорее в пользу независимости отдельных регионов; абсолютно одинаковая административная практика и совершенно единообразный язык
текстов говорят, наоборот, о наличии союза (Olivier 2006).
К тому же сегодня уже точно установлено, что дворцы Арголиды, Микен и Тиринфа были не резиденциями независимых царей: царь Арголиды жил в Микенах, а Тиринф выполнял функции второй резиденции и города-гавани (Maran
2006). О многом говорит еще и то, что Великий царь хеттов
в Малой Азии в XIV и XIII веках до н. э. знал только одного
эгейского Великого царя, а именно властелина царства Аххиявы, и название этого царства напоминает «ахайой»
Гомера, то есть самоназвание осадивших Трою греков.

Ил. 2. Распространение микенских печатей из мягкого камня так
называемой Mainland Popular Group в эгейском мире
(по: Eder 2009)
Abb. 2. Die Verbreitung mykenischer Weichsteinsiegel der so genannten
Mainland Popular Group im ägäischen Raum (nach Eder 2009)

der Siegel mykenischen Typs über Griechenland gibt Hinweise
darauf, dass auch Regionen, aus denen wir bislang noch keine
Palastgebäude oder Linear B-Tafeln kennen, in die Strukturen
der mykenischen Abgabenerhebung und allgemeinen Verwaltung einbezogen waren. Im Norden des griechischen Festlands
reichte der Arm der mykenischen Bürokratie demnach wohl bis
in die Gebirgsregionen des Olymp, aber nicht darüber hinaus in
die zentralmakedonische Ebene (Eder 2009) (Abb. 2). Auch Epirus im griechischen Nordwesten wurde nicht von einem mykenischen Wanax beherrscht.
Eine neuerdings wieder diskutierte Frage ist jene, ob die mykenischen Paläste voneinander unabhängigen Königen gehörten, ob verschiedene Könige unter der Oberherrschaft eines
einzigen, mächtigeren Königs standen oder ob es vielleicht sogar nur einen einzigen Wanax gab, der über das gesamte mykenische Griechenland herrschte und abwechselnd in verschiedenen Palästen residierte. Die Ortsangaben in den Linear B-Texten
der unterschiedlichen Paläste sprechen eher für die Unabhängigkeit der einzelnen Regionen; die untereinander ganz gleichartige Verwaltungspraxis und die völlig einheitliche Sprache der
Texte sprechen eher für einen Verbund (Olivier 2006). Sicher
scheint heute zudem, dass die beiden Paläste der Argolis, Mykene und Tiryns, nicht die Sitze unabhängiger Könige waren, sondern der König der Argolis in Mykene residierte, während Tiryns

185

Райнхард Юнг. Микенская Греция и ее контакты с другими европейскими регионами

К этому царству, судя по хеттским текстам, принадлежали и
области на малоазиатском континенте, в регионе Милета
(Hawkins 1998. P. 30f.; см. кат. 174.1).
3. Около 1200 года до н. э. за короткое время были разрушены все микенские дворцы, и микенская государственность прекратила свое существование. Вместе с ней была
утрачена и микенская письменность, так же как и многие
слова из лексики экономического и политического управления. Причины этой гибели трудно установить точно. Ясно,
что одна из них — это социальные и экономические трудности и конфликты, основанные на эксплуатации больших
групп населения. По крайней мере, в некоторых дворцах непосредственной причиной пожаров были, вероятно, землетрясения. Одно из возможных объяснений — военные действия, правда неясно, были ли это междоусобные войны,
социальные восстания, нападения пиратских флотов или же
комбинация нескольких факторов (Deger-Jalkotzy 2008.
P. 387–392). Если принять гипотезу об одном единственном
царе, легче понять, как за один момент могла погибнуть вся
микенская государственность.
Несмотря на гибель государства микенская культура
продолжала существовать и в XII, и в начале XI века до н. э.
Однако в таких регионах, как Мессения на юго-западе Пелопоннеса, вид поселений говорит о далеко зашедшей депопуляции, а, например, Ахайя на северо-западе Пелопоннеса
переживала настоящий расцвет. Жители Греции были организованы теперь в небольшие социальные общности, которые не могли контролировать большие территории и построение которых было, скорее всего, сравнимо с построением социальных структур в соседних регионах в Италии и
на Центральных Балканах. Эти социальные общности были
основаны, предположительно, на родственных и клиентурных связях.
В соответствии с этапами развития микенской истории
изменялись и отношения микенцев с жителями соседних
регионов, а через них, опосредованно, и с жителями отдаленных частей Европы. Уже в раннемикенский период Пелопоннес, например, поддерживал активный товарообмен с
отдельными группами населения Южной Италии, от Апулии
через Калабрию и Сицилию до Неаполитанского залива в
Кампанье. Мы не знаем, что импортировали из Италии. Однако тот факт, что среди экспортированных из Греции предметов, найденных в Италии, была обнаружена печать из
карнеола (находка в Южной Калабрии), говорит о большом
значении этих отношений, поскольку печать могла принадлежать авторизованному контактному лицу (Jung 2010.
S. 663f.) .
В начале раннемикенского периода точками, через которые осуществлялись связи с cеверными островами Эгейского моря и пограничными балканскими регионами, были
несколько поселений на побережье полуострова Халкидики (например, Тумба доисторического Олинфоса; см.: Hänsel,
Aslanis 2010). Исследователи предполагают, что микенские
предметы роскоши в ограниченных объемах попадали на
север и могли стимулировать изготовление аналогичных
местных изделий народами юго-востока Европы. На связи
между удаленными друг от друга мастерскими указывают и
некоторые немногочисленные составные, но абстрактные
орнаменты из круговых и волнообразных лент, которые использовали ремесленники как в Карпатах, так и в микенской
Греции и Малой Азии (David 2001). Однако особенно интенсивными контакты микенской Греции с Юго-Восточной Европой стали только в начале XIV века до н. э. Есть указания

eine Funktion als Zweitresidenz und Hafenstadt besaß (Maran
2006). Außerdem ist bezeichnend, dass der Großkönig der Hethiter in Kleinasien im 14. und 13. Jahrhundert v. Chr. nur einen
einzigen Großkönig im ägäischen Raum kannte, den König des
Reichs von Ahhijawa nämlich, wobei der Reichsname an die
„Achaioi“ Homers, die Griechen, die Troja belagerten, erinnert.
Zu diesem Reich gehörten den hethitischen Texten nach auch
Gebiete auf dem kleinasiatischen Festland, in der Region von
Milet (Hawkins 1998. P. 30f.; s. hier Kat. Nr. 174.1: aus einem Kammergrab mykenischen Typs von Değirmentepe bei Milet, Inv.
Antikensammlung V. I. 4947).
3. Um 1200 v. Chr. wurden innerhalb eines kurzen Zeitraums
alle mykenischen Paläste zerstört, und das mykenische Staatswesen hörte auf zu existieren. Mit ihm ging auch die mykenische Schrift verloren, ebenso wie zahlreiche Wörter aus dem
Vokabular der wirtschaftlichen und politischenVerwaltung. Die
Ursachen des Untergangs sind nicht präzise zu bestimmen: Soziale und wirtschaftliche Schwierigkeiten und Konflikte aufgrund der Ausbeutung großer Bevölkerungsgruppen lassen
sich plausibel machen. Erdbeben scheinen zumindest bei einigen Palästen der unmittelbare Anlass von Bränden gewesen zu
sein. Krieg ist jedoch ebenfalls eine Erklärungsmöglichkeit; ob
hierfür nun innergriechische Kämpfe, soziale Aufstände, Angriffe von Piratenflotten oder auch mehrere dieser Faktoren in
Kombination miteinander verantwortlich waren, ist unklar (Deger-Jalkotzy 2008. P. 387–392). Sollte es nur einen einzigen Wanax gegeben haben, wäre leichter nachvollziehbar, wieso die
gesamte mykenische Staatlichkeit mit einem Mal zusammenbrach.
Die mykenische Kultur zeigte im 12. und frühen 11. Jahrhundert v. Chr. Kontinuitäten über den Zusammenbruch des Staats
hinaus, wobei aber in Regionen wie Messenien in der Südwestpeloponnes das Siedlungsbild für eine weitgehende Entvölkerung spricht, während etwa Achaia in der Nordwestpeloponnes
eine Blütezeit erlebte. Die Menschen in Griechenland waren
jetzt in eher kleinen Sozialverbänden organisiert, die keine größeren Territorien kontrollieren konnten und deren Aufbau mit
jenem der Sozialstrukturen der Nachbarregionen in Italien und
auf dem Zentralbalkan vergleichbar gewesen sein dürfte. Vermutlich basierten sie auf Verwandtschafts- und Klientelverbänden.
Entsprechend den Entwicklungsstadien der mykenischen
Geschichte wandelten sich auch die Beziehungen, die die Mykener zu den Bewohnern benachbarter Regionen und über diese
mittelbar auch zu jenen weiter entfernter Teile Europas unterhielten. Schon in frühmykenischer Zeit stand zumindest die Peloponnes in regem Güteraustausch mit den Bevölkerungsgruppen Süditaliens, von Apulien über Kalabrien und Sizilien bis
zum Golf von Neapel in Kampanien. Wir wissen nicht, was man
aus Italien importierte. Die Tatsache, dass zu den aus Griechenland exportierten Objekten dieser Zeit, die in Italien gefunden
wurden, auch ein Karneolsiegel (von einem Fundort in Südkalabrien) gehört, spricht aber für die Bedeutung dieser Beziehungen, denn das Siegel könnte einer autorisierten Kontaktperson
gehört haben (Jung 2010. S. 663f.).
Die Beziehungen zur Nordägäis und den angrenzenden Balkanregionen wurden zu Beginn der frühmykenischen Zeit wohl
über wenige Küstenorte der Chalkidhikí (z. B. die Toumba des
Prähistorischen Olynth, s. Hänsel, Aslanis 2010) abgewickelt,
wobei anscheinend auch in begrenztem Maße mykenische Luxusgüter nach Norden gelangten bzw. einheimische Produkte
der Bevölkerung Südosteuropas inspirierten. Auch einige wenige komplexe, aber abstrakte Kreis- und Wellenbandmotive, die

186

Reinhard Jung. Das mykenische Griechenland und seine Kontakte zu anderen europäischen Regione

Ил. 3. Изделия из золотой фольги
из клада под храмом Артемиды
на Делосе: вверху —фриз
с изображением ладьи солнца,
образованной фигурами птиц
итальянского типа; внизу —
летящая птица эгейского типа
(фото Р. Юнга)
Abb. 3. Goldbleche aus dem Hort
unter dem Artemision von Delos:
oben ein Vogelsonnenbarkenfries
italienischen Typs, unten ein
fliegender Vogel ägäischen Typs
(Foto: R. Jung)

на то, что в это время золото
из болгарских Родопов экспортировали в Южную Грецию и что важнейшую роль
в экспорте играли гавани
Волоса на фессалийском заливе. Этот товарообмен был,
по всей видимости, весьма
значительным. Так, в Болгарии было найдено несколько мечей и наконечников
копий микенского типа, датируемых первой половиной XIV века до н. э., а такое же оружие в Греции встречается
только в погребениях с очень богатым инвентарем, то есть
оно выступало в микенском обществе в качестве статусного
маркера (Bozhinova u. a., im Druck).
Примечательно, однако, что отношения с центральнобалканскими областями в развитый дворцовый период конца XIV–XIII века до н. э. снова ослабевают: предметы роскоши дворцового периода почти не попадают больше на северные острова Эгейского моря и Балканы, расположенные
еще севернее, и микенская импортная керамика становится
на североэгейских побережьях редкостью. Городская Троя
имела более интенсивные отношения с микенским югом
(кат. 179), и это, несомненно, было связано с тем, что Троя,
согласно хеттским текстам, с большой долей вероятности
была резиденцией одного из «царьков» с собственным государственным управлением (Becks 2006). Поэтому по политической и социальной организации она была гораздо ближе
микенскому дворцовому государству, чем деревенским
общинам северо-западных эгейских островов и Центральных Балкан с их «догосударственным» социально-политическим устройством.
В качестве замены отсутствующего микенского импорта
жители Македонии и Трои сами изготавливали сосуды микенского типа на «быстром» гончарном круге и использовали их в дополнение к своей местной керамике, например,
чтобы по микенскому обычаю смешивать и пить вино с водой, возможно, по особым поводам. На побережьях Тракии
население, наоборот, не переняло эти южные застольные
обычаи; микенская посуда здесь практически отсутствует.
К северу от границ сегодняшней Греции микенские предметы дворцового периода встречаются только как очень редкие исключения. В Италии импортировать изделия дворцового периода хотя бы в небольших объемах могли только
некоторые немногочисленные гавани — такие, как РокаВеккья и Скольо-дель-Тонно в Апулии и Тапсос на Сицилии.
Однако никакой торговли в собственном смысле слова

sowohl im Karpatenbecken als auch im mykenischen Griechenland und in Kleinasien verwendet wurden, könnten auf weiträumige Kommunikation zwischen Werkstätten hinweisen (David
2001). Die südosteuropäischen Kontakte des mykenischen Griechenland intensivierten sich aber erst im frühen 14. Jahrhundert v. Chr. Es gibt Hinweise darauf, dass in dieser Zeit Gold aus
den bulgarischen Rhodopen ins südliche Griechenland exportiert wurde und dass Häfen am thessalischen Golf von Vólos
hierbei eine entscheidende Rolle spielten. Dieser Güteraustausch scheint nicht unbedeutend gewesen zu sein, denn in
Bulgarien wurde eine Reihe von Schwertern und Lanzenspitzen
der ersten Hälfte des 14. Jahrhunderts v. Chr. gefunden, die mykenischen Typs sind und deren Gegenstücke in Griechenland
nur in reicher ausgestatteten Gräbern zu finden sind, also als
soziale Statusanzeiger innerhalb der mykenischen Gesellschaft
fungierten (Bozhinova u. a., im Druck).
Bemerkenswert ist aber, dass die Beziehungen zu den zentralbalkanischen Gebieten in der entwickelten Palastzeit des
späten 14. und des 13. Jahrhunderts v. Chr. wieder abkühlten:
Palastzeitliche Luxusgüter gelangten fast gar nicht mehr zu den
Bevölkerungsgruppen der Nordägäis und der weiter nördlich
gelegenen Balkangebiete, und auch mykenische Importkeramik ist rar an den nordägäischen Küsten. Das städtische Troja
hatte wohl etwas intensivere Beziehungen zum mykenischen
Süden (vgl. in diesem Band Kat. Nr. 179), was zweifellos damit
zusammenhängt, dass es den hethitischen Texten zufolge
höchstwahrscheinlich Sitz eines Kleinkönigs mit eigener staatlicher Verwaltung war (Becks 2006). Es stand dem mykenischen
Palaststaat von der politischen und sozialen Organisation also
weit näher als die vorstaatlich organisierten dörflichen Gemeinschaften der Nordwestägäis und des Zentralbalkans.
Als Ersatz für fehlende mykenische Importe töpferten vor allem die Bewohner Makedoniens und der Troas selber Gefäße
mykenischen Typs auf der schnellen Töpferscheibe und verwendeten sie in Ergänzung zu ihrer einheimischen Keramik, z. B. um
nach mykenischer Gewohnheit Wein mit Wasser zu mischen

187

Райнхард Юнг. Микенская Греция и ее контакты с другими европейскими регионами

с дворцовым государством на островах Эгейского моря не
было: небольшие регионы Италии, во-первых, не были способны производить излишки продукции в таких объемах,
которые были бы интересны микенским торговцам, обслуживавшим микенского царя, а во-вторых, с политической
точки зрения, они в качестве равноправных партнеров
были для Великого царя весьма сомнительны. Однако они
все ближе и ближе знакомились с Восточным Средиземноморьем и вслед за этим в отдельных случаях создавали важные культурные новшества, о чем свидетельствуют, например, прямоугольные комплексы зданий в Тапсосе, сгруппированные вокруг дворов и повторяющие образцы
восточносредиземноморских или левантийских (Militello
2004).
Контакты между микенцами и их северными и западными соседями отнюдь не всегда имели характер мирного обмена. Со второй половины XIV века до н. э. внутреннее развитие обществ Центрального Средиземноморья привело к
тому, что воины с Сицилии и континентальной Италии распространили свою активность и на Восточное Средиземноморье. Однако только серьезные оружейно-технические
инновации, важнейшей из которых было использование
длинных рубящих мечей, позволили воинам с Апеннинского полуострова получить военное преимущество перед хорошо вооруженной армией микенского государства. В самых разных регионах, от Крита до Пелопоннеса и фессалийского побережья — в конце XIII, а в основном в начале
XII века до н. э., то есть вскоре после гибели дворцового
царства, началась иммиграция из Италии. Итальянские иммигранты хотя и жили в микенских поселениях, однако придерживались обычаев и образцов своей родной культуры,
по крайней мере в некоторых сферах жизни. Наиболее ярким свидетельством этого является сегодня сделанная
вручную керамика итальянского типа, изготовленная, тем
не менее, в Греции. В выборе направления движения мореходов из Италии решающим фактором было, без сомнения,
то, что благодаря предшествующим эгейско-итальянским
контактам они хорошо знали регионы, куда намеревались
двигаться.
На протяжении XII и начала XI века до н. э. эти трансадриатические контакты поддерживались и даже становились
более интенсивными, поскольку для последворцовых микенских общин были характерны теперь такие структуры
социальной организации, которые больше не имели принципиальных отличий от социального устройства итальянских общин. Поэтому теперь контакты не ограничивались
взаимным импортом-экспортом — в частности, оружия итальянского производства в Грецию, а восточных и эгейских
предметов роскоши в Италию — теперь происходил и обмен идеологией. Примером может быть сосуществование
эгейских сюжетов с птицами и итальянской ладьи солнца,
образованной фигурами птиц, на изделиях из золотой фольги, явно религиозного назначения, с острова Делос субмикенского периода (ил. 3; Jung 2007).

und zu trinken, und zwar möglicherweise bei besonderen Anlässen. An den Küsten Thrakiens hingegen übernahm die Bevölkerung diese südlichen Tischsitten nicht; mykenisches Geschirr
fehlt hier praktisch vollkommen. Nördlich der heutigen griechischen Grenzen kommen mykenische Gegenstände der Palastzeit nur noch als sehr seltene Ausnahmen vor. In Italien waren es
einige wenige Hafensiedlungen wie Roca Vecchia und Scoglio
del Tonno in Apulien und Thapsos auf Sizilien, die palastzeitliche Produkte in einer gewissen Menge importieren konnten,
doch hatte sich kein Handel im eigentlichen Sinne mit dem Palaststaat der Ägäis entwickelt: Weder waren die kleinen Regionen Süditaliens in der Lage, einen Überschuss zu erwirtschaften, dessen Menge für einen mykenischen Händler im Auftrag
des Wanax attraktiv gewesen wäre, noch kamen sie aus politischen Gründen als gleichrangige Partner für den Großkönig infrage. Dennoch lernten sie den östlichen Mittelmeerraum zunehmend besser kennen und führten daraufhin in Einzelfällen
auch bemerkenswerte kulturelle Neuerungen ein, wie etwa die
rechtwinkligen Gebäudekomplexe von Thapsos zeigen, die um
Höfe gruppiert sind und ihre Vorbilder in ostmediterranen oder
levantinischen Bauten hatten (Militello 2004).
Kontakte zwischen den Mykenern und ihren nördlichen und
westlichen Nachbarn hatten keineswegs immer den Charakter
eines friedliche Gebens und Nehmens. Interne Entwicklungen
in den Gesellschaften des zentralen Mittelmeerraums führten
ab der zweiten Hälfte des 14. Jahrhundert v. Chr. dazu, dass Krieger aus Sizilien und vom süditalienischen Festland auch im östlichen Mittelmeer aktiv wurden. Doch erst entscheidende waffentechnische Innovationen, deren wichtigste die Einführung
langer Hiebschwerter war, brachten die zur See operierenden
Krieger von der Apenninhalbinsel auch gegenüber den gut ausgerüsteten Armeen des mykenischen Staats in eine günstige
militärische Position. In verschiedenen Regionen, von Kreta
über die Peloponnes bis zu den thessalischen Küsten, kam es im
späten 13., vor allem aber im frühen 12. Jahrhundert, d.h. kurz
nach dem Zusammenbruch des Palastsystems, zur Immigration
von Personengruppen aus Italien. Diese wohnten zwar in mykenischen Siedlungen, hielten aber zumindest partiell an ihrer ursprünglichen Kultur fest. Dies lässt sich heute insbesondere an
handgemachter Keramik italienischen Typs, die jedoch in Griechenland produziert wurde, nachvollziehen. Entscheidend für
die Ausrichtung ihrer Aktivitäten war für diese Seefahrer aus
Italien mit Sicherheit die Tatsache, dass sie durch die vorhergehenden Phasen der ägäisch-italienischen Kontakte Informationen über ihre Zielregionen besaßen.
Im Verlaufe des 12. und frühen 11. Jahrhunderts wurden diese transadriatischen Kontakte aufrecht erhalten und konnten
sogar intensiviert werden, da die nachpalatialen mykenischen
Gemeinschaften nun soziale Organisationsstrukturen hatten,
die von jenen auf dem italienischen Festland nicht mehr grundsätzlich verschieden waren. So kam es nun nicht nur zu wechselseitigen Importen — etwa von Waffen italienischer Produktion nach Griechenland und von orientalischen und ägäischen
Luxusgütern nach Italien –, sondern auch zu Ideologietransfer:
Ein Beispiel ist das Nebeneinander von ägäischen Vogelmotiven
und italienischen Vogelsonnenbarken auf Goldblechen aus einem wohl religiösen Kontext der submykenischen Zeit von der
Insel Delos (Abb. 3) (Jung 2007).

Аликс Хэнзель

Конец эпохи бронзы в Эгейском регионе
Alix Hänsel

Das Ende der Bronzezeit in der Ägäis

Восточном Средиземноморье XII век до н. э. характеризуется рядом событий, которые привели
к гибели микенской цивилизации в Греции и царства хеттов в Центральной Анатолии. Процветавшие центры эгейского островного мира и турецкого западного побережья также оказались затронуты этими событиями.
В Трое большие разрушения были вызваны землетрясением, правда еще в XIII веке до н. э., затем все было восстановлено и, более того, были построены новые здания.
«Дворцовые общества» Греции, уже обладавшие письменностью, самыми значительными среди которых были Микены, Тиринф, Фивы и Пилос на континенте и Ханья на Крите,
в это время производят еще впечатление благополучных и
стабильных империй (Dickinson 2008). Примечательно, однако, то, что повсюду занимались усилением укреплений
или, по крайней мере, их ремонтом и поддержанием в рабочем состоянии. И это было оправдано, так как почти везде
в последующие годы произошли большие пожары и разрушения, которые только отчасти можно объяснить землетрясениями.
В Трое в слое разрушения фазы поселения VIIa были обнаружены следы большого пожара, найдены оружие, кучи
метательных камней и непогребенные мертвецы, что все
вместе явно указывает на военный конфликт с фатальным
концом (Becks, Thumm 2001. S. 419). То же самое мы находим
в Греции, где снова и снова случались локальные катастрофы, вынуждавшие людей быстро и многократно менять места жительства. Одновременно происходило, очевидно, и сокращение численности населения.
Причины такого культурного коллапса, опустошившего
многие селения на десятки поколений вперед, не могут
быть сведены к одному-единственному событию. Скорее
всего, здесь сошлось множество разных факторов, некоторые из них к тому же взаимно стимулировали друг друга
(Drews 1993). Природные катастрофы — такие, как землетрясение или неурожай, — могли обрушить хорошо функционировавшие управленческие структуры, наступали тяжелые,
голодные времена, которые в свою очередь вели к локально ограниченным набегам и войнам небольшого масштаба,
вызванным поисками новых ресурсов. Слишком активное
использование сельскохозяйственных земель, направляемое дворцовыми центрами, в длительной перспективе привело к снижению урожайности. Так, в некоторых местах удалось установить, что зарастание угодий сорняками в позднемикенский период значительно усилилось (Kroll 1983.
S. 149ff.). Кроме того, беспокойные времена нанесли большой урон товарообмену, который в отдельных регионах
совсем прекратился. Связанное с этим неполноценное

В

as 12. vorchristliche Jahrhundert ist im östlichen Mittelmeerraum durch eine Kette von Ereignissen geprägt, die zum Zusammenbruch der mykenischen
Zivilisationen in Griechenland und dem Hethitischen Reich in Zentralanatolien führten. Auch die blühenden
Zentren der ägäischen Inselwelt und der türkischen Westküste
sind von diesen Ereignissen betroffen.
In Troja hatte es zwar bereits im 13. Jahrhundert massive Zerstörungen durch Erdbeben gegeben, danach waren die Schäden aber wieder beseitigt und neue Bauten errichtet worden.
Auch die „Palastgesellschaften“ des bereits schriftführenden
Griechenlands, unter denen auf dem Festland Mykene, Tiryns,
Theben und Pylos und auf Kreta Chania die bedeutendsten Zentren darstellen, vermitteln zu dieser Zeit noch den Eindruck
wohlhabender und stabiler Imperien (Dickinson 2008). Auffällig
ist jedoch, dass allerorten die Befestigungsanlagen verstärkt
oder zumindest durch Reparaturen in funktionsfähigem Zustand versetzt wurden. Dies hatte durchaus seine Berechtigung,
denn fast überall ereigneten sich in den Folgejahren massive
Brände und Zerstörungen, die nur zum geringeren Teil auf Erdbeben zurückgeführt werden können.
In Troja konnten in der Zerstörungsschicht der Siedlungsphase VIIa massive Brandspuren festgestellt werden, es fanden
sich Waffen, Haufen von Schleudersteinen und unbestattete
Tote, insgesamt also Hinweise auf ein kriegerisches Geschehen
mit fatalem Ausgang (Becks, Thumm 2001. S. 419). Ähnliches
lässt sich auch in Griechenland feststellen, wo es immer wieder
zu lokalen Katastrophen kam, die die Menschen zwangen, kurzfristig und mehrfach ihre Wohnorte zu wechseln. Gleichzeitig
hat es offenbar auch einen großen Bevölkerungsrückgang gegeben.
Die Ursachen für diesen kulturellen Zusammenbruch, der
dazu führt, dass manche Orte über Generationen nicht wieder
besiedelt werden, lassen sich nicht auf ein einzelnes Ereignis zurückführen. Vielmehr dürften eine Menge von Faktoren beteiligt
gewesen sein, die sich teilweise auch gegenseitig bedingten
(Drews 1993). Durch Naturkatastrophen wie Erdbeben oder
Missernten konnten gut funktionierende Verwaltungsstrukturen zusammenbrechen und Notzeiten entstehen, die wiederum
zu lokal begrenzten Überfällen und Kleinkriegen auf der Suche
nach neuen Ressourcen führten. Die intensive Landwirtschaft,
die von den Palastzentren organisiert wurde, führte auf die Dauer zu geringeren Erträgen. So ließ sich mancherorts nachweisen,
dass die Verunkrautung der Nutzflächen in der spätmykenischen Zeit erheblich zunahm (Kroll 1983. S. 149ff.). Zudem wurde der Warenaustausch durch die Unruhezeiten gefährdet oder
kam sogar ganz zum Erliegen. Die damit verbundene Mangelernährung begünstigte wiederum das Entstehen von Seuchen,

189

D

Аликс Хэнзель. Конец эпохи бронзы в Эгейском регионе

Alix Hänsel. Das Ende der Bronzezeit in der Ägäis

In einer dramatischen Seeschlacht im Nildelta, die in Medinet Habu detailgetreu wiedergegeben ist (Abb. 1), soll es Ramses angeblich gelungen sein, die vordringenden Horden zu
besiegen. Zu erkennen sind auf dem Relief die mit Vogelsteven
versehenen Boote der Angreifer, die von ägyptischen Bogenschützen, teils auf einem Schiff mit Löwensteven stehend, beschossen und geentert werden. Gefangene werden aus dem
Wasser gezogen, gefesselt und abgeführt. Zwei der angreifenden Boote sind mit Kriegern besetzt, die gehörnte Helme tragen, die Besatzung der übrigen Schiffe trägt Federkronen.
Die Herkunft und Zugehörigkeit der aufgezählten Völker ist
umstritten. Die Peleset werden gerne mit den Philistern in Verbindung gebracht, die uns aus der Bibel wohlbekannt sind. Sie
sollen sich nach der Niederlage in Ägypten in Palästina angesiedelt haben.

Ил. 2. Ваза с воинами, Микены, первая половина XII в. до н. э.
(по: Mylonas 1983)
Abb. 2. Die Kriegervase aus Mykene, 1. Hälfte 12. Jahrhundert v. Chr.
(nach Mylonas 1983)

питание способствовало возникновению эпидемий, которые, правда, с большим трудом можно документировать
методами археологии.
Исследователи не пришли к единому мнению по поводу
того, в какой мере в гибели обществ эпохи поздней бронзы
виновен тот или иной фактор. По всей вероятности, значительную роль сыграли здесь все-таки военные конфликты,
вошедшие в историю под названием «нападение народов
моря» (Strobel 1976; Lehmann 2001). Как мы знаем из египетских источников, ареной этих конфликтов стал не только
Эгейский регион, но и все Восточное Средиземноморье. Во
время правления Рамзеса III (ок. 1221–1156 годов до н. э.) так
называемые инородцы продвигались в направлении Египта
по морю и по суше через Анатолию и Левант, а также через
греческие острова и Кипр. На своем пути они уничтожили
многие города, ибо «ни одна страна не выстояла против их
рук» (надпись в храме в Мединет-Абу). В этих надписях точно указано, что нападающие представляли собой союз разных народностей: пеласгов, тевкров, шекелешей (сикулов),
данайцев и акайвашей.
В драматичном морском сражении в дельте Нила, детально воспроизведенном в Мединет-Абу (ил. 1), Рамзесу, как
утверждается, удалось победить надвигающиеся орды. На
рельефе можно разглядеть корабли нападающих со штев-

Ил. 1. Панорама морского сражения, изображенная на северной стене
большого храма в Мединет-Абу (по: Nelson 1930–1932)
Abb. 1. Darstellung der Seeschlacht auf der nördlichen Wand des großen
Tempels von Medinet Habu (nach Nelson 1930–1932)

die sich freilich im archäologischen Befund nur schwer fassen
lassen.
Wie groß der Anteil der einzelnen Faktoren am Zusammenbruch der spätbronzezeitlichen Gesellschaften war, ist umstritten. Eine bedeutende Rolle dürften aber in diesem Zusammenhang kriegerische Ereignisse gespielt haben, die unter der Bezeichnung „Seevölkersturm“ in die Geschichte eingingen
(Strobel 1976; Lehmann 2001). Die Auseinandersetzungen betrafen nicht nur die Ägäis, sondern die gesamte Ostmediterraneis, wie wir durch ägyptische Schriftquellen wissen.
Während der Regierungszeit Rames III. (um 1221–1156) drangen so genannte „Fremdvölker“ über Anatolien und die Levante,
aber auch über die griechischen Inseln und Zypern zu Wasser
und zu Lande nach Ägypten vor. Auf ihrem Weg vernichteten sie
zahlreiche Städte, denn „kein Land hielt ihren Angriffen stand“
(Tempelinschrift in Medinet Habu). Es wird genau beschrieben,
dass es sich um ein Bündnis verschiedener Völkerschaften handelte, der Peleset, der Tjeker, der Schekelesch (Sikuler), der Danuna und der Wachschasch.

190

нями в форме птиц, которые египетские лучники обстреливают и берут на абордаж. Пленных вытаскивают из воды,
заковывают в цепи и уводят. На двух из нападающих кораблей видны воины в рогатых шлемах, на других — команды
в украшенных перьями головных уборах.
Происхождение и этническая принадлежность вышеназванных народов до сих пор вызывают споры. Пеласгов часто связывают с филистимлянами, хорошо знакомыми нам
по Библии. Утверждается, что после поражения в Египте они
осели в Палестине.
Головные уборы с украшением из перьев и рогатые шлемы известны нам по некоторым изображениям на микенской керамике (Sandars 1978. S. 135). Особенно сильное впечатление производит бордюр с воинами в рогатых шлемах
на так называемой вазе с воинами, найденной еще Генрихом Шлиманом во время раскопок в Микенах (ил. 2). Однако
рогатые шлемы носила и личная охрана Рамзеса II, так называемые шардана, войско наемников, происхождение которых неясно и которые не встречаются в египетских источниках, связанных с «народами моря», но упоминаются в связи с битвой египтян и хеттов под Кадешем (1286 год до н. э.).
Их одежды и оружие напоминают, скорее, восточные образцы, например изображающую некоего бога бронзовую статуэтку из Энгоми (Sandars 1978. P. 196. Il. 129).
Сикулы или шекелешы также носили рогатые шлемы.
Ф. Шахермейер полагает, что они происходят из адриатического региона, а воинов нурагской культуры с Сардинии
считает скорее потомками сордонов, осевших в Западном
Средиземноморье (Schachermeyr 1982. S. 39f., 52. Abb. 2).
Бурные дискуссии вызывает этническая принадлежность
носителей головных уборов с украшением из перьев или
тростника, поскольку такой головной убор встречается у
разных народов и на протяжении весьма длительного периода, например на диске из Феста, датируемом временем
около 1600 года до н. э. (Strobel 1976. P. 252f.).
Хотя происхождение отдельных племен «народов моря»
все еще вызывает споры, можно все же констатировать, что
отряды воинов, нападавших в XII и XI веках до н. э. на Восточное Средиземноморье, состояли из тех, кто не имел кор-

Ил. 3. «Barbarian ware», найденная Шлиманом в Трое в слое VIIb2. МПДИ,
Берлин (фото К. Пламп)
Abb. 3. «Barbarian ware», gefunden von Schliemann in Schicht VIIb2 von
Troja. MVF, Berlin (Foto: C. Plamp)

Federkronen und Hörnerhelme kennt man von einigen
Darstellungen auf mykenischer Keramik (Sandars 1978.
S. 135). Besonders eindrücklich ist ein Fries gehörnter Krieger
auf der so genannten Kriegervase, die bereits Heinrich Schliemann bei seinen Grabungen in Mykene fand (Abb. 2). Hörnerhelme trug aber auch die Leibwache Ramses II., die so genannten Shardana, eine Söldnertruppe, deren Herkunft unklar ist, die aber in den ägyptischen Quellen zu den Seevölkern
nicht mehr vorkommt, sondern in Zusammenhang mit der
zwischen Ägyptern und Hethitern ausgefochtenen Schlacht
von Kadesch (1286 v. Chr.) erwähnt wird. Ihre Tracht und Bewaffung orientiert sich eher an orientalischen Vorbildern,
etwa der Bronzestatuette eines Gottes aus Enkomi (Sandars
1978. P. 196. Il. 129).
Die Sikuler oder Schekelesch trugen ebenfalls Hörnerhelme.
Schachermeyr sieht ihre Herkunft im Adriaraum, während er die
ebenfalls Hörnerhelme tragenden Krieger der Nuraghenkultur
Sardiniens eher für Nachkommen der Sardana hält, die sich im
westlichen Mittelmeerraum ansiedelten (Schachermeyr 1982.
S. 39f., 52. Abb. 2).
Stark umstritten ist auch die ethnische Zuordnung der Federoder Schilfkronenträger, da diese Kopfbedeckung bei verschiedenen Völkern und auch über einen längeren Zeitraum vorkommt, beispielsweise auf dem Diskos von Phaistos, der bereits
um 1600 v. Chr. entstanden sein dürfte (Strobel 1976. P. 252f.).

191

Аликс Хэнзель. Конец эпохи бронзы в Эгейском регионе

ней на родине и искал счастья на юге. Позже к этим группам
примкнули, вероятно, другие люди, пережившие не одну
бойню и не имевшие теперь родины. Среди них наверняка
были и микенские греки (Niemeier 1998. P. 47).
В египетских изображениях битвы на суше мы видим и
женщин, и детей на повозках с впряженными в них быками
и с дисковыми колесами — это значит, что речь идет о настоящей попытке иммиграции, а отнюдь не о грабежах.
О том, что в это время действительно происходило переселение народов, свидетельствуют раскопки в северном Эгейском регионе, прежде всего в Трое и в Кастанасе под Салониками (Hochstetter 1984). В этих тепе над горизонтами
разрушений, относящимися к эпохе поздней бронзы, встречается так называемая barbarian ware — грубая, сделанная
вручную керамика с орнаментом из бороздок, самым точным аналогом которой может считаться керамика западнопонтийского побережья (ил. 3). Постепенная ассимиляция
вновь прибывших потребовала в Кастанасе времени, равного жизни нескольких поколений (Hänsel 1989). Однако
и Трое понадобилось не одно столетие, пока она не обрела
вновь то величие и значение, которыми обладала в эпоху
бронзы.
Таким образом, в это время мы имеем дело, во-первых,
с переселением народов на относительно небольшой территории в несколько сот километров, а во-вторых, с событиями, втягивающими в свою орбиту очень большие пространства. Однако в любом случае тесное переплетение
культурных, политических и экономических связей, объединявших эмпории восточного Средиземноморья в эпоху
поздней бронзы, было нарушено. Следствием всего этого
был упадок, отразившийся не только на качестве жизни
каждого, но и на ремесленной, художественной и культурной сферах. Началось всеобщее обнищание.
Народы Центральной и Северной Европы, которые никогда не жили в столь хорошо организованных обществах,
как дворцовые культуры Средиземноморья, напротив, переживали с XIII века до н. э. небывалый подъем, продлившийся вполне стабильно примерно до 800 года до н. э. Этот
период стал временем технических достижений в обработке металла, строительстве повозок и судов, он характеризовался всеобщим улучшением условий жизни, о чем свидетельствует, среди прочего, ассортимент и использование
многочисленных культурных растений. Только в начале железного века, вместе с экспансией на запад кочевых степных культур, в Центральной Европе также произойдут глубокие общественные изменения.

Auch wenn die Provenienz der einzelnen Seevölkerkontingente weiterhin in der Diskussion ist, lässt sich doch feststellen,
dass es sich bei den Kriegerscharen, die im 12. und 11. Jahrhundert den östlichen Mittelmeerraum bedrohten, um Menschen
gehandelt haben muss, die aus ihrer Heimat entwurzelt waren
und ihr Heil im Süden suchten. Diesen Gruppen dürften sich
dann weitere Personen angeschlossen haben, die die Massaker
überlebt und nun selber keine Heimat mehr hatten, darunter
sicher auch mykenische Griechen (Niemeier 1998. P. 47).
In den ägyptischen Darstellungen der Landschlacht sind auf
den von Ochsen gezogenen Karren mit Scheibenrädern auch
Frauen und Kinder zu sehen — es handelte sich also um einen
regelrechten Immigrationsversuch und nicht nur um Plünderungen. Dass tatsächlich um diese Zeit eine Zuwanderung erfolgte, lässt sich in der nördlichen Ägäis, vor allem durch die
Grabungen in Troja und in Kastanas bei Thessaloniki (Hochstetter 1984), belegen. In diesen Tells findet sich über den spätbronzezeitlichen Zerstörungshorizonten die so genannte „Barbarian
ware“, eine grobe riefenverzierte und handgemachte Keramik,
die ihre besten Parallelen an der westpontischen Küste besitzt
(Abb. 3). Die allmähliche Assimilation dieser Neuankömmlinge
lässt sich in Kastanas über mehrere Generationen fassen (Hänsel
1989). Aber auch in Troja dauerte es Jahrhunderte, bis der Ort
wieder seine Größe und Bedeutung zurück gewann, die er in
der Bronzezeit besaß.
Wir haben es also in dieser Zeit zum einen mit relativ kleinräumigen Wanderungsbewegungen von wenigen hundert Kilometern als auch mit großräumigen Ereignissen zu tun. In jedem
Fall wurde aber das enge kulturelle Geflecht von politischen
und ökonomischen Verbindungen, das die spätbronzezeitlichen Emporien im östlichen Mittelmeer miteinander verband,
zerstört. All dies hatte einen Niedergang zufolge, der sich nicht
nur auf die Lebensverhältnisse, sondern auch auf handwerkliche, künstlerische und kulturelle Bereiche auswirkte. Es setzte
eine allgemeine Verarmung ein.
Die Menschen Zentral- und Nordeuropas, die niemals in derartig organisierten Palastkulturen wie die mediterranen Völker
gelebt hatten, erlebten dagegen seit dem 13. Jahrhundert einen Aufschwung, der bis gegen 800 v. Chr. weitgehend stabil
bleiben sollte. Es ist die Zeit technischer Meisterleistungen im
Metallhandwerk, Wagen- und Schiffbau, und sie ist gekennzeichnet durch eine allgemeine Verbesserung der Lebensverhältnisse, was sich u. a. an dem Angebot und der Nutzung zahlreicher Kulturpflanzen ablesen lässt. Erst zu Beginn der Eisenzeit, mit der Ausbreitung nomadischer Steppenkulturen nach
Westen, erfolgen auch in Mitteleuropa tief greifende gesellschaftliche Umbrüche.

Воинство и символы власти
в эпоху бронзы
Kriegertum und Symbole
der Herrschaft
in der Bronzezeit

193

Kristian Kristiansen. Kriegsführung in der Bronzezeit

Кристиан Кристиансен

Война в эпоху бронзы
Kristian Kristiansen

Kriegsführung in der Bronzezeit

Воин бронзового века

Der bronzezeitliche Krieger

эпоху бронзы появилось несколько типов «классического» оружия, которые просуществовали
все последующие тысячелетия до самого недавнего времени. Это меч и копье в качестве наступательного оружия и щит, шлем и панцирь в качестве элементов доспехов. Для быстрого передвижения были придуманы двухколесные, запряженные конями боевые колесницы, которые вместе с экипажем — возницей и стрелком из
лука — представляли собой быструю и смертоносную боевую машину.
Такое сочетание этих военных новшеств повсеместно
привело к общественным преобразованиям, поскольку изменило не только само по себе ведение боя и войны, но и
лежащие в их основе социальные и экономические условия.
Появилась потребность в новых способностях и новых мастерах, например тех, кто мог изготавливать конскую сбрую,
с помощью которой возница мог маневрировать на боевой
колеснице, или тех, кто мог построить саму колесницу. Кроме того, теперь была необходима сноровка в обращении с
новыми видами ручного оружия — мечом и копьем, что
предполагало долгий и продолжительный тренинг, о котором можно судить, например, по сильно развитым плечам
скелетов из раннемикенских захоронений Эгины. У останков
в погребениях эпохи бронзы нередко встречаются ранения,
нанесенные мечом или копьем, и само оружие часто имеет
следы боевого использования — повреждения и повторные
заточки. На историческую арену вышел организованный и
смертоносный способ ведения военных действий.
Новая военная аристократия отличалась от соплеменников одеждой и ухоженным видом. Появилась потребность в
бритвах и пинцетах, которые помогали этот вид поддерживать, кроме того, новая элита щеголяла в роскошных шерстяных плащах (ил. 1).
Не будет ошибкой считать, что военное дело как профессия активно развивается с эпохи средней бронзы. Статус воина был особенно притягателен для юношей, что заставляло их отправляться на службу наемниками в весьма отдаленные местности. На кладбище в Неккарзульме в южной
Германии более трети мужских погребений, даже не имеющих в погребальном инвентаре оружия, — это останки неместных, пришлых мужчин. Глобализация выразилась и в
широком распространении новых типов мечей. Так, меч с
языкообразной площадкой для крепления рукоятки за период от 1500 до 1100 года до н. э. распространился из Скандинавии до Эгейских островов, что говорит об интенсивном
обмене знаниями в области военной и боевой практики,
а также о дальних путешествиях воинов и наемников (ил. 2).

ährend der Bronzezeit entstanden eine Reihe von
„klassischen“ Waffen, die während der folgenden
Jahrtausende bis in die jüngere Vergangenheit in
Benutzung blieben. Es sind Schwert und Lanze als
Angriffswaffen sowie Schild, Helm und Panzer als Rüstungsteile. Für die schnelle Bewegung wurden zweirädrige, von Pferden
gezogene Streitwagen entwickelt, die, mit einem Wagenlenker
und einem Bogenschützen besetzt, flinke und tödliche Kampfmaschinen waren.
Die Kombination dieser militärischen Neuerungen führte
überall zu einem Wandel in den bronzezeitlichen Gesellschaften, weil sich dadurch nicht nur das Kämpfen und Kriegführen
veränderte, sondern auch die sozialen und ökonomischen Bedingungen, auf denen sie basierten. Neue Fähigkeiten wurden
benötigt und zudem Spezialisten, die diese ausüben konnten,
zum Beispiel Pferdegeschirr herzustellen, das es dem Lenker er-

В

W

Ил. 1. Воин эпохи бронзы, реконструирован на основе погребального
инвентаря и тканей, найденных в датских дубовых гробах
Abb. 1. Bronzezeitlicher Krieger, rekonstruiert auf der Basis der in dänischen
Eichensärgen enthaltenen Beigaben und Textilien

194

Боевые колесницы
По всей вероятности, боевые колесницы появились в южнорусских степях, затем, в период между 2000 и 1700 годами до н. э. они распространились из региона Восточного
Урала и культуры Синташта на Причерноморье, острова
Эгейского моря и дальше в Центральную и Северную Европу, где в наскальных рисунках встречаются очень реалистичные и детальные изображения боевых повозок. Особенно охотно новинку переняли царства и дворцовые
культуры Ближнего Востока, хетты в Анатолии и микенцы в
Греции. Широкое распространение нашел аристократический стиль ведения боя: сначала в ход шли копья, а затем
рапиры, мечи длиной до метра. Их применяли, преимущественно, как колющее, а не рубящее оружие, это иллюстрируют микенские печати и инкрустации на клинках, где изображена колющая атака на щит врага. Совершенно очевидно, что меч был оружием элиты, предводителя, которого,
однако, всегда сопровождала большая группа пехотинцев
с копьями и, вероятно, луками и стрелами для поражения

Ил. 2. Распространение псалиев конской сбруи боевых колесниц
между 2000 и 1600 гг. до н. э.
Abb. 2. Verbreitung der Knebel von Pferdegeschirr für Streitwagen zwischen
2000 und 1600 v. Chr.
Ил. 3. Наскальный рисунок из Френарпа в Южной Швеции
с изображением боевых колесниц
Abb. 3. Felsbild von Fränarp in Südschweden mit Streitwagendarstellung

möglichte, den Streitwagen zu manövrieren, oder Wagen zu
bauen. Notwendig war außerdem Geschicklichkeit in der Benutzung der neuen Handwaffen Schwert und Lanze, was sowohl ein
langes und dauerhaftes Training voraussetzte, das sich beispielsweise in den muskulär deutlich entwickelten rechten Oberarmen von Skeletten aus den frühmykenischen Gräbern von Aegina erkennen lässt. Regelmäßig zeigen sich nun in bronzezeitlichen Bestattungen Verletzungen durch Schwerter und Lanzen,
und auch die Waffen selber weisen Kampfspuren auf wie Beschädigungen und Nachschärfungen. Eine organisierte und tödliche
Art der Kriegsführung betrat die historische Bühne.

195

Кристиан Кристиансен. Война в эпоху бронзы

Kristian Kristiansen. Kriegsführung in der Bronzezeit

удаленных целей. В Германии и Дании — регионах, в которых поселения и некрополи эпохи бронзы хорошо изучены, — удается посчитать, сколько воинов из отдельных хозяйств поддерживали немногочисленных предводителей с
мечами: получается соотношение 6–12 воинов на одного
предводителя. Это совпадает с числом гребцов на скандинавских наскальных рисунках с кораблями и может считаться устойчивым количеством воинов в группе при местном предводителе (ил. 3).

Укрепленные поселения

a

В это же время в дунайско-карпатском регионе происходило повсеместное укрепление больших, расположенных на
тепе поселений с помощью валов и глубоких рвов. Это показывает, насколько организованно готовились к локальным конфликтам; постоянную защиту людей и собственности обеспечивали большие группы воинов. Многие из таких
укрепленных поселений расположены на пересечении дорог у больших рек или горных перевалов, отсюда можно
сделать вывод, что они были нужны для обеспечения безопасности торговли металлом. В некоторых местах укрепления были сделаны из больших цельных камней, особенно
сильное впечатление это производит в Монкодонье на Истрии, где даже ворота были отдельно защищены сложной
каменной конструкцией, что иногда встречается и в центральноевропейских укреплениях. На североитальянской
Паданской равнине также есть оборонительные сооружения сложной конструкции, где вокруг поселений устроены
водяные рвы (ил. 4).
Укрепления существовали на протяжении всей эпохи
бронзы, и объяснение этому есть. Около некоторых, например близ Велема в Богемии, обнаружены убитые в бою, в
большом количестве сброшенные в ямы. Дальнейшие раскопки укреплений эпохи бронзы дадут, вероятно, те же результаты.

Мечи с языкообразной площадкой
для крепления рукояти

Ил. 4. а – Поселение Террамаре с палисадом, Повильо, Италия (по: Bernabò Brea 1997);
b – Крепостные ворота, Монкодонья, Истрия (по: Mihovilić u. a. o. J.)
Abb. 4. a – Grabungsbefund der Terramare-Siedlung mit Palisade von Poviglio, Italien (nach Bernabò Brea 1997);
b – Toranlage der Burg von Monkodonja, Istrien (nach Mihovilić u. a. o. J.)

196

b

Самые древние мечи практически не годились для боя,
так как клинок и рукоять соединялись друг с другом только заклепками. Вскоре появилось эффективное и мощное
оружие, у которого рукоять и клинок были отлиты как
одно целое. На языкообразную площадку крепили саму
рукоять из дерева, кости или рога, которая заканчивалась
навершием. Такой меч мог отражать сильные удары и не
ломаться при попадании в щит. Новый меч с языкообразной площадкой для крепления рукояти стал стандартным
вооружением воина эпохи бронзы, он распространился
на огромной территории от Скандинавии до островов
Эгейского моря, что свидетельствует об интенсивных связях между группами наемников или даже между целыми
обществами эпохи бронзы. Его продолжали использовать
в разных вариациях формы и длины до самого конца
бронзового века.
В Центральной Европе предпочтение отдавали длине
клинка в 60 см. Некоторые найденные клинки оказались
чуть короче, что указывает на повторные заточки острия,
которое могло часто сгибаться или ломаться. Такая длина
меча свидетельствует, скорее, в пользу индивидуального
боя, нежели атак фалангой. В Эгейском регионе длина
меча, после некоторых колебаний, стала 40 см, как у более позднего римского гладиуса, что говорит в пользу
боя в фаланге с ограниченной возможностью движения
(ил. 5).

Ил. 5. Мечи с языкообразной площадкой для крепления рукояти одного
типа, распространенные на территории между Данией и Эгейским
регионом
Abb. 5. Griffzungenschwerter gleichen Typs zwischen Dänemark und Ägäis

Die neue Kriegeraristokratie unterschied sich auch in ihrer
Kleidung und Körperpflege. Rasierer und Pinzetten wurden notwendig, um das Erscheinungsbild von Kopf und Körper zu verändern, und prächtige Wollmäntel kennzeichneten die neue
Elite bei ihrem Auftreten (Abb. 1).
Wir könnten davon ausgehen, dass sich das Kriegswesen als
Beruf besonders seit der Mittelbronzezeit entwickelte. Krieger
zu sein war besonders für junge Männer attraktiv und führte
auch dazu, dass sie in entfernten Gegenden als Söldner Dienst
taten. In einem bronzezeitlichen Friedhof von Neckarsulm in
Süddeutschland sind mehr als ein Drittel der männlichen Bestattungen, auch wenn sie keine Waffenbeigaben haben, fremder Herkunft. Diese Globalisierung lässt sich auch durch die zügige Verbreitung neuer Schwerttypen erkennen. So war das
Griffzungenschwert zwischen 1500 und 1100 v. Chr. von Skandinavien bis in die Ägäis verbreitet, was auf einen lebhaften Austausch der Kenntnis über Kriegs- und Kampfpraktiken, aber
auch auf weit reisende Krieger und Söldner schließen lässt
(Abb. 2).

197

Кристиан Кристиансен. Война в эпоху бронзы

Kristian Kristiansen. Kriegsführung in der Bronzezeit

Дротики и копья

Streitwagen

Самым распространенным оружием бронзового века были,
несомненно, дротики и копья, которые только в конце этого
периода стали достаточно отчетливо отличаться друг от
друга. Последние, как современные штыки, использовались
в ближнем бою и были par exellence оружием пехоты. У каждого воина были при себе, как правило, два дротика или копья, о чем свидетельствуют изображения на микенских вазах, а также погребальный инвентарь, который находят по
всей Европе.

Sehr wahrscheinlich entwickelten sich Streitwagen in den
südrussischen Steppen, von wo sie sich, ausgehend vom östlichen Ural und der Sintasta-Kultur, zwischen 2000 und 1700
v. Chr. zum Schwarzen Meer, in die Ägäis und bis nach Zentralund Nordeuropa ausbreiteten, wo es auf Felsbildern sehr realistische und detaillierte Darstellungen von kampffähigen Wagen
gibt. Sehr bereitwillig wurde diese Kampfesweise von den Königreichen und Palastkulturen im nahen Osten, den Hethitern
in Anatolien und den Mykenern in Griechenland aufgegriffen.
Mit ihnen breitete sich eine aristokratische Kampfweise aus, bei
der zuerst die Lanzen und danach Rapiere, also bis zu einem
Meter lange Schwerter, eingesetzt wurden. Die wurden mehr
zum Stechen als zum Hauen verwendet, wie sich auf mykenischen Siegeln und Einlegearbeiten auf Klingen erkennen lässt,
deren Thema ein Stoßangriff gegen den Schild des Gegners ist.
Deutlich ist das Schwert die Waffe der Elite, des Anführers, der
jedoch von einer größeren Schar Infanteriesoldaten mit Lanzen
und wohl auch Bogen und Pfeilen für entferntere Ziele begleitet war. In den Regionen von Deutschland und Dänemark, in
denen eine gute Übersicht zum bronzezeitlichen Siedlungswesen und Nekropolen gegeben ist, lässt sich berechnen, wie viele Krieger aus den einzelnen Hofstellen die wenigen Schwert
tragenden Anführer unterstützten, wobei sich ein Verhältnis
von sechs bis zwölf Kriegern pro Schwertkämpfer ergibt. Dies
entspricht der durchschnittlichen Zahl von Ruderern auf den
skandinavischen Felsdbilddarstellungen mit Schiffen und dürfte die Basiseinheit eines Kriegerhaufens mit örtlichem Anführer
gewesen sein (Abb. 3).

Оборонительное оружие: щит, шлем и доспехи
Лучшей защитой воина от ран всегда было его собственное
умелое обращение с оружием. Поэтому кельты выходили на
бой обнаженными, чтобы продемонстрировать свое боевое превосходство и бесстрашие. Однако и самому лучшему воину была нужна защита от разного рода неожиданностей, и вместе с прогрессом оружия совершенствовалось и
оборонительное снаряжение.
За пределами Греции в находках, датируемых эпохой
ранней и средней бронзы, оборонительное снаряжение
практически не обнаружено, поскольку оно было изготовлено, главным образом, из дерева или кожи (щиты) и кости
(клыки дикого кабана для шлемов). Самыми лучшими из доступных нам источников по этой теме являются микенские
изображения военных действий. В карпатском регионе
были найдены шлемы с клыками кабана периода средней
бронзы. Тем не менее в Центральной Европе были разработаны, по всей вероятности, специально для защиты в бою
некоторые элементы мужского снаряжения: наручные спирали и тяжелые, защищающие кисть и локоть спиральные
кольца часто находили вместе с мечами. Нет сомнений в
том, что их использовали, поскольку на них имеются механические повреждения. Обычные наручные спирали по
форме повторяли предплечье и сужались к запястью.
Только к концу эпохи бронзы по всей Европе появилось
специальное защитное снаряжение из раскованной бронзы — шлемы, щиты, панцири и поножи. Поскольку раскованная бронза не обеспечивала необходимой защиты, это
снаряжение считается престижным облачением военной
аристократии, используемым исключительно для церемоний и демонстрации своего общественного положения.
Этот вывод совпадает с наблюдением исследователей, заключающимся в том, что предводители с мечами с литой
рукоятью не принимали участия в тяжелых боях. Кроме
того, это подтверждает наличие иерархии в ведении боевых действий в период поздней бронзы — бой принимали
на себя преимущественно воины, а элита руководила их
действиями.
Тем не менее некую целесообразность оборонительного
снаряжения исключать нельзя. Панцири и ножные латы
были наверняка снабжены с внутренней стороны подкладкой из кожи или других органических материалов, таких как
войлок или лен, о чем свидетельствуют крепежные заклепки. В Греции шлемы, ножные латы и наручные щитки также
имели отверстия для крепления подкладки. Можно предположить, что и на остальной территории Европы дело обстояло так же. Кроме того, один из самых известных шлемов,
датируемых временем поздней бронзы, — шлем из Хайдубёсёрмеи покрыт вмятинами от ударов меча и топора или
стрел и дротиков. Судя по заклепочным отверстиям на внутренней стороне, шлем имел подкладку из кожи или ткани,
благодаря которой он прочно и комфортно сидел на голове.

Befestigte Siedlungen
Zur gleichen Zeit wurden im Donau-Karpatenraum die auf Tells
gelegenen Hauptsiedlungen durch tiefe Gräben und Wälle
massiv befestigt. Dies zeigt, wie organisiert man sich auf lokale
Auseinandersetzungen vorbereitete, wobei größere Kriegergruppen den täglichen Schutz von Menschen und Besitz ermöglichten. Viele dieser befestigten Siedlungen befinden sich
an Knotenpunkten bei größeren Flüssen oder Gebirgspässen,
was darauf hinweist, dass sie zum Schutz des Metallhandels
notwendig waren. An einigen Plätzen wurden sie aus massiven
Steinen konstruiert, besonders beeindruckend beispielsweise
in Monkodonja auf Istrien, wo auch die Tore durch komplizierte
Vor- und Einbauten speziell geschützt waren, was sich auch bei
einigen zentraleuropäischen Befestigungen erkennen lässt. In
der norditalienischen Poebene gibt es ebenfalls hoch spezialisierte Verteidigungsanlagen, bei denen Wassergräben um die
Siedlungen geführt wurden (Abb. 4).
Befestigungen sind die ganze Bronzezeit über vorhanden,
und der Grund dafür ist einleuchtend. Bei einigen, z. B. Velem in
Böhmen, fanden sich Kriegstote, die in großer Anzahl in Gruben
geworfen worden waren. Weitere Grabungen an bronzezeitlichen Befestigungen in Europa dürften zu ähnlichen Ergebnissen führen.

Griffzungenschwerter
Die ältesten Schwerter waren noch recht untauglich zum Kämpfen, da Klinge und Griff nur durch Nieten miteinander verbunden waren. Bald entwickelte sich eine effektivere und kräftigere
Waffe, bei der Griff und Klinge in einem Stück gegossen wurden. Die Griff zunge wurde mit Holz oder Knochen/Geweih verkleidet und durch einen Knauf abgeschlossen. Ein derartiges
Schwert konnte heftigeren Schlägen besser standhalten und
ohne zu zerbrechen einen Schild treffen. Das neue Griffzungen-

198

Мечи из бронзы: функциональность
и использование
Один из постоянно повторяемых аргументов против того,
что и мечи с литой рукоятью, и мечи с языкообразной площадкой для крепления рукояти действительно использовались в военных действиях, — это утверждение, что сама
рукоять слишком коротка для того, чтобы держать ее в руке.
Подержав в руке сотни мечей, я считаю этот аргумент необоснованным. Мечи железного века довольно тяжелые, по
крайней мере, по сравнению с историческими или современными рапирами, при этом бóльшая часть веса приходится на клинок. Чтобы контролировать движения меча,
рукоять надо очень крепко обхватывать ладонью. Именно
для этого и приспособлена короткая рукоять с выдающимися плечиками, которые в данном случае являются функциональной частью рукояти. Рука охватывала рукоять вместе
с плечиками, благодаря чему все движения становились более точными и контролируемыми. Пальцы в таком охвате
также становились более подвижными, что позволяло применять самые разные боевые техники. Это было идеальным
решением для сочетания рубящих и колющих ударов, осуществляемых одной рукой. В эпоху поздней бронзы техника
рубящих ударов стала доминировать и сделала обращение
с мечом еще более трудным, что привело к одному интересному изобретению (ил. 6). У большинства мечей с литой рукоятью имеется маленькое отверстие в навершии, назначение которого до сих пор объяснить не могли. Однако у некоторых мечей в месте этого отверстия присутствуют
потертости, явно оставленные ремешком, по всей вероятности кожаным. На ил. 6 показано использование этого шнура, которое заставляет вспомнить современную полицейскую дубинку, поскольку такое устройство рукояти меча
соответствовало тем же практическим функциям: препятствовало возможности выпустить меч из руки, позволяло
руке расслабиться, а воину использовать при ударе больший размах и большую силу.
В бою на мечах существенную роль играет правильная
балансировка. Распределение веса между рукоятью и клинком определяет его использование для колющих или рубящих ударов. Длинные и тонкие клинки эпохи средней бронзы говорят скорее об использовании их в качестве колющего оружия, а в эпоху поздней бронзы клинок становится
широким и тяжелым, что было необходимо для оружия
рубящего. Различие заключается в расположении центра
тяжести: у колющих мечей он находится рядом с рукоятью,
у рубящих — гораздо ниже, в районе клинка.
Это означает, что колющий меч должен был давать возможность делать быстрые оборонительные и наступательные движения, а рубящий меч был для этого слишком тяжел,
он предназначался для энергичных движений с большим
замахом. Следует, однако, подчеркнуть, что рубящие и колющие мечи эпохи бронзы нельзя сравнивать с современными типами мечей, оченьузкоспециализированными и
пригодными только для изначально задуманного использования. Меч эпохи бронзы можно было использовать самыми разными способами, несмотря на то, что одна из функций колющего или рубящего оружия могла быть реализована одним мечом лучше, чем другим. Только самые ранние
образцы рапир представляют собой чисто колющее оружие
даже по сравнению с самыми древними мечами с языкообразной площадкой для крепления рукояти.
Все вышеописанное показывает, что мечи в эпоху бронзы
действительно использовались в боях. Это подтверждают

schwert wurde zur Standardwaffe des bronzezeitlichen Kriegers und wurde von Skandinavien bis in die Ägäis schnell übernommen, was die Intensität der Verbindungen zwischen Söldnergruppen oder sogar ganzen bronzezeitlichen Gesellschaften
zeigt. Es blieb in unterschiedlicher Form und Länge bis an das
Ende der Bronzezeit in Benutzung.
In Mitteleuropa bevorzugte man Klingenlängen von 60 cm.
Einige sind etwas kürzer, was auf Nachschärfen der Spitze hindeutet, die öfter verbogen werden konnte oder abbrach. Eine
solche Schwertlänge spricht eher für Einzelkämpfe als für Angriffe in einer Phalanx. In der Ägäis pendelte sich die Schwertlänge, ähnlich wie später bei dem römischen Gladius, auf 40 cm
ein, was für einen Kampf in einer Phalanx mit begrenzteren Bewegungsmöglichkeiten spricht (Abb. 5).

Ил. 6. Меч с литой рукоятью, оснащенной кожаным ремешком,
не позволявшим выпустить оружие из руки
Abb. 6. Vollgriffschwert mit Lederriemen, das ein Verlieren der Waffe
verhindert

Speere und Lanzen
Die häufigsten bronzezeitlichen Waffen waren zweifellos Speere und Lanzen, die sich erst gegen Ende der Bronzezeit deutlich
voneinander unterscheiden lassen. Letztere wurden ähnlich
wie moderne Bajonette im Nahkampf benutzt und waren die
Infanteriewaffe par excellence. Jeder Krieger führte normalerweise zwei Speere oder Lanzen mit sich, wie sich anhand mykenischer Vasenbilder aber auch anhand von Grabbeigaben aus
ganz Europa ablesen lässt.

Schutzwaffen: Schild, Helm und Rüstung
Der beste Schutz eines Kriegers, um Verletzungen zu vermeiden, war immer die eigene Geschicklichkeit, mit der er seine
Waffen führte. Darum zogen die Kelten nackt in den Kampf, weil
sie so ihre kämpferische Überlegenheit und ihre Furchtlosigkeit
demonstrieren konnten. Aber auch der beste Krieger brauchte
Schutz gegen Unerwartetes, so dass sich mit der fortschreitenden Waffentechnik auch die Abwehrmechanismen verbesserten.
Während der Früh- und Mittelbronzezeit gibt es außerhalb
Griechenlands nur wenige Hinweise auf Schutzwaffen, da diese
zumeist aus Holz oder Leder (Schilde) und Knochen (Wildschweinhauer für Helme) bestanden. Mykenische Kampfdarstellungen sind die besten Quellen, die wir besitzen. Aus dem
Karpatengebiet stammen mittelbronzezeitliche Eberzahnhelme. Aber einige männliche Ausrüstungsgegenstände in Zentraleuropa könnten auch zum Schutz entwickelt worden sein —
Armspiralen und schwere, Hand und Ellbogen schützende

199

Кристиан Кристиансен. Война в эпоху бронзы

Kristian Kristiansen. Kriegsführung in der Bronzezeit

Ил. 7. Примеры мечей с повторно
заточенным и измененным
клинком
Abb. 7. Beispiele von Schwertern mit
nachgeschärfter und veränderter
Klinge

и следы боевых действий на клинках, которые можно обнаружить у большинства мечей. Такие зазубрины и последующие повторные заточки характерны для мечей на всем протяжении бронзового века. Место под рукоятью — это зона
защиты, поэтому именно здесь встречаются особенно сильные повреждения и следы заточек. Чаще всего на одной
стороне дефекты выражены сильнее, чем на другой, так как
воин обычно держал оружие в руке всегда одним и тем же
образом. Следствием повторных заточек было то, что клинки под рукоятью часто становились ýже, они были сильнее
сточены.
У более старых мечей, которые дольше использовались
в боевых действиях и чаще повреждались и ремонтировались, нижняя часть перекрестья иногда ломалась из-за повторных заточек и ярости вражеских ударов. Поэтому нижние заклепочные отверстия оказывались поврежденными
и не годными к использованию. В эпоху поздней бронзы это
привело к техническому усовершенствованию мечей, в частности к появлению под рукоятью рикассо, которое помогало
удерживать вражеский клинок, чтобы тот не соскользнул
вверх, не повредил перекрестье и не поранил пальцы воина.
Иногда вся рукоять была изогнутой из-за частых ударов и защитных приемов, это свидетельствует о том, что тяжелые
бои были нередким явлением. Мечи с языкообразной пло-

Spiralringe wurden häufig
zusammen mit Schwertern
gefunden. Dass man sie verwendete, ergibt sich zweifellos aus Abnutzungsspuren.
Die üblichen Armspiralen waren der Form des Unterarms
angepasst und deshalb am
Handgelenk schmaler.
Erst gegen Ende der Bronzezeit gab es in ganz Europa
spezielle Schutzkleidung aus
getriebener Bronze — Helme,
Schilde, Panzer und Beinschienen. Da Bronzebleche nur wenig Schutz bieten, wurden
diese Rüstungen als Prestigegut aristokratischer Krieger
gedeutet, die nur zur Schau
und für Zeremonien angelegt
wurden. Dies würde mit der
Beobachtung
übereinstimmen, dass die Anführer mit
Vollgriffschwertern nicht an
schweren Kämpfen teilnahmen. Es belegt außerdem die
Hierarchie im spätbronzezeitlichen Kampfgeschehen, bei
dem die von der Elite angeführten Krieger das Kampfgeschehen weitgehend übernahmen.
Dennoch sollte man die
Zweckmäßigkeit der Schutzwaffen nicht ausschließen. Die Panzer und Beinschienen waren auf der Innenseite sicher mit Leder
oder anderen organischen Materialien wie Filz oder Leinen gefüttert, was Befestigungsnieten belegen. In Griechenland besaßen Helme, Beinschienen und Armschützer ebenfalls Löcher zur
Befestigung eines Futters. Für das restliche Europa kann dies
auch angenommen werden. Außerdem ist einer der berühmten
spätbronzezeitlichen Helme aus Hajdúböszörméy mit Kerben
von Kampfhandlungen, sowohl von Schwert-, als auch von Axthieben oder Pfeilschüssen und Speerwürfen, bedeckt. Auf der
Innenseite war der Helm mit Leder oder Stoff gefüttert, um fest
und komfortabel auf dem Kopf zu sitzen, was die Nietlöcher an
seiner Basis belegen.

щадкой для крепления рукояти могли при этом вообще сломаться в области рукояти. Находки показывают, что такое
бывало очень часто, если даже не считать некоторых найденных сломанных мечей, в которых сломы могли случиться
в недавнее время.
В средней части клинка встречаются повреждения, возникающие при атаке, когда наносящий удар меч бывает
остановлен мечом противника. Здесь тоже могут быть вогнутости режущей кромки, появившиеся из-за повторных
заточек. Эти вогнутости особенно заметны в сравнении с
мечами, имеющими повреждения, не откорректированные
повторной заточкой (ил. 7). У некоторых мечей на срединном ребре имеются косые зарубки, они указывают на то, что
воины бронзового века применяли и такие оборонительные техники, при которых используется плоская поверхность клинка. Острие клинка также могло быть погнуто или
даже обломано, когда при колющем ударе меч попадал в
щит. Заточка с формированием нового острия довольно часто встречается именно у мечей, датируемых эпохой средней бронзы, хотя для периода поздней бронзы оно также
характерно, что указывает на разнообразное применение
мечей — и для рубящих ударов, и для колющих.
Обобщая, можно утверждать, что мы имеем однозначные
доказательства большого значения боя на мечах в Европе
эпохи бронзы. На протяжении всего этого периода существовали хорошо подготовленные специалисты в области
искусства боя на мечах. Можно констатировать, что мечи
разных типов имели и разные функции: меч с языкообразной площадкой для крепления рукояти был стандартным
оружием профессиональных воинов, а меч с литой рукоятью был скорее оружием предводителя, хотя тоже использовался в бою. У мечей этого типа клинок бывает обычно
поврежден в гораздо меньшей степени, чем у мечей с языкообразной площадкой для крепления рукояти. Относительно периода ранней и средней бронзы еще одним доказательством такого использования мечей с литой рукоятью
является тот факт, что рукоять крепилась только заклепками, которые едва ли могли выдержать сильный удар. В эпоху поздней бронзы конец клинка уже вставляли в рукоять,
чтобы сделать оружие более стабильным и воспрепятствовать разлому меча между клинком и рукоятью. Поэтому число заклепок сократилось до двух, причем очень небольших.
Можно предположить, что в это время мечи с литой рукоятью чаще использовали в реальных боевых действиях.
Повреждения, обнаруженные и на мечах с языкообразной площадкой для крепления, и на мечах с литой рукоятью,
не похожи на те, которые могли бы появиться при использовании мечей в учебных боях. Для них настоящие мечи были
слишком ценными, поэтому для тренировок уже в эпоху
бронзы использовали специальные деревянные мечи, что,
в свою очередь, также указывает на большое значение войны в жизни людей бронзового века.

Bronzeschwerter: Funktionalität und Nutzung

Кочующие воины и их значение для торговли
металлами

Eines der immer wieder angeführten Argumente gegen eine
Nutzung sowohl der Vollgriff- als auch der Griff zungenschwerter ist die Behauptung, dass das Heft zu kurz für eine Handhabung gewesen sei. Nachdem ich nun Hunderte von Schwertern
in der Hand hatte, kann ich dies als unbegründet widerlegen.
Bronzezeitliche Schwerter sind, zumindest im Vergleich mit historischen oder modernen Rapieren, ziemlich schwer, wobei viel
Gewicht auf der Klinge liegt. Um seine Bewegungen zu kontrollieren, muss es deshalb fest umschlossen werden. Genau dies

В эпоху бронзы впервые возникает международная воинская культура, свидетельствующая об интенсивных взаимоотношениях и активном взаимовлиянии различных групп
воинов по всей Европе. Это можно иллюстрировать с помощью карт распространения разных типов мечей, — например, мечей с языкообразной площадкой для крепления
рукояти или мечей с литой восьмигранной рукоятью XV
и XIV веков до. н. э., объединяющих Данию с Южной Германием и Центральной Европой (ил. 8). Кроме того, картиро-

200

gelingt durch ein kurzes Heft mit ausgeprägten Schultern, die
einen funktionellen Teil des Griffs darstellen. Das Schwert wird
sozusagen durch die Einbeziehung der Schultern in den Griff
umschlossen, wodurch alle Bewegungen präziser und kontrollierbarer wurden. So wurden auch die Finger für verschiedene
Kampftechniken beweglicher. Dies ist die ideale Lösung, wenn
man sowohl Schlagen als auch Stechen mit einer Hand durchführen möchte. In der Spätbronzezeit, als die Hiebtechnik dominierender wurde, wurde dies noch anstrengender und führte
zu einer Erfindung (Abb. 6). Bei den meisten Vollgriffschwertern
gibt es eine kleine Durchbohrung im Knauf, die bislang unerklärlich war. Einige Schwerter lassen aber im Lochungsbereich
Abnutzungsspuren erkennen, die auf eine Schnur, wohl aus Leder, deuten. Abbildung 6 zeigt ihre Anwendung ähnlich einem
heutigen Polizeiknüppel. Sie hat dieselben praktischen Funktionen: Sie verhindert, dass das Schwert verloren geht und erlaubt der Hand, sich zu entspannen und dem Kämpfer, mehr
Schwung und Kraft beim Zuschlagen einzusetzen.
Ein gutes Ausbalancieren ist beim Schwertkampf unerlässlich. Das Gewichtsverhältnis zwischen Heft und Klinge definiert
seine Funktion als Stich- oder Hiebwaffe. In der Mittelbronzezeit
sprechen die langen und dünnen Rapierklingen eher für Stichschwerter, während in der Spätbronzezeit die Klinge breit und
schwer wird, wie es für ein Hiebschwert notwendig ist. Der Unterschied wird durch den Schwerpunkt deutlich: Bei Stichschwertern liegt er in der Nähe des Griffs, bei Hiebschwertern
weiter unten im Klingenbereich. Es bedeutet einfach, dass ein
Stichschwert zur Verteidigung und zum Angriff schnell sein
musste, während ein Hiebschwert dafür zu schwer, sondern
eher für eine weit ausholende kraftvolle Bewegung gedacht
war. Es muss jedoch betont werden, dass bronzezeitliche Hiebund Stichschwerter nicht mit rezenteren Typen verglichen werden können, die sehr stark spezialisiert und nur für die beabsichtigte Nutzung einsetzbar sind. Das bronzezeitliche Schwert
war dagegen allseitig zu verwenden, wenn auch jeweils eine
der Funktionen, Stechen oder Schlagen, besser ausgeführt werden konnte. Nur die ganz frühen Rapiere sind sogar im Vergleich
mit den ältesten Griffzungenschwertern reine Stichwaffen.
Obige Ausführungen zeigen, dass bronzezeitliche Schwerter
durchaus im Kampf Verwendung fanden. Dies wird auch durch
die Spuren von Kampfhandlungen an den Klingen bestätigt,
die sich bei den meisten Schwertern finden. Solche Kerben und
die dadurch erfolgten Nachschliffe gibt es für die gesamte
Bronzezeitperiode. Die Zone unterhalb des Hefts ist der
Verteidigungsbereich, und besonders hier finden sich starke
Beschädigungen und Schleifspuren. Die Defekte sind zumeist
auf der einen Seite größer, da der Kämpfer sein Schwert
normalerweise immer gleich anfässt. Die Folge solcher
Reparaturen war, dass die Klingen unterhalb des Hefts oft
schmaler sind oder stärker einziehen.
Bei älteren Schwertern, die lange im Kampf verwendet und
oft beschädigt oder repariert wurden, gibt es manchmal im unteren Teil der Heftschultern Bruchstellen, die durch das Nachschärfen und die Wucht der feindlichen Schläge verursacht worden sind. Die untersten Nietlöcher sind dadurch beschädigt und
unbrauchbar. Während der späten Bronzezeit führte dies zu einer technischen Weiterentwicklung, nämlich der Anbringung
eines Ricasso unterhalb des Heftes, durch das die feindliche
Klinge fixiert wurde, so dass sie nicht nach oben rutschen und
die Heftschulter beschädigen oder gar die Finger des Kämpfers
verletzen konnte. Manchmal wurde das ganze Heft durch häufige Schläge und Abwehrbewegungen verbogen, was zeigt, dass
harte Kämpfe häufig und für manche Krieger wiederkehrende
Ereignisse waren. Bei Griffzungenschwertern konnte dabei das

201

Кристиан Кристиансен. Война в эпоху бронзы

Kristian Kristiansen. Kriegsführung in der Bronzezeit

Ил. 8. Распространение восьмигранных мечей как указание
на передвижения наемников и торговцев в XV и XIV вв. до н. э. Круги
обозначают отдельные культурные группы, а стрелки показывают
места, где женщина была погребена за пределами родного региона
Abb. 8. Verbreitung der Achtkantschwerter als Hinweis auf Bewegungen
von Söldnern und Händlern im 15. und 14. Jahrhundert v. Chr. Die Kreise
kennzeichnen einzelne Kulturgruppen und die Pfeile zeigen, wo eine Frau
außerhalb ihres Herkunftsgebiets bestattet wurde

вание наглядно демонстрирует, что некоторых женщин использовали для установления политических союзов между
локальными группами и налаживания мирных отношений,
которые были необходимы для торговли металлами и позволяли торговцам и воинам безопасно передвигаться
между соседними группами. Ил. 8 показывает, среди прочего, что мужчины-воины гораздо чаще покидали дом и удалялись от него на более длинные дистанции.
Такие передвижения были недавно подтверждены находкой мужского кладбища в Неккарзульме, где погребено
более пятидесяти человек. С помощью исследования изотопов стронция в эмали зубов удалось доказать, что треть
погребенных там мужчин была родом из других мест. Вероятнее всего, это были наемники, находившиеся на службе
у чужого властелина.
На далекие расстояния в те времена передвигались торговцы, кузнецы, воины, наемники, мигранты и дипломаты.
Хорошими примерами здесь могут быть останки кораблей,
обнаруженные у мысов Улу-Бурун и Гелидонья. Эти корабли
могли перевозить в отдаленные владения не только товары,
но и воинов или наемников, которые одновременно еще и
защищали груз.
Исторически доказано, что на службе у римлян состояли
германские и кельтские наемники, возвращавшиеся после
службы на родину с римским оружием и римскими товара-

ganze Heft durchbrechen. Das geschah häufiger, auch wenn einige der vorhandenen Brüche rezent erfolgt sein könnten.
Im mittleren Klingenbereich finden sich Beschädigungen,
die beim Angriff entstehen, wenn das zuschlagende Schwert
von dem des Gegners gestoppt wird. Auch hier sind durch
Nachschärfungen Einbuchtungen zu erkennen, die bei Horten
mit Schwertern, die frische Beschädigungen aufweisen, sehr
deutlich sein können (Abb. 7). Bei einigen Schwertern deuten
schräge Kerben auf der Mittelrippe der Klinge darauf hin, dass
Abwehrtechniken, bei denen die flache Seite der Klinge eingesetzt wurde, ebenfalls Anwendung fanden.
Auch die Schwertspitze konnte verbogen oder gar abgebrochen werden, wenn der Stich gegen einen Schild erfolgte. Die
Schärfung zu einer neuen Spitze ist besonders für die Mittelbronzezeit recht häufig zu beobachten, aber auch noch während der Spätbronzezeit — ein Hinweis auf die vielseitige Verwendung der Schwerter sowohl zum Schlagen als auch zum
Stechen.
Zusammenfassend ist festzustellen, dass sich die Bedeutung
des Schwertkampfs im bronzezeitlichen Europa eindeutig belegen lässt. Während der ganzen Epoche gab es gut ausgebildete
Schwertkampfspezialisten. Unterschiede lassen sich zwischen
den einzelnen Schwerttypen feststellen, wobei das Griffzungenschwert die Standardwaffe des Berufskämpfers war, während das Vollgriffschwert, das aber auch im Kampf benutzt wurde, eher die Waffe des Anführers darstellte. Bei letzterem sind
die Klingen oft weniger beschädigt als bei Griffzungenschwertern. Während der Früh- und Mittelbronzezeit wird dies durch
die Tatsache bestätigt, dass der Griff nur durch Nieten befestigt
wurde, die kaum stärkeren Schlägen standhielten. In der späten
Bronzezeit wurde das Klingenende bis in den Griff vorgeschoben, um die Waffe so stabiler zu machen und zu verhindern,
dass sich die Klinge vom Heft löste. So konnten die Nieten auf
nur zwei kleine Exemplare reduziert werden. Es liegt nahe, dass
nun Vollgriffschwerter häufiger in das aktuelle Kampfgeschehen involviert waren.
Die beobachteten Beschädigungen, seien sie nun auf Griffzungen- oder Vollgriffschwertern, sind nicht von der Art, wie
man sie beim Üben erhalten hätte. Für diese Zwecke waren die
echten Schwerter normalerweise zu wertvoll, so dass hölzerne
Trainingsschwerter schon in der Bronzezeit die Norm gewesen
sein dürften, was wiederum die große Bedeutung von Krieg im
Leben der bronzezeitlichen Bevölkerung zeigt.

Mobile Kämpfer und ihre Bedeutung für den
Metallhandel
Während der Bronzezeit entwickelte sich erstmals eine internationale Kriegerkultur, die auf ein intensives Netzwerk und gegenseitige Beeinflussungen von Kämpfergruppen quer durch
Europa deuten. Dies kann man gut anhand von Verbreitungskarten diverser Schwerttypen, etwa Griffzungenschwerter oder
Vollgriffschwerter mit achtkantigem Griff des 15. und 14. Jahrhunderts v. Chr. zeigen, die Dänemark mit Süddeutschland bzw.
Zentraleuropa verbinden (Abb. 8). Die Kartierung verdeutlicht
zudem, dass einige Frauen dafür eingesetzt wurden, politische
Allianzen zwischen lokalen Gruppen im Sinne friedlicher Beziehungen zu fördern. Diese waren eine Grundbedingung für den
Metallhandel und ermöglichten es Händlern und Kriegern, sich
sicher zwischen benachbarten Gruppen zu bewegen. Abbildung 8 zeigt unter anderem, dass männliche Krieger viel häufiger und über längere Distanzen als Frauen unterwegs waren.
Derartige Bewegungen wurden in jüngster Zeit durch den
Männerfriedhof von Neckarsulm bestätigt, der über 50 Individuen enthielt. Eine Untersuchung der Strontiumisotope im

202

ми, обладание которыми обеспечивало престиж в обществе. Поэтому наличие в восточной части Центральной
Европы XIV и XIII веков до н. э. греко-микенского оружия
вполне можно интерпретировать как доказательство возвращения наемников после службы на микенских территориях. Подтверждением того же могут быть и центральноевропейские, прежде всего италийские, мечи с языкообразной площадкой для крепления рукояти, найденные в зоне
микенских дворцов, а также керамика, изготовленная в традициях родных мест пришельцев, — например, сосуды, напоминающие италийские и обнаруженные в Восточном
Средиземноморье.
Этнографические примеры подтверждают тезис о воинах и торговцах, передвигавшихся на большие расстояния.
У воинов часто формировалась собственная групповая
идентичность (сообщества воинов), которая объединяла их
в пределах конкретной территории с помощью четких правил допустимого поведения. Правила могли касаться как
вербования новых воинов, так и собственных путешествий
в дальние владения с целью вернуться со славой и престижными товарами. Такое поведение характерно для масаев
и японских самураев, оно присутствует в качестве повторяющегося сюжетного элемента в повествованиях о воинах
и войнах.

Организация воинских подразделений
В некоторых регионах Европы доля оружия в погребениях и
кладах столь высока, что можно вычислить, сколько оружия
и воинов было в наличии в определенный момент времени.
В Дании от периода между 1450 и 1150 годами до н. э. сохранилось около 2000 мечей, которые почти все были найдены в погребениях. В это время было сооружено приблизительно 50 000 могильников, от 10 до 15% из которых удалось исследовать и обнаружить там погребальные дары.
Экстраполируя эти данные, можно заключить, что в реальности в некрополи попало в общей сложности почти 20 000
мечей. Если исходить из срока жизни меча (30 лет), то семье
воина требовалось на столетие от трех до четырех мечей,
что для трехсот лет, о которых идет речь, составляет 12–15
мечей. Это, в свою очередь, дает цифру одновременного использования мечей — 1300, что приблизительно соответствует числу поселений в тогдашней Дании. Меч был, вероятно, оружием местного предводителя, а воины его отряда
были вооружены дротиками, хотя некоторые могли также
иметь и меч.
Соотношение числа предводителей с мечами и количества крестьян и воинов в отряде можно рассчитать, также
исходя из числа поселений. Отдельные хозяйства были разной величины, с семьями от 10 до 15 человек. Если исходить
из одного хозяйства на квадратный километр и из тогдашней заселенности половины территории Дании, общая площадь которой 44 000 квадратных километров, то одновременно должно было существовать от 25 000 до 30 000 хозяйств разной величины. Предводитель собирал отряд
предположительно из 20–25 хозяйств. Таким образом, повелители даже небольших групп населения могли достаточно
быстро собрать войско из нескольких сотен воинов. Если
воинов делегировали только самые большие хозяйства, то
на каждого предводителя с мечом приходилось, вероятно,
всего лишь 5–10 воинов, что точнее соответствует данным,
рассчитанным для некоторых частей Германии, и количеству изображенных на кораблях в наскальных рисунках.
Таким образом, можно считать доказанным, что европей-

Zahnschmelz konnte belegen, dass ein Drittel der dort Bestatteten nicht von dort stammte, sondern fremder Herkunft war.
Sehr wahrscheinlich handelt es sich dabei um Söldner, die in
Diensten eines fremden Herrschers standen.
Die Reisenden waren Händler, Schmiede, Krieger, Söldner,
Migranten und Diplomaten. Beste Beispiele für einen überregionalen Transport sind die Schiffswracks von Uluburun und Kap
Gelydonia, die nicht nur Waren, sondern auch Krieger oder Söldner zu entfernteren Herrschaftssitzen bringen konnten, wobei
diese gleichzeitig die Fracht schützten.
Vor dem Hintergrund der historisch belegten germanischen
und keltischen Söldner in römischen Diensten, die nach ihrer
Militärzeit mit römischen Waffen und Prestigegütern heimkehrten, kann man wohl ebenso das Vorhandensein griechisch/mykenischer Waffen im östlichen Mitteleuropa des 14. und 13.
Jahrhunderts als Beleg für die Rückkehr von Söldnern in mykenischen Diensten interpretieren. Ebenso belegen dies mitteleuropäische und vor allem italische Griffzungenschwerter aus mykenischen Palästen, außerdem in heimischen Traditionen hergestellte Keramik dieser Zuwanderer, etwa italisch anmutende
Gefäße im östlichen Mittelmeerraum.
Ethnographische Beispiele unterstützen eine These von reisenden Kriegern und Händlern. Krieger entwickelten häufig eigene Gruppenidentitäten (Kriegergemeinschaften), die sie in
einem räumlichen Netzwerk durch bestimmte Regeln von Benimm und Verhalten miteinander verband. Dies konnte sowohl
die Anwerbung von Kriegern betreffen als auch eigene Fahrten
zu entfernteren Herrschaftsgebieten, um Ruhm und Prestigegüter zu erwerben. So etwas kennt man von den Massai, den japanischen Samurai und als wiederkehrendes Element in Erzählungen über Krieger und Kämpfe.

Wie waren Kriegerbanden organisiert und wie viele
Kämpfer konnten mobilisiert werden?
In einigen Gegenden Europas ist der Anteil von Waffen in Gräbern und Depots so hoch, dass sich errechnen lässt, wie viele
Krieger und Waffen zu einem bestimmten Zeitpunkt vorhanden waren.
Aus Dänemark sind ca. 2000 Schwerter aus der Zeit zwischen
1450 und 1150 v. Chr. erhalten, die fast alle aus Grabstätten
stammen. In diesem Zeitraum wurden etwa 50.000 Grabhügel
errichtet, von denen 10 bis 15% untersucht werden konnten
und Grabbeigaben enthielten. So lässt sich hochrechnen, dass
in Wirklichkeit insgesamt fast 20.000 Schwerter in die Nekropolen gelangten. Wenn man von einer Nutzungsdauer von 30 Jahren pro Schwert ausgeht, benötigte eine Kriegerfamilie in einem Jahrhundert drei oder vier Schwerter pro Jahrhundert, was
für die dreihundert Jahre, um die es hier geht, 12 bis 15 Waffen
ausmacht. Das bedeutet eine jeweils gleichzeitige Nutzung von
1.300 Schwertern während des gesamten Zeitraums, was in
etwa der Zahl von Siedlungen entspricht, die es in Dänemark
damals gab. Der Schwertträger dürfte jeweils der lokale Heerführer gewesen sein mit einem Gefolge von mit Speeren bewaffneten Kriegern, von denen der eine oder andere auch ein
Schwert besessen haben mag.
Auch von den Siedlungen ausgehend kann das Verhältnis
von Schwertträgern und Gefolge aus Bauern und Kriegern berechnet werden. Es gab einzelne Gehöfte unterschiedlicher Größe mit Haushalten von 10 bis 15 Personen. Geht man von einem
Gehöft pro Quadratkilometer aus und davon, dass etwa die
Hälfte der 44.0000 km2 in Dänemark besiedelt waren, müssen
gleichzeitig 25.000 bis 30.000 Höfe unterschiedlicher Größe
existiert haben. Ein Anführer dürfte aus 20 bis 25 Gehöften das

203

Кристиан Кристиансен. Война в эпоху бронзы

Kristian Kristiansen. Kriegsführung in der Bronzezeit

признаки недостаточного питания — это наводит на мысль,
что причиной войны мог стать контроль за источниками
пищи.
Наконец, надо упомянуть о большой битве, произошедшей также около 1200 года до н. э. в долине маленькой речушки Толлензе в нынешнем Мекленбурге, в Передней Померании. Здесь на участке реки длиной в 1–2 километра
были найдены остатки скелетов более ста человек, и вероятно, в будущем будут обнаружены и другие (ил. 9). Очевидно, здесь после проигранной битвы были сброшены в реку
все убитые целого войска. Из оружия были найдены остатки
деревянных дубин и секир (ил. 10), а также наконечники
стрел. Вероятно, погибшие были мигрантами, искавшими
себе новые земли, потому что в это время по всей Европе
происходили драматические изменения.
Таким образом, есть доказательство существования организованных боевых действий, от небольших конфликтов
до конфронтаций целых армий. В этом смысле бронзовый
век мало чем отличался от последующего железного.

9

Ил. 9. Боевое ранение: бронзовый
наконечник стрелы в позвонке.
Клингс, Южная Тюрингия
(по: Osgord u. a. 2000)
Abb. 9. Kriegsverletzung: bronzene
Pfeilspitze in einem Wirbel von Klings
in Südthüringen (nach Osgord u. a.
2000)

◊◊◊

10

ские общества бронзового века были очень хорошо вооружены. На протяжении всей эпохи число одновременно существующего оружия исчислялось десятками и сотнями
тысяч, — даже если за основу расчетов взять Данию, маленькую, но богатую страну. Поэтому логично предположить, что должны сохраниться и следы военных жертв, и это
предположение оказывается справедливым.

Жертвы войны
За последнее время наши знания о боевых ранах на скелетах значительно углубились, так же как и наши представления о количестве убитых при разных типах конфликтов.
На кладбище Ольмо ди Ногара в Северной Италии, относящемся к эпохе средней бронзы, было исследовано 116
скелетов мужчин, половина из которых была погребена
вместе с мечами с языкообразной площадкой для крепления рукояти, в том числе и ранних типов с коротким языком.
Примерно у 16% этих людей были обнаружены повреждения костей и черепа, причинами которых стали боевые действия, чаще всего удары мечей или стрел. Если учесть, что
бывает немало нанесенных копьем или стрелой смертельных ран, не оставляющих следов на костях, то 16% окажется
очень высокой долей, свидетельствующей о постоянных локальных конфликтах. В этом регионе воины, имевшие меч,
активно участвовали в боях, что соответствует картине погребений с оружием в своде микенских погребений В, ибо
погребенные там имеют многочисленные ранения и очень
небольшую продолжительность жизни.
Однако бывали и безжалостные массовые убийства. Уже
упоминалось укрепление в Вилеме в Богемии. Еще один
пример — это Сунд в Западной Норвегии. Здесь было обнаружено массовое захоронение позднего периода средней
бронзы, где погребены более 30 человек — мужчин, женщин и детей, убитых около 1200 года до н. э. Раны указывают
на ожесточенный бой между мужчинами, которые, очевидно, бились на мечах и многие из которых имели залеченные
раны от прошлых сражений. У некоторых были обнаружены

Ил. 10. Деревянная дубина и череп со следами от удара дубиной,
обнаруженные на поле битвы эпохи бронзы в долине реки Толлензе
(фото: Управление культуры и охраны памятников земли МекленбургФорпоммерн, отдел археологии, Шверин)
Abb. 10. Holzkeule und Schädel mit Keulenverletzung von dem
bronzezeitlichen Schlachtfeld im Tollensetal (Foto: Landesamt für Kultur und
Denkmalpflege Mecklenburg-Vorpommern, Landesarchäologie, Schwerin)

Gefolge für die Kriegerschar des Siedlungsbereichs zusammengestellt haben. So konnten auch kleinere Herrschaftsbereiche
schnell bewaffnete Truppen von mehreren hundert Kriegern
zusammenrufen. Falls nur die größten Gehöfte Krieger zu stellen hatten, waren es vielleicht nur 5 bis 10 pro Schwertträger;
das würde den für Teile von Deutschland errechneten Zahlen
und auch denen von Personen in den auf Felsbildern dargestellten Schiffen näher kommen.
Es ist also zu belegen, dass die Gesellschaften der Bronzezeit
in Europa schwer bewaffnet waren und die ganze Epoche lang
die Zahl der gleichzeitig vorhandenen Waffen die Zehn- oder
gar Hunderttausend überstieg — geht man einmal von Dänemark, einem kleinen, aber wohlhabenden Land, aus. Deshalb ist
zu erwarten, dass sich auch Spuren der Kriegsopfer erhalten haben, was tatsächlich der Fall ist.

Kriegsopfer
In jüngerer Zeit hat unsere Kenntnis über Kampfverletzungen
an Skeletten ebenso zugenommen wie unser Wissen über die
Anzahl von Toten bei verschiedenen Arten von Auseinandersetzungen.
In dem mittelbronzezeitlichen Friedhof Olmo di Nogara in
Norditalien wurden 116 männliche Skelette untersucht, von denen der Hälfte Griffzungenschwerter, darunter auch die frühen
Typen mit kurzer Zunge, beigegeben worden waren. Etwa 16%
dieser Individuen wiesen Knochen- oder Schädelverletzungen
durch Kampfhandlungen auf — zumeist durch Schwerter oder
Pfeile. Wenn man berücksichtigt, dass es tödliche Verletzungen
durch Lanzen oder Pfeile gibt, die keine Spuren an den Knochen

204

Еще двадцать лет назад исследования оружия эпохи бронзы
были направлены исключительно на выяснение его типологического развития, а его практическое использование подвергалось большому сомнению. Новое поколение исследователей посмотрело на объект своего изучения по-новому.
Сегодня уже проведено изучение на оружии следов его
применения, поставлены эксперименты с реконструкцией,
показавшие, насколько хорошо организованными и опасными были боевые действия в эпоху бронзы, что подтверждают и анатомические исследования ранений. Не будет далеким от истины утверждение, что современные методы
ведения военных действий берут свое начало в бронзовом
веке, поскольку формы оружия и системы защиты, известные нам из более поздних времен, были разработаны именно тогда.

hinterlassen, sind 16% ein sehr hoher Prozentsatz, der für ständige lokale Auseinandersetzungen spricht. In dieser Region
nahmen Schwertkrieger aktiv an den Kämpfen teil. Das entspricht dem Bild der Waffengräber im Gräberrund B von Mykene, denn die dort Bestatteten wiesen zahlreiche Verletzungen
und ein niedriges Sterbealter auf.
Es gab aber auch unbarmherzige Massenmorde. Erwähnt
wurde bereits die Befestigung von Vilem in Böhmen. Ein weiteres Beispiel ist Sund in Westnorwegen. Hier wurde ein Massengrab aus der späten Mittelbronzezeit mit mehr als 30 Individuen, Männer, Frauen und Kinder, entdeckt, die um 1200 v. Chr.
ermordet worden waren. Die Verletzungen deuten auf einen
schweren Kampf zwischen den Männern hin, die offenbar
Schwertkämpfer waren und von denen mehrere verheilte Wunden von früheren Kämpfen aufwiesen. Bei einigen Personen waren Anzeichen von Mangelernährung vorhanden, so dass eine
Kontrolle über die Nahrungsquellen die Ursache für die Kämpfe
gewesen sein könnte.
Zuletzt sei eine größere Schlacht erwähnt, die ebenfalls um
1200 v. Chr. im Tal des kleinen Flüsschens Tollense in Mecklenburg-Vorpommern stattgefunden hat. Hier wurden auf einer
Flussstrecke von ein bis zwei Kilometern Skelettreste von mehr
als Hundert Individuen gefunden, weitere dürften noch dazukommen (Abb. 9). Offenbar sind hier nach einer verlorenen
Schlacht die Toten eines ganzen Heeres in den Fluss geworfen
worden. An Waffen konnten Reste von hölzernen Keulen und
Streithämmern sowie Pfeilspitzen nachgewiesen werden (Abb.
10). Vielleicht handelte es hier um Migranten auf der Suche
nach einer neuen Heimat, denn zu dieser Zeit vollzogen sich in
ganz Europa dramatische Veränderungen.
Es gibt also Belege für organisiertes Kampfgeschehen, beginnend mit kleinen Auseinandersetzungen bis hin zur Konfrontation ganzer Armeen. In diesem Punkt unterscheidet sich die
Bronzezeit wenig von der folgenden Eisenzeit.

◊◊◊
Vor nur zwanzig Jahren bezogen sich die Untersuchungen
bronzezeitlicher Waffen lediglich auf deren typologische Entwicklung, während ihre praktische Verwendung bezweifelt
wurde. Eine neue Forschergeneration veränderte die Sachlage.
Heute gibt es Untersuchungen zu Gebrauchsspuren, und praktische Experimente mit Nachbildungen haben gezeigt, wie
wohl organisiert und gefährlich das Kampfgeschehen in der
Bronzezeit war. Dies wird auch durch die anatomische Untersuchung von Verletzungen gestützt. Man kann fast sagen, dass
moderne Kriegsführung ihren Ausgangspunkt in der Bronzezeit nahm, da die Waffenformen und Verteidigungssysteme, die
wir aus späteren Zeiten kennen, damals entwickelt worden
sind.

Carola Metzner-Nebelsick. Bronzezeitliche Herrschaft ssymbolik in Europa

Карола Метцнер-Небельзик

Европейская символика власти
эпохи бронзы
Carola Metzner-Nebelsick

Bronzezeitliche Herrschaftssymbolik
in Europa
поха бронзы, говоря современным языком, это
эпоха «международных отношений». В конце III —
начале II тыс. до н. э., когда начинается активная
разработка месторождений меди и олова — материалов, столь необходимых для производства бронзы, —
в Европе складываются регулярные связи невиданного доселе размаха, простирающиеся на тысячи километров. Каков механизм этой многообразной коммуникации и каким
образом она осуществлялась — через мобильных ремесленников и торговцев, через социальную верхушку общества, действующую в сверхрегиональном масштабе, через
религиозно коннотированные формы презентации социальных элит, через общие централизованные торговые
рынки или как-то иначе, — все это поддается объяснению
лишь на основе умозрительных моделей и разнообразных
аналогий, поскольку мы имеем дело с так называемой бесписьменной эпохой. Для археологов показательными являются пути распространения отдельных артефактов и их контекст, по которым и можно судить о данных процессах, а
также о том, кто с кем и чем обменивался. Поскольку органические материалы, как правило, не сохраняются, мы часто оказываемся не в состоянии реконструировать тот или
иной товар или подарок, которые к тому же нередко проходили через многократный обмен. Ярким примером тому
может служить известное упоминание шерсти в документах
клинописного архива, где сообщается об этом сопутствующем грузе в контексте регулярной торговли оловом между
городом-государством Ашшур и восточноанатолийским
Кюльтепе-Канишем в начале II тыс. до н. э. (Kulakoğlu 2011.
S. 1019; Michel 2011. S. 319f.). По одним только археологическим источникам невозможно было бы выявить этот ценный
по тем временам товар. Археологические находки в силу
специфики их природы репрезентируют лишь часть прошлого, вместе с тем они подобны символам (как, например,
рассматриваемые далее предметные атрибуты власти) и наподобие символов наполнены особым содержанием, замещая собой целый комплекс явлений, процессов, взаимосвязей, что за неимением письменных свидетельств делает их
для нас, сегодняшних, важнейшим источником информации.
Символам власти разных культур и разных эпох присущи
нередко общие признаки или внешние формы. К устойчивым элементам, связанным с символикой власти, относятся
предметы из редких металлов, в Европе и Передней Азии
преимущественно из золота или серебра, — богатая посуда, оружие, а с определенного момента и такие предметы,
как уздечки или повозки. При этом значимыми были не сами
объекты как таковые, а связанные с ними персоны или совершаемые этими персонами особые действия — воин на

Э

ie Bronzezeit ist eine „internationale“ Periode, um
hier einen modernen Begriff zu verwenden. Insbesondere in der frühen Bronzezeit des späten 3. und
frühen 2. Jahrtausends v. Chr. bewirkt die Ausbeutung und Kontrolle von Lagerstätten der begehrten, für die Erzeugung des neuen Werkstoffes Bronze essentiellen Metalle
Kupfer und Zinn eine bis dahin in Europa nicht gekannte Intensivierung von regelhaften Austauschbeziehungen über teils
tausende Kilometer hinweg. Wie die Mechanismen dieser vielfältigen Kommunikation genauer zu erklären sind, etwa durch
mobile Handwerker und Händler, überregional agierende
Oberschichten, religiös konnotierte Repräsentationsnormen
der sozialen Eliten, zentrale Marktorte etc., ist, da es sich um
eine so genannte schriftlose Epoche handelt, nur mit Hilfe von
Denkmodellen und diversen Analogien möglich. Für die Archäologen sind es vor allem Verbreitungsbilder einzelner Artefakte und ihre kontextuelle Einbettung, die über die soeben
beschriebenen Vorgänge Auskunft geben und erzählen, wer
mit wem und mit welchen Waren oder Objekten in ein Austauschverhältnis trat. Da sich organische Stoffe in der Regel
nicht erhalten haben, können wir häufig die Waren oder Geschenke, die auf vielfältige Weise ausgetauscht wurden, nicht
rekonstruieren. Ein beredtes Beispiel aus dem Vorderen Orient
liefert die Erwähnung von Wolle, die als „Beiladung“ des regulären Zinnhandels zwischen dem Stadtstaat Aššur und dem ostanatolischen Kültepe-Kanish zu Beginn des zweiten Jahrtausends v. Chr. in den Keilschriftarchiven erwähnt wird (Kulakoğlu
2011. S. 1019; Michel 2011. S. 319f.). Allein durch archäologische
Funde wäre diese damals kostbare Fracht nicht nachweisbar gewesen. Diese, und ganz besonders gilt dies für die hier behandelten dinglichen Attribute herrscherlicher Repräsentation, bilden bedingt durch verschiedene Überlieferungsfilter nur einen
Teil der Vergangenheit ab, sie stehen gleichsam zeichenhaft für
komplexe Sachverhalte, deren inhaltliche Tiefe und Handlungszusammenhänge für heutige Betrachter in Ermangelung
schriftlicher Quellen kaum mehr erschöpfend erschlossen werden können.
Symbolen der Herrschaft ist häufig eine in vielen Kulturen
und zu unterschiedlichen Zeiten ähnliche Qualität oder formale
Gestaltung zu eigen. So gehören Gegenstände aus seltenen
Metallen, in Europa und Vorderasien zumeist Gold oder Silber,
prunkvolles Trink- und Speisegeschirr, Waffen und ab einem bestimmten Zeitpunkt auch Attribute von Zaumzeug oder Wagen
zum Kanon von Herrschersymbolik. Letztlich sind es jedoch
nicht die Gegenstände als solche, sondern die mit ihnen verbundenen Personen und ihre spezifischen Handlungen bzw. ihr
Habitus, etwa der berittene Krieger, der oder die Wagenfahrer/
in oder der distinguierte Gastgeber. Status anzeigenden Gegen-

206

D

коне, возница в повозке или хозяин, задающий роскошный
пир. Статусные предметы нередко обладают ярко выраженными признаками, которые однозначно говорят об особом
престиже. Обладание предметами, изготовление которых
требовало использования драгоценных металлов, а также
специальных знаний и высокого уровня владения ремеслом, существенно повышало, вероятно, авторитет их владельца в глазах окружающих. К числу таких атрибутов роскоши и особого стиля жизни относилась, прежде всего,
металлическая посуда.
Если элементы личного убранства непосредственно маркируют статус их носителя и потому могут быть отнесены к
символам власти первого порядка, то другие «регалии» требуют в большей степени соотнесения с социальным контекстом. Разные виды оружия, лошади (археологическое описание возможно лишь на основании сохранившихся уздечек), обитые металлом повозки и уже упоминавшаяся выше
роскошная посуда — все это относится ко второй категории. Дорогие ткан, характерные, как считается, особенно
для кочевых культур евразийских степей, хотя они присутствовали, как уже доказано, и в центральноевропейском
контексте эпохи позднего железа, в археологических исследованиях, как правило, не принимаются во внимание.
Предметы, использование которых указывает на социально или религиозно привилегированную группу лиц, наделенную особой компетенцией, и которые относятся
к сфере репрезентации власти или, если сформулировать
более нейтрально, к сфере (само)представления власти, нередко встречаются в Европе в сходных формах и на значительном пространстве. Обращение к ним позволяет вывести общие признаки, которые, вероятно, одинаково прочитывались, понимались и принимались на транскультурном
уровне.

ständen ist häufig ein besonders prestigeträchtiger Aspekt zueigen. Der Besitz von Gegenständen, deren Fertigung aus kostbarem Material einen hohen Grad an Spezialwissen und handwerklicher Expertise erforderte, hat vermutlich das Ansehen
seines/seiner Besitzer/in augenfällig vermehrt. Vor allem die
prunkvollen Attribute eines gehobenen Lebens wie Metallgeschirr oder anderes mehr wären hier zu nennen.
Während die an Personen gebundenen Ornate und ihre Attribute den oder die Trägerin unmittelbar auszeichnen und damit
quasi als Statusanzeiger bzw. konkret als Herrschaftssymbole
erster Ordnung betrachtet werden können, bedürfen andere
Regalia in stärkerem Maß eines sozialen Kontextes. Waffen, der
Besitz prächtiger Pferde (archäologisch nur über das Zaumzeug
erschließbar), mit Metall beschlagene Wagen, aber auch die erwähnten prunkvollen Trink- oder Speisegeschirre gehören in

1, 1

Носители власти
Власть европейских элит эпохи бронзы базировалась, в
первую очередь, на знаниях о производстве металлических
изделий, главным образом из бронзы и золота, о добыче руд
или других полезных ископаемых, например соли, и контроле за ними. Судя по всему, и торговля этими широко востребованными сырьевыми материалами, равно как и готовыми
изделиями из бронзы, была, по крайней мере в начале эпохи бронзы, прерогативой избранных. Такой вывод напрашивается сам собой, поскольку именно в начале II тыс. до н. э.,
то есть в эпоху, когда в Центральной Европе, вероятно в результате влияния, пришедшего с Британских островов
(Rassmann 2005; Rassmann 2010; Gerloff 2010), распространяется производство оловянной бронзы, — именно в этот период на значительной части территории Европы обнаруживаются идентичные или сходные статусные предметы или
символы власти. Ярким примером тому могут служить алебарды, представленные на выставке (ил. 1).
Многочисленные формы репрезентации власти в эпоху
позднего II тыс. до н. э. и раннего I тыс. до н. э. (для юга и юговостока Европы это уже эпоха железа) могут быть поняты
исключительно на основе культурного развития, обозначившегося в эпоху ранней бронзы. В период между XX и XVI
веками до н. э. в ходу были многочисленные символы власти, манифестирующиеся в различных предметах, и эти
символы в некотором смысле сохранили свое содержательное наполнение вплоть до Средневековья.
В настоящей статье рассматриваются отдельные символы власти II–I тыс. до н. э. на основании объектов, представленных в данной экспозиции. В большинстве случаев речь

1, 2

Ил. 1. 1 – cеребряный клинок кинжала, место находки неизвестно,
Венгрия; 2 – алебарда из Галле-Канена, Саксен-Ангальт.
Первая половина II тыс. до н. э. (фото К. Гёкен)
Abb. 1. 1 – Silberne Dolchklinge unbekannten Fundorts aus Ungarn;
2 – Stabdolch von Halle-Kanena, Sachsen-Anhalt.
1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr. (Foto: K. Göken)

diese Kategorie. Kostbare Stoffe, die wir insbesondere für die
nomadischen Kulturen der eurasischen Steppen vermuten dürfen, die aber nachweislich auch in ältereisenzeitlichen Fundkontexten Mitteleuropas vorhanden waren, entziehen sich in der
Regel einer archäologischen Wahrnehmung.
Gegenstände, deren Gebrauch auf sozial und oder religiös
privilegierte bzw. mit besonderen Kompetenzen ausgestattete
Personengruppen verweisen und die in den Bereich der Repräsentation von Herrschaft bzw. neutraler formuliert der (Selbst-)
Darstellung von Macht gehören, sind häufig gleichzeitig in ähnlicher Form über weite Regionen Europas verbreitet. Ihre über
Kulturgrenzen hinausweisende Akzeptanz oder die Verständlichkeit ihres Bedeutungsgehalts kann daraus abgeleitet werden.

207

Карола Метцнер-Небельзик. Европейская символика власти эпохи бронзы

Carola Metzner-Nebelsick. Bronzezeitliche Herrschaft ssymbolik in Europa

Ил. 4. Золотой клад из
Эберсвальде, Бранденбург.
Гальванокопия, хранящаяся
в Берлине (фото Ф. Липе)
Abb. 4. Der Goldfund von
Eberswalde, Brandenburg in
der noch in Berlin vorhandenen
Galvanokopie (Foto: J. Liepe)

2

3, 1

Ил. 2. Золотой топор из Дискау, Саксен-Ангальт. Первая четверть
II тыс. до н. э.
Abb. 2. Goldenes Beil aus Dieskau, Sachsen-Anhalt . 1. Viertel 2. Jahrtausend
v. Chr.
Ил. 3. Золотые украшения со спиралевидными окончаниями: 1 –
находка из Укермарка; 2 – из клада близ Вердера, Бранденбург
Abb. 3. Goldene Armringe mit Spiralenden: 1 – Fundort unbekannt,
Uckermark, 2 – Werder, Brandenburg

идет об изделиях из золота. Этот материал, который считается редким, прочным, долговечным и к тому же обладает
сияющим, солнечным блеском, что выделяет его из окружающего мира природы (поскольку он выглядит на этом фоне
несколько искусственно, но вместе с тем весьма благородно), этот материал и по сей день сохраняет свое эстетическое, материальное и идеальное значение почти во всех
культурах мира.
Именуемые «князьями» или «вождями» правители распространенной в Центральной Европе уетицкой культуры,
которых хоронили в начале II тыс. до н. э. в погребальных
комплексах типа обнаруженных в Лейбингене, Хельмсдорфе и, вероятно, в Дискау (Schmidt, Nitzschke 1980; Zich 2010.
S. 209), носили золотые кольца (Metzner-Nebelsick 2010)
в знак особого социального положения и власти. Именно
наличие золота помещает их захоронения в особый контекст, наполненный определенным смыслом. Сочетание монументального и невероятно трудоемкого устройства погребения под гигантскими курганами и специфического погребального инвентаря с большим количеством редких
предметов свидетельствует о необычном, отклоняющемся
от общих норм отношении к умершему, погребение которого должно было, наверное, символизировать его богоподобный статус, обретаемый им после смерти. Вероятно,
считалось, что лица, обладавшие властью при жизни, становились после смерти богоподобными существами и превращались для потомков в мифологических предков.

Атрибуты власти
Золотой топор из Дискау (ил. 2), являющийся единичной находкой такого рода в Центральной Европе, находит тем не
менее, во всяком случае по своей основной форме, идеальное соответствие в объектах, обнаруженных в Туфалау (ранее Кофалфа, Зибенбюрген; Hachmann 1957. Taf. 66; Mozsolics
1965/66). Из всего этого старого комплекса, описанного,
к сожалению, неполно и по большей части не сохранившегося, до нас дошло несколько топоров, которые в сочетании
с деталями парадного облачения, отмеченного региональными особенностями, и двумя браслетами явно свидетельствуют об их отнесенности к сфере сакрального.

3, 2

Die Träger der Macht
Die Macht der bronzezeitlichen Eliten Europas erwuchs zunächst aus dem Wissen um die Metall-, d.h. Bronze- oder Goldproduktion, die Ausbeutung der Erzlagerstätten oder anderer
Rohstoffquellen wie etwa Salz sowie deren Kontrolle. Auch die
Verhandlung der begehrten Rohstoffe oder der bronzenen Fertigprodukte muss zumindest am Anfang der Bronzezeit in den
Händen weniger gelegen haben. Der Schluss liegt nahe, da gerade zu Beginn des 2. vorchristlichen Jahrtausends, also in jener
Zeit, als sich vermutlich von den Britischen Inseln kommend
(Rassmann 2005; Rassmann 2010; Gerloff 2010), die Zinnbronzeherstellung auch in Mitteleuropa etablierte, in weiten Teilen
Europas identische oder zumindest ähnliche Statusanzeiger
bzw. Herrschaftssymbole Verwendung fanden. Die Stabdolche
in der Ausstellung (Abb. 1) verdeutlichen dies besonders augenfällig.
Zahlreiche Formen der Herrschaftsrepräsentanz in der Zeit
des späten 2. und frühen 1. Jahrtausends v. Chr., die in Süd- und
Südosteuropa bereits als eisenzeitlich verstanden wird, sind nur
auf der Basis der kulturellen Entwicklung seit der Frühbronzezeit verstehbar. Im 20. bis 16. Jahrhundert v. Chr. werden, bezogen auf dingliche Zeugnisse von Herrschaft, zahlreiche Symbole
der Macht kreiert, die in mancher Hinsicht bis in das Mittelalter
ihre Verbindlichkeit behalten sollten.
Der Artikel konzentriert sich auf eine an den Exponaten der
Ausstellung orientierte Auswahl der Macht- oder Herrschaftssymbole des 2. und 1. Jahrtausends v. Chr. Bei der Mehrzahl
handelt es sich um Gegenstände aus Gold. Dieses Metall erfreut
sich aufgrund seiner spezifischen Eigenschaften Seltenheit, Unzerstörbarkeit, Unveränderlichkeit und sonnenähnlicher Glanz,
der sich von der natürlichen Umwelt als artifiziell, jedoch gleichzeitig als angenehm absetzt, bis heute einer ungebrochenen
ästhetischen, materiellen wie ideellen Wertschätzung in nahezu
allen Kulturen der Welt.
Die als „Fürsten“ bezeichneten Machthaber oder Häuptlinge
der in Mitteleuropa verbreiteten frühbronzezeitlichen Aunjetit-

208

Золотой клад из Туфалау,
датируемый XVII веком до
н. э., перекликается с некоторыми артефактами, представленными на данной выставке и имеющими отношение к репрезентативным
формам власти. Речь идет о
золотых браслетах со сдвоенными спиралевидными
окончаниями. В экспозиции
можно увидеть сразу три образца такого рода украшений: это отдельная находка
из неизвестного места в
Укермарке и две другие находки из золотого клада, обнаруженного в Капут-Линевитцком лесу, близ Вердера,
в районе Потсдама (ил. 3). Помимо Туфалау, где были найдены
самые ранние образцы подобных украшений, они встречаются в дальнейшем, хотя и в модифицированном виде, то
есть с поправкой на стиль данной эпохи, на значительной части территории Европы вплоть до 800-х годов до н. э., когда
они на рубеже железного века (по центральноевропейской
хронологии) или на рубеже среднего железного века «вышли из моды» в Юго-Восточной и Восточной Европе или, если
быть более точным, когда их символическое значение перестало быть понятным либо было исключено из традиции.
В карпатском бассейне такие браслеты наряду с другими
типами встречаются только в составе жертвенных кладов —
комплексов, наделенных сакральным значением. Подобного рода клады могут быть отнесены к группе парадных памятников (Hänsel, Hänsel 1997). В Центральной и Северной
Европе они, в разных регионах по-разному, обнаруживаются и в погребальных или жертвенных комплексах.
Характерной чертой европейской эпохи бронзы являются многочисленные погребения воинов с мечами северного
бронзового века Южной Скандинавии и Северной Германии
периода XIV–XII веков до н. э. (Aner, Kersten 1973–1991; Jensen
2002). Эти погребения находятся под курганами, самые ранние из которых отосятся к концу III тыс. до н. э. и рассматриваются как погребальные комплексы избранных членов тогдашнего общества. Некоторые из этих курганов представляют собой особо монументальные образцы и по сей день
остаются впечатляющими примерами ландшафтных памятников. Самыми выразительными знаками отличия военной
элиты земледельческого населения являются золотые браслеты, которые носились по одному. Упоминавшиеся выше
браслеты со спиралевидными окончаниями относятся к характерным образцам этого типа. Начиная с 1300-х годов до
н. э. на севере Европы происходит изменение погребального обряда: господствовавшее до того времени трупоположение постепенно уступает место трупосожжению, принятому уже в той части Европы, что находилась к западу от

zer Kultur, die zu Beginn des 2. Jahrtausends v. Chr. in Grabanlagen wie Leubingen und Helmsdorf sowie vermutlich auch Dieskau bestattet wurden (Schmidt, Nitzschke 1980; Zich 2010.
S. 209), trugen erstmals goldene Ringe (Metzner-Nebelsick
2010) als Abzeichen ihrer sozialen Stellung und ihrer Macht. Die
Exklusivität des Goldes rückt sie in einen besonderen Bedeutungszusammenhang, den man in Kombination mit einer unerhört aufwendigen Monumentalisierung ihrer Gräber unter riesigen Grabhügeln, der Beigaben weiterer exzeptioneller Gegenstände und einer insgesamt von der Normabweichenden
Behandlung der Bestatteten bereits als Manifestierung ihres im
Tod den Göttern ähnlichen Status vorstellen mag. Die im Leben
Mächtigen wurden durch ihren Tod vermutlich selbst zu götterähnlichen Wesen und für die Nachwelt zu mythischen Ahnen.

Attribute der Macht
Das in Mitteleuropa singuläre goldene Beil aus Dieskau (Abb. 2)
findet zumindest als Grundform eine ideelle Entsprechung in
dem gleichzeitigen Opferfund aus dem siebenbürgischen
Ţufalău (ehemals Cófalva) (u. a. Hachmann 1957. Taf. 66;
Mozsolics 1965/66). Aus diesem leider unvollständig überlieferten und heute in großen Teilen nicht mehr erhaltenen Altfund
sind es jedoch mehrere Äxte, die zusammen mit regionalspezifischen Ornatbestandteilen und zwei Armringen geweiht wurden und somit eindeutig in den Kontext der Sakralität gerückt
sind.
Der in das 17. Jahrhundert v. Chr. datierte Goldhort aus dem
siebenbürgischen Ţufalău schlägt einen Bogen zu einer auch in
der Ausstellung präsenten Form herrscherlicher Repräsentanz,
den goldenen Armringen mit doppelten Spiralenden. Gleich
drei Beispiele dieser Armring- oder Armbandform sind in der
Schau zu bewundern: ein Einzelfund ohne nähere Provenienz
aus der Uckermark sowie zwei weitere aus dem Goldhort von
Caputh-Lienwitzer Forst im Potsdamer Werder (Abb. 3). In
Ţufalău sind sie erstmals nachgewiesen und lassen sich dann in
den folgenden Jahrhunderten, wenngleich in stilistischen, den

209

Карола Метцнер-Небельзик. Европейская символика власти эпохи бронзы

Carola Metzner-Nebelsick. Bronzezeitliche Herrschaft ssymbolik in Europa

Карпат. Можно только предположить, что за этой трансформацией стояли перемены в области религиозных представлений. Статусное выделение элит происходит теперь не
столько через особое оформление доминантных погребений высокопоставленных особ, сколько через параллельное, а иногда и исключительное соотнесение с контекстом
жертвоприношения. И хотя клад из Капут-Линевитцкого
леса, равно как и клад из Эберсвальде (ил. 4), находится на
крайней южной границе северной культуры эпохи бронзы,
оба они наглядно демонстрируют произошедшие изменения. Орнаментация линевитцкого кубка, который на основании стилистических признаков может быть датирован
приблизительно 1000 годом до н. э., включает в себя некоторые символические знаки, которые имеют дополнительные
религиозные коннотации. Так, изогнутые s-образные элементы на плечиках этого небольшого сосуда можно интерпретировать как абстрактные, максимально редуцированные символы водоплавающих птиц. Водоплавающие птицы
являются почти повсеместно религиозным символом эпохи
поздней бронзы и встречаются преимущественно на статусных предметах (таких, как оружие — мечи, наколенники,
щиты) или культовых — иногда в виде аппликаций на четырехколесных повозках (ил. 5) или металлических сосудах. Их
конкретное символическое значение и религиозный контекст, который прояснял бы, относятся ли они к некоему
мифу, связанному с несколькими богами или с одним божеством, дарующим, возможно, исцеление или защиту, остается по сей день неизвестным.
Обращает на себя внимание тот факт, что именно золотые браслеты со сдвоенными спиралевидными окончаниями — в разнообразных вариантах одной типологической
модели — имели хождение на протяжении долгого периода
времени, с конца эпохи ранней или с начала эпохи средней
бронзы до эпохи раннего железа, вплоть до приблизительно 800 года до н. э. На севере Европы отмечается особый
характер золотых браслетов, отличительные признаки которых сохраняются до эпохи железа и далее, хотя и с некоторыми модификациями, свидетельствующими, вероятно, о
наметившихся новых тенденциях в формообразовании.
Принципиальное допущение, что золотые артефакты и
украшения можно интерпретировать как особый отличительный признак (Bourdieu 1987), выводится из совокупности разных наблюдений и оценок. Фундаментальное значение при этом имеет выявленная соотнесенность статусных
погребений и жертвенных кладов, связанных с сакральной
сферой. Упоминавшиеся выше золотые браслеты или рифленые (в некоторых случаях литые) «манжеты», для которых
характерна аналогичная соотнесенность в сочетании с довольно продолжительным периодом бытования (MetznerNebelsick 2010), демонстрируют это с особой наглядностью.
Конкретные находки, как, например, клад из Капут-Линевитцкого леса (ил. 6), показывают, что на протяжении длительного времени существовал обычай комбинировать металлические сосуды (или один сосуд) с украшениями
(Metzner-Nebelsick 2003), при этом речь идет преимущественно об изделиях из золота. Золотые сосуды встречаются в Европе до 800-х годов до н. э. исключительно в контексте кладов или жертвенных кладов, единственное исключение — обнаруженное в Гённебеке (Голштиния) весьма
необычное по оформлению погребение воина с мечом, относящееся к XIII веку до н. э. (Mestorf 1891; Metzner-Nebelsick
2003. S. 103. Abb. 2).
Клад из Эберсвальде, в отличие от клада из Капут-Линевитцкого леса, не имеет такой подчеркнутой персональной

Zeitstil verkörpernden Abwandlungen, über große Teile Europas verfolgen, bevor sie in der Zeit um 800 gleichsam an der
Wende zur Eisenzeit (nach mitteleuropäischer Chronologie)
bzw. der Wende zur mittleren Eisenzeit in Südost- und Osteuropa aus der „Mode“ kamen, bzw. präziser formuliert, ihre symbolische Bedeutung nicht mehr verstanden oder tradiert wurde.
Im Karpatenbecken kommen diese Ringe neben weiteren Typen ausschließlich in Hortfunden, also Fundkontexten mit sakraler Bedeutungsbelegung vor. Derartige Horte können der
Gruppe der Ornatdepots (Hänsel, Hänsel 1997) zugeordnet werden. In Mittel- und Nordeuropa finden sie sich hingegen regional verschieden sowohl im Grab- als auch Weihekontext.
Singulär im bronzezeitlichen Europa sind die zahlreichen
Gräber von Schwertkriegern der Nordischen Bronzezeit
Südskandinaviens und Norddeutschlands der Zeit des 14. bis

Ил. 5. Повозка из Бурга, Шпреевальд, Бранденбург
Abb. 5. Die Deichselwagen von Burg im Spreewald, Brandenburg

12. Jahrhunderts v. Chr. (Aner, Kersten 1973–1991; Jensen 2002).
Sie finden sich unter Grabhügeln, deren Anfänge bisweilen bis
in das späte 3. Jahrtausend zurückreichen, und als Begräbnisstätten ausgewählter Mitglieder der damaligen Gesellschaft betrachtet werden müssen. Einige besonders monumentale Beispiele sind noch heute markante Geländedenkmäler. Das wirkmächtigste Rangabzeichen dieser Kriegerelite mit bäuerlichen
Wurzeln sind einzeln getragene goldene Armringe, jene mit
doppelspiraligen Enden machen einen signifikanten Anteil aus.
In der Zeit ab ca. 1300 v. Chr. wandelt sich im Norden Europas
das Bestattungsbrauchtum, die bis dahin herrschende Sitte der
Körperbestattung wird schrittweise zugunsten der bereits in
weiten Teilen des restlichen Europa westlich der Karpaten üblichen Sitte der Totenverbrennung aufgegeben. Dass sich dahinter auch ein Wandel der religiösen Vorstellungen verbirgt, kann
nur vermutet werden. Die Herrschaftsabzeichen der Elite finden
sich nun nicht mehr dominant im Medium hervorragend ausgestatteter Gräber ranghoher Personen, sondern parallel dazu
auch und vornehmlich im Kontext des Opfers. Auch wenn das
Depot von Caputh-Lienewitzer Forst wie auch der Goldhort von
Eberswalde (Abb. 4) an der äußersten südlichen Peripherie der
Nordischen Bronzezeit-Kultur liegen, manifestiert sich dieser
Wandel in ihnen auf anschauliche Weise.
In der Verzierung des Lienewitzer Bechers, der aufgrund stilistischer Merkmale in die Zeit um 1000 v. Chr. datiert werden
kann, ist zusätzlich eine religiöse Komponente durch die Symbolsprache angesprochen. Wie bereits lange bekannt ist, sind
die nahezu in abstrakter Verkürzung auf der Schulter des kleinen Gefäßes getriebenen S-Haken als Wasservögel zu deuten.
Wasservögel sind die nahezu ubiquaten religiösen Symbole der
späten Bronzezeit und finden sich bevorzugt auf Status anzei-

210

соотнесенности. В его состав помимо многочисленных спиральных колец входят также полуфабрикаты и слитки. Обращает на себя внимание и бóльшее количество сосудов:
вcего здесь обнаружено восемь чаш, орнаментированных
искусно выполненными символами, связанными с образом
солнца. К числу парадных предметов относится, прежде
всего, витая золотая гривна. Следует отметить, что золотые
гривны в эпоху поздней бронзы встречаются на территориях между Ирландией и карпатским бассейном в основном в
контексте жертвенных кладов. Случаи, когда они обнаруживаются в погребениях, то есть в качестве элемента личного
парадного убранства или в качестве особого знака отличия
усопшего, являются абсолютным исключением. В эпоху
бронзы в северозападной альпийской и восточнофранцузской гальштатской культуре, связываемой с древними кельтами, золотые гривны носились князьями в качестве знака
принадлежности к высшему слою начиная с VI века до н. э.,
как это видно среди прочего по многочисленным богатым
погребениям с предметами, импортированными с юга. Параллельно с этим, то есть в тот же период, золотые гривны
приносились в качестве жертвоприношений богам — особенно в Западной Европе. И здесь мы снова видим уже описанную выше субституциональную близость сферы божественного и сферы власти. Эпоха поздней бронзы представлена лишь малым количеством заметных памятников с
золотыми гривнами. Один из трех таких известных ныне
памятников — погребение воина позднего IX века до н. э. из
Сен-Ромен-де-Жальона, департамент Изер (Guillaumet, Verger 1988; Heynowski 2000. S. 340). У воина на руке был золотой браслет, и кроме того, погребальный инвентарь включал в себя три бронзовых сосуда для питья.
Еще две золотые гривны из погребений происходят из
Дании, а также из окрестностей Гённебека, где было найдено подкурганное погребение с трупосожжением, датируемое XII веком до н. э. В нем помимо женских украшений обнаружилась одна золотая гривна (Schwerin von Krosigh 1976.
Taf. 35, 194). Не исключено, что здесь произошло смешение
нескольких погребальных инвентарей, хотя более вероятно, что перед нами женское погребение. Как бы то ни было,
в данном случае, как и в случае с упомянутым ранее более
древним погребением воина из Гённебека, речь идет об исключительном явлении.
Среди упоминавшихся выше кельтов, носивших золотые
гривны, поначалу встречаются только мужчины (Burmeister
2003), только начиная с VI–V веков до н. э. некоторые женщины получают привилегию носить этот мужской знак отличия
и украшать себя этим особым атрибутом власти (MetznerNebelsick 2009).
Структурные формы субституциональной соотнесенности статусного погребения и жертвенного клада, предназначенного божественным силам, сохранились в кельтском
мире, что позволяет предположить здесь наличие сходных
концептуальных взаимосвязей, подобных тем, что были характерны для эпохи бронзы. Общая картина памятника наводит на мысль, что принятая в данном случае схема действий обусловлена региональной традицией. Тот, кто носит
золотые кольца, сближается с божественной силой. Светская власть получает, таким образом, религиозно-политическую легитимацию.
В восточноевропейском железном веке, основные черты
которого сформированы скифской культурой, коррелирующая пара «жертвенный клад» — «статусное погребение» отсутствует, тем более что в эпоху бронзы и ранний век железа здесь в принципе отсутствовала социальная практика

genden Gegenständen wie Waffen (Schwertern, Beinschienen,
Schilden), auf Kultgerät, wie die Deichselwagen von Burg
(Abb. 5), als Zierappliken vierrädriger Wagen oder auf Metallgefäßen. Der durch sie symbolisierte, konkrete religiöse Bedeutungszusammenhang, ein Göttermythos oder eine, möglicherweise mit einem Gott verknüpfte Heilserwartung, bleibt uns
heute verborgen.
Es ist bemerkenswert, dass gerade goldene Armringe mit doppelspiraligen Enden eine kontinuierliche Nutzung — in mannigfaltiger typologischer Ausgestaltung — von der späten Frühbronzezeit bzw. der frühen Mittelbronzezeit bis in die frühe Eisenzeit
der Zeit um 800 v. Chr. erfuhren. Im Norden Europas wird der besondere Charakter goldener Ringe bis in die Eisenzeit und darüber
hinaus bewahrt, wenngleich sicher auch modifiziert, wie es nun
neue Formgebungen anzudeuten scheinen.

Ил. 6. Золотой клад из Капут-Линевитцкого леса близ Вердера,
Бранденбург
Abb. 6. Der Goldfunde von Werder („Linewitzer Forst“), Brandenburg

Die grundsätzliche Annahme der Deutung goldener Artefakte bzw. Schmuckformen als besonderes soziales Distinktionsmerkmal im Sinne Pierre Bourdieus (Bourdieu 1987) leitet sich
aus verschiedenen Beobachtungen und Erfahrungswerten ab.
Von prominenter Bedeutung ist dabei das thematisierte Wechselspiel zwischen Eliten-/Herrschergrab und sakral denotierten
Opferfunden. Am Beispiel der eingangs zitierten goldenen
Armringe oder gerippten — teils auch gegossenen — Armmanschetten, für die sich ähnliche Wechselbeziehungen und eine
vergleichbar lange Nutzungszeit aufzeigen ließen (MetznerNebelsick 2010), lässt sich dies besonders eindrücklich belegen.
In konkreten Fällen wie dem Beispiel aus Caputh-Lienewitzer
Forst (Abb. 6) liegt eine sowohl in Bronze als auch vor allem in
Gold über lange Zeiträume praktizierte Sitte der Kombination
von Metallgefäß(en) und Schmuckgegenständen vor (MetznerNebelsick 2003). Goldene Gefäße finden sich in Europa vor 800
v. Chr. mit einer Ausnahme im holsteinischen Gönnebek (Mestorf 1891; Metzner-Nebelsick 2003. S. 103. Abb. 2) — dem Grab
eines Schwertkriegers aus dem 13. Jahrhundert v. Chr. mit einer
außergewöhnlichen Grabausstattung — ausschließlich im Kontext der Depot- bzw. Opferfunde.
Im Hortfund von Eberswalde ist im Gegensatz zu Caputh-Lienewitzer Forst der personengebundene Aspekt weniger akzen-

211

Карола Метцнер-Небельзик. Европейская символика власти эпохи бронзы

Carola Metzner-Nebelsick. Bronzezeitliche Herrschaft ssymbolik in Europa

жертвования золотых предметов. И тем не менее можно
предположить, что погребение скифских правителей под
огромными курганами с погребальным инвентарем, представленным большим количеством золотых предметов,
имело в своей основе сходные концепции статусной репрезентации, которые были распространены среди элит в Центральной, Северной и Западной Европе в эпоху бронзы и
поздний век железа. Как и в Европе, именно золотые гривны, сочетавшиеся тут с расшитыми золотом одеждами, характерными для евразийских степей, говорили о высоком
ранге погребенного лица. Едва ли удастся в данном случае
установить генетическую связь этих гривен с более древними западными образцами, но можно допустить, что существовала определенная универсальная традиция ношения
золотых украшений в форме кольца.
Наряду с личными украшениями к важнейшим символам
власти в Европе относились оружие и сосуды для питья, изготовленные из золота.
В Средние века, как это подтверждается письменными
источниками, меч считался исключительным предметом,
которым владели лишь те немногие, кто был облечен политической властью. То же самое, несмотря на значительную
временную дистанцию, говорится и применительно к эпохе
бронзы и железа в Европе. Уже упоминавшийся воин с мечом из Франции был погребен вместе с тремя бронзовыми
сосудами. Эти сосуды символически замещают собой воображаемый пир, который, вероятно, переносился в реальных
формах на потусторонний мир и который до смерти был частью особого стиля жизни, маркирующего статус воина. Не
исключено при этом, что здесь имели место и определенные эсхатологические ожидания. Число три поэтому представляется не случайным, оно соотносится с находками из
других, более древних погребений, относящихся к эпохе
поздней бронзы, — например, с погребением из баварского
Харта на Альце, в котором был сожжен воин с мечом и четырехколесной повозкой, богато украшенной бронзой. Сохранившийся в целости набор посуды предназначался для сервировки, процеживания и питья некоего алкогольного напитка. Бронзовая посуда, судя по источникам, стала
включаться в погребальный инвентарь лишь начиная с эпохи поздней бронзы. И здесь снова обнаруживается взаимосвязь статусного погребения и жертвенного клада. В статусных мужских погребениях эпохи поздней бронзы мы видим
почти всегда именно три бронзовых сосуда; в жертвенных
кладах, включающих в себя отдельные бронзовые сосуды
или парадные комплексы бронзовых сосудов, их число часто оказывается кратным числу три (Metzner-Nebelsick
2003). Едва ли это случайное совпадение, скорее здесь можно предположить наличие неведомого нам глубокого сакрального смысла, связанного, вероятно, с одним из аспектов общей мифологии и представлением о том, что и после
смерти правитель не теряет своего политического статуса.
Боги и люди оказываются, таким образом, символически
связанными друг с другом.
Золотые сосуды комбинируются, как в кладе из Эберсвальде, с элементами парадного убранства или представлены в виде однородных комплексов. Их числовые комбинации, однако, отличаются от числовых комбинаций бронзовых сосудов (Metzner-Nebelsick 2003. S. 104. Abb. 3). Ни
в одном из известных к настоящему моменту жертвенных
кладов не встречается совмещение богатых сосудов для питья с оружием. Это в равной степени относится и к региону,
расположенному за Карпатской дугой, — румынской Молдавии и территории современной Болгарии в низовьях

tuiert. Neben zahlreichen Spiralringen wurden hier zudem
Halbfabrikate bzw. Barren deponiert. Auch die Zahl der Gefäße,
aufwendig mit Sonnensymbolik verzierte Goldschalen, ist hier
auf acht erhöht. Der Ornat-Aspekt wird vor allem durch den tordierten goldenen Halsring verkörpert. Wiederum gilt, dass in
der späten Bronzezeit goldene Halsringe zwischen Irland und
dem Karpatenraum vornehmlich im Kontext des Opferfundes
überliefert sind. In Gräbern, d. h. als persönliches Ornat und besonderes Distinktionsmerkmal der Bestatteten, bilden sie die
absolute Ausnahme. In der älteren Eisenzeit, in der nordwestalpin-ostfranzösichen Hallstattkultur, die mit den frühen Kelten
identifiziert wird, werden goldene Halsringe ab dem 6. Jahrhundert v. Chr. als das höchste soziale Rangabzeichen von den
keltischen Fürsten getragen, wie uns u. a. zahlreiche prunkvolle
Bestattungen mit Südimporten offenbaren. Zeitlich parallel
werden den göttlichen Mächten insbesondere in Westeuropa
goldene Halsringe im Kontext des Opfers geweiht. Die bereits
zuvor beschriebene Nähe von Gottheit und Herrscher offenbart
sich hier erneut. Für die späte Bronzezeit lassen sich nur ganz
wenige herausragende Grabfunde mit goldenen Halsringen
benennen. Ein Kriegergrab des späten 9. Jahrhundert v. Chr.
aus dem ostfranzösischen Saint-Romain-de-Jalionas im Dép.
Isère (Guillaumet, Verger 1988; Heynowski 2000. S. 340) ist eines
von drei bislang bekannten. Der Schwertkrieger trug zudem
ein goldenes Armband und war mit einem Set aus drei bronzenen Trinkgeschirren ausgestattet.
Zwei weitere Goldhalsringe aus Grabkontexten stammen aus
Dänemark und einem Grabhügel unweit von Gönnebek, wo in
einem Brandgrab des 12. Jahrhunderts v. Chr. zusammen mit
Frauenschmuck ein goldener Halsring geborgen wurde (Schwerin von Krosigh 1976. Taf. 35, 194). Es ist nicht ausgeschlossen,
dass hier mehrere Inventare vermischt wurden, dennoch liegt
hier vermutlich eine Frauenbestattung vor. Ähnlich wie das ältere Kriegergrab aus Gönnebek handelt es sich auch bei dieser
Grablege um eine Ausnahmeerscheinung.
Die erwähnten keltischen Goldhalsringträger sind zunächst
ausschließlich männlich (Burmeister 2003), erst ab dem späten
6. bzw. im 5. Jahrhundert v. Chr. haben auch einzelne Frauen das
Privileg, diese Herrscherabzeichen zu tragen und mit diesem
besonderen Attribut ihrer Macht in gleicher Weise wie die Götter geschmückt zu sein (Metzner-Nebelsick 2009).
Strukturell bleibt das Wechselspiel von Elitengrab und Weihefund für göttliche Mächte in der keltischen Welt erhalten, und
es liegt nahe, hierin ähnliche konzeptionelle Zusammenhänge
zu vermuten wie in der Bronzezeit. Das Fundbild suggeriert,
dass es sich sogar um regional traditionsbedingte Handlungen
handelt. Die Träger goldener Ringe rücken in die Nähe göttlicher Macht. Weltliche Herrschaft erhält darin ihre politisch-religiöse Legitimität.
Wenngleich das Korrelat „Depotfund“ und „Grabfund“ für die
skythisch geprägte Eisenzeit Osteuropas fehlt (Opfer von goldenen Gegenständen gehören hier nicht zur sozialen Praxis der
Bronze- und frühen Eisenzeit), kann doch vermutet werden,
dass auch die goldreich in riesigen Kurganen bestatteten skythischen Herrscher auf ähnliche Konzepte der Statusrepräsentanz
zurückgriffen wie die bronze- und ältereisenzeitlichen Eliten in
Mittel-, Nord und Westeuropa. Wie dort sind es vornehmlich
goldene Halsringe, die zusammen mit den in den eurasischen
Steppen charakteristischen mit Gold bestickten Gewändern
über den fürstlichen Rang von Personen Auskunft geben. Es ist
nicht leicht, einen genetischen Zusammenhang zu den älteren
Goldhalsringen des Westens herzustellen. Eine gewisse Universalität des Tragens goldenen Halsschmucks in Form von Ringen
mag daher vermutet werden.

212

Дуная. Уникальный с точки зрения представленных форм
и видов орнаментации золотой клад из Валчитрана в Болгарии (Venedikov 1987) и клад из Радени, включающий в себя
золотые канфары и чаши, представляют собой комплексы, состоящие исключительно из металлических сосудов.
В степных регионах, расположенных к востоку от северной
части Понтийских гор, как и на Северном Кавказе, такая традиция формирования жертвенных кладов из бронзовых
или золотых сосудов практически отсутствовала. Правда,
при этом важную символическую роль здесь играли золотые чаши, представленные в погребениях скифских вождей,
как это видно хотя бы на примере самых древних памятников начала VII века до н. э. — раннескифских курганов
Келермес в северокавказском регионе (Galanina 1997). Вероятно, такого рода погребения, как и аналогичные более
поздние погребения в причерноморском регионе, основываются все же на отдельной, независимой традиции, объясняющейся, возможно, историческими связями с Передней
Азией — Ассирийским царством или царством Урарту. Значение золотых чаш в контексте скифских памятников становится понятным при обращении к текстам греческого историографа V века до н. э. Геродота, изложившего миф
о происхождении скифов. Согласно этому мифу, в годы царствования трех сыновей Таргитая, сына Зевса и дочери реки
Борисфен (Днепр), на землю упали с неба золотые предметы — плуг, ярмо, секира и чаша (Herodot IV, 5). Только младшему из сыновей удается поднять священные предметы
с земли и отнести к себе в дом, в результате чего он получает от братьев и право на единоличное царствование. Далее сообщается о том, как охранялись и оберегались эти
символы власти. К сожалению, мы не можем останавливаться на исторической оценке этого предания в разных источниках, отметим только, что оно наглядно показывает, какое
важное значение придавалось предметной манифестации
власти, и потому может быть экстраполировано на более
древние памятники эпохи бронзы, в которых имманентно
присутствует этот аспект статусной репрезентации.

Значение символики власти в социальном
контексте
Бытование обсуждаемых символов власти не было простой данью быстротечной моде, но связывалось с определенным устойчивым отношением к материальным аспектам власти и соответствующей традицией, которая продержалась на удивление долго — явление, необычное для
нестабильных догосударственных политических систем бесписьменной эпохи и потому требующее некоторого объяснения.
Прежде всего, следует обратить внимание на один из
важнейших аспектов символов власти внутри традиционных обществ — на связь этих символов с прошлым, что уже
само по себе наделяло их особым значением. Получая право распоряжаться предметами, которые ассоциировались
с повышением престижа или соотносились иногда со сферой трансцендентного, а в некоторых случаях олицетворяли собой, в силу особенностей формы, вневременнóе, вечное начало, обладатель таких предметов обеспечивал себе
высокое положение внутри социального сообщества.
Власть во все времена нуждается в зримых знаках и ясных
образах. Особое значение многочисленных золотых артефактов — таких, как упоминавшиеся выше браслеты или
гривны из золота, — за пределами собственно материального мира могло выводиться из свойственной золоту долговечности. Они представляли собой формы презентации

Neben dem persönlichen Ornat zählen in Europa Waffen und
Trinkgeschirr aus Gold zu den wichtigsten Herrschaftssymbolen
der Bronze- und Eisenzeit.
Die Exklusivität des Schwertes für wenige mit politischer
Macht ausgezeichnete Personen ist im Mittelalter schriftlich bezeugt, man wird diese Tatsache trotz der erheblichen Zeitdifferenzen gern auf die Bronze- und Eisenzeit Europas übertragen.
Der zitierte Schwertkrieger aus Frankreich wurde im Grab von
seiner Gemeinschaft auch mit drei Bronzegefäßen ausgestattet.
Sie stehen für ein symbolisch dargestelltes und vermutlich für
das Jenseits in realer Form imaginiertes Trinkgelage, das im Leben Teil seines Status anzeigenden Lebensstils war, mit dem
man im Jenseitsbezug jedoch vermutlich auch eschatologische
Erwartungen verknüpfte. Die Zahl drei ist daher nicht zufällig,
sondern besitzt Entsprechungen in anderen auch älteren Grabfunden der späten Bronzezeit, wie zum Beispiel im bayerischen
Hart an der Alz, wo der Schwert tragende Krieger u. a. zusammen mit einem reich mit Bronze beschlagenen vierrädrigen Wagen verbrannt worden war. Der unversehrte Geschirrsatz diente
dem Servieren, Durchseien und dem Genuss eines alkoholischen Getränks. Die Beigabe von Bronzeblechgeschirr ist erstmals in der späten Bronzezeit nachgewiesen. Wiederum lassen
sich auch hier Wechselbeziehungen zwischen Opfer- und Grabfunden feststellen. In der späten Bronzezeit sind es in den Gräbern einer exklusiv männlichen Oberschicht fast ausschließlich
drei Bronzegefäße, in den Weihefunden, in denen Bronzegefäße
mit sich selbst oder Bestandteilen eines Ornats vergesellschaftet sind, sind es häufig ebenfalls Stückzahlen, die ein Vielfaches
der Zahl 3 ergeben (Metzner-Nebelsick 2003). Es fällt schwer,
darin einen Zufall zu sehen, vielmehr mag ein uns heute verschlossener tiefer sakraler Sinnzusammenhang, vermutlich im
Sinne eines mythologischen Aspektes, auch im Grab der politischen Machtträger repräsentiert worden sein. Götter und Menschen stehen somit symbolisch in gegenseitigem Austausch.
Goldgefäße werden wie in Eberswalde gleichfalls mit Ornatbestandteilen oder mit sich selbst kombiniert geweiht. Die häufigen Zahlenkombinationen unterscheiden sich jedoch von denen der Bronzegefäße (Metzner-Nebelsick 2003. S. 104. Abb. 3).
In keinem bislang bekannten Fall kommen prunkvolle, exzeptionelle Trank- oder Spendegefäße im Opferkontext zusammen
mit Waffen vor. Dies gilt auch für die Region jenseits des Karpatenbogens in der rumänischen Moldau und an der unteren Donau im heutigen Bulgarien. Der auch hinsichtlich Form und Verzierung singuläre Hort von Vâlčitrân in Bulgarien (Venedikov
1987) oder ein aus goldenen Kantharoi und Tassen bestehendes
Depot von Rădeni (vermutlich acht Gefäße) (Vulpe 1985) sind
Metallgefäßdepots ohne weitere Bestandteile. In den weiter
östlich angrenzenden Steppenregionen des Nordpontus sowie
im nördlichen Kaukasus ist die Sitte der Weihung von Goldoder Bronzeblechgefäßen dagegen unüblich. Allerdings spielen
dort goldene Schalen im Grabkontext der skythischen Fürsten
eine große, symbolisch aufgeladene Rolle, so z. B. in den frühskythischen Kurganen von Kelermes im nordkaukasischen Kubangebiet (Galanina 1997), um nur die ältesten aus dem frühen
7. Jahrhundert v. Chr. zu erwähnen. Vermutlich reflektieren sie
hier wie in jüngeren Grabkontexten der Schwarzmeerregion jedoch eine unabhängige Tradition, die wohl über historische
Kontakte mit dem vorderasiatischen Raum bzw. mit den Königreichen von Assyrien oder Urartu zu erklären ist. Die Bedeutung
goldener Schalen in skythischen Fundkontexten wird durch ihre
mythologische Überhöhung in dem von dem griechischen Historiographen Herodots im 5. Jahrhundert v. Chr. niedergeschriebenen Gründungsmythos der Skythen evident: danach fielen
unter der Herrschaft der drei Söhne des Targitaus, Sohn des

213

Карола Метцнер-Небельзик. Европейская символика власти эпохи бронзы

Carola Metzner-Nebelsick. Bronzezeitliche Herrschaft ssymbolik in Europa

властных полномочий и, став предметным олицетворением
власти, были наполнены сложным символическим содержанием.
Как видно на примере отдельных, необычайно выразительных экспонатов данной выставки, помимо браслетов
встречаются и другие предметы личного убранства, которые можно отнести к первичным символам власти, поскольку они напрямую — физически — связаны с их обладателем,
то есть с носителем власти. И по сей день эта связь находит
свое непосредственное выражение в таком предмете, как
кольцо. Вспомним обручальные кольца или мотив кольца
в современных мифах (вроде необычайно популярной эпопеи «Властелин колец» Дж. Р. Р. Толкиена), хотя и основывающихся на доисторических образцах.
Этот феномен, который подкрепляется лишь спорадическими археологическими находками, но при этом охватывает значительный временной отрезок (судя по дошедшим до
нас предметным формам, связанным с репрезентацией
властных полномочий), по моему убеждению, не может считаться случайным явлением или результатом умозрительных аналогий, выведенных на основе формально-функционального анализа. Скорее он доказывает, что на протяжении долгого периода времени шел процесс формирования
определенной традиции, связанной с символизацией некоторых аспектов власти. Чаще всего они находят свое выражение в социальной практике оформления отдельных кладов (Hansen 2005), а также в немногочисленных статусных
погребениях, а в эпоху железа — почти исключительно
в погребениях особых членов общества.
Перевод в социальный контекст позволяет предположить, что рассказы, истории и мифы, неизменно связанные
с преданием о прошлом, то есть с интенциональной историей (Gehrke 2004), требовали наличия определенной среды,
которая помогала бы, наряду со словом, хранить воспоминание об этих рассказах благодаря другим элементам, вбирающим в себя чувственные впечатления и опыт.
Зримые символы власти использовались не только как
отличительные знаки властителей, они передавались также
божественным силам в процессе жертвования. При этом
сам процесс жертвования сопровождался, вероятно, театрализованным действом, как об этом можно судить по античным источникам и другим, более поздним примерам.
Вполне вероятно, что во время таких инсценированных
представлений исполнялись песнопения религиозного или
мифологического содержания, а также устраивались шествия, танцы и разыгрывались отдельные сцены. Небольшие повозки (подобные повозке из Бурга) служили, наверное, для того, чтобы оживить некий миф через введение
в разыгрываемое представление реальной повозки, которая приводилась в движение персоной, наделенной религиозной компетенцией, и тем самым сделать для зрителя,
наблюдавшего за происходящим, более доступными и понятными все действия, которые должны были завершиться
приношением жертвы (в том числе и повозки).
Наличие установленной схемы ритуала и разворачивания сопутствующего мифа в форме театрализованного действа в контексте жертвоприношения образует своего рода
рамку, связанную с проекцией определенных представлений, что позволяет объяснить столь длительный период бытования и использования определенных символов власти.
Именно эмоциональное и психическое переживание, связанное с непосредственными впечатлениями и вызванное
движением (танцем) или музыкой, поддерживало, вероятно,
воспоминание и способствовало закреплению определен-

Zeus und einer Tochter des Flusses Borysthenes (Dnipro/Dnepr),
vier heilige Gegenstände aus Gold vom Himmel, ein Pflug, ein
Joch, ein Beil und eine goldene Schale (Herodot IV,5). Der jüngste der drei Söhne ist als einziger in der Lage, die Gegenstände zu
bergen, und sichert sich so gegenüber seinen Brüdern die Herrschaft über Skythien. Weiterhin erfährt der griechische und
heutige Leser, dass diese Symbole der Herrschaft aufbewahrt
wurden. Eine quellenkritische historische Bewertung dieser
Überlieferung kann hier nicht unternommen werden, dennoch
wird die große Bedeutung dinglicher Manifestationen von Herrschaft deutlich und darf auf einen auch in den älteren, bronzezeitlichen Depotfunden immanenten Aspekt der Repräsentanz
von Herrschaft übertragen werden.

Bedeutung der Herrschaftssymbolik im sozialen
Kontext
Es kann gezeigt werden, dass die besprochenen Symbole von
Herrschaft keine kurzfristig verwendeten Moden darstellen,
sondern sich mehrfach erstaunlich lange Tradierungen von materiellen Aspekten von Herrschaft beobachten lassen — ein für
vorstaatliche, instabile politische Systeme ohne Schriftlichkeit
ungewöhnlicher Befund. Dieser Umstand verlangt nach einer
Erklärung.
Der Vergangenheit verkörpernde und damit als besonderes
Distinktionsmerkmal fungierende Aspekt von Symbolen der
Macht innerhalb traditionaler Gesellschaften darf nicht unterschätzt werden. Durch die Verfügungsgewalt über besondere,
mit Prestigegewinn assoziierte Gegenstände mit bisweilen transzendenter Bedeutungsbelegung oder über Gegenstände, die
durch ihre spezifische Formgebung eine gewisse Überzeitlichkeit verkörperten, versicherten sich ihre Nutzer ihrer besonderen Stellung innerhalb ihrer sozialen Gemeinschaft. Herrschaft
bedarf in allen Zeiten sichtbarer (Ab)zeichen. Die besondere
Bedeutung zahlreicher goldener Artefakte wie der beschriebenen Armringe und Armbänder oder auch von Halsringen aus
Gold kann jenseits des Materialwerts auch aus ihrer Langlebigkeit geschlossen werden. Sie waren Verfügungsformen von
Macht und dienten der dinglichen Verkörperung komplexer
symbolischer Zusammenhänge.
Wie die Ausstellung an einigen signifikanten Exponaten
zeigt, sind es neben Armschmuck weitere Teile des persönlichen Ornats, die als primäre Herrschaftssymbole bezeichnet
werden können, da sie bereits rein physisch an ihre Träger, also
die Inhaber von Macht, gebunden sind. Bindung wird bis heute
vor allem durch Ringe zum Ausdruck gebracht, man denke an
den Ehering oder rezente Mythen, wenngleich nach frühgeschichtlichen Vorbildern, wie J. R. R. Tolkiens enorm populären
„Herrn der Ringe“.
Das Phänomen der im archäologischen Befund teils nur sporadisch, dafür aber über lange Zeiträume überlieferten dinglichen Verfügungsformen der Repräsentation von Herrschaft ist
meiner Überzeugung nach nicht zufälliger Natur oder das Produkt von formal-funktional begründbaren Analogien, sondern
vielmehr Nachweis der konkreten, über lange Zeiträume verfolgbaren Tradierung bestimmter Aspekte von Herrschaft. Am
häufigsten finden sie ihren Niederschlag in der sozialen Praxis
(Hansen 2005) des Hortfundes, in wenigen Elitegräbern und
dann in der Eisenzeit nahezu exklusiv in den Grabfunden besonderer Mitglieder der Gesellschaft.
In der Übersetzung in einen sozialen Kontext kann man vermuten, dass die immer mit der Überlieferung von Vergangenheit, d. h. der intentionalen Geschichte (Gehrke 2004), verbundenen Erzählungen, Geschicht(en) und Mythen ein Medium
benötigten, durch das diese Erzählungen neben dem gespro-

214

ного комплекса знаний. Нельзя не вспомнить в связи с этим
в качестве своеобразного аналога гомеровские эпические
песни, которые к тому же предназначались для исполнения
в контексте пиршества; «симпосий» — пример, который и
культурно, и по времени не слишком далеко отстоит от
мира эпохи бронзы. Такое соположение представляется
вполне оправданным уже хотя бы потому, что приношения,
связанные с возлияниями, широко представлены среди памятников эпохи бронзы, и это обстоятельство позволяет
предположить, что и они использовались в контексте такого общего «симпосия».
В отличие от эпохи бронзы в эпоху позднего железа в богатых погребениях чаще встречается бронзовая, а не золотая посуда. При этом статусное погребение (человек) и
жертвоприношение (божество) и в этот период продолжают
оставаться взаимоотнесенными категориями (MetznerNebelsick 1997).
Вместе с тем в контексте жертвоприношения на первый
план отчетливо выступает момент непосредственной личной идентификации, который в погребениях героев и далеких предков присутствовал лишь опосредованно, благодаря осознаваемой связи с общим и уже, вероятно, далеким
мифическим прошлым.
По мнению французского историка Жака Ле Гоффа (1999),
мифы той или иной общности, оформленные в традицию
благодаря «специалистам», являются той средой, в которой
хранится воспоминание и через которую оно передается
дальше. Наряду с этим, как ёмко сформулировал египтолог
Жан Ассманн, существуют и такие элементы, как формы облачения и обряды, которые представляют собой острова
времени, фигуры воспоминания, являющиеся частью культурной памяти той или иной общности. К ее основным составляющим относятся моменты, связанные с личностной
идентификацией. Культурная память имеет конкретную
групповую отнесенность и формирует идентичность той
или иной группы через сохранение общих запасов знания,
то есть создает «конкретность идентичности» (Assmann
1997). Культурная память в понимании Ассманна работает
не как механизм, сохраняющий то или иное прошлое, она
скорее соотносит с настоящим некие фигуры воспоминания
и фрагменты знания. Так происходит присвоение, сохранение, но и изменение прошлого. Передача фигур воспоминания предполагает объективирование определенных событий или представлений (Ассманн говорит об объективации или кристаллизации). Передаточной средой, согласно
Ассманну, являются языковые, изобразительные или ритуальные формообразования (Assmann 1997. S. 14). Применительно к преистории в целом и к рассматриваемым явлениям в частности можно сказать, что обе последние сферы,
выделенные Ассманном, и были, вероятно, той средой, через которую транспортировались религиозные представления или социально-религиозные формы статусной презентации. Однако само объяснение механизмов, которые
обеспечивали поддержание культурной памяти или
осуществляли передачу смысла, передаваемого в форме
ритуала (например, в форме мифа), представляется, с точки
зрения преисторической археологии, несколько проблематичным. Ассманн, как и Ле Гофф, исходит из того, что передача запасов знаний, накопленных в культурной памяти,
происходит через определенных носителей — через «специалистов». В Египте, послужившем отправной точкой рассуждений Ассманна, этими «специалистами» были жрецы.
Выделить на основании убедительных доводов такую касту
в преисторической Европе до наступления эпохи поздней

chenen Wort auch durch weitere sinnliche Erfahrungen und
Eindrücke gespeichert, erinnert werden konnten.
Die sichtbaren Symbole der Macht wurden nicht nur von den
Mächtigen getragen oder verwendet, sie wurden zudem im
Kontext des (Material) opfers, der Weihung, göttlichen Mächten
überantwortet. Dabei fanden, so ist aus rezenteren Beispielen
und antiker Überlieferung zu schließen, im Umfeld der Opferhandlungen vermutlich Inszenierungen der Handlungsabläufe
statt. Gesänge religiösen oder mythologischen Inhalts wurden
vorgetragen, auch Tänze, Prozessionen oder kleine Vorführungen sind wahrscheinlich. Die kleinen Deichselwagen aus Burg
oder von anderen Orten haben vermutlich dazu gedient, einen
Mythos durch Bewegung des Gefährts durch eine Person mit
religiösen Kompetenzen in Szene zu setzen und so für die Zuschauer dieser Handlung, an deren Ende ein Opfer (auch des
Wagens) angenommen werden kann, besser begreifbar zu gestalten.
Das festgefügte Schema des Rituals und des begleitenden
Mythos und seine Inszenierung im Opferkontext bilden einen
Projektionsrahmen, um die mehrere Jahrhunderte umspannende Verwendungszeit bestimmter Symbole der Macht und der
Herrschaft zu erklären. Gerade das emotional wie physisch Erlebte (durch Bewegung im Tanz oder Musik) trägt zur Festigung
von Wissen und Erinnerung bei. Die in Versen verfassten Gesänge der Homerischen Epen, die zudem im Kontext des Festgelages, des Symposiums, zur Darbietung gelangten, bieten einen
kulturell wie zeitlich nicht allzu weit aus der Welt der Bronzezeit
entrückten Vergleich. Zumal das für die Bronzezeit zahlreich im
archäologischen Befund belegte Trankopfer auch in einem Kontext des gemeinschaftlichen Symposiums konzeptionalisiert
werden kann.
In der älteren Eisenzeit findet sich im Gegensatz zur Bronzezeit das prachtvolle Bronze- selten Goldgeschirr nun auch im
Kontext prunkvoller Bestattungen. Elitengrab/Mensch und Opfer/Gottheit erweisen sich abermals als wechselbare Kategorien
(Metzner-Nebelsick 1997).
Gleichzeitig tritt im Kontext des Opfers ein unmittelbar Identität stiftendes Moment prominent hervor, das im Ahnen- oder
Heroengrab nur mittelbar durch den Bezug auf einen gemeinsamen, unter Umständen bereits in mythische Ferne gerückten
Vorfahren erreicht wird.
Nach dem französischen Historiker Jacques Le Goff (1999)
bilden die durch Spezialisten tradierten Mythen einer Gemeinschaft das zentrale Medium der Erinnerungsvermittlung oder,
wie der Ägyptologe Jan Assmann sinngemäß formulierte: Neben anderen Elementen manifestieren Tracht und Brauchtum
Zeitinseln, Erinnerungsfiguren, die Teil des kulturellen Gedächtnisses einer Gemeinschaft darstellen. Ihre wesentlichen Bestandteile sind Identität erzeugende Momente. Das kulturelle
Gedächtnis hat einen konkreten Gruppenbezug und wirkt
durch Bewahrung des Wissensvorrates einer Gruppe Identität
erzeugend, es stellt „Identitätskonkretheit“ her (Assmann 1997).
Das kulturelle Gedächtnis im Verständnis Assmanns fungiert
nicht als Bewahrungsmechanismus der oder einer Vergangenheit, vielmehr werden Erinnerungsfiguren und Wissensbestände in Bezug zu einer jeweiligen Gegenwart gesetzt. Es erfolgt
eine Aneignung, Bewahrung, aber auch Veränderung von Vergangenheit. Die Vermittlung von Erinnerungsfiguren setzt die
Objektivierung (Assmann spricht von Objektivation oder Kristallisation) bestimmter Ereignisse oder Vorstellungen voraus.
Als Medium der Vermittlung fungieren nach Assmann sprachliche, bildliche und rituelle Formungen (Assmann 1997. S. 14).
Gerade die beiden letztgenannten Aspekte sind in der Übertragung auf prähistorische Verhältnisse allgemein und die darge-

215

Карола Метцнер-Небельзик. Европейская символика власти эпохи бронзы

Carola Metzner-Nebelsick. Bronzezeitliche Herrschaft ssymbolik in Europa

латенской культуры не представляется возможным. Если
экстраполировать тезис Ле Гоффа, выдвинутый им на основании этнологических исследований, то можно допустить,
что певцы и рапсоды были именно такими носителями воспоминания.
Говоря о преисторической Европе эпохи поздней бронзы
и эпохи позднего железа (ок. 1300–450 годов до н. э.), к числу
посредников, передающих фигуры воспоминания, можно,
вероятно, отнести и представителей социальных элит различных культурных групп. О сакральной компетенции таких
носителей власти уже неоднократно писалось (Kristiansen
1984; Randsborg 1993; Pauli 1988/89; Krausse 1996; Krausse
1999; Metzner-Nebelsick 2009; Metzner-Nebelsick 2010). Это
предположение строится на представлении о том, что в
преисторических обществах власть не могла существовать
без божественной легитимации. К числу важных критериев,
соответственно, относится как собственная родословная,
восходящая к божественным (мифическим) или героизированным предкам, так и (в зависимости от форм социальной
организации) личная судьба правящих особ, за которой стоит особое благоволение богов. Если представителям высшего социального слоя вверяется сакральная компетенция,
то они по праву могут проводить и жертвенные ритуалы.
Этим объясняется, с одной стороны, чередование таких
форм, как статусное погребение и клад в разные периоды
или в разных культурах, и с другой стороны — преобладание жертвенных кладов как форм презентации власти в регионах без погребений.
В связи с этим представляется интересным наблюдение,
сделанное на примере погребения с повозкой из Поинга
(Верхняя Бавария) ранней эпохи полей урн (Winghart 1999).
Погребальный инвентарь был сложен там на очень небольшом и тесном пространстве, так что предметы оказались
буквально втиснуты друг в друга. Их расположение при этом
не соответствовало распространенному размещению на повозке, а напоминало скорее принцип оформления клада,
как заметил Штефан Вингарт (Winghart 1999. S. 532). Сходные
наблюдения были сделаны и относительно так называемых
могильных сокровищ, входящих в группу погребений кочевников эпохи раннего железа северопонтийских степей.
Таким образом, совершенно очевидна связь представителей социальных элит с проведением ритуальных действий, которые, в свою очередь, имели характер статусной
самоидентификации. Поддержание высокого статуса этого
круга лиц внутри более широкой социальной группы требовало, если воспользоваться тезисом Ле Гоффа, наличия
коллективного воспоминания, укорененного в мифах (Le
Goff 1999. S. 87). В свете этого, если говорить о предметных
символах власти эпохи бронзы и эпохи раннего железа,
можно сделать следующее. В контексте ритуально детерминированного жертвоприношения определенные предметы, такие как золотые гривны со сдвоенными спиралевидными окончаниями, становились носителями и хранителями символических аспектов власти. Через ритуалы,
проводившиеся, вероятно, по установленной схеме, актуализировались отдельные аспекты воспоминания об определенном комплексе представлений, независимо от отнесенности к конкретному лицу или событию. Цель такого
рода действий — создание социальной идентичности через совместное воспоминание в процессе принесения
жертвы. Еще один важный мотив — поддержание идеи власти или собственного положения в обществе. При этом,
в свою очередь, важной оказывается собственная или присвоенная отнесенность к прошлому (Gehrke 2004. S. 64ff.).

stellten Zusammenhänge im Besonderen gut als Vehikel zur
Vermittlung religiöser Vorstellungen oder sozial-religiöser Repräsentationsformen vorstellbar. Problematisch erscheint aus
der Sicht der prähistorischen Archäologie die Erklärung der Mechanismen, die der Pflege eines kulturellen Gedächtnisses bzw.
konkret der Vermittlung eines rituell geformten kommunizierten Sinns, z. B. in Form eines Mythos gedient haben. Assmann
geht wie Le Goff von der Vermittlung des Wissensvorrates des
kulturellen Gedächtnisses durch bestimmte Träger, durch Spezialisten aus. In Ägypten, der Ausgangsbasis von Assmanns Betrachtungen, waren jene Spezialisten die Priester. Eine derartige
Kaste im prähistorischen Europa auszumachen, gelingt im
Grunde vor der späten Latènezeit nicht überzeugend. In Übertragung auf die anhand ethnologischer Studien verfassten Thesen Le Goffs sind auch Sänger und Rhapsoden als Erinnerungsträger denkbar.
Für das prähistorische Europa der späten Bronze- und älteren
Eisenzeit (ca. 1300 bis 450 v. Chr.) sind ergänzend als die Vermittler jener Erinnerungsfiguren die Angehörigen der sozialen
Elite verschiedener Kulturgruppen vorstellbar. Die sakrale Kompetenz jener Herrschaftsträger ist verschiedentlich herausgestellt worden (Kristiansen 1984; Randsborg 1993; Pauli 1988/89;
Krausse 1996; Krausse 1999; Metzner-Nebelsick 2009; MetznerNebelsick 2010). Dieser Annahme liegt die Auffassung zugrunde, dass in prähistorischen Gesellschaften Herrschaft ohne göttliche Legitimation nicht denkbar war. Darunter sind sowohl die
Rückverfolgung der eigenen Abstammung auf einen (mythischen) göttlichen oder heroisierten Ahnen als auch — je nach
sozialer Organisationsform — persönliches Geschick der herrschenden Personen als Zeichen göttlichen Wohlwollens wichtige Kriterien. Billigt man den Angehörigen der obersten sozialen
Schichten sakrale Kompetenz zu, können sie auch als die Durchführenden der Opfer angenommen werden. So wird einerseits
der Wechsel der Medien Hort und Prunkgrab in unterschiedlichen Zeitphasen oder Kulturgruppen und andererseits die Darstellung von Herrschaft in Form von Depots in „grablosen“ Regionen erklärbar.
Interessant erscheint in diesem Zusammenhang auch eine
Beobachtung am Beispiel eines frühurnenfelderzeitlichen Wagengrabes im oberbayerischen Poing (Winghart 1999). Die Beigaben waren dort auf kleinem Raum eng zusammen liegend, ja
ineinander verkeilt, deponiert worden. Ihre Lage entsprach
nicht jener der Position am Wagen oder Gespann, sondern der
Niederlegungsart in einem Depotfund wie Stefan Winghart
(Winghart 1999. S. 532) bemerkte. Ähnliche Beobachtungen
von so genannten Grabschätzen innerhalb früheisenzeitlicher
Nomadengräber der nordpontischen Steppen (u. a. Butenki) ließen sich anschließen.
Die Bindung jenes illustren Personenkreises einer sozialen
Elite an die Durchführung ritueller Aktivitäten, die ihrerseits
wiederum stark identitätsstiftenden Charakter besaßen, ist evident. Der Herrschaftserhalt dieser Gruppe innerhalb ihres sozialen Umfeldes macht im Verständnis Le Goffs eine in Mythen verankerte kollektive Erinnerung notwendig (Le Goff 1999. S. 87).
In der Übertragung auf die dinglichen Herrschaftssymbole der
Bronzezeit und frühen Eisenzeit kann festgestellt werden: Im
Kontext des rituell determinierten Opfers werden bestimmte
Gegenstände, wie z. B. goldene Ringe mit doppelspiraligen Enden, zu Trägern und Bewahrern symbolischer Aspekte von Herrschaft. Durch die vermutlich im Ritual festgelegten Handlungsmuster werden einzelne Aspekte eines komplexen Gedankenkonzepts unabhängig von der Bindung an bestimmte historische Personen oder Ereignisse erinnert. Dies geschieht mit dem
Ziel der Schaffung sozialer Identität durch gemeinsame Erinne-

216

Инструментализация длинной родословной, пусть даже
отчасти фиктивной, оставалась вплоть до Нового времени
важным моментом, обеспечивавшим господствующее положение аристократии. В преисторическом контексте, однако, следует различать политическую и культурную преемственность. Политическая преемственность, понимаемая
как династическое правление, не релевантна для европейской эпохи бронзы, тогда как наличие традиции сохранения
отдельных атрибутов власти внутри одной общности через
религиозно детерминированную систему норм и ценностей
может быть выведено из анализа имеющихся археологических памятников.
Члены этой группы были объединены одинаковой социальной идентичностью, которая среди прочего находила
свое выражение в ритуализированных и, вероятно, религиозно коннотированных моделях поведения и общем особом габитусе, что, в свою очередь, отражалось в таких формах, как перемещение на повозке, симпосий, поминальный
пир, жертвоприношение, поединок или героизация воина.
Использование определенных предметов в погребальном
культе или их освещение в процессе жертвоприношения
были средством оживления «золотого запаса» воспоминаний членов всего сообщества. Это объясняет также, почему
в контексте жертвоприношений, равно как и в контексте погребений (за исключением погребений вождей эпохи ранней бронзы), не использовались старые предметы.
Воспоминания «запускались» в эпоху бронзы и эпоху железа ритуальными действиями — жертвоприношением, ритуалом инициации (археологическому описанию не поддающимся), культовыми праздниками или использованием
определенных предметных символов в ритуальном контексте. При этом следует оговорить, что ввиду отсутствия в то
время государственных систем с соответствующими механизмами поддержания порядка и с учетом изменения религиозных представлений в процессе исторического развития (и связанных с этим изменений форм жертвоприношения или погребения), а также с учетом наличия разных форм
религиозных представлений, имевших свою региональную
специфику, едва ли можно ожидать, что на значительном
географическом пространстве будут наличествовать общие, одинаковые фигуры воспоминания. Во всяком случае,
археологические источники показывают, что фигуры воспоминания появляются лишь спорадически и всегда зависят
от характерной для данной культуры традиции закладки
артефактов. Поскольку в преисторическом контексте носители памяти манифестируются лишь в предметных объектах или в символических (смыслонагруженных знаках
в форме предметов), то уместнее было бы использовать
в данном случае понятие «символы воспоминания», введенное в оборот Жаном Ассманном и совпадающее по своему
наполнению с обсуждаемыми здесь символами власти.

rung im Opfer. Ein weiteres Motiv ist die Absicherung der Herrschaft bzw. der eigenen Stellung in der Gesellschaft. Dabei ist
wiederum der Bezug zur eigenen oder angeeigneten Vergangenheit wichtig (Gehrke 2004. S. 64ff.).
Die Instrumentalisierung einer langen Ahnenreihe, sei sie
auch partiell fiktiv, war bis in die Neuzeit ein die Vormachtstellung des Adels ausmachendes Moment. Im prähistorischen
Kontext muss jedoch zunächst zwischen politischer und kultureller Kontinuität unterschieden werden. Politische Kontinuität
imSinne einer dynastischen Herrschaftstradierung kann für das
bronzezeitliche Europa ausgeschlossen werden, die Bewahrung
einzelner Aspekte von Herrschaft innerhalb einer Gruppe von
Menschen über ein religiös determiniertes Normen- und Wertesystem kann hingegen durchaus aus dem archäologischen Befund abgeleitet werden.
Die Mitglieder dieser Gruppe teilten die gleiche soziale Identität, die sich u. a. in ritualisierten vermutlich religiös konnotierten Verhaltensmustern bzw. Habitus-Konzepten äußerte, so z. B.
Wagenfahrt, Symposium, Totenspeisung, Opfer, Kampf bzw. Heroisierung des Kriegers. Die Mitgabe bestimmter Gegenstände
im Grabkult oder ihre Weihung im Opfer waren das Medium der
Vergegenwärtigung des Erinnerungsschatzes der Mitglieder
der gesamten Gemeinschaft. Dies erklärt auch, weshalb im Kontext des Opfers und auch des Grabes (mit Ausnahme der frühbronzezeitlichen Fürsten- bzw. Häuptlingsgräber) keine Altstücke verwandt wurden.
Als Transmissionsriemen der Erinnerung wirkten in der Bronze- wie in der Eisenzeit rituelle Handlungen, wie Opfer, Initiationsriten (archäologisch kaum greifbar), Kultfeste oder die Verwendung bestimmter dinglicher Symbole in rituellem Kontext.
Es muss einschränkend bemerkt werden, dass ohne staatliche
Systeme mit entsprechenden Ordnungsmechanismen wegen
des Wandels religiöser Vorstellungen im Laufe der Zeit (abhängig davon den religiösen Ausdrucksformen im Opfer oder der
Bestattung) bzw. auch wegen regional unterschiedlicher Formen religiöser Vorstellungen in keinem Fall über größere geographische Gebiete einheitliche Erinnerungsfiguren zu erwarten sind. Vielmehr erscheinen diese im archäologischen Befund,
abhängig von den jeweils kulturabhängigen Deponierungssitten von Artefakten, sporadisch. Da sich im prähistorischen Kontext die Erinnerungsträger konkret nur als dingliche Zeugnisse
bzw. zeichenhafte Bedeutungsträger in Form von Gegenständen manifestieren, soll hier in Anlehnung an Jan Assmann von
Erinnerungssymbolen gesprochen werden. Sie sind mit den besprochenen Herrschaftssymbolen weitgehend identisch.

Aleksander Moschinskij. Krieger, Metallurgen und Künstler aus dem bronzezeitlichen Nordkaukasus

Александр Мошинский

Воины, металлурги, художники
Северного Кавказа эпохи бронзы
Aleksander Moschinskij

Krieger, Metallurgen und Künstler
aus dem bronzezeitlichen Nordkaukasus
середине XIX века археология уже вышла за пределы исследования памятников античности, интерес к которым восходит еще к эпохе Возрождения. После наполеоновских войн расцветает
египтология, в 1840-е годы началось систематическое изучение Месопотамии. Уже дешифрованы египетские иероглифы и дешифруется клинопись. Археология изучает теперь не только древние могучие цивилизации. Обследуются территории «варварских» культур. Начинается как
таковая европейская археология. Одна из самых ярких находок — открытие гальштатской культуры. Обширные раскопки на могильнике в австрийских Альпах дали многочисленные образцы изделий из бронзы — настоящих произведений искусства древних литейщиков. Стало очевидным,
что на территории Европы в эпоху бронзового века ремесла во многом не уступали в своем развитии производствам
развитых государств Древнего Востока.
Но никто не мог предположить, что на восточной окраине европейского мира, на далеком Северном Кавказе может
быть найдено что-либо даже близкое по качеству уже успевшим прославиться европейским бронзам. Чем был для Европы Северный Кавказ? Только в 1864 году закончилась Кавказская война, длившаяся 37 лет. В Европе сложилось представление, что на этом краю цивилизованного мира живут
воинственные чеченцы и черкесы, и никаким очагом культуры этот дикий край быть не может.
Такая точка зрения была, мягко говоря, не нова. Древние
греки представляли Кавказ как край освоенной человеком
части мира. Именно к «Кавказской горе», за которой встает
солнце, был прикован Прометей, здесь ему терзал печень
посылаемый Зевсом орел. В Колхиду, на восточное побережье Черного моря, в страну сына солнца царя Ээта плыли за
золотым руном аргонавты. Это была экспедиция на край
света. А Колхида — это ведь не Северный Кавказ, о котором
и вовсе не было известно ничего. Колхиду греки в конце
концов колонизовали, построили там города, описали обычаи местных племен, но земли к северу от Главного Кавказского хребта остались непознанными.
Тем сильнее была реакция мировой научной общественности, когда перед ней предстали случайно найденные в
1869 году бронзовые вещи из могильника в осетинском ауле
Уолла (Верхний) Кобан. Ученые были поражены необычайным качеством их изготовления, высочайшим художественным уровнем гравировки, прекрасной зооморфной пластикой, изящными формами оружия. Один из основоположников кавказской археологии граф Алексей Сергеевич Уваров
не смог удержаться от восклицания: «Культура кавказских
племен предшествовала многими веками культуре осталь-

К

ereits in der Mitte des 19. Jahrhunderts galt das Interesse der Archäologie nicht mehr ausschließlich den
antiken Denkmälern, deren Untersuchung sie sich
schon in der Renaissance gewidmet hatte. Nach den
Napoleonischen Kriegen blühte die Ägyptologie auf, in den
1840er Jahren begannen systematische Untersuchungen in Mesopotamien. Die ägyptischen Hieroglyphen waren inzwischen
dechiffriert, bei der Keilschrift setzte man alles daran, ebenfalls
einen Durchbruch zu erzielen. Die Archäologie wandte sich nunmehr nicht bloß den großen Zivilisationen des Altertums zu, sondern richtete ihr Augenmerk auch auf „barbarische“ Kulturen; die
so genannte europäische Archäologie war geboren. Ein Meilenstein in ihrer Geschichte war dabei die Entdeckung der Hallstattkultur. Umfassende Grabungen in dem Gräberfeld in den österreichischen Alpen erbrachten zahlreiche außerordentliche Bronzegegenstände, wahre Kunstwerke, geschaffen von Gießern in
der Vergangenheit. Mit ihnen lag der Beweis vor, dass das bronzezeitliche Handwerk in Europa in vielen Bereichen keineswegs hinter den hoch entwickelten Staaten im Alten Orient zurückstand.
Niemand hätte sich damals indes auszumalen vermocht,
dass in der östlichen Peripherie der europäischen Welt, im fernen Nordkaukasus, je etwas gefunden werden könnte, das sich
qualitativ mit den mittlerweile schon berühmten europäischen
Hallstatt-Bronzen vergleichen ließe. Nicht bei den Vorstellungen, die man sich in Europa vom Nordkaukasus machte. Der
Kaukasuskrieg war damals, 1864, nach 37 Jahren gerade erst zu
Ende gegangen. Während er noch tobte, hatte sich in Europa
die Meinung herausgebildet, in diesem Teil der zivilisierten Welt
lebten kriegerische Tschetschenen und Tscherkessen und in einer solch wilden Gegend könne niemals irgendeine Form von
Kultur beheimatet gewesen sein.
Diese Sichtweise war, gelinde gesagt, nicht neu. Schon die
alten Griechen betrachteten den Kaukasus als den Rand der
vom Menschen erschlossenen Welt. Ebendort, am Berg Kaukasus, hinter dem die Sonne aufgeht, war Prometheus an den Fels
geschmiedet worden, hier riss ihm der von Zeus gesandte Adler
die Leber heraus. Die Argonauten fuhren auf der Suche nach
dem Goldenen Vlies nach Kolchis, an die Ostküste des Schwarzen Meeres, in das Land von König Aietes, den Sohn des Sonnengottes Helios. Damit unternahmen sie eine Expedition ans
Ende der Welt. Dabei war Kolchis noch nicht einmal der Nordkaukasus, über den man nicht das Geringste wusste. Kolchis
hatten die Griechen immerhin kolonisiert, dort hatten sie Städte
erbaut. Über die Bräuche der einheimischen Stämme lagen Beschreibungen vor. Die Gebiete nördlich des großen Kaukasuskamms blieben dagegen terra incognita.
Umso heftiger fielen die Reaktionen der internationalen gelehrten Welt aus, als sie jene Bronzestücke aus dem Gräberfeld

218

B

ной Европы». Эмоциональное преувеличение? Конечно!
Давно уже ни у кого не вызывает сомнения, что кобанская
культура входит с европейскими и древневосточными в
единый исторический пласт. Но понять эмоции графа можно. Совершенно неожиданно на земле, считавшейся дикой
во все времена, открыта новая, яркая самобытная культура
с высочайшей по качеству бронзой!
О древней истории Северного Кавказа нет письменных
источников. Молчит о нем Библия, молчат восточные клинописные тексты и египетские иероглифы, ничего достоверного не знают и античные авторы.
Иван Бунин писал:
Молчат гробницы, мумии и кости, –
Лишь слову жизнь дана:
Из древней тьмы, на мировом погосте,
Звучат лишь Письмена
Но, когда молчат письмена, начинают говорить гробницы
и вещи. И им удается сказать о многом. Надо лишь уметь понимать их язык и не нарушать их слаженный хор. К сожалению, именно это удается далеко не всегда.
История изучения северокавказских древностей драматична. Если уже упоминавшийся могильник в Гальштате был
практически полностью добросовестно раскопан, изучен, и
ученые получили возможность сопоставлять комплексы вещей и делать выводы о хронологии, о торговых связях, о социальном составе общества и о многих других не менее
важных для истории вещах, то в Верхнем Кобане произошло самое настоящее несчастье. Могильник был почти полностью разорен хозяином участка земли, на которой он располагался. Археологи успели раскопать только несколько
погребений. Ученые копают медленно: ножик, кисточка,
фотография, чертеж… Здесь же к делу был приспособлен
своеобразный щуп — палка с железным наконечником. Погребения в каменных ящиках залегали под тонким слоем
дерна. Там, где палка упиралась в камень, раздавался характерный звук. Двое рабочих с лопатами вскрывали могилу и
вытаскивали бронзовые вещи. Все, естественно, сваливалось в кучу и затем выставлялось на продажу. Точно посчитать, сколько могил было так разорено, невозможно, но по
примерному подсчету предметов, попавших в музеи всего
мира (сколько попало в частные руки и бесследно исчезло — неизвестно), получается, что только в этом могильнике было ограблено от 500 до 1000 погребений. Но грабитель
не успокоился и на этом. Разъезжая по Северной Осетии, он
нашел похожие древности и в Дигорском ущелье, но там
пальму первенства у него перехватил предприимчивый
местный житель. В короткий срок были разорены два больших могильника — Фаскау и Верхняя Рутха.
В итоге сложилась парадоксальная ситуация. В музеях
всего мира лежат тысячи бронзовых изделий из Северной
Осетии, но работать с ними крайне тяжело: они вырваны из
исторического контекста. В лучшем случае известно, из какого могильника они происходят (да и то не всегда).
Ситуация начала меняться только во второй половине
XX столетия, благодаря раскопкам профессиональных
археологов в Южной Осетии и в Дигорском ущелье, а также
на сопредельных с Осетией территориях — Кабардино-Балкарии, Чечено-Ингушетии, Ставропольском крае. В результате удалось разделить весь материал на две основные хронологические группы: древности предкобанской (II тыс. до
н. э.) и кобанской (XII–IV вв. до н. э.) эпох.
Чем же являлась предкобанская эпоха? Какое место занимала она в общей истории Европы? Мы сейчас уже знаем,

im ossetischen Aul Uolla (Verchnij) Koban, Zufallsfunde aus
dem Jahr 1869, kennen lernte. Die Wissenschaftler zeigten sich
frappiert angesichts der außergewöhnlichen Qualität der Stücke, des hohen künstlerischen Niveaus der Gravur, der prachtvollen zoomorphen Plastik und der aparten Formen der Waffen.
Graf Aleksej Sergeevič Uvarov, einer der Begründer der Kaukasusarchäologie, ließ sich gar zu dem Ausruf hinreißen: „Aber die
Kultur der kaukasischen Stämme war ja der des zurückgebliebenen Europas um viele Jahrhunderte voraus!“ Ist in dieser Situation die Begeisterung mit ihm durchgegangen? Ohne Frage!
Denn seit langem schon zweifelt niemand mehr daran, dass die
Koban-Kultur auf einer Stufe mit den europäischen und altorientalischen Kulturen anzusiedeln ist. Gleichwohl sind die Emotionen des Grafen verständlich. Dazu war die Entdeckung einer
neuen, unverfälschten Kultur mit qualitativ hochwertigen Bronzen in einem Gebiet, das zu allen Zeiten als wild gegolten hatte,
allzu überraschend gekommen.
Zur alten Geschichte des Nordkaukasus gibt es keinerlei
Schriftzeugnisse. Die Bibel schweigt sich über dieses Land ebenso aus wie die östlichen Keilschrifttexte und die ägyptischen
Hieroglyphen. Selbst die antiken Autoren wissen nichts Genaues zu berichten.
In einem Gedicht von Iwan Bunin heißt es:
Die Knochen und Mumien — sie schweigen;
Nur dem Worte ist Leben verliehn.
Aus dem Dunkel des Gestern, über Gräberreigen,
Hallt einzig herüber der Buchstaben Sinn
Schweigen indes die Texte, dann beginnen die Knochen und
die Gegenstände zu sprechen — und erweisen sich als überaus
beredt. Man muss nur ihre Sprache verstehen und darf ihren gut
eingespielten Chor nicht unterbrechen. Leider gelingt das nicht
immer.
Die Forschungsgeschichte der nordkaukasischen Fundstätten und Denkmäler gestaltet sich recht dramatisch. Während
das hier bereits erwähnte Gräberfeld in Hallstatt nach allen Regeln der Kunst gegraben werden konnte, während Wissenschaftler also einzelne Fundkategorien vergleichen und ihre
Schlussfolgerungen zur Chronologie, zu Handelsbeziehungen,
dem Aufbau der Gesellschaft und zu vielen anderen, für die Bedeutung der Stücke nicht minder wichtigen Aspekten ziehen
konnten, hätte die Situation in Verchnij Koban nicht desaströser
sein können: Der Landbesitzer, auf dessen Boden das Gräberfeld lag, hatte dieses Denkmal fast vollständig verwüstet. Archäologen konnten nur noch einige Gräber freilegen, in der ihnen eigenen bedächtigen Manier, mit Messer und Pinsel und
dokumentierten mit Fotoapparat und Skizzen. So war es am
Ende des 19. Jahrhunderts, und bis heute hat sich daran kaum
etwas geändert. In Verchnij Koban hatte man sich jedoch eines
ganz besonderen Sensors bedient, eines Stocks mit einem Eisenaufsatz. Da die in Steinkisten befindlichen Gräber nur unter
einer dünnen Grasnarbe lagen, konnte man mühelos mit diesem Gerät nach ihnen stochern. Sobald man mit dem Eisenaufsatz gegen Stein stieß, ließ sich ein charakteristisches Geräusch
vernehmen. Daraufhin legten zwei Arbeiter das Grab mit einem
Spaten frei, holten die Bronzegegenstände heraus und warfen
sie auf einen Haufen. Diese Ware wurde dann zum Verkauf angeboten. Heute lässt sich nicht mehr sagen, wie viele Gräber auf
diese Weise „ausgeschlachtet“ wurden. Bedenkt man jedoch,
wie viele Stücke weltweit in Museen gelangten — wie viele darüber hinaus in privaten Händen landeten oder spurlos verschwanden, vermag niemand zu sagen –, dann dürften allein in
diesem Gräberfeld 500 bis 1000 Gräber beraubt worden sein.
Obendrein hatte es den Grabräuber auf den Geschmack

219

Александр Мошинский. Воины, металлурги, художники Северного Кавказа эпохи бронзы

что в начале II тыс. до н. э. в высокогорной зоне Северного
Кавказа появляется новое население. До этого никакого населения там, скорее всего, и не было. Во всяком случае, надежно датированных памятников более раннего времени
пока неизвестно. Именно в это время обитатели предгорий
и степей начинают активно заселять горные ущелья. Обособляясь в горах, вступая в контакты с населением Закавказья,
осваиваясь в новых условиях и, соответственно, обретая
новые хозяйственные навыки (жизнь горца кардинально отличается от жизни человека на равнине, как говорят в горах — «на плоскости»), эти люди создавали новые культуры.
Что в это время происходило в мире? Именно эта эпоха
ознаменована переходом от среднего бронзового века к
позднему. В XVI веке до н. э. после переходного периода в
Египте создается Новое Царство — период расцвета государства. Перемены происходят в это время и на Ближнем
Востоке. В XVII веке до н. э. на Крите наступает Новый дворцовый период. К этому же времени относится возникновение микенской культуры. На этом фоне появление развитой
бронзовой металлургии в горах Кавказа не выглядит обособленным.
Предкобанская эпоха характерна большим количеством
оружия в могилах — в первую очередь, бронзовых топоров
различных типов. Почти все мужчины были вооружены.
Здесь нельзя не вспомнить, что Гесиод между медным и железным веком, помещал век, когда жил «славных героев божественный род», а Овидий писал о нем же: «Духом суровей
он был, склонней к ужасающим браням».
Конкретное объяснение всеобщей вооруженности горцев этого времени лежит в области их хозяйственной деятельности. Основным занятием было скотоводство. Скот —
имущество движимое. Во все времена скотоводы угоняли
друг у друга стада. Соответственно, скот надо было охранять. Да и угонять скот без оружия — дело рискованное. Отсюда и всеобщее вооружение.
Вероятно, в это время начинается распад родового общества. Но по погребальному обряду это никак не прослеживается. Практически невозможно выделить более богатые или более бедные могилы. Но среди инвентаря появляются булавы — скипетры, которые могли принадлежать
лицам, наделенными властными функциями. Заметим, что
булавы изготовлялись либо из довольно хрупкого камня,
либо из сурьмы — металла мягкого, для боя непригодного,
то есть это ни в коем случае не оружие, а именно знаки власти.
Боевые бронзовые топоры имели разные формы, но их
объединяла одна деталь — круглая втулка для крепления
топорища. Лезвие чаще всего незначительно скошено (кат.
301.6). Воин мог наносить таким топором прямой рубящий
удар.
Выделяются по своей форме топоры-секиры с сильно
скошенным лезвием (кат. 319.2). Острый кончик секиры позволял наносить точечный удар. Чтобы топор при этом не
гнулся и не ломался, вдоль его спинки проходил швеллерообразный выступ.
Топоры с крюкообразно загнутым вверх лезвием (кат.
301.7), вероятно, использовались в культовых целях. На их
тулове часто присутствует орнамент в виде штампованных
треугольников, а обух (а иногда и спинка) украшен скульптурными головками баранов.
Иные изображения животных в эту эпоху неизвестны.
Подвески в форме головок горных баранов делались из
бронзы и сурьмы. Такими головками украшались топоры и
булавки. Известны и бронзовые бляхи, изображающие пти-

gebracht: Er fuhr durch ganz Nordossetien und entdeckte
schließlich weitere vergleichbare Denkmäler in der Schlucht
von Digorija. Dort war ihm allerdings ein findiger Mann aus der
Gegend zuvorgekommen, der binnen kürzester Zeit die beiden
großen Gräberfelder Faskau und Verchnjaja Rutcha geplündert
hatte.
All das führte zu einer paradoxen Situation: Weltweit liegen in
den Museen Tausende von Bronzen aus Nordossetien, sie jedoch
auszuwerten ist ausgesprochen schwierig, da sie nunmehr aus
dem historischen Kontext gerissen sind. Im günstigsten Fall ist
von ihnen noch bekannt, aus welchem Gräberfeld sie stammen.
Daran sollte sich erst in der zweiten Hälfte des 20. Jahrhunderts etwas ändern, als Archäologen in Südossetien und in der
Schlucht von Digorija, aber auch in den an Ossetien angrenzenden Gebieten wie Kabardino-Balkarien, Tschetschenien-Inguschetien und der Region von Stavropol professionelle Grabungen durchführten. In der Folge ließ sich das gesamte Material
chronologisch in zwei Hauptgruppen gliedern, die als Präkoban- (2. Jahrtausend v. Chr.) und Koban-Kultur (12.–4. Jahrhundert v. Chr.) bezeichnet werden.
Wie hat man sich die Präkoban-Kultur nun vorzustellen? Welchen Platz nahm sie in der Geschichte Europas ein? Mittlerweile
wissen wir, dass es zu Beginn des 2. Jahrtausends v. Chr. in der
Hochgebirgszone des Nordkaukasus eine neue bzw. überhaupt
erst eine Bevölkerung gab, denn zuvor dürfte dort höchstwahrscheinlich keine existiert haben. Zumindest sind bislang keine
sicher datierten älteren Fundorte bekannt. In dieser Zeit drangen die Bewohner des Vorgebirges und der Steppe erstmals in
die Gebirgstäler vor. Sie richteten sich in den Bergen ein, nahmen Kontakt zur Bevölkerung Transkaukasiens auf, passten sich
an die für sie neuen Lebensbedingungen an und erwarben die
erforderlichen Kenntnisse, um einer wirtschaftlichen Tätigkeit
nachgehen zu können, unterscheidet sich das Leben in den Bergen doch radikal vom Leben in den Ebenen, oder, wie es in den
Bergen heißt, auf dem Flachland. Letztlich schufen sie eine neue
Kultur.
Was hat sich zu dieser Zeit in der Welt zugetragen? Zum einen wäre der Übergang von der Mittel- zur Spätbronzezeit zu
nennen. Ferner entstand im 16. Jahrhundert v. Chr. nach der
Zwischenzeit in Ägypten das Neue Reich, in dem der Staat eine
Blütezeit erlebte. Parallel dazu kommt es im Nahen Osten zu
Veränderungen. Im 17. Jahrhundert v. Chr. setzt auf Kreta die
Neupalastzeit ein. In die gleiche Zeit fällt die Entstehung der
Mykenischen Kultur. Damit nimmt sich das Aufkommen einer
entwickelten bronzezeitlichen Metallurgie in den Bergen des
Kaukasus durchaus nicht als singuläre Erscheinung aus.
Für die Präkoban-Kultur ist die umfängliche Beigabe von
Waffen ins Grab charakteristisch, vor allem von Bronzeäxten unterschiedlicher Typen. Fast alle Männer wurden mit Ausrüstung
bestattet. In diesem Zusammenhang sei daran erinnert, dass
Hesiod zwischen der Kupfer- und der Eisenzeit ein Jahrhundert
ansiedelte, in dem ruhmreichen Helden göttliches Geschlecht
gelebt haben sollen, während Ovid von einem Geschlecht,
grausam veranlagt, das schreckliche Kampfbegierde zeige,
sprach.
Eine konkrete Erklärung der allgemeinen Bewaffnung der
Bergbewohner dieser Zeit ist indes in ihrer wirtschaftlichen Tätigkeit zu sehen, die vornehmlich in der Viehzucht bestand. Vieh
aber stellt beweglichen Besitz dar. In allen Zeiten haben Viehhalter versucht, sich gegenseitig die Herden abzujagen. Folglich
galt es, die Tiere zu schützen. Doch auch für etwaige Viehräuber
wäre es riskant gewesen, sich ohne Waffe an ein solches Unternehmen zu wagen. Damit dürfte die allgemeine Bewaffnung
wohl erklärt sein.

220

Aleksander Moschinskij. Krieger, Metallurgen und Künstler aus dem bronzezeitlichen Nordkaukasus

цу с бараньей головой. Эти предметы особенно интересны.
Образ летящего барана в иранской мифологии олицетворяет фарна — символ удачи, власти, дарителя божественной
влаги. Но образ этот был распространен намного шире. Известен он был и в мифологии греческой. Так, на летающем
золоторунном баране прибыл в Колхиду сын богини облаков Нефелы. За золотым руном барана как за символом царской власти была организована экспедиция аргонавтов.
Важно отметить, что крылья птицы повторяют своей формой очертания лезвий топоров, крюкообразно загнутых
вверх (ил. 1). То есть это изображения и птицы, и двойной
секиры — лабриса. Культ двойной секиры очень древний и
был распространен на Ближнем Востоке. На Северном Кавказе двойные секиры не встречались. На территории Закавказья они известны. Культ лабриса был широко распростра-

Ил. 1. Топор и птицевидная бляха. Северная Осетия, Фаскау.
Середина II тыс. до н. э.
Abb. 1. Axt und Blech in Vogelform. Nordossetien, Faskau, Mitte des 2.
Jahrtausends v. Chr.

нен в эту же эпоху на Крите. Очевидно, бляхи в виде птицы
принадлежали лицам с сакральными полномочиями, являлись символами власти, культа фарна и атрибута этого культа — двойной секиры.
Топоры-секиры вытянутой формы с сильно скошенным
лезвием и топоры с крюкообразно загнутым вверх лезвием,
а также птицевидные бляхи с головой барана встречаются
как на Северном Кавказе (в Дигорском и Алагирском ущельях Северной Осетии), так и в Закавказье (в Горной Раче).
Связь между этими районами осуществлялась через горные перевалы. Была выдвинута гипотеза о существовании
особого Дигорско-Рачинского металлургического очага.
При этом обращает на себя внимание тот факт, что параллели присутствуют только в оружии (по преимуществу культовом) и культовых предметах — птицевидных бляхах. Многочисленные женские украшения на Северном Кавказе и в
прилегающих районах Закавказья различны. А ведь именно
женские украшения наиболее традиционны и наряду с керамикой определяют облик культуры. Керамический комплекс на Северном Кавказе имеет ярко выраженные мест-

In diese Zeit dürfte vermutlich auch die Auflösung der relativ
homogenen Sippengemeinschaft anzusetzen sein, was sich jedoch im Totenritual nicht erkennen lässt, denn es ist nahezu unmöglich, reichere oder ärmere Gräber zu unterscheiden. Im Inventar begegnen nun jedoch Keulen bzw. Zepter, die Personen
mit Herrscherfunktion gehört haben könnten. Dafür spricht,
dass die Keulen entweder aus recht brüchigem Stein oder aus
Antimon — also einem viel zu weichen Metall, als dass es für
den Kampf getaugt hätte — gefertigt waren; damit dürften diese Gegenstände wohl kaum als Waffen angesprochen werden,
sondern müssen Insignien gewesen sein.
Die bronzenen Streitäxte wiesen unterschiedliche Form auf,
zeigten jedoch alle ein gemeinsames Merkmal, nämlich eine
runde Tülle zur Befestigung des Stiels. Die Form der Schneide
konnte dabei durchaus variieren, meist war sie jedoch leicht abgeschrägt (Kat. Nr. 301.6). Mit einer solchen Waffe vermochte
der Krieger einen geraden Hieb auszuführen.
Von der Form her auffällig sind die Äxte bzw. Streitäxte mit
stark abgeschrägter Schneide (Kat. Nr. 319.2). Das spitze Ende
war gut für einen Stich geeignet. Um zu verhindern, dass die Axt
dabei verbog oder abbrach, verlief am Rücken ein U-förmiger
Wulst.
Äxte, deren Schneiden hakenförmig nach oben gebogen
sind (Kat. Nr. 301.7) dürften als Kultgegenstände gedient haben.
Ihr Körper ist häufig mit einem Ornament in Form gestempelter
Dreiecke verziert, der Nacken, mitunter auch der Rücken, mit figürlich gearbeiteten Widderköpfen geschmückt.
Darüber hinaus sind bis auf die Köpfe von Argalis für diese
Zeit keine weiteren Tierdarstellungen bekannt. Entsprechende
zoomorphe Anhänger wurden in Bronze oder Antimon ausgeführt. Ebenfalls mit Tierköpfen wurden Äxte oder Nadeln geschmückt. Darüber hinaus sind Bronzebleche bekannt, die einen Vogel mit einem Widderkopf darstellen; sie sind von besonderem Interesse. Das Motiv des fliegenden Widders findet sich
in der iranischen Mythologie im Hvarnah verkörpert, dem Symbol des Erfolgs, der Macht, dem Spender der göttlichen Nässe.
Dieses Symbol war jedoch noch wesentlich weiter verbreitet. Es
ist auch in der griechischen Mythologie belegt. So flog der Sohn
der Wolkengöttin Nephele auf einem Widder mit goldenem Fell
nach Kolchis. Auf das goldene Vlies des Widders als Symbol der
Königsmacht machten wiederum die Argonauten Jagd. Aber
damit nicht genug. Die Flügel des Vogels haben die Konturen
der Schneiden einer Axt, die hakenförmig nach oben gebogen
sind. Damit vereint die Darstellung den Vogel und die Doppelaxt (Labrys) in sich. Der Doppelaxtkult ist sehr alt und war im
Nahen Osten verbreitet. Für den Nordkaukasus konnten bislang
indes keine Doppeläxte nachgewiesen werden. Anders verhält
es sich in Transkaukasien. Die Doppelaxt als Symbol spielte Zeit
in der minoischen Kultur Kretas eine wichtige Rolle. Daher darf
man wohl schlussfolgern, dass diese Bleche Menschen mit sakralen Befugnissen gehörten und Symbole der Macht, des Hvarnah-Kults insgesamt und eines Attributs dieses Kults, der Doppelaxt, im Besonderen darstellten.
Äxte bzw. Streitäxte von gestreckter Form mit stark abgeschrägter Schneide, Äxte mit hakenförmig nach oben gebogener Schneide und vogelförmige Bleche mit Widderkopf begegnen sowohl im Nordkaukasus (in den Schluchten der Digorija
und in Alagir in Nordossetien) als auch in Transkaukasien (in
Berg Rača). Die Regionen waren durch Bergpässe miteinander
verbunden. Verschiedentlich wurde die Hypothese vorgebracht,
es habe ein Digorija-Rača-Zentrum der Metallverarbeitung existiert. In diesem Zusammenhang sollte jedoch bedacht werden,
dass sich Parallelen nur für Waffen (meist kultischen) und Kultgegenstände wie den Vogelblechen aufzeigen lassen, nicht je-

221

Александр Мошинский. Воины, металлурги, художники Северного Кавказа эпохи бронзы

1

Ил. 2. Пряжка. Бронза. Северная
Осетия, Верхний Кобан. Конец
II тыс. до н. э.: 1, 2 – лицевая и
оборотная стороны; 3, 4 – следы
деталей составной восковой
модели на оборотной стороне.
Abb. 2. Schnalle. Bronze.
Nordossetien, Verchnij Koban, Ende
des 2. Jahrtausends v. Chr. 1, 2 –
Schau- und Rückseite; 3, 4 –Spuren
von Details des Wachsmodells auf
der Rückseite.

2

3

ные формы, обусловленные традициями, выработанными в
степях и предгорьях. Оружие, напротив, «интернационально» и может распространяться в смежных культурах. Судя
по всему, на Северный Кавказ, в дигорскую культуру, проникло закавказское влияние, выразившееся в распространении оружия и сакральных предметов.
Развитие металлургии на Северном Кавказе, особенно
детально прослеженное на материалах дигорской культуры, имеет местный характер и уходит своими корнями в северо-кавказскую и катакомбную культуры эпохи средней
бронзы. Наиболее четко это прослеживается на примере
эволюции булавок. Булавки предкобанского времени предназначались как для скалывания одежды, так и для использования в прическе и головном уборе. Но для этой цели делались не маленькие шпильки, а громадные (до 90 см в длину) предметы. Вокруг длинного стержня булавки заплеталась
коса, навершие возвышалось над головой, сияя медным
блеском. Булавка, вероятно, крепилась к головному убору
(ленте или шапочке).
Самые ранние булавки, найденные в горной зоне Северного Кавказа, — экземпляры с Т-образными навершиями и
размещенными над ними дугами. Такие булавки восходят к
более ранним молоточковидным булавкам, у которых
Т-образное навершие увенчано характерными молоточковидными выступами. Вслед за ними появляются булавки с
веерообразными навершиями (кат. 301.12). Эти предметы не
цельные, а составные: навершие и стержень отливались по
отдельности, потом верхний конец стержня расплющивался, разделялся на две части, и этими плоскими язычками
прицеплялся к навершию. Точно также были устроены и булавки другого типа — гигантские (для головного убора) с
двухволютным навершием — раскованной пластиной в
форме бараньих рогов, украшенной прочеканенным пуансонным орнаментом. Стержень булавки присоединялся к
навершию прежним способом. Более поздние булавки это-

Aleksander Moschinskij. Krieger, Metallurgen und Künstler aus dem bronzezeitlichen Nordkaukasus

doch für die zahlreichen
Schmuckstücke der Frauen,
denn die Trachten im Nordkaukasus und in den angrenzenden Regionen Transkaukasiens sind unterschiedlich.
Schmuckstücke sind die traditionellsten Erzeugnisse einer
Kultur und charakterisieren
diese neben der Keramik in
besonderer Weise.
Die Keramik im Nordkaukasus zeigt deutlich lokale Formen, die auf Traditionen zu4
rückgehen, die in den Steppen und Vorgebirgen entstanden. Die Waffen sind dagegen als quasi international
anzusprechen und können auch in benachbarten Kulturen verbreitet gewesen sein. Möglicherweise ist die Digorija-Kultur im
Nordkaukasus also eher unter einen transkaukasischen Einfluss
geraten, der sich in der Verbreitung von Waffen und sakralen
Objekten niederschlug.
Die Entwicklung der Metallurgie im Nordkaukasus, die sich
besonders gut anhand der Materialien der Digorija-Kultur aufzeigen lässt, hat lokalen Charakter. Ihre Wurzeln liegen in der
Nordkaukasus- und Katakombengrabkultur der Mittelbronzezeit. Am besten lässt sich dies am Beispiel der Entwicklung der
Nadeln veranschaulichen. Die Nadeln der Präkobanzeit dienten
dazu, Kleidung zu befestigen, das Haar zu fixieren und den
Kopfschmuck anzubringen. Dafür wurden jedoch keine kleinen
Haarnadeln angefertigt, sondern große Stücke, die bis zu 90 cm
lang sein können. Zum Frisieren wurde der Zopf um den langen
Nadelschaft gewickelt, der Nadelkopf ragte über den Scheitel
hinaus und schimmerte kupfern. Die Nadel wurde vermutlich
am Kopfschmuck befestigt (einem Band oder einer Haube).
Die ältesten Nadeln wurden in der Bergzone im Nordkaukasus entdeckt. Sie haben einen T-förmigen Kopf mit darüber liegenden Bögen. Solche Stücke gehen auf die älteren Hammerkopfnadeln zurück, bei denen der T-förmige Kopf mit einem typischen hammerartigen Vorsprung abschließt. Ihnen folgten
die Nadeln mit fächerförmigem Kopf (Kat. Nr. 301.12). Sie wurden nicht in einem Stück angefertigt, sondern Schaft und Kopf
jeweils einzeln gegossen. Dann wurde das obere Ende des
Schafts platt geschlagen und in zwei Teile gespalten, um ihn mit
diesen flachen Zungen am Kopf zu befestigen. Analog waren
auch die Nadeln eines anderen Typs aufgebaut, geradezu gigantische Stücke — zumindest für den Kopfschmuck — mit einem Doppelvolutenkopf. Bei ihm handelte es sich um eine geschmiedete Platte in Form von Widderhörnern, die in Punzzier
geschmückt waren. Der Schaft wurde mit dem Kopf auf die bereits beschriebene Weise verbunden. Spätere Nadeln dieses

222

го же типа — уже цельнолитые (кат. 301.5, 305). Стержень и
заготовка навершия отливались в единой форме и потом
навершие расковывалось.
Литейщики Северного Кавказа во II тыс. до н. э. достигли
совершенства в изготовлении составной восковой модели.
Например, когда они делали модель булавки с ажурным навершием «павлинье перо» (кат. 302.1.1, 302.1.2, 302.1.7), многочисленные перемычки и другие мелкие детали этого
украшения лепились из отдельных маленьких кусочков воска, крепились друг к другу, и только потом, когда вся форма
была собрана, она окуналась в жидкую глину, высушивалась, воск вытапливался и замещался жидкой горячей бронзой. Затем глина разбивалась, и оставалось готовое изделие.
В этой же технике делались и кольцевидные подвески (кат.
310.8, 310.11). Кроме того, что их форма, как и у булавок, собиралась из отдельных кусочков воска, на ее поверхность наносился орнамент из спиралей, скрученных из навощенного
шнура. Эта технология была известна еще в катакомбной
культуре.
В технике составной восковой модели делались и полукруглые пряжки (кат. 306.8) (ил. 2). В центре у них располагаются так называемые прорезные треугольники — на самом
деле они не прорезаны, а собраны из маленьких кусочков
воска. По периметру пряжки на ее оборотной стороне видно, что форма набрана из воскового шнура, вероятно, сплетенного из обильно навощенных нитей. Затем этот шнур
был срезан так, что образовалась плоская поверхность. После этого на лицевую сторону была нанесена полоса орнамента, имитирующего шнур.
В XIII–XII веках до н. э. повсеместно наступает кризис
бронзового века — «бронзовый коллапс». В это время пала
Троя, рухнуло Хеттское государство, на Египет обрушились
народы моря, разорена микенская цивилизация. Согласно
Гесиоду, это век героев, эпоха, завершающаяся гибелью их
под стенами Трои и Фив. На Северном Кавказе это протокобанская эпоха, переходный период между предкобанским
временем и кобанской культурой, начало которой принято
относить к XII в. до н. э. Происходят изменения в погребальном обряде, появляются предметы переходных форм, расширяется бестиарий.
В кобанских погребениях находят большое количество
сосудов, что отличает их от синхронных центрально-закавказских комплексов, в которых присутствие керамики —
скорее исключение, чем правило. Объясняется это, конечно, не тем, что население, жившее к югу от Главного Кавказского хребта, не умело обжигать горшки, а исключительно
погребальным обрядом.
В гончарстве кобанские племена достигли почти такого
же совершенства, как в металлургии. Они не знали гончарного круга, но сделанные ими сосуды поражают своей симметрией. Создается полная иллюзия, что это керамика не
лепная. Поверхность изделий лощеная и покрыта сложным
геометрическим орнаментом. Чаще всего встречаются
горшки и корчаги с туловом округлой или биконической
формы. Много кружек, похожих на маленькие горшки с ручкой, поднятой над венчиком (кат. 306.12, 306.19.30). По форме они перекликаются с сосудами гальштатской культуры,
европейской лесостепной полосы и Трои. Иногда встречаются кружки, похожие на современные — с вертикальными
либо расходящимися к верхнему краю стенками.
Наряду с керамической присутствует и бронзовая посуда, сделанная из тонких листов металла с приклепанными
ручками, — чаши (кат. 308.1), миски и большие корчаго-

Typs fertigte man bereits in einem Stück an, indem man Schaft
und Rohling des Kopfes in einer Form goss und den Kopf nachträglich überarbeitete (Kat. Nr. 301.5, 305).
Die Gießer im Nordkaukasus brachten es im 2. Jahrtausend v.
Chr. zu wahrer Meisterschaft bei der Herstellung eines Wachsmodells aus zahlreichen Einzelelementen. So formten sie beispielsweise das Modell einer Nadel mit durchbrochen gearbeitetem Kopf, eine so genannte Pfauenfeder, wobei sie etliche
Stege und andere winzige Details dieses Schmuckstücks aus
einzelnen Wachsstücken modellierten und diese zusammensetzten, worauf das so entstandene Modell mit feuchtem Ton
ummantelt wurde (Kat. Nr. 302.1.1, 302.1.2, 302.1.7). Nach dem
Trocknen wurde das Wachs ausgeschmolzen und die gebrannte
Tonform mit flüssiger, glühender Bronze gefüllt. Im Anschluss
daran zerschlug man den Ton und zurück blieb das fertige Produkt.
In dieser Technik wurden auch ringförmige Anhänger erstellt
(Kat. Nr. 310.8, 310.11). Sie wurden ebenso wie die Nadeln zunächst aus einzelnen Wachsdetails zusammengesetzt, darüber
hinaus trug man auf ihre Oberfläche noch ein Ornament aus
Spiralen auf, die aus Wachsschnüren gedreht waren. Diese Technik war bereits in der Katakombengrabkultur bekannt.
Eine gleiche Vorgehensweise ist auch für die halbrunden
Schnallen zu konstatieren (Kat. Nr. 306.8). Bei diesen Stücken
befinden sich in der Mitte so genannte eingekerbte Dreiecke,
die aber im Model nicht eingeschnitten, sondern aus kleinen
Wachsstücken zusammengesetzt waren. Am Rand der Schnalle
lässt sich auf der Rückseite erkennen, dass das Model aus Wachsschnüren bestand, die vermutlich aus stark gewachsten Fäden
geflochten waren. Diese wurden so angeschnitten, dass eine
plane Fläche entstand. Danach wurde auf der Schauseite ein Ornamentstreifen aufgetragen, der eine Schnur imitiert.
Im 13.–12. Jahrhundert v. Chr. erlebte Europa allenthalben
eine Krisenzeit, zuweilen wird gar von einem Zusammenbruch
der bronzezeitlichen Gesellschaften gesprochen. In dieser Zeit
fällt Troja, geht das Hethiterreich unter, über Ägypten fallen die
Seevölker her, die Mykenische Zivilisation wird zerschlagen.
Nach Hesiod ist es das Zeitalter der Helden, die Epoche, die vor
den Mauern Trojas und Thebens untergeht. Der Nordkaukasus
erlebt damals die Protokobanzeit, also die Übergangsphase von
der Präkoban- zur Kobankultur, deren Anfang gewöhnlich ins
12. Jahrhundert v. Chr. datiert wird. Das Totenritual ändert sich,
es kommen neue Gegenstände in Übergangsform auf, die Tierornamentik wird variantenreicher.
Die Bestattungen der Kobankultur enthielten eine große
Zahl von Gefäßen. Das unterscheidet sie von gleich alten Gräbern im Zentralkaukasus und Transkaukasien, in denen die Beigabe von Keramik eher die Ausnahme denn die Regel darstellte.
Dieses Phänomen lässt sich selbstverständlich nicht damit erklären, dass die Bevölkerung, die südlich vom großen Kaukasuskamm lebte, keine Töpfe zu brennen wusste, sondern hat seine
Gründe einzig und allein im Totenritual selbst.
Im Töpferhandwerk hatten die Koban-Stämme fast die gleiche Meisterschaft erreicht wie in der Metallurgie. Obgleich sie
die Töpferscheibe nicht kannten, bestechen die von ihnen angefertigten Gefäße durch ihre Symmetrie, weshalb man kaum
glauben möchte, dass es sich um handgeformte Ware handelt.
Die Oberfläche der Stücke war geglättet und mit einem geometrischen Ornament versehen. Am häufigsten treten Töpfe und
Kegelhalsgefäße mit bauchigem oder doppelkonischem Körper. Es sind viele Krüge nachgewiesen, die von ihrer Form her
an kleine Töpfe mit überrandständigem Henkel erinnern (Kat.
Nr. 306.12, 306.19.30). Diese Form findet sich auch bei den Trinkgefäßen der Hallstattkultur, auf dem gesamten Balkan, in Troja

223

Александр Мошинский. Воины, металлурги, художники Северного Кавказа эпохи бронзы

Aleksander Moschinskij. Krieger, Metallurgen und Künstler aus dem bronzezeitlichen Nordkaukasus

Ил. 3. Лезвия топоров. Бронза.
Северная Осетия, Верхний Кобан.
I тыс. до н. э.
Abb. 3. Axtschneiden. Bronze.
Nordossetien, Verchnij Koban, 1.
Jahrtausend v. Chr.

Ил. 4. Поясная пряжка. Бронза. Северная Осетия, Верхний Кобан.
I тыс. до н. э.: А – лицевая сторона; Б – оборотная.
Abb. 4. Gürtelschnalle. Nordossetien, Verchnij Koban, 1. Jahrtausend v. Chr.
A Schauseite; B Rückseite.

вставки

1

образные сосуды. Бронзовые шлемы, имитирующие урартские литые экземпляры, сделаны по той же «посудной» технологии — из тонких бронзовых листов на заклепках.
Если изделия предкобанской эпохи отливались из меди с
примесью мышьяка, то кобанская бронза содержала в себе
большой процент олова. Это придавало металлу особую
пластичность. Изделия отливались как в жестких каменных
формах, так и по утраченной восковой модели. Составная
восковая модель практически исчезает.
Славу кобанской культуры составили, в первую очередь,
бронзовые боевые топоры изящной двоякоизогнутой формы (кат. 306.20.4). В отличие от ранних топоров они имели не
круглую втулку, а овальный проух, который не давал им
прокручиваться на древке. Кроме того, на обухе был боек,
позволяющий использовать в бою обе стороны оружия. Топоры зачастую были обильно покрыты гравировкой (ил. 3).
Орнамент наносился точечными ударами острого инструмента. Изображениями украшались лопасти и тулово топора. Часто это изображения животных. Бестиарий кобанской
эпохи очень широк. На лопастях топоров нередко присутствуют изображения собак с ластовидными лапами, что указывает на принадлежность этих животных к нижнему,
водному миру, миру мертвых, к которому относятся располагающиесятам же изображения змей. На тулове топоров —
часто змеи и рыбы, относящиеся все к тому же миру смерти.
На лопастях топоров помещались и изображения оленей,
символизирующих солнце, верхний мир. Здесь же часто
встречается различный геометрический орнамент, иногда
он имеет ярко выраженный солярный характер. Все эти изображения и композиции меняются во времени и различны в
зависимости от места изготовления.
Если кобанские топоры не имеют аналогов на западе и
являются результатом развития богатой местной традиции,
то с кинжалами дело обстоит иначе. В предкобанскую эпоху
они на Кавказе были просты по форме. Вероятно, именно
поэтому в кобанское время появляются клинки пламевид-

dem europäischen Waldsteppengürtel. Zuweilen begegnen auch Krüge, die mit ihren
vertikalen oder oben schräg
abgeschnittenen Mündungen
Wänden wie moderne Stücke
anmuten.
Außer Keramik- gibt es jedoch auch Bronzegefäße, die
in Treibarbeit aus Blechen gefertigt waren und angesetzte
Henkel hatten: Es sind Tassen
(Kat. Nr. 308.1), Schalen und
große Kessel. Bronzehelme,
die gegossene urartäische
Vorbilder imitieren, wurden
ebenfalls in der „Geschirrtechnik“ angefertigt, also aus ge2
triebenen und genieteten
Bronzeblechen.
Während die Stücke der Präkobanzeit aus mit Arsen versetztem Kupfer gegossen wurden, wiesen die Kobanbronzen einen
recht hohen Zinnanteil auf. Diese Beimischung verlieh dem Metall größere Elastizität und Härte. Die Stücke wurden in wieder
verwendbaren Steinformen gegossen, aber auch der Guss in
verlorener Form mit einem Wachsmodell ist belegt. Nach dem
Guss zusammensetzbare Produkte spielten dagegen kaum
noch eine Rolle.
Den Ruf der Kobankultur begründeten jedoch in erster Linie
die bronzenen Streitäxte mit ihren aparten, S-förmig geschwungenen Schneiden (Kat. Nr. 306.20.4). Im Unterschied zu
den älteren Stücken besaßen sie keine runde Tülle, sondern ein
ovales Öhr, das besser ein Verrutschen auf dem Schaft verhindern konnte. Der Nacken war hammerartig gestaltet, so dass
die Axt im Kampf sowohl als Hiebwaffe als auch wie eine Keule
zu nutzen war. Die Äxte waren zum Teil reich mit Darstellungen
und Ornamenten geschmückt. Die Darstellungen wurden mit
Punzschlägen auf dem Blatt und dem Körper der Axt angebracht. Häufig handelte es sich dabei um Tiermotive, wobei die
Darstellungen viele Tierarten umfassen. Die Axtblätter zeigen
häufig Darstellungen von Hunden mit flossenförmigen Pfoten.
Das verweist sie in die wässrige Unterwelt, in die Welt der Toten, die auch durch die begleitenden Darstellungen von
Schlangen thematisiert wird. Auf dem Axtkörper finden sich
auch häufig Schlangen und Fische, die ebenfalls Symbole der
Unterwelt sind. Zudem zieren die Axtblätter die Figuren von
Hirschen, die die Sonne und damit die höhere Welt symbolisieren. Auch geometrische Ornamente sind hier häufig anzutreffen, oft genug lassen auch sie einen klaren Sonnenbezug erkennen. All diese Darstellungen und Kompositionen ändern
sich mit der Zeit und hängen vom Ort der Herstellung des
Stücks ab.
Lassen sich für die Koban-Beile keine Analogie zu Fundstücken aus dem Westen ziehen, da sie das Ergebnis einer reichen
lokalen Tradition sind, so stellt sich die Situation bei den Dolchen anders dar. In der Präkobanzeit waren im Kaukasus noch

224

штифты

А

Б

ной формы, характерные для европейского оружия. Влияние распространилось на ту область, где традиция изготовления сложных форм была наименее сильна. На Северном
Кавказе много кинжалов и нет длинных мечей, которые характерны для Европы и Закавказья. Особенно интересен
культовый кинжал, рукоять которого оформлена в виде повернутых в противоположные стороны двух головок хищников, каждый из которых держит в пасти барана с двумя
протомами (кат. 306.11). Скорее всего, эта система образов
отражает широко распространенный миф о пожирании
хищником (или драконом) солнца.
Гравировкой покрывались поясные пряжки и широкие
бронзовые пояса из тонкой пластины, которая крепилась на
кожаную основу. Такие пояса были широко распространены
на Кавказе (преимущественно на Южном). К поясу крепилась массивная пряжка с крюком. Иногда пояса содержат
сложные композиции с образами зверей, людей, всадников,
сцен охоты и сражений. На пряжках помимо геометрического орнамента чаще всего изображены собаки и олени. Кроме поясных пряжек прямоугольной формы существуют и
зооморфные портупейные — как правило, в виде лошадей
(кат. 306.6, 306.9, 301.14) и собак.
В I тыс. до н. э. начинается использование железа. Но
сначала его применяют как драгоценный металл для инкрустации бронзовых предметов, в основном поясных
пряжек (кат. 306.16), но иногда и топоров (кат. 301.13). Получался своеобразный эффект — блестящее белое железо на
фоне красноватой бронзы. Существовали две технологии
инкрустации изделий. В одном случае в восковую модель
поясной пряжки вставлялась на штифтах железная пластинка (ил. 4). Дальше отливка шла по уже описанной схеме. В другом случае железные пластинки втискивались
в восковую модель так, что с обратной стороны проступали «негативные» контуры. Инкрустировались пряжки и
стеклянной пастой. В этом случае на восковой модели специальным штампом оттискивалось изображение, пряжка

Stücke verbreitet, die eine recht schlichte Form aufwiesen. Vermutlich kommen deshalb in der Kobanzeit flammenförmige
Klingen auf, wie sie charakteristisch für europäische Waffen
sind. Ein westlicher Einfluss ist also nur bei den Gegenständen
festzustellen, die keine Tradition einer Herstellung komplizierterer Formen aufweisen. Im Nordkaukasus gibt es zwar viele Dolche, aber keine langen Schwerter, wie sie für Europa und Transkaukasien typisch sind. Besonders interessant ist in diesem Zusammenhang ein Dolch für kultische Zwecke, dessen Griff in
Form von zwei antithetischen Raubtieren gestaltet ist, die jeweils einen Widder im Maul halten (Kat. Nr. 306.11). Diese Komposition dürfte vermutlich den weit verbreiteten Mythos widerspiegeln, demzufolge die Sonne von einem Raubtier (oder Drachen) verschlungen wurde.
Gürtelschnallen und breite Bronzegürtel aus feinen Blechen,
die auf einer Lederunterlage befestigt waren, wurden mit feinen
Gravuren versehen. Solche Stücke waren vor allem im südlichen
Kaukasus weit verbreitet. An den Gürtel wurde eine massive
Schnalle mit einem Haken befestigt. Die gravierten Darstellungen zeigen Tiere, Fabelwesen, Menschen, Reiter, Jagd- und
Kampfszenen. Die Schnallen konnten außer mit einem geometrischen Ornament auch mit Darstellungen von Hunden oder
Hirschen verziert sein. Neben rechteckigen Gürtelschnallen gibt
es auch zoomorphe Formen, zumeist in Form von Pferden oder
Hunden (Kat. Nr. 306.6, 306.9, 301.14).
Im 1. Jahrtausend v. Chr. gewann Eisen an Bedeutung. Zunächst allerdings nicht in praktischer Hinsicht, sondern aus
wertvolles Zierelement, das als Einlagen für Bronzen verwendet
wurde; hauptsächlich für Gürtelschnallen (Kat. Nr. 306.16), mitunter aber auch für Äxte (Kat. Nr. 301.13). Die Wirkung einer solchen Metallkombination ist erstaunlich: Vor dem goldfarbenen
Hintergrund der Bronze bildete das Eisen einen auffälligen Farbkontrast. Es sind zwei Techniken bekannt, Gegenstände mit Intarsien zu verzieren. Zum einen wird in das Wachsmodell der
Gürtelschnalle ein auf Stifte aufgebrachtes Eisenornament eingesetzt. Der weitere Guss erfolgt dann in der oben beschriebenen Weise. Zum anderen können die Eisenplatten aber auch so
in das Wachsmodell gepresst werden, dass sie auf dessen Rückseite leicht hervortreten. Doch auch Glaspaste fand zur Verzierung der Schnallen Verwendung. In diesem Fall wurde in das
Wachsmodell mit einem speziellen Stempel eine Darstellung
eingeprägt, die Schnalle gegossen und im Anschluss in die Vertiefung die Paste gegeben.
Für die Befestigung der Kleidung wurden Fibeln und Nadeln
genutzt. Die Fibeln erinnern von der Konstruktion an Sicherheitsnadeln; sie haben einen massiven bogenförmigen Rücken,
der meist ornamentiert ist. Mitunter wurde auch der Nadelhalter mit einer gravierten Darstellung verziert. Die Nadeln weisen
Köpfe unterschiedlicher Form auf: zoomorph, in Form eines
Hammers oder einer Axt (Kat. Nr. 301.15) oder in Form einer
Platte, deren oberes Ende eingerollt ist (Kat. Nr. 306.19.13).
In den Koban-Bestattungen finden sich sehr häufig Armreifen. Die umfangreichste Gruppe besteht aus breiten gerippten
Bändern mit Spiralenden. Es gibt jedoch auch mehrfach gewundene Spiralarmbänder von dreieckigem Querschnitt. Für sie lassen sich zahlreiche Analogien aus gleichzeitigen europäischen
Fundstätten nennen (Kat. Nr. 306.15). Die Qualität der Bronzen
ist so hoch, dass sie bis heute ihre Elastizität und Biegsamkeit
bewahrt haben.

225

Александр Мошинский. Воины, металлурги, художники Северного Кавказа эпохи бронзы

отливалась, а затем в соответствующие углубления заливалась паста.
Для скрепления одежды использовались фибулы и прямые булавки. Фибулы, напоминающие по своей конструкции английскую булавку, были массивными и имели дуговидную спинку, как правило, орнаментированную. Иногда
украшался гравированными изображениями и приемник
для иглы. Булавки имели головки различных форм: зооморфные, в виде секиры (кат. 301.15), в виде пластин с завернутым в трубочку краем (кат. 306.19.13).
В кобанских погребениях широко представлены браслеты. Наиболее многочисленны среди них пластинчатые каннелированные изделия с завитками на концах. Известны и
многовитковые наручи из треугольной в сечении пластины,
имеющие многочисленные аналогии в европейских древностях этого времени (кат. 306.15). Качество бронзы настолько высокое, что они до сих пор сохранили пластичность и пружинящие свойства.
Яркой особенностью кобанской культуры является изобилие бронзовой пластики. Антропоморфные фигурки
представлены единичными экземплярами. Наиболее интересным является изображение всадника на баране (кат.
309.1). Фигурки человека и барана отлиты отдельно, закреплены подвижно, но таким образом, что снять человеческую фигурку с фигурки барана невозможно. Человек изображен обнаженным, но в головном уборе и с рогом в руке.
Основное его отличие от многочисленных антропоморфных фигурок этой эпохи заключается в том, что фаллос находится не в состоянии эрекции, то есть этот человек лишен
жизненной силы. Иначе говоря, перед нами покойник. В
древних мифологиях одна из функций барана заключается в
переносе душ умерших в загробный мир. Этот сюжет и представлен в данной скульптурной группе.
Рог (или ритон) являлся культовым сосудом на Кавказе на
протяжении тысячелетий. Среди кобанского материала
есть бронзовый ритон с головкой быка и петлей для подвешивания колокольчика (кат. 310.1). Поверхность ритона покрыта меандрическим орнаментом. Меандр — орнамент,
широко распространенный в древности не только в Греции,
но и по всему ближневосточному миру, и на Кавказе.
Зооморфная пластика представлена в основном подвесками. Бестиарий становится обширным: олени (кат. 306.10),
собаки, бараны, козлы, серны, медведи. Характерным признаком этих фигурок является своеобразная курносость
звериных морд. Очень интересной в этом контексте является поясная пряжка, сюжет которой мог появиться только в
результате влияния ближневосточных изображений. Это —
два противостоящих зверя (кат. 306.17). Животные, стоящие
вокруг Великой Богини или вокруг Мирового Древа, или
просто против друг друга, — типичный ближневосточный
сюжет с древнейших времен. Но местное, кобанское происхождение пряжки выдают «курносые» морды…
Влияние ближневосточных образов на кобанское искусство появилось в результате походов степняков-киммерийцев в страны Малой Азии. Во время этих передвижений они
не могли миновать Кавказ. Именно тогда у кобанских племен появляется бронзовая конская узда. Возможно, кавказские горцы изготовляли ее и для кочевников. Киммерийцы,
согласно преданию, были изгнаны скифами. С приходом
скифов полностью завершается эпоха бронзового века на
Северном Кавказе.

Eine weitere markante Besonderheit der Koban-Kultur
besteht in der umfangreichen Bronzeplastik. Anthropomorphe
Figuren kommen nur vereinzelt vor. Von besonderem Interesse
ist hier die Darstellung eines Reiters auf einem Widder (Kat.
Nr. 309.1). Beide Komponenten wurden getrennt gegossen; die
Figur des Menschen hatte man so an dem Widder befestigt,
dass sie sich zwar bewegen, aber nicht abnehmen lässt. Der
Mann ist nackt, trägt aber einen Kopfschmuck und hält ein Horn
in der Hand. Von den zahlreichen anthropomorphen Figuren
seiner Zeit unterscheidet ihn vor allem der Phallus, der nicht in
erigiertem Zustand dargestellt ist; auf diese Weise wird der Verlust der Lebenskraft des Menschen symbolisiert. Mit anderen
Worten: Es handelt sich um einen Toten. In den alten Mythologien besteht eine der Aufgaben des Widders darin, die Seelen der
Toten in die jenseitige Welt zu tragen. Dieses Sujet ist auch hier
gegeben.
Das Trinkhorn oder Rhyton galt im Kaukasus über Jahrtausende hinweg als kultisches Gefäß. Im Fundgut aus den Kobanstätten liegt beispielsweise ein Bronzerhyton mit dem Kopf eines Stiers und einer Öse zum Aufhängen eines Glöckchens vor
(Kat. Nr. 310.1). Die Oberfläche ist mit einem Mäanderornament
überzogen. Dieses war in der Vergangenheit nicht nur in Griechenland, sondern auch in der gesamten Welt desNahen Ostens und im Kaukasus verbreitet.
Zoomorphe Plastik wird hauptsächlich durch Anhänger repräsentiert. Viele Tierarten werden wiedergegeben: Hirsche
(Kat. Nr. 306.10), Hunde, Widder, Ziegen, Gemsen und Bären. Als
charakteristisches Merkmal dieser Figuren lässt sich eine gewisse Stupsnasigkeit der Tiere festhalten. Von besonderem Interesse ist hier eine Gürtelschnalle, deren Sujet nur auf den Einfluss
von Darstellungen aus dem Nahen Osten zurückgehen kann
(Kat. Nr. 306.17). Sie zeigt zwei antithetische Tiere. Tiere, die die
Große Göttin (Herrin der Tiere) oder den Weltenbaum flankieren
oder einander schlicht gegenüberstehen, sind ein typisches
nahöstliches Sujet aus alter Zeit. Dass die Kobanbronzen aber
lokal gefertigt wurden, zeigt die charakteristische „Stupsnasigkeit“ der Figuren.
Der Einfluss nahöstlicher Motive auf die Kunst der Kobankultur ist mit den Wanderungen der Steppenbewohner — genauer
mit der Migration der Kimmerier in die Länder Kleinasiens — zu
verbinden. Dabei müssen sie auch durch den Kaukasus gezogen sein. Darauf deutet auch das bronzenes Pferdegeschirr, das
in dieser Zeit im Koban-Gebiet aufkommt. Möglicherweise haben die kaukasischen Bergbewohner es sogar für die Reiternomaden hergestellt. Die Kimmerier wurden der Überlieferung
zufolge durch die Skythen vertrieben. Mit der Ankunft der Skythen wiederum endet die Bronzezeit im Nordkaukasus endgültig.

Сергей Кузьминых

Клад из Эберсвальде. История обнаружения
и публикации
Sergei Kuzminych

Der Hort von Eberswalde. Seine Auffindung
und Publikation
История обнаружения клада

Die Fundgeschichte

реди доисторических древностей Германии клад
золотых вещей из Эберсвальде (округ Барним,
Бранденбург) является и поныне самым выдающимся и наиболее значительным золотым собранием. История его обнаружения известна в разных версиях,
но мы следуем той, что обнародована первым исследователем клада Карлом Шухардтом (Schuchhardt 1914-I. S. 9–12;
Schuchhardt 1925).
16 мая 1913 года пополудни в Эберсвальде при рытье котлована фундамента нового жилого дома для рабочих предприятия Арона Хирша «Медная и латунная фабрика» один
из землекопов уперся лопатой в орнаментированный шликером глиняный сосуд с двумя небольшими ленточными
ручками на плечиках и ушками на венчике, благодаря которым плоская крышка могла крепиться к срединной ручкедужке. Крышка при этом разбилась, и оказалось, что сосуд
заполнен какими-то предметами из блестящего металла золотого цвета, который землекоп принял за латунь. Подошедший десятник сразу же поставил в известность администрацию, и находки переместили в контору фабрики. На
следующий день владелец предприятия Арон Хирш получил консультацию у ювелиров, а еще через день, в воскресенье, связался с директором отдела доисторических древностей Королевского музея народоведения археологом Карлом Шухардтом, и тот осмотрел находку в конторе фабрики.
Один за другим из сосуда извлекли небольшие предметы, вид которых поверг всех в необычайное удивление. Шухардт вспоминал, что со времен клада, найденного Шлиманом в Микенах, он еще никогда не видел столько золота.
Порадовало его и то, что глиняный сосуд, в котором были
помещены предметы, остался неповрежденным. При выемке предметов обратили внимание на то, что более мелкие
чаши были вставлены в более крупные и все пустоты были
заполнены кольцами, мотками проволоки и слитками. Сами
сосуды были обильно засыпаны песком, железистая вода
окрасила внешнюю поверхность некоторых из них в красноватые тона.
Шухардт составил инвентарный перечень находок, который включал в себя 81 позицию. Основные предметы были
взвешены по отдельности, а более мелкие — группами. Выяснилось, что общий вес золота составляет 2 594,5 г, а его стоимость в ценах 1913 года — 7000 марок, что соответствует по
современным мировым ценам за золото приблизительно
20 000 евро. В тот же день определилась и судьба клада. Арон
Хирш сообщил Шухардту, что он хотел бы передать клад в общественное пользование, совершив акт дарения. Тем временем о находке клада узнал император Вильгельм II, большой

nter den prähistorischen Altertümern in Deutschland war und ist der goldene Hortfund von Eberswalde, Ldkr. Barnim, Brandenburg, immer noch das
bekannteste und bedeutendste Ensemble von Goldgegenständen. Über die Entdeckung des Hortfundes gibt es
verschiedene Versionen, aber wir folgen derjenigen, welche
von Carl Schuchhardt, dem ersten Archäologen, der den Fund
in Augenschein nehmen konnte, veröffentlicht worden ist
(Schuchhardt 1914-I. S. 9–12; Schuchhardt 1925).
Am Nachmittag des 16. Mai 1913 stieß ein Bauarbeiter bei
Aushubarbeiten für das Fundament eines neuen Wohnhauses
für Betriebsangehörige der Kupfer- und Messingfabrik Hirsch
A.G. in Eberswalde mit dem Spaten auf ein schlickverziertes Gefäß mit zwei kleinen schulterständigen Bandhenkeln und randlichen Ösen, durch die der flache Deckel mit Mittelbügel fixiert
werden konnte. Der Deckel zerbrach dabei, und es zeigte sich,
dass der Topf lauter goldglänzende Gegenstände enthielt, die
die Finder für Messing hielten. Der Polier informierte einen der
Direktoren, der den Fund in das Kontor der Fabrik brachte. Der
Besitzer des Messingwerks, Aron Hirsch, ließ den Inhalt am
nächsten Tag von Juwelieren prüfen und informierte am Tag darauf, einem Sonntag, den Direktor der Vorgeschichtlichen Abteilung des Königlichen Museums für Völkerkunde Carl Schuchhardt. Bereits am nächsten Tag untersuchte dieser den Fund im
Verwaltungsgebäude der Fabrik.
Die kleinen Gegenstände wurden einer nach dem anderen
aus dem Gefäß genommen, und ihr Anblick versetzte alle ins
Staunen. Schuchhardt meinte, dass er seit dem Schachtgräberfund Schliemanns in Mykene noch nie so viel Gold auf einmal
gesehen habe. Er war außerdem sehr froh, dass das Gefäß, in
dem sich die Goldgegenstände befunden hatten, erhalten geblieben war. Beim Herausnehmen war zu erkennen, dass in den
größeren Schalen die kleineren gestapelt und in diese ebenso
wie in die übrigen Hohlräume die Ringe, Drahtspiralen und Barren eingeschoben worden waren. Außerdem fand sich dazwischen reichlich Sand, der ebenso wie einige der Goldschalen
durch eisenhaltiges Wasser rötlich verfärbt war.
Schuchhardt stellte eine Inventarliste mit 81 Positionen auf,
wobei die größeren und bedeutenderen Objekte einzeln, die
kleineren in Gruppen gewogen wurden. Es wurde festgestellt,
dass das Gesamtgewicht des Goldes 2594,5 g betrug. Der Goldwert im Jahre 1913 entsprach 7000 Mark — heute wären dies
bei den aktuellen Weltmarkpreisen für Gold ca 20.000 €. Am
gleichen Tag wurde auch der Verbleib des Hortfundes bestimmt.
Aron Hirsch teilte Schuchhardt mit, dass er den Fundkomplex
durch eine Schenkung in öffentlichen Besitz überführen wolle.
Die beiden Finder, die aufgrund des Schatzfundparagraphen

С

227

U

Сергей Кузьминых. Клад из Эберсвальде. История обнаружения и публикации

любитель археологии, и пожелал лично увидеть сокровище.
Получив телеграфное приглашение пожаловать во дворец,
Арон Хирш, в присутствии Шухардта, 23 мая представил находку императору. Недвусмысленно выраженное императором пожелание получить сокровище в «свободное распоряжение» не оставило Хиршу иного выбора, как передать монарху найденный клад. Единственное, о чем попросил Хирш
императора, это разрешить ему подержать находки еще некоторое время в Эберсвальде, чтобы на них могли посмотреть служащие фабрики (Schuchhardt 1944. S. 322ff.). Он заказал для сокровищ специальный бронзовый шкаф, который
впоследствии занял подобающее место в Звездном зале королевского дворца (Menghin 2004/2005. S. 143f.).
Подводя итог, Шухардт отмечает, что история обнаружения клада и все последующие события являются достойным
примером того, «как тесно переплетаются заслуги и счастье», благодаря чему и была обеспечена удивительно хорошая сохранность клада. Ни одна из золотых вещей не
была потеряна, и глиняный сосуд, в котором они хранились,
остался неповрежденным — случай уникальный, как полагал Шухардт. Все обошлось без длинных переговоров и
крупных затрат. Хирш поступил в высшей степени благородно, подарив клад обществу, хотя по закону не обязан
был это делать. Правда, притязания императора Вильгельма II на сокровища несколько меняли ситуацию, но в конечном счете уже 2 декабря 1913 года клад был передан
Шухардту для научной обработки, а 13 апреля 1914 года
император подписал официальное разрешение на проведение «публичной выставки в Музее народоведения» (Acta
SMB-PK/MVF, IA 6c, Bd. 1, E 1514/13), где сокровище из Эберсвальде в результате и осталось, заняв место в коллекции отдела доисторической древности, нынешнем берлинском
Музее преистории и древней истории.

Место находки и его первое обследование
Шухардт сообщает, что клад был найден на территории,
принадлежавшей медно-латунному предприятию, приблизительно в 6,5 километрах от центра Эберсвальде и в 200
метрах к северу от Финов-канала, где на свободном от построек участке велись работы по закладке фундамента жилого дома (Schuchhardt 1914-I). Шухардт уже при первом посещении фабрики обследовал место находки и выяснил, что
оно расположено в песчаной полосе шириной около 15 метров, которая идет параллельно улице. В ходе обследования
на дне котлована были обнаружены не связанные с кладом
фрагменты керамики, которые Шухардт отнес к тому же
времени, что и сосуд с сокровищем (Schuchhardt 1925. S. 6).
Несмотря на то, что незадолго до этого весь культурный
слой, относящийся к эпохе бронзы, был полностью снят,
произвели дополнительные раскопки, которые, однако, не
дали никаких результатов.
Всего лишь в 820 метрах к северо-западу от этого места,
на берегу озера Мекерзее, еще в 1882 году был выявлен могильник Хеегермюле эпохи поздней бронзы, который был
отнесен Шухардтом на основании всего лишь одного железного слитка, якобы связанного с тем же могильником, к
гальштатскому периоду (Schuchhardt 1914-I), что оказывается несостоятельным при соотнесении с основным содержимым могильника. Принадлежность слитка к данному памятнику неочевидна, так же как неочевидна и принадлежность
упоминаемых Шухардтом человеческих костей и фрагментов керамики. Могильнику Хеегермюле и его связи с Эберсвальде посвящена отдельная статья в настоящем издании
(см. статью Аликс Хэнзель).

Sergei Kuzminych. Der Hort von Eberswalde. Seine Auffi ndung und Publikation

984 des bürgerlichen Gesetzbuches juristisch ein Anrecht auf
die Hälfte des Gesamtschätzwertes hatten, zahlte Hirsch aus,
um als alleiniger Besitzer über den Fund bestimmen zu können.
Inzwischen hatte jedoch Kaiser Wilhelm II., der an archäologischen Dingen sehr interessiert war, von dem Schatz gehört und
wollte ihn sehen, so dass Aron Hirsch in Anwesenheit von
Schuchhardt am 23. Mai auf telegrafische Einladung hin im Berliner Stadtschloss den Fund präsentierte. Der unmissverständliche Wunsch des Kaisers, den Fund „zur freien Verfügung“ zu erhalten, ließ ihm keine andere Wahl als die Übergabe. Hirsch
erbat jedoch, den Fund zur Besichtigung durch die Betriebsangehörigen noch einige Wochen in Eberswalde ausstellen zu
dürfen (Schuchhardt 1944. S. 322ff.). Er ließ eigens einen bronzenen Pultschrank anfertigen, in dem der Schatz dann später im
Sternensaal des Schlosses ausgestellt wurde (Menghin
2004/2005. S. 143f.).
Schuchhardt resümiert, dass die Geschichte der Entdeckung
des Hortfundes und alle nachfolgenden Schritte gute Beispiele
dafür seien, „wie sich Verdienst und Glück verketten“, was auch
dazu geführt habe, dass nach der Auffindung alles in gutem Zustand erhalten blieb. Keiner der Goldgegenstände ging verloren, und zudem blieb zum ersten Mal, wie Schuchhardt meinte,
das Tongefäß, in dem sich diese befanden, erhalten. Es gab weder lange Verhandlungen noch größere Ausgaben. Im hohen
Maße ehrenvoll handelte A. Hirsch, indem er den Fundkomplex
der Öffentlichkeit übergab, obwohl er dazu rechtlich nicht verpflichtet war. Die Anmaßung Kaiser Wilhelm II., den Fund als
sein Eigentum anzusehen, entsprach dieser Intention freilich
nicht. Da der Schatz aber bereits am 2. Dezember 1913 Schuchhardt zur wissenschaftlichen Bearbeitung übergeben wurde
und der Kaiser am 13. April 1914 die „öffentliche Aufstellung im
Völkerkundemuseum“ genehmigte (Acta SMB-PK/MVF, IA 6c,
Bd. 1, E 1514/13), verblieb der Hort von Eberswalde in der Prähistorischen Abteilung des Völkerkundemuseums, dem heutigen Berliner Museum für Vor- und Frühgeschichte.

Die Fundstelle und eine erste Nachuntersuchung
Schuchhardt berichtet, dass der Hortfund in dem damaligen
Messingwerk ca. 6,5 km vom Zentrum Eberswaldes entfernt
und 200 Meter nördlich des Finow-Kanals auf einer damals
noch nicht überbauten Fläche bei der Fundamentlegung für
ein Wohnhaus gefunden worden war (Schuchhardt 1914-I). Bereits bei seinem ersten Besuch des Messingwerkes untersuchte
er die Fundstelle und stellte fest, dass diese in einem sandigen
Streifen mit einer Breite von ca. 15 m lag, der sich parallel zur
Straße erstreckte. Auf dem Boden der Baugrube wurden bei einer Nachuntersuchung weitere, nicht dazugehörige Scherben
gefunden, die Schuchhardt zufolge der gleichen Zeit wie das
Gefäß, in dem sich der Goldfund befand, entstammen (Schuchhardt 1925. S. 6). Die Suchschnitte ergaben ansonst keine weiteren Funde, zumal die bronzezeitliche Oberfläche in jüngerer
Zeit weitgehend abgetragen worden war.
Nur 820 m nordwestlich, am Ufer des Mäckersees, wurde bereits 1882 das ebenfalls spätbronzezeitliche Depot von Heegermühle entdeckt, das Schuchhardt wohl in erster Linie wegen
des angeblich zugehörigen Eisenbarrens bereits in die HallstattPeriode datierte (Schuchhardt 1914-I), was aufgrund des übrigen Depotinhalts nicht haltbar ist. Die Zugehörigkeit des Barrens zum Depot ist zudem nicht eindeutig gesichert, ebenso
wenig gehörten von Schuchhardt erwähnte Menschenknochen
und weitere Scherben zu diesem Befund. Auf die Bedeutung
von Heegermühle und den Zusammenhang mit Eberswalde soll
an anderer Stelle (Beitrag Hänsel in diesem Band) eingegangen
werden.

