Правила больших мальчиков [Марк Урбан] (fb2) читать онлайн

Посвящается Дане, Лие и Давиду

Хронология событий

Август 1969 года. Части британской армии отправлены в Северную Ирландию правительством Гарольда Вильсона после потери контроля Королевской полицией Ольстера над ситуацией в хо­де бунтов националистов и ответной реакции лоялистов.

Октябрь 1970 года. Доклад Ханта критикует действия КПО в ходе беспорядков прошлого года.

Август 1971 года. Начало пагубной политики «интернирования» подозреваемых в терроризме.

Январь 1972 года. Тридцать участников демонстрации за гражданские права были убиты бойца­ми парашютно-десантного полка в «Кровавое воскресенье».

Июнь 1972 года. Отчасти, чтобы искупить вину за «интернирование», заключенным членам вое­низированных формирований предоставляется статус особой категории.

14 апреля 1974 года. Убит при несении службы первый боец 14-й разведывательной роты, капи­тан Энтони Поллен.

Февраль 1975 года. Государственный секретарь лейбористов Мерлин Рис добивается кратковре­менного прекращения огня с ИРА.

Август 1975 года. Террористами из лоялистских Ольстерских добровольческих сил убиты трое участников «Майами Шоубэнд».

1976 год. Под руководством главного констебля Кеннета Ньюмана и в соответствии с новой по­литикой «верховенства полиции» Королевская полиция Ольстера начинает брать на себя общую ответственность за безопасность в Северной Ирландии.

Январь 1976 года. Первое подразделение САС из двенадцати человек разворачивается в Оль­стере.

Март 1976 года. Конец особого статуса для заключенных из военизированных группировок. По­сле предполагаемого похищения САС из Республики Ирландия арестован член ИРА Шон Макке­на.

Апрель 1976 года. САС убивает Петера Клери недалеко от Форкилла.

Май 1976 года. Начинается первый протест республиканцев в блоке «Н» тюрьмы Мейз. Восемь вооруженных бойцов САС арестованы полицией Республики Ирландия после «случайного» вьезда в республику.

1977 год. Командующим сухопутными силами в Северной Ирландии назначен генерал-майор Дик Трэнт.

Май 1977 года. Капитан Роберт Найрак захвачен и убит ИРА.

Июль 1977 года. Член ИРА Шеймус Харвей застрелен САС в Калдерри.

Декабрь 1977 года. Член Ирландской национально-освободительной армии Колм Макнутт убит в Лондондерри старшим капралом 14-й разведывательной роты.

В Белфасте ИРА убит капрал 14-й разведывательной роты Пол Харман.

Январь 1978 года. Зона ответственности «Бессбрук» эскадрона САС распространяется от юж­ного Арма до всей Северной Ирландии.

Февраль 1978 года. В засаду САС недалеко от Ардбоэ попадают двое членов ИРА; один из них, Пол Даффи, убит.

Апрель 1978 года. «Грязный протест» республиканцев в тюрьме Мейз.

20 июня 1978 года. Трое членов ИРА и один случайный протестант убиты САС и спецназом Ко­ролевской полиции Ольстера в ходе инцидента в почтовом отделении района Баллисиллан.

Сентябрь 1978 года. Протестант Джеймс Тейлор по ошибке застрелен бойцами САС.

24 ноября 1978 года. Член ИРА Патрик Даффи застрелен САС у тайника с оружием в Лондон­дерри.

Февраль 1979 года. Командующим сухопутными силами в Северной Ирландии назначен гене­рал-майор Джеймс Гловер.

Март 1979 года. ИРА начинает террористическую кампанию на континенте, убив британского посла в Нидерландах.

30 марта 1979 года. Эйри Нив убит в Вестминстере в результате взрыва заминированного Ир­ландской национально-освободительной армией автомобиля.

27 августа 1979 года. Восемнадцать солдат убиты ИРА при взрыве бомбы в Уотерпойнт. В тот же день лорд Маунтбеттен и еще трое были убиты при взрыве его яхты недалеко от Маллахмора.

Октябрь 1979 года. Морис Олдфилд, бывший шеф МИ-6 (МИ-6), назначен координатором по вопросам безопасности в Северной Ирландии.

Весна 1980 года. Морис Олдфилд покинул свой пост (умер в марте 1981 года).

Сентябрь 1980 года. САС задержала двух членов ИРА из Данганнона у тайника с оружием в Тайроне.

27 октября 1980 года. Началась голодовка заключенных республиканцев в блоке «Н» (приоста­новлена 18 декабря).

Осень 1980 года. Генерал-майор Чарльз Хакстейбл сменил Джеймса Гловера на посту командую­щего сухопутными силами в Северной Ирландии.

Январь 1981 года. Группа Джима Лайнаха из ИРА убивает сэра Нормана Стронга и его сына в аббатстве Тайнан.

14 марта 1981 года. Шеймус Макэлвейн и трое других членов ИРА захвачены САС недалеко от Россли.

5 мая 1981 года. В результате голодовки в тюрьме Мейз умирает Бобби Сэндс, член парламента от Ферманаха и Южного Тайрона.

28 мая 1981 года. Офицер 14-й разведывательной роты в Лондондерри застрелил двух воору­женных членов ИРА и ранил еще одного.

3 октября 1981 года. После смерти восьми членов ИРА и трех членов ИНОА прекращена голо­довка.

Ноябрь 1981 года. Арестован Кристофер Блэк, наиболее известный из «суперстукачей».

Август 1982 года. Член ИРА Рэймонд Гилмор, становится «суперстукачом», серьезно компроме­тируя организацию ИРА в Лондондерри.

27 октября 1982 года. Трое членов ИРА убиты группой захвата полиции недалеко от Ларгана, первый из трех инцидентов, приведших к расследованию Сталкера.

24 ноября 1982 года. Майкл Тай застрелен полицейским подразделением под прикрытием неда­леко от Ларгана.

12 декабря 1982 года. Невооруженные члены ИНОА Родди Кэролл и Шеймус Робинсон были застрелены сотрудником штабного подразделения поддержки, констеблем Робинсоном.

Февраль 1983 года. Один член ИНОА, Лиам Макмонагл застрелен, а другой, Лиам Даффи, ра­нен солдатом в штатском в Лондондерри.

Август 1983 года. На основании показаний Блэка тридцать пять из тридцати девяти обвиняемых признаны виновными.

25 сентября 1983 года. Заключенные блока «Н» устраивают побег из тюрьмы Мейз; шестна­дцать человек пойманы, но двадцать два остаются на свободе.

Октябрь 1983 года. Республиканский «информатор» Роберт Лин проводит пресс-конференцию, ставящую Королевскую полицию Ольстера в тяжелое положение, в связи с их обращением со «суперстукачами».

4 декабря 1983 года. САС убивают двух членов ИРА в засаде недалеко от Коалисленда, первый подобный случай со смертельным исходом за последние пять лет.

14 марта 1984 года. В результате покушения боевиками Ольстерских борцов за свободу серьез­но ранен лидер Шинн Фейн Джерри Адамс.

24 мая 1984 года. Джон Сталкер, помощник начальника полиции Манчестера, назначен для про­ведения расследования случаев «стрельбы на поражение».

Сентябрь 1984 года. Дуглас Хард назначен государственным секретарем Северной Ирландии.

19 октября 1984 года. САС устраивает засаду на группу ИРА в Тамнаморе, когда те готовятся убить офицера полка обороны Ольстера. Группа ИРА убегает, а случайный свидетель Фредерик Джексон случайно убит САС.

1 декабря 1984 года. Военнослужащие САС вовлечены в перестрелку с ИРА в Драмарш Лодж, недалеко от Кеша, в результате чего погибли военнослужащий САС и член ИРА.

6 декабря 1984 года. Двое членов ИРА убиты САС в засаде в госпитале Гранша, Лондондерри.

23 февраля 1985 года. Трое членов ИРА убиты военнослужащими САС в Страйбене.

28 февраля 1985 года. Минометный обстрел ИРА полицейского учебного центра в Ньюри, по­гибли девять полицейских.

Ноябрь 1985 года. Подписано англо-ирландское соглашение между Вестминстером и Дублином.

Декабрь 1985 года. Тайронская бригада ИРА продолжает свою кампанию против изолирован­ных полицейских участков в Баллиголи, Каслдерге и Каррикморе.

18 февраля 1986 года. Фрэнсис Брэдли застрелен САС при извлечении оружия из тайника в Тумбридже.

Май 1986 года. Сталкер отстранен от расследования «стрельбы на поражение» в ожидании рас­следования его контактов с манчестерским бизнесменом Кевином Тейлором.

2 июля 1986 года. Трое полицейских Королевской полиции Ольстера убиты Временной ИРА в центре Ньюри.

Март 1987 года. Джон Сталкер увольняется из полиции. Начинается вторая кампания ИРА на континенте.

8 мая 1987 года. Восемь членов ИРА, включая Джима Лайнаха, застрелены в ходе засады САС и спецназа Королевской полиции Ольстера в Лохголле.

Февраль 1988 года. Пэт Фуникейн, адвокат из Белфаста, известный тем, что представлял ин­тересы республиканцев, убит лоялистскими террористами.

Март 1988 года. Трое членов ИРА, не вооруженных, но выполнявших задачу по закладке бомбы, были застрелены военнослужащими САС в Гибралтаре.

Июнь 1988 года. Полицейское управление Северной Ирландии категорически отвергает даль­нейшее расследование поведения главного констебля Королевской полиции Ольстера Джона Хермана и его заместителей в ходе расследования Сталкера и Сэмпсона.

21 мая 1989 года. Колетт О'Нейл, подозревая в том, что она «информатор из ИРА», задержана полицией в машине с двумя предполагаемыми боевиками ИРА.

Предисловие

Утром в воскресенье, 9 мая 1987 года, я проснулся и услышал новость о том, что накануне бри­танские солдаты убили восемь членов Ирландской республиканской армии в деревне Лохголл в Арме. Сначала я предположил, что бойцам ИРА просто не повезло. Я сожалел об их смерти, но, как и многие другие люди, уставшие от долгой саги об убийствах ИРА, я полагал, что армейская операция была необходима. Только когда я узнал больше об инциденте, в частности, о том, что проезжавший через Лохголл автомобилист также был застрелен солдатами, мне стало любопыт­но узнать о такого рода действиях против ИРА. Я понял, что мое собственное прошлое и кон­такты, которые я наработал за много лет, могут направить меня к направлениям расследования, недоступным другим журналистам. История, которую я собрал по кусочкам, это история скры­того противостояния между тайной элитой в силах безопасности и республиканским движением, его смертельным врагом. Лохголл был самым зрелищным проявлением этого противостояния.

Для большинства из нас конфликт в Северной Ирландии представлен несколькими яркими визу­альными образами: бегущими солдатами, марширующими оркестрами, сектантскими граффити, фигурами в капюшонах у могил, но это символические, внешние признаки конфликта. Настоя­щая борьба, из-за которой погибло так много людей, происходит на невидимой арене. В послед­ние годы большинство членов ИРА, которые были застрелены, были убиты не солдатами в фор­ме или полицейскими, а либо одним из специальных подразделений сил безопасности, которые действуют на основе разведданных (наиболее известным является САС), либо самой ИРА в по­пытке избавиться от информаторов внутри собственных рядов. Многие аресты активных терро­ристов также являются результатом работы под прикрытием.

Это первый опубликованный отчет о конфликте в Северной Ирландии, в котором бойцы САС, офицеры разведки и высокопоставленные лица, принимающие решения, откровенно описывают свое отношение к рискам, связанным с их работой в Ольстере; к смерти членов ИРА; к использо­ванию обмана для защиты источников разведывательной информации; и к моральным дилем­мам, связанным с использование этой информации. Готовность органов безопасности обманы­вать журналистов и, что более важно, суды, одна из причин, по которой я считаю, что эта исто­рия должна быть расследована. Что оправдывает обман институтов, которые эти силы стремятся защищать? Насколько можно сказать, что цель оправдывает средства? Возможно, отношение солдат и полицейских не более чем отражает общество в целом, поскольку многие люди, похо­же, приветствуют ликвидацию республиканских террористов и менее чем интересуются мораль­ным канатом, по которому необходимо пройти, чтобы сделать такие действия возможными. Тем не менее, я пришел к убеждению, что именно неспособность руководителей служб безопасно­сти, политиков и средств массовой информации признать и подвергнуть сомнению менее пи­кантные аспекты таких операций делает тайный конфликт в Ольстере жизненно важной обла­стью для журналистского расследования.

Существует мнение, что такую книгу не следует писать по соображениям безопасности до тех пор, пока в Ирландии не наступит мир. Я отвергаю это. Британское правительство борется с ИРА уже много лет – от двадцати трех до восьмидесяти, в зависимости от вашего определения событий, - и конца Смуте не видно. Между тем, восприятие многими католиками британского государства как несправедливого и кровожадного является важным фактором постоянной под­держки ИРА. Если демократия хочет быть в состоянии сдержать терроризм, силы, участвующие в этой борьбе, должны постоянно демонстрировать свою приверженность закону. В глазах таких организаций, как «Международная амнистия», и судов других стран, которые отказались выдать Соединенному Королевству подозреваемых в терроризме в Северной Ирландии, британские вла­сти явно не преуспели в достижении этой цели. Эта неудача почти полностью объясняется стремлением защитить источники разведывательной информации и сохранить возможность ис­пользовать информацию в тайных операциях. Однако подобные действия мешают правительству заручиться большей поддержкой в католических поместьях Северной Ирландии и бросают тень на репутацию Великобритании за рубежом. В этом контексте потенциальный компромисс между долгосрочными преимуществами открытости и краткосрочными оперативными преимущества­ми секретности оправдывает расследования, подобные моему, и требует более широкого обще­ственного обсуждения.

Эта книга охватывает период 1976-87 годов, но я не утверждаю, что тайные операции были неизвестны до 1976 года или что они прекратились с 1987 года. Я выбрал этот период, потому что в 1976 году целые подразделения САС были направлены в Северную Ирландию. Последо­вавшей за этим значительной передаче ресурсов для тайных операций до сих пор уделялось ма­ло внимания, несомненно, потому, что тайные подразделения исключены из боевого расписания армии и Королевской полиции Ольстера, а также потому, что в некоторых случаях породившие их организации не признают их существования.

За этот период также произошли значительные изменения в том, как руководители служб без­опасности использовали разведданные, имевшиеся в их распоряжении. В 1976 году Королевская полиция Ольстера преобразовывалась в более военизированную силу и собиралась взять на себя руководство всеми операциями по обеспечению безопасности от армии. В переходный период отдельные личности стали доминировать в стратегии и тактике, а использование разведыватель­ных данных и тайных действий не подлежало систематическому контролю. Однако к 1987 году роль конкретных подразделений и организаций стала более четко определяться, часто в ре­зультате инцидентов, связанных со смертью террористов или сотрудников сил безопасности. Как с точки зрения изменений в общей политике сил безопасности, так и изменений в структуре и стратегии самих тайных подразделений, период с 1976 по 1987 год был критическим этапом в развитии тайных операций.

Большая часть информации была получена примерно в шестидесяти интервью, проведенных специально для этой книги. Я гарантировал анонимность всем тем, у кого брал интервью, и поэтому не могу поблагодарить их поименно. Около восьми человек были бывшими военнослу­жащими сил специального назначения (разведывательная ячейка САС и 14-я разведывательная рота, разведывательное подразделение армии); двенадцать занимали руководящие посты в силах безопасности и в Стормонте; и еще около десяти занимались специальной разведывательной ра­ботой в Ольстере. Там, где я отношу информацию к «офицеру разведки», то есть к человеку, ко­торый работал над сбором, сопоставлением, анализом или распространением разведывательных данных, это может быть военнослужащий армии, специального отдела Королевской полиции Ольстера или Службы безопасности (МИ-5). Я также провел интервью с широким кругом лю­дей, включая адвокатов, республиканских активистов, констеблей и солдат на улицах, а также представителей общественности, которые были свидетелями перестрелок.

Почти ко всем интервьюируемым, которые согласились встретиться со мной неофициально, я обращался на неформальной основе. Некоторые люди, к которым обратились таким образом, не согласились принять участие. Будучи военным корреспондентом «Индепендент» в период с 1986 по 1990 год, я имел право запрашивать у Министерства обороны информацию, не имеющую от­ношения к делу, официальную информацию, предоставляемую на том основании, что она не принадлежит какому–либо лицу или подразделению Министерства обороны. Находясь на этом посту, я действительно дважды побывал в армии Северной Ирландии, и это дало мне важные ба­зовые знания, но я решил не запрашивать такой инструктаж для этой книги. Я также получал инструктаж и указания от армии и КПО в моей последующей работе для программы «Ньюс­найт» на телеканале Би-би-си. В некоторых местах я использовал такую информацию, хотя и по­старался пояснить в тексте, где информация была почерпнута во время брифингов, организован­ных в рамках этих визитов.

Решение не обращаться за сотрудничеством к Министерству обороны было непростым. В моих отношениях с сотрудниками департамента они никогда добровольно не рассказывали потенци­ально компрометирующую историю, но они очень редко избегали подтверждения того, что я об­наружил. Тем не менее, мое исследование для этой книги выявило множество случаев, когда ар­мия и полиция намеренно предоставляли прессе ложную информацию о тайных операциях в Ольстере. В 1990 году Том Кинг, государственный секретарь по обороне, заявил Палате общин, что власти использовали дезинформацию для защиты жизней и по «абсолютно благородным со­ображениям безопасности». В нескольких инцидентах, описанных в этой книге, журналисты ис­пользовались для распространения этой неправды. Ввиду этого я решил узнать мнение старших офицеров армии и полиции наедине, без присутствия чиновников Уайтхолла или Стормонта и их магнитофонов. Это не обеспечивало абсолютной защиты от обмана, но я убежден, что это действительно приводило к большей откровенности и часто приводило к тому, что опрошенные рассказывали об инцидентах, которые существенно отличались от официальной версии.

Возможно, некоторые из опрошенных захотели поговорить со мной, потому что в 1979 году я де­вять месяцев служил в регулярной армии. Я служил в Королевском танковом полку, но не в Се­верной Ирландии, и эта книга никоим образом не основана на моих собственных размышлениях и опыте, полученном во время службы в военной форме. Это оценка журналистом дилемм, с ко­торыми сталкиваются как полицейские, так и солдаты, а также политики правительства, кото­рую, как ожидается, они будут проводить.

Я, конечно, отдаю себе отчет в том, что определенные категории информации полезны террори­стам, и, следовательно, я не использовал имена живых людей, если только их взгляды уже не бы­ли опубликованы. Это правило было применено для защиты потенциальных жертв как лоялист­ского, так и республиканского терроризма. Я не указал местонахождение казарм, в которых раз­мещаются армейские и полицейские спецподразделения, чтобы избежать их выбора в качестве мишеней. И я сосредоточился на тактике и технологиях, используемых тайными подразделения­ми, о которых уже известно, что они были скомпрометированы.

Некоторые сотрудники тайных подразделений, с которыми я беседовал, утверждали, что акцент на инцидентах, в результате которых были убиты люди, создаст ложное впечатление об их обя­занностях в Ольстере. Я попытался привести примеры операций, в ходе которых никто не погиб, но инциденты со смертельным исходом по самой своей природе являются наиболее задокумен­тированными и наиболее открытыми для вопросов.

Я не рассматриваю расстрел трех членов ИРА в Гибралтаре в 1988 году в каких-либо подробно­стях, поскольку хотел сосредоточиться на событиях, которые были менее подвержены интересу средств массовой информации и тщательному изучению. В любом случае именно эти события создают контекст, имеющий решающее значение для понимания поведения солдат и позиции властей во время процедур расследования в Гибралтаре.

Незадолго до того, как эта книга была опубликована, со мной связался секретарь Комитета по уведомлениям о защите информации, полуофициального органа, который поддерживает связь между журналистами и правительственными ведомствами. Его вмешательство последовало за выражением озабоченности со стороны армии и Службы безопасности по поводу возможного содержания моей книги. Я согласился предоставить им возможность ознакомиться с корректур­ными копиями, которые к тому времени распространялись среди определенных журналистов. Секретарь попросил внести изменения в книгу по пятнадцати отдельным темам. Только в четырех случаях я был удовлетворен тем, что требовались изменения. Секретарь представил но­вые и убедительные аргументы в пользу того, что эти пункты представляли реальную угрозу для жизни. Я был удовлетворен тем, что их удаление никоим образом не повлияло на исследование ключевых вопросов, содержащихся в книге.

Наконец, я хотел бы поблагодарить различных людей, которые помогали мне с проектом, вклю­чая Сюзанну Макдэдди, моего редактора в «Фабер и Фабер»; Уолтера Маколи и Кэтлин Хиггинс, библиотекарей «Белфаст Телеграф» и «Айриш Ньюс» соответственно; Винсента Дауда и Бет Холгейт за их полезные комментарии к рукописи; и всех тех, кто согласился дать интервью – без кого эта книга была бы невозможна.

Марк Урбан апрель 1992 года

Часть 1. 1976-1979 годы

Глава 1. Первая кровь

Было чуть больше пяти темным февральским вечером 1978 года. Двое молодых людей, членов Ирландской республиканской армии, мчались на белом «фольксвагене» по дороге близ Ардбо в графстве Тайрон. Район к юго-западу от Лох-Неа является бастионом республиканского сообще­ства в Ольстере. Они направлялись за несколькими небольшими самодельными минометными минами, которые были спрятаны на фермерском дворе; один из них чуть было не был убит САС.

Машина подъехала, люди вышли и прошли во двор фермы. Когда двадцатилетний Пол Даффи поднял одну из минометных мин, в него попала очередь из винтовки, которая убила его почти мгновенно. Другой человек повернулся и побежал обратно к «фольксвагену». Когда он заводил машину, в окна попали пули, и его осыпало осколками стекла. Ему удалось скрыться, но позже он сам сдался для оказания медицинской помощи. В нем было три пули, но он выжил.

Такого рода инциденты повторялись САС в Северной Ирландии много раз. Несколько подозревае­мых в членстве ИРА были арестованы в этом районе за два дня до операции с Даффи. Информатор сообщил силам безопасности о минометных минах и о том, что их скоро заберут. Два дня и две ночи солдаты прятались, ожидая, что кто-нибудь появится.

Даффи был не первым членом ИРА, убитым солдатами САС, но операция ознаменовала важный шаг в борьбе с республиканским терроризмом. До начала 1978 года САС получала приказ оста­ваться в Южном Арме, недалеко от границы с Ирландской Республикой, в районе, который попул­ярная пресса называет «страной бандитов». Теперь они должны были использоваться по всей Северной Ирландии – событие, последовавшее за периодом неопределенности в отноше­нии то­го, как силам безопасности следует использовать свои самые секретные разведданные и своих наиболее хорошо подготовленных солдат.

Британская армия обычно не желает подтверждать или опровергать ни присутствие солдат САС в том или ином районе, ни их участие в конкретном инциденте. Эта политика проистекает из же­лания усилить таинственность, окружающую полк, и из необходимости защитить его бойцов и источники разведывательной информации, на основе которых он действует. Но в данном случае армейское командование стремилось распространить информацию о том, что ситуация изме­нилась. Пресс-служба штаба армии в Северной Ирландии в Лисберне подтвердила, «что па­труль, который убил террориста... и ранил еще одного, был из Специальной авиадесантной службы». Журналистам также сообщили об изменении политики, позволяющей солдатам дей­ствовать за пределами Южного Арма. Армия посылала четкий сигнал Временной ИРА.

Именно в январе 1976 года первые двенадцать бойцов САС, наиболее подготовленного военного подразделения Великобритании, прибыли в Бессбрук в Южном Арме. Преимущественно проте­стантская община в поселке переживала мрачный период убийств на религиозной почве. Как протестантские, так и католические эскадроны смерти рыскали по сельской местности Южного Арма и убили двадцать четыре мирных жителя за шесть месяцев до того, как САС была направ­лена в этот регион.

Для маленькой общины Бессбрука те первые недели 1976 года были временем кризиса. После убийства протестантскими террористами пятерых местных католиков, группа, называющая себя «Республиканские силы действия Южного Арма», остановила автобус и расстреляла одинна­дцать человек, которые возвращались домой с работы. Выжил только один. Водитель автобуса, католик, был отпущен. Большинство погибших были из Бессбрука. Именно этот инцидент, и ре­акция лоялистов на него, побудили тогдашнего премьер-министра Гарольда Вильсона направить САС в Южный Арма в дополнение к регулярной армии, которая находилась в Северной Ир­ландии с 1969 года.

Эскадроны САС ранее дислоцировались в Северной Ирландии в 1969 и 1974 годах, и несколько бойцов САС служили там в других подразделениях, но роль полка в регионе всегда была окута­на ореолом секретности, поэтому стоит изучить структуру и деятельность этой части, чтобы отделить некоторые мифы от реальности. 22-й полк Специальной авиадесантной службы, или 22-й полк САС, как правильно называется эта часть сил специального назначения, базируется в Херефорде. Он набирает новобранцев только из других армейских подразделений и обычно бе­рет офицеров на трехлетние командировки. Им, как правило, в среднем около двадцати пяти или тридцати лет, когда они впервые предпринимают попытку отбора. Большинство из них не имеют высшего образования, хотя многие учились в частных школах. Эти молодые офицеры оказывают ограниченное влияние на моральный дух полка, поскольку они прикреплены к нему на опреде­ленный срок, даже если некоторые из них позже в своей карьере отправляются во вторую или третью трехлетнюю командировку; для других званий нет фиксированной даты увольнения, «как только вы вступили, вы на нем помешались», так описывает это один боец САС. Обычные солдаты почти всегда олицетворяют культуру рабочего класса в сержантской столовой. Многие становятся незаменимыми и долго служат в полку. Единственные офицеры, которые постоянно служат в полку обычно из повышенных в звании после карьеры унтер-офицера (NCO).

Начинающему солдату САС присваивается звание стрелка – эквивалент рядового – независимо от его звания в родительском полку. Однако солдаты не страдают в финансовом отношении: обычно они получают жалованье на ранг выше их звания до поступления в САС и доплату за службу в спецназе в размере нескольких фунтов в день. Если они покидают Херефорд, им восстанавливается их звание до зачисления в САС.

Солдаты САС, как правило, более зрелые и подтянутые, чем их коллеги в армии, но идея о том, что они особенно интеллектуально одарены, по большому счету, неверна. Один офицер САС го­ворил: «Обычный парень просто думает о своем следующем задании команды. Он просто зада­ется вопросом, будет ли это за границей и стоит ли покупать новый телевизор, когда он вернет­ся.»

Наиболее опытные солдаты сосредоточены в учебном подразделении САС, которое отвечает за проводимый два раза в год отбор новобранцев. Некоторых сержантов можно найти проводящи­ми подготовку в двух полках САС Территориальной армии. Некоторые из пожилых солдат САС стали жертвами психологических травм и были направлены в армейские госпитали после нескольких лет операций, или получили назначение в учебные части в качестве награды за свою службу. Двое ветеранов САС, которые недавно опубликовали мемуары, признаются, что некото­рое время находились под наблюдением психиатра. Неудивительно, что Министерство обороны не желает обсуждать, является ли число солдат САС, страдающих психическими расстройства­ми, выше, чем в армии в целом.

Большинство из тех, кто служит в 22 полку САС, сохраняют кокарду своего родительского полка и могут вернуться в свое старое подразделение даже после нескольких лет службы в Херефорде. Любой солдат может быть «возвращен в подразделение» (RTU'd), если он нарушает иерархию Херефорда. Отношение к службе в САС различается в разных частях армии. В парашютно-десантном полку, который поставляет большую часть рекрутов для Херефорда, неспособность пройти отбор или быть уволенным, может повлечь за собой клеймо позора. Естественное жела­ние избежать наказания не позволяет многим солдатам высказывать опасения по поводу прика­зов или бросать вызов сержантам учебного подразделения, которые оказывают такое силь­ное влияние на дух полка. В других полках, где военнослужащие редко становятся членами САС, солдата, который пытается пройти отбор, будут уважать независимо от результата его по­пытки.

Офицеры и солдаты обычно проводят около пяти месяцев после отбора, проходя подготовку в САС, которая варьируется от отработки действий в засадах до изучения медицинских навыков и системы специальных сигналов полка. Они служат в одном из четырех «сабельных» эскадронов, «A», «B», «D» и «G» (гвардейский) – обычно не менее двух лет. Затем они могут перейти в учеб­ное подразделение, которое выполняет многие из наиболее важных задач САС за пределами Ве­ликобритании, или в другие специализированные части полка.

Отбор САС требует огромной физической выносливости. Кульминацией четырехнедельных ис­пытаний станет 45-мильный марш-бросок на выносливость, который необходимо совершить за двадцать часов с 50-фунтовым рюкзаком. Чтобы справиться с этой задачей, многие кандидаты будут тренироваться до года в свободное время, месяцами преодолевая труднопроходимую местность в любую погоду и терпя боль от травм.

Офицеров отбирают в основном сержанты-ветераны полка, и многие склонны чувствовать, что о них все еще судят после того, как они прошли аттестацию. Как говорит один из них, «в целом они с презрением относятся к тем, кого они называют «рупертами». Они не прислушиваются к голосу разума. Единственный способ заслужить их уважение – это физические достижения, что довольно затрудняет обсуждение более тонких аргументов о нашей роли».

Многие часы тренировок солдат САС проводятся на полигоне, где они приобретают высокий уровень владения различным оружием. Специализированные курсы включают занятия в «Доме убийств», где солдаты сталкиваются с различными ситуациями, в которых они должны за доли секунды принять решение о том, следует ли стрелять боевыми патронами по мишеням. Обуче­ние подчеркивает необходимость открывать огонь с минимальными колебаниями, если цель рас­познана как враждебная. В некоторых упражнениях однополчане стоят среди манекенов, в бук­вальном смысле отдавая свои жизни в руки своих товарищей, которые врываются в комнату и должны обезвредить «террористов».

Солдаты САС с презрением относятся к гражданским лицам, которые верят, что можно, в запад­ном стиле, выбить оружие из рук человека или вывести кого-то из строя выстрелами в ноги. В условиях боя на ближней дистанции солдат не может тратить время на прицеливание в быстро движущуюся конечность; он обучен стрелять в туловище - всадить в человека столько пуль, сколько необходимо, чтобы гарантировать, что он не сможет воспользоваться своим оружием.

Навыки, которые САС должна была привнести в Ирландию, были привиты режимом Херефорда. У солдата, у которого хватает самодисциплины, чтобы перебраться через Брекон-Биконс с огромным рюкзаком на спине при минусовых температурах, хватит выдержки сутками проле­жать в засаде в яме в земле, испражняться в пластиковый пакет и спать в насквозь промокшей одежде в ожидании прибытия террориста.

Но новая арена Северной Ирландии должна была выявить некоторые существенные недостатки системы Херефорда. Оценка между другом и врагом редко были такими простыми, как в «Доме убийств». В Северной Ирландии солдаты столкнулись с угрозой того, что враг может выстре­лить в них первым. Учебные упражнения о контролируемых «двойках», очередях из двух вы­стрелов, часто забывались на поле боя с террористами, когда солдаты САС выпускали десятки пуль, иногда в людей, которые были не более чем случайными прохожими.

Размещение САС в Ольстере было политическим актом. Символическое значение отправки элитного эскадрона в Бессбрук, деревню, откуда родом большинство из одиннадцати жертв стрельбы в автобусе в 1976 году, было очевидным. Хотя лондонская газета высмеяла отправку двенадцати солдат в январе 1976 года как «символическое» присутствие, на самом деле они бы­ли всего лишь передовым отрядом: несколько недель спустя САС направила в Бессбрук свой эс­кадрон «D» численностью семьдесят пять человек.

С самого начала присутствие САС было предано огласке в политических целях. Несмотря на то, что секретность была жизненно важна для того типа операции, которую хотела провести САС, различные политические деятели и сотрудники сил безопасности стремились использовать про­пагандистскую ценность полка. Республиканцы также понимали, еще до прибытия САС, что страх перед этими анонимными страшилищами британской армии, высококвалифицированными убийцами, можно использовать в своих собственных целях. Аббревиатура полка стала ассоции­роваться со всеми таинственными происшествиями. Это приобрело мистический оттенок, срод­ни ненавистным и внушающим страх местным частям, заслуживших зверскую репутацию «черно-пегим», набранным британскими правительствами в Ирландии в 1900-х годах. Таким образом, САС должны были стать ведущими игроками в пропагандистском соревновании по за­воеванию сердец и умов жителей Ольстера.

Мерлин Рис, тогдашний министр обороны Северной Ирландии, позже размышлял о том, что действия полка, который приобрел устрашающую репутацию в кампаниях по борьбе с повстан­цами, сопровождавших распад Британской империи, не были четко продуманы: «Они были ско­рее презентационными и для наведения загадочности, чем чем-либо еще».

Но, отправив САС в Южный Арма, Гарольд Уилсон также предоставил армии ценный ресурс для ведения тайной войны. Армейские начальники хотели использовать САС не для разделения враждующих общин, а для продолжения своей борьбы против высокоэффективного вооружен­ного республиканского движения. Единственное подразделение ИРА в Южном Арме, казалось, могло безнаказанно убивать солдат, с момента ввода армии в Северную Ирландию в августе 1969 года там было застрелено или взорвано сорок девять человек.

Однако прибытие САС еще больше осложнило борьбу между полицией и армией за контроль в Ольстере, борьбу, в которой доминировали личности руководителей служб безопасности. Мис­сия САС в Северной Ирландии должна была определяться взаимодействием ключевых фигур в этих учреждениях и их различными интерпретациями того, как войска под их командованием могут применять смертоносную силу, оставаясь при этом в рамках закона или делая вид, что остаются в таковых. Путаница в отношении точной роли САС распространялась даже на некото­рых армейских офицеров. Один из них, анонимно написавший в «Таймс», заявил, что САС будет «приказано делать то, чего до сих пор не удавалось армии, убивать террористов». Однако далее он объяснил, что «для любого, кто хорошо знает [САС], утверждение ИРА о том, что их исполь­зовали в качестве наемных убийц в Северной Ирландии, является абсурдным». Такое четкое раз­личие между наемным убийцей и солдатом, выполняющим приказ об уничтожении террористов, менее чем очевидно, учитывая, что простой приказ об устранении террористов, когда это воз­можно, был бы противозаконен в Великобритании.

Существовала даже неопределенность относительно того, кто должен командовать войсками. На бумаге армейская цепочка командования была ясна. Первоначально эскадрон САС находился под управлением начальника местного подразделения регулярной армии, подполковника, командо­вавшего батальоном, базировавшимся в Южном Арме в четырехмесячной командировке. Но те, кто стоял у власти выше в иерархии сил безопасности, пытались оказывать свое собственное влияние. По мере того как становилась очевидной деликатность операций эскадрона, местный командир батальона все чаще направлял их на утверждение своему начальнику, командиру 3-й бригады в Портадауне, или даже командующему сухопутными войсками, офицеру, ответствен­ному за все армейские операции в Ольстере.

Хотя эскадрон находился под юрисдикцией армии, вскоре стало ясно, что инициатива по его ис­пользованию часто исходила от полиции, особенно с учетом того, что сеть информаторов Коро­левской полиции Ольстера обеспечивала САС наилучшими разведывательными данными для ее операций. Была создана система офицеров связи, чтобы сделать армию исполнительным подраз­делением разведки Специального отдела полиции, но отсутствие четких линий разграничения полномочий и продолжающиеся личные столкновения затрудняли работу. Два года спустя, в 1978 году, были созданы специальные региональные центры для контроля за деятельностью САС; их эволюция будет описана в главе 10.

В первые месяцы присутствия САС в Северной Ирландии ощущалась нехватка разведыватель­ных данных, достаточно хороших для использования в тайных операциях. Эскадрон в Бессбруке выполнял обязанности, во многом схожие с обязанностями обычных армейских подразделений, дислоцированных в этом районе. Военнослужащие САС выходили в патрулирование продолжи­тельностью несколько дней, устанавливая наблюдательные посты, проверяя автомобили и пере­мещаясь по стране с намерением противостоять террористам в их акциях. Но со временем эскад­рон стал специализироваться на наблюдении и организации засад, основываясь на разведданных самого высокого качества, имеющихся в распоряжении сил безопасности.

Серия операций САС в 1976 и 1977 годах привела к убийству двух членов ИРА, Питера Клири и Шеймуса Харви, и аресту еще нескольких. Армейское командование расценило эти операции как успешные, и офицеры стремились указать на тревожный уровень убийств на религиозной почве до прибытия эскадрона «D » 22-го полка САС и отсутствие подобных преступлений в Южном Арме в течение оставшейся части 1976 года.

Хотя армейские командиры получили строгий приказ не пересекать ирландскую границу, неко­торые, по-видимому, предпочли это сделать. В марте 1976 года Шон Маккенна, опознанный ар­мией как ключевой местный командир ИРА, был вывезен из своего дома в Ирландской Респуб­лике и доставлен в Северную Ирландию, где его незамедлительно арестовал армейский патруль. ИРА заявила, что он был похищен САС, но в то время штаб армии в Лисберне опроверг это об­винение. Однако британский офицер, участвовавший в то время в тайных операциях в Южной Арме, подтверждает, что Маккенна действительно был «изьят» САС.

В апреле Питер Клири был убит солдатами эскадрона «D». Армейская разведка сообщила, что он был важным лицом во Временной ИРА, который проживал в республике, пересекая границу для проведения операций, а также для участия в общественных мероприятиях. В ту ночь, о кото­рой идет речь, он навещал свою невесту недалеко от Форкилла, в 50 метрах к северу от границы. Команда САС из четырех человек наблюдала за домом в течение нескольких дней с двух наблю­дательных постов. Четверо солдат мало спали и были подвержены воздействию непогоды. Когда прибыл Клири, они арестовали его и вызвали по рации вертолет, чтобы их забрать. По данным армии, трое солдат отправились освещать посадочную площадку для вертолета, в то время как один охранял заключенного. По словам солдат, именно тогда он явно попытался одолеть своего охранника и был застрелен во время борьбы.

ИРА утверждала, что этот человек был убит. Как обычно, после стрельбы было начато расследо­вание, и бойцы САС подверглись длительному допросу со стороны Королевской полиции Оль­стера. Подразделение специальных расследований Королевской военной полиции, по сути, вну­треннее управление уголовного розыска армии, также допросило солдат.

Еще один инцидент произошел месяц спустя. В 10:50 вечера 5 мая 1976 года четверо бойцов САС в автомобиле без опознавательных знаков были задержаны сотрудником полиции Ир­ландской Республики, «Гарды», в Корнамаклахе. Позже армия заявила, что они выполняли раз­ведывательную миссию и допустили ошибку при чтении карты. Когда пропали солдаты, были высланы еще две машины. Они тоже проследовали по дороге вниз к границе и неправильно определили свое местоположение только для того, чтобы быть задержанными той же ревност­ной полицией. К концу ночи ирландская полиция арестовала восемь бойцов САС и изъ­яла три автомобиля, четыре автомата, три пистолета и помповое ружье.

Год спустя мужчины предстали перед судом в Дублине по обвинению в хранении оружия с на­мерением подвергнуть опасности жизнь. Они были оправданы, поскольку, по словам судьи, об­винение не доказало, что солдаты пересекли границу намеренно. Тот же офицер, который утвер­ждает, что САС похитила Шона Маккенну, настаивает на том, что более поздний пограничный инцидент действительно произошел из-за ошибок при чтении карты. Но учитывая, что суды в республике вряд ли проявят симпатию к САС, значение оправдательного приговора заключается в том, что прокуратура не смогла предоставить достаточно веских доказательств для вынесения обвинительного приговора.

Тем не менее, несмотря на заявления о невиновности и вердикт ирландского суда, инцидент предоставил ИРА возможность пропагандировать то, что они считали неопровержимым доказа­тельством операций армии в Республике. В барах вдоль границы предположения о трансгранич­ных похищениях и убийствах САС могут быть подкреплены подробностями о подразделении солдат, автомобилях без опознавательных знаков, автоматах и пистолетах.

Важно увидеть ошибку бойцов САС в свете других случайных нарушений границы, которые имели место в то время – поскольку во многих местах граница не обозначена, солдаты могли легко ошибиться. Один из военнослужащих парашютно-десантного полка рассказалоб инциден­те, который мог быть даже более серьезным, чем тот, в котором участвовали САС. Патруль под командованием колоритного сержанта по прозвищу «Банзай» был высажен в поле вертолетом Королевских ВВС. Пилот допустил ошибку при чтении карты, посадив солдат слишком далеко на юг, глубоко внутри Ирландской Республики. Когда Банзай и его патруль заметили бронетех­нику ирландской армии и войска, двигавшиеся к северу от них, они пришли к выводу, что стали свидетелями вторжения в Северную Ирландию. Встревоженные офицеры британской армии го­товили свои собственные бронемашины для борьбы с ирландской армией, прежде чем стало из­вестно, что патруль Банзая находится на территории республики.

Дальнейшие споры разгорелись в июле 1976 года, когда британские солдаты арестовали двух мужчин, работавших в поле на территории Республики. Впоследствии было установлено, что они не были связаны с терроризмом, и они были освобождены. Но, опять же, Шинн Фейн ис­пользовала этот инцидент, чтобы поставить под сомнение законность операций САС и таким об­разом заручиться поддержкой республиканского терроризма.

В апреле 1977 года эскадрон в Бессбруке был вовлечен во вторую перестрелку со смертельным исходом. Шеймус Харви, член ИРА, был убит, когда подходил к припаркованному автомобилю в деревне Калдерри. Солдаты САС залегли в засаде после получения информации о том, что авто­мобиль должен был использоваться террористами. Он уже был использован в инциденте, в ре­зультате которого был убит солдат. Харви, вооруженный дробовиком, был убит в перестрелке после того, как другие члены ИРА, находившиеся на скрытых позициях, очевидно, открыли огонь по солдатам. Армия заявила, что по меньшей мере двое других членов ИРА находились сразу за Харви, утверждая, что один был ранен, хотя ни один из них не был взят в плен.

События, подобные этим в Южной Арме и за границей Республики, стали первыми признаками того, что начальники служб безопасности в штаб-квартирах армии и полиции (в Лисберне и Но­ке соответственно) приняли новую политику активизации тайных операций. Участие целого эс­кадрона САС в начале 1976 года дало им новый важный инструмент в их тайной войне против ИРА, которая тогда быстро превращалась в более профессиональную боевую организацию, чем это было в начале 70-х годов.

Через два года после развертывания эскадрона «D» эта новая агрессивная стратегия борьбы с терроризмом, которая предполагала расширение деятельности САС за пределы ее первоначаль­ной зоны ответственности в Южном Арме, принесла свои первые плоды. Убийство Пола Даффи в феврале 1978 года в графстве Тайрон было всего лишь одним инцидентом в рамках заметного изменения политики со стороны полиции и армии. Начиная с 1977 года разведывательные ресур­сы в Северной Ирландии были переведены с действующей открыто «Зеленой армии» на не­большие, хорошо подготовленные подразделения специалистов, чьи операции были окутаны за­весой секретности.

Конечно, до этого было проведено много тайных операций, но их количество и масштаб значи­тельно возросли. Если в 1975 году в Ольстере насчитывалось менее 100 солдат армии, основной задачей которых было тайное наблюдение, то к 1980 году это число утроилось. Аналогичным образом, Королевская полиция Ольстера, которая начала брать на себя общую ответственность за кампанию по борьбе с терроризмом в 1976 году, также создала множество собственных специа­лизированных подразделений по наблюдению и применению огнестрельного оружия.

Одним из важных факторов продвижения к новому консенсусу в отношении политики безопас­ности стало появление новых личностей на постах политического и военного руководства. В 1976 году Рой Мейсон занял пост госсекретаря по делам Северной Ирландии: бывший шахтер придерживался менее продуманного подхода, чем его предшественник Мерлин Рис. Ключевой советник по безопасности вспоминает, что Мейсон, казалось, не проявлял интереса к политиче­ским инициативам, просто полагая, что Ольстер нуждается в существенной экономической по­мощи и что давление на ИРА следует усилить. Он без колебаний расширил операции против них и публично заявил, что намерен выдавить ИРА «как тюбик зубной пасты».

Затем, в 1977 году, в Северную Ирландию были назначены два новых высокопоставленных во­енных офицера, разделявших убеждения Мейсона. И генерал-лейтенант Тимоти Кризи, главно­командующий войсками в Ирландии, и генерал-майор Дик Трант, командующий сухопутными войсками, считали, что расширение масштабов тайных операций дает шанс сократить потери ар­мии. Кроме того, они верили, что смогут запугать ИРА, повысить вероятность успешного судеб­ного преследования за счет получения более подробных разведданных о подозреваемых и восстановить моральный дух солдат в форме и полицейских, которые были относительно уязви­мы в качестве мишеней для террористов и снайперов. Два старших офицера заявили о своем на­мерении активизировать тайные операции в серии утечек в прессу в течение 1977 года.

Энтузиазм полиции по поводу новой стратегии казался несколько более сдержанным. Кеннет Ньюман, назначенный главным констеблем КПО в 1976 году, критически относился к некоторым операциям САС. Пропитанный принципами минимального применения силы за время своей долгой и разнообразной полицейской карьеры, Ньюман дал понять, что, хотя он восхищался профессионализмом САС, он считал, что его лучше всего использовать для операций, которые допускают тщательную подготовку и репетиции, предпочтительно также в сельской местности. Операции, которые включали в себя развертывание солдат САС, часто ночью, в районах с преоб­ладанием республиканцев по смутным наводкам информаторов, исключали возможность и того, и другого.

Тем не менее, Ньюман был готов согласиться с новой политикой, несмотря на свои опасения, по­тому что понимал критическую важность улучшения наблюдения и сбора разведданных, если его силы хотели эффективно бороться с полувоенными группировками. Кроме того, открытое присутствие армии на улицах и в поместьях было источником негодования среди националисти­ческого сообщества; сокращение видимой активности армии, к которому привели бы тайные операции, также служило его целям.

Джон (Джек) Хермон, старший заместитель Ньюмана и впоследствии преемник на посту главно­го констебля, также был обеспокоен расширением операций САС, по словам старшего офицера, который работал с ним в то время. Однако, особенно в случае с Хермоном, эти оговорки, воз­можно, были больше связаны с ревностным сохранением принципа верховенства полиции, уста­новленного в 1976 году, который давал Королевской полиции Ольстера полный контроль над дея­тельностью сил безопасности в Северной Ирландии, чем с щепетильностью по отношению к тайным операциям как таковым. Под руководством Хермона Королевская полиция Ольстера должна была создать расширенный набор специализированных подразделений, обладающих возможностями скрытого наблюдения и применения огнестрельного оружия.

Таким образом, они были ключевыми фигурами за столом еженедельных заседаний Комитета по политике безопасности Северной Ирландии. Мейсон, Кризи, Трант, Ньюман и Херман - все они выступали за более активную роль тайных сил в осуществлении политики безопасности в Оль­стере. Но в то время как существовал консенсус относительно преимуществ противодействия ИРА более эффективным, но менее заметным способом, существовали глубокие разногласия по другим областям политики. Наиболее существенные разногласия касались вопросов о том, кто должен взять на себя общий контроль за усилиями по обеспечению безопасности и как можно создать интегрированную структуру для обмена разведывательными данными. Неспособность органов безопасности решить эти проблемы, вызванная недоверием и соперничеством между армией и Королевской полицией Ольстера, должна была подорвать всю антитеррористическую кампанию.

Глава 2. Силовые структуры

К концу 1970-х годов социальный и политический ландшафт Северной Ирландии был преоб­разован десятилетием насилия на религиозной почве. Была создана крупная постоянная военная и полицейская силовая структура, отвечающее за поддержание порядка в регионе с населением в 1,5 миллиона человек.

Армия была развернута в Ольстере в августе 1969 года после того, как полиция, Королевская по­лиция Ольстера, оказалась неспособной контролировать местные беспорядки. Будучи провинци­альной полицией среднего размера, Королевская полиция Ольстера не располагала средствами для борьбы со все более ожесточенным националистическим восстанием и ответным насилием лоялистов. КПО передала ответственность за поддержание общественного порядка армии, а необходимость сдерживать беспорядки привела политиков к нарушению многих принципов, на которых основано верховенство закона в Великобритании.

В августе 1971 года была введена политика интернирования без суда и следствия, что привело к крупномасштабным облавам на людей, подозреваемых в связях с террористами. Интернирова­ние оказалось весьма спорным, поскольку разведданные, на которых оно основывалось, были настолько скудными, что было задержано очень много людей, не имевших отношения к терро­ризму, в то время как многие высокопоставленные члены ИРА сбежали, и поскольку это означа­ло признание того, что у сил безопасности не хватало каких-либо доказательств, которые можно было бы представить в суде против подозреваемых, удерживание людей таким образом еще больше оттолкнуло националистическое сообщество. Введение в июне 1972 года статуса особой категории для осужденных террористов было призвано успокоить чувства местных, предоставив полувоенным группировкам дополнительные привилегии в тюрьме. Фактически, позволив тер­рористам утверждать, что они были военнопленными, статус особой категории ознаменовал еще одно нарушение обычного права на остальной территории Великобритании.

Автономный парламент Северной Ирландии в Стормонте, который до Смуты обладал значитель­ной автономией, был распущен в начале 1972 года и заменен прямым правлением из Лондона со всеми исполнительными полномочиями, переданными недавно назначенному государственному секретарю по делам Северной Ирландии. Политики полагали, что измученные люди в Ольстере сочтут эту систему более справедливой.

КПО вышла из состояния глубокого потрясения в первые годы Смуты. Доклад Ханта, официаль­ное правительственное расследование, опубликованное в октябре 1970 года, обвиняло полицию в неправильных действия при республиканских беспорядках в августе 1969 года в Лондондерри (Дерри, как говорили националисты). Лица, принимающие решения в Уайтхолле, полагали, что националистические страсти утихнут, если КПО будет фактически сведена к отряду невоору­женных судебных исполнителей.

Численность армии достигла пика примерно в 22 000 человек в 1972 году, в разгар Смуты, когда солдаты отправились в республиканские районы Лондондерри и Белфаста, чтобы разогнать «Запретные зоны» полувоенных группировок. Фактический развал полиции и желание ар­мейских командиров не обострять ситуацию позволили сектантским экстремистам с обеих сто­рон претендовать на контроль над обширными районами Белфаста и Лондондерри. Но 1972 год также ознаменовался растущим осознанием в Уайтхолле того, что роль армии в долгосрочной перспективе придется сократить. Расстрел солдатами парашютно-десантного полка тринадцати демонстрантов в Лондондерри в «Кровавое воскресенье» в январе того же года привел к рассле­дованию поведения армии. Потери в армии также достигли своего пика в течение этого года, что заставило некоторых старших офицеров согласиться с политиками, которые искали способы уменьшить военное присутствие в Ольстере.

К 1977 году армия насчитывала четырнадцать батальонов, численностью около 650 солдат в каждом, и различные вспомогательные подразделения в Северной Ирландии. Они были развер­нуты в фиксированных районах, известных войскам как их «пятачок», а на армейском жаргоне - как тактические районы ответственности или ТАОРы. В некоторых районах сформированные на местах подразделения полка обороны Ольстера (ПОО), резервистской части, сформированной в 1970 году и укомплектованной в основном из бойцов, служащих по совместительству, взяли на себя ответственность за порядок вместо Специального резерва «В» Королевской полиции Оль­стера. Идея заключалась в том, что как часть армии, контролируемой незаинтересованными бри­танскими генералами, ПОО будет восприниматься как более справедливая, чем специальные подразделения «B», которые рассматривались многими католиками как самый сильный бастион бескомпромиссного лоялизма. КПО, преемница Королевской ирландской полиции, полицейских сил Ирландии до раздела, осталась без специальных подразделений категории «В», а большинство ее служащих были разоружены. Эти подразделения пережили несколько деморали­зующих лет, когда они могли выполнять лишь несколько задач независимо от армии.

Несмотря на эти намерения, ПОО слишком скоро стал крайне непопулярным среди католиков. В первые дни смуты многие политики возлагали большие надежды на ПОО. Он был создан с до­статочно большим контингентом католиков: каждый пятый человек в его рядах. Большинство из них выбыли к концу 70-х годов. Многие командиры регулярной армии не испытывали особого уважения к военным возможностям ПОО, полагая, что опасно пускать совместителей в трудно­доступные районы республики. В 1978 году полк был реорганизован в попытке сделать его бо­лее профессиональным. Несколько рот были расформированы, чтобы их бойцы могли более эф­фективно концентрироваться в определенных областях. Были также приняты меры по увеличе­нию числа военнослужащих ПОО, служащих на постоянной основе. Было очевидно, что напря­жение, связанное с сохранением работы и проведением опасных патрулей в свободное время, для многих людей было непосильным. В 1972 году регулярных бойцов было всего 844, но к се­редине 1980-х годов их стало более 2500. Однако между регулярной армией и ПОО сохранялось некоторое недоверие из-за связей между некоторыми местными солдатами и лоялистскими по­лувоенными группировками.

