Деревянные фаготы [Анатолий Фиолетов] (fb2) читать онлайн

Анатолий Васильевич Фиолетов Деревянные фаготы

От составителя

Анатолий Фиолетов долгие десятилетия оставался в Одессе – и в памяти покинувших родной город одесских писателей и поэтов – культурной, поэтической, романтической легендой. Однако стихи его, которые современники единодушно называли «прелестными», пылились в забвении (тем более что одесские, полтавские, феодосийские альманахи, где был напечатан значительный свод стихотворений Фиолетова, не были полностью представлены в собраниях даже крупных собирателей, а его единственный сборник «Зеленые агаты», несмотря на солидный тираж, стал и вовсе ненаходимым).

В 1978 г., с публикацией нашумевшего романа В. Катаева «Алмазный мой венец», о Фиолетове узнали и «широкие массы» советских читателей. Впрочем, мало кто из них, за исключением исследователей и знатоков эпохи, мог догадаться, кого описывал Катаев под маской «одного замечательного молодого поэта, друга птицелова, эскесса и всей поэтической элиты».

Два года спустя одесским журналистам, краеведам и коллекционерам Е. Голубовскому и А. Розенбойму (выступившему под своим постоянным псевдонимом «Р. Александров»), удалось опубликовать в IX выпуске «Альманаха библиофила» статью «Поэт Анатолий Фиолетов».

Возвращение А. Фиолетова к читателям состоялось лишь на рубеже XXI в. – в 2000 г. в Одессе вышел составленный Е. Голубовским сборник «О лошадях простого звания». К сожалению, в сборник не вошли некоторые стихотворения Фиолетова из альманахов и периодической печати, а «библиофильский» тираж (100 экз.) сделал и эту книгу труднодоступной.

Лучшие стихотворения А. Фиолетова, его поэзия и поэтика говорят сами за себя и не нуждаются в сложных толкованиях. Но в заключение хотелось бы исправить некоторую несправедливость по отношению к поэту. В работах виднейших исследователей русского футуризма и литературного авангарда в целом (В. Марков, А. Крусанов), опирающихся главным образом на юношеский сборник «Зеленые агаты» (1914), поэт характеризуется как эпигон «одновременно и декадентов и эгофутуристов». В смысле «Зеленых агатов» с таким выводом спорить не приходится, хотя и в этой книге встречаются не лишенные своеобразия поэтические тексты. Вскоре, все более уходя от модных влияний поздних декадентов и северянинской школы и опираясь в некоторой степени на поэтов-«сатириконовцев», Фиолетов нашел собственную – чистую и трогательную – поэтическую ноту. Вполне справедливыми представляются слова его литературного соратника Б. Бобовича: «Фиолетова считали футуристом. Но это не так. Фиолетов был просто поэт».

Настоящий сборник следует в общих чертах композиции издания 2000 г. В первый раздел, «Электрические сумерки», включены стихотворения из одесских авангардных альманахов 19151917 гг. и полтавского альманаха «Сад поэтов» (1916), в том числе ранее не переиздававшиеся. За полностью воспроизведенным сборником «Зеленые агаты» следует раздел «Деревянные фаготы», где представлены стихи, публиковавшиеся в периодической печати, и поздние стихотворения, включая посмертные публикации.

Центральное место в приложениях занимает публикация А. Яворской, заместителя директора Одесского Литературного музея по научной работе, «Анатолий Фиолетов (Шор) на страницах одесской периодики 1918–1919 гг.» – ценнейшая подборка документальных свидетельств и откликов на гибель поэта. Пользуясь случаем, выражаю глубокую благодарность музею и лично г-же А. Яворской за помощь в работе и любезное разрешение опубликовать в книге данные материалы и статью об А. Фиолетове.

С. Шаргородский

А. Яворская. История любви и смерти поэта Анатолия Фиолетова^*

Сколько нужно прожить и что сделать, чтобы стать легендой?

Можно прожить длинную бурную жизнь, скитаясь по Европе, как Джакомо Казанова или Бенвенуто Челлини и в конце ее усесться за мемуары. Или перестать писать стихи в двадцать лет и стать торговцем в Африке, как Артюр Рембо.

Натан Беньяминович Шор (псевдоним – Анатолий Фиолетов) родился в Одессе в 1897 году. Убит в 1918.

Эти строки семнадцатилетнего юноши помнили многие одесские барышни спустя десятилетия. А о нем самом – забыли. Нет, не совсем забыли. Все было сложнее. С двадцатых до пятидесятых годов двадцатого века склероз – не диагноз, а алиби. Одним из первых вспомнил «молодого поэта» Валентин Катаев в повести «Алмазный мой венец».

Там же и описание похорон: «…молодая жена убитого поэта и сама поэтесса, красавица, еще так недавно стоявшая на эстраде нашей „Зеленой лампы“ как царица с двумя золотыми обручами на голове, причесанной директуар, и читавшая нараспев свои последние стихи… теперь, распростершись, лежала на высоком сыром могильном холме и, задыхаясь от рыданий, с постаревшим, искаженным лицом хватала и запихивала в рот могильную землю, как будто именно это могло воскресить молодого поэта…»

Зинаида Шишова – самая очаровательная из одесских поэтесс и Фиолетов – самый талантливый из молодых поэтов… Какая красивая любовь…

Завистлива и безжалостна бывает судьба. Эти стихи Фиолетова напечатаны через год после его гибели. В том же 1919-м выходит книга стихов Шишовой «Пенаты». Второй раздел назывался «Смерть» и полностью посвящен гибели Фиолетова.

Больше Зинаида ничего о нем не писала. Впрочем, и стихов больше не было. Не сохранилась у нее и книга. В одном из писем в Одессу в начале шестидесятых Шишова просит найти и прислать ей экземпляр собственной книги.

У Катаева – убит по ошибке, вместо брата, Осипа, служившего в уголовном розыске. Во время встречи с Александром Розенбоймом Осип Шор подтверждал: «Вот родимое пятно – это Каинова печать. Натана убили вместо меня». Иван Бунин в «Окаянных днях» писал о молодом поэте, убитом большевиками. Но погиб Фиолетов при австрийцах.

Нелепая смерть по ошибке (как уверяли современники) – и трогательные, беззащитные стихи. Долгое время считали, что он написал всего 46 стихотворений. Но часть неизданных стихов Фиолетова сохранилась в архиве родственников.

Четверостишие о лошадях цитировали И. Бунин и В. Катаев. Говорят, знали его А. Ахматова и В. Маяковский.

Но все же судьбу свою, вопреки легенде, он выбрал сам.

У Екатерины и Вениамина Шоров было два сына. Отец Екатерины «был то ли ростовщик, то ли банкир. Он давал деньги взаймы морским офицерам.» – вспоминает сводная сестра Фиолетова, художник по костюмам Эльза Рапопорт. – «Мать моя овдовела очень рано. Муж – Вениамин Шор – внезапно скончался от сердечного приступа, ему было тридцать лет. У матери остались двое мальчиков – двухлетний Осип (прототип Остапа Бендера) и четырехлетний Натан (будущий поэт Анатолий Фиолетов).

Через восемь лет моя мать вышла замуж за Давида Рапопорта и родилась я».

Из воспоминаний сестры видно, что большую часть времени она с родителями жила в Петербурге: «…на Каменноостровском мне в приданое строился дом. Это я знаю точно, так как по воскресеньям мы ездили глядеть, как его возводили». Мальчики жили в Одессе, скорее всего, у деда.

Одесский еврейский мальчик оканчивает гимназию. Дед – банкир (или ростовщик), отчим – банкир. Казалось бы, быть и ему банкиром (ну, хотя бы банковским клерком для начала). А он пишет стихи.

Молодой поэт придумывает звучный псевдоним – по легенде, они с Эдуардом Дзюбиным разыграли два цвета: багровый и фиолетовый. Так появляются Анатолий Фиолетов и Эдуард Багрицкий.

В 1914 выходит первая (и последняя прижизненная) книга «Зеленые агаты. Поэзы». Сегодня известен единственный сохранившийся экземпляр – в библиотеке им. Салтыкова-Щедрина. Но уцелела ли книга после всех потопов и пожаров – бог весть.

В 1915-17 годах Фиолетов участвовал в одесских альманахах с названиями, причудливыми, как и его стихи: «Седьмое покрывало», «Авто в облаках», «Серебряные трубы», «Чудо в пустыне».

В отличие от достаточно ленивого Эдуарда, Натан поступает в Новороссийский университет на юридическое отделение. Когда после Февральской революции студентов-юристов привлекли к работе в уголовном сыске, Фиолетов-Шор стал инспектором розыскного отдела. Он не воспевал романтику боя, как Багрицкий. Стихи его похожи то на изысканную японскую гравюру, то на слегка размытую акварель.

И как соотнести с этим почти двухлетнюю службу человека, в смутные времена стоящего на страже закона? Когда студентов увольняли из уголовного розыска, Натан остался. Что это было? Жажда романтики? Но романтики в этой грязной, кровавой работе было слишком мало. Ради денег? Но многие молодые поэты зарабатывали пером. А может, желание спасти чужие жизни?

Сестра Эльза позднее вспоминала обрывки семейных разговоров. Похоже, что Натан остался в угрозыске в пику родным, которые были недовольны его романом с девушкой иной веры.

По какой бы причине поэт не остался, убили его не по ошибке. Смерть Анатолия Фиолетова даже в те кровавые времена потрясла горожан. Об этом можно судить по заметкам и некрологам в газетах.

«Одесские новости», 28 ноября: «Жертвами злоумышленников сделались вчера инспектор уголовно-розыскного отделения студент Анатолий Шор 22 л. и агент того же отделения Войцеховский».

«Одесская почта», 28 ноября: «Около 4-х часов дня инспектор уголовно-розыскного отделения, студент 4 курса Шор в сопровождении агента Войцеховского находясь по делам службы на „Толкучке“, куда они были направлены для выслеживания опасного преступника…»

«Одесские новости», 29 ноября: «…вошли в отдельную мастерскую Миркина в д. № 100 по Б.-Арнаутской, как передают, поговорить по телефону. Вслед за ними вошли три неизвестных субъекта. Один из них быстро приблизился к Шору и стал с ним о чем-то говорить. Шор опустил руку в карман, очевидно, желая достать револьвер. В это мгновение субъекты стали стрелять в Шора и убили его».

«Южная мысль», 29 ноября: «Убит молодой поэт Анатолий Фиолетов. Труп его отправлен в морг при университетской клинике… Какая злая, чудовищная ирония судьбы – поэт Анатолий Фиолетов вынужден был служить в розыскном отделении как Анатолий Шор…»

«Одесские новости», 29 ноября: «Зинаида Шишова извещает о смерти дорогого Анатолия Фиолетова»; «„Зеленая лампа“, „Одесский кружок поэтов“ и „Студенческий литературно-художественный кружок извещают о смерти дорогого Анатолия Фиолетова“».

«Одесские новости», 30 ноября: «Убитые горем мать, отец, брат и сестра извещают о трагической кончине их дорогого, любимого сына студента Анатолия Шора, похороненного 29 ноября с. г. на втором еврейском кладбище».

«Южная мысль», 25 декабря: «…состоится вечер поэтов памяти Анатолия Фиолетова. В вечере примут участие Л. П. Гроссман, Ал. Соколовский, Ю. Олеша, Э. Багрицкий, В. Инбер, А. Адалис, И. Бобович, С. Кесельман, В. Катаев…»

Они читали стихи, они вспоминали его.

Станислав Радзинский: «Итак, мы не увидим его больше, молчаливого, с японским разрезом глаз, с странной и чуточку прыгающей речью. Стихи Фиолетова были стихами большого ребенка, заблудившегося в большом городе, доброго мальчика, жалеющего груши, которым очень холодно, и лошадок, которым очень тяжело».

Александр Соколовский (это он в 1920 году в феодосийском альманахе «Ковчег» опубликует стихи Фиолетова): «Фиолетов был немного авантюрист… Помню, как он мечтал о странствии в Индию – пешком!»