228

«Археологический спор» вокруг Эберсвальде
Карл Шухардт, занимавший с 1908 года пост директора отдела доисторических древностей Королевского музея народоведения, член Прусской Академии наук в Берлине (см.
подробнее: Menghin 2004/2005; Menghin 2007; Filip 1969.
S. 1248f.), стал первым археологом, инспектировавшим клад
и место находки. Предполагалось, что в дальнейшем сокровище будет представлено в специальном издании, которое
по замыслу должно было содержать не только богатый иллюстративный материал, но и соответствующее научное
описание. Подготовка издания поручалась Шухардту, причем не только потому, что он возглавлял музей, который
был хранилищем всех археологических находок из Пруссии,
но и потому, что таково было пожелание Арона Хирша, первого владельца клада.
Уже в июне 1914 года Шухардт подготовил книгу, которая
содержала 13 иллюстраций, в том числе одну цветную литографию, и 48 рисунков (ил. 1), однако издатель отложил ее
продажу до осени (Schuchhardt 1914-I). Начавшаяся мировая
война помешала распространению книги, вышедшей малым тиражом. Чтобы ознакомить тем не менее ученых Германии и Европы с этой важной находкой, Шухардт в дополнение к книге публикует небольшую статью в «Журнале доистории» («Prähistirische Zeitschrift»; Schuchhart 1915).
Между 24 и 28 мая, то есть почти сразу после того, как находка была предъявлена императору, в Эберсвальде с целью осмотра места находки направился Густав Коссинна,
профессор немецкой археологии Берлинского университета и основатель Немецкого общества доистории, имевшего
явный националистический уклон (см. о Коссинне: Filip 1966.
S. 626f.; о конфликте с Шухардтом: Klein 2000; Grünert 2002.
S. 167ff.). Как объяснял впоследствии Коссинна, обращаясь
к «жаждущей публике» (Schuchhardt 1913. S. 585), это событие было воспринято им как знамение, ниспосланное «древнегерманским богом неба и солнца для ободрения и поощрения усердных трудов, цель которых просветить наш народ и явить ему наше прагерманское прошлое во всей его
красе» (Kossinna 1913. S. 1). Отправляясь в Эберсвальде, Коссинна, уже давно враждовавший с Шухардтом (Grünert 2002.
S. 174ff.), не поставил его в известность о своих намерениях.
Коссинна испросил разрешение на публикацию у присутствовавшего в тот день на месте обнаружения клада Зигмунда Хирша, сына владельца фабрики, каковой это разрешение и предоставил, хотя и не имел на то полномочий, тем
более что его отец за день до описываемой встречи уже
передал все права на клад императору (Grünert 2002.
S. 179f.). Вместе с фотографом Густавом Бланком Коссинна
сфотографировал все объекты, при этом, похоже, не слишком обращая внимание на плохое освещение. Уже в начале
осени 1913 года Коссинна опубликовал в издававшейся им
серии «Библиотека Маннуса» («Mannus-Bibliothek») небольшую книгу «Золотой клад, обнаруженный близ Медно-латунной фабрики в Эберсвальде, и золотые культовые сосуды германцев» (Kossinna 1913). Здесь, пользуясь случаем, он
в очередной раз нападает на своего давнего противника,
которого называет далеким от науки дилетантом и полным
«профаном» в области доисторической археологии. Такой
человек, как Шухардт, не достоин, по мнению Коссинны, публиковать этот важный памятник, который доказывает превосходство древней германской культуры (Kossinna 1913.
S. 8ff.). Тем самым Коссинна явно хотел дать понять императору, что тот сделал неверный выбор при назначении ответственного лица, которому будет поручено научное описание

Ил. 1. Общий вид клада в первой публикации К. Шухардта (1914)
Abb. 1. Gesamtaufnahme des Depots in der Erstpublikation von Schuchhardt
(1914)

Der „Archäologenstreit“ um Eberswalde
Der klassische Archäologe Carl Schuchhardt, seit 1908 Direktor
der Vorgeschichtlichen Abeilung des Königlichen Museums für
Völkerkunde und Mitglied der Preußischen Akademie der Wissenschaften in Berlin (vgl. hierzu Menghin 2004/2005; Menghin
2007; Filip 1969. S. 1248f.), war der erste Archäologe, der den
Hortfund vor Ort inspizierte. Die Aufarbeitung des Hortfundes
sollte nicht nur durch eine gut bebilderte, sondern auch
wissenschaftliche Publikation erfolgen. Nicht nur in seiner
Funktion als Direktor des Depositalmuseums für alle archäologischen Funde aus Preußen, sondern auch auf Wunsch des ursprünglichen Eigentümers Aron Hirsch sollte Schuchhardt diese Aufgabe übernehmen. Schuchhardt legte bereits im Juni
1914 ein Buch mit 13 Tafeln, darunter eine farbige Lithographie,
und mit 48 Abbildungen vor (Abb. 1). Leider verschob der Verleger den Vertrieb des Buches bis zum Herbst (Schuchhardt
1914-I), und der Ausbruch des Ersten Weltkriegs war nicht förderlich für die Verbreitung des Buches, das nur in einer sehr
kleinen Auflage erschien. Um die Wissenschaftler aus Deutschland und Europa dennoch mit dem wichtigen Fund vertraut zu
machen, publiziert Schuchhardt ergänzend einen kurzen Aufsatz in der Prähistorischen Zeitschrift (Schuchhardt 1915).
Zwischen dem 24. und 28. Mai, also unmittelbar, nachdem
dem Kaiser der Fund präsentiert worden war, fuhr Gustav Kossinna, außerordentlicher Professor für deutsche Archäologie an
der Universität Berlin und Gründer der stark deutsch-national

229

Сергей Кузьминых. Клад из Эберсвальде. История обнаружения и публикации

сокровища (Kossinna 1913. S. 10f.). Коссинна, впрочем, так
ничего и не добился. Шухардт продолжал оставаться главным советчиком императора во всех делах, имевших отношение к археологическим находкам. В первую очередь это
касалось коллекции герцогини Мекленбургской. Эта коллекция, вошедшая в императорское собрание, включала
в себя памятники из княжеского кургана гальштатской культуры, обнаруженного в Крайне, Словения (ср.: Menghin
2004/2005. S. 144; Weiss 1999. S. 64).
Впрочем, Коссинна не слишком опередил Шухардта: уже
24 мая 1913 года Шухардт выступил с сообщением о находке
на заседании Берлинского общества антропологии, этнологии и первобытной истории. Тем не менее он не мог оставить без ответа обвинения Коссинны и потому счел необходимым, не дожидаясь выхода своей книги, опубликовать
рецензию на книгу Коссинны — сдержанную по стилю, но
весьма резкую по содержанию (Schuchhardt 1913). Главный
его вывод был таков: «Книга Коссинны — поверхностная и
несимпатичная халтура, ибо всякий заметит, что поверхностность проистекает от спешки, с которой он старался
опередить другого — того, кому была уже поручена официальная публикация. „Мое или твое?” — вот тот вопрос,
который нужно было решить, и Коссинна решил его не по
докучливым правилам человеческого общежития, а по свободному закону своего бога солнца, свет которого разливается над всем праведным и неправедным» (Schuchhardt-II
1913. S. 587).
Конфликт с Коссинной, однако, этим не исчерпался
(Kossinna 1914; Schuchhardt 1914-II). На данном этапе, впрочем, Коссинна удовлетворил в полной мере свои амбиции
великого «просветителя» немецкого народа, а Шухардт
пусть и не первым, но все же опубликовал об этой важной
находке вполне достойную по форме и содержанию работу,
которая, как подчеркивает сам автор в своей «Оправдательной записке» (Schuchhardt 1915. S. 226), нашла отклик
в научной среде благодаря рецензиям двух авторитетных
специалистов — Моритца Гернеса (см. о нем: Filip 1966.
S. 491; известен в России по книге «Первобытная культура»)
и Йозефа Сцомбати (см. о нем: Filip 1969. S. 1424).
Спор о праве на публикацию привел к окончательному
разрыву между двумя учеными. При этом речь шла не просто о непримиримых разногласиях между Коссинной и Шухардтом, вся первобытная археология оказалась расколотой на два лагеря (Klein 2000; Grüntert 2002). На стороне Шухардта были Римско-Германская комиссия Немецкого
археологического института, в правление которого Коссинна безуспешно пытался попасть еще в 1905 году (Grünert
2002. S. 174), Берлинское археологическое общество и Берлинское общество антропологии, этнологии и первобытной
истории с его «Журналом доистории» («Prähistorische
Zeitschrift»), основанным в свое время Шухардтом, Карлом
Шумахером и Гансом Зегером. На стороне Коссинны были
участники его семинара в Берлинском университете, Немецкое общество доистории и авторы, печатавшиеся на
страницах журнала «Маннус» («Mannus»), в «Библиотеке
Маннуса» («Mannus-Bibliothek»), а с 1929 года в «Ведомостях
Общества немецкой доистории» («Nachrichtenblatt der
Gesellschaft für deutsche Vorgeschichte»).
История с публикацией клада из Эберсвальде и связанный с этим научный конфликт был назван Г. Якоб-Фризеном
«неутешительным эпизодом в истории науки» (Jakob-Friesen
1986. S. 337). «Коссинна хотел, вопреки принятым профессиональным нормам, опередить Шухардта, которому принадлежало право первой публикации. Иллюстрации, пред-

Sergei Kuzminych. Der Hort von Eberswalde. Seine Auffi ndung und Publikation

orientierten Deutschen Gesellschaft für Vorgeschichte (vgl. zu
Kossinna: Filip 1966. S. 626f. und zum Konflikt mit Schuchhardt;
Klein 2000; Grünert 2002. S. 167ff.) nach Eberswalde, um den
Fund zu begutachten. Wie Kossinna es für sein „schmachtendes
Publikum“ (Schuchhardt 1913. S. 585) erläuterte, erschien Kossinna dieses Ereignis „wie ein Wink des altgermanischen Himmels- und Sonnengottes, nicht nachzulassen in dem eifrigen
Bemühen, unser Volk aufzuklären über die Herrlichkeiten aus
urgermanischer Hinterlassenschaft“ (Kossinna 1913. S. 1). Die
Fahrt nach Eberswalde geschah, ohne Schuchhardt, mit dem er
seit längerem verfeindet war (vgl. hierzu Grünert 2002. S. 174ff.),
in Kenntnis zu setzen. Vom anwesenden Sohn des Besitzers,
Siegmund Hirsch, erbat und erhielt er eine Publikationserlaubnis, die dieser aber gar nicht befugt war zu geben, da ja sein
Vater am Tag zuvor bereits die Rechte an dem Fund dem Kaiser
übertragen hatte (Grünert 2002, 179f.). Zusammen mit dem Fotografen Gustav Blunck fotografierte er offensichtlich unter sehr
schlechten Lichtverhältnissen die Objekte. Bereits im Frühherbst des Jahres 1913 veröffentlichte Kossinna in der von ihm
herausgegeben Reihe „Mannus-Bibliothek“ ein kleines Buch
„Der Goldfund vom Messingwerk in Eberswalde und die goldenen Kultgefäße der Germanen“ (Kossinna 1913). Er nutzte diese
Publikation, um seine bestehende Fehde mit Schuchhardt voranzutreiben, bezeichnete ihn als einen unwissenschaftlichen
Dilettanten und einen „Laien“ auf dem Gebiet der prähistorischen Archäologie. Schuchhardt sei gar nicht würdig, diesen
wichtigen Fund zu publizieren, der ein Beweis für die Überlegenheit der alten germanischen Kultur darstelle (Kossinna 1913.
S. 8ff.). Damit wollte Kossinna offensichtlich auch den Kaiser davon überzeugen, eine falsche Wahl hinsichtlich des für den
Hortfund zuständigen Forschers getroffen zu haben (Kossinna
1913. S. 10f.). Dieser Plan ging freilich fehl, denn künftig war
Schuchhardt in allen Belangen, die archäologische Funde betrafen, die Vertrauensperson des Kaisers. Dies war vor allem der Fall
bei der damals in kaiserlichem Besitz befindlichen Sammlung
der Herzogin von Mecklenburg mit Inventaren aus den hallstattzeitlichen Fürstenhügeln aus der Krain (Slowenien) (vgl.
hierzu Menghin 2004/2005. S. 144; Weiss 1999. S. 64).
So ganz war Kossinna Schuchhardt dennoch nicht zuvorgekommen, denn bereist am 24. Mai 1913 hatte dieser in einem
Vortrag die Berliner Gesellschaft für Anthropologie, Ethnologie
und Urgeschichte über den Fund informiert. Dennoch konnte er
die Anwürfe Kossinnas nicht unbeantwortet lassen und publizierte noch vor Veröffentlichung seines Buches eine beherrschte, jedoch inhaltlich recht heftige Rezension (Schuchhardt
1913). Seine Hauptaussage war folgende: „Kossinnas Buch ist
ein flüchtiges und unsympathisches Machwerk, denn jeder wird
merken, dass die Flüchtigkeit von der Eile stammt, mit der er
einem anderen, dem die offizielle Publikation bereits übertragen worden war, zuvorzukommen suchte. „Mein oder Dein“ war
die Frage, und diese Frage entschied er nicht nach den lästigen
Regeln der menschlichen Gesellschaft, sondern nach dem freien Gesetz seines Sonnengottes, der da scheinet über Gerechte
und Ungerechte.“ (Schuchhardt 1913. S. 587).
Die Auseinandersetzungen mit Kossinna waren damit jedoch
noch nicht beendet (Kossinna 1914; Schuchhardt 1914-II). Vorerst aber hatte Kossinna seine Ambitionen als „Aufklärer“ der
deutschen Bevölkerung befriedigt und Schuchhardt — auch
wenn er nicht der erste war — eine von Format und Inhalt würdige Publikation herausgebracht, die, wie Schuchhardt in einer
„Selbstanzeige“ (Schuchhardt 1915. S. 226) betont, durch Besprechungen von zwei renommierten Fachvertretern, Moritz
Hoernes (vgl. zu ihm Filip 1966. S. 491; in Russland bekannt
durch die Herausgabe des Buches „Kultur der Urzeit“) und Josef

230

ставленные в его полемической книге, плохого качества,
частично неверно ретушированы и потому практически непригодны, что видно на примере некоторых чаш, которые
отображены так, что создается впечатление, будто у них отсутствует венчик. Работа Шухардта в ее описательной части
гораздо более основательная, хотя в интерпретационной
части присутствует множество ошибок, которых уже и тогда
можно было бы избежать» (Jakob-Friesen 1986. S. 337).

Дальнейшая судьба клада
Подробность, с которой Шухардт описывает золотой клад
из Эберсвальде в своей публикации, оказалась впоследствии весьма полезной. 8 июня 1945 года сокровище вместе
с другими самыми ценными памятниками из собрания
Музея преистории и древней истории было перенесено в
трех ящиках в убежище — в зенитную башню, располагавшуюся в берлинском районе Цоо. После того, как советские
культурофицеры конфисковали ценности, в Берлине остался только глиняный сосуд, в котором в свое время находились золотые предметы. На протяжении многих десятилетий все сокровища считались пропавшими без вести, так
что публикация Шухардта вместе с гальваническими копиями, изготовленными еще до войны (Petrasch 2003), была
единственным источником, на который могла опираться
наука. Только в начале 1990-х годов стало известно, что все
золотые изделия, входившие в состав клада из Эберсвальде,
в целости и сохранности находятся в хранилище Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина
в Москве. Впервые после закрытия в 1939 году берлинского
собрания древностей это сокровище показывается широкой публике, вселяя уверенность, что оно и впредь будет
доступно для дальнейшего научного исследования.

Szombathy (vgl. zu ihm Filip 1969. S. 1424) weitere Verbreitung
fand.
Der Streit um die Publikationsrechte trug mit zum endgültigen Bruch der beiden Gelehrten bei. Dabei lag die Kluft nicht
nur zwischen Kossinna und Schuchhardt, sie teilte auch die gesamte prähistorische Archäologie in zwei Lager (Klein 2000;
Grüntert 2002). Auf Schuchhardts Seite standen die RömischGermanische Kommission des Deutschen Archäologischen Instituts, bei der sich Kossinna schon 1905 vergeblich um einen
Sitz im Vorstand bemüht hatte (Grünert 2002. S. 174), die Berliner Archäologische Gesellschaft und die Berliner Gesellschaft
für Anthropologie, Ethnologie und Urgeschichte mit ihrer von
Schuchhardt, Karl Schumacher und Hans Seger gegründeten
„Prähistorischen Zeitschrift“. Kossinnas Unterstützer bestanden
aus seinen Seminarteilnehmern an der Berliner Universität, der
Deutschen Gesellschaft für Vorgeschichte und den Autoren, die
in der Zeitschrift „Mannus“, der „Mannusbibliothek“ und ab 1929
im „Nachrichtenblatt der Gesellschaft für deutsche Vorgeschichte“ publizierten.
Die Geschichte um die Publikation des Hortes von Eberswalde und der damit verbundene Wissenschaftsstreit wurde von G.
Jacob-Friesen (Jakob-Friesen 1986. S. 337) als „ein unerfreuliches Stück Wissenschaftsgeschichte“ beschrieben. „Kossinna
wollte Schuchhardt, dem die Publikation gebührte, in unqualifizierbarer Weise zuvorkommen. Die Abbildungen seines polemischen Buches sind schlecht, teils falsch retuschiert und deshalb
kaum verwendbar; bei einigen Schalen entsteht der Eindruck,
es sei kein Rand vorhanden. Schuchhardts Arbeit ist in der Darbietung ungleich gründlicher, in der Auswertung hingegen mit
vielen schon damals vermeidbaren Fehlern behaftet.“ (JakobFriesen 1986. S. 337).

Ausblick
Die Ausführlichkeit, mit der Schuchhardt den Goldfund von
Eberswalde publiziert hat (Schuchhardt 1914-I), sollte sich einige Jahrzehnte später als besonders wichtig erweisen. Denn
nachdem er am 8. Juni 1945 zusammen mit den kostbarsten Beständen des Museums für Vor- und Frühgeschichte, die in drei
Kisten in speziellen Räumen des Flakturms Berlin-Zoo in Sicherheit gebracht worden waren, von sowjetischen Kunstoffizieren
beschlagnahmt worden war (Nawroth 2004/2005), verblieb nur
das Keramikgefäß, in dem sich die Goldgegenstände befunden
hatten, in Berlin. Alle Goldgegenstände galten jahrzehntelang
als verschollen, so dass Schuchhardts Publikation sowie Galvanokopien (Petrasch 2003) aller Gegenstände, die bereits vor
dem Krieg angefertigt worden waren, die einzigen Dokumente
waren, auf die sich die Forschung noch stützen konnte. Erst Anfang der 1990er Jahre wurde bekannt, dass sich sämtliche Goldobjekte des Schatzes von Eberswalde in unversehrtem Zustand
in den Depots des Staatlichen A. S. Puschkin-Museums für
bildende Künste in Moskau befanden. In dieser Ausstellung
werden sie nun zum ersten Male seit der Schließung der Berliner Schausammlung im Jahr 1939 wieder einem Publikum präsentiert und sollen künftig für weitere Forschungen zur Verfügung stehen.

Alix Hänsel. Die Bedeutung des Hortfundes von Eberswalde im kulturellen Kontext der späten Bronzezeit

Аликс Хэнзель

Значение сокровища из Эберсвальде в культурном
контексте эпохи поздней бронзы
Alix Hänsel

Die Bedeutung des Hortfundes von Eberswalde
im kulturellen Kontext der späten Bronzezeit
олотой клад из Эбесрвальде продолжает оставаться по сей день крупнейшей находкой эпохи
бронзы из обнаруженных когда бы то ни было на
территории Германии. То, что обстоятельства находки были так хорошо задокументированы, а значение
клада было осознано сразу по его обнаружении, во многом
заслуга владельца Медно-латунной фабрики в Эберсвальде, промышленника Арона Хирша, который обеспечил сохранность клада и незамедлительно официально заявил
о нем (ил. 1). Он щедро вознаградил рабочих, обнаруживших клад, и, став единоличным его владельцем, принял решение передать сокровище в общественное пользование
на безвозмездной основе.
Как показал дальнейший ход событий, он так и не дождался благодарности за свою щедрость и любовь к отечеству: узнав о находке, Вильгельм II почти сразу изъявил желание получить сокровище в «свободное распоряжение»,
хотя потом и передал его для научной обработки в доисторический отдел Королевского музея народоведения, где
оно и осталось после того, как император отрекся от престола и отправился в изгнание. Хирш, который помимо
руководства фабрикой был занят весьма разнообразной
деятельностью, являясь, в частности, членом правления
Берлинской биржи и членом наблюдательного совета Немецкого банка, получил в 1922 году за свои многочисленные заслуги звание почетного доктора дармштадтского
университета, но уже чуть позже, в ходе развернувшегося
в Германии преследования евреев, был постепенно смещен
со всех занимаемых им должностей и лишен состояния.
В 1942 году он вместе с женой покончил жизнь самоубийством, сочтя, что это единственный путь избежать депортации в концентрационный лагерь (Lowenthal 1982. S. 92f.).
В этом контексте тем более горько осознавать, что первая публикация эберсвальдского сокровища, ставшая возможной благодаря великодушию Хирша и его семьи, принадлежит не кому иному, как Густаву Коссинне (Kossinna
1913), который своими псевдонаучными исследованиями
германской древности немало способствовал формированию «народной» идеологии национал-социалистов. Вот почему представляется уместным посвятить эту статью памяти Арона Хирша.
История обнаружения клада подробно изложена в отдельной статье настоящего издания (см. статью С. Кузьминых). Благодаря раскопкам, которые Карл Шухардт провел
на месте находки сокровища сразу после его обнаружения,
а также благодаря публикации, подготовленной археологом со всей тщательностью (Schuchhardt 1914-II), в нашем
распоряжении все необходимые документы, по которым

З

is heute ist der größte bronzezeitliche Goldschatz,
der je in Deutschland gefunden wurde, der Hortfund von Eberswalde. Dass seine Auffindung so gut
dokumentiert und seine Bedeutung so schnell erkannt wurde, ist dem Besitzer des Messingwerks von Eberswalde, dem Industriellen Aron Hirsch zu verdanken, der die Funde
sicherte und sofort eine offizielle Meldung machte (Abb. 1). Seine Arbeiter, die den Schatz entdeckt hatten, entschädigte er
großzügig, war danach dessen alleiniger Besitzer und bestimmte, dass der Schatz als Schenkung in öffentlichen Besitz zu überführen sei.
Wie die weitere Entwicklung zeigen sollte, wurde ihm seine
Großzügigkeit und Vaterlandsliebe wenig gedankt, da Kaiser
Wilhelm II. den Goldschatz erst einmal „zur freien Verfügung“
einbehalten wollte, ihn aber dann zur wissenschaftlichen Bearbeitung an die vorgeschichtliche Abteilung des königlichen Völkerkundemuseums überstellen ließ, wo er auch nach seiner Abdankung und seinem Gang ins Exil verblieb. Hirsch, der neben
der Leitung seiner Fabrik noch in vielen Bereichen tätig war,
unter anderem als Vorstandsmitglied der Berliner Börse und im
Aufsichtsrat der Deutschen Bank, erhielt zwar 1922 aufgrund
seiner zahlreichen Verdienste die Ehrendoktorwürde der Universität Darmstadt, wurde aber im Zuge der Judenverfolgung in
Deutschland nach und nach aus allen Ämtern hinausgedrängt
und seines Vermögens beraubt. Schließlich sah er ebenso wie
seine Frau 1942 im Freitod die einzige Möglichkeit, sich einer
Deportation in ein Konzentrationslager zu entziehen (Lowenthal 1982. S. 92f.).
Dass sich gerade Gustaf Kossinna, der mit seiner pseudowissenschaftlichen Germanenforschung erheblich dazu beigetragen hat, der völkischen Ideologie der Nationalsozialisten den
Weg zu bereiten, durch die Großzügigkeit der Familie Hirsch die
Erstpublikation des Eberswalder Depots erschlichen hatte (Kossinna 1913), mag vor dem Hintergrund der Lebensgeschichte
Aron Hirschs besonders bitter erscheinen. Dem ehrenvollen Gedenken Aron Hirschs sei dieser Beitrag gewidmet.

B

Die Fundgeschichte des Depots wird in diesem Band an anderer
Stelle ausführlich geschildert (Kuzminych). Dank der sofortigen
Nachgrabung Carl Schuchhardts durch mehrere Suchschnitte
im Bereich der Fundstelle und dank seiner sorgfältigen Publikation (Schuchhardt 1914-II), sind die Fundumstände und der Auffindungsort gut dokumentiert. Es ist eine topographisch herausragende Stelle am Rande der Hochebene, die zum Finowbach hin abfällt. Der Finowbach diente, als Kanal ausgebaut,
schon seit 1620 als Wasserweg zwischen Oder und Havel; heute
führt weitgehend parallel dazu der moderne Oder-Havel-Kanal
entlang.

232

можно составить полное представление об обстоятельствах находки и территории, на которой был обнаружен
клад. Топографически это место на краю плато, сходящего к
небольшой реке Финовбах. Эта река, превращенная в канал, уже в 1620 году была той водной артерией, которая соединяла Одер и Хафель. Ныне параллельно течению Финовбаха проходит современный Одер-Хафельский канал.
Всего в трехстах метрах от места обнаружения эберсвальдского сокровища находится точка слияния озера Мекерзее и реки Финовбах — получается, что место находки
расположено на своеобразной косе, которая врезается в
низину. Такое географическое положение места находки позволяет предположить, что здесь, на косе, находилось древнее поселение эпохи бронзы. Нижний слой к моменту обнаружения клада был практически весь снят, так как в свое
время здесь действовал кирпичный завод. По счастливому
стечению обстоятельств вокруг места залегания клада сохранилась песчаная полоса, за пределами которой никаких
доисторических отложений не оказалось. Тем не менее
нельзя исключить, что именно здесь в доисторическую эпоху пролегал параллельно руслу реки путь, который шел по
верху и вел в западном направлении через низину, где находился проток между озером Мекерзее и рекой Финовбах,
к продолжению плато.
На крайней оконечности этого плато, всего в 800 метрах
от эберсвальдского клада, в 1889 году была выявлена еще
одна значительная археологическая находка, обнаруженная на территории кирпичного завода (ил. 2). Обстоятельства обнаружения не вполне ясны: по одной из версий
предметы находились в сосуде, помещенном в яму, которая
была заложена камнями, однако поскольку неподалеку находились и другие захоронения, относившиеся к более
позднему времени, то вполне возможно, что отдельные
объекты могли перемешаться. Кроме одного железного
орудия, которое было ошибочно приписано к данному кладу, все остальные предметы принадлежат одной эпохе. В
сравнении с эберсвальдским сокровищем они относятся к
более раннему периоду и отстоят от него на одно-два поколения назад.
Оба клада представляют собой необычные комплексы.
Сокровище из Эберсвальде включает в себя комплект из
восьми чеканных чаш для питья, которые ценны не только

Ил. 1. Первая демонстрация золотого клада из Эберсвальде в конторе
Медно-латунной фабрики. Историческая фотография (по: Kossinna 1913)
Abb. 1. Historisches Foto der ersten Präsentation des Goldfundes von
Eberswalde im Kontor des Messingwerkes (nach Kossinna 1913)
Ил. 2. Сокровище из Хеегермюле в берлинском Музее преистории и
древней истории (фото К. Гёкен)
Abb. 2. Das Depot von Heegermühle im Berliner Museum für Vor- und
Frühgeschichte (Foto: K. Göken)

233

Аликс Хэнзель. Значение сокровища из Эберсвальде в культурном контексте эпохи поздней бронзы

использованным в них благородным металлом, но и богатой орнаментацией, благодаря которой считаются выдающимися образцами искусства чеканки эпохи поздней бронзы. Нам известны самые разные клады с золотыми сосудами, они встречаются по всей Европе — в основном это чаши,
которые богато орнаментированы сходными «печатными»
и пуансонными узорами (Armbruster 2003), но такое количество драгоценных сосудов в одном месте — явление необычное. Учитывая ценность этих сосудов, можно предположить, что в данном случае речь идет о предметах,
принадлежавших, вероятно, владетельному правителю.
Остальные объекты из эберсвальдского клада — гривны,
полуфабрикаты, фрагменты, слитки и большое количество
мотков проволоки, свернутой в спирали, — также обладают
немалой материальной ценностью и уже хотя бы только поэтому не могут считаться собственностью какого-нибудь
простого ремесленника-ювелира, как это часто утверждалось до сих пор. Подобные драгоценности были, скорее всего, частью «государственного сокровища», которое бережно сохранялось, наверное, несколькими поколениями.
По спискам, сохранившимся благодаря глиняным табличкам из микенских дворцов (линейное письмо Б), мы видим,
что в состав таких сокровищ входили часто ломанные вещи
или полуфабрикаты, поскольку их можно было в любой момент переплавить и пустить на изготовление того или иного
нового предмета. Микенские мастера и ремесленники принадлежали ко двору и работали по заказу правителя, от которого получали сырье для изготовления своей продукции.
Сходным образом, вероятно, были построены отношения и в тех областях, что находились к северу от средиземноморского мира, поскольку там в эпоху бронзы существовали аналогичные иерархические структуры. Сокровище из
Эберсвальде относится, скорее всего, именно к таким статусным кладам, которые были связаны с владетельными
особами. Вес отдельных мотков проволоки, скрученной в
спирали, как и вес слитков, намеренно фрагментированных,
как это видно по следам, свидетельствует о том, что в состав
клада целенаправленно включались полуфабрикаты, которые соответствовали определенным установленным весовым категориям (Eiwanger 1989. S. 447f.). Золотые чаши имели ценность именно как высокохудожественные изделия
чеканного промысла, ценность же полуфабрикатов определялась их весом, поскольку они представляли собой нечто
вроде доисторических денег и могли быть в любой момент
обменены на какой-нибудь товар.
То, что клад из Эберсвальде был заложен в землю именно
в этом месте, едва ли можно объяснить только стремлением
«спрятать сокровище ввиду надвигающейся опасности», которым якобы мог руководствоваться владелец этого золота,
«так и не сумевший затем его извлечь» (Ellmers 2003. S. 172).
Скорее всего, клад был заложен сознательно именно в этом
топографически выгодном месте, расположенном в непосредственной близости от важнейшего пути, который соединял Восток и Запад и по которому со времен эпохи бронзы шла европейская торговля.
То же самое относится и к кладу из Хеегермюле, поскольку он располагался чуть западнее того же маршрута. Состав
этого клада также необычен. Наряду с украшениями, представленными гривнами и одной фибулой, он включал в себя
двадцать браслетов (восемнадцать из них хранятся в МПДИ,
два — в Городском музее Эберсвальде), а также два втульчатых предмета с декоративными элементами, связанными с
символикой быка и водоплавающей птицы (о смысловом
наполнении этой символики см. мою статью о культовых по-

Nur etwa 300 m entfernt von dem Fundort des Eberswalder
Schatzes mündet der Abfluss des Mäckersees in den Finowbach,
so dass die Fundstelle auf einem in die Niederungen hereinragenden Sporn liegt. Diese Spornsituation legt nahe, an dieser
Stelle auch eine bronzezeitliche Siedlung zu vermuten. Der Untergrund war aber zur Zeit der Auffindung des Hortes durch den
Ziegeleibetrieb bereits erheblich abgegraben. Nur durch eine
glückliche Fügung hatte sich im Bereich des Schatzfundes selber ein schmaler Sandstreifen erhalten, so dass im Umkreis keine prähistorischen Ablagerungen mehr festgestellt werden
konnten. Es ist aber anzunehmen, dass an dieser Stelle in vorgeschichtlicher Zeit ein Höhenweg parallel zu dem Bachtal verlief,
der dann weiter in Richtung Westen durch die Niederung des
Mäckerseeabflusses auf die Fortsetzung der Hochfläche führte.
Am Rand dieser Terrasse, nur 800 m von dem Eberswalder
Hort entfernt, wurde bereits 1889 bei der Ziegelei von Heegermühle ein weiterer bedeutender Hortfund entdeckt (Abb. 2).
Die Fundumstände sind nicht ganz eindeutig, nach einer Version lagen die Gegenstände in einer von Steinen umgebenen
Grube in einem Gefäß, aber da sich in der Nähe jüngere Gräber
befanden, kann es auch zu Vermischungen gekommen sein. Bis
auf ein Eisengerät, das offenbar fälschlich dem Depot zugewiesen wurde, stimmen alle Stücke aus dem Hort in ihrer Zeitstellung überein. Sie dürften nur eine bis zwei Generationen vor der
Deponierung des Eberswalder Goldschatzes in den Boden gekommen sein.
Bei beiden Funden handelt es sich um außergewöhnliche Ensembles. Das Depot von Eberswalde enthält einen Satz von acht
getriebenen Trinkschalen, die nicht nur durch das Edelmetall,
sondern auch wegen der reichen Verzierung zu den Meisterwerken toreutischer Arbeiten der Spätbronzezeit zählen. Wir kennen aus ganz Europa Depots mit Goldgefäßen, vor allem Schalen, die ebenfalls zumeist reich durch vergleichbare Stempelund Punzmuster verziert sind (Armbruster 2003), aber eine so
große Menge von Gefäßen in einem Hort ist ungewöhnlich.
Dass es sich bei diesen kostbaren Gefäßen um Gegenstände aus
fürstlichem Besitz handelt, ist anzunehmen. Auch die übrigen
Teile des Eberswalder Horts, Halsringe, Halbfertigprodukte,
Fragmente, Barren und große Mengen von Spiraldrähten, teilweise zu Bündeln zusammengeschnürt, können schon von ihrem Materialwert her nicht einfach einem Feinschmied gehört
haben, wie immer wieder behauptet worden ist. Derartige
Kostbarkeiten dürften Teil eines „Staatsschatzes“ gewesen sein,
der sorgfältig, vielleicht über mehrere Generationen, bewahrt
wurde.
Wir wissen aus den Auflistungen, die durch Tontäfelchen mit
Linear B-Schrift aus mykenischen Palästen überliefert worden
sind, dass zu solchen Schätzen auch oft beschädigte oder unfertige Metallarbeiten gehörten, konnten diese doch durch Wiedereinschmelzen jederzeit einer Neuverwendung zugeführt
werden. Die mykenischen Künstler und Handwerker waren Teil
des königlichen Hofes, arbeiteten im Auftrag des Herrschers
und bekamen von diesem das Rohmaterial zugeteilt, aus dem
ihre Produkte geschaffen wurden.
Ähnlich dürfte es auch in den Herrschaftsbereichen nördlich
der mediterranen Welt gewesen sein, denn hier bestanden während der Bronzezeit vergleichbare Hierarchien. Bei dem Schatz
von Eberswalde dürfte es sich um einen solchen herrschaftlichen Besitz gehandelt haben. Die Gewichte der einzelnen Drahtbündel und der, wie sich an den Spuren erkennen lässt, bewusst
in Stücke gehackten Barren zeigen, dass man zielgerichtet Halbfertigprodukte aufbewahrte, die bestimmten normierten Gewichtsklassen entsprachen (Eiwanger 1989. S. 447f.). Die Goldschalen waren auch als toreutische Meisterleistung, die Halbfer-

234

Alix Hänsel. Die Bedeutung des Hortfundes von Eberswalde im kulturellen Kontext der späten Bronzezeit

Ил. 3. Карта важнейших
торговых путей в Европе
с увеличением фрагмента,
на котором запечатлен
водораздел между Одером
и Хафелем (графика М. Кацнер
и Д. Грайнерт)
Abb.3. Karte der wichtigsten
Handelsrouten durch Europa mit
Ausschnittvergrößerung
der Oder-Havel-Wasserscheide
(Grafik: M. Kacner und D. Greinert)

возках в настоящем издании). Два лопатообразных орудия
имели, вероятно, также культовое назначение. Особый интерес представляет и поясная бляха, орнаментированная
звездчатым и кружковым узором, который, очевидно, выполняет не только чисто декоративную функцию, но и связан, вероятно, с мотивом календаря. Символике календаря,
представленной в декоре таких художественных изделий, в
том числе и в орнаментике некоторых чаш из эберсвальдского сокровища, посвящено специальное исследование
Вильфреда Менгина (Menghin 2010).
Орнаментация поясной бляхи из Хеегермюле отчетливо
распадается на несколько асимметрично расположенных
элементов: мы видим в центре десятиконечную звезду, которая опоясана двумя полосками, в каждой из них — по
одиннадцать изогнутых спиралей. В сумме это дает число
солнечных лет (10+11+11=32) , а если прибавить к этому центральный «штырь», то и число лунных лет (11+11+11=33), которые должны пройти до совпадения солнечного и лунного
календаря.
Таким образом, и сокровище из Эберсвальде, и сокровище из Хеегермюле включают в себя предметы, обладающие
глубоко символическим значением. Едва ли можно считать
случайностью то, что оба клада с относительно небольшим
временным интервалом были заложены именно вблизи
важного трансрегионального пути. Там, где сегодня ОдерХафельский канал обеспечивает судоходное сообщение,
в доисторическую эпоху приходилось передвигаться по
суше, чтобы за один дневной переход миновать водораздел и добраться до следующей речной системы (ил. 3). По
Одеру можно было двигаться на север, к берегам Балтийского моря, по Мораве — на юг, к Дунаю и далее, по Варте — на восток, до Вислы, и далее по Днестру к Черному
морю. Если идти сухопутным путем по водоразделу между

tigprodukte aber in erster Linie
aufgrund ihres jeweiligen Gewichts wertvoll und stellten
eine Art von „prähistorischem
Geld“ dar, das jederzeit gegen
andere Waren eingetauscht
werden konnte.
Dass der Schatz von Eberswalde gerade an dieser Stelle
in den Boden kam, lässt sich
nur schwer damit erklären,
dass „dieses Gold wegen einer
drohenden Gefahr versteckt
wurde, aber vom Eigentümer
nicht wieder gehoben werden
konnte“ (Ellmers 2003, 172).
Vielmehr ist der Hort offenbar
bewusst hier niedergelegt
worden, und zwar an einer topographisch hervorragenden Stelle, die direkt bei einer der wichtigsten Ost-West-Verbindungenlag, über die seit der Bronzezeit der europäische Handel verlief.
Für das Depot von Heegermühle trifft diese Interpretation
ebenfalls zu, lag es doch nur wenig westlich an der gleichen
Route. Auch seine Zusammensetzung ist außerordentlich. Neben Schmuck wie Halsringen und einer Fibel enthält es 20 Armringe (18 im Berliner und 2 im Eberswalder Museum) und zwei
mit Stier- und Wasservogelsymbolik versehene Tüllen (über die
Bedeutung dieser Symbolik vgl. meinen Beitrag zu den Kultwagen in diesem Band). Zwei spatelartige Geräte dürften ebenso
im Kult verwendet worden sein. Von hohem Interesse ist auch
die Gürtelscheibe, deren Stern- und Kreismuster nicht nur dekorativ sind, sondern offenbar kalendarische Bedeutung besitzen.
Die Kalendersymbolik solcher Kunstwerke, die sich auch auf einigen der Eberswalder Schalen manifestiert, wurde bereits
durch Wilfried Menghin an anderer Stelle behandelt (Menghin
2010). Bei der Scheibe von Heegermühle bestehen die deutlich
asymmetrisch angeordneten Ornamente aus einem zehnzackigen Stern im Mittelfeld, den zwei Bänder mit jeweils elf Mäanderspiralen umgeben. Das ergibt die Zahl der Sonnenjahre
(10+11+11=32) und, nimmt man den Mittelstachel hinzu, auch
der Mondjahre (11+11+11=33), die bis zur Übereinstimmung
des solaren und des lunaren Kalenders vergehen.
Wir haben es also sowohl bei dem Depot von Eberswalde als
auch bei demjenigen von Heegermühle mit Inventaren zu tun,
die eine hohe symbolische Bedeutung besaßen. Es dürfte kein
Zufall sein, dass diese in relativ geringem zeitlichem Abstand
von ein bis zwei Generationen genau an dieser Fernverbindung
deponiert worden sind. Dort, wo der Schiffsverkehr heute über
den Oder-Havel-Kanal verläuft, war es in prähistorischen Zeiten
notwendig, eine Landbrücke zu überwinden, um in einer knappen Tagesreise über die Wasserscheide von einem Flusssystem

235

Аликс Хэнзель. Значение сокровища из Эберсвальде в культурном контексте эпохи поздней бронзы

Одером и Хафелем в западном направлении, то можно затем по Хафелю выйти к Эльбе и уже по Эльбе добраться до
Северного моря.
Такие водораздельные территории имелись повсеместно в Европе, и вдоль таких сухопутных путей между водными магистралями, как и на горных перевалах, в эпоху бронзы нередко закладывались жертвенные клады. Говоря о сокровище из Эберсвальде, можно предположить еще одну
причину, по которой именно данное место как нельзя лучше подходило для приношения ценных даров богам. Территория, на которой расположен Эберсвальде, находилась на
западной окраине лужицкой культуры, в пограничном районе, соседствовавшем с так называемыми ринскими и нойбранденбургскими группами (Horst 1989). Учитывая такое
опасное местоположение, помощь богов в случае возникновения пограничных столкновений могла быть очень кстати. Известно, что начиная с эпохи ранней бронзы был распространен обычай прибегать к помощи сверхъестественных сил для защиты рубежей своего региона влияния, и для
того приносились соответствующие жертвы. Ярким примером тому может служить диск из Небры, место обнаружения которого также находится в пограничной зоне между
несколькими культурами.
Наличие культовых предметов в составе клада из Хеегермюле подтверждает предположение, что в данном случае
речь идет о приношении богам. И точно так же чаши из
Эберсвальде — драгоценные сосуды, считавшиеся достойным украшением не только трапез земных правителей, но и
пиршеств богов, — указывают на то, что мы имеем дело
с жертвенным кладом. Комплексы драгоценной бронзовой
посудынередко встречаются именно в контексте жертвоприношений, некоторые из них обнаруживаются в болотах,
как это имело место в случае с кладом из Херцберга, к югу
от Эберсвальде. Сакральный характер такого рода находок
представляется спорным, поскольку подобное размещение
предметов не предполагало создания для них впоследствии другого тайника.
Сокровище из Эберсвальде как по своему составу, так
и по местоположению вполне соответствует тому представлению об эпохе поздней бронзы, которое сложилось к настоящему моменту на основании имеющихся исследований.
Удивляет, впрочем, поразительное богатство этого памятника в сравнении с другими знаменитыми кладами. Вероятно, это указывает на то, что данный регион весьма преуспевал в экономическом смысле, извлекая выгоду из трансъевропейской торговли. По этому пути в Западную и Южную
Европу доставлялась большая часть балтийского янтаря, а
в обратном направлении, на восток и север, привозились
карпатское золото, медь и олово. Тот, кто осуществлял контроль за этой магистралью и, быть может, организовывал
переход по водораздельной территории между двумя речными системами, мог весьма обогатиться за счет движения
по этому торговому пути. Конечно, мы не располагаем сведениями о том, где находилось укрепленное поселение правителя Эберсвальде, и тем не менее у нас есть все основания считать, что здесь располагался некий центр власти,
который занимал важное место в системе торговых отношений эпохи бронзы и который невозможно было обойти стороной.

zum anderen zu gelangen (Abb. 3). Über die Oder konnte man
Richtung Norden die Ostsee erreichen, Richtung Süden über die
March zur Donau und Richtung Osten über die Warthe bis zur
Weichsel gelangen, von der wiederum ein Wasserweg über den
Dnjestr bis in das Schwarze Meer führte. Folgte man dem Weg
von der Oder-Havel-Landbrücke Richtung Westen, konnte man
über die Havel die Elbe und auf dieser bis in die Nordsee reisen.
Landbrücken gab es an vielen Wasserscheiden in Europa und
an diesen wurden ebenso wie an Gebirgspässen besonders in
der Bronzezeit immer wieder Weihegaben niedergelegt. Für
Eberswalde könnte aber noch ein weiterer Grund ausschlaggebend gewesen sein, gerade hier eine wertvolle Gabe an die Götter niederzulegen. Die Region liegt genau am Westrand der Lausitzer Kultur, in der Grenzregion zur so genannten Rhin- und zur
Neubrandenburger Gruppe (Horst 1989). Es war also eine gefährdete Position, in der die Unterstützung der Götter bei Grenzstreitigkeiten besonders vonnöten war. Wir wissen, dass es seit
der frühen Bronzezeit die Sitte gab, Herrschaftsgebiete durch
Gaben an die Götter auch übernatürlich abzusichern. Ein gutes
Beispiel ist der Fundort der Scheibe von Nebra, da dieser Ort
ebenfalls genau zwischen mehreren Einflusszonen liegt (Zich
2010).
Gerade die Gegenstände sakralen Gebrauchs im Depot von
Heegermühle sprechen für eine Deutung als Gaben an die Götter. Aber auch die Schalen von Eberswalde, kostbare Trinkgefäße, die nicht nur als würdig genug für die Symposien irdischer
Herrscher, sondern ebenso für die Bankette der Götter galten,
deuten auf eine Opferhandlung hin. Sätze von kostbarem Bronzegeschirr finden sich immer wieder in Opferzusammenhängen, oft auch, wie bei dem südlich von Eberswalde gelegenen
Depot von Herzberg (May, Schmidt 1993), in Mooren versenkt.
In solchen Fällen ist der sakrale Charakter unbestritten, da die
Stücke ja später nicht mehr geborgen werden konnten.
Der Hortfund von Eberswalde und der Ort seiner Niederlegung passen also gut in das Bild, das nach heutigem Forschungsstand von der späten Bronzezeit gezeichnet werden
kann. Erstaunlich ist lediglich der ungeheure Reichtum, der sich,
gemessen an den übrigen bekannten Depots, in diesem Fund
manifestiert. Er ist ein Hinweis darauf, dass wir uns in dieser Region in einer Zone befinden, die von dem transeuropäischen
Handel besonders erfolgreich profitierte. Über diese Route gelangten große Bestände baltischen Bernsteins nach West- und
Südeuropa, umgekehrt wurde Karpatengold, Kupfer und Zinn
in den Norden und Osten transportiert. Wer Teile dieses Weges
kontrollierte und vielleicht auch den Transport über die Landbrücke zwischen den beiden Flusssystemen übernahm, profitierte in hohem Maße von diesen Bewegungen. Auch wenn wir
den befestigten Stammsitz der Fürsten von Eberswalde nicht
mehr verorten können, müssen wir davon ausgehen, dass hier
ein Machtzentrum lag, das im bronzezeitlichen Handelsverkehr
nicht umgangen werden konnte.

Религия и культ
в эпоху бронзы
Religion und Kult
in der Bronzezeit

237

Flemming Kaul. Zu Religion und Symbolgut der Bronzezeit

Флемминг Кауль

О религии и символике эпохи бронзы
Flemming Kaul

Zu Religion und Symbolgut der Bronzezeit

ультуры Северной Европы эпохи бронзы, так называемые культуры северного круга, связанные с
Южной Скандинавией и отдельными областями
Северной Германии, представлены богатыми и
разнообразными археологическими находками, которые
позволяют составить представление о бытовавшей здесь
религии, мифологии и ритуалах. Особенно информативны в
этом смысле такие объекты, как луры (духовые музыкальные инструменты из бронзы), рогатые шлемы и ритуальные
топоры, использовавшиеся во время культовых шествий и
при отправлении отдельных ритуалов. Особенностью северного бронзового века является необычайное богатство
художественных форм, представленное в первую очередь в
фигуративном искусстве. На многих бронзовых предметах
обнаруживаются разнообразные изображения, особенно
часто они встречаются на бритвах эпохи поздней бронзы,
орнаментированных тонкой гравировкой. По этим изображениям можно судить о тогдашних верованиях, включавших в себя, в частности, миф о солнце, вечно странствующем между ночью и днем. Уникальным архивом религиозного искусства является и наскальная живопись, представленная многочисленными образцами. Некоторые из этих
наскальных рисунков дают возможность познакомиться с
обрядовостью эпохи поздней бронзы и увидеть, каким образом использовались те или иные предметы культа, например луры и ритуальные топоры.
Несмотря на то, что описание всех аспектов религиозной
практики преисторического общества невозможно, поскольку отсутствуют какие бы то ни было письменные или
устные свидетельства, обращение к богатейшему изобразительному материалу, к иконографии рассматриваемого периода позволяет тем не менее сделать существенные выводы относительно этой сферы. Причем не следует рассматривать религию северного бронзового века лишь как
локальный феномен, ограниченный рамками определенного региона. Идентичные изображения на бронзовых изделиях и в наскальной живописи свидетельствуют о наличии
общих представлений, распространенных на обширной
территории, включавшей в себя значительную часть Скандинавии и Северной Германии. От норвежского Заполярья
на севере (Sognnes 1989; Kaul 2012) до Нижней Саксонии на
юге, то есть на огромном географическом пространстве, существовали, судя по всему, сходные формы отправления
религиозных культов. При этом религия северного бронзового века как особое явление отнюдь не ограничивалась
рамками данного пространства. Именно в эпоху поздней
бронзы в системе верований обнаруживается большое количество общеевропейских элементов как в ритуалах, так и

К

us den bronzezeitlichen Kulturen Nordeuropas
(nordischer Kreis) in Südskandinavien und Teilen
Norddeutschlands stammen reiche und vielseitige
archäologische Funde, die Aufschluss zu Religion,
Mythologie und Kult geben. Besonders informativ sind Objekte wie Luren (Blasinstrumente aus Bronze), gehörnte Helme und Kultäxte, welche bei kultischen Umzügen und Riten
Verwendung fanden. Eine Besonderheit der nordischen Bronzezeit ist ihr Bilderreichtum, vor allem die figurale Kunst. Darstellungen finden sich auf Bronzegegenständen, vor allem
auf spätbronzezeitlichen Rasiermessern, auf denen kleine,
fein ausgeführte Gravierungen wichtige Hinweise auf damalige Glaubensvorstellungen geben, darunter einen Mythos der
ewigen Tag- und Nachtreise der Sonne. Auch die tausende
von Felsbildern sind ein einmaliges Archiv zur religiösen
Kunst. Einige dieser vielschichtigen Felsritzungen geben uns
Einblicke in die bronzezeitliche Welt der Rituale und zeigen
die Verwendung sakraler Gegenstände, etwa von Luren und
Kultäxten.
Auch wenn es unmöglich sein mag, alle Aspekte der Religionsausübung von prähistorischen Gesellschaften, die weder
schriftliche Quellen noch mündliche Überlieferungen hinterlassen haben, zu erfassen, lässt der außergewöhnliche Reichtum
an bildlichen Darstellungen — die Ikonographie — weitgehende Schlüsse zu. Die Religion der nordischen Bronzezeit sollte
nicht als ein lediglich regional begrenztes Phänomen angesehen werden. Ausgehend von identischen Darstellungen auf den
Bronzen und den Felsen lässt sich erkennen, dass gemeinsame
Vorstellungen über eine größere Region, große Teile Skandinaviens und Norddeutschlands, verbreitet waren. Vom Rande des
arktischen Kreises Norwegens im Norden (Sognnes 1989; Kaul
2012) bis nach Niedersachsen im Süden, also einem riesigen
geographischen Gebiet, haben offenbar ähnliche Abläufe in der
Religionsausübung stattgefunden. Aber die Religion der nordischen Bronzezeit war sicher kein auf diesen Raum begrenztes
Phänomen. Gerade für die Spätbronzezeit lässt sich eine Vielzahl von gemeineuropäischen Elementen in der Religiosität
feststellen, was sowohl die Rituale betrifft als auch die Mythen,
etwa denjenigen von der Reise der Sonne. Sonnenpferde, Sonnenschiffe und Wasservögel gehören in diesen Zusammenhang. Die Religion der nordischen Bronzezeit ist Teil der Glaubensvorstellungen, die Europa prägten (Kaul 1998. S. 274f.; Kaul
2004-I. S. 409–413).

A

Der Sonnenwagen
Der Sonnenwagen hängt zusammen mit einer allgemeinen
Vorstellung, dass die göttliche, nicht als Person verstandene
Sonne von einem göttlichen Pferd über den Himmel gezogen

238

в мифах, к числу которых принадлежит и упоминавшийся
выше миф о странствующем солнце. Солнечные повозки,
солнечные ладьи и водоплавающие птицы относятся к кругу таких общих мотивов. Религия северного бронзового
века является частью общих верований, характерных для
Европы в целом (Kaul 1998. S. 274f.; Kaul 2004-I. S. 409–413).

Солнечная повозка
Образ солнечной повозки связан с общим представлением
о том, что божественное, но не персонифицированное
солнце перемещается по небу благодаря божественной лошади. Самым ярким примером данного мотива является
знаменитая повозка из Трундхольма, остров Зееланд, Дания (ил. 1), представляющая собой пластическую группу,
к основным элементам которой относятся, с одной стороны, фигура лошади и солнечный диск, с другой — колесная
повозка. Лошадь и диск иллюстрируют представление о
том, что солнце передвигается по небу при помощи божественной лошади, тогда как собственно повозка никак не
связана с самим этим движением. Диск и лошадь были поставлены на колеса только для того, чтобы передать таким
образом саму идею движения солнца как части ритуала
эпохи бронзы. Вот почему принятое ныне название этого
объекта — «солнечная повозка» — по сути неверно. Мюллер еще не использовал это обозначение и говорил лишь о
«солнечном диске из Трундхольма» (Müller 1903. S. 114; Kaul
2010-I. S. 523f.).
Лицевая и тыльная стороны солнечного диска не вполне
совпадают по оформлению и отличаются друг от друга по
характеру спиралевидной орнаментации. Самым важным
отличием, однако, является то, что только одна сторона покрыта позолотой и имеет по краю обрамление в виде коротких лучей. На другой стороне нет ни позолоты, ни лучей.
Если взглянуть на позолоченную сторону, то можно увидеть
обращающую на себя внимание деталь: лошадь и солнце
движутся вправо. Именно так видится перемещение солнца
обитателям северного полушария. Если перевернуть солнечный диск и посмотреть на темную сторону без лучей, то
лошадь будет двигаться влево (ил. 1). В реальном мире, однако, солнце никогда не движется влево. Но с учетом того,
что в картине мира эпохи бронзы земля имела образ диска,
такое движение влево оказывается вполне оправданным.
Днем солнце «путешествует» слева направо (относительно
горизонта). Это направление меняется в тот момент, когда
солнце закатывается за горизонт. Там оно должно вернуться в свою исходную точку и потому поворачивается влево,
то есть начинает движение справа налево, причем это дви-

Ил. 1. Солнечная повозка из Трундхольма, Западный Зееланд, Дания,
ок. 1375 до н. э. Сверкающая дневная сторона развернута вправо,
ночная сторона — влево (фото Дж. Лее, Национальный музей,
Копенгаген)
Abb. 1. Der Sonnenwagen aus einem Moor bei Trundholm, Westseeland,
Dänemark, um 1375 v. Chr. Die leuchtende Tagseite ist nach rechts, die dunkle
Nachtseite nach links orientiert (Foto: J. Lee, Nationalmuseum Kopenhagen)

wird. Das anschaulichste Beispiel ist der berühmte Kultwagen
von Trundholm, Nordwestseeland, Dänemark (Abb. 1), wo zum
einen das Pferd und die Sonnenscheibe, zum anderen das Gefährt mit Rädern zusammengehören. Erstere illustrieren die
Glaubensvorstellung, dass die Sonne von einem göttlichen
Pferd gezogen wurde, während der Wagen selbst nicht Teil dieser Bewegung war. Sonnenscheibe und Pferd wurden allein aus
dem Grund auf Räder gesetzt, um so die Bewegung der Sonne
als Teil des bronzezeitlichen Rituals darzustellen. Der Begriff
„Sonnenwagen“ ist deshalb eine nachträgliche, irreführende
Bezeichnung. Müller verwendete diesen Begriff noch nicht,
sondern sprach nur vom „Sonnenbild von Trundholm“ (Müller
1903. S. 114; Kaul 2010-I. S. 523f.).
Die beiden Seiten der Sonnenscheibe sind nicht völlig
übereinstimmend, denn es gibt einige Unterschiede bei der
Anbringung des Spiraldekors. Aber am wichtigsten ist die Tatsache, dass die eine Seite mit Goldfolie bezogen ist und deren
Rand durch ein Band mit kurzen Strahlen gesäumt wird. Die
andere Seite besitzt weder einen Goldüberzug noch einen
Strahlenkranz. Wenn man sich die goldene Seite ansieht, fällt
auf, dass das Pferd sich mit der Sonne nach rechts bewegt.
Das ist die Ansicht, die man von der Reise der Sonne von der
nördlichen Hemisphäre aus hat. Wenn man das Sonnenbild
dreht, so dass man die dunkle Seite ohne Strahlenkranz betrachtet, wendet sich das Pferd nach links (Abb. 1). In der wahren Welt bewegt sich jedoch die Sonne niemals nach links.
Aber im Weltbild der Bronzezeit wurde die Erde als Scheibe
verstanden, und in diesem Fall macht die Bewegung nach
links Sinn. Die erkennbare „Reiserichtung“ der Sonne während des Tages geht von links nach rechts (wenn man den Horizont betrachtet). Diese Richtung ändert sich, wenn die Sonne zur Zeit ihres Untergangs auf den Horizont trifft. Nach Sonnenuntergang muss sie zu ihrem Ausgangspunkt
zurückkehren, indem sie sich nach links wendet (also von
rechts nach links) und zwar unter der Oberfläche der flachen
Erde durch die Dunkelheit der Unterwelt, nicht strahlend,
sondern erloschen. Bei Sonnenaufgang ändert die Sonne ihre
Orientierung wieder zu der Tagesrichtung, also nach rechts
(Kaul 2004-I; Kaul 2010).

239

Флемминг Кауль. О религии и символике эпохи бронзы

Flemming Kaul. Zu Religion und Symbolgut der Bronzezeit

5
4

6
3
a
7
2

1

8

b

c
10

9
d

жение проходит под поверхностью плоской земли, во тьме
подземного мира, где солнечные лучи гаснут. В момент восхода солнце снова меняет направление своего пути и движется по дневной траектории, то есть слева направо (Kaul
2004-I; Kaul 2010).

Цикл движения странствующего солнца
Изобразительный материал северного бронзового века показывает, что к числу мотивов, связанных с представлением
о странствующем солнце, относится и образ корабля, а также образы других «помощников». Особенно показательными в этом смысле являются гравированные рисунки на
бритвах эпохи поздней бронзы, на которых обнаруживаются отдельные мотивы, связанные с данным мифом (Kaul
1998; Kaul 2004-I; Kaul 2005). Обратимся к утренним часам —
это время восхода солнца, время его нового рождения,
а вместе с ним рождения жизни и света. Одна из сохранившихся бритв, точное место происхождения которой
неизвестно (вероятно, полуостров Ютландия), дает интересные сведения о том, как понимался восход солнца в мифологии эпохи бронзы (ил. 2, a). По удлиненным килям кораблей можно определить направление их движения: слева направо. Ночной корабль, расположенный в нижней
части, устремлен влево, над ним — дневной/утренний корабль, который устремлен вправо. Мы видим, как с носа
ночного корабля солнце передается рыбе, готовой продолжить движение вверх и вправо, к дневному кораблю. Рыба,
таким образом, выполняет важную функцию: именно она
перемещает солнце с ночного корабля на дневной. Рисунок
на бритве со всею очевидностью показывает, что ночной
корабль находится под дневным, то есть сфера ночи относится к подземному миру, тогда как сфера дня относится к
миру небесному. Здесь встречаются правая и левая стороны, верх и низ, день и ночь, свет и тьма, при этом мифологическая рыба выполняет роль посредника между ночным и
дневным кораблем.

Ил. 2. Цикл движения солнца, реконструированный по рисункам
на бритвах, 1100–500 до н. э.: a – место находки неизвестно,
Ютландия; b – Недер Хволрис, север Ютландии; c – Вандлинг,
юг Ютландии; d – остров Мён, Дания (фото Ф. Кауля)
Abb. 2. Der Zyklus der Sonne, rekonstruiert anhand von Darstellungen
auf Rasiermessern, 1100–500 v. Chr. a– Fundort unbekannt, Jütland;
b – Neder Hvolris, Nordjütland, c – Vandling, Südjütland, d – Insel Møn,
Dänemark (Foto: F. Kaul)

Der Reisezyklus der Sonne
Die reiche Bilderwelt der nordischen Bronzezeit verdeutlicht,
dass die Vorstellungen zur Reise der Sonne nicht nur das Sonnenpferd, sondern auch ein Sonnenschiff und weitere Helfer
einschlossen. Besonders die feinen Gravierungen auf den spätbronzezeitlichen Rasiermessern geben Elemente dieses Mythos
wieder (Kaul 1998; Kaul 2004-I; Kaul 2005).
Beginnen wir am Morgen, der entscheidenden Zeit des Sonnenaufgangs, der Wiedergeburt von Sonne, Leben und Licht.
Eines der aussagekräftigsten Rasiermesser, ohne Provenienz,
aber wohl von Jütland, gibt interessante Hinweise darauf, wie
dieser Sonnenaufgang im mythischen Zyklus der Bronzezeit
verstanden wurde (Abb. 2, a). Anhand der emporragenden Verlängerung des Schiffskiels kann man die Richtung beider Schiffe
erkennen und feststellen, dass die Links-rechts-Bewegung stattfindet. Das Nachtschiff unten segelt nach links, und darüber segelt das Tag- oder Morgenschiff nach rechts. Es lässt sich erkennen, dass das Nachtschiff von der Spitze seines Bugs gerade die
Sonne an den Fisch weitergegeben hat, der auf dem Weg nach
oben und nach rechts zum Tagesschiff ist. Wir sehen hier also
die sehr wichtige Bedeutung des Fisches, nämlich die Sonne
vom Nacht- zum Morgenschiff zu ziehen. Das Bild auf dem Rasiermesser zeigt deutlich, dass sich das Nachtschiff unter dem
Tagschiff befindet, die nächtliche Sphäre also nach unten, zur
Unterwelt gehört, während das Tagschiff nach oben, zum Firmament gehört. Hier treffen sich rechts und links, oben und unten,

240

Рисунки на других бритвах показывают, что рыбе дозволялось какое-то время путешествовать вместе с солнцем на
корабле, пока ее не поглотит птица. После того, как рыба исчезает из этой истории, доставкой солнца занимается лошадь. Насколько значительной была роль лошади, можно
судить по бритве из Недер Хволрис под Виборгом (север
Ютландии, Дания), на которой изображено, как благородная
лошадь скатывает солнце с корабля. Речь идет о солнечной
лошади, которая принимает солнце с утреннего корабля
и берет на себя задачу его перемещения в дневные часы
(ил. 2, b). На другой бритве из Вандлинга под Хадерслевом
(юг Ютландии, Дания) изображена лошадь, ступающая на
корабль. Эту сцену можно интерпретировать как момент
передачи солнца вечернему кораблю (ил. 2, c). После этого,
когда солнце уже начинает заходить, оно покидает вечерний корабль и переходит к змее. Змея, вероятно, помогает
солнцу развернуться влево и начать ночное путешествие в
подземный мир. Она может быть понята и как конструктивная сила, действующая в системе космологического порядка и выполняющая функцию посредника между подземным
и надземным миром (Kaul 2009). В ночные часы мы снова
встречаемся с рыбой, на сей раз, правда, в сочетании с кораблем, который движется справа налево, как это представлено на рисунке бритвы с датского острова Мён, расположенного к югу от Зееланда (ил. 2, d). В данном случае рыба
может оказать помощь погасшему солнцу во время его
опасного путешествия по подземному миру. В предрассветных сумерках она берет на себя не менее важную задачу:
помогает солнцу переместиться с ночного корабля на
утренний.
Обращение к другим образцам датских бритв позволяет
увидеть весь цикл движения солнца от дня к ночи и обратно, относящийся к центральным мотивам мифологии эпохи
бронзы (ил. 2). Горизонт и поверхность земли представлены
здесь линейно, тогда как траектория движения солнца передается двумя полукружьями, смыкающимися у линии горизонта. Мы видим солнечный корабль, который доставляет солнце, и видим зооморфных помощников солнца. Следует при этом отметить, что лошадь не может передать солнце
напрямую змее, как рыба не может передать его лошади.
Между ними всегда есть нечто вроде посредника, промежу-

Ил. 3. Бог солнца антропоморфной формы на бритве,
обнаруженной на юге Ютландии, ок. 800 до н. э. (фото Ф. Кауля)
Abb. 3. Der Sonnengott in seiner anthropomorphen Form auf einem
Rasiermesser aus Südjütland, um 800 v. Chr. (Foto: F. Kaul)

Tag und Nacht, Licht und Dunkelheit, wobei der Mythenfisch
der Mittler zwischen Nacht- und Morgenschiff ist.
Andere Rasiermesser zeigen, dass es dem Fisch, zumindest
für einige Zeit, erlaubt war, mit dem Schiff zu reisen, bis er
schließlich von einem Raubvogel verschluckt wurde. Nachdem
der Fisch aus der Geschichte ausschied, konnte das Pferd den
Transport der Sonne übernehmen. Diese Rolle des Pferdes lässt
sich am besten auf einem Rasiermesser von Neder Hvolris bei
Viborg, Nordjütland, Dänemark erkennen, wo ein edles Pferd
die Sonne vom Schiff fortzieht. Es ist das Sonnenpferd, das am
Mittag den Transport vom Morgenschiff übernimmt (Abb. 2, b).
Auf einem weiteren dänischen Rasiermesser von Vandling bei
Haderslev, Südjütland, Dänemark, sieht es so aus, also ob das
Pferd auf dem Schiff landet, und diese Szene ist folgerichtig so
zu interpretieren, dass das Pferd auf dem Nachmittagsschiff aufsetzt, um diesem die Sonne zu übergeben (Abb. 2, c). Zuletzt,
bei Sonnenuntergang, übernimmt eine Schlange die Sonne
vom Nachmittagsschiff. Diese Schlange hilft vermutlich der untergegangenen Sonne bei ihrer Wendung nach links und der
nächtlichen Reise durch die Unterwelt. Sie kann wohl als eine
konstruktive Macht innerhalb der kosmologischen Ordnung interpretiert werden, die als Vermittler zwischen Unter- und Oberwelt agiert (Kaul 2009). Während der Nacht stoßen wir wieder
auf den Fisch — hier aber in Zusammenhang mit einem nach
links fahrenden Schiff — wie es ein Rasiermesser von der dänischen Insel Møn südlich von Seeland zeigt (Abb. 2, d). Er könnte
der verdunkelten Sonne bei der gefährlichen Reise durch die
Unterwelt behilflich sein. In der Frühdämmerung übernimmt er
dann die wichtige Aufgabe, der Sonne vom Nachtschiff zum
Morgenschiff zu helfen.
Unter Berücksichtigung weiterer dänischer Rasiermesser
lässt sich der gesamte Tag- und Nacht-Kreis der Sonnenreise,
wohl eines der zentralen Mythen der Bronzezeit, darstellen
(Abb. 2). Horizont und Oberfläche der Erde sind linear, während
die Reise der Sonne durch zwei Halbkreise ausgedrückt wird,
die sich am Horizont treffen. Wir sehen das Sonnenschiff als

241

Флемминг Кауль. О религии и символике эпохи бронзы

Flemming Kaul. Zu Religion und Symbolgut der Bronzezeit

точное звено, функцию которого выполняет корабль. Данный миф бытовал, вероятно, в разных вариантах. Например,
змея может появляться и в утренние часы, лошадь, в свою
очередь, может трудиться ночью, доставляя солнце в самые
глубины подземного мира. Эта цикличная мифологическая
система прекрасно функционирует и без участия антропоморфных божеств. Само же солнце представлено здесь в
первую очередь как не персонифицированное воплощение
высшей силы.
Нельзя, однако, не упомянуть тот факт, что в эпоху бронзы уже существовали человекоподобные божества, при
этом, правда, речь идет не о полноценном «Парнасе», а
лишь об одном единственном божестве, боге солнца (Kaul
2005). Изображения человеческих фигур на бронзовых
предметах встречаются крайне редко. Самым ярким примером такого рода может служить рисунок на бритве из южной части полуострова Ютландия: здесь изображены две
фигуры, сидящие в лодке (ил. 3). Головы оформлены в виде
солнечных дисков с лучами по краю. Это может быть изображение бога солнца, голова которого представлена в образе диска с лучами, то есть бог солнца отождествляется с
самим солнцем. Наличие на корабле двух идентичных фигур говорит, вероятно, о том, что одна из них символизирует
день, другая — ночь. Возможно, однако, что фигуры обозначают разные фазы дня, например время до полудня и после
полудня.
У солнца имелись, конечно, и другие божественные помощники кроме тех четырех, что уже названы выше, но не
все из них могли перемещаться. Заслуживает обсуждения
возможность существования божества подземного мира.
На некоторых наскальных рисунках, прежде всего в Бохуслене (Швеция), встречается изображение сетчатой фигуры с
человеческими чертами (Kaul 2005). Сеть всегда предназначена для того, чтобы что-то поймать и удерживать. В тех случаях, когда такая сетчатая фигура обнаруживает ярко выраженные антропоморфные черты, она напоминает некое
чудище (ил. 4). Такого рода божество могло считаться воплощением хаоса и злой силы, способной захватить солнце
во время его опасного путешествия по подземному миру.
Не исключено, что, совершая определенные обрядовые
действия, люди пытались воспрепятствовать тому, чтобы
солнце попало в плен к такой злой силе и уже не смогло бы
всходить каждое утро.
Изображения, связанные с представлением о странствующем солнце, не ограничиваются северным бронзовым веком. На диске из Небры (Саксен-Анхальт, Германия), относящемся к XVI в. до н. э., изображен корабль, имеющий прямое
отношение к движению небесных тел (Meller 2004-II). В эпоху поздней бронзы и раннего железа солнечный корабль
был, судя по всему, одним из самых важных изобразительных мотивов на значительной части европейского пространства. Водоплавающая птица становится общеевропейским символом в контексте мифа о странствующем солнце
и используется, кроме того, в качестве украшения штевня
солнечной барки (Kossack 1954-II; Kossack 1999).

Träger der Sonne, und wir sehen göttliche zoomorphe Helfer
der Sonne. Es muss hier noch erwähnt werden, dass das Pferd
die Sonne nicht zur Schlange und der Fisch sie nicht zum Pferd
bringen kann. Es ist immer als eine Art Vermittler dazwischen
ein Schiff notwendig.
Es hat offenbar verschiedene Versionen dieses Mythos gegeben. Zum Beispiel kann die Schlange auch am Morgen eine Rolle als Helfer der Sonne spielen, das Pferd kann auch in der Nacht
agieren, vielleicht an der tiefsten Stelle der Unterwelt. Dieses
zyklische mythologische System funktioniert gut ohne die Beteiligung anthropomorpher Gottheiten. Wir haben es hier in
erster Linie mit der Sonne als nicht personifizierte Erscheinung
höchster Macht zu tun.
Es soll nicht verschwiegen werden, dass in der späten Bronzezeit bereits Götter in Menschenform auftraten, zwar nicht als
ein ganzer göttlicher Parnass, sondern in Form einer einzigen
Gottheit, dem Sonnengott (Kaul 2005). Darstellungen menschlicher Figuren auf bronzenen Gegenständen sind sehr selten. Die
aufschlussreichste Illustration solcher Wesen ist auf einem Rasiermesser aus dem südlichen Teil der jütländischen Halbinsel
zu erkennen, auf der zwei Figuren ein Boot paddeln (Abb. 3). Die
Köpfe sind wie Sonnenscheiben mit Strahlenkranz geformt. Das
könnte eine Darstellung des Sonnengottes sein, dessen Kopf als
Sonne mit ihren Strahlen dargestellt wird — der Sonnengott ist
die Sonne selbst. Da es zwei identische Figuren auf dem Schiff
gibt, könnte die eine die Sonne am Tag, die andere ihre Nachtphase symbolisieren. Eine andere Möglichkeit wäre, dass die
beiden Figuren zwei unterschiedliche Tageszeiten andeuten
sollen, beispielsweise die Zeit vor und nach dem Mittag.
Es gab natürlich noch andere göttliche Helfer der Sonne als
die hier erwähnten, und nicht alle bewegten sich. Das mögliche
Vorhandensein einer Gottheit der Unterwelt sollte diskutiert
werden. Auf einer Reihe von Felsbildern, vor allem in Bohuslän,
Schweden, gibt es eine netzförmige Figur, oft mit menschlichen
Zügen (Kaul 2005). Die Bedeutung eines Netzes besteht darin,
etwas zu fangen und aufzuhalten. In den Fällen, wo die Netzfigur stark anthropogene Merkmale aufweist, ähnelt sie einer Art
Monster (Abb. 4). Ein solcher Gott mit einem Netz könnte als
böse chaotische Macht angesehen werden, die die Fähigkeit
hat, die Sonne auf ihrem gefährlichen Weg durch die Unterwelt
aufzuhalten. Durch Kulthandlungen mögen die Menschen versucht haben, zu verhindern, dass die Sonne von solchen chaotischen Mächten aufgehalten wurde, so dass sie jeden Morgen
aufgehen konnte.
Bildliche Darstellungen, die die Glaubensvorstellungen von
einer Reise der Sonne wiedergeben, sind nicht auf die nordische
Bronzezeit beschränkt. Auf der Himmelsscheibe von Nebra,
Sachsen-Anhalt, Deutschland, ist bereits für das 16. vorchristliche Jahrhundert ein Schiff in Verbindung mit den Himmelsbewegungen dargestellt (Meller 2004-II). In der Spätbronzeund der frühen Eisenzeit ist das Sonnenschiff offenbar das wichtigste Bildmotiv in großen Teilen Europas gewesen. Der
Wasservogel wird zu einem gesamteuropäischen Symbol in
Verbindung mit der Sonnenreise und diente zudem als Steven
der Vogel-Sonnenbarke (Kossack 1954-II; Kossack 1999).

Ритуальные действия

Kulthandlungen

Корабль является одним из важнейших мотивов на бронзовых предметах. Как символ движения он, по представлениям человека эпохи бронзы, мог, вероятно, не без помощи
душ умерших, которые находились на его борту, таинственным образом следить за тем, чтобы движение солнца никогда не прекращалось, ибо прекращение движения означало
бы конец света. Если бы солнце осталось во власти подзем-

Das Schiff ist das wichtigste Motiv auf den Bronzegegenständen. Als Symbol für Bewegung, und vielleicht bemannt mit den
Seelen der Verstorbenen, mag es nach bronzezeitlichen Vorstellungen auf irgendeine geheimnisvolle Weise dafür sorgen, dass
die Bewegung der Sonne niemals aufhört, weil das ja das Ende
der Welt bedeuten würde. Falls die Sonne auf ihrem Weg durch
die Unterwelt angehalten würde, würden ewige Dunkelheit

242

ного мира, то на земле воцарилась бы вечная тьма, а вместо
света и жизни — смерть. Образ корабля встречается и в наскальной живописи, где он занимает важное место. Во многих случаях его можно отнести к символам, связанным с перемещением солнца, тем более что на наскальных рисунках
обнаруживаются и другие мотивы потустороннего мира, в
числе которых, например, солнечные лошади. Вместе с тем
часть сложных наскальных изображений можно интерпретировать и как воспроизведение ритуалов этого мира, которые нередко проводились на кораблях, выполнявших в таком случае функцию плавучего храма и превращавшихся
тем самым в священное место. Через подобные ритуальные
действия люди пытались установить своеобразный контроль за перемещением солнца, дабы воспрепятствовать
наступлению тьмы и хаоса.

und Tod Licht und Leben ersetzen. Auch auf den Felsbildern ist
das Schiff das wichtigste Element. Häufig kann es als Symbol für
die Reise der Sonne angesehen werden, zumal unter den Felsbildern auch andere Motive einer jenseitigen Welt, zum Beispiel
Sonnenpferde zu erkennen sind. Aber ein Teil der zusammengesetzten Felsbilder kann auch als Beschreibungen von Ritualen der diesseitigen Welt interpretiert werden, die häufig auf
Schiffen stattfanden, wobei das Schiff die Funktion eines
schwimmenden Tempels und heiligen Platzes einnahm. Mit Hilfe von Ritualen versuchten die Menschen, die Reise der Sonne
zu überwachen und so Chaos und Dunkelheit zu vermeiden.
So kam dem Schiff also nicht nur eine wichtige Bedeutung in
den jenseitsbezogenen Elementen der Religion zu, der uns vor
allem durch die mythologischen Darstellungen auf Bronzegegenständen überliefert ist. Auch andere Bereiche der Religions-

4

5, 1

Таким образом, корабль имел важное значение не только
как образ, связанный с потусторонним миром, как об этом
можно судить в первую очередь по мифологическим изображениям на бронзовых предметах. Хорошо известны и
другие сферы бытования этого образа в северном бронзовом веке. Например, наскальные изображения дают представление об активных элементах культа, о ритуалах и тех
предметах, которые использовались при их отправлении —
лурах (см. ниже) и топорах. Нередко здесь встречаются и
корабли. Особенно много таких изображений сохранилось
на западе Швеции, в Бохуслене.
На скале под Сотеторпом, в районе Танума, Бохуслен,
можно увидеть прекрасные рисунки с изображением ритуалов на кораблях (Kaul 1998; Kaul 2007). На одном из кораблей нарисованы две фигуры с ритуальными топорами
(ил. 5, 1). Одна рука держит топор, другая рука заканчивается диском, который можно интерпретировать как символ
солнца. У левой фигуры обозначен меч в ножнах. Остальные
члены корабельной команды условно переданы штрихами.
Одна из этих условных фигур имеет в верхней части раздвоение, нечто вроде двузубой вилки. Этот вилкообразный элемент можно интерпретировать как изображение рогатого
шлема. Непосредственно над кораблем различимы две или
три фигуры, которые выглядят так, будто они кувыркаются
в воздухе.
Похожая сцена встречается еще на одном рисунке из Сотеторпа (ил. 5, 2). Здесь также изображен корабль, имеющий
характерную для эпохи поздней бронзы форму: загнутый
кверху киль у носа корабля и короткий, почти горизонтальный у кормы. В данном случае нос и корма украшены стилизованными лошадиными головами, передний конец киля
также оформлен в виде лошадиной головы. У одной из лошадей шея волнистая, у лошади на переднем конце киля —

5, 2

Ил. 4. Божество-хаос, пытающееся удержать солнце, так называемое
сетчатое чудище. Наскальный рисунок в Бохуслене, Швеция
(графическое воспроизведение Ф. Кауля и Музея наскальных рисунков,
Танум, Ундерслёс)
Abb. 4. Eine die Sonne aufhaltende Chaos-Gottheit? So genanntes
Netzmonster. Felsbild von Trättelanda, Bohuslän, Schweden (Grafik: F. Kaul
und Tanum Hällristningsmuseum, Underslös)
Ил. 5. Ритуальные действия на кораблях. Наскальные рисунки близ
Сотеторпа, Бохуслен, Швеция (рисунки Ф. Кауля и Г. Мильстрой)
Abb. 5. Kulthandlungen auf Schiffen. Felsbilder von Sotetorp, Bohuslän,
Schweden (Grafik: F. Kaul und G. Milstreu)

ausübung sind aus der nordischen Bronzezeit gut bekannt. Die
aktiven Teile des Kultes, die Rituale, sind auf den Felsbildern dokumentiert, auf denen die dabei verwendeten Gegenstände,
etwa Luren (s. u.) und Äxte, in ihrer Verwendung gezeigt werden, sehr häufig auch auf Schiffen. Besonders in der westschwedischen Region Bohuslän sind viele solcher Bilder erhalten.
Auf einem Felsen bei Sotetorp, Gem. Tanum in Bohuslän sind
hervorragende Darstellungen von Ritualen auf Schiffen eingeritzt (Kaul 1998; Kaul 2007). Auf dem einen Schiff befinden sich
zwei Träger von Kultäxten (Abb. 5, 1). Sie halten die Äxte mit der
einen Hand, während die andere Hand oder der Arm in einer
Scheibe endet. Bei solchen Darstellungen kann diese Scheibe
als Sonnenbild oder -symbol gedeutet werden. Die Figur links
trägt ein Schwert in der Scheide, das nach hinten herausragt.
Die restliche Schiffsbesatzung ist durch Striche wiedergegeben.
Eine dieser Strichfiguren ist oben gabelförmig gespalten. Das
könnte die Darstellung eines Hörnerhelms sein. Direkt über
dem Schiff sind zwei oder drei Figuren zu erkennen die aussehen, als würden sie über dem Schiff Saltos schlagen
Eine vergleichbare Szene findet sich auf einer weiteren
Schiffsdarstellung von Sotetorp (Abb. 5, 2). Wieder handelt es

243

Флемминг Кауль. О религии и символике эпохи бронзы

Flemming Kaul. Zu Religion und Symbolgut der Bronzezeit

волнистая морда, заканчивающаяся спиралью. Все это соответствует типичным чертам так называемого волнистого
стиля пятого периода северного бронзового века (900–700
годы до н. э.), известного по многим датированным бронзовым памятникам. На корабле изображены две фигуры,
у каждой из которых в одной руке — культовый топор, вторая рука заканчивается диском — его также можно интерпретировать как символ солнца. У обеих фигур имеется меч
в ножнах, на голове — рогатый шлем или головной убор
с рогами. Правая фигура — итифаллическая. Остальные
члены экипажа, как и в предыдущем случае, обозначены
штрихами с точками, маркирующими голову. Над кораблем
мы видим одну или две фигуры, которые как будто выполняют кувырок назад. Возможно, здесь изображены акробатытанцовщики.
Это не единственное изображение акробатов. Подобные
фигуры в характерной позе обнаруживаются на многих наскальных рисунках в Бохуслене, их можно встретить и на
рисунках в Далсланде, соседнем шведском регионе, и в
Оестфольде в Норвегии, расположенном к северу от Бохуслена. Большинство из этих акробатов, в том числе и тот, что
изображен на рисунке в Сотеторпе, не имеют ясно выраженных половых признаков. Вполне вероятно, однако, что
речь в данном случае идет о женщинах. Основанием для такого предположения могут служить находки, обнаруженные в датском Гревенсвенге (Kaul 1998; Kaul 2004-IV; Kaul
2007). Здесь в конце XVIII века в болоте нашли несколько
фигурок. Первоначально их было шесть, из них три — изображения женщин-акробаток, две — мужчин с культовыми
топорами и рогатыми шлемами, шестая — фигурка стоящей
женщины. К сожалению, до настоящего времени сохранилась лишь одна женская фигурка и фрагмент мужской фигуры, представленные ныне в собрании копенгагенского Национального музея (ил. 6).
Многие ценные археологические находки числятся сейчас пропавшими без вести или были уничтожены в ходе
войн. Это относится к значительной части находок из Гревенсвенге, которые пострадали еще в XIX веке. Во время наполеоновской войны датский флот представлял потенциальную опасность для Англии, хотя Дания официально заявила о своем нейтралитете (Randsborg 2009. P. 88, 138–141).
В августе 1807 года армия под предводительством генерала
Артура Уэлсли, получившего впоследствии титул герцога
Веллингтона, высадилась при поддержке английского флота на острове Зееланд. Датчане отказались сдать свой флот
и в результате 2 и 5 сентября Копенгаген подвергся бомбардировке. Атака Копенгагена (так называемая Вторая битва
за Копенгаген) была, по существу, террористической акцией
против гражданского населения с целью захвата датского
флота. Для англичан копенгагенское сражение стало важной военной победой, поскольку это дало возможность
включить значительную часть датских кораблей в состав
британского флота. В честь этого события конь Веллингтона, который был при герцоге во время битвы под Ватерлоо,
получил кличку Копенгаген. Для населения Дании копенгагенское сражение имело катастрофические последствия:
2000 погибших, 30% зданий разрушено, в том числе кафедральный собор. Среди разрушенных зданий оказался и
один из домов на улице Кристалгаде, где находилось частное собрание древностей, включавшее в себя фигурки из
Гревенсвенге (Djupedal, Broholm 1952. P. 54).
Благодаря большому количеству рисунков можно представить себе, как выглядели пропавшие фигурки, однако не
меньшее значение имеет и анализ того, что сохранилось.

sich um ein Schiff der für die Spätbronzezeit üblichen Form mit
einem hoch gezogenen, hervorragenden Kielende vorne und
einem kurzen, fast horizontalen Kielende hinten. In diesem Fall
laufen Bug und Heck in stilisierten Pferdeköpfen aus und auch
das vorne herausragende Kielstück endet in einem Pferdekopf.
Einer der Pferdehälse ist gewellt und der Pferdekopf am Kielende besitzt eine gewellte Schnauze, die in einer Spirale ausläuft.
Das entspricht dem typischen Wellenstil der Periode V der Nordischen Bronzezeit (900–700 v. Chr.), wie man ihn von vielen gut
datierbaren Bronzeobjekten kennt. Zwei Figuren auf dem Schiff
tragen Kultäxte in einer Hand, während der andere Arm in einer
Scheibe endet, die wohl auch als Sonnenbild interpretiert werden kann. Beide Figuren tragen Schwerter in Scheiden und haben Hörnerhelme oder einen gehörten Kopfschmuck. Die rechte Figur ist ityphallisch. Die übrige Schiffsbesatzung ist wieder

1

2

Ил. 6. Сохранившиеся фигурки из Гревенсвенге, Южный Зееланд, Дания:
1 – голова мужчины в рогатом шлеме; 2 – танцовщица-акробатка.
Ок. 800 до н. э. (фото И. Урсем, Национальный музей, Копенгаген)
Abb. 6. Die erhaltenen Figuren von Grevensvænge, Südseeland, Dänemark.
1 – Kopf eines Hörnerhelmträgers; 2 – Akrobatische Tänzerin.
Um 800 v. Chr. (Foto: Ira Ursem, Nationalmuseum Kopenhagen)

durch Striche mit Punkten als Köpfen dargestellt. Direkt über
dem Schiff befinden sich eine oder zwei Personen. Es sieht aus,
als würden sie rückwärtige Salti über dem Schiff schlagen. Man
könnte sie als akrobatische Tänzer interpretieren.
Nicht nur hier sind Akrobaten dargestellt. Auf vielen Felsbildern aus Bohuslän, aber auch aus Dalsland, der benachbarten
schwedischen Region, und aus Østfold in Norwegen, direkt
nördlich von Bohuslän, sind Figuren in dieser charakteristischen
Haltung zu sehen. Die meisten dieser Tänzer, darunter auch die
von Sotetorp, zeigen keine deutlichen Geschlechtsmerkmale. Es
ist aber sehr wahrscheinlich, dass es sich um Frauen handelt. In
diesem Zusammenhang liefert der Fund von Grevensvænge,
Südseeland, Dänemark, wichtige Hinweise (Kaul 1998; Kaul
2004-IV; Kaul 2007). Hier wurde gegen Ende des 18. Jahrhunderts in einem Sumpf eine Gruppe von Figuren gefunden. Ursprünglich waren es sechs, darunter drei weibliche Akrobaten,
eine stehende Frau und zwei männliche Kultaxträger mit Hörnerhelmen. Leider ist nur eine der beiden weiblichen und ein
Teil einer männlichen Figur erhalten, die heute im Nationalmuseum von Kopenhagen besichtigt werden können (Abb. 6).
Viele bedeutende archäologische Funde sind verschollen
oder wurden durch Kriegsereignisse zerstört. Das gilt auch für
große Teile des Fundes von Grevensvænge, wobei dieser schon
im 19. Jahrhundert zugrunde ging. Während der napoleonischen Kriege stellte die dänische Flotte eine potentielle Gefahr
für England dar, obwohl Dänemark seine Neutralität erklärt hat-

244

Находки из Гревенсвенге показывают, что акробаты, делающие сальто, как это представлено и на наскальном рисунке
в Сотеторпе, относятся к женскому полу. Сохранившаяся
фигурка в отличии от наскального рисунка дает представление о некоторых деталях одежды. Акробатка одета только в юбку на тесемке, на шее — цепочка (ил. 6, 2). Аналогичная юбка сохранилась в гробу из ствола дуба, найденном
в Эгтведе в Дании.
Фигурки из Гревенсвенге не были просто отдельными
«игрушками-куколками». Судя по креплениям на сохранившейся фигурке, они, вероятно, фиксировались на некоей
основе. Можно предположить, что они размещались на модели корабля, которая, вероятно, была сделана из дерева
(Kaul 1998; Kaul 2004-IV; Kaul 2007).
Состав этой фигуративной группы, представленной тремя акробатами и двумя фигурами с культовыми топорами, в
сочетании с кораблем позволяет связать находки из Гревенсвенге с наскальным рисунком в Сотеторпе. Очевидно,
ритуальные действия в эпоху северного бронзового века
следовали одному установленному порядку, который в
сходных формах существовал на значительном пространстве, — ведь расстояние между Южным Зееландом и Бохусленом составляет 500 км. Большое значение имеет также то
обстоятельство, что исследуемые источники включают в
себя как материальные предметы (например, культовые топоры и рогатые шлемы), так и их изображения, по которым
можно судить об их использовании. Это позволяет составить более полное представление о ритуалах эпохи бронзы.
Предметы культа в сочетании с наскальными рисунками показывают, что нередко местом отправления ритуала мог
служить корабль, при этом фигурки из Гревенсвенге и других мест свидетельствуют о том, что такого рода ритуальные действия в других случаях могли проводиться при
использовании миниатюрных моделей, когда реальное ритуальное действо соотносилось с виртуальным, представленным в столь же реальной миниатюре (Kaul 1998).

Ритуальный танец
Помимо наскального рисунка в Сотеторпе и фигурок из Гревенсвенге имеется немало других изображений ритуальных сцен, в которых участвуют персонажи с культовыми
топорами и рогатыми шлемами (ил. 6, 1), а также женщинытанцовщицы. Особенно показательна в этом смысле
шведская наскальная живопись, которая дает богатый материал, позволяющий судить о культах и ритуалах эпохи поздней бронзы. Этот материал включает в себя различные сцены с элементами танца, сопоставительный анализ которых
может дополнить общую картину. На одном из наскальных
рисунков, обнаруженных в Хеде (район Квилле, Бохулсен),
мы видим акробатов, танцующих на корабле, задний штевень которого оформлен в виде лошадиной головы, тогда
как носовая часть — в виде головы птицы (Coles 2005; Kaul
2007). Судя по волнистой форме лошадиной головы, изображение относится к 900–700 годам до н. э. Акробаты здесь
прыгают не над кораблем, а на корабле. Справа от акробатов находятся двое мужчин, которые исполняют танец со
щитом. У левого танцовщика мы видим меч в ножнах, торчащий у него из-за спины; у правой фигуры, находящейся на
носу корабля, на голове рогатый шлем или головной убор с
рогами (ил. 7, 1, 2). Несмотря на то, что щит как таковой относится к категории оборонительного оружия, щиты, изображенные на наскальных рисунках, не использовались в
бою. Они относились к парадному снаряжению, которое
применялось скорее для культовых целей, а не в практиче-

1

2

3

4

5

6

Ил. 7. Фигуры танцующих людей, наскальная живопись, Бохуслен:
1–2 – Хеде; 3 – Треттеланд; 4 – Лёвосен; 5 – Смёрстен; 6 – Балкен
(фото и графическое воспроизведение Ф. Кауля и Музея наскальных
рисунков, Танум, Ундерслёс)
Abb. 7. Darstellungen von Tänzern auf Felsbildern in Bohuslän. 1–2 – Hede,
3 – Trätteland, 4 – Lövåsen, 5 – Smørsten, 6 – Balken
(Foto und Grafik: F. Kaul und Tanum Hällristningsmuseum, Underslös)

te (Randsborg 2009. P. 88f.; 138–141). Eine Armee unter Führung von General Arthur Wellesley, dem späteren 1. Herzog von
Wellington, landete mit Unterstützung der britischen Flotte im
August 1807 in Seeland. Die Dänen weigerten sich, ihre Flotte
herauszugeben, so dass am 2. und 5. September Kopenhagen
durch Schwarzpulverraketen angegriffen wurde. Die Bombardierung von Kopenhagen (oder die 2. Schlacht von Kopenhagen) war eine Terroraktion gegen die Zivilbevölkerung, um an
die dänische Flotte zu kommen. Für die Engländer war diese
Schlacht ein wichtiger militärischer Erfolg, denn die meisten dänischen Schiffe wurden der britischen Flotte angegliedert. Zu
Ehren dieses Sieges wurde Wellingtons Pferd, das er bei der
Schlacht von Waterloo ritt, Copenhagen genannt. Für die dänische Bevölkerung war dieser Angriff dagegen katastrophal.
2000 Menschen kamen ums Leben, 30% der Gebäude, darunter
die Kathedrale, wurden zerstört. Unter den vernichteten Häusern war auch ein Gebäude in der Krystalgade, das eine private
Antikenkollektion enthielt, darunter auch die Figuren von Grevensvænge (Djupedal, Broholm 1952. P. 54).
Dank einer größeren Zahl von Skizzen ist das Aussehen der
verlorenen Figuren überliefert (Djupedal, Broholm 1953), und
natürlich ist die Auswertung der noch erhaltenen Teile wichtig.
Der Grevensvænge-Fund zeigt, dass Salto schlagende Akroba-

245

Флемминг Кауль. О религии и символике эпохи бронзы

Flemming Kaul. Zu Religion und Symbolgut der Bronzezeit

ской жизни. Такого рода щиты настолько тонкие, — как это
видно на примере шестнадцати щитов из Фрелунды (Вестергетланд, Швеция), — что они в принципе не могли никого защитить в ситуации поединка (Hagberg 1996).
На одном из наскальных рисунков в Треттеланде (район
Танума, Бохуслен) изображен танец на корабле (ил. 7, 3).
Судя по позам танцующих, они пребывают в прекрасном
расположении духа, во всяком случае, их вид не говорит об
обратном. Две фигуры полусферической формы, расположенные на носу и корме, являются, вероятно, акробатами.
В некоторых случаях сальто исполняют мужчины, как это
видно на примере рисунка в Лёвосене (район Танума, Бохуслен), на котором изображен танцор с возбужденным фаллосом, с мечом в ножнах и рогатым шлемом на голове, что,
надо полагать, не облегчало его задачу (ил. 7, 4). На рисунках
можно увидеть самые разные танцевальные позы. Так, танцовщик с рогатым шлемом на голове (рисунок в Смёртсене
исполняет, похоже, фигуры, напоминающие традиционный
баварский танец, который сопровождается притоптыванием и похлопыванием себя по голенищам сапог (ил. 7, 5). Есть
даже один рисунок, на котором изображена, вероятно, женщина, танцующая на верхушке дерева (ил. 7, 6). Деревья рисовались иногда на кораблях, как можно судить по рисунку в
Лёкеберге (Бохуслен, Швеция; Kaul 2004-III).

Бронзовые луры
На рисунках встречаются также музыканты, играющие на
лурах — крупных духовых инструментах северного бронзового века. Чаще всего луры изображаются в стилизованном
виде, когда линия штрихов, обозначающих команду корабля, завершается дугообразным изгибом. Луры представлены на рисунках в ритуальном контексте, главным образом
на кораблях, при этом всегда в сочетании с двумя музыкантами. Парное использование данного инструмента подкрепляется данными раскопок, особенно тех, которые хорошо
документированы: как правило, луры встречаются попарно.
На наскальном рисунке в Треттеланде, Бохуслен, изображена такая пара музыкантов, находящихся на корабле (ил. 8, 1),
а на рисунке в Рюке, Бохуслен, изображены два корабля, на
каждом из которых мы видим по четыре музыканта (ил. 8, 2).
В качестве еще одного примера можно привести рисунок в
Каллебю, Бохуслен, на котором фигуры музыкантов, играющих на лурах, изображены более детально (ил. 8, 3; Milstreu,
Prøhl 2009).
Большинство культовых предметов, изображенных на
рисунках, соответствует реальным находкам, обнаруженным в ходе раскопок. Это относится к рогатым шлемам, щитам и культовым топорам, но в первую очередь — к лурам.
К настоящему моменту известно более шестидесяти образцов данного музыкального инструмента: тридцать девять из
Дании, тринадцать из Швеции, четыре из Норвегии, пять из
Северной Германии и один из Литвы (Lysdahl u. a. 1990;
Jensen 2002. S. 456ff.). Лишь в 1972 году были обнаружены
фрагменты лура в Фодгдарпе (Шонен, Швеция), а в 1988-м —
в Улквере (Вендюссел, север Ютландии, Дания) была найдена почти целая пара луров. Кроме того, ценный материал
дали раскопки 1986 года на поселении эпохи поздней бронзы в Киркебьергете (Вольдтофте, Южный Фюн, Дания), где
были выявлены многочисленные фрагменты литейных
форм для отливки луров. Найденные здесь глиняные кожухи и глиняные стержни позволяют понять, как проходила отливка (Thrane 1993). Распространение этих инструментов
приходится главным образом на пятый период северного
бронзового века (900–700 гг. до н. э.). Богатое поселение Кир-

ten, wie in Sotetorp dargestellt, weiblich waren. Die Figur gibt
im Unterschied zu den Felsbildern auch Hinweise auf die Bekleidung. Sie trägt nur einen Schnurrock und eine Halskette (Abb.
6, 2). Ein solcher Schnurrock hat sich auch imOriginal in einem
Eichenstammsarg aus Egtved in Dänemark erhalten.
Die Grevensvænge-Figuren waren keine „Einzelpuppen“,
sondern müssen, wie die an ihnen angebrachten Halterungen
zeigen, einstmals auf einer Basis fixiert gewesen sein. Vermutlich befanden sie sich auf einem Modelschiffchen, das eventuell
aus Holz bestanden hat (Kaul 1998; Kaul 2004-IV; Kaul 2007).
Die Kombination von handelnden Figuren, drei Akrobaten
und zwei Kultaxtträgern, in Verbindung mit einem Schiff, erlaubt es, den Grevensvænge-Fund mit dem Felsbild von Sotetorp zu verbinden. Offenbar liefen die Kulthandlungen in der
Nordischen Bronzezeit in einer festgeschriebenen zusammenhängenden Ordnung ab, die über größere Entfernungen — 500
km zwischen Südseeland und Bohuslän — ähnlich war. Es ist
darüber hinaus von großer Bedeutung, dass das Quellenmaterial sowohl tatsächliche Objekte (z. B. Kultäxte und Hörnerhelme)
(Thrane 1975; Kaul 2010b) als auch Darstellungen ihrer Verwendung, und zwar sowohl bei Figuren als auch bei Felsbildern umfasst. Dadurch können wir mehrere „Dimensionen“ der bronzezeitlichen Kulthandlungen erkennen. Die Kultgegenstände zeigen im Zusammenhang mit den Felsdarstellungen, dass, oft
auch auf Schiffen, Rituale vollzogen und Prozessionen abgehalten wurden, während die Figuren von Grevensvænge und anderen Orten zusätzlich belegen, dass diese Handlungen zu anderen Gelegenheiten mit Miniaturmodellen nachgeahmt oder
durchgeführt wurden — ein reales Ritualgeschehen in Lebensgröße und ein virtuelles, ebenso reales in Miniaturform (Kaul
1998).

Ritueller Tanz
Ausgehend von dem Sotetorp-Felsbild und den Grevensvænge-Figuren kann man noch mehr rituelle Szenen finden, die
Axtträger und Männer mit Hörnerhelmen (Abb. 6, 1) sowie
weibliche Kulttänzerinnen zeigen. Vor allem die schwedischen
Felszeichnungen führen uns in diese reiche kultische Welt der
Spätbronzezeit ein, über die sich weitere Tanzszenen und Prozessionen analysieren lassen, die unser Bild ergänzen. Auf einem Felsbild von Hede, Gem. Kville, Bohuslän, tanzen Akrobaten auf einem Schiff, dessen hinterer Steven wie ein Pferdekopf
geformt ist und dessen Bug die Form eines Vogelkopfes hat
(Coles 2005; Kaul 2007). Die Wellenform des Pferdekopfes
spricht für eine Datierung um 900–700 v. Chr. In diesem Bild
springen die Akrobaten nicht über das Schiff, sondern stehen
mehr oder weniger darauf. Rechts der Akrobaten befinden sich
zwei Männer, die einen Schildtanz aufführen. Der linke, der im
Schiffsrumpf steht, hat ein Schwert in der Scheide, das hinter
seinem Rücken herausragt, während der rechte, der offenbar
auf den Bug gesprungen ist, einen Hörnerhelm oder einen
Kopfschmuck mit Hörnern trägt (Abb. 7, 1, 2). Auch wenn ein
Schild als Waffe –Schutzwaffe — dient, wurden die auf den Felsbildern dargestellten Schilde nicht im Kampf verwendet. Sie
gehören zu einer Art Paraderüstung, die mehr im Kult und nicht
in der Praxis Verwendung fand. Derartige Schilde aus Bronze
sind im übrigen so dünn — etwa die 16 Schilde von Fröslunda,
Västergötland, Schweden — , dass sie im Kampf niemals Schutz
gegen Angriffswaffen geboten hätten (Hagberg 1996).
Auf einem Fels von Trättelanda, Gem. Tanum, Bohuslän, wird
auf einem Schiff getanzt (Abb. 7, 3). In der Haltung der Tänzer
drückt sich vielleicht sogar Freude aus, zumindest erkennt man
beim Betrachten keine schlechte Stimmung. Die beiden halbkreisförmigen Gestalten an den Bootsenden könnten Akroba-

246

кебьергет, к которому относился и дом с белыми фресками,
считается местом, где жили представители знатного рода,
правившего на этой части острова Фюн (Thrane 1979; Thrane
1993. P. 31). Неудивительно поэтому, что именно здесь изготавливались такие особенные предметы, как луры.
Луры имели хождение на протяжении шести веков. Самые древние образцы относятся к третьему периоду северного бронзового века, самые поздние к пятому или шестому периоду. Имеющийся материал позволяет выявить
хронологию развития типологических черт лура. Древнейшие инструменты еще напоминают рога животных с очень
узким раструбом, который больше походит на воротник,
чем на тарелкообразную пластину. К этой группе относятся
луры из Фрарпа и Гуллорки (Южная Швеция), а также луры
из Рёллёкке (Лангеланд, Дания; Broholm u. a. 1949. P. 58ff.).

tentänzer sein. Manchmal führen auch Männer Salti durch, etwa
auf einem Felsbild in Lövåsen, Gem. Tanum, Bohuslän, wobei
dem Ausführenden der erigierte Phallus, das Schwert in seiner
Scheide und der Hörnerhelm das Tanzen nicht leichter gemacht
haben dürften (Abb. 7, 4). Es gibt ganz unterschiedliche Tanzhaltungen, so scheint ein Mann aus Smørsten mit Hörnerhelm so
etwas wie einen Schuhplattler aufzuführen (Abb. 7, 5). Es gibt
sogar eine Darstellung, wo vermutlich eine Frau auf der Spitze
eines Baumes tanzt (Abb. 7, 6). Die Darstellung von Bäumen auf
Schiffen findet sich auf einem Felsbild von Lökeberg, Bohuslän,
Schweden (Kaul 2004-III).

Die Bronzeluren
Auf den Felsbildern sind auch Spieler von Luren, den mächtigen
Blasinstrumenten der Nordischen Bronzezeit, dargestellt. Zu-

1

2

У этих образцов имеется общий прототип, представленный, например, рогом из Висмара (Мекленбург-Форпоммерн, Германия). Его раструб сделан из натурального рога
и местами украшен бронзовыми накладками. Кроме того,
здесь имеется рисунок корабля, техника исполнения которого позволяет считать, что он был изготовлен скорее всего в третьем периоде (Kaul 1998. P. 87), во всяком случае, не
ранее середины второго периода, то есть около 1400 года
до н. э. Вероятно, именно такой «протолур» изображен на
одном из камней, обнаруженных в кивикском погребении
(Шонен, Швеция; Randsborg 1993). Раструбы духовых рогов
из Северной Германии также, вероятно, восходят к «протолурам» (Schmidt 2001).
Последняя фаза развития данного вида музыкальных инструментов может быть проиллюстрирована такими образцами, как шесть луров из Брудевелте (Северный Зееланд)
или пара луров из Теллерупа, Фюн, Дания (ил. 9, 1). Эти инструменты значительно больше, конический ствол изогнут
в форме буквы S, раструб орнаментирован узором из концентрических кругов. У лура из Теллерупа (Broholm u. a.
1949. P. 23; Thrane 1993. P. 34–37) по краю раструба идет полоса с узором в виде небольших треугольников, что напоминает изображение солнца, окаймленного лучами (ил. 9, 2).
Большие круглые пластины, орнаментированные узором
из концентрических кругов, явно отсылают к мотиву почитания солнца. Поверхность диска насыщена разнообразными символами, связанными с образом солнца (Thrane 1993.
P. 47), так что возникает искушение рассматривать всю эту
тарелкообразную пластину как символ светила. Тогда получалось бы, что гулкий звук, слышимый на большом пространстве, исходит из недр образа солнца. Быть может, ритуалы, включавшие в себя игру на лурах, имели отношение к
перемещению странствующего солнца: такая музыка сопровождала его движение, помогая ему и одновременно поддерживая космический порядок. Не исключено, что люди в
определенный день года пытались помочь солнцу не сбить-

3

Ил. 8. Изображение музыкантов, играющих на лурах, – наскальная
живопись, Бохуслен: 1 – Треттеланд; 2 – Рюк, Танум; 3 – Танум (фото
1, 2 – Ф. Кауля; оттиск 3 – И.-М. Петерсен в сотрудничестве с Музеем
наскальных рисунков, Танум, Ундерслёс)
Abb. 8. Darstellungen von Lurenbläsern auf Felsbildern in Bohuslän.
1 – Träteteland, 2 – Ryk, 3 – Tanum (1–2 Foto: F. Kaul, 3 Abklatsch:
I.-M. Petersen, jeweils in Zusammenarbeit mit dem Tanum)
Hällristningsmuseum)

meist werden die Luren stark stilisiert wiedergegeben, indem
die Striche, die die Schiffsbesatzungen darstellen, in einem Haken auslaufen. Die Luren werden in ihrer rituellen Verwendung
abgebildet, nämlich auf Schiffen und jeweils mit einem Paar von
Bläsern. Das entspricht ihrer Fundsituation, wo sie — wenn die
Fundumstände gut dokumentiert sind — immer paarweise auftreten. Auf einem Felsbild von Trättelanda, Bohuslän (Abb. 8, 1)
ist ein solches Paar von Lurenbläsern auf einem Schiff dargestellt, und auf einem weiteren von Ryk, Bohuslän, sind zwei
Schiffe abgebildet, die jeweils vier Lurenbläser tragen (Abb. 8, 2).
Ein Felsbild von Kalleby, Bohuslän, zeigt eine noch detalliertere
Darstellung von Lurenspielern (Milstreu, Prøhl 2009) (Abb. 8, 3).
Die meisten auf Felsbildern dargestellten Kultgegenstände
sind auch tatsächlich gefunden worden. Das betrifft die Hörnerhelme, die Schilde und die Kultäxte, besonders aber die Luren.
Wir kennen inzwischen mehr als 60 Luren: 39 aus Dänemark, 13
aus Schweden, vier aus Norwegen, fünf aus Norddeutschland
und eine aus Litauen (Lysdahl u. a. 1990; Jensen 2002. S. 456ff.).
Erst 1972 kamen noch einige Lurenfragmente in Fodgdarp,
Schonen, Schweden, ans Tageslicht, und ein fast vollständiges
Lurenpaar wurde 1988 in Ulkvær, Vendyssel, Nordjütland, Dänemark, gefunden (Larsson 1975; Lysdahl u.a 1990). Außerdem
haben Ausgrabungen, die 1986 in der spätbronzezeitlichen
Siedlung von Kirkebjerget, Voldtofte, Südfünen, Dänemark,
durchgeführt wurden, zahlreiche Fragmente von Tongussformen für Luren erbracht. Es wurden sowohl Ummantelungen als
auch Tonkerne gefunden, die einen guten Einblick in den Guss

247

Флемминг Кауль. О религии и символике эпохи бронзы

Flemming Kaul. Zu Religion und Symbolgut der Bronzezeit

к числу которых мог принадлежать, например, Бохуслен
(регион Тарума) в Западной Швеции, поскольку он занимает
центральное положение не только по отношению к большинству территорий Дании, но и по отношению к Южной и
западной Швеции, а также к Южной и Юго-Восточной Норвегии. Бохуслен мог, вероятно, выполнять функцию священного центра или места паломничества для прилегающих
регионов, если не для большинства областей Скандинавии
(Kaul 2004-I. S. 102f.; Kaul 2012). Такие праздники, на которых
собирались люди из самых разных, в том числе и отдаленных областей Скандинавии, служили поддержанию и сохранению общей идеологии и общих верований, и луры наряду
с другими предметами культа играли здесь, несомненно,
важную роль.

2

а

b
4

1

Ил. 9. Луры. 1–2 – общий вид и раструб, Теллеруп, Западный Фюн, Дания;
3 – деталь цепочки с пластическими элементами в виде фигурок
водоплавающих птиц, Мальтбек, южный Ютланд; 4 – крепления форм
для лура из Даберкова, Мекленбург; а – кожух с кольцевым пояском,
b – треугольная застежка для загибания (по: Schmidt 1915)
Abb. 9. Luren. 1–2 – Tellerup, Westfünen, Dänemark, Gesamtansicht
und Schalloch; 3 – Maltbæk, Südjütland, Detail der Tragkette mit
Wasservogelprotomen; 4 – Rohrverbindungen bei der Lure von Daberkow,
Mecklenburg; a – Ummantelung mir Ringband, b – Dreiecksverschluss
zum Einfalzen (nach Schmidt 1915)

3

ся с пути в подземном мире, где оно оказывалось перед самым восходом. Или они хотели таким образом помочь солнцу избежать встречи с «сетчатым» чудищем (см. выше). Может быть, они верили в то, что волшебная сила звука,
исходящего из лура, так сказать, из уст «земного» солнца,
могла достичь настоящего солнца и помочь ему взойти,
дабы тьма ночи превратилась в свет дня.
У одного из луров, обнаруженных в Мальтбеке (юг Ютландии), сохранилась почти полностью цепочка из бронзовых
колец. В кольца вмонтированы небольшие объемные фигуры птиц (Broholm u. a. 1949. P. 26) (ил. 9, 3). Птицы представлены здесь вполне реалистично — с глазами и широкими клювами, напоминающими утиные. Несомненно, мы имеем
здесь дело с изображением водоплавающей птицы, которая
являлась в эпоху поздней бронзы панъевропейским религиозным символом, связанным с мифом о странствующем
солнце, каковой, в свою очередь, включал в себя мотив солнечной барки со штевнем в виде птицы.

Путешествующие луры эпохи бронзы
Конструкция лура такова, что она позволяет легко путешествовать с ним, поскольку ствол состоит из двух частей,
которые могут скрепляться друг с другом самыми разными,
довольно сложными способами (ил. 9, 4). Подобная конструкция едва ли была бы разработана, если бы не было необходимости сделать этот инструмент транспортабельным (Kaul
2010-I. S. 533f.).
Но о каких путешествиях могла идти речь? Быть может,
люди эпохи бронзы собирались в связи с определенным
культовым праздником в каком-то центральном месте данного региона или более крупной области? Когда «путешествие» луров и их миссия заканчивались, их клали в болота
недалеко от того места, где они были изготовлены. Не исключено, что существовали межрегиональные места сбора,

in verlorener Form geben (Thrane 1993). Geschmiedet wurden
die Instrumente während der Periode V der Nordischen Bronzezeit (900–700 v. Chr.). Die wohlhabende Siedlung von Kirkebjerget, zu der auch ein Haus mit weißer Wandbemalung gehörte,
wird als Wohnsitz der Führungsschicht interpretiert, die diesen
Teil von Fünen beherrschte (Thrane 1979; Thrane 1993. P. 31).
Dass solche besonderen Dinge wie Luren gerade an einem solchen Ort hergestellt wurden, ist naheliegend.
Luren waren über 600 Jahre lang in Gebrauch. Die ältesten
gehören noch in die Periode III der Nordischen Bronzezeit, die
jüngsten in die Periode V oder VI. Eine typologisch-chronologische Abfolge ist erkennbar. Die ältesten Instrumente ähneln
noch Tierhörnern mit einer sehr engen Schallöffnung, die eher
einem Kragen als einer Platte gleicht. Zu dieser Gruppe gehören
die Luren von Frarp und Gullårka in Südschweden sowie von
Rørløkke, Langeland, Dänemark (Broholm u. a. 1949. P. 58ff.).
Man kann auch einen Prototyp erkennen, etwa das Horn
von Wismar, Mecklenburg-Vorpommern, Deutschland, dessen
Schalltrichter aus dem Tierhorn selbst bestand, das teilweise mit
Bronzebeschlägen bedeckt war. Das auf dem Horn abgebildete
Schiff kann aus technischen Gründen am ehesten in die Periode
III datiert werden (Kaul 1998. P. 87ff.), zumindest nicht früher als
die Mitte der Periode II, um 1400 v. Chr. Eine derartige „Protolure“
mag auch auf einem der Steine aus dem Kivik-Grab aus Schonen,
Schweden dargestellt sein (Randsborg 1993). Die anderen
Schalltrichter von Blashörnern aus Norddeutschland dürften
ebenfalls von solchen Protoluren stammen (Schmidt 2001).
Das Ende der Lurenentwicklung wird durch Instrumente wie
die sechs Brudevælte Luren aus Nordseeland oder die beiden
Luren von Tellerup, Fünen, Dänemark, repräsentiert (Abb. 9, 1).
Diese Instrumente sind wesentlich größer, der Schaft ist S-förmig geschwungen, und der Schalltrichter wird von einer Scheibe mit konzentrischen Zirkelkreismustern umgeben. Bei den
Luren von Tellerup (Broholm u. a. 1949. P. 23; Thrane 1993.

248

Современные перемещения луров и их роль
в поддержании внешнеполитических контактов
В наше время луры находятся в музеях Франции, России и
Англии — далеко от тех мест, где они были обнаружены. За
исключением немецких луров из Даберкова (Schmidt 1902),
которые в 1945 году оказались в составе перемещенных
объектов и нашли свое место в Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина в Москве, все остальные луры преподносились в качестве королевских дипломатических подарков.
Так, лурам, находящимся ныне в Музее национальных
древностей в Сен-Жермен-ан-Лё под Парижем, была предназначена, вместе с другими датскими древностями, важная политическая роль. В 1861 году коллекция, включавшая
в себя 347 древних датских объектов, была доставлена в Париж. Здесь все находки были каталогизированы, систематизированы по трем периодам, выделенным К. Ю. Томсеном, и
подготовлены для дальнейшего экспонирования. Это был
подарок датского короля Фредерика VII французскому императору Наполеону III. Директор датского Национального
музея К. Ю. Томсен передал ценное подношение императору и с удовольствием разъяснял значение отдельных предметов во время встреч и званых обедов. Как археолог Томсен считал, что эта презентация прошла с большим успехом,
который он мог отнести и на свой счет. Чуть позже датская
коллекция легла в основу археологического музея в СенЖермен-ан-Лё, открытого в 1867 году. В вестибюле музея
была размещена табличка, на которой перечислялись имена лиц, внесших весомый вклад в создание музея, при этом
имя Фредерика VII открывало этот список, тогда как Наполеон III шел после него (Lundbeck-Culot 1995; Lundbeck-Culot
1997).
В политическом отношении, однако, этот дар не принес
ощутимых результатов. Дания пыталась на дипломатическом уровне заручиться поддержкой Франции или даже заключить с ней союз против Пруссии, поскольку именно в это
время разворачивался конфликт вокруг Шлезвиг-Гольштейна и Дания находилась в непростой ситуации. Чтобы завязать более тесные отношения между Данией и Францией,
Фридерик VII пытался добиться официального приглашения от Наполеона III, и королевский подарок, связанный
с общим интересом к древности, должен был служить своеобразным «ключом». Кроме того, Фредерик преследовал
и свои личные интересы. Он стремился установить связи
с французским двором, чтобы тем самым добиться признания морганатического брака, заключенного им с герцогиней Даннер, которая не имела дворянского происхождения.
В самой Дании этот брак вызвал недовольство высшего общества, и потому Фредерику было крайне важно, чтобы он и

P. 34–37) säumt ein Band mit kleinen Dreiecken, das an eine
Sonnendarstellung mit Strahlenkranz erinnert, den Rand des
Schalltrichters (Abb. 9, 2).
Die großen runden Scheiben mit ihrer Zirkelkreisverzierung
weisen ebenfalls auf eine Sonnenverehrung. Sie sind regelrecht
mit Sonnensymbolen bedeckt (Thrane 1993. P. 47). Es ist verführerisch, die Platte selbst als Sonnenbild zu betrachten — der
weit hallende Ton käme dann direkt aus der Darstellung der
Sonne selbst. Vielleicht sollten die Rituale mit Lurenmusik irgendwie die Reise der Sonne überwachen oder dazu verhelfen,
die kosmische Ordnung zu erhalten. Konnten Menschen der
Sonne an bestimmten Tagen im Jahr dabei helfen, in den Stunden vor Sonnenaufgang ihren Weg durch die Gefahren der Unterwelt zu finden? Vielleicht, um das Netzmonster (s. o.) zu vermeiden? Glaubte man, der Zauber des Klangs, der aus den
Schalltrichtern der Lure sozusagen aus dem Mund der Sonne
kam, könnte, von der menschlichen Welt ausgehend, die wirkliche Sonne in der Unterwelt erreichen, so dass es ihr mit Hilfe der
Lurenbläser gelang aufzusteigen und die Dunkelheit der Nacht
in das Licht des Tages zu verwandeln?
Bei einer der Luren von Maltbæk in Südjütland ist die Tragekette aus Bronzeringen fast vollständig erhalten. In die Ringe
eingelassen sind kleine plastische Vogelfiguren (Broholm u. a.
1949. P. 26) (Abb. 9, 3). Die Vögel sind recht realistisch wiedergegeben mit Augen und breiten Entenschnäbeln. Wir haben es
hier zweifellos mit Darstellungen des Wasservogels zu tun, der
während der späten Bronzezeit das paneuropäische religiöse
Symbol in Verbindung mit der Sonnenreise ist, bei der wiederum der Wasservogel auch als Steven der Vogel-Sonnenbarke
dient.

Die Luren auf Reisen während der Bronzezeit
Die Luren sind extra so konstruiert, dass man mit ihnen reisen
kann, da die Schäfte aus zwei Teilen bestehen, die auf mehrere
komplizierte Weisen miteinander verzapft werden können
(Abb. 9, 4). Eine solche Konstruktion zum Zerlegen des Instruments wäre kaum entwickelt worden, wenn man sie nicht hätte
transportabel machen wollen (Kaul 2010a. S. 533f.).
Aber um was für Reisen könnte es sich gehandelt haben?
Vielleicht trafen sich die Menschen der Bronzezeit zu bestimmten kultischen Festen an zentralen Orten, sowohl innerhalb einer Region als auch in einem größeren Gebiet. Wenn die „Missionsreise“ der Luren beendet war, wurden sie schließlich in
Sümpfen in der Nähe der Orte, wo sie ursprünglich hergestellt
worden waren, niedergelegt. Es ist auch an überregionale Versammlungsorte zu denken, und da kommt natürlich das nördliche Bohuslän (Zone von Tarum) in Westschweden infrage, da es
relativ zentral zu großen Teilen Dänemarks, Süd- und Westschwedens sowie Süd- und Südostnorwegens liegt. Bohuslän
könnte die Funktion eines heiligen Zentrums oder eines Pilgerorts für die umgebenden Regionen, wenn nicht für große Teile
Skandinaviens, besessen haben (Kaul 2004a, 102f.; Kaul 2012).
Anlässlich solcher Feste, bei denen sich Menschen aus weiten
Teilen Skandinaviens trafen, wurde eine gemeinsame Ideologie
und Religiosität bewahrt, wobei neben anderen Kultobjekten
auch die Luren eine wichtige Rolle spielten.

Die Luren auf Reisen in der Gegenwart und als
Instrumente politischer Auslandskontakte
In jüngerer Zeit gelangten Luren in Museen weit entfernt von
ihren Fundorten, nach Frankreich, Russland und England. Mit
Ausnahme der deutschen Luren von Daberkow (Schmidt 1902),
die als Kriegsbeute 1945 nach Russland gebracht wurden und
sich nun im Puschkin Museum in Moskau befinden, wurden die

249

Флемминг Кауль. О религии и символике эпохи бронзы

Flemming Kaul. Zu Religion und Symbolgut der Bronzezeit

Ил. 10. Фрагмент лура из Орслеве
(ГЭ) – общий вид и деталь
с изображением корабля
Abb. 10. Fragment der Lure
von Årlsev (GE, St. Petersburg) –
Gesamtansicht und Detail mit
Schiffsdarstellung

герцогиня Даннер получили официальное приглашение
французского двора (Lundbeck-Culot 1995; Lundbeck-Culot
1997; Jensen 1998; Appel 2006). Однако столь желанное приглашение так и не поступило. После смерти Фредерика, последовавшей в 1863 году, герцогине Даннер и вовсе уже не
на что было надеяться. Когда в 1864 году Дания подверглась
нападению со стороны Пруссии и Австрии, Наполеон III и
пальцем не пошевелил, чтобы помочь дружественной державе.
Следует отметить, что с лурами, которые входили в состав таких дипломатических подарков, связано немало недоразумений (Lundbeck-Culot 1995; Jensen 1998). В частности, считалось, что во Францию был отправлен в свое время
не подлинный лур, а его копия, однако в 1965 году в результате обследования было установлено, что имеющийся экземпляр представляет собой оригинал из Блидструпа (Северный Зееланд), который, как предполагалось, частично
пострадал во время пожара в замке Фредригсборг. В действительности же этот лур был преподнесен в качестве личного подарка Фредерика VII Наполеону III, который передал
его в 1866 году в Музей национальной древности в СенЖермен-ан-Лё без указания места находки (Appel 2006;
Appel, Olsen 2011). Кроме этого, однако, существует и копия
лура, которая попала в Париж в 1861 году в составе других
древних находок, преподнесенных в дар. Речь идет о копии
одного из луров из Брудевельте.
Три пары луров из Брудевельте (Северный Зееланд, Дания) были обнаружены в 1797 году в одном из болот
(Broholm u. a. 1949; Johansson u. a. 2005). Все найденные экземпляры отличались превосходной сохранностью. Большой размер дисков, обрамляющих раструб, позволяет отнести их типологически к образцам пятого периода эпохи
бронзы.
В 1845 году один из больших брудевельтских луров был
преподнесен Николаю I. Как и в случае с Францией, этот по-

übrigen als königliche diplomatische Geschenke überreicht.
Zusammen mit anderen
dänischen Antiken, spielten
die Luren, die sich heute im
Musée des Antiquités Nationales in St. Germain-en-Laye
bei Paris befinden, eine wichtige Rolle in der Politik. 1861
ging eine Sammlung von
nicht weniger als 347 däni2
schen Funden nach Paris. Sie
wurden dort katalogisiert und
nach dem Dreiperiodensystem von C. J. Thomsen für die
Ausstellung vorbereitet. Es
war ein Geschenk des Königs
1
von Dänemark, Frederik VII, an
den französischen Kaiser Napoleon III. Der Direktor des dänischen Nationalmuseums, C. J. Thomsen, übergab das kostbare
Geschenk dem Kaiser und erläuterte gerne bei Treffen und Banketten die Bedeutung der einzelnen Stücke. Aus Sicht des Archäologen und auch für Thomsen persönlich war die Präsentation der Geschenke ein durchschlagender Erfolg. In den folgenden Jahren wurde die dänische Sammlung das Kernstück des
1867 eröffneten archäologischen Museums in St. Germain-enLaye. In der Eingangshalle gab es eine Bronzetafel, auf der die
Spender des Museums aufgelistet waren, wobei Frederik VII. an
erster Stelle noch vor Napoleon III. stand (Lundbeck-Culot 1995;
Lundbeck-Culot 1997).
In politischer Hinsicht zeigte das königliche Geschenk jedoch wenig Wirkung. Die dänische Diplomatie bemühte sich
um französische Unterstützung oder gar eine Allianz gegen die
Preußen. Dänemark befand sich nämlich wegen dem Streit um
Schleswig-Holstein in einer schwierigen Situation. Um engere
politische Bande zwischen Dänemark und Frankreich knüpfen
zu können, bemühte sich Frederik VII., eine offizielle Einladung
von Napoleon III. zu erhalten, wobei das königliche Geschenk
sowie das gemeinsame Interesse an Antiken als „Türöffner“ dienen sollte. Darüber hinaus hatte Frederik noch ein persönliches
Anliegen. Er wollte Verbindungen zum französischen Hof aufnehmen, um Anerkennung für seine morganatische Ehe mit
der Herzogin Danner, die keine Adlige und niederer Herkunft
war, zu gewinnen. In Dänemark selbst gab es in der Oberschicht
Einwände gegen diese Eheschließung, und es wäre Frederik
sehr entgegengekommen, wenn er und die Gräfin Danner offiziell vom französischen Hof eingeladen worden wären (Lundbeck-Culot 1995; Lundbeck-Culot 1997; Jensen 1998; Appel
2006). Die heiß ersehnte Einladung erfolgte jedoch nicht, und
mit Frederiks Tod im Jahr 1863 musste die Gräfin Danner alle
Hoffnung fahren lassen, in Frankreich von höchster Stelle empfangen zu werden. Als Dänemark 1864 von den Preußen und
Österreichern angegriffen wurde, rührte Napoleon III. keinen
Finger.

250

дарок должен был служить укреплению дипломатических
отношений. Немаловажную роль при этом играли некоторые сложности политического свойства, связанные с датским престолонаследием. Поводом для подарка послужила
свадьба принца Гессенского, возможного наследника датского трона, и великой княжны Александры, дочери Николая I. Во время переговоров, предшествовавших свадьбе,
царский министр сказал между прочим, что один из знаменитых луров эпохи бронзы мог бы достойным образом
украсить царскосельское императорское собрание (Jensen
1998). Бракосочетание Фридриха Гессенского с дочерью
русского императора состоялось в 1844 году, но в тот же год
Александра умерла в родах. Вскоре после этого было намечено новое бракосочетание, на сей раз с дочерью великого
князя Михаила. В 1845 году Фридрих привез лур из Брудевельте в Россию в качестве подарка датского двора в связи с
планировавшейся свадьбой, которая, однако, так и не состоялась. Датский лур был помещен первоначально в императорское царскосельское собрание, а после революции
1917 года оказался в Государственном Эрмитаже (Jensen
1998).
Таким образом, пара луров из Брудевельте оказалась
разъединенной. В 1998 году, в связи с проведением международной выставки «Боги и герои эпохи бронзы», российские власти выдали разрешение на временный вывоз брудевельтского лура за пределы России для его экспонирования с 1998 по 2000 год. В результате на некоторое время
парные инструменты снова оказались вместе (Götter und
Helden 1998. No. 132, 133; Johannsen u. a. 2005. P. 38).
Лур из Брудевельте — не единственный образец этих инструментов в коллекции Эрмитажа. В 1929 году датский
историк обнаружил здесь еще один экземпляр, точнее
фрагмент нижней части ствола длиной 43 см (Jensen 1998).
Впоследствии выяснилось, что и этот инструмент был подарен в связи со свадебными переговорами в 1843 году (см.
выше). Когда копенгагенский Национальный музей получил
в 1990 году фотографию этого экспоната, оказалось, что
парный к нему инструмент, сохранившийся также во фрагментах, находится в Британском музее в Лондоне. Он был
передан в дар музею в 1869 году датским археологом
Й. А. Ворсо. Вероятно, оба инструмента из разных музеев
составляют пару, обнаруженную в 1803 году в Орслеве на
острове Фюн (Thrane 1993; Jensen 1998).
Когда куратору датского Национального музея Йоргену
Йенсену представилась в 1990-е годы возможность осмотреть лур из Орслеве, находящийся в Санкт-Петербурге
(ил. 10), он обратил внимание на волнистый орнамент, украшающий раструб. По его сведениям, этот орнамент завершается элементом, который можно принять за нос корабля.
Интересно было бы узнать, действительно ли в данном случае мы имеем дело со стилизованным изображением корабля. Если так, то данный лур мог бы служить еще одним примером использования символов, связанных с солнцем и его
перемещением.

◊◊◊
Луры следует рассматривать не как самостоятельное явление, а как элемент религиозных культовых действий, характерных для культуры северного бронзового века, то есть
как один из сакральных предметов в ряду прочих, к которым относятся также топоры, рогатые шлемы или головные
уборы с рогами и солнечные диски, связанные со сложными
ритуалами, каковые отправлялись часто на кораблях, выполнявших при этом роль подвижных храмов. Вероятно,

Es gibt einige Verwirrungen bezüglich der Luren, die irgendwie Teil von Antikenschenkungen waren (Lundbeck-Culot 1995;
Jensen 1998). So wurde angenommen, dass es sich bei einer
nach Frankreich versandten Lure nur um eine Kopie gehandelt
hätte, aber 1965 stellte sich bei einer näheren Untersuchung heraus, dass es ein Original aus Blidstrup, Nordseeland, ist, von
dem man angenommen hatte, dass es (teilweise) bei dem Brand
von Schloss Fredrigsborg zerstört worden sei. In Wirklichkeit
war die Lure aber als persönliches Geschenk des dänischen Königs an Napoleon III. gegangen, der sie 1866 dem Musée des
Antiquités Nationales übergab, ohne aber den Herkunftsort zu
nennen (Appel 2006; Appel, Olsen 2011). Aber es gibt noch eine
Lurenkopie in Paris, die 1861 mit der großen Schenkung dorthin
kam, nämlich eine der Luren von Brudevælte.
Die drei Lurenpaare von Brudevælte, Nordseeland, Dänemark, wurden 1797 in einem Sumpf entdeckt (Broholm u. a.
1949; Johansson u. a. 2005). Ihr Erhaltungszustand ist exzellent.
Aufgrund ihrer großen Scheiben um den Schalltrichter gehören
sie zu den typologisch späten Exemplaren der 5. bronzezeitlichen Periode.
1845 wurde eine der großen Brudevælde-Luren Zar Nikolai I.
als kostbares Geschenk übergeben. Wie es später auch bezüglich Frankreich geplant war, sollte die Lure die diplomatischen
Kontakte fördern. Es spielten zudem komplizierte politische Details bezüglich der dänischen Thronfolge eine wichtige Rolle
dabei. Der Schenkungsanlass war die Hochzeit zwischen Prinz
Friedrich von Hessen — einem der möglichen Thronfolger —
mit der Tochter des Zaren, Prinzessin Alexandra. Während der
Verhandlungen, die der Hochzeit vorausgingen, erwähnte der
vom Zar beauftragte Minister, dass eine der berühmten dänischen Bronzezeitluren doch die Sammlung im Waffenmuseum
des Zaren in Tsarskoe-Seloe bereichern könnte (Jensen 1998).
1844 heiratete Friedrich von Hessen die Tochter des Zaren, die
noch im gleichen Jahr bei der Geburt ihres Kindes verstarb. Darauf wurde eine weitere russische Vermählung für Friedrich geplant, dieses Mal mit der Tochter des russischen Großfürsten
Michael. 1845 brachte er während der diesbezüglichen Verhandlungen (die Hochzeit fand übrigens nie statt) die Lure von
Brudevælte als Geschenk des dänischen Hofes nach Russland.
Sie wurde in die kaiserliche Sammlung in Tsarskoe-Seloe eingegliedert und gelangte nach der Revolution von 1917 in die
Staatliche Eremitage in St. Petersburg (Jensen 1998).
So wurde also eines der Lurenpaare von Brudevælte auseinandergerissen. 1998 anlässlich der großen internationalen
Bronzezeitausstellung „Götter und Helden der Bronzezeit“, erteilten die russischen Behörden die Erlaubnis, dass die Lure für
eine gewisse Zeit, von 1998 bis 2000, Russland verlassen durfte.
So kamen die beiden Luren, die zusammen ein Paar bilden, für
einige Zeit wieder zusammen (Götter und Helden 1998. No. 132,
133; Johannsen u. a. 2005. P. 38).
Die Lure von Brudevælte ist aber nicht die einzige, die sich in
der Eremitage befindet. Bereits 1929 fand dort ein dänischer
Historiker eine weitere Lure bzw. ein 43 cm langes Stück vom
unteren Teil des Schaftes (Jensen 1998). Inzwischen hat sich herausgestellt, dass es ebenfalls ein Geschenk anlässlich der Heiratsverhandlungen von 1843 war (s. o.). Als das Nationalmuseum von Kopenhagen 1990 ein Foto dieser Lure erhielt (Abb.
10, 1), zeigte sich, dass das beste Vergleichsstück hierzu —
ebenfalls ein Fragment — im British Museum in London aufbewahrt wird. Es war 1869 von dem dänischen Archäologen J. J. A.
Worsaae übergeben worden. Vermutlich stammen die beiden
Teile in den beiden Museen von demselben Lurenpaar, das 1803
in Årslev auf der Insel Fünen gefunden worden ist (Thrane 1993;
Jensen 1998).

251

Флемминг Кауль. О религии и символике эпохи бронзы

люди сходились в каком-то определенном месте в связи
с культовыми праздниками, которые, возможно, были периодическими и могли приходиться, например, на день летнего солнцестояния. Наверное, такие празднества производили неизгладимое впечатление на тех, кто наблюдал за ними
или участвовал в них. Это была торжественная картина: корабли с большими лошадиными головами на носу и корме;
акробаты, исполняющие сальто; жрецы в рогатах шлемах,
несущие культовые топоры и солнечные диски, которые
сверкают в лучах настоящего солнца, и надо всем этим
громкое таинственное гудение луров.
Одной из причин, побуждавшей древнего человека проводить эти пышные ритуалы, было стремление поддержать
космический порядок, исходя из веры в вечное странствование солнца, которое днем перемещается по небу, а ночью
движется в потустороннем мире. Эти мифологические
представления находят свое отражение в искусстве эпохи
поздней бронзы в форме таких символов, как корабль, лошадь, рыба, змея и птица, которые непосредственно связаны с более сложным мифологическим циклом о свете и
тьме, о дне и ночи, о верхнем и нижнем, то есть о надземном
и подземном мире. Человек эпохи бронзы воспринимал
себя живущим на плоской земле, в пространстве, отделяющем один мир от другого.

Als der Kurator des Dänischen Nationalmuseums, Jørgen
Jensen, in den 1990er Jahren die Möglichkeit hatte, die ÅrslevLure in St. Petersburg zu sehen (Abb. 10), fiel ihm ein Wellenmuster um den Schalltrichter auf. Er teilte mir freundlicherweise
mit, dass dieses Muster in etwas auslief, was einen Schiffsbug
darstellen könnte. Leider konnte er kein Photo dieses Details erhalten. Es wäre sehr interessant zu wissen, ob wir es wirklich mit
einem stilisierten Schiffsbild zu tun haben. So könnte diese Lure
einen weiterer Hinweis auf die Verwendung von Symbolen, die
mit der Sonne und ihrer Reise zu tun haben, sein.

Наталья Шишлина

«Напиток богов, преодолевающий смерть…»
Natalija Šišlina

«Der Trank der Götter, der den Tod überwindet…»

Schlussbemerkung
Die Luren sollten nicht als isoliertes Phänomen, sondern als Teil
religiöser Kulthandlungen der Nordischen Bronzezeitkultur angesehen werden, wo sie zusammen mit anderen sakralen Gegenständen wie Äxten, Hörnerhelmen oder gehörntem Kopfschmuck sowie Sonnenscheiben zu umfassenden Ritualen gehörten, die häufig auf Schiffen stattfanden, wobei diese die
Rolle fahrender Tempel einnahmen. Vermutlich trafen sich die
Menschen zu kultischen Festen, die in bestimmten Abständen,
vielleicht auch zu Mittsommer, stattfanden. Es muss sehr beeindruckend gewesen sein, solche Ereignisse zu beobachten oder
daran teilzunehmen. Auf Schiffen mit Galionsfiguren aus großen Pferdeköpfen schlugen akrobatische Tänzer Salti, während
Kultäxte und Sonnenbilder, die in der Sonne schimmerten, von
Priestern mit Hörnerhelmen getragen wurden. Dazu ertönte
der geheimnisvolle, laut schallende Klang der Luren.
Einer der Gründe für diese großartigen Rituale war es, die
kosmische Ordnung aufrecht zu erhalten, basierend auf Glaubensvorstellungen von einer ewigen Reise der Sonne am Tag
über das Firmament und in der Nacht durch die Unterwelten.
Diese Mythen finden sich verschlüsselt in der Kunst der späten
Bronzezeit, in der Symbole wie Schiff, Pferd, Fisch, Schlange und
Vögel mit dem umfassenden Sagenzyklus von Licht und Dunkelheit, Tag und Nacht, oben und unten, über- und unterirdischer Welt verbunden sind. Die Menschen der Bronzezeit empfanden, dass sie auf der flachen Erde, der Übergangszone zwischen diesen beiden Welten, lebten.

ронзовый век Европы связан с изменением образа жизни, мышления, ритуалов. На исторической
арене появились герои, подвиги которых воспевались в передневосточных и средиземноморских эпосах. На пути к славе герой оказывался в особом
мире. Это был мир войны, состязания, подвига и ритуального пиршества, на котором либо оплакивали погибших, либо
ликовали, окрыленные победой. Культ героя — особого
персонажа исторических событий II тыс. до н. э. — складывался на протяжении многих поколений. Его истоки уходят
в предшествующее тысячелетие.
Среди дошедших до нас фрагментов героической культуры — воинского снаряжения, боевых колесниц, символов
победы — особое место принадлежит кубкам и чашам. Такие сосуды, изготовленные из профессионально обожженной глины, красивых пород древесины, из драгоценного
золота или серебра, воспеты Гомером в «Илиаде» и «Одиссее». В золотой чаше с двумя ручками сверкает вино на пиру
Антиноя (Одиссея, XXII, 10).
Однако посуда была частью не только бытовой, но и ритуальной культуры задолго до событий Троянской войны.
Горшки, кувшины с одной или двумя ручками, миски, кружки, бокалы, чаши и кубки составляли основу погребального
инвентаря бронзового века, который помещали в захоронения умерших сородичей по всей Европе.
В ямной культуре Северо-Западного Прикаспия сосуды
встречаются редко: в более чем 700 захоронениях первой
половины III тыс. до н. э. найдено всего лишь 60 целых горшков. В каждом втором захоронении катакомбной культуры,
уже во второй половине III тыс. до н. э., — глиняный сосуд, а
иногда и целые столовые «сервизы». Их известно несколько
тысяч. Это крупные нарядные кувшины, явно сделанные мастером по заказу, и маленькие кружки для питья. В могильниках последующей срубной культуры начала II тыс. до н. э.
глиняный сосуд найден в каждом захоронении. К простым
кухонным горшкам, в которых ежедневно готовили еду,
теперь прибавилась высококачественная, прекрасно обожженная и покрытая сложным орнаментом керамическая
посуда, деревянные чаши, возможно использовавшиеся
уже не только как индивидуальные столовые наборы,
но и как емкости для особых ритуальных блюд и напитков
(ил. 1).
Какие хмельные напитки могли появиться в Европе в
бронзовом веке? По мнению ученых, это было пиво из ячменя; ферментированное молоко лошади — кумыс; вино, полученное благодаря ферментации диких ягод и плодов, возможно с добавлением меда, или просто медовуха (Sherratt
1997).

Б

ie Bronzezeit brachte neue Lebensformen, weltanschauliche Vorstellungen und Rituale nach Europa.
Die traditionelle Urgesellschaft ging unter, die „Helden“ betraten die historische Arena, deren Taten in
den Epen aus dem Vorderen Orient und dem Mittelmeerraum
besungen wurden. Um zu Ruhm zu gelangen, musste sich ein
solcher Held in eine ganz eigene Welt begeben, die aus Kriegen, Wettkämpfen, Großtaten und rituellen Feiern zum Gedenken an die Toten oder zur Lobpreisung der Sieger bestand. Dieser Heldenkult, dieser Kult um Figuren, die die Geschichte im 2.
Jahrtausend v. Chr. prägten, hat sich über mehrere Generationen hinweg herausgebildet, seine Ursprünge wurzeln jedoch
noch im vorangegangen Jahrtausend.
Heute geben die Ausrüstung des Kriegers, Streitwagen und
Siegessymbole noch Auskunft über die einstige Heldenkultur;
wobei im archäologischen Fundgut Bechern und Schalen besondere Bedeutung zukommt. Diese Gefäße sind aus hervorragend gebranntem Ton, aus Edelhölzern sowie wertvollem Gold
oder Silber erstellt worden und werden von Homer in der Ilias
und Odyssee beschrieben. Beim Festmahl des Antinoos funkelt
der Wein beispielsweise in einer goldenen Schale mit zwei Henkeln (Odyssee XXII, 10).
Geschirr indes stellte nicht nur einen Teil der Alltagskultur dar,
sondern spielte bereits lange vor den Ereignissen des Trojanischen Krieges eine wichtige Rolle im rituellen Leben. Töpfe, Kannen mit einem oder zwei Henkeln, Schüsseln, Krüge, Pokale,
Schalen und Becher bildeten den Kern des bronzezeitlichen
Grabinventars, das den Toten in ganz Europa beigegeben wurde.
In der eurasischen Steppe sind für die Grubengrabkultur
(Jamnaja-Kultur) im nordwestlichen Kaspigebiet nur selten
Gefäße belegt: Die über 700 Gräber aus der ersten Hälfte des
3. Jahrtausends v. Chr. erbrachten lediglich 60 intakt erhalten
gebliebene Keramiken. Dagegen lagen bereits in der zweiten
Hälfte des 3. Jahrtausends v. Chr. in jedem zweiten Grab der Katakombengrabkultur einzelne Tongefäße, teilweise sogar vollständige „Tafelservice“; die Gesamtzahl entsprechender Fundstücke beläuft sich auf einige Tausend. Es handelt sich dabei um
Kannen von eleganter Form, die fraglos auf Bestellung angefertigt wurden, sowie um kleine Trinkkrüge. In der anschließenden Balkengrabkultur (Srubnaja-Kultur), die in den Beginn des
2. Jahrtausends v. Chr. datiert, begegneten dann in jedem Grab
Tongefäße. Neben einfachen Töpfen für die Küche, in denen das
tägliche Essen zubereitet wurde, kamen qualitativ hochwertige, hervorragend gebrannte und mit einem aufwendigen Ornament verzierte Stücke auf; zudem sind Holzschalen belegt,
die möglicherweise nicht nur als individuelles Tischgeschirr
dienten, sondern auch als Behältnis für spezielle Ritualspeisen
(Abb. 1).

253

D

Наталья Шишлина. «Напиток богов, преодолевающий смерть…»

Natalija Šišlina. «Der Trank der Gött er, der den Tod überwindet…»

Изучая содержимое сосудов из курганных погребений
Прикаспия, ученые установили, что жители степей хорошо
знали особенности диких растений, используя их для создания чудодейственных снадобий.
Мед. Считается, что древнейший хмельной напиток — это
отвар из дикого меда (Sherratt 1997). Неизвестно, были ли
пасеки в степи, однако спектр пыльцы в некоторых сосудах
из курганных погребений позволяет предположить, что
в них могла быть медовуха, сваренная на меде степного разнотравья. Такой напиток, скорее всего, находился в кувшине из раннекатакомбного погребения могильника Манджикины-1 (курган 12, погребение 2) в Калмыкии. Пыльца
указывает, что прикаспийские жители любили кавказский душистый березовый и липовый мед. Тем не менее
пыльца, сохранившаяся от медового напитка, идентифици-

Zunächst gilt es dabei, die Frage zu klären, welche Rauschtränke es im bronzezeitlichen Europa überhaupt gab. Nach heutigem Wissensstand sind es Gerstenbier, fermentierte Stutenmilch (Kumys), durch Fermentierung wilder Beeren und Früchte
gewonnener Wein (möglicherweise mit Honig versetzt) oder
Medowucha (gegorene Fruchtgetränke mit Honig) (Sherratt
1997).
Wie die Analyse der Rückstände in den Gefäßen aus den Hügelgräbern im Kaspigebiet zeigte, mussten die Steppenbewohner die Besonderheiten wilder Pflanzen gut gekannt und ihre
spezifischen Eigenschaften für die Herstellung berauschender
Tränke genutzt haben.
Honig. Man nimmt an, der älteste Rauschtrank sei aus Wildhonig gewonnen worden (Sherratt 1997). Unbekannt ist dagegen, ob es in der Steppe „Imkereien“ gegeben hat. Das PollenИл. 1. Глиняные сосуды
катакомбной культуры
Прикаспия
Abb. 1. Tongefäße der
Katakombengrabkultur im
Kaspigebiet

рована в степи пока только в погребениях взрослых мужчин и женщин, причем не только в сосудах и между зубами
индивидуумов, но и среди останков погребенных на месте
их желудков. Взрослые люди — мужчины старше 40 лет из
раннекатакомбных погребений могильников Бага-Бурул и
Песчаный, женщины из могильника Темрты в Калмыкии и из
захоронения в Ростовской области, возможно, прибыли с
Кавказа и незадолго до смерти ели мед или пили медовый
напиток. Может быть, его принимали как успокоительное и
расслабляющее средство? Или, наоборот, глоток медового
отвара возбуждал и возвращал пожилым людям угасающие
силы? В горшках из захоронений детей, подростков и молодых людей, однако такой спектр медоносных растений не
выявлен.
Травяные напитки. Еще один степной напиток, идентифицированный в содержимом сосудов, это травяной настой.
Открывшие медицинские свойства многих растений кочевники собирали душистую зизифору, мяту, шалфей, чабрец
весной и ранним летом, заваривали их и пили отвар, вероятно, каждый день, утоляя жажду. Однако и во время ритуальных церемоний наливали его в погребальные горшки и
кувшины катакомбной культуры.
Психоактивные снадобья. Катакомбное население евразийских степей начало использовать мягкие психотропные

spektrum in den Rückständen
einiger Gefäße aus Hügelgräbern lässt zumindest die Hypothese zu, diese könnten
Medowucha enthalten haben,
wobei der Trank auf dem
Honig der Steppengräser basierte. Dieser Fall dürfte vermutlich bei einer Kanne aus
dem frühkatakombenzeitlichen
Grab im Gräberfeld Mandžikiny
1 (Kurgan 12, Grab 2) in Kalmykien vorgelegen haben. Obwohl die Pollen darauf hindeuten, dass die Menschen
aus dem Kaspigebiet dem
kaukasischen duftenden Birken- und Lindenhonig gern zusprachen, sind die Pollen vom
„Honigtrank“ in der Steppe ausschließlich in den Gräbern adulter Männer und Frauen nachgewiesen worden; immerhin fanden sie sich nicht nur in Gefäßen, sondern auch zwischen den
Zähnen der Bestatteten und am Grabboden auf Höhe des Magens zwischen den Knochen. Möglicherweise sind diese Individuen — Männer über vierzig Jahre aus frühkatakombenzeitlichen Gräbern in den Gräberfeldern Baga-Burul und Pesčanyj
sowie Frauen aus Temrta in Kalmykien und dem oblast Rostov —
aus dem Kaukasus gekommen und haben kurz vor ihrem Tod
Honig oder einen Honigtrank konsumiert. In diesem Zusammenhang ist nicht auszuschließen, dass sie den Trank als Mittel
zur Beruhigung oder Entspannung zu sich genommen haben.
Vielleicht wollten sie aber auch den gegenteiligen Effekt erzielen und mit einem Schluck Honigsaft schwindende Kräfte wiederherstellen. In den Gefäßen aus Bestattungen von Kindern,
Jugendlichen und jungen Menschen konnten dagegen bisher
keine honighaltigen Pflanzen nachgewiesen werden.
Kräutergetränke. Ein weiteres Getränk aus der Steppe, das anhand der Gefäßrückstände nachgewiesen werden konnte, ist
mit Kräuteraufgüssen gegeben. Nachdem die Nomaden die
Heilwirkung vieler Pflanzen entdeckt hatten, sammelten sie im
Frühjahr und zu Beginn des Sommers duftende Ziziphora, Minze, Salbei und Thymian, kochten sie und tranken den Sud ver-

254

1

3

2

5

4

Ил. 2. Степные растения, использовавшиеся в настойках бронзового
века: 1 — мята; 2 — костер; 3 — полынь; 4 — овсюг; 5 — лебеда
татарская
Abb. 2. Steppenpflanzen, die in der Bronzezeit zur Herstellung von Tränken
genutzt wurden. 1 – Minze; 2 – Trespen; 3 – Wermut; 4 – Flug-Hafer;
5 – Tataren-Melde

растения и настоящий опиоид — коноплю (Cannabis).
В книге «Мельпомена» Геродот писал, что скифы бросали
конопляные семена в огонь и вдыхали аромат, приходя в
возбуждение. Становясь как будто пьяными, начинали танцевать и петь. Однако задолго до этих времен, уже в середине III тыс. до н. э. дурманящие свойства конопли были известны в прикаспийских степях. Для погребальных церемоний катакомбные племена изготавливали ритуальные
сосуды — курильницы. Такие чаши на поддоне украшались

mutlich jeden Tag, um ihren Durst zu stillen, nahmen ihn aber
auch während ritueller Zeremonien aus Totenbechern und Kannen der Katakombengrabkultur zu sich.
Psychotrope Substanzen. Den Trägern der Katakombengrabkultur in der eurasischen Steppe war der Gebrauch sanfter, Bewusstsein verändernder Pflanzen und eines echten Opiats,
nämlich Hanf (Cannabis), vertraut. Im IV. Band seiner Historien
beschreibt Herodot, wie die Skythen Hanfsamen ins Feuer warfen und den Duft inhalierten, um sich in einen Rauschzustand
zu versetzen; danach hätten sie angefangen zu tanzen und zu
singen. Die euphorisierende Wirkung des Hanfs war indes bereits lange vor dieser Zeit bekannt, konnte der Gebrauch entsprechender Substanzen in den Steppen des Kaspigebiets doch
schon für die Mitte des 3. Jahrtausends v. Chr. belegt werden.
Die Stämme der Katakombengrabkultur stellten für die Totenfeiern spezielle Ritualgefäße, so genannte Räucherlampen, her.

255

Наталья Шишлина. «Напиток богов, преодолевающий смерть…»

Natalija Šišlina. «Der Trank der Gött er, der den Tod überwindet…»

узорами. В них воскуряли душистые прутики тамарикса и
других кустарников, а также степные травы, среди которых
встречается и конопля (Shishlina et al. 2007). В курильницах
из могильника Манджикины-1, курган 14, погребение 7 найдены фитолиты конопли, пыльца полыни и губоцветных
(мяты, шалфея, зизифоры); из Улана IV, курган 3, погребение 22 — фитолиты эфироносов, полыни Маршалла (Artemisia marschalliana) и полыни белой (Artemisia lerchiana); из
этого же могильника, курган 4, погребение 17 — пыльца маревых, эфедры и первоцветов, а также фитолиты тысячелистника благородного (Ahillea nobilis) и трехреберника непахучего (Tripleurospermum inodorum). Такие травы воскуряли при погребении взрослых и подростков (ил. 2).
Во время совершения ритуала терпкий и возбуждающий
аромат этих трав распространялся по степи, возможно символически очищая умершего и пространство вокруг захоронения. Курильницу затем ставили у головы или ног погребенного или оставляли в жертвеннике на перекрытии
могилы.
Особые свойства конопли, которая содержит психотропные вещества, каннабиноиды, возможно, использовали и
для изготовления специальных отваров, помогающих превозмочь боль или даже принести забвение и покой. Фитолиты и пыльца конопли найдены в горшках из захоронения
16-летнего подростка в могильнике Зунда-Толга-3, курган 1,
погребение 5; взрослого мужчины — в могильнике ЗундаТолга-2, курган 1, погребение 4; в желудке и межзубном пространстве мужчины 40–45 лет из могильника Песчаный V;
в реповидном сосуде в кургане 1, погребение 2 могильника
Бага-Бурул. В такие отвары добавляли и более мягкие психотропные растения — эфедру, полынь, иногда лебеду. Эфедра является психоактивным растением, содержащим алкалоиды — эфедрин и псевдоэфедрин, его используют как
сильный стимулятор. В полыни много эфирных масел, она
служит болеутоляющим и успокаивающим средством, однако в больших дозах при длительном употреблении может
вызывать отравление и галлюцинации. В кувшинах из погребений детей и взрослых (майкопское захоронение в Шарахалсуне, курган 5, погребение 7; катакомбное в Островном, курган 5, погребение 7) идентифицировано сочетание
пыльцы эфедры и полыни. Пыльца эфедры встречена на дне
могилы в районе желудка взрослых индивидуумов ямной и
катакомбной культур: в могильниках Сухая Термиста, курган 1, погребение 13; Бага-Бурул, курган 5, погребении 11 —
в желудке женщины 25–35 лет, умершей при родах.
Идентификация психоделических трав и напитков, приготовленных с использованием степных растений, явно
имевших лечебное предназначение, позволяет обсудить
рецепт легендарной «сомы» — индоевропейского «напитка
богов, преодолевающего смерть». В древней Индии он изготавливался из сомы (растения, которое до сих пор не
идентифицировано). Сому вымачивали в воде, отжимали с
помощью давильных камней, процеживали через сито из
овечьей шерсти, разбавляли водой, смешивали с молоком
или ячменем и разливали по деревянным сосудам. Питье
сомы — галлюциногенного напитка — было особым ритуалом. У иранцев этот напиток назывался «хаома» и изготавливался из конопли, белены, ревеня и эфедры, которые растирали и добавляли в молоко.
Ученые полагают, что в степных сосудах бронзового века
могло быть и молоко. В некоторых таких горшках сохранилась пыльца диких трав (Shishlina et al. 2007). Можно предположить, что сакральный «напиток богов» изобрели в степи
уже в середине III тыс. до н. э. Он приносил облегчение

Diese mit einem Ornament verzierten Schalen auf einen Standfuß wiesen im Innern eine Unterteilung auf. In ihnen wurden
duftende Zweige von Tamarisken und anderen Sträuchern, aber
auch Steppengräser, zu denen wiederum Hanf zählt, verbrannt
(Shishlina u. a. 2007). In den Räucherlampen aus dem Gräberfeld Mandžikiny 1, Kurgan 14, Grab 7 wurden Phytolithen vom
Hanf sowie Pollen vom Wermut und Lippenblütlern (Minze, Salbei, Ziziphora) festgestellt; aus Ulan IV, Kurgan 3, Grab 22 sind
Phytolithen ätherischer Ölpflanzen, Pollen von den Wermutarten Artemisia marschalliana und Artemesia lerchiana bekannt;
aus Ulan IV, Kurgan 4, Grab 17 stammten Pollen von Gänsefußgewächsen (Chenopodiazeen), des Meerträubels (Ephedra) und
von Primeln sowie Phytolithen der Edlen Schafgarbe (Achillea
nobilis) und der Geruchlosen Kamille (Tripleurosperum inodorum). All diese Pflanzen wurden bei Bestattungen adulter und
heranwachsender Menschen abgebrannt (Abb. 2).
Während die Rituale abgehalten wurden, dürfte sich das herbe und stimulierende Aroma der Pflanzen wohl in der ganzen
Steppe ausgebreitet haben; möglicherweise versprach man
sich davon eine symbolische Reinigung des Toten und des
Raums um das Grab herum. Im Anschluss an die Feier wurde die
Räucherlampe am Kopf- oder Fußende des Toten aufgestellt
oder auf einem Opferaltar auf der Grababdeckung zurückgelassen.
Die besonderen Eigenschaften des Hanfs, der psychotrope
Substanzen (Cannabinoide) enthält, könnte man sich indes
auch zunutze gemacht haben, als man Tränke zubereitete, die
Schmerzen lindern oder sogar Vergessen und Schlaf bringen
sollten. Phytolithen und Pollen vom Hanf ließen sich ferner in
Gefäßen nachweisen, die den Bestattungen eines 16-jährigen
Heranwachsenden im Gräberfeld Zunda-Tolga 3, Kurgan 1, Grab
5 sowie eines adulten Mannes in Zunda-Tolga 2, Kurgan 1, Grab
4 beigegeben wurden; ferner fanden sie sich im Magen und
zwischen den Zähnen eines Mannes von 40 bis 45 Jahren, der
im Gräberfeld Pesčanyj V bestattet worden war, sowie in einem
rübenförmigen Gefäß in Baga-Burul, Kurgan 1, Grab 2. Teilweise
würzte man solche Säfte auch mit sanfteren psychotropen Substanzen wie Meerträubel, Wermut, zuweilen auch Melden. Bei
Meerträubel handelt es sich um eine psychoaktive Pflanze, die
die Alkaloide Ephedrin und Pseudoephedrin enthält und die
eine stark stimulierende Wirkung hat. Wermut dient mit seinen
ätherischen Ölen als schmerzlinderndes und beruhigendes Mittel, kann in großen Dosen oder bei langfristiger Einnahme jedoch auch Vergiftungen und Halluzinationen hervorrufen. In
den Kannen, die sowohl Kindern als auch Erwachsenen mit ins
Grab gegeben wurden (die Maikop-Bestattung in Šarachalsun,
Kurgan 5, Grab 7; die Katakombe in Ostrovnoj, Kurgan 5, Grab 7)
ließ sich eine Kombination der Pollen von Meerträubel und Wermut nachweisen. Meerträubelpollen fanden sich ferner im Bereich des Magens am Grabboden adulter Individuen der Grubengrab- und Katakombengrabkultur, so im Gräberfeld Suchaja
Termista, Kurgan 1, Grab 13. In Baga-Burul, Kurgan 5, Grab 11
ließ es sich im Magen einer Frau von 25 bis 35 Jahren feststellen,
die bei der Geburt ihres Kindes gestorben war.
Psychedelischen Kräutern und Tränken, denen Steppenpflanzen beigemengt waren, sprach man ohne Frage eine gewisse Heilwirkung zu; die Bestimmung ihrer Bestandteile gibt
nunmehr auch Aufschluss über das „Rezept“ des legendären
Somas, also jenes indoeuropäischen „Tranks der Götter, der den
Tod überwindet“. Im alten Indien wurde es aus Soma hergestellt, einer Pflanze, die bis heute nicht identifiziert werden
konnte. Sie wurde in Wasser eingeweicht, mit Presssteinen ausgedrückt, durch ein Schafsfell gefiltert,anschließend mit Wasser
verdünnt und mit Milch oder Gerste vermengt, um dann in

256

страждущим, снимал боль, погружал в успокоительный сон,
а в более концентрированном виде вызывал галлюцинации,
воспринимаемые древними как переход в потусторонний
мир. Наверное, компоненты такого напитка держались в
тайне, но постепенно его рецепт распространился по ойкумене, и каждый народ добавлял в него свои психоактивные
примеси. В церемониальных сосудах маргианского храма
II тыс. до н. э. в Гонур-Депе в Туркмении обнаружены пыльца
и плоды не только конопли и эфедры, но и мака (Meyer-Melikyan 1998).
Итак, жители Прикаспийской степи уже в III тыс. до н. э.
знали свойства многих растений и активно использовали их
и в повседневной жизни, и в ритуалах. Возможно, напитки с
психотропными травами, иногда с добавлением молока, и
медовые отвары постепенно приобрели сакральное значение. В это время в степи, скорее всего, нет жесткой зависимости между содержимым сосуда и его формой, хотя постепенно появляются кувшины и кружки, богато украшенные
орнаментальными композициями, явно предназначенные
для торжественных церемоний. Особый ритуал распития
напитков, вероятно, только начинал складываться. В обрядовой жизни степняков — мужчин, женщин, детей — четкого разграничения в употреблении тех или иных напитков в
зависимости от пола и возраста погребенного пока не выявлено.
В западноевропейских культурах III тыс. до н. э. также
распространилась традиция распития опьяняющих напитков — медового с добавлением диких ягод, пива из ячменя
или пшеницы-двузернянки (Sherratt 2007).
Прошло несколько веков, и для напитков начали использовать изящные кубки, чаши и ритоны. В западноевропейских культурах шаровидных амфор, колоколовидных кубков, в баденской культуре, а также на Кавказе, в Причерноморье, в Трое появились сервизы для распития напитков на
погребальных церемониях и пирах. В сосуды вычурных
форм — кувшины, фляжки, амфоры, кубки, канфары с ручками — наливали ритуальные вино и пиво.
Выделяются ареалы престижных сосудов — Крит, Южная
Скандинавия, Уэссекс в Англии, Северный Кавказ. В Европе
было много желающих приобрести изящные чаши с ручками и высокогорлые кувшины одинакового «европейского
стиля» для спиртных напитков, и мастера-гончары имитировали в глине металлическую посуду. Экзотические металлические сосуды, производство которых локализовалось
в Карпатском бассейне, импортировали в Скандинавию. Микенская посуда найдена в Южной Италии, Сицилии, Сардинии (см. статью Э. Хардинга в настоящем издании). Некоторые изделия изготавливали из почти звенящей обожженной глины, деревянные украшали тонким металлическим
ажурным ободком. В узорах доминировали звездные мотивы, а донце украшали солярные символы. Особый статус
приобрели металлические кубки, иногда сделанные из золота. Они найдены либо в кладах (например, в кладе 1600 года до н. э. Вульчетран в Болгарии), либо в очень богатых захоронениях воинов, вместе с великолепным оружием. По
всей Европе распространился «комплекс сосудов для распития напитков», маркирующий экономические и социальные перемены в обществе (Sherratt 1997; Kristiansen, Larsson
2005).
В деревянных чашах Скандинавии плескался мед, герои
Троянской войны вкушали из круговой чаши «сок, гореусладный, миротворящий, сердцу забвенье дающий», подмешанный в терпкое местное вино (Одиссея, IV, 220–225). По
мнению ученых, это сок конопли. Повсюду варили эль на

Holzgefäße gegeben zu werden. Das Trinken dieses halluzinogenen Tranks stellt ein eigenes Ritual dar. Bei den Iranern ist das
Getränk unter dem Namen „Haoma“ bekannt und wird aus Hanf,
Bilsenkräutern, Rhabarber und Meerträubel zubereitet, indem
sämtliche Pflanzen zerrieben und mit Milch vermengt werden.
Wissenschaftler vermuten, in den bronzezeitlichen Gefäßen
aus der Steppe könnte auch Milch gewesen sein. In einigen Töpfen ließen sich zudem Pollen von Wildkräutern nachweisen
(Shishlina u. a. 2007). Man darf vermuten, dass der sakrale „Trank
der Götter“ in der Steppe bereits in der Mitte des 3. Jahrtausends v. Chr. aufkam. Er brachte leidenden Menschen Linderung, nahm ihnen Schmerzen, versetzte sie in einen ruhigen
Schlaf und rief in stärker konzentrierter Form Halluzinationen
hervor; in diesem Zustand meinten die Menschen der Vergangenheit, in die jenseitige Welt übergetreten zu sein. Selbst wenn
die Ingredienzien dieses Tranks geheim gehalten wurden, verbreitete sich das Rezept doch nach und nach in der Ökumene,
wobei jedes Volk eigene psychoaktive Substanzen zufügte. In
den Ritualgefäßen aus einem Tempel in der Margiana vom 2.
Jahrtausend v. Chr. (in Gonur-Depe, Turkmenistan) wurden Pollen und Früchte nicht nur vom Hanf und Meerträubel, sondern
auch vom Mohn nachgewiesen (Meyer-Melikyan 1998).
Damit haben die Menschen in der Steppe im Kaspigebiet bereits im 3. Jahrtausend v. Chr. um die Eigenschaften vieler Pflanzen gewusst und sich diese sowohl im täglichen Leben als auch
bei Ritualen zunutze gemacht. Tränke mit psychotropen Kräutern, die teilweise mit Milch vermengt wurden, und Honigsäfte
könnten mit der Zeit Bedeutung bei verschiedenen Ritualen gewonnen haben. Damals dürfte es in der Steppe wohl keine strikte Beziehung von Inhalt und Form eines Gefäßes gegeben haben, obschon allmählich Kannen und Krüge aufkamen, die aufwendig mit ornamentalen Kompositionen verziert und fraglos
einzig für feierliche Zeremonien gedacht waren. Das Trinkritual
dürfte sich in dieser Zeit erst herausgebildet haben. Bisher ließ
sich nicht beobachten, dass das Leeren des Gefäßes mit dem
Ritualtrank durch die nomadischen Männer, Frauen und Kinder
in irgendeiner Weise vom Geschlecht oder Alter des Toten abhängig gewesen wäre.
In den westeuropäischen Kulturen des 3. Jahrtausends v. Chr.
ist die Tradition, berauschende Tränke zu konsumieren, ebenfalls belegt; als Getränke kamen mit Wildkräutern versetzter Honigsaft sowie Bier aus Gerste oder Zweikorn in Frage (Sherratt
1997).
Einige Jahrhunderte später kamen für Getränke aparte Becher, Schalen und Rhyta auf. In den westeuropäischen Kulturen
sind Kugelamphoren und Glockenbecher bekannt, in der Badener Kultur, aber auch im Kaukasus, im Schwarzmeerraum und
in Troja kamen Tischservice auf, die eigens für Trinkrituale bei
Totenfeiern und Gelagen bestimmt waren; es handelte sich dabei um Kannen, Flaschen und Amphoren, Becher, Schöpfgefäße
und Kantharoi mit Henkeln. In diese Gefäße von recht extravaganter Form gab man den vorbereiteten Wein oder das Bier.
Einige Gebiete waren für ihre Gefäße geradezu berühmt, so
Kreta, Südskandinavien, Wessex in England und der Nordkaukasus. Die Töpfermeister imitierten mit ihrer Tonware Metallgefäße; die aparten Schalen mit Henkeln und langhalsigen Kannen
im „europäischen Stil“ erfreuten sich in Europa beim Servieren
alkoholischer Getränke großer Beliebtheit. In Skandinavien wiederum importierte man die exotischen Metallgefäße aus dem
Karpatenbecken. Geschirr aus Mykene begegnete in Süditalien,
auf Sizilien und Sardinien (vgl. Harding in diesem Band). Einige
Stücke bestanden aus fast klingend hart gebranntem Ton, Holzgefäße wurden mit einem feinen, durchbrochen gearbeiteten
Metallrand versehen. Im Dekor dominierten Sternenmotive,

257

Наталья Шишлина. «Напиток богов, преодолевающий смерть…»

основе ячменя, дрожжей и цветочных добавок. В сосуд из
датского погребения бронзового века Эгтвед налили опьяняющий напиток, настоянный на липовом и клеверном
меде, ягодах и листьях клюквы, пшеничных зернах (Sherratt
1997). Ко II тыс. до н. э. традиция распития опьяняющих, веселящих и помогающих преодолеть не только боль, но и
смерть напитков, приносящих радость и веселье, стала частью культуры новой социальной группы — воинской элиты, властителей первых европейских городов, указывая на
новый характер взаимодействия и социального общения
между народами бронзового века. С тех пор совместное
распитие ритуального напитка из чаши или кубка, пущенного по кругу, в знак солидарности, примирения, дипломатической договоренности, в знак траура или победы на многие века станет символом общения и гостеприимства всех
европейских народов.

den Boden schmückten Sonnensymbole. Sehr hoch geschätzt
wurden Metallbecher, die teilweise sogar in Gold gefertigt waren. Sie stammen entweder aus Schätzen, beispielsweise aus
dem Depot von Valcitran in Bulgarien, dessen Datierung zwischen dem 16. und dem 8. Jahrhundert v. Chr. umstritten ist,
oder aus sehr reichen, elitären Gräbern, in denen Krieger mit
prachtvoller Ausrüstung bestattet waren. Damit war in ganz Europa dieses „Sortiment von Gefäßen für Trinkrituale“ bekannt,
das einen Wandel in der Wirtschaft und im gesellschaftlichen
Aufbau der Gemeinschaften dieser Zeit markiert (Sherratt 1997;
Kristiansen, Larsson 2005).
In den Holzschalen aus Skandinavien wurde Honig serviert,
die Helden des trojanischen Krieges mischten den herben lokalen Wein in ihren runden Schalen mit einem Saft „gegen Kummer und Groll und aller Leiden Gedächtnis“ (Odyssee IV, 200–
225). Nach Ansicht zahlreicher Wissenschaftler handelte es sich
dabei um Hanfsaft. Überall wurde Ale auf der Grundlage von
Gerste, Hefe und pflanzlichen Zusätzen gebraut. In einem Gefäße aus einer bronzezeitlichen Bestattung in Egtved (Dänemark)
hatte man einen Rauschtrank serviert, der aus Linden- und
Ahornhonig, Beeren und Blättern der Moosbeere sowie aus Weizenkörnern hergestellt worden war (Sherratt 1997).
Zu Beginn des 2. Jahrtausends v. Chr. war die Tradition,
Rauschtränke zu sich zu nehmen, die einen nicht nur in eine
ausgelassen Stimmung versetzten, und halfen, Schmerzen zu
lindern, sondern auch den Tod überwanden, die Freude und
Heiterkeit brachten, zu einem Teil der Kultur einer neuen gesellschaftlichen Gruppe geworden: der Kriegerelite, den Herrschern
der ersten europäischen Städte. Dies ging mit einem Wandel in
den Beziehungen und des Umgangs der bronzezeitlichen Völker unter- und miteinander einher. Von dieser Zeit an galt das
gemeinsame Leeren einer im Kreis herumgereichten Schale
oder eines Bechers mit einem Ritualtrank als Zeichen der Solidarität, der Aussöhnung, der diplomatischen Übereinkunft, aber
auch als Zeichen der Trauer oder des Sieges; für lange Jahrhunderte sollte es ein Symbol des Miteinanders und der Gastfreundschaft aller europäischen Völker bleiben.

Елена Каверзнева

Глиняная модель лодки в культуре лесной Мещеры
эпохи бронзы
Elena Kaverzneva

Bronzezeitliches Tonmodell eines Boots der Meščera-Kultur
зерная Мещера располагается в центре водной
магистрали, являясь связующим звеном между
бассейнами рек Клязьма и Ока. Это сделало ее зоной смешения разнокультурного населения, которое продвигалось с юга по реке Пра и с севера по реке
Бужа. С эпохи неолита здесь проживали носители ямочногребенчатой керамики и волосовской культуры. Особый интерес представляет история этого региона в эпоху бронзового века. Археологические исследования в Озерной Мещере позволили выделить особый тип памятников этого
времени. Это группа поселений и могильник возле озера
Шагара, Шагарский могильник, поселение Тюрвищи-3 на
озере Ивановское, поселение Ивановское на реке Пра. Радиоуглеродные исследования материалов этих памятников
позволили датировать их концом III — первой четвертью
II тыс. до н. э. (Каверзнева, Фоломеев 1998. С. 5).
Наибольший интерес представляет Шагарский грунтовой могильник. Он расположен в Спас-Клепиковском районе Рязанской области на низком берегу озера Шагара, входящего в систему Великих озер Центральной Мещеры. Могильник находится на площади многослойного поселения
Шагара-1, функционировавшего от раннего неолита до раннего железного века. В могильнике исследованы погребения двух хронологических периодов. Ранняя немногочисленная группа оставлена носителями волосовской культуры и датируется серединой III тыс. до н. э. Бóльшая часть
погребений относится к памятникам шагарского типа и датируется первой четвертью II тыс. до н. э. Для них с помощью
радиоуглеродных исследований получена серия дат, попадающих в период с конца ХIХ по рубеж ХVIII–ХVII веков до
н. э. (Каверзнева, Фоломеев. 1998. С. 16). К настоящему времени изучено 105 захоронений (ил. 1).
Погребальный обряд памятников шагарского типа
характеризуется грунтовыми одиночными захоронениями
в овальных могильных ямах. Скелеты лежат вытянуто на
спине, преимущественно ориентированы на северо-восток.
Особая черта погребального инвентаря, четко выделяющая
материальный комплекс этой культуры, — небольшие тонкостенные сосуды с хорошо заглаженной, часто залощенной поверхностью. Они могут быть слабопрофилированными или, наоборот, с хорошо выраженными плечиками и
шейкой, с округлым или уплощенным дном. Большинство
сосудов орнаментировано короткими отпечатками шнура,
гребенчатого или плоского штампа, тонкими нарезками, наколами, прочерченными линиями и ромбами, а также пальцевыми защипами и ногтевыми отпечатками (кат. 237.4.1,
237.3.1). Среди других находок — кремневые орудия труда
(кат. 237.2.2), костяные подвески, гарпуны и шилья. Особо

О

er heutige Nationalpark Ozernaja Meščera liegt an
einer Wasserstraße zwischen den Flussebenen von
Kljazma und Oka. So wurde er zum Einzugsbereich
verschiedener Kulturgruppen, die von Süden entlang des Flusses Pra und von Norden entlang der Buža in dieses
Gebiet kamen. Vom Neolithikum an lebten hier Träger der
Grübchenkeramischen und der Volosovo-Kultur. Während der
Bronzezeit gestaltete sich die Geschichte dieser Region besonders wechselhaft. Für diese Zeit konnte in Ozernaja Meščera
durch archäologische Untersuchungen spezifisches Kulturgut
des Šagara-Typs nachgewiesen werden. Es handelt sich um eine
Gruppe von Siedlungen am gleichnamigen See, um das Gräberfeld Šagara, die Siedlung Tjurvišči 3 am Ivanovskoe-See und die
Siedlung Ivanovskoe Ochotchozjajstvo am Pra. Nach 14C-Datierung der Materialien aus diesen Fundstätten sind diese am
Ende des 3. bis zum erstes Viertel des 2. Jahrtausends v. Chr.
anzusetzen (Каверзнева, Фоломеев 1998. С. 5).
Das Flachgräberfeld von Šagara ist ein Fundort von herausragender Bedeutung. Es liegt im rayon Spas-Klepiki in der oblast
Rjazan am flachen Ufer des Šagara-Sees, der zu den großen Seen
in der Zentralmeščera zählt. Das Gräberfeld ist innerhalb der
mehrschichtigen Siedlung Šagara 1 angelegt worden, die vom
Frühneolithikum bis zur Früheisenzeit genutzt wurde. Die bislang
untersuchten Bestattungen lassen sich zwei Zeitstufen zuordnen.
Zum einen handelte es sich um eine nicht sehr große Gruppe von
Gräbern der Volosovo-Kultur, die in die Mitte des 3. Jahrtausend
v. Chr. datieren. Die größere Gruppe umfasst dagegen Bestattungen des Šagara-Kultur und ist im ersten Viertel des 2. Jahrtausends v. Chr. anzusetzen. Für diese liegen 14C-Datierungen vor, die
in den Zeitraum vom Ende des 27./28. Jahrhunderts bis in das 19.
Jahrhundert v. Chr. fallen (Каверзнева, Фоломеев 1998. С. 16).
Bis heute sind insgesamt 105 Bestattungen untersucht worden
(Abb. 1).
Für das Totenritual von Fundstätten des Šagara-Typs sind
eine Einzelbestattung in einem Flachgrab sowie eine ovale
Grabgrube charakteristisch. Die Skelette liegen in Rückenstreckerposition, zumeist nach Nordosten ausgerichtet. Eine Besonderheit des Grabinventars besteht in den relativ kleinen
dickwandigen Gefäßen mit gut geglätteter, häufig auch polierter Oberfläche, die für die ganze Kultur charakteristisch ist.
Sie können schwach profiliert sein, aber auch klar herausgearbeitete Schultern und Hals aufweisen und haben einen runden oder abgeflachten Boden. Die Gefäße sind häufig mit kurzen Abdrücken einer Schnur, einem kammartigen oder flachen Stempel sowie mit feinen Einritzungen, Einbuchtungen,
Ritzlinien und Rhomben, aber auch mit Finger- oder Fingernagelabdrücken verziert (Kat. Nr. 237.4.1, 237.3.1). Weitere Funde
sind Werkzeuge aus Feuerstein (Kat. Nr. 237.2.2), beinerne

259

D

Елена Каверзнева. Глиняная модель лодки в культуре лесной Мещеры эпохи бронзы

Ил. 1. Озерная Мещера. Шагарский могильник
Abb. 1. Ozernaja Meščera. Gräberfeld Šagara

выделяются округлые и фигурные поясные костяные пряжки (кат. 237.1.1, 237.5.1), близкие аналогии которым можно
найти в степных погребениях бабинской или лолинской
культур (кат. 253.1, 254.1), относящихся к посткатакомбному
времени. В этих культурах пряжки становятся признаком
«этнической идентификации» (Мимоход 2011-I), а «степной
компонент» в материальной культуре населения, оставившего Шагарский могильник, указывает на смешанный характер населения. Это подтверждается и антропологическим анализом. Происхождение одного из компонентов,
возможно, связано с восточными районами лесостепи,
включая Зауралье (Яблонский 1994). Череп из погребения
84 Шагарского могильника характеризуется набором признаков, присущих степному населению катакомбной культуры юга России (Казарницкий 2008. С. 198). Первые массспектрометрические данные (идентификация 86Sr/87Sr в эмали одного из погребенных мужчин) также подтверждают,
что часть шагарского населения могла быть пришлой, по-

Anhängern, Harpunen und Ahlen. Bemerkenswert sind zudem
die runden und figürlich gearbeiteten beinernen Gürtelschnallen (Kat. Nr. 237.1.1, 237.5.1), die gute Parallelen in den
Steppengräbern der Babino- oder Lolin-Kultur besitzen (Kat.
Nr. 253.1, 254.1), welche der postkatakombenzeitlichen Phase
zuzuweisen sind. In diesen Kulturen dienten Gürtelschnallen
gleichsam als Merkmal, um die Zugehörigkeit zu einer bestimmten Ethnie anzuzeigen (Мимоход 2011-I); die „Steppenkomponente“ unter den Materialien aus dem Gräberfeld
Šagara deutet indes auf eine heterogene Bevölkerung. Diese
Hypothese konnte mittlerweile durch anthropologische Untersuchungen erhärtet werden. Eine dieser Bevölkerungsgruppen könnte ihren Ursprung möglicherweise in den östlichen Teilen der Waldsteppe oder im Ural-Hinterland haben
(Яблонский 1994). Ein Schädel aus Grab 84 von Šagara weist
eine Reihe von Merkmalen auf, die für die Träger der Katakombengrabkultur in den Steppen Südrusslands charakteristisch
sind (Казарницкий 2008. С. 198). Erste massenspektrometrische Messdaten — bei den Untersuchungen wurde 86Sr/87Sr in
der bei einer Männerbestattung festgestellt — bestätigten
ebenfalls, dass ein Teil der Šagara-Bevölkerung zugewandert

260

Elena Kaverzneva. Bronzezeitliches Tonmodell eines Boots der Meščera-Kultur

скольку место рождения индивидуума никак не связано
с Озерной Мещерой.
Находка модели лодки в одном из погребений Шагарского могильника позволяет предположить, откуда и каким образом новопоселенцы с юга могли добираться до труднодоступной лесной зоны. Погребение 93–93А располагалось
в прибрежной части могильника. На дне могилы в вытянутом положении на спине параллельно друг другу лежали:
мужчина 45–55 лет (костяк 1), на ногах которого покоился
ребенок 8–12 лет (костяк 3); молодой мужчина 25–35 лет (костяк 2), и женщина 50–60 лет (костяк 4). Мужчины ориентированы головой на юго-запад, а женщина и ребенок — на
северо-восток.
У тазовых костей детского скелета с западной стороны
найдена половина миниатюрного фигурного глиняного изделия, представлявшего собой модель ладьи-колыбели
(кат. 237.8.2). Длина изделия 8,2 см, ширина 6 см, высота бортиков 1,5 см. Сохранилась носовая часть ладьи, а также часть
левого и правого бортов. Нос ладьи задран, днище слегка
выпуклое, неорнаментированное. Борта украшены «елочным» орнаментом, нанесенным тонким гребенчатым штампом. Под полосой орнамента по границе бортов и днища
видны сквозные отверстия, по три с каждой стороны. Такое
же отверстие имеется на носу ладьи. По определению реставратора-керамиста В. А. Шестак, слом на изделии старый.
В глиняном тесте — примесь органики и песка (ил. 2).
У стоп женского костяка стоял миниатюрный острореберный тонкостенный сосуд с плоским донцем, с примесью
органики и песка в тесте (кат. 237.8.1). Под ним лежал резец
лося. У левой щиколотки располагался кремневый однолезвийный нож на широком плоском отщепе. Под костями
молодого мужчины найдены лежащие параллельно кости
птицы.
Таким образом, в погребении было захоронено четыре
человека, погребальный инвентарь сопровождал ребенка
(модель лодки), женщину (сосуд, нож и резец лося) и молодого мужчину (две крупные трубчатые кости птицы).
Глиняная модель ладьи-колыбели из Шагарского могильника является уникальной находкой. Ее можно сравнить с
моделью лодки-повозки из карпатского региона, где в начале II тыс. до н. э. появляются специфичные формы повозок в
виде ладьи. Подобная ладьевидная модель повозки происходит из памятника витенбергской культуры Чичеу Корабия. Видно, что модель лодки-повозки имеет такой же загнутый вверх нос, овальную форму, плоское дно. Бортик
орнаментирован зигзагами, а на внешней поверхности сохранился фрагмент животного, интерпретируемого как лошадь (Бороффка 2008. Рис. 5, 4). По времени модель повозки
соотносится с шагарской находкой (ил. 3).
Однако изделие из Шагарского могильника, скорее всего,
является лодкой-колыбелью. Модели колыбелей найдены в
степной зоне в катакомбных погребениях более раннего
времени, преимущественно в детских или в захоронениях
ребенка и женщины (Федяев 2001. С. 39). В Шагарском могильнике модель ладьи-колыбели также находилась в коллективном погребении ребенка и трех взрослых, в том числе женщины.
Модели колыбелей найдены в раннекатакомбных погребениях Калмыкии, Нижнего Подонья, Ставрополья (Kalmykov
2008; Синицын 1978; Парусимов 1997). Одна из них — в погребении 3 кургана 3 могильника Чограй VIII в Ставрополье
(Андреева 1984). Модели, напоминающие шагарскую колыбель, обнаружены в погребениях катакомбной культуры
могильников Каратаево-Сады, Федоровка-1 на Нижнем

sein dürfte, ist doch auszuschließen, dass der Mann in Ozernaja Meščera geboren wurde.
Der Fund des Modells eines Bootes bzw. einer Wiege in einem Grab aus Šagara suggeriert zudem, woher und auf welche
Weise die Menschen aus dem Süden in diese schwer zugängliche Waldzone gelangt sein könnten.
Das Grab 93-93A liegt im ufernahen Bereich des Gräberfelds.
Auf seiner Basis lagen parallel nebeneinander in gestreckter Rückenlage ein Mann von 45–55 Jahren (Skelett 1), ein junger
Mann von 25–35 Jahren (Skelett 2) und eine Frau von 50–60 Jahren (Skelett 4). Neben die Beine des älteren Mannes war ein Kind
von 8–12 Jahren gebettet worden (Skelett 3). Die beiden Männer waren nach Südwesten orientiert, die Frau und das Kind
nach Nordosten.
Bei den Beckenknochen des Kindes wurde auf der Westseite
die Hälfte eines miniaturhaft gearbeiteten, figürlichen Tonge-

Ил. 2. Шагарский могильник. Погребение 93–93А. Модель лодки-люльки.
Глина
Abb. 2. Gräberfeld Šagara, Grab 93–93A. Modell eines Boots bzw. einer Wiege.
Keramik

genstandes gefunden, bei dem es sich um das Modell eines
Boots bzw. einer Wiege handeln könnte (Kat. Nr. 237.8.2).
Das Stück ist 8,2 cm lang, 6,0 cm breit und an den Seitenwänden
1,5 cm hoch. Erhalten blieben der Bug und ein Teil der linken
und der rechten Seitenwand. Der Bug ist nach oben gezogen,
der Boden leicht gewölbt und unverziert. Die Seitenwände sind
mit einem Tannenzweigornament geschmückt, das mit einem
feinen, kammartigen Stempel ausgeführt wurde. Unter diesem
Zierstreifen finden sich am Rand der Wände und des Bodens jeweils drei Durchlochungen. Ein weiteres Loch liegt am Bug. Der
Restaurator V. A. Šestak versichert, der Gegenstand sei bereits in
der Vergangenheit zerbrochen worden. Der Ton war mit organischem Material und Sand gemagert (Abb. 2).
Zu Füßen des Skeletts der Frau stand ein miniaturhaftes, spitzrippiges dickwandiges Gefäß mit flachem Boden, das aus einer
mit organischen Stoffen und Sand gemagerten Masse gefertigt
war (Kat. Nr. 237.8.1). Unter ihm lag der Schneidezahn eines Elchs.
Am linken Knöchel fand sich ein einschneidiges Messer aus Feuerstein. Unter den Knochen des jüngeren Mannes traten parallel
liegende große Röhrenknochen eines Vogels zutage.
Zusammenfassend gab es also folgende Beigaben in diesem
Grab mit vier Toten: ein Bootmodell für das Kind, ein Gefäß, ein
Messer und ein Elchzahn für die Frau und Vogelknochen für den
jüngeren Mann.
Das Tonmodell eines Boots bzw. einer Wiege aus dem Gräberfeld Šagara stellt einen einzigartigen Fund dar. Er lässt sich

261

Елена Каверзнева. Глиняная модель лодки в культуре лесной Мещеры эпохи бронзы

1

2

Ил. 3. 1 – Шагарский могильник. Погребение 93–93А. Модель лодкилюльки. 2 – Чичеу Корабия. Модель повозки. Глина
Abb. 3. 1 – Gräberfeld Šagara, Grab 93–93A. Modell eines Boots bzw. einer
Wiege; 2 – Ciceu-Corabia, Wagenmodell; Ton

Дону (Ларенок 1998. С. 27. Табл. ХХI-8). Благодаря зауженной
и загнутой вверх передней части они внешним видом напоминают ладью. Сквозные отверстия по бортам на реальных
лодках неизвестны. Скорее всего, отверстия в модели могли
служить для ее подвешивания. Так же подвешивался и ее
прототип — настоящая люлька (Kalmykov 2007) (ил. 4).
Модели колыбелей в погребальном обряде катакомбной
культуры сопровождались устойчивым набором предметов, среди которых особое место занимают изделия из птичьих костей, напоминающие фигурку. Как правило, модель
колыбели и такие предметы найдены вместе, образуя компактную группу. По мнению исследователей, они могли
быть наборами антропоморфных символов (Избицер 2004;
Kalmykov 2007). Для изготовления таких фигурок использовались только бедренные кости птиц. Верхней частью фигурки служил конец с горизонтально удаленным дистальным эпифизом, а нижний конец оформлялся косым спилом.
Фигурки из птичьих костей часто находились внутри глиняных моделей, вероятно передавая образ ребенка.
Возможно, использование птичьих костей в качестве антропоморфных фигурок связано с особой ролью птицы в
погребальном обряде раннекатакомбных племен степного
Предкавказья (Kalmykov 2007). У многих народов в древности существовали поверья и представления, связывающие
процессы рождения и смерти человека с птицами. В погребении Шагарского могильника, как уже отмечалось, были
найдены две бедренные кости птицы. В отличие от раннекатакомбных, они не были обработаны и лежали параллельно
друг другу в стороне от колыбели, под тазом костяка 2. Такие же кости птиц были найдены на груди женщины в погребении 13 Шагарского могильника; в состав инвентаря
этого погребения входили также бронзовая подвеска в пол-

mit dem Modell eines Boots bzw. Wagens aus der Karpatenregion vergleichen, wo zu Beginn des 2. Jahrtausends v. Chr. Wagen
in Bootsform hergestellt wurden. Als Beispiel sei an dieser Stelle
ein Modell der Wietenbergkultur aus Ciceu-Corabia (Wietenbergkultur) erwähnt. Offenbar besaß auch dieses Modell eines
„Bootswagens“ einen hochgezogenen Bug, eine ovale Form
und einen flachen Boden. Die Seitenwand war mit einem Zickzackmuster ornamentiert, an der Außenseite ließ sich das Fragment einer zoomorphen Verzierung erkennen; dieses Tier ist als
Pferd interpretiert worden ist (Бороффка 2008. Рис. 5, 4). Zeitlich ist dieser Fund mit dem Modell aus Šagara zu synchronisieren (Abb. 3).
Freilich ist das Modell aus Šagara nicht als Wagen, sondern
eher als Boot bzw. Wiege anzusprechen. Wiegenmodelle sind
für die Steppenzone aus Katakombengräbern belegt, die zeitlich früher anzusetzen sind; meist begegneten sie in Kinderbestattungen oder in Gräbern mit einer Doppelbestattung von
Kind und Frau (Федяев 2001. С. 39). Das Exemplar aus Šagara
stammt ebenfalls aus einer Mehrfachbestattung.
Auch frühkatakombenzeitliche Gräber in Kalmykien, im unteren Dongebiet und Stavropol erbrachten Wiegenmodelle
(Kalmykov 2008; Синицын 1978; Парусимов 1997). Als ein Beispiel sei das Gräberfeld Čograj VIII, Kurgan 3, Grab 3 in Stavropol
genannt (Андреева 1984).
Modelle, die sich gut mit dem Fund aus Šagara vergleichen
lassen, begegneten in Bestattungen der Katakombengrabkultur, so in den Gräberfeldern Karataevo-Sady und Fedorovka 1
am unteren Don (Ларенок 1998. С. 27. Табл. ХХI-8). Mit ihrem
verjüngten und nach oben gebogenen vorderen Teil erinnern
sie äußerlich durchaus an ein Boot. Durchlochungen in den Seitenwänden sind bei realen Schiffen freilich unbekannt. Vermutlich dürften sie dazu gedient haben, die Modelle aufzuhängen — ebenso wie ihr reales Vorbild, die echte Wiege, aufgehängt wurde (Kalmykov 2007) (Abb. 4).
Wiegenmodelle sind im Totenritual der Katakombengrabkultur mit einer standardisierten Zusammenstellung von Gegenständen vergesellschaftet; wobei Artefakte aus Vogelknochen
einen besonderen Platz einnehmen. In der Regel liegen Stücke
aus Vogelknochen und Wiegenmodelle zusammen, bilden
gleichsam eine kompakte Einheit. Es wird vermutet, dass es sich
bei den Knochen um anthropomorphe Symbole handelt
(Избицер 2004; Kalmykov 2007). Für die Herstellung solcher
„Menschen“ wurden ausschließlich Oberschenkelknochen von
Vögeln genutzt, wobei das Ende mit der distalen Epiphyse, die
horizontal begradigt worden war, den oberen Teil der Figur bildet, während das untere Ende schräg abgesägt ist. Häufig fanden sich solche Knochen auch in den Tonmodellen, vermutlich,
damit in der Wiege „ein Kind“ liegt.
Dies würde bedeuten, dass Menschen durch Vogelknochen
symbolisiert werden sollten, weil Vögeln im Totenritual der
frühkatakombengrabzeitlichen Stämme in den Steppen des
Kaukaususvorlands eine herausragende Bedeutung zukam
(Kalmykov 2007). Zahlreiche Völker der Vergangenheit hingen
Vorstellungen an, welche die Geburt und den Tod des Menschen mit Vögeln in Verbindung brachten. Auch in der Mehrfachbestattung von Šagara wurden zwei Oberschenkelknochen vom Vogel freigelegt. Im Unterschied zu den Funden aus
frühkatakombenzeitlichen Gräbern waren sie jedoch nicht bearbeitet und lagen parallel zueinander, vor allem aber abseits
der Wiege unter den Beckenknochen von Skelett 2. Weitere Vogelknochen wurden auf der Brust einer Frau in Grab 13 des Gräberfelds Šagara entdeckt. Dort gehörten zum Grabinventar
noch ein anderthalbfach gewundener Bronzeanhänger, ein
Bernsteinknopf und ein Gefäß, das neben einer Sammlung von

262

Elena Kaverzneva. Bronzezeitliches Tonmodell eines Boots der Meščera-Kultur

тора оборота, янтарная пуговица и сосуд, стоящий на комплексе кремневых ножей и скребков (Каверзнева 1992.
С. 153).
Интересен возраст детей, погребенных с колыбелями.
Возможно, модель колыбели в погребальном обряде сопровождала не только младенцев, но и представителей определенной возрастной группы, куда входили дети и подростки,
еще не прошедшие обряда инициации. Судя по имеющимся
возрастным определениям, верхний рубеж этой группы не
превышает 12 лет (Kalmykov 2007). Ребенок из Шагарского
могильника соответствует этому возрасту: ему было от 8 до
12 лет.
Население, оставившее Шагарский могильник, было неоднородно. Сложность этнических процессов, происходивших в Озерной Мещере в конце III — начале II тыс. до н. э.,

Messern und Schabern aus Feuerstein stand (Каверзнева 1992.
С. 153).
Von Interesse ist in diesem Zusammenhang auch das Alter
der Kinder und Jugendlichen, denen eine Wiege beigegeben
wurde. Vielleicht spielten Wiegenmodelle nicht nur im Totenritual für Kleinkinder eine Rolle, sondern bei allen Kindern und
Heranwachsende, die noch nicht das Initiationsritual durchlaufen hatten. Die bisher bekannten Altersverteilungen deuten darauf, dass die Obergrenze dieser Gruppe bei zwölf Jahren lag
(Kalmykov 2007). Das Kind aus Šagara fällt in diese Altergruppe,
war es doch zwischen 8 und 12 Jahren alt.
Die Bevölkerung, die im Gräberfeld Šagara bestattet wurde,
dürfte wie bereits erwähnt keiner einheitlichen Ethnie angehört
haben. Dass sich am Ende des 3. — Beginn des 2. Jahrtausends
v. Chr. in Ozernaja Meščera diffizile ethnische Umschichtungen
Ил. 4. Модели люлек-повозок:
1 – из могильника Чограй VIII
(курган 3, погребение 3);
2 – из могильника Восточный
Маныч (курганная группа I,
1965 год, курган 58, погребение 1).
Глина
Abb. 4. Modell einer Wiege bzw.
eines Wagens: 1 – Gräberfeld Čograj
VIII (Kurgan 3, Grab 3); 2 – Gräberfeld
Vostočnyj Manyč (Kurgangruppe 1
von 1965, Kurgan 58, Grab 1). Ton

1

подтверждается и результатами изучения погребального
инвентаря, в первую очередь керамики. Прослеживаются
черты сходства между шагарской керамикой и среднеднепровской как в способах обработки поверхности сосудов,
так и в системе орнаментации. Имеется сходство шагарской
керамики с энеолитической керамикой ивано-бугорского
типа в бассейне Среднего Дона. Как уже отмечалось, в Шагарском могильнике найдены фигурные костяные поясные
пряжки, позволяющие установить связи лесного населения
Восточной Европы начала II тыс. до н. э. с южными регионами (Каверзнева 2003. Ч. 1. С. 146. Рис. 1). Появление такой находки, как модель глиняной ладьи-колыбели, подтверждает
взаимоотношения двух регионов. Возможно, контакты со
степным населением повлияли не только на культуру, но и
на антропологический облик шагарцев.
Для территории Центральной Мещеры находка такого
предмета, как глиняная модель ладьи-колыбели, уникальна.
Она передает сложные представления о потусторонней
жизни, о водном препятствии между мирами живых и мертвых и необходимости его преодоления. Но главное, в районах, связанных с крупными водными системами, лодки
играли важную роль в жизни населения как основное средство передвижения. Такой водный транспорт позволял быстро преодолевать значительные расстояния. Возможно,
поэтому модель детской колыбели и сделали в виде ладьи
(Kalmykov 2007).

2

vollzogen, wird auch durch die Analyse der Grabinventare bekräftigt, vor allem durch die Auswertung der Keramik. Es lassen
sich Ähnlichkeiten zwischen der Tonware aus Šagara und derjenigen aus Fundorten am mittleren Dnepr erkennen; zu nennen
sind hier insbesondere Techniken der Oberflächenbearbeitung
und die Ornamentierung. Es lassen sich aber auch Parallelen
von Stücken aus Šagara zur äneolithischen Keramik des IvanoBugor-Typs im Becken des mittleren Don ziehen. Wie bereits erwähnt, begegneten im Gräberfeld Šagara auch figürlich gearbeitete beinerne Gürtelschnallen; diese deuten auf Beziehungen zwischen der Waldbevölkerung Osteuropas und der aus
den südlichen Regionen zu Beginn des 2. Jahrtausends v. Chr.
(Каверзнева 2003. Ч. 1. С. 146. Рис. 1). Funde wie das Tonmodell
eines Boots bzw. einer Wiege sprechen einmal mehr für diese
Kontakte. Ferner ist nicht auszuschließen, dass die Kontakte zu
den Steppenvölker nicht nur die Kultur, sondern auch das Aussehen der Menschen von Šagara beeinflusste.
Für das Gebiet Zentralmeščera ist der Fund eines solchen
Tonmodells von einem Boot oder einer Wiege bislang einzigartig. Er gibt Aufschluss über die komplexen Vorstellungen vom
jenseitigen Leben, über Wasserhindernisse, die zwischen den
Welten der Lebenden und der Toten liegen, aber auch über die
Notwendigkeit, diese Hindernisse zu überwinden. Wichtiger
noch dürfte indes sein, dass in Gebieten, die mit großen Wassersystemen verbunden sind, Boote als Fortbewegungsmittel eine
entscheidende Rolle im Leben der Bevölkerung spielten, erlaubten sie es doch, große Strecken in kurzer Zeit zurückzulegen. Möglicherweise fertigte man ja auch deshalb Wiegen in
Form von Schiffen an (Kalmykov 2007).

Svetlana Studzickaja, Sergei Kuzminych. Der «Schatzfund» von Galič. Interpretation eines Schamanengrabs

Светлана Студзицкая, Сергей Кузьминых

Галичский «клад» — шаманский комплекс
бронзового века
Svetlana Studzickaja, Sergei Kuzminych

Der «Schatzfund» von Galič. Interpretation eines
Schamanengrabs
реди богатейшего собрания Государственного
Исторического музея древнейшие художественные бронзы занимают особое место. Они значимы не только как образцы высокохудожественного литья в древности, но и как бесценные источники для
изучения духовной культуры их создателей.
Один из этих уникальных памятников — так называемый
Галичский «клад». Этот комплекс уже давно стал хрестоматийным в отечественной и европейской археологии, тем не
менее пристальный интерес к нему не угасает. Со дня обнаружения (23 марта 1836 года) «клад» будоражит умы многих
поколений ученых, и прежде всего потому, что продолжает
оставаться своеобразной загадкой на фоне прочих восточноевропейских памятников бронзового века. В древностях
Северной Евразии той эпохи это единственный столь полный ритуально-культовый комплект металлических предметов.
В обширной библиографии (см. обзор: Студзицкая, Кузьминых 2001), посвященной изучению этого «клада», ставятся
вопросы, связанные не только с культурно-хронологическим, морфологическим, стилистическим и семантическим
анализом входящих в него изделий, но и с проблемами реконструкции этого ритуального культового комплекса в целом и мировоззренческой системы того общества бронзового века, выражением которой является Галичский «клад»,
в частности.
Импульс для пристального научного изучения «клада»
дали первые публикации корифеев российской и европейской археологии А. А. Спицына (1903), А. М. Тальгрена (Tallgren 1911; Tallgren 1925) и В. А. Городцова (1928). Пальма первенства среди них принадлежит Спицыну, который, со знавая первоклассное значение галичских находок, ввел в
научный оборот весь известный ему комплект вещей. Он
также подробно изложил историю их обнаружения и перипетии дальнейшей судьбы «клада».
«Клад» был найден ранней весной крестьянами села Туровское (ныне Галичский район Костромской области) при
исправлении плотины на речке Лыкшанка, впадающей в Галичское озеро. По свидетельствам очевидцев, металлические изделия якобы находились в большом глиняном сосуде, разбившемся от удара железного лома. Какое-то количество выпавших из него предметов попало в речку, но
основная часть оказалась в доме хозяйки мельницы и самого села Н. И. Челеевой. Из числа находок, переданных владелицей и ее племянником, Д. С. Бестужевым, епископу
Костромскому Павлу и подаренных последним Обществу
истории и древностей при Московском университете в том
же 1836 году, в Российский Исторический музей позже по-

С

nnerhalb der reichen Sammlung des Staatlichen Historischen Museums nehmen die ältesten kunstvollen Bronzen eine herausragende Stellung ein. Sie
werden von zahlreichen Stücken repräsentiert, die
in ihrer Art einmalig sind. Dabei zeugen sie nicht nur von der
hoch entwickelten Gusstechnik in der Vergangenheit, sondern
geben auch unschätzbaren Aufschluss über die geistige Kultur
ihrer Schöpfer.
Einer der bedeutendsten Funde in diesem Bereich liegt mit
dem so genannten Schatzfund von Galič vor. Obwohl er bereits
seit langem in der russischen und europäischen Archäologie
untersucht wird, hat das Interesse an ihm nie nachgelassen. Seit
dem Tag, an dem der„Schatzfund“ geborgen wurde (23.03.1836),
beschäftigt er Generationen von Wissenschaftlern und Wissenschaftlerinnen. Dies erklärt sich vor allem damit, dass er im Vergleich zu anderen bronzezeitlichen Funden aus Osteuropa ein
echtes Rätsel darstellt. Darüber hinaus handelt es sich bei ihm
um den einzigen Fund rituell-kultischer Metallgegenstände, der
diese Epoche in der Vergangenheit Nordeurasiens in so erschöpfender Weise erhellt.
In der umfassenden Literatur (vgl. dazu die Bibliographie in
Студзицкая, Кузьминых 2001), die diesem „Schatzfund“ gewidmet ist, wurden immer wieder Fragen aufgeworfen, die nicht
nur mit der kulturchronologischen, morphologischen, stilistischen und semantischen Analyse der einzelnen Objekte verbunden sind, sondern auch mit den Problemen der Rekonstruktion dieser rituellen Sammlung sowie der weltanschaulichen
Vorstellungen jener bronzezeitlichen Gemeinschaft, die in dem
„Schatzfund“ ihren materiellen Ausdruck finden.
Die ersten Publikationen zu dem Fund, vorgelegt von den Koryphäen der russischen und europäischen Archäologie A. A. Spicyn (Спицын 1903), A. M. Tallgren (Tallgren 1911; Tallgren 1925)
und V. A. Gorodcov (Городцов 1928), lösten eine regelrechte Forschungswelle aus. Spicyn, einem hervorragenden Kenner des
Fundes, kam dabei das Verdienst zu, alle ihm bekannten Stücke
der wissenschaftlichen Welt vorzustellen. Er schilderte detailliert
die Geschichte der Entdeckung, aber auch die Volten im weiteren Schicksal des „Schatzfundes“, die ohne Übertreibung an einen handfesten Kriminalroman denken lassen.
Der „Schatzfund“ wurde zu Frühlingsbeginn von Bauern des
Dorfes Turovskoe (heute im rayon Galič, oblast Kostroma) entdeckt, die am Fluss Lykšanka, der in den See Galičskoe mündet,
einen Staudamm ausbesserten. Nach Berichten von Augenzeugen sollen sich die Metallstücke angeblich in einem großen Tongefäß befunden haben, das bei einem Schlag mit einem metallenen Brecheisen auseinanderbrach. Einige der herausfallenden
Stücke landeten im Fluss, der größte Teil fand sich jedoch im
Haus N. I. Čeleevas, einer Müllerin aus dem Dorf. Sie und ihr Nef-

264

I

Ил. 1. Галичский «клад»
Abb. 1. „Schatzfund“ von Galič

ступило 8 предметов (они представлены в настоящем каталоге). Другая часть коллекции (не менее 19 изделий) была
утрачена, кроме фигурки идола, оказавшейся в собрании
графа С. Г. Строганова, а затем поступившей в Эрмитаж. Первоначально эта часть галичских находок была отправлена
Бестужевым его родственникам в Москву. Известный литератор, издатель «Отечественных записок», коллекционер,
владелец частного Русского музеума П. П. Свиньин (см. о
нем: Формозов 2000. С. 99–106), к счастью, успел сделать
предварительные схематические рисунки этих предметов.
Позднее они оказались в архиве Императорской Археологической комиссии и попались на глаза А. А. Спицыну. Третью часть «клада» (не менее 29 предметов) семья Челеевых
передала в дар Костромской архивной комиссии. Следующим местом ее хранения стал музей Костромы, где с этими
вещами успели познакомиться, а затем и воспроизвести в
своих трудах Спицын и Тальгрен. Позднее данная часть
«клада» была передана в музей города Галича Костромской
области, где экспонируется и в настоящее время. В итоге,
согласно сведениям Спицына, «клад» насчитывал значительное количество металлических предметов (не менее
56). Немалая часть их была утрачена изначально. Многие
мелкие серебряные украшения разошлись по рукам и попросту не подсчитывались.
Галичский «клад» весьма специфичен по набору предметов и не соответствует традиционному пониманию термина
«клад». Большинство кладов Восточной, Центральной и Западной Европы позднего бронзового века является продукцией клановых групп кузнецов или общин металлургов. Для

fe D. S. Bestužev übergaben Bischof von Kostroma, Pavel, verschiedene Stücke, der sie seinerseits im Jahre 1836 der Gesellschaft für Geschichte und Altertum an der Moskauer Universität
schenkte. Im Weiteren gelangten acht ins Russische Historische
Museum (vgl. in diesem Katalog). Der zweite Teil der Sammlung,
der nicht weniger als 19 Gegenstände umfasste, ging bis auf die
Figur eines Idols verloren. Diese nahm Graf S. G. Stroganov zunächst in seine Sammlung auf, später gelangte sie in die Eremitage. Ursprünglich hatte Bestužev diesen Teil Verwandten in
Moskau geschickt. Glücklicherweise hatte der bekannte Schriftsteller und Herausgeber der literarischen Zeitschrift Otečestvennye zapyski, der Sammler und Besitzer des privaten Russischen Museums P. P. Svinin (vgl. zu diesem Формозов 2000.
С. 99–106) zuvor jedoch noch schematische Zeichnungen der
Stücke angefertigt. Diese tauchten später im Archiv der Kaiserlichen Archäologischen Kommission auf, wo sie A. A. Spicyn auffielen. Der dritte Teil des „Schatzfundes“ mit mindestens 29 Stücken ging ebenfalls verloren. Die Familie Čeleevych hatte sie der
Archivkommission von Kostroma geschenkt. Die nächste Station ihres Weges war das Museum Kostroma, in dem Spicyn und
Tallgren diese Stücke in Augenschein nehmen konnten, um sie
dann in ihren Veröffentlichungen vorzustellen. Später wurde
dieser Teil des „Schatzfundes“ an das Stadtmuseum von Galič
der Oblast Kostroma übergegegeben, wo er bis heute ausgestellt ist. Nach Aussagen Spicyn machte eine erstaunliche Zahl
von Gegenständen diesen „Schatzfund“ aus (nicht weniger als
56 Einzelstücke). Ein nicht geringer Teil davon ist gleich zu Beginn verloren gegangen. Viele kleine Silberarbeiten wanderten
von einer Hand zur nächsten und wurden deshalb nie erfasst.
Mit dem „Schatzfund“ von Galič liegt eine sehr spezifische
Zusammenstellung von Gegenständen vor, für die der Begriff
„Schatzfund“ im gängigen Verständnis im Grunde nicht zutrifft.

265

Светлана Студзицкая, Сергей Кузьминых. Галичский «клад» — шаманский комплекс бронзового века

этих кладов, за редким исключением, характерен орудийный или сырьевой набор. Галичский «клад» совершенно
иной. Это своего рода «языческая ризница».
Сакральное, символическое назначение основной части
предметов сразу же бросилось в глаза уже первым исследователям «клада» — от епископа Павла и П. П. Свиньина до
А. А. Спицына и В. А. Городцова. Мы убеждены, что в случае
с Галичским «кладом» имеем дело с комплектом вещей, которые сопровождали захоронение шамана или кенотаф
(могила без самого погребенного) с культовой одеждой
и атрибутами шаманской ритуальной практики. Отсутствие
костяка, ткани и кожи вполне объяснимо: органические материалы в геологических условиях этого региона практически не сохраняются. Кроме того, из этнографической практики известно, что захоронения шаманов чаще всего являлись изолированными, вне родовых и семейных кладбищ,
а культовая одежда и атрибуты шамана помещались в стороне от умершего.
Исследования последних десятилетий (Черных, Кузьминых 1989; Кузьминых 2011) выявили непосредственную
связь Галичского «клада» с историей сейминско-турбинского (СТ) транскультурного феномена. Часть предметов легко
узнаваема в древностях фатьяновско-балановской общности, вольско-лбищенского типа, абашевской культуры конца среднего и рубежа среднего и позднего бронзового веков (Студзицкая, Кузьминых 2001. С. 134). Другая часть, и
прежде всего антропоморфные идолы, маскоиды, фигурки
животных и рептилий, ланцеты с изогнутыми остриями, безушковые бляхи-подвески, не имеет четкой культурной привязки. Но эти изделия хорошо узнаваемы в свете этнографических параллелей: мы рассматриваем их в качестве принадлежностей костюма шамана и атрибутов его ритуальной
практики. Ключевым, знаковым предметом, определяющим
культурную принадлежность «клада», является кинжал со
змеиноголовой рукоятью и пластинчатым клинком — характерное оружие СТ-типа.
В XXII–XVIII веках до н. э. в Северной Азии складывается
яркая и уникальная сейминско-турбинская культура, оказавшая значительное влияние на другие археологические
культуры позднего бронзового века Евразии. Это были племена металлургов, воинов-коневодов, в среде которых выделяется культура воинской элиты. Возникает культ бронзового оружия, особую группу которого составляют так называемые княжеские кинжалы и ножи с фигурными рукоятями.
Вероятно, это оружие было церемониальным и служило
атрибутом власти. В эпоху бронзы оружие не только начинает цениться за боевые качества, но и играет знаковую
роль, определявшую социальное положение его обладателя в обществе.
В кинжалах с фигурными рукоятями отразилась сложная
история самого формирования СТ-феномена. Среди персонажей сейминско-турбинской металлической пластики выделяются два иконографических комплекса. Генезис одного
из них — алтайского (лошадь, быки, верблюды, бараны-архары) — связан с популяциями скотоводов и металлургов,
локализованными в предгорных и горных областях Алтая и
Тянь-Шаня; происхождение второго — с подвижными группами охотников и рыболовов лесных и горно-лесных районов Саяно-Алтая. Персонажи байкальского иконографического комплекса (змея и лось) присутствуют только на кинжалах с пластинчатыми клинками. Их прототипами являются
известные пластинчатые ножи глазковской культуры Прибайкалья. Уникальный галичский кинжал — их прямое продолжение. Да и так называемый шаманский комплект пред-

Bei den meisten spätbronzezeitlichen Schatzfunden aus Ost-,
Mittel- und Westeuropa handelte es sich um die Erzeugnisse
von Klangruppen von Schmieden oder von Gemeinschaften
von Metallurgen. Von wenigen Ausnahmen abgesehen, war für
sie charakteristisch, dass in ihnen ausschließlich Waffen oder
Rohmaterial vorlagen. Ganz anders verhält es sich indes mit
dem „Schatzfund“ von Galič, der fast als „heidnische Sakristei“ zu
bezeichnen ist.
Die sakrale, symbolische Bedeutung der meisten Stücke
sprang bereits bei den ersten Untersuchungen des „Schatzfundes“ ins Auge und wurde vom Bischof Pavel und P. P. Svinin
bis hin zu A. A. Spicyn und V. A. Gorodcov erwähnt. Es scheint
zweifelsfrei, dass dieser „Schatzfund“ eine Sammlung von Stücken darstellt, die in ein Schamanengrab oder ein Kenotaph
(Grab ohne Toten) mit kultischer Tracht und Attributen eines
Schamanen gegeben wurde. Das Fehlen von Knochen, Gewebe
und Haut ließe sich durchaus erklären, denn organische Materialien bleiben unter den geologischen Bedingungen dieser Region fast nie erhalten. Darüber hinaus ist aus der ethnographischen Praxis bekannt, dass die Gräber von Schamanen meist
außerhalb der Sippen- oder Familienfriedhöfe angelegt und die
kultische Kleidung sowie die Attribute des Schamanen abseits
vom Toten niedergelegt wurden.
In den letzten Jahrzehnten gelang es, durch Untersuchungen eine direkte Verbindung zwischen dem „Schatzfund“ von
Galič und dem transkulturellen Sejma-Turbino-Phänomen
nachzuweisen (Черных, Кузьминых 1989; Кузьминых 2011).
Ein Teil der Stücke ist leicht in den Fundstätten der FatjanovoBalanovo-Gemeinschaft, des Wolga-Lbiščensk-Typs und der
Abaševo-Kultur vom Ende der Mittelbronzezeit bzw. vom Übergang der Mitte- zur Spätbronzezeit wiederzuerkennen (Студзицкая, Кузьминых 2001. С. 134). Ein anderer Teil, der vornehmlich von den anthropomorphen Idolen, Maskoiden, Tierund Reptilienfiguren, Lanzetten mit gebogener Spitze sowie
Blechen bzw. Anhängern ohne Öhr repräsentiert wird, lässt
sich nicht eindeutig einer Kultur zuzuordnen. Anders stellt sich
die Situation jedoch dar, betrachtet man diese Stücke aus ethnographischer Sicht, kann man sie dann doch einem Schamanen zuordnen und in ihnen Details seiner Kleidung respektive
Attribute seiner rituellen Praxis erkennen. Das „Schlüsselobjekt“ dieses „Schatzfundes“, das es ermöglicht, seine kulturelle
Zugehörigkeit zu bestimmen, ist mit einem Dolch mit Schlangenkopf-Griff und plattenförmiger Klinge gegeben; solche
Waffen sind typisch für den Sejma-Turbino-Typ.
Am Ende des 3. — Beginn des 2. Jahrtausends v. Chr. bildete
sich in Nordasien die einmalige und herausragende Sejmo-Turbino-Kultur heraus (22.–18. Jahrhundert v. Chr.), die andere
spätbronzezeitliche archäologische Kulturen Eurasiens stark beeinflusste. Bei ihr handelte es sich um einen Verbund von Stämmen von Metallurgen und Kriegen bzw. Pferdezüchtern, unter
denen sich eine Kriegerelite herausgebildet hatte. Der Kult der
Bronzewaffe kam auf, diese wurde durch eine besondere Gruppe so genannter Fürstendolche und Messer mit figürlich gearbeitetem Griff repräsentiert. Vermutlich handelte es sich bei der
Waffe um eine zeremonielle, die als Insignie der Macht diente. In
der Bronzezeit ging man dazu über, die Waffe nicht nur als
kampftaugliches Stück zu schätzen, sondern in ihr auch ein Attribut zu sehen, das den gesellschaftlichen Status des Trägers
innerhalb der Gemeinschaft Auskunft anzeigte.
An den Dolchen mit figürlich gearbeitetem Griff lässt sich zudem die komplizierte Entstehungsgeschichte des Sejmo-Turbino-Phänomens selbst gut ablesen, sind die Figuren auf der Metallplatte doch zwei verschiedenen ikonographischen Traditionen zuzuordnen. Die eine (Pferde, Stiere, Kamele, Widder bzw.

266

Svetlana Studzickaja, Sergei Kuzminych. Der «Schatzfund» von Galič. Interpretation eines Schamanengrabs

метов из Галичского «клада» связан, по нашему мнению, с
саянскими кланами охотников и рыболовов, ставших неотъемлемой частью сейминско-турбинских групп.
Сознание древнего человека — своеобразный сплав реалистических и иллюзорных начал. Этот синкретизм первобытного мышления оказывал решающее воздействие на
характер его творческой деятельности.
В современной науке период господства первобытных
религиозных представлений определяется как космологический, мифопоэтический. Этот особый тип мышления хронологически противостоит историческому, естественнонаучному. Миф — это прежде всего мировоззренческая
система, в которой своеобразно отражена специфика ассоциативно-образного мышления древнего человека. Мифология в первобытном обществе выступает как первоначаль-

Ил. 2. Галичский «клад». Кинжал с прорезной рукоятью с навершием
в виде головы змеи с раскрытой пастью и столбиком-перемычкой,
имитирующим ядовитое жало. Клинок и рукоять — мышьяковая медь
Abb. 2. „Schatzfund“ von Galič. Dolch mit Einschnitt im Griff und Aufsatz
in Form eines Schlangenkopfs mit aufgerissenem Maul und Steg, der eine
Giftzunge imitiert; Klinge und Griff aus Arsenkupfer

ная форма духовной культуры. Осмысливая окружающий
мир сквозь призму мифа, первобытный человек пытался
таким образом отразить самые сложные явления в их взаимосвязи, через конкретные, доступные его пониманию образы (чаще всего через образы животных, с которыми он
соприкасался повседневно).
В соответствии с господствовавшей в древнем мировоззрении универсальной концепцией «мирового древа»,
определявшей «модель мира» в виде трехчленной вертикальной структуры Вселенной, существовала система, базировавшаяся на двоичных (бинарных) оппозициях, антагонизм которых стирался в мифе и ритуале. Согласно дуальному делению, Космос имеет две сферы — небесную и
подземную. Небесную олицетворяет птица или лось, а подземную — змея или рыба. В этом контексте уникальный
бронзовый кинжал из Галичского «клада», заключавший в
себе многократно усиленный образ змеи, представляет
особый интерес.
Главный образ кинжала, ключ к его семантической расшифровке,безусловно, — змея. Рукоять увенчана ее головой с раскрытой пастью и столбиком-перемычкой, имитирующим ядовитое жало. В прорези рукояти припаяна фигурка извивающейся ползущей змеи. Туловище при
переходе к голове украшено поперечной змейкой-зигзагом
и косыми линиями. Нижняя часть рукояти декорирована поперечными линиями (ил. 2).
В Галичском «кладе» была еще одна рукоять, возможно, от
аналогичного кинжала. Ее венчала голова змеи с открытой
пастью, столбиком-перемычкой и раздвоенным языком-жалом. Предмет утрачен, но сохранился рисунок П. П. Свиньина, опубликованный А. А. Спицыным (1903. Табл. XXIX, 8).

Argali) ist in ihrer Genesis mit dem Altaj und den Populationen
von Viehzüchtern und Metallurgen zu verbinden, die in den Vorgebirgen und Bergen des Altajs und Tian Shans zu finden waren;
die zweite ist mit Gruppen von nomadisierenden Jägern und
Fischern aus den Wald- und Berg-Wald-Regionen des Sajan-Altajs verknüpft. Die Figuren der ikonographischen Baikal-Tradition (Schlange und Elch) waren nur auf Dolchen mit scheibenartiger Klinge anzutreffen. Ihre Prototypen lagen mit den bekannten scheibenartigen Messern der Glazko-Kultur aus dem
Baikalgebiet vor. Der einzigartige Dolch aus dem „Schatzfund“
von Galič knüpfte direkt an sie an. Auch die so genannte Schamanen-Sammlung aus dem Fund von Galič dürfte wohl in einem Kontext mit den Sajan-Klanen von Jägern und Fischern zu
sehen sein, die wiederum einen integralen Bestandteil der Sejmo-Turbino-Gruppe bildeten.
Im Bewusstsein der Menschen der Vergangenheit verschmolzen realistische und illusorische Momente zu einem gemeinsamen Ganzen. Dieser Synkretismus im urgesellschaftlichen Denken schlug sich in ganz entschiedenem Maß auf ihr kreatives
Tun nieder.
In der modernen Wissenschaft wird die Zeit, die von urgesellschaftlichen religiösen Vorstellungen geprägt wurde, als kosmologisch und mythopoetisch bezeichnet. Diese besondere
Form des Denkens steht in Opposition zur historischen naturwissenschaftlichen Zeit. Ein Mythos ist in erster Linie ein weltanschauliches System, in dem sich auf originelle Weise die Spezifik
des assoziativ-bildlichen Denkens des Menschen der Vergangenheit spiegelt. Die Mythologie in der Urgesellschaft fungiert
mithin als erste Form einer geistigen Kultur. Indem der Mensch
seine Umwelt durch den Filter des Mythos betrachtete, versuchte er, höchst komplexe Erscheinungen in ihrer Interdependenz
mithilfe konkreter, seinem Verständnis zugänglicher Bilder zu
erfassen (vor allem durch Bilder von Tieren, mit denen er täglich
in Berührung kam).
Die Weltsicht der Vergangenheit prägte das universelle Konzept des Weltenbaums, demzufolge das „Weltmodell“ eine dreiteilige vertikale Struktur des Universums aufwies; diese Weltsicht wiederum ging mit einem System einher, das auf einer Binäropposition basierte, wobei der Antagonismus sich im
Mythos und Ritual auflöste. Im Einklang mit dieser dualen Teilung besaß der Kosmos zwei Sphären, die himmlische und die
unterirdische. Die Himmelssphäre wurde durch einen Vogel
oder Elch repräsentiert, die Unterwelt durch eine Schlange oder
einen Fisch. In diesem Kontext ist der einmalige Bronzedolch
aus Galič, der das Motiv der Schlange in vielfach wiederholter
Form zeigt, von besonderem Interesse.
Das Hauptmotiv des Dolches und gleichsam der Schlüssel
zur semantischen Dechiffrierung dürfte ohne Frage in der
Schlange zu sehen sein. Den Griff zierte der Kopf dieses Tiers,
wobei das Maul aufgerissen war und ein kleiner Steg die giftige
Zunge imitierte. In dem Einschnitt des Griffs war die Figur einer
sich windenden, kriechenden Schlange eingelötet. Der Körper
war am Übergang zum Kopf quer mit einem schlangenartigen
Zickzackmuster und schrägen Linien geschmückt. Über den unteren Griffteil verliefen Querlinien (Abb. 2).
Im „Schatzfund“ von Galič lag ein weiterer Griff vor, der möglicherweise von einem analogen Dolch stammte. Auch ihn krönte ein Schlangenkopf mit aufgerissenen Maul, bei dem ein Steg
und eine gespaltene Zunge ausgeführt waren. Der dazugehörige Gegenstand war verloren gegangen, eine Zeichnung P. P. Svinins, die von A. A. Spicyn veröffentlicht wurde (Спицын 1903.
Табл. XXIX, 8), gibt jedoch noch über ihn Auskunft.
Das Motiv der Schlange fand sich auch auf anderen „Fürstendolchen“ des Sejma-Turbino-Horizonts (Студзицкая, Кузьми-

267

Светлана Студзицкая, Сергей Кузьминых. Галичский «клад» — шаманский комплекс бронзового века

Образ змеи есть и на других сейминско-турбинских «княжеских» кинжалах (Студзицкая, Кузьминых 2001. С. 141), что,
несомненно, отражает общность мировоззренческой схемы, в которой змея — элемент своеобразного зоологического кода, характеризующего определенную — хтоническую — зону мироздания. Образ змеи — одно из наиболее
древних и значимых универсальных представлений, выработанных религиозно-мифологическим сознанием.
В идеологии охотников и рыболовов эпохи бронзы этот
образ был неразрывно связан с формирующимся шаманством и твердо входил в круг космологических представлений, ассоциированных с «нижним миром». Данные этнографии также свидетельствуют о том, что в мировоззрении
сибирских аборигенов образ змеи четко увязывается
с представлениями о «нижнем мире». Особенно ярко эта
идея выражена в шаманских ритуалах и атрибутах. В шаманском искусстве змея является одним из центральных персонажей. Она — главный дух-помощник шамана. Не случайно
ее изображение так широко представлено в шаманском костюме (Иванов 1954. Рис. 41). Тесная связь шаманских представлений с культом змеи в эпоху бронзы прослеживается
в комплексах так называемых шаманских погребений Восточной и Западной Сибири, в состав которых входят скульптурки и пластические изображения змей (Студзицкая,
Кузьминых 2001. С. 142). Выразительный характер этих погребений полностью подтверждает мнение о том, что образ
змеи в определенном контексте, несомненно, отражает
и социальную структуру общества. Ведь большинство изображений змей найдено в наиболее богатых погребениях
(кузнецов, литейщиков), указывая в известной степени на их
семантическую однородность. Нахождение же фигурок
именно в мужских погребениях — лишнее подтверждение
того, что в мифологии и культовой символике змея устойчиво связана с представлениями о мужском начале.
Шаман, будучи избранником духов, благодаря которым
он обладал сверхъестественными способностями и мог
осуществлять связь между различными зонами Космоса,
выступал посредником между людьми и высшими силами.
Проникать в разные миры он мог только с помощью особой
категории духов-помощников, духов-покровителей, среди
которых змея занимала одно из центральных мест. Извивающаяся змея символизировала постепенное космическое
движение, сочетая в себе два противоположных, но необходимых для существования мира начала — жизнь и смерть. А
поскольку одним из мировоззренческих блоков шаманизма
является представление о круговороте жизни, связанное с
осмыслением категорий рождения и смерти, то образ змеи
как нельзя лучше вписывается в этот блок. Наряду с самим
шаманом змея выступала своеобразным посредником между силами Космоса и ушедшим в прошлое миром предков.
Известно, как опасен укус змеи, и, вероятно, нанесение
знака змеи на оружие (в частности, кинжалы) усиливало его
смертоносные качества в глазах древнего человека.
Уникальны и медные фигурки из Галичского «клада», отлитые по восковой утраченной модели. Они представляют
собой блестящие образцы пластического искусства бронзового века. Одна из фигур хранится в Государственном Историческом музее (ил. 3), другая — в Государственном Эрмитаже (ил. 4). По своей иконографии они довольно близки
друг другу и отличаются лишь размерами (16,4 и 14 см) и
деталями оформления. Древний мастер стремился передать образ мужчины атлетического телосложения, подчеркнув мускулы рук и ног. Фигурки сформованы в одинаковой
характерной танцующей или камлающей позе, с согнутыми

ных 2001. С. 141); dies dürfte ein Indiz für gemeinsame weltanschauliche Konzepte sein, in denen die Schlange als Element in einem originellen zoomorphen Code figurierte, das
eine bestimmte — nämlich die chthonische — Sphäre des
Universums repräsentierte. Die Schlange zählt zu den ältesten
und bedeutendsten universellen Motiven in Religion oder Mythologie.
In der Weltanschauung der Jäger und Fischer der Bronzezeit
war dieses Motiv untrennbar mit dem entstehenden Schamanentum verbunden und bildete einen festen Teil im System kosmologischer Vorstellungen, die mit der (Unter-)Welt verbunden
waren. Ergebnisse ethnographischer Untersuchungen belegen
ebenfalls, dass in der Weltanschauung der autochthonen sibirischen Bevölkerung das Motiv der Schlange fest mit Vorstellungen zur (Unter-)Welt einherging. Besonders deutlich zeigt sich
dies in den Ritualen und Attributen der Schamanen. In der Schamanenkunst tritt die Schlange als eine der zentralen Figuren
auf. Sie ist der entscheidende Hilfsgeist des Schamanen. Von
daher kann ihr häufiges Vorkommen in der Schamanentracht
nicht als Zufall verstanden werden (Иванов 1954. Рис. 41). Eine
enge Verbindung zwischen schamanischen Vorstellungen und
dem Schlangenkult ist für die Bronzezeit auch im Inventar der
so genannten Schamanengräber in Ost- und Westsibirien zu beobachten, in dem kleine Skulpturen und plastische Darstellungen von Schlangen vorlagen (Студзицкая, Кузьминых 2001.
С. 142). Der auffällige Gesamtcharakter dieser Bestattungen bestätigt ohne Vorbehalt die Hypothese, das Motiv der Schlange
gebe in einem bestimmten Kontext auch Aufschluss über die
gesellschaftliche Struktur einer Gemeinschaft, wurden die
Schlangendarstellungen in den meisten Fällen doch in den
reichsten Gräbern freigelegt (Schmiede und Gießer), was auch
auf ihre semantische Vergleichbarkeit deutet. Dass nur die Gräber von Männern entsprechende Funde erbrachten, bestätigt
einmal mehr die Hypothese, derzufolge die Schlange in der Mythologie und kultischen Symbolik ausschließlich an den Mann
geknüpft ist.
Der Schamane als Auserwählter der Geister, denen er seine
übernatürlichen Fähigkeiten verdankt, stellte die Verbindung
zwischen verschiedenen Zonen des Kosmos her und trat als
Mittler zwischen den Menschen und den höheren Kräften auf.
Doch vermochte er nur mithilfe einer besonderen Kategorie
von Hilfsgeistern respektive Schutzgeistern in andere Welten
vorzudringen; unter diesen nahm wiederum die Schlange eine
führende Position ein. Die sich windende Schlange symbolisierte die ewige kosmische Bewegung, verband in sich zwei sich
widersprechende, für die Existenz der Welt jedoch obligatorische Prinzipien: das Leben und den Tod. Da einer der weltanschaulichen Aspekte im Schamanismus mit der Vorstellung vom
Kreislauf des Lebens verbunden ist, die ihrerseits auf einer bestimmten Sicht von Leben und Tod basierte, passte das Motiv
der Schlange wie kein zweites zu diesem Aspekt. Neben dem
Schamanen selbst trat sie daher ebenfalls als Mittler zwischen
den Kräften des Kosmos und der in Vergessenheit geratenen
Welt der Vorfahren auf.
Da man um die Gefahr eines Schlangenbisses wusste, ist es zudem
gut möglich, dass man glaubte, ihr Zeichen auf einer Waffe — und
vor allem auf einem Dolch — verstärke deren todbringende Kraft.
Einzigartig sind auch die Kupferfiguren aus dem „Schatzfund“ von Galič, die in der Technik des Wachsausschmelzverfahrens gegossen wurden. Bei ihnen handelte es sich um herausragende Erzeugnisse der bronzezeitlichen Plastik. Eine dieser
Figuren wird im Staatlichen Historischen Museum (GIM) aufbewahrt (Abb. 3), eine andere in der Staatlichen Eremitage (Abb. 4).
Ihre Ikonographie lässt sich sehr gut miteinander vergleichen,

268

Svetlana Studzickaja, Sergei Kuzminych. Der «Schatzfund» von Galič. Interpretation eines Schamanengrabs

Ил. 3. Галичский «клад». Идол (ГИМ). Медь
Abb. 3. „Schatzfund“ von Galič. Idol (GIM), Kupfer
Ил. 4. Галичский «клад». Идол (ГЭ). Медь
Abb. 4. „Schatzfund“ von Galič. Idol (Staatliche Eremitage), Kupfer

3

4

в коленях ногами, которые внизу соединены перемычкой.
Талия узкая, руки, согнутые в локтях, соединены в «замок» и
«нависают» над бедрами. Кисти рук и ступни ног не выделены.
Главной деталью, семантическим кодом этих скульптур
являются «лица». Они неестественно и несоразмерно большие. «Лицо» экземпляра из Исторического музея более вытянутое, грацильное, с острым подбородком; у эрмитажного — более округлое, с массивным подбородком и широкими скулами. У обоих подчеркнуты крупный прямой нос,
крутые нависающие надбровья и углубленные глазницы с
рельефно выступающими зрачками; четко очерчен выступающий подбородок, большой рот приоткрыт. Оттопыренные уши гимовского идола — в виде закругленных выступов — напоминают звериные. Рот и глазницы — не сквозные.
Характер моделировки, явный аскетизм в передаче физиономических черт и непропорционально большие размеры «лиц» выдают в них маски, а не облик конкретного человека, тем более что с обратной стороны они не объемные, а
вогнутые. Таким образом, галичские идолы по-своему «лицедействуют»: вместо голов у них воспроизведены маски.
Нависающая надо лбом рельефная планка, судя по всему,
является частью головного убора — опушкой шаманской
шапки. Эта деталь присуща и для масок-личин «клада».
Моделировка галичских антропоморфных фигур вполне следует канонам, сложившимся в разных частях Евразии при передаче образов каменной, костяной и бронзовой антропоморфной скульптуры. Головной убор гимовского идола увенчан тремя отростками-лунницами,
эрмитажного — тремя вертикальными отростками. У последнего по два аналогичных отростка отходят также от
висков, плеч и предплечья. Не исключено, что в обоих случаях эти отростки имитируют птичьи перья, пришитые не
только к основе головного убора, но и к его затылочной

beide Stücke unterscheiden sich nur durch ihre Maße (16,4 cm
bzw. 14,0 cm) und einige Details in der Gestaltung. Der Meister
der Vergangenheit hat versucht, das Bild eines Mannes von athletischer Statur zu schaffen, indem er die Arm- und Beinmuskeln
besonders herausarbeitete. Die Figuren sind in der typischen
Tanz- oder Ritualspose dargestellt, mit in den Knien gebeugten
Beinen, die ihrerseits unten durch einen Steg verbunden sind.
Die Taille ist schmal, die Arme sind angewinkelt und verschränkt
und schweben über den Schenkeln. Die Hände und die Füße
sind nicht herausgearbeitet.
Das entscheidende Detail, in dem sich der semantische
Code der Skulpturen verbirgt, ist in den „Gesichtern“ zu sehen. Sie sind sehr unnatürlich und unproportional groß dargestellt. Das „Gesicht“ der GIM-Figur war länglicher, feiner, mit
einem spitzen Kinn, während das Eremitage-Stück runder
war, mit einem massiven Kinn und breiten Backenknochen.
Bei beiden Exemplaren waren die große gerade Nase, das
schräge, überhängende Stirnbein und die eingetieften Augenhöhlen mit reliefhaft vorspringenden Pupillen betont. Das
vorspringende Kinn ist ebenfalls klar herausgearbeitet, der
große Mund leicht geöffnet. Die abstehenden „Ohren“ des
Idols aus dem Historischen Museum, die als halbrunde Vorsprünge gestaltet waren, erinnern an die eines Tieres. Der
Mund und die Augenhöhlen waren nicht durchgehend.
Die Art der Modellierung, die fraglos asketische Wiedergabe
der Gesichtszüge und die unproportionale Größe der „Gesichter“
weisen sie als Masken, nicht als Porträt eines konkreten Menschen aus, vor allem da sie auf der Rückseite nicht plastisch, sondern nach innen gewölbt waren. Damit dürften die Idole aus
dem „Schatzfund“ von Galič wohl dahingehend zu interpretieren
sein, dass sie anstelle eines Kopfes eine Maske besaßen. Der über
der Stirn verlaufende reliefhafte Streifen dürfte einen Teil des
Kopfschmucks darstellen, genauer den Rand der Schamanenhaube. Dieses Detail war auch für die Masken des „Schatzfundes“
typisch.

269

Светлана Студзицкая, Сергей Кузьминых. Галичский «клад» — шаманский комплекс бронзового века

Svetlana Studzickaja, Sergei Kuzminych. Der «Schatzfund» von Galič. Interpretation eines Schamanengrabs

Ил. 7. Кинжал с прорезной
рукоятью с навершием
в виде двух лосиных головок
и резным изображением змей
на одной из сторон рукояти.
Рукоять — оловянная бронза,
клинок — оловянно-мышьяковая
бронза. Из-под Перми (могильник
Турбино?)
Abb. 7. Dolch mit Einschnitt im
Griff und Aufsatz in Form von
zwei Elchköpfen und geschnitzter
Schlangendarstellung auf einer
Griffseite, Griff aus Zinnbronze,
Klinge aus Zinn-Arsenbronze,
bei Perm (Gräberfeld Turbino?)

Die Modellierung der anthropomorphen Figuren aus Galič
folgte uneingeschränkt den Kanons, die sich in unterschiedlichen Teilen Eurasiens für anthropomorphe Skulpturen in Stein,
Knochen und Bronze herausgebildet hatten. Der Kopfschmuck
des GIM-Stücks wurde von drei Fortsätzen bzw. Lunulae bekrönt, das aus der Eremitage von drei vertikalen Fortsätzen. Bei
diesem gingen jeweils zwei analoge Fortsätze von den Schläfen, Schultern und Unterarmen ab. Möglicherweise sollen diese Fortsätze bei beiden Stücken Vogelfedern imitieren, die
nicht nur an die Spitze, sondern auch an die Nackenpartie des
Kopfschmucks sowie an die Ärmel des Gewands genäht waren.
Die sakrale Bedeutung des Kopfschmucks beider Stücke wird
sowohl von ethnographischen als auch von archäologischen
Materialien bestätigt (Студзицкая, Кузьминых 2001. С. 147–
150).

Ил. 5. Галичский «клад». Маска-личина (маскоид). Мышьяковая медь
Abb. 5. «Schatzfund» von Galič. Maske (Maskoid), Arsenkupfer

части и рукавам костюма. О сакральном назначении головных уборов галичских идолов есть немало этнографических и археологических свидетельств (Студзицкая, Кузьминых 2001. С. 147–150).
Среди предметов Галичского «клада» имеются две небольшие антропоморфные маски-личины, отлитые в той же
стилистической манере, что и маски идолов. Такие миниатюрные маски, называемые этнографами маскоидами (то
есть уменьшенными копиями больших масок), как правило,
нашивались на шаманский костюм. Характерные признаки
маски-личины — глазные отверстия и рот. У маскоида из собрания Исторического музея (ил. 5) головной убор венчают
две миниатюрные стилизованные противостоящие фигурки медведей. Это дополнительный аргумент, указывающий
на связь всего набора культово-ритуальных предметов
«клада» с представлением о «нижнем мире». У народов Сибири медведь, как и змея, выступал главным помощником
шамана, камлающего в «нижний мир» (Там же. С. 151, 152). В
космогонических представлениях древних племен эти два
образа олицетворяли собой «нижний мир». При этом медведь в мифологии таежных охотников соответствовал мужской части первобытного коллектива и символизировал
активное мужское начало.
Вторая маска-личина известна благодаря рисунку
П. П. Свиньина, опубликованному А. А. Спицыным (1903.
Табл. XXIX, 19). Головной убор этой фигурки венчает «пламевидный» отросток или, как мы полагаем, пучок перьев.
Маскоиды Галичского «клада», безусловно, свидетельствуют о причастности их к формированию шаманских
представлений среди сейминско-турбинских групп. Это
вполне согласуется с тем, что именно в эпоху бронзы, как
показывают археологические материалы, широкое распространение получили изображения личин-масок в наскальных рисунках Северной и Центральной Азии. По мнению
этнографов, маскоиды, которые нередко имели миниатюрные размеры (2–4 см высотой), как и маски, всегда изображались с открытым ртом и олицетворяли шамана-предка,
духов-шаманов. Они занимали значительное место в культовом искусстве народов Сибири XX — начала XVIII века.
При изготовлении металлических масок предпочитали
красную медь. С эпохи раннего металла этот материал считался сакральным — недаром именно в меди изображали и
самых могущественных духов-помощников шаманов.

Ил. 6. Галичский «клад». Фантастическое существо — «ящер». Медь
Abb. 6. „Schatzfund“ von Galič. Fantasiewesen (Schuppentier), Kupfer

Im „Schatzfund“ von Galič lagen auch zwei kleine anthropomorphe Masken vor, die im selben Stil gegossen worden waren
wie die Masken der Idole. Diese Miniaturmasken, die in der Ethnographie als Maskoide — also als verkleinerte Kopien großer
Masken — bezeichnet werden, wurden in der Regel auf das Gewand des Schamanen aufgesetzt. Charakteristische Merkmale
waren die Öffnungen für Augen und Mund. Beim Maskoid aus
der Sammlung des Staatlichen Historischen Museum (Abb. 5)
krönen den Kopfschmuck zwei miniaturhafte, recht stilisierte,
einander gegenüberstehende Bärenfiguren. Das ist ein weiteres
Argument, das auf eine Verbindung der Gesamtheit kultisch-ritueller Gegenstände aus dem „Schatzfund“ mit der Vorstellung
der (Unter-)Welt deutet.
Bei den Völkern Sibiriens war der Bär genau wie die Schlange
einer der wesentlichen Helfer des Schamanen, wenn er in die
(Unter-)Welt tanzte (Студзицкая, Кузьминых 2001. С. 151,
152). In den kosmologischen Vorstellungen der alten Stämme
verkörperten diese beiden Tiere die (Unter-)Welt. Dabei stand
der Bär in der Mythologie der Taiga-Jäger für den männlichen
Teil des urgesellschaftlichen Kollektivs und verkörperte das aktive männliche Prinzip.
Die zweite Maske ist dank der Zeichnung Svinins bekannt, die
von Spicyn veröffentlicht wurde (Спицын 1903. Табл. XXIX, 19).
Der Kopfschmuck wurde von flammenartigen Fortsätzen oder,
wie hier angenommen wird, von einem Bündel Federn bekrönt.
Die Maskoiden aus dem „Schatzfund“ von Galič belegen
ohne Frage, dass sie bei der Herausbildung der schamanischen
Vorstellungen in den Sejma-Turbino-Gruppen eine Rolle spielten. Dies würde sich uneingeschränkt in das Bild fügen, dass,
wie archäologische Materialen beweisen, eben in der Bronzezeit Darstellungen von Masken in den Petroglyphen in Nordund Zentralasien eine weite Verbreitung fanden. Nach Ansicht
von Ethnographen wurden Maskoiden, die häufig nur sehr klein
waren (2,0–4,0 cm), genau wie Masken stets mit offenem Mund
dargestellt; sie sollten den Schamanen bzw. Vorfahren symboli-

270

Галичские идолы и маскоиды образуют своеобразную
группу культовой металлической пластики. В полной мере
они не являются традиционными скульптурками, поскольку
не объемны, и голова у них замещается маской со сложным
головным убором.
В Галичском «кладе» есть еще один антропоморфный
предмет — в виде рукояти, увенчанной маской (Спицын
1903. Рис. XXXI, 7). Стилистические детали «лица» этой фигурки аналогичны маске идола из Исторического музея. По
описанию Спицына и фото, полученному из музея Галича,
рукоять имеет законченную форму и завершается стержнем
или узким черенком, с помощью которого насаживалась на
какой-то другой предмет. Исходя из сибирских этнографических материалов, можно предположить, что подобный
предмет мог быть рукояткой шаманского бубна или колотушки или венчал шаманский посох (Студзицкая, Кузьминых
2001. С. 153).
В состав «клада» входит уникальная полая фигурка животного с коротким толстым хвостом, широкими лапами
или плавниками, тупой клювовидной мордой с открытым
ртом и сквозными отверстиями-глазами (ил. 6). В этом фантастическом животном без труда просматриваются черты
«ящера» пермского звериного стиля. Среди исследователей
существуют самые разноречивые мнения по интерпретации этого изображения, но все сходятся в одном: «ящер» —
воплощение «нижнего мира», его «хозяин».
Среди предметов Галичского «клада», судя по рисункам,
находились и другие предметы зооморфного облика, отражавшие связь с хтоническим миром и служившие, вероятно,
подвесками шаманского костюма (Спицын 1903. Табл. XXIX,
7, 18, 20). В состав подобных украшений входили, кроме того,
металлические браслеты, бляхи-подвески, шнуры с пронизками и бусами. На шаманской одежде у них была особая
функция, а именно: быть шумящими. По этнографическим
свидетельствам, последние очень характерны для шаманской одежды: считалось, что они отпугивают злых духов при
каждом движении шамана.
В состав «клада» входили два медных топора (один из них
хранится в музее Галича). Связь их с шаманской ритуальной
практикой вполне закономерна. В древности топор относился к оружию «княжеского ранга» и обладал особой магической силой. Наряду с кинжалом и стрелой он использо-

sieren, die Schamanengeister.
In der kultischen Kunst der sibirischen Völker im 20. bis
zum Beginn des 18. Jahrhunderts kam ihnen herausragende Bedeutung zu. Bei der Herstellung von Metallmasken bevorzugte man rotes Kupfer. Von der frühen Metallzeit an galt dieses
Material als sakral, weshalb es wohl kein Zufall ist, dass die
mächtigsten Hilfsgeister der Schamanen in Kupfer ausgeführt
wurden.
Die Idole und Maskoide aus Galič bildeten eine eigene Gruppe kultischer Metallplastik. Freilich handelte es sich bei ihnen
nicht ganz um traditionelle Skulpturen, da sie nicht dreidimensional waren und eine Maske mit aufwendigem Kopfschmuck
die Stelle des Kopfes einnahmen.
Im „Schatzfund“ von Galič gibt es ein einen weiteren anthropomorphen Gegenstand in Form eines Griffs, den eine Maske
bekrönte (Спицын 1903. Рис. XXXI, 7). Die stilistischen Details
des „Gesichts“ dieser Figur sind sehr gut mit denen der Maske
des GIM-Idols zu vergleichen. Laut der Beschreibung Spicyns
hatte der Griff eine vollendete Form und mündete in eine Zunge oder einen schmalen Pfropfen, mit dem er auf einen anderen Gegenstand aufgesetzt werden konnte. Ausgehend von
ethnographischen Materialien aus Sibirien darf wohl vermutet
werden, dass es sich bei diesem anderen Gegenstand um den
Griff einer Schamanentrommel oder eine Klapper gehandelt haben könnte; möglicherweise bekrönte sie auch den Schamanenstab (Студзицкая, Кузьминых 2001. С. 153).
Im „Schatzfund“ lag ferner die Hohlfigur eines Tieres mit kurzem dicken Schwanz, breiten Pfoten oder Flossen, stumpfem
schnabelförmigen Maul, offenem Mund und durchgehenden
Durchlochungen für die Augen vor (Abb. 6). In diesem Fantasiewesen lassen sich ohne Mühe die Züge des Schuppentiers aus
dem Permer Tierstil wiedererkennen. In der Fachwelt ist die Interpretation dieser Darstellung durchaus umstritten, doch stimmen die Meinungen alle in einem Punkt überein: Das Schuppentier stellt eine Verkörperung der (Unter-)Welt dar, ihren
„Herrn“.
Die Zeichnungen lassen darauf schließen, dass im „Schatzfund“ von Galič noch weitere zoomorphe Gegenstände vorgelegen haben, die auf eine Verbindung zur chthonischen Welt
deuten und vermutlich als Anhänger an der Schamanentracht
gedient haben (Спицын 1903. Табл. XXIX, 7, 18, 20). Zu Schmuckstücken dieser Art zählten darüber hinaus Metallarmreifen, Bleche bzw. Anhänger sowie Schnüre mit Röhrenperlen und Perlen. Auf der Kleidung des Schamanen kam ihnen eine spezielle
Funktion zu, die darin bestand, Töne zu erzeugen. Wie aus eth-

271

Светлана Студзицкая, Сергей Кузьминых. Галичский «клад» — шаманский комплекс бронзового века

вался в соответствующих сакральных действиях, выступал
средством ирреальной защиты от злых потусторонних сил,
связанных, главным образом, с миром мертвых.
Ритуально-культовый комплект вещей Галичского «клада» — своеобразный ключ к расшифровке сюжетов и образов зоо- и антропоморфного литья, в которых отразились
представления людей бронзового века, связанные с элементами формировавшегося в это время шаманства.
Мировоззренческие основы шаманизма как нельзя лучше отвечали подвижному, динамичному образу жизни сейминско-турбинских племен, их социальным интересам и
были созвучны их воинственному духу. Вероятно, справедливо мнение, что шаманизм является своего рода осколком
воинской культуры, и первоначально именно военачальник
отправлял шаманские функции.
Детальный анализ всего набора предметов Галичского
«клада» позволяет рассматривать их как шаманские атрибуты. Специфика этих предметов (изображения существ хтонического мира) дает основание предположить, что «клад»
был связан с категорией шаманов (или людей, осуществлявших их функции), имевших, среди прочих, и узкую специализацию камлания в «темный», «нижний» мир.

nographischen Untersuchungen erhellt, waren gerade die
Schnüre von besonderer Bedeutung für die Tracht des Schamanen; man nahm an, dass sie bei jeder Bewegung des Schamanen die bösen Geister vertreiben würden.
Zum „Schatzfund“ gehörten ferner zwei Äxte aus Kupfer (eine
davon befindet sich im Galič-Museum). Diese Geräte sind häufig
mit der schamanischen Ritualpraxis verbunden. In der Vergangenheit zählte die Axt zu den Waffen mit „Fürstenrang“, und
man sprach ihnen eine besondere magische Kraft zu. Entsprechend wurden sie neben Dolchen und Pfeilen bei sakralen
Handlungen eingesetzt, fungierte als Mittel eines irrealen
Schutzes gegen überirdische böse Kräfte, die vor allem der Welt
der Toten entstammten.
Die Zusammenstellung ritueller und kultischer Gegenstände
im „Schatzfund“ von Galič stellt gewissermaßen einen Schlüssel
zur Dechiffrierung der Sujets und Motive dar, die sich bei zoomorphen und anthropomorphen Gusserzeugnissen finden und
in denen sich ebenfalls die Vorstellungen wiederspiegeln, die
sich die Menschen der Bronzezeit zu den Elementen des sich
damals herausbildenden Schamanentums machten.
Die weltanschaulichen Grundlagen des Schamanismus korrespondierten in optimaler Weise mit einer nomadisierenden
Lebensform, wie sie die Stämme des Sejma-Turbino-Horizonts
pflegten, entsprachen ihren gesellschaftlichen Interessen und
ihrem kriegerischen Geist geradezu perfekt. Vermutlich ist die
Ansicht, dass der Schamanismus eine Art Splitter der Kriegerkultur darstellt, zutreffend; ursprünglich dürfte wohl der Anführer im Krieg auch die Funktion des Schamanen übernommen
haben.
Wie die detaillierte Analyse aller Stücke aus dem „Schatzfund“ von Galič zeigte, sind diese als schamanische Attribute
anzusprechen. Die Sepzifik dieser Objekte — die Darstellung
von Wesen der chthonischen Welt — spricht für die Vermutung,
dass der „Schatzfund“ mit der Kategorie der Schamanen zu verbinden ist (oder mit Menschen, die diese Funktion ausübten),
die neben vielen anderen Fertigkeiten in der dunklen, (unter-)
irdischen Welt zu tanzen wussten.

Аликс Хэнзель

Культовые повозки эпохи бронзы
Alix Hänsel

Die Kultwagen der Bronzezeit

иниатюрные глиняные модели повозок существовали уже в IV и III тыс. до н. э. (Maran 2004;
Fansa 2004). Они представляли собой просто
уменьшенные копии повозок, которые тогда действительно использовали в качестве транспортного средства, а вот в эпоху бронзы появляются еще и такие, которые
изготавливались только в миниатюрном виде и использовались исключительно в сакральных целях.
Эти повозки, называемые культовыми, были распространены с середины II тыс. до н. э. вплоть до железного века
по всей территории от Леванта до Скандинавии. В Восточном Средиземноморье, например на острове Кипр
(Buchholz 1999. S. 509f.), их находили в основном в святилищах, а в Центральной и Северной Европе — как в захоронениях, так и в кладах.

М

Повозки-сосуды
Очень часто культовые повозки состояли из котла или подставки на колесах, в которые можно было вставить сосуд
(ил. 1). Многие из таких предметов сделаны из бронзы, но
есть и сформованные из глины. Однако функции они имели
разные. В то время как эгейские повозки перевозили курильницы, другие, очевидно, служили емкостями для жидкостей или сосудами для либаций. Котелки были часто декорированы, в том числе и протомами птиц, а иногда и полнофигурными их изображениями (ил. 2, 3). В Италии в VIII и VII
веках до н. э. существовали так называемые повозки-чаши,
представлявшие собой основание, обрамленное чаще всего протомами птиц и имеющее в средней части чашеподобное углубление.
Антропоморфные изображения на повозках-сосудах появляются только в начале железного века. Самое известное
из них — это целая процессия на четырехугольном основании повозки, стоящем на четырех колесах, из могильника в
Штреттвеге в Австрии (ил. 1, 5): в середине стоит женское
божество, держащее котел, вокруг расположены фигуры
меньшего размера, всадники и люди, ведущие оленей. Это
изображение свидетельствует о том, что повозки-котлы
были элементом комплексного ритуального процесса.
В некоторые из повозок-котлов, найденных в могильниках, был помещен пепел погребенных (ил. 2, 1, 2). Наряду с
этим известны случаи, как, например, детское захоронение
в Давердене в Нижней Саксонии (ил. 2, 4), когда фрагменты
миниатюрной повозки хранились вместе с пеплом в керамическом сосуде. Существуют, однако, и такие захоронения,
относящиеся к началу железного века, в которых обнаружены и миниатюрные повозки, и большие, пригодные к использованию в качестве транспортного средства (Egg, Kaul

iniaturmodelle von Wagen aus Ton gibt es bereits
aus dem 4. und 3. Jahrtausend v. Chr. (Maran 2004;
Fansa 2004). Während es sich aber bei diesen Stücken weitgehend um Nachbildungen von Gefährten
handelt, wie sie tatsächlich in großem Format genutzt wurden,
erweitert sich in der Bronzezeit das Spektrum um Wagen, die
nur in Miniaturform hergestellt und ausschließlich zu sakralen
Zwecken verwendet worden sind.
Diese als Kultwagen bezeichneten Gefährte sind von der Levante bis nach Skandinavien von der Mitte des 2. Jahrtausends
bis in die Eisenzeit verbreitet. Während sie im östlichen Mittelmeerraum, etwa auf der Insel Zypern (Buchholz 1999. S. 509f.),
zumeist aus Heiligtümern stammen, finden sie sich in Zentralund Nordeuropa sowohl in Gräbern als auch in Depots.