С 1969 года Ольстер был разделен армейским командованием на батальонные участки, наиболее опасные из которых были заняты регулярными войсками, а остальные - подразделениями ПОО. Регулярные батальоны и батальоны ПОО были разделены между штабами трех бригад: 39-й бригады в районе Белфаста, 8-й бригады в Лондондерри и 3-й бригады в Портадауне, прикрываю­щей границу. Командиры бригад стояли между подразделениями, проводящими опе­рации на местном уровне, и двумя старшими командирами, оба генералы, с более широкими обязанностями.

Каждый из командиров бригад подчинялся командующему сухопутными войсками в Лисберне, который являлся генерал-майором и высшим командующим армией в Ольстере. Над ним стоял главнокомандующий, который, хотя и является армейским офицером, также отвечал за подразде­ления Королевских военно-воздушных сил и Королевского военно-морского флота в Ольстере и за координацию на высоком уровне с полицией и министрами. Казармы в Лисберне, преимуще­ственно протестантском городке недалеко от Белфаста, простираются на большую территорию и включают викторианские здания, занимаемые штабом 39–й бригады, и новый комплекс зданий - безликую муниципальную архитектуру 60-х годов у основания бетонной башни связи, в которой находится штаб-квартира войск в Северной Ирландии (HQNI).

Армейский комплекс назван казармами Тьепваль в честь поля боя Первой мировой войны. Тьепваль имеет более глубокое значение для многих в Ольстере, которое не сразу очевидно по­стороннему человеку. Это был район, где 36-я Ольстерская дивизия была уничтожена немецкой артиллерией и пулеметами. Это место запомнилось как место, где верные британской короне принесли кровавую жертву после того, как республиканцы воспользовались войной, чтобы орга­низовать Пасхальное восстание в Ирландии против правления Вестминстера. Сообщается, что лоялисты из 36-й дивизии кричали «К черту Папу Римского», когда они перелезали через бруст­вер своих окопов.

Канцелярия Северной Ирландии (NIO) была инструментом Уайтхолла для прямого правления Ольстером. С начала 1974 года она изучала различные способы восстановления статуса и авто­ритета КПО. В 1975 году комитет старших офицеров армии, КПО и разведки под председатель­ством Джона Бурна, государственного служащего NIO, подготовил документ под названием «Путь вперед». Это должно было стать самой важной инициативой в области безопасности кон­ца 70-х годов, приведшей к политике, известной как «главенство полиции». Согласно этому пла­ну, роль регулярной армии должна была быть сокращена, а общее руководство усилиями по обеспечению безопасности в 1976 году было передано КПО, что потребовало расширения сил, набираемых на местах.

Большинство армейских офицеров считали, что КПО более профессиональна, чем ПОО, хотя в 1976 году многие все еще считали полицию неспособной взять на себя ответственность за без­опасность на местах, в отличие от залов заседаний комитетов. Численность КПО выросла с 3500 в 1970 году до 6500 в середине 1970-х годов.

Как и у армии, ее силы были организованы по иерархической системе. Полицейские участки бы­ли сгруппированы в шестнадцать «дивизионов», примерно соответствующих армейским бата­льонам. Несколько дивизионов были сгруппированы в каждом из трех «регионов», Белфасте, Южном и Северном, в каждом из которых руководил помощник главного констебля, обладавший той же степенью полномочий, что и три армейских бригадира. Три помощника главного констеб­ля подчинялись главному констеблю в штаб-квартире КПО в Ноке, в восточном Белфасте.

Деятельность армии и КПО была интегрирована сверху вниз. Главный констебль и главноко­мандующий войсками в Северной Ирландии виделись не реже одного раза в неделю на заседа­ниях Комитета по политике безопасности. Заместитель главного констебля и командующий су­хопутными войсками обычно проводили ежедневные обсуждения для координации операций. На более низком уровне могли бы проводиться аналогичные совещания, например, между ко­мандиром полицейского дивизиона и командиром местного батальона армии. Но на местном уровне часто возникали проблемы. Сотрудники полиции сочли, что армейское командование придерживается слишком краткосрочных взглядов; в то время как офицеры КПО часто отказы­вались сопровождать армию на миссии либо потому, что считали это слишком рискованным, ли­бо потому, что чувствовали, что это вызовет неприязнь у местного населения.

Полиция столкнулась с незавидной задачей выполнять обычные обязанности, такие как регули­рование дорожного движения, расследование мелких преступлений или вручение судебных по­весток, находясь под смертельной угрозой со стороны ИРА. Несмотря на план о главенстве по­лиции, реальность середины 70-х годов, признает старший офицер КПО, заключалась в том, что «в более сложных местах вы обнаруживали, что полиция оставалась в своих участках и вре­мя от времени выходила сопровождать армию».

В первые дни Смуты полиция вызвала ненависть националистического сообщества, въезжая в их кварталы, стреляя из автоматов и представляясь репрессивной силой протестантского исте­блишмента. После беспорядков 1969 года и отчета Ханта в следующем году главный констебль КПО объявил, что она будет реорганизована в соответствии с тем, что он назвал неагрессивны­ми, не принимающими ответных мер. В результате в республиканских районах КПО фактически передала ответственность за поддержание правопорядка армии. В этих районах солдатам при­шлось сталкиваться с бунтами и обеспечивать правопорядок. Главенство полиции потребовало восстановления подразделений КПО по борьбе с беспорядками и появления полицейских отря­дов с защитой и вооружением, необходимыми для выхода на улицы.

Кеннету Ньюману, миниатюрному англичанину, который начинал свою карьеру в палестинской полиции, в 1976 году была поручена работа по обеспечению «главенства полиции». Работа большинства констеблей удерживала их в участках. Однако для того, чтобы новая политика была эффективной, главному констеблю требовались отряды, обученные применению огнестрельного оружия и борьбе с беспорядками, которые должны были быть мобильными, чтобы эффективно реагировать на неприятности. В некотором смысле Ньюману было необходимо милитаризиро­вать полицию. Специальная патрульная группа (СПГ) была ближе всего к такому подразделению в 1976 году. СПГ была основана в начале 70-х годов, заменив Резервные силы, костяк подразде­ления, состоящего из штатных сотрудников, укомплектованного резервистами во время кризи­сов, в качестве мобильного антитеррористического отряда КПО. Отряды СПГ действовали в Белфасте, Лондондерри, Арме, Оме и Магерафельте. С приходом «верховенства полиции» число сотрудников полиции, служащих на постоянной основе, увеличилось примерно со 100 до при­мерно втрое большего числа. При Ньюмане они прошли подготовку по борьбе с беспорядками и усовершенствовали обращение с огнестрельным оружием. Полиция появилась на улицах в бро­нежилетах и с винтовками «Рюгер». Главный констебль также начал кампанию по связям с об­щественностью, направленную на создание более благоприятного имиджа полиции, особенно среди молодежи.

Несмотря на то, что они публично выражали восхищение друг другом, солдаты и полицейские неизбежно испытывали некоторую степень взаимного презрения. Для самоуважения многих ар­мейских офицеров было важно чувствовать, что КПО в некотором смысле запятнана сектант­ством, потому что эта точка зрения помогала оправдать их собственное присутствие. Один офи­цер говорит: «Я не знаю, что бы делала КПО, если бы Смута закончились. Это так важно для представления протестантов о себе как об обществе, находящемся в осаде. Они скорее похожи на буров в Южной Африке».

И многие офицеры полиции относились к армии как к чужакам, часто находящимся в кратко­срочных командировках, которые отталкивают население ненужной демонстрацией силы. Как выразился один из главных инспекторов КПО, «Мы никогда не добьемся постоянного прогресса, пока не сможем обходиться без военной поддержки. Для ИРА гораздо лучше, чтобы британская военная машина была замечена надвигающейся на них». Принятие «главенства полиции» в каче­стве официальной политики мало что дало для разрешения этого соперничества.

Основные усилия сил безопасности, как полиции, так и армии, были направлены против респуб­ликанских группировок, Временной ИРА и небольшой Ирландской национально-освободитель­ной армии (ИНОА), хотя во время межконфессиональных столкновений в середине 1970-х годов лоялистские террористические группировки убили больше людей. Но лоялисты не нападали на силы безопасности, и число приписываемых им инцидентов в конце 70-х годов сократилось. Многие армейские офицеры считают борьбу с лучше организованными республиканскими тер­рористическими группировками реальной задачей. Как выразился один офицер, «Среди некото­рых людей существует своего рода восхищение ИРА, ее профессионализмом. Никто не испыты­вает никакого уважения к лоялистам».

К 1977 году уровень террористических инцидентов, связанных с республиканцами и лоялиста­ми, значительно снизился. В 1972 году было совершено более 10 000 случаев открытия огня, единственный год Смуты, в котором погибло более 100 солдат; в 1977 году число случаев откры­тия огня составило одну десятую часть. Террористы поняли, что разрешение их членам разгули­вать по улицам с оружием - верный путь к большому числу жертв и арестов. Вместо этого они лучше готовились к своим атакам и совершенствовали свои методы. Солдаты, отправленные в Ирландию с середины 70-х годов, больше не ожидали, что во время патрулирования им придется участвовать в так называемых «перестрелках в стиле дикого Запада», которые вспыхивали в пер­вые дни; теперь они сталкивались с изощренными террористическими операциями. Для борьбы с этой угрозой требовалась более качественная разведка.

С 1977 по 1979 год соперничество между полицией и армией должно было обостриться. Она ча­сто была сосредоточена на вопросах разведки, которые являются основой антитеррористических усилий. Том III армейского руководства по сухопутным операциям, «Контрреволюционные опе­рации» (Северная Ирландия определяется как «контрреволюционный конфликт») был издан в августе 1977 года и стал библией для армейских операций в Ольстере. В нем говорится, что раз­ведданные - это «ключ к успеху». События уже продемонстрировали это иерархии служб без­опасности.

Политика интернирования оказалась контрпродуктивной во многом из-за того, что разведданные были очень скудными. ИРА тоже извлекла уроки из своих ранних ошибок и была более осторож­на в том, как и когда она взаимодействовала с силами безопасности, а также в том, чтобы не оставлять улик, которые могли бы осудить ее члена. Необходимость в компетентном, централи­зованно управляемом разведывательном аппарате для замены существующей сети враждующих агентств была очевидна.

До реорганизации антитеррористической разведывательной деятельностью занимались отдель­ные службы как в армии, так и в КПО. Более того, в составе КПО было два отдела: отдел «С», отдел уголовного розыска (ОУР), отвечал за допрос подозреваемых и сбор доказательств после инцидентов; отдел «E», Специальный отдел (СО), управлял сетями информаторов, жизненно важными для успешных антитеррористических мер. СО был освобожден от обязанности прово­дить допросы после окончания интернирования. Назначение уголовного розыска ответственным за допрос, или, как любили называть это в армии, «проверку», было отчасти жестом. Это соот­ветствовало официальной политике рассматривать терроризм как преступление, а не как под­рывную деятельность после прекращения в марте 1976 года политического статуса для всех за­ключенных членов военизированных формирований. Однако принятие отделом уголовного ро­зыска на себя ответственности за проведение допросов также последовало за серией дискреди­тирующих публичных заявлений и правительственных расследований бесчеловечного обраще­ния с подозреваемыми со стороны СО.

Для успеха антитеррористических операций крайне важно, чтобы эти два ведомства работали сообща. Следователь уголовного розыска, например, может считать, что подозреваемый член ИРА готов работать информатором на СО. На практике часто возникали проблемы с взаимоотно­шениями. Старший офицер КПО вспоминает: «Существовало рабское следование принципу «только то, что нужно знать». Специальный отдел передавал в уголовный розыск минимум ин­формации».

После внутренней реорганизации, проведенной Кеннетом Ньюманом, два полицейских управле­ния выступили единым фронтом, хотя их отношения с армейской разведкой оставались плохими. В армии были свои собственные информаторы, или «наводчики» на ольстерском сленге. Обыч­ные офицеры, у которых не было опыта работы в Северной Ирландии, могли найти себе агента во время четырехмесячного турне. Жизнь этого агента иногда зависела от компетентности этих обычных офицеров.

В дополнение к разведывательной деятельности обычных подразделений, в армии было несколь­ко специализированных подразделений. Лисберн также был штаб-квартирой 12-й роты разведки и безопасности, входившей в состав Разведывательного корпуса, сформированного в Ольстере в 1972 году, численность которого превысила 200 человек. Рота была разделена на подразделения, обслуживающие Лисберн и штабы бригад. Хотя первоначально она занималась некоторой аген­турной деятельностью, ее члены занимались в основном бумажной волокитой: готовили отчеты для старших офицеров и вели картотеки подозреваемых.

С 1972 года в армии также существовало Специальное подразделение военной разведки в Север­ной Ирландии, СПВР (СИ), организация, состоящая примерно из пятидесяти офицеров и сер­жантов, которые должны были выступать в качестве посредников между армейскими начальни­ками и Специальным отделом КПО на различных уровнях командования. Они участвовали в большинстве обменов секретными разведывательными данными между армией и КПО и долж­ны были особенно пострадать от растущей конкуренции между двумя организациями.

Среди офицеров, служивших в СПВР в середине 1970-х годов, был капитан Фред Холройд, офи­цер Королевского транспортного корпуса, который выполнял работу в армейской разведке в Се­верной Ирландии. Впоследствии в серии интервью прессе и в своей книге «Война без чести» он подробно рассказал о соперничестве между различными разведывательными организациями и некомпетентности некоторых своих коллег-оперативников. Другие, служившие на аналогичных должностях, подтверждают утверждения капитана Холройда о сражениях между различными организациями, занимающимися сбором разведданных. Расследования Дункана Кэмпбелла, журналиста, работающего в журнале «Нью Стейтсмэн» и газете «Айриш Индэпендент», под­твердили другие аспекты истории Холройда. Однако некоторые из наиболее серьезных утвер­ждений Холройда вызывают споры, которые будут рассмотрены в пятой главе.

В дополнение к органам армии и полиции, занимающимся сбором информации, также активно действовали Секретная разведывательная служба (МИ-6 или МИ-6) и Служба безопасности (МИ-5). Обе организации пытались вербовать агентов и были больше озабочены политическим аспектом беспорядков, чем армия или полиция. Хотя МИ-6 играла заметную роль в первые дни Смуты, ее влияние пошатнулось из-за обвинений в 1972 году в том, что она поощряла двух аген­тов, Кеннета и Кита Литтлджонов, грабить банки в Республике Ирландия. Ирландское прави­тельство потребовало экстрадиции этих двух людей из Великобритании после обнаружения их отпечатков пальцев после ограбления банка в Дублине в 1972 году. Кеннет Литтлджон, бывший военнослужащий парашютно-десантного полка, который занялся разбоем, впоследствии утвер­ждал, что МИ-6 намеревался использовать его банду для дискредитации ИРА посредством гра­бежей и убийств ее членов. Сообщается, что Морис Олдфилд, в то время второй по рангу офи­цер МИ-6, созвал сотрудников на совещание в штаб-квартире организации в Лондоне, чтобы опровергнуть обвинения. Хотя Служба, возможно, отклонила некоторые обвинения Литтлджона, было ясно, что братья были агентами британского правительства – генеральный прокурор насто­ял на том, чтобы слушание об их экстрадиции в Ирландию проходило в тайне по соображениям национальной безопасности. Впоследствии Литтлджоны были отправлены в Республику, где они получили суровые сроки за ограбление дублинского банка.

В то же время, когда происходила экстрадиция Литтлджонов, в Дублине был арестован Джон Уайман, человек, который, как полагают, был офицером МИ-6. Он был задержан вместе с сер­жантом Специального отдела полиции Ирландской Республики, который предоставил ему се­кретные разведывательные документы. Уайман был досрочно освобожден в 1973 году после от­бытия трехмесячного срока предварительного заключения. Говорили, что дела Литтлджона и Уаймана убедили Олдфилда, который стал главой МИ-6 в 1973 году, в том, что его организация не должна марать руки борьбой с ИРА в Соединенном Королевстве, и побудили его начать свора­чивать свою деятельность.

Переход к МИ-5 от МИ-6 в качестве ведущего агентства в антиреспубликанской секретной раз­ведывательной деятельности сопровождался большим соперничеством и недоброжелательно­стью. Обе организации имели связные отделения в Лисберне и Ноке. К концу 1970-х годов МИ-6 потеряла большую часть своей агентурной сети в Ирландии, и, хотя МИ-6 сохранила свое связ­ное отделение в Стормонте и свою резидентуру в британском посольстве в Дублине, большую роль взяла на себя МИ-5.

Армия была хорошо осведомлена о принципах, которыми следовало руководствоваться в работе разведывательного ведомства. В руководстве «Контрреволюционные операции» говорится: «Раз­ведка и безопасность должны контролироваться централизованно, чтобы обеспечить эффектив­ное и экономичное использование ресурсов. Таким образом, должна существовать единая инте­грированная разведывательная организация, подчиняющаяся либо начальнику разведки, либо старшему офицеру разведки в оперативном районе».

Но на практике генералы нарушали эти принципы, создавая собственные конкурирующие разве­дывательные операции армии. В своих мемуарах (опубликованных в 1989 году) лорд Карвер, на­чальник Генерального штаба в середине 1970-х годов, подчеркнул, что специальный отдел КПО утратил волю к проведению жестких допросов, и подчеркнул проблему вынесения обвинитель­ных приговоров. Он писал:

«Разочарование армии в обеих этих областях привело к постепенному и растущему давлению с требованием, чтобы она меньше полагалась на Специальный отдел и больше делала для получе­ния собственной разведывательной информации, - тенденция, с которой я поначалу неохотно со­глашался, поскольку весь опыт работы в колониальных областях был против этого и выступал за полную интеграцию разведки полиции и вооруженных сил. Однако неэффективность Специаль­ного отдела КПО, его нежелание снова обжечься и подозрение, не раз доказанное, что некоторые из его членов имели тесные связи с протестантскими экстремистами, привели меня, наконец, к выводу, что альтернативы не было».

В результате этого решения армия создала новое элитное подразделение наблюдения, которое стало известно как 14-я разведывательная рота, и увеличила ресурсы, выделяемые на сбор разве­дывательных данных. Но новая политика обострила соперничество с КПО. Хотя многие консте­бли и военные на местах продолжали сотрудничать, к 1977 году ситуация в коридорах Лисберна и Нока стала еще более сложной.

Старший офицер, вовлеченный в это соперничество, вспоминает, что самой сложной областью был обмен разведданными от информаторов: «Был элемент «если вы расскажете им все, мы не сохраним положение, не так ли?». В разведывательном деле знания - это сила». Другой офицер, служивший в Лисберне, говорит: «Борьба с Временной ИРА была примерно девятой в моем списке проблем на каждое утро».

Последствия навязчивой секретности и отказа от сотрудничества можно было наблюдать на всех уровнях усилий по обеспечению безопасности. Питер Мортон, командир 3-го батальона пара­шютно-десантного полка, вспоминал в своей более поздней книге «Экстренный тур» типичный инцидент во время командировки в Южном Арме в 1976 году, когда солдаты получили информа­цию от представителя общественности: «Я должен был знать лучше, но я согласился позволить им обыскать семь занятых домов, что они и сделали в 06.35. С точки зрения организации это бы­ло чудо. Но в результате мы нашли два дробовика и навлекли на себя гнев местного начальника Специального отдела, потому что мы не согласовали с ним результаты поисков. Никто никогда не узнает наверняка, но, по всей вероятности, по крайней мере один из обысканных домов при­надлежал одному из его контактов».

Случайные аресты информаторов, отказ информировать другие службы безопасности о передви­жениях ключевых фигур ИРА и компрометация источников друг друга стали обычным делом. Старший офицер, служивший в штаб-квартире в Северной Ирландии, признает: «Я не сомнева­юсь, что Специальный отдел считал армию и ее попытки собирать информацию ковбойскими».

Член команды Уайтхолла, впоследствии направленной в Ольстер для проведения обзора дея­тельности по сбору разведывательных данных, прямо говорит о ситуации в конце 1970-х годов: «Я был удивлен и шокирован тем, что мы обнаружили. Мы столкнулись с несколькими феноме­нальными промахами. Многие проблемы были связаны с использованием высокочувствительно­го человеческого исходного материала. В руководстве работой царили чрезмерная конфиденци­альность и скрытность». В результате этих ошибок погибли люди, говорит он, но отказывается приводить конкретные примеры. Тем не менее, он раскрывает: «Информация была доступна, например, было заранее известно о бомбах, о которых людям никогда не говорили».

В середине 1970-х годов сотрудник разведки был направлен в Стормонт в качестве начальника и координатора разведывательного управления (НКРУ). Но обладатель этого поста не мог заста­вить непокорных сотрудников Специального отдела или армейской разведки работать более тес­но. Оказавшись между враждующими организациями, начальник разведывательного управления был фактически бессилен. Офицер разведки вспоминает: «Ситуация ухудшилась, и стало оче­видно, что НКРУ не может выполнять поставленные перед ним задачи».

Неумелое управление разведкой и повышение квалификации ИРА в совокупности привели к ослаблению деятельности сил безопасности. Изъятие тайников с оружием является хорошим по­казателем качества управления разведывательной деятельностью, поскольку чаще всего оно происходит по наводкам. Статистика показывает, насколько плохо шли дела у сил безопасности. В 1974 году было найдено 465 винтовок, в 1976 году - 275, а в 1978 году - 188. Количество изъ­ятых взрывчатых веществ сократилось с 53 214 фунтов в 1974 году до 7966 фунтов в 1978 году. Дело было не в том, что информаторов стало меньше, а скорее в том, что предоставляемая ими информация не распространялась должным образом, и ИРА становилась все более искусной в сокрытии своих арсеналов.

В Министерстве обороны в Лондоне возглавлявший разведывательный отдел Генерального шта­ба бригадный генерал Джеймс Гловер, жилистый, амбициозный пехотный офицер, с растущей тревогой наблюдал за событиями. Через некоторое время после вступления в должность в 1977 году Гловер подготовил строго засекреченный документ «Будущая организация военной развед­ки в Северной Ирландии», в котором излагались дальнейшие действия. В нем подчеркивалась необходимость более эффективного централизованного контроля за разведданными, при этом НКРУ обладал большими полномочиями, а также создания эффективной системы обмена раз­ведданными на более низких уровнях иерархии командования. Его предложения в сочетании с изменениями, которые происходили в КПО под руководством Кеннета Ньюмана, должны были многое сделать для уменьшения трений и повышения эффективности сбора и распространения разведывательной информации.

Бригадный генерал Гловер осознал тот важный факт, что сама ИРА превратилась в очень слож­ную организацию, и принял новую стратегию. Также было ясно, что старую антитеррористиче­скую тактику придется изменить. Старшие офицеры армии, КПО и МИ-5 пришли к выводу, что улучшение сотрудничества между сборщиками информации и активизация тайных операций были жизненно важны для противодействия развивающейся ИРА.

Глава 3. Временная ИРА

Конец 1970-х годов был временем перемен не только для сил безопасности. Их противники из Временной ирландской республиканской армии, или ВИРА, если использовать аббревиатуру Британской армии, также переживали глубокие перемены.

Организация пыталась вернуть себе инициативу после срыва соглашения о прекращении огня 1975 года, разработанного Мерлином Рисом. Оно началось в феврале, но прекратилось позже в том же году в результате того, что руководство ИРА почувствовало, что правительство несерьез­но относится к уступкам, и ему стало все труднее сдерживать разочарование своих членов перед лицом широкомасштабной кампании убийств со стороны лоялистских террористов. Многие бри­танские политики и лоялисты ставили под сомнение разумность прекращения огня, опасаясь, что это придаст легитимность республиканцам. На самом деле оно вызвало у ИРА серьезные проблемы. Временная ИРА оказались не в состоянии атаковать армию и полицию. Вместо этого они совершали нападения на протестантов, часто в отместку за убийства лоялистскими полуво­енными группировками в произошедшей во время прекращения огня кровавой вспышке меж­конфессионального насилия.

Многие члены ИРА покинули страну во время прекращения огня. Мартин Макгиннесс, лидер ИРА из Лондондерри, упомянул о негативных последствиях прекращения огня, когда проком­ментировал: «Хорошие операции - лучший сержант-вербовщик». Напряженность, возникшая в результате сделки, также привела к смещению власти с Юга на Север, от пожилых людей к мо­лодым. В Армейском совете, правящем органе ИРА, обычно состоящем из семи высокопостав­ленных лиц, до сих пор доминировали южане, пожилые мужчины, ветераны стычек с британца­ми в 1950-х годах. Но люди, которые сейчас находились в авангарде движения на Севере, разоча­ровались в руководстве южан во время прекращения огня и в ноябре 1976 года провели первое заседание недавно сформированного Северного командования. Этот орган, по-прежнему подчер­кивающий свою лояльность Армейскому совету ИРА и «Главному штабу» на юге, должен был стать проводником амбиций новых северян, таких как Макгиннесс и Джерри Адамс.

Адамс, уроженец западного Белфаста, чей отец был заключен в тюрьму за свою республи­канскую деятельность в 40-х годах, был освобожден из тюрьмы Мейз в 1976 году, отсидев три года за попытку побега при интернировании. Хотя даже противники Адамса теперь уважали его как проницательного политика, он провел много лет на острие «вооруженной борьбы». По дан­ным Специального отдела, Адамс был командиром подразделения Временной ИРА в Баллимур­фи до того, как его интернировали в 1971 году. Он был освобожден в следующем году, приняв участие в секретных переговорах в Лондоне с британским правительством и став командиром Белфастской бригады. Считается, что во время его второго срока заключения Адамс и Айвор Белл, еще один ведущий белфастский «временный», разработали планы фундаментальной трансформации ИРА.

Изменения в ИРА стали кульминацией процесса, начавшегося в декабре 1969 года, когда ИРА раскололась на Временную и Официальную фракции. Лидеры Временного крыла ушли, потому что считали, что ИРА должна придерживаться политики воздержания – оставаться вне политиче­ского процесса и бойкотировать выборы.

Официальное крыло перестало беспокоить силы безопасности в 1972 году, когда они начали бес­срочное прекращение огня. Однако убежденные левые республиканского движения создали еще одну отколовшуюся фракцию три года спустя, когда Шеймус Костелло основал Ирландскую рес­публиканскую социалистическую партию. У троцкистской ИРСП было военное крыло - Ир­ландская национально-освободительная армия, которая должна была завоевать репутациюбез­жалостной, хотя и не соответствовала ИРА ни по компетентности, ни даже по элементарным стандартам дисциплины.

ВИРА меньше интересовала марксистская, утопическая идеология Официалов и ИРСП, которая предполагала, что пролетариат заменит британское правление рабочим государством, и больше привлекала простая, но мощная эгалитарная традиция ирландского национализма, которая горе­ла в католических поместьях. Триумф северян был отмечен в 1977 году назначением Макгиннес­са начальником штаба Армейского совета и, следовательно, главой ИРА.

Макгиннесс первоначально присоединился к Официалам, но они, казалось, были больше озабо­чены бесконечными дебатами о марксистской идеологии, чем нападками на британское государ­ство. Официалы верили в форму республиканизма, которая охватывала весь рабочий класс, неза­висимо от его религиозного происхождения: они даже набрали роту в Шенкхилле, бастионе бел­фастского протестантизма. В рядах Временных действительно была горстка протестантов, но Официальная ИРА и ИНОА приложили больше усилий, чтобы завербовать их.  Рота официалов в Шанкхилле просуществовала недолго - большинство ее членов разошлись, как только после начала Смуты были проведены линии фронта на религиозной почве. Лишь несколько человек продолжали поддерживать связи с республиканскими группировками, наиболее важным из кото­рых, вероятно, был Ронни Бантинг, сын отпрыска ольстерской лоялистской партии, который стал командующим ИНОА в Белфасте в конце 1970-х годов. «Временные» хотя и стремились в своих публичных заявлениях не выступать в качестве сектантской силы, в частном порядке были более готовы признать, что они действительно боролись за общину, которая почти до последней семьи была католической.

Северяне, такие как Адамс и Макгиннесс, в течение некоторого времени осознавали, что тон республиканской пропаганды, которая подразумевала, что еще одной недели борьбы будет до­статочно, чтобы вышвырнуть британцев вон, был нереалистичным. После отмены «запретных зон» в 1972 году и последовавшего за этим пика насилия, ситуация в конфликте изменилась. Го­товность как консервативного, так и лейбористского правительств вести переговоры о прекра­щении огня лежала в основе убеждения республиканского руководства в начале 1970-х годов в том, что еще один «большой толчок» может принести победу. Но руководство пришло к выводу, что Рис никогда не намеревался заключать постоянную сделку, скорее он использовал прекраще­ние огня, чтобы выиграть время. И во время перемирия характер борьбы неуловимо изменился. Это больше не было массовым восстанием, а вместо этого начало приобретать черты затяжной партизанской борьбы.

Была задумана новая доктрина, известная как «долгая война». Впервые она была озвучена в июне 1977 года на ежегодном республиканском поминовении на могиле Вулфа Тона в речи Джимми Драмма, члена влиятельного республиканского клана. Идея получила одобрение, и рес­публиканская пропаганда соответствующим образом изменилась. Значение этого изменения и реакция «добровольцев», так ИРА называет своих бойцов на передовой, была описана годы спу­стя в интервью с человеком из ИРА:

«В начале 1970-х годов у всех была вера в то, что свобода наступит в следующем году. Теперь ИРА, особенно обычные «добровольцы», признали, что это будет долгая, очень долгая война. Мы не готовы назначать для этого время. В то же время мы не готовы к тотальному наступле­нию таким образом, чтобы это поставило под угрозу наши шансы нанести удар по британской армии и, следовательно, по британскому правительству».

Но признание своим сторонникам, что борьба будет долгой, означало, что ИРА необходимо акти­визировать свою политическую работу. Республиканство должно было бы продвигаться вперед не только с помощью оружия, но и путем агитации и участия в выборах. Активисты Шинн Фейн, политического крыла республиканского движения, нашли новую проблему для проведе­ния предвыборной кампании в условиях, в которых содержались заключенные-республиканцы.

К началу 1976 года правительство ввело «криминализацию», отказавшись от статуса особой ка­тегории для лиц, осужденных за террористические преступления, который предоставлял им пра­ва, недоступные заключенным где-либо еще в Соединенном Королевстве. Согласно новым пра­вилам, к лоялистам и республиканским террористам будут относиться как к обычным преступ­никам. Строевая подготовка и другие полувоенные атрибуты, которые были разрешены в лаге­рях для интернированных, больше не допускались. С мая 1976 года это стало серьезной пробле­мой в националистическом сообществе, поскольку первый заключенный в недавно построенных блоках «H» в тюрьме Мейз отказался носить одежду, предусмотренную правилами.

Переход власти в ИРА от Юга к Северу создал неопределенность в армейской разведке. Было очевидно, что северяне становятся все более могущественными, но руководители разведки были сбиты с толку масштабами изменений и ролью Южного командования. В 1978 году Джеймс Гло­вер, бригадный генерал Генерального штаба (разведка), который пытался консолидировать дея­тельность по сбору информации, написал еще один доклад «Северная Ирландия: будущие тен­денции терроризма». Копия секретного документа впоследствии была получена ИРА, к большо­му смущению Уайтхолла. В нем Гловер признался:

«Мы мало что знаем о детальной работе иерархии в Дублине. В частности, у нас скудные знания о том, как работает система материально-технического обеспечения, и мы не знаем, в какой сте­пени пожилые, явно вышедшие на пенсию республиканские лидеры влияют на движение».

Использование ИРА военной терминологии приводило в бешенство многих в британской армии и лоялистском сообществе, а связь взрывов бомб и убийств ИРА в 1970-х годах с ее борьбой де­сятилетиями ранее была также оскорбительна для многих в Республике. Однако симпатия к ка­толикам Севера в их борьбе с социальным неблагополучием глубоко укоренилась в основной по­литике Ирландии. Поэтому многие политики, которые критически относясь к методам «времен­ных», неохотно предпринимали против них конкретные действия. Проблема трансграничной безопасности, или, скорее, почему ирландское правительство не делало больше для ее улучше­ния, оставалась главным раздражителем для начальников в Лисберне и Ноке. Несмотря на это, отношение в Дублине постепенно менялось. Постепенно ирландские правительства начинали осознавать, что ИРА представляет угрозу внутри их собственного государства. Переход к «гла­венству полиции» в 1976 году был позитивным шагом для Дублина, поскольку он отстранил ар­мию, с которой полиция Ирландской Республики не хотела иметь дело, от контроля над операция­ми.

Помимо неосведомленности сил безопасности о командной структуре ИРА, в целом слабая рабо­та разведывательного сообщества отразилась на резком сокращении числа изъятий оружия в пе­риод с 1974 по 1978 год. Но к началу 1977 года сочетание факторов привело к значительному улучшению показателей. Армия систематически расширяла свою разведку под прикрытием с на­чала 1976 года, того же года, когда Королевская полиция Ольстера также создала специальные подразделения наблюдения.

Помимо этих особых мер Кеннет Ньюман, сначала в качестве старшего заместителя начальника полиции, а затем и главного констебля, пытался улучшить базовые стандарты работы полиции. Он, например, организовал отправку более 20 000 отпечатков пальцев в Англию для анализа. В результате было произведено несколько сотен арестов. Ньюман пытался внедрить в полиции лучшие методы работы, прилагая больше усилий для защиты судебно-медицинских и других до­казательств, которые могли дать единственный шанс добиться обвинительного приговора.

Офицеры уголовного розыска КПО взяли от армии на себя допрос подозреваемых, главным об­разом в Каслри. Реорганизация полицейской работы привела к тому, что следователи чаще могли проводить очные ставки с подозреваемыми, располагая полным досье об их связях и деятельно­сти. Это повергло многих в панику и заставило признаться. В то же время изменения в законода­тельстве позволили задерживать людей, подозреваемых в террористических преступлениях, на три-семь дней, что позволило следователям дольше работать над сложными делами. Однако по­следующие расследования должны были показать, что улучшение результатов уголовного ро­зыска, а в период с 1974 по 1976 год число признаний резко возросло, в некоторых случаях до­стигалось путем применения избиений. Командир пехотного батальона, вернувшийся из ко­мандировки в Андерсонстаун в Белфасте, сообщил своему начальству в секретном отчете: «Уго­ловный розыск не ограничен теми же ограничениями на методы допроса подозреваемых в тер­роризме, которые наложены на [Специальный] отдел в Каслри, и все они работают в интересах полиции с террористами. Результаты, которых ОУР добился во время нашей командировки, бы­ли впечатляющими».

Ньюман также создал региональные подразделения по борьбе с преступностью и разведке в каждой из трех региональных штаб-квартир КПО. Подразделения были совместно укомплекто­ваны сотрудниками уголовного розыска и Специального отдела, так что деятельность двух де­партаментов стала взаимосвязанной.

Руководители ИРА становились все более обеспокоенными эффективностью процесса допросов в сочетании с введением более длительных сроков содержания под стражей в соответствии с За­коном о предотвращении терроризма. На судебном процессе в Дублине в 1978 году суд заслушал выдержки из внутреннего документа ИРА, который был найден у Шеймуса Туоми, ведущего члена Временной ИРА, когда он был арестован. В нем говорилось, что «приказы о трех- и семид­невном содержании под стражей ломают «добровольцев», и это вина Республиканской армии за то, что она не привила «добровольцам» психологической силы сопротивляться допросу».

В документе Туоми также обсуждалась неэффективность командной структуры ИРА и необходи­мость реорганизации. Именно к такой перестройке Айвор Белл и Джерри Адамс уже обраща­лись в тюрьме Мейз.

До этого «добровольцы» были сгруппированы в роты. Обычно в них находилось от десяти до тридцати человек, а не девяносто или сто, как это обычно бывает в армиях. Роты были сгруппи­рованы в батальоны, в состав которых входили «добровольцы» (активные террористы) и вспомо­гательные подразделения. Члены вспомогательных подразделений представляли собой своего рода «папочкину армию», состоящую из стариков и молодежи, которой не хватало опыта для включения в действующие подразделения. Предполагалось, что вспомогательные силы должны быть доступны для защиты националистического сообщества в случае крупного межконфессио­нального конфликта и в то же время, для выполнения менее деликатных задач. В Белфасте и Дерри батальоны были сгруппированы в бригады.

Использование военной терминологии для описания своих подразделений было частью попытки «временных» укорениться в традициях повстанческого республиканизма, который почти шесть­десят лет назад завоевал независимость для Юга, Республики Ирландия. Затем ИРА развернула обширные вооруженные силы, организованные обычным образом. Пропаганда Шинн Фейн все­гда пыталась изобразить «временных» как солдат, ведущих борьбу, сходную с борьбой француз­ского Сопротивления во время войны, и следующих традициям вооруженного республиканизма, которые сделали возможным образование Ирландской Республики. Возможно, из-за этого орга­низация сохраняла более высокую степень контроля над своими членами и была способна на бо­лее масштабные операции, чем другие полувоенные группировки.

Однако такая организация привела к ряду проблем. Самым важным было то, что слишком много людей знали, кто есть кто в их местной инфраструктуре ИРА, что делало организацию уязвимой для информаторов. Кроме того, поддержание административной структуры рот требовало вер­бовки слишком большого числа ненадежных людей и заставляло большое число тех, кому мож­но было доверять, заниматься организационной работой, а не оперативной деятельностью.

В рамках реорганизации люди, которые фактически совершали акты насилия, должны были быть перегруппированы в ячейки. ИРА опиралась на пример городских партизанских движений в странах Латинской Америки, которые с большим успехом использовали ячейки в 60-х годах. Вместо того чтобы боевик знал личности своих вышестоящих командиров, экспертов по взрыв­чатым веществам, квартирмейстеров и членов других подразделений, в будущем он мог бы под­держивать контакт только с тремя или четырьмя другими членами своей собственной ячейки. ИРА назвала свои новые группы подразделениями активной службы (ПАС). Только командир ПАС будет иметь контакт со следующим уровнем иерархии.

ИРА сократила командный состав на уровне рот, а также ликвидировала многие батальоны. Они были оставлены бригадам в Белфасте и Дерри, хотя этот термин продолжал использоваться группами в других местах. Были небольшие подразделения в Южном Арма, Ньюри, восточном Тайроне, среднем Тайроне, западном Тайроне, северном Дауне, северном Антриме и Северном Арма, а также по ту сторону границы в Республике, в Донегале и Монахане. Предполагалось, что только командир и, возможно, его адъютант или помощник должны знать все детали пред­стоящей операции. Они приказывали ПАС выполнять различные задания для различных групп, наблюдающими за целью, угоняющими транспортные средства и фактически осуществляющи­ми атаку.

Бригадир Гловер в своем докладе «Будущие тенденции терроризма» отметил, что «благодаря реорганизации в ячейки Временная ИРА стала менее зависимой от общественной поддержки, чем в прошлом, и менее уязвимой для проникновения информаторов». Дело было не в том, что разведывательные службы не могли найти информаторов, а скорее в том, что объем знаний, до­ступных любому «добровольцу», значительно сокращался. Личности многих мужчин и женщин из ИРА по-прежнему были широко известны в сплоченных сообществах Терф Лодж в западном Белфасте или Креггана, но реорганизация означала, что люди были менее осведомлены о том, чем они занимаются на самом деле.

Переход от «еще одного толчка» к «долгой войне» и от рот к ячейкам, наряду с увеличением числа обвинительных приговоров, основанных на признаниях, означал сокращение числа чле­нов ИРА. Патрик Бишоп и Имон Малли в своей авторитетной книге «Временная ИРА» подсчита­ли, что число активных членов сократилось примерно с 1000 в середине 1970-х годов до при­мерно 250 десять лет спустя. Снижение произошло, несмотря на освобождение многих людей, отбывавших короткие сроки тюремного заключения, что было предсказано бригадиром Глове­ром в его докладе. Он полагал, что ожидаемое освобождение 761 члена республиканских и лоя­листских полувоенных группировок в течение трех лет после завершения его доклада в 1978 го­ду, подпитает террористическую кампанию.

Собственная оценка бригадиром численности личного состава «временных» была завышена. Он полагал, что у них насчитывается 1200 активных членов. Это контрастировало с публичными заявлениями армии, в которых обычно подчеркивался небольшой размер организации, но также показывало, что армейская разведка немного отставала в понимании сокращения, к которому приведет реорганизация. К середине 1980-х годов некоторые армейские офицеры предполагали, что активных членов ИРА насчитывалось всего пятьдесят, что, по-видимому, было преднамерен­ной недооценкой. По моим оценкам, численность сил «временных» оставалась между 250 и 350 активными членами, то есть теми, у кого были средства и кто был готов убивать, в течение деся­тилетия после реорганизации.

Что не вызывает сомнений, так это то, что Армейский совет ИРА использовал реорганизацию для отстранения многих членов, которых они считали вспыльчивыми, нелояльными или склон­ными к срыву на допросах. Те, кто остался, представляли собой смесь разных типов. Были та­кие, как Мэри Фаррелл, позже убитая в Гибралтаре, которые получили хорошее воспитание в среде среднего класса и образование в монастырской школе. С другой стороны, были озверев­шие сыновья районов, которые могли жить с криками людей, чьи коленные чашечки они разда­вили бетонными блоками. Интеллектуалы стремились не только к командным должностям: люди с особыми навыками привлекались к изготовлению бомб и к разведывательной работе в самой ИРА.

Большинство людей, присоединившихся к «временным» как члены, находились под глубоким влиянием своего окружения. Марк Леннаган вступил в ИРА в конце 1970-х годов после того, как лоялисты подорвали бомбой дом его семьи. Впоследствии он был осужден за попытку устроить засаду на армейский патруль в 1982 году и, находясь в тюрьме Мейз, отказался от насилия. В ин­тервью для программы BBC «Ньюснайт» Леннаган сказал мне: «В то время [ИРА] была очень популярна, в ней состояли все, это было равенство... было много самобытности, статуса, прести­жа, самоутверждения – всего такого рода вещей … вся субкультура западного Белфаста очень политизирована, это дает отличное представление о «1916» [Пасхальном восстании республи­канцев против британского правления], о вашей идентичности».

Хотя многие «добровольцы» разделяли его чувство наследника долгой истории республиканско­го насилия, немногие были столь же интеллектуально развиты, как Леннаган, который сдал выпускные экзамены в Королевский университет, находясь в предварительном заключении в тюрьме Крамлин-роуд. По словам одного юриста, который большую часть своей карьеры имел дело с республиканцами, находящимися под стражей в полиции, «Обычный «доброволец» до­вольно глуп, он не очень-то политичен». Но «временные» стали искусны в предоставлении но­вобранцам того, что они искали: существовала последовательная идеология для тех, кто в про­тивном случае мог бы задуматься о нравственности убийства, и было много возможностей для действий тем, кто был готов применить насилие без вопросов.

Уровень изготовления бомб в первые годы был низким. С 1972 по 1973 год десятки мужчин и женщин из ИРА были подорваны преждевременно сработавшими бомбами. Но компетентные эксперты по взрывчатым веществам пережили эту ужасную форму «естественного отбора». Они начали встраивать предохранительные устройства в свое оружие, а также внедрять другие моди­фикации, чтобы подловить тех, кого послали их обезвреживать.

Поставки оружия также повысили уровень доступности огнестрельного оружия. В первые дни они полагались на горстку древних пистолетов-пулеметов Томпсона и другое оружие. Члены ИРА вышли на улицы и открыли по патрулям крайне неточный огонь. Инциденты часто были плохо спланированы и подготовлены, что приводило к задержанию или гибели причастных к ним лиц.

В 1970 году сочувствующие в Соединенных Штатах прислали несколько сотен винтовок «Арма­лайт». Во многих отношениях это было оружие, превосходившее самозарядную винтовку (SLR), выпускавшуюся для войск британской армии. «Армалайт» могла вести полностью авто­матический огонь, как пулемет, чего не могла SLR. Его меньшая и более легкая пуля – 5,56 мм по сравнению с 7,62 мм у SLR – с меньшей вероятностью пройдет навылет и ранит невинных. Оружие стало важным пропагандистским символом. Это проявлялось в настенных граффити и в жаргоне республиканизма.

В 1976 году сочувствующие в Америке вдобавок совершили налет на арсенал сухопутных войск Национальной гвардии США, похитив семь единых пулеметов М60. Оружие с ленточным пита­нием, стреляющее патронами калибра 7,62 мм, было слишком большим, чтобы его можно было легко спрятать, и его использование было сопряжено с высоким риском жертв среди гражданско­го населения. Но демонстрация M60, как и ранее появление винтовок «Армалайт», имела пропа­гандистское значение, показывая националистам, что ИРА может получить самое современное военное огнестрельное оружие.

С реорганизацией ИРА поставила перед собой новые цели. Нападения на предприятия в го­родских центрах, распространенные в начале 70-х годов, сократились, и руководство довольно поздно осознало, насколько непопулярными они стали. В первые дни Смуты были опасения по поводу нападения на солдат и полицейских вне службы. Эти нападения, по мнению некоторых членов организации, противоречили принципам, которых должна придерживаться ИРА как ар­мия. Но растущая трудность проведения успешных нападений на патрули и желание запугать со­трудников местных сил безопасности заставили их отбросить подобные соображения.

Все чаще сотрудников КПО и солдат Полка обороны Ольстера расстреливали или взрывали у се­бя дома, часто на глазах у их семей. Такие нападения часто сопровождались заявлениями в рес­публиканских газетах, которые пытались оправдать такие действия, часто туманными ссылками на предполагаемые преступления против националистического сообщества или предположения­ми о том, что жертва была связана с лоялистской военизированной группиров­кой.

Нападения на вооруженные силы и полицию чаще совершались в сельских районах, где наблю­дение было менее интенсивным, а правительственные силы более рассредоточенными. Южный Арма и Тайрон, крупнейшие графства, раскинувшиеся на юго-западе Ольстера, стали более важ­ными для «временных» по мере улучшения безопасности в городах.

Реорганизация, новая стратегия и усовершенствованное вооружение усугубили проблемы, с ко­торыми столкнулись силы безопасности. Хотя были предприняты некоторые шаги по объедине­нию деятельности по сбору разведывательных данных, к 1977 году высокопоставленным ар­мейским и полицейским офицерам стало очевидно, что существует реальная опасность того, что добиться дальнейшего прогресса в борьбе с ИРА будет невозможно. Это растущее осознание се­рьезности ситуации побудило к принятию мер по дальнейшему совершенствованию сотрудниче­ства в области разведки.

Глава 4. Наблюдатели

Растущий профессионализм ИРА и стремление руководителей служб безопасности активизиро­вать деятельность по сбору информации привели к появлению нескольких подразделений «под прикрытием», групп, деятельность и даже названия которых были окутаны тайной. На момент перехода ИРА к структуре ячеек существовало только одно специально отобранное и обученное подразделение наблюдения. Элитное подразделение армии для наблюдения под прикрытием, без сомнения, является самым засекреченным подразделением ее военнослужащих.

В 1987 году его бойцы получили те же привилегии, что и военнослужащие САС и Специальной лодочной службы, сил специального назначения Королевской морской пехоты. Бойцы всех трех групп имеют право на дополнительную оплату и находятся под административным контролем одного бригадного генерала, известного как начальник сил специального назначения (НС СпН). До этого армейским спецназом руководил бригадный генерал, известный как начальник САС, но было принято решение, что различные подразделения должны быть более тесно переплетены друг с другом.

Хотя члены группы наблюдения, являлись коллегами из САС, они получили небольшую часть прессы и политических интересов. Это произошло во многом благодаря тому, что группа была с самого начала скрыта под запутанной паутиной наименований и секретности. В армии она стала известна в 70-х как разведывательный отряд, РО, а в 80-х как 14-я разведывательная рота, кото­рая возникла как псевдоним и стала привычной.

Она была создана в конце 1973 - начале 1974 года после реализации армией слов лорда Карвера, «что она должна меньше полагаться на Специальный отдел и сделать больше, получить свои собственные разведданные». Он добавил, что «в течение некоторого времени использование солдат в штатском для различных операций по наблюдению, было инициировано Фрэнком Кит­соном, когда он командовал [39-й] бригадой в Белфасте, некоторые из них использовали бывших членов или сторонников ИРА».

Специальное подразделение бригадного генерала Китсона называлось Мобильным разведыва­тельным отрядом (МРО). Сам Китсон был ветераном кампаний по борьбе с повстанцами в Ке­нии, Малайе, Омане и на Кипре. В Кении он был связан с «контр-бандами», возглавляемыми британцами группами бывших повстанцев Мау-мау, которые противостояли своим бывшим то­варищам, когда находили их в буше.

После своего назначения в 1970 году как командира 39-й бригадой в Белфасте, Китсон получил одобрение своего начальства на создание МРО. Он завербовал «обращенных» членов ИРА по прозвищу «Фреды», которых отправили жить в семейное общежитие британской армии в двор­цовых казармах в Холивуде, восточный Белфаст. Подразделение под прикрытием начинало свою деятельность как горстка солдат под командованием капитана, которые действовали только в зо­не ответственности бригадного генерала Китсона и были известны под прозвищем «Сапер­ный отряд». Название «Мобильный разведывательный отряд» было присвоено только через несколь­ко недель после того, как солдаты начали действовать.

Операции МРО были, по крайней мере сначала, базовыми. Солдаты в штатском и на автомоби­лях без опознавательных знаков сидели в местах, где, как они ожидали, ИРА заложит бомбы. Иногда они были там по наводкам разведки; в других случаях это было не более чем чьим-то предчувствием, что могут появиться бомбисты. Подразделение набрало много солдат ирландско­го происхождения, которые могли бы сойти за местных жителей. Солдаты МРО совершали рейды по Белфаст-Фолс или Уайтрок-Роудс в сопровождении «Фредов», которые указывали на отдельных личностей или места, представляющие интерес.

В течение нескольких месяцев после своего создания деятельность МРО стала куда более необычной. Подразделение участвовало в нескольких операциях, связанных с очень сложными мероприятиями прикрытия, цель которых состояла в том, чтобы позволить армии проникнуть в самое сердце территории республиканцев, где присутствие незнакомцев, выполняющих миссии по сбору разведданных, обычно быстро замечается. В ходе одной операции армия открыла соб­ственный массажный салон; в другой женщины-военнослужащие выдавали себя за продавцов косметики «от двери к двери». Но самой знаменитой операцией МРО было открытие прачечной «Четыре квадрата».

«Четыре квадрата» предназначались не только для того, чтобы позволить переодетым членам МРО совершать разведывательные поездки в фургонах для стирки белья, но и, как надеялись, для того, чтобы позволить им проверять грязное белье подозреваемых террористов на наличие следов взрывчатки. Однако операция была скомпрометирована, когда один из «Фредов» был вы­дан ИРА и рассказал «временным» все о различных операциях МРО, включая эту. Фургон с дву­мя солдатами МРО, одним из которых была женщина, попал в засаду ИРА, когда проезжал через поместье Твин Брукс. Мужчина-солдат был убит, но женщина-солдат сбежала. Согласно более позднему сообщению, «Фред», предоставивший эту информацию, был убит ИРА.

В другом инциденте сержанту Клайву Уильямсу, который служил в МРО, было предъявлено об­винение в покушении на убийство после того, как он открыл огонь из автомобиля без опознава­тельных знаков по двум мужчинам на автобусной станции в Белфасте – третий мужчина также был ранен шальным выстрелом. Он утверждал, что эти люди были вооружены, и впоследствии был оправдан судом. Но во время судебного разбирательства сержант Уильямс раскрыл много подробностей о МРО, в том числе о том, что в их состав входило около сорока человек, о том, как они были обучены и как осуществлялось патрулирование. К концу 1973 года, немногим бо­лее чем через два года после его создания, операция была полностью скомпрометирована, а ир­ландская газета «Хиберния» опубликовала пространное разоблачение под заголовком «Отдел грязных трюков Белфаста». Большая часть репортажей об этом подразделении была неясной, и большинство источников ошибались в том, что на самом деле означало «МРО», но разоблачение как самого отряда, так и его деятельности, а также основополагающей роли командира 39-й бри­гады с его историей колониальных войн были важными пропагандистскими подарками врагам армии.

Республиканское движение сосредоточилось на бригадном генерале Китсоне, сделав его одной из своих центральных фигур ненависти. Бригадный генерал был необычен среди офицеров, из­вестных республиканцам, тем, что в 1970 году он опубликовал книгу «Операции низкой интен­сивности», в которой публично заявил, какими, по его мнению, были уроки британских кампа­ний по борьбе с повстанцами. Бригадный генерал, казалось, предоставил план создания государ­ства безопасности, которое националисты видели формирующимся вокруг них. То, что многие другие офицеры пытались применить опыт, накопленный в других местах, к уникальным усло­виям Северной Ирландии, было в значительной степени проигнорировано, поскольку их труды имели форму внутренних секретных служебных документов армии.

Даже сегодня, по мнению некоторых офицеров, Шинн Фейн продолжает переоценивать значе­ние Китсона в своей пропаганде. Но имя Китсона и существование подразделения МРО были одними из немногих фактов, за которые журналисты и республиканские пропагандисты могли ухватиться, пытаясь объяснить странные события, которые они видели вокруг себя.

Один офицер разведки описывает операции МРО как «серию провалов». Оглядываясь назад, можно сказать, что идея использовать «Фредов», белфастских «контрбандитов», была глупой. Она игнорировала природу националистического сообщества – в частности, его способность вернуть лояльность бойцов ИРА, перешедших на другую сторону. Офицер, который был связан с МРО, оправдывает использование ими «Фредов» на том основании, что в то время армии не хва­тало разведывательных данных и что рассказанное перешедшими на их сторону членами ИРА, прежде чем они покинули подразделение, было ценно.