К. Бархин, преподаватель гимназии: «Я знал Шора еще ребенком, учеником младших классов гимназии. Вижу его теперь перед собой мальчиком, очень застенчивым, но неподатливым и упрямым. Он был добрым товарищем, прилежным школяром – но чувствовалось, что душа его заперта для посторонних, даже родных, близких, тяжелым замком, что уста эти не скажут, что надумала большая, вся в вихрах голова».

Борис Бобович: «Фиолетова считали футуристом. Но это не так. Фиолетов был просто поэт. В его наивных, немножко детских, немножко иронических стихах такая бездна художественной утонченности, такая гармонирующая волна хорошего вкуса и благородного чутья, такая очаровательная ласковость ритмического содержания, что не о футуризме должна была быть речь, а о настоящем, радостном даровании, должно было быть представление о будущем, которое дико и нелепо оборвала смерть…»

Через год поэты вновь соберутся на вечер памяти. Уже объявлено о предстоящем издании книги Фиолетова «Стихи (посмертный сборник)». Прозвучат слова Г. Шенгели, что у каждой литературной школы есть своя «жертва утренняя» – у южнорусских это Фиолетов. Сменится власть, не выйдет сборник, уедут на север «южнорусские».

И книга стихов «О лошадях простого звания» выйдет в Одессе спустя 72 года после гибели Анатолия Фиолетова. Издаст ее Всемирный клуб одесситов тиражом всего 100 экземпляров.

Алена Яворская

2002

(обратно)

Электрические сумерки

Из альманаха «Серебряные трубы» (1915)^*

Агаты и лягушки

(обратно)

Электрические сумерки

(обратно)

Виконт

(обратно)

Легенда

(обратно)

Иньеса

(обратно)

Пьяный вечер

(обратно) (обратно)

Из альманаха «Авто в облаках» (1915)^*

Предутренний час

1.

2.

(обратно)

В канаве

(обратно)

«У моего приятеля дерева…»

(обратно)

Осень

(Больное)

(обратно)

Апрель городской

(обратно) (обратно)

Из альманаха «Седьмое покрывало» (1916)^*

«Как холодно розовым грушам!..»

(обратно)

Осень на даче

(обратно)

Обои

(обратно)

Щелкунчик и Мышиный Князь

(обратно) (обратно)

Из альманаха «Сад поэтов» (1916)^*

(обратно)

«Отчего же ты не хочешь мне сказать…»

Miserarumst neque ашоп…

Гораций.

(обратно)

Письмо

(обратно)

«Опять пришел надменный вечер…»

(обратно) (обратно)

Из альманаха «Чудо в пустыне» (1917)^*

О лошадях

1.

2.

(обратно)

Художник и лошадь

(обратно) (обратно) (обратно)

Зеленые агаты^*

Поэзы

(обратно)

Зеленые агаты

(обратно)

«Мечта моя нежная…»

(обратно)

Черная роза

(обратно)

«Девушки с бледными косами…»

(обратно)

Солнце

(обратно)

Замок грез

(обратно)

«Сердце отдай Красоте…»

(обратно)

Мои стихи

(обратно)

Дитя

(обратно)

«Среди темных Миров…»

(обратно)

Собаки

(обратно)

Легенда о девочке и матери унесенных дьяволом

(обратно)

Блондинки

(обратно)

Романс

(обратно)

Вечер

(обратно)

Зеркало

(обратно)

Агаты и лягушки

(обратно)

Переменность

(обратно)

Виконт

(обратно)

Одинокий

(обратно)

Мокрый день

(обратно)

«Мне приснились – Пророку – новые страны…»

(обратно)

Городской сутолок

(обратно)

«Ваши улыбки напоминают…»

(обратно)

Клич к совам

(обратно) (обратно)

Деревянные фаготы

Мери^*

(обратно)

«Ваши предки Рибадо…»^*

(обратно)

«Я верю вашей мудрой верой…»^*

(обратно)

«Такие руки только снятся…»^*

З. К. Шишовой

(обратно)

«Не архангельские трубы…»^*

(обратно) (обратно)

Приложения

Р. Александров, Е. Голубовский Из статьи «Поэт Анатолий Фиолетов»^*

Посчастливилось найти человека, который работал с Фиолетовым. По рассказу старейшего одесского юриста И. В. Шерешевского, после Февральской революции 1917 г. на Преображенской улице (теперь – улица Советской Армии) помещалась милиция, в которую входил и отдел розыска. Состав сотрудников был чрезвычайно разношерстным. Тут и король одесского розыска Гончаров, который пришел из старого розыска, и новичок-интеллигент, который не умел даже держать оружие, и студенты университета. Среди них – будущий юрист, а пока что инспектор розыскного отдела Фиолетов.

– С Фиолетовым я познакомился, – рассказывает Илья Вениаминович, – в начале лета 1917 года, когда начал работать в милиции. Тогда там служил еще и брат Фиолетова – Остап Шор.

После этого показалась справедливой версия, по которой Фиолетова убили, спутав с Остапом. Но самое удивительное было впереди. Оказывается, что осенью 1917 года все студенты, в том числе и Анатолий с Остапом, были уволены из розыска. Выходит, что смерть Фиолетова никакой связи с угрозыском не имела: ведь он погиб через год, в конце 1918-го.

– Осенью 1917-го, – заканчивает свой рассказ Илья Вениаминович, – я потерял из поля зрения Фиолетова. Слышал, что он погиб. А от Остапа Шора мне как-то через несколько лет передали привет из Москвы. На память о Фиолетове осталось вот это.

Илья Вениаминович показывает одесский поэтический альманах «Чудо в пустыне» с автографом «уважающего инспектора и любящего Анатолия Фиолетова».

Встреча на Тверском бульваре

Понадобилось много времени и помощь многих людей, прежде чем было назначено это свидание на Тверском бульваре. Свидание с Остапом, братом Анатолия Фиолетова.

– О брате как о поэте вряд ли я могу вам что-нибудь сообщить. А вот обстоятельства его смерти я до сих пор помню во всех деталях.

Дело в том, что после уголовного розыска Анатолий вернулся… в уголовный розыск. Он все время ощущал потребность в острых действиях, в смене впечатлений. Это помогало ему писать стихи. В это время И. В. Шерешевский там уже не работал, поэтому он об этом, естественно, ничего не знал.

Днем 14 ноября 1918 года Анатолий и агент угрозыска Войцеховский были на задании в районе Толкучего рынка. Возвращаясь, они зашли позвонить по телефону в мастерскую, которая помещалась на Большой Арнаутской (теперь улица Чкалова) в доме № 100. Следом за ними туда вошли двое неизвестных. Один из них подбежал к Анатолию. Анатолий сделал попытку вынуть из кармана пистолет, но незнакомец, который стоял в стороне, опередил его. Пуля догнала и Войцеховского, опытного старого работника, хоть он и попытался выскочить из мастерской.

Как потом удалось выяснить, за Анатолием и Войцеховским неизвестные следили еще на толкучке и, воспользовавшись тем, что они вошли в небольшое помещение, свели счеты с сотрудниками уголовного розыска.

(обратно)

В. Катаев. Из романа «Алмазный мой венец»^*

Что касается центральной фигуры романа Остапа Бендера, то он написан с одного из наших одесских друзей.

В жизни он носил, конечно, другую фамилию, а имя Остап сохранено как весьма редкое.

Прототипом Остапа Бендера был старший брат одного замечательного молодого поэта, друга птицелова, эскесса и всей поэтической элиты. Он был первым футуристом, с которым я познакомился и подружился. Он издал к тому времени на свой счет маленькую книжечку крайне непонятных стихов, в обложке из зеленой обойной бумаги, с загадочным названием «Зеленые агаты». Там были такие строки:

«Зеленые агаты! Зелено-черный вздох вам посылаю тихо, когда закат издох». И прочий вздор вроде «…гордо-стройный виконт в манто из лягушечьих лапок, а в руке – красный зонт» – или нечто подобное, теперь уже не помню.

Это была поэтическая корь, которая у него скоро прошла, и он стал писать прелестные стихи сначала в духе Михаила Кузьмина, а потом уже и совсем самостоятельные.

К сожалению, в памяти сохранились лишь осколки его лирики.

«Не архангельские трубы – деревянные фаготы пели мне о жизни грубой, о печалях и заботах. Не таясь и не тоскуя, слышу я как голос милой золотое Аллилуйя над высокою могилой».

Он написал:

«Есть нежное преданье на Ниппоне о маленькой лошадке вроде пони», которая забралась на рисовое поле и лакомилась зеле

ными ростками. За ней погнался разгневанный крестьянин, но ее спас художник, вставив в свою картину.

Он изобразил осенние груши на лотке; у них от тумана слезились носики и тому подобное.

У него было вечно ироническое выражение добродушного, несколько вытянутого лица, черные волосы, гладко причесанные на прямой пробор, озорной носик сатирикончика, студенческая тужурка, диагоналевые брюки.

Как все поэты, он был пророк и напророчил себе золотое Аллилуйя над высокой могилой.

Смерть его была ужасна, нелепа и вполне в духе того времени – короткого отрезка гетманского владычества на Украине. Полная чепуха. Какие-то синие жупаны, державная варта, безобразный национализм под покровительством немецких оккупационных войск, захвативших по Брестскому миру почти весь юг России.

Брат футуриста был Остап, внешность которого соавторы сохранили в своем романе почти в полной неприкосновенности: атлетическое сложение и романтический, чисто черноморский характер. Он не имел никакого отношения к литературе и служил в уголовном розыске по борьбе с бандитизмом, принявшим угрожающие размеры. Он был блестящим оперативным работником. Бандиты поклялись его убить. Но по ошибке, введенные в заблуждение фамилией, выстрелили в печень футуристу, который только что женился и как раз в это время покупал в мебельном магазине двуспальный полосатый матрац.

Я не был на его похоронах, но ключик рассказывал мне, как молодая жена убитого поэта и сама поэтесса, красавица, еще так недавно стоявшая на эстраде нашей «Зеленой лампы» как царица с двумя золотыми обручами на голове, причесанной директуар, и читавшая нараспев свои последние стихи:

теперь, распростершись, лежала на высоком сыром могильном холме и, задыхаясь от рыданий, с постаревшим, искаженным

лицом хватала и запихивала в рот могильную землю, как будто именно это могло воскресить молодого поэта, еще так недавно слышавшего небесные звуки деревянных фаготов, певших ему о жизни грубой, о печалях, о заботах и о вечной любви к прекрасной поэтессе с двумя золотыми обручами на голове.

– Ничего более ужасного, – говорил ключик, – в жизни своей я не видел, чем это распростертое тело молодой женщины, которая ела могильную землю, и она текла из ее накрашенного рта.

Но что же в это время делал брат убитого поэта Остап?

То, что он сделал, было невероятно.

Он узнал, где скрываются убийцы, и один, в своем широком пиджаке, матросской тельняшке и капитанке на голове, страшный и могучий, вошел в подвал, где скрывались бандиты, в так называемую хавиру, и, войдя, положил на стол свое служебное оружие – пистолет-маузер с деревянной ручкой.

Это был знак того, что он хочет говорить, а не стрелять.

Бандиты ответили вежливостью на вежливость и, в свою очередь, положили на стол револьверы, обрезы и финки.

– Кто из вас, подлецов, убил моего брата? – спросил он.

– Я его пришил по ошибке вместо вас, я здесь новый, и меня спутала фамилия, – ответил один из бандитов.

Легенда гласит, что Остап, никогда в жизни не проливший ни одной слезы, вынул из наружного бокового кармана декоративный платочек и вытер глаза.

– Лучше бы ты, подонок, прострелил мне печень. Ты знаешь, кого ты убил?

– Тогда не знал. А теперь уже имею сведения: известного поэта, друга птицелова. И я прошу меня извинить. А если не можете простить, то бери свою пушку, вот тебе моя грудь – и будем квиты.