M

Gefäßwagen
Sehr häufig bestehen die Kultwagen aus einem mit Rädern versehenen Kessel oder einem Ständer, in den ein Gefäß eingelassen werden konnte (Abb. 1). Viele dieser Geräte bestehen aus
Bronze, sie können aber auch aus Ton geformt sein. Die Funktion dieser Behälter ist jedoch unterschiedlich. Während die ägäischen Wagen Räuchergefäße transportierten, dienten andere
offenbar auch als Behälter für Flüssigkeiten oder Libationen.
Die Kessel sind oft verziert und mit Vogelprotomen versehen,
sie können sogar insgesamt die Gestalt von Vögeln haben (Abb.
2, 3). In Italien gibt es im 8. und 7. Jahrhundert zudem so genannte Beckenwagen, die aus einer zumeist durch Vogelprotome gesäumten Platte mit einer schalenförmigen Vertiefung im
Mittelteil bestehen.
Anthropomorphe Darstellungen auf Gefäßwagen finden sich
erst zu Beginn der Eisenzeit. Die bekannteste Szene zeigt ein um
600 v. Chr. datiertes Gefährt aus einem Grabhügel von Strettweg in Österreich, auf dessen von vier Rädern getragener Platte
eine ganze Prozession dargestellt ist (Abb. 1, 5): In der Mitte
steht eine den Kessel tragende weibliche Gottheit, die von kleineren Figuren, Reitern und Hirsche führenden Personen flankiert wird. Diese Darstellung zeigt, dass die Kesselwagen in ein
umfassenderes rituelles Geschehen eingebunden waren.
Einige der in Gräbern gefundenen Kesselwagen enthielten
die Asche des Verstorbenen (Abb. 2, 1, 2). Daneben gibt es Fälle,
wie etwa das Kindergrab von Dawerden, Niedersachsen (Abb. 2,
4), wo Teile eines Miniaturwagens zusammen mit dem Leichenbrand in einem Keramikgefäß aufbewahrt wurden. Es gibt aber,
vor allem zu Beginn der Eisenzeit, auch Gräber, die sowohl einen
Miniatur- als auch einen funktionstüchtigen großen Wagen
enthielten (Egg, Kaul 2001. S. 467). Dennoch lag offenbar dem
Brauch, den Toten mit einem Miniaturwagen beizusetzen, die
Vorstellung zugrunde, dass der Verstorbene auf dem Gefährt in

273

Аликс Хэнзель. Культовые повозки эпохи бронзы

Alix Hänsel. Die Kultwagen der Bronzezeit

3
1

1

3

4

2
4

5

2

2001. S. 467). Тем не менее в основе обычая погребать умершего вместе с миниатюрной повозкой лежит, очевидно,
представление о том, что усопший должен отправиться в
потусторонний мир на повозке. На это указывают и птицы,
присутствующие в декоре многих повозок — они демонстрируют, что повозки могут и летать.
О характерной для дохристианского периода вере в то,
что на миниатюрных повозках можно попасть к богам, свидетельствуют мифы Гомера. В «Илиаде» (XVIII, 372–379) Гефест по просьбе Фетиды кует военное снаряжение для ее
сына Ахилла:
Бога, покрытого потом, находит в трудах, пред мехами
Быстро вращавшегося: двадцать треножников вдруг он
работал,
В утварь поставить к стене своего благолепного дома.
Он под подножием их золотые колеса устроил,
Сами б собою они приближалися к сонму бессмертных,
Сами б собою и в дом возвращалися, взорам на диво.
(Перевод Н. И. Гнедича)

Ил. 1. Бронзовые повозки с сосудами: 1 – Китион, Кипр (фото И. Геске);
2 – Ахольсхаузен, Бавария (по: Sperber 2005); 3 – Пекатель, МеклендургПередняя Померания (по: Lehmann 2004); 4 – Ветулония; 5 –Штреттвег,
Штирия (по: Egg, Kaul 2001)
Abb. 1. Bronzene Gefäßwagen: 1 – Kition, Zypern (Foto I. Geske);
2 – Acholshausen (nach Sperber 2005), Bayern; 3 – Peckatel, MecklenburgVorpommern (nach Lehmann 2004); 4 – Vetulonia; 5 – Strettweg, Steiermark
(nach Egg, Kaul 2001)

eine jenseitige Welt reisen sollte. Darauf deuten auch die Vögel
hin, die an vielen der Wagen angebracht wurden, zeigen sie
doch, dass diese Wagen auch fliegen konnten.
Dass man in der vorchristlichen Zeit glaubte, das Miniaturwagen zu den Göttern gelangen konnten, ist durch die Mythen
Homers belegt. In der Ilias (18, 372–379) schmiedet Hephaistos
auf die Bitte von Thetis die Kriegsausrüstung für ihren Sohn
Achill:

274

Ihn dort fand sie im Schweiß, um die Blasebälge beschäftigt,
Eifrig, denn Dreifüße bereitete er, zwanzig in allem,

5

Ил. 2. 1–3 – Керамические повозки-сосуды из могильников в Нижня
Мышля, Словения; Дергишове, Бранденбург и Эсте, Северная Италия;
4 – урна с пеплом и фрагментами колеса из Давердена, Нижняя
Саксония; 5 – изображение повозки-котла на монетах из Краннона,
Фессалия (1 – по: Furmánek 1999; 2 – МПДИ, Берлин, фото К. Гёкена;
3 – по: Woytowisch 1978; 4 – по: Precht 2004; 5 – по: Pare 1989.
Составление Д. Грайнерт)
Abb. 2. 1–3 – Keramische Wagengefäße aus Gräberfeldern von Nižná Myšľa,
Slowenien; Dergischow, Brandenburg und Este, Oberitalien;
4 – Urne mit Leichenbrand und Radteilen von Daverden, Niedersachsen;
5 – Darstellung eines Kesselwagens auf Münzen aus Krannon, Thessalien
(1 – nach Furmánek 1999; 2 – MVF, Berlin, Foto K. Göken; 3 – nach Woytowisch
1978; 4 – nach Precht 2004; 5 – nach Pare 1989. Zusammenstellung:
D. Greinert)

Однако античные источники говорят еще об одной функции повозок-котлов, сохранявшейся вплоть до периода эллинизма. Утверждается, что в северогреческом городе Кранноне во время засухи вокруг города провозили металлическую
повозку с большим сосудом. Это шествие изображено на мо-

rings zu stehen an der Wand des wohlgegründeten Saales.
Goldene Räder befestigte er jeglichem unter dem Boden,
Dass sie aus eigenem Antrieb in die Schar eingingen der Götter,
Dann zu ihrem Gemach heimkehrten, Wunder dem Anblick.
Aus antiken Quellen ist aber auch noch eine weitere Funktion
der Kesselwagen überliefert, die bis in die hellenistische Zeit
fortdauerte. So soll in der nordgriechischen Stadt Krannon bei
Dürre ein metallener Wagen mit einem großen Gefäß um die
Stadt geführt worden sein. Abgebildet ist dieser Umzug auf einem Münzbild, das auch zwei auf dem Gefährt sitzende Raben
zeigt, die als Verkünder des bevorstehenden Regens gelten
(Abb. 2, 5).
Auch in der germanischen Mythologie spielte ein Wagen im
Kult der Göttin Nerthus eine wichtige Rolle. Laut Tacitus (Baumstark 1876. Kap. 40. S. 36f.) fährt die Göttin auf einem mit Tüchern bedeckten Wagen aus ihrem Heiligtum durch das Land.
Bis zur ihrer Rückkehr muss Frieden herrschen, danach wird der
Wagen in einem See von Sklaven gewaschen, die anschließend
ertränkt werden.

275

Аликс Хэнзель. Культовые повозки эпохи бронзы

Alix Hänsel. Die Kultwagen der Bronzezeit

Ил. 3. 1 – солнечная повозка
из Трундхольма, Дания;
2, 3 – повозка из Дупляи, Сербия
(1 – по: Fansa 2004; 2 – по: Koch
2008; 3 – по: Pare 1989)
Abb. 3. 1 – Sonnenwagen von
Trundholm, Dänemark; 2, 3 – Wagen
von Dupljaja, Serbien (1 – nach
Fansa 2004; 2 – nach Koch 2008;
3 – nach Pare 1989)

1

нете, где можно увидеть и
двух сидящих на повозке ворон, считавшихся предвестниками дождя (ил. 2, 4).
Важную роль играет повозка и в германской мифологии, в культе богини Нерты. Согласно Тациту (Baumstark 1876. Kap. 40. S. 36f.),
богиня под покровом из тканей выезжает на повозке из
своего святилища и проезжает по округе. До момента
ее возвращения повсюду
должен царить мир, после
возвращения повозку омывают в озере рабы, которых
в том же озере и топят.

4

5

1

2

6
3

2
3

Солнечные повозки

Sonnenwagen

Наряду с повозками-котлами эпохи бронзы существовали и
такие миниатюрные повозки, использование которых непосредственно связано с почитанием божества солнца. Самый
известный пример — солнечная повозка из Трундхольма
в Дании, найденная в болоте (ил. 3, 1). Покрытый золотой
фольгой диск олицетворяет божество, он стоит на повозке,
которую везет конь. Северные наскальные рисунки и торевтика дают множество примеров изображения божества
солнца в виде диска или солнечного креста, причем в этом
виде солнце могло передвигаться не только на колеснице
или повозке, но и на корабле.
В антропоморфном виде божество солнца изображено
на глиняной скульптуре из Дупляи в Сербии. На трехколесной повозке, которую тянут водоплавающие птицы, стоит
фигура, интерпретируемая как мужская — считается, что
под юбкой скрыты мужские гениталии (ил. 3, 2). Балдахин,
который первоначально был закреплен над фигурой, символизирует солнце, лучи которого воспроизведены в виде
процарапанного узора. Характерно, что изображенное божество имеет клювовидную голову, согнутые в локтях руки
и похожую на юбку нижнюю часть. Силуэтом фигура напоминает, как уже было отмечено К. Паре (Pare 1989. P. 84), так
называемых идолов типа Фи греко-микенской культуры, и
значение этой небольшой скульптуры также может быть
связано с греческой мифологией.
Некоторую ясность вносит в этот вопрос источник гораздо более поздний, но явно основывающийся на древних
преданиях. Античный оратор Гимерий из Прусы, живший в
IV в. н. э., рассказывает, как Зевс хотел послать только что родившегося Аполлона в Дельфы, но тот отправился к гипербореям, которые якобы жили «по ту сторону северного ветра». В середине лета Аполлон летит наконец на юг, в Дельфы, на колеснице, запряженной лебедями. Феб или Аполлон

Neben den bronzezeitlichen Kesselwagen gibt es einige Miniaturwagen, deren Verwendung direkt mit der Verehrung einer Sonnengottheit zusammenhängt. Das bekannteste Beispiel ist der
Sonnenwagen von Trundholm in Dänemark, der in einem Moor
versenkt worden war (Abb. 3, 1). Die mit Goldfolie bezogene Scheibe stellt die Gottheit dar und steht auf einem Wagen, der von einem Pferd gezogen wird. Aus der nordischen Felsbildkunst und
Toreutik gibt es zahlreiche weitere Beispiele, dass die Sonnengottheit als Scheibe oder Radkreuz dargestellt wurde und nicht nur auf
einem Wagen, sondern auch in einem Schiff reisen konnte.
In anthropomorpher Form ist der Sonnengott auf einer Tonplastik aus Dupljaja, Serbien, dargestellt. Die aufgrund der unter
dem Rock verborgenen Geschlechtsteile als männlich zu interpretiernde Gestalt steht auf einem dreirädrigen, von Wasservögeln gezogenen Wagen (Abb. 3, 2). Ein ursprünglich an der Figur
befestigter Baldachin symbolisiert die Sonne, deren Strahlen
durch Ritzmuster wiedergegeben werden. Auffällig ist, dass die
Gestalt einen schnabelförmigen Kopf, angewinkelte Arme und
ein rockartiges Unterteil aufweist. Wie schon Ch. Pare (Pare
1989. P. 84) ausführte, ähnelt sie damit den so genannten „Phi“Idolen der griechisch-mykenischen Kultur, und tatsächlich dürfte auch die Bedeutung dieser kleinen Plastik mit der griechischen Mythologie verbunden sein.
Aufschluss hierzu gibt eine Quelle, die freilich viel jüngeren
Datums ist, aber offensichtlich auf älteren Überlieferungen basiert. Der antike Rethor Himerios von Prusias, der im 4. Jahrhundert n. Chr. lebte, erzählt, wie Zeus den eben geborenen Apoll
nach Delphi senden will, dieser aber zu den Hyperboreern reist,
die „jenseits des Nordwindes“ leben sollen. In der Mitte des
Sommers fliegt Apoll schließlich auf einem von Schwänen gezogenen Wagen Richtung Süden nach Delphi.
Phoibos Apollon („der Leuchtende“) wurde in der Antike
auch dem Sonnengott Helios gleichgesetzt. Der bronzezeitli-

276

7

Ил. 4. Повозки с дышлом из региона Одера: 1 – Бург 1; 2 – Оберкеле;
3 – Потсдам-Айхе; 4 – Дроссен; 5 – Бург 2; 6 – Перстница 1;
7 – Перстница 2 (графика: Д. Грайнерт)
Abb. 4. Die Deichselwagen des Oderraumes: 1 – Burg 1; 2 – Oberkehle;
3 – Potsdam-Eiche; 4 – Drossen; 5 – Burg 2; 6 – Pierstnica 1;
7 – Pierstnica 2 (Grafik: D. Greinert)
Ил. 5. Наскальный рисунок из Бохуслена с изображением богов
и повозки с дышлом (по: Maraszek 1997)
Abb. 5. Felszeichnung aus Bohuslän mit Götterdarstellung
und Deichselwagen (nach Maraszek 1997)

(«лучезарный») приравнивался в античности к богу солнца
Гелиосу. Культовая повозка эпохи бронзы из Дупляи воспроизводит, вероятно, именно этот миф, согласно которому бог
передвигается на колеснице, запряженной лебедями. Этот
факт можно считать указанием на то, что корни античных
мифов уходят далеко в глубь времен, в эпоху бронзы.
Пусть колесницу из Дупляи везут не лебеди, а, скорее,
утки или гуси, они все равно относятся к водоплавающим
птицам. Кроме того, у них есть еще один общий с лебедями
признак: когда в начале холодной, темной зимы природа
умирает, они покидают северные земли, а возвращаются
весной, вместе с просыпающейся природой. Таким образом, эти птицы также оказываются символом смерти и возрождения, воплощающимся в заходе солнца вечером и новом восходе на утреннем небе (Hänsel 2008. S. 13f.).

Повозки с дышлом
Водоплавающие птицы встречаются в декоре многих произведений эпохи бронзы, например на глиняных сосудах, металлических изделиях, но особенно часто — на культовых
повозках. Наиболее характерны они для третьей из обсуждаемых в данной статье групп — для так называемых повозок с дышлом. Этот специфический тип культовых тележек,

che Kultwagen von Dupljaja könnte genau diesen Mythos wiedergeben, nach dem der Gott auf einem von Schwänen gezogenen Wagen reist. Dies wäre ein Hinweis darauf, dass die
Wurzeln der antiken Mythen bis weit in die Bronzezeit zurückreichen.
Auch wenn es sich bei den Vögeln, die den Wagen von Dupljaja ziehen, nicht um Schwäne, sondern eher um Enten oder
Gänse handelt, sind es ebenfalls Wasservogelarten. Noch eine
weitere Eigenschaft haben sie gemein: Sie verlassen mit dem
Absterben der Natur zu Beginn des kalten, dunklen Winters ihre
nördlichen Quartiere und kehren mit dem Erwachen der Natur
im Frühjahr zurück. Diese Vögel sind somit auch ein Symbol für
Tod und Wiedergeburt, das sich ebenso im Versinken der Sonne
am Abend und ihrem Wiedererscheinen am Morgenhimmel
manifestiert (Hänsel 2008. S. 13f.).

Deichselwagen
Wasservogelfiguren finden sich auf zahlreichen bronzezeitlichen Kunstwerken, zum Beispiel Felsbildern, Tongefäßen, Metallarbeiten und besonders häufig auch auf Kultwagen. Geradezu charakteristisch sind Vogelfiguren für die dritte hier zu behandelnde Gruppe, die so genannten Deichselwagen.
Dieser spezielle Typ von Kultwägelchen, von dem auch zwei
Exemplare in der Ausstellung vertreten sind, findet sich ausschließlich im mittleren Oderraum (Maraszek 1997). Bis heute
kennt man insgesamt sieben Deichselwagen (Abb. 4), von denen zwei zu den Inventaren des Berliner Museums für Vor- und
Frühgeschichte gehören, die sich seit Kriegsende im GMII befinden. Allen diesen Gefährten, deren Länge unter 25 cm und deren Höhe unter 20 cm liegt, ist das Vorhandensein einer Tülle
gemein. Sie besitzt an ihrem Ende seitliche Lochungen, an denen offenbar ein hölzerner Stab befestigt werden konnte. Vier
der bis heute bekannten Wagen besitzen drei, die übrigen drei
Wagen nur je zwei an einer Achse fixierte, drehbare und jeweils

277

Аликс Хэнзель. Культовые повозки эпохи бронзы

две из которых представлены на выставке, встречается
только в регионе среднего течения Одера (Maraszek 1997).
На сегодняшний день известно всего семь моделей повозок
с дышлом (ил. 4), две из которых перечисляются в инвентарных списках тех коллекций берлинского Музея преистории
и древней истории, которые после 1945 года находятся в
ГМИИ. Общим для всех этих повозок, длиной не более 24 см
и высотой не более 20 см, является наличие втулки. На концах
втулки есть боковые отверстия, с помощью которых в ней
можно, вероятно, крепить деревянную палочку. Четыре из известных ныне повозок имеют по три вращающихся четырехспицевых колеса, закрепленных на одной оси, а три остальные повозки — только по два. Все повозки подвижные, то есть
если их подталкивать, они могут ездить туда-сюда.
На втулках или на исходящих из втулок оглоблях, а иногда
на оси расположены протомы водоплавающих птиц. На шести из семи повозок головы птиц имеют бычьи рога. Значение быка как символа оплодотворяющей силы может указывать на связь с ритуалами плодородия. Однако бык имеет
еще одно значение — это знак силы вращения небес и, соответственно, знак смены созвездий и времен года. Рогообразные насадки культовых повозок напоминают и серп луны,
космический символ — имевший большое значение в эпоху
бронзы на огромной территории от Египта до Скандинавии.
Вполне возможно, что повозки с дышлом играли определенную роль и в контексте ритуалов, связанных со сменой
времен года. Конечно, такие ритуалы также имели отношение к плодородию земли. Места находок не дают, к сожалению, никаких сведений о конкретном использовании повозок. Некоторые из тележек прятали в земле или погружали
в воду, очевидно исполняя ритуал. Двухколесная повозка
из Бурга (ил. 4, 1) была найдена неглубоко, у самой поверхности, среди углей, окалины, костей животных, обломков
кремня и черепков эпохи бронзы, поэтому можно предположить, что она была объектом жертвоприношения сожжением. Сжигание, затопление в воде и закапывание служили
в принципе одной цели — уберечь сакральные предметы от
профанации и перевести их из дольнего мира в горний.
Примечательно место, где были найдены культовые повозки из Перстницы (Большого Першница, ил. 4, 6, 7). Обе
они были зарыты в яму вместе с парой наручных украшений
у подножия большого вертикального обломка ледникового
валуна (Seger 1931). Наручные украшения — это не просто
украшения, а элементы церемониального облачения вождей эпохи бронзы (Hänsel, Hänsel 1997-II. S. 61ff.). Существует
целый ряд свидетельств того, что в доисторических цивилизациях политическая и сакральная власть часто находилась
в руках одного и того же лица. В этом случае можно предположить, что повозка являлась сакральным предметом, который в качестве знака власти вместе с наручными украшениями был заложен в особом, выделенном месте.
Хотя повозки с дышлом известны нам до сих пор только по
региону Одера, об их значении знали и в других местах. На
наскальном рисунке в Бохуслене, в Швеции, в композицию
включена трехколесная повозка с дышлом и бычьими рогами,
на ней изображена итифаллическая фигура, размахивающая
топором, а также известные северные божества-близнецы
(ил. 5). По сравнению с фигурами повозка кажется очень маленькой, из чего можно сделать вывод, что миниатюрные повозки с дышлом действительно использовали в культовых обрядах. Логично предположить, что символическое значение
повозок из региона Одера было так же понятно участникам
ритуального действа, как нам сегодня понятно значение христианского креста.

vierspeichige Räder. Alle Gefährte lassen sich bewegen, konnten also, von einem Stab geführt, hin und her gefahren werden.
Auf den Tüllen bzw. den von den Tüllen ausgehenden Gabeln
oder auf der Achse sind Protome mit Wasservogelfiguren angebracht. Bei sechs der Wagen sind die Köpfe der Vögel mit Stierhörnern versehen. Die Bedeutung des Stiers als Symbol für Zeugungskraft könnte auf einen Zusammenhang mit Fruchtbarkeitsriten hinweisen. Der Stier besitzt jedoch auch eine
Bedeutung als Zeichen für die Kraft der Drehbewegung des
Himmels und damit den Verlauf der Gestirne und der Jahreszeiten. Weiterhin erinnern die hörnerförmigen Aufsätze der Kultwagen auch an die Mondsichel, ein kosmisches Symbol, das
ebenfalls in der Bronzezeit von Ägypten bis Skandinavien von
Bedeutung ist.
Es ist also denkbar, dass die Deichselwagen in Zusammenhang mit jahreszeitlich bedingten Riten eine Rolle spielten, die
natürlich ebenfalls mit der Fruchtbarkeit des Bodens zu tun haben. Über die konkrete Verwendung können die Fundumstände
leider wenig Auskunft geben. Einige der Wägelchen wurden offenbar rituell im Boden verborgen oder im Wasser versenkt. Der
zweirädrige Wagen aus Burg (Abb. 4, 1) wurde inmitten von
Holzkohle, Schlacke, Tierknochen, Feuersteinsplittern und bronzezeitlichen Scherben dicht unter der Oberfläche gefunden,
könnte also von einem Brandopferplatz stammen. Verbrennen,
versenken und vergraben dienten letztlich dem gleichen Zweck,
nämlich sakrale Gegenstände einer Profanisierung zu entziehen
und sie von der diesseitigen in eine jenseitige Welt zu transferieren.
Bemerkenswert ist der Befund der beiden Kultwagen von
Pierstnica (Groß Perschnitz. Abb. 4, 6, 7). Diese waren am Fuß
eines aufrecht stehenden Findlingsblocks in einer Grube zusammen mit einem Armstulpenpaar niedergelegt worden (Seger 1931). Armstulpen sind kein gewöhnlicher Schmuck, sondern gehören in der späten Bronzezeit zum zeremoniellen Ornat von Machthabern (Hänsel, Hänsel 1997-II. S. 61ff.). Es gibt
eine Reihe Belege dafür, dass politische und sakrale Macht in
prähistorischen Zivilisationen oft in der Hand einer einzigen
Person lag. So könnte es sich auch in diesem Fall um sakrales
Gerät handeln, das zusammen mit den Armstulpen als Zeichen
der Macht an einem besonderen Ort deponiert wurde.
Sind Deichselwagen bislang auch nur aus dem Oderraum bekannt, so gibt es doch Hinweise, dass ihre Bedeutung auch andernorts verstanden wurde. Auf einem Felsbild aus Bohuslän in
Schweden ist ein dreirädriger Wagen mit Deichsel und Stierhörnern in eine Szene integriert, auf der eine ithyphallische, axtschwingende Figur sowie die bekannten nordischen Zwillingsgottheiten dargestellt sind (Abb. 5). Der Wagen ist im Vergleich
zu den Figuren winzig, ein Hinweis darauf, dass tatsächlich
Deichselwagen in Miniaturgröße im Kult Verwendung fanden.
So kann auch für die Deichselwagen aus dem Oderraum angenommen werden, dass deren symbolische Bedeutung den Teilnehmern einer rituellen Handlung, bei denen solche Wagen
eine Rolle spielten, ebenso bewusst war, wie beispielsweise uns
Heutigen die Bedeutung des christlichen Kreuzes.

Свенд Хансен

Клады в Европе эпохи бронзы
Svend Hansen

Deponierungen in der Bronzezeit Europas

олнечная повозка изТрундхольма, небесный
диск из Небры или золотые чаши из Эберсвальде — вот лишь три примера удивительных находок в Европе, датируемых эпохой бронзы. Владельцы предавали все эти предметы земле, не намереваясь
когда-либо снова их использовать. Найдено еще множество
других металлических предметов, которые по одному или
группами были сложены в виде кладов на земле или в ее недрах в эпоху бронзы. Многочисленные бронзовые предметы (среди них особенно много оружия) топили в болотах и
реках. Такие клады считаются сегодня дарами потусторонним силам, их интерпретируют как «дары богам» (Hänsel,
Hänsel 1997-I). Предметный и численный состав кладов
очень широк — от одного топора до находок с несколькими
тысячами предметов. В кладах встречаются как абсолютно
целые мечи или наконечники копий, так и разломанные на
небольшие фрагменты серпы и топоры.

er Sonnenwagen von Trundholm, die Himmelsscheibe von Nebra oder die goldenen Schalen von Eberswalde, um nur drei spektakuläre Funde der europäischen Bronzezeit zu nennen, wurden von ihren Besitzern dem Boden anvertraut, ohne dass die Absicht bestand,
sie wieder in Gebrauch zu nehmen. Sie sind nur die bekanntesten Beispiele für eine Vielzahl von Metallgegenständen, die einzeln oder in Gruppen während der Bronzezeit auf oder in der
Erde deponiert wurden. Zahlreiche Bronzen, darunter viele
Waffen, wurden auch in Mooren, oder Flüssen versenkt. Diese
Deponierungen werden heute weithin als Weihgaben für die
imaginären Mächte, als „Gaben an die Götter“ interpretiert
(Hänsel, Hänsel 1997-I). Das materielle Spektrum der Deponierungen ist sehr groß. Es reicht von einzeln deponierten Beilen
bis zu Horten mit mehreren Tausend Objekten. Man findet makellose Schwerter oder Lanzenspitzen ebenso wie kleinteilig
zerbrochene Sicheln und Beile.

Остатки системы

Reste eines Systems

Идея, которая лежала в основе всех этих даров, была выражена в римской античности формулой «do ut des» — я даю,
чтобы ты дал. Логика обмена дарами может быть прослежена во многих архаических обществах. От получателя дара
ожидается, что его ответный дар превзойдет исходный подарок. От обмена дарами с богами ждали, в общем, всегда
одного и того же — еще большего подарка. Ожидание, однако, опиралось только на надежду, а отнюдь не на гарантию. Поэтому вначале богам только обещали подарок в случае успеха. Если торговое путешествие пройдет успешно
или желание иметь ребенка осуществится, божеству будет
сделан заранее оговоренный подарок. Затем эти дары по
обету (vota) отдавали в святилище «добровольно и с радостью» и располагали там в виде кладов. Такая тактика гораздо древнее римской античности, в Греции ее практиковали вплоть до начала I тыс. н. э., и она играет существенную
роль в странах Средиземноморья до сегодняшнего дня
(Wachsmuth 1979).
Французский социолог Марсель Мосс в 1920-е годы констатировал, что во многих докапиталистических обществах
обмен дарами представлял собой культурный институт с
твердыми правилами (Mauss 1968). Он положил начало продолжающейся и сегодня культурной деятельности с присущими ей механизмами и предпосылками обмена (Stentzler
1979; Godelier 1999; Därmann 2010). Мосс показал, что архаический обмен основывался на трех обязанностях — давать,
брать и делать ответный дар. Тот, кто хочет добиться уважения и престижного положения, обязан давать. Получатель
обязан принимать дар, если не хочет потерять лица. Нако-

Die Idee, die hinter diesen Gaben stand, wurde in der römischen Antike in der Formel „do ut des“ ausgedrückt: Ich gebe,
damit Du gibst. Die Logik des Gabentauschs wurde in zahlreichen archaischen Gesellschaften beobachtet. Vom Empfänger
einer Gabe wird erwartet, dass seine Gegengabe das ursprüngliche Geschenk übertriff t. Vom Gabentausch mit den Göttern
versprach man sich im Grunde das Gleiche: nämlich ein noch
größeres Geschenk. Doch gab es hierfür nur Hoffnung, keine
Garantie. Daher wurde den Göttern zunächst nur ein Geschenk
im Erfolgsfalle in Aussicht gestellt. Sollte die Handelsfahrt
glücklich verlaufen oder der Kinderwunsch in Erfüllung gehen,
werde man der Gottheit ein festgelegtes Geschenk machen.
Diese Gelübde (vota) wurden dann „freiwillig und mit Freude“
im Heiligtum überreicht und später deponiert. Diese Idee ist
viel älter als die römische Antike, lässt sich in Griechenland bis
in das frühe erste Jahrtausend nachweisen, und sie spielt in den
Mittelmeerländern bis in die heutige Zeit eine Rolle (Wachsmuth 1979).
Der französische Soziologe Marcel Mauss erkannte in den
1920er Jahren, dass in vielen vorkapitalistischen Gesellschaften
der Gabentausch eine Institution mit festen Regeln war (Mauss
1968). Damit hatte er eine bis heute anhaltende Beschäftigung
mit den Mechanismen und Implikationen des Tauschs in Gang
gesetzt (Stentzler 1979; Godelier 1999; Därmann 2010). Mauss
führte an, dass der archaische Tausch auf drei Verpflichtungen
beruht, nämlich zu geben, zu nehmen und zu erwidern. Derjenige, der Ansehen erlangen will, ist zum Geben verpflichtet. Der
Empfänger ist zur Annahme der Gabe verpflichtet, will er nicht
sein Gesicht verlieren. Schließlich wird die Erwiderung der Gabe

С

D

279

Свенд Хансен. Клады в Европе эпохи бронзы

Svend Hansen. Deponierungen in der Bronzezeit Europas

нец, от него ожидается ответный дар. К процессу обмена
дарами относится и имитация добровольности на всех этих
этапах. На самом деле речь идет о цепочке обязанностей. В
результате такого процесса происходило постоянное передвижение ценностей между партнерами по обмену, которое является основополагающим для социальной жизни.
Архаический обмен — это такой культурный институт, с
которым оказываются переплетены все отдельные сферы
жизни, здесь все смешивается. Обмененные предметы
представляют собой зримые свидетельства социальных
связей, возникающих благодаря обмену.
Многие новейшие исследования, посвященные отношениям человека и предмета, так или иначе опираются на труд
Марселя Мосса (Appadurai 1986; Kohl 2003). Их авторы предпринимают попытку рассмотреть не только функциональную сторону отношений, но и символическое измерение
предметов. В последнее время исследователи пишут и о
том, что в процессе взаимодействия человека с предметами
развивается диалог, в рамках которого предметы становятся способными на собственные действия (Maran, Stockhammer 2012). Уже у Мосса эта мысль играет важную роль:
он цитирует одного новозеландского маори, который говорил о духе («hau») обмененных предметов. С предметами
обращаются не как с неживыми объектами, а как с одушевленными вещами, которые, соответственно, никогда полностью не отрываются от своего прошлого владельца. Поэтому вещи потенциально опасны, и страх охватывает тех, кто
пускается на обмен.

Неудачный обмен
Самое древнее литературное произведение Европы повествует о неудачном обмене. В «Илиаде» рассказывается, как
Ахилл прогневался на Агамемнона за то, что тот отнял у
него пленницу Брисеиду, которую Ахилл получил как почетный дар из добычи после боевого похода в окрестностях
Трои. Смириться с этим означает для Ахилла потерять лицо,
и ему не остается ничего другого как вместе со своими воинами отказаться от участия в военных действиях. Греческое войско оказывается в глубоком кризисе, ему грозит
поражение. В этой ситуации, чтобы умилостивить Ахилла,
Агамемнон посылает к нему гонцов с богатыми дарами —
треножниками, золотом, рабынями. Ахилл же в резкой форме отказывается принять дары. По логике обмена дарами
это представляет собой страшное оскорбление, так как
Ахилл, собственно говоря, не имеет права отказываться от
даров Агамемнона, стоящего выше него по иерархической
лестнице. Поэтому посланцы столь шокированы: «Так возразил, — и молчание долгое все сохраняли, / Речью его пораженные: грозно ее говорил он» (Илиада, IX, 430. Перевод
Н. И. Гнедича). Только много позже, после гибели Патрокла,
Ахилл смирит свой гнев и примет дары.

Приношения богам в храме
Приношения богам в Греции можно идентифицировать или
по надписям, или по тому, что они были сложены в святилище. На некоторых металлических предметах стоит просто
слово «священный», или «бог», или имя дарителя (Kunze
1967. S. 83ff.).
Однако понять, что предметы представляют собой приношение богам, можно и без надписи, просто по факту обнаружения их в святилище. По крайней мере в теории существовал запрет на вынос из святилища ценностей, однажды
туда попавших. Греки должны были придерживаться правила ouk ekphora — не выносить! Не во всех древних обще-

erwartet. Es gehört zum Gabentausch, dass bei allen Transaktionen häufig der Anschein der Freiwilligkeit erzeugt wird. In Wirklichkeit handelt es sich um eine Kette von Verpflichtungen. Daraus resultiert eine beständige Bewegung von Gütern zwischen
den Tauschpartnern, die konstitutiv für den sozialen Zusammenhang ist. Der archaische Tausch ist eine Institituion, mit der
alle Teilbereiche der Gesellschaft verwoben sind, alles mischt
sich hier. Die getauschten Objekte sind sichtbare Zeugnisse der
sozialen Bindung, die durch den Tausch entsteht.
Letztlich gehen viele neuere Bemühungen, das Verhältnis
von Menschen zu den Objekten zu beschreiben, auf Marcel
Mauss zurück (Appadurai 1986; Kohl 2003). Dabei wurde versucht, neben der funktionalen Seite auch die symbolische Dimension der Objekte zu erfassen. Neuerdings wird auch davon
gesprochen, dass sich im Zuge des Umgangs von Menschen
mit den Objekten ein Dialog zwischen ihnen entwickele, in dem
die Objekte handlungsmächtig werden (Maran, Stockhammer
2012). Bereits bei Mauss spielt dieser Gedanke eine wichtige
Rolle, wenn er einen neuseeländischen Maori zitiert, der vom
Geist, dem „hau“, der getauschten Dinge sprach. Die Dinge werden nicht als bloße Sachen, sondern als beseelte Gegenstände
behandelt und lösen sich somit niemals gänzlich von ihrem
Vorbesitzer. Daher sind die Objekte auch potentiell gefährlich,
und Angst beherrscht diejenigen, die sich auf den Tausch einlassen.

Das Scheitern des Tauschs
Das älteste literarische Werk Europas handelt vom Scheitern
des Tauschs. Die Ilias berichtet vom Zorn des Achill. Dieser Zorn
wird durch Agamemnon ausgelöst, der Achill eine junge Frau,
Briseis, wegnimmt, die dieser nach einem Kriegszug in der Umgebung Trojas aus der Beute als Ehrengeschenk erhalten hatte.
Dies bedeutet für Achill den Gesichtsverlust, und ihm bleibt
nichts anderes übrig, als sich mit seinen Männern empört vom
Kampfgeschehen zurückzuziehen. Das griechische Heer stürzt
in eine tiefe Krise und droht besiegt zu werden. In dieser Situation schickt Agamemnon Boten mit wertvollen Geschenken —
Dreifüße, Gold, Sklavinnen — um Achill zu besänftigen. Doch
dieser erklärt in schroffen Worten, er denke nicht daran, sie anzunehmen. In der Logik des Gabentauschs ist dies ein Affront,
denn Achill kann die Geschenke des höherstehenden Agamemnon eigentlich nicht zurückweisen, und dementsprechend
schockiert sind die Boten: „bei der abfuhr, die er ihnen da erteilte, blieb ihnen die sprache weg“ (Ilias IX, 430, Übers. Schrott).
Erst später, nach dem Tod des Patroklos, endet der Groll des
Achill, und er nimmt die Geschenke an.

Weihgaben im Tempel
Weihgaben lassen sich in Griechenland entweder durch eine
Inschrift identifizieren oder durch die Deponierung im Heiligtum. Auf manchen Metallobjekten steht einfach nur das Wort
„heilig“ oder „Gott“ oder der Name des Spenders (Kunze 1967.
S. 83ff.). Aus der Fundsituation in einem Heiligtum kann aber
auch ohne Inschrift geschlossen werden, dass die Objekte der
Gottheit geweiht waren. Zumindest der Theorie nach war es
verboten, einmal ins Heiligtum gelangte Werte wieder aus dem
Heiligtum zu entfernen. In Griechenland galt die Regel ouk ekphora: nicht heraustragen! Nicht in allen antiken Gesellschaften
wurden Heiligtümer architektonisch ausgestaltet. So erfahren
wir bei Caesar und anderen antiken Autoren, wie z. B. Diodor,
Strabon und Sueton, dass die Kelten goldene Weihgaben nicht
in Tempeln, sondern in heiligen Hainen ablegten, die unter Androhung der Todesstrafe ebenfalls vor dem Entfernen geschützt waren (Müller 2002).

280

ствах святилища имели архитектурное оформление. Так,
Цезарь и другие античные авторы — такие, как Диодор,
Страбон и Светоний, — пишут, что кельты складывали золотые подношения богам не в храмах, а в святых рощах, но
изымать предметы оттуда было запрещено под страхом
смертной казни (Müller 2002).
Святилища существовали в Греции в течение длительного времени — от геометрической эпохи до поздней античности, когда были или преобразованы в церкви, или преданы забвению. За это время тысячи приношений богам, накопленных в святилищах, были изъяты и погребены в ямах,
заброшенных колодцах или в Олимпии под насыпями стадиона. Есть, однако, и свидетельства того, что еще на ранних
этапах развития святилищ некоторые из металлических
приношений богам переплавляли в новые вотивные предметы или же как-то иначе использовали в качестве финансо-

Ил. 1. Клад с мечами в святилище в Калаподи, Греция
(по: Niemeier 2011)
Abb. 1. Schwertdeponierung im Heiligtum von Kalapodi, Griechenland
(nach Niemeier 2011)

Die Heiligtümer in Griechenland bestanden über einen langen Zeitraum, von der geometrischen Epoche bis in die Spätantike, wo sie schließlich entweder in Kirchen umgewandelt wurden oder dem Vergessen anheimfielen. Im Laufe dieser Zeit
wurden die tausenden von Weihgaben, die dort aufgestellt waren, immer wieder entfernt und in Gruben, aufgelassenen Brunnen oder in Olympia unter den Wällen des Stadions bestattet. Es
gibt aber auch Indizien dafür, dass bereits in der Frühzeit des
Heiligtums die Weihgaben aus Metall teilweise wieder eingeschmolzen und aus ihnen neue Votive hergestellt oder die finanziellen Mittel anderweitig für das Heiligtum verwendet wur-

281

Свенд Хансен. Клады в Европе эпохи бронзы

Svend Hansen. Deponierungen in der Bronzezeit Europas

вых средств святилища. С течением времени представление о том, что может быть даром святилищу, изменилось.
В VIII и VII веках до н. э. самым значительным приношением
богам в Олимпии было оружие, но уже в VI веке до н. э. этот
обычай исчез (Baitinger 2011). Это свидетельствует только об
изменениях в обычае жертвоприношения, так как новый
век отнюдь не был менее воинственным.

Ил. 4. Болотная находка с двумя
мечами в Кубире, Бранденбург,
и рентгеновский снимок
с дефектами литья (МПДИ,
Берлин, фото Д. Зоммер;
рентгенограмма: Х. Борн)
Abb. 4. Moorfund mit zwei
Schwertern von Kuhbier,
Brandenburg, und Röntgenaufnahme
mit Gussfehlern (MVF Berlin, Foto:
D. Sommer, Röntgenbild H. Born)
Ил. 5. Меч из Хаттуша (фото
Немецкого археологического
института, Стамбул)
Abb. 5. Schwert von Bogazköy
(Foto: Deutsches Archäologisches
Institut Istanbul)

Мечи как приношения богам
Приношение богам оружия связано с многочисленными военными конфликтами бронзового и железного веков. Еще
до начала боевого похода его участники обещали соответствующему божеству сделать такое приношение. Это очень
понятный способ действий, он выражает потребность воинов «верить, несмотря на множество доказательств обрат-

Ил. 2. Клад с мечами в Диструпе, Дания (по: Wincentz Rasmussen 2000)
Abb. 2. Schwertdepot von Dystrup, Dänemark (nach Wincentz Rasmussen
2000)

ного, в то, что на поле битвы они не будут одинокими и покинутыми» (Alexander 2009. S. 139).
В Калаподи, святилище оракула храма Аполлона, недавно были сделаны сенсационные находки (Niemeier 2011).
Здесь с IX веке до н. э. было воздвигнуто несколько храмовых построек, древнейшая из которых во второй половине
VIII века до н. э. была ритуально «погребена в огне» пожара.
Под пепелищем сохранилась связка мечей и наконечников
копий из железа (ил. 1). Такое оружие нередко встречается
среди приношений богам в святилищах, но его никогда не
находили в месте, так хорошо документированном. Нет сомнений, что оружие представляет собой дар богу.
Связка из восьми мечей (ил. 2) была найдена и в датском
Диструпе под Рандерсом (Wincentz Rasmussen 2000). Место
находки не имеет сегодня никаких особых примет, только
большой камень играл, вероятно, какую-то роль в ритуале
закладки оружия. В отличие от находки из Калаподи мечи из
Диструпа не удается доказательно идентифицировать как
приношение богам. Не менее вероятны и другие версии.
И все же мечи из Диструпа можно объединить с целым
рядом аналогичных находок в юго-западном балтийском
регионе, датируемых XVII—VIII веками до н. э. (Maraszek
2006). Только в Северной Германии, Дании и Южной Швеции
известно пятнадцать находок эпохи поздней бронзы с мечами и необычайно длинными наконечниками копий. Яркий
пример — находка из Штёлльна (ил. 3). Оба меча (ил. 4) из
болота под Кубиром на севере Бранденбурга представляют
собой один из таких кладов, найденных в последнее время

4

Ил. 3. Клад в Штёлльне, Бранденбург, с мечами и наконечником копья
(МПДИ, Берлин, фото K. Гёкен)
Abb. 3. Depot von Stölln, Brandenburg, mit Schwerter und eine Lanzenspitze
(MVF Berlin, Foto: K. Göken)

den. Im Laufe der Zeit änderten sich aber auch die Vorstellungen von dem, was man in einem Heiligtum spenden sollte. Im 8.
und 7. Jahrhundert waren in Olympia die Waffen eine herausragende Weihgabe, doch verlor sich diese Sitte während des 6.
Jahrhunderts (Baitinger 2011). Es ist nur ein Wandel der Weihesitten, denn die Zeiten wurden wahrlich nicht friedlicher.

Schwerter als Weihgaben
Weihungen von Waffen sind Ausdruck der zahlreichen kriegerischen Auseinandersetzungen in der Bronze- und Eisenzeit. Sie
wurden schon vor dem Kriegszug der Gottheit versprochen. Es
ist eine sehr verständliche Handlungsweise, die das Bedürfnis
der Kämpfenden zum Ausdruck bringt, „ungeachtet aller Belege des Gegenteils daran zu glauben, dass sie auf dem Schlachtfeld nicht allein und verlassen sind“ (Alexander 2009. S. 139).
In Kalapodi, einem Orakelheiligtum des Apollon, gelangen unlängst spektakuläre Entdeckungen (Niemeier 2011). Seit dem 9.
Jahrhundert v. Chr. wurden hier mehrere Tempelbauten errichtet,
unter denen der älteste in der zweiten Hälfte des 8. Jahrhunderts

282

(Born, Hansen 1991). Один меч был литейным браком, и его,
соответственно, никогда практически не использовали.
Находки из Калаподи и Кубира — это отдельные
временны́е срезы весьма длинной истории кладов, составленных из мечей (Soroceanu 2011). Учитывая важную роль
мечей в военных конфликтах эпохи бронзы и последующих
исторических периодов вплоть до начала Нового времени,
такая привязка религиозных или идеологических представлений к мечам, характерная для всей Европы, не вызывает
удивления.
Как все это происходило в деталях, реконструировать
очень сложно. Так, мечи из Калаподи младше, чем большинство кладов с мечами в Европе севернее Альп. В Греции, напротив, из эпохи бронзы сохранилось очень немного кладов, и вполне возможно, что эта ритуальная практика пришла туда из Северной и Западной Европы (Jung 2007).
Очевидно, тогда существовала уже невоспроизводимая сегодня сеть взаимовлияний, идущих в самых разных направлениях.
Доказательством служит то, что и в Восточном Средиземноморье, и в Анатолии известны приношения богам эпохи
бронзы. В пещерах рядом с Аркалохори и Психро на Крите
были найдены вотивные мечи начала II тыс. до н. э. (Kilian
Dirlmeier 1993).

rituell durch Brand „bestattetet
wurde“. Dabei wurde eine Reihe von Weihgaben überdeckt,
zu denen auch ein Bündel
Schwerter und Lanzenspitzen
aus Eisen (Abb. 1) gehört. Solche Waffen waren in Heiligtümern keine seltene Weihgabe,
nirgendwo fanden sie sich bisher aber in einer so gut dokumentierten Fundlage. Es ist unzweifelhaft, dass sie ein Geschenk an den Gott waren.
Ein Bündel von acht
Schwertern (Abb. 2) fand sich
auch im dänischen Dystrup
bei Randers (Wincentz Rasmussen 2000). Der Fundplatz
ist heute sehr unauffällig, und
nur ein großer Stein mag für
die Deponierung eine Rolle
5
gespielt haben. Anders als in
Kalapodi lässt sich für die Schwerter von Dystrup nicht beweisen, dass sie Weihgaben waren. Auch andere Erklärungen wären
denkbar.
Doch fügen sich die Schwerter von Dystrup in eine Reihe
ähnlicher Horte aus dem südwestlichen Ostseeraum zwischen
dem 17. und dem 8. Jahrhundert v. Chr. (Maraszek 2006). Allein
15 spätbronzezeitliche Funde mit Schwertern und auffällig langen Lanzenspitzen sind in Norddeutschland, Dänemark und
Südschweden bekannt. Ein qualitätvolles Beispiel ist der Hort
von Stölln (Abb. 3). Die beiden Schwerter (Abb. 4) aus einem
Moor bei Kuhbier im Norden Brandenburgs gehören zu den
jüngsten Deponierungen dieser Art (Born, Hansen 1991). Eines
der Schwerter war ein Fehlguss und ist sicher niemals praktisch
verwendet worden.
Die Funde aus Kalapodi und Kuhbier sind Momentaufnahmen einer viel längeren Geschichte der Deponierung von
Schwertern (Soroceanu 2011). Angesicht der wichtigen Rolle
der Schwerter in den militärischen Auseinandersetzungen der
Bronzezeit und nachfolgender Perioden bis in die frühe Neuzeit
ist es kaum verwunderlich, dass sich in ganz Europa ähnliche
Vorstellungen religiöser oder ideologischer Natur an die
Schwerter hefteten.
Wie sich dies im einzelnen vollzogen haben mag, ist schwer
zu rekonstruieren. So sind die Schwerter von Kalapodi jünger als

283

Svend Hansen. Deponierungen in der Bronzezeit Europas

Свенд Хансен. Клады в Европе эпохи бронзы

На мече (ил. 5), найденном перед воротами хеттской столицы Хаттуша, есть аккадская надпись: «Когда Тутхалия, Великий Царь, уничтожил страну Ашшуву, посвятил он эти
мечи Богу Бури, своему Господину» (Müller-Karpe 1994). Меч
является, вероятно, трофеем одного из многих военных походов в XV веке до н. э. Он сохранился почти полностью, но
языкообразная площадка для крепления рукояти намеренно согнута и повернута так, что использовать меч по назначению невозможно (Ertekin, Ediz 1993). Такая порча приносимой в дар богам вещи преследовала несколько целей: предмет должен был быть разрушен и лишен силы, а с другой
стороны, чисто практический смысл заключался в том, чтобы предотвратить повторное реальное использование
меча.

Что приносили в дар богам?
Самый убедительный аргумент в пользу того, что такие клады представляют собой приношения богам, — это почти
один и тот же состав кладов в каждом регионе и в каждый
период. Так, в XV веке до н. э. на территории между долиной
Роны и Карпатами можно выделить пятнадцать регионов, в
которых клады имеют одинаковый состав (Hansen 1994.
S. 323ff.). Это касается, прежде всего, отбора предметов, но
кроме того, и методики закладки. В некоторых регионах
преобладают клады с неповрежденными бронзовыми предметами, в других правилом явно является их разрушение
перед закладкой. В Западной Венгрии большинство кладов — это большие комплексы с множеством фрагментов,
среди которых особенно часто встречаются серпы, топоры
и браслеты, а иногда и мечи, наконечники копий и части
оборонительного оружия. В Восточной Венгрии преобладают клады, состоящие исключительно из топоров или мечей.
Такая однородность состава кладов в каждом из регионов
является доказательством наличия строгих правил их организации.
К сожалению, обычно находки изымали из мест их хранения весьма непрофессионально, так как их обнаруживали
случайно, главным образом во время строительных работ.
Изъятия, осуществленные археологами, весьма редки, однако они показывают, насколько комплексным был состав
приношений богам. Вот только два примера. На горе в Булленхайме под Вюрцбургом (Hagl 2009) был найден ценный
сосуд из бронзового листа, в котором лежали топоры, серпы, браслеты и слитки. Исследование ботанических остатков определило наличие 140 коробочек снотворного мака
(Papaver somniferum). Это означает, что потусторонним силам подносили не только бронзовые предметы, но и наркотические вещества. В Инцигкофене (округ Зигмаринген), рядом с шестью целыми серпами и фрагментами еще трех
были найдены кабаний бивень шести-семилетнего самца и
раковина трубача из Северного моря, что было, очевидно,
экзотической редкостью (Reim 2009. S. 161ff.). Спектр того,
что мы называем кладами, до сих пор еще не ясен нам во
всей своей широте, и новые находки могут существенно
обогатить наши представления об этом.

Только фрагменты
Если относительно таких находок, как сделанная в Небре
(Meller 2010), абсолютно и однозначно понятно, что они
представляют собой добровольное пожертвование, клад,
то касательно находок с многочисленными разбитыми
предметами это далеко не так. Поэтому некоторые исследователи интерпретируют их как тайники торговцев, или сделанные кузнецами запасы металла, или остатки европей-

die meisten Schwerthorte nördlich der Alpen. Aus der Bronzezeit sind in Griechenland hingegen nur wenige Horte bekannt,
und es ist gut denkbar, dass diese Ritualpraxis aus dem Norden
bzw. Westen Europas dorthin gelangte (Jung 2007). Sicher gab
es ein heute nicht mehr nachvollziehbares Netz von Einflüssen
aus den verschiedensten Richtungen.
Denn auch im östlichen Mittelmeerraum und in Anatolien
sind bronzezeitliche Weihungen bekannt. In Höhlen bei Arkalochori und Psychro auf Kreta fanden sich Schwertweihungen
aus dem frühen 2. Jahrtausend v. Chr. (Kilian Dirlmeier 1993).
Auf einem Schwert (Abb. 5), das vor den Toren der hethitischen Hauptstadt Hattusa gefunden wurde, berichtet eine akkadische Inschrift: „Als Tuthalija, der Großkönig, das Land Assuwa zugrunde richtete, weihte er diese Schwerter dem Wettergott, seinem Herrn“ (Müller-Karpe 1994). Vermutlich handelt es
sich bei dem Schwert um ein Beutestück eines der vielen Kriegszüge im 15. Jahrhundert v. Chr. Das Schwert ist weitgehend vollständig, aber durch das Umbiegen der Griffzunge absichtlich
unbrauchbar gemacht worden (Ertekin, Ediz 1993), ein vielschichtiger Brauch, der das Objekt zerstören und entmächtigen
sollte, der aber eben auch ganz praktisch davor schützte, dass
das Schwert wieder in Benutzung genommen werden konnte.

Was wurde geweiht?
Das überzeugendste Argument für die Deutung der Horte als
Weihgaben ist ihre sehr gleichartige Ausstattung in bestimmten Regionen und Zeiten. So lassen sich während des 13./12.
Jahrhunderts v. Chr zwischen Rhônetal und Karpaten 15 Regionen identifizieren, in denen sich die Horte durch eine jeweils
gleichartige Zusammensetzung auszeichnen (Hansen 1994.
S. 323ff.). Dies betriff t vor allem die Auswahl, aber auch die Behandlung der deponierten Objekte. In manchen Regionen dominieren Horte mit unversehrten Bronzen, in anderen ist das
Zerbrechen die Regel. In Westungarn herrschen große Horte
mit zahlreichen Fragmenten vor, unter denen Sicheln, Beile und
Armringe besonders häufig sind, aber auch Schwerter, Lanzenspitzen und Teile von Schutzwaffen gehören zu diesen Horten.
In Ostungarn dominieren wiederum Horte, in denen ausschließlich Äxte oder Schwerter deponiert wurden. Diese Gleichartigkeit der Objektauswahl innerhalb der Regionen zeigt, dass es
Regeln des Deponierens gab.
Leider werden Horte meist unsachgemäß geborgen, weil sie
zufällig bei Bauarbeiten zum Vorschein kommen. Bergungen
durch Archäologen sind selten, lassen jedoch zunehmend erkennen, wie komplex Deponierungen sind, wofür zwei Beispiele genügen mögen. Auf dem Bullenheimer Berg bei Würzburg
(Hagl 2009) fanden sich in einem wertvollen Blechgefäß Beile,
Sicheln, Armringe und Barren. Bei der Untersuchung der botanischen Reste fanden sich 140 Kapseln vom Schlafmohn (Papaver
somniferum). Man hatte also nicht nur Bronzeobjekte, sondern
auch narkotische Substanzen den imaginären Mächten bereitgestellt. In Inzigkofen, Kr. Sigmaringen, waren neben sechs vollständigen und drei fragmentierten Sicheln auch ein Eberhauer
von einem 6 bis 7 Jahre alten männlichen Tier und eine Wellhornschnecke aus der Nordsee deponiert worden: sicher eine
exotische Rarität ersten Rangs (Reim 2009. S. 161ff.). Das Spektrum dessen, was wir Deponierungen nennen, ist noch lange
nicht in seiner ganzen Breite erfasst, und Neufunde bereichern
unser Wissen in erheblichem Umfang.

Nur Fragmente
Erscheint es bei einem Fund wie Nebra (Meller 2010) unmittelbar einsichtig, dass es sich um eine willentliche Entäußerung,
eine Deponierung handelt, so ist dies bei Horten mit zahlrei-

284

Ил. 6. Клад с фрагментами предметов. Штраупитц, Бранденбург (МПДИ, Берлин, фото K. Гёкен)
Abb. 6. Hort mit fragmentierten Objekten. Straupitz, Brandenburg (MVF Berlin, Foto: K. Göken)

285

Svend Hansen. Deponierungen in der Bronzezeit Europas

Свенд Хансен. Клады в Европе эпохи бронзы

ской торговли металлоломом (Falkenstein 2011; Sherratt
2012). Только самым последним исследованиям удалось доказательно продемонстрировать, что фрагментация бронзовых предметов, как правило, не связана с их повреждениями при использовании, а была осуществлена намеренно.
Техники, с помощью которых разбивали и разделяли на
фрагменты бронзовые предметы, были скрупулезно реконструированы и дифференцированы. Не исключена вероятность того, что разделение предмета происходило в соответствии с установленным весом (Sommerfeld 1994).
Фрагментация предметов в кладах оказывается одним из
культурных признаков, представляющих собой интегральную часть смысла и цели создания кладов. Сломанные предметы, преимущественно кольца, присутствовали в кладах
уже во времена ранней бронзы (Brandherm 2004). Однако
широко практиковать разбивание бронзовых предметов на
небольшие фрагменты начали только на переходе от раннего к среднему периоду эпохи бронзы. Фрагментация была
связана с совершенно новой, весьма инновационной моделью кладов, «изобретенной», предположительно, в западнокарпатском регионе (Hansen 2005). Спектр закладываемых предметов, принятый до тех пор, существенно изменился. Теперь его ядро составляли серпы, топоры
и брас леты, к которым могли добавлять, — но также строго
в определенной последовательности, — булавки, мечи, наконечники копий, а также металлические слитки и амулеты.
Предметы были целенаправленно фрагментированы (ил. 6)
и сделаны непригодными к употреблению. Впервые несколько небольших фрагментов вместе были обнаружены
во втулках (Hansen 1994). Пока не удается объяснить, зачем
отдельные небольшие фрагменты бронзовых предметов
вставляли в полые втулки кельтов или втульчатых наконечников копий. Возможно, несколько фрагментов соединяли в
соответствии с некой специфической индивидуальной логикой, они должны были оставаться вместе как части
какого-то целого. Расположение фрагментов группами обнаружено и внутри некоторых кладов. Типичным для кладов с фрагментами является расположение их слоями в
ямах или глиняных сосудах. Эта новая форма кладов бронзовых предметов быстро распространилась на другие придунайские регионы и с XIV–XIII веков до н. э. вплоть до IX века до н. э. оставалась характерной для большинства кладов
по всей Европе. В Альпах такого типа клады бронзовых
предметов известны и в начале железного века.
Фрагментация предметов — это очень тонкая культурная характеристика. Она есть часть представленного в кладах знания, которое передавалось в форме традиции на
протяжении длительного времени внутри регионального
культурного пространства с определенным типом кладов и
в то же время могло распространяться на весьма удаленные территории. Поэтому факт разбивания предметов на
фрагменты связан с модусом «отдавания». Для понимания
смысла кладов важно то, что в них редко присутствуют части одного и того же предмета, а все фрагменты одного
предмета в одном кладе можно обнаружить только в исключительных случаях. Так, в находке из Полешовице в Моравии из 838 бронзовых объектов друг к другу подходят только три (Salaš 1997. S. 55f). Обычно предмет оказывается представлен одним фрагментом, то есть в кладе присутствует
лишь небольшая часть предмета. Судьба другой, как правило, большей части остается неизвестной. В практике обмена
с потусторонними силами разрушение и закапывание дара
считалось защитой от возвращения в профанную сферу, как
подкрепление правила ouk ekphora в святилищах Греции.

chen zerbrochenen Objekten nicht unbedingt der Fall. Deshalb
werden auch Interpretationen vertreten, die in ihnen Händlerverstecke, Metallvorräte von Schmieden oder Überbleibsel eines europäischen Altmetallhandels sehen (Falkenstein 2011;
Sherratt 2012). Erst die neueren Forschungen haben systematisch aufgezeigt, dass die Fragmentierung der Bronzeobjekte in
aller Regel nicht auf den Gebrauch zurückgeht, sondern absichtlich herbeigeführt wurde. Minutiös wurden die Techniken
des Zerbrechens und Zerteilens von Bronzeobjekten rekonstruiert und differenziert. Möglicherweise erfolgte das Zerteilen im
Hinblick auf ein Normgewicht (Sommerfeld 1994).
Die Fragmentierung der Objekte in den Horten erweist sich
als ein kulturelles Merkmal, das integraler Teil des Sinn und
Zwecks der Deponierung ist. In sehr begrenztem Umfang gehörten bereits in der Frühbronzezeit zerbrochene Objekte, vor
allem Ringe, zum Bild der Horte (Brandherm 2004). Doch die intensive Zerstückelung von Bronzen begann erst am Übergang

Правда, последние исследования указывают на регулярное
повторное использование бронзовых вотивных предметов
из святилищ, в частности переработку бронзовых пластин
или переплавку литых предметов (Kyrieleis 2006). Большие
части бронзовых треножников (ил. 7) — самых престижных
приношений богам в геометрический период — были переплавлены в новые предметы. Только отдельные части треножников, чаще всего небольшие фрагменты одной из опор,
продолжали свое существование в теменосе, будучи складированными в колодцах или других местах, куда ссыпали
обломки вотивных предметов. То, что некоторые фрагменты продолжали оставаться в собственности божества, надо,
вероятно, понимать как реализацию принципа pars pro toto.

Ритуальные ландшафты
Издавна исследователи уделяли особое внимание кладам в
болотах, озерах и реках, на перевалах, в расщелинах скал и

Ил. 8. Клад в водоеме в Бибесхайме (фото Службы охраны памятников
земли Гессен, филиал в Дармштадте)
Abb. 8. Gewässerhort von Biebesheim (Foto: Landesamt für Denkmalpflege
Hessen, Außenstelle Darmstadt)
Ил. 7. Фрагменты бронзового треножника (фото Немецкого
археологического института, Афины)
Abb. 7. Bronzene Dreifußfragmente (Foto: Deutsches Archäologisches Institut
Athen)

von der frühen zur mittleren Bronzezeit eine verbreitete Praxis
zu werden. Die Fragmentierung war mit einem völlig neuen,
sehr innovativen Hortmodell verbunden, das vermutlich im
westlichen Karpatenbecken „erfunden“ wurde (Hansen 2005).
Das bis dahin geläufige Spektrum deponierter Objekte wurde
erheblich verändert. Die Hauptbestandteile bildeten nun Sicheln, Beile und Armschmuck, zu denen, aber auch in einer bestimmten Reihenfolge, Nadeln, Schwerter oder Lanzenspitzen
hinzutreten konnten, ebenso wie Metallbarren und Amulette.
Die Objekte wurden absichtlich fragmentiert (Abb. 6), unbrauchbar gemacht, und erstmals ist die Verbindung kleiner
Fragmente in Tüllen nachweisbar (Hansen 1994). Die Praxis, kleine Bronzefragmente in die Hohlräume von Tüllenbeilen- und
Tüllenlanzenspitzen zu stecken, entzieht sich einer unmittelbaren Erklärung. Die kleinen Fragmente wurden auf einer möglicherweise ganz individuellen Sinnebene zusammengefügt,
denn sie sollten als zusammengehörig erkennbar bleiben. Auch
innerhalb der Horte sind gruppenweise Ordnungen häufig belegt. Typisch für die Horte mit Fragmenten ist deren schichtenweise Anordnung in Gruben oder Tongefäßen. Diese neue Form
der Bronzedeponierung erreichte bald andere Regionen ent-

286

lang der Donau und prägte ab dem 14./13. Jahrhundert v. Chr.
bis in das 9. Jahrhundert v. Chr. hinein zahlreiche Hortfundlandschaften in ganz Europa. In den Alpen sind Bronzehorte dieses
Typs noch aus der Früheisenzeit bekannt.
Die Fragmentierung der Objekte ist ein sensibles kulturelles
Merkmal. Sie gehört zu dem in Horten repräsentierten Wissensbestand, der innerhalb regionaler Deponierungslandschaften
über lange Zeiträume tradiert und zugleich über weite Entfernungen verbreitet werden konnte. Das regelgeleitete Zerbrechen von Objekten muss deshalb im Zusammenhang mit dem
Modus des Gebens stehen. Für die Beurteilung der Horte mit
fragmentierten Objekten ist dabei die Beobachtung wichtig,
dass sich selten Anpassungen nachweisen lassen und nur in
Ausnahmefällen alle Fragmente eines zerbrochenen Objekts in
den Hort gelangten. So lassen sich in dem 838 Bronzen umfassenden Hort von Polešovice in Mähren nur drei Objekte anpassen (Salas 1997. S. 55f ). Meist repräsentiert nur ein Fragment das
Objekt, deponiert wurde im Hort also nur ein kleiner Teil. Was
mit dem anderen, und in der Regel größeren Teil geschah, entzieht sich unserem Nachweis. In der Praxis des Tauschs mit den
imaginären Mächten ist das Zerstören und Vergraben der Gabe
als ein Schutz vor der neuerlichen Profanierung gesehen worden, als eine Bekräftigung der ouk ekphora-Regel in den Heiligtümern Griechenlands. Allerdings wurde jüngst auf die regelmäßige Wiederverwendung bronzener Votivgaben im Heiligtum,
d.h. das Umarbeiten von Blechen oder das Einschmelzen von
gegossenen Objekten, aufmerksam gemacht (Kyrieleis 2006).
Größere Teile der bronzenen Dreifüße (Abb. 7), der prestigeträchtigsten Weihgaben der geometrischen Zeit, wurden eingeschmolzen und neue Objekte gegossen. Nur Teile der Dreifüße,
oft kleinere Stücke eines Beins, wurden in Brunnen oder sonstigen Votivschutt-Auffüllungen weiterhin im Temenos aufbewahrt. Der Verbleib einiger Fragmente im Besitz der Gottheit ist
also möglicherweise als ein pars pro toto zu verstehen.

Rituallandschaften

пещерах. Находки в этих особых, естественным образом выделенных местах интуитивно воспринимались как приношения божествам. В реках также было найдено большое
количество оружия эпохи бронзы, среди прочего — значительная часть ценного оборонительного оружия (Hansen
1991. S. 165ff.). В редких случаях изучение находки показывает, что несколько предметов были потоплены в реке одновременно, в процессе одного ритуального действия. Пример тому — шлемы из Бибесхайма на Рейне (ил. 8).
Места находок большинства кладов эпохи бронзы долгое
время вообще оставались без внимания. Поэтому сегодня
важнейшей задачей стала реконструкция первоначального
положения кладов в ландшафте. С большими затратами труда и времени надо просмотреть документы в архивах, идентифицировать места находок на старых картах, а затем
посетить их. Цель такой работы — определение наиболее
типичного расположения кладов (Yates, Bradley 2010). Решающим для выбора расположения может быть какое-то конкретное место, а кроме того, горы и окружающая их местность или широкие незаселенные полосы территорий между местами заселения (Hansen 2008; Neumann 2010; Hansen,
Neumann, Vachta — в печати). Так в течение столетий складывались ритуальные ландшафты (Fontijn 2002). Поразительное изобилие кладов в определенных регионах может
вызвать удивление. Однако такое впечатление очень отно-

Schon seit langem hat man Deponierungen in Mooren, Seen
und Flüssen, auf Gebirgspässen, in Felsspalten und Höhlen besondere Aufmerksamkeit geschenkt. Sie lassen sich wegen der
Besonderheit des Ortes intuitiv als Weihgaben an die Gottheiten verstehen. Auch aus Flüssen stammen zahlreiche bronzezeitliche Waffen, darunter die meisten der wertvollen Schutzwaffen (Hansen 1991. S. 165ff.). In seltenen Fällen, wie bei den
Helmen von Biebesheim am Rhein (Abb. 8), lässt sich nachweisen, dass mehrere Objekte in einer einmaligen Handlung im
Fluss versenkt wurden.
Die Fundplätze der meisten bronzezeitlichen Deponierungen
wurden lange kaum beachtet. Deshalb ist es heute eine wichtige
Aufgabe, die ursprüngliche Lage der Deponierungen in der
Landschaft zu rekonstruieren. In mühevoller Arbeit müssen Akten in Archiven gesichtet, die Fundorte auf alten Karten identifiziert und die Plätze dann aufgesucht werden. Ziel ist es, typische
Deponierungslagen von Horten zu bestimmen (Yates, Bradley
2010). Der einzelne Platz mag für die Deponierung ausschlaggebend gewesen sein, aber auch ganze Berge und die sie umgebende Region oder breite unbesiedelte Streifen zwischen Siedlungskammern (Hansen 2008; Neumann 2010; Hansen, Neumann, Vachta im Druck). So entstanden im Laufe der
Jahrhunderte Rituallandschaften (Fontijn 2002). Die schiere Fülle der Deponierungen in bestimmten Regionen mag erstaunlich
wirken. Doch muss man diesen Eindruck relativieren. Das Deponieren von Bronzen spielte über einen Zeitraum von 1200 Jahren in den verschiedenen Regionen eine sehr unterschiedliche
Rolle, war zeitweise stärker, dann wieder für Jahrzehnte, gar

287

Свенд Хансен. Клады в Европе эпохи бронзы

Svend Hansen. Deponierungen in der Bronzezeit Europas

сительно. На протяжении 1200 лет клады бронзовых предметов имели в разных регионах разное значение, иногда
некоторое время их практиковали активнее, затем снова
почти или совсем забывали на десятилетия или даже столетия. К тому же объем металлических ценностей в кладах
оказывается, как правило, весьма скромным по сравнению
с огромными объемами металла, который должен был находиться в обращении, если судить по производственным
мощностям рудников (Chernykh 1998; Stöllner u. a. 2006). Наконец, то, что распределение кладов в ландшафте бывает
иногда очень плотным, не покажется столь поразительным,
если бросить взгляд на католические регионы Европы: там
до сих пор города и ландшафты покрыты густой сетью сакральных меток, например дорожных крестов.

Только в эпоху бронзы?
Лишь в последние несколько лет ученые отважились обратиться к «большим линиям» феномена бронзовых кладов,
прочерчивающим пространство и время. И это понятно,
ибо пока они считали, что речь идет о тайниках торговцев,
которые не могли вернуть себе спрятанное из-за военных
событий, у такого рода исследований не существовало никакой осмысленной перспективы. Если же предположить,
что клады представляют собой социальную практику, то
оказывается в высшей степени интересно проследить их
историю в течение длительного времени. Можно ли увидеть в ней «структурные линии непрерывности» (MetznerNebelsick 2003)? На самом деле есть причины считать, что
клады в разных регионах Европы были элементом, определяющим социальную жизнь, уже в IV–III тыс. до н. э. Так, еще
в эпоху меди в восточнокарпатском регионе сформировался ландшафт с большим количеством кладов — это Трансильвания. Клады с ценными металлическими предметами
создавали там постоянно, но отдельными волнами, начиная
с эпохи меди. Это стало региональным отличительным признаком и оставалось им вплоть до железного века. Клады
в Трансильвании оказываются на протяжении столетий воплощением «квазинеподвижной истории» (Ф. Бродель), в
которой часы идут иначе, чем в истории экономики и техники.
Много ценных сведений о сложении традиций кладов
дают находки в водоемах. Уже в неолитическую эпоху появляется обряд погружения в реки каменных топоров
(Wegner 1976). В эпоху бронзы число предметов, закладываемых в реки, существенно увеличивается. При исправлении русл Дуная, Рейна и Сены в XIX веке были найдены тысячи бронзовых предметов. В начале железного века количество кладов в водоемах уменьшилось, но с середины
I тыс. до н. э. снова возросло. Основными закладываемыми
предметами были мечи и бронзовые сосуды. Кладам в водоемах, созданным в римскую эпоху и период Средневековья, начали уделять внимание только в последние годы
(Wirth 2000). Не следует искать здесь непрерывную традицию. Вероятно, определенные практики могли периодически актуализироваться. То, что в этом процессе большую
роль играла коммуникация, выходящая далеко за пределы
одной местности и захватывающая большие регионы, можно проследить на многих примерах. Так, в Италии и Южной
Франции обычай создания кладов, сформировавшийся в
эпоху бронзы, практиковали вплоть до железного века.
В Южной Франции в клады в водоемах или на суше помещали в основном украшения и подвески, а также небольшие
кельты, а в Южной Италии возникли святилища, в которых
богам подносили среди прочего предметы, происходив-

Jahrhunderte, nur schwach oder gar nicht ausgeprägt. Zudem
sind die deponierten Metallwerte in aller Regel sehr bescheiden
gemessen an den riesigen Mengen von Metall, die, nach den hohen Produktionskapazitäten der Bergwerke zu urteilen, im Umlauf gewesen sein müssen (Chernykh 1998; Stöllner u. a. 2006).
Schließlich muss die Tatsache der zuweilen dichten Verbreitung
von Horten in der Landschaft dann nicht überraschen, wenn
man einen Blick auf die katholischen Regionen Europas wirft. Bis
heute sind die Städte und die Landschaften mit einer Vielzahl
von sakralen Markierungen, z. B. Wegkreuzen, überzogen.

Nur in der Bronzezeit?
Den „großen Linien“ des Phänomens Bronzedeponierung in
Raum und Zeit wagt man sich verständlicherweise erst seit wenigen Jahren zuzuwenden. Denn solange man meinte, dass es
sich um Verstecke von Händlern handelte, die aufgrund kriegerischer Ereignisse nicht mehr wieder geborgen werden konnten, wäre dies keine sinnvolle Perspektive gewesen. Unter der
Voraussetzung aber, dass das Deponieren eine soziale Praxis
darstellt, ist es höchst aufschlußreich, diese über längere Zeiträume zu verfolgen. Lassen sich „strukturelle Kontinuitätslinien“ (Metzner-Nebelsick 2003) erkennen? Tatsächlich gibt es
gute Gründe anzunehmen, dass Deponierungen schon im 4.
und 3. Jahrtausend v. Chr. in verschiedenen Regionen Europas
ein prägendes Element waren. So bildete sich bereits in der
Kupferzeit im östlichen Karpatenraum Siebenbürgen als eine
Deponierungslandschaft heraus. In Zyklen wurden hier seit der
Kupferzeit immer wieder wertvolle Metallobjekte deponiert. Es
wurde zu einem regionalen Identitätsmerkmal bis in die Eisenzeit. So erscheint die Deponierung in Siebenbürgen über Jahrhunderte als Ausdruck einer „quasi unbewegten Geschichte“ (F.
Braudel), in der die Uhren anders gehen als in der Wirtschaftsund Technikgeschichte.
Einen guten Einblick in die langen Traditionslinien der Deponierung bieten die Gewässerfunde. Bereits im Neolithikum setzt
das Versenken von Steinbeilen in den Flüssen ein (Wegner
1976). In der Bronzezeit steigt die Zahl der Objekte, die in Flüssen deponiert werden, merklich an. Bei den Regulierungen von
Donau, Rhein und Seine kamen im 19. Jahrhundert tausende
von Bronzegegenständen zutage. In der Eisenzeit flauen die Gewässerdeponierungen zunächst ab, um ab der Mitte des 1. Jahrtausends v. Chr. wieder häufiger zu werden. Insbesondere sind
es Schwerter und Bronzegefäße. Erst in jüngerer Zeit hat man
auch den Gewässerdeponierungen der römischen Zeit und des
Mittelalters Beachtung geschenkt (Wirth 2000). Man muss nicht
mit einer kontinuierlichen Tradition rechnen. Bestimmte Praktiken konnten vermutlich immer wieder aktualisiert werden. Dass
dabei eine über den Ort hinausgehende Kommunikation in größeren Regionen eine Rolle spielte, lässt sich an vielen Beispielen
ablesen. So reicht in Italien und Südfrankreich die bronzezeitliche Deponierungssitte bis in die Eisenzeit hinein. Während in
Südfrankreich vor allem Schmuckobjekte und Anhänger sowie
kleine Tüllenbeile in Gewässern und am festen Land deponiert
wurden, entstanden im Süden Italiens Heiligtümer, in denen neben anderem auch Objekte südfranzösischer Herkunft geweiht
wurden (Fondouce 1900; Verger 2011). Auch in den Alpen reicht
die Deponierungssitte noch bis weit in die Eisenzeit hinein
(Zemmer-Plank 2002).

Vielfalt
Die Vielfalt der bronzezeitlichen Deponierungen muss ebensowenig überraschen wie die Vielfalt der Weihungen in griechischen Heiligtümern. Sie entsteht aus den zahlreichen Aspekten,
die mit der Gabe verbunden sind. Marcel Mauss (Mauss 1968.

288

шие из Южной Франции (Fondouce 1900; Verger 2011). В Альпах обычай создания кладов практиковали еще и в железном веке (Zemmer-Plank 2002).

◊◊◊
Разнообразие кладов эпохи бронзы не должно вызывать
удивления, так же как и разнообразие приношений богам в
греческих святилищах. Это разнообразие складывается из
многочисленных аспектов, связанных с темой дара. Марсель Мосс (Mauss 1968. S. 17f.) пишет о «тотальном» общественном феномене, в котором одновременно и сразу выражаются все типы общественных институтов — религиозный, правовой, моральный и экономический. Обмен дарами
с богами — это опасное действие, успех которого не гарантирован. Божество может пренебречь правовыми обязательствами, предполагаемыми в обете. Моральным весь
процесс становится в том случае, когда происходит публично. Такое действие представляет собой заранее планируемый успех. Экономический аспект обмена с богами выражается двояко: как представление удачной сделки и как предпосылка дальнейших экономических успехов. Тот, кто
продемонстрировал свою готовность делать пожертвования, вызывает в обществе большее уважение и тем самым
большее желание иметь с ним какие-либо торгово-хозяйственные дела. Таким образом, все приношения богам эпохи бронзы представляют собой комплексные процессы. Эти
процессы вобрали в себя представления об одушевленности предметов, основанием для них служили мифические
нарративы, они создавали отсылку к прошлому и непрерывную связь с ним.

S. 17f.) spricht von einem „totalen“ gesellschaftlichen Phänomen, in dem alle Arten von Institutionen gleichzeitig und mit
einem Schlag zum Ausdruck kommen: religiöse, rechtliche, moralische und ökonomische. Der Gabentausch mit den Göttern
ist eine prekäre Handlung, deren Gelingen nicht garantiert ist.
Den rechtlichen Verpflichtungen, die das Gelübde implizieren,
kann sich die Gottheit entziehen. Moralisch ist der Vorgang, sofern er öffentlich vollzogen wird. Schon der Erfolg, der dadurch
dargestellt wird, impliziert dies. Ökonomisch ist der Tausch mit
den Göttern im doppelten Sinne: als Darstellung einer gelungenen Transaktion und als Voraussetzung für weiteren ökonomischen Erfolg. Wer sich spendebereit zeigt, dessen Ansehen
steigt in der Gesellschaft, und er ist darum einer, mit dem man
gerne weitere Geschäfte betreibt. Hinter all den bronzezeitlichen Weihgaben stehen also komplexe Vorgänge, in die Vorstellungen von der Beseeltheit der Objekte eingeflossen sein
mögen, die vor dem Hintergrund mythischer Erzählungen
stattgefunden haben dürften und die immer wieder einen
Rückbezug auf die Vergangenheit erlaubten.

КАТАЛОГ
KATALOG

290

291

Пояснение
к каталогу

Aufbau
des Katalogs

На пути
к бронзовому веку
Auf dem Weg
zur Bronzezeit

В основе структуры каталога — хронологический принцип:
описания представленных на выставке памятников размещены в трех разделах, первый из которых посвящен начальной стадии эпохи бронзы (IV — середина III тыс. до н. э.,
характеризуется появлением металлургии меди и первых
изделий из золота), второй — ее расцвету и кульминации
(вторая половина III — середина II тыс. до н. э., характеризуется появлением металлургии бронзы, колесного транспорта, интенсивными передвижениями групп населения),
третий — позднему этапу и переходу к эпохе железа (вторая
половина II — начало I тыс. до н. э., время кладов и «героев»,
зарождения государств). Внутри этих разделов памятники
распределены по региональным археологическим культурам (абашевская, майкопская, северокавказская и т. д.),
а в них — по археологическим комплексам (могильники, поселения, клады, случайные находки). При этом чередование
западноевропейских и восточноевропейских должно показать сходство и различие в материальной культуре двух
больших зон Европы. В каталог экспозиции включены также
древности, открытые Генрихом Шлиманом в Трое, являющиеся важнейшим комплексом в истории и археологии Средиземноморья.

Der Katalog ist chronologisch aufgebaut: Die vorgestellten Exponate sind in drei Abschnitte untergliedert, von denen der
erste der Anfangsphase der Bronzezeit (4. — Mitte 3. Jahrtausend v. Chr. mit aufkommender Kupferverarbeitung und ersten
Goldgegenständen), der zweite der Hochphase (zweite Hälfte
3. — Mitte 2. Jahrtausend v. Chr. mit aufkommender Bronzeverarbeitung, Wagentransport und intensiver Migration der
Bevölkerungsgruppen) und der dritte der Spätphase bzw. dem
Übergang zur Eisenzeit (zweite Hälfte 2. — Beginn 1. Jahrtausend v. Chr. mit Horten, «Heldenzeitalter» und Staatenbildung)
gewidmet ist. Innerhalb dieser Abschnitte werden die Exponate
nach den archäologischen Kulturen einzelner Kulturen vorgestellt (z. B. Abaševo-, Maikop- und Nordkaukasuskultur), dortselbst wiederum nach archäologischen Kontexten (Gräberfelder, Siedlungen, Horte, Zufallsfunde). Die Gegenüberstellung
von west- und osteuropäischen Funden soll Ähnlichkeiten, aber
auch Unterschiede in der materiellen Kultur dieser beiden großen Regionen Europas aufzeigen. Ferner sind in den Ausstellungskatalog von Heinrich Schliemann in Troja freigelegte Funde aufgenommen, die für die Geschichte und Archäologie des
Mittelmeerraums von großer Bedeutung sind.

Сведения о каждом памятнике приведены в следующем
порядке:

Die Angaben zu den einzelnen Exponaten sind wie folgt
aufgebaut:

1. Географические данные и обстоятельства находки предмета
(или комплекса предметов).
2. Номер по данному каталогу и название предмета.
3. Материал, использованный для изготовления предмета.
4. Размеры (в сантиметрах).
5. Название (аббревиатура) музея, которому принадлежит предмет,
и инвентарный номер. Если памятник входит в число
перемещенных в результате Второй мировой войны объектов,
приводятся его прежние местонахождение иинвентарные данные.
6. Дата и источник поступления предмета в музей; сведения о прежнем
владельце, если памятник поступил из частного собрания.
7. Описание предмета; сведения о его сохранности.
8. Литературные источники, в которых имеются сведения о данном
предмете. Источники даны в сокращенной форме (автор и год издания),
их полное описание приведено в списке литературы, помещенном
в конце каталога.

1. Angaben zum Fundort und Fundumstände eines Exponats (bzw. mehrerer
Stücke);
2. Katalognummer und Bezeichnung des Stücks;
3. Material;
4. Größe (in cm);
5. Name des Museums, in dem das Exponat aufbewahrt ist, und
Inventarnummer; falls das Stück zu den kriegsbedingt verlagerten Stücken
zählt, sind sein früherer Aufbewahrungsort und die Inventarnummer
genannt;
6. Datierung und Herkunft des Stücks. Angaben zum früheren Besitzer, falls
das Stück aus einer Privatsammlung stammt;
7. Fundbeschreibung, Angaben über den Erhaltungszustand;
8. Verweise auf Literatur, die den vorgestellten Fund abhandeln;
eine vollständige Bibliographie findet sich am Ende des Katalogs.

292

293

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

2.1. Диск-подвеска, штолльгофский тип

2.1. Scheibenanhänger vom Typ Stollhof

Золото
Диаметр 14,5 см
ГМИИ, инв. № Аар 1064. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 5723

Gold
Dm. 14,5 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 1064. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 5723

Kreisförmige Scheibe mit drei großen Buckeln. Der Rand ist durch eine dreifache
Punzreihe verziert und teilweise beschädigt.
Im Randbereich befinden sich jeweils doppelte Perforationen, die wohl zur Aufhängung der Scheibe dienten.

Бляха круглая с тремя большими выпуклостями, с тройным точечным ободком
по краю, который частично поврежден.
В одной половине бляхи, у края, две пары
отверстий, предназначенных, вероятно,
для подвешивания диска.

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.

1–2. Золотые диски-подвески

1–2. Goldene Scheibenanhänger

В западной части Карпатского бассейна, прежде всего на территории распространения балатоно-лажиньской культуры, в конце
V тыс. до н. э. и в IV тыс. до н. э. были распространены чеканные
диски из золота, иногда из серебра или меди, которые закладывались в землю (по одному или по несколько). Их функциональное назначение было, вероятно, связано с религиозно-символической сферой; возможно, однако, что подобного рода подвески
могли служить и особого рода знаками отличия привилегированных особ. Характерным для них является наличие трех, иногда двух умбоновидных выпуклостей в сочетании с пуансонным
орнаментом и перфорированное отверстие для подвешивания.
Ритуальная закладка этих дорогих украшений, вероятно, была
связана с активной золотодобычей в Карпатских горах. Такое
жертвоприношение могло помочь снискать благоволение богов.

Im westlichen Karpatenbecken, vor allem im Bereich der BalatonLasinja-Kultur, wurden im späten 5. und 4. Jahrtausend v. Chr. getriebene, häufig aus Gold, aber auch aus Silber oder Kupfer bestehende
Zierscheiben einzeln oder zu mehreren Exemplaren im Boden deponiert. Ihre Funktion dürfte im religiös-symbolischen Bereich liegen;
denkbar ist auch die Kennzeichnung einer privilegierten Person durch
einen solchen Anhänger. Charakteristisch ist die Verzierung durch
drei, gelegentlich auch zwei Buckel und weitere Punzverzierungen
sowie Perforationen zum Aufhängen. Die wohl kultisch bedingte Deponierung der kostbaren Scheiben könnte im Zusammenhang mit
der Ausbeutung der reichen Goldlagerstätten des Karpatengebirges
stehen. Durch die Opfergabe wollte man sich das Wohlwollen der
Götter sichern.
A. Hä.

А. Хэн.

2.1

2.2. Диск-подвеска, штолльгофский тип

2.2. Scheibenanhänger vom Typ Stollhof

Золото
Диаметр 13,25 см
ГМИИ, инв. № Аар 1063. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 5858
Приобретен МОД (МПДИ) в 1867 у антиквара
Эггера из Будапешта

Gold
Dm. 13,25 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 1063. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 5858
1867 aus dem Kunsthandel angekauft (Egger,
Budapest)

Kreisförmige Scheibe mit drei großen Buckeln. Der Rand ist durch eine dreifache
Punzreihe verziert. Im Randbereich befinden
sich jeweils doppelte Perforationen, die wohl
zur Aufhängung der Scheibe dienten.

Бляха с тремя большими выпуклостями,
с тройным точечным ободком по краю.
В одной половине бляхи, у края, две пары
отверстий, предназначенных, вероятно, для
подвешивания диска.

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.
2.2

1. Апостаг, р-н Дель-Альфёльд, Венгрия

1. Apostag, Reg. Dél-Alföld, Ungarn

1.1. Диск-подвеска, штолльгофский тип

1.1. Scheibenanhänger vom Typ Stollhof

3–9. Древнейшие металлические орудия

3–9. Die ältesten Metallwerkzeuge

Золото
Диаметр 14,9 см
ГМИИ, инв. № Аар 1062. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IVd 2907
Отдельная находка, приобретена МОД (МПДИ)
в 1908 у антиквара Эггера из Вены
Вторая половина V тыс. до н. э.

Gold
Dm. 14,9 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 1062. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 2907
Einzelfund, 1908 von dem Berliner Museum über
den Kunsthändler Egger aus Wien erworben
2. Hälfte 5. Jahrtausend v. Chr.

Медные топоры из Юго-Восточной Европы представляют собой
образцы первых европейских металлических тяжелых орудий.
Бóльшая их часть происходит из Карпатского бассейна, Сербии,
Болгарии и Молдавии. Отдельные экземпляры связаны своим
происхождением с другими регионами Балканского полуострова, а также Украины, Австрии, Германии, Чехии и Польши. К древнейшему типу относятся топоры-молоты (см. кат. 3.2), которые,
вероятно, использовались уже в первой трети V тыс. до н. э., тогда как крестообразные топоры следует отнести скорее к периоду
около IV тыс. до н. э. Они принадлежат к разным эпохам (от позднего неолита до медного века) и к разным культурам Юго-Восточной Европы — таким, как тисополгарская, бодрогкерестурская, винчанская или кукутенская. Не вполне ясно, использовались ли данные предметы в качестве орудий или в качестве
оружия. Поскольку медь в это время считалась особо ценным
материалом, то речь в данном случае идет скорее всего о статусных объектах, принадлежавших представителям племенной
знати. Косвенным подтверждением этому служит то обстоятельство, что они были обнаружены на территории знаменитого Варненского некрополя (черноморское побережье Болгарии), получившего известность благодаря значительному количеству найденных там золотых изделий, входивших в состав погребального
инвентаря.

Die Kupferäxte aus Südosteuropa sind die ersten metallenen Schwergeräte Europas. Sie stammen zumeist aus dem Karpatenbecken, Serbien, Bulgarien und Moldawien. Einige Exemplare sind auch von der
übrigen Balkanhalbinsel, aus der Ukraine, Österreich, Deutschland,
Tschechien und Polen nachgewiesen. Die ältesten Typen sind die
Hammeräxte (vgl. Kat. 3.2), die wahrscheinlich schon im ersten Drittel des 5. Jahrtausends v. Chr. benutzt wurden, während kreuzschneidige Äxte eher in die Jahrhunderte um 4000 v. Chr. einzuordnen sind.
Sie lassen sich verschiedenen spätneolithischen bis kupferzeitlichen
Zivilisationen Südosteuropas zuweisen, beispielsweise Tiszapolgár,
Bodrogkeresztúr, Vinča oder Cucuteni. Ob diese Geräte als Werkzeuge
oder Waffen genutzt wurden, ist unklar. Da Kupfer damals aber sicherlich ein sehr wertvoller Rohstoff war, handelt es sich wohl um
Prestigeobjekte der Führungsschichten. Dafür spricht, dass sie auch
in dem durch seine reichen Goldbeigaben berühmten Friedhof von
Varna an der bulgarischen Schwarzmeerküste nachgewiesen sind.

Круглый диск (со значительными помятостями), с тремя плоскими выпуклостями,
образующими треугольник. Ряды крупных точечных оттисков окаймляют часть
диска и ведут к выпуклости, образующей
верхнюю точку треугольника. Слева и справа от этой выпуклости имеется две пары
отверстий, предназначенных, вероятно,
для подвешивания диска.

Kreisförmige, stark zerknitterte Scheibe mit
drei in einem Dreieck angeordneten flachen
Buckeln. Punzbuckelreihen säumen einen
Teil des Randes und führen in zwei Dreierreihen von diesem zum oberen Buckel. Links
und rechts dieses Buckels befinden sich jeweils doppelte Perforationen, wohl für eine
Aufhängung der Scheibe gedacht.
Literatur: Makkay 1985; Bóna 1986.
1.1

V. P. T, A. Hä.

Литература: Makkay 1985; Bóna 1986.

В. П. Т., А. Хэн.
2. Вероятно, Тенья-Орловиньяк, Осиек-Баранья, Хорватия.
Место находки неизвестно

2. Wahrscheinlich Tenja-Orlovinjak, Osijek-Baranja, Kroatien.
Fundort unbekannt

Оба золотых диска происходят, очевидно, из клада, который был
обнаружен в 1863 возле Осиека, в том месте, где когда-то находился остров, окруженный болотом. В закладке было обнаружено шесть дисков, которые оказались впоследствии в разных
коллекциях. Два диска из собрания МПДИ были приобретены
в 1866 и 1867 у антиквара Эггера из Будапешта.
4300–4000 до н. э.

Die beiden Goldscheiben stammen sehr wahrscheinlich aus einem
Depot, das 1863 in der Nähe von Osijek auf einer ehemaligen, von
Sumpf umgebenen Insel entdeckt wurde und sechs Goldscheiben
enthielt, die in verschiedene Sammlungen gelangten. Die beiden
Scheiben des Berliner Museums wurden von diesem 1866 und 1867
über den Kunsthändler Egger aus Budapest erworben.
4300–4000 v. Chr.

Б. Х.

Литература: Makkay 1985; Hansen (см. статью в наст. изд.).

Literatur: Makkay 1985; Hansen (Artikel in diesem Band).

А. Хэн.

A. Hä.

294

Literatur: Schubert 1965; Kienlin, Pernicka 2009; Heeb (im Druck).

B. H.

Литература: Schubert 1965; Kienlin, Pernicka 2009; Heeb (im Druck).

3. Венгрия. Место находки неизвестно

3. Ungarn. Fundort unbekannt

3.1. Топор крестообразный

3.1. Kreuzschneidige Axt

Медь
Длина 37,5 см; ширина 6,6 см
ГЭ, инв. № ПБ 549. Входит в число перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № IVd 450

Kupfer
L. 37,5 cm; B. 6,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 549. Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF
Berlin, Inv. Nr. IVd 450

295

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

Отдельная находка, приобретена
МОД (МПДИ) в 1884 у антиквара
Эггера из Вены
Ок. 4000 до н. э.

Einzelfund, 1884 von dem Berliner
Museum über den Kunsthändler Egger
aus Wien erworben
Um 4000 v. Chr.

Крестообразный топор мезекеKreuzschneidige Axt vom Typ Mezöрестского типа. Такие топоры моkeresztes. Äxte dieses Typs können
гут весить до 3,5 кг и представляbis zu 3,5 kg wiegen und sind damit
ют собой самые крупные изделия
die größten Vertreter der kupferиз категории тяжелых орудий медzeitlichen Schwergeräte. Der Axtного века. Изогнутое полотнище
arm ist geschwungen und sehr viel
значительно длиннее обушной
länger als der Hackenarm, so dass
3.1
части, проушина (с валиком по краю) отнесена ближе к краю. das Schaftloch (mit Randlippe) weit nach hinten verschoben ist. Das
Представленный экспонат можно причислить к идеальным об- vorliegende Stück darf geradezu als idealtypisch gelten.
разцам данного типа.
B. H.
Б. Х.
3.2. Топор-молот

3.2. Hammeraxt

Медь
Длина 9,54 см; ширина 2,8 см
ГЭ, инв. № ПБ 2311. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IVd 500
По некоторым сведениям, обнаружен вместе
с топором с упором. Приобретен МОД (МПДИ)
в 1876 вместе с коллекцией Майлата
у антиквара Блау из Будапешта
Ок. 4000 до н. э.

Kupfer
L. 9,54 cm; B. 2,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 2311. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 500
Angeblich zusammen mit einem Absatzbeil
gefunden. 1876 von dem Berliner Museum mit
der Sammlung von Mailath über den
Kunsthändler Blau aus Budapest erworben
Um 4000 v. Chr.
3.2

Топор-молот ширианского типа относительно небольшого размера. Такие топоры часто называют боевыми. Для них характерен круглый в сечении обух. В данном случае размер ударной
поверхности увеличен за счет опоясывающего валика. Топоры
ширианского типа встречаются редко, но имеют широкий ареал.
Один экземпляр был обнаружен в районе Бодензее.

Hammeraxt vom Typ Şiria, ein relativ kleiner
und graziler Axttyp, der gerne auch als
Streitaxt tituliert wird. Typisch ist der runde Querschnitt des Hammerarmes. In diesem Fall weist er eine durch eine umlaufende Lippe
verbreiterte Schlagfläche auf. Der Typ Şiria tritt relativ selten auf, hat
dabei aber eine weite Verbreitung. Ein Exemplar ist aus dem Bodenseegebiet bekannt.
B. H.

Б. Х.
4. Будапешт (Пешт), Венгрия

4. Budapest (Pest), Ungarn

4.1. Топор крестоообразный

4.1. Kreuzschneidige Axt

Медь
Длина 27,2 см; ширина 6,5 см
ГЭ, инв. № ПБ 550. Входит в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945
в МПДИ, Берлин, инв. № IVd 539
Отдельная находка, приобретена
Берлинским Музеем в 1895
у археолога и антиквара Роберта Форрера из Страсбурга
Ок. 4000 до н. э.

Kupfer
L. 27,2 cm; B. 6,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 550.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 539
Einzelfund, 1895 von dem Berliner
Museum über den Archäologen
und Kunsthändler Robert Forrer

4.1

aus Straßburg erworben
Um 4000 v. Chr.

Топор ясладаньского типа. Наиболее распространенный тип топора медного века, обнаруживаемый на всей территории распространения. У представленного образца проушина расположена посередине, что является отличительной чертой данного
типа. Поверхность сильно корродирована.

B. H.

Б. Х.
5. Budapest (Alt-Ofen), Ungarn

5.1. Топор крестообразный

5.1. Kreuzschneidige Axt

Медь
Длина 24,9 см; ширина 6 см
ГЭ, инв. № ПБ 551. Входит в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945
в МПДИ, Берлин, инв. № IVd 627
Отдельная находка, приобретена
МОД (МПДИ) в 1899 у антиквара
Розеновски из Будапешта
Ок. 4000 до н. э.

Kupfer
L. 24,9 cm; B. 6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 551.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF
Berlin, Inv. Nr. IVd 627
Einzelfund, 1899 von dem
Berliner Museum über den
Kunsthändler Rosenowsky
aus Budapest erworben
Um 4000 v. Chr.

Axt vom Typ Jászladány. Das Schaftloch mit Randlippe ist leicht zum
Axtarm hin verschoben und nicht mittig. Dieser Eindruck kann auch
dadurch entstehen, dass die Axtschneide beschädigt und teilweise
abgebrochen ist. Oberfläche stark korrodiert.
B. H.

Б. Х.
6. «Пилин» (вероятно, имеется в виду горный массив Пилиш),
Венгрия

6. „Pilin“ (gemeint ist evtl. das Pilis-Gebirge),
Ungarn

6.1. Топор-молот

6.1. Hammeraxt

Медь
Длина 16 см; ширина 3,7 см
ГЭ, инв. № ПБ 2312. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IVd 3133
Отдельная находка, приобретена МОД (МПДИ)
в 1914 у антиквара Маутнера из Будапешта
Ок. 4000 до н. э.

Kupfer
L. 16 cm; B. 3,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 2312. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 3133
Einzelfund, 1914 von dem Berliner Museum über
den Kunsthändler Mautner aus Budapest
erworben
Um 4000 v. Chr.

Топор-молот ширианского типа. Круглый в сечении обух сужается книзу. Расположенная по центру проушина имеет уплотнение
по краю в виде валика.

6.1

Hammeraxt vom Typ Şiria. Der im Querschnitt runde Hammerarm läuft spitz zu. Das mittig liegende Schaftloch weist eine Lippe auf.
B. H.

Б. Х.
7. Плоштин (Плештин-Илланова), округ Липтовски Микуоаш,
Словения

7. Ploštín (Plestin-Illanova), Okr. Liptovský Mikuláš,
Slowenien

7.1. Топор проушной

7.1. Schaftlochaxt

Медь (?)
Длина 13,5 см; ширина 6,3 см
ГЭ, инв. № ПБ 2307. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 10410
Отдельная находка, приобретена МОД (МПДИ)
в 1892 у антиквара Блау из Будапешта
Время изготовления неясно

Kupfer (?)
L. 13,5 cm; B. 6,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 2307. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 10410
Einzelfund, 1892 von dem Berliner Museum über
den Kunsthändler Blau aus Budapest erworben
Zeitstellung unklar

Es handelt sich hierbei möglicherweise um
eine Fälschung aus dem Kunsthandel. Der
7.1
prägnante Absatz von der Schaftröhre zur
Вероятно, речь идет о поздней художественной подделке, изготовленной в среде антикваров. Ярко вы- symmetrischen Schneide ist untypisch für frühbronzezeitliche Axttyраженное смещение симметричного полотнища от центральной pen. Eine weitergehende kulturelle oder zeitliche Einordnung ist
оси проушины нетипично для топоров эпохи ранней бронзы. nicht möglich.
Адекватная культурная и временнáя атрибуция не представля- B. H.
ется возможной.
Б. Х.
8. Айзенштадт (Кизмартон), Бургенланд, Австрия

Axt vom Typ Jászladány. Häufigster kupferzeitlicher Axttyp, der über
das gesamte Verbreitungsgebiet zu finden ist. Bei diesem Exemplar
liegt das Schaftloch typenspezifisch mittig und weist eine Randlippe
auf. Die Oberfläche ist stark korrodiert.

5. Будапешт (Альт-Офен), Венгрия

Топор ясладаньского типа. Проушина с валиком по краю расположена не по центру, а чуть смещена к полотнищу. Ощущение
смещенного центра может возникать из-за поврежденного лезвия, фрагменты которого отсутствуют. Поверхность существенно
корродирована.

8. Eisenstadt (Kismarton), Burgenland, Österreich

8.1. Топор проушной

8.1. Schaftlochaxt

Медь (?)
Длина 10,8 см; ширина 7,6 см
ГЭ, инв. № ПБ 547. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IVd 3135
Отдельная находка, приобретена МОД (МПДИ)
в 1908 у антиквара Маутнера из Будапешта
Середина III тыс. до н. э.

Kupfer (?)
L. 10,8 cm; B. 7,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 547. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 3135
Einzelfund, 1908 von dem Berliner Museum über
den Kunsthändler Mautner aus Budapest
erworben
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr.

Relativ kleine Axt mit ausgeprägter Krümmung der Rückenlinien. Die Schaftröhre ist
Сравнительно небольшой топор с ярко вы8.1
glatt. Dieser Typ ist hauptsächlich im Karpaраженным изгибом линий спинок. Проушина гладкая. Данный тип распространен главным образом в Кар- tenbecken und an der unteren Donau verbreitet. Daher handelt es
патском бассейне и низовье Дуная. Место обнаружения пред- sich bei vorliegendem Stück um ein ungewöhnlich weit westlich
ставленного образца расположено к западу от традиционного aufgefundenes Exemplar.
ареала и удалено от него на значительное расстояние.
B. H.
Б. Х.

5.1

296

297

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

9–19. Триполье—Кукутени. Древние земледельцы

9–19. Tripolje—Cucuteni. Urgeschichtliche Ackerbauern

9. Поселение Незвиско, Городенковский р-н,
И-вано-Франковская обл., Украина

9. Siedlung Nezvisko, Rajon Gorodenkа, Gebiet Ivano-Frankovsk,
Ukraine

Многослойное поселение (десять культурно-хронологических
горизонтов), два представляют трипольскую культуру этапов BI
и BII (4700–3700 до н. э.). Поселение находится на правом берегу
р. Днестр.
Открыто в 1926 польским археологом Л. Козловским.
Основные раскопки проводились в 1950-е Трипольской экспедицией ИИМК АН СССР под руководством Е. К. Черныш, совместно
с Днестровской экспедицией Института общественных наук АН
УССР.

Die vielschichtige Siedlung besteht aus zehn kultur-chronologischen
Horizonten, zwei davon gehören zur Tripolje-Kultur (Phasen BI und
BII, 4700–3700 v. Chr.). Die Siedlung liegt am rechten Dnestrufer.
Das Bodendenkmal wurde 1926 vom polnischen Archäologen Leon
Kozlovski entdeckt.
Die Ausgrabungen wurden in den 1950er Jahren von der Tripolje-Expedition des Institutes für die Geschichte der materiellen Kultur der
Akademie der Wissenschaften der UdSSR unter der Leitung von
E. K. Černyš in Zusammenarbeit mit der Dnestr-Expedition des Instituts für Sozialwissenschaften der Akademie der Wissenschaften der
Ukraine durchgeführt.

Е. С.

E. S.
9.1. Фрагмент женской статуэтки
и модель трона

9.1. Fragment einer Frauenfigur und
Thronmodell

Глина
Высота 11 см; ширина 6,5 см (статуэтка)
Высота 3 см; ширина 3,7 см (трон)
ГЭ, инв. № 2171/120 (статуэтка); 2171/91 (трон)
Раскопки Е. К. Черныш, 1953
Первая половина IV тыс. до н. э.

Keramik
Statuette: H. 11 cm; B. 6,5 cm; Thron: H. 3 cm;
B. 3,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2171/120 (Statuette);
2171/91 (Thron)
Ausgrabungen von E. K. Černyš, 1953
1. Hälfte 4. Jahrtausend v. Chr.

Фрагмент женской статуэтки в сидячей позе, выполненной в схематизированной маDas Fragment einer sitzenden Frauenfigur ist
нере. Не сохранились голова и нижняя
schematisch ausgeführt. Der Kopf und die
часть ног. Плоский торс с треугольными
Füße fehlen. Der flache Rumpf besitzt annäплечами, бугорками обозначена грудь.
hernd dreieckige Schultern, die Brüste zeichНоги, резко опущенные вниз, разделены
nen sich als Erhebungen ab. Die nach unten
углубленной полосой. Такая же полоса
fallenden Beine sind durch eine Vertiefung
опоясывает туловище в верхней части беgetrennt. Eine weitere Vertiefung verläuft
дер. Полосками краски на шее показаны
oberhalb der Hüften. Eine Halskette ist durch
украшения — нити ожерелий.
Farbstreifen angedeutet.
9.1
Der Thron mit vier Füßen und teilweise erhalКреслице (трон) на четырех ножках, с частично сохранившейся спинкой. Расписано темно-коричневой tener Lehne ist mit dunkelbrauner Farbe koloriert und trägt eine
Streifenverzierung.
краской. Орнамент в виде полос.
Литература: Черныш 1962. С. 5–85; Погожева 1983.

Literatur: Черныш 1962. С. 5–85; Погожева 1983.

Е. С.

E. S.

10. Поселение Владимировка, Новоархангельский р-н,
Кировоградская обл., Украина

10. Siedlung Vladimirovka

Однослойное поселение трипольской культуры, конец этапа
BII — начало этапа CI (3700–3500 до н. э.). Поселение находится
на правом берегу р. Синюха, притоке р. Южный Буг.
Открыто в 1925 Н. К. Якимовичем.
Основные раскопки проводились в 1927–1928 Уманским краеведческим музеем; в 1940, 1946–1947 — Трипольской экспедицией ИИМК АН СССР и ИА АН УССР под руководством Т. С. Пассек; в 1989–1990 — разведки экспедиции Национального музея истории Украины под руководством
А. А. Якубенко.
По данным аэрофотосъемки, площадь поселения составляет около 100 га. Зафиксировано 200 жилищ каркасно-столбовой
конструкции из дерева и глиняной обмазки. Обнаружены купольные печи, а также
так называемые жертвенники крестообразной формы из глины, находившиеся в
некоторых постройках.
Литература: Пассек 1949; Якубенко 1992.

Die Siedlung bestand aus einer einzigen Kulturschicht (Tripolje-Kultur, Ende der Phase BII — Anfang CI = 3700–3500 v. Chr.). Die Siedlung liegt am rechten Ufer des Flusses Sinjucha, eines Nebenflusses
von Južnyj Bug (Rajon Novoarchangelsk, Gebiet Kirovograd, Ukraine).
Sie wurde 1925 von N. K. Jakimovič entdeckt. Die Hauptgrabungen
wurden 1927/28 vom Heimatkundemuseum der Stadt Uman durchgeführt, 1940 sowie 1946/47 durch die Tripolje-Expedition des Institutes für die Geschichte materieller Kultur der Akademie der Wissenschaften der UdSSR, in Zusammenarbeit mit dem Archäologischen
Institut der Akademie der Wissenschaften
der Ukraine unter der Leitung von T. S. Passek. 1989/90 folgte ein Survey der Expedition des Nationalmuseums der Ukraine unter
der Leitung von A. A. Jakubenko. Den Luftaufnahmen zufolge beträgt die Fläche der
Siedlung ca. 100 ha. Es wurden 200 Pfostenbauten mit Lehmverputz festgestellt. In einigen Bauten wurden kuppelförmige Öfen
und so genannte kreuzförmige Opferstellen
nachgewiesen.

Birnenförmiges Gefäß mit dunkelbrauner
Bemalung auf orangefarbenem Untergrund. Das geometrische Muster besteht
aus schraffierten Dreiecken.
E. S.

Е. С.
10.2. Сосуд

10.2. Gefäß

Глина
Высота 29,7 см; наибольший диаметр
37,6 см
ГЭ, оп. хр. № 48, Влд-46/2144
Раскопки Т. С. Пассек, 1946–1947

Keramik
H. 29,7 cm; max. Dm. 37,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 48, Vld-46/2144
Ausgrabungen von T. S. Passek, 1946–1947

Pokalartiges Gefäß mit dunkelbrauner
Bemalung auf orangefarbenem Untergrund. Die Verzierung besteht aus Segmenten in Verbindung mit dünnen, parallel verlaufenden Linien.

Сосуд кубковидной формы. Роспись
темно-коричневой краской по оранжевой грунтовке. Орнамент в виде сочетания сегментов и тонких параллельных линий.
Е. С.

E. S.
10.2

11. Поселение Кринички, Балтский р-н, Одесская обл., Украина

11. Siedlung Krinički, Rajon Balta, Gebiet Odessa, Ukraine

Однослойное поселение трипольской культуры, этап CI (3700/3500–
3200 до н. э.).
Раскопки проводились в конце XIX в. В. Б. Антоновичем и Ч. Збровским; в 1909–1913 — С. С. Гамченко.
На поселении зафиксированы остатки 11 глинобитных жилищ
каркасно-столбовой конструкции, внутри которых находились
печи, сложенные из камня и обмазанные глиной (по свидетельству С. С. Гамченко).

Die einschichtige Siedlung der Tripolje-Kultur (Phase CI = 3700/3500–
3200 v. Chr.). Die Ausgrabungen wurden am Ende des 19. Jahrhunderts von V. B. Antonovič und Č. Zbrovskij durchgeführt, in den Jahren
1909–1913 von S. S. Gamčenko.
In der Siedlung wurden Reste von elf Bauten festgestellt. Es handelte
sich dabei um lehmverputzte Wohnbauten mit Holzpfosten, in denen
sich mit Lehm bestrichene Steinöfen befanden (laut S. S. Gamčenko).

Литература: Гамченко 1926. С. 31–41; Старкова 2012.

E. S.

Literatur: Гамченко 1926. C. 31–41; Старкова 2012.

Е. С.
11.1. Кубок

11.1. Pokal

Глина
Высота 11,5 см; диаметр горла 9,8 см;
наибольший диаметр 14 см
ГЭ, инв. № 4087/1
Раскопки С. С. Гамченко, 1909

Keramik
H. 11,5 cm; Dm. des Halses 9,8 cm;
max. Dm. 14 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 4087/1
Ausgrabungen von S. S. Gamčenko, 1909

Биконический сосуд с заостренными
плечиками, цилиндрическим горлом
и слегка отогнутым венчиком. Роспись
темно-коричневой краской по оранжевой грунтовке. На тулове орнаментальная композиция в виде негативной
«горизонтальной восьмерки».

Bikonisches Gefäß mit spitzer Schulter,
zylindrischem Hals und leicht ausladendem Rand. Die dunkelbraune Bemalung
ist auf einem orangefarbenem Untergrund aufgetragen. Der Dekor besteht aus
ineinander verschlungenen, horizontalen
Achterschleifen.

Литература: Гамченко 1926. С. 31–41.

Literatur: Гамченко 1926. C. 31–41.

Е. С.

E. S.

11.1

11.2. Zoomorphes Gefäß

Глина
Высота 4,5 см; диаметр венчика 10,7 см
ГЭ, инв. № 4087/61
Раскопки С. С. Гамченко, 1909

Keramik
H. 4,5 cm; Dm. des Randes 10,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 4087/61
Ausgrabungen von S. S. Gamčenko, 1909

Сосуд на четырех ножках. На краю венчика — голова бовина, а с противоположной стороны — небольшой хвост.
Роспись только внутри, темно-коричневой краской по светло-коричневой
грунтовке. Орнамент в виде расходящихся от центра линий.

Gefäß auf vier Füßen. Über den Rand hinausgehend erhebt sich der plastisch ausgearbeitete Kopf eines bovinen Tieres, am
anderen Ende befindet sich ein kleiner
Schwanz. Die hellbraune Innenfläche ist
mit dunkelbraunen, von der Mitte ausgehenden Linien bemalt.

10.1. Gefäß

Литература: Гамченко 1926. С. 31–41.

Literatur: Гамченко 1926. C. 31–41.

Keramik
H. 15 cm; Dm. 17,3 cm; Dm. des Bodens 6,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 48, Vld-46/2133

Е. С.

E. S.
10.1. Сосуд
Глина
Высота 15 см; наибольший диаметр 17,3 см,
диаметр дна 6,5 см
ГЭ, оп. хр. № 48, Влд-46/2133

Ausgrabungen von T. S. Passek, 1946/47

Сосуд грушевидной формы. Роспись
темно-коричневой краской по оранжевой грунтовке. Орнамент геометрический в виде заштрихованных треугольников.

11.2. Зооморфный сосуд

Literatur: Пассек 1949; Якубенко 1992.

Е. С.

Раскопки Т. С. Пассек, 1946–1947

E. S.
11.2

10.1

298

299

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

11.3. Верхняя часть женской статуэтки

11.3. Oberer Teil einer weiblichen Statuette

Глина
Высота 9,8 см
ГЭ, инв. № 4087/607
Раскопки С. С. Гамченко, 1909

Keramik
H. 9,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 4087/607
Ausgrabungen von S. S. Gamčenko, 1909

Сохранившаяся верхняя часть статуэтки
передает женский торс с закругленными
плечами и плоскую голову. Руки в виде
выступов со сквозными отверстиями. Бугорками обозначены грудь и выступающий живот. Нос обозначен защипом, глаза — сквозными отверстиями. Сзади рельефно вылеплены волосы, спускающиеся до плеч и перевязанные на конце
узлом. Статуэтка раскрашена черной краской по оранжевой грунтовке. На тулове
косые и дугообразные полосы. Волосы закрашены черной краской. Двойной линией показаны нити ожерелья. На правой
щеке — пятно краски, очевидно, обозначение татуировки.

Erhalten ist der Rumpf einer weiblichen Statuette mit flachem Kopf und abgerundeten
Schultern. Die stummelartigen Arme sind
durchbohrt. Die Brüste und der Bauch sind
durch Wölbungen angegeben. Die Nase ist
durch Fingereinkniffe, die Augen sind durch
Bohrungen angedeutet. Die plastisch modellierten Haare fallen auf die Schultern herab
und werden durch einen Knoten zusammengehalten. Die Figur ist schwarz bemalt, der
Untergrund ist orangefarben. Der Rumpf ist
mit schrägen und bogenförmigen Streifen
versehen. Die Haare sind schwarz koloriert.
Die Halskette ist durch eine Doppellinie markiert. Auf der rechten Wange befindet sich
ein Farbfleck, der vermutlich eine Tätowierung andeutet.

Литература: Гамченко 1926. C. 31–41;
Погожева 1983.

Е. С.

11.3

Literatur: Гамченко 1926. C. 31–41; Погожева
1983.

E. S.
11.4. Головка женской статуэтки

11.4. Kopf einer weiblichen Statuette

Глина
Высота 5,5 см
ГЭ, инв. № 4087/294
Раскопки С. С. Гамченко, 1909

Keramik
H. 5,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 4087/294
Ausgrabungen von S. S. Gamčenko, 1909

Голова женщины с удлиненным лицом и
выделенным подбородком. Нос обозначен выступом, глаза и рот — углублениями. Волосы, расчесанные на прямой пробор, обозначены углубленными линиями.
На лице — следы росписи темно-коричневой краской в виде полос над глазами и
двух полос, спускающихся от переносицы
на щеки.

Frauenkopf mit länglichem Gesicht und betontem Kinn. Die Nase ist durch einen Vorsprung, die Augen und der Mund durch Vertiefungen angegeben. Die durch Rillen angedeuteten Haare sind gescheitelt. Das Gesicht
ist mit dunkelbraunen Streifen über den Augen und zwei von der Nasenwurzel zu den
Wangen verlaufenden Streifen dekoriert.
Literatur: Гамченко 1926. C. 31–41; Погожева
1983.

Литература: Гамченко 1926. C. 31–41;
Погожева 1983.

E. S.

Е. С.
11.4

12. Село Старая Буда, Звенигородский р-н, Черкасская обл.,
Украина

12. Dorf Staraja Buda, Rajon Zvenigorod, Gebiet Čerkassk,
Ukraine

Однослойное поселение трипольской культуры, этап CI (3700/
3500–3200 до н. э.).
1906–1908 — раскопки Н. К. Якимовича; 1980-е — разведки
В. А. Круца и С. Н. Рыжова.
Раскопано всего три жилища, которые представляли собой дома
каркасно-столбовой конструкции из дерева и глиняной обмазки.

Einschichtige Siedlung der Tripolje-Kultur, Phase CI (3700/3500–
3200 v. Chr.). Die Ausgrabungen wurden 1906–1908 von N. K. Jakimovič und in den 1980er Jahren von V. A. Kruc und S. N. Ryžov durchgeführt. Insgesamt wurden drei Wohnbauten untersucht. Es handelt
sich um Pfostenbauten mit Lehmverputz.

Литература: ОАК за 1906; ОАК за 1907.

E. S.

Literatur: ОАК за 1906; ОАК за 1907.

Е. С.
12.1. Миска

12.1. Schüssel

Глина
Высота 10 см; диаметр венчика 19 см;
диаметр дна 8 см
ГЭ, инв. № 108/58

Keramik
H. 10 cm; Dm. des Randes 19 cm;
Dm. des Bodens 8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 108/58

Миска глубокая усеченно-конической формы. Роспись внутри черной краской по
коричневой грунтовке. Орнамент в виде
сходящихся к центру четырех «комет».
Внутри по венчику — ряд закрашенных
треугольников. Снаружи черной краской
нанесены три закрашенных кружка.

Tiefe, konische Schüssel mit bemalter Innenfläche. Die Innenfläche weist eine braune
Grundierung auf, darauf ist mit schwarzer
Farbe eine aus vier kometenartigen Gebilden
bestehende Verzierung aufgetragen. Am
Rand verläuft eine Reihe von bemalten Dreiecken. Die Außenfläche zieren drei mit
schwarzer Farbe aufgemalte Kreise.

Е. С.

E. S.
10.2, деталь / Detail

300

12.1

301

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

13. Поселение София, Бельцкий р-н, Молдова

12.2

12.3

13. Siedlung Sofia, Rajon Belckij, Moldova

13.1. Верхняя часть статуэтки

13.1. Oberer Teil einer Statuette

Глина
Высота 5,8 см
ГЭ, инв. № 1943/1
Дар Седых, 1953
Первая половина IV тыс. до н. э.

Keramik
H. 5,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1943/1
Dar Sedych, 1953
1. Hälfte 4. Jahrtausend v. Chr.

Верхняя часть антропоморфной статуэтки. Глаза в виде углублений; нос показан
защипом с обозначенными ноздрями; уши
в виде выступов со сквозными отверстиями.

Oberer Teil einer anthropomorphen Figur. Die
Augen sind durch Vertiefungen, die Nase mit
den beiden Nasenlöchern durch Fingerkniffe
angedeutet. Die Ohren sind als durchlochte
Fortsätze gestaltet.

Е. С.

E. S.

12.5

12.2. Сосуд зооморфный

12.2. Zoomorphes Gefäß

Глина
Высота 12 см; диаметр венчика 11 см;
наибольший диаметр 16 см
ГЭ, инв. № 108/64

Keramik
H. 12 cm; Dm des Randes 11 cm;
max. Dm. 16 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 108/64

Сосуд на четырех ножках, с раздутым туловом и прямым венчиком. Без орнамента.

Gefäß auf vier Füßen mit bauchigem Körper
und geradem Rand, ohne Verzierung.

13.1

14. Село Поливанов Яр II, Черновицкая обл., Украина

14. Dorf Polivanov Jar II, Gebiet Černovčy, Ukraine

E. S.

Поселение трипольской культуры, этап BII — начало этапа CI (3700–
3500 до н. э.).
Раскопки Т. С. Пассек, 1950.

Tripolje-Siedlung, Phase BII — Anfang Phase CI (3700–3500 v. Chr.).
Ausgrabungen T. S. Passek, 1950.

12.3. Сосуд

12.3. Gefäß

14.1. «Бинокль»

14.1. Doppelgefäß

Глина
Высота 6 см; диаметр венчика 5,9 см;
диаметр дна 3,6 см
ГЭ, инв. № 108/32

Keramik
H. 6 cm; Dm. des Randes 5,9 cm;
Dm. des Bodens 3,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 108/32

Глина
Высота 26 см
ГЭ, оп. хр. № 73/753
Первая половина IV тыс. до н. э.

Keramik
H. 26 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 73/753
1. Hälfte 4. Jahrtausend v. Chr.

Сосуд конической формы, со слегка загнутым внутрь венчиком. У венчика «носик»
в виде полой трубки. Без орнамента.

Konisches Gefäß mit leicht eingezogenem
Rand, ohne Verzierung. Am Rand befindet
sich eine Ausgusstülle.

Е. С.

E. S.

12.4. Статуэтка на веретенообразной
ножке

12.4. Weibliche Statuette mit
spindelförmigem Fuß

Биноклевидное изделие, две части которого соединены тремя перемычками. Роспись темно-коричневой краской по светло-оранжевой грунтовке. Орнамент метопный, образован сочетанием параллельных горизонтальных и дугообразных
линий и закрашенных треугольников.

Doppelgefäß, dessen sanduhrförmige Hälften dreifach verbunden sind. Auf den hellorangen Untergrund wurde mit dunkelbrauner Farbe eine Verzierung aus parallelen Horizontal- und bogenförmigen Linien sowie
bemalten Dreiecken aufgetragen.

Глина
Высота 13, 8 см
ГЭ, инв. № 108/80

Keramik
H. 13,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 108/80

Литература: Попова 2003.

E. S.

Женская статуэтка с девятью сквозными
отверстиями — на лице, плечах и бедрах;
ноги столбикообразные, не разделены.

Weibliche Figur mit neun Lochungen auf Gesicht, Schultern und Hüften. Die säulenförmig gearbeiteten Beine sind nicht getrennt.

Е. С.

12.4

Литература: Погожева 1983.

Literatur: Погожева 1983.

Е. С.

E. S.

12.5. Сосуд зооморфный

12.5. Zoomorphes Gefäß

Глина
Высота 10 см; диаметр тулова 11,8 см;
диаметр венчика 8,9 см; высота ножек 1,7 см
ГИМ, инв. № 48482, оп. А 85/36

Keramik
H. 10 cm; Dm. 11,8 cm; Dm des Randes 8,9 cm;
Fuß: H. 1,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 48482, оп. A 85/9

Плоскодонный горшок с округлым туловом, округлыми плечиками, переходящими в невысокое горло. Основание сосуда
выполнено в виде четырех ножек.

Flachbodiges Gefäß mit vier Füßen, rundlichem Gefäßkörper und abgerundeter, in einen kurzen Hals übergehenden Schulter.
E. I.

Э. И.
12.6. Сосуд биконический расписной

12.6. Bemaltes bikonisches Gefäß

Глина
Высота 24,5 см; диаметр венчика 15,6 см;
диаметр донца 9,5 см
ГИМ, инв. № 48482, оп. А 85/1

Keramik
H. 24,5 cm; Dm. des Randes 15,6 cm;
Dm. des Bodens 9,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 48482, оп. A 85/1

12.6

Биконический плоскодонный сосуд с резко отогнутым венчиком
и ручкой. Верхняя половина сосуда украшена росписью черной
краской. Несколько широких вертикальных поясов формируют
четыре зоны, пересеченные по диагонали плавно изогнутыми
лентами.

Bikonisches Henkelgefäß mit flachem Boden und stark ausladendem
Rand. Die obere Hälfte trägt eine schwarze Bemalung. Die breiten,
senkrechten Streifen bilden vier Zonen, von denen eine jede mit diagonal verlaufenden geschwungenen Linien verziert ist.

Literatur: Попова 2003.

Е. С.
14.1

15. Село Крутобородинцы I, Хмельницкая обл., Украина

15. Dorf Krutoborodincy I, Gebiet Chmelnickij, Ukraine

Поселение трипольской культуры, этап CI (3800–3500 до н. э.).
Открыто в 1909 В. В. Хвойко совместно с П. П. Бардаковым.
Выявлены жилища в виде площадок с глиняной обмазкой размером 22 × 12 м.

Tripolje-Siedlung, Phase CI (3800–3500 v. Chr.).
Das Bodendenkmal wurde 1909 von V. V. Chvojko und P. P. Bardakov
entdeckt. Es wurden Reste von Wohnbauten nachgewiesen. Bei den
Befunden handelt es sich um rechteckige, 22 × 12 m große, mit Lehm
bestrichene Fußböden.

Е. С.

E. S.
15.1. Статуэтка антропоморфная

15.1. Anthropomorphe Statuette

Глина
Высота 15,7 см; наибольшая ширина 2,8 см
ГИМ, инв. № 46056, оп. А 87/23

Keramik
H. 15,7 cm; max. B. 2,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 46056, оп. A 87/23

Стоящая женская фигура. На уплощенной
дисковидной голове две пары отверстий;
нос обозначен защипом; руки — выступами, грудь — налепами; талия мягко проработана. Ноги сомкнуты, с уплощенным
основанием. Лоно подчеркнуто треугольником и орнаментировано полукруглыми
вдавлениями. На шее такими же вдавлениями обозначено ожерелье.
Литература: Хвойко 1908; Погожева 1983.

Figur einer stehenden Frau mit flachem,
scheibenförmigem Kopf. Im Kopf befinden
sich zwei paarige Lochungen, Fingerkniffe
bezeichnen die Nase. Die Arme sind durch
stummelartige Fortsätze angedeutet, die
Brüste wurden aufgesetzt. Die Taille ist ausgearbeitet, die Beine sind geschlossen, an
den Füßen flach ausgearbeitet. Das Schamdreieck ist mit halbrunden Eindrücken angedeutet, eine „Halskette“ durch eine Rille.

Э. И.

Literatur: Хвойко 1908; Погожева 1983.

E. I.

E. I.

Э. И.
15.1

302

303

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

15.2. Статуэтка антропоморфная

15.2. Anthropomorphe Statuette

Глина
Высота 13,1 см; ширина плеч 3,5 см
ГИМ, инв. № 46056, оп. А 87/26

Keramik
H. 13,1 cm; Schulter: B. 3,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 46056, оп. A 87/26

Стоящая фигура, имеющая одновременно
женские и мужские признаки. Голова
трактована условно: лицо слабо моделировано защипом, руки обозначены выступами, грудь — налепами. Ноги сомкнуты, с уплощенным основанием. На шее
шестью насечками изображено ожерелье, на талии углубленной линией — пояс,
на спине и груди — перевязь.

Die stehende Figur zeigt sowohl weibliche
als auch männliche Merkmale. Der Kopf ist
schematisch dargestellt: Die Gesichtszüge
sind durch Fingerkniffe angedeutet, die
Arme sind stummelförmig, die Brüste aufgesetzt. Die Beine sind geschlossen und an der
Basis flach. Sechs Einkerbungen markieren
eine Halskette, eine Rille im Taillenbereich
bezeichnet einen Gürtel. Sich kreuzende Rillen markieren weitere, über Rücken und
Brust verlaufende Gurte.

Литература: Хвойко 1908; Погожева 1983.

Э. И.

Literatur: Хвойко 1908; Погожева 1983.

E. I.

15.2

15.3. Статуэтка антропоморфная

15.3. Anthropomorphe Statuette

Глина
Высота 15,7 см; наибольшая ширина 2,8 см
ГИМ, инв. № 46056, оп. А 87/24

Keramik
H. 15,7 cm; max. B. 2,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 46056, оp. А 87/24

Стоящая женская фигура. На уплощенной
дисковидной голове три пары отверстий.
Нос образован защипом, руки обозначены выступами, грудь — налепами. Талия
мягко проработана, на бедрах по бокам
также расположены два мелких отверстия. Ноги сомкнуты, с уплощенным основанием. Лоно подчеркнуто треугольником. На шее едва заметными насечками
обозначено украшение.

Stehende Frauenfigur mit flachem, scheibenförmigem Kopf. In der Kopfscheibe befinden sich drei paarige Lochungen, Fingerkniffe bezeichnen die Nase. Die Arme sind stummelförmig, die Brüste durch Erhebungen
markiert. Die Taille ist eingezogen, auf den
Hüften befinden sich zwei kleine Lochungen.
Die Beine sind geschlossen, an der Basis
flach. Das Schamdreieck ist durch Rillen herausgearbeitet, ebenso sind Halsketten durch
eine flache, kaum merkliche Rillung angedeutet.

Литература: Хвойко 1908; Погожева 1983.

Э. И.

Literatur: Хвойко 1908; Погожева 1983.

E. I.

15.3

15.4. Статуэтка антропоморфная

15.4. Anthropomorphe Statuette

Глина
Высота 14,7 см; наибольшая ширина 3,7 см
ГИМ, инв. № 46056, оп. А 87/25

Keramik
H. 14,7 cm; max. B. 3,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 46056, оp. А 87/25

Стоящая женская фигура. На уплощенной
дисковидной голове три пары отверстий.
Нос обозначен защипом, руки переданы
выступами с двумя мелкими отверстиями
на концах, грудь — налепами и полукруглыми вдавлениями. Талия мягко проработана; на бедрах по бокам также расположены два мелких отверстия. Ноги сомкнуты, с уплощенным основанием. Лоно
подчеркнуто треугольником. Углубленными линиями изображены перевязь, проходящая крест-накрест по груди, и украшение на шее.

Stehende Frauenfigur mit flachem, scheibenförmigem Kopf. Der Kopf weist drei Lochpaare auf, die Nase ist durch Fingerkniffe angedeutet. Die Arme sind als kleine Fortsätze
mit zwei kleinen Lochungen an den Enden
angegeben. Die aufgesetzten Brüste weisen
halbrunde Vertiefungen auf. Die Taille ist eingezogen, die Hüften weisen zwei kleine, seitliche Lochungen auf. Die Beine sind geschlossen und an der Basis flach. Rillen kennzeichnen das Schamdreieck, eine Halskette
sowie über der Brust gekreuzte Gurte.
Literatur: Хвойко 1908; Погожева 1983.

Литература: Хвойко 1908; Погожева 1983.

E. I.

Э. И.

15.4

16. Село Ермолаевка, Николаевская обл., Украина.
Курган

16. Dorf Ermolaevka, Gebiet Nikolaevsk, Ukraine.
Kurgan

Курган трипольской культуры, этап CII (3400–2900 до н. э.).
Раскопки И. И. Светенко, 1955.

Kurgan der Tripolje Kultur, Phase CII (3400–2900 v. Chr.).
Ausgrabungen von I. I. Svetenko, 1955.

16.1. Статуэтка

16.1. Statuette

Глина
Высота 7,8 см
ГЭ, инв. № 2289/4

Keramik
H. 7,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2289/4

Антропоморфная статуэтка. Вылеплена
Schematisch dargestellte anthropomorphe
схематично. Овальный длинный столбик с
Figur. Die Figur weist eine lang-ovale, oben
уплощенным торцом переходит в расшиabgeflachte säulenartige Grundform auf, mit
ренную бедренную часть, которая сужаетverbreitertem Hüftbereich und verjüngtem,
ся вниз длинной овальной в сечении, неim Querschnitt ovalem Unterteil. Die Beine sind
расчлененной ножкой. Статуэтка слегка
nicht getrennt. Die Figur ist leicht gekrümmt
16.1
изогнута в полусидячей позе. Орнамент в виде углубленных па- und weist eine „halbsitzende“ Pose auf. Die Verzierung besteht aus
раллельных линий на туловище и на ногах.
parallelen Rillen an Körper und Beinen.
Литература: Погожева 1983.

Literatur: Pogoževa 1983.

Е. С.

E. S.

17. Село Выхватинцы, Рыбнинский р-н, Молдова.
Выхватинский могильник

17. Dorf Vychvatincy, Rajon Rybninsk, Moldova.
Vychvatincy-Nekropole

Могильник трипольской культуры финального этапа CII позднего
периода (3400–2900 до н. э.). Находится на левом берегу р. Днестр.
Обнаружен во время Великой отечественной войны при рытье
траншеи.
Раскопки проводились в 1947 М. В. Воеводским и Л. Е. Алиховой;
в 1951 — И. Г. Розенфельд; в 1952, 1955 и 1959 Молдавской экспедицией ИИМК и Молдавским филиалом АН СССР под руководством Т. С. Пассек.
Открыто 72 погребения, из которых 37 принадлежали детям до
14 лет, а 24 — взрослым. Вокруг некоторых могильных ям были возведены каменные кромлехи. Погребения совершались по обряду ингумации в скорченном
или вытянутом положении с ориентировкой костяков головой на север или северо-восток. Погребальный инвентарь состоял из керамики, орудий труда, оружия,
глиняной пластики и украшений.

Die Nekropole der Tripolje-Kultur gehört der Endphase ihrer späten
Periode an und liegt am linken Dnestrufer. Der Friedhof wurde während des Zweiten Weltkrieges beim Ausheben eines Schützengrabens
entdeckt. Die Ausgrabungen wurden 1947 von M. V. Voevodskij und
L. E. Alichova durchgeführt, 1951 von I. G. Rosenfeld sowie 1952,
1955 und 1959 von der Moldawischen Expedition des Instituts für
Geschichte der materiellen Kultur, in Zusammenarbeit mit der moldawischen Filiale der Akademie der Wissenschaften der UdSSR, unter
der Leitung von T. S. Passek.
Insgesamt wurden 72 Grabgruben freigelegt.
In 37 Gräbern fanden sich Kinder im Alter bis
zu 14 Jahren, in 24 Gräbern Erwachsene. Einige Grabgruben waren von einem Steinkreis
umgeben. Die Bestatteten lagen gehockt
oder gestreckt, mit dem Kopf nach Norden
bzw. nach Nordosten. Die Beigaben bestanden aus Keramikgefäßen, Werkzeugen, Waffen, Tonplastiken und Schmuck.

Литература: Пассек 1949; Дергачев 1978.

Literatur: Пассек 1949; Дергачев 1978.

Е. С.

E. S.

17.1. Женская статуэтка

17.1. Weibliche Statuette

Глина
Длина 22,5 см
ГЭ, инв. № 2275/67
Погребение 42. Раскопки Т. С. Пассек, 1959

Keramik
L. 22,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2275/67
Grab 42, Ausgrabungen von T. S. Passek, 1959

Статуэтка из желтой глины. Нос обозначен
защипом, глаза — сквозными отверстиями. По краям головы и на руках — сквозные отверстия. Грудь и живот показаны
небольшими выступами.

Die Figur ist aus gelbem Ton modelliert. Die
Nase ist durch Fingerkniffe, die Augen sind
durch Lochungen angegeben. Auch am Rande des Kopfes sowie an den Händen befinden
sich Lochungen. Die Brüste und der Bauch
sind als leichte Erhebungen ausgeformt.

Литература: Погожева 1983.

Literatur: Погожева 1983.

Е. С.
17.1

E. S.

17.2. Миска

17.2. Schüssel

Глина
Высота 8,5 см; диаметр венчика 15,2 см;
диаметр дна 7 см
ГЭ, инв. № 2275/17
Погребение 42. Раскопки Т. С. Пассек, 1959

Keramik
H. 8,5 cm; Dm. des Randes 15,2 cm;
Dm. des Bodens 7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2275/17
Grab 42, Ausgrabungen von T. S. Passek, 1959

Глубокая миска из желтой глины, с загнуTiefe Schüssel aus gelbem Ton mit eingezoтыми внутрь краями. Орнаментирована
genem Rand. Die Schüssel ist innen und auвнутри и снаружи. Роспись темно-коричßen mit dunkelbrauner Farbe bemalt. Die
17.2
невой краской по светло-коричневой грунтовке. Снаружи орна- Außenseite ist mit Girlanden, die von senkrechten Streifen getrennt
мент в виде фестонов, разделенных вертикальныими полосами, werden, verziert, die Innenseite mit einer Blüte mit vier Blättern.
внутри — в виде цветка с четырьмя лепестками.
E. S.
Е. С.

304

305

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

17.3. Статуэтка

17.3. Statuette

17.7. Сосуд

17.7. Gefäß

Глина
Высота 13 см
ГЭ, инв. № 2275/18
Погребение 42. Раскопки Т. С. Пассек, 1959

Keramik
H. 13 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2275/18
Grab 42, Ausgrabungen von T. S. Passek, 1959

Статуэтка из желтой глины. Изображена
беременная женщина. Нос обозначен защипом, по краям головы сквозные отверстия.

Die aus gelbem Ton modellierte Figur stellt
eine schwangere Frau dar. Die Nase ist durch
Fingerkniffe herausmodelliert, am Rande des
Kopfes sind Lochungen angebracht.

Глина
Высота 13,4 см; диаметр венчика 9 см;
диаметр дна 10,3 см
ГЭ, инв. № 2275/59
Погребение 51. Раскопки Т. С. Пассек, 1959

Keramik
H. 13,4 cm; Dm. des Randes 9 cm;
Dm. des Bodens 10,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2275/59
Grab 51, Ausgrabungen von T. S. Passek, 1959.

Amphoraartiges Gefäß aus gelbem Ton, ohne
Verzierung. Am Rand befinden sich zwei kleine, gegenständige Henkelösen.

Литература: Погожева 1983; Черныш 1982-I.

Literatur: Погожева 1983; Черныш 1982-I.

Сосуд амфоровидный из желтой глины,
без орнамента. У венчика симметрично
расположены две ручки с горизонтальными отверстиями.

Е. С.

E. S.

Е. С.

E. S.

17.7

17.3

17.4. Статуэтка

17.4. Statuette

Глина
Высота 5 см
ГЭ, инв. № 2275/38
Погребение 47. Раскопки Т. С. Пассек, 1959

Keramik
H. 5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2275/38
Grab 47, Ausgrabungen von T. S. Passek, 1959

Антропоморфная статуэтка из серой глины. Основание четырехугольной формы,
над ним плавно изгибается длинная шея,
наклоненная вперед. Шея заканчивается
слегка выпуклой головкой. Низ основания
орнаментирован насечками.

Die anthropomorphe Figur ist aus grauem
Ton modelliert. Auf dem annähernd rechteckigen Sockel befindet sich ein langer, geschwungener und nach vorne geneigter Hals,
der in einen leicht gewölbten Kopf mündet.
Der Sockel trägt Kerbverzierung.

Литература: Погожева 1983.

Literatur: Погожева 1983.

Е. С.

E. S.

18. Село Екимауцы, Резинский р-н, Молдова

18. Dorf Ekimaucy, Rajon Resinа, Moldova

Случайная находка у села Екимауцы на трипольском поселении,
этап CII (3400–2900 до н. э.).
Разведка Т. С. Пассек.

Lesefund von der Tripolje-Siedlung in der Nähe des Dorfes Ekimaucy
Phase CII.
Ausgrabungen von T. S. Passek.

18.1. Нож

18.1. Messer

Медь
Длина 9,3 см
ГЭ, инв. № 2284/1

Kupfer
L. 9,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2284/1

Е. С.

E. S.
18.1

19. Селение Тудорово, Каушанский р-н, Молдова. Курганный
могильник, курган 1, погребение 1 (основное)

19. Siedlung Tudorovo, Rajon Каušany, Moldova.
Kurgannekropole, Kurgan 1, Grab 1 (Hauptgrab)

17.4

17.5. Миска

17.5. Schüssel

Глина
Высота 6,5 см; диаметр венчика 12 см;
диаметр дна 3,5 см
ГЭ, инв. № 2275/47
Погребение 49. Раскопки Т. С. Пассек, 1959

Keramik
H. 6,5 cm; Dm. des Randes 12 cm; Dm. des Bodens
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2275/47
Grab 49, Ausgrabungen von T. S. Passek, 1959

Rundliche Schüssel aus gelbem Ton mit leicht
eingezogenem Rand. Die Schüssel weist innen und außen Bemalung auf, die mit dunkelbrauner Farbe aufgetragen wurde. Die
Verzierung der Außenseite besteht aus von
senkrechten Streifen getrennten Girlanden,
die der Innenseite aus einer Blüte mit vier
Blättern.

Миска из желтой глины, полусферической
формы со слегка загнутыми внутрь краями. Орнаментирована внутри и снаружи.
Роспись темно-коричневой краской по желтой грунтовке. Снаружи орнамент в виде
фестонов, разделенных вертикальными
полосами, внутри — в виде цветка с четырьмя лепестками.

E. S.

Е. С.
17.5

17.6. Сосуд

17.6. Gefäß

Глина
Высота 10,5 см; диаметр горла 7 см; диаметр
дна 5,5 см
ГЭ, инв. № 2275/53
Погребение 50. Раскопки Т. С. Пассек, 1959

Keramik
H. 10,5 cm; Dm. des Halses 7 cm; Dm. des Bodens
5,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2275/53
Grab 50, Ausgrabungen von T. S. Passek, 1959

Биконический сосуд из желтой глины, с высоким, сужающимся к верху горлом и отогнутым венчиком. Роспись темно-коричневой краской по светло-коричневой грунтовке. Орнамент в виде сочетания ломаных, косых и дугообразных линий.

Bikonisches Gefäß aus gelbem Ton mit hohem, sich nach oben verjüngendem Hals und
ausladendem Rand. Die Verzierung besteht
aus wellenförmigen, schrägen und bogenförmigen Linien, die mit dunkelbrauner Farbe auf den hellbraunen Grund aufgetragen
wurde.

Е. С.

19.1. Сосуд с зооморфными
изображениями

19.1. Gefäß mit zoomorpher Verzierung
Keramik
H. 23 cm; max. Dm. des Gefäßes 24 cm;
Dm. des Bodens 12 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 97037, оp. А 1521/34
Ende 4.–1. Viertel 3. Jahrtausend v. Chr.

Глина
Высота 23 см; наибольший диаметр тулова
24 см; диаметр дна 12 см
ГИМ, инв. № 97037, оп. А 1521/34
Конец IV — первая четверть III тыс. до н. э.

Flachbodiges Gefäß mit bikonischem Gefäßkörper und zwei symmetrisch angeordneten
Сосуд плоскодонный с асимметричным
Henkeln. Das Gefäß weist vier Dekorzonen
биконическим туловом, без горла, с двуauf, die durch eine Kombination von senkмя симметричными ручками. Украшен
rechten Linien, Reihen von flachen, rundliсложной орнаментальной композицией,
chen Eindrücken sowie diagonale Kreuzliniсостоящей из четырех зон, отделенных
en voneinander getrennt sind. In jeder Zone
друг от другавертикальными линиями,
sind je zwei stilisierte Tiere in Bewegung,
рядами неглубоких округлых вдавлений,
wohl Pferde, dargestellt. Am Umbruch verа также перекрещивающимися диагоläuft eine horizontale Grübchenreihe, von
нальными линиями. В каждой зоне изоder radiale, zum Boden führende Linien ausбражены две стилизованные фигурки дви19.1
жущихся животных, возможно лошадей. На ребре, отделяющем gehen. Auf dem Gefäßboden sind Abdrücke eines Geflechtes zu seгорло от тулова, помещен горизонтальный ряд вдавлений, от hen. Die Verzierung ist in Stempel- und Kerbtechnik ausgeführt. Die
дна к ребру проведены радиальные линии. На дне сосуда видны geglättete Oberfläche weist eine gelbbraune Farbe auf.
отпечатки плетенки. Орнамент выполнен с помощью зубчатого Literatur: Мелюкова 1962.
штампа, нарезки. Поверхность сосуда неровного желто-корич- E. I.
невого цвета, заглажена.
Литература: Мелюкова 1962.

Э. И.

E. S.

17.6

19.1, деталь / Detail

306

307

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

20–28. Майкопская культура

20–28. Maikop-Kultur

Среди памятников эпохи ранней бронзы на Северном Кавказе
выделяются подкурганные захоронения, расположенные на равнинах и в предгорьях Кавказа и приуроченные к долинам рек.
Эта группа памятников, включающая и поселения, получила название «майкопская археологическая культура». Ее бытование
охватывает значительный промежуток времени — от начала
IV тыс. до н. э. до начала III тыс. до н. э. А ее ареал простирается
от Таманского полуострова на западе до побережья Каспийского
моря на востоке.
Существующий термин впервые встречается в «корочках» А. А. Спицына в 1920-х. В 1950-х Е. И. Крупнов соединил «ранее не связывающиеся группы памятников» — открытые на территории Кабарды и «сходные» с ними памятники Северо-Западного Кавказа — в одну культуру и назвал это новое образование «майкопской археологической культурой». Первоначально в майкопской
культуре, следуя схеме А. А. Иессена, различали два этапа —
майкопский и новосвободненский, как «два разновременных
этапа, различающиеся между собой по ряду элементов». Впоследствии в этих этапах видели генетически связанные комплексы, когда один должен продолжать развитие другого. Позже
Р. М. Мунчаев выделил промежуточный — переходный этап. Сегодня С. Н. Кореневским предпринята попытка выделения локальных вариантов по особенностям керамического комплекса.
Им же предложен термин «майкопско-новосвободненская общность».
В. А. Трифонов выделил несколько хронологических срезов культуры — от усть-джегутинского, наиболее древнего, до наиболее
молодых костромско-иноземцевского и бамутского.
К северу от основного ареала — на Нижнем Дону и на территории
современной Калмыкии — выявлены памятники майкопского
типа. Их стали называть «степным майкопом».
В 1970-х А. Д. Столяром была высказана идея о культурной неоднородности майкопских и новосвободненских памятников.
Эту идею разрабатывал В. А. Сафронов. Окончательно ее оформил А. Д. Резепкин, обосновав выделение новосвободненской
группы памятников в отдельную культуру.

Für die frühbronzezeitlichen Fundstätten im Nordkaukasus lassen
sich Hügelgräber nachweisen, die in Ebenen und Vorgebirgsabschnitten nahe von Flussbecken angelegt worden waren. Diese Gräbergruppen und die zugehörigen Siedlungen sind archäologisch unter
dem Begriff Maikop-Kultur zusammengefasst. Sie ist über einen
recht langen Zeitraum zu belegen, vom Beginn des 4. Jahrtausends
v. Chr. bis zum Beginn des 3. Jahrtausends v. Chr., ihr Verbreitungsgebiet erstreckte sich von der Halbinsel Taman im Westen bis zur Küste
des Kaspischen Meeres im Osten.
Der Begriff selbst findet sich erstmals in den 1920er Jahren bei
A. A. Spicyn. In den 1950er Jahren erweiterte E. I. Krupnov ihn um
früher nicht zu Gruppen zusammengefasste Fundstätten, die im Gebiet Kabardiens entdeckt wurden, sowie um vergleichbare Fundstätten aus dem Nordwest-Kaukasus. A. A. Jessen unterteilte die MaikopKultur zunächst in zwei Phasen, Maikop und Novosvobodnaja, für die
jeweils eine Reihe unterschiedlicher Elemente charakteristisch war.
Später ging man von einer genetischen Verbindung beider Phasen
aus, bei der die eine an die Entwicklung der anderen anknüpfte.
R. M. Munčaev unterschied im Weiteren eine Zwischen- oder Übergangsphase. Heute versucht v. a. S. N. Korenevskij, lokale Varianten
anhand von Besonderheiten der Keramik zu definieren; auf ihn geht
auch der Terminus “Maikop-Novosvobodnaja-Gemeinschaft” zurück.
V. A. Trifonov schlug eine zeitliche Untergliederung der Kultur vor, bei
der er die ältesten Erscheinungsformen im Rajon Ust-Džeguta, die
jüngsten in Kostroma-Inozemcevo und Bamut ansiedelte. Nördlich
des Haupt-Verbreitungsareals, am unteren Don und im Gebiet des
heutigen Kalmykiens, konnten ebenfalls Denkmäler des Maikop-Typs
nachgewiesen werden; diese sind als “Steppen-Maikop” bekannt geworden. In den 1970er Jahren brachte A. D. Stoljar die Hypothese vor,
die Maikop- und Novosvobodnaja-Fundstätten repräsentierten unterschiedliche Kulturen. Dieser Ansatz wurde zunächst von V. A. Safronov weiterverfolgt und schließlich von A. D. Rezepkin dahingehend
zugespitzt, dass er die Novosvobodnaja-Gruppe als eigenständige
Kultur postulierte.

20. Майкоп, Кубанская обл. (ныне Республика Адыгея), Россия.
Майкопский курган (Ошад)

20. Maikop, ehemaliges Gebiet Kuban, heute Republik Adygea,
Russland. Maikop-Kurgan Ošad

Курган находился на территории Майкопа, в северо-восточной
части города, на перекрестке двух улиц — Курганной и Подгорной. Самый большой в группе курганов на краю террасы. Датируется второй половиной IV тыс. до н. э. Отмечен на картах 1864
и 1874.
Раскопки Н. И. Веселовского проводились в мае — июне 1897.
Высота кургана составляла 10,65 м. Открыто два погребения. Основная могила впущена в материк. Изначально имела форму
продолговатого четырехугольника с закругленными углами и
вогнутыми стенами (длина 5,33 м, ширина 3,73 м). Дно могилы
выложено голышами в один-два слоя. Могила разделена перегородками на части — северную и южную, а северная — на западную и восточную. В каждой части находились останки погребенных в согнутом положении. Это единственный из курганов,
раскопанных Н. И. Веселовским, насыпь которого была разобрана по требованию местных властей. Однако, по данным А. А. Иессена, высота насыпи в 1930–1940-х составляла несколько метров, а в 1950 — около 1 м.

Ausgrabungen N. I. Veselovskij, 1897.
Der Kurgan befand sich im nordöstlichen Teil der Stadt Maikop an der
Kreuzung der Straßen Kurgannaja und Podgornaja.
Dieser Kurgan gehörte zu den größten in der am Rande einer Terrasse
gelegenen Kurgangruppe. Er ist auf Karten von 1864 und 1874 verzeichnet und wurde von Veselovskij von Mai bis Juni 1897 ausgegraben. Die Höhe des Kurgans betrug 10,65 m. Es wurden zwei Gräber
freigelegt. Das Hauptgrab wurde in den anstehenden Boden eingelassen. Die Grabgrube hatte ursprünglich eine rechteckige Form mit
abgerundeten Ecken und eingezogenen Wänden, bei einer Größe von
5,33 × 3,73 m. Der Boden wurde mit ein bis zwei Kieselsteinschichten
ausgelegt. Eine Trennwand teilte die Grube in einen nördlichen und
einen südlichen Teil, wobei der nördliche wiederum durch eine Trennwand in einen westlichen und östlichen Bereich geteilt wurde. In jedem Teil befanden sich Überreste von Bestatteten, die in Hockerstellung lagen. Dieser Kurgan ist der einzige, dessen Aufschüttung Veselovskij nach Forderung der örtlichen Behörde abgetragen hat. Dennoch maß seine Höhe nach Angaben von A. A. Jessen in den 1930er
und 1940er Jahren noch einige Meter und 1950 noch etwa 1 m.

Ю. П.

Literatur: ОАК за 1897 г.; Фармаковский 1914; Шлиман. Петербург. Троя.
1998.

Ju. P.

308

20.1

20.2

20.2, деталь / Detail

20.1

Ju. P.

Ю. П.

Литература: ОАК за 1897; Фармаковский 1914; Шлиман. Петербург. Троя
1998.

20.1

20.2, деталь / Detail

20.1. Три сосуда с шаровидным туловом
и отогнутым наружу венчиком

20.1. Drei kugelförmige Gefäße mit
ausladendem Rand

Глина
Высота 17 см; 18,8 см; 19,5 см
ГЭ, инв. № 34/108, 111, 112

Keramik
H. 17 cm; 18,8 cm und 19,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/108, 111, 112

Внешняя поверхность покрыта ангобом,
залощена. Под венчиком — следы подправки на круге. В южной части могилы
вдоль западной стенки стояло восемь сосудов.

Die Oberfläche der Gefäße ist geglättet und
engobiert. Im südlichen Teil der Grube standen entlang der Westwand acht Gefäße.
Ju. P.

Ю. П.
20.2. Сосуд кубковидной формы
с розеткой

20.2. Becherförmiges Gefäß mit „Rosette“
Silber
H. 10,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/95

Серебро
Высота 10,2 см
ГЭ, инв. № 34/95

Das Gefäß ist in Stanztechnik angefertigt.
Am Rand verläuft ein Streifen mit geometriИзготовлен в технике выколотки. Изобраscher Verzierung, am Gefäßkörper sind Darжения животных занимают часть тулова;
stellungen von Tieren, am Boden ein Muster
в основании горла поясок с геометричеaus zwölf Blütenblättern angebracht. Die
ским орнаментом. На дне сосуда сложная
Darstellungen sind in Ziselier-Technik ausgeдвенадцатилепестковая розетка. Изобра20.3
жения нанесены чеканом. По определению Н. К. Верещагина, führt. Nach Ansicht von N. K. Vereščagin handelt es sich hier um einen
здесь изображены первобытный тур, западнокавказские козлы Auerochsen, westkaukasische Ziegenböcke und vermutlich Geparde.
и, скорее всего, гепарды.
Literatur: Пиотровский 1994.
Литература: Пиотровский 1994.

Ju. P.

Ю. П.
20.3. Сосуд с шаровидным туловом и высоким горлом

20.3. Kugelförmiges Gefäß mit hohem Hals

Серебро
Высота 12,8 см
ГЭ, инв. № 34/97

Silber
H. 12,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/97

Ю. П.

Ju. P.

309

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

20.7

20.4

20.5

20.7, деталь / Detail

20.4. Сосуд с яйцевидным туловом
и высоким цилиндрическим горлом

20.4. Gefäß mit eiförmigem Gefäßkörper
und hohem zylindrischem Hals

Золото
Высота 13,6 см
ГЭ, инв. № 34/89

Gold
H. 13,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/89

Ю. П.

Ju. P.

20.5. Сосуд с шарообразным туловом
и отогнутым наружу венчиком

20.5. Gefäß mit kugelförmigem
Gefäßkörper und ausladendem Rand

Серебро
Высота 13,4 см
ГЭ, инв. № 34/98

Silber
H. 13,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/98

Ю. П.

Ju. P.

20.6. Чаша круглодонная с отогнутым
краем

20.6

20.6. Rundbodige Schale mit ausladendem
Rand

Серебро
Высота 11,7 см; 26 × 20 см
ГЭ, инв. № 34/105

Silber
H. 11,7 cm; Dm. 26 × 20 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/105

Вдоль восточной стены в южной части могилы располагалось около двадцати серебряных и золотых сосудов. Напротив, вдоль
западной стены, находились сосуды из
глины.

Entlang der östlichen Wand sowie im südlichen Teil der Grabgrube fanden sich ca. 20
Silber- und Goldgefäße. An der westlichen
Wand befanden sich Keramikgefäße.
Ju. P.

Ю. П.
20.7. Навершие булавы

20.7. Keulenaufsatz

Камень, золото
Диаметр 6,38 см
ГЭ, инв. № 34/91

Stein, Gold
Dm. der Keule: 5,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/91

Состоит из трех частей — каменной полой
и двух металлических. Находилось среди
посуды из серебра и золота. До сих пор
считается каменным сосудом с золотым
горлом и крышечкой.

Dreiteilig, aus einem hohlen Steinaufsatz sowie zwei Metallteilen. Der Gegenstand fand
sich beim Silber- und Goldgeschirr. Bislang
wurde es für ein Steingefäß mit Goldhals und
Deckel gehalten.

Литература: Пиотровский 1995.

Ю. П.

Literatur: Пиотровский
20.8

Ju. P.

20.8. Плоский топор

20.8. Flaches Beil

Камень
Длина 10 см
ГЭ, инв. № 34/4

Stein
L. 10 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/4

Заполирован. Лезвие затуплено.

Poliert, mit stumpfer Schneide.

Ю. П.

Ju. P.

20.2, деталь / Detail

310

311

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

20.9

20.9, деталь / Detail

20.15

20.10

20.10, деталь / Detail

20.11

20.9. Предмет «серповидной» формы

20.9. „Sichelförmiger“ Gegenstand

Камень
Длина по дуге 43 см
ГЭ, инв. № 34/5

Stein
Bogenlänge 43 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/5

На одном конце — сквозное отверстие. На
торцах — канавки.

An einem Ende eine durchgehende Bohrung,
an den Stirnseiten Rillen.

Ю. П.

Ju. P.

20.10. Кинжал

20.10. Dolch

Мышьковая медь
Длина 34,7 см
ГЭ, инв. № 34/7

Arsenkupfer
L. 34,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/7

20.12

Кинжал с расширяющимся лезвием, полукруглым на конце. На месте закрепления
рукояти — две заклепки из серебра. Был
согнут.

20.16

Dolch mit erweiterter Schneidekante und
abgerundetem Ende. Zwei Silbernieten an
der Stelle der Griffbefestigung. Verbogen.

20.15, деталь / Detail

20.16, деталь / Detail

Ju. P.

Ю. П.
20.11. Топор-тесло (мотыга)

20.11. Dechsel (Hacke)

Мышьковая медь
Длина 20,7 см
ГЭ, инв. № 34/10

Arsenkupfer
L. 20,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/10

Ю. П.

Ju. P.

20.12. Тесло (мотыга) с втулкой

20.12. Dechsel (Hacke) mit Tülle

Мышьковая медь
Длина 17,5 см
ГЭ, инв. № 34/11

Arsenkupfer
L. 17,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/11

Ю. П.

Ju. P.

20.17

20.15. Скульптурная фигурка быка

20.15. Ochsenfigur mit senkrechter Lochung im Rücken

Золото
Длина 7,6 см
ГЭ, инв. № 34/19

Gold
L. 7,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/19

Литая круглая фигурка натуралистично передает вид
животного — первобытного тура. В спине круглое
сквозное вертикальное отверстие. На груди — валик,
обозначающий свисающую шерсть. На лбу, между
рогами, орнамент, выполненный углубленными линиями.

Gegossene Figur in Form eines naturalistisch wiedergegebenen Auerochsen. Im Rücken eine runde senkrechte
Lochung. Ein Wulst an der Brust bezeichnet das herabhängende Fell. An der Stirn zwischen den Hörnern ist ein
Rillenmuster angebracht.
Ju. P.

Ю. П.
20.13. Тесло плоское

20.13. Flacher Dechsel

Мышьковая медь
Длина 10 см
ГЭ, инв. № 34/12

Arsenkupfer
L. 10 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/12

На поверхности — следы закрепления рукояти.

20.13

An der Oberfläche Spuren der Schäftungsbefestigung

Ю. П.

Ju. P.

20.14. Долото

20.14. Meißel (Beitel)

Мышьковая медь
Длина 11 см
ГЭ, инв. № 34/14

Arsenkupfer
L. 11 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/14

Долото в сечении четырехгранное.
Все предметы из мышьяковой меди и три
каменных предмета лежали в восточном
углу могилы на плетеной подстилке (возможно, являющейся остатками короба).

Querschnitt viereckig. Alle Gegenstände aus
Arsenkupfer sowie drei Steingegenstände
lagen im östlichen Teil der Grabgrube auf einer geflochtenen Unterlage bzw. in einem
Korb.

Ю. П.

Ju. P.

312

20.14

20.16. Скульптурная фигурка быка

20.16. Ochsenfigur mit senkrechter Lochung im Rücken

Серебро
Длина 9,2 см
ГЭ, инв. № 34/22

Silber
L. 9,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/22

Фигурка, идентичная передыдущей (кат. 20.15), с таким же отверстием в спине.
В могиле было найдено четыре фигурки бычков. По
размерам и деталям оформления они составляют
пары — золотой и серебряный.

Entsprechend der Figur Kat. Nr. 20.15. Im Grab befanden
sich vier Ochsenfiguren. Nach Maßen und Darstellungsdetails bilden sie zwei Paare, eines aus Gold, das andere
aus Silber.
Ju. P.

Ю. П.
20.17. Трубка полая с навершием

20.17. Rohr mit Aufsatz

Серебро
Длина 71,3 см
ГЭ, инв. № 34/24

Silber
L. 71,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/24

Фрагмент трубки-штандарта. Верхняя часть оформлена винтовой нарезкой и прорезями.

Fragment einer Standarte. Der obere Teil hat ein „Gewinde“ und Schlitze.

20.17, деталь / Detail

313

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

20.19

20.21

20.18

20.19, деталь / Detail

С восточной стороны рядом с
погребенным лежали полые
серебряные наборные трубки.
У четырех нижняя составная
часть была из золота. На четырех других трубках на нижнюю
часть были нанизаны золотые
и серебряные фигурки бычков.

Neben dem Bestatteten, an der
östlichen Seite, lagen hohle, zusammengesetzte Silberrohre. Vier
Rohre verfügen über einen unteren Abschnitt aus Gold, vier Rohre weisen in ihrem unteren Bereich aufgesetzte goldene und silberne Ochsenfiguren auf.

Ю. П.
20.18. Двенадцать
наконечников стрел
ромбической формы
Кремень
Длина 2,9–3,7 см
ГЭ, инв. № 34/2

Изготовлены на отщепах. Находились вместе с трубками из
серебра (см. кат. 20.17) с восточной стороны рядом погребенным.

20.22

20.23

20.24

20.25

20.21. Четыре нашивные рельефные бляшки — лев, идущий влево

20.21. Vier Appliken in der Form nach links gerichteter Löwen

Ju. P.

Золото
Длина 4,8 см
ГЭ, инв. № 34/31

Gold
L. 4,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. 34/31

20.18. Zwölf rautenförmige
Pfeilspitzen

Штампованные. По краям бляшек — отверстия для прикрепления. Общее количество таких бляшек — 33 экз.

In Relief dargestellte, gestanzte Figuren. An den Seiten Lochungen.
Gesamtzahl: 33 Stück.

Feuerstein
L. 2,9 bis 3,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/2

Ю. П.

Ju. P.

20.22. Четыре нашивные рельефные бляшки — бычок, идущий
вправо

20.22. Vier Appliken in der Form nach rechts gehender Ochsen

Angefertigt aus Feuersteinabschlägen. Die Pfeile lagen zusammen mit Silberrohren östlich
vom Bestatteten.
Ju. P.
20.20

Золото
Длина 3,1 см
ГЭ, инв. № 34/32

Штампованные. По краям бляшек — отверстия для прикрепления. Общее количество таких бляшек — 23 экз.

Gold
L. 3,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. 34/32

In Relief dargestellte, gestanzte Figuren. An den Seiten Lochungen.
Gesamtzahl: 23 Stück.
Ju. P.

Ю. П.

Ю. П.
20.19. Лента с пятью двойными пятилепестковыми розетками

20.19. Blechband mit fünf doppelten fünfblättrigen Rosetten

20.23. Четыре нашивные бляшки в виде колец

20.23. Vier Appliken in Form eines Ringes

Золото
Длина ленты 43,3 см
ГЭ, инв. № 34/34

Gold
L. 43,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. 34/34

Золото
Диаметр 3,4 см
ГЭ, инв. № 34/33

Gold
Dm. 3,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. 34/33

Пятилепестковые розетки вырезаны из листа золота. Нижняя,
плоская, имеет три группы отверстий. Верхняя, с полусферой в
центре, имеет две группы отверстий. Ленты (их было две) находились под черепом погребенного, розетки (их было десять) —
на останках верхней части туловища. По мнению Б. В. Фармаковского, ленты и розетки составляли единое головное украшение.

Blechrosetten mit fünf Blättern. Im unteren, flachen Teil befinden
sich drei Gruppen von Lochungen, der obere, welcher in der Mitte einen Halbkreis aufweist, besitzt zwei Gruppen. Die Bänder (es waren
insgesamt zwei) lagen unter dem Schädel, die Rosetten (zehn Stück)
auf dem Oberkörper. Nach Ansicht von B.V. Farmakovskij, gehörten
die Bänder und Rosetten zum Kopfschmuck.

Штампованные. По краям — три отверстия. Общее количество
таких бляшек — 40 экз.

Gestanzte Appliken in Form von Ringen mit drei Lochungen. Gesamtzahl: 40 Stück.

Ю. П.

Ju. P.

20.24. Крупная желобчатая бусина

20.24. Große geriffelte Perle

Литература: Фармаковский 1914.

Literatur: Фармаковский 1914.

Ю. П.

Ju. P.

Золото
Длина 4,3 см, диаметр 2,14 см
ГЭ, инв. № 34/42

Gold
L. 4,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. 34/42

Ю. П.

Ju. P.

20.20. Четыре нашивные рельефные бляшки — лев, идущий
вправо

20.20. Vier Appliken in der Form nach rechts gerichteter
Löwen

20.25. Крупная шарообразная бусина

20.25. Große kugelförmige Perle

Золото
Длина 6 см
ГЭ, инв. № 34/30

Gold
L. 6 cm
GE St. Petersburg, Inv. 34/30

Золото
Диаметр 3 см
ГЭ, инв. № 34/58

Gold
Dm. 3 cm
GE St. Petersburg, Inv. 34/58

Штампованные. По краям бляшек — отверстия для прикрепления. Общее количество таких бляшек — 37 экз.

In Relief dargestellte, gestanzte Figuren. An den Seiten Lochungen.
Gesamtzahl: 37 Stück.

Вся поверхность покрыта углубленным геометрическим орнаментом.

Flächendeckende Rillenverzierung.

Ю. П.

Ju. P.

Ю. П.

314

Ju. P.

315

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

20.26

20.27

20.27, деталь / Detail

20.26. Две пластинки бирюзы
неправильной формы с ушками

20.26. Zwei amorphe Türkisplatten mit
Ösen

Бирюза, золото
Длина 0,8 и 1 см
ГЭ, инв. № 34/65

Türkis, Gold
L. 0,8 cm und 1 cm
GE St. Petersburg, Inv. 34/65

Ю. П.

Ju. P.

20.27. Низка бусин и подвесок (40 экз.)

20.27. Kette mit Perlen und Anhängern
(40 Stück)

Бирюза
Длина бусин и подвесок 0,8–1,3 см
ГЭ, инв. № 34/66

20.30

20.31

20.30, деталь / Detail

20.33

20.32

Türkis
Maße: 0,8–1,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. 34/66

Ю. П.

Ju. P.

20.32, деталь / Detail

20.30. Низка бусин (39 экз.)

20.30. Perlen (39 Stück)

Золото
Наибольшая длина бусины 1 см
ГЭ, инв. № 34/52

Gold
L. bis zu 1 cm
GE St. Petersburg, Inv. 34/52

Ю. П.

Ju. P.

Ju. P.

20.31. Низка кружков-«шайб» (371 экз.)

20.31. Perlen (371 Stück)

20.29. Низка бусин (300 экз.)

20.29. Kette mit Perlen (300 Stück)

Сердолик
Диаметр 0,5–1 см; длина бусин 1,8–2,6 см
ГЭ, инв. № 34/72

Karneol
Dm. 0,5–1 cm; L. der Perlen 1,8–2,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. 34/72

Золото
Диаметр 0,3–0,9 см
ГЭ, инв. № 34/125

Gold
Dm. 0,3–0,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. 34/125

Ю. П.

Kette mit scheibenförmigen Perlen.

Бусины цилиндрической, биконической,
бочонковидной формы.

Zylindrische, bikonische und fassförmige Perlen.

20.32. Низка мелких бусин и кружков«шайб» (626 экз.)

Ю. П.

Ju. P.

Золото
Диаметр 0,4 см
ГЭ, инв. № 34/49

20.28. Низка бусин и подвесок (8 экз.)
Бирюза
Длина бусин и подвесок 0,5–1,7 см
ГЭ, инв. № 34/68

20.28. Kette mit Perlen und Anhängern
(8 Stück)
20.28

Ю. П.

Türkis
L. der Perlen und Anhänger: 0,5–1,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. 34/68

Ju. P.

20.34

20.32. Kette mit verschiedenen Perlen
(626 Stück)
Gold
D. 0,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. 34/49

Ю. П.

Ju. P.
20.29

20.33. Низка кружков-«шайб» (89 экз.)
20.33. Kette mit Scheibenperlen (89 Stück)

Золото
Диаметр 0,3–0,7 см
ГЭ, инв. № 34/54

Gold
Dm. 0,3–0,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. 34/54

Ю. П.

Ju. P.
20.34. Низка бусин, кружков, колпачков
(638 экз.)

20.34. Kette mit verschiedenen Perlen
und Appliken (638 Stück)

Золото, серебро, сердолик
Наибольший диаметр 0,4 см
ГЭ, инв. № 34/61

Все низки бусин и нашивные бляшки находились на останках погребенного в верхней части туловища.

Gold, Silber, Karneol
Dm. max. 0,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/61
20.34, деталь / Detail

Ю. П.

Ju. P.

20.35. Две подвески в виде кольца с бусиной

20.35. Zwei Anhänger in Form eines Ringes
mit Perle

Золото, сердолик
Диаметр колец 1,5 и 1,8 см; диаметр бусин 0,65
и 0,77 см
ГЭ, инв. № 34/115
20.29, деталь / Detail

316

Alle Perlen und Appliken lagen auf dem
Oberkörper des Bestatteten.

Ю. П.

Gold, Karneol
Dm. 1,5 cm; 1,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/115
20.35

Ju. P.

317

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

20.36

20.38

20.39

21.2

20.36. Котелок с дужкой

20.36. Kessel mit Henkel

Мышьяковая медь
Высота 17,2 см
ГЭ, инв. № 34/119

Arsenkupfer
H. 17,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/119

Ю. П.

Ju. P.

20.37. Чаша круглодонная

20.37. Rundbodige Schale

Мышьяковая медь
Наибольший диаметр 23,3 см
ГЭ, инв. № 34/120

Arsenkupfer
Dm. max. 23,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/120

Ю. П.

Ju. P.

20.38. Котел круглодонный
Мышьяковая медь
Высота 38 см
ГЭ, инв. № 34/121

21.3

21.4

20.38. Rundbodiger Kessel
Arsenkupfer

20.37

Dm. max. 38 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/121

21.2, деталь / Detail

21.3, деталь / Detail

21.4, деталь / Detail

21.2. Низка бусин-«шайб» (477 экз.)

21.2. Kette mit Scheibenperlen (477 Stück)

Все сосуды из мышьяковой меди находились в северо-восточной части могилы.

Alle Gefäße aus Arsenkupfer befanden sich im nordwestlichen Teil
der Grabgrube.

Серебро
Диаметр 0,2 см
ГЭ, инв. № 35/3

Silber
Dm. 0,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 35/3

Ю. П.

Ju. P.

Ю. П.

Ju. P.

20.39. Сосуд пифосообразный круглодонный

20.39. Rundbodiges pithosartiges Gefäß

21.3. Низка бусин-«шайб» (1321 экз.)

21.3. Kette mit Scheibenperlen (1321 Stück)

Глина
Высота 52 см
ГЭ, инв. № 34/127

Keramik
H. 52 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 34/127

Золото
Диаметр 0,2 см
ГЭ, инв. № 35/10

Gold
Dm. 0,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 35/10

Находился в северо-западной части могилы, напротив хозяйственной посуды из металла.

Das Gefäß befand sich im nordwestlichen Teil der Grabgrube, gegenüber dem Metallgeschirr.

Ю. П.

Ju. P.

Ю. П.

Ju. P.

21.4. Низка бусин (65 экз.)

21.4. Perlen (65 Stück)

Сердолик, морская пенка, ляпис-лазурит
Диаметр 0,5–1,1 см
ГЭ, инв. № 35/4

Karneol, Meerschaum, Azurstein
Dm. 0,5–1,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 35/4

21. Станица Старомышастовская, Кубанская обл. (ныне
Краснодарский край), Россия. Случайная находка 1897 (клад)

22. Kosakensiedlung Staromyšastovskaja, Gebiet Kuban (heute
Kranodarsker Kraj), Russland. Lesefund 1897 (Hort)

Разные металлические изделия и бусы были найдены 3 апреля
1897 при добывании глины. Поступили в Императорскую археологическую комиссию и переданы в Эрмитаж в 1897.

Die verschiedenen Metallgegenstände und Perlen wurden am 3. April
1897 bei der Tongewinnung gefunden und bei der Kaiserlichen Archäologischen Kommission abgegeben, die sie 1897 der Staatlichen
Eremitage übergab.

Литература: ОАК за 1897; Манцевич 1973; Шлиман. Петербург. Троя
1998.

Ю. П.

Literatur: ОАК за 1897; Манцевич 1973; Шлиман. Петербург. Троя 1998.

Ju. P.

21.1. Скульптурная подвеска — протома
льва

21.1. Anhänger in Form einer
Löwenprotome

Золото
Высота 1,9 см
ГЭ, инв. № 35/13

Gold
H. 1,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 35/13

Ю. П.

Ju. P.

Ю. П.

Ju. P.
21.5

21.5. Низка из трех колец с бусинами

21.5. Drei Ringe mit Perlen

Золото, сердолик
Диаметр колец 1,3–1,8 см; диаметр бусин
0,68–0,8 см
ГЭ, инв. № 35/16

Gold, Karneol
Dm. der Ringe 1,3–1,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 35/16

In einen Ring sind zwei, in den anderen drei
Karneolperlen eingehängt.

На одном кольце — две сердоликовые бусины, на другом — три.

Ju. P.

Ю. П.
21.6. Kette mit Ringen (50 Stück)
21.6. Низка колец (50 экз.)

Gold
Dm. 0,7–1,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 35/7

Золото
Диаметр 0,7–1,8 см
ГЭ, инв. № 35/7

Ju. P.

Ю. П.

21.6

21.1

318

319

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

22.1.1, 22.1.2

23.2

22.2.1

22. Станица Келермесская, Гиагинский р-н, Республика
Адыгея, Россия. Курганная группа

22. Kosakensiedlung Kelermesskaja, Rajon Giaginskaja,
Republik Adygea, Russland. Kurgangruppe

Раскопки Келермесской археологической экспедиции ГЭ 1980–
1995.

Ausgrabungen der archäologischen Kelermes-Expedition der Staatlichen Eremitage 1980–1985.

23.2, деталь / Detail

23.4

23.3

23.2. Наконечник копья

23.2. Lanzenspitze

Мышьяковая медь
Длина 46,9 см
ГЭ, инв. № 27/5

Arsenkupfer
L. 46,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 27/5

Наконечник узкой листовидной формы,
с продольным ребром. Черешок в сечении круглый, на конце прямоугольный.

Schmale blattförmige Spitze mit Mittelgrat.
Stiel im Querschnitt rund, am Ende rechteckig.

Ю. П.

Ju. P.

23.3. Вилообразный предмет с короткой
втулкой и двумя загнутыми зубьями

23.3. Gabelförmiger Gegenstand mit kurzer
Tülle und zwei gebogenen Zinken

22.1. Курган 6, погребение 8

22.1. Kurgan 6, Grab 8

22.1.1. Кубок сероглиняный

22.1.1. Grautoniger Becher

Глина
Высота 9,1 см
ГЭ, инв. № 2839/63

Keramik
H. 9,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2839/63

Ю. П.

Ju. P.

Мышьяковая медь
Ширина 11,6 см
ГЭ, инв. № 27/3

Arsenkupfer
B. 11,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 27/3

22.1.2. Сосуд
Глина
Высота 15 см
ГЭ, инв. № 2839/62

22.1.2. Gefäß

Ю. П.

Ju. P.

Keramik
H. 15 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2839/62

23.4. Четыре бусины

23.4. Vier Perlen

Ю. П.

Ju. P.

22.2. Курган 17, погребение 10

22.2. Kurgan 17, Grab 10

Три бусины кольцевидные и одна овальная плоская.

22.2.1. Сосуд остродонный с высоким
горлом

22.2.1. Spitzbodiges Gefäß mit hohem Hals

Ю. П.

Глина
Высота 20 см
ГЭ, инв. № 2839/13
Литература: Галанина, Пиотровский 1986

Keramik
H. 20 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2839/13
Literatur: Галанина, Пиотровский 1986
22.3.1

Ju. P.

Ю. П.

Сердолик
Длина наиболее крупной бусины 1,9 см
ГЭ, инв. № 27/6

23.5

Karneol
L. max 1,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 27/6

Ju. P.

23.5. Низка бусин и «шайб» (37 экз.)

23.5. Kette mit Perlen und Scheibenperlen
(37 Stück)

Золото
Длина наиболее крупной бусины 1,1 см
ГЭ, инв. № 27/7

Gold
Max. L. 1,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 27/7

Ю. П.

Ju. P.
22.3. Курган 20, погребение 6

22.3. Kurgan 20, Grab 6

22.3.1. Сосуд стройных пропорций

22.3.1. Gefäß mit schlanken Proportionen

Глина
Высота 23,3 см; наибольший диаметр 15,3 см
ГЭ, инв. № 2839/105

Keramik
H. 23,3 cm, max. Dm. 15,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2839/105

Ю. П.

Ju. P.

23. Станица Псебайская, Кубанская обл. (ныне Краснодарский
край), Россия

23. Kosakensiedlung Psebajskaja, Gebiet Kuban, heute
Krasnodarskij Kraj, Russland

Самый большой курган в группе. Центровая могила.
Раскопки Н. И. Веселовского, 1895.

Der größte Kurgan der Gruppe. Das Hautgrab.
Ausgrabungen von N. I. Veselovskij 1895.
23.1. Axt

Мышьяковая медь
Длина 15,2 см
ГЭ, инв. № 27/2

Arsenkupfer
L. 15,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 27/2

Ю. П.

Ju. P.

320

23.6. Zwei Ringe, einer davon mit Anhänger

Золото, сердолик
Диаметр колец 0,4 и 0,8 см; диметр бусины 0,6 см
ГЭ, инв. № 27/8

Gold, Karneol
Dm. 0,4 und 0,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 27/8

Ю. П.

Ju. P.
23.6

23.1. Топор втульчатый

23.1

23.6. Два кольца, одно с бусиной

24. Станица Новосвободная (быв. Царская), Кубанская обл.,
Майкопский отдел (ныне Майкопский р-н, Республика
Адыгея), Россия

24. Kosakensiedlung Novosvobodnaja (ehemalige Zarskaja),
Gebiet Kuban, Abteilung Maikop (heute Rajon Maikop, Republik
Adygea), Russland

На левом берегу р. Фарс к северу от станицы — большая группа
курганов. Могильник «Клады» (название урочища) состоит из 8
крупных курганов, протянувшихся цепочкой с запада на восток,
и 10 небольших курганов.
В 1898 Н. И. Веселовский раскопал два наиболее высоких кургана. В 1950 А. А. Иессен раскопал три небольших кургана. С 1979
по 1991 работы проводил Майкопский отряд (нач. А. Д. Резепкин) Кубанской Новостроечной археологической экспедиции
(нач. В. С. Бочкарев). Раскопано 22 кургана, 8 из которых были
перекрыты 12-метровой насыпью кургана Серебряный. Под этой
же насыпью находился грунтовый могильник, включавший в себя только детские погребения.

Am linken Ufer des Flusses Fars nördlich der Kosakensiedlung befindet sich eine große Kurgangruppe. Die Nekropole «Klady» besteht
aus acht großen Kurganen, die sich von Westen nach Osten erstrecken, sowie zehn kleinen Kurganen.
1898 grub N. I. Veselovskij zwei große Kurgane aus.1950 grub A. A. Jessen drei kleine Kurgane aus. 1979–1991 wurden die Ausgrabungen von
der Maikop-Gruppe (Leiter: A. D. Rezepkin) der archäologischen KubanExpedition (im Zusammenhang mit Bauprojekten; Leiter V. S. Bočkarev)
durchgeführt. Es wurden 22 Kurgane untersucht, acht davon befanden
sich unter der 12 m hohen Aufschüttung des Kurgans «Serebrjannyj».
Unter dieser Aufschüttung befand sich ebenfalls eine Nekropole, die
ausschließlich aus Kindergräbern bestand.

321

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

24.1. Курган 1

24.1. Kurgan 1

Конец IV тыс. до н. э., майкопская культура.
Раскопки Н. И. Веселовского, 1898.

Ende 4. Jahrtausend v. Chr., Maikop-Kultur.
Ausgrabungen von N. I. Veselovskij 1898.

24.1.1. Топор проушной,
орнаментированный

24.1.1. Verzierte Axt
Bronze
L. 11,4 cm; B. der Schneide 5,2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42405, оп. A. 89/32

Бронза
Длина 11,4 см; ширина лезвия 5,2 см
ГИМ, инв. № 42405, оп. А 89/32

Axt mit runder Tülle und massivem Rücken.
Verzierung mit Perl- und Kerbreihen.

Топор втульчатый, с круглой втулкой, с массивной обушной частью. Внешняя поверхность обуха и боковых сторон орнаментирована рядами жемчужин и насечек.

Literatur: ОАК за 1898; Попова 1963; Мунчаев
1975.

N. Š.

Литература: ОАК за 1898; Попова 1963;
Мунчаев 1975.

Н. Ш.

24.1.1

24.1.2. Два тесла

24.1.2. Zwei Dechsel

Бронза
Длина 8,9 и 9,7 см; ширина основания
4,2 и 4,8 см
ГИМ, инв. № 42405, оп. А 89/34, 35

Bronze
L. 8,9 cm und 9,7 cm; B. an der Basis 4,2 cm und
4,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42405, оп. A 89/34, 35

а) Тесло плоское трапециевидной в плане
формы, с выпуклым лезвием, почти прямой пяткой с закругленными углами и прямыми боковыми сторонами. Фаска лезвия выполнена ковкой.
б) Тесло плоское трапециевидной в плане
формы, с выпуклым лезвием, слегка выпуклой пяткой и почти прямыми боковыми сторонами. Режущая кромка лезвия
раскована.

Flacher trapezförmiger Dechsel mit ovaler
Schneide, nahezu geradem Nacken und geraden Schmalseiten. Ecken des Nackens abgerundet. Schrägkante der Schneide geschmiedet.
Flacher trapezförmiger Dechsel mit ovaler
Schneide, leicht abgerundetem Nacken und
nahezu geraden Schmalseiten. Schneide geschmiedet.
Literatur: ОАК за 1898; Попова 1963; Мунчаев
1975.

Литература: ОАК за 1898; Попова 1963;
Мунчаев 1975.

N. Š., V. A. T.

Н. Ш., В. А. Т.
24.1.3. Долото желобчатое
Бронза
Длина 9,9 см; ширина основания
4,8 см
ГИМ, инв. № 42405, оп. А 89/28

24.1.3. Hohlbeitel
24.1.2

Bronze
L. 9,9 cm; B. 4,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42405, оп. A 89/28

Hohlbeitel mit kurzem, vierkantigem Schaft,
im Querschnitt rundem Stiel und halbrunder
Schneide. Das Werkzeug ist zur Schneide hin
verjüngt. Die Schneide ist einseitig geschliffen.

Долото с коротким четырехгранным насадом, круглым в сечении стержнем и желобчатым лезвием. Лезвийная часть представляет собой сужающийся желоб, занимающий приблизительно треть общей длины инструмента. Режущая кромка лезвия
полукруглой формы.

Literatur: ОАК за 1898; Попова 1963; Мунчаев
1975.

N. Š., V. A. T.

Литература: ОАК за 1898; Попова 1963;
Мунчаев 1975.

Н. Ш., В. А. Т.
24.1.4. Два кинжала
Бронза
а) Длина кинжала 19,8 см; длина
клинка 13,7 см; длина черенка
5,1 см; ширина клинка
у заплечиков 3,3 см; наибольшая
толщина клинка в сечении 0,15 см
б) Длина кинжала 17,9 см; длина
клинка 14,5 см; длина черенка
3,4 см; ширина заплечиков 3,9 см;
наибольшая толщина клинка в
сечении 0,3 см
ГИМ, инв. № 42405, оп. А 89/47, 49

24.1.3

Zweischneidige, leicht asymmetrische Klinge in länglicher Dreiecksform mit abfallender Schulter und flacher, schmaler, zum spitzen
Ende hin verjüngter Angel. Klinge im Querschnitt linsenförmig.
Literatur: ОАК за 1898; Попова 1963; Мунчаев 1975.

N. Š., V. A. T.

Литература: ОАК за 1898; Попова 1963; Мунчаев 1975.

Н. Ш., В. A. Т.
24.1.5. Наконечник копья

24.1.5. Lanzenspitze

Бронза
Длина 17,4 см; ширина пера 2,5 см; диаметр
черенка у пера 0,9 см; размер сечения стержня
в верхней части 0,5 × 0,6 см
ГИМ, инв. № 42405, оп. А 89/54

Bronze
L.17,4 cm; B. des Blattes 2,5 cm; Dm. des Schaftes
am Blatt 0,9 cm; Querschnitt des Schaftes im
oberen Teil 0,5 × 0,6 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42405, оп. A 89/54

Наконечник копья с коротким листовидBlattförmige Lanzenspitze/Speerspitze mit
ным пером, длинным круглым в сечении
kurzem Blatt, langem, im Querschnitt runчеренком и четырехгранным заостренdem Hals und vierkantiger spitzer Schaftzunным насадом. Перо, черенок и насад равge. Das Blatt, der Hals und die Schaftzunge
ны по длине. По всей длине пера с обеих
sind nahezu gleich lang. Das Blatt verfügt auf
24.1.5
сторон проходит низкий валик, переходяbeiden Seiten über einen niedrigen Grat, der
щий в черенок. В месте перехода черенка в насад располагается in den Hals übergeht. Am Übergang des Halses in die Schaftzunge
округлое утолщение — упор для древка.
befindet sich ein Wulst.
Литература: ОАК за 1898; Попова 1963; Мунчаев 1975.

Literatur: ОАК за 1898; Попова 1963; Мунчаев 1975.

Н. Ш., В. A. Т.

N. Š., V. A. T.

24.1.6. Крюк втульчатый с вилкой с двумя
мужскими фигурками

24.1.6. Tüllenhaken mit drei Zinken und
zwei Männerfiguren

Бронза
Длина крюка с втулкой 7,6 см; диаметр втулки
1,1 см; длина боковых крюков 2,5 см;
высота фигурок 3 и 3,2 см
ГИМ, инв. № 42405, оп. А 89/79

Bronze
Gesamtl. 7,6 cm, Dm. der Tülle 1,1 cm;
L. der seitlichen Zinken 2,5 cm;
H. der Figuren 3 cm und 3,2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42405, оп. A 89/79

Крюк втульчатый с двузубой вилкой у осAn der Tüllenbasis befinden sich zwei symнования втулки и двумя мужскими фигурmetrisch angeordnete Zinken mit je einer
ками на зубьях вилки, симметрично расMännerfigur. In der Tüllenbasis befinden sich
положенными относительно втулки крюzwei seitliche Öffnungen, eine weitere Öffка. На втулке у основания два отверстия,
nung liegt etwas weiter nach oben versetzt.
два боковых и одно отверстие чуть дальDie auf den seitlichen Zinken angebrachten
24.1.6
ше по втулке. На перекладине вилки (стоMännerfiguren sind mit dem Gesicht zueinрона, противоположная направлению зубьев) симметрично от- ander gewandt. Es handelt sich um zwei „Faustkämpfer“, die ein bis
носительно втулки расположены две обращенные лицом друг к zwei Schritte von einander entfernt stehen, wobei das linke Bein
другу мужские фигурки — изображение противостоящих друг nach vorne gesetzt, das rechte einen halben Schritt nach rechts geдругу в левосторонней стойке «кулачных бойцов». Согнутая в stellt ist. Der linke angewinkelte Arm befindet sich vor dem Körper,
локте левая рука вынесена перед туловищем, локоть слегка опу- der Ellbogen ist leicht gesenkt; die linke „Faust“ einer der Figuren
щен; левый кулак у одной фигурки — на уровне плеча, у дру- befindet sich in Schulterhöhe, bei der anderen Figur etwas höher. Der
гой — чуть выше. Правая рука также согнута в локте, а кулак на rechte Arm ist ebenfalls angewinkelt, mit der „Faust“ in Kinnhöhe.
уровне подбородка. «Бойцы» почти полностью обнажены, ре- Die „Kämpfer“ sind fast völlig nackt dargestellt, wobei ein Wulst im
льефным валиком обозначены пояса. На голове одной из фигу- Hüftbereich einen Gürtel bezeichnet. Eine der Figuren weist am Kopf,
рок изображена налобная повязка или тесьма, надетая поверх oberhalb der Ohren, ein Stirnband auf. Im breiten Gesicht sind Auушей. На широких лицах обозначены брови, глаза, нос с горбин- genbrauen, Augen, eine leicht gebogene Nase sowie ein Bart modelliert.
кой и борода.

24.1.4. Zwei Dolche

Литература: ОАК за 1898; Попова 1963; Мунчаев 1975.

Literatur: ОАК за 1898; Попова 1963; Мунчаев 1975.

Bronze
L. des Dolches 19,8 cm; L. der Klinge
13,7 cm; L. der Griffangel 5,1 cm;
B. der Klinge an der Schulter 3,3 cm,
max. Klingenstärke im Querschnitt
0,15 cm
L. des Dolches 17,9 cm; L. der Klinge
14,5 cm; L. der Griffangel 3,4 cm;
B. an der Schulter 3,9 cm; max.
Klingenstärke im Querschnitt 0,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42405,
оп. A 89/47, 49

Н. Ш., В. A. Т.

N. Š., V. A. T.

Zweischneidige Klinge in länglicher Dreiecksform mit breiter, abа) Обоюдоострый клинок выfallender Schulter, abgerundeter
тянутой треугольной формы,
Spitze und flacher, schmaler Anс широкими покатыми запле24.1.4
чиками, округлым острием и плоским узким черенком с па- gel. Angel mit parallelen Seiten und spitzem Ende. Klinge im Querраллельными сторонами и приостренным концом. Поперечное schnitt linsenförmig. An der Klinge und an der Angel Wicklungsspuren.

322

сечение клинка линзовидное. На клинке и черенке сохранились
следы обмотки шнуром.
б) Обоюдоострый клинок вытянутой слегка асимметричной треугольной формы, с покатыми заплечиками, плоским узким черенком, сужающимся к приостренному концу. Поперечное сечение клинка линзовидное.

24.1.7. Булавка

24.1.7. Nadel

Золото
Длина 11 см; диаметр стержня в средней части
0,4 см; диаметр отверстия 0,12 см
ГИМ, инв. № 42405, оп. А 89/64, ЗБ-2

Gold
L. 11 cm; mittiger Schaft-Dm. 0,4 cm;
Dm. der Durchlochung 0,12 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42405, оп. A 89/64, ЗБ-2

Булавка в виде большой иглы, нижний конец заострен, верхний округлой формы.
В верхней трети стержня — небольшое
утолщение со сквозным отверстием, выполненным пробивкой (?).

Nadel mit abgerundetem Kopf. Der obere,
durchlochte Teil des Schaftes ist etwas verdickt.

Литература: ОАК за 1898; Попова 1963;
Мунчаев 1975.

Literatur: ОАК за 1898; Попова 1963; Мунчаев
1975.

N. Š., V. A. T.
24.1.7

Н. Ш., В. A. Т.

323

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

24.1.8. Низка бусин с подвеской
в золотой оправе

24.1.8. Perlen und Anhänger
mit Goldfassung

Золото, сердолик, горный хрусталь
Наибольший диаметр золотых бусин 0,52 см;
диаметр сердоликовых бусин 0,5–0,9 см;
диаметр хрустальных бусин 0,65 см; длина
подвески 3,5 см; наибольшая ширина
подвески 0,65 см; оправа подвески 1,5 × 1,1 см
ГИМ, инв. № 42405, оп. А 89/63 (1–94)

Gold, Karneol, Bergkristall
Max. Dm. der Goldperlen 0,50–0,52 cm;
Dm. der Karneoplerlen 0,5–0,9 cm;
Dm. der Bergkristallperlen 0,65 cm;
tropfenförmiger Bergkristallanhänger:
L. 3,5 cm; max. B. 0,65 cm; Goldfassung:
1,5 × 1,1 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42405, оп. A 89/63 (1-94)

Золотые бусины бочонкообразной формы
(52 экз.). Бусины из сердолика цилиндрической, дисковидной, бочонкообразной и биконической формы (39 экз.). Бусины из горного хрусталя дисковидной
формы (2 экз.). Каплевидная подвеска из
горного хрусталя в золотой оправе неправильной треугольной формы, с отверстием.

Goldperlen: fassförmig (52 Stück); Karneolperlen: zylindrisch, scheibenförmig, fassförmig und bikonisch (39 Stück); Bergkristallperlen: scheibenförmig (2 Stück). Der in Gold
gefasste und durchbohrte tropfenförmige
Bergkristallanhänger weist annähernd dreieckige Form auf.

Литература: ОАК за 1898; Попова 1963;
Мунчаев 1975.

Literatur: ОАК за 1898; Попова 1963; Мунчаев
1975.

Н. Ш., В. A. Т.

N. Š., V. A. T.
24.1.8

24.1.9. Пять пронизей

24.1.9. Fünf Röhrchen

Серебро
Длина 5,4 см; 4,6 см; 4,85 см; 4,9 см; 3,9 см;
наибольший диаметр 0,5 см; 0,45 см; 0,55 см;
0,5 см; 0,5 см
ГИМ, инв. № 42405, оп. А89/62 (1–5)

Silber
L. 5,4; 4,6; 4,85; 4,9; 3,9 cm; max. Dm. 0,5; 0,45;
0,55; 0,5; 0,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42405, оп. A 89/62 (1–5)

Пронизи биконические.

Literatur: ОАК за 1898; Попова 1963; Мунчаев
1975.

Bikonische Röhrchen.

Литература: ОАК за 1898; Попова 1963;
Мунчаев 1975.

N. Š., V. A. T.

Н. Ш., В. A. Т.
24.1.9

24.1.10. Кольцо с подвеской
из лазурита и кольцо с подвеской
из лазурита в золотой оправе
Золото, лазурит
а) Диаметр кольца 1,56 см; толщина
проволоки 0,15 см; длина подвески 1,15 см
б) Диаметр кольца 1,7 см; толщина проволоки
0,15 см; длина подвески 1,7 см
ГИМ, инв. № 42405, оп. А 89/36, 37

а) Золотое кольцо с подвеской из лазурита. Кольцо с сомкнутыми концами из круглой в сечении проволоки; подвеска неправильной формы в виде узкого бруска
с отверстием.
б) Золотое кольцо с подвеской из лазурита
в золотой оправе с отверстием. Кольцо
с почти сомкнутыми концами из круглой
в сечении проволоки.

24.1.10

Шар из цветного камня, полированный.

Polierte Kugel aus buntem Stein.

Литература: Попова 1963; Мунчаев 1975.

Literatur: Попова 1963; Мунчаев 1975.

Н. Ш., В. A. Т.

N. Š., V. A. T.

24.1.12

24.2. Курган 2

24.2. Kurgan 2

Конец IV тыс. до н. э., майкопская культура.
Раскопки Н. И. Веселовского, 1898.

Ende 4. Jahrtausend v. Chr., Maikop-Kultur
Ausgrabungen von N. I. Veselovskij 1898.

24.2.1. Кубок

24.2.1. Becher

Глина
Высота 15,2 см; диаметр дна 5 см; наибольший
диаметр тулова 13,3 см; диаметр горла 10,6 см
ГИМ, инв. № 42405, оп. А 89/89

Keramik
H. 15,2 cm; Dm des Bodens 5 cm; max. Dm. des
Gefäßkörpers 13,3 cm; Dm des Halses 10,6 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42405, оп. A 89/89

Кубок плоскодонный с округлым туловом,
крутыми плечиками и высоким цилиндрическим горлом с отогнутым наружу
венчиком. Внешняя поверхность покрыта
черным ангобом и залощена до блеска.
Внутренняя поверхность темно-серого
цвета. Плотное тесто светло-серого цвета,
без видимых примесей. Плечики сосуда
украшены семью параллельными рядами
мелких наклонных оттисков штампа,
имитирующих оттиски шнура или тесьмы.

Flachbodiges Gefäß mit bauchigem Gefäßkörper, gewölbter Schulter, hohem zylindrischem Hals und ausladendem Rand. Die
Oberfläche ist glänzend poliert und schwarz
engobiert. Die Innenfläche ist dunkelgrau.
Der gut gemagerte, hellgraue Ton verfügt
über keine sichtbaren Einschlüsse. An der
Schulter verlaufen sieben parallele Stempelreihen, die Schnureindrücke imitieren. Das
Muster ist mit einem kleinen, schräg gestellten Stempel ausgeführt.

24.2.1

Literatur: ОАК за 1898; Попова 1963; Мунчаев
1975.

Gold, Lazurit
a) Dm. des Ringes 1,56 cm; Drahtstärke 0,15 cm;
Anhänger 1,15 cm
b) Dm. des Ringes 1,7 cm; Drahtstärke 0,15 cm;
Anhänger 1,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42405, оп. A 89/36, 37

Н. Ш., В. A. Т.

N. Š., V. A. T.

24.2.2. Крюк с рукоятью

24.2.2. Haken mit Griff

Бронза, дерево, текстиль
Длина крюка 10,6 см; наибольшее сечение
0,8 × 0,9 см; длина рукояти 4,3 см;
диаметр рукояти 1,1 см
ГИМ, инв. № 42405, оп. А 89/47

Bronze, Holz, Textil
L. des Hakens 10,6 cm; max. Querschnitt 0,8 × 0,9 cm;
L. des Griffes 4,3 cm; Dm. des Griffes 1,1, cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42405, оп. A 89/47

a) Goldring mit Anhänger aus Lazurit. Ring
mit geschlossenen Enden aus rundem Draht,
Anhänger in Form eines schmalen Stäbchens
mit Bohrung.
b) Goldring mit Anhänger aus Lazurit in
Goldfassung mit Bohrung. Ring mit nahezu
geschlossenen Enden aus rundem Draht.

Крюк однозубый с черенковым насадом и
упором для рукояти, четырехгранный в
сечении; вставлен в округлую деревянную
рукоять, на которой сохранилась обмотка
шнуром.

Literatur: ОАК за 1898; Попова 1963; Мунчаев
1975.

Литература: ОАК за 1898; Попова 1963;
Мунчаев 1975.

N. Š., V. A. T.

Н. Ш., В. A. Т.

24.1.10

24.1.11. Две булавки посоховидные

24.1.11. Zwei gebogene Nadeln

Серебро
а) Длина 12,5 см; наибольший диаметр 0,4 см;
диаметр отверстия 0,25 × 0,2 см
б) Длина 11 см; наибольший диаметр 0,37 см;
диаметр отверстия 0,12 см
ГИМ, инв. № 42405, оп. А 89/70, 72

Silber
L. 12,5 cm; max. Dm. 0,4 cm; Dm. der Bohrung
0,25 × 0,2 cm
L. 11 cm; max. Dm. 0,37 cm; Dm. der Bohrung
0,12 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42405, оп. A 89/70, 72

Булавки из круглого в сечении стержня,
Nadeln mit rundem Schaftquerschnitt, im
изогнутого в верхней трети своей длины.
oberen Teil gebogen. An der Biegung befinВ основании изгиба сквозное отверстие.
det sich eine seitlich angebrachte Lochung.
Направление отверстия перпендикулярно
Das untere Schaftende läuft spitz zu, das
24.1.11
плоскости изгиба булавки. Нижний конец заострен, верхний за- obere ist abgerundet.
круглен.
Literatur: ОАК за 1898; Попова 1963; Мунчаев 1975.

324

Stein
Dm. 2,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42405, оп. A 89/73

Литература: ОАК за 1898; Попова 1963;
Мунчаев 1975.

Н. Ш., В. A. Т.

Н. Ш., В. A. Т.

24.1.12. „Schleuderkugel“

Камень
Диаметр 2,8 см
ГИМ, инв. № 42405, оп. А 89/73

24.1.10. Ring mit Lazuritanhänger und Ring
mit Lazuritanhänger in Goldfassung

Литература: ОАК за 1898; Попова 1963;
Мунчаев 1975.

Литература: ОАК за 1898; Попова 1963; Мунчаев 1975.

24.1.12. «Пращевой» шар

24.2.2

Einzinkiger Haken mit Griffdorn. Der im
Querschnitt vierkantige Griffdorn ist in einen
Holzgriff eingelassen. Auf dem Holzgriff erhaltene Schnurumwicklung.
Literatur: ОАК за 1898; Попова 1963; Мунчаев
1975.

N. Š., V. A. T.

24.2.3. Низка бусин (177 экз.)

24.2.3. Perlenkette (177 Stück)

Золото, серебро, сердолик
Диаметр серебряных бусин 0,2–0,25 см;
золотых 0,8 см; сердоликовых 0,3–0,55 см;
длина серебряных пронизей 0,78–1,40 см
ГИМ, инв. № 42405, оп. А 89/72 (1–177)

Gold, Silber, Karneol
Dm. der Silberperlen 0,2–0,25 cm; Dm. der
Goldperlen 0,8 cm; Dm. der Karneolperlen
0,3–0,55 cm; L. der Silberröhrchen 0,78–1,40 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42405, оп. A 89/72 (1–177)

Низка бус, в состав которой входят золотые бочонковидные (4 экз.) и биконическая (1 экз.) бусины, сердоликовые дисковидные бусины (9 экз.), мелкие серебряные бочонковидной и цилиндрической
формы (158 экз.), серебряные биконические пронизи (5 экз.).

Die Perlenkette besteht aus a) fassförmigen
(4) und bikonischen (1) Goldperlen, b) scheibenförmigen Karneolperlen (9), c) kleinen
fassförmigen und zylindrischen (158) Perlen,
d) Silberperlen sowie bikonischen Silberröhrchen (5).
Literatur: ОАК за 1898; Попова 1963; Мунчаев
1975.

Литература: ОАК за 1898; Попова 1963;
Мунчаев 1975.

N. Š., V. A. T.

Н. Ш., В. A. Т.

N. Š., V. A. T.
24.2.3

325

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

24.2.4. Кольцо спиральное

24.2.4. Spiralring

24.3. Курган 28, погребение 1

24.3. Kurgan 28, Grab 1

Золото
Диаметр кольца 1,8 см; диаметр проволоки
0,25 см
ГИМ, инв. № 42405, оп. А 89/68

Gold
Dm. des Ringes 1,8 cm; Drahtstärke 0,25 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42405, оп. A 89/68

Раскопки Майкопского отряда Кубанской
Новостроечной археологической экспедиции, 1979–1991.

Ausgrabungen der Maikop-Gruppe der archäologischen Kuban-Expedition (im Zusammenhang mit Bauprojekten), 1979–1991.

Goldener Spiralring aus rundem Draht mit
annähernd zwei Windungen.

Литература: Rezepkin 2000; Резепкин 2012.

Literatur: Rezepkin 2000; Резепкин 2012.

Literatur: ОАК за 1898; Попова 1963; Мунчаев
1975.

24.3.1. Наконечник стрелы

Золотое круглое спиральное кольцо почти
в два оборота, свернутое из круглой в сечении проволоки.
Литература: ОАК за 1898; Попова 1963;
Мунчаев 1975.

N. Š., V. A. T.

Н. Ш., В. A. Т.

24.3.1

24.3.1. Pfeilspitze

Рог
Длина 12 см
ГЭ, инв. № 2785/124

Horn
L. 12 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/124

Ю. П.

Ju. P.

24.2.4

24.2.5. Подвески из резцов благородного
оленя

24.2.5. Kette aus Schneidezähnen eines
Rothirsches

24.4. Курган 30, погребение 2

24.4. Kurgan 30, Grab 2

Раскопки 1979–1991.

Ausgrabungen 1979-1991.

Зубы оленя
Средняя длина 2,3 см
ГИМ, инв. № 42405, оп. А 89/93

Tierzahn
Durchschnittliche L. 2,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42405, оп. A 89/93

24.4.1. Чернолощеная амфора

24.4.1. Schwarzpolierte Amphora

Бусины-подвески из просверленных зубов
благородного оленя.

Kette mit durchbohrten Schneidezähnen.

Глина
Высота 17,8 см; диаметр тулова 15,5 см
ГЭ, инв. № 2785/76

Keramik
H. 17,8 cm; Dm. des Körpers 15,5, cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/76

Имеет две ручки. Плечики сосуда орнаментированы «елочкой» в четыре ряда.

Die zweihenklige Amphora ist mit vier Reihen von Tannenzweigmustern verziert.

Ю. П.

Ju. P.

Literatur: ОАК за 1898; Попова 1963; Мунчаев
1975.

Литература: ОАК за 1898; Попова 1963;
Мунчаев 1975.

N. Š.

Н. Ш.

24.4.1

24.5. Курган 31, погребение 5

24.5. Kurgan 31, Grab 5

24.2.6. Фрагмент текстиля

24.2.6. Textilfragment

Раскопки 1979–1991.

Ausgrabungen 1979–1991.

Хлопок, шерсть
16 × 9,4 см
ГИМ, инв. № 42405, оп. А 89/85

Baumwolle, Wolle
16 × 9,4 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42405, оп. A 89/85

Литература: Резепкин 2012.

Literatur: Резепкин 2012.

24.5.1. Миниатюрный сосуд с ручкой

24.5.1. Miniaturgefäß mit Henkel

Фрагмент ткани газового переплетения из
тонких нитей с низкой плотностью. Ткань
имела бежевый фон с вертикальными полосами темно-коричневого цвета.

Stoff-Fragment aus dünnem Garn in Leinwandbindung mit niedriger Gewebedichte.
Beigefarbener Stoff mit senkrechten dunkelbraunen Streifen.

Глина
Высота 4,9 см; диаметр венчика 7,5 см
ГЭ, инв. № 2785/74

Keramik
H. 4,9 cm; Dm. desRandes 7,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/74

Под венчиком орнамент — горизонтальные ряды «елочки». Сохранилась средняя
часть ручки.

Unter dem Rand verlaufen horizontale Reihen von Tannenzweigmustern. Erhalten ist
der mittlere Teil des Henkels.

Литература: ОАК за 1898; Попова 1963;
Шишлина, Орфинская, Голиков 2002; Shishlina,
Orfinskaya, Golikov 2003.

24.2.5

Literatur: ОАК за 1898; Попова 1963; Шишлина,
Орфинская, Голиков 2002; Shishlina, Orfinskaya,
Golikov 2003.

Н. Ш.

N. Š.

24.2.7. Две булавки посоховидные

24.2.7. Zwei gebogene Nadeln

Серебро
а) Длина 15,2 см; наибольший диаметр 0,5 см;
диаметр отверстия 0,37 см
б) Длина 13,8 см; наибольший диаметр 0,5 см;
диаметр отверстия 0,37 см
ГИМ, инв. № 42405, оп. А 89/65, 66

Silber
a) L. 12,5 cm; max. Dm. 0,4 cm;
Dm. der Bohrung 0,25 × 0,2 cm
b) L. 11 cm; max. Dm. 0,37 cm;
Dm. der Bohrung 0,12 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42405, оп. A 89/65, 66

Булавки из круглого в сечении стержня,
изогнутого в верхней трети своей длины.
В основании изгиба сквозное отверстие.
Направление отверстия перпендикулярно
плоскости изгиба булавки. Нижний конец
заострен, верхний закруглен.

24.2.6

Ю. П.

Ju. P.
24.5.1

24.5.2. Сосуд

24.5.2. Gefäß

Глина
Высота 20,5 см
ГЭ, инв. № 2785/73

Keramik
H. 20,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/73

Кубок чернолощеный с выделенным горлом. По плечикам — орнамент «елочка»
в три горизонтальных ряда.

Schwarzpolieter Becher mit abgesetztem
Hals. An der Schulter drei horizontale Reihen
von Tannenzweigmustern.

Ю. П.

Ju. P.

Nadeln mit rundem Schaftquerschnitt, im
oberen Teil gebogen. An der Biegung befindet sich eine seitlich angebrachte Lochung.
Das untere Schaftende läuft spitz zu, das
obere ist abgerundet.
Literatur: ОАК за 1898; Попова 1963; Мунчаев
1975.

Литература: ОАК за 1898; Попова 1963;
Мунчаев 1975.

N. Š., V. A. T.

Н. Ш., В. A. Т.
24.2.7

24.2.8. Три «пращевых» шара

24.2.8. Drei „Schleuderkugeln“

Камень
Диаметр 3,3 см; 3,15 см; 3,2 см
ГИМ, инв. № 42405, оп. А 89/74, 75, 76

Stein
Dm. 3,3 cm; 3,15 cm; 3,2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42405,
оп. A 89/74, 75, 76

24.5.3. Блюдо с двумя ручками

24.5.3. Platte mit zwei Henkeln

Бронза
Диаметр 31 см
ГЭ, инв. № 2785/41

Bronze
Dm. 31 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/41

Polierte Kugeln aus bunten Steinen.

По бортику располагались две петлеобразные ручки.

Am Rand befinden sich zwei symmetrisch
angeordnete, schleifenförmige Henkel.

Ю. П.

Ju. P.

Шары из цветных камней, полированные.
Литература: Попова 1963; Мунчаев
1975.

Literatur: Попова 1963; Мунчаев
1975.

Н. Ш., В. A. Т.

N. Š., V. A. T.

24.2.8

326

24.5.2

24.5.3

327

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

24.5.4. Сосуд ладьевидной формы —
«ковчежец»

24.5.4. Kahnförmiges Gefäß
Bronze
L. 22 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/42

Бронза
Длина 22 см
ГЭ, инв. № 2785/42

Abgesetzter quadratischer Boden. Der Körper ist flächendeckend mit horizontalen Perlreihen verziert.

Дно выделено, квадратное. Все тулово орнаментировано горизонтальными рядами «жемчужин».

24.5.9. Вилообразное орудие — крюк
двузубый цельнолитой

24.5.9. Haken mit zwei Zinken
Bronze
L. 8,4 cm; B. 10,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/2

Бронза
Длина 8,4 см; ширина 10,6 см
ГЭ, инв. № 2785/2

In einem Stück gegossen. Die Tülle weist eine
quer und längs verlaufende Riffelung auf.

Втулка с одной стороны покрыта поперечным рифлением, с другой — продольным.

Ju. P.

Ju. P.

Ю. П.

24.5.5. Кинжал черешковый с рельефной
нервюрой

24.5.5. Gestielter Dolch mit reliefiertem
Mittelgrat

24.5.10. Долото четырехгранное

24.5.10. Vierkantiger Meißel

Бронза
Длина 11,4 см
ГЭ, инв. № 2785/6

Bronze
L. 11,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/6

Серебро
Длина 8,7 см
ГЭ, инв. № 2785/106

Silber
L. 8,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/107

Ю. П.

Ju. P.

На лезвийной части вдоль нервюры и скоса заточки — регулярные углубления.

Mittelgrat mit Kerbverzierung.
24.5.11. Кинжал

24.5.11. Dolch

Кремень
Длина 13,2 см
ГЭ, инв. № 2785/89

Feuerstein
L. 13,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/89

Сохранилась часть органической обкладки рукояти. У верхнего основания клинка
(0,9 см от края) с обеих сторон симметричные выемки.

Erhalten sind Reste einer organischen Griffumwicklung. Auf beiden Seiten der Klinge,
0,9 cm von der Klingenbasis entfernt, befinden sich symmetrisch angeordnete Aussparungen.

Ю. П.
24.5.4

24.5.9

Ju. P.

Ю. П.
24.5.6. Топор-молот проушной
с инкрустацией

24.5.6. Hammeraxt mit Einlagen
Bronze
L. 14,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/17

Бронза
Длина 14,4 см
ГЭ, инв. № 2785/17

Верхняя часть обушка — грибовидная
шляпка диаметром 2,8 см. Пространство
от основания шляпки до проушины заполнено четырьмя рядами расположенных по диагонали углублений, в которых сохранилось
заполнение из серебра. На
верхней части топора около
проушины подобные углубления заполнены золотом, в проушине сохранились остатки
деревянной рукояти с тремя
бронзовыми гвоздиками длиной от 3 до 4,3 см.

24.5.5

Der Nackenknauf ist pilzförmig, bei einem
Durchmesser von 2,8 cm. Die Fläche zwischen Knauf und Tülle ist mit vier diagonal
verlaufenden Reihen von Vertiefungen mit
Silbereinlagen verziert. Der obere Teil der Axt weist an der Tülle
entsprechende, jedoch mit Gold
eingelegte Vertiefungen auf. In
der Tülle sind Reste einer Holzschäftung mit drei Bronzenägeln
(3 bis 4,3 cm) erhalten.
Ju. P.

Ю. П.
24.5.6

24.5.7. Меч черешковый

24.5.7. Schwert mit Griffangel

Медь
Длина меча 63,5 см; длина
рукояти 10,4 см
ГЭ, инв. № 2785/16

Bronze
L. des Schwertes 63,5 cm;
L. des Griffes 10,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/16

В верхней части рукояти отверстие. Клинок в сечении ромбовидный. Согнут посредине.

Im oberen Teil befindet sich eine
Lochung. Schneide im Querschnitt rautenförmig, in der Mitte gebogen.

Ю. П.

Ju. P.

Ю. П.

Ju. P.
24.5.11

24.5.10

24.5.12. Пять стрел
флажковидного типа

24.5.12. Fünf Spitzen
Feuerstein
L. 2,2–3,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/37

Кремень
Длина 2,2–3,5 см
ГЭ, инв. № 2785/37

Annähernd dreieckige, asymmetrische Spitzen, beiderseits flächendeckend retuschiert, an den Rändern gezähnt. Es handelt sich um
Einsätze für eine zusammengesetzte Wurfwaffe nach Art einer
Harpune.

Имеют подтреугольную форму,
асимметричные очертания с двухсторонней сплошной ретушью, по
краям пильчатая ретушь. Представляют собой вкладыши одного
составного метательного оружия
(наподобие гарпуна).

Literatur: Коробкова, Шаровская
1983.

Литература: Коробкова, Шаровская
1983.

Ju. P.

Ю. П.
24.5.12

24.5.13. Топор-молот проушной

24.5.13. Hammeraxt

Камень
Длина 15,6 см
ГЭ, инв. № 2785/36

Stein
L. 15,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/36

Обушковая часть округлая, по
центру ее проходит валик шириной 0,5 см.

Hammeraxt mit abgerundetem
Axtrücken. In der Mitte des Rückens verläuft ein 0,5 cm breiter
Wulst.

Ю. П.

Ju. P.
24.5.14. Шесть «игральных
костей»
24.5.7

24.5.8. Штандарт — «колесо»
с втулкой и спицами

24.5.8. Standarte — Rad mit
Nabe und Speichen

Бронза
Диаметр 32,7 см
ГЭ, инв. № 2785/31

Bronze
Dm. 32,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/31

Внутри втулки сохранились остатки дерева.

In der Nabe sind Holzreste erhalten.

Ю. П.

Ju. P.

24.5.8

328

Кость
Длина 1,7 см; ширина 0,8–0,7 см
Длина 2,2 см; ширина 0,5 см
ГЭ, инв. № 2785/38, 39

24.5.14. Sechs Würfel
24.5.13

Две группы по три кости. Одна
сторона у всех костей гладкая; на
второй — три или одна поперечные полоски посредине; на третьей — три продольные, их пересекают шестнадцать поперечных; на четвертой — по краям
по три перпендикулярных полоски.
Ю. П.

Knochen
L. 1,7 cm; B. 0,7–0,8 cm
L. 2,2 cm; B. 0,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/38, 39

Würfel-Set: Die Seiten sind entweder glatt, weisen in der Mitte ein
bzw. drei Querstreifen auf, sind mit
drei länglichen Strichen versehen,
die von 16 Querstrichen durchkreuzt sind, oder haben an den
Rändern je drei senkrechte Striche.
Ju. P.
24.5.14

329

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

24.5.15. Два «столбика» четырехгранных
с нарезками на гранях

24.5.15. Vierkantige „Stäbe“ mit seitlichen
Kerben (2 Stück)

24.5.20. Бляшки миниатюрные
с пунсонным орнаментом (9 экз.)

24.5.20. Neun kleine Appliken mit
gepunztem Muster

Серебро
Длина 2,2 см; ширина 0,3 см
ГЭ, инв. № 2785/40

Silber
L. 2,2 cm; B. 0,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/40

Золото
Диаметр 1,2–1,3 см; высота 0,5–0,6 см
ГЭ, инв. № 2785/70

Gold
Dm. 1,2–1,3 cm; H. 0,5–0,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/70

Столбики квадратные в сечении. Одна сторона без полосок; на второй — одна полоса посредине; на третьей — 19–20 поперечных полосок; на четвертой — у концов
по две поперечные полоски.

Stäbe mit quadratischem Querschnitt. Eine
der Seiten ist glatt belassen, die zweite weist
einen mittigen Streifen auf, an der dritten
sind 19 bzw. 20 Querstreifen angebracht, die
vierte Seite besitzt je zwei Querstreifen an
den Enden.

Ю. П.

Ju. P.

Ю. П.

Ju. P.
24.5.15

24.5.16. Фигурка собачки

24.5.16. Kleine Hundefigur

Серебро
Длина 3,5 см
ГЭ, инв. № 2785/33

Silber
L. 3,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/33

Туловище — как у собак породы лайка.
Хвост колечком закинут на спину. Правая
задняя нога изготовлена отдельно, полая,
закреплена заклепкой.

Die Figur weist den Körper eines Laika-Hundes auf. Der geringelte Schwanz liegt auf
dem Rücken. Das rechte hintere Bein wurde
separat angefertigt, ist hohl und an den Körper genietet.

Ю. П.

24.5.20

24.5.21. Подвески каплевидной формы
(9 экз.)

24.5.21. Neun tropfenförmige Anhänger
Bergkristall
L. 1,5–2,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/45

Горный хрусталь
Длина 1,5–2,5 см
ГЭ, инв. № 2785/45

Nachahmung von Hirschschneidezähnen.

Имитируют резцы оленя.

Ju. P.

Ю. П.

Ju. P.

24.5.21

24.6. Курган 31, жертвенный комплекс

24.6. Kurgan 31, Opferstelle 1

24.5.17. Anhänger in Goldfassung

Раскопки 1979–1991.

Ausgrabungen 1979–1991.

Gold, menschlicher Zahn
H. 0,8 cm; B. 1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/52

24.6.1. Четыре «пращевых» шара

24.6.1. Vier „Schleuderkugeln“

Зуб принадлежал человеку 40–50 лет.

Der Zahn gehörte einem 40 bis 50 Jahre alten
Menschen.

Кварцит, сургучная яшма, камень
Диаметр 2,7–3 см
ГЭ, инв. № 2785/90–93

Quarzit, Jaspis, Stein
Dm. 2,7–3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/90–93

Ю. П.

Ju. P.

Ю. П.

Ju. P.

24.5.16

24.5.17. Подвеска — коренной зуб
человека в оправе
Золото; зуб человека
Высота 0,8 см; ширина 1 см
ГЭ, инв. № 2785/52

24.5.17

24.5.18. Бусина шаровидной формы

24.5.18. Große kugelförmige Perle

Золото
Диаметр 2,2 см
ГЭ, инв. № 2785/53

Gold
Dm. 2,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/53

Ю. П.

Ju. P.

24.6.1

24.6.2. «Нашивные бляшки» (100 экз.)

24.6.2. „Appliken“ (100 Stück)

Рог
Длина 1,2–0,98 см; ширина 0,67 см
ГЭ, инв. № 2785/105

Horn
L. 1,2 cm; B. 0,64 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/105

По центру каждой бляшки — поперечное
углубление.

Jedes Stück weist eine quer liegende Rille
auf.

Ю. П.

Ju. P.

24.5.18

24.5.19. Кольцо с подвеской в форме
кинжальчика

24.5.19. Anhänger in Form eines Dolches
Gold
L. des Anhängers 5 cm; Dm. des Ringes 3,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/68

Золото
Длина подвески 5 см; диаметр кольца 3,5 см
ГЭ, инв. № 2785/68

Anhänger in Form eines länglichen, blattförmigen Dolches. Auf einer Seite befindet sich
ein Mittelgrat. Die Enden des Ringes sind
nicht geschlossen.

Кольцо с несомкнутыми концами. Подвеска в виде кинжальчика вытянуто-листовидной формы. На одной стороне подвески — ребро жесткости.

Ju. P.

Ю. П.

24.5.19

330

24.6.2

24.6.3. Девять подвесок

24.6.3. Neun Anhänger

Рог
Длина 2,4 см; ширина 1,2 см
ГЭ, инв. № 2785/104

Horn
L. 2,3 cm; B. 1,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/104

Имитируют резцы оленя.

Nachahmung von Hirschschneidezähnen.

Ю. П.

Ju. P.

24.6.3

331

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

24.6.4. Восемь подвесок

24.6.4. Acht Anhänger

Зубы оленя
Длина 2,15–2,4 см; ширина 1,27–1,34 см
ГЭ, инв. № 2785/103

Tierzahn
L. 2,15–2,4 cm; B. 1,27–1,34 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/103

Подвески из резцов благородного оленя.

Anhänger aus den Schneidezähnen eines
Rothirsches.

Ю. П.

Ju. P.

25. Станица Андрюковская, Кубанская обл. (ныне
Краснодарский край), Россия. Курган 6, основное погребение

25. Kosakensiedlung Andrükovskaja, Gebiet Kuban, heute
Krasnodarskij Kraj, Russland. Kurgan 6, Hauptgrab

Раскопки Н. И. Веселовского, 1896.

Ausgrabungen von N. I. Veselovskij, 1896.

Литература: ОАК за 1896.

Literatur: ОАК за 1896.

25.1. Долото

25.1. Meißel

Бронза
Длина 27 см
ГЭ, инв. № 29/11

Bronze
L. 27 cm
GE St. Petersburg,
Inv. Nr. 29/11

Ю. П.

Ju. P.

25.1

24.6.5. Фрагменты стержней («палочки»,
50 экз.)
Кость
Длина 1,8–6,8 см; диаметр 0,6 см
ГЭ, инв. № 2785/96

24.6.4

24.6.5. Stabfragmente (50 Stück)

25.2. Тесло

25.2. Dechsel

Knochen
L. 1,8–6,8 cm; Dm. 0,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/96

Бронза
Длина 11,8 см
ГЭ, инв. № 29/12

Bronze
L. 11,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 29/12

Ju. P.

Ю. П.

Ju. P.

Ю. П.
24.6.6. Круглая скульптура —
изображение быка

24.6.6. Ochsenskulptur
Stein
L. 21,5 cm; H. 13 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/82

Камень
Длина 21,5; высота 13 см
ГЭ, инв. № 2785/82

Die Augen — runde Vertiefungen — sind in
Punktiertechnik ausgeführt und waren vermutlich ursprünglich inkrustiert. An einigen
Stellen sind Spuren schwarzer Farbe erhalten, was darauf hindeutet, dass die Figur
schwarz koloriert war.

Глаза — круглые углубления, выполненные точечной техникой. Вероятно, изначально были инкрустированы. На отдельных участках сохранились пятна черной
краски — очевидно, вся фигура была покрашена в черный цвет.

Literatur: Коробкова, Шаровская 1983.

Литература: Коробкова, Шаровская 1983.

Ju. P.

Ю. П.
24.6.5

25.2

25.3. Два топора

25.3. Zwei massive Äxte

Бронза
Длина 16,5 и 15,8 см
ГЭ, инв. № 29/13, 14

Bronze
L. 16,5 und 15,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 29/13, 14

Топоры массивные проушные.

Ju. P.

Ю. П.

25.3

25.4. Пест цилиндрической формы

25.4. Zylinderförmiges Pistill

Камень
Длина 32,3 см
ГЭ, инв. № 29/7

Stein
L. 32,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 29/7

Ю. П.

Ju. P.

25.4
24.6.6

24.7.1

24.7. Курган 39, погребение 2

24.7. Kurgan 39, Grab 2

Раскопки 1979–1991.

Ausgrabungen 1979–1991.

24.7.1. Антропоморфная фигура

24.7.1. Anthropomorphe Figur

Дерево (пихта кавказская — определение М. И. Колосовой)
Длина 84 см
ГЭ, инв. № 2785/164

Holz (kaukasische Tanne — Bestimmung durch
M. I. Kolosova)
L. 84 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2785/164

Ю. П.

25.5. Два кольца спиральных

25.5. Zwei Spiralringe

Золото
Диаметр 1,3 и 1,2 см
ГЭ, инв. № 29/1, 2

Gold
Dm. 1,3 cm und 1,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 29/1, 2

Ю. П.

Ju. P.

Ju. P.
25.5

332

333

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

25.6. Три бусины

25.6. Drei Perlen

Золото
Диаметр 0,43–0,77 см
ГЭ, инв. № 29/3

Gold
Dm. der Perlen 0,43–0,77 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 29/3

Ю. П.

Ju. P.

25.7. Низка трубочек (13 экз.)

25.7. Kette mit Zierröhrchen (13 Stück)

Золото
Наибольшая длина 2,3 см; диаметр 0,67 см
ГЭ, инв. № 29/4

Gold
max. L. 2,3 cm; Dm. 0,67 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 29/4

Ю. П.

Ju. P.

26.4. Пест конусовидный с семью
поперечными желобками

26.4. Kegelförmiges Pistill mit sieben
Querrillen

Камень
Длина 11,7 см
ГЭ, инв. № 36/4

Stein
L. 11,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 36/4

Ю. П.

Ju. P.

26.4

26.5. Топор-молот массивный

26.5. Hammeraxt

Камень
Длина 22 см
ГЭ, инв. № 36/5

Stein
L. 22 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 36/5

Ю. П.

Ju. P.

25.6, 25.7

25.8. Одиннадцать бусин

25.8. Elf Perlen

Сердолик
Наибольший диаметр 0,8 см
ГЭ, инв. № 29/5

Karneol
max. Dm. 0,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 29/5

Ю. П.

Ju. P.
26.5

26.6. Два кольца спиральных массивных

26.6. Zwei massive Spiralringe

Золото
Диаметр 1,8 см
ГЭ, инв. № 36/6, 7

Gold
Dm. 1,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 36/6, 7

Ю. П.

Ju. P.

26.6

25.8

26. Село Летницкое, Медвежинский уезд, Ставропольская губ.
(ныне Ставропольский край), Россия. Курган, основное
погребение

Раскопки С. А. Соловьева, 1898.
Курган правильной конусообразной формы, с усеченной вершиной. По-видимому, подвергался хищническим раскопкам.
Литература: ОАК за 1898.

26. Dorf Letnizkoe, Uezd Medvežinskoe, Gouvernement
Stavropol, Russland. Kurgan, Hauptgrab

27. Поселок Иноземцево, Северный Кавказ, Ставропольский
край, Россия. Курган, основное погребение

27. Dorf Inozemcevo, Nordkaukasus, Stavropolskij Kraj,
Kavminvody, Russland. Kurgan, Hauptgrab

Ausgrabungen von S. A. Soloveva 1898.
Der Kurgan war kegelstumpfförmig. Vermutlich fanden hier Raubgrabungen statt.

Середина IV тыс. до н. э., майкопская культура.

Mitte 4. Jahrtausend v. Chr., Maikop-Kultur.

27.1. Сосуд

27.1. Gefäß

Literatur: ОАК за 1898.

Глина
Высота 63 см; диаметр дна 12 см;
диаметр тулова 50 см; диаметр
горла 34 см
ГИМ, инв. № 105010, оп. А 2038/9

Keramik
H. 63 cm; Dm. des Bodens 12 cm;
Dm. des Körpers 50 cm; Dm. des
Halses 34 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 105010,
оп. A2038/9

Ju. P.

Ю. П.
26.1. Долото

26.1. Meißel

Бронза
Длина 17,3 см
ГЭ, инв. № 36/1

Bronze
L. 17,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 36/1

Ю. П.

26.1

Ju. P.

26.2. Тесло

26.2. Dechsel

Бронза
Наибольшая длина 7,5 см
ГЭ, инв. № 36/2

Bronze
max. L. 7,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 36/2

Ю. П.

Ju. P.

Сосуд красноглиняный, с округлым дном, удлиненным коническим туловом, переходящим в округлые плечики, венчик утолщен, отогнут наружу.

Rottoniges Gefäß mit rundlichem Boden, länglichem konischem Körper, rundlicher Schulter und verdicktem, ausladendem Rand.

Литература: Кореневский,
Петренко 1982.

Literatur: Кореневский, Петренко
1982.

Н. Ш.

N. Š.

26.2

26.3. Шило

26.3. Pfriem

Бронза
Длина 12,6 см
ГЭ, инв. № 36/3

Bronze
L. 12,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 36/3

Ю. П.

334

26.3

Ju. P.

27.1

335

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

27.6. Тесло

27.6. Dechsel

Бронза
Длина 9,3 см; ширина лезвия 3,7 см; ширина
пятки 2,8 см; наибольшая толщина в сечении
0,35 см
ГИМ, инв. № 105010, оп. А 2038/40

Bronze
L. 9,3 cm; B. der Schneide 3,7 cm; B. des Nackens
2,8 cm; max. Stärke im Querschnitt 0,35 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 105010, оп. A 2038/40

Тесло плоское, почти прямоугольной в плане формы, с выпуклым лезвием. Пятка почти прямая с закругленными углами и прямыми боковыми сторонами. Фаска лезвия выполнена ковкой.

Flacher, im Querschnitt nahezu rechteckiger
Dechsel mit abgerundeter Schneide und geraden Schmalseiten. Der Nacken ist nahezu
gerade, bei abgerundeten Seitenpartien. Die
Schneide weist eine ausgeschmiedete schräge Abkantung auf.

Литература: Кореневский, Петренко 1982.

Literatur: Кореневский, Петренко 1982.

Н. Ш., В. А. Т.

N. Š., V. A. T.
27.6

27.2

27.3

28. Село Бамут, Ачхой-Мартановский район, Чеченская
республика, Россия. Могильник Бамут

28. Dorf Bamut, Rajon Ačchoj-Martan, Republik Čečenien,
Russland. Bamut-Nekropole

Раскопки Северокавказской экспедиции Института археологии
(Москва), 1950-е.
Курганный могильник на левом берегу р. Фортанга (более пятидесяти курганов). Курганы расположены тремя группами протяженностью около десяти километров от с. Ачхой-Мартан до села
Бамут и хутора Новый Аршти.
Первая половина — середина IV тыс. до н. э., майкопская культура.

Ausgrabungen der nordkaukasischen Expedition des Archäologischen Instituts, Moskau, 1950er Jahre.
Die Kurgan-Nekropole liegt am linken Ufer des Flusses Fortanga und
zählt ca. 50 Kurgane. Sie erstrecken sich in drei Gruppen auf etwa 10
km Länge von der Siedlung Ačchoj-Martan bis zu den Siedlungen Bamut und Novyj Aršti.
1. Hälfte bis Mitte 4. Jahrtausend v. Chr., Maikop-Kultur.

Литература: Мунчаев 1975.

Ju. P.

Literatur: Мунчаев 1975

Ю. П.

27.2. Сосуд

27.2. Gefäß

Глина
Высота 47 см; диаметр дна 14 см; диаметр тулова 50 см; диаметр горла
21 см
ГИМ, инв. № 105010, оп. А 2038/6

Keramik
H. 47 cm; Dm des Bodens 14 cm; Dm. des Körpers 50 cm;
Dm. des Halses 21 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 105010, оп. A 2038/6

28.1. Курган 2, погребение 1

28.1. Kurgan 2, Grab 1

28.1.1. Два кольца носовые бычьи
(бóльницы)

28.1.1. Zwei Ochsennasenringe

Сосуд красноглиняный, с плоским дном, удлиненным коническим туловом, переходящим в округлые плечики и невысокое
горло. Венчик утолщен, отогнут наружу. На внешней поверхности орнамент в виде прочерченных линий.

Rottoniges Gefäß mit flachem Boden, länglichem konischem Körper,
rundlicher Schulter, kurzem Hals und verdicktem, ausladendem
Rand. Verzierung aus Ritzlinien.

Литература: Кореневский, Петренко 1982.

N. Š.

Бронза
Длина 16,4 см; 13,8 см; петля 5,9 × 3,5 см;
7 × 3,6 см; толщина стержня 0,4 см;
диаметр шаровидных наверший 0,7 см
ГИМ, инв. № 104098, оп. А 1989/3, 4

Literatur: Кореневский, Петренко 1982.

Н. Ш.
27.3. Сосуд

27.3. Gefäß

Глина
Высота 52 см; диаметр дна 15 см; диаметр тулова 52,5 см; диаметр
горла 22,5 см
ГИМ, инв. № 105010, оп. А 2038/7

Keramik
H. 52 cm; Dm. des Bodens 15 cm; Dm. des Körpers 52,5 cm;
Dm. des Halses 22,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 105010, оп. A 2038/7

Кольца носовые для управления упряжкой из пары быков. Изготовлены из округлого в сечении стержня, свернутого овальной петлей. Концы стержней заканчиваются шаровидными навершиями.

Bronze
L. 16,4 cm und 13,8 cm; Schleife 5,9 × 3,5 cm und
7 × 3,6 cm; Stabstärke jeweils 0,4 cm; Dm. der
kugelförmigen Enden ca. 0,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 104098, оп. A 1989/3, 4

Nasenringe zum Lenken eines Ochsengespannes. Der im Querschnitt runde Stab ist in
eine ovale Schleife gebogen, die Enden laufen in kleinen Kugeln aus.
Literatur: Мунчаев 1975
28.1.1

N. Š., V. A. T.

Литература: Мунчаев 1975.

Н. Ш., В. А. Т.

Сосуд красноглиняный, с плоским дном,
удлиненным шаровидным туловом. Венчик утолщен, отогнут наружу.

Rottoniges Gefäß mit flachem Boden, länglichem bauchigem Körper und verdicktem,
ausladendem Rand.

28.2. Курган 14, погребение 1

28.2. Kurgan 14, Grab 1

Литература: Кореневский, Петренко 1982.

Literatur: Кореневский, Петренко 1982.

28.2.1. Котел

28.2.1. Kessel

Н. Ш.

N. Š.

27.4. Низка бусин (13 экз.)

27.4. Perlen (13 Stück)

Bronze
H. 30 cm; Dm. 33 cm; Dm. des Bodens 11 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 104098, оп. A 1989/1

Золото
Наибольший диаметр бусин 0,52 см
ГИМ, инв. № 105010, оп. А 2038/32/1–13

Gold
max. Dm. der Perlen 0,5–0,52 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 105010, оп. A 2038/32/1–13

Бронза
Высота 30 см; диаметр 33 см;
диаметр дна 11 см
ГИМ, инв. № 104098, оп. А 1989/1

Бусы бочонкообразной формы. По краю
отверстий канала некоторых бусин сохранились заусеницы.

Fassförmige Perlen. Am Lochungsrand einiger Perlen sind Grate erhalten.
27.4

Литература: Кореневский, Петренко 1982.

Literatur: Кореневский, Петренко 1982.

Kessel mit flachem Boden, konischem Körper, abgerundeter Schulter und kleinem ausladendem Rand.

Котел с плоским дном, туловом конической формы, округлыми плечиками и небольшим отогнутым наружу венчиком.

Literatur: Мунчаев 1975

Литература: Мунчаев 1975.

N. Š.

Н. Ш.

N. Š., V. A. T.

Н. Ш., В. A. Т.
28.2.1

27.5. Низка бусин (26 экз.)

27.5. Perlen (26 Stück)

28.2.2. Топорик вотивный

28.2.2. Votivaxt

Золото
Диаметр 0,25–0,3 см
ГИМ, инв. № 105010, оп. А 2038/34

Gold
Dm. 0,25–0,30 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 105010, оп. A 2038/34

Бусы неправильной бочонковидной формы; у большинства бусин — уплощенные
поверхности.

Annähernd fassförmige Perlen, meist mit abgeflachten Enden.

Бронза
Длина 5,35 см; высота 2,8; диаметр отверстия
1,1 × 1,3 см; ширина лезвия 3 см
ГИМ, инв. № 104098, оп. А 1989/2

Bronze
L. 5,35 cm; H. 2,8 cm; Dm. der Bohrung
1,1 × 1,3 cm; B. der Schneide 3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 104098, оп. A1989/2

Литература: Кореневский, Петренко 1982.

N. Š., V. A. T.

Втульчатый топор с глухой овальной в сечении втулкой. На обеих боковых сторонах втулки симметрично расположены
сквозные отверстия для крепления.

Axt mit im Querschnitt ovaler, nicht durchgehender Tülle. An beiden Seiten der Tülle befinden sich zwei symmetrisch angeordnete
Lochungen.

Литература: Мунчаев 1975.

Literatur: Мунчаев 1975.

Literatur: Кореневский, Петренко 1982.

Н. Ш., В. A. Т.
27.5

336

Н. Ш., В. А. Т.

28.2.2

N. Š., V. A. T.

337

На пути к бронзовому веку

Auf dem Weg zur Bronzezeit

28.3. Курган 15, погребение 1

28.3. Kurgan 15, Grab 1

28.3.1. Кинжал

28.3.1. Dolch

Бронза
Длина 17,6 см; длина клинка 13,6 см; длина
черенка 4 см; наибольшая ширина клинка
у заплечиков 2,65 см; наибольшая толщина
в сечении 0,2 см
ГИМ, инв. № 104098, оп. А 1989/5

Bronze
L. 17,6 cm; L. der Klinge 13,6 cm;
L. der Angel 4 cm; max. B. der Klinge 2,65 cm;
max. Stärke im Querschnitt 0,2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 104098, оп. A 1989/5

Zweischneidige, längliche, blattförmige Klinge mit beidseitiger breiter Blutrinne, geОбоюдоострый клинок вытянутой листоwölbter Schulter und flacher schmaler Angel
видной формы с широким долом на обеих
mit parallelen Seiten und zugespitztem
сторонах, покатыми заплечиками и плоEnde. Die Blutrinnen und die Schneide sind
ским узким черенком (хвостовиком) с па28.3.1
раллельными сторонами и приостренным концом. Дол и лезвия geschmiedet. Die abgerundete Klingenspitze ist korrodiert. Die Klinсформированы ковкой. Округлое острие клинка повреждено ge ist im Querschnitt linsenförmig. An der Schulter sind Griffspuren
коррозией. Поперечное сечение клинка линзовидное. На запле- erhalten.
чиках, в месте наибольшей ширины клинка, сохранились следы Literatur: Мунчаев 1975
рукояти.
N. Š., V. A. T.
Литература: Мунчаев 1975.

Н. Ш., В. А. Т.

29–32. Кумо-манычская периферия майкопской
культуры

29–32. Kuma-Manyč-Peripherie der Maikop-Kultur

На Нижнем Дону и на территории современной Калмыкии выявлены памятники майкопского типа. Их стали называть «степной
майкопской культурой» (Н. И. Шишлина). Здесь выделяется ранняя стадия (14 погребений) и поздняя (18 погребений). Два периода существования культуры разделены временнóй лакуной, в течение которой здесь отсутствуют археологические памятники.
Освоение северных территорий носителями ранней майкопской
культуры было коротким. Оно прервалось ухудшением климата.
«На открытых степных пространствах Северо-Западного Прикаспия группы позднемайкопской культуры немногочисленны.
Возможно, это были лишь сезонные пастухи, взаимодействовавшие с появившимся здесь ямным населением» (Н. И. Шишлина).

Am unteren Don und im Gebiet des heutigen Kalmykiens ließen sich
Fundstätten des Maikop-Typs belegen, die als “Steppen-Maikop” oder
“Steppen-Maikop-Kultur” bekannt wurden (N. I. Šišlina). Für sie sind
eine frühe Phase (14 Bestattungen) und eine späte (18 Bestattungen) zu unterscheiden, die sich ihrerseits in mehrere Unterphasen
teilen. Zwischen beiden Phasen klafft eine zeitliche Lücke, in der keine archäologischen Denkmäler nachzuweisen sind.
Die Träger der frühen Maikop-Kultur konnten diese nördlichen Gebiete nur kurzzeitig erschließen, eine Klimaverschlechterung beendete
das Vordringen (N. I. Šišlina). Nach N. I. Šišlina begegneten in den
offenen Steppen im nordwestlichen Kaspigebiet nur wenige Gruppen
der späten Maikop-Kultur; möglicherweise handelte es sich bei ihnen
um Hirten, die saisonal bedingt in die Steppe vorstießen und im Zusammenhang mit der hier aufkommenden Grubengrabkultur (Jamnaja-Kultur) zu sehen sind.

Литература: Шишлина 2007.

Literatur: Шишлина 2007.

Ю. П.

Ju. P.

29. Поселок Зунда-Толга, Ики-Бурульский р-н, Республика
Калмыкия, Россия. Могильник Зунда-Толга-1

29. Dorf Zunda-Tolga, Rajon Iki-Burul, Republik Kalmykien,
Russland. Nekropole Zunda-Tolga 1

29.1. Курган 1, погребение 14

Вторая половина IV тыс. до н. э., майкопская культура.

29.2. Kurgan 2, Grab 2

Первая половина IV тыс. до н. э., майкопская культура.

1. Hälfte 4. Jahrtausend v. Chr., Maikop-Kultur.

29.2.1. Бусины (32 экз.)

29.2.1. Perlen (32 Stück)

Известняк, серпентин, мрамор
Диаметр 0,5–0,6 см
ГИМ, инв. № 108983, оп. А 2213/27

Kalkstein, Serpentin, Marmor
Dm. 0,5–0,6 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 108983, оп. A 2213/27

Бусы цилиндрической формы.

Zylinderförmige Perlen.

Литература: Шишлина 2002-I; Shortland et al.
2007.

Literatur: Шишлина 2002-I; Shortland et al.
2007.

Н. Ш.

N. Š.

29.2.1

29.2.2. Кинжал

29.2.2. Dolch

Бронза
Длина 13,6 см; ширина лезвия 3,9 см
ГИМ, инв. № 108983, оп. А 2213/26

Bronze
L. 13,6 cm; B. der Klinge 3,9 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 108983, оп. A 2213/26

Кинжал с треугольным клинком, плавно
переходящим в треугольный черенок с зазубринами по краям и скругленным окончанием. Сечение клинка и черенка линзовидное.

Dolch mit dreieckiger Klinge, die fließend in
eine Angel mit gezackten Rändern und abgerundetem Ende übergeht. Die Querschnitt
von Klinge und Angel sind linsenförmig.
Literatur: Шишлина 2002-I; Shishlina 2008.

Литература: Шишлина 2002-I; Shishlina 2008.

Н. Ш., Е. Г.

N. Š., E. G.
29..2.2

30. Восточный Маныч, Ики-Бурульский р-н, Республика
Калмыкия, Россия. Курган 12, погребение 12

30. Östlicher Manyč, Rajon Iki-Burul, Republik Kalmykien,
Russland. Kurgan 12, Grab 12

Середина IV тыс. до н. э., майкопская культура.

Mitte 4. Jahrtausend v. Chr., Maikop-Kultur.

30.1. Амфорка

30.1. Gefäß

Глина
Диаметр дна 3,9 см; диаметр тулова 7,1 см;
диаметр горла 5,8 см; высота 6,4 см
ГИМ, инв. № 110065, опись А2230/1

Keramik
Dm. des Bodens 3,9 cm; Dm. des Körpers 7,1 cm;
Dm. des Halses 5,8 cm; H. 6,4 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 110065, оп. A 2230/1

Амфорка с небольшим плоским дном,
округлым туловом, переходящим в невысокое прямое горло с неровным краем. На
плечиках — две петельчатые ручки с горизонтальными сквозными отверстиями.
Внешняя поверхность залощена; частично сохранился орнамент в виде косой сетки.

Gefäß mit kleinem flachem Boden, bauchigem Körper, niedrigem geradem Hals und
ungeradem Rand. An der Schulter befinden
sich zwei schleifenartige Ösen mit horizontalen Lochungen. Die Oberfläche ist geglättet,
stellenweise ist eine netzartige Verzierung
erhalten.

29.2. Kurgan 1, Grab 14

Литература: Шишлина 2002-I; Shishlina 2008.

Literatur: Шишлина 2002-I; Shishlina 2008.

2. Hälfte 4. Jahrtausend v. Chr., Maikop-Kultur.

Н. Ш.

N. Š.

29.1.1. Кубок

29.1.1. Becher

Глина
Высота 11,3 см; диаметр дна 5 см; диаметр
тулова 10 см; диаметр горла 8,8 см
ГИМ, инв. № 108884, оп. А 2204/18

Keramik
H. 11,3 cm; Dm. des Bodens 5 cm; Dm. des
Körpers 10 cm; Dm. des Halses 8,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 108884, оп. A 2204/18

Сосуд плоскодонный, кубковидный, с низким округлым туловом, переходящим
в округлые плечики. Высокая цилиндрическая шейка заканчивается утолщенным венчиком. Изначально на плечиках крепилась ручка. На внешней
поверхности — следы лощения.

Flachbodiges Gefäß mit niedrigem, bauchigem Körper, abgerundeter Schulter,
hohem zylindrischem Hals und verdicktem Rand. Ursprünglich war an der Schulter ein Henkel angebracht. An der Oberfläche Glättungsspuren.

Литература: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

N. Š.

Literatur: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

Н. Ш.

29.1.1

338

29.2. Курган 2, погребение 2

30.1

31. Село Верхний Акбаш, Нальчикский округ, Терская обл.,
Кабардино-Балкария, Россия

31. Dorf Verchnij Akbaš, Kreis Nalčik, ehemaliges Gebiet Terek,
Kabardino-Balkarien, Russland

Середина IV тыс. до н. э., майкопская культура.

Mitte 4. Jahrtausend v. Chr., Maikop-Kultur.

31.1. Амфорка

31.1. Gefäß

Глина
Диаметр дна 1,8 см; диаметр тулова 8,9 см;
диаметр горла 4,2 см; высота 7,7 см
ГИМ, инв. № 82537, оп. А 677/25

Keramik
Dm. des Bodens 1,8 cm; Dm. des Körpers 8,9 cm;
Dm. des Halses 4,2 cm; H. 7,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 82537, оп. A 677/25

Амфорка с небольшим плоским дном,
округлым туловом, невысоким прямым
горлом. На плечиках — две петельчатые
ручки с вертикальными сквозными отверстиями. Внешняя поверхность залощена.

Gefäß mit kleinem flachem Boden, bauchigem Körper und kleinem geradem Hals. An
der Schulter sind zwei schleifenförmige Ösen
mit senkrechter Lochung angebracht. Die Oberfläche ist geglättet.

Литература: Крупнов 1950.

Literatur: Крупнов 1950.

Н. Ш.

N. Š.

31.1

339

На пути к бронзовому веку

32. Станица Костромская, Кубанская обл., Майкопский отдел
(ныне Майкопский район, Республика Адыгея), Россия

Конец IV тыс. до н. э., майкопская культура.

32. Kosakensiedlung Kostromskaja, ehemaliges Gebiet Kuban,
Maikop-Abteilung, heute: Nordkaukasus, Republik Adygea,
Rajon Maikop, Russland

Ende 4. Jahrtausend v. Chr., Maikop-Kultur.
32.1. Кольцо спиральное

32.1. Spiralring

Золото
Диаметр кольца 1,5 см; толщина проволоки
0,21 см
ГИМ, инв. № 40492, оп. А 231/20

Gold
Dm. des Ringes 1,5 cm; Drahtstärke 0,21 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 40492, оп. A 231/20

Runder Spiralring aus rundstabigem Draht
mit annähernd zwei Windungen.

Золотое круглое спиральное кольцо почти
в два оборота, свернутое из круглой в сечении проволоки.

Literatur: Мунчаев 1975.

N. Š., V. А. T.

Литература: Мунчаев 1975.

Н. Ш., В. А. Т.

Межплеменные связи.
Торговые пути и миграции
Interkulturelle Beziehungen.
Handelswege und Migrationen

32.1

341

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

33–35. Культура шнуровой керамики в Западной
Европе

33–35. Schnurkeramische Kultur in Westeuropa

Названа по технике орнаментации керамики, которая украшалась
отпечатками перекрученных волокон веревки или шнура или их
имитацией. В период с 2800 по 2200 до н. э. имела широкую область распространения: от территории современной Швейцарии и
Центральной Европы до Южной Скандинавии и центральных областей России. Речь при этом идет не о единой культуре, а о множестве региональных групп, для которых, однако, характерны
сходные формы сосудов и способы их орнаментации, а также сходные обряды погребения и широкое использование так называемых боевых топоров. Умерших хоронили в основном в одиночных
могилах, в скорченном положении, лицом к югу. Типичный погребальный инвентарь мужских захоронений состоял из боевого топора, кубка или/и амфоры. Скандинавская группа, использовавшая топоры в форме лодок, называется культурой ладьевидных
топоров. В России культура того же периода с признаками культуры шнуровой керамики называется фатьяновской.

So benannt nach der charakteristischen Verzierung der Keramik
durch Schnureindrücke. Das Verbreitungsgebiet der Schnurkeramik
erstreckte sich in der Zeit von 2800 bis 2200 v. Chr. von der Schweiz
und Mitteleuropa über Südskandinavien bis nach Zentralrussland.
Es handelt sich aber nicht um eine einzelne Zivilisation, sondern um
viele regionale Gruppen, die jedoch durch ähnliche Gefäßformen
und -verzierungen, einheitliche Bestattungssitten und die Verwendung von so genannten Streitäxten charakterisiert sind. Beigesetzt
wurden die Toten zumeist in Einzelgräbern in Hockerlage mit dem
Blick nach Süden. Die typische Beigabe in den Männergräbern besteht aus einer Steinaxt und einem Becher oder/und einer Amphore.
Die skandinavische Gruppe, die Äxte in Form eines Bootes benutzte,
wird Bootaxtkultur genannt. In Russland heißt die zeitgleiche Kultur
mit schnurkeramischen Merkmalen Fatjanowokultur.

34. Нидеррайхштедт, Саксен-Анхальт, Германия

34. Niedereichstädt, Sachsen-Anhalt, Deutschland

Находки из могильников, переданы в МОД (МПДИ) в 1896.
III тыс. до н. э., культура шнуровой керамики.

Funde aus einem Gräberfeld, 1896 an das Berliner Museum übergeben.
3. Jahrtausend v. Chr., Schnurkeramische Kultur.

Литература: Götze, Höfer, Ziesche 1909. S. 61.

Literatur: Götze, Höfer, Ziesche 1909. S. 61.

А. Хэн.

A. Hä.

34.1. Амфора

34.1. Amphore

Глина
Высота 18,1 см; диаметр устья 9,5 см
МПДИ, Берлин, инв. № Ig 1399

Keramik
H. 18,1 cm; Mdm. 9,5 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Ig 1399

Высокое горло, приземистое тулово
с двумя противостоящими ленточными ручками в виде петель на месте перехода от плечиков к тулову,
дно плоское. Три зоны орнаментации:
горло, плечики и тулово; орнаментировано параллельными рядами
оттисков штампа, имитирующего
оттиск шнура. Цвет красновато-коричневый, поверхность заглажена;
отощитель средний.

Zierlich mit hohem geschweiftem Hals,
gedrungenem Körper mit zwei gegenständigen ösenartigen Bandhenkeln
am Bauchumbruch und flachem Boden. Drei Zierzonen durch horizontale
fransengesäumte Bänder aus Schnurabdrücken auf Hals, Schulter und Bauchung. Rötlichbraun, wenig geglättet,
mittelfein gemagert.
A. Hä.

А. Хэн.
34.2. Топор
Камень
Длина 14,1 см; ширина 6,1 см
МПДИ, Берлин, инв. № Ig 2009

34.2. Axt
Felsgestein
L. 14,1 cm; B. 6,1 cm

34.1, 34.2

MVF Berlin, Inv. Nr. Ig 2009

Фасетированный, проушина цилиндрическая, с незначительными дефектами. Цвет темно-серый, поверхность полированная.

Facettiert, Schaftloch zylindrisch, in diesem Bereich kleine Beschädigung. Dunkelgrau, poliert.

А. Хэн.

A. Hä.

35. Гота (Берлах), Тюрингия, Германия

35. Gotha (Berlach), Thüringen, Deutschland

Находки, обнаруженные в 1898 в ходе раскопок в могильнике
Альфредом Гётце, ассистентом директора МОД (МПДИ).
III тыс. до н. э., культура шнуровой керамики.

Ausgrabung in einem Gräberfeld durch den Direktorialassistenten
des Berliner Museums Alfred Götze 1898.
3. Jahrtausend v. Chr., Schnurkeramische Kultur.

A. Hä.

А. Хэн.
33. Кеннерн, Саксен-Анхальт, Германия

33. Könnern (Cönnern), Sachsen-Anhalt, Deutschland

Литература: Götze, Höfer, Ziesche 1909.

Literatur: Götze, Höfer, Ziesche 1909.

Находки из могильников, переданы в МОД (МПДИ) в 1858.
III тыс. до н. э., культура шнуровой керамики.

Funde aus einem Gräberfeld, 1858 an das Berliner Museum übergeben.
3. Jahrtausend v. Chr., Schnurkeramische Kultur.

А. Хэн.

A. Hä.

Литература: Lucas 1965; Behrens 1973.

Literatur: Lucas 1965; Behrens 1973.

35.1. Кубок

35.1. Becher

А. Хэн.

A. Hä.

Глина
Высота 14,8 см; диаметр 10,4 см
ГЭ, инв. № ПА 843. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IIb 2397

Keramik
H. 14,8 cm; Dm. 10,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПA 843. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IIb 2397

33.1. Кубок

33.1. Becher

Глина
Высота 13 см; диаметр устья 9,7 см
МПДИ, Берлин, инв. № I. 2207

Keramik
H. 13 cm; Mdm. 9,7 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. I. 2207

Высокое воронкообразное горло, низкое
округлое тулово, плоское дно. Плечики и
горло орнаментированы семью параллельными рядами двойных оттисков шнура,
под ними отдельные орнаментальные
группы, имитирующие вертикальные волокна. Цвет серо-коричневый, поверхность малолощеная; отощитель грубый.

Hoher Trichterhals, niedriges, bauchiges Unterteil und flacher Boden. Verziert durch sieben horizontale Bänder mit Doppelschnureindrücken im Hals-Schulterbereich, darunter Gruppen von vertikalen Schnurfransen.
Graubraun, grob gemagert, wenig geglättet.
A. Hä.

A. Hä.

35.1

33.1

33.2. Топор

33.2. Axt

Камень
Длина 14 см
ГЭ, инв. № ПА 1816. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 4219

Felsgestein
L. 14 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПA 1816. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 4219

Фасетированный, проушина цилиндрическая, цвет черный, поверхность полированная.