В Лисберне извлекли два важных урока из раскрытия МРО. Во-первых, судебный процесс над сержантом Уильямсом показал опасность того, что секретные операции по сбору разведыватель­ных данных могут быть раскрыты в суде: армия знала, что ей придется проявить большую изоб­ретательность, чтобы предотвратить повторение подобных ошибок. Офицерам юридической службы армии было приказано быть под рукой для подготовки заявлений солдат, а иногда и старших офицеров, пытавшихся использовать свое влияние на КПО, чтобы предотвратить судеб­ное преследование. Во-вторых, МРО практически ничего не рассказывали КПО и командирам обычных армейских патрулей на улицах о своих операциях. Это создавало ряд опасностей, не в последнюю очередь из-за того, что силы безопасности могли открыть огонь по одному из этих тайных подразделений. Это также лишило солдат в штатском возможности получить подкрепле­ние от подразделений в форме в критической ситуации, подобной нападению на фургон прачеч­ной, и тем самым создало неприятные ощущения в КПО из-за отсутствия координации.

МРО был расформирован в начале 1973 года. В течение года появилось новое подразделение на­блюдения, позже известное как 14–я разведывательная рота, группа, которая должна была уста­новить гораздо более высокие стандарты и сохранять свое прикрытие в течение многих лет. Это подразделение, как и САС, было сформировано из солдат, пришедших добровольцами из других подразделений и прошедших строгий курс отбора.

Подразделение наблюдения не состояло преимущественно из членов САС, хотя в его состав вхо­дили некоторые солдаты с опытом работы в САС. Ни то, ни другое подразделение не входило в состав САС в организационном смысле. Несколько солдат САС действительно помогли создать подразделение наблюдения, но поток знаний часто шел в противоположном направлении – неко­торые из операторов 14-й разведывательной роты затем продолжали служить в эскадронах САС, направлявшихся в Ольстер, где их опыт ценился. Отбор в подразделение наблюдения, который проводится дважды в год на тренировочном полигоне, обычно используемом 22-м полком САС, подчеркивает необходимость в находчивости и психологической силе, а не в физической выно­сливости, необходимой для Специальной авиадесантной службы. Он предназначен для поиска людей, обычно способных офицеров и сержантов в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет, которые способны выдержать нагрузку длительного наблюдения, иногда всего в нескольких фу­тах от людей, которых они считают опасными террористами. Необычной физической характери­стики, например, шрама или заметной татуировки, может быть достаточно, чтобы кандидат был отклонен, поскольку бойцы должны быть как можно более незаметными. 14-я разведывательная рота набирается как из Королевской морской пехоты, так и из армии.

К 1975 году структура подразделения укрепилась, оставаясь неизменной и по сей день. Подраз­деление имеет по одному отряду в каждой из трех бригад в Ольстере. Каждым отрядом (деташе­ментом) или «дет», на армейском языке, обычно командует капитан и он состоит примерно из двадцати солдат. Как и в САС, в нем часто не хватает военнослужащих, что является следствием высоких стандартов, установленных во время прохождения курса отбора. Когда есть возмож­ность, в каждый отряд назначается второй офицер, обычно лейтенант или другой капитан, кото­рый известен либо как связной офицер, либо как офицер оперативного отдела.

Подразделение наружного наблюдения использовало множество псевдонимов. Каждый из них подобран так, чтобы походить на другое армейское подразделение, выполняющее работу более приземленного рода. Завеса секретности была возведена отчасти для того, чтобы предотвратить ее столь же быструю компрометацию, как это произошло с МРО, и, возможно, учитывая данное лордом Карвером понимание его происхождения, чтобы помешать агентам по сбору разведыва­тельной информации КПО полностью разобраться в его деятельности. Несомненно также, что неуверенность в идентификации этого подразделения помешала республиканскому движению демонизировать его так же, как оно это сделало с САС.

В первые дни существования роты люди, набранные в нее, часто указывались как поступающие в ГКО или ГКО (СИ). ГКО расшифровывается как Группа консультантов по обучению в Север­ной Ирландии. Настоящая ГКО отправляет военнослужащих с недавним опытом службы в Оль­стере обучать другие полки в Германии или Великобритании, которые вот-вот отправятся туда, искусству обычной солдатской службы: например, как организовывать патрулирование или как не попасться на мину-ловушку новейшей конструкции. На самом деле люди, отправлявшиеся в «ГКО» в самой Северной Ирландии, были вовлечены в совсем другую работу.

Подозрения в штаб-квартире войск в Северной Ирландии в том, что название ГКО становится слишком широко известным, побудили к смене прикрытия в 1978-1979 годах – группа сбора раз­ведданых и обеспечения безопасности, или групп РДиОБ. В Англии и Германии существуют еще по одной группе РДиОБ, состоящие из крупных групп солдат Разведывательного корпуса, сфор­мированных в роты под командой подполковника. Их повседневная деятельность в 1970-х и 1980-х годах состояла главным образом в распространении среди боевых подразделений послед­ней информации о Советской Армии и отслеживании попыток шпионов Варшавского договора подкупить британских солдат. Но группа РДиОБ как и ГКО, означали в Северной Ирландии не­что совсем иное.

В начале 1980–х годов было введено другое название - 14-я разведывательно-охранная рота. Это название, обычно сокращаемое в разговорной речи до 14-й разведывательной роты, 14-й развед­роты или просто 14-й РР, стало широко использоваться в армии. Действительно, большинство людей, которые работали с армией в Северной Ирландии, знают ее как таковую, и именно поэто­му я буду использовать это название даже для описания деятельности в середине70-х годов, до того, как армия стала его использовать. Это название наводило на мысль об аналогии с 12-й раз­ведывательно-охранной ротой, подразделением составителей отчетов, хранителей каталогов и компьютерных программистов, а не организованной группой специалистов по тайному наблюде­нию.

Изучение армейских полковых журналов позволило мне проследить публикации многих людей, которые были идентифицированы контактами как члены подразделения, и благодаря этому про­следить развитие его псевдонимов. Прокладывание пути в этом лабиринте требует терпения, но оно необходимо, потому что подразделение было вовлечено в несколько инцидентов со стрель­бой со смертельным исходом и стало объектом обвинений в «грязных трюках» со стороны капи­тана Фреда Холройда, бывшего офицера разведки.

Одним из первых новобранцев подразделения был капитан Джулиан Болл. Он служил в рядах парашютно-десантного полка и совершил командировку с САС. Произведенный в офицеры, он получил назначение в Собственный Его Величества Шотландский пограничный полк. Капитан Болл прошел отбор в 14-ю разведывательную роту и командовал 3-м бригадным отрядом, подразделением, которое использовало прикрытие под названием 4-й топографический отряд. Его вторым номером, или офицером связи, был лейтенант Роберт Найрак, позже произведенный в капитаны.

Фред Холройд утверждает, что 4-й топографический отряд был подразделением САС, действо­вавшим в Ольстере до того, как правительство признало, что полк был направлен туда. Он также утверждает, что подразделение было вовлечено в «грязные трюки», о чем будет рассказано в сле­дующей главе. Мои исследования показывают, что капитан Болл и лейтенант Найрак не служили в САС во время их командировки в 1974 году с подразделением наблюдения, в то время, когда с ними познакомился Холройд.

Капитан Болл вступил в САС в середине 1975 года, когда в ее полковом журнале он был указан как военнослужащий «22-го полка САС». Лейтенант Найрак никогда не служил в САС; хотя поз­же он погиб в Северной Ирландии, его имя не было выбито на башне с часами в лагере полка в Херефорде, где перечислены все бойцы САС, павшие в бою. В 70-е годы не было особой щепе­тильности в том, чтобы указывать в полковом журнале назначение военнослужащего в САС. Чи­тателю может показаться странным, что, хотя армия лгала прессе и даже судам о своей тайной деятельности в Северной Ирландии, она не стала бы делать этого в полковом журнале. Причины отчасти кроются в том факте, что такие журналы не предназначены для просмотра людьми за пределами полкового сообщества, а отчасти в беспечности тех, кто собирает такие журналы во­едино. Они часто переносили засекреченный список полка, в котором служили его офицеры и сержанты, в свой журнал, не осознавая секретности некоторой информации. Наконец, многие офицеры, которые составляют такие журналы, считают, что внесение ложной информации о чьем-либо назначении в их полковой журнал было бы равносильно обману полковых братьев. Хотя люди, приписанные к подразделению наблюдения, иногда не указаны в их журналах, или чаще используется одно из приведенных здесь псевдонимов подразделения, за многие часы ис­следований я так и не обнаружил ни одного случая, когда должность военнослужащего была указана ложно.

Один солдат из подразделения, служивший с капитаном Боллом, который получил Военный крест во время службы в Собственном Его Величества Шотландском пограничном полку, вспо­минает его как в высшей степени необычного, инстинктивного солдата. Он был физически креп­ким человеком, знавший его солдат говорил: «Мы шутили о нем, что его представление о хоро­шем времяпрепровождении состояло в том, чтобы обмотаться колючей проволокой и бегать по минному полю под проливным дождем». После двух командировок в качестве офицера САС он отправился руководить силами специального назначения армии султана Омана. Он погиб в авто­мобильной катастрофе в Омане в 1981 году.

Другим примером солдата, служившего в то время в этом специальном подразделении, был Уи­льям Хаттон. Будучи молодым сержантом, он был переведен из парашютно-десантного полка в подразделение наблюдения, где принимал участие во многих операциях. Впоследствии Хаттон присоединился к эскадрону «G» 22-го полка САС, дослужившись до звания капрала. Он был од­ним из шестнадцати военнослужащих полка, погибших во время Фолклендской войны в 1982 го­ду, когда их вертолет упал в море. Официальный некролог капрала Хаттона гласит: «Он при­сутствовал со своим эскадроном в четырех оперативных командировках в Северной Ирландии, когда его огромный опыт работы на театре военных действий был совершенно неоценим».

Большинство миссий, выполненных 14-й разведывательной ротой, включали либо оборудование стационарных постов наблюдения (СНП), либо наблюдение за людьми из автомобилей без опо­знавательных знаков («Кью-мобиль»). Местом проведения операции в городской местности мог быть заброшенный дом, а в сельской местности – придорожная канава - ни то, ни другое не обеспечивало особой защиты. «Кью-мобили» были оснащены «скрытыми радиостанциями», не­видимыми для случайного наблюдателя. Но присутствие странного автомобиля во многих райо­нах было быстро замечено – особенно с учетом того, что существовала тенденция использовать относительно новые седаны британского производства. Посторонние могли стать жертвой зако­на оружия республиканских районов, где молодые люди, часто вооруженные, угоняли автомоби­ли для использования ИРА или ИНОА или просто ради острых ощущений от лихой езды. Солда­ты, приписанные к подразделению, для самообороны обычно носили стандартный автоматиче­ский пистолет «Браунинг» калибра 9 мм. Иногда они также использовали небольшие писто­леты-пулеметы – сначала американские «Ингремы», а позже немецкие «Хеклер и Кох» MP5K. Обыч­но они не были вооружены штурмовыми винтовками, как это часто бывало у САС в Север­ной Ирландии, поскольку, в отличие от них, задача 14-й роты состояла не в противостоянии военизи­рованным формированиям, а в наблюдении за ними. Поэтому их оружие должно было быть до­статочно компактным, чтобы его можно было легко спрятать.

Вскоре ИРА стало известно об усилении слежки. Открытые НП на крышах многоквартирных до­мов, таких как «башня Дивис» на Фоллс-роуд в Белфасте, объявили о своем присутствии всем. Тайные операции позволяли бойцам регулярных подразделений и 14-й разведывательной роты наблюдать за подозреваемыми, выясняя, кто их сообщники. Это, в свою очередь, позволило ана­литикам разведданных в Лисберне и штабе бригады расследовать связи между встречами кон­кретных лиц и схемами террористической деятельности.

Операторы в подразделении наблюдения обычно отказывались от внешнего вида,предусмотрен­ного армейскими правилами. Один из его бойцов вспоминает: «Длинные волосы и бороды были результатом типичного солдатского мышления. Если есть что-то, что вам не разрешается делать, а затем правило отменяется, тогда это делают все». В результате они рисковали создать еще одно единообразие, хотя и отличающееся от солдата в униформе на улице и более волосатое.

Сложность незаметного проникновения в сплоченное националистическое сообщество означала, что присутствие оперативных групп и «Кью-мобилей» в районах республики сопряжено с рис­ком. Бригадный генерал Гловер в своем докладе о тенденциях терроризма за 1978 год предупре­ждал: «Террористы уже осознают свою уязвимость перед агентами разведки Сил безопасности и будут все активнее стремиться устранить тех, кто в этом замешан». Его предупреждение после­довало за засадой ИРА на операцию в Южной Арме, в ходе которой в 1975 году были убиты трое военнослужащих. По словам бойца элитного подразделения наблюдения, трое его бойцов были убиты в результате инцидентов в период с 1974 по 1978 год. Первым погибшим бойцом 14-й раз­ведывательной роты был капитан Энтони Поллен, из гвардии Колдстрима, прикомандированный к ее отряду в Лондондерри. 14 апреля 1974 года он и еще один боец подразделения были в штат­ском, когда республиканцы загнали их в угол на демонстрации в Богсайде, где они пытались фотографировать. Другой военнослужащий сбежал, но капитан Поллен был застрелен.

После засады в Южной Арме процедуры были ужесточены. НП, состоящий из двух-четырех солдат, размещался поблизости таким образом, чтобы его члены могли быть поддержаны огнем из оружия, по крайней мере, еще одного НП аналогичного размера. Их будут поддерживать группы быстрого реагирования (ГБР) из солдат и/или полиции на ближайшей базе сил безопас­ности. ГБР будет находиться всего в нескольких минутах езды от оперативной группы и сможет ответить на призыв о помощи по радио. Несмотря на эти новые меры предосторожности, сцена была подготовлена для серии смертельных столкновений между 14-й разведывательной ротой и республиканскими военизированными группировками. В полдень 12 декабря 1977 года офицер, командовавший Лондондеррийским подразделением 14-й разведывательной роты, проинфор­мировал своих солдат о предстоящей операции по наблюдению в республиканских районах го­рода Богсайд и Брэндивелл. Команда должна была использовать пять автомобилей без опознава­тельных знаков. Каждый из них, как позже заявил командир в заявлении для КПО, «был осна­щен скрытой радиостанцией, и, кроме того, каждый боец из моего личного состава имел при се­бе различные предметы совершенно секретного военного оборудования. Такое оборудование хранится в каждом автомобиле и скрыто от посторонних глаз». Командир имел в виду современ­ное фотографическое и подслушивающее оборудование, используемое в ходе операций.

В 13:30 «Кью-мобили» выдвинулись на позиции. Один из них, красный седан «Хиллман Хан­тер», управляемый молодым младшим капралом, был замечен двумя молодыми членами ИНОА. Колм Макнатт, командир низшего звена ИНОА, известный под прозвищем «Петух», у которого был незаряженный револьвер «Веблей», и Патрик Фелан заметили припаркованную машину, в которой сидел один человек. На последовавшем позже допросе в полиции Фелан сказал: «Мы подошли к машине и сказали парню опустить стекло. Он немного опустил стекло. Петух сказал, что ему нужна машина. Водитель сказал, что он ее не отдаст. Затем Петух вытащил пистолет из-за пояса своих брюк».

Младший капрал, у которого, по словам свидетелей, были длинные волосы и который был одет в джинсы, вышел из машины, а Фелан забрался на водительское сиденье. Когда Макнатт подошел к пассажирскому сиденью, младший капрал вытащил свой 9-миллиметровый «Браунинг» и вы­стрелил в него. Макнатт споткнулся от попаданий, а затем попытался убежать. Солдат выстре­лил снова, убив его. Фелан выпрыгнул из машины и скрылся. Позже он был арестован и обви­нен. Республиканские активисты использовали то, что впоследствии стало привычной уловкой, заявив, что ответственность за инцидент лежит на САС. Это было не так, и армия отрицала это. Хотя, как мы увидим, ИРА многое узнала о деятельности 14-й роты, похоже, что ее пропаганди­сты предпочли сыграть на сильном эмоциональном отклике в барах и жилых комплексах респуб­ликанцев, который вызвало бы привязка к инциденту трех букв «САС».

Непрофессионалу применение младшим капралом силы со смертельным исходом для защиты себя и оборудования в автомобиле может показаться чрезмерным. Однако всего через два дня должна была состояться еще одна конфронтация с совершенно иными результатами.

Капрал Пол Харман из Белфастского отряда 14-й разведывательной роты находился на дежур­стве в городском жилом районе Терф Лодж. Солдат служил в 16/5-м Королевском уланском пол­ку королевы, прежде чем перейти в Разведывательный корпус и быть отобранным для «особой службы» в Северной Ирландии. Когда он остановил свой красный «Моррис Марина» на пересе­чении Монаг-роуд и Монаган-авеню, к нему подошло неизвестное количество нападавших.

Возможно, капрал Харман пытался уговорить себя выйти из ситуации, а не применять силу; ко­нечно, ни один республиканский террорист не был убит во время инцидента. Позже капрал был найден застреленным, с пулями в голове и спине. Машина была подожжена, и полиция не обна­ружила никаких следов его пистолета «Браунинг». ИРА объявила, что захватила разведыватель­ные файлы из машины. По словам офицера армейской разведки, из автомобиля также пропали кодовые книги и оборудование для наблюдения.

Офицер говорит, что смерть капрала Хармана стала серьезной неудачей для 14-й разведыватель­ной роты, которая затем оказалась под контрнаблюдением ИРА. Операции были приостановле­ны, а «Кью-мобили» подразделения были убраны с улиц на несколько недель, пока офицеры пы­тались оценить, что извлекли из этого инцидента «временные». Впоследствии процедуры были ужесточены, было приложено больше усилий для поиска автомобилей различных типов и введе­ны ограничения для солдат, действующих в одиночку.

Шесть месяцев спустя в Лондондерри произошел еще один инцидент. Два члена ИРА подошли к «Кью-мобилю», в котором находились два сотрудника группы наблюдения. Солдат, сидевший на пассажирском сиденье, открыл огонь, тремя выстрелами попав Денису Хини в грудь. Он был убит мгновенно. В КПО сообщили, что они изъяли оружие с места происшествия. Шинн Фейн сказала, что Хини был застрелен САС, и в ту ночь в республиканских поместьях произошли бес­порядки.

Смерть Хини, вероятно, была неудачным элементом преднамеренной операции ИРА, направлен­ной против бойцов 14-й роты. Несколько недель спустя бригада Дерри провела успешную атаку на один из «Кью-мобилей» отряда Лондондерри. Похоже, они заметили младшего капрала Алана Свифта, который ехал один в автомобиле без опознавательных знаков в республиканском районе города.

В 13:30 11 августа 1978 года террористы ИРА угнали фургон «Тойота». Из тайника было извле­чено несколько единиц автоматического оружия, и операция была начата. Младший капрал Свифт был замечен в своей припаркованной машине на обочине Леттеркенни-роуд в районе Брэндивелл в Лондондерри. Около 15:30 «Тойота» остановилась перед его машиной, и по мень­шей мере двое террористов открыли огонь из задней части фургона. Младший капрал был убит. Армейская пресс-служба сообщила, что когда он погиб, он был «в штатском и при исполнении служебных обязанностей».

Какими бы опасностями ни была сопряжена такая работа, начальники служб безопасности при­шли к единому мнению, что наблюдение в штатском могло бы дать еще лучшие результаты. Та­ким образом, с 1976 по 1978 год, помимо отрядов 14-й разведывательной роты, наблюдалось увеличение числа специальных подразделений, которые были предназначены для выполнения аналогичной работы, хотя и в менее сложных ситуациях. Армия и КПО не согласовали генераль­ный план, скорее было общее согласие с тем, что для выполнения таких обязанностей можно было бы использовать гораздо больше солдат и полицейских, не перегружая существующее ар­мейское подразделение наблюдения. Целый отряд из 14-й роты мог быть привлечен к мобильно­му и статическому наблюдению за одним подозреваемым, и, в конце концов, было гораздо больше подозреваемых, за которыми хотели наблюдать эксперты по разведке. Потребность в этих командах была такова, что КПО было бы трудно противостоять привлечению армией гораз­до большего числа людей для выполнения наблюдательных функций, потому что, несмотря на «главенство полиции», люди в Ноке понимали, что у армии гораздо больше оперативников, чем может выделить КПО.

Генерал-майор Дик Трант, назначенный командующим сухопутными войсками в Лисберн в 1977 году, был движущей силой значительного расширения армейских ресурсов наблюдения. Трант, высокий мужчина с добродушными манерами сельского священника, хотел восстановить в каж­дом подразделении способность к сбору разведывательных данных, которая была утрачена, когда во время реорганизации армии пехотные батальоны были лишены своих разведыватель­ных взводов.  В дополнение к 14-й роте в распоряжении командующего сухопутными войсками были отряды, сформированные немногим более года назад, из нескольких десятков солдат из различных подразделений, проходящих службу в Ольстере, под названием Североирландская па­трульная группа. Он решил, что такое положение было неудовлетворительным, отчасти потому, что солдаты оставались там всего на несколько месяцев, а отчасти потому, что они не были должным образом обучены.

Генерал-майор Трант решил ввести взводы ближнего наблюдения, подразделения по тридцать человек в каждом из батальонов, отбывающие более длительные «командировки по месту жи­тельства» сроком до двух лет, и в одном из батальонов, несущих службу в четырехмесячных ко­мандировках, базирующихся в Южном Арме. ВБН, как их стали называть, отбирали лучших солдат из батальона и обучали их навыкам наблюдения. Командующий сухопутными войсками и командиры бригад могли использовать новые взводы в любой точке Ольстера, а не только в зоне ответственности конкретного батальона, к которому они принадлежат. ВБН должны были сы­грать важную роль в установлении регулярных форм деятельности среди подразделений актив­ной службы и движений ключевых республиканцев. Хотя операторы 14-й разведывательной ро­ты или САС обычно привлекались, когда имелись достоверные разведданные о предстоящей операции, ВБН часто предоставляли основные данные о районе и деятельности в нем ИРА.

Лисберн раскрыл подробности о новых группах, которые на брифингах для прессы были описа­ны как «подразделения типа САС», в надежде, что распространение таких групп запугает ИРА. В июне 1977 года «Таймс» объявила, что «Первые из 300 человек прибывают для новой армейской операции под прикрытием». Это число было несколько преувеличено, их было около 200. Жур­налист отметил, что они планировали собрать информацию, предназначенную для привлечения подозреваемых к суду, но добавил: «Правительство также рассчитывает оглаской секретной дея­тельности армии повысить ее сдерживающую ценность».

Парашютно-десантный полк, батальоны которого сохранили свое собственное разведывательное подразделение, известное как патрульная рота, должен был сыграть важную роль в обучении по­лицейских и новых подразделений наблюдения КПО. Главный констебль Кеннет Ньюман, есте­ственно, был заинтересован в расширении деятельности своих подразделений по наблюде­нию. При верховенстве полиции предполагалось, что КПО возьмет на себя руководство вопроса­ми безопасности, и он не хотел, чтобы они оставались в стороне от того, что, по его мнению, бы­ло важной областью деятельности.

Специальная патрульная группа (СПГ), мобильное антитеррористическое подразделение КПО, в 1976 году создала подразделение по действиям со стрельбой из огнестрельного оружия и наблю­дению под названием «Бронзовая секция». Ее члены были отобраны для прохождения специаль­ной подготовки по работе под прикрытием и первоначально действовали в основном в районе Белфаста. Майкл Ашер, бывший солдат парашютно-десантного полка, который присоединился к СПГ в качестве обычного полицейского констебля, описывает различные мероприятия «Бронзо­вой секции» в своей книге «Стреляй на поражение». Повествование Ашера предполагает, что большинство операций «Бронзовых», многие из которых были основаны на разведданных ин­форматоров, были неудачными. Операторы службы наблюдения КПО, как и их коллеги из ар­мии, массово носили бороды и длинные волосы. Они выглядели, писал он, «точь-в-точь как по­лицейские, пытающиеся выглядеть как обычные граждане». В некоторых отношениях ранние эксперименты КПО с «Бронзовой секцией», иногда казавшиеся фарсовыми, напоминали ар­мейский опыт с Мобильным разведывательным отрядом.

Ашер говорит, что однажды СПГ задействовала «Бронзовую секцию» после получения информац­ии о том, что лоялистский отряд убийц собирался убить адвоката-католика. Полиция весь день пролежала в засаде у квартиры адвоката, пока «одному из бородачей «Бронзовой сек­ции» не пришло в голову проверить, дома ли он». Только тогда они обнаружили, что цель лоя­листского «эскадрона смерти» эмигрировала в Канаду.

Отчасти в результате таких эпизодов, отчасти признавая, что «Бронзовая секция» выполняла слишком широкие функции, поскольку они занимались операциями с применением огнестрель­ного оружия, помимо наблюдения, старшие офицеры КПО решили создать новое подразделение наблюдения. Они были впечатлены результатами, полученными 14-й разведывательной ротой, и захотели создать аналогичное подразделение в составе полиции. В 1977 году Специальный отдел сформировал группу наблюдения, которая вошла в состав E4, его оперативного подразде­ления. Подразделение E4A позже стало объектом многочисленных обвинений в неправомерных действиях со стороны республиканских активистов. Но заранее спланированные столкновения с террористами не входили в задачи E4A, точно так же, как они не входили в обязанности ар­мейского подразделения наблюдения. Позже КПО создал специальные подразделения по при­менению огнестрельного оружия, которые должны дать полиции собственную «САС». E4A со­средоточилась на мобильных и стационарных наблюдательных постах, в то время как другие подразделения E4 должны были специализироваться на техническом наблюде­нии, оснащаясь передовыми устройствами мониторинга – например, видеокамерами с оптоволо­конными объек­тивами, которые можно было использовать для наблюдения за помещением через крошечное от­верстие, и ультрасовременными подслушивающими устройствами. Подразделение наблюдения Специального отдела установило тесные контакты с МИ-5, у которой есть собствен­ные исследо­вательские лаборатории, разрабатывающие подслушивающие устройства и другое оборудова­ние.

E4A устанавливала более высокие стандарты, чем «Бронзовая секция». Это позволило Специ­альному отделу проводить гораздо больше операций по наблюдению, чем раньше. Высокопо­ставленный офицер сил безопасности говорит: «E4A были гораздо профессиональнее «Бронзы», у которых было что-то вроде репутации ковбоев». В первые годы своего существования E4A, как правило, больше использовалась в городских районах, а 14-я разведывательная рота - в сельской местности, хотя к 1980-м годам эти подразделения, по-видимому, считались в значительной сте­пени взаимозаменяемыми.

Главный констебль Ньюман воспользовался созданием еще одного тайного отряда, чтобы попы­таться обойти давний источник напряженности в отношениях с армией. Главный констебль был заинтересован в том, чтобы полиция присутствовала в приграничных районах, особенно в Юж­ной Арме. Он предложил Специальной патрульной группе направить в этот район подразделе­ния в форме. Армия, однако, по-прежнему утверждала, что это слишком опасно, и настоятельно призывала вместо этого осуществлять патрулирование с помощью солдат, переброшенных на вертолетах. Но у них были и другие причины придерживаться этой позиции – как выразился один армейский офицер, «Они действовали из лучших побуждений, но по-любительски. Они были до мозга костей протестантами, и местом, куда они хотели поехать и разобраться, был [ка­толический] Южный Арма».

В конце концов, в 1979 году главный констебль Ньюман создал подразделение поддержки Бессбрука (ППБ), тайное подразделение численностью двадцать восемь человек. Подробности деятельности ППБ позже были опубликованы «Айриш Таймс». Подразделением командовал инспектор, и в нем было три отделения, каждое из которых возглавлял сержант. ППБ действовало в значительной степени по принципам военных. Члены группы были одеты в каму­фляжную одежду и устанавливали долговременные тайные наблюдательные посты. Несколько че­ловек, по-видимому, все бывшие военнослужащие британской армии, были развернуты в каче­стве группы на посту наблюдения, а одно из других отделений ожидало поблизости в качестве ГБР.

По мере того как число специальных подразделений КПО росло в соответствии с расширяющи­мися тайными операциями армии, все большее число людей обучалось методам наблюдения. В период с 1975 по 1980 год число солдат армии, привлекаемых для выполнения специальных функций по наблюдению, утроилось и составило около 300 человек. В то же время КПО создала свои собственные подразделения, добавив, возможно, еще 100 человек к общему числу. Ре­зультатом, по словам старшего офицера, служившего в Лисберне, стало то, что «мы начали полу­чать огромное количество информации с помощью визуальных наблюдений».

К середине 1978 года подозреваемый член ИРА мог находиться под наблюдением мужчин или женщин из одного из трех отрядов 14-й роты, одного из четырех подразделений САС в Северной Ирландии, или семи армейских взводов ближнего наблюдения, «Бронзовой секции» Специаль­ной патрульной группы, или одного из нескольких отрядов E4A. Хотя каждое из этих подразде­лений занимало свое место в официальных структурах полицейского и армейского командова­ния, их использование часто зависело от сложных взаимоотношений, определяемых личностями различных руководителей служб безопасности. Были десятки людей, которые могли обратиться с просьбой об использовании специальных подразделений наблюдения, начиная от командира армейской бригады и заканчивая командующим сухопутными войсками, командиром поли­цейского подраз­деления или местным главой Специального отдела. Отношение этих людей раз­личалось по со­вершенно произвольным и индивидуальным причинам: один член Специального отдела мог быть большим поклонником 14-й роты, но другой мог наложить вето на ее использо­вание из-за неудачного опыта предыдущей операции.

Хотя армия помогала тренировать «Бронзовую секцию» и E4A, в первые годы их существования было мало совместных операций. Организация командования была сложной. Специальный отдел инициировал большинство операций по слежке, потому что у него было больше всего ин­форматоров – людей, чьи наводки, скорее всего, привели бы к тщательному наблюдению за кон­кретным человеком. Наличие E4A очень помогло СО, но подразделение было явно слишком ма­леньким, чтобы проследить за всеми зацепками. Поэтому СО часто обращался за помощью к ар­мейским подразделениям. Чаще всего они использовались по усмотрению КСВ и трех подчинен­ных ему командиров бригад, и, несмотря на то, что армия понимала качество источников СО, не всегда могла их щадить. У армии не было желания ставить под угрозу деятельность своих спе­циальных подразделений, поскольку генерал-лейтенант Кризи, главнокомандующий, считал, что полиция не готова взять на себя многие из наиболее «мускулистых» аспектов борьбы с террориз­мом. В КПО было очень мало офицеров с опытом тайных операций, и сохранялись привычные опасения, что организация покрывает лоялистских экстремистов.

В то время как некоторые начальники служб безопасности настаивали на том, что проблем нет, другие понимали, что запутанные договоренности об использовании подразделений наблюде­ния, хотя и объяснимые скоростью, с которой такие подразделения размножались, не могли про­должаться. Помощь уже была в пути от двух ключевых действующих лиц. Кеннет Ньюман преодолевал соперничество и плохую координацию между отделом уголовного розыска и Спе­циальным отделом КПО путем создания региональных подразделений по борьбе с преступно­стью и разведке, системы с очевидным потенциалом для вовлечения в операции армии. В то же время бригадир Джеймс Гловер, офицер разведки Генерального штаба в Лондоне, предложив­ший усовершенствованные процедуры обмена разведывательными данными, понимал, что при­дется пожертвовать заинтересованностью армии в сохранении контроля над своими подразделе­ниями наблюдения ради улучшения координации. Но в то время как эти два человека изо всех сил пытались заставить работать новые системы для тайных операций, они по–прежнему были ограничены, как и руководители служб безопасности до этого, так и продолжают оставаться с тех пор, постоянными обвинениями в сговоре между набранными на местах сотрудниками сил безопасности и протестантскими полувоенными группировками.

Глава 5. Вопрос о преданности

Неопределенность в отношении окончательной лояльности многих сотрудников КПО и бойцов Полка обороны Ольстера породила множество спекуляций об их причастности к террористиче­ским группам и использовании этих групп разведывательными службами Ольстера. Эти утвер­ждения основаны на том простом факте, что силы правопорядка в основном состоят из проте­стантской общины, которая считает себя в осаде, и подозрениях националистов и некоторых лейбористских левых в Великобритании в том, что связь между блюстителями закона и лоялист­скими террористами была использована начальниками служб безопасности, терроризирующими республиканское движение с помощью политики убийств.

Некоторые солдаты из Северной Ирландии рассматривали свой полк как узаконенную форму лоя­листских «сил судного дня», способных защитить протестантские анклавы, если Вест­минстер когда-нибудь покинет их. Эти члены Полка обороны Ольстера также иногда были чле­нами крупнейшей лоялистской полувоенной группировки - «Ассоциации обороны Оль­стера» (АОО). АОО выросла из насилия в центре города в начале беспорядков как прикрытие для лоя­листских групп дружинников. Даже в конце 1970-х годов численность его членов, по разным оценкам, достигала 10 000 человек. Большинство, однако, были людьми, которые были готовы защищать свои районы в случае смуты, но не принадлежали к «Ольстерским борцам за свободу» (ОБС), военному крылу АОО, объявленному вне закона в 1974 году, которое проводило кампа­нию убийств на религиозной почве.

Идея о том, чтобы протестанты объединились для борьбы с перспективой правления из Дубли­на, как это было в 1912 году, когда тысячи вооруженных людей прошли парадом, была популяр­ной среди лоялистов. Другое подразделение АОО возродило название, данное этим ранним лоя­листским формированиям, - Добровольческие силы Ольстера (ДСО). Сэр Эдвард Карсон, архи­тектор первоначального ДСО, стал ключевой фигурой в легенде лоялистов, организовав появле­ние тысяч вооруженных людей на склоне холма, продемонстрировав Уайтхоллу опасность отка­за от протестантов в пользу правления католического большинства Ирландии. Игра Карсона во власть все еще влияла на людей шестьдесят лет спустя: британское правительство опасалось возможности крупномасштабного восстания лоялистов, если это подтолкнет их к более тесным связям с Ирландской Республикой; а сами протестанты жаждали единства и решительности, на которые был способен Карсон, но не их современные лидеры.

Однако современные ДСО был не вооруженным крылом объединенного лоялистского движения, а сектантской террористической группировкой, которая, как считалось, к 1972 году насчитывала около 1500 членов. Ее нападения на католиков в середине 1960-х годов стали важным стимулом сначала для развития католического движения за гражданские права, а затем и для современного вооруженного республиканства. ДСО и АОО были раздираемы глубоким фракционным сопер­ничеством, которое подрывало их операции против республиканских группировок. Большая часть повседневной энергии этих групп была направлена на сбор средств с помощью рэкета. Они не нападали на армию, хотя с ней часто происходили уличные столкновения, но отношения с КПО часто были напряженными, особенно в дни, последовавшие за подписанием англо-ирландского соглашения в ноябре 1985 года.

Представление о том, что в Полку обороны Ольстера и Королевской полиции Ольстера состоят мужчины и женщины, которые верны принципу протестантской гегемонии в Ольстере, а не вер­ховенству закона, находило поддержку на многих уровнях армии. В начале 1970-х годов солдаты часто обнаруживали, что лоялистские полувоенные группировки были предупреждены перед рейдами. Лорд Карвер, бывший начальник Генерального штаба, в своих мемуарах ставит под со­мнение лояльность даже некоторых сотрудников Специального отдела. Однако большая часть беспокойства как внутри армии, так и среди католиков связана с солдатами Полка обороны Оль­стера, набранными на местах. В секретном армейском учебном пособии для специалистов раз­ведки, направлявшихся в Ольстер в конце 1970-х годов, с откровенностью, отсутствующей в его публичных заявлениях, отмечалось: «Подразделения должны осознавать тот факт, что в некото­рых случаях в Полк обороны Ольстера проникли экстремистские лоялистские организации, и это повлияет на допустимый предел распространения разведывательной информации, особен­но в связи с протестантской экстремистской деятельностью».

На момент его основания почти пятая часть Полка обороны Ольстера была католиками. Но по­литика ИРА по убийству мужчин-католиков из ПОО и трудности, с которыми сталкивались сол­даты при проведении такой политики, как интернирование, которая была крайне непопулярна в националистическом сообществе, привели к неуклонному снижению этой цифры. К 1980-м го­дам только около трех процентов бойцов ПОО были католиками, у КПО дела обстояли несколь­ко лучше - примерно каждый десятый. В Ольстере существует общее мнение о том, что КПО придерживается более высоких стандартов профессионализма и добивается большего успеха в недопущении протестантских экстремистов в свои ряды.

Полк обороны Ольстера платил своим бойцам значительно меньше, чем КПО (которая также предоставляет щедрые ставки за сверхурочную работу). Относительная бедность лежит в основе многих проблем ПОО. В то время как в КПО значительно больше кандидатов, на каждую вакан­сию претендует более десяти человек, Полк обороны Ольстера менее разборчив. Бойцы ПОО ча­сто не могут позволить себе жилье вдали от районов проживания рабочего класса, где укоренил­ся крайний лоялизм. Один высокопоставленный деятель, служивший в Стормонте, в частной бе­седе упомянул о конкретном батальоне ПОО как о набранном из «выгребных ям восточного Бел­фаста». Кандидаты в сотрудники КПО также проверяются Специальным отделом, и связи в со­обществе достаточно тесны, чтобы один человек из Ольстера обычно мог установить, связан ли другой с лоялистским экстремизмом. Напротив, проверка ПОО оставалась в основном в руках сотрудников разведывательного корпуса из других частей Великобритании.

На посторонних, которые имели дело с полицией Северной Ирландии, обычно производит глу­бокое впечатление самоотверженность ее сотрудников. Кеннет Ньюман описал Королевскую по­лицию Ольстера как состоящую из лучших сотрудников полиции, с которыми он сталкивался за свою долгую и разнообразную полицейскую карьеру. Однако Майкл Ашер, бывший десантник, служивший констеблем в Специальной патрульной группе в конце 1970-х годов, действительно обнаружил предубеждения против католиков и англичан, причем последних считали чужаками. Он резюмирует сложную мотивацию полицейских на месте преступления: «Большинство со­трудников КПО были скрупулезно честны. Они были самыми храбрыми людьми, которых я когда-либо встречал. Но большинство из них были воспитаны в сильной лоялистской культуре, которая также породила такие полувоенные группировки, как АОО и ДСО. Иногда от них требо­вали пойти против «своего собственного народа», но они никогда не могли забыть, откуда они пришли».

Интервью с полицией и солдатами показывают широко распространенное мнение о том, что лишь меньшинство солдат Полка обороны Ольстера активно придерживаются крайнего лоялиз­ма, хотя многие им сочувствуют. Существует также широкое согласие с тем, что в КПО эти циф­ры все еще меньше. Хотя многие католики говорят, что находят теорию о нескольких «плохих парнях» в силах безопасности неубедительной, признание того, что КПО придерживается более высоких стандартов профессионализма, можно увидеть в различных требованиях, выдвигаемых ненасильственными националистическими партиями. Их просьба о том, чтобы патрули Полка обороны Ольстера сопровождались сотрудниками полиции, чтобы уменьшить вероятность угроз и других нарушений со стороны военнослужащих, свидетельствует о некотором доверии к поли­ции, а также об обеспокоенности по поводу ПОО.

Будучи мишенями республиканского терроризма, но имея мало возможностей противостоять ему напрямую, рядовые сотрудники полиции и Полка обороны Ольстера иногда вымещали свои чувства на католиках, с которыми они сталкивались на блокпостах или в камерах предваритель­ного заключения. Республиканцы часто жаловались на то, что их жизни угрожали или что их из­бивали. Офицеры разведки подтверждают, что насмешки типа «мы тебя достанем» действитель­но имели место, указывая на них как на причину все более ограниченного распространения раз­ведывательной информации в конце 1970-х и начале 1980-х годов. Обычным полицейским и сол­датам практически ничего не говорили о предстоящих тайных операциях из-за риска того, что зная об этом, они могут насмехаться над подозреваемыми.

Такие события, как убийство трех членов католической поп-группы «Майами Шоубэнд» в 1975 году, посеяли глубокое недоверие к Полку обороны Ольстера среди националистов. Убийцы, члены ДСО, были одеты как солдаты. Двое террористов ДСО, убитых на месте происшествия, были бойцами ПОО по совместительству, а двое из тех, кто позже был осужден за убийства, так­же были в прошлом солдатами ПОО.

Иногда утверждается, что разведывательные службы использовали симпатии лоялистов для устранения республиканцев, от которых они не могут открыто избавиться, предоставляя для их уничтожения информацию, оружие или свободу от ареста лоялистским полувоенным группи­ровкам. По этому вопросу открывается глубокая пропасть между мнениями представителей рес­публиканского сообщества и тем, что говорят те, кто был вовлечен в разведывательную рабо­ту, даже наедине, даже если они достаточно откровенны, чтобы признаться в других проступ­ках со стороны сил безопасности. В середине 1980-х годов серьезные обвинения в сговоре меж­ду раз­ведывательными службами и лоялистскими полувоенными группировками были вы­двинуты Фредом Холройдом, бывшим офицером связи разведки, который работал в погранич­ном районе в середине 1970-х годов. Колин Уоллес, бывший офицер армейской службы инфор­мации, кото­рый выдвинул обвинения в кампаниях «черной пропаганды», направленных против политиков, на которых силы безопасности затаили злобу (см. седьмую главу), также сказал, что существует связь между разведывательным аппаратом и убийствами лоялистов-террористов.

Некоторые из утверждений Холройда касаются Роберта Найрака, молодого офицера лейб-гвар­дии гренадерского полка, который служил офицером связи в 3-м бригадном отряде 14-й разве­дывательной роты, известном под псевдонимом 4-й топографический отряд. Холройд говорит, что Найрак сказал ему, что он причастен к убийству в январе 1975 года Джона Фрэнси­са Грина, видного республиканца, в Ирландской Республике. Холройд говорит, что Найрак дал ему фото­графию мертвого мужчины со свежей кровью на земле вокруг него – свидетельство то­го, что офицер молодой гвардии находился на месте происшествия примерно в момент стрель­бы. Холройд говорит, что «улики свидетельствуют» о том, что Найрак также был прича­стен к убий­ствам группы «Майами Шоубэнд». Пистолет, использованный при этом нападении, позже был баллистически идентифицирован с пистолетом, из которого был убит Грин. Он счита­ет, что ар­мия и Специальный отдел «тесно сотрудничали» с лоялистскими террористами. Он го­ворит, что у 4-го топографического отряда был запас не поддающегося отслеживанию неу­ставного оружия, которое он мог раздавать для совершения подобных преступлений.

Капитан Найрак вернулся в Северную Ирландию в мае 1976 года. Очевидно, его попросил Джу­лиан Болл, который, получив звание майора, в то время служивший в 22-м полку САС. Некто, знавший этих двоих, говорит, что Болл хотел, чтобы Найрак занял недавно созданную долж­ность, связного с КПО для эскадрона САС, дислоцированной в том году в Южном Арме, анало­гично его предыдущей роли в отряде подразделения наблюдения. В мае 1977 года он был похищ­ен из паба, где, возможно, находился с целью сбора информации, подвергнут пыткам и застрелен. Позже он был награжден крестом Георга и прославлен популярной прессой. Капитан Найрак не был бойцом САС, даже если он тесно сотрудничал с ней – его награда в виде креста  Георга указывает на то, что он был членом штаба 3-й бригады.

Колин Уоллес также выдвигал обвинения в связях подобного рода. В 1986 году он написал Пите­ру Арчеру, члену парламента от лейбористов, в котором говорилось: «За первые шесть месяцев 1975 года в Ольстере было убито тридцать пять католиков. Большинство из них были убиты со­трудниками сил безопасности или лоялистских военизированных группировок, таких как ДСО, БСО, ПСД, АОО и т.д., которые работали агентами служб безопасности и снабжались оружием со стороны служб безопасности».

Альберт Бейкер, лоялистский террорист, приговоренный к двадцати пяти годам тюремного заключе­ния за участие в серии нападений в 1972 и 1973 годах, утверждал, что отряды убийц АОО полу­чали оружие и указание своих целей от Королевской полиции Ольстера. Многие националисты считают, что его утверждения подтверждают утверждения Холройда и Уоллеса, хотя они кон­кретно не относятся к инцидентам с Грином и «Майами Шоубэнд» или убийствам в начале 1975 года, упомянутым выше.

Те, кто верит утверждениям Холройда, Уоллеса и Бейкера, указывают на то, что трое этих людей мало что выиграли бы от этих заявлений, но многое бы потеряли, настроив против себя аппарат безопасности, таким образом, как они это несомненно сделали. Другие отмечают, что каждый из них на самом деле что-то выиграл: Холройд хотел стереть пятно на своем послужном списке, оставленное тем, как его отстранили от исполнения обязанностей в Северной Ирландии и напра­вили на психиатрическое наблюдение; Уоллес также хотел очистить свое имя после того, как был уволен с государственной службы в Лисберне и впоследствии отправлен в тюрьму за убий­ство торговца антиквариатом в Сассексе, преступление, которое он последовательно отрицал; Бейкер, которому грозил пожизненный тюремный срок, возможно, пытался добиться возобнов­ления своего дела. Однако, что более важно, из многих интервью с людьми, вовлеченными в тайную войну, никто не подтвердил эти утверждения о широкомасштабном сотрудничестве меж­ду офицерами разведки и лоялистскими полувоенными группировками; напротив, они энергично отрицают такие утверждения.

Один бывший высокопоставленный офицер говорит, что силы безопасности иногда предвидели нападения одной группировки ИРА на другую во время междоусобиц в организации в начале 1970-х годов, в отношении которых они не предпринимали никаких попыток их остановить. Другой указывает на то, что разведывательные службы намеренно разжигали соперничество между «официалами» и «временными», публикуя истории в прессе. Признавая эти действия против ИРА, старший офи­цер добавляет: «Никогда, никогда не было никаких предположений о том, что мы настраиваем лоялистов против Временной ИРА. Если вы разожжете этот огонь, это все равно что поднести спичку к бензину».

Я взял интервью у двух человек, которые работали с Робертом Найраком. Оба отрицают заявле­ния Фреда Холройда о причастности к убийствам. Один из них, сотрудник 14-й разведыватель­ной роты, говорит, что помнит убийство Джона Фрэнсиса Грина и что в то время капитан Болл и лейтенант Найрак участвовали в операции по наблюдению в другой части Ольстера. Он отрица­ет, что в подразделении хранилось неуставное оружие, и говорит: «Мы ни за что не пошли бы убивать людей. Вы должны вести войны в рамках закона». Идея о том, что операторы наружного наблюдения имели при себе неуставное оружие, еще больше опровергается свидетельствами о перестрелках Макнатта и Хини и капрала Хармана в 1977 и 1978 годах: во всех случаях у людей под прикрытием были служебные 9-миллиметровые пистолеты.

Те, кто верит утверждениям Холройда, могут возразить, что неудивительно, что те, кто работал с капитаном Найраком, отрицают их. Самые серьезные обвинения Холройда касались людей, ко­торые уже мертвы. Циники в армии говорят, что из всех людей, которых Холройд мог бы вы­брать для связи с подобными преступлениями, он вступил в полемику, выбрав офицера, которого многие считают героем и который вряд ли в состоянии подать на него в суд.

Мартин Диллон, писатель, родившийся в Белфасте, использовал контакты в лоялистских терро­ристических группировках для расследования заявлений Холройда в его книге «Грязная война». Он говорит, что опросил людей, близких к группировкам, которые совершили убийства Грина и «Майами Шоубэнд», и что в утверждении о причастности Найрака ни к тому, ни к другому нет никаких оснований. Он утверждает, что оба акта были совершены лоялистскими бандами без го­сударственной поддержки. Диллон считает Холройда ненадежным свидетелем и считает, что «он был обязан составить заговор», чтобы оправдать свое собственное отчисление из специального подразделения военной разведки и направление в психиатрическую больницу во время распада его брака в 1975 году.

В сентябре 1987 года «Индепендент» опубликовала пространную статью, написанную ее корре­спондентом из Белфаста Дэвидом Маккитриком, с критикой наиболее сенсационных утвержде­ний Холройда и Уоллеса. Впоследствии Колин Уоллес подал апелляцию в Совет прессы на то, что статьи содержали неточности о нем, и жалоба была удовлетворена. Среди многих либераль­но настроенных комментаторов было как удивление по поводу того, что газета должна была уде­лить так много места «разоблачительной» истории, так и ощущение, что Маккиттрик, возможно, был проинформирован КПО. Многие сочли, что последующее правительственное расследование увольнения Уоллеса, которое установило, что он был уволен несправедливо, и рекомендовало выплатить компенсацию, подтвердило его утверждения. Но вряд ли все было так просто.

Маккиттрик воспроизвел страницу из того, что, как говорили, было альбомом для вырезок Холройда. По данным «Индепендент», в нем была показана фотография Грина, сделанная через много часов после его смерти фотографами ирландской полиции, и сопровождалась примечания­ми, в которых говорилось, что Грин был убит лоялистскими полувоенными группировками. Холройд утверждает, что показанный снимок не был тем, который дал ему Найрак и который, по его словам, был сделан за несколько часов до того, как туда прибыли фото­графы из полиции Ирландской Республики.

Альберт Бейкер, заключенный, который утверждал, что силы безопасности использовали его для убийства республиканцев, не был поддержан в своих утверждениях другими лицами из числа 200 или более лоялистских террористов, отбывающих пожизненное заключение за убийство. Ни один из девяноста или около того человек, осужденных за убийства в начале 1975 года, не под­твердил утверждение Уоллеса о том, что их к этому подтолкнули службы безопасности. Можно возразить, что они не стали бы этого делать из-за страха репрессий либо против самих себя в тюрьме, либо против своих семей. Однако в равной степени можно сказать, что человек, которо­му грозит как минимум тридцатипятилетний тюремный срок, каким были убийцы «Майами Шо­убэнд», мог бы сказать что угодно, если бы считал, что подобные обвинения смягчат его приго­вор. Готовность лоялистских полувоенных группировок поставить правительство в нелов­кое положение была очевидна и в других случаях; например, в 1989 году произошла волна утечек документов сил безопасности о подозреваемых в терроризме республиканцах, что вызва­ло расследование возможных связей между лоялистскими террористами и силами безопасности.

Маккиттрик не оспаривал в своей статье заявления самого Уоллеса о том, что он был вовлечен в дезинформацию в качестве офицера армейской разведки, очерняя политиков в Ольстере. Но не­которые другие журналисты полагали, что дело было не только в этом: расследования телеви­зионной программы «На этой неделе» и Барри Пенроуз из «Санди таймс» в определенной степе­ни подтвердили некоторые другие заявления Уоллеса. Пенроуз записал на магнитофон телефон­ный разговор с Питером Ленгом, командующим сухопутными войсками в середине 70-х годов, из которого следовало, что, как утверждал Уоллес и вопреки позиции правительства в различных расследованиях по этому вопросу, армии было известно о насилии гомосексуального характера в отношении подростков в приюте для мальчиков Кинкора. Это серьезное разоблачение, посколь­ку оно показывает, что сменявшие друг друга министры вводили парламент в заблуждение отно­сительно того, как много властям было известно о злоупотреблениях в этом приюте. Предпола­гается, что Служба безопасности (МИ-5) заблокировала шаги по прекращению злоупотребле­ний, поскольку это предоставило им ценные материалы для шантажа, которые можно было ис­пользовать против члена лоялистской террористической группировки, работавшего там и быв­шим одним из предполагаемых насильников.

Ни Маккиттрик, ни военнослужащие, выступающие в защиту Найрака, не могут доказать, что капитан определенно не был причастен к незаконным убийствам. С другой стороны, правительственное расследование 1990 года, которое установило, что Уоллес был несправедливо уволен, и под­твердило, что Уоллес действительно был вовлечен в дезинформацию,не отменяет главного пункта статьи Маккитрика – оспаривания утверждений Холройда и Уоллеса о том, что разведы­вательные службы вступили в сговор с лоялистскими отрядами убийц. И такие утвер­ждения не были подтверждены правительством или обоснованы другими журналистами.

Многое из того, что сказали эти двое людей, несомненно, верно: между МИ-6 и МИ-5 существо­вало глубокое соперничество, подобное тому, которое описал Холройд в своей книге и статьях, и политики были очернены, как утверждает Уоллес. Тот факт, что многие из их утверждений осно­ваны на фактах, придал им более широкий авторитет. Существует сообщество журналистов и людей, активно занимающихся политикой, которые верят, что все их утверждения правдивы. Другая группа считает, что эти двое людей не смогли доказать свои самые тревожные предполо­жения: что силы безопасности вступили в сговор с лоялистскими эскадронами смерти, чтобы из­бавиться от десятков республиканцев, и (в случае Холройда) что британские солдаты на дей­ствительной службе были непосредственно причастны к ряду убийств.

Раскол между верующими и теми, кто настроен скептически, стал ожесточенным – журналисты называют друг друга легковерными или инструментами государственной дезинформации. Мое собственное исследование не дало никаких доказательств в поддержку утверждения о том, что силы безопасности вступили в сговор с лоялистскими эскадронами смерти каким-либо заплани­рованным или преднамеренным образом. Военнослужащие, служившие с капитаном Найраком, напро­тив, опровергли утверждения Холройда. В отсутствие убедительных доказательств можно ска­зать только, что наиболее серьезные обвинения, выдвинутые Уоллесом и Холройдом, остаются недоказанными.