Всю ночь Остап провел в хавире в гостях у бандитов. При свете огарков они пили чистый ректификат, не разбавляя его водой, читали стихи убитого поэта, его друга птицелова и других поэтов, плакали и со скрежетом зубов целовались взасос.

Это были поминки, короткое перемирие, закончившееся с первыми лучами солнца, вышедшего из моря.

Остап спрятал под пиджак свой маузер и беспрепятственно выбрался из подвала, с тем чтобы снова начать борьбу не на жизнь, а на смерть с бандитами.

Он продолжал появляться на наших поэтических вечерах, всегда в своей компании, ироничный, громадный, широкоплечий, иногда отпуская с места юмористические замечания на том новорос-сийско-черноморском диалекте, которым прославился наш город, хотя этот диалект свойствен и Севастополю, и Балаклаве, и Новороссийску, и в особенности Ростову-на-Дону – вечному сопернику Одессы.

Остапа тянуло к поэтам, хотя он за всю свою жизнь не написал ни одной стихотворной строчки. Но в душе он, конечно, был поэт, самый своеобразный из всех нас.

Вот каков был прототип Остапа Бендера.

(обратно)

З. Шишова. Смерть^*

XII. 918

Моему сердцу

XII. 918

1.919

I. 919

Смерть

XII. 918

(обратно)

А. Яворская Анатолий Фиолетов (Шор) на страницах одесской периодики 1918–1919 гг.^*

В поэтической жизни Одессы 1914–1918 гг. одним из самых ярких участников был Анатолий Фиолетов. Вокруг его имени, как ни возле какого другого – легенды и версии, связанные с работой в уголовном розыске и гибели¹.

Натан Беньяминович Шор (Анатолий Васильевич Фиолетов²) родился в Одессе. «Тысяча восемьсот девяносто седьмого года июля 21 дня у Брацлавского 2 гильдии купеческого сына Беньямина Хаимова Шора и жены его Куни родился 14 и обрезан 21 июля сын, нареченный именем Натан»³.

Сводная сестра Э. Д. Рапопорт вспоминала о семье: «Дед (по матери) был то ли ростовщик, то ли банкир. Он давал деньги взаймы морским офицерам.<…> Мать моя овдовела очень рано. Муж – Вениамин Шор – внезапно скончался от сердечного приступа, ему было тридцать лет. У матери остались двое мальчиков – двухлетний Осип (прототип Остапа Бендера) и четырехлетний Натан (будущий поэт Анатолий Фиолетов)»⁴.

До шестого класса Н. Шор учился в частной мужской гимназии М. М. Иглицкого, с шестого по восьмой – в частной гимназии И. Р. Раппопорта⁵. В 1916-м зачислен сверх еврейской нормы на юридический факультет Новороссийского университета (судя по документам, благодаря службе дяди в действующей армии)⁶.

Впервые псевдоним «Анатолий Фиолетов» появляется в афише и программке «Вечера поэтов» в 1914-м г.⁷ Вечер состоял из пяти отделений. В третьем – «Романтизм и футуризм» выступали Э. Багрицкий со стихами «Летучий Голландец» и «Дионис» и А. Фиолетов со стихами «Городской сутолок» и «Электрические сумерки»⁸. В дальнейшем их имена рядом упоминают критики: «Главная заслуга вечера, что он показал публике двух молодых, еще нигде не печатавшихся, но безусловно имеющих право на внимание поэтов – гг. Багрицкого и Фиолетова»⁹. Багрицкий и Фиолетов будут близкими друзьями, в рукописи поэмы Э. Багрицкого «Трактир» посвящение А. Фиолетову¹⁰, первый опубликованный вариант начинался с обращения к нему же:

В 1914 г. в Одессе в типографии «Коммерсант» выходит тиражом 500 экземпляров первая (и единственная прижизненная) книга стихов Анатолия Фиолетова «Зеленые агаты». В нее вошло 25 стихотворений. С 1915 по 1917 гг. он был участником поэтических альманахов «Серебряные трубы», «Авто в облаках» (1915), «Седьмое покрывало» (1916), «Чудо в пустыне» (1917)¹².

После Февральской революции студенты юридического факультета были призваны на службу в милицию. Из воспоминаний П. Ставрова: «Я состоял приставом Бульварного участка <…> Под началом у меня были в качестве надзирателей, что ли, лихой поэт Эдя Багрицкий, а также „вождь предутренних рассветов“¹³, тоже поэт, с тоненькой на кадыке шеей, Анатолий Фиолетов»¹⁴. Он же писал: «В эпоху Керенского студенты были мобилизованы, чтобы заменить старорежимную полицию. Я, например, был чем-то вроде околоточного надзирателя. Фиолетов стал инспектором уголовного розыска, да так там и остался при всяких сменах власти. Стал настоящей полицейской ищейкой. Но лирические стихи писать продолжал»¹⁵.

К этому времени женой А. Фиолетова стала поэтесса Зинаида (Зика) Шишова. Э. Рапопорт рассказывала семейную легенду, по которой Фиолетов оставался в уголовном сыске после демобилизации остальных студентов в пику родным, недовольным его романом с З. Шишовой¹⁶.

Фиолетов сочетал работу в сыске с выступлениями на литературных вечерах – он был в числе семи участников «кружка одесских поэтов» в апреле 1918 г.¹⁷ Последнее упоминание о нем в программе Студенческого литературно-художественного кружка¹⁸ – 24 октября (по новому стилю) в здании юридического факультета на Преображенской, 24 состоялся второй четверг 1918–1919 гг. В третьем отделении выступали Валентин Катаев, Георгий Долинов, Зинаида Шишова и Анатолий Фиолетов.

После гибели Фиолетова издательство «Омфалос» в перечне готовящихся к изданию книг указывало «посмертный сборник» стихов¹⁹, но книга не вышла. Следующая книга стихов А. Фиолетова «О лошадях простого звания»²⁰ была издана «Всемирным клубом одесситов» в 2000 г. В этой книге были опубликованы три некролога 1918 гг. В 2003 в книге «Где обрывается Россия» были опубликованы еще пять. Полный список сообщений о смерти, некрологов и вечеров памяти Анатолия Фиолетова публикуется впервые.

Примечания

1. И. А. Бунин в «Окаянных днях» приписывал его убийство большевикам. В. П. Катаев в повести «Алмазный мой венец» утверждал, что «молодого поэта» спутали с братом Остапом и убили по ошибке. То же утверждал и сам О. В. Шор в разговоре с А. Ю. Розенбоймом.

2. Отчество «Васильевич» упоминается в стихах Э. Багрицкого «Перед отъездом».

3. ГАОО. – ф. 39. – Оп. 5. – Д. 83. – Метрическая книга о рождении Одесского раввината. – Л. 235.

4. Рапопорт Э. На волнах памяти // Музей кино. Выставочный сериал «Жизнь моя – кинематограф». – Москва, октябрь 1997. – С. 2.

5. ГАОО. – ф. 45. – Оп. 5. – Д. 15115. – Л. 3.

6. ГАОО. – ф. 45. – Оп. 5. – Д. 15115. – Л. 1, 2.

7. Вечер поэтов в 5-ти отделениях. Курзал Хаджибеевского лимана. Воскресенье, 15 июня 1914 г. – Собрание С. З. Лущика. Организовали вечер критик П. М. Пильский и поэт А. А. Биск. (См.: Биск. А. Одесская литературка / / Дом князя Гагарина. – Вып. 1. – Одесса, 1997. С. 146). Среди участников были В. Катаев, Э. Багрицкий. Позднее в воспоминаниях В. Катаев опишет отбор участников и знакомство с Э. Багрицким, но без упоминания Фиолетова. (См.: Катаев В. Встреча // Э. Багрицкий: Альманах под редакцией В. Нарбута. – М., 1936 с неправильно указанной датой – 1915 г. В дальнейшем публиковалось с исправленной датой – 1914, см.: Эдуард Багрицкий в воспоминаниях современников. М., 1973. С. 50–58.

8. Стихотворение «Электрические сумерки» опубликовано в 1915 г. – Южная мысль. – № 1141, 22 марта (сообщено Н. А. Богомоловым). «Городской сутолок» вошел в книгу «Зеленые агаты» (Одесса, 1914).

9. Вечер поэтов// Маленькие одесские новости. – 1914. – 17 (30) июня. – С. 4.

10. Багрицкий Эдуард. Стихотворения и поэмы. – М.-Л. – 1964. – С.

11. Багрицкий Э. Трактир // Силуэты. – Одесса, 1922-23. – № 2, дек. – янв. – С. 5.

12. Подробнее об альманахах и участии в них А. Фиолетова см.: Лущик С. З. Чудо в пустыне: Одесские альманахи 1914–1917 годов / / Дом князя Гагарина. – Вып. 3. Ч. 1. – Одесса, 2004. – С. 166–237.

13. Правильно: «Глашатай солнечных рассветов» – цитата из стихотворения А. Фиолетова «Клич к совам» (1914).

14. Ставров П. Эдя Багрицкий и другие: (Одесса 1917–1918) // Дерибасовская-Ришельевская: Одесский альманах. – № 14. – Одесса, 2003.

15. Ставров Перикл. На взмахе крыла. Одесса, 2003. С. 60.

16. Сообщено И. В. Морозовой, Москва, 2004.

17. Программа. Студенческий Литературно-Художественный Кружок – II четверг 1918–1919 гг. – 24 октября н. с. Здание юридическогофакультета, Преображенская, 24.

18. Вечер «кружка одесских поэтов» // Одесский листок. – 1918. – 10 апр. (28 март.). – С. 4.

19. Книгоиздательство Омфалос: Печатаются/ Биск А. Разсыпанное ожерелье. – Одесса: Омфалос, 1919.

20. Фиолетов А. О лошадях простого звания / Сост. Е. Голубовский. – Одесса, 2000. 96 стр.

С. Р—ский [Райский]

Вечер «кружка одесских поэтов»

Мысль – создать кружок одесских поэтов в те дни, когда мы отрезаны <…> заслуживает всякого внимания <…>

Поэтов, которые читали на вечере свои стихи, было семеро <…>

Душа Ан. Фиолетова – душа мальчика, заблудившегося в большом городе, очень радостного и очень удивленного пальчика, для которого на свете так много прекрасных вещей: животные и весна, груши и сказки <…>

Одесский листок. – 1918. – 10 апр. (28 март.). – С. 4.

Из альбома пародий Наши поэты

Пародировал Петр Сторицын

<…>

6. Анатолий Фиолетов

<…>

Бомба. – Одесса, 1918. – № 28 [осень].

Леонид Ласк

Венок эпиграмм

<…>

Анат. Фиолетову.

<…>

Там же.

Убийство двух чинов уголовно-розыскного отдела

Жертвами злоумышленников сделались вчера инспектор уголовно-розыскного отделения студент Анатолий Шор, 22 л. и агент того же отделения Войцеховский.

Днем по делам службы Шор и Войцеховский находились около Толкучего рынка и вошли в одеяльную мастерскую Миркина в д. № 100, по Б[ольшой]-Арнаутской ул., как передают, поговорить по телефо-ну.

Вслед за ними в мастерскую вошли три неизвестных субъекта. Один из них быстро приблизился к Шору и стал с ним о чем-то говорить.

Шор опустил руку в карман, очевидно, желая достать револьвер. В это мгновение субъекты стали стрелять в Шора и убили его. Агент Войцеховский бросился бежать из мастерской в комнату, но пули негодяев настигли и его. Войцеховский был также убит. Грабители выбежали из мастерской.

Стоявший невдалеке вартовой открыл по ним стрельбу, но они скрылись.

В мастерской был легко ранен компаньон Миркина Бонаркуян, которого отправили в еврейскую больницу.

На место случая прибыл отряд вартовых и агентов уголовного отделения, по словам которых, из ближайшего дома была открыта по ним стрельба. Отряд обстрелял дом, а затем произвел тщательный обыск в квартирах, но никого не обнаружил.

Весь район был окружен большим отрядом.

Офицерским и студенческим патрулем по подозрению арестованы трое мужчин.