A. Hä.

342

Сосуд с высоким горлом, узким приземистым туловом и плоским дном. Горло орнаментировано рядами оттисков шнура,
на плечиках орнамент из перевернутых
треугольных элементов, составленных из
оттисков шнура. Цвет светло-коричневый;
отощитель средний.
А. Хэн.

А. Хэн.

А. Хэн.

Becher mit hohem geschweiftem Hals, schmalem niedrigem Körper und Standfläche. Der
Hals ist mit horizontalen Schnureindrücken
verziert, auf der Schulter gesäumt von hängenden Dreiecken aus Schnureindrücken.
Hellbraun, mittelfein gemagert.

Facettiert, Schaftloch zylindrisch, Körper
schwarz, poliert.

35.2. Амфора

35.2. Amphora

Глина
Высота 23,5 см; диаметр устья 11 см
МПДИ, Берлин, инв. № IIb 2399

Keramik
H. 23,5 cm; Mdm. 11 cm
MVF Berlin IIb 2399

Округлое тулово, горло коническое, венчик
не сохранился. Горло орнаментировано
опоясывающим рядом точечных насечек,
от которых идут соответствующие вертикальные ряды к следующему горизонтальному ряду в зоне наибольшего диаметра,
где расположены две противостоящие ленточные ручки с бороздками. Плоское дно
незначительно выделено. Цвет красно-коричневый; отощитель средний.

Bauchiger Körper, Hals leicht konisch, Rand
nicht erhalten. Verzierung durch ein Band
aus Punkteinstichen am Hals, von dem entsprechende vertikale Bänder zu einem weiteren horizontalen Band im Bereich des
Bauchumbruchs führen. Hier sind zwei gegenständige gefurchte Bandhenkel angebracht. Standfläche leicht abgesetzt und
flach. Rotbraun, fein gemagert.
A. Hä.

А. Хэн.
33.2

35.2

343

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

36, 37. Культура колоколовидных кубков

36, 37. Glockenbecherkultur

Названа по характерной для нее форме сосудов. Имела широкое
распространение в Южной, Западной и Центральной Европе на
рубеже каменного и бронзового веков. Погребения производились в отдельных могилах, в некоторых случаях под небольшим
курганом; тело помещалось в могилу в скорченном положении.
К типичному погребальному инвентарю мужских захоронений
относились наряду с кубками так называемые защитные пластины, предназначавшиеся для защиты руки лучника от ударов тетивы. Медные орудия, главным образом небольшие кинжалы,
свидетельствуют о раннем использовании металла. Культура
колоколовидных кубков сформировалась около 2600 до н. э. и
просуществовала до 2200 до н. э., в Великобритании вплоть до
1800 до н. э.

Nach der für sie charakteristischen Gefäßform benannt, war die Glockenbecherkultur am Übergang von der Stein- zur Bronzezeit in Süd-,
West- und Mitteleuropa verbreitet. Die Bestattungen erfolgten weitgehend in teils durch Hügel gekennzeichneten Einzelgräbern in Hockerlage. Als typische Beigabe der Männergräber gilt neben dem
Becher eine so genannte Armschutzplatte, die Bogenschützen vor
dem Zurückschnellen der Bogensehne schützen sollte. Kupfergeräte,
vor allem kleine Dolche, weisen auf eine frühe Verwendung von Metall hin. Die Glockenbecherkultur kam um 2600 v. Chr. auf und existierte bis 2200 v. Chr., in Großbritannien sogar bis ca. 1800 v. Chr.
A. Hä.

А. Хэн.
36. Роттлебен, Тюрингия, Германия

36. Rottleben, Thüringen, Deutschland

Находка из могильника; преподнесено в дар МОД (МПДИ) баронессой Роттлебен в 1901.
Вторая половина III тыс. до н. э., культура колоколовидных кубков.

Grabfund, Geschenk der Freifrau auf Rottleben 1901 an das Berliner
Museum.
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., Glockenbecherkultur.

Литература: Größler 1909. S. 22f. Taf. 2. Abb. 11a,c; Neumann 1929. S. 68.

A. Hä.

Literatur: Größler 1909. S. 22f. Taf. 2. Abb. 11a,c; Neumann 1929. S. 68.

А. Хэн.

38–41. Лесная зона Восточной Европы
в конце IV–III тыс. до н. э.

38–41. Waldzone Osteuropas am Ende des
4. Jahrtausends — Mitte des 3. Jahrtausends v. Chr.

38. Поселок Усвяты, Псковская обл., Россия. Свайное
(озерное) поселение Усвяты IV

38. Siedlung Usvjaty, Gebiet Pskov, Russland. Pfahlbausiedlung
Usvjaty IV

Памятник был открыт в 1963 и исследовался А. М. Микляевым.
Многослойная торфяниковая стоянка расположена на низком
пойменном мысу северного берега Усвятского озера. Культурные
слои А (северобелорусская культура) и Б (усвятская культура) локализованы на оконечности мыса, залегают друг над другом.
Общая стратиграфия этого участка местности: почвенно-растительный слой, торф, который подстилается голубоватой глиной;
ниже — крупнозернистый темного цвета песок — культурный
слой А, который отделен прослойкой стерильного песка от культурного слоя Б. Последний представлен линзами песка, которые
залегают в слоях сапропеля и им соответствуют три строительных горизонта. Первый строительный горизонт датируется по
радиоуглероду 3650–3106 cal BC, второй горизонт — 3078–2600
cal BC, третий горизонт — около 2452–2204 cal BC. К первому этапу строительства относятся остатки округлой конструкции, а на
двух последующих выявлены конструкции прямоугольных
очертаний жилого и хозяйственного назначения.

Das Denkmal wurde 1963 entdeckt und von A. M. Mikljaev untersucht. Die vielschichtige Moorsiedlung befand sich auf einer flachen
Niederung am nördlichen Ufer des Sees Usvjatskoe. Die Kulturschichten A (Nord-Belorus-Kultur) und B (Usvjaty-Kultur) lagen übereinander am Ende der Niederung.
Allgemeine Stratigraphie des Geländes: Pflanzendecke, darunter eine
Torfschicht auf einer bläulichen Lehmschicht, danach folgt grobkörniger dunkler Sand — Kulturschicht A, die durch eine dünne sterile
Sandschicht von der Kulturschicht B getrennt ist. Kulturschicht B besteht aus Sandlinsen in Sapropelschichten und umfasst drei Bauhorizonte. Der erste Horizont wird nach 3650–3106 cal BC, der zweite
nach 3078–2600 cal BC und der dritte nach ca. 2452–2204 cal BC
datiert. Zum ersten Horizont gehören Reste einer rundlichen Konstruktion, in den beiden anderen wurden rechteckige Konstruktionen
von Wohn- und Wirtschaftsbauten entdeckt.
A. N. M.

А. Н. М.

36.1. Колоколовидный кубок

36.1. Glo-ckenbecher

38.1. Слой Б

38.1. Schicht B

Глина
Высота 13 см; диаметр устья 15 см
МПДИ, Берлин, инв. № IIb 2625

Keramik
H. 13 cm; Mdm. 15 cm
MVF Berlin, IIb 2625

38.1.1. Фигурка обнаженного мужчины

38.1.1. Figur eines nackten Mannes

Сосуд колоколовидный s-образного профиля, орнаментирован сплошными опоясывающими линиями насечек и двумя
орнаментальными полосами в нижней и
верхней частях сосуда. Орнамент составлен из вертикальных зигзагообразных
линий и горизонтально расположенных
«песочных часов» с решетчатой штриховкой. Цвет светло-коричневый, отощитель
ближе к тонкому, на поверхности остатки
белой известковой инкрустации.

Becher mit S-förmig geschwungenem Profil
und Ritzverzierung in Form von umlaufenden Linien und zwei Zierbändern im unteren
und oberen Gefäßteil. Diese enthalten Gruppen vertikaler Zickzacklinien und liegende
Sanduhrmuster mit Füllung aus Kreuzschraffur. Hellbraun, wenig fein gemagert, Reste
der weißen Kalkinkrustation sind erhalten.

Рог лося
Длина 17,6 см; ширина 2,8 см
ГЭ, инв. № 2419/1
Строительный горизонт, кв. Ж/2
Конец IV — первая половина III тыс. до н. э.,
усвятская культура

Elchgeweih
L. 17,6 cm; B. 2,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2419/1
Bauhorizont 2, Quadrant Ž/2
Ende 4. — 1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Usvjaty-Kultur

Figur mit unproportional großem Kopf, schmalem Rumpf und abfallenden Schultern. Der
Mann hat eine hohe Stirn und eine gebogene
Nase, sein Mund mit vollen Lippen ist zum
Schrei geöffnet. Die Augen sind durch tiefe
Augenhöhlen wiedergegeben und durch
Augenbrauenwülste betont. Die Ohren liegen auf verschiedener Höhe und sind durch
kleine Erhebungen mit eingelassenen Vertiefung angegeben. Die Arme sind angewinkelt
und an die Hüften gedrückt. Die Hände sind
nicht detailiert ausgearbeitet. Ein Bein ist
antik verloren, ein Fuß ging während der
Bergung verloren. Die Oberfläche ist poliert,
in den Vertiefungen befinden sich Spuren
von Schneidewerkzeugen.

36.2. Защитная пластина для руки

36.2. Armschutzplatte

Камень
Длина 9,5 см; ширина 4,2 см
ГЭ, инв. № ПГ 1047. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IIb 2626

Stein
L. 9,5 cm; B. 4,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 1047. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IIb 2626

Gewölbte Platte mit vier Perforationen an
den Ecken zum Festbinden am Unterarm.

Фигурка с непропорционально большой
головой, узким торсом и покатыми плечами. Лоб высокий, нос горбатый, рот с пухлыми губами открыт в крике. Вместо
глаз — глубокие впадины, подчеркнутые
валиками надбровных дуг. Уши, расположенные на разной высоте, переданы бугорками с углублениями в них. Руки согнуты в локтях и прижаты к бедрам. Кисти
рук не детализированы. Одна нога отломана в древности, стопа другой была
утрачена при раскопках. Поверхность статуэтки сильно заполирована, но в углублениях заметны следы режущих инструментов.

Выпукло-вогнутая пластина с четырьмя
отверстиями по углам для крепления на
руке.

A. Hä.

А. Н. М.

A. Hä.

А. Хэн.
36.1

38.1.1

A. N. M.

А. Хэн.
36.2

37. Fundort unbekannt, Prov. Brandenburg

37. Место находки неизвестно, провинция Бранденбург
37.1. Кинжал

37.1. Dolch

Медь
Длина 13,1 см; ширина 4,8 см
МПДИ, Берлин, инв. № MM II. 41865
Вторая половина III тыс. до н. э.

Kupfer
L. 13,1 cm; B. 4,8 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. MM II. 41865
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

Треугольный кинжал плоского сечения,
с закругленной площадкой для крепления
рукояти под четыре заклепки; отверстия
для заклепок повреждены. Поверхность
патинирована, цвет коричнево-зеленый.

Dreieckiger Dolch von flachem Querschnitt
mit viernietiger gerundeter Griffplatte. Die
Nietlöcher sind ausgerissen. Braungrün patiniert.

38.1.2. Антропоморфная подвеска
на пластине

38.1.2. Anthropomorpher Anhänger aus
Knochenplatte

Кость
Длина 17,72 см; ширина 3,35 см
ГЭ, инв. № 2419/6
2-й строительный горизонт, кв. Д/2
Конец IV — первая половина III тыс. до н. э.,
усвятская культура

Knochen
L. 17,72 cm; B. 3,35 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2419/6
Bauhorizont 2, Quadrant D/2
Ende 4. — 1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Usvjaty-Kultur

На пластине четыре пары отверстий и зубчики по краю.

Platte mit vier paarigen Lochungen und gezacktem Rand.

А. Н. М.

A. N. M.

A. Hä.

А. Хэн.

37.1

344

38.1.2

345

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

Схематичное изображение интерпретируется как голова токующего глухаря.

Die schematische Darstellung wird als Kopf eines singenden Auerhahns interpretiert.

А. Н. М.

A. N. M.

38.1.7. Два фрагмента сосуда
с антропоморфными изображениями

38.1.7. Gefäßscherben mit
anthropomorphen Darstellungen

Глина
10,2 × 8,3 см; 5,6 × 5,6 см
ГЭ, оп. хр. 117-1/17–22
2-й строительный горизонт, кв. В/3
Конец IV — первая половина III тыс. до н. э.,
усвятская культура

Keramik
Maße: 10,2 × 8,3 cm; 5,6 × 5,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 117-1/ 17–22
Bauhorizont 2, Quadrant B/3
Ende 4. — 1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Usvjaty-Kultur

Стилизованные изображения человека выполнены оттисками гребенчатого штампа. Эти изображения «соединены» линиями, состоящими из наклонных оттисков
гребенчатого штампа.

Stilisierte Menschendarstellungen, eingedrückt mit einem kurzen, glatten Stempel.
Die Darstellungen sind durch Linien „verbunden“, die mit einemgeneigten Kammstempel eingedrückt wurden.

А. Н. М.
38.1.3

38.1.3, деталь / Detail

38.1.4

A. N. M.
38.1.7

38.1.3. Пластина с навершием в виде
головы ворона

38.1.3. Platte mit rabenkopfförmigem
Ende

38.1.8. Сосуд с антропоморфным
изображением

38.1.8. Gefäß mit anthropomorpher
Darstellung

Кость
Длина 24,15 см; ширина 3,3 см
ГЭ, инв. № 2419/3
1-й строительный горизонт, кв. Г/4
Конец IV — первая половина III тыс. до н. э.,
усвятская культура

Knochen
L. 24,15 cm; B. 3,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. 2419/3
Bauhorizont 1, Quadrant G/4
Ende 4. — 1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Usvjaty-Kultur

Глина
10 × 8 см
ГЭ, оп. хр. 126-2/1
3-й строительный горизонт, кв. И/9
Конец IV — первая половина III тыс. до н. э.,
усвятская культура

Keramik
Maße: 10 × 8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 126-2/1
Bauhorizont 3, Quadrant I/9
Ende 4. — 1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Usvjaty-Kultur

Глаза не обозначены, рот на характерном
горбатом клюве показан тонкой углубленной линией.

Augen nicht wiedergegeben, Mundöffnung
auf dem charakteristisch gebogenen Schnabel durch eine Ritzlinie angedeutet.

Стилизованное изображение человека,
выполненное оттисками короткого гладкого штампа.

Stilisierte Menschendarstellung, eingedrückt
mit einem kurzen, glatten Stempel.

А. Н. М.

A. N. M.

А. Н. М.

38.1.4. Скульптурное изображение
головы соболя

38.1.4. Plastische Darstellung eines
Zobelkopfes

Рог
Длина 8,25 см; ширина 2,6 см
ГЭ, инв. № 2419/2
Конец IV — первая половина III тыс. до н. э.,
усвятская культура

Geweih
L. 8,25 cm; B. 2,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2419/2
Ende 4. — 1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Usvjaty-Kultur

Изображение головы, выполненное из стенки рога лося и имитирующее лопатку соболя. На миниатюрной головке показаны
уши, но нет глаз.

38.1.5

38.1.5

Die Figur ist aus Elchgeweih gefertigt. Auf
dem kleinen Kopf sind die Ohren angegeben,
die Augen fehlen.
A. N. M.

А. Н. М.
38.1.5. Ковш с рукоятью, украшенной
на конце головкой медведя

38.1.5. Schöpfkelle mit bärenkopfförmigem
Griffende

Дерево
Рукоять: длина 9,5 см; ширина 2 см; ширина
у основания ручки 3 см; максимальная длина
ковша 19 см; высота 8 см
ГЭ, инв. № 2419/262
1-й строительный горизонт, кв. Ж/9
Конец IV — первая половина III тыс. до н. э.,
усвятская культура

Holz
Griff : L. 9,5 cm; B. 2 cm; B. an der Griffbasis 3 cm;
Schöpfgefäß: max. L. 19 cm; H. 8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2419/262
Bauhorizont 1, Quadrant Ž/9
Ende 4. — 1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Usvjaty-Kultur

На рукояти изображение головы ощеренного медведя с прижатыми ушами, нижняя челюсть передана рельефно, глаза у
животного не показаны. Ковш был найден
за пределами стоянки, в нем лежали жженые кости животного и зола.

Das Griffende zeigt einen sich zur Wehr setzenden Bären mit angelegten Ohren, der Unterkiefer ist als Relief wiedergegeben. Die
Augen des Tieres sind nicht dargestellt. Die
Schöpfkelle fand sich außerhalb des Befundes, darin lagen kalzinierte Tierknochen und
Asche.

А. Н. М.

A. N. M.

38.1.6. Пластина с навершием в виде
головы птицы

38.1.6. Platte mit Vogelkopfende
Horn
L. 16 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2419/5
Bauhorizont 3, Quadrant E/4
Ende 4. — 1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Usvjaty-Kultur

Рог
Длина 16 см
ГЭ, инв. № 2419/5
3-й строительный горизонт, кв. Е/4
Конец IV — первая половина III тыс. до н. э.,
усвятская культура
38.1.6

346

A. N. M.

38.1.8

38.1.9. Кинжал иволистной формы

38.1.9. Weidenblattförmiger Dolch

Кремень
17,5 × 3,5 см
ГЭ, инв. № 2684/1
1-й строительный горизонт, кв. Е/2
Конец IV — первая половина III тыс. до н. э.,
усвятская культура

Feuerstein
L. 17,5 cm; B. 3,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2684/1
Bauhorizont 1, Quadrant E/2
Ende 4. — 1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Usvjaty-Kultur

А. Н. М.

A. N. M.

38.1.9

38.1.10. Наконечник стрелы

38.1.10. Feuersteinspitze

Кремень
8,5 × 4 см
ГЭ, инв. № 2684/2
3-й строительный горизонт, кв. Б/4
Конец IV — первая половина III тыс. до н. э.,
усвятская культура

Feuerstein
L. 8,5 cm; B. 4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2684/2
Bauhorizont 3, Quadrant B/4
Ende 4. — 1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Usvjaty-Kultur

Перо треугольной формы с коротким черешком.

Blatt annähernd dreieckig, mit kurzem Schaft.
A. N. M.

А. Н. М.

38.1.10

347

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

38.1.11. Наконечник стрелы черешковый
с пером треугольной формы
Кремень
2,8 × 1,5 см
ГЭ, инв. № 2684/3
2-й строительный горизонт, кв. Б/3
Конец IV — первая половина III тыс. до н. э.,
усвятская культура

39.1.11. Trianguläre, gestielte Pfeilspitze

38.1.17. Нож

38.1.17. Messer

Feuerstein
L. 2,8 cm; B. 1,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2684/3
Bauhorizont 2, Quadrant B/3
Ende 4. — 1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Usvjaty-Kultur

Кремень
6,2 × 2,3 см
ГЭ, инв. № 2684/13
Слой глины, кв. Ж/7
Конец IV — первая половина III тыс. до н. э.,
усвятская культура

Feuerstein
L. 6,2 cm; B. 2,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2684/13
Tonschicht, Quadrant Ž/7
Ende des 4. — 1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Usvjaty-Kultur

A. N. M.

А. Н. М.

A. N. M.

А. Н. М.
38.1.18. Фрагмент лука
38.1.11

38.1.12. Наконечник стрелы черешковый

38.1.12. Gestielte Pfeilspitze

Кремень
3,5 × 1,3 см
ГЭ, инв. № 2684/4
1-й строительный горизонт, кв. Б/3
Конец IV — первая половина III тыс. до н. э.,
усвятская культура

Feuerstein
L. 3,5 cm; B. 1,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2684/4
Bauhorizont 1, Quadrant B/3
Ende 4. — 1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Usvjaty-Kultur

А. Н. М.

A. N. M.

38.1.12

38.1.13. Наконечник стрелы черешковый

38.1.13. Gestielte Pfeilspitze

Кремень
5 × 3 см
ГЭ, инв. № 2684/6
1-й строительный горизонт, кв. Л/9
Конец IV — первая половина III тыс. до н. э.,
усвятская культура

Feuerstein
L. 5 cm; B. 3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2684/6
Bauhorizont 1, Quadrant L/9
Ende 4. — 1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Usvjaty-Kultur

А. Н. М.

A. N. M.

38.1.17

Дерево (клен)
14,5 × 2,4 см
ГЭ, инв. № 2419/241
2-й строительный горизонт, кв. Е/6
Конец IV — первая половина III тыс. до н. э.,
усвятская культура

38.1.18. Fragment eines Bogens
Holz (Ahorn)
L. 14,5 cm; B. 2,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2419/241
Horizont 2, Quadrant E/6
Ende 4. — 1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Usvjaty-Kultur

Плоский фрагмент плеча лука с рогом и
прорезью, имеет прямоугольное сечение.

38.1.18

А. Н. М.

Flaches Fragment eines Bogenarmes mit geschlitztem Ende, im Querschnitt annähernd
rechteckig.
A. N. M.

38.1.19. Весло

38.1.19. Ruder

Дерево (клен)
Длина 162 см
ГЭ, инв. № 2419/226
2-й строительный горизонт, кв. Б/1
Конец IV — первая половина III тыс. до н. э.,
усвятская культура

Holz (Ahorn)
L. 162 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2419/226
Bauhorizont 2, Quadrant B/1
Ende 4. — 1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Usvjaty-Kultur

Конец рукояти украшают две утиные головки.

Das Griffende läuft in zwei Entenköpfen aus.
A. N. M.

А. Н. М.

38.1.13

38.1.14. Наконечник стрелы иволистной
формы

38.1.14. Weidenblattförmige Pfeilspitze
Feuerstein
L. 3,5 cm; B. 1,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2684/7
Bauhorizont 2, Quadrant B/3
Ende 4. — 1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Usvjaty-Kultur

Кремень
3,5 × 1,5 см
ГЭ, инв. № 2684/7
2-й строительный горизонт, кв. Б/3
Конец IV — первая половина III тыс. до н. э.,
усвятская культура

A. N. M.

А. Н. М.
38.1.14

38.1.15. Нож

38.1.15. Messer

Кремень
6,2 × 3,1 см
ГЭ, инв. № 2684/11
2-й строительный горизонт, кв. В/3
Конец IV — первая половина III тыс. до н. э.,
усвятская культура

Feuerstein
L. 6,2 cm; B. 3,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2684/11
Bauhorizont 2, Quadrant B/3
Ende 4. — 1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Usvjaty-Kultur

Один рабочий край прямой, другой выпуклый.

Eine Kante gerade, die andere gebogen.

38.1.19

38.1.19, деталь / Detail

38.1.20. Фрагмент мотыги

38.1.20. Fragment einer Hacke

Дерево (дуб)
Длина 14,5 см; наибольшая ширина 5,5 см
ГЭ, инв. № 2419/202
1-й строительный горизонт, кв. Г/4
Конец IV — первая половина III тыс. до н. э.,
усвятская культура

Holz (Eiche)
L. 14,5 cm, max. B. 5,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2419/202
Bauhorizont 1, Quadrant G/4
Ende 4. — 1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Usvjaty-Kultur

А. Н. М.

A. N. M.

A. N. M.

А. Н. М.
38.1.15

38.1.16. Нож на пластине

38.1.16. Messer

Кремень
6,8 × 2,8 см
ГЭ, инв. № 2684/12
3-й строительный горизонт, кв. Д/2
Конец IV — первая половина III тыс. до н. э.,
усвятская культура

Feuerstein
L. 6,8 cm; B. 2,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2684/12
Bauhorizont 3, Quadrant D/2
Ende 4. — 1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Usvjaty-Kultur

А. Н. М.

A. N. M.

38.1.16

348

38.2. Слой А

38.2. Schicht A
38.1.20

38.2.1. Шило

38.2.1. Pfriem

Медь
7,5 × 0,5 см
ГЭ, инв. № 2685/1
Кв. Б/5
III тыс. до н. э. северобелорусская культура

Kupfer
L. 7,5 cm; B. 0,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2685/1
Quadrant B/5
3. Jahrtausend v. Chr., Nord-Belorus-Kultur

Имеет квадратное сечение.

Querschnitt annähernd quadratisch.

А. Н. М.

38.2.1

A. N. M.

349

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

38.2.2. Наконечник стрелы

38.2.2. Pfeilspitze

Кремень
4,1 × 2,9 см
ГЭ, инв. № 2685/4
Кв. Ж/3
III тыс. до н. э. северобелорусская культура

Feuerstein
L. 4,1 cm; B. 2,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2685/4
Quadrant Ž/3
3. Jahrtausend v. Chr., Nord-Belorus-Kultur

Треугольной формы, с плоским основанием.

Dreieckiges Blatt mit flacher Basis.

А. Н. М.

A. N. M.

38.2.2

38.2.3. Наконечник стрелы

38.2.3. Pfeilspitze

Кремень
5 × 3 см
ГЭ, инв. № 2685/6
Кв. Ж/1
III тыс. до н. э. северобелорусская культура

Feuerstein
L. 5 cm; B. 3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2685/6
Quadrant Ž/1
3. Jahrtausend v. Chr., Nord-Belorus-Kultur

С массивным черешком и коротким треугольным пером.

Mit massivem Schaft und kurzem, annähernd dreieckigem Blatt.

А. Н. М.

A. N. M.

39. Деревня Наумово, Псковская обл., Россия. Свайное
(озерное) поселение Наумово

39. Dorf Naumovo, Gebiet Pskov, Russland. Pfahlbausiedlung
Naumovo

Памятник был открыт в 1969 и исследовался А. М. Микляевым
до 1974. Поселение Наумово находится на северном берегу Жижицкого озера и расположено в небольшой древней лагуне. Сейчас от озера торфяник отделен небольшими береговыми валами, сложенными из мелкого песка. С востока и запада лагуна
ограничена моренными холмами. В нее впадает река, которая
сейчас носит название Барабановка. Само поселение локализовано у западного прибрежного холма, его площадь оценивается
в 6000 кв. м.
Стратиграфия поселения следующая. Под почвенно-растительным слоем залегает слой торфа и глины; далее слои торфа (культурный слой А), торфа, песка и древесины-мусора (так называемый переходный горизонт), сапропеля и оторфованного сапропеля (культурный слой Б), торфянистый сапропель. Эти слои
подстилает толща пестроцветных алевритов, которые датируются 10140±200 (ТА-468) ВР. Культурный слой Б содержит остатки
позднего этапа усвятской культуры и деревянные конструкции,
датируется 2588–2328 cal BC. Материалы из «переходного горизонта», в том числе и остатки прямоугольной жилой конструкции,
относятся к жижицкой археологической культуре, время которой
установлено радиоуглеродным методом — 2394–2048 cal BC.
Даты для северобелорусской культуры слоя А — 2120–1974 cal
BC.

Das Denkmal wurde 1969 von A. M. Mikljaev entdeckt und bis 1974
erforscht. Die Siedlung liegt am Nordufer des Sees Žižizkoe in einer
kleinen alten Lagune, die heutzutage vom See durch kleine feinsandige Uferrippen getrennt ist. Östlich und westlich ist die Lagune
durch Moränenhügel begrenzt. In die Lagune mündet der Fluss Barabanovka. Die Siedlung liegt am westlichen Hügelufer, ihre Fläche
beträgt schätzungsweise 6000 m2.
Stratigraphie der Siedlung: Unter der Vegetationsdecke liegen eine
Torf- und eine Tonschicht, danach folgen Torfschichten (Kulturschicht A), Torf-, Sand- und Holzabfall-Schichten (der so genannte
„Übergangshorizont“), Torf enthaltende Sapropelschichten (Kulturschicht B) und torfiges Sapropel. Zuunterst befindet sich eine Schicht
aus buntem Schluff, die nach 10140±200 (TA-468) BP datiert wird.
Die Kulturschicht B enthält Fundmaterial der späten Phase der Usvjaty-Kultur sowie Holzkonstruktionen, die nach 2588–2328 cal BC datiert werden. Die Materialien des „Übergangshorizontes“ sowie die
Überreste eines rechteckigen Wohnbaus gehören der archäologischen Žižica-Kultur an, die 14C-Daten liegen in einer Zeitspanne von
2394–2048 cal BC. Die Daten für die Nord-Belorus-Kultur, Schicht A,
lauten 2120–1974 cal BC.
A. N. M.

А. Н. М.

38.2.3

38.2.4. Наконечник стрелы

38.2.4. Pfeilspitze

Кремень
3,5 × 1,5 см
ГЭ, инв. № 2685/7
Кв. Ж/8
III тыс. до н. э. северобелорусская культура

Feuerstein
L. 3,5 cm; B. 1,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2685/7
Quadrant Ž/8
3. Jahrtausend v. Chr., Nord-Belorus-Kultur

Ромбовидной формы, с двусторонней ретушью.

Rautenförmiges Blatt, beiderseitig retuschiert.

А. Н. М.

A. N. M.

39.1. Бусина бочонкообразной формы
с тремя просверленными отверстиями

39.1. Fassförmige Perle mit drei Bohrungen
Bernstein
L. 1,5 cm; B. 0,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2671/51
Sandschicht, Quadrant O/7
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižica-Kultur

Янтарь
Длина 1,5 см; ширина 0,8 см
ГЭ, инв. № 2671/51
Слой песка, кв. О/7
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

A. N. M.

А. Н. М.
38.2.5. Наконечник стрелы

38.2.5. Pfeilspitze

39.2. Бусина бочонкообразной формы
с тремя просверленными отверстиями

Кремень
2,5 × 1,6 см
ГЭ, инв. № 2685/11
Кв. З/1
III тыс. до н. э. северобелорусская культура

Feuerstein
L. 2,5 cm; B. 1,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2685/11
Quadrant Z/1
3. Jahrtausend v. Chr., Nord-Belorus-Kultur

Янтарь
Длина 1,5 см; ширина 0,9 см
ГЭ, инв. № 2671/50
Слой песка, кв. О/8
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Треугольной формы, с плоским основанием;
по краям пильчатая ретушь.

Dreieckige Spitze mit flacher Basis und retuschierten Enden.

А. Н. М.

А. Н. М.

A. N. M.

39.3. Подвеска

39.3. Anhänger

38.2.6. Наконечник стрелы

38.2.6. Pfeilspitze

Кремень
3,4 × 1,3 см
ГЭ, инв. № 2685/12
Кв. З/5
III тыс. до н. э. северобелорусская культура

Feuerstein
L. 3,4 cm; B. 1,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. 2685/12
Quadrant Z/5
3. Jahrtausend v. Chr., Nord-Belorus-Kultur

Янтарь
Длина 5,6 см; ширина 3,1 см
ГЭ, инв. № 2671/53
Слой песка
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Bernstein
L. 5,6 cm; B. 3,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2671/53
Sandschicht
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižica-Kultur

А. Н. М.

A. N. M.

С пером треугольной формы и черешком.

Spitze mit Stiel, Blatt annähernd dreieckig.

А. Н. М.

A. N. M.

38.2.4

38.2.5

39.2. Fassförmige Perle mit drei Bohrungen
39.1, 39.2

Bernstein
L. 1,5 cm; B. 0,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2671/50
Sandschicht, Quadrant 0/8
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižica-Kultur

A. N. M.

39.3

38.2.6

38.2.7. Наконечник стрелы

38.2.7. Pfeilspitze

Кремень
3,5 × 1,9 см
ГЭ, инв. № 2685/20
Кв. И/6
III тыс. до н. э. северобелорусская культура

Feuerstein
L. 3,5 cm; B. 1,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2685/20
Quadrant I/6
3. Jahrtausend v. Chr., Nord-Belorus-Kultur

Треугольной формы.

Spitze mit dreieckigem Blatt.

А. Н. М.

A. N. M.

38.2.7

350

39.4. Пинтадера

39.4. Pintadera

Глина
Длина 3,3 см; диаметр щитка 3,2 см
ГЭ, инв. № 2671/114
Слой песка, кв. Н/6
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Keramik
L. 3,3 cm; Dm. der Platte 3,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2671/114
Sandschicht, Quadrant N/6
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižica-Kultur

На плоскости щитка три параллельных насечки, по краю щитка насечки.

Auf der Vorderseite drei parallele Kerben, der
Rand gekerbt.

А. Н. М.

A. N. M.

39.4

351

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

39.5. Фрагмент сосуда с поддоном

39.5. Fragment eines Gefäßes mit Standring

39.12. Дно сосуда с поддоном

39.12. Gefäßboden mit kleinem Standring

Глина
7,1 × 5,2 × 1 см; диаметр поддона 1,5 см
ГЭ, инв. № 2671/238
Слой песка, кв. ы/6
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Keramik
Maße: 7,1 × 5,2 × 1 cm; Dm. des Untersatzes
1,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2671/238
Sandschicht, Quadrant y/6
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižica-Kultur

Глина
Высота 3 см; длина 9 см
ГЭ, инв. № 2671/234
Слой с древесиной, кв. О/3
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Keramik
H. 3 cm; Dm. 9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2671/234
Schicht mit Holzresten, Quadrant O/3
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižica-Kultur

Плоское дно орнаментировано насечками, расходящимися из центра; придонная
часть орнаментирована рядами ямок,
выше — ряды оттисков короткого гребенчатого штампа, расположенного в шахматном порядке.

Verzierung: Am flachen Boden befindet sich
eine strahlenförmig angeordnete Kerbverzierung, am Übergang zum Boden ist eine
Grübchenreihe angebracht, darüber liegen
Reihen von schachbrettartig angeordneten
Kammstempelungen.

А. Н. М.

A. N. M.

Орнаментирован насечками, расходящимися от центра днища и организованными горизонтальными рядами.

Am Boden strahlenförmige angebrachte
Kerbverzierung.

А. Н. М.

A. N. M.

39.6. Ковш

39.6. Schöpfkelle

Глина
Высота 8 см; длина 14 см
ГЭ, инв. № 2671/230
Слой песка, кв. р/3–4
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Keramik
H. 8 cm; Dm. 14 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2671/230
Sandschicht, Quadrant r/3–4
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

39.5

Орнаментирован горизонтальными рядами косо поставленного плоского штампа.
Ручка обломона в древности.

Verzierung: Horizontale Reihen aus schrägen
Stempeleindrücken. Griff antik verloren.
A. N. M.

А. Н. М.
39.7. Наконечник стрелы

39.7. Pfeilspitze

Кремень
2,8 × 2 см
ГЭ, инв. № 2671/64
Слой песка, кв. О/10
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Feuerstein
L. 2,8 cm; B. 2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2671/64
Sandschicht, Quadrant O/10
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

Треугольной формы с вогнутым основанием.

39.6

39.12

39.13. Фрагмент сосуда с поддоном

Keramik
Maße: 6,4 × 6 × 0,3 cm; Dm. des Bodens 2,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2671/237
Schicht mit Holzresten, Quadrant P/8
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižica-Kultur

Орнаментирован небольшими продолговатыми оттисками плоского штампа, покрывающими всю придонную часть сосуда и организованными горизонтальными
рядами.

Verzierung: Im unteren Bereich befinden sich
mit einem kleinen länglichen, flachen Stempel angebrachte horizontale Zierreihen.
A. N. M.

А. Н. М.

Dreieckige Spitze mit konkaver Basis.

39.14. Сосуд

A. N. M.

Глина
Высота 12 см; длина 14 см
ГЭ, инв. № 2671/226
Слой с древесиной, кв. П/9
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

А. Н. М.

39.13. Fragment eines Gefäßes mit kleinem
Standring

Глина
6,4 × 6 × 0,3 см; диаметр поддона 2,2 см
ГЭ, инв. № 2671/237
Слой с древесиной, кв. П/8
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

39.8. Наконечник стрелы

39.8. Pfeilspitze

Кремень
5,1 × 1,1 см
ГЭ, инв. № 2671/68
Слой песка, кв. с/2
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Feuerstein
L. 5,1 cm; B. 1,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2671/68
Sandschicht, Quadrant s/2
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

Листовидной формы, с треугольным сечением, треугольным пером. Основание обломано.

Blattförmige Spitze, im Querschnitt dreieckig, Basis abgebrochen.

Орнаментирован оттисками плоского штампа. Под венчиком горизонтальный ряд оттисков, ниже расположена зона из фигур
в форме «деревьев», далее тело сосуда
покрыто горизонтальными рядами оттисков.

A. N. M.

А. Н. М.

39.14. Gefäß
39.13

Keramik
H. 12 cm; Dm. 14 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2671/226
Schicht mit Holzresten, Quadrant P/9
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

Verzierung: Flächige Verzierung mit Stempeleindrücken.
A. N. M.

А. Н. М.
39.9. Наконечник стрелы

39.7–39.9

39.9. Pfeilspitze

39.15. Наконечник стрелы

39.15. Pfeilspitze

Кремень
4,2 × 2,2 см
ГЭ, инв. № 2671/63
Слой древесины, кв. О/7
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Feuerstein
L. 4,2 cm; B. 2,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2671/63
Holzschicht, Quadrant O/7
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

Кремень
3,4 × 1,2 см
ГЭ, инв. № 2671/62
Слой песка, кв. ы/5
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Feuerstein
L. 3,4 cm; B. 1,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2671/62
Sandschicht, Quadrant y/5
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

Черешковый с листовидным пером.

Blattförmige Spitze mit Stiel.

Треугольной формы, с вогнутым основанием.

А. Н. М.

A. N. M.

А. Н. М.

39.10. Топор

39.10. Beil

39.16. Наконечник стрелы

39.16. Pfeilspitze

Камень
Длина 5,3; ширина 3,7 см
ГЭ, инв. № 2671/42
Слой песка, горизонт А
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Stein
L. 5,3 cm; B. 3,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2671/42
Sandschicht, Horizont A
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

Кремень
6,4 × 1,4 см
ГЭ, инв. № 2671/67
Слой древесины, кв. ы/5
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Feuerstein
L. 6,4 cm; B. 1,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2671/67
Holzschicht, Quadrant y/5
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

А. Н. М.

A. N. M.

Иволистной формы, c двусторонней ретушью. Основание обломано.

39.11. Сосуд с поддоном

39.11. Gefäß mit kleinem Standring

А. Н. М.

A. N. M.

Глина
Высота 22 см; длина 44 см
ГЭ, инв. № 2671/225
Слой с древесиной, кв. У/IV
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Keramik
H. 22 cm; Dm. 44 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2671/225
Schicht mit Holzresten, Quadrant U/IV
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižica-Kultur

39.17. Топор с рукоятью и муфтой
для крепления

39.17. Schäftung mit Halterung und
Steinbeil

Орнаментирован ромбическими оттисками, расположенными в шахматном порядке.

Verzierung: Aus Rautenstempeln zusammengesetztes Schachbrettmuster.

Дерево (дуб), кремень
Длина рукояти 46 см; длина муфты 6,8;
размер топора 6,6 × 3,2 см
ГЭ, инв. № 2829/19, 22; 2671/5
Слой древесины, кв. Ф/IV
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Holz (Eiche), Feuerstein
L. Schäftung 46 cm; L. Halterung 6,8 cm;
Beil 6,6 × 3,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. 2829/19, 22; 2671/5
Holzschicht, Quadrant F/IV
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

39.10

A. N. M.

А. Н. М.
39.11

352

А. Н. М.

39.14

Dreieckige Spitze mit konkaver Basis.
A. N. M.

39.15, 39.16

39.17

Weidenblattförmige Spitze, zweiseitig retuschiert, Basis abgebrochen.

A. N. M.

353

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

39.18. Миниатюрный сосуд

39.18. Miniaturgefäß

Глина
Высота 4 см; длина 6 см
ГЭ, инв. № 2671/228
Слой сапропеля, кв. О/8
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Keramik
H. 4 cm; Dm. 6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2671/228
Sapropelschicht, Quadrant O/8
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižica-Kultur

Под венчиком орнаментирован горизонтальным рядом насечек, далее — горизонтальные ряды овальных оттисков.

Verzierung: Unterhalb des Randes befindet
sich eine Kerbreihe, darunter folgen in horizontalen Reihen angebrachte ovale Stempelverzierungen.

А. Н. М.

A. N. M.
39.19. Наконечник стрелы

39.19. Pfeilspitze

Кремень
3,1 × 0,9 см
ГЭ, инв. № 2671/71
Слой контакта с алевритом, кв. Т/I
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Feuerstein
L. 3,1 cm; B. 0,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2671/71
Torfige Sapropelschicht, Quadrant Т/I
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

39.18

Черешковый, с треугольным сечением и листовидным пером.

Blattförmige Spitze mit Stiel, im Querschnitt
dreieckig.

А. Н. М.

A. N. M.

39.20. Наконечник стрелы

39.20. Pfeilspitze

Кремень
2,2 × 1,4 см
ГЭ, инв. № 2671/74
Слой торфа, кв. у/II
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Feuerstein
L. 2,2 cm; B. 1,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2671/74
Torfschicht, Quadrant u/II
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

С треугольным пером, двумя шипами и треугольным насадом.

Dreieckige Spitze mit Widerhaken und dreieckigem Stiel.

А. Н. М.

A. N. M.
39.19, 39.20

39.21. Фрагмент простого
лука
Дерево (лещина)
Длина фрагментов 36 см; 34,7 см;
7 см
ГЭ, инв. № 2329/45
Слой торфа, кв. Ф/III
Середина III тыс. до н. э.,
жижицкая культура

39.21. Fragment eines Bogens

39.21

Holz (Haselnuss)
L. der Fragmente 36 cm; 34,7 cm;
7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2329/45
Torfschicht, Quadrant F/III
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Žižicа-Kultur

Schulterfragment, im Querschnitt
oval.

Три фрагмента рукояти с плечами. Сечение овальное.

A. N. M.

А. Н. М.

40. Деревня Сертея, Велижский р-н, Смоленская обл., Россия.
Свайное (озерное) поселение Сертея II

40. Dorf Naumovo, Rajon Veližskij, Gebiet Smolensk, Russland.
Pfahlbausiedlung Serteja II

Памятник был открыт А. М. Микляевым в 1972. Исследования на
нем проводились в середине 1970-х — второй половине 1980-х.
Были возобновлены в 1994 и продолжаются в настоящее время.
Из-за особенностей грунтов это поселение можно изучать только
методами подводной археологии.
Древнее поселение было расположено в устье протоки на небольшом острове, образованном двумя протоками, соединяющими два палеоозера. С запада и востока к поселению прилегали высокие (более 19 м) моренные борта озерных котловин,
а с юга и севера — озера.
Стратиграфия памятника: под тонким почвенно-растительным
слоем залегают слои серого суглинка, торфов, оливкового сапропеля, под последним простирается слой коричневого сапропеля
с линзами песка, в котором зафиксированы культурные остатки
усвятской, жижицкой и северобелорусской культур. Этот слой
подстилается слоем алеврита.
В отличие от других памятников здесь не выделяются отдельные
слои для каждой археологической культуры, а вычленяются на
площади памятника постройки, которые содержат материал
данных культур. Постройки возникают на оконечности небольшого мыса последовательно, некоторые сосуществуют друг с другом и часто перекрывают предшествующие. Материалы финального этапа усвятской культуры (постройка 4) датируются 2860–
2616 cal BC; жижицкой (постройки 1–3а, 6) — 2548–2360 cal BC,
северо-белорусской (постройка 5) — 2132–1914 cal BC.

Das Denkmal wurde 1972 von A. M. Mikljaev entdeckt und Mitte der
1970er sowie in der zweiten Hälfte der 1980er Jahre des 20. Jahrhunderts erforscht. 1994 wurden die Untersuchungen wieder aufgenommen. Aufgrund seiner Bodenbeschaffenheit lässt sich die Fundstelle
lediglich mit Methoden der Unterwasserarchäologie erforschen.
Sie liegt auf einer kleinen Insel, an einer Flußmündung. Die Insel
wurde von zwei Flüssen, die zwei Paläoseen verbinden, gebildet.
Westlich und östlich der Siedlung befinden sich über 19 m hohe Moränen der Seebecken, südlich und nördlich liegen Seen.
Stratigraphie des Denkmals: Unter einer dünnen Vegetationsschicht
folgen verschiedene Schichten aus grauem Lehm, Torf und olivfarbenem Sapropel. Unter letzterer befindet sich eine Schicht aus braunem
Sapropel mit Sandlinsen, die Hinterlassenschaften der Usvjaty-Kultur, der Žižica-Kultur und der Belorus-Kultur barg. Darunter schließt
sich eine Schluffschicht an.
Im Gegensatz zu anderen Fundplätzen gibt es hier keine die verschiedenen archäologischen Kulturen trennenden Schichten, sondern es
fanden sich verschiedene Baustrukturen, die aus diesen Kulturen
stammende Materialien enthielten. Die Bauten entstanden nacheinander auf einer kleinen Landzunge, einige bestanden gleichzeitig
und überdecken ältere. Die Hinterlassenschaften der letzten Stufe der
Usvjaty-Kultur (Bau 4) datieren nach 2860–2616 cal BC; die der
Žižicа-Kultur (Bauten 1–3a, 6) nach 2548–2360 cal BC und der NordBelorus-Kultur (Bau 5) nach 2132–1914 cal BC.

40.1. Постройка 1

40.1. Bau 1

40.1.1. Подвеска треугольной формы

40.1.1. Trapezförmiger Anhänger

Янтарь
Длина 1,9 см; ширина 1,2 см
ГЭ, инв. № 2755/29
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Bernstein
L. 1,9 cm; B. 1,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2755/29
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

А. Н. М.

A. N. M.

40.1.2. Подвеска треугольной формы

40.1.2. Trapezförmiger Anhänger

Янтарь
Длина 1,7 см; ширина 0,9 см
ГЭ, оп. хр. 256-5/1
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Bernstein
L. 1,7 cm; B. 0,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 256-5/1
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

А. Н. М.

39.21, деталь / Detail

39.22. Фрагмент блюда

39.22. Fragment einer Platte

Дерево (ясень)
Длина 31,5 см; наибольшая
ширина 9,5 см
ГЭ, инв. № 2329/32
Кв. Ф/IV
Середина III тыс. до н. э.,
жижицкая культура

Holz (Esche)
L. 31,5 cm; max. B. 9,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2329/32
Quadrant F/IV
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Žižicа-Kultur

Verzierung: Streifen- und Dreiecksmuster.

Украшен рельефными поясками, под ними расположен ряд
рельефных треугольников.

A. N. M.

А. Н. М.

A. N. M.

А. Н. М.

40.1.1–40.1.4

A. N. M.

40.1.3. Подвеска из резца лося

40.1.3. Anhänger aus Elchzahn

Кость
Длина 4,2 см
ГЭ, инв. № 2755/43
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Schneidezahn eines Elches
L. 4,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2755/43
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

А. Н. М.

A. N. M.

40.1.4. Две подвески из подъязычных
костей лося

40.1.4. Zwei Knochenanhänger
Zungenbein eines Elches
L. 6,2 cm; L. 6,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2755/44–45
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

Кость
Длина 6,2 и 6,4 см
ГЭ, инв. № 2755/44-45
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

A. N. M.

А. Н. М.
40.1.5. Фрагмент сосуда

40.1.5. Gefäßfragment

Глина
23,2 × 20 см; диаметр 30 см
ГЭ, оп. хр. 310-2/51, 53, 306-3/88, 89, 13, 226/10
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Keramik
Maße: 23,2 × 20 cm; rekonstruierter Dm. 30 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 310-2/51, 53, 306-3/88,
89, 13, 226/10
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

Орнамент — ряды из оттисков шнура под
40.1.5
венчиком, далее — оттиски гребенчатого штампа, образующие Verzierung: Unterhalb des Randes Reihen aus Schnureindrücken, daсложную геометрическую композицию.
nach Kammstempelmuster.
А. Н. М.

A. N. M.

39.22

354

355

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

40.1.12. Скребок

40.1.12. Schaber

Кремень
6,6 × 4,7 см
ГЭ, инв. № 2957/12
Кв. Р/IV
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Feuerstein
L. 6,6 cm; B. 4,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2957/12
Quadrant R/IV
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

А. Н. М.

A. N. M.

40.1.12

40.1.6

40.1.8

40.1.6. Сосуд
Глина
Высота 24,5 см; диаметр 22 см
ГЭ, инв. № 2957/1
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

40.1.6. Gefäß
40.1.7

Орнамент — наклонные оттиски гребенчатого штампа, образующие горизонтальные ряды.

Keramik
H. 24,5 cm; Dm. 22 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2957/1
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

40.1.13. Орудие на пластине

40.1.13. Platte

Кремень
11,8 × 3,7 см
ГЭ, оп. хр. 197/102
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Feuerstein
L. 11,8 cm; B. 3,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 197/102
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

А. Н. М.

A. N. M.

Verzierung: Umlaufende horizontale Reihen
aus schrägen Kammstempeleindrücken.
A. N. M.

А. Н. М.
40.1.7. Фрагмент сосуда

40.1.7. Gefäßfragment

Глина
25,2 × 29 см; диаметр 50 см
ГЭ, оп. хр. 194/99
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Keramik
Maße: 25,2 x 29 cm; rekonstruierter Dm. 50 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 194/99
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

Под венчиком — оттиски узелков, тулово
покрывают горизонтальные ряды оттисков крупного гребенчатого штампа.

Verzierung: Flächendeckende Stempelverzierung.
40.1.7

A. N. M.

А. Н. М.
40.1.8. Дно сосуда с имитацией поддона
и отверстием в дне

40.1.8. Gefäßboden mit Standring
und Lochung

Глина
Ширина 24,5 см; диаметр поддона 3,7 см
ГЭ, инв. № 2957/3
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Keramik
B. 24,5 cm; Dm. des Standringes 3,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2957/3
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

Орнамент — сочетание оттисков шнура
и плоского штампа, образующих сложную
геометрическую композицию. В отверстии
сохранились остатки деревянной затычки
из ивы.

Verzierung: Kompliziertes geometrisches
Muster aus Schnureindrücken und flachen
Stempeleindrücken. In der Lochung Reste
eines Pfropfens aus Weidenholz.
40.1.9

A. N. M.

А. Н. М.
40.1.9. Топор сверленый

40.1.9. Axt

Гнейс
14,1 × 6,6 см
ГЭ, инв. № 2957/9
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Gneis
L. 14,1 cm; B. 6,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2957/9
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

А. Н. М.

A. N. M.

40.1.10. Наконечник стрелы

40.1.10. Pfeilspitze

Кремень
3 × 1,7 см
ГЭ, инв. № 2957/10
Кв. Р/IV
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

40.1.10

Feuerstein
L. 3 cm; B. 1,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2957/10
Quadrant R/IV
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

А. Н. М.

A. N. M.

40.1.11. Нож

40.1.11. Messer

Кремень
6,4 × 3,6 см
ГЭ, инв. № 2957/11
Кв. Т/V
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Feuerstein
L. 6,4 cm; B. 3,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2957/11
Quadrant T/V
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

А. Н. М.

356

40.1.11

A. N. M.

40.1.13

40.2. Постройка 2

40.2. Bau 2

40.2.1. Фрагмент сосуда

40.2.1. Gefäßfragment

Глина
7,9 × 8,8 см; диаметр 24 см
ГЭ, оп. хр. 256-5/18
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Keramik
Maße: 7,9 × 8,8 cm; rekonstruierter Dm. 24 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 256-5/18
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

Орнамент — оттиски плоского штампа,
образующие сложную геометрическую
композицию.

Verzierung: Flächendeckende, mit einem flachen Stempel eingedrückte geometrische
Muster.

А. Н. М.

A. N. M.

40.2.1

40.2.2. Фрагмент сосуда

40.2.2. Gefäßfragment

Глина
26,5 × 36 см
ГЭ, оп. хр. 239-3/11
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Keramik
Maße: 26,5 x 36 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 239-3/11
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

Орнамент — под венчиком ряды из оттисков шнура, на тулове — из оттисков гребенчатого штампа, образующих сложную
геометрическую композицию.

Verzierung: Unterhalb des Randes Reihen
aus Schnureindrücken, darunter Kammstempelmuster.
A. N. M.

А. Н. М.

40.2.2

40.2.3. Сосуд

40.2.3. Gefäß

Глина
Высота 5,1 см; диаметр 10,5 см
ГЭ, оп. хр. 239-3/29
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Keramik
H. 5,1 cm; Dm. 10,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 239-3/29
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

Орнамент — наклонные оттиски плоского
штампа, составляющие горизонтальные
ряды.

Verzierung: Umlaufende horizontale Reihen
aus schrägen Kammstempeleindrücken.
A. N. M.

А. Н. М.
40.2.3

357

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

40.2.4. Топор прямоугольной формы

40.2.4. Beil

Кремень
6,2 × 3,1 см
ГЭ, инв. № 2957/5
Кв. О/III
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Feuerstein
L. 6,2 cm; B. 3,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2957/5
Quadrant O/III
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

На поверхности — остатки шлифовки.

Annähernd rechteckiges Beil mit stellenweise erhaltener geschliffener Oberfläche.

А. Н. М.

A. N. M.

40.2.4

40.2.5. Топор с узким обухом

40.2.5. Beil mit schmalem Nacken

Кремень
7,1 × 2,3 см
ГЭ, инв. № 2957/6
Кв. О/IV
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Feuerstein
L. 7,1 cm; B. 2,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2957/6
Quadrant O/IV
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

На поверхности — остатки шлифовки.

Annähernd rechteckiges Beil mit stellenweise erhaltener geschliffener Oberfläche.

А. Н. М.

A. N. M.

40.2.5

40.3. Постройка 3

40.3. Bau 3

40.3.1. Подвеска зооморфная

40.3.1. Zoomorpher Anhänger

Рог
Длина 5 см
ГЭ, инв. № 2755/42
Первая половина III тыс. до н. э., жижицкая
культура

Horn
L. 5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2755/42
Erste Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

40.4. Постройка 3а

40.4. Bau 3a

40.4.1. Фрагмент сосуда

40.4.1. Gefäßfragment

Глина
14,1 × 16,7 см; диаметр 41 см
ГЭ, оп. хр. 227/198, 239-3/14,
194/2
Середина III тыс. до н. э.,
жижицкая культура

Keramik
Maße: 14,1 × 16,7 cm;
rekonstruierter Dm. 41 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 227/198,
239-3/14, 194/2
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., ŽižicаKultur

Орнамент — под венчиком
два горизонтальных ряда ямок,
ниже — дугообразные композиции, сменяющиеся оттисками гребенчатого штампа, расположенного горизонтальными рядами.

Verzierung: Unterhalb des Randes zwei horizontale Grübchenreihen, darunter Bogenmuster,
dann horizontale Reihen mit
Kammstempelung.
A. N. M.

А. Н. М.
40.4.1

40.4.2. Фрагмент сосуда

40.4.2. Gefäßfragment

Глина
8,2 × 4,7 см
ГЭ, инв. № 2957/2
Середина III тыс. до н. э.,
жижицкая культура

Keramik
Maße: 8,2 × 4,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2957/2
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., ŽižicаKultur

Орнамент — оттиски шнура и насечки.

Verzierung: Schnureindrücke und
Kerbverzierung.

А. Н. М.

A. N. M.

A. N. M.

А. Н. М.

40.4.2
40.3.1

40.3.2. Фрагмент сосуда

40.3.2. Gefäßfragment

Дерево
9,2 × 11 см
ГЭ, инв. № 2957/4
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Holz
Maße: 9,2 × 11 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2957/4
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

А. Н. М.

A. N. M.

40.5. Принадлежность
к постройкам не установлена

40.5. Zugehörigkeit zu den
Bauten nicht gesichert

40.5.1. Кинжал иволистной
формы

40.5.1. Weidenblattförmiger
Dolch

Кремень
12,1 × 2,8 см
ГЭ, оп. хр. 306-2/13
Середина III тыс. до н. э.,
жижицкая культура

Feuerstein
L. 12,1 cm; B. 2,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 306-2/13
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., ŽižicаKultur

А. Н. М.

A. N. M.
40.5.1

40.3.2

40.3.3. Наконечник стрелы c вогнутым
основанием

40.3.3. Pfeilspitze mit konkaver Basis
Feuerstein
L. 3,1 cm; B. 1,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 226/4
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

Кремень
3,1 × 1,9 см
ГЭ, оп. хр. 226/4
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

A. N. M.

А. Н. М.
40.3.3

40.3.4. Топор

40.3.4. Beil

Кремень
5,3 × 2,5 см
ГЭ, инв. № 2957/8
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Feuerstein
L. 5,3 cm; B. 2,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2957/8
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

А. Н. М.

A. N. M.

40.3.4

358

41. Деревня Дубокрай, Невельский р-н, Псковская обл.,
Россия

41. Dorf Dubokraj, Rajon Nevelskij, Gebiet Pskov,
Russland

Подводные археологические раскопки проводились на озере
Сенница в 1979. После искусственного спуска воды на 2,5 м в середине 1970-х в озере открылись памятники каменного века.
Первым было обследовано свайное поселение Дубокрай I, датируемое средним и поздним неолитом. В последующие годы
здесь были открыты еще десять многослойных поселений, культурные слои которых содержали материалы эпохи мезолита,
культуры линейно-ленточной керамики раннего неолита (Дубокрай V), культуры строителей свайных поселений среднего и
позднего неолита, раннего Cредневековья, а также остатки железоделательной мастерской, мосты эпохи длинных курганов.
С момента искусственного спуска воды прошло более 30 лет. За
это время все конструкции из дерева, как и вмещающие их слои
ила, торфа и сапропеля, были, по всей видимости, уничтожены
ледоставом и волновыми процессами либо находятся под слоем
песка, который отложился в последние десятилетия, вероятно,
из-за разрушения новых берегов. Однако при обследовании памятника Дубокрай I в 2011–2012 была обнаружена мегалитическая конструкция. Каменный топор, найденный в вертикальном
положении возле одного из самых больших камней конструкции,

Die ersten Unterwasserforschungen wurden 1979 im Sennica See,
durchgeführt. Als in der Mitte der 1970er Jahre der See künstlich trocken gelegt wurde, kamen dabei Befunde der Steinzeit zutage. Als
erste Siedlung wurde die in das mittlere bis späte Neolithikum datierte Pfahlbausiedlung Dubokraj I untersucht. In den folgenden Jahren wurden zehn weitere Siedlungen entdeckt, deren Kulturschichten
Materialien aus dem Mesolithikum, der linienbandkeramischen Kultur des Frühneolithikums (Dubokraj V), den Pfahlbaukulturen des
Mittel- und Spätneolithikums, aus dem Frühmittelalter sowie die
Überreste einer Metallwerkstätte aus der Epoche der Langhügel
enthielten. Seit der Zeit, als das Wasser künstlich abgelassen wurde,
sind 30 Jahre vergangen. Zwischenzeitlich sind alle Holzkonstruktionen, die sich ursprünglich erhalten hatten, entweder vergangen oder
sie befinden sich unter dem Sand, der sich hier in den letzten Jahren
infolge von Ufererosion abgelagert hat. Dennoch konnte in den Jahren 2011/12, während der Untersuchung der Siedlung Dubokraj 1,
eine megalithische Konstruktion freigelegt werden. Das dort geborgene Steinbeil (es stand vertikal neben einer der größten Steinkonstruktionen) wird in der Ausstellung gezeigt. Die genannte Konstruktion wird nach 3690±50 (Le-9537) BP datiert. 2 km nordöstlich der

359

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

41.1.1

41.1.2

41.2.3

41.2.1

представлен на выставке. Эта конструкция датируется 3690 ± 50
(Le-9537) ВР. Еще одна сложная конструкция из крупных камней
была найдена в двух километрах к северо-востоку от описанного
объекта.

41.2.3. Steinbeil

Камень
9,1 × 3,6 см
ГЭ, инв. № 2956/1
Из мегалитического сооружения возле поселения
Вторая половина III тыс. до н. э.

Stein
L. 9,1 cm; B. 3,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2956/1
Aus der megalithischen Konstruktion bei der Siedlung Dubokraj I
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

41.3. Свайное (озерное) поселение Дубокрай VIII

41.3. Pfahlbausiedlung Dubokraj VIII

41.3.1. Фрагменты сосуда

41.3.1. Fragmente eines Gefäß

Глина
Высота 27 см; диаметр 11 см
ГЭ, инв. № 2956/2
III–II тыс. до н. э.

Keramik
H. 27 cm; Dm. 11 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2956/2
3.–2. Jahrtausend v. Chr., Spätneolithikum

А. Н. М.

A. N. M.

42–50. Культура шнуровой керамики в Восточной
Европе

42–50. Schnurkeramische Kultur in Osteuropa

41.2.2

Anlage wurde eine weitere aus großen Steinen erbaute, komplexe
Konstruktion entdeckt.
А. N. М.

А. Н. М.
41.1. Свайное (озерное) поселение Дубокрай V

41.1. Pfahlbausiedlung Dubokraj V

41.1.1. Головка медведя

41.1.1. Bärenkopf

Дерево (ясень)
Длина 4,3 см; ширина 3 см
ГЭ, инв. № 2754/80
Конец IV — первая половина III тыс. до н. э., усвятская культура

Holz (Esche)
L. 4,3 cm; B. 3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2754/80
Ende 4. — 1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., Usvjaty-Kultur

А. Н. М.

A. N. M.

41.1.2. Лощило

41.1.2. Poliergerät

Рог лося
Длина 17,6 см; ширина 2,8 см
ГЭ, инв. № 2754/72
Конец IV — первая половина III тыс. до н. э., усвятская культура

Elchgeweih
L. 17,6 cm; B. 2,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2754/72
Ende 4. — 1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., Usvjaty-Kultur

А. Н. М.

A. N. M.

41.2. Свайное (озерное) поселение Дубокрай I

41.2. Pfahlbausiedlung Dubokraj I

41.2.1. Передняя часть лыжи

41.2.1. Vorderteil eines Skis

Дерево (ясень)
Длина 103,5 см; ширина 9,6 см
ГЭ, инв. № 2754/39
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Holz (Esche)
L. 103,5 cm; B. 9,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2754/39
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

А. Н. М.

A. N. M.

41.2.2. Фрагмент плуга

41.2.2. Fragment eines Pfluges

Дерево
28,5 × 8,3 × 16,4 см
ГЭ, инв. № 2754/81
Середина III тыс. до н. э., жижицкая культура

Holz
Maße: 28,5 × 8,3 × 16,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2754/81
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Žižicа-Kultur

А. Н. М.

A. N. M.

360

41.3.1

41.2.3. Топор

Во второй половине III — начале II тыс. до н. э. в составе населения Восточной и Центральной Европы произошли значительные
изменения. Они были вызваны расселением среди местного
поздненеолитического населения скотоводческо-земледельческих племен. Культуры этого периода получили название культур шнуровой керамики, кубков, ладьевидных топоров, одиночных погребений и др. Ранние памятники этих культур обнаруживают значительное сходство в формах и орнаментации глиняной посуды, в типах каменных орудий, в погребальном обряде, что
позволяет объединить их в культурно-историческую область племен шнуровой керамики. Эти культуры занимали в Европе огромную территорию — от Волги на востоке до берегов Рейна на западе
и от Южной Скандинавии на севере до Швейцарии, Чехии и Словакии, Поднестровья и Среднего Поднепровья на юге.
Новые исследования позволяют говорить о носителях этих культур как об оседлых скотоводах и земледельцах. На поселениях
найдены кости домашних животных и остатки злаков или отпечатки их на глиняной посуде, а также орудия труда для обработки земли и уборки урожая.
Для племен шнуровой керамики характерны курганы и грунтовые
захоронения. Сходство предметов, происходящих из разных мест
расселения племен шнуровой керамики, не оставляет сомнений в
том, что эти племена имели общего предка. Они оказали значительное влияние на судьбы коренного населения, внесли большой
вклад в формирование культур целого ряда народов Европы.

In der 2. Hälfte des 3. bis zum Beginn des 2. Jahrtausends v. Chr. vermischte sich die Bevölkerung Ost- und Mitteleuropas mit lokalen
spätneolithischen Stämmen, die Ackerbau und Viehzucht betrieben.
Die Kulturen dieser Zeit sind als Schnurkeramische Kulturen bekannt.
Belegt sind Becher, nackenförmige Äxte, Einzelbestattungen u. ä.
Frühe Fundorte lassen eine frappante Ähnlichkeit bei Formen und
Ornamentierung der Keramikgefäße, Typen der Steingeräte und Bestattungsritual erkennen, so dass sie als kulturhistorischer Stammesverband der Schnurkeramik zusammengefasst wurden. Die Kulturen
waren in Europa von der Wolga im Osten bis zum Rhein im Westen,
von Südskandinavien im Norden bis zur Schweiz, Tschechien und der
Slowakei, dem Dnestr- und dem mittleren Dneprgebiet im Süden
verbreitet.
Wie jüngere Untersuchungen zeigten, handelte es sich bei den Trägern dieser Kulturen um sesshafte Viehzüchter und Ackerbauern. In
den Siedlungen fanden sich Knochen von Haustieren und Überreste
von Getreide bzw. entsprechende Abdrücke in Keramikgefäßen,
Werkzeuge zur Bodenbearbeitung und zum Einbringen der Ernte.
Für schnurkeramische Stämme sind Flach- und Hügelgräber charakteristisch. Die Ähnlichkeit der Gegenstände, die in unterschiedlichen
Gegenden des Verbreitungsgebiets entdeckt wurden, sprechen klar
für gemeinsame Wurzeln dieser Stämme, die ihrerseits die angestammte Bevölkerung stark beeinflussten und einen entscheidenden
Beitrag zur Herausbildung der Kulturen etlicher Völker Europas zeigten.
Literatur: Эпоха бронзы 1987. С. 51–54.

Литература: Эпоха бронзы 1987. С. 51–54.

361

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

42. Деревня Бор, Усвятский р-н, Псковская обл., Россия

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

42. Dorf Bor, Rajon Usvjaty, Gebiet Pskov, Russland

45. Виленская губ.

45. Gouvernement Vilno

42.1. Топор сверленый

42.1. Steinaxt

45.1. Топор со сверлиной

45.1. Axt

Камень
9,7 × 4,7 см; диаметр отверстия 2 см
ГЭ, оп. хр. 292-2/128
III тыс. до н. э.

Stein
L. 9,7 cm; B. 4,7 cm; Dm. der Bohrung 2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 292-2/128
3. Jahrtausend v. Chr.

Камень
15,6 × 7,9 см
ГЭ, оп. хр. 11/35
III тыс. до н. э.

Felsgestein
L. 15,6 cm; B. 7,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 11/35
3. Jahrtausend v. Chr.

По рассказам местных жителей, в районе
гравийного карьера, откуда происходит
топор, неоднократно находили аналогичные предметы. Можно предположить, что
на этом месте был грунтовый могильник.

Den Aussagen der örtlichen Bevölkerung zufolge, wurden in dem Bereich des Tagebaus,
woher diese Axt stammt, schon mehrmals
Äxte gefunden. Vermutlich befand sich hier
ein Flachgräberfeld.

А. Н. М.

A. N. M.

А. Н. М.

A. N. M.
42.1

43. Деревня Сертея X, Смоленская обл., Россия

45.1

43. Dorf Serteja X, Gebiet Smolensk, Russland

46. Северо-запад России

46. Vermutlich Nordwesten Russlands

43.1. Два наконечника стрелы

43.1. Zwei Pfeilspitzen

46.1. Топор со сверлиной

46.1. Axt

Кремень
2,2 × 1,3 см; 2,1 × 1,7 см
ГЭ, оп. хр. 247-1/197, 311-1/69
III тыс. до н. э.

Feuerstein
Maße: 2,2 x 1,3 cm; 2,1 x 1,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 247-1/ 197, 311-1/ 69
3. Jahrtausend v. Chr.

Камень
12,6 × 4,9 см
ГЭ, оп. хр. 11/37
III тыс. до н. э.

Felsgestein
L. 12,6 cm; B. 4,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 11/37
3. Jahrtausend v. Chr.

Треугольной формы, с вогнутым основанием.

Dreieckige Pfeilspitzen mit eingezogener Basis.

А. Н. М.

A. N. M.

А. Н. М.

A. N. M.
43.1

46.1

43.2. Топор

43.2. Beil

Кремень
5,5 × 2,7 см
ГЭ, оп. хр. 306-1/30
III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 5,5 cm; B. 2,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 306-1/30
3. Jahrtausend v. Chr.

Прямоугольной формы и с таким же сечением; сохранились значительные участки
со шлифовкой.

Die Form des Beiles sowie seines Querschnittes sind annähernd rechteckig, an der Oberfläche sind noch einige geschiffene Partien
auszumachen.

А. Н. М.

47. Деревня Толцишки, Лидский уезд, Виленская губ.

47. Dorf Tolciški, Kreis Lida, Gouvernement Vilno

47.1. Шлифованный топор

47.1. Geschliffenes Beil

Камень
9 × 5,3 см
ГЭ, инв. № 2278/7
III тыс. до н. э.

Felsgestein
L. 9 cm; B. 5,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2278/7
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

A. N. M.

43.2

43.3. Топор

43.3. Beil

Кремень
5,5 × 3,4 см
ГЭ, оп. хр. 310-3 /56
III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 5,5 cm; B. 3,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 310-3/56
3. Jahrtausend v. Chr.

Треугольной формы, с линзовидным сечением.

Annähernd dreieckige Form mit linsenförmigem Querschnitt.

А. Н. М.

A. N. M.

43.3

44–48. Случайные находки на территории Восточной
Прибалтики и северо-запада России

44–48. Einzelfunde aus dem Ostbaltikum
und dem nordwestlichen Teil Russlands

44. Деревня Курки, Лидский уезд, Виленская губ.

44. Dorf Kurki, Kreis Lida, Gouvernement Vilno

44.1. Клиновидный топор со сверлиной

44.1. Keilförmige Axt

Камень
7 × 4,5 см
ГЭ, инв. № 2278/10
III тыс. до н. э.

Felsgestein
L. 7 cm; B. 4,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2278/10
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

44.1

362

47.1

48. Коллекция Н. К. Рериха

48. Aus der Sammlung N. K. Roerich

48.1. Топор

48.1. Beil

Камень
16,5 × 4,5 см
ГЭ, инв. № 1490/3
III тыс. до н. э.

Felsgestein
L. 16,5 cm; B. 4,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1490/3
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

48.1

48.2. Топор со сверлиной

48.2. Axt

Камень
9,7 × 5 см
ГЭ, инв. № 1490/5
III тыс. до н. э.

Felsgestein
L. 9,7 cm; B. 5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1490/5
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

48.2

363

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

48.3. Топор со сверлиной

48.3. Axt

Камень
7,6 × 4,4 см
ГЭ, инв. № 1490/7
III тыс. до н. э.

Felsgestein
L. 7,6 cm; B. 4,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1490/7
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

49.2. Коллекция Н. К. Рериха

49.2. Sammlung N. K. Roerich

49.2.1. Зооантропоморфная фигурка

49.2.1. Mischwesen

Кремень
Длина 2,7 см; ширина 1,6 см
ГЭ, инв. № 2898/4
Вторая половинаIII тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 2,7 cm; B. 1,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2898/4
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

48.3

49. Центральные районы Восточной Европы

49. Mittelbezirke Osteuropas

В начале XX в. русским художником, археологом и философом
Н. К. Рерихом была собрана коллекция волосовских кремневых
фигурок. В 1930-х брат и сестра Н. К. Рериха передали коллекцию
в Государственный Эрмитаж, многие предметы представлены на
данной выставке. Но часть обширного собрания древностей каменного века, в том числе кремневые фигурки (кат. 49.2.1–
49.2.6), была специально отобрана Б. К. Рерихом по просьбе брата для музея, который Николай Константинович создавал в НьюЙорке. Арест Бориса Константиновича не позволил осуществиться планам братьев. Долгое время эта самая яркая часть
коллекции считалась утраченной, о чем в своих работах неоднократно писал Н. К. Рерих. Позже эти предметы нашлись и в начале XXI в. поступили в Эрмитаж.

Am Anfang des 20. Jahrhunderts trug der russische Maler, Archäologe und Philosoph Nicholas Roerich eine Sammlung von VolosovoFeuersteinfiguren zusammen. In den 1930er Jahren übergaben seine
Schwester und sein Bruder die Sammlung an die Staatliche Eremitage in Sankt Petersburg. Die Feuersteinfiguren (Kat. Nr. 49.2.1–49.2.6)
bilden nur einen Teil seiner großen Steinzeitsammlung, die B. K. Roerich auf Bitte seines Bruders für sein Museum in New York auswählte.
Leider konnten aufgrund der Verhaftung von Boris Roerich die Pläne
der beiden Brüder nicht in die Tat umgesetzt werden. Lange Zeit galt
dieser Teil der Sammlung als verschollen, worüber Nicholas Roerich
in seinen Arbeiten berichtete. Dies stellte sich erst kürzlich als nicht
zutreffend heraus. Zu Beginn des 21. Jahrhunderts kamen die Feuersteinfiguren in die Eremitage zurück. Viele von ihnen werden in der
Ausstellung präsentiert.

49.2.2. Зооантропоморфная фигурка

49.2.2. Mischwesen

Кремень
Длина 4,5 см; ширина 1,8 см
ГЭ, инв. № 2898/2
Вторая половина III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 4,5 cm; B. 1,8 cm
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2898/2

А. Н. М.

A. N. M.

49.2.3. Зооантропоморфная фигурка

49.2.3. Mischwesen

A. N. M.

Кремень
Длина 4 см; ширина 1,8 см
ГЭ, инв. № 2898/3
Вторая половина III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 4 cm; B. 1,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2898/3
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

А. Н. М.

49.1. Озеро Кафтино, Тверская губ. (ныне Тверская обл.),
Россия. Неолитическая стоянка

49.1. See Kaftino, Gouvernement Tverskaja (heute Gebiet
Tverskaja), Russland. Neolithische Lagerstätte

Раскопки Н. К. Рериха, начало XX в.

Ausgrabungen von N. K. Roerich.

49.1.1. Зооантропоморфная фигурка

49.1.1. Mischwesen

Кремень
Длина 3,8 см; ширина 2,2 см
ГЭ, инв. № 1488/11
Вторая половина III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 3,8 cm; B. 2,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1488/11
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

49.2.1

49.2.2

49.2.3

49.2.4. Зооантропоморфная фигурка

49.2.4. Mischwesen

Кремень
Длина 5,2 см; ширина 2,2 см
ГЭ, инв. № 2898/1
Вторая половина III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 5,2 cm; B. 2,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2898/1
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

49.1.1

49.1.2. Зооморфная фигурка

49.1.2. Zoomorphe Figur

Кремень
Длина 3,8 см; ширина 2,2 см
ГЭ, инв. № 1488/13
Вторая половина III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 3,8 cm; B. 2,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1488/13
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

49.2.4

49.2.5. Зооморфная фигурка

49.2.5. Mischwesen

Кремень
4,8 × 2,1 см
ГЭ, инв. № 2898/5
Вторая половина III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 4,8 cm; B. 2,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2898/5
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

49.1.2

49.1.3. Фигурка птицы

49.1.3. Vogelfigur

Кремень
Длина 3,8 см; ширина 2,2 см
ГЭ, инв. № 1488/14
Вторая половина III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 3,8 cm, B. 2,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1488/14
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

49.1.3

364

49.2.5

49.2.6. Зооморфная фигурка

49.2.6. Zoomorphe Figur

Кремень
9,2 × 3,1 см
ГЭ, инв. № 2898/6
Вторая половина III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 9,2 cm; B. 3,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2898/6
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

49.2.6

365

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

49.2.7. Наконечник стрелы

49.2.7. Pfeilspitze

Кремень
6,8 × 1,8 см
ГЭ, инв. № 2898/9
Вторая половина III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 6,8 cm; B. 1,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2898/9
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

49.2.8. Наконечник стрелы

49.2.8. Pfeilspitze

Кремень
10 × 3,4 см
ГЭ, инв. № 2898/30
Вторая половина III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 10 cm; B. 3,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2898/30
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

49.2.9. Наконечник стрелы

49.2.9. Pfeilspitze

Кремень
8,6 × 1,7 см
ГЭ, инв. № 2898/36
Вторая половина III тыс. до н. э.

49.2.7, 49.2.8

Feuerstein
L. 8,6 cm; B. 1,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2898/36
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

50. Озеро Шерегодро, Новгородская губ. (ныне Новгородская
обл.), Россия. Могильник

50. Bernsteinschmuck aus der Nekropole am See Šeregodro,
Gouvernement Novgorod, Russland

Раскопки Н. К. Рериха, 1902.
На берегу озера Шерегодро в 1902 Н. К. Рерихом были открыты
погребения с янтарными украшениями, отнесенные им к эпохе
Средневековья, так как могильные ямы были перекрыты насыпями средневековых курганов. Это были первые находки неолитических погребений и янтарных украшений на данной территории.

Ausgrabungen von N. K. Roerich im Jahre 1902.
Im Jahre 1902 entdeckte N. K. Roerich am Ufer des Sees Šeregodro
Gräber mit Bernsteinschmuck, die er dem Mittelalter zuordnete, da
über den Gräbern mittelalterliche Kurgane aufgeschüttet waren. Es
handelt sich dabei um die ersten neolithischen Gräber mit Bernsteinschmuck in diesem Gebiet.

А. Н. М.

A. N. M.

50.1. Подвеска плоская треугольной формы

50.1. Anhänger

Янтарь
Длина 3,8 см
ГЭ, инв. № 120/302
III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 3,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 120/302
3. Jahrtausend v. Chr.

С насечками по краям, с центральным большим
круглым отверстием и маленьким — для подвешивания.

Flacher, dreieckiger Anhänger mit gekerbten Rändern, einer großen runden Lochung in der Mitte und
einer kleinen Lochung zum Aufhängen.

А. Н. М.

A. N. M.

А. Н. М.

A. N. M.

49.2.10. Наконечник стрелы

49.2.10. Pfeilspitze

50.2. Подвеска плоская трапециевидной формы

50.2. Flacher, annähernd trapezförmiger Anhänger

Кремень
9,6 × 3,1 см
ГЭ, инв. № 2898/31
Вторая половина III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 9,6 cm; B. 3,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2898/31
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

Янтарь
Длина 3,4 см
ГЭ, инв. № 120/279
III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 3,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 120/279
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

А. Н. М.

A. N. M.

49.2.11. Наконечник стрелы

49.2.11. Pfeilspitze

Кремень
5,8 × 1,3 см
ГЭ, инв. № 2898/34
Вторая половина III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 5,8 cm; B. 1,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2898/34
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

50.1

А. Н. М.

49.2.9, 49.2.10

A. N. M.

50.2

50.3. Подвеска трапециевидной формы

50.3. Trapezförmiger Anhänger

Янтарь
Длина 2,7 см
ГЭ, инв. № 120/285
III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 2,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 120/285
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

49.2.12. Наконечник стрелы

49.2.12. Pfeilspitze

Кремень
4,6 × 1,9 см
ГЭ, инв. № 2898/53
Вторая половина III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 4,1 cm; B. 1,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2898/16
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

49.2.13. Наконечник стрелы

49.2.13. Pfeilspitze

50.4. Подвеска трапециевидной формы

50.4. Trapezförmiger Anhänger

Кремень
2,9 × 1,4 см
ГЭ, инв. № 2898/69
Вторая половина III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 2,6 cm; B. 0,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2898/18
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

Янтарь
Длина 2,8 см
ГЭ, инв. № 120/281
III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 2,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 120/281
3. Jahrtausend v. Chr.

A. N. M.

А. Н. М.

A. N. M.

50.3

А. Н. М.
49.2.11–49.2.13

49.2.14. Наконечник дротика

49.2.14. Pfeilspitze

Кремень
Длина 11,4 см
ГЭ, инв. № 2898/28
Вторая половина III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 11,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2898/28
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

49.2.15. Наконечник дротика

49.2.15.Pfeilspitze

Кремень
10,1 × 2,1 см
ГЭ, инв. № 2898/29
Вторая половина III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 10,1 cm; B. 2,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2898/29
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

49.2.16. Наконечник стрелы

49.2.16. Pfeilspitze

Кремень
7,5 × 3,5 см
ГЭ, инв. № 2898/32
Вторая половина III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 7,5 cm; B. 3,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2898/30
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.
49.2.14–49.2.16

366

50.4

50.5. Подвеска трапециевидной формы

50.5. Trapezförmiger Anhänger

Янтарь
Длина 5,4 см
ГЭ, инв. № 120/277
III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 5.4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 120/277
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

50.5

50.6. Подвеска трапециевидной формы

50.6. Trapezförmiger Anhänger

Янтарь
Длина 1,7 см
ГЭ, инв. № 120/316
III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 1,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 120/316
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

50.6

A. N. M.

367

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

50.7. Подвеска трапециевидной формы

50.7. Trapezförmiger Anhänger

Янтарь
Длина 2,7 см
ГЭ, инв. № 120/297
III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 2,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 120/297
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

50.14. Подвеска прямоугольная, с круглым
отверстием

50.14. Annähernd rechteckiger Anhänger mit
runder Lochung

Янтарь
Длина 2,5 см
ГЭ, инв. № 120/300
III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 2,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 120/300
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

50.7

50.8. Подвеска трапециевидной формы

50.8. Trapezförmiger Anhänger

Янтарь
Длина 2,9 см
ГЭ, инв. № 120/296
III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 2,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 120/296
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

50.14

50.15. Подвеска треугольной формы

50.15. Dreieckiger Anhänger

Янтарь
Длина 3 см
ГЭ, инв. № 120/310
III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 120/310
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

50.8

50.9. Подвеска треугольной формы

50.9. Dreieckiger Anhänger

Янтарь
Длина 3 см
ГЭ, инв. № 120/308
III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 120/308
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

50.15

50.16. Подвеска треугольной формы

50.16. Dreieckiger Anhänger

Янтарь
Длина 2,2 см
ГЭ, инв. № 120/318
III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 2,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 120/318
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

50.9

50.10. Подвеска трапециевидной формы

50.10. Trapezförmiger Anhänger

Янтарь
Длина 3,2 см
ГЭ, инв. № 120/288
III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 3,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 120/288
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

50.16

50.17. Подвеска трапециевидной формы

50.17. Trapezförmiger Anhänger

Янтарь
Длина 3 см
ГЭ, инв. № 120/278
III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 120/278
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

50.10

50.11. Подвеска трапециевидная плоская,
с отверстием

50.11. Flacher annähernd trapezförmiger Anhänger
mit Lochung

Янтарь
Длина 3,3 см
ГЭ, инв. № 120/292
III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 3,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 120/292
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

50.17

50.18. Нашивная бляшка овальной формы
с отверстием

50.18. Ovale Scheibe mit Lochung
Bernstein
Dm. 2,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 120/189
3. Jahrtausend v. Chr.

Янтарь
Диаметр 2,3 см
ГЭ, инв. № 120/189
III тыс. до н. э.

A. N. M.

А. Н. М.
50.11

50.12. Подвеска трапециевидная, округлых
очертаний, с круглым отверстием

50.12. Annähernd trapezförmiger Anhänger mit
runder Lochung

Янтарь
Длина 3,8 см
ГЭ, инв. № 120/290
III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 3,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 120/290
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

50.18

50.19. Нашивная бляшка овальной формы
с отверстием

50.19. Ovale Scheibe mit Lochung
Bernstein
Dm. 1,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 120/204
3. Jahrtausend v. Chr.

Янтарь
Диаметр 1,7 см
ГЭ, инв. № 120/204
III тыс. до н. э.

A. N. M.

А. Н. М.

50.19

50.12

50.13. Подвеска трапециевидная, округлых
очертаний, с круглым отверстием

50.13. Annähernd trapezförmiger Anhänger mit
runder Lochung

50.20. Нашивная бляшка овальной формы
с отверстием

Янтарь
Длина 2,7 см
ГЭ, инв. № 120/289
III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 2,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 120/289
3. Jahrtausend v. Chr.

Янтарь
Диаметр 2,2 см
ГЭ, инв. № 120/188
III тыс. до н. э.

А. Н. М.

A. N. M.

А. Н. М.

50.13

368

50.20. Ovale Scheibe mit Lochung
Bernstein
Dm. 2,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 120/188
3. Jahrtausend v. Chr.

A. N. M.

50.20

369

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

51. Волосовская культура

51. Volosovo-Kultur

Впервые выделена В. А. Городцовым на основе раскопанных им
Волосовской и Панфиловской стоянок. Впервые карту распространения памятников культуры и их интерпретацию дал А. Я. Брюсов. Она была ограничена частью р. Оки и ее притоков в районах
городов Мурома и Вязьников, но А. Я. Брюсов предположил распространение далеко к западу и северу от Оки.
Сегодня памятники волосовской культуры распространены на
широкой территории — от Прибалтики до Камы и от Вологды до
Пензы. Это, по существу, вся лесная территория, занятая прежде
культурами с ямочно-гребенчатой керамикой. Исследователи
выделяют до пяти основных вариантов волосовской культурноисторической общности. Начало культуры, ее протоволосовский
этап датируется первой — второй четвертью III тыс. до н. э., а конец — первой четвертью II тыс. до н. э.
Площадь волосовских поселений от 1500 до 5000 кв. м. Мощность культурных остатков от 0, 10 до 1,5 м. Наряду с многочисленными вещественными остатками на поселениях встречены
жилища, мастерские, погребения, ритуальные сооружения. Жилища обнаружены на всех волосовских поселениях. Они имеют
близкий характер на всей территории общности. Культурные
остатки на поселениях состоят из глиняной посуды, кремневых,
каменных, костяных, роговых, деревянных и других изделий,
а также украшений из кости, камня, янтаря и зубов животных.
Одной из характерных черт культуры являются разнообразные
кремневые и костяные фигурки людей, животных, птиц и рыб.

Diese Kultur wurde von V. A. Gorodcov anhand der von ihm untersuchten Volosovo- und Panfilovo-Fundstätten definiert. A. Ja. Brjusov bestimmte das Verbreitungsgebiet der Kultur und legte ihre Merkmale
dar. In den Gebieten der Städte Murom und Vjaznikov zeichneten sich
die Grenzen der Kultur am Fluss Oka und dessen Nebenflüssen ab,
jedoch äußerte A. Ja. Brjusov die Vermutung, dass ihr Verbreitungsgebiet auch weiter westlich und nördlich des Flusses Oka hinaus reicht.
Mittlerweile erstrecken sich die Volosovo-Denkmäler vom baltischen
Raum bis zum Fluss Kama sowie von Vologda bis Penza. Eigentlich handelt es sich hier um Waldgebiete, die früher durch Grübchen-KammKeramik-Kulturen besetzt waren. Die Forscher unterscheiden bis zu fünf
Hauptvarianten der Volosovo-Kultur. Der Beginn der Kultur — die VorVolosovo-Etappe — wird in das 1.–2. Viertel des 3. Jahrtausends v. Chr.,
das Ende in das 1. Viertel des 2. Jahrtausends v. Chr. datiert.
Die Flächen der Volosovo-Siedlungen betragen 1500 bis 5000 m2, die
Kulturschichten weisen Mächtigkeiten von 0,10 bis 1,5 m auf. Neben
den zahlreichen Funden, wurden in den Siedlungen Wohnhäuser,
Werkstätten, Gräber und rituelle Anlagen entdeckt. Wohnbauten
sind in allen Volosovo-Siedlungen nachgewiesen und weisen im ganzen Verbreitungsgebiet ähnliche Merkmale auf. Das Fundspektrum
umfaßt Keramikgeschirr, Gegenstände aus Feuerstein, Stein, Knochen, Horn, Holz und anderen Materialien sowie Schmuck aus Knochen, Stein, Bernstein und Tierknochen. Zu den typischen Merkmalen
der Kultur gehören verschiedene Statuetten sowie Tier-, Vogel- und
Fischfiguren aus Feuerstein und Knochen.

Литература: Эпоха бронзы 1987. С. 10–12.

Literatur: Эпоха бронзы 1987. С. 10–12.

Ю. П.

Ju. P.

51. Тейковский р-н, Ивановская обл., Россия

51. Rajon Tejkovskij, Gebiet Ivanovo, Russland

51.1. Стоянка Сахтыш I

51.1. Siedlung Sachtyš I

51.1.1. Навершие в виде головы волка
или собаки

51.1.1. Aufsatz in Form eines Hundes bzw.
Wolfes

Рог лося
Длина 19 см; ширина 7,2 см
ГЭ, инв. № 2827/92
Вторая половина III тыс. до н. э.

Elchgeweih
L. 19 cm; B. 7,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2827/92
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

51.1.1

51.1.2. Подвеска

51.1.2. Anhänger

Рог лося
Длина 8,1 см; ширина 2,5 см
ГЭ, инв. № 2827/82
Вторая половина III тыс. до н. э.

Elchgeweih
L. 8,1 cm; B. 2,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2827/82
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

51.1.3. Фигурка животного

51.1.3. Tierfigur

Кость
Длина 7,9 см; ширина 1,4 см
ГЭ, инв. № 2827/83
Вторая половина III тыс. до н. э.

Knochen
L. 7,9 cm; B. 1,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2827/83
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.
51.1.2, 51.1.3

51.1.4. Подвеска в виде водоплавающей
птицы

51.1.4. Anhänger in Form eines
Wasservogels

Рог лося
Длина 7,4 см; ширина 1,9 см
ГЭ, инв. № 2827/90
Вторая половина III тыс. до н. э.

Elchgeweih
L. 7,4 cm; B. 1,9 cm
Inv. Nr. 2827/90
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

51.1.4

370

51.2.1

371

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

51.1.5. Подвеска в виде фигурки птицы

51.1.5. Anhänger in Form eines Vogels

Кость
Длина 5 см
ГЭ, инв. № 2827/87
Вторая половина III тыс. до н. э.

Knochen
L. 5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2827/87
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

51.1.5

51.2. Стоянка Сахтыш II

51.2. Siedlung Sachtyš II

51.2.1. Зооантропоморфная фигурка

51.2.1. Mischwesen

Кремень
Высота 5,1 см; ширина 2,7 см
ГЭ, инв. № 2827/77
Вторая половина III тыс. до н. э.

Feuerstein
H. 5,1 cm; B. 2,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2827/77
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

51.2.1

51.2.2. Головка змеи

51.2.2. Kopf einer Schlange

Рог лося
Длина 5,3 см; ширина 1,8 см
ГЭ, инв. № 2827/94
Погребение 16
Вторая половина III тыс. до н. э.

Elchgeweih
L. 5,3 cm; B. 1,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2827/94
Grab 16
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

51.2.2

51.3. Стоянка Сахтыш VIII

51.3. Siedlung Sachtyš VIII

51.3.1. Зооморфная фигурка

51.3.1. Zoomorphe Figur

Кремень
Длина 5,1 см; ширина 2,2 см
ГЭ, инв. № 2827/74
Вторая половина III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 5,1 cm; B. 2,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2827/74
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

51.3.1

51.4. Стоянка Сахтыш VIII, погребение 5

51.4. Siedlung Sachtyš VIII, Grab 5

На окраине поселения волосовского времени Сахтыш VIII расположен почти полностью раскопанный могильник. Здесь обнаружено 38 захоронений, одно относится ко времени существования льяловской культуры, а остальные — к волосовской культуре. Погребения были найдены в темном культурном слое, что не
позволило проследить формы могильных ям. В одном случае
зафиксированы овальные контуры могильной ямы, так как захоронение было засыпано охрой. Погребенные лежали головой
на восток (с небольшими отклонениями к северу или к югу), на
спине. Руки располагались вдоль туловища, были слегка согнуты
в локтях, а кисти лежали на тазе. Могильник состоял из шести
параллельных рядов, расположенных по линии север — юг. Рас-

Am Rande der Volosovo-Siedlung Sachtyš VIII befindet sich eine fast
vollständig untersuchte Nekropole. Hier wurden 38 Gräber freigelegt.
Ein Grab gehört der neolithischen Ljalovo-Kultur an, die anderen der
Volosovo-Kultur. Die Gräber befanden sich in einer dunklen Kulturschicht, weshalb sich die Konturen der Grabgruben im allgemeinen nicht
abzeichneten. In einem Fall konnte eine ovale Kontur ausgemacht werden, da die Bestattung mit Ocker bestreut wurde. Die verstorbenen lagen auf dem Rücken mit dem Kopf nach Osten, wobei jeweils eine leichte Versetzung in Richtung Norden oder Süden vorlag. Die Arme lagen
leicht angewinkelt entlang des Körpers, die Hände ruhten auf der Taille.
Die Nekropole bestand aus sechs parallel verlaufenden, Nord-Süd
ausgerichteten Gräberreihen. Der Abstand zwischen den Gräbern be-

372

51.2.1

373

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

стояние между могилами было не более одного-двух метров,
внутри рядов могилы размещались параллельно. Важную роль в
погребальном обряде играл огонь. Об этом свидетельствуют кострища, которые найдены в восточной части могильника. Зафиксировано скопление охры в ногах, которое могло символизировать костер или очаг. На юго-западе могильника была зафиксирована прямоугольная постройка (длинной осью по линии север —
юг), с входом с северной стороны. В яме на дне постройки лежали
жженые кости птиц, медвежий (?) череп, кремневые отщепы. Этот
объект авторами раскопок интерпретируется как «святилище». На
площади могильника открыты и два клада, состоящих из янтарных украшений, находившихся в небольших ямках, расположенных в непосредственной близости от погребений. Самые ранние
погребения сопровождались украшениями из янтаря или кости, и
они составляли первый ряд и начало второго ряда. Более поздние
погребения (4) сопровождались украшениями из камня (серпентины или плотные мелкозернистые сланцы зеленого цвета) или
вовсе их не имели. Всего было 14 погребений с украшениями. Других вещей в погребениях не обнаружено.

trug höchstens 2 m, innerhalb einer Reihe lagen die Gräber ebenfalls
parallel zueinander. Eine wichtige Rolle in der Bestattungssitte spielte das Feuer. Davon zeugen die Feuerstätten im östlichen Teil der Nekropole. An den Füßen der Bestatteten wurden Ockeranhäufungen
festgestellt, was ein Symbol für Feuer darstellen könnte. Im südwestlichen Teil der Nekropole wurde eine rechteckige, nord-südlich ausgerichtete Konstruktion mit Eingang im Norden freigelegt. In einer
Grube innerhalb der Konstruktion lagen kalzinierte Vogelknochen,
der Schädel eines Bären (?) und Silices. Die Ausgräber interpretieren
diesen Befund als „Heiligtum“. Innerhalb der Nekropole wurden außerdem zwei Horte mit Bernsteinschmuck freigelegt. Sie befanden sich
in kleinen Gruben unweit der Gräber. Die ältesten Gräber (die erste Reihe sowie die ersten Gräber der zweiten Reihe) enthielten Bernsteinund Knochenschmuck. Die jüngeren Gräber enthielten Schmuck aus
Stein (Serpentin bzw. dichter, feinkörniger grüner Schiefer) oder waren
ohne Beigaben. Insgesamt enthielten 14 Gräber Schmuck. Andere Beigaben wurden in den Gräbern nicht nachgewiesen.

51.4.7. Нашивная бляшка овальной формы,
с отверстием

A. N. M.

51.4.9. Подвеска

51.4.9. Anhänger

Янтарь
Длина 2,6 см; ширина 1,8 см
ГЭ, инв. № 2827/16
Вторая половина III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 2,6 cm; B. 1,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2827/16
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

А. Н. М.
51.4.1. Кольцо

51.4.1. Ring

Янтарь
Диаметр 2,7 см; диаметр отверстия 1 см; толщина 0,3 см
ГЭ, инв. № 2827/3
Вторая половина III тыс. до н. э.

Bernstein
Dm. 2,7 cm; Dm. der Öffnung 1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2827/3
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

Bernstein
Dm. 1,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2827/19
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

Янтарь
Диаметр 1,9 см
ГЭ, инв. № 2827/19
Вторая половина III тыс. до н. э.

A. N. M.

А. Н. М.
51.4.7

51.4.8. Нашивная бляшка овальной формы,
с отверстием

51.4.8. Ovale Scheibe mit Durchbohrung
Berstein
Dm. 2,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2827/21
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

Янтарь
Диаметр 2,2 см
ГЭ, инв. № 2827/21
Вторая половина III тыс. до н. э.

A. N. M.

А. Н. М.
51.4.8

51.4.9

51.4.1

51.4.2. Фрагмент орнаментированной
подвески

51.4.2. Fragment eines verzierten
Anhängers

Янтарь
Длина 5,7 см; ширина 2,5 см
ГЭ, инв. № 2827/10
Вторая половина III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 5,7 cm; B. 2,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2827/10
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

51.4.2

51.4.3. Пронизка цилиндрической формы

51.4.3. Zylinderförmige Perle

Янтарь
Длина 1,1 см; диаметр 0,5 см
ГЭ, инв. № 2827/1
Вторая половина III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 1,1 cm; Dm. 0,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2827/1
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

51.4.7. Ovale Scheibe mit Durchbohrung

51.4.10. Подвеска

51.4.10. Anhänger

Янтарь
3,5 × 1,9 см
ГЭ, инв. № 2827/17
Вторая половина III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 3,5 cm; B. 1,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2817/17
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

51.4.10

51.4.11. Подвеска

51.4.11. Anhänger

Янтарь
3 × 1 см
ГЭ, инв. № 2827/18
Вторая половина III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 3 cm; B. 1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2817/18
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

A. N. M.
51.4.3

51.4.4. Пронизка цилиндрической формы

51.4.4. Zylinderförmige Perle

Янтарь
Длина 1,5 см; диаметр 0,7 см
ГЭ, инв. № 2827/2
Энеолит, вторая половина III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 1,5 cm; Dm. 0,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2827/2
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., Äneolithikum

А. Н. М.

A. N. M.
51.4.4

51.4.5. Нашивная бляшка овальной формы,
с отверстиями

Bernstein
Dm. 1,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2827/20
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

A. N. M.

А. Н. М.
51.4.5

51.4.6. Нашивная бляшка овальной формы,
с отверстием

51.4.6. Ovale Scheibe mit Durchbohrung
Bernstein
Dm. 2,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2827/13
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

Янтарь
Диаметр 2,2 см
ГЭ, инв. № 2827/13
Вторая половина III тыс. до н. э.

374

51.4.12. Anhänger

Янтарь
Длина 2,6 см; ширина 2,2 см
ГЭ, инв. № 2827/24
Вторая половина III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 2,6 cm; B. 2,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2827/24
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

51.4.5. Ovale Scheibe mit Durchbohrungen

Янтарь
Диаметр 1,5 см
ГЭ, инв. № 2827/20
Вторая половина III тыс. до н. э.

А. Н. М.

51.4.11

51.4.12. Подвеска

51.4.12

51.4.13. Подвеска

51.4.13. Anhänger

Янтарь
Длина 3,8 см; ширина 2,3 см
ГЭ, инв. № 2827/26
Вторая половина III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 3,8 cm; B. 2,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2827/26
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

A. N. M.
51.4.6

51.4.13

375

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

51.4.14. Кольцо

51.4.14. Ring

Янтарь
Диаметр 4,1 см
ГЭ, инв. № 2827/40
Вторая половина III тыс. до н. э.

Bernstein
Dm. 4,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2827/40
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

51.4.14

51.4.15. Кольцо

51.4.15. Ring

Янтарь
Диаметр 5,2 см
ГЭ, инв. № 2827/36
Вторая половина III тыс. до н. э.

Bernstein
Dm. 5,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2827/36
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

51.4.15

52. Культура шаровидных амфор

52. Die Kugelamphoren-Kultur

Культура шаровидных амфор существовала на огромной территории от Эльбы до Среднего Поднепровья, включая бассейн Днестра, Прута. Ее создателями были, видимо, местные племена,
находившиеся под влиянием соседних культур. Она частично
сосуществовала с позднетрипольской культурой и поздней фазой культуры воронковидных кубков. На части трипольской
культуры, в Среднем Поднепровье, эта группа сменила памятники Триполья. Культура охватывает период от второй до четвертой четверти III тыс. до н. э.

Die Kugelamphoren-Kultur war im Raum von der Elbe bis zum mittleren Dnepr-Gebiet, einschließlich Dnestr und Pruth, verbreitet. Die
Schöpfer dieser Kultur waren vermutlich autochthone Völker, die unter dem Einfluss von benachbarten Kulturen standen. Teilweise existierte diese Kultur parallel zur späten Tripolje-Kultur und der späten
Stufe der Trichterbecherkultur. Im mittleren Dnepr-Gebiet löste diese
Gruppe die Tripolje-Denkmäler ab. Die Kugelamphorenkultur bestand vom 2. bis 4. Viertel des 3. Jahrtausends v. Chr.

Литература: Энеолит 1982. С. 262–264.

Ju. P.

Literatur: Энеолит 1982. С. 262–264.

Ю. П.
52. Село Минина, Волынская губ. (ныне Волынская обл.),
Украина. Случайная находка

52. Dorf Minina, Gouvernement Wolhynien (heute Gebiet
Wolhynien), Ukraine. Einzelfund

52.1. Амфора и крышка
с орнаментом

52.1. Amphora mit Deckel
Keramik
H. 16,7 cm; Dm. des Randes 10 cm;
Dm. des Deckels 12 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 85668,
оп. A 1268/1, 2
3.–4. Viertel 3. Jahrtausend v. Chr.

Глина
Высота сосуда 16,7 см;
диаметр венчика 10 см;
диаметр крышки 12 см
ГИМ, инв. № 85668, оп. А 1268/1, 2
Третья — четвертая четверть III тыс.
до н. э.

Gefäß mit flachem Boden, kugelförmigem Körper und zylindrischem
Hals. Unter dem Hals vier Ösenhenkel. Im oberen Teil befinden sich einige horizontal verlaufende Schnurreihen mit hängenden Girlanden
und von ihnen ausgehenden senkrechten Linien. Der rundliche Deckel ist flächenfüllend mit Einstichen verziert, die fünf Segmente
bilden.

Сосуд с округлым туловом, плоским дном, цилиндрической шейкой. Чуть ниже шейки находятся
четыре ручки-ушка. В верхней
половине сосуд украшен оттисками шнура, образующими несколько горизонтальных рядов со
спускающимися с них фестонами
и отходящими вниз вертикальными линиями. Крышка округлой формы, по всей поверхности
орнаментирована наколами, образующими пять зон-сегментов.

E. I.

Э. И.
52.1

376

51.2.1, деталь / Detail

377

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

53–55. Среднеднепровская культура

53–55. Mittel-Dnepr-Kultur

На основе материалов раскопок курганов на правобережье северных районов Среднего Поднепровья и в Подесенье В. А. Городцов выделил приднепровскую культуру эпохи бронзы, которую позднее переименовал в среднеднепровскую.
Памятники среднеднепровской культуры в настоящее время известны на обширной территории Среднего и Верхнего Приднепровья. Эта культура представлена поселениями, курганными и
грунтовыми могильниками, а также отдельными находками каменных, кремневых и металлических изделий.
Поселения расположены в пойме рек на песчаных возвышенностях, на мысах боровой или надпойменной террасы, а также на
высоких мысах. Площадь поселений от 2 до 3,5 тыс. кв. м. На поселениях обнаружены остатки наземных жилищ столбовой конструкции с очажными ямами или каменными очагами внутри.
Могильники курганные и грунтовые с трупоположением и трупосожжением.
Хронологические границы среднеднепровской культуры определяются в рамках XXVI–XV вв. до н. э.

Anhand der Grabungsergebnisse aus den Kurganen, die sich am rechten Ufer im Mitteldnepr- und im Desna-Gebiet befanden, definierte
V. A. Gorodcov die bronzezeitliche Dnepr-Kultur, die er später in Mittel-Dnepr-Kultur umbenannte.
Die Denkmäler der Mittel-Dnepr-Kultur erstrecken sich vom Mitteldnepr bis Oberdnper. Charakteristisch sind Siedlungen, Kurgan- und
Flachnekropolen sowie Einzelfunde von Stein-, Feuerstein- und Metallgegenständen.
Die Siedlungen befinden sich in Flussauen, auf sandigen Erhebungen, sowie in erhöhter Terrassenlage. Die Siedlungsflächen betragen
2.000–3.500 m2. An Wohngebäuden sind in den Siedlungen Holzbauten mit Feuergruben und Steinfeuerstellen nachgewiesen.
Die Kurgan- und Flachnekropolen weisen Körper- und Feuerbestattungen auf. Die Kultur wird in 26. bis 15. Jahrhundert v. Chr. datiert.
Literatur: Эпоха бронзы 1987. С. 37–39.

Ju. P.

54.2. Курган 7

54.2. Kurgan 7

54.2.1. Сосуд

54.2.1. Gefäß

Глина
Высота 9,5 см; диаметр горла 8 см;
диаметр тулова 15 см; диаметр дна 4 см
ГИМ, инв. № 78607, оп. А 1259/4
XXIV–XVIII вв. до н. э., среднеднепровская
культура

Keramik
H. 9,5 cm; Dm. des Halses 8 cm;
Dm. des Körpers 15 cm; Dm. des Bodens 4 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 78607, оп. A1259/4
24.–18. Jahrhundert v. Chr., Mittel-Dnepr-Kultur

Flachbodiges, birnenförmiges Gefäß mit
kleinen Henkeln, die als durchlochte Doppelknubben gestaltet sind, an der Schulter. Kleiner, flacher Boden. Die Oberfläche ist mit
eingeritzten horizontalen Tannenzweigreihen, eingerahmt von kleinen Einstichen, verziert.

Сосуд плоскодонный, реповидной формы,
с небольшими ручками в виде сдвоенных
налепов на плечиках. В ручках проделаны
сквозные отверстия. Дно маленькое,
уплощенное. Поверхность сосуда покрыта
нарезным елочным орнаментом в обрамлении мелких наколов, расположенных
правильными горизонтальными рядами.
Е. К.

E. K.
54.2.1

Литература: Эпоха бронзы 1987. С. 37–39.

Ю. П.
53. Владимирская обл., Россия. Случайная находка

53. Gebiet Vladimir, Russland. Einzelfund

53.1. Топор

53.1. Axt

Мышьяковая медь
Длина 15 см; ширина лезвия 6,1 см;
ширина обушка 4,5 см;
диаметр втулки 2,9 см
ГИМ, инв. № 54746, оп. А 1179/2
III тыс. до н. э.

Arsenkupfer
L. 15 cm; B. der Schneide 6,1 cm;
B. des Axtrückens 4,5 cm;
Dm. des Schaftloches 2,9 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54746, оп. A1179/2
3. Jahrtausend v. Chr.

Топор вислообушный с дугообразноизогнутым клином, раскованным лезвием, круглым проухом и рельефным
орнаментом в виде имитации отпечатков параллельного гребенчатого штампа на обухе.

Axt mit geschweiftem Rücken, bogenförmiger Klinge, geschmiedeter Schneide
und rundem Schaftloch. Auf dem Axtrücken befindet sich eine Reliefverzierung,
die Kammstempelung nachahmt.

Литература: Городцов 1915. С. 155; Tallgren 1911. Abb. 81.

53.1

Literatur: Городцов 1915. С. 155; Tallgren 1911. Abb. 81.

E. K., S. К.

Е. К., С. К.
54. Село Янковичи, Киевский уезд, Киевская губ.
(ныне Киевская обл.), Украина. Могильник

54. Dorf Jankoviči, Uezd Kiev, Gouvernement Kiev (heute Gebiet
Kiev), Ukraine. Nekropole

55. Село Вщиж, Жуковский район, Брянская обл., Россия.
Урочище Белынец, могильник

55. Dorf Všiž, Rajon Žukovskij, Gebiet Brjansk, Russland.
Nekropole Belynec

Могильник расположен в урочище Белынец на краю боровой
террасы левого берега р. Десна, против деревни Подлужье и в
шести километрах от поселка Ржаница, недалеко от дороги Ржаница—Вщиж. Был обнаружен учителем вщижской школы С. П. Барановым. В 1948–1949 Деснинская экспедиция ИИМК АН СССР
(начальник Б. А. Рыбаков) зафиксировала на могильнике девятнадцать курганов. Были раскопаны курганы 1 и 2 (в 1948, Ю. В. Кухаренко, В. В. Кропоткин) и 3, 4 (1949, В. В. Кропоткин). В 1954 Лесостепная экспедиция ИИМК АН СССР (под руководством М. Е. Фосс)
исследовала неолитическое поселение бронзового века и курганный могильник (курганы 9, 13, 15, 16 и 19, В. В. Кропоткин).
Курганы насыпаны на площади неолитического поселения. В насыпи найдены фрагменты неолитической керамики и кремневые орудия. В 1970–1971 Среднеднепровская экспедиция
ИА АН СССР (под руководством И. И. Артеменко) выявила пять
новых курганов и раскопала двенадцать курганов. Таким образом, в Белынецком могильнике из двадцати четырех курганов
исследован двадцать один (в курганах 1, 13, 19 погребения не
обнаружены).
Литература: Артеменко 1976. С. 155–175.

Die Nekropole befindet sich am linken Ufer des Flusses Desna, am
Rande der bewaldeten Terrasse gegenüber dem Dorf Podluže und
6 km von der Siedlung Ržanica entfernt, in der Nähe des Weges von
Ržanica nach Všiž. Sie wurde vom Lehrer der Všižer Schule, Baranov,
entdeckt. In den Jahren 1948/49 hat die Desna-Expedition des Institutes für Geschichte der materiellen Kultur der Akademie der Wissenschaften der UdSSR (Leiter B. A. Rybakov) in der Nekropole 19 Kurgane dokumentiert. 1948 wurden die Kurgane 1 und 2 (Ju. V. Kucharenko, V. V. Kropotkin), 1949 die Kurgane 3 und 4 (V. V. Kropotkin) ausgegraben. 1954 untersuchte die Wald-Steppen-Expedition des Instituts
für die Geschichte der materiellen Kultur (Leiter M. E. Foss) eine
neolitische bis bronzezeitliche Siedlung und eine Kurgan-Nekropole
(Kurgane 9, 13, 15, 16 und 19 — V. V. Kropotkin). Die Kurgane wurden
auf einer neolitischen Siedlung errichtet. In den Aufschüttungen
wurden Fragmente neolitischer Keramik und Feuersteingegenstände
geborgen. 1970/71 wies die Mittel-Dnepr-Expedition (Leiter I. I. Artemenko) fünf neue Kurgane nach und grub zwölf Kurgane aus. Somit wurden auf der Belynec-Nekropole 21 (von 24) Kurgane untersucht, wobei in den Kurganen 1, 13 und 19 keine Gräber festgestellt
wurden.

Ю. П.

Literatur: Артеменко 1976. С. 155–175.

Ju. P.

54.1. Курган 5

54.1. Kurgan 5

55.1. Курган 2

55.1. Kurgan 2

54.1.1. Сосуд

54.1.1. Gefäß

55.1.1. Сосуд

55.1.1. Gefäß

Глина
Высота 10 см; диаметр горла 8 см; высота
горла 5 см; диаметр дна 7 см
ГИМ, инв. № 78607, оп. А 1259/2
XXIV–XVIII вв. до н. э., среднеднепровская
культура

Keramik
H. 10 cm; Dm. des Halses 8 cm;
H. des Halses 5 cm; Dm. des Bodens 7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 78607, оп. A1259/2
24.–18. Jahrhundert v. Chr.,
Mittel-Dnepr-Kultur

Глина
Высота 16 см; диаметр горла 14 см;
диаметр донца 4,5 см
ГИМ, инв. № 82508, оп. А 827/704
ХXIV–XVIII вв. до н. э., среднеднепровская
культура

Keramik
H. 16 cm; Dm. des Halses 14 cm;
Dm. des Bodens 4,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 82508, оп. A 827/704
24.–18. Jahrhundert v. Chr., Mittel-Dnepr-Kultur

Сосуд-кубок биконической формы, с высокой шейкой и плоским дном. Поверхность орнаментирована сложным геометрическим орнаментом, нанесенным неглубокими нарезными линиями
и мелкими наколами. Узор состоит из
чередующихся полос елочного орнамента в обрамлении мелких наколов
и полос из прочерченных горизонтальных линий.

Becherförmiges, bikonisches Gefäß mit
hohem Hals und flachem Boden. Die
Oberfläche ist mit einem komplizierten
geometrischen Muster aus Kerben und
Einstichen bedeckt. Bei den Motiven handelt es sich um Tannenzweigstreifen (eingefasst von kleinen Einstichen) und eingeritzte horizontale Linien.

Сосуд лепной, тонкостенный, с высоким
воронкообразным горлом и округлым туловом. Донце слегка уплощенное, с округлой вмятиной в центре. Горло сосуда орнаментировано елочным узором, выполненным нарезными линиями и расположенным несколькими рядами. Под
елочным орнаментом помещены два горизонтальных ряда вертикальных нарезок.

E. K.

Handgemachtes, dünnwandiges Gefäß mit
hohem trichterförmigem Hals, kugeligem
Körper und leicht abgeflachtem Boden. In
der Mitte des Bodens befindet sich eine
rundliche Delle. Die Halspartie ist mit einigen eingeritzten Tannenzweigreihen verziert. Darunter folgen zwei horizontale Reihen von senkrechten Kerben.
Literatur: Кропоткин 1952.

E. K.

Литература: Кропоткин 1952.

Е. К.

Е. К.
55.1.1
54.1.1

378

379

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

55.2. Курган 6, погребение 1

55.2. Kurgan 6, Grab 1

55.2.1. Сосуд

55.2.1. Gefäß

Глина
Высота 14,5 см; диаметр горла 14 см;
диаметр вмятины на дне 3,3 см
ГИМ, инв. № 102696, оп. А 1846/39
XXIV–XVIII вв. до н. э., среднеднепровская
культура

Keramik
H. 14,5 cm; Dm. des Halses 14 cm;
Dm. der Delle im Boden 3,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 102696, оп. A 1846/39
24.–18. Jh. v. Chr., Mittel-Dnepr-Kultur

Dünnwandiges Gefäß mit hohem, trichterförmigem Hals, kugeligem Körper und abgeflachtem Boden. In der Mitte des Bodens befindet sich eine rundliche Delle. Die Halspartie ist mit einem eingekerbtem Tannenzweigmuster verziert.

Сосуд тонкостенный, с высоким воронкообразным горлом и округлым туловом.
В центре уплощенного дна — округлая
вмятина. Поверхность горловой части сосуда украшена елочным орнаментом, сделанным нарезками.

Literatur: Артеменко 1976.

Литература: Артеменко 1976.

E. K.

Е. К.
55.3. Курган 9, погребение 1

55.3. Kurgan 9, Grab 1
55.2.1

55.3.1. Топор

55.3.1. Axt

Диорит
Длина 10,3 см; диаметр отверстия 2,5 см
ГИМ, инв. № 96175, оп. А 1456/1
XXIV–XVIII вв. до н. э., среднеднепровская
культура

Diorit
L. 10,3 cm; Dm. des Schaftloches 2,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 96175, оп. A 1456/1
24.–18. Jahrhundert v. Chr., Mittel-Dnepr-Kultur

Топор ромбической формы сверленый, с коротким обушком.

Literatur: Кропоткин 1959.

Rautenförmige Axt mit kurzem Axtrücken
E. K.

Литература: Кропоткин 1959.

Е. К.
55.4. Kurgan 9, Grab 2

55.4. Курган 9, погребение 2
55.3.1

55.4.1. Топор

55.4.1. Axt

Диорит
Длина 15,4 см; ширина 6 см; диаметр втулки
2,4 см
ГИМ, инв. № 96175, оп. А 1456/2
XXIV–ХVIII вв. до н. э., среднеднепровская
культура

Diorit
L. 15,4 cm; B. 6 cm; Dm. des Schaftlochs 2,4 cm
GIM Moskau, Inv.-Nr. 96175, оп. A1456/2
24.–18. Jahrhundert v. Chr., Mittel-Dnepr-Kultur

Hammeraxt mit gebohrtem Schaftloch und
langem, schmalem Nacken; polierte Oberfläche.

Топор-молоток втульчатый, с длинным узким обушком; поверхность отшлифована.

Literatur: Кропоткин 1959.

Литература: Кропоткин 1959.

E. K.

Е. К.
55.4.1

56–64. Фатьяновская культура

56–64. Fatjanovo-Kultur

Свое название культура получила по наименованию первого могильника, открытого в 1873 у деревни Фатьяново (ныне — Даниловский р-н Ярославской обл.). А. С. Уваров, один из первых его
исследователей, относил могильник к каменному веку. Первое
научное обоснование фатьяновской культуры было дано В. А. Городцовым. Он определил территорию ее распространения и отнес к бронзовому веку.
Памятники культуры распространены на обширной территории
Европейской части России. Связь с большой культурно-исторической общностью — культурами шнуровой керамики и боевых
топоров — поставила фатьяновскую культуру в ряд исторических проблем общеевропейского значения.
Основным источником наших знаний о культуре остаются могильники. Имеют значение также фатьяновские культурные
остатки, обнаруженные на местах поздних неолитических стоянок Волго-Окского междуречья и в случайных местах, главным
образом каменные топоры.
Могильники обычно располагаются на высоких холмах моренного происхождения или на береговых скатах рек. Наружных признаков грунтовые могильники не имеют. Как правило, они открыты случайно при земляных работах. Первоначально могильники располагались по речным путям, в позднее время развития
культуры появляются на водоразделах. Наряду с грунтовыми существовали и курганные могильники. Их немного, и они не харак-

Die Kultur wurde nach der ersten beim Dorf Fatjanovo bekannt gewordenen Nekropole, die im Jahre 1873 entdeckt wurde, benannt
(heute Rajon Danilovskij, Gebiet Jaroslavl). A. S. Uvarov, einer der
ersten Erforscher dieser Kultur, ordnete die Nekropole der Steinzeit
zu. Die erste wissenschaftliche Definition der Kultur wurde von
V. A. Gorodcov vorgenommen. Er umriss ihr Verbreitungsgebiet und
wies sie der Bronzezeit zu.
Die Denkmäler dieser Kultur befinden sich auf dem großen Gebiet des
europäischen Teils von Russland. Verbindungen zu den großen Kulturgemeinschaften — Schnurkeramik- bzw. Streitaxt-Kultur — stellen die Fatjanovo-Kultur in einen allgemein europäischen Kontext.
Die Hauptquelle zur Erschließung dieser Kultur bilden die Nekropolen. Wichtig sind auch Funde von späten neolitischen Siedlungsplätzen zwischen den Flüssen Wolga und Oka sowie Einzelfunde, meist
Steinäxte.
Die Nekropolen befinden sich gewöhnlich auf hohen Moränenhügeln
oder Uferböschungen. Die Flachgräberfelder weisen keine im Gelände sichtbaren Merkmale auf. In der Regel wurden sie zufällig bei Erdarbeiten entdeckt. Die frühesten Nekropolen lagen entlang der Flüsse, während die der späteren Phasen auch an Wasserscheiden zu finden sind. Neben den Flachgräberfeldern gab es auch Kurgannekropolen. Sie sind nicht sehr zahlreich und für die Fatjanovo-Kultur
eigentlich untypisch. Ähnlichkeiten in den Bestattungssitten, den
Beigaben sowie anderen Aspekten der materiellen Kultur deuten da-

380

терны для фатьяновской культуры. Сходство погребального обряда, погребального инвентаря, других элементов материальной
культуры свидетельствует о том, что фатьяновские племена, расселившиеся на огромной территории, имели генетическое родство
и составляли единую культурно-историческую общность.

rauf hin, dass die Fatjanovo-Völker, die ein großes Gebiet besiedelten, genetisch verwandt waren und eine einheitliche Kulturgemeinschaft bildeten.
Literatur: Эпоха бронзы 1987. С. 58–76.

Ju. P.

Литература: Эпоха бронзы 1987. С. 58–76.

Ю. П.
56. Село Смяльч, Красногорский р-н, Брянская обл., Россия.
Случайная находка

56. Dorf Smjalč, Rajon Krasnogorskij, Gebiet Brjansk, Russland.
Einzelfund

56.1. Топор фигурный

56.1. Axt

Диорит
Длина 14,8 см; ширина 4,4 см; высота 3,8 см;
диаметр втулки 1,7 см; ширина обушка 4,8 см;
диаметр выступов 1,2 см
ГИМ, инв. № 102335, оп. А 1858/1
Вторая половина III — начало II тыс. до н. э.,
фатьяновская культура, окско-деснинская
группа

Diorit
L. 14,8 cm; B. 4,4 cm; H. 3,8 cm; Dm. des
Schaftloches 1,7 cm; B. des Axtrückens 4,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 102335, оп. A 1858/1
2. Hälfte 3. — Anfang 2. Jahrtausend v. Chr.,
Fatjanovo-Kultur, Oka-Desna-Gruppe

Pickenartige Hammeraxt mit stilisierter Darstellung eines Tierkopfes. Als Arbeitsteil
56.1
dient der längliche, im Querschnitt rundliche
Фигурный киркообразный топор-молот со
стилизованным изображением головы животного. Рабочим Teil des Werkzeuges. Im oberen Bereich, in Richtung der Stirnseite,
участком является удлиненная, округлая в сечении часть изде- verläuft eine Rippe. Auf der Stirnseite befinden sich einige Schlaglöлия. Сверху проходит ребро, спускающееся к торцу, на котором cher, bei denen es sich vermutlich um Abnutzungsspuren handelt.
есть выбоины — возможно, следы сработанности. Обушок зани- Der Axtrücken nimmt weniger als ein Viertel der Gesamtlänge ein. An
мает менее четверти длины и оформлен в виде лезвия со слегка den Seiten des Axtrückens befinden sich konische Vorsprünge. Die
опущенной нижней лопастью. В центре обушка по бокам видны Form des Gegenstandes erlaubt, es als stark stilisierte Darstellung
конические выступы. Форма предмета позволяет рассматривать eines Tierkopfes zu interpretieren, wobei die seitlichen Vorsprünge
его как стилизованное изображение головы животного; боковые die Augen darstellen.
выступы на обушке обозначают глаза.
Literatur: Студзицкая 1983.
Литература: Студзицкая 1983.

E. K.

Е. К.
57. Село Фатьяново, Даниловский уезд, Ярославская губ.
(ныне Ярославская обл.), Россия. Могильник

57. Dorf Fatjanovo, Uezd Danilovo, Gouvernement Jaroslavl
(heute Gebiet Jaroslavl), Russland. Nekropole

57.1. Топор

57.1. Axt

Камень
Длина 15 см; диаметр отверстия 2,3 см;
обушок 2,5 × 3 см
ГИМ, инв. № 55428, оп. А 81/14
Вторая половина III — начало II тыс. до н. э.,
фатьяновская культура

Stein
L. 15 cm; Dm. des Schaftloches 2,3 cm;
Axtrücken 2,5 × 3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 55428, оп. A 81/14
1. Hälfte 3. — Anfang 2. Jahrtausend v. Chr.,
Fatjanovo-Kultur

Топор сверленый, длиннолопастной, с гриAxt mit langer Klinge und pilzförmigem Rüбовидным обушком. Орнаментирован по
cken. Die Verzierung besteht aus einer längli57.1
внешней стороне продольной полосой в
chen, schmalen Relieflinie und quer verlauвиде узкой рельефной линии и поперечными прочерченными ли- fenden Ritzlinien am Rande des Schaftloches.
ниями, расположенными по краям просверленного отверстия.
Literatur: Крайнов 1964.
Литература: Крайнов 1964.

E. K.

Е. К.
57.2. Сосуд

57.2. Gefäß

Глина
Высота 11 см; диаметр тулова 17 см;
диаметр горла 9,5 см
ГИМ, инв. № 55428, оп. А 81/233
Вторая половина III — начало II тыс. до н. э.,
фатьяновская культура

Keramik
H. 11 cm; Dm. des Körpers 17 cm;
Dm. des Halses 9,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 55428, оп. A 81/233
2. Hälfte 3. — Anfang 2. Jahrtausend v. Chr.,
Fatjanovo-Kultur

Сосуд с округлым туловом, с узким горлом, коротким отогнутым венчиком и
уплощенным дном. По срезу венчика
украшен мелкими насечками; ниже расположена горизонтальная полоса елочного узора, от которой вниз опускаются
шесть фестонов, заполненных елочным
орнаментом. На донце прорисован круг,
образованный короткими нарезками.

Gefäß mit flachem Boden, kugelförmigem
Körper, schmalem Hals und kurzem ausladendem Rand. Am Rand befindet sich eine
Kerbverzierung, daran schließt sich ein horizontaler Tannenzweigstreifen mit sechs hängenden, mit Tannenzweigmustern gefüllten
Girlanden, an. Auf dem Boden befindet sich
ein Kreis aus kurzen Kerben.
Literatur: Крайнов 1963.

Литература: Крайнов 1963.

Е. К.

E. K.
57.2

381

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

58. Село Великое, Ярославский уезд, Ярославская губ.
(ныне Ярославская обл.), Россия. Могильник

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

58. Dorf Velikoe, Uezd Jaroslavl, Gouvernement Jaroslavl
(heute Gebiet Jaroslavl), Russland. Nekropole

61. Деревня Перещапово, Можайский р-н, Московская обл.,
Россия. Случайная находка

61. Dorf Pereščapovo, Rajon Možajsk, Gebiet Moskau, Russland,
Einzelfund

58.1. Сосуд

58.1. Gefäß

61.1. Булавка

61.1. Nadel

Глина
Высота 15,5 см; диаметр тулова 22 см;
диаметр горла 10 см
ГИМ, инв. № 35184, оп. А 82/16
Вторая половина III — начало II тыс.
до н. э., фатьяновская культура

Keramik
H. 15,5 cm; Dm. des Körpers 22 cm;
Dm. des Halses 10 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 35184, оп. A 82/16
2. Hälfte 3. — Anfang 2. Jahrtausend v. Chr.,
Fatjanovo-Kultur

Кость
Длина 11,2 см; ширина головки 5,5 см
ГИМ, инв. № 100937, оп. А 1777/5
Вторая половина III — начало II тыс. до н. э.,
фатьяновская культура

Knochen
L. 11,2 cm; B. des Kopfes 5,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 100937, оп. A 1777/5
2. Hälfte 3. — Anfang 2. Jahrtausend v. Chr.,
Fatjanovo-Kultur

Булавка с прямым стержнем и молоточковидной головкой, с глухим отверстием
на обратной стороне. Булавка заполирована.

Nadel mit geradem Schaft und hammerförmigem Kopf. Nicht durchgehende Bohrung,
polierte Oberfläche.

Литература: Крайнов 1963.

E. K.

Сосуд шаровидной формы, с округKugelförmiges Gefäß mit rundlichem
лым дном, на котором есть вмятина
Boden und kurzem ausladendem
круглой формы. Венчик короткий,
Rand. Auf dem Boden befindet sich
отогнутый. По срезу венчика помеeine rundliche Delle. Am Rand verläuft
щен орнамент в виде полосы из коeine Kerbverzierung. Unter dem Rand
ротких нарезок. Под венчиком — гоbefindet sich ein horizontaler Zickzackstreifen aus kurzen Kerben, darunter
ризонтальная полоса из коротких наfolgt ein horizontaler Reliefstreifen aus
резок, образующих зигзаг; ниже —
rautenförmiger Stempelung, an den
горизонтальная полоса из рельефных
sich eine eingekerbte Zickzacklinie anотпечатков ромбовидного штампа,
schließt. Die Schulter weist eine Verподчеркнутая зигзагообразной линиzierung aus sechs Girlanden, gefüllt
ей из коротких нарезок. По плечикам
58.1
сосуда от шейки спускаются шесть фестонов, заполненных рельеф- mit rautenförmiger Stempelung, auf. Im unteren Bereich einer der
ными отпечатками ромбовидного штампа. В нижней части одного Girlanden befinden sich vier rundliche sowie eine ovale Lochung.
из фестонов проделаны четыре круглых отверстия, между которы- Literatur: Крайнов 1963.
ми прорезано овальное отверстие.
E. K.
Литература: Крайнов 1963.

Е. К.
59. Солнечногорский р-н, Московская обл., Россия.
Случайная находка

59. Rajon Solnečnogorsk, Gebiet Moskau, Russland.
Einzelfund

59.1. Топор

59.1. Axt

Медь
Длина 11 см;ширина лезвия 4 см;
диаметр втулки 2,5 см; проух 3 × 2,5 см
ГИМ, инв. № 95363, оп. А 1438/1
Вторая половина III — начало II тыс. до н. э.,
фатьяновская культура

Kupfer
L. 11 cm; B. der Schneide 4 cm;
Dm. des Schaftloches 2,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 95363, оp. А1438/1
2. Hälfte 3. — Anfang 2. Jahrtausend v. Chr.,
Fatjanovo-Kultur

Топор косовислообушный (по В. А. Городцову) с дугообразно изогнутым клином,
раскованным лезвием, круглым проухом
и следами от литейного шва на внутренней стороне топора.

Axt mit abgeschrägtem Rücken (nach V. A. Gorodcov), bogenförmiger Klinge, geschmiedeter Schneide und rundem Schaftloch. Auf
59.1
dessen Innenseite Fertigungsspuren vom Guß.

Литература: Крайнов 1963.

Literatur: Крайнов 1963.

Е. К., С. К.

E. K., S. K.

60. Деревня Горки, Нерехтский уезд, Костромская губ. (ныне
Костромская обл.), Россия. Могильник

60. Dorf Gorki, Uezd Nerechtskij, Gouvernement Kostroma
(heute Gebiet Kostroma), Russland, Nekropole
60.1. Axt
Kupfer
L. 14,5 cm; Schaftloch 2,8 x 3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 78121, оп. A 303/30
2. Hälfte 3. — Anfang 2. Jahrtausend v. Chr.,
Fatjanovo-Kultur

Литература: Городцов 1915; Крайнов 1963.

Е. К., С. К.

61.1

62. Романово-Глебский уезд, Ярославская губ.
(ныне Ярославская обл.), Россия. Могильник Вауловский,
погребение 3

62. Uezd Romanovo-Glebskij, Gouvernement Jaroslavl,
(heute Gebiet Jaroslavl), Russland. Vaulovskij-Nekropole,
Grab 3

62.1. Ожерелье из зубов животных
и пронизей

62.1. Halskette mit Tierzähnen
und Zierröhrchen

Кость, зубы животного
Длина пронизей 1,6–3 см; длина зубов 2–2,5 см
ГИМ, инв. № 80397, оп. А 389/9
Вторая половина III — начало II тыс. до н. э.,
фатьяновская культура

Knochen, Tierzähne
L. 1,6–3 cm; L. der Zähne 2–2,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 80397, оп. A 389/9
2. Hälfte 3. — Anfang 2. Jahrtausend v. Chr.,
Fatjanovo-Kultur

Ожерелье из 12 просверленных зубов животных и 32 пронизок из птичьих костей.

Kette mit zwölf durchbohrten Tierzähnen
und 32 Zierröhrchen aus Vogelknochen.

Литература: Крайнов 1941.

Literatur: Крайнов 1941.

Е. К.

E. K.

62.1

63. Деревня Мытищи, Тейковский р-н, Ивановская обл.,
Россия. Мытищинский могильник, погребение 1

63. Dorf Mytišči, Rajon Tejkovskij, Gebiet Ivanovo, Russland.
Mytišči-Nekropole, Grab 1

Памятник исследовался О. Н. Бадером и Н. П. Милоновым в сентябре и ноябре 1928. Он расположен на большом холме, окруженном заболоченными низинами. Раскопками было выявлено
коллективное (из двух погребений) захоронение в прямоугольной погребальной яме. На краю северо-восточной части ямы сохранились следы от прямоугольного деревянного сооружения.

Die Mytišči-Nekropole (Rajon Tejkovskij, Gebiet Ivanovo) wurde im
September und November 1928 von O. N. Bader und N. P. Milonov
untersucht. Die Nekropole befand sich auf einem großen, von vermoosten Niederungen umgebenen Hügel. Es wurde eine Doppelbestattung in einer rechteckigen Grabgrube freigelegt. Im nordöstlichen Teil der Grube wurden Reste eines rechteckigen, entlang der
Grube verlaufenden Holzeinbaus festgestellt.
A. N. M.

Медь
Длина 14,5 см; втулка 2,8 × 3 см;
проух 2,7 × 3,1 см
ГИМ, инв. № 78121, оп. А 303/30
Вторая половина III — начало II тыс. до н. э.,
фатьяновская культура

Axt mit schrägem Rücken (nach V. A. Gorodcov), bogenförmiger Klinge und rundem
Schaftloch. An der Innenseite Fertigungsspuren vom Guß.
60.1

Е. К.

А. Н. М.

60.1. Топор

Топор косовислообушный (по В. А. Городцову) с дугообразно изогнутым клином и
круглым проухом. На внутренней стороне
топора прослеживается литейный шов.

Literatur: Крайнов 1963.

Literatur: Городцов 1915; Крайнов 1963.

E. K., S. K.

63.1. Браслет широкий, пластинчатый

63.1. Breites Armband

Бронза
Диаметр 5 см; ширина 6 см
ГЭ, инв. № 71/10
III тыс. до н. э.

Bronze
Dm. 5 cm; H. 6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 71/10
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

63.1

63.2. Шило с округлым сечением

63.2. Pfriem mit rundem Querschnitt

Бронза
Длина 4,5 см
ГЭ, инв. № 71/11
III тыс. до н. э.

Bronze
L. 4,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 71/11
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

63.2

382

383

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

63.3. Топор

63.3. Beil

63.8. Сосуд

63.8. Gefäß

Кремень
Длина 9 см; наибольшая ширина 3,7 см
ГЭ, инв. № 71/8
III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 9 cm; max. B. 3,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 71/8
3. Jahrtausend v. Chr.

Глина
Высота 8,5 см; диаметр 10 см
ГЭ, инв. № 71/6
III тыс. до н. э.

Keramik
H. 8,5 cm; Dm. 10 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 71/6
3. Jahrtausend v. Chr.

Шлифованный, с прямоугольным сечением.

Geschliffen, im Querschnitt annähernd rechteckig.

А. Н. М.

A. N. M.

Орнамент — оттиски зубчатого штампа,
которые образуют небольшие ромбы,
расположенные на плече тулова сосуда
горизонтальными рядами.

Verzierung: Im Schulterbereich umlaufende
horizontale Reihen aus rautenförmigen Strichgruppen.
A. N. M.

А. Н. М.

63.3

63.4. Топор ладьевидной формы,
с просверленным отверстием

63.4. Kahnförmige Axt
Felsgestein
L. 12,1 cm; max. B. 5,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 71/1
3. Jahrtausend v. Chr.

Камень
Длина 12,1 см; наибольшая ширина 5,6 см
ГЭ, инв. № 71/1
III тыс. до н. э.

A. N. M.

А. Н. М.

63.8

63.9. Сосуд

63.9. Gefäß

Глина
Высота 7,5см; диаметр 9 см
ГЭ, инв. № 71/7
III тыс. до н. э.

Keramik
H. 7,5 cm; Dm. 9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 71/7
3. Jahrtausend v. Chr.

Орнамент — оттиски короткого зубчатого
штампа, которые образуют ромбы. Последние в виде сетки покрывают горло и
плечо тулова сосуда.

Verzierung: Auf Hals- und Schulterzone mit
rautenförmigen Strichgruppen.
A. N. M.

А. Н. М.
63.4

63.5. Пластина ножевидная

63.5. Messerförmige Klinge

Кремень
Длина 12,8 см; ширина 3 см
ГЭ, инв. № 71/9
III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 12,8 cm; B. 3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 71/9
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

63.5

63.6. Ожерелье из зубов, костей
животных и птиц

63.6. Schmuck aus Tierzähnen
und Tierknochen

Кость
Длина 3–4 см
ГЭ, инв. № 71/21–31
III тыс. до н. э.

Knochen
L. 3–4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 71/21–31
3 Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

63.6

63.7. Сосуд

63.7. Gefäß

Глина
Диаметр 14 см
ГЭ, инв. № 71/5
III тыс. до н. э.

Keramik
Dm. 14 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 71/5
3. Jahrtausend v. Chr.

Орнаментирован оттисками зубчатого
штампа.

Verzierung mit Stempeleindrücken.
A. N. M.

А. Н. М.

63.7

384

63.9

64. Село Кузьмино, Константиновский р-н, Московская обл.
Россия. Кузьминский могильник

64. Dorf Kuzmino, Rajon Konstantinovskij, Gebiet Moskau,
Russland. Kuzminskoe-Nekropole

Исследовался в июне 1930 О. Н. Бадером. Могильник расположен на краю пологого левого заболоченного берега р. Дубна. На
площади 388 кв. м вскрыто пять могил, всего же зафиксировано
семнадцать. Большая часть могильника уничтожена гравийным
карьером.
Погребенные лежали в скорченном положении на левом боку.
Могильные ямы имели прямоугольную форму, в некоторых прослежены остатки деревянных конструкций (ящиков?). Их длина
от 1,79 до 2,24 м, ширина от 0,81 до 0,94 м, а высота не менее
48 см. Для мужских погребений характерна южная ориентировка, а для женских — восточная. Зафиксированы как одиночные,
так и парные погребения. Всего отмечено семь погребений. Над
могилой 5 зафиксировано кострище, а между ним и засыпкой
могилы было собрано большое количество костяных пронизок,
украшений из зубов животных, раковин, скорлупы лесных орехов. Глиняные сосуды встречены только в женских погребениях.
Многочисленные украшения являлись частью ожерелий, а также во множестве нашивались на погребальную одежду. В могиле 3 в ногах погребенной был зафиксирован скелет свиньи, у которой отсутствовали череп и копыта. В сосудах могилы 5 найдены позвонки свиньи, которые попали туда как погребальная
пища. В качестве погребальной пищи в этой могиле зафиксированы и целые раковины беззубки.

Die Nekropole wurde im Juni 1930 von O. N. Bader untersucht. Sie lag
am linken sumpfigen Ufer des Flusses Dubna. Auf einer 388 m2 großen Fläche wurden fünf von insgesamt 17 Gräbern freigelegt. Ein
großer Teil der Nekropole wurde durch den Abbau von Kies zerstört.
Die Grabgruben wiesen eine rechteckige Form auf, in manchen wurden Spuren von Holzkonstrktionen (Kisten?) dokumentiert. Sie waren
1,79 bis 2,24 m lang, 0,81 bis 0,94 m breit und mindestens 0,48 m
hoch. Die Bestatteten lagen in Hockerstellung auf der linken Seite.
Für die Männer war eine südliche, für die Frauen eine östliche Ausrichtung typisch. Es gab Einzel- und Doppeltbestattungen. Insgesamt
wurden sieben Bestattungen dokumentiert. Über Grab 5 wurde eine
Feuerstelle freigelegt. Unterhalb der Feuerstelle, in der Grabaufschüttung, fanden sich eine große Anzahl von Knochenröhrchen sowie Schmuckstücke aus Tierzähnen, Muscheln und Nüssen. Keramikgefäße fanden sich lediglich in den Frauengräbern. Der zahlreich geborgene Schmuck bestand aus Perlen und Appliken. In Grab 3 fand
sich ein Schweineskelett zu Füßen der Bestatteten, dem sowohl der
Schädel als auch die Hufe fehlten. Die Gefäße aus Grab 5 enthielten
Schweinerippen. Um Speisebeigaben dürfte es sich auch bei den geborgenen Muscheln der Gattung Anodonta cygnea (Schwanenmuscheln) handeln.
A. N. M.

А. Н. М.
64.1. Могила 3, погребение 4

64.1. Grab 3, Bestattung 4

64.1.1. Топор клиновидный

64.1.1. Keilförmiges Beil

Кремень
Длина 9,7 см
ГЭ, инв. № 300/15
III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 9,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 300/15
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

64.1.1

385

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

64.1.2. Топор клиновидный

64.1.2. Keilförmiges Beil

64.1.8. Сосуд

64.1.8. Gefäß

Кремень
Длина 11,6 см
ГЭ, инв. № 300/16
III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 11,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 300/16
3. Jahrtausend v. Chr.

Глина
Высота 16 см
ГЭ, инв. № 300/35
III тыс. до н. э.

Keramik
H. 16 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 300/35
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

Орнамент — вертикальные насечки, под
ними — прочерченная горизонтальная
линия, ниже — декор в виде линий, прочерченных под углом друг к другу, отделенный от следующей орнаментальной
зоны линий, под которой расположены
короткие линии под углом друг к другу.

Verzierung: Senkrechte Kerbstriche, danach
folgen zwei durch horizontale Ritzlinien eingefasste Bänder mit eingeritzten Winkeln
A. N. M.

А. Н. М.

64.1.2

64.1.3. Нож

64.1.3. Messer

Кремень
Длина 9,2 см
ГЭ, инв. № 300/17
III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 9,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 300/17
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

64.1.4. Нож

64.1.4. Messer

Кремень
Длина 6,6 см
ГЭ, инв. № 300/19
III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 6,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 300/19
3 Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

64.1.5. Скребок

64.1.5. Schaber

Кремень
Длина 3,2 см
ГЭ, инв. № 300/18
III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 3,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 300/18
3. Jahrtausend v. Chr.

64.1.3–64.1.5

А. Н. М.

A. N. M.

64.1.6. Украшения из зубов

64.1.6. Schmuck

Кость
3,7 × 1 см
ГЭ, инв. № 300/2, 5
III тыс. до н. э.

Tierzähne
Maße: 3,7 x 1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 300/2, 5
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

64.1.8

64.2. Могила 5, погребение 7

64.2. Grab 5, Bestattung 7

64.2.1. Кольцо височное

64.2.1. Schläfenring

Бронза
Диаметр 7,5 см
ГЭ, инв. № 300/39
III тыс. до н. э.

Bronze
Dm. 7,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 300/39
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

64.2.1

64.2.2. Нож

64.2.2. Messer

Кремень
Длина 11,2 см
ГЭ, инв. № 300/36
III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 11,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 300/36
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

64.2.3. Нож

64.2.3. Messer

Кремень
Длина 9,2 см
ГЭ, инв. № 300/40
III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 9,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 300/40
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

64.2.2, 64.2.3

64.1.6

64.1.7. Сосуд

64.1.7. Gefäß

Глина
Высота 11 см
ГЭ, инв. № 300/34
III тыс. до н. э.

Keramik
H. 11 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 300/34
3. Jahrtausend v. Chr.

Орнамент — по горлу пересекающиеся
прочерченные линии, ниже — оттиски
шнура, опоясывающего горло, разделенные вертикальными насечками и пересекающимися прочерченными линиями в зоне перехода к тулову.

Verzierung: Am Hals eingeritzte Kreuzlinien,
darunter umlaufende Schnureindrücke, getrennt durch senkrechte Kerben und gekreuzte Ritzlinien am Übergang zum Gefäßkörper.

64.2.4. Топор клиновидный

64.2.4. Keilförmiges Beil

Кремень
Длина 9,2 см
ГЭ, инв. № 300/ 41
III тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 9,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 300/41
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

A. N. M.

А. Н. М.

64.1.7

386

64.2.4

387

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

64.2.10. Сосуд

64.2.10. Gefäß

Глина
Высота 14,4 см; диаметр 10,5 см
ГЭ, инв. № 300/ 84
III тыс. до н. э.

Keramik
H. 14,4 cm; Dm. 10,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 300/84
3. Jahrtausend v. Chr.

Орнамент геометрический, с шестью фестонами в верхней части тулова. На днище имеется округлое вдавление.

Verzierung: Geometrisches Muster mit sechs
Girlanden auf der Gefäßwandung, rundliche
Vertiefung im Boden.

А. Н. М.

A. N. M.

64.2.10

64.2.11. Сосуд

64.2.11. Gefäß

Глина
Высота 16,7 см
ГЭ, инв. № 300/104
III тыс. до н. э.

Keramik
H. 16,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 300/104
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

64.2.7

64.2.5
64.2.6

64.2.5, 64.2.7, 64.2.8

64.2.5. Подвеска

64.2.5. Anhänger

Янтарь
3,1 × 1,3 см
ГЭ, инв. № 300/101
III тыс. до н. э.

Bernstein
L. 3,1 cm; B. 1,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 300/101
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

64.2.6. Пронизи из трубчатых костей
птиц (?)

64.2.6. Kette aus Knochenröhrchen

Кость
1,7 × 0,7 см
ГЭ, инв. № 300/48, 56, 57, 59, 63, 66, 71, 72
III тыс. до н. э.

Vogelknochen (?)
L. 1,7 cm; B. 0,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 300/48, 56, 57, 59, 63,
66, 71, 72
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

64.2.7. Украшение

64.2.7. Schmuck

Кость
2,7 × 1,6 см
ГЭ, инв. № 300/49
III тыс. до н. э.

Knochen
Maße: 2,7 × 1,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 300/49
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

64.2.5

A. N. M.

64.2.8. Украшения из зубов животных

64.2.8. Schmuck

Кость
2,1 × 2,6 см
ГЭ, инв. № 300/50, 53–55, 58
III тыс. до н. э.

Tierzahn
Maße: 2,1 × 2,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 300/50, 53–55, 58
3. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

64.2.9. Сосуд

64.2.9. Gefäß

Глина
Высота 17 см
ГЭ, инв. № 300/ 83
III тыс. до н. э.

Keramik
H. 17 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 300/83
3. Jahrtausend v. Chr.

Орнамент — оттиски шнура по горлу.

Verzierung: Schnureindrücke am Hals.

А. Н. М.

A. N. M.

64.2.9

388

64.2.11

65. Балановская культура

65. Balanovo-Kultur

В 1930-е были открыты курганы у села Атли-Касы и обширный
грунтовый могильник у села Баланово. Первоначально материалы этих памятников относили к особому варианту фатьяновской
культуры (О. Н. Бадер, О. А. Кривцова-Гракова). Антропологи обратили внимание на отличие балановского антропологического
типа от фатьяновского (М. С. Акимова).
Принимая во внимание исследования антропологов, О. Н. Бадер
высказал мнение о существовании самостоятельной балановской культуры, входящей вместе с фатьяновской, среднеднепровской и другими в обширную историческую общность культур боевых топоров и шаровидных амфор.

1930 wurden in der Nähe der Siedlung Atli-Kasy Kurgane und am
Dorf Balanovo ein großes Flachgräberfeld entdeckt. Ursprünglich
wurden die daraus geborgenen Funde als Variante der FatjanovoKultur angesehen (O. N. Bader, O. A. Krivcova-Grakova). Die Anthropologen wiesen jedoch auf Unterschied zwischen den anthropologischen Typen von Balanovo und Fatjanovo hin (M. S. Akimova).
Unter der Berücksichtigung der anthropologischen Untersuchungen,
ging O. N. Bader dann von eine eigenständigen archäologische Kultur
aus, die zusammen mit der Fatjanovo-, Mittel-Dnepr-Kultur und anderen in den großen Kontext der Streitaxt- und Kugelamphorenkulturen gehört.

Литература: Эпоха бронзы 1987. С. 76–84.

Literatur: Эпоха бронзы 1987. С. 76–84.

65. Деревня Баланово, Козловский р-н, Республика Чувашия.
Балановский могильник

65. Dorf Balanovo, Rajon Kozlovskij, Republik Čuvašia.
Balanovo-Nekropole

Памятник исследовался в 1933–1957. Основные изыскания были
проведены О. Н. Бадером. На площади 2671 кв. м выявлено 75 могил, в которых было 117 погребений. Могильник расположен у вершины холма на северо-западном пологом склоне. Площадь его
разрушалась карьерами по добыче песка, гравия и камня.
Погребальный обряд имел свои особенности. Для погребений
готовились ямы форматом приблизительно 2 × 1,5 м и глубиной
1–1,5 м. Внутри ямы специально делалась деревянная конструкция, вероятно из досок или прутьев, в одном случае зафиксированы остатки четырех ручек по углам. Отмечено использование бересты для покрытия дна и верхней части погребальной
конструкции. В могиле 41 отмечена обмазка дна и стен белой
известью, в могиле 62 известь была рассыпана по дну, особенно
много в углах и под сосудами. В могиле располагался один костяк. Зафиксированы случаи впускных погребений, а также коллективные захоронения (до 5 погребенных). Погребенные мужчины и мальчики лежали головой на юг, юго-запад и запад, женщины и девочки — головой в основном на северо-восток. Найденные скелеты были в скорченном положении, мужские на
правом боку, женские — на левом. Глиняные сосуды найдены во

Das Denkmal wurde von 1933 bis 1957 erforscht. Die meisten Untersuchungen führte O. N. Bader durch. Es wurden 2671 m2 Fläche freigelegt.
Darauf befanden sich 75 Gräber mit 117 Bestattungen. Die Nekropole
lag am nordwestlichen flachen Abhang eines Hügels. Ein Teil der Nekropole ging durch den Abbau von Sand, Kies und Steinen verloren.
Bestattungsweise: Die Grabgruben maßen durchschnittlich 2 × 1,5 m
und waren 1–1,5 m tief. In der Grube befand sich eine Holzkonstruktion aus Brettern bzw. Ästen, in einem Fall wurden an den Ecken
Überreste von vier Griffen dokumentiert. Auch die Nutzung von Rinde
ließ sich nachweisen: Damit wurden der Boden und der obere Teil der
Grabkonstruktion bedeckt. In Grab 41 wurden die Wände und der Boden mit weißem Kalk gestrichen, in Grab 62 wurde Kalk am Boden
verstreut, vor allem in den Ecken und unter den Gefäßen. In diesem
Grab befand sich eine einzige Bestattung. Außerdem gab es Kollektivgräber mit bis zu fünf Bestattungen. Die Männer lagen mit dem
Kopf nach Süden, Südwesten und Westen, die Frauen waren meistens
nordöstlich ausgerichtet. Alle Bestatteten wiesen Hockerstellung auf,
die Männer auf der rechten, die Frauen auf der linken Seite. Gefäße
waren in allen Gräbern vorhanden, jedoch trugen nur Gefäße aus
Männerbestattungen Girlandenmuster (Inv. Nr. 2279/14, 19), dage-

389

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

всех погребениях. Бронзовое оружие и сверленые топоры найдены только в мужских погребениях, как и ожерелья и амулеты
из зубов животных. Для женских погребений характерны гребни
из кости и дерева, наконечники кремневых стрел. Инвентарь
детских погребений отличается незначительными размерами и
наличием копий предметов, характерных для взрослых погребений. Это, например, небольшие глиняные топорики, амулеты
из зубов. Особенностью детских погребений являются глиняные
чашки, погремушки. Наиболее часто встречаемые предметы —
это кремневые топоры или тесла клиновидной формы. Они были
обнаружены как в мужских, так и в женских и детских погребениях.

gen fanden sich Dekore, wie sie das Gefäß Inv. Nr. 2279/16 aufweist,
nur in Frauenbestattungen. Bronzewaffen und Äxte sowie Halsbänder
und Amulette aus Tierzähnen fanden sich nur in Männerbestattungen.
Für Frauenbestattungen waren „rübenförmige“ Gefäße, Knochen- und
Holzkämme sowie Pfeilspitzen aus Feuerstein typisch. Die Beigaben der
Kinderbestattungen waren wesentlich kleiner, teilweise ahmten sie Gegenstände nach, wie sie aus Bestattungen von Erwachsenen vorliegen.
Dazu gehören zum Beispiel kleine Keramikbeile und Amulette aus Zähnen. Besondere Beigaben in Kinderbestattungen waren Keramikschalen und Klappern bzw. Rasseln. Zu den am häufigsten geborgenen
Beigaben gehören Feuersteinbeile und keilförmige Hohlbeile, die aus
Männer-, Frauen- und Kinderbestattungen vorliegen.

А. Н. М.

A. N. M.

65.4. Могила 41, погребение 81

65.4. Grab 41, Bestattung 81

Раскопки О. Н. Бадера, 1937.

Ausgrabungen von O. N. Bader, 1937.

65.4.1. Сосуд

65.4.1. Gefäß

Глина
Высота 16 см; диаметр 21,5 см
ГЭ, инв. № 2279/13
Мужское погребение
III тыс. до н. э.

Keramik
H. 16 cm; Dm. 21,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2279/13
Männerbestattung
3. Jahrtausend v. Chr.

Орнамент — оттиски плоского штампа,
образующего сложный геометрический
орнамент, который расположен под венчиком, на горле и в верхней части тулова.

Verzierung: Komplexes geometrisches Flachstempelornament.
A. N. M.

А. Н. М.
65.1. Могила VII

65.1. Grab VII

Раскопки О. Н. Бадера, 1936.

Ausgrabungen von O. N. Bader, 1936.

65.1.1. Сосуд

65.1.1. Gefäß

Глина
Высота 15 см; диаметр 14 см
ГЭ, инв. № 2279/19
Сосуд № 4, мужское погребение
III тыс. до н. э.

Keramik
H. 15 cm; Dm. 14 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2279/19
Gefäß 4, Männerbestattung
3 Jahrtausend v. Chr.

Орнамент — насечки, сделанные оттисками плоского штампа и организованные в сложный геометрический орнамент, покрывающий горло и плечи сосуда.

Verzierung: Mit einem flachen Stempel
eingedrückte, komplexe geometrische
Muster.
A. N. M.

А. Н. М.

65.5. Могила 49, погребение 83

65.4.1

65.5. Grab 49, Bestattung 83

Раскопки О. Н. Бадера, 1937.

Ausgrabungen von O. N. Bader, 1937.

65.5.1. Сосуд

65.5.1. Gefäß

Глина
Высота 9 см; диаметр 9,5 см
ГЭ, инв. № 2279/14
Погребение мальчика (?)
III тыс. до н. э.

Keramik
H. 9 cm; Dm. 9,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2279/14
Bestattung eines Jungen (?)
3. Jahrtausend v. Chr.

Орнамент — оттиски короткого гребенчатого штампа, образующего сложный геометрический орнамент, располагающийся
под венчиком, на горле и в верхней части
тулова.

Verzierung: Komplexes geometrisches Muster aus kurzem Kammstempel.
A. N. M.

А. Н. М.
65.6. Могила 22

65.1.1

65.2. Могила 28

65.2. Grab 28

Раскопки О. Н. Бадера, 1937.

Ausgrabungen von O. N. Bader, 1937.

65.2.1. Сосуд

65.2.1. Gefäß

Глина
Высота 10 см; диаметр 13,5 см
ГЭ, инв. № 2279/15
III тыс. до н. э.

Keramik
H. 10 cm; Dm. 13,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2279/15
3. Jahrtausend v. Chr.

Геометрический орнамент состоит из
сочетания горизонтального ряда косо
поставленных оттисков короткого гребенчатого штампа, горизонтальной
прочерченной линии, треугольных фестонов. Эти композиции расположены
на высоком горле и в верхней части
тулова.

Verzierung: Geometrische Muster aus einer Reihe schräg gestellter, kurzer Kammstempel, einer horizontalen Ritzlinie und
hängenden Dreiecken.

65.5.1

65.6. Grab 22

65.6.1. Сосуд

65.6.1. Gefäß

Глина
Высота 6 см; диаметр горла 5,2 см
ГИМ, инв. № 81358, оп. А 459/150
Вторая половина III — первая половина II тыс.
до н. э., балановская культура

Keramik
H. 6 cm; Dm. des Halses 5,2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 81358, оп. A 459/150
2. Hälfte 3. — 1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.,
Balanovo-Kultur

65.3. Могила 32, погребение 57

65.3. Grab 32, Bestattung 57

Сосуд миниатюрный с округлыми стенкаMiniaturgefäß mit rundlichem Boden, abgeми, отогнутым венчиком и круглым донrundetem Körper und ausladendem Rand.
цем. Внешняя поверхность украшена сложDas Gefäß ist mit einem komplizierten Musным орнаментом, выполненным тонкими
ter aus dünnen eingeritzten Linien und zweiнарезными линиями и мелким двузубчаzeiliger Stempelung versehen. Die Halspartie
тым штампом. Поверхность шейки сосуда
ist mit alternierenden Streifen aus kurzen
орнаментирована чередующимися полоKerben und Doppelzickzacklinien verziert.
сами коротких нарезок и двойных зигзаDarunter hängen fünf Girlanden, deren Inгов. От шейки вниз спускаются пять фестоnenflächen mit Stempelmustern gefüllt und
нов, заполненных короткими отпечатками
mit „Fransen“ gesäumt sind. Am Boden be65.6.1
мелкого двузубчатого штампа, окаймленных бахромой. Днище finden sich Kerb- und Zickzack-Muster sowie wiederum stempelgeукрашено двумя рядами коротких нарезок, расположенных по füllte und mit „Fransen“ gesäumte Girlanden.
кругу и окруженных полосой из двойных зигзагов. От кругового Literatur: Бадер 1963.
рисунка на дне сосуда вверх отходят пять фестонов, заполненных E. K.
мелким двузубчатым штампом и окаймленных бахромой.

Раскопки О. Н. Бадера, 1937.

Ausgrabungen von O. N. Bader, 1937.

Литература: Бадер 1963.

65.3.1. Сосуд

65.3.1. Gefäß

Глина
Высота 12 см; диаметр 7 см
ГЭ, инв. № 2279/16
Погребение девочки
III тыс. до н. э.

Keramik
H. 12 cm; Dm. 7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2279/16
Mädchenbestattung
3. Jahrtausend v. Chr.

Орнамент — насечки, ряд из которых
расположен под венчиком, от него по
плечу и тулову отходят четыре прямоугольных фестона, составленных из ломаных линий.

Verzierung: Unterhalb des Randes eine
Kerbreihe, davon ausgehend ein Dekor
aus schrägen Ritzlinien.

A. N. M.

А. Н. М.
65.2.1

Е. К.

A. N. M.

А. Н. М.

65.3.1

390

65.7. Могила 33

65.7. Grab 33

65.7.1. Модели колес (4 экз.)

65.7.1. Vier Modelle eines Rades

Глина
Диаметр 5 см; 5,2 см; 3,8 см; 3,8 см; диаметр
втулки 1,5–1,7 см; диаметр отверстия втулки
0,5 см; 0,6 см; 0,7 см; 0,7 см
ГИМ, инв. № 81358, оп. А 459/78а, 78б, 87а, 87б
Вторая половина III — первая половина II тыс.
до н. э.

Keramik
Dm. 5 cm; 5,2 cm; 3,8 cm; 3,8 cm; Dm. der Nabe
1,5–1,7 cm; Innen-Dm. der Nabe 0,5 cm; 0,6 cm;
0,7 cm; 0,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 81358, оп. A 459/78a, 78b,
87a, 87b
2. Hälfte 3. — 1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Модели сплошных колес с выступающей
втулкой-ступицей для насадки на ось.

Radmodelle mit hervortretender Nabe.

Литература: Бадер 1963.

E. K.

Е. К.

Literatur: Бадер 1963.

65.7.1

391

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

65.8. Могилы 11, 27, 30, 32

65.8. Gräber 11, 27, 30, 32

65.8.1. Четыре модели топоров

65.8.1. Vier Axtmodelle

Глина
Длина 7 см, 7,2 см, 5,6 см, 5,6 см; диаметр
обуха 1,9 см, 2,4 см, 1,5 × 1,9 см, 2 см; диаметр
втулки 0,6 см, 0,8 см, 0,7 см, 0,6 см
ГИМ, инв. № 81358, оп. А 459/149, 62, 43, 13
Начало II тыс. до н. э.

Keramik
L. 7 cm, 7,2 cm, 5,6 cm, 5,6 cm; Dm. der
Axtrücken 1,9 cm, 2,4 cm, 1,5 × 1,9 cm, 2 cm;
Dm. der Schaftlöcher 0,6 cm, 0,8 cm, 0,7 cm, 0,6 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 81358, оп. А 459/149, 62,
43, 13
Anfang 2. Jahrtausend v. Chr.

Модели втульчатых топоров, имитирующих каменные широколопастные сверленые топоры. Обухи пестикообразной формы. На топорах имеются отверстия цилиндрической формы, проткнутые круглой
палочкой. Тщательно вылеплены из глины, хорошо обожжены. Обнаружены в детских погребениях.

Axtmodelle — Nachahmungen der Steinäxte
mit breiter Klinge und durchbohrtem Schaftloch. Pistillförmiger Axtrücken. Zylinderförmiges Schaftloch mit rundem Stab darin.
Sorgfältig modelliert und gut gebrannt. Gefunden in Kindergräbern.

Литература: Бадер 1963.

E. K.

Literatur: Бадер 1963.

Е. К.

65.9.3. Топор

65.9.3. Axt

Камень
Длина 14 см; диаметр втулки 2,8 см;
диаметр обушка 2,5 см
ГИМ, инв. № 81358, оп. А 459/126
Вторая половина III — начало II тыс. до н. э.

Stein
L. 14 cm; Dm. des Schaftloches 2,8 cm;
Dm. des Rückens 2,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 81358, оп. А 459/126
2. Hälfte 3. — Anfang 2. Jahrtausend v. Chr.

Топор втульчатый, сверленый, с узким
лезвием и обухом в форме усеченного конуса.

Axt mit durchbohrtem Schaftloch, schmaler
Klinge und kegelstumpfem Axtrücken.

Литература: Бадер 1963.

E. K., S. K.

Literatur: Бадер 1963.

Е. К., С. К.
65.9.3

65.9.4. Топор

65.9.4. Axt

Камень
Длина 10 см; диаметр втулки 2,7 см;
ширина 6 см; длина лезвия 4 см
ГИМ, инв. № 81358, оп. А 459/158
Начало II тыс. до н. э.

Stein
L. 10 cm; Dm. des Schaftloches 2,7 cm; B. 6 cm;
L. der Klinge 4 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 81358, оп. А 459/158
Anfang 2. Jahrtausend v. Chr.

Топор-молот втульчатый, сверленый, ладьевидной формы, короткий. Сбоку — не
зашлифованная впадина. Лезвие короткое, тупое. Обух плоский, четырехугольной формы.

Kurze kahnförmige Hammeraxt mit durchbohrtem Schaftloch. Seitlich befindet sich
eine nicht geschliffene Delle. Kurze, stumpfe
Klinge. Flacher, vierkantiger Axtrücken.
Literatur: Бадер 1963.

Литература: Бадер 1963.

Е. К., С. К.

E. K., S. K.
65.9.4

65.9. Verschiedene Gräber

66. Владимирская обл., Россия. Случайная находка

65.9.1. Сосуд

65.9.1. Gefäß

66.1. Топор

66.1. Axt

Глина
Высота 15 см; диаметр тулова 16,5 см; диаметр
горла 13 см
ГИМ, инв. № 81358, оп. А 459/168
Вторая половина III — начало II тыс. до н. э.

Keramik
H. 15 cm; Dm. des Körpers 16,5 cm; Dm. des
Halses 13 cm
GIM Moskau Inv. Nr. 81358, оп. А 459/168
2. Hälfte 3. — Anfang 2. Jahrtausend v. Chr.

Оловянная бронза
Длина 12,6 см; ширина обушка 5,5 см;
втулка 4,1 × 2,7 см
ГИМ, инв. № 54746, оп. А 1179/1
Начало II тыс. до н. э.

Zinnbronze
L. 12,6 cm; B. des Rückens 5,5 cm;
Schaftloch 4,1 × 2,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54746, оп. А 1179/1
Anfang 2. Jahrtausend v. Chr.

Топор вислообушный с широким обушком, линзовидным проухом, коротким
клином и узким лезвием. На обушке, клине и лезвии крупные надрубы, сделанные
находчиками.

Axt mit schrägem hängendem breitem Axtrücken, linsenförmigem Schaftloch, kurzer
Klinge und schmaler Schneide. Auf dem Axtrücken, der Klinge und Schneide große Kerben, die vom Finder gemacht wurden.

65.9. Различные погребения

66. Gebiet Vladimir, Russland. Einzelfund

65.8.1

Сосуд тонкостенный, с туловом шарообDünnwandiges kugelförmiges Gefäß mit flaразной формы и уплощенным дном, в
chem Boden und hohem leicht ausladendem
центре которого находится небольшая
Hals. In der Mitte des Bodens ist eine kleine
круглая впадина диаметром 2,4 см. Высоrundliche (Dm. 2,4 cm) Delle. Der obere Teil
кая шейка слегка отогнута. В верхней чаdes Gefäßes ist mit Kammstempelung beсти сосуд орнаментирован отпечатками
deckt. Hals- und Schulterpartien sind mit
гребенчатого штампа. На шейку и плечиZickzackreihen und alternierend mit horizonки нанесены ряды зигзагов, чередующихtalen Streifen aus senkrecht ausgeführter
ся с горизонтальными полосами из вертиStempelung verziert. Darunter hängen elf
кальных отпечатков. Ниже спускаются
aus kurzer senkrechter Kammstempelung
одиннадцать фестонов, образованных коgebildete Festons. Auf dem Boden um die
роткими вертикальными отпечатками греDelle befinden sich zwei Kreise aus dünnen
65.9.1
бенчатого штампа. На донце сосуда вокруг впадины видны два kurzen parallelen Kerben.
круга из тонких коротких параллельных нарезок.
Literatur: Бадер 1963.
Литература: Бадер 1963.

E. K.

Е. К.
65.9.2. Сосуд

65.9.2. Gefäß

Глина
Высота 15,5 см; диаметр тулова 18 см; диаметр
шейки 14,3 см
ГИМ, инв. № 81358, оп. А 459/112
Вторая половина III — начало II тыс. до н. э.

Keramik
H. 15,5 cm; Dm. des Körpers 18 cm; Dm. des
Halses 14,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 81358, оп. А 459/112
2. Hälfte 3. Jahrtausend — Anfang 2. Jahrtausend
v. Chr.

Сосуд лепной, тонкостенный, с туловом
шарообразной формы и неглубокой ямкой на округлом дне. В верхней части орнаментирован короткими отпечатками
мелкого гребенчатого штампа; на шейке и
плечиках — чередующиеся ряды из вертикальных отпечатков и зигзагообразных
линий. От последнего ряда вертикальных
отрезков спускаются восемь фестонов,
каждый из которых состоит из трех зигзагообразных линий.

Handgemachtes dünnwandiges Gefäß mit
rundlichem Boden und kugelförmigem Körper. Auf dem Boden ist eine flache Delle. Der
obere Teil des Gefäßes trägt eine Verzierung
aus kurzem kleinem Kammstempel. Halsund Schulterpartien sind mit alternierenden
Reihen aus senkrechter Stempelung und
Zickzacklinien verziert. Darunter hängen
acht aus drei Zickzacklinien gebildete Festons.

Литература: Бадер 1963.

Е. К.

392

Literatur: Бадер 1963.
65.9.2

E. K.

Е. К., С. К.

E. K., S. K.
66.1

67, 68. Степная полоса Восточной Европы.
Ямная культура

67, 68. Steppenzone Osteuropas.
Grubengrabkultur

В 1901 в Изюмском уезде Харьковской обл. на р. Северский Донец
В. А. Городцов раскопал и исследовал 268 курганных погребений,
которые послужили базой для разработки классификации донецких погребений. На основе двух ведущих показателей — формы
устройства могилы и типа керамики — Городцов выделил несколько групп погребений: в ямах, катакомбах, срубах, на горизонте и в насыпи. Временнáя последовательность выделенных групп
была установлена по стратиграфическим данным и по частоте
встречаемости каменных и металлических изделий. Впоследствии
эта классификационная схема была преобразована в хронологическую. А в начале XX в. Городцов пришел к выводу о том, что три
хронологические группы донецких погребений представляют самостоятельные культуры: ямную, катакомбную и срубную.
Наиболее ранней являлась ямная культура, получившая свое название от характерных для нее захоронений в простых прямоугольных или овальных в плане погребальных камерах. Сегодня
памятники этой культуры рассматриваются как единая культурно-историческая общность, образовавшаяся в эпоху становления скотоводства — специфической для степных и полупустынных областей отрасли производящего хозяйства. В период своего расцвета распространялась на всю степь и пограничные районы степи и лесостепи от междуречья Урала и Нижней Волги на
востоке до Карпат и Среднего Дуная на западе. В ареале древнеямной культурно-исторической общности выделено девять основных вариантов. Каждый вариант охватывает значительную
территорию и в свою очередь делится на локальные группы.

1901 hat V. A. Gorodcov im Uezd Izjum, Gebiet Charkov am Fluss Severskij Donec 268 Kurgangräber ausgegraben und untersucht.
Anhand dieser Materialien wurde die Klassifizierung der Donec-Gräber erstellt. Anhand von zwei Hauptmerkmalen — Grabkonstruktion
und Keramik — definierte Gorodcov einige Gräbergruppen: Gräber in
Gruben, in Katakomben, Gräber mit Balkenkonstruktion, Gräber auf
der ehemaligen Oberfläche und in der Aufschüttung. Die chronologische Abfolge der Gruppen wurde nach den stratigraphischen Angaben und nach der Häufigkeit der Stein- bzw. Metallgegenständen
darin bestimmt. Später wurde an der Basis dieser Klassifikation die
Chronologie erstellt. Anfang des 20. Jahrhunderts kam Gorodcov zur
Schlussfolgerung, dass die drei chronologischen Gruppen der DonecGräber selbständige archäologische Kulturen darstellen: Grubengrabkultur, Katakombengrabкultur und Balkengrabкultur. Die frühste ist die Grubengrabкultur, die ihre Benennung nach einfachen
viereckigen oder ovalen Grabgruben erhielt. Gegenwärtig werden die
Denkmäler dieser Kultur als eine einheitliche kulturell historische Gemeinschaft angesehen, die sich während der Entstehung der Viehzucht herausbildete, die für Steppen- und Halbsteppenregionen typisch war. Während ihrer Blütezeit nahm die Kultur die ganze Steppenregion und angrenzende Waldsteppengebiete ein und erstreckte
sich vom Gebiet zwischen den Flüssen Ural und Wolga im Osten bis zu
den Karpaten und Mitteldonaugebiet im Westen. Auf diesem Areal
wurden neun Hauptvarianten definiert. Jede Variante umfasst ein
großes Gebiet und besteht aus lokalen Gruppen. Die Grubengrabkultur formierte sich am Übergang vom Neolithikum zu Äneolithikum,

393

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

Ямная культура начала формироваться на рубеже позднего неолита и энеолита и явилась основой всего дальнейшего развития
культур бронзового века.

auf deren Grundlage sich weitere bronzezeitliche Kulturen entwickelten.
Ju. P.

Ю. П.
67. Екатеринославская губ. (ныне Днепропетровская обл.).
Курган «Бесчастная могила», погребение 4

67. Gouvernement Ekaterinoslavsk (heute Gebiet
Dnepropetrovsk). Kurgan „Besčatnaja mogila“, Grab 4

Раскопки Д. Я. Самоквасова, 1884.

Ausgrabungen von D. J. Samokvasov, 1884.

67.4. Бляха

67.4. Scheibe

Медь
Диаметр 5,3 см
ГЭ, инв. № 12/4

Kupfer
Dm. 5,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 12/4

Бляха округлой формы, с пунсонным орнаментом.

Runde Scheibe mit Punzornament.
Е. S.

Е. С.

67.1. Булавка

67.1. Hammerkopfnadel

Кость
Длина 19,8 см
ГЭ, инв. № 12/6
Конец IV — III тыс. до н. э.

Knochen
L. 19,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 12/6
Ende 4. — 3. Jahrtausend v. Chr.

Булавка молоточковидная со сквозным
отверстием в головке. Декорирована врезным орнаментом, образованным ромбами и рядами параллельных насечек.

Hammerkopfnadel mit Bohrung an der Basis.
Verziert mit Schnitzrauten und parallelen
Kerbreihen.

68. Поселок Донской, Ростовская обл., Россия. Курган 7,
погребение 6

68. Siedlung Donskoj, Gebiet Rostov, Russland.
Kurgan 7, Grab 6

Е. S.

Раскопки А. Н. Мелентьева.

Ausgrabungen von A. N. Meletev.

Е. С.

67.1

67.1, деталь / Detail

67.2. Ожерелье из зубов животных
(6 экз.) и пронизей (45 экз.)

67.2. Halskette
Knochen, Tierzahn
L. der Zähne 3,6 cm; L. der Röllchen 1,2–4,4 cm;
Dm. der Röllchen 0,7–1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 12/5, 12/7
Ende 4. — 3. Jahrtausend v. Chr.

Кость
Длина зубов 3,6 см; длина пронизей
1,2–4,4 см; диаметр пронизей 0,7–1 см
ГЭ, инв. № 12/5, 12/7
Конец IV — III тыс. до н. э.

Пронизи с винтовой нарезкой, чередующиеся с костяными клыками.

67.4

68.1. Булавка

68.1. Hammerkopfnadel

Кость
Длина 14 см
ГЭ, инв. № 2638/2
Поступила в 1973
Конец IV — III тыс. до н. э.

Knochen
L. 14 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2638/2
1973 erworben
Ende 4. — 3. Jahrtausend v. Chr.

Булавка молоточковидная с округлым
сквозным отверстием в головке. Декорирована врезным орнаментом в виде ломаных линий.

Hammerkopfnadel mit rundlicher Bohrung
an der Basis. Schnitzverzierung.
Е. S.

Е. С.
68.2. Гарпун

68.2. Harpune

Röllchen mit spiralförmiger Schnitzverzierung und Tierzähne.

Рог
Длина 15,5 см
ГЭ, инв. № 2638/4
Поступила в 1973
Конец IV — III тыс. до н. э.

Geweih
L. 15,5 cm
1973 erworben
GE St. Petersburg, Inv.-Nr. 2638/4
Ende 4. — 3. Jahrtausend v. Chr.

Е. S.

Е. С.

Е. S.

Е. С.

68.1

69. Хутор Соленый, Ростовская обл., Россия

71. Siedlung Solenyj, Gebiet Rostov, Russaland

Раскопки А. А. Иессена, 1951.

Ausgrabungen von A. A. Jessen, 1951.

69.1. Булавка

69.1. Hammerkopfnadel
Knochen
L. 17 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2639/84
Kurgan 3, Grab 6
Ende 4. — 3. Jahrtausend v. Chr.

Hammerkopfnadel mit rundlicher Bohrung
an der Basis. Schnitzverzierung.

67.3. Сосуд

67.3. Gefäß

Рог
Длина 17 см
ГЭ, инв. № 2639/84
Курган 3, погребение 6
Конец IV — III тыс. до н. э.

Глина
Высота 12,2 см; диаметр венчика 10,5 см
ГЭ, инв. № 12/3
Конец IV — III тыс. до н. э.

Keramik
H. 12,2 cm; Mdm. 10,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 12/3
Ende 4. — 3. Jahrtausend v. Chr.

Булавка молоточковидная с округлым
сквозным отверстием в головке. Орнамент врезной в виде параллельных ломаных линий, между которыми штриховка.

Сосуд круглодонный серо-коричневого цвета, с одной ручкой.

Graubraunes, rundbodiges Henkelgefäß, unverziert.

Е. С.

Е. С.

Е. S.

67.2

68.2

Е. S.

67.3
69.1

394

69.1, деталь / Detail

395

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

69.2. Сосуд

69.2. Gefäß

Глина
Высота 15,5 см; диаметр венчика 12 см
ГЭ, инв. № 2639/8
Курган 59/19, погребение 5
Конец IV — III тыс. до н. э.

Keramik
H. 15,5 cm; Dm. des Randes 12 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2639/8
Kurgan 59/19, Grab 5
Ende 4. — 3. Jahrtausend v. Chr.

Сосуд круглодонный с орнаментом из свисающих треугольников, внутри которых
параллельные линии из оттисков веревки. Под венчиком линия из оттиска веревки в сочетании с округлыми ямками.

Flachbodiges Gefäß. Der Dekor besteht aus
hängenden, mit Schnureindrücken gefüllten
Dreiecken. Unterhalb des Randes befinden
sich horizontale Schnureindrücke, kombiniert mit rundlichen Grübchen.

Е. С.

Е. S.

69.2

70. Близ Симферополя, Крым, Украина. Курган

70. In der Nähe von Simferopol, Krim. Kurgan

Раскопки Н. И. Веселовского, 1895.

Ausgrabungen von N. I. Veselovskij, 1895.

73. Станица Усть-Лабинская, Екатеринодарский уезд,
Кубанская губ. (ныне г. Усть-Лабинск, Краснодарский край),
Россия. Курган 1, погребение

73. Kosakensiedlung Ust-Labinsk, Uezd Ekaterinograd,
Gouvernement Kuban (heute Stadt Ust-Labinsk, Krasnodarskij
Kraj), Russland. Kurgan 1, Grab

Раскопки Н. И. Веселовского, 1903.

Ausgrabungen von N. I. Veselovskij, 1903.

Литература: ОАК за 1903.

Literatur: ОАК за 1903.

73.1. Амфорка

73.1. Kleine Amphora

Глина
Высота 8,3 см; диаметр тулова 9 см;
диаметр горла 4,4 см
ГИМ, инв. № 48488, опись А1354/2
Середина III тыс. до н. э.

Keramik
H. 8,3 cm; Dm. des Körpers 9 cm;
Dm. des Halses 4,4 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. № 48488, оп. А 1354/2
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr.

Амфорка с округлым дном, шаровидным
туловом, невысоким горлом. На тулове —
две ручки с двумя вертикальными сквозными отверстиями. Внешняя поверхность
орнаментирована отпечатками одинарного шнура: четыре горизонтальные линии окружают горло и плечики, вниз спускаются двойные треугольники.

Gefäß mit rundlichem Boden, kugelförmigem Körper und kurzem Hals. Auf dem Körper sind zwei Henkel mit zwei senkrechten
Lochungen. Schnurverzierung: vier horizontale Schnurlinien umlaufen Hals und Schulter, darunter doppelte Dreiecke.

70.1. Нож

70.1. Messer

Н. Ш.

Бронза
Длина 12 см
ГЭ, инв. № 24/11
Конец IV — III тыс. до н. э.

Bronze
L. 12 cm
GE St. Petersburg, Sammlung Nr. 24/11
Ende 4. — 3. Jahrtausend v. Chr.

74. Ики-Бурульский р-н, Республика Калмыкия, Россия.
Могильник Му-Шарет-1, курган 1, погребение 2

Е. С.

73.1

74. Rajon Iki-Burul, Republik Kalmykien, Russland. Nekropole
Mu-Šaret-1, Kurgan 1, Grab 2

Е. S.
70.1

71. Хутор Чикин, Волгоградская обл., Россия. Курган 3,
погребение 5

Е. S.

71. Siedlung Čikin, Gebiet Volgograd, Russland. Kurgan 3, Grab 5

Ausgrabungen von V. P. Šilov, 1976.

Раскопки В. П. Шилова, 1976.
71.1. Булавка посоховидная

71.1. Hirtenstockartige Stecknadel

Медь
Длина 9 см
ГЭ, инв. № 2778/2
Конец IV — III тыс. до н. э.

Kupfer
L. 9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2778/2
Ende 4. — 3. Jahrtausend v. Chr.

Е. С.

Е. S.

74.1. Булавка молоточковидная

74.1. Hammerkopfnadel

Кость
Длина 13,4 см; диаметр стержня 0,7 см
ГИМ, инв. № 109601, оп. А 2253/12
Первая половина III тыс. до н. э.

Knochen
L. 13,4 cm; Dm. des Schaftes 0,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 109601, оп. А 2253/12
1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

Булавка неорнаментированная, с тонким
стержнем, молоточковидной головкой с просверленным центральным отверстием.

Unverzierte Hammerkopfnadel mit dünnem
Schaft und durchbohrter Lochung

Н. Ш.
75. Ики-Бурульский р-н, Республика Калмыкия, Россия.
Могильник Му-Шарет-4, курган 1, погребение 5

71.1

72. Хутор Верхне-Яблочный, Волгоградская обл., Россия.
Курган 1, погребение 9

72. Siedlung Verchnij-Jabločnyj, Gebiet Volgograd, Russland.
Kurgan 1, Grab 9

Раскопки В. П. Шилова, 1976.

Ausgrabungen von V. P. Šilov, 1976.

72.1. Бляха

72.1. Platte

Медь
Длина 8 см
ГЭ, инв. № 2641/8
Конец IV — III тыс. до н. э.

Kupfer
L. 8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2641/8
Ende 4. — 3. Jahrtausend v. Chr.

Бляха трапециевидной формы, с пунсонным орнаментом.

Trapezförmige Platte mit gepunztem Muster.

Literatur: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

Литература: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

N. Š.
74.1

75. Rajon Iki-Burul, Republik Kalmykien, Russland. Nekropole
Mu-Šaret-4, Kurgan 1, Grab 5

75.1. Сосуд

75.1. Gefäß

Глина
Высота 7,9 см; диаметр горла 9,7 см
ГИМ, инв. № 109601, оп. А 2253/21
Начало III тыс. до н. э.

Keramik
H. 7,9 cm; Dm. des Halses 9,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr.109601, оп. А 2253/21
Anfang 3. Jahrtausend v. Chr.

Сосуд яйцевидной формы, с округлым дном,
невысоким горлом с неровным венчиком.
На плечиках — ребро-уступ, орнаментированный отпечатками ногтя.

Eiförmiges Gefäß mit rundlichem Boden,
kurzem Hals und ungeradem Rand. An der
Schulter ist eine Rippe mit Fingernageleindrücken.

Литература: Шишлина, Цуцкин, Фирсов 2001.

Literatur: Шишлина, Цуцкин, Фирсов 2001.

Н. Ш.

N. Š.

Е. S.

Е. С.

75.1

72.1

72.2. Булавка молоточковидная

72.2. Hammerkopfnadel

Медь
Длина 14,7 см
ГЭ, инв. № 2641/9
Конец IV — III тыс. до н. э.

Kupfer
L. 14,7 cm
GE St. Petersburg, 2641/9
Ende 4. — 3. Jahrtausend v. Chr.

Е. С.

Е. S.

75.2. Сосуд-амфорка

75.2. Gefäß — kleine Amphora

Глина
Высота 8,4 см; диаметр тулова 8,4 см;
диаметр горла 7,8 см
ГИМ, инв. № 109601, оп. А 2253/20
Начало III тыс. до н. э.

Keramik
H. 8,4 cm; Dm. des Körpers 8,4 cm;
Dm. des Halses 7,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 109601, оп. А 2253/20
Anfang 3. Jahrtausend v. Chr.

Сосуд-амфорка с округлым дном, шаровидным туловом, ребром-уступом. На
плечиках — две ручки-ушки с горизонтальными отверстиями для подвешивания.

Gefäß mit rundlichem Boden und kugelförmigem Körper. Auf der Schulter zwei Henkel
mit horizontaler Lochung zum Anhängen.

Литература: Шишлина, Цуцкин, Фирсов 2001.

N. Š.

Literatur: Шишлина, Цуцкин, Фирсов 2001.

Н. Ш.

75.2
72.2

396

397

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

76. Ики-Бурульский р-н, Республика Калмыкия, Россия.
Могильник Чограйский V

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

76. Rajon Iki-Burul, Republik Kalmykien, Russland.
Nekropole Čograj 5

76.1. Курган 9, погребение 6

76.1. Kurgan 9, Grab 6

76.1.1. Булавка молоточковидная

76.1.1. Hammerkopfnadel

Кость
Длина 14,3 см; диаметр стержня 1 см
ГИМ, инв. № 107472, оп. А 2113/40
Первая половина III тыс. до н. э.

Knochen
L. 14,3cm; Dm. des Schaftes 1 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 107472, оp. А 2113/40
1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

Булавка со слегка веретенообразным стерж76.1.1
Nadel mit leicht spindelförmigem Schaft,
нем, молоточковидной головкой с просверленным отверстием в hammerartigem Kopf mit einer Bohrung in der Mitte. Die obere Hälfцентре. Верхняя часть стержня орнаментирована вписанными te ist mit horizontalen Zickzacklinien und Dreiecken verziert. Die
друг в друга горизонтальными зигзагообразными линиями и тре- Oberfläche des „Hammers“ ist mit dem Zickzackmuster bedeckt.
угольниками, обрамленными параллельными горизонтальными Literatur: Шишлина 2007; Shishlina 2008.
линиями. Поверхность молоточков также украшена зигзагом.
N. Š.
Литература: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

Н. Ш.
76.2. Курган 13, погребение 1

76.2. Kurgan 13, Grab 1

76.2.1. Булавка молоточковидная

76.2.1. Hammerkopfnadel

Кость
Длина 15,6 см; диаметр стержня 1,1 см
ГИМ, инв. № 107472, оп. А 2113/40
Первая половина III тыс. до н. э.

Knochen
L. 15,6 cm; Dm. des Schaftes 1,1 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 107472, оп. А 2113/40
1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

Булавка с прямым стержнем и молоточNadel mit geradem Stab, hammerartigem
76.2.1
ковидной головкой с просверленным отверстием в центре. Верх- Kopf und einer Bohrung in der Mitte. Die obere Hälfte ist mit ineinanняя часть стержня орнаментирована вписанными друг в друга der greifenden Zickzacklinien verziert. Die Verzierung schließt ein
зигзагообразными линиями. Завершает орнамент горизонталь- schraffierter Streifen ab.
ная заштрихованная полоса.
Literatur: Шишлина 2007; Shishlina 2008.
Литература: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

N. Š.

Н. Ш.
77. Ики-Бурульский р-н, Республика Калмыкия, Россия.
Могильник Манджикины-1, курган 11, погребение 3

77.1. Hammerkopfnadel

Кость
Длина 18,8 см; диаметр стержня 1,3 см
ГИМ, инв. №109774, оп. А 2259/66
Первая половина III тыс. до н. э.

Knochen
L. 18,8 cm; Dm. des Schaftes 1,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 109774, оп. А 2259/66
1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

Булавка с искривленным веретенообразNadel mit verbogenem, spindelartigem
ным стержнем и молоточковидной головSchaft und hammerartigem Kopf. In der Mitкой с просверленным отверстием в ценte eine Bohrung. Der obere Teil ist mit komтре. Верхняя часть стержня декорирована
pliziertem Spiralmuster verziert. Oben endet
77.1
сложным спиральным орнаментом, завершающимся вверху das Muster mit einem schraffierten Band, unten mit zwei hängenden
заштрихованной лентой, а внизу — двумя треугольниками, об- Dreiecken.
ращенными вершинами вниз.
Literatur: Шишлина 2007; Shishlina 2008.
N. Š.

Н. Ш.
78. Кинель-Черкасский р-н, Самарская обл., Россия.
Могильник Полудни II, курган 2, погребение 7

Литература: Турецкий 2006.

Literatur: Турецкий 2006.

Н. Ш.

N. Š.

79–108. Степи. Катакомбная культура

79–108. Steppe. Katakombengrabkultur

Катакомбная культура была выделена В. А. Городцовым еще в
начале XX в. В настоящее время памятники катакомбной культуры составляют самостоятельную культурно-историческую общность и охватывают территорию от Нижней Волги на востоке до
правобережья Днепра на западе и от северного побережья Черного моря и Северного Кавказа на юге до Саратовской, Воронежской, Курской и Орловской областей на севере.
Была выделена донецкая группа памятников, представляющая
центральную (или классическую) катакомбную культуру, и ряд
периферийных культурных групп. Считается, что классическая
донецкая культура возникла в результате появления нового населения, в то время как остальные периферийные культуры и
локальные группы сложились в результате взаимодействия
местных носителей ямной культуры с пришлым населением.

Die Katakombengrabkultur wurde am Anfang des 20. Jahrhunderts
durch V. A. Gorodcov definiert. Heutzutage wird die Kultur als eine
selbständige kulturelle historische Gemeinschaft angesehen, die sich
auf einem Areal, angefangen von der unteren Wolga im Osten bis zu
am rechten Ufer des Dnepr gelegenen Gebiete im Westen, von der
nördlichen Schwarzmeerküste und dem Nordkaukasus im Süden und
Saratov-, Voronež-, Kurs- und Orel-Gebiete im Norden, befindet. Es
wurde eine Gruppe von Donec-Denkmälern bestimmt, die die zentrale bzw. klassische Katakombengrabkultur darstellt, sowie einige in
der Peripherie liegender Kulturgruppen.
Es wird angenommen, dass die klassische Donec-Kultur infolge der
Einwanderung neuer Bevölkerungen und die anderen Kulturen und
lokalen Gruppen infolge des Kontaktes mit den autochthonen Trägern der Grubengrabkultur mit den Einwanderern entstanden.

Ю. П.

Ju. P.

79. Херсонская губ. (ныне Херсонская обл.), Украина

79. Gouvernement Cherson (heute Gebiet Cherson), Ukraine

Собрание Алексеева из раскопок Д. И. Эварницкого.

Alekseev-Sammlung aus den Ausgrabungen von D. I. Evarnickij.

79.1. Тесло

79.1. Dechsel

Бронза
Длина 8,2 см; ширина рабочего края 3,9 см
ГЭ, инв. № 92/15

Bronze
L. 8,2 cm; B. der Schneide 3,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. 92/15

Тесло трапециевидной формы.

Trapezförmiger Dechsel.

Е. С.

E. S.

79.1

80. Село Белоусовичи, Подольская губ. (ныне Винницкая
или Одесская обл.), Украина. Случайная находка, 1887

80. Dorf Belousoviči, Gouvernement Podolsk (heute Gebiet
Vinnica oder Odessa), Ukraine.Einzelfund 1887

80.1. Проушной топор

80.1. Axt

Бронза
Длина 10,5 см; ширина рабочего края 5,2 см
ГЭ, инв. № 13/1
Конец III — первая половина II тыс. до н. э.

Bronze
L. 10,5 cm; B. der Klinge 5,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. № 13/1
Ende 3. — 1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Е. С.

E. S.

78. Rajon Kinel-Čerkasskij, Gebiet Samara, Russland. Nekropole
Poludni II, Kurgan 2, Grab 7

78.1. Череп с маской

78.1. Schädel mit Maske

Кость, смолистое вещество, охра
Вставки в глазницы 2,7 × 3,3 см; вставки
в носовую полость 4,2 см
ГИМ, инв. № 111651, оп. А 2345/1–5
XXX в. до н. э.

Knochen, Harz, Ocker
Einlagen in den Augenhöhlen 2,7 × 3,3 cm;
Einlagen in der Nasenhöhle 4,2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 111651, оп. А 2345/1–5
30. Jahrhundert v. Chr.

Череп мужчины 50–55 лет, густо покрытый красной краской. На лицевой части
«маска», представляющая собой детали
из черного смолистого вещества и красной охры. Вставки в глазницы овальной
формы, слеплены из трех круглых в сечении полосок: верхняя и нижняя символизировали веки, центральная — глаз.

Schädel eines Mannes im Alter von 50–55
Jahren mit dick aufgetragener roter Farbe.
Auf dem Gesichtteil ist eine „Maske“ aus
schwarzem Harzstoff und rotem Ocker.
Die ovalen Augeneinlagen sind aus drei
im Querschnitt runden Streifen geklebt,
der obere und der untere geben die Augenlider, der mittlere das Auge an. Die Nasen-

398

einlage besteht aus drei Tampons. Erhalten sind die Fingerab drücke.

77. Rajon Iki-Burul, Republik Kalmykien, Russland. Nekropole
Mandžikiny-1, Kurgan 11, Grab 3

77.1. Булавка молоточковидная

Литература: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

Вставка в носовую полость состояла из двух тампонов. Сохранились отпечатки пальцев.

78.1

80.1

81. Село Мастюгино, Воронежская губ., Россия

81. Dorf Mastjugino, Gouvernement Voronež, Russland

Грабительские раскопки. Покупка А. А. Спицына, 1905.

Raubgrabungen. Erworben durch A. A. Spizin 1905.

81.1. Нож

81.1. Messer

Бронза
Длина 14,2 см; наибольшая ширина 4 см
ГЭ, инв. № 68/1
Конец III — первая половина II тыс. до н. э.

Bronze
L. 14,2 cm; max. B. 4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 68/1
Ende 3. — 1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Е. С.

E. S.

81.1

399

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

82. Происхождение неизвестно. Собрание А. А. Бобринского

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

82. Fundort unbekannt. Aus der Sammlung von A. A. Bobrinskij

82.1. Булава

82.1. Keule

Камень
Ширина 6 см
ГЭ, инв. № 264/1
Конец III — первая половина II тыс. до н. э.

Stein
B. 6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. № 264/1
Ende 3. — 1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Булава крестовидной формы, с округлым
сверленым отверстием в центре.

Kreuzförmige Keule mit rundlicher Bohrung
in der Mitte.

Е. С.

E. S.

86. Хутор Чикин, Волгоградская обл., Россия.
Курган 37, погребение 5

86. Siedlung Čikin, Gebiet Volgograd, Russland.
Kurgan 37, Grab 5

Раскопки В. П. Шилова, 1977.

Ausgrabungen von V. P. Šilov, 1977.

86.1. Горшок

86.1. Topf

Глина
Высота 13,5 см; диаметр венчика 11,8 см;
диаметр дна 10,5 см
ГЭ, инв. № 2778/24
Конец III — первая половина II тыс. до н. э.

Keramik
H. 13,5 cm; Dm. des Randes 11,8 cm;
Dm. des Bodens 10,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2778/24
Ende 3. — 1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Горшок биконический с прямым венчиком. Орнамент в верхней части в виде параллельных рядов оттисков веревки, в нижней — оттисков гусеничного штампа.

Bikonischer Topf mit geradem Rand.
Im oberen Teil parallel verlaufende Schnurreihen, im unteren Teil „Raupenstempelung“.
E. S.

Е. С.
82.1

83. Волгоградская обл., Россия. Дорофеевский курганный
могильник

83. Gebiet Volgograd, Russland. Dorofeevo-Kurgannekropole

Раскопки В. П. Шилова, 1966.
83.1. Axt
83.1. Топор

Stein
L. 13 cm; B. 4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. № 2764/10
Ende 3. — 1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Камень
Длина 13 см; ширина 4 см
ГЭ, инв. № 2764/10
Конец III — первая половина II тыс. до н. э.

E. S.

Е. С.

83.1

84. Хутор Соленый, Ростовская обл., Россия. Курган 1,
погребение 3

86.1

Ausgrabungen von V. P. Šilov, 1966.

84. Siedlung Solenyj, Gebiet Rostov, Russland. Kurgan 1, Grab 3

Ausgrabungen von A. A. Jessen, 1951.

Раскопки А. А. Иессена, 1951.

87. Харьковская губ. (ныне Харьковская обл.), Украина.
Курганы

87. Gouvernement Charkov (heute Gebiet Charkov), Ukraine.
Kurgane

Раскопки П. П. Ефименко.

Ausgrabungen von P. P. Efimenko.

87.1. Горшок

87.1. Topf

Глина
Высота 12,6 см; диаметр венчика 12,6 см;
диаметр дна 10 см
ГЭ, инв. № 1190/2
Поступил в 1932

Keramik
H. 12,6 cm; Dm. des Randes 12,6 cm;
Dm. des Bodens 10 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1190/2

Bikonischer Topf mit ausladendem Rand. Im
oberen Teil mit Kerb- und Schnurreihen-Verzierung, auf dem Körper spiralförmige
Schnurverzierung.

Горшок биконический с отогнутым венчиком и округлым туловом. Орнамент в верхней части в виде насечек и рядов оттисков
веревки, на тулове — в виде спирали из
оттиска веревки.

E. S.

Е. С.
84.1. Keule

84.1. Булава

Stein
Dm. 5,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2639/89
Ende 3. — 1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Камень
Диаметр 5,5 см
ГЭ, инв. № 2639/89
Конец III — первая половина II тыс. до н. э.

87.1

88. Слобода Карповка, Волго-Донской канал.
Курган 6, погребение 8

88. Siedlung Karpovka, Wolga-Don-Kanal.
Kurgan 6, Grab 8

Kugelförmige Keule.

Булава шаровидной формы.

E. S.

Е. С.

88.1. Низка колец-пронизок (40 экз.)

88.1. Kette mit Ringen (40 Stück)

Кость
Диаметр 2,1 см
ГЭ, инв. № 1113/55
Конец III — первая половина II тыс. до н. э.

Knochen
Dm. 2,1 cm
GE St. Peterburg, Inv. Nr. № 1113/55
Ende 3. — 1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Е. С.

E. S.

84.1

85. Хутор Спорный, Ростовская обл., Россия.
Курган 2, погребение 49

85. Siedlung Spornyj, Gebiet Rostov, Russland.
Kurgan 2, Grab 49

Раскопки М. И. Артамонова, 1935.

Ausgrabungen von M. I. Artamonov, 1935.

85.1. Курильница

85.1. Kreuzfußschale

Глина
Высота 9,9 см; диаметр 22,5 см
ГЭ, инв. № 1478/33
Конец III — первая половина
II тыс. до н. э.

Keramik
H. 9,9 cm; Dm. 22,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1478/33
Ende 3. — 1. Hälfte 2. Jahrtausend
v. Chr.

Курильница на крестовидной
подставке. На внешней поверхности орнамент в виде оттисков веревки и рядов оттисков, выполненных округлым
в сечении инструментом.

Kreuzfußschale mit Verzierung
aus Schnureindrücken und einer
Reihe von Stempelung mit im
Querschnitt rundlichem Gegenstand.
E. S.

Е. С.

85.1

400

88.1

89. Южный берег Чограйского водохранилища,
Ставропольский край, Россия. Курганная группа Чограй VIII,
курган 3, погребение 3

89. Südliches Ufer des Čograj-Stausees, Stavropolskij Kraj,
Russland. Kurgangruppe Čograj 8, Kurgan 3, Grab 3
89.1. Modell eines Wagens

89.1. Модель повозки

Keramik
H. 26,5 cm; H. der oberen Kante 24,5 cm;
B. der oberen Kante 16,3 cm; H. der hinteren
Kante 21,3 cm; B. der hinteren Kante 12,5 cm;
Boden 14,4 × 19,6 cm; Maße der Fenster
11 × 10 cm; 10,7 × 9,8 cm; 10,3 × 10 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 105250, оп. A 2044/36
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., frühe
Katakombengrabkultur

Глина
Общая высота 26,5 см; высота передней грани
24,5 см; ширина передней грани 16,3 см;
высота задней грани 21,3 см; ширина задней
грани 12,5 см; дно 14,4 × 19,6 см; отверстия
окон 11 × 10; 10,7 × 9,8; 10,3 × 10 см
ГИМ, инв. № 105250, оп. А 2044/36
Середина III тыс. до н. э., ранняя катакомбная
культура

Модель повозки-кибитки с выгнутыми
боковыми стенками и слегка вдавленным
внутрь дном. В передней и боковых стенках имеются три квадратных отверстияокна. Внешняя поверхность модели украшена врезным орнаментом и точками,

89.1

Modell eines Wagens mit eingezogenen seitlichen Wänden und leicht eingezogenem Boden. In den vorderen und seitlichen Wänden
befinden sich drei quadratische Öffnungen — Fenster. Die Oberfläche des Wagens
ist mit eingeritztem Muster, Einstichen, Linien und Zickzacken verziert. Vermutlich han-

401

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

линиями, зигзагами. Орнамент верхней части стенок и крыши,
возможно, передает плетеные детали.

delt es sich bei der Verzierung der oberen Wandteile und des Daches
um geflochtene Details.

Литература: Андреева 1984; Kalmykov 2007.

Literatur: Андреева 1984; Kalmykov 2007.

Н. Ш.

N. Š.

89.2. Модель люльки-повозки

89.2. Modell einer Wiege

Глина
Высота 3,5 см; длина 5,5 см
ГИМ, инв. № 105250, оп. А 2044/11
Середина III тыс. до н. э., ранняя катакомбная
культура

Keramik
H. 3,5 cm; L. 5,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 105250, оп. А 2044/11
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., frühe Katakombengrabkultur

Модель люльки-повозки прямоугольной
корытцеобразной формы. Один конец приподнят и загнут кверху. В нижней части десять симметрично расположенных сквозных отверстий, проколотых сбоку наискось
вверх; в верхней части два сквозных отверстия. Возможно, отверстия служили для подвешивания люльки.

Modell einer Wiege in Form eines rechteckigen Troges. Ein Ende ist angehoben und gebogen. Im unteren Teil befinden sich zehn
symmetrisch angeordnete Lochungen, die
schräg von unten nach oben führen. Im obe89.2
ren Teil sind zwei Lochungen. Vermutlich
dienten sie zum Aufhängen der Wiege.

Литература: Андреева 1984; Kalmykov 2007.

Literatur: Андреева 1984; Kalmykov 2007.

Н. Ш.

N. Š.

90. Ики-Бурульский р-н, Республика Калмыкия, Россия.
Курганы Восточного Маныча, курганная группа I, 1965,
курган 58, погребение 1

90. Rajon Iki-Burul, Republik Kalmykien, Russland.
Kurgane am Fluss Östlicher Manyč, Kurgangruppe 1, 1965,
Kurgan 58, Grab 1

90.1. Модель повозки-люльки

90.1. Modell einer Wiege

Глина
Общая длина 13,3 см; ширина заднего борта
3,8 см; ширина у основания куполообразной
конструкции 4,7 см; высота куполообразной
конструкции 6,6 см; высота заднего борта 34,1 см;
длина основания 11,8 см; средний диаметр
отверстий 0,4 см; длина внутренней части
9,4 см; ширина внутреннего основания 1,5 см;
диаметр отпечатков «ножек» 1,5–1,9 см
ГИМ, инв. № 100830, оп. А 1732/51
Середина III тыс. до н. э., позднеямная культура

Keramik
Gesamtlänge 13,3, cm; B. der hinteren Kante
3,8 cm; B. an der Basis der kuppelförmigen
Konstruktion 4,7 cm; H. der kuppelförmigen
Konstruktion 6,6 cm; H. der hinteren Kante 34,1 cm;
Länge der Basis 11,8 cm; durchschnittlicher
Dm. der Öffnungen 0,4 cm; L. des inneren Teiles
9,4 cm; innere Basis-Breite 1,5 cm;
Dm. der Abdrücke der „Füße“ 1,5–1,9 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 100830, оп. А 1732/51
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., späte
Grubengrabkultur

90.1
Модель повозки-люльки корытцеобразной формы, с прямоугольным основанием и бортиками. Широ- Modell einer Wiege in Form eines Troges mit rechteckiger Basis und
кий конец ее приподнят и загнут вверх, образуя куполообразное Kanten. Das breite Ende ist angehoben und gebogen. Damit wurde
перекрытие. В продольных бортиках — три отверстия, в задней eine kuppelförmige Überdachung erzielt. An den länglichen Wänden
стенке — два; в куполообразной конструкции — три. На дне мо- befinden sich drei Öffnungen, in der hinteren Wand zwei, in dem
дели с внешней стороны сохранились отверстия для «штиф- kuppelförmigen Teil drei. Am Boden des Modells sind vom außen Loтов» — очевидно, в них вставлялись «ножки». Куполообразная chungen für „Niete“ zu sehen, vermutlich wurden darin die „Füße“
часть покрыта дугообразными прочерченными параллельными eingelassen. Der kuppelförmige Teil trägt bogenförmige parallele Liлиниями, образующими полосы, заполненные орнаментом-от- nien, die Fläche zwischen den Linien ist mit ovalen Stäbchen-Eindrüпечатками овальной палочки или полого штампа. Боковые стен- cken und rundlichen Eindrücken gefüllt. An den Seitenwänden befinки украшены зигзагом. На внутренней части и на задней стенке det sich eine Zickzack-Verzierung. Die Innenfläche sowie die hintere
Wand sind mit chaotisch angebrachten Ritzlinien bedeckt.
заднего борта прочерчены хаотичные линии.

Литература: Синицын 1978; Kalmykov 2007.

Literatur: Синицын 1978; Kalmykov 2007.

Н. Ш.

N. Š.

91. Элиста, Республика Калмыкия, Россия. Элистинский
могильник, курган 27, погребение 1

91. Elista, Republik Kalmykien, Russland. Elista-Nekropole,
Kurgan 27, Grab 1

91.1. Модель колеса

91.1. Modell eines Rades

Глина
Диаметр 7,8 см; внешний диаметр ступицы
3 см; внутренний диаметр ступицы 1,1 см;
длина ступицы 4,5 см
ГИМ, инв. № 100830, оп. А 1732/62
Середина III тыс. до н. э., ранняя катакомбная
культура

Keramik
Dm. 7,8 cm; äußerer Dm. der Nabe 3 cm;
innerer Dm. der Nabe 1,1 cm; L. der Nabe 4,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 100830, оп. А 1732/62
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., frühe
Katakombengrabkultur

Modell eines Rades mit hervortretender
Nabe. An der Oberfläche Fingerabdrücke —
Spuren der Glättung und Modellierung.

Модель сплошного колеса с выступающей
втулкой-ступицей для насадки на ось. На
поверхности сохранились отпечатки пальцев — следы заглаживания и лепки.

Literatur: Синицын, Эрдниев 1971.

N. Š.

Литература: Синицын, Эрдниев 1971.
89.1

402

Н. Ш.

91.1

403

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

92. Село Ремонтное, Ремонтненский р-н, Ростовская обл.,
Россия

92. Dorf Remontnoe, Rajon Remontnoe, Gebiet Rostov,
Russland

92.1. Могильник Темрта I, курган 2, погребение 9

92.1. Nekropole Temrta I, Kurgan 2, Grab 9

92.1.1. Булавка молоточковидная

92.1.1. Hammerkopfnadel

Бронза
Длина 16,8 см; диаметр стержня 0,65 см
ГИМ, инв. № 111886, оп. А 2349/32
XXVI в. до н. э., ранняя катакомбная культура

Bronze
L. 16,8 cm; Dm. des Schaftes 0,65 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 111886, оп. А 2349/32
26. Jahrhundert v. Chr., frühe Katakombengrabkultur

Булавка со слегка изогнутым стержнем и
молоточковидной головкой; верхняя часть
стержня орнаментирована литым шнуровым орнаментом и двумя литыми змейками.

92.1.1

Nadel mit leicht verbogenem Schaft und
hammerartigem Kopf. Der obere Teil trägt
gegossene Schnurverzierung und zwei gegossene „Schlangen“.

Литература: Шишлина, Белькевич 2008.

Literatur: Шишлина, Белькевич 2008.

Н. Ш.

N. Š.

92.2. Могильник Темрта III, курган 1, погребение 1

92.2. Nekropole Temrta III, Kurgan 1, Grab 1

92.3. Могильник Темрта V, курган 1, погребение 1

92.3. Nekropole Temrta 5, Kurgan 1, Grab 1

92.3.1. Булавка молоточковидная

92.3.1. Hammerkopfnadel

Кость
Длина 18,7 см; диаметр стержня 1,4 см
ГИМ, инв. № 111637, оп. А 2340/8
XXVI в. до н. э., ранняя катакомбная культура

L. 18,7 cm; Dm. des Schafte 1,4 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 111637, оп. А 2340/8
26. Jahrhundert v. Chr., frühe Katakombengrabkultur

Булавка молоточковидная, с цилиндричеNadel mit zylindrischem Schaft und hamским стержнем, молоточковидной головmerartigem Kopf. In der Mitte des Kopfes
кой, в центре которой просверлено отверeine Bohrung. Die „Hammer“ haben die Form
стие. Молоточки оформлены в виде конуeines Kegels. Der obere Teil ist mit einge92.3.1
сов. Верхняя часть стержня украшена резным геометрическим schnitztem geometrischem Muster aus drei senkrechten Streifen verорнаментом в виде трех вертикальных полос, пространство между ziert. Die Fläche zwischen den Streifen ist mit schraffierten Dreiecken
которыми покрыто заштрихованными треугольниками. Сверху и bedeckt. Über und unter der Musterzone verlaufen horizontale Streiснизу зональный узор обрамлен горизонтальными полосками, за- fen mit schrägen Kerben und Rauten. Unten befindet sich ein horiштрихованными косыми насечками и ромбами. Внизу — горизон- zontales Zickzackmotiv mit schrägen Kerben.
тальный зигзаг, также заштрихованный косыми насечками.
N. Š.
Н. Ш.
92.4. Могильник Темрта V, курган 1, погребение 2

92.2.1. Булавка молоточковидная

92.2.1. Hammerkopfnadel

Кость
Длина 17,8 см; диаметр стержня 1,3 см
ГИМ, инв. № 111283, оп. А 2325/21
Середина III тыс. до н. э., ранняя катакомбная
культура

Knochen
L. 17,8 cm; Dm. des Schaftes 1,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 111283, оп. А 2325/21
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., frühe Katakombengrabkultur

Булавка с веретенообразным стержнем и
Nadel mit spindelförmigem Schaft und hamмолоточковидной головкой с центральmerartigem Kopf. In der Mitte eine Lochung.
ным отверстием. Верхняя часть стержня
Der obere Teil mit horizontalen Streifen aus
украшена горизонтальными полосами,
„Sanduhren“ und Schrägnetz bedeckt. An
92.2.1
заполненными узором в виде «песочных часов» и косой сеткой. den ornamentalen Streifen schließen sich zwei hängende Dreiecke
Орнаментальный пояс замыкает два треугольника, обращенные an.
вершинами вниз.
Literatur: Шишлина 2007; Shishlina 2008.
Литература: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

N. Š.

Н. Ш.

92.4. Nekropole Temrta V, Kurgan 1, Grab 2

92.4.1. Булавка

92.4.1. Nadel

Кость
Длина 16 см; диаметр стержня 0,9 см
ГИМ, инв. № 111637, оп. А 2340/6
XXVII–XXVI вв. до н. э., ранняя катакомбная
культура

Knochen
L. 16 cm; Dm. des Schaftes 0,9 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 111637, оп. А 2340/6
27.–26. Jahrhundert v. Chr., frühe Katakombengrabkultur

Посоховидная булавка в виде изогнутого
Hirtenstabförmige Stecknadel mit durchgeстержня, с плоской головкой со сквозным
hender Lochung. Der obere Teil ist mit eingeотверстием. Верхняя часть стержня украschnitztem Muster aus fünf parallelen Liniшена резным орнаментом в виде пяти
en, Streifen mit Rauten und schraffierten
параллельных линий, полос с ромбами и
Dreiecken sowie mit schrägen Kerben ver92.4.1
заштрихованных треугольников, а также косых насечек. Завер- ziert. Das Muster schließen zwei eingeschnitzte hängende Dreiecke
шают орнамент два резных треугольника, обращенных верши- ab.
нами вниз.
N. Š.
Н. Ш.

92.2.2. Курильница

92.2.2. Räucherschale

Глина
Общий диаметр чаши 19,3 см;
внутренний диаметр 17 см;
высота чаши 8,4 см; размер
«умбона» 5,6 × 5,8 см; высота
«умбона» 6 см; размер ножек
2,8 × 3,2 см; размеры отделений
4 × 3 см и 3,5 × 3 см
ГИМ, инв. № 111283, оп. А 2325/23
XXVI в. до н. э., ранняя
катакомбная культура

Keramik
Dm. der Schale 19,3 cm;
innerer Dm. 17 cm; H. der Schale 8,4 cm;
Maße des Buckels: 5,6× 5,8 cm;
H. des Buckels 6 cm; Füße 2,8 × 3,2 cm;
Maße der Innenteile 4 × 3 cm und
3,5 × 3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 111283,
оп. А 2325/23
26. Jahrhundert v. Chr., frühe
Katakombengrabkultur

Курильница в виде чаши округRundliche Räucherschale mit
лой формы, с двумя овальныzwei ovalen Näpfen und Lochunми отделениями со сквозными
gen in der Wand. In der Mitte des
отверстиями в стенке. Дно плосflachen Bodens ist eine betonte
кое, в центре — выделенное
Vertiefung. Auf der Außenseite
des Bodens befindet sich in der
углубление. С внешней стороMitte eine buckelförmige Aus92.2.2
ны на дне в центре сформирован «умбон» грибовидной формы; вокруг него по окружности buchtung mit um ihn symmetrisch angebrachten rundlichen sechs
дна чаши симметрично распложены шесть округлых ножек. Füßen. Die morphologische Besonderheit der Schale ist durch ihre
Морфологическая особенность чаши подчеркнута декором: Verzierung betont: die Außenoberfläche ist mit dreieckigen Festons
внешняя поверхность орнаментирована треугольными фестона- bedeckt, die aus zwei Gruppen parallel verlaufender Schnurreihen
ми, образованными двумя группами расположенных парал- gebildet sind, die zum Boden der Schale zusammenlaufen. Die dreiлельно шнуровых оттисков, сходящихся ко дну чаши. Треуголь- eckigen Festons bedecken die Fläche zwischen den Füßen. Der mittные фестоны заполняют пространство между ножками. Цен- lere Buckel ist durch sechs Schnurkreise betont. Die Buckelfläche ist
тральный «умбон» выделен по дну чаши шестью кольцевыми mit Schnurmuster verziert.
рядами отпечатков шнура. Сам «умбон» украшен шнуровым Literatur: Шишлина 2009.
орнаментом.
N. Š.
Литература: Шишлина 2009.

Н. Ш.

93. Ики-Бурульский р-н, Республика Калмыкия, Россия.
Могильник Манджикины-2

93. Rajon Iki-Burul, Republik Kalmykien, Russland. Nekropole
Mandžikiny-2

93.1. Курган 42, погребение 1

93.1. Kurgan 42, Grab 1

93.1.1. Булавка молоточковидная

93.1.1. Hammerkopfnadel

Кость
Длина 10 см; диаметр стержня 1,1 см
ГИМ, инв. № 110078, оп. А 2266/63
XXVI в. до н. э., ранняя катакомбная культура

Knochen
L. 10 cm; Dm. des Schaftes 1,1 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 110078, оп. А 2266/63
26. Jahrhundert v. Chr., frühe Katakombengrabkultur

93.1.1
Булавка с изящным веретенообразным
стержнем и молоточковидной головкой с просверленным в цен- Nadel mit spindelförmigem Schaft und hammerartigem Kopf mit eiтре отверстием. На верхней части стержня — семь горизонталь- ner Bohrung in der Mitte. Der obere Teil ist mit sieben horizontalen
ных полос, заполненных косыми насечками, внизу — два за- Streifen aus schrägen Kerben verziert. Unten zwei schraffierte hängende Dreiecke.
штрихованных треугольника, обращенных вершинами вниз.

Литература: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

Literatur: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

Н. Ш.

N. Š.

93.1.2. Булавка молоточковидная

93.1.2. Hammerkopfnadel

Кость
Длина 16 см; диаметр стержня 1,1 см
ГИМ, инв. № 110078, оп. А 2266/64
XXVI в. до н. э., ранняя катакомбная культура

Knochen
L. 16 cm; Dm. des Schaftes 1,1 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 110078, оп. А 2266/64
26. Jahrhundert v. Chr., frühe Katakombengrabkultur

Булавка с почти прямым стержнем и молоточковидной головкой с просверленNadel mit nahezu geradem Schaft und hamным отверстием в центре. Верхняя часть
merartigem Kopf mit Bohrung in der Mitte.
стержня орнаментирована двумя вертиDer obere Teil der Nadel ist mit zwei breiten
кальными широкими полосами, заполsenkrechten Streifen aus horizontalen kerb93.1.2
ненными горизонтальными рядами треугольников, заштрихо- schraffierten Dreiecken verziert. Das Muster schließen drei horizontaванных насечками. Завершают орнамент три горизонтальные le Streifen und zwei parallele Zickzacklinien ab.
полосы и две параллельные зигзагообразные линии.
Literatur: Шишлина 2007; Shishlina 2008.
Литература: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

N. Š.

Н. Ш.

404

405

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

93.1.3. Пуговица

93.1.3. Knopf

Дерево
Длина 1,3 см; диаметр шляпки 1,2 см
ГИМ, инв. № 109774, оп. А 2266/67
XXVII–XXVI вв. до н. э., ранняя катакомбная культура

Holz
L. 1,3 cm; Dm. des Kopfes 1,2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr.109774, оп. А 2266/67
27.–26. Jahrhundert v. Chr., frühe Katakombengrabkultur

Пуговица деревянная с небольшой утолщенной
ножкой, заканчивающейся шляпкой с резным орнаментом.

Holzknopf mit kleinem verdicktem Fuß und schnitzverziertem Kopf.

Литература: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

N. Š.

Literatur: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

Н. Ш.
93.1.3

93.1.4. Три подвески-украшения
налобной повязки

93.1.4. Drei Zieranhänger eines Stirnbandes
Bronze
L. der Stiftanhänger 1,3 und 1,4 cm; L. des
Schläfenanhängers 1,5 cm; Dm. 1 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. № 110078, оп. А 2266/65, 66,
68
27.–26. Jahrhundert v. Chr., frühe Katakombengrabkultur

Бронза
Длина подвесок-стерженьков 1,3 и 1,4 см;
длина височной подвески 1,5; диаметр 1 см
ГИМ, инв. № 110078, оп. А 2266/65, 66, 68
XXVII–XXVI вв. до н. э., ранняя катакомбная
культура

Две подвески-стерженька в виде свернуZwei Stiftanhänger in Form einer einfach ge93.1.4
того одинарного жгута, с петелькой для нашивания и капелькой drehten Schnur mit einer Öse, im unteren Teil tropfenförmig; ein
в нижней части; одно височное кольцо в два оборота.
Schläfenring in zwei Windungen.
Литература: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

Literatur: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

Н. Ш.

N. Š.

93.2. Курган 11, погребение 6

93.2. Kurgan 11, Grab 6

93.2.1. Булавка

93.2.1. Nadel

Кость
Длина 12,5 см; стержень 0,7 × 0,85 см
ГИМ, инв. № 109774, оп. А 2259/49
XXVII–XXVI вв. до н. э., ранняя катакомбная
культура

Knochen
L. 12,5 cm; Dicke 0,7 × 0,85 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 109774, оп. А 2259/49
27.–26. Jahrhundert v. Chr., frühe Katakombengrabkultur

Гвоздевидная булавка с изогнутым стержNagelförmige Nadel mit gebogenem
нем и головкой в виде грибовидной шляпки с
Nadelschaft und Pilzkopf mit Öse. Der obere
отверстием. Верхняя часть стержня украшена
Teil des Schafts ist mit Ritzornament in Form
93.2.1
резным орнаментом в виде заштрихованных косыми клетками von schräg schraffierten Kästchen, Rhomben, schrägen Bändern und
полос, ромбов, косых лент и двух треугольников вершинами вниз.
zwei auf der Spitze stehenden Dreiecken versehen.
Литература: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

Literatur: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

Н. Ш.

N. Š.
93.3. Kurgan 11, Grab 7

93.3.1. Булавка

93.3.1. Nadel

Кость
Длина 12,5 см; стержень 0,7 × 0,85 см
ГИМ, инв. № 109774, оп. А 2259/53
XXVII–XXVI вв. до н. э., ранняя катакомбная
культура

Knochen
L. 12,5 cm; Dicke 0,7 × 0,85 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 109774, оп. А 2259/53
27.–26. Jahrhundert v. Chr., frühe Katakombengrabkultur

Молоточковидная булавка с уплощенной
Hammerförmige Nadel mit abgeflachtem
головкой с центральным отверстием и веKopf mit mittig gelegener Öse und spinретенообразным стержнем. Верхняя часть
delförmigem Schaft. Der obere Teil des Schaft
93.3.1
стержня украшена резным орнаментом в виде заштрихованных ist mit Ritzornament verziert, welches die Form von schraffierten
полос, образующих спираль.
Linien hat, die eine Spirale bilden.
Литература: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

Literatur: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

Н. Ш.

N. Š.

94. Ики-Бурульский р-н, Республика Калмыкия, Россия.
Могильник Зунда-Толга-3, курган 1, погребение 9

94. Rajon Iki-Burul, Republik Kalmykien, Russland. Nekropole
Zunda-Tolga-3, Kurgan 1, Grab 9

94.1. Бусины (25 экз.)

94.1. Perlen (25 Stück)

Перламутр
Диаметр 0,9 см
ГИМ, инв. № 110573, оп. А 2281/118
XXVII–XXV вв. до н. э., ранняя катакомбная
культура

Perlmutt
Dm. 0,9 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 110573, оп. А 2281/118
27.–25. Jahrhundert v. Chr., frühe Katakombengrabkultur

Бусины дисковидной формы.

Scheibenförmige Perlen.

Н. Ш.

N. Š.

406

95. Rajon Jaškul, Republik Kalmykien, Russland. Nekropole
Jaškul, Kurgan 2, Grab 24

95.1. Зооморфная пластина

95.1. Zoomorphe Platte

Бронза
Длина 6,5 см; ширина 1,3–1,7 см; толщина 0,3 см
ГИМ, инв. № 112149, оп. А 2280/23
Середина III тыс. до н. э., ранняя катакомбная
культура

Bronze
L. 6,5 cm; B. 1,3–1,7 cm; D. 0,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 112149, оп. А 2280/23
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., frühe Katakombengrabkultur

Пластина в виде плоской двусторонней зооZweiseitige flache zoomorphe Figur. Das
морфной фигуры; верхний конец оформobere Ende ist in Form einer Tierschnauze mit
лен в виде морды животного с глазом-отeiner Augenöffnung, einem Ohr auf einer
верстием, заканчивающейся с одной стоSeite und einer hervortretenden Nase auf der
95.1
роны ухом, с другой — выступающим носом. Туловище украшено anderen Seite gearbeitet. Der Körper ist mit fünf Spiralen verziert.
пятью спиралями, по периметру расположен литой бортик, пере- Am Rande der Platte verläuft gegossene imitierte Schnurverzierung.
дающий шнуровой орнамент, вокруг глаз — имитация шнура. Um das Auge verläuft eine imitierte Schnur. Vermutlich handelt es
sich hier um das mittlere Detail einer Kopfbedeckung.
Предположительно, центральная деталь головного убора.
Литература: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

Literatur: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

Н. Ш.

N. Š.

95.2. Три подвески
очковидные

95.2. Drei brillenförmige
Anhänger

Бронза
Ширина 3,3 см; диаметр дисков
2 см; ширина 3,7 см; диаметр
дисков 2 см; ширина 2,4 см;
диаметр дисков 1,1 см
ГИМ, инв. № 112149,
оп. А 2280/24–26
Середина III тыс. до н. э., ранняя
катакомбная культура

Bronze
B. 3,3 cm; Dm. der Scheiben 2 cm;
B. 3,7 cm; Dm. der Scheiben 2 cm;
B. 2,4 cm; Dm. der Scheiben 1,1 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 112149,
оп. А 2280/24–26
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., frühe
Katakombengrabkultur

95.2

95.2

Brillenförmige Anhänger mit zwei Scheiben, die
durch eine Öse verbunden und mit Spiralmuster
verziert sind. An der Innenseite ein horizontaler
Niet. Vermutlich handelt es sich hier um Details
einer Kopfbedeckung.

Подвески очкообразные в виде двух дисков, соединенных петелькой и украшенных спиральным орнаментом. С внутренней стороны подвесок сохранилась горизонтальная скоба-заклепка.
Предположительно, детали головного убора.

Literatur: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

Литература: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

N. Š.

Н. Ш.
95.3. Две подвески-медальоны

93.3. Курган 11, погребение 7

94.1

95. Яшкульский р-н, Республика Калмыкия, Россия.
Могильник Яшкуль, курган 2, погребение 24

95.2

95.3. Zwei Medaillonanhänger

Бронза
Диаметр 1,8 и 1,9 см
ГИМ, инв. № 112149, оп. А 2280/27, 28
Середина III тыс. до н. э., ранняя катакомбная
культура

Bronze
Dm. 1,8 und 1,9 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 112149, оп. А 2280/27, 28
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., frühe Katakombengrabkultur

Подвески-медальоны с петелькой в верхней
части; с одной стороны украшены литым спиральным орнаментом, с другой — зернью, нанесенной поверх спирали. Предположительно,
детали головного убора.

Zwei Anhänger mit Öse im oberen Teil. Von einer
Seite mit gegossenem Spiralmuster, von der anderen Seite mit Granulation verziert, die oberhalb der Spirale angebracht ist.

Литература: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

95.3

Literatur: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

N. Š.

Н. Ш.
96. Ики-Бурульский р-н, Республика Калмыкия, Россия.
Могильник Восточный Маныч, Левый берег II, курган 13,
погребение 11

96. Rajon Iki-Burul, Republik Kalmykien, Russland.
Nekropole Vostočnyj Manyč, Linkes Ufer 2, Kurgan 13,
Grab 11

96.1. Бляха-букрания

96.1. Bukranium-Platte

Бронза
Диаметр центральной части 3,4; диаметр
отверстия 0,3; ширина подвески 7,6
ГИМ, инв. № 100830, оп. А 1732/26
Первая половина III тыс. до н. э., ранняя
катакомбная культура

Bronze
Dm. des mittleren Teiles 3,4 cm; Dm. der Lochung 0,3 cm;
B. des Anhängers 7,6 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 100830, оп. А 1732/26
1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., frühe Katakombengrabkultur

Плоская бляха-букрания в виде схематично
изображенной головы быка: от округлой плоской центральной части отходят два рога.

Flache Platte mit schematisch dargestelltem
Stierkopf mit zwei Hörnern
Literatur: Синицын 1978; Шишлина 2007; Shishlina
2008.

Литература: Синицын 1978; Шишлина 2007;
Shishlina 2008.

Н. Ш.

N. Š.
96.1

407

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

97. Деревня Ковалевка, Харьковская губ. (ныне Харьковская
обл.), Украина

97. Dorf Kovalevka, Gouvernement Charkov (heute Gebiet
Charkov), Ukraine

97.1. Сосуд

97.1. Gefäß

Глина
Высота 12,5 см; диаметр дна 10,5 см;
диаметр тулова 18 см; диаметр
венчика 15,5 см
ГИМ, инв. № 42562, оп. А 1112/22
Середина III тыс. до н. э., донецкая
катакомбная культура

Keramik

Сосуд плоскодонный с округлым
туловом, высоким горлом и отогнутым венчиком. Тулово орнаментировано веревочными оттисками, образующими волюты,
разделенные рядами вертикальных лент. Горло также украшено
веревочным штампом в виде наклонных линий, формирующих
елочный орнамент.
Э. И.

100.1. Kurgan 1, Grab 1

H. 12,5 cm; Dm. des Bodens 10,5 cm;
Dm. des Körpers18 cm;
Dm. des Randes 15,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42562,
оп. А 1112/22
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., DonecKatakombengrabkultur

100.1.1. Скипетр

100.1.1. Zepter

Камень
Длина 33,5 см; диаметр 4,5 см
ГИМ, инв. № 108884, оп. А 2204/4
Вторая половина III тыс. до н. э.,
восточноманычская катакомбная
культура

Stein
L. 33,5 cm; Dm. 4,5 cm
GIM Moskau, Inv.Nr. 108884,
оп. А 2204/4
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Ost-Manyč-Katakombengrabkultur

Flachbodiges Gefäß mit kugeligem
Körper, hohem Hals und ausladendem Rand. Der Körper ist mit
Schnureindrücken verziert. Sie bilden Voluten, die durch senkrechte
Bänder getrennt sind. Die Halspartie
ist ebenfalls mit Schnureindrücken in
Form eines Tannenzweigmusters
verziert.

Скипетр длинный, цилиндрической формы, округлый в сечении, со скругленными концами.

Langes zylinderförmiges Zepter
mit abgerundeten Enden.

E. I.

98. Dorf Kiselevo, Gebiet Belgorod, Russland.
Einzelfund

Н. Ш.

100.1.2. Beil
Stein
L. 14,4 cm; B. oben 2 cm; B. unten 6,6 cm; D. 4 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 108884, оп. А 2204/6
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., Ost-ManyčKatakombengrabkultur

Stein
L. 23 cm; B 8,9 cm; D. 9,4 cm;
Dm. des Schaftloches 2,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 84898, оп. А 841/1
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Katakombegrabkultur

Н. Ш.

99. Село Варваровка, Павлоградский уезд,
Екатеринославская губ. (ныне Днепропетровская обл.),
Украина. Случайная находка

99. Dorf Varvarovka, Uezd Pavlograd, Gouvernement
Ekaterinoslavsk (heute Gebiet Dnepropetrovsk), Ukraine.
Einzelfund
99.1. Hammeraxt

Камень
Длина 23,2 см; ширина 9,2 см;
толщина 8,3 см; диаметр втулки 2,9 см
ГИМ, инв. № 41852, оп. А 1096/1
III тыс. до н. э., катакомбная культура

Stein
L. 23,2 cm; B. 9,2 cm; D. 8,3 cm;
Dm. des Schaftloches 2,9 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 41852, оп. А 1096/1
3. Jahrtausend v. Chr., Katakombegrabkultur

Топор-молот с каннелированной лезвийной частью. В верхней части по
центру корпуса проходит рельефное
ребро-«нервюра». У втулки — несколько треугольников, образующих елочный орнамент. В нижней части топор
уплощен. Обушок выделен, имеет цилиндрическую форму, скошен вниз,
украшен рядами горизонтальных каннелюр.

Hammeraxt mit kanneliertem Schneidebereich. Im oberen Teil in der Mitte der Klinge
verläuft eine Reliefrippe. Am Schaftloch
befinden sich einige Dreiecke, die ein Tannenzweigmuster bilden. Im unteren Teil ist
die Axt abgeflacht. Der Axtrücken ist betont und hat eine zylindrische Form, ist
nach unten abgeschrägt und mit horizontalen Kannelurreihen verziert.
99.1

E. I.

N. Š.

100.1.2

100.1.3. Messer

Бронза
Длина 11,1 см; длина лезвия 7,9 см;
ширина лезвия 3,2 см
ГИМ, инв. № 108884, оп. А 2204/7
Вторая половина III тыс. до н. э.,
восточноманычская катакомбная культура

Bronze
L. 11,1 cm; L. der Klinge 7,9 cm;
B. der Klinge 3,2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 108884, оп. А 2204/7
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., Ost-ManyčKatakombengrabkultur

Нож с узколистовидным двулезвийным
приостренным клинком, крутыми уступчатыми плечиками и длинным черешком, раскованным на пятке. Сечение клинка линзовидное, сечение черенка четырехгранное.

Zweischneidiges Messer mit schmaler blattförmiger Klinge, abgesetzter Schulter und
langem, am Ende abgeflachtem Griffdorn.
Klinge im Querschnitt linsenförmig, Stiel
rechteckig.
Literatur: Шишлина 1997.
100.1.3

N. Š., E. G.

Н. Ш., Е. Г.
100.2. Курган 1, насыпь

100.2. Kurgan 1, Aufschüttung

100.2.1. Нож

100.2.1. Messer

Бронза
Длина 13,8 см; длина лезвия 9,5 см;
ширина лезвия 5,5 см
ГИМ, инв. № 108884, оп. А 2204/1
Вторая половина III тыс. до н. э.,
восточноманычская катакомбная культура

Bronze
L. 13,8 cm; L. der Klinge 9,5 cm;
B. der Klinge 5,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 108884, оп. А 2204/1
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., Ost-ManyčKatakombengrabkultur

Нож с удлиненным узколистовидным двулезвийным клинком, покатыми плечиками и длинным черенком, раскованным на
пятке. Сечение клинка линзовидное, сечение черенка четырехгранное.

Zweischneidiges Messer mit länglicher blattförmiger Klinge, abgerundeter Schulter und
langem, am Ende abgeflachtem Griffdorn.
Klinge im Querschnitt linsenförmig, Griffdorn rechteckig.

Литература: Шишлина 1997.

Н. Ш., Е. Г.

408

Literatur: Шишлина 1997.

100.1.3. Нож

Литература: Шишлина 1997.

99.1. Топор-молот

Dreieckförmiges Beil, im Querschnitt rechteckig. Der obere Rand abgerundet, der untere leicht abgeschrägt.

Топор-молот треугольной формы, четырехугольный в сечении. Верхний край закруглен, нижний слегка скошен.

Камень
Длина 23 см; ширина 8,9 см;
толщина 9,4 см; диаметр втулки 2,5 см
ГИМ, инв. № 84898, оп. А 841/1
III тыс. до н. э., катакомбная культура

E. I.

100.1.1

Камень
Длина 14,4 см; ширина в верхней части 2 см;
ширина в нижней части 6,6 см; толщина 4 см
ГИМ, инв. № 108884, оп. А 2204/6
Вторая половина III тыс. до н. э.,
восточноманычская катакомбная культура

Литература: Шишлина 1997.

Э. И.

N. Š.

100.1.2. Топор-молот

98.1. Hammeraxt

Топор-молот с каннелированной лезвийной частью. В верхней части по
Hammeraxt mit kanneliertem Schneideцентру корпуса и обушка проходит реteil. Im oberen Teil in der Mitte der Klinge
льефное ребро-«нервюра». У втулки поund des Rückens verläuft eine Reliefrippe.
верхность орнаментирована тремя ряDie Oberfläche ist beidseits am Schaftloch
дами вертикальных каннелюр с кажmit drei senkrechten Kannelurreihen verдой стороны. В нижней части от втулки
ziert. Im unteren Teil vom Schaftloch bis
до лезвия проходит углубление. Верхzur Schneide verläuft eine Eintiefung. Der
98.1
няя часть проуха выделена; проух имеет цилиндрическую фор- obere Teil des Schaftloches ist betont, das Schaftloch hat eine zylindму.
rische Form.

Literatur: Шишлина 1997.

Литература: Шишлина 1997.

98.1. Топор-молот

Э. И.

100. Rajon Iki-Burul, Republik Kalmykien, Russland.
Nekropole Zunda-Tolga-1

100.1. Курган 1, погребение 1

97.1

98. Деревня Киселево, Белгородская обл., Россия.
Случайная находка

100. Ики-Бурульский р-н, Республика Калмыкия, Россия.
Могильник Зунда-Толга-1

100.2.1

Literatur: Шишлина 1997.

N. Š., E. G.

409

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

100.3. Курган 4, погребение 1

100.3. Kurgan 4, Grab 1

102.2. Курган 10, погребение 1

102.2. Kurgan 10, Grab 1

100.3.1. Курильница

100.3.1. Räucherschale

102.2.1. Низка бусин и пронизь

102.2.1. Perlen und ein Zierröhrchen

Глина
Диаметр чаши 18 см; высота чаши 4,5 см;
высота ножек 4,1 см
ГИМ, инв. № 109235, оп. А 2223/1
XXIV в. до н. э., восточноманычская
катакомбная культура

Keramik
Dm. der Schale 18 cm; H. der Schale 4,5 cm;
H. der Füße 4,1 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 109235, оп. А 2223/1
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., Ost-ManyčKatakombengrabkultur

Курильница в виде округлой чаши с отделением, на крестовидной подставке.
Бортик отделения и внешняя поверхность чаши орнаментированы отпечатками тройного шнура, треугольного
и спирального штампа.

Rundliche Kreuzfußschale mit Näpfchen.
Die Näpfchenwand sowie die Oberfläche
der Schale tragen eine dreifache Schnurverzierung sowie dreieckige und spiralförmige Stempelung.

Фаянс, сердолик, нефрит (?)
Диаметр фаянсовых бусин 0,2 см;
диаметр сердоликовых бусин 0,3–0,4 см;
диаметр нефритовой (?) бусины — 0,3 см;
длина сердоликовой пронизи — 0,7 см
ГИМ, инв. № 107457, опись А2111/10
XXIV в. до н. э., восточноманычская
катакомбная культура

Fayence, Karneol, Jade (?)
Dm. Fayenceperlen 0,2 cm; Dm. der Karneolperlen
0,3–0,4 cm; Dm. der Jadeperle (?), 0,3 cm;
L. des Karneolröhrchens 0,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 107457, оп. А 2111/10
24. Jahrhundert v. Chr., Ost-Manyč-Katakombengrabkultur

N. Š.

Н. Ш.

Бусины дисковидной формы, одна сердоликовая бусина цилиндрическая; одна
удлиненная сердоликовая пронизь. Образовывали ожерелье.

Halskette mit scheibenförmigen Perlen, einer zylindrischen Karneolperle und einem
länglichen Karneolröhrchen.
N. Š.
102.2.1

Н. Ш.
100.3.1

100.4. Курган 10, погребение 2

100.4. Kurgan 10, Grab 2

102.2.2. Подвеска в виде змеи, кусающей
свой хвост

102.2.2. Anhänger in Form einer Schlange,
die ihren Schwanz beißt

100.4.1. Кольцо височное

100.4.1. Schläfenring

Бронза
2,3 × 1,7 см
ГИМ, инв. № 110573, оп. А 2281/44
XXV–XXIV вв. до н. э., восточноманычская катакомбная
культура

Bronze
2,3 × 1,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 110573, оп. А 2281/44
25.–24. Jahrhundert v. Chr., Ost-Manyč-Katakombengrabkultur

Золото
Диаметр 1,8 см; толщина пластины 0,2 см
ГИМ, инв. № 107457, оп. А 2111/14
XXIV в. до н. э., восточноманычская
катакомбная культура

Gold
Dm. 1,8 cm; D. der Platte 0,2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 107457, оп. А 2111/14
24. Jh. v. Chr., Ost-Manyč-Katakombengrabkultur

Кольцо височное в полтора оборота.
Н. Ш.

Schläfenring mit 1,5 Windungen.
100.4.1

N. Š.

Eine senkrechte Eintiefung setzt den Kopf ab,
das Maul ist offen.

Вертикальная углубленная черта подчеркивает основание головы; пасть змеи открыта.

Literatur: Шишлина 1998.

N. Š.

Литература: Шишлина 1998.

100.4.2. Кольцо височное

100.4.2. Schläfenring

Бронза
2,3 × 1,7 см
ГИМ, инв. № 110573, оп. А 2281/43
XXV–XXIV вв. до н. э., восточноманычская катакомбная
культура

Bronze
2,3 × 1,7 cm
GIM Moskau, Inv. 110573, оп. А 2281/43
25.–24. Jahrhundert v. Chr., Ost-Manyč-Katakombengrabkultur

Кольцо височное в полтора оборота.

Schläfenring mit 1,5 Windungen.

Н. Ш.

N. Š.
100.4.2

101. Ики-Бурульский р-н, Республика Калмыкия, Россия.
Могильник Тюльпан, курган 1, погребение 1

101. Rajon Iki-Burul, Republik Kalmykien, Russland.
Nekropole Tulpan, Kurgan 1, Grab 1

101.1. Кольцо височное

101.1. Schläfenring

Бронза
2,8 × 1,6 см
ГИМ, инв. № 1108884, оп. А 2204/5
XXV–XXIV вв. до н. э., восточноманычская катакомбная
культура

Bronze
2,8 × 1,6 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 1108884, оп. А 2204/5
25.–24. Jahrhundert v. Chr., Ost-Manyč-Katakombengrabkultur

Кольцо височное в полтора оборота.

Schläfenring mit 1,5 Windungen.

Н. Ш.

102.2.2

102.2.3. Крюк втульчатый

102.2.3. Haken mit Tülle

Бронза
Длина 15,5 см; диаметр втулки 1,9 см
ГИМ, инв. № 107457, оп. А 2111/7
XXIV в. до н. э., восточноманычская
катакомбная культура

Bronze
L. 15,5 cm; Dm. der Tülle 1,9 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 107457, оп. А 2111/7
24. Jahrhundert v. Chr., Ost-ManyčKatakombengrabkultur

Крюк однозубый, с раскованной втулкой с двумя сквозными отверстиями. Втулка украшена по периметру
пуансонным орнаментом в виде параллельных линий.

Haken mit geschmiedeter Tülle und
zwei Lochungen. Tülle mit gepunzten
parallelen Linien verziert.
N. Š.

Н. Ш.

102.2.3

103. Ики-Бурульский р-н, Республика Калмыкия, Россия.
Могильник Манджикины-1

103. Rajon Iki-Burul, Republik Kalmykien, Russland.
Nekropole Mandžikiny-1

N. Š.
101.1

102. Приозерный р-н, Республика Калмыкия, Россия.
Могильник Ергени

Н. Ш.

102. Rayon Priozernyj, Republik Kalmykien, Russland.
Nekropole Ergeni

102.1. Курган 6, погребение 2

102.1. Kurgan 6, Grab 2

102.1.1. Два выпрямителя древков стрел

102.1.1. Zwei Glättsteine für Pfeilschäfte

Камень
Длина 9,3 см; ширина 5 см; толщина 1,8 см;
глубина желобка 0,2 см
Длина 9,3 см; ширина 5 см; толщина 2,1 см;
глубина желобка 0,25 см
ГИМ, инв. № 112149, оп. А 2280/39, 40
XXV–XXIV вв. до н. э., восточноманычская
катакомбная культура

Stein
L. 9,3 cm; B. 5 cm; D. 1,8 cm; Rillentiefe 0,2 cm
L. 9,3 cm; B. 5 cm; D. 2,1 cm; Rillentiefe 0,25 cm
GIM Moskau 112149, оп. А 2280/39, 40
25.–24. Jahrhundert v. Chr., Ost-Manyč-Katakombengrabkultur

Парные выпрямители древков стрел в виде прямоугольных сегментовидных в се102.1.1
чении изделий. Внешняя поверхность подтесана, на внутренней через все изделие идет желобок. На внешней поверхности заметны следы стесывания и охры.

Zwei Glättsteine für Pfeilschäfte, im Querschnitt rechteckig. Die Außenoberfläche ist
behauen und trägt Ockerspuren. Auf der inneren Fläche verläuft eine Rille.

103.1. Курган 14, жертвенное место 1

103.1. Kurgan 14, Opferstelle 1

103.1.1. Две печати-штампы

103.1.1. Zwei Stempel

Глина
Размеры основания 6,6 × 5,8 см; 6,8 × 6 см;
высота 4,3 и 4,2 см
ГИМ, инв. № 110573, оп. А 2281/10, 11
XXIV в. до н. э., восточноманычская
катакомбная культура

Keramik
Maße 6,6 × 5,8 cm; 6,8 × 6 cm; H. 4,3 und
4,2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 110573,
оп. А 2281/10, 11
24. Jahrhundert v. Chr., Ost-ManyčKatakombengrabkultur

Штампы в виде четырехгранных
штандартов с округлыми ручкамиуступами. На рабочую поверхность
отпечатками одинарного шнура нанесена прямоугольная сетка. Внутри
каждой клетки — овально-округлые ямки.
Литература: Шишлина 2004.

Н. Ш.

Zwei viereckige Stempel mit abgerundeten Ecken und rundlichem Griff. Die
Arbeitsfläche trägt ein Muster aus
rechteckigem, mit Schnureindrücken
103.1.1
gemachtem Netz. In der Mitte jedes Karos ist ein oval-rundliches
Grübchen.
Literatur: Шишлина 2004.

N. Š.

N. Š.

Н. Ш.

410

411

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

103.2. Курган 14, жертвенное место 28

103.2. Kurgan 14, Opferstelle 28

104.3. Курганы Восточного Маныча

104.3. Ost-Manyč-Kurgane

103.2.1. Курильница

103.2.1. Räucherschale

104.3.1. Крюк двузубый

104.3.1. Zweizinkiger Haken

Глина
Диаметр чаши 17,6 см; поддон 9,8 × 9,6 см;
высота чаши 6,4 см; внутреннее отделение
5,7 × 4,2 см
ГИМ, инв. № 110573, оп. А 2281/9
XXIV в. до н. э., восточноманычская
катакомбная культура

Keramik
Dm. der Schale 17,6 cm; Untersatz 9,8 × 9,6 cm;
H. der Schale 6,4 cm; Maße des Näpfchens
5,7 × 4,2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 110573, оп. А 2281/9
24. Jahrhundert v. Chr., Ost-Manyč-Katakombengrabkultur

Бронза
Длина 15,7 см; диаметр втулки 1,8 см; ширина
нижней части 3,2 см; толщина зубцов 0,8 см
ГИМ, инв. № 100830, оп. А 1732/59
Вторая половина III тыс. до н. э.,
восточноманычская катакомбная культура

Bronze
L. 15,7 cm; Dm. der Tülle 1,8 cm; B. unten 3,2 cm;
D. der Zinken 0,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 100830, оп. А 1732/59
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., Ost-Manyč-Katakombengrabkultur

Курильница в виде округлой чаши с
овальным отделением, на поддоне в виде четырехлепесткового основания с четырьмя глубокими выемками. Основание поддона окружено лепным бортиком.
Внешняя поверхность чаши украшена
треугольными шевронами, образованными отпечатками шнура и полой трубочки.

Rundliche Kreuzfußschale mit ovalem
Näpfchen. An der Schalenbasis aufgesetzter Wulst. Die Oberfläche ist mit schnureingedrückten Dreiecken und Kreisstempelung verziert.

Крюк двузубый, втульчатый. Внутри втул104.3.1
Haken mit zwei Zinken und einer Tülle. In der
ки находится горизонтальный штифт с двумя внешними заклеп- Tülle befindet sich ein Stift mit zwei Außennieten. Die Nahtstelle ist
ками. Втулка в месте соединения краев украшена косыми насеч- mit schrägen Kerben verziert.
ками, имитирующими шитье.
N. Š.
Н. Ш.

Literatur: Шишлина 2004.

N. Š.
103.2.1

Литература: Шишлина 2004.

105. Ики-Бурульский р-н, Республика Калмыкия, Россия.
Курганы Восточного Маныча, Правый берег, 1967

105. Rajon Iki-Burul, Republik Kalmykien, Russland. Kurgane
Vostočnyj Manyč, rechtes Ufer, 1967

105.1. Курган 7, погребение 4

105.1. Kurgan 7, Grab 4

105.1.1. Пряслице

105.1.1. Spinnwirtel

Глина
Высота 2,2 см; диаметр 4 см
ГИМ, инв. № 103500, оп. А 1908/280
Вторая половина III тыс. до н. э.,
восточноманычская катакомбная культура

Keramik
H. 2,2 cm; Dm. 4 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 103500, оп. А 1908/280
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., Ost-Manyč-Katakombengrabkultur

Пряслице конусовидное с вертикальным
сквозным отверстием в центре. Основание слегка вогнуто. Внешняя поверхность
орнаментирована параллельными вертикальными линиями.

Kegelförmiger Spinnwirtel mit senkrechter
Öffnung in der Mitte. Basis leicht eingezogen. Die Außenfläche ist mit parallelen senkrechten Linien verziert.

Н. Ш.
103.3. Курган 15, погребение 1

103.3. Kurgan 15, Grab 1

103.3.1. Нож

103.3.1. Messer

Бронза
Длина 8,5 см; ширина плечиков 4,3 см;
длина клинка 4 см
ГИМ, инв. № 110078, оп. А 2265/123
Вторая половина III тыс. до н. э.,
восточноманычская катакомбная культура

Bronze
L. 8,5 cm; B. der Schulter 4,3 cm;
L. der Klinge 4 cm
GIM Moskau, 110078, оп. А 2265/123
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., Ost-ManyčKatakombengrabkultur

Нож с коротким двулезвийным клинZweischneidiges Messer mit kurzer, dreiком в виде равностороннего треугольeckförmiger Klinge, stark abgesetzter
ника, с крутыми плечиками, образуюSchulter und langem Griffdorn. Griffdorn
103.3.1
щими по отношению к клинку прямой угол, и длинным черен- am Ende abgeflacht. Klinge im Querschnitt linsenförmig. Griffdorn
ком с прямоугольной пяткой. Сечение клинка линзовидное; vierkantig.
лезвие выделено фасками, сечение черешка четырехгранное.
N. Š., E. G.

Literatur: Шишлина 1999.

Литература: Шишлина 1999.

Н. Ш.

N. Š.
105.1.1

105.2. Курган 11, погребение 27

105.2. Kurgan 11, Grab 27

Н. Ш., Е. Г.

105.2.1. Навершие булавы

105.2.1. Keulenaufsatz

104. Ики-Бурульский р-н, Республика Калмыкия, Россия.
Могильник Восточный Маныч

Змеевик
Диаметр 6,6 см; высота 5,4 см;
диаметр отверстия 1,7–1,8 см
ГИМ, инв. № 103500, оп. А 1908/72
Вторая половина III тыс. до н. э.,
восточноманычская катакомбная культура

Serpentin
Dm. 6,6 cm; H. 5,4; Dm. der Bohrung 1,7–1,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 103500, оп. А 1908/72
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., Ost-Manyč-Katakombengrabkultur

104. Rajon Iki-Burul, Republik Kalmykien, Russland. Nekropole
Vostočnyj Manyč

104.1. Курган 5, погребение 6

104.1. Kurgan 5, Grab 6

104.1.1. Низка бусин

104.1.1. Perlenkette

Зубы ископаемой рыбы
Диаметр 0,9 см
ГИМ, инв. № 100230, оп. А 1677/53
XXV–XXIV вв. до н. э., восточноманычская
катакомбная культура

Zähne des fossilen Fisches sparus
Dm. 0,9 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 100230, оп. А 1677/53
25.–24. Jahrhundert v. Chr., Ost-Manyč-Katakombengrabkultur

Бусины из просверленных зубов ископаемой рыбы sparus.

Durchbohrte Zähne des fossilen Fisches
sparus.

Н. Ш.

N. Š.

104.1.1

104.2. Курган 16, погребение 18

104.2. Kurgan 16, Grab 18

104.2.1. Долото

104.2.1. Meißel

Бронза, дерево
Длина 15,2 см; диаметр втулки 2,8 см;
ширина нижней части 2,2 см
ГИМ, инв. № 103500, оп. А 1908/44
Вторая половина III тыс. до н. э.,
восточноманычская катакомбная культура

Bronze, Holz
L. 15,2 cm; B. 2,2 cm; Dm. der Tülle 2,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 103500, оп. А 1908/44
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., Ost-ManyčKatakombengrabkultur

Geschmiedeter Meißel. In der Tülle ist
Fragment des Holzgriffes erhalten.

Долото втульчатое с раскованной нижней частью. Внутри втулки сохранился
фрагмент деревянной рукояти.
Литература: Эрдниев 1982.

Birnenförmiger Aufsatz mit Bohrung, polierte Oberfläche.

Навершие грушевидной формы, с просверленным отверстием; поверхность заполирована.

Literatur: Эрдниев 1982.

N. Š.

Литература: Эрдниев 1982.

Н. Ш.
105.2.1

105.2.2. Навершие булавы

105.2.2. Keulenaufsatz

Диорит
Диаметр 7,5 см; высота 6,4 см;
диаметр отверстия 1,7–2,1 см
ГИМ, инв. № 103500, оп. А 1908/71
Вторая половина III тыс. до н. э.,
восточноманычская катакомбная культура

Diorit
Dm. 7,5 cm; H. 6,4 cm; Dm. der Bohrung
1,7–2,1 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 103500, оп. А 1908/71
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., Ost-Manyč-Katakombengrabkultur

Навершие грушевидной формы, с отверстием в центре. У основания отверстия —
небольшой валик; поверхность заполирована.

Birnenförmiger Keulenaufsatz mit Bohrung
in der Mitte. An der Basis ein kleiner Wulst.
Polierte Oberfläche.

Литература: Эрдниев 1982.

N. Š.

Literatur: Эрдниев 1982.

Н. Ш.

105.2.2

Literatur: Эрдниев 1982.

N. Š.
104.2.1

Н. Ш.

412

413

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

105.3. Курган 16, погребение 8

107.2.2. Нож

107.2.2. Messer

Бронза
Длина 13,8 см; длина лезвия 10,2 см;
ширина лезвия 6,3 см
ГИМ, инв. № 110573, оп. А 2281/119
Вторая половина III тыс. до н. э.,
восточноманычская катакомбная культура

Bronze
L. 13,8 cm; L. der Klinge 10,2 cm;
B. der Klinge 6,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr 110573, оп. А 2281/119
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,Ost-ManyčKatakombengrabkultur

Zweischneidiges Messer mit breiter blattförmiger Klinge und langem, am Ende abgeflachtem Griffdorn. Klinge im Querschnitt
linsenförmig, der Griffdorn oval.

Literatur: Эрдниев 1982.