Республиканские активисты и некоторые журналисты также утверждают о связи между разведы­вательными службами и убийством нескольких человек, связанных с Ирландской республи­канской социалистической партией и ее военным крылом ИНОА. В июне 1980 года Мириам Дейли, высокопоставленный член ИРСП, была застрелена в своем доме в Белфасте. Сообща­лось, что убийство было совершено неустановленной лоялистской группой. В октябре также бы­ли убиты другой высокопоставленный член ИРСП, Ноэль Литтл, и важный командир ИНОА Ронни Бантинг. Предполагалось, что они тоже были убиты неустановленной лоялистской груп­пой. Роберт Макконнелл, член Ассоциации обороны Ольстера, вскоре после убийства Дей­ли осужденный за участие в убийстве умеренного националистического политика, позже утвер­ждал, что он контактировал с армейской разведкой, которая запрашивала у него информацию о ведущих фигурах ИРСП.

Некоторые люди связали эти убийства со смертью Эйри Нива, утверждая, что спецслужбы убили их в отместку. 30 марта 1979 года Эйри Нив, высокопоставленный консерватор, который руково­дил кампанией миссис Тэтчер за лидерство в партии, был убит в результате взрыва заминиро­ванного автомобиля у здания парламента, и ответственность за взрыв взяла на себя ИНОА. Нив поддерживал тесные контакты с разведывательным истеблишментом и призывал к активизации операций САС в Северной Ирландии.

Писатель Мартин Диллон также расследовал убийства в ИНОА. Он говорит, что заявления о том, что они были осуществлены САС, являются «чепухой» и, используя свои собственные кон­такты с полувоенными группировками, приходит к выводу, что это была работа группы убийц АОО. Однако он предполагает, что действия убийц в глубине республиканской террито­рии могут свидетельствовать о том, что местные бойцы Полка обороны Ольстера вступили в сговор с целью совершения убийств.

Как и многие другие слухи, окружающие разведывательные службы Ольстера, тезис о «мести за Нива» не может быть полностью опровергнут, но следует сказать, что доказательства, подтвер­ждающие его, являются слабыми и косвенными. Лоялисты также убили человека из ИНОА в Ар­ме в 1978 году, до убийства Нива; то, что они сделали это позже, также ничего не доказывает.

Любая операция, которая выглядит как работа лоялистов, но которая демонстрирует уровень изощренности выше, чем просто расстрел ближайшего доступного католика, как правило, вызы­вает подозрения республиканцев. Примером может служить убийство Джона Фрэнсиса Грина в 1975 году. Более интересное и, возможно, более правдоподобное обвинение против специали­стов разведки заключается не в том, что они руководили лоялистскими группами, а в том, что в тех случаях, когда они узнавали о неминуемой атаке лоялистов на республиканскую цель, они предпринимали лишь нерешительные попытки остановить ее. Обвинения подобного рода были сделаны мне в связи с покушением в 1984 году на жизнь лидера Шинн Фейн Джерри Адамса. Он был серьезно ранен, когда его увозили из здания суда. Республиканцы заявили, что к нападе­нию были привлечены лоялисты; офицеры армии и полиции возразили, что Адамсу было бы до­вольно трудно отблагодарить солдат, которые перехватили нападавших, за спасение его жизни. Попытка убийства будет более подробно рассмотрена в восемнадцатой главе. Несмотря на инци­дент с Адамсом, следует отметить, что если когда-либо кто-либо в разведывательном мире и по­ручал лоялистским террористам убивать высокопоставленных деятелей ИРА, то в конце 70-х и начале 80-х годов им это не удавалось.

В течение 1989 года появилось много официальных документов, идентифицирующих подозревае­мых республиканцев. Утверждалось, что они использовались для подготовки покуше­ний на людей, а позже были переданы журналистам лоялистскими полувоенными группи­ровками. Лоялисты действительно оказались более эффективными в нападениях на ведущих республиканцев в конце 80-х годов, хотя многие объясняли это тем, что они усвоили урок ИРА и лучше подготовились к своим атакам. Однако, опять же, существует большая разница между получением таких документов и доказательством того, что разведывательные службы или эле­менты внутри них вступали в сговор с лоялистами.

После всплеска убийств лоялистами на религиозной почве в середине 70-х годов количество убийств значительно снизилось. В конце 70-х и 80-х годах уровень убийств лоялистами ак­тивных республиканцев был низким по сравнению с числом убитых самой ИРА подозреваемых как инфор­маторы. Двое активных членов ИРА и двое членов ИНОА были убиты лояли­стами в период с 1977 по 1987 год, по сравнению с более чем двадцатью четырьмя католиками, убитыми самой ИРА как информаторы. Конечно, лоялисты убили многих других католиков, ко­торые не состояли в ИРА, включая людей, вовлеченных в республиканскую политику в этот пе­риод, но их нападения были, по большому счету, не целенаправленными. Это не то, чего мож­но было бы ожидать, если бы за убийствами стояли спецслужбы, разочарованные своей неспособнос­тью посадить высокопоставленных членов ИРА за решетку.

Глава 6. Смертельная неразбериха

Около 9 часов вечера 20 июня 1978 года четверо человек прибыли в клуб «Шемрок» в республи­канском районе Ардойн на западе Белфаста. Они нашли владельца автомобиля и попросили его отдать ключи. Испугавшись, он позволил этим людям, членам ИРА из 3-го батальона Белфастской бригады, взять его машину, синюю «Мазду».

Боевики ИРА, Уильям Мейли, тридцати одного года, предположительно командир подразделе­ния действительной службы; Деннис Браун, двадцати восьми лет; Джеймс Малвенна, двадцати восьми лет, и еще один, находившийся за рулем автомобиля, отправились за несколькими фу­гасно-зажигательными бомбами.

Каждая бомба состояла из пластикового контейнера, наполненного бензином, заряда взрывчато­го вещества и устройства инициации. Когда взрывчатка детонировала, образовывался огненный шар. За три месяца до этого взрывное устройство с зажигательной смесью испепелило двена­дцать человек в отеле «Ла Мон Хаус» в графстве Даун. Инцидент вызвал всеобщее возмущение, вызвав признание «временных» в том, что девятиминутное предупреждение было «совершенно неадекватным», и призывы лоялистских лидеров к более жестким мерам против ИРА.

В ту июньскую ночь у бомбистов была другая цель. Когда они ехали на север, в преимущественно лоялист­ский район Баллисиллан, они увидели свою цель - почтовое отделение. Вскоре после полуночи они припарковали машину на Уитфилд-драйв, и Мэлли, Браун и Малвенна начали выгружать из нее бомбы. Ни у кого из троих не было при себе оружия. Целью ИРА было уничтожить почтовое отделение и припаркованные за ним машины.

Но силы безопасности были предупреждены. Объединенные силы САС и КПО, включая сотруд­ников «Бронзовой секции» Специальной патрульной группы и Специального отдела, находились в засаде. Когда мужчины направились к своей цели, их перехватили военные. Позже армия заявила, что были выкрикнуты предупреждения. Военные открыли огонь, убив трех боевиков ИРА.

Из своих наблюдений они знали, что в группе подрывников был четвертый член. Бойцы САС об­наружили мужчину, стоявшего на игровой площадке рядом с почтой, и застрелили его. Они уби­ли Уильяма Ханна, двадцативосьмилетнего местного протестанта, который шел домой из паба с другом. Спутник Ханна спрятался за живой изгородью. Четвертый член ИРА бежал через близ­лежащий жилой комплекс, стуча в двери и умоляя о помощи. Он выбрал не ту часть племенного лоскутного одеяла Белфаста, чтобы искать пощады, хотя ему удалось сбежать пешком. Еще один прохожий был ранен после того, как были произведены выстрелы в автомобиль на блокпосту не­подалеку от места происшествия. Пять солдат САС и один полицейский произвели в общей сложности 111 выстрелов.

Опыт предыдущих инцидентов с участием тайных сил внушил начальникам служб безопасности убеждение, что они должны донести свою версию событий до средств массовой информации раньше, чем это сделает ИРА. Но после инцидента армейская пресс-служба в Лисберне распро­странила версии произошедшего, которые, как знали некоторые люди в штабе, были неточными, предполагая скорее преднамеренный обман, чем ошибки, допущенные в спешке.

Газетам сообщили, что ИРА открыла огонь первой и что Ханна был убит в результате «пере­крестного огня». Несколько часов спустя было признано, что никакого оружия найдено не было. Два дня спустя белфастская газета опубликовала заявление полиции о том, что четвертый член ИРА был вооружен и именно он открыл огонь. Когда два года спустя сотрудники САС отчитыва­лись за свои действия на следствии, не было представлено никаких доказательств того, что чет­вертый человек открыл огонь. Вместо этого военные заявили, что видели «вспышки» и слыша­ли то, что, по их мнению, было выстрелами.

Хотя неточная информация о том, были ли террористы вооружены, могла быть обнародована случайно, другие элементы версии, предоставленной прессе, были намеренно вводящими в за­блуждение, по словам армейского офицера, служившего тогда в Лисберне, который был полно­стью проинформирован об операции. Журналистам сообщили, что солдаты, принимавшие уча­стие, были не из САС, а одного из «подразделений подобного САС», которые были созданы прошлым летом. «Белфаст Телеграф» сообщила: «Руководители службы безопасности, доволь­ные успехом засады у почтового отделения, организованной подобно проводимым САС, рассматривают возможность проведения «тайных» операций в Белфасте и Лондондерри». Офи­цер подтверждает, что утверждение о том, что было использовано «подразделение подобного САС»  или взвод ближнего наблюдения, как их правильно называют, было ложным и предназна­чалось для «сдерживания» ИРА.

Сотрудники пресс-службы также утверждали, что меры безопасности у отделения были усилены после заявления в газете Шинн Фейн «Фоблахт/Републикен ньюс» о том, что ИРА соби­рается атаковать узлы связи. На самом деле САС оказалась там в результате получения информа­ции от информатора. Признание в том, что они заранее знали об операции ИРА, могло вызвать проблемы у армии, поскольку это могло вызвать вопросы о том, было ли вообще необходимо применять силу или можно было использовать другие меры для защиты жизни и имущества.

Некоторые армейские офицеры сообщили прессе, что Уильям Ханна был членом лоялистской военизированной группировки. Было ли это правдой или нет, не должно было иметь никакого отношения к делу; и, по-видимому, это была попытка отвести любое сочувствие, которое могло бы возникнуть в связи со случайным убийством прохожего.

«Временные» опубликовали заявление, в котором говорилось, что мужчины были захвачены в плен, но были «без промедления расстреляны в результате беспорядочного сосредоточенного ог­ня британской армии и КПО». ИРА, очевидно, имея в виду заявленное желание армейских ко­мандиров запугать ее путем активизации тайной деятельности, добавила: «Смерть не является чем-то незнакомым или сдерживающим фактором для добровольцев Ирландской республи­канской армии». Примерно 2000 человек присоединились к похоронной процессии по трем уби­тым. Преимущественно католическая Социал-демократическая и лейбористская партия (СДЛП) заявила, что убийства были частью политики армии «стрелять без предупреждения», и попроси­ла провести расследование инцидента, просьба, которая была отклонена Роем Мейсоном, то­гдашним министром Северной Ирландии.

В штаб-квартире вооруженных сил в Северной Ирландии в Лисберне после расстрела царило ликование. Чувствовалось, что был одержан большой успех против «временных». Мнение в штаб-квартире Королевской полиции Ольстера в Ноке было иным. Говорят, что Джек Хермон, заместитель главного констебля, на одной из их регулярных встреч решительно заявил генерал-майору Транту, что он не хочет перестрелок на улицах Белфаста. Старшим офицерам из Нока, по-видимому, удалось сдержать желание армии проводить больше тайных операций типа Баллисиллана в Белфасте. Прошло десять лет, прежде чем во время операции САС в Белфасте погиб еще один человек, и это был случайный прохожий, который не был членом полувоенной группировки.

Несмотря на стремление Лисберна активизировать тайные операции САС и увеличение объема доступной разведывательной информации, специалистам разведки по-прежнему было трудно получить надежную информацию о террористическом нападении заранее. Большинство развед­данных от информаторов или «стукачей» были крайне расплывчатыми. Например, определен­ный человек должен был быть убит, но стукач не знал, где и когда. В результате многие опера­ции САС, наблюдательных постов и 14-й роты не давали никакой информации, никаких арестов и ни одного мертвого террориста.

Неудачные операции такого рода привели к тому, что армия стала проявлять раздражительность к информаторам и инструкторам Разведывательного корпуса, или «зеленым слизнякам», как их называют на сленге спецназа, отсылка к ярко–зеленым беретам Разведывательного корпуса, ко­торые поддерживали с ними связь. «Солдат 1», сержант САС, который впоследствии написал свои мемуары, вспоминал об операции, которая не принесла никаких результатов: «Ублюдок, ду­мал я, все это было напрасно! Острая кислота разочарования начала подниматься и разъедать мои внутренности. Мой череп, казалось, становился все туже и давил на мозг. Гребаный стукач все неправильно понял. И вообще, сколько ему платил этот зеленый слизняк?»

К концу 1978 года стало ясно, что использование САС сопряжено с политическими рисками. Убийство не того человека, особенно если он безоружен или не является членом полувоенной группировки, может повлечь за собой тяжелое политическое наказание. Это подтверждает убеждение многих католиков в том, что САС - это отряд государственных палачей. Смерть Уи­льяма Ханны положила начало череде неудач для САС.

Через месяц после Баллисиллана группа из четырех бойцов САС отправилась в Данлой в граф­стве Антрим. Деревня расположена в живописной холмистой местности. Его католическое насе­ление проживает в преимущественно протестантском районе. За пределами деревни, на склоне холма, возвышающегося над дорогой из Баллимены в Баллимони, находится небольшое забро­шенное кладбище. Оно соединено тропинкой с живыми изгородями по обе стороны с не­большой дорогой, которая взбегает на холм.

Довольно близко к тому месту, где тропинка ведет на кладбище, и примерно в центре небольшой квадратной площадки для захоронения, окруженной живой изгородью, находится упавшее над­гробие. Именно под этой плитой Джон Бойл, шестнадцатилетний сын местного фермера, обна­ружил, что, должно быть, показалось ему захватывающим открытием. Под плитой были спрята­ны винтовка «Армалайт», пистолет и другое имущество террористов. Джон бросился домой к своему отцу, Кону Бойлу, который немедленно позвонил в полицию.

Началась череда событий, которые должны были унести жизнь и привести к тому, что люди предстанут перед судом. Высокопоставленные офицеры полиции и армии решили, что САС должна установить наблюдение за кладбищем на случай, если террористы вернутся к тайнику. Для прикрытия кладбища были посланы четверо бойцов САС. Они разделились на две группы по двое, каждая участвовала в том, что армия называет «Агрессивным наблюдательным по­стом». Задача такого наблюдательного пункта состоит в том, чтобы подождать и посмотреть, что произойдет, но открыть огонь, если обстоятельства это оправдают. Капрал Алан Бохан и рядовой Рон Темперли заняли позицию, ближайшую к надгробию.

Ранним утром следующего дня, 11 июля 1978 года, Кон и двое его сыновей, Джон и Гарри, от­правились работать в поле. Пару часов спустя Джон Бойл оставил своих отца и брата работать в поле, и любопытство привело его обратно на кладбище.

Около 10 часов утра Кон Бойл услышал выстрелы с кладбища. Он перешел на другую сторону, к нему присоединился его сын Гарри. Когда они приблизились, появились два солдата с зачернен­ными лицами, в камуфляжной одежде и повалили их на землю. Кон помнит, как один из солдат сказал: «Другой ублюдок лежит мертвый». Поначалу солдаты были в приподнятом настроении, но вскоре их настроение изменилось.

Джон Бойл, подросток, нашедший тайник, был сражен пулями САС. С опозданием на несколько минут детектив из полицейского участка Баллимони позвонил на ферму и сказал миссис Бойл, что никто ни при каких обстоятельствах не должен возвращаться на кладбище. Вскоре после то­го, как солдаты поняли, что произошло, их увезли на вертолете. Чтобы обезопасить этот район прибыли другие части.

Инцидент перерос для армии в катастрофу по связям с общественностью. Ситуация усугубилась тем, что пресс-служба Лисберна опубликовала неточные заявления о произошедшем в попытке представить оправданными действия солдат.

Сначала журналистам сообщили, что армейский патруль остановил трех террористов. На самом деле Боулы не были связаны ни с какой полувоенной группировкой, и было бы трудно пред­ставить, как католики, обнаружившие тайник с оружием ИРА, могли бы вести себя более ответ­ственно. Затем было высказано предположение, что Джон Бойл направил на солдат заряженную винтовку. В заявлении армейской прессы говорилось: «Впоследствии «Армалайт» был найден со снаряженным магазином и готовым к стрельбе патроном в казенной части». На самом деле в оружии не было патронов. Были заявления о том, что солдаты выкрикнули предупреждение, но позже было признано, что делать это было непрактично.

Королевская полиция Ольстера была в ярости на армию, которая, по их мнению, вела себя безот­ветственно, и сотрудники пресс-службы КПО намекнули журналистам, что первоначальная вер­сия событий армии не соответствовала действительности. Полиция поддержала предложение привлечь бойцов САС к суду за убийство. Так началось удивительное судебное расследование, пока единственное в Ольстере, в котором были задействованы военнослужащие САС.

Капрал Бохан и стрелок Темперли, люди, которые стреляли, оказались на скамье подсудимых перед лордом Лоури, главным судьей Ольстера. Армия стремилась сохранить секреты операции САС. Ее попытки помешать суду установить личности солдат граничили с фарсом. Сначала в нем были указаны только инициалы солдат. Затем, во время их первого появления в суде, воен­ные посадили вместе с ними в камеру еще пятерых мужчин, чтобы сбить людей с толку. Судья, сочтя неприемлемой идею о том, что на скамье подсудимых на протяжении всего процесса будут находиться семь человек, настоял на том, чтобы там оставались только двое обвиняемых.

Двадцативосьмилетний капрал ответил за действия обоих мужчин. Он сказал, что КПО сообщи­ла им, что оружие было найдено десятилетним мальчиком. Солдаты были отправлены туда, что­бы задержать того, кто попытался забрать оружие, но предполагаемый террорист повернулся и направил оружие прямо на них, добавил он.

В ходе рассмотрения дела было много споров о том, были ли три пули, убившие Джона Бойла, выпущены сзади, когда он остановился, чтобы поднять оружие, или же смертельный выстрел пришелся ему спереди в голову. Если бы можно было доказать, что они подошли сзади, версия капрала САС о том, что Бойл повернулся к нему лицом, оказалась бы неверной. В конце концов, лорд Лоури принял доказательства того, что пуля вошла в переднюю часть головы Джона Бойла, а это означало, что он действительно смотрел в сторону солдат, когда раздался выстрел.

Но во многих других отношениях судья поставил под сомнение заявления солдата. Предположе­ние капрала Бохана о том, что на него было направлено оружие, было «самооправданием и, в контексте репутации семьи Бойл, не соответствует действительности». Хотя капрал сказал, что план состоял в поимке террориста, его ответы были расплывчатыми и неудовлетворительными, когда его спросили о деталях плана.

Лорд Лоури отметил, что если бы солдаты осмотрели оружие, они бы увидели, что незаряжен­ное оно не может представлять для них никакой угрозы. Если капрал Бохан думал, что погиб­ший был террористом, «остается только удивляться, почему он позволил ему взять винтовку в руки, если винтовка могла быть заряжена».

Судья сказал, что капрал Бохан был «ненадежным свидетелем, стремящимся высказать недо­стойные замечания». Подводя итог, он сказал: «При более тщательном планировании не было бы ничего проще, чем захватить покойного живым, всегда предполагая, что это является главной це­лью». Но судья, хотя и сказал совершенно ясно, что капрал Бохан солгал, не смог признать их виновными в убийстве. Обвинение не смогло доказать вне всяких разумных сомнений, что сол­даты отправились туда с намерением убить любого, кто зайдет в это место.

Это дело предоставило Шинн Фейн огромные возможности, поскольку, по-видимому, под­твердило мнение многих ирландцев о том, что САС были головорезами, готовыми на все, кото­рые нарушали закон, согласно которому солдаты могли применять только такую силу, которая была разумной и необходимой для предотвращения преступления. И такое впечатление сло­жилось не только у преданных своему делу «временных». Показательна позиция отца Джона Бойла, размышлявшего об этом инциденте годы спустя в интервью «Белфаст Телеграф». Он ска­зал, что не испытывает горечи по отношению к бойцам САС, потому что: «Они выполняли свою работу, которая заключалась в том, чтобы убивать всех, кто входил на кладбище. Это то, чем занимаются САС».

Оправдательный приговор капралу Бохану и стрелку Темперли, как и в случае с бойцами САС, освобожденными после пересечения границы с Ирландской Республикой, оказал глубоко пагуб­ное влияние на восприятие полка широкими кругами политических взглядов в Северной Ир­ландии, а не только убежденными республиканцами. Хотя армия неохотно согласилась с тем, что эти люди в первую очередь должны предстать перед судом, эти дела убедили многих представи­телей юридического истеблишмента в том, что будет очень трудно добиться обвинительного приговора в отношении военных, работающих под прикрытием, поскольку жизненно важные фак­ты могут быть утаены от суда. Один адвокат, комментируя подведение судьей итогов по делу Бойла, сказал мне: «Формулировки, которые он использовал в отношении Бохана, были настоль­ко уничижительными, что в любом случае, не связанном с армией, я бы подумал, что практиче­ски невозможно не получить обвинительный приговор в этом суде».

Бохан и Темперли вернулись к службе в полку после суда. Коллеги говорят, что мужчины изме­нились после пережитого и испытывали глубокое сожаление в связи со смертью подростка. Ар­мия не рассматривала инцидент с Бойлом как пятно на послужном списке бойцов САС. На самом деле, изучая эту книгу, я смог установить, что в 1990 году, через тринадцать лет после смерти Джона Бойла, и Бохан, и Темперли все еще служили в действующих эскадронах 22-го полка САС.

В сентябре 1978 года ошибки продолжились, когда бойцы САС застрелили протестанта Джеймса Тейлора. Он вышел на поле близ Лох-Неа с дробовиком в руках, когда искал дичь. Он не был связан ни с какой полувоенной группировкой.

24 ноября 1978 года произошла еще одна стычка между солдатами САС и членом ИРА. Патрик Даффи, пятидесятилетний член ИРА, вошел в пустующий дом на Морин-авеню в Лондондерри. Вполне вероятно, что Даффи был членом штаба квартирмейстера бригады Дерри. В спальне на втором этаже дома было помещено в шкаф различное оружие, включая несколько винтовок и снаряжение для изготовления бомб.

Была организована армейская операция по наблюдению, чтобы держать тайник под наблюдени­ем. В то время как операции в сельской местности позволяли солдатам укрываться в близлежа­щей живой изгороди или канаве, застроенный характер местности создавал особые проблемы для бойцов САС, которые заняли позиции в доме почти за два дня до появления Даффи. Двое солдат находились в другой спальне на втором этаже того же дома, еще один прятался на черда­ке. Солдаты вошли в дом в гражданской одежде. Оказавшись внутри, они открыли сумки с каму­фляжной формой и разнообразным оружием. У одного был «Армалайт», у другого 9-миллимет­ровый пистолет-пулемет «Стерлинг», а у третьего 9-миллиметровый пистолет-пулемет "Ингрэм" американского производства. Все трое прикрепили к своему оружию фонари, техника, используе­мая для облегчения прицеливания в темноте или при слабом освещении. Группа при­крытия ждала на соседней улице в красном фургоне.

Около 20:20 вечера 24 ноября Патрик Даффи подъехал к дому. Его дочь и ее малыш ждали в ма­шине, пока Даффи поднимался по лестнице. Он подошел к гардеробу. «Солдат Б.» говорит, что он выкрикнул предупреждение и начал продвигаться из комнаты в задней части дома в переднюю комнату, где стоял Даффи. «Солдат Б.» сказал, что Даффи «развернулся лицом ко мне, подняв пра­вую руку». Двое бойцов САС открыли огонь из своих пистолетов-пулеметов. В Даффи попало не менее дюжины пуль, и он упал смертельно раненный. Дочь Даффи услышала выстрелы, через несколько мгновений к дому подъехал красный фургон, и она наблюдала, как группа прикрытия, одетая в смесь гражданской и военной одежды, ворвалась в дом. Она только позже узнала, что ее отец был застрелен.

Хотя в здании хранилось внушительное количество оружия, сам Даффи не был вооружен, когда поднимался по лестнице. Эдвард Дейли, римско-католический епископ Дерри, прокомментиро­вал: «Убийство человека только потому, что этот человек входит в дом или место, где незаконно хранится оружие или взрывчатые вещества, совершенно неоправданно».

По мере того как об инциденте появлялось все больше фактов, становилось очевидным, что, как и во многих других случаях, связанных со спецназом, сотрудники САС располагали разведдан­ными, которыми они не поделились с судом, проводившим позднее расследование. Их командир заявил, что он приказал своим людям войти в помещение, обыскать его и держать под наблюде­нием все найденное оружие. Но показания солдат указывали на то, что оружие было помещено в шкаф почти через сутки после того, как они заняли позицию в доме. Не было дано никаких объ­яснений относительно того, почему они не попытались задержать людей, которые разместили там оружие, и почему они не ушли, не обнаружив там никакого оружия с самого начала. Очевид­но, мужчины были достаточно уверены в своих разведданных, чтобы понять, что стоит остаться в доме.

Улики судебно-медицинской экспертизы ставят под сомнение утверждение солдат о том, что они застрелили Даффи, потому что он резко обернулся. В отчете о вскрытии Даффи указывалось, что в него стреляли с расстояния в несколько футов и что пули вошли в его тело «слева и/или сзади и слева от него». Это соответствовало тому, что в него стреляли, когда он стоял лицом к шкафу, левым боком и спиной к солдатам, вместо того чтобы повернуться к ним.

Этот инцидент никак не повлиял на то, чтобы развеять впечатление, что на САС не распростра­нялись обычные юридические ограничения в виде применения минимальной силы, и вместо этого они, как правило, сначала стреляли, а потом задавали вопросы. За шесть месяцев солдаты САС убили трех случайных прохожих. По мере того как 1978 год подходил к концу, практика ис­пользования разведывательных данных для организации смертельных столкновений между подразделениями спецназа и предполагаемыми республиканскими террористами подвергалась все более критическому анализу, особенно в штаб-квартире КПО в Ноке. Некоторым деятелям в иерархии сил безопасности, которые поощряли использование САС в подобных операциях, оста­валось совсем немного времени для службы в Ольстере. Учитывая как промахи в деле связи с об­щественностью, так и юридические последствия такого инцидента, как расстрел Джона Бойла в Данлое, пришло время переосмыслить ситуацию.

Глава 7. Солдаты под прикрытием и закон

Конфликт в Северной Ирландии осложнялся непростым сосуществованием двух культур, солдат на местах и старших офицеров и политиков, заинтересованных в поддержании видимости вер­ховенства закона. Солдат обучен мыслить в терминах ведения боя с врагом и попытки одержать победу, уничтожив как можно больше своих врагов. Во время конфликтов, предшествовавших обретению независимости в некоторых британских колониях, солдатам часто удавалось расправ­ляться с «беспокойными туземцами», задавая минимум вопросов. Однако на улицах Северной Ирландии они оказались ограничены принципом минимального применения силы, который сло­жился за столетия посредничества между полицией и судами.

Вера в то, что проблему можно было бы решить, расстреляв главарей ИРА, была широко распро­странена в армии. «У всех нас, по сути, одна и та же идея о том, как мы могли бы покончить с этим, но мировое мнение этого не поддержит», - как выразился сержант, служащий в Ольстере.

Несмотря на всю браваду, больше подходящую для бара, очевидно, что в последние годы у сред­нестатистического военного было мало возможностей столкнуться в бою с «временными». Информация, которая, скорее всего, привела бы к столкновению, ревниво охранялась секретной элитой Королев­ской полицией Ольстера и армией. Для рядового бойца «Зеленой армии», патрулирующего ули­цы Северной Ирландии, ежедневная угроза исходила от кирпичей, плевков и оскорблений. Обу­чение подчеркивало необходимость терпимости со стороны патрулирующих войск, посколь­ку чрезмерная реакция на оскорбления может привести к инцидентам, которые играют на руку ИРА, подпитывая стереотип националистов о британской армии как о жестокой оккупационной силе.

Солдаты и полиция Ольстера подчинялись тем же правилам применения силы, что и любой дру­гой гражданин. В 1975 году солдат застрелил Патрика Макэлхоуна, фермера, не имевшего связей с полувоенными группировками, когда тот попытался сбежать. Оправдывая солдата, судья сказал, что у него были основания полагать, что Макэлхоун был террористом. Он также сказал, что Ольстер считается «военной или полувоенной ситуацией». Палата лордов поддержала реше­ние суда, заявив, что солдат был прав, открыв огонь, если считал этого человека террористом, потому что он мог «рано или поздно» стать причастным к акту насилия.

Решение по делу Макэлхоуна стало знаковым, дав определение того, что является разумной си­лой, что вызвало тревогу у многих юристов, борцов за гражданские права и обычных граждан. Это фактически позволяло расстреливать людей на месте до тех пор, пока соответствующий сол­дат мог позже утверждать, что он или она думали, что его целью был террорист.

На практике Генеральный прокурор Северной Ирландии, лицо, ответственное за принятие реше­ния о выдвижении обвинений против людей, включая солдат, причастных к подобным инциден­там, счел это понятие слишком широким. Бойцы САС, застрелившие Джона Бойла, были обви­нены в убийстве, несмотря на приговор по делу Макэлхоуна. Несколько лет спустя сотрудники Королевской полиции Ольстера оказались на скамье подсудимых после убийств, которые послу­жили поводом для расследования Джона Сталкера по случаям «стрельбы на поражение». Закон возлагает ответственность на солдата, который нажимает на спусковой крючок, а не на офице­ров, которые собрали разведданные и отдали ему приказ.

Очевидный конфликт между законом о минимальной силе и поведением некоторых солдат и по­лицейских лежит в основе утверждений о политике «стрелять на поражение» в Северной Ир­ландии. Существует три широких аспекта вопроса о том, существует ли политика «стрелять на поражение»:

• Почему силы безопасности в первую очередь занимались этим инцидентом? Если это происхо­дило в результате предвидения террористической атаки, то могли бы быть другие способы остано­вить ее, кроме вооруженной конфронтации.

• Как только начинается конфронтация между солдатами или полицией и террористами, необхо­димо ли применять огнестрельное оружие? Это включает в себя важный вопрос о том, вооруже­ны ли террористы и предупреждены ли они о том, что сила вот-вот будет применена.

• И последнее, как только солдаты или полиция решают открыть огонь, как направляются пули? Приказывают ли им стрелять в жизненно важные органы человека и продолжать стрелять до тех пор, пока цель не выйдет из строя, обычно навсегда, или есть другие способы использовать ору­жие?

Что касается последнего пункта, касающегося стрельбы на поражение в самом буквальном смысле, то никогда не возникало никаких реальных сомнений в том, что как полицейская, так и армейская подготовка по стрельбе из огнестрельного оружия подчеркивает необходимость ис­пользовать оружие именно таким образом, как только стреляющий оказывается в большой опас­ности. Таким образом, расследования обычно сосредоточиваются на двух других элементах по­лемики о «стрельбе на поражение».

Армейское руководство по контрреволюционным операциям гласит: «Лицо, будь то солдат или гражданское лицо, может законно применять такую силу, которая является разумной в данных обстоятельствах, для предотвращения преступлений и проведения законных арестов». Это перекликается с гражданским правом, закрепленным в Законе об уголовном праве (Северная Ир­ландия) 1967 года.

С 1972 года армия издавала инструкции для своих солдат относительно того, что на самом деле разумным применением силы, в виде желтой карточки. Они были розданы каждому солдату, не­которые из них были прикреплены скотчем к прикладам винтовок. В карточке, измененной в 1980 году, подчеркивалось, что «Огнестрельное оружие должно использоваться только в крайнем случае». В нем солдатам говорилось, что они должны были предупредить об открытии огня кого-либо, если только уже не был открыт огонь или если это «увеличит риск смерти или серьезного ранения вас или любого другого человека». Открывать огонь можно было только в том случае, если человек «совершает или собирается совершить действие, которое может угро­жать жизни, и нет другого способа предотвратить опасность».

В то время как старшие офицеры всегда старались подчеркнуть приверженность армии закону, отношение к желтой карточке и принципам минимальной силы, которые она воплощает, как пра­вило, различается на более низких уровнях иерархии командования. По словам одного офицера, «Правила желтых карточек типичны для тех вещей, которые так часто повторяются в армии, что становятся бессмысленными».

Солдаты, участвовавшие в операциях в Ольстере, часто считают эти правила нереалистичными. В частности, многие считают, что идея сначала предупреждать о открытии огня вооруженных террористов - это юридическая тонкость, которую можно применить в реальном мире только с серьезным риском для себя. В качестве доказательства этого иногда приводят случай с младшим капралом Дэвидом Джонсом.

Однажды поздней ночью в марте 1978 года младший капрал Джонс и еще один солдат были на операции в районе перевала Гленшейн в графстве Лондондерри. Военнослужащие увидели, как появились двое вооруженных мужчин в камуфляжной одежде. У мужчин, очевидно, были на­шивки со словом «Ирландия», пришитые к их боевым курткам. Младший капрал Джонс встал и приказал им остановиться, полагая, что они могут быть членами одного из подразделений Полка обороны Ольстера британской армии. Но это были боевики «временных», и они открыли огонь. Джонс, хотя и был смертельно ранен, открыл ответный огонь, ранив одного из террористов, Фрэнсиса Хьюза. Другой мужчина сбежал. Хьюз попал в тюрьму, где стал одним из участников голодовки в блоке «Н».

Сотрудники пресс-службы как армии, так и КПО, упоминают об этом инциденте, когда пытают­ся объяснить поведение сил безопасности в других случаях, когда предупреждения, возможно, не были даны. Три журналиста «Сандей Таймс» в своей книге «Засада» утверждают, что млад­ший капрал Джонс был членом САС и что инцидент оказал «длительное психологическое воз­действие на полк». Авторы утверждают, что судьба младшего капрала Джонса каким-то образом объясняет действия бойцов САС в Гибралтаре десять лет спустя.

Однако стоит помнить, что младший капрал Джонс, по-видимому, дал предупреждение не пото­му, что у него было благожелательное представление о том, как будут вести себя террористы, а потому, что, будучи профессиональным солдатом, он не хотел открывать огонь по тому, кто, по его мнению, мог быть дружественными силами. Независимо от того, оказала ли смерть млад­шего капрала глубокое влияние на САС или нет, Джонс не был членом этой организации. Его имя не значится на мемориальной доске на часовой башне в Херефорде, где высечены имена других павших бойцов 22-го полка САС. Младший капрал Джонс был указан в извещении о его смерти в «Пегасе», журнале воздушно-десантных войск, как принадлежащий к «3-му пара­шютно-десантному». Вполне вероятно, что он был членом взвода ближнего наблюдения 3-го ба­тальона парашютно-десантного полка, который в то время служил в Ольстере.

Многие солдаты, участвовавшие в тайных наблюдениях, считают, что давать предупреждение просто непрактично. Один из них описывает настроение во время операций: «Вы должны по­мнить о страхе. Если кто-то всю ночь прождал в засаде, он наверняка обосрется. Если в тени по­явится кто-то, кто выглядит так, будто у него есть оружие, они не будут задавать много вопро­сов, они просто это сделают».

Офицеры, у которых брали интервью для этой книги, особенно те, кто участвовал в операциях типа засад, считают, что это была негласная договоренность. «Я всегда говорил своим солдатам, что с ними ничего не случится, пока они могут оправдать свои действия желтой карточкой», го­ворил один из них. Подразумевается, что впоследствии можно будет собрать воедино все осно­вания для открытия огня.

Офицер САС утверждает, что военнослужащему, борющемуся с терроризмом, должна быть предоставлена дополнительная свобода действий по сравнению с обычным гражданином: «Вы возлагаете чертовски большую ответственность на молодых людей, заставляя их принимать ре­шения за доли секунды. В вооруженных силах должен быть «фактор погрешности». Накажете ли вы солдата А., который, возможно, допустил ошибку? Если вы начнете преследовать солдат в сомнительных ситуациях, вы начнете для себя создавать проблемы.»

Трудности, которые он предвидит, заключаются в том, что солдаты не будут готовы идти на та­кой же риск. Конечно, были случаи, когда как полицейские, так и солдаты в Северной Ирландии возражали против операций на основании связанных с ними рисков. «Сделка» между солдатами и иерархией британской армии о том, что они будут сопротивляться судебному преследованию, не всегда может соблюдаться. В некоторых случаях, обычно в тех, где были допущены самые се­рьезные ошибки, такие как инцидент с Бойлом, или где существует большая политическая напряженность, военнослужащие под прикрытием могут оказаться на скамье подсудимых.

Страх перед судебным преследованием и неприязнь к бюрократии сделали Северную Ирландию непопулярным местом среди некоторых бойцов САС. Солдат I., сержант САС, опубликовавший свои мемуары, писал: «Белфаст с его зловещими улицами и отчужденным населением не был местом для высококвалифицированных спецназовцев. Это была работа для вооруженных поли­цейских, оперативников, которые знали закон и могли проложить себе путь через минное поле нормативных актов».

Многие солдаты САС резюмируют свое отношение к применению смертоносной силы в ситуа­циях, подобных Ольстерской, словами: «Игры больших мальчиков, правила больших мальчи­ков». Другими словами, любой член ИРА, пойманный с винтовкой или бомбой, может ожидать что его застрелят, что бы ни говорила желтая карточка. По словам члена полка, это высказыва­ние является их «оправданием убийства людей».

Хотя прогрессивная поправка к законам в Северной Ирландии не зашла достаточно далеко для многих солдат спецназа, она вызвала критику в либеральных кругах. Еще до Смуты в Ольстере существовала отдельная правовая традиция. Суды Короны утратили возможность выносить вер­дикт о незаконном убийстве на дознаниях примерно за десять лет до того, как войска вышли на улицы Северной Ирландии в 1969 году. После того, как началась Смута, было внесено много других изменений. Интернирование без суда было разрешено на ограниченный период с августа 1971 года. Затем, в 1973 году, при рассмотрении дел о терроризме были отменены при­сяжные заседатели, оставив только судью в так называемых судах Диплока, шаг, предпринятый в основном из-за опасений запугивания. В настоящее время присяжные заседатели используются только при проведении расследований и в ходе разбирательств о диффамации.

На всей территории Соединенного Королевства были приняты некоторые правовые меры, свя­занные с терроризмом. Традиционное право подозреваемого на предъявление обвинения или освобождение в течение сорока восьми часов былоизменено в соответствии с Законом о предот­вращении терроризма (впервые принятым в 1974 году), чтобы предоставить детективам три или семь дней на подготовку дела против предполагаемых террористов. Однако большинство изме­нений коснулось только самой Северной Ирландии.

Концепции «сделки» и «фактора погрешности» являются результатом реалистичного отношения к судам, а также лояльности между бойцами спецназа. Офицеры знают, что крайне маловероят­но, что суды первой инстанции без участия присяжных в Северной Ирландии осудят солдата за убийство, поскольку они обязаны делать скидку на человека, убившего при исполнении служеб­ных обязанностей. Армия утверждает, что в любом случае крайне нежелательно допус­кать су­дебное преследование: они вряд ли приведут к обвинительным приговорам; в процессе они под­рывают моральный дух солдат; и они не удовлетворяют националистов, которые счита­ют, что су­дебное разбирательство было попыткой обелить себя.

Многие офицеры цинично относились к судебному процессу, часто в результате того, что виде­ли, как мужчины и женщины, которых они считали виновными в террористических преступле­ниях, выходят на свободу или получают легкие приговоры. Эти офицеры считали многих адво­катов, представляющих подозреваемых или семьи людей, застреленных армией, неофициальны­ми агентами ИРА. Они предполагали, например, что адвокат может согласиться передать сооб­щение от террориста его командиру или может использовать перекрестный допрос свидетеля из сил безопасности в попытке выяснить, была ли операция результатом утечки информации вну­три ИРА. Хотя мне были предъявлены конкретные обвинения, они остаются неподтвержденны­ми и касаются не более чем небольшой доли тех, кто занимается такой юридической работой. Чувствительность армии к судам возросла в связи с тенденцией к проведению более тайных опе­раций. Один старший офицер, служивший в Лисберне в конце 1970-х годов, замечал: «Если вы участвуете в тайной войне, вы знаете, что никогда не сможете полностью объяснить эту сторону жизни».

Это вызвало необходимость внесения изменений в закон, призванный защитить солдат, работаю­щих под прикрытием, их информаторов и технические средства, используемые для сбора инфор­мации. Генерал Фрэнк Китсон, командир 39-й армейской бригады в Белфасте в начале Смуты и один из теоретиков антитеррористических операций, утверждает: «Все, что делается прави­тельством и его агентами для борьбы с повстанцами, должно быть законным. Но это не означает, что правительство должно действовать в рамках точно такого же свода законов во время мятежа, который существовал ранее». Очевидно, следуя совету Китсона, армия пошла на определенные меры во время рассмотрения дела Бойла, чтобы помешать суду узнать личности бойцов САС.

За стрельбой САС, как и за другими, последовали расследования, поэтому правительство приня­ло меры по изменению процедур расследования. В 1980 году был введен измененный свод пра­вил для коронеров в Северной Ирландии: расследования в Ольстере больше не могли выносить открытый вердикт, если коронеры полагали, что кто-то, кроме умершего, несет ответственность за его или ее смерть, но вместо этого им было предписано просто опубликовать «выводы» с ука­занием того, когда, где и как умер этот человек. Лорд Хейлшем, тогдашний лорд-канцлер, оха­рактеризовал открытый вердикт в Северной Ирландии как «мощный источник затруднений».

С введением «выводов», а не вердиктов, любое решение о привлечении к ответственности со­трудников сил безопасности будет приниматься Генеральным прокурором и будет основываться на полицейском расследовании. Возможность влияния независимого коронера на такое решение была исключена.

Изменение 1980 года было частью общего обзора процедур, рекомендованных для Англии и Уэльса в отчете Бродерика. Однако они были введены в действие только в Ольстере: расследова­ния в Англии и Уэльсе всегда были и все еще могут приводить к вынесению открытых вердик­тов и вердиктов о незаконном убийстве.

Новые правила также сняли с коронеров в Северной Ирландии обязательство, которое все еще распространяется на их коллег в Англии или Уэльсе, привлекать в случае смерти всех, кого со­чтут «целесообразным». Правила 1980 года означали, что солдат, совершивших стрельбу со смертельным исходом, больше нельзя было заставлять присутствовать на месте происшествия. И, в отличие от остальной части Соединенного Королевства, присяжных коронеров в Северной Ирландии выбирает полиция.

Результатом этих правил стало то, что армия и КПО смогли представить свою версию событий в расчете на то, что присяжные не будут подвергать ее тщательному рассмотрению, особенно те, кто проводил операцию. После неразберихи, последовавшей за расстрелом Питера Клири в 1976 году (см. главу первую), о том, как следует поступать с САС после такого инцидента, Лисберн ввел в действие обширный механизм защиты своих бойцов.

Офицеры юридической службы армии были специально обучены закону о минимальном при­менении силы, и для них стало обычным делом встречаться с солдатами перед допросом в уго­ловном розыске, которое несет ответственность за расследование инцидентов со смертельным исходом, и оставаться с солдатами на протяжении всех их допросов.

Поэтому заявления солдат, подаваемые в суды, готовились в консультации с армейскими юриста­ми на регулярной основе. Необходимость убедить суд в том, что примененная сила была разум­ной и необходимой, привела в 1980-х годах к заявлениям, которые звучали удивительно похоже от одного инцидента к другому, несмотря на очевидную неразбериху, которая сопровождала не­которые случаи смерти.

На следствии по делу о стрельбе у почтового отделения Баллисиллана в 1978 году, состоявшемся через два года после этого события, солдатам пришлось оправдываться за убийство Уильяма Ханна, местного жителя, который был убит по дороге домой из паба. Один из двух бойцов САС, которые подошли к Ханну, рассказал следствию: «Внезапно он сделал резкое движение, и мы подумали, что он потянулся за пистолетом, поэтому мы оба открыли огонь».

Патрик Даффи, безоружный член ИРА, убитый в Лондондерри в ноябре 1978 года, судя по пока­заниям солдата Б. на дознании в 1980 году, потянулся за оружием. Солдат утверждал, что Даффи «развернулся» и поднял правую руку вверх.

На следствии по делу о расстреле трех невооруженных членов ИРА в Гибралтаре в 1988 году солдаты САС, которые вели стрельбу и которые давали свои показания лично, а не в письменной форме, что стало нормой в судах Ольстера, также ссылались на повороты и движения руками, которые предположительно были попытками схватить либо оружие, либо устройство дистанци­онного управления бомбой. Солдат А. сказал, что Дэнни Макканн «агрессивно провел правой рукой по передней части своего тела». Солдат С. рассказал, что Шон Сэвидж, еще один терро­рист, «очень быстро развернулся» и «упал, прижав правую руку к карману куртки». У Ханны, Даффи, Макканна и Сэвиджа, похоже, возникло желание схватиться за оружие, которого у них не было.

Попытки скрыть всю правду от судов часто мотивировались желанием защитить ценных инфор­маторов. Но действовал и другой, более фундаментальный фактор. Старшие офицеры и полити­ки осознавали важность поддержания видимости верховенства закона. Некоторые полагали, что лучший способ сделать это - успокоить националистическое беспокойство после инцидента, раз­решив проведение расследований или запросов со стороны полиции, но ограничив ущерб, кото­рый может быть нанесен, путем ограничения информации, предоставляемой посторонним ли­цам, пытающимся тщательно расследовать секретные операции. Но принцип поддержания види­мости законности, столь важный для подрыва поддержки терроризма, не очевиден для многих солдат.

Один сержант, служивший в разведке в Ольстере, говорит: «Я не возражаю против смертной каз­ни или этой политики стрельбы без предупреждения по вооруженным террористам, я просто хо­тел бы, чтобы у правительства хватило смелости признать это». Он раскрывает отношение к расстрелу вооруженного террориста, которое армия никогда бы публично не одобрила. Опять же, «политика», на которую он ссылается, - это игры «больших мальчиков», правила «больших мальчиков», а не кодекс поведения, публично признанный правительством. Подчеркивают суть дела комментарии офицера разведки, сказавшего, что предоставил информацию для этой книги отчасти потому, что «я не понимаю, почему мы не можем признать, что стреляем в этих террори­стов».

И офицер, и сержант имели в виду засады, устраиваемые спецназом, обычно на основе предва­рительной информации, предоставляемой разведывательными службами, и с участием не­большого, хорошо подготовленного контингента солдат. Они, как и солдаты в целом, согласи­лись бы с тем, что неприемлемо подойти на улице к известному члену ИРА и хладно­кровно застрелить его или ее.

Старшие армейские офицеры понимают культуру солдата, который хочет немедленно открыть огонь, если увидит предполагаемого террориста во время операции, и давление, которое может заставить его сделать это по ошибке, когда он лежит в засаде в безлюдном поле поздно ночью. Но они также понимают необходимость контролировать применение силы и избегать публично­го позора министров. «В конце концов, на самом деле все дело в связях с общественностью», - говорил один офицер, занимавший руководящую должность в Лисберне. Манипулирование вос­приятием националистического сообщества относительно того, действуют ли силы безопасно­сти в рамках закона или нет, является одним из ключевых элементов усилий республиканского дви­жения по сохранению своей поддержки. В этом контексте армия в Северной Ирландии не только стремилась наилучшим образом осветить потенциально неприятные инциденты, но и в разное время намеренно пыталась ввести журналистов в заблуждение.

В 1970-х годах подразделение информационной политики армии отвечало за распространение дезинформации об ИРА и лоялистских полувоенных группировках. Подразделение также участвовало в печатании поддельных листовок и плакатов, направленных на дискредитацию этих организаций. В том, чтобы лгать прессе, нет ничего противозаконного, на что в разное вре­мя в частных беседах указывали высокопоставленные офицеры армии и КПО.

Колин Уоллес, государственный служащий, служивший в армейском отделе информационной политики, позже выступил с утверждениями о том, что армейские пресс-офицеры сотрудничали с МИ-5 для распространения клеветнических историй о ведущих политиках, в том числе связан­ных с террористическими группировками в Ольстере, а также о членах лейбористского прави­тельства того времени, которые стали непопулярными у старших офицеров сил безопасности. В январе 1990 года правительство организовало независимое юридическое расследование под ру­ководством королевского адвоката Дэвида Калькутта в связи с утверждениями о том, что Уоллес был несправедливо уволен со своей работы в рамках сокрытия фактов. Калькутта установил, что Уоллес был несправедливо уволен, рекомендовав выплатить компенсацию, и вышел за рамки полномочий расследования, сообщив, что апелляция сотрудника службы информации на его увольнение в совет по гражданской службе была отклонена после представления совету офици­альных лиц Министерства обороны.

Несмотря на вердикт Калькутта, Уайтхолл отвергает утверждения о том, что Уоллеса ложно об­винили в убийстве, в котором он был признан виновным и осужден за непредумышленное убий­ство в 1981 году. Вопрос о том, кто именно был очернен подразделением «черной пропаганды» Лисберна в 1970-х годах, остается более сложным. Правительство продолжает отвергать утвер­ждение Уоллеса о том, что сотрудники разведки в Ольстере вступили в сговор с целью очернить тогдашнего премьер-министра Гарольда Вильсона. Но в нем признается, что подобные действия осуществлялись против людей, связанных с экстремистской политикой в Ольстере.

В парламентском ответе, в котором объявлялось о начале расследования Калькутты, Арчи Га­мильтон, министр вооруженных сил, заявил: «С середины 1970-х годов в Северной Ирландии не проводилась политика распространения дезинформации способами, направленными на очерне­ние отдельных лиц и/или организаций в пропагандистских целях».

Ссылаясь на политику середины 70-х годов, это заявление, скрупулезно составленное в стиле государственной службы, подразумевает, что сбор информации, который, по словам Уоллеса, проводился МИ-5 для использования против лоялистских экстремистов, подозреваемых в сексу­альном насилии в приюте для мальчиков Кинкора, действительно мог осуществляться в начале 70-х годов, хотя Уайтхолл этого не подтвердит. Это также оставляет открытой возможность дезинформации в целях, отличных от очернения «отдельных лиц и/или организаций в целях про­паганды». Два дня спустя во время в ходе дебатов по делу Уоллеса Том Кинг, государственный секретарь по обороне, ранее представлявший Северную Ирландию, был рад указать на другие такие цели. Он сообщил Палате общин, что дезинформация все еще используется в Ольстере, «где это необходимо для защиты жизней и по разумным и абсолютно благородным соображени­ям безопасности».

Хотя распространение заведомо ложных версий событий, как, например, после стрельбы в Бал­лисиллане, должно было стать обычным делом после операций полицейских и армейских подразделений под прикрытием, дезинформационные мероприятия такого рода, проводимые Ко­лином Уоллесом, безусловно, стали более редкими, если не прекратились совсем, в конце 70-х и начале 80-х годов. Отчасти это стало результатом растущей роли поли­ции в руководстве стратегией по связям с общественностью. В то время как армейское командо­вание в начале 70-х рассматривало информацию как законное оружие, особенно в попытках разжечь фракционное соперничество внутри полувоенных группировок, философия Нока была иной.

Сдвиг в армии в сторону более искреннего и безоговорочного признания главенства полиции в начале 80-х годов, должен был сопровождаться появлением более тесного согласия в области связей с общественностью. Было решено, что лучший способ действовать - убрать конфликт из заголовков газет. Попытки распространить дезинформацию о политиках и общей ситуации с без­опасностью были сведены к минимуму, поскольку считалось, что отсутствие огласки - это хоро­шая огласка.

Часть 2. 1979-1982 год

Глава 8. Смена настроения

В конце 1978 года армия пересмотрела свою политику в отношении развертывания подразделе­ний САС и прекратила, по крайней мере на некоторое время, использование этих хорошо обу­ченных войск для организации засад. Это последовало за усиленным вниманием и растущим беспокойством по поводу поведения военнослужащих САС в тайных операциях как со стороны обществен­ности, так и со стороны КПО. С 1976 по 1978 год САС убила десять человек. Семеро из них бы­ли членами ИРА, но трое были простыми свидетелями. Даже некоторые из тех в Лисберне и Но­ке, кто верил, что САС может законно применять неофициальный вид смертной казни, сочли склонность полка к «судебным ошибкам» неприятной.

Один старший офицер, служивший в то время в Лисберне, отрицает, что переосмысление было вызвано количеством ошибок. Другой отмечает: «Никто не занимается тем, что ставит мини­стров в неловкое положение». В некоторых своих публичных заявлениях о перестрелках с уча­стием спецназа армия пытается создать впечатление, что это случайные столкновения. Отряд САС может быть назван, вводя в заблуждение, «патрулем». Намерение состоит в том, чтобы со­здать впечатление, что военное командование не знало заранее о местонахождении конкретных террористов. Однако ясно, что для организации засад САС, могла быть использована информа­ция, как это было в период с 1976 по 1978 год.