Одесские новости. – 1918. – 28 (15) нояб., № 10853. – С. 4.

Убийство инспектора уголовно-розыскного отделения

Большую тревогу вызвала вчера в городе перестрелка, завязавшаяся на углу Б.-Арнаутской ул. и Треугольного переулка недалеко от Толкучего рынка.

Весь этот район был окружен вартовыми и отрядом добровольческой армии.

Среди испуганных обывателей усиленно передавалась версия о каком-то выступлении и в одно мгновение все магазины и ворота домов оказались закрытыми.

Выяснилось следующее:

Около 4-х часов дня инспектор уголовно-розыскного отделения, студент 4-го курса Шор в сопровождении агента Войцеховского находясь по делам службы на «Толкучке», куда они были направлены для выслеживания опасного преступника, решили поговорить по телефону. Для этой цели Шор вошел в одеяльно-матрацную мастерскую Миркина.

Едва он очутился в мастерской, как туда вслед за ним вошло трое каких-то субъектов. Шор, войдя в магазин, опустил руку в карман, чтобы по-видимому, достать револьвер. Но не успел он этого сделать, как один из неизвестных выхватил револьвер и произвел в него выстрел. Вслед затем другой из компании неизвестных произвел выстрел в агента Войцеховского, который успел выбежать на улицу.

Выстрелами Шор и Войцеховский были убиты. Убийцы, воспользовавшись суматохой, быстро скрылись.

На место кровавого происшествия были высланы отряды вартовых и офицеров. Как передают, из одного из ближайших домов по вартовым была открыта стрельба. Дом этот был обстрелян.

Весь район в течение долгого времени представлял собой поле сражения. В результате по подозрению в убийстве агентов чинами варты задержаны трое молодых людей, один из которых был одет в форму гимназиста.

Полагают, что инспектор Шор и агент Войцеховский пали жертвой мести со стороны преступников, которых они выследили на «Толкучке».

Во время перестрелки ранен прохожий, который доставлен в еврейскую больницу.

Одесская почта. – 1918. – № 3478, 28 (15) нояб. – С. 4.

Зинаида Шишова извещает о смерти дорогого АНАТОЛИЯ ФИОЛЕТОВА

«Зеленая лампа», «Одесский кружок поэтов» и «Студенческий литературно-художествен[ный] кружок» извещают о трагической смерти ПОЭТА АНАТОЛИЯ ФИОЛЕТОВА

Одесские новости. – 1918. – 29 (16) нояб., № 10854. – С. 1.

Анатолий Фиолетов

Третьего дня при трагических обстоятельствах погиб от руки злодеев поэт Анатолий Фиолетов (Шор), служивший в Одесск. Варте инспектором уголовно-розыск. отделения (см. заметку «Убийство чинов уголовно-розыск. отделения» во вчер. №).

Покойный принимал участие в многих сборниках, издававшихся в Одессе и провинции, в последнее время был ближайшим сотрудником харьковского литературно-художественного журнала «Камена», а также состоял членом одесских поэтических кружков.

Среди литературной молодежи Анатолий Фиолетов выделялся большим дарованием и стихи его были отмечены столичной критикой.

Там же, С. 4.

К убийству чинов уг. – роз. отделения

Убитый инспектор уголовно-розыскного отделения Анатолий Шор до поступления на службу в отделение работал в столичных юмористических журналах под псевдонимом «Фиолетов». Он попал в отделение в революционные дни и оставался там до последнего времени, считаясь одним из опытных сотрудников по уголовному розыску.

Убитый агент Войцеховский – поручик.

Очевидцы жестокой расправы злоумышленников с Шором и Войцеховским передают, что за агентами следили бандиты. Как только агенты очутились в мастерской Миркина, они ворвались туда и учинили жестокую расправу.

Там же, с. 4.

А. Иновин

Два слова о Шоре-Фиолетове

Убит Анатолий Шор.

Его застрелил неведомый нам преступник, может быть, профессиональный убийца – с низким заросшим лбом, приподнятым заостренным подбородком и почти прозрачными большими, петлистыми ушами, застрелил в ту минуту, как Шор опустил руку в карман, очевидно, желая, в свою очередь, достать револьвер…

Все дело какой-нибудь секунды – спасся тот, кто опустил раньше курок…

Шору было всего 22 года.

Он был поэт, и он был – инспектор уголовно-розыскного отдела!.. Какая дикая, чудовищная антитеза…

Мы уверены, что нигде в Европе нет во главе уголовного сыска – студентов и уверены в том, что нигде люди, выслеживающие убийц и поджигателей, охотящиеся за ними по ночам, посещающие, по делам службы, все гнойные ямы разврата и преступлений, не сочиняют трогательно-нежных и детски-наивных песенок. Нелепая наша, спутанная, злая жизнь!

Я знал Шора еще ребенком, учеником младших классов гимназии. Вижу его теперь перед собою мальченком <так!>, очень застенчивым, но неподатливым и упрямым. Он был добрым товарищем, прилежным школяром – но чувствовалось, что душа эта заперта для посторонних, даже для родных, близких, тяжелым замком, что уста эти не скажут, что надумала большая, вся в вихрах голова…

Он стал писать стихи очень рано – стихи, на мой взгляд, неуклюжие по форме, но искренние, трогательные по настроению. В них встречались образы самые неожиданные… Его деревня, пути, луны и девушки страдали от какого-то космического холода, для них давно истощилась солнечная энергия, и они жили в веках столь далеких от нас, накануне неминуемой планетной катастрофы.

Самому Фиолетову-Шору было холодно в жизни, и, чтоб сердце 22-летнего юноши не застыло, он стал искать опасностей и жгучих ощущений. Видеть за собою постоянно чужую тень, чувствовать на шее своей дыхание врага, следить из щели старого заброшенного лабаза за малейшими движениями грабителей, приближающихся к дому, расположенному на противоположной, яркой стороне, наблюдать блеск ножей и револьверных дул – для Шора значило бороться со скукой, с подкрадывающейся дремотой…

В какую семью попал этот нежный поэт, представляющий себе, что в лунные ночи зреющие фрукты хотели бы укрыться от мороза белых лучей легким и тонким атласным одеяльцем!

Над ним, над его временем и над его думами приобрели власть алкоголики и эпилептики, преступники-хроники и преступники-истерики: одни с преобладанием страстей, другие – с преобладанием холодной осмотрительности…

Спуститься в этот мрак антиобщественных чувств, смешанных в танце тел, созданных для развлечения палача – страшнее, мучительнее, чем живому и чувствующему спуститься в ад!

И теперь, когда я узнал, что Фиолетов – поэт таинственных намеков, поэт жалоб, похороненных в застенчивой душе, убит и убит Шор, инспектор уголовного сыска, убиты все сущности в одном лице – я так ясно представляю мальчика-гимназиста, который раз сказал мне в мае, потирая свои большие красивые руки: «Холодно!»

Есть ли на свете тяжесть большая, чем это вечное, не проходящее ощущение жестокой тишины смертельных морозов!

Ал. Иновин – настоящее имя Бархин Константин Борисович (1879–1938) – преподаватель русского языка в частной мужской гимназии М. М. Иглицкого; сотрудник газеты «Одесские новости», журналист, автор поэтических сборников.

Одесские новости. – 1918. – 29 (16) нояб., № 10854. – С. 4.

Ал. Соколовский

Памяти поэта Анатолия Фиолетова

(обратно)

La mort nons fait dormir une eternelle nuit.

P. de Ronsar

La mort a des rigueurs a nul autre pareilles.

Malherbe.

Злой рок тяготеет над нами. Год тому назад, выстрелом в рот, покончил с собой молодой поэт Юрий Адлер, оставив на полях книжки Маяковского записку: «Жить скучно!» Месяца два тому назад от воспаления легких умер совсем еще юный, подававший надежды поэт Анатолий Гамма.Ныне, с глубокой грустью приходится примириться с трагической смертью 22-летнего Анатолия Васильевича Фиолетова.

Покойный как будто предчувствовал свою трагическую смерть.

Друзьям его известны эти строки из последнего его стихотворения:

Фиолетов был немного авантюристом. Авантюрист, в высоком смысле этого слова, знаменующем любовь к ярким приключениям и непримиренность с тусклой повседневностью. Помню, как он мечтал о странствии в Индию – пешком! Не это ли стремление к неизведанному толкнуло его на опасную службу в милиции и заставило брать на себя самые рискованные поручения?

Четыре года тому назад он сказал в одном из альманахов:

Мы не смеемся. Нам больно, нам страшно… Закономерность!.. Разве такая смерть – закономерна?

Соколовский Александр Саулович (1895 – после 1941). Поэт. Родился и жил в Одессе. Студент Новороссийского университета. Уехал из Одессы в Крым в конце 1919 – начале 1920 г. Один из организаторов альманаха «Ковчег» (Феодосия, 1920), где были опубликованы, наряду со стихами М. Волошина и О. Мандельштама, стихи одесских поэтов. Эмигрировал, жил в Бухаресте, Нью-Йорке.

Там же, с. 4.

К убийству чинов розыскного отделения

Вчера закончено дознание об убийстве на Б.-Арнаутской чинов угол. – розыскного отделения студента Шора и поручика Войцеховского.

Убитый Шор работал в уголовно-розыскном отделении с первых дней революции. До этого покойный работал в юмористических журналах, писал под псевдонимом «Фиолетов».

Одесская почта. – 1918. – № 3479, 29 (16) нояб. – С. 4

И. З-горов [Златогоров].

Памяти поэта

Убит молодой поэт Анатолий Фиолетов.

Труп его отправлен в морг при университетской клинике…

Лаконичное сообщение, которое вчера вечером узнали знакомые убитого. А сегодня утром в газетах, в отделе происшествий, пространно и подробно было напечатано об убийстве злоумышленниками инспектора уголовно-розыскного отделения Анатолия Шора, 22 лет.

Какая злая, чудовищная ирония судьбы: – поэт Анатолий Фиолетов вынужден был служить в розыскном отделении как Анатолий Шор…

Преследуя уголовных преступников, Анатолий Фиолетов в то же время упорно занимался, готовясь окончить юридический факультет.

Молодой поэт выпустил небольшую книжечку стихов, печатался в местных изданиях и литературных сборниках, читал свои произведения на литературных вечерах в клубе лит. – артист. общ.

В последнее время он состоял постоянным сотрудником литературного журнала «Камена» (Харьков).

В серый осенний день погиб, так нелепо и дико молодой даровитый поэт.

Южная мысль. – Одесса, 1918. – № 2340, 29 (16) нояб. – С. 2.

Убитые горем мать, отец, брат и сестра извещают о трагической кончине их дорогого, любимого сына студента Анатолия Шора, похороненного 29 ноября с. г. на втором еврейском кладбище.

Семья Чертковых, Городецких, Койфман и Бергер глубоко скорбят о трагической кончине их дорогого племянника и внука, студента Анатолия Шора

«Одесские новости». – 1918. – 30 (17) нояб., № 10854. – С. 1.

Ал. Ш. [Александр Шапиро]

Памяти Анатолия Фиолетова

Уже второй талантливый поэт в течение короткого срока преждевременно сходит в могилу… Прежде Анатолий Гамма, теперь Анатолий Фиолетов.

Покойный поэт начал писать еще на гимназической скамье. Тогда же им была выпущена первая книжка «Зеленые агаты», сразу поставившая его в ряды самых талантливых местных поэтов. Позже он участвовал в вечерах Одесского Литературного клуба, в альманахах «Серебряные трубы», «Авто в облаках» и «Седьмое покрывало» и в других местных изданиях.

Среди других местных поэтов А. Фиолетов выделялся несомненной оригинальностью своего творчества, самостоятельностью и отсутствием подражательности. Это был поэт не только много обещавший, но и много сделавший!

Любовь к приключениям побудила его поступить на службу, побуждавшую и заставлявшую его рисковать собой. И она действительно оказалась для него роковой!

Мельпомена. – Одесса, 1918. – 30 нояб., № 35. – С. 13.