Нож с широким листовидным двулезвийным клинком, покатыми плечиками и
длинным черешком, раскованным на пятке. Сечение клинка линзовидное, сечение
черешка овальное.

N. Š.

Н. Ш., Е. Г.

105.3. Kurgan 16, Grab 8

105.3.1. Тесло

105.3.1. Dechsel

Бронза
Длина 15,5 см; ширина в верхней части 2,4 см;
ширина лезвия 5,2 см; толщина 1 см
ГИМ, инв. № 103500, оп. А 1908/34
Вторая половина III тыс. до н. э.,
восточноманычская катакомбная культура

Bronze
L. 15,5 cm; B. im oberen Teil 2,4 cm; B. der Klinge
5,2 cm; D. 1 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 103500, оп. А 1908/34
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., Ost-Manyč-Katakombengrabkultur

Тесло плоское, с раскованной нижней частью.

Flacher Dechsel mit geschmiedetem unterem Teil.

Литература: Эрдниев 1982.

Н. Ш.
106. Яшкульский р-н, Республика Калмыкия, Россия.
Могильник Цаган-Усн, курган 1, погребение 3

105.3.1

106. Rajon Jaškul, Republik Kalmykien, Russland. Nekropole
Cagan-Usn, Kurgan 1, Grab 3

106.1. Скальпель

106.1. Skalpell

Бронза
Длина 15,2 см; длина лезвия 4,3 см;
длина петли 2,1 см; ширина рукояти 1,1 см
ГИМ, инв. № 107357, оп. А 2108/11
Вторая половина III тыс. до н. э.,
восточноманычская катакомбная культура

Bronze
L. 15,2 cm; L. der Klinge 4,3 cm;
L. der Tülle 2,1 cm; B. des Griffes 1,1 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 107357, оп. А 2108/11
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., Ost-Manyč-Katakombengrabkultur

Скальпель с длинной четырехгранной руSkalpell mit langem vierkantigem Griff. Auf
коятью, на которой сохранились следы
dem Griff sind bis zur Schneide Spuren der
обмотки шнуром или тонким кожаным
Schnur- bzw. Lederwicklung erhalten. Der
ремешком вплоть до лезвия. Раскованная
geschmiedete obere Teil des Griffes wurde
106.1
в верхней части рукоять была согнута во втулку, в которую, об- zur Tülle gebogen. In die Tülle wurde das Ende des Griffes eingelasразуя петлю, был вставлен кончик рукояти. Ниже рукояти нахо- sen. Klinge dreieckig, leicht abgeschrägt.
дилось треугольное сегментовидное в сечении скошенное лез- Literatur: Шишлина 1991.
вие.
N. Š.

N. Š., E. G.
107.2.2

108. Cело Ремонтное, Ремонтненский р-н, Ростовская обл.,
Россия. Могильник Улан IV

108. Dorf Remontnoe, Rajon Remontnoe, Gebiet Rostov,
Russland. Nekropole Ulan 4

108.1. Курган 3, погребение 5

108.1. Kurgan 3, Grab 5

108.1.1. Шило в деревянной рукояти

108.1.1. Pfriem mit Holzgriff

Бронза, дерево
Длина шила 10,5 см; ширина 0,5 см;
длина рукояти 4,7 см
ГИМ, инв. № 113653, оп. А 2390/13
Вторая половина III тыс. до н. э., западноманычская катакомбная
культура

Bronze, Holz
L. des Pfriems 10,5 cm; B. 0,5 cm;
L. des Griffes 4,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr 113653, оп. А 2390/13
108.1.1
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., West-Manyč-Katakombengrabkultur

Шило четырехгранное в сечении, с заостренным концом; вложено в деревянную рукоять.

Pfriem, im Querschnitt vierkantig, mit gespitztem Ende und Holzgriff.
N. Š.

Н. Ш.
108.2. Курган 4,
погребение 10

108.2. Kurgan 4, Grab 10

108.2.1. Сосуд

108.2.1. Gefäß

Глина
Высота 27,3 см; диаметр дна 9 см;
диаметр тулова 29 см;
диаметр горла 10,7 см
ГИМ, инв. № 113871, оп. А 2398/1
XXIV–XXIII вв. до н. э.,
западноманычская катакомбная
культура

Keramik
H. 27,3 cm; Dm. des Bodens 9 cm;
Dm. des Körpers 29 cm;
Dm. des Halses 10,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 113871,
оп. А 2398/1
24.–23. Jahrhundert v. Chr., WestManyč-Katakombengrabkultur

Литература: Шишлина 1991.

Н. Ш.
107. Ики-Бурульский р-н, Республика Калмыкия, Россия

107. Rajon Iki-Burul, Republik Kalmykjen, Russland

107.1. Могильник Зунда-Толга-I, курган 8, погребение 1

107.1. Nekropole Zunda-Tolga-1, Kurgan 8, Grab 1

107.1.1. Колпачок

107.1.1. Kappe

Бронза
Высота 1,6 см; диаметр 1,5 см
ГИМ, инв. № 109445, оп. А 2444/3
XXV–XXIV вв. до н. э., восточноманычская
катакомбная культура

Bronze
H. 1,6 cm; Dm. 1,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. № 109445, оп. А 2444/3
25.–24. Jahrhundert v. Chr., Ost-Manyč-Katakombengrabkultur

Колпачoк сферической формы, со сквозным центральным отверстием. Служил украшением сумки или футляра.

Glockenförmige Kappe mit Öffnung in der Mitte.
Dient als Schmuck für eine Tasche bzw. Etui.

Литература: Шишлина 2002-II.

Literatur: Шишлина 2002-II.
107.1.1

N. Š.

Н. Ш.
107.2. Могильник Зунда-Толга-3, курган 3, погребение 2

107.2. Nekropole Zunda-Tolga-3, Kurgan 3, Grab 2

107.2.1. Стержень

107.2.1. Stab

Бронза
Длина 26,9 см; толщина в средней части
1,1 см
ГИМ, инв. № 110573,
оп. А 2281/120
Вторая половина III тыс. до н. э.,
восточноманычская катакомбная
культура

Bronze
L. 26,9 cm; max. D. 1,1 cm
GIM Moskau, Inv. Nr 110573,
оп. А 2281/120
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., Ost-ManyčKatakombengrabkultur

Stab, im Querschnitt vierkantig, ein
Ende gebogen und gespitzt, das andere in Form einer vierkantigen Spitze.

Стержень четырехгранный в сечении,
один конец изогнут и заострен, другой оформлен в виде короткого четырехгранного острия.

N. Š.

Сосуд-кувшин красноглиняный,
Rottoniges Gefäß mit flachem
плоскодонный, с шаровидноBoden, länglich-kugeligem Körудлиненным туловом, перехоper, kurzem Hals und leicht ausдящим в невысокое горло, и
ladendem verdicktem Rand. Auf
слегка отогнутым наружу утолeiner Seite ist an der Schulter
щенным венчиком. С одной стоund am Hals ein Bandhenkel aufроны на плечике и шейке креgesetzt. Unter dem Henkel sind
пится петельчатая ручка. Под
vier rundliche Knubben, die ein
ней находятся четыре округQuadrat bilden. An der anderen
лых налепа, в плане образуюSeite befindet sich am Rand und
щих квадрат. С противоположam Hals ein Henkel mit etwas
ной стороны более широкая
breiterem Band. Der Henkelanпетельчатая ручка крепится на
satz am Hals ist von einem Wulst
венчике и шейке. Основание
umgeben. Unter dem Henkel beручки на горле окружено борfinden sich zwei senkrechte
тиком. Под ручкой — два верKnubbenreihen, je drei Knubben
in der Reihe. An der Halsbasis
тикальных ряда округлых наsind von beiden Seiten je eine Mлепов, по три в ряду. Под горförmige Applikation — „Tamga“
лом с двух сторон сделаны
налепы в виде М-образной «там108.2.1
aufgesetzt, darunter kreisförmiги», заканчивающиеся налепами в виде окружностей. Основа- ge Knubben. Um die Halsbasis verlaufen schräg eingedrückte Fingerние горла окружено рядом ногтевых отпечатков, расположен- nagelabdrücke. Die Oberfläche des Gefäßes ist geglättet.
ных наклонно. Внешняя поверхность сосуда залощена.
N. Š.
Н. Ш.

Н. Ш.
107.2.1

414

415

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

108.3. Курган 4, погребение 15

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

108.3. Kurgan 4, Grab 15

108.3.1. Сосуд

108.3.1. Gefäß

Глина
Высота 22,6 см; диаметр дна
30 см; диаметр тулова 47 см
ГИМ, инв. № 113871, оп. А 2398/9
XXIV–XXIII вв. до н. э.,
западноманычская катакомбная
культура

Keramik
Dm. des Bodens 30 cm;
Dm. des Körpers 47 cm; H. 22,6 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 113871,
оп. А 2398/9
24.–23. Jahrhundert v. Chr., WestManyč-Katakombengrabkultur

Сосуд реповидный, с плоским
дном, раздутым туловом, переходящим в округлые плечики. Венчик утолщен, отогнут
наружу. На плечиках — налепной валик с отпечатками пальца; на дне отпечатки подстилки.

„Rübenförmiges“ Gefäß mit flachem Boden, bauchigem Körper,
abgerundeter Schulter und verdicktem ausladendem Rand. An
der Schulter aufgesetzter Wulst
mit Fingereindrücken, am Boden
Abdruck einer Unterlage.

Длина 10,7 см; диаметр стержня 1 см
Длина 10,4 см; диаметр стержня 1 см
Длина 10 см, диаметр стержня 0,7 см
ГИМ, инв. № 103500, оп. А 1908/347–352
Первая половина III тыс. до н. э., степная
северокавказская культура

L. 10,7 cm; Dm. des Schaftes 1 cm
L. 10,4 cm; Dm. des Schaftes 1 cm
L. 10 cm; Dm. des Schaftes 0,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 103500, оп. А 1908/347–352
1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., Nordkaukasische
Steppenkultur

Булавки в виде изогнутого заостренного в
нижней части стержня. Одна заканчивается головкой в виде шляпки со сквозным
отверстием, головки других шаровидные
с отверстием. У всех булавок верхняя часть
стержня украшена литым орнаментом в
виде ползущей вверх змеи.

Gebogene Stecknadeln mit spitzem unterem
Ende. Das obere Ende einer Nadel hat die Form
eines Hutes mit Lochung, die drei anderen laufen in einer Kugel mit Lochung aus. Den oberen Teil aller Stecknadeln ziert die Darstellung
einer nach oben kriechenden Schlange.

110.1

Литература: Синицын 1978; Шишлина 2007; Shishlina 2008.

Literatur: Синицын 1978; Шишлина 2007; Shishlina 2008.

N. Š.

Н. Ш.

N. Š.

111. Ики-Бурульский р-н, Республика Калмыкия, Россия.
Могильник Му-Шарет-1

111. Rajon Iki-Burul, Republik Kalmykien, Russland. Nekropole
Mu-Šaret-1

108.3.2. Нож

108.3.2. Messer

111.1. Курган 6, погребение 4

111.1. Kurgan 6, Grab 4

Бронза
Длина 15,4 см; длина черенка
3 см; ширина лезвия 3,7 см
ГИМ, инв. № 113871, оп. А 2398/10
XXIV в. до н. э., западноманычская
катакомбная культура

Bronze
L. 15,4 cm; L. des Griffdornes 3 cm;
B. der Klinge 3,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 113871,
оп. А 2398/10
24. Jahrhundert v. Chr., WestManyč-Katakombengrabkultur

111.1.1. Детали поясного набора

111.1.1. Riemenbesätze

Кость
Четыре плоские округлые бляхи: 3,4 × 3,2 см; 4,1 × 4,2 см; 5,1 × 4 см;
3,8 × 3,5 см; овальная 3,4 × 1,5 см; длина клыков 3,5–4,8 см
ГИМ, инв. № 110078, оп. А 2266/30, 32–35, 42, 48, 51–54
XXVI в. до н. э., степная северокавказская культура

Knochen
Vier flache rundliche Platten: 3,4 × 3,2; 4,1 × 4,2; 5,1 × 4; 3,8 × 3,5;
eine ovale Platte 3,4 × 1,5; L. der Eckzähne von 3,5 bis 4,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 110078, оп. А 2266/30, 32-35, 42, 48, 51–54
26. Jahrhundert v. Chr., Nordkaukasische Steppenkultur

Поясной набор, состоящий из костяных блях (четырех плоских
округлых и одной овальной с просверленным отверстием в
верхней части) и просверленных зубов (клыки и резцы) степной
лисицы — корсака. У двух резцов в верхней части вырезан желобок для продевания шнура.

Gürtel mit vier flachen rundlichen und einer ovalen, im oberen Teil
gebohrten Platte und durchbohrten Eck- und Schneidezähnen eines
Steppenfuchses. An zwei Schneidezähnen ist oben eine Rille für die
Schnur gemacht.

109.1. Platte mit Sonnenzeichen

Литература: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

N. Š.

Bronze
Dm. 3,8 cm; Dm. der Lochung 0,35 cm; H. 0,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 100236, оп. А 1677/2
1. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., Nordkaukasische
Steppenkultur

Н. Ш.

Rundliche gewölbte Platte mit Lochung in
der Mitte. Auf der Außenoberfläche ein Sonnenzeichen; in der Mitte der Platte befindet
sich ein Kreuz aus gegossener Doppelschnur,
zwischen den Kreuzarmen vier Spiralen. Am
Rande des Kreuzes verläuft eine gegossene
Doppelschnur.

Н. Ш.
108.3.1

Нож с четырехгранным черешком и рельефным расширением клинка. Клинок с длинным
узким перехватом и треугольным лезвием.

Messer mit vierkantigem Griffdorn, eingezogenen Klingenseiten und breitem dreieckigem
Ende.

Н. Ш.

N. Š.
108.3.2

109–135. Северокавказская культура

109–135. Nordkaukasische Kultur

109. Ики-Бурульский р-н, Республика Калмыкия, Россия.
Могильник Восточный Маныч, Левый берег I, курган 9,
погребение 2

109. Rajon Iki-Burul, Republik Kalmykien, Russland.
Nekropole Vostočnyj Manyč, linkes Ufer 1, Kurgan 9,
Grab 2

109.1. Бляха нашивная с солярным
орнаментом
Бронза
Высота 0,8 см; диаметр 3,8 см;
диаметр отверстия 0,35 см
ГИМ, инв. № 100236, оп. А 1677/2
Первая половина III тыс. до н. э., степная
северокавказская культура

Бляха округлая, выпуклая, с отверстием
в центре. На внешней поверхности — солярный орнамент; в середине крест, образованный литым орнаментом в виде
двойного шнура, между планками креста —
четыре спирали. По периметру крест окружает литой орнамент в виде двойного
шнура.

111.1.1

Literatur: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

111.2. Курган 13, погребение 2

111.2. Kurgan 13, Grab 2

111.2.1. Топор проушной

111.2.1. Axt

Камень
Длина 8,3 см; высота 3 см; ширина 5,2 см;
диаметр отверстия 2,5 см
ГИМ, инв. № 110078, оп. А 2266/101
Середина III тыс. до н. э., степная
северокавказская культура

Stein
L. 8,3 cm; H. 3 cm; B. 5,2 cm;
Dm. des Schaftloches 2,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 110078, оп. А 2266/101
Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Nordkaukasische
Steppenkultur

Литература: Синицын, Эрдниев 1979; Шишлина 2007.

Топор со слегка загнутым вверх обухом;
Axt mit leicht nach oben gebogenem Axtrüвокруг округлой пятки — нервюра с косыcken; den abgerundeten Axtrücken ziert eine
111.2.1
ми насечками. Орнаментированные косыми и треугольными на- gekerbte Rippe. Rippen mit schrägen und dreieckigen Kerben zieren
сечками нервюры украшают боковую, верхнюю и переднюю ча- eine vordere und beide seitlichen Kanten.
сти обуха.
Literatur: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

Н. Ш.

Литература: Шишлина 2007; Shishlina 2008.

Literatur: Синицын, Эрдниев 1979; Шишлина
2007.
109.1

N. Š.

N. Š.

Н. Ш.
110. Ики-Бурульский р-н, Республика Калмыкия, Россия.
Могильник Восточный Маныч, Левый берег II, 1965,
курган 18, погребение 5

110. Rajon Iki-Burul, Republik Kalmykien, Russland.
Nekropole Vostočnyj Manyč, Linkes Ufer II, 1965, Kurgan 18,
Grab 5

110.1. Шесть булавок посоховидных

110.1. Sechs hirtenstockartige Stecknadeln

Бронза
Длина 10,8 см; диаметр стержня 0,9 см
Длина 10,3 см; диаметр стержня 0,5 см
Длина 11 см; диаметр стержня 0,9 см

Bronze
L. 10,8 cm; Dm. des Schaftes 0,9 cm
L. 10,3 cm; Dm. des Schaftes 0,5 cm
L. 11 cm; Dm. des Schaftes 0,9 cm

416

112. Аул Хатажукай, левобережье р. Кубань, Кубанская обл.
(ныне Шовгеновский р-н, Республика Адыгея), Россия.
Курган 1 на участке Харина

112. Aul Chatažukaj, am linken Kubanufer, Gebiet Kuban (heute
Rajon Šovgen, Republik Adygea), Russland. Kurgan 1 auf dem
Land von Charin

112.1. Булавка молоточковидная

112.1. Hammerkopfnadel

Бронза
Длина 14,5 см; диаметр стержня 0,55 см; диаметр молоточков 0,8 см
ГИМ, инв. № 42418, оп. А 233/1

Bronze
L. 14,5 cm; D. des Schaftes 0,55 cm; Dm. der „Hammer“ 0,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. № 42418, оп. А 233/1

417

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

Середина III тыс. до н. э., северокавказская
культура

Mitte 3. Jahrtausend v. Chr., Nordkaukasische
Kultur

Булавка с прямым стержнем и молоточковидной головкой со сквозным отверстием в центре. На стержне с двух сторон — литой орнамент в виде двух ползущих вверх извивающихся змей. Между
ними по бокам стержня — вертикальные
ряды литых кругов, с одной боковой стороны — три, с другой — десять.

Nadel mit geradem Schaft und hammerartigem Kopf mit Lochung in der Mitte. Auf dem
Schaft von beiden Seiten gegossene Darstellung je einer nach oben kriechenden Schlange. Zwischen den Schlangen sind senkrechte
Reihen gegossener Kreise, von einer Seite
drei, von der anderen zehn.

Литература: Латынин 1967.

Literatur: Латынин 1967.
112.1

N. Š.

Н. Ш.
113. Хутор Кру, Майкопский отдел, Кубанская обл., р. Улька,
левый приток Кубани (ныне Республика Адыгея), Россия.
Курган, основное погребение

113. Siedlung Kru, Abteilung Maikop, Gebiet Kuban, Fluss Ulka,
linker Nebenfluss des Kuban (heute Republik Adygea), Russland.
Kurgan, Hauptgrab

113.1. Булавка молоточковидная

113.1. Hammerkopfnadel

Бронза
Длина 13,5 см; диаметр стержня 0,6 см;
диаметр молоточков 0,8 см
ГИМ, инв. № 42419, оп. А 241/1
Середина — вторая половина III тыс. до н. э.,
северокавказская культура

Bronze
L. 13,5 cm; Dm. des Schaftes 0,6 cm;
Dm. der „Hammer“ 0,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42419, оп. А 241/1
Mitte — 2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.,
Nordkaukasische Kultur

115. Село Ачикулак, Нефтекумский р-н, Ставропольский
край, Россия. Курган 5, погребение 11

115. Dorf Ačikulak, Rajon Neftekumsk, Stavropolskij Kraj,
Russland. Kurgan 5, Grab 11

115.1. Сосуд

115.1. Gefäß

Глина
Высота 15 см; диаметр дна 9,3 см;
диаметр тулова 19 см; диаметр горла
14,7 см
ГИМ, инв. № 95527, оп. А 1931/10
Конец III — первая половина II тыс.
до н. э., северокавказская культура

Keramik
H. 15 cm; Dm. des Bodens 9,3 cm;
Dm. des Körpers 19 cm; Dm. des Halses
14,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 95527, оп. А 1931/10
Ende 3. — 1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.,
Nordkaukasische Kultur

Сосуд плоскодонный с коническим
Flachbodiges Gefäß mit konischem
туловом, округлыми плечиками, пеKörper, abgerundeter Schulter, kurzem
реходящими в невысокое горло
Hals und verdicktem Rand. An der
с утолщенным венчиком. На плечиSchulter und am Hals ein Bandhenkel.
ках и горле — петельчатая ручка,
Der Henkel ist mit aufgesetztem abgerundetem Wulst und eingeritzten Winукрашенная налепным округлым
keln verziert. Die Fläche zwischen den
валиком и прочерченными углами,
Winkeln ist mit runder Stempelung
пространство между которыми заbedeckt. Eine Reihe runder Stempeполнено отпечатками круглого штамlung ziert die Schulter. Am Hals drei
па. Горизонтальная линия такого же
115.1
штампа нанесена на край плечиков. На шейке — три налепа в aufgesetzte Applikationen in Form einer Lilie. Die innere Fläche der
виде цветка лилии, пространство внутри цветка украшено отпе- Blume ist mit gestempelten Ringen bedeckt. Auf dem Boden Abdruck
чатками полой трубочки. На дне с внешней стороны — отпечат- eines Geflechtes.
ки плетенки.
N. Š.

Булавка с прямым стержнем и молоточNadel mit geradem Schaft und hammerartiковидной головкой со сквозным ценgem Kopf mit Lochung in der Mitte. Auf dem
тральным отверстием. На стержне с двух
Schaft von beiden Seiten je eine gegossene
сторон помещен литой орнамент в виде
Darstellung einer nach oben kriechenden
113.1
двух ползущих вверх извивающихся змей. Овальная головка од- Schlange. Der ovale Kopf einer Schlange erreicht die Lochung. Über
ной из змей доходит до отверстия. Над змеями с середины орна- den Schlangen befindet sich gegossene spiralartige Verzierung —
мента до головки идет литой спиральный орнамент, имитирую- Nachahmung einer Leder- bzw. Stoffwicklung.
щий кожаную или тканую обмотку.
Literatur: Латынин 1967.

Н. Ш.

116.1. Курган 1, ящик 2

116.1. Kurgan 1, Kiste 2

Литература: Латынин 1967.

N. Š.

116.1.1. Антропоморфная фигурка

116.1.1. Anthropomorphe Figur

114. Кисловодск, Пятигорский отдел, Терская обл. (ныне
Ставропольский край), Россия

114. Kislovodsk, Abteilung Pjatigorsk, Gebiet Terek (heute
Stavropolskij Krai), Russland

Алебастр
Высота 14 см; основание 6,1 × 5,1 × 4,5 см
ГИМ, инв. № 83782, оп. А 816/12
Вторая половина III — начало II тыс. до н. э.,
северокавказская культура

Alabaster
H. 14 cm; Sockel 6,1 × 5,1 × 4,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 83782, оп. А 816/12
2 Hälfte 3. — Anfang 2. Jahrtausend v. Chr.,
Nordkaukasische Kultur

Группа находок, переданная Г. Д. Фелицыным в 1879. Находки
происходят из каменной гробницы, случайно открытой в кургане
под Кисловодском.

Eine Fundgruppe, die G. D. Felicin 1878 übergab. Die Funde stammen
aus einem Steingrab, das in einem Kurgan in der Nähe von Kislovodsk
zufällig entdeckt wurde.

Удлиненный сужающийся кверху цилиндр, стоящий на постаменте четырехугольной формы.
Цилиндр украшен резными горизонтальными и
вертикальными параллельными и наклонными линиями, образующими елочный узор. Боковые стороны основания орнаментированы
резными линиями, образующими ромбы, треугольники, зигзаги; некоторые линии расположены хаотично.

Länglicher, nach oben verjüngter Zylinder auf
einem rechteckigen Sockel. Der Zylinder ist mit
eingeschnitzten horizontalen, senkrechten und
schrägen Linien verziert, die ein Tannenzweigmuster bilden. Die seitlichen Kanten des Sockels
sind mit eingeschnitzten Rauten, Dreiecken,
Zickzacken ornamentiert, einige Linien sind
chaotisch angebracht.

Н. Ш.

114.1. Булавка полимолоточковидная

114.1. Dreifache Hammerkopfnadel

Бронза
Длина 15,8 см
ГИМ, инв. № 76990, оп. А 1236/1
Вторая половина III тыс. до н. э.,
северокавказская культура

Bronze
L. 15,8 cm
GIM Moskau Inv. Nr.76990, оп. А 1236/1
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr., Nordkaukasische
Kultur

Булавка с полимолоточковидной головкой с тремя парами молоточков. Стержень
украшен литым орнаментом в виде вертикального ряда спиралей.

Nadel mit drei Paar von „Hämmern“. Der
Schaft ist mit gegossenem Muster aus senkrechten Spiralreihen verziert.

Литература: Латынин 1967.

N. Š.

Н. Ш.

Literatur: Латынин 1967.
114.1

114.2. Фигурка лошадки

114.2. Pferdefigur

Бронза
Длина 4,2 см; высота 2,2 см
ГИМ, инв. № 76990, оп. А 1236/3
Конец III тыс. до н. э., северокавказская
культура

Bronze
L. 4,2 cm; H. 2,2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 76990, оп. А 1236/3
Ende 3. Jahrtausend v. Chr., Nordkaukasische
Kultur

На морде лошадки — отверстие. Грива показана бороздками, хвост заплетен в косицу.

Auf dem Maul des Pferdes eine Lochung. Die
Mähne durch Rillen angegeben, der Schwanz
zu einem Zopf geflochten.

Литература: Марковин 1960.

Literatur: Марковин 1960.

Н. Ш.

N. Š.

116. Пятигорск, Пятигорский отдел, Терская обл. (ныне
Ставропольский край), Россия. Константиновское плато

116. Pjatigorsk, Abteilung Pjatigorsk, Gebiet Terek (heute
Stavropolskij Kraj), Russland. Plateau Konstantinovskoe

N. Š.

Н. Ш.
116.1.1

116.2. Курган 1, ящик 3

116.2. Kurgan 1, Kiste 3

116.2.1. Две антропоморфные
фигурки

116.2.1. Zwei anthropomorphe
Figuren

Известняк
Высота 9 см, основание
5 × 3,9 × 2,9 см
Высота 7,3 см, основание
3,8 × 2,9 × 2,9 см
ГИМ, инв. № 83782, оп. А 816/15, 16
XXIII–XXII вв. до н. э.,
северокавказская культура

Kalkstein
H. 9 cm, Sockel 5 × 3,9 × 2,9 cm
H. 7,3 cm, Sockel 3,8 × 2,9 × 2,9 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 83782,
оп. А 816/15, 16
23.–22. Jahrhundert v. Chr.,
Nordkaukasische Kultur

„Idole“ mit ovalem Sockel, die in
einen nach oben verjüngenden
oberen Teil übergehen. Die Oberfläche geglättet.

«Идолы» с овальным основанием, переходящим в цилиндрическую сужающуюся верхнюю часть. Поверхность заглажена, не орнаментирована.

Literatur: Марковин 1999.

N. Š.

Литература: Марковин 1999.
114.2

Н. Ш.
116.2.1

418

116.2.1

419

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

117. Село Михаэльсфельд, Темрюкский округ, Кубанская обл.
(ныне Краснодарский край), Россия

117. Dorf Michaelsfeld, Kreis Temrjuk, Gebiet Kuban
(heute Krasnodarskij Kraj), Russland

119. Станица Псебайская, Кубанская обл. (ныне
Краснодарский край), Россия. Курган 1, насыпь

119. Kosakensiedlung Psebajskaja, Gebiet Kuban (heute
Krasnodarskij Kraj), Russland. Kurgan 1, Kurganaufschüttung

Курганы находятся к северу от Анапы, в низовьях р. Кубань. Раскопки В. Г. Тизенгаузена, 1878.

Die Kurgane befinden sich nördlich der Stadt Anapa in den Niederungen des Flusses Kuban. Ausgrabungen von. V. G. Tiesenhausen, 1878.

Раскопки Н. И. Веселовского, 1895.

Ausgrabungen von N. I. Veselovskij, 1895.

117.1. Первый большой курган, детская гробница

117.1. Erster großer Kurgan, Kindergrab

117.1.1. Кольцо спиральное

117.1.1. Spiralring

Золото
Длина 1,6 см
ГЭ, инв. № 10/1

Gold
L. 1,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 10/1

Ю. П.

Ju. P.

119.1. Булавка полимолоточковидная
с тремя парами молоточков

119.1. Dreifach Hammerkopfnadel
Bronze
L. 22,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 27/1
Literatur: ОАК за 1895.

Бронза
Длина 22,8 см
ГЭ, инв. № 27/1
Литература: ОАК за 1895.

Ju. P.

Ю. П.

117.1.1

117.1.2. Два кольца спиральных

117.1.2. Zwei Spiralringe

Серебро
Диаметр 1,8 и 1,8 см
ГЭ, инв. № 10/2, 3

Silber
Dm. 1,8 und 1,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 10/2, 3

Ю. П.

Ju. P.

117.1.2

117.2. Второй большой курган

117.2. Zweiter großer Kurgan

117.2.1. Цилиндр с тремя поперечными
желобками

117.2.1. Zylinder mit drei Querrillen
Stein
L. 11,1 cm, Dm. 4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 10/4

Камень
Длина 11,1 см; диаметр 4 см
ГЭ, инв. № 10/4

Ju. P.

Ю. П.

119.1

119.1, деталь / Detail

120. Станица Крымская, Кубанская обл. (ныне Краснодарский
край), Россия

120. Kosakensiedlung Krimskaja, Gebiet Kuban (heute
Krasnodarskij Kraj), Russland

Раскопки Н. И. Веселовского, 1895.

Ausgrabungen von N. I. Veselovskij, 1895.

120.1. Курган 1 (Мазепинский), насыпь
с человеческими костями

120.1. Kurgan 1 (Mazepa-Kurgan),
Aufschüttung mit menschlichen Knochen

120.1.1. Три наконечника копий
втульчатые

120.1.1. Drei Lanzenspitzen mit Tülle
Bronze
L. 10,5 cm; 15,6 cm; 14,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 26/1, 2, 3
Literatur: ОАК за 1895.

Бронза
Длина 10,5 см; 15,6 см; 14,5 см
ГЭ, инв. № 26/1, 2, 3
Литература: ОАК за 1895.

Ju. P.

Ю. П.
117.2.1

117.3. Хутор Негрей. Находка в кургане

117.3. Siedlung Negrej. Kurganfund

117.3.1. Низка трубочек (50 экз.)

117.3.1. Kette mit Zierröhrchen (50 Stück)

Золото
Диаметр 0,7 см
ГЭ, инв. № 10/5

Gold
Dm. 0,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 10/5

Ю. П.

Ju. P.

120.1.1

120.2. Курган 2, впускные
погребения 1 и 2

120.2. Kurgan 2, Nachbestattungen 1
und 2

120.2.1. Оселки

120.2.1. Schleifsteine

Камень
Длина 13,2 и 14,7 см
ГЭ, инв. № 26/5, 6
Литература: ОАК за 1895.

Stein
L. 13,2 und 14,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 26/5,6
Literatur: ОАК за 1895.

Ю. П.

Ju. P.
120.2.1

117.3.1

118. Село Ашабово, Нальчикский отд., Терская обл. (ныне
село Малка, Кабардино-Балкария), Россия.
Находка в кургане, 1891

118. Dorf Ašabovo, Abteilung Nalčik, Gebiet Terek, (heute Dorf
Malka, Kabardino-Balkarien), Russland. Kurganfund, 1891

118.1. Топор кабардино-пятигорского
типа
Камень
Длина 12,8 см
ГЭ, инв. № 1737/1

121. Kosakensiedlung Andrjukovskaja, Abteilung Maikop,
Gebiet Kuban (heute Krasnodarskij Kraj), Russland.
Kurgan 7, Grab

118.1. Axt, vom Typ Kabarda-Pjatigorsk

Раскопки Н. И. Веселовского, 1896.

Ausgrabungen von N. I. Veselovskij, 1896.

Stein
L. 12,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1737/1

121.1. Булавка полимолоточковидная
с двумя парами молоточков

Axt mit fließend rundlichen Formen, Axtrücken nach unten hängend, konisches Schaftloch.

Топор плавных очертаний, гладкий со свисающим обухом. Проушина коническая.

Ju. P.

Ю. П.

121.1. Zweifache Hammerkopfnadel
Bronze
L. 19,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 29/20
Literatur: OAK за 1896.

Бронза
Длина 19,2 см
ГЭ, инв. № 29/20
Литература: ОАК за 1896.

Ju. P.

Ю. П.

118.1

420

121. Станица Андрюковская, Майкопский отдел, Кубанская
обл. (ныне Краснодарский край), Россия. Курган 7,
погребение

121.1

121.1, деталь / Detail

421

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

122. Станица Келермесская, Кубанская обл. (ныне Гиагинский
р-н, Республика Адыгея), Россия. Курган 7, погребение 2

122. Kosakensiedlung Kelermesskaja, Gebiet Kuban (heute Rajon
Giaginskij, Republik Adygea), Russland. Kurgan 7, Grab 2

Раскопки Н. И. Веселовского, 1904.

Ausgrabungen von N. I. Veselovskij, 1904.

122.1. Курильница на крестовидной
ножке

122.1. Kreuzfußschale
Keramik
H. 7,7 cm; Dm. 26 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 44/20
Literatur: OAK за 1904.

Глина
Высота 7,7 см; диаметр 26 см
ГЭ, инв. № 44/20
Литература: ОАК за 1904.

124.1.3. Статуэтка акролитического типа

124.1.3. Statuette vom Typ Akrolith

Глина
Высота 3,4 см
ГЭ, инв. № 51/3
Литература: Пиотровский 1984.

Keramik
H. 3,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 51/3
Literatur: Пиотровский 1984.

Ю. П.

Ju. P.

Ju. P.

Ю. П.
124.1.3

122.1, деталь / Detail

122.1

124.1.4. Сосуд миниатюрный

124.1.4. Miniaturgefäß

Глина
Высота 2,2 см; наибольший диаметр 2,8 см
ГЭ, инв. № 51/7

Keramik
H. 2,2 cm; max. Dm. 2,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 51/7

Ю. П.

Ju. P.

122.1, деталь / Detail

123. Хатажукаевский аул, Майкопский отдел, Кубанская обл.
(ныне Шовгеновский р-н, Республика Адыгея), Россия.
Курган 1, погребение 2

123. Aul Chatažukaj, Abteilung Maikop, Gebiet Kuban
(heute Rajon Šovgenovskij, Republik Adygea), Russland.
Kurgan 1, Grab 2

Раскопки Н. И. Веселовского, 1905.

Ausgrabungen von N. I. Veselovskij, 1905.

123.1. Курильница на четырех ножках

123.1. Räucherschale mit vier Füßen

Глина
Наибольший диаметр 21,5 см
ГЭ, инв. № 45/5
Литература: ОАК за 1905.

Keramik
Max. Dm. 21,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 45/5
Literatur: OAK за 1905.

Ю. П.

Ju. P.

124.1.4

124.1.5. Предмет в виде миниатюрной
повозки (сани или люлька)

124.1.5. Modell eines kleinen Wagens (bzw.
eines Schlittens oder einer Wiege)

Глина
Длина 4,4 см; ширина 2,8 см
ГЭ, инв. № 51/8

Keramik
L. 4,4 cm; B. 2,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 51/8

Ю. П.

Ju. P.

124.1.5
123.1

124. Ульский аул, Майкопский отдел, Кубанская обл. (ныне
Шовгеновский р-н, Республика Адыгея), Россия

124. Aul Ulsk, Abteilung Maikop, Gebiet Kuban
(heute Aul Uljap, Rajon Šovgen, Republik Adygea), Russland

Раскопки Н. И. Веселовского, 1909.

Ausgrabungen von N. I. Veselovskij, 1909.

Литература: ОАК за 1909–1910.

Literatur: ОАК за 1909–1910.

124.1.6. Статуэтка

124.1.6. Statuette

Алебастр
Высота 6 см
ГЭ, инв. № 51/15

Alabaster
H. 6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 51/15

Statuette mit Sockel. In der Mitte des Sockels
verläuft eine Rille, vermutlich markiert sie
die Grenze zwischen den reduzierten Beinen.
Der abgeflachte Rumpf ist durch eine Rille
abgesetzt. Die Brüste sind kaum gezeigt. Die
Arme sind als ovale, seitlich gestreckte Vorsprünge dargestellt. Der Kopf ist vom massiven Hals nicht abgesetzt. Das Gesicht ist
nicht durchgearbeitet. Auf der flachen Rückseite befinden sich gekreuzte „Bänder“, in
der Mitte der Kreuzung verläuft ein senkrechtes „Band“.

124.1. Курган 5 (Иван-курган),
погребение 1

124.1. Kurgan 5 (Ivan-Kurgan), Grab 1

124.1.1. Статуэтка акролитического типа

124.1.1. Statuette vom Typ Akrolith

Глина
Высота 5,5 см
ГЭ, инв. № 51/1

Keramik
H. 5,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 51/1

Руки изображены в виде конических выступов. В нижней части статуэтки — прочерченный треугольник вершиной вверх,
заполненный наколами.

Arme durch konische Vorsprünge angegeben. Im unteren Teil ein eingeritztes stehendes, mit Einstichen gefülltes Dreieck.

Статуэтка делится на две части. Нижняя,
наиболее массивная — постамент. По
центру его проходит бороздка, очевидно
обозначающая границу между редуцированными ногами. Торс отделен канавкой,
уплощен. Груди едва намечены. Овальные выступы, отходящие в сторону, —
изображения рук. Голова не отделена от
массивной шеи. Лицо не проработано.
Оборотная сторона плоская, не обработана. На ней две пересекающиеся крестнакрест «ленты», в центре их пересекает
вертикальная «лента».

Literatur: Пиотровский 1984.

Литература: Пиотровский 1984.

Литература: Пиотровский 1984.

Ju. P.

Ю. П.

124.1.6

Literatur: Пиотровский 1984.

Ju. P.

Ю. П.

124.1.1

124.1.2. Статуэтка акролитического типа

124.1.2. Statuette vom Typ Akrolith

Глина
Высота 2,9 см
ГЭ, инв. № 51/2
Литература: Пиотровский 1984.

Keramik
H. 2,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 51/2
Literatur: Пиотровский 1984.

Ю. П.

Ju. P.

124.1.2

422

124.1.7. Статуэтка

124. 1.7. Statuette

Алебастр
Высота 10,2 см
ГЭ, инв. № 51/16

Alabaster
H. 10,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 51/16

Массивная нижняя часть полушаровидной формы. Торс и верх фигурки уплощены. От торса отходят прямоугольные выступы — изображения рук. Шея толстая,
массивная. Голова выделена. На «лице»
два углубления, формирующие глазницы
и нос. Оборотная сторона плоская.

Der massive untere Teil hat die Form einer
Halbkugel. Der Rumpf und der Kopf sind abgeflacht. Die Arme sind als rechteckige Vorsprünge gezeigt. Dicker massiver Hals. Der
Kopf ist abgesetzt. Auf dem „Gesicht“ zwei
Vertiefungen, die Augenhöhlen und eine
Nase andeuten. Die Rückseite ist flach.

Литература: Пиотровский 1984.

Literatur: Пиотровский 1984.

Ю. П.

Ju. P.
124.1.7

423

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

125.2. Топор кабардино-пятигорского
типа, миниатюрный

125.2. Kleine Axt vom Typ KabardaPjatigorsk

Камень
Длина 8 см
ГЭ, инв. № 1562/7

Stein
L. 8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1562/7

Ю. П.

Ju. P.

125.2

124.2.1

124.2.1

124.2. Курган 5 (Иван-курган), погребение 4

124.2. Kurgan 5 (Ivan-Kurgan), Grab 4

124.2.1. Модель дома или кибитки

124.2.1. Modell eines Hauses bzw. eines Wagens

Глина
Высота 19,4 см; длина 21,2 см; ширина 15,7 см
ГЭ, инв. № 51/34

Keramik
H. 19,4 cm; L. 21,2 cm; B. 15,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 51/34

Модель дома или кибитки прямоугольная. В плане крыша образует цилиндрический свод. Торцовые стенки наверху закруглены. На длинной и торцовой сторонах у одного угла — два окна
прямоугольной формы. Орнамент покрывает почти всю поверхность. У одного из окон, на продольной стороне, крупные налепные полусферы в четыре ряда. Ниже находился полукруглый
рельефный валик (частично утрачен). Сам валик и пространство
внутри него заполенно оттисками веревочки. Противоположная
сторона декорирована углубленными линиями, образующими
елочный орнамент, и оттисками округлой палочки. Этот орнамент заходит на крышу. В нижней части следы валика. Торцовые
стенки покрыты оттисками веревочки и округлой палочки. На
одной стороне крыши по углам — вертикальные сквозные отверстия, а в торцовой стенке, без окошка, — горизонтальные.
Модель была найдена в ногах погребенного в раздавленном состоянии вместе с другими предметами.

Rechteckiges Modell eines Wagens bzw. eines Hauses. Kuppelförmiges Dach. Die Stirnseiten sind oben abgerundet. An einer Längsseite
und an einer Stirnseite befinden sich an einer Ecke zwei rechteckige
Fensteröffnungen. Nahezu die ganze Oberfläche ist verziert. An einer
Längsseite befinden sich an einem Fenster vier Reihen von großen
halbrunden aufgesetzten Applikationen, darunter ein halbrunder Reliefwulst (teilweise erhalten). Der Wulst sowie die Fläche innerhalb
des Wulstes sind mit Schnureindrücken bedeckt. Die gegenüber liegende Seite ist mit Tannenzweigmuster und Stempelungen mit
rundlichem Stäbchen verziert. Das Muster geht auf das Dach über. Im
unteren Teil sind Wulstspuren. Die Stirnseiten sind mit Schnureindrücken und Stempelungen mit einem rundlichen Stäbchen verziert. An
einer Seite des Daches an den Ecken befinden sich senkrechte Öffnungen und an der Stirnseite (ohne Fenster) horizontale Öffnungen. Das
zerdrückte Modell lag zusammen mit anderen Gegenständen zu Füßen des Verstorbenen.

Ю. П.

Ju. P.

125. Село Заюково, Республика Кабардино-Балкария, Россия.
Курган 2, погребение 2 (основное)

125. Dorf Zajukovo, Republik Kabardino-Balkarien, Russland.
Kurgan 2, Grab 2 (Hauptgrab)

Раскопки А. А. Иессена, 1934.

Ausgrabungen von A. A. Jessen, 1934.

125.1. Амфора

125.1. Amphora

Глина
Высота 31,3 см; наибольший диаметр 28 см
ГЭ, инв. № 1562/8

Keramik
H. 31,3 cm; max. Dm. 28 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1562/8

Черная лощеная поверхность. Две ленточные ручки по сторонам горла.

Schwarze polierte Oberfläche. Zwei seitliche
Bandhenkel.

Ю. П.

Ju. P.

126. Станция Моздок, Республика Северная Осетия, Россия.
Курганный могильник

126. Eisenbahnstation Mozdok, Republik Nord-Ossetien,
Russland. Kurgannekropole

Располагался на второй левобережной террасе р. Терек, у железнодорожного полотна, на расстоянии одного километра от станции. Были исследованы десять курганов, два из них — 3 и 10 —
относились к эпохе бронзы.
Раскопки Б. Б. Пиотровского, 1936.

Die Nekropole befindet sich auf der zweiten Terrasse am linken Ufer
des Flusses Terek in der Nähe von Eisenbahngleisen, 1 km vom Bahnhof entfernt. Es wurden 10 Kurgane ausgegraben, zwei davon — Kurgan 3 und 10 — sind bronzezeitlich.
Ausgrabungen von B. B. Piotrovskij, 1936.

Литература: Пиотровский 1977.

Literatur: Пиотровский 1977.

126.1. Курган 10, погребение 8

126.1. Kurgan 10, Grab 8

126.1.1. Сосуд биконической формы

126.1.1. Bikonisches Gefäß

Глина
Высота 7,3 см; наибольший диаметр 8,8 см
ГЭ, инв. № 1463/26

Keramik
H. 7,3 cm; max. Dm. 8,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1463/26

Ручка энеолитического типа. Невысокое
коническое горло резко отделено от тулова. Горло покрыто оттисками шнура и
штампа, расположенными вертикальными параллельными рядами, чередующимися с треугольниками, вписанными один
в другой.

Henkel vom äneolithischen Typ. Kurzer konischer Hals ist stark vom Körper abgesetzt. Die
Halspartie ist mit Schnur- und Stempeleindrücken bedeckt. Das Muster besteht aus alternierend senkrechten parallelen Reihen
und ineinander greifenden Dreiecken.
Ju. P.

Ю. П.

126.1.1

126.1.2. Сосуд

126.1.2. Gefäß

Глина
Высота 11 см; наибольший диаметр 14,6 см
ГЭ, инв. № 1463/27

Keramik
H. 11 cm; max. Dm. 14,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1463/27

Сосуд биконической формы, с ручкой. Невысокое горло плавно переходит в тулово.
Верхнюю часть сосуда опоясывает орнамент из оттисков шнура, образующих параллельные линиии, ромбы, кружки, петли и треугольники. Ручка орнаментирована. На плечиках три налепа-шишечки.

Bikonisches Gefäß mit einem Henkel. Der
kurze Hals geht fließend in den Körper über.
Der obere Teil des Gefäßes ist mit einem
Muster aus mit einer Schnur eingedrückten
parallelen Linien, Rauten, Kreisen, Schleifen
und Dreiecken verziert. Der Henkel ist ebenfalls verziert. An der Schulter drei Knubben.

Ю. П.

Ju. P.

126.1.2

126.1.3. Сосуд

126.1.3. Gefäß

Глина
Высота 13,4 см; наибольший диаметр 14,8 см
ГЭ, инв. № 1463/28

Keramik
H. 13,4 cm; max. Dm. 14,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1463/28

С шаровидным туловом. В самой широкой части остатки продолговатого налепа.

Gefäß mit kugeligem Körper. An der breitesten Stelle des Gefäßes sind Reste eines länglichen Wulstes erhalten.

Ю. П.

Ju. P.

125.1

424

126.1.3

425

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

126.1.4. Сосуд

126.1.4. Gefäß

127.3. Сосуд с двумя ушками

127.3. Gefäß mit zwei Ösen

Глина
Высота 5,6 см; наибольший диаметр 6,7 см
ГЭ, инв. № 1463/38

Keramik
H. 5,6 cm; max Dm. 6,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1463/38

Глина
Высота 10,6 см; наибольший диаметр 13,3 см
ГЭ, инв. № 66/15

Keramik
H. 10,6 cm; max. Dm. 13,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 66/15

Округлое тулово, невысокое горло. Две
углубленные линии отделяют тулово от горла. На горле дугообразные оттиски шнура.

Gefäß mit rundlichem Körper und kurzem
Hals. Am Übergang vom Körper zum Hals
zwei eingetiefte Linien. Am Hals bogenförmige Schnureindrücke.

Ю. П.

Ju. P.

Ю. П.

Ju. P.

126.1.4

126.2. Курган 10, насыпь
кургана

126. 2. Kurgan 10,
Kurganaufschüttung

126.2.1. Курильница

126.2.1. Räucherschale

Глина
Высота 8,3 см; наибольший
диаметр 17 см
ГЭ, инв. № 1463/25

Keramik
H. 8,3 см; max Dm. 17 см
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1463/25

Ju. P.

Ю. П.

127.3

128. Армавир, Кубанская обл. (ныне Краснодарский край),
Россия

128. Armavir, Gebiet Kuban (heute Krasnodarskij Kraj), Russland
128.1. Gefäß

128.1. Сосуд

Keramik
H. 21 cm; Dm. 19 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 67/1

Глина
Высота 21 см; диаметр 19 см
ГЭ, инв. № 67/1

Ju. P.

Ю. П.

126.2.1

127. Кубанская обл. (ныне Краснодарский край), Россия

127. Gebiet Kuban (heute Krasnodarskij Kraj), Russland

Раскопки Н. И. Веселовского. Начало XX в.

Ausgrabungen von N. I. Veselovskij. Anfang des 20. Jahrhunderts.

127.1. Сосуд с двумя ручками

127.1. Gefäß mit zwei Henkeln

Глина
Высота 19,4 см; наибольший диаметр
25,7 см
ГЭ, инв. № 66/7

Keramik
H. 19,4 cm; max. Dm. 25,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 66/7

Ju. P.

128.1

129. Осетия, Россия. Случайная находка

129. Ossetien, Russland. Einzelfund

Ю. П.
129.1. Топор кабардинопятигорского типа

129.1. Axt vom Typ KabardaPjatigorsk

Камень
Длина 13,5 см
ГЭ, инв. № 1365/1

Stein
L. 13,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1365/1

Топор стройных очертаний. Обушек цилиндрической формы,
четко отграничен от бородки и
направлен под углом. На бородке огранка. Проушина коническая.

Schlanke Axt mit zylinderförmigem Axtrücken und konischem
Schaftloch. Der Axtrücken ist
deutlich vom Bart abgesetzt. Auf
dem Bart eine Facette.
Ju. P.

Ю. П.
127.1

127.2. Курильница на крестовидной
подставке

127.2. Kreuzfußschale

Глина
Высота 9,1 см; диаметр 19,7 см
ГЭ, инв. № 66/11

Ю. П.

127.2

426

129.1

Keramik
H. 9, 1 cm; Dm. 19,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 66/11

130. Большая Кабарда, Россия. Случайная находка

Ju. P.

130.1. Топор

130.1. Axt

Бронза
Длина 14,5 см
ГЭ, инв. № 1805/2

Bronze
L. 14,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1805/2

Ю. П.

Ju. P.

130. Kabarda, Russland. Einzelfund

130.1

427

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

131. Кабарда, р-н Нальчика, Кабардино-Балкарская
Республика, Россия. Случайная находка

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

131. Kabarda, In der Nähe von Nalčik, Republik KabardinoBalkarien, Russland. Einzelfund

131.1. Топор

131.1. Axt

Бронза
Длина 13,3 см
ГЭ, инв. № 329/4

Bronze
L. 13,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 329/4

Ю. П.

Ju. P.

134. Абинский р-н, Краснодарский край, Россия.
Дольменная группа Шизе, развал дольмена А

134. Rajon Abinsk, Krasnodarskij Kraj, Russland.
Dolmenengruppe Šize, Ruine des Dolmens А

134.1. Фрагмент плиты дольмена
с изображением трех антропоморфных фигур

134.1. Fragment einer Dolmenplatte mit der
Darstellung von drei anthropomorphen Figuren

Песчаник
Длина сторон 40 см; 21 см; 36 см; 62 см; толщина
плиты 7,8 см
ГИМ, инв. № 113309, оп. А 2380/1
III–II тыс. до н. э., дольменная культура

Sandstein
Seitenl. 40 cm; 21 cm; 36 cm; 62 cm; D. der Platte 7,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 113309, оп. А 2380/1
3.–2. Jahrtausend v. Chr., Dolmen-Kultur

Trapezförmiges Fragment mit abgeschlagenen
Rändern. Auf der Außenseite Petroglyphen — drei
tanzende anthropomorphe Figuren.

Фрагмент плиты трапециевидной формы, с обломанными краями. На внешней поверхности — петроглифы в виде трех танцующих антропоморфных фигур.

Literatur: Гей 2008.

N. Š.

Литература: Гей 2008.

Н. Ш.
131.1

132. Аул Согратль, Гунибский р-н, Республика Дагестан,
Россия. Случайная находка

132. Aul Sogratl, Rajon Gunib, Republik Dagestan, Russland.
Einzelfund

132.1. Бляха

132.1. Platte

Бронза
Наибольший диаметр 9,1 см
ГЭ, инв. № 1741/17

Bronze
Max. Dm. 9,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1741/17

Ю. П.

Ju. P.

132.1

133. Станица Келермесская, Майкопский р-н, Республика
Адыгея, Россия

133. Kosakensiedlung Kelermesskaja, Rajon Maikop, Republik
Adygea, Russland

Раскопки Келермесской экспедиции ГЭ, 1980–1995.

Ausgrabungen der Kelermes-Expedition der Staatlichen Eremitage,
1980–1995.

133.1. Курган 3, погребение 5

133.1. Kurgan 3, Grab 5

133.1.1. Низка пронизок из небных
зубов костистой рыбы (75 экз.)

133.1.1. Kette mit Röhrchen aus den
Gaumenzähnen eines Knochenfisches
(75 Stück)

Зубы рыбы
Диаметр 0,7–1,1 см
ГЭ, инв. № 2839/36

Fischzähne
Dm. 0,7–1,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2839/36

Ю. П.

Ju. P.

133.1.1

133.2. Kurgan 3, Komplex 4

133.2. Курган 3, комплекс 4

134.1

135, 136. Сокровища, обнаруженные Генрихом
Шлиманом в ходе раскопок в Трое

135, 136. Schatzfunde aus den Ausgrabungen Heinrich
Schliemanns in Troja

В 1871–1890 Генрих Шлиман, археолог-любитель и миллионер,
провел раскопки доисторического поселения (холм Гиссарлык)
неподалеку от нынешнего города Чанаккале в Западной Турции.
Он полагал, что именно здесь находится легендарная Троя, известная по описаниям древнегреческого поэта Гомера. В культурных слоях эпохи ранней бронзы он обнаружил множество
ценных предметов, которые, по его мнению, доказывали, что
здесь некогда жил могущественный знатный род. Самую значительную и ценную часть обнаруженных сокровищ он приписал
царю Приаму, которого Гомер называет правителем Трои. Шлиман, не поставив турецкие власти в известность, распорядился
тайно извлечь сокровища и перевезти их в Афины к себе в дом.
Поскольку разрешение на проведение раскопок было выдано
Шлиману при условии, что половина всех находок останется в
Турции, ему пришлось заплатить турецкому правительству значительную сумму компенсации в размере 30 тыс. золотых
франков. После уплаты означенной суммы сокровища официально перешли к нему в собственность. «Клад Приама» вместе с
другими сокровищами Трои был завещан Шлиманом Берлинскому музею при условии, что вся коллекция останется «единой
и неделимой». Ныне значительная часть собрания Шлимана
находится в настоящее время в Москве и Санкт-Петербурге.
Раскопки Трои ведутся по сей день. Результаты показывают, что
это место было заселено на протяжении более 3000 лет и представляло собой в бронзовый век крупный центр, обнесенный
мощной защитной стеной и неоднократно подвергавшийся разрушениям, вызванным пожарами, землетрясениями и войнами. Спорным до сих пор остается вопрос, действительно ли Гомер описывает в «Илиаде» именно это место и можно ли признать, что он основывается в своем описании на реальных событиях или же война за Трою была лишь легендой.

In den Jahren 1871 bis 1890 führte der Autodidakt und Millionär
Heinrich Schliemann Ausgrabungen an einem prähistorischen Siedlungshügel nahe der heutigen Stadt Çannakale in der Westtürkei
durch. Er hielt den Ort für die sagenumwobene Stadt Troja, die durch
die Mythen des griechischen Dichters Homer überliefert ist. In den
frühbronzezeitlichen Siedlungsschichten entdeckte er mehrere
Schatzfunde. Sie waren für ihn der Beweis, dass an diesem Ort ein
mächtiges Fürstengeschlecht gelebt haben musste. Den größten und
bedeutendsten Fund schrieb er dem sagenhaften König Priamos zu,
der in den Mythen Homers als Herrscher über Troja genannt wird.
Schliemann ließ den Schatz ohne den türkischen Grabungsinspektor
zu informieren heimlich ausgraben und in sein Haus nach Athen bringen. Da seine Grabungserlaubnis daran gebunden war, dass die Hälfte aller Funde in der Türkei zu verbleiben hatte, musste er der türkischen Regierung eine hohe Regressforderung von 30.000 Goldfranken bezahlen. Nachdem er dies getan hatte, ging der Schatz legal in
sein Eigentum über. Zusammen mit seiner übrigen Troja-Sammlung
vererbte er ihn dem Berliner Museum mit der Auflage, dass alle Funde aus Troja in Berlin „ungetrennt“ aufbewahrt werden sollten. Große
Teile der Schatzfunde heute in Moskau und in St. Petersburg befinden.
Bis heute werden in Troja Ausgrabungen durchgeführt. Dabei konnte
festgestellt werden, dass der Ort über mehr als 3000 Jahre besiedelt
war und in der Bronzezeit ein bedeutendes Zentrum mit einer mächtigen Umfassungsmauer darstellte, das mehrfach durch Brände, Erdbeben oder kriegerische Ereignisse zerstört wurde. Aber noch immer
ist umstritten, ob dies der Ort ist, den Homer in seiner Erzählung «Ilias» beschrieben hat und ob seine Mythen auf wirklichem Geschehen
basieren oder der Kampf um Troja nur eine Legende ist.

Литература: Schliemann 1881; Tolstikow, Treister 1996; Hänsel 2009.

A. Hä.

Literatur: Schliemann 1881; Tolstikow, Treister 1996; Hänsel 2009.

А. Хэн.
133.2.1. Сосуд с двумя ушками

133.2.1. Gefäß mit zwei Ösen

Глина
Высота 10,5 см; наибольший диаметр 11 см
ГЭ, инв. № 2839/54

Keramik
H. 10,5 cm; max. Dm. 11 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2839/54

Ю. П.

Ju. P.

133.2.1

428

135. Троя, провинция Чанаккале, Турция

135. Troja, Prov. Çannakale , Türkei

Из раскопок Генриха Шлимана 1871–1890, переданы в собственность МОД (МПДИ) между 1879 и 1891.

Aus den Ausgrabungen Heinrich Schliemanns 1871–1890, zwischen
1879 und 1891 dem Berliner Museum als Geschenk übereignet.

135.1. Клад А — «Клад Приама»

135.1. Schatzfund A — „Der Schatz des Priamos“

Сокровища, приписываемые Шлиманом царю Приаму, были обнаружены в 1871 в культурном слое Трои, относящемся к эпохе
ранней бронзы. Насколько сегодня можно реконструировать ход
раскопок, они были обнаружены под полом помещения, являвшегося частью больших ворот городской стены. Основная часть

Der Schatz, von Schliemann dem sagenhaften König Priamos zugeschrieben, wurde 1873 in einer der frühbronzezeitlichen Schichten
von Troja gefunden. Soweit es sich heute rekonstruieren lässt, war er
unter dem Fußboden eines Raumes versteckt worden, der zu einem
der großen Tore in der Stadtmauer gehörte. Die meisten Objekte sol-

429

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

объектов, судя по всему, находилась в каменном ящике и представляла собой спекшуюся массу, имевшую форму параллелепипеда. Обнаруженные предметы могли быть помещены сюда для
культовых целей — в качестве оберега, защиты всего поселения,
либо речь идет о тайнике, где данные сокровища были спрятаны
от внешних врагов на время военных действий. Наличие богатых золотых украшений, золотых, серебряных и крупных бронзовых сосудов позволяет сделать вывод о том, что все эти предметы действительно могли принадлежать какому-нибудь знатному роду.
Последняя треть III тыс. до н. э.
На выставке и в каталоге представлены лишь отдельные предметы из этого клада.
Литература: Schliemann 1874. S. 298ff.; Schmidt 1902. S. 225ff.; Tolstikow,
Treister 1996; Шлиман. Петербург. Троя 1998.

len sich in einer Steinkiste befunden und eine viereckige, teils aneinander korrodierte Masse gebildet haben. Es könnte sich bei diesem
Ensemble sowohl um eine kultische Niederlegung zum Schutz der
gesamten Siedlung handeln als auch um ein Notversteck, um den
Schatz vor Angreifern in Sicherheit zu bringen. Seine Zusammensetzung aus reichem Goldschmuck, goldenen und silbernen sowie riesigen Bronzegefäßen lässt darauf schließen, dass es sich tatsächlich
um den Besitz eines Fürstengeschlechts gehandelt haben muss.
Letztes Drittel des 3. Jahrtausends v. Chr.
In der Ausstellung und in der folgenden Aufzählung sind nur einige
Teile des Schatzes vertreten.
Literatur: Schliemann 1874. 298ff.; Schmidt 1902. S. 225ff.; Tolstikow,
Treister 1996; Шлиман. Петербург. Троя 1998.

A. Hä.

А. Хэн.
135.1.1. Сковорода

135.1.1. Pfanne

Бронза, выколотка
Диаметр 50,6 см; диаметр
дна 12,3 см; высота 4,3 см
ГМИИ, инв. № П 539. Входит в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945
в МПДИ, Берлин, инв. № Sch 5817

Bronze, getrieben
Dm. 50,6 cm; Bodendm. 12,3 cm;
H. 4,3 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. П 539. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. Sch 5817

Сосуд с омфалом, опоясанным широким кольцевым валиком, мелкой
чашей и прямыми, отогнутыми наружу стенками. На одной стороне
сосуда глубокие вмятины; составлен
из нескольких фрагментов. Место
крепления рукояти при реставрации не было обнаружено. Бронза
значительно корродирована, покрыта слоем серо-зеленой нагарной патины.
Литература: Schliemann 1874. Taf. 198; Schmidt 1902. S. 225. No. 5817;
Tolstikow, Treister 1996. S. 28. Nr. 1.

135.1.1

Gefäß mit von einem breiten Wulst
umgebenen Omphalosboden, flachem
Behälter und geradem Rand mit nach
außen gebogener Lippe. Das Gefäß ist
auf einer Seite stark verbogen und
aus vielen Teilen zusammengesetzt. Der
Ansatz zum Stiel der Pfanne (vgl. Kat.
Nr. 135.1.2) wurde bei der Restaurierung offenbar nicht erkannt. Die Bronze ist stark durchkorrodiert und mit
graugrüner Brandpatina bedeckt.

Literatur: Schliemann 1874. Taf. 198; Schmidt 1902. S. 225. No. 5817;
Tolstikow, Treister 1996. S. 28. Nr. 1.

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.
135.1.2. Фрагмент верхней части
рукояти сковороды
(кат. 135.1.1)

135.1.2. Oberer Teil des Stiels der
Pfanne (Kat. Nr. 135.1.1)
Bronze
L. 15 cm; B. oben 7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 221.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF
Berlin, Inv. Nr. Sch5822a

Бронза
Длина 15 см; наибольшая ширина 7 см
ГЭ, инв. № ПБ 221. Входит в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945
в МПДИ, Берлин, инв. № Sch 5822a

Рукоять состоит из массивной вытянутой пластины с загнутыми кверху
прямыми краями по обеим сторонам. Пластина упирается в уплотнение, имеющее вид продолговатого
цилиндра, концы которого упираются
в боковые диски. Патина коричневозеленого цвета, поверхность местами корродирована.

Der Stiel besteht aus einer massiven
länglichen Platte mit beidseitig erhöhten Randleisten. Er endet in einer stabförmigen Verdickung, die seitlich in je
eine Scheibe ausläuft. Patina braungrün, teilweise korrodiert.

steigend von dem Gefäßkörper weg. Die Pfanne (vgl. 135.1.1) ist in
dem Bereich, wo der Stiel am Gefäßrand angesetzt war, massiv verbogen, so als ob jener mit Gewalt abgetrennt worden wäre. Die Oberfläche ist rissig und mit graugrüner Brandpatina bedeckt, kleine
Steinchen sind ankorrodiert.

Литература: Schmidt 1902. S. 226. No. 5822b.

A. Hä.

Literatur: Schmidt 1902. S. 226. No. 5822b.

А. Хэн.
135.1.4. Котел

135.1.4. Kessel

Бронза, выколотка
Высота 18,5 см; наибольший
диаметр 43,5 см; наибольший
диаметр днища 20,5 см
ГЭ, инв. № ПБ 90. Входит в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945
в МПДИ, Берлин, инв. № Sch 5818

Bronze, getrieben
H. 18,5 cm; gr. Dm. 43,5 cm;
gr. Bodendm. 20,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 90.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF
Berlin, Inv. Nr. Sch 5818

Gefäß mit flachem Boden, das sich
zum ausladenden Rand hin stark verbreitert, von den beiden am Rand eingefalzten und angenieteten rundstabigen Bügelhenkeln ist einer erhalten.
Aus vielen Fragmenten zusammengesetzt. Graugrüne stellenweise stark

Сосуд с плоским дном, широким, открытым венчиком. Из двух прифальцованных и приклепанных петлевидных ручек круглого сечения
135.1.4
сохранилась только одна. Составлен
из множества фрагментов. Ярко выраженная дикая патина серо- wuchernde Patina.
An den Rand des Kessels waren drei Dolchklingen (MVF, Inv. Nr. Sch
зеленого цвета.
На краях котла следы коррозийного сцепления с тремя лезвиями 5851, 5854, 5855) ankorrodiert.
кинжалов (МПДИ, инв. № Sch. 5851, 5854, 5855).
Literatur: Schliemann 1874. Taf. 199; Schmidt 1902. S. 225. No. 5818.
Литература: Schliemann 1874. Taf. 199; Schmidt 1902. S. 225. No. 5818.

A. Hä.

А. Хэн.
135.1.5. Два фрагмента сосуда
и реконструкция сосуда

135.1.5. Zwei Gefäßfragmente und
Rekonstruktion des Gefäßes

Бронза
Длина каждого фрагмента 4 см; ширина
каждого фрагмента 2,1 см
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 5819,
VIIa 1524

Bronze
L. je 4 cm; B. je 2,1 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 5819, VIIa 1524

Erhalten sind zwei längliche Henkelösen eines eimerförmigen Gefäßes. Sie
bestehen aus zwei Röhren, in denen
ursprünglich der überrandständige Gefäßbügel aus zwei Bronzestäben verankert war. Vom Gefäßkörper selbst
sind heute nur winzige Fragmente
vorhand-en. Zur Zeit der Publikation
(Schmidt 1902) müssen noch genügend Teile vorhanden gewesen sein,
um die Gefäßform zu rekonstruieren.
Die Patina der erhaltenen Henkelösen
ist dunkelbronzefarben und glänzend.

Сохранились два продолговатых ушка
от ведрообразного сосуда. Они состоят из двух трубок, в которых закреплялась верхняя ручка-дужка из
двух бронзовых прутков. От тулова
сосуда сохранились лишь мелкие
фрагменты. В момент первичной публикации (Schmidt 1902) еще имелось достаточное количество фрагментов, чтобы реконструировать общую форму сосуда. Патина на сохранившихся петлях — цвета темной
бронзы, с блеском.

Literatur: Schliemann 1874. Taf. 201, 204;
Schmidt 1902. S. 225. No. 5819.

Литература: Schliemann 1874. Taf. 201,
204; Schmidt 1902. S. 225. No. 5819.

A. Hä.

А. Хэн.

Literatur: Schmidt 1902. S. 226. No. 5822a.

A. Hä.
135.1.5
135.1.2

Литература: Schmidt 1902. S. 226.
No. 5822a.

А. Хэн.
135.1.3. Фрагмент нижней части
рукояти сковороды (кат. 135.1.1)

135.1.3. Unterer Teil des Stiels der
Pfanne (Kat. Nr. 135.1.1)

Бронза
Длина 25,5 см; ширина 14,6 см
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 5822b

Bronze
L. 25,5 cm; gr. B. 14,6 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 5822b

Нижняя часть рукояти сковороды
имеет изогнутую форму и расширяется к месту крепления на самой сковороде. Изначально рукоять шла, веро-

Der untere Teil des Pfannenstiels ist in
sich verbogen und verbreitert sich zu
seinem Ansatz an der Pfanne hin. Ursprünglich führte er wohl schräg auf-

430

ятно, под углом по отношению к телу сосуда. Сковорода (см.
кат. 135.1.1) значительно погнута в месте крепления рукояти к
бортику сковороды, из чего можно заключить, что рукоять была,
вероятно, отделена от сковороды с применением силы. Поверхность с трещинами, покрыта серо-зеленой патиной, в местах
коррозии включения небольших камушков.

135.1.3

135.1.6. Долото

135.1.6. Meißel

Бронза
Длина 37,5 см; ширина 0,18 см
ГЭ, инв. № ПБ 48. Входит в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в
МПДИ, Берлин,
инв. № Sch 5823

Bronze
L. 37,5 cm; B. 0,18 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 48.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF
Berlin, Inv. Nr. Sch 5823
135.1.6

Четырехгранный стержень, верхний конец поврежден, нижний
сужается клином. Патина коричнево-серая, гладкая.
Литература: Schliemann 1874. Taf. 201. Nr. 3600b; Schmidt 1902. S. 226.
No. 5823; Шлиман. Петербург. Троя 1998. С. 229. № 90.

Vierkantiger Schaft, oberes Ende beschädigt, unteres spitz zulaufend. Pati-

na braungrau und glatt.
Literatur: Schliemann 1874. Taf. 201. Nr. 3600b; Schmidt 1902. S. 226.
No. 5823; Шлиман. Петербург. Троя 1998. С. 229. № 90.

A. Hä.

А. Хэн.

431

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

135.1.7. Слиток

135.1.7. Barren

Бронза
5 × 4,5 см
ГЭ, инв. № ПБ 81. Входит в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № Sch 5824
Литература: Schliemann 1874. Taf. 192.
Nr. 3490; Schmidt 1902. S. 226. No. 5824;
Шлиман. Петербург. Троя 1998. С. 229. № 91.

Bronze
Maße: 5 × 4,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 81. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 5824
Literatur: Schliemann 1874. Taf. 192. Nr. 3490;
Schmidt 1902. S. 226. No. 5824; Шлиман.
Петербург. Троя 1998. С. 229. № 91.

А. Хэн.

135.1.7

135.1.8. Messer

Бронза
Bronze
Длина 15,5 см
L. 15,5 cm
ГЭ, инв. № ПБ 57. Входит в число
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 57.
перемещенных в результате Второй
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Inv. Nr. Sch 5826
Берлин, инв. № Sch 5826
Literatur: Schliemann 1874. Taf. 194. Nr. 3504 b;
Литература: Schliemann 1874. Taf. 194.
Schmidt 1902. S. 227. No. 5826; Шлиман.
135.1.8
Nr. 3504 b; Schmidt 1902. S. 227. No. 5826; Шлиман. Петербург. Троя 1998.
Петербург. Троя 1998. C. 229. № 92.
C. 229. № 92.
A. Hä.

А. Хэн.
135.1.9. Пять тесел

135.1.9. Fünf Beile

Бронза
Длина 26,3 см; 30,8 см; 27,5 см; 19,9 см;
13,7 см
ГЭ, инв. № ПБ 219, 47 и 220. Входят в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № Sch. 5828, 5831 и 5835.
В собрании МПДИ в настоящее время
находятся инв. № Sch 5837 и 5841

Bronze
L. 26,3 cm; 30,8 cm; 27,5 cm; 19,9
und 13,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 219, 47 und 220.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. Sch 5828, 5831 und 5835. Noch im
MVF Berlin befindlich: Inv. Nr. Sch 5837 und
5841

Flachbeile mit gerundetem Nacken. Zur
geraden bis leicht geschwungenen
Schneide gleichmäßig verbreitert. Patina
braungrün.

Тесла (плоские топоры) с закругленным обухом, с равномерным расширением в направлении прямого или слегка изогнутого лезвия. Патина коричнево-зеленая.

Literatur: Schliemann 1874. Taf. 90. Nr. 1874;
Taf. 193. Nr. 3495c,f; Nr. 3494; Taf. 194.
Nr. 3504; Taf. 201. Nr. 3597; Schmidt 1902.
S. 227. No. 5827–5830, 5831–5838; Шлиман.
Петербург. Троя 1998. С. 230. № 93–95.

Литература: Schliemann 1874. Taf. 90.
Nr. 1874; Taf. 193. Nr. 3495c,f; Nr. 3494;
Taf. 194. Nr. 3504; Taf. 201. Nr. 3597; Schmidt
1902. S. 227. No. 5827–5830, 5831–5838;
Шлиман. Петербург. Троя 1998. С. 230.
№ 93–95.

135.1.11. Fünf Griffzungendolche
und Dolchfragment

Бронза
Длина 10,8–17,2 см
ГЭ, инв. № ПБ 1, 83, 355–357. Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Sch 5848, 5850, 5851, 5854, 5855

Bronze
L. 10,8–17,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1, 83, 355–357.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. Sch 5848, 5850, 5851, 5854, 5855

A. Hä.

Литература: Schliemann 1874. Taf. 194. Nr. 3502,
3503, 3504d,g; Schmidt 1902. S. 228. No. 5848,
5854, 5855; Шлиман. Петербург. Троя 1998.
С. 230. № 97–102.

135.1.9

135.1.10. Два кинжала
черешковых

135.1.10. Zwei Griffangeldolche
Bronze
L. 16,3 und 26,4 cm
(asueinandergebogen)
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 5842, 5844

Бронза
Длина 16,3 см;
26,4 см (в разогнутом виде)
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 5842,
5844

Dolche oder Lanzenspitzen mit
kolbenförmiger Angel und seitlich geschlitzter Klinge. Sch 5844
ist zusammengebogen. Patina
braungrün.

Кинжалы или наконечники для
копья с конусообразным черешком и боковой прорезью на клинке. Один из них (инв. № Sch 5844)
погнут. Патина коричнево-зеленая.

135.1.12. Кинжал и тесло

135.1.12. Dolch und Beil

Бронза
Длина 20,8 см (кинжал); 17,7 см (тесло)
ГЭ, инв. № ПБ 85. Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Sch 5857

Bronze
L. 20,8 cm (Dolch) und 17,7 cm (Beil)
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 85. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 5857
135.1.11

Тесло и кинжал с черенком и рогообразными заплечиками, острие отломано. В момент обнаружения были спекшимися.

Literatur: Schliemann 1874. Taf. 192.
Nr. 3485; Taf. 201. Nr. 3600a;
Schliemann 1881. S. 538. Nr. 812;
Schmidt 1902. S. 228. Abb. 5842–
5844.

A. Hä.
135.1.10

Das Flachbeil und der Dolch mit Griffzunge
und hörnerförmigen Schultern, Spitze abgebrochen, waren bei Auffindung zusammenkorrodiert. Patina grünbraun.
Literatur: Schliemann 1874. Taf. 192. Nr. 3489;
Schmidt 1902. S. 229. No. 5857.

Литература: Schliemann 1874. Taf. 192.
Nr. 3489; Schmidt 1902. S. 229. No. 5857.

A. Hä.

А. Хэн.
135.1.13. Тесло, три кинжала и долото

135.1.13. Beil, drei Dolche und ein Meißel

Бронза
Максимальная длина 31,5 см
ГЭ, инв. № ПБ 42. Входят в число
перемещенных в результате войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № Sch. 5858

Bronze
Größte L. 31,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 42. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 5858

135.1.12

Der Griffzungendolch, der Griffdorndolch,
der stabförmige Meißel und das Fragment
einer Dolchklinge waren bei Auffindung zusammenkorrodiert. Patina grünbraun.

Кинжал с языкообразной площадкой для
крепления рукояти, кинжал с шипообразным черешком, круглое в сечении долото
и фрагмент клинка кинжала находились
в момент обнаружения в спекшемся состоянии. Патина зелено-коричневая.

Literatur: Schliemann 1874. Taf. 201. Nr. 3600;
Schmidt 1902. S. 229. No. 5858; Шлиман.
Петербург. Троя 1998. С. 230. № 103.

A. Hä.

135.1.13

135.1.14. Сосуд с двумя ручками

135.1.14. Ösenflasche

Серебро
Высота 19 см; высота без крышки 15,8 см;
диаметр 8,4 см
ГМИИ, инв. № Aap 2. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Sch 5860

Silber
H. 19 cm, ohne Deckel 15,8 cm; Dm. 8,4 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 2. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 5860

Vase mit Zylinderhals, eiförmigem Körper
und ausladendem Standring. Der Behälter ist
durch getriebene vertikale Kanneluren verziert. An den Bauch sind zwei jeweils doppelte Schnurösen angelötet. Der dazugehörige
Stülpdeckel weist ebenfalls vertikale Kanneluren und starke Verschlackungen durch Hitzeeinwirkung auf, Hals und Schulter des Behälters zeigen ebenfalls Brandspuren und
Risse.

Ваза с цилиндрическим горлом, яйцевидным туловом и расширяющейся круглой
ножкой. Тулово украшено вертикальными
ребрами-каннелюрами. К тулову симметрично припаяны две ручки, скрученные
из пластин. Крышка также украшена вертикальными каннелюрами. На горле и плечиках трещины, следы огня. Крышка ошлакована, со следами огня.

Literatur: Schliemann 1874. Taf. 192. Nr. 3490b;
Schmidt 1902. S. 229. No. 5860; Tolstikow, Treister
1996. S. 31. Nr. 3.

Литература: Schliemann 1874. Taf. 192. Nr. 3490b;
Schmidt 1902. S. 229. No. 5860; Tolstikow, Treister
1996. S. 31. Nr. 3.

В. П. Т., А. Хэн.

432

A. Hä.

А. Хэн.

А. Хэн.

А. Хэн.

Literatur: Schliemann 1874. Taf. 194. Nr. 3502,
3503, 3504d,g; Schmidt 1902. S. 228. No. 5848,
5854, 5855; Шлиман. Петербург. Троя 1998.
С. 230. № 97–102.

Литература: Schliemann 1874. Taf. 201. Nr. 3600;
Schmidt 1902. S. 229. No. 5858; Шлиман.
Петербург. Троя 1998. С. 230. № 103.

А. Хэн.

Литература: Schliemann 1874.
Taf. 192. Nr. 3485; Taf. 201.
Nr. 3600a; Schliemann 1881. S. 538.
Nr. 812; Schmidt 1902. S. 228.
Abb. 5842–5844.

Dolche mit kurzer, teils gelochter Griffzunge,
einige sind fragmentiert oder verbogen. Patina braungrün.

Кинжалы с короткой, частично перфорированной площадкой для крепления рукояти. Некоторые сохранились фрагментарно или погнуты. Патина коричнево-зеленая.

A. Hä.

135.1.8. Нож

135.1.11. Пять кинжалов черешковых
и фрагмент кинжала

V. P. T., A. Hä.
135.1.14

433

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

135.1.15. Кубок

135.1.15. Becher

Золото
Высота 8,7 см; диаметр устья 8 см
ГМИИ, инв. № Аар 6. Входит в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945
в МПДИ, Берлин, инв. № Sch 5864

H. 7,2 cm; Dm. 8 cm
Gold
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 6. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. Sch 5864

Zylindrischer Becher mit ringförmigem
schmalem Fuß und verdicktem Rand,
aus einem Stück getrieben. Die Außenseite ist durch schräge getriebene Kanneluren verziert. Leicht verbogen, teilweise mit Korrosion bedeckt.

Цилиндрический кубок на узком
кольцевом поддоне с утолщением
по краю. Выкован из одного куска
металла. Снаружи орнаментирован
косыми каннелюрами, выбитыми
изнутри. Слегка погнут, частично
корродирован.

Literatur: Schliemann 1874. Taf. 202.
Nr. 3603; Schmidt 1902. S. 231f. No. 5864;
Tolstikow, Treister 1996. S. 36. Nr. 7.

Литература: Schliemann 1874. Taf. 202.
Nr. 3603; Schmidt 1902. S. 231f. No. 5864;
Tolstikow, Treister 1996. S. 36. Nr. 7.

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.

135.1.15

135.1.16. Чаша

135.1.16. Schale

Серебро
Высота 2,7 см; диаметр устья 10,5 см
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 5868

Silber
H. 2,7 cm; Mdm. 10,5 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 5868

Небольшая чаша с омфалом и широкими краями. Патина была удалена.

Schälchen mit Ompohalosboden und
ausgelegtem Rand. Patina wurde sekundär entfernt.

Литература: Schliemann 1874. Taf. 192.
Nr. 3490c; Schmidt 1902. S. 231. No. 5868;
Born 2009. S. 21ff. Abb. 8.

Literatur: Schliemann 1874. Taf. 192.
Nr. 3490c; Schmidt 1902. S. 231. No. 5868;
Born 2009. S. 21ff. Abb. 8.

А. Хэн.

A. Hä.
135.1.16

135.1.17. Два кубка

135.1.17. Zwei Becher

Серебро
Высота 17 и 18,5 см; диаметр устья 14,5
и 14 см
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 5871, 5872

Silber
H. 17 und 18,5 cm; Mdm. 14,5 und 14 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 5871, 5872

Becher mit hohem Trichterhals und gedrungen kugeligem Körper. Bei Sch
5871 ist der Boden gerundet, Sch 5872
besitzt eine Standfläche. Stark mit Korrosion überzogen.

Кубки с высоким ворoнкообразным
горлом и шаровидным туловом. У одного кубка (инв. № Sch 5871) дно
скругленной формы, другой (инв.
№ Sch 5872) имеет поддон. Поверхность существенно корродирована.

Literatur: Schliemann 1874. Taf. 200.
Nr. 3595, 3596; Schmidt 1902. S. 231f.
No. 5872, 5873; Born 2009. S. 21ff. Abb. 8.

Литература: Schliemann 1874. Taf. 200.
Nr. 3595, 3596; Schmidt 1902. S. 231f.
No. 5872, 5873; Born 2009. S. 21ff. Abb. 8.

A. Hä.
135.1.19

А. Хэн.

135.1.17

135.1.18. Канфар

135.1.18. Kantharos

Серебро
Высота 21; диаметр устья 17,5
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 5873

Silber
H. 21 cm; Mdm. 17,5 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 5873

Канфар с высоким воронкообразным горлом и округлым туловом. Из
двух вертикальных ручек, выступающих над краем венчика, сохранилась лишь одна, с заплатой. На поверхности сосуда вмятины и повреждения, а также следы глубокой
коррозии. Внутри сосуда Шлиман
обнаружил золотые украшения.

Kantharos mit hohem Trichterhals und
bauchigem Körper. Von den überrandständigen Henkeln ist nur einer erhalten, der eine Flickung aufweist. Das
Gefäß ist verzogen und beschädigt sowie stark mit Korrosion überzogen. In
seinem Inneren fand Schliemann den
Goldschmuck des Schatzes.

Литература: Schliemann 1874. Taf. 201.
Nr. 3600c; Schmidt 1902. S. 232. No. 5873;
Born, Völling 2006.

135.1.19. Диадема

135.1.19. Diadem

Золото
Длина ленты 53,6 см; длина цепочек с подвесками 25,7 см; высота
подвесок 2,7 см
ГМИИ, инв. № Аар 10. Входит в число перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов. До 1945 в MПДИ, Берлин,
инв. № Sch 5876

Gold
L. des Bandes 53,6 cm; L. des Gehänges 25,7 cm; L. der Anhänger 1,7–2,7 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 10. Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. Sch 5876

Диадема в виде длинной узкой ленты, на концах которой имеется по три отверстия для крепления на затылке. Центральную
часть образуют 50 коротких цепочек из ромбовидных пластинок,
соединенных горизонтальной цепочкой. Каждая вертикальная
цепь завершается подвешенной к нижнему концу фигурной пластинкой — идолом. Короткие цепочки симметрично обрамляются по сторонам семью более длинными цепочками, которые
также составлены из ромбовидных пластинок и завершаются
подвесками. Отдельные пластинки отсутствуют, некоторые погнуты или незначительно повреждены.

Literatur: Schliemann 1874. Taf. 201.
Nr. 3600c; Schmidt 1902. S. 232. No. 5873;
Born, Völling 2006.

Литература: Schliemann 1874. Taf. 204, 206; Schmidt 1902. S. 233.
No. 5876; Beilage I unten; Tolstikow, Treister 1996. S. 42ff. Nr. 11.

A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.

Diadem aus einem langen, schmalen Stirnband, das zum Festbinden
am Hinterkopf an den Enden je drei Löcher aufweist. In der Mitte sind
50 Gehänge aus rhombischen Plättchen befestigt, die miteinander
durch eine horizontal geführte Kette verbundenen sind und in idolförmigen Anhängern enden. Sie werden seitlich von je sieben längeren Gehängen mit entsprechenden Plättchen und Anhängern flankiert. Einige Plättchen fehlen, einige sind verbogen oder leicht beschädigt.
Literatur: Schliemann 1874. Taf. 204, 206; Schmidt 1902. S. 233. No. 5876;
Beilage I unten; Tolstikow, Treister 1996. S. 42ff. Nr. 11.

V. P. T., A. Hä.

А. Хэн.

135.1.18

434

435

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

135.1.23. Гривна

135.1.23. Halsring

Золото
Наибольший диаметр 7,1 см
ГМИИ, инв. № Аар 76. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Sch 5942

Gold
max. Dm. 7,1 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 76. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 5942

Spiralförmig zusammengelegter tordierter
Halsring mit hakenförmigen sich verjüngenden Enden. Teilweise beschädigt.

Гривна из перекрученной по спирали проволоки с тонкими крючкообразными концами. Частично повреждена.

Literatur: Schliemann 1874. Taf. 195. Nr. 3508;
Schmidt 1902. S. 235. No. 5942. Beilage II;
Tolstikow, Treister 1996. S. 78. Nr. 77.

Литература: Schliemann 1874. Taf. 195.
Nr. 3508; Schmidt 1902. S. 235. No. 5942.
Beilage II; Tolstikow, Treister 1996. S. 78. Nr. 77.

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.
135.1.23

135.1.20

135.1.21

135.1.20. Две серьги

135.1.20. Zwei Ohrgehänge

Золото
Высота корзиночек 1,24 и 1,16 см; ширина
корзиночек 1,26 и 1,22 см; глубина корзиночек
0,67 см; длина отдельных цепочек
с подвесками 6,7 см
ГМИИ, инв. № Аар 14, Аар 15. Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Sch 5880, 5881

Gold

Корзиночки спаяны из семнадцати вертикальных проволочек, одна из которых
расположена в центре и по ширине больше остальных; центральный элемент переходит в дужку. К корзиночкам крепятся
кольцами шесть соединенных между собой цепочек из трубочек и отдельных звеньев; каждая цепочка завершается антропоморфной подвеской. У одной из серег (инв. № Sch 5881) отсутствует одно
звено, некоторые подвески повреждены
или погнуты.

H. Körbchen 1,24 und 1,16 cm; B. Körbchen 1,26
und 1,22 cm; T. Körbchen 0,67 cm; L. Ketten mit
Anhängern je 6,7 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 14 und Aap 15.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. Sch 5880, 5881

135.1.22

135.1.24. Четыре низки бусин

135.1.24. Vier Perlenschnüre

Золото
Длина 36,2–37,5 см
ГМИИ, инв. № Аар 80, 82–84. Входят в число перемещенных в
результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Sch 5946, 5948–5950

Gold
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 80, 82–84. Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF
Berlin, Inv. Nr. Sch 5946, 5948–5950

Низки бус и пронизей: частично профилированные шарики, диски, профилированные трубочки и цилиндры, а также спиральные кольца.

Literatur: Schliemann 1874. Taf. 207–208; Schmidt 1902. S. 235f. No. 5943–
5966; Tolstikow, Treister 1996. S. 90ff.

Schnüre mit Perlen und Schiebern, teilweise profilierten Kugeln,
Scheiben, profilierten Röhrchen und Zylindern sowie Spiralringen.

V. P. T., A. Hä.

Литература: Schliemann 1874. Taf. 207–208; Schmidt 1902. S. 235f.
No. 5943–5966; Tolstikow, Treister 1996. S. 90ff.

В. П. Т., А. Хэн.

Körbchen aus jeweils 17 zusammengelöteten Drähten, deren verdickter mittlerer Draht
in einen Befestigungshaken übergeht. An
den Körbchen sind mit Ringen je sechs untereinander verbundene Gehänge aus Röhrchen
und Kettengliedern befestigt, die in anthropomorphen Anhängern enden. Bei Sch 5881
fehlt ein Kettenglied, einige Anhänger sind
beschädigt oder verbogen.
Literatur: Schliemann 1874. Taf. 204, 209;
Schmidt 1902. S. 234. No. 5880, 5881; Beilage II;
Tolstikow, Treister 1996. S. 51. Nr. 15, 16.

V. P. T., A. Hä.

Литература: Schliemann 1874. Taf. 204, 209;
Schmidt 1902. S. 234. No. 5880, 5881; Beilage II;
Tolstikow, Treister 1996. S. 51. Nr. 15, 16.

В. П. Т., А. Хэн.
135.1.22

135.1.21. Браслет

135.1.21. Armband

Золото
Диаметр 6,1 см
ГМИИ, инв. № Аар 73. Входит в число перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № Sch 5939

Gold
Dm. 6,1 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 73. Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. Sch 5939

Браслет замкнутый, спаянный из четырех проволочных колец,
из которых два наружных — гладкие, два внутренних — из крученой проволоки.

Geschlossenes Armband aus vier zusammengelöteten Drähten, die
beiden äußeren sind glatt, die inneren tordiert.

Литература: Schliemann 1874. Taf. 195. Nr. 3505; Schmidt 1902. S. 235.
No. 5939; Tolstikow, Treister 1996. S. 77. Nr. 74.

Literatur: Schliemann 1874. Taf. 195. Nr. 3505; Schmidt 1902. S. 235.
No. 5939; Tolstikow, Treister 1996. S. 77. Nr. 74.

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.
135.1.22. Две гривны

135.1.22. Zwei Halsringe

Золото
Диаметр 7,4–8,3 см
ГМИИ, инв. № Аар 74, Аар 75. Входят в число перемещенных
в результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Sch 5940, 5941

Gold
Dm. zwischen 7,4 und 8,3 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 74 und Aar 75. Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 5940, 5941

Кольца из скрученной спиралью проволоки круглого сечения.
Концы загнуты в крючки и завершаются коническим утолщением.

Rundstabige, spiralförmig zusammengedrehte Ringe. Die Enden sind
jeweils hakenförmig gebogen und laufen in konischen Verdickungen
aus.

Литература: Schliemann 1874. Taf. 195. Nr. 3507; Schmidt 1902. S. 235.
No. 5940, 5941; Beilage II; Tolstikow, Treister 1996. S. 77. Nr. 75.76.

Literatur: Schliemann 1874. Taf. 195. Nr. 3507; Schmidt 1902. S. 235.
No. 5940, 5941; Beilage II; Tolstikow, Treister 1996. S. 77. Nr. 75.76.

В. П. Т., А. Хэн.

V. P. T., A. Hä.

436

135.1.24

437

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

135.1.25. Шесть слитков

135.1.25. Sechs Barren

135.3.1. Топор-молот

135.3.1. Axthammer

Серебро
Длина 18,4–21,6 см; ширина
3–52 см
ГЭ, инв. № ПБ 49. Входят в число
перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Sch 5967–1972

Silber
L. 18,4–21,6 cm; B. 3–52 cm
GE Inv. Nr. PB 49. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. Sch 5967–5972

Камень (нефритоид?)
Длина 25,9 см; ширина 5,8 см;
диаметр проушины 2,4 см
ГМИИ, инв. № Аар 165. Входит в
число перемещенных в результате
войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № Sch 6055

Stein (Nephritoid?)
L. 25,9 cm; B. 5,8 cm; Dm. Schaftloch
2,4 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 165.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 6055

Sechs bandförmige Barren, jeweils ein Ende gerundet, das andere sichelförmig eingeschnitten.
Auf der Oberfläche Hammerspuren. Oberfläche korrodiert.

Шесть слитков в виде «языка»,
один из концов которого закруглен, другой с серповидным вырезом. На поверхности
следы от молота. Поверхность
корродирована.

Literatur: Schliemann 1874. Taf. 200;
Schmidt 1902. S. 236. No. 5967–
5972; Шлиман. Петербург. Троя
1998. С. 231. № 104; Romer, Born
2009. S. 24f. Fig. 1, 3, 4.

Литература: Schliemann 1874.
Taf. 200; Schmidt 1902. S. 236.
No. 5967–5972; Шлиман. Петербург.
Троя 1998. С. 231. № 104; Romer,
Born 2009. S. 24f. Fig. 1, 3, 4.

V. P. T., A. Hä.

Axt mit einem Hammerende und
einem senkrecht zum Schaftloch
Топор с обухом и лезвием, перstehenden Schneidenende. Das
пендикулярным по отношеSchaftloch wird von einer Zier
нию к втулке. Проушина орнаaus drei Buckelreihen umgeben
ментирована тремя выступаund durch jeweils drei umlauющими над поверхностью по135.3.1
ясками из выпуклых шишечек, отделенными друг от друга fende Rippen flankiert. Glänzend poliert, dunkelgrün.
выделенными ребрами. Поверхность блестящая, полированная, Literatur: Schmidt 1902. S. 242. No. 6055; Tolstikow, Treister 1996. S. 149.
цвет темно-зеленый.
Nr. 166.
Литература: Schmidt 1902. S. 242. No. 6055; Tolstikow, Treister 1996.
S. 149. Nr. 166.

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.

В. П. Т., А. Хэн.

135.1.25

135.2. Клад F

135.2. Schatzfund F

Обнаружен, очевидно, в одной из ниш в стене, «неподалеку от
северо-западного края „царского дома“». Бронзовые изделия
спеклись, золотые браслеты находились в бронзовом сосуде,
остальные золотые украшения — отдельной группой. В момент
обнаружения были покрыты белым порошком. Многочисленные предметы, перечисленные Шлиманом, не попали в берлинское собрание.
Последняя треть III тыс. до н. э.
На выставке представлен самый красивый объект из этой находки — золотой браслет.

1878 „unweit der Nordwestecke des ‚Königshauses’“ offenbar in einer
Wandnische gefunden. Die Bronzen waren zusammengeschmolzen,
die goldenen Armbänder lagen in dem Bronzegefäß, weiterer Goldschmuck in dem Depot. Sie waren von einem weißen Pulver umgeben. Zahlreiche von Schliemann aufgezählte Gegenstände gelangten
nicht in die Berliner Sammlung.
Letztes Drittel des 3. Jahrtausends v. Chr.
In der Ausstellung wird nur das schönste Objekt aus diesem Fund, das
goldene Armband gezeigt.

Литература: Schliemann 1881. S. 62, 552ff.; Tolstikow, Treister 1996. S. 113ff.

A. Hä.

Literatur: Schliemann 1881. S. 62, 552ff.; Tolstikow, Treister 1996. S. 113ff.

А. Хэн.
135.2.1. Браслет

135.2.1. Armband

Золото
Длина 9 см; ширина 2,6 см
ГМИИ, инв. № Аар 122. Входит в
число перемещенных в результате
войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № Sch 6003

Gold
L. 9 cm; B. 2,6 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 122.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 6003

Широкая пластина, обрамленная напаянными ободками из
проволоки круглого сечения.
Поверхность украшена орнаментом в виде напаянных в
два ряда очковидных спиралей из тонкой проволоки. Блоки спиралей прерываются четырьмя наклонными рядами
из трех розеток в каждом. Местами погнут, в одном месте
разрыв.

135.2.1

Breites Band, an den Rändern
jeweils an stabilisierende Drahtringe festgelötet. Flächige Verzierung durch Reihen von kleinen brillenförmigen Doppelspiralen, unterbrochen durch vier
Querreihen mit jeweils drei Rosetten. Verbogen und an einer
Stelle eingerissen.
Literatur: Schliemann 1878.
Taf. 23,1; Schmidt 1902. S. 239.
No. 6003. Beilage II; Tolstikow,
Treister 1996. S. 114f. Nr. 123.

Литература: Schliemann 1878.
Taf. 23,1; Schmidt 1902. S. 239.
No. 6003. Beilage II; Tolstikow,
Treister 1996. S. 114f. Nr. 123.

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.
135.2.1, деталь / Detail

135.3. Клад L

135.3. Schatzfund L

Обнаружен в 1890 на значительном расстоянии от прочих находок того же времени в нише кирпичной стены толстой кладки,
ниже уровня пола. Состоит из каменных орудий.
Последняя треть III тыс. до н. э.
На выставке и в каталоге представлены лишь отдельные предметы, входившие в состав клада.

1890, weit entfernt von den übrigen Schatzfunden der Periode, wurde das Ensemble von Steingeräten in der Nische einer dicken Lehmziegelmauer unter Fußbodenniveau entdeckt.
Letztes Drittel des 3. Jahrtausends v. Chr.
In der Ausstellung und in der folgenden Aufzählung sind nur einige
Teile des Schatzes vertreten.

Литература: Schmidt 1902. S. 243ff.; Tolstikow, Treister 1996. S. 147ff.,
222ff.

Literatur: Schmidt 1902. S. 243ff.; Tolstikow, Treister 1996. S. 147ff., 222ff.

135.3.2. Топор-молот

135.3.2. Axthammer

Камень (лазурит)
Длина 27,8 см; ширина 7,2 см;
диаметр проушины 3,3 см
ГМИИ, инв. № Аар 168. Входит в
число перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Sch 6058

Stein (Lasurith)
L. 27,8 cm; B. 7,2 cm; Dm. Schaftloch
3,3 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 168.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 6058

Axt mit einem Hammerende und
einem senkrecht zum Schaftloch
stehenden Schneidenende. Das
Топор с обухом и лезвием, перSchaftloch wird von einer Zier
пендикулярным по отношеaus drei Buckelreihen umgeben
нию к втулке. Проушина орнаund durch jeweils drei umlauментирована тремя выступаfende Rippen flankiert. Zwischen
ющими над поверхностью по135.3.2
ясками из выпуклых шишечек, отделенными друг от друга diesen sind umlaufende Schrägkerben angebracht. An den Zierbuрельефными ребрами. Поверхность поясков украшена орнамен- ckeln haben sich winzige Reste der Goldauflage, die Teile der Axt urтом типа «елочка», выполненным тонкими косыми насечками. sprünglich bedeckte, erhalten. In drei Teile zerbrochen und geklebt,
На выпуклых шишечках сохранились следы позолоты. Разбит на zahlreiche Beschädigungen und Absplitterungen. Blau-braun gebänтри части и склеен; многочисленные повреждения и сколы. Цвет dert.
сине-коричневый, с полосами.
Literatur: Schmidt 1902. S. 242. No. 6058; Tolstikow, Treister 1996. S. 149.
Литература: Schmidt 1902. S. 242. No. 6058; Tolstikow, Treister 1996.
S. 149. Nr. 169.

Nr. 169.

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.
135.3.3. Два навершия

135.3.3. Zwei Knäufe

Камень (горный хрусталь)
Высота 4,4 и 4,3 см; диаметр
от 0,7 до 0,98 см
ГМИИ, инв. № Аар 173, 174. Входят
в число перемещенных в
результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № Sch 6063, 6064

Stein (Bergkristall)
H. 4,4 und 4,3 cm; Dm. 5,3
und 4,6 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 173, 174.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 6063, 6064

Zwei Knaufenden von Schwertgriffen oder anderen Geräten mit
halbkugeligem Kopf und zylindrischem Schaft, in den jeweils
eine Höhlung zur Aufnahme eines Einsatzes gebohrt wurde.
Zwei gegenständige Stiftlöcher
dienten zu dessen Fixierung.
Durchsichtig und fein poliert, besonders Sch 6063 weist Sprünge
und Absplitterungen auf.

Два навершия рукояти меча
или иного орудия с полусферической головкой и цилиндрическим туловищем, в котором
выбрано отверстие для крепления. Два противостоящих
отверстия предназначены для
фиксации. Поверхность прозрачная, полированная; отдель135.3.3
ные трещины и сколы, особенно у одного из наверший (инв. № Sch Literatur: Schmidt 1902. S. 243. No. 6059–6064; Tolstikow, Treister 1996.
6063).
S. 155. Nr. 174, 175.
Литература: Schmidt 1902. S. 243. No. 6059–6064; Tolstikow, Treister 1996.
S. 155. Nr. 174, 175.

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.

A. Hä.

А. Хэн.

438

439

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

135.3.4. Три линзы

135.3.4. Drei Linsen

Камень (горный хрусталь)
Диаметр 2,35–2,48 см; высота 0,7–0,98 см
ГМИИ, инв. № Аар 212, 213, 215, 216. Входят
в число перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № Sch 6102, 6103, 6105, 6106

Stein (Bergkristall)
Dm. zwischen 2,35 und 2,48 cm; H. zwischen 0,7
und 0,98 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 212, 213, 215, 216
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv.
Nr. Sch 6102, 6103, 6105, 6106

Конические линзы с плоской нижней частью. По краям сколы, одна из линз была,
очевидно, в древности расколота на два
фрагмента, отличающихся друг от друга
по цвету. Поверхность прозрачная, полированная, в отдельных местах следы окислов бронзы.

Konische Linsen mit flacher Unterseite. Die
Ränder weisen Absplitterungen auf, eine
Linse ist offenbar antik in zwei Stücke zerbrochen, da diese unterschiedliche Färbungen
aufweisen. Durchsichtig und poliert, durch
anhaftende Bronzeoxide verschmutzt.
Literatur: Schmidt 1902. S. 243. No. 6065–6106;
Tolstikow, Treister 1996. S. 168ff. Nr. 213, 214,
216, 217.

Литература: Schmidt 1902. S. 243. No. 6065–
6106; Tolstikow, Treister 1996. S. 168ff. Nr. 213,
214, 216, 217.

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.
135.3.4

135.4. Троя, клад О

135.4. Troja, Schatzfund O

В 1878 были обнаружены две золотые булавки, находившиеся за
пределами троянской крепостной стены.
Находки датируются последней четвертью III тыс. до н. э.
На выставке и в каталоге из двух булавок представлена только
одна, отличающаяся большей выразительностью и тонкостью
работы.

Zwei goldene Nadeln wurden 1878 außerhalb der Umfassungsmauer
der Zitadelle von Troja gefunden.
Letztes Viertel 3. Jahrtausend v. Chr.
In der Ausstellung und in der folgenden Aufzählung wird nur die
prächtigere der beiden Nadeln angeführt.

Литература: Schliemann 1881. S. 544; Tolstikow, Treister 1996. S. 181ff.

A. Hä.

Literatur: Schliemann 1881. S. 544; Tolstikow, Treister 1996. S. 181ff.

А. Хэн.
135.4.1. Булавка

135.4.1. Ziernadel

Золото
Высота 6,98 см; ширина 3,65 см
ГМИИ, инв. № Аар 239. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Sch 6133

Gold
H. 6,98 cm; B. 3,65 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 239. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 6133

Nadel mit rundstabigem, zugespitztem Schaft,
dessen oberes Ende umgebogen und an eine
Platte angelötet ist, die durch Randleisten
eingefasst wird, welche an den unteren
Ecken in Spiralen auslaufen. Auf der Platte
sind sechs winzige Gefäße mit breitem Rand,
dünnem Hals, bauchigem Körper und bauchständigem Henkel aufgelötet. Das Mittelfeld
der Platte ist auf der Schauseite durch vertikale Leisten in vier Zonen gegliedert, in denen jeweils übereinander stehende doppelte
Brillenspiraldrähte befestigt sind.

Булавка с круглым в сечении стержнем, заостренным на нижнем конце и увенчанным пластиной-щитком, оконтуренным напаянными проволочками; поверх нижнего
края пластины напаяна проволочка, концы
которой скручены в спирали-волюты. Верхняя грань щитка украшена шестью миниатюрными сосудами с тонким горлом, округлым туловом и двумя профилированными ручками. Лицевая сторона пластины
разделена с помощью напаянных проволочек на четыре вертикальные зоны, каждая
из которых украшена орнаментом в виде
семи двойных очковидных спиралей, расположенных одна над другой.

Literatur: Schliemann 1881. S. 544. Nr. 834;
Schmidt 1902. S. 245. No. 6133; Tolstikow, Treister
1996. S. 182. Nr. 239.

мора. Все они имеют иную культурную отнесенность, поскольку
обладают сходством с некоторыми формами так называемых
кикладских идолов, относящихся к культуре эгейских островов.
До сих пор остается не вполне ясным, являются ли они изображением конкретных божеств, духов-защитников или условным
изображением реально существовавших лиц, или амулетом,
или символическим предметом, предназначавшимся для жертвоприношения.

lungen von Gottheiten oder Schutzgeistern, sind es Substitute für
existierende Personen oder Amulette und Opfergaben?
A. Hä.

А. Хэн.
135.5. Женский идол

135.5. Weibliche Figur

Свинец
Высота 6,95 см; ширина 1,85 см; глубина 18 см
ГМИИ, инв. № Аар 258. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Sch 6446
Вторая половина III тыс. до н. э.

Blei
H. 6,95 cm; B. 1,85 cm; T. 0,18 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 258. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 6446
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

In Halbform gegossene Figur, Vorderseite reliefiert, Rückseite flach. Schmuckelemente
sind die Lockenfrisur, Ohrgehänge, Halsringe
und Perlenschnur. Brüste, Nabel und Schamdreieck sind plastisch gestaltet, die Arme
sind angewinkelt und auf den Oberkörper
gelegt, die Beine stehen eng zusammen. Im
Taillen- und Kniebereich Spuren von Lötung
mit Blei.

Фигура, отлитая в односторонней форме,
лицевая сторона рельефная, тыльная сторона гладкая. К украшающим элементам
относятся локоны, серьги и бусы. Формы
женского тела подчеркнуты пластическими элементами, обозначающими грудь,
пупок и генитальный треугольник, руки
согнуты в локте и прижаты к груди, ноги
плотно сдвинуты. В области талии и колен
следы пайки свинцом.

Literatur: Schliemann 1881. S. 380. Nr. 226;
Schmidt 1902. S. 255. No. 6446; Tolstikow, Treister
1996. S. 194. Nr. 258.

Литература: Schliemann 1881. S. 380. Nr. 226;
Schmidt 1902. S. 255. No. 6446; Tolstikow, Treister
1996. S. 194. Nr. 258.

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.

135.5

135.6. Идол

135.6. Stabidol

Камень полированный
Высота 8,3 см; ширина 1,9 см, толщина 0,6 см
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 8656-64/4
Вторая половина III тыс. до н. э. — первая
половина II тыс. до н. э.

Felsgestein, poliert
H. 8,3 cm; B. 1,9 cm; D. 0,6 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 8656-64/4
2. Hälfte 3. bis 1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Stabförmig, Kopf durch zwei Querkerben
vom Körper abgesetzt, Spitze gerundet.

Фигура имеет вытянутую форму бруска,
голова отделена от туловища двумя поперечными насечками, конец закруглен.

Literatur: Schliemann 1881. S. 493; Schmidt
1902. S. 301. No. 8656–8664.

Литература: Schliemann 1881. S. 493; Schmidt
1902. S. 301. No. 8656–8664.

A. Hä.

А. Хэн.

V. P. T., A. Hä.

Литература: Schliemann 1881. S. 544. Nr. 834;
Schmidt 1902. S. 245. No. 6133; Tolstikow, Treister
1996. S. 182. Nr. 239.

В. П. Т., А. Хэн.

135.6
135.4.1

135.5–135.8. Антропоморфное фигуративное
искусство Трои

135.5–135.8. Anthropomorphe Figuralkunst
aus Troja

В культурных слоях Трои, относящихся к эпохе ранней бронзы,
был обнаружен ряд предметов, которые в большей или меньшей степени могут быть отнесены к стилизованным антропоморфным формам. Один из идолов (кат. 135.5) имеет отчетливые признаки женской фигуры со сложным головным и шейным
украшением. Формы для отливки такого рода фигур были найдены в шумерском городе Зимбир (Тель-Абу-Хабба), где был
распространен культ богини Иштар, из чего можно предположить, что такие фигурки могли попадать в Трою из Междуречья.
Наряду с этим среди данных объектов присутствует другой тип
идолов, отличающихся условной, абстрактной формой и выполненных в основном из полированного камня, чаще всего из мра-

In den frühbronzezeitlichen Schichten von Troja wurde eine Reihe von
Gegenständen gefunden, die mehr oder weniger stark stilisiert
menschlichen Formen nachempfunden sind. Eines dieser Idole (Kat.
Nr. 135.5) ist deutlich als weibliche Gestalt mit aufwändigem Kopfund Halsschmuck zu erkennen. Gussformen für solche Figuren fanden sich in der sumerischen Stadt Zimbir (Tell Abu Habbah), in der die
Göttin Ishtar verehrt wurde. Ein Import aus dem Zweistromland nach
Troja ist damit wahrscheinlich.
Die sehr stark abstrahierten Idole aus poliertem Stein, häufig Marmor, besitzen dagegen eine andere kulturelle Orientierung. Sie ähneln einigen Ausprägungen der so genannten Kykladenidole der
ägäischen Inselwelt. Ihre Bedeutung ist umstritten: Sind es Darstel-

440

135.7. Скрипичный идол

135.7. Violinidol

Мрамор полированный
Высота 9,3 см; ширина 6,6 см, толщина 0,9 см
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 7438-7512/1
Вторая половина III тыс. до н. э.

Marmor, poliert
H. 9,3 cm; B. 6,6 cm; T. 0,9 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 7438–7512/1
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

Плоский идол с закругленными верхней и
нижней частями. По краям центральной
части дугообразные выборки, благодаря
которым фигура разделяется на две — голову и туловище.

Flaches Idol mit abgerundetem Ober- und
Unterteil, in der Mitte durch halbmondförmige Einfräsungen in Kopf und Körper gegliedert.
Literatur: Schliemann 1881. S. 264; Schmidt
1902. S. 279. No. 7438–7512.

Литература: Schliemann 1881. S. 264; Schmidt
1902. S. 279. No. 7438–7512.

A. Hä.

А. Хэн.

135.7

441

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

Interkulturelle Beziehungen. Handelswege und Migrationen

135.8. Идол с руками

135.8. Ärmchenidol

Трахитовый камень
Высота 22,1 см; ширина 14,3 см; глубина 5,9 см
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 7575
Вторая половина III тыс. до н. э.

Trachytgestein
H. 22,1 cm; B. 14,3 cm; T. 5,9 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 7575
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

Идол выпукло-вогнутой формы с закругленными верхней и нижней частями, обозначенной шеей и заостренными ручками.
Поверхность неотделанная, пористая.

Brettförmiges Idol mit abgerundetem Oberund Unterteil, Halsbildung und spitz zulaufenden Armstummeln. Oberfläche rau und
porös.

Литература: Schliemann 1881. S. 375. Nr. 201;
Schmidt 1902. S. 280. No. 7575.

Literatur: Schliemann 1881. S. 375. Nr. 201;
Schmidt 1902. S. 280. No. 7575.

А. Хэн.

A. Hä.

Проволоки, свернутые в комок, с круглым
или плоским поперечным сечением. Заготовки, которые, вероятно, предназначались для дальнейшего использования.
Цвет темной бронзы; поверхность местами гладкая, местами корродированная.

Zusammengerollte Drähte mit rundem oder
flachem Querschnitt. Halbfabrikate, die zur
Weiterverarbeitung verwendet werden konnten. Dunkelbronzefarben, teils glatt, teils
korrodiert.
Literatur: Schmidt 1902. S. 255. No. 6438, 6439,
6441–6443; Götze 1902. S. 363. Fig. 305;
Шлиман. Петербург. Троя 1998. С. 233.
№ 161–165.

Литература: Schmidt 1902. S. 255. No. 6438,
6439, 6441–6443; Götze 1902. S. 363. Fig. 305;
Шлиман. Петербург. Троя 1998. С. 233. № 161–
165.

A. Hä.

А. Хэн.

135.8
135.11

135.9–135.17. Культурные слои Трои эпохи ранней
бронзы

135.9–135.17. Die frühbronzezeitlichen Schichten von
Troja

В поисках легендарного города царя Приама Генрих Шлиман обследовал множество культурных слоев, в том числе относящиеся к
самым ранним этапам строительства Трои, и дошел до слоев эпохи
ранней бронзы. Здесь Шлиман обнаружил ценные находки (кат.
135.1–135.4), а также сооружения дворцового типа, на основании
чего он пришел к заключению, что это и есть гомеровская Троя. По
его мнению, в пользу этой теории говорили и найденные им драгоценные сосуды, в частности двуручные кубки, поскольку именно
из таких кубков, согласно Гомеру, пили герои Трои.
Некоторые из троянских сосудов эпохи ранней бронзы имеют антропоморфные и зооморфные формы. Вероятно, они использовались для ритуальных обрядов, хотя отдельные образцы были
обнаружены и в жилых домах. Многочисленные бронзовые
предметы, найденные на месте поселения, обнаруживают сходство с предметами, входившими в состав кладов.

Heinrich Schliemann stieß auf der Suche nach der sagenhaften Stadt
des Königs Priamos durch viele jüngere Bauphasen Trojas bis in die
Ablagerungen vor, die in der frühen Bronzezeit entstanden sind. Hier
entdeckte er kostbare Schatzfunde (vgl. Kat. Nr. 135.1–4) und palastähnliche Gebäude, die er als Beleg dafür sah, das homerische Troja
entdeckt zu haben. Auch die besonders qualitätvollen Gefäße, besonders die zweihenkligen Becher, führte er zur Stützung seiner Theorie an, sollen es doch zweihenklige Becher gewesen sein, aus denen
laut Homer die trojanischen Helden einst getrunken haben.
Einge der frühbronzezeitlichen Gefäße aus Troja besitzen die Form
eines Menschen oder eines Tieres. Sie fanden vermutlich im Rahmen
kultischer Zeremonien Verwendung, wurden aber auch in Wohnhäusern entdeckt. Aus der Siedlung stammen auch zahlreiche Bronzegegenstände, die denen aus den Schatzfunden ähneln.
A. Hä.

135.12. Сосуд антропоморфный

135.12. Anthropomorphes Gefäß

Глина
Высота 11,3 см; диаметр устья 7,7 см
ГИМ, инв. № А2017/146. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Sch 1069
Вторая половина III тыс. до н. э.

Keramik
H. 11,3 cm; Mündungsdm. 7,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. A 2060/146. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 1069
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

Gefäß mit ausladendem Rand und Gesichtsbildung durch Augen, Nase und Ohren im
Oberteil. Auf dem bauchigen Unterteil sind
erhobene zipfelförmige Arme, Brüste und ein
Nabel zu erkennen. Zusammengesetzt und
ergänzt, Ton graubraun, Oberfläche rau.

Сосуд с широким венчиком и обозначенными в верхней части элементами лица
(глаза, нос, уши). На округлом тулове
можно различить руки, грудь и пупок. Составлен из отдельных фрагментов, дополнен вставками. Глина серо-коричневая,
поверхность шероховатая.

Literatur: Schmidt 1902. S. 49. No. 1066–1069.

A. Hä., E. I.

Литература: Schmidt 1902. S. 49. No. 1066–1069.

А. Хэн., Э. И.

А. Хэн.

135.12

135.9. Черешковый кинжал

135.9. Griffangeldoch

Бронза
Длина 33,5 см; ширина 0,9 см
ГЭ, инв. № ПБ 43. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Sch 6148

Bronze
L. 33,5 cm; B. 0,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 43. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 6148

Angel oben umgebogen, auf der Klinge zwei
längliche Schlitze, Klingenquerschnitt rhombenförmig, Ränder bestoßen. Bei Auffindung
durchgeglüht, graugrün, rau.

Верхний конец черешка загнут, на клинке
два сквозных отверстия продолговатой
135.9
формы. Сечение клинка ромбовидное, края прокованы. Прого- Literatur: Schmidt 1902. S. 249. No. 6148; Шлиман. Петербург. Троя 1998.
рел насквозь; цвет серо-зеленый.
С. 230 и след. № 114.
Литература: Schmidt 1902. S. 249. No. 6148; Шлиман. Петербург. Троя
1998. С. 230 и след. № 114.

A. Hä.

А. Хэн.

135.13. Сосуд антропоморфный
с «лицевой» крышкой

135.13. Anthropomorphes Gefäß mit
Stülpdeckel

Глина
Высота сосуда 10,5 см; диаметр устья 4 см,
высота крышки 8,5 см
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 1080, 1083
Вторая половина III тыс. до н. э.

Keramik
H. Gefäß 10,5 cm; Mdm. 4 cm; H. Deckel 8,5 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 1080, 1083
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

Gefäß mit kurzem Hals und gedrungenem
Köper, der durch armförmige Henkel, Brüste
und Nabel als menschenförmig charakterisiert wird. Das Gesicht der Figur wird durch
den über den Hals gestülpten Zipfeldeckel
durch Augen, Nase und Ohren wiedergegeben. Braun, geglättet, fein gemagert.

Сосуд с коротким горлом и приземистым
туловом. Сочетание формы ручек с пластическими элементами, обозначающими
грудь и пупок, придает сосуду характерные
антропоморфные черты. Лицо, составленное из глаз, носа и ушей, отнесено к области островерхой крышки. Поверхность коричневая, лощеная; отощитель тонкий.

Literatur: Schmidt 1902. S. 50. No. 1080, 1083.

A. Hä.

Литература: Schmidt 1902. S. 50. No. 1080, 1083.

135.10. Три долота

135.10. Drei Punzen

Бронза
Длина 10,7–16,6 см
ГЭ, инв. № ПБ 30–32. Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Sch 6228–6230

Bronze
L. 10,7–16,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 30–32.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. Sch 6228–6230

Четырехгранные долота, продолговатые,
узкие. Верхний конец острый, нижний
раскован в направлении лезвия. Цвет темной бронзы, поверхность гладкая.

Vierkantige Punzen, lang und schmal, oberes
Ende spitz, unteres zur Schneide ausgehämmert. Dunkelbronzefarben, glatt.
Literatur: Schmidt 1902. S. 251. No. 6220–6230;
Götze 1902. S. 348. Fig. 271; Шлиман. Петербург.
Троя 1998. С. 232. № 134, 137, 138.

135.10

Литература: Schmidt 1902. S. 251. No. 6220–6230; Götze 1902. S. 348.
Fig. 271; Шлиман. Петербург. Троя 1998. С. 232. № 134, 137, 138.

A. Hä.

А. Хэн.
135.11. Пять проволок

135.11. Fünf Drähte

Бронза
Диаметр проволоки 0,25–068 см; ширина плоской проволоки 0,58 см
ГЭ, инв. № ПБ 91–95. Входят в число перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № Sch. 6438,
6439, 6441–6443

Bronze
D. 0,25–068 cm; L. 0,58 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 91–95.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 6438, 6439,
6441–6443

442

А. Хэн.
135.13

135.14. Аск в виде животного (кабана?)

135.14. Askos in Tiergestalt (Eber?)

Глина
Высота 22 см; длина 21 см
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 608
Вторая половина III тыс. до н. э.

Keramik
H. 22 cm; L. 21 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 608
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

Сосуд с высоким узким горлом, округлым
продолговатым туловом и тремя опорными ножками. Верхнее расположение ручки, которая идет от устья к спинке. На одном конце тулова, под «носиком», размещен декоративный пластический элемент,
напоминающий поросячий хвостик, на
противоположном конце тулова находится голова с острой мордой и глазами на
выкате. Поверхность серая, лощеная; отощитель тонкий.

Kanne mit hohem, schmalem Hals, bauchigem, länglichem Körper und drei Standfüßchen. Ein Henkel führt von der Mündung zum
Rücken. Auf dem unter dem Ausguss befindlichen Ende des Körpers ist eine plastische
Verzierung ähnlich eines Schweineschwänzchens angebracht, auf dem gegenüberliegenden Ende befindet sich der Kopf mit spitzer Schnauze und vorgewölbten Augen.
Grau, poliert, fein gemagert.
Literatur: Schliemann 1884. S. 144. Nr. 55;
Schmidt 1902. S. 32. No. 608.

Литература: Schliemann 1884. S. 144. Nr. 55;
Schmidt 1902. S. 32. No. 608.

А. Хэн.

A. Hä.
135.14

443

Межплеменные связи. Торговые пути и миграции

135.15. Кубки двуручные
(«депас амфикипеллон»)

135.15. Zweihenklige Becher
(„Depas amphikypellon“)

Глина
Высота 14 и 23,5 см;
диаметр устья 6 и 8,8 см
ГЭ, инв. № ПБ 365, 372. Входят в
число перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Sch 2003, 2017
Вторая половина III тыс. до н. э.

Keramik
H. 14 und 23,5 cm;
Mdm. 6 und 8,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 365,
372. Kriegsbedingt verlagert. Bis
1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 2003,
2017
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

Trichterförmige Becher mit großen rundstabigen Henkeln, die
von der Mitte des Körpers zum
spitzen Boden führen. Hellbraun,
poliert, fein gemagert.

Воронкообразный сосуд с ручками круглого сечения, идущими от середины тулова к узкому дну. Поверхность светлосерая, лощеная; отощитель тонкий.
Литература: Schliemann 1881. S. 643.
Nr. 1302; Schmidt 1902. S. 89f.
No. 2003, 2017; Шлиман. Петербург.
Троя 1998. С. 234. № 171, 172.

Век кладов.
Воинство и власть
Zeitalter der Horte.
Kriegertum und Macht

Literatur: Schliemann 1881. S. 643.
Nr. 1302; Schmidt 1902. S. 89f.
No. 2003, 2017; Шлиман. Петербург.
Троя 1998. С. 234. № 171, 172.
135.15

A. Hä.

135.15

А. Хэн.
135.16. Трипод

135.16. Schnurösengefäß

Глина
Высота 12,5 см; диаметр устья 5,5 см
ГЭ, инв. № ПБ 395. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Sch 2294
Вторая половина III тыс. до н. э.

Keramik
H. 12,5 cm; Mdm. 5,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 395. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 2294
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

Gefäß mit Trichterhals, länglichem Körper
und drei Standfüßchen. Auf der Schulter gegenständige Knubben und breite Ösen. Verzierung durch punktgefüllte Bänder, auf dem
Hals horizontal, auf dem Körper vertikal angebracht. Die Vertiefungen der Zierzonen
waren ursprünglich zur besseren Sichtbarkeit
mit weißem Kalk inkrustiert. Braun, geglättet, fein gemagert.

Сосуд с воронкообразным горлом и шаровидным туловом на трех ножках. На плечиках — симметричные налепыи широкие
ручки-налепы. Поверхность орнаментирована «точечными» лентами — горизонтальными в области горла и вертикальными в области тулова. Изначально
углубления орнаментальных лент были
инкрустированы белой известью для
большей контрастности общего рисунка.
Поверхность коричневая, лощеная; отощитель тонкий.

Literatur: Schmidt 1902. S. 108. No. 2294;
Шлиман. Петербург. Троя 1998. С. 235. № 179.

A. Hä.

Литература: Schmidt 1902. S. 108. No. 2294;
Шлиман. Петербург. Троя 1998. С. 235. № 179.

А. Хэн.
135.16

135.17. Сосуд антропоморфный

135.17. Anthropomorphes Gefäß

Глина
Высота 32,5 см; диаметр устья 7,5 см
ГЭ, инв. № ПБ 383. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Sch 2172
Вторая половина III тыс. до н. э.

Keramik
H. 32,5 cm; Mdm. 7,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 383. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 2172
2. Hälfte 3. Jahrtausend v. Chr.

Gefäß mit zylindrischem engem Hals, bauchigem Körper und Rundboden. Auf dem Körper
zwei Buckel als Brüste, die Handhaben entsprechen erhobenen Armen. Über den Hals
dürfte ursprünglich noch ein Gesichtsdeckel
gestülpt worden sein.

Сосуд с цилиндрическим узким горлом,
округлым туловом и выпуклым дном. На
тулове — два налепа, обозначающие грудь;
держатели соответствуют поднятым рукам. Первоначально на горло, вероятно,
насаживалась крышка с изображением
«лица».

Literatur: Schmidt 1902. S. 98. No. 2172;
Шлиман. Петербург. Троя 1998. С. 235. № 177.

A. Hä.

Литература: Schmidt 1902. S. 98. No. 2172;
Шлиман. Петербург. Троя 1998. С. 235. № 177.

А. Хэн.

135.17

445

136. Троя, провинция Чанаккале, Турция

136. Troja, Prov. Çannakale, Türkei

Находки, обнаруженные Генрихом Шлиманом в ходе раскопок
1871–1890, а также в период между 1879 и 1891 и переданные
в собственность МПДИ, Берлин.

Aus den Ausgrabungen Heinrich Schliemanns 1871–1890, zwischen
1879 und 1891 dem Berliner Museum als Geschenk übereignet.

136.1–136.3. Производство металлических изделий
в Трое

136.1–136.3. Metallhandwerk in Troja

По имеющимся данным, в начале III тыс. до н. э. в Эгейском бассейне имелись укрепленные поселения, жители которых умели
обрабатывать металл. Уже в ранний период эгейского бронзового
века Троя была центром высокоразвитой металлургии. Вероятно,
здесь действовали одновременно несколько мастерских, изготавливавших самые разные предметы. Результаты раскопок показывают, что в таких центрах, как Троя, мастерские, связанные с металлическим промыслом, обрабатывали также драгоценные камни, слоновую кость и древесину. При этом, однако, невозможно со
всей определенностью сказать, существовала ли здесь своя специальная техника. Наряду с предметами, отливавшимися в литейных формах, к числу которых принадлежали различные виды оружия и орудий производства, среди находок встречаются и высокохудожественные ювелирные изделия тончайшей работы — например, диадема из «клада Приама» (клад А). В целом принято
считать, что поселения, в которых было развито металлическое
производство, находились с экономической точки зрения в более
выгодном положении и потому имели большее значение, чем
аналогичные поселения без металлического производства.

Seit dem frühen 3. Jahrtausend v. Chr. lassen sich in der Ägäis befestigte Siedlungen feststellen, in denen Metall verarbeitet wurde. Troja
gehört spätestens seit der Frühen Ägäischen Bronzezeit zu den Siedlungszentren mit einer besonders hoch entwickelten Metallurgie.
Wahrscheinlich wurden dort an mehreren gleichzeitigen Werkplätzen verschiedene Objekte produziert. Ausgrabungsbefunde weisen
darauf hin, dass in solchen Zentren wie Troja in den Metallwerkstätten auch andere Materialien wie Edelsteine, Elfenbein oder Holz verarbeitet wurden. Eine Spezialisierung auf bestimmte Arbeitstechniken ist jedoch schwer festzustellen. Neben in Gussformen gegossenen Gegenständen wie Waffen und Geräten lassen sich auch meisterhafte Feinschmiedeerzeugnisse wie die goldenen Diademe des
„Priamos- Schatzes“ (Schatz A) belegen. Generell geht man davon
aus, dass Siedlungen mit Metallproduktion einen ökonomischen Vorteil und daher eine größere Bedeutung inne hatten als vergleichbare
Ansiedlungen ohne Metallurgie.
B. N.

Б. Н.

136.3. Две литейные формы

136.3. Zwei Gussformen

Камень
Длина 10,1 см; ширина 6,4 см; высота 1,9 см
Длина 14,5 см; ширина 9,6 см; высота 1,9 см
МПДИ, Берлин, инв. № XIb 1264, Sch 6766
III–II тыс. до н. э.

Felsgestein
L. 10,1 cm; B. 6,4 cm; H. 1,9 cm
L. 14,5 cm; B. 9,6 cm; H. 1,9 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. XIb 1264 und Sch 6766
3.–2. Jahrtausend v. Chr.

Одна из форм сохранилась лишь частично, расколота на две части. Имеет серповидные углубления, а также углубление в
форме предмета с заостренным концом
(дротик?). Цвет коричнево-серый; поверхность гладкая, со следами огня.
Вторая форма была расколота в древности, затем восстановлена для последующего использования. Первоначально имела гнезда для отливки двух ножей и одного кинжала, после восстановления были
добавлены Т-образное и чашеобразное
гнезда. Цвет зелено-серый, поверхность
гладкая.

Die eine Form ist nicht mehr vollständig erhalten und in zwei Teile zerbrochen. Eingetieft sind die Umrisse von Sicheln und von
einem spitz zulaufenden Gegenstand (Bolzen?). Braungrau mit Brandflecken, glatt.
Die andere Form ist antik zerbrochen und anschließend zur Sekundärverwendung eingerichtet worden. Ursprünglich mit Gussrillen
für zwei Messer und einen Dolch ausgestattet, wurde nach dem Bruch noch eine T-förmige und eine schälchenförmige Vertiefung
eingeschnitten. Grüngrau, glatt.

136.3

Literatur: Schliemann 1881. S. 484. Nr. 602;
Schmidt 1902. S. 267. No. 6766.

Литература: Schliemann 1881. S. 484. Nr. 602;
Schmidt 1902. S. 267. No. 6766.

B. N.

Б. Н.
136.3

136.4, 136.5. Товарообмен в Трое

136.4, 136.5. Warenverkehr in Troja

Во многих домах Трои, а также в отдельных местах, прилегавших
к тайникам, где хранились сокровища, Шлиман обнаружил полированные камни разной формы и веса. Они служили гирями
для взвешивания товаров, ценность которых определялась в зависимости от их веса. В эпоху бронзы каменные гири использовались во многих местах Средиземноморья. Это дает основание
считать, что, вероятно, существовала единая мера весов, действовавшая за пределами отдельных регионов.
Немаловажную роль в товарообмене играли, судя по всему, так
называемые пряслица, которые нередко украшались орнаментами. Новейшие исследования показывают, что они использовались не только по прямому назначению, но выполняли помимо
этого функцию маркировки определенных товаров, к которым,
очевидно, привязывались в качестве своеобразного «знака качества». Рисунок орнамента сообщал получателю необходимые
сведения о поставляемом товаре.

In vielen Häusern der Siedlungsschichten von Troja und auch im Kontext einiger Schatzdepots fand Schliemann polierte Steine unterschiedlicher Form und Gewichtung. Sie dienten als Gewichte beim
Abwiegen von Waren, deren Wert nach ihrer Schwere bemessen wurde. Steingewichte wurden während der Bronzezeit im östlichen Mittelmeerraum vielerorts verwendet. Es muss von überregional gültigen Werteinheiten bei der Gewichtung ausgegangen werden.
Im Warenverkehr dürften auch die so genannten, oft reich verzierten
Spinnwirtel eine Rolle gespielt haben. Nach neuen Forschungen sollen sie nur teilweise tatsächlich zum Wollespinnen benutzt worden
sein. Sie besaßen wohl auch die Funktion einer Zeichen- oder Wertmarke, die bestimmten Warenlieferungen beigefügt, vermutlich an
diese angebunden wurde. Dem Strichmuster konnte der Kundige Informationen entnehmen, die sich auf die Warenlieferung bezogen.
A. Hä.

А. Хэн.
136.1. Два сопла

136.1. Zwei Blasebalgdüsen

Глина
Высота 6,6 и 5,5 см; диаметр 3,8 см
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 6785, 6781
III–II тыс. до н. э.

Keramik
H. 6,6 und 5,5 cm; Dm. je 3,8 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. 6785, 6781
3.–2. Jahrtausend v. Chr.

Кеглеобразные сопла с прямым основанием
и отверстием по центру острого конца. Цвет
светло-коричневый; поверхность плохо лощеная, с неровностями. Глиняные сопла укреплялись на кожаных мехах для раздувания
огня и предназначались для подачи воздуха.

Kegelförmige Düsen mit gerader Basis und zentralem Loch in der Spitze. Tondüsen waren an
dem ledernen Blasebalg befestigt und dienten
dazu, die Luft in die Glut des Schmiedefeuers
zu leiten. Hellbraun, schlecht geglättet, rau.
Literatur: Schliemann 1881. S. 650. Nr. 1338;
Schmidt 1902. S. 268. No. 6783–6798, 6781.

Литература: Schliemann 1881. S. 650. Nr. 1338;
Schmidt 1902. S. 268. No. 6783–6798, 6781.

B. N.

Б. Н.
136.2. Сосуд для литья металла — тигель

136.1

136.2. Schmelztiegel

Глина
Длина 13,9 см; ширина 10,9 см; высота 4,6 см
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 6817–22/4
III–II тыс. до н. э.

Keramik
L. 13,9 cm; B. 10,9 cm; H. 4,6 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 6817–22/4
3.–2. Jahrtausend v. Chr.

Овальная чаша со сливом, стенками неравномерной толщины и плоским дном. В зоне
устья частично закрыта. Более поздние следы
огня; поверхность неровная, шероховатая.

Ovales Schälchen mit Ausguss, ungleichmäßig dicker Wandung und flachem Boden, im
Mündungsbereich teilweise verziegelt. Sekundär schwarz verbrannt, Oberfläche unregelmäßig und rau.

Литература: Schliemann 1881. S. 622. Nr. 1197;
Schmidt 1902. S. 268. No. 6817–6822.

136.4. Drei Gewichte

Камень полированный
Гирька треугольная: высота 2,7 см;
ширина 2,6 см
Гирька продолговатая: высота 3,2 см;
ширина 2 см
Гирька прямоугольная: высота
7,7 см; ширина 6,9 см
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 8741,
XIb 1801, XIb 1018
III–II тыс. до н. э.

Stein, poliert
Dreieckig: H. 2,7 cm; B. 2,6 cm
Länglich: H. 3,2 cm; B. 2 cm
Quaderförmig: H. 7,7 cm; B. 6,9 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 8741, XIb
1801, XIb 1018
3.–2. Jahrtausend v. Chr.

Alle drei Gewichte bestehen aus
schwarzem, poliertem Stein und
sind an den Kanten abgerundet.
Die Gewichte betragen 43,4 g,
23,1 g und 820,8 g. Die unterschiedlichen Formen und Größen
weisen darauf hin, dass der Benutzer schon an der Form den
Gewichtswert der einzelnen Stücke erkennen konnte.

Все три гирьки изготовлены из
черного полированного камня
и имеют скругленные грани.
Вес гирек составляет 43,4 г,
23,1 г и 820,8 г соответственно.
Наличие разных форм и размеров свидетельствует о том,
что потребитель мог уже по
этим внешним параметрам
определить вес каждой гирьки.

Literatur: Schmidt 1902. S. 301.
No. 8684–8761; Bobokhyan 2008.

A. Hä.

Литература: Schmidt 1902. S. 301.
No. 8684–8761; Bobokhyan 2008.

А. Хэн.

136.4

Literatur: Schliemann 1881. S. 622. Nr. 1197;
Schmidt 1902. S. 268. No. 6817–6822.

Б. Н.
136.2

446

136.4. Три гирьки

B. N.

447

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

136.5. Пять пряслиц

136.5. Fünf Spinnwirtel

137. Эль-Аргарская культура в Испании

137. Die El Argar-Kultur in Spanien

Глина
Диаметр 2,8–4,5 см; высота 1,9–3 см
МПДИ, Берлин, инв. № XIb 1461, XIb 1519,
XIb 2181, XIb 2222, XIb 2704
III–II тыс. до н. э.

Keramik
Dm. zwischen 2,8 und 4,5 cm; H. zwischen 1,9
und 3 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. XIb 1461, XIb 1519, XIb
2181, XIb 2222, XIb 2704
3.–2. Jahrtausend v. Chr.

В эпоху ранней и средней бронзы на юго-востоке Испании существовала эль-аргарская культура, названная по основному обнаруженному здесь памятнику. Жители этого региона селились
в укрепленных поселениях, которые возводились на вершинах
гор, что обеспечивало с топографической точки зрения доминирующее положение. Основу экономической жизни составлял,
судя по всему, медный промысел. Погребения производились
в индивидуальных могилах в границах поселений. К погребальному инвентарю относились керамические сосуды, а также кинжалы и топоры — в мужских захоронениях, булавки, кольца,
бусы — в женских. В некоторых захоронениях, отличающихся
более богатым набором предметов, обнаружены изделия из
благородных металлов, что свидетельствует о наличии социального слоя, занимавшего более высокое положение в обществе.
В 1889 и 1891 артефакты были приобретены МОД (МПДИ) у владельцев коллекции — бельгийских инженеров братьев Анри
и Луи Сире, проводивших раскопки в Испании и обнаруживших
Эль-Аргар. Согласно акту закупки в музей были переданы как
все предметы, найденные в погребениях, так и находки из самого поселения.

In der frühen und mittleren Bronzezeit existierte im Südosten Spaniens die nach dem wichtigsten Fundort benannte El Argar-Kultur. Die
Menschen siedelten in befestigten Dörfern auf scharf abgegrenzten
Bergkuppen, die dadurch eine weithin beherrschende topographische Stellung einnahmen. Als wirtschaftliche Grundlage darf Kupferverarbeitung angesehen werden. Bestattungen wurden als Einzelgräber in den Siedlungen niedergelegt. Als Grabbeigaben dienten
Keramikgefäße sowie bei den Männern kupferne Dolche und Beile
und bei den Frauen Ahlen, Ringe und Perlen. Einzelne Bestattungen
zeigen anhand von Edelmetall eine reichere Ausstattung, was auf die
Existenz einer sozialen Führungsschicht hindeutet.
In den Jahren 1889 und 1891 gelangten Artefakte aus dem Privatbesitz der Ausgräber und Entdecker von El Argar, den belgisch-spanischen Mineningenieuren Henry und Luis Siret, durch Ankauf an das
Museum in Berlin. Laut Ankaufsakte und Bestandskatalog handelt es
sich sowohl um vollständige Grabinventare aus der Siedlung, als auch
um Siedlungsfunde.

Все пряслица орнаментированы высеченными на поверхности узорами, составленными из волнистых и прямых
линий или точек. На отдельных участках сохранились следы белой известковой инкрустации. У тысячи глиняных
пряслиц, обнаруженых в Трое, множество повторяющихся узоров, типологически сходных, но не совпадающих в
отдельных деталях, которые имеют индивидуальные черты.

Alle Wirtel sind durch feine Einritzungen
mit Bogen-, Linien und Punktmustern
verziert, in denen sich teilweise noch die
weiße Kalkinkrustation erhalten hat. Bei
den über Tausend gelochten Tonwirteln,
die in Troja gefunden wurden, kommen
immer wieder die gleichen Typen von
Mustern vor, die aber niemals ganz über136.5
einstimmen, sondern jeweils individuell gestaltet sind.

Литература: Schmidt 1902. S. 204–223. Taf. I–IX; Völling 2008.

Literatur: Schmidt 1902. S. 204–223. Taf. I–IX; Völling 2008.

А. Хэн.

A. Hä.

136.6, 136.7. Культурные слои Трои эпохи средней
бронзы

136.6, 136.7. Die mittelbronzezeitlichen Schichten von
Troja

В середине II тыс. до н. э. между материковой частью Греции,
островным миром Эгейского моря и западным побережьем Турции продолжали сохраняться тесные связи. Вместе с тем тот
факт, что Троя была обнесена мощной городской стеной, свидетельствует о постоянной готовности к военным столкновениям.
Насколько тесными были культурные контакты в Эгейском мире,
можно судить по керамическим находкам этой эпохи, которые
обнаруживают сходство отдельных форм и техники орнаментирования. Генрих Шлиман относил cосуды из серой и коричневатой глины, сформованные на гончарном круге, хорошо отмученные, жесткого обжига, к разряду минойской керамики, поскольку сходные типы были обнаружены им во время раскопок в Орхоменосе, где, по преданию, жил мифический царь Минос.

Um die Mitte des 2. vorchristlichen Jahrtausends waren die Verbindungen zwischen dem griechischen Festland, der ägäischen Inselwelt und der türkischen Westküste immer noch sehr eng. Die mehrere Meter mächtige Stadtmauer von Troja zeigt jedoch, dass auch mit
kriegerischen Auseinandersetzungen gerechnet werden musste. Wie
eng die kulturellen Kontakte in der Ägäis waren, wird auch durch die
keramischen Funde dieser Zeit deutlich, die sich in Form und Ziertechnik sehr ähneln. Heinrich Schliemann bezeichnete die auf der
Drehscheibe geformten, fein geschlämmten und hart gebrannten
Gefäße aus grauem bis bräunlichem Ton als minysche Keramik, da er
ähnliche Gefäße bei seiner Ausgrabung im griechischen Orchomenos
gefunden hatte, das als Heimat des sagenhaften Königs Minos gilt.
A. Hä.

А. Хэн.
136.6. Кувшин c венчиком в виде
трилистника (ойнохойя)

136.6. Kleeblattkanne
Keramik
H. 23 cm; Mdm. 6,5 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 3049
Mitte 2. Jahrtausend v. Chr.

Глина
Высота 23 см; средний диаметр 6,5 см
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 3049
Середина II тыс. до н. э.

Kanne mit vorne zusammengedrückter,
kleeblattförmiger Mündung, schmalem
Hals, bauchigem Körper und Standring.
Vom Rand zur Schulter führt ein Henkel.
Auf dem Hals und auf der Schulter sind
umlaufende eingeritzte Wellenlinien zu
erkennen. Braungrau, fein gemagert.

Кувшин с устьем, передняя часть которого сплюснута и имеет в сечении форму трилистника. Горло узкое, тулово
округлое, поддон. Ручка расположена
между венчиком и плечиками. На горле и плечиках — опоясывающий орнамент из волнистых линий. Цвет коричнево-серый; отощитель тонкий.

Literatur: Schliemann 1881. S. 658. Nr. 1366;
Schmidt 1902. S. 150. No. 3049.

Литература: Schliemann 1881. S. 658.
Nr. 1366; Schmidt 1902. S. 150. No. 3049.

A. Hä.

А. Хэн.
136.7. Kantharos

Глина
Высота 5,5 см; наибольший диаметр 14,5 см
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 3068
Середина II тыс. до н. э.

Keramik
H. 5,5 cm; Mdm. 14,5 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 3068
Mitte 2. Jahrtausend v. Chr.

136.6

Чаша с двумя верхними петлевидными ручками, профилированным туловом и узким дном. Цвет коричнево-серый; отощитель тонкий. Подобного
рода чаши относились к разряду посуды более высокого качества и использовались для питья.

Schale mit zwei überrandständigen Schlaufenhenkeln, profiliertem Körper und schmaler Standfläche. Braungrau, fein gemagert. Derartige Schalen gehörten zum
besseren Speisegeschirr und wurden als
Trinkgefäße verwendet.
Literatur: Schliemann 1881. S. 663. Nr. 1383;
Schmidt 1902. S. 151. No. 3068; Pavúk, Rigter
2006.

Литература: Schliemann 1881. S. 663.
Nr. 1383; Schmidt 1902. S. 151. No. 3068;
Pavúk, Rigter 2006.

448

Б. Х.
137. Эль-Аргар, провинция Альмерия, Испания

137. El Argar, Prov. Alméria, Spanien

Находки приобретены в 1889 и 1891 у Анри и Луи Сире, первооткрывателей Эль-Аргара.
2100–1300 до н. э.

1889 und 1891 von den Ausgräbern H. und L. Siret angekauft.
2100–1300 v. Chr.

Литература: Siret, Siret 1890; Schubart, Ulreich 1991.

B. H.

Literatur: Siret, Siret 1890; Schubart, Ulreich 1991.

Б. Х.
137.1. Сосуд

137.1. Schüssel

Глина
Высота 9,5 см; наибольший диаметр 9,4 см
МПДИ, Берлин, инв. № Vb 24

Keramik
H. 9,5 cm; Mdm. 9,4 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Vb 24

Глубокая чаша с неравномерно закругленным дном и двумя противостоящими
ручками-налепами, расположенными ниже верхнего края. Поверхность плохо лощеная, пятнисто-коричневая.

Tiefe Schüssel mit unregelmäßig gerundetem Boden und zwei gegenständigen Griffknubben unterhalb des Randes. Oberfläche
schlecht geglättet, braun-fleckig.
B. H.

Б. Х.

137.1

137.2. Ваза

137.2. Vase

Глина
Высота 10,5 см; наибольший диаметр 6 см
МПДИ, Берлин, инв. № Vb 189

Keramik
H. 10,5 cm; Mdm. 6 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Vb 189

Биконический сосуд с коротким отогнутым венчиком и узким дном. Переход от
плечиков к тулову отмечен ярко выраженным уступом. Поверхность пятнистокоричневая, лощеная.

Doppelkonisches Gefäß mit kurzem ausladendem Rand und spitzem Boden. Der
Bauchumbruch ist scharf ausgeprägt. Braunfleckig, geglättet.
B. H.

Б. Х.

136.7. Канфар

А. Хэн.

B. H.

137.2

137.3. Два тесла

137.3. Zwei Flachbeile

Медь
Длина 12,7 и 7,9 см; ширина 6,9 и 3,8 см
МПДИ, Берлин, инв. № Vb 202, 203

Kupfer
L. 12,7 cm und 7,9 cm; B. 6,9 cm und 3,8 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Vb 202, 203

Трапециевидные тесла с прямым обухом
и раскованным лезвием. Поверхность с дефектами, пятнисто-зеленая, патинированная.

Trapezförmige Beile mit geradem Nacken
und ausgehämmerter Schneide. Oberfläche
beschädigt, fleckig grün patiniert.
B. H.

Б. Х.

A. Hä.
136.7

137.3

449

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

137.4. Кинжал с площадкой
для крепления рукояти
Медь
Длина 15,2 см; ширина 3,5 см
МПДИ, Берлин, инв. № Vb 206
Первая четверть II тыс. до н. э.

137.4. Griffplattendolch

138. Цара-Бырсей (Бурценланд), окр. Брашов, Румыния

Kupfer
L. 15,3 cm; B. 3,5 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Vb 206
1. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr.

138.1. Браслет спиральный с четырьмя
подвесками

138.1. Spiralring mit vier aufgefädelten
Lockenringen

Золото
Диаметр 7,3 см
ГМИИ, инв. № Аар 1391. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № RE 156
Первая половина II тыс. до н. э.

Gold
Dm. 7,3 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 1391. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. RE 156.
1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Dolch mit gerundeter Griffplatte und drei
Pflocknieten, an den Schneidenrändern
leicht beschädigt. Korrosionsspuren, fleckig
grün patiniert.

Кинжал с закругленной площадкой для
крепления рукояти и тремя штырьковыми заклепками. Края лезвия незначительно повреждены. Поверхность пятнисто-зеленая, патинирована.

B. H.

Б. Х.

137.4

138. Ţara Bârsei (Burzenland), Jud. Braşov, Rumänien

Hortfund mit insgesamt acht goldenen Lockenringen und einem Spiralring. Vier Lockenringe gelangten in eine Bukarester Privatsammlung, die übrigen und der Spiralring
1931 in die Berliner Sammlung.
Rundstabiger Ring mit zweifacher Windung
und Hakenenden. Auf den Ring geschoben
sind vier Lockenringe mit jeweils verdickten,
übereinanderliegenden Enden.

Всего было обнаружено на месте находки
восемь колец и один спиральный браслет.
Четыре кольца оказались в частной коллекции в Бухаресте, остальные кольца вместе
с браслетом вошли в 1931 в собрание МПДИ.
Браслет из проволоки круглого сечения,
в два витка, с загнутыми концами. На обруч нанизано четыре подвески в виде завитков, каждая из которых имеет утолщения на концах, заходящих друг на друга.

Literatur: Popescu 1956. S. 163ff. Fig. 121.

V. P. T., A. Hä.

137.5. Низка бусин

137.5. Kette

Камень, медь, раковина
Диаметр бусин 0,5–1,8 см; длина
подвески 1,9 см; ширина подвески 0,9 см
МПДИ, Берлин, инв. № Vb 84

Stein, Kupfer, Muschel
Perlen: Dm. 0,5 bis 1,8 cm
Anhänger: L. 1,9 cm; B. 0,9 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Vb 84

Литература: Popescu 1956. S. 163ff. Fig. 121.

Низка бусин c подвеской. Бусины круглые,
продолговатые, линзовидные, с отверстием по центру. Подвеска трапециевидная,
с отверстием по верхнему краю. Все элементы из камня хорошо отполированы.

Kette mit Perlen und einem Anhänger. Die
Perlen sind rund, länglich oder linsenförmig
und jeweils mittig durchbohrt. Der Anhänger
ist trapezförmig und im oberen Bereich gelocht. Alle Schmuckelemente aus Stein sind
gut poliert.

139. Светец (Швац), р-н Теплице, Чехия

139. Světec (Schwaz), Okr. Teplice, Tschechien

Золотые сокровища, обнаруженные, как утверждается, рядом
с человеческими останками и фрагментами утвари. Изделия
были куплены МОД (МПДИ) в 1913 у Г. Даша.
Первая половина II тыс. до н. э.

Goldschatz, der angeblich in der Nähe von Knochen und Scherben
gefunden wurde. Die Stücke wurden 1913 von H. Dasch aus TeplitzSchönau an das Berliner Museum verkauft.
1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

А. Хэн.

A. Hä.

Б. Х.

В. П. Т., А. Хэн.

138.1

B. H.
137.5

137.6. Спиральное украшение

137.6. Spiralschmuck

Медь
Диаметр 4,3 см; высота 0,9 см
МПДИ, Берлин, инв. № Vb 82

Kupfer
Dm. 4,3 cm; H. 0,9 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Vb 82

Украшение из проволоки круглого сечения в 3½ витка, представляющее собой
либо детский браслет, либо серьгу, либо
подвеску. На поверхности следы незначительной коррозии и зеленой патины.

Bei dem aus 3,5 Windungen von rundstabigem Draht bestehenden Schmuck handelt es
sich entweder um das Armband eines Kindes
oder um einen Ohr- oder Lockenring. Leicht
korrodiert, grün patiniert.

Б. Х.

B. H.
137.6

138–141. Золотые и серебряные изделия Карпатского
бассейна эпохи ранней бронзы

138–141. Frühbronzezeitliche Gold- und Silberschätze
des Karpatenbeckens

Золотые украшения в виде спиральных подвесок или спиральных колец, часто с петлеобразно закругленными концами, обнаруживаются как в составе погребального инвентаря, так и в кладах или вблизи священных мест, причем в больших количествах.
Это означает, что они могли использоваться в качестве и статусных символов, и приношений. Кроме того, такие изделия использовались в прямом товарообмене. По весу отдельных предметов можно восстановить весовые категории, которые служили
мерой при определении ценности того или иного предмета в
эпоху, когда еще не было металлических монет. В некоторых случаях несколько более мелких колец подвешивались на большое
кольцо для того, чтобы получить определенный вес (см. кат.
138.1).
Символическую статусную функцию выполняло и оружие, изготовленное из благородных металлов, как, например, кинжал
(кат. 141.1), происходящий, вероятно, из Венгрии. Его форма обнаруживает сходство с мечами в виде рапир ранней микенской
эпохи. Вероятно, он был доставлен в ту область, где впоследствии и был обнаружен, в качестве ценного подарка и использовался во время церемоний. Сходные образцы церемониального
оружия были найдены в составе двух кладов, открытых в Першинари (Румыния).

Goldschmuck in Form von Lockenringen und spiralförmigen, oft mit
Schlaufenenden versehenen Fingerringen fanden sich sowohl als
Grabbeigaben als auch in größeren Mengen in Schatzfunden oder im
Bereich heiliger Orte. Sie waren also sowohl Statussymbol aus auch
Opfergabe. Eine weitere Bedeutung besaßen sie als Tauschobjekte im
Warenverkehr. Anhand der Schwere einzelner Stücke lassen sich Gewichtsklassen ermitteln, die offenbar genormte Werteinheiten zu
einer Zeit darstellten, als es noch kein Münzgeld gab. Gelegentlich
sind auch, wie im Fall von Kat. 138.1, mehrere Lockenringe auf einen
größeren Ring aufgezogen, um ein bestimmtes Gewicht zu erreichen.
Ebenfalls als Statussymbol können Waffen aus Edelmetall angesehen
werden, wie der Dolch Kat. 141.1, der aus Ungarn stammen soll. Von
seiner Form her ähnelt er Rapieren der griechisch-frühmykenischen
Zeit. Wahrscheinlich gelangte er als kostbares Geschenk an seinen
Fundort und wurde in zeremoniellem Zusammenhang benutzt. Vergleichbare Zeremonialwaffen aus Gold und Silber fanden sich auch in
zwei Schatzfunden im rumänischen Perşinari.

Литература: Vulpe 1995; Hänsel 1968; Hänsel, Weihermann 2000.

А. Хэн.

450

Literatur: Vulpe 1995; Hänsel 1968; Hänsel, Weihermann 2000.

A. Hä.

139.1. Спиральные украшения

139.1. Zwei Noppenringe

Золото
Длина 3,3 и 2,7 см; диаметр 2,5 и 1,9 см
ГМИИ, инв. № Аар 1093, 1094. Входят
в число перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № IVf
1915a, b

Gold
L. 3,3 und 2,7 cm; Dm. 2,5 und 1,9 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 1093, 1094.
Kriegsbedingt verlagert.
Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. IVf 1915a, b

Украшения спиральные из скрученной вдвойне проволоки, один
конец которой свернут в петлю;
139.1
второй конец у одного украшения расплетен, у другого — сплетен.

Ringe aus doppelt gewickeltem
Draht, der an einem Ende jeweils
eine Öse bildet. Bei Inv. Nr. 1915a
sind die beiden Drahtstücke am an139.1
deren Ende offen belassen, bei 1915b miteinander verflochten.

В. П. Т., А. Хэн.

V. P. T., A. Hä.

139.2. Спиральное украшение

139.2. Ring mit Spiralplatte

Золото
Длина 3,05 см; диаметр 1,6 см
ГМИИ, инв. № Аар 1095. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IVf 1915c

Gold
L. 3,05 cm; Dm. 1,6 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 1095. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IVf 1915c

Schmuck aus doppelt gewickeltem Draht,
der in der Mittelzone zu einem Ring geformt
und an den Enden jeweils in Spiralen so geformt ist, dass diese wie Schmuckplatten am
Ring wirken.

Украшение из проволоки в виде кольца в
два витка, от которого в обе стороны отходят, как его продолжение, в перпендикулярной к нему плоскости два спиральных щитка, согнутых дужками.

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.

139.2

139.3. Подвеска и два
фрагмента двух других
подвесок

139.3. Vollständiger Lockenring
und zwei Fragmente zweier
weiterer Ringe

Золото
Длина подвески 2,2 см; диаметр
подвески 1,05 см
ГМИИ, инв. № Аар 1096–1098.
Входят в число перемещенных в
результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № IVf 1915d-f

Gold
Vollständiger Ring: L. 2,2 cm;
Dm. 1,05 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 1096–
1099. Kriegsbedingt verlagert. Bis
1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IVf 1915d-f

139.3

139.3

139.3

Länglicher Lockenring mit drei
verbreiterten und schlaufenför-

451

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

Продолговатая подвеска с расширенными и утолщенными концами, сложенными в дугообразный завиток. Фрагмент второго
кольца, от которого сохранилась лишь центральная часть, а также еще один погнутый фрагмент.

mig gelegten Enden. Fragment eines weiteren Ringes, von dem nur
der Mittelteil erhalten ist sowie weiteres, gebogenes Fragment.
V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.
139.4. Кольцо

139.4. Fingerring

Золото
Диаметр 1,9 см
ГМИИ, инв. № Аар 1100. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № IVf 1915g

Gold
Dm. 1,9 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 1100. Kriegsbedingt verlagert.
Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IVf 1915g

Кольцо из проволоки круглого сечения, без
украшений.

V. P. T., A. Hä.

Geschlossener rundstabiger Fingerring, unverziert.

В. П. Т., А. Хэн.
139.4

140. Румыния. Место находки неизвестно

140. Rumänien. Fundort unbekannt

140.1. Восемь подвесок

140.1. Acht Lockenringe

Золото
Диаметр 1,8–2,6 см; ширина 1,2–2,1 см
ГМИИ, инв. № Аар 1016–1023. Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IVa 376–383
Взаимосвязь между отдельными предметами
по месту обнаружения остается неясной.
Приобретены МОД (МПДИ) в 1917 у антиквара
Л. Менделя из Крайовы
Первая половина II тыс. до н. э.

Gold
Dm. zwischen 1,8 und 2,6 cm; B. zwischen 1,2
und 2,1 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 1016–1023.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv.
Nr. IVa 376–383
Fundzusammenhänge unklar, 1917 von dem
Berliner Museum über den Kunsthändler
L. Mendel aus Craiova erworben
1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Одна подвеска из скрученной вдвойне
проволоки круглого сечения; одна подвеска с продолговатой петлей и утолщением
на концах; четыре уплощенных подвески,
свернутых кольцом, две из которых орнаментированы по краям гравированным
штрихом; две подвески с незамкнутыми
концами, с ярко выраженным уплотнением посредине и узкими концами, заходящими друг на друга.

140.1

140.1

140.1

140.1

140.1

142, 143. Инкрустированная керамика эпохи ранней
и средней бронзы центральной части Дунайского
бассейна

142, 143. Die früh- und mittelbronzezeitlichen Gruppen
mit inkrustierter Keramik an der mittleren und unteren
Donau

В эпоху средней бронзы, ок. 1600 до н. э., в центральной и нижней части дунайского бассейна появляются керамические сосуды, орнаментированные глубокими насечками с белыми известковыми инкрустациями, которые ярко выделялись на темном фоне основной поверхности сосудов. По формам и типам
орнамента эти сосуды могут быть отнесены к разным культурам,
названия которых связаны с современными топонимами: это
ватинская культура, культура Гырла-Маре, культура Отомани
или витенбергская культура. В собрании МПДИ особенно много
сосудов из погребения, обнаруженного на юге Венгрии, в городе
Серемле. Речь идет о захоронениях с погребальными урнами в
виде керамических сосудов разных размеров, от больших до малых, общее число которых в одном захоронении могло доходить
до тридцати. Некоторые образцы инкрустированной керамики
происходят из могильника, обнаруженного под Добовацем, в
Сербии, чуть южнее Серемле. Дунай был не только транспортной
артерией, по которой в бронзовом веке доставлялись товары в
придунайские поселения. Это был путь, по которому одновременно распространялось и культурное влияние.

Im Bereich der mittleren und unteren Donau erscheinen zur Mittelbronzezeit, um 1600 v. Chr., Keramikgefäße mit Ritzmustern, deren weiße Kalkinkrustationen auf dem dunklen Gefäßuntergrund
besonders prächtig wirkten. Aufgrund der Gefäßformen und Verzierungen lassen sie sich unterschiedlichen Zivilisationen wie Vatina,
Gîrla-Mare, Otomani oder Wietenberg zuweisen, die zumeist nach
heutigen Ortsnamen benannt sind. Das Berliner Museum besitzt besonders viele Gefäße aus Szeremle, einem Gräberfeld im südlichen
Ungarn. Die Bestattungen bestehen aus Urnengräbern, zu denen jeweils bis zu 30 größere und kleinere Keramikgefäße gehören können.
Metallbeigaben sind dagegen kaum nachgewiesen.
Inkrustierte Keramik stammt auch aus einem Gräberfeld bei Dubovac, das nur wenig südlich von Szeremle in Serbien gelegen ist. Die
Donau diente als Verkehrsweg, auf dem nicht nur Waren, sondern
auch kulturelle Einflüsse zu den bronzezeitlichen Siedlungen längs
der Flussebene gelangten.
B. H.

Б. Х.
142. Серемле, Бач-Кишкун Медье, Венгрия

142. Szeremle, Bács-Kiskun Megye, Ungarn

Раскопки могильника, произведенные антикваром Иосифом
Лихтнекертом из Секешфехервара. Находки были приобретены
МОД (МПДИ) в 1908.
Середина II тыс. до н. э.

Ausgrabungen des Antikenhändlers Josef Lichtneckert aus Székesfehérvár in einem Gräberfeld. Die Funde wurden 1908 von dem Berliner Museum angekauft.
Mitte 2. Jahrtausend v. Chr.

Ein doppelt gewickelter Lockenring aus
rundstabigem Draht, ein Lockenring mit
länglicher Schlaufe und verdickten Enden,
vier flache rund gewickelte Lockenringe, von
denen zwei an den Rändern mit eingeritzten
Fransen verziert sind, zwei offene Ringe, die
in der Mitte stark verdickt sind und übereinander gelegte schmale Enden besitzen.

Литература: Reich 2006.

Literatur: Reich 2006.

Б. Х.

B. H.

V. P. T., A. Hä.

Воронкообразное горло с широким
венчиком, биконическое тулово, узкое
дно. На тулове размещены две противостоящие ручки. Поверхность орнаментирована насечками в виде волнистых линий и штриховых рядов. Поверхность коричнево-серая, пятнистая,
хорошо лощеная; отощитель средний.

140.1

В. П. Т., А. Хэн.

142.1. Амфора

142.1. Amphora

Глина
Высота 16,5 см; наибольший диаметр
12,8 см
МПДИ, Берлин, инв. № IVd 3028а

Keramik
H. 16,5 cm; Mdm. 12,8 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 3028a

Ausladender Trichterhals, doppelkonischer
Körper und schmale Standfläche. Im Bauchbereich kleine gegenständige Henkel. Flächig verziert durch eingeritzte Muster in
Form von Bogen- und Strichreihen. Braungrau fleckig, mittelfein gemagert, gut
geglättet.
Literatur: Reich 2006. S. 46. Taf. 53,6.

B. H.

Литература: Reich 2006. S. 46. Taf. 53,6.

Б. Х.
140.1

141. Венгрия. Место находки неизвестно

140.1

141. Ungarn. Fundort unbekannt

141.1. Клинок кинжала

141.1. Dolch

Серебро
Длина 20,4 см; ширина 3,45 см
ГМИИ, инв. № Аар 1425. Входит в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945
в МПДИ, Берлин, инв. № IVd 1389
Из коллекции барона Иоганна фон
Диргарта, принесен в дар МОД
(МПДИ) в 1906
Первая половина II тыс. до н. э.

Silber
L. 20,4 cm; B. 3,45 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 1425.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF
Berlin, Inv. Nr. IVd 1389
Aus der Sammlung des Barons
Johannes von Diergarth, 1906 dem
Berliner Museum zusammen mit
anderen Objekten geschenkt

141.1

1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Клинок кинжала с прямым верхним краем и двумя отверстиями
для крепления. Края лезвия параллельные, сужаются к острию в
самой нижней части клинка. Срединное ребро тройного профиля.
Имеется полукруглая пластина с двумя отверстиями для заклепок,
ранее соединявшаяся с клинком узкой полоской. Вероятно, с помощью этой пластины клинок крепился к штоку и выполнял роль
жезла или использовался для церемониальных целей.

Dolchklinge mit geradem Heftabschluss und zwei Nietlöchern. Klinge
mit parallelseitigen Schneiden, erst im unteren Teil zur Spitze einziehend. Dreifach profilierte Mittelrippe. Dazu gehört eine halbrunde
Platte mit zwei Nietlöchern, die ursprünglich durch ein schmales
Band an dem Heftabschluss fixiert war. Vielleicht war mit dieser Platte der Dolch an einem Stab befestigt und diente als Zepter oder Zeremonialgerät.

В. П. Т., А. Хэн.

V. P. T., A. Hä.

452

142.1

142.2. Кувшин

142.2. Krug

Глина
Высота 7,6 см; наибольший диаметр 8,3 см
МПДИ, Берлин, инв. № IVd 3030n

Keramik
H. 7,6 cm; Mdm. 8,3 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 3030n

Горло с широким венчиком, тулово низкое, дно в виде омфала. Одна из ручек
отсутствует. Орнаментирована группами линий, выделенными сохранившейся белой инкрустацией. Поверхность
заветренная, кирпично-красная; отощитель тонкий.

Stark ausladender Hals und Rand, gedrungener Körper und Omphalosboden.
Ein ursprünglich vorhandener Henkel ist
nicht erhalten. Verzierung durch Liniengruppen, in denen sich weiße Inkrustation erhalten hat. Oberfläche verwittert,
ziegelrot, fein gemagert.

Литература: Reich 2006. S. 48. Taf. 57,6.

Literatur: Reich 2006. S. 48. Taf. 57,6.

Б. Х.

B. H.

142.2

453

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

142.3. Биконический сосуд

142.3. Doppelkonisches Gefäß

143.2. Амфора

143.2. Amphore

Глина
Высота 19,7 см; наибольший диаметр 17,2 см
МПДИ, Берлин, инв. № IVd 3030r

Keramik
H. 19,7 cm; Mdm. 17,2 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 3030r

Глина
Высота 16,1 см; наибольший диаметр 7,5 см
МПДИ, Берлин, инв. № IVd 3607

Keramik
H. 16,1 cm; Mdm. 7,5 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 3607

Большой сосуд с биконическим туловом,
с отогнутым наружу поврежденным с краю
венчиком и плоским дном. Горло и плечики орнаментированы волнистыми линиями и группами штрихов. Поверхность гладкая, темно-серая; отощитель средний.

Großes Gefäß mit doppelkonischem Körper,
ausladendem, beschädigtem Rand und flachem Boden. Im Hals- und Schulterbereich
durch Bögen und Strichgruppen verziert.
Glatte, dunkelgraue Oberfläche, mittelfein
gemagert.

Литература: Reich 2006. S. 48. Taf. 57,1.

Literatur: Reich 2006. S. 48. Taf. 57,1.

Б. Х.

B. H.

Амфора с цилиндрическим горлом, округлым туловом и узкой ножкой. Плоские
лентовидные ручки идут от плечиков к
краю горловины и завершаются петлями, выступающими над краем. На плечиках небольшие налепы, тулово и горло орнаментированы прямыми и зигзагообразными линиями. Цвет коричневый, поверхность заветренная; отощитель
средний.

Amphore mit zylindrischem Hals, bauchigem Körper und schmalem Standfuß. Die
Bandhenkel führen von der Schulter zum
Rand und enden in überrandständigen
Schlaufen. Am Bauchumbruch befinden
sich kleine Knubben, Körper und Henkel
sind durch Liniengruppen und Zickzackmuster verziert. Braun, Oberfläche verwittert, mittelfein gemagert.

Литература: Reich 2006. S. 58. Taf. 115,1.

B. H.

Literatur: Reich 2006. S. 58. Taf. 115,1.

Б. Х.
142.3

142.4. Миска

142.4. Schüssel

Глина
Высота 10,3 см; наибольший диаметр 15,7 см
МПДИ, Берлин, инв. № IVd 3049b

Keramik
H. 10,3 cm; Mdm. 15,7 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 3049b

Миска с уголками на венчике, спадающей
скругленной нижней частью и расположенной ниже края венчика небольшой
вертикальной ручкой с дополненными
фрагментами. Поверхность темно-серая,
блестящая; отощитель средний.

Zipfelschüssel mit einziehendem Unterteil
und kleinem unterrandständigem Vertikalhenkel, z.T. ergänzt. Dunkelgrau glänzend,
mittelfein gemagert.
Literatur: Reich 2006. S. 53. Taf. 97,4.

B. H.

Литература: Reich 2006. S. 53. Taf. 97,4.

Б. Х.
142.4

142.5. Кубок

142.5. Becher

Глина
Высота 12,2 см; наибольший диаметр 18,8 см
МПДИ, Берлин, инв. № IVd 3036b

Keramik
H. 12,2 cm; Mdm. 18,8 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 3036b

Округлый сосуд с широким венчиком и инкрустированным орнаментом. Поверхность
светло-серая, с легким блеском; отощитель средний.

Gedrungenes Gefäß mit breitem Trichterrand
und flächiger Inkrustationszier. Hellgrau,
leicht glänzend, mittelfein gemagert.

Литература: Reich 2006. S. 48. Taf. 67,4.

B. H.

143.2

143.3. Чашка

143.3. Tasse

Глина
Высота 7,3 см; наибольший диаметр 9,4 см
МПДИ, Берлин, инв. № IVd 3610

Keramik
H. 7,3 cm; Mdm. 9,4 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 3610

Чашка с коротким горлом, округлым туловом, кольцевидной ножкой и широкой ручкой, выступающей над краем
венчика. Поверхность и ручка орнаментированы насечками в форме треугольников, спиралей и штрихов. Поверхность пятнисто-коричневая, лощеная;
отощитель средний.

Tasse mit kurzem Hals, bauchigem Körper,
Standring und überrandständigem breitem Henkel. Ganzflächig und auf dem
Henkel verziert durch Ritzmuster in Form
von Dreiecken, Spiralen und Strichgruppen. Braunfleckig, mittelfein gemagert,
gut geglättet.

Литература: Reich 2006. S. 58. Taf. 115,4.

B. H.

Literatur: Reich 2006. S. 58. Taf. 115,4.

Б. Х.

Literatur: Reich 2006. S. 48. Taf. 67,4.

Б. Х.

142.5

143. Ковин или Дубовац (Темес-Кубин или Дубовач),
Воеводина, Сербия

143. Kovin oder Dubovac (Temes-Kubin oder Dubovácz),
Vojvodina, Serbien

Сосуды из частного собрания, место находки неизвестно, приобретены МОД (МПДИ) в 1908 у антиквара Иосифа Лихтнекерта
из Секешфехервара.
Середина — вторая половина II тыс. до н. э.

Gefäße aus einer Privatsammlung, Fundumstände unbekannt, 1908
von dem Berliner Museum dem Kunsthändler Josef Lichtneckert aus
Székesfehérvár abgekauft.
Mitte bis 2. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Литература: Reich 2006. S. 58.

Literatur: Reich 2006. S. 58.

Б. Х.

B. H.

143.1. Кувшин

143.1. Krug

Глина
Высота 11,8 см; наибольший диаметр 9,5 см
МПДИ, Берлин, инв. № IVd 3609

Keramik
H. 11,8 cm; Mdm. 9,5 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 3609

Кувшин с высоким горлом, низким округлым туловом и кольцевой ножкой. Плоская ручка с верхним острым уступом слегка выступает над краем венчика и доходит до плечиков, орнаментированных горизонтальными налепами. Горло и живот
украшены бороздками, обрамленными
точками. Cветло-серый, поверхность лощеная; отощитель средний.

Krug mit hohem Hals, gedrungen bauchigem
Unterteil und Standring. Der bandförmige
Zipfelhenkel ist leicht überrandständig und
endet am Bauchumbruch, der durch horizontale Knubben verziert ist. Hals und Bauch
sind durch punktgesäumte Furchen geschmückt. Hellbraun, mittelfein gemagert,
gut geglättet.

Литература: Reich 2006. S. 58. Taf. 114,3.

B. H.

Literatur: Reich 2006. S. 58. Taf. 114,3.

Б. Х.

143.3

144–148. Бронзовые находки эпохи ранней и средней
бронзы из карпатского региона

144–148. Bronzefunde der frühen und mittleren
Bronzezeit aus dem Karpatenraum

Эпоха ранней бронзы знаменуется невиданным до того времени
богатством металлических изделий, о чем можно судить главным образом по дошедшим до нас кладам, включавшим в себя
оружие, слитки и/или украшения. Особенностью данного периода является довольно большое количество кладов с кинжалами.
Для середины бронзового века характерно сокращение количества бронзовых изделий, помещаемых в клад. Обнаруженные
комплексы содержат относительно малое количество находок
такого рода и представляют собой комбинацию разных предметов, часть из которых была заложена в целостном виде, часть —
во фрагментах или в деформированном виде.
В составе погребального инвентаря обоих периодов центральное место занимают элементы украшений. К числу женских
украшений эпохи ранней бронзы относятся простые проволочные спирали, а также массивные ручные или ножные браслеты.
Кроме того, в ходу были украшения из кости, медные или фаянсовые бусы. Позднее появляются бронзовые булавки для одежды, часто с крупными головками. В более богатых погребениях
наряду с этим можно обнаружить жестяные диадемы, другие
украшения из жести, стеклянные и янтарные бусы. Для эпохи
средней бронзы характерны ручные и ножные спиралевидные
браслеты необычно крупных размеров. В мужских захоронениях
могут встречаться украшения сходного типа, но в гораздо меньшем количестве. К погребальному инвентарю мужских захоронений относятся клыки кабана, кинжалы, скорняжные ножи и
прочие орудия или оружие.

Die frühe Bronzezeit ist durch einen vorher nicht gekannten Metallreichtum geprägt. Überliefert ist dieser hauptsächlich durch Depots
mit Waffen, Barren und/oder Schmuck. Eine Besonderheit sind die
vergleichsweise zahlreichen Dolchhorte. Die mittlere Bronzezeit ist
dagegen durch einen Rückgang deponierter Bronzen gekennzeichnet. Die Komplexe bestehen aus durchschnittlich weniger Fundstücken und enthalten Kombinationen verschiedenster Gegenstände,
die teilweise intakt niedergelegt sind, jedoch auch zerteilt oder deformiert in den Boden gegeben wurden.
Unter den Grabbeigaben beider Perioden finden sich vor allem Trachtelemente. Die Frauentracht der frühen Bronzezeit bestand aus einfachen Drahtspiralen und massiven Arm- bzw. Beinringen. Hinzu
kommt Knochenschmuck, sowie Kupfer- oder Fayenceperlen. Später
sind bronzene Gewandnadeln, oft mit großen Köpfen, die in der mittleren Bronzezeit zumeist paarig getragen wurden, zu beobachten.
Bei reichen Bestattungen wurde dies durch blecherne Diademe, weiteren Blechschmuck, Glas und Bernsteinperlen ergänzt. Eine Besonderheit der mittleren Bronzezeit stellen übergroße blecherne Armund Beinspiralen dar. Die männliche Trachtausstattung kann gleichartige, jedoch in geringerem Umfang beigegebene Schmuckelemente enthalten. Charakteristisch sind dagegen Eberhauer, Dolche,
Glätter und andere Geräte oder Waffen.
B. N.

Б. Н.
143.1

454

455

Век кладов. Воинство и власть

144. Нови-Сад (Уйвидек), Воеводина, Сербия

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

144. Novi Sad (Ujvidék), Vojvodina, Serbien

144.1. Ручной браслет

144.1. Armring

Бронза
Диаметр 12,2 см; ширина концов 7,9 см
МПДИ, Берлин, инв. № IVd 3616
Приобретен МОД (МПДИ) в 1916 у антиквара
Маутнера из Будапешта
Первая четверть II тыс. до н. э.

Bronze
Dm. 12,2 cm; B. der Enden 7,9 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 3136
1914 von dem Berliner Museum über den
Kunsthändler Mautner aus Budapest erworben
1. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr.

Ручной браслет с несомкнутыми раскованными плоскими треугольными завернутыми концами, орнаментированными
штриховыми насечками и зигзагообразным узором. Патина бирюзового цвета.

Offener rundstabiger Armring mit flach gehämmerten, dreieckig ausgeschnittenen und
eingerollten Enden, die mit eingeritzten
Strichgruppen und Zickzackmustern verziert
sind. Patina türkisfarben.

Б. Н.

B. N.
144.1

145. Уйсен, медье Комаром-Эстергом, Венгрия

145. Uj Szönyi, Kom. Komáron-Esztergom, Ungarn

145.1. Алебарда

145.1. Stabdolch

Бронза
Длина 26,7 см; ширина 8,8 см
МПДИ, Берлин, инв. № IVd 452
Приобретена МОД (МПДИ) в 1894 у антиквара
Эггера из Вены
Первая половина II тыс. до н. э.

Bronze
L. 26,7 cm; B. 8,8 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 452
1894 von dem Berliner Museum über den
Kunsthändler Egger aus Wien erworben
1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Клинок алебарды с широким ребром и тремя отверстиями для заклепок. Патина
гладкая, бирюзового цвета.

Stabdolchklinge mit breiter Mittelrippe und
drei Nietlöchern. Glatte, türkisfarben Patina.

Литература: Márton 1931. S. 19. Abb. 1, 2.

B. N.

Literatur: Márton 1931. S. 19. Abb. 1, 2.

Б. Н.
145.1

146. Венгрия. Место находки неизвестно

146. Ungarn. Fundort unbekannt

146.1. Два топора с упором

146.1. Zwei Absatzbeile

Бронза
Длина 13 и 19,4 см; ширина 2,1
и 3,1 см
МПДИ, Берлин, инв. № IVd 3017,
IVd 1336
Инв. № IVd 1336 приобретен МОД
(МПДИ) в 1905 из собрания
Ф. Рело, инв. № IVd 3017 — в 1902
у антиквара Фейра из Будапешта
Первая половина II тыс. до н. э.

Bronze
L. 13,1 und 19,4 cm; B. 2,1 und 3,1 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 3017 und
1336
Ankäufe des Berliner Museums:
Inv. Nr. IVd 1336 wurde 1905 aus der
Sammlung F. Reuleaux und
Inv. Nr. IVd 3017 1902 über den
Kunsthändler Fejer aus Budapest
erworben
1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Топоры с упорами. Один (инв.
№ IVd 1336) имеет прямой паз,
Absatzbeile. Inv. Nr. IVd 1336 beлезвие с дефектами, местами
146.1
sitzt eine gerade Rast, ist im
покрыто патиной цвета меди. Другой (инв. № IVd 3017) имеет за- Schneidenbereich beschädigt und fleckig kupferfarben patiniert. Inv.
остренный паз, лезвие дугообразно расширяется, патина бирю- Nr. IVd 3017 hat eine spitze Rast, schwingt im Schneidenbereich aus
зовая с почернением.
und ist türkis-schwärzlich patiniert.
Б. Н.

B. N.

146.3. Пять дисков с орнаментом

146.3. Fünf Zierscheiben

Бронза
Диаметр 5,4–6 см
МПДИ, Берлин, инв. № IVd 466, 467a, b, 468a–c
Приобретены МОД (МПДИ) в 1892 у антиквара
Морица С. Блау из Будапешта
Первая половина II тыс. до н. э.

Bronze
Dm. zwischen 5,4 und 6 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 466, 467a, 468a–c
Von dem Berliner Museum 1892 über den
Kunsthändler Moriz S. Blau aus Budapest
erworben
1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Круглые диски, вылитые в односторонней
форме, с утолщением по краю. Три диска
(№ IVd 468a–c) орнаментированы крестообразными нервюрами, один (инв. № IVd
467a) помимо крестообразных нервюр
имеет умбоновидные выпуклости в каждом сегменте, у № IVd 466 по обеим сторонам нервюр идет узор в виде крючков. На
поверхности некоторых дисков обнаруживаются отверстия, образовавшиеся вследствие дефектов отливки. Патина серо-коричневая.
Б. Н.

Einseitig gegossene runde Scheiben mit verdickten Rändern. Drei Scheiben (Inv. IVd Nr.
468a–c) sind durch kreuzförmige Rippen
verziert, eine (Inv. IVd Nr. 467a) weist außer
der Kreuzzier noch Buckel in jedem Segment
auf und bei einer weiteren (Inv. Nr. IVd 466)
sind die sich kreuzenden Rippen randlich mit
flankierenden Haken verziert. Mehrere
Scheiben weisen durch Gussfehler verursachte Löcher auf. Patina graubraun.
B. N.
146.3

146.4. Семнадцать волютообразных
подвесок

146.4. Siebzehn Volutenanhänger
Bronze
H. 2,3–3,3 cm; B. 6,4–7,8 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 469/2–13, 15, 16, 19–21
Von dem Berliner Museum 1892 über den
Kunsthändler Moriz S. Blau aus Budapest
erworben
1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Бронза
Высота 2,3–3,3 см; ширина 6,4–7,8 см
МПДИ, Берлин, инв. № IVd 469/2–13, 15, 16,
19–21
Приобр. МОД (МПДИ) в 1892 у антиквара
Морица С. Блау из Будапешта
Первая половина II тыс. до н. э.

Aufgrund der einheitlichen Patina wohl zusammengehörig.
Die Anhänger ähneln einem Schnurrbart mit
aufgezwirbelten Enden und besitzen in der
Mitte ein Loch zur Befestigung. Dunkelkupferfarben.

Единообразный характер патины позволяет предположить общую принадлежность к одному комплексу.
Подвески напоминают по форме закрученные усы, в центре расположено отверстие для крепления. Цвет темно-медный.
Б. Н.

B. N.
146.4

146.5. Девятнадцать подвесок в форме
сердечка

146.5. Neunzehn herzförmige Anhänger
Bronze
H. 3,2 cm; B. 2,8 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 470/1, 5–22
Von dem Berliner Museum 1892 über den
Kunsthändler Moriz S. Blau aus Budapest
erworben
1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Бронза
Высота 3,2 см; ширина 2,8 см
МПДИ, Берлин, инв. № IVd 470/1, 5–22
Приобр. МОД (МПДИ) в 1892 у антиквара
Морица С. Блау из Будапешта
Первая половина II тыс. до н. э.

Единообразный характер патины позволяет предположить общую принадлежность к одному комплексу.
Подвески полукруглой формы с загнутыми внутрь концами и плоским шпеньком,
верхний конец которого скручен в петлю.
Патина зелено-коричневая.

146.5

Aufgrund der einheitlichen Patina und der
Gussgleichheit wohl zusammengehörig.
Anhänger aus einem Halbkreis mit nach innen gebogenen Enden und einem flachen
Stiel, der am Ende ösenartig eingerollt ist.
Grünbraun patiniert.
B. N.

Б. Н.
146.2. Спиральный браслет

146.2. Armspirale

Бронза
Длина 41,2 см; диаметр 6,8 см
МПДИ, Берлин, инв. № IVd 451
Приобретен МОД (МПДИ) в 1894
у антиквара Эггера из Вены
Первая половина II тыс. до н. э.

Bronze
L. 41,2 cm; Dm. 6,8 cm
MVF Berlin,Inv. Nr. IVd 451
Von dem Berliner Museum 1894
über den Kunsthändler Egger aus
Wien erworben
1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Необычно длинный спиральный браслет из бронзовой
Ungewöhnlich langer Spiralпроволоки квадратного сечеschmuck aus kantigem Bronzeния, диаметр которой уменьdraht, dessen Durchmesser sich
шается ближе к одному из конzum einen Ende hin verjüngt. Ein
цов. Один конец обломан, втоEnde ist abgebrochen, das ande146.2
рой завершается спиральной пластиной. Последние кольца спи- re endet in einer Spiralplatte. Die letzten Windungen über dieser
рали, идущие поверх пластины, орнаментированы штриховыми Platte sind durch Strichgruppen verziert. Graugrün patiniert.
насечками. Поверхность патинированная, серо-зеленая.
B. N.
Б. Н.

456

146.6. Тридцать серпов

146.6. Dreißig Sicheln

Бронза
Длина 9,5–17,7 см
МПДИ, Берлин, инв. № IVd 1034–1953,
1055–1061
Считаются коллективным памятником;
приобретены МОД (МПДИ) в 1902 у антиквара
Фейера из Будапешта
Вторая треть II тыс. до н. э.

Bronze
L. 9,5–17,7 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 1034–1053,1055–1061
Angeblich Depotfund, 1902 über den
Kunsthändler Féjer aus Budapest erworben
2. Drittel 2. Jahrtausend v. Chr.

Серпы разных размеров и разного радиуса изгиба, с одним или несколькими ребрами на спинке и штырьком для крепления. Лезвия с дефектами (получены в процессе использования?), некоторые утратили целостность. Патина зелено-коричневая.

146.6

Sicheln von unterschiedlicher Größe und
Krümmungsgrad mit einer oder mehreren
Rückenrippen und jeweils mit Befestigungsdorn. Die Schneiden weisen Beschädigungen
(Gebrauchsspuren?) auf, einige sind nicht
vollständig. Grünbraun patiniert.
B. N.

Б. Н.

457

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

147. Верпелет, округ Эгер, Венгрия

147. Verpelét, Kom. Eger, Ungarn

147.1. Два украшения для ног

147.1. Zwei Beinbergen

Бронза
Длина 26 и 27,2 см; диаметр спиралей 15 и 17,4 см
МПДИ, Берлин, инв. № IVd 455, 456
Приобретены МОД (МПДИ) в 1893 у антиквара
Эггера из Вены
Середина II тыс. до н. э.

Bronze
L. 26 und 27,2 cm; Dm. der Spiralen 15 und 17,4 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 455, 456
Von dem Berliner Museum 1893 über den
Kunsthändler Egger aus Wien erworben
Mitte 2. Jahrtausend v. Chr.

Украшения из бронзовой проволоки, квадратной в сечении, составляющие, вероятно, пару. Одна из спиралей имеет левостороннюю, другая правостороннюю
скрутку. В центре каждой спирали, на лицевой стороне, расположена фибула, закрепленная с тыльной стороны. Украшение
надевалось на ногу через петлеобразное
кольцо так, чтобы спираль прилегала к
нему в виде декоративного элемента. На
поверхности одной спирали темно-зеленая
патина, на другой патина была удалена.

Auf die Spiralenmitte der aus kantigem
Bronzedraht hergestellten Bergen ist jeweils
ein Tutulus aufgesetzt, der auf der Unterseite
der Spirale festgenietet wurde. Die paarige
Tragweise erfolgte, indem der schlaufenförmige Ring über das Bein geschoben wurde,
sodass die Spirale als Zierde an diesem auflag. Die eine Berge ist dunkelgrün patiniert,
bei der anderen wurde die Patina entfernt.

Б. Н.

B. N.

149. Ридль, Бавария, Германия

149. Riedl, Bayern, Deutschland

Клад, обнаруженный в 1879 на скалистом берегу Дуная под плитой, лежавшей на небольших камнях. Пятнадцать гривен были
уложены стопкой, рядом стояли спиральные браслеты, в два из
них было вставлено по топору. МОД (МПДИ) приобрел значительную часть предметов из этого клада в 1882 у антиквара
А. Нагеля из Пассау.
Первая четверть II тыс. до н. э.

Depotfund, 1879 an einem Steilhang über der Donau unter einer auf
kleineren Steinen aufliegenden Deckplatte gefunden. Die 15 Ösenringe lagen aufeinander, daneben standen die Armspiralen, in zweien davon steckte je ein Beil. Das Berliner Museum erwarb große Teile
des Depots 1882 von dem Antikenhändler A. Nagel aus Passau.
1. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr.

Литература: Nagel 1881. S. 99f. Taf. 8; Hänsel 1997. S. 91. Taf. 11,5–8.

A. Ho.

Literatur: Nagel 1881. S. 99f. Taf. 8; Hänsel 1997. S. 91. Taf. 11,5–8.

А. Хоф.
149.1. Два топора

149.1. Zwei Beile

Медь или бронза
Длина 13,2 и 12,6 см
МПДИ, Берлин, инв. № IIc 217
ГЭ, инв. № ПБ 1995. Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IIc 218

Kupfer oder Bronze
L. 13,2 und 12,6 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IIc 217
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1995. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IIc 218

Zwei Randleistenbeile mit spitzem Nacken
und ausschwingender Schneide, braungrün
patiniert.

Два топора с закраинами, острым обухом
и расширяющимся лезвием. Патина коричнево-зеленая.

147.1

A. Ho.

А. Хоф.
148. Székesfehérvár (Stuhlweißenburg), Kom. Féjer,
Ungarn

148. Секешфехервар (Щтульвайсенбург), медье Фейер,
Венгрия
148.1. Топор

148.1. Nackenscheibenaxt

Бронза
Длина 17,8 см
МПДИ, Берлин, инв. № IVd 621
Приобретен МОД (МПДИ) в 1899 у антиквара
Морица С. Блау из Будапешта

Bronze
L. 17,8 cm; B. 5,6 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 621
Von dem Berliner Museum 1899 über den
Kunsthändler Moriz S. Blau aus Budapest
erworben

Топор с грибовидным обухом, длинной
втулкой и прямыми, слегка расширяющимися книзу щеками бородки. Патина серо-зеленая.

Nackenscheibenaxt mit pilzförmigem Kopf,
langen Schafttüllen und geraden, unten
leicht verbreiterten Schneidenbahnen. Graugrün patiniert.

149.1

149.1

149.2. Два спиральных браслета

149.2. Zwei Armspiralen

Медь
Длина 9,2 и 9 см; диаметр 6,5 и 7,3 см
МПДИ, Берлин, инв. № IIc 210a, b

Kupfer
L. 9,2 und 9 cm; Dm. 6,5 und 7,3 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IIc 210a, b

Спиральные пластинчатые браслеты с острыми концами, в девять и двенадцать оборотов соответственно; у одного из браслетов отломано окончание. Цвет меди.

Armspiralen aus schmalen Bändern und spitzen Enden, mit neun und zehn Windungen,
an einer davon ist ein Ende abgebrochen.
Kupferfarben.

А. Хоф.

A. Ho.

148.1

Б. Н.

B. N.

149–153. Клады и погребения эпохи ранней и средней
бронзы из Южной Германии

149–153. Depots und Gräber der frühen und mittleren
Bronzezeit aus Süddeutschland

В эпоху ранней бронзы (ок. 2200–1600 до н. э.) еще продолжали
действовать в полной мере традиции эпохи неолита, в том числе
погребение в скорченном положении и широкое использование
медных орудий. Постепенное распространение легированной
бронзы привело к росту добычи медной руды в Альпах и развитию
торговли металлическими изделиями. Об этом свидетельствуют
многочисленные клады, которые были сформированы в эту эпоху
к северу от Альп. Весьма характерны для этого периода клады
со слитками, в основном в форме разомкнутого браслета или
гривны. Ближе к эпохе средней бронзы увеличивается число кладов смешанного состава, сформированных из новых предметов,
пригодных к использованию, необработанного литья, а также из
металлического лома, отходов литья и кусков руды.
В эпоху средней бронзы (ок. 1600–1250 до н. э.) количество кладов резко сокращается и одновременно с этим меняются обряды
погребения. Характерным становится захоронение в кургане, при
этом встречаются погребения как с трупоположением, так и с трупосожжением. При положении погребенного на спине, с учетом
характера оформления погребения, можно составить представление о том, как украшали себя люди в ту эпоху, хотя в южногерманском ареале имелись разные типы подобных украшений со своими региональными особенностями. В мужские погребения закладывалось разных видов оружие, это мог быть кинжал, топор, меч,
а также стрелы и лук, здесь же можно обнаружить некоторые
предметы туалета и одиночные булавки. Женское убранство представлено парными булавками, ручными и ножными браслетами,
а также колье сложной формы и пластинчатыми украшениями,
которые нашивались на одежду и головной убор.

Die Frühbronzezeit (ca. 2200–1600 v. Chr.) stand anfangs noch stark
in neolithischer Tradition, was sich etwa in der Beisetzung der Toten
in Hockerstellung und der Verwendung von Kupfergeräten ausdrückt.
Als sich jedoch die Verwendung legierter Bronze durchsetzte, gewannen auch der Abbau von Kupfererz in den Alpen sowie der Metallhandel zunehmend an Bedeutung. Zeugnis hiervon geben die zahlreichen Depotfunde, die in dieser Zeit nördlich der Alpen niedergelegt
wurden. Ganz typisch sind Horte mit genormten Barren, meist in
Ösenring- oder Spangenform, gegen Ende der frühen Bronzezeit vermehrt auch Depotfunde gemischten Inhaltes, die sich etwa aus neuwertigen, gebrauchsfähigen Gegenständen, nicht überarbeiteten
Rohgüssen, aber auch Altmetall, Gussabfällen und Gußkuchen zusammensetzen können.
In der darauf folgenden mittleren Bronzezeit (ca. 1600–1250 v. Chr.)
ist nicht nur ein drastischer Rückgang an Depotfunden festzustellen,
sondern auch ein Wandel in den Bestattungssitten. Charakteristisch
ist nun die Beisetzung in Grabhügeln, wobei sowohl Körper- als auch
Brandbestattungen vorkommen. Bei den in gestreckter Rückenlage
beerdigten Toten lässt die Anordnung der Grabausstattung Rückschlüsse auf die Tracht der Lebenden zu, wobei sich verschiedene regionale Gruppen im süddeutschen Raum unterscheiden lassen. Typisch für Männergräber ist die Beigabe der Bewaffnung, die aus
Dolch, Beil, Schwert sowie Pfeil und Bogen bestehen kann, zudem
finden sich Toiletteutensilien sowie einzeln getragene Nadeln. Zur
Tracht der Frauen gehören paarig getragene Nadeln, Arm- und Beinschmuck sowie oftmals sehr aufwendig zusammengesetzte Colliers,
dazu Blechschmuck, der auf Gewand und Haube aufgenäht war.

149.2

149.3

149.3

149.3. Двенадцать гривен

149.3. Zwölf Ösenhalsringe

Медь
Диаметр 17,2–17,5 см
МПДИ, Берлин, инв. № IIc 220a–d, i, k
ГЭ, инв. № ПБ 1997–2002. Входит в число перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IIc 220e-h, l-n

Kupfer
Dm. 17,2–17,5 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IIc 220a–d, i, k
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1998–2002. Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. IIc 220e-h, l-n

Гривны круглого сечения, с плоскими, раскованными окончаниями. Цвет медный или зеленый патинированный.

Rundstabige Ringe mit verjüngten, flach ausgehämmerten Ösenenden. Kupferfarben oder grün patiniert.
A. Ho.

А. Хоф.

A. Ho.

А. Хоф.

458

459

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

150. Maнтлах, Бавария, Германия

150. Mantlach, Bayern, Deutschland

151.3. Кинжал

151.3. Dolch

Женское погребение с трупосожжением из кургана, обставленного каменными глыбами. Изделия приобретены МОД (МПДИ)
в 1899 у антиквара и археолога-любителя А. Нагеля из Пассау.
Местонахождение двух керамических сосудов, обнаруженных
вместе с бронзовыми изделиями, неизвестно. Для инвентаря
женских погребений курганной культуры бронзового века характерны такие предметы, как кольца или подвески, а также
парные булавки.
Середина II тыс. до н. э.

Frauenbestattung aus einem Grabhügel mit Steinsetzung und Leichenbrand. 1899 von dem Ausgräber und Antikenhändler A. Nagel an
das Berliner Museum verkauft. Zwei zusammen mit den Bronzen gefundene Tongefäße sind heute verschollen. Charakteristisch für Frauengräber der Hügelgräberbronzezeit ist die Ausstattung mit Ringschmuck oder Anhängern und einem Nadelpaar.
Mitte 2. Jahrtausend v. Chr.

Бронза
Длина 22,6 см
МПДИ, Берлин, инв. № IIc 5441а

Bronze
L. 22,6 cm
MVF Berlin, Inv. Nr IIc 5441a

Большой кинжал с трапециевидной площадкой для крепления
рукояти, двумя заклепками и клинком с нервюрой. Края клинка
уступами сходят к режущей кромке. Цвет бронзовый.

Großer Griffplattendolch mit trapezförmiger Platte, zwei Pflocknieten und einer Klinge mit Mittelrippe und abgesetzten Schneidenrändern. Bronzefarben.

А. Хоф.

A. Ho.

Literatur: Hänsel 1997. S. 43. Taf. 28,4–16.

A. Ho.

Литература: Hänsel 1997. S. 43. Taf. 28,4–16.

А. Хоф.

150.1. Nadelpaar

150.1. Парные булавки

Bronze
L. 16,9 und 15,5 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IIc 3438c, d

Бронза
Длина 16,9 и 15,5 см
МПДИ, Берлин, инв. № IIc 3438c, d

Nadeln mit flachem Scheibenkopf, geschwollenem Hals und gewelltem, vierkantigem
Schaft. Türkis patiniert.

Булавки с плоской головкой-шляпкой, утолщенной шеей и «волнистым» стержнем
квадратного сечения. Патина бирюзовая.

A. Ho.

151.4. Топор с упором

151.4. Beil

Бронза
Длина 16,6 см
МПДИ, Берлин, инв. № IIc 5441b

Bronze
L. 16,6 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IIc 5441b

Топор с упором, небольшая выемка на обухе и заостренный
паз, ниже резкое сужение и
расширение щек бородки в направлении закругленного лезвия. Патина коричнево-зеленая.

Absatzbeil mit leichter Nackenkerbe und spitzer Rast, darunter
starke Einziehung und Erweiterung der Schaftbahnen zu einer
gerundeten Schneide. Braungrün patiniert.

А. Хоф.

A. Ho.

А. Хоф.
151.5. Nadel
151.5. Булавка

150.1

150.2. Восемь дисков

150.2. Acht Stachelscheiben

Бронза
Диаметр 5,1–6,3 см
МПДИ, Берлин, инв. № IIc 3438f–i, k–m, o

Bronze
Dm. 5,1 bis 6,3 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IIc 3438f–i, k–m, o

Диски со скрученной широкой петлей,
плоской тыльной стороной и высоким шипом по центру. У шести дисков шип обрамлен концентрическими бороздками и
двумя валиками, орнаментированными
насечками, по краю идет пуансонный орнамент. У двух дисков отсутствуют насечки на валиках и пуансонный орнамент.
Патина от темно-зеленого до светло-зеленого цвета.

Stachelscheiben mit eingerollter breiter Öse,
flacher Unterseite und hohem Mitteldorn.
Bei sechs Scheiben ist der Dorn von konzentrischen Furchen und je zwei ritzverzierten
Wülsten umgeben, den Rand säumen Punzbuckel. Bei zwei Scheiben sind keine Ritzungen auf den Wülsten und keine Punzmuster
vorhanden. Die Patina ist moos- bis hellgrün.
A. Ho.

А. Хоф.

Бронза
Длина 19,1 см
МПДИ, Берлин, инв. № IIc 5441c

Bronze
L. 19,1 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IIc 5441c

151.4, 151.3, 151.5

Булавка с головкой, утолщенной ребристой шеей и рельефным
стержнем. Поверхность повреждена, медного цвета.

Nagelkopfnadel mit geschwollenem, geripptem Hals und weiteren
Rippen unterhalb des Kopfes. Oberfläche angewittert, kupferfarben.
A. Ho.

А. Хоф.
152. Моршройт, Бавария, Германия

152. Morschreuth, Bayern, Deutschland

Женское погребение из кургана с трупоположением и каменной
закладкой. Изделия приобретены МОД (МПДИ) в 1891 у археолога и антиквара Х. Хёша.
1300–1200 до н. э.

Frauenbestattung aus einem Grabhügel mit Steinpackungen und
Körperbestattungen, 1891 über den Ausgräber und Antikenhändler
H. Hoesch von dem Berliner Museum erworben.
1300–1200 v. Chr.

Литература: Hänsel 1997. S. 93. Taf. 16,1–5.

Literatur: Hänsel 1997. S. 93. Taf. 16,1–5.

А. Хоф.

A. Ho.

150.2

151. Оберпфальц, Бавария, Германия

151. Oberpfalz, Bayern, Deutschland

Мужское захоронение из кургана (его точное местонахождение
неизвестно), связь находок неочевидна. Находки входили в состав коллекции художника и антиквара Юлиуса Науэ и поступили
в МПДИ в 1937 из Берлинского собрания античной древности.
Для погребального инвентаря мужских захоронений курганной
культуры бронзового века характерны такие предметы, как оружие и булавки.
1500–1300 до н. э.

Männerbestattung aus einem Grabhügel (Fundort unbekannt), Zusammengehörigkeit nicht eindeutig. Aus der Sammlung des Historienmalers und Antikenhändlers Julius Naue gelangte der Fund über
die Berliner Antikensammlung 1937 an das Berliner Museum für Vorund Frühgeschichte. Charakteristisch für Männergräber der Hügelgräberkultur ist die Ausstattung mit Waffen und einer Nadel.
1500–1300 v. Chr.

Литература: Hänsel 1997. S. 103. Taf. 30,2,4–7.

A. Ho.

Literatur: Hänsel 1997. S. 103. Taf. 30,2,4–7.

152.1. Парные булавки

152.1. Nadelpaar

Бронза
Длина 19,5 и 13,8 см
МПДИ, Берлин, инв. № IIc 2189/1, 2

Bronze
L. 19,5 und 13,8 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IIc 2189/1, 2

Две булавки с колесовидным восьмиосным
навершием с кольцом по центру и ребристым венчиком. У одной из булавок острие
стержня не сохранилось. Патина серо-зеленая.

Zwei Radnadeln mit achtspeichigem Rad,
mit Mittelring sowie gerippten Bekrönungen. Bei der einen Nadel ist die Spitze des
Schafts nicht erhalten. Patina graugrün.
A. Ho.

А. Хоф.

А. Хоф.
151.1. Два наконечника стрел

151.1. Zwei Pfeilspitzen

Бронза
Длина 2,9 и 3,1 см
МПДИ, Берлин, инв. № IIc 5442c, d

Bronze
L. 2,9 und 3,1 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IIc 5442c, d

Наконечники для стрел, со втулкой, доходящей до острия, и прямыми или заостренными концами перьев. Цвет бронзы.

Pfeilspitzen mit bis zur Spitze reichender Tülle und gerade bzw. hakenförmig endenden
Flügeln. Kupferfarben.

А. Хоф.

A. Ho.
151.1

151.2. Нож

151.2. Messer

Бронза
Длина 13 см; ширина 2,1 см
МПДИ, Берлин, инв. № IIc 5442b

Bronze
L. 13 cm; B. 2,1 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IIc 5442b

Нож с длинной, поперечно-рифленой языкообразной площадкой для крепления рукояти и значительно изношенным клинком, на
спинке которого имеется утолщение в виде
сдвоенного ребра. Цвет медный.

Messer mit langer, quergeriefter Griffzunge
und stark abgenutzter Klinge, die im Rücken
durch eine doppelte Rippung verdickt ist.
Kupferfarben.

А. Хоф.

460

151.2

A. Ho.

152.2. Четыре бусины

152.2. Vier Perlen

Янтарь
Диаметр 3 см; высота 0,4 см
Диаметр 2,9 см; высота 0,9 см
Диаметр 2,7 см; высота 0,9 см
Диаметр 0,9 см; высота 0,7 см
МПДИ, Берлин, инв. № IIc 2191a-c, 2210a

Bernstein
Dm. 3 cm; H. 0,4 cm
Dm. 2,9 cm; H. 0,9 cm
Dm. 2,7 cm; H, 0,9 cm
Dm. 0,9 cm; H. 0,7 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IIc 2191a-c, 2210a

152.1

Три более крупные, линзовидные бусины
и одна небольшая шарообразная, сплющенная. Все с отверстиями по центру. У
одной из бусин имеется дополнительное
отверстие с краю, у другой не достает одного фрагмента. Цвет янтарный, местами
с почернением.
А. Хоф.

Drei größere linsenförmige und eine kleine
gedrückt kugelförmige Perle, jeweils mit
zentraler Lochung. Eine Perle weist zusätzlich eine randliche Lochung auf, bei einer ist
ein Stück herausgebrochen. Bernsteinfarben
bis schwärzlich.
A. Ho.
152.2

461

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

152.3. Шесть очковидных подвесок

152.3. Sechs Doppelspiralanhänger

153.4. Булавка

153.4. Nadel

Бронза
Длина 5,4 см; ширина 4,8 см
МПДИ, Берлин, инв. № IIc 2192, 2208

Bronze
L. 5,4 cm; B. 4,8 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IIc 2192, 2208

Три цельные подвески и фрагменты подвесок. Имеют форму петли, концы которой переходят в плотно свернутые спирали в пять и шесть оборотов соответственно, развернутые вправо и влево. Патина
темно-зеленая.

Zwei vollständige und Fragmente weiterer
Anhänger. Hakenförmig mit nach außen gedrehten fünf- bis sechsfach eingerollten Spiralenden. Patina dunkelgrün.

Бронза
Длина 30 см
ГИМ, инв. № 2057/242. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IIc 349

Bronze
L. 30 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 2057/242. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IIc 349

A. Ho.

А. Хоф.

152.3

Nadel mit im Querschnitt rundem Schaft, zugespitztem Ende und leichten Spuren quer
verlaufender Ritzlinien im oberen Teil; dreiБулавка в виде стержня круглого сечения,
eckiger Kopf mit ovaler Platte. Am Kopf
с заостренным концом и слабыми следами
Überreste grüner Edelpatina, an der übrigen
поперечных нарезных линий в верхней
Oberfläche aufgrund von Abplatzungen poчасти, с треугольной головкой, имеющей
röse grüne Patina. In vier Teile zerbrochen,
овальную площадку. У головки остатки бла153.4
городной патины зеленого цвета, на остальной поверхности в ре- das zugespitzte Ende fehlt.
зультате осыпи поверхностного слоя — рыхлая патина зеленого I. А.
цвета. Сломана на четыре части, заостренный конец утрачен.
И. А.

153. Айденбах, Нижняя Бавария, Германия

153. Aidenbach, Niederbayern, Deutschland

Мужское захоронение из кургана. Изделия приобретены МОД
(МПДИ) в 1882 у археолога и антиквара А. Нагеля из Пассау.
1300–1200 до н. э.

Männerbestattung in einem Grabhügel. 1882 über den Ausgräber und Antikenhändler A. Nagel aus Passau von dem Berliner Museum angekauft.
1300–1200 v. Chr.

Литература: Hänsel 1997. S. 87. Taf. 4,7,15,16; 6,3.

Literatur: Hänsel 1997. S. 87. Taf. 4,7,15,16; 6,3.

А. Хоф.

A. Ho.

153.1. Меч

153.1. Schwert

Бронза
Длина 65 см; ширина 5,5 см
ГИМ, инв. № 2057/243. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IIc 346a

Bronze
L. 65 cm; B. 5,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 2057/243. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IIc 346a

Schwert mit gerader Klinge und breiter länglicher Wulstrippe. Klinge in der Heftplatte
vernietet. „Kreisornament“ an der Heftplatte
Меч с узким клинком, с широким выпуклым
und an vier durch eingetiefte Parallellinien
продольным ребром. Клинок в гарде закреvoneinander abgesetzten Zonen am achtплен при помощи заклепок. Гарда украшена
kantigen Griff. In der Draufsicht ovaler Knauf
«циркульным» орнаментом, восьмигранная
mit Mittelbuckel und Dekorzonen aus einem
рукоять декорирована четырьмя зонами
153.1
циркульного орнамента, разделенного параллельными углублен- bogenförmigen Ornament und einem „Kreisornament“. Braungrüne
ными линиями. Навершие овальное в плане, с центральным высту- Patina, Oberfläche stellenweise porös und grünlich. Verluste am Klinпом, оформлено зонами дуговидного и «циркульного» орнамента. gen- und Knaufrand.
Патина коричнево-зеленая, в местах утраты поверхностного слоя I. A.
рыхлая, зеленого цвета. Утраты по краям клинка и краю навершия.
И. А.
153.2. Топор

153.2. Beil

Бронза
Длина 17,6 см; ширина 4 см
ГИМ, инв. № 2057/240. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IIc 347a

Bronze
L. 17,5 cm; B. 4 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 2057/240. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IIc 347a

Тесловидный топор с боковыми закраинами для крепления к рукояти. Лезвие закруглено, обух прямой. По краю лезвия –
утраты; многочисленные повреждения поверхностного слоя. Патина зеленая, в ме153.2
стах утраты поверхностного слоя рыхлая, светло-зеленого цвета.

Hackenförmiges Beil mit Randleisten zur Befestigung des Griffs. Abgerundete Schneide,
gerader Nacken. Verluste am Schneidenrand
und vielfach an der Oberfläche. Grüne Patina,
an fragmentierten Stellen Oberfläche porös,
hellgrün.
I. А.

И. А.
153.3. Кинжал (?)

153.3. Dolch (?)

Бронза
Длина 7 см; ширина 1,5 см
ГИМ, инв. № 2057/241. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IIc 348

Bronze
L. 7 cm; B. 1,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 2057/241. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IIc 348

Фрагмент наконечника копья или кинжала с широким продольным ребром. Верхняя и нижняя части не сохранились, грани
прокованы. Патина зеленая, в местах
утраты поверхностного слоя рыхлая, светло-зеленого цвета.
И. А.

462

Fragment einer Lanzen- oder Dolchspitze mit
breiter Längsrippe. Oberer und unterer Teil
nicht erhalten, Ränder bestoßen. Grüne Patina, an fragmentierten Stellen der Oberfläche
porös, hellgrün.
153.3

153.5. Сосуд

153.5. Gefäß

Глина
Высота 7,6 см; наибольший диаметр 18,2 см
МПДИ, Берлин, инв. № IIc 351

Keramik
H. 7,6 cm; Mdm. 18,2 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IIc 351

Сосуд одноручный S-образного профиля
с ленточной ручкой, идущей от венчика к
плечикам. Орнаментирован резным узором. Плечики украшены лентой с точечными наколами и заштрихованными перевернутыми треугольниками под ней.
Цвет коричнево-серый; отощитель средний; поверхность поврежденная.

Einhenkliges Gefäß, s-förmig profiliert mit
vom Rand zur Schulter führendem Bandhenkel. Verziert durch Ritzmuster. Kornstichband
auf der Schulter und darunter hängende
strichgefüllte Dreiecke. Braungrau, mittelfein gemagert, Oberfläche abgewittert.
A. Ho.
153.5

А. Хоф.

154–166. Клады и погребения эпохи ранней и средней
бронзы в Северной Европе

154–166. Depots und Gräber der frühen und mittleren
Bronzezeit Nordeuropas

В эпоху бронзы на территориях, прилегающих к Балтийскому морю
и расположенных к северу от центральноевропейского горного
массива, сформировалась самостоятельная культура, так называемая культура северного круга. Однако она не была обособленной,
поскольку шло интенсивное взаимодействие как с южными областями альпийского пространства и карпатского бассейна, так и
с британскими островами, о чем свидетельствует сходство многих
металлических изделий данных областей, а также наличие импортированных предметов в погребениях и кладах. Важную роль
играла торговля янтарем. Функцию посредников при этом выполняли обитатели немецко-чешских Средних гор — области, где
в начале бронзового века доминировала унетицкая культура,
а позднее — курганная. Большое количество бронзовых изделий
в погребениях культуры северного круга обусловлено не столько
наличием богатых запасов металла, сколько специфическими особенностями составления погребального инвентаря, характерными для данного региона. Продолжавшееся широкое использование кремня для изготовления не только наконечников стрел, но
и кинжалов и наконечников копий свидетельствует о том, что в
северных областях этот материал, который относительно легко добывался, сохранял свое значение и в бронзовом веке.
Обнаруженные клады представляют собой в первую очередь культовые закладки. В основном сюда помещались церемониальные
предметы или оружие, иногда из золота, а также топоры и кольца.
При этом речь идет о предметах, которые не только выполняли
функцию украшения или боевого оружия, но и применялись как
платежное средство высокой ценности. Золотые кольца из скрученной проволоки могли использоваться как головное украшение
или носились на руке знатными персонами обоего пола. Помимо
этого, они имели хождение в качестве платежного средства при
товарообмене или же преподносились в дар богам.

Die Gebiete rings um die Ostsee und nördlich der Mittelgebirge bildeten während der Bronzezeit eine eigene Kulturzone, den so genannten nordischen Kreis. Dass die Verbindungen nach Süden in den alpinen Raum und das Karpatenbecken einerseits sowie zu den Britischen
Inseln andererseits dennoch intensiv waren, zeigt die Ähnlichkeit
vieler Metallgegenstände beider Regionen und das Vorhandensein
von Importgegenständen in Gräbern und Schatzfunden. Dabei spielte der Bernsteinhandel eine wichtige Rolle. Die Bewohner der
deutsch/tschechischen Mittelgebirge, die in der Frühbronzezeit von
der Aunjetitz-Kultur und später von den Hügelgräberkulturen geprägt wurden, übernahmen hierbei eine Vermittlerposition. Dass
besonders die Gräber des nordischen Kreises zahlreiche Bronzen
enthielten, hat weniger mit Metallreichtum als mit spezifischen Beigabensitten zu tun. Die weiterhin intensive Nutzung von Feuerstein
für Pfeilspitzen, aber auch für Dolche und Lanzenspitzen zeigt, dass
man im Norden bis weit in die Bronzezeit auf diesen Rohstoff angewiesen war, der relativ leicht zu beschaffen war.
Bei den Schatzfunden handelt es sich in erster Linie um kultische Niederlegungen. Bevorzugt gelangten Zeremonialgeräte oder Waffen,
teilweise auch aus Gold, sowie Beile und Ringe in den Boden, die
nicht nur als Schmuck oder Waffen, sondern auch als Metallbarren
von hohem Wert waren. Goldringlein aus gewickeltem Draht dienten
sowohl als Finger- oder Kopfschmuck von hochgestellten Frauen und
Männern, besaßen darüber hinaus aber auch eine Bedeutung als
Werteinheiten im Warenaustausch und als Opfergaben für die Götter.
A. Hä.

А. Хэн.

I. A.
154. Район Галле, Саксен-Анхальт, Германия

154. Gegend von Halle, Sachsen-Anhalt, Deutschland

Клад, обнаруженный в 1882 при строительстве железной дороги и переданный МОД (МПДИ). Все находки могут быть отнесены

Depotfund. 1882 beim Einsenbahnbau gefunden und ins Berliner
Museum eingeliefert. Alle Gegenstände in diesem Depot können

463

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

к платежным слиткам (кольца и топоры), которые использовались и по прямому назначению, и в качестве платежного средства при обмене товарами.
Первая четверть II тыс. до н. э.

als Barren (Ringe und Beile) interpretiert werden, die weiterverarbeitet werden konnten, aber auch zu Tauschzwecken dienten.
1. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr.

Литература: Brunn 1959. S. 58f.

A. Hä.

Literatur: Brunn 1959. S. 58f.

А. Хэн.
154.1. Кольцо-слиток

154.1. Barrenring

Бронза
Диаметр 11,8 см
ГЭ, инв. № ПГ 2253. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ig 75

Bronze
Dm. 11,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 2253. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Ig 75

Massiver Barrenring in Form eines Armrings
mit verbreitertem Mittelteil und gerade abgeschnittenen Enden. Hellgrün patiniert.

Массивное кольцо-слиток в форме браслета с расширяющейся срединной частью
и прямо срезанными окончаниями. Патина светло-зеленая.

A. Hä.
154.1

А. Хэн.
154.2. Семь топоров

154.2. Sieben Beile

Бронза
Длина 12,7–15,7 см
ГЭ, инв. № ПГ 2297–2303. Входят
в число перемещенных в результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № Ig 76–82

Bronze
L. 12,7 bis 15,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ
2297–2303. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. Ig 76–82

Топоры с закраинами, с закругленным обухом и расширяющимся лезвием. У трех топоров имеется слабо выраженный уступ паза. Патина светлозеленая.
А. Хэн.

Bronze
L. 32,6 cm; B. 7,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 2045. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Ig 3977

Кинжал с литой рукоятью с плоским, заштрихованным по краям навершием,
прямой гардой, декорированной узором
типа «елочка», и семью заклепками на основании гарды. Клинок с широким центральным ребром орнаментирован удлиненным перевернутым треугольником,
размещенным ниже рукояти, и четырьмя
небольшими перевернутыми треугольниками c насечками в зоне выреза основания рукояти. Патина коричнево-зеленая.

156.1

Vollgriffdolch mit randlich schraffiertem flachem Knauf, gerader durch Fischgrätbänder
verzierter Parierstange und Heftplatte mit
sieben Nieten. Die Klinge mit breiter Mittelrippe ist unterhalb des Hefts durch ein langes
hängendes Dreieck, im Heftausschnitt durch
vier kleine hängende Dreiecke mit Schraffur
geschmückt. Patina braungrün.
A. Hä.

Клинок с широким плоским срединным
ребром, соединенный с навершием тремя
выпуклыми заклепками. По краю навершия — орнамент типа «елочка», насад
декорирован шестью полосками с узором
типа «елочка». Патина коричнево-серая.

Die Klinge mit breiter flacher Mittelrippe ist
mit drei Kegelnieten mit dem Schaftkopf verbunden. Dessen Ränder sind durch Fischgrätsaum und die Röhre durch sechs Fischgrätbänder verziert. Patina braungrün.

A. Hä.

155. Ptusza (Bethkenhammer), Woj. Wielkopolski, Polen

155.1. Алебарда

155.1. Stabdolch

Бронза
Длина 23 см; длина навершия 13,5 см
ГЭ, инв. № ПГ 513. Входит в число перемещенных в результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № II. 2059
Обнаружена в 1838 при прокладке дренажной
канавы и передана землевладельцем
Хафеманом в МОД (МПДИ)

Bronze
L. 23 cm; L. des Schaftkopfs 13,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 513. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 2059
Bei der Anlage eines Entwässerungsgraben
gefunden und 1838 von Gutsbesitzer Hafemann
dem Berliner Museum geschenkt

Trianguläre Klinge mit dreieckiger Heftplatte, zwei Nietlöchern und breiter flacher MitТреугольный клинок с треугольным основаtelrippe, unterhalb der Heftplatte mit hänнием гарды, двумя крепежными отверстия155.1
genden, strichgefüllten Dreiecken verziert.
ми и широким, плоским срединным ребром.
Ниже основания гарды орнамент из перевернутых заштрихованных Schaftkopf mit drei kegelförmigen Scheinnieten auf der Knaufplatte
треугольников. Крепление древка с тремя коническими ложными und durchbrochen gearbeiteter Röhre, die in einem flachen Knauf
заклепками на пластине навершия и врезной трубкой, заканчиваю- endet. Patina grauschwärzlich.
щейся плоским навершием. Патина серо-черная.
Literatur: Bastian, Voß 1878. S. 21f. Taf. 6,6; Gedl 1980. S. 36. Taf. 36, 59.

464

156.1. Vollgriffdolch

Бронза
Длина 32,6 см; ширина 7,3 см
ГЭ, инв. № ПБ 2045. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ig 3977

Bronze
L. der Klinge 33,1 cm; L. des Schaftkopfes 23,6 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Ig 3978

А. Хэн.

А. Хэн.

156.1. Кинжал с литой рукоятью

156.2. Stabdolch

Ösenhalsringe mit flachgehämmerten, eingerollten Enden.
Hellgrün patiniert.

A. Hä.

A. Hä.

Бронза
Длина лезвия 33,1 см; длина навершия 23,6 см
МПДИ, Берлин, инв. № Ig 3978
Bronze
Dm. 14,6 bis 16,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ
2288–2293. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. Ig 84a-c und 85a-c

Литература: Bastian, Voß 1878. S. 21f. Taf. 6,6; Gedl 1980. S. 36. Taf. 36, 59.

Literatur: Schmidt 1909; Hänsel, Hänsel 1997-I. S. 120f.

А. Хэн.

156.2. Алебарда

154.3. Sechs Halsringbarren

155. Птуша (Беткенхаммер), воеводство Великопольское,
Польша

Литература: Schmidt 1909; Hänsel, Hänsel 1997-I. S. 120f.

A. Hä.

Бронза
Диаметр 14,6–16,9 см
ГЭ, инв. № ПГ 2288–2393. Входят
в число перемещенных в результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № Ig 84a-c

154.3, деталь / Detail

Vor 1908 zusammen auf der Flur „Zwei wüste Höfe“ gefunden und
1908 von Gutsbesitzer Franz Walther für das Berliner Museum angekauft. Es könnte sich sowohl um ein Depot als auch um ein Grab gehandelt haben.
1. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr.

А. Хэн.

154.2

154.3

156. Halle (Kanena), Sachsen-Anhalt, Deutschland

Находка может быть как коллективным памятником, так и погребением. Найдена в вестибюле «Цвай вюлсте хофе» до 1908,
приобретена для МОД (МПДИ) в 1908 землевладельцем Францем Вальтером.
Первая четверть II тыс. до н. э.

Randleistenbeile mit gerundetem Nacken und ausschwingender Schneide. Bei drei Beilen ist
der schwache Ansatz einer Rast
zu erkennen. Hellgrün patiniert.

154.3. Шесть гривен

Гривны петельчатые с раскованными скрученными окончаниями. Патина светло-зеленая.

156. Галле (Канена), Саксен-Анхальт, Германия

156.1, деталь / Detail

A. Hä.

А. Хэн.
156.2

157. Дискау, Саксен-Анхальт, Германия

157. Dieskau, Sachsen-Anhalt, Deutschland

Клад или погребение. Изделия приобретены МОД (МПДИ) в 1874
у лейпцигского антиквара Ф. Йоста. Комплекс золотых украшений и золотой топор принадлежали, вероятно, одному из правителей лейбингенской группы, населявшей область Гарца и относившейся к унетицкой культуре. Топор, прикрепленный к древку,
выполнял, возможно, функцию церемониального предмета.
Один из золотых браслетов, входивших в состав этого клада, перемещенного в Россию, ныне числится пропавшим (МПДИ, Берлин, инв. № II. 6818).
Первая четверть II тыс. до н. э.

Depot- oder Grabfund, 1874 von dem Berliner Museum über den
Leipziger Händler F. Jost erworben. Das Ensemble von Goldschmuck
und Prunkbeil dürfte aus dem Besitz eines Fürsten der im Harz beheimateten Leubinger Gruppe der Aunjetitzer Kultur stammen. Das Beil
besaß wohl, an einem Stab fixiert, die Funktion eines Zeremonialgeräts.
Ein zu dem Depot gehöriger Armring mit Ösenenden, der zusammen
mit den anderen Goldgegenständen des Depots nach Russland verlagert wurde, ist heute verschollen (Inv. Nr. MVF II. 6818).
1. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr.

Литература: Schmidt, Nitzschke 1980; Hänsel, Hänsel 1997-I. S. 127f.

Literatur: Schmidt, Nitzschke 1980; Hänsel, Hänsel 1997-I. S. 127f.

А. Хэн.

A. Hä.

157.1. Два браслета

157.1. Zwei Armbänder

Золото
Диаметр 7,5 см
ГМИИ, инв. № Аар 366, 367. Входят
в число перемещенных
в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № II. 6814, 6815

Gold
Dm. 7,5 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 366, 367.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 6814, 6815

Браслеты с разомкнутыми, слегка суженными концами и пятью
опоясывающими ребрами.

Armbänder mit offenen, leicht
verjüngten Enden und fünffachen Rippen längs des Bandes.
157.1

157.1

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.

465

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

157.2. Браслет

157.2. Ring

Золото
Диаметр 10,8 см
ГМИИ, инв. № Аар 1734. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 6816

Gold
Dm. 10,8 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 1734. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 6816

Незначительно погнутый браслет из прутка круглого сечения с концами, раскованными в круглые пластинки с небольшими
закраинами. Орнаментирован шестью рельефными продольными полосками, каждая вторая из которых имеет поперечные
насечки.

Leicht verbogener, rundstabiger Ring mit
Stollenenden. Verziert durch je sechs Längsrippen, von denen jede zweite quergerieft
ist.
V. P. T., A. Hä.

Оба клинка имеют округленный конец и
широкое срединное ребро. Втулка закрыта плоской шляпкой, имеет с каждой стороны по три конических шипа и орнамент
из трех поясов рельефных ободков. На
деревянную рукоять одной из алебард
было насажено 14 бронзовых колец, на
рукоять другой — 18; из общего числа колец сохранилось 24. Рукоять имеет нижнее втульчатое завершение.

Beide Klingen sind vorne gerundet und haben eine breite Mittelrippe. Die Schäfte bestehen aus quergerieften Köpfen mit flachem
Abschluss und gehen in die dreieckigen
Knaufplatten mit je drei Kegelnieten über,
unter denen sich kurze quergerippte Schaftröhren befinden. Auf die Holzschäfte waren
bei der einen Axt 14, bei der anderen 18
Bronzeringe geschoben, 24 davon sind noch
erhalten. Den unteren Abschluss der Schäfte
bildeten durchbrochen gearbeitete Röhren.

Литература: Hohmann 1930. S. 24f.; Bohm 1935.
S. 105. Taf. 8,1,2; Wüstemann 1995. S. 74. Taf. 15,
108.

157.2

В. П. Т., А. Хэн.

Literatur: Hohmann 1930. S. 24f.; Bohm 1935. S. 105.
Taf. 8,1,2; Wüstemann 1995. S. 74. Taf. 15, 108.
159.1

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.
157.3. Топор

157.3. Beil

160. Гуркау, воеводство Щлёнское (Силезское), Польша

160. Gurkau, Woj. Śląskie, Polen

Золото
Длина 13,9 см; ширина 5,1 см
ГМИИ, инв. № Аар 370. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 6817

Gold
L. 13,9 cm; B. 5,1 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 370. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 6817

Randleistenbeil mit runder Nackenkerbe und
halbkreisförmiger Schneide. Auf der Klinge
beidseitige Verzierung durch ein ineinander
geschachteltes, tropfenförmiges Rillenmuster.

Клад, обстоятельства находки неизвестны. Поступил в МОД
(МПДИ) в 1851. Включает в себя бронзовые предметы, выполнявшие функцию платежных слитков и имевшие широкое хождение при товарообмене. Нередко подобные слитки помещались в землю в качестве приношения потусторонним силам.
Подвеска (инв. № II 3568), которая, как считается, входит в состав
этого коллективного памятника, причислена к нему ошибочно,
поскольку она имеет другую датировку.
Первая четверть II тыс. до н. э.

Depotfund, die Fundumstände sind unbekannt. 1851 ins Museum
gekommen. Der Fund enthielt Bronzegegenstände, die als Metallbarren von hohem Wert waren und beliebte Handelsprodukte darstellten. Häufig fanden solche Barren als Opfergaben Verwendung, die im
Boden deponiert, den unterirdischen Mächten geweiht wurden. Ein
Kettengehänge mit der Inv. Nr. II. 3568, das angeblich dazu gehören
soll, ist wegen seiner unterschiedlichen Zeitstellung wohl fälschlich
mit den übrigen Teilen des Depots vermischt worden.
1. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr.

V. P. T., A. Hä.

Литература: Seeger 1936. S. 91f. Abb. 4.

Literatur: Seeger 1936. 91f. Abb. 4.

А. Хэн.

A. Hä.

Топор с закраинами, полукруглым лезвием, с выемкой на узком конце. На лезвии
двусторонняя гравировка в виде капель,
оформленных тремя врезанными линиями.

157.3

В. П. Т., А. Хэн.
158. Монтвы (Хоэнзальца), воеводство Куявско-Поморское,
Польша

158. Montwy (Hohensalza), Woj. Kujawsko-Pomorskie, Polen

158.1. Клинок кинжала

158.1. Dolch

Золото
Длина 13,3 см; ширина 4,8 см
ГМИИ, инв. № Аар 369. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Id 2122
Обнаружен между Койшвицем и Монтвы,
в урне. Принесен в дар МОД (МПДИ) в 1904
тайным советником профессором доктором
Бэсслером
Первая четверть II тыс. до н. э.

Gold
L.13,3 cm; B. 4,8 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 369. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Id 2122
Zwischen Keuschwitz und Montwy in einer Urne
gefunden, wurde 1904 von dem Geheimen Hofrat
Prof. Dr. Bässler aus Berlin dem Berliner Museum
geschenkt
1. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr.

Dolchklinge mit gerundeter Griffplatte. Eine
Reihe von nahe am Heftrand liegenden Nietlöchern ist ausgebrochen, darunter wurden Ersatzlochungen angelegt, in denen bei Auffindung noch fünf Pflockniete mit schmalem
Kegelkopf steckten. Die dreieckige Klinge ist entlang der Schneiden
doppelt facettiert und weist in der Mitte ein vielfaches Winkelmuster
auf, das unterhalb der Nietlöcher ein schraffiertes Rechteck einrahmt.

158.1

Клинок кинжала со скругленными углами и верхней частью. Целостность нескольких отверстий для заклепок, расположенных
близко к месту крепления рукояти, нарушена, под ними проделаны дополнительные отверстия; после обнаружения в них были
вставлены пять заклепок с небольшими круглыми головками.
Треугольный клинок имеет двойное фасетирование вдоль лезвий и орнаментирован по центру гравировкой в виде треугольных врезанных линий и мелкой сетки в верхней части.

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.

160.1. Два кольца-слитка

160.1. Zwei Barrenringe

Бронза
Диаметр 12,4 и 10,6 см
ГЭ, инв. № ПБ 1205, 1206. Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 3564, 3565

Bronze
Dm. 12,4 cm und 10,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1205, 1206.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. II. 3564, 3565

159. Schmöckwitz, Berlin, Deutschland

159.1. Две алебарды

159.1. Zwei Stabdolche

Бронза
Длина 27,1 и 25,3 см
ГМИИ, инв. № Аар 419, 420. Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 159, 160
Обнаружены в 1876 во время полевых работ
под Шмеквитцем, приобретены МОД (МПДИ)
в 1881. При обнаружении лежали в земле
острием друг к другу
Первая четверть II тыс. до н. э.

Bronze
L. des Dolches 27,1 cm (Inv. If 159) und 25,3 cm
(Inv. If 160)
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 419, 420. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 159, 160
Um 1876 bei Feldarbeiten auf dem großen Werder
bei Schmöckwitz gefunden und 1881 von dem
Berliner Museum angekauft. Die beiden
Stabdolche waren mit den Spitzen zueinander im
Boden niedergelegt worden
1. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr.
159.1

466

A. Hä.

А. Хэн.
160.1

160.2. Десять колец

160.2. Zehn rundstabige
Ringe

Бронза
Диаметр 6,5–11,3 см
ГЭ, инв. № ПБ 1207–1216. Входят
в число перемещенных в результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № II. 3555, II. 3567a–i

Одно большое кольцо с незамкнутыми острыми концами и
девять небольших колец с узкими закругленными концами. Цвет патины от светло-зеленого до бронзового.
А. Хэн.

159. Шмеквитц, Берлин, Германия

Massive offene Ringe, in der Mitte geschwollen, Enden gerade abgeschnitten. Patina
hellgrün, teilweise abgerieben.

Массивные разомкнутые кольца, с утолщением посередине и прямо обрезанными концами. Патина светло-зеленая, частично счищенная.

Bronze
Dm. 11,3 cm (Inv. Nr. II. 3566)
und 6,5 cm (Inv. Nr. II. 3567a–i)
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1207–
1216. Kriegsbedingt verlagert.
Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. II. 3566 und II. 3567a-i

160.2

Ein großer Ring mit offenen,
spitzen Enden und neun kleinere
160.2
Ringe mit schmalen Stollenenden. Patina hellgrün bis bronzefarben.
A. Hä.

160.3. Топор с закраинами

160.3. Randleistenbeil

Бронза
Длина 15,2 см
ГЭ, инв. № ПБ 1203. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 3569

Bronze
L. 15,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1203. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 3569

Randleistenbeil mit geradem Nacken, Einziehung im Mittelteil und ausschwingender
Schneide. Patina grün mit hellen Ausblühungen.

Топор с закраинами, прямым обухом, сужением по центру и расширением к низу.
Патина зеленая со светлыми выцветами.

A. Hä.

А. Хэн.

160.3

467

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

161. Пулитц, остров Рюген, Мекленбург-Форпоммерн,
Германия

161. Putlitz, Insel Rügen, Mecklenburg-Vorpommern,
Deutschland

161.1. Кинжал

161.1. Dolch

Кремень
Длина 19,5 см
ГЭ, инв. № ПА 800. Входит в число перемещенных
в результате Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № II. 9249
Приобретен МПДИ в 1875 вместе с другими предметами
из собрания Феддерсена
Первая половина II тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 19,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПA 800. Kriegsbedingt verlagert.
Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 9249
1875 zusammen mit anderen Stücken aus der Sammlung
Feddersen von dem Berliner Museum angekauft
1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Dolch mit breiter kurzer Klinge und fischschwanzförmigem Griff. Flächig retuschiert. Dunkler gebänderter
Silex.

Кинжал с широким коротким клинком и рукоятью,
напоминающей по форме рыбий хвост. Сплошная
плоская ретушь. Кремень темный, с полосами.

A. Hä.

А. Хэн.

161.1

162. Meldorf, Schleswig Holstein, Deutschland

162. Мельдорф, Шлезвиг-Гольштейн, Германия
162.1. Восемь топоров

162.1. Acht Beile

Бронза
Длина 15,6–17 см;
ширина 3,5–4 см
ГЭ, инв. № ПБ 2244–2251. Входят
в число перемещенных
в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № II. 9456–9464.
Инв. № II. 9462 находится в МПДИ
Обнаружены в торфянике. В 1875
поступили в МОД (МПДИ)
в составе коллекции Шиллинга
XIV в. до н. э.

Bronze
L. 15,6–17 cm; B. 3,5–4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 2244–
2251. Kriegsbedingt verlagert. Bis
1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 9456–
9464. Inv. Nr. II. 9462 befindet sich
noch im MVF
Depot, im Torfmoor gefunden.
Gelangte 1875 mit weiteren
Beständen der Sammlung Schilling
in das Berliner Museum
14. Jahrhundert v. Chr.

Топоры с прямым обухом и прямым упором, расширяющиеся
к лезвию. Тулово каждого топора разделено на две части
центральным ребром. Патина
темно-серо-зеленая.

Absatzbeile mit geradem Nacken
und gerader Rast, zur Schneide sich
verbreiternd. Der Beilkörper wird jeweils durch eine Mittelrippe gegliedert. Patina dunkelgraugrün.
162.1

A. Hä.

А. Хэн.
163. Вайсагк, Брандербург, Германия

163. Weissagk, Brandenburg, Deutschland

163.1. Восемь подвесок

163.1. Acht Anhänger

Листовое золото
Диаметр 3,1–3,3 см
ГМИИ, инв. № Аар 1084–1091.
Входят в число перемещенных
в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № II 9748a-h
Обнаружены в 1875 в песчаном
холме среди пустоши. Приобретены МОД (МПДИ) у доктора
Векенштедта из Коттбуса.
В соседних песчаных холмах
находилась керамика и витые
кольца. Вероятно, в данном
случае речь идет о месте для
жертвоприношений эпохи бронзы
Середина II тыс. до н. э.

Goldblech
Dm. 3,1–3,3 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 1084–
1091. Kriegsbedingt verlagert. Bis
1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 9748a-h
1875 in einem Moorgebiet aus
einem Sandhügel geborgen.
Von Dr. Veckenstedt aus Cottbus an
das Berliner Museum verkauft.
Weitere benachbarte Sandhügel im
Moor enthielten Keramik und ein
Depot mit tordierten Ringen.
Wahrscheinlich handelt es sich bei
diesem Ort um einen
bronzezeitlichen Opferplatz

163.1

Бляшки с широкой рифленой петлей орнаментированы рубчатым ободком и концентрическими рельефными кругами вокруг
небольшой выпуклости по центру.
Литература: Marschallek 1934. S. 78. Taf. 4b-d.

В. П. Т., А. Хэн.

468

Mitte 2. Jahrtausend v. Chr.

Scheibenanhänger mit breiter geriefter Öse, verziert durch umlaufende Kerben am Rand und konzentrische Rippen, die einen kleinen
Mittelbuckel umgeben.
Literatur: Marschallek 1934. S. 78. Taf. 4b-d.

V. P. T., A. Hä.

164. Цецежицы Малы (Кляйн-Щеттритц), воеводство
Любуское, Польша

164. Ciecierzyce Mały (Kleinczettritz), Woj. Lubuskie, Polen

164.1. Семь украшений
из проволоки

164.1. Sieben Spiraldrähte
Gold
H. 1,9 bis 2,5 cm; Dm. 2,6 bis 3,2 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 357–363.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. If 10013a-g
Die Spiralringe wurden von dem
Dachdecker Friedrich Krüger bei
Feldarbeiten in einem Keramikgefäß
gefunden und 1910 an das Berliner
Museum verkauft
Mitte 2. Jahrtausend v. Chr.

Золото
Высота 1,9–2,5 см;
диаметр 2,6–3,2 см
ГМИИ, инв. № Аар 357–363.
Входят в число перемещенных
в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № If 10013a-g
Скрученная проволока была
обнаружена в керамическом
сосуде кровельщиком Фридрихом
Крюгером во время полевых
работ и приобретена у него в 1910 МОД (МПДИ)
Середина II тыс. до н. э.

Sieben Spiraldoppeldrahtringe,
auf einer Seite zu ineinander liegenden Ellipsen gewickelt, so dass eine breite Schauseite
entsteht.

Семь украшений из проволоки, свернутой с одного
конца в кольцо, остальная часть смотана овалом, выгнутым в перпендикулярной плоскости к кольцу.
Литература: Bohm 1935. S. 20, 115. Taf. 30,7,10,12; Wetzel
(im Druck).

Literatur: Bohm 1935. S. 20. 115. Taf. 30,7,10,12; Wetzel
(im Druck).

V. P. T., A. Hä.
164.1

В. П. Т., А. Хэн.
165. Sonnewalde, Brandenburg, Deutschland

165. Зонневальде, Бранденбург, Германия
165.1. Одиннадцать
спиральных украшений

165.1. Elf Noppen- und
Fingerringe

Золото
Диаметр 3–8 см
ГМИИ, инв. № Аар 351–356, 374,
1744–1747. Входят в число
перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 5674, 5675, 5715–5719,
5721, 5722, RE 157, 158
Находки были обнаружены в середине XIX в. при рытье могилы
вблизи замка Зонневальде.
По некоторым сведениям, золотые
спиральные украшения находились в глиняном сосуде и были
приобретены МОД (МПДИ) в 1866
XIV–XIII вв. до н. э.

Gold
Dm. 3 bis 8 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 351–356,
374, 1744–1747. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. II. 5674, 5675, 5715–5719,
5721, 5722, RE 157, 158
Das Depot wurde um die Mitte des
19. Jahrhunderts beim Ziehen eines
Grabens in der Nähe des Schlosses
Sonnewalde gefunden. Die
Golddrähte sollen sich in einem
Tongefäß befunden haben und
wurden 1866 von dem Berliner
Museum erworben
14.–13. Jahrhundert v. Chr.

Ringe aus doppelt geführtem
rundstabigem Draht, der an einem der Enden jeweils eine
Schlaufe bildet. In diesem Bereich sind die
Drähte durch Torsion verziert. Sie sind teilweise verbogen und nicht ganz vollständig.

Спиральные украшения из сложенной вдвойне проволоки круглого сечения, один из концов которой свернут в петлю. На одном конце и в середине
проволока крученая, в этих местах частично
погнутая, частично фрагментированная.

Literatur: Marschallek 1934. S. 73. Taf. 1.

Литература: Marschallek 1934. S. 73. Taf. 1.

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.
165.1

166. Дания. Место находки неизвестно

166. Dänemark. Fundort unbekannt

166.1. Кинжал

166.1. Dolch

Кремень
Длина 19,4 см
ГЭ, инв. № ПA 808. Входит в число перемещенных в результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № VIa 355
Приобретен МПДИ в 1886вместе с большим
количеством прочих кремневых изделий из собрания Феддерсена

Feuerstein
L. 19,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПA 808. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. VIa 355
1886 zusammen mit vielen weiteren Silexgeräten
der Sammlung Feddersen von dem Berliner

166.1

Museum angekauft

Кинжал с узким клинком и прямым окончанием головки. Сплошная плоская ретушь. Кремень светло-серый.

Dolch mit schmaler Klinge und geradem Knaufende. Flächig retuschiert. Hellgrauer Silex.

А. Хэн.

A. Hä.

469

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

166.2. Два наконечника стрел

166.2. Zwei Pfeilspitzen

Кремень
Длина обоих по 2,6 см
МПДИ, Берлин, инв. № VI 1441a, b
Приобретены МПДИ в 1886 вместе с большим
количеством прочих кремневых изделий из
собрания Феддерсена

Feuerstein
L. je 2,6 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. VIa 1442a, b
1886 zusammen mit vielen weiteren Silexgeräten
der Sammlung Feddersen von dem Berliner
Museum angekauft

Наконечники стрел с вогнутым основанием. Сплошная плоская ретушь. Один из
наконечников (инв. № VI 1442a) — треугольный, светло-серый, второй (инв. № VI 1441b) —
продолговатый, узкий, желтый.

Pfeilspitzen mit Widerhaken. Flächig retuschiert. Inv. Nr. VI 1442a ist dreieckig und hellgrau, Inv. Nr. VI 1442b länglich schmal und gelb.

166.2

A. Hä.

А. Хэн.
166.3. Наконечник стрелы

166.3. Pfeilspitze

Кремень
Длина 6,4 см
МПДИ, Берлин, инв. № VIa 1774е
Приобретен МПДИ в 1896 вместе с коллекцией Штернберга
из Штральзунда

Feuerstein
L. 6,4 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. VIa 1774e
1896 mit der Sammlung Sternberg aus Stralsund von dem
Berliner Museum angekauft

Узкий наконечник с коротким черенком и длинным
пером. Ретуширован. Цвет светло-серый.

Schmale Pfeilspitze mit kurzem Schäftungsteil und langer Spitze. Retuschiert. Hellgrau.

А. Хэн.

168.1. Две двусторонние
литейные формы

168.1. Zweischalige Gussform
Sandstein
L. 24 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1165.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. Ie 1920a, b
1907 durch das Berliner Museum
von Herrn Johnke aus Buschen
angekauft
13.–11. Jahrhundert v. Chr.

Песчаник
Длина 24 см
ГЭ, инв. № ПБ 1165. Входят в число
перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ie 1920a, b
Приобретены МОД (МПДИ) в 1907
у господина Йонке из Бушена
XIII–XI вв. до н. э.

Die Formschalen konnten beidseitig, also für zwei verschiedene
Gegenstände, verwendet werДвусторонние литейные фор168.1
мы могли использоваться для отливки двух разных предметов. den. Die eine Vertiefung ist sanduhrförmig und nur in eine SchalenОдна из матриц имеет форму песочных часов и прорезана толь- hälfte eingearbeitet. Die andere Vertiefung war wohl für ein Tüllenко в одной створке. Вторая матрица предназначалась для отлив- beil gedacht und ist in beide Schalenhälften eingetieft.
ки кельта и прорезана в обеих створках.
B. N.
Б. Н.
169. Лиссабон, Португалия

167–173. Литейные формы и орудия литейного
производства Центральной Европы

167–173. Gussformen und Schmiedegeräte aus
Mitteleuropa

Многие типы орудий эпохи бронзы сформировались полностью во
II тыс. до н. э. и сохранились в таком виде до нынешних времен. Их
наличие свидетельствует о существовании в эту эпоху весьма развитой техники производства в самых разных отраслях. Например,
плавильные тигли, литейные формы, литейные шишки относятся,
судя по всему, к инструментам, связанным с отливкой металлических изделий. Другие приспособления — такие, как наковальня, — входят в кузнечный инвентарь. Долото и молот, в зависимости от типа рабочей поверхности, имеют гораздо более широкое
применение. Такие орудия, как кирка и тяжелый каменный молот,
могли находить применение и в горном промысле. Разнообразные орудия, связанные с металлургическим промыслом, широко
представлены среди археологических находок, хотя при этом некоторые группы орудий, например резцы и напильники, встречаются весьма редко и отнюдь не всегда поддаются однозначной
идентификации. Бронзовые орудия производства чаще всего обнаруживаются в составе кладов, тогда как другие объекты, в частности литейные формы и плавильные тигли, попадаются в основном на поселениях. В погребальных комплексах орудия, связанные с литейным промыслом, встречаются крайне редко.

Viele bronzezeitliche Werkzeuggruppen sind im 2. Jahrtausend v. Chr.
formal bereits voll entwickelt und haben sich bis heute kaum verändert. Sie weisen auf gut entwickelte Arbeitstechniken ganz unterschiedlicher Handwerkszweige hin. Schmelztiegel, Gussformen und
Gusskerne beispielsweise können als Instrumente des Metallgießers
verstanden werden. Andere Geräte, wie Ambosse, gehören in den
Werkzeugkasten des Schmiedes. Meißel und Hämmer sind dagegen,
je nach Ausprägung ihrer Arbeitsflächen, oft vielseitig einsetzbar. Gerätschaften wie bronzene Pickel oder schwere Steinhämmer können
auch beim Bergbau Verwendung gefunden haben. Einerseits sind
metallurgische Werkzeuge recht häufig belegt, andererseits treten
bestimmte Werkzeuggruppen wie Punzen oder Feilen nur sehr selten
zu Tage und sind nicht in jedem Fall eindeutig zu identifizieren. Bronzenes Handwerksgerät tritt am häufigsten in Deponierungen auf,
wohingegen Objekte wie Gussformen und Schmelztiegel meist in
Siedlungskontexten aufgefunden werden. In Grabensembles kommen metallurgische Utensilien dagegen nur sehr selten vor.

169. Lissabon, Portugal

169.1. Топор с литником
Бронза
Длина 23,5 см; ширина 5,7 см
ГЭ, инв. № ПБ 706. Входит в число
перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Vb 261
Приобретен МОД (МПДИ) в 1899
у антиквара Роберта Форрера из
Страсбурга
Ок. 1000 до н. э.

Топор с закругленным уступом,
узким лезвием и боковыми
ушками («ручками») на уровне уступа. Сохранился литник
и литейный шов. Патина зеленая со светлыми выцветами.

169.1. Ärmchenbeil mit
Gusszapfen
Bronze
L. 23,5 cm; B. 5,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 706.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. Vb 261
1899 von dem Berliner Museum
über den Antikenhändler Robert
Forrer aus Straßburg erworben
Um 1000 v. Chr.

Ärmchenbeil mit gerundetem
Absatz und schmalem Schneidenteil, in Höhe des Absatzes
seitliche Ösen („Ärmchen“). Der
Gusszapfen ist ebenso wie die
169.1
Gussnähte noch erhalten. Patina grün mit hellen Ausblühungen.

Литература: Monteagudo 1977.

Literatur: Monteagudo 1977.

Б. Н.

B. N.

170. Фалькенберг, Брандербург, Германия

170. Falkenberg, Brandenburg, Deutschland

B. N.

Б. Н.
167. Marne, Frankreich

167.1. Створка литейной формы

167.1. Gussformschale

Бронза
Длина 20,5 см; ширина 8,7 см
ГЭ, инв. № ПБ 1383. Входит в число перемещенных в результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № Va 911
Обнаружена в р. Марне. Приобретена МОД
(МПДИ) в 1903 у антиквара и археолога
Роберта Форрера
Третья четверть II тыс. до н. э.

Bronze
L. 20,5 cm; B. 8,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1383. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Va 911
Flussfund aus der Marne. Angekauft durch das
Berliner Museum 1903 von dem Antikenhändler
und Archäologen Robert Forrer
3. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr.

Форма для топора с упором, имеющим заостренный паз, и расширяющимся лезвием. На лицевой стороне орнаментирована
рельефными треугольниками, вписанными друг в друга. По краям формы — пять
углублений, предназначенных для кре167.1
пления не сохранившейся второй створки. Патина серо-зеленая. Patina graugrün.

Gussschale für ein Absatzbeil mit spitzer Rast
und ausschwingender Schneide. Аn der Außenseite durch Rippen in Form ineinander
geschachtelter Dreiecke verziert. Insgesamt
fünf Vertiefungen auf den Rändern der Schale, sie waren für die Befestigung mit der
nicht erhaltenen Schalenhälfte vorgesehen.

Литература: Gerloff, Hansen, Oehler 1993. S. 77. Taf. 23,1.

Literatur: Gerloff, Hansen, Oehler 1993. S. 77 Taf. 23,1.

Б. Н.

B. N.

470

168. Bożeń (Buschen), Woj. Dolny Śląsk, Polen

A. Hä.
166.3

167. Марне, Франция

168. Божень (Бушен), воеводство Дольнощлёнское
(Нижнесилезское), Польша

170.1. Створка литейной формы

170.1. Gussformhälfte

Камень
Длина 14,6 см; ширина 6,7 см
ГЭ, инв. № ПБ 1126. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 3637
Найдена в Эльбе под Фалькенбергом.
Принесена в дар МОД (МПДИ) в 1891
адвокатом доктором Ремлингом
Ок. 1000 до н. э.

Stein
L. 14,6 cm; B. 6,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1126. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 3637
Aus der Elbe bei Falkenberg. Geschenk an das
Berliner Museum von dem Rechtsanwalt Dr.
Remling 1891
Um 1000 v. Chr.

Formhälfte zum Guss eines Tüllenbeils mit
Randwulst, randständiger Öse und vertikaler
Schaftrippe. An den Rändern leicht bestoßen.

Створка литейной формы для отливки
кельта с валиком над краем, ушком и вертикальной нервюрой. Края слегка прокованы.

B. N.

Б. Н.

170.1

471

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

171. Павловитшки (Гнаденфельд), воеводство Опольское,
Польша

171. Pawłowiczki (Gnadenfeld), Woj. Opole, Polen

Zwei Schalen zum Guss eines Tüllenbeils mit
Randwulst, seitlicher Öse und vertikalen Riefen auf der Tülle. Drei randliche Befestigungsstifte und Lochungen, die das Verrutschen der Form verhindern sollten. Patina
graugrün.

ры. В эту эпоху сооружаются своего рода резиденции правителей,
которые напоминали по своему устройству города и были, как
правило, обнесены массивными крепостными стенами. Они являлись средоточием торговли, ремесленного производства и одновременно культовыми центрами, осуществлявшими, кроме всего
прочего, контроль за прилегающими территориями. Сохранившиеся остатки роскошной фресковой живописи в сооружениях,
подобных дворцам, равно как и богатые могилы в окрестностях
таких центров, свидетельствуют о необычайном богатстве этой
эпохи. Под влиянием высокоразвитых культур восточного региона
Средиземноморья здесь начала распространяться письменность,
главным образом в административной и экономической области.
Минойская и микенская культуры оказывали, в свою очередь,
влияние на соседние регионы, как это видно на примере греческих
керамических сосудов с тонкой росписью, которые экспортировались в Египет, на Кипр, Родос, в Малую Азию и в Левант, а в некоторых случаях изготавливались в этих местах.

B. N.

Л.-К. Р.

171.1. Двустворчатая литейная форма

171.1. Zweischalige Gussform

Бронза
Длина 13,2 см; ширина 5,5 см
ГЭ, инв. № ПБ 1203. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II 6477
Передана в МОД (МПДИ) в 1869 служителем
галереи Кохом
Ок. 1000 до н. э.

Bronze
L. 13,2 cm; B. 5,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1203. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 6477
1869 von dem Galeriediener Koch dem Museum
übergeben
Um 1000 v. Chr.

Две створки литейной формы для отлива
кельта с валиком над краем, боковым ушком и вертикальными бороздками на
втулке. Три штифта и отверстия по краю
для фиксации форм. Патина серо-зеленая.

171.1

ben waren. Sie waren Zentren für Handel, Handwerk und Kult und
kontrollierten das umliegende Territorium. Spuren prächtiger Wandmalereien in den palastartigen Gebäuden und reiche Gräber im Umfeld dieser Zentren zeugen vom Reichtum der Epoche. Vor allem von
den Hochkulturen des östlichen Mittelmeerraums wurden Anregungen übernommen, darunter auch die Verwendung von Schrift zu
Wirtschafts- und Verwaltungszwecken. Minoische und mykenische
Lebensart beeinflusste wiederum diese umliegenden Regionen, so
wurden zum Beispiel die fein bemalten griechischen Keramikgefäße
bis nach Ägypten, Zypern, Rhodos, Kleinasien sowie in die Levante
exportiert und teilweise sogar an diesen Orten selbst angefertigt.
L.-C. R.

Б. Н.
174. Предположительно остров Родос, Греция
172. Хюненберг, Нидерсаксен, Германия
172.1. Молот втульчатый

172.1. Tüllenhammer

Бронза
Длина 8,7 см; ширина 2,7 см
ГЭ, инв. № ПБ 1442. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II 696
Найден в одном из погребений с трупосожжением вблизи укрепленного поселения эпохи
бронзы. Принесен в дар МОД (МПДИ) в 1894
фон Штольценбургом из Луттмерзена
Ок. 1000 до н. э.

Bronze
L. 8,7 cm; B. 2,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1442. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Il 696
Aus einer Brandverfärbung im Bereich einer
bronzezeitlichen Befestigung, 1894 durch Herrn
von Stolzenburg, Luttmersen, dem Berliner
Museum geschenkt
Um 1000 v. Chr.

Tüllenhammer mit runder, zweifach quergeriefter Tülle und sechskantig ausgearbeitetem
Körper. Die Hammerfläche bildet einen flachen Winkel. Auf dem Körper befinden sich
zwei gegenständige Buckel, die durch geriefte
Bögen eingefasst sind. Patina graugrün.

Втульчатый молот с круглой втулкой, имеющей двойное поперечное рифление, и
шестигранным туловом. Поверхность молота образует плоский угол. На тулове
имеются две противостоящие выпуклости, обрамленные ребристыми дугами.
Патина серо-зеленая.
Литература: Verhandlungen BGAEU 1892.
S. 267f. Fig. 2.