В декабре 1978 года засады прекратились, и в течение пяти лет, до декабря 1983 года, САС нико­го не убивала в Северной Ирландии. Конечно, в течение этого периода члены ИРА были убиты обычными армейскими патрулями, КПО и, в одном инциденте, 14-й разведывательной ротой. Однако анализ всех опубликованных источников о смертях в Ольстере, включая собственный «Список почета» павших добровольцев Шинн Фейн, показывает, что, например, в период с 1979 по 1980 год только один член ИРА был убит армией во всей Северной Ирландии.

Но если САС была стреножена, кто был ответственен за это? Ответ, по-видимому, лежал на самом верху командной структуры сил безопасности. В те дни, когда операции САС ограничива­лись Южным Арма, руководство операциями осуществлялось на относительно низком уровне. В этом районе часто был главным командир армейского батальона, иногда обращаясь к лицам с более высокими полномочиями, в 3-ю бригаду в Портадауне для проведения определенных опе­раций.

Один отряд остался в Бессбруке в Южном Арме, в районе, контролируемом 3-й бригадой, но остальные три были размещены в другом месте. Один был направлен в 39-ю бригаду в районе Белфаста, другой - в 8-ю бригаду в Лондондерри. Четвертый отряд оставался в центральном пункте дислокации под личным контролем командующего сухопутными войсками. Хотя осталь­ные отряды формально были прикреплены к штабам трех бригад, это было в значительной сте­пени лишь для административного удобства. Один офицер описывает такое расположение: «Имело смысл расставить их по кругу, с точки зрения более быстрого реагирования на местах. Если у КСВ не было для них никаких дел, они шли к командиру бригады». Однако в большинстве слу­чаев САС находились под контролем командующего сухопутными войсками. Эта система коман­дования и развертывания была задумана в конце 1977 года и, вероятно, оставалась в силе до кон­ца 1980 или начала 1981 года. Преимущество системы состояло в том, что она давала регионам «собственных» спецназовцев, готовых быстро отреагировать в случае чрезвычайной ситуации. Проблема заключалась в том, что это распыляло усилия САС, в то время как их лучше было бы сосредоточить в том месте, где были доступны наилучшие разведданные.

После 1978 года у КСВ все еще была возможность использовать их для засад, если бы он захо­тел. Один офицер, занимающий ключевую должность в Лисберне, говорит: «Было много случа­ев, когда мы знали, что собираются сделать террористы». Но ключевые личности, а вместе с ни­ми и отношение к применению смертоносной силы, изменились.

В феврале 1979 года Джеймс Гловер, бригадный генерал Генерального штаба, который написал несколько влиятельных разведывательных отчетов, находясь в Уайтхолле, прибыл в Лисберн в качестве командующего сухопутными войсками после повышения до генерал-майора. Генерал-майор Гловер выступал против засад на ИРА. Он остро осознавал важность похорон для поддер­жания республиканского движения и не хотел, чтобы убийство попало в заголовки газет.

Традиция мученичества давняя, и она играет важную роль в подтверждении статуса образцовых республиканцев в семьях, потерявших члена, сражавшегося за ИРА. Похороны добровольцев становятся своеобразной демонстрацией солидарности, в ходе которой точные обстоятельства смерти человека часто забываются, поскольку скорбящие поддаются эмоциям. Похороны «до­бровольца» из «временных», возможно, еще подростка, на которых тысячи людей прошли мар­шем за гробом, были важны для подтверждения статуса людей, которые в противном случае, возможно, никогда бы не заслужили никакого уважения в своем сообществе.

Идея о том, что мученичество увеличивает поддержку ИРА и поэтому его следует избегать лю­бой ценой, была высказана несколькими офицерами в Лисберне в период с 1977 по 1978 год. Но другие более убедительно утверждали, что устраивать засады было целесообразно, главным об­разом потому, что они удерживали других от совершения террористических преступлений. Те­перь баланс сил в споре изменился.

Джеймс Гловер уже написал строго засекреченный документ, в котором изложил свою убежден­ность в необходимости существенных изменений в организации военной разведки, когда он еще был бригадным генералом в Лондоне. Он знал, что разведданные являются ключом к предотвра­щению террористических актов и что получить их будет сложнее после перехода ИРА к структу­ре ячеек. Генерал-майор Гловер много лет спустя подытожил свое предпочтение агентам, а не за­садам в интервью телепрограмме Би-би-си «Панорама»:

- Я всегда говорил: «Приведите мне террориста, который может работать на меня, а не давайте мне мертвого террориста».

Хотя генерал-майор Гловер работал в 1979 году на того же командующего войсками в Северной Ирландии, генерала-лейтенанта Кризи, который ранее выступал за агрессивное использование сил специального назначения, произошли и другие изменения на высших уровнях. Рой Мейсон, госсекретарь, который верил в оказание военного давления на ИРА, был заменен после победы консерваторов на всеобщих выборах в мае 1979 года Хамфри Аткинсом. И хотя главный констебль Кеннет Ньюман изначально соглашался с развертыванием САС, он все более скепти­чески относился к тому, чего они могут достичь в сложных обстоятельствах Северной Ир­ландии. Многие офицеры Королевской полиции Ольстера считали случай с Бойлом в Данлое экстраординарным проявлением некомпетентности армии. И в то время как Лисберн считал опе­рацию в Баллисиллане «успешной», офицеры RUC расценили этот случай как пропагандист­скую катастрофу для сил безопасности.

Между новым командующим сухопутными войсками и Королевской полицией Ольстера сло­жился консенсус в отношении того, что САС не следует использовать в засадах. Вместо этого их навыки маскировки будут использованы для того, чтобы позволить им играть более активную роль в расширяющихся усилиях по наблюдению.

В позиции КПО был элемент личной заинтересованности. Ньюман, с его непоколебимой верой в главенство полиции, хотел, чтобы секретные подразделения КПО взяли на себя обязанности ар­мии. Но многие армейские офицеры считали, что большинство полицейских непригодны для та­кой работы: по их словам, сидеть в канаве в течение нескольких дней, насквозь промокнув, было похоже на слишком тяжелую работу для сотрудника полиции. Они считали, что КПО в большей степени придерживается менталитета «от девяти до пяти». Некоторые, помня ярко выраженный протестантский привкус полицейских отрядов Специальной патрульной группы, задавались во­просом, будет ли полиция вести себя беспристрастно в ситуациях, когда их сотрудники сталки­ваются с террористами. Один высокопоставленный офицер говорит о формировании в КПО спе­циальных подразделений: «Чего они изначально не оценили, так это степени профессионализма, которая требовалась для достижения успеха».

Полиция считала, что они могли бы обучить людей работе под прикрытием, даже если для этого им пришлось бы завербовать много бывших солдат. Старший офицер КПО говорит, что он счи­тает правильным, что сотрудник полиции должен быть привлечен к такой работе, потому что «у него больше понимания правовых последствий своих действий, другая подготовка».

Все эти дебаты о силах специального назначения и интеграции разведки происходили в контек­сте широкой и неразрешенной напряженности между КПО и армией, которая постепенно угаса­ла с момента установления главенства полиции в начале 1976 года. Все еще соглашаясь с этим принципом, штаб в Лисберне чувствовал, что контроль над операциями был передан КПО слиш­ком быстро. Опасность открытого выражения таких взглядов на еженедельных заседаниях Комитета по политике безопасности, должно быть, была очевидна генерал–лейтенанту Кризи, командующими войсками в Северной Ирландии, это могло спровоцировать скандал, который на­нес бы ущерб всем антитеррористическим усилиям. Но, в любом случае, соперничество между армией и КПО вот-вот должно было вылиться в открытую форму из-за серии разрушительных событий за один день.

Глава 9. Уорренпойнт

События 27 августа 1979 года привели к обострению напряженности, которая усиливалась меж­ду КПО и армией в течение последних нескольких лет. Это был день, когда армия понесла самые тяжелые потери в Северной Ирландии за всю историю и было совершено убийство члена королев­ской семьи – день, который, по словам высокопоставленного представителя сил безопасности, «привел к обострению кризиса, назревавшего между полицией и армией».

Солдаты 2-го батальона парашютно-десантного полка направлялись из армейских казарм в Бал­ликинларе, графство Даун в направлении Ньюри. Люди ехали в двух четырехтонных грузовиках и «Лендровере». У них было защиты не больше, чем обеспечивали брезентовые борта их машин.

ИРА решила устроить им засаду в местечке под названием Нарроу-Уотер, недалеко от Уоррен­пойнта. Здесь дорога подходит вплотную к полоске воды, которая отмечает международную гра­ницу между Республикой и Севером и соединяет Ньюри через канал с Ирландским морем.

По своей концепции и планированию атака показала, как далеко продвинулись «временные» по сравнению со своими ранними, хаотичными днями изготовления бомб. При нападении было ис­пользовано около 680 килограмм взрывчатки. Нападения в сельской местности часто связаны с использованием огромного количества взрывчатки, потому что ИРА знала, что шансы зацепить невинных прохожих гораздо меньше, чем в городе, и потому что им было гораздо легче спрятать большое количество взрывчатки на открытой местности.

Около 230 килограмм взрывчатого вещества было уложено в маслобойки, помещено на прицеп грузовика и накрыто тюками с сеном. Прицеп был оставлен на стоянке у дороги. Люди, плани­ровавшие нападение, в полной мере использовали местные знания и опыт. В 1976 году «времен­ные» попытались устроить засаду королевским морским пехотинцам точно в том же ме­сте. Но солдаты, которых они хотели поймать, заметили провода, по которым должна была быть переда­на команда на взрыв бомбы. Королевские морские пехотинцы, осознав опасность, укры­лись в 400 метрах отсюда, за гранитной кладкой ворот замка Нарроу-Уотер.

Три года спустя Временное правительство решило поступить по-другому. Не было бы никаких контрольных командных проводов. Вместо этого бомба в трейлере должна была сработать с по­мощью дистанционного управления, используя небольшой передатчик, типа тех, что изготов­ляют любители авиамоделей. Вторая бомба, вдвое более мощная, чем первая, должна была быть заложена у ворот замка. Просто чтобы убедиться, что там укрылись солдаты, снайперы на дру­гой стороне канала, в Республике, откроют огонь после взрыва первой бомбы.

Примерно в 16:30 бомба, заложенная в прицеп, взорвалась, зацепив второй грузовик. Взрывной волной его разорвало на части, и шестеро находившихся внутри десантников погибли. Члены ИРА открыли огонь, когда ошеломленные десантники попытались вытащить изувеченных това­рищей из искореженного металла. На дороге также был убит прохожий. Как и предполагала ИРА, десантники искали укрытия за воротами замка. Все шло по плану ИРА.

Базировавшийся неподалеку в Бессбруке батальон, из Собственного Ее Величества хайлендско­го полка, был поднят по тревоге. Взлетел вертолет «Уэссекс». Подполковник Дэвид Блэр, ко­мандир «Хайлендеров», вылетел на легком вертолете «Газель» для расследования.

В 16:59, когда подполковник Блэр совещался с десантниками за воротами, а «Уэссекс» взлетал с ранеными, был отправлен еще один радиосигнал. Сработало устройство весом в 1000 фунтов у ворот. Еще двенадцать военных, включая подполковника, погибли.

В тот же день ИРА нанесла удар в Муллагморе, в Республике. Лорд Маунтбеттен, дядя герцога Эдинбургского, и еще три человека были убиты бомбой, спрятанной на их прогулочном катере. И снова это была очень изощренная атака. Для точного определения цели была использована тщательная разведка. Около 50 фунтов взрывчатки было спрятано под палубой яхты, и, как и в Уорренпойнте, для его подрыва использовался передатчик радиоуправления.

В Лисберне и Ноке царило смятение. Офицеры задавались вопросом, если бы это была обнов­ленная ИРА как они бы с ней справились,? «Временные» устроили два «потрясения» за один день. Любой из них, убийство большого числа десантников или удар по члену королевской се­мьи, сам по себе был бы сильным ходом. Вместе их было достаточно, чтобы довести разногла­сия по поводу политики безопасности до такой степени, что пришлось вмешаться премьер-министру.

Маргарет Тэтчер была избрана премьер-министром всего за три месяца до этого. Она обнаружи­ла, что столкнулась со своим первым настоящим кризисом. Как и до, так и после, организация ИРА «потрясения» вызвала множество призывов к жестким действиям. Миссис Тэтчер отправи­лась в Северную Ирландию, чтобы встретиться с командующим войсками, командующим сухо­путными войсками и главным констеблем. События 27 августа вкупе с убийством террористами ИНОА ее старого друга и политического помощника Эйри Нива ранее в этом году означали, что миссис Тэтчер отправилась в Северную Ирландию с желанием принять меры, которые действи­тельно навредили бы ИРА. Но вскоре она оказалась втянутой в соперничество армии и Королев­ской полиции Ольстера.

Генерал-лейтенант Кризи, командующий войсками в Северной Ирландии, решил, что настало время проверить, что по его мнению, не было ли принятием на себя КПО ответственности за безопасность преждевременным. Во время рабочего обеда, на котором присутствовали премьер-министр и старшие армейские офицеры в штабе 3-й бригады в Портадауне, генерал-лейтенант Кризи вставил то, что, выражаясь бюрократическим языком, было кинжалом. Он предложил, что в Ольстере должен быть единый глава службы безопасности, и подразумевал, что это должен быть военный. Командующий заявил, что армия должна восстановить оперативный контроль, по крайней мере, на ограниченный период. Сначала он попросил двенадцать месяцев, позже сокра­тив этот срок до шести. Он также выступал за более тесную интеграцию разведывательных служб, что, по сути, уже началось.

Премьер-министр отправилась в Кроссмаглен, чтобы поговорить с военнослужащими, а затем на вертолете в казармы Гоф в Арме, где ее ждали Кеннет Ньюман и команда из Королевской поли­ции Ольстера. Там главный констебль попросил ее санкционировать увеличение численности полиции на 1000 человек. Премьер-министр согласилась с этим на месте. В дни, последовавшие за ее возвращением в Лондон, Ньюман защищал принятие КПО контроля над всеми операциями по обеспечению безопасности, сопротивляясь призыву армии временно отменить главенство по­лиции.

В Лондоне Фрэнку Куперу, высокопоставленному гражданскому служащему Министерства обо­роны с некоторым опытом работы в Ольстере, было поручено оценить предложения армии и КПО. Купер вскоре осознал трудности, связанные с отказом от главенства полиции, даже вре­менно. Но нельзя было отказываться от попытки армии восстановить направление операций. Ку­перу пришла в голову идея назначить кого-нибудь, кто мог бы смягчить напряженность в отно­шениях между полицией и армией и наметить дальнейший путь в политике безопасности. Было решено, что Морис Олдфилд, возглавлявший Специальную разведывательную службу (МИ-6) с 1973 по 1978 год, должен быть назначен координатором по вопросам безопасности. Олдфилд, которого иногда называют образцом для вымышленного персонажа Джона Ле Карре Джорджа Смайли, ушел на пенсию и поступил в «Колледж всех душ» в Оксфорде, где намеревался возоб­новить свой интерес к средневековой истории. Его чувство долга было таково, что Олдфилд счел невозможным отказать личному призыву премьер-министра отправиться в Северную Ирландию.

О его назначении координатором по вопросам безопасности было объявлено 2 октября 1979 го­да, и менее чем через неделю он прибыл на место. Олдфилд, холостяк, жил в квартире над своим офисом в Стормонт-хаусе, примыкающем к замку, который когда-то был домом для правитель­ства Северной Ирландии. Координатору по вопросам безопасности не были даны полномочия  фактического руководства операциями; также ему не было дано никаких полномочий принуждать КПО или армию принять его решение. Вместо этого он и его сотрудники были проинструктиро­ваны составлять отчеты, в которых анализировалось, что идет не так в том, как правитель­ство справляется с ситуацией. Некоторые из этих исследований касались конкретных вопросов политики безопасности, например организации разведывательной деятельности. Другие излага­ли политическую, экономическую стратегию и стратегию безопасности для каждого из шести графств Ольстера. Цель состояла в том, чтобы представить эти отчеты министрам и должност­ным лицам, которые затем могли бы внедрить дальнейшие улучшения в области безопасности на основе рекомендаций Олдфилда.

Олдфилду помогала в выполнении его задачи группа, известная как Штаб планирования. В него входили два офицера армии, два офицера КПО и два гражданских служащих. Ее члены были растущими фигурами в своих организациях. Бригадный генерал Роберт Пэс­коу, старший офицер армии, был офицером в Королевских полку «Зеленых курток», командовав­ший батальоном в Ольстере и впоследствии стал там командующим. Помощник главного констебля Джон Уайтсайд считался одной из восходящих звезд КПО. До прихода в Штаб плани­рования он несколько лет проработал старшим суперинтендантом в уголовном ро­зыске Белфа­ста. Когда восемнадцатимесячное назначение в качестве сотрудника Штаба плани­рования было завершено, он стал главой уголовного розыска.

Координатор по вопросам безопасности заслужил уважение большинства людей, с которыми он контактировал. Как вспоминает высокопоставленный сотрудник штаба в Лисберне, «У него не было исполнительной власти, но благодаря своему великолепному эффекту присутствия и опыту он был способен убеждать и уговаривать людей идти правильным путем. Он действительно был чем-то вроде фигуры Соломона: все думали, что могут доверять ему и идти к нему. Люди были готовы принять его решение. Он действительно спустил пар». Невысокий, в очках с толстыми стеклами, Олдфилд обладал внешностью ученого. Кто-то, работавший в Стормонте, вспоминает: «Он был похож на плюшевого мишку. Очень невзрачный, вызывающий восхищение, большинство из нас очень привязались к нему».

В то самое время, когда Олдфилд и сотрудники Штаба планирования готовили свои отчеты, Уайтхолл готовился передать бразды правления службой безопасности в новые руки. Кеннет Ньюман подходил к концу своего пребывания на посту главного констебля и должен был стать комендантом полицейского колледжа, а затем комиссаром столичной полиции. Ньюман предви­дел приход главенства полиции. В процессе работы он заслужил уважение многих рядовых сотруд­ников КПО, представителей породы, не отличающейся легким восприятием идей «со стороны», каковыми, как англичанин, был Ньюман. Один ветеран КПО говорит о Ньюмане: «Его здесь очень уважали, его очень любили. Мы можем говорить о нем только в самых лестных выражени­ях».

Его преемником в 1979 году стал Джек Хермон, которого в течение нескольких лет готовили на руководящую должность, поскольку он входил в Комитет Борна, выдвинувший идею главенства полиции. Хермон вырос в Ларне на севере Антрима, в районе с ярко выраженным протестантиз­мом. Рассмотрев возможность карьеры бухгалтера, он поступил на службу в полицию, первона­чально служа в смешанных в религиозном отношении районах графств Лондондерри и Тайрон.

В 1963 году он стал первым офицером КПО, которого направили в полицейский штабной кол­ледж в Брэмсхилле, графство Суррей. После возвращения он участвовал в охране правопорядка в период межконфессиональной напряженности в западном Белфасте. Во время этой должности он был вовлечен в беспорядки, когда констеблям было приказано убрать ирландский триколор с витрины магазина кандидата на выборах Шинн Фейн. Он был убежден, что полиции следовало держаться в стороне и не выполнять работу местных юнионистских активистов, которые сочли присутствие флага преступлением. Так совпало, что молодой Джерри Адамс расценил этот ин­цидент как нечто вроде переломного момента.

Как старший суперинтендант, Хермон был назначен ответственным за переподготовку полиции после двух нападений в 1969 году, сначала от бунтовщиков в Богсайде, а затем после последо­вавшего расследования в Уайтхолле. Позже он служил в Великобритании, расширив свой круго­зор.

В течение нескольких лет, последовавших за его назначением, главный констебль Хермон и Ко­ролевская полиция Ольстера должны были стать практически синонимами. Человек с сильной волей, он создал организацию по своему образу и подобию, как это сделал Джон Рейт на Би-би-си или Дж. Эдгар Гувер в ФБР. Его стиль был по достоинству оценен многими, кто считал, что сила нуждается в сильном руководстве, способном противостоять нападкам местных политиков. Он добился значительной независимости как для КПО, так и для армии в оперативных вопро­сах, за что многие старшие офицеры были благодарны ему. Но, как и у любого сильного лидера, у не­го не было недостатка в критиках: некоторые офицеры считали, что он склонен вмешиваться во все дела и был плохим делегатором, который становился все более твердым в своих взглядах и нетерпимым к мнению посторонних.

С самого начала Хермон в некотором смысле воспринимался как умеренный человек. Счита­лось, что он искренен в своем желании увеличить число католиков, служащих в полиции. Стар­ший армейский офицер, который работал с ним, говорит: «У него могли быть недостатки, но фа­натизм не входил в их число». После вступления в должность он выступил с речью перед кур­сантами КПО на параде в Эннискиллене. Он сказал им, что ожидает от них самых высоких лич­ных стандартов. Но некоторые полицейские сочли некоторые части его послания наивными: «Мне посчастливилось в моей карьере самостоятельно ходить по улице, встречаться и разгова­ривать с людьми, без бронежилета, без оружия. Я хочу дожить до того дня, когда вы тоже сможе­те сделать то же самое».

Опыт привел Хермона к тому, что он поставил сохранение морального духа в КПО в качестве одной из своих главных целей. Он стал с глубоким подозрением относиться к попыткам внешне­го контроля: он видел проблемы, которые могли вызвать посторонние – от отчета Ханта (о том, как КПО справлялась с беспорядками 1969 года) до отчета Беннетта в 1979 году (о практике до­просов в Каслри). Он презирал многих политиков, особенно тех юнионистских деятелей, кото­рые ожидали, что КПО будет действовать как сильная рука лоялизма. Впоследствии Хермона воспринимали как безжалостного уличного бойца, который не обращал внимания на свою силу со стороны, и как человека, который мог быть диктатором в попытках навязать свои личные убе­ждения другим. Он пытался, например, отстранить женщин от активных должностей в КПО и отделывался от офицеров, которые, по его мнению, слишком много пили или играли в азартные игры.

По словам высокопоставленных армейских офицеров, как и Кеннет Ньюман, Хермон хотел обуз­дать наступательные операции армейского спецназа. Но, как и его предшественник, Хермон так­же отчасти руководствовался простыми институциональными интересами, а не отвращением к такого рода операциям. Он был заинтересован в продолжении развития специальных подразде­лений КПО. Он хорошо понимал, что его предшественник вел тяжелые бои, необходимые для установления главенства полиции, и что он будет наслаждаться их плодами с точки зрения ре­альной оперативной мощи и контроля над разведывательным истеблишментом, который нахо­дился в процессе интеграции.

Генерал-лейтенант Кризи тоже собирался уходить. Его неудачная попытка отменить верховен­ство полиции после Уорренпойнта, несмотря на вежливое нежелание Уайтхолла публично назы­вать это тем, чем оно было на самом деле, в любом случае очень осложнила его положение. В 1979 году его должен был заменить генерал-лейтенант Ричард Лоусон. В каком-то смысле гене­рал-лейтенант Лоусон, на первый взгляд, не казался идеальным кандидатом на роль командую­щего войсками в Северной Ирландии. Он был не пехотным офицером, а из Королевского танко­вого полка, и, если не принимать в расчет мер, требуемых лоялистами-безумцами, в Ольстере, казалось, было мало возможностей для использования бронетехники. Однако его хладнокров­ные, сдержанные манеры позволили ему установить хорошие рабочие отношения с главным констеблем Хермоном. Уайтхолл почти не оставлял сомнений в том, что любые дальнейшие раз­ногласия были бы неприемлемы. По нехарактерно прямолинейным словам одного высокопо­ставленного лица, «Лоусону и Хермону были даны четкие инструкции о том, что они должны работать вместе и не должно быть никаких недоразумений».

Командующий войсками и главный констебль установили тесные отношения, пытаясь опреде­лить общее направление политики безопасности и оставляя решение оперативных вопросов своим соответствующим заместителям. После августовских потрясений премьер-министр под­держивала тесный контакт с обоими людьми посредством частых телефонных звонков и случай­ных встреч. С этими новыми назначениями кризис в отношениях между армией и полицией ми­новал.

Глава 10. Специальный отдел на подъеме

Когда в Северной Ирландии началась Смута, Специальный отдел КПО был небольшим, насчи­тывавшим всего около восьмидесяти человек, и несколько дезорганизованным. Этот отдел, как и в полицейских структурах в Великобритании, предназначался для сбора разведывательной ин­формации о терроризме и подрывных группах. Но в начале 70-х годов, во время интернирова­ния, большая часть предоставляемой им информации о республиканских военизированных фор­мированиях была безнадежно неточной. В частности, СО переоценил важность официальной ИРА и мало что знал о растущей мощи Временной ИРА.

Разведданные, особенно полученные от информаторов, являются основой антитеррористиче­ских операций. СО располагал самой большой сетью информаторов среди различных агентств по сбору информации в Ольстере, этого само по себе было достаточно, чтобы наделить его зна­чительной властью. Но принятие Королевской полиции Ольстера на себя общего контроля над операциями в 1976 году придало отделу ключевую роль в борьбе с «временными».

В начале 1970-х годов СО подвергся серии ударов после расследования его методов ведения до­просов. К середине 1970-х годов многие армейские офицеры были об этом невысокого мнения. По мнению одногокомандира батальона, Специальный отдел был «выхолощен», в то время как для начальника Генерального штаба они были отрядом с низким моральным духом и запятнан­ным связями с протестантскими террористическими группировками.

В результате позора Специального отдела, уголовный розыск взял на себя проведение допросов в главном центре Каслри близ Белфаста и во вспомогательных пунктах в казармах Гоф в Арме и полицейском участке Стрэнд-роуд в Лондондерри. Уголовный розыск улучшил организацию до­просов, и сборщики информации, таким образом, взяли на себя чрезвычайно важную роль в кампании середины 70-х годов.

Каслри приобрел устрашающую репутацию среди республиканцев. Многие сотрудники полиции и по сей день утверждают, что с большинством заключенных там обращались вполне достойно; однако не все сотрудники полиции разделяют эту точку зрения. Майкл Ашер, сотрудник Специ­альной патрульной группы, который позже написал о своем опыте в «Стреляй на поражение», вспоминает реакцию одного подозреваемого: «Таггарти побледнел, когда упомянули Каслри. У него была мрачная репутация. Подозреваемых содержали там в камерах без окон на срок до од­ной недели. Им могут отказать во сне, раздеть, избить или унизить. Никто не хотел, чтобы его везли в Каслри».

Точно так же, как бюрократическое везение Уголовного розыска возросло благодаря внешним расследованиям в отношении их конкурента, так и он сам был из-за них уменьшен. В 1978 году «Международная амнистия», независимая группа по наблюдению за соблюдением прав челове­ка, опубликовала доклад, в котором крайне критически оценивались методы, применяемые в по­лицейских центрах для допросов. После его появления Кеннет Ньюман и правительство согла­сились, что они должны открыть двери Каслри для расследования, возглавляемого Гарри Бен­неттом, королевским прокурором, уважаемым судьей. Отчет Беннетта был опубликован в начале 1979 года и не содержал описания безупречного состояния дел, на которое надеялся Ньюман.

В нем говорилось, что большинство сотрудников полиции правильно выполняли свои обязанно­сти, но пришли к выводу, что у некоторых заключенных были травмы, которые «не были нанесе­ны самим себе и были получены во время содержания под стражей в полиции». После этого признания в том, что некоторые заключенные подвергались избиениям, были приняты меры по защите прав подозреваемых. В комнатах для допросов были установлены телекамеры с замкну­тым контуром, а заключенные проходили медицинские осмотры. КПО предприняла такие шаги задолго до большинства британских полицейских подразделений, хотя это изменение было им навязано. Впоследствии новое законодательство в рамках «Акта противодействия терроризму» дало детективам три или даже семь дней на допрос подозреваемых и получение информации или признаний, что уменьшило давление на них, вынуждающее прибегать к незаконным и на­сильственным средствам. Обвинения в жестоком обращении не прекратились, но было призна­но, даже многими республиканцами в частном порядке, что физическое принуждение в центрах содержания под стражей стало более редким явлением.

Но выгода, которую Специальный отдел получил от поворота фортуны уголовного розыска в конце 70-х годов, была лишь одной из причин, по которой он начал снова внушать доверие. В 1976 году помощник главного констебля Мик Слевин занял пост начальника Специального отде­ла (НСО). Ранее он занимал должность старшего суперинтенданта, отвечавшего за работу в штатском в Белфасте. Слевин стал чем-то вроде героя среди своих коллег-детективов: в первые дни беспорядков он лично обезвредил две бомбы, получив награду за отвагу, а в 1973 году Ор­ден Британской Империи. Он уже проработал в полиции тридцать один год, когда его назначили НСО.

Помощник главного констебля Слевин, уроженец Ольстера, многое сделал для восстановления департамента. Он увеличил его ресурсы и превратил в центр разведывательного истеблишмента, преобразованного в конце 70-х годов. После нескольких лет ожесточенного конфликта с бри­танской армейской разведкой новый НСО разрядил атмосферу. Высокопоставленный сотрудник штаба в Лисберне комментирует: «У нас с ним были отличные отношения».

В конце 70-х и начале 80-х годов Специальный отдел Королевской полиции Ольстера, или департамент «E», был разделен на свои нынешние пять подразделений. Административное подразделение «E1» выполняет обычные административные функции: обслуживает автомобили Департамента, проверяет его персонал и обеспечивает безопасность его зданий. Юридический отдел «E2» тесно сотрудничает с уголовным розыском в подготовке дел против подозреваемых и в надзоре за оставшимся контингентом СО в центрах для допросов. «E3» - это разведыватель­ный отдел, центральный организационный и аналитический орган Департамента. Оперативный отдел «E4» осуществляет наблюдение, управляет библиотекой департамента и собирает соответ­ствующие вырезки из прессы. «E5», отдел сопоставления, обновляет данные о подозреваемых и инцидентах и анализирует их в попытке установить связи между отдельными лицами, а также инцидентами.

Из этих подразделений «E3» и «E4» являются наиболее важными. Разведывательный отдел подразделяется на «E3A», «E3B» и «E3C», которые осуществляют надзор за операциями соот­ветственно против республиканских групп, лоялистских организаций и левых групп, которые считаются подрывными. «E4A» стал хорошо известен как группа наблюдения внутри Депар­тамента – наблюдатели, которые следят за подозреваемыми и устанавливают наблюдательные посты. Его поддерживает «E4B», который занимается техническим наблюдением, установкой оборудования для прослушивания и слежения. Считается, что «E4C» и «E4D» занимаются спе­циализированным фотонаблюдением.

Центральная организация дополнена штаб-квартирой в каждом из трех регионов, и подразделе­ния сгруппированы под ними. Региональный руководитель Специального отдела (РСО) обычно является главным суперинтендантом, а самого подразделения - главным инспектором или супер­интендантом. Это организация регионального уровня, сотрудники которой работают в поли­цейских участках по всему Ольстеру, которая занимается наиболее важной работой СО. Эти подразделения контролируют информаторов в различных сообществах и полувоенных груп­пировках. Специальное подразделение военной разведки армии (SMIU) взаимодействует с СО на каждом уровне, как со своей штаб-квартирой в Ноке, так и с помощью примерно тридцати офи­церов военной разведки в полицейских дивизионах.

После успеха трех региональных подразделений по борьбе с преступностью и разведке, осно­ванных Кеннетом Ньюманом для улучшения общей работы полиции в середине 70-х годов, руко­водители служб безопасности решили расширить систему, чтобы охватить сотрудничество меж­ду полицией и армией, создав новый интегрированный разведывательный центр под названием Группа по постановке задач и координации (ГПЗК). Создание ГПЗК было, вероятно, самым важ­ным из всех шагов, предпринятых в конце 70-х годов в направлении расширения сбора информа­ции.

Каждая группа объединяла специалистов уголовного розыска, Специального отдела и армии; но в то время как угрозыск отвечал за региональные подразделения по борьбе с преступностью и разведку, ГПЗК командовал офицер СО. Несмотря на свое внушительное название, ГПЗК не бы­ла обширным нервным центром с рядами полицейских и военных, смотрящих на экраны и изучаю­щих карты, а состоял из гораздо более простой коллекции сборных зданий или комнат. Когда ГПЗК не занималась организацией каких-либо операций, в ее штате часто был всего один человек, дежурный офицер, иногда такого же низкого ранга, как детектив-констебль. По словам опрошенных, имеющих опыт подобной деятельности, во время проведения операций в них мог­ло быть задействовано от двадцати до тридцати человек.

Первая ГПЗК была создана в 1978 году в Каслри для служб округа Белфаста. В 1979 году за ней последовала еще одна в казармах Гоф для служб Южного округа, а позже еще одна в Лондондер­ри для Северного округа. Хотя за последние десять лет в функционировании различных округов произошли некоторые изменения, центры в Каслри, Гофе и Лондондерри обычно назывались ГПЗК «Белфаст», ГПЗК «Юг» и ГПЗК «Север» соответственно.

ГПЗК сыграли решающую роль в том, что руководители служб безопасности называли «испол­нительными действиями», объединении разведданных от информаторов с деятельностью по на­блюдению и организации засад подразделениями под прикрытием. Офицер связи армии в ГПЗК, капи­тан или майор, почти всегда является ветераном разведывательной роты САС или 14-й разведро­ты в Ольстере, в чьи обязанности входит выступать в качестве посредника и консультировать старших детективов о возможностях армии. В армии и СО были люди, постоянно делегирован­ные в ГПЗК, но в Службе безопасности (МИ-5) их не было, по словам людей, которые работали в этой области. Однако сотрудники службы безопасности могли присоединяться к ГПЗК на огра­ниченный период времени во время операций, в которых они проявляют особый интерес, напри­мер, когда был задействован один из их агентов.

В результате этой инициативы региональные руководители специальных подразделений, дей­ствующие через свои ГПЗК, смогли устранить дублирование усилий армейских и полицейских подразделений наблюдения. Они обеспечили «деконфликтизацию», объявив районы, где прово­дились тайные операции, закрытыми для посторонних, чтобы предотвратить случайные столк­новения с патрулями в форме. Новое соглашение также уменьшило вероятность того, что армия или полиция по ошибке арестуют информаторов друг друга.

Созданию первой ГПЗК предшествовало изучение усилий по сбору разведывательной информа­ции Морисом Олдфилдом и его Штаба планирования. Система произвела на них впе­чатление как ключевой шаг в интеграции разведывательной деятельности сил безопасности, и в своем докладе Уайтхоллу они рекомендовали создать аналогичную систему совместных опера­ций и разведывательных центров на уровне округов КПО/армейского батальона. Эти группы бо­лее низкого уровня имели менее формальную структуру и были сосредоточены на координации патрульной деятельности, а не на реагировании на секретные разведывательные данные.

Однако централизация деятельности в ГПЗК сопряжена с определенными рисками. Например, командиру ГПЗК было разрешено утаивать информацию. Информатор мог указать на личности террористов, которые собирались совершить нападение. Командир ГПЗК мог передать армии информацию о вероятной цели и сроках нападения, не упоминая потенциальных исполнителей, чувствуя, что это может подвергнуть информатора риску, раскрыв небольшую группу, в составе которой он или она передвигался. Но, опуская эту информацию, командир, возможно, сам совер­шает преступление, потому что он не оставляет солдатам иного выбора, кроме как противосто­ять вооруженным террористам, когда у них, возможно, был шанс арестовать их до нападения. Работа в ГПЗК порой вынуждала офицеров СО принимать трудные решения: должны ли они по­ставить под угрозу безопасность своего источника в интересах принятия возможных превентив­ных мер против террористов, или они должны сохранить личность своего информато­ра в секрете и тем самым подвергнуть риску жизни солдат и, возможно, случайных прохожих?

Такие обязанности требовали от сотрудников, руководивших ГПЗК, проявления предельной рас­судительности и добросовестности. На самом деле, как показали события, последовавшие за расстрелом шести человек в районе Арма подразделениями КПО под прикрытием в конце 1982 года (см. главу шестнадцатую), некоторые из них были неспособны соответствовать этим высоким стандартам.

Служба безопасности стала более активно действовать в Северной Ирландии в 1973 году. Перво­начально правительство выступало за использование МИ-6, поскольку считалось, что та более искусна в управлении агентурными сетями за границей, а именно в Республике Ирландия. Однако после первых кампаний взрывов бомб ИРА в Велико­британии в 1972 году МИ-5 смогла убедить министров в том, что ее усилия по защите королев­ства от актов подобного рода требуют расширения присутствия на противоположной стороне Ирландского моря.

В середине 1970-х годов, когда Служба безопасности «строила империю», был период соперни­чества между МИ-5 и МИ-6, а также между МИ-5 и Специальным отделом Королевской поли­ции Ольстера с армейскими разведывательными организациями. К концу 1970-х годов офицеры связи Секретной разведывательной службы были переведены из Лисберна и Нока, а большинство ее агентов перешли к МИ-5 или СО, хотя МИ-6 сохранила рудиментарное присут­ствие с офисом в Стормонте.

Расширение Службы безопасности, особенно ее агентурных операций, неизбежно должно было вызвать трения. Поскольку поначалу присутствие МИ-5 в Северной Ирландии было незначи­тельным, большинство ее информаторов можно было заполучить, только избавив от них другие организации. Большинство агентов были завербованы во время допросов КПО или армией – МИ-5 просто не могла получить такого рода доступ к большому количеству людей из республи­канских районов.

Агенты службы безопасности стали известны как «национальное достояние» – фраза, которая должна была отражать их важность для национальной безопасности, в отличие от местных анти­террористических усилий. По словам офицеров разведки, которые служили в Ольстере, МИ-5 теоретически занимается попытками вербовки и наблюдения за людьми, участвующими только в кампании ИРА за пределами Ольстера. На практике она подключается и пытается прибрать к ру­кам любого хорошего агента, которого смогла найти.

Отношения Службы со Специальным отделом Королевской полиции Ольстера, по-видимому, от­личаются от отношений между МИ-5 и контингентами СО других полицейских служб Соеди­ненного Королевства. В некоторых частях страны сотрудники СО по-прежнему рассматриваются МИ-5 не более чем мальчиками на побегушках, которые проводят аресты и выдают ордера от имени МИ-5. Раньше Служба безопасности была технически неспособна осуществлять такую рутинную деятельность, поскольку ее существование едва ли предполагалось в каком-либо юри­дическом или конституционном смысле. Однако в 1989 году правительство приняло закон – За­кон о службе безопасности, – который регламентировал ее положение. Но в Северной Ирландии МИ-5 остается слишком зависимой от Специального отдела в плане использования его обшир­ной сети информаторов, чтобы относиться к нему с таким же пренебрежением.

Деятельностью МИ-5 в Северной Ирландии руководит начальник и координатор разведыватель­ного управления (НКРУ) в Стормонте. В обязанности НКРУ входит общее руководство разведы­вательной политикой в Ольстере, а также надзор за подразделением МИ-5 численностью от ше­стидесяти до семидесяти человек. Хотя офицеры разведки армии и Королевских вооруженных сил не считают себя подчиненными НКРУ, существует несколько элементов разведывательной деятельности, находящихся под непосредственным контролем НКРУ. У МИ-5 есть отделение связи с органами безопасности в штаб-квартире войск в Северной Ирландии в Лисберне и еще одно в штаб-квартире КПО в Ноке. В нем также имеется одно подразделение для управления агентами и одно для специалистов по техническому надзору. НКРУ оказывает поддержку группа офицеров в Стормонте, которую иногда называют «Департаментом».

Те, кто работал бок о бок с МИ-5 в Северной Ирландии, говорят, что их люди имеют самое раз­ное происхождение. Некоторые из них - мужчины и женщины из Ольстера, которые были завер­бованы либо непосредственно из населения, либо из рядов КПО. Другие пришли более традици­онным путем для разведывательной службы, придя в агентство после получения университет­ского диплома. А некоторые служили в британской армии. Личный состав Службы безопасности делится на «офицеров», которые составляют примерно пятую часть ее числа, и «вспомогатель­ный персонал».

Из-за своей крайне секретной природы и своей роли в борьбе с подрывной деятельностью (часто определяемой в широком смысле) многие люди с либеральными убеждениями относятся к МИ-5 с глубоким подозрением, которые ставят под сомнение масштаб ее деятельности и считают ее угрозой гражданским свободам. Однако многие в армии и КПО, имевшие контакты с МИ-5 в течение этого периода, были от нее не в восторге. Один человек говорит об офицерах МИ-5, ко­торые управляли «национальными активами» в конце 70-х годов: «Некоторые из них были по­смешищем».

Несмотря на скептицизм своих коллег из конкурирующих организаций, занимающихся сбором разведывательной информации, Служба безопасности постепенно улучшила ход своей операции в Ольстере. Многие высокопоставленные офицеры были отправлены в Северную Ирландию, где ценность их работы была очевидна. «Ирландия, как и операции против дипломатов Восточного блока в Лондоне, считались целесообразными», - говорит один бывший офицер разведки, добав­ляя: «Все понимали причину этого». Среди тех, кто служил там в конце 1970-х годов, был Па­трик Уокер, который в 1989 году стал генеральным директором Службы безопасности.

Хотя полномочия НКРУ были увеличены в ходе реформ разведки конца 70-х и начала 80-х годов, у обладателя этой должности все еще не было полномочий принуждать Специальный отдел КПО или армию делать то, чего они не хотели делать. Поэтому НКРУ пришлось добиваться вла­сти, проявляя большой такт и убедительность при управлении разведывательными комитетами высокого уровня в Стормонте. С другой стороны, отношения между резидентом-шефом МИ-5 и госсекретарем были критическими. Несколько министров должны были использовать НКРУ в качестве личного советника по вопросам разведки, от состояния террористических группировок до областей, где силам безопасности необходимо приложить больше усилий.

Закон о службе безопасности, принятый в 1989 году, сделал НКРУ ответственным перед госу­дарственным секретарем по делам Северной Ирландии, а не перед Министерством внутренних дел, как в случае с МИ-5. На практике сотрудники МИ-5, как правило, часто общаются со свои­ми коллегами в Лондоне.

С 1977 по 1980 год в Стормонте работал офицер МИ-5 по имени Майкл Беттани. Беттани пере­жил личный крах, который, в свою очередь, привел к глубоким изменениям в Службе безопасно­сти. Беттани проводил большую часть своего времени в Северной Ирландии, управляя агентами. Позже он рассказал коллегам из МИ-5 в Лондоне, что у него было несколько опасных случаев в Ольстере. Однажды, по его словам, он едва избежал взрыва бомбы. В другом случае он утвер­ждал, что прятался в одной части дома, в то время как полувоенные группировки ломали колен­ные чашечки кому-то, подозреваемому в доносительстве, в другой. Я не смог подтвердить, дей­ствительно ли имели место эти инциденты.

Известно лишь, что Беттани начала сильно пить, находясь в Стормонте и что в тот же период он перешел в католичество. В то же время у него изменились политические взгляды – правые взгля­ды, которых он придерживался в возрасте двадцати с небольшим лет, были отброшены, посколь­ку он заинтересовался политическими левыми. Позже он сказал, что его турне по Северной Ир­ландии заставило его впервые пересмотреть политику правительства. Вернувшись в Лондон, с 1980 по 1982 год он читал обучающие лекции, по мере обострения его личных проблем. Когда он начал работать в отделе «К» МИ-5, который отвечает за контрразведку, Беттани увидел возмож­ность передавать информацию русским. Несмотря на то, что его попытки сделать это были до смешного неудачными, в 1984 году Беттани был приговорен к двадцати трем годам тюрем­ного заключения.

Пока он находился под стражей в Брикстонской тюрьме, в ежедневнике «Гардиан» появилась не­принужденная статья, предполагающая, что власти пошли на многое, чтобы держать Беттани отдельно от подозреваемого в членстве ИРА в том же крыле. Однако во время подготовки этой книги офи­цер разведки сказал мне, что Служба безопасности считала, что Беттани действительно удалось в тюрьме передать информацию ИРА. Он добавил, что МИ-5 предположила, что имена и адреса старших офицеров, в том числе тех, кто участвовал в борьбе с ИРА, были скомпрометированы, и что соответствующие люди приняли повышенные меры безопасности, некоторые переехали в другое место жительства. Тревога в МИ-5 последовала за открытием того, что Беттани действи­тельно мог общаться с заключенными или подозреваемыми в членстве в ИРА. На момент публикации в прес­се ни Беттани, ни его адвокат не захотели комментировать отправленные им мной письма с изло­жением этого экстраординарного утверждения.

Период глубокой турбулентности последовал за вынесением приговора Беттани и последовав­шим за ним расследованием Комиссии по безопасности. МИ-5 последовала примеру многих других британских учреждений, получив от миссис Тэтчер то, что один из инсайдеров Уайтхол­ла называет «трепкой». Джона Джонса, генерального директора Службы безопасности, сменил Энтони Дафф. В то время как Джонс был кадровым офицером МИ-5, Дафф был дипломатом, ко­торого миссис Тэтчер использовала для руководства Объединенным разведывательным комите­том, руководящей группой по разведке, входящей в состав Кабинета министров. Несколько дру­гих высокопоставленных офицеров МИ-5 были вынуждены уйти в отставку, включая директора филиала, который должен был обнаружить проблемы Беттани во время собеседований при про­верке.

Служба была реорганизована при Даффе, за чем последовала еще одна перетряска после его ухо­да в 1987 году. Главным результатом этих изменений, с точки зрения конфликта в Северной Ирландии, стало существенное увеличение к концу 1980-х годов значения, придаваемого в МИ-5 борьбе с терроризмом.

Во время работы Беттани в Стормонте подразделение «F5», базирующееся в Лондоне подразделение службы, которое собирает разведданные об ирландском терроризме, было просто частью отдела «F», им­перии МИ–5 по борьбе с подрывной деятельностью. В середине 1980–х годов средства массовой информации уделяли значительное внимание отделу «F» и, в частности, его определению «подрывного» - достаточно широкому, чтобы охватывать такие организации, как Национальный совет по гражданским свободам.

К концу 1980-х годов у отдела по борьбе с терроризмом появилось собственное подразделение, объединившее деятельность старых «F5» и «F3», которые расследовали другие (в основном ближневосточные) террористические угрозы, и некоторых подразделений отдела «С», который отвечал за безопасность МИ–5 и других важных правительственных объектов. Директор по борьбе с терроризмом был назначен членом «правления» МИ-5 – должность, не менее важная, чем, например, должность директора по контрразведке.

Северная Ирландия оставалась отдельной операцией, и НКРУ также получил привилегию на уровне директора входить в совет директоров MИ-5. Должности НКРУ и директора по борьбе с терроризмом считались равнозначными; а в конце 1980-х годов директор по борьбе с террориз­мом был даже переведен в Стормонт, чтобы стать НКРУ.

Появление мощного подразделения по борьбе с терроризмом в Службе безопасности и действи­тельно значительное сокращение ее персонала по борьбе с подрывной деятельностью, были ре­зультатом переосмысления после Беттани и желания Службы переосмыслить себя по мере ослабления напряженности между Востоком и Западом после прихода к власти Михаила Горба­чева в 1985 году. В процессе Служба должна была заинтересоваться областями борьбы с терро­ризмом, которые в начале 1980-х годов были прерогативой Специального отдела столичной по­лиции и различных других разведывательных и контрразведывательных структур в Европе, как мы увидим в тринадцатой главе.

Глава 11. Человеческие источники

Важность информаторов для органов безопасности, растущая с самого начала Смуты, до­стигла своего апогея в конце 70-х и начале 80-х годов. Ни британское правительство, ни ИРА никогда не были заинтересованы в том, чтобы предавать огласке степень проникновения информаторов в оплот республиканцев. Силы безопасности хотят защитить отдельные источни­ки и скрыть от общественности тот факт, что кампания по сбору информации требует незавид­ных моральных оценок со стороны тех, кто отвечает за разведку. Что касается «временных», то этот вопрос подчеркивает степень, до которой многие люди презирают их, даже в самых неблагополучных ка­толических районах, до готовности их выдать.

Некоторые руководители служб безопасности рассматривали всю кампанию по изоляции ИРА от общества с точки зрения борьбы за информаторов. «Решающая черта, которую нужно пересту­пить», - говорит высокопоставленный армейский офицер, - «это та, за которой пассивное приня­тие в католической общине переходит в готовность к предательству». Предоставленные развед­данные варьировались от общего звонка по конфиденциальной телефонной линии сил безопасно­сти до готовности сравнительно высокопоставленных сотрудников ИРА выступить против своих коллег.

Но кампания по извлечению информации из республиканских оплотов иногда терпит неудачу из-за сильных связей информаторов внутри сообщества. Очень немногие информаторы готовы выступить в суде и таким образом идентифицировать себя. Объявление себя «стукачом» влечет за собой убийство со стороны ИРА и гарантирует вражду почти ко всем, с кем ты вырос и кого знал. Это также навлекает презрение и гнев на головы родственников.

Куратор информатора должен принимать непростые решения о том, как используется информа­ция, не последним из которых является обязанность защищать жизнь источника. ИРА знает, что число людей, осведомленных о любой предстоящей операции, ограничено. Возможно, придется принять решение о том, чтобы вывести информатора из сообщества, поместить под охрану и дать ему начать новую жизнь вдали от тех, кто жаждет мести. Тесные личные связи в католиче­ской общине означают, что некоторые информаторы, взятые под охрану, не выдерживают изоля­ции и принимают решение вернуться, несмотря на значительный личный риск, с которым это связано.

После реорганизации ИРА в ячейки в конце 70-х годов, силы безопасности активизировали свои усилия по вербовке информаторов. В 1980 году это побудило ИРА создать свой собственный отдел безопасности, которому было поручено выслеживать «кротов». Армейский совет ИРА был хорошо осведомлен о растущей усталости националистов от войны и активизировал политиче­скую работу Шинн Фейн, чтобы сохранить основу власти. В то же время они понимали, что необходимы принудительные меры, чтобы предотвратить переход людей от усталости к измене.

Убийства стукачей, «вправить им мозги» на сленге ИРА, продолжались годами. Первый был убит в 1971 году. Однако с конца 70-х годов их число увеличилось. В период с 1979 по 1981 год ИРА убила восемь человек как информаторов, семеро из них были членами ее собственных подразделений. Это было больше, чем число «временных», убитых полицией и армией (пятеро) за тот же период. За десять лет, с 1978 по 1987 год, по меньшей мере двадцать четыре информатора или предполагаемых информатора были убиты «временными», почти столько же сколько было убито в Северной Ирландии САС за этот период республи­канских активистов.

По словам ряда журналистов, писавших на эту тему, несколько убийств произошли после того, как ИРА раскрыла информатора по имени Питер Валенте, «добровольца» и организатора протестов в поддержку заключенных блока «Н». Валенте сказал своему куратору из Специаль­ного отдела, что у ИРА есть агент внутри Королевской полиции Ольстера. Мнения о мотивах по­лицейского расходятся: одни говорят, что он продавал информацию с целью получения прибы­ли; другие, что он принял экстраординарное личное решение обзавестись своими собственными информаторами из ИРА, чтобы убедить свое начальство в том, что он подходит для принятия в Специальный отдел.

Виновный сотрудник полиции был арестован в октябре 1980 года. Валенте и его куратор пришли к фатальному выводу, что он может остаться в ИРА. Однако после рейда в дом в западном Бел­фасте, который, как полагала полиция по наводке Валенте, собирался быть использован для со­вершения теракта, ИРА приступила к поиску источника утечки. Они взяли под наблюдение тех немногих людей, которые знали об операции, и Валенте был арестован, когла следовал на встре­чу со своим куратором. Говорят, что после допроса Валенте раскрыл личности других людей, и четыре убийства, как сообщается, были связаны с раскрытием ИРА того, что Валенте был ин­форматором. Морис Гилвари, член ИРА Ардойна, который, как полагают некоторые, дал наводку, приведшую к засаде САС в июне 1978 года у почтового участка Баллисиллана, был убит в янва­ре 1981 года. Юджин Симмонс, квартирмейстер ИРА, был застрелен в том же месяце в Южном Арме. Пэдди Трейнор, еще один член Белфастской бригады, был убит в феврале 1981 года; а Винсент Робинсон был убит в июне того же года.

Однако ключевые факты об обнаружении ИРА этого блока информаторов остаются неясными.  Как именно Валенте узнал личности информаторов, остается неясным, хотя считается, что воз­можно, ему передал информацию вероломный человек из КПО. Но как человек из КПО узнал, кто они такие, учитывая, что личности информаторов, вероятно, являются самым тщательно охраняемым секретом в Ольстере?

Что еще более важно, почему между предполагаемым открытием того, что Валенте был инфор­матором, и его собственным убийством в ноябре 1981 года прошел промежуток примерно в год? Возможно, его заставили поверить, что его жизнь будет сохранена, если он сдаст других: Гилва­ри, Симмонс, Трейнор и Робинсон были убиты раньше самого Валенте.