Пер Гюнт

Впечатления

Инспектор розыскного-уголовного отдела при державной варте, Анатолий Шор, убитый при исполнении им служебных обязанностей, оказался никем иным, как поэтом Анатолием Фиолетовым.

Поэт – в роли сыщика при державной варте, раньше это называлось проще: Агент сыскного отделения.

Воля ваша, в моем мозгу не умещается это соединение двух профессий:

Сыщика

И поэта.

И напрасно газеты усматривают в этом какую-то романтику, что-то от мятущегося духа неугомонной и ищущей души.

Эта «романтика» больше похожа на психическую эпидемию. Вспомните:

В прошлом году указывали на одного молодого, подающего надежды, ныне бесследно исчезнувшего поэта, и говорили:

– Он – вымогатель, посылает подметные письма.

Покойный Мамонт Дальский состоял в партии анархистов-коммунистов и производил налеты на клубы и притоны.

Об этом писали все газеты.

Другой поэт, тоже молодой и тоже талантливый, оказался просто охранником.

И был разоблачен^[1].

А поэт Анатолий Фиолетов не нашел другого применения своим силам, как служба в сыскной полиции.

Есть, конечно, разница между службой в охранке и работой по уголовному сыску.

И в службе по розыску грабителей и уголовных преступников есть большой элемент гражданской доблести и мужества.

Но вряд ли такая служба в какой-либо мере соприкасается со служением Музам.

И не ближе ли душе поэта другая формула поэтической души, формула, возвещенная поэтом А. С. Пушкиным.

Поэт должен быть независим, но, очевидно, есть эпохи, когда эта независимость, в силу давящего массового психоза, переходит в другую крайность, и тогда поэт становится рабом и этих масс и своих собственных страстей.

И увлеченный общим течением он из восторженного служителя красоты, из певца вечности превращается в последнего из последних, падает так низко, как не падет ни один из средних, уравновешенных, мещански-мыслящих людей.

Он ходит по притонам, разыскивает воров и убийц и подвергает свою драгоценную жизнь самой страшной опасности.

И гибнет.

Анатолий Фиолетов погиб именно такой смертью. Жаль юноши.

И пусть его смерть будет последней жертвой безвременья. И предостережентем для тех, кто не ввергся еще в пучину незадачливой и жестокой жизни наших дней.

Театральный день. – Одесса, 1918. – № 185, 17 (30)-18 (1 дек.) нояб. – С. 4–5.

С. [Ставропуло]

О мальчике, который любил Андерсена (Памяти Анатолия Фиолетова)

Эта смерть вызвала общее сочувствие. Он был поэт. Он был молод и, несомненно, талантлив. И оказалось так, что служил он инспектором уголовно-розыскного отделения, а убили его грабители из-за угла.

Когда началась революция, все общественное и прогрессивное бросилось создавать из участков – комиссариаты и заменять полицию – милицией. Я был тогда заместителем комиссара и управлял одним из центральных районов. Моим непосредственным начальником был профессор, а в качестве помощника, вместе с другими студентами, был прислан и Фиолетов. Я покинул комиссариат через две недели, Фиолетов остался. Впоследствии я узнал, что он служит в уголовно-розыскном отделении.

Что побудило его заниматься шерлок-хольмством? Жажда опасностей? Тайна, которой облечены преступления и преступники? Не будем отгадывать и объяснять. Вряд ли этого хотел бы сам Фиолетов. Отгадки, объяснения, как все, что относилось к разуму, пугали его при жизни.

Его идеалом было казаться ребенком, ласковым и потерянным в большом городе мальчиком. Оттого писал он о лошадях, об яблонях и грушах, о звездах и месяце, обо всем, что пленяет взор заблудившегося среди странных и страшных людей – кроткого и тихого мальчика.

Оттого он очень любил Андерсена и китайцев. Фраза из андерсеновского «Соловья»: «В Китае живут китайцы, и их император – тоже китаец», – приводила его в восторг, который он радостно и неуклюже пытался выразить. Эти увлечения были понятны: в китайцах он чувствовал нежных и хрупких детей, а в Андерсене – доброго и опытного в этом запутанном мире любящего детского «дядю».

Почему-то мне кажется, что если бы Фиолетова спросили о надгробной эпитафии, которую он желал бы, он ответил бы: «Напишите на моей могиле: „Это был добрый мальчик, который очень любил Андерсена“». А подумав, прибавил бы: «И лошадей».

Был он в этой жизни, «в канаве» этой жизни тем «угрюмым колокольчиком», о котором писал: были у него печальные глаза, и морщинистый лоб, и его странное молчание, и его безнадежные порывы убеждали каждого, кто знал его:

Свою ночную смерть от пули грабителя, я думаю, он встретил спокойно. Когда он упал на тротуар с запрокинутой головой, она, должно быть, приблизилась к нему приветливо и участливо. И ласково, и вежливо, как говорят с хорошо воспитанными мальчиками, наклонившись к раненому, тихо-тихо прошептала смерть: «Я тушу вас»…

«Я тушу вас, не пугайтесь, – вам пора ложиться спать». И усталый, послушный мальчик уснул навеки.

Одесский листок. – 1918. – № 258, 1 дек. (18 нояб.). – С. 5.

Лит-Арт. О-во Литерат[урный] кружок «Среда»

Состоявшееся в среду 4 декабря собрание кружка «Среда» было особенно многолюдным. Кружок посетили и многие приезжие литераторы, как И. А. Бунин, граф А. Н. Толстой и др.

Председательствовавший А. А. Биск сделал краткое сообщение о трагически погибшем поэте Анатолии Фиолетове и прочел несколько его стихотворений. Память Фиолетова была почтена вставанием <…>

Одесские новости. – 1918. – № 10860, 7 дек. (24 нояб.). – С. 4.

Памяти Анатолия Фиолетова

В понедельник, 16 декабря, в малом зале литературно-артис-тич. о-ва состоится вечер поэтов памяти трагически погибшего поэта Анатолия Фиолетова. Вступительное слово сделает Л. П. Гроссман; сообщение о творчестве Фиолетова сделает Г. О. Гершенкройн. Поэты Эд. Багрицкий, Исидор Бобович, Ал. Соколовский, С. Кесельман, Елена Кранцфельд, Вера Инбер, Вл. Фон-Дитрихштейн и мн. друг. прочтут свои стихи.

Одесский листок. – 1918. – № 269, 12 дек. (29 нояб.). – С. 3.

Вечер поэтов

Сегодня в зале литературно-артистического о-ва (Греческая, 48) состоится вечер поэтов памяти Анатолия Фиолетова. В вечере примут участие Л. П. Гроссман, Г. О. Гершенкройн, Ел. Кранцфельд, Ал. Соколовский, Ю. Олеша, Э. Багрицкий, В. Инбер, Адалис, И. Бобович, С. Кесельман, А. Горностаев, В. Катаев и друг. лучшие поэты. Начало ровно в 5 часов веч. Билеты продаются в литер. – артист. о-ве.

Южная мысль. – Одесса, 1918. – № 2359, 25(12) дек. – С. 2.

Вечер памяти Ан. Фиолетова

Он прошел тепло, просто и очень удачно. Это был вечер, где одесск[ие] поэты чтили память убитого собрата своего. Подробности о вечере в одном из ближайших номеров.

Одесский листок. – 1918. – № 282, 25 (12) дек. – С. 4.

Вечер поэтов

Соединенный вечер поэтов устроенный вчера в память Анатолия Фиолетова привлек в малый зал литер. – артист. о-ва. очень много публики, преимущественно молодежи. Открыл вечер Л. П. Гроссман, который в кратком вступительном слове охарактеризовал творчество Фиолетова.

Доклад о поэзии А. Фиолетова сделал Г. О. Гершенкройн. Затем местные поэты читали свои произведения.

Южная мысль. – Одесса, 1918. – № 2360, 26 (13) дек. – С. 3.

Д. Тальников

Вечер поэтов

Вечер молодых поэтов, устроенный во вторник 24 с. м. в помещении лит-арт клуба был посвящен памяти трагически погибшего А. Фиолетова. На вечере выступили со своими стихами почти все местные поэты и поэтессы: В. Инбер, Ал. Биск, Ел. Кранцфельд, Ю. Олеша, А. Горностаев, Л. Астахов, Аддалис [так!], В. Дитрихштейн, Лопато и мн. др.

Приятно то, что почти не было на этом вечере того отталкивающего ломания и гримасничанья стихотворной позой, которое обычно ожидаешь встретить на вечерах «модернистов». Конечно, было много незрелого – ведь в большинстве это все молодежь, ищущая своих путей – чувствовались неизменные книжные влияния современных главарей модернизма, перенятые готовые формы; были, конечно, неизбежные аксессуары новой поэзии – и экзотика, и геральдика, виссон и Пресвятая Дева, тамплиеры и рондо, и египетские ночи и рядом «детская» наивность, и претенциозность, жеманство, но чувствовалась и искренность, интерес и любовь к искусству, и это примиряло. И чувствовалась кое-где свежесть, талантливость.

Большинство молодых поэтов, выступавших на вечере, напоминало «стариков», щеголяя формальными достижениями школы, ловкостью стихотворной техники, которая стала теперь обычным явлением, благодаря, между прочим, и особому строению стихотворной речи «модернизма»: у многих из них очень искусная имитация литературных образцов, и внешне все так гладко, ловко, хорошо, что подчас и обманывает, но хочется иного: пусть будет неуклюже, пусть будет незрело, но пусть вспыхнет свое слово, свой трепет.

Хотелось бы, чтобы вошло в сознание этих искренно-увлеченных своим делом молодых поэтов, что не в чисто-формальных внешних заданиях весь смысл творчества, что содержание поэтического произведения не ограничивается искусной техникой, что смысл главный – в «душе» поэта, в его творческих самостоятельных переживаниях, в его психике, настроенной на высокий лад, в особом строе его душевной жизни. Посмотришь, иной раз в 20 лет так ловко и легко укладывается весь в рамки уже найденных другими форм, найденных после упорного долгого труда. И льются красивые слова, рифмы, музыка стиха – и проходит мимо, не задевая чего-то самого главного и ценного, не оставляя следа. Вот «муки слова», муки творчества и радостей его, его крыльев так мало чувствуются у многих за этими внешне удачными, вылощенными, стилизованными, красивыми, но по существу банальными стихами.

И как дрогнет сердце, когда скользнет за этим нарядным блеском слов вдруг неожиданно-свежее, непосредственное, молодое и талантливое. Уловил я это, несмотря на всю внешнюю напыщенность чтения у г. Багрицкого (в его своеобразном «Сне Игоря» или военном рассказе в духе Лермонтовского «Валерика», к сожалению, уснащенного чисто географическими подробностями), у г. Вал. Катаева (у которого чувствуется влечение к изобразительности и простоте) и у других, которых здесь перечислять не буду по очень простой причине.

Трудно было уследить за большинством прочитанных пьес благодаря тому, что прочитаны они были весьма плохо, неумело и бледно, и не дошли до аудитории. Пусть бы не авторы читали их, а люди, умеющие хорошо передавать публично стихотворную речь, – что, как известно, особенно трудно (нужно здесь отметить просто хорошее чтение своих стихов г-жей В. Инбер).

И еще одно замечание: банальность и штампы, которые я отмечал выше в творчестве большинства выступавших, проявляется и в особой, просто убийственной для читаемой пьесы манеры чтения – непременно нараспев в монотонном скандировании, в каком-то однообразном подчеркивании внешней звуковой музыки стиха, совершенно скрадывающей его поэтическое содержание. Какое тут проникновение в творческий мир автора, когда с трудом удерживаешься от предательского смеха?..

Возьмите те же пропетые, напр[имер], стихи Фиолетова и прочитайте их просто тепло, душевно стараясь уловить переживания поэта, и они тронут, произведут совсем иное, более выгодное впечатление. С музой Фиолетова на этом вечере нас мало ознакомили, и это жаль. На ее примере многое в модернизме могло бы уясниться аудитории.