174. Angeblich von der Insel Rhodos, Griechenland

172. Hünenberg, Niedersachsen, Deutschland

Literatur: Verhandlungen BGAEU 1892. S. 267f.
Fig. 2.

B. N.
172.1

174.1. Сосуд для смешивания вина
и воды

Keramik
H. 33,8 cm; Mdm. 34,5 cm
Antikensammlung Berlin, Inv. Nr. V.I. 4947
1908 von Theodor Wiegand, damals
auswärtiger Direktor der Berliner Museen
in Konstantinopel, erworben
1400–1350 v. Chr.

Глина
Высота 33,8 см; наибольший диаметр 34,5 см
Античное собрание, Берлин, инв. № V.I. 4947
Приобретен в 1908 Теодором Вигандом,
представителем МОД (МПДИ)
в Константинополе
1400–1350 до н. э.

Большой микенский кратер с высокой
узкой ножкой и вертикальными ленточными ручками. Темно-оранжевая
и коричневая роспись на бежевом фоне. Ножка и венчик монохромные, ручки и тулово орнаментированы трехэлементным арочным узором. Составлен
из фрагментов, недостающие фрагменты дополнены. Светло-оранжевая глина, отощитель тонкий. Сосуд сформован на гончарном круге. Жесткий обжиг. Поверхность блестящая, мылистая.
Литература: Siebenmorgen 2008. S. 38. Abb. 3 (место находки ошибочно
указано как Дегирментепе под Милетом).

Б. Н.

174.1. Mischgefäß für Wein und Wasser

Großer mykenischer Krater auf schmalem
hohem Fuß mit vertikalen Bandhenkeln;
auf beigem Untergrund dunkelorange
und braun bemalt. Fuß und Rand sind
monochrom, die Henkel mit Bändern und
der Körper mit einem dreikurvigen Bogenmuster dekoriert. Zusammengesetzt
und teilweise ergänzt. Helloranger Ton,
fein gemagert, auf der Drehscheibe geformt, hart gebrannt, bemalt. Glänzende
und seifige Oberfläche.
Literatur: Siebenmorgen 2008. S. 38. Abb. 3.
(mit falscher Angabe bezüglich des Fundortes, irrtümlicherweise als
Değirmentepe bei Milet beschrieben).

174.1

L.-C. R.

Л.-К. Р.
173. Szentendre, Kom. Pest, Ungarn

173. Сентендре, округ Пешт, Венгрия

175. Родос, Греция
173.1. Кирка

173.1. Pickel

Бронза
Длина 31,6 см; ширина 4,9 см
ГЭ, инв. № ПБ 548. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IVd 3140
Приобретена МОД (МПДИ) в 1914 у антиквара
Маутнера из Будапешта
Начало I тыс. до н. э.

Bronze
L. 31,6 cm; B. 4,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 548. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 3140
1914 von dem Berliner Museum über den
Kunsthändler Mautner aus Budapest erworben
Anfang 1. Jahrtausend v. Chr.

Кирка с крыльями и заостренной шестигранной ударной частью. Следы значительного износа. Патина коричнево-серая.

Pickel mit oberständigen Schaftlappen und
sechskantigem, vorne spitzem Schlagteil.
Starke Abnutzungsspuren. Patina braungrau.
173.1

B. N.

Б. Н.

174–179. Культуры эпохи поздней бронзы Эгейского
мира
Второе тысячелетие до н. э. знаменуется расцветом культуры в
Греции. На острове Крит складывается минойская культура, которая по прошествии некоторого времени окажет влияние на формирование в материковой Греции микенской дворцовой культу-

472

174–179. Die spätbronzezeitlichen Kulturen der Ägäis
Während des 2. Jahrtausends v. Chr. kam es in Griechenland zu einer
kulturellen Blütezeit. Auf der Insel Kreta entwickelte sich die minoische und von dieser beeinflusst wenig später auf dem griechischen
Festland die mykenische Palastkultur. Es entstanden stadtartige
Fürstensitze, die zumeist von massiven Befestigungsmauern umge-

175. Rhodos, Griechenland

175.1. Сосуд на трех ножках
с крышкой

175.1. Dreifußgefäß mit Deckel
Keramik
H. 26,5 cm; gr. Dm. 16 cm
Antikensammlung Berlin, Inv. Nr. 30016
1911 von Konsul Antoine Barmann in Rhodos
angekauft
14.–13. Jahrhundert v. Chr.

Глина
Высота 26,5 см; наибольший диаметр 16 см
Античное собрание, Берлин, инв. № 30016
Приобр. в 1911 у консула Антони Барманна
в Родосе
XIV–XIII вв. до н. э.

Сосуд на трех ножках, с приоткрывающейся крышкой, с темно-оранжевой
и коричневой росписью. Корзинообразная ваза неизвестного назначения и
происхождения. Изделие выполнено
в местной родо-микенской гоначарной
традиции. Возможно, речь идет о южнородосской мастерской. К характерным признакам относится сплошная
плотная орнаментация, а также ножки,
концы которых скручены в три оборота
и завернуты кверху, что создает впечатление оплетенной корзины. Розово-

175.1

Mittelgroßes Dreifußgefäß mit nur leicht anhebbarem Deckel, dunkelorange und braun
bemalt. Die korbartige Vase, deren Funktion
und Ursprung unsicher sind, ist ein Erzeugnis
lokaler rhodo-mykenischer Töpferkunst.
Möglicherweise handelt es sich hierbei um
eine südrhodische Werkstatt. Typisch sind
der dichte ganzflächig gestaltete Dekor sowie die dreifach gerollten und nach oben
gerichteten Füße, die an einen geflochtenen
Korb erinnern. Rosabeiger Ton, fein gemagert mit kleinen weißen und grauen Einschlüssen. Auf der Drehscheibe geformt,
hart gebrannt, bemalt.

473

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

бежевая глина, отощитель тонкий с мелкими белыми и серыми включениями. Сосуд сформован на гончарном круге. Жесткий обжиг.

Literatur: Furumark 1941. P. 73f. 345. Fig. 58. No. 44,12; Benzi 1992. Vol. 1.
P. 162–164.

Литература: Furumark 1941. P. 73, 345. Fig. 58. No. 44,12; Benzi 1992.
Vol. 1. P. 162–164.

L.-C. R.

Л.-К. Р.
176. Алики близ Пирея, Аттика, Греция

176. Aliki bei Piräus, Attika, Griechenland

176.1. Двуручный кубок
на ножке

176.1. Doppelhenkliger
Fußbecher

Глина
Высота 19,5 см; наибольший
диаметр 18 см
Античное собрание, Берлин,
инв. № F 26
Приобретен в 1880 у доктора
Лоллинга Эрнстом Курциусом,
главным хранителем отделения
мелких древностей и ваз (Старый
музей)
1400–1350 до н. э.

Keramik
H. 19,5 cm; Mdm. 18 cm
Antikensammlung Berlin,
Inv. Nr. F 26
1880 durch Ernst Curtius, Direktor
des Antiquariums, von Dr. Lolling
angekauft
1400–1350 v. Chr.

Großer Fußbecher mit großen,
überstehenden Schleifenhenkeln;
braun bemalt. An Rand und Stiel
horizontale Bänder, auf dem Körper vertikal verlaufende Blumenmuster. Umlaufender, paralleler
Streifendekor unter der Henkelzone und vor dem Stielansatz. Zusammengesetzt. Hellbeiger Ton,
fein gemagert; auf der Drehscheibe geformt, hart gebrannt, bemalt. Matte Oberfläche.

Кубок на ножке, с большими
петельчатыми ручками, выступающими над краем. Роспись коричневая. Венчик и
ножка орнаментированы горизонтальными лентами; на
тулове вертикальный цветочный узор. Опоясывающий ор176.1
намент из параллельных полос в зоне, расположенной под ручками и в месте перехода к Literatur: Furumark 1941. P. 287. Fig. 42. No. 18.A.3; Mountjoy 1999. Vol. 1.
ножке. Склеен из фрагментов. Светло-бежевая глина, отощитель P. 529. No. 149; P. 538. No. 184–188.
тонкий. Сосуд сформован на гончарном круге. Сильный обжиг. L.-C. R.
Поверхность матовая.
Литература: Furumark 1941. P. 287. Fig. 42. No. 18.A.3; Mountjoy 1999.
Vol. 1. P. 529. No. 149; P. 538. No. 184–188.

Л.-К. Р.
177. Предположительно остров Крит, Греция

177. Angeblich von der Insel Kreta, Griechenland

177.1. Кувшин

177.1. Kanne

Глина
Высота 27,8 см; наибольший
диаметр 20 см
Античное собрание, Берлин,
инв. № F 19
Приобретен в 1879 Эрнстом
Курциусом, главным хранителем
отделения мелких древностей
и ваз (Старый музей)
1400–1100 до н. э.

Keramik
H. 27,8 cm; gr. Dm. 20 cm
Antikensammlung Berlin,
Inv. Nr. F 19
1879 in Athen von Ernst Curtius,
dem Direktor des Antiquariums,
erworben
1400–1100 v. Chr.

Bauchige Kanne mit ungewöhnlich engem Hals, orange und
braun bemalt. Durchlaufend parallele Streifen am Hals und
Bauch. Im Schulterbereich Dekor
aus Papyrusblättern und Vogeldarstellungen. Form und Dekor des Gefäßes sind einmalig.
Beiger Ton, fein gemagert, auf
der Drehscheibe geformt, hart
gebrannt, Bemalung teilweise
abgerieben. Seifige, eher glatte
Oberfläche.

Кувшин с округлым туловом
и необычно узким горлом. Роспись оранжевая и коричневая.
На горле и животе параллельные сплошные полосы. Плечики
орнаментированы изображением листьев папируса и птиц.
Форма и декор сосуда представлены в единичном образце. Бежевая глина, отощитель тонкий.
Сосуд сформован на гончарном
круге. Сильный обжиг. Роспись
частично стерта. Поверхность
мылистая, скорее гладкая.

Literatur: Furtwängler, Loeschke
1886. Taf. 13, 81 a, b; Heilmeyer
1988. S. 22f. Nr. 11.

L.-C. R.

Литература: Furtwängler, Loeschke
1886. Taf. 13, 81 a, b; Heilmeyer
1988. S. 22f. Nr. 11.
174.1, деталь / Detail

474

Л.-К. Р.

177.1

475

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

178. Предположительно остров Кос, Греция

178. Angeblich von der Insel Kos, Griechenland

179.3. Фрагмент сосуда

179.3. Fragmente eines Gefäßes

Глина
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 3418

Keramik
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 3418

178.1. Кувшин с ручкой-дужкой

178.1. Bügelkanne

Глина
Высота 12,2 см; диаметр основания 5,3 см;
наибольший диаметр 11,5 см
Античное собрание, Берлин, инв. № V.I. 4865
Приобретен в 1906 Теодором Вигандом,
представителем МОД (МПДИ)
в Константинополе
Ок. 1150 до н. э.

Keramik
H. 12,2 cm; Dm. Basis 5,3 cm; gr. Dm. 11,5 cm
Antikensammlung Berlin, Inv. Nr. V.I. 4865
1906 von Theodor Wiegand, damals auswärtiger
Direktor der Berliner Museen in Konstantinopel,
erworben
Um 1150 v. Chr.

Фрагмент двуручного сосуда для
питья, декорированного красной росписью на фоне цвета
охры, в минойском стиле.

Scherbe eines doppelhenkligen
Trinkgefäßes mit roter Bemalung
auf ockerfarbenem Untergrund
im minoischen Stil.

Л.-К. Р.

L.-C. R.

179.4. Фрагмент амфоры

Kleine, kugelförmige Bügelkanne mit ausladendem Ausguss, auf hellbeigem Untergrund braun bemalt. Umlaufende Bänder
und Streifen am Gefäßkörper, horizontale
Streifen an den Henkeln. Der Schulterbereich
ist mit auf Kos üblichen symmetrischen, doppelten Spiralen, kombiniert mit gefüllten
Zwickeln, verziert und auf dem Bauch finden
sich kleine Halbzirkel. Sehr gut erhalten.
Hellbeiger Ton, fein gemagert, auf der Drehscheibe geformt, hart gebrannt, bemalt.
Matte Oberfläche.

Глина
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 3469

179.4. Fragmente einer
Amphore

Шарообразный кувшин с ручкой-дужкой
и выступающим сливом. Поверхность
светло-бежевая с коричневой росписью.
Тулово орнаментировано опоясывающими лентами и полосами; ручки декорированы горизонтальными полосами. Плечики украшены характерным для острова
Кос узором из симметричных двойных
спиралей в сочетании с оформленными
промежутками; на тулове небольшие полукружия. Сохранность очень хорошая.
178.1
Светло-бежевая глина, отощитель тонкий. Сосуд сформован на Literatur: Flashar, Hiesel 1997. S. 12f.
гончарном круге. Сильный обжиг. Поверхность матовая.
L.-C. R.
Литература: Flashar, Hiesel 1997. S. 12f.

Keramik
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 3469

Фрагмент амфоры, орнаментированной черными волнистыми и плавными линиями
на желтом фоне, в минойском
стиле.

Scherbe einer Amphore mit
schwarzer Wellen- und Bogenbemalung auf gelbem Grund im
minoischen Stil.

Л.-К. Р.

L.-C. R.
179.3–179.6

179.5. Фрагмент чаши

179.5. Fragmente einer Schale

Глина
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 3516

Keramik
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 3516

Фрагмент чаши с красной росписью в виде полос и спиралей на
светлом фоне в микенском стиле.

Scherbe einer Schale mit roter Bemalung durch Steifen und Spiralmuster auf hellem Ton im mykenischen Stil.

Л.-К. Р.

L.-C. R.

179.6. Фрагмент миски

179.6. Fragmente einer Schüssel
Keramik
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 3543

Л.-К. Р.
179. Троя, провинция Чанаккале, Турция

179. Troja Prov. Çanakkale, Türkei

Глина
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 3543

Находки, обнаруженные Генрихом Шлиманом в ходе раскопок
1871–1890, а также в период между 1879 и 1891 и переданные
в собственность МОД (МПДИ).

Aus den Ausgrabungen Heinrich Schliemanns 1871–1890, zwischen
1879 und 1891 dem Berliner Museum als Geschenk übereignet.

Фрагмент миски с горизонтальными ручками, красная роспись в
виде линий и спиралей на светлом фоне, в микенском стиле.

Scherbe einer Schüssel mit horizontalen Henkeln und roter Bemalung durch Linien und Spiralen auf hellem Ton im mykenischen Stil.

Л.-К. Р.

L.-C. R.

179.1–179.6. Глиняные сосуды

179.1–179.6. Keramikgefäße

В слоях Трои, относящихся к эпохе поздней бронзы (Троя VI и Троя
VII), были найдены фрагменты микенских сосудов, которые свидетельствуют о тесных контактах между послениями на побережье Эгейского моря. Эти связи в каком-то смысле находят свое
отражение в мифе о троянской войне, однако они отнюдь не исчерпывались войнами, но основывались в первую очередь на
торговле сырьем и готовыми изделиями.
Керамика, отощитель тонкий, сформованы на гончарном круге, сильного обжига,
с росписью.
XIV–XII вв. до н. э.

In den spätbronzezeitlichen Siedlungsschichten von Troja (Troja VI
und VII) fanden sich viele Scherben mykenischer Gefäße, die zeigen,
wie eng die Kontakte unter den Küstenbewohnern der Ägäis waren.
In der Sage vom trojanischen Krieg spiegelt sich diese Situation wider, doch dürften die Verbindungen nicht nur kriegerischer Natur
gewesen sein, sondern basierten in erster Linie auf dem Handel mit
Rohstoffen und Fertigerzeugnissen.
Keramik, fein gemagert, auf der Drehscheibe
geformt, hart gebrannt und bemalt.
14.–12. Jahrhundert v. Chr.

179.7–179.10. «Варварская» керамика. Сосуды ручной
лепки

179.7–179.10. Die Gefäße der „Barbaren“

Литература: Schmidt 1902. S. 164–166;
Mountjoy 2008; Hänsel 2009. S. 40–42, 74.

Literatur: Schmidt 1902. S. 164–166; Mountjoy
2008; Hänsel 2009. S. 40–42, 74.

L.-C. R.

Л.-К. Р.
179.1. Малый кувшин с ручками

179.1. Kleine Bügelkanne

Глина
Высота 8,8 см; диаметр 8,4 см
МПДИ, Берлин, инв. № BA 617

Keramik
H. 8,8 cm; Dm. 8,4 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. BA 617

Кувшин с ручками, с дополнениями и вставками. Красноватая роспись по оранжевому фону в виде сплошных полос.

Bügelkanne, stark ergänzt. Rötliche Bemalung durch umlaufende Streifenmuster auf
orangefarbenem Untergrund.

179.1

Л.-К. Р.

L.-C. R.

179.2. Кувшин с ручками

179.2. Kleine Bügelkanne

Глина
Высота 10,4 см; диаметр 10,6 см
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 3387

Keramik
H. 10,4 cm; Dm. 10,6 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 3387

Полностью сохранившийся кувшин с ручками. Поверхность черная от воздействия
огня во время Второй мировой войны.

Vollständig erhaltene Bügelkanne, durch
Brandeinwirkung während des Zweiten Weltkriegs schwarz verfärbt.

Л.-К. Р.

L.-C. R.

В конце II тыс. до н. э. многие микенские поселения и поселения
Передней Азии подверглись нападению со стороны пришельцев
из Юго-Восточной Европы и были полностью разрушены. Египетские источники называют нападавших «народы моря», поскольку они атаковали прибрежные города со стороны моря и приходили сюда на кораблях. Не избежала этой участи и Троя, пав
жертвой воинственных чужеземцев, некоторые из которых поселились в завоеванных городах. Следы их пребывания обнаруживаются и среди археологических находок, к числу которых относятся грубые керамические сосуды ручной лепки, орнаментированные декоративными выпуклостями и бороздками. Эти сосуды, привезенные чужеземцами из дома, постепенно начали
вытеснять микенские сосуды с тонкой росписью, формованные
на гончарном круге.
XI–X вв. до н. э.

Gegen Ende des 2. Jahrtausends werden viele der mykenischen und
vorderasiatischen Fürstentümer durch Eindringlinge aus dem Südosten Europas angegriffen und zerstört. Ägyptische Quellen bezeichnen
sie als Seevölker, weil sie von Schiffen aus die Küstenstädte überfielen. Auch Troja fiel diesen Kriegsscharen zum Opfer, von denen sich
manche in den eroberten Städten ansiedelten. Im archäologischen
Befund sind ihre Spuren anhand der mit der Hand geformten groben,
durch Buckel und Riefen verzierten Keramikgefäße zu fassen, die diese Zuwanderer aus ihrer alten Heimat mitbrachten und die die fein
bemalten Drehscheibengefäße der mykenischen Zeit zunehmend ersetzten.
11.–10. Jahrhundert v. Chr.
Literatur: Schmidt 1902. S. 172–178; Hänsel 2008-I.

A. Hä.

Литература: Schmidt 1902. S. 172–178; Hänsel 2008-I.

А. Хэн.
179.7. Канфар

179.7. Kantharos

Глина
Высота с ручками 8,2 см;
наибольший диаметр 8,7 см
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 3570

Keramik
H. mit Henkeln 8,2 cm; Mdm. 8,7 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 3570

Gefäß mit großen überrandständigen Henkeln und gedrungenem, durch Riefen verziertem
Körper. Fleckig braungrau, grob
gemagert, mäßig gebrannt.

Сосуд с двумя ручками, выступающими над плоскостью горловины, и округлым туловом,
орнаментированным бороздками. Пятнистый, коричневосерый, среднего обжига; отощитель грубый.

A. Hä.

А. Хэн.

179.2

476

179.7

477

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

179.8. Две кружки

179.8. Zwei Krüge

Глина
Высота 8,6 и 7,6 см; наибольший
диаметр 6,1 и 5,8 см
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 3580
и Sch 3588

Keramik
H. 8,6 und 7,6 cm; Mdm. 6,1
und 5,8 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 3580
und Sch 3588

Две кружки с широкой горловиной и скошенной кромкой,
высокой ручкой и туловом, орнаментированным декоративными выпуклостями и бороздками. Светло-коричневые,
среднего обжига.

Zwei weitmundige Krüge mit
schrägem Mundsaum, hohem
Henkel und Buckel-Riefenverzierung auf dem Körper. Hellbraun,
mäßig gebrannt.
A. Hä.

А. Хэн.

пы с керамическими сосудами, орнаментированными каннелюрами. Поселения и захоронения c трупосожжением, связанные с
этой культурой, обнаруживаются в Семиградье (Трансильвании),
Банате, а также в областях по другую сторону Тиссы, восточнее
Карпат, в Валахии и Северной Болгарии.

tungen im Gebiet jenseits der Theiß, östlich der Karpaten, in der Walachei und Nordbulgarien zu finden.
B. N.

Б. Н.
180. Секешфехервар (Штульвайсенбург), медье Фейер,
Венгрия

180. Székesfehérvár (Stuhlweißenburg), Kom Féjer, Ungarn

Бронзовые орудия
Приобретены МОД (МПДИ) в 1899 у разных антикваров, принадлежность к единой коллекции не определена.
XII–X вв. до н. э.

Bronzegeräte
1899 durch das Berliner Museum von verschiedenen Antikenhändlern erworben, die Zusammengehörigkeit ist unklar.
12.–10. Jahrhundert v. Chr.
B. N.

Б. Н.
179.8

179.9. Кувшинчик

179.9. Kännchen

180.1. Молоток втульчатый

180.1. Tüllenhammer

Глина
Высота 11,6 см; наибольший диаметр 6,4 см
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 3600

Keramik
H. 11,6 cm; Mdm. 6,4 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 3600

Кувшинчик с острой ручкой, косой
кромкой горловины и округлым туловом, орнаментированным бороздками. Черно-коричневый, пятнистый.

Kännchen mit spitzem Henkel, schrägem
Mundsaum und bauchigem, durch Riefen
verziertem Körper. Schwarzbraun fleckig.

Бронза
Длина 6,3 см; ширина 3,4 см
МПДИ, Берлин, инв. № IVd 622
Приобретен МОД (МПДИ) в 1899 у торговца
М. С. Блау из Будапешта

Bronze
L. 6,3 cm; B. 3,4 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 622
1899 durch das Berliner Museum von dem
Händler M. S. Blau aus Budapest erworben

Молоток со слегка овальной втулкой и
утолщением по ее краю. Сбоку различим
литейный шов, на ударной поверхности
следы износа. Серо-зеленая блестящая
патина.

Hammer mit leicht ovaler Tülle, am Rand verdickt. Seitlich ist die Gussnaht zu erkennen,
die Schlagfläche weist Abnutzungsspuren
auf. Graugrün glänzend patiniert.

A. Hä.

А. Хэн.

B. N.

Б. Н.
180.1

179.9

179.10. Чаша

179.10. Schüssel

Глина
Высота 12 см; наибольший диаметр 26 см
МПДИ, Берлин, инв. № Sch 3612

Keramik
H. 12 cm; Mdm. 26 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Sch 3612

Большая чаша с широкими краями и
туловом, орнаментированным декоративными выпуклостями. На краю сохранился держатель для широкой ленточной ручки. Поверхность серо-коричневая, пятнистая.

Große Schüssel mit weit ausladendem
Rand und durch Buckel verziertem Körper.
Am Rand ist der Ansatz eines breiten
Bandhenkels erhalten. Fleckig graubraun.
A. Hä.

180.2. Два долота втульчатых

180.2. Zwei Tüllenmeißel

Бронза
Длина 7,8 и 10,3 см; ширина 1,6 и 2,7 см
МПДИ, Берлин, инв. № IVd 623–624
Приобретены МОД (МПДИ) в 1899 у торговца
М. С. Блау из Будапешта

Bronze
L. 7,8 und 10,3 cm; B. 1,6 und 2,7 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 623–624
1899 durch das Berliner Museum von dem
Händler M. S. Blau aus Budapest erworben

Долота с прямыми гранями и узким лезвием. Патина на одном из них (инв. № IVd 623)
коричнево-зеленая, на другом — темноржавая.

Tüllenmeißel mit geraden Schaftbahnen und
schmaler Schneide. Patina bei Inv. Nr. IVd 623
braungrün, bei Inv. Nr. IVd 624 dunkel kupferfarben.

Литература: Hänsel 1993.

Literatur: Hänsel 1993.

Б. Н.

B. N.
180.2

А. Хэн.

180.3. Наконечник копья

180.3. Lanzenspitze

180–184. Культуры Карпатского бассейна эпохи
поздней бронзы

180–184. Die spätbronzezeitlichen Kulturen
des Karpatenraumes

Бронза
Длина 9,3 см; ширина втулки 2,2 см
МПДИ, Берлин, инв. № IVd 1147
Приобретен МОД (МПДИ) в 1901 у торговца
Лихтнекерта из Секешфехервара

Со времен неолита пространство среднего течения Дуная и Карпатский бассейн играли важную роль во взаимодействии Южной
и Центральной Европы. Еще большее значение этот регион приобрел в эпоху бронзы, отмеченную дальнейшим развитием торговых отношений и ростом добычи металла. Материальная культура эпохи поздней бронзы демонстрирует со всей очевидностью связь средиземноморского мира с Северной и Центральной
Европой, что находит свое выражение не только в характере орнаментации, но и в выборе определенных форм, а также техники
изготовления самых различных предметов.
К концу II тыс. до н. э. в карпатском регионе начинают происходить радикальные изменения. Широко распространенные в эпоху
средней бронзы группы, принадлежащие к культуре инкрустированной керамики, были вытеснены ок. 1300 г. до н. э. культурой Ноуа, принесенной скотоводческими племенами, пришедшими сюда через Карпаты из восточных степей. Места расселения этих племен почти неизвестны, погребальный инвентарь
включает в себя лишь незначительное количество предметов,
однако множество бронзовых изделий в кладах свидетельствует
о том, что в этот период начался новый взлет металлического
производства.
В западной части Карпатского бассейна в конце эпохи бронзы начинает распространяться культура Гава и родственные ей груп-

Seit der Jungsteinzeit waren der mittlere Donauraum und das Karpatenbecken ein Knotenpunkt und Kontaktvermittler zwischen Südostund Mitteleuropa. Während der Bronzezeit nahm diese Bedeutung
durch den Ausbau der Handelsverbindungen und die Förderung von
Metallen noch zu. Über die gesamte späte Bronzezeit sind deutliche
Bezüge sowohl zur mediterranen Welt als auch zu mittel- und nordeuropäischen Regionen in der materiellen Kultur feststellbar. Sieht
man von ornamentalen Verzierungen ab, äußert sich dies auch in
bestimmten Formen und Herstellungstechniken verschiedenster Gegenstände.
Gegen Ende des 2. Jahrtausend machten sich im Karpatenraum starke Umwälzungen bemerkbar. Die in der mittleren Bronzezeit weit
verbreiteten Kulturgruppen mit inkrustierter Keramik wurden um
1300 v. Chr. von einem aus den östlichen Steppen über die Karpatenpässe einfallenden Hirtenvolk, der Noua-Kultur, verdrängt. Deren
Siedlungsplätze sind bisher kaum bekannt, und obwohl die Gräber
nur wenige Beigaben enthalten, zeigen die Bronzen in den umfangreichen Depotfunden, dass es zu einer neuen Blüte der Metallproduktion kam.
Im westlichen Karpatenraum breiteten sich gegen Ende der Bronzezeit die Gáva-Kultur und ihre verwandten Gruppen mit kannelurverzierten Keramikgefäßen immer weiter aus. Neben Siebenbürgen und
dem Banat sind ihre Siedlungen und Gräberfelder mit Urnenbestat-

Bronze
L. 9,3 cm; Tüllenb. 2,2 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 1147
1901 durch das Berliner Museum von dem
Händler Lichtneckert aus Székésféhervar
erworben

179.10

478

Небольшой наконечник копья, втулка с поперечными ребрами и отверстиями. На
одной из поверхностей — большое отверстие из-за плохой отливки. Серо-зеленая
патина.

Kleine gedrungene Lanzenspitze mit gelochter, quergerippter Tülle. Auf einem Blatt große Gussfehleröffnung. Graugrün patiniert.
B. N.

Б. Н.
180.3

180.4. Кельт

180.4. Tüllenbeil

Бронза
Длина 15,6 см; наибольший диаметр 4,6 см
МПДИ, Берлин, инв. № II. 10611
Приобретен МОД (МПДИ) в 1877 у торговца
Кранца из Будапешта

Bronze
L. 15,6 cm; Mdm. 4,6 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 10611
1877 durch das Berliner Museum von dem
Händler Kranz aus Budapest erworben

Кельт с утолщением по краю, нервюрой и
двойной V-образной выпуклостью, расширяющееся лезвие, литейный шов сохранен. Зелено-коричневая патина.

Tüllenbeil mit verdicktem Rand, Rippe und
doppelter V-förmiger Wulst, die Schneide ist
verbreitert, die Gussnaht noch vorhanden.
Grünbraun patiniert.

Б. Н.

B. N.

180.4

479

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

180.5. Кельт

180.5. Tüllenbeil

Бронза
Длина 11,3 см; наибольший диаметр 4,8 см
МПДИ, Берлин, инв. № II. 10612
Приобретен МОД (МПДИ) в 1877 у торговца
Кранца из Будапешта

Bronze
L. 11,3 cm; Mdm.4,8 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 10612
1877 durch das Berliner Museum von dem
Händler Kranz aus Budapest erworben

Кельт с клювовидными фасками устья и
ушком на краю. Расширяющееся лезвие.
Патина бирюзовая.

Tüllenbeil mit schnabelförmiger Mündung
und randständiger Öse. Die Schneide ist verbreitert. Türkis patiniert.

Б. Н.

B. N.

180.6. Кельт

180.6. Tüllenbeil

Бронза
Длина 13,1 см; наибольший диаметр 5,4 см
МПДИ, Берлин, инв. № IVd 625
180.5
Приобретен МОД (МПДИ) в 1899 у торговца М. С. Блау из Будапешта

183. Венгрия. Место находки неизвестно

183. Ungarn. Fun-dort unbekannt

183.1. Котел

183.1. Kessel

Бронза
Высота 11,5 см; наибольший диаметр 25,5 см
ГЭ, инв. № ПБ 564. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IVd 1985
Приобретен МПДИ в 1907 у антиквара Г. Шатца
из Будапешта
Х в. до н. э.

Bronze
H. 11,5; Mdm. 25,5
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 564. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 1985
1907 von dem Kunsthändler G. Schatz aus
Budapest durch das Berliner Museum angekauft
10 Jahrhundert v. Chr.

Кельт той же формы и с тем же декором, что и предыдущий. На
высоте нервюры с одной стороны находится сквозное отверстие.
Боковые грани утолщены, устье овальное. Патина коричневозеленая.

Bronze
L. 13,1 cm; Mdm. 5,4 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 625
180.6
1899 durch das Berliner Museum von dem Händler M. S. Blau aus Budapest
erworben

Круглодонный котел с петлевидными ушками на заклепках, одна из которых сохранилась частично, и с ручкой-дужкой.
Цвет темной бронзы со светло-зелеными
выцветами.

Tüllenbeil gleicher Form und Verzierung, in Höhe der Rippe befindet
sich einseitig eine Durchbohrung. Die seitlichen Schaftbahnen sind
verdickt, die Mündung ist oval. Braungrün patiniert.

Б. Н.

Б. Н.

B. N.

Rundbodiger Kessel mit schlaufenförmigen,
angenieteten Attaschen, von denen die eine
nur fragmentarisch erhalten ist, und hohem
Bügelhenkel. Dunkel kupferfarben mit hellgrünen Ausblühungen.
B. N.

183.1

183.2. Два фрагмента пояса
181. Турик, округ Жилина, Словакия

181. Turik, Okr. Žilina, Slowakei

181.1. Очковидная спираль

181.1. Brillenspirale

Бронза
Длина 23,4 см; диаметр спирали 7,5 см
МПДИ, Берлин, инв. № II 10530
Приобретена в 1877 из собрания Мейхаца
антикваром Эггером из Пешта для МПДИ
XI в. до н. э.

Bronze
L. 23,4 cm; Dm. Spirale 7,5 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 10530
Aus der ehemaligen Sammlung Mejhaz, 1877 von
dem Kunsthändler Egger aus Pest für das Berliner
Museum angekauft
11. Jahrhundert v. Chr.

Большое спиральное украшение из противостоящих скрученных спиралей. Срединная проволока свернута по центру в
спиралевидную петлю. Патина мшистозеленая, блестящая.
Б. Н.
182. Семиградье, Румыния. Место находки неизвестно

Großer Spiralschmuck mit gegenständig gewickelten Spiralen. Der verbindende Draht
ist mittig zu Spiralösen gerollt. Patina moosgrün, glänzend.
181.1

B. N.

183. Siebenbürgen, Rumänien. Fundort unbekannt

182.1. Меч с литой рукоятью

182.1. Vollgriffschwert

Бронза
Длина 60,5 см; диаметр навершия 5,8 см
ГИМ, инв. № 2059/72. Входит в число перемещенных в результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № IVd 1367
Приобретен Берлинским антиквариатом в 1837
из наследия гофрата Бекера цу Хомбург фон
дер Хёэ и передан в 1906 в Отдел
доисторического периода МОД (МПДИ)
X в. до н. э.

Bronze
L. 60,5 cm; Dm. Knauf 5,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 2059/72. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 1367
1837 vom Berliner Antiquarium aus dem Nachlass
des Hofraths Becker zu Homburg von der Höhe
erworben und 1906 an die Prähistorische
Abteilung abgegeben
10. Jahrhundert v. Chr.

182.1
Zweischneidiges Schwert mit sich im unteren
Drittel erweiternder Klinge und an der HeftМеч двулезвийный, с расширяющимся в
platte breiter Wulstrippe, die sich zur
нижней трети клинком с широким у гарды
Schwertspitze hin verjüngt. Klinge mit eiвыпуклым ребром, сужающимся к острию.
nem Ornament aus Linien und punkt- und
Клинок украшен линиями точечного и дугоbogenförmigem Dekor, in der Mitte der Heftвидного орнамента с точкой в центре у гарplatte ein Punkt, entlang der Mittelrippe einды, а также параллельными углубленными
getiefte, gravierte Parallellinien. Im Querгравированными линиями вдоль центральschnitt ovaler Griff, U-fömige Heftplatte mit
ного ребра. Рукоять овальная в сечении, с
Gravur. Halbrunder Knauf mit Buckel in der
U-образной гардой, украшенной гравиров182.1, деталь / Detail
кой. Навершие полусферическое, с выступом в центре и отверстием; Mitte, Durchlochung und Gravur. Gewölbter Griff mit gravierten Deукрашено гравировкой. Рукоять выпуклая, оформлена гравировкой korbereichen aus Bogen- und „Kreisornamenten“, am Übergang zum
в виде зон с дуговидным и «циркульным» орнаментом; в месте пе- Knauf schräge Einkerbungen. Glänzende Edelpatina, an der Schneide
braun, am Griff grün, mit einzelnen Oberflächenausbrüchen.
рехода к навершию — зона орнамента в виде косых насечек.
Блестящая благородная патина, на клинке — коричневого цвета, Literatur: Bastian, Voß 1878. S. 54f. Taf. 12,1; 13,2.
на рукояти — зеленого цвета, с отдельными осыпями на поверх- I. A.
ности.

183.2. Zwei Fragmente eines
Gürtels

Золото
Длина 19 см; ширина 7 см
ГМИИ, инв. № Aap 1031, 1032.
Входят в число перемещенных в
результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № IVd 463a, b
Приобретены МОД (МПДИ) в 1893
через антиквара Эггера из Вены
X–IX вв. до н. э.

Две части поясной накладки.
В середине широкая полоса с
тремя умбоновидными выпуклостями, заключенными каждая в семь концентрических
кругов, образованных выпуклостями, декорированными
насечками. В ободках по краям — узкая полоса орнамента
из круглых умбоновидных выпуклостей. Два сохранившихся
отверстия служили, вероятно,
для крепления. Сильно изогнуты и помяты.
В. П. Т., Б. Н.

Gold
L. 19 cm; B. 7 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 1031,
1032. Kriegsbedingt verlagert. Bis
1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 463a, b
1893 von dem Berliner Museum
über den Kunsthändler Egger aus
Wien angekauft
10.–9. Jahrhundert v. Chr.
183.2

Zwei Teile eines Gürtelblechs. In
der Mitte ein breites Band mit
Kreisstempelmustern aus sieben
Kreisen mit Mittelbuckel, gerahmt von kerbverzierten Wülsten. An den Rändern jeweils ein
schmaler Streifen mit einer Zier
aus Buckeln. Zwei erhaltene Perforationen mögen zur Befestigung gedient haben. Vielfach
verbogen und zerknittert.
V. P. T., B. N.

183.2

183.3. Фрагмент пояса

183.3. Fragmente eines Gürtels

Золото или электрон
Длина 22 см; ширина 7,4 см
ГМИИ, инв. № Aap 1033. Входит в
число перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IVd 464
Приобретен МОД (МПДИ) в 1893
через антиквара Эггера из Вены
X–IX вв. до н. э.

Gold oder Elektron
L. 22 cm; B. 7,4 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 1033.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 464
1893 von dem Berliner Museum
über den Kunsthändler Egger aus
Wien angekauft
10.–9. Jahrhundert v. Chr.

Фрагмент поясной накладки.
Поделен на отдельные поля вертикально расположенными оттисками пуансонов. У одного
еще сохранившегося конца расположен орнамент из оттисков
треугольного штампа. Сильно
помят.

183.3

Fragment eines Gürtelblechs. Es
ist durch vertikal verlaufende
Punzeindrücke in Felder geteilt.
An dem einen noch erhaltenen
Ende befindet sich eine Punzverzierung in Form eines Dreiecks.
Sehr stark zerknittert.
V. P. T., B. N.

В. П. Т., Б. Н.

Литература: Bastian, Voß 1878. S. 54f. Taf. 12,1; 13,2.

И. А.

480

183.3, деталь / Detail

481

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

184. Арпешел (Арпад), район Бихор, Румыния

184. Arpăşel (Árpád), Jud. Bihor, Rumänien

184.1. Меч с грибовидным
навершием

184.1. Pilzknaufschwert
Bronze
L. 89 cm; B. 7,2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 2059/51.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. IVd 2374
1908 von dem Berliner Museum
über den Kunsthändler Mautner aus
Budapest erworben
8. Jahrhundert v. Chr.

Бронза
Длина 89 см; ширина 7,2 см
ГИМ, инв. № 2059. Входит в число
перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IVd 2374
Приобретен МОД (МПДИ) в 1908 у
антиквара Маутнера из Будапешта
VIII в. до н. э.

Hallstatt-Schwert mit figürlicher,
zweifach durchlochter Platte zur
Befestigung des Griffs und vierГальштатский меч с фигурной
kantigem Wulst zur Befestigung
площадкой для крепления ру184.1
кояти, с двумя отверстиями и с четырехгранным выступом для des Knaufs; Heftplatte mit trapezförmiger Grundfläche, zwei Löchern
крепления навершия. Основание гарды трапециевидное, с двумя und symmetrischen Einkerbungen. Markant herausgearbeitete Mitотверстиями и симметричными вырезами. Ярко выраженное сре- telrippe; sich zur dreieckigen Spitze hin deutlich verjüngende Klinge.
динное ребро, конец клинка резко сужается в треугольное острие. Dunkelbraune Edelpatina mit einzelnen grünen Flecken an der Klinge
Патина благородная, темно-коричневая, с отдельными пятнами und der Grundfläche der Heftplatte.
зеленой патины на клинке и основании гарды.
I. A.
И. А.

186. Бургваль. Темплин, Бранденбург, Германия

186. Burgwall b. Templin, Brandenburg, Deutschland

186.1. Меч с языковидной
площадкой для крепления
рукояти
Бронза
Длина 64,5 см; ширина 5,5 см
ГЭ, инв. № ПГ 426. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой войны объектов. До
1945 в МПДИ, Берлин, инв. № If 3495
Сдан в МОД (МПДИ) в 1890 через
строительного инспектора Визеля
из Зеденика
XII в. до н. э.

186.1. Griffzungenschwert
Bronze
L. 64,5 cm; B. 5,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 426.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. If 3495
1890 in das Berliner Museum
eingeliefert durch Bauinspektor
Wiesel aus Zedenick
12. Jahrhundert v. Chr.

186.1

Griffzungenschwert mit ausgebauchter Zunge und sechs Nietlöchern, die Klinge verjüngt sich
gleichmäßig und besitzt eine
breite Mittelrippe. Die Schneidenränder sind etwas schartig.
Patina braungrün.

Меч с площадкой для крепления рукояти, имеющей вид
утолщенного языка, и шестью
крепежными отверстиями. Клинок с широким срединным ребром равномерно сужается.
186.1, деталь / Detail
Края лезвия несколько зазубрены. Патина коричнево-зеленая.

A. Hä.

А. Хэн.

185–202. Культуры позднебронзового века на севере
Центральной Европы

185–202. Die spätbronzezeitlichen Kulturen
im nördlichen Mitteleuropa

187. Бредов, Бранденбург, Германия

Ок. XIII в. до н. э. погребальные обычаи на большей части территории Центральной Европы изменились. Теперь умерших не хоронили в могильниках с богатым погребальным инвентарем, их сжигали, а пепел погребали на больших кладбищах, со скудным погребальным инвентарем, в основном с керамикой. С этого времени
золотые и бронзовые предметы редко клали в могилы, их большими партиями прятали в землю или опускали в водоемы и болота. Большинство этих сокровищ можно интерпретировать как дары богам, особенно в тех случаях, когда их безвозвратно топили
в водоемах и болотах. Таким образом жертвователь обеспечивал
себе благосклонность богов и одновременно высокой ценностью
даров демонстрировал богатство и социальный статус. Содержимое таких кладов позволяет определить их адресатов. Так, мечи
были пожертвованы, вероятно, воинами какому-либо богу войны,
украшения — женщинами какому-то женскому божеству, инструменты — ремесленниками какому-либо божественному кузнецу.

Um das 13. Jahrhundert v. Chr. änderten sich in großen Teilen Mitteleuropas die Bestattungssitten. Die Toten wurden nun nicht mehr mit reichen Beigaben und unter Grabhügeln beigesetzt, sondern eingeäschert
und mit nur wenigen, meist keramischen Beigaben versehen in großen
Friedhöfen bestattet. Gold- und Bronzegegenstände finden sich nun
kaum noch in den Gräbern, sondern wurden in großen Mengen im Boden verborgen oder in Gewässern und Mooren versenkt. Die meisten
dieser Schätze können als Gaben an die Götter interpretiert werden,
besonders wenn sie unwiederbringlich in Gewässern und Mooren versenkt worden waren. Der Opfernde sicherte sich so das Wohlwollen der
Götter und demonstrierte durch den Wert der Gaben gleichzeitig seinen
Reichtum und seine soziale Zugehörigkeit. Der Inhalt der Depots kann
jedoch auch Aufschluss über den Empfänger geben. Schwerter mögen
von Kriegern und/oder für einen Kriegsgott geopfert worden sein,
Schmuck von Frauen und/oder für eine weibliche Gottheit, Geräte von
Handwerkern und/oder für einen göttlichen Schmied.

187.1. Меч с литой рукоятью

187.1. Vollgriffschwert

Бронза
Длина 68 см
ГЭ, инв. № ПВ 1807. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 9813
Найден при добыче торфа и передан в МОД (МПДИ) в 1875 из коллекции г-на фон Бредов (город
Науэн). В том же болоте были
в дальнейшем найдены и многие
другие бронзовые предметы
XI в. до н. э.

Bronze
L. 68 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПВ 1807.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 9813
Gefunden beim Torfstechen und
1875 aus der Sammlung des Herrn
von Bredow, Nauen, an das Berliner
Museum übergeben. Im gleichen
Moor fanden sich immer wieder
weitere Bronzegegenstände
11. Jahrhundert v. Chr.

А. Хэн.

A. Hä.

187. Bredow, Brandenburg, Deutschland

187.1

Dreiwulstschwert. Unterhalb des
Hefts ein Ricasso, die Klinge ist
schilfblattförmig mit breiter Mittelrippe. Patina graugrün.

187.1, деталь / Detail

Меч с тремя поперечнымиваликами (нервюрами) на грифе. Под
рукоятью рикассо, клинок в форме тростникового листа, с широким срединным ребром. Патина серо-зеленая.

Literatur: Bastian, Voß 1878. Taf. 11,1.

A. Hä.

Литература: Bastian, Voß 1878. Taf. 11,1.

185. Липе, Бранденбург, Германия

185. Liepe, Brandenburg, Deutschland

185.1. Меч с литой рукоятью

185.1. Vollgriffschwert

Бронза
Длина 47,4 см; ширина 5,3 см
ГЭ, инв. № ПГ 107. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой войны объектов. До
1945 в МПДИ, Берлин, инв. № If 12455
Меч был найден в 1934 в болоте
и в 1935 передан Берлинскому
музею К.-Х. Маршалеком,
ассистентом Государственного
Уполномоченного по вопросам
историко-культурных
археологических древностей
провинции Бранденбург
XIII в. до н. э.

Bronze
L. 47,4 cm; B. 5,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 107.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. If 12455
Das Schwert wurde 1934 aus einem
Moor geborgen und 1935 von
K.-H. Marschalleck, Assistent beim
Staatlichen Vertrauensmann für die
kulturgeschichtlichen
Bodenaltertümer der Provinz
Brandenburg, dem Berliner Museum
übergeben
13. Jahrhundert v. Chr.

185.1

Schwert mit kurzer geschweifter
Меч с коротким изогнутым клинKlinge mit Mittelrippe, schmaler,
ком со срединным ребром, с узin einem Knauf endender Griffzunge und rundem Klingenausкой, заканчивающейся в навершии площадкой для крепления
schnitt. Auf dem Griff befinden
185.1, деталь / Detail
рукояти и с круглым завершением клинка. На рукояти имеются пазы sich Kerben für Ziereinlagen. Braunschwärzliche Moorpatina.
для декоративных вставок. Коричнево-черная болотная патина.
A. Hä.
А. Хэн.

482

А. Хэн.
188. Эльстерверда, Бранденбург, Германия

188. Elsterwerda, Brandenburg, Deutschland

Предметы из клада, найденные в 1892 во время земляных работ
в «откосах» к юго-востоку от Эльстерверды под тонким пластом
болотной почвы, на глинистом грунте, лежащими вплотную друг
к другу. Подарены МОД (МПДИ) старшим лесничим Клюге.
XI в. до н. э.

Depotfund. 1892 bei Bodenarbeiten im „Schraden“ südöstlich von
Elsterwerda unter einer dünnen Moorschicht dicht nebeneinander
liegend auf Lehmboden gefunden. Von Oberförster Kluge dem Berliner Museum geschenkt.
11. Jahrhundert v. Chr.

Литература: Sprockhoff 1937. S. 8.

Literatur: Sprockhoff 1937. S. 8.

А. Хэн.

A. Hä.

188.1. Две гривны

188.1. Zwei Halsringe

Бронза
Диаметр 16,4 см
ГЭ, инв. № ПГ 812, 813. Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ig 1260, 1261

Bronze
Dm. 16,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 812, 813.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. Ig 1260, 1261

Beide Ringe sind tordiert. Ig 1261 hat stumpfe Enden. Ig 1260 dagegen quergeriefte Stollenenden und ist zu einem Oval verbogen.
Patina graugrün.

Обе гривны тордированы. У одной из них
(инв. № Ig 1261) концы тупые, у второй —
поперечно рифленые, заостряющиеся концы; эта гривна согнута в овал. Патина серо-зеленая.
А. Хэн.

A. Hä.
188.1

483

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

188.2. Двенадцать браслетов

188.2. Zwölf Armringe

188.8. Три серпа

188.8. Drei Sicheln

Бронза
Диаметр 7,4–11,7 см
ГЭ, инв. № ПГ 784–795. Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ig 1262–1272

Bronze
Dm. 7,4 bis 11,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 784–795.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. Ig 1262–1272

Бронза
Длина 16,8 см; 15,3 см; 17,3 см
ГЭ, инв. № ПБ 1343–1345 (числятся как
«Эльстермерда»). Входят в число перемещенных в результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № Ig 1287–1289

Bronze
L. 16,8 cm; 15,3 cm; 17,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1343–1345
(„Elstermerda“). Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. Ig 1287–1289

Armringe mit stumpfen Enden, zum Teil tordiert, zum Teil verbogen und beschädigt. Patina braungrün.

Браслеты с тупыми концами, некоторые
тордированы, некоторые изогнуты и имеют
повреждения. Патина коричнево-зеленая.

A. Hä.

А. Хэн.
188.3. Шесть браслетов

188.3. Sechs Armringe

Бронза
Диаметр 6–6,9 см
ГЭ, инв. № ПГ 796–801. Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ig 1273–1278

Bronze
Dm. 6 bis 6,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 796–801.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. Ig 1273–1278

Tordierte Armringe mit Stollenenden, teils
verbogen. Patina schwarzbraun.
A. Hä.

А. Хэн.
188.3

188.4. Пять браслетов

188.4. Fünf Armbänder

Бронза
Диаметр 5,2–7 см; высота 1,5 см
ГЭ, инв. № ПГ 806–810. Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ig 1279–1283

Bronze
Dm. 5,2 bis 7 cm; H. 1,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 806–810.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. Ig 1279–1283

В поперечнике браслеты имеют форму буквы D, снаружи украшены группами бороздок. Концы немного загнуты наружу, края
самих металлических полосок прокованы
и согнуты. Патина серо-зеленая.

Armbänder, im Querschnitt D-förmig, außen
mit Riefengruppen verziert. Die Enden sind
ein wenig nach außen gedreht, die Bänder
selbst an den Rändern bestoßen und verbogen. Patina graugrün.
188.4

A. Hä.

А. Хэн.
188.5. Наконечник копья

188.5. Lanzenspitze

Бронза
Длина 16,9 см; диаметр втулки 2,1 см
ГЭ, инв. № ПГ 811. Входит в число перемещенных в результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № Ig 1284

Bronze
L. 16,9 cm; Tüllendm. 2,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 811. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Ig 1284

Lanzenspitze mit breiter Tülle und schmalen
Blättern. Die Oberfläche ist teilweise abgeplatzt. Patina braunschwarz.

Наконечник копья с широкой втулкой и узким пером. Поверхность местами расслоилась. Патина коричнево-черная.

A. Hä.

А. Хэн.
188.6. Долото втульчатое

188.8

188.9. Фрагменты фибул

188.9. Fibelteile
Bronze
Ig 1290: L. 24 cm; H. 6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 802–805.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. Ig 1290–1293

Бронза
Ig 1290: длина 24 см; высота 6 см
ГЭ, инв. № ПГ 802–805. Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ig 1290–1293

Ig 1290: Platte einer Weidenblattfibel mit
Spuren von Ritzmustern.
Ig 1291: Fragment einer Platte aus Drahtachterschleifen.
Ig 1292: Spiraldrahtscheibe.
Ig 1293: Fragment einer Fibelnadel mit Kreuzende und Schaftlochung.
Patina graugrün.

Ig 1290: пластина фибулы в форме ивового листа со следами гравированного узора.
Ig 1291: фрагмент пластины, состоявшей
из проволочных 8-образных петель.
Ig 1292: круглая пластина из проволочной
спирали.
Ig 1293: фрагмент фибульной булавки с крестом на конце и втулкой.
Патина серо-зеленая.

188.9

A. Hä.

А. Хэн.
189. Cannstatt, Baden-Württemberg, Deutschland

189. Канштатт, Баден-Вюрттемберг, Германия
189.1. Меч с литой рукоятью

189.1. Vollgriffschwert

Бронза
Длина 64,5 см; ширина 3,5 см
ГЭ, инв. № ПГ 417. Входит в число перемещенных в результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № IIc 5490
XI в. до н. э.

Bronze
L. 64,5 cm; B. 3,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 417. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IIc 5490
11. Jahrhundert v. Chr.

Dreiwulstschwert, im Bereich des Hefts stark
verschliffen, Griffplatte sehr schmal, Klinge
mit breiter Mittelrippe. Patina graugrün.

Меч с тремя поперечными валиками (нервюрами) на рукояти, сильное истирание
в районе основания рукояти, площадка
для крепления рукояти очень узкая, клинок с широким срединным ребром. Патина
серо-зеленая.

A. Hä.

А. Хэн.
188.5

188.6. Tüllenmeißel

Бронза
Длина 16,1 см
ГЭ, инв. № ПБ 1341 (числится как «Эльстермерда»). Входит в число перемещенных в
результате Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № Ig 1285

Долото с короткой широкой втулкой и узким, граненым в поперечнике клинком,
спереди закругленным. Патина бирюзово-серая.

A. Hä.

А. Хэн.

188.2

Тордированные браслеты с заостряющимися концами, некоторые изогнуты. Патина
черно-коричневая.

Drei unterschiedlich stark gekrümmte Knopfsicheln jeweils mit randbegleitender Rippe.
Ränder und Oberfläche teilweise beschädigt.
Patina grüngrau.

Три серпа с кнопками, в разной степени
изогнутые, все с ребром по краю. Края и
поверхность местами имеют повреждения. Патина зелено-серая.

Bronze
L. 16,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1341
(„Elstermerda“). Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. Ig 1285
188.6

Meißel mit kurzer, breiter Tülle und schmaler,
im Querschnitt eckiger Klinger, vorne gerun-

det. Patina türkisgrau.

А. Хэн.

189.1

189.1, деталь / Detail

190. Stendal, Sachsen-Anhalt, Deutschland

190. Стендаль, Саксония-Ангальт, Германия

Изделия приобретены МОД (МПДИ) в 1890
у антиквара Роберта Форрера из Страсбурга.
IX в. до н. э.

1890 durch das Berliner Museum von dem
Antikenhändler Robert Forrer aus Straßburg
erworben.
9. Jahrhundert v. Chr.

Литература: Sprockhoff 1934. S. 120. Taf. 25,2;
Sprockhoff 1956. S. 63.

Literatur: Sprockhoff 1934. S. 120. Taf. 25,2;
Sprockhoff 1956. S. 63.

А. Хэн.

A. Hä.

A. Hä.
190.1. Меч с литой рукоятью

188.7. Долото
Бронза
Длина 11,5 см
ГЭ, инв. № ПБ 1342 (числится как «Эльстермерда»).
Входит в число перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов. До 1945 в
МПДИ, Берлин, инв. № Ig 1286

188.7. Meißel
Bronze
L. 11,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1342
(„Elstermerda“). Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
188.7
MVF Berlin, Inv. Nr. Ig 1286

Долото в форме стержня, один конец плоский, другой острый.
Патина бирюзово-серая.
А. Хэн.

484

Stabförmiger Meißel, ein Ende flach, das andere spitz. Patina türkisgrau.

Бронза
Длина 78 см
ГЭ, инв. № ПB 1930. Входит в число перемещенных в результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № Ig 3393a

190.1. Vollgriffschwert

Меч типа овернье, на рукояти — углубления для трех вставок. Клинок с рикассо
и широким срединным ребром. Патина
коричнево-зеленая.

Schwert vom Typ Auvernier, auf der Griffstange Vertiefungen für drei Einlagen. Klinge
mit Ricasso und breiter Mittelrippe. Patina
braungrün.

А. Хэн.

Bronze
L. 78 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПB 1930. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Ig 3393a

190.1

190.1, деталь / Detail

A. Hä.

485

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

190.2. Меч с литой рукоятью

190.2. Vollgriffschwert

Бронза
Длина 67 см
ГЭ, инв. № ПB 1931. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ig 3394

Bronze
L. 67 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПB 1931. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Ig 3394

190.2

Schwert vom Typ Mörigen, Knaufplatte leicht
geschwungen, Parierstange in der Mitte verbreitert. Profilierte Klinge mit Ricasso und
breiter Mittelrippe. Patina schwarzgrün.

Меч типа мёриген, круглая пластина навершия слегка изогнута, перекрестье в
середине расширено. Профилированный
клинок с рикассо и широким срединным
ребром. Патина черно-зеленая.

A. Hä.

А. Хэн.
190.2, деталь / Detail

191. Bielin (Bellin), Woj. Wielkopolski, Polen

191. Билин (Беллин), Великопольское воеводство, Польша

рирована заклепочными головками, расположенными рядами
друг за другом. В вырезе основания рукояти — четыре симметрично расположенных круглых глазка. Клинок узкий, со срединной гранью. Патина серо-коричневая.
Литература: Bastian, Voß 1878. S. 3f. Taf. 2,5; 13,4; Wüstemann, Riederer
2004. S. 208. Taf. 89, 540.

symmetrisch angeordnete Kreisaugen, Klinge schmal mit Mittelgrat.
Patina graugrün.
Literatur: Bastian, Voß 1878. S. 3f. Taf. 2,5; 13,4; Wüstemann, Riederer 2004.
S. 208. Taf. 89, 540.

A. Hä.

А. Хэн.
194. Бетцендорф, Саксония-Ангальт, Германия

194. Beetzendorf, Sachsen-Anhalt, Deutschland

Обстоятельства находки неизвестны, предметы не могут быть
отнесены с уверенностью ни к какому кладу. Приобретены МОД
(МПДИ) в 1902 через графа фон Шуленбург ауф Бетцендорф.
IX в. до н. э.

Fundumstände unbekannt, nicht mit Sicherheit zu einem Depot gehörig. 1902 über den Grafen von Schulenburg auf Beetzendorf von
dem Berliner Museum erworben.
9. Jahrhundert v. Chr.

Литература: Sprockhoff 1956. S. 11. Abb. 13,10–11. Taf. 12,3; 36,3; 50,1.

Literatur: Sprockhoff 1956. S. 11. Abb. 13,10–11. Taf. 12,3; 36,3; 50,1.

А. Хэн.

A. Hä.

191.1. Меч с литой рукоятью

191.1. Vollgriffschwert

194.1. Нож втульчатый

194.1. Tüllenmesser

Бронза
Длина 56,3 см
ГИМ, инв. № 81988, оп. Б 2058/186.
Входит в число перемещенных в
результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № If 9738
Найден при посадке ив в одном из болот и подарен МОД (МПДИ)
г-жой фон Кале в 1921
IX в. до н. э.

Bronze
L. 56,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 81988,
оп. Б 2058/186. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,

Бронза
Длина 20,7 см
ГЭ, инв. № ПB 1836 (числится как «Поместье
Бетцендорф»). Входит в число перемещенных
в результате Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № Ig 4950a

Bronze
L. 20,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПB 1836 („Rittergut
Beetzendorf“). Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. Ig 4950a

191.1

Inv. Nr. If 9738
Beim Einsetzen von Weidenbäumen in einem Moor gefunden und 1921
durch Fräulein von Kahle an das Berliner Museum verschenkt
9. Jahrhundert v. Chr.

Особая форма меча типа мёриген. Клинок с плоским широким ребром в центральной части плавно сужается к острию. Рукоять
овальная в сечении, с дуговидным уступом в месте перехода
к клинку и усеченно-коническим, овальным в плане навершием, с парными взаимно перпендикулярными линиями — углублениями для вставок. Благородная темная патина.

Sonderform eines Mörigenschwertes. Im Querschnitt ovaler Griff mit
bogenförmigem Wulst am Übergang zur Klinge und stumpfkegelförmigem, in der Draufsicht ovalem Knauf mit zwei senkrechten Vertiefungen für Ziereinlagen. Dunkle Edelpatina.
I. A.

И. А.
192. Хавельберг, Бранденбург, Германия

192. Havelberg, Brandenburg, Deutschland

192.1. Меч с шипообразным
черешком

192.1. Griffdornschwert

Бронза
Длина 50,8 см; ширина 3,6 см
ГЭ, инв. № ПГ 110. Входит в число
перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № If 12286
Найден в 1933 при строительстве дороги в Хавельберге
IX в. до н. э.

192.1

Bronze
L. 50,8 cm; B. 3,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 110.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. If 12286
1933 beim Straßenbau in Havelberg

gefunden
9. Jahrhundert v. Chr.

Меч с граненым шипообразным черешком, узкими плечиками и
коротким, скорее всего, доработанным шлифовкой клинком.
Края лезвия уступами сходят к режущей кромке. Патина коричневая.

Schwert mit eckigem Griffdorn, schmalen Schultern und kurzer, wohl
nachgeschliffener Klinge mit abgesetzten Schneidenrändern. Patina
braun.
A. Hä.

А. Хэн.
193. Карлсверк под Оберфиновом, Бранденбург, Германия

193. Karlswerk bei Oberfinow, Brandenburg, Deutschland

193.1. Меч с литой рукояткой

193.1. Vollgriffschwert

Бронза
Длина 67,7 см; ширина 3,2 см
ГЭ, инв. № ПВ 1808. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 3732
Найден в 1853 и подарен королю Фридриху
Вильгельму IV фабрикантом Вернером.
Из королевской кунсткамеры сформировался
современный МПДИ
IX в. до н. э.

Bronze
L. 67,7 cm; B. 3,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПВ 1808. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 3732
1853 gefunden und von dem Fabrikanten Werner
dem König Friedrich Wilhelm IV. geschenkt. Aus
der königlichen Kunstkammer ging das heutige
Berliner Museum für Vor- und Frühgeschichte
hervor
9. Jahrhundert v. Chr.

Меч с почковидным навершием, украшенным арочным орнаментом. Рукоять деко-

486

193.1

193.1, деталь / Detail

Nierenknaufschwert, Knauf durch Bogenmuster und Griff durch aneinander gereihte
Nietköpfe verziert, im Heftausschnitt vier

Messer mit kurzer weiter Tülle und schmaler,
leicht geschweifter Klinge. Oberfläche rau mit graugrüner Wucherpatina.

194.1

Нож с короткой широкой втулкой и узким, слегка изогнутым
клинком. Поверхность шероховатая, с серо-зеленой дикой патиной.

A. Hä.

А. Хэн.
194.2. Нож с антенным навершием

194.2. Messer mit Antennengriff

Бронза
Длина 34,3 см
ГЭ, инв. № ПB 1835 (числится как «Поместье
Бетцендорф»). Входит в число перемещенных
в результате Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № Ig 4950b

Bronze
L. 34,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПB 1835 („Rittergut
Beetzendorf“). Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. Ig 4950b
194.2

Большой нож с прямым узким клинком.
Втульчатая рукоять украшена линиями с
бахромой и заканчивается антеннами. Закрепленное между антеннами колечко
утрачено при перемещении. Патина серозеленая.

Großes Messer mit durch fransengesäumte
Linien verziertem Tüllengriff, der in Antennen endet und einer geraden schmalen Klinge. Ein zwischen den Antennen befestigtes
Ringlein ist bei der Verlagerung verloren gegangen. Patina graugrün.
A. Hä.

А. Хэн.
194.2, деталь / Detail

194.3. Меч с черешком

194.3. Griffangelschwerter

Бронза
Длина 45,8 см
ГЭ, инв. № ПB 1833 (числится как «Поместье
Бетцендорф»). Входит в число перемещенных
в результате Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № Ig 4950c

Bronze
L. 45,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПB 1833 („Rittergut
Beetzendorf“). Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. Ig 4950c

Меч с короткой, многоугольной в сечении
площадкой для крепления рукояти в форме языка и узким, длинным клинком, в
нижней части изогнутым и сломанным.
В верхней части клинка меч украшен гравированными линиями с бахромой, расположенными вертикально и имеющими
форму дуги. Патина зеленая со светлыми
выцветами.

194.3

Schwert mit kurzer kantiger Griffangel und
schmaler langer, im unteren Teil verbogener
und abgebrochener Klinge. Im oberen Klingenteil durch bogenförmige, vertikal angeordnete und fransengesäumte Ritzlinien
verziert. Patina grün mit hellen Ausblühungen.
A. Hä.
194.3, деталь / Detail

А. Хэн.
194.4. Меч с черешком
Бронза
Длина 42,5 см
ГЭ, инв. № ПB 1834 (числится как «Поместье
Бетцендорф»). Входит в число перемещенных
в результате Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № Ig 4950d

Меч с площадкой для крепления рукояти
в форме слегка трапециевидного языка и

194.4. Griffangelschwerter
194.4

194.4, деталь / Detail

Bronze
L. 42,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПB 1834
(„Rittergut Beetzendorf“). Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. Ig 4950d

Schwert mit leicht trapezförmiger Griffangel
und quergeriefter Manschette, Klinge in drei

487

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

поперечно рифленой манжетой. Клинок разломан на три части и
украшен вертикальными гравированными линиями. На поверхности следы огня, патина черно-зеленая.

Teile zerbrochen und durch vertikale Ritzlinien verziert. Auf der Oberfläche Brandspuren, Patina schwarzgrün.
A. Hä.

А. Хэн.
194.5. Котел подвесной

194.5. Hängebecken

Бронза
Диаметр 18,5 см; высота 8,5 см
ГЭ, инв. № ПБ 2033 (числится как «Поместье
Бетцендорф»). Входит в число перемещенных
в результате Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № Ig 4950e

Bronze
Dm. 18,5 cm; H. 8,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 2033 („Rittergut
Beetzendorf“). Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. Ig 4950e

Угловатые ушки для крепления на цилиндрическом корпусе с горизонтальными ребрами по всему диаметру. Некоторые из
них сбиты. Выпуклое дно украшено волнистыми лентами с окантовкой из точек, в
его середине расположена плоская кнопка со штриховкой по краям. Патина серобирюзовая.

194.5

Eckige Befestigungsösen auf einem zylindrischen Körper mit horizontalen umlaufenden
Rippen. Ein Teil davon ist ausgebrochen. Der
gewölbte Boden ist durch punktgesäumte
Wellenbänder verziert und besitzt einen flachen randgestrichelten Mittelknopf. Patina
grau-türkis.
A. Hä.

А. Хэн.

194.9. Гривна шейная

194.9. Halsring

Бронза
Диаметр 22,1 см
ГЭ, инв. № ПБ 2018 (числится как «Поместье
Бетцендорф»). Входит в число перемещенных
в результате Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № Ig 4950k

Bronze
Dm. 22,1 cm
GE St. Petersburg, ПБ 2018 („Rittergut
Beetrendorf“). Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. Ig 4950k

Tordierter Halsring mit ovalen Schmuckplatten und Hakenverschluss. Patina braungrau.

Тордированная гривна с овальными декоративными пластинами и застежкой в виде крючка. Патина коричнево-зеленая.

A. Hä.

А. Хэн.
194.9

195. Штольценбург, Мекленбург-Передняя Померания,
Германия

195. Stolzenburg, Mecklenburg-Vorpommern, Deutschland

Предметы найдены в 1865 при распахивании поля и переданы в
МОД (МПДИ) через пастора Вильде. По имеющимся сведениям,
эти бронзовые предметы лежали в глиняном кувшине, который
был взрезан плугом, в районе холма, к тому моменту уже почти
полностью распаханного. Находка состояла исключительно из
декоративных элементов конской упряжи. Некоторые из предметов исчезли в конце Второй мировой войны.
IX в. до н. э.
Литература: Voß 1881. S. 120; Sprockhoff 1956. S. 64. Taf. 58,6; 59,15; 61,3.

1865 beim Pflügen gefunden und über den Pastor Wilde an das Berliner Museum vermittelt. Die Bronzen sollen in einem Tongefäß gelegen haben, das im Bereich eines zu diesem Zeitpunkt schon stark
überpflügten Hügels angeschnitten worden war. Das Ensemble
enthielt ausschließlich Schmuckelemente einer Pferdeschirrung. Einige der Gegenstände sind seit dem Ende des 2. Weltkriegs verschollen.
9. Jahrhundert v. Chr.
Literatur: Voß 1881. S. 120; Sprockhoff 1956. S. 64. Taf. 58,6; 59,15; 61,3.

A. Hä.

А. Хэн.
195.1. Шесть фаларов

194.6. Фибула очковидная

194.6. Brillenfibel

Бронза
Длина 20,8 см; высота 9,4 см
ГЭ, инв. № ПБ 2014 (числится как «Поместье
Бетцендорф»). Входит в число перемещенных
в результате Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № Ig 4950f

Bronze
L. 20,8 cm; H. 9,4 cm
GE St. Petersburg, ПБ 2014 („Rittergut
Beetrendorf“). Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. Ig 4950f

194.5

Märkische Plattenfibel mit ovalem Bügel,
Platten verziert durch konzentrische Rippen.
Eine Platte ist beschädigt, die Nadel fehlt.
Patina braungrau.

Бранденбургская пластинчатая фибула с
овальной спинкой, пластины украшены
концентрическими ребрами. Одна пластина повреждена, булавка отсутствует. Патина коричнево-серая.

A. Hä.

А. Хэн.
194.7. Кельт
Бронза
Длина 10,1 см
ГЭ, инв. № ПБ 2017 (числится как «Поместье
Бетцендорф»). Входит в число перемещенных
в результате Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № Ig 4950g

194.7. Tüllenbeil
194.6

Bronze
L. 10,1 cm
GE St. Petersburg, ПБ 2017 („Rittergut
Beetrendorf“). Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. Ig 4950g

Tüllenbeil mit randständiger Öse und Randwulst, Querschnitt eckig. Patina braungrau.

Кельт с боковым ушком и валиком по краю,
в поперечнике с гранями. Патина коричнево-серая.

A. Hä.

А. Хэн.
194.8. Два браслета спиральные
Бронза
Длина 24 см; диаметр 7,5 и 7,6 см
ГЭ, инв. № ПБ 2015, 2016 (числятся как
«Поместье Бетцендорф»). Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ig 4950h, i

194.8. Zwei Armspiralen
194.7

Achtzehnfach gewundene Armspiralen aus
Blechstreifen, beide äußeren Windungen der
einen und ein Ende der zweiten Spirale sind
gedreht, die Enden sind jeweils zu Ösen umgebogen und mit Ringlein fixiert. Patina
braun.

Браслеты в форме спирали в 18 витков из
узких полосок металла, оба внешних витка одной и один конец второй спирали закручены, концы обеих загнуты в форме
петель и фиксированы колечком. Патина
коричневая.
А. Хэн.

488

Bronze
L. 24 cm; Dm. 7,5 und 7,6 cm
GE St. Petersburg, ПБ 2015, 2016 („Rittergut
Beetrendorf“). Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. Ig 4950h, i

A. Hä.
194.8

195.1. Sechs
Pferdeschmuckplatten

Бронза
Диаметр 12,7–18 см
ГЭ, инв. № ПГ 436–441 (числятся
как «Юкермунде»). Входят в число
перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 5610, 5612, 5616, 5618,
5620, 5621

Выпуклые пластины (первоначально их было двенадцать)
разного размера, у всех край
имеет небольшой уступ, посередине расположена крепежная заклепка, имеющая на
внешней стороне форму конуса, а на внутренней — плоское
завершение. Патина зеленая.

Bronze
Dm. 12,7–18 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ
436–441 („Ueckermunde“).
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 5610, 5612,
5616, 5618, 5620, 5621

Gewölbte Platten (ursprünglich
waren es zwölf ) verschiedener
Größe, der Rand ist jeweils abgesetzt, in der Mitte befindet sich
ein Befestigungsniet, der auf der
Außenseite jeweils kegelförmig
und innen flach ist. Patina grün.
A. Hä.
195.1

А. Хэн.
195.2. Два кольца с подвесками

195.2. Zwei Gehänge

Бронза
Длина 12 см; ширина подвесок (каждой) 5 см
ГЭ, инв. № ПГ 415, 416 (числятся как «Штольценбург»). Входят в число перемещенных в
результате Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № II. 5624, 5625

Bronze
L. 12 cm; B. der Anhänger je 5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 415, 416
(„Stolzenburg“). Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 5624, 5625

Gehänge (ursprünglich waren es vier) aus
jeweils einem kleinen Ring, in den ein größerer eingehängt ist, an dem wiederum je drei
kreisförmige Klapperbleche befestigt sind.
Patina graugrün.

Кольца (первоначально их было четыре)
с подвесками, каждое состоит из маленького кольца с подвешенным на него большим кольцом, на котором, в свою очередь, закреплено по три круглых бляхитрещетки. Патина серо-зеленая.
А. Хэн.

A. Hä.
195.2

196. Коможе (Бевердик), Великопольское воеводство,
Польша

Клад найден во время полевых работ на земле крестьянина Кнааха в 1887 и продан МОД (МПДИ) через его сына.
IX в. до н. э.
Литература: Sprockhoff 1956. S. 12, 133 mit Abb. 33. Taf. 23,4–5; 34,2;
52,5; 62,2; 64,5; 65,8; 70,3.

196. Komorze (Bewerdieck), Woj. Wielkopolski, Polen

Depot, bei Feldarbeiten auf dem Gut des Landwirts Knaach 1887 gefunden und über dessen Sohn an das Berliner Museum verkauft.
9. Jahrhundert v. Chr.
Literatur: Sprockhoff 1956. S. 12; 133 mit Abb. 33. Taf. 23,4–5; 34,2; 52,5;
62,2; 64,5; 65,8; 70,3.

A. Hä.

А. Хэн.

489

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

196.1. Три нагрудника

196.1. Drei Halskragen

196.5. Фрагменты рифленых нагрудников

Бронза
Длина 23,8–25 см; ширина 23,6–24,5 см
ГЭ, инв. № ПБ 1401–1403 (числятся как
«Бемердик, р. Ненштиттин»). Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ic 504–506

Bronze
L. 23,8–25 cm; B. 23,6–24,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1401–1403
(„Bemerdieck, Kr. Nenstittin“). Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Ic 504–506

Бронза
Длина 8–17,2 см
ГЭ, инв. № ПБ 1417, 1418 (числятся как
«Бемердик, р. Ненштиттин»). Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ic 515a, 516b

Halsreifen mit je 5 getriebenen Sichelplatten
und Ösenenden, verziert durch Gruppen von
Punzbuckeln und Ritzmustern in Form von
strichgefüllten Dreiecken und Baummotiven.
Platten sind beschädigt, Patina braungrün.

Каждый нагрудник состоит из пяти кованых серповидных пластинок и ушек на
концах, украшен группами оттисков выпуклых пуансонов и гравированными узорами в форме заштрихованных треугольников и стилизованных деревьев. Пластины повреждены, патина коричнево-зеленая.

A. Hä.

196.5. Fragmente von gerippten
Halskragen
Bronze
Ic 515: Dm. L. zwischen 8 und 17,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1417, 1418
(„Bemerdieck, Kr. Nenstittin“). Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Ic 515a,
516b

Ic 515a: нагрудник, состоящий из поперечно рифленой выпуклой полоски металла
и закрытых ушек на концах, с гравированным декором. Разломан на две части, бронзового цвета.
Ic 516b: фрагмент нагрудника.
Патина коричнево-зеленая.

Ic 515a: Halskragen aus einem quergerieften
gewölbten Band und geschlossenen Ösenenden mit Ritzverzierung. In zwei Teile zerbrochen bronzefarben.
Ic 516b: Fragment eines Halsringes.
Patina braungrün.
A. Hä.

А. Хэн.

А. Хэн.
196.1

196.2. Бляха выпуклая

196.2. Zierbuckel

Бронза
Диаметр 20,3 см
ГЭ, инв. № ПБ 1404 (числится как «Бемердик,
р. Ненштиттин»). Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ic 507

Bronze
Dm. 20,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1404 („Bemerdieck,
Kr. Nenstittin“). Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. Ic 507

Gewölbter Buckel mit abgesetztem flachem
Rand, verziert durch Reihen umlaufender
Punzbuckel in verschiedener Größe. An den
Rändern und in der Mitte stark beschädigt.
Patina braungrün.

Бляха с небольшим уступом по краю, декорирована рядами идущих по всему периметру оттисков выпуклых пуансонов
разного размера. Имеет сильные повреждения по краям и в центре. Патина коричнево-зеленая.

A. Hä.

А. Хэн.
196.2

196.3. Десять фаларов

196.3. Zehn Pferdeschmuckplatten

Бронза
Диаметр 8,5–30,7 см
ГЭ, инв. № ПБ 1405–1414 (числятся как
«Бемердик, р. Ненштиттин»). Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ic 508–511, 718a, b, 719a–c, 721a

Bronze
Dm. 8,5–20,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1405–1414
(„Bemerdieck, Kr. Nenstittin“). Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Ic 508–
511, 718a, b, 719a–c, 721a

Выпуклые бляхи разного размера, по краям небольшие уступы, с наружной стороны в центре имеют головку для крепления, на внутренней стороне — кольцевую
шайбу. Патина коричнево-зеленая.

196.3

Die gewölbten Buckel haben unterschiedliche Größen, die Ränder sind abgesetzt, in der
Mitte außen besitzen sie einen Befestigungsknopf und auf der Innenseite eine Ringscheibe. Patina braungrün.
A. Hä.

А. Хэн.

196.5

196.6. Две подвески волютообразные

196.6. Zwei Doppelspiralanhänger

Бронза
Длина 28,1 и 30,7 см; высота 12,2 см
ГЭ, инв. № ПБ 1419, 1420 (числятся как
«Бемердик, р. Ненштиттин»). Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ic 517a, b

Bronze
L. 28,1 und 30,7 cm; H. 12,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1419, 1420
(„Bemerdieck, Kr. Nenstittin“). Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Ic 517a, b

Doppelspiralanhänger mit Öse. Der Draht ist
im Spiralenbereich rund und an der Öse kantig, in letztere ist jeweils, wohl zur Stabilisierung, ein weiteres Drahtfragment eingeflochten. Patina braungrün.

Волютообразные подвески с ушком. Проволока в области спирали круглая, а ближе к ушку многоугольная в сечении. В каждое ушко, очевидно для стабилизации,
вплетен еще один фрагмент проволоки.
Патина коричнево-зеленая.

A. Hä.

А. Хэн.

196.6

196.7. Три диска спиральных

196.7. Drei Spiralscheiben

Бронза
Диаметр 6,5–8,5 см
ГЭ, инв. № ПБ 1421, 1422 (числятся как
«Бемердик, р. Ненштиттин»); ПГ 267. Входят
в число перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № Ic 518d–f

Bronze
Dm. 6,5–8,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1421, 1422
(„Bemerdieck, Kr. Nenstittin“); ПГ 267.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. Ic 518d–f

Спиральные диски, вероятно, от подвесок. У одного на внешний виток спирали
надето небольшое кольцо. Патина от серо-зеленой до коричнево-зеленой.

196.7

Spiralscheiben, wohl von weiteren Anhängern. Bei einer ist ein kleines Ringlein um
eine der Spiraldrähte gewickelt. Patina graugrün bis braungrün.
A. Hä.

А. Хэн.

196.4. Фрагменты фибулы
Бронза
Диаметр пластин 8–15 см
ГЭ, инв. № ПБ 1415, 1416 (числятся как
«Бемердик, р. Ненштиттин»). Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ic 512a, b

Фрагменты пластинчатой фибулы. От нее
сохранились обе слегка овальные пластины с троекратно утолщенным краем и
плоскостным декором в виде круглоглазковых выпуклостей.
Патина коричнево-зеленая.
А. Хэн.

490

196.3

196.4. Fibelfragmente

196.8. Шесть браслетов спиральных

196.8. Sechs Armspiralen

Bronze
Dm. der Platten 8–15 cm
GE St. Petersburg, ПБ 1415, 1416 („Bemerdieck,
Kr. Nenstittin“). Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. Ic 512a, b

Бронза
Длина 9,2–13,6 см
ГЭ, инв. № ПБ 1423–1426, 1428, 1429 (числятся
как «Бемердик, р. Ненштиттин»). Входит
в число перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № Ic 519a–f

Bronze
L. 9,2 bis 13,6 cm
GE St. Petersburg, ПБ 1423–1426, 1428, 1429
(„Bemerdieck, Kr. Nenstittin“). Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Ic 519a–f

Fragmente von einer Plattenfibel. Erhalten
sind die beiden leicht ovalen Platten mit
dreifach verdicktem Rand und flächiger Verzierung durch Kreisaugenwülste.
Patina braungrün.
A. Hä.
196.4

196.7

Armspiralen aus doppeltem rundstabigem
Bronzedraht, dessen Enden miteinander verflochten sind. Ic 519e, f sind auseinander gezogen und unvollständig. Patina braungrün.

Спиральные браслеты из двойной, круглой в поперечнике бронзовой проволоки,
концы которой переплетены друг с другом.
Один из браслетов (инв. № Ic 519e, f ) растянут и имеет утраты. Патина коричневозеленая.
А. Хэн.

A. Hä.

196.8-

491

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

196.9. Фрагмент сосуда на ножке

196.9. Fragment eines Ständergefäßes

196.13. Фрагменты ожерелий или диадем

Бронза
Высота первоначально 5,4 см
ГЭ, инв. № ПБ 1430 (числится как «Бемердик,
р. Ненштиттин»). Входит в число перемещенных в результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ic 520

Bronze
H. ursprünglich 5,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1430 („Bemerdieck,
Kr. Nenstittin“). Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. Ic 520

Бронза
Ic 524b: длина 9,5 см; ширина 3,6 см
Ic 524c: длина 6,6 см; ширина 3,5 см
ГЭ, инв. № ПБ 1438, 1439 (числятся как
«Бемердик, р. Ненштиттин»). Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ic 524b, c

Ein kleines doppelkonisches Gefäß mit Trichterhals und quergerieften Wülsten am Halsansatz, größter Bauchung und Fuß. Patina
braungrün.

Небольшой биконический сосуд с округлым туловом, воронкообразным горлом
и поперечно рифлеными выпуклостями
ниже горла, с ножкой. Патина коричневозеленая.

A. Hä.

А. Хэн.

196.9

196.10. Фрагменты поясных блях

196.10. Teile eines Gürtels

Бронза
Длина 13,7, 6,8, 7,9 и 8,2 см; ширина 4,9, 4,8,
3,6 и 3 см
ГЭ, инв. № ПБ 1431–1434 (числятся как
«Бемердик, р. Ненштиттин»). Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ic 521a, c–e

Bronze
L. 13,7, 6,8, 7,9 und 8,2 cm; B. 4,9, 4,8, 3,6 und
3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1431–1434
(„Bemerdieck, Kr. Nenstittin“). Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Ic 521a, c–e

Zwei weidenblattförmige Platten mit nach
hinten umgebogenen spitzen Enden, durch
je drei punzgesäumte Buckel verziert. Eine
Platte ist nur fragmentarisch erhalten.
Patina braungrün.

Две бляхи в форме ивового листа с острыми, загнутыми внутрь концами. Украшены каждая тремя умбоновидными выпуклостями в кайме из оттисков пуансонов.
Одна из блях сохранилась лишь во фрагментах.
Патина коричнево-зеленая.

A. Hä.

196.13. Fragmente von Halsbändern oder
Diademen
Bronze
Ic 524b: L. 9,5, B. 3,6 cm
Ic 524c: L. 6,6, B. 3,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1438, 1439
(„Bemerdieck, Kr. Nenstittin“). Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Ic 524b, c

Ic 524b: Fragment eines Bandes mit Kreisaugenbuckeln und X-förmig angelegten Punkten.
Ic 524c: Fragment eines Bandes mit Tannenzweigmustern in Punztechnik, ein Ende ist
erhalten und ösenförmig eingerollt.
Patina braungrün.

Ic 524b: фрагмент ожерелья с круглоглазковыми выпуклостями и расположенными
в виде буквы Х точками.
Ic 524c: фрагмент ожерелья с узором из оттисков штемпеля в виде еловой ветки.
Один конец сохранился, он завернут в форме петли.
Патина коричнево-зеленая.

196.13

A. Hä.

А. Хэн.
197. Плестлин, Мекленбург-Передняя Померания, Германия

197. Plestlin, Mecklenburg-Vorpommern, Deutschland

В 1821 под большой кучей камней были найдены топоры общим
числом 150. Они попали в разные коллекции. 32 из них поступили в 1824 в Королевскую кунсткамеру, откуда попали в Королевский музей отечественных древностей, предшественник современного берлинского Музея доисторического периода и ранней
истории.
IX–VIII вв. до н. э.

1821 wurden unter einem großen Steinhaufen insgesamt 150 Beile
gefunden und gelangten in verschiedene Sammlungen. 32 davon
erhielt 1824 die Königliche Kunstkammer, von der sie in das Königliche Museum für Vaterländische Altertümer, dem Vorläufer des heutigen Berliner Museums für Vor- und Frühgeschichte gelangten.
9.–8. Jahrhundert v. Chr.

Литература: Ledebur 1838. S. 25–27; Sprockhoff 1941. S. 91. Taf. 42–46;
Sprockhoff 1956. S. 51. Taf. 7,5; 8,5.

Literatur: Ledebur 1838. S. 25–27; Sprockhoff 1941. S. 91. Taf. 42–46;
Sprockhoff 1956. S. 51. Taf. 7,5; 8,5.

A. Hä.

А. Хэн.
197.1. Двадцать два кельта

А. Хэн.
196.10

196.11. Фрагменты фибул

196.11. Fragmente von Fibeln

Бронза
Длина фибульной булавки 25,3 см
ГЭ, инв. № ПБ 1435 (числятся как «Бемердик,
р. Ненштиттин») и ПГ 269. Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ic 521b, Ic 522, Ic 523

Bronze
L. der Fibelnadel 25,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1435 („Bemerdieck,
Kr. Nenstittin“) und ПГ 269. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Ic 521b,
Ic 522, Ic 523

196.11

Kleine Fragmente von weidenblattförmigen
Fibelplatten mit Buckeln und eine Fibelnadel
mit Öse und Ritzverzierung durch schräge
Rillengruppen auf dem Schaft. Patina braungrün.

Небольшие фрагменты фибульных пластин
в форме ивового листа с умбоновидными
выпуклостями и фибульная булавка с ушком и гравированным декором в виде косых штриховок на стержне. Патина коричнево-зеленая.

A. Hä.

А. Хэн.

197.1. Zweiundzwanzig
Tüllenbeile

Бронза
Длина 10,5–12,5 см; ширина
4,5–5,7 см
ГЭ, инв. № ПБ 1219–1240. Входят
(за исключением инв. № II. 890
и 911) в число перемещенных
в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № II. 889–912

Bronze
L. 10,5 bis 12,5 cm; B. 4,5 bis 5,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ
1219–1240. Mit Ausnahme von
Inv. Nr. II. 890 und 911 kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. II. 889–912

Tüllenbeile mit Öse. Nicht gussgleich, da zum Teil im Tüllenbereich mit Querrillen oder einer
Imitation von Schaftlappen verziert. Die Schneiden schwingen
unterschiedlich breit aus. Patina
graugrün.

Кельты с ушком. Отлиты с разных форм, так как некоторые в
районе втулки украшены поперечными бороздками или
имитацией закраин. Расширяющиеся в дугу лезвия разного
размера. Патина серо-зеленая.

A. Hä.

А. Хэн.

196.11

196.12. Фрагменты двойных блях

196.12. Fragmente von Zwillingsblechen

Бронза
Длина до 6,2 см
ГЭ, инв. № ПБ 1436, 1437 (числятся как
«Бемердик, р. Ненштиттин»). Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ic 524a,d

Bronze
L. bis 6,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1436, 1437
(„Bemerdieck, Kr. Nenstittin“). Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Ic 524a,d

Фрагменты двух блях, состоящих каждая
из двух вытянуто-овальных пластин и украшенных утолщениями с косыми насечками
и рядами умбоновидных выпуклостей,
идущими по краю и разделяющими поля.
На задней стороне каждой бляхи находилось первоначально по четыре ушка для
крепления. Патина коричнево-зеленая и
коричневая с зелеными выцветами.

197.1

Fragmente von zwei Zierblechen aus jeweils
zwei langovalen Platten, verziert durch
randbegleitende und die Felder gliedernde
schräg gekerbte Wülste und Buckelreihen.
Auf den Rückseiten befanden sich ursprünglich je vier Befestigungsösen. Patina braungrün und braun mit grünen Ausblühungen.
A. Hä.
196.12
197.1, деталь / Detail

197.1, деталь / Detail

А. Хэн.

492

493

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

197.2. Пять топоров
с крыльями
Бронза
Длина 12,5–14,8 см; ширина
3,6–4,6 см
ГЭ, инв. № ПБ 1241–1245. Входят
(за исключением инв. № II. 941
и 947) в число перемещенных в
результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № II. 942–946

197.2. Fünf Lappenbeile

199.2. Два меча с черешками

199.2. Zwei Griffangelschwerter

Bronze
L. 12,5 bis 14,8 cm; B. 3,6 bis 4,6cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 1241–
1245. Mit Ausnahme von Inv. Nr. II. 941
und 947 kriegsbedingt verlagert. Bis
1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 942–946

Бронза
Длина 66,1 см; 62,3 см
МПДИ, Берлин, инв. № II. 2167, 2168

Bronze
L. 66,1 und 62,3 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 2167, 2168

Многоугольные в сечении черешки, клинки профилированные. У одного меча (инв.
№ II. 2167) клинок украшен заштрихованными треугольниками. У обоих мечей сохранились поперечно рифленые манжеты. Патина черно-оливковая.

Kantige Angeln, Klingen profiliert, bei 2167
durch strichgefüllte Dreiecke verziert. Bei
beiden Schwertern sind die quergerieften
Manschetten erhalten. Patina schwarzoliv.

Beile mit geradem Nacken, oberständigen Lappen und teilweise
mit seitlicher Öse. Die Schneiden
schwingen unterschiedlich breit
aus. Patina braungrün.

Топоры с прямым обухом, c закраинами, некоторые с боковым ушком. Расширяющиеся в
дугу лезвия разного размера.
Коричнево-зеленая патина.

A. Hä.

А. Хэн.

A. Hä.
199.3. Три меча с языкообразной
площадкой для крепления рукояти

199.3. Drei Griffzungenschwerter
Bronze
L. 56,8; 51 und 55,2 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 2165, 2166, 7567

Бронза
Длина 56,8 см; 51 см; 55,2 см
МПДИ, Берлин, инв. № II. 2165, 2166, 7567

А. Хэн.
197.2

198. Хальберштадт, Саксония-Ангальт, Германия

198. Halberstadt, Sachsen-Anhalt, Deutschland

198.1. Меч с языкообразной площадкой
для крепления рукояти

198.1. Griffzungenschwert

Бронза
Длина 59,5 см; ширина 4,1 см
ГЭ, инв. № ПГ 497. Входит в число перемещенных в результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № II. 10672
В 1877 подарен МОД (МПДИ) г-ном
Августином, владельцем поместья Ауф
Цигельсдорф бай Бург им Магдебургишен
IX–VIII вв. до н. э.

198.1

Bronze
L. 59,5 cm; B. 4,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 497. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 10672
1877 von dem Rittergutsbesitzer Augustin auf
Ziegelsdorf bei Burg im Magedurgischen dem
Berliner Museum geschenkt
9.–8. Jahrhundert v. Chr.

Schwert mit trapezförmigem Ende, Zunge
mit zwei Nietlöchern, in der Mitte verbreitert, zwei weitere Nietlöcher auf der Heftplatte. Klinge schilfblattförmig mit langem
Ricasso. Patina entfernt.

Меч с трапециевидным концом. Язык с двумя крепежными отверстиями, посередине расширен, еще два крепежных отвер198.1, деталь / Detail
стия на основании гарды. Клинок в форме тростникового листа с Literatur: Bastian, Voß 1878. S. 69. Taf. 16,11; Hänsel 1999. S. 126.
длинным рикассо. Патина удалена.
Abb. 14,3.
Литература: Bastian, Voß 1878. S. 69. Taf. 16,11; Hänsel 1999. S. 126.
Abb. 14,3.

A. Hä.

А. Хэн.
199.1–199.4

199.4. Наконечник копья

199.4. Lanzenspitze

Бронза
МПДИ, Берлин, инв. № II. 2170
Длина 30,3 см

Bronze
L. 30,3 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 2170

Узкие перья лезвий с повреждениями посредине; короткая втулка с крепежным отверстием. Патина коричнево-оливковая.

Schmale, in der Mitte beschädigte Blätter, kurze Tülle mit Befestigungsloch. Patina braunoliv.

А. Хэн.

A. Hä.

200. Прусская Корчма (Праустеркруг), Поморское
воеводство, Польша

200. Pruska Karczma (Prausterkrug), Woj. Pomorski, Polen

A. Hä.

А. Хэн.
199. Штёлльн, Бранденбург, Германия

199. Stölln, Brandenburg, Deutschland

Клад, состоящий из семи мечей и одного наконечника копья, обнаружен в 1836 на окраине Голленберга около пруда. По имеющимся сведениям, предметы были первоначально скреплены
бронзовой цепью. Этот клад представляет собой характерный
пример освящения мечей эпохи поздней бронзы, которое было
принято почти по всей Европе.
IX–VIII вв. до н. э.

Fund von sieben Schwertern und einer Lanzenspitze, 1836 am Rande
des Gollenbergs bei einem Weiher gefunden. Die Waffen sollen mit
einer bronzenen Kette umwickelt niedergelegt worden sein. Dieses
Depot ist ein charakteristisches Beispiel für eine spätbronzezeitliche
Weihung von Schwertern, wie sie in weiten Teilen Europas üblich war.
9.–8. Jahrhundert v. Chr.

Литература: Bastian, Voß 1878. S. 3f. Taf. 1,1–5; 2,2; 6,3,4; Hänsel, Hänsel
1997-I. S. 211f.

Nur bei 7567 ist die Griffzunge mit vier Nietlöchern noch erhalten und seitlich mit Fischgrätmuster verziert. Die Heftplatten sind jeweils gerundet und durch Strichgruppen verziert, die Klingen sind bei 7567 und 2166
profiliert. Patina schwarzoliv.

Только у одного меча (инв. № II. 7567) еще
сохранился язык площадки для крепления рукояти, украшенный по бокам рисунком «в елочку», с четырьмя крепежными отверстиями. Основания гарды у всех
мечей закруглены и украшены штриховками. Клинки двух мечей (инв. № II. 7567
и II. 2166) профилированные. Патина черно-оливковая.

Literatur: Bastian, Voß 1878. S. 3f. Taf. 1,1–5; 2,2; 6,3,4; Hänsel, Hänsel
1997-I. S. 211f.

A. Hä.

А. Хэн.
199.1. Меч типа овернье

199.1. Schwert vom Typ Auvernier

Бронза
Длина 72,6 см; 53 см
МПДИ, Берлин, инв. № II. 2169
ГЭ, инв. № ПГ 403. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 1973

Bronze
L. 72,6 und 53 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 2169
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 403. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 1973
199.1

Навершие в виде перевернутой полусферы, основание рукояти — с крыльями перекрестья и треугольным вырезом; начало клинка сужено, клинок профилированный. Патина черно-оливковая.

Schalenknauf. Heft mit Parierflügeln und
dreieckigem Ausschnitt, Klingenansatz eingezogen, Klinge profiliert. Patina schwarzoliv.
A. Hä.

Клад найден при осушении озерных лугов в Праустеркруге и в
1900 передан в МОД (МПДИ) Министерством сельского и лесного
хозяйства. Часть клада попала в Гданьский археологический музей. Наряду с питьевым рогом клад включал в себя декоративные элементы конской упряжи.
IX–VIII вв. до н. э.
Литература: Schmidt 1915. S. 162f. mit Abb. 38; Gedl 2001. S. 57ff.
Taf. 40, 91.

Depotfund, beim Entwässern der Prausterkruger Seewiesen gefunden und im Jahr 1900 vom Ministerium für Landwirtschaft und Forsten an das Berliner Museum überwiesen. Teile des Depots gelangten
auch ins Provinzialmuseum Danzig. Neben einem Trinkhorn enthielt
das Depot Schmuckelemente einer Pferdeschirrung.
9.–8. Jahrhundert v. Chr.
Literatur: Schmidt 1915. S. 162f. mit Abb. 38; Gedl 2001. S. 57ff. Taf. 40, 91.

A. Hä.

А. Хэн.
200.1. Рог питьевой

200.1. Trinkhorn

Бронза
Длина 35 см; наибольший диаметр 9 см
ГЭ, инв. № ПГ 374. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ib 564a

Bronze
L. 35 cm; Mdm. 9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 374. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Ib 564a

Сосуд для питья в форме бычьего рога,
острый конец не сохранился. Разделен на
четыре зоны поперечно рифлеными группами ребер. Ниже края по всему диаметру проходит гравированный узор в виде
перевернутых заштрихованных треугольников с крючками на углах. Патина коричнево-зеленая.

200.1

Trinkgefäß in der Form eines Stierhorns, die
Spitze ist nicht erhalten. Durch quergeriefte
Rippengruppen in vier Zonen geteilt. Unterhalb des Randes umlaufende Ritzverzierung
durch hängende schraffierte Dreiecke mit
Hakenenden. Patina braungrün.
A. Hä.

А. Хэн.

А. Хэн.
199.1, деталь / Detail

494

200.1, деталь / Detail

495

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

200.2. Двенадцать фаларов

200.2. Zwölf
Pferdeschmuckplatten

Бронза
Диаметр 10,9–21,8 см
МПДИ, Берлин, инв. № Ib 564b-n

Bronze
Dm. 10,9 bis 21,8 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Ib 564b-n

Выпуклые пластины разного
размера, у всех край имеет небольшой уступ; посредине расположена крепежная заклепка,
имеющая на внешней стороне
форму конуса, а на внутренней — плоское завершение.
Патина коричнево-пятнистая.

Gewölbte Platten verschiedener
Größe, der Rand ist jeweils abgesetzt, in der Mitte befindet sich
ein Befestigungsniet, der auf der
Außenseite jeweils kegelförmig
und innen jeweils flach endet.
Patina braunfleckig.

другом перемычками. Все пластины, в которых сходятся перемычки, украшены гравировкой. Имеются легкие повреждения. Патина коричнево-зеленая.

Platten, in denen die Stege zusammenlaufen, sind jeweils ritzverziert. Leichte Beschädigungen vorhanden. Patina braungrün.
A. Hä.

А. Хэн.

А. Хэн.

A. Hä.

200.3. Бляха

200.3. Zierblech

201.3. Шесть фаларов

Бронза
Длина 8,2 см; ширина 4,3 см
МПДИ, Берлин, инв. № Ib 564o

Bronze
L. 8,2 cm; B. 4,3 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Ib 564o

Бронза
Четыре меньших: диаметр
7,5–7,7 см
Два больших: диаметр 11,6 и 11,9 см
ГЭ, инв. № ПГ 162–167. Входят
в число перемещенных в результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № II. 6654–6659

201.2

Овальная бляха, состоящая из
двух соединенных друг с другом пластин с приподнятыми
краями. Патина коричнево-зеленая.

200.2

Ovales Zierblech aus zwei miteinander verbundenen länglichen Platten mit erhöhten Rändern. Patina braungrün.
A. Hä.

А. Хэн.
200.4. Кольцо с подвесками

200.4. Gehänge

Бронза
Общая длина 7,4 см; длина бляхи
5,4 см; ширина бляхи 2,9 см
МПДИ, Берлин, инв. № Ib 564p

Bronze
Gesamtl. 7,4 cm; Blechl. 5,4 cm;
Blechb. 2,9 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Ib 564p

Кольцо, на которое подвешены две бляхи-трещотки в форме колокольчиков. Патина серо-зеленая.

Ring, in den zwei glockenförmige Klapperbleche eingehängt
sind. Patina graugrün.
A. Hä.

А. Хэн.
200.3, 200.4

201. Калиш Поморский (Каллис), Великопольское воеводство
Гожув, Польша

201. Kalisz Pomorski (Kallies), Woj. Gorzów Wielkopolsi, Polen

В 1868 крестьянин Е. Егер при распахивании поля наткнулся на
глиняный сосуд с бронзовыми предметами, которые затем через антиквара Тюрке были проданы врачу изПренцлау д-ру
Циммерманну, а из наследства последнего их в 1872 приобрел
МОД (МПДИ).
IX–VIII вв. до н. э.

1868 stieß der Landwirt T. Jaeger beim Pflügen auf ein Tongefäß mit
Bronzen, die dann über den Kunsthändler Türcke an den Prenzlauer
Arzt Dr. Zimmermann verkauft wurden, aus dessen Nachlass sie das
Berliner Museum 1872 erwarb.
9.–8. Jahrhundert v. Chr.
Literatur: Voß 1884; Hänsel 2001.

A. Hä.

Литература: Voß 1884; Hänsel 2001.

А. Хэн.
201.1. Фибула пластинчатая

201.1. Plattenfibel

Бронза
Длина 19,8 см; ширина 9,3 см
ГЭ, инв. № ПГ 161. Входит в число
перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 6653

Bronze
L. 19,8 cm; B. 9,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 161.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 6653

Plattenfibel mit längs geripptem
Bügel, eine der Platten ist stark
fragmentiert. Auf der Unterseite
der Platten befindet sich jeweils
ein Kreuzmuster. Patina graugrün.

Пластинчатая фибула с поперечно рифленой спинкой. Одна
из пластин имеет большие утраты. На нижней стороне обеих
пластин находится узор из крестов. Патина серо-зеленая.
А. Хэн.

A. Hä.
201.1

201.2. Две гривны шейные (нагрудники)

201.2. Zwei Halskragen

Бронза
Диаметр 18,5 см; 20,8 см
ГЭ, инв. № ПГ 168, 169. Входят в число перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № II. 6651, 6652

Bronze
Dm. 18,5 und 20,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 168, 169. Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF
Berlin, Inv. Nr. II. 6651, 6652

Гривны-воротники, каждая состоит из трех поперечно рифленых
полуколец и закрученных концов. Полукольца соединены друг с

Halskragen aus jeweils drei quergerieft Rippen und eingerollten
Enden. Die Rippen sind untereinander mit Stegen verbunden. Die

496

Фалары в небольшим уступом
по краям, конической формой
и срединной умбоновидной
выпуклостью. На нижней стороне каждого фалара находится дугообразное ушко. Патина
коричнево-зеленая.

201.2

201.3. Sechs
Pferdeschmuckplatten
Bronze
Vier kleinere: Dm. 7,5–7,7 cm; zwei
größere: Dm. 11,6 und 11,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 162–
167. Kriegsbedingt verlagert. Bis
1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 6654–
6659

Phaleren mit abgesetztem Rand,
konischer Wölbung und Mittelbuckel. Auf der Unterseite befindet sich jeweils eine bügelförmige Öse. Patina braungrün.
A. Hä.
201.3

А. Хэн.
201.4. Две бляхи конусообразные

201.4. Zwei Kegelbuckel

Бронза
Высота 6,9 и 5,6 см; диаметр 13,1 и 9,1 см
ГЭ, инв. № ПБ 2003, 2004. Входят в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № II. 6660, 6661

Bronze
H. 6,9 und 5,6 cm; Dm. 13,1 und 9,1cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 2003, 2004.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. II. 6660, 6661

Buckel von umgekehrt trichterförmiger
Gestalt. Im Inneren befindet sich jeweils
Бляхи имеют форму перевернутой воein stabförmiger Befestigungsniet, der
ронки. Внутри обеих стержнеобразная
von der Spitze bis zur Basis reicht und flaкрепежная заклепка, идущая от острия
che Enden aufweist. Inv. Nr. II. 6660 ist
конуса до его основания и имеющая плосdurch umlaufende Ritzlinien und Kerben
кие концы. Одна бляха (инв. № II. 6660)
am Rand verziert, Inv. Nr. 6661 wird durch
украшена гравированными линиями,
umlaufende, kerbverzierte Rippen in vier
идущими по всему диаметру, и насеч201.4
Felder gegliedert, die Ritzmuster aus
ками по краю; другая (инв. № II. 6661)
поделена на четыре поля ребрами, идущими по всему диаметру Strichgruppen mit Fransenrand aufweisen. Beide Buckel sind beschäи украшенными насечками, на полях гравированный узор из digt, Patina braungrün.
штриховок с бахромчатым краем. Обе бляхи имеют поврежде- A. Hä.
ния. Патина коричнево-зеленая.
А. Хэн.
201.5. Два браслета

201.5. Zwei Armringe

Бронза
Диаметр 8,6 и 7,9 см; высота 3,2 и 3,4 см
ГЭ, инв. № ПГ 171, 172. Входят в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № II. 6662, 6663

Bronze
Dm. 8,6 und 7,9 cm; H. 3,2 und 3,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 171, 172.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. II. 6662, 6663

Nierenarmringe. Das Armband ist an den
Rändern und durch eine Mittelrippe verdickt, der Randbereich jeweils quergerippt und läuft in einer ovalen Platte zusammen. Patina braungrün.

Подковообразные браслеты. На внешней поверхности срединное ребро, по
краям утолщения, а концы с поперечным рифлением сходятся в овальную
пластину. Патина коричнево-зеленая.

A. Hä.

А. Хэн.

201.5

497

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

201.6. Две накладки
трапециевидные

201.6. Zwei Beschlagplatten

Бронза
Высота 6,5 и 6,6 см; ширина 5,5
и 5,2 см
ГЭ, инв. № ПБ 2005, ПГ 170. Входят
в число перемещенных в результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № II. 6664, 6665

H. 6,5 und 6,6 cm; B. 5,5 und 5,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 2005
und ПГ 170. Kriegsbedingt verlagert.
Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 6664,
6665

Bronze

У более широкого края припаяно
по шесть колец (у инв. № II. 6665
сохранилось из них только пять).
Обе пластины декорированы
тремя идущими по краям ре201.6
брами. На оборотной стороне пластин в углах расположены кольцеобразные ушки для крепления. Патина коричнево-зеленая.

Trapezförmig. Am breiteren Ende
sind jeweils sechs Ringe angelötet (bei Inv. Nr. II. 6665 sind nur
noch fünf davon vorhanden). Die
Platten sind jeweils durch drei
randbegleitende Rippen verziert. Auf der Rückseite der Plat201.6
ten befinden sich an den Ecken
jeweils ringförmige Befestigungsösen. Patina braungrün.

202.1. Zwei Halskragen und Fragmente
weiterer Kragen

Бронза
Ширина 24 и 21 см; высота 22 и 19,2 см
МПДИ, Берлин, инв. № II. 3915, 3916
ГЭ, инв. № ПГ 73, 74. Входят в число перемещенных в результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № II. 3918, 3919

Bronze
B. 24 und 21 cm; H. 22 und 19,2 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 3915, 3916
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 73, 74. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin Inv. Nr. II. 3918,
3919

Один нагрудник состоит из семи, а другой
из пяти узких обручей, соединенных друг с
другом перемычками и сходящимися на
концах в единую пластинку. Оба имеют повреждения. Фрагменты одного или двух
других нагрудников. Коричневая патина.

Halskragen aus sieben bzw. fünf schmalen
Reifen, die jeweils durch Stege miteinander
verbunden sind und an den Enden zu einer
Platte zusammenlaufen. Beide weisen Beschädigungen auf. Bruchstücke eines oder
zweier weiterer Halskragen. Braune Patina.

А. Хэн.

A. Hä.

202.2. Нагрудник

A. Hä.

А. Хэн.
201.7. Браслет спиральный

201.7. Armspiralen

Бронза
Диаметр 6,2 см
ГЭ, инв. № ПГ 173. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 6666. Остальные предметы данного
комплекса по сей день находятся в собрании
МПДИ. Инв. № 6667–6670

Bronze
Dm. 6,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 173. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 6666.
Weitere Teile sind heute noch im MVF Berlin
vorhanden: Inv. Nr. II. 6667–6670

Armspirale aus breiten flachen Bändern mit
rundstabigen Enden mit 6,5 Windungen. Patina grünbraun.

Браслет из широких и плоских металлических полос с концами в форме круглых
стержней. Имеет 6,5 оборотов. Патина зелено-коричневая.

202.2. Halskragen

Бронза
Ширина 18,5 см; высота 7,3 см
ГЭ, инв. № ПГ 1. Входит в число перемещенных
в результате Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № II. 3917

Нагрудник из трех поперечно рифленых
полос металла с прилитым венчиком
ушка и трехчастными перемычками. Полосы завершаются закрученными концами. Имеет очень большие утраты. Патина
серо-зеленая.

Bronze
B. 18,5 cm; H. 7,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 1. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 3917
202.1

201.7

201.8. Три куска проволоки

201.8. Drei Drähte

Бронза
Диаметр 8–10 см
ГЭ, инв. № ПГ 174–176. Входят в
число перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 6671–6673

Bronze
Dm. 8–10 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 174–
176. Kriegsbedingt verlagert. Bis
1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 6671–
6673

Rundstabige Drähte, der eine ist
spiralförmig gewickelt, die beiden
anderen sind knäuelförmig zusammengebogen. Patina graugrün.
201.8

A. Hä.

201.8

А. Хэн.
201.9. Три кольца с бляхами-трещотками

201.9. Drei Ringe mit Klapperblechen

Бронза
Длина 7,1–9,2 см; диаметр колец 3,2–4 см
ГЭ, инв. № ПГ 177–179. Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 6674–6676

Bronze
L. 7,1– 9,2 cm; Ringdm. 3,2–4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 177–179.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. II. 6674–6676

Два кольца с двумя и одно с тремя подвесками в виде закругленных пластин с ушками для колец. Литейные швы не стерты.

Zwei Ringe mit je zwei und ein Ring mit drei
Anhängern aus rundlichen Platten mit Ringöse. Patina braungrün, Gussnähte nicht abgearbeitet.

А. Хэн.

A. Hä.
201.9

A. Hä.

А. Хэн.
202.3. Фрагменты фибул

202.3. Fragmente von Plattenfibeln

Бронза
Длина 7–11,3 см
ГЭ, инв. № ПГ 2–4. Входят в число перемещенных в результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № II. 3920–3922

Bronze
L. 7 bis 11,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 2–4. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 3920–
3922

II. 3920: пластинчатые фибулы, разломаны
на две части. От каждой сохранился фрагмент спинки в форме ивового листа с остатками пластины. Одна из пластин имеет
утолщение в форме буквы V с декором из
насечек.
II. 3921: пластины с утолщенным краем и
спинкой в форме ивового листа, украшенной продольными желобками. Спинка посередине проломана. У фибульной булавки повреждено ушко, один конец сходит к
расположенным друг против друга волютам, второй обломан.
II. 3922: фрагменты спинки фибулы с частью пластины. У фибульной булавки повреждено ушко, один конец сходит к расположенным друг против друга волютам,
второй обломан.
Патина серо-коричневая.

202.1

202.2

II. 3920: Plattenfibel, in zwei Teile zerbrochen.
Erhalten ist jeweils ein Stück des weidenblattförmigen Bügels mit einem Rest der Platte.
Eine der Platten weist einen V-förmigen Wulst
mit Kerbverzierung auf.
II. 3921: Platten mit verdicktem Rand und
weidenblattförmigem, durch Längsrillen
verziertem Bügel, der in der Mitte durchgebrochen ist. Fibelnadel mit beschädigter Öse,
ein Ende in gegenständigen Voluten auslaufend, das andere abgebrochen.
II. 3922: Fragmente eines Fibelbügels mit
Ansatz der Platten. Fibelnadel mit beschädigter Öse, ein Ende in gegenständigen Voluten auslaufend, das andere abgebrochen.
Patina graubraun.
A. Hä.

А. Хэн.
202.3

202.4. Пластинчатая фибула

202.4. Plattenfibel

Длина 24,2 см; высота 11,2 см
ГЭ, инв. № ПГ 60. Входит в число
перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 3926

L. 24,2; cm; H. 11,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 60.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 3926

202. Хлопово (Швахенвальде), воеводство Заходнёпоморске,
Польша

202. Chłopowo (Schwachenwalde), Woj. Zachodniopomorskie,
Polen

Изделия найдены лежащими все вместе в болотистой низине
крестьянином Крюгером в 1857. В МОД (МПДИ) попали в качестве подарка от королевского ландрата Мейера ауф Хельпе.
IX–VIII вв. до н. э.

1857 von Landwirt Krüger in einer moorigen Senke zusammenliegend geborgen. Gelangte als Geschenk des königlichen Landraths
Meyer auf Helpe in das Berliner Museum.
9.–8. Jahrhundert v. Chr.

Литература: Bastian, Voß 1878. S. 6f. Taf. 3; Sprockhoff 1956. S. 59f.
Abb. 13,4; 15,8. Taf. 5,11; 12,8; 20,3, 14, 16; 21,3; 22,2–3; 49,1; 53,2; 59,12;
60,3; 60,11.

Literatur: Bastian, Voß 1878. S. 6f. Taf. 3; Sprockhoff 1956. S. 59f. Abb. 13,4;
15,8. Taf. 5,11; 12,8; 20,3, 14, 16; 21,3; 22,2–3; 49,1; 53,2; 59,12; 60,3;
60,11.

Фибула с круглыми пластинами,
край которых имеет утолщение.
Спинка декорирована бороздками, на ней друг против друга сидит пара водоплавающих птиц.
202.4
Пластины имеют сильные повреждения. Патина коричнево-зеленая.

А. Хэн.

A. Hä.

А. Хэн.

498

Kragen aus drei quergerippten Bändern mit
angegossenem Ösenkranz und dreiteiligen
Stegen. Die Bänder münden in eingerollte
Enden. Sehr stark fragmentiert. Patina graugrün.

A. Hä.

А. Хэн.

Круглая в сечении проволока,
один кусок свернут в форме
спирали, два других согнуты в
клубок. Патина серо-зеленая.

202.1. Два нагрудника и фрагменты
других нагрудников

Fibel mit runden Platten, deren
Rand verdickt ist. Der Bügel ist
durch Riefen verziert, darauf
sitzt ein gegenständiges Wasservogelpaar. Die Platten sind stark
beschädigt. Patina braungrau.
A. Hä.

499

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

202.5. Фрагменты фибулы

202.5. Fragmente einer Fibel

202.10. Фрагменты браслетов

202.10. Fragmente von Armbändern

Бронза
Длина до 2,2 см
ГЭ, инв. № ПГ 55. Входит в число перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 3928

Bronze
L. bis 2,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 55. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 3928

Бронза
Длина 3–5 см
ГЭ, инв. № ПГ 59, 68, 69. Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 3951

Bronze
L. 3–5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 59, 68, 69.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. II. 3951

Фрагменты фибульных пластин с концентрическими бороздками. Сильно пористые.

A. Hä.

Fragmente von Fibelplatten mit konzentrischen Riefen. Stark porös.

Фрагменты браслетов в форме полосок
металла, в одном случае с заостренным
концом, и кольца с круглым или овальным поперечником. Патина коричневая.

А. Хэн.

Fragmente von bandförmigen Armringen, in
einem Fall mit Stollenende, und Ringen mit
rundem oder ovalem Querschnitt. Patina
braun.
202.10

A. Hä.

А. Хэн.
202.5

202.6. Части фибулы

202.6. Teile einer Fibel

Бронза
Общая длина 30,5 см; ширина
пластины 10,7 см; диаметр
спиралей 9,5 и 8 см
МПДИ, Берлин, инв. № II. 3927,
3939, 3940

Bronze
Gesamtlänge 30,5 cm; H. Platte
10,7 cm; Dm. Spiralen 9,5 und 8 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 3927, 3939,
3940

Fibel mit rhombischer Platte, die
durch Bogenmuster verziert ist.
Sie endet in gegenständig gewickelten breiten Spiralen. In
fünf Teile zerbrochen, Patina
wurde entfernt.

Фибула с ромбовидной пластиной, украшенной арочным узором. Заканчивается широкими
спиралями, скрученными в разных направлениях. Разломана
на пять частей. Патина удалена.
А. Хэн.

A. Hä.
202.6

202.7. Фрагменты изделий

202.7. Stabfragmente

Бронза
Длина 6,5–14,5 см
ГЭ, инв. № ПГ 66, 67, 70, 72. Входят
в число перемещенных в
результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № II. 3924, 3951, 3952

Bronze
L. 6,5–14,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 66, 67,
70, 72. Kriegsbedingt verlagert. Bis
1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 3924,
3951, 3952

Фрагменты разогнутых колец
и булавок, концы всех обломаны, все фрагменты в попереч202.7
нике круглые, имеют разную длину и толщину, некоторые тордированы. Патина коричневая.

Fragmente von aufgebogenen
Ringen und Nadeln, an den Enden jeweils abgebrochen, rundstabig, unterschiedlich lang und
202.7
dick, teilweise tordiert. Patina braun.
A. Hä.

А. Хэн.
202.8. Три браслета

202.8. Drei Armringe

Бронза
Диаметр 8 см; 8,2 см; 6 см
ГЭ, инв. № ПГ 50–52. Входят в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № II. 3943–3945

Bronze
Dm. 8 cm; 8,2 cm und 6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 50–52.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. II. 3943–3945

Massive, geschlossene Ringe, die größeren rundstabig, der kleinere kantig. Patina braun.

Массивные замкнутые кольца, большее в поперечнике круглое, меньшее
многоугольное в сечении. Патина коричневая.

A. Hä.

А. Хэн.
202.8

202.9. Пять колечек

202.9. Fünf Ringlein

Бронза
Диаметр 2,1–2,7 см
ГЭ, инв. № ПГ 53, 54. Входят в число
перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 3946–3950

Bronze
Dm. 2,1 bis 2,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 53, 54.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 3946–3950

Три замкнутых и два разомкнутых колечка, в поперечнике круглые, некоторые раско202.9
ваны до плоской ленты. Патина коричневая и зеленая.
А. Хэн.

Drei geschlossene, zwei offene
Ringlein, rundstabig, teilweise
flach gehämmert. Patina braun
und grün.
202.9

A. Hä.

202.11. Фрагменты проволоки

202.11. Drahtfragmente

Бронза
Диаметр 7–11 см
ГЭ, инв. № ПГ 56–58. Входят в число перемещенных в результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № II. 3952

Bronze
Dm. 7 bis 11 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 56–58.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. II. 3952

Фрагменты спиральных браслетов. Патина коричневая.

Fragmente von Spiralarmringen. Patina
braun.

А. Хэн.

A. Hä.
202.13

202.12. Две гривны с петлями

202.12. Zwei Ösenhalsringe

Бронза
Диаметр 14,8 см; 15,5 см
ГЭ, инв. № ПГ 47, 48. Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 3941, 3942a

Bronze
Dm. 14,8 und 15,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 47, 48. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 3941,
3942a

Zwei Ösenhalsringe mit wechselnder Torsion,
bei dem einen ist ein Ende abgebrochen. Patina braun.

Две гривны с петлями, направление скрутки разное, у одной из гривен отломан один
конец. Патина коричневая.

A. Hä.

А. Хэн.
202.13. Нож
Бронза
Длина 39,3 см
ГЭ, инв. № ПГ 5. Входит в число перемещенных
в результате Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № II. 3954

Нож с кольцом на конце и рукояткой с круглым сечением, декорированной группами
бороздок и перекрещивающимися линиями. Сломанный посредине клинок имеет
прямой утолщенный обух, острие расширяется в форме дуги. Патина серо-зеленая.

202.13. Messer
202.12

202.13

Bronze
L. 39,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 5. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 3954

Messer mit Ringende und stabförmigem
Griff, der durch Rillengruppen und sich kreuzende Linien verziert ist. Die in der Mitte zerbrochene Klinge hat einen verdickten, geraden Rücken, die Spitze schwingt aus. Patina
graugrün.
A. Hä.

А. Хэн.
202.14. Фрагмент рукояти ножа (?)

202.13, деталь / Detail

Бронза
Длина 9 см; диаметр 3,8 см
ГЭ, инв. № ПГ 61. Входит в число перемещенных в результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № II. 3923

Узкий цилиндр с крепежным отверстием
и частью кольца, возможно, рукоять ножа. Патина коричневая.

202.14. Fragment eines Messergriffes (?)
Bronze
L. 9 cm; Dm. 3,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 61. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 3923

Stange mit Nietloch und dem Ansatz eines
Rings, vielleicht ein Messergriff (?). Patina
braun.
202.14

A. Hä.

А. Хэн.
202.15. Фрагмент меча

202.15. Schwertfragment

Бронза
Bronze
Длина 28,5 см
L. 28,5 cm
ГЭ, инв. № ПГ 8. Входит в число перемещенных
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 8. Kriegsbedingt
202.15
в результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 3955
инв. № II. 3955
Griffangelschwert mit massiver Mittelrippe, mehrfach zerbrochen,

Меч с черешком и массивным срединным ребром, в нескольких местах сломан, нижняя часть клинка утрачена. Патина серо-зеленая.

der untere Klingenteil fehlt. Patina graugrün.
A. Hä.

А. Хэн.

500

501

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

202.16. Два наконечника копья

202.16. Zwei Lanzenspitzen

202.20. Четыре бляхи

202.20. Vier Zierbleche

Бронза
Длина 11,2 и 15 см; ширина 2,3 и 4 см
ГЭ, инв. № ПГ 6, 7. Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 3956–3957

Bronze
L. 11,2 und 15 cm; B. 2,3 und 4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 6, 7. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 3956–
3957

Бронза
Длина 8,6–8,8 см; ширина 2,7–3 см
ГЭ, инв. № ПГ 21–24. Входят в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № II. 3935–3938

Bronze
L. 8,6–8,8 cm; B. 2,7–3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 21–24.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. II. 3935–3938

Tüllenlanzenspitzen. II. 3956 mit langer Tülle
und lorbeerförmigem, im oberen Teil abgebrochenem Blatt, II. 3957 mit breiter Tülle
und kurzem schmalem Blatt. Patina graugrün.

Наконечники втульчатого копья. Один
(инв. № II. 3956) с длинной втулкой и пером лезвия в форме лаврового листа,
верхняя часть отломана; второй (инв. № II.
3957) с широкой втулкой и коротким узким пером лезвия. Патина серо-зеленая.

A. Hä.

А. Хэн.

Vier Zierbleche aus jeweils zwei langovalen Platten, verziert durch randbegleitenЧетыре бляхи, каждая состоит из двух
de und die Felder gliedernde schräg geпластин в форме удлиненного овала,
kerbte Wülste und Buckelreihen. Auf den
декорированных идущими по всему
Rückseiten befinden sich in Randnähe jeкраю и разделяющими поля утолщени202.20
ями с косой насечкой и рядами умбоновидных выпуклостей. На weils vier Befestigungsösen. Patina braun.
обратной стороне пластин у края расположено по четыре ушка A. Hä.
для крепления. Патина коричневая.
А. Хэн.

202.16

202.16

202.17. Двенадцать серпов

202.17. Zwölf Sicheln

202.21. Шесть фаларов

202.21. Sechs Pferdeschmuckplatten

Бронза
Длина 6,9–10,7 см
ГЭ, инв. № ПГ 29–40. Входят
в число перемещенных в результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № II. 3962–3973

Bronze
L. 6,9 bis 10,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 29–40.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 3962–3973

Бронза
Диаметр 9,4–12,1 см
ГЭ, инв. № ПГ 41–46. Входят в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № II. 3929–3934

Bronze
Dm. 9,4–12,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 41–46.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. II. 3929–3934

Knopfsicheln mit bis zu zwei Rippen, rund oder geschweift, Spitze teilweise aufgebogen. Ein Sichelfragment stammt von einer
Zugensichel. Patina graugrün.

Серпы с кнопкой, имеют не более двух ребер, круглые или
изогнутые, у некоторых острие
загнуто вверх. Один фрагмент
входил в состав языкообразного серпа. Патина серо-зеленая.

A. Hä.

202.21

202.17

202.18. Двенадцать кельтов

202.18. Zwölf Tüllenbeile

Бронза
Длина 9,7–10 см
ГЭ, инв. № ПГ 9–20. Входят
в число перемещенных в результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № II. 3974–3985

Bronze
L. 9,7–10 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 9–20.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 3974–3985

Tüllenbeile mit Randöse. Auf dem
Schaft befinden sich bei einigen
Rippen und/oder ein Buckel unter dem Rand. Die Schneiden
sind gerade ausladend. Bei drei
der Beile ist nur noch die Tülle
erhalten. Patina graugrün.

Кельты с краевым ушком. У некоторых на тулове расположены ребра и/или умбоновидная
выпуклость под краем. Лезвия
c прямым расширением. У трех
кельтов сохранилась только втулка. Патина серо-зеленая.

A. Hä.

А. Хэн.
202.18

202.18, деталь / Detail

202.19. Четыре бляхи-трещотки

202.19. Vier Klapperbleche

Бронза
Диаметр 3,6–4,1 см; длина 5,1–5,4 см
ГЭ, инв. № ПГ 25–28. Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв.
№ II. 3958–3961

Bronze
Ringdm. 3,6–4,1 cm; L. 5,1–5,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 25–28.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. II. 3958–3961

Vier Ringe mit jeweils drei, zum Teil abgebrochenen Anhängern in Schwalbenschwanzform mit Mittelrippe und verdickten Rändern. Patina braun.

Четыре кольца, на каждом три частично
обломанных подвески в форме ласточкиного хвоста со срединным ребром и утолщенными краями. Патина коричневая.

502

A. Hä.

А. Хэн.

А. Хэн.

А. Хэн.

Vier flach gewölbte und sechs kegelförmige Buckel mit abgesetztem Rand und zentraler Befestigungsöse auf der Rückseite.
Patina braungrün.

Четыре плоско-сводчатых и шесть конусообразных выпуклостей, край с уступами, в центре обратной стороны ушко
для крепления. Патина коричнево-зеленая.

A. Hä.
202.19

202.22. Материалы для литья и бляха

202.22. Gussreste und Blechplatte

Бронза
Длина бляхи 5 см; ширина бляхи 4,2 см
ГЭ, инв. № ПГ 62, 65 и 77. Входят в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № II. 3925, 3986–3989

Bronze
Platte: L. 5 cm; B. 4,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 62, 65 und 77.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. II. 3925, 3986–3989

Фрагмент бляхи, раскованный до тонкой пластины, по краям — неровности
и сгибы.
Две небольшие круглые заготовки для
литья, два граненых фрагмента слитков, неопределяемые куски бронзы. Патина коричневая.

Flachgehämmertes Blechfragment, an den
Rändern ausgefranst und verbogen.
Zwei kleine runde Gusskuchen, zwei eckige Barrenfragmente, undefinierbare Bronzereste. Patina braun.
202.22

A. Hä.

А. Хэн.

203. Место жертвоприношения эпохи бронзы —
находка из Берлин-Шпандау

203. Eine bronzezeitliche Opferstätte —
der Gewässerfund von Berlin-Spandau

Нигде в Европе, за исключением Средиземноморья, не встречаются святилища или храмовые постройки эпохи бронзы. Богам
поклонялись в святых местах, располагавшихся обычно в какихлибо особых топографических точках. Это могли быть горные отроги или перевалы, расщелины в скалах, острова или берега водоемов. Одно из таких мест было обнаружено в Берлине, на
бывшем острове при слиянии рек Хавел и Шпрее. Были найдены
следы ведущего в реку деревянного настила, с которого многие
поколения бронзового века снова и снова топили в воде только
оружие. Найденное оружие происходит из самых разных частей
Европы, и это дает основания полагать, что речь идет о жертвоприношениях богам с просьбой о защите, совершавшихся прибывшими издалека воинами или торговцами.

Mit Ausnahme der Mittelmeerregionen sind aus dem bronzezeitlichen Europa keine Heiligtümer oder Tempelbauten bekannt. Die Götter wurden an heiligen Orten verehrt, die zumeist eine auffällige Topographie aufweisen. Dies können zum Beispiel Gebirgssporne oder
Pässe, Felsspalten, Inseln oder Uferzonen von Gewässern sein. Ein
solcher Platz wurde in Berlin auf einer ehemaligen Insel am Zusammenfluss von Havel und Spree entdeckt. Es fanden sich Spuren eines
in den Fluss führenden hölzernen Stegs, von dem man in der Bronzezeit über mehrere Generationen immer wieder ausschließlich Waffen
im Wasser versenkt hatte. Da diese aus verschiedenen Teilen Europas
stammen, wurden sie vermutlich von weit gereisten Kriegern oder
Händlern geopfert, um den Schutz der Götter zu erbitten.
A. Hä.

А. Хэн.
Шпандау, Берлин, Германия

Spandau, Berlin, Deutschland

В 1881 во время землеройных работ при строительстве пороховой башни в торфяном слое было найдено бронзовое оружие. На
большинстве предметов имелись следы, свидетельствующие об
активном их употреблении. Вслед за этим военные провели раскопки и обнажили остатки свай, позволяющих сделать заключение о том, что здесь было место жертвоприношений. В 1882

1881 wurden bei Aushubarbeiten für einen Pulverturm in einer Torfschicht Bronzewaffen gefunden, die zum größten Teil massive Gebrauchsspuren aufweisen. Die darauf folgende Ausgrabung durch
das Militär legte Reste von Pfählen frei, die auf einen Opferplatz
schließen lassen. Aus kaiserlichem Besitz gelangten die Bronzen
1882 in das Berliner Museum.

503

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

бронзовые предметы перешли из собственности кайзера в МОД
(МПДИ).
Вторая половина II тыс. до н. э.

203.5. Кинжал с площадкой для
крепления рукояти

2. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.
Literatur: Vater 1881; Schwenzer 1997.

A. Hä.

Литература: Vater 1881; Schwenzer 1997.

А. Хэн.
203.1. Меч с литой рукоятью

203.1. Vollgriffschwert

Бронза
Длина 68 см
ГМИИ, инв. № Aap 421. Входит в
число перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № If 210

Bronze
L. 68 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 421.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. If 210

Abnehmbarer Griff mit schnabelförmigem Heft und schmaler langer Klinge mit breiter Mittelrippe.
Braunschwarze Moorpatina.

203.1

Съемная рукоять с клювообразным основанием и узким длинным клинком с широким срединным ребром. Коричнево-черная
болотная патина.

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.
203.2. Два меча
с языкообразной площадкой
для крепления рукояти
Бронза
Длина 73 и 68,7 см
ГМИИ, инв. № Aap 423, 424. Входят
в число перемещенных в результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № If 211, 212

203.2. Zwei
Griffzungenschwerter

203.2

Bronze
L. 73 cm und 68,7 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 423, 424.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. If 211, 212

Бронза
Длина 24,1 см
ГМИИ, инв. № Aap 426. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 217

Бронза
Длина 26,8 см
ГМИИ, инв. № Aap 428. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 216

Бронза
Длина 24,6 см
ГМИИ, инв. № Aap 425. Входит
в число перемещенных в результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № If 214

Zungenförmige Griffplatte mit zwei ausgebrochenen Nietlöchern, breite Klinge mit
Mittelrippe. Braunschwarze Moorpatina.

203.6

203.7. Griffplattendolch

Бронза
Длина 25 см
ГМИИ, инв. № Aap 429. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № If 215

Bronze
L. 25 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 429. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 215

Кинжал с массивным срединным ребром, выходящим за пределы маленькой площадки для крепления рукояти. В сохранности
остались одна штифтовая заклепка и два крепежных отверстия,
еще два выломаны. Коричнево-черная болотная патина.

Ovale Knaufplatte mit Verzie203.4
rung aus sieben Mäanderspiralen, Heft mit vier Nieten und spitzen Enden. Die Klinge mit breiter
Овальное навершие с декором из семи спиралей меандра, руко- Mittelrippe war offenbar ursprünglich länger und wurde nachgeять с четырьмя заклепками и острыми концами. Клинок с широ- schärft. Braunschwarze Moorpatina.
ким срединным ребром первоначально был, очевидно, длиннее V. P. T., A. Hä.
и впоследствии дополнительно затачивался. Коричнево-черная
патина.

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.

Бронза
Длина 20 см
ГМИИ, инв. № Aap 2920. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 218

203.8. Griffplattendolch
Bronze
L. 20 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 2920. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 218
203.8

В. П. Т., А. Хэн.

Bronze
L. 24,6 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 425.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. If 214

Dolch mit massiver Mittelrippe, die über die
kleine Griffplatte hinausragt. Ein Pflockniet
und zwei Nietlöcher sind erhalten, zwei weitere sind ausgebrochen.
Braunschwarze Moorpatina.

203.7

V. P. T., A. Hä.

203.4. Vollgriffdolch

V. P. T., A. Hä.

203.7. Кинжал с площадкой
для крепления рукояти

Круглая площадка для крепления рукояти с двумя штифтовыми
заклепками. Клинок с широким срединным ребром. Коричневочерная болотная патина.

В. П. Т., А. Хэн.
203.4. Кинжал с литой
рукоятью

Bronze
L. 26,8 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 428. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 216

Dreieckige Griffplatte mit fünf
Pflocknieten, Klinge mit breiter, durch Rillen gesäumter Mittelrippe.
Braunschwarze Moorpatina.

203.3

Треугольная площадка для крепления рукояти с пятью штифтовыми заклепками. Клинок с широким срединным ребром, окруженным бороздками. Коричнево-черная болотная патина.

203.6. Griffplattendolch

Языкообразная площадка для крепления рукояти с двумя выломанными крепежными отверстиями. Широкий клинок со срединным ребром. Коричнево-черная болотная патина.

203.8. Кинжал с площадкой для
крепления рукояти
Bronze
L. 55 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 422.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. If 213

V. P. T., A. Hä.

203.6. Кинжал с площадкой для
крепления рукояти

В. П. Т., А. Хэн.

Бронза
Длина 55 см
ГМИИ, инв. № Aap 422. Входит
в число перемещенных
в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № If 213

Runde Griffplatte mit vier Nietlöchern und
drei erhaltenen Pflocknieten. Klinge mit breiter Mittelrippe. Braunschwarze Moorpatina.

203.5

В. П. Т., А. Хэн.

В. П. Т., А. Хэн.

203.3. Griffplattenschwert

Bronze
L. 24,1 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 426. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 217

Круглая площадка для крепления рукояти с четырьмя крепежными отверстиями и тремя сохранившимися штифтовыми заклепками. Клинок с широким срединным ребром. Коричневочерная болотная патина.

If 211: Griffzunge mit ausschwingenden Enden und einem Nietloch, in dem noch ein Pflockniet
steckt, gerundete Heftplatte mit
If 211: языкообразная площадzwei Nietlöchern, Klinge mit
ка для крепления рукояти с
breiter Mittelrippe.
расширяющимися дугой кон203.2
If 212: Griffzunge mit drei Nietlöцами и крепежным отверстием, в котором еще присутствует штифтовая заклепка; закруглен- chern, Heftplatte mit steilen Schultern und sechs Nietlöchern, Klinge
ное основание гарды с двумя крепежными отверстиями, клинок von dachförmigem Querschnitt.
Braunschwarze Moorpatina.
с широким срединным ребром.
If 212: языкообразная площадка для крепления рукояти с тремя V. P. T., A. Hä.
крепежными отверстиями; основание гарды с высокими плечами и шестью крепежными отверстиями, клинок в поперечнике
треугольный.
Коричнево-черная болотная патина.

203.3. Меч с площадкой
для крепления рукояти

203.5. Griffplattendolch

Runde Griffplatte mit zwei Pflocknieten.
Klinge mit breiter Mittelrippe. Braunschwarze Moorpatina.
V. P. T., A. Hä.

203.9. Навершие меча

203.9. Schwertknauf

Бронза
Диаметр 4,6 см; высота 2,9 см
ГМИИ, инв. № Aap 427. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 219

Bronze
Dm. 4,6 cm; H. 2,9 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 427. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 219

Knauf eines Schwertgriffes mit seitlichen
Perforationen zur Befestigung an der Griffstange. Braunschwarze Moorpatina.

Навершие рукояти меча с боковыми отверстиями для крепления на рукояти. Коричнево-черная болотная патина.

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.

203.9

В. П. Т., А. Хэн.

504

505

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

203.10. Топор с упором

203.10. Absatzbeil

203.15. Кельт

203.15. Tüllenbeil

Бронза
Длина 14 см
ГМИИ, инв. № Aap 430. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 220

Bronze
L. 14 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 430. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 220

Бронза
Длина 16,2 см; ширина 3,4 см
ГМИИ, инв. № Aap 435. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв.
№ If 224

Bronze
L. 16,2 cm; B. 3,4 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 435. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 224

Топор с упором, прямой паз, ниже профилирован срединным ребром с бороздками по бокам, лезвие дугообразно расширяется. Патина темно-бронзовая, на поверхности ярко выраженные следы недавнего шлифования.

Absatzbeil mit gerader Rast, darunter Profilierung durch Mittelrippe und flankierende
Furchen, Schneide leicht ausschwingend.
Patina dunkel bronzefarben, starke rezente
Schleifspuren auf der Oberfläche.
V. P. T., A. Hä.
203.10

В. П. Т., А. Хэн.

Узкий кельт с боковым ушком, утолщенным краем, ниже — декор из бороздок.
На тулове в качестве декора помещены
рудиментарные закраины. Лезвие дугообразно расширяется. Черно-коричневая
болотная патина.

Schmales Tüllenbeil mit seitlicher Öse, verdicktem Rand, darunter Rillenverzierung.
Auf dem Schaft sind Beillappen rudimentär
als Verzierung angebracht, die Schneide
schwingt aus. Schwarzbraune Moorpatina.
V. P. T., A. Hä.
203.15

В. П. Т., А. Хэн.

203.11. Топор с упором

203.11. Absatzbeil

203.16. Наконечник копья

203.16. Lanzenspitze

Бронза
Длина 12,4 см
ГМИИ, инв. № Aap 431. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 221

Bronze
L. 12,4 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 431. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 221

Бронза
Длина 17 см
ГМИИ, инв. № Aap 436. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 226

Bronze
L. 17 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 436. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 226

Топор с упором, стержень в верхней части
обломан, паз закруглен, под ним топор
профилирован срединным ребром с бороздками по бокам. Лезвие дугообразно
расширяется. Патина темно-бронзовая,
на поверхности ярко выраженные следы
недавнего шлифования.

Absatzbeil, Schaft oben abgebrochen, Rast
gerundet, darunter Profilierung durch Mittelrippe und flankierende Furchen, Schneide
leicht ausschwingend. Patina dunkel bronzefarben, starke rezente Schleifspuren auf der
Oberfläche.
V. P. T., A. Hä.

203.12. Топор с упором

203.12. Absatzbeil

Бронза
Длина 15,9 см
ГМИИ, инв. № Aap 432. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 222

Bronze
L. 15,9 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 432. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 222

Absatzbeil mit gerader Rast, Schaft oben abgebrochen, Schneide ausschwingend und
beschädigt. Unterhalb der Rast zwei vertikale Zierfurchen. Patina dunkel bronzefarben,
starke rezente Schleifspuren auf der Oberfläche.
203.12

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.
203.13. Топор с упором

203.13. Absatzbeil

Бронза
Длина 16,2 см
ГМИИ, инв. № Aap 433. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 223

Bronze
L. 16,2 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 433. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 223

Топор с упором, паз закруглен, ниже стержень имеет срединное ребро. Расширение лезвия небольшое. Патина темнобронзовая, на поверхности ярко выраженные следы недавнего шлифования.

Absatzbeil mit gerundeter Rast, der Schaft
darunter besitzt eine Mittelrippe, Schneide
wenig ausladend. Patina dunkel bronzefarben, starke rezente Schleifspuren auf der
Oberfläche.
V. P. T., A. Hä.
203.13

В. П. Т., А. Хэн.
203.14. Топор с закраинами

203.14. Randleistenbeil

Бронза
Длина 12,6 см; ширина 4,1 см
ГМИИ, инв. № Aap 434. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 225

Bronze
L. 12,6 cm; B. 4,1 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 434. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 225

Gedrungenes Beil mit Nackenkerbe, die Randleisten sind zur Schneide hin ausgehämmert
und umgebogen worden. Patina dunkel
bronzefarben.

Компактный топор с выемкой на обушке,
закраины в направлении лезвия раскованы и загнуты. Патина темно-бронзовая.
В. П. Т., А. Хэн.

506

Короткое компактное копье с широкой
удлиненной перфорированной втулкой и
перьями в форме лаврового листа. Коричнево-черная патина.

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.

203.11

В. П. Т., А. Хэн.

Топор с упором, прямой паз, стержень в
верхней части обломан. Лезвие дугообразно
расширяется, имеет повреждения. Ниже
паза — две вертикальные бороздки. Патина
темно-бронзовая, на поверхности ярко выраженные следы недавнего шлифования.

Kurze gedrungene Lanze mit breiter, gelochter durchlaufender Tülle und loorbeerförmigem Blatt. Braunschwarze Moorpatina.

203.17. Наконечник копья

203.17. Lanzenspitze

Бронза
Длина 35 см
ГМИИ, инв. № Aap 437. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 227

Bronze
L. 35 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 437. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 227

Копье с очень длинными, узкими ланцетовидными перьями с гравированными
линиями по краю и короткой втулкой, декорированной орнаментом из арок, борозд и зигзагов. Коричнево-черная патина.

Lanze mit sehr langem schmalem, lanzettförmigem, durch Ritzlinien gesäumtem Blatt
und kurzer Tülle, die durch Bogen-, Rillenund Zickzackmuster verziert ist. Braunschwarze Moorpatina.
203.16

203.17

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.
203.18. Топор

203.18. Axt

Бронза
Высота (трубки стержня) 9,2 см;
общая длина 29 см
ГМИИ, инв. № Aap 438. Входит
в число перемещенных в результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № If 228a

Bronze
H. (Schaftröhre) 9,2 cm;
Gesamtlänge 29 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 438.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. If 228a

Так называемый топор вождя — с втулкой и круглыми
в сечении стержнями, расположенными перпендикулярно. Края втулки сверху и снизу
украшены тремя гранеными
ободками, а посредине — умбоновидными выпуклостями,
расположенными друг против
друга на разных сторонах. На
стержнях — гравированный
орнамент из групп бороздок и
заштрихованных треугольников. Коричнево-грязная патина.

203.18

So genannte Kommandoaxt mit
Tülle und rundstabigen Armen.
Die Tüllenränder sind oben und
unten mit dreifach gerippten
Wülsten und in der Mitte durch
gegenständige Buckel verziert.
Auf den Armen befindet sich ein
Ritzmuster aus Rillengruppen
und strichgefüllten Dreiecken.
Braunfleckige Moorpatina.
V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.

V. P. T., A. Hä.
203.14

203.18, деталь / Detail

507

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

203.19. Диск

203.19. Scheibe

204.1. Спиральный браслет

204.1. Spiralarmring

Кость
Диаметр 4,6 см
ГМИИ, инв. № Aap 439. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 234

Bein
Dm. 4,6 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 439. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 234

Золото
Диаметр 6,8 см; высота 5,6 см
ГМИИ, инв. № Aap 947. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IIIb 116d

Gold
Dm. 6,8 cm; H. 5,6 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 947. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IIIb 116d

Knochenscheibe, zentral gelocht, oben gewölbt, unten flach. Vielleicht Knauf eines
Schwertes. Durch Lagerung im Wasser dunkelbraun verfärbt.

Костяной диск с отверстием в центре,
вверху выпуклый, внизу плоский. Вероятно, навершие меча. Из-за долгого пребывания в воде окрасился в темно-коричневый цвет.

V. P. T., A. Hä.

Spiralarmband aus doppelt geführtem, rundstabigem Draht mit Ösenenden, dreifach gewunden und stark verbogen.

Спиральный браслет из двойной, круглой
в сечении проволоки, с ушками на концах,
три витка спирали. Cильно погнут.

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.
204.1

В. П. Т., А. Хэн.
203.19

203.20. Навершие булавы

203.20. Kugel

Песчаник
Высота 6,2 см
МПДИ, Берлин, инв. № If 235

Sandstein
H. 6,2 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. If 235

Образованное двумя конусами навершие
с большим центральным отверстием.

Doppelkonische Kugel mit großer zentraler
Bohrung.

В. П. Т., А. Хэн.

V. P. T., A. Hä.
204.2

203.20

204.2

204.2

204.2. Три двойные спирали

204.2. Drei Doppelspiralen

Золото
Длина 7,9 см; диаметр 4,1 см
ГМИИ, инв. № Aap 948–950. Входят в число перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IIIb 116a-c

Gold
L. 7,9 cm; Dm. 4,1 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 948–950. Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF
Berlin, Inv. Nr. IIIb 116a-c

Три двойные спирали из двойной, круглой в сечении проволоки.
Cпирали закручены в противоположные стороны.

Drei Doppelspiralen aus doppelt gelegtem rundstabigem Draht, die
Spiralen sind jeweils gegenständig gedreht.
V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.

204–215. Клад Эберсвальде и золотые сокровища
эпохи поздней бронзы в Северной Европе

204–215. Der Hortfund von Eberswalde und die
Goldschätze der späten Bronzezeit in Nordeuropa

Самый большой и значительный золотой клад эпохи бронзы в
Германии был найден в 40 км севернее Берлина, рядом с селением Эберсвальде. Здесь в эпоху бронзы проходил важный водный
путь с запада на восток, который вел от Вайхселя через Варте,
Одер, Хавел и Эльбу до Северного моря. Около Эберсвальде приходилось по земле преодолевать водораздел, и это придавало
селению особое значение. Можно только догадываться, кто зарыл драгоценности и для кого они предназначались. Богато
украшенные золотые сосуды свидетельствуют в пользу вождя
племени, ведь слитки и заготовки были немалым сокровищем
хотя бы в силу их материальной ценности. А может быть, золото
было принесено в жертву, чтобы просить у богов защиты для путешествовавших по этому маршруту или помощи в отражении
вражеских набегов? В пользу таких обычаев жертвоприношений
свидетельствует целый ряд других кладов, найденных на перешейке между водными путями, ведущими на Запад и Восток
Европы. В некоторых из них были найдены и предметы, которые,
скорее всего, использовались в религиозных церемониях.
Типичным для золотых кладов эпохи поздней бронзы к северу от
центрально-европейского горного массива в Германии является
присутствие в них украшений, прежде всего браслетов, а также
гривен и поясных накладок. Однако здесь речь идет не о женских украшениях, а об элементах церемониального облачения
вождей племени, статус которых наглядно демонстрировали
украшения из золота как драгоценного металла.

Der größte und bedeutendste bronzezeitliche Goldfund aus Deutschland wurde 40 km nördlich von Berlin bei dem Ort Eberswalde gefunden. Hier verlief in der Bronzezeit ein wichtiger west-östlicher Wasserweg, der von der Weichsel über die Warthe, die Oder, die Havel
und die Elbe bis zur Nordsee führte. Bei Eberswalde musste eine Wasserscheide auf dem Landweg überwunden werden, was dem Ort eine
besondere Bedeutung gab. Wer die Kostbarkeiten im Boden verborgen hat und für wen sie bestimmt waren, kann man nur erahnen. Die
reich verzierten Goldgefäße sprechen für den Besitz eines Stammesführers, die Barren und Halbfertigprodukte waren allein wegen ihres
Materialwertes ein großer Schatz. Wurde das Gold geopfert, um den
Schutz der Götter für die Reisenden auf dieser Route oder ihre Hilfe
bei der Abwehr feindlicher Eindringlinge zu erbitten? Für solche Opferriten sprechen eine Reihe weiterer Versteckfunde, die auf der
Landbrücke zwischen den in den Osten bzw. den Westen Europas führenden Wasserstraßen gefunden wurden. Einige von ihnen enthielten auch Geräte, die bei religiösen Zeremonien verwendet worden
sein dürften.
Typisch für die Golddepots der Spätbronzezeit nördlich der Mittelgebirge ist das Vorhandensein von Schmuck, vor allem von Armringen,
aber auch von Halsringen und Gürtelbeschlägen. Hierbei handelt es
sich jedoch nicht um weibliche Trachtausstattungen, sondern um den
zeremoniellen Ornat von Stammesführern, deren Rang durch bestimmte Schmuckgegenstände aus dem wertvollen Material Gold
kenntlich gemacht wurde.

205. Бжезе, воеводство Великопольское, Польша

А. Хэн.

A. Hä.

206.1. Браслет

206.1. Armband

Золото
Длина 12,6 см; высота 4,1 см
ГМИИ, инв. № Aap 1732. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II 2861
Обстоятельства находки неизвестны,
браслет попал в МОД (МПДИ) через
торговца благородными металлами Ратенау
в 1840
XI–X вв. до н. э.

Gold
L. 12,6 cm; H. 4,1 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 1732.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. II 2861
Fundumstände unbekannt, das
Armband gelangte über den
Edelmetallhändler Rathenau 1840 in das Berliner
Museum
11.–10. Jahrhundert v. Chr.

204. Осовец, воеводство Подляске, Польша

204. Osowiec, Woj. Podlaskie, Polen

Спиральный браслет и три двойных спирали найдены 22.10.1914
солдатами, лежали вместе в глиняном сосуде на глубине 1 м недалеко от крепости Осовец, в 1917 проданы МОД (МПДИ) дантистом Рихардом Фрике из Бреслау.
XII–XI вв. до н. э.

Ein Spiralarmring und drei Doppelspiralen, gefunden am 22.10.1914
durch Soldaten, zusammenliegend in einem Tongefäß in 1m Tiefe bei
der Festung Osowiec, 1917 von dem Dentisten Richard Fricke aus
Breslau an das Berliner Museum weiterverkauft.

А. Хэн.

A. Hä.

12.–11. Jahrhundert v. Chr.

205. Brzezie, Woj. Wielkopolski, Polen

205.1. Две петли из спиральной
проволоки

205.1. Zwei Doppelspiralen

Золото
Длина 8,4 и 7,5 см; ширина 4,4 и 3,2 см
ГМИИ, инв. № Aap 1389, 1390. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 11313, 11314

Золотой клад, состоявший первоначально
из четырех больших и четырех маленьких
двойных спиралей, найден в имении Бжезе. В 1879 через адвоката фон Брёкере
МОД (МПДИ) были проданы две спирали,
принадлежавшие семейству Семинских.
XII–XI вв. до н. э.
Две двойные спирали из двойной, круглой в сечении проволоки, спирали закручены в противоположные стороны.

205.1

Gold
L. 8,4 und 7,5 cm; B. 4,4 und 3,2 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 1389, 1390.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. II. 11313, 11314
Goldschatz mit ursprünglich vier größeren und
vier kleinen Doppelspiralen, gefunden auf dem
Gut Brzezie, 1879 wurden über den Rechtsanwalt
von Broekere aus dem Besitz der Familie Sieminski
zwei Spiralen an das Berliner Museum verkauft.
12.–11. Jahrhundert v. Chr.

Zwei Doppelspiralen aus doppelt gelegtem,
rundstabigem Draht, die Spiralen sind jeweils gegenständig gedreht.
V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.
205.1

206. Укермарк, Германия. Место находки неизвестно

206. Uckermark, Deutschland. Fundort unbekannt

206.1

508

509

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

Браслет с закрученными наружу концами спирали. Внутри гладкий, снаружи декорирован срединным ребром, а также по краю —
бороздками в сопровождении пуансонных оттисков.

Armband mit nach außen gerollten Spiralenden. Innen glatt, außen
verziert durch Mittelrippe sowie randbegleitende punktgesäumte
Kerben.

210. Шабернак,Бранденбург, Германия

В. П. Т., А. Хэн.

V. P. T., A. Hä.

207. Район Гданьска (Данциг), воеводство Поморское,
Польша

207. Gegend von Gdańsk (Danzig), Woj. Pomorski, Polen

Золото
Gold
Длина 10,5 см; толщина 1,6 см
L. 10,5 cm; B 1,6 cm
ГМИИ, инв. № Aap 409. Входит в число перемещенGMII Moskau, Inv. Nr. Aap 409. Kriegsbedingt
ных в результате Второй мировой войны объекverlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 4815
тов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № If 4815
Aus der Sammlung des Amtsrats Müller zu
Из коллекции советника Мюллера из ВильденWildenberg, gefunden neben einer Urne mit
берга, найден рядом с урной с пеплом усопшего
Leichenbrand in einem Grabhügelfeld, aus dem
в одном из могильников, где были обнаружены
weitere spätbronzezeitliche Funde stammen.
210.1
и другие предметы эпохи поздней бронзы. В 1892 приобретен МОД (МПДИ)
1892 von dem Berliner Museum erworben
X–IX вв. до н. э.
10.–9. Jahrhundert v. Chr.

207.1. Браслет

207.1. Armring

Золото
Диаметр 7,6 см
ГМИИ, инв. № Aap 401. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 3132
Во время полевых работ были найдены два
золотых браслета, в 1845 они попали в МОД
(МПДИ). Один из них безвестно утрачен
X–IX вв. до н. э.

Gold
Dm. 7,6 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 401. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 3132
Bei Feldarbeiten wurden zwei goldene Armringe
gefunden und gelangten 1845 in das Berliner
Museum. Einer davon ist heute verschollen
10.–9. Jahrhundert v. Chr.

210. Schabernack, Brandenburg, Deutschland

210.1. Браслет

210.1. Armring

Так называемый клятвенный браслет из гнутого золотого листа
с высокими выделенными печатками на концах. Вдоль краев
орнамент из оттисков маленького треугольного штемпеля. Погнут и слегка помят.

So genannter Eidring aus gebogenem Blech mit hohlen, getreppten
Petschaftenden. Längs der Ränder ein Muster aus kleinen Dreieckstempeln. Verbogen und etwas zerknittert.

Литература: Virchow 1874. S. 163. Anm. 1.

V. P. T., A. Hä.

Literatur: Virchow 1874. S. 163. Anm. 1.

So genannter Eidring, rundstabig mit ge207.1
treppten Petschaftenden, an die sich beidseiТак называемый клятвенный браслет с печатками, в сечении tig ein Muster aus Rillengruppen und Schrägritzungen anschließt.
круглый, подъем к печаткам уступами, к ним с обеих сторон Der Ring weist auf der Innenseite eine durchgehende Mittelfurche
примыкает орнамент из групп бороздок и косых насечек. По всей auf.
внутренней поверхности проходит срединная канавка.
V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.

211.1. Браслет

211.1. Armring

В. П. Т., А. Хэн.

Золото
Диаметр 8,5 см
ГМИИ, инв. № Aap 411. Входит в число перемещенных в результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № II. 3785
Куплен МОД (МПДИ) в 1885 у ювелира К. Эмса
из Мюнстера, происхождение неясно
X–IX вв. до н. э.

Gold
Dm. 8,5 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 411. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 3785
Im Jahr 1885 durch das Berliner Museum von dem
Goldschmied C. Ems aus Münster angekauft,
Herkunft unklar
10.–9. Jahrhundert v. Chr.

208. Кчево (Эгсов), воеводство Поморское, Польша

208. Kczewo (Egsow), Woj. Pomorskie, Polen

208.1. Два браслета

208.1. Zwei Armringe

Золото
Диаметр 9 см; 8,3 см
ГМИИ, инв. № Aap 401, 402. Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 2942, 2943
В 1842 в пахотном слое одного поля были
найдены три золотых браслета, два из которых
в 1843 попали в МОД (МПДИ) через ландграфа
фон Эгсов
X–IX вв. до н. э.

Gold
Dm. 9 und 8,3 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 401, 402. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 2942,
2943
1842 wurden in der Ackerkrume drei goldene
Amringe gefunden, von denen zwei über den
Landgrafen von Egsow 1843 in das Berliner
Museum gelangten
10.–9. Jahrhundert v. Chr.

Zwei so genannte Eidringe, rundstabig mit
getreppten Petschaftenden, an die sich beidseitig Muster aus Rillengruppen und Zickzackritzungen anschließen. Beide Ringe weisen
leichte Beschädigungen und Verbiegungen auf.

211. Место находки неизвестно

211. Fundort unbekannt

Круглый в сечении браслет с заостренныRundstabiger Armring mit Stollenenden. Daми концами. С обеих сторон от них отхоvon beidseitig ausgehend eine Verzierung
дит орнамент в виде валика с поперечныdurch quergerippte Wülste und Riefenbän211.1
ми ребрами и рифлеными полосами. На внешней стороне сред- der. Die Mittelzone ist auf der Außenseite durch längs verlaufende,
няя зона окружена продольными, поперечно рифлеными вали- quergeriefte Wülste eingefasst. In zwei Teile zerbrochen.
ками. Разломан на две части.
V. P. T., A. Hä.
В. П. Т., А. Хэн.

208.1

Так называемые клятвенные браслеты с печатками, в сечении
круглые, подъем к печаткам уступами, к ним с обеих сторон примыкает орнамент из групп бороздок и зигзагообразных насечек.
Оба браслета имеют легкие повреждения и погнутости.
Литература: Kossinna 1917. S. 8.

Literatur: Kossinna 1917. S. 8.

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.
209. Притцвальк-Штрекентин, Бранденбург, Германия

209. Pritzwalk-Streckentin, Brandenburg, Deutschland

209.1. Браслет

209.1. Armring

Золото
Gold
Диаметр 11,3 см
Dm. 11,3 cm
ГМИИ, инв. № Aap 1733. Входит в число
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 1733. Kriegsbedingt
перемещенных в результате Второй мировой
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 6726
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
1872 wurde der Ring beim Umgraben einer
инв. № II. 6726
Koppel dicht unter der Oberfläche gefunden.
В 1872 при вскапывании земельного участка
Ca. drei Meter entfernt wurden ein Bronzebeil, das
очень близко к поверхности был найден
Fragment einer Bronzefibel und ein weiteres
браслет. На расстоянии примерно трех метров
Bronzefragment gefunden. Die Zusammenот него были обнаружены бронзовый топор,
gehörigkeit ist nicht gesichert
209.1
фрагмент бронзовой фибулы и еще один фрагмент бронзового изделия.
10.–9. Jahrhundert v. Chr.
Связь этих предметов друг с другом не установлена
So genannter Eidring, rundstabig und in der Mitte verdickt, mit einfaX–IX вв. до н. э.
chen Petschaftenden, an die sich beidseitig Rillenverzierungen an-

212. Вальдово (Вальдов), воеводство Поморское, Польша

212. Waldowo (Waldow), Woj. Pomorskie, Polen

212.1. Гривна

212.1. Halsring

Золото
Диаметр 14 см
ГМИИ, инв. № Aap 1735. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 9980
По сообщению владельца З. Вальтера из
Берлина, кольцо было найдено им в марте
1873 в Вальдове. Более подробных сведений
нет. В 1876 приобретено МОД (МПДИ)
X–IX вв. до н. э.

Gold
Dm. 14 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 1735. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 9980
Der Ring wurde angeblich vom Besitzer S. Walter
aus Berlin im März 1873 in Waldow gefunden.
Nähere Umstände sind nicht bekannt. 1876 von
dem Berliner Museum angekauft
10.–9. Jahrhundert v. Chr.

Гривна из многоугольной в сечении, а на
концах круглой в сечении проволоки с зонами разнонаправленного скручивания.
Концы загнуты в форме крючков.

Halsring aus kantigem, an den Enden rundstabigem Draht mit Zonen wechselnd gedrehter Torsion. Die Enden sind hakenförmig
umgebogen.
V. P. T., A. Hä.
212.1

В. П. Т., А. Хэн.
213. Вердер, Бранденбург, Германия

213. Werder, Brandenburg, Deutschland

Золотой клад, найден в 1888 пастором Заальборном в районе
линевицкого бора под большими камнями вместе с остатками
керамического сосуда. В 1889 был приобретен МОД (МПДИ) через придворного антиквара Й. А. Леви.
Ок. 1000 до н. э.

Golddepot, 1888 im Bereich des Lienewitzer Forstes unter großen
Steinen mit den Resten eines Keramikgefäßes von Pastor Saalborn
ausgegraben. Der Fund wurde 1889 über den Hofantiquar I. A. Lewy
von dem Berliner Museum angekauft.
Um 1000 v. Chr.

Литература: Kossinna 1917. S. 9.

Литература: Schuchhardt 1914-II. S. 19, 26f. Abb. 20–22; Hänsel, Hänsel
1997-I. S. 163.

Literatur: Schuchhardt 1914-II. S. 19, 26f. Abb. 20–22; Hänsel, Hänsel 1997-I.
S. 163.

В. П. Т., А. Хэн.

А. Хэн.

A. Hä.

Так называемый клятвенный браслет в сечении круглый, в середине утолщенный, с простыми печатками на концах, к ним с обеих сторон примыкают орнаменты из бороздок. Браслет сильно
разогнут.

510

schließen. Der Ring ist stark auseinander gebogen.
Literatur: Kossinna 1917. S. 9.

V. P. T., A. Hä.

511

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

213.1. Сосуд

213.1. Gefäß

Золото
Высота 9,9 см; диаметр 8,4 см
ГМИИ, инв. № Aap 339. Входит в число перемещенных в результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № If 3530

Gold
H. 9,9 cm; Dm. 8,4 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 339. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 3530

Gefäß mit kugligem Körper, Kegelhals und
ausladendem Rand. Ganzflächig in Treibtechnik verziert. Der Rand ist vertikal gerippt, der Hals mit stehenden punktgefüllten
Dreiecken geschmückt und der Körper durch
Bänder mit größeren und kleineren Punzeindrücken, Kreisaugen und einem Fries aus
Wasservögeln. Der gerundete Boden weist
ein punktgefülltes Sternmuster auf. Die Wandung des Gefäßes ist etwas zerknittert.

Сосуд с шарообразным туловом, коническим горлом и отогнутым наружу венчиком. Тисненый узор по всей поверхности.
Край имеет вертикальные ребра, горло
украшено треугольниками, заполненными точками, а тулово — полосами с большими и маленькими пуансонными оттисками, круглыми глазками и фризом с
изображением водоплавающих птиц.
Круглое дно декорировано звездчатым
орнаментом, также заполненным точками. Стенки сосуда несколько помяты.

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.
213.1

213.2. Два браслета

213.2. Zwei Armringe

Золото
Диаметр 7,9 см
ГМИИ, инв. № Aap 340, 341. Входят
в число перемещенных в результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № If 3531, 3532

Gold
Dm. 7,9 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 340 und
341. Kriegsbedingt verlagert. Bis
1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 3531,
3532

Браслеты плоскоовального сечения с противоположно за213.2
крученными спиралями на концах. Один (инв. № If 3531) декорирован на внешней стороне продольными полосами из арок и
пуансонных оттисков; второй (инв. № If 3532) — группами штрихов, нанесенных под углом друг к другу.

Armringe von flachovalem Querschnitt mit Enden aus gegen213.2
ständigen Spiralen. If 3531 ist
auf der Außenseite durch längs verlaufende Bänder aus Bögen und
Punzeindrücken, If 3532 durch Winkel bildende Strichgruppen verziert.
V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.
213.3. Два спиральных кольца

213.3. Zwei Spiralringe

Золото
Диаметр 7,3 см; диаметр 6,6
и 6 см
ГМИИ, инв. № Aap 373, 1752.
Входят в число перемещенных в
результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № II. 3533/1, 2

Gold
Dm. 7,3 cm; Dm. 6,6 und 6 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 373,
1752. Kriegsbedingt verlagert.
Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II.
3533/1, 2
213.3

Спиральные кольца из проволоки круглого сечения, закручены в восемь оборотов, концы загнуты друг за друга и сжаты друг с другом.

Spiralringe aus rundstabigem
Draht, achtfach gewunden, die
Enden sind umgebogen und zusammengedrückt.

213.3

V. P. T., A. Hä.

В. П. Т., А. Хэн.
214. Эберсвальде, Бранденбург, Германия

214. Eberswalde, Brandenburg, Deutschland

Изделия найдены в 1913 во время земляных работ при строительстве жилого дома
на территории латунного завода на песчаном плато в глиняном сосуде. Клад был
передан владельцем латунного завода
германскому кайзеру и таким образом
попал в МОД (МПДИ).
IX–VIII вв. до н. э.

1913 bei Ausschachtungsarbeiten für ein
Wohnhaus auf dem Gelände des Messingwerks auf einer sandigen Hochfläche in einem Tongefäß gefunden. Der Schatz wurde
von dem Besitzer des Messingwerks dem
deutschen Kaiser übergeben und gelangte
dann in das Berliner Museum.
9.–8. Jahrhundert v. Chr.

Литература: Schuchhardt 1914-II; Hänsel,
Hänsel 1997-I. S. 128–130.

Literatur: Schuchhardt 1914-II; Hänsel,
Hänsel 1997-I. S. 128–130.

А. Хэн.

A. Hä.

214.1. Сосуд

214.1. Gefäß

Глина
Высота 22 см; наибольший диаметр 13,5 см
МПДИ, Берлин, инв. № If 16935/1

Keramik
H. 22 cm; Mdm. 13,5 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. If 16935/1

Выпуклый сосуд с коротким цилиндрическим горлом, двумя ушками в месте перехода плечиков в тулово и еще двумя

Bauchiges Gefäß mit kurzem zylindrischem
Hals, zwei Ösen im Umbruchbereich und
zwei weiteren überrandständigen Ösen, mit

512

214.1

213.1, деталь / Detail

513

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

выступающими над краем венчика ушками, которые удерживали крышку. Коричневый цвет, отощитель средний, вертикальная
обработка шликером.

denen ein Deckel fixiert werden konnte. Braun, mittelgrob gemagert,
vertikal geschlickt.
A. Hä.

А. Хэн.
214.2. Чаша

214.2. Trinkgefäß

Золото
Высота 5,6 см; наибольший диаметр 11,9 см
ГМИИ, инв. № Aap 260. Входит в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № If 16935/2

Gold
H. 5,6 cm; Mdm. 11,9 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 260.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. If 16935/2

Kalottenförmige Schale mit gerundetem
Boden und ausgelegtem Rand, verziert
Сферическая чаша с округлым дном и
von innen nach außen durch Stempeleinотогнутым наружу венчиком. Декориdrücke. In der Bodenmitte gehen von
рована оттисками штампа. От конценkonzentischen Ringen unverziert belasseтрических кругов в центре дна расхоne Strahlen eines Sternmusters aus, desдятся оставленные без декора лучи
214.2
sen Zwickel punktgefüllt sind. Der aufgeузора в виде звезды, промежутки между ними заполнены точками. Восходящая часть украшена гори- hende Teil ist durch mit Rippen eingefassten horizontalen Bänder
зонтальными полосами в обрамлении нервюр, внутри полос verziert, die Reihen von Punkten und Schrägstrichen enthalten.
расположены рядами точки и косые штрихи.
V. P. T., S. K., A. Hä.
В. П. Т., С. К., А. Хэн.
214.3. Чаша

214.3. Trinkgefäß

Золото
Высота 5,8 см; наибольший диаметр 10 см
ГМИИ, инв. № Aap 266. Входит в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № If 16935/3

Gold
H. 5,8 cm; Mdm. 10 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 266.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. If 16935/3

Сферическая чаша с округлым дном и отогнутым наружу венчиком. Декорирована
оттисками штампа в горизонтальных полосах в обрамлении нервюр; внутри полос расположены рядами точки, косые
штрихи и оттиски круглого штемпеля.

Kalottenförmige Schale mit gerundetem
Boden und ausgelegtem Rand, verziert
von innen nach außen durch Stempeleindrücke in durch Rippen eingefassten horizontalen Bändern mit Reihen von Punkten, Schrägstrichen und Kreisstempeln.
214.3

V. P. T., S. K., A. Hä.

В. П. Т., С. К., А. Хэн.
214.4. Чаша

214.4. Trinkgefäß

Золото
Высота 4,8 см; наибольший диаметр 9,9 см
ГМИИ, инв. № Aap 261. Входит в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № If 16935/4

Gold
H. 4,8 cm; Mdm. 9,9 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 261.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. If 16935/4

Kalottenförmige Schale mit gerundetem
Boden und ausgelegtem Rand, verziert
Сферическая чаша с округлым дном и
von innen nach außen durch Stempeleinотогнутым наружу венчиком. Декорироdrücke. Der Omphalosboden wird von
вана оттисками штампа. Омфал окружен
konzentrischen Rippen umgeben, daran
концентрическими ребрами, к ним приschließen sich acht sternförmige mit
мыкают восемь полос, расположенных в
214.4
Schraffur verzierte Bänder an, deren Zwiформе звезды и украшенных штриховкой, промежутки между полосами заполнены точками. Восходящая ckel punktgefüllt sind. Der aufgehende Teil wird durch mit Rippen
часть украшена горизонтальными полосами в обрамлении нервюр, eingefasste horizontale Bänder gebildet, die mit Reihen von Kreisstempeln und Punkten gefüllt sind.
внутри полос расположены рядами точки и косые штрихи.
В. П. Т., С. К., А. Хэн.

V. P. T., S. K., A. Hä.

214.5. Чаша

214.5. Trinkgefäß

Золото
Высота 6 см; наибольший диаметр 10,3 см
ГМИИ, инв. № Aap 264. Входит в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № If 16935/5

Gold
H. 6 cm; Mdm. 10,3 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 264. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If
16935/5

Kalottenförmige Schale mit gerundetem
Boden und ausgelegtem Rand, verziert
von innen nach außen durch Stempeleindrücke. Der gerundete Boden weist durch
Schraffur gegliederte konzentrische Rippen auf, darüber folgen horizontale Bänder aus Zickzack-, Schraffur- und Kreisaugenmustern.

Сферическая чаша с округлым дном и
отогнутым наружу венчиком. Декорирована оттисками штампа. Округлое дно
имеет разделенные штриховкой концентрические ребра, над ними — горизонтальные полосы из зигзагообразного,
штрихового и круглоглазкового узоров.
В. П. Т., С. К., А. Хэн.

514

214.5

V. P. T., S. K., A. Hä.

214.4, деталь / Detail

515

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

214.6. Чаша

214.6. Trinkgefäß

214.10. Гривна

214.10. Halsringe

Золото
Высота 5,2 см; наибольший диаметр 10,3 см
ГМИИ, инв. № Aap 265. Входит в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № If 16935/6

Gold
H. 5,2 cm; Mdm. 10,3 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 265.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. If 16935/6

Золото
Диаметр 12–14 см; диаметр проволоки
0,22–0,53 см
ГМИИ, инв. № Aap 268. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 16935/10

Gold
Dm. 12–14 cm; Dm. Draht. 0,22–0,53 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 268. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 16935/10

Гривна. Кольцо тордировано; концы без
декора сужаются, они загнуты в крючки.

V. P. T., S. K., A. Hä.

Kalottenförmige Schale mit gerundetem
Boden und ausgelegtem Rand, verziert
von innen nach außen durch Stempeleindrücke. Der gerundete Boden weist durch
Schraffur gegliederte konzentrische Rippen auf, darüber folgen horizontale Bänder aus Zickzack-, Schraffur- und Kreisaugenmustern.

Сферическая чаша с округлым дном и
отогнутым наружу венчиком. Декорирована оттисками штампа. Округлое
дно имеет разделенные штриховкой
концентрические ребра, над ними —
горизонтальные полосы из зигзагообразного, штрихового и круглоглазкового узоров.

В. П. Т., С. К., А. Хэн.

V. P. T., S. K., A. Hä.

В. П. Т., С. К., А. Хэн.
214.6

214.7. Чаша

214.7. Trinkgefäß

Золото
Высота 6,8 см; наибольший диаметр 10,3 см
ГМИИ, инв. № Aap 262. Входит в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № If 16935/7

Gold
H. 6,8 cm; Mdm. 10,3 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 262.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. If 16935/7

Halsring. Der Ring ist tordiert, die unverzierten Enden verjüngen sich und sind zu Haken
umgebogen.

214.10

214.11. Гривна

214.11. Halsring

Золото
Длина 41,5 см; диаметр 4,65 × 5,05 см;
диаметр проволоки 0,22–0,45 см
ГМИИ, инв. № Aap 269. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 16935/11

L. 41,5 cm; Dm. 4,65 × 5,05 cm;
Dm. Draht. 0,22–0,45 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 269. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 16935/11

Zu einer Spirale zusammengebogener, tordierter Halsring. Die unverzierten, durch
Hammerschläge kantig getriebenen Enden
sind umgebogen.

Сферическая чаша с округлым дном и
отогнутым наружу венчиком. Декорирована оттисками штампа. Дно украшено горизонтальными полосами в
обрамлении нервюр с рядами оттисков
круглоглазкового штемпеля, над ними — рифленые утолщения, еще выше — ряды пуансонных оттисков, разделенных нервюрами.

Kalottenförmige Schale mit gerundetem
Boden und ausgelegtem Rand, verziert
von innen nach außen durch Stempeleindrücke. Der Boden wird durch von Rippen
gesäumten horizontalen Bändern mit
Reihen von Kreisaugenstempeln geschmückt, darüber folgen gerippte Wülste
und darüber wiederum durch Rippen voneinander getrennte Reihen von Punkteindrücken.

Свернутая в спираль, тордированная
гривна. Раскованные до многоугольника
в сечении концы без декора загнуты.

214.12. Фрагмент гривны

214.12. Halsringfragment

В. П. Т., С. К., А. Хэн.

V. P. T., S. K., A. Hä.

Золото
Длина 20 см; диаметр 1,3 × 5,8 см; диаметр
проволоки 0,3–0,41 см
ГМИИ, инв. № Aap 270. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 16935/12

Gold
L. 20 cm; Dm. 1,3 × 5,8 cm; Dm. Draht 0,3–0,41 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 270. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 16935/12

214.7

214.8. Чаша

214.8. Trinkgefäß

Золото
Высота 6,6 см; наибольший диаметр 8,7 см
ГМИИ, инв. № Aap 263. Входит в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № If 16935/8

Gold
H. 6,6 cm; Mdm. 8,7 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 263.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. If 16935/8

Сферическая чаша с округлым дном и
отогнутым наружу венчиком. Декорирована оттисками штампа. Дно украшено горизонтальными полосами в
обрамлении нервюр с рядами оттисков
круглоглазкового штемпеля, над ними — рифленые утолщения. Двойной
ряд пуансонных оттисков образует завершение у самого края горловины.

Kalottenförmige Schale mit gerundetem
Boden und ausgelegtem Rand, verziert
von innen nach außen durch Stempeleindrücke. Der Boden wird durch von Rippen
gesäumten horizontalen Bändern mit
Reihen von Kreisaugenstempeln geschmückt, darüber folgen gerippte Wülste. Den Abschluss unterhalb des Randes
bildet eine doppelte Reihe von Punkteindrücken.

В. П. Т., С. К., А. Хэн.

V. P. T., S. K., A. Hä.
214.8

214.9. Чаша

214.9. Trinkgefäß

Золото
Высота 5,3 см; наибольший диаметр 10,4 см
ГМИИ, инв. № Aap 267. Входит в число
перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № If 16935/9

Gold
H. 5,3 cm; Mdm. 10,4 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 267.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. If 16935/9

Kalottenförmige Schale mit gerundetem
Boden und ausgelegtem Rand, verziert
von innen nach außen durch Stempeleindrücke. Die Bodenmitte wird von konzentrischen Ringen umgeben, darauf folgt
eine unverzierte Zone, die von Kreisstempeln eingefasst ist. Darüber befinden sich
horizontale Wülste mit Querrippen.

Сферическая чаша с округлым дном и
отогнутым наружу венчиком. Декорирована оттисками штампа. В центре
дна — концентрические круги, за ними
следует зона без декора в окружении
оттисков круглого штемпеля. Выше
расположены горизонтальные утолщения с поперечными ребрами.

V. P. T., S. K., A. Hä.

В. П. Т., С. К., А. Хэн.

V. P. T., S. K., A. Hä.

В. П. Т., С. К., А. Хэн.

214.11

Zusammengebogener, tordierter Draht. An
einem Ende abgschnitten, am anderen in ein
keulenförmiges, unverziertes Ende auslaufend.

Свернутая, тордированная проволока.
Один конец обрезан, другой оформлен
утолщением, без декора.

V. P. T., S. K., A. Hä.

В. П. Т., С. К., А. Хэн.
214.12

214.13. Фрагмент кольца

214.13. Ringfragment

Золото
Длина 5,87 см; ширина 3,6 см; диаметр
проволоки 0,4–0,8 см
ГМИИ, инв. № Aap 281. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 16935/74

Gold
L. 5,87 cm; B. 3,6 cm; Dm. Draht 0,4–0,8 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 281. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 16935/74

Stab, an einem Ende verdickt, am anderen
abgeschnitten, zu einer Schlaufe gebogen.
V. P. T., S. K., A. Hä.

Прут. С одного конца утолщение, с другого
обрезан, согнут в петлю.
В. П. Т., С. К., А. Хэн.
214.13

214.14. Фрагмент кольца

214.14. Ringfragment

Золото
Диаметр 7,15 см; диаметр проволоки
0,6–0,7 см
ГМИИ, инв. № Aap 282. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 16935/75

Gold
Dm. 7,15 cm; Dm. Draht 0,6–0,7 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 282. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 16935/75

Stab, halbkreisförmig gebogen, an einem
Ende abgschnitten.
V. P. T., S. K., A. Hä.

Прут, согнут полукругом, с одного конца
обрезан.
В. П. Т., С. К., А. Хэн.
214.14

214.9

516

517

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

214.15. Заготовки для литья
и слитки
Золото
а) Длина 13,5 см; ширина 1,58 см;
высота 1,5 см (If 16935/76 (Aap 271))
б) Длина 5,85 см; ширина 0,74–
1,02 см; высота 0,84–0,9 см
(If 16935/77 (Aap 273))
в) Длина 1,88 см; ширина 0,84–
0,87 см; высота 1,2 см (If 16935/78
(Aap 274))
г) Длина 5,15 см; ширина 2,55 см;
высота 1,02 см (If 16935/81 (Aap 272))
ГМИИ, инв. № Aap 271–274.
Входят в число перемещенных в
результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № If 16935/76–78, 81

214.15. Gusskuchen und Barren

214.15

214.15

а) Продолговатый граненый слиток, разделен на части треугольными надрезами.
б)Часть продолговатого слитка, с одного конца обрезана прямо,
на верхней плоскости дефекты литья.
в) Фрагмент слитка, с обоих концов обрезан.
г) Часть заготовки для литья с дефектами поверхности, на одной
стороне гладкий срез.

214.15

Gold
a) L. 13,5 cm; B. 1,58 cm; H. 1,5 cm
(If 16935/76 (Aap 271))
b) L. 5,85 cm; B. 0,74–1,02 cm;
H. 0,84–0,9 cm (If 16935/77
(Aap 273))
c) L. 1,88 cm; B, 0,84–0,87 cm;
H. 1,2 cm (If 16935/78 (Aap 274))
d) L. 5,15 cm; B. 2,55 cm; H. 1,02 cm
(If 16935/81 (Aap 272))
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 271–274.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. If 16935/76–78,
81

a) Länglicher eckiger Barren,
durch dreieckige Einschnitte in
Abschnitte unterteilt.
214.15
b) Teil eines länglichen Barrens, am einen Ende gerade abgeschnitten, auf der Oberseite Gussunregelmäßigkeiten.
c) Barrenfragment, an beiden Enden abgeschnitten.
d) Teil eines Gusskuchens mit unregelmäßiger Oberfläche, auf einer
Seite glatte Schnittstelle.
V. P. T., S. K., A. Hä.

В. П. Т., С. К., А. Хэн.
214.16. Тридцать четыре проволочные спирали

214.16. Vierunddreißig Drahtspiralringe

Золото
Диаметр 1,2–5,9 см; длина 1–5,7 см; диаметр проволоки 0,8–1,2 см
ГМИИ, инв. № Aap 285–318. Входят в число перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 16935/13–46

Gold
Dm. 1,2–5,9 cm; L. 1–5,7 cm; Dm. Draht 0,8–1,2 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 285–318. Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF
Berlin, Inv. Nr. If 16935/13–46

214.16
214.16

518

519

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

Спиральные кольца разного размера из двойной проволоки, заканчивающейся петлями, от трех до шести оборотов спирали. У
некоторых проволока в зоне петли тордирована. Множественные повреждения или следы починки.

Spiralringe unterschiedlicher Größe aus doppelt gelegtem, an den
Enden in Schlaufen auslaufendem Draht, drei bis sechsfach gewunden. Bei einigen ist der Draht im Schlaufenbereich tordiert. Mehrfach
sind Beschädigungen oder Flickungen erkennbar.

В. П. Т., С. К., А. Хэн.

V. P. T., S. K., A. Hä.

214.17. Двадцать один моток проволоки

214.17. Einundzwanzig Drahtbündel

Золото
Длина 2,8–8,6 см; ширина 0,5–2,2 см; диаметр проволоки 0,04–0,15 см
ГМИИ, инв. № Aap 284, 319–338. Входит в число перемещенных в
результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 16935/47–67

Gold
L. 2,8–8,6 cm; B. 0,5–2,2 cm; Dm. Draht 0,04–0,15 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 284, 319–338. Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. If 16935/47–67

Zusammengebundene Drahtspiralringe und gerollte oder zu Schlaufen gelegte Drähte, verbogen
und beschädigt. In einem (Inv. Nr. If 16935/47)
steckt ein Stück Rohgold. Drähte verschiedener
Stärke sind teilweise in einem Knäuel vereint.

Связанные кольца проволочных спиралей и
скрученные или свернутые в петли куски проволоки, изогнутые и поврежденные. В один из
них (инв. № If 16935/47) вставлен кусок необработанного золота. Некоторые куски проволоки
разной толщины частично соединены в один
пучек.

V. P. T., S. K., A. Hä.

В. П. Т., С. К., А. Хэн.

Куски плоской проволоки и полоски золотой жести, соединенные в петли.
Небольшие фрагменты проволоки, очевидно отломанные от
кусков большей длины, и один
фрагмент слитка (?), сильно изменивший цвет.
В. П. Т., С. К., А. Хэн.

Flache Drähte bzw. Blechsteifen,
zu Schlaufen zusammengelegt.
Kleine Drahtfragmente, offenbar
von größeren Stücken abgebrochen, und ein stark verfärbtes
Barren(?)fragment.
V. P. T., S. K., A. Hä.
214.18

215. Хёрлиц (Зенфтенберг), Бранденбург, Германия

214.18

215. Hörlitz (Senftenberg), Brandenburg, Deutschland

215.1. Две части диадемы

215.1. Zwei Teile eines Diadems

Золото
Gold
Длина 26,1 и 26,9 см; ширина 2,9
L. 26,1 und 26,9 cm; B. 2,9 und 2,8 cm
и 2,8 см
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 1648, 1649.
ГМИИ, инв. № Aap 1648, 1649.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF
Входят в число перемещенных
Berlin, Inv. Nr. II. 302a, b
в результате Второй мировой
1810 bei Meliorationsarbeiten am
войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Rand eines Teiches gefunden. 1832
Берлин, инв. № II. 302a,b
durch das Berliner Museum von der
Найдены в 1810 во время
Witwe des Postkommissarius Felgenмелиорационных работ у края
treff zu Senftenberg angekauft
215.1
пруда. В 1832 приобретены МОД (МПДИ) у вдовы почтового комиссара
9.–8. Jahrhundert v. Chr.
Фельгентреффа из Зенфтенберга
Diadem aus einem Band mit Schlaufenenden. An den Enden verziert
IX–VIII вв. до н. э.
durch vertikale Kerbeindrücke und vierrippige Stempelkreise. In der

Диадема из полосы металла с концами в форме петель. На концах украшена вертикальными оттисками в виде насечек и оттисками круглого штемпеля с четырьмя ребрами. В середине разломана на две части, сильно помята.

Mitte auseinander gebrochen, stark zerknittert.
Literatur: Marschallek 1934. S. 78f. Taf. 2; Metzner-Nebelsick (im Druck).

V. P. T., A. Hä.

Литература: Marschallek 1934. S. 78f. Taf. 2; Metzner-Nebelsick (im Druck).

В. П. Т., А. Хэн.

216–222. Религиозные ритуалы и культовые символы

216–220. Religiöse Riten und Kultsymbole

Только цивилизации Восточного Средиземноморья оставили
нам письменные свидетельства, из которых мы узнаем, каким
божествам поклонялись во II тыс. до н. э. Однако и из дописьменной тогда Европы до нас дошли указания на многосоставной
пантеон богов того времени. Большое значение имело божество
солнца или погоды, символическое изображение которого в виде металлического диска или креста в круге встречается в самых
разных формах. Это божество, подобно греческому Аполлону,
передвигалось по небосводу на колеснице, запряженной лебедями или конями, либо на корабле. Важную роль в религиозных
обрядах, посвященных этому божеству, играли небольшие модели колесницы с протомами птиц и бычьими рогами (символ
луны). В Северной Европе ритуальные действия сопровождались
музыкой. Для этого использовали луры — мощные духовые инструменты, звучание которых напоминает звук современного
горна. Обычно играли сразу на двух лурах. Как и другой литургический инвентарь, их топили затем в болотах, чтобы спасти таким образом от осквернения и принести в жертву богам.

Welche Gottheiten im 2. Jahrtausend v. Chr. verehrt wurden, ist uns
nur aus den Zivilisationen des östlichen Mittelmeerraumes bekannt,
in denen es bereits schriftliche Überlieferungen gab. Aber auch aus
dem noch schriftlosen Europa sind Hinweise auf einen vielgestaltigen
Götterhimmel überliefert. Bedeutend war eine Sonnen- oder Wettergottheit, deren symbolische Darstellung in Form von Metallscheiben
oder Radkreuzen in vielfacher Form vorliegt. Diese Gottheit reiste,
ähnlich wie der griechische Apoll, auf einem von Schwänen oder
Pferden gezogenen Wagen oder einem Schiff über das Firmament.
Kleine Modellwagen mit Protomen von Vögeln und Stierhörnern
(Mondsymbole) spielten in manchen Gegenden bei religiösen Riten
in Zusammenhang mit dieser Himmelsgottheit eine wichtige Rolle.
In Nordeuropa waren die Kulthandlungen auch von Musik begleitet.
Hierzu verwendete man Luren, mächtige Blasinstrumente, die zumeist paarweise gespielt wurden und von ihrem Klangvolumen heutigen Hörnern ähneln. Ebenso wie anderes liturgisches Gerät wurden
sie später in Mooren versenkt, um sie so vor einer Entweihung zu
schützen und sie den Göttern zu opfern.

А. Хэн.

A. Hä.

216. Глюзинг, Шлезвиг-Голштиния, Германия

216. Glüsing, Schleswig-Holstein, Deutschland

216.1. Фрагменты поясного диска

216.1. Fragmente einer Gürtelscheibe

Золото
Первоначальный диаметр 19,5 см
ГИМ, инв. № 81988, оп. 70, кн. ЗБ, 12620. Входит в число перемещенных
в результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Im 2153e
Диск происходит из коллекции аптекаря Конрада Хартманна из Теллингштедта, которая в 1905 была продана его наследниками МОД (МПДИ).
По их свидетельству, золотой диск был найден в могильнике под Глюзингом в выложенном камнями подземном помещении размером 12 × 4 м,
закрытом тремя потолочными каменными плитами, вместе с мечом
с литой ручкой, двумя топорами с упорами и фрагментом кинжала

Gold
Ursprünglicher Dm. 19,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 81988, оп. 70, кн. ЗБ, 12620. Kriegsbedingt verlagert.
Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Im 2153e
Die Scheibe stammt aus der Sammlung des Apothekers Conrad Hartmann
aus Tellingstedt, die 1905 von seinen Erben an das Berliner Museum verkauft
wurde. Die Goldscheibe soll in einem Grabhügel bei Glüsing in einer 12 × 4 m
großen und durch drei Decksteine verschlossenen Steinkammer zusammen
mit einem Vollgriffschwert, zwei Absatzbeilen und einem Dolchfragment
gefunden worden sein
14. Jahrhundert v. Chr.

214.17

214.18. Шесть полосок из золотой фольги и четыре фрагмента
Золото
Длина 4,15–7,8 см; ширина 1,2–1,83 см; ширина полоски 0,35–0,49 см;
высота полоски 0,06–0,1 см
ГМИИ, инв. № Aap 275–280, 283. Входят в число перемещенных в результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 16935/68–73 и 80

214.18

520

214.18

214.18. Sechs zusammengelegte Blechstreifen und vier weitere
Fragmente
Gold
L. 4,15–7,8 cm; B. 1,2–1,83 cm; B. Blech 0,35–0,49 cm;
H. Blech 0,06–0,1 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 275–280, 283. Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. If 16935/68–73 und 80

214.18

214.18

521

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

XIV в. до н. э.

Das weniger als einen Millimeter
dicke Goldblech war ursprüngЗолотая фольга, толщиной меlich auf einer Bronzeunterlage
нее 1 мм, была первоначально
montiert. Heute sind nur noch
закреплена на бронзовой подeinzelne Fragmente vorhanden.
ложке. До наших дней сохраDie Stempelverzierung lässt sich
нились лишь отдельные фрагrekonstruieren: In der Mitte der
менты. Штемпельный декор
Scheibe befindet sich ein Buckel,
поддается реконструкции: поumgeben von einem Kreisornaсредине диска расположен «умment aus fünf Rippen, von dem
бон» в окружении кругового
strahlenförmig gerippte Bänder
орнамента из пяти ребер, из
ausgehen, deren Zwickel mit
которого лучеобразно исходят
Kreisaugenmotiven gefüllt sind.
полосы с ребрами, промежуDaran schließen sich vier konток между ними заполнен кругzentrische, jeweils von Rippen
логлазковым узором. К этому
umgebene Bänder an, von deпримыкают четыре концентриnen drei mit Rippen und eines
ческие полосы, каждая окру216.1
mit vierfachen Kreisstempelжена ребрами; три из этих полос заполнены ребрами, а одна — повторяющимся четыре раза mustern gefüllt sind. Die erhaltenen Fragmente entsprechen etwa
узором из оттисков круглого штемпеля. Сохранившиеся фраг- einem Viertel der ursprünglichen Scheibe und sind stark zerknittert.
менты составляют примерно одну треть первоначального диска, Literatur: Kat. Berlin 1880. S. 588. Nr. 23–27; Springer 2003. S. 285 mit Abb.
они сильно помяты.
A. Hä.
Литература: Kat. Berlin 1880. S. 588. Nr. 23–27; Springer 2003. S. 285 mit
Abb.

А. Хэн.
217. Tommarp, Prov. Schonen, Schweden

217. Томмарп, провинция Шонен, Швеция
217.1. Бляха

217.1. Zierbuckel

Бронза
Диаметр 15,5 см
ГЭ, инв. № ПГ 427. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой войны объектов. До
1945 в МПДИ, Берлин, инв. № VIc 140
Бляха была найдена в 1860 во
время мелиорационных работ на
болотистом лугу и попала в коллекцию доктора Гомера Бруниуса из
Ландскроны. Тот в 1882 подарил
части своей коллекции МОД (МПДИ)
X–VIII вв. до н. э.

Bronze
Dm. 15,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 427.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. VIc 140
Der Buckel wurde vor 1860 bei
Meliorationsarbeiten in einer
sumpfigen Wiese gefunden und
gelangte in die Sammlung von
Dr. Gomer Brunius in Landskrona.
Er schenkte Teile seiner Sammlung
1882 dem Berliner Museum
10.–8. Jahrhundert v. Chr.

Бляха в форме плоского конуса
с уступами по краю и декором
из концентрических кругов,
между ними одна полоса с оттисками круглых штемпелей, а
другая — с арочным орнаментом. Коричнево-черная болотная патина.

Flach kegelförmiger Buckel mit
abgesetztem Rand und einer
Verzierung aus konzentrischen
Kreisen, dazwischen ein Band
mit Kreisstempeln und ein weiteres mit Bogenmustern. Braunschwarze Moorpatina.
A. Hä.

А. Хэн.
217.1

218. Бург, Бранденбург, Германия

218. Burg, Brandenburg, Deutschland

В XIX в. поблизости от укрепления эпохи поздней бронзы в двух
разных местах долины Шпрее были найдены две культовые колесницы, которые в 1865 и 1876 приобрел анатом и исследователь доисторического периода Рудольф Вирхов. Одна из них сразу же попала в МОД (МПДИ), другая — лишь в 1902, вместе со
всем наследием Вирхова.
IX в. до н. э.

In der Nähe einer spätbronzezeitlichen Befestigung wurden im 19.
Jahrhundert an verschiedenen Stellen der Spreeniederung zwei Kultwagen gefunden, die der Anatom und Prähistoriker Rudolf Virchow
1865 und 1876 erwarb. Der eine gelangte direkt ins Berliner Museum, der andere erst 1902 zusammen mit dem Nachlass Virchows.
9. Jahrhundert v. Chr.

Литература: Virchow 1873; Hänsel 1997.

A. Hä.

Literatur: Virchow 1873; Hänsel 1997.

А. Хэн.
218.1. Трехколесная колесница

218.1. Dreirädriger Wagen

Бронза
Длина 22,4 см; диаметр колеса 11,4 см
ГМИИ, инв. № Aap 441. Входит в число перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № II. 10482

Bronze
L. 22,4 cm; Dm. Rad 11,4 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 441. Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. II. 10482
217.1, деталь / Detail

522

523

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

Повозка, изготовленная из втулGefährt aus einer mit Nietloch
ки с крепежным отверстием,
versehenen Tülle, die in eine Gaкоторая переходит в вилку, соbel übergeht, welche mit der
единенную с осью колесницы
Wagenachse durch Tüllen verчерез втулку. Продолжение
bunden ist. Die Verlängerung der
вилки загнуто вверх и заканGabel ist nach oben gebogen
чивается двумя клювами воund endet in zwei Wasservogelдоплавающих птиц с бычьими
schnäbeln mit Stierhörnern. Zwiрогами. Между стержнями вилschen sowie rechts und links der
ки, а также справа и слева от
Gabel sind drei Räder angeнее расположены три колеса,
bracht, die jeweils vier Speichen
каждое из которых имеет чеbesitzen und beidseitig Tüllen
тыре спицы и втулки с обеих
aufweisen. Die Tüllen der Räder
сторон. Втулки колес и вилки
und der Gabel sind durch einen
соединены осевым стержнем,
Achsnagel verbunden, der an eiу которого на одном конце
nem Ende eine Platte, am ande218.1
имеется пластина, а на друren eine Lochung aufweist, durch
гом — отверстие, с помощью которого стержень может быть die er mit einem Stab fixiert werden kann. Auf der Tülle ist eine Wasфиксирован с помощью штыря. На втулке расположена фигурка servogelfigur angebracht, zwei weitere befinden sich auf der Gabel
водоплавающей птицы, еще две помещены на вилке между ко- zwischen den Rädern. Das Gefährt ist aus vielen Teilen zusammengeлесами. Повозка составлена из многих элементов, колеса по- setzt, die Räder sind beweglich. Patina graugrün.
движны. Патина серо-зеленая.
V. P. T., A. Hä.
В. П. Т., А. Хэн.

220. Даберков, Мекленбург-Передняя Померания, Германия

220. Daberkow, Mecklenburg-Vorpommern, Deutschland

220.1. Два рожка

220.1. Zwei Blashörner

Бронза
Первоначальная общая длина 180 см
(каждый)
ГМИИ, инв. № Aap 495, 496. Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № Ic 3763a, b
IX–VIII вв. до н. э.

Bronze
Ursprüngliche Gesamtl. je 1,80 m
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 495, 496. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. Ic 3763a,b
9.–8. Jahrhundert v. Chr.

220.1

So genannte Luren. Die Rohre bestehen aus
mehreren im Wachsausschmelzverfahren
gegossenen Teilen, die durch Ringankerverband miteinander verbunden wurden. Die
mit Buckeln und kreisförmigen Wülsten verzierten Scheiben am Schallausgang sind auf
die Rohre aufgestülpt, deren Ränder über die
Scheibe gehämmert wurden. Kleine Klapperbleche waren am Schaft der Hörner in
Ringe eingehängt. Die beiden Luren sind in
Einzelteile zerfallen und teilweise stark beschädigt. Braune Moorpatina.

Так называемые луры. Труба состоит из
нескольких частей, отлитых методом
утраченной формы, которые соединялись
друг с другом кольцевым анкерным креплением. Диски у звукового отверстия,
украшенные умбоновидными выпуклостями и круглыми утолщениями, насажены на трубу, края трубы закреплены на
диске. На стержень рожков за кольца
220.1
были привешены небольшие подвески-трещотки. Оба лура рас- Literatur: Schmidt 1915; Maier 1997.
пались на отдельные части и местами имеют сильные повреж- V. P. T., A. Hä.
дения. Коричневая болотная патина.
Литература: Schmidt 1915; Maier 1997.

218.2. Двухколесная
колесница
Бронза
Длина 18,5 см; диаметр колеса
10,1 см
ГМИИ, инв. № Aap 440. Входит
в число перемещенных в результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № RE 145

218.2. Zweirädriger Wagen

В. П. Т., А. Хэн.

Bronze
L. 18,5 cm; Dm. Rad 10,1 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 440.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. RE 145

221. Ютландия, Дания

Gefährt aus einer mit Nietloch
versehenen Tülle, die in eine Gabel übergeht, welche an der Wagenachse fest geschweißt ist,
bogenförmig nach oben führt
Повозка, изготовленная из втулund in zwei Stierköpfen endet.
ки с крепежным отверстием,
Auf die Achse sind zwei vierкоторая переходит в вилку,
speichige Räder mit jeweils
прочно сваренную с осью коbeidseitigen Tüllen geschoben,
лесницы, идущую вверх в форein Loch am Ende des Achsstabes
ме дуги и заканчивающуюся
diente zur Fixierung der Räder
двумя бычьими головами. На
218.2
mittels eines durchgesteckten
ось надеты два колеса с четырьмя спицами и боковыми втулками каждое. Отверстие на кон- Stabes. Auf der Deichseltülle und der Gabel befinden sich insgesamt
це осевого стержня служило для фиксации колес с помощью про- drei Wasservogelfiguren. Ein Rad und die Gabel weisen Bruchstellen
сунутого в него штыря. На втулке оглобли и на вилке расположены auf. Die Patina ist ausgeblüht und graugrün.
три фигуры водоплавающих птиц. Колесо и вилка в некоторых V. P. T., A. Hä.
местах имеют сломы. Серо-зеленая патина имеет выцветы.
В. П. Т., А. Хэн.
219. Фризак, Бранденбург, Германия

221.1. Lure

Бронза
Диаметр по кривой вдоль трубы 188 см;
диаметр плоскости раструба 28 см
ГИМ, инв. № 54746, оп. А з 13/1
Первая половина I тыс. до н. э.

Bronze
Gesamtdm.188 cm; Dm. Schallöffnung 28 cm
GIM Moskau Inv. Nr. 54746, оп. А з 13/1
Erste Hälfte 1. Jahrtausend v. Chr.

Rohr aus vier Teilen mit S-förmigem Profil.
Schallöffnung in Form einer flachen Scheibe
Труба, составленная из четырех частей, с
mit acht halbkugeligen, im Kreis angeordneS-видным профилем. Раструб имеет вид
ten Buckeln auf der Schauseite sowie konуплощенного диска; с внешней стороны
zentrischen Kreisen. Am gegenüberliegenукрашен восемью полушарными выстуden Ende, im Bereich des Mundstücks, Dopпами, расположенными по кругу; осталь221.1
ное пространство плоскости раструба декорировано концен- pelringe mit scheibenförmigen Anhängern, darüber weitere Ringe
трическими кругами. У противоположного конца трубы, около für (fehlende) Anhänger sowie ein Ring zum Aufhängen des Instruмундштука, на двойных кольцах подвешены пластинчатые при- ments.
вески; вверху — кольца для таких же (отсутствующих) привесок E. I.
и кольцо для подвешивания трубы.
Э. И.
222. Torfmeer von Brudevaelte, Frederiksborg, Dänemark.
Fund von 1797

219. Friesack, Brandenburg, Deutschland
219.1. Zwei Miniaturräder

Бронза
Диаметр 14,4 и 11,6 см
МПДИ, Берлин, инв. № If 386a
ГЭ, инв. № ПГ 512. Входят в число перемещенных в результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № If 386b
Приобретены МОД (МПДИ) в 1876 вместе
с коллекцией суперинтенданта Кирхнера
из Вальхова в Фербеллине
IX в. до н. э.

Bronze
Dm. 14,4 und 11,6 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. If 386a und GE St. Petersburg,
Inv. Nr. ПГ 512. Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. If 386b
1876 zusammen mit der Sammlung des
Superintendenten Kirchner zu Walchow, bei
Fehrbellin vom Berliner Museum angekauft
9. Jahrhundert v. Chr.

219.1

Zwei vierspeichige Bronzerädchen mit beidseitiger Tülle, wegen unterschiedlicher Größe
eventuell zu zwei unterschiedlichen Kultwagen gehörig. Patina grün und braungrün.

Два бронзовых колеса с четырьмя спицами с двусторонней втулкой, разный размер свидетельствует о том, что они, очевидно, были частями двух разных культовых колесниц. Патина зеленая и коричнево-зеленая.

Literatur: Eggers 1954. S. 35f.

A. Hä.

Литература: Eggers 1954. S. 35f.

524

221.1. Лур

222. Брудевельтский торфяник, Фредериксборг, Дания.
Находка 1797

219.1. Два миниатюрных колеса

А. Хэн.

221. Jütland, Dänemark

219.1

222.1. Лур (рог)

222.1. Lure (Horn)

Бронза
Длина по прямой 114 см; диаметр диска
28,5 см
ГЭ, инв. № 1/2
В 1797 в маленьком болоте были найдены
шесть луров (эрмитажный — № 6).
Полный комплект инструмента состоит из двух
симметрично оформленных инструментов:
правого и левого. Каждый инструмент весит
около трех килограммов.
Лур № 6 из Брудевельте в 1845 был подарен
датским королем Фридрихом VII русскому
императору Николаю I
IX–VIII вв. до н. э.

Bronze
L. gerade 114 cm; Dm. Scheibe 28,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1/2
1797 wurden in einem kleinen Sumpf sechs Luren
gefunden (Eremitage, Nr. 6). Ein Instrumentensatz
besteht aus zwei symmetrisch zueinander
geformten Stücken (einem linken und rechten);
jedes wiegt ca. 3 kg
Die Lure aus Brudevaelte schenkte der dänische
König Friedrich VII 1845 dem russischen Zaren
Nikolaus I
9. – 8. Jahrhundert v. Chr.

Рог (лур), составленный из двух постепенно расширяющихся колен. Первое колено
на узком конце имеет мундштук и пять
петель с пластинчатыми подвесками. Второе колено на широком конце имеет одну

222.1

Horn (Lure) aus zwei sich sukzessiv erweiternden Teilen; der eine erste mit Mundstück am schmalen Ende und fünf Ösen für
scheibenförmige Anhänger, der andere mit
einer Öse am breitem Ende und breiter, mit
großen Buckeln und eingetieftem geometrischen Ornament (konzentrische Kreise mit

525

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

петлю и заканчивается широким диском, орнаментированным
крупными выпуклостями и геометрическим углубленным орнаментом — концентрическими кругами с точкой в центре. Снабжен с обратной стороны четырьмя петлями.

einem Punkt in der Mitte) verzierter Scheibe; an der Rückseite vier
Ösen.
Ju. P.

Ю. П.

223–226. Захоронения эпохи поздней бронзы
в Северной Европе

223–226. Bestattungen der späten Bronzezeit
in Nordeuropa

Из дальних мест заимствовали не только технические новинки,
но и изменения в сфере ритуалов. Так, в XIII в. и в Северной Европе перешли к сжиганию умерших и погребению в могилах на
больших полях без обозначения с помощью могильного холма.
Этот процесс прошел в быстром темпе, поэтому некоторое время
наряду друг с другом существовали и могилы с богатым погребальным инвентарем из металлических предметов, и такие,
в которых были только сосуды. Если в прежние века только небольшой процент населения хоронили с погребальным инвентарем, то в эпоху поздней бронзы не только элиту, но и все население погребали в больших некрополях, состоявших иногда из сотен могил. Только примерно в конце эпохи бронзы, в IX–VIII вв.
до н. э., стали опять хоронить представителей элиты в отдельных
могилах. Их пепел погребали под мощными курганами вместе
с драгоценным погребальным инвентарем. Такие погребения
становились для следующих поколений местами почитания
предков, при этом размеры погребений и богатый инвентарь
могил должны были демонстрировать значение родственников
и их происхождение из знатного племени.

Nicht nur technische Entwicklungen, auch Veränderungen im rituellen
Bereich wurden häufig von entfernteren Regionen übernommen. So
ging man im 13. Jahrhundert auch in Nordeuropa dazu über, die Verstorbenen einzuäschern und ohne markierende Hügelüberdeckung in
großen Gräberfeldern beizusetzen. Dieser Prozess verlief fließend, so
dass eine Zeit lang Gräber mit reichen Metallbeigaben und solche, die
nur noch Gefäße enthalten, nebeneinander vorkamen. Während in
den Jahrhunderten zuvor nur ein kleinerer Teil der Bevölkerung mit
Beigaben versehen bestattet worden ist, hat man in der späten Bronzezeit nicht nur die Elite, sondern offenbar die gesamte Bevölkerung in
großen Nekropolen beigesetzt, die teilweise aus Hunderten von Urnengräbern bestanden. Erst gegen Ende der Bronzezeit, im 9. und 8.
Jahrhundert v. Chr., ging man wieder dazu über, die Führungsschicht
durch besondere Gräber auszuzeichnen. Ihre Asche wurde unter
mächtigen Hügeln und begleitet von vielen kostbaren Beigaben beigesetzt. Diese Plätze wurden für die folgenden Generationen Orte der
Ahnenverehrung und sollten durch ihre Größe und die reiche Ausstattung der Toten die Bedeutung dieser Sippen und ihre Herkunft aus einem heroischen Geschlecht demonstrieren.

А. Хэн.

A. Hä.

223. Эггштедт (Эгштедт), Шлезвиг-Голштиния, Германия

223. Eggstedt (Egstedt), Schleswig-Holstein, Deutschland

Точное происхождение находки неизвестно. Приобретено в 1840
вместе с коллекцией Месснера (всего 484 предмета). Состав находки позволяет сделать вывод, что она представляет собой погребальный инвентарь из курганов-могильников, однако документация, подтверждающая это предположение, отсутствует.
XIV–XII вв. до н. э.

Genaue Herkunft unbekannt, 1840 zusammen mit der Sammlung
Messner (insges. 484 Stücke) angekauft. Aufgrund der Fundzusammensetzung handelt es sich wohl weitgehend um Grabbeigaben aus
einem Hügelgräberfeld, es fehlt aber jegliche Dokumentation.
14.–12. Jahrhundert v. Chr.
A. Hä.

223.4. Бритва

223.4. Rasiermesser

Бронза
Длина 11,2 см; ширина 2,9 см
МПДИ, Берлин, инв. № II. 2741

Bronze
L. 11,2 cm; B. 2,9 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 2741

Бритвенный нож с короткой перфорированной рукоятью, переходящей без уступа в продолговатый, обрезанный прямо
клинок с утолщенным обухом. На лицевой
стороне клинок украшен двумя продолговатыми ребрами. Патина коричнево-черная.

Rasiermesser mit kurzem gelochtem Griff,
der ohne Absatz in eine längliche, gerade abgeschnittene Klinge mit verdicktem Rücken
übergeht. Sie ist auf der Oberseite durch zwei
längliche Rippen verziert. Patina braunschwarz.
223.4

A. Hä.

А. Хэн.
223.5. Кинжал

223.5. Dolch

Бронза
Длина 26 см; ширина 4 см
МПДИ, Берлин, инв. № II. 2695

Bronze
L. 26 cm; B. 4 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 2695

Кинжал с литой рукоятью. Клинок с широким срединным ребром. Части рукояти
были выполнены,возможно, из органических материалов. Сохранилась площадка для крепления рукояти с пятью крепежными отверстиями, переходящая в
шип, а также ромбическое в сечении навершие. Сам гриф не сохранился, вероятно, он был сделан из дерева или кости.
Патина коричнево-черная.

Vollgriffdolch. Klinge mit breiter Mittelrippe.
Der Griff dürfte in Teilen organisch gewesen
sein. Erhalten ist eine Griffplatte mit fünf
Nietlöchern, die in einen Dorn übergeht sowie der im Querschnitt rhombische Knauf.
Die Heftstange selbst ist nicht erhalten und
dürfte aus Holz oder Bein bestanden haben.
Patina braungrün.
A. Hä.
223.5

А. Хэн.
223.6. Фрагмент кинжала или меча

223.6. Dolch- oder Schwertfragment

Бронза
Длина 23,4 см; ширина 3,8 см
МПДИ, Берлин, инв. № II. 2661

Bronze
L. 23,4 cm; B. 3,8 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 2661

Клинок кинжала или меча со срединным
ребром. Сломан в трех местах, края сильно оббиты. Патина коричнево-зеленая.

Klinge eines Dolches oder Schwertes mit Mittelrippe. Dreifach gebrochen, die Ränder sind
stark bestoßen. Patina braungrün.

А. Хэн.

223.6

A. Hä.

А. Хэн.

223.7. Фрагмент меча

223.7. Schwertfragment

223.1. Перстень

223.1. Fingerring

Золото
Диаметр 2,3 см
ГМИИ, инв. № Aap 1705. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № II. 2560

Gold
Dm. 2,3 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 1705. Kriegsbedingt verlagert.
Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 2560

Бронза
Длина 18,2 см; ширина 2,1 см
МПДИ, Берлин, инв. № II. 2677

Bronze
L. 18,2 cm; B. 2,1 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 2677

Меч с граненым черешком, узкими плечиками и сильно прокованным по краям
клинком. Острие обломано. Патина зелено-коричневая.

Schwert mit eckiger Griffangel, schmalen
Schultern und einer an den Rändern stark
bestoßenen Klinge. Die Spitze ist abgebrochen. Patina grünbraun.

Geschlossener bandförmiger Ring, auf der Außenseite durch randbegleitende Rillen, die ein Wolfszahnmuster einrahmen, verziert.

Замкнутый перстень в форме полоски металла,
на внешней стороне по краю декорирован бороздками, обрамляющими зубчатый орнамент.

223.7

А. Хэн.

A. Hä.

V. P. T., A. Hä.

223.8. Части меча

223.8. Schwertteile

223.2. Кольцо спиральное

223.2. Spiralring

Бронза
Общая длина 44,8 см
МПДИ, Берлин, инв. № II. 2705

Bronze
Gesamtl. 44,8 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 2705

Золото
Диаметр 2,9 см
ГМИИ, инв. № Aap 412. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № II. 2565

Gold
Dm. 2,9 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 412. Kriegsbedingt verlagert.
Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 2565

В. П. Т., А. Хэн.

223.1

Круглое в сечении колечко из пяти спиралей, один
конец слегка заострен, другой обрезан и отогнут наружу.
В. П. Т., А. Хэн.

Runstabiges Ringlein aus fünf Spiralen, ein Ende
läuft leicht spitz zu, das andere ist abgeschnitten
und nach außen gebogen.

Северный меч с литой рукоятью с сильно
Nordisches Vollgriffschwert mit stark bestoпрокованным навершием и перекрестьем с
ßener Knaufplatte, gerillter Parierstange und
желобками. Основание гарды под четыре
viernietiger Heftplatte. Die Klinge besitzt
заклепки. У клинка широкое срединное реeine breite, von Rillen gesäumte Mittelrippe,
бро в окружении бороздок, острие не сохраdie Spitze ist nicht erhalten. In fünf Teile zer223.8
нилось. Разломан на пять частей, поверхность и края клинка имеют brochen, Oberfläche und Klingenränder sind stark beschädigt. Patina
сильные повреждения. Патина коричнево-зеленая.
braungrün.

V. P. T., A. Hä.

А. Хэн.

223.3. Браслет

223.3. Armring

Золото
Диаметр 8,4 см
ГМИИ, инв. № Aap 1706. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № II. 2563

Gold
Dm. 8,4 cm
GMII Moskau, Inv. Nr. Aap 1706. Kriegsbedingt verlagert.
Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 2563

Tordierter Armring mit gegenständig eingerollten
Spiralenden.

Тордированный браслет с закрученными в противоположном направлении концами спирали.
В. П. Т., А. Хэн.

526

A. Hä.

223.2

V. P. T., A. Hä.
223.3

223.9. Топор

223.9. Beil

Бронза
Длина 14,2 см; ширина 2,8 см
МПДИ, Берлин, инв. № II. 2666

Bronze
L.14,2 cm; B. 2,8 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 2666

Топор с упором с закругленным пазом и
прямым обухом, лезвие практически не
имеет дугообразного расширения. Поверхность сильно повреждена. Патина
бирюзово-зеленая.

Absatzbeil mit gerundeter Rast und geradem
Nacken, Schneide ausgebrochen und kaum
ausschwingend. Oberfläche stark beschädigt. Patina türkisgrün.

А. Хэн.

A. Hä.
223.9

527

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

223.10. Два копья или ножа

223.10. Zwei Lanzen oder Messer

Кремень
Длина 24,2 и 26,3 см; ширина 3,3 и 4,1 см
МПДИ, Берлин, инв. № II. 2607 и 2611

Feuerstein
L. 24,2 und 26,3 cm; B. 3,3 und 4,1 cm
MVF Berlin Inv. Nr. II. 2607 und 2611

II. 2607: узкое перо наконечника лавролистной формы и круглый, длинный, слегка граненый стержень.
II. 2611: узкое перо наконечника лавролистной формы и короткий, плоский, прямо срезанный стержень.

II. 2607: Schmales lorbeerförmiges Blatt und
runder, langer, leicht kantiger Schaft.
II. 2611: Schmales lobeerförmiges Blatt und
kurzer, flacher, gerade abgeschnittener
Schaft.

А. Хэн.

A. Hä.
223.10

223.11. Кувшин

223.11. Krug

Глина
Высота 17,8 см; наибольший диаметр 12,5 см
МПДИ, Берлин, инв. № I. 1660

Keramik
H. 17,8 cm; Mdm. 12,5 cm
MVF Berlin Inv. Nr. I. 1660

Кувшин с профилем в виде буквы S и мягкой ленточной ручкой, крепящейся на
плечиках. Тулово украшено группами бороздок и узором «в елочку». Собран из
черепков и дополнен. Поверхность красно-коричневая, лощеная.

S-förmig profilierter Krug mit schulterständigem Bandhenkel, auf dem Behälter verziert durch Rillengruppen und Fischgrätmuster. Zusammengesetzt und ergänzt, Oberfläche geglättet, rotbraun.
A. Hä.

А. Хэн.

224.1–224.5
223.11

223.12. Миска

223.12. Schüssel

Глина
Высота 7,4 см; наибольший диаметр 12,5 см
МПДИ, Берлин, инв. № III. 175

Keramik
H. 7,4 cm; Mdm. 12,5 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. III. 175

Миска с отогнутым наружу и утолщенным
венчиком и туловом с отвесно сформованными стенками, которое сходится к
узкому дну. Поверхность грубо лощеная,
отощитель средний, цвет коричнево-серый.

Schüssel mit ausladendem Rand und steilwandig gedrungenem Körper, der zu einem
schmalen Standboden einzieht. Oberfläche
grob geglättet, mittelfein gemagert,
braungrau.
A. Hä.

А. Хэн.
223.12

Сосуд с широким устьем, коротким цилиндрическим горлом и
расположенными на плечиках вертикальными ручками. В сосуде находился пепел, оставшийся после сжигания трупа. Светлокоричневая глина, поверхность заветренная.

Weitmundiges Gefäß mit kurzem Zylinderhals und schulterständigen
Vertikalhenkeln, darin befand sich der Leichenbrand. Hellbrauner
Ton, Oberfläche abgewittert.
A. Hä.

А. Хэн.
224.2. Тарелка

224.2. Teller

Глина
Высота 4,7 см; наибольший диаметр 22 см
МПДИ, Берлин, инв. № If 23703

Keramik
H. 4,7 cm; Mdm. 22 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. If 23703

Тарелка с фестончатым краем и высоким дном с омфалом, первоначально использовавшимся в качестве крышки для урны. На
внутренней стороне украшена бороздками, идущими по всему
периметру. На внешней стороне декор в виде вертикальных
групп бороздок. Серо-коричневая глина, поверхность заветренная.

Teller mit Turbanrand und hohem Omphalosboden, ursprünglich als
Deckel der Urne verwendet. Auf der Innenseite durch umlaufende
Riefen verziert. Hellbrauner Ton, Oberfläche abgewittert.
A. Hä.

223.13. Горшок

223.13. Topf

Глина
Высота 20,3 см; наибольший диаметр 20 см
МПДИ, Берлин, инв. № III. 181

Keramik
H. 20,3 cm; Mdm. 20 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. III. 181

Горшок с цилиндрическим горлом, узкими плечиками и сужающимся к дну туловом. Поверхность грубо лощеная, имеет
включения кремния. Цвет серо-коричневый.

Topf mit Zylinderhals, schmalen Schultern
und zu einer Standfläche einziehendem Behälter. Oberfläche grob geglättet mit Kieseleinschlüssen. Graubraun.

224.3. Чаша

224.3. Tasse

Глина
Высота 9,5 см; наибольший диаметр 11 см
МПДИ, Берлин, инв. № If 23702

Keramik
H. 9,5 cm; Mdm. 11 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. If 23702

A. Hä.

Чаша с высоким цилиндрическим горлом, краевыми вертикальными ручками и шарообразным туловом. На внешней стороне
декор в виде вертикальных групп бороздок. Серо-коричневая
глина, поверхность заветренная.

Tasse mit hohem Zylinderhals, randständigem Vertikalhenkel und
kugligem Körper. Auf der Außenseite Verzierung durch vertikale Riefengruppen. Graubrauner Ton, Oberfläche abgewittert.

А. Хэн.

А. Хэн.

A. Hä.

А. Хэн.

223.13

224.4. Амфора

224.4. Amphora

Глина
Высота 15,5 см; наибольший диаметр 12 см
МПДИ, Берлин, инв. № If 23704

Keramik
H. 15,5 cm; Mdm. 12 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. If 23704

Сосуд с конусообразным горлом и пузатым туловом, сужающимся до небольшого дна. На плечиках две противостоящие вертикальные ручки. Серо-коричневая глина, поверхность заветренная.

Gefäß mit Kegelhals und bauchigem Körper, der zu einer kleinen
Standfläche einzieht. Auf der Schulter zwei gegenständige kleine
Vertikalhenkel. Graubrauner Ton, Oberfläche abgewittert.

224. Виттенау, Берлин, Германия. Погребение в урне

224. Wittenau, Berlin, Deutschland. Urnengrab

Из могильников лужицкой культуры с многочисленными погребениями с трупосожжением. Раскопки Службы по охране памятников в 1968, которая доставила находки в МОД (МПДИ).
XII в. до н. э.

Aus einem Gräberfeld der Lausitzer Kultur mit zahlreichen Brandbestattungen. Von der Denkmalschutzbehörde 1968 ausgegraben und
in das Berliner Museum eingeliefert.
12. Jahrhundert v. Chr.

Литература: Kloos 1986.

Literatur: Kloos 1986.

224.5. Бритва

224.5. Rasiermesser

А. Хэн.

A. Hä.

224.1. Урна

224.1. Urne

Бронза
Длина 9,4 см
МПДИ, Берлин, инв. № If 16772

Bronze
L. 9,4 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. If 16772

Глина и пепел
Высота 24,5 см; наибольший диаметр 21,5 см
МПДИ, Берлин, инв. № If 23705

Keramik und Leichenbrand
H. 24,5 cm; Mdm. 21,5 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. If 23705

Бритва с ручкой-кольцом и узким изогнутым клинком, украшенным арочным орнаментом.

Rasiermesser mit Ringgriff sowie schmaler geschweifter und durch
Bogenmuster verzierter Klinge. Patina graugrün.

А. Хэн.

A. Hä.

528

A. Hä.

А. Хэн.

529

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

225. Зеддин, Бранденбург, Германия

225. Seddin, Brandenburg, Deutschland

225.4. Пинцет

225.4. Pinzette

Погребальная камера из юго-восточной половины могильника
диаметром 20 м, высотой 3,5 м. Камера состояла из восьми каменных блоков и потолка из каменных плит, каждая из которых
выдается над предыдущей, образуя так называемый ложный
свод. Внутри находилась большая, сохранившаяся до настоящего времени урна в форме дома, дверь которого была закрыта с
помощью двух бронзовых гвоздей. В урне помещались пепел и
бронзовая расческа. Рядом были обнаружены человеческие
останки, фрагменты других керамических сосудов и остальные
бронзовые предметы погребального инвентаря. Погребение
было раскопано и доставлено в МОД (МПДИ) в 1888 владельцем
строительной фирмы Хайнке из Перлеберга, который купил под
Зеддином целую группу могильных курганов для использования
имевшихся в них камней. Позднее здесь было найдено еще одно
погребение с абсолютно аналогичным, редкостным погребальным инвентарем, которое стало широко известно под названием «Царский склеп в Зеддине».
Первая половина VIII в. до н. э.

Grabkammer aus der Südosthälfte eines Hügels von 20 m Durchmesser und 3,5 m Höhe. Die Kammer bestand aus acht Steinblöcken und
einer Decke aus Steinplatten, die zur Kammermitte hin immer weiter
nach innen verlegten wurde (so genanntes falsches Gewölbe). Darin
befand sich eine große, heute nicht erhaltene Urne in Form eines
Hauses, deren Tür mit zwei Bronzenadeln verschlossen war und in der
der Leichenbrand und ein Bronzekamm lagen. Daneben fanden sich
Knochen, Scherben weiterer Keramikgefäße und die übrigen Bronzebeigaben. Ausgegraben und in das Berliner Museum eingeliefert
wurde das Grab 1888 durch den Bauunternehmer Heinke aus Perleberg, der eine ganze Hügelgräbergruppe bei Seddin zur Entnahme
von Steinen gekauft hatte. Hier wurde später noch ein weiteres mit
ganz ähnlichen exzeptionellen Beigaben ausgestattetes Grab gefunden, das unter dem Namen „Königsgrab von Seddin“ berühmt wurde.
1. Hälfte 8. Jahrhundert v. Chr.

Бронза
Длина 11,5 см; ширина 4 см
ГЭ, инв. № ПГ 397. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 2679

Bronze
L. 11,5 cm; B. 4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 397. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 2679

Пинцет со спинкой, расширенной в форме
ушка, и расширяющимися в форме дуги
щипцами. Креплением служит вмонтированное в спинку кольцо со стопором на
конце. Декор на щипцах плохо различим
из-за патины. Патина серо-зеленая, корродированная.

Pinzette mit ösenartig verbreitertem Bügel
und ausschwingenden Zangen. Als Befestigung dient ein in den Bügel eingelassener
Ring mit Knebelende. Die Verzierung auf den
Zangen ist durch die Patina nicht mehr genau zu erkennen. Patina graugrün, korrodiert.
A. Hä.
225.4

А. Хэн.

Literatur: Götze 1894. Fig. 1–7; Metzner-Nebelsick 1997; May, Hauptmann
2012.

A. Hä.

Литература: Götze 1894. Fig. 1–7; Metzner-Nebelsick 1997; May,
Hauptmann 2012.

А. Хэн.
225.1. Меч

225.1. Schwert

Бронза
Длина 50 см; ширина 5,4 см
ГЭ, инв. № ПГ 394. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 2676

Bronze
L. 50 cm; B. 5,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 394. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 2676
225.1

Меч с антенным навершием, гриф имеет
три ребра и утолщается в середине, клинок с широким срединным ребром в
окружении бороздок. Патина серо-зеленая, корродированная.

Antennenschwert mit eingerollten Antennen, dreifach gerippter, in der Mitte verdickter Heftstange und Klinge mit breiter, von
Riefen eingefasster Mittelrippe. Patina graugrün, korrodiert.
A. Hä.

225.4, деталь / Detail

225.5. Гребень

225.5. Kamm

Бронза
Длина 5,4 см; высота 4,2 см
ГЭ, инв. № ПГ 398. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 2680

Bronze
L. 5,4 cm; H. 4,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 398. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 2680

Kamm mit rundstabigem halbkreisförmigem
Bügel, der in zwei Felder geteilt ist und 15
Zinken aufweist. Patina braungrün, korrodiert.

Гребень с круглой в сечении ручкой в форме полукруга, поделен на два поля, имеет
15 зубцов. Патина серо-зеленая, корродированная.

А. Хэн.

A. Hä.

А. Хэн.
225.5

225.1, деталь / Detail

225.2. Топор

225.2. Beil

225.6. Фрагмент сосуда

225.6. Gefäßfragment

Бронза
Длина 8,4 см; ширина 2,5 см
ГЭ, инв. № ПГ 395. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 2677

Bronze
L. 8,4 cm; B. 2,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 395. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 2677

Бронза
Диаметр 7,7 см; высота 2,7 см
ГЭ, инв. № ПГ 393. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 2681

Bronze
Dm. 7,7 cm; H. 2,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 393. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 2681

Tüllenbeil mit im Mittelteil verbreiterter Tülle, die Schneide schwingt ankerförmig aus.
Patina graugrün, korrodiert.

Кельт с расширенной в средней части
втулкой, лезвие расширяется в форме
якоря. Патина серо-зеленая, корродированная.

A. Hä.

А. Хэн.

Сосуд, изготовленный в технике выколотки. Сохранился только раструбообразный
венчик и одна ленточная ручка, идущая
от венчика к плечику. Патина серо-зеленая, корродированная.

Gefäß, getrieben. Erhalten ist nur noch der
trichterförmige Rand und ein vom Rand zur
Schulter führender Bandhenkel. Patina graugrün, korrodiert.
A. Hä.
225.6

А. Хэн.
225.2

225.3. Нож

225.3. Messer

Бронза
Длина 12,2 см; ширина 2,7 см
ГЭ, инв. № ПГ 396. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № If 2678

Bronze
L. 12,2 cm; B. 2,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 396. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 2678

Нож с кольцевидным навершием, на кольцо привешено много маленьких колечек,
рукоять с круглым сечением с шарообразным утолщением, клинок компактный,
изогнутый, имеет декор из насечек, идущий вдоль обуха.

225.3

Ringgriffmesser in dessen Ring viele kleine
Ringlein eingehängt sind, der Griff ist stabförmig mit einer kugelförmigen Verdickung,
die Klinge gedrungen und geschweift mit
einer längs des Rückens verlaufenden Ritzverzierung. Patina graugrün, korrodiert.

225.7. Две булавки

225.7. Zwei Nadeln

Бронза
Длина 12 см; 12,5 см
ГЭ, инв. № ПГ 391, 392. Входят в число перемещенных
в результате Второй мировой войны объектов. До 1945
в МПДИ, Берлин, инв. № If 2682a, b

Bronze
L. 12 und 12,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 391, 392. Kriegsbedingt verlagert.
Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. If 2682a, b

Nadeln mit Kolbenkopf, mit denen die Tür der Hausurne
befestigt gewesen sein soll. Patina grün, korrodiert.

Булавки с колбообразной головкой. С их помощью была, очевидно, закреплена дверь урны в форме дома.
Патина зеленая, корродированная.

A. Hä.

А. Хэн.

A. Hä.

А. Хэн.
225.3, деталь / Detail

530

225.7

531

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

ние на религиозные представления и обычаи. Традиция почитания сверхъестественных сил в святых местах была заимствована
у Южной Европы и постепенно вытеснила господствовавшие до
тех пор жертвоприношения просто на природе. Одновременно
наметилось и изменение состава жертвоприношений. Если для
кладов эпохи поздней бронзы было характерно большое разнообразие находившихся в них предметов, то в IX–VII вв. до н. э.
в землю закладывали только определенные вещи: в Средней
Европе, прежде всего, перстни и браслеты, в Западной Европе —
кельты. Наконец, обычаи закладывать жертвоприношения в землю окончательно исчезли. Топоры, перстни и браслеты, а также
их фрагменты были не только инструментами и украшениями,
но и, если считать по весу, обладали определенной стоимостью
в товарообмене. Таким образом, богам в жертву приносили
«деньги».

226.1

vom Süden Europas übernommen und verdrängte zunehmend die bis
dahin üblichen Opferbräuche in freier Natur. Gleichzeitig zeichnete
sich ein Wandel bei der Auswahl der Opfergaben ab. Waren die Depots der Spätbronzezeit noch durch die Vielseitigkeit der in ihnen
befindlichen Gegenstände charakterisiert, gelangten im 9. bis 7.
Jahrhundert v. Chr. nur noch ganz bestimmte Dinge, in Mitteleuropa
vor allem Ringe, in Westeuropa dagegen Tüllenbeile in den Boden,
bis die Deponierungsriten schließlich vollständig aufgegeben wurden. Beile, Ringe und Ringfragmente stellten nicht nur Geräte und
Schmuck, sondern, nach Gewicht berechnet, auch Werteinheiten im
Warenverkehr dar. Den Göttern wurde also „Geld“ geopfert.
A. Hä.

А. Хэн.

226.1

226.1, деталь / Detail

226. Ольшаново (Эльзенау), воеводство Поморское, Польша

226. Olszanowo (Elsenau), Woj. Pomorskie, Polen

226.1. Антропоморфная урна с крышкой

226.1. Anthropomorphe Urne mit Deckel

Глина
Высота сосуда 31,8 см; высота крышки 7,3 см; наибольший диаметр 9 см
Крышка: МПДИ, Берлин, инв. № I. 5468b
Сосуд: ГЭ, инв. № ПБ 2963. Входит в число перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № I. 5468a
Найдена не позднее 1878 на горе Гёрц, восточнее Эльзенау, во время
пахотных работ в выложенном каменными плитами подземном
помещении. Шесть маленьких керамических сосудов, находившихся
там же, не сохранились. В 1878 урна, в которой, как утверждалось,
хранились пепел и кости, была передана МОД (МПДИ) учителем
гимназии доктором Карлом Крюгером из Пройсиш-Фридланда. Урна
представляет собой сосуд, происходящий из так называемой культуры
лицевых урн, в которой керамические емкости символизировали тело
умершего, а гравированные на них предметы — погребальный
инвентарь.
VII–VI вв. до н. э.

Keramik
H. Gefäß 31,8 cm; H. Deckel 7,3 cm; Mdm. 9 cm
Deckel: MVF Berlin, Inv. Nr. I. 5468b
Gefäß: GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 2963. Kriegsbedingt verlagert.
Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. I. 5468a
Vor 1878 auf dem Görzberg östlich von Elsenau beim Pflügen in einer
Steinkammer gefunden. Sechs kleine dabei befindliche Keramikgefäße
wurden nicht geborgen. 1878 wurde die Urne, die Asche und Knochen
enthalten haben soll, von Gymnasiallehrer Dr. Karl Krüger aus Preußisch
Friedland dem Berliner Museum übergeben. Es handelt sich um ein Gefäß
der so genannten Gesichtsurnenkultur, in denen der Keramikbehälter den
Körper des Verstorbenen und die darauf eingeritzten Gegenstände Beigaben
symbolisieren.
7.–6. Jahrhundert v. Chr.

Грушевидный сосуд с цилиндрическим горлом, частично дополненный, так что в настоящий момент уже не представляется возможным установить, было ли изображено на нем лицо умершего. На горле изображение двух соединенных друг с другом булавок. На переходе от горла к тулову с каждой стороны по декоративной полосе с зигзагообразным орнаментом. Между ними
изображение четырехколесной повозки с двумя лошадями, а
также ромбический орнамент. Такие же ромбы и полоса по всему
периметру украшают крышку. Красновато-коричневая глина с
черным лощеным покрытием. Орнамент нанесен с помощью
гравированных линий и рядов точек, первоначально он был заполнен инкрустацией из извести.

Birnenförmiges Gefäß mit Zylinderhals, der teilweise ergänzt wurde,
so dass nicht mehr zu erkennen ist, ob hier ursprünglich Gesichtszüge
angebracht waren. Am Hals Darstellung von zwei miteinander verbundenen Gewandnadeln, an Hals- und Bauchumbruch je ein Zierband mit Zickzackmuster. Dazwischen Darstellung eines vierrädrigen
Wagens mit zwei Pferden sowie ein rhombisches Muster. Ähnliche
Rhomben und ein umlaufendes Band zieren den Deckel. Rötlichbrauner Ton mit schwarzem geglättetem Überzug, die Muster sind durch
Punktreihen und Ritzungen angebracht worden und waren ursprünglich mit Kalkinkrustation gefüllt.
Literatur: Voß 1878; La Baume 1963. S. 57. Taf. 5,177.

A. Hä.

Литература: Voß 1878; La Baume 1963. S. 57. Taf. 5,177.

А. Хэн.

227–229. Культурные преобразования на рубеже
бронзового и железного веков
В начале I тыс. до н. э. умение ковать железо распространилось
почти по всей Европе. В то время как медь и цинк добывали
только в некоторых, весьма немногочисленных месторождениях, дерновую железную руду можно было найти практически повсюду. Это привело к переструктурированию общества и новым
властным отношениям, которые в свою очередь оказали влия-

532

227–229. Kultureller Wandel am Übergang zur Eisenzeit
Die Fähigkeit, Eisen zu schmieden, setzte sich zu Beginn des 1. Jahrtausends v. Chr. in weiten Teilen Europas durch. Während Kupfer und
Zinn nur an wenigen Lagerstätten gefördert werden konnten, war
Raseneisenerz, fast überall zu finden. Dies führte zu gesellschaftlichen Umschichtungen und neuen Machtverhältnissen, die wiederum
Auswirkungen auf die religiösen Vorstellungen und Riten hatten. Der
Brauch, überirdische Mächte in Heiligtümern zu verehren, wurde

227. Куновице (Кунерсдорф), воеводство Любуске, Польша

227. Kunowice (Kunersdorf), Woj. Lubuskie, Polen

Клад найден в 1740 двумя девушками, набиравшими песок, в сосуде рядом с еврейским кладбищем Франкфурта-на-Одере.
Часть находки попала в МОД (МПДИ) в 1819 из коллекции гофрата Хута, а другая — в 1839 из собрания гофрата Эльтестера. Находка характерна для кладов конца эпохи бронзы, в которых
находятся почти исключительно перстни и браслеты.
VIII в. до н. э.

Depotfund, 1740 von zwei Mädchen beim Sandholen in einem Gefäß
bei dem Judenfriedhof von Frankfurt/Oder gefunden. Ein Teil des
Fundes gelangte 1819 aus der Sammlung des Hofrats Huth und ein
weiterer Teil 1839 aus derjenigen des Hofrats Eltester in das Berliner
Museum. Der Fund ist charakteristisch für die endbronzezeitlichen
Depots, die fast ausschließlich Ringschmuck enthalten.
8. Jahrhundert v. Chr.

Литература: Götze 1934; Sprockhoff 1956. S. 11 («Frankfurt a. d. Oder»).
Taf. 46,5; 47,1–7; 73,19,21.

Literatur: Götze 1934; Sprockhoff 1956. S. 11 („Frankfurt a. d. Oder“).
Taf. 46,5; 47,1–7; 73,19,21.

А. Хэн.

A. Hä.

227.1. Четырнадцать
разомкнутых браслетов

227.1. Vierzehn offene Ringe
Bronze
Dm. 7 bis 12,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ
2259–2265, 2275–2280, 2282.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. II. 345–351,
2356, 2357, 2359, 2360, 2362, 2366,
2368

Бронза
Диаметр 7–12,3 см
ГЭ, инв. № ПБ 2259–2265, 2275–
2280, 2282. Входят в число
перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 345–351, 2356, 2357,
2359, 2360, 2362, 2366, 2368

Rundstabige oder eckige Ringe
mit teils gerade abgeschnittenen, teils ausschwingenden oder
in Stempeln auslaufenden Enden. Einer ist in zwei Stücke zerbrochen. Patina braungrün.

Круглые или граненые в сечении браслеты. Концы некоторых из них прямо обрезаны, у
других расширяются в форме
дуги, у третьих на концах печатки. Один браслет разломан
на кусочки. Патина коричневозеленая.

A. Hä.

А. Хэн.
227.1

227.2. Девять сомкнутых
браслетов

227.2. Neun geschlossene
Ringe

Бронза
Диаметр 6,3–9,2 см
ГЭ, инв. № ПБ 2267–2274, 2281.
Входят в число перемещенных в
результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № II. 358, 363–364,
2349–2353, 2364

Bronze
Dm. 6,3 bis 9,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ
2267–2274, 2281. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. II. 358, 363–364, 2349–
2353, 2364

Rundstabige oder Ringe mit dreieckigem Querschnitt, teils geschlossen, teils mit den geraden
Enden eng aneinander liegend.
Einige sind auf der Außenseite
mit Rillen verziert. Patina grün
bis braungrün.

Круглые или треугольные в сечении браслеты. Некоторые
сомкнуты, некоторые имеют
прямо обрезанные концы, тесно прилегающие друг к другу.
Некоторые декорированы на
внешней стороне бороздками.
Патина от зеленой до коричнево-зеленой.
А. Хэн.

A. Hä.

227.2

533

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

227.3. Фрагмент браслета

227.3. Armbandfragment

Бронза
Диаметр 4 см
ГЭ, инв. № ПБ 2284. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 2370

Bronze
Dm. 4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 2284. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. II. 2370

Один конец обломан, несколько сжат и согнут. Патина коричнево-зеленая.

A. Hä.

Ein Ende abgebrochen, etwas zusammen gebogen. Patina braungrün.

А. Хэн.
227.3

227.4. Два культовых колеса

227.4. Zwei Kulträder

Бронза
Диаметр 4,7 см
ГЭ, инв. № ПГ 501–502. Входят в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № II. 1060–1061

Bronze
Dm. 4,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПГ 501–502.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. II. 1060–1061

Vierspeichige Rädchen mit beidseitiger Tülle.
Patina graugrün.

Колесики с четырьмя спицами и двусторонними втулками. Патина серо-зеленая.

A. Hä.

А. Хэн.
227.4

228. Нормандия, Франция. Точное место находки неизвестно

228. Normandie, Frankreich. Genauer Fundort unbekannt

228.1. Пять кельтов

228.1. Fünf Tüllenbeile

Бронза
Длина 12,5 см; 13,2 см; 13,1 см; 5,1 см; 4,8 см
МПДИ, Берлин, инв. № Va 30, 39–42
Один топор был приобретен МОД (МПДИ)
в 1890 у берлинского антиквара Р. Юнгфера,
остальные четыре — в 1892 у археолога и
антиквара Р. Форрера из Страсбурга. Такого
рода топоры в больших количествах
закладывали в землю в Западной Франции
в конце бронзового века. Разные размеры,
оставленные литейные швы и дефекты литья,
а также высокое содержание свинца во многих
экземплярах свидетельствуют о том, что эти
топоры изначально не предназначались для
практического употребления, а имели
ценность, определявшуюся их весом,
и функцию элемента жертвоприношения
VIII–VII вв. до н. э.

Bronze
L. 12,5; 13,2; 13,1; 5,1 und 4,8 cm
MVF Berlin, Inv. Nr. Va 30, 39–42
Ein Beil wurde 1890 dem Berliner Antikenhändler
R. Jungfer, die übrigen vier Beile 1892 dem
Archäologen und Kunsthändler R. Forrer aus
Straßburg von dem Berliner Museum abgekauft.
Derartige Beile wurden am Ende der Bronzezeit in
Westfrankreich in großen Mengen im Boden
verborgen. Die unterschiedliche Größe, die nicht
abgeschlagenen Gussnähte und Gussfehler sowie
der hohe Bleianteil vieler Exemplare zeigen, dass
sie nie für einen praktischen Gebrauch gedacht
waren, sondern einen an ihrem jeweiligen
Gewicht orientierten Wert sowie eine Funktion als
Opfergabe besaßen
8.–7. Jahrhundert v. Chr.

228.1

So genannte armorikanische Tüllenbeile von
eckigem Querschnitt, mit verdicktem Rand
Так называемые армориканские кельты с
und randständiger Öse. Die Schneiden sind
граненым сечением, утолщенным краем
nicht geschliffen, die Gussnähte nicht abgeи ушком на краю. Лезвия не заточены, лиarbeitet und einige Beile weisen Wandungsтейные швы не обработаны, и на некото228.1
рых топорах имеются отверстия из-за дефектов литья. Патина löcher durch Fehlgüsse auf. Patina braungrün und teilweise korrodiert.
коричнево-зеленая и частично корродированная.
А. Хэн.

A. Hä.

229. Нуоро, обл. Сардинии, Италия

229. Nuoro, Gegend von, Sardinien, Italien

229.1. Кораблик

229.1. Schiffchen

Бронза
Длина 23,4 см; ширина 8,7 см
ГЭ, инв. № ПБ 705. Входит в число перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № IVi 197
Приобретен МОД (МПДИ) в 1940 у антиквара И. Каницко из Гамбурга,
который, в свою очередь, купил его у сардинских пастухов, нашедших
его в одном из нурагов (доисторические башенные сооружения)
VIII–VII вв. до н. э.

Bronze
L. 23,4 cm; B. 8,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПБ 705. Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF
Berlin, Inv. Nr. IVi 197
1940 von dem Berliner Museum dem Kunsthändler J. Konietzko, Hamburg,
abgekauft, der das Artefakt wiederum von sardischen Hirten erworben hatte,
die es in einer Nuraghe (prähistorische Turmanlage) gefunden hatten
8.–7. Jahrhundert v. Chr.

Предмет в форме корабля, из массивной бронзы. Посредине расположена мачта в форме башенки, которая вверху образует небольшую платформу с насадкой в виде кольца, где расположены
противостоящие фигурки птиц. Патина коричневая со следами
окалины.
Водные и наземные коммуникации стали предпосылками культурного объединения Европы в эпоху бронзы. В последнее вре-

Schiffsförmiger Körper aus massiver Bronze. In der Mitte befindet
sich ein turmförmiger Mast, der oben eine Plattform mit ringförmigem Aufsatz aufweist, auf dem antithetische Vogelfiguren sitzen.
Patina braun mit Sinterspuren.
Verbindungen zu Wasser und zu Lande waren eine der Voraussetzungen, damit Europa in der Bronzezeit kulturell zusammenwachsen
konnte. In jüngerer Zeit konnten durch Taucher vor allem im östlichen

534

мя ныряльщики, особенно в
Mittelmeerraum die Reste bronвосточном Средиземноморье,
zezeitlicher Segelschiffe geborобнаруживают остатки парусgen werden. In einigen Regioных судов бронзового века.
nen, so auf griechisch-mykeniВ некоторых случаях, например
schen Vasen und Felswänden in
на греко-микенских вазах или
Skandinavien, sind Schiffe abgeнаскальных рисунках Скандиbildet. Selten sind jedoch Modelнавии, мы встречаем изобраle von meerestüchtigen Schiffen.
жения судов. Однако модели
Besonders interessant sind die
бороздивших моря кораблей
Miniaturboote von der Insel Sarочень редки. Особенно интеdinien, die dort seit dem 8. Jahrресны миниатюрные суда с
hundert v. Chr. hergestellt wurострова Сардиния, которые изden und im Kult Verwendung
готавливаются там с VIII в. до
fanden. Auch wenn sie nur Moн. э. вплоть до наших дней и коdelle sind, lassen sie erkennen,
229.1
торые использовались раньше
wie weit die technische Entwickв обрядовых целях. Несмотря на то, что они представляют собой lung zu dieser Zeit schon fortgeschritten war. Diese spätbronzezeitliвсего лишь модели, по ним можно судить, насколько прогрессив- chen Schiffe besitzen bereits einen Mast mit drehbarer Plattform, mit
ным было техническое развитие того периода. У этих судов эпохи dessen Hilfe der aerodynamische Wirkungsgrad auf die Segel und
поздней бронзы уже есть мачта с поворотной платформой, с по- damit die Geschwindigkeit des Schiffes bedeutend verbessert werмощью которой можно было значительно улучшить аэродинами- den konnten.
ческий угол воздействия на парус и тем самым повысить скорость A. Hä.
корабля.
А. Хэн.

230–236. Лесная зона Восточной Европы

230–236. Waldzone in Osteuropa

230. Республика Беларусь, среднее течение р. Рось.
Красносельские шахты по добыче кремня

230. Weißrussland, Mittellauf des Flusses Ros, KrasnoselskijFeuersteinbergwerk

История открытия и исследования красносельских шахт начинается с 1920-х и связанa с именами Б. Рыдзевского и З. Шмита.
Н. Н. Гуриной в 1960–1970-х проводились исследования шахт по
добыче кремня, которые располагались на левом берегу р. Рось
недалеко от поселка Красносельское. Разведочными работами
была выявлена большая группа шахт и на правом берегу р. Рось.
В это же время и в 1980-х белорусскими археологами проводились исследования ряда шахт и поселенческих и погребальных
памятников каменного века, расположенных близ шахт.
Шахты сделаны в меловых линзах, передвинутых ледником.
Было выявлено 678 стволов шахт, из которых исследовано 225.
Глубина стволов не превышала 6 м, диаметр верхней части был
около 1,5–1,6 м, нижней — не более 0,8 м. Форма шахт зависела
от положения кремневых конкреций. Добыча могла производиться в сухое время, то есть летом, когда мел был достаточно
сухим и не вязким. Шахты были в виде колодцев с подбоями или
нишами, а также исследованы комплексы шахт соединенных
штреками. Найдены и разведочные шахты. На стенах шахт, камер зафиксированы копоть от лучин, следы от орудий, отверстий
от деревянных колов. В самих шахтах найдены горняцкие орудия из рога благородного оленя. Погребение в одной из шахт,
фрагменты керамики близ них позволяют говорить, что их оставили племена шаровидных амфор, шнуровых культур. Датируются шахты в большом хронологическом интервале от 3940–
3790 cal BС до 1514–1408 cal BС.
Конец III — начало II тыс. до н. э.

Die Entdeckungs- und Forschungsgeschichte des Krasnoselskij-Bergwerkes begann in den 20er Jahren des 20. Jahrhunderts und ist mit
den Namen B. Rydzevskij und Z. Schmidt verbunden. In den 1960er
und 1970er Jahren erforschte N. N. Gurina die am linken Ros-Ufer liegenden Feuersteinschächte in der Nähe der Siedlung Krasnoselskij.
Im Zuge der Forschungsarbeiten wurde am rechten Flussufer ebenfalls eine große Anzahl von Feuersteinschächten entdeckt. Zur gleichen Zeit unternahmen auch weißrussische Archäologen bis in die
1980er Jahre hinein Untersuchungen an einigen Feuersteinschächten
sowie an in der Nähe gelegenen steinzeitlichen Siedlungen und Bestattungen.
Die Schächte wurden in die vom Gletscher verschobenen Kreidelinsen
abgeteuft. Insgesamt wurden 678 Schächte dokumentiert, davon
225 untersucht. Ihre Tiefe betrug maximal 6 m, der obere Durchmesser 1,5–1,6 m, der untere maximal 0,8 m. Die Form eines Schachts
war abhängig von der Position der Feuersteinablagerungen. Die Gewinnung erfolgte im Sommer, als die Kreide relativ trocken war. Die
brunnenartigen Schächte wiesen Nischen auf. Es gab auch einige
durch Gänge verbundene Schächte und Probegruben. An den
Schachtwänden wurden Ruß, Werkzeugspuren sowie Löcher von
Holzbalken festgestellt. In den Schächten fanden sich Werkzeuge aus
Rothirschgeweih. Das in einem der Schächte gefundene Grab sowie
Keramikfragmente aus der Umgebung der Schächte lassen auf die
Anwesenheit von Menschen der Kugelamphoren-Kultur sowie der
Schnurkeramik-Kultur schließen. Die für
die Schächte gewonnenen 14C-Daten liegen im Intervall von 3940–3790 cal BС bis
1514–1408 cal BС.
Ende 3. — Anfang 2. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.
230.1. Мотыга

230.1. Hacke

Рог оленя
Длина 60,5 см; ширина рукояти 4,2 см
ГЭ, инв. № 2656/1
Шахта 2

Geweih
L. 60,5 cm; Griff : 4,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2656/1
Schacht 2

А. Н. М.

A. N. M.

230.1

535

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

230.2. Острие долота или отбойника

230.2. Spitze eines Meißels bzw.
Abbauhammers

Рог оленя
Длина 30,7 см
ГЭ, инв. № 2656/25
Шахта 2

Geweih
L. 30,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2656/25
Schacht 2

А. Н. М.

A. N. M.

231.1. Сосуд плоскодонный

231.1. Flachbodiges Gefäß

Глина
Высота 11 см; диаметр 13 см
ГЭ, оп. хр. 98/374

Keramik
B. 11 cm; Dm. 13 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 98/374

Яма № 15 имела прямоугольную форму
(2,7 × 1,3 м).
Орнамент геометрический в верхней части сосуда.

Grabgrube 15 (rechteckig, Maße: 2,7 × 1,3 m)
Verzierung: Geometrisches Muster im oberen
Teil des Gefäßes.
A. N. M.

А. Н. М.

230.2

230.3. Орудие

230.3. Werkzeug

Рог
Длина 19,5 см
ГЭ, инв. № 2656/2
Шахта 29

Geweih
L. 19,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2656/2
Schacht 29

А. Н. М.

A. N. M.

230.4. Орудие

230.4. Werkzeug

Рог оленя
Длина 19,8; ширина 3,3 см
ГЭ, инв. № 2656/20
Шахта 2

Geweih
L. 19,8 cm; B. 3,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2656/20
Schacht 2

А. Н. М.

A. N. M.

230.5. Орудие (отжимник?)

230.5. Werkzeug

Рог оленя
Длина 9,2; ширина 2 см
ГЭ, инв. № 2656/18
Шахта 15

Geweih
L. 9,2 cm; B. 2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2656/18
Schacht 15

А. Н. М.

A. N. M.

231.3. Верхняя часть сосуда

231.3. Mündungsbereich eines Gefäßes

Глина
Высота 10 см; диаметр 26,5 см
ГЭ, оп. хр. 98/356

Keramik
B. 10 cm; Dm. 26,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 98/356

Яма № 34 имела прямоугольную форму
(2,1 × 1,1 м) со столбовыми ямками у юговосточного угла.
Орнамент — ряды ямок и сетчатые отпечатки по поверхности. На внутренней стороне видны отпечатки зерен злаков — ячменя и пшеницы.

Grabgrube 34 (rechteckige Form, Maße:
2,1 × 1,1 m, mit Pfostengruben an der SüdOst-Ecke).
Verzierung: Grübchenreihen und Netzeindrücke. Auf der Innenfläche Eindrücke von
Gersten- und Weizenkörnern.

А. Н. М.

230.3

230.4, 230.5

231. Переславский р-н, Ярославская обл.
Стоянка и могильник Дикариха

231. Rajon Pereslavskij, Gebiet Jaroslavl. Die Lagerstätte und die
Nekropole Dikaricha

Материалы из раскопок А. Л. Никитина и А. М. Микляева, 1961.
Памятник расположен на северо-восточном берегу Плещеева
озера, на всхолмлении второй надпойменной террасы. Культурные остатки, тонкие линзы кострищ, неглубокие погребальные
ямы залегали в темно-сером гумусированном песке. На этом
месте сначала существовала стоянка поздненеолитического периода, кратковременное поселение фатьяновской культуры. Затем возник могильник с ложнотекстильной керамикой, а образование культурного слоя с синхронными находками, по мнению
автора раскопок А. Л. Никитина, связано не с проживанием людей, «а с погребальным обрядом, вероятно, с тризнами». Выявлено 58 овальных или прямоугольных ям, которые имели небольшую глубину, оградку (фиксируется по остаткам кольевых
и столбовых ям) или надмогильное сооружение подобное «домику мертвых». Погребения образуют группы, которые фиксируются либо близостью инвентаря, либо наличием общей оградки
и жертвенного кострища. Подавляющее большинство ям (46)
имеет ЮВ–СЗ или ЮЮВ–ССЗ ориентировку по длинной оси, а
остальные — ЮЗ–СВ. Особая роль в погребальном обряде отводилась огню. Об этом свидетельствуют многочисленные линзы
кострищ, как бы окаймляющие могильник или связанные с некоторыми погребальными ямами. Угли и зола обязательно присутствуют в засыпке ям, а также выстилают стенки и дно «или
имитируют костер, на который поставлен сосуд». Погребальный
инвентарь составляют сосуды, немногочисленные кремневые
орудия. Следов костяков не зафиксировано. А. Л. Никитиным
было высказано предположение, что это кенотафы либо имел
место иной обряд погребения, который не реконструируется по
археологическим фактам.
Середина — вторая половина II тыс. до н. э.