Обнаружение нескольких стукачей в ИРА и коррумпированного офицера полиции было доста­точно постыдным для их соответствующих организаций. Возможно, идея связать отдельные со­бытия с Валенте была частью дезинформационной уловки сил безопасности, направленной на то, чтобы скрыть другие ошибки с их стороны. Период, в который произошли эти смерти, сов­пал с неудачной попыткой некоторых офицеров Специального отдела среднего звена установить контроль над агентами армии.

Этот случай - не единственный, связанный с вербовкой ИРА агентов в рядах сил безопасности. Некоторые люди, близкие к республиканскому движению, утверждают, что были и другие слу­чаи, когда высокопоставленные члены КПО предоставляли информацию в обмен на обещания ИРА не причинять им вреда. Проверить эти утверждения невозможно, но очевидно, что некото­рые сотрудники полиции и тюрем подвергались угрозам со стороны ИРА и иногда соглашались предоставлять «временным» особые льготы. В начале 1990 года тюремный служащий был осу­жден за предоставление ИРА информации, которая была использована для убийства одного из его коллег. Хотя «временным» иногда удавалось проникнуть в КПО, факты свидетельствуют о том, что у сил безопасности гораздо больше агентов в лагере республиканцев, чем наоборот.

Высокопоставленные «временные» осознавали, что убийство информаторов может лишить их поддержки в националистическом сообществе, и кнут и пряник были испробованы наравне. Например, в январе 1982 года ИРА объявила амнистию, в соответствии с которой информаторам давалось две недели на то, чтобы явиться с повинной. В республиканских газетах регулярно по­являлись статьи в попытке продемонстрировать, что организация способна прощать. Типичным примером в 1985 году был заголовок «Никогда не поздно». В нем рассказывалось о том, как не­названный человек из Нью-Лодж в течение нескольких лет работал информатором в армии. «Когда его забирали, его обычно отвозили в несколько «конспиративных» домов или автостоя­нок в Холивуде, Лисберне и Балликинларе», - говорилось в статье. В конце концов анонимный информатор не выдержал напряжения своего двойного существования. По-видимому, он сказал газете: «Я думал, что уже слишком поздно, я думал, что я ничего не смогу сделать. Теперь я по­нимаю, что никогда не бывает слишком поздно. Тебе лучше выйти вперед».

Предложение о помиловании распространялось только на тех, кто признался в своем предатель­стве; организация продолжала убивать других информаторов, которые не давали показаний, ча­сто после длительных допросов. Их оставляли, иногда со сложенной банкнотой в кармане, без обуви, с заклеенными скотчем глазами и пулей в затылке. Иногда их признания записывались на магнитофон и проигрывались родственникам или другим лицам, которые жаловались на казнь.

Помимо убийства стукачей, ИРА также проводила карательные операции против мелких пре­ступников. В 1970-е годы сотни людей лишились коленных чашечек. Цель состояла не просто в том, чтобы убедить людей в том, что «временные» могут обеспечить альтернативную систему правосудия в жилых районах; существует также практическое признание того факта, что пре­ступники особенно подвержены вербовке в качестве информаторов силами безопасности.

Информаторов обычно вербуют в полицейских участках или на армейских базах после арестов. Некоторые становятся информаторами из ненависти к «временным», в то время как другие чле­ны организации, по-видимому, использовали положение информатора как средство избавления от неже­лательных членов. Но большинство потенциальных стукачей варьировались от водителя такси, остановленного по обвинению в неправильном вождении автомобиля, до члена ИРА, пойманного с пистолетом. Им предлагается шанс выйти на свободу в обмен на информацию. Большинство отказывались сотрудничать. Республиканцы утверждают, что, когда такие подходы терпят неудачу, власти ча­сто шантажируют людей. Им могут угрожать, например, что, если они не станут информатора­ми, ИРА сообщат, что они действительно «стукачи».

Те, кто был вовлечен в попытки вербовки «человеческих источников», подтверждают, что мето­ды, используемые для убеждения людей, часто являются недобросовестными. Иногда информа­ция, полученная группами наблюдения, может быть использована в качестве средства принужде­ния. Офицер армейской разведки рассказывает, что однажды члену ИРА показали фотографии, на которых его жена совершает супружескую измену с его командиром подразделения активной службы. Но основой для вербовки говорит офицер разведки, «обычно является шантаж».

К концу 70–х годов это стало настолько широко известно как стандартный метод вербовки, что любой, кто вышел на свободу после ареста, мог попасть под подозрение в республиканских со­обществах - люди стали часто сообщать о том, что к ним обращалась полиция во время содержа­ния под стражей, на страницах националистических газет, как средство рассеять подозрения в отношении самих себя. В 80-х годах агенты-вербовщики усовершенствовали свои методы, уделяя больше времени поиску подходящих людей и проявляя больше изобретательности в со­здании ситуации, в которой можно было бы найти к ним подход.

Секретная разведывательная служба, Служба безопасности и в некоторой степени армия пошли на многое, чтобы завербовать агентов, потому что, в отличие от полиции, у них нет легкого до­ступа к республиканцам в камерах предварительного заключения. В 70-х годах Секретная разве­дывательная служба создала фиктивную туристическую фирму, чтобы сообщить ряду ведущих республиканцев, что они выиграли бесплатные поездки в Испанию. Когда они брали эти отпус­ка, к ним подошли офицеры разведки и спросили, будут ли они работать агентами. Последую­щие журналистские расследования вывели от «Карузо», подставной компании, на лондонское отделение Секретной разведывательной службы, которое занимается операциями в Великобри­тании.

В 1985 году Джерри Янг, активист Шинн Фейн, рассказал, как к нему подошли полицейские в штатском во время визита к его детям, которые жили в Бирмингеме. Янг говорит, что офицеры угрожали ему запретительным ордером, разлучив его с детьми, если он не согласится работать на них. Считается, что это была операция, проведенная от имени МИ-5 местным Специальным отделом.

Много усилий уходит на то, чтобы выявить людей, которых специалисты разведки считают по какой-либо причине под­ходящими для вербовки. Если они соглашаются предоставить информа­цию, им дают кодовое имя и подробную информацию о том, как связаться со своим куратором.

Встречи обычно проходят в районах, удаленных от опорных пунктов республиканцев. Предпо­чтение отдается местам расположения респектабельного протестантского истеблишмента – ав­тостоянке гольф-клуба, территории вокруг Королевского университета в Белфасте или у школы в пригороде для среднего класса. Большинству информаторов платят небольшие суммы, часто всего 10 или 20 фунтов стерлингов в неделю. Успешная информация, например, о тайнике с оружием, может привести к получению бонуса в размере 200 или 300 фунтов стерлин­гов. Но высокопоставленным источникам, людям в высших эшелонах Шинн Фейн, ИРА или ИНОА, платили тысячи фунтов стерлингов. Деньги часто хранятся на счетах в банках метропо­лии, и информатор часто не может ими воспользоваться, поскольку это привлекло бы внимание.

Встречи с кураторами часто назначаются по телефону. Агент позвонит в местный полицейский участок или на военную базу по незарегистрированному номеру и попросит поговорить со своим куратором. Затем будут приняты меры для проведения встречи. Агенты-посредники могут организовать встречу таким образом, чтобы иметь возможность проследить за источником до встречи, чтобы убедиться, что за ним или за ней не следит ИРА.

Работа агентов в Северной Ирландии привела силы безопасности во многие области чрезвычай­но сложные с моральной точки зрения. Опасности использования информаторов хорошо извест­ны сотрудникам разведки. Сама информация может быть недостоверной. Источник может фа­бриковать улики, чтобы поквитаться с кем-то. Они могут даже быть причастны к серьезным пре­ступлениям и, предоставляя информацию о других, могут тем самым попытаться скрыться от внимания полиции. Дилемма сил безопасности часто, проще всего, заключается в том, что они обнаруживают, что у них складываются неудобно близкие отношения с людьми, непосредствен­но причастными к терроризму. Как объясняет один высокопоставленный армейский офицер с опытом тайных операций в Северной Ирландии, «чтобы информатор был хоть сколько-нибудь хорош, вы можете почти гарантировать, что он будет участвовать в операции». В битве за раз­ведданные агенты СО или армии обнаружили, что у них складываются тесные рабочие связи с людьми, которых они подозревали, или даже знали, что они ответственны за убийство их коллег.

В 1982 году в суд поступило дело, которое высветило тесные связи между информатором и его куратором. Энтони О'Догерти и его бывшему куратору из СО Чарльзу Маккормику были предъ­явлены обвинения в совершении серии преступлений, включая убийство офицера полиции и ограбление банка. Будучи сержантом детективной службы, Маккормик был связным О'Догерти в начале 70-х годов. О'Догерти пустился в бега после того, как попал под подозрение в ИРА. Он полагался на защиту и помощь детектива-сержанта, который чувствовал привязанность к своему бывшему агенту. О'Догерти заявил в суде, что Маккормик присоединился к нему в серии преступлений.

Судья, рассматривавший это дело, поставил под сомнение некоторые утверждения О'Догерти, предупредив об опасности принятия неподтвержденных заявлений, в которых замешан бывший сотрудник полиции. Тем не менее Маккормик был признан виновным в ограблении банка, угоне автомобилей и преступлениях с применением огнестрельного оружия. Он был приговорен к два­дцати годам, но был освобожден после успешной апелляции в 1984 году. Сам О'Догерти вышел на свободу в следующем году, что заставило многих задуматься о том, были ли с властями за­ключены еще какие-то неизвестные сделки.

Британские полицейские силы связаны руководящими принципами Министерства внутренних дел по использованию информаторов, но Королевская полиция Ольстера таковой не является, еще один показатель того, в какой степени она не действует по тем же правилам, что и ее бри­танские коллеги. В руководящих принципах говорится, что полиция не должна допускать совер­шения серьезного преступления, если информатор сообщил им об этом, что они не должны вво­дить в заблуждение суд, чтобы защитить информатора, и исключает предоставление информато­ру полного иммунитета. Все эти принципы были нарушены в Северной Ирландии. Сотрудники КПО считают это необходимостью в борьбе с терроризмом, но многие посторонние критически относятся к некоторым из этих методов.

Уверенный тон, принятый многими армейскими офицерами и сотрудниками КПО при обсужде­нии действий отдельных подозреваемых в терроризме, часто основан не более чем на полуправ­де, корыстных предположениях и сплетнях в пабах, предоставляемых низкопробными информа­торами. Это может быть результатом синдрома, хорошо известного в разведывательной работе, когда куратор агента рисует чрезмерно оптимистичную картину надежности своего источника, чтобы укрепить свое собственное положение. В конце концов, работа с высококлассным источ­ником может сделать карьеру офицера СО или МИ-5. В других случаях, оказавшиеся в нужном месте информаторы могут позволить им собрать значительный объем подлинной информации о дея­тельности отдельных лиц.

Особые усилия прилагаются для вербовки квартирмейстеров, экспертов ИРА по поставкам ору­жия. Эти люди могут точно указать тайники с оружием, за которыми затем можно наблю­дать, что позволяет специалистам разведки установить личности членов ячейки. Поскольку ору­жие должно быть выдано до нападения, квартирмейстер может сыграть решающую роль в предупреждении СО или армии о террористическом нападении.

Юджин Симмонс, чье тело было найдено только через четыре года после его убийства в 1981 го­ду, как полагают, был квартирмейстером, чья информация о местонахождении складов материа­лов для изготовления бомб привела к аресту нескольких «временных». Фрэнк Хегарти, сорока пяти лет, убитый ИРА в 1986 году, работал в отделе квартирмейстера бригады Дерри. Знание Хе­гарти о крупных складах снабжения в Республике выделило его для работы в МИ-5 как «нацио­нальное достояние». В ночь перед тем, как полиция Ирландской Республики должна была совер­шить налет на тайник, где хранились десятки винтовок, Хегарти был взят под стражу. Он отпра­вился на конспиративную квартиру, принадлежащую Министерству обороны, в Ситтингборне в графстве Кент. Там его навестила его девушка,и он сказал ей, что его надсмотрщиками были люди из МИ-5. После месяца, проведенного в бегах, он больше не мог выносить разлуки. Он вернулся домой, заявив о своей невиновности в каком-либо предательстве, уловка, которая не смогла спасти его жизнь. ИРА допросила его, заявив, что он признался в том, что работал инфор­матором в течение семи лет.

Шинн Фейн ясно дала понять, какие уроки другие должны извлечь из дела Хегарти. В интервью Питеру Тейлору из программы «Панорама» на телеканале BBC, Мартин Макгиннесс, лидер рес­публиканцев Дерри и одно время начальник штаба Армейского совета ИРА, сказал, что если рес­публиканские активисты «перейдут на другую сторону», то они больше, чем кто-либо другой, полностью осознают, каково наказание за это.

- Смерть? - переспросил Тейлор.

- Смерть, конечно, - ответил Макгиннесс.

К концу 70-х годов попытки получить больше информации и более эффективно обрабатывать ее с помощью объединенных оперативных центров ГПЗК принесли результаты. Одной из обла­стей, где это было очевидно, были находки оружия. Большинство находок обычно являются ре­зультатом того, что СО передавал информацию от информаторов армии, которая затем проводит поиск. Офицер разведки батальона говорит: «Мы получали информацию из Специального отде­ла о том, что дом стоит обыскать. На самом деле они не говорят нам почему, но дают несколько подсказок относительно того, что мы могли бы найти».

Количество найденной взрывчатки и оружия неуклонно сокращалось с 1974 по 1978 год. Однако в 1979 году, хотя количество обысканных домов сократилось на треть по сравнению с 1978 го­дом, количество найденной взрывчатки было почти таким же. Сокращение числа обысков было осуществлено по приказу Кеннета Ньюмана, который понимал, что более качественные развед­данные могли бы помочь силам безопасности в их отношениях с националистическим сообще­ством, которое было крайне возмущено обысками в домах.

Несмотря на значительный прогресс, достигнутый в сотрудничестве разведок, один важный во­прос между СО и армией оставался нерешенным. С переходом к главенству полиции, в период с 1977 по 1980 год, КПО пыталось свести к минимуму работу армейских агентов, надеясь, что это поможет взять под контроль армейские источники. На самом деле, не похоже, что помощник главного констебля Слевин, глава Специального отдела, поддержал аргумент в пользу закрытия всей армейской операции по управлению агентами, скорее, это была преобладающая точка зре­ния, которой придерживались на средних уровнях командования в СО.

Как и следовало ожидать, их действия встретили решительное сопротивление армии. Отчасти в результате давления КПО генерал–майор Джеймс Гловер, как на посту командующего сухопут­ными силами, так и на своем предыдущем посту в разведке в Лондоне, пытался повысить эф­фективность и профессионализм армейской агентуры. До 1977 года каждый батальон управлял своими собственными агентами, передавая их своему преемнику после четырех или более меся­цев пребывания в Ольстере. Но стало ясно, что многие из кураторов агентов подразделения бы­ли неопытными и неумелыми. Их источники, должно быть, усомнились в мудрости вверения своих жизней в руки этих молодых людей, большинство из которых были англичанами, которые ходили вокруг, пытаясь выглядеть как гражданские лица, но быстро показывали свое незнание обычаев Северной Ирландии. В то же время Лисберн признал, что подозреваемые больше не могли допрашиваться или «проверяться» офицерами разведки батальона, и что количество вре­мени, которое они могли удерживать людей перед тем, как передать их полиции, было сокраще­но, все это затрудняло вербовку источников для армии.

Генерал-майор Гловер, проводя реорганизацию военной разведки в Северной Ирландии, прекра­тил работу батальонов со своими собственными агентами и передал эту ответственность брига­дам, следующему уровню в цепочке командования. В штабе каждой из трех бригад было то, что довольно скромно называлось Исследовательским отделом, в состав которого входили кураторы агентов, занимающиеся только этой работой. Однако это соглашение просуществовало недолго, и в 1980 году Гловер создал централизованную группу по работе с человеческими источниками, известную как подразделение полевых исследований (ППИ) в штабе войск в Северной Ир­ландии, Лисберн. ППИ присоединилась к 14-й разведывательной роте и САС в формировании трех армейских подразделений тайных операций в Ольстере. Она оставалась более засекречен­ной, чем любая из этих организаций, и в этой книге впервые обсуждается ее роль.

Подобно подразделению наблюдения и САС, ППИ набирало новобранцев из различных родов войск и готовила их к поездкам в Северную Ирландию. Но его командир и несколько других ключевых фигур были взяты из «зеленых слизняков», так что ППИ оставалось в более тесном подчинении Разведывательного корпуса, чем 14-я разведывательная рота или САС. ППИ, как и кураторы агентуры МИ-5, имели лишь ограниченный доступ к людям, содержащимся в камерах предварительного заключения, и поэтому должны были проявлять большую изобретательность при принятии решения о том, как в первую очередь подойти к потенциальным агентам.

Несмотря на эту инициативу, сотрудники СО часто рассматривали агентурные операции армии как пустую трату усилий. Высокопоставленный офицер полиции говорит: «80 процентов ценных разведывательных источников принадлежали КПО». Военнослужащий говорит, что это обвине­ние «чушь собачья» - показатель страстей, которые все еще вызывает этот вопрос. Другие воен­ные считали, что многие из кураторов агентуры СО являлись временщиками и что армия пред­принимала более изобретательные усилия по вербовке агентов.

Морис Олдфилд, занимавший должность координатора по вопросам безопасности, вскоре был втянут в это соперничество. Олдфилду было трудно справляться с таким темпом работы. Ему больше подходило разбирать бумаги в Стормонт-хаусе, чем постоянно садиться в вертолет и вы­лезать из него, чтобы посетить отдаленные базы. И, что еще более важно, к началу 1980 года он начал страдать от рака желудка.

Армия утверждала, что важно поддерживать свои собственные источники информации, потому что, как выразился один офицер, «Многие католики чувствуют себя гораздо счастливее, разгова­ривая с британцем, чем с полицейским». Была еще одна связанная с этим, но более фундамен­тальная причина позиции армии. Разведданные от информаторов были настолько важны, что Лисберн неохотно доверял все это СО. Опасения некоторых офицеров по поводу того, что в ря­дах СО было слишком много протестантских «упертых парней», означали, что генералы не хоте­ли полностью зависеть от Нока в получении информации о том, что происходит в ИРА.

МИ-5 придерживалась такой же позиции. По словам важной фигуры в Стормонте в тот период, они сохранили свое подразделение по работе с агентами отчасти потому, что видели опасность в том, что СО допускал монополию на разведданные из человеческих источников. Олдфилд, оче­видно, согласился с армией и МИ-5 в этом вопросе, осознавая опасность передачи слишком большой власти в руки Специального отдела.

В начале 1980 года, вскоре после того, как стало ясно, что он серьезно болен, положительный допуск Олдфилда по результатам секретной проверки был отозван. Этот примечательный шаг, учитывая, что он участвовал в некоторых из самых секретных операций Великобритании в тече­ние предыдущих сорока лет, был предпринят потому, что он не заявлял о своей гомосексуально­сти во время положительных собеседований на протяжении своей карьеры.

Он вернулся в Англию неизлечимо больным, чтобы пройти серию собеседований со старшими офицерами МИ-5. Им было приказано выяснить, не эксплуатировалась ли гомосексуальность Олдфилда какой-либо иностранной державой. В марте 1981 года в возрасте шестидесяти пяти лет он умер от рака. Примерно в то же время сменивший Олдфилда на посту координатора службы безопасности сэр Фрэнсис Брукс Ричардс завершил исследования, заказанные Уайтхол­лом. Сэр Фрэнсис вернулся в Лондон, и Штаб планирования был распущен. Отчеты, подготов­ленные координаторами по вопросам безопасности и их сотрудниками, были распространены среди высокопоставленных государственных служащих и министров. Хотя миссия Мориса Олдфилда получила широкую огласку как попытка правительства решить проблемы в системе безопасности, возникшие после «потрясения» в Уорренпойнте, в конечном итоге ее результатом стало в значительной степени утверждение статус-кво. В отчетах поддерживалась политика гла­венства полиции и централизации разведывательной деятельности, но сохранялась разносторон­няя деятельность армии, КПО и МИ-5 по сбору информации.

Шесть лет спустя причины отстранения Олдфилда стали достоянием общественности в газет­ной статье, в которой предполагалось, что охранники его специального подразделения в Лондо­не предупредили свое начальство о том, что шеф Секретной разведывательной службы занима­ется случайным сексом с молодыми мужчинами. В статье североирландского журналиста Криса Райдера в «Сандей Таймс» говорилось, что Олдфилда выслали из Ольстера после инцидента, в ходе которого он подошел к мужчине в туалете в пабе недалеко от Стормонта.

Миссис Тэтчер сделала публичное заявление, подтверждающее, что он «признался» в своей го­мосексуальности и в результате был отстранен от должности координатора службы безопасно­сти. Многие в Секретной разведывательной службе и в Стормонте сочли поведение премьер-министра предательством по отношению к человеку, который отказался от недолговечных радо­стей своей отставки, чтобы служить ей. Им было трудно понять, почему, когда правительства обычно никогда не комментируют деятельность служб безопасности и разведки, ей понадоби­лось так откровенно говорить о человеке, который был мертв и не в состоянии защитить себя.

Некоторые люди видели руку МИ-5 или Специального отдела КПО в падении Олдфилда. Если старший офицер Секретной разведывательной службы приводил молодых людей к себе на квар­тиру, почему это не было замечено раньше? Утверждения об инциденте в самой Северной Ир­ландии вызывают недоумение. Один из коллег Олдфилда из Стормонта говорит, что история о пабе неверна и что бывшего начальника Секретной разведывательной службы допрашивали об инциденте, который произошел задолго до его прибытия в Северную Ирландию. Существует ве­роятность того, что «источники в службе безопасности и полиции», на которые ссылается Райдер в качестве поставщиков информации в своем рассказе, знали о гомосексуальности Олдфилда в течение некоторого времени и что они решили использовать эту информацию, пото­му что он не поддержал детективов СО среднего ранга, которые хотели взять верх над армейски­ми агентами в Ольстере.

Глава 12. «Встряска» и технология террора

Хотя информаторы оставались основным источником разведывательной информации для КПО и армии, использование технических средств сбора информации расширялось. К 1980 году как си­лы безопасности, так и их оппоненты-республиканцы вложили значительные ресурсы в новые технологии. От ультрасовременного оборудования для наблюдения до сложных взрывателей бомб - обе стороны пытались получить преимущество, используя развивающиеся технологии.

ИРА извлекла уроки из своих первых неудач в изготовлении бомб и смогла производить устрой­ства гораздо более высокого качества, используя более стабильную взрывчатку и более надежные таймеры. И радиоуправляемые бомбы, с которыми организация экспериментировала с 1972 года, также получили распространение в конце 70-х годов. Примечательно, что «времен­ные» использовали их при взрывах в Уорренпойнте и лорда Маунтбеттена в Маллагморе.

Стандартное устройство приводилось бы в действие передатчиком, известным как «Макгрегор», предназначенным для использования с моделями самолетов и лодок. Сначала он использовался для приведения в действие простого переключателя, также часто приобретаемого в модельных магазинах, который затем приводил в действие детонатор. Это было незадолго до того, как ар­мия начала изучать возможность передачи сигналов помех в диапазоне волн 27 МГц, используе­мым этим передатчиком. Однако такая тактика была сопряжена с риском, поскольку существова­ла вероятность того, что армия, передавая помехи на той же частоте, приведет к преждевремен­ному взрыву бомб, что, возможно, приведет к ранению невинных людей.

Шло время, ИРА вносила различные изменения в свои радиоуправляемые устройства. Передо­вое электронное оборудование, приобретенное за рубежом, было использовано для модифика­ции как передатчиков, так и приемников с помощью кодированного сигнала для приведения в действие бомбы. В результате армейские средства глушения, основанные на передаче на посто­янной частоте, больше не смогли бы привести бомбу в действие или обезвредить ее; и силы без­опасности не смогли бы выяснить, какие модуляции сигнала были необходимы для приведения бомбы в действие. Хотя это представляло собой значительное технологическое развитие для ИРА, обеим сторонам предстояло продвинуться дальше простого кодирования.

Ученые министерства обороны в научно-исследовательских учреждениях Англии постоянно со­стязались в остроумии с создателями бомб ИРА, и использование ИРА закодированных сигналов включения для своих бомб вынудило ученых рассмотреть новые способы защиты военных. Им пришла в голову идея «ингибиторов», которые предотвратили бы срабатывание бомбы, вмеша­тельство, которое спасло бы много жизней.

К середине 1980-х годов военные были оснащены целым семейством портативных средств про­тиводействия, предназначенных для различных угроз. ИРА была осведомле­на о функциях устройств, которые носили военные во время патрулирования, и позже попыта­лась обвинить армейские контрмеры в том, что они спровоцировали взрыв в 1987 году на службе в День памяти в Эннискиллене, в результате которого погибли одиннадцать человек. На самом деле он был вызван таймером.

Возможно, эксперты ИРА неизбежно обнаружили область электронного спектра, в которой инги­биторы не будут действовать, «белую полосу». Начиная с 1985 года, несколько солдат и поли­цейских, особенно в Южном Арме, были убиты в результате взрыва бомб, сработавших с ис­пользованием радиосигнала в «белом» диапазоне. Устранение этой угрозы стало предметом срочных усилий в учреждении Министерства обороны на юге Англии. После более чем года ин­тенсивных усилий ученые разработали успешные контрмеры для передатчиков, работающих в «белом» диапазоне. Преследуемая по всему электронному спектру, ИРА все чаще возвращалась к старомодному и неподавляемому методу, управлению по проводам.

В соответствии со своей стратегией длительной войны ИРА стала лучше осознавать риски для своих мужчин и женщин и необходимость избегать безрассудных операций. Республиканские районы, особенно во внутренних районах городов, интенсивно патрулировались и подвергались негласному наблюдению со стороны сил безопасности, что увеличивало шансы перехвата аген­тов ИРА. Из-за этого ИРА пришлось приложить больше усилий к подготовке атак, чтобы гаран­тировать, что снайперы или подрывники смогут беспрепятственно добраться до своей цели. ИРА развила навыки своей собственной разведывательной организации, совершив несколько перево­ротов, которые должны были вызвать тревогу в сообществе служб безопасности.

В первые дни Смуты женщины стучали крышками мусорных баков всякий раз, когда в поместья въезжал армейский патруль. По мере того как шли 70-е годы, ИРА перешла к более тонким формам общения. Телефоны использовались для передачи зашифрованных сообщений. Сочув­ствующие, живущие в высотных многоквартирных домах, замечали патрули в бинокль, а затем вывешивали полотенце на свой балкон или открывали окно. Эти посты предупреждения сделали для ИРА более безопасным проведение нападений или перемещение оружия и, в свою очередь, вынудили силы безопасности усилить скрытое наблюдение. В основном это были операции в штатском, которые с большей вероятностью выводили людей на чистую воду. Пытаясь проти­востоять этой новой деятельности по наблюдению, ИРА наняла свои собственные команды на­блюдателей, известных как «шпики». Они часто вербовались из молодежных или женских отде­лений движения и принимали участие в нападениях, обеспечивая режим безопасности или нахо­дя дом полицейского, а также наблюдая за территорией своего проживания.

«Временные» также вскоре предприняли попытки перехватить сообщения своих оппонентов. Небольшие тактические рации солдат на улице легко прослушивались. Чердаки или свободные комнаты были оборудованы ИРА в качестве постов для прослушивания. Те, кто ими руководил, быстро научились интерпретировать основные кодовые слова, используемые солдатами и поли­цией в попытке замаскировать свои действия. Например, не потребовалось много времени, что­бы установить, что солдат, упомянувший по радио «Феликса», имел в виду офицера по обезвре­живанию бомб или что «Санрей» относится к командиру подразделения. Такого рода информа­ция могла бы быть ценной при организации засад типа «на опережение», когда ИРА инсцениро­вала бы инцидент и нападала на тех, кто на него отреагировал. Простое пеленгационное обору­дование также можно было бы использовать для отслеживания местоположения передач.

Однако разведданные, собранные путем прослушивания сообщений пеших патрулей, оставались довольно базовыми. ИРА поняла, что она получила бы гораздо более важную информацию, если бы смогла проникнуть в систему связи более высокого уровня, используемую старшими ко­мандирами. В 1979 году, в рамках крупной полицейской разведывательной операции под кодо­вым названием «Ястреб», КПО провела налет на дом недалеко от Белфаста, который был превращен в фабрику бомб и сложный пункт прослушивания. Полиция пришла к выводу, что «временным» удалось подключиться к стационарным телефонам, по которым велись разговоры старших офицеров. В том же году сочувствующим в Англии удалось украсть из почтовой сумки так называемый доклад Гловера о будущих тенденциях терроризма в Северной Ирландии. Утрата этого секретного документа привела Уайтхолл в глубокое замешательство.

Прослушивание их коммуникаций привело армию к разработке новой, более безопасной систе­мы. Одна из них, получившая кодовое название «БРИНТОН», развернутая в начале 80-х годов, предназначалась для обеспечения зашифрованных телефонных линий и линий передачи данных между различными штаб-квартирами. Однако недавно были высказаны сомнения относительно «БРИНТОН». В конце 1989 года некто, имевший обширные связи в республиканском движении, заявил мне, что ИРА удалось проникнуть в эту сеть высокого уровня. В том же месяце бюлле­тень Министерства обороны по контрактам, публикация, распространяемая среди оборонных подрядчиков, содержала приглашение к участию в тендере на продление проекта «БРИНТОН», возможно, признание того, что система нуждается в усовершенствовании.

К концу 70-х годов, в сочетании с новой структурой ячеек, было приложено больше усилий для организации тщательной подготовки «добровольцев» ИРА, часто в лагерях в Донегале и других отдаленных районах Республики. Они стали более опытными в том, чтобы обходить стороной достижения в области раскрытия преступлений. Эта «осведомленность криминалистов», как на­зывает это полиция, включала в себя несколько новых мер: было расширено использование ба­лаклав, чтобы предотвратить идентификацию с помощью фото-наблюдения; стало стандартной практикой использовать резиновые перчатки при обращении с оружием, чтобы не оставлять от­печатков на оружии, а также масла и пороха на руках; а поверх обычной одежды одевались рабочие комбинезоны или другая одежда, чтобы на ней не остались следы взрывчатки. Эта одежда, балаклавы и перчатки были спрятаны в домах членов ИРА, часто вместе с самим оружием. До­бровольцы принимали ванну вскоре после обращения со взрывчатыми веществами, чтобы на их волосах или коже не было обнаружено никаких следов. Изобретательность ИРА побудила силы безопасности принять множество контрмер, которые стремились, в том числе с помощью техно­логий и усовершенствованной судебно-медицинской практики, добиться большего числа обви­нительных приговоров.

Другой областью, где технология использовалась для борьбы с ИРА, была проверка автомобиль­ных номерных знаков. В 1974 году силы безопасности внедрили первую компьютеризированную систему автомобильных номерных знаков под кодовым названием операция «Мстительность». Этот проект был разработан армией, основной компьютер базировался в Лисберне. И именно Королевская военная полиция в Лондондерри, а не КПО, предприняла первые попытки связать контрольно-пропускные пункты транспортных средств с учреждениями, хранящими записи, чтобы можно было проводить мгновенные проверки через терминалы, многие из которых уста­новлены на контрольно-пропускных пунктах на границе с Югом, которые можно было использо­вать для получения информации о машина примерно через тридцать секунд.

ИРА вскоре осознала свою уязвимость перед такой системой, но она также разработала контрме­ры. Оперативники ИРА объезжали улицы процветающих районов, жители которых были бы за­несены в компьютер как не представляющие интереса, и снимали точные данные об автомоби­лях. Затем они находили похожую модель, меняли ее номерные знаки и следили за тем, чтобы она была идентична первой, вплоть до наклеек на стеклах. Таким образом, солдат или поли­цейский, проверяющий номер с помощью компьютера, предположил бы, что машина принадле­жит респектабельному жителю пригорода. Однако использование «звонарей», как называла их ИРА, требовало от организации больших дополнительных усилий и во многих случаях было не­возможно. Но в равной степени армии потребовалось некоторое время, чтобы найти наиболее эффективный способ использования компьютера – сначала много времени было потрачено впу­стую на проверку транспортных средств, принадлежащих основной массе населения, не при­частного к терроризму. В 1977 году компьютер был модифицирован для работы в основном с подозрительными транспортными средствами.

В течение 70-х годов большинство записей армии и КПО хранились в картотеках в штаб-квар­тирах от местного до национального уровня. В их карточках перечислялись подозреваемые, дома и огнестрельное оружие, часто довольно подробно. Солдаты, прибывающие для обыска до­ма, должны были знать расположение мебели в нем и другие детали – например, был ли в зда­нии подвал или закупоренный дымоход. Эти данные были собраны на карточках домов, полу­ченных в ходе предыдущих рейдов, и иногда с помощью простого средства - взгляда в окно. Си­лы безопасности могли бы получить другую информацию о доме в почтовом отделении или у Управления жилищного строительства Северной Ирландии.

Неизбежно, что дома людей, невиновных в терроризме, иногда подвергались такой тщательной проверке. Обыски были крайне непопулярны и подверглись критике со стороны некоторых депу­татов парламента от лейбористской партии в Лондоне, которые считали, что Ольстер превраща­ется в общество «Большого брата», в котором обычные люди подвергаются неприемлемому уровню слежки со стороны сил безопасности. В результате этого в 1976 году Гарольд Уилсон объявил о создании компьютера для ведения записей персональных учетных данных. Сбор тако­го рода информации вызвал беспокойство у активистов движения за гражданские свободы, хотя армейские офицеры утверждают, что это позволило Лисберну одним нажатием кнопки устано­вить многих людей, которые определенно не были причастны к инциденту, снимая подозрения с невиновных. Руководители служб безопасности надеялись, что это позволит им более эффектив­но сосредоточить свои усилия, уменьшив нежелательное внимание, уделяемое тем, кто не причас­тен к насилию.

Полиция и армия в течение некоторого времени осознавали, что существует значительный про­стор для неправильного обращения с информацией, хранящейся в системе картотек, и что коли­чество времени, необходимое для поддержания информации в актуальном состоянии, увеличи­вается. Они представили компьютер, известный просто как «3072», по номеру его модели, кото­рый был призван улучшить ситуацию. Как и во многих ранних экспериментах с компьютерами, вскоре стало очевидно, что машине не хватает памяти или быстродействия, чтобы быть эффек­тивной. В результате полицейские участки и армейские базы сохранили свои картотеки, и компьютер практически не повлиял на их деятельность по сбору разведывательной информации.

В начале 1980-х годов была разработана новая система для замены «3072». В 1987 году 125-й разведывательный отдел, отдел обработки данных 12-й разведывательной роты и службы без­опасности, базирующейся в Лисберне, получил новый компьютер. Новая машина, объем памяти которой во много раз превышал «3072», получила кодовое название «Тигель». Армия надея­лась, что «Тигель» наконец позволит ей использовать возможности информационной рево­люции.

«Тигель» не только хранил информацию о людях и инцидентах, но и содержал данные о передвижениях отдельных лиц, поступающие с десятков терминалов в разведывательных подразделениях по всему Ольстеру. Внедрение нового компьютера вызвало ряд жалоб со сторо­ны офицеров разведки, которых возмущало количество времени, которое их подчиненным при­ходилось тратить на ввод в него информации. Луддитские элементы в разведывательном мире считали, что ввод информации в компьютер отнимает больше времени и усилий, чем было необ­ходимо при использовании системы карточек и квалифицированного аналитика. Хотя это может уменьшить число людей, попадающих в поле зрения аналитиков разведывательной информации, компьютеризация информации может усугубить ошибки, и последствия, задержания на блокпо­стах или обыски в домах, для людей, ошибочно введенных в компьютер в качестве подозревае­мых в терроризме, потенциально наносят большой ущерб силам безопасности.

Компьютеризация записей не принесла никаких чудесных изменений в работу разведки. «Тигель» имеет различные уровни доступа, причем те, кто находится на более низких уров­нях, тратят много времени на ввод информации, но сами не могут получить доступ к лучшим разведданным. По словам сотрудника, который пользовался системой, только самый высокий уровень доступа предоставляет пользователю информацию значительно лучше, чем письменные записи.

В 1973 году на базе Королевских ВВС Олдергроув в Северной Ирландии был создан разведыва­тельный центр расшифровки и анализа аэрофотосъемки (РЦР). РЦР используется для направле­ния запросов на аэрофотосъемку. Эта работа часто выполняется с помощью высотных пролетов самолетами Королевских ВВС в Канберре, летящими из Англии. Снимки полезны для простых картографических целей, но также могут быть полезны для установления того, было ли переме­щено оборудование в закрытом помещении или копаются ли большие ямы для хранения оружия.

Армейский воздушный корпус также развернул вертолеты «Газель», оснащенные специально стабилизированной телевизионной камерой. Эти миссии «летающих камер» стали почти посто­янным явлением над Белфастом и Лондондерри, а также на таких мероприятиях, как похороны республиканцев. Снимки с вертолета были использованы в 1989 году при успешном судебном преследовании нескольких человек, убивших двух капралов после того, как они случайно въеха­ли на республиканские похороны.

В конце 70-х и начале 80-х годов Корпус армейской авиации провел операцию по обнаруже­нию управляемых по проводам бомб и тайников с оружием с помощью инфракрасного оборудо­вания для получения изображений, которое могло обнаруживать пустоты в земле. Оборудование было слишком чувствительным, чтобы нормально работать в вертолете из-за вибраций. Вместо этого он был установлен на древних самолетах-корректировщиках корпуса «Бивер», небольших винтовых самолетах с несколькими посадочными местами. Подобные вылеты из Олдергроува продолжались в начале 1980-х годов, часто в приграничных районах, где ИРА устраивала взры­вы с использованием управляемых по проводам бомб. «Биверы» были выведены из эксплуата­ции в конце 80-х годов, поскольку к тому времени на вертолетах появилось новое поколение теп­ловизоров. Одна модель, часто используемая спецназом, обеспечивала высокое качество изобра­жения ночью на расстоянии нескольких миль.

Технология также использовалась для снижения нагрузки, связанной с наблюдательными поста­ми. Эта задача была сопряжена с серьезными рисками, и количество людей, подготовленных для ее выполнения, было ограничено. Недавно изобретенные датчики, для управления которыми не требовался личный состав, по-видимому, могли помочь. Устройства, улавливающие приближаю­щиеся шаги, можно было бы воткнуть в землю. Были разработаны специальные камеры, кото­рые можно было бы оставить на одном из многочисленных необслуживаемых пограничных переходов и которые срабатывали бы при движении. Затем эти устройства можно было бы пе­резарядить через несколько дней. Камеры также были установлены в полостях фар автомобилей, которые были оставлены припаркованными напротив дома подозреваемого или в другом интере­сующем его районе.

Газеты «временных» показали, что совокупный эффект физического наблюдения, вертолетов, самолетов-корректировщиков, прослушивания и компьютеризации заставлял многих «добро­вольцев» ИРА опасаться проведения операций. Высокопоставленный член ИРА сказал в интер­вью газете «Републикен Ньюс»:

«Здесь находится огромное количество фортов, казарм и шпионских постов, которые ощетини­ваются антеннами и мачтами связи, подслушивающими устройствами и другим высокотехноло­гичным оборудованием. За этим видимым присутствием скрывается также пугающий уровень скрытого наблюдения. Недавно [1989] на этом фронте резко возросло использование скрытых камер наблюдения как в городских, так и в сельских районах... также прослушиваются автомо­били и даже некоторые открытые места в опорных пунктах республиканцев».

Член ИРА заключил: «В конечном счете, это битва умов, каждая операция должна быть тщатель­но спланирована с учетом препятствий».

Высокотехнологичное оборудование для прослушивания открывало перед тайными операторами необычайные возможности, особенно с учетом того, что к 1979 году силы безопасности столкну­лись с дилеммой, что делать, когда они обнаружат тайник с оружием. Политика исполь­зования САС для противостояния террористам у тайников с оружием или на месте запланиро­ванного нападения была отменена, о чем ранее говорилось в восьмой главе, в основном потому, что те, кто отвечал за безопасность, считали, что убийство террористов при таких обстоятель­ствах при­водит к тому, что погибшие члены ИРА или ИНОА рассматриваются республиканским сообще­ством как мученики. Специалисты разведки придумали решение, заключающееся в уста­новке миниатюрных передатчиков внутри оружия, найденного на таких тайниках. Идея заключа­лась в том, что устройства активировались бы, когда оружие было взято в руки, и что можно бы­ло бы отслеживать передвижения террористов по мере их приближения к своей цели. Позже бы­ли раз­работаны более совершенные устройства, которые не только позволяли отслеживать местополо­жение оружия, но и действовали как микрофоны, позволяя офицерам разведки про­слушивать разговоры членов ИРА.

Задача установки этих устройств была поручена специально отобранным офицерам и сержан­там, входящим в подразделение оружейной разведки (ПОР), объединенное подразделение ар­мии/КПО которое объединяло всю информацию о баллистике и находках оружия. В штабе каж­дой бригады есть отделение оружейной разведки, и часто именно этих офицеров вызывали для установки устройств на оружие - действие, известное на секретном жаргоне тайных операций как «встряска».

Расцвет этого вида тайных операций пришелся на конец 70-х - начало 80-х годов. Во многих случаях экспертам удавалось пометить оружие ИРА. В нескольких случаях были достигнуты впечатляющие успехи, приведшие к аресту членов ИРА, которые планировали применить ору­жие. В течение многих лет эти результаты достигались при сравнительно небольшом риске.

Хорошо спланированная операция по перехвату оружия ИРА требовала нескольких предвари­тельных условий, наиболее важным из которых была возможность получить доступ к оружию так, чтобы ИРА об этом не узнала. В некоторых случаях тайники были обнаружены в отдален­ных районах. При таких обстоятельствах оружие иногда можно было изъять для обработки в ла­бораторных условиях, в то время как тайник находился под наблюдением. В других случаях ору­жие было спрятано в населенных пунктах, иногда даже внутри домов населения.

В некоторых случаях САС и 14-я рота использовались в миссиях «скрытого поиска», иногда по­лучая доступ к республиканскому дому, в то время как его обитателей не было дома. Во время этих миссий им удалось установить подслушивающие устройства различных типов, в том числе те, которые используются внутри оружия. В других случаях люди, выступавшие в качестве аген­тов сил безопасности, разрешали солдатам и полиции доступ к оружию, хранящемуся в их до­мах.

Другим требованием для успешной операции по «встряске» было то, что ИРА должна была спланировать какое-либо использование оружия, в которое были заложены устройства, пока они еще работали. Этот фактор явно находился вне контроля сил безопасности. Для мониторинга устройств прослушивания и слежения требовалась база рядом с местом расположения тайника. Используемые небольшие передатчики неизбежно имели ограниченный радиус действия. Базы, используемые для таких операций, варьировались от местного полицейского участка до незаня­того дома. В случае с прослушиваемым амбаром в Арме в 1982 году, где происходили события, имевшие центральное значение для последующих расследований Джона Сталкера, устройства прослушивались из специально расположенного рядом сборного домика.

В конечном счете, было неизбежно, что ИРА обнаружит, что ее оружие было обработано, незави­симо от того, насколько искусно эксперты маскировали свою работу. Похоже, что первый раз член ИРА заметил, что с оружием что-то случилось, в конце 1983 или начале 1984 года. Это открытие привело к смерти Джеймса «Джаса» Янга, члена ИРА и полицейского информатора.

Янг был завербован в качестве агента после автомобильной аварии в августе 1981 года. Поли­ция, по-видимому, угрожала вернуть Янга в тюрьму для отбывания оставшихся четырех лет из восьмилетнего срока наказания за террористические преступления, назначенного ему в 1976 го­ду. Янг согласился помочь полиции, чтобы сохранить свою свободу, и активно действовал в ИРА графства Даун. В первых числах января 1984 года он разрешил своим кураторам из Специально­го отдела получить доступ к пистолету-пулемету, который он перевозил в Белфаст. После этого карьера Янга как информатора резко оборвалась. ИРА, по-видимому, обнаружила наличие элек­тронного устройства в оружии вскоре после того, как он был передан, а Янг был похищен и под­вергнут допросу.

На допросе своих бывших коллег по из «временных» Янг, по-видимому, признался в своей дея­тельности в качестве информатора. ИРА утверждает, что он признался в заблаговременном предупреждении о нескольких взрывах бомб, а также в раскрытии информации о наличии скла­дов оружия и взрывчатых веществ. Он был убит одним выстрелом в голову, а его тело оставили на обочине дороги недалеко от Кроссмаглена в южной Арме. Самому Янгу, как сообщается, не сказали, что в оружие, которое он передал своим коллегам из ИРА, была прослушка. Точная при­чина любопытства «временных» к этому оружию остается неясной даже сегодня.

После инцидента с Янгом «временные» начали гораздо тщательнее проверять свое оружие. По­сле многих лет успеха «встряска» стала неоднозначным благом для сотрудников разведки, по­скольку он предоставил ИРА метод выявления информаторов. Несмотря на угрозу для агентов, которую представляло продолжающееся использование «встряски», армия, СО и МИ-5 продол­жали помечать оружие. Эксперты из правительственных лабораторий, которые разрабатывали «жучки», проявили большую изобретательность в их маскировке. Подразделения, размещающие их, также попытались усовершенствовать свои процедуры, чтобы уменьшить шансы на обнару­жение.

«Встряска» не была идеальной системой. Установка передатчика в оружие давала возможность наблюдать за членами ИРА в течение короткого времени. Как и другие типы подслушивающих устройств, те, что использовались в огнестрельном оружии, питались от батареек с ограничен­ным сроком службы. И хотя эксперты подразделения оружейной разведки делали большое коли­чество полароидных снимков тайника, прежде чем прикасаться к чему-либо, чтобы убедиться, что все осталось таким, каким они его нашли, они подозревали, что в некоторых случаях ИРА становилось известно о том, что тайник был вскрыт, и оружие так и не было извлечено.

Другой возможностью, открытой для ПОР, была диверсия с использованием материалов для изготовления бомб, найденных в тайниках. Питер Райт в своей книге «Ловец шпионов» говорит, что МИ-5 изучала возможность установки мин-ловушек на оружие террористов, найденное в тайниках с оружием, но решила этого не делать. Фред Холройд предполагает, что однажды это действительно было сделано, что привело к смерти члена ИРА в Южной Арме в 1974 году. Лю­ди, которые были вовлечены в разведывательную работу в Ольстере, говорят, что они не исполь­зуют оружие-ловушки из-за риска для невинных людей.

Однако было найдено решение путем вмешательства в оружие, чтобы его обезвредить. Материа­лы для изготовления бомб можно сделать безвредными. Также могут быть установлены миниа­тюрные передатчики, позволяющие отслеживать их. Таким образом, личность информатора, ко­торый точно определил местонахождение бомбы, может быть защищена, поскольку ИРА знает, что время от времени у нее есть неразорвавшиеся боеприпасы. Такого рода операции оставили ИРА глубоко неуверенной в том, были ли обезврежены материалы для изготовления бомб или это была просто бомба, которая не сработала, хотя «временные» знали, что иногда в ее взрывные устройства вносились изменения, и публично заявили об этом в 1988 году, когда устройство не сработало в Лондондерри.

Дело Джаса Янга привлекло внимание ИРА к опасностям, связанным с «встряской». В 1985 году все снова пошло наперекосяк, когда член ИРА заметил что-то необычное в его пистолете. Он был исследован техническими экспертами «временных», которые поняли, что они обнаружили. Оружие хранили Джерард и Кэтрин Махон, супружеская пара лет двадцати с небольшим, живу­щая в поместье Твинбрук в Белфасте. «Временные» начали контрразведывательную опера­цию.

За супругами проследили до их встреч с сотрудниками Специального отдела. Впоследствии они были похищены и допрошены, в ходе которых было установлено, что в прошлом году они согла­сились работать на СО в обмен на освобождение от уголовного преследования за неоплаченные штрафы. Они позволили техническим экспертам СО войти в их дом и изъять хранящееся там оружие. СО дала им «тревожную кнопку», которую они могли нажать, если почувствуют, что им угрожает опасность быть пойманными, но они не смогли ею воспользоваться.

В середине одной сентябрьской ночи 1985 года такси остановилось у поместья Терф Лодж. Ма­соны и их палачи вышли на свободу. Миссис Махон была вынуждена наблюдать, как ее мужу выстрелили в лицо и затылок. Затем она была убита очередью из автомата. Специальный отдел платил им по 20 фунтов в неделю.

Глава 13. За пределами Ирландии

В течение 70-х годов ИРА установила контакты за рубежом, чтобы обеспечить себя оружием и деньгами, хотя на данном этапе она не использовала эти контакты для оказания помощи в атаках на цели на континенте. За первыми поставками оружия из Америки, где существовала сильная ирландская католическая община, имевшая связи с ИРА, последовали сделки с Ливией и пале­стинскими партизанами. ИРА получила ошеломляющее разнообразие оружия в результате этих и других сделок с торговцами оружием: оружие, изъятое силами безопасности, включало снятые с вооружения самоза­рядные винтовки венесуэльской армии, револьверы калибра .357 Магнум, купленные без  ли­цензии в американских оружейных магазинах, штурмовые винтовки китайского производства. В дополнение к стандартному снайперскому оружию ИРА также приобрела противотанковые ра­кетные гранатометы РПГ-7 и крупнокалиберные пулеметы.

Попытки помешать этим поставкам увенчались ограниченным успехом. В 1973 году было пере­хвачено пять тонн оружия из Ливии на борту грузового судна «Клаудиа», а в 1977 году в Антвер­пене была изъята партия с Ближнего Востока. Она включала семь пусковых установок РПГ-7 и тридцать шесть реактивных снарядов. Обе эти операции были связаны с сотрудничеством меж­ду различными разведывательными службами. Несмотря на подобные примеры, гораздо больше партий контрабанды все еще проскальзывало через таможню, о чем свидетельствовали разнооб­разие и количество оружия, появляющегося на улицах Северной Ирландии.

В Соединенных Штатах и многих других частях мира британская секретная разведывательная служба пыталась перехватить эти поставки. Но ИРА хорошо понимала трудности, с которыми столкнулась МИ-6. Поскольку каждая страна ревностно защищала свой суверенитет, возможно­сти МИ-6 действовать на основе любой полученной информации были ограничены. ИРА должна была всего лишь распространить свою деятельность на несколько границ, чтобы увеличить чис­ло разведывательных служб, занимающихся их поиском, что уменьшало вероятность любых скоординированных усилий по обнаружению ее операций.

Эти слабые места также могли быть использованы для атак на британские объекты за рубежом. Шинн Фейн стало известно, что еще одна бомба в Северной Ирландии с меньшей вероятностью попадет в заголовки газет, чем бомба в Лондоне. Впоследствии ИРА привлекла свои подразделе­ния активной службы к участию в различных кампаниях в Великобритании, и в начале и середи­не 70-х годов организация осуществила серию кровавых нападений на пабы и другие объекты в Англии: в Бирмингеме в 1973 году, а также в Гилдфорде и Вулвиче в 1974 году. Британская по­лиция былаплохо подготовлена к ответу на угрозы, исходящие от этих бесчинств, и под полити­ческим давлением с целью найти виновных выступила против ирландской общины в Великобри­тании. Результатом стал ряд ложных обвинительных приговоров. В 1990 году «Гилдфордская четверка» была освобождена после шестнадцатилетнего заключения за взрывы, которых они не совершали. Затем, менее чем через год, шестеро мужчин, осужденных ИРА за самое кровавое убийство середины 1970-х годов - взрывы в пабах Бирмингема, также были освобождены. Как по делам Гилдфорда, так и по делам Бирмингема обвинительные приговоры были вынесены на основании признаний, которые, как позже утверждали заключенные, были из них выбиты.

Крис Маллин, журналист-расследователь, а позже член парламента, который защищал Бир­мингемскую шестерку, заявил в 1990 году, что обнаружил доказательства того, что полиция в течение многих лет знала, кто были настоящие преступники. Утверждалось даже, что один чело­век продолжал принимать участие в последующих кампаниях по взрывам бомб в Англии. После этой первой волны насилия в Британии и ИРА, и полиция усовершенствовали свои методы. Спе­циальный отдел столичной полиции играл надзорную роль в координации деятельности не­больших подразделений СО по всей стране. Расширение контактов со Специальным отделом Ко­ролевской полиции Ольстера, напрямую и через Службу безопасности, позволило Специально­му отделу столичной полиции действовать более эффективно при наблюдении за отдельными лицами, перемещающимися между Ирландией и Великобританией, где также были предприняты более активные усилия по созданию сетей информаторов в ирландских общинах. По мере того как СО и МИ-5 становились все более эффективными, ИРА тоже меняла свои методы работы. Например, больше внимания было уделено тому, чтобы оградить подразделения активной служ­бы от ненадежных элементов в ирландском сообществе.

В результате другого важного изменения стратегии Армейский совет ИРА в 1979 году принял ре­шение перенести борьбу на британские объекты на континенте, где органы безопасности все еще были соблазнительно дезорганизованы и нескоординированы. В марте 1979 года ИРА убила британского посла в Нидерландах. Одновременное нападение, направленное на высокопостав­ленного британского дипломата в Бельгии, прошло неудачно, унеся жизнь бизнесмена. Вскоре после этого был совершен взрыв бомбы в клубе британской армии в Западной Германии, но жертв не было.