Вот его маленькая поэма о лошадях:

Конечно, это вовсе не поэзия, а самая простая проза, только рифмованная, но и в этой шуточной как будто, но такой грустной по существу пьеске, как и в других его стихах, чувствуется какое-то свое, искреннее человеческое переживание, жалость человеческая, что притягивает к себе, что может затронуть в душе читателя какую-то струнку – не смешивайте только эту струнку с элементами поэтического восприятия; и вот этим именно своим идейным содержанием (не Бог весть какой глубины, элементарным, конечно, как элементарны так увлекающие публику «цыганские романсы») нравятся публике, которая не очень-то разбирается в вопросах поэзии наиболее искренние поэты «молодой школы». Нравится именно их искренность, боль их душевная, раскрывающаяся в прозаических стихах, их житейские переживания но здесь нет преодоления прозы, нет подъема творческого, нет того высокого искусства, что только оправдывает существование поэта. Это – в лучшем случае, человеческие документы, но не документы поэтические.

О Фиолетове два кратких слова сказали тепло, просто и содержательно гг. Гроссман и Гершенкройн.

Одесские новости. – 1918. – № 10875, 26 (13) дек. – С. 3.

Вечер поэтов

Южная мысль. – Одесса, 1918. – № 2360, 26 (13) дек. – С. 3.

Стани [Станислав Радзинский]^[2]

Венок поэтов (Вечер памяти Ан. Фиолетова)

Итак мы не увидим его больше, молчаливого, с японским разрезом глаз, с странной и чуточку прыгающей речью.

Стихи Фиолетова были стихами большого ребенка, заблудившегося в большом городе, доброго мальчика, чья усмешка ласкова, чьи глаза печальны; глаза мальчика, жалеющего груши, которым очень холодно, и лошадок, которым очень тяжело.

Но в душе у этого мальчика звучали струны, которых не было слышно у других. И эта исключительность, эта самобытность Фиолетова бросалась в глаза.

Оно было приятно и благородно, слово Леонида, которое произнес Гроссман о Фиолетове. О, если бы его слышал Фиолетов! Если бы он мог узнать, что его стихи «о лошадях простого звания», у которых «так много самообладания», привели в восторг маленькую девочку, которой прочел эти стихи взрослый дядя. Как бы он был счастлив этим успехом у пятилетней девочки, – поэт, который хотел походить на десятилетнего мальчика.

Но он не обрадуется. Впрочем не будем его жалеть. Прав был докладчик, говоря, что к могиле молодого поэта так применимы забытые стихи забытого Кюхельбекера:

Может быть, Фиолетов и счастлив. И это к лучшему. Может быть, он может сказать нам: «Не нужно меня жалеть. Нужно мне завидовать. Грешно жалеть тех, кто ушли чистыми. Ваш мир меня никогда особенно не привлекал и всегда казался мне серым и холодным. Я и не жил в этом мире. Я предпочитал находиться в маленьком китайском царстве теней, улыбок, доброго дяди Андерсена, нежных лошадок, добрых художников. Может быть, для того, чтобы остаться таким же чистым, нежным и далеким от вас, люди, я предпочел сделать так, чтобы рано уйти от этой жизни. Я ушел молодым, но зато ушел от жизни поэтом и праведником. А вы – книжники и фарисеи»…

Но вернемся к вечеру.

После доклада Л. Гроссмана слово сказал Г. О. Гершенкройн. И друзья поэта стали возлагать свои венки.

Каждый принес тот венок, который мог. Были венки из орхидей и были венки из незабудок; пышные и скромные. Нужно ли еще говорить, что эти венки были из ритмических строк, не расплетенных рифмою.

Пришло целых семнадцать поэтов. Как много поэтов! – с трепетом подумаете вы. – И как хорошо! – добавлю я, и буду, несомненно, прав. Когда многие трудятся над стихами, это значит, что стихи любят, что над ними работают. А, ведь, после таланта – любовь и труд – любимые дети творчества.

Среди тех, что выступали, были такие, которые уже добились известного признания, как Вера Инбер, А. Биск, А. Горностаев. Об их творчестве по поводу случайного выступления на вечере говорить, конечно, не приходится.

После этого малого списка «больших» следует большой список «меньших». Здесь и нежный Олеша, и мечтательный ф. – Дитрихштейн, и так чувствующий природу В. Катаев, и задумчивый Став-ропуло, перед чьим взором проносится мрачные и необузданные видения; и простой, лирический и трогательный Л. Астахов.

Две поэтессы: Эрна Ледницкая; ее стихотворение, где кофе, трубка, сигара, папироса; мечтающих трое, царица кафе – одна, – все это в стихах, право же, напоминает прозу Петра Альтенберга: а подобное сходство, конечно, похвально.

У Елены Кранцфельд – странное сочетание, которое заставляет задуматься: рядом со строками порой незавершенными – другие, вполне законченные по отделке, шлифованные, отточенные. В одном стихотворении – недочеты ритма и рядом с этим баллада, совершенная баллада с соблюдением всех классических традиций с такой посылкой, с таким «envoi», которое так редко удается нашим поэтам, и которое в стихотворении молодой поэтессы нельзя не процитировать:

Особо поставлю Эд. Багрицкого и Ал. Соколовского. Это настоящие поэты. Стихи первого как удар топора: он резок, подчеркнут, пламенен и груб, этот поэт кровавых зорь и первобытных степей Востока. Соколовский же культивирует размеры Запада и достиг в них значительных успехов. Иные из его стихотворений о старой Франции времен христианнейшего короля и лилий бурбонских напоминают старинные гравюры и положительно прекрасны.

Вот и о всех, кто, по моему, заслуживает быть отмеченными. Знаю: меня могут упрекнуть в снисходительности и идеализации. Что же делать? Я люблю стихи и я рад, когда люди стремятся сделать их лучше. Я рад тому, что в Одессе есть поэты, что несмотря ни на что не умирает искусство и живет любовь к красоте. К тому же меня успокаивает сознание, что, прочтя написанное об его друзьях, ласковый, благожелательный Фиолетов остался бы, по всей вероятности, мною доволен.

Одесский листок. – 1918. – № 284, 27 (14) дек. – С. 4.

Просперо

Вечер памяти Анатолия Фиолетова

На вечер, посвященный памяти погибшего А. Фиолетова собрались почти все местные поэты. Произошло не совсем обычное единение «старых» и «молодых» поэтов, обеспечившее вечеру настоящий художественный успех.

Прочувствованное и теплое вступительное слово произнес г. Л. Гроссман, характеризовавший Фиолетова как человека и непосредственно нежного поэта.

С более подробной характеристикой творчества покойного поэта выступил г. Гершенкройн, указавший, что стихи Фиолетова были чужды литературных влияний и имя его останется дорого ценителям поэзии.

После этих 2 докладов одним из участников вечера были прочитаны стихи А. Фиолетова, отличающиеся «углубленной наивностью», по прекрасному слову г. Гершенкройна, пушкинской прозрачностью и легкостью.

Этим закончилась часть программы, связанная с именем преждевременно ушедшего поэта.

Два последних отделения объединили выступление поэтов, ознакомивших публику с собственным творчеством.

Поэт Багрицкий читал отрывки из своей новой поэмы, отличающейся чеканным стихом.

Прекрасный перевод из А. де Ренье прочел г. Биск.

Стихи, прочитанные Ал. Соколовским, поэтом, уже установившимся, со своим «ликом творчества», еще раз подчеркнули его, уже знакомый нам, «лик».

В своей обычной манере написанные стихи прочла В. Инбер.

Но из среды всех участвующих резко выделилась еще неизвестная, но безусловно, очень талантливая, прекрасная молодая поэтесса – Аддалис [так!]. Можно только пожалеть, что в вечере вместе с ней не приняла участие другая поэтесса – талантливая Зинаида Шишова.

На вечере выступил так же петербургский поэт М. Лопатто.

Остальные поэты, уже знакомые публике, ничуть не обновили своих устоявшихся репутаций.

В общем, прекрасный вечер, заслуживающий повторения и без такой печальной побудительной причины.

Мельпомена. – Одесса, 1918. – № 38–39, 28 дек. – С. 13.

Е. М.

Вечер памяти поэта Ан. Фиолетова

Дружная семья молодых одесских поэтов устроила в лит-арт. Обществе вечер, посвященный произведениям трагически погибшего поэта Анатолия Фиолетова, память которого была почтена вставанием. Г. Леон[ид] Гроссман во вступительном слове и г. Гершенкройн в небольшом докладе отметили своеобразие творчества Фиолетова, свободного от влияния богов поэзии наших дней. В программу вечера вошло чтение собственных стихов нашими поэтами, стихов светлых, молодых и в большинстве талантливых. Заслуживают быть отмеченными стихи В. Инбер, А. Биска, Ел. Кранцфельд, Э. Багрицкого, Ю. Олеши, А. Соколовского.

Огоньки. – Одесса, 1918. – № 33, 28 (15) дек. – С. 14.

Бор. Бобович

Памяти Анатолия Фиолетова

Газетная заметка говорит, что в тот самый момент, когда Анатолий Шор (Фиолетов) опустил руку в карман, очевидно, пытаясь вынуть револьвер для защиты, злоумышленник стал в упор стрелять, и Фиолетов был убит наповал. И я себе очень ясно представляю, каким белым и бледным стало его худое лицо, как широко и испуганно раскрылись его большие ясные глаза и как, закачавшись, рухнулся на землю бездыханным трупом поэт…

Для нас, его друзей, он был только поэтом! Инспектор сыска? Не знаю… Но, может быть, и тут он искал вдохновенья, вдохновенья и только вдохновенья…

Фиолетова считали футуристом. Но это не так. Фиолетов был просто поэт. В его наивных, немножко детских, немножко иронических стихах такая бездна художественной утонченности, такая гармонизирующая волна хорошего вкуса и благородного чутья, такая очаровательная ласковость ритмического содержания, что не о футуризме должна была быть речь, а о настоящем, радостном даровании, должно было быть представление о будущем, которое дико и нелепо оборвала смерть…

Или:

О самых обыкновенных вещах Фиолетов умел говорить каким-то бесконечно душевным языком, языком тихой поэтической мягкости и доброты…

Из незначащего он делал некую образную и аллегорическую картину:

Стройным и гордым трувером шел Анатолий Фиолетов по скучной дороге жизни. Шел и пел. Творил свою молодую, певучую сказку… И улыбался проникновенно и заботливо:

Да, он жалел груши, чьи «щеки в узорах румянца»!..

А его не пожалели – выстрел, и холодный, бледный труп…

Жизнь. – Одесса, 1918. – № 28, декабрь.

Елена Немировская

Памяти Анатолия Фиолетова

(обратно)

Так вот он, странный паладин,

С душой, измученной нездешним.

Н. Гумилев

Григорий Владимирский

Памяти Фиолетова

Если смерть его была нелепа, то похороны были мучительны. Нельзя вспомнить без какого-то колючего ужаса, как худенькое тело валялось на полу грязного морга, как грубо хватали могильщики его тонкие руки, которые он любил заламывать на коленях, при чтении излюбленного Кузмина.

Боясь, по-видимому, мести бандитов, родные и друзья скрыли день погребения, и проводить погибшего собралась небольшая кучка близких людей. Тело без савана сложили в некрашеный ящик и гробовщики быстро понесли его на кладбище, так быстро, что нельзя было за ними успеть. Засыпали еще быстрее.

Ушел в землю агент уголовного розыска, но вместе с ним случайно захватили томно-нежного поэта, писавшего изысканно-простые стихи. И невольно вспоминаю другие похороны, которыми навсегда опозорил себя Старый Свет.

Похороны парижского бродяги Стефана Мельме, чье имя раньше было так упоительно-нежно: Оскар Уайльд. Такой же серый день, некрашеный гроб, и могильщики, спешащие отделаться от бесплатного клиента.

В обоих похоронах какой-то мучительный символ, будто выхваченный из Эдгара По или Пушкинского пира.