Funde aus den Ausgrabungen von A. L. Nikitina und A. M. Mikljaev im
Jahre 1961.
Das Denkmal lag am nordöstlichen Ufer des Sees Pleščeеvo, auf der
zweiten Uferterrasse. Die archäologischen Befunde — Spuren von
Feuerstellen, flache Grabgruben — befanden sich im dunkelgrauen,
mit Humus vermischten Sand. Zuerst wurde eine spätneolithische
Kulturschicht angetroffen, eine kurzfristige Siedlung der FatjanovoKultur. Danach wurde eine Nekropole angelegt, in der sich Keramik
mit Pseudo-Textildekor fand. Nach Ansicht des Ausgräbers Nikitin,
gehören weitere gleichzeitige Befunde nicht zu einer Siedlung, sondern stehen mit der Ausführung von Bestattungsriten, vermutlich
eines Leichenschmauses, in Verbindung.
Bestattungssitten: Insgesamt wurden 58 ovale und rechteckige Grabgruben freigelegt. Sie waren relativ flach und verfügten (aus vorhandenen Pfostengruben zu schließen) über einen Zaun bzw. eine obertägige Kostruktion in Form eines „Totenhäuschens“. Die Gräber bildeten Gruppen, die entweder über ähnliche Beigaben oder über einen
gemeisamen Zaun und eine Feuerstätte verfügten. Die meisten Grabgruben (46) waren entweder in Richtung SO-NW oder SSO-NNW ausgerichtet, die übrigen in Richtung SW–NO. Eine besondere Rolle im
Bestattunsritus spielte das Feuer. Davon zeugen zahlreiche Feuerstellen, welche die Nekropole umgaben oder sich in der Nähe einiger
Gräber befanden. Holzkohlestücke und Asche wurden auch in der
Grabverfüllung, am Boden und an den Wänden der Gräber festgestellt. Oft wurde eine Feuerstelle „imitiert“, indem man ein Gefäß
darauf stellte. An Beigaben sind Gefäße und eine kleine Zahl von Feuersteingeräten erhalten. Skelette fehlten. A. L. Nikitin äußerte die
Vermutung, dass es sich deshalb entweder um Kenotaphe handele
oder dass eine Bestattungsart praktiziert wurde, die archäologisch
nicht fassbar sei.
Mitte — 2. Hälfte des 2. Jahrtausends v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

231.1

231.2. Сосуд

231.2. Gefäß

Глина
Высота 9 см; диаметр 13,7 см
ГЭ, оп. хр. 98/361

Keramik
B. 9 cm; Dm. 13,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 98/361

Яма № 33 имела неправильную форму
(1,9 × 1 м) с выступами от окаймлявших
ее столбов.
Орнамент — оттиски гребенчатого штампа, организованного в геометрическую
композицию, которая расположена в верхней части сосуда.

Grabgrube 33 (Form unregelmäßig, Maße:
1,9 × 1 m, mit Pfostenlöchern).
Verzierung: Im oberen Teil des Gefäßes bilden Kammstempeleindrücke ein geometrisches Muster.
A. N. M.

231.2

A. N. M.

А. Н. М.
231.3

231.4. Сосуд

231.4. Gefäß

Глина
Высота 5,7 см; диаметр 3,8 см
ГЭ, оп. хр. 98/367

Keramik
B. 5,7 cm; Dm. 3,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 98/367

Яма № 38 прямоугольной формы (2,1 × 1 м)
со столбовыми ямами по периметру. Три
сосуда располагались в центральной части погребальной ямы.
Орнамент — ямки, организованные в геометрический орнамент, который расположен в верхней части сосуда.

Grabgrube 38 (rechteckige Form, Maße:
2,1 × 1 m, entlang der Wände befanden sich
Pfostenlöcher, in der Mitte der Grube fanden
sich drei Gefäße).
Verzierung: Den oberen Teil des Gefäßes ziert
ein geometrisches Ornament aus Grübchen.
A. N. M.

А. Н. М.
231.5. Сосуд

231.4

231.5. Gefäß

Глина
Высота 8,7 см; диаметр 12,1 см
ГЭ, оп. хр. 98/371

Keramik
B. 8,7 cm; Dm. 12,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 98/371

Яма № 39 имела прямоугольную форму
(2,1 × 0,9 м) с пятном от столба у северозападной оконечности.
Орнамент — геометрическая композиция
в верхней части, которая состоит из ямочных вдавлений, оттисков гребенчатого
штампа и «размочаленной палочки».

Grabgrube 38 (rechteckige Form, Maße:
2,1 × 0,9 m, am nordwestlichen Ende der
Grube befand sich ein Pfostenloch).
Verzierung: Im oberen Teil des Gefäßes ein
geometrisches Muster aus Grübchen, Kammstempeleindrücken und Besenstrichzier.

А. Н. М.

A. N. M.
231.5

536

537

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

231.6. Сосуд

231.6. Gefäß

Глина
Высота 7,2 см; диаметр 10,5 см
ГЭ, оп. хр. 98/373

Keramik
B. 7,2 cm; Dm. 10,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 98/373

Яма № 56 вытянуто-овальной формы
(1,6 × 0,85 м), у северо-восточного края
пятно от столба. На дне в центре находилась углистая линза; сосуд был обнаружен
в юго-восточной части погребальной ямы
на углистой линзе, рядом находился резец.
Орнамент — оттиски гребенчатого штампа и насечки, которые украшают верхнюю
часть сосуда.

Grabgrube 56 (länglich-ovale Form, Maße:
1,6 × 0,85 m, am nordöstlichen Ende der
Grube fand sich ein Pfostenloch, in der Mitte
des Grubenbodens eine Holzkohlekonzentration; das Gefäß wurde im südöstlichen Teil
der Grabgrube, auf der Holzkohleschicht, angetroffen, daneben lag ein Stichel).
Verzierung: Im oberen Teil des Gefäßes
Kammstempeleindrücke und Kerben.

А. Н. М.

235. Валдайский уезд, Новгородская губ., Россия. Коллекция
Н. К. Рериха

235. Kreis Valdajskij, Gouvernement Novgorod, Russland.
Sammlung N. K. Roerich

235.1. Обух топора в виде
головы лося

235.1. Beilfragment mit
elchförmigem Nacken

Камень
11,1 × 5,2 см
ГЭ, инв. № 299/1
II тыс. до н. э.

Stein
L. 11,1 cm; B. 5,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 299/1
2. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

A. N. M.
231.6

232. Село Сертея, Псковская обл., Россия. Поселение Сертея II

232. Dorf Serteja, Gebiet Pskov, Russland. Siedlung Serteja II
235.1

232.1. Фрагменты сосуда

232.1. Fragmente eines Gefäß

Глина
20 × 19 см
ГЭ, инв. № 2957/13
II тыс. до н. э.

Keramik
Maße: 20 × 19 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2957/13
2. Jahrtausend v. Chr.

Сосуд с сетчатым и геометрическим орнаментом.

Verzierung: Netzartige und geometrische
Ziermuster.

А. Н. М.

A. N. M.

236. Село Тулгуба, Олонецкая губ., Россия

236. Dorf Tulguba, Gouvernement Oloneckij, Russland

236.1. Топор с обухом в виде
медвежьей головы

236.1. Beil mit
bärenkopfförmigem Nacken

Камень
22,7 × 5,6 см
ГЭ, инв. № 1518/1
Поступил в ГЭ из Московского
Антропологического музея в 1932,
а ранее входил в собрание
А. М. Раевской
II тыс. до н. э.

Stein
L. 22,7; B. 5,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1518/1
In der Staatlichen Eremitage seit
1932, davor im Anthropologischen
Museum in Moskau, früher in der
Sammlung von A. M. Raevskaja
2. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.

232.1

233. Деревня Вельцы, Петербургская губ.
(ныне Ленинградская обл.), Россия

233. Dorf Velzy, Gouvernement Petersburg (heute Gebiet
Leningrad), Russland
236.1

233.1. Нож

233.1. Messer

Бронза
Длина 9,1 см
ГЭ, инв. № 1414/56
II тыс. до н. э.

Bronze
L. 9,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1414/56
2. Jahrtausend v. Chr.

А. Н. М.

A. N. M.
233.1

234. Тверская обл., Россия

234. Gebiet Tverskaja, Russland

234.1. Топор с двумя
антропоморфными личинами
на обухе
Рог
Длина 21 см; ширина 5,4 см
ГЭ, инв. № 2897/1
II тыс. до н. э., чирковскосейминская культура

234.1. Beil mit Darstellung
zweier anthropomorpher
Gesichtsmasken auf dem
Nacken

234.1

А. Н. М.

Geweih
L. 21 cm; B. 5,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2897/1
2. Jahrtausend v. Chr., Čirki-Kultur

A. N. M.

237. Шагарская культура

237. Šagara-Kultur

Озерная Мещера располагается в центре водной магистрали, являясь связующим звеном между бассейнами Клязьмы и Оки. Это
сделало ее зоной смешения разнокультурного населения, которое продвигалось с юга по р. Пра и с севера по р. Бужа. Археологические исследования в Озерной Мещере позволили выделить
особый тип памятников шагарского типа этого времени. Это
группа поселений на озере Шагара, Шагарский могильник, поселение Тюрвищи-3 на озере Ивановское, поселение Ивановское
Охотхозяйство на р. Пра. Радиоуглеродные исследования материалов этих памятников позволили датировать их концом III —
первой четвертью II тыс. до н. э.
Наибольший интерес представляет Шагарский грунтовой могильник. Он расположен в Спас-Клепиковском районе Рязанской
обл. на низком берегу озера Шагара, входящего в систему Великих озер Центральной Мещеры. Могильник находится на площади многослойного поселения Шагара 1, функционировавшего от
раннего неолита до раннего железного века. В могильнике исследованы погребения двух хронологических периодов. Немногочисленная ранняя группа оставлена носителями волосовской
культуры и датируется серединой III тыс. до н. э. Бóльшая часть
погребений относится к памятникам шагарского типа и датируется первой четвертью II тыс. до н. э. Для них получена серия
радиоуглеродных дат, попадающих в период с конца ХIХ до рубежа ХVIII и ХVII вв. до н. э. К настоящему времени исследовано 105
захоронений.

Der Nationalpark Ozernaja Meščera liegt an einer Wasserstraße und
verbindet die Becken von Kljazma und Oka. Dieser Umstand führte zu
einer Vermischung von Völkern unterschiedlicher Kulturen, die von
Süden entlang des Flusses Pra und von Norden entlang der Buža in
dieses Gebiet kamen. Für die Bronzezeit ist ein Typ von Fundstätten
des Šagara-Typs belegt, der von Siedlungen am See Šagara, das
gleichnamige Gräberfeld, die Siedlung Tjurvišči 3 am Ivanovskoe-See
und der Siedlung Ivanovskoe Ochotchozjajstvo am Pra repräsentiert
wird. Sie lassen sich zeitlich nach 14C-Daten an das Ende des 3. bis in
das erste Viertel des 2. Jahrtausens v. Chr. einordnen. Herausragend
ist das Šagara-Flachgräberfeld im Rajon Spas-Klepiki, Gebiet Rjazan
am flachen Ufer des Šagara-Sees, der zu den großen Seen in
Zentralmeščera zählt. Es liegt innerhalb der mehrschichtigen Siedlung Šagara 1, die vom Frühneolithikum bis zur Früheisenzeit genutzt
wurde. Untersucht wurden Bestattungen zweier unterschiedlicher
Zeitphasen; die Gräber der älteren Gruppe wurden von Trägern der
Volosovo-Kultur angelegt und datieren in die Mitte des 3. Jahrtausends v. Chr. Die jüngere Gruppe umfasst Bestattungen des ŠagaraTyps und datiert ins erstes Viertel des 2. Jahrtausends v. Chr.; 14C-Datierungen weisen auf das Ende des 19.–18./17. Jahrhunderts v. Chr.;
insgesamt sind heute 105 Bestattungen untersucht.
Literatur: Каверзнева, Фоломеев 1998. С. 5, 16.

Е. К.

Литература: Каверзнева, Фоломеев 1998. С. 5, 16.

Е. К.

234.1, деталь / Detail

538

234.1, деталь / Detail

539

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

237. Деревня Барское, Спас-Клепиковский р-н, Рязанская
обл., Россия. Могильник Шагарский

237. Dorf Barskoe, Rajon Spas-Klepiki, Gebiet Rjazan, Russland.
Gräberfeld Šagarskij

237.1. Погребение 10

237.1. Grab 10

237.1.1. Поясная пряжка

237.1.1. Gürtelschnalle

Кость
Диаметр 3,2 см; диаметр отверстия 1,6 см; толщина
0,3–0,4 см
ГИМ, инв.№ 106569, оп. А 2074/171
Начало II тыс. до н. э.

Knochen
Dm. 3,2 cm; Dm. der Lochung 1,6 cm; D. 0,3–0,4 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 106569, оп. А 2074/171
Beginn 2. Jahrtausend v. Chr.

Gürtelschnalle in Form eines flachen Rings mit
sorgfältig polierter Oberfläche.

Поясная пряжка в виде плоского кольца с тщательно заполированной поверхностью.

Literatur: Каверзнева 1992.

Литература: Каверзнева 1992.

Kugelförmiges, handgeformtes Gefäß mit
rundem Boden und auskragender Mündung. Mündung an der Innenseite mit einem Ornament aus Abdrücken eines glatten Stempels in zwei Reihen, an der Außenseite aus feinen, kurzen Einkerbungen
in einer Reihe; übrige Gefäßfläche mit
Reihen eines dichten Stempelornaments
(Viereckstempel mit reliefhafter Grundfläche).

Сосуд лепной, шаровидной формы,с
круглым дном и отогнутым венчиком.
Венчик с внутренней стороны украшен
двумя рядами отпечатков гладкого
штампа, с внешней стороны нанесен
горизонтальный ряд тонких коротких
нарезок. Остальная поверхность сосуда орнаментирована отпечатками четырехугольного штампа с рельефным
основанием, поставленными вплотную
друг к другу и образующими ряды.

Literatur: Каверзнева 1992.

Литература: Каверзнева 1992.

E. K.

Е. К.

E. K.
237.4. Погребение 34

Е. К.

237.4. Grab 34
237.3.1

237.2. Погребение 13

237.1.1

237.2. Grab 13

237.2.1. Кольцо

237.2.1. Ring

Бронза
Диаметр 0,8 см
ГИМ, инв. № 106569, оп. А 2074/191
Начало II тыс. до н. э.

Bronze
Dm. 0,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 106569, оп. А 2074/191
Beginn 2. Jahrtausend v. Chr.

Кольцо из дрота, округлое, в полтора оборота.

Runder Drahtring mit anderthalb Windungen.

Литература: Каверзнева 1992.

Literatur: Каверзнева 1992.

Е. К.

E. K.
237.2.1

237.2.2. Сосуд и скопление
кремневых орудий и отщепов

237.2.2. Gefäß, mehrere
Feuersteingeräte und
Abschläge

Глина, кремень
Сосуд: высота 11,5 см; диаметр
горла 13 см; диаметр дна 4 см
Кремневые орудия и отщепы:
от 8,2 × 4,6 см до 3 × 1,7 см
ГИМ, инв. № 106569, оп. А
2074/229, 198–211
Начало II тыс. до н. э.

Keramik, Feuerstein
Gefäß: H. 11,5 cm; Dm. des Halses
13,0 cm; Dm. des Bodens 4,0 cm
Feuersteingeräte und Abschläge:
8,2 × 4,6 cm–3,0 × 1,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 106569,
оп. А 2074/229, 198–211
Beginn 2. Jahrtausend v. Chr.

Сосуд с уплощенным донцем и
округлыми боками. Венчик отогнут наружу, утолщен в средней части; на внутренней стороне и по срезу орнаментирован рядами мелких насечек.
В верхней части сосуд украшен
рядами мелких наколов. Сосуд
стоял на скоплении кремневых
орудий: 12 скребков и ножей
на массивных отщепах и ножевидных пластинах, 10 отщепов
с ретушью и 4 отщепа со следами сработанности.

Gefäß mit abgeflachtem Boden
und gerundeten Wänden; Mündung auskragend, im mittleren Teil
verdickt; an der Innenseite und am
Knick Ornament aus Reihen kleiner
Einkerbungen, im oberen Teil aus
Reihen feiner Einkerbungen. Das
Gefäß stand auf mehreren Feuersteingeräten: zwölf Schabern und
Messern mit massiven Klingen und
messerartigen Platten, zehn retuschierten Abschlägen und vier Abschlägen mit Bearbeitungsspuren.

Литература: Каверзнева 1992.

Literatur: Каверзнева 1992.

Е. К.

E. K.
237.2.2

237.4.1. Сосуд

237.4.1. Gefäß

Глина
Высота 10,5 см; ширина горла 12,5 см;
диаметр дна 4,5 см
ГИМ, инв. № 107817, оп. А 2107/437
Начало II тыс. до н. э.

Keramik
H. 10,5 cm; B. der Mündung 12,5 cm;
Bdm. 4,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 107817, оп. А 2107/437
Beginn 2. Jahrtausend v. Chr.

Сосуд непрофилированный, с широким
Unprofiliertes Gefäß mit breitem Hals, hoгорлом, горизонтальным срезом венrizontalem Knick der Mündung, rundem
чика, округлым туловом и плоским
Körper und flachem Boden. Aufwendiges
дном. Орнаментирован сложным геоgeometrisches Ornament aus Schnurabметрическим узором из отпечатков
drücken, flachen viereckigen Stempelabшнура, плоского четырехугольного
drücken und feinen, kurzen Ritzlinien;
штампа и тонких коротких нарезных
Mündungsknick mit kurzen, glatten Stemлиний. Срез венчика украшен короткиpelabdrücken, darunter Abdrücke eines
ми отпечатками гладкого штампа. НиViereckstempels in vier Reihen mit zwei
же нанесены отпечатки четырехугольdarüber liegenden horizontalen Streifen,
ного штампа, расположенного в четыdie das ganze Gefäß umlaufen; unter die237.4.1
ре ряда; поверх проходят две горизонsem Zierbereich am Körper Schnurabdrüтальные полосы, опоясывающие весь сосуд. Ниже по поверхности cke, die eine Wellenlinie bilden und von einer horizontalen Linie akтулова отпечатками шнура изображена волнистая линия, под- zentuiert werden; von dieser ziehen sich vertikale Linien zum Boden.
черкнутая горизонтальной линией; от нее до донца идут верти- E. K.
кальные линии.
Е. К.
237.5. Погребение 52

237.5. Grab 52

237.5.1. Поясная пряжка

237.5.1. Gürtelschnalle

Кость
Длина 4,3 см; ширина 2,5 см; диаметр
отверстий 0,3 см; 0,3 см; 0,2 см
ГИМ, инв. № 110235, оп. А 2274/385
Начало II тыс. до н. э.

Knochen
L. 4,3 cm; B. 2,5 cm; Dm. der Lochungen 0,3 cm;
0,3 cm; 0,2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 110235, оп. А 2274/385
Beginn 2. Jahrtausend v. Chr.

Поясная фигурная пряжка в виде стиFigürliche Gürtelschnalle in Form eines
лизованного изображения хищной птиstilisierten Raubvogels. Der runde Vogel237.5.1
цы. Округлая голова птицы и мощный
kopf und der kräftige Schnabel, der als
клюв, являющийся крючком застежки, выполнены в технике Dorn fungiert, sind in Ritztechnik, die aufwendigen Flügel mit zwei
резьбы. Сложенные крылья подчеркнуты двумя прорезными Einritzungen akzentuiert. Auf der dem Kopf gegenüberliegenden
выемками. На противоположной стороне от головы птицы про- Seite drei Lochungen; Innen- und Außenseite poliert.
сверлены три небольших отверстия. Внешняя и внутренняя по- Literatur: Каверзнева 2003.
верхности заполированы.
E. K.

237.2.3. Пуговица

237.2.3. Knopf

Янтарь
Диаметр 1,6 см
ГИМ, инв. № 106569, оп. А 2074/192
Начало II тысячелетия до н. э.

Bernstein
Dm. 1,6 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 106569, оп. А 2074/192
Beginn 2. Jahrtausend v. Chr.

Пуговица круглая, линзовидная в сечении с V-образным сверлением.

Runder, im Schnitt linsenförmiger Knopf mit V-förmiger Durchbohrung.

237.6. Погребение 71

237.6. Grab 71

Литература: Каверзнева 1992.

Literatur: Каверзнева 1992.

237.6.1. Сосуд

237.6.1. Gefäß

Е. К.

E. K.

Глина
Высота 13,8 см; диаметр горла 13,3 см
ГИМ, инв. № 111652, оп. А 2341/105
Начало II тыс. до н. э.

Keramik
H. 13,8 cm; Dm. des Halses 13,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 111652, оп. А 2341/105
Beginn 2. Jahrtausend v. Chr.

Сосуд лепной, с округлым дном, коническим туловом и широким
горлом. Венчик отогнут наружу, на внутренней стороне венчика — ребро. На внутренней поверхности сосуда видны расчесы.
По срезу венчика нанесены короткие отпечатки мелкого гребенчатого штампа, под венчиком расположен ряд пальцевых защи-

Handgeformtes Gefäß mit abgerundetem, konischem Körper, breitem Hals und auskragender Mündung mit Rippe an der Innenseite.
Im Gefäßinnern Einkratzungen. Im Mündungsknick kurze Abdrücke
eines kleinen Kammstempels, unter der Mündung eine Reihe aus Fingerabdrücken. Oberes Drittel des Gefäßkörpers mit einem kompli-

237.2.3

237.3. Погребение 14

237.3. Grab 14

237.3.1. Сосуд

237.3.1. Gefäß

Глина
Высота 10 см; диаметр тулова 13 см; диаметр горла 10,5 см
ГИМ, инв. № 106569, оп. А 2074/225
Начало II тыс. до н. э.

Keramik
H. 10,0 cm; Dm. des Körpers 13,0 cm; Mdm. 10,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 106569, оп. А 2074/225
Beginn 2. Jahrtausend v. Chr.

540

Литература: Каверзнева 2003.

Е. К.

541

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

пов. Верхняя треть тулова сосуда украшена сложным геометрическим узором из
отпечатков тонкого гребенчатого штампа,
образующих ромбы в шахматном порядке. Ниже — линия фестонов из коротких
вертикальных отпечатков гребенчатого
штампа. Придонная часть сосуда орнаментирована шестью вертикальными полосами в виде елочного узора из коротких
отпечатков гребенчатого штампа. Полосы
сходятся на дне сосуда и в развертке образуют шесть лучей, что может символизировать солнце.

zierten geometrischen Ornament aus feinen
Kammstempeln, die Rhomben im Schachbrettmuster bilden, darunter ein Zackenmuster aus kurzen vertikalen Kammstempeln, im
Bodenbereich sechs vertikale Zierstreifen in
Form von Tannenzapfen aus Kammstempelabdrücken; die Streifen laufen strahlenförmig am Boden zusammen, möglicherweise
ein Sonnensymbol.
E. K.

Е. К.
237.7. Погребение 76

237.6.1

237.7. Grab 76

237.7.1. Сосуд

237.7.1. Gefäß

Глина
Высота 9,6 см; диаметр горла 13,5 см; диаметр
дна 5,3 см
ГИМ, инв. № 112116, оп. А 2347/307
Начало II тыс. до н. э.

Keramik
H. 9,6 cm; Dm. des Halses 13,5 cm; Dm. des
Bodens 5,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 112116, оп. А 2347/307
Beginn 2. Jahrtausend v. Chr.

Сосуд лепной, с коническим туловом, ребром-уступом на плечиках, отогнутым
венчиком и плоским дном. По срезу венчика — полоса ромбов, образованных
короткими перекрещивающимися нарезными линиями; ниже расположены отпечатки гладкого треугольного штампа, нанесенные в шахматном порядке.

Handgeformtes Gefäß mit konischem Körper,
Wulstrippe auf den Schultern, auskragender
Mündung und flachem Boden. Am Mündungsknick ein Streifen aus Rhomben aus
kurzen, sich kreuzenden Ritzlinien, darunter
Abdrücke eines glatten Dreieckstempels im
Schachbrettmuster.

Е. К.

E. K.
237.7.1

237.7.2. Сосуд

237.7.2. Gefäß

Глина
Высота 13 см; диаметр горла 14,6 см
ГИМ, инв. № 109903, оп. А 2258/706
Начало II тыс. до н. э.

Keramik
H. 13,0 cm; Dm. des Halses 14,6 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 109903, оп. А 2258/706
Beginn 2. Jahrtausend v. Chr.

Сосуд лепной, яйцевидной формы, с широHandgeformtes, eiförmiges Gefäß mit breiким горлом и округлым дном. На внутренtem Hals und rundem Boden. Innenseite der
ней стороне отогнутого венчика — ребро.
auskragenden Mündung mit Rippe. Auf dem
Gefäßkörper Ornament aus Abdrücken eines
Сосуд украшен геометрическим орнаменKammstempels und Einbuchtungen. Oberer
том из оттисков гребенчатого штампа и наBereich der Innenseite der Mündung mit eiколов. Верхняя часть внешней поверхности
ner Reihe kurzer, schräger parallel liegender
венчика декорирована рядом коротких косо
Stempelabdrücke, darunter eine Reihe kleiпоставленных параллельных отпечатков
ner, von einem schmalen Streifen akzentuierштампа. Под ними проходит ряд мелких наter Einbuchtungen; unterer Teil der Innenseite
колов, подчеркнутый узкой полосой. Нижder Mündung mit Zickzacklinie aus kurzen
няя часть внешней поверхности венчика
237.7.2
Stempelabdrücken, darunter zwei horizontale
украшена зигзагообразной линией, образованной короткими отпечатками штампа, ниже — две горизонталь- Linien, die eine Reihe aus kleinen Einbuchtungen rahmen. Oberes Dritные линии, между которыми сделан ряд мелких наколов. Верхняя tel des Gefäßes mit Dekor aus Parallellinien, zwischen denen abwechтреть сосуда украшена узором из параллельных линий, заполнен- selnd ein Zickzackmuster und Tannenzweige aus kurzen Stempelabdrüных чередующимся зигзагообразным и елочным орнаментом из cken liegen. Bodenbereich mit vier Streifen aus kurzen parallelen und
коротких отпечатков штампа. Придонная часть орнаментирована schrägen Stempelabdrücken; Boden ohne Ornament.
четырьмя чередующимися полосами из коротких параллельных и E. K.
косо поставленных отпечатков штампа.
Дно не орнаментировано.
Е. К.

лове. Венчик слегка отогнут. Верхняя часть сосуда орнаментирована по срезу венчика мелкими параллельными насечками,
ниже расположены отпечатки прямоугольного штампа с тканевым заполнением.

leicht auskragender Mündung. Oberer Gefäßteil am Mündungsknick
mit feinen Einkerbungen, darunter rechteckige Stempelabdrücke mit
Füllung.

Литература: Каверзнева 2012.

E. K.

Literatur: Каверзнева 2012.

Е. К.
237.8.2. Модель ладьи-люльки

237.8.2. Modell eines Nachens bzw. einer
Wiege

Глина
Длина 8,2 см; ширина 6 см; высота бортика
в носовой части 1,5 см
ГИМ, инв. № 113282, оп. А 2369/178
Начало II тыс. до н. э.

Keramik
L. 8,2 cm; B. 6,0 cm; H. der Bordwand am Bug
1,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 113282, оп. А 2369/178
Beginn 2. Jahrtausend v. Chr.

Модель ладьи-люльки. Нос поднят, днище
слегка выпуклое, борта расположены под
Modell eines Nachens bzw. einer Wiege.
углом 45° к днищу. Верхняя часть изделия
Hochgezogener Bug, leicht gewölbter Boорнаментирована тонким гребенчатым
den, Bordwände im Winkel von 45° zum Boштампом: по срезу бортов проходит полоden. Oberer Teil des Stücks mit feinem Kam237.8.2
са из параллельных косо поставленных
mstempel; am Knick der Bordwände Streifen
отпечатков штампа; поверхность борта украшена елочным узо- aus parallelen, schrägen Stempelabdrücken, Bordwände mit Tannenром. По границе бортов и днища видны сквозные круглые отвер- zweigdekor. An der Kontaktstelle von Bordwänden und Boden je drei
стия — по три с каждой стороны; одно сквозное отверстие сдела- runde Lochungen auf jeder Seite, eine weitere Lochung am Bug; Boно на носу ладьи. Днище не орнаментировано. В тесте визуально den ohne Ornament. Visuell lässt sich im Ton Pflanzenmagerung erпрослеживается растительная примесь. Сохранилась половина kennen. Erhalten geblieben ist nur die vordere Hälfte.
предмета — носовая часть.
Literatur: Каверзнева 2012.
Литература: Каверзнева 2012.

E. K.

Е. К.

238, 239. Абашевская культура

238, 239. Abaševo-Kultur

Абашевская культура была выделена В. Ф. Смолиным в 1925 после раскопок Абашевского могильника в Чувашии. На конец
1970-х было известно более 200 бытовых и более 150 курганных
и бескурганных погребальных памятников. Клады абашевского
металла и множество единичных находок обнаружены вплоть
до Карелии и Финляндии.
Абашевское население занималось преимущественно скотоводством. В составе стада преобладал крупный рогатый скот. Уровень развития скотоводства обусловил широкие возможности
для использования скота в транспортных и военных целях.

So benannt nach den Ausgrabungen V. F. Smolins 1925 im Gräberfeld
Abaševo in Tschuwaschien. Ende der 1970er Jahren waren mehr als
200 Siedlungsplätze und mehr als 150 Gräber (mit und ohne Hügelaufschüttung) bekannt. Von Karelien bis Finnland wurden Schatzfunde mit Abaševo-Metall und zahllose Einzelfunde entdeckt. Die
Abaševo-Bevölkerung ging der Viehzucht nach, in den Herden dominierte großes Hornvieh; Tiere wurden auch im Transport- und Kriegswesen eingesetzt.
Literatur: Эпоха бронзы 1987.

Ju. P.

Литература: Эпоха бронзы 1987.

Ю. П.
238. Воронежская губ. (ныне Воронежская обл.), Россия.
Скорняковские курганы

238. Gouvernement Voronež (heute, Gebiet Voronež), Russland.
Grabhügel Skornjakovskije

238.1. Пять наконечников
стрел

238.1. Fünf Pfeilspitzen
Feuerstein
Blattlänge 6,1–8 cm; Breite der
Basis 1,6–1,8 cm; Dicke 0,5–0,6 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 15900-15901,
оп. А 1667/1
1. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr.

Кремень
Длина пера 6,1–8 см; ширина
основания 1,6–1,8 см; толщина
0,5–0,6 см
ГИМ, инв. № 15900-15901,
оп. А 1667/1–5
Первая четверть II тыс. до н. э.

Pfeilspitzen mit Schaftzungen, gerader Basis und länglicher dreieckiger Spitze.

Наконечники черешковые с прямым основанием и удлиненным пером треугольной формы.

Literatur: Сизов 1888.

E. I.

Литература: Сизов 1888.

237.8. Погребение 93, 93А

237.8. Grab 93, 93А

237.8.1. Cосуд

237.8.1. Gefäß

Глина
Высота 4,2 см; диаметр горла 6 см; диаметр
дна 1,8 см
ГИМ, инв. № 113282, оп. А 2369/ 179
Начало II тыс. до н. э.

Keramik
H. 4,2 cm; Dm. des Halses 6,0 cm; Dm. des Bodens
1,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 113282, оп. А 2369/ 179
Beginn 2. Jahrtausend v. Chr.

Сосуд плоскодонный, с биконическим туловом, широким горлом и ребром на ту-

Flachbodiges Gefäß mit bikonischem Körper,
breitem Hals, Rippe auf dem Körper und

542

237.8.1

Э. И.

238.1

543

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

238.2. Нож

238.2. Messer

Бронза
Длина 17,9 см; ширина лезвия 3,6 см; толщина
0,3 см
ГИМ, инв. № 15900, оп. А 1667/9
Первая четверть II тыс. до н. э.

Bronze
L. 17,9 cm; B. der Schneide 3,6 cm; D. 0,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr 15900, оп. А 1667/9
1. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr.

Messer mit rhombischem Griffende und angedeutendem Handschutz. Die Schneide ist
länglich, blattartig mit Mittelrippe.

Нож с ромбическим окончанием черешка,
перехватом и намечающимся перекрестьем.
По полотну ножа от черешка до окончания
удлиненно-листовидного клинка проходит
продольное ребро.

Literatur: Сизов 1888.

E. I.

241. Деревня Миловка, Уфимская губ. (ныне Республика
Башкортостан), Россия. Случайная находка
241.1. Топор

241.1. Axt

Бронза
Длина 19 см; втулка 4,1 × 2,3 см
ГИМ, инв. № 78607, оп. А 1260/3
Первая четверть II тыс. до н. э.

Bronze
L. 19 cm; Tülle 4,1 × 2,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 78607, оп. А 1260/3
1. Viertel des 2. Jahrtausend v. Chr.

Топор узковислообушный, с овальным
проухом и скошенной втулкой.

Axt mit schmalem Nacken, ovalem Axtloch
und abgeschrägter Tülle.

Э. И.

Литература: Сизов 1888.

Э. И.

238.2

238.3. Messer

Бронза
Длина 18,1 см; ширина лезвия 3,2 см; толщина
0,3 см
ГИМ, инв. № 15900, оп. А 1667/8
Первая четверть II тыс. до н. э.

Bronze
L. 18,1 cm; B. der Schneide 3,2 cm; D. 0,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr 15900, оп. А 1667/8
1. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr.

Messer mit rhombischem Griffende und angedeutetem Handschutz. Die Schneide ist
länglich, blattartig mit Mittelrippe.
Literatur: Сизов 1888.

E. I.
238.3

242–244. Поздняковская культура

242–244. Pozdnjakovskaja-Kultur

Культура была выделена в 1927 Б. С. Жуковым и Б. А. Куфтиным.
Поселения, объединенные под этим названием, были известны
по исследованиям А. С. Уварова, А. А. Спицына и В. А. Городцова.
Памятники культуры оказались сосредоточены в бассейне Верхней и Средней Оки.
Поздняковская культура представлена поселениями с остатками
жилищ. Общей особенностью поселений является их расположение в речных долинах, на краю первых надпойменных террас.
Жилища представляют собой полуземлянки.
Могильники весьма разнообразны — курганные и грунтовые захоронения. Обычно могильники располагаются вблизи поселений.
Размеры насыпей в высоту до 1 метра при диаметре 10–12 метров.

Der Begriff wurde 1927 von B. S. Žukov und B. A. Kuftin geprägt und
umfasst Siedlungen, die von A. S. Uvarov, A. A. Spicyn und V. A. Gorodcov untersucht wurden. Die Fundstätten konzentrieren sich am
Flusslauf der oberen und mittleren Oka. In den Siedlungen sind noch
Reste von Wohnanlagen (eingetieften Hütten) erhalten; die Gesamtausdehnung der Siedlungen wird durch ihre Lage im Flussbecken und
am Rand der ersten Hochterrasse bestimmt. Es wurden Hügel- und
Flachgräberfelder angelegt, meist in Siedlungsnähe. Die Grabhügel
können bis zu 1 m hoch sein, bei einem Durchmesser von 10–12 m.

Литература: Сизов 1888.

Литература: Эпоха бронзы 1987.

Э. И.

Ю. П.

239. Поселение Отрожка, Воронеж, Россия

239. Ansiedlung Otrožka, Gebiet Voronež, Russland

239.1. Псалий щитковый

239.1. Schildförmige Psalie

Тазовая кость крупного копытного животного
8 × 5,2 см; толщина щитка 0,75 см; размер
центрального отверстия 2,1 × 1,3 см; диаметр
верхних отверстий 0,4 см
ГИМ, инв. № 110735, оп. А 2307/1
XVIII в. до н. э.

Beckenknochen eines Huftiers
8 × 5,2 cm; D. des Schildes 0,75 cm;
Durchbohrung in der Mitte 2,1 × 1,3 cm;
Dm. der Durchbohrungen 0,4 cm
GIM Moskau, Inv. Nr 110735, оп. А 2307/1
18. Jahrhundert v. Chr.

Псалий щитковый, четырехшипный; на
Schildförmige Psalie mit vier Zapfen; an der
правой стороне сохранились два шипа, на
rechten Seite sind zwei Zapfen erhalten, an
левой шипы утрачены. В центре отверder linken Seite sind die Zapfen verlorengeстие, вокруг — сработанная втулка. На
gangen. Die Durchbohrung umgibt eine abgenutzte Tülle. In der Mitte des Schildes
планке щитка — шесть сквозных отверsechs Durchbohrungen, am Rand auch eine
стий, на краю щитка — еще одно малень239.1
кое отверстие. Лицевая сторона заполирована, в районе отвер- kleine Durchbohrung. Die Vorderseite ist poliert, die Durchbohrungen
sind durch Abnutzung durch Riemen abgeschabt.
стий следы потертости от ремней.
Литература: Усачук 2003.

Literatur: Усачук 2003.

Н. Ш.

N. Š.

240. Елабуга, Вятская губ. (ныне Кировская обл.), Россия.
Случайная находка

E. I.
241.1

238.3. Нож

Нож-кинжал с ромбическим окончанием
черешка, перехватом и намечающимся
перекрестьем. По центру удлиненно-листовидного лезвия проходит продольное
ребро, по краям лезвия выделены кованые фаски.

241. Dorf Milovka, ehem. Gouvernement Ufa (heute Republik
Baschkortostan), Russland. Einzelfund

240.1. Топор

240.1. Axt

Бронза
Длина 17,5 см; втулка 3,3 × 2,9 см
ГИМ, инв. № 20749, оп. А 411/7
Первая четверть II тыс. до н. э.

Bronze
L. 17,5 cm; Tülle 3,3 × 2,9 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 20749,
оп. А 411/7
1. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr.

Axt mit schmalem Nacken,
ovalem Axtloch und
abgeschrägter Tülle.

Э. И.

E. I.

240.1

Ju. P.

242. Dorf Boriso-Glebovskoje, ehem. Landkreis Murom,
Gouvernement Vladimir, Russland. Nekropole Borisoglebovski

242.1. Курган 2

242.1. Grabhügel 2

242.1.1. Кинжал

242.1.1. Dolch

Бронза
Длина 13,3 см; ширина лезвия 2,9 см; ширина
перекрестья 2,4 см
ГИМ, инв. № 98658, оп. А 1630/9
Вторая четверть II тыс. до н. э.

Bronze
L. 13,3 cm; B. der Schneide 2,9 cm;
B. des Heftes 2,4 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 98658, оп. А 1630/9
2. Viertel 2. Jahtrausend v. Chr.

Кинжал двулезвийный с продольным ребром, перехватом и перекрестьем на листовидном клинке и уплощенным подпрямоугольным черенком.

Zweischneidiger Dolch mit Mittelrippe, flachem Griff und blattförmiger Klinge.
Literatur: Попова 1971.
242.1.1

E. K., S. K.

Литература: Попова 1971.

Е. К., С. К.

240. Stadt Elabuga, ehem. Gouvernement Wjatka, Russland.
Einzelfund

Топор узковислообушный, с
овальным проухом и скошенной втулкой.

242. Cело Борисо-Глебовское, Муромский уезд,
Владимирская губ. (ныне Владимирская обл.), Россия.
Могильник Борисоглебовский

Literatur: Эпоха бронзы 1987.

242.1.2. Браслет

242.1.2. Armband

Бронза
Диаметр 5 см; ширина пластины 1,7 см
ГИМ, инв. № 98658, оп. А 1630/2
Середина II тыс. до н. э.

Bronze
Dm. 5 cm; B. 1,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 98658, оп. А 1630/2
Mitte 2. Jahrtausend v. Chr.

Браслет пластинчатый, желобчатый, с заходящими концами. Оба края пластины
по всей длине украшены точечным пуансонным узором.

Armband aus Bronze, schichtenförmig, konkav, mit übereinander liegenden Enden. An
den Kanten des Armbandes ist eine Punktverzierung eingepunzt.

Литература: Попова 1971.

Е. К., С. К.

Literatur: Попова 1971.
242.1.2

E. K., S. K.

242.1.3. Браслет

242.1.3. Armband

Бронза
Диаметр 5,7 см; ширина пластины 0,7 см;
диаметр спиралей 1,7 см
ГИМ, инв. № 98658, оп. А 1630/7
Середина II тыс. до н. э.

Bronze
Dm. 5,7 cm; B. 0,7 cm; Dm. der Spiralen 1,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 98658, оп. А 1630/2
Mitte 2. Jahrtausend v. Chr.

Браслет пластинчатый, желобчатый, с несомкнутыми спиралевидными концами.

Literatur: Попова 1971.

Konkaves Armband mit offenen Spiralenden.
E. K., S. K.

Литература: Попова 1971.

Е. К., С. К.

544

242.1.3

545

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

242.2. Курган 8

242.2. Grabhügel 8

242.2.1. Шесть наконечников
стрел

242.2.1. Sechs Pfeilspitzen
Feuerstein
L. 8 cm; B. 1,9 cm
L. 7 cm; B. 1,6 cm
L. 4 cm; B. 2,7 cm
L. 5,1 cm; B. 1,6 cm
L. 4,9 cm; B. 1,5 cm
L. 4,9 cm; B. 1,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 99786,
оп. 1663/5–10
Mitte 2. Jahrtausend v. Chr.

Кремень
Длина 8 см; ширина 1,9 см
Длина 7 см; ширина 1,6 см
Длина 4 см; ширина 2,7 см
Длина 5,1 см; ширина 1,6 см
Длина 4,9 см; ширина 1,5 см
Длина 4,9 см; ширина 1,3 см
ГИМ, инв. № 99786, оп. 1663/5–10
Середина II тыс. до н. э.

Наконечники стрел с вогнутым
основанием и пером башнеобразной формы, а также с коротким треугольным черешком
и пером треугольной и сводчатой формы; лезвия оформлены сплошной пильчатой ретушью.

Pfeilspitzen mit konkaver Basis
bzw. mit kurzem dreieckigem
Heft und dreieckigem bzw. gewölbtem Blatt. Die Kanten sind
sägezahnartig retuschiert.
Literatur: Попова 1971.

E. K.

Литература: Попова 1971.

Е. К.

242.2.1

242.2.2. Кинжал

242.2.2. Dolch

Бронза
Длина 20,5 см; ширина клинка 2,6 см
ГИМ, инв. № 99786 оп. А 1663/1
Вторая четверть II тыс. до н. э.

Bronze
L. 20,5 cm; B. der Schneide 2,6 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 99786, оп. А 1663/1
2. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr.

Кинжал двулезвийный с продольным ребром и перехватом на листовидном клинке, с прилитой рукоятью, имеющей фигурное навершие в виде пяти шишечек.

Zweiteiliger Dolch mit blattförmiger Klinge
mit Mittelrille. Griff mit fünf Zapfen.
Literatur: Попова 1971.

По срезу венчика с внешней и внутренней
стороны сделан ряд мелких нарезок. Под
венчиком помещен ряд из вертикальных
тройных отпечатков гладкого штампа,
между ними — круглые ямки, ниже — чередование узоров из ромбов с ямками в
середине, горизонтальных линий и зигзагов, в придонной части сосуда — полоса
меандра.

Unterhalb der Mündung befindet sich eine
Reihe dreifacher Strichgruppen, zwischen
denen jeweils runde Kerben gesetzt wurden.
Darunter folgt eine Verzierung aus Rhomben
mit mittigen Punktierungen und Zickzacklinien sowie horizontalen Linien. Den Unterteil des Gefäßes umringt ein Mäanderstreifen.

Литература: Попова 1975.

E. K.

Literatur: Попова 1975.

Е. К.
243.2. Погребение 55
243.2.1. Сосуд

243.2. Grab 55
243.1.1, деталь / Detail

Глина
Высота 11,2 см; диаметр горла 18,5 см;
диаметр дна 8 см
ГИМ, инв. 103430, оп. А 1873/2
Вторая четверть II тыс. до н. э.

Сосуд лепной, с округлым туловом и плоским дном, со слегка отогнутым венчиком. Вся поверхность сосуда покрыта
мелким гребенчатым штампом. Орнамент состоит из чередующихся зигзагообразных линий, ромбов с мелкими ямками в середине и горизонтальных линий.
Ниже плечиков — широкая орнаментальная полоса в виде изображения свастики.
На дне сосуда также нанесена свастика в
обрамлении квадратов. На внутренней
поверхности днища — рисунок в виде
свастики, повторяющий узор на внешней поверхности сосуда.

243.2.1. Gefäß
Keramik
H. 11,2 cm; Halsdm. 18,5 cm; Dm. Boden 8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 103430, оп. А 1873/2
2. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr.

Handgeformtes, bauchiges Gefäß mit flachem
Boden, der Hals ist leicht nach außen geschwungen. Das Gefäß ist flächig kammverziert. Es folgen abwechselnd Zickzacklinien,
Rhomben mit kleinen Vertiefungen in der Mitte und waagrechte Linien. Unterhalb der Gefäßschulter befindet sich ein breiter Streifen
mit Hakenkreuzmotiven. Auch auf dem Gefäßboden ist ein Hakenkreuz dargestellt, von einem Ring umrahmt. Die Innenfläche des Gefäßbodens ist wie die Außenfläche verziert.
Literatur: Попова 1971.
243.2.1

E. K.

Литература: Попова 1971.

Е. К.

E. K., S. K.

Литература: Попова 1971.

Е. К., С. К.
242.2.2

242.3. Grabhügel 17

244. Rajon Kasimov, Gebiet Rjazan, Russland. Siedlung
Podbornoje

244. Касимовский р-н, Рязанская обл., Россия. Подборное
поселение

242.3. Курган 17
242.3.1. Spiralring
242.3.1. Кольцо

Gold, Bronze
1,6 × 1,4 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 99489, оп. А 1650/2
2. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr.

Золото, бронза
1,6 × 1,4 см
ГИМ, инв. № 99489, оп. А 1650/2.
Вторая четверть II тыс. до н. э.

Spiralring, verziert mit Kerben und acht ZapКольцо в полтора оборота из золотой плаfen an beiden Enden. Die Verzierung auf der
стины, наложенной на бронзовую основу.
Innenseite der goldener Platte ist vor deren
242.3.1
Verbindung mit dem Bronzekern gefertigt.
Украшено рядом насечек и восемью шишечками по обоим заходящим концам. Орнамент вытиснут на Literatur: Попова 1971.
золотой пластине с внутренней стороны до ее накладки на брон- E. K., S. K.
зовую основу.

244.1. Фрагмент створки литейной
формы

Фрагмент створки с негативом для втульчатого наконечника копья. Сохранилась
лишь часть матрицы: втулка с двумя несимметричными ушками и нижняя часть
пера, видимо имевшего ромбический стержень.
Литература: Попова 1985; Кузьминых 1992.

Е. К., С. К.

Э. И.
243. Gebiet Rjasan, Russland. Düne Kaniščevskaja, Gräberfeld
Fefelov Bor

243.1. Погребение 46

243.1. Grab 46

243.1.1. Сосуд

243.1.1. Gefäß

Глина
Высота 14,5 см; диаметр горла 19,5 см;
диаметр тулова 22 см
ГИМ, инв. № 102941, оп. А 1851/72
Вторая четверть II тыс. до н. э.

Keramik
H. 14,5 cm; Dm. Hals 19,5 cm; Bauchdm. 22 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 102941, оп. А 1851/72
2. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr.

Сосуд лепной, с округлым туловом, невысокой шейкой, широким горлом и уплощенным дном. Внешняя поверхность орнаментирована мелким гребенчатым штампом.

546

243.1.1

Handgeformtes, bauchiges Gefäß mit niedrigem, breitem Hals und Flachboden. Auf der
Außenseite mit Kammdekor verziert. An der
Mündungskante sind sowohl innen als auch
außen eine Reihe von Kerben aufgebracht.

Keramik
L. des Fragments 8 cm; B. 6,4 cm; D. 2,6 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 106868, оп. А 2092/1
1. Hälfte — Mitte 2. Jahrtausend v. Chr.

Глина
Длина 8 см; ширина 6,4 см; толщина 2,6 см
ГИМ, инв. № 106868, оп. А 2092/1
Первая половина — середина II тыс. до н. э.

Литература: Попова 1971.

243. Рязанская обл., Россия. Канищевская дюна, могильник
Фефелов Бор

244.1. Fragment einer Gussform

Fragment einer Gussform für Tüllenspeerspitzen. Von der Gussform ist nur der Teil für
die Tülle sowie für den Unterteil des Blattes
erhalten.
Literatur: Попова 1985; Кузьминых 1992.

E. I.
244.1

245–251. Сейминско-турбинская культура

245–251. Sejma-Turbino-Kultur

Первые металлические находки сейминско-турбинского типа известны с конца XIX в. В это время П. А. Пономаревым был открыт
могильник Березовка-Омары. Как считается, сама проблема
сейминско-турбинских древностей возникла с открытием в 1912
двух памятников — Сейминского могильника в низовьях Оки и
Бородинского клада в Молдавии. После их открытия В. А. Городцов (1916) и А. М. Тальгрен (1915) положили начало дискуссии о
характере памятников, их культурной принадлежности, датировке и генезисе. Находки у села Турбино были известны с 1891.
Однако понимание этого могильника началось только с раскопок
А. В. Шмидта в 1924–1927.
Степень воздействия сейминско-турбинского феномена на народы
северной половины Евразии была чрезвычайной. Это были племена
не только металлургов, но и воинов-коневодов. Характер их оружия

Seit Ende des 19. Jahrhunderts sind Metallfunde des Sejma-TurbinoTyps bekannt. In dieser Zeit grub P. A. Ponomarev im Gräberfeld Berezovka-Omary. Die Entdeckung des Gräberfelds Sejma am Unterlauf
der Oka und des Schatzfunds von Borodino in Moldawien, beides
1912, löste eine Diskussion des Begriffs aus, vor allem V. A. Gorodcov
(1916) und A. M. Tallgren (1915) problematisierten die kulturelle Ansprache, Datierung und Genesis. Die Funde beim Dorf Turbino wurden
bereits 1891 gemacht, doch erst die Ausgrabungen A. W. Schmidts
erlaubten es, die Bedeutung des Gräberfelds zu erfassen. Das SejmaTurbino-Phänomen beeinflusste die Völker in der Nordhälfte Eurasiens stark. Sie betrieben Metallverarbeitung und Pferdezucht, gingen auf Kriegszüge. Waffen und militärische Organisation waren 3.–
2. Jahrtausends v. Chr. so effizient, dass binnen kurzer Zeit viele Tausend Kilometer zurückgelegt werden konnten, ein Vorstoß über den

547

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

и военной организации оказались на рубеже III–II тыс. до н. э. столь
совершенными, что эти люди смогли за очень короткий отрезок времени преодолеть многие тысячи километров, преодолеть Уральские
горы и выйти на лесные равнины Восточной Европы.
Сейминско-турбинские группы вряд ли были многочисленными.
Иначе трудно объяснить тот факт, что бóльшая часть металлических находок обнаружена в четырех крупных некрополях: Сейма,
Турбино, Решное расположены к западу от Урала, Ростовка —
к востоку. А отдельные металлические орудия сейминско-турбинских типов находят по территории Евразии — от Монголии до
современных Финляндии и Молдавии.
Уникальны и типы металлических изделий, среди которых — наконечники копий, кельты, кинжалы, и сам характер некрополей
с отсутствием человеческих останков и керамической посуды.
Погребальный инвентарь — металлическое, каменное и костяное оружие, костяные защитные доспехи — говорит о том, что
это воины. Оружие нередко втыкалось в дно, стенки или край
могилы. Поселения неизвестны.

Ural und das Vordringen in die Waldebenen Osteuropas möglich waren. Die Sejma-Turbino-Gruppe dürfte recht klein gewesen sein,
denn ein Großteil der Metallfunde wurde in nur vier Nekropolen gefunden, Sejma, Turbino und Rešnoe westlich des Urals, Rostovka östlich. Einzelne Metallwerkzeuge des Sejma-Turbino-Typs finden sich in
Eurasien jedoch von der Mongolei bis ins heutige Finnland und Moldawien. Metallgegenstände wie Lanzenspitzen, Tüllenbeile und Dolche sind ebenso typisch wie Nekropolen ohne menschliche Gebeine
und beigegebene Keramik. Das Grabinventar umfasst Waffen aus
Metall, Stein und Knochen sowie beinerne Schutzpanzer; all das deutet auf Kriegerbestattungen. Häufig steckte eine Waffe in Boden,
Wand oder Rand des Grabs. Siedlungen sind nicht belegt.
Literatur: Эпоха бронзы 1987.

Ju. P.

Литература: Эпоха бронзы 1987.

Ю. П.
245. Stadt Perm, Russland. Einzelfund

245. Пермь, Россия. Случайная находка
245.1. Кинжал с навершием в виде двух
скульптурных головок лосей

245.1. Dolch mit Griff in Form von zwei
Elchköpfen

Рукоять — оловянная бронза; клинок —
оловянно-мышьяковая бронза
Общая длина 30 см; длина без навершия 11 см;
ширина 2,6–3,4 см; толщина 0,5–0,7 см
ГИМ, инв. № 100609, оп. А 1738/1
Рубеж III–II тыс. до н. э.

Griff aus Zinnbronze, Klinge aus Arsen-Zinnbronze
L. 30 cm; Länge ohne Griff 11 cm; B. 2,6–3,4 cm;
D. 0,5–0,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 100609, оп. А 1738/1
Übergang 3.–2. Jahrtausend v. Chr.

Двулезвийный литой кинжал, вилкообразное навершие рукояти которого оформлено в виде двух скульптурных головок
лося, обращенных к рукояти и соединенных перемычкой. На обеих головках четко
обозначена раздутая верхняя губа — характерный признак лосиной морды; глаза
показаны в виде выступающих бугорков,
акцентированы глубокая щель рта и длинные оттянутые назад уши. Рукоять кинжала прорезная, со следами литейного шва.
Боковые грани украшены глубокими нарезками. По сторонам рукояти — две зигзагообразные линии, изображающие извивающихся змей. Нижняя часть рукояти
орнаментирована параллельными поперечными желобчатыми линиями.

245.1

247. Россия. Происхождение неизвестно

247. Fundort unbekannt

247.1. Серп

247.1. Sichel

Бронза
Длина 33,5 см
ГЭ, инв. № 1711/1

Bronze
L. 33,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1711/1

И. К.

I. K.

247.1

248. Деревня Турбино, Пермская обл., Россия. Турбинский
могильник

248. Dorf Turbino, Gebiet Perm, Russland. Gräberfeld Turbino

Турбинский 1 (Шустовский) могильник расположен напротив
бывшей деревни Турбино на пологом склоне Шустовой горы.
Крупнейший могильник сейминско-турбинского типа. Первые
находки стали известны в 1891. Начало полевым исследованиям
положил А. В. Шмидт в 1924–1927. В 1934–1935 раскопками занимался Н. А. Прокошев, а в 1958–1960 — О. Н. Бадер. Площадь
могильника 5118 кв. м. За все годы раскопок открыто 10 четко
зафиксированных могил, а также 101 условно выделяемое погребение. Кроме того, обнаружено около 90 единичных находок,
которые Бадер причислял к числу бедных инвентарных могил.
Однако значительная часть одиночных грунтовых находок может рассматриваться как приношения. Кроме мужских захоронений Бадер выделяет женские (без оружия, с украшениями).
Предполагается наличие коллективных могил. Бадер учел 3128
предметов, среди них 44 кельта, 40 ножей, 13 копий, 3 топора,
9 браслетов, 189 кремневых наконечников стрел.
III–II тыс. до н. э.

Das Gräberfeld Turbino 1 (Šustovo) liegt gegenüber dem ehemaligen
Dorf Turbino am flachen Hang des Bergs Šustovo; es ist das größte
Gräberfeld des Sejma-Turbino-Typs. Die ersten Funde wurden 1891
gemacht, 1924–1927 führte A. W. Schmidt Feldarbeiten durch,
1934–1935 N. A. Prokošev und 1958–1960 O. N. Bader. Insgesamt
wurden eine Fläche von 5118 m2, zehn klar zu fixierende Gräber und
101 vage feststellbare Bestattungen freigelegt. Die 80 bis 90 Einzelfunde ordnet Bader Gräbern mit spärlichem Inventar zu, von denen
es ca. 200 gibt, wobei es sich bei einem großen Teil der Einzelfunde
im Boden auch um Opfergaben gehandelt haben könnte. Neben den
Männerbestattungen untersuchte Bader Frauengräber (ohne Waffen,
mit Schmuckbeigabe); vermutlich gab es Mehrfachbestattungen. Bader nennt 3128 Artefakte, darunter 44 Tüllenbeile, 40 Messer, 13 Lanzen, drei Äxte, neun Armreifen und 189 Pfeilspitzen aus Feuerstein.
3.–2. Jahrtausend v. Chr.
Literatur: Бадер 1964-I; Бадер 1964-II.

A. N. M.

Литература: Бадер 1964-I; Бадер 1964-II.

Dolch mit paarweiser Elchkopfdarstellung
am Griffende. Bei Beiden ist die verdickte
Oberlippe, das Merkmal des Elchmauls, betont. Die Augen werden durch kleine Erhöhungen hervorgehoben. Die tiefe Maulritze
und die langen zurückgezogenen Ohren sind
ebenfalls dargestellt. Gussspuren sind am
Griff erkennbar. Die Seitenflächen sind mit
tiefen Kerben verziert. An den Kanten des
Heftes ist ein wellenförmiges Dekor in Form
sich windender Schlangen erkennbar. Der
Unterteil des Heftes ist verziert mit parallelen gekerbten Querlinien.

А. Н. М.

248.1.2. Топор

248.1.2. Beil

Literatur: Студзицкая 1969; Черных, Кузьминых
1989.

Бронза
Длина 16 см
ГЭ, инв. № 194/304

Bronze
L. 16 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 194/304

Топор втульчатый, узкообушной.

Tüllenbeil mit schmalem Nacken.

И. К.

I. K.

S. S.

248.1. Погребение 1

248.1. Grab 1

248.1.1. Нож

248.1.1. Messer

Бронза
Длина 16 см
ГЭ, инв. № 194/303

Bronze
L. 16 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 194/303

Нож с фигурным удлиненным черешком
и ромбическим навершием.

Messer mit figürlich gearbeiteter, länglicher
Griffzunge und rhombischem Protom.

И. К.

I. K.
248.1.1

Литература: Студзицкая 1969; Черных,
Кузьминых 1989.

С. С.
248.1.2

245.1, деталь / Detail

246. Село Большая Тояба, Тетюшенский уезд, Казанская губ.
(ныне село Большая Таяба, Республика Чувашия), Россия.
Случайная находка, 1890

246. Dorf Bolšaja Tojaba, ehem. Kreis Tetjuši, Gouvernement
Kazan (heute Dorf Bolšaja Tajaba, Republik Čuwaschien),
Russland. Einzelfund, 1890

248.1.3. Тесло

248.1.3. Hacke

Мышьяковая медь
15,5 × 3 см
ГЭ, инв. № 194/306

Arsenkupfer
Maße: 15,5 × 3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 194/306

Тесло плоское с широкой пяткой.

Flachhacke mit breitem Absatz.

И. К.

I. K.

248.1.4. Тесло

248.1.4. Dechsel
Arsenkupfer
L. 3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 194/307

I. K.

246.1. Топор

246.1. Beil

Бронза
Длина 17 см
ГЭ, инв. № 15/1

Bronze
L. 17 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 15/1

Топор втульчатый, широкообушной.

Tüllenbeil mit breitem Nacken.

Мышьяковая медь
Длина 3 см
ГЭ, инв. № 194/307

И. К.

I. K.

И. К.

246.1
248.1.3

548

248.1.4

549

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

248.1.5. Наконечник стрелы или дротика

248.1.5. Pfeilspitze (Wurfspießspitze)

248.2.5. Вкладыш серпа

248.2.5. Einsatz серпа

Кремень
Длина 7 см
ГЭ, инв. № 194/212

Feuerstein
L. 7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 194/312

Кремень
5 × 2,8 см
ГЭ, инв. № 194/330

Feuerstein
Maße: 5 × 2,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 194/330

И. К.

I. K.

И. К.

I. K.

248.2.5
248.1.5

248.1.6. Два наконечника стрел

248.1.6. Zwei Pfeilspitzen

Кремень
Длина каждого 2,5 см
ГЭ, инв. № 194/310, 311

Feuerstein
L. 2,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 194/310, 311

И. К.

I. K.

248.2.6. Фрагмент ножа

248.2.6. Fragment eines Messers

Медь
11,7 × 4,2 см
ГЭ, инв. № 194/331

Kupfer
Maße 11,7 × 4,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 194/331

И. К.

I. K.

248.2.6

248.1.6

248.2. Grab 2

248.2.7. Кельт

248.2.7. Tüllenbeil

248.2.1. Шило

248.2.1. Ahle

Медь
Длина 10,7 см
ГЭ, инв. № 194/321

Kupfer
L. 10,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 194/321

Бронза
Длина 9,5 см
ГЭ, инв. № 194/332

Bronze
L. 9,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 194/332

Сечение орудия в средней части шестигранное, сечение втулки овальное. В верхней части втулки — поясок-«лесенка».

Im mittleren Teil sechskantiger, an der Tüllenmündung ovaler Querschnitt. Oberer Tüllenteil mit parallelen Rillen.

И. К.

I. K.

248.2. Погребение 2

И. К.

I. K.
248.2.1

248.2.2. Кельт

248.2.2. Tüllenbeil

Бронза
Длина 12,3 см
ГЭ, инв. № 194/322

Bronze
L. 12,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 194/322

Литой кельт, сечение орудия
в средней части шестигранное,
сечение втулки — овальное.
В верхней части втулки — три
пояска. Внутри втулки сохранилось дерево рукояти.

Gegossenes Tüllenbeil, im mittleren Teil sechskantig, im Schnitt
ovale Tülle. Oberer Tüllenteil mit
drei Streifen, Holz vom Griff in
der Tülle erhalten.

И. К.

I. K.
248.2.2

248.2.3. Шесть браслетов

248.2.3. Sechs Armreifen

Серебро
6,9 × 6,6 см; 6,8 × 6,2 см;
7,5 × 6,7 см; 7,9 × 7 см; 6,5 × 6,5 см;
7,3 × 6,7 см; диаметр прута 0,5 см
ГЭ, инв. № 194/323–328

Silber
Maße: 6,9 × 6,6 cm; 6,8 × 6,2 cm;
7,5 × 6,7 cm; 7,9 × 7 cm; 6,5 × 6,5
cm; 7,3 × 6,7 cm; Dm. (Stab) 0,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 194/323–
328

Браслеты тонкие, с заходящими и с несомкнутыми концами. Концы тупые или заостренные.

Feine Armreifen mit überlappenden und mit freien Enden, die
stumpf oder zugespitzt sein können.

И. К.

I. K.

248.2.3

248.2.7

248.3. Отдельные погребения

248.3. Einzelbestattungen

248.3.1. Топор

248.3.1. Axt

Мышьяковая бронза
Длина 17,5 см; втулка 2,8 × 3,5 см; проух
4,5 × 2,8 см
ГИМ, инв. № 99812, оп. А 1664/210
Рубеж III–II тыс. до н. э.

Arsenbronze
L. 17,5 cm; Dm. Tülle 2,8 × 3,5 cm;
Schaftloch 4,5 × 2,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 99812,
оп. А 1664/210
Übergang 3.–2. Jahrtausend v. Chr.

Топор узковислообушный с овальным проухом.

Axt mit schmalem, gebogenem Nacken und ovalem Schaftloch.

Литература: Бадер 1964-I; Бадер
1964-II; Черных, Кузьминых 1989.

Literatur: Бадер 1964-I; Бадер 1964-II;
Черных, Кузьминых 1989.

Е. К.

E. K.
248.3.1

248.3.2. Нож

248.3.2. Messer

Сплав серебра, меди и мышьяка
Длина 16,8 см; ширина 4 см
ГИМ, инв. № 99812, оп. А 1664/162
Рубеж III–II тыс. до н. э.

Legierung aus Silber, Kupfer und Arsen
L. 16,8 cm; B. 4 cm
GIM Moskau, Inv. Nr 99812, оп. А 1664/162
Übergang 3.–2. Jahrtausend v. Chr.

Нож пластинчатый, двулезвийный,
без выделенного черенка. На лезвиях видны утраты.

Zweischneidiges Messer ohne Griff.
Schneiden beschädigt.

248.2.4. Кольцо

248.2.4. Ring

Нефрит
Диаметр 2,5 см
ГЭ, инв. № 194/329

Nephrit
Dm. 2,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 194/329

Литература: Бадер 1964-I; Бадер
1964-II; Черных, Кузьминых 1989.

И. К.

I. K.

Е. К.

Literatur: Бадер 1964-I; Бадер 1964-II;
Черных, Кузьминых 1989.

E. K.

248.3.2

248.2.4

550

551

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

248.3.3. Наконечник копья

248.3.3. Lanzenspitze

248.3.8. Кельт

248.3.8. Dechsel

Серебро
Длина 21 см; диаметр втулки 2,9 см
ГИМ, инв. № 99812, оп. А 1664/2
Рубеж III–II тыс. до н. э.

Silber
L. 21 cm; Dm. Tülle 2,9 cm
GIM Moskau, Inv. Nr 99812, оп. А 1664/2
Übergang 3.–2. Jahrtausend v. Chr.

Мышьяковая медь
Длина 13,6 см; размеры втулки 3 × 3,8 см
ГИМ, инв. № 99812, оп. А 1664/26
Рубеж III–II тыс. до н. э.

Arsenkupfer
L. 13,6 cm; Tülle 3 × 3,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 99812, оп. А 1664/26
Übergang 3.–2. Jahrtausend v. Chr.

Втульчатый наконечник копья с вильчатым стержнем в основании листовидного
пера; в нижней части втулки сформовано
ушко, совмещенное с орнаментальным
пояском из трех рельефных линий.

Zur blattförmigen Spitze hin gabelartig auslaufende Tülle mit drei Wülsten oberhalb der
Mündung. Daran ist eine Öse befestigt.

Кельт втульчатый, сечение шестигранное
в средней и нижней части, овальное — по
устью втулки. Ниже устья — орнаментальный поясок-«лесенка» из тонких рельефных линий.

Tüllendechsel mit sechskantigem Querschnitt im Unter- und Mittelteil. An der Mündung der Tülle ovaler Querschnitt. An der
Mündung Wulstdekor.

Literatur: Бадер 1964-I; Бадер 1964-II; Черных,
Кузьминых 1989.

Литература: Бадер 1964-I; Бадер 1964-II;
Черных, Кузьминых 1989.

E. K.

Е. К.

Literatur: Бадер 1964-I; Бадер 1964-II; Черных,
Кузьминых 1989.

Литература: Бадер 1964-I; Бадер 1964-II;
Черных, Кузьминых 1989.

E. K.

Е. К.
248.3.8

248.3.4. Наконечник копья

248.3.4. Lanzenspitze

248.3.9. Семь наконечников стрел

248.3.9. Sieben Pfeilspitzen

Бронза
Длина 41 см; диаметр втулки 3 см
ГИМ, инв. № 99812, оп. А 1664/207
Рубеж III–II тыс. до н. э.

Bronze
L. 41 cm; Dm. Tülle 3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 99812, оп. А 1664/207
Übergang 3.–2. Jahrtausend v. Chr.

Втульчатый наконечник копья с вильчатым стержнем в основании листовидного
пера. В нижней части втулки сформовано
ушко, совмещенное с орнаментальным
пояском из четырех рельефных линий.

Zur blattförmigen Spitze hin gabelartig auslaufende Tülle mit vier Wülsten oberhalb der
Mündung. Daran ist eine Öse befestigt.

Кремень
Длина 3,8–7 см; ширина 1,2–2,3 см
ГИМ, инв. № 99812, оп. А 1664/32, 44, 46, 49,
68, 102, 156
Рубеж III–II тыс. до н. э.

Feuerstein
L. 3,8 × 1,2 cm bis 7 × 2,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr., оп. А 1664/32, 44, 46, 49,
68, 102, 156
Übergang 3.–2. Jahrtausend v. Chr.

Наконечники стрел с прямым основанием
и пером треугольной, сводчатой и башнеобразной формы. Лезвия оформлены
сплошной плоской пильчатой ретушью.

Flächenretuschierte Pfeilspitzen mit gerader
Basis. Blätter dreieckig bis parabelförmig.

248.3.3

248.3.4

Литература: Бадер 1964-I; Бадер 1964-II; Черных, Кузьминых 1989.

Literatur: Бадер 1964-I; Бадер 1964-II; Черных,
Кузьминых 1989.

E. K.

Е. К.

Literatur: Бадер 1965; Черных, Кузьминых
1989.

Литература: Бадер 1965; Черных, Кузьминых
1989.

E. K.

Е. К.
248.3.5. Наконечник копья

248.3.5. Lanzenspitze

Серебро
Длина 28,3 см; диаметр втулки 2,8 см
ГИМ, инв. № 99812, оп. А 1664/209
Рубеж III–II тыс. до н. э.

Silber
L. 28,3 cm; Dm. Tülle 2,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 99812, оп. А 1664/209
Übergang 3.–2. Jahrtausend v. Chr.

Втульчатый наконечник копья с вильчатым стержнем в основании листовидного
пера; острие притуплено; в нижней части
втулки сформовано ушко, совмещенное
с орнаментальным пояском из трех рельефных линий.

Zur blattförmigen Spitze hin gabelartig auslaufende Tülle mit drei Wülsten oberhalb der
Mündung. Daran ist eine Öse befestigt.
Literatur: Бадер 1964-I; Бадер 1964-II; Черных,
Кузьминых 1989.

E. K.

Литература: Бадер 1964-I; Бадер 1964-II;
Черных, Кузьминых 1989.

248.3.9

248.3.10. Пять колец

248.3.10. Fünf Ringe
Silber, Billon
Dm. 5,5 cm; 7 cm; 5,5 cm; 4 cm;
7 cm; B. 0,4–0,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 99812,
оп. А1664/30, 216, 189, 212, 188
Übergang 3.–2. Jahrtausend v. Chr.

248.3.6. Наконечник копья

248.3.6. Lanzenspitze

Оловянисто-серебряная бронза
Длина 32,3 см; диаметр втулки 2,7 см
ГИМ, инв. № 99812, оп. А 1664/208
Рубеж III–II тыс. до н. э.

Zinnbronze mit Silber
L. 32,3 cm; Dm. Tülle 2,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 99812, оп. А 1664/208
Übergang 3.–2. Jahrtausend v. Chr.

Серебро, биллон
Диаметр 5,5 см; 7 см; 5,5 см; 4 см;
7 см; толщина пластины
0,4–0,5 см
ГИМ, инв. № 99812, оп. А 1664/30,
216, 189, 212, 188
Рубеж III–II тыс. до н. э.

Втульчатый наконечник копья с вильчатым стержнем в основании листовидного
пера. В нижней части втулки сформовано
248.3.5
ушко, совмещенное с орнаментальным пояском из двух горизонтальных и вписанных между ними косых рельефных линий.

Zur blattförmigen Spitze hin gabelartig auslaufende Tülle mit zwei Wülsten und Zickzacklinien oberhalb der Mündung. Daran ist

Кольца с несомкнутыми заостренными или притупленными
концами.

Е. К.

Литература: Бадер 1964-I; Бадер 1964-II; Черных, Кузьминых 1989.

248.3.6

eine Öse befestigt.
Literatur: Бадер 1964-I; Бадер 1964-II; Черных, Кузьминых 1989.

Литература: Бадер 1965; Черных,
Кузьминых 1989.

E. K.

Е. К.

Ringe, nicht geschlossen, mit
spitzen bzw. abgerundeten Enden.
Literatur: Бадер 1965; Черных,
Кузьминых 1989.

E. K.

Е. К.
248.3.10

248.3.7. Кельт

248.3.7. Dechsel

Сплав меди, серебра и мышьяка
Длина 11 см; размеры втулки 3 × 3,7 см
ГИМ, инв. № 99812, оп. А 1664/13
Рубеж III–II тысячелетия до н. э.

Legierung aus Kupfer, Silber und Arsen
L. 11 cm; Tülle 3 х 3,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 99812, оп. А 1664/13
Übergang 3.–2. Jahrtausend v. Chr.

Кельт втульчатый, сечение шестигранное
в средней и нижней части, овальное — по
устью втулки. Ниже устья — орнаментальный поясок из четырех тонких рельефных линий. Устье с литейным дефектом и следами литников.

Tüllendechsel mit sechskantigem Querschnitt im Unter- und Mittelteil. An der Mündung der Tülle ovaler Querschnitt. Dekor aus
vier dünnen Wülsten. Gussfehler und Spuren
von Gießkanälen im Mündungsbereich.
Literatur: Бадер 1964-I; Бадер 1964-II; Черных,
Кузьминых 1989.

Литература: Бадер 1964-I; Бадер 1964-II;
Черных, Кузьминых 1989.

E. K.

Е. К.

248.3.11. Sechzehn Ringe
und Ringfragmente

Нефрит
Диаметр 3,4–7,6 см; ширина
обода 0,5–1,1 см
ГИМ, инв. № 99812, оп. А 1664/14,
23, 31, 33–43, 132, 215
Рубеж III–II тыс. до н. э.

Nephrit
Dm. 3,4–7,6 cm; B. 1,1–0,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 99812,
оп. А1664/14, 23, 31, 33–43, 132,
215
Übergang 3.–2. Jahrtausend v. Chr.

Кольца и фрагменты колец из
нефрита светло-зеленого цвета, цвета беж и белого.

Nephritringe und Fragmente.
Hellgrün, sandfarben und weiß.
Literatur: Бадер 1965; Черных,
Кузьминых 1989.

Литература: Бадер 1965; Черных,
Кузьминых 1989.

E. K.

Е. К.
248.3.7

552

248.3.11. Кольца нефритовые
и фрагменты (16 экз.)

248.3.11

553

Век кладов. Воинство и власть

249. Деревня Турбино, Пермская обл., Россия.
Селище, культурный слой

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

249. Dorf Turbino, Gebiet Perm, Russland. Kulturschicht
der Siedlung

249.1. Фрагмент наконечника копья

249.1. Fragment einer Lanzenspitze

Бронза
Длина 23,5 см
ГЭ, инв. № 194/343

Bronze
L. 23,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 194/343

Сохранилось только перо. Относится к типу удлиненных вильчатых наконечников.

Lange Spitze mit Gabelung, erhalten ist nur
das Blatt.

И. К.

I. K.

249.6. Два вкладыша серпов

249.6. Zwei Sicheleinsätze

Кремень
Длина 5,5 и 4,5 см
ГЭ, инв. № 194/119, 939

Feuerstein
L. 5,5 cm und 4,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 194/119,
939

И. К.

I. K.

249.6

249.6

249.7. Подвеска-гребень

249.7. Anhänger

Бронза
Длина 3,4 см; ширина 3 см
ГЭ, инв. № 194/936

Bronze
L. 3,4 cm; B. 3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 194/936

И. К.

I. K.

249.1

249.2. Кольцо

249.2. Ring

Нефрит
Диаметр 3,5 см
ГЭ, инв. № 194/536

Nephrit
Dm. 3,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 194/536

И. К.

I. K.

249.2

249.3. Кольцо

249.3. Ring

Нефрит
Диаметр 4 см
ГЭ, инв. № 194/680

Nephrit
Dm. 4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 194/680

И. К.

I. K.

249.3

249.4. Нож

249.4. Messer

Бронза
Длина 16,3 см
ГЭ, инв. № 194/937

Bronze
L. 16,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 194/937

Нож пластинчатый. Сохранились следы рукояти (отпечатки волокон дерева).

Scheibenmesser ohne herausgearbeitete Griffzunge; Spuren des Holzgriffs erhalten (Abdrücke von Holzfasern).

И. К.

I. K.

249.4

249.7

250. Галичский клад

250. Schatzfund von Galič

Епископ Черниговский и Костромской Павел представил в ноябре
1836 в Московское общество истории и древностей предметы из
Костромской губернии (шесть из меди, несколько серебряных и
два черепка от глиняного горшка). Они были получены 22 июня
1836 от Д. С. Бестужева. Вещи былинайдены осенью 1835 в земле
на берегу речки Лышкинки, протекающей под высокой горой, на
которой стоит село Туровское. Крестьяне копали землю для плотины и «по оплошности довольно сих вещей побросано было ими в
речку, а из уцелевших также довольно отправлено в Москву к родственникам». Вещи, представленные епископом Павлом, в 1870-х
изучались историком И. Р. Аспелиным, позднее вся коллекция
была передана в московский Исторический музей.
Самостоятельные сведения о кладе получил член Костромского
статистического комитета П. П. Свиньин. В его руки попала та
часть клада, которая, по словам епископа Павла, была отправлена Бестужевым родственникам в Москву. По этим сведениям,
крестьяне вырыли большой глиняный сосуд, наполненный разными металлическими предметами. Свиньин направил записку
костромскому губернатору для представления министру внутренних дел. От него записка попала к министру просвещения
С. С. Уварову, а от того — в Академию наук. При записке сохранились рисунки этой второй коллекции, почти совершенно исчезнувшей. Из всех вещей сохранилась лишь фигурка идола, находившаяся в коллекции графа С. Г. Строганова, бывшего в 1836
председателем Московского общества истории и древностей.

Der Bischof von Černigov (Kostroma), Pavel, präsentierte im November 1836 der Gesellschaft für Geschichte und Altertümer an der Moskauer Universität eine Sammlung aus dem Gouvernement Kostroma
(sechs Stücke aus Kupfer, einige aus Silber und zwei Scherben von
einem Keramiktopf ), die er am 22.06.1836 von D. S. Bestužev erhalten hatte. Gefunden worden waren die Stücke im Herbst 1835 am
Ufer der Lykšanka, die an dem auf einem hohen Berg gelegenen Dorf
Turovskoe vorbeifließt. Bauern bauten hier einen Staudamm und
warfen irrtümlich etliche der Gegenstände in den Fluss oder sandten
sie an Verwandte. Bis in die 1870er Jahre, als Aspelin sie untersuchte,
war diese Sammlung noch fast vollständig erhalten; sie wurde dann
dem Historischen Museum übergeben. Eine zweite Sammlung aus
dem Schatzfund besaß das Mitglied des Statistischen Komitees von
Kostroma, P. P. Svinin. Laut Bischof Pavel handelte es sich um die Stücke, die Bestužev seinen Verwandten in Moskau gesandt hatte. Angeblich sollten Bauern ein großes Keramikgefäß ausgegraben haben,
das verschiedene Metallgegenstände enthielt. Svinin schickte dem
Gouverneur von Kostroma ein Schreiben, das dieser an den Innenminister weiterleiten sollte, der es wiederum Bildungsminister Uvarov
übermittelte, über den es schließlich in die Akademie der Wissenschaften gelangte. Dem Schreiben lagen Skizzen dieser zweiten
Sammlung bei, die fast vollständig verloren ging; nur ein Idol ist erhalten geblieben, das Teil der Sammlung des Grafen S. G. Stroganov
war, der 1836 den Vorsitz der Gesellschaft für Geschichte und Altertümer an der Moskauer Universität hatte.

Литература: Спицын 1903.

Literatur: Спицын 1903.

Ю. П.

Ju. P.
250. Dorf Turowskoje, Gebiet Kostroma, Russland. Einzelfund

249.5. Кельт

249.5. Tüllenbeil

Бронза
Длина 10 см
ГЭ, инв. № 194/938

Bronze
L. 10 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 194/938

250. Cело Туровское, Костромская губ. (ныне Костромская
обл.), Россия. Случайная находка

Сечение орудия в средней части шестигранное, сечение втулки овальное.

Im mittleren Teil sechskantig, im Schnitt ovale Tülle.

250.1. Браслет

250.1. Armband

И. К.

I. K.

Мышьяковая медь
Диаметр 7,1 см
ГИМ, инв. № 78609, оп. А 149/4
Рубеж III–II тыс. до н. э.

Arsenkupfer
Dm. 7,1 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 78609, оп. А 149/4
Übergang 3.–2. Jahrtausend v. Chr.

Браслет из толстой проволоки, с заходящими друг на друга заостренными концами. Проволока в сечении — неправильной овальной формы.

Armband aus dickem Draht mit übereinander
gelegten, spitzen Enden. Im Querschnitt
asymmetrisch oval.
Literatur: Спицын 1903; Городцов 1928;
Студзицкая, Кузьминых 2001; Studsizkaya,
Kuzminykh 2002.

Литература: Спицын 1903; Городцов 1928;
Студзицкая, Кузьминых 2001; Studsizkaya,
Kuzminykh 2002.
249.5

554

С. С.

S. S.
250.1

555

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

250.2. Бусина

250.2. Perle

250.5. Кинжал

250.5. Dolch

Бронза
Длина 2,1 см; диаметр 0,8 см
ГИМ, инв. № 78609, оп. А 149/6
Рубеж III–II тыс. до н. э.

Bronze
L. 2,1 cm; Dm. 0,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 78609, оп. А 149/6
Übergang 3.–2. Jahrtausend v. Chr.

Arsenkupfer
L. 25,6 cm; L. des Heftes 2,8 cm; B. 3,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 78609, оп. А 149/3
Übergang 3.–2. Jahrtausend v. Chr.

Литая бусина в виде цилиндрической полой трубочки с рельефным растительным
орнаментом.

Gegossene Perle in Form von hohlem zylinderförmigem Röhrchen, verziert mit erhabenen Pflanzornamenten.

Мышьяковая медь
Длина 25,6 см; длина рукояти 2,8 см;
ширина 3,5 см
ГИМ, инв. № 78609, оп. А 149/3
Рубеж III — II тыс. до н. э.

Литература: Спицын 1903; Городцов 1928;
Студзицкая, Кузьминых 2001; Studsizkaya,
Kuzminykh 2002.

Literatur: Спицын 1903; Городцов 1928;
Студзицкая, Кузьминых 2001; Studsizkaya,
Kuzminykh 2002.

С. С.

S. S.
250.2

250.3. Идол

250.3. Idol

Медь
Длина 16,4 см; ширина 4,4 см
ГИМ, инв. № 78609, оп. А 149/1
Рубеж III–II тыс. до н. э.

Kupfer
L. 16,4 cm; B. 4,4 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 78609, оп. А 149/1
Übergang 3.–2. Jahrtausend v. Chr.

Идол в виде мужчины атлетического телосложения, в танцующей или камлающей позе. Узкие руки согнуты в локтях и
соединены в «замок». Ноги согнуты в коленях и внизу соединены перемычкой;
кисти рук и ступни не выделены. Лицо вытянутое, с острым подбородком и широкими скулами. Обозначены крупный прямой нос, крутые нависающие надбровья
и углубленные глазницы с рельефно выступающими зрачками. Оттопыренные уши
в виде закругленных выступов напоминают звериные, рот и глазницы несквозные.
С оборотной стороны идол выгнут.

Männliches Idol mit athletischem Körperbau
in Haltung eines Tanzenden bzw. eines Schamanen: Schmale Arme, die Ellenbogen sind
gebeugt, die Hände gekreuzt, die Knie gebeugt, die kleinen Füße miteinander verbunden; längliches Gesicht mit spitzem Kinn und
breiten Wangenknochen; große gerade Nase,
massive buschige Augenbrauenbogen, vertiefte Augenhöhlen mit hervortretenden Pupillen. Die „Segelohren“ in Form von abgerundeten Vorsprüngen erinnern an Tierohren. Der Mund und die Augen sind nicht
durchbohrt. Die Rückseite der Figur ist gekrümmt.

Литература: Спицын 1903; Городцов 1928;
Студзицкая, Кузьминых 2001; Studsizkaya,
Kuzminykh 2002.

Literatur: Спицын 1903; Городцов 1928;
Студзицкая, Кузьминых 2001; Studsizkaya,
Kuzminykh 2002.

С. С.

S. S.

Zweischneidiger Plattendolch mit mehrfacher Wiedergabe des Schlangenmotivs:
Пластинчатый двулезвийный кинжал, заschlangenartiges Heft, vollendet mit einem
ключающий в себе многократно усиленKopf, in dessen geöffnetem Maul ein Riegel
ный образ змеи: змееподобная рукоять,
den Giftzahn nachahmt; im Ausschnitt des
увенчанная головой с раскрытой пастью и
Heftes ist eine kleine sich windende Schlanстолбиком-перемычкой, имитирующим
ge angelötet. Der Rücken der Schlange ist
ядовитое жало или зубы; в прорези рукоя250.5
ти припаяна фигурка извивающейся ползущей змейки. Тулови- mit einer Zickzacklinie und schrägen Kerben verziert. Der Unterteil
ще змеи при переходе к голове украшено поперечной змейкой- des Heftes ist mit gekerbten Querlinien verziert.
зигзагом и косыми резными линиями. В нижней части рукоя- Literatur: Спицын 1903; Городцов 1928; Черных, Кузьминых 1989;
ти — орнамент из поперечных полос.
Студзицкая, Кузьминых 2001; Studsizkaya, Kuzminykh 2002.
Литература: Спицын 1903; Городцов 1928; Черных, Кузьминых 1989;
Студзицкая, Кузьминых 2001; Studsizkaya, Kuzminykh 2002.

S. S.

С. С.
250.6. Маска

250.6. Maske

Мышьяковая медь
Длина 4,8 см; ширина 3,3 см
ГИМ, инв. № 78609, оп. А 149/2
Рубеж III–II тыс. до н. э.

Arsenkupfer
L. 4,8 cm; B. 3,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 78609, оп. А 149/2
Übergang 3.–2. Jahrtausend v. Chr.

Литая маска-личина (маскоид), головной
убор которой увенчан двумя миниатюрными фигурками животных, скорее всего
медведей. На лбу — сквозное отверстие;
с оборотной стороны маска вогнута.

Gegossene Maske, deren Kopfbedeckung zwei
kleine Tierfiguren (vermutlich Bären) trägt.
In der Stirn ist eine Durchbohrung. Die Rückseite der Maske ist konkav.
Literatur: Спицын 1903; Городцов 1928;
Черных, Кузьминых 1989; Студзицкая,
Кузьминых 2001; Studsizkaya, Kuzminykh 2002.

Литература: Спицын 1903; Городцов 1928;
Черных, Кузьминых 1989; Студзицкая,
Кузьминых 2001; Studsizkaya, Kuzminykh 2002.

S. S.

С. С.

250.6

250.3

250.4. Идол («Галичский идол»)

250.4. Idol von Galič („Galič-Idol“)

Бронза
Длина 14 см; ширина 6,4 см
ГЭ, инв. № 77/1
Поступил из собрания графов Строгановых
Первая половина II тыс. до н. э.

Bronze
L. 14 cm; B. 6,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 77/1
Ehemalige Sammlung Stroganov
1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Фигурка полусидящего узкогрудого мужчины с непропорционально большой головой. Лицо вытянутое, широкоскулое, с
большим подбородком. Небольшими закругленными выступами показаны уши.
Руки, согнутые в локтях, опираются на бедра. Кисти рук не детализированы. Также
не детализированы стопы ног, соединенные узкой перемычкой.
На лоб надвинут венчик с тремя лучами,
ниже — еще два луча, а также по два луча
на каждом плече. С оборотной стороны
фигурка плоская, а голова внутри полая.
Видимо, фигурка насаживалась на какойто стержень.

Halbsitzende Figur eines schmalbrüstigen
Mannes mit überproportional großem Kopf;
längliches Gesicht, breite Wangenknochen,
kräftiges Kinn. Die Ohren sind mit kleinen
runden Vorsprüngen wiedergegeben. Die angewinkelten Arme sind in die Hüfte gestemmt, die Hände nicht näher ausgeführt.
Die Füße sind mit einem schmalen Streifen
verbunden, sonst jedoch nicht detailiert dargestellt. Auf der Stirn sitzt ein Kranz mit drei
Strahlen, unter dem zwei weitere Strahlen
liegen, ferner je zwei Strahlen über jeder
Schulter. Auf der Rückseite ist die Figur flach,
der Kopf hohl; anscheinend wurde sie auf einen Stab aufgesetzt.

А. Н. М.

A. N. M.

250.4

556

250.7. Фигурка
фантастического животного

250.7. Darstellung eines
Fabeltieres

Медь
Длина 9 см; ширина 2,8 см;
толщина 0,8 см
ГИМ, инв. № 78609, оп. А 149/5
Рубеж III–II тыс. до н. э.

Kupfer
L. 9 cm; B. 2,8 cm; D. 0,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 78609,
оп. А 149/5
Übergang 3.–2. Jahrtausend v. Chr.

Отлитая по восковой модели
полая фигурка животного с мощным коротким хвостом, широкими лапами или плавниками,
тупой клювовидной мордой,
открытым ртом и сквозными
глазами. Это фантастическое
животное — своеобразный прообраз «ящера» пермского звериного стиля.

Die in einem Wachsmodel gegossene hohle Figur eines Tieres
ist mit kurzem mächtigem Schwanz,
breiten Füßen bzw. Schwimmflossen, stumpfer Schnauze, geöffnetem Maul und durchbohrten Augen dargestellt. Dieses
Fabeltier stellt ein eigenartiges
250.7
Abbild eines „Sauriers“ im Permischen Tierstil dar.

Литература: Спицын 1903; Городцов 1928; Черных, Кузьминых 1989;
Студзицкая, Кузьминых 2001; Studsizkaya, Kuzminykh 2002.

Literatur: Спицын 1903; Городцов 1928; Черных, Кузьминых 1989;
Студзицкая, Кузьминых 2001; Studsizkaya, Kuzminykh 2002.

С. С.

S. S.

251. Бородинский клад

251. Schatz von Borodino

Летом 1912 жители немецкой колонии Бородино Бессарабской
губ., добывая камни в холмистых окрестностях села, случайно
наткнулись в земле на археологические древности. Благодаря
сравнительной культурности крестьян и деревенского учителя
эти предметы не были проданы, как часто бывает со случайными находками, а попали в Императорскую Археологическую комиссию, которая их приобрела. Теперь невозможно с точностью
установить, составляли ли эти предметы инвентарь могилы или
представляли собой зарытый в свое время клад. Член Императорской Археологической комиссии Б. В. Фармаковский посетил
осенью 1912 Бородино для осмотра места находки и установил,

Im Sommer 1912 suchten die Bewohner der deutschen Kolonie von
Borodino in der hügeligen Umgebung des Dorfes nach Steinen; dabei
stießen sie zufällig auf archäologische Funde im Boden. Die Bauern
und der Dorflehrer verkauften diese Stücke glücklicherweise nicht
einzeln, ein häufiges Schicksal von Zufallsfunden, sondern boten sie
der Kaiserlichen Archäologischen Kommission insgesamt zum Erwerb an. Nach genauerer Analyse lässt sich nicht sagen, ob diese als
Grabinventar anzusprechen sind oder eine Art Schatz darstellten; das
Fehlen von Gebeinen spräche für Letzteres. Doch als das Mitglied der
Kaiserlichen Archäologischen Kommission B. V. Farmakovskij Borodino 1912 besuchte, fielen ihm in der Hügellandschaft einige, offenbar

557

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

что поблизости возвышаются ряды маленьких холмов, похожих
на курганные насыпи. Это обстоятельство может говорить в пользу предположения, что найденные предметы покоились в подобном курганчике.
XVIII–XVII вв. до н. э.

unberührte Kurgane auf; dies wiederum spräche dafür, dass die Stücke in einem kurganähnlichen Hügel niedergelegt worden waren.
18.–17. Jahrhundert v. Chr.
Literatur: Штерн 1914.

Ju. P.

Литература: Штерн 1914.

Ю. П.
251. Село Бородино, Аккерманский уезд, Бессарабская губ.,
Украина

251. Dorf Borodino, Kreis Akkerman, ehem. Gouvernement
Bessarabien, heute Ukraine

251.1. Наконечник копья

251.1. Lanzenspitze

Серебро, золото
Длина 33,7 см; наибольшее расширение пера
5,7 см; длина пера 21 см; диаметр втулки
у основания 3 см
ГИМ, инв. № 54642–54656, оп. А 135/1

Silber, Gold
L. 33,7 cm; größte B. des Blattes 5,7 cm; L. des
Blattes 21 cm; Dm. der Tülle an der Basis 3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54642–54656, оп. А 135/1

Втульчатый наконечник копья с пером листовидной формы. У основания втулки —
два ушка-петли в виде полукруглых пластинок с округлыми отверстиями, примыкающими к орнаментальному фризу.
Втулка копья украшена орнаментом, состоящим из двойных зигзагов, ромбов,
треугольников и меандров. На нижней
части втулки — золотая накладка, покрывающая и ушки. Рисунок на золоте повторяет орнамент, нанесенный на серебро.
По периметру перо украшено тонкой гравированной каймой, а ребро на стержне — кантиком из косых параллельных
насечек.

Tüllenlanze mit blattförmiger Spitze. Am
Rande der Tülle sind zwei Ösen in Form von
halbrunden Platten mit abgerundeten Durchbohrungen befestigt. Darauf liegt ein verzierter Besatz. Die Verzierung der Tülle besteht aus doppelten Zickzacklinien, Rauten,
Dreiecken und Mäandern. Das goldene Auflagestück im Unterteil der Tülle bedeckt die
Ösen. Die Verzierung aus Gold ahmt die silberne nach. Am Rand des Blattes ist ein feiner Saum graviert, die Mittelrippe verzieren
schräge Kerben.
Literatur: Штерн 1914; Спицын 1916; КривцоваГракова 1949; Попова [1981]; Kaiser 1997.

N. Š.
251.1

251.2

Литература: Штерн 1914; Спицын 1916; Кривцова-Гракова 1949; Попова
[1981]; Kaiser 1997.

Н. Ш.
251.2. Наконечник копья

251.2. Lanzenspitze

Серебро, золото
Длина 29,4 см; длина пера 17,8 см;
наибольшая ширина 5,5 см; диаметр
втулки 2,8 см
ГИМ, инв. № 54642–54656, оп. А 135/2

Silber, Gold
L. 29,4 cm; L. des Blattes 17,8 cm; größte Breite
5,5 cm; Dm. der Tülle 2,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54642–54656, оп. А 135/2

Tüllenlanzenspitze. Der Stiel an der Basis der
blattförmigen Spitze ähnelt einer Gabel. Im
Unterteil des Blattes ist eine Öse, die sich an
ein verziertes Band anschmiegt. Im unteren
Teil der Lanzenspitze neben der Tülle im Bereich des Stiels befinden sich zwei zusätzliche kurze Rippen. Eine Öse befindet sich auf
der Tülle. Der Unterteil der Tülle ist mit goldenen Einlagen inkrustiert. Die Muster aus
Gold und aus Silber sind identisch: den goldenen Dreiecken, deren Scheitel sich nach
oben richten, folgen silberne Dreiecke mit
Scheiteln nach unten. Die Dreiecke werden
von zwei erhabenen goldenen Bändern umrahmt. Unter den Dreiecken befindet sich ein
Gürtel, den vier gleichlaufende Linien bilden.

Втульчатый наконечник копья с вильчатым стержнем в основании листовидного
пера. На нижней части втулки — ушко,
примыкающее к орнаментальному поясу.
Нижняя часть втулки инкрустирована золотой пластинкой, узор на которой повторяет орнамент, нанесенный на серебро:
попеременно расположенные золотые (вершинами вверх) и серебряные (вершинами вниз) треугольники обрамлены двумя
рельефными золотым полосами. Ниже
треугольников — орнаментальный пояс
из четырех параллельных горизонтальных полос.
Литература: Штерн 1914; Спицын 1916;
Кривцова-Гракова 1949; Попова [1981]; Kaiser
1997.

250.6

558

251.2, деталь / Detail

Literatur: Штерн 1914; Спицын 1916; КривцоваГракова 1949; Попова [1981]; Kaiser 1997.

Н. Ш.

N. Š.

251.3. Втулка наконечника копья

251.3. Tülle einer Lanzenspitze

Серебро, золото
Длина 11,9 см; диаметр втулки 2,8 см; диаметр
отверстий на втулке 0,5 см
ГИМ, инв. № 54642–54656, оп. А 135/12

Silber, Gold
L. 11,9 cm; Dm. der Tülle 2,8 cm; Dm. der Löcher
in der Tülle 0,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54642–54656, оп. А 135/12

Втулка копья, округлая в диаметре, в
нижней части два круглых отверстия для
крепления на древке. Украшена широкой
золотой пластиной с орнаментом в виде

Die Tülle der Lanzenspitze ist im Querschnitt
rundlich; im Unterteil zwei runde Löcher zur
Befestigung am Stiel; verziert mit breitem
goldenem Streifen, gestempelt mit laufen-

251.3

559

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

бегущей спирали и треугольников из точечных вдавлений. Выше, на серебряной
втулке, — треугольники вершиной вверх,
заполненные меандром.

den Spiralen und Dreiecken. Auf der silbernen Tüllе sind Dreiecke, gefüllt mit Mäandern, angebracht.
Literatur: Штерн 1914; Спицын 1916; КривцоваГракова 1949; Попова [1981]; Kaiser 1997.

Литература: Штерн 1914; Спицын 1916;
Кривцова-Гракова 1949; Попова [1981]; Kaiser
1997.

N. Š.

Н. Ш.
251.4. Булавка

251.4. Nadel

Золото
Длина 31,2 см; головка 12,2 × 6,7 см
ГИМ, инв. № 54642–54656, оп. А 135/4

Gold
L. 31,2 cm; Kopf 12,2 × 6,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54642–54656, оп. А 135/4

Булавка с длинным округлым стержнем и
ромбовидной головкой, заканчивающейся округлой шляпкой. Щиток и головка отлиты отдельно от булавки и скреплены
штырем. В нижней части шляпки — отверстие. Обе стороны головки инкрустированы золотом: растительный орнамент — лилии (лотос) и спирали сочетаются с рядами треугольников. По границе
золотой пластины нанесен узор из кружков. Стержень на щитке украшен орнаментом в виде бегущей спирали, шляпка —
параллельными рядами штампа, имитирующего бегущую спираль.

Nadel mit langem abgerundetem Schaft und
rautenförmigem Kopf, der mit einem abgerundeten Hütchen endet. Der Schaft ist von
Kopf und Blatt getrennt gefertigt, die Nadel
ist mittels eines Stiels zusammengesetzt. Im
Unterteil des Hütchens ist eine Bohrung angebracht. Beide Seiten des Kopfes haben goldene Inkrustationen mit pflanzlichen Elementen wie Lilien und Spiralen sowie Reihen
von Dreiecken. Am Rand der goldenen Platte
ist ein Ringmuster aufgetragen. Der Teil des
Schaftes am Blatt ist mit einer laufenden Spirale verziert. Auf dem Kopf befinden sich in
Anlehnung an die laufende Spirale gleichlaufende Reihen von Stempeln.

251.3, деталь / Detail

Литература: Штерн 1914; Спицын 1916;
Кривцова-Гракова 1949; Попова [1981]; Kaiser
1997.

Literatur: Штерн 1914; Спицын 1916; КривцоваГракова 1949; Попова [1981]; Kaiser 1997.

Н. Ш.

N. Š.
251.4

251.5. Кинжал

251.5. Dolch

Серебро, золото
Длина 27,4 см; наибольшая ширина у рукояти
4,6 см; длина черешка 4,6 см; ширина
рукояти 1,8 см
ГИМ, инв. № 54642–54656, оп. А 135/3

Silber, Gold
L. 27,4 cm; größte B. des Heftes 4,6 cm;
L. der Angel 4,6 cm; B. des Heftes 1,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54642–54656, оп. А 135/3

In der flachen viereckigen Angel des Dolches
sind drei Löcher zur Befestigung am Heft geКинжал с черешком плоской четырехbohrt. Die längliche stumpfe Schneide mit
угольной формы, с тремя круглыми отgeraden Schultern, schmaler Basis, verbreiверстиями для крепления на рукояти.
tert sich im Unterteil. Die Mitte der Klinge ist
Лезвие с прямыми плечиками, удлиненbeidseits mit goldenen Einlagen inkrustiert,
ное, частично заточено, у основания —
deren Form die der Klinge wiederholt. Beidболее узкое, в нижней части дуговидно
251.5
seits im Mittelteil der Klinge sind Dreiblätter
расширяется. С обеих сторон клинок по
центру инкрустирован золотыми пластинами, повторяющими ausgeführt. An einer Seite der Klinge unter der Blüte befindet sich ein
форму клинка. В центральной части клинка на обеих сторонах S-förmiges Zeichen, an der anderen Seite eine Spirale. Spiralen, Kerнанесены трискелии. С одной стороны под цветком — значок в ben und Tupfen sind an den Kanten beider Platten eingedrückt. Die
виде латинской буквы S, с другой — завиток спирали. Комбина- goldene Platte ist an der Klinge befestigt.
ции спиралей, завитков, точек и нарезных линий расположены Literatur: Штерн 1914; Спицын 1916; Кривцова-Гракова 1949; Попова
по периметру каждой пластины. Золотая пластина прижата к [1981]; Kaiser 1997.
клинку кантиком.
N. Š.
Литература: Штерн 1914; Спицын 1916; Кривцова-Гракова 1949; Попова
[1981]; Kaiser 1997.

Н. Ш.
251.6. Топор

251.6. Axt

Западносаянский нефрит
Длина 13,5 см; ширина у втулки 3,8 см;
диаметр отверстия 1,7 см
ГИМ, инв. № 54642–54656, оп. А 135/8

Nephrit aus dem West-Sajan
L. 13,5 cm; B. der Tülle 3,8 cm;
Dm. des Schaftloches 1,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54642–54656, оп. А 135/8

Топор проушной, с дуговидным лезвием
с округлыми углами. Обух пестообразный. На поверхности — хорошо выражены продольные и поперечные ребра и каннелюры; залощена до блеска.

Tüllenaxt; die bogenartige Schneide hat abgerundete Ecken, der Nacken ist stößelförmig. Glatt polierte Fläche verziert mit deutlichen längslaufenden und querlaufenden
Rippen sowie Hohlstreifen.

251.6

Литература: Штерн 1914; Спицын 1916; Кривцова-Гракова 1949; Попова
[1986]; Kaiser 1997.

Literatur: Штерн 1914; Спицын 1916; Кривцова-Гракова 1949; Попова
[1981]; Kaiser 1997.

Н. Ш.

N. Š.
251.4, деталь / Detail

560

561

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

251.7. Топор-секира

251.7. Streitaxt

251.12. Навершие булавы

251.12. Streitkolben

Западносаянский нефрит
Длина 20,7 см; ширина у втулки 4,8 см;
размеры втулки 2,3 см
ГИМ, инв. № 54642–54656, оп. А 135/7

Nephrit aus dem West-Sajan
L. 25 cm; B. der Tülle 4,8 cm; Dm. der Tülle 2,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54642–54656,
оп. А 135/7

Мыльный камень (тальк)
Диаметр 6,4 см; высота 5 см; диаметр
отверстия 1,7–1,9 см
ГИМ, инв. № 54642–54656, оп. А 135/11

Speckstein (Seifenstein)
Dm. 6,4 cm; H. 5 cm; Dm. der Bohrung 1,7–1,9 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54642–54656, оп. А 135/11

Топор проушной в виде секиры, с изогнутым лезвием. Обух пестообразный.
На верхней и боковой поверхности хорошо выражены продольные и поперечные ребра и каннелюры.

Streitaxt mit Tülle, die Schneide ist gebogen, der Nacken stößelförmig. Ober- und
Seitenflächen sind mit deutlichen, längslaufenden und querlaufenden Rippen sowie Hohlstreifen verziert.

Булава шарообразной формы, в средней
части опоясана бороздой. Отверстие у основания окружено кольцеобразым валиком.

Литература: Штерн 1914; Спицын 1916; Кривцова-Гракова 1949; Попова
[1981]; Kaiser 1997.

Literatur: Штерн 1914; Спицын 1916; Кривцова-Гракова 1949; Попова
[1981]; Kaiser 1997.

Литература: Штерн 1914; Спицын 1916;
Кривцова-Гракова 1949; Попова [1981]; Kaiser
1997.

Н. Ш.

N. Š.

Н. Ш.

251.7

251.8. Топор

251.8. Axt

Западносаянский нефрит
Длина 18,1 см; ширина у втулки 5,2 см;
размеры втулки по верхнему краю
2,8 × 2,3 см; по нижнему краю 3 × 2,3 см
ГИМ, инв. № 54642–54656, оп. А 135/5

Nephrit ais dem West-Sajan
L. 18,1 cm; B. der Tülle 5,2 cm; Oberrand der
Tülle 2,8 × 2,3 cm; Unterrrand der Tülle
3 × 2,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54642–54656,
оп. А 135/5

Топор проушной, с овальной втулкой и
дуговидным широким лезвием. Обух
пестообразный. На поверхности — продольные и поперечные ребра и каннелюры.

Axt mit ovaler Tülle, die breite Schneide
ist gebogen, der Nacken stößelförmig. Die
Fläche ist mit deutlichen, längslaufenden
251.8
und querlaufenden Rippen sowie Hohlstreifen verziert.

Литература: Штерн 1914; Спицын 1916; Кривцова-Гракова 1949; Попова
[1981]; Kaiser 1997.

Literatur: Штерн 1914; Спицын 1916; Кривцова-Гракова 1949; Попова
[1981]; Kaiser 1997.

Н. Ш.

N. Š.

251.9. Топор

251.9. Axt

Восточносаянский нефрит
Длина 19,7 см; ширина у втулки 4,5 см;
диаметр втулки 1,9 см
ГИМ, инв. № 54642–54656, оп. А 135/6

Nephrit aus dem Ost-Sajan
L. 19,7 cm; B. der Tülle 4,5 cm; Durchmesser
des Schaftloches 1,9 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54642–54656, оп. А 135/6

Топор проушной, с овальной втулкой,
дуговидным лезвием и поперечным
ребром. Поверхность заполирована до
блеска.

Axt mit ovaler Tülle, breiter Schneide und
stößelförmigem Nacken. Fläche mit Rippenzier.

Литература: Штерн 1914; Спицын 1916;
Кривцова-Гракова 1949; Попова [1981];
Kaiser 1997.

251.9

Kugelförmiger Streitkolben, die Mitte durchzieht eine Rinne.
Literatur: Штерн 1914; Спицын 1916; КривцоваГракова 1949; Попова [1981]; Kaiser 1997.

N. Š.

251.12

252. Культура текстильной керамики

252. Die Textilkeramikkultur

252. Деревня Волосово, быв. Муромский уезд, Владимирская
губ. (ныне Владимирская обл.), Россия. Могильник Младший
Волосовский

252. Dorf Volosovo, Kreis Murom, ehem. Gouvernement
Vladimir, Russland. Gräberfeld Mladši Volosovski

252.1. Погребение 3

252.1. Grab 3

252.1.1. Умбоновидная бляха

252.1.1. Buckelförmiger Schild

Бронза
Диаметр 9 см
ГИМ, инв. № 76694, оп. А 94/514

Bronze
Dm. 9 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 76694, оп. А 94/514

Умбоновидная бляха, круглая, с утратами
по краю. Середина в виде высокого рельефа, увенчанного шишечкой, с декором из
концентрических кругов. Круги нарушены
небольшим отверстием диаметром 4 мм.
На внутренней поверхности бляхи имеется петля. Предполагается, что подобные
бляхи крепились в центре щитов.

Buckelförmiger runder Schild mit Beschädigungen an der Kante. Der Buckel, der mit
konzentrischen Ringen verziert ist, endet mit
einem kleinen Zapfen. Der Buckel ist 4 mm
im Durchmesser durchbohrt. Auf der Innerseite ist eine Öse. Vermutlich befestigte man
solche Gegenstände in die Mitte der Schilde.

Literatur: Штерн 1914; Спицын 1916;
Кривцова-Гракова 1949; Попова [1981];
Kaiser 1997.

Литература: Городцов 1914; Кузьминых,
Чижевский 2006.

N. Š.

Е. К., С. К.

Н. Ш.

Literatur: Городцов 1914; Кузьминых,
Чижевский 2006.

E. K., S. K.
252.1.1

251.10. Навершие булавы

251.10. Streitkolben

Мыльный камень (тальк)
Высота 5,5 см; диаметр втулки 1,5–2 см;
диаметр бугорков 2,5 см
ГИМ, инв. № 54642–54656, оп. А 135/10

Speckstein (Seifenstein)
Höhe 5,5 cm; Durchmesser Tülle 1,5–2 cm;
Durchmesser der Halbkugeln 2,5 cm
GIM, Moskau, Inv. Nr. 54642–54656,
Inventurliste А135/10

Булава удлиненной яйцевидной формы, с четырьмя полушарными выступами.

Eiförmiger länglicher Streitkolben mit vier
halbkugelförmigen Erhebungen.

Литература: Штерн 1914; Спицын 1916;
Кривцова-Гракова 1949; Попова [1981];
Kaiser 1997.

Literatur: Штерн 1914; Спицын 1916;
Кривцова-Гракова 1949; Попова [1981];
Kaiser 1997.

Н. Ш.

N. Š.

252.2. Погребение 9

252.2. Grab 9

252.2.1. Два кельта

252.2.1. Zwei Beile

Бронза, дерево
Длина 7,5 и 7,2 см; втулка 2,6 × 2,1
и 3,2 × 2,1 см
ГИМ, инв. № 76694, оп. А 94/519, 521

Bronze, Holz
L. 7,5 cm; 7,2 cm; Spund 2,6 × 2,1 cm;
3,2 × 2,1 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 76694, оп. А 94/519, 521

Кельты ананьинского типа, с трапециевидной фаской и овальным устьем втулки. Во втулке сохранились остатки деревянного вкладыша.

Die Spundbeile sind ähnlich denen der Ananjino-Kultur mit trapezförmiger Abschrägung.
Die Mündung des Spundes ist oval. Im Spund
sind die Reste des hölzernen Stiels erhalten
geblieben.

Литература: Городцов 1914; Кузьминых 1983.

Literatur: Городцов 1914; Кузьминых 1983.

Е. К., С. К.
252.2.1

251.10

251.11. Навершие булавы

251.11. Streitkolben

Мыльный камень (тальк)
Диаметр 6,4 см; высота 4,2 см; диаметр
отверстия 1,7–2 см
ГИМ, инв. № 54642–54656, оп. А 135/9

Speckstein (Seifenstein)
Dm. 6,4 cm; H. 4,2 cm; Dm. der Bohrung
1,7–2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54642–54656,
оп. А 135/9

Булава шарообразной, слегка приплюснутой формы. Вокруг втулки с одной стороны сделан уплощенный валик. Поверхность залощена.

562

251.11

252.2.1

E. K., S. K.

252.3. Случайная находка

252.3. Einzelfund

252.3.1. Бляха

252.3.1. Blechschild

Бронза
Диаметр 11,5 см; толщина 0,2 см; размер
прорези 1,2 × 0,4 см
ГИМ, инв. № 50024, оп. А 94/522

Bronze
Dm. 11,5 cm; Dm. 0,2 cm; Schlitze 1,2 × 0,4 cm
GIM Moskau. Inv. Nr. 50024, оп. А 94/522

Literatur: Штерн 1914; Спицын 1916;
Кривцова-Гракова 1949; Попова [1981];
Kaiser 1997.

Бляха круглая, плоская, с утратами по краю,
литейным дефектом по центру (прорезь)
и ушком с обратной стороны.

Der Blechschild ist rund, flach und mit Beschädigungen am Rand. In der Mitte ist ein
Gussfehler. Auf der Rückseite befindet sich
eine Öse.

Литература: Городцов 1914; Кузьминых,
Чижевский 2006.

Literatur: Городцов 1914; Кузьминых,
Чижевский 2006.

N. Š.

Е. К., С. К.

E. K., S. K.

Kugelförmiger, leicht abgeflachter Streitkolben mit Tülle.

Литература: Штерн 1914; Спицын 1916;
Кривцова-Гракова 1949; Попова [1981];
Kaiser 1997.

Н. Ш.

8.–7. Jahrhundert v. Chr.

VIII–VII вв. до н. э.

252.3.1

563

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

253, 254. Степи. Лолинская культура

253, 254. Steppe. Lolinskij-Kultur

Ареал культуры охватывает Ергенинскую возвышенность, прилегающие к ней районы Сарпинской и Прикаспийской низменностей и восточную часть Ставропольской возвышенности.
Впервые лолинские комплексы как самостоятельное образование определил П. Г. Дервиз (1989). Обоснование выделения новой культуры и ее обобщающая характеристика даны Р. А. Мимоходом.
Культура представлена исключительно курганными захоронениями (свыше 307 погребений). Отсутствие поселенческих памятников связано с подвижностью групп населения лолинской культуры.
Хронологические рамки культуры устанавливаются в пределах
XXII–XVIII вв. до н. э.

Verbreitet in den Jergenihügeln und angrenzenden Regionen der
Sarpinskij und der Kaspischen Senke. Die ersten Denkmäler der Kultur entdeckte P. G. Derviz (1989), ihre Definition sowie die Beschreibung der allgemeinen Charakteristika legte R. A. Mimochod vor. Die
Kultur wird ausschließlich von Hügelgräbern repräsentiert (mehr als
307 Bestattungen). Das Fehlen von Siedlungen erklärt sich durch die
Mobilität der Bevölkerung. Die Lolinskij-Kultur ist vom 22. bis 18.
Jahrhundert v. Chr. belegt.
Literatur: Мимоход 2012.

Ju. P.

255. Село Мазурки, Новохоперский уезд, Воронежская губ.,
(ныне Воронежская обл.), Россия. Случайная находка

255. Dorf Masurki, ehem. Kreis Novochopersk, Gouvernement
Voronež, Russland. Einzelfund

255.1. Навершие булавы

255.1. Knauf einer Streitkeule

Алебастр
Диаметр 5,9 см; диаметр отверстия 1,4–1,7 см
ГИМ, инв. № 39551, оп. А 1021/6
III–II тыс. до н. э., абашевская культура

Alabaster
Dm. 5,9 cm; Dm. des Loches 1,4–1,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 39551, оп. А 1021/6
3.–2. Jahrtausend v. Chr., Abaševo-Kultur

Навершие булавы округлой формы с едва
заметным ребром по окружности и центральным отверстием.

Abgerundeter Knauf einer Streitkeule, umringt von einer flachen Rippe und mit einem
Loch in der Mitte.

Литература: ОАК за 1899; Шоков 1954.

Literatur: ОАК за 1899; Шоков 1954.

Э. И.

E. I.

Литература: Мимоход 2012.
255.1

Ю. П.

255.2. Наконечник копья

255.2. Speerspitze
Bronze
L. 21,5 cm; B. des Blattes 4,5 cm; Dm. der Tülle 3,2
cm; L. der Tülle 9,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 39551, оп. А 1091/1
2. Jahrtausend v. Chr., Abaševo-Kultur

Blattförmige Speerspitze mit Tülle und Mittelrippe. An beiden Seiten der Tülle befinden
sich zwei Befestigungslöcher.

253.1. Пряжка фигурная

253.1. Figurenschnalle

Бронза
Длина 21,5 см; ширина пера 4,5 см; диаметр
втулки 3,2 см; длина втулки 9,5 см
ГИМ, инв. № 39551, оп. А 1091/1
II тыс. до н. э., абашевская культура

Рог
Длина 6 см; наибольшая ширина 2,7 см;
диаметр отверстия 1,4 см
ГИМ, инв. № 111886, оп. А 2349/60
XVIII в. до н. э.

Horn
L. 6 cm; größte B. 2,7 cm; Dm. der Durchbohrung
1,4 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 111886, оп. А 2349/60
18. Jahrhundert v. Chr.

Втульчатый наконечник копья с пером листовидной формы и центральной нервюрой. Втулка откована и разомкнута, по ее
бокам расположены два сквозных отверстия для крепления.

Пряжка фигурная в виде овальной биконической планки. Основание пряжки завершается двумя полукругами, конец представляет собой кольцо, выпиленное в
верхней части планки, край которой оформлен в виде небольшого выступа. Внешняя
поверхность планки украшена сквозным
орнаментом в виде выпиленных сквозных овалов, четыре из которых расположены попарно параллельно, подчеркивая
окружность на конце пряжки; два — внизу, параллельно основанию. Почти все
пространство между овалами декорировано просверленными неглубокими кругами. Поверхность пряжки с обеих сторон
заполирована.

Figurenschnalle aus oval-bikonischer, viereckiger Platte. Ein Ende in Form von zwei
Halbkreisen, am gegenüber liegenden Ende
kommt ein Vorsprung heraus, daneben ist
ein Ring ausgesägt. Die Außenseite der
Schnalle ist mit ovalen Durchbohrungen verziert. Vier davon liegen paarweise und betonen den Ring; die zwei restlichen befinden
sich parallel am Ende. Die Schnalle ist beidseitig poliert.

Литература: ОАК за 1899; Шоков 1954.

N. Š.

Кремень
Длина 2,3–5,5 см
ГИМ, инв. № 40512–13,
оп. А 414/10-24, 26-41
III — начало II тыс. до н. э.

253. Cело Ремонтное, Ремонтненский р-н, Ростовская обл.,
Россия. Могильник Темрта III, курган 2, погребение 7

253. Dorf Remontnoje, Rajon Remontnenski, Gebiet Rostow,
Russland. Gräberfeld Temrta III, Grabhügel 2, Grab 7

Н. Ш.
253.1

254. Ики-Бурульский р-н, Республика Калмыкия, Россия.
Могильник Кевюды I, курган 3, погребение 5

254. Rajon Iki-Burulski, Republik Kalmykien, Russland.
Gräberfeld Kevjudy I, Grabhügel 3, Grab 5

Literatur: ОАК за 1899; Шоков 1954.

E. I.
255.2

Э. И.
256. Село Райгородок, Изюмский уезд, Харьковская губ.
(ныне Харьковская обл.), Украина

256. Dorf Raigorodok, ehem. Kreis Isjumsky, Gouvernement
Charkov, Ukraine

Раскопки В. А. Городцова, 1900-е.

Ausgrabungen von V. A. Gorodcov, 1990er Jahre.

256.1. Наконечники стрел
(24 экз.)

256.1. Pfeilspitzen
Feuerstein
L. 2,3–5,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 40512–13,
оп. А 414/10-24, 26-41
3. — Anfang 2. Jahrtausend v. Chr.

Pfeilspitzen mit symmetrisch
und unsymmetrisch gefertigten
Dornen. Dreieckige Pfeilspitzen
mit gerader oder geschwungener Basis. Zwei Pfeilspitzen haben Schaftzungen.

Наконечники стрел с симметричными и асимметричными
шипами; наконечники треугольной формы с прямым либо
слегка заглубленным основанием; два наконечника имеют
выделенные черешки.

254.1. Пряжка фигурная

254.1. Figurenschnalle

Литература: Городцов 1905.

Рог
Длина 5,05 см; наибольшая ширина 2,6 см
ГИМ, инв. № 110360, оп. А 2317/1
XVIII в. до н. э.

Horn von Hirsch oder Elch (Cervidae)
L. 5,05 cm; größte B. 2,6 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 110360, оп. А 2317/1
18. Jahrhundert v. Chr.

Э. И.

Пряжка фигурная в виде кольца и примыкающей к нему широкой планки, в которой
в перпендикулярной к кольцу плоскости
сделано второе сквозное двустороннее отверстие меньшего диаметра. Кольцо в нижней части имеет два изогнутых роговидных
выступа с небольшим гребнем между ними. Планка пряжки выполнена в виде парных овальных элементов, из-под которых
спускаются вниз два треугольных выступа.
На лицевой стороне эта часть изделия украшена резным точечным орнаментом. Отверстие в планке пряжки сделано позади
овальных элементов.

Ringförmige Figurenschnalle mit Platte. Im
Unterteil des Ringes liegen zwei hornförmige gebogene Vorspünge mit kleinem Kamm
dazwischen. Die Platte besteht aus zwei ovalen Teilen, die unten in dreieckige Vorsprünge
übergehen. Die Oberfläche der Platte ist
punktverziert. Die Durchbohrung der Platte
befindet sich hinter dem ovalen Teil.

Literatur: Городцов 1905.

E. I.

Literatur: Калмыков, Матюхин 2007; Усачук
2007.

N. Š.

Литература: Калмыков, Матюхин 2007; Усачук
2007.

Н. Ш.

564

254.1

256.1, деталь / Detail

256.1

256.1, деталь / Detail

565

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

257–265. Степи. Срубная культура

257–265. Steppe. Balkengrabkultur

Срубная культура была выделена В. А. Городцовым в 1901–1903
в результате раскопок курганов на Северском Донце. Сегодня
ареал срубной культурно-исторической общности простирается
от левобережья нижнего и среднего течения Днепра на западе
до верхнего течения Урала на востоке, занимая степную и лесостепную зоны Восточноевропейской равнины. Волга делит территорию на две области — западную и восточную.
Памятники срубной культуры представлены поселениями, погребениями и кладами.

Von V. A. Gorodcov nach Grabungen von Kurganen 1901–1903 am
Severskij Donec definierte Kultur. Heute weiß man, dass sich die Balkengrabkultur (Srubnaja-Kultur) vom linken Ufer des unteren und
mittleren Dnepr im Westen bis zum Oberlauf des Flusses Ural im Osten erstreckte und sowohl in Steppen- wie auch Waldsteppenzonen
der Osteuropäischen Ebene begegnete. Die Wolga teilte das Gebiet in
eine westliche und eine östliche Hälfte. Für diese Kultur sind Siedlungen, Gräber und Schatzfunde belegt.
E. S.

Е. С.
257. Происхождение неизвестно

257. Unbekannter Fundort

257.1. Нож

257.1. Messer

Бронза
18,8 × 3,8 см; длина черенка 3,8 см
ГЭ, инв. № 1571/1
Вторая половина II тыс. до н. э.

Bronze
Maße: 18,8 × 3,8 cm; L. (Heft) 3,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1571/1
2. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Е. С.

E. S.
257.1

258. Куликово поле, Тульская губ. (ныне Тульская обл.),
Россия

258. Kulikovo Pole, Gouvernement Tula (heute Gebiet Tula),
Russland

В ногах погребенного у правого коленного сустава обнаружены
сложенные в кучу орудия литейного производства.
Курган датируется серединой II тыс. до н. э.

terkopf. Neben dem Schädel lag ein Stößel aus Stein, am rechten Knie
fanden sich verschiedene gegossene Geräte.

Литература: Шилов 1959.

E. S.

Literatur: Шилов 1959.

Е. С.
260.1. Две льячки или тигля

260.1. Zwei Gusslöffel oder Tiegel

Глина
Длина 13–13,5 см; ширина 13 см; толщина
стенок и днища 1,2 см
ГЭ, инв. № 1955/2, 1955/3

Keramik
L. 13,0–13,5 cm; B. 13 cm;
D. (Wand und Boden) 1,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1955/2, 1955/3

Овальной формы тигли со сливом и ручкой-выступом. Край одного тигля ошлакован. Наружные поверхности значительно
сглажены. Глина содержит значительную
примесь песка.

Tiegel von ovaler Form mit Ausguss und
Griffzapfen. In einem Fall ist der Rand verschlackt. Stark geglättete Außenseite, Sandmagerung.
260.1

E. S.

Е. С.
260.2. Пест

260.2. Stößel

Камень
Длина 16 см; наибольшая ширина 6 см
ГЭ, инв. № 1955/13

Stein
L. 16 cm; B. max. 6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1955/13

Квадратный в сечении, с округлыми гранями. Ручка более тонкая, овальная в сечении.

Im Schnitt quadratisch mit abgerundeten
Seiten; Griff schmaler, im Querschnitt oval.

Е. С.

E. S.
260.2

258.1. Нож

258.1. Messer

260.3. Сосудик-тигелек

260.3. Gefäß

Бронза
Длина 17,9 см; наибольшая ширина 3,5 см
ГЭ, инв. № 136/1
Поступил от С. А. Гедеонова, 1857
Вторая половина II тыс. до н. э.

Bronze
L. 17,9 cm; B. max. 3,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 136/1
Von Gedeonov 1857 übergeben
2. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Глина
Высота 3,9 см; диаметр венчика 6 см
ГЭ, инв. № 1955/1

Keramik
H. 3,9 cm; Mdm. 6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1955/1

Сосуд миниатюрный, круглодонный, усеченно-конической формы. Нет никаких следов использования.

Miniaturgefäß (Tiegel) von stumpfkegeliger
Form, rundbodig ohne Nutzungsspuren und
Ornament.

Е. С.

E. S.

Е. С.

E. S.
258.1

259. Село Козорезово, Одесская обл., Украина. Часть клада,
1848

259. Kozorezovo, Gebiet Odessa, Ukraine. Teil eines
Schatzfundes von 1848

259.1. Серп

259.1. Sichel

Бронза
Длина хорды 23 см
ГЭ, инв. № 257/1
Вторая половина II тыс. до н. э.

Bronze
L. Sehne 23 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 257/1
2. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Дуговидно закругленный серп с продольно откованным лезвием. Неотделенный
литок формирует утолщенное завершение ручки. Лезвие заточено.

Bogenförmig gerundete Sichel mit längs geschmiedeter Schneide, zum Griff hin Verdickung; geschliffene Schneide.

Литература: Дергачев, Бочкарев 2002.

E. S.

260.3

260.4. Двустворчатая форма
для литья вислообушных
топоров

260.4. Zweiteilige Gussform für
Äxte mit hängendem Nacken
Keramik
L. 15,7–16,2 cm; B. 9,2–9,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1955/9

Глина
Длина 15,7–16,2 см; ширина
9,2–9,5 см
ГЭ, инв. № 1955/9

259.2. Серп

259.2. Sichel

Бронза
Длина хорды 19,4 см
ГЭ, инв. № 257/2
Вторая половина II тыс. до н. э.

Bronze
L. Sehne 19,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 257/2
2. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Дуговидно закругленный серп с кнопкообразным выступом на ручке. Находившийся со стороны торца ручки литок обломан. Серп откован, заточен.

Bogenförmig gerundete Sichel mit knopfartigem Wulst am Griff. Zum Griff hin abgebrochen; geschmiedet, geschliffen.

Form aus hellbraunem Ton mit
Sandmagerung, innen mit weißem Belag, Spuren langen GeФорма изготовлена из светлоbrauchs der Form; beide Hälften
коричневой глины с включеvon ungleichmäßig rechteckiger
нием мелкого песка. Носит
260.4
Form mit abgerundeten Kanten.
следы длительного использования и покрыта внутри белым налетом. Каждая створка пред- In eine der breiten Flächen wurde noch in den rohen Ton die Form der
ставляет собой прямоугольный неправильных очертаний брусок Axt gedrückt. Seitlich wurden im Nackenbereich der zusammengeс округлыми гранями. На одной из широких плоскостей каждой klappten Hälften runde Durchlochungen unterschiedlichen Durchстворки оттиснута еще по сырой глине форма топора. Сбоку в об- messers für einen Toneinsatz eingebracht. Im Bereich des Axtbauchs
ушной части соединенных вместе створок вырезаны круглые lag eine ovale Durchlochung, durch die das flüssige Metall gegossen
отверстия различного диаметра для глиняного вкладыша. На wurde. Zusammen mit der Form wurde der leicht verbrannte Toneinстыке обеих створок, на месте брюшка топора, вырезано оваль- satz entdeckt; er wies Farbspuren auf.
ное отверстие — летка, через нее заливался жидкий металл.
E. S.
Вместе с формой найден слабо обожженный вкладыш для получения проушины со следами краски.

Literatur: Дергачев, Бочкарев 2002.

Е. С.

Литература: Дергачев, Бочкарев 2002.

S. S.

Literatur: Дергачев, Бочкарев 2002.

Е. С.
259.1

Е. С.

259.2

260. Село Калиновка, Сталинградская (ныне Волгоградская)
обл., Россия. Курганный могильник, курган 8, погребение 42

260. Dorf Kalinovka, Gebiet Stalingrad (heute Gebiet Volgograd),
Russland. Hügelgräberfeld, Kurgan 8, Grab 42

Раскопки Калиновского отряда Сталинградской археологической
экспедиции ИИМК АН СССР под руководством В. П. Шилова, 1952.
В кургане было открыто 43 захоронения. Захоронение 42 обнаружено под сарматским погребением. В погребении находились
останки мужчины. Череп имеет следы искусственной лобно-затылочной деформации. Возле черепа находился каменный пест.

Stalingrad-Expedition des IIMK (Institut für Geschichte der materiellen Kultur) bei der Akademie der Wissenschaften der UdSSR 1952,
Leitung V. Šilov.
Im Kurgan wurden 43 Bestattungen entdeckt; Grab 42 lag unter einer
sarmatischen Bestattung, in ihm fand sich das Skelett eines Mannes;
Schädel mit Spuren einer künstlichen Deformation an Stirn und Hin-

566

260.5. Литейная форма
(из двух частей)

260.5. Zweitelige Gussform
Keramik
L. 18,2–18,5 cm; B. 8,6–9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1955/11

Глина
Длина 18,2–18,5 см; ширина
8,6–9 см
ГЭ, инв. № 1955/11

Gussform, analog zu 261.4; zur
Herstellung großer Äxte.

Литейная форма, аналогичная
предыдущей. Отличается бóльшими размерами отливаемых
топоров.
Е. С.

E. S.

260.5

567

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

260.6. Литейная форма

260.6. Zweiteilige Gussform

Глина
Длина 13,9 см; наибольшая
ширина 4–6 см
ГЭ, инв. № 1955/8

Keramik
L. 13,9 cm; B. max. 4,0–6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1955/8

Zweiteilige Gussform von trapezförmigen Querschnitt; zur Herstellung von halbzylindrischen
Rohlingen für Meißel.

Двупредметная литейная форма, трапециевидная в сечении.
Предназначалась для отливки
полуцилиндрических заготовок
для долот.

E. S.

Е. С.

260.6

260.7. Два сопла

260.7. Zwei Mundstücke

Глина
Длина 8,8 и 9,2 см; наибольший
диаметр 4,5 см
ГЭ, инв. № 1955/4, 1955/5

Keramik
L. 8,8 cm und 9,2 cm;
Dm. max. 4,5 cm und 4,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1955/4,
1955/5

Сопла от горна, с конически суживающимся корпусом и продольными отверстиями. Поверхность одного и оба основания орнаментированы «елочным» узором. Поверхность
другого орнаментирована кружковым орнаментом в виде параллельных рядов.

Mundstücke eines Horns mit konischem Körper und länglichen
Öffnungen. Tannenzweigornament auf der Oberfläche des einen und der Grundfläche beider
Stücke, auf der Oberfläche des
anderen Kreismotiv in Parallellreihen.

Е. С.

E. S.

260.7

260.8. Два сопла

260.8. Zwei Mundstücke

Глина
Длина 6,7 и 6,8 см; наибольший
диаметр 4,5 см
ГЭ, инв. № 1955/6, 1955/7

Keramik
L. 6,7 cm und 6,8 cm; Dm. max. 2,4–4,5 cm
und 4,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1955/6, 1955/7

Сопла от горна, с конически суживающимся корпусом и сквозными отверстиями. Нижняя часть основания одного из них орнаментирована тонкими
прорезными перекрещивающимися линиями, основание и широкая часть
другого покрыта елочковидными оттисками перевитой веревочки.

Mundstücke eines Horns mit konischem
Körper und durchgehenden Öffnungen.
Feine, sich kreuzende Ritzlinien auf dem
unteren Teil der Grundfläche des einen
Stücks, auf der Grundfläche und dem breiten Teil des zweiten Tannenzweigornament, mit Abdrücken einer gedrehten
Schnur erstellt.

Е. С.

E. S.
260.8

261. Село Ильмень, Воронежская обл. Курган 6, погребение 7

261. Dorf Ilmen, Gebiet Voronež. Kurgan 6, Grab 7

Раскопки Н. К. Качаловой, 1960-е.

Ausgrabungen von N. K. Kačalova, 1960er Jahre.

261.1. Сосуд

261.1. Gefäß

Глина
Высота 9,5 см; диаметр венчика 14 см;
диаметр дна 9 см
ГЭ, инв. № 2354/49
Вторая половина II тыс. до н. э.

Keramik
H. 9,5 cm; Mdm. 14 cm; Bdm. 9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2354/49
2. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Flachbodiges bikonisches Gefäß; Ornament auf der Außenseite der oberen Hälfte und der Innenseite der Mündung; Abdrücke eines schnurumwickelten Stäbchens in Form von schrägen Kreuzen und
durchbrochenen Linien.

Сосуд биконический плоскодонный.
Орнамент, нанесенный на верхнюю половину внешней поверхности и внутри
по венчику, выполнен оттиском палочки с намотанной веревкой; представляет собой косые кресты и ломаные
линии.

E. S.

Е. С.

261.1

568

262. Село Мастюгино, Воронежская губ.
(ныне Воронежская обл.), Россия

262. Dorf Mastjugino, Gouvernement Voronež (heute Gebiet
Voronež), Russland

Покупка А. А. Спицына, 1905.

Kauf von A. A. Spicyn, 1905.

262.1. Сосуд

262.1. Gefäß

Глина
Высота 15,6 см; диаметр венчика 19,4 см;
диаметр дна 11 см
ГЭ, инв. № 68/2
Вторая половина II тыс. до н. э.

Keramik
H. 15,6 cm; Mdm. 19,4 cm; Bdm. 11 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 68/2
2. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Flachbodiges bikonisches Gefäß mit herausgearbeiteter Rippe; leicht auskragend.
Ornament im oberen Drittel der Außenseite und der Innenseite der Mündung;
Abdrücke eines schnurumwickelten Stäbchens in Form von horizontalen und
durchbrochenen Linien.

Сосуд биконический плоскодонный, с
выраженным ребром. Венчик слегка
отогнут. Орнамент, нанесенный на
верхнюю треть с внешней поверхности
и внутри по венчику, выполнен оттисками палочки с намотанной веревкой
и представляет собой параллельные
горизонтальные и ломаные линии.

E. S.

Е. С.
262.1

263. Село Хрящевка, Куйбышевская (ныне Самарская) обл.,
Россия. Курган 4, погребение 2

263. Dorf Chrjaščevka, Gebiet Kujbyšev (heute Gebiet Samara),
Russland. Kurgan 4, Grab 2

Раскопки Н. Я. Мерперта, 1951–1952.

Ausgrabungen N. Ja. Merpert, 1951–1952.

263.1. Сосуд

263.1. Gefäß

Глина
Высота 11,9 см; наибольший диаметр
19,2 см
ГЭ, инв. № 1998/115
Вторая половина II тыс. до н. э.

Keramik
H. 11,9 cm; Dm. max. 19,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1998/115
2. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Flachbodiges bikonisches Gefäß mit herausgearbeiteter Rippe; leicht auskragend.
Eingetiefte Linien bilden ein geometrisches Ornament aus Reihen von Drei- und
Vierecken.

Сосуд биконический плоскодонный, с выраженным ребром. Венчик слегка отогнут. Орнамент в виде углубленных линий, образующих геометрический узор
из рядов четырехугольников и треугольников.

E. S.

Е. С.

263.1

264. Dorf Grachovo, Bezirk Elabuga, ehem. Gouvernement
Vjatska, Russland. Einzelfund

264. Село Грахово, Елабугский р-н, Вятская губ.
(ныне Удмуртия), Россия. Случайная находка
264.1. Кинжал

264.1. Dolch

Бронза
Длина 31,2 см; длина рукояти 9,8 см; диаметр
навершия 2,9 см; ширина клинка 4,5 см
ГИМ, инв. № 20523, оп. А 412/1
Первая половина — середина II тыс. до н. э.

Bronze
L. 31,2 cm; L. des Heftes 9,8 cm; Dm. des
Knaufes 2,9 cm; B. der Klinge 4,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 20523, оп. А 412/1
1. Hälfte — Mitte 2. Jahrtausend v. Chr.

Кинжал сосново-мазинского типа. Рукоять с овальной срединной прорезью
и грибовидным навершием, переходящим в треугольные плечики, клинок
удлиненно-листовидный с центральной нервюрой.

Dolch vom Typ Sosnovo-Masinsky (Andronowo-Kultur). Griff mit ovalem Schlitz
und pilzartigem Knauf mit Übergang zu
einer dreieckigen Schulter. Die längliche
Klinge ist blattförmig, in der Mitte ist eine
Rippe.

Н. Ш.

N. Š.
264.1

265. Село Сосновая Маза, Хвалынский р-н, Саратовская обл.,
Россия. Сосново-Мазинский клад

265. Dorf Sosnowaja Masa, Rajon Chwalynski, Gebiet Saratow,
Russland. Depotfund von Sosnowo-Masinsky

Комплекс бронзовых изделий, относящихся к эпохе поздней
бронзы (конец первой половины — середина II тыс. до н. э.), открыт в 1901. В состав клада, общий вес которого 21 кг, входит 58
широких однолезвийных орудий (серпы или косари) и несколько
обломков косарей, 5 кинжалов с листовидными клинками и
ажурными рукоятями, 4 кельта, желобчатое долото и слиток
бронзы (ГИМ, инв. № 43957, оп. А 307/1–68).
Большинство косарей и кинжалов отлиты в одной или близких по типу литейных формах. После отливки изделия не были

Es handelt sich um einen spätbronzezeitlichen Fundkomplex (Ende 1.
Hälfte — Mitte des 2. Jahrtausends v. Chr.), der aus Bronzegegenständen besteht. Entdeckt 1901 neben dem Dorf Sosnowaja Masa,
das im Kreis Chwalynsky des Gebietes Saratow liegt. Das Gesamtgewicht des Depotfundes macht 21 Kg aus. Zu den Fundstücken gehören 58 einschneidige Werkzeuge (Grassicheln und Hackmesser), abgebrochene Hackmesser, fünf Dolche mit blattartigen Klingen und
durchbrochenen Griffen, vier Beile, ein Rinnenmeißel und eine Bronzestange (GIM Moskau, Inv. Nr. 20523, оп. А 307/1–68).

569

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

обработаны: на нихсохранились обломки литников, следы обломов, поперечных ударов, трещины от незастывшего металла.
Некоторые серпы слегка откованы после отливки, лезвия заточены, у нескольких кинжалов заточено острие, но лезвия и рукояти не обработаны. В целом большинство предметов представляет собой литейный брак.
Подобные и близкие типы кинжалов, косарей, долот были распространены в Северном Причерноморье, на Кавказе, Поволжье,
Приуралье в позднем бронзовом веке.

Die meisten Hackmesser und Dolche sind in einer identischen oder in
ähnlichen Gußformen hergestellt. Nach dem Gießen wurden die
Werkzeuge nicht weiter bearbeitet. Es sind abgebrochene Zapfen erhalten, Spuren von Ausbrüchen, Aufschlägen und Risse. Bei einigen
Grassicheln sind die Schneiden angeschliffen, einige Dolche haben
spitze Orte, die Schneiden und Hefte blieben unbearbeitet.
Solche bzw. ähnliche Dolche, Hackmesser und Meißel waren im Norden des Schwarzmeerraums, im Kaukasus, der Wolgaregion (Povolschje) und in der Uralregion in der Spätbronzezeit verbreitet.

Н. Ш.

N. Š.

266.2. Спираль

266.2. Spirale

Бронза
Диаметр 11,5 см
ГЭ, инв. № 110/12

Bronze
Dm. 11,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 110/12

Е. С.

E. S.

266.2

265.1

265.1

267. Село Головятино, Черкасский уезд, Киевская губ. (ныне
Черкасская обл.), Украина

267. Dorf Golvjatino, Kreis Čerkassy, Gouvernement Kiew (heute
Gebiet Čerkassy), Ukraine

Покупка А. А. Бобринского.

Kauf von A. A. Bobrinskij.

265.1

265.1. Три заготовки кинжалов

265.1. Rohgüsse von Dolchen

267.1. Топор сверленый проушной

267.1. Axt

Бронза
Длина 28,2 см; длина рукояти 10,5 см; диаметр навершия 4,4 × 3,5 см;
ширина клинка 4,9 см
Длина 26 см; длина фрагмента рукояти 2,8 см; диаметр навершия
4,4 × 3,5 см; ширина клинка 5 см
Длина 28,3 см; длина фрагмента рукояти 2,8 см; диаметр навершия
4,4 × 3,5 см; ширина клинка 6,8 см
ГИМ, инв. № 20523, оп. А 307/63, 65, 66
Первая половина — середина II тыс. до н. э.

Bronze
L. 28,2 cm; L. des Griffes 10,5 cm; Dm. des Knaufes 4,4 × 3,5 cm;
B. der Klinge 4,9 cm
L. 26 cm; L. des abgebrochenen Griffes2,8 cm; Dm. des Knaufes 4,4 × 3,5 cm;
B. der Klinge 5 cm
L. 28,3 cm; L. des abgebrochenen Griffes 2,8 cm; Dm. des Knaufes 4,4 × 3,5
cm; B. der Klinge 6,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 43957, оп. А 307/63, 65, 66
1. Hälfte — Mitte 2. Jahrtausend v. Chr.

Камень
Длина 13 см; ширина лезвия 7 см; диаметр
проушины 2,7 см
ГЭ, инв. № 1177/1

Stein
L. 13 cm; B. Schneide 7 cm; Dm. Schaftloch 2,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1177/1

Заготовки необработанных после литья кинжалов с ажурной рукоятью, с овальной срединной прорезью, с перемычкой и грибовидным навершием, переходящим в овальное или волютообразное перекрестье. Клинок удлиненно-листовидный с центральной одинарной или тройной нервюрой. У двух кинжалов
рукояти обломаны, у всех кинжалов следы литников.

Rohgüsse von Dolchen, die nach dem Gießen nicht weiter bearbeitet
wurden. Durchbrochene Griffe, in einem Fall mit Mittelschlitz und
pilzartigem Knauf, die in eine gebogene oder volutenartige Heftpartie übergehen. Längliche blattartige Klinge mit einer oder drei Rippen in der Mitte. Zwei Dolche haben abgebrochene Griffe. An allen
Dolchen Spuren von Gusszapfen.

E. S.

Е. С.

267.1

268. Село Пены, Обоянский уезд, Курская губ. (ныне Курская
обл.), Россия

268. Dorf Peny, Kreis Obojan, Gouvernement Kursk (heute
Gebiet Kursk), Russland

Раскопки К. П. Сосновского, 1910.

Ausgrabungen von K. P. Sosnovskij, 1910.

Литература: Памятники срубной культуры 1993.

Literatur: Памятники срубной культуры 1993.

268.1. Кельт одноушковый

268.1. Tüllenbeil mit Öse

Н. Ш.

N. Š.

265.2. Косари (6 экз.)

265.2. Hackmesser

Бронза
Длина 11,5 см
ГЭ, инв. № 172/1

Bronze
L. 11,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 172/1

Бронза
Длина 22,1–23,7 см
ГИМ, инв. № 43957, оп. А 307/1–6
Первая половина — середина II тыс. до н. э.

Bronze
L. 22,1–23,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 43957, оп. А 307/1–6
1. Hälfte — Mitte 2. Jahrtausend v. Chr.

Кельт с арковидной фаской, орнаментирован вертикальными нервюрами.

Tüllenbeil mit bogenförmiger Schneide und
vertikalen Zierrippen.

Е. С.

E. S.

Заготовки необработанных после литья
косарей. Между лезвием и местом для
крепления с рукоятью — порожек. Отверстия плохого отлива. Следы затеков от отломленного литка.

Rohgüsse von Hackmessern, nach dem Gießen nicht weiter bearbeitet. Zwischen der
Schneide und der Angel ist ein Absatz. Die
Löcher sind schlecht gegossen. Ansätze der
Gußzapfen.

Н. Ш.

N. Š.

268.1

269. Село Здолбунов, Ровненский уезд, Волынская губ.
(ныне Ровненская обл.), Украина

269. Dorf Zdolbunov, Kreis Rovno, Gouvernement Volyn
(heute Gebiet Rovno), Ukraine

265.2

266. Происхождение неизвестно

266. Fundort unbekannt

Из собрания Паскевича.
Изделия датируются 1450–1200 до н. э.

Aus der Sammlung Paskevič.
1450–1200 v. Chr.

266.1. Две модели наверший
булав

266.1. Modell eines
Keulenkopfs

Бронза
Высота цилиндра 1,4 см; диаметр
отверстия 2 см
Высота цилиндра 2,8 см; диаметр
отверстия 2,3 см
ГЭ, инв. № 101/10, 11

Bronze
H. Zylinder 1,4 cm; Dm. Öffnung 2 cm
H. Zylinder 2,8 cm; Dm. Öffnung
2,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 101/10, 11

570

269.1. Lanzenspitze

Кремень
Длина 13,5 см
ГЭ, инв. № 173/2

Feuerstein
L. 13,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 173/2

Наконечник листовидной формы.

Blattförmige Lanzenspitze.

Е. С.

E. S.

Modelle von Keulenköpfen zylindrischer Form mit sechs Reihen
dreieckiger Wülste.

Модели наверший булав цилиндрической формы с шестью
рядами треугольных выступов.
Е. С.

269.1. Наконечник копья

E. S.
266.1

266.1

269.1

571

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

270. Село Забучены, Подольская губ. (ныне Винницкая обл.),
Украина

270. Dorf Zabučeny, Gouvernement Podolsk (heute Gebiet
Vinnica), Ukraine

274. Западная Украина. Точное место происхождения
неизвестно. Клад

Предметы поступили от Л. В. Николаева.
Датируются 1400–1200 до н. э.

Von L. V. Nikolaev.
1400–1200 v. Chr.

274.1. Боевой клиновидный топор

274.1. Keilförmige Streitaxt

Бронза
Длина 16,1 см; ширина лезвия 3,2 см
ГЭ, инв. № 279/6

Bronze
L. 16,1 cm; B. Schneide 3,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 279/6

Е. С.

E. S.

270.1. Гривна

270.1. Halsreif

Бронза
Диаметр 14 см; диаметр завитка 3 см
ГЭ, инв. № 1180/2

Bronze
Dm. 14 cm; Dm. Spirale 3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1180/2

Гривна с заходящими друг на друга концами, завершающимися спиралями, закрученными в противоположных направлениях.

Halsreif mit überlappenden Enden, die in Spiralen auslaufen, die in jeweils entgegengesetzte Richtung gedreht sind.

274. Westukraine. Schatzfund

E. S.

Е. С.

274.1
270.1

270.2. Гривна
Бронза
Диаметр 10 см; диаметр завитка 2,2 см
ГЭ, инв. № 1180/4

Гривна с концами, заканчивающимися
спиралями, закрученными в противоположных направлениях.

271.2. Halsreif

274.2. Браслет

274.2. Armreif

Bronze
Dm. 10 cm; Dm. Spirale 2,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1180/4

Бронза
Высота 5,6 см; размер 6,8 × 5 см
ГЭ, инв. № 279/10

Bronze
H. 5,6 cm; Maße 6,8 × 5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 279/10

Halsreif mit Enden in Spiralform, die in jeweils entgegengesetzte Richtung gedreht
sind.

Браслет декорирован горизонтальными
насечками. Один конец закручен в спираль, три — утрачены. Очевидно, существовали такие же спиральные окончания.

Armreif mit horizontalen Zierkerben; ein
Ende ist zu einer Spirale gedreht, drei sind
verloren, scheinen aber ebenfalls als Spiralen
geformt gewesen zu sein.

E. S.

Е. С.

E. S.

Е. С.

270.2

271. Происхождение неизвестно

271. Unbekannter Fundort

Из собрания Н. Ф. Романченко.

Aus der Sammlung von N. F. Romančenko.

271.1. Секира

271.1. Streitaxt

Бронза
Длина 8,8 см; ширина лезвия 5,8–5,9 см
ГЭ, инв. № 109/12

Bronze
L. 8,8 cm; B. Schneide 5,8–5,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 109/12

Е. С.

E. S.

274.2

274.3. Кельт одноушковый

274.3. Tüllenbeil mit Öse

Бронза
Длина 13,7 см; диаметр втулки 4,8 см
ГЭ, инв. № 279/5

Bronze
L. 13,7 cm; Dm. Tülle 4,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 279/5

Е. С.

E. S.

271.1

272. Мелитопольский уезд, Таврическая губ.
Случайная находка, 1893

272. Kreis Melitopol, Gouvernement Taurien. Einzelfund, 1893

274.3

Aus der Sammlung von N. F. Romančenko.

Из собрания Н. Ф. Романченко.
272.1. Секира

272.1. Streitaxt

Бронза
Длина 23,8 см; длина втулки
2,1 см
ГЭ, инв. № 112/1

Bronze
L. 23,8 cm; L. Tülle 2,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 112/1

E. S.

Е. С.

274.4
272.1

273. Екатеринославская губ., Россия.
Случайная находка, 1893

273. Gouvernement Ekaterinoslav, Russland. Einzelfund, 1893

Aus der Sammlung von N. F. Romančenko.

Из собрания Н. Ф. Романченко.
273.1. Doppelaxt mit Schaftloch
273.1. Топор-секира

Bronze
L. 23,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 111/2
Ende 14. — Anfang 13. Jahrhundert
v. Chr.

Бронза
Длина 23,4 см
ГЭ, инв. № 111/2
Конец XIV — начало XIII в. до н. э.

Проушной двулезвийный топор, лезвийные части расширены, проушина овальной формы.
Е. С.

572

Doppelaxt mit sich erweiternden
Schneiden und ovalem Schaftloch.

274.4

274.4. Две секиры с цилиндрической
втулкой

274.4. Zwei Streitäxte mit zylindrischer
Tülle

Бронза
Длина 23, 8 и 24, 3 см
ГЭ, инв. № 279/7, 8

Bronze
L. 23,8 cm; 24,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 279/7, 8

Секиры с цилиндрической втулкой, имеющей четыре валика, и стержнем овального сечения с дисковидной пластиной, заканчивающейся острием. Обе разрублены
на части, одна — на четыре, другая — на
три.

Streitäxte mit zylindrischer Tülle, vier Wülsten und im Querschnitt ovalem Griff mit
scheibenförmiger, in die Spitze auslaufender
Platte. Beide Stücke fragmentiert, eines in
vier, das andere in drei Teile.
E. S.

Е. С.

E. S.
273.1

274.4, деталь / Detail

573

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

275. Село Сабанчеево, Алатырский уезд, Симбирская губ.
(ныне Ульяновская обл.), Россия. Клад. Случайная находка

275. Dorf Sabančeevo, Kreis Alatyr, Gouvernement Simbirsk
(heute Gebiet Uljanov), Russland. Einzelfund

Датируется 1450–1200 до н. э.

1450–1200 v. Chr.

275.1. Гривна

275.1. Halsreif

Бронза
Диаметр 16,4 см
ГЭ, инв. № 19/1

Bronze
Dm. 16,4 cm
GE, Inv. Nr. 19/1

Гривна с концами, закрученными в спирали.

Halsreif mit in Spiralen auslaufenden Enden.
E. S.

Е. С.

276. Херсонская губ. (ныне Херсонская обл.), Украина

276. Gouvernement Cherson (heute Gebiet Cherson), Ukraine

Раскопки Д. И. Эварницкого, конец XIX — начало XX в.

Ausgrabungen von D. I. Evarnirckij, Ende 19. — Anfang 20. Jahrhundert.

276.1. Пластина

276.1. Platte

Кость
Диаметр 7,7 см
ГЭ, инв. № 92/12

Knochen
Dm. 7,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 92/12

Костяная пластина. Орнамент
прочерченный в виде двойных кругов, заходящих друг на
друга с точкой посредине.

Knochenplatte mit Ritzornament
in Form von Kreisen, die sich in
der Mitte überlappen.
E. S.

Е. С.

275.1

276.1

275.2. Булавка

275.2. Nadel

276.2. Браслет

276.2. Armreif

Бронза
Длина 18,6 см; диаметр головки 9,1 см
ГЭ, инв. № 19/2

Bronze
L. 18,6 cm; Dm. Kopf 9,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 19/2

Бронза
Диаметр 12,1 см
ГЭ, инв. № 92/11

Bronze
Dm. 12,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 92/11

Конец обломан, головка раскована и закручена в виде спирали.

Das Ende ist abgebrochen, der Kopf abgeplattet und zur Spirale gedreht.

Е. С.

E. S.

Е. С.

E. S.

276.2

275.2

275.3. Кельт двуушковый

275.3. Tüllenbeil mit zwei Ösen

Бронза
Длина 12,8 см; диаметр втулки
2,7 см
ГЭ, инв. № 19/3

Bronze
L. 12,8 cm; Dm. (Tülle) 2,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 19/3

276.3. Кельт одноушковый

276.3. Tüllenbeil mit Öse

Бронза
Длина 8,5 см; диаметр втулки 3,3 см
ГЭ, инв. № 92/39

Bronze
L. 8,5 cm; Dm. Tülle 3,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 92/39

Е. С.

E. S.

276.4. Кельт

276.4. Tüllenbeil

Бронза
Длина 8,1 см; диаметр втулки 3,5 см
ГЭ, инв. № 92/47

Bronze
L. 8,1 cm; Dm. Tülle 3,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 92/47

Е. С.

E. S.

E. S.

Е. С.
275.4. Tüllenbeil mit zwei Ösen
275.4. Кельт двуушковый

Bronze
L. 9 cm; Dm. Tülle 3,6 cm
GE St. Petersburg, Nr. 19/4

Бронза
Длина 9 см; диаметр втулки 3,6 см
ГЭ, инв. № 19/4

E. S.

Е. С.

276.3

276.4

276.5. Нож или бритва

276.5. Messer oder Rasiermesser

Бронза
Длина 12,2 см
ГЭ, инв. № 92/28
1000–650 до н. э.

Bronze
L. 12,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 92/28
1000–650 v. Chr.

Е. С.

E. S.
276.5

275.3

275.4

276.6. Нож

276.6. Messer

Бронза
Длина 16,9 см
ГЭ, инв. № 92/27
1000–650 до н. э.

Bronze
L. 16,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 92/27
1000–650 v. Chr.

275.5. Наконечник копья втульчатый

275.5. Tüllenlanzenspitze

Бронза
Длина 10,3 см; диаметр втулки 3,8 см
ГЭ, инв. № 19/6

Bronze
L. 10,3 cm; Dm. Tülle 3,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 19/6

В нижней части пера — сквозные линзовидные отверстия.

Im unteren Teil des Blatts linsenförmige
Durchlochung.

Е. С.

Е. С.

E. S.

276.7. Три булавки
с выделенной головкой

276.7. Drei Nadeln mit
herausgearbeitetem Kopf

Бронза
Длина 26,3 см; 15,7 см; 22,2 см
ГЭ, инв. № 92/7, 25, 29
1000–650 до н. э.

Bronze
L. 26,3 cm; 15,7 cm; L. 22,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 92/7, 25, 29
1000–650 v. Chr.

Е. С.

E. S.

E. S.
276.6

275.5
276.7

574

276.7

276.7

276.7, детали / Details

575

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

276.8. Кельт

276.8. Tüllenbeil

278. Волынская губ. (ныне Житомирская обл.), Украина

278. Gouvernement Volyn (heute Gebiet Žitomir), Ukraine

Бронза
Длина 7,9 см; ширина втулки 2 см
ГЭ, инв. № 92/45

Bronze
L. 7,9 cm; B. Tülle 2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 92/45

Покупка у Е. К. Тевяшева.

Gekauft von E. K. Tevjašev.

278.1. Кольцо

278.1. Ring

Е. С.

E. S.

276.9. Кельт

276.9. Tüllenbeil

Бронза
Диаметр 2,3 см
ГЭ, инв. № 1838/1

Bronze
Dm. 2,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1838/1

Бронза
Длина 5 см; ширина втулки 2 см
ГЭ, инв. № 92/44

Bronze
L. 5 cm; B. Tülle 2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 92/44

Е. С.

E. S.

Е. С.

E. S.
278.1

279. Селение Четырда близ Симферополя, Крым

279. Četyrda, in der Nähe von Simferopol, Krim

276.10. Кельт

276.10. Tüllenbeil

Находка проф. Ю. А. Кулаковского.

Fund von Prof. Ju. A. Kulakovskij.

Бронза
Длина 4,6 см; ширина втулки 2 см
ГЭ, инв. № 92/46

Bronze
L. 4,6 cm; B. Tülle 2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 92/46

279.1. Кольцо

279.1. Ring

Е. С.

E. S.

Бронза
Диаметр 1,9 см
ГЭ, инв. № 1841/1

Bronze
Dm. 1,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1841/1

Е. С.

E. S.

276.8

276.9

279.1
276.10

276.11. Серп

276.11. Sichel

280. Симферопольский уезд, Таврическая губ., Крым

280. Kreis Simferopol, Gouvernement Taurien, Krim

Бронза
Длина хорды 16,5 см
ГЭ, инв. № 92/19

Bronze
L. Sehne 16,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 92/19

Раскопки Н. И. Веселовского, 1895.

Ausgrabungen von N. I. Veselovskij, 1985.

280.1. Молот

280.1. Konischer Hammer mit Schaftloch

Средней степени изогнутости, с дуговидной асимметричной спинкой. Край носка
поврежден. Рукояточная часть отделена
от лезвийной скосом. Крюк небольшой,
загнут кверху. Сечение клиновидное. Откован, заточен.

Mittelstark gebogenes Stück mit bogenförmigem, asymmetrischem Rücken; an der
Spitze beschädigter Rand. Griff von Schneide
schräg abgesetzt. Kleiner Haken, nach oben
gebogen; keilförmiger Querschnitt; geschmiedet, geschliffen.

Камень
Длина 16 см; диаметр отверстия 2,1 см
ГЭ, инв. № 24/1

Stein
L. 16 cm; Dm. Öffnung 2,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 24/1

Молот конусовидной формы, сверленый,
проушной.

E. S.

Е. С.

E. S.

Е. С.

276.11

280.1

277. Происхождение неизвестно

277. Unbekannter Fundort

Из собрания Алексеева.

Aus der Sammlung Alekseevs.

277.1. Топор проушной

277.1. Schaftlochaxt

Камень
Длина 18 см; диаметр отверстия 2 см
ГЭ, инв. № 93/17

Stein
L. 18 cm; Dm. Durchlochung 2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 93/17

Грибовидная обушковая часть, «свисающая» лезвийная часть.

Pilzförmiger Nacken, hängender Schneidenbereich.

Е. С.

E. S.

281. Село Ермолаевка, Николаевская обл., Украина. Курган

281. Dorf Ermolaevka, Gebiet Nikolaev, Ukraine. Kurgan

281.1. Топор сверленый проушной

281.1. Schaftlochaxt

Камень
Длина 8,5 см; ширина 4,5 см; высота 3 см
ГЭ, инв. № 2289/2

Stein
L. 8,5 cm; B. 4,5 cm; H. 3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2289/2

Е. С.

E. S.

281.1
277.1

277.2. Навершие булавы (?)

277.2. Keulenkopf (?)

282. Таврическая губ., Украина. Случайная находка

Бронза
Длина 7 см; диаметр втулки 2,3 см
ГЭ, инв. № 93/9

Bronze
L. 7 cm; Dm. Tülle 2,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 93/9

282.1. Наконечник копья

282.1. Lanzenspitze

Е. С.

E. S.

Бронза
Длина 15,5 см; наибольшая ширина 6,9 см
ГЭ, инв. № 190/1
XVI в. до н. э.

Bronze
L. 15,5 cm; max. B. 6,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 190/1
16. Jahrhundert v. Chr.

Наконечник с цельнолитой втулкой, декорированный остроугольными рельефами. Перо листовидное, прорезное.

Lanzenspitze mit gegossener Tülle, verziert mit spitzwinkligen Erhebungen. Das Blatt ist blattförmig und
mit einem Einschnitt versehen.

Е. С.

E. S.

282. Gouvernement Taurien, Ukraine. Einzelfund

277.2
282.1

576

577

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

283. Каменецкий уезд, Подольская губ. (ныне Винницкая
обл.), Украина

283. Kreis Kamenec, Gouvernement Podolsk (heute Gebiet
Vinnica), Ukraine

Приобретение М. К. Якимовича, 1907.

Besitz von M. K. Jakimovič, 1907.

283.1. Серповидный нож волынского
типа или вкладыш серпа

283.1. Sichelförmiges Messer vom Typ
Wolhynien. Sicheleinsatz

Кремень
Длина 14 см; максимальная ширина 5 см;
минимальная ширина 2 см
ГЭ, инв. № 127/1
Поступил в ГЭ из Российского археологического
общества в 1931

Feuerstein
L. 14 cm; B. max. 5 cm; B. min. 2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 127/1
1907. Aus dem RAO 1931 in die Eremitage gelangt

E. S.

Е. С.
283.1

284. Происхождение неизвестно. Предположительно из
клада с территории Западной Украины (Закарпатье)

284. Unbekannter Fundort. Vermutlich Schatzfund aus der
Westukraine (Transkarpatien)

284.1. Лезвийная часть кинжала или меча

284.1. Schneide eines Dolchs oder Schwerts

Бронза
Длина 16,8 см
ГЭ, инв. № 279/12

Bronze
L. 16,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 279/12

Е. С.

E. S.

284.1

285. Происхождение неизвестно

284.1, деталь / Detail

286

286.1

286.2

286. Село Батарейка, Темрюкский р-н, Краснодарский край,
Россия. Клад

286. Dorf Batarieika, Region Krasnodar, Kreis Temrjukski,
Russland. Depotfund

Случайная находка Н. И. Сокольского, 1965.
Клад состоит из 96 предметов (ГИМ, инв. № 99948, оп. А 1668/1–
96) — это оплавившиеся куски меди, обломки слитков меди,
целые долотообразные орудия и обломки орудий, округлый слиток бронзы, многочисленные серпы и их обломки. Все предметы, вероятно, находились в лепном глиняном горшке.

Einzelfund von N. I. Sokolsky, 1965.
Depotfund aus 96 Bronzegegenständen (GIM Moskau, Inv. Nr. 99948,
оп. А 1668/1–96), u.a. angeschmolzene Kupferstücke, Bruchstücke
von Bronzestangen, meißelartige Werkzeuge und deren Bruchstücke,
abgerundete Bronzestange, Sicheln und deren Bruchstücke. Vermutlich befanden sich alle Gegenstände in einem Keramiktopf.

Н. Ш.

N. Š.

286.1. Ножи и их фрагменты

286.1. Messer und deren Fragmente

Бронза
Средняя длина 14–15 см
ГИМ, инв. № 99948, оп. А 1668/2–5

Bronze
Mittlere L. 14–15 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 99948, оп. А 1668/2–5

Ножи черешковые с лезвием листовидной формы с центральной
нервюрой, с покатыми плечиками и перехватом в верхней части
лезвия.

Messer mit Angeln, blattartigen Schneiden. In der Mitte mit Rippe.
Die Schultern sind geneigt. Im Oberteil der Schneide eine Verengung.

285. Unbekannter Fundort

285.1. Браслет

285.1. Armreif

Бронза
Диаметр 11 см; диаметр спиралей 5 и 4,8 см
ГЭ, инв. № 1571/2
Поступил в 1932

Bronze
Dm. 11 cm; Dm. (Spirale) 5 und 4,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1571/2
1932 erhalten

Браслет с концами, закрученными в спирали. Концы браслета заходят друг на друга.

Armreif mit spiralförmigen Enden, die sich
überlappen.

Е. С.

E. S.

285.1

N. Š.

Н. Ш.
286.2. Обломки серпов

286.2. Sichelfragmente

Бронза
Средняя длина лезвия 11,5 см
ГИМ, инв. № 99948, оп. А 1668/20–27

Bronze
Mittlere L. der Klingen 11,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 99948, оп. А 1668/20–27

Обломки серпов черешковых с изогнутым лезвием.

Sichelfragmente mit Griffangel und verbogener Klinge.

Н. Ш.

N. Š.

287. Село Ремонтное, Ремонтненский р-н, Ростовская обл.,
Россия. Могильник Улан IV, курган 4, погребение 7

287. Dorf Remontnoje, Rajon Remontnenski, Gebiet Rostow,
Russland. Hügelgräberfeld Ulan IV, Grabhügel 4, Grab 7

285.2. Три пряслица

285.2. Drei Spinnwirtel

Глина
Диаметр 3 см; высота 2 см
Диаметр 4,2 см; высота 2,8 см
Диаметр 5 см; высота 3 см
ГЭ, инв. № 1995/3–5

Keramik
Dm. 3 cm; H. 2 cm
Dm. 4,2 cm; H. 2,8 cm
Dm. 5 cm; H. 3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1995/3–5

Е. С.

E. S.

287.1. Нож

290.1. Messer

285.3. Булавка

285.3. Nadel

Бронза
Длина 14,8 см; ширина черенка 1,2 см;
ширина лезвия 2,9 см
ГИМ, инв. № 113871, оп. А 2398/33
XVIII в. до н. э.

Bronze
L. 14,8 cm; B. des Heftes 1,2 cm; B. der
Schneide 2,9 cm
GIM Moskau, Inv. Nr.113871, оп. А 2398/33
18. Jahrhundert v. Chr.

Бронза
Длина стержня 24 см; диаметр
спирали 8,5 см
ГЭ, инв. № 1183/1
1450–1200 до н. э.

Bronze
L. Schaft 24 cm; Dm. Spirale 8,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1183/1
1450–1200 v. Chr.

Нож с коротким черенком четырехгранной формы, с удлиненно-листовидным
лезвием, округлым в нижней части, и
нервюрой по центру.

Messer mit kurzem vierkantigem Heft,
langer blattartiger Schneide, deren Unterteil abgerundet ist. In der Mitte der
Schneide ist eine Rippe.

E. S.

Н. Ш.

N. Š.

285.2

Е. С.
287.1
285.3

578

579

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

288. Село Сухая Саратовка, правый берег р. Сухая Саратовка,
Саратовская обл., Россия. Курганная группа, курган 2,
погребение 2

288. Dorf Suchaja, rechtes Ufer des Flußes Suchaja Saratowka,
Gebiet Saratow, Russland. Gruppe von Grabhügeln, Grabhügel 2,
Grab 2

288.1. Сосуд с изображением повозкиколесницы

288.1. Gefäß mit der Darstellung eines
Wagens

Глина
Высота 11,5 см; диаметр дна 9 см; диаметр
тулова 15 см; диаметр венчика 14,2 см
ГИМ, инв. № 106750, оп. А 2088/1
XVIII–XVII вв. до н. э.

Keramik
H. 11,5 cm; Dm. des Bodens 9 cm; Dm. des
Mittelteils 15 cm; Dm. des Oberrandes 14,2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 106750, оп. А 2088/1
18.–17. Jahrhundert v. Chr.

Сосуд баночной формы. На внешней поверхности изображена двухколесная повозка-колесница, в которую лошади запряжены с помощью дышла и ярма. Колеса повозки изображены в плане; каждое
имеет четыре спицы. Ездовая площадка
показана в плане, в виде трапеции. Дышло проходит через ездовую площадку от
левого края и продолжается за ее пределами на длину, равную длине ездовой
площадки. От конца дышла в обе стороны
прочерчена линия, изображающая ярмо.
От середины дышла вправо и влево отходят линии, обозначающие постромки, направленные в сторону лошадей. Слева от
колесницы изображены три линии, скорее
всего обозначающие шатер или юрту.

Auf der Außenseite des Gefäßes Darstellung
eines zweirädrigen Wagens mit Deichsel und
Joch. Jedes Wagenrad ist in Frontalansicht
dargestellt und hat je vier Speichen. Der trapezförmige Wagenkasten ist von vorn dargestellt. Die Deichsel durchzieht den linken
Rand des Wagenkastens und folgt weiter. Die
Linie am Ende der Deichsel stellt das Joch
dar. Vom Mittelpunkt der Deichsel verlaufen
nach links und rechts Linien, die den Strangriemen bezeichnen. Links vom Wagen sind
drei Linien zu sehen, vermutlich die Darstellung von einem Zelt bzw. einer Jurte.

288.1

Literatur: Галкин 1977.

N. Š.

290. Куйбышевская (ныне Самарская) обл., Россия.
I Сусканское поселение

290. Gebiet Kujbyšev (heute Gebiet Samara), Russland. Siedlung
Suskanskoje I

290.1. Псалий стержневидный

290.1. Psalie

Кость
Высота 16,2 см; стержень 0,9 × 1,1 см; размеры
отверстий 0,7 × 0,5 см; 0,5 см
ГИМ, инв. № 96186, оп. А 1490/25
Первая половина II тыс. до н. э.

Knochen
L. 16,2 cm; D. 0,9 × 1,1 cm; Dm. der Durchbohrung
0,7 × 0,5 cm; 0,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 96186, оп. А 1490/25
1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Псалий стержневидный, фигурный; нижняя
Psalie, im Unterteil rund und im Mittelteil
часть стержня круглая в диаметре, в средviereckig. Im Unterteil endet sie als stilisierte
ней части — четырехугольная. Нижняя
Schnauze mit langer Nase, die Augen sind
durch eine Durchbohrung wiedergegeben.
часть оформлена в виде стилизованного
290.1
изображения морды животного с глазами (просверленные отвер- Ober- und Unterteil sind durch feine Schnitzereien in Form gleichlauстия) и вытянутым носом. Верхняя и нижняя части стержня украше- fender Linien, die schräge Linien kreuzen, verziert. Unter dem oberen
ны тонкой резьбой в виде параллельных линий, пересекающихся Verzierungsband ist ein ovales Loch, danach ein rundes Loch eingeнаклонными линиями. Ниже верхнего орнаментированного пояса bracht.
в стержне просверлено овальное отверстие, еще ниже — круглое.
Literatur: Мерперт 1958; Смирнов 1961.
Литература: Мерперт 1958; Смирнов 1961.

N. Š.

Н. Ш.
290.2. Путы для стреноживания лошади

290.2. Fesseln für Pferde

Кость
Длина 11,6 см; длина зубца 3,6 см; ширина
стержня 1,2 см; размер сечения стержня
0,8 см; длина желобка 5 см
ГИМ, инв. № 96186, оп. А 1490/21
Первая половина II тыс. до н. э.

Knochen
L. 11,6 cm; Zahn-L. 3,6 cm; Stiel-B. 1,2 cm;
Querschnitt des Stiels 0,8 cm; L. der Rinne 5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 96186, оп. А 1490/21
1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Fesseln in Form von Stiel mit einem dreieckigen Haken, im Unterteil abgestuft, mit breiter Rinne für einen Faden bzw. Gürtel.

Путы для стреноживания лошади в виде
стержня с крючком треугольной формы,
нижняя часть оформлена в виде уступа.
На внутренней стороне — широкий желобок для нити или ремня.

Литература: Галкин 1977.

Н. Ш.

Literatur: Мерперт 1958.

N. Š.
290.2

Литература: Мерперт 1958.

288.1, деталь / Detail

Н. Ш.
289. Село Кайбелы, Мелекесский уезд, Самарская губ. (ныне
Ульяновская обл.), Россия. Курганный могильник Кайбелы

289. Dorf Kaibely, Rajon Melekesski, Gebiet Samara, heute
Gebiet Uljanovsk, Russland. Hügelgräberfeld Kaibely
291. Siedlung Mojetschnoje Osero; ehm. Gouvernement
Simbirskaja (heute Gebiet Samara), Russland

289.1. Отдельные погребения

289.1. Einzelgräber

291. Поселение Моечное озеро. Симбирская губ.
(ныне Самарская обл.), Россия

289.1.1. Бляха уздечная

289.1.1. Zaumbeschlag

291.1. Псалий желобчатый

291.1. Psalie

Кость
Диаметр 4,6 см
ГИМ, инв. № 57797, оп. А 56/104
Первая половина II тыс. до н. э.

Knochen
Dm. 4,6 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 57797, оп. А 56/104
1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Округлая плоская уздечная бляха с центральным сквозным отверстием. На внутренней поверхности нанесены перекрещивающиеся прямые прочерченные линии, на внешней — узор в виде креста,
концы которого завершаются буквой «т».

Abgerundeter flacher Zaumbeschlag mit
Durchbohrung in der Mitte. Auf der Rückseite
sind gekreuzte Linien, auf der Vorderseite
Kreuze mit T-förmigen Enden aufgebracht.

Кость
Высота 5,6 см; ширина 2,6 см; ширина планки
2,9 см; диаметр центрального отверстия 0,7 см;
диаметр отверстий на планке и сбоку 0,5 см
ГИМ, инв. № 97691, оп. А 1421/1946
Первая половина II тыс. до н. э.

Knochen
H. 5,6 cm; B. 2,6 cm; B. der Kante 2,9 cm; Dm. der
Durchbohrung in der Mitte 0,7 cm; Dm. von
Durchbohrungen an der Kante und seitwärts 0,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 97691, оп. А 1421/1946
1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

N. Š.

Н. Ш.
289.1.1

Желобчатый псалий с прямым основаниPsalie mit einer Rinne auf gerader Basis. Der
ем. Верхняя часть планки для крепления
291.1
Oberteil des Stückes mit dreieckigen Vorнаносного ремня с концевыми треугольными выступами имеет sprüngen, an denen der Zaumriemen befestigt war, hat zwei zentrale
два центральных сквозных отверстия; от нижней части отделена Durchbohrungen. Zwischen den Ober- und Unterteilen liegen ein Abуступом и двумя параллельными бороздками. В центре нахо- satz und zwei parallele Kerben. In der Mitte ist eine Durchbohrung.
дится отверстие; боковое отверстие для фиксации нащечного Darüber liegt eine seitliche Durchbohrung, die zum Fixieren des Wanремня расположено чуть выше. На оборотной стороне — девять genriemens diente. Auf der Kehrseite sind neun Einkerbungen angebracht. Die Außen- und Oberfläche der Psalie sind poliert.
зарубок. Внешняя и верхняя поверхности псалия залощены.

289.2. Курган 20, погребение 32

289.2. Grabhügel 20, Grab 32

289.2.1. Псалий стержневидный

289.2.1. Psalie

Литература: Алихова 1958; Бочкарев, Кузнецов 2010.

Literatur: Алихова 1958; Бочкарев, Кузнецов 2010.

Кость
Длина 13,6 см; стержень в средней части
1,6 × 1,8 см; центральное отверстие 0,6 × 2,15 см;
диаметр концевых отверстий 0,9 см
ГИМ, инв. № 104096, оп. А 1961/5
Первая половина II тыс. до н. э.

Knochen
L. 13,6 cm; im Mittelteil 1,6 × 1,8 cm; Loch in der
Mitte 0,6 × 2,15 cm; Dm. der Löcher an den Enden
0,9 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 104096, оп. А 1961/5
1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Н. Ш.

N. Š.

292. Село Иловатка, Волгоградская обл., Россия. Могильник,
курган 3, погребение 2

292. Dorf Ilovatka, Gebiet Volgogradskaja, Russland.
Hügelgräberfeld, Grabhügel 3, Grab 2

Псалий в виде слегка изогнутого стержня,
Leicht gebogene Psalie, im Mittelteil verрасширяющегося в средней части. Оконdickt. Enden verdickt mit Durchbohrungen.
289.2.1
чания стержня оформлены в виде небольших головок со сквоз- In der Mitte ist eine O-förmige Durchbohrung; die Fläche ist poliert.
ными отверстиями. В центре стержня — сквозное овальное от- N. Š.
верстие. Поверхность псалия залощена.
Н. Ш.

580

292.1. Две бляхи (детали конской
узды)

292.1. Beschläge (Teile des
Pferdezaumzeuges)

Кость
Диаметр 3,85 и 4 см; высота 0,8
и 1,5 см
ГИМ, инв. № 99415, оп. А 1559/29, 30
Первая половина II тыс. до н. э.

Knochen
Dm. 4 cm; H. 1,5 cm; Dm. 3,85 cm; H. 0,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 99415,
оп. А 1559/29, 30
1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Бляхи округлые; на оборотной стороне в середине — цилиндрическое

Runde Beschläge. In der Mitte der Rückseite ist eine zylindrische Vertiefung,

292.1

292.1

581

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

углубление, по краю — валик с тремя прямоугольными отверстиями. Внешняя сторона украшена резным солярным изображением, край по периметру — зубчатым кантом.

am Oberrand ein Wulst mit drei quadratischen Löchern. Die Außenseite ist mit einem geschnitzten Sonnenmotiv verziert, entlang der
Kante läuft ein zahnartiges Ornament.

Литература: Смирнов 1959; Смирнов 1961.

Literatur: Смирнов 1959; Смирнов 1961.

Н. Ш.

N. Š.

293. Село Комаровка, Шигонский р-н, Куйбышевская
(ныне Самарская) обл., Россия. Курганный могильник,
курган 5, погребение 1

293. Dorf Komarovka, Rajon Šigony, Gebiet Kujbyšev
(heute Gebiet Samara), Russland. Hügelgräberfeld, Kurgan 5,
Grab 1

Раскопки Успенского отряда Куйбышевской археологической экспедиции, начальник отряда А. Е. Алихова, 1952.
Погребение было разрушено. Из его инвентаря сохранился двулезвийный металлический нож с боковыми выступами и слабо выраженным перехватом в верхней части клинка. На уровне
погребенной почвы к югу от могильного сооружения лежали
скелеты двух лошадей. Два псалия оказались на черепе одной
из них.

1952 von der Uspenskij-Abteilung der Kujbyšev-Expedition (Leitung
A. E. Alichov) gegraben.
Im gestörten Grab lag an Inventar nur ein zweischneidiges Metallmesser mit seitlichen Wülsten und schwach ausgeprägtem Übergang
in den oberen Teil der Klinge vor. Im Grabhorizont lagen südlich der
Grabanlage zwei Pferde; am Maul des einen fanden sich zwei Psalien.

Э. И.

Literatur: Алихова, 1955; Бочкарев, Кузнецов, 2010.

Створка литейной формы с матрицей для
отливки желобчатого долота со слепой
втулкой; литник располагается со стороны
втулки.

E. S.

Литература: Алихова 1955; Бочкарев, Кузнецов 2010.

Е. С.

зана матрица для ножа с плоeiner Mittelrippe sowie für
ским черенком и нервюрой,
einen Tüllenmeißel. An den
идущей по центру, а также для
Seiten liegen die Formen für
втульчатого долота. С боковых
einen Tüllenmeißel, gegenсторон створок расположена
über die unfertige Matrize für
матрица для отливки втульчаein Dolchmesser mit Ringauf294.1
того долота с желобком; с проlage und Rippe in der Mitte.
тивоположной стороны — неоконченная матрица для ножа- Literatur: Кривцова-Гракова 1955; Bočkarev, Leskov 1980.
кинжала с кольцевым упором и центральной нервюрой.
E. I.
Литература: Кривцова-Гракова 1955; Bočkarev, Leskov 1980.

294.2. Gussform
294.2. Форма литейная

Sandstein
L. 19,6 cm; B. 4,6 cm; D. 3,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 11272, оп. А 1050/3

Песчаник
Длина 19,6 см; ширина 4,6 см; толщина 3,7 см
ГИМ, инв. № 11272, оп. А 1050/3

Gussform mit der Matrize für einen Meißel
mit blinder Tülle. Der Eingußkanal liegt neben der Tülle.
294.2

Литература: Кривцова-Гракова 1955; Bočkarev, Leskov 1980.

Literatur: Кривцова-Гракова 1955; Bočkarev,
Leskov 1980.

E. I.

293.1. Два псалия желобчатых
комаровского типа

293.1. Zwei geriffelte Psalien
des Komarovo-Typs

Э. И.

Рог
Длина 9,5 см; ширина щитка
3,3–3,8 см
ГЭ, инв. № 1996/1, 2
XVI–XIV вв. до н. э.

Horn
L. 9,5 cm; B. Schild 3,3–3,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1996/1, 2
16.–14. Jahrhundert v. Chr.

294.3. Форма литейная

294.3. Gussform

Тальковый сланец
Длина первой створки 13,6 см;
ширина 7,8 см; толщина 6 см
Длина второй створки 12,7 см;
ширина 8,1 см; толщина 5,5 см
ГИМ, инв. № 11270–11271,
оп. А 1050/1, 2

Specksteinschiefer
L. des ersten Teils 13,6 cm; B. 7,8 cm;
D. 6 cm
L. des zweiten Teils 12,7 cm;
B. 8,1 cm; D. 5,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 11270–11271,
оп. А 1050/1, 2

Geriffelte Psalien mit dicht beieinander sitzenden Zapfen und vier
Durchlochungen; Schild mit der
zentralen Öffnung für die Trense
und einer weiteren am Rand. Am
Rand der Stange Zickzackmuster
in einer oder zwei Reihen. Es ist
das einzige Paar dieses Typs, das
sich am Pferdekopf fand; bekannt
sind noch sechs weitere Psalien
vergleichbaren Typs.

Желобчатые псалии с шипами,
поставленными вплотную друг
к другу. На планках по четыре
отверстия, на щитках — центральное трензельное отверстие и одно боковое. Псалии
орнаментированы: одинарный
и двойной зигзаг вдоль края
планки. Известно всего шесть
псалиев подобного типа.
Е. С.

293.1

E. S.

Литейная двустворчатая форма. С двух сторон створок располагаются матрицы для отливки
двуушковых кельтов длиной 11
и 10,6 см, со слепыми втулками,
украшенных двумя рельефными полосами на втулках. На боковых сторонах створок вырезаны матрицы для отливки миниатюрных черешковых кинжалов, имеющих плоские лезвия
с нервюрами; литники находятся со стороны лезвия.

294.3

294.3

Gussform in zwei Teilen. An beiden Seiten sind Matrizen für Beile mit zwei Ösen und seitlichen
erhabenen Verzierungen (L. 11;
10,6 cm) und mit blinden Tüllen,
die mit zwei erhabenen Rippen
verziert sind. An den Seiten sind
Matrizen für kleine Dolche. Dolche mit Mittelrippen. Die Eingußkanäle liegen seitlich der
Schneide.

294, 295. Белозерская культура

294, 295. Belozerska-Kultur

Культурный комплекс, получивший название белозерского, выделен И. В. Фабрициусом в 1929 на материалах поселений и погребений в низовьях Днепра. Белозерские памятники представлены неукрепленными поселениями, могильниками (с преобладанием грунтовых погребений над курганными), мастерскими
литейщиков и случайными находками. Они занимали степную
зону Северного Причерноморья.
Датируются XI–X вв. до н. э.

Von I. V. Fabricius vorgeschlagener Terminus für Materialien, die sie
1929 in Siedlungen und Gräbern am Unterlauf des Dneprs freigelegt
hat. Die Belozerka-Kultur wird von unbefestigten Siedlungen, Gräberfeldern (bei einer Dominanz von Flachgräbern gegenüber Hügelgräbern), Gusswerkstätten und Zufallsfunden repräsentiert, die in
der Steppenzone des nördlichen Schwarzmeergebiets vorkommen.
11.–10. Jahrhundert v. Chr.
Literatur: Археология УССР 1985.

294.4. Форма литейная

294.4. Gussform

Литература: Археология УССР 1985.

Ju. P.

Песчаник
Длина первой створки 12,5 см;
ширина 6,4 см; толщина 2,7 см
Длина второй створки 12,8 см;
ширина 7,1 см; толщина 2 см
ГИМ, инв. № 15516, 15517,
оп. А 1261/3, 4

Sandstein
Erster Teil L. 12,5 cm; B. 6,4 cm;
D. 2,7 cm
Zweiter Teil L. 12,8 cm; B. 7,1 cm;
D. 2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 15516–17,
оп. А 1261/3, 4

Ю. П.
294. Село Кардашинка, Днепровский уезд, Таврическая губ.,
Крым. Случайная находка

294. Dorf Kardaschinka, Kr. Dneprowski, Gouvernement Taurien.
Einzelfund

294.1. Форма литейная

294.1. Zweiteilige Gussform

Тальковый сланец
Длина первой створки 20,5 см;
ширина 7,9 см; толщина 4,6 см
Длина второй створки 20,2 см;
ширина 8,2 см; толщина 6,4 см
ГИМ, инв. № 15514–15,
оп. А 261/1, 2

Specksteinschiefer
L. des ersten Tiegelteils 20,5 cm;
B. 7,9 cm; D. 4,6 cm
L. des zweiten Tiegelteils 20,2 cm;
B. 8,2 cm; D. 6,4 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 15514–15,
оп. А 261/1, 2

Литейная двустворчатая форма. С одной стороны створок
расположена матрица для отливки массивного шестигранного кельта с боковым ушком
и миндалевидным «медальоном»; с другой стороны выре-

582

294.1

294.1

Zweiteilige Gußform. An einer
Seite befindet sich die Matrize
für ein großes sechskantiges Beil
mit Öse und mandelförmigem
„Medaillon“. Auf der anderen
Seite ist die Matrize für einen
Dolch mit flacher Griffzunge und

Literatur: Кривцова-Гракова 1955;
Bočkarev, Leskov 1980.

Литература: Кривцова-Гракова
1955; Bočkarev, Leskov 1980.

E. I.

Э. И.
294.3

Литейная двустворчатая форма.
Gussform in zwei Teilen. In einem
294.4
С одной стороны расположены
Teil sind Matrizen für drei kleine
матрицы для отливки трех миDolche: der eine mit spitzem Ort,
ниатюрных кинжалов, один из
Vollgriff und Parierstange, die anкоторых имеет заостренный
deren sind flach, ohne Griff, haклинок, цельнолитую рукоять
ben gerade parallele Schneiden
и выраженное перекрестье,
und abgerundete Klingen. Im anостальные — с прямыми паderen Teil sind Matrizen für eine
Nadel und ein Beil. Beide Teile
раллельными лезвиями упло294.4
sind mit Stiften verbunden.
щенной формы, без рукояти, со
скругленным клинком. С другой стороны расположены матрицы для Literatur: Кривцова-Гракова 1955; Bočkarev, Leskov 1980.
отливки булавки с литником со стороны острия и желобчатого доло- E. I.
та-кельта. Створки скреплялись друг с другом посредством штифтов.
Литература: Кривцова-Гракова 1955; Bočkarev, Leskov 1980.

Э. И.

583

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

294.5. Форма литейная

294.5. Gussform

Песчаник
Длина первой створки 7,9 см; ширина 5,8 см;
толщина 3,9 см
Длина второй створки 8,2 см; ширина 5,3 см;
толщина 4,3 см
ГИМ, инв. № 15518–19, оп. А 1261/5–6

Sandstein
Erster Teil: L. 7,9 cm; B. 5,8 cm; D. 3,9 cm
Zweiter Teil: L. 8,2 cm; B. 5,3 cm; D. 4,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 15518–19, оп. А 1261/5–6

Gussform in zwei Teilen. In einem ist eine
Matrize für einen Anhänger mit einem in einen Kreis eingeschriebenen Kreuz und einer
Öse im Unterteil. Der Eingusskanal liegt gegenüber der Öse. Durchmesser des Anhängers 3,9 cm; L. der Öse 1,2 cm. Die zweite
Hälfte hat nur einen Eingusskanal. Beide Teile wurden mit vier Stiften verbunden.

Литейная двустворчатая форма, на одной
створке которой находится матрица подвески (бляхи?), представляющей собой
вписанный в окружность крест с петлей в
нижней части. Литник расположен с противоположной от петли стороны. Диаметр
подвески 3,9 см; длина петли 1,2 см. Вторая
створка без прорезанного изображения,
обозначен только литник. Створки скреплялись друг с другом четырьмя штифтами.

Literatur: Кривцова-Гракова 1955; Bočkarev,
Leskov 1980.

E. I.

Литература: Кривцова-Гракова 1955; Bočkarev,
Leskov 1980.

Э. И.
294.5

295. Поселок Ново-Петровка, Херсонская губ., Украина.
Случайная находка

295. Siedlung Novo-Petrovka, ehem. Gouvernement Cherson,
Ukraine. Einzelfund

295.1. Кинжал

295.1. Dolch

Бронза
Длина 22 см; ширина лезвия 5,7 см
ГИМ, инв. № 43916, оп. А 1127/1

Bronze
L. 22 cm; B. der Schneide 5,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 43916, оп. А 1127/1
11.–10. Jahrhundert v. Chr.

Кинжал с округлой рукоятью, имеющей
кольцевой упор, и листовидным лезвием
с центральной нервюрой.

Dolch mit abgerundetem Heft und Ringauflage und Mittelrippe.

Э. И.

E. I.
295.1

296–323. Кавказ в эпоху поздней бронзы — раннего
железа

296–323. Kaukasus, Spätbronzezeit — Früheisenzeit

296. Станица Бекешевская, Кубанская обл., Баталпашинский
отдел, р. Верхняя Кума (ныне Предгорный р-н,
Ставропольский край), Россия. Бекешевский клад

296. Staniza Bekeschevskaja, ehem.: Kreis Batalpaschinski,
Gebiet Kuban, Fluss Verchnjaja Kuma (heute Kreis Predgorny,
Region Stavropol), Russland. Hortfund Bekeschevsky

Собрание Г. Д. Филимонова, по-видимому «литейный клад».
Вторая половина II тыс. до н. э.

Sammlung G. D. Filimonovs, anscheinend «Gießer-Depot», 2. Hälfte
2. Jahrtausend v.Chr.

296.1. Два тесла

296.1. Zwei Beile

Бронза
Длина 16,6 и 15,1 см; ширина в верхней части
2,8 и 3,1см; ширина в нижней части 6,3 и 6 см;
максимальная толщина сечения 1,1 см
ГИМ, инв. № 54322, оп. А 1161/1, 2
Конец III — начало II тыс. до н. э.,
северокавказская культура

Bronze
L. 16,6 cm; B. im Oberteil 2,8 cm; B. im Unterteil
6,3 cm; größte Stärke im Querschnitt 1,1 cm;
L. 15,1 cm; B. im Oberteil 3,1 cm; B. im Unterteil
6 cm; größte D. 1,1 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54322, оп. А 1161/1, 2
Ende 3. — Anfang 2. Jahrtausend v. Chr.

Тесла плоские удлиненно-трапециевидные,
с прямым лезвием и ровносрезанной пяткой. Сечение клиновидное.

Flache, längliche, trapezförmige Beile mit
gerader Schneide und geradem Nacken.
Querschnitt keilförmig.

Литература: Иессен 1951.

Literatur: Иессен 1951.

Н. Ш., Е. Г.

N. Š., E. G.

296.2. Кинжал

296.1

296.1

Бронза
Длина 18,9 см; длина клинка 17,5 см; длина
черенка 1,4 см; ширина на уровне заплечиков
6 см; отверстия 0,35 × 0,35 см; наибольшая
толщина лезвия 0,3 см
ГИМ, инв. № 54322, оп. А 1161/3

Клинок треугольной формы с прямыми
лезвиями, закругленным острием, широкими, почти прямыми и слегка опущенными заплечиками и небольшим пло-

584

296.2. Dolch
Bronze
L. 18,9 cm; L. der Klinge 17,5 cm; L. der Angel
1,4 cm; B. an den Schultern 6 cm; Durchbohrung
0,35 × 0,35 cm; größte D. der Schneide 0,3 cm
GIM. Moskau, Inv. Nr. 54322, оп. А 1161/3

296.2

Dreieckige Dolchklinge mit geraden Kanten
und abgerundetem Ort, breiten, fast geraden
Schultern und kurzer Angel mit parallelen
Seiten. An den Schultern der Klinge sind zwei
Durchbohrungen zur Befestigung des Griffes,

ским коротким черенком с параллельными сторонами. На заплечиках пробиты два отверстия для крепления рукояти. Одно
из отверстий почти квадратное. Режущие кромки лезвия сформированы ковкой. Поперечное сечение клинка в средней части
имеет линзовидную форму.

dabei ist eine Durchbohrung fast quadratisch. Die Schneide ist geschmiedet. Der Querschnitt der Klinge ist linsenförmig.
Literatur: Иессен 1951.

N. Š., V. A. T.

Литература: Иессен 1951.

Н. Ш., В. А. Т.
297. Станица Чамлыкская, Кубанская обл., Майкопский отдел,
Северный Кавказ (ныне Лабинский р-н, Краснодарский
край), Россия. Курган

297. Staniza Čamlykskaja, ehem. Kubanskaja Gebiet, Region
Maikop, Nordkaukasus (heute Landkreis Labinsky, Region
Krasnodar), Russland. Grabhügel

Раскопки Н. И. Веселовского, 1898.

Ausgrabungen von N. I. Veselovskij, 1898.

297.1. Кинжал

297.1. Dolch

Бронза
Длина 22,1 см; наибольшая ширина клинка
у крепления рукояти 6 см
ГИМ, инв. № 42405, оп. А 1106/2
Вторая половина II тыс. до н. э.

Bronze
L. 22,1 cm; größte B. der Klinge 6 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 42405, оп. А 1106/2
2. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Клинок без черенка, с тремя сквозными
отверстиями по краю округлых заплечиков для крепления рукояти бронзовыми
заклепками, одна из которых сохранилась. Лезвия прямые, острие закруглено.
Поперечное сечение клинка в средней
части имеет линзовидную форму.

Die Klinge hat keinen Griff. Entlang des abgerundeten Heftes drei Durchbohrungen zur
Befestigung des Griffes mittels Bronzenieten. Eine der Nieten ist erhalten. Die Schneiden sind gerade, die Spitze abgerundet. Der
Querschnitt der Klinge ist im Mittelteil linsenförmig.
297.1

Литература: ОАК за 1898; Иессен 1951.

Literatur: ОАК за 1898; Иессен 1951.

N. Š., V. A. T.

Н. Ш., В. А. Т.
298. Село Привольное, Медвежинский уезд, Ставропольский
край, Россия. Клад

298. Dorf Privolnoe, Kreis Medveže, Region Stavropol, Russland.
Schatzfund

В 1894 в селе Привольном найден клад, состоявший из двенадцати медных орудий — топора с вислым обухом, одного сломанного и четырех целых плоских топоров-тесел, четырех желобчатых долот и двух кинжальчиков.

1894 wurde im Dorf Privolnoe ein Schatzfund gemacht, der zwölf
Kupfergegenstände umfasst: eine Axt mit hängendem Nacken, eine
zerbrochener und vier intakte Dechsel, vier Hohlmeißel und zwei Dolche.

Литература: ОАК за 1894; Иессен 1935.

Literatur: ОАК за 1894; Иессен 1935.

Ю. П.

Ju. P.

298.1. Топор вислообушный

298.1. Axt mit hängendem Nacken

Бронза
Длина 16,5 см
ГЭ, инв. № 23/2

Bronze
L. 16,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 23/2

Ю. П.

Ju. P.

298.1

298.2. Черешковый нож

298.2. Griffzungenmesser

Бронза
Длина 17,7 см
ГЭ, инв. № 23/7

Bronze
L. 17,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 23/7

Ю. П.

Ju. P.
298.2

298.3. Долото

298.3. Hohlmeißel mit offener Tülle

Бронза
Длина 13,2 см
ГЭ, инв. № 23/3

Bronze
L. 13,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 23/3

Желобчатое долото с несомкнутой втулкой.

Ju. P.

Ю. П.

298.3

585

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

298.4. Два тесла

298.4. Zwei Dechsel

Бронза
Длина 16,2 и 10,8 см
ГЭ, инв. № 23/1, 11

Bronze
L. 16,2 cm und 10,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 23/1, 11

Ю. П.

Ju. P.

298.4

298.4

299. Станица Костромская, Мостовский р-н, Краснодарский
край, Россия. Клад

299. Staniza Kostromskaja, Rajon Mostovskoj, Region Krasnodar,
Russland. Schatzfund

В станице Костромской, к юго-востоку от Майкопа, при вспахивании земли в 1914 был найден клад. Из этого клада в Императорскую Археологическую комиссию в 1916 через Кубанский музей
поступили топор, плоский топор-тесло, два желобчатых долота,
три серпа и два слитка меди. В 1915 в Кубанский музей поступил
клад медных вещей, переданный из Майкопского округа и состоявший из 14 целых серпов, однотипных с серпами Костромского клада (в том числе по крайней мере три вылитых в одной
форме), 20 фрагментов таких же серпов и 15 слитков меди (общий вес слитков 2150 г). А. А. Иессен считал вероятным, что эта
находка составляет одно целое с Костромским кладом.

1914 wurde in der Staniza Kostromskaja südöstlich der Stadt Maikop
beim Pflügen ein Schatzfund gemacht; aus ihm gelangten 1916 über
das Museum Kuban eine Axt, eine Flachhacke, zwei Hohlmeißel, drei
Sicheln und zwei Kupferbarren in den Besitz der Archäologischen
Kommission. 1915 erhielt das Museum Kuban eine Sammlung von
Kupfergegenständen aus dem Kreis Maikop; sie umfasste 14 intakte
Kupfersicheln (mindestens drei davon waren in derselben Form gegossen worden), die denselben Typ repräsentierten wie die Sicheln aus
dem Schatzfund von Kostromskaja, 20 Sichelfragmente und 15 Kupferbarren (mit einem Gesamtgewicht von 2150 g). A. A. Iessen vermutet,
diese Sammlung sei Teil des Schatzfundes von Kostromskaja.

Литература: ИАК 1918; Иессен 1935.

Ю. П.

300.1

300.1, деталь / Detail

300. Селения Учкекен и Терезе, Мало-Карачаевский р-н,
Карачаево-Черкесия, Россия. Случайная находка

300. Učkeken-Tereze, Republik Karačai-Čerkessien, Russland.
Einzelfund

1995 erhielt die Eremitage archäologisches Fundgut, das in der Nähe
der Ansiedlungen Učkeken und Tereze bei Arbeiten in der Landwirtschaft zusammengetragen wurde. Alle Stücke dieser Sammlung
stammen aus dem letzten Viertel des 2. Jahrtausends v. Chr.

Literatur: ИАК 1918; Иессен 1935.

В 1995 в ГЭ была доставлена группа археологических предметов,
найденных между селениями Учкекен и Терезе. По словам находчиков, все вещи были выкопаны во время сельскохозяйственных работ.
Последняя четверть II тыс. до н. э.

Ju. P.

Ю. П.

Ju. P.

299.1. Топор вислообушный

299.1. Axt mit hängendem Nacken

300.1. Пять булавок с раскованным навершием

300.1. Fünf Nadeln mit abgeplattetem Kopf

Бронза
Длина 17,2 см
ГЭ, инв. № 63/7

Bronze
L. 17,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 63/7

Bronze
L. 27,5–48 cm; B. Kopf 17,5–23 cm; Dm. 0,4–0,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2858/1–5

Ю. П.

Ju. P.

Бронза
Длина 27,5–48 см; ширина наверший 17,5–23 см; диаметр игл
0,4–0,6 см
ГЭ, инв. № 2858/1–5

Навершия булавок плоские, с двумя отверстиями, псевдоволютообразные. Орнамент рельефный и пуансонный. У двух булавок
стержни закручены, у них же края наверший были загнуты.

Flachkopfnadeln mit zwei Durchlochungen, pseudoschneckenförmig; Punz- und Reliefornament. Zwei Nadeln mit gedrehtem Schaft
und gebogenem Rand am Kopf.
Ju. P.

Ю. П.

299.1

299.2. Тесло

299.2. Dechsel

Бронза
Длина 18 см
ГЭ, инв. № 63/6

Bronze
L. 18 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 63/6

Ю. П.

Ju. P.

299.3. Долото с несомкнутой
втулкой

299.3. Meißel mit offener Tülle
Bronze
L. 12,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 63/4

Бронза
Длина 12,7 см
ГЭ, инв. № 63/4

Ju. P.

Ю. П.

300.2. Три кинжала
черешковые

300.2. Drei Griffzungendolche
Arsenkupfer
L. 28,0–33,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2858/7–9

Мышьяковая медь
Длина 28–33,4 см
ГЭ, инв. № 2858/7–9

Die abgeplattete kurze Griffzunge ist abgesetzt; in ihr und im
oberen Teil liegen Durchlochungen zur Befestigung des Griffs.
Im Querschnitt linsenförmig.

В верхней части выделен короткий раскованный черешок.
В нем и на верхней части — отверстия для крепления рукояти. Поперечное сечение —
линзовидное.

Ju. P.

Ю. П.
299.2

299.3

299.4. Серп

299.4. Sichel

Бронза
Длина по хорде 25 см
ГЭ, инв. № 63/1

Bronze
L. Sehne 25 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 63/1

Ю. П.

Ju. P.

300.2

300.3. Нож черешковый

300.3. Griffzungenmesser

Мышьяковая медь
Длина 9,5 см; наибольшая ширина 3,5 см
ГЭ, инв. № 2858/11

Arsenkupfer
L. 9,5 cm; B. max. 3,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2858/11

Ю. П.

Ju. P.

299.4

299.5. Слиток металла

299.5. Metallbarren

Бронза
7,8 × 4 см
ГЭ, инв. № 63/8

Bronze
Maße: 7,8 × 4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 63/8

Ю. П.

Ju. P.
299.5

586

300.3

587

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte.Kriegertum und Macht

300.4. Наконечник копья с раскованной
втулкой

300.4. Lanzenspitze mit abgeplatteter
Tülle

Мышьяковая медь
Длина 24,2 см
ГЭ, инв. № 2858/12

Arsenkupfer
L. 24,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2858/12

Ю. П.

Ju. P.

300.5. Булавка полимолоточковидная

300.5. Hammerkopfnadel

Мышьяковая медь
Длина 18,2 см
ГЭ, инв. № 2858/13

Arsenkupfer
L. 18,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2858/13

В верхней части булавки три пары «молоточков». Между верхними — отверстие.

Nadel mit drei "Hammerpaaren" im oberen
Teil, mit Durchlochung zwischen dem oberen.

Ю. П.

Ju. P.

300.4

300.5

300.6. Шесть крючков (очковидные
подвески)

300.6. Sechs Haken (augenförmige
Anhänger)

Бронза
Длина 6–7,2 см; ширина 6,9–7,5 см; диаметр
проволоки 0,4–0,5 см
ГЭ, инв. № 2858/14–19

Bronze
L. 6,0–7,2 cm; B. 6,9–7,5 cm; Dm. (Draht)
0,4–0,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2858/14–19

Крючки с двусторонне завернутыми спиралями. Верхний конец загнут. Проволока
в сечении круглая.

Haken mit in zwei Richtungen gedrehten
Spiralen und umgebogenen oberen Enden;
im Querschnitt runder Draht.

Ю. П.

Бронза
Длина 3–4,2 см; диаметр 0,3–0,6 см
ГЭ, инв. № 2858/20–28

Подвески из овального в сечении прута,
скрученного в полтора оборота, массивные.

300.10. Sechs Nadeln

Бронза
Длина 2,4–10,3 см
ГЭ, инв. № 2858/273–278

Bronze
L. 2,4–10,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2858/273–278

Модели булавок с волютообразными навершиями. Верхняя часть раскована.

Nadeln mit schneckenförmigem Kopf, im oberen Teil abgeplattet.

Ю. П.

Ju. P.

300.10

300.11. Слиток металла

300.11. Metallbarren

Латунь
5,6 × 4,9 см; толщина 1,8 см
ГЭ, инв. № 2858/293

Messing
Maße: 5,6 × 4,9 cm; D. 1,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2858/293

Ю. П.

Ju. P.

300.11

300.12. Топор

300.12. Axt

Ju. P.

Камень
Длина 12 см; ширина 5 см; диаметр
проуха 2 см
ГЭ, инв. № 2858/294

Stein
L. 12 cm; B. 5 cm; Dm. Schaftloch 2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2858/294

300.7. Neun massive Schläfenanhänger mit
anderthalb Windungen

Топор кабардино-пятигорского типа проушной.

Bronze
L. 3,0–4,2 cm; Dm. 0,3–0,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2858/20–28

Ю. П.

300.6

300.7. Височные подвески (9 экз.)

300.10. Шесть моделей булавок

Axt des Kabardino-Pjatigorsk-Typs mit Schaftloch.
Ju. P.

Anhänger aus einem im Querschnitt ovalen
Stab mit anderthalb Windungen.

Ю. П.

Ju. P.

300.12
300.7

300.8. Пронизи спиральные (239 экз.)

300.8. Spiralförmige Röhrenperlen

Бронза
Диаметр 0,6–0,7 см; длина 4,5–8 см
ГЭ, инв. № 2858/31–270

Bronze
Dm. 0,6–0,7 cm; L. 4,5–8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2858/31–270

Ю. П.

Ju. P.

301. Селение Галиат, Владикавказский округ, Терская обл.
(ныне Ирафский р-н, Республика Северная Осетия — Алания),
Россия. Могильник Фаскау

301. Siedlung Galiat, Kreis Vladikavkaz, Gebiet Terek (heute
Rajon Irafskij, Republik Nordossetien — Alanien), Russland.
Gräberfeld Faskau

Могильник Фаскау был исследован в конце XIX в. По сведениям
П. С. Уваровой (1900), он «занимает откос от подошвы до вершины высокой отвесной горы. Некоторые могилы уложены прямо в
грунте, другие представляются в виде каменных ящиков. Могильник изрыт местными насельниками беспощадно и таким безобразным образом, что всякая проверка делается почти невозможною. В. Л. Тимофеев обследовал местность по поручению Императорского Археологического общества и нашел нетронутые могилы». В конце 1940-х этот район обследовал Е. И. Крупнов.

Das Gräberfeld Faskau zieht sich vom Fuß bis zum Gipfel eines hohen,
senkrechten Berges, einige Gräber sind direkt im Erdboden angelegt,
andere sind als Steinkisten gebaut. Das Gräberfeld ist von der lokalen
Bevölkerung derart verwüstet worden, dass wissenschaftliche Grabungen kaum mehr möglich sind. Im Auftrag der Kaiserlichen Archäologischen Kommission untersuchte V. L. Timofeev die Gegend
und legte dabei unberührte Gräber frei (P. Uvarova). Am Ende der
1940er Jahre wurde dieses Gebiet von E. I. Krupnov erforscht.
E. V.

Е. В.
300.8

300.9. Шесть бусин

300.9. Sechs tönnchenförmige Perlen

Бронза
Длина 0,6–1,3 см
ГЭ, инв. № 2858/287–292

Bronze
L. 0,6–1,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2858/287–292

Бусины бочковидной формы, свернуты из
раскованной проволоки.

Aus abgeplattetem Draht geformte Perlen.
Ju. P.

301.1. Кинжал

301.1. Dolch

Бронза
Длина 31,1 см
ГЭ, инв. № 1798/2
Раскопки В. И. Долбежева, 1887–
1888
Вторая половина II тыс. до н. э.

Bronze
L. 31,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1798/2
Ausgrabungen von V. I. Dolbežėv,
1887–1888
2. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr.

Кинжал переднеазиатского тиDolch des „vorderasiatischen
301.1
па, расширяющийся в верхней части, с цельнолитой рамочной Typs“ mit in einem Stück gegossenem Rahmengriff, der sich nach
рукоятью. Рукоятка с закраинами по всей длине слабо расширя- oben erweitert. Breite, flache Klinge mit abgerundeten Seiten, ohne
ется к навершию. Клинок широкий, плоский, с округлыми сторо- Rippe.
нами, без ребра.
Literatur: Уварова 1900.

Ю. П.

Литература: Уварова 1900.
300.9

588

E. V.

Е. В.

589

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

301.2. Булавка

301.2. Nadel

301.7. Топор

301.7. Axt

Бронза
Длина 13,8 см; ширина навершия 5,3 см;
высота навершия 6,7 см
ГИМ, инв. № 21630–22183, оп. Б 497/417
Третья четверть II тыс. до н. э., предкобанская
эпоха, дигорская культура

Bronze
L. 13,8 cm; B. des Kopfes 5,3 cm; H. des Kopfes
6,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 21630–22183,
оп. Б 497/417
3. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr., vorkobanische
Zeit, Digora Kultur

Бронза
Длина 12,8 см; ширина лопасти 4,5 см; высота
втулки 3,6 см
ГИМ, инв. № 25277, оп. Б 497/334
Середина II тыс. до н. э., предкобанская эпоха,
дигорская культура

Bronze
L. 12,8 cm; B. Bart 4,5 cm; H. der Tülle 3,6 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 21630–22183,
оп. Б 497/334
Mitte 2. Jahrtausend v. Chr., vorkobanische Zeit,
Digora Kultur

Булавка с вильчатым тройным навершием с шаровидными завершениями.
Литература: Уварова 1900; Мошинский 2010.

Nadel mit gabelförmigem Oberteil, jede der
drei „Zinken“ hat kugelige Enden.

А. П. М.

Literatur: Уварова 1900; Мошинский 2010.

Топор боевой трубчатообушной, с загнутым вверх клином лезвия и бараньей головкой на обухе. В нижней части втулки
кольцевидный орнамент. Верхняя часть клина утрачена.

A. P. M.

Литература: Уварова 1900; Мошинский 2010.

Literatur: Уварова 1900; Мошинский 2010.

А. П. М.

A. P. M.

301.3. Булавка

301.3. Nadel

Бронза
Длина 48 см; ширина навершия 8,6 см
ГИМ, инв. № 81988, оп. Б 2113/4. Входит
в число перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № III-d 4765
Третья четверть II тыс. до н. э., предкобанская
эпоха, дигорская культура

Bronze
L. 48 cm; B. des Kopfes 8,6 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 81988, оп. Б 2113/4.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. III d 4765
3. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr., vorkobanische
Zeit, Digora Kultur

301.2

Nadel mit plattem doppeltem Volutenkopf,
verziert mit Punzmustern. Ein Teil des Schaftes unter dem Kopf ist tordiert.

Булавка с пластинчатым двухвалютным
навершием, украшенным пуансонным
орнаментом. Часть стержня под навершием закручена.

A. P. M.

А. П. М.

301.8. Подвеска

301.8. Anhänger

Бронза
Высота 7,1 см; ширина 6,8 см
ГИМ, инв. № 21630–22183, оп. Б 497/465
Первая половина II тыс. до н. э., предкобанская
эпоха

Bronze
H. 7,1 cm; B. 6,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 21630–22183,
оп. Б 497/465
1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr., vorkobanische Zeit

Подвеска кольцевидная с широкой пластинчатой петлей. На лицевой стороне
рельефный орнамент: по внутреннему и
внешнему краям кольца — шнур, между
ними фриз, состоящий из двойных спиралей, и фриз из линий, обращенных к центру. На петле — двойные спирали, оборотная сторона петли утрачена.

Ringförmiger Anhänger mit einer breiten
platten Öse. Auf der Vorderseite erhabenes
Ornament: Innen- und Außenrand des Ringes mit schnurartigem Muster, dazwischen
ein Streifen mit zum Zentrum gerichteten Linien. Auf der Öse sind doppelte Spiralen. Die
Rückseite der Öse ist verloren.
A. P. M.

301.4. Булавка

301.4. Nadel

Литература: Уварова 1900; Мошинский 2010.

Бронза
Длина 52 см; ширина навершия 8,9 см
ГИМ, инв. № 81988, оп. Б 2113/3. Входит в
число перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № IIId 4763
Третья четверть II тыс. до н. э., предкобанская
эпоха, дигорская культура

Bronze
L. 52 cm; B. des Kopfes 8,9 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 81988, оп. Б 2113/3.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. IIId 4763
3. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr., vorkobanische
Zeit, Digora Kultur

А. П. М.

Nadel mit plattem doppeltem Volutenkopf,
mit Punzornament. Ein Teil des Schaftes unter dem Kopf ist tordiert.

Булавка с пластинчатым двухвалютным
навершием, украшенным пуансонным
орнаментом. Часть стержня под навершием закручена.

A. P. M.

Literatur: Уварова 1900; Мошинский 2010.

301.8

301.9. Топор

301.9. Axt

Бронза
Длина 13,5 см; высота обуха 4,7 см; ширина
клина 4 см
ГИМ, инв. № 25277, оп. Б 1747/856
Середина II тыс. до н. э., предкобанская эпоха,
дигорская культура

Bronze
L. 13,5 cm; H. des Nackens 4,7 cm; B. der Wange
4 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 25277, оп. Б 1747/856
Mitte 2. Jahrtausend v. Chr., vorkobanische Zeit,
Digora Kultur

Топор трубчатообушной с горбатой спинкой.

Axt mit Rohrtülle und Höckerrücken.

Литература: Мошинский 1998.

А. П. М.

Streitaxt mit Nackenröhre, einer nach oben
gebogenen Schneide und einem Ziegenkopf
auf dem Nacken. Der Unterteil der Tülle ist
301.7
mit Wülsten verziert. Der Oberteil der Wange ist verloren.

Literatur: Мошинский 1998.

A. P. M.

301.9

А. П. М.
301.3

301.4

301.5. Булавка

301.5. Nadel

301.10. Наконечник стрелы

301.10. Pfeilspitze

Бронза
Длина 40 см; ширина навершия 2,4 см
ГИМ, инв. № 81988, оп. Б 2113/5. Входит
в число перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № IIId 2248
Середина II тыс. до н. э., предкобанская эпоха,
дигорская культура

Bronze
L. 40 cm; B. des Kopfes 2,4 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 81988, оп. Б 2113/5.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. IIId 2248
Mitte 2. Jahrtausend v. Chr., vorkobanische Zeit,
Digora Kultur

Кремень
Длина 5,3 см; ширина 2,9 см
ГИМ, инв. № 81988, оп. Б 2113/1. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин, инв. № IIId 5819
Первая половина II тыс. до н. э., предкобанская эпоха

Feuerstein
L. 5,3 cm; B. 2,9 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 81988, оп. Б 2113/1. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IIId 5819
1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr., vorkobanische Zeit

Наконечник стрелы с пером треугольной формы
и выемкой в основании.

A. P. M.

Nadel mit einem platten volutenartigen
Doppelkopf, der durch eine zusätzliche Klemme fixiert ist. Der Schaft ist gebogen. Die
Fläche des Kopfes ist punzverziert.

Булавка с пластинчатым двухвалютным
навершием, скрепленным дополнительными скобками. Стержень загнут. Поверхность навершия декорирована пуансонным орнаментом.

A. P. M.

А. П. М.
301.6. Топор
Бронза
Длина 16,7 см; ширина лопасти 6,7 см; высота
втулки 4,2 см
ГИМ, инв. № 25277, оп. Б 1747/830
Середина II тыс. до н. э., предкобанская эпоха,
дигорская культура

301.6. Streitaxt
301.5

Bronze
L. 16,7 cm; B. der Wange 6,7 cm; H. der Tülle
4,2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 25277, оп. Б 1747/830
Mitte 2. Jahrtausend v. Chr., vorkobanische Zeit,
Digora Kultur

Топор боевой трубчатообушной, с клином
лезвия, незначительно загнутым вверх.

Streitaxt mit Nackenröhre. Die Schneide ist
leicht nach oben gebogen.

Литература: Мошинский 1998; Мошинский
2010.

Literatur: Мошинский 1998; Мошинский 2010.

А. П. М.

590

A. P. M.
301.6

Dreieckige Pfeilspitze mit eingezogener Basis.

А. П. М.
301.11. Подвеска

301.10

Бронза
Высота 7,1 см; ширина 6,6 см
ГИМ, Москва, инв. № 81988, оп. Б 2113/2.
Входит в число перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов. До 1945
в МПДИ, Берлин, инв. № IIId 4768
Первая половина II тыс. до н. э., предкобанская
эпоха

Bronze
H. 7,1 cm; B. 6,6 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 81988, оп. Б 2113/2.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. IIId 4768
1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr., vorkobanische Zeit

Ringförmiger Anhänger mit einer breiten
platten Öse. Auf der Vorderseite ein erhabenes Ornament: entlang des Innen- und Außenrandes des Ringes geprägte Schnurmuster, dazwischen zwei Streifen aus doppelten
Spiralen. Die Schnüre auf der Öse enden mit
Spiralen.

Подвеска кольцевидная с широкой пластинчатой петлей; на лицевой стороне
рельефный орнамент: по внутреннему и
внешнему краям кольца — шнур, между
ними — два фриза, состоящие из двойных спиралей; на петле — шнуры, завершающиеся спиралями.
А. П. М.

301.11. Anhänger

A. P. M.
301.11

591

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

301.12. Булавка

301.12. Nadel

Бронза
Длина 26,5 см; ширина навершия 9,2 см;
высота навершия 7,2 см
ГИМ, инв. № 21630–22183, оп. Б 497/483
Вторая четверть II тыс. до н. э., предкобанская
эпоха, дигорская культура

Bronze
L. 26,5 cm; B. des Kopfes 9,2 cm; H. des Kopfes
7,2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 21630–22183, оп. Б 497/483
2. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr., vorkobanische
Zeit, Digora Kultur

Булавка с веерообразным навершием, отлитым отдельно от стержня. Раскованный
конец стержня пропущен через отверстие
в нижней части навершия.

Nadel mit fächerartigem, separat gearbeitetem Kopf. Das Ende des Schaftes ist durch ein
Loch in das Unterteil des Kopfes gesteckt.

Литература: Уварова 1900; Мошинский 2010.

A. P. M.

Literatur: Уварова 1900; Мошинский 2010.

А. П. М.
301.12

301.12, деталь / Detail

301.13. Топор

301.13. Axt

Бронза, железо
Длина 18 см; ширина лопасти 5,6 см
ГИМ, инв. № 21630–22183, оп. Б 497/201
Конец II — начало I тыс. до н. э., кобанская
культура

Bronze, Eisen
L. 18 cm; B. der Wange 5,6 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 21630–22183,
оп. Б 497/201
Ende 2. — Anfang 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Топор двоякоизогнутый с овальным проухом. На лопастях выполненное в технике
инкрустации железом изображение змей.
По корпусу — каннелюры.
Литература: Уварова 1900; Мошинский 2010.

Geschwungene Axt mit ovaler Durchbohrung. In den Wangen sind eiserne Darstellungen von Schlangen eingelegt. Den Axtkörper
entlang verlaufen Kanneluren.

А. П. М.

Literatur: Уварова 1900; Мошинский 2010.

301.13

A. P. M.
301.14. Пряжка

301.14. Schnalle

Бронза
Длина 13,3 см; высота 3,2–4,8 см
ГИМ, инв. № 21630–22183, оп. Б 497/654
Конец II — начало I тыс. до н. э., кобанская
культура

Bronze
L. 13,3 cm; H. 3,2–4,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 21630–22183, оп. Б 497/654
Ende 2. — Anfang 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

301.13, деталь / Detail

Пряжка в виде скачущего коня. На оборотной стороне крюк. Частично покрыта
гравированным орнаментом. Передняя нога коня утрачена.

Schnalle in Form eines springenden Pferdes.
Auf der Rückseite ist ein Haken. Die Fläche ist
zum Teil mit Gravierungen verziert; das Vorderbein des Pferdes ist verloren.

Литература: Уварова 1900; Мошинский 2010.

Literatur: Уварова 1900; Мошинский 2010.

А. П. М.

A. P. M.

301.15. Булавка

301.15. Nadel

Бронза
Длина 12 см; ширина навершия 4,6 см
ГИМ, инв. № 21630–22183, оп. Б 497/914
Конец II — начало I тыс. до н. э., кобанская
культура

Bronze
L. 12 cm; B. des Kopfes 4,6 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 21630–22183,
оп. Б 497/914
Ende 2. — Anfang 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

301.14

Булавка с навершием в виде секиры с полукруглым лезвием, обух секиры представлен в виде двух длинных выступовбойков, один из которых завершается зооморфной головкой, второй — обломан.
Центральная часть навершия орнаментирована косыми насечками. В стержне отверстие для крепления к одежде. Участок
стержня, прилегающий к отверстию, орнаментирован поперечными насечками.

Der Nadelkopf imitiert eine Streitaxt mit
halbrunder Schneide, deren Nacken zwei
längliche Vorsprünge bilden. Einer der Vorsprünge endet mit einem zoomorphen Kopf,
der zweite ist abgebrochen. Der Mittelteil
des Kopfes ist mit schrägen Kerben verziert.
Im Schaft ist ein Loch, um die Nadel an der
Kleidung zu befestigen. Das Loch umringen
schräge Kerben.

музеях всего мира. В XX в. Верхняя Рутха исследовалась в разные годы Е. И. Крупновым, Л. Г. Нечаевой и А. П. Мошинским.
А. П. М.

A. P. M.

302.1.1. Булавка

302.1.1. Nadel

Бронза
Длина 45,5 см; ширина навершия 11,3 см
ГИМ, инв. № 81988, оп. Б 2112/2. Входит в
число перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № IIId 3982
Третья четверть II тыс. до н. э.,
предкобанская эпоха, дигорская культура

Bronze
L. 45,5 cm; B. (Kopf ) 11,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 81988, оп. Б 2112/2.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. IIId 3982
3. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr., Vorkoban-Zeit,
Digora-Kultur

Nadel mit durchbrochen gearbeitetem
Kopf (Pfauenfedertyp), darunter ein Widderkopf mit zwei angegossenen Klammern (Reparatur?).

Булавка с ажурным навершием (типа
«павлинье перо»), с бараньей головкой
под навершием, в нижней части которого долиты две скрепки (ремонт?).

A. P. M.

А. П. М.
302.1.2. Булавка

302.1.2. Nadel

Бронза
Длина 44 см; ширина навершия 12,5 см
ГИМ, инв. № 81988, оп. Б 2112/3. Входит в
число перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № IIId 3978
Третья четверть II тыс. до н. э.,
предкобанская эпоха, дигорская культура

Bronze
L. 44 cm; B. des Kopfes 12,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 81988, оп. Б 2112/3.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. IIId 3978
3. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr., vorkobanische
Zeit, Digora Kultur

Nadel mit durchbrochenem Kopf (Pfauenfedertyp), an dessen Basis ein Ziegenkopf
sitzt.

Булавка с ажурным навершием (типа
«павлинье перо»), с бараньей головкой
под навершием.

302.1.1

302.1.2

A. P. M.

А. П. М.
302.1.3. Наконечник стрелы

302.1.3. Pfeilspitze

Кремень
Длина 7,5 см; ширина 2,8 см
ГИМ, инв. № 81988, оп. Б 2112/1. Входит в
число перемещенных в результате Второй
мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв. № IIId 3997
Первая половина II тыс. до н. э.,
предкобанская эпоха

Feuerstein
L. 7,5 cm; B. 2,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 81988, оп. Б 2112/1.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. IIId 3997
1. Hälfte 2. Jahrtausend v. Chr., vorkobanische
Zeit

Dreieckige Pfeilspitze mit eingezogener
Basis.

Наконечник стрелы с пером треугольной формы, с выемкой в основании.

A. P. M.

А. П. М.
302.1.4. Булавка

302.1.4. Nadel

302.1.3

Бронза
Общая длина 43 см; ширина навершия 9 см
ГЭ, инв. № 1799/2
Середина II тыс. до н. э., предкобанская
эпоха, дигорская культура

Bronze
L. 43 cm; B. Kopf 9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1799/2
Mitte 2. Jahrtausend v. Chr., vorkobanische
Zeit, Digora Kultur

Flacher Kopf, zu zwei Voluten abgeplattet,
Punzornament. Im Querschnitt runder
Schaft mit Windung unterhalb des Kopfes.

Литература: Уварова 1900; Мошинский 2010.

Literatur: Уварова 1900; Мошинский 2010.

А. П. М.

A. P. M.

Е. В.

E. V.

301.15, деталь / Detail

302. Село Кумбулта, Владикавказский округ, Терская обл. (ныне
Ирафский р-н, Республика Северная Осетия — Алания), Россия

302. Dorf Kumbulta, Kreis Vladikavkaz, Gebiet Terek (heute
Rajon Irafskij, Republik Nordossetien — Alanien), Russland

Могильники Верхняя и Нижняя Рутха находятся высоко в горах в
Дигорском ущелье у села Кумбулта. В XIX в. здесь производил
раскопки владикавказский археолог В. И. Долбежев. Коллекция,
собранная им, была поделена Археологической комиссией между Историческим музеем и Эрмитажем. Тогда же могильники
были сильно разграблены. Многочисленные предметы, происходящие оттуда и купленные у местного населения, хранятся в

Die Gräberfelder Verchnjaja und Nižnjaja Rutcha liegen hoch oben in
den Bergen, in einer Schlucht der Digoria-Region beim Dorf Kumbulta. Im 19. Jahrhundert führte der Archäologe V. I. Dolbežev aus Vladikavkaz hier Grabungen durch. Seine Sammlung wurde von der Archäologischen Kommission zwischen dem Historischen Museum und
der Eremitage aufgeteilt. Die Gräberfelder waren stark beraubt, zahlreiche der Stücke wurden der lokalen Bevölkerung abgekauft und

592

302.1 Gräberfeld Verchnjaja Rutcha

302.1. Могильник Верхняя Рутха

Навершие плоское, раскованное в виде
двух волют. Орнамент пуансонный. Стержень булавки в сечении округлый, перед навершием перевит.

301.15

finden sich in Museen der ganzen Welt. Im 20. Jahrhundert wurde
Verchnjaja Rutcha in mehreren Kampagnen von E. I. Krupnov, L. G. Nečaeva und A. P. Mošinskij untersucht.

302.1.5. Булавка

302.1.5. Nadel

Бронза
Общая длина 33 см; ширина навершия 21,5 см
ГЭ, инв. № 1799/3
Середина II тыс. до н. э., предкобанская
эпоха, дигорская культура

Bronze
L. 33 cm; B. Kopf 21,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1799/3
Mitte 2. Jahrtausend v. Chr., vorkobanische
Zeit, Digora Kultur

Навершие плоское, раскованное в виде
двух волют. Орнамент пуансонный. Стержень булавки округлый в сечении.

Flacher Kopf, zu zwei Voluten abgeplattet,
Punzornament. Im Querschnitt runder
Schaft.

Е. В.

302.1.4

302.1.5

E. V.

593

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

302.1.9. Подвеска в виде головы барана

302.1.9. Anhänger in Form eines
Widderkopfes

Бронза
Длина 6,5 см; ширина 2,2 см
ГЭ, инв. № ПА 293. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IIId 5432
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 6,5 cm; B. 2,2 cm
GE St. Petersburg, Nr. PA 293. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. IIId 5432
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Е. В.

E. V.

302.2. Могильник Хор-Гон

302.2. Gräberfeld Chor-Gon
302.1.9

302.1.6

302.1.7

302.1.7, деталь / Detail

302.2.1. Пряжка

302.2.1. Schnalle

Бронза
Длина 6,2 см; ширина 6,8 см; высота 4,8 см
ГИМ, инв. № 25278, оп. Б 1286/364
Конец II — начало I тыс. до н. э., кобанская
культура

Bronze
L. 6,2 cm; B. 6,8 cm; H. 4,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 25278, оп. Б 1286/364
Ende 2. — Anfang 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Пряжка подковообразной формы с головкой барана на высокой шее. На плоскости
пряжки шесть отверстий, по три — с каждой стороны, на обратной стороне —
крюк.

Hufeisenförmige Schnalle mit Ziegenkopfdarstellung. An beiden Seiten je drei Durchbohrungen, ein Haken auf der Rückseite.
A. P. M.

А. П. М.
302.2.1

303. Нальчикский округ, Терская обл., Россия

302.1.8

302.1.8, деталь / Detail

302.1.6. Булавка

302.1.6. Nadel

Бронза
Общая длина 52 см; ширина навершия 15,3 см
ГЭ, инв. № 1799/4
Середина II тыс. до н. э., предкобанская эпоха, дигорская культура

Bronze
L. 52 cm; B. Kopf 15,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1799/4
Mitte 2. Jahrtausend v. Chr., vorkobanische Zeit, Digora Kultur

Навершие плоское, раскованное в виде двух волют, орнамент
пуансонный. Стержень булавки в сечении округлый, перед навершием перевит.

Flacher Kopf, zu zwei Voluten abgeplattet, Punzornament. Im Querschnitt runder Schaft mit Windung unterhalb des Kopfes.
E. V.

Е. В.
302.1.7. Булавка

302.1.7. Nadel

Бронза
Длина 31,7 см
ГЭ, инв. № 1799/9
Середина II тыс. до н. э., предкобанская эпоха, дигорская культура

Bronze
L. 31,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1799/9
Mitte 2. Jahrtausend v. Chr., vorkobanische Zeit, Digora Kultur

Навершие плоское, прорезное, ажурное. В основании навершия — головка барана. Стержень булавки округлый в сечении.

Flacher Kopf, durchbrochen gearbeitet. An der Basis des Kopfes Widderkopf. Im Querschnitt runder Schaft.

Е. В.

E. V.

302.1.8. Булавка массивная

302.1.8. Massive Nadel mit fünfkegeligem Kopf

Бронза
Длина 50 см
ГЭ, инв. № 1799/5
XIII–XII вв. до н. э., предкобанская эпоха, дигорская культура
Раскопки В. И. Долбежева, 1880-е (Могильник Хор-Гон. — А. П. М.)

Bronze
L. 50 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1799/5
13.–12. Jahrhundert v. Chr., vorkobanische Zeit, Digora Kultur
Ausgrabungen von V. I. Dolbežev, 1880er (Gräberfeld Chor-Gon. — A. P. M.)

Навершие булавки из пяти конусовидных выступов, заканчивающихся округлыми шишечками. На стержне булавки под навершием расположен плоский щиток с двумя скульптурными головками баранов.

Fünfkegeliger Kopf mit jeweils runden Zapfen am Ende. Unterhalb
des Kopfes befindet sich auf dem Schaft ein flacher Schild mit zwei
Widderköpfen.

Е. В.

594

E. V.

303. Ehem. Kreis Nalčikski, Gebiet Terskaja, Russland

303.1. Подвеска в виде фигурки лошади

303.1. Pferdeförmiger Anhänger

Бронза
Длина 2,1 см; высота 1,9 см
ГИМ, инв. № 38370, оп. Б 1368/145
XIII–XII вв. до н. э., предкобанская эпоха

Bronze
L. 2,1 cm; H. 1,9 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 38370, оп. Б 1368/145
13.–12. Jahrhundert v. Chr., vorkobanische Zeit

Подвеска в виде фигурки лошади со сквозным вертикальным отверстием в туловище. По шее и туловищу — выпуклые двойные спирали.

Pferdeförmiger Anhänger mit Durchbohrung
im Körper. Am Hals und am Körper erhabene
Doppelspiralen.

Литература: Мошинский 2010.

A. P. M.

Literatur: Мошинский 2010.

А. П. М.
303.1

304. Кавказ, Россия

304. Kaukasus, Russland

304.1. Кинжал

304.1. Dolch

Бронза
Bronze
Длина 31,2 см; длина клинка 23 см;
L. 31,2 cm; L. der Klinge 23 cm;
ширина клинка до 3,7 см; ширина
B. der Klinge bis 3,7 cm; B. des
рукояти 1,9–2,5 см
Heftes 1,9–2,5 cm
ГИМ, инв. № 81988, оп. Б 2114/2.
GIM Moskau, Inv. Nr. 81988,
Входит в число перемещенных в
оп. Б 2114/2. Kriegsbedingt
304.1
результате Второй мировой войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. RE 289
инв № RE 289
3. Viertel 2. Jahrtausend v. Chr., vorkobanische Zeit
Третья четверть II тыс. до н. э., предкобанская эпоха
Dolch vom vorderasiatischen Typ. Dreieckige Klinge, im Querschnitt

Кинжал переднеазиатского типа с треугольным линзовидным в
сечении клинком, с закраинами на рукояти для крепления с двух
сторон деревянных вставок. На клинке под рукоятью дуговидный орнамент из четырех врезанных линий, ниже — сходящийся треугольником гравированный орнамент из двух групп по
четыре линии в каждой. Кончик клинка утрачен.

scheibenförmig, mit Randleistengriff für hölzerne Einsätze. Auf der
Klinge unter dem Нeft ist ein gebogenes Ornament, das aus vier Linien, unter denen sich ein dreiecksförmiges Ornament befindet, besteht. Es setzt sich aus zwei Viererlinien zusammen. Der Ort der Klinge ist verloren.
A. P. M.

А. П. М.
304.2. Кинжал

304.2. Dolch

Бронза
Длина 29 см; ширина перекрестья
6,5 см; ширина клинка 3,6–6,2 см
ГИМ, инв. № 81988, оп. Б 2114/1.
Входит в число перемещенных в
результате Второй мировой войны
объектов. До 1945 в МПДИ,
Берлин, инв № RE 288
Конец II — начало I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 29 cm; B. der Parierstange 6,5 cm;
B. der Klinge 3,6–6,2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 81988,
оп. Б 2114/1. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin,
Inv. Nr. RE 288
Ende 2. — Anfang 1. Jahrtausend
v. Chr., Kobankultur

304.2

595

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

Кинжал с клинком пламевидной формы с широкой плоской нервюрой. Рукоять в виде овального стержня, плавно переходящего в перекрестье, охватывающее верхнюю часть клинка. Верхняя
часть рукояти утрачена. В нижней части округлый вырез. На перекрестье — четыре группы по три насечки, в верхней части сохранившегося стержня рукояти кольцевые насечки. В стержень
рукояти вмонтирован латунный стержень (реставрация первой
половины XX в.).

Flammenförmige Klinge mit einer breiten Rippe. Der ovale Griff geht
in das Heft über, die den Oberteil der Klinge umfaßt. Der Oberteil des
Griffes ist verloren. Der linienverzierte untere Bereich weist einen bogenförmigen Heftausschnitt auf. Auf der Parierstange sind zwölf Kerben in vier Gruppen unterteilt. Den Oberteil des Griffes umringen
Kerben. Im Griff befindet sich ein Messingschaft (Restaurierung der
1. Hälfte des 20. Jahrhunderts).

306.3. Подвеска

306.3. Anhänger

Бронза
Ширина 2,6 см
ГЭ, инв. № 1731/119
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
Dm. max. 2,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/119
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Е. В.

E. V.

A. P. M.

А. П. М.
306.3

305. Селение Донифарс, Владикавказский округ, Терская обл.
(ныне Республика Северная Осетия — Алания), Россия.
Могильник Догуй-Хунта

305. Siedlung Donifars, ehem. Kreis Vladikavkas, Gebiet Terskaja
(heute Republik Nordossetien — Alanien), Russland. Gräberfeld
Dogui-Chunta

305.1. Булавка

305.1. Nadel

Бронза
Длина 67 см; ширина навершия 25 см
ГИМ, инв. № 99933, оп. Б 1477/500
Середина II тыс. до н. э., предкобанская эпоха,
дигорская культура

Bronze
L. 67 cm; B. des Kopfes 25 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 99933, оп. Б 1477/500
Mitte 2. Jahrtausend v. Chr, vorkobanische Zeit,
Digora Kultur

Булавка с пластинчатым двухвалютным
навершием. Навершие скреплено дополнительными скобками; с пуансонным орнаментом. Стержень под навершием закручен.

Nadel mit plattem doppeltem Volutenkopf,
der mit Hilfe von zwei zusätzlichen Klammern befestigt ist. Punzverziert. Ein Teil des
Schaftes unter dem Kopf ist tordiert.

Литература: Уварова 1900.

A. P. M.

Literatur: Уварова 1900.

А. П. М.
305.1

305.1, деталь / Detail

306. Селение Верхний Кобан, Владикавказский округ,
Терская обл. (ныне Пригородный р-н, Республика Северная
Осетия — Алания), Россия. Могильник

306. Siedlung Verchnij Koban, Kreis Vladikavkas, Gebiet Terek
(heute Rajon Prigorodnyj, Republik Nordossetien — Alanien),
Russland. Gräberfeld

Могильник занимал склон и вершину большого холма. В 1869
владелец земли Хабош Кануков добыл первые вещи. Впоследствии им было вскрыто более 500 могил.
Первые раскопки в 1877 провел Г. Д. Филимонов из Москвы. В 1879
на могильнике работал В. Б. Антонович. Летом 1881 под руководством Фридриха Байерна на могильнике вел большие раскопки Э. Шантр из Лиона. Осенью 1881 проводил работы Рудольф
Вирхов.

Das Gräberfeld liegt am Rand und auf dem Gipfel eines hohen Hügels. 1869 fand der Landeigentümer Chaboš Kanukov die ersten Stücke. In der Folge legte er mehr als 500 Gräber frei. Die ersten Grabungen führte 1877 G. D. Filimonov aus Moskau durch, 1879 grub hier
V. B. Antonovič. Im Sommer 1881 nahm E. Chantre unter Leitung von
Friedrich von Bayern umfangreiche Grabungen vor, im Herbst 1881
Rudolf Virchow.

Литература: Уварова 1900.

E. V.

Literatur: Уварова 1900.

Е. В.

306.4. Миска

306.4. Schale

Бронза
Наибольший диаметр 12,9 см; высота 6,6 см
ГЭ, инв. № 2192/28
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
Dm. max. 12,9 cm; H. 6,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2192/28
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Е. В.

E. V.

306.4

306.5. Пряжка поясная

306.5. Gürtelschnalle

Бронза
Длина 17,2 см
ГЭ, инв. № 1731/18
Первая треть I тыс. до н. э.,
кобанская культура

Bronze
L. 17,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/18
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Е. В.

E. V.

306.6. Пряжка

306.6. Schnalle

Бронза
Длина 12,9 см
ГЭ, инв. № 1731/24
Первая треть I тыс. до н. э.,
кобанская культура

Bronze
L. 12,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/24
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Пряжка в виде скачущего коня.
306.1. Две подвески височные

306.1. Zwei Schläfenanhänger

Бронза
Длина 7,5 и 4,8 см
ГЭ, инв. № 1731/55, 56
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. max. 7,5 cm und 4,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/55, 56
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Е. В.

E. V.

306.1

306.2. Подвеска

306.2. Anhänger

Бронза
Ширина 4,3 см
ГЭ, инв. № 1731/121
Первая треть I тыс. до н. э.,
кобанская культура

Bronze
B. 4,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/121
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Е. В.

E. V.

306.5

306.5, деталь / Detail

Е. В.

E. V.
306.7. Булавка

306.7. Nadel

Бронза
Длина 24,2 см; ширина навершия
7,5 см
ГИМ, инв. № 54321, оп. Б 1703/85
Конец II — начало I тыс. до н. э.,
кобанская культура

Bronze
L. 24,2 cm; B. des Kopfes 7,5 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54321,
оп. Б 1703/85
Ende 2. — Anfang 1. Jahrtausend
v. Chr., Kobankultur

Булавка с двухчастным навершием, нижняя часть — брусковидная, верхняя — секировидная. Секировидная часть
обращена «лезвием» вверх,
вдоль края «лезвия» — девять
пар бараньих рогов. У верхних
граней торцов брусковидной
части — по паре бараньих рогов, у нижних граней — по бараньей головке. В стержне отверстие для крепления к одежде.

Nadel mit zweiteiligem Kopf, das
Unterteil ist vierkantig, das
Oberteil beilförmig. Die „Schneide“ des Oberteils ist nach oben
gerichtet, um die Kante sind
neun Paare von Ziegenhörnern
verteilt. An der Oberkante des
vierkantigen Teiles sind je zwei
Paare von Ziegenhörnern, an den
Enden der Unterkante befinden
sich zwei Ziegenköpfe. Im Schaft
ist eine Durchbohrung zur Befestigung der Nadel an der Kleidung.

306.6

Литература: Уварова 1900;
Мошинский 2010.
306.2

596

306.2

Schnalle in Form eines springenden Pferdes.

А. П. М.

Literatur: Уварова 1900;
Мошинский 2010.
306.7

306.7, деталь / Detail

A. P. M.

597

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

306.8. Пряжка поясная

306.8. Gürtelschnalle

Бронза
Ширина 8,3 см; высота 6,6 см
ГИМ, инв. № 54321, оп. Б 1703/143
Конец II — начало I тыс. до н. э., кобанская
культура

Bronze
H. 6,6 cm; B. 8,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54321, оп. Б 1703/143
Ende 2. — Anfang 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Пряжка поясная полукруглая ажурная. По
периметру украшена двумя фризами зигзагообразной линии, имитирующей два ряда
штампованных треугольников, обращенных вершинами в противоположные стороны. Два фриза такого же орнамента проходят в центральной части пряжки параллельно ее основанию. Под каждым из этих фризов располагается фриз с двумя рядами
прорезных треугольников, обращенных вершинами в противоположные стороны.

Halbrunde durchbrochene Gürtelschnalle. An
der Kante zwei Reihen von Zickzacklinien,
die Reihen von geprägten Dreiecken mit gegenüberliegenden Scheiteln imitieren. Zwei
ähnliche Darstellungen verlaufen im Mittelteil der Schalle parallel zur Basis. Darunter
liegen jeweils zwei Reihen von Dreiecken mit
gegenüberliegenden Scheiteln.
Literatur: Уварова 1900; Мошинский 2010.
306.8

A. P. M.

Литература: Уварова 1900; Мошинский 2010.

А. П. М.
306.9. Пряжка

306.9. Schnalle

Бронза
Длина 10,2 см; высота 6,3 см
ГИМ, инв. № 54321, оп. Б 1703/571
Конец II — начало I тыс. до н. э., кобанская
культура

Bronze
L. 10,2 cm; H. 6,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54321, оп. Б 1703/571
Ende 2. — Anfang 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Пряжка в виде фигуры лошади, с пятью
отверстиями для крепления к поясу и с
крючком на оборотной стороне.

Schnalle in Form eines Pferdes mit fünf
Durchbohrungen zur Befestigung am Gürtel
und einem Haken auf der Rückseite.

306.9

Литература: Уварова 1900; Мошинский 2010.

Literatur: Уварова 1900; Мошинский 2010.

А. П. М.

A. P. M.

306.10. Подвеска в виде фигуры оленя

306.10. Hirschförmiger Anhänger

Бронза
Длина 4,5 см; высота 5,3 см
ГИМ, инв. № 18934, оп. Б 1709/38
Конец II — начало I тыс. до н. э., кобанская
культура

Bronze
L. 4,5 cm; H. 5,3 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 18934, оп. Б 1709/38
Ende 2. — Anfang 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Подвеска в виде фигуры оленя, с отверстием для подвешивания.

Hirschförmiger Anhänger mit Durchbohrung.

Литература: Уварова 1900; Мошинский 2010.

A. P. M.

Literatur: Уварова 1900; Мошинский 2010.

А. П. М.

306.10

306.11. Кинжал

306.11. Dolch

Бронза

Bronze
L. 38 cm; B. der Klinge 3,8–4,2 cm; B. des Knaufes
12,2 cm; B. der Parierstange 6,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54321, оп. Б 1703/732
Ende 2. — Anfang 1. Jahrtausend v. Chr,
Kobankultur

Длина 38 см; ширина клинка от 3,8 см
до 4,2 см; ширина навершия 12,2 см; ширина
перекрестья 6,8 см
ГИМ, инв. № 54321, оп. Б 1703/732
Конец II — начало I тыс. до н. э., кобанская
культура

Dolch mit flammenartiger Klinge. Das bogenförmig ausgeschnittene Heft umfasst
den Oberteil der Klinge. Der Knauf ist in Form
von zwei Tierköpfen (Raubtiere?) gemacht,
die im Rachen zweiköpfige Böcke halten.

Кинжал цельнолитой с пламевидным клинком. Перекрестье охватывает верх клинка,
в нижней части перекрестья аркообразный
вырез. Навершие оформлено в виде головок двух животных (хищников?), держащих в пасти двухголовых баранов.

Literatur: Уварова 1900; Мошинский 2010.

A. P. M.

Литература: Уварова 1900; Мошинский 2010.

А. П. М.

306.11

598

306.11, деталь / Detail

599

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

306.12. Кружка

306.12. Krug

306.16. Пряжка

306.16. Schnalle

Глина
Высота 11,2 см; высота до верха ручки
13 см; диаметр 12,2 см; диаметр устья
9,2 см; диаметр дна 6,8 см
ГИМ, инв. № 25276, оп. Б 1746/396
Конец II — начало I тыс. до н. э., кобанская
культура

Keramik
H. 10,8–11,2 cm; H. bis zum oberen
Teil des Henkels 13 cm; Dm. 12,2 cm;
Randdm. 8,8–9,2 cm; Bodendm. 6,8 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 25276, оп. Б 1746/396
Ende 2. — Anfang 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Бронза, железо
Длина 21,3 см; ширина 4,4 см
ГИМ, инв. № 76990, оп. Б 1757/1575
IX–VII вв. до н. э., кобанская культура

Bronze, Eisen
L. 21,3 cm; B. 4,4 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 76990, оп. Б 1757/1575
9.–7. Jahrhundert v. Chr., Kobankultur

Кружка чернолощеная с высокой ручкой, скошенным венчиком, плоским
дном. По тулову — врезанный орнамент из тройной зигзагообразной линии, над ней — тройная кольцевая линия.

Schwarzpolierter Krug mit hohem Henkel,
schrägem Oberteil und flachem Boden.
Um den Gefäßkörper zieht sich ein Dekor
aus drei gleichlaufenden Zickzacklinien
mit dreifachen Rillen darüber.

Пряжка пластинчатая, прямая. Инкрустирована железными треугольниками, покрыта гравированным орнаментом в виде бегущей спирали. На оборотной стороне — крюк, вдоль длинной стороны —
14 отверстий. Концы скруглены.

Flache gerade Schnalle mit eisernen Dreieckseinlagen. Die Oberfläche ist wellenartig
graviert. Auf der Rückseite ist ein Haken, der
Längsseite entlang sind 14 Löcher gebohrt.
Die Ecken der Schnalle sind abgerundet.

Литература: Уварова 1900; Мошинский
2010.

A. P. M.

306.17. Пряжка

306.17. Schnalle

306.13. Топор

306.13. Axt

Бронза
Высота 16,3 см; ширина по основанию 10,2 см
ГИМ, инв. № 54321, оп. Б 1703/144
VIII–VII вв. до н. э., кобанская культура

Bronze
H. 16,3 cm; B. der Basis 10,2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54321, оп. Б 1703/144
8.–7. Jahrhundert v. Chr., Kobankultur

Бронза
Длина 18 см; ширина лопасти 6,2 см;
ширина обуха 2,7 см
ГИМ, инв. № 54321, оп. Б 1703/15
Конец II — начало I тыс. до н. э., кобанская
культура

Bronze
L. 18 cm; B. der Wange 6,2 cm; B. des Nackens
2,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54321, оп. Б 1703/15
Ende 2. — Anfang 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Топор двоякоизогнутый с овальным проухом. На лопастях выполненное в технике гравировки изображение собаки
(волка?). По корпусу — каннелюры.

Geschwungene Axt mit ovalem Schaftloch. In den Wangen gravierte Darstellung eines Hundes (Wolfs?). Entlang des
Körpers Kanneluren.

Пряжка в виде двух стоящих друг против
друга на задних лапах хищников. Глаза
оформлены в виде круглых углублений
(для вставок?). Тела покрыты гравированным орнаментом. На оборотной стороне — крюк и петли для крепления к поясу,
вдоль левой стороны — пять петель,
вдоль нижней — три петли.

Schnalle mit der Darstellung von zwei Raubtieren, die gegenüber auf den Hinterpfoten
stehen. Ihre Augen sind eingetieft (vermutlich für Einsätze). Die Körper sind mit Gravierungen verziert. Auf der Rückseite sind Haken und Ösen zur Befestigung am Gürtel;
entlang der linken Seite fünf Ösen, entlang
der Unterseite drei.

Литература: Уварова 1900; Мошинский 2010.

Literatur: Уварова 1900; Мошинский 2010.

Literatur: Уварова 1900; Мошинский 2010.

Литература: Уварова 1900; Мошинский 2010.

A. P. M.

А. П. М.

Literatur: Уварова 1900; Мошинский 2010.

А. П. М.
306.12

306.13

Литература: Уварова 1900; Мошинский
2010.

А. П. М.

Literatur: Уварова 1900; Мошинский 2010.

A. P. M.
306.17

A. P. M.

А. П. М.

306.14. Топор
Бронза
Длина 17,5 см; ширина лопасти 4,7 см
ГИМ, инв. № 25276, оп. Б 1746/255
Конец II — начало I тыс. до н. э., кобанская
культура

306.16

306.14. Axt
306.13, деталь / Detail

Bronze
L. 17,5 cm; B. der Wange 4,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 25276, оп. Б 1746/255
Ende 2. — Anfang 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

306.18. Cобрание К. И. Ольшевского

306.18. Sammlung K. I. Olševskij

Казимир Игнатьевич (Иванович) Ольшевский, коллежский советник, вел раскопки на Северном Кавказе во Владикавказском
отделе Терской обл. на многих известных памятниках. Скупал у
местных жителей-«бугровщиков» археологические предметы.
Собрал коллекцию из 3000 предметов. Императорская Археологическая комиссия приобрела эту коллекцию и передала в Эрмитаж. Часть коллекции К. И. Ольшевского находится в Государственном Историческом музее.

Kollegienrat Kazimir Ignatevič (Ivanovič) Olševskij führte im Nordkaukasus im Gebiet Terek um Vladikavkaz Ausgrabungen in zahlreichen bekannten Fundstätten durch und kaufte der lokalen Bevölkerung (Grabräubern) archäologische Artefakte ab. Seine Sammlung
umfasste 3000 Gegenstände; sie wurden von der Kaiserlichen Archäologischen Kommission erworben und der Eremitage übergeben.
Ein Teil der Privatsammlung von K. I. Olševskij wird im Staatlichen
Historischen Museum aufbewahrt.

Е. В.

E. V.

306.18.1. Топор с закругленным обушком

306.18.1. Axt mit abgerundetem Nacken

Бронза
Длина 18 см
ГЭ, инв. № 1731/1
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 18 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/1
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Blätter mit eingetieftem Ornament: auf der
einen Seite ein Raubtier, auf der anderen ein
geometrisches Motiv mit vier Strahlen; die
Darstellungen sind mit kleinen runden Vertiefungen und Tannenzweigen ausgefüllt.

Топор двоякоизогнутый с овальным
проухом и с опущенной вниз спинкой
клина. По корпусу — каннелюры.

Geschwungene Axt mit ovalem Schaftloch, einem nach unten geneigten Bart
und längsliegenden Kanneluren.

Литература: Мошинский 1998.

Literatur: Мошинский 1998.

На лопастях топора — углубленный орнамент: на одной стороне изображение
хищника, на другой — геометрический
орнамент в виде четырех лучей. Изображения заполнены мелкими круглыми
углублениями и орнаментом «елочка».

А. П. М.

A. P. M.

Е. В.

306.15. Браслет

306.15. Armband

306.18.2. Топор с закругленным обушком

Бронза
Высота 7,2 см; диаметр 6,8–13,2 см;
ширина пластины 0,7 см
ГИМ, инв. № 54321, оп. Б 1703/278
Конец II — начало I тыс. до н. э., кобанская
культура

Bronze
H. 7,2 cm; Dm. 6,8–13,2 cm; B. der Platte
0,7 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54321, оп. Б 1703/278
Ende 2. — Anfang 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Бронза
Длина 17,2 см
ГЭ, инв. № 1739/3
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 17,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1739/3
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Браслет конической формы, свернутый
из треугольной в сечении пластины,
концы закручены в коническую спираль.

Kegelförmiges Armband mit dreieckigem
Querschnitt und Enden in Form einer konischen Spirale.

Литература: Уварова 1900; Мошинский
2010.