В течение 1980 года было совершено еще несколько нападений на британские военные объекты в Германии. Был застрелен полковник британской армии. Затем было произведено несколько вы­стрелов по группе военной полиции. Во время другой атаки британский офицер, совершавший пробежку, был обстрелян, но выжил. Эти события, естественно, спровоцировали ответные дей­ствия британской и западногерманской разведок, но, как и в Северной Ирландии несколькими годами ранее, отсутствие четких линий контроля и ответственности стало причиной соперниче­ства и недобросовестного поведения.

В 1980 году Секретная разведывательная служба под руководством Объединенного разведыва­тельного штаба Кабинета министров начала операцию под кодовым названием «SCREAM» по внедрению агентов в ирландские общины экспатриантов в различных частях мира. Это была «наступательная операция по проникновению», означающая, что агенты, принимавшие в ней участие, должны были активно участвовать в республиканских движениях в соответствующих странах. Известно, что один агент «SCREAM» прибыл в Дюссельдорф в конце 1981 года.

В то же время Армейский разведывательный корпус начал свою собственную деятельность в Германии. Ни одна из организаций не знала, что замышляет другая. Разведывательный корпус пытался завербовать агентов в ирландской общине экспатриантов в Германии, которая насчиты­вала более 100 000 человек, исходя из предположения, что ячейкам ИРА потребуется поддержка со стороны этих людей. К сожалению, британская армия не сообщила правительству Западной Германии об этих операциях – нарушение договоренности между западными странами о том, что они не будут проводить разведывательные операции на территории друг друга, не запросив на это разрешения.

Чтобы еще больше запутать ситуацию, появился еще один игрок, стремящийся повлиять на со­бытия. Служба безопасности, национальная организация по контрразведке и борьбе с подрыв­ной деятельностью, также имела представительство в Западной Германии, отделение связи с органами безопасности в Кельне, пережиток периода британской оккупации после Второй миро­вой войны. А организационно между МИ-5 и армейским разведывательным корпусом располага­лась еще одна структура, Организация безопасности британских служб (ОББС), кото­рая возник­ла в те времена, когда Германия была главным в мире полем битвы шпионов. Штаб-квар­тира ОББС находится в Рейндалене, на той же базе, что и главнокомандующие Британской рейнской армией и Королевскими военно-воздушными силами в Германии. Она была предназна­чена для раскрытия заговоров разведывательных служб Варшавского договора или представи­телей не­мецкой пятой колонны с целью подрывных действий в отношении британского военно­го лично­го состава. ОББС входит в состав Министерства обороны, и его сотрудники классифи­цируются как государственные служащие в рамках этого ведомства, хотя у них тесные отноше­ния со Службой безопасности.

ОББС и МИ-5 обнаружили армейские операции и поняли, что это может нанести ущерб бонн­скому правительству. Несмотря на репутацию МИ-5 в некоторых кругах как самой безжалостной и «ковбойской» из британских разведывательных организаций, ее руководители понимали, что какими бы трудными ни были признания в том, что происходило, все это дело должно быть по­ставлено на законную основу в Бонне.

Точно так же, как МИ-5 в середине 1970-х годов использовала угрозу ирландского терроризма в Великобритании, чтобы закрепиться в Ольстере, вытеснив своего конкурента МИ-6, так и те­перь ей представилась возможность расширить свою роль на континенте. Хотя Секретная разве­дывательная служба поддерживала тесные связи со службой внешней разведки Бонна, «Bundesnachrichten Dienst» (BND), конституция Западной Германии запрещала этому ведомству играть какую-либо роль во внутренних делах. Поэтому МИ-6 была вынуждена обратиться за разведывательной информацией об ирландской террористической деятельности к аналогу МИ-5, «Bundesamt für Verfassungsschutz» (BfV) или Государственному управлению по защите Консти­туции. Поскольку BfV уже установила гораздо более тесные связи со Службой безопасности, континентальная кампания ИРА 1979-1980 годов стала чем-то вроде подарка МИ-5 в ее традици­онном соревновании с Секретной разведывательной службой. Разгромив МИ-6 в Ирландии, МИ-5 теперь была готова позиционировать себя как центральную силу, объединив различные агент­ства, охотящиеся за ИРА в Европе.

В Соединенных Штатах конституционное положение также благоприятствовало МИ–5, посколь­ку Центральное разведывательное управление (ЦРУ), аналог МИ-6, ограничено в проведении операций против ирландско-американских общин в Соединенных Штатах, которые поддержива­ли «временных». Эта задача возлагается на Федеральное бюро расследований (ФБР), которое организационно ближе к МИ-5. Связь с ФБР достаточно важна для Службы безопасности, чтобы иметь отделение связи в посольстве Великобритании в Вашингтоне. Несмотря на участие МИ-5 в Германии и США, МИ-6 по-прежнему отвечала за операции во многих других странах. И в по­пытке, по крайней мере, на официальном уровне, скоординировать свои усилия и объединить информацию, агентства основали группу экспертов под названием Ирландский объединенный отдел.

Новая операция под кодовым названием «WARD» была создана в 1981 году. Она забрала инфор­маторов, завербованных армией, и поставило их под контроль группы бюрократов, включая представителей армейской разведки в Западной Германии, ОББС и Ирландского объединенного отдела. В знак запоздалого уважения к западным немцам было подчеркнуто, что у них были не «агенты», а «посты прослушивания», люди, которые могли заблаговременно предупредить бри­танцев о предстоящей кампании ИРА. BfV должны были быть полностью информированы о лю­бых достоверных разведданных, поступающих от информаторов.

Однако введения «WARD» было недостаточно, чтобы остановить антиконституционное поведе­ние армейской разведки. В июне 1982 года сотрудники 28-го разведывательного отдела, ар­мейского подразделения, были обнаружены западными немцами, которые вели наблюдение за политическим митингом ирландских эмигрантов в Дюссельдорфе. Это было тем более неловко, что официальные обязанности 28-го отдела заключались в том, чтобы вести слежку за советскими офицерами связи, проживающими в Западной Германии, что было пережитком старых оккупационных поряд­ков. Как говорилось в секретном меморандуме ОББС, «Использование 28-го отдела в контексте операции «WARD», безусловно, не было предусмотрено в согласии с «WARD», данном прези­дентом BfV».

В какой-то момент после 1984 года ИРА удалось получить несколько документов, относящихся к этим операциям, документов, которые включали личности нескольких информаторов, завербо­ванных в рамках операции «WARD». Они были опубликованы, и на них основана эта глава. Та­ким образом, когда ИРА возобновила свои нападения в Западной Германии в марте 1987 года, она смогла держаться подальше от сети информаторов. Члены ее подразделений активной служ­бы в ходе более поздней кампании должны были вообще избегать ирландских экспатриантов, имея дело в основном с западными немцами.

Потеря этих конфиденциальных документов представляла собой шокирующее нарушение без­опасности. Хотя в Ольстере были случаи утери документов и фотографий, относящихся к подо­зреваемым, это имело иной масштаб. Документы, относящиеся к «WARD» и «SCREAM», пред­ставляют собой единственное, когда-либо опубликованное письменное представление о деятель­ности таких агентств, как МИ-5, МИ-6 и ОББС. Их содержание, скорее всего, заставит читателя поверить в стереотип об офицерах британской разведки как о фракционных бюрократах, кото­рые скрывают свои неудачи под плотной мантией секретности, а не как о проницательных архи­текторах идеальных заговоров.

Все усилия по созданию системы контроля за агентурой, приемлемой для боннских властей и различных британских организаций, были бы оправданы, если бы в результате были задержаны террористы. Но из общего числа шестнадцати человек, завербованных в качестве агентов для операции «WARD», в секретных документах ОББС говорилось: «Только о двух можно сказать, что они были активны в том смысле, что вообще о чем-то сообщали». Остальные ничего не дали или ставили в затруднительное положение своих кураторов.

Двое из агентов были арестованы западногерманскими властями за нелегальную деятельность. Одного уволили после того, как его поймали на лжи своему куратору. Еще двое попали под подозрение ирландской общины экспатриантов и были исключены из группы. После нескольких лет усилий ОББС пришла к выводу: «Операция «WARD» до сих пор не принесла никаких цен­ных разведданных».

Люди, ответственные за убийства британского посла, бизнесмена и армейского офицера, так и не были пойманы. Справедливости ради надо сказать, что операции ИРА на континенте затем прекратились на несколько лет. Это, конечно, дает наиболее важное указание на то, почему, даже если бы операция «WARD» была лучше организована, она мало бы что дала.

В 1989 году, после публикации секретных документов ОББС, в штаб-квартире организации в Рейндалене было начато расследование утечки информации. Первоначальное подозрение заклю­чалось в том, что документы мог получить немецкий гражданский служащий и передать их сто­ронникам республиканцев. По словам человека, участвовавшего в расследовании, все усилия ОББС, армейской разведки и МИ-5 не смогли доказать эту гипотезу. Этот человек также сказал мне, что к концу 1991 года, на момент написания этой статьи, британская разведка все еще не знала, каким образом ИРА получила секретные документы.

В начале 1980-х годов ИРА вынашивала ряд изощренных планов по получению оружия из Со­единенных Штатов. Сотрудничество между различными ведомствами, участвовавшими в пресе­чении этой деятельности, носило более впечатляющий характер.

ИРА все больше увлекалась идеей сбивать британские вертолеты. Республиканская пропаганда любила подчеркивать, что ИРА способна нанести удар где угодно и что никто в армии не нахо­дится в безопасности, но на практике вертолеты использовались для свободного перемещения солдат, особенно в приграничной зоне, часто позволяя им обходиться без своих уязвимых ма­шин.

В начале 1980-х годов ИРА разработала план по разработке и производству собственных зенит­ных ракет в Америке. Разработка зенитной ракеты обходится в несколько миллионов фунтов стерлингов, и хотя ИРА намеревалась сократить расходы, на это все равно потребовались бы го­ды усилий. Проект показал степень, в которой высококвалифицированные сочувствующие были готовы принять участие в республиканском терроризме. Одним из них был Ричард Джонсон, американский инженер-электронщик, работающий с допуском высшего уровня на оборонного подрядчика. Другой вовлеченный гражданин США также имел квалификацию инженера-элек­тронщика.

Двое граждан Республики Ирландия также участвовали в проекте: Мартин Куигли жил в Амери­ке; Питер Магуайр - в Республике, где он работал системным инженером в авиакомпании «Аэр Лингус». Куигли и Магуайр предоставили ноу-хау в области разработки взрывчатых веществ и детонаторов, и команда разработала ракету, которая должна была запускаться из шестифутовой трубы и направляться к цели по радиокомандам. Они даже запустили прототип в тестовом режи­ме.

Но начиная с 1982 года об их плане было известно ФБР и за их группой было установлено на­блюдение. Они следили за ними в течение семи лет. Операция закончилась только летом 1989 го­да, когда Джонсон вошел в свой гараж и обнаружил, что сотрудники ФБР подключают к его ма­шине прослушку. Однако к тому времени власти накопили обширную информацию о заговорщи­ках: Мартин Куигли был приговорен в 1990 году к восьми годам лишения свободы; а Питеру Магуайру было предъявлено обвинение, но он остается на свободе и, как полагают, находится в Ирландской Республике.

В 1983 году Джон Кроули, бывший морской пехотинец США, живший в Ирландии и сблизив­шийся с «временными», отправился обратно на родину, чтобы закупить для них оружие. ИРА, возможно, надеялась, что чистокровный американец не вызовет подозрений у торговцев оружи­ем, как в случае с ирландцем. Кроули связался с торговцами оружием и группами сторонников ИРА из ирландских экспатриантов в Бостоне. Он организовал отправку партии оружия на грузо­вом судне под названием «Валгалла».

Груз Кроули, который, по оценкам, обошелся в 1,5 миллиона фунтов стерлингов, включал девя­носто винтовок, в основном «Армалайт», шестьдесят пулеметов, пистолеты, ручные гранаты и 71 000 патронов. ФБР стало известно об этом плане и оно уведомило Секретную разведыватель­ную службу. Была проведена тщательно продуманная комбинированная операция, направленная на срыв доставки груза.

23 сентября 1984 года «Валгалла» покинуло Америку. Оно было отслежено через Атлантику самолетом Королевских ВВС «Нимрод» и, как утверждалось впоследствии, американским спут­ником-шпионом. 28 сентября оружие было передано в открытом море траулеру «Марита Энн», зарегистрированному в Республике. На борту был Мартин Феррис, старший член Временной ИРА по общему мнению, бывший член армейского совета ИРА. На следующий день военно-мор­ские суда Республики Ирландия перехватили траулер, и мужчины были арестованы.

После того как лодка была захвачена, Джон Макинтайр, уроженец Бостона, исчез. Его семья заявила, что, по их мнению, он был убит ИРА. Они возложили ответственность на британские власти, заявив, что утечка информации в газеты о том, что груз был перехвачен после того, как информатор из ирландской общины Бостона сообщил властям США об оружии, привела к его смерти. Они полагали, что ложная информация была предоставлена для защиты высокопостав­ленного источника в ИРА в Ирландии.

Как и во многих случаях, связанных с разведывательными операциями против «временных», не­возможно установить истину в отношении этих утверждений. Тем не менее, утечка в газеты ин­формации, которая в достаточно точных выражениях указывала на природу информатора, как это произошло в данном случае, была бы крайне необычной при обычных обстоятельствах. Вполне вероятно, что это действительно была преднамеренная дезинформация и что в результа­те Макинтайр, возможно, погиб.

Глава 14. Голодовка и «суперстукачи»

Развитие протеста в тюрьме Мейз после отмены в 1976 году статуса особой категории для за­ключенных террористических группировок побудило ИРА переключить больше своих ресурсов с вооруженной борьбы на политическую деятельность Шинн Фейн. После изменения политики обращения с заключенными полувоенными группировками фактически как с военноплен­ными, например, позволяя им носить свою собственную униформу, к обращению с ними как с обычными преступниками, тюрьма стала центром борьбы воли между заключенными и их тю­ремщиками.

Первым актом неповиновения заключенных был отказ носить обычную одежду, вместо этого они завернулись в одеяла. Заявления заключенных о том, что сотрудники полиции избивали их, когда они ходили в душ, закончились тем, что они отказались покидать свои камеры. В апреле 1978 года начался «грязный протест», когда сотни республиканцев решили провести кампанию за возвращение политического статуса и привилегий, оставаясь в своих камерах и покрывая сте­ны собственными испражнениями. Власти действительно пытались время от времени проводить уборку камер, но у них не было ресурсов для этого регулярно. Возможно, также они недооцени­ли влияние на общественное мнение, которое окажут фотографии, тайно вывезенные из тюрь­мы.

Хотя Мейз была спроектирована как одна из самых современных тюрем Европы, менее перепол­ненная и более комфортабельная, чем тюрьмы в Великобритании, условия в камерах заключен­ных, участвовавших в грязном протесте, вскоре ухудшились. Появились личинки, поселившиеся в экскрементах и несъеденной пище. Готовность заключенных подвергать себя заключению в та­ких условиях вскоре привлекла внимание средств массовой информации и вызвала эмоциональ­ный всплеск в националистическом сообществе. Попытки властей улучшить ситуацию только подчеркивали их бессилие. Камеры промывались шлангами высокого давления и дезинфицирую­щим средством, но через несколько дней возвращались к своему гнилостному убожеству, поскольку заключенные продолжали свой протест.

Тяжелое положение заключенных привлекло интерес средств массовой информации по всему миру, заставив британское правительство занять оборонительную позицию. Протест успешно переключил внимание с причины, по которой мужчины оказались в тюрьме, на вопросы о том, какое правительство могло позволить им существовать в таких условиях. Кампанию в средствах массовой информации возглавил директор по связям с общественностью Шинн Фейн Дэнни Моррисон. Будучи активистом-ветераном, Моррисон развил в себе острую способность распо­знавать, чего хотят журналисты, приезжающие в Ольстер, и мобилизовывать ресурсы, необходи­мые для быстрого предоставления этого, гарантируя, что послание республиканцев не будет забыто.

Джерри Адамс, бывший командир Белфастской бригады и один из создателей новой ИРА, в 1979 году стал ее общим лидером, сменив Мартина Макгиннесса на посту начальника штаба Ар­мейского совета ИРА, как полагал Специальный отдел. Никто так хорошо не осознавал необхо­димость политической мобилизации, если «временные» хотели сохранить свою поддержку для ведения «долгой войны». Адамс все больше убеждался в целесообразности для достижения этой цели использования Шинн Фейн, «витрины республиканства». В националистических центрах были открыты консультационные центры, оказывающие помощь, которая варьировалась от ин­формирования людей о том, на какие льготы они могут претендовать, до демонстрации им, как узнать, не забрали ли их сына или дочь в Каслри. Адамс, который занимал должность вице-пре­зидента Шинн Фейн, а также занимал должность в ИРА, поддержал эту низкоуровневую актив­ность, потому что хотел использовать избирательный процесс для демонстрации народной под­держки республиканства. Адамс знал, что успех в избирательной кампании разоблачит заявле­ния Вестминстера о том, что лишь незначительное меньшинство поддерживало ИРА.

Шло время, Адамс, Моррисон и Брендан Хьюз – офицер ИРА, командовавший заключенными блока «Н», вступили в дискуссию о том, должен ли протест за восстановление политического статуса превратиться в голодовку. Существовало множество прецедентов для такого шага, по­скольку ИРА неоднократно демонстрировала готовность своих членов уморить себя голодом. 27 октября 1980 года семеро заключенных, включая самого Хьюза, начали свою голодовку. Они на­деялись, что добьются уступки, которая позволила бы Шинн Фейн заявить о восстановлении по­литического статуса, и в то же время они знали, что голодовка будет иметь огромное значение для драматизации дела республиканцев. 18 декабря, после того как гражданский служащий из офиса Северной Ирландии, посетивший Мейз, предположил, что компромисс возможен, напри­мер, по вопросу одежды, они отменили голодовку.

Однако заключенные-республиканцы сочли это обещание нарушенным, и в начале 1981 года провалилась бо­лее масштабная попытка положить конец грязному протесту, когда тюремные вла­сти запретили заключенным получать гражданскую одежду. Началась новая голодовка, возглав­ляемая Бобби Сэндсом, который стал лидером заключенных в блоке «Н». Другие присоедини­лись к нему через несколько дней друг за другом, чтобы власти столкнулись с потоком заклю­ченных, приближающихся к смерти.

Затем смерть в марте 1981 года члена парламента от Ферманаха и Южного Тайрона привела к дополнительным выборам. Бобби Сэндс был зарегистрирован в качестве кандидата, и СДЛП вы­шла из гонки, позволив всем националистам проголосовать за голодающего. Сэндс победил, придав резкий импульс протесту и планам Адамса использовать урну для голосования так же, как и «Армалайт». 5 мая 1981 года Сэндс умер, и его смерть привела к крупномасштабным бес­порядкам. На его похоронах присутствовало около 100 000 человек. Благодаря своему самопо­жертвованию, которое взывало к глубокому уважению ирландского народа к мученичеству, Сэн­дс завоевал почти всеобщее признание среди республиканцев.

Один за другим погибали заключенные ИРА, и каждый раз республиканские анклавы взрыва­лись насилием. Генерал-лейтенант Ричард Лоусон, командующий войсками в Северной Ир­ландии, и главный констебль Джек Хермон решили ввести дополнительный армейский бата­льон, чтобы помочь сдержать общественные беспорядки. Двое мужчин провели много часов, об­суждая ситуацию, часто поздно ночью в квартире главного констебля в полицейском управлении в Ноке. По словам источника, участвовавшего в их беседах, несмотря на масштабы уличного на­силия, вызванного смертями, двое мужчин сохраняли спокойствие на протяжении всей голодов­ки. Миссис Тэтчер, которая часто консультировалась с ними по телефону, оставалась непреклон­ной противницей идеи каких-либо уступок.

Новые похороны не привели к каким–либо изменениям в общественной позиции Даунинг-стрит, и, наконец, 3 октября голодовка была прекращена после смерти одиннадцати заключенных - восьми из ИРА и трех из ИНОА. Затем правительство объявило о сделке: заключенным будет разрешено носить свою собственную одежду, и половина льгот, утраченных в результате присо­единения к голодовке, будет восстановлена.

Наиболее важным практическим эффектом забастовки стало укрепление позиций тех членов республиканского движения, которые выступали за политическую агитацию. Сильное убежде­ние в том, что организация должна воздержаться от участия в выборах, которое вызвало перво­начальный раскол с официальными лицами и которого все еще придерживались многие во Вре­менной ИРА, было подорвано избранием Сэндса. После смерти Сэндса Оуэн Кэррон, другой видный республиканец, занял место в Ферманахе и южном Тайроне. Республиканцам удалось показать, что они могут победить на выборах, и сделали они это во многом благодаря эмоциям, вызванным самопожертвованием участников голодовки. Наличие члена парламента от Шинн Фейн открыло новое измерение для республиканских пропагандистов. Это напомнило населе­нию Бромли или Барроу, что сила настроений в Ольстере привела, по крайней мере в некоторых местах, к тому, что люди выбрали своим представителем кандидата, который явно одобрял наси­лие ИРА.

В годы, последовавшие за голодовкой, заключенные и сотрудники тюрем выработали способы разрешения кризисов путем диалога, а не конфронтации. Когда в 1990 году телеканалу BBC бы­ло разрешено снимать «Внутреннюю историю» внутри тюрьмы Мейз, стало ясно, что заключен­ные там пользуются привилегиями, совершенно отличающимися от преступников в британских тюрьмах. В одной сцене, вызывающей воспоминания о годах интернирования, когда полувоен­ные группировки проводили учебные парады перед «криминализацией» террористических пре­ступлений, лоялистский оркестр флейтистов и барабанщиков маршировал по коридору их кор­пуса «Н», чтобы почтить память битвы при Бойне. Тюремные служащие подтвердили, что эти люди на 100 процентов контролировали свое крыло: тюремные служащие могли выпол­нять свои обязанности только при содействии заключенных. Рэймонд Маккартни, офицер, командо­вавший заключенными ИРА в Мейз, и ветеран «грязного протеста», описал это как «поли­тическую тюрьму».

Чуть более чем через месяц после окончания голодовок началась еще одна драма с арестом Кри­стофера Блэка, члена Белфастской бригады, который устанавливал незаконный блокпост ИРА на дороге в Ардойне. Блэка доставили в Каслри для допроса, и под давлением он согласился предо­ставить информацию об организации. Несмотря на использование структуры ячеек и сравни­тельно низкое положение Блэка, он смог идентифицировать многих людей, которые, по его сло­вам, сыграли ключевую роль в террористических актах.

Ранее предпринимались попытки использовать членов военизированных группировок в суде, но главный констебль Хермон и армейское начальство в Лисберне согласились с тем, что, как опи­сывает это один высокопоставленный армейский офицер, «должны быть предприняты особые усилия, чтобы убедить некоторых ПВТ [перевербованных террористов] дать показания под при­сягой в суде Королевы», несмотря на то, что опыт работы с «Фредами» за несколько лет до этого дал смешанные результаты. «Совершенно особые усилия» включали в себя попытку защитить их от такого давления, которое заставило некоторых «Фредов» вернуться в гетто. Блэк должен был стать самым знаменитым из «суперстукачей», как называли этих информаторов. Были выделены крупные суммы денег, чтобы дать суперстукачам, часто в сопровождении их жен и детей, новую жизнь вдали от возмездия ИРА.

Блэк сказал полиции, что он будет свидетельствовать против нескольких человек, которые, по его словам, были высокопоставленными членами ИРА. Среди них были Джеральд Лафлин, кото­рый, согласно данным КПО, был командиром 3-го батальона Белфастской бригады, и Кевин Малгрю, о котором говорилось, что он руководил одним из подчиненных Лафлину подразделе­ний активной службы. В общей сложности по заявлению Блэка был арестован сорок один чело­век, хотя троим из них впоследствии не были предъявлены обвинения.

В августе 1983 года тридцать пять из тридцати восьми обвиняемых были признаны виновными по делу Блэка. Во время судебного процесса Блэк нарисовал картину ИРА, которая сильно отли­чалась от идеализированного образа, создаваемого республиканской пропагандой. Он рассказал о тоске, ошибках и службе в подразделении ИРА по прозвищу «Суини», которое назначало нака­зания правонарушителям в жилых районах. Хотя Блэк и его коллеги утверждали, что он наме­ренно препятствовал нападениям на силы безопасности, они проявили себя как жестокие люди, которые мало задумывались о цели или последствиях своего насилия. Это был заметный пропа­гандистский переворот для сил безопасности.

Использование суперстукачей открывала перед полицией заманчивые возможности. Мало кто стал бы давать показания против военизированных формирований, а растущая осведомленность ИРА в области криминалистики означала, что они часто оставляли мало улик. Хотя к началу 1980-х годов сеть информаторов Специального отдела предоставляла больше информации, чем когда-либо прежде, об операциях военизированных группировок и лицах, ответственных за кон­кретные преступления, многие сотрудники КПО были все более разочарованы, поскольку число обвинительных приговоров не поспевало за темпами преступлений. Натравливание террористов друг на друга привлекало многих офицеров разведки из-за атмосферы подозрительности, кото­рую это могло бы породить. Все больше и больше операций приостанавливалось бы, пока про­водились бы внутренние расследования в отношении лиц, попавших под подозрение. Примеча­тельно, что система суперстукачей также была поддержана теми, кто считал, что устраивать за­сады на ИРА контрпродуктивно и что осуждение большого числа ее членов может разрушить ор­ганизацию.

Этот начальный энтузиазм в отношении системы суперстукачей был подкреплен доказательства­ми, которые, казалось, указывали на то, что длительный тюремный срок был хорошим сдержи­вающим фактором: правительственные данные показали, что только около 15% лиц, заключен­ных в тюрьму за террористические преступления, были осуждены повторно – гораздо меньший показатель, чем за многие другие преступления. В республиканских районах считалось, что тот, кто отсидел срок, внес свою лепту, и многие больше не принимали активного участия в терро­ризме. С другой стороны, многие полицейские и солдаты, которые поддерживали организацию засад на террористов, говорят, что им было трудно поверить в то, что число людей, возвращаю­щихся к терроризму, настолько невелико.

Во второй половине 1981 и 1982 годов более 200 человек были арестованы благодаря использо­ванию суперстукачей. Аресты дали КПО шанс прорваться сквозь террористическую инфра­структуру в некоторых частях Ольстера. По сути, это была более дискриминационная форма ин­тернирования. Супергстукачи были не только из «временных»: их было также несколько из ИНОА и лоялистских Добровольческих сил Ольстера, организаций с меньшей дисциплиной и большей фракционностью, чем в ИРА.

Выступление против ДСО позволило Королевской полиции Ольстера показать, что они не ищут информаторов сектантским образом. Около семидесяти лоялистов были осуждены на основании слов Джозефа Беннета, Уильяма Аллена и Джеймса Крокарда, трех суперстукачей из ДСО. Большинство из этих приговоров были оставлены в силе, все, за исключением четырнадцати лоя­листов, заключенных в тюрьму по показаниям Беннета, более высокий показатель успеха, чем у республиканских террористов.

В январе 1982 года Кевин Макгрэди, бывший член ИРА, живший в Нидерландах, добровольно вернулся в Северную Ирландию и сдался под стражу полиции. Макгрэди убил нескольких чело­век и видел, как его брата ошибочно осудили за убийство одного из них. Его чувство вины за эти события росло до тех пор, пока, связавшись с религиозной сектой, он больше не смог этого вы­носить и решил вернуться. Таким образом, Макгрэди был уникален среди суперстукачей тем, что он не находился под стражей в полиции в то время, когда принимал решение стать информато­ром.

Учитывая серьезность его преступлений, полиция не согласилась предоставить ему иммунитет, хотя впоследствии он был освобожден после отбытия шести лет пожизненного заключения. Од­нако в суде показания Макгрэди были отрывочными, несколько раз ошибочно указывая на лиц, которые, по его словам, были причастны к преступлениям.

В августе 1982 года Рэймонд Гилмор, его жена и двое детей покинули свой дом в поместье Крег­ган в Лондондерри, сказав соседям, что уезжают в отпуск. На самом деле они были взяты под стражу для защиты перед серией рейдов КПО, в ходе которых было арестовано более сорока че­ловек. Гилмор, как и Блэк, заявил, что у него есть доказательства, которые могут уличить высо­копоставленных «временных» в совершении террористических преступлений, включая убий­ства. Хотя Блэк стал более известным из них двоих, показания Гилмора, возможно, представляли большую угрозу для ИРА, поскольку ее структура в Лондондерри была меньше и более сплоче­на.

К концу 1982 года многие члены ИРА были близки к панике. Шинн Фейн начала организовывать сплочение рядов националистического сообщества. В нем суперстукачей называли «платными лжесвидетелями» и искали способы оказать на них давление, чтобы они отказались от своих по­казаний. Для некоторых людей появления разъяренной толпы на общественной галерее суда бы­ло достаточно, чтобы заставить их передумать. В других случаях членам семьи говорили, что могут быть заключены сделки, обеспечивающие безопасность информатора, если он откажется от своих показаний.

В августе 1983 года Клиффорд Маккеун, член ДСО, изменил свое мнение и отказался от своих показаний. В сентябре за этим последовали шумные сцены на предварительном слушании в Бел­фасте, после чего Шон Мэллон, предполагаемый член ИРА, отозвал свои показания против нескольких человек из Арма. Когда он выходил из зала суда, некоторые из тех, кто ранее выкри­кивал оскорбления в адрес Мэллона, пожали ему руку со словами: «Мы не забудем, что ты сде­лал».

Патрик Гилмор, шестидесятиоднолетний отец Рэймонда, был увезен из своего дома людьми в капюшонах в ноябре. ИРА надеялась, что угроза жизни Патрика Гилмора заставит его сына отка­заться от своих показаний. Проблемы, с которыми сталкивались семьи суперстукачей, были та­ковы, что считалось, что его отец участвовал в плане «похищения», надеясь, что это положит ко­нец их изоляции в обществе. Но хотя эта уловка не смогла удержать его сына, все обвиняемые в конечном итоге были оправданы. Бригада Дерри получила более тяжелый удар из-за дезертир­ства другого суперстукача, Роберта Куигли. Десять человек были осуждены по его показаниям.

Вскоре после похищения Патрика Гилмора, Джеки Гудман, высокопоставленный сотрудник ИНОА, отозвал свои показания. Гудман был ранен во время внутренней вражды, а затем аресто­ван по доносу другого суперстукача. Считается, что полиция воспользовалась его чувством пре­дательства со стороны других членов ИНОА, и в результате он согласился дать показания против двадцати семи человек. Находясь под стражей в Англии в ожидании суда над своими сообщни­ками, Гудман изменил свое мнение. Его жена вернулась в Белфаст и получила заверения в том, что ИНОА позволит ему вернуться в Ирландию целым и невредимым, если он откажется от своих показаний.

Несмотря на провал во второй половине 1982 года дел Маккеуна, Мэллона и Гудмана, все еще было много других дел, возбужденных в результате прохождения через суды доказательств суперстукачей. Тем не менее, к концу 1982 года многие в КПО выражали растущие сомнения в целесообразности введения в игру каких-либо новых супергстукачей. Это чувство было особен­но сильно в отделе в штатском: как выразился детектив-ветеран КПО, проблема с привлечением источников для дачи показаний заключается в том, что «вы используете их слишком быстро», и страдает общая картина разведданных.

Доверие к системе суперстукачей получило еще один удар в октябре 1983 года, когда на поспеш­но созванной пресс-конференции в западном Белфасте появился член ИРА и предполагаемый суперстукач Роберт Лин. Он ускользнул от детективов в Дворцовых казармах, где находился в ожидании суда над двадцатью восемью людьми, задержанными по его показаниям. Лин сказал на своей пресс-конференции, что у него нет реальных доказательств против кого-либо из них, скорее, что «RUC подготовил все документы, зачитал их мне, и я подписал». Он сказал, что де­тективы особенно хотели, чтобы он обвинил Джерри Адамса. Лин отрицал, что он был членом ИРА, и сказал, что решил отказаться от своих заявлений, как только он их сделал. У некоторых офицеров разведки осталось подозрение, что Лин был частью преднамеренного заговора ИРА с целью подорвать дело суперстукачей.

В последующие годы серия апелляций людей, которые были осуждены по словам информато­ров, должна была привести к концу системы суперстукачей. Были поданы успешные апелляции: теми, кто был осужден на основании показаний Беннетта, члена ДСО; восемнадцатью из тех, кто был осужден исключительно на основании слов Блэка (другими словами, когда не было дру­гих подтверждающих доказательств); восемью из тех, кого назвал информатор Куигли из брига­ды Дерри; двумя из тех, на кого указал Куигли. Макгрэди; и двадцать пять человек, названных Гарри Киркпатриком, суперстукачом из ИНОА.

Из шестидесяти пяти человек, осужденных таким образом, все, кроме одного, были освобожде­ны. И из 120 человек, осужденных на основании показаний десяти главных суперстукачей, шестьдесят семь были освобождены после последующей апелляции. (Шестьдесят пять человек были осуждены исключительно на основании показаний информаторов; в двух других случаях были представлены другие доказательства.) Апелляционные судьи в нескольких случаях призна­ли суперстукачей лжецами, которые вовлекали других людей просто для того, чтобы самим из­бежать серьезных преступлений. Макгрэди, например, признался в трех убийствах, Беннетт - в одном. Киркпатрик, тем временем, лжесвидетельствовал во время судебного разбирательства. Судьи в этих апелляционных делах фактически исключили любое дальнейшее вынесение приго­вора, основываясь только на словах информатора.

Несмотря на успех этих апелляций, многие в силах безопасности были убеждены, что большинство освобожденных были виновны, и лишь сожалели о расходах информаторов на без­результатные судебные дела. Вскоре после того, как члены Белфастской бригады, обвиненные Блэком, были освобождены по апелляции, офицер армейской разведки сказал мне, что в ре­зультате, по его мнению, число инцидентов в их части города возросло.

Хотя мир информаторов был в значительной степени дискредитирован в судах, он, тем не менее, оставался миром, который продолжал предоставлять силам безопасности основную часть их оперативной разведывательной информации, на основе которой им иногда требовалось прини­мать решения о жизни и смерти. Система суперстукачей вызвала тревогу во многих республи­канских анклавах. Но реакция на аресты среди простых жителей была разной. Один армейский офицер вспоминает юмористическую реакцию в северном Белфасте на нарисованное республи­канцами граффити с надписью «Помни Криса Блэка». Кто-то добавил: «Я молю Бога, чтобы он меня не вспомнил».

Глава 15. Разумная сила

В начале 80-х годов армия посредством развертывания и операций своего контингента САС в Ольстере перешла в начале 1979 года от засад на террористов к длительному наблюдению за ни­ми в надежде, что удастся получить доказательства, которые позволят привлечь их к суду и обеспечат приговор. Это переосмысление было инициировано армейскими командирами, кото­рые сочли договоренности, сложившиеся после расширения операций САС за пределы Южного Арма, неудовлетворительными по нескольким параметрам. Во-первых, размещение по одному подразделению в каждом из районов трех бригад, с четвертым подразделением эскадрона в ка­честве центрального резерва, было негибким. Лисберн хотел иметь возможность перебрасывать весь контингент САС из одного места в другое с минимальной задержкой.

Полк САС также сталкивался с практическими проблемами, связанными с проведением ко­мандировок эскадрона в Северную Ирландию. Каждый тур обычно длился от четырех до шести месяцев, с периодом подготовительной подготовки до и периодом отпуска после. При наличии четырех оперативных эскадронов это означало, что солдатам САС редко приходилось надолго отлучаться из Ольстера. Это также привело к постоянной текучести кадров в полку, в результате чего лишь немногие солдаты по-настоящему хорошо ознакомились со сложной ситуацией в Се­верной Ирландии.

Это нарушение, на армейском жаргоне называемое отсутствием «преемственности», не повлия­ло в такой же степени на операторов наблюдения из 14-й разведывательной роты. Они базирова­лись в Северной Ирландии в более длительных командировках, обычно минимум на один год. В подразделениях группы наблюдения во время их второй или третьей командировки было несколько солдат с многолетним опытом ведения такого рода тайной войны в этом конкретном месте. С другой стороны, САС нуждалась в том, чтобы ее солдаты владели самыми разнооб­разными навыками, от джунглей Брунея до арктических фьордов. В Лисберне также существо­вало мнение, что САС следует организационно сблизить с 14-й разведывательной ротой.

В результате этих приоритетов была создана новая структура, которая должна была выполнять функции силового рычага армейской разведки в Ольстере. Генерал-майор Гловер, который оказал большое влияние на развитие других аспектов сотрудничества разведок в Ольстере, был архи­тектором перемен. Эти планы, по-видимому, были введены в действие только в конце 1980 - на­чале 1981 года, к этому времени генерал-майора Гловера сменил на посту командующего сухо­путными войсками генерал-майор Чарльз Хакстейбл.

Новая оперативная группа получила прикрытие под названием «Группа разведки и безопасности  в Северной Ирландии», которое, как ни странно, уже некоторое время использовалось, только 14-й разведывательной ротой. Среди своих солдат она чаще была известна как «Группа РиБ» или просто «Группа». Как и в случае с предыдущими названиями прикрытий, это наводило на мысль о подразделении, занимающемся совершенно другим и более рутинным видом деятельности. В Великобритании и Германии есть штабные Группы разведки и безопасности (группа в Германии участвовала в операции «WARD», описанной в главе тринадцатой), но они представ­ляют собой совокупность подразделений Разведывательного корпуса, чья повседневнаядеятель­ность состоит в основном из разбора бумаг. Они, конечно, не являются оперативными подразде­лениями солдат САС и экспертов по наблюдению.

С формированием группы численность САС в Ольстере была сокращена с эскадрона численно­стью около семидесяти человек до усиленного отряда численностью чуть более двадцати. В течение первых нескольких лет эти люди предоставлялись любым эскадроном, проходившим шестимесячную службу в Херефорде, в качестве группы специальных проектов полка, готовой к чрезвычайной ситуации в любой точке мира. В середине 80-х годов ситуация изменилась, и североирландский отряд отделился от эскадронов. Это стало, по словам одного сотрудника САС, «такой же должностью, как и любая другая». Отобранные бойцы проходили обучение в течение одного года, что обеспечивало большую преемственность в Ольстере и в то же время позволяло четырем эскадронам полка сосредоточиться на других видах подготовки. Однако подкрепления САС всегда были готовы к переброске в Ольстер в кратчайшие сроки.

В соответствии с новыми договоренностями подразделение САС и 14-я разведывательная рота были объединены под командованием одного офицера. Командир группы РиБ смог развернуть три отряда наблюдения и солдат САС вместе или по отдельности, в зависимости от характера миссии. Подразделение САС должно было находиться в центральном месте, готовое быстро переброситься в любую часть Ольстера. Кроме того, деятельность Группы и специальных подразделений КПО должна была быть объединена штабами трех целевых и координационных групп Специального отдела (ЦКГ).

В период с 1980 по 1981 год члены группы РиБ участвовали в ряде успешных операций против ИРА. В нескольких случаях им удалось задержать террористов без единого выстрела.

2 мая 1980 года восемь бойцов ИРА с пулеметом М60 были загнаны в угол САС в доме на Ан­трим-роуд в Белфасте после разведывательной операции. Силы безопасности планировали оце­пить территорию вокруг здания, но автомобиль случайно прорвал оцепление, и в бой вступили два автомобиля «Моррис Марина Кью», на борту которых находились восемь вооруженных до зубов военнослужащих САС. Когда они вышли, ИРА открыла огонь, и капитан Ричард Уэстма­котт был ранен двумя пулями – первый солдат САС, убитый ИРА. Затем оставшиеся солдаты ворвались не в тот дом. Они были отозваны, и позже бойцы ИРА сдались, но только для того, чтобы пять недель спустя сбежать из тюрьмы на Крамлин-роуд.

В сентябре 1980 года САС провела операцию у тайника с оружием в Тайроне. Снайперская вин­товка была спрятана в курятнике. При аналогичных обстоятельствах в 1978 году двое членов ИРА и Джон Бойл, сын фермера в Данлое, были убиты. Однако в данном случае считается, что оружие было подправлено экспертами подразделения оружейной разведки. Поэтому, когда два члена ИРА, Фрэнсис Куинн и Томас Хэмилл, пришли забрать винтовку, бойцы САС знали, что они будут в безопасности. Куинн и Хэмилл оба были приговорены к восьми годам тюремного за­ключения.

14 марта 1981 года бойцы САС окружили фермерский дом недалеко от Россли в графстве Фер­мана. Внутри находились Шеймус Макэлвейн и еще трое членов ИРА. Макэлвейну, хотя ему бы­ло всего двадцать, удалось создать себе выдающуюся репутацию. Он вступил в ИРА в шестна­дцать лет и совершил свои первые убийства подростком, повысив свой статус террориста.

Макэлвейн произвел несколько выстрелов с близкого расстояния в местных сотрудников сил без­опасности. В феврале 1980 года он застрелил Александра Аберкромби, сорокачетырехлетнего капрала Полка обороны Ольстера, служившего по совместительству, и отца четверых детей, когда тот ехал на своем тракторе. Семь месяцев спустя он убил тридцатишестилетнего констебля резерва Эрнеста Джонстона, когда тот выходил из машины возле своего дома. Несмотря на то, что Макэлвейн был моложе большинства других местных «добровольцев», он вскоре получил ко­мандование своим собственным подразделением. В его последующей биографии, опубликован­ной в газете Шинн Фейн «Републикен ньюс», говорилось: «Шеймус приобрел большой опера­тивный опыт, настолько большой, что к тому времени, когда ему исполнилось девятнадцать, он стал командиром ИРА в графстве Фермана».

Арест кого-то вроде Макэлвейна требует тщательного планирования и отличной разведыватель­ной работы. Задача, стоявшая перед солдатами снаружи зданий фермы 14 марта 1981 года, была еще более трудной из-за того, что те, кто находился внутри, обладали целым арсеналом оружия. У них было четыре винтовки, «Армалайт», карабин M1, винтовка «Рюгер», подобная тем, что выдаются КПО, и штурмовая винтовка немецкого производства, а также 180 патронов.

Группа РиБ провели масштабную операцию по слежке за Макэлвейном и другими четырьмя членами его подразделения активной службы. Они решили окружить дом, но не предпринимать попыток штурмовать его. В манере, напоминающей американскую полицию времен сухого зако­на, группа обратилась к членам ИРА, находившимся внутри дома, сообщив им, что они окруже­ны и должны выйти с поднятыми руками. Столкнувшись с этой безнадежной ситуацией, те под­чинились.

Пятый сотрудник подразделения впоследствии был арестован в другом месте, но судебно-меди­цинские доказательства привязали его к фермерскому дому. В мае 1982 года группа из пяти че­ловек была приговорена к срокам от десяти лет до пожизненного заключения. Сам Макэлвейн был признан виновным в убийствах капрала Аберкромби и констебля резерва Джонстона. Судья, который охарактеризовал его как «опасного убийцу», рекомендовал Макэлвейну отсидеть не ме­нее тридцати лет.

Разгром подразделения активной службы Макэлвейна представлял собой что-то вроде хрестома­тийного примера использования сил специального назначения. Разумное применение силы в течение этих лет в значительной степени опровергает представление о том, что САС открывает огонь всякий раз, когда у них появится возможность ликвидировать вооруженного члена ИРА. Очевидно, что в данном случае приказы не применять силу были хорошо поняты. Возможно, солдатам САС и свойственно ссылаться на «правила больших мальчиков», но в течение этих лет армия явно отговаривала их от этого.

Несмотря на успех этой операции, группа РиБ оставалась уязвимой во время своих операций по наблюдению. Гибель капрала Пола Хармана в Белфасте в 1977 году (см. четвертую главу) подчеркнула риск, которому подвергаются  бойцы 14-й разведывательной роты при исполнении служебных обязанностей в своих автомобилях без опознавательных знаков.

28 мая 1981 года, в то время, когда из-за голодовок напряженность была высокой, молодой ар­мейский офицер, служивший в Лондондеррийском отряде 14-й разведывательной роты, сел в свой автомобиль «Опель Аскона» без опознавательных знаков. По словам офицера разведки, он проехал через город, чтобы провести рекогносцировку для предстоящей операции на другом конце города. Только на обратном пути его путешествие было прервано.

Движение автомобиля было замечено группой членов ИРА. Джордж Макбрирти, двадцатит­рехлетний лидер ПАС из Креггана, и трое его коллег отправились на угнанном «Форде Эскорт» перехватывать «Опель».

Когда «Опель» подъехал к перекрестку дорог, «Эскорт» свернул перед ним, и из него вышли двое мужчин с автоматами «Армалайт». Молодой офицер, вооруженный 9-миллиметровым пи­столетом Браунинг с магазином на 20 патронов, не мог ощущать, что у него есть большая наде­жда против четырех человек, вооруженных более мощным оружием. Макбрирти подошел к передней части машины, а Чарльз Магуайр - к задней. Офицер вышел из машины и встал за открытой дверцей.

Макбрарти повернулся к нему спиной, и офицер воспользовался моментом. Он выхватил писто­лет и выстрелил в него девять раз. Все пули, кроме одной, попали ему в спину. Затем он повер­нулся и посмотрел на Магуайра, который все еще ошеломленно стоял в задней части машины. Он дважды выстрелил Магуайру в голову. Запрыгнув в машину, солдат выстрелил в «Эскорт», дважды попав в третьего члена ИРА, Эдварда Маккорта. Когда он отъехал, один из членов ИРА открыл огонь по «Опелю», разбив два стекла и испещрив его бок пулевыми отверстиями. Офи­цер сбежал, в отличие от Магуайра и Макбрирти, которые оба скончались от полученных травм, и впоследствии он был награжден за свои действия.

Вскоре после инцидента прибыл на место происшествия патруль КПО и попал под снайперский огонь. Полиция открыла ответный огонь, но, как полагают, не попала ни в одного члена ИРА.

За инцидентом последовали преднамеренные попытки скрыть правду о произошедшем. ИРА, страдающая от гибели двух человек и пленения еще одного из-за действий одного военного, заявила, что было еще две машины, в которых находились еще пять «бойцов САС», которые открыли огонь по ее подразделению.

Те, кто критически относится к армейской версии событий, привели несколько возможных при­знаков того, что в них участвовало больше солдат. Для проверки было передано несколько еди­ниц оружия, помимо 9-миллиметрового пистолета офицера. Но было обнаружено, что это ре­вольверы «Рюгер» и карабин M1, принадлежащие патрулю КПО, который позже попал в засаду на месте происшествия. Было также указано на несоответствие между заявлением военного поли­цейским следователям о том, что он выстрелил всего одиннадцать раз, в то время как в членов ИРА, по-видимому, попало больше пуль. Вполне возможно, что заявление военного было ошибоч­ным на этот счет. Я уверен, что этот офицер был единственным задействованным сотрудником сил безопасности. Необычно то, что я смог подтвердить это как республиканцам, так и военным. Высокопоставленный республиканец признался мне во время подготовки этой книги, что их вер­сия событий была полностью ложной, и в то время они знали, что это так; вместо этого они утверждали, что члены ИРА погибли из-за того, что проявили солдатскую сдержанность, не открыв огонь немедленно по тому, в ком они были не уверенны.

Магуайр и Макбрирти были единственными бойцами ИРА, убитыми армейскими подразделения­ми под прикрытием в течение пяти лет с декабря 1978 по 1983 год. Даже некото­рые республиканцы признали, что перестрелку затеяла ИРА, один человек с пистолетом вряд ли захотел бы ввязываться в бой с четырьмя людьми со штурмовыми винтовками.

На следствии в 1988 году по делу о гибели трех террористов ИРА, убитых в Гибралтаре, офицер САС, «солдат F.», которого вызвали в качестве свидетеля, предположил, что арест подразделения Шеймуса Макэлвейна и Куинна и Хэммилла доказал, что их полк не расстреливал людей. Сол­дат F. заявил суду: «Соотношение между арестами и убийствами составляет 75 к 25 в процент­ном выражении в пользу арестов». Люди, участвовавшие в тайных операциях в Север­ной Ир­ландии, предполагают, что подавляющее большинство арестованных САС были задержа­ны до декабря 1983 года, что указывает на значительное изменение тактики после этой даты в пользу агрессивных операций из засад.

Одна совместная операция полиции и группы РиБ, которая, насколько мне известно, ранее не раскрывалась как эпизод с участием тайных подразделений, произошла в июле 1982 года в Бел­фасте. По словам офицера, который принимал непосредственное участие в операции, операция была проведена после получения разведданных о том, что ИРА намеревалась взорвать  пост КПО.

Разведданные навели оперативников под прикрытием на мысль, что террористы попытаются взорвать бомбу вблизи моста через реку Лаган в Белфасте. Около 17:30 9 июля 1982 года группы наблюдения заметили два автомобиля, «Датсун» и «Кортина» на стоянке у набережной Анна­дейл. Машины тронулись с места, пересекли Лаган по Губернаторскому мосту и направились по Странмиллис-роуд. В конце Странмиллис-роуд был установлен автомобильный контрольно-про­пускной пункт полиции. Прежде чем он добрался до него, «Датсун» остановился, и из него вы­шел двадцатидвухлетний водитель Бобби Браун. Затем прибыли специальные подразделения по­лиции в штатском с огнестрельным оружием, которые арестовали Брауна и пассажиров «Корти­ны» - двадцативосьмилетнего Томаса Маккирнана и Шивон О'Хэнлон, двадцати одного года, ко­торые были остановлены на КПП на пересечении Странмиллис-Роудс и Мэлоун-Роудс. Полиция обнаружила на месте происшествия пару перчаток, на которых позже были обнаружены следы взрывчатки.

Вскоре после арестов в «Датсуне» взорвалась бомба, причинившая значительный материальный ущерб. Жертв не было, потому что территория была очищена. Из материалов судебного разбира­тельства неясно, намеревались ли террористы привести в действие устройство с помощью пульта дистанционного управления, и взрыв был вызван резервного таймера, или же оно было оснащено только таймером, как это было в случае с Гибралтаром.

В последующие дни были произведены новые аресты, и Браун подвергся давлению полиции, чтобы дать показания против своих сообщников. Жена Брауна была похищена из их дома в по­местье Твинбрук, по-видимому ИРА, с целью оказать на него давление, чтобы он не давал пока­заний. Впоследствии она вернулась домой, и Браун не стал опровергать показания, данные под коронной присягой.

Одна из пассажиров «Кортины», Шивон О'Хэнлон, была освобождена под залог только для того, чтобы через несколько дней быть арестованной вместе с тремя другими женщинами за хранение взрывчатки и других материалов для изготовления бомб. Когда судебный процесс над обвиняе­мыми в заговоре с целью убийства группы КПО дошел до суда, О'Хэнлон была оправдана. Поли­цейские утверждали, что видели, как она выбросила пару перчаток, найденных на Мэлоун-роуд, из окна «Кортины», но судья сказал, что он им не поверил. Хотя О'Хэнлон была приговорена к семи годам тюремного заключения за участие в другом инциденте, она была освобождена, отбыв лишь часть срока. «Сандей Таймс» позже утверждала, что О'Хэнлон была одним из членов ИРА, выживших во время операции на Гибралтаре в 1988 году, – утверждение, которое она опроверг­ла.

Браун и Маккирнан признали себя виновными в заговоре с целью убийства группы поли­цейских, когда их судили в 1985 году. Дэниел Куинн, один из арестованных вскоре после неудав­шегося нападения, также признал себя виновным в покушении на убийство. Четверо других признали себя виновными по менее серьезным обвинениям в причастности к подразделению действительной службы. В ходе судебного разбирательства выяснилось, что летом 1982 года это ПАС провело несколько других операций: нападение на армейский патруль в поместье Твинбрук в мае; минометный обстрел полицейского участка Вудборна в июне; и в том же месяце был обстрелян армейский патруль на Спрингфилдской дороге.

Несмотря на то, что операция достигла своей основной цели, спасения жизней полицейского от­ряда, ее можно подвергнуть критике по нескольким причинам. Представляя свои доказательства суду, полиция утверждала, что бомбисты были перехвачены обычным полицейским патрулем, у которого возникли подозрения в отношении двух автомобилей. Это, по свидетельству офицера, участвовавшего в операции, явно не соответствовало действительности, поскольку операция проводилась на основе разведданных информатора. Операторам наружного наблюдения не уда­лось связать О'Хэнлон с подготовкой взрыва с помощью фотографий или улик судебной экспер­тизы, и, по мнению судьи, им пришлось солгать о том, что они видели, как она уронила перчат­ки.

В конце концов, КПО была вынуждена надавить на Брауна, самого подрывника, чтобы попы­таться привлечь к ответственности остальных. Поскольку вся операция КПО и армии была орга­низована на основе достоверных разведданных, можно предположить, что их первоначальным информатором, возможно, был один из арестованных, поскольку знание точных деталей загово­ра явно было бы ограничено небольшим числом людей. Далее можно предположить, что силы безопасности заранее знали об операциях этого подразделения активной службы в течение всего того лета, но позволили им действовать, чтобы подозрения не пали на их информатора.