Его еще нельзя осмыслить и оттого так тягостно и больно.

Гр. Владимирский

Цыганская кровь

«Настоящий бродяга – всегда в душе поэт» – пошутил Джек Лондон. И если бы он еще обернул эту фразу, то острие какого-то странного соответствия снова потревожило бы наш успокоенный эстетизм и заставило бы вздрогнуть невольно перед захватанным именем жреца Аполлона.

Вспоминаются имена тех, которых, как Синдбада-морехода, увлекла какая-то смутная тоска вперед.

Франсуа Вийон, чистокровный висельник и бретер, оставил нам золотое наследие своей цыганской крови в десятках прелестных стихотворений. Артюр Рембо, любивший золото, как стих и бросивший нам стих, полновесный, как золото, погиб в далекой Африке. Верлен, замешанный в делах революций, пел о Каспере Гаузере, который сам его бросил и ушел неведомо для нас откуда и куда. Детлеф фон Лилиенкрон и Оскар Уайльд, одевший темную личину Стефана Мельме, Александр Блок, схвативший кровавое знамя коммунара – все они были отравлены смутной жаждой «постичь рай в ночи беззвездной» и шли в ночь, где глухо притаилась вражеская засада – и все гибли до боли нелепо.

Чем острей и напряженней была поэзия, тем грубей и проще был конец.

У всех одесситов на памяти гибель поэта Вольского, которого утомил «шлейф четырех фамилий».

А теперь новая жертва своей же цыганской крови – Анатолий Фиолетов. И если не громкое имя и если не сверкающий талант, то все-таки новое подтверждение какого-то опасного соответствия и близости двух слов: поэт – бродяга!

Универсальная библиотека. – Одесса, 1918. – № 3. – С. 17–18.

Хроника

<…> Книгоиздательство «Омфалос» готовится к выпуску ряда новых сборников стихов Максимилиана Волошина, Наталии Крандиевской, Р.-М. Рильке (в переводе А. Биска), поэму Тургенева «Помещики» и посмертные стихи Анатолия Фиолетова.

Эхо. – Одесса, 1919. – № 2, апр. – С. 15.

Театральные негативы

<…>

Налаживаются литературные среды. Один из таких вечеров посвящается памяти умерших поэтов Анатолия Гаммы и Анатолия Фиолетова.

<…>

Вечерний час. – Одесса, 1919. – № 63, 16 сент. – С. 2.

Вечер поэтов

В понедельник 2 декабря в зале Литер. – Артистического О-ва (Греческая, 48) состоится вечер поэтов памяти А. В. Фиолетова.

Будут прочтены неизданные стихи покойного, доклад о его творчестве прочтет Л. Р. Коган, кроме этого свои стихи прочтут поэты Аддалис, А. Биск, Э. Багрицкий, С. Кесельман, Ю. Олеша, Ал. Соколовский, Георгий Шенгели и др.

Продажа билетов – в магазине «Од. Новости» (Дериб.)

Вечеру обеспечен несомненный успех среди публики, интересующейся новым искусством.

Театр. – Одесса, 1919. – № 16, 30 нояб. – С. 7.

Вечер стихов Фиолетова

В понедельник, 2 декабря, в Лит-Арт. клубе состоится вечер памяти покойного поэта Ан. Фиолетова. Слово о творчестве Фиолетова скажет Л. Р. Коган. Затем будут прочитаны неизданные стихи Фиолетова. Свои стихи прочтут поэты: Адалис, Э. Багрицкий, Ис. Бобович, Ал. Биск, А.Горностаев, Вл. Ф.-Дитрихштейн, Вал. Горянский, Вера Инбер, С. Кесельман [так!], Елена Кранцфельд, Ал. Соколовский, Г. Шенгели, З. Шишова и др. Нач. в 7½ час.

Одесский листок. – 1919. – № 194, 1 (14) дек. – С. 3.

С.

Литературный вечер памяти Ан. Фиолетова

Завтра в 7 ч. в. в помещ[ении] Лит-Артистич. о-ва состоится ли-тер[атурный] вечер памяти Ан. Фиолетова. В вечере примут участие местные поэты.

Одесские новости. – 1919. – № 11076, 1 (14) дек. – С. 4.

Хроника

2-го декабря в залах Литературно-Артистического Общества состоится вечер поэтов, посвященный памяти поэта А. В. Фиолетова в годовщину его смерти.

Будет прочитан доклад Л. Р. Когана «О творчестве А. В. Фиолетова», а также стихи погибшего поэта. Со своими произведениями выступят и члены кружка поэтов.

Театр. – Одесса, 1919. – № 17, 1–2 дек. – С. 8.

Вечер памяти А. Фиолетова

Год назад погиб юноша-поэт, много обещавший А.Фиолетов. Одесские молодые поэты за этот год хранили свято «культ Фиолетова».

Есть что-то бесконечно трогательное в этом «культе», какая-то милая детскость, обвитая нежностью и любовью.

И вчерашний «вечер памяти Фиолетова» отмечен теплом этой нежной дружбы. Было приятно забыть на час-другой все сокрушающие «Новости дня» и восторгаться живой радостью этих милых юношей и девушек, влюбленных в поэзию и красоту.

Сначала о поэтессах.

Игрива в своей шаловливой наивности Вера Инбер; ее упрощение всего трагического звучит милой шуткой. Совсем не до шуток поэтессе Шишовой, суров ее ритм и слышен в нем трагический пафос. Елена Кранцфельд в своей музе заключает элементы шаловливости Веры Инбер и трагизма Шишовой. Есть что-то у нее от того, что Ницше называет пессимизмом силы. Хотя бы в том месте, где она грозится завоевать «нас» не обликом девушки и кафе, а силой и девичьей чистотой. Хороша и Адалис. Что-то эллинское от Дионисова начала в поэзии.

Из поэтов выделяются Багрицкий и Шенгели. Есть у них размах, знают они хорошие образцы поэзии и, главное, они чувствуют и любят.

По-юношески оригинальничает Ал. Соколовский, но чувствуется и у него «изюминка».

В общем, бранить некого. Приятно, что юноши в это жестокое время умеют еще предаваться радостям жизни, игривым мечтам и звонким рифмам.

Одесский листок. – 1919. – № 197, 4 (17) дек. – С. 4.

Вечер поэтов

Молодые поэты собрались в Литературно-Артистическом обществе на вечер в память Фиолетова. Вечер начался с доклада Шенгели, потом поэты читали стихи Фиолетова. Во втором отделении поэты читали свои оригинальные стихи.

Очень милы стихотворения В. Инбер, особенно «Адам и Ева в раю». Адам и Ева (голенькие) катаются на коньках, на скамеечке сидит ангел с крыльями, обсыпанными снегом, на небе светит синяя луна…

Очень смешит стихотворение о свадьбе кошки и фокс-терьера, напоминающее веселые картинки кошек в шляпках и собак в куртках с трубками во рту из английских детских книжек.

У В. Инбер несомненный вкус и стиль.

Багрицкий талантлив, но слишком многословен.

Великолепные стихи читал Шенгели, уже созревший и даровитый поэт.

Елена Кранцфельд прочла два стихотворения, из которых первое очень ярко и напоено лирическим пафосом.

Соколовский интересный и способный поэт.

Биск читал переводы из Ст. Георгия, в которых ничего не осталось от ритмических и звуковых нюансов немецкого подлинника.

Театр. – Одесса, 1919. – № 19, 5–6 дек. – С. 7.

Георгий Шенгели

Анатолий Фиолетов

У каждой литературной школы есть безвременно погибший юноша. У пушкинцев – Веневитинов. У символистов – Коневский. У северянинцев – Игнатьев. У футуристов – Божидар. У акмеистов – Лозино-Лозинский.

Южно-русская школа поэтов, столь отчетливо запевшая в последние годы в Одессе, так же имеет жертву утреннюю – Анатолия Фиолетова.

Когда содружество молодых поэтов распадается. Когда каждый идет своим путем, отражая удары и сам поднимая руку на бывших друзей. – то «память об ушедшем друге» единственно отрадна и единственно миротворна.

Она – как воспоминание о детстве, о елке и картонных звездах, о сказках и вечернем уюте.

И как замечательно, что сами стихи Фиолетова, годовщину смерти которого друзья тепло вспоминали на днях, – насыщены дыханием детских забот, капризов и радостей.

Что стихи эти сами как воспоминания о елках и картонных звездах.

Театр. – Одесса, 1919. – № 23, 12–13 дек. – С. 7.

(обратно) (обратно) (обратно)

Комментарии

Включенные в книгу стихотворения А. Фиолетова публикуются в новой орфографии с сохранением авторской пунктуации. В оформлении обложки использована работа С. Фазини.

А. Яворская. История любви и смерти поэта Анатолия Фиолетова^*

Впервые: Мигдаль таймс (Одесса). 2002. № 27, октябрь-ноябрь. Публикуется с авторскими исправлениями.

У Катаева – убит по ошибке… – Текст В. Катаева см. в приложениях.

Во время встречи с Александром Розенбоймом Осип Шор подтверждал… – См. в приложениях отрывок из статьи Р. Александрова (А. Розенбойма, 1939–2015) и Е. Голубовского. О. В. Шор (1899–1978) – младший брат А. Фиолетова, авантюрист, по утверждению В. Катаева – прототип О. Бендера в дилогии И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок». Человек с запутанной и во многом нераскрытой биографией (по свидетельству родственников, долгое время был подпольным дельцом-артельщиком и т. д.), Шор в недавние годы часто становился объектом всевозможных спекуляций и вымыслов. См. о нем воспоминания внучатой племянницы: Камышникова-Первухина Н. Остап / / Слово /Word (N. Y.). 2009. № 64.

Иван Бунин в «Окаянных днях» писал о молодом поэте, убитом большевиками… – В «Окаянных днях» (запись от 21 апреля 1919), процитировав строки Фиолетова («Как много самообладания…»), Бунин восклицает: «Милый мальчик, царство небесное ему! (Это шутливые стихи одного молодого поэта, студента, поступившего прошлой зимой в полицейские, – идейно, – и убитого большевиками.) – Да, мы теперь лошади очень простого звания». Бунин мог запомнить «милого мальчика» по вечеру молодых одесских поэтов 26 апреля 1916 г., на кот. присутствовал; 4 дек. (н. с.) 1918 Бунин также посетил собрание кружка «Среда», частью посвященное памяти А. Фиолетова. Поэтому аберрация памяти Бунина практически исключена: гибель Фиолетова намеренно, во имя публицистической заостренности, включается в контекст «большевистских злодеяний». Возможно, Бунин воспринимал застреливших Фиолетова бандитов как идейных собратьев большевиков (см., к примеру: Бакунцев А. В. «Окаянные дни»: особенности работы И. А. Бунина с документальным материалом // Вестник Московского университета. Серия 10. Журналистика. 2013. № 4. С. 25).

Сегодня известен единственный сохранившийся экземпляр… – Статья А. Яворской, напомним, была написана в 2002 г.; с тех пор книга дважды появлялась на московских книжных аукционах (не исключено, что это был один и тот же экземпляр).

Из альманаха «Серебряные трубы» (1915)^*

Публ. по изд.: Серебряные трубы. Эдуард Багрицкий, Исидор Бобович, Яков Галицкий, Илья Дальгонин, Петр Сторицын, Анатолий Фиолетов, Георгий Цагарели: Стихи. Одесса: тип. «Спорт и Наука», 1915.

Агаты и Лягушки – Ранее в сб. «Зеленые агаты» без разбивки на строфы, с добавлением финальных строк «И матовые строки Мечтой своей назвав / Конечно, о, конечно, Я безусловно прав.» и разночтениями в с. 8: «Зеленовым <sic> Агатам мой радостный привет».

Электрические сумерки – Впервые: Южная мысль. 1915. № 1141, 22 марта.

Виконт – Ранее со значит. расхождениями в сб. «Зеленые агаты» (см. с. 61).