A. P. M.

Корпус топора почти прямой, по корпусу с
двух сторон по два желобка. На лопастях
топора углубленный орнамент. На одной
стороне треугольные рамки повторяющие
изгиб корпуса, заполненные точками и
«елочкой», и две линии, отделяющие лезвийную часть, от которых отходят четыре
луча, также заполненные точками и «елочкой»; на другой стороне — подобные треугольные рамки, заполненные точками и
«елочкой», и две линии, отделяющие лез-

Gerader Axtkörper mit je zwei Riefen auf beiden Seiten. Wangen mit eingetieftem Ornament, auf der einen Seite Dreiecke, die die
Biegung des Körpers aufnehmen und mit
Punkten und Tannenzweigen ausgefüllt sind,
sowie zwei Linien zur Schneide, von der vier
Bögen abgehen, auch zwischen diesen liegen Punkte und Tannenzweigen; auf der anderen Seite vergleichbare Dreiecke, ebenfalls
mit Punkten und Tannenzweigen, sowie zwei
Linien zur Schneide, die Darstellungen von

E. V.

306.14

Literatur: Уварова 1900; Мошинский 2010.

А. П. М.
306.15

600

306.18.1

306.18.2

306.18.2. Axt mit abgerundetem Nacken

601

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

306.18.3

вийную часть, на которой изображены два
хищника с длинными хвостами, обращенные мордами друг к другу. Изображения
хищников заполнены точками.

zwei sich mit der Schnauze gegenüberstehenden Raubtieren mit langen Schwänzen
begleiten; auch diese Raubtierdarstellungen
sind mit Punkten ausgefüllt.

Е. В.

E. V.

306.18.3. Топор с закругленным обушком

306.18.3. Axt mit abgerundetem Nacken

Бронза
Длина 17,6 см
ГЭ, инв. № 1731/6
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 17,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1739/3
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

На лопастях топора — углубленный орнамент: на одной стороне изображение оленя и стрел; на другой — оленя, стрелы
и собаки. Изображения заполнены мелкими круглыми углублениями и орнаментом «елочка».

Blätter mit eingetieftem Ornament: auf der
einen Seite eine Hirschdarstellung und Pfeile, auf der anderen Hirsche, Pfeile und Hunde; die Darstellungen sind mit kleinen kreisförmigen Vertiefungen und Tannenzweigen
ausgefüllt.

Е. В.

306.18.4

306.18.4. Булавка с навершием в виде
топорика

E. V.
306.18.4. Axtkopfnadel
Bronze
L. 12,6 cm; B. 6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/74
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Бронза
Длина 12,6 см; ширина 6 см
ГЭ, инв. № 1731/74
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Schaft mit ovaler Durchlochung im oberen
Teil.

В верхней части стержня овальное сквозное отверстие.

E. V.

Е. В.
306.18.5. Удила двухкольчатые
с псалиями

306.18.5

306.18.5. Doppelringtrense mit Psalien
Bronze
L. Trense 17,5 cm; L. Psalie, in der Geraden 9,1 cm
und 9,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/189–191
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Бронза
Длина удил 17,5 см; длина псалий по прямой
9,1 и 9,6 см
ГЭ, инв. № 1731/189–191
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Vierkantiges Gebissstück mit reliefhaftem
Ornament an einer Seite; Psalien in Form gebogener Stäbe mit drei Ösen, ein Ende abgeplattet, eins mit nagelartigem Abschluss.

Четырехгранные с рельефным орнаментом на одной грани. Псалии в виде изогнутых стержней с тремя петлями, один конец которых раскован, а другой — в виде
гвоздевидного навершия.

E. V.

Е. В.
306.18.6. Пряжка поясная полукруглая

306.17

602

306.18.6

306.18.6. Halbrunde Gürtelschnalle

Бронза
6,5 × 5,1 см
ГЭ, инв. № 1731/23
XIII–XII вв. до н. э., предкобанская культура

Bronze
Maße: 6,5 × 5,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/23
13.–12. Jahrhundert v. Chr., vorkobanische Zeit

На поверхности — три спирали, образующие одну фигуру; по абрису — углубленный орнамент.

Schnallenfläche mit drei Spiralen, die eine
Figur bilden, Schnallenrand mit eingetieftem Ornament.

Е. В.

E. V.

306.18.7. Навершие булавы

306.18.7. Keulenkopf

Бронза
Высота 6,8 см
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура
ГЭ, инв. № 1731/151

Bronze
H. 6,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/151
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Е. В.

306.18.7

E. V.

603

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

306.18.8. Пряжка поясная

306.18.8. Gürtelschnalle

306.18.13. Булавка

306.18.13. Nadel

Бронза
Длина 15,3 см
ГЭ, инв. № 1731/16
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 15,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/16
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Бронза
Длина 17,7 см; наибольшая
ширина 11,5 см
ГЭ, инв. № 1731/71
Первая треть I тыс. до н. э.,
кобанская культура

Bronze
L. 17,7 cm; B. max. 11,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/71
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Пряжка в форме прямоугольника со скругViereckige Schnalle mit abgerundeten Ecken
ленными углами и крючком с обратной
und Haken auf der Rückseite; ihm gegenстороны. На противоположной от крючка
überliegend acht Durchlochungen; Schausei306.18.8
стороне пряжки — восемь сквозных отверстий. На лицевой сто- te mit Einlagen aus dunklem Stein in Form von Dreiecken und Quaроне — инкрустация темным камнем в виде треугольников и draten, die drei Kreuze bilden.
квадратов, составляющих три креста.
E. V.
Е. В.
306.18.9. Пряжка поясная

306.18.9. Gürtelschnalle

Бронза
Длина 6,6 см
ГЭ, инв. № 1731/21
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 6,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/21
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Пряжка прямоугольной формы. На одной
стороне — крючок, на противоположной — семь отверстий. На поверхности —
рамка из углубленных линий, внутри которой «бегущая волна» из спиралей.

Rechteckige Schnalle, mit Haken auf der einen Seite und sieben Durchlochungen auf
der anderen; Umrahmung aus gravierten Linien, die ein Spiralornament einfassen.

306.18.9

E. V.

Е. В.
306.18.10. Фрагмент пластинчатого пояса

306.18.10. Fragment eines Gürtelbeschlags

Бронза
7,7 × 6,6 см
ГЭ, инв. № 1731/26
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
Maße: 7,7 × 6,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/26
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Тонкая пластина, на лицевой стороне
украшенная углубленным изображением
задних ног животного и головы человека.

Feiner Beschlag; Schauseite mit gravierter
Darstellung der Hinterbeine eines Tiers und
eines Menschenkopfs.

Е. В.

306.18.14. Pinzette

Бронза
Длина 13 см
ГЭ, инв. № 1731/143
Первая треть I тыс. до н. э.,
кобанская культура

Bronze
L. 13 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/143
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Пинцет со слегка загнутыми
внутрь концами. Внешняя поверхность орнаментирована
углубленным орнаментом в виде заполненных точечными
углублениями треугольников.

306.18.14

306.18.14, деталь / Detail

E. V.

306.18.15. Фибула дуговидная

306.18.15. Bogenfibel
Bronze
L. 8,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/46
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Am Bügel drei figürliche Widderköpfe und Ornament aus Tannenzweigen.

306.18.11. Fragment eines Gürtelbeschlags

Бронза
8,9 × 6,5 см
ГЭ, инв. № 1731/27
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
Maße: 8,9 × 6,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/27
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

На дужке фибулы — три скульптурные головки баранов. Поверхность дужки покрыта «елочным» орнаментом.

Тонкая пластина, на лицевой стороне
украшенная углубленным орнаментом в
виде двухрядов спиралей и головой животного.

Feiner Beschlag; Schauseite mit graviertem
Ornament (zwei Spiralen und Tierkopf ).

Е. В.

E. V.

306.18.16. Две фибулы
дугообразные

306.18.15

E. V.
306.18.16. Zwei Bogenfibeln
Bronze
L. 10,7 cm und 9,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/31,
33
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Бронза
Длина 10,7 см и 9,9 см
ГЭ, инв. № 1731/31, 33
Первая треть I тыс. до н. э.,
кобанская культура

Е. В.

Е. В.

306.18.11

306.18.12. Булавка
со скульптурным навершием

306.18.12. Nadel
mit figürlichem Kopf

Бронза
Длина 15,4 см
ГЭ, инв. № 1731/73
Первая треть I тыс. до н. э.,
кобанская культура

Bronze
L. 15,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/73
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

В верхней части конический
стержень завершается скульптурной композицией: на площадке изображены два хищника, держащие в пасти животное. В верхней части стержня — поперечное рифление и
сквозное отверстие.

Konischer Schaft mit einer figürlichen Komposition als Abschluss; Darstellung von zwei
Raubtieren, die ein Tier im Maul
halten; im oberen Schaftteil
schräge Riffelung und Durchlochung.

Pinzette mit leicht gebogenen
Enden. Außenseite mit gravierten Dreiecken, die mit Punkten
ausgefüllt sind.

Е. В.

306.18.11. Фрагмент пластинчатого пояса

E. V.
306.18.10

E. V.
306.18.13, деталь / Detail

306.18.13

306.18.14. Пинцет

Бронза
Длина 8,3см
ГЭ, инв. № 1731/46
Первая треть I тыс. до н. э.,
кобанская культура

Е. В.

Axtkopfnadel mit figürlichen Tierdarstellungen. Am Nacken Darstellung von zwei Hunden, die
einen Hirsch angreifen; am Schaft,
unmittelbar unter dem Kopf,
Verdickung mit schräger Durchlochung.

Булавка с навершием в виде
секиры. На обушке — две скульптурные фигурки собак, нападающих на оленя. На стержне,
у основания навершия, имеется
утолщение с поперечным сквозным отверстием.

306.18.16

306.18.16

E. V.

306.18.17. Две низки бусин

306.18.17. Zwei Perlenschnüre

Сердолик
Диаметр 0,8–2,3 см; 1,3–2,7 см
ГЭ, инв. № 1731/187, 188
Первая треть I тыс. до н. э.,
кобанская культура

Karneol
Dm. 0,8–2,3 cm; 1,3–2,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/187,
188
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Е. В.

E. V.
306.18.17

306.18.17

E. V.

Е. В.

306.18.12

604

306.18.12, деталь / Detail

306.18.17, деталь / Detail

605

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

306.18.18. Подвеска

306.18.18. Anhänger

Бронза
Длина 7,8 см
ГЭ, инв. № 1731/137
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 7,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/137
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Подвеска в виде руки на плоском стержне
с петлей на конце. На поверхности лицевой стороны — шнуровой орнамент и выступ со следами слома на внутренней стороне. По верхнему краю стержня — две
скульптурные фигурки собаки.

Anhänger in Form einer Hand auf einem flachen Stab mit Öse am Ende. Schauseite mit
Schnurornament und Wulst mit Bruchspuren
an der Innenseite. Am Außenrand des Stabs
zwei Hundefiguren.
306.18.18

306.18.23. Подвеска в виде кисти руки
с петлей

306.18.23. Anhänger in Form einer Hand
mit Öse

Бронза
Длина 6 см
ГЭ, инв. № 1731/138
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/138
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

На петле шнуровой орнамент, на внутренней стороне руки — выступ.

Öse mit Schnurornament, Handteller mit Wulst.
E. V.

Е. В.

E. V.

Е. В.
306.18.23

306.18.19. Подвеска

306.18.19. Anhänger

Бронза
Длина 2,7 см
ГЭ, инв. № 1731/136
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 2,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/136
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Подвеска в виде фигурки летящей птицы.
На тулове — петля для подвешивания.

Anhänger in Form eines fliegenden Vogels.
Am Körper Öse zum Aufhängen.

Е. В.

E. V.

306.19. Cобрание А. А. Бобринского

306.19. Sammlung von A. A. Bobrinskoj

Граф Алексей Александрович Бобринский — председатель Императорской Археологической комиссии (с 1886 по 1918). Посетил Кавказ в марте — апреле 1888. Побывал на многих памятниках. Сопровождал его статский советник, преподаватель Владикавказского реального училища археолог В. И. Долбежев. При
посредничестве Долбежева приобрел разнообразные коллекции, в том числе собрание Х. Канукова.

Graf Aleksej Aleksandrovič Bobrinskoj, von 1886–1918 Vorsitzender
der Kaiserlichen Archäologischen Kommission, reiste im März und
April 1888 in den Kaukasus und suchte zahlreiche archäologische
Fundorte auf; ihn begleitete der Staatsrat und Lehrer an der Realschule Vladikavkas V. I. Dolbežev, durch dessen Vermittlung Bobrinskoj verschiedene Gegenstände erwarb, u. a. die Sammlung Ch. Kanukovs.

Е. В.

E. V.

306.18.19

306.18.20. Подвеска

306.18.20. Anhänger

306.19.1. Кинжал

306.19.1. Dolch

Бронза
Длина 3,7 см
ГЭ, инв. № 1731/135
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 3,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/135
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Бронза
Длина 22,5 см; наибольшая ширина 6,6 см
ГЭ, инв. № 1360/32
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 22,5 cm; B. max. 6,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1360/32
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Подвеска в виде скульптурной фигурки
птицы с выпуклыми глазами и коротким
хвостом. Перед туловом — петля для подвешивания.

Anhänger in Form einer Vogelfigur mit vorstehenden Augen und kurzem Schwanz. Am
Körper Öse zum Aufhängen.

Клинок с широким продольным утолщением посредине. Рукоятка массивная, орнаментирована прорезными треугольниками и ромбами.

Klinge mit breitem Mittelgrat; massiver Griff,
mit eingeritzten Dreiecken und Rhomben
verziert.

E. V.

Е. В.

E. V.

Е. В.

306.18.20

306.18.21. Скульптурная фигурка козла

306.18.21. Ziegenfigur

Бронза
4,5 × 5,2 см
ГЭ, инв. № 1731/129
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
Maße: 4,5 × 5,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/129
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Хвост загнут петлей, между парами ног —
перемычки.

Der Schwanz ist zur Öse gebogen, die Beine
mit einem Steg verbunden.

Е. В.

E. V.

306.18.21

306.18.22. Подвеска с фигурками людей
и птицами

306.18.22. Anhänger in Form von
Menschen- und Vogelfiguren

Бронза
Длина 9,5 см
ГЭ, инв. № 1731/142
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 9,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/142
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Е. В.

E. V.

306.19.1

306.19.2. Пряжка поясная

306.19.2. Gürtelschnalle

Бронза
Длина 16,5 см
ГЭ, инв. № 1731/14
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 16,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/14
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Пряжка с закругленными углами. На внешней поверхности три углубленных изображения оленей. На оборотной стороне —
крючок, на противоположной от крючка
стороне — пять отверстий.

Stück mit abgerundeten Ecken; Schauseite
mit drei eingetieften Hirschdarstellungen,
Rücken mit Haken, ihm gegenüber fünf
Durchlochungen.
E. V.

Е. В.

306.19.3. Пряжка поясная

306.19.3. Gürtelschnalle

Бронза
Длина 20 см
ГЭ, инв. № 1731/15
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 20 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/15
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

306.19.2

На оборотной стороне крючок, на противоположной от крючка стороне — двадцать отверстий. Орнамент в виде трех
свастикообразных знаков и квадратов,
образованных углубленными треугольниками.
306.18.22

606

Е. В.

Rückseite mit Haken, ihm gegenüber 20 Durchlochungen; Schauseite mit drei hakenkreuzartigen Zeichen und Quadraten aus
eingetieften Dreiecken.
E. V.
306.19.3

607

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

306.19.4. Пряжка поясная

306.19.4. Gürtelschnalle

306.19.9. Три низки трубочек-спиралек

306.19.9. Drei Spiralröhrchen

Бронза
Длина 9,1 см; наибольшая ширина 5 см
ГЭ, инв. № 1360/601
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 9,1 cm; B. max. 5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1360/601
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Бронза
Диаметр 0,9–1,2 см
ГЭ, инв. № 1360/431, 438, 444
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
Dm. 0,9–1,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1360/431, 438, 444
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Пряжка в виде двух параллельных стержней, на которых расположены три скульптурные фигурки лежащих животных.
В центре одного из стержней с обратной
стороны имеется крючок. На другом стержне, также с обратной стороны, — три круглые петли для крепления пряжки к поясу.

Zwei parallel angeordnete Stäbe mit drei figürlichen Darstellungen liegender Tiere; auf
der Rückseite des einen Stabs liegt in der
Mitte ein Haken, beim anderen drei runde
Ösen zur Befestigung der Schnalle am Gürtel.

Одна низка — из семи трубочек-спиралек,
вторая — из десяти, третья — из четырех.

Ketten aus sieben, zehn bzw. vier Spiralröhrchen.

306.19.10. Семь трубочек

306.19.10. Sieben Röhrchen

E. V.

Бронза
Диаметр 0,7 см
ГЭ, инв. № 1360/420
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
Dm. 0,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1360/420
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Трубочки мелкие, согнутые из пластины.

Feine Röhrchen aus gebogenen Platten.

Е. В.

E. V.

Е. В.

306.19.4

306.19.5. Четыре фрагмента
пластинчатого пояса

306.19.5. Vier Fragmente eines
Gürtelbeschlags

Бронза

Bronze
L. 6,7 cm; 10,5 cm; 11 cm; 16 cm; B. 7,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1360/388
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Длина 6,7 см; 10,5 см; 11 см; 16 см;
ширина 7,8 см
ГЭ, инв. № 1360/388
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Längsseiten mit Punzornament.

Вдоль длинных сторон орнаментированы
пуансоном.

E. V.

Е. В.
306.19.5

306.19.6. Четыре фрагмента
пластинчатого пояса

306.19.6. Vier Fragmente eines
Gürtelbeschlags

Бронза
Ширина 10,3 см
ГЭ, инв. № 1360/400
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
B. 10,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1360/400
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Фрагменты пояса, украшенного выпуклым змеевидным орнаментом, подчеркнутым тремя рядами пуансона.

Gewölbtes, schlangenartiges Ornament, das
von drei Punzreihen akzentuiert wird.
E. V.

Е. В.
306.19.6

306.19.7. Цепь из овальных звеньев

306.19.7. Kette mit ovalen Gliedern

Бронза
Длина 134 см
ГЭ, инв. № 1360/403
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 134 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1360/403
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Е. В.

E. V.

Е. В.

E. V.
306.19.9

306.19.10

306.19.11. Пять трубочек

306.19.11. Fünf Röhrchen

Бронза
Диаметр 1,2 см
ГЭ, инв. № 1360/418
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
Dm, 1,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1360/418
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Трубочки большие, согнутые из пластины.

Größere Röhrchen aus gebogenen Platten.

Е. В.

E. V.

306.19.11

306.19.12. Две булавки
с пластинчатым навершием

306.19.12. Zwei
Scheibenkopfnadeln

Бронза
Длина 28 и 32,4 см
ГЭ, инв. № 1747/6, 7
Первая треть I тыс. до н. э.,
кобанская культура

Bronze
L. 28 cm und 32,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1747/6, 7
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Навершия секирообразные, с
тремя скульптурными головками хищников. На головках
и секирах — петли. На поверхности наверший — углубленный орнамент. В верхней части стержня — сквозное отверстие.

Axtförmiger Kopf mit drei figürlichen Raubtierköpfen, jeweils
mit Ösen; Kopf mit graviertem
Ornament, im oberen Schaftbereich Durchlochung.
E. V.

Е. В.
306.19.12

306.19.12, деталь / Detail

306.19.13. Две булавки с пластинчатым
навершием

306.19.13. Zwei Scheibenkopfnadeln
Bronze
L. 30,5 cm; B. 2,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1360/318, 320
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Бронза
Длина 30,5 см; ширина 2,6 см
ГЭ, инв. № 1360/318, 320
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Abgeplatteter, ruderförmiger Kopf, im oberen Teil eingerollt.

Навершия булавок раскованы, веслообразной формы, верхняя часть закручена.
Е. В.

306.19.7

306.19.8. Три трубки-спирали

306.19.8. Drei Spiralröhrchen

Бронза
Длина 18,2 см; 4,3 см; 2,8 см
ГЭ, инв. № 1360/424, 425, 426
Первая треть I тыс. до н. э.,
кобанская культура

Bronze
L. 18,2 cm; 4,3 cm; 2,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1360/424,
425, 426
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Одна из трубок — массивная, в
двадцать один оборот; две
другие аналогичны, в шесть и
в четыре оборота.
Е. В.

608

Massives Rohr mit 21, sechs bzw.
vier Windungen.
E. V.
306.19.8

306.19.8

E. V.
306.19.13

306.19.14. Булавка

306.19.14. Nadel

Бронза
Длина 23,7 см
ГЭ, инв. № 1360/340
XIII–XII вв. до н. э., предкобанская эпоха

Bronze
L. 23,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1360/340
13.–12. Jahrhundert v. Chr., vorkobanische Zeit

Конусовидные выступы заканчиваются круглыми головками. Булавка с навершием из
пяти конусовидных выступов. Стержень
булавки круглый в сечении, на нем два
опоясывающих валика, между которыми
расположена петля, а напротив нее —
скульптурная фигурка животного.

Nadel mit fünfkegeligem Kopf; die Kegel
münden in runde Köpfe. Nadelschaft im
Querschnitt rund, mit zwei Wulsten, zwischen denen eine Öse liegt; ihr gegenüber
Tierfigur.
E. V.
306.19.14

Е. В.

609

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

306.19.15. Пять ромбовидных пуговиц

306.19.15. Fünf rhombische Knöpfe

306.19.20. Подвеска

306.19.20. Anhänger

Бронза
Длина 2,9 см; ширина 1,4 см
ГЭ, инв. № 1360/532
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 2,9 cm; B. 1,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1360/532
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Бронза
Длина 5,1 см
ГЭ, инв. № 1360/582
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 5,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1360/582
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Пуговицы полые, выпуклые с внешней стороны. Внутри имеется перемычка.

Hohle, nach außen gewölbte Knöpfe mit Steg
im Innern.

Подвеска в виде скульптурной фигурки
барана, с петлей для подвешивания.

Anhänger in Form einer Widderfigur, mit Öse
zum Aufhängen.

Е. В.

E. V.

Е. В.

E. V.

306.19.15

306.19.16. Пять ромбовидных пластинок

306.19.16. Fünf rhombische Scheiben

Бронза
Наибольшая длина пластинки 7 см
ГЭ, инв. № 1360/535
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. max. 7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1360/535
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Каждая пластинка согнута посредине,
имеет круглое отверстие в центре, орнаментирована пуансоном.

Gebogene Scheiben mit runden Löchern in
der Mitte und Punzornament.
E. V.

Е. В.

306.19.20

306.19.21. Подвеска

306.19.21. Anhänger

Бронза
Длина 4,9 см
ГЭ, инв. № 1360/586
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 4,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1360/586
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Подвеска в виде скульптурной фигурки
оленя, с петлей для подвешивания.

Anhänger in Form einer Hirschfigur, mit Öse
zum Aufhängen.

Е. В.

E. V.

306.19.16

306.19.17. Низка бусин

306.19.17. Perlschnur

Бронза
Диаметр бусин 0,5–1 см
ГЭ, инв. № 1747/29
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
Dm. 0,5–1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1747/29
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Е. В.

E. V.

306.19.21

306.19.22. Подвеска

306.19.22. Anhänger

Бронза
Длина 2,8 см
ГЭ, инв. № 1360/589
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 2,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1360/589
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Подвеска в виде фигурки хищника, с круглым отверстием для подвешивания.

Anhänger in Form einer Raubtierfigur, mit
runder Durchlochung zum Aufhängen.

Е. В.

E. V.

306.19.17

306.19.18. Гривна

306.19.18. Tordierter Halsreif

Бронза
Диаметр 17,5 см
ГЭ, инв. № 1360/152
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
Dm. 17,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1360/152
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Гривна из витого стержня, с несомкнутыми концами. Окончания раскованы и скручены.

Halsreif mit offenen, abgeplatteten und eingerollten Enden.
E. V.

Е. В.

306.19.22

306.19.23. Подвеска

306.19.23. Anhänger

Бронза
5,5 × 5,8 см
ГЭ, инв. № 1360/569
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
Maße: 5,5 × 5,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1360/569
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Подвеска в виде головы барана с выпуклыми глазами, круглым налепом на лбу
и петлей для подвешивания.

Anhänger in Form eines Widderkopfs, mit
vorstehenden Augen, Wulst auf der Stirn und
Öse zum Aufhängen.

Е. В.

E. V.

306.19.18

306.19.19. Два ножных браслета

306.19.19. Zwei Fußringe

Бронза
Диаметр 11,6 и 11,8 см
ГЭ, инв. № 1360/153, 158
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
Dm. 11,6 cm; 11,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1360/153, 158
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Е. В.

E. V.

306.19.19

610

306.19.23

306.19.24. Подвеска

306.19.24. Anhänger

Бронза
4,3 × 7,3 см
ГЭ, инв. № 1360/568
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
Maße: 4,3 × 7,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1360/568
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Подвеска в виде головы барана с выпуклыми глазами и петлей для подвешивания.

Anhänger in Form eines Widderkopfs, mit
vorstehenden Augen und Öse zum Aufhängen.

Е. В.

E. V.

306.19.24

611

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

306.19.25. Подвеска

306.19.25. Anhänger

Бронза
5,6 × 2,8 см
ГЭ, инв. № 1360/567
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
Maße: 5,6 × 2,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1360/567
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Подвеска в виде головы барана с круглым
налепом на лбу и петлей для подвешивания.

Anhänger in Form eines Widderkopfs, mit
Wulst auf der Stirn und Öse zum Aufhängen.
E. V.

Е. В.

306.19.25

306.19.26. Скульптурная фигурка
хищника

306.19.26. Raubtierfigur
Bronze
L.6,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1360/591
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Бронза
Длина 6,3 см
ГЭ, инв. № 1360/591
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Tier mit breitem, herabhängendem Schwanz
und einem vierbeinigen Beutetier im Maul.

Хищник с широким, опущенным вниз хвостом, держит в зубах маленькое четвероногое животное.

E. V.

Е. В.

306.19.26

306.19.30

306.19.30, деталь / Detail

306.19.30. Кружка

306.19.30. Krug

Глина
Наибольший диаметр 11,1 см; высота 11,9 см
ГЭ, инв. № 1747/63
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Keramik
Dm. max. 11,1 cm; H. 11,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1747/63
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Поверхность сосуда орнаментирована углубленными линиями
(композиция из заштрихованных треугольников) со следами затертой в них белой массы.

Ornament aus eingeritzten Linien und Dreiecken mit Resten einer
weißen Inkrustation.

306.19.27. Подвеска в виде астрагала

306.19.27. Floraler Anhänger

Бронза
Длина 1,9 см
ГЭ, инв. № 1361/108
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 1,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1361/108
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Имеет круглое отверстие для подвешивания.

Mit runder Durchlochung zum Aufhängen.

306.20. Собрание Рудольфа Вирхова

306.20. Sammlung von Rudolf Virchow

E. V.

В сентябре 1881 немецкий археолог и антрополог путешествовал
по России. В ауле Верхний Кобан вел раскопки могильника.

Im September 1881 reiste Virchow durch Russland und führte im Aul
Verchnij Koban Grabungen im Gräberfeld durch.

Литература: Virchow 1883.

Literatur: Virchow 1883.

Е. В.

E. V.

Е. В.

306.19.27

306.19.28. Сосуд-пиксида («шкатулка»)

306.19.28. Gefäß („Schatulle“)

Глина
Наибольший диаметр 7,7 см; высота
с крышкой 11,5 см
ГЭ, инв. № 1747/44
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Keramik
Dm. max. 7,7 cm; H. mit Deckel 11,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1747/44
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Gefäß mit kegelförmigem Deckel mit zwei
durchlochten Griffen. Gefäß und Deckel sind
mit eingetieften Linien und Dreiecken verziert, in denen Spuren einer weißen Masse
erhalten geblieben sind.

На сосуд надета крышка с конусовидной
верхушкой и двумя ушками со сквозными
отверстиями. Поверхность сосуда и крышки орнаментирована углубленными линиями и треугольниками со следами затертой в них белой массы.

E. V.

Е. В.

E. V.

Е. В.

306.20.1. Поясная пряжка

306.20.1. Gürtelschnalle

Бронза
Длина 21,9 см; ширина 4,4 см
ГЭ, инв. № ПА 90. Входит в число
перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МДПИ, Берлин,
инв. № IIId 5415
Первая треть I тыс. до н. э.,
кобанская культура

Bronze
L. 21,9 cm; B. 4,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПA 90.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. IIId 5415
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Länglich gestreckte, rechteckige
Schnalle. Auf einer Seite 16 Lochungen zur Befestigung, auf der anderen ein nach innen gebogener
Dorn. Schauseite mit eingetieftem Spiralornament, darin Reste von
Inkrustation (Eisen?).

306.20.1

Пряжка в форме вытянутого прямоугольника. На одной стороне
16 отверстий для крепления, на противоположной — крючок,
загнутый внутрь. На поверхности углубленный орнамент «бегущая волна», заполненный массой (железо?) для инкрустации.

E. V.

Е. В.

306.19.28

306.19.29. Сосуд-пиксида («шкатулка»)

306.19.29. Gefäß („Schatulle“)

Глина
Наибольший диаметр 6,7 см; высота 9,4 см
ГЭ, инв. № 1747/45
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Keramik
Dm. max. 6,7 cm; H. 9,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1747/45
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

На сосуд надета крышка с конусовидной
верхушкой и двумя ушками со сквозными
отверстиями, отогнутыми кверху. Поверхность сосуда и крышки орнаментирована
углубленными линиями и треугольниками со следами затертой в них белой массы.

Gefäß mit kegelförmigem Deckel mit zwei
nach oben gebogenen durchlochten Griffen.
Gefäß und Deckel sind mit eingetieften Linien und Dreiecken verziert, in denen Spuren
einer weißen Masse erhalten geblieben sind.
E. V.

Е. В.

306.19.29

612

306.20.2. Поясная пряжка

306.20.2. Gürtelschnalle

Бронза
Длина 23,9 см; ширина 6,6 см
ГЭ, инв. № ПА 91. Входит в число
перемещенных в результате
Второй мировой войны объектов.
До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IIId 5452
Первая треть I тыс. до н. э.,
кобанская культура

Bronze
L. 23,9 cm; B. 6,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПА 91.
Kriegsbedingt verlagert. Bis 1945
MVF Berlin, Inv. Nr. IIId 5452
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Längliche Schnalle mit schmalen, abgerundeten Rändern. Auf
einer Seite 28 Lochungen zur Befestigung, auf der anderen ein nach
innen gebogener Dorn mit Tierkopf. Schauseite mit eingetieftem
Wellenmäander, darin Reste von Inkrustation.

306.20.2

Пряжка вытянутых пропорций, узкие края закруглены. На одной
стороне 28 отверстий для закрепления, на противоположной —
крючок, загнутый внутрь и украшенный головкой животного. На
внешней поверхности — углубленный орнамент «бегущая волна» со сложным геометрическим заполнением. В углублениях
остатки заполнения (масса для инкрустации).

E. V.

Е. В.

613

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

306.20.3. Подвеска в виде фигурки
барана

306.20.3. Anhänger in Form einer
Widderfigur

Бронза
Длина 5,1 см; высота 3,9 см
ГЭ, инв. № ПА 85. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IIId 5445
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 5,1 cm; H. 3,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. PA 85. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, IIId 5445
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

E. V.

Е. В.
306.20.4. Топор

306.20.4. Axt

Бронза
Длина 18,5 см; наибольшая ширина 6,3 см
ГЭ, инв. № ПА 89. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IIId 5451
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 18,5 cm; max. B. 6,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. ПА 89. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IIId 5451
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

306.20.3

Grazile Axt mit gewellter Form. An den
Schultern und an allen Seiten Darstellungen
eines nackten Menschen mit Pfeil und Bogen
und sieben Schlangen.

Топор грацильный, дважды изогнутой формы. На лопастях и на всех гранях — изображения: обнаженный человек с луком
и стрелой и семь змей.
Е. В.

E. V.
306.20.4

307. Селение Чми (ныне Республика Северная Осетия —
Алания), Россия. Могильник Суаргом

307. Siedlung Čmi (heute Republik Nordossetien — Alanien),
Russland. Gräberfeld Suargom

307.1. Подвеска в виде скульптурной
фигурки птицы

307.1. Anhänger in Form einer Vogelfigur
Bronze
L. 4,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1731/147
Sammlung K. I. Olševskij

Бронза
Длина 4,5 см
ГЭ, инв. № 1731/147
Из собрания К. И. Ольшевского

Vogel mit langer Schnauze, Tierohren und
breitem, dreieckigem Schwanz; im Körper
schräge Durchlochung.

Птица с длинной головой, ушами зверя
и широким, треугольной формы хвостом.
В тулове — поперечное сквозное отверстие.

E. V.

Е. В.
307.1

308. Селение Жемтала, Кабардинская АССР (ныне Республика
Кабардино-Балкария), Россия. Жемталинский клад

308. Dorf Žemtala, Kabardino-Balkarische Republik, Russland.
Schatz von Žemtala

308.1. Кружка

308.1. Krug

Бронза
Высота 12 см; диаметр 10 см; диаметр дна
7,1 см; диаметр устья 10,2 см
ГИМ, инв. № 82350, оп. Б 833/10
VIII–VII вв. до н. э., кобанская культура

Bronze
H. 12 cm; Dm. 10 cm; Bodendm. 7,1 cm;
Randdm. 10,2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 82350, оп. Б 833/10
8.–7. Jahrhundert v. Chr., Kobankultur

Кружка, откованная из листовой бронзы,
на заклепках. Ручка с зооморфными
выступами-«ушами» присоединена к тулову заклепками.

Bronzeblechkrug. Der Henkel mit zoomorphen Darstellungen („Ohren“) ist mit dem
Gefäß mittels Nieten verbunden.

Литература: Крупнов 1952; Мошинский 2010.

A. P. M.

Literatur: Крупнов 1952; Мошинский 2010.

А. П. М.

308.1

309. Siedlung Chimoi, Bezirk Groznensky, Gebiet Terskaja (heute
Republik Tschetschenien), Russland

309. Селение Химой, Грозненский округ, Терская обл.
(ныне Чеченская республика), Россия

306.20.4, деталь / Detail

306.20.4, деталь / Detail

306.20.5. Подвеска в виде фигурки птицы

306.20.5. Anhänger in Form einer
Vogelfigur

Бронза
Длина 5 см; наибольшая ширина 3,5 см
ГЭ, инв. № ПА 82. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № III d 5456
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 5 cm; B. max. 3,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. PA 82. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. III d 5456
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

E. V.

Е. В.

309.1. Фигурка всадника на баране

309.1. Figur eines Reiters auf einer Ziege

Бронза
Высота фигурки человека 9,7 см; высота
фигурки барана 4,1 см; длина фигурки барана
5,2 см
ГИМ, инв. № 54746, оп. Б 466/122
Конец II — начало I тыс. до н. э., кобанская
культура

Bronze
H. der Männerfigur 9,7 cm; H. der Ziegenfigur
4,1 cm; L. der Ziegenfigur 5,2 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54746, оп. Б 466/122
Ende 2. — Anfang 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Фигурки человека и барана отлиты раздельно и подвижно скреплены друг с другом путем проковки. Изображен стоящий
обнаженный мужчина в треугольном головном уборе и с рогом в правой руке.
Сюжет отображает переезд умершего в
загробный мир.

Die Männer- und Ziegenfigur sind separat
hergestellt und anschließend beweglich miteinander verbunden. Der nackte Mann ist
stehend dargestellt, mit einer dreieckigen
Kopfbedeckung und einem Horn in der rechten Hand. Es handelt sich um eine Darstellung eines Umzuges von Verstorbenen ins
Jenseits.

Литература: Мошинский 2005; Мошинский 2010.

Literatur: Мошинский 2005; Мошинский 2010.

А. П. М.

A. P. M.
309.1

306.20.5

306.20.6. Топор колхидского типа

306.20.6. Axt vom Kolchis-Typ

Бронза
Длина 16,3 см; наибольшая ширина 6,3 см
ГЭ, инв. № ПА 88. Входит в число
перемещенных в результате Второй мировой
войны объектов. До 1945 в МПДИ, Берлин,
инв. № IIId 5460
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 16,3 cm; B. max. 6,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. PA 88. Kriegsbedingt
verlagert. Bis 1945 MVF Berlin, Inv. Nr. IIId 5460
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

E. V.

Е. В.

310. Владикавказский округ, Терская обл., Россия. Святилище
Реком

310. Kreis Vladikavkas, Gebiet Terskaja, Russland. Heiligtum
Rekom

310.1. Ритон

310.1. Rhyton

Бронза
Длина 24 см; диаметр устья 6 см
ГИМ, инв. № 54321, оп. Б 1703/731
Конец II — начало I тыс. до н. э., кобанская
культура

Bronze
L. 24 cm; Randdm. 6 cm
GIM Moskau, Inv. Nr. 54321, оп. Б 1703/731
Ende 2. — Anfang 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Сосуд с завершением в виде бычьей головки, под которой имеется петля (для
колокольчика?). Орнаментирован сплошным гравированным меандром.

Rhyton mit Ziegenkopfende, darunter ist
eine Öse angebracht (vermutlich für ein
Glöckchen?). Flächig mit graviertem Mäander verziert.

Литература: Уварова 1900; Мошинский 2010.
306.20.6

614

А. П. М.

Literatur: Уварова 1900; Мошинский 2010.
310.1

A. P. M.

615

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

311. Селение Лухвано (Лехвано), Сванетия, Грузия

311. Ansiedlung Luchvano (Lechvano), Svanetien, Georgien

Покупка у Г. Джануашвили, 1910.

Von G. Džanuašvili erworben, 1910.

313. Селение Тли, Республика Южная Осетия

313. Siedlung Tli, Republik Südossetien

313.1. Два крючка поясных

313.1. Zwei Gürtelhaken

Bronze
L. 18,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1727/6
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr.

Бронза
Длина 10,2 и 12,6 см; ширина 9,5 и 12,1 см
ГЭ, инв. № 1802/2
Конец II — начало I тыс. до н. э., кобанская
культура

Bronze
L. 10,2 cm und 12,6 cm; B. 9,5 cm und 12,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1802/2
Ende 2. — Anfang 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Offene Tülle mit zwei Durchlochungen am
Ende.

Крючки из толстой проволоки. Концы завиты в спирали.

Aus dickem Draht, Enden zu Spiralen gewunden.

Е. В.

E. V.

311.1. Наконечник копья

311.1. Lanzenspitze

Бронза
Длина 18,9 см
ГЭ, инв. № 1727/6
Первая треть I тыс. до н. э.

Втулка несомкнута. На конце втулки два
сквозных отверстия.
Е. В.

313.1
311.1

311.2. Браслет спиральный

311.2. Spiralförmiger Armreif

Бронза
Диаметр 13,8 см
ГЭ, инв. № 1739/4
Первая треть I тыс. до н. э.

Bronze
Dm. 13,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1739/4
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr.

Браслет из трехгранной проволоки закручен в двенадцать оборотов. Верхний и нижний концы утоньшены и закручены на конус.

Armreif aus dreikantigem Draht mit zwölf
Windungen; oberes und unteres Ende sind
abgeflacht und zu einem Kegel gedreht.
E. V.

Е. В.
311.2

313.2. Диадема

313.2. Diadem

Бронза
Наибольший диаметр 17,4 см
ГЭ, инв. № 1802/20
Раскопки В. И. Долбежева, 1889–
1890
Могильник, погребение 16
Первая треть I тыс. до н. э.,
кобанская культура

Bronze
Dm. max. 17,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1802/20
Ausgrabungen von V. I. Dolbežev,
1889–1890
Gräberfeld, Grab 16
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Диадема из тонкой листовой
бронзы. На поверхности — пуансонный орнамент в виде кругов, в которые вписаны кресты,
ромбы, ломаные линии.

Feines Bronzeblech; Punzornament in Form von Kreisen, in denen Kreuze, Rhomben und durchbrochene Linien liegen.

Е. В.

E. V.
313.2

314. Сванетия, Грузия

311.3

314. Svanetien, Georgien

314.1. Спинка фибулы

314.1. Fibelrücken

Бронза
Наибольшая длина 7,9 см
ГЭ, инв. № 1739/5
Из собрания Д. А. Вырубова
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. max. 7,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1739/5
Sammlung von D. A. Vyrubov
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Спинка фибулы в виде плоской фигурки
собаки. На лицевой стороне украшена орнаментом в виде «бегущей волны», на
оборотной — изображением змеи.

Fibelrücken in Form einer flachen Tierfigur
(Hund). Schauseite mit Ornament in Form
eines Wellenmäanders, Rückseite mit Schlangendarstellung.

311.3. Топор колхидского типа

311.3. Kolchisaxt

Бронза
Длина 14,6 см
ГЭ, инв. № 1727/14
Первая треть I тыс. до н. э.

Bronze
L. 14,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1727/14
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr.

На обухе с обеих сторон — изображение хищника (волка?). Лезвийная часть покрыта орнаментом в виде рыбьей чешуи. Поясок
из параллельных ломаных линий и мелких кружков.

Nacken mit eingravierter Darstellung eines Raubtiers und Fischschuppenornament; Streifen aus durchbrochenen Parallellinien, kleine Kreise.

315. Закавказье

Е. В.

E. V.

315.1. Кинжал

315.1. Dolch

312. Siedlung Unal (Inal) (heute Republik Nordossetien —
Alanien), Russland

Бронза
Длина 24,4 см; ширина 3,9 см
ГЭ, инв. № 1366/1
Собрание А. А. Бобринского
Первая треть I тыс. до н. э.,
кобанская культура

Bronze
L. 24,4 cm; B. 3,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1366/1
Sammlung von A. A. Bobrinskoj
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

312. Селение Унал (Инал), Алагирское ущелье (ныне
Алагирский р-н, Республика Северная Осетия — Алания),
Россия

Ankauf von V. I. Dolbežev, 1893.

Покупка В. И. Долбежева, 1893.

Е. В.

E. V.
314.1

315. Transkaukasien

Е. В.
312.1. Кинжал, лезвийная часть

312.1. Dolchklinge

Бронза
Длина 25,9 см
ГЭ, инв. № 1805/3
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 25,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1805/3
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

«Пламевидной» формы, расширяющийся
в верхней части, с треугольным выступом
и двумя круглыми сквозными отверстия312.1
ми по обеим сторонам выступа. Вдоль лезвийной части посередине утолщение.

„Flammenförmige“ Dolchklinge mit breitem
Mittelgrat. Zwei Durchlochungen am Heft.
E. V.

E. V.
315.1

315.2. Две подвески

315.2. Zwei Anhänger

Бронза
4,5 × 4,5 см; 3,9 × 2,5 см
ГЭ, инв. № 1366/25, 26
Первая треть I тыс. до н. э.,
кобанская культура

Bronze
Maße: 4,5 × 4,5 cm; 3,9 × 2,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1366/25,
26
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr.,
Kobankultur

Подвески крестовидной формы с отверстием в центре.

Anhänger in Kreuzform mit Lochung in der Mitte.

Е. В.

Е. В.

E. V.
315.2

616

315.2

617

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

315.3. Подвеска

315.3. Anhänger

317. Гудаута, Республика Абхазия

317. Gudauta, Republik Abchasien

Бронза
Длина 4,9 см
ГЭ, инв. № 1366/15
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Bronze
L. 4,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1366/15
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Коллекция А. Л. Лукина. Случайная находка на восточном склоне
городского кладбища в выбросе глинистой почвы, 1935.

Sammlung von A. L. Lukin. Einzelfund von 1935 am Osthang des
städtischen Friedhofs, im Aushub vom Lehmboden.

317.1. Топорик

317.1. Axt

Подвеска в виде ноги. На петле — шнуровой орнамент.

Anhänger in Beinform mit Öse. Öse mit Schnurornament.

Бронза
Длина рукояти 24,1 см; длина топора
без фигурок 14,9 см
ГЭ, инв. № 1291/95
Первая треть I тыс. до н. э.

Bronze
L. des Griffs 24,1 cm; L. der Axt ohne Figur
14,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1291/95
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr.

Топорик колхидского типа на рукояти, с полукруглым лезвием. На обухе две узкие
пластины — подставки для трех одинаковых скульптурных фигурок коней.

Axt vom Kolchis-Typ mit halbrunder Schneide. Am Nacken zwei schmale Platten als Träger für drei identische Pferdefiguren.

E. V.

Е. В.

315.3

E. V.

Е. В.
316. Бомборская поляна, близ Гудауты (ныне Республика
Абхазия). Случайная находка, 1910

316. Bomborskaja Poljana, bei Gudauta (heute Republik
Abchasien). Einzelfund, 1910

Обнаружена в 1910 во время корчевания, примерно в километре от берега Черного моря, в западной части Бомборской поляны, в яме, образовавшейся после вывернутого на сторону гигантского пня.

Beim Roden ca. 1,0 km von der Küste des Schwarzen Meers im westlichen Teil Bomborskaja Poljanas in einer Grube entdeckt, die unter
einem riesigen Baumstumpf lag.
1. Hälfte 1. Jahrtausend v. Chr.

Литература: Лукин 1941.

Literatur: Лукин 1941.

Е. В.

E. V.

317.1

318. Ичкерия (ныне Чеченская Республика), Россия

318. Ičkerija (heute Republik Tschetschenien), Russland

318.1. Булавка полимолоточковидная

318.1. Hammerkopfnadel

Bronze
Dm. 11,5 cm und 12,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1566/20, 21
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr., Kobankultur

Бронза
Длина 21,4 см
ГЭ, инв. № 1740/3
Из собрания Н. С. Семенова
Середина II тыс. до н. э., предкобанская эпоха

Bronze
L. 21,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1740/3
Sammlung von N. S. Semenov
Mitte 2. Jahrtausend v. Chr., vorkobanische Zeit

Zwei massive Fußringe mit offenen Enden.

Е. В.

E. V.

316.1. Два ножных браслета

316.1. Zwei Fußringe

Бронза
Диаметр 11,5 см; диаметр 12,3 см
ГЭ, инв. № 1566/20, 21
Первая треть I тыс. до н. э., кобанская культура

Браслеты массивные, с несомкнутыми концами.

E. V.

Е. В.
316.2. Роговидный сосуд

316.2. Hornförmiges Gefäß

Бронза
Длина 55,5 см
ГЭ, инв. № 1566/9
Первая треть I тыс. до н. э.

Bronze
L. 55,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1566/9
1. Drittel 1. Jahrtausend v. Chr.

316.1

Сосуд заканчивается головой козла с бородой и выпуклыми глазами. На широком
конце, у края — два круглых сквозных отверстия, ниже — углубленное изображение извивающейся змеи в рамке из параллельных заштрихованных полосок.
Поверхность сосуда украшена углубленными изображениями «коньков» и птиц.
В узкой части сосуда имеется скульптурный валик, украшенный орнаментом в виде косички.

Abschluss in Form eines Ziegenkopfes mit
Bart und vorstehenden Augen; breites Ende
und Rand mit zwei runden Durchlochungen,
darunter eine eingravierte Schlangendarstellung, von Schraffurstreifen gerahmt. Die
Gefäßwandung mit eingravierten Darstellungen von "Pferden" und Vögeln verziert.
Im schmalen Teil, mit Zopfmustern geschmückter Wulst.
E. V.

Е. В.
316.2

318.1

319. Дигория, Северная Осетия, Россия

318.1, деталь / Detail

319. Digoria, Republik Nordossetien, Russland

319.1. Навершие булавы с четырьмя
бугорками

319.1. Keulenkopf mit vier Buckeln
Bronze
H. 3,5 cm; B. 6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1801/2
Mitte 2. Jahrtausend v. Chr., vorkobanische Zeit,
Digora Kultur

Бронза
Высота 3,5 см; ширина 6 см
ГЭ, инв. № 1801/2
Середина II тыс. до н. э., предкобанская эпоха,
дигорская культура

E. V.

Е. В.

319.1

316.2, деталь / Detail

618

319.2. Секира с трубчатой втулкой

319.2. Streitaxt mit Tülle

Бронза
Длина 18,8 см
ГЭ, инв. № 1735/1
Из собрания А. А. Бобринского
Середина II тыс. до н. э., предкобанская эпоха,
дигорская культура

Bronze
L. 18,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1735/1
Sammlung von A. A. Bobrinskij
Mitte 2. Jahrtausend v. Chr., vorkobanische Zeit,
Digora Kultur

Е. В.

E. V.

319.2

619

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

320. Пещера на горе Алмалы-Кая, Республика КабардиноБалкария, Россия. Былымский клад

320. Höhle im Berg Almaly-Kaja, Republik Kabardino-Balkarien,
Russland. Schatz von Bylym

320.1. Булавка

320.1. Nadel

Бронза
Длина 13,5 см
ГЭ, инв. № 1319/19
XIII–XII вв. до н. э., предкобанская эпоха

Bronze
L. 13,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1319/19
13.–12. Jahrhundert v. Chr., vorkobanische Zeit

Булавка с верхней частью в виде розетки.
Розетка расположена перпендикулярно
стержню булавки округлого сечения. Поверхность навершия украшена углубленным орнаментом. В верхней части стержня под розеткой — фигурка животного.

Nadel mit Rosettenkopf. Die Rosette liegt
rechtwinklig zum im Querschnitt runden
Schaft und ist mit einem eingetieften Ornament geschmückt; darunter am Schaft Tierfigur.

321.2, деталь / Detail

321.2, деталь / Detail

321.2, деталь / Detail

321.2, деталь / Detail

E. V.

Е. В.
320.2. Булавка

320.2. Nadel

Бронза
Длина 10 см
ГЭ, инв. № 1319/52
XIII–XII вв. до н. э., предкобанская эпоха

320.1

320.2

Булавка с плоской ажурной верхней частью. Перед навершием — фигурка животного.

Bronze
L. 10 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 1319/52
13.–12. Jahrhundert v. Chr., vorkobanische Zeit

Flachkopfnadel mit durchbrochenem Kopf.
Unter dem Kopf befindet sich eine Tierfigur.
E. V.

Е. В.
320.1, деталь / Detail

321.2

320.2, деталь / Detail

321. Селение Чадаколоб, Тляратинский р-н, Республика
Дагестан, Россия. Случайная находка

321. Siedlung Čadakolob, Rajon Tljarata, Republik Dagestan,
Russland. Einzelfund

В 1978 ГЭ пополнил свое собрание большой коллекцией древностей из горного Дагестана. Об условиях находки известно мало.
На окраине селения небольшое возвышение было подвергнуто
«раскопкам» с целью добычи камня. Очевидно, местные жители
это делали неоднократно. Под дерном была обнаружена каменная кладка — «стенка». В углу, образованном кладкой, в яме
глубиной не менее двух метров и перекрытой каменными плитами находился сосуд (высотой около 70 см, не сохранился). Внутри сосуда находилось более 220 бронзовых предметов хорошей
сохранности, покрытых зеленой патиной. На части изделий сохранились следы окислов железа и отпечатки ткани.
Первая четверть I тыс. до н. э.

1978 ergänzte die Eremitage ihre Bestände um eine große Sammlung aus Dagestan. Die Fundumstände sind weitgehend unbekannt,
man weiß nur, dass Dorfbewohner auf einem kleinen Hügel "Grabungen" durchführten, um Steine zusammenzutragen, dies offenbar
wiederholt; dabei stießen sie unter der Grasnarbe auf eine Steinsetzung. In einer Ecke fanden sie in einer Tiefe von 2,0 m eine von Steinplatten abgedeckte Grube, in dieser lag ein Gefäß (H. ca. 70,0 cm; es
ist nicht erhalten). Es enthielt mehr als 220 Bronzestücke, alle in gutem Zustand, mit grüner Patina; an einem Teil ließen sich zudem Spuren von Eisenoxid und Stoffabdrücke feststellen.
1. Viertel 1. Jahrtausend v. Chr.

Литература: Доманский, Пиотровский 1984.

E. V.

Literatur: Доманский, Пиотровский 1984.

Е. В.

321.2

321.2

321.2

321.2. Четыре булавки

321.2. Vier Nadeln

Бронза
Длина 24,9 см; 18,5 см; 17,5 см; 21,9 см
ГЭ, инв. № 2706/34, 36–38

Bronze
L. 24,9 cm; 18,5 cm; 17,5 cm; 21,9 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2706/34, 36–38

Булавки со скульптурными фигурками козлов. Верхняя часть
стрежня раскована. В самой широкой части — сквозное отверстие.

Nadeln mit figürlichen Ziegendarstellungen. Oberer Schaftteil abgeplattet; an der breitesten Stelle eine Lochung.
E. V.

Е. В.
321.3. Четыре булавки

321.3. Vier Nadeln

Бронза
Длина 24,4 см; 22,2 см; 21,8 см; 22,1 см
ГЭ, инв. № 2706/42–45

Bronze
L. 24,4 cm; 22,2 cm; 21,8 cm; 22,1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2706/42–45

Булавки со скульптурными фигурками баранов. Верхняя часть
стрежня раскована. В самой широкой части — сквозное отверстие.

Nadeln mit figürlichen Ziegendarstellungen. Oberer Schaftteil abgeplattet; an der breitesten Stelle eine Lochung.
E. V.

Е. В.

321.1. Три бляхи конусовидные

321.1. Drei konische Bleche

Бронза
Диаметр 12,5 см; 13,7 см; 14,3 см
ГЭ, инв. № 2706/1–3

Bronze
Dm. 12,5 cm; 13,7 cm; 14,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2706/1–3

Массивные уплощенные конусовидные бляхи. На каждой —
крючок, загибающийся вовнутрь; под вершиной конуса внутри —
петля. Декорированы рельефным орнаментом, основной элемент которого — бегущая спираль. Три широких пояса бегущих
спиралей отделяются друг от друга шнуровыми поясками. На
большинстве блях — изображение зверообразного существа.
В комплексе 27 подобных блях.

Massive abgeflachte Bleche mit nach innen gebogenem Haken und
einer Öse unterhalb der Kegelspitze. Reliefhaftes Ornament mit einer
mäandrierenden Spirale im Zentrum. Drei breite Streifen aus Spiralmäandern werden durch Streifen mit Schnurornament voneinander
getrennt. In der Sammlung mit 27 vergleichbaren Blechen dominieren Tierdarstellungen im Ornament.
E. V.

Е. В.

321.1

620

321.1, деталь / Detail

321.1, деталь / Detail

321.3

321.3

321.3

321.3

321.3, деталь / Detail

321.3, деталь / Detail

321.3, деталь / Detail

321.3, деталь / Detail

621

Век кладов. Воинство и власть

Zeitalter der Horte. Kriegertum und Macht

321.4. Булавка

321.4. Nadel

321.8. Две булавки с навершиями

321.8. Zwei Nadeln mit Kopf

Бронза
Длина 20,4 см
ГЭ, инв. № 2706/48

Bronze
L. 20,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2706/48

Бронза
Длина 21 см; 19,4 см
ГЭ, инв. № 2706/51, 54

Bronze
L. 21 cm; 19,4 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2706/51, 54

Булавка со скульптурным изображением
быка. Верхняя часть стрежня раскована.
В самой широкой части — сквозное отверстие.

Nadel mit figürlicher Stierdarstellung. Oberer
Schaftteil abgeplattet; an der breitesten
Stelle Lochung.

Первая булавка имеет навершие в виде
трех расходящихся стержней (овальных в
сечении) с коническим завершением; на
двух боковых стержнях с трех сторон, а на
среднем с двух — округлые выступы. Под
навершием три пояска — литая «веревочка». Верхняя часть стержня булавки раскована, в ней сквозное отверстие, а по
бокам с двух сторон ушки. Плоская часть
стержня орнаментирована углубленным
орнаментом «елочка».
Вторая булавка имеет навершие, состоящее из четырех «косичек» (квадратных в
сечении), на конце каждой по пять шишечек. В основании навершия три выпуклости, под ними с двух сторон очковидные
фигуры, между которыми проходит
сквозное отверстие.

Die eine Nadel mit einem Kopf in Form von
drei gabelartig auseinanderlaufenden, im
Querschnitt ovalen Stäben mit zylindrischem
Abschluss; an den beiden äußeren auf drei,
am mittleren auf zwei Seiten mit runden Buckeln. Unter dem Kopf eine gegossene
«Schnur» aus drei Streifen. Oberer Schaftteil
abgehämmert, mit einer Durchlochung, auf
zwei Seiten Schlaufen. Ösen mit flach abgehämmertem Schaftteil mit eingetieftem Ornament in Form von «Tannenzweigen». Die
andere Nadel mit Kopf aus vier im Schnitt
quadratischen «Zöpfen» mit je fünf Zapfen
am Ende. An der Basis des Kopfes drei Erhebungen, darunter auf zwei Seiten augenförmige Figuren mit einer Durchlochung dazwischen.

E. V.

Е. В.

321.4

321.4, деталь / Detail

321.5. Булавка

321.5. Nadel

Бронза
Длина 21,3 см
ГЭ, инв. № 2706/47

Bronze
L. 21,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2706/47

Булавка со скульптурным изображением
лошади. Верхняя часть стрежня раскована. В самой широкой части — сквозное
отверстие.

Nadel mit figürlicher Pferdedarstellung.
Oberer Schaftteil abgeplattet; an der breitesten Stelle eine Lochung.

321.8

321.8

E. V.

Е. В.

E. V.

Е. В.

321.6. Булавка

321.6. Nadel

Бронза
Длина 19,6 см; высота фигурки 3,7 см
ГЭ, инв. № 2706/49

Bronze
L. 19,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2706/49

321.5

321.5, деталь / Detail

Булавка со скульптурным изображением
человека. Обнаженный мужчина сидит на
корточках, сложив обе руки на груди. У человека большая голова.

321.9. Два браслета

321.9. Zwei breite Armreifen

Бронза
6,9 × 6,5 см; высота 4,6 см
7 × 6,8 см; высота 6,1 см
ГЭ, инв. № 2706/134, 135

Bronze
H. 4,6 cm und 6,1 cm; Maße 6,9 × 6,5 cm
und 7,0 × 6,8 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2706/134, 135

Браслеты пластинчатые, с несомкнутыми концами. Орнамент — рельефные спирали и
шнуровые пояски.

Nadel mit figürlicher Darstellung eines nackten, hockenden Mannes mit vor der Brust
verschränkten Armen und großem Kopf.

Breite Armreifen mit offenen Enden; Ornament aus Spiralen und
schnurartigen Streifen.

321.9

E. V.

Е. В.

E. V.

321.10. Три подвески
очковидные

321.10. Drei augenförmige
Anhänger

321.7. Четыре булавки волютообразные

321.7. Vier Nadeln mit Doppelspiralköpfen

Бронза
Длина 3,6 см; 3,1 см; 3,2 см
ГЭ, инв. № 2706/156, 161, 154

Бронза
Длина 24,3 см; 19,3 см; 22,5 см; 25,5 см
ГЭ, инв. № 2706/60, 75, 104, 119

Bronze
L. 24,3 cm; 19,3 cm; 22,5 cm; 25,5 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2706/60, 75, 104, 119

Е. В.

Bronze
L. 3,6 cm; 3,1 cm; 3,2 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2706/156,
161, 154

Верхняя часть стрежня раскована. В самой широкой части — сквозное отверстие.

Oberer Schaftteil abgeplattet; an der breitesten Stelle eine Lochung.

321.11. Три браслета
с несомкнутыми концами

321.11. Armreifen mit offenen
Enden

E. V.

Бронза
6,9 × 6 см; наибольший диаметр
прута 0,9 см
6,75 × 6,64 см; наибольший
толщина прута 0,8 см
Диаметр 6,6 см; диаметр прута
1 см
ГЭ, инв. № 2706/140, 142, 144

Bronze
Maße: 6,9 × 6 cm; Dm. max.
Stab 0,9 cm;
Maße: 6,75 × 6,64 cm; В. max.
Stab 0,8 cm
Dm. 6,6 cm; Dm. Stab 1 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2706/140,
142, 144

Е. В.

Е. В.
321.6

321.6, деталь / Detail

E. V.
321.10

321.11

321.11

Е. В.

E. V.

321.11

321.7

622

321.7

321.7, деталь / Detail

321.7

321.7

321.12. Ложка

321.12. Löffel

Бронза
Длина ручки 21,6 см
ГЭ, инв. № 2706/189

Bronze
L. Griff 21,6 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2706/189

Ложка-черпачок глубокая, конической
формы. Ручка в виде «заплетенной косички» завершается очковидной фигурой.

Konischer, schöpfkellenartiger Löffel; Griff in
Form eines geflochtenen Zopfes mit omegaförmigem Ende.

Е. В.

321.12

E. V.

623

Век кладов. Воинство и власть

322. Село Анухва, Гудаутский р-н, Республика Абхазия.
Случайная находка

322. Dorf Anuchva, Rajon Gudauta, Republik Abchasien.
Einzelfund

В январе 1976 ГЭ приобрел коллекцию бронзовых предметов из
Абхазии. Они были найдены в 1975 при сельскохозяйственных
работах в селе Анухва Армянская близ города Новый Афон. Условия находки неизвестны, однако присутствие всех предметов в
одном месте, на небольшой ограниченной площади — момент,
безусловно, важный. Скорее всего, это остатки какого-то погребения (или нескольких). Всего в коллекции 38 предметов: три
бронзовых топора колхидского типа (два из них с изображениями); бронзовый кинжал, пять бронзовых наконечников копий,
бронзовый сосудик и другие изделия из бронзы.

Im Januar 1976 erwarb die Eremitage Bronzegegenstände ausAbchasien, die 1975 zufällig bei landwirtschaftlichen Arbeiten im Dorf
Anuchva in der Nähe der Stadt Novyj Afon entdeckt worden waren;
die genaueren Fundumstände sind unbekannt. Dass alle Stücke auf
begrenzter Fläche aufgefunden wurden, spricht jedoch dafür, dass es
sich um Beigaben eines Grabes (oder mehrerer Gräber) handelte. Insgesamt umfasst die Sammlung 38 Gegenstände: drei Bronzeäxte
vom Kolchis-Typ (zwei davon mit Zierdarstellungen), ein Bronzedolch, fünf bronzene Lanzenspitzen, ein Bronzegefäß und andere
Bronzestücke.

Литература: Доманский 1979.

Literatur: Доманский 1979.

Е. В.

E. V.

Музеи / Museen

322.1. Топор колхидского типа

322.1. Axt vom Kolchis-Typ

Бронза
Длина 16,3 см; наибольшая ширина 5,3 см
ГЭ, инв. № 2688/1

Bronze
L. 16,3 cm; max. B. 5,3 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2688/1

Орнаментирован изображениями животных и геометрических фигур: пять «собак»
размещены на лезвийной части, у обуха и
на боковых гранях; кружки с лучами — вокруг проушины топора на верхних гранях.

Ornament aus Tierdarstellungen und geometrischen Figuren: fünf „Hunde“ auf der
Schneide, am Nacken und den Seitenflächen,
Kreise mit Strahlen um das Schaftloch an den
oberen Seiten.

Е. В.

Сокращения / Abkürzungen

ГИМ
Государственный Исторический музей, Москва

GE
Staatliche Eremitage, St. Petersburg

ГМИИ
Государственный музей изобразительных искусств
им. А. С. Пушкина, Москва

GIM
Staatliches Historisches Museum, Moskau
GMII
Staatliches Puschkin Museum der Bildenden Künste, Moskau

ГЭ
Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург

MOD
Museum Vaterländischer Altertümer, Berlin

E. V.
МОД

322.1

Музей отечественных древностей, Берлин

MVF
Museum für Vor- und Frühgeschichte, Berlin

МПДИ
Музей преистории и древней истории, Берлин

Литература / Literatur

322.1, деталь / Detail

322.1, деталь / Detail

322.2. Миниатюрный сосуд

322.2. Miniaturgefäß

Бронза
Высота 5,7 см
ГЭ, инв. № 2688/15

Bronze
H. 5,7 cm
GE St. Petersburg, Inv. Nr. 2688/15

Сосуд с изогнутым, сужающимся кверху корпусом, с конусовидной крышкой. В крышке — отверстие, а на корпусе рядом с
нею — петля. Корпус сосуда украшен углубленными изображениями рыбы с двумя
плавниками и вертикальных орнаментальных полос.

Gefäß mit gebogenem, sich nach oben verjüngendem Körper und kegelartigem Deckel.
Im Deckel eine Lochung, im Körper entsprechend eine Öse. Körper mit eingravierten
Darstellungen von Fischen mit zwei Flossen
und vertikalen Ornamentstreifen.

Аванесова 1999

Артеменко 1987-I

Березанская и др. 1986

Аванесова Н. А. Культура пастушеских племен
эпохи бронзы Азиатской части СССР. Ташкент,
1999.

Артеменко И. И. Сосницкая культура // Эпоха
бронзы лесной полосы СССР. Археология СССР.
М., 1987. С. 106–113.

Березанская С. С., Отрощенко В. В.,
Шарафутдинова И. Н. Культуры эпохи бронзы
на территории Украины. Киев, 1986.

Алихова 1958

Артеменко 1987-II

Березанская, Ильинская 1985

Алихова А. Е. Комаровское поселение
у Моечного озера // Материалы и исследования по археологии СССР. М., 1958. № 61.

Артеменко И. И. Комаровская культура //
Эпоха бронзы лесной полосы СССР. Археология
СССР. М., 1987. С. 113–116.

Березанская С. С., Ильинская В. А.
Бондарихинская культура // Археология
Украинской ССР. 1985. № 1. С. 512–519.

Андреева 1984

Бадер 1963

Березанская, Чередниченко 1985

Андреева М. В. Глиняная модель повозки
из погребения катакомбного времени //
Советская археология. 1984. № 3.

Бадер О. Н. Балановский могильник.
М., 1963.

Березанская С. С., Чередниченко Н. Н. Срубная
культура // Археология Украинской ССР. 1985.
№ 1. С. 473–481.

Бадер 1964-I
Андреева 1996
Андреева М. В. К вопросу о роли повозки
в погребальном обряде восточноманычской
катакомбной культуры // Актуальные проблемы археологии Северного Кавказа (XIX Крупновские чтения). Тезисы докладов. М., 1996.

E. V.
Антонов 1998

Е. В.

322.2

Антонов А. Л. Топор Бородинского типа
из погребения КМК у с. Балабино // Проблемы
изучения катакомбной культурноисторической общности (ККИО) и культурноисторической общности многоваликовой
керамики (КИОМК). Запорожье, 1998.

Бадер О. Н. Древнейшие металлурги
Приуралья. М., 1964.

Бадер 1964-II
Бадер О. Н. Могильники турбинского типа,
их возраст и связь с поселениями //
Археологический сборник Государственного
Эрмитажа. Л., 1964.

Березанская, Шарафутдинова 1985
Березанская С. С., Шарафутдинова И. Н.
Сабатиновская культура // Археология
Украинской ССР. 1985. № 1. С. 489–499.

Бертрам, Голдман 1998
Бертрам Н., Голдман К. Собрание троянских
древностей Генриха Шлимана // Шлиман. Петербург. Троя: Каталог выставки. СПб., 1998. С. 60–65.

Бадер 1965
Бадер О. Н. Первый Турбинский
могильник // Краткие сообщения Института
археологии АН СССР. М., 1965. Вып. 100.
C. 59–62.

Артеменко 1976

Березанская 1985

Артеменко И. И. Белынецкий могильник
(раскопки 1970–1971 гг.) // Восточная Европа
в эпоху камня и бронзы. М., 1976.

Березанская С. С. Белогрудовская культура //
Археология Украинской ССР. 1985. № 1.
С. 499–512.

Беседин 1999
Беседин В. И. «Микенский» орнаментальный
стиль эпохи бронзы в Восточной Европе //
Евразийская лесостепь в эпоху металла.
Воронеж, 1999.

Бороффка 2008
Бороффка Н. Глиняные модели повозок
в Карпатах и проблема происхождения боевых

625

Сокращения / Abkürzungen

Литература / Literatur

колесниц // Происхождение и распространение
колесничества. Луганск, 2008.

общность // Археология Украинской ССР. 1985.
№ 1. С. 403–419.

Гей 2002

Дергачев, Манзура 1991

Зидаров 2005

Калмыков, Матюхин 2007

Гей А. Н. Новотитаровская культура. М., 2002.

Бочкарев 1968

Вангородская 1987

Гей 2008

Дергачев В. А., Манзура И. В. Погребальные
комплексы позднего Триполья. Кишинев,
1991.

Бочкарев В. С. Проблема Бородинского клада //
Проблемы археологии. Вып. 1: Абсолютная
хронология энеолита и бронзового века
Восточной Европы (Юго-Запад СССР). Л., 1968.

Вангородская О. Г. О связях культуры
многоваликовой керамики по материалам
украшений // Межплеменные связи эпох
бронзы на территории Украины. Киев, 1987.

Гей А. Н. Исследования дольменных
памятников Западного Кавказа в 2005–
2007 гг. // Труды II (XVIII) Всероссийского
археологического съезда в Суздале. М., 2008.
Т. 1.

Зидаров П. Н. Проблемы установления
месторождения нефрита, жадеита и лазурита,
использованных для изготовления топоровскипетров, найденных в Трое //
Археоминералогия и ранняя история
минералогии. Сыктывкар, 2005.

Калмыков А. А., Матюхин А. Д. Роговая
фигурная пряжка из курганного могильника
Кевюды I // Материалы по изучению историкокультурного наследия Северного Кавказа.
Вып. 7. Археология, палеоантропология,
краеведение, музееведение. М., 2007.

ИАК 1918

Кат. Москва 1996

Бочкарев 1981

Васильев 1981

Бочкарев В. С. Изменчивость и традиционность
в металлообрабатывающем производстве //
Преемственность и инновации в развитии
древних культур. Материалы методологического семинара Ленинградского отделения
Института археологии. Л., 1981. С. 22–27.

Васильев И. Б. Энеолит Поволжья: Cтепь
и лесостепь. Куйбышев, 1981.

Известия Археологической комиссии (ИАК).
Пг., 1918. Вып. 65.

Сокровища Трои из раскопок Генриха Шлимана:
Каталог выставки / Под ред. М. Трейстера.
ГМИИ им. А. С. Пушкина. М., 1996.

Бочкарев 1991
Бочкарев В. С. Волго-уральский очаг
культурогенеза эпохи поздней бронзы //
Социогенез и культурогенез в историческом
аспекте. Материалы методологического
семинара Института истории материальной
культуры РАН. СПб., 1991. С. 24–27.

Генинг В. Ф., Зданович Г. Б., Генинг В. В.
Синташта I. Челябинск, 1992.

Говедарица, Манзура 2010
Говедарица Б., Манзура И. Новые материалы
ранего бронзового века на Тилигульском
лимане // STRATUM plus. 2010. № 2. С. 299–308.

Васильев и др. 1995
Васильев И. Б., Кузнецов П. Ф., Семенова А. П.
Памятники потаповского типа в лесостепном
Поволжье // Древние индоиранские культуры
Волго-Уралья. Самара, 1995. С. 23–45.

Городцов 1905
Городцов В. А. Результаты археологических
исследований в Изюмском уезде Харьковской
губернии в 1901 г. // Труды XII Археологического съезда. М., 1905. Т. 1. С. 174–341.

Вiдейко 1998
Бочкарев 2002
Бочкарев В. С. Волго-уральский регион в эпоху
бронзы // История татар. Казань, 2002. Т. 1.
С. 46–68.

Вiдейко М. Ю. Принципи виникнення і
розвитку трипільських протоміст //
Археологiя. Київ, 1998. № 4. С. 145–151.

Городцов 1914
Городцов В. А. Археологические исследования в
районе г. Мурома в 1910 году // Древности.
М., 1914. Т. 24.

Виноградов 2007
Бочкарев 2010
Бочкарев В. С. Культурогенез и древнее металлопроизводство Восточной Европы. СПб., 2010.

Бочкарев 2011
Бочкарев В. С. Проблемы периодизации
памятников эпохи бронзы южной половины
Восточной Европы // Переход от эпохи бронзы
к эпохе железа в Северной Евразии. СПб., 2011.
С. 5–8.

Виноградов Н. Б. Культурно-исторические
процессы в степях Южного Урала и Казахстана
в начале II тыс. до н. э. (памятники
синташтинского и петровского типов) /
Автореф. дисс. на соиск. уч. ст. докт. ист. наук.
М., 2007.

Городцов 1915
Городцов В. А. Культуры бронзовой эпохи
в Средней России. Отчет Императорского
Российского Исторического музея за 1914 год.
М., 1915.

Городцов 1928
Власкин 2008
Власкин Н. М. Новые катакомбные погребения
с колесами на Нижнем Дону. Происхождение и
распространение колесничества. Луганск, 2008.

Державин В. Л. Погребения эпохи бронзы
из курганов у хутора Веселая роща
(по материалам экспедиции 1980 года) //
Древности Ставрополья. М., 1989.

Генинг, Зданович, Генинг 1992

Васильев и др. 1994
Васильев И. Б., Кузнецов П. Ф., Семенова А. П.
Потаповский курганный могильник
индоиранских племен на Волге. Самара, 1994.

Державин 1989

Городцов В. А. Галичский клад и стоянка //
Труды секции археологии Российской
ассоциации научно-исследовательских
институтов общественных наук. М., 1928.

Бочкарев, Кузнецов 2010

Доманский 1979
Доманский Я. В. Новый комплекс колхидской
культуры из Абхазии // Труды Государственного
Эрмитажа. Л., 1979. Т. 20.

Доманский 1984
Доманский Я. В. Древняя художественная
бронза Кавказа в собрании Государственного
Эрмитажа. М., 1984.

Доманский, Пиотровский 1984
Доманский Я. В., Пиотровский Ю. Ю.
Археологический комплекс бронзовых вещей
из Дагестана // Сообщения Государственного
Эрмитажа. Л., 1984. Вып. 49.

Ефремов и др. 2009
Ефремов В. К., Кравцов А. Е., Кузьминых С. В.,
Луньков В. Ю., Лунькова Ю. В. Наконечник
копья сейминско-турбинского типа (г. Алексин) // Археология восточноевропейской
лесостепи. Воронеж, 2009.

Журавлев 2001
Журавлев Д. П. Остеологические материалы
из памятников эпохи бронзы лесостепной
зоны Днепро-Донецкого междуречья.
Киев, 2001.

Збенович 1974

Иванова 2010
Иванова С. В. Торговые пути и миграции в
Юго-Восточной Европе в раннем бронзовом
веке // Terra cognoscibilis: культурное
пространство между Балканами и Великой
степью в эпоху камня — бронзы. Одесса, 2010.

Киселев 1965

Иессен 1935

Кияшко 1999

Иессен А. А. К вопросу о древнейшей
металлургии меди на Кавказе // Из истории
древней металлургии Кавказа. Известия
ГАИМК. М.; Л., 1935. Вып. 120. С. 7–237.

Кияшко А. В. Происхождение катакомбной
культуры Нижнего Подонья. Волгоград, 1999.

Иессен 1951
Иессен А. А. Прикубанский очаг металлургии
и металлообработки в конце медно-бронзового
века // Материалы и исследования по археологии СССР. М.; Л., 1951. № 23.

Избицер 2004
Избицер Е. В. Модели «повозок», «флейты
Пана» и северокавказская культура //
Археолог: детектив и мыслитель: Сб. статей,
посвященных 77-летию Льва Самойловича
Клейна. СПб., 2004.

Каверзнева 1992
Каверзнева Е. Д. Шагарский могильник конца
III — начала II тысячелетия до н. э.
в Центральной Мещере // Российская
археология. М., 1992. № 3.

Гаджиев 1991

Даниленко 1974

Збенович В. Г. Позднетрипольские племена
Северного Причерноморья. Киев, 1974.

Гаджиев М. Г. Раннеземледельческие культуры
Северо-Восточного Кавказа. М., 1991.

Даниленко B. H. Энеолит Украины.
Киев, 1974.

Зданович 1988

Каверзнева 2003

Гак 2011

Дергачев 1978

Зданович Г. Б. Бронзовый век уралоказахстанских степей. Свердловск, 1988.

Братченко С. Н. К вопросу о сложении
бабинской культуры (многоваликовой
керамики) // Вильнянские курганы в
Днепровском Надпорожье. Киев. С. 21–42.

Гак Е. И. Индикаторы металлопроизводства
катакомбных культур степной зоны
Предкавказья и юга Доно-Волжского
междуречья // Краткие сообщения Института
археологии РАН. М., 2011. Вып. 225.

Дергачев В. А. Выхватинский могильник.
Кишинев, 1978.

Зданович 1995

Каверзнева Е. Д. Погребения с костяными
пряжками из Шагарского могильника //
Чтения, посвященные 100-летию деятельности
В. А. Городцова в Государственном
Историческом музее: Тезисы конференции.
М., 2003.

Братченко 1985

Галкин 1977

Братченко С. Н. Культура многоваликовой
керамики // Археология Украинской ССР. 1985.
№ 1. С. 451–458.

Галкин Л. Л. Сосуд срубной культуры
с сюжетным рисунком из Саратовского
Заволжья // Советская археология. 1977. № 3.

Братченко 2001

Гамченко 1926

Братченко С. Н. Донецька катакомбна культура
раннього етапу. Луганьск, 2001. Ч. 1–2.

Гамченко С. С. Спостереження над даними
дослiдiв Трипiльськоï культури 1909–1913 рр. //
Трипiльська культура на Украïнi. Киïв, 1926.
Вып. 1.

Бочкарев В. С., Кузнецов П. Ф. Желобчатые
псалии эпохи поздней бронзы евразийских
степей // Кони, колесницы и колесничие степей
Евразии. Екатеринбург; Самара; Донецк, 2010.

Братченко 1977

Братченко 2006
Братченко С. Н. Левенцовская крепость.
Памятник культуры бронзового века //
Материали та дослiдження з археологiï Схiдноï
Украïни. 2006. № 6.

Братченко, Шапошникова 1985
Братченко С. Н., Шапошникова О. Г.
Катакомбная культурно-историческая

626

Гей 1993
Гей А. Н. Проблема социальной
дифференциации и эволюции общества
степных скотоводов бронзового века (на
примере новотиторовской и катакомбной
культур Степного Прикубанья) // Социальная
дифференциация общества. М., 1993.

Дергачев 1980
Дергачев В. А. Памятники позднего Триполья.
Кишинев, 1980.

Зданович Г. Б. Аркаим. Арии на Урале или
несостоявшаяся цивилизация // Аркаим.
Челябинск, 1995. С. 21–42.

Дергачев В. А. Особенности культурноисторического развития Карпато-Поднестровья
(к проблеме взаимодействия древних обществ
Средней, Юго-Восточной и Восточной
Европы) // STRATUM plus. 1999. № 2.
С. 169–221.

Дергачев 2000
Дергачев В. А. Два этюда в защиту
миграционной концепции // STRATUM plus.
2000. № 2. С. 188–236.

Дергачев, Бочкарев 2002
Дергачев В. А., Бочкарев В. С. Металлические
серпы поздней бронзы Восточной Европы.
Кишинев, 2002.

Клейн 1999
Клейн Л. С. Миграция: археологические
признаки // STRATUM plus. 1999. Т. 1.
С. 51–71.

Клейн 2000
Клейн Л. С. Археология в седле: Коссина
с расстояния в 70 лет // STRATUM plus.
Вып. 4: Время великих миграций. 2000.

Козенкова 1996
Козенкова В. И. Культурно-исторические
процессы на Северном Кавказе в эпоху
поздней бронзы и в раннем железном веке
(Узловые проблемы происхождения и
развития кобанской культуры). М., 1996.

Кореневский 1983
Кореневский С. Н. Наследство катакомбного
периода в металлообработке эпохи поздней
бронзы уральской горно-металлургической
области // Культуры бронзового века
Восточной Европы. Куйбышев, 1983.
С. 96–109.

Кореневский 2011
Кореневский С. Н. Древнейший металл
Предкавказья. Типология. Историкокультурный аспект. М., 2011.

Каверзнева 2012
Зданович 1997

Дергачев 1999

Киселев С. В. Бронзовый век СССР // Новое
в советской археологии. Материалы
и исследования по археологии СССР. М., 1965.
№ 130.

Зданович Д. Г. Синташтинское общество:
социальные основы «квазигородской»
культуры Южного Зауралья эпохи средней
бронзы. Челябинск, 1997.

Каверзнева Е. Д. Погребение с ладьейколыбелью из Шагарского могильника эпохи
бронзы // Труды ГИМ. Образы времени.
Из истории древнего искусства. М., 2012.
Вып. 189.

Зданович 2005

Каверзнева, Фоломеев 1998

Зданович Д. Г. Жертвоприношения животных
в погребальном обряде населения степного
Зауралья эпохи средней бронзы: Автореф.
дисс. на соиск. уч. ст. канд. ист. наук.
Екатеринбург, 2005.

Каверзнева Е. Д., Фоломеев Б. А.
Радиоуглеродная хронология памятников
эпохи энеолита — ранней бронзы Озерной
Мещеры // Труды ГИМ. Археологический
сборник. М., 1998. Вып. 96.

Зданович, Батанина 1995

Казарницкий 2008

Зданович Г. Б., Батанина И. М. «Страна
городов» — укрепленные поселения эпохи
бронзы XVIII–XVII вв. до н. э. на Южном Урале //
Аркаим. Челябинск, 1955. С. 54–62.

Казарницкий А. А. Новые краниологические
материалы из Шагарского могильника //
Радловский сборник: Научные исследования и
музейные проекты МАЭ РАН в 2007 г. СПб., 2008.

Кореневский, Петренко 1982
Кореневский С. Н., Петренко В. Г. Курган
майкопской культуры у поселка Иноземцево //
Советская археология. 1982. № 2.

Коробкова и др. 2009
Коробкова Г. Ф., Рысин М. Б., Шапошникова О. Г.
Проблемы изучения древнеямной культурной
общности в свете исследования Михайловского
поселения // STRATUM plus. 2005–2009. № 2.
С. 10–267.

Коробкова, Шаровская 1983
Коробкова Г. Ф., Шаровская Т. А.
Функциональный анализ каменных и костяных
изделий из курганов эпохи ранней бронзы
у станиц Новосвободной и Батуринской //
Древние культуры евразийских степей:

627

Сокращения / Abkürzungen

по материалам археологических работ
на новостройках. Л., 1983. С. 88–94.

Косарев 1974
Косарев М. Ф. Древние культуры ТомскоНарымского Приобья. М., 1974.

Литература / Literatur

Крайнов 1964

Крупнов 1952

Крайнов Д. А. Памятники фатьяновской культуры. Ярославско-Калининская группа // Свод
археологических источников. М., 1964.
Вып. В1–20.

Крупнов Е. И. Жемталинский клад // Труды ГИМ.
Памятники культуры. М., 1952. Вып. 4.

Крайнов 1987-I
Косарев 1981
Косарев М. Ф. Бронзовый век Западной Сибири.
М., 1981.

Крайнов Д. А. Волосовская культура // Эпоха
бронзы лесной полосы СССР. Археология СССР.
М., 1987. С. 10–28.

Косарев 1987

Крайнов 1987-II

Косарев М. Ф. Бронзовый век Зауралья
и Западной Сибири // Эпоха бронзы лесной
полосы СССР. Археология СССР. М., 1987.
С. 276–288.

Крайнов Д. А. Фатьяновская культура // Эпоха
бронзы лесной полосы СССР. Археология СССР.
М., 1987. С. 58–76.

Крайнов, Лозе 1987
Косинцев 1996
Косинцев П. А. Начальный этап эволюции
животноводства андроновского типа //
Доно-Донецкий регион в системе древностей
эпохи бронзы восточноевропейской степи
и лесостепи. Воронеж, 1996. Вып. 1.
С. 83–87.

Косинцев 2000
Косинцев П. А. Костные остатки животных
из укрепленного поселения Аркаим //
Археологический источник и моделирование
древних технологий. Челябинск, 2000.
С. 17–44.

Крайнов Д. А., Лозе И. И. Культуры шнуровой
керамики и ладьевидных топоров в Восточной
Прибалтике // Эпоха бронзы лесной полосы
СССР. Археология СССР. М., 1987. С. 51–57.

Косинцев, Рослякова 2000
Косинцев П. А., Рослякова Н. В. Скотоводство
населения Самарского Поволжья в эпоху
бронзы // История Самарского Поволжья
с древнейших времен до наших дней.
Бронзовый век. Самара, 2000. С. 302–308.

Крупнов Е. И. Древняя история Северного
Кавказа. М., 1960.

Краснов Ю. А. Раннее земледелие и животноводство в лесной полосе Восточной Европы.
М., 1971.

Кременецкий 1987
Кременецкий К. В. Антропогенное воздействие
на растительный покров Нижнего Поволжья
в голоцене // Методы естественных наук
в археологии. М., 1987. С. 13–22.

Кривцова-Гракова 1949
Кривцова-Гракова О. А. Бессарабский клад.
М., 1949.

Костюков В. П., Епимахов А. В., Нелин Д. В.
Новый памятник средней бронзы в Южном
Зауралье // Древние индоиранские культуры
Волго-Уралья. Самара, 1995. С. 156–207.

Кривцова-Гракова О. А. Степное Поволжье
и Причерноморье в эпоху поздней бронзы //
Материалы и исследования по археологии
СССР. М., 1955. № 46.

Котович В. Г. Проблемы культурноисторического и хозяйственного развития
населения древнего Дагестана. М., 1982.

Кропоткин В. В. Белынецкие курганы и стоянка // Краткие сообщения Института истории
материальной культуры. 1952. Вып. 47.

Кропоткин 1959
Крадин 1995
Крадин Н. И. Трансформация политической
системы от вождества к государству:
монгольский пример, 1189 (?) – 1206 //
Альтернативные пути к ранней государственности. Владивосток, 1995. С. 188–198.

Кропоткин В. В. Новые исследования Белынецких курганов // Краткие сообщения Института
истории материальной культуры. 1959. Вып. 75.

Крупнов 1950

Крайнов Д. А. Вауловский могильник // Труды
ГИМ. М., 1941. Вып. 12.

Крупнов Е. И. Археологические исследования
в Кабардино-Балкарской АССР в 1948 г. //
Ученые записки Кабардино-Балкарского
научно-исследовательского института.
Нальчик, 1950. Т. 5.

Крайнов 1963

Крупнов 1951

Крайнов Д. А. Памятники фатьяновской
культуры. Московская группа // Свод
археологических источников. М., 1963.
Вып. В1–19.

Крупнов Е. И. Материалы по археологии
Северной Осетии докобанского периода //
Материалы и исследования по археологии
СССР. М.; Л., 1951. № 23.

Крайнов 1941

628

Мошинский 2010

Массон В. М. Ранние комплексные общества
Восточной Европы // Древнейшие общества
юга Восточной Европы в эпоху палеометалла.
СПб., 2000. С. 135–166.

Мошинский А. П. Древние бронзы Кавказа.
М., 2010.

Мунчаев 1975

Матюшин 1982

Мунчаев Р. М. Кавказ на заре бронзового века.
М., 1975.

Матюшин Г. Н. Энеолит Южного Урала.
М., 1982.

Мунчаев 1994

Лукин 1941
Лукин А. Л. Материалы по археологии Бзыбской
Абхазии // Труды отдела первобытной
культуры. Л., 1941. Вып. 1.

Матющенко, Синицына 1988
Матющенко В. И., Синицына Г. В. Могильник
у деревни Ростовка вблизи Омска. Томск, 1988.

Мунчаев Р. М. Майкопская культура //
Археология. Эпоха бронзы Кавказа и Средней
Азии. Ранняя и средняя бронза Кавказа.
М., 1994. С. 158–225.

Кузьмина 1994

Малек, Очир-Горяева 2009

Медведская 1980

Нелин 1996

Кузьмина Е. Е. Откуда пришли индоарии?
М., 1984.

Малек К., Очир-Горяева М. Результаты
интердисциплинарных исследований в рамках
германско-калмыцкого проекта в археологии
бронзового века восточноевропейских степей
(III–II тыс. до н. э.) «Степь как жизненное
пространство в преистории» в 2006–2008 гг. //
Материалы международной научной
конференции «Единая Калмыкия в единой
России: через века в будущее», посвященной
добровольному вхождению калмыцкого
народа в состав Российского государства.
Элиста, 2009. Ч. 1.

Медведская И. Н. Металлические наконечники
стрел Переднего Востока и евразийских степей
II — первой половины I тысячелетия до н. э. //
Советская археология. 1980. № 4. С. 23–27.

Нелин Д. В. Материалы к юго-западным
связям Южного Зауралья в эпоху бронзы //
Историко-археологические изыскания.
Научные труды молодых ученых. Самара,
1996. Вып. 1.

Кузьминых 1983
Кузьминых С. В. Металлургия Волго-Камья
в раннем железном веке (медь и бронза).
М., 1983.

Кузьминых 1992
Кузьминых C. В. Литейная форма с Подборновского поселения // Археологические памятники
Среднего Поочья. Рязань, 1992. [Вып. 1.]
С. 23–29.

Кузьминых, Чижевский 2006
Кузьминых С. В., Чижевский А. А. Младший
Волосовский могильник: к истории проблемы //
Город и степь в контактной евро-азиатской
зоне. М., 2006.

Ларенок 1998
Ларенок П. А. Курганные могильники
«Федоровка I–II» // Курганы СевероВосточного Приазовья (Неклидовский
и Матвеево-Курганский районы Ростовской
области). Материалы и исследования
Таганрогской археологической экспедиции.
Ростов на/Дону, 1998. Вып. 3.

Латынин 1967
Латынин Б. А. Молоточковидные булавки,
их культурная атрибуция и датировка //
Археологический сборник Государственного
Эрмитажа. Л., 1967. Вып. 9.

Лебедева 2005
Лебедева Е. Ю. Археоботаника и изучение
земледелия в эпоху бронзы в Восточной
Европе // OPUS: Междисциплинарные исследования в археологии. 2005. Вып. 4. С. 50–68.

Лисицына, Прищепенко 1977
Лисицына Г. Н., Прищепенко Л. В.
Палеоботанические находки Кавказа и
Ближнего Востока. М., 1977.

Литвиненко 2001
Литвиненко Р. О. Про видiлення первинного
осередку культури Бабине (КБК) // Працi наук.
конф. Дон НУ за пiдсумками НДР за перiод
1999–2000 рр. (18–20 квiтня 2001 р.).
Донецьк, 2001. С. 38–40.

Литвиненко 2005
Литвиненко Р. О. Культури бабiнська i
полiнська: до проблеми контактi // Проблеми

Мелюкова 1962
Мелюкова А. И. Курган усатовского типа
у с. Тудорово // Краткие сообщения Института
археологии АН СССР. М., 1962. Вып. 105.

Манзура 2000
Манзура И. В. Владеющие скипетрами //
STRATUM plus. 2000. № 2. С. 237–295.

Мерперт 1974

Манзура 2005

Мерперт Н. Я. Древнейшие скотоводы
Волжско-Уральского междуречья. М., 1974.

Манзура И. В. Северное Причерноморье
в энеолите и начале бронзового века: ступени
колонизации // STRATUM plus. 2005. № 2.
С. 63–85.

Нелин Д. В. Новая находка со спиральным
орнаментом в Южном Зауралье // STRATUM
plus. 2000. № 2.

Нелин, Усачук 2004
Нелин Д. В., Усачук А. Н. Трасологический
анализ псалия с поселения Шибаево I //
Псалии. Элементы упряжи и конского
снаряжения в древности. Археологический
альманах. Донецк, 2004. № 15.

Нефедов 1998
Мерперт, Мунчаев 1971
Мерперт Н. Я., Mунчаев Р. M. Раннеземледельческие поселения Cеверной Месопотамии //
Советская археология. 1971. № 3.

Манцевич 1973
Манцевич А. П. Древнейшее ожерелье
в собрании Государственного Эрмитажа //
Archaeologia Polona. 1973. N 14. C. 59–77.

Нелин 2000

Мерперт 1958
Мерперт Н. Я. Из древнейшей истории Среднего Поволжья // Материалы и исследования
по археологии СССР. М., 1958. № 61.

Мимоход 2011-I

Маркевич В. И. Позднетрипольские племена
Северной Молдавии. Кишинев, 1981.

Мимоход Р. А. Кiснянi та роговi пряжки фiналу
середньоï — початку пiзньоï бронзи у Схiднiй
Европi та на Кавказi як хронологiчнi iндикатори та свiдоцтва культурних контактiв //
Материали та дослiдження з археологiï Схiдноï
Украïни. Луганьск, 2011. Вып. 11.

Марков 1967

Мимоход 2011-II

Марков Г. В. Кочевники Азии (хозяйственная
и общественная структура скотоводческих
народов Азии в эпоху возникновения, расцвета
и заката кочевничества): Автореф. дисс. на
соиск. уч. ст. докт. ист. наук. М., 1967.

Мимоход Р. А. Радиоуглеродная хронология
блока посткатакомбных культурных образований // Материали та дослiдження з археологiï Схiдноï Украïни. Луганьск, 2011. Вып. 10.

Маркевич 1981

Кропоткин 1952
Котович 1982

Массон 2000

Круц В. А. К истории населения трипольской
культуры в междуречье Южного Буга и Днепра //
Первобытная археология. Материалы
и исследования. Киев, 1989. С. 117–132.

Кривцова-Гракова 1955
Костюков и др. 1995

Литвиненко Р. А. Культурный круг Бабино:
название, таксономия и структура // Краткие
сообщения Института истории РАН. М., 2011.
Вып. 225.

Круц 1989

Краснов 1971

Косинцев 2010
Косинцев П. А. «Колесничные» лошади // Кони,
колесницы и колесничие степной Евразии.
Екатеринбург; Самара; Донецк, 2010. С. 21–54.

Литвиненко 2011
Крупнов 1960

Красников 1931
Красников И. П. Трипольская керамика
(технологический этюд) // Сообщения
Государственной академии материальной
культуры. 1931. № 3.

дослiдження пам’яток археологii Схiдноi
Украiны. Луганьск, 2005. С. 75–78.

Нефедов В. Каменный топорик бородинского типа из реки Днепр у о. Хортица //
Проблемы изучения катакомбной
культурно-исторической общности (ККИО)
и культурно-исторической общности
многоваликовой керамики (КИОМК).
Запорожье, 1998.

Нечитайло 1978
Нечитайло А. Л. Верхнее Прикубанье
в бронзовом веке. Киев, 1978.

Никулина 1999

Моргунова, Турецкий 2003
Марковин 1960

Никулина Н. М. Ритуальные молоты-топоры
из троянского клада «L» // Вестник древней
истории. 1999. № 2. С. 218–228.

Новоженов 2012
Новоженов В. А. Чудо коммуникации
и древнейший колесный транспорт Евразии.
М., 2012.

Марковин В. И. Культура племен Северного
Кавказа в эпоху бронзы (II тыс. до н. э.) //
Материалы и исследования по археологии
СССР. М., 1960. № 93.

Моргунова Н. Л., Турецкий М. А. Ямные
памятники у с. Шумаево: новые данные
о колесном транспорте у населения западного
Оренбуржья в эпоху раннего металла //
Вопросы археологии Поволжья. Самара, 2003.

Марковин 1994

Мошинский 1998

ОАК за 1895

Марковин В. И. Северокавказская культурноисторическая общность // Археология. Эпоха
бронзы Кавказа и Средней Азии. Ранняя
и средняя бронза Кавказа. М., 1994. С. 254–
286.

Мошинский А. П. Оружие кобанской культуры
с территории Северной Осетии в собрании ГИМ
(коллекция В. И. Долбежева): Каталог // Труды
ГИМ. Археологический сборник. М., 1998.
Вып. 96.

Отчет Императорской Археологической
комиссии за 1895 г. СПб., 1898.

Марковин 1999

Мошинский 2005

Марковин В. И. Константиновская группа
курганов эпохи бронзы у г. Пятигорска //
Древности Северного Кавказа. М., 1999.

Мошинский А. П. На краю мира // Золотой
блеск эпохи. Мастера бронзового века.
М., 2005.

ОАК за 1894
Отчет Императорской Археологической
комиссии за 1894 г. СПб., 1897.

ОАК за 1896
Отчет Императорской Археологической
комиссии за 1896 г. СПб., 1899.

ОАК за 1897
Отчет Императорской Археологической
комиссии за 1897 г. СПб., 1900.

629

Сокращения / Abkürzungen

ОАК за 1898
Отчет Императорской Археологической
комиссии за 1898 г. СПб., 1901.

Литература / Literatur

карпатского круга в VII–III тыс. до н. э.).
СПб., 2012.

Попова 1963

Сайнс 1996

Старкова 2012

Уварова 1900

Попова Т. Б. Дольмены станицы Новосвободной // Труды ГИМ. М., 1963.

Сайнс Д. Линзы Троянского клада «L» // Тезисы
международной научной конференции «Троя
и ее сокровища» в ГМИИ им. А. С. Пушкина.
М., 1996.

Старкова Е. Г. Трипольское поселение
Кринички. Новый взгляд на старые
коллекции // Сообщения Государственного
Эрмитажа. СПб., 2012. Вып. 70. С. 5–17.

Уварова П. С. Могильники Северного Кавказа //
Материалы по археологии Северного Кавказа.
М., 1900. Т. 8.

Сальников 1967

Студзицкая 1969

Сальников К. В. Очерки древней истории
Южного Урала. М., 1967.

Студзицкая С. В. Бронзовый кинжал из собрания
ГИМ // Древности Восточной Европы.
М., 1969.

Памятники срубной культуры 1993
ОАК за 1899

Памятники срубной культуры.
Волго-уральское междуречье // Свод
археологических источников. Саратов, 1993.
Т. 1. Вып. В1–10.

Попова 1971

Парусимов 1997

Попова 1975

ОАК за 1904

Парусимов И. Н. Труды Новочеркасской археологической экспедиции. Новочеркасск, 1997.
Вып. 1.

Попова Т. Б. Поздняковский грунтовой
могильник Фефелов Бор // Памятники
древнейшей истории Евразии. М., 1975.

Отчет Императорской Археологической
комиссии за 1904 г. СПб., 1907.

Пассек 1949

Попова [1981]

Пассек Т. С. Периодизация трипольских
поселений // Материалы и исследования
по археологии СССР. М.; Л., 1949. № 10.

Попова Т. Б. Бородинский клад.
Государственный Исторический музей.
М., [1981].

Сафронов В. А. Датировка Бородинского клада //
Проблемы археологии. Вып. 1: Абсолютная
хронология энеолита и бронзового века
Восточной Европы (юго-запад СССР). Л., 1968.

Патокова 1979

Попова 1985

Сергеева 2007

Патокова Э. Ф. Усатовское поселение
и могильники. Кишинев, 1979.

Попова Т. Б. Металлообработка у племен
поздняковской культуры // Труды ГИМ. Новые
материалы по истории племен Восточной
Европы в эпоху камня и бронзы. М., 1985.
Вып. 60.

Сергеева О. В. Поселения и постройки эпохи
поздней бронзы Нижнего Поволжья
(пространственный, социологический
и палеодемографический аспекты): Автореф.
дисс. на соиск. уч. ст. канд. ист. наук. СПб., 2007.

Отчет Императорской Археологической
комиссии за 1899 г. СПб., 1902.

Попова Т. Б. Племена поздняковской культуры // Труды ГИМ. Бассейн Оки в эпоху камня
и бронзы. М., 1971. Вып. 44.

ОАК за 1903
Отчет Императорской Археологической
комиссии за 1903 г. СПб., 1906.

ОАК за 1905
Отчет Императорской Археологической
комиссии за 1905 г. СПб., 1908.

ОАК за 1906
Отчет Императорской Археологической
комиссии за 1906 г. СПб., 1909.

ОАК за 1909–1910

Пашкевич Г. А. Земледелие в степи
и лесостепи Восточной Европы в неолите —
бронзовом веке (палеоботанические
свидетельства) // STRATUM plus. 2000. № 2.
С. 404–418.

Отчет Императорской Археологической
комиссии за 1909–1910 гг. СПб., 1913.

Пиотровский 1977

Пряхин, Халиков 1987

Пиотровский Ю. Ю. Моздокские курганы эпохи
бронзы (по материалам раскопок 1936 г.) //
Археологический сборник Государственного
Эрмитажа. Л., 1977. Вып. 18. С. 15–22.

Пряхин А. Д., Халиков А. Х. Абашевская
культура // Эпоха бронзы лесной полосы СССР.
Археология СССР. М., 1987. С. 124–131.

Отчет Императорской Археологической
комиссии за 1907 г. СПб., 1910.

Отрощенко 1985
Отрощенко В. В. Белозерская культура // Археология Украинской ССР. 1985. № 1. С. 519–535.

Самоквасов 1908
Самоквасов Д. Я. Могилы русской земли. М., 1908.

Сафронов 1968

Пашкевич 2000
ОАК за 1907

Усачук 2003

Пиотровский 1984

Отрощенко В. В. Костяные детали плеток
из погребений срубной культуры // Советская
археология. 1986. № 3. С. 227–232.

Пиотровский Ю. Ю. Комплекс антропоморфных
изображений Ульского аула и вопросы
контак тов населения Северного Кавказа в эпоху
средней бронзы // Археологический сборник
Государственного Эрмитажа. Л., 1984. Вып. 25.
С. 36–42.

Отрощенко, Болтрик 1982
Отрощенко В. В., Болтрик Ю. В. Культурно-хронологические и территориальные распределения могильников Днепро-Молочаевской степной
области // Материалы по хронологии и археологии памятников Украины. Киев, 1982. С. 38–46.

Отрощенко, Черных 1998
Отрощенко В. В., Черных Л. А. Стрекала как
орудия труда и атрибуты власти // Проблемы
археологии Юго-Восточной Европы. Тезисы VII
Донской археологической конференции.
Ростов н/Д, 1998. С. 56–61.

Ошибкина 1987
Ошибкина С. В. Энеолит и бронзовый век
севера Европейской части СССР // Эпоха
бронзы лесной полосы СССР. Археология СССР.
М., 1987. С. 147–156.

Палагута 2007
Палагута И. В. «Биноклевидные» изделия в
культуре Триполье — Кукутень: опыт исследования категории «культовых» предметов //
RA. Chişinău. Serie nouă. 2007. Vol. 3. No. 1–2.
P. 110–137.

Пиотровский 1994
Пиотровский Ю. Ю. Заметки о сосудах
с изображениями из Майкопского кургана
(Ошад) // Памятники древнего
и средневекового искусства. Проблемы
археологии. Л., 1994. Вып. 3. С. 85–92.

Фармаковский 1914
Фармаковский Б. В. Архаический период
в России // Материалы по археологии России.
СПб., 1914. Вып. 34.

Телегiн 1973

Федяев 2001

Телегiн Д. Я. Средньостогiвска культура епохи
мiдi. Киïв, 1973.

Техов В. Б. Центральный Кавказ в XVI–X вв.
до н. э. М., 1977.

Федяев С. В. К вопросу о мире детства
скотоводческих обществ бронзового века //
Проблемы истории и археологии Украины.
Материалы Международной научной
конференции, посвященной 10-летию
независимости Украины. Харьков, 2001.

Синицын И. В., Эрдниев У. Э. Новые археологические памятники на территории Калмыцкой
АССР (по раскопкам 1962–1963 гг.). Элиста,
1966.

Трейстер 1996

Халиков, Лебединская, Герасимова 1966

Трейстер М. Ю. Троянские клады (атрибуции,
хронология, исторический контекст) // Кат.
Москва 1996. С. 197–240.

Халиков А. Х., Лебединская Г. В., Герасимова М. М.
Пепкинский курган // Труды Марийской
археологической экспедиции. Йошкар-Ола,
1966. Т. 3.

Синицын, Эрдниев 1971

Трепавлов 1995

Синицын И. В., Эрдниев У. Э. Элистинский
могильник. Элиста, 1971.

Трепавлов В. В. Ногайская альтернатива:
от государства к вождеству и обратно //
Альтернативные пути к ранней государственности. Владивосток, 1995. С. 199–208.

Сизов В. И. Скорняковские курганы в Воронежской губернии Задонского уезда // Труды
Московского археологического общества.
М., 1888. Т. 7. Вып. 2.

Синицын 1978
Синицын И. В. Древние памятники Восточного
Маныча. Саратов, 1978.

Пиотровский 1995
Пиотровский Ю. Ю. Булава с каменным
навершием из Майкопского кургана
(Ошал) // Эрмитажные чтения памяти
Б. Б. Пиотровского: Тезисы докладов.
СПб., 1995. С. 40–45.

Рогудеев 2008
Рогудеев В. В. Комплексы с повозками
позднекатакомбного времени и проблема
колесничества // Происхождение и распространение колесничества. Луганск, 2008.

Пиотровский 1998
Пиотровский Ю. Ю. Периодизация
ювелирных изделий в Циркумпонтийской
провинции (энеолит — ранняя бронза) //
Шлиман. Петербург. Троя 1998. С. 82–92.

Погожева 1983
Погожева А. П. Антропоморфная пластика
Триполья. Новосибирск, 1983.

Палагута 2012

Попова 1955

Палагута И. В. Мир искусства древних
земледельцев Европы (культура балкано-

Попова Т. Б. Племена катакомбной культуры //
Труды ГИМ. М., 1955. C. 65–105.

630

Резепкин А. Д. Новосвободненская культура
(на основе материалов могильника «Клады») //
Труды [Института истории материальной
культуры РАН]. СПб., 2012. Т. 37.

Романовская 1982
Романовская М. А. Находки повозок эпохи
бронзы в Ставрополье // Краткие сообщения
Института археологии АН СССР. М., 1982. № 169.

Рындина 1998
Рындина Н. В. О развитии металлообрабатывающего производства в системе БалканоКарпатской металлургической провинции //
Историческая археология. Традиции
и перспективы. К 80-летию со дня рождения
Д. А. Авдусина. М., 1998. C. 202–211.

Техов 1977

Усачук А. Н. Трасологический анализ роговой
втулки из раннесрубного погребения //
Материали та дослiдження з археологiï Схiдноï
Украïни. Луганьск, 2010. Вып.10.

Синицын, Эрдниев 1966

Синицын, Эрдниев 1979
Резепкин 2012

Студзицкая, Кузьминых 2001

Текстиль эпохи бронзы Евразийских степей //
Труды ГИМ / Отв. ред. Н. И. Шишлина. М., 1999.
Вып. 109.

Попова Т. А. Многослойное поселение
Поливанов Яр. СПб., 2003.

Резепкин А. Д. Курган 31 могильника Клады.
Проблемы генезиса и хронологии майкопской
культуры // Древние культуры Прикубанья
(по материалам археологических работ в зонах
мелиорации Краснодарского края). Л., 1991.
С. 167–197.

Усачук А. Н. Трасологический анализ фигурной
пряжки из могильника Кевюды I // Материалы
по изучению историко-культурного наследия
Северного Кавказа. Вып. 7. Археология,
палеоантропология, краеведение,
музееведение. М., 2007.

Текстиль эпохи бронзы 1999

Сизов 1888

Резепкин 1991

Студзицкая С. В. Фигурные топоры-молоты
из новых поступлений Государственного
Исторического музея. Изыскания по мезолиту
и неолиту СССР. Л., 1983.

Усачук 2010

Попова 2003

Равдоникас В. И. История первобытного
общества. Л., 1947. Т. 1.

Усачук 2007
Студзицкая 1983

Студзицкая С. В., Кузьминых С. В. Галичский
«клад» (К проблеме становления шаманизма
в бронзовом веке Северной Евразии) //
Мировоззрение древнего населения Евразии.
М., 2001.

Равдоникас 1947
Отрощенко 1986

Усачук А. Н. Щитковый псалий из фондов
ГИМ // Чтения, посвященные 100-летию
деятельности В. А. Городцова в ГИМе. М., 2003.

Синицын И. В., Эрдниев У. Э. Древности
Восточного Маныча // Археологические
памятники Калмыцкой степи. Элиста, 1979.

Смирнов 1959
Смирнов К. Ф. Курганы у сел Иловатка
и Политотдельское Сталинградской области //
Материалы и исследования по археологии
СССР. 1959. № 60.

Смирнов 1961
Смирнов К. Ф. Археологические данные
о древних всадниках Поволжско-Уральских
степей // Советская археология. 1961. № 1.

Спицын 1903
Спицын А. А. Галичский клад // Записки
отделения русской и славянской археологии
Русского археологического общества.
СПб., 1903. Т. 5. Вып. 1.

Спицын 1916
Спицын А. А. Бородинский клад: Сборник статей
в честь гр. П. С. Уваровой. М., 1916.

Хвойко 1908
Хвойко В. В. Раскопки глиняных площадок
у с. Крутобородинцы Летического уезда Подольской губернии // Труды Московского археологического общества. М., 1908. Т. 22. Вып. 2.

Трифонов 1996
Трифонов В. А. К абсолютному датированию
«микенского» орнамента эпохи развитой
бронзы Евразии // Радиоуглерод и археология.
1996. Вып. 1. С. 60–64.

Чебоксаров, Чебоксарова 1985
Чебоксаров Н. Н., Чебоксарова И. А. Народы,
расы, культуры. М., 1985.

Черных 1966
Трифонов 1997
Трифонов В. А. К абсолютной хронологии
евро-азиатских культурных контактов в эпоху
бронзы // Радиоуглерод и археология. 1997.
Вып. 2. С. 94–97.

Трубачев 1978
Трубачев О. Н. Некоторые данные об индоевропейском языковом субстрате Северной
Европы // Вестник древней истории. 1978. № 4.
С. 35–37.

Черных Е. Н. История древнейшей металлургии
Восточной Европы. М., 1966.

Черных 1970
Черных Е. Н. Древнейшая металлургия Урала
и Поволжья // Материалы и исследования
по археологии СССР. 1970. № 172.

Черных 1978-I
Черных Е. Н. Горное дело и металлургия
в древнейшей Болгарии. София, 1978.

Турецкий 2006

Черных 1978-II

Турецкий М. А. Погребение ямной культуры
с «маской» в Самарском Заволжье //
Современные проблемы археологии России.
Новосибирск, 2006. Т. 1.

Черных Е. Н. Металлургические провинции
и периодизация эпохи раннего металла
на территории СССР // Советская археология.
1978. № 4. С. 53–97.

631

Сокращения / Abkürzungen

Черных 2002

Литература / Literatur

Черных Е. Н. Каргалы I–II. М., 2002.

Материалы и исследования по археологии
СССР. М., 1959. № 60. С. 11–38.

Черных 2007

Шишлина 1991

Черных Е. Н. Каргалы: феномен и парадоксы
развития. М., 2007. Т. 5.

Шишлина Н. И. О социальной дифференциации
населения Калмыцкой степи в эпоху средней
бронзы // Материалы по археологии Калмыкии. Элиста, 1991.

Черных и др. 1997
Черных Е. Н., Лебедева Е. Ю., Кузьминых С. В.
К проблеме истоков земледелия в Восточной
Европе // Сабатиновская и срубная культуры:
проблемы взаимосвязей Востока и Запада
в эпоху поздней бронзы. Киев; Николаев;
Южноукраинск, 1997. С. 27–28.

Шишлина 1997
Шишлина Н. И. Стратиграфия, хронология
и культурная принадлежность кургана 1
могильника Зунда-Толга // Труды ГИМ. Степь
и Кавказ (культурные традиции). М., 1997.
Вып. 97.

Черныш 1962
Черныш Е. К. К истории населения
энеолитического времени в Среднем
Приднестровье // Материалы и исследования
по археологии СССР. М., 1962. С. 5–85.

Черныш 1982-II
Черныш Е. К. Памятники среднего периода
культуры Триполье — Кукутени и основания
выделения локальных вариантов // Энеолит
СССР. М., 1982. С. 191–212.

Шапошникова О. Г. Ямная культурноисторическая общность // Археология
Украинской ССР. 1985. № 1. С. 336–353.

Шевченко 1986
Шевченко А. В. Антропология населения
южнорусских степей эпохи бронзы //
Антропология современного и древнего
населения Европейской части СССР. Л., 1986.
С. 181–185.

Шилов 1959
Шилов В. П. О древней металлургии
и металлообработке в Нижнем Поволжье //

632

Шишлина Н. И., Цуцкин Е. В., Фирсов К. Б.
Археологические исследования могильников
Му-Шарет в Ики-Бурульском районе
Республики Калмыкия // Могильники МуШарет в Калмыкии. Комплексное
исследование. М.; Элиста, 2001.

Alimov K., Boroffka N., Bubnova M., Burjakov J.,
Cierny J., Jakubov J., Lutz J., Parzinger H., Pernicka E.,
Radililovskij V., Ruzanov V., Širinov D., Starašin T.,
Weisgerber G. Prähistorischer Zinnbergbau in
Mittelasien. Vorbericht der ersten Kampagne
1997 // Eurasia Antiqua. 1997. Nr. 4.
S. 137–199.

Aner, Kersten 1973–2011
Шлиман. Петербург. Троя 1998

Bachhuber 2009
Bachhuber C. The treasure deposits of Troy:
rethinking crisis and agency on the Early Bronze
Age citadel // Anatolian Studies. 2009. No. 59.
P. 1–18.

Bernabò Brea 1997

Baitinger 2011

Bertram 1994

Baitinger H. Waffenweihungen ingriechischen
Heiligtümern. Mainz, 2011.

Bertram J. K. Schnurkeramik // Beier H.-J., Einicke R.
(Hrsg.). Das Neolithikum im Mittelelbe-SaaleGebiet und in der Altmark. Eine Übersicht und ein
Abriß zum Stand der Forschung. Beiträge zur Urund Frühgeschichte Mitteleuropas 4.
Langenweißbach, 1994. S. 229–242.

Bernabò Brea M. Die Terramaren in der Poebene //
H. Schlichtherele (Hrsg.). Pfahlbauten rund um die
Alpen. Stuttgart, 1997. S. 63–70.

Angeli 1967
Angeli W. Der Depotfund von Stollhof // Annalen
des Naturhistorischen Museums Wien. 1967.
Nr. 70. S. 491–496.

Шишлина Н. И. Текстиль эпохи бронзы
Прикаспийских степей // Труды ГИМ. Текстиль
эпохи бронзы Евразийских степей. М., 1999.
Вып. 109.

Apakidze 1999

Bass 1966

Bittel 1959

Bass G. F. Troy and Ur. Gold links between two
ancient capitals. Expedition 8.4. 1966. P. 26–
39.

Шишлина 2002-I

Штерн 1907

Apakidze J. Lapislazuli-Funde des 3. und 2. Jahrtausends v. Chr. in der Kaukasusregion. Ein Beitrag
zur Herkunft des Lapislazuli in Troia. Studia Troica.
1999. Nr. 9. S. 511–526.

Шишлина Н. И. Майкопские погребения Южных
Ергеней // Нижневолжский археологический
вестник. 2002. Вып. 5.

Штерн Э. Р. Доисторическая греческая
культура на юге России // Труды XIII Археологического cъезда в Екатеринославле в 1905 г.
М., 1907. Т. 1. С. 9–95.

Bittel K. Beitrag zur Kenntnis anatolischer
Metallgefäße der zweiten Hälfte des dritten
Jahrtausends v. Chr. // Jahrbuch des Deutschen
Archäologischen Instituts. 1959. Nr. 74.
S. 1–33.

Шишлина 1999

Шишлина 2002-II
Шишлина Н. И. О северокавказско-катакомбных погребениях Калмыкии // Вопросы
археологии Поволжья. Самара, 2002.
Вып. 2.

Штерн 1914

Шишлина 2004

Эпоха бронзы 1987

Шишлина Н. И. Глиняные печати-штампы
могильника Манджикины–1 в Калмыкии //
Российская археология. 2004. № 3.

Эпоха бронзы лесной полосы СССР. Археология
СССР. М., 1987.

Штерн Э. Р. Бессарабская находка древностей
1912 г. // Материалы по археологии России.
СПб., 1914. № 34.

Эрдниев 1982
Шишлина 2007
Шишлина Н. И. Северо-Западный Прикаспий
в эпоху бронзы (V–III тысячелетия до н. э.) //
Труды ГИМ. М., 2007. Вып. 165.

Шишлина Н. И., Панасюк Н. В., Пахомов М. М.,
Бобров А. А. Степная археологическая
экспедиция ГИМ: результаты этноботанических
исследований // Краткие сообщения Института
археологии РАН. 2009. Вып. 223.

Шарафутдинова 1987
Шарафутдинова И. Н. Бронзовые украшения
сабатиновской культуры (к вопросу о контактах) // Межплеменные связи эпох бронзы на
территории Украины. Киев, 1987.

Шишлина, Цуцкин, Фирсов 2001

Alimov u. a. 1997

Шоков А. Ф. Первые раскопки скифских
курганов в бассейне Среднего Дона (раскопки
С. Е. Зверева и В. Н. Тевяшова) // Известия
Воронежского государственного
педагогического института, историкофилологический факультет. Воронеж, 1954.
Т. 15.

Шишлина 2009
Шапошникова 1985

Bernabò Brea L. Poliochni II. Citta Preistorica
nell’isola di Lemnos. Monographie della Scuola
Archeologica di Atene e delle Missini Italiane
i Oriente, II. Roma, 1976.

Шоков 1954

Шишлина Н. И. О змее в мифологических
представлениях степных кочевников эпохи
бронзы // Труды ГИМ. Археологический
сборник. М., 1998. Вып. 96.

Чижевский 2008
Чижевский А. А. Погребальные памятники
населения Волго-Камья в финале
бронзового — раннем железном веке
(предананьинская и ананьинская культурноисторические области). Казань, 2008.

Bernabò Brea 1976

Assmann J. Das kulturelle Gedächtnis. Schrift,
Erinnerung und politische Identität in frühen
Hochkulturen. München, 1997.

Banck-Burgess J. Hochdorf IV: Die Textilfunde
aus dem späthallstattzeitlichen Fürstengrab von
Eberdingen-Hochdorf (Kreis Ludwigsburg)
und weitere Grabtextilien aus hallstatt- und
latènezeitlichen Kulturgruppen. Forschungen
und Berichte zur Vor- und Frühgeschichte
in Baden-Württemberg 70. Stuttgart, 1999.

Шишлина 1998

Черныш 1982-I
Черныш Е. К. Памятники позднего периода
культуры Триполье — Кукутени // Энеолит
СССР. М., 1982. С. 213–231.

Assmann 1997

Alexander C. Der Krieg des Achill. Die Ilias und ihre
Geschichte. London, 2009.

Aner E., Kersten K. Die Funde der älteren
Bronzezeit des nordischen Kreises in Dänemark,
Schleswig-Holstein und Niedersachsen.
København; Neumünster, 1973–2011. Bd. 1–20.

Черных, Кузьминых 1989
Черных Е. Н., Кузьминых С. В. Древнейшая
металлургия Северной Евразии (сейминскотурбинский феномен). М., 1989.

Alexander 2009

Шишлина Н. И., Орфинская О. В., Голиков В. П.
Текстиль эпохи бронзы Северного Кавказа:
проблема происхождения // Степи Евразии
в древности и средневековье. СПб., 2002.

Шлиман. Петербург. Троя: Каталог выставки.
Государственный Эрмитаж / Под ред.
Ю. Ю. Пиотровского. СПб., 1998.

Черных и др. 2002
Черных Е. Н., Авилова Л. А., Орловская Л. Б.,
Кузьминых С. В. Металлургия в Циркумпонтийском ареале: от единства к распаду // Российская археология. 2002. № 1.

Шишлина, Орфинская, Голиков 2002

Шишлина 2011
Шишлина Н. И. Культуры эпохи бронзы
евразийских степей: проблема идентификации уровня мобильности и проблема
миграции населения // Труды III (XIX)
Всероссийского археологического съезда.
СПб., 2011.

Шишлина, Белькевич 2008
Шишлина Н. И., Белькевич Е. В. Степная
археологическая экспедиция Государственного
Исторического музея. Полевой сезон 2006 //
Историко-археологические исследования
в Азове и на Нижнем Дону в 2006 г. Азов, 2008.
Вып. 23.

Эрдниев У. Э. Археологические памятники
Южных Ергеней. Элиста, 1982.

Яблонский 1994
Яблонский Л. Т. Краниология Шагарского
могильника // Труды ГИМ. Древности Оки.
М., 1994. Вып. 85.

Якубенко 1992
Якубенко О. О. Охороннi розкопки
трипiльського поселення Володимирiвка
(Кiровоградська область), проведенi у 1980–
1990 роках // Археологiчнi дослiдження,
проведенi на територiï Украïни протягом 80-х
рокiв державними органами охорони пам’яток
та музеями республиiки. Киïв, 1913. С. 61–76.

Banck-Burgess 1999

Bass 1970
Appadurai 1986
Appadurai A. (Hrsg.). The Social Life of Things:
Commodities in Cultural Perspective. Cambridge,
1986.

Bass G. F. A Hoard of Trojan and Sumerian
Jewelry // American Journal of Archaeology. 1970.
No. 74. P. 335–342.

Bastian, Voß 1878
Appel 2006
Appel L. Bronzeluren fra Blistrup sogn udstillet i
Paris. Holbo Herreds Kulturhistoriske Centre.
Gilleleje. 2006. P. 63–78.

Appel, Olsen 2011
Appel L., Olsen J. Depotfund ved
overgangsteder — en undersøgelse af yngre
bronzealder i Blistrup Sogn, Nordøstsjælland //
Boddum S., Mikkelsen M., Terkildsen N. (Hrsg.).
Depotfund i yngre bronzealders lokale
kulturlandskab. Yngre bronzealders
kulturlandskab 1. Viborg, 2011. P. 9–25.

Aruz 2003
Aruz J. Art and Interconnections in the Third
Millennium B. C. // Kat. New York 2003. P. 239–
250.

Armbruster 2003
Armbruster B. Edelmetallgefäße der Bronzezeit —
eine technologische Betrachtung // Gold und Kult
der Bronzezeit. Ausstellungskatalog des
Germanischen Nationalmuseums. Nürnberg,
2003. S. 64–85.

Янушевич 1986

Aravantinos, Vasilogamvrou 2012

Янушевич З. В. Культурные растения Северного
Причерноморья. Палеоботанические
исследования. Кишинев, 1986.

Aravantinos V., Vasilogamvrou A. The First Linear B
Documents from Ayios Vasileios (Laconia) //
Carlier P., De Lamberterie Ch., Egetmeyer M.,
Guilleux N., Rougemont F., Zurbach J. (Hrsg.).
Études mycéniennes 2010. Actes du XIIIe colloque
international sur les textes égéens, Sèvres,
Paris, Nanterre, 20–23 septembre 2010.
Biblioteca di Pasiphae 10. Pisa; Rom, 2012.
P. 41–54.

Bastian A., Voß A. Die Bronzeschwerter des
Königlichen Museums zu Berlin. Berlin, 1878.

Bath-Bílková 1973
Bath-Bílková B. K problému původu hřiven //
Památky Archeologické. 1973. No. 64. P. 24–41.

Betancourt 2006
Betancourt P. P. Joining Techniques of Early Bronze
Age Trojan Jewelry // Studia Troica. 2006. No. 16.
P. 89–96.

Bobokhyan 2008
Bobokhyan A. Bronze Age Balance Weights in the
Berlin Schliemann Collection: Their identification
and Reconstruction of the Archaeological
Context // Wemhoff M., Hertel D., Hänsel A. (Hrsg.).
Heinrich Schliemanns Sammlung Trojanischer
Altertümer / Neuvorlage Bd. 1. Berliner Beiträge
zur Vor- und Frühgeschichte. N.F. 14. Berlin, 2008.
S. 271–294.

Bobokhyan 2009
Baumstark 1876
Baumstark A. Die Germania des Tacitus. Freiburg
im Breisgau, 1876.

Bobokhyan A. Trading implements in early
Troy // Anatolian Studies. 2009. No. 59.
P. 19–50.

Becks 2006

Bočkarev, Leskov 1980

Becks R. Troia in der späten Bronzezeit — Troia VI
und Troia VIIa // Korfmann M. O. (Hrsg.). Troia.
Archäologie eines Siedlungshügels und seiner
Landschaft. Mainz, 2006. S. 155–166.

Bočkarev V. S., Leskov A. M. Jung- und
spätbronzenzeitliche Gußformen im nördichen
Schwarzmeergebiet // Prähistorische Bronzefunde
XIX, 1. München, 1980.

Becks, Thumm 2001

Bohm 1935

Becks R., Thumm D. Untergang der Stadt in der
frühen Eisenzeit // Troia, Traum und Wirklichkeit.
Katalog zur Ausstellung in Stuttgart. Stuttgart,
2001. S. 419–424.

Bohm W. Die ältere Bronzezeit in der Mark
Brandenburg. Vorgeschichtliche Forschungen 9.
Berlin; Leipzig, 1935.

Bóna 1986
Behrens 1973

Benzi 1992

Bóna I. Javarézkori aranyleleteinkröl. Fejezetek
a magyar ösrég’szet múltszázadi-szászadelji
történetéböl. Über Goldfunde aus der
Hochkupferzeit // A Veszprém Megyei
Múzeumok Közleményei. 1986. Nr. 18.
S. 21–81.

Benzi M. Rodi e la civiltà micenea // Incunabula
Graeca 94. Roma, 1992. Vol. 1–2.

Born 1997

Behrens H. Die Jungsteinzeit im Mittelelbe-SaaleGebiet. Veröffentlichungen des Landesmuseums
für Vorgeschichte in Halle 27. Berlin, 1973.

Berezanskaja, Kločko 1998
Berezanskaja S. S., Kločko V. I. Das Gräberfeld
von Hordeevka. Rahden/Westf. // Archäologie
in Eurasien. 1998. Bd. 5.

Born H. Troianische Silbergefäße. Forschungsprojekt zu Material und Herstellung und
Möglichkeiten der Restaurierung // Acta
Praehistorica et Archaeologica. 1997. Nr. 29.
S. 110–121.

633

Сокращения / Abkürzungen

Литература / Literatur

Born 2009

Buchholz 1959

Childe 1929

Djupedal, Broholm 1952

Ellmers 2003

Furholt 2003

Born H. Troja — Ur — Gonur Tepe. Restaurierung
und Forschung an Silberfunden des 3. Jahrtausends v. Chr. // Peltz U., Zorn O. (Hrsg.).
Standards in der Restaurierungswissenschaft und
Denkmalpflege. Berlin, 2009. S. 105–114.

Buchholz H.-G. Keftiubarren und Erzhandel im
zweiten vorchristlichen Jahrtausend //
Prähistorische Zeitschrift. 1959. Nr. 37. S. 1–40.

Childe V. G. The Danube in Prehistory. Oxford,
1929.

Djupedal R., Broholm H. C. Marcus Schnabel og
Bronzealderfundet fra Grevensvænge. Aarbøger
for nordisk Oldkyndighed og Historie. 1952. P. 5–59.

Ellmers D. Die Aussagen der Goldschatzfunde von
Langendorf, Eberswalde und Lienewitzer Forst zur
Nutzung des Gewässernetzes zwischen Elbe und
Oder // Gold und Kult der Bronzezeit.
Ausstellungskatalog des Germanischen
Nationalmuseums. Nürnberg, 2003.
S. 162–174.

Furholt M. Die absolutchronologische Datierung
der Schnurkeramik in Mitteleuropa und
Südskandinavien. Universitätsforschungen zur
Prähistorischen Archäologie 101. Bonn, 2003.

Born, Hansen 1991
Born H., Hansen S. Antike Herstellungstechniken:
Ungewöhnliche Klingenreparaturen an einem
spätbronzezeitlichen Vollgriffschwert // Acta
Praehistorica et Archaeologica. 1991. Nr. 23.
S. 147–157.

Born u. a. 2009
Born H., Schlosser S., Schwab R., Paz B., Pernicka E.
Granuliertes Gold aus Troia in Berlin. Erste
technologische Untersuchungen eines
anatolischen oder mesopotamischen
Handwerks // Restaurierung und Archäologie.
2009. Nr. 2. S. 19–30.

Born, Völling 2006
Born H., Völling E. Beutekunst in Mesopotamien.
Ein Silbergefäß aus dem «Schatz des Priamos» aus
Troja bietet noch heute Überraschungen // Antike
Welt. 2006. Nr. 37.1. S. 61–67.

Boroffka, Mantu-Lazarovici 2011
Boroffka N., Mantu-Lasarovici C.-M. Zwei
Bronzesicheln der Noua- Kultur aus Poienesti:
Zur Wirtschaft in den bronzezeitlichen Steppen
Eurasiens // Der Schwarzmeerraum vom
Äneolithikum bis in die Früheisenzeit (5000–
500 v. Chr.). Bd. 2. Globale Entwicklung versus
Lokalgeschehen. Internationale Fachtagung
von Humboldtianern für Humboldtianer im
Humboldt-Kolleg in Chisinau, Moldavien
(4.–8. Oktober 2010). PAS. München, 2011.
Bd. 27. S. 233–252.

Christov 2008
Buchholz 1999
Buchholz H.-G. Ugarit, Zypern und Ägäis.
Kulturbeziehungen im zweiten Jahrtausend v. Chr.
Münster, 1999.

Burmeister 2003
Burmeister S. Die Herren der Ringe: Annäherung
an ein späthallstattzeitliches Statussymbol // Veit U.,
Kienlin T., Kümmel Ch., Schmidt S. (Hrsg.). Spuren
und Botschaften: Interpretationen materieller
Kultur. Tübinger Archäologische Taschenbücher 4. Münster; New York; München; Berlin,
2003. S. 265–296.

Çaliş-Sazcı 2006
Çaliş-Sazcı D. Die Troianer und das Meer —
Keramik und Handelsbeziehungen der sog.
«Maritimen Troia-Kultur» // Korfmann M. (Hrsg.).
Troia. Archäologie eines Siedlungshügels und
seiner Landschaft. Mainz, 2006. S. 201–208.

Easton 2000

Coles J. Shadows of a Northern Past. Rock Carvings
of Bohuslän and Østfold. London, 2005.

Easton D. F. A Pair of Pendant Earrings of Trojan
Type // Studia Troica. 2000. No. 10. P. 239–250.

Ertekin, Ediz 1993

Csányi, Raczky, Tárnoki 2010

Easton 2002

Csányi M., Raczky P., Tárnoki J. Das kupferzeitliche
Gräberfeld von Rákóczifalva-Bagiföld in Ungarn //
Das Altertum. 2010. Nr. 55. S. 241–270.

Easton D. F. Schliemann’s Excavations at Troia
1870–1873. Mainz am Rhein, 2002.

Ertekin A., Ediz I. The unique sword from Bogazköy/Hattuša // Mellink M. J., Porada E., Özgüc T.
(Hrsg.). Aspects of Art and Iconography: Anatolia
and its Neighbors. Ankara, 1993. S. 719–725.

Easton et al. 2002

Falkenstein 2011

Easton D. F., Hawkins J. D., Sheratt A. G., Sheratt E. S.
Troy in Recent Perspective // Anatolian Studies.
2002. No. 52. P. 75–110.

Falkenstein F. Zu Struktur und Deutung
älterurnenfelderzeitlicher Hortfunde im
nordalpinen Raum // Dietz U. L., Jockenhövel A.
(Hrsg.). Bronzen im Spannungsfelde zwischen
praktischer Nutzung und symbolischer
Bedeutung. Stuttgart, 2011. S. 71–105.

Därmann 2010
Därmann I. Theorien der Gabe zur Einführung.
Hamburg, 2010.

Capelle 1999

Carlier 1995
Carlier P. Qa-si-re-u et qa-si-re-wi-ja // Politeia.
Society and State in the Aegean Bronze Age.
Proceedings of the 5th International Aegean
Conference, University of Heidelberg,
Archäologisches Institut, 10–13 April 1994.
Aegaeum 12. Liège, 1995. P. 355–364.

Brandherm 2004

Deger-Jalkotzy 2008
Deger-Jalkotzy S. Decline, Destruction, Aftermath //
Shelmerdine C. W. (Hrsg.). The Cambridge
Companion to the Aegean Bronze Age. Cambridge,
2008. P. 387–415.

Demakopoulou 1988
Demakopoulou K. (Hrsg.). Das mykenische Hellas.
Heimat der Helden Homers. Begleitbuch zur
Ausstellung in Berlin. Athen, 1988.

Dergačev 1991

Brandherm D. Ein neuer Fund eines
Langquaidbeils und einer Lanzenspitze aus
Speyer. Zum Beginn und zur Deutung der
Brucherzdeponierungssitte in Süddeutschland //
Archäologisches Korrespondenzblatt. 2004. Nr. 34.
S. 357–374.

Černych et al. 1998

Broholum u. a. 1949

Chernykh 1992

Broholm H. C., Larsen W. P., Skjerne G. The Lures
of the Bronze Age, Gyldendal. Copenhagen,
1949.

Chernykh E. N. Ancient metallurgy in the USSR.
The Early Metal Age. Cambridge, Mass., 1992.

Černych E. N., Antipine E. E., Lebedeva E. J.
Produktionsformen der Urgesellschaft in den
Steppen Osteuropas (Ackerbau, Viezucht,
Erzgewinnung und Verhüttung). PAS. München,
1998. Bd. 12. S. 233–252.

Dergačev V. A. Bestattungskomplexe der späten
Tripolje-Kultur // Materialien zur Allgemeinen
und Vergleichenden Archäologie 45. Mainz, 1991.

Dickinson 2008
Dickinson O. Eine Welt bricht zusammen. Der
Untergang der mykenischen Paläste // Zeit der
Helden. Die «dunklen Jahrhunderte»
Griechenlands 1200–700 v. Chr. Katalog zur
Ausstellung im Badischen Landesmuseum.
Karlsruhe, 2008. S. 48–62.

Chernykh 1998
Brunn 1959
Brunn W. A. von. Die Hortfunde der frühen
Bronzezeit aus Sachsen-Anhalt, Sachsen und
Thüringen. Berlin, 1959.

634

Chernykh E. Ancient mining and metallurgy in
Eastern Europe: ecological problems // Hänsel B.
(Hrsg.). Mensch und Umwelt in der Bronzezeit
Europas. Kiel, 1998. S. 129–133.

Ecsedy I. The People of the Pit-Grave Kurgans
in Eastern Hungary. Budapest, 1979.

Drews 1993
Drews R. The end of the Bronze Age. Changes
in warfare and the catastrophe ca. 1200 B. C.
Princeton, New Jersey, 1993.

Furtwängler A., Loeschke G. Mykenische Vasen:
vorhellenische Thongefässe aus dem Gebiete des
Mittelmeeres : im Auftrage des Kaiserlich
deutschen archaeologischen Instituts in Athen.
Berlin, 1886.

Furumark 1941
Furumark A. The Mycenaean Pottery, Analysis
and Classification. Stockholm, 1941.

Fyllingen 2003
Fyllingen H. Society and violence in the Early
Bronze Age: an analysis of human skeletons
from Nord-Trøndelag, Norway // Norwegian
Archaeological Review. 2004. No. 36,1.
P. 27–43.

Galanina L. K. Die Kurgane von Kelermes.
Steppenvölker Eurasiens I. Moskva, 1997.

Gebhard, Rieder 2002
Gebhard R., Rieder K. H. Zwei bronzezeitliche
Bernsteinobjekte mit Bild- und Schrifzeichen aus
Bernstorf (Lkr. Freising) // Germania. 2002. Nr. 80.
S. 115–133.

Fansa 2004
Eder 2003

David W. Zu den Beziehungen zwischen DonauKarpatenraum, osteuropäischen Steppengebieten
und ägäisch-anatolischem Raum zur Zeit der
mykenischen Schachtgräber unter
Berücksichtigung neuerer Funde aus Südbayern //
Anodos, 2001. Nr. 1. S. 51–80.

Furtwängler, Loeschke 1886

Galanina 1997

Ecsedy 1979

David 2001

Bozhinova u. a. (im Druck)
Bozhinova E., Jung R., Mommsen H. Dragojna —
eine bronzezeitliche Höhensiedlung in den
bulgarischen Rhodopen mit importierter
mykenischer Keramik // Mitteilungen des
Deutschen Archäologischen Instituts Athen
Nr. 125 (im Druck).

Coles 2005

Daragan M. N. Periodisierung und Chronologie der
Siedlung Žabotin // Eurasia Antiqua. 2004. Nr. 10.
S. 53–145.

Capelle T. Die Felsbilder des Nordens. // Götter
und Helden der Bronzezeit. Europa im Zeitalter des
Odysseus. Katalog zur Ausstellung. Bonn, 1999.

Epimachov, Korjakova 2004
Easton 1997

Coles J. Chariots of the Gods? Landscape and
imagery at Frännarp, Sweden // Proceedings of
the Prehistoric Society 68. 2002. S. 215–246.

Coles 2002

Cansi A., Gaspari E., Maino C. Cutmarks da lama
metallica sui resti scheletrici degli armati dela
necropoli del Bronzo medio e recente di Olmo
di Nogara (Verona). Traumi inflitti, trapanazioni
terapeutische e leione postdeposizionali //
Bollettino del Museo Civico di Storia Naturale
di Verona, Geologia Paeontologia Preisoria. 2009.
No. 33. P. 133–148.

Cansi A. u. a. Bronze Age Warfare. The Evidence
of the Human Bones from the Necropolis of Olmo
di Nogara (Italy). Poster exhibition at the EAA
annual meeting in Oslo. Oslo, 2010.

Dougherty R. C., Caldwell J. R. Evidence of early
pyrometallurgy in the Kerman Range, Iran.
Science. 1966. No. 153. P. 27–40.

Epimachov A., Korjakova L. Streitwagen in der
eurasischen Steppe in der Bronzezeit: Das WolgaUral-Gebirge und Kasachstan // Fansa M.,
Burmeister S. (Hrsg.). Rad und Wagen. Der
Ursprung einer Innovation. Wagen im Vorderen
Orient und Europa. Beiheft Archäologische
Mitteilungen aus Nordwestdeutschland 40.
Mainz, 2004. S. 221–236.

Daragan 2004

Cansi u. a. 2010

Dougherty, Caldwell 1966

Easton D. F. The Excavation of the Trojan Treasures
and their History up to the Death of Schliemann in
1890 // Simpson E. (ed.). The Spoils of War: The
Loss, Reappearance, and Recovery of Cultural
Property. New York, 1997. P. 194–206.

Cansi u. a. 2009

Bourdieu 1987
Bourdieu P. Die feinen Unterschiede. Kritik
der gesellschaftlichen Urteilskraft. Frankfurt a.
M., 1987.

Christov M. On the Age of Some Gold Artefacts
from the Kraishte Region in South-West
Bulgaria // Kostov R. I., Gaydarska B., Gurova M.
(eds.). Geoarchaeology and Archaeomineralogy.
2008. Proceedings of the International Conference,
29–30 October 2008. Sofia, 2008. P. 219–221.

Eder B. Noch einmal: der homerische
Schiffskatalog // Ulf Ch. (Hrsg.). Der neue Streit
um Troia. München, 2003. S. 287–308.

Fansa M. (Hrsg.). Rad und Wagen. Der Ursprung
einer Innovation. Wagen im Vorderen Orient und
in Europa. Führer durch die Ausstellung.
Oldenburg, 2004.

Eder 2009

Filip 1966

Eder B. The Northern Frontier of the Mycenaean
World // Αρχαιολογικό Έργο Θεσσαλίας και
Στέρεας Ελλάδας. 2006 [2009]. No. 2.
P. 113–131.

Filip J. Enzyklopädisches Handbuch zur Urund Frühgeschichte Europas 1. Prag, 1966.

Efe 2007
Efe T. The Theories of the «Great Caravan Route»
Between Cilicia and Troy: the Early Bronze Age III
Period in Inland Western Anatolia // Anatolian
Studies. 2007. No. 57. P. 47–64.

Eggers 1954
Eggers H. J. Die Wagen Odins. Festschrift für
O.-F. Gandert // Berliner Beiträge zur Vorund Frühgeschichte 2. Berlin, 1954. S. 31–41.

Eiwanger 1989

Gebhard R., Marzatico F., Gleirscher P. Im Licht des
Südens. Begegenungen antiker Kulturen zwischen
Mittelmeer und Zentraleuropa. Katalog zur
Ausstellung. München, 2011.

Gedl 1980

Filip 1969

Gedl M. Die Dolche und Stabdolche in Polen.
Prähistorische Bronzefunde VI, 4. München,
1980.

Filip J. Enzyklopädisches Handbuch zur Urund Frühgeschichte Europas 2. Prag, 1969.

Gedl 2001

Flashar, Hiesel 1997

Gedl M. Die Bronzegefäße in Polen. Prähistorische
Bronzefunde II, 15. Stuttgart, 2001.

Flashar M., Hiesel G. (Hrsg). Konturen. Vasen der
Berliner Antikensammlung in Freiburg. München,
1997.

Egg, Kaul 2001
Egg M., Kaul F. Kultwagen // Reallexikon der
germanischen Altertumskunde 17. Berlin;
New York, 2001. S. 463–478.

Gebhard, Marzatico, Gleirscher 2011

Fol, Lichardus 1988
Fol A., Lichardus J. (Hrsg.). Macht, Herrschaft
und Gold: Das Gräberfeld von Varna (Bulgarien)
und die Anfänge einer neuen europäischen
Zivilisation. Saarbrücken, 1988.

Fondouce 1900
Fondouce C. de. La cachette de fondeur de
Launac // Mémoires de la Société Archéologique
de Montpellier. 1900. No 2. P. 171–201.

Eiwanger J. Talaton. Ein bronzezeitlicher
Goldstandard zwischen Ägäis und Mitteleuropa //
Germania. 1989. Nr. 67. S. 443–462.

Fontijn 2002

Ellis 1984

Frachetti, Mar’yashev 2007

Ellis L. The Cucuteni — Tripolye Culture: A Study in
Technology and the Origins of Complex Society //
BAR: International Series. Oxford, 1984.
Vol. 217.

Frachetti M. D., Mar’yachev A. N. Long-term occupation and seasonal settlement of Eastern Eurasian
pastoralists at Begash, Kazakhstan // Journal
of Field Archaeology. 2007. No. 32. P. 221–242.

Fontijn D. R. Sacrificial Landscapes. Leiden, 2002.

Gehrke 2004
Gehrke H.-J. Was ist Vergangenheit? oder: Die
«Entstehung» von Vergangenheit // Ulf Ch. (Hrsg.).
Der neue Streit um Troia. Eine Bilanz. München,
2004. S. 62–81.

Gerloff 1995
Gerloff S. Bronzezeitliche Goldblechkronen aus
Westeuropa. Betrachtungen zur Funktion der
Goldblechkegel vom Typ Schifferstadt und der
atlantischen «Goldschalen» der Form Devil’s Bit
und Atroxi // Jockenhövel A. (Hrsg.). Festschrift
für Hermann Müller-Karpe zum 70. Geburtstag.
Bonn, 1995. S. 153–194.

Gerloff 2010
Gerloff S. Von Troja an die Saale, von Wessex nach
Mykene — Chronologie, Fernbeziehungen und
Zinnrouten der Frühbronzezeit Mittel- und
Westeuropas // Meller H., Bertemes F. (Hrsg.).
Der Griff nach den Sternen. Internationales
Symposium in Halle (Saale) 16.–21. Februar 2005.

635

Сокращения / Abkürzungen

Tagungen des Landesmuseums für Vorgeschichte
Halle 5. Halle, 2010. S. 603–639.

Gerloff, Hansen, Oehler 1993
Gerloff S., Hansen S., Oehler F. Die Funde der Bronzezeit aus Frankreich. Bestandskataloge Museum
für Vor- und Frühgeschichte 1. Berlin, 1993.

Gerškovič 1999
Gerškovič J. P. Studien zur spätbronzezeitlichen
Sabatinovka-Kultur am unteren Dnepr und an der
Westküste des Azov’schen Meeres // Archäologie
in Eurasien 7. Rahden, 1999.

Gimbutas 1961
Gimbutas M. Notes on the Chronology and
Expansion of the Pit-grave Kurgan Culture //
Böhm J., Laet S. J. de (Hrsg.). Symposiumsband
«L’Europe à la fin de l’âge de la Pierre». Prague;
Libice; Brno, 1959. P. 193–200.

Gimbutas 1977
Gimbutas M. The First Wave of Eurasian Steppe
Pastoralists into Copper Age Europe // IndoEuropean Studies. 1977. No. 5. S. 277–297.

Литература / Literatur

Govedarica 2004-I

Hachmann 1957

Hänsel, Aslanis 2010

Hansen 2010-I

Hazirlayan, Esin 1991

Govedarica B. Die Funde des Protoaunjetitzer Typs
von Forst-Sacro, Fpl. 4. Landkreis Spree-Neiße.
Einsichten 13. Wünsdorf, 2004.

Hachmann R. Die frühe Bronzezeit im westlichen
Ostseegebiet und ihre mittel- und südosteuropäischen Beziehungen. Hamburg, 1957.

Hansen S. Archäologische Funde aus Deutschland.
Begleitheft zur Fotoausstellung in Baku, Aserbaidschan. Berlin, 2010.

Hazirlayan Y., Esin U. Heinrich Schliemann. Troya.
Kazi raporlari ve mektuplarindan seçme
parçalarla. Istanbul, 1991.

Govedarica 2004-II

Hagberg 1996

Hänsel B., Aslanis I. Das prähistorische Olynth.
Ausgrabungen in der Toumba Agios Mamas
1994–1996. Die Grabung und der Baubefund.
Prähistorische Archäologie in Südosteuropa 23.
Rahden, Westf., 2010.

Hansen 2010-II

Heeb (im Druck)

Govedarica B. Zepterträger — Herrscher der
Steppen. Die frühen Ockergräber des älteren
Äneolithikums im karpatenbalkanischen Gebiet
und im Steppenraum Südost- und Osteuropas.
Mainz, 2004.

Hagberg U. E. Fröslundasköldarna — ett
flertusindårigt europeiskt praktfynd vid Vänerns
strand // Mellan bronssköld och JAS-plan —
glimtar av Lidköpingbygdens historia. Lidköping,
1996. P. 42–50.

Heeb J. Copper shaft-hole axes and early
metallurgy in south-eastern Europe: an integrated
approach. British Archaeological Reports
(im Druck).

Govedarica 2011

Hagl 2008

Hansen S. Der Hort von Nebra: seine
Ausstattung // Meller H., Bertemes F. Der Griff nach
den Sternen. Wie Europas Eliten zu Macht und
Reichtum kamen. Internationales Symposium in
Halle (Saale) 16.–21. Februar 2005. Tagungen des
Landesmuseums für Vorgeschichte Halle 5. Halle,
2010. S. 77–89.

Govedarica B. Die sakrale Symbolik des Kreises:
Gedanken zum verborgenen Sinnbild der
Hügelbestattungen // Müller-Celka S., Borgna E.
(Hrsg.). Ancestral Landscapes: Burial mounds
in the Copper and Bronze Ages (Central and
Eastern Europe — Balkans — Adriatic —
Aegean, 4th–2nd millennium B. C.).
International Conference, Udine/Italy, May
15th–18th 2008. Travaux de la Maison
de l’Orient et de la Méditerranée No 61. Lyon,
2011. P. 33–46.

Hagl M. Ein urnenfelderzeitlicher Depotfund vom
Bullenheimer Berg in Franken (Hort F). München,
2008.

Govedarica u.a. 2006
Glob 1961
Glob P. V. Kultbåde fra Danmarks Bronzealder.
Kuml, 1961.

Govedarica B., Kaiser E., Rassamakin J. J.,
Samar V. A. Der Grabhügel ‘Tarasova Mogila’ bei
der Stadt Orechov. Eurasia Antiqua 12. 2006.
S. 61–112.

Godelier 1999
Godelier M. Das Rätsel der Gabe. München, 1999.

Götter und Helden 1998
Götter und Helden der Bronzezeit / Gods and
Heroes 1998: Gods and Heroes of the Bronze Age.
Europe at the Time of Ulysses // Europa im
Zeitalter des Odysseus. 25. Ausstellung des Europarates. Copenhagen; Bonn; Paris; Athens, 1998.

Griesa 1992
Griesa I. Bemerkungen zum heutigen Stand
der Schliemann-Sammlung // Herrmann J.
(Hrsg.). Heinrich Schliemann: Grundlage und
Ergebnisse moderner Archäologie. 100 Jahre
nach Schliemanns Tod. Berlin, 1992. S. 391–
396.

Hänsel 1968
Hänsel B. Beiträge zur Chronologie der mittleren
Bronzezeit im Karpatenbecken // Beiträge zur
ur- und frühgeschichtlichen Archäologie des
Mittelmeer-Kulturraumes 8. Bonn, 1968.

Hänsel 1989
Hänsel B. Kastanas. Die Grabung und der
Baubefund // Prähistorische Archäologie in
Südosteuropa. Berlin, 1989. Bd. 7.

Hänsel 1993
Hänsel A. Ein Tüllenhohlmeißel aus SaraţaMonteoru im Berliner Museum für Vor- und
Frühgeschichte // Zbornik Narodnog Muzeja
Beograd. 1993. Nr. 14. S. 185–194.

Hänsel 1997
Hänsel A. Die Funde der Bronzezeit aus Bayern.
Bestandskataloge Museum für Vor- und
Frühgeschichte 5. Berlin, 1997.

Hänsel 1999

Götze A. Die Gefäßformen und Ornamente
der neolithischen schnurverzierten Keramik
im Flußgebiet der Saale. Jena, 1891.

Grössler H. Die Tongefäße der Glockenbecherkultur
und ihre Verbreitung in Thüringen und angrenzenden Gebieten // Jahresschrift Halle. 1909. Nr. 8.
S. 1–86.

Hänsel A. Die Sammlung «vaterländischer
Alterthümer» des Rittergutsbesitzers Augustin
auf Ziegelsdorf bei Burg im Magdeburgischen //
Acta Praehistorica et Archaeologica. Nr. 31. 1999.
S. 124–155.

Götze 1894

Grünert 2002

Götze A. Hügelgräber bei Seddin, Kr. WestPriegnitz // Nachrichten über deutsche
Althertumsfunde, Ergänzungsblätter zur
Zeitschrift für Ethnologie 26. 1894. S. 82–89.

Grünert H. Gustaf Kossinna (1858–1931):
Vom Germanisten zum Prähistoriker; ein
Wissenschaftler im Kaiserreich und in der
Weimarer Republik. Vorgeschichtliche
Forschungen. Rahden; Westf., 2002.

Hänsel 2001

Götze A. Die Kleingeräte aus Metall, Stein,
Knochen, Thon und Ähnlichen Stoffen // Dörpfeld W.
Troja und Ilion. Ergebnisse des Ausgrabungen in
den vorhistorischen und historischen Schichten
von Ilion in den Jahren 1870–1894. Athеn, 1902.
S. 340–428.

Guillaumet, Verger 1988

Hänsel 2008-I

Guillaumet J.-P., Verger S. Les tumulus de SaintRomain-de-Jalionas. Premières observations //
Mohen J.-P., Duval A., Eluère C. (eds.). Actes du
colloque «Les Princes Celtes et la Méditerranée».
Paris, 1988. P. 220–230.

Götze 1934

Dickinson 2008

Hänsel A. Die handgemachte Keramik der VII.
Ansiedlung in der Berliner Sammlung //
Wemhoff M., Hertel D., Hänsel A. (Hrsg.). Heinrich
Schliemanns Sammlung Trojanischer Altertümer — Neuvorlage. Bd. 1: Berliner Beiträge zur
Vor- und Frühgeschichte. N. F. 14. Berlin, 2008.
S. 57–92.

Götze A. Schicksal eines Bronzefundes.
Altschlesien Nr. 5. 1934. S. 170–178. Taf. 30–31.

Dickinson O. Eine Welt bricht zusammen. Der
Untergang der mykenischen Paläste // Zeit der
Helden. Die «dunklen Jahrhunderte»
Griechenlands 1200–700 v. Chr. Katalog zur
Ausstellung im Badischen Landesmuseum.
Karlsruhe, 2008. S. 48–62.

Hänsel A. Frau und Pferd? Der Bronzefund von
Kallies (Kalisz Pomorski) und die Ornatdepots der
späten Bronzezeit // Acta Praehistorica et
Archaeologica. 2001. Nr. 33. S. 14–27.

Götze 1902

Götze, Höfer, Ziesche 1909
Götze A., Höfer P., Ziesche P. Die vor- und
frühgeschichtlichen Altertümer Thüringens.
Würzburg, 1909.

Govedarica 1989
Govedarica B. Rano bronzano doba na području
istočnog Jadrana. Sarajevo, 1989.

636

Hänsel A., Hänsel B. (Hrsg.). Gaben an die Götter.
Schätze der Bronzezeit Europas. Bestandskataloge
Museum für Vor- und Frühgeschichte 4. Berlin,
1997.

Hänsel, Hänsel 1997-II

Hänsel A. Den Göttern zu Ehren – die
bronzezeitlichen Kultwagen von Burg //
Schriftenreihe Spreewälder Kulturstiftung 1.
Burg, 2008. S. 6–16.

Drews 1993

Hänsel 2009

Drews R. The end of the Bronze Age. Changes
in warfare and the catastrophe ca. 1200 B. C.
Princeton, New Jersey, 1993.

Hänsel A. Schliemann und Troja. Die Sammlungen
des Museums für Vor- und Frühgeschichte 1.
Berlin, 2009.

Heilmeyer W.-D. Antikenmuseum Berlin.
Die ausgestellten Werke. Berlin, 1988.

Hansen 2011
Hansen S. Innovation Metall. Kupfer, Gold und
Silber in Südosteuropa während des fünften
und vierten Jahrtausends v. Chr. // Das Altertum.
2011. Nr. 56. S. 275–314.

Helwing, Müller 2004

Hänsel, Weihermann 2000

Harding 2000

Heumüller 2012

Hänsel B., Weihermann P. Ein neu erworbener
Goldhort aus dem Karpatenbecken im Berliner
Museum für Vor- und Frühgeschichte // Acta
Praehistorica et Archaeologica. 2000. Nr. 32.
S. 7–29.

Harding A. F. European Societies in the Bronze Age.
Cambridge, 2000.

Heumüller M. Scheiben, Perlen, Anhänger —
östlicher Kupferschmuck am Bodensee //
Archäologie in Deutschland. 2012. Nr. 2. S. 34–36.

Helwing B., Müller U. Katalog II: Untersuchte
Metallobjekte aus Mesopotamien und Syrien //
Hauptmann, Pernicka 2004. S. 91–103.

Harding 2007
Harding A. Warriors and Weapons in Bronze Age Europe. Archaeolingua Series Minor 25. Budapest, 2007.

Heyd 2011
Heyd V. Yamnaya Groups and Tumuli west of the
Black Sea // Müller-Celka S., Borgna E. (Hrsg.).
Ancestral Landscapes: Burial mounds in the Copper
and Bronze Ages (Central and Eastern Europe —
Balkans — Adriatic — Aegean, 4th–2nd millennium B. C.). International Conference, Udine/Italy, May
15th–18th 2008. Travaux de la Maison de l’Orient
et de la Méditerranée 61. Lyon, 2011. P. 529–549.

Hansen S. Studien zu den Metalldeponierungen
während der Urnenfelderzeit im Rhein-MainGebiet. Universitätsforschungen zur
Prähistorischen Archäologie 5. Bonn, 1991.

Harding, Hughes-Brock 1974

Hansen 1994

Harding u. a. 2007

Hansen S. Studien zu den Metalldeponierungen
während der älteren Urnenfelderzeit zwischen
Rhônetal und Karpatenbecken. Universitätsforschungen zur Prähistorischen Archäologie 21.
Bonn, 1994.

Harding A., Sumberova R., Knüsel C., Outram A.
Velim. Violence and Death in Bronze Age
Bohemia. The results of fieldwork 1992–95, with
a consideration of peri-mortem trauma and
deposition in the Bronze Age. Prague, 2007.

Hansen 2005

Hartmann 1970

Hochstetter 1984

Hansen S. Über bronzezeitliche Horte in Ungarn —
Horte als soziale Praxis // Horejs B. u. a. (Hrsg.).
Interpretationsraum Bronzezeit. Bernhard Hänsel
von seinen Schülern gewidmet. Universitätsforschungen zur Prähistorischen Archäologie 121.
Bonn, 2005. S. 211–239.

Hartmann A. Prähistorische Goldfunde in Europa //
Studien zu den Anfängen der Metallurgie 3.
Berlin, 1970.

Hochstetter A. Kastanas. Die handgemachte
Keramik // Prähistorische Archäologie
in Südosteuropa 2. Berlin, 1984. Bd. 3.

Hauptmann 2007

Hohmann 1930

Hauptmann A. The archaeometallurgy of copper:
evidence from Faynan, Jordan. New York, 2007.

Hohmann K. Zu urgeschichtlichen Fundorten der
Feldmark Berlin-Schmöckwitz. Brandenburgia
1930. S. 21–29.

Harding A. F., Hughes-Brock H. Amber in the
Mycenaean world // Annual of the British School
of Archaeology at Athens. 1974. No. 69. P. 145–172.

Hansen 2007
Hansen S. Bilder vom Menschen der Steinzeit.
Untersuchungen zur anthropomorphen Plastik
der Jungsteinzeit und Kupferzeit in Südosteuropa // Archäologie in Eurasien 21. Mainz,
2007.

Hauptmann, Pernicka 2004

Hansen 2008

Häusler 1969

Hansen S. Bronzezeitliche Horte als Indikatoren
für «andere Orte» //Das Altertum. 2008. Nr. 52.
S. 291–314.

Häusler A. Die östlichen Beziehungen der
schnurkeramischen Becherkulturen // Behrens H.,
Schlette F. (Hrsg.). Die neolithischen Becherkulturen im Gebiet der DDR und ihre europäischen
Beziehungen. Veröffentlichungen des Landesmuseum Halle 24. Berlin, 1969. S. 255–275.

Hansen 2009
Hänsel 2008-II

Heilmeyer 1988

Hänsel A., Hänsel B. Herrscherinsignien der
älteren Urnenfelderzeit. Ein Gefäßdepot aus
dem Saalegebiet Mitteldeutschlands // Acta
Praehistorica et Archaeologia. 1997. Nr. 29.
S. 39–68.

Hansen 1991

Grössler 1909
Götze 1891

Hänsel, Hänsel 1997-I

Hansen S. Kupfer, Gold und Silber im
Schwarzmeerraum während des 5. und 4.
Jahrtausends v. Chr. // Apakidze J., Govedarica B.,
Hänsel B. (Hrsg.). Der Schwarzmeerraum vom
Äneolithikum bis in die Früheisenzeit (5000–500
v. Chr.). Kommunikationsebenen zwischen
Kaukasus und Karpaten. Internationale
Fachtagung im Humboldt-Kolleg in Tiflis/
Georgien. 17.–20. Mai 2007. Rahden; Westf.,
2009. S. 11–50.

Hauptmann H., Pernicka E. (Hrsg.). Die Metallindustrie Mesopotamiens von den Anfängen bis
zum 2. Jahrtausend v. Chr. Orient-Archäologie 3.
Rahden; Westf., 2004.

Heynowski 2000
Heynowski R. Die Wendelringe der späten Bronzeund frühen Eisenzeit. Universitätsforschungen zur
prähistorischen Archäologie 64. Bonn, 2000.

Horst 1989
Horst F. Die Stämme der Lausitzer Kultur und des
Nordens in der jüngeren Bronzezeit // Herrmann J.
(Hrsg.). Archäologie in der Deutschen
Demokratischen Republik 1. Leipzig, 1989.
S. 98–105.

Ivanov 1978
Ivanov S. I. Die Schätze der Warnaer
chalkolithischen Nekropole. Sofia, 1978.

Jacob-Friesen 1986

Häusler A. Die Gräber der älteren Ockergrabkultur
zwischen Ural und Dnepr. Berlin, 1974.

Jacob-Friesen G. Eberswalde (Bezirk Frankfurt/
Oder) // Reallexikon der germanischen
Altertumskunde 6. Berlin; New York, 1986.
S. 337–339. Taf. 29–30.

Hawkins 1998

Jantzen u. a. 2011

Hawkins J. D. Tarkasnawa King of Mira:
«Tarkondemos»; Boğazköy Sealings and Karabel //
Anatolian Studies. 1998. No. 48. P. 1–31.

Jantzen D. u. a. A Bronze Age battlefield? Weapons
and trauma in the Tollense Valley, north-eastern
Germany // Antiquity. 2011. No. 85. P. 417–433.

Häusler 1974

637

Сокращения / Abkürzungen

Литература / Literatur

Jensen 1981

Kaiser 2010

Jensen J. Et rigdomscenter fra yngre bronzealder
på Sjælland. A Late Bronze Age Centre of Wealth
on Zealand. Årbøger, 1981. P. 48–96.

Jensen J. De forsvundne bronzealderlurer.
Om kongelige gaver og arkæologisk diplomati //
Nationalmuseets Arbejdsmark, 1998. P. 27–40.

Kaiser E. Maske oder Ahnenschädel? Zu den
Lehmmodellagen auf Schädeln in der
osteuropäischen Katakombengrabkultur (2500–
2000 v. Chr.) // Meller H., Maraszek R. (Hrsg.).
Masken der Vorzeit in Europa (I). Internationale
Tagung Halle (Saale) Nov. 2009. Tagungen des
Landesmuseum für Vorgeschichte Halle 4. Halle,
2010. S. 97–108.

Jensen 2002
Jensen J. Danmarks oldtid. Bronzealder 2000–
500 f. Kr. København, 2002.

Jensen 1998

Jisl 1967
Jisl L. Hromadné nálezy kovových předmetů na
Kotouči u Štramberka // Časopis Slezského Muzea
Opava 16B. 1967. S. 14–36.

Jockenhövel 1991
Jockenhövel A. Räumliche Mobilität von Personen
in der mittleren Bronzezeit des westlichen
Mitteleuropa // Germania. 1991. Nr. 69. S. 49–62.

Johansson P.-O., Skovholm B., Post O. H. (Hrsg.).
Brudevæltelurerne — verdens første og største
lurfund, Lokalhistorisk Arkiv og Forening i Allerød
Kommune. Allerød, 2005.

Jovanović 1976
Jovanović B. Rudna Glava — ein Kupferbergwerk
des frühen Eneolithikums in Ostserbien //
Der Anschnitt. 1976. Nr. 28. S. 50–157.

Jung 2007
Jung R. Goldene Vögel und Sonnen: ideologische
Kontakte zwischen Italien und der postpalatialen
Ägäis // Alram-Stern E., Nightingale G. (Hrsg.).
Keimelion. Elitenbildung und elitärer Konsum von
der mykenischen Palastzeit bis zur homerischen
Epoche. Akten des internationalen Kongresses
vom 3. bis 5. Februar 2005 in Salzburg. Wien,
2007. S. 219–255.

Jung 2010
Jung R. Der Charakter der Nordkontakte der
minoischen und mykenischen Zivilisation um
1600 v. u. Z // Meller H., Bertemes F. (Hrsg.).
Der Griff nach den Sternen — Wie Europas Eliten
zu Macht und Reichtum kamen. Internationales
Symposium in Halle (Saale), 16.–21. Februar
2005. Tagungen des Landesmuseums für
Vorgeschichte Halle 5. Halle, 2010. S. 657–674.

Junghans u. a. 1968
Junghans S., Sangmeister E., Schröder M. Kupfer
und Bronze in der frühen Metallzeit Europas 1–3.
Berlin, 1968.

Kaiser 1997
Kaiser E. Der Hort von Borodino. Kritische
Anmerkungen zu einem berühmten bronzezeitlichen Schatzfund aus dem nordwestlichen
Schwarzmeergebiet. Universitätsforschungen zur
prähistorischen Archäologie. Bonn, 1997. Bd. 44.

638

Kaul 2004-III
Kilian-Dirlmeier 1993

Kaiser 2012

Kaul 2004-IV

Kločko 1995

Kaiser E. Der osteuropäische Steppenraum
im 3. Jahrtausend. v. Chr. Kulturhistorische
Studien zu Subsistenzwirtschaft und
Interaktionen mit benachbarten Räumen
(unpublizierte Habilitationsschrift). Berlin, 2012.

Kaul F. Schiffe als «Tempel» der Bronzezeit —
die Figurenensembles von Fårdal und Grevensvænge // Meller H. (Hrsg.). Der geschmiedete
Himmel. Die weite Welt im Herzen Europas vor
3600 Jahren. Stuttgart, 2004. S. 70–73.

Kločko V. Zur bronzezeitlichen Bewaffnung in der
Ukraine. Die Metallwaffen des 17.–10. Jhs. v. Chr. //
Eurasia Antiqua. 1995. Nr. 1. S. 81–164.

Kalmykov 2007

Kaul 2005

Kalmykov A. Tonmodelle von Wiegen aus
mittelbronzezeitlichen Bestattungen im
Egorlyk — Kalaussk — Zwischenstromgebiet //
Eurasia Antiqua. 2007. Bd. 13.

Kaul F. Bronze Age tripartite cosmologies //
Prähistorische Zeitschrift. 2005. Nr. 80. S. 135–
148.

Kaul 2007
Demakopoulou K. (ed.). Troy, Mycenae, Tiryns,
Orchomenos. Heinrich Schliemann: The 100th
Anniversary of his Death. Athens, 1990.

Kat. Istanbul 1983
Edgü F. (ed.) The Anatolian Civilisations. I.
Prehistoric. Hittite. Early Iron Age. Istanbul, 1983.

Kaul F. Sotetorp — endnu engang // Adoranten.
2007. S. 51–75.

Kaul 2009
Kaul F. Slangen i bronzealderens mytologi. Orden
og kaos // Brattli T. (Hrsg.). Det 10. nordiske
bronzealdersymposium, Trondheim 5.8. Okt.
2006. Vitark 6. Acta Archaologica Nidrosiensa.
Trondheim, 2009. P. 80–97.

Kat. Moskau 1996
Treister M. (Hrsg.). Der Schatz aus Troja.
Schliemann und der Mythos des Priamos-Goldes:
Katalog der Ausstellung. Staatliches PuschkinMuseum für Bildende Kunst. Moskau, 1996.

Kaul 2010-I

Aruz J., Wallenfels R. (eds.) Art of the First Cities.
The Third Millennium B.C. from the Mediterranean
to the Indus. New York; New Haven; London, 2003.

Kaul F. The sun image from Trundholm («The
Chariot of the Sun») — a commented history of
research // Meller H., Bertemes F. (Hrsg.). Der Griff
nach den Sternen. Wie Europas Eliten zu Macht
und Reichtum kamen. Internationales Symposium
in Halle (Saale) 16.–21. Februar 2005. Tagungen
des Landesmuseum für Vorgeschichte Halle 5.
Halle, 2010. S. 521–536.

Kat. Stuttgart 2001

Kaul 2010-II

Archäologisches Landesmuseum Baden-Württemberg. Troia. Traum und Wirklichkeit. Stuttgart,
2001.

Kat. Tokio 1985

Kaul F. En kultøkse fra Nordsjælland. Kultøkser og
hornede hjelme i yngre bronzealder // Andersen M.,
Nielsen P. O. (Hrsg.). Danefæ. Skatte fra den danske
muld. Til Hendes Majestæt Dronning Margrethe 2.
Nationalmuseet. Copenhagen, 2010. P. 80–84.

Yardimci N. (ed.). Land of Civilizations, Turkey.
Tokio, 1985.

Kaul 2012

Kat. New York 2003

Kat. Berlin 1880
Katalog der Ausstellung prähistorischer und
anthropologischer Funde Deutschlands zu Berlin.
Berlin, 1880.

Kaul 1998
Kaul F. Ships on Bronzes. A study in Bronze Age
Religion and Iconography. Publications from the
National Museum // Studies in Archaeology and
History 3,1–2. Copenhagen, 1998.

Kaul 2004-I
Kaul F. Bronzealderens religion // Studier af den
nordiske bronzealders ikonografi. Nordiske
Fortidsminder. Ser. B,22. Copenhagen, 2004.

Kaul F. The Northernmost Rock-carvings of the
Nordic Bronze Age Tradition in Norway: context
and landscape // Jones E. M., Pollard J., Allen M. J.,
Gardiner J. (Hrsg.). Image, Memory and
Monumentality — archaeological engagements
with the material world: a celebration of the
academic achievements of Professor Richard
Bradley. Prehistoric Society Research Paper 5.
Oxford, 2012. P. 233–240.

Kemenczei 1999
Kemenczei T. Katalog der ausgestellten Funde //
Kovács T., Raczky P. (Hrsg.). Prähistorische
Goldschätze aus dem Ungarischen Nationalmuseum. Budapest, 1999. S. 121–129.

Kienlin, Pernicka 2009

Kaiser 2003
Kaiser E. Studien zur Katakombengrabkultur
zwischen Dnepr und Prut // Archäologie in
Eurasien 14. Mainz, 2003.

in honour of Barbara S. Ottaway. Universitätsforschungen zur prähistorischen Archäologie 169.
Bonn, 2009. P. 258–276.

Kaul F. Das Felsbild von Lökeberg — Sonnenbilder
und Sonnenkult in der nordischen Bronzezeit //
Meller H. (Hrsg.). Der geschmiedete Himmel.
Die weite Welt im Herzen Europas vor 3600 Jahren.
Stuttgart, 2004. S. 66–69.

Kat. Athen 1990
Johannsen u. a. 2005

im Herzen Europas vor 3600 Jahren. Stuttgart,
2004. S. 54–57.

Kaul 2004-II
Kaul F. Der Sonnenwagen von Trundholm // Meller H.
(Hrsg.). Der geschmiedete Himmel. Die weite Welt

Kienlin T. L., Pernicka E. Aspects of the production
of copper age Jászladány type axes // Kienlin T. L.,
Roberts B. W. (Hrsg.). Metals and societies. Studies

Kilian-Dirlmeier I. Die Schwerter in Griechenland
(außerhalb der Peloponnes), Bulgarien und
Albanien. Prähistorische Bronzefunde IV, 12.
Stuttgart, 1993.

Korfmann 2001-II

Krause 1988

Korfmann M. Neue Aspekte zum «Schatz des
Priamos». Der Schatz A von Troia, sein
Auffindungsort und seine Datierung // Kat.
Stuttgart 2001. S. 373–383.

Krause R. Die endneolithischen und frühbronzezeitlichen Grabfunde auf der Nordstadtterrasse
von Singen am Hohentwiel // Forschungen und
Berichte zur Vor- und Frühgeschichte in BadenWürttemberg. Stuttgart, 1988. Nr. 32.

Korfmann 2001-III
Korfmann M. Troia als Drehscheibe des Handels
im 2. und 3. vorchristlichen Jahrtausend.
Erkenntnisse zur troianischen Hochkultur und zur
Maritimen Troia-Kultur // Kat. Stuttgart 2001.
S. 355–368.

Krause 2003

Koşay 1951

Krauße 1999

Kloos U. Das Gräberfeld Berlin-Wittenau
«Gottesberg». Die Funde 1932–1968.
Ausgrabungen in Berlin 7. Berlin, 1986.
S. 7–109.

Koşay H. Z. Türk Tarih Kurumu Tarafindan Yapilan
Alaca Höyük Kazisi. 1937–1939’daki Çalişmalara
ve Keşiflere Ait İlk Rapor / Les fouilles d’Alaca
Höyük entreprises par la Société d’Histoire Turque.
Rapport preliminaire sur les travaux en 1937–
1939. Ankara, 1951.

Krauße D. Der «Keltenfürst» von Hochdorf:
Dorfältester oder Sakralkönig? Anspruch und
Wirklichkeit der sog. kulturanthropologischen
Hallstatt Archäologie // Archäologisches
Korrespondenzblatt. 1999. Nr. 29. S. 339–358.

Klopfleisch 1883

Kossack 1954-I

Klopfleisch F. Vorgeschichtliche Altertümer der
Provinz Sachsen und der angrenzenden Gebiete.
Erste Abteilung. Die Grabhügel von Leubingen,
Sömmerda und Nienstadt. Charakteristik und
Zeitfolge der Keramik Mitteldeutschland. Heft 1.
Halle, 1883.

Kossack G. Pferdegeschirr aus Gräbern der älteren
Hallstattzeit Bayerns // Jahrbuch des RömischGermanischen Zentralmuseums. 1954. Nr. 1.
S. 111–178.

Kloos 1986

Krause R. Studien zur kupfer- und frühbronzezeitlichen Metallurgie zwischen Karpatenbecken
und Ostsee. Vorgeschichtliche Forschungen 24.
Rahden, 2003.

Kremenetski 1995

Knape, Nordström 1994
Knape A., Nordström H.-Å. Der Kultgegenstand von
Balkåkra. Stockholm: Statens Historiska Museum.
Museum of National Antiquities, Stockholm, 1994.
No. 3.

Koch 2008
Koch A. (Hrsg.). Der Goldene Hut von Schifferstadt.
Speyer, 2008.

Kremenetski et al. 1997
Kossack 1954-II
Kossack G. Studien zum Symbolgut der Urnenfelderund Hallstattzeit Mitteleuropas. RömischGermanische Forschungen 20. Berlin, 1954.

Kremenetski C. V., Tarasov P. E., Cherkinsky A. E.
Postglacial development of Kazakhstan pine
forests // Geographie physique et Quaternaire.
1997. No. 51 (3). P. 391–404.

Kossack 1994

Kremenetski et al. 1999

Kossack G. Neufunde aus dem Novočerkassker
Formenkreis und ihre Bedeutung für die Geschichte
steppenbezogener Reitervölker der späten
Bronzezeit // Il Mar Nero. 1994. Nr. 1. S. 19–54.

Kremenetski C. V., Chichagova O. A., Shishlina N. I.
Paleoecological evidence for Holocene vegetation,
climate and land-use change in the low Don basin
and Kalmyk area, southern Russia // Vegetation
History and Archaeobotany. 1999. No. 8 (4).
P. 233–246.

Kossack 1999
Koch, Born 2001
Koch S., Born H. Herstellungstechnische
Untersuchung und Restaurierung eines
Schnurösengefäßes // Acta Praehistorica et
Archaeologica. 2001. Nr. 33. S. 252–266.

Kossack G. Religiöses Denken in dinglicher und
bildlicher Überlieferung Alteuropas aus der
Spätbronze- und frühen Eisenzeit (9.–6. Jahrhundert v. Chr.) // Abhandlungen der Bayerischen
Akademie der Wissenschaften, PhilosophischHistorische Klasse, N. F. 116. München, 1999.

Kőhegyi 1990
Kőhegyi M. Glembay Károly levele Rómer Flórishoz
rézkori aranyleletek (Orlovinyáki puszta)
ügyében // Communicationes Archaeologicae
Hungaricae. 1990. S. 7–16.

Kossinna G. Der germanische Goldreichtum in der
Bronzezeit. I. Der Goldfund von Messingwerk bei
Eberswalde und die goldenen Kultgefässe der
Germanen. Mannusbibliothek 12. Würzburg, 1913.

Kossinna G. Berichtigung // Prähistorische
Zeitschrift. 1914. Nr. 6. S. 198–199.

Korfmann 1997
Korfmann M. Troia-Ausgrabungen 1996 // Studia
Troica. 1997. Nr. 7. S. 1–71.

Kouka 2009

Korfmann M. Der «Schatz A» und seine Fundsituation. Bemerkungen zum historischen und
chronologischen Umfeld des «Schatzfundhorizontes» in Troia // Meyer J.-W., Novák M., Pruß A.
(Hrsg.). Beiträge zur vorderasiatischen Archäologie.
Festschrift Winfried Orthmann. Frankfurt, 2001.
S. 212–235.

Kristiansen 1989
Kristiansen K. Prehistoric Migrations — the Case
of the Single Grave and Corded Ware Cultures //
Journal of Danish Archaeology. 1989. Vol. 8.
P. 211–225.

Kristiansen 1998
Kristiansen K. Europe before History. Cambridge,
1998.

Kossinna 1917
Kossinna G. Die goldenen «Eidringe» und die
jüngere Bronzezeit in Ostdeutschland. Mannus 8.
1917. S. 1–128.

Korfmann 2001-I

Kristiansen K. Krieger und Häuptlinge
in der Bronzezeit Dänemarks. Ein Beitrag zur
Geschichte des bronzezeitlichen Schwertes //
Jahrbuch des Römisch-Germanischen
Zentralmuseums. 1984. Nr. 31. S. 187–204.

Kossinna 1914

Kohl 2007
Kohl Ph. L. The Making of the Bronze Age Eurasia.
Cambridge, 2007.

Kristiansen 1984

Kossinna 1913

Kohl 2003
Kohl K.-H. Die Macht der Dinge. Geschichte und
Theorie sakraler Objekte. München, 2003.

Kremenetski C. V. Holocene vegetation and climate
history of southwestem Ukraine // Review
of palaebotany and palinology. 1995. No. 85.
P. 289–301.

Kouka O. Cross-Cultural Links and Elite Identities:
the Eastern Aegean/Western Anatolia and Cyprus
from the Early Third Millennium through the Early
Second Millennium B. C. // Karageorghis V., Kouka O.
(eds.). Cyprus and East Aegean: Intercultural
Contacts from 3000 to 500 B. C., Proceedings of
the International Archaeological Symposium —
Pythagoreion Samos, 17th–18th October 2008.
Athens, 2009. P. 31–47.

Kristiansen 2002
Kristiansen K. The tale of the sword — swords and
swordfighters in Bronze Age Europe // Oxford
Journal of Archaeology. 2002. Vol. 21,4. P. 319–332.

Kristiansen, Larsson 2005
Kristiansen K., Larsson T. B. The Rise of Bronze Age
Society. Travels, Transmission and Transformation.
Cambridge, 2005.

Kroll 1983
Kroll H. Kastanas. Die Pflanzenfunde // Prähistorische Archäologie in Südosteuropa. Berlin, 1983.
Bd. 2.

639

Сокращения / Abkürzungen

Литература / Literatur

Kulakoğlu 2011

Lichardus, Lichardus-Itten 1995

Makkay 1991

Mauss 1968

Menghin, Schauer 1977

Kulakoğlu F. Kültepe-Kaneš: A second millennium
B. C. E. trading center on the Central Plateau //
Steadman Sh. R., McMahon G. (ed.). The Oxford
Handbook of Ancient Anatolia 10 000–323 B. C.
Oxford, 2011.

Lichardus J., Lichardus-Itten M. Nordpontische
Beziehungen während der frühen Vorgeschichte
Bulgariens // Thracia 11. Festschrift für Alexandri
Fol. 1995.

Makkay J. The most ancient gold and silver in
Central and South-East Europe // Mohen J. P.
(Hrsg.). Découverte du metal. Paris, 1991.
Р. 119–129.

Mauss M. Die Gabe. Form und Funktion des
Austauschs in archaischen Gesellschaften
(1923/24). Frankfurt, 1968.

Menghin W., Schauer P. Magisches Gold. Kultgerät
der späten Bronzezeit. Ausstellungskatalog
Germanisches Nationalmuseum. Nürnberg 1977.

Maxwell-Hyslop 1989

Menke 1982

Maxwell-Hyslop R. An Early Group of Quadruple
Spirals // Emre K., Hrouda B., Mellink M., Özgüç N.
(eds.). Anatolia and the Ancient Near East.
Studies in honour of Tahsin Özgüç. Ankara, 1999.
P. 215–223.

Menke M. Studien zu den frühbronzezeitlichen
Metalldepots Bayerns // Jahresbericht der
Bayerischen Bodendenkmalpflege. 1982. Nr. 19–
20. S. 5–305.

Kunze 1967
Kunze E. VIII. Bericht über die Ausgrabungen
in Olympia. Berlin, 1967.

Kyrieleis 2006
Kyrieleis H. Anfänge und Frühzeit des Heiligtums
von Olympia. Die Ausgrabungen am Pelopion
1987–1996. Berlin; New York, 2006.

Lichardus, Vladár 1996

Maran 1998

Lichardus J., Vladár J. Karpatenbecken —
Sintašta — Mykene. Ein Beitrag zur Definition
der Bronzezeit als historischer Epoche //
Slovenská Archeologia. 1996. Nr. 44.
S. 25–93.

Maran J. Kulturwandel auf dem griechischen
Festland und den Kykladen im späten 3.
Jahrtausend v. Chr. // Studien zu dem kulturellen
Verhältnissen in Südosteuropa und den zentralen
sowie östlichen Mittelmeerraum in der späten
Kupfer- und frühen Bronzezeit. Universitätsforschungen zur prähistorischen Archäologie 53.
Bonn, 1998.

Lo Schiavo 1998
Lo Schiavo F. Sardinian oxhide ingots //
Der Anschnitt. 1998. Nr. 8. S. 99–112.

La Baume 1963
La Baume W. Die Pommerelischen Gesichtsurnen.
Mainz, 1963.

Laffineur 2002
Laffineur R. Reflections on the Troy Treasures //
Aslan R., Blum S., Kastl G., Schweitzer F., Thumm D.
(Hrsg.). Mauerschau. Festschrift für Manfred
Korfmann. Remshalden-Grunbach, 2002. Bd. 1.
S. 237–244.

Lo Schiavo F., Muhly J. D., Maddin R., GiumliaMair A. (ed.). Oxhide Ingots in the Central
Mediterranean // Biblioteca di Antichità Cipriote.
Rome, 2009. No. 8.

Lowenthal 1982
Lowenthal E. G. Juden in Preußen. Berlin, 1982.

Lucas 1965
Lanting, Waals 1976
Lanting J. N., Waals J. D. van der. Beaker Culture
Relations in the Lower Rhine Basin // Lanting J. N.,
Waals J. D. van der (Hrsg.). Glockenbechersymposion Oberried, 18.-23. März 1974. Bussum,
1976. S. 1–80.

Larsson 1975
Larsson L. The Fogdarp Find // Meddelanden från
Lunds Universitets historiska Museum. 1975.
P. 168–238.

Ledebur 1838
Ledebur L. von. Das Königliche Museum vaterländischer Alterthümer im Schlosse Monbijou zu
Berlin. Berlin, 1838.

Maran J. Die Badener Kultur und ihre Räderfahrzeuge // Rad und Wagen. Der Ursprung einer
Innovation. Wagen im Vorderen Orient und
in Europa. Mainz, 2004. S. 265–282.

May J., Hauptmann T. Das «Königsgrab» von
Seddin und sein engeres Umfeld im Spiegel neuer
Feldforschungen // Bérenger D., Bourgeos J.,
Palon M., Wirth S. (Hrsg.). Gräberlandschaften
der Bronzezeit / Paysages funéraires de l’ âge
du Bronze. Internationales Kolloquium zur
Bronzezeit in Herne 2008. Bodenaltertümer
Westfalens 51. Darmstadt, 2012. S. 77–104.

Maran 2006

May, Schmidt 1993

Maran J. Mycenaean Citadels as Performative
Space // Maran J., Juwig C., Schwengel H., Thaler U.
(Hrsg.). Constructing Power — Architecture,
Ideology and Social Practice. Geschichte.
Forschung und Wissenschaft 19. Hamburg, 2006.
P. 75–91.

May J., Schmidt K.-J. Ein jungbronzezeitliches
Metallgefäßdepot von Herzberg // Ausgrabungen
und Funde. 1993. Nr. 38. S. 73–80.

Maran 2004
Lo Schiavo et al. 2009

Lucas H. Kataloge zur mitteldeutschen
Schnurkeramik/ Teil 2: Saalemündungsgebiet.
Bearb. von U. Fischer. Veröffentlichungen des
Landesmuseums für Vorgeschichte in Halle 20.
Berlin, 1965.

Lundbeck-Culot 1995
Lundbeck-Culot K. Arkæologisk diplomati // Skalk.
1995. No 6. P. 20–27.

Marschallek 1934

Lundbeck-Culot K. Frédéric VII, roi de Danemark,
Napoléon III et l’archéologie: les deux premiers
donateurs du Musée des Antiquités nationales de
Saint-Germain-en-Laye // Antiquités Nationales.
1997. No 29. P. 91–118.

Le Goff 1999

Lysdahl u. a. 1990

Le Goff J. Geschichte und Gedächtnis. Frankfurt a. M.,
1999.

Lysdahl P., Lundbæk M., Gottlieb B. A., Nørlem
Sørensen J., Aaby B. Lurparret fra Ulvkær i
Vendsyssel. Kuml, 1990. P. 7–43.

Marschalleck K. Die vorgeschichtlichen Goldfunde
der Niederlausitz. Niederlausitzer Mitteilungen //
Zeitschrift der Niederlausitzer Gesellschaft für
Geschichte und Altertumskunde. 1934. Nr. 22.
S. 70–106.

Maraszek 1997
Maraszek R. Kultgerät im mittleren Oderraum:
Die Deichselwagen // Hänsel A., Hänsel B. (Hrsg.).
Gaben an die Götter. Schätze der Bronzezeit
Europas. Bestandskataloge Museum für Vorund Frühgeschichte 4. Berlin, 1997. S. 71–75.

Lehmann 2001
Lehmann G. The «Sea-People Phenomenon».
Migration and Transmission in the Levant at the End
of the Late Bronze Age // Eichmann R., Parzinger H.
(Hrsg.). Migration und Kulturtransfer. Der Wandel
vorder- und zentralasiatischer Kulturen im Umbruch
vom 2. zum 1. vorchristlichen Jahrtausend. Akten
des internationalen Kolloquiums, Berlin, 23.–26.
November 1999. Kolloquien zur Vor- und
Frühgeschichte. Bonn, 2001. Bd. 6. S. 411–426.

Machnik 1969

Maraszek 2006

Machnik J. Die wichtigsten Entwicklungsstufen
der schnurkeramischen Kultur in Kleinpolen //
Die neolithische Becherkulturen im Gebiet der
DDR und ihre europäische Beziehungen.
Veröffentlichungen des Landesmuseums für
Vorgeschichte in Halle 24. Berlin, 1969.
S. 237–243.

Maraszek R. Spätbronzezeitliche Hortfundlandschaften in atlantischer und nordischer Metalltradition // Veröffentlichungen des Landesamtes
für Denkmalpflege und Archäologie SachsenAnhalt — Landesmuseum für Vorgeschichte 60.
Halle, 2006.

Lehmann T. König Hinz und die Unterirdischen —
Volkssagen über bronzezeitliche Grabhügel //
Löhns H., Lüth F. (Hrsg.). Mythos und Magie.
Archäologische Schätze der Bronzezeit aus
Mecklenburg-Vorpommern. Ausstellungskatalog
Schwerin. Lübstorf, 2004.

Maier S. Klingende Zeugen der Bronzezeit.
Die ältesten spielbaren Blechinsturmente aus
den Opfermooren Norddeutschlands // Gaben
an die Götter. Schätze der Bronzezeit Europas.
Bestandskataloge Museum für Vorund Frühgeschichte 4. Berlin, 1997. S. 77–81.

Leskov A. M. Jung- und spätbronzezeitliche
Depotfunde im nördlichen Schwarzmeergebiet.
Prähistorische Bronzefunde XX,5. München, 1981.

640

Makkay J. Copper age gold discs on the territory
of the later Pannonia Province // Communicationes
Archaeologicae Hungariae. Budapest, 1985.
P. 5–24.

Meller 2004-II
Meller H. Die Himmelscheibe von Nebra //
Der geschmiedete Himmel. Die weite Welt im
Herzen Europas vor 3600 Jahren. Stuttgart, 2004.
S. 22–31.

Meller 2010
Meller H. Nebra: Vom Logos zum Mythos —
Biographie eines Himmelsbildes // Meller H.,
Bertemes F. Der Griff nach den Sternen. Wie
Europas Eliten zu Macht und Reichtum kamen.
Internationales Symposium in Halle (Saale)
16.–21. Februar 2005. Tagungen des
Landesmuseums für Vorgeschichte Halle 5. Halle,
2010. S. 23–73.

Menghin 2000
Menghin W. Der Berliner Goldhut und die
goldenen Kalendarien der alteuropäischen
Bronzezeit // Acta Praehistorica et Archaeologia.
2000. Nr. 32. S. 31–103.

Menghin 2004/2005
Menghin W. Vom Zweiten Kaiserreich in die
Weimarer Republik: Die Ära Schuchhardt.
In: Festschrift 175 Jahre Museum für Vorund Frühgeschichte // Acta Praehistorica et
Archaeologica. 2004/2005. Nr. 36/37.
S. 122–161.

Meyer-Melikyan N. R. Analysis of Floral Remains
from Togolok 1 // Sarianidi V. I. Margiana and
Protozoastrizm. New York, 1998.

Michel 2011
Michel C. The Kārum period on the Plateau //
Steadman Sh. R., McMahon G. (eds.). The Oxford
Handbook of Ancient Anatolia 10 000–323 B. C.
Oxford, 2011. P. 313–336.

Mihovilić u. a. o.J.
Mihovilić K., Teržan B., Hänsel B., Matošević D.,
Becker C. Rovinj pri je Rima – Rovinj vor den
Römern [Kiel o.J.].

Merpert 1996
Merpert N. J. Eastern Europe (Fourth millennium
to seventh century B. C.) // History of Humanity.
Paris, 1996. Vol. 2. P. 357–363.

Metzner-Nebelsick 1997
Metzner-Nebelsick C. Vom Hort zum Heros.
Betrachtungen über das Nachlassen der
Hortungstätigkeit am Beginn der Eisenzeit und
die besondere Bedeutung des Königsgrabs von
Seddin. In: Gaben an die Götter. Schätze der
Bronzezeit Europas. Bestandskataloge Museum
für Vor- und Frühgeschichte 4. Berlin, 1997.
S. 93–99.

Metzner-Nebelsick 2003
Metzner-Nebelsick C. Ritual und Herrschaft. Zur
Struktur von spätbronzezeitlichen
Metallgefäßdepots zwischen Nord- und
Südosteuropa // Metzner-Nebelsick C. (Hrsg.).
Rituale in der Vorgeschichte, Antike und
Gegenwart. Interdisziplinäre Tagung vom 1.–2.
Februar 2002 in Berlin. Internationale Archäologie
Arbeitsgemeinschaft, Symposium, Tagung,
Kongress. Rahden; Westf., 2003. S. 99–117.

Metzner-Nebelsick 2009
Metzner-Nebelsick C. Wagen- und
Prunkbestattungen von Frauen der Hallstatt- und
frühen Latènezeit in Europa. Ein Beitrag zur
Diskussion der sozialen Stellung der Frau in der
älteren Hallstattzeit // Bagley J., Eggl Ch.,
Neumann D., Schefzik M. (Hrsg.). Alpen, Kult und
Eisenzeit. Festschrift für Amei Lang zum 65.
Geburtstag. Studia honoraria 30. Rahden; Westf.
2009. S. 237–270.

Militello 2004
Militello P. Commercianti, architetti ed artigiani:
riflessioni sulla presenza micenea nell’area
iblea // La Rosa V. (Hrsg.). Le presenze micenee nel
territorio siracusano. Padova, 2004. P. 295–336.

Milstreu, Prøhl 2009
Milstreu G., Prøhl H. Documentation and
Registration of Rock Art in Tanum 3. Tanums
Hällristningsmuseum. Tanumshede, 2009.

Molloy 2007
Molloy B. What’s the bloody point?: Bronze Age
sworsmandship in Ireland and Britain // Molloy B.
(ed.). The Cutting Edge. Studies in Ancient and
Medieval Combat. Briscombe, 2007. P. 90–111.

Molloy 2009
Molloy B. For Gods or men? A reappraisal of the
function of European Bronze Age shields //
Antiquity. 2009. No. 83. P. 1052–1064.

Molloy 2010
Molloy B. Swords and Swordsmanship in the
Aegean Bronze Age // American Journal of
Archaeology. 2010. No. 114. P. 403–428.

Monteagudo 1977
Monteagudo L. Die Beile auf der Iberischen
Halbinsel. Prähistorische Bronzefunde IX, 6.
Stuttgart, 1977.

Moorey 1994
Moorey P. R. S. Ancient Mesopotamian Materials
and Industries. Oxford, 1994.

Moorey 1999
Moorey P. R. S. Ancient Mespotamian Materials
and Industries. The Archaeological Evidence
(Winona Lake 1999).

Márton 1931

Menghin W. Schuchhardt, Carl // Neue Deutsche
Biographie 23. Berlin, 2007. S. 624–626.

Metzner-Nebelsick C. Die Ringe der Macht —
Überlegungen zur Kontinuität
frühbronzezeitlicher Herrschaftssymbole in
Europa // Meller H., Bertemes F. (Hrsg.). Der Griff
nach den Sternen. Internatinoales Symposium
in Haale (Saale) 16.–21. Februar 2005. Tagungen
des Landesmuseums für Vorgeschichte Halle 5.
Halle, 2010. S. 179–197.

Márton L. von. Dolchstäbe aus Ungarn // Prähistorische Zeitschrift. 1931. Nr. 22. S. 18–40.

Menghin 2010

Metzner-Nebelsick (im Druck)

Menghin W. Der Berliner Goldhut. Macht,
Magie und Mathematik in der Bronzezeit.
Die Sammlungen des Museums für Vorund Frühgeschichte 2. Regensburg,
2010.

Metzner-Nebelsick C. Studien zur bronze- und
früheisenzeitlichen Herrschaftssymbolik zwischen
Skandinavien, Karpatenbecken, Kaukasus und den
Steppen Eurasiens am Beispiel des Stilkreises von
Michałków. Habiliatationsschrift Berlin 2004

Martin J. Die Bronzegefäße in MecklenburgVorpommern, Brandenburg, Berlin, SachsenAnhalt, Thüringen und Sachsen. Prähistorische
Bronzefunde II,16. Stuttgart, 2009.

Makkay 1985
Leskov 1981

Meller H. (Hrsg.). Der geschmiedete Himmel.
Stuttgart, 2004.

Merpert N. J. L’Enéolithique de la zone steppique
de la partie européenne de l’U.R.S.S // Böhm J.,
Laet S. J. de (Hrsg.). Symposiumsband «L’Europe
à la fin de l’âge de la Pierre». Prague; Libice; Brno,
1959. P. 176–192.

Meyer-Melikyan 1998

Metzner-Nebelsick 2010

Martin 2009
Maier 1997

Lehmann 2004

Meller 2004-I

Maran, Stockhammer 2012
Maran J., Stockhammer Ph. (Hrsg.). Materiality
and Social Practice. Transformative Capacities
of Intercultural Encounters. Oxford, 2012.

Lundbeck-Culot 1997

Merpert 1961
May, Hauptmann 2012

(Drucklegung in Vorbereitung, erscheint in der
Reihe Prähistorische Archäologie Südosteuropas).

Matthias 1972
Matthias W. Schnurkeramik. Schönfelder –
Glockenbecherkultur // Feustel R. Typentafeln zur
Ur- und Frühgeschichte. Weimar, 1972.

Menghin 2007

Mountjoy 1999
Mountjoy P. A. Regional Mycenaean Pottery.
Rahden, 1999. Vol. 1–2.

Mountjoy 2008
Mountjoy P. A. The Mycenean Pottery from Troy in
the Berlin Schliemann Collection // Wemhoff M.,
Hertel D., Hänsel A. (Hrsg.). Heinrich Schliemanns
Sammlung Trojanischer Altertümer – Neuvorlage
Bd. 1. Berliner Beiträge zur Vor- und Frühgeschichte N.F. 14. Berlin, 2008. S. 29–55.

641

Сокращения / Abkürzungen

Литература / Literatur

Mozsolics 1965/66

Müller, Willigen 2001

Mozsolics A. Goldfunde des Depotfundhorizontes
von Hajdúsámson // Berichte der RömischGermanischen Kommission. 1965/66. Nr. 46/47.
S. 1–76.

Müller J., Willigen S. van. New radiocarbon
evidence for European Bell Beakers and the
consequences for the diffusion of the Bell Beaker
Phenomenon // Bell Beakers today: Pottery,
people, culture, symbols in prehistoric Europe.
Trento, 2001. P. 59–75.

Muhly 1973
Muhly J. D. Copper and Tin. The Distribution
of Mineral Resources and the Nature of the Metals
Trade in the Bronze Age // Transactions Connecticut Academy of Arts and Sciences. 1973. Vol. 43.
P. 157–535 (with Supplement — 1976. Vol. 46.
P. 77–136).

Copper Mine, Western Iran: Evidence from
Geology, Archaeology, Geochemistry and Lead
Isotope Data // Turkish Academy of Sciences
Journal of Archaeology. 2009. No. 12.
P. 223–236.

Mylonas G. Mycenae rich in gold. Athen, 1983.

Nagel 1881

Niemeier 2011

Nagel A. Ein Schatzfund. Beiträge zur
Anthropologie und Urgeschichte Bayerns. 1881.
Nr. 4. S. 99–100.

Niemeier W. D. Kalapodi (Abai) // Archäologischer
Anzeiger. 2011(Beiheft. Jahresbericht 2010).
S. 97–98.

Naue 1903

Northover 1982

Naue J. Die vorrömischen Schwerter aus Kupfer,
Bronze und Eisen. München, 1903.

Northover J. P. The exploration of the long-distance
movement of bronze in Bronze and Early Iron Age
Europe // Bulletin Institute Archaeology, London.
1982. No. 19. P. 45–72.

Muscarella O. W. (ed.) Ancient Art. The Norbert
Schimmel Collection. Mainz, 1974.

Mylonas 1983

Mukherjee et al. 2008
Mukherjee A. J., Roßberger E., James M. A.,
Pfälzner P., Higgitt C. L., White R., Peggie D. A.,
Azar D., Evershed R. P. The Qatna Lion: Scientific
Confirmation of Baltic Amber in Late Bronze Age
Syria // Antiquity 82. 2008. No. 315. P. 49–59.

Müller 1903
Müller S. Solbilledet fra Trundholm // Nordiske
Fortidsminder Ser. A1,6. Kopenhagen, 1903.

Müller J. Zur absoluten Chronologie der
mitteldeutschen Schnurkeramik //
Archäologisches Nachrichtenblatt. 1999. Nr. 4.
S. 77–88.

Navarro J. M. de. Prehistoric routes between
northern Europe and Italy defined by the amber
trade // Geographical Journal. 1925. No. 66.
P. 481–504.

Nawroth 2004/2005
Müller 2002
Müller F. Götter, Gaben, Rituale. Religion
in der Frühgeschichte Europas. Mainz, 2002.

Müller-Karpe 1956
Müller-Karpe H. Das urnenfelderzeitliche
Wagengrab von Hart a. d. Alz, Oberbayern //
Bayer. Vorgeschichtsblatt. 1956. Nr. 21. S. 46–75.

Müller-Karpe 1993
Müller-Karpe M. Metallgefässe im Iraq I (von den
Anfängen bis zur Akkad-Zeit). Prähistorische
Bronzefunde II, 14. Stuttgart, 1993.

Müller-Karpe 1994
Müller-Karpe A. Anatolische Bronzeschwerter
und Südosteuropa // Dobiat C. (Hrsg.). Festschrift
für Otto-Hermann Frey zum 65. Geburtstag.
Hitzeroth, 1994. S. 431–444.

Müller-Karpe 1995
Müller-Karpe M. Zu den Erdgräbern 18, 20 und 21
von Assur // Jahrbuch des Römisch-Germanischen
Zentralmuseums Mainz. 1995. Nr. 42. S. 257–352.

Nawroth M. Aus Trümmern erstanden: Der Neuanfang im Westteil der Stadt (1945–1963) // Das
Berliner Museum für Vor- und Frühgeschichte.
Festschrift zum 175-jährigen Bestehen // Acta
Praehistorica et Archaeologica. 2004/2005.
Nr. 36/37. S. 193–211.

Nelson 1930–1932
Nelson H. H. The Earliest Historical Records
of Ramses III. Medient Habu. Chicago, 1930–
1932.

Neumann 1929
Neumann G. Die Gliederung der Glockenbecherkultur in Mitteldeutschland. Prähistorische
Zeitschrift. 1929. Nr. 20. S. 3–69.

Neumann 2010
Neumann D. Depositions of the Bronze Age —
Perception and Cultural Practice in Prehistoric
Landscapes // Kiel Graduate School «Human
Development in Landscapes». Landscapes
and Human Deveopment: The Contribution of
European Archaeology. Bonn, 2010. P. 237–248.

Müller-Karpe 2004

Neumann 2012

Müller-Karpe M. Katalog I: Untersuchte Metallobjekte aus Mesopotamien // Hauptmann H.,
Pernicka E. (Hrsg.) Die Metallindustrie Mesopotamiens von den Anfängen bis zum 2. Jahrtausend
v. Chr. Orient-Archäologie 3. Rahden; Westf.,
2004.. S. 1–89.

Neumann D. Landschaften der Ritualisierung.
Die Fundplätze kupfer- und bronzezeitlicher
Metalldeponierungen zwischen Donau und Po.
Unveröffentlichte Doktorarbeit, Freie Universität.
Berlin, 2012.

Müller J., Seregely T., Becker C., Christensen A. M.,
Fuchs M., Kroll H., Mischka D., Schüssler U.
A Revision of Corded Ware Settlement Pattern —
New Results from the Central European Low
Mountain. Proceedings of the Prehistoric Society.
2009. No. 75. P. 125–142.

642

Rahmstorf L. Die Nutzung von Booten und
Schiffen in der bronzezeitlichen Ägäis und die
Fernkontakte der Frühbronzezeit // Bertemes F.,
Meller H. (Hrsg.). Der Griff nach den Sternen. Wie
Europas Eliten zu Macht und Reichtum kamen.
Internationales Symposium, Halle, 16.–21.2.2005.
Tagungen des Landesmuseums für Vorgeschichte
Halle 5. Halle, 2010. S. 675–697.

Parzinger 2002
Parzinger H. Das Zinn in der Bronzezeit
Eurasiens // Yalçin Ü. (Hrsg.). Anatolian Metal II.
Der Anschnitt, Beiheft 15. Bochum, 2002.
S. 159–177.

Parzinger 2003-I
Parzinger H. Minusinsker Bronzen und die frühe
Kupfergewinnung im Minusinsker Becken.
Festschrift für G. Weisgerber. Der Anschnitt
Beiheft. Bochum, 2003.

Neuninger H., Pittioni R., Siegl W. Frühkeramikzeitliche Kupfergewinnung in Anatolien //
Archaeologia Austriaca. 1964 Nr. 35. S. 98–110.

Olivier J.-P. De «l’empire mycénien» et de sa
nécéssaire fiscalité // Perna M. (Hrsg.). Fiscality
in Mycenaean and Near Eastern Archives. Proceedings of the Conference held at Soprintendenza
Archivistica per la Campania, Naples, 21–23
October 2004. Stud. Egei e Vicinorientali 3.
Naples, 2006. P. 183–188.

Nezafati N., Pernicka E., Momenzadeh M.
Introduction of the Deh Hosein Ancient Tin-

Parzinger H. Die frühen Völker Eurasiens. Von der
Jungsteinzeit bis zum Frühmittelalter. München,
2006.

Parzinger, Boroffka 2003
Parzinger H., Boroffka N. Das Zinn der Bronzezeit
in Mittelasien I. Die siedlungsarchäologischen
Forschungen im Umfeld der Zinnlagerstätten.
Archäologie in Iran und Turan 5. Mainz, 2003.

Oross u. a. 2010
Oross K., Marton T., Whittle A., Hedges R. E. M.,
Cramp L. J. E. Die Siedlung der Balaton-LasinjaKultur in Balatonszárszó-Kis-erdei-dűlő // Šuteková J.,
Pavúk P., Kalábková P., Kovár B. (Hrsg.). Panta Rhei.
Studies on the Chronology and Cultural Development of South-Eastern and Central Europe in
Earlier Prehistory. Presented to Juraj Pavúk
on the Occasion of his 75th Birthday. Bratislava,
2010. P. 379–405.

Pashkevich 2003
Pashkevich G. Palaeoethnobotanical evidence
of agriculture in the steppe and forest-steppe
of East Europe in the Late Neolithic and Bronze
Age // Prehistoric steppe adaptation and the
horse. Cambridge, 2003. P. 287–297.

Pauli 1988/89

Osgood u. a. 2000

Pauli L. Zu Gast bei einem keltischen Fürsten.
Mitteilungen der Anthropologischen Gesellschaft
in Wien. Wien, 1988/89. Nr. 118/119. S. 291–303.

Osgood R., Monks S., Toms J. Bronze Age Warfare.
Sparkford, 2000.

Pavúk, Rigter 2006

Özgüç, Temizer 1993
Özgüç T., Temizer R. The Eskiyapar Treasure //
Mellink M., Porada E., Özgüç T. (Hrsg.). Aspects of
Art and Iconography: Anatolia and its Neighbors.
Studies in Honor of Nimet Özgüç. Ankara, 1993.
P. 613–628.

Pavúk P., Rigter W. Goblets, Schüsseln und
Kratere — Die Keramik der Perioden Troia VI und
VIIa // Korfmann M. O. (Hrsg.). Troia. Archäologie
eines Siedlungshügels und seiner Landschaft.
Mainz, 2006. S. 231–240.

Penhallurick 1986
Penhallurick R. D. Tin in Antiquity. London, 1986.

Pahlow 2006
Pahlow M. Gold der Bronzezeit in SchleswigHolstein. Universitätsforschungen zur
Prähistorischen Archäologie 137. Bonn, 2006.

Papazoglou-Manioudaki L. Poliochni and the
Civilization of the Northeastern Aegean // Kat.
New York 2003. P. 270–276.

Pare 1989
Nezafati u. a. 2009

Parzinger H. Zinn in der Bronzezeit Eurasiens //
Parzinger H., Boroffka N. (Hrsg.). Das Zinn
der Bronzezeit in Mittelasien I. Archäologie
in Iran und Turan 5. Mainz, 2003. S. 287–296.

Parzinger 2006
Olivier 2006

Papazoglou-Manioudaki 2003
Neuninger u. a. 1964

Müller u. a. 2009

Rahmstorf 2010-I

Pernicka E., Seeliger T. C., Wagner G. A., Begemann F.,
Schmitt-Strecker S., Eibner C., Öztunali Ö., Baranyi I.
Archäometallurgische Untersuchungen in
Nordwestanatolien // Jahrbuch des RömischGermanischen Zentralmuseums Mainz. 1984.
Nr. 31. S. 533–599.

Parzinger 2003-II

Navarro 1925
Müller 1999

Pernicka u. a. 1984

Parzinger H. Kulturverhältnisse in der eurasischen
Steppe während der Bronzezeit // Hänsel B.
(Hrsg.). Mensch und Umwelt in der Bronzezeit
Europas. Die Bronzezeit, das erste goldene
Zeitalter Europas. Kiel, 1998. S. 457–480.

Niemeier 1998
Niemeier W.-D. The Myceneans in Western
Anatolia and the problem of the origins of the Sea
Peoples // Gittin S., Mazar A., Stern E. (Hrsg.).
Mediterranean Peoples in transition. Thirteenth
to Early Tenth Century B. C. E. In Honor of
Professor Trude Dothan. Jerusalem, 1998.
P. 17–65.

Muscarella 1974

Parzinger 1998

Pare Ch. From Dupljaja to Delphi: the ceremonial
use of the wagon in later prehistory // Antiquity.
1989. No. 63. P. 80–100.

Pernicka u. a. 2003
Pernicka E., Eibner C., Öztunali Ö., Wagner G. A.
Early Bronze Age Metallury in the North-East
Aegean // Wagner G. A., Pernicka E., Uerpmann H. P.
(Hrsg.). Troia and the Troad. Scientific Approaches.
Heidelberg, 2003. P. 143–172.

Petrasch 2003
Petrasch J. Eberswalde und die Württembergische
Metallwarenfabrik: Geschichte der
galvanoplastischen Kopien. Anzeiger des
Germanischen Nationalmuseums. Nürnberg,
2003. S. 101–104.

Pernicka 1998
Pernicka E. Die Ausbreitung der Zinnbronze
im 3. Jahrtausend // Hänsel B. (Hrsg.). Mensch
und Umwelt in der Bronzezeit Europas.
Die Bronzezeit: das erste goldene Zeitalter
Europas, Tagung Berlin 17.–19. 3. 1997. Kiel,
1998. S. 135–147.

Rahmstorf L. Indications of Aegean-Caucasian
Relations during the Third Millennium B. C. //
Hansen S., Hauptmann A., Motzenbäcker I.,
Pernicka E. Von Majkop bis Trialeti — Gewinnung
und Verbreitung von Metallen und Obsidian in
Kaukasien im 4. –2. Jt. v. Chr. Beiträge des
Internationalen Symposiums in Berlin vom 1.–3.
Juni 2006. Kolloquien zur Vor- und Frühgeschichte
13. Bonn, 2010. S. 263–295.

Randsborg 1993
Plantzos 1997
Plantzos D. Crystals and Lenses in the GraecoRoman World // American Journal of Archaeology.
1997. No. 101. P. 451–464.

Popescu 1956
Popescu D. Cercetări arheologice în Transilvania //
Materiale şi cercetări arheologice. 1956. No. 2.
P. 41–250.

Precht 2004
Precht J. Das urnenfelderzeitliche Wagenmodell
von Darveden, Ldkr. Verden // Fansa M. (Hrsg.).
Rad und Wagen. Der Ursprung einer Innovation.
Wagen im Vorderen Orient und in Europa. Führer
durch die Ausstellung. Oldenburg, 2004. S. 373–
380.

Randsborg K. Kivik, Archaeology and Iconography //
Acta Archeologica København. 1993. No. 64 (1).

Randsborg 1995
Randsborg K. Hjortspring. Warfare and Sacrifice
in Early Europe. Aarhus, 1995.

Randsborg 2007
Randsborg K. The Anatomy of Denmark. Archaeology and History from the Ice Age to the Present.
London, 2007.

Rassamakin 1994
Rassamakin J. J. The Main Directions of the
Development of Early Pastoral Societies of
Northern Pontic Zone. 4500–2450 B. C. (PreYamnaya Cultures and Yamnaya Cultures) //
Baltic-Pontic Studies. 1994. No. 2. P. 29–70.

Primas, Pernicka 1998
Primas M., Pernicka E. Der Depotfund von
Oberwilflingen. Neue Ergebnisse zur Zirkulation
von Metallbarren // Germania. 1998. Nr. 76/1.
S. 25–65.

Rassamakin 2004
Rassamakin J. J. Die nordpontische Steppe
in der Kupferzeit. Gräber aus der Mitte des 5. Jts.
bis Ende des 4. Jts. v. Chr. // Archäologie
in Eurasien 17. Mainz, 2004.

Pustovalov 1994
Pustovalov S. Z. Economy and Social Organization
of Northern Pontic Steppe-Forest Steppe Pastoral
Populations: 2700–2000 B. C. (Catacomb
Culture) // Baltic-Pontic Studies. 1994. No. 2.
P. 86–134.

Raczky 1999
Raczky P. Goldfunde aus der Kupferzeit // Kovács
T., Raczky P. (Hrsg.). Prähistorische Goldschätze
aus dem Ungarischen Nationalmuseum.
Budapest, 1999. S. 17–33.

Pernicka 1990
Pernicka E. Gewinnung und Verbreitung
der Metalle in prähistorischer Zeit // Jahrbuch
des Römisch-Germanischen Zentralmuseums.
1990. Nr. 37. S. 21–129.

Rahmstorf 2010-II

Radivojević u. a. 2010
Radivojević M., Rehren T., Pernicka E., Šljivar D.,
Brauns M., Borić D. On the origins of extractive
metallurgy: new evidence from Europe. Journal
of Archaeological Science. 2010. No. 37. P. 2775–
2787.

Rahmstorf 2006
Rahmstorf L. Zur Ausbreitung vorderasiatischer
Innovationen in die Frühbronzezeitliche Ägäis //
Prähistorische Zeitschrift. 2006. Nr. 81.
S. 49–96.

Rassmann 2005
Rassmann K. Die innere Gliederung der Hortfunde
der Klassischen Aunjetitzer Kultur. Eine
Auswertung der Metallanalysen aus dem
Forschungsvorhaben «Frühe Metallurgie im
zentralen Mitteleuropa» // Interpretationsraum
Bronzezeit. Bernhard Hänsel gewidmet von seinen
Schülern. Universitätsforschungen zur prähistorischen Archäologie 121. Bonn, 2005. S. 463–480.

Rassmann 2010
Rassmann K. Die frühbronzezeitlichen Stabdolche
Ostmitteleuropas — Anmerkungen zu Chronologie, Typologie, Technik und Archäometallurgie //
Meller H., Bertemes F. (Hrsg.). Der Griff nach den
Sternen. Internationales Symposium in Haale
(Saale) 16.–21. Februar 2005. Tagungen des
Landesmuseums für Vorgeschichte Halle.
Tagungen des Landesmuseums für Vorgeschichte
Halle 5. Halle, 2010. S. 807–821.

Reich 2006
Reich Ch. Das Gräberfeld von Szeremle und
die Gruppen mit inkrustierter Keramik entlang

643

Сокращения / Abkürzungen

der mittleren und unteren Donau. Berliner Beiträge
zur Vor- u. Frühgeschichte N. F. 13, 1–2. Berlin, 2006.

Reim 2009
Reim H. Die «Eremitage» bei Inzigkofen,
Kr. Sigmaringen (Baden-Württemberg). Zur
Archäologie eines naturheiligen Platzes an der
oberen Donau // Bagley J. M., Eggl C., Neumann D.,
Schefzik M. (Hrsg.). Alpen, Kult und Eisenzeit.
Festschrift für Amei Lang zum 65. Geburtstag.
Rahden; Westf., 2009. S. 161–175.

Литература / Literatur

Sava 2002

Schmidt 1902

Schuchhardt 1925

Shishlina et al. 2007

Sperber 1999

Sava E. Die Bestattungen der Noua-Kultur.
Ein Beitrag zur Erforschung spätbronzezeitlicher
Bestattungsriten zwischen Dnestr und
Westkarpaten, mit Katalogbeiträgen von
N. Boroffka u. a. Prähistorische Archäologie
in Südosteuropa 19. Kiel, 2002.

Schmidt H. Heinrich Schliemann’s Sammlung
trojanischer Altertümer. Berlin, 1902.

Schuchhardt C. Eberswalde // Ebert M. (Hrsg.).
Reallexikon der Vorgeschichte 3. Berlin, 1925.
S. 5–6. Taf. 4–5.

Shishlina N. I., Borisov A. V., Bobrov A. A.,
Pakhomov M. M. Method of Interpreting Bronze
Age Vessel Residue: Discussion, Correlation
and Verification of Data // Theory and Practice
of Archaeological Residue Analyses / Ed. by
H. Barnard, J. W. Eerkens. British Archaeological
Reports International Series 1650. 2007.

Sperber L. Zu den Schwertträgern im westlichen
Kreis der Urnenfelderkultur: profane und religiöse
Aspekte // Eliten in der Bronzezeit. Ergebnisse
zweier Kolloquien in Mainz und Athen. Teil 2.
Monographien des Römisch-Germanischen
Zentralmuseums Mainz 43,2. Mainz, 1999.
S. 605–659.

Shishlina, Orfinskaya, Golikov 2003

Sperber 2003

Shishlina N. I., Orfinskaya O. V., Golikov V. P. Bronze
Age textiles from the North Caucasus: new
evidence of Fourth millennium B. C. Fibres and
Fabrics // Oxford Journal of Archaeology. 2003.
Vol. 22. No. 4.

Sperber L. Wer trug den goldenen Hut? —
Überlegungen zur gesellschaftlichen Einbindung
der Goldkegel vom Typus Schifferstadt // Gold
und Kult der Bronzezeit. Katalog zur Ausstellung.
Nürnberg, 2003. S. 204–219.

Shortland et al. 2007

Sperber 2005

Shortland A., Shishlina N., Egorkov A. Origin and
Production of the Faience Beads in the North
Caucasus and the Northwest Caspian Sea Region
in the Bronze Age // Le cultures du Caucase (VI–III
millénaire avant notre ère). Leurs relations avec le
Proche-Orient. Paris, 2007.

Sperber L. Goldene Zeichen. Kult und Macht
in der Bronzezeit. Katalog zur Ausstellung.
Speyer, 2005.

Sazcı G. Gebäude mit vermutlich kultischer
Funktion. Das Megaron in Quadrat G6 //
Kat. Stuttgart 2001. S. 384–390.

Sazcı G. Der Schatzfundhorizont in Troia —
Seine Einordnung innerhalb des Grabungsplatzes
und der bronzezeitlichen Welt // Archäologisches
Nachrichtenblatt. 2006. Nr. 11/3. S. 245–251.

Sazcı 2007

Reinholdt C., Karydas A. G., Zarkadas Ch. Der frühbronzezeitliche Schmuckhortfund von Kap
Kolonna: Ägina und die Ägäis im Goldzeitalter
des 3. Jahrtausend v. Chr. Wien, 2008.

Sazcı G. The Treasures of Troia. Istanbul, 2007.

Sazcı, Çaliş-Sazcı 2002

Rezepkin A. D. Das frühbronzezeitliche Gräberfeld
von Klady und die Majkop-Kultur in Nordwestkaukasien // Archäologie in Eurasien. Rahden;
Westf., 2000. Nr. 10.

Sazcı G., Çaliş-Sazcı D. Die Vasenkopfnadeln aus
Troia und ihre Entsprechungen im Formenspektrum der frühbronzezeitlichen Keramik //
Aslan R., Blum S., Kastl G., Schweitzer F., Thumm D.
(Hrsg.). Mauerschau. Festschrift für Manfred
Korfmann. Remshalden-Grunbach, 2002. Bd. 1.
S. 457–467.

Roberts u. a. 2009

Sazcı, Korfmann 2000

Roberts B. W., Thornton C. P., Pigott V. C.
Development of metallurgy in Eurasia //
Antiquity. 2009. No. 83. P. 1012–1022.

Sazcı G., Korfmann M. Metallfunde des 3. Jahrtausends v.u.Z. aus Troia — Eine Studie in Verbindung mit den Ergebnissen der neuen Ausgrabungen // Yalçin Ü. (Hrsg.). Anatolian Metal I.
Der Anschnitt, Beiheft 13. Bochum, 2000. S. 93–
100.

Rohl, Needham 1998
Rohl B., Needham S. The Circulation of Metal in the
British Bronze Age: the application of lead isotope
analysis. London, 1998. Oc. Paper 102.

Romer, Born 2009
Romer R. L., Born H. The Origin of the Trojan Silver:
Lead Isotope Constrains // Acta Praehistorica et
Archaeologica. 2009. No. 41. P. 23–27.

Sazcı, Treister 2006
Sazcı G., Treister M. Troias Gold. Die Schätze des
dritten Jahrtausends vor Christus // Korfmann M.
(Hrsg.). Troia. Archäologie eines Siedlungshügels
und seiner Landschaft. Mainz, 2006. S. 209–218.

Schachermeyr 1982
Ruttkay 1995
Ruttkay E. Spätneolithikum // Lenneis E., Neugebauer-Maresch C., Ruttkay E. Jungsteinzeit im
Osten Österreichs. St. Pölten; Wien, 1995.
S. 11–56.

Saherwala 2008
Saherwala G. Zur Geschichte der HeinrichSchliemann-Sammlung im Berliner Museum für
Vor- und Frühgeschichte // Wemhoff M., Hertel D.,
Hänsel A. (Hrsg.). Heinrich Schliemanns
Sammlung Trojanischer Altertumer — Neuvorlage.
Berliner Beiträge zur Vor- und Frühgeschichte
N. F. 14. Berlin, 2008. S. 11–17.

Schachermeyr F. Die Levante im Zeitalter der
Wanderungen vom 13. bis zum 11. Jahrhundert
v. Chr. Wien, 1982.

Schauer 1986
Schauer P. Die Goldblechkegel der Bronzezeit.
Ein Beitrag zur Kulturverbindung zwischen
Orient und Mitteleuropa. Monographien des
Römisch-Germanischen Zentralmuseums Mainz 8.
Mainz, 1986.

Şahoğlu 2005

Schliemann 1881

Şahoğlu V. The Anatolian Trade Network and
the Izmir Region during the Early Bronze Age //
Oxford Journal for Archaeology. 2005. No. 24/4.
P. 339–361.

Schliemann H. Ilios. Stadt und Land der Trojaner.
Forschungen und Entdeckungen in der Troas und
auf der Baustelle von Troja. Leipzig, 1881.

Sandars 1978
Sandars N. The Sea Peoples. Warriors of the
ancient Mediterranean 1250–1150 B. C. London,
1978.

644

Schmidt H. Die Luren von Daberkow, Kr.
Demmin // Prähistorische Zeitschrift. 1915. Nr. 7.
S. 85–178.

Schmidt 2001
Schmidt J.-P. Ein bronzezeitlicher
Blashornbeschlag aus Dallmin, Lkr. Prignitz //
Archäologische Berichte aus MecklenburgVorpommern. 2001. Nr. 8. S. 42–48.

Schmidt, Nitzschke 1980
Schmidt E., Nitzschke W. Ein frühbronzezeitlicher
«Fürstenhügel» bei Dieskau im Saalkreis //
Ausgrabungen und Funde. 1980. Nr. 25.
S. 179–183.

Schuchhardt C. Aus Leben und Arbeit. Berlin, 1944.

Schwenzer S. «Wanderer kommst Du nach
Spa…». Der Opferplatz von Berlin-Spandau. Ein
Heiligtum für Krieger, Händler und Reisende //
Hänsel A., Hänsel B. (Hrsg.). Gaben an die Götter.
Schätze der Bronzezeit Europas. Bestandskataloge
Museum für Vor- und Frühgeschichte 4. Berlin,
1997. S. 61–66.

Schwerin von Krosigk 1976
Gräfin Schwerin von Krosigk H. Untersuchungen
zum vor- und frühgeschichtlichen Siedlungsablauf
am Fundbild der Gemarkungen Bornhöved —
Gönnebek — Groß-Kummersfeld — Schmalensee,
Kreis Segeberg/Holstein. Offa-Ergänzungsreihe 1.
Schleswig 1976.

Siebenmorgen 2000
Seger 1931

Springer 2003
Springer T. (Hrsg.). Gold und Kult der Bronzezeit.
Ausstellungskatalog des Germanischen
Nationalmuseums Nürnberg. Nürnberg, 2003.

Seger H. Die Deichselwagen von Gr. Perschnitz
Kr. Militsch // Altschlesien. 1931. Nr. 3. S. 185–
201.

Siebenmorgen H. Im Labyrinth des Minos, Kreta —
die erste europäische Hochkultur, Ausstellungskatalog Badisches Landesmuseum Karlsruhe.
München, 2000.

Seger 1936

Siebenmorgen 2008

Seger H. Schlesische Hortfunde aus der Bronzeund frühen Eisenzeit // Altschlesien. 1936. Nr. 6.
S. 85–182.

Siebenmorgen H. (Hrsg.) Zeit der Helden, die
dunklen Jahrhunderte Griechenlands (1200–
700 v. Chr.). Katalog zur Ausstellung des Badischen
Landesmuseums Karlsruhe. Darmstadt, 2008.

Sprockhoff 1931

Siebler 1994

Sprockhoff 1934

Siebler M. Troia. Geschichte. Grabungen. Kontroversen. Zaberns Bildbande zur Archäologie 17.
Mainz, 1994.

Sprockhoff E. Die germanischen Vollgriffschwerter
der jüngeren Bronzezeit. Römisch-germanische
Forschungen 9. Berlin; Leipzig, 1934.

Šikulová, Zápotocký 2010

Sprockhoff 1937

Schubart H., Ulreich H. Die Funde der
Südostspanischen Bronzezeit aus der Sammlung
Siret. Madrider Beiträge 17. Mainz, 1991.

Shelton A. Mainland Greece // Cline E. H. (Hrsg.).
The Oxford Handbook of the Bronze Age Aegean
(ca. 3000–1000 B. C. E.). Oxford, 2010. P. 139–
148.

Šikulová V., Zápotocký M. Raně eneolitický měděný
pektorál z vrchu Kotouče u Štramberka. Ein
frühäneolithisches Kupferpektorale vom Berg
Kotouč bei Štramberk // Archeologické rozhledy.
2010. Nr. 62. S. 395–428.

Sprockhoff E. Jungbronzezeitliche Hortfunde
Norddeutschlands (Periode IV). Katalog RömischGermanisches Zentralmuseum Mainz 12. Mainz,
1937.

Schubert 1965

Sherratt 1997

Siret, Siret 1890

Schubert F. Zu den südosteuropäischen Kupferäxten // Germania. 1965. Nr. 43. S. 274–295.

Sherratt A. Invisible Flows: Language, Culture
and Drugs // Economy and Society in Prehistoric
Europe. Changing Perspectives. 1997.

Siret E., Siret L. Las primeras edades del metal en
el sudeste de España. Resultados obtenidos en las
excavaciones hechas por los autores desde 1881
a 1887. Barcelona, 1890.

Schoop 2011-I
Schoop U.-D. Çamlıbel Tarlası, ein
metallverarbeitender Fundplatz des vierten
Jahrtausends v. Chr. im nördlichen Zentralanatolien // Yalçin Ü. (Hrsg.) Anatolian metal V.
Bochum, 2011. S. 53–68.

Schoop 2011-II
Schoop U.-D. Some Thoughts on Social and
Economic Development in Western Anatolia
during the Fourth and Third Millennia B. C. //
Bilgen A. N., Hoff R.von den, Sandalci S., Silek S.
(eds.). Archaeological Research in Western Central
Anatolia. The IIIrd International Symposium of
Archaeology, Kütahya, 8–9 March 2010.
Proceedings. Kütahya, 2011. P. 29–45.

Schubart, Ulreich 1991

Sprockhoff 1930
Sprockhoff E. Zur Handelsgeschichte der germanischen Bronzezeit. Vorgeschichtliche Forschungen
7. Berlin, 1930.

Sprockhoff E. Die germanischen Griffzungenschwerter. Römisch-germanische Forschungen 5.
Berlin; Leipzig, 1931.

Shelmerdine 2012
Shelmerdine C. W. Iklaina Tablet IK X 1 // Études
mycéniennes 2010. Actes du XIIIe colloque
international sur les textes égéens, Sèvres, Paris,
Nanterre, 20–23 septembre 2010. Biblioteca di
Pasiphae 10. Pisa; Rom, 2012. P. 55–77.

Shelton 2010

Sprockhoff 1941

Schuchhardt 1913
Schuchhardt C. Buchbesprechung zu G. Kossinna,
Der germanische Goldreichtum in der Bronzezeit // Prähistorische Zeitschrift. 1913. Nr. 5.
S. 585–587.

Schliemann 1874
Schliemann H. Atlas Trojanischer Alterthümer:
In 2 Bd. Leipzig, 1874.

Schuchhardt 1944

Schwenzer 1997
Schmidt 1915

Sazcı 2006

Reinholdt u. a. 2008

Rezepkin 2000

Schmidt H. Der Bronzefund von Canena (Bez.
Halle) // Prähistorische Zeitschrift. 1909. Nr. 1.
S. 113–119.

Sazcı 2001

Reinholdt 1993
Reinholdt C. Der Thyreatis-Hortfund in Berlin:
Untersuchungen zum vormykenischen
Edelmetallschmuck in Griechenland // Jahrbuch
des Deutschen Archäologischen Instituts 108.
1993. S. 1–41.

Schmidt 1909

Schuchhardt 1914-I
Schuchhardt C. Antwort // Prähistorische
Zeitschrift. 1914. Nr. 6. S. 199–201.

Sherratt 2012
Sherratt S. The intercultural transformative
capacities or irregulary appropriated goods //
Maran J., Stockhammer Ph. (Hrsg.). Materiality
and Social Practice. Transformative Capacities
of Intercultural Encounters. Oxford, 2012.
P. 152–172.

Shishlina 1997
Schuchhardt 1914-II
Schuchhardt C. Der Goldfund vom Messingwerk
bei Eberswalde. Berlin, 1914.

Shislina N. I. The bow and arrow of the Eurasian
steppe Bronze Age nomads // Journal of European
Archaeology. 1997. No. 5,2. P. 53–66.

Schliemann 1884

Schuchhardt 1915

Shishlina 2008

Schliemann H. Troja. Ergebnisse meiner neuesten
Ausgrabungen auf der Baustelle von Troja, in den
Heldengräbern, Bunarbaschi und anderen Orten
der Troas im Jahre 1882. Leipzig, 1884.

Schuchhardt C. Selbstanzeige. Carl Schuchhardt.
Der Goldfund vom Messingwerk bei Eberswalde //
Prähistorische Zeitschrift. 1915. Nr. 7.
S. 222–226.

Shishlina N. Reconstruction of the Bronze Age
of the Caspian Steppes. Life styles and life ways
of pastoral nomads. British Archaeological
Reports International Series 1876. 2008.

Sprockhoff E. Niedersachsens Bedeutung für
die Bronzezeit Westeuropas. Zur Verankerung
einer neuen Kulturprovinz 31. Bericht der RömischGermanischen Kommission. 1941. S. 1–138.

Sprockhoff 1956
Sognnes 1988
Sognnes K. Rock art at the Arctic Circle // Acta
Archaelogica. 1988. No. 59. P. 67–95.

Sprockhoff E. Jungbronzezeitliche Hortfunde
der Südzone des nordischen Kreises (Periode V).
Mainz, 1956.

Sommerfeld 1994

Sprockhoff 1961

Sommerfeld Ch. Gerätegeld Sichel. Studien zur
monetären Struktur bronzezeitlicher Horte im
nördlichen Mitteleuropa // Vorgeschichtliche
Forschungen 19. Berlin; New York, 1994.

Sprockhoff E. Eine mykenische Bronzetasse von
Dohnsen, Kr. Celle // Germania. 1961. Nr. 39.
S. 11–22.

Stentzler 1979
Soroceanu 2011
Soroceanu T. «Gladius barbarico ritu humi figitur
nudus». Schriftliches, Bildliches und Ethnologisches zur Bedeutung der Schwerter und der
Schwertdeponierungen außerhalb des militärischen Verwendungsbereiches. Tyragetia, 2011.
Nr. 5. S. 39–116.

Stentzler F. Versuch über den Tausch. Zur Kritik
des Strukturalismus. Berlin, 1979.

Stöllner u. a. 2006
Stöllner T., Cierny J., Eibner C., Boenke N., Herd R.,
Maass A., Röttger K., Sormaz T., Steffens G.,
Thomas P. Der bronzezeitliche Bergbau

645

Сокращения / Abkürzungen

Литература / Literatur

im Südrevier des Mitterberggebietes. Bericht zu
den Forschungen der Jahre 2002 bis 2006 //
Archaeologia Austriaca. 2006. Nr. 90. S. 87–137.

Toker 1992

Stöllner u. a. 2011

Tolstikow, Treister 1996

Stöllner T., Samaschev Z., Berdenov S., Cierny J.,
Doll M., Garner J., Gontscharov A., Gorelik A.,
Hauptmann A., Herd R., Kusch G. A., Merz V., Riese T.,
Sikorski B., Zickgraf B. Tin from Kazakhstan —
Steppe Tin for the West? // Yalçin Ü. (Hrsg.).
Anatolian Metal V. Der Anschnitt, Beiheft 24.
Bochum, 2011. S. 231–252.

Tolstikow W. P., Treister M. J. Der Schatz aus Troja.
Schliemann und der Mythos des Priamos Goldes:
Katalog zur Ausstellung in Moskau. Stuttgart;
Zürich, 1996.

Toker A. Museum of Anatolian civilizations. Metal
Vessels. Ankara, 1992.

Völling et al. 2012

Weisgerber, Cierny 2002

Yalcin, Pernicka 1999

Weisgerber G., Cierny J. Tin for Ancient Anatolia? //
Yalçin Ü. (Hrsg.). Anatolian Metal II. Der Anschnitt,
Beiheft 15. Bochum, 2002. S. 179–186.

Yalcin Ü., Pernicka E. Frühneolithische Metallbearbeitung am Asikli Höyük, Türkei // Hauptmann A.,
Pernicka E., Rehren T., Yalcin Ü. (Hrsg.). The Beginnings of Metallurgy. Der Anschnitt, Beiheft 9.
Bochum, 1999. P. 45–54.

Vater M. Neuer Bronzefund in Spandau //
Korrespondenzblatt der Deutschen Gesellschaft
für Anthropologie. 1881. Nr. 12. S. 104–108.

Völling E., Reifarth N., Vogl J. The Intercultural
Context of Treasure A in Troy — Jewellery and
Textiles // Nosch M. L., Laffineur R. (eds.). Kosmos.
Jewellery, Adornment and Textiles in the Aegean
Bronze Age. Proceedings of the 13th International
Aegean Conference = 13e Rencontre égéenne
internationale, University of Copenhagen, Danish
National Research Foundation’s Centre for Textile
Research, 21–26 April 2010, Aegaeum. Annales
d’archéologie égéenne de l’Université de Liège et
UT-PASP, 33. Leuven, 2012. P. 531–538.

Verger 2011

Voß 1878

Wetzel (im Druck)

Verger S. Dévotions féminines et bronzes de
l’extrême Nord dans la Thesmophorion de Géla //
Quantin F. (Hrsg.). Archéologie des religions
antiques. Contributions à l’étude des sanctuaires
et de la piété en Méditerranée (Grèce, Italie, Sicile,
Espagne). Pau, 2011. P. 15–76.

Voß A. Urne von Elsenau. Verhandlungen der
Berliner Gesellschaft für Anthropologie,
Ethnologie und Urgeschichte // Zeitschrift für
Ethnologie. 1878. Nr. 10. S. 330–333. Taf. 20.

Wetzel G. Ein 1945 verschollener Goldringfund
der Lausitzer Kultur von Miedzyrzecz
(früher Meseritz), Woiwodschaft Lebus
(im Druck).

Voß 1884

Wincentz Rasmussen 2000

Voß A. Der Bronzefund von Callies in Pommern //
Archiv für Anthropologie. 1884. Supplement 2.
S. 1–7. Taf. 12–13.

Wincentz Rasmussen L. Otte bronzesværd fra
Dystrup // Hvass S. (red.). Vor skjulte kulturarv.
Arkæologien under overfladen. Til Hendes
Majestæt Dronning Margarethe II 16. april 2000.
Esbjerg, 2000. P. 62–63.

Similar but Different — Bell Beakers in Europe.
Poznan, 2004. P. 35–62.

Vander Linden 2007

Tomedi 2004
Tomedi G. Der bronzezeitliche Schatzfund von
Piller (Gemeinde Fließ, Nordtirol). Fließ, 2004.

Strahm 1994
Strahm Ch. Die Anfänge der Metallurgie in
Mitteleuropa // Helvetia Archaeologica. 1994.
Nr. 25. S. 2–39.

Treister 1996

Strobel 1976

Treister 2002

Strobel S. Der spätbronzezeitliche Seevölkersturm.
Berlin; New York, 1976.

Treister M. The Relative and Absolute Chronology
of the Trojan Treasures // Aslan R., Blum S., Kastl G.,
Schweitzer F., Thumm D. (Hrsg.). Mauerschau.
Festschrift für Manfred Korfmann. RemshaldenGrunbach, 2002. Bd. 1. S. 245–258.

Studsizkaya, Kuzminykh 2002
Studsizkaya S. V., Kuzminykh S. V. The Galich
treasure as a set shaman articles // Fennoscandia
archeological. Helsinki, 2002. Vol. 19.

Tadmor u. a. 1995
Tadmor M., Kedem D., Begemann F., Hauptmann A.,
Pernicka E., Schmitt-Strecker S. The Nahal Mishmar
hoard from the Judean Desert: technology,
composition, provenance // Atiqot. 1995. No. 27.
P. 93–146.

Treister M. Die trojanischen Schätze // Kat. Moskau
1996. S. 197–236.

Тrifonov 2004
Тrifonov V. A. Die Majkop-Kultur und die ersten
Wagen in der südrussischen Steppe // Burmeister S.,
Fansa M. (ed.). Rad und Wagen. Mainz am Rhein,
2004.

Turek u. a. 2003

Tallgren A. M. Die Kupfer- und Bronzezeit in Nordund Ostrußland. I: Die Kupfer- und Bronzezeit in
Nordwestrußland. Die ältere Metallzeit in Ostrußland. Helsingfors, 1911.

Turek J., Dvořák P., Peška J. Archaeology of Beaker
Settlements in Bohemia and Moravia. An Outline
of the Current State of Knowledge // Czebreszuk J.,
Szmyt M. (Hrsg.). The Northeast Frontier of Bell
Beakers. British Archaeological Reports
International Series 1155. Oxford, 2003. P.
183–228.

Tallgren 1926

Tylecote 1962

Tallgren A. M. La Pontide préscythique après
l’introduction des métaux // Eurasia
Septentrionalis Antiqua. 1926. No 2. P. 1–248.

Tylecote R. F. Metallurgy in archaeology. London,
1962.

Tallgren 1911

Vander Linden M. What linked the Bell Beakers in
third millennium B. C. Europe? // Antiquity. 2007.
No. 81. P. 343–352.

Vater 1881

Telegin D. Y., Pustovalov S. Ž., Kovalyukh N. N.
Relative and Absolute Chronology of Yamnaya and
Catacomb Monuments the Issue of Co-Existence //
The Foundations of Radiocarbon Chronology
of Cultures between the Vistula and Dnieper:
4000–1000 B. C. Baltic-Pontic Studies. 2003.
No. 12. P. 132–184.

Tzedakis Y., Martlew H. (Hrsg.). Minoans and
Mycenaeans. Flavours of Their Time. Athen, 1999.

Uckelmann, Mödlinger 2011
Uckelmann M., Mödlinger M. (eds.). Bronze Age
Warfare: Manufacture and Use of Weaponry /
British Archaeological Reports International Series
2255. Oxford, 2011.

Teufer 1999

Ünlüsoy 2010

Teufer M. Ein Scheibenknebel aus Džarkutan
(Süduzbekistan) // Archäologische Mitteilungen
aus Iran und Turan. 1999. Nr. 31. S. 69–142.

Ünlüsoy S. Die Stratigraphie der Burg von Troia II.
Dissertation zur Erlangung des akademischen
Grades Doktor der Philosophie der Fakultät für
Kulturwissenschaften der Eberhard-KarlsUniversität Tübingen. Tübingen, 2010.

Thrane 1975
Thrane H. Europæiske forbindelser. Nationalmuseets Skrifter // Arkæologisk-Historisk Række
16. Copenhagen, 1975.

Thrane 1979
Thrane H. Malede huse // Skalk. 1979. No. 6.
P. 10–12.

Vander Linden 2003
Vander Linden M. For equalities are plural:
reassessing the social in Europe during the third
millennium B. C. // World Archaeology. 2003.
No. 39 (2). P. 177–193.

Vander Linden 2004
Thrane 1993
Thrane H. 8 fynske bronzealderlurer og nogle
lerstumper // Fynske Minder. 1993. P. 29–52.

646

Vander Linden M. Polythetic networks, coherent
people: A new historical hypothesis for the Bell
Beaker Phenomenon // Czebreszuk J. (Hrsg.).

Weiss R.-M. Des Kaisers alte Funde.
Die Sammlung hallstattzeitlicher Funde aus
Krain, Slowenien // Menghin W. (Hrsg.).
Hallstattzeit. Die Altertümer im Museum für
Vor- und Frühgeschichte Berlin 2. Mainz, 1999.
S. 48–73.

Yates, Bradley 2010
Yates D., Bradley R. The Siting of Metalworking
Hoards in the Bronze Age of South-East England //
The Antiquaries Journal. 2010. No. 90. P. 41–72.

Zdanovich, Zdanovich 2002

Verhandlungen BGAEU 1892
Spuren der Römer in Nordwest-Deutschland,
insbesondere über das Deister-Castell, das
Standlager des Varus, und das Schlachtfeld am
Angrivanischen Grenzwall. Verhandlungen der
Berliner Gesellschaft für Anthropologie,
Ethnologie und Urgeschichte. Zeitschrift für
Ethnologie. 1892. Nr. 24. S. 251–270.

Vulpe 1995
Vulpe A. Der Schatz von Perşinari in SüdRumänien // Jockenhövel A. (Hrsg.). Festschrift für
H. Müller-Karpe zum 70. Geburtstag. Bonn, 1995.
S. 43–63.

Virág 2010

Vulpe, Mihălescu-Bîrliba 1985

Virág Z. Ringanhänger und Goldscheiben.
Verbreitung und Bedeutung // Jungsteinzeit
im Umbruch. Die «Michelsberger Kultur» und
Mitteleuropa vor 6000 Jahren. Katalog zur
Ausstellung im Badischen Landesmuseum.
Karlsruhe, 2010. S. 212–217.

Vulpe A., Mihălescu-Bîrliba V. Der Goldschatz von
Rădeni, Jud. Neamţ // Prähistorische Zeitschrift.
1985. Nr. 60. S. 47–69.

Wachsmuth D. Weihungen // Der kleine Pauly 5.
München, 1979. S. 1355–1359.

Virchow 1873
Wagner, Öztunali 2000

Virchow R. Nordische Bronce-Wagen, BronceStiere und Bronce-Vögel. Verhandlungen der
Berliner Gesellschaft für Anthropologie,
Ethnologie und Urgeschichte // Zeitschrift für
Ethnologie. 1873. Nr. 5. S. 198–205.

Wagner G. A., Öztunali Ö. Prehistoric Copper
Sources in Turkey // Yalçin Ü. (Hrsg.). Anatolian
Metal I. Der Anschnitt, Beiheft 13. Bochum, 2000.
S. 31–67.

Virchow 1874

Weber, Zettler 1998

Virchow R. Die Urbevölkerung Europas. Sammlung
gemeinverständlicher wissenschaftlicher
Vorträge, herausgegeben von R. Virchow
und Fr. v. Holtzendorff. Serie IX, Heft. 1. Berlin,
1874.

Weber J. A., Zettler R. L. Metal Vessels // Zettler R. L.,
Horne L. (Hrsg.). Treasures from the Royal Tombs
of Ur. Philadelphia, 1998. P. 125–142.

Virchow 1876
Virchow R. Bronzewagen von Burg an der Spree.
Verhandlungen der Berliner Gesellschaft für
Anthropologie, Ethnologie und Urgeschichte //
Zeitschrift für Ethnologie. 1876. Nr. 8.
S. 238–243.

Wegner 1976
Wegner G. Die vorgeschichtlichen Flußfunde aus
dem Main und dem Rhein bei Mainz. Kallmünz,
Opf. 1976.

Zemmer-Plank L. (Hrsg.). Kult der Vorzeit in den
Alpen. Opfergaben, Opferplätze, Opferbrauchtum.
Bolzano, 2002. S. 635–673.

Zich B. Die frühbronzezeitliche Umgebung des
Fundes mit der Himmelsscheibe von Nebra //
Meller H., Bertemes F. (Hrsg.). Der Griff nach den
Sternen. Wie Europas Eliten zu Macht und
Reichtum kamen. Internationales Symposium in
Halle (Saale) 16.–21. Februar 2005. Tagungen des
Landesmuseums für Vorgeschichte Halle 5. Halle,
2010. S. 97–117.

Zidarov P. Long-Distance Exchange Patterns Along
the Great Silk Road during the Bronze Age (Third
and Second Millennium B. C.). A View from the
West // Social Orders and Social Landscapes:
Interdisciplinary Approaches to Eurasian
Archaeology. Chicago, 2005.

Woytowitsch 1978
Woytowitsch E. Die Wagen der Bronze- und frühen
Eisenzeit in Italien. Prähistorische Bronzefunde
XVII, 1. München, 1978.

Wüstemann 1995
Wüstemann H. Die Dolche und Stabdolche in
Ostdeutschland. Prähistorische Bronzefunde VI, 8.
Stuttgart, 1995.

Wüstemann, Riederer 2004

Yalcin et al. 2005

Weisgerber G. Prähistorischer Zinnbergbau in
Mittelasien // TÜBA-AR. 2009. Nr. 12. S. 235–258.

Völling E. Die durchlochten Tonobjekte in der
Berliner Sammlung // Wemhoff M., Hertel D.,
Hänsel A. (Hrsg.). Heinrich Schliemanns
Sammlung Trojanischer Altertümer / Neuvorlage
Bd. 1. Berliner Beiträge zur Vor- und Frühgeschichte N. F. 14. Berlin, 2008. S. 227–270.

Wirth S. Die Funde aus der Donauschleife bei
Schäfstall in Bayern // Bonnamour L. (Hrsg.).
Archéologie des fleuves et des rivières. Paris,
2000. S. 84–92.

Weinberg S. S. A Gold Sauceboat in the Israel
Museum // Antike Kunst. 1969. No. 12. P. 3–8.

Virchow R. Das Gräberfeld von Koban im Lande
der Osseten, Kaukasus. Eine vergleichendarchäologische Studie. Berlin, 1883.

Zemmer-Plank 2002

Zidarov 2005
Wirth 2000

Weinberg 1969

Weisgerber 2009

Völling 2008

Winghart S. Die Wagengräber von Poing und Hart
a. d. Alz. Evidenz und Ursachen spätbronzezeitlicher Elitenbildung in der Zone nordwärts der
Alpen // Eliten in der Bronzezeit. Ergebnisse
zweier Kolloquien in Mainz und Athen.
Monographien des Römisch-Germanischen
Zentralmuseums Mainz 43,2. Mainz, 1999.
S. 515–532.

Wüstemann H., Riederer J. Die Schwerter in
Ostdeutschland. Prähistorische Bronzefunde IV, 15.
Stuttgart, 2004.

Virchow 1883

Zdanovich G. B., Zdanovich D. G. The ‘Country of
Towns’ of Southern Trans-Urals and Some Aspects
of Steppe Assimilations in the Bronze Age //
Boyle K., Renfrew C., Levine M. (Hrsg.). Ancient
Interactions: East and West in Eurasia. Cambridge,
2002. P. 249–264.

Zich 2010
Winghart 1999

Wachsmuth 1979

Tzedakis, Martlew 1999
Telegin u. a. 2003

Weiss 1999

Yalcin Ü., Pulak C., Slotta R. (Hrsg.). Das Schiff von
Uluburun — Welthandel vor 3000 Jahren. Katalog
zur Ausstellung. Deutsches Bergbaumuseum,
Bochum, 2005.

Zimmermann 2002
Zimmermann T. Eine «Syrische» Flasche
der Troiasammlung des Römisch-Germanischen
Zentralmuseums // Archäologisches Korrespondenzblatt. 2002. Nr. 32 (1). S. 51–57.

Zimmermann 2005
Zimmermann T. Perfumes and Policies — A «Syrian
Bottle» from Kinet Höyük and Anatolian Trade
Patterns in the Advanced Third Millennium B. C. //
Anatolica. 2005. No. 31. P. 161–169.

Zöldföldi et al. 2006
Zöldföldi J., Richter S., Kasztovszky Zs., Mihály J.
Where does Lapis Lazuli come from? Nondestructive Provenance Analysis by PGAA //
34th International Symposium on Archaeometry,
3–7 May 2004. Zaragoza, Spain. Zaragoza, 2006.
P. 353–361.

Бронзовый век. Европа без границ. Четвертое — первое тысячелетия до н. э. :
Б88 каталог выставки / коллектив авторов ; Государственный Эрмитаж, Государственный Исторический музей, Государственный музей изобразительных искусств
им. А. С. Пушкина, Государственные музеи Берлина Прусское культурное наследие ; под ред. Ю. Ю. Пиотровского. — Изд-во «Чистый лист», 2013. — 648 с. : ил.
ISBN 978-5-90152-838-9
Каталог приурочен к открытию одноименной выставки, проходящей в Государственном Эрмитаже
и Государственном Историческом музее. Это вторая выставка, посвященная теме «Европа без границ». Первая — «Эпоха Меровингов. Европа без границ» состоялась в 2007 г. и имела большой
успех. Главная идея новой выставки: показать на археологическом материале элементы культуры
эпохи бронзы (IV–I тыс. до н. э.) в широком географическом диапазоне — от Антлантического океана до Уральских гор. В каталог включены предметы из коллекций трех российских музеев — Государственного Эрмитажа, Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина
и Государственного Исторического музея, а также из Музея преистории и древней истории Государственных музеев Берлина.
Издание знакомит читателя с древнейшими золотыми памятниками Европы «кладом Приама»
и изделиями из Майкопского кургана; с бронзовым оружием и орудиями производства, с драгоценными сосудами и украшениями. В каталог включены статьи ведущих ученых по актуальным
проблемам эпохи бронзы. Текст публикуется на двух языках — русском и немецком.
Каталог предназначен для специалистов — историков, археологов, этнографов, а также для широкого круга читателей.

УДК 7.031.1+930.26:006.99
ББК (Т)63.4

Der vorliegende Katalog erscheint parallel zu der gleichnamigen Ausstellung, die in der Staatlichen Eremitage und im Staatlichen Historischen Museum gezeigt wird. Es ist die zweite Ausstellung zum Thema
«Europa ohne Grenzen». Die erste, «Merowingerzeit» fand 2007 statt und erfreute sich regen Interesses.
Die entscheidende Idee dieser zweiten Ausstellung liegt darin, anhand von archäologischen Materialien
Elemente der bronzezeitlichen Kultur (4.–1. Jahrtausend v. Chr.), wie sie im weiten geographischen
Raum vom Atlantischen Ozean bis zum Ural verbreitet war, aufzuzeigen. Der Katalog stellt Stücke vor, die
aus der Staatlichen Eremitage, dem Staatlichen A. S. Puschkin-Museum für bildende Künste und dem
Staatlichen Historischen Museum sowie aus dem Museum für Vor- und Frühgeschichte der Staatlichen
Museen zu Berlin stammen.
Europäische Goldarbeiten aus dem «Schatz des Priamos» und Funde aus dem Maikop-Kurgan werden der
Leserschaft ebenso nahe gebracht wie Waffen und Werkzeuge aus Bronze, Gefäße aus Edelmetallen und
Schmuck. Ferner enthält der zweisprachig (Russisch und Deutsch) aufgebaute Katalog Artikel führender
Wissenschaftler zu aktuellen Problemen der Bronzezeit.
Neben Fachleuten wie Historikern, Archäologen und Ethnographen wendet er sich auch an eine breite
Leserschaft.

Научное издание

Wissenschaftliche Publikation

БРОНЗОВЫЙ ВЕК BRONZEZEIT
ЕВРОПА БЕЗ ГРАНИЦ
Четвертое — первое тысячелетия до н. э.
Каталог выставки
Редактор текста на русском языке О. Н. Нечипуренко
Корректор текста на русском языке Т. А. Румянцева
Редакторы текста на немецком языке Манфред Наврот,
Катя Фоллерт, Ангелика Хофманн, Аликс Хэнзель
Цветокоррекция иллюстраций: А. Н. Силантьев

EUROPA OHNE GRENZEN
4.–1. Jahrtausend v. Chr.
Ausstellungskatalog
Redaktion der russischen Texte: O. N. Nečipurenko
Korrektur der russischen Texte: T. A. Rumjanceva
Redaktion der deutschen Texte: Alix Hänsel, Angelika
Hofmann, Manfred Nawroth, Katja Vollert
Farbkorrektur der Abbildungen: A. N. Silant’ev

Подписано в печать 31.05.2013. Формат 60 × 90/8. Усл. печ. л. 81. Тираж 1500 экз.
Издательство «Чистый лист»,
E-mail: tabularasa_2000@mail.ru
Отпечатано в EBS Editoriale Bortolazzi-Stei
(Верона, Италия)

Publishing House «Tabula Rasa»
E-mail: tabularasa_2000@mail.ru
Druck: EBS Editoriale Bortolazzi-Stei
(Verona, Italien)