Легенда – Ранее в сб. «Зеленые агаты» под загл. «Легенда о девочке и матери унесенных Дьяволом», без разбивки на строфы и с небольшими разночтениями (см. с. 53).

…качучу – Качуча – сольный испанский танец.

…пьянящий «Амапа» – Имеется в виду либо матчиш («бразильское танго») Ш. Гонзаги, написанный для ревю «Амапа» (1896), либо матчиш «Амапа» (также «Танго Амапа») Ж. Сторони (1901).

Из альманаха «Авто в облаках» (1915)^*

Публ. по изд.: Авто в облаках. Эдуард Багрицкий, Исидор Бобович, Нина Воскресенская, Петр Сторицын, Сергей Третьяков, Анатолий Фиолетов, Георгий Цагарели, Вадим Шершеневич: Стихи. Обл. и рис. С. Фазини. Одесса: тип. «Спорт и Наука», 1915.

Осень – Впервые под загл. «Мокрый день» и со значит. разночтениями в сб. «Зеленые агаты» (см. с. 63).

Ах choking, ах choking! – Искаж. англ. shocking: «Какой скандал! Шокирующе!»

…танцевала фурлану – Фурлана (также фриулана, форлана) – быстрый итальянский народный танец XVI–XVIII в., ставший весьма популярным в Европе и России в 1910-х гг.

Из альманаха «Седьмое покрывало» (1916)^*

Публ. по изд.: Авто в облаках. Эдуард Багрицкий, Исидор Бобович, Александр Горностаев, Петр Сторицын, Сергей Третьяков, Анатолий Фиолетов, Георгий Цагарели, Вадим Шершеневич: Стихи. Обл. и рис. С. Фазини. Одесса: тип. «Спорт и Наука», 1915.

Как холодно розовым грушам. – В автографе (собр. Н. Богомолова) с заг. «В фруктовой лавке», разбивкой на строфы и датой X. 1915 (см.: Котова М., Лекманов О., при уч. Л. М. Видгофа. В лабиринтах романа-загадки: Комментарий к роману В. П. Катаева «Алмазный мой венец». М., 2004. С. 202–203).

Из альманаха «Сад поэтов» (1916)^*

Публ. по изд.: Сад поэтов. Полтава: тип. Г. И. Маркевича, 1916.

У тебя коронка бледная. – Также в кн.: Страницы лирики: Избранные стихотворения современных русских поэтов. Собрал А. Дерман. – Симферополь: Русское книгоиздательство в Крыму, 1920.

Miserarumst neque amorn… – так в тексте (возможно, ошибки внесены при наборе). Правильно: «Miserarum est neque amori dare ludum» (Hor., Carmina III: 12, 1), букв. «Горе тому, кто не может дать воли любви» (лат.).

…граф де Монто-Кристо – так в тексте.

Из альманаха «Чудо в пустыне» (1917)^*

Публ. по изд.: Чудо в пустыне. Эдуард Багрицкий, Исидор Бобович, Владимир Маяковский, Петр Сторицын, Сергей Третьяков, Анатолий Фиолетов, Георгий Цагарели, Вадим Шершеневич. Обл. раб. С. Фазини. Одесса: тип. С. О. Розенштрауха, 1917.

Помимо приведенных, в подборку Фиолетова вошли также ранее опубликованные в альм. «Серебряные трубы»,«Авто в облаках» и «Седьмое покрывало» стих. «Инесса», «Пьяный вечер», «Молодой носатый месяц.», «Апрель городской» (без разбивки на строфы) и «Как холодно розовым грушам.»

Художник и лошадь – В автографе (собр. Н. Богомолова) с разбивкой на строфы, подзаг. «(Из японских преданий)», разночтениями в с. 22, 25: «Там рис растет и красная гречиха.», «поныне.» и датой 26-XI-15 (см.: Котова М., Лекманов О. В лабиринтах…, С. 201–202).

Зеленые агаты^*

Публ. по изд.: Фиолетов Анатолий. Зеленые агаты: Поэзы. Одесса, тип. «Коммерсант», 1914.

Прибавьте Avia… – Популярная в то время марка духов, ср. в мемуарной записи А. Ахматовой: «Чем больше я пишу, тем больше вспоминаю. Какие-то дальние поездки на извозчике, когда дождь уютно барабанит по поднятому верху пролетки и запах моих духов (Avia) сливается с запахом мокрой кожи…» (Ахматова А. Собрание сочинений в шести томах. Т. 5: Автобиографическая проза. Pro domo sua. Рецензии. Интервью. М., 2001. С. 69).

Мери^*

Впервые: Одесская копейка. 1914. № 14, 14 февр. Публ. по указ. изд.

«Ваши предки Рибадо…»^*

Впервые: Фиолетов А. О лошадях простого звания. Сост. Е. Голубовский. Одесса: Друк, 2000. Публ. по указ. изд. По автографу из архива В. Бабаджана. Концовка стих. отсутствует. Обращено, очевидно, к жене поэта З. К. Шишовой (см. ниже): как указывала в автобиографии Шишова, «мать моя – Элеонора Ипполитовна де Рибадо – правнучка французского эмигранта-дворянина».

«Я верю вашей мудрой верой…»^*

Впервые: Фиолетов А. О лошадях простого звания. Сост. Е. Голубовский. Одесса: Друк, 2000. Публ. по указ. изд. Инскрипт на экз. альманаха Седьмое покрывало (1916).

«Такие руки только снятся…»^*

Впервые: Камена: Журнал поэзии. Под ред. Петра Краснова. Кн. вторая. [Харьков: Камена], 1919. Публ. по указ. изд.

З. К. Шишовой – З. К. Шишова (1898–1977) – писательница, поэтесса, переводчица, участница одесского лит. кружка «Зеленая лампа» и жена А. Фиолетова. После гибели Фиолетова участвовала в Гражданской войне, служила в продотряде, в отряде по борьбе с бандитизмом комиссара А. Брухнова, за кот. вышла замуж вторым браком в 1921 г. В 1920-30-х гг. – дошкольный воспитатель, статистик и т. д. С 1936 г. начала публиковать повести и рассказы для детей, романы. После ареста мужа в 1937 г. (А. Брухнов погиб в лагере) в одиночестве воспитывала сына Марата (1924–2007). С 1940 г. в Ленинграде, где с 1941 до эвакуации в Москву летом 1942 г. пережила блокаду. Оставила книги стихов «Пенаты» (1919) и «Многолетье» (1960), поэму «Блокада» (1943), популярные исторические романы «Великое плавание» (1940), «Джек-Соломинка» (1943), мемуары об Э. Багрицком, Ю. Олеше и др. произведения.

«Не архангельские трубы…»^*

Впервые: Камена: Журнал поэзии. Под ред. Петра Краснова. Кн. вторая. [Харьков: Камена], 1919. Также: Ковчег: Альманах поэтов. Феодосия: Издание группы поэтов, 1920.

Публ. по автографу из собр. Н. Богомолова (Котова М., Лекманов О. Op. cit., с. 201) с исправлением авторского написания в с. 7: «золотого „аллилуя“» (так же в первой публ.).

Р. Александров, Е. Голубовский. Из статьи «Поэт Анатолий Фиолетов»^*

Впервые: Альманах библиофила. Вып. IX. М.: Книга, 1980. С. 236–240. Публ. по указ. изд.

В. Катаев. Из романа «Алмазный мой венец»^*

Публ. по: Катаев В. Алмазный мой венец. М.: Советский писатель, 1979.

Рассказ Катаева о гибели А. Фиолетова и его брате О. Шоре расцвечен фантазией; однако он, как и О. Шор, придерживается версии убийства по ошибке.

…друг птицелова, эскесса – т. е. Э. Багрицкого и поэта С. Кесельмана (1889–1940).

…ключик… молодая жена убитого поэта – соответственно, Ю. Олеша и З. Шишова.

«Радикальное средство от скуки…» – Катаев с искажениями цитирует стих. Шишовой «Spleen» («Радикальное средство от скуки / Ваш мотор – небольшой landanlet.», сохранившееся в альбоме Г. И. Долинова (ОР РНБ. Ф. 260. Ед. хр. 2. Л. 10)

…с постаревшим, искаженным лицом – На сцену похорон А. Фиолетова автор явственно проецирует знаменитый романс А. Вертинского «То, что я должен сказать» (1917): «И какая-то женщина с искаженным лицом / Целовала покойника в посиневшие губы» и т. д.

То, что он сделал, было невероятно – Следующий далее рассказ Катаева, очевидно, является чистейшим вымыслом. Ср. реакцию О. Шора и его сводной сестры Э. Рапопорт: «Остап Васильевич и Эльза Давыдовна прочли вместе эти странички и отозвались приблизительно в том духе, что это „очередная типично советская брехня, но написано мило“» (Камышникова-Первухина Н. Остап // Слово /Word (N. Y.). 2009. № 64).

З. Шишова. Смерть^*

В публикации представлены избранные стих. из второго раздела («Смерть») посвященной А. Фиолетову поэтической книги З. Шишовой «Пенаты» (Одесса: Омфалос, 1919).

А. Яворская. Анатолий Фиолетов (Шор) на страницах одесской периодики 1918–1919 гг.^*

Впервые: Мория. Одесса, 2010. № 11. С. 80–102. Публикация существенно дополнена специально для настоящего издания.

Настоящая публикация преследует исключительно культурно-образовательные цели и не предназначена для какого-либо коммерческого воспроизведения и распространения, извлечения прибыли и т. п.

(обратно)

Примечания

1

Цагарели (Цагарейшвили) Георгий Константинович (1893–1955), поэт, переводчик, участник всех пяти одесских альманахов. Летом 1917 года в газете «Южная мысль» за 11 июля в статье И. З-горова [И. Златогоров] «Кошмар: (о Георгии Цагарели (он же Цагарейшвили)»: «давал сведения о грузинском землячестве в высших учебных заведениях» – А. Я.

(обратно)

2

Расшифровка Б. Скуратова – А. Я.

(обратно)

Оглавление

От составителя

А. Яворская. История любви и смерти поэта Анатолия Фиолетова*

Электрические сумерки

  Из альманаха «Серебряные трубы» (1915)*

    Агаты и лягушки

    Электрические сумерки

    Виконт

    Легенда

    Иньеса

    Пьяный вечер

  Из альманаха «Авто в облаках» (1915)*

    Предутренний час

    В канаве

    «У моего приятеля дерева…»

    Осень

    Апрель городской

  Из альманаха «Седьмое покрывало» (1916)*

    «Как холодно розовым грушам!..»

    Осень на даче

    Обои

    Щелкунчик и Мышиный Князь

  Из альманаха «Сад поэтов» (1916)*

    «Отчего же ты не хочешь мне сказать…»

    Письмо

    «Опять пришел надменный вечер…»

  Из альманаха «Чудо в пустыне» (1917)*

    О лошадях

    Художник и лошадь

Зеленые агаты*

  Зеленые агаты

  «Мечта моя нежная…»

  Черная роза

  «Девушки с бледными косами…»

  Солнце

  Замок грез

  «Сердце отдай Красоте…»

  Мои стихи

  Дитя

  «Среди темных Миров…»

  Собаки

  Легенда о девочке и матери унесенных дьяволом

  Блондинки

  Романс

  Вечер

  Зеркало

  Агаты и лягушки

  Переменность

  Виконт

  Одинокий

  Мокрый день

  «Мне приснились – Пророку – новые страны…»

  Городской сутолок

  «Ваши улыбки напоминают…»

  Клич к совам

Деревянные фаготы

  Мери*

  «Ваши предки Рибадо…»*

  «Я верю вашей мудрой верой…»*

  «Такие руки только снятся…»*

  «Не архангельские трубы…»*

Приложения

  Р. Александров, Е. Голубовский Из статьи «Поэт Анатолий Фиолетов»*

  В. Катаев. Из романа «Алмазный мой венец»*

  З. Шишова. Смерть*

  А. Яворская Анатолий Фиолетов (Шор) на страницах одесской периодики 1918–1919 гг.*

Комментарии

*** Примечания ***