Что показал весь этот эпизод, так это трудность проведения сложной тайной операции, не при­бегая к засаде. Стороннему наблюдателю могло показаться, что тактика сил безопасности все еще имела смысл, в конце концов, операция привела к нескольким обвинительным приговорам и предотвратила взрыв полицейской группы. Но если бы полиция знала об операции ИРА заранее, у них, возможно, была бы возможность полностью предотвратить ее, обеспечив таким образом, чтобы жизни коллег-офицеров не подвергались опасности. Некоторые из тех, кто работал под прикрытием, задавались вопросом, действительно ли стоило рисковать жизнями стольких людей ради вынесенных обвинительных приговоров, особенно учитывая провал дела против О'Хэнлон. «Это был не очень славный инцидент», - комментирует человек, участвовавший в операции; и, ссылаясь на эпизод с О'Хэнлон, он говорит: «Это были такого рода вещи, которые действительно приводили к разочарованиям».

Дело в Белфасте было похоже на дело в Гибралтаре в том смысле, что разведданные указывали на взрыв группы людей заминированным автомобилем. Но в июле 1982 года руководители службы без­опасности проявляли сильное нежелание санкционировать что-либо, напоминающее засаду. Ин­цидент в Белфасте показывает, с какими трудными дилеммами сталкиваются участники прово­димых под прикрытием операций, не последней из которых было их решение позволить группе продолжать  свою деятельность, несмотря на тот факт, что они были уверены, что она находится под серьезной угрозой. Но это также был пример успешной совместной операции полиции и группы РиБ: Браун и его сообщники были успешно задержаны силами, состоящими как из сол­дат, так и из специально обученных полицейских.

Существование элитных полицейских подразделений с огнестрельным оружием, подобных тому, что использовалось на Губернаторском мосту, стало результатом усиления роли полиции. Эти подразделения предназначались для проведения операций, основанных на секретных разведдан­ных, во многом таким же образом, как и САС. Подразделение Специального отдела «E4A» и «Бронзовая секция» Специальной патрульной группы были в основном ограничены обязанно­стями по наблюдению, хотя иногда они привлекались к операциям, как в случае инцидента у по­чтового участка в Баллисиллане. В начале 1980 года, вскоре после того, как Джек Хермон стал главным констеблем, Специальная патрульная группа была расформирована и заменена иерар­хией мобильных подразделений поддержки. В значительной степени это было представитель­ское изменение, проведенное с целью преодоления негативного общественного восприятия СПГ.

В каждом полицейском дивизионе имелось дивизионное мобильное подразделение поддержки (ДМПП), состоящее, по крайней мере, из одного отряда численностью от двадцати пяти до тридцати человек. В центральных районах города МПП управляло большим количеством отрядов. Со­трудники МПП прошли подготовку по борьбе с беспорядками, основам работы наблюдатель­ных пунктов и обращению с огнестрельным оружием. Их можно было использовать для оцепле­ния районов, установки контрольно-пропускных пунктов и разгона бунтовщиков. К рабо­те в МПП было привлечено несколько сотен полицейских.

Кроме того, было решено, что должны быть созданы специальные подразделения в сельской местности. Двум оперативным регионам КПО за пределами Белфаста были предоставлены свои собственные специальные подразделения, известные как штабные мобильные подразделения поддержки (ШМПП). Функция двух ШМПП заключалась в обеспечении поддержки в двух сель­ских районах КПО, где было меньше ДМПП, чем в Белфасте, и где в Ноке воспринималась как большая потребность в хорошо обученных подразделениях вооруженной поддержки. Каждый из отрядов состоял из двадцати пяти-тридцати полицейских, которые прошли более продвину­тую подготовку по стрельбе из огнестрельного оружия, чем сотрудники МПП, и чаще действова­ли в штатском, реагируя на информацию из Специального отдела.

Во главе новой структуры стояло подразделение специальной поддержки (ПСП). Хотя считается, что многие члены ШМПП прошли обучение стрельбе из огнестрельного оружия в армии, только ПСП отправляла людей в любом количестве для обучения в САС. ПСП, по словам ветерана КПО, является «резервной силой, они были обучены САС, чтобы быть собственным резервом Специального отдела». Многие из тех, кто был в «Бронзовой секции», по-видимому, были при­званы в ПСП. Когда они были созданы, члены ШМПП и ПСП прошли углубленную подготовку в армейских лагерях, таких как Балликинлар и Олдершот, где их обучали десантники и САС.

На более позднем судебном процессе заместитель главного констебля КПО Майкл Макатамни описал подготовку, которую прошли члены ШМПП. Он сказал, что им дали четыре недели спе­циальной подготовки, в течение которой им показали, как реагировать на различные угрозы, если они сидят, стоят или ходят. «Их подготовка основана на том, что как только они решают, что имеют право открыть огонь, они должны стрелять, чтобы вывести нападавшего из строя как можно быстрее», - добавил он.

У военных, которые их обучали, сложилось впечатление, что качество новобранцев ПСП сильно различалось. Один говорит, что, хотя они считали многих достаточно профессиональными, некот­орые были «оранжистскими психами», в отношении которых у них были серьезные сомне­ния. Эти оговорки касались не только солдатских баров в Олдершоте или Херефорде. Один вы­сокопоставленный армейский офицер говорит, что, формируя ПСП, КПО не смогло понять сложности таких операций.

Но начало 80-х годов ознаменовалось расцветом официального оптимизма по поводу того, чего можно достичь при главенстве полиции. Специальные подразделения КПО формировались в то время, когда армия считала себя, в какой-то степени, уходящей из Ольстера. Число регулярных батальонов сократилось с четырнадцати в начале 1978 года до десяти к концу 1980 года. Один из бригадных штабов , 3-й бригады, также был расформирован, поскольку численность военнослу­жащих армии в Северной Ирландии упала ниже 10 000 человек.

Несмотря на свои оговорки, армейское руководство в Лисберне согласилось с тем, что КПО сле­дует создать свои собственные подразделения под прикрытием и что САС должна помочь им в этом. По словам одного наблюдателя из Штормонта, «САС были немного сдержаны, чтобы дать полиции большую роль». Среди министров и генералов доверие к КПО было высоким; существовало ощущение, что она должно обладать способностью противостоять террористам на основе соб­ственной разведки, без помощи армии. Этой уверенности суждено было рухнуть в ноябре 1982 года.

Часть3. 1982 —1984 год

Глава 16. Сталкер

Сразу после полудня 27 октября 1982 года трое полицейских были разорваны на части на набе­режной Киннего близ Лургана в графстве Арма. Они ехали в автомобиле без опознавательных знаков, который был разнесен большой бомбой, заложенной под дорогой.

Две недели спустя трое членов ИРА: Юджин Томан, Шон Бернс и Жервез Маккерр были пере­хвачены членами подразделения вооруженной поддержки Королевской полиции Ольстера неда­леко от Лургана. Даже спустя годы после этого события точная идентификация подразделения все еще остается неопределенной. Некоторые источники говорят о нем как о части подразделе­ния специальной поддержки, другие говорят, что это было мобильное подразделение поддержки штаба Южного региона (ШМПП). Путаница может быть вызвана тем фактом, что подразделе­ние, одно из двух, базировавшихся в Лиснашарраге близ Белфаста, находилось в ведении ПСП, но повседневно контролировалось другими командными структурами.

Полицейские, ехавшие в автомобилях без опознавательных знаков, засекли Мана, Бернса и Мак­керра, которые находились под наблюдением «E4A». Общей операцией руководили офицеры специального подразделения региональной ЦКГ в участке Гоф, Арма.

Полиция погналась за автомобилем, открыв по нему огонь. Более поздняя экспертиза показала, что в трех мужчин, которые были безоружны, было произведено 109 выстрелов. Когда их изре­шеченный автомобиль остановился, Юджин Томан, спотыкаясь, выбрался из машины, но был застрелен полицейским в сердце. Все трое боевиков ИРА погибли.

24 ноября другая группа из ШМПП увидела двух молодых людей, приближавшихся к сараю для сена недалеко от Лургана. Полиция, по приказу ЦКГ держала под наблюдением здание, которое, по их мнению, было тайником для оружия. Вскоре после того, как семнадцатилетний Майкл Тай и девятнадцатилетний Мартин Макколи вошли в сарай, полиция открыла огонь. Тай был убит, а Макколи серьезно ранен.

Инциденты в Арме продолжились 12 декабря, когда Шеймус Грю и Родди Кэрролл, члены ИНОА, были остановлены полицией после пересечения границы со стороны Республики. Это также была операция, проводившаяся под руководством ЦКГ, в ходе которой сотрудники сил безопасности организовали операции по наблюдению за членами ИНОА внутри Республики. За двумя мужчинами, возвращавшимися на север, ехала машина.

В полицейской машине без опознавательных знаков находились инспектор Специального отдела и констебль Джон Робинсон, сотрудник штабного мобильного подразделения поддержки. Констебль Робинсон вышел из машины и подошел к пассажирской стороне подозрительного ав­томобиля, где сидел Кэрролл. Он выстрелил из пистолета через окно, убив человека из ИНОА. Затем констебль Робинсон обошел машину спереди, на ходу перезаряжая пистолет, и четыре ра­за выстрелил в Грю, убив и его. Ни один из людей ИНОА не был вооружен.

Эти три перестрелки, в ходе которых полиция убила шесть человек в небольшом районе Оль­стера чуть более чем за один месяц, должны были спровоцировать серию расследований. Они вызвали большую тревогу в офисе Северной Ирландии и в Вестминстере. Человек, занимавший в то время ключевую должность в штабе войск в Северной Ирландии в Лисберне вспоминает: «Для меня это стало таким же большим шоком, как и для любого другого гражданина». Однако к его заявлению следует отнестись с некоторой осторожностью, поскольку считалось, что опера­тивники армейского наблюдения из 14-й разведывательной роты были причастны к событиям, приведшим к расстрелу Грю и Кэрролла.

Эти убийства стали известны как случаи «стрельбы на поражение» из-за убеждения национали­стического сообщества в том, что существовал полицейский заговор с целью убийства подозре­ваемых. Многие националисты не понимали, как можно оправдать расстрелы. Вдова Маккерра, Элеонора, заявила на пресс-конференции: «Если они думали, что их подозревают в терроризме, почему они не пришли ко мне домой той ночью и не забрали Жервеза?»

Дело о «стрельбе на поражение» должно было стать величайшим кризисом за девять лет пребы­вания Джека Хермона на посту главного констебля, незаживающей раной, которая на протяже­нии многих лет позволяла республиканским пропагандистам использовать самые мрач­ные опа­сения католической общины по поводу полиции. Ситуация усугубилась, когда выясни­лось, что полиция придумала истории прикрытия, чтобы объяснить, что произошло в каждом инциденте.

Журналистам сообщили, что трое бойцов ИРА прорвались через блокпост на дороге, ранив со­трудника полиции, и что КПО была там в рамках обычного патрулирования. В деле Грю и Кэр­ролла также говорилось, что их автомобиль наехал на дорожное заграждение, в результате чего снова пострадал сотрудник полиции. Ничего из этого не было правдой. В то время как многие солдаты и полицейские не считают неправильным использование историй прикрытия для прессы, некото­рые возразили бы против того факта, что офицеры также были проинструктированы сообщать те же версии сотрудникам уголовного розыска, которые расследовали убийства, как это обычно бы­вает после инцидентов со смертельным исходом такого рода.

После внутреннего расследования Королевской полиции Ольстера, проведенного заместителем главного констебля Майклом Макатамни, Генеральный прокурор решил выдвинуть обвинения в убийстве против трех полицейских, участвовавших в первой перестрелке, и против констебля Робинсона, за его роль в инциденте Грю и Кэрролла.

Главный констебль Хермон в ответ попытался заблокировать обвинения в убийстве. В более позднем телевизионном интервью он сказал: «Судебное преследование этих офицеров было бы совершенно катастрофическим: а) потому, что они никогда не были бы осуждены ни за какое преступление и уж точно не за убийство, и б) что последовавший за этим протест со стороны определенных элементов сообщества мог нанести ущерб нашим источникам разведывательной информации». Очевидно, он пригрозил уйти в отставку, если обвинения будут выдвинуты, чего на самом деле он не сделал.

Когда констебля Робинсона судили в начале 1984 года, он показал, что офицеры СО в участке Гоф приказали ему изложить ложную версию событий. Его и других офицеров также попросили подписать формы, указывающие на то, что они будут соблюдать Закон о государственной тайне, что они уже обязаны были делать как полицейские. Специальный отдел хотел скрыть факты о том, что они ждали машину на основе достоверных разведданных, и что констебля Робинсона сопровождал инспектор Специального отдела, а также фактические обстоятельства стрельбы. Эти разоблачения побудили Генерального прокурора предложить провести еще одно расследова­ние на предмет того, существовал ли заговор с целью исказить ход отправления правосудия.

Судебный процесс трех полицейских по делу об убийстве, причастных к первому инциденту, также выявил ложные улики. Лорд-судья Гибсон, судья первой инстанции, признал этих людей неви­новными. Он раскритиковал Генерального прокурора за то, что тот вообще возбудил это дело, спросив, рассматривалось ли, какое влияние такое дело окажет на моральный дух и репутацию полиции и вооруженных сил в целом. Он похвалил полицию за храброе поведение и за то, что она «привлекла трех погибших мужчин к ответственности, в данном случае к суду последней инстанции».

Эти высказывания вызвали ужас в Северной Ирландии. Что он имел в виду под фразой «суд по­следней инстанции»? Одобряла ли судебная власть расстрел безоружных людей при сомнитель­ных обстоятельствах? Лорд-судья Гибсон несколько дней спустя выступил с заявлением, в кото­ром говорилось, что он не имел в виду предлагать какую-либо поддержку политике «стрельбы на поражение» и что, по его мнению, полиция имеет такое же право, как и другие граждане, при­менять разумную силу. Но своими заявлениями судья поджег медленно тлеющий фитиль, кото­рый должен был поглотить его и других в пожаре насилия.

После оправдания констебля Робинсона было объявлено о проведении внешнего расследования этих событий. Джон Сталкер, заместитель главного констебля Большого Манчестера, был назна­чен его главой 24 мая 1984 года. Некоторые офицеры Королевской полиции Ольстера расценили привлечение постороннего лица как преднамеренную пощечину со стороны Уайтхолла. Если на­мерением правительства было наказать полицию, приказав провести расследование, но ограни­чить ущерб моральному духу КПО, обеспечив предсказуемость выводов Сталкера и их обезбо­ливающее действие, то это был серьезный просчет.

С самого начала между Хермоном и Сталкером существовала напряженность. Главному консте­блю было не по себе из-за ущерба, который мог быть нанесен моральному духу сотрудников по­лиции, в то время как Сталкер подозревал широко распространенное сокрытие. Отношения меж­ду ними были натянутыми, и вскоре они сосредоточились на том, какими должны были быть рамки расследования Сталкера – на круге его ведения.

Согласно журналисту Питеру Тейлору в его книге «Сталкер: в поисках истины», главной задачей заместителя главного констебля было «расследовать обстоятельства, при которых три истории прикрытия были переданы уголовному розыску». Он также должен был выяснить, почему груп­пы наружного наблюдения, следовавшие за Грю и Кэрроллом, находились в Республике, и рассмотреть в общих чертах практику сотрудников СО, стремящихся защитить информаторов.

Сталкер по-другому рассматривал свою основную область исследований. В своей автобиогра­фии он написал, что должен был «расследовать поведение сотрудников Королевской полиции Ольстера в связи с расследованием всех трех инцидентов». Сталкер считал все это как возмож­ность в общих чертах оценить, пытались ли полицейские скрыть убийство.

Расследование установило связь между нападением на сенной сарай, в котором был убит Тиг, убийством трех членов ИРА в автомобиле и произошедшим ранее взрывом на набережной Кин­него. Информатор точно определил, что в сенном сарае находится тайник с оружием, а также со­общил о Томане, Бернсе и Макколи, что они причастны к убийству трех полицейских во время взрыва в Киннего. Сталкер полагал, что два инцидента, последовавшие за взрывом, могли быть результатом заговора КПО с целью отомстить за смерть своих трех товарищей.

Также выяснилось, что за сенным сараем велось техническое наблюдение. Технический сотруд­ник Специального отдела установил в сарае специальные устройства, которые должны были указывать на перемещение хранящихся там взрывчатых веществ и передавать любые звуки из­нутри здания. К большому смущению КПО и MИ-5, взрывчатка, использованная для убийства трех офицеров в Киннего, была взята из сарая после того, как были установлены «жучки», но устройства вышли из строя. Попытки главного констебля ограничить рамки расследования, должно быть, были вызваны, по крайней мере частично, желанием не допустить, чтобы его соб­ственные офицеры узнали, что была допущена такая ужасная ошибка.

Сталкер понял, что вышедшие из строя жучки в сарае для сена были заменены новыми и что они могут дать жизненно важный ключ к разгадке того, действительно ли полицейские, открыв­шие огонь по Таю и Макколи, выкрикивали предупреждение, как они утверждали. Так началась восемнадцатимесячная борьба за власть между командой Сталкера, КПО и МИ-5, чтобы устано­вить, была ли сделана запись на пленку, и если да, то могло ли следствие получить к ней доступ.

Расследования Сталкера также связывали убийства Грю и Кэрролла с их предыдущей встречей в Республике с террористом из ИНОА Домиником Макглинчи. Он был ответственен за всплеск ак­тивности ИНОА в приграничном районе, особенно в Арме. Макглинчи, который хвастался в ин­тервью тем, что предпочитает убивать людей с близкого расстояния, подтолкнул ИНОА к актив­ному и достаточно эффективному терроризму, что сделало его одним из самых разыскиваемых людей в Ирландии. Вполне возможно, что полиция считала, что в машине Грю и Кэрролла нахо­дился Макглинчи, и что, будучи проинформированы о том, что он был опасным убийцей, кото­рый ранее много раз уклонялся от поимки, сочли своим долгом без колебаний открыть огонь по машине. Сталкер обнаружил, что люди из службы наружного наблюдения СО следили за Грю и Кэрроллом на их встрече в Республике.

Офицер полиции Манчестера пришел к выводу, что Специальный отдел стал слишком влиятель­ным в КПО. Он полагал, что офицеры СО среднего звена организовали сокрытие перестрелок и пытались воспрепятствовать его расследованию. В своей книге Сталкер писал: «Специальный отдел нацелился на подозреваемого в терроризме, они проинструктировали офицеров, и после перестрелок они вывезли людей, машины и оружие для частного разбора событий, прежде чем сотрудникам уголовного розыска был разрешен доступ к этим важнейшим вопросам. Они предо­ставили материалы для прикрытия и решили, в какой момент уголовному розыску будет разре­шено начать официальное расследование произошедшего. Специальный отдел интерпретировал информацию и решал, что является доказательством, а что нет; они прикрепляли ярлыки – например, был ли человек «разыскиваемым» за совершение преступления или он был «скрываю­щимся террористом». Я никогда не испытывал и ни у кого из моей команды не было опыта такого влияния на всю полицию со стороны одного небольшого подразделения».

По словам Сталкера, помощник главного констебля Тревор Форбс, возглавлявший Специальный отдел во время его расследования, сказал ему, что он никогда не сможет прослушать запись со­бытий в сарае для сена. О существовании видеозаписи событий в сенном сарае стало известно в ноябре 1984 года, через пять месяцев после начала расследования Сталкера. Помощнику главно­го констебля Форбсу предстояло стать важной фигурой в расследованиях Сталкера. Он не только возглавлял основной отдел, в отношении которого проводилось расследование, но и был опера­тивным командиром Южного региона КПО в Арма и, следовательно, обладал властью над райо­ном в Арма и вокруг него, незадолго до перестрелок.

Многие в Ноке считали Форбса абсолютно лояльным к главному констеблю. Вскоре после того, как Джек Хермон вступил в должность, помощник главного констебля Мик Слевин, человек, ко­торый перестроил Специальный отдел в конце 70-х, вступил в конфликт со своим новым началь­ником, говорят офицеры КПО. Слевин, по-видимому, отказался полностью проинформировать Хермона о разведывательных вопросах, сказав ему: «Принцип «Только то, что нужно знать» дей­ствует как сверху, так и снизу, сэр». Главный констебль Хермон решил сместить своего незави­симо мыслящего главу Специального отдела, и проработавший всю жизнь в штатском сотрудник был переведен на работу, которая, по мнению главного констебля Хермона, больше соответство­вала его способностям - отвечать за жалобы и дисциплину. К тому времени Слевин заболел ра­ком и умер после непродолжительного пребывания на своей новой работе.

Форбс не был профессиональным детективом, но ранее руководил дорожным подразделением полиции. Его повысили из захолустья дорожного движения до трудного поста регионального ко­мандующего в Арме. Он также поддерживал тесные отношения с главным констеблем Хермо­ном в нерабочее время – в течение нескольких лет эти двое мужчин руководили оркестром КПО.

Когда Сталкер углубился в это дело, Кевин Тейлор, манчестерский бизнесмен, попал под поли­цейское расследование. Тейлор, который знал Сталкера по различным общественным мероприя­тиям, попал под следствие как возможный сообщник группы преступников в Манчестере.

В мае 1986 года Сталкер был отстранен от расследования в Северной Ирландии в ожидании рас­следования его отношений с Тейлором. Он уже представил промежуточный отчет главному констеблю Хермону, в котором содержалась резкая критика в адрес его службы. Сталкер напи­сал, что он воздерживается от вынесения решения по делу Тая до тех пор, пока не прослушает запись из сенного сарая, но что он считает, что пятеро мужчин, погибших в двух других инци­дентах, «были незаконно убиты сотрудниками Королевской полиции Ольстера».

Сталкер решил, что ему необходимо побеседовать с рядом старших офицеров КПО, включая главного констебля Хермона и его заместителя, соблюдая осторожность. Он хотел знать, почему первоначальное внутреннее расследование дало так мало результатов. Его отстранение произо­шло как раз перед тем, как он рассчитывал наконец получить доступ к записям из сенного сарая и провести эти беседы.

В 1990 году попытки полиции привлечь Кевина Тейлора к ответственности потерпели крах. Тей­лор был разорен длительными расследованиями его деятельности и расценивал свои страдания как цену за устранение Сталкера. Заместитель главного констебля Большого Манчестера подал в отставку в марте 1987 года, убежденный, что расследование его отношений с Тейлором было связано с расследованием в Северной Ирландии.

Позже Сталкер философски писал о своей битве воли с Хермоном: «Я уважаю, если не восхища­юсь, тем, как сэр Джон Хермон принял бой со мной. Он защитил полицию и себя самого от мое­го вмешательства в их антитеррористические усилия и практику, и ему это удалось». Сталкер за­ключил: «Я был расходным материалом, а он — нет».

После увольнения Сталкера расследование дела о стрельбе на поражение перешло к Колину Сэмпсону, главному констеблю Западного Йоркшира. Среди тех в Лисберне и Ноке, кто наблю­дал за этим делом из первых рук, наблюдается общая враждебность к Сталкеру. Старшие офице­ры, как полиции, так и армии, обычно  описывая его используют слово «наивный». Однако по большей части они не отрицают сути его выводов. Скорее всего, армия тоже наслаждалась зна­чительной оперативной независимостью, которую главный констебль Хермон завоевал для сил безопасности, и возмущалась расследованием Сталкера, поскольку оно предполагало внешнее наблюдение за секретными операциями.

Когда главный констебль Сэмпсон выступал со своим отчетом в 1988 году, он сказал, что несколько офицеров были виновны в сговоре с целью сокрытия того, что произошло во время трех инцидентов. Однако правительство решило, что против этих мужчин не будет предпринято никаких действий по соображениям «национальной безопасности». Главный констебль Хермон в своем ежегодном отчете за 1988 год написал: «Что теперь можно сказать, так это то, что ми­стер Джон Сталкер и мистер Колин Сэмпсон оба заявили то, на чем всегда настаивала КПО: что не было политики «стрелять на поражение»... наконец-то обвинение, столь вредно и сенсацион­но освещавшееся так долго было доказано, что это ложно».

Уверенное изложение взглядов Сталкера начальником полиции нуждается в уточнении. В февра­ле 1988 года Сталкер сказал «Таймс»: «Я так и не нашел доказательств политики стрельбы на поражение как таковой. Не было никакой письменной инструкции, ничего приколотого к доске объявлений. Но у людей, чья работа заключалась в том, чтобы нажимать на спусковой крючок, было четкое понимание того, что именно этого от них и ожидали».

Идею о том, что полицейским, участвовавшим в перестрелках, не отдавался четкий приказ уби­вать, но их заставили думать, что именно это от них требовалось, поддерживает ветеран КПО. Он утверждает, что старшие офицеры, посещая специальные подразделения КПО, ясно дали по­нять, что они были людьми, выбранными для того, чтобы действовать в качестве передового от­ряда сил в антитеррористических усилиях. Представитель КПО говорит: «Я верю, что сэр Джон потребовал бы идти до конца, без размышлений».

В июне 1988 года Полицейское управление Северной Ирландии, надзорный орган, созданный для надзора за силами правопорядка, обсуждало вопрос о том, следует ли расследовать замеча­ния мистера Сэмпсона о поведении главного констебля Хермона, заместителя главного констеб­ля Макатамни и помощника главного констебля Форбса. Это былозаблокировано всего одним голосом из шестнадцати представителей власти.

В 1991 году Питер Тейлор сообщил по телевидению Би-би-си, что рекомендации Колина Сэмпсона на самом деле были жестче, чем у Сталкера. Сэмпсон предположил, что сотрудникам RUC, участвовавшим в перестрелках в сенном сарае, следует предъявить обвинения в заговоре с целью убийства и что МИ-5, а также сотрудникам полиции следует предъявить обвинения в за­говоре с целью воспрепятствовать отправлению правосудия. В последнем случае предлагаемые изменения были вызваны тем фактом, что сотрудники Специального отдела, как предполагалось, уничтожили запись перестрелки в сарае с сеном после того, как узнали, что Сталкер попросил ее прослушать. Мои собственные запросы подтверждают краткое изложение Тейлором выводов Сэмпсона. Питер Тейлор использовал эти разоблачения в поддержку своего тезиса о том, что от­странение Сталкера от расследования в Северной Ирландии не было связано с его критикой КПО. Новая информация показывает, что даже если репортер ошибается и люди действительно сговорились убрать Сталкера, потому что боялись его выводов, то Колин Сэмпсон доказал еще более жесткое предположение.

Те, кто руководил политикой безопасности в Стормонте, несомненно, сделали свои собственные выводы из перестрелок. Цена признания в серьезных проступках со стороны сил безопасности для руководителей североирландского офиса и министров, которым они служат, обычно слиш­ком высока. Вместо этого были внесены изменения, призванные гарантировать, что подобные убийства не повторятся, некоторые из них вступили в силу еще до того, как Сталкер прибыл в Ольстер.

Без сомнения, это дело показало, насколько могущественным стал Специальный отдел к началу 80-х годов. Старший армейский офицер, служивший в Лисберне в середине 1980-х годов, отме­чает: «Разведывательными операцями руководил Специальный отдел. Согласно армейской поли­тике, Специальный отдел Королевской полиции Ольстера располагал всеми разведывательными данными, которые мы получали. Обратное неверно». Но это дело показало необходимость уси­ления надзора за отделом, и в 1984 году Джон Уайтсайд, глава уголовного розыска, был назна­чен старшим помощником главного констебля, отвечающим как за уголовный розыск, так и за СО. Понятно, что некоторые офицеры СО были не слишком довольны тем, что их передали под контроль бывшего главы конкурирующего ведомства.

В течение этого периода несколько сотрудников СО в ранге старшего инспектора, суперинтен­данта и главного суперинтенданта были уволены из полиции. Но судьба, по крайней мере, двоих из них придает вес предположениям некоторых сотрудников КПО о том, что они должны были взять на себя вину, например, за ошибки Службы безопасности. Их несвоевременный уход из КПО, по-видимому, не умалял их права на работу в других разведывательных организациях: считалось, что один из них был завербован Службой безопасности; другой присоединился к ор­ганизации безопасности британских служб в Германии, которая тесно сотрудничает с армией и МИ-5.

Перестрелки в Арме также породили серьезные сомнения в умах тех, кто находится в Стормонте и Лисберне, в том, что КПО можно доверять проведение специальных операций того типа, кото­рые выполняет САС. Таким образом, будущее мобильных подразделений поддержки и подразделения специальной поддержки, наиболее хорошо подготовленных подразделений в проведении операций с огнестрельным оружием, оказалось под вопросом. Офицер, занимавший ключевую должность в Лисберне во время инцидентов «стрельба на пора­жение», размышляет: «Главенство полиции на 100 процентов верно, но когда дело доходит до проведения специальных операций против террористов, вы должны спросить: разве это работа для полицейских? Главенство полиции неизбежно привело к желанию полиции руководить всем этим делом, поэтому было создано несколько специальных подразделений полиции. Но вся эта история со Сталкером заставила их дважды подумать».

Некоторые солдаты армейского спецназа получили удовольствие от провала усилий КПО. «Бри­танский солдат гораздо более терпим. Вы представляете себе человека из КПО, у которого есть шанс прижать католика. Будет ли он более терпимым, чем солдат САС?» - говорит один из воен­нослужащих полка.

Старшие офицеры в Лисберне выражали свое мнение более тактично. Вы не можете ожидать, что КПО будет соответствовать САС, говорит один из них, потому что САС набирается из гораз­до большего числа людей. Это правда – члены МПП и ПСП составляли примерно одного из восьмидесяти от численности КПО, в то время как численность САС составляет около 400 чело­век из общей численности британской армии в 155 000 человек, одного из почти 400. Кроме то­го, войска САС, отправленные в Северную Ирландию, составляют гораздо меньшую числен­ность, набранную из опытных бойцов в составе эскадронов. В этом смысле САС были более «элитными», поскольку отбирались с большей избирательностью.

Офицеры КПО смотрели на все это дело с горечью. Как и в предыдущих случаях, расследова­ние, проведенное посторонними лицами, привело к фундаментальной перестройке в полиции. Многие офицеры КПО согласились со Сталкером в одном: констебли, входившие в специальные отряды, чувствовали себя сильно разочарованными своими старшими офицерами. Перестрелки выявили тот факт, что полиции, в отличие от армии, не хватает навыков, чтобы защитить своих сотрудников от трудных вопросов. Один офицер КПО, участвовавший в этом деле, говорит: «Солдат увезут в какую-нибудь другую часть мира. Вы не можете сделать этого с нами, мы жи­вем здесь. Вы должны убедиться, что мы соблюдаем закон и живем в соответствии с ним. Ино­гда задаешься вопросом, действительно ли старшие офицеры понимают, через что проходят их подчиненные. Нам казалось, что в армии дела обстоят гораздо лучше».

В течение нескольких месяцев после инцидентов в Арма желание КПО направлять свои специ­альные подразделения на миссии по противостоянию террористам рухнуло. Один высокопостав­ленный офицер говорит: «В результате огромного давления, которому подвергался Хермон, он использовал военных больше, чем раньше». Обучение ПСП бойцами САС и десантниками, по-видимому, было прекращено. Специальным подразделениям КПО поручались различные задачи, часто они действовали в качестве прикрытия САС, изолируя район, а не сталкиваясь с самими террористами. Идея, высказанная некоторыми армейскими офицерами во время сокращения численности САС в Ольстере, о том, что они могут быть полностью выведены, была тихо забы­та. ЦКГ вновь отводили важнейшую роль армии.

Во время интервью со старшим армейским офицером, который лично был свидетелем расследо­вания Сталкера, я сказал, что меня удивило во всем этом деле не то, что КПО была поймана на передаче ложных версий инцидентов со стрельбой средствам массовой информации и уголовно­му розыску, а то, что армейский спецназ делал это гораздо чаще раз, и это сошло ему с рук. Он улыбнулся и объяснил, что истории прикрытия жизненно важны для защиты источников и мето­дов секретных операций. Таким операциям, по его словам, должно быть разрешено продолжать­ся, «не требуя выкупа за тот мифический товар, который вы называете правдой».

Глава 17. «Засада»: интерпретация вопроса

Ближе к концу 1983 года САС сделала то, чего они не делали в Северной Ирландии в течение пя­ти лет: они убили членов ИРА. Снова начали происходить перестрелки, подобные тем, что происходили между 1976 и 1978 годами. Тон представителей в Лисберне или Ноке часто подра­зумевал, что эти инциденты были результатом случайных столкновений между армейскими «па­трулями», термин САС никогда не использовался в протоколах, и террористами. На самом деле, во многих случаях эти инциденты были результатом преднамеренного выбора людей, вооружен­ных предвидением террористических преступлений.

Некоторые должны были предположить, что правительство просто приказало САС ликвидиро­вать террористов. Но, по словам людей, которые служили в центре тайных операций в Ольстере, четкие приказы об убийстве были бы неприятными и ненужными. Понимание практических по­следствий изменения настроений, произошедшего во второй половине 1983 года, требует знания армейской тактики – в частности, тактики засады.

Для многих гражданских лиц слово «засада» не несет в себе смертельного оттенка. Один сло­варь определяет это как «лежать в засаде». Это может подразумевать задание как арестовать, так и застрелить кого-нибудь. Однако для любого, кто проходил подготовку в Британской армии, это слово имеет совершенно другое значение. В руководстве, использовавшемся армией в начале

80-х годов для подготовки солдат к операциям типа «Сухопутные операции», том III «Контрреволюционные операции», говорится: «Засада – это внезапное нападение отряда, нахо­дящегося в засаде, на движущегося или временно остановленного противника». Нападение тако­го рода может быть противозаконным в Соединенном Королевстве, поскольку военные могут применять лишь минимальную силу, необходимую для защиты жизни и имущества.

Армейское руководство описывает, как следует устраивать засаду. Войска, принимающие уча­стие, располагаются таким образом, чтобы иметь возможность вести огонь в «зону поражения». Основная часть солдат формирует «штурмовые» группы или группы «уничтожения», которым поручено уничтожить вражеский отряд. По обе стороны от этих групп будут «отсечки», не­большие группы, которые смогут предотвратить отход разбежавшихся вражеских солдат. Другие солдаты могут быть размещены так, чтобы остановить врага, пытающегося обойти основной от­ряд из засады с фланга.

Эта тактика не свойственна САС, но ей обучают большинство солдат, поступающих в армию. Тем не менее, САС превратила засаду в специальность. После отбора все солдаты САС отправ­ляются в Бруней для прохождения обучения ведению боевых действий в джунглях. Они тратят большую часть своего времени на изучение того, как устраивать засады «тип А», ограниченные определенным районом, где, как известно, может быть перехвачен противник. Те, кто принимал уча­стие в таких тренировках, говорят, что солдаты САС тренируются накрывать «зону поражения» автоматным огнем и шрапнелью из мин «Клеймор» и гирляндами из гранат. Сержант САС утверждает, что эти патрули в джунглях - «то место, где начинается и заканчивается вся военная служба».

Во время расследования в 1988 году гибели трех членов ИРА в Гибралтаре офицер САС «Солдат F.» опроверг предположения о том, что решение устроить засаду содержало предположение о том, что отряд противника будет убит. Он сказал, что целью засады также может быть захват пленных. Возможно, это была его интерпретация армейской доктрины, но в «Сухопутных опера­циях» ясно сказано, что засада - это нападение, и подразумевается, что любые пленные, если их захват является частью миссии, являются выжившими после такого нападения. В руководстве арест террористов рассматривается в другом разделе. Далее говорится: «Таким образом, цель за­сады обычно достигается сосредоточением интенсивного и точного огня со скрытых позиций в тщательно отобранных зонах поражения, в которые противнику было разрешено войти, но из ко­торых его побег затруднен огнем и, возможно, препятствиями». В нем добавляется, что такая атака обычно использовалась бы только в «Обстановке 4», кампании по борьбе с повстанцами, граничащей с ограниченной войной, в ходе которой силы безопасности потеряли контроль над определенными районами.

Увеличение объема разведывательной информации, поступавшей к начальникам служб безопас­ности Ольстера к началу 1980-х годов, означало, что они иногда заранее знали о террористиче­ских атаках. Эта информация дает им возможность выбора. По словам человека, руководившего операциями САС в Северной Ирландии: «Есть два варианта – либо арестовать с неопровержи­мыми доказательствами, на которых можно основывать обвинение, либо другой, который заклю­чается в том, чтобы идти вперед и стрелять. Шансы на то, что при таких обстоятельствах удастся произвести арест, минимальны, поскольку террористы будут вооружены».

Решение противостоять вооруженным террористам может быть реализовано в виде засады. Если террорист решит совершить нападение, а силы безопасности упредят его, тогда, добавляет офи­цер, «результат довольно очевиден». Таким образом, изменение в конце 1983 года это переход, по крайней мере, в некоторых случаях, ко второму из его вариантов, варианту со стрельбой. За пре­дыдущие несколько лет было много случаев, когда предпочтение отдавалось другому подходу, например, арест Шеймуса Макэлвейна и его банды в марте 1981 года.

Генерал или старший офицер полиции, который хочет арестовать террористов, должен создать для этого подходящие обстоятельства. В деле Макэлвейна с помощью наблюдения добились то­го, чтобы люди были окружены в доме на изолированной ферме. Если бы это было необхо­димо, солдаты могли сидеть снаружи фермерского дома часами или днями, пока не сдадутся те, кто был внутри.

С другой стороны, столкновение с террористами во время фактического нападения, скорее всего, приведет к перестрелке. Военизированные группировки будут вооружены и могут находиться в таком состоянии духа, когда они готовы применить свое оружие. Неспособность перехватить их чрева­та для солдат риском того, что террористы могут скрыться. И, что наиболее важно с точ­ки зре­ния закона о минимальной силе, изложенного в «желтой карточке», группа террори­стов, прибли­жающаяся к своей цели, вполне может представлять непосредственную опасность для жизни, которая оправдывает открытие огня силами безопасности.

Помимо общих правил поведения, касающихся огнестрельного оружия, содержащихся в «жел­той карточке», специфический характер приказов военных может иметь отношение к примене­нию силы в конкретной операции. Армейских офицеров и сержантов обучают отдавать приказы в стандартном формате. Приказы обычно предполагают, что группы солдат собираются вокруг офицера или сержанта, когда он объясняет план. Они перемещаются по различным разделам, например «дружественные силы» или «общий план». Наиболее важным в стремлении понять, подпадают ли такие операции под действие закона о минимальной силе, является то, что называ­ется «миссией». Использование слова «засада» в этом разделе будет иметь особое значение для большинства солдат.

Единственный опубликованный пример приказа САС о миссии в Северной Ирландии касается операции в мае 1976 года, последовавшей за обнаружением того, что, по-видимому, было управ­ляющим кабелем для бомбы ИРА вблизи пограничного перехода в Южной Арме. В ту ночь САС действовали под эгидой 3-го батальона парашютно-десантного полка, и командир решил пере­дать свой план на утверждение вышестоящим инстанциям. Его приказы были воспроизведены в книге, посвященной этой командировке. Он сказал своему бригадиру, что его целью было «вве­сти в тот вечер (23 мая) скрытый патруль, чтобы попытаться устроить засаду [курсив автора] на террористов, которым пришлось бы занять выбранную огневую точку и, вероятно, протянуть больше проводов».

По словам человека, присутствовавшего на таких брифингах, в устных приказах войскам САС для операций, в которых они намерены противостоять ИРА, обычно содержится ссылка на огра­ничения «желтой карточки» на применение огнестрельного оружия. Тем не менее, понимание солдатом своей задачи, если используется слово «засада», представляется ясным, даже если упо­минаются правила, касающиеся «желтых карточек», как следует из этого интервью с солдатом САС:

УРБАН: В чем заключается миссия в засаде?

ЧЕЛОВЕК из САС: Вы знаете, в чем заключается миссия в засаде, все знают, в чем заключается миссия в засаде.

УРБАН: Скажи мне, что ты об этом думаешь.

ЧЕЛОВЕК из САС: Я знаю, что когда ты устраиваешь засаду, ты убиваешь людей.

В 1980-х годах термин «засада» был заменен в приказах САС в Северной Ирландии на «НП/ГР», сокращение от «Наблюдательный пункт/группа реагирования», по словам служившего там бой­ца САС. Он говорит, что приказ на «НП/ГР» - это «во всех смыслах засада», и считает, что это было косметическое изменение, вызванное чувствительностью КПО к слову «засада». Очевид­но, что соответствующие солдаты все еще верят, что они вовлечены именно в это, поэтому я про­должу использовать этот термин в отчетах о действиях, которые, возможно, были официаль­но описаны как задачи «НП/ГР». Ключевым моментом является то, что, когда целью является за­держание вооруженных террористов, бойцы САС говорят, что в их приказах обычно говорится о «жестком аресте».

Не существует политики «стрелять на поражение» в смысле общего приказа расстреливать тер­рористов ИРА на месте. Скорее, дело заключается в том, чтобы заманить террористов ИРА, во­оруженных и проводящих операцию, в ловушку. Убийство безоружного члена ИРА может сде­лать из него мученика, но если бы у того же человека было оружие, даже убежденные республи­канцы могли бы счесть операцию в некотором смысле справедливой. Питер Мортон, командир парашютно-десантного полка, который позже написал о своем турне по Северной Ирландии в 1976 году, говорит о смерти Питера Клири: «Конечно, жаль, что первый случай, когда террорист был убит САС, не был более однозначным; идеальным было бы застрелить вооруженного терро­риста». Некоторые из тех, кто проводил тайные операции в Ольстере, называют примене­ние смертоносной силы таким образом, чтобы это выглядело справедливым и в рамках закона, «чи­стым убийством».

Идея о том, что именно видимость произошедшего может, с точки зрения подрыва поддержки ИРА, быть важнее реальности, не ограничивалась бойцами САС или Специального отдела. В письме, направленном «Международной амнистией» в 1985 году по поводу спорных убийств, совершенных армией и полицией, отделение Северной Ирландии заявило: «Правительство и са­ми силы безопасности признают, что в их интересах избегать споров по поводу применения си­лы со смертельным исходом сотрудниками сил безопасности». Ошибка по Фрейду, если ее мож­но так назвать, заключается в том, что государственный служащий предпочел сделать упор на избежание разногласий, а не на само ненужное применение смертоносной силы.

Армейское командование понимало, что инциденты, в которых были задействованы силы специ­ального назначения, могут стать предметом пристального внимания средств массовой информа­ции и республиканских пропагандистов. Некто, занимавший ключевой пост в силах безопасно­сти, признает, что в операциях типа засады САС против ИРА очень важно общественное восприя­тие произошедшего и что права на ошибку нет: «Если мы не схватим их и не уничтожим полностью или не срежем подчистую, то всегда предполагается, что это было сде­лано неправильно. Если это не воспринимается как безукоризненно чистое убийство, то автома­тически предполагается, что оно было неправильным».

В период с декабря 1983 по февраль 1985 года, то есть чуть более одного года, группа разведки и безопасности застрелила десять человек в Северной Ирландии, восемь из которых были члена­ми ИРА, после пятилетнего периода, в течение которого САС никого не убивала. Почему же то­гда начальники службы безопасности выбрали вариант со стрельбой?

Ответ частично кроется в деятельности ИРА и в способах, которые, по мнению руководителей служб безопасности, были доступны им для противодействия. В 1980 году число террористиче­ских актов было самым низким за многие годы. После общественных беспорядков, спровоциро­ванных кампанией голодовки в 1981 году, число инцидентов снова начало расти. Тенденция не была заметной, но руководители служб безопасности были встревожены повышением эффектив­ности атак, как говорят те, кто в то время принимал участие в разработке политики. ИРА, по су­ти, смогла в ходе каждой из своих атак убивать больше людей.

Что еще более важно, лето 1983 года, ознаменовавшееся успешными апелляциями против мно­гих обвинительных приговоров, вынесенных на основании свидетельских показаний суперсту­качей, стало удручающей неудачей для тех, кто считал, что лучшей ареной для подавления ИРА был зал суда, а не перестрелки. Суперстукачи Шон Мэллон и Джеки Гудман отозвали свои пока­зания в 1982 году. Патрик Макгарк, человек Данганнона, в октябре отказался от своих показаний против восьми человек. А Роберт Лин, который, по утверждению КПО, был старшим «времен­ным» Белфаста, в течение того же месяца не только отказался от своих показаний, но и выступил на пресс-конференции, высмеяв то, как полиция пыталась изобличить людей. Хотя правитель­ство продолжало выдвигать обвинения на основе показаний «суперстукачей», ИРА преуспела в их пресечении.

Однако самый жестокий удар был нанесен 25 сентября 1983 года, когда заключенным в блоке «Н-7» в Мейз удалось одолеть своих тюремных надзирателей. Один из них, получивший ноже­вое ранение, впоследствии скончался от сердечного приступа. Затем они захватили кухонный грузовик и сбежали из тюрьмы. Во время последовавшей за этим облавы силы безопасности бы­стро выловили шестнадцать заключенных. Еще двадцать два человека сбежали, среди них несколько самых безжалостных террористов, находившихся в заключении в предыдущие годы. Главный инспектор тюрем позже описал этот инцидент как «самый серьезный побег в новейшей истории тюремной службы Соединенного Королевства».

ИРА в полной мере воспользовалась инцидентом, организовав пресс-конференцию, в которой приняли участие несколько беглецов. Некоторые из беглецов уехали за границу, организация признала, что они больше не хотят принимать активного участия в борьбе, но другие вернулись на передовую кампании. Среди зачинщиков побега был Шеймус Макэлвейн, захваченный САС в 1981 году, который вскоре вернулся, чтобы принести смерть в сельскую местность южного Фер­мана. Другим был Джерард Макдоннелл, который позже был осужден за принадлежность к ячейке ИРА, которая пыталась убить премьер-министра с помощью бомбы, в результате чего по­гибли пять человек в Гранд-отеле в Брайтоне в 1984 году. Двое беглецов, Брендан Макфарлейн и Джерард Келли, позже были задержаны в Нидерландах Секретной разведывательной службой и в конечном итоге экстрадированы голландскими властями.

Те, кто служил в Ольстере в это время, отвергают конкретную связь между возобновлением агрессивных операций спецназа и побегом из Мейз, предпочитая вместо этого говорить об об­щем изменении настроений в Лисберне и Ноке. Новые настроения, возможно, укоренились неза­висимо среди руководителей служб безопасности, а не были результатом политической директи­вы. Джеймс Прайор, впоследствии лорд Прайор, в то время был государственным секретарем Северной Ирландии. В интервью 1988 года Тому Мангольду из программы Би-би-си «Панора­ма», он отрицал, что когда-либо знал заранее об операциях САС:

МАНГОЛЬД: Были ли вы лично вовлечены в принятие решения об использовании САС?

ПРАЙОР: Нет, ни в коем случае.

МАНГОЛЬД: Вы когда-нибудь просили, чтобы вам рассказали?

ПРАЙОР: Нет, я не в курсе, что я когда-либо конкретно просил сообщить мне, когда будет ис­пользоваться САС.

Однако некоторые высокопоставленные представители служб безопасности говорят, что иногда они сообщали министрам о предстоящих операциях. Опросив нескольких человек, занимавших руководящие посты в Стормонте и в силах безопасности, я смог установить, что планы опера­ций типа засад министрам в письменном виде не представляются. Скорее всего, главный констебль или командующий войсками могут устно упомянуть о возможности такой операции государственному секретарю – старшему министру в Стормонте. Очевидно, что информирова­ние государственного министра, отвечающего за вопросы безопасности, не является обычной практикой. Многое зависит от наличия сердечных отношений между госсекретарем Северной Ирландии и его начальниками службы безопасности. Неофициальный намек в разговоре о пред­стоящей операции рассматривается высокопоставленными офицерами полиции и армии скорее как привилегия, чем как право, говорил некто, принимавший участие в подобных дискуссиях. Но мне также было высказано предположение, что высокопоставленным политикам в Мини­стерстве обороны в Лондоне иногда могут заранее сообщать о предстоящей операции сил специ­ального назначения в Северной Ирландии.

К середине 80-х годов в Лисберне была разработана регулярная система одобрения специаль­ных операций. Командующий войсками в Северной Ирландии будет проинформирован о предстоящих операциях тако­го рода командующим сухопутными войсками. Командир группы разведки и безопасности часто присутствует на случай, если командующий сухопутными войсками, у которого много других оперативных обязанностей, не может ответить на все вопросы командующего войсками. Тот факт, что брифинги проводились раз в неделю, указывает как на масштаб тайных операций, так и на то, что очень многие из тех, что планировались как засады, не достигали намеченного ре­зультата.

Главный констебль Королевской полиции Ольстера также регулярно информируется начальника­ми своей разведки об аспектах предстоящих специальных операций КПО. Любые высказывания государственному секретарю о предстоящих специальных операциях обычно основываются на официальных брифингах, которые их подчиненные провели для командующего войсками и глав­ного констебля.

Беседуя с людьми, занимавшими руководящие посты в Стормонте, становится очевидным, что, по крайней мере, в течение 1980-х годов, они не считали себя реально контролирующими ни КПО, ни армейские специальные операции. Главному констеблю, как генеральному начальнику операций по обеспечению безопасности, удалось исключить из повестки дня конкретное обсу­ждение подразделений под прикрытием и их деятельности. Высокопоставленный сотрудник в Стормонте вспоминает: «Мы просто стремились прикрыться оперативной независимостью КПО. Мы не могли отвечать за детальные оперативные вопросы, только за общую политику».

Политики и государственные служащие в офисе Северной Ирландии несли ответственность перед парламентом за действия сил безопасности, но практически не влияли на них. Один из них объясняет: «Я думаю, почему я могу оправдать это перед самим собой, так это то, что мини­стры, в целом, проводят половину своего времени в Лондоне и половину - в Северной Ир­ландии. Их структура нерегулярна, у них есть другие политические обязанности, в то время как военные, по крайней мере, те, кто должен принимать решения, должны находиться там двадцать четыре часа в сутки». Результатом стал один из тех компромиссов, типичных для британского правительства, при которых реальную власть осуществляют те, кто не несет ответственности перед парламентом или электоратом, которые, в свою очередь, ограждают ответственных от бо­лезненных решений.

Другим фактором, повлиявшим на ситуацию, стали важные перемены среди старших офицеров в Лисберне и Ноке. К 1983 году генерал-лейтенанта Ричарда Лоусона сменил новый командую­щий войсками в Северной Ирландии, генерал-лейтенант Фрэнсис Ричардсон. Люди, служащие в Лисберне, говорят, что генерал-лейтенант Ричардсон принимал более непосредственное участие в руководстве повседневными операциями, оставляя меньше свободы действий своему командую­щему сухопутными войсками. Кроме того, командующий сухопутными войсками гене­рал-майор Хакстейбл в 1982 году был сменен генерал-майором Питером Чисвеллом. Новый КСВ испытывал интуитивную ненависть к ИРА, распространенную среди офицеров его родительско­го подразделения, парашютно-десантного полка. Однако генерал-майор Чисвелл был также че­ловеком твердых религиозных убеждений, который понимал, какой вред можно нанести силам безопасности, если они будут втянуты в споры по поводу применения смертоносной силы. А к концу 1983 года его самого сменил другой офицер, генерал-майор Панк. Новый КСВ был пехот­ным офицером, который служил на Борнео и в Малайе, прежде чем перейти к командованию бронетанковой бригадой в Западной Германии. Из последовавших событий (см. главу восемна­дцатую) ясно, что между генерал-лейтенантом Ричардсоном и генерал-майором Панком, должно быть, существовал консенсус относительно использования сил специального назначения в пери­од с 1983 по 1985 год.

Что бы ни происходило в Лисберне, отношение главного констебля Джека Хермона, должно быть, было критическим. После своей речи в Эннискиллене в 1980 году главный констебль Хер­мон приобрел репутацию «голубя». Многие в полиции считали его видение невооруженных по­лицейских сил глупой, хотя и безвредной утопией. После операции в Баллисиллане в 1978 году Хермон, тогда еще заместитель Кеннета Ньюмана, очевидно, выразил неприязнь к операциям САС, особенно в городских районах.

Однако некоторые из тех, кто работал с главным констеблем, полагают, что с годами его взгляды, возможно, ожесточились и изменились. Первоначально он взял на себя обязательство присут­ствовать на похоронах каждого полицейского, убитого террористами. Поступив таким образом, он поставил себя прямо на пути потока горя, который лился от обезумевших супругов и детей. В конце концов он перестал посещать их всех, отправив вместо себя одного из своих старших за­местителей. После своей отставки главный констебль заявил программе «Эверимэн» на телека­нале BBC: «У меня было опасение, что это подрывает мою способность выполнять свои обязан­ности главного констебля с объективностью и профессионализмом, которые были необходимы».

Независимо от того, изменилось ли личное отношение Хермона под давлением миролюбивого идеализма его речи 1980 года, как главный начальник операций по обеспечению безопасности он теоретически был ответственен за тактику засад, к которой возвращалась армия. Но Хермон также руководил еще одним изменением в должности в виде повышения помощника главного констебля Тревора Форбса до главы Специального отдела. Этот отдел был настолько важен для руководства тайными операциями, что взгляды его руководителя могли сыграть ключевую роль в процессе планирования засад.

Возможно, наиболее убедительное объяснение того, чего стремились достичь силы безопасно­сти, вернувшись к политике периодических засад, дано высокопоставленным лицом в Стор­монте. Он говорит, что идея проведения таких операций «заключалась в том, чтобы время от времени давать ИРА по рукам, что могло удержать их от совершения новых нападений». Судя по интервью, которые мне удалось провести, инициатива по этому изменению исходила не от мини­стров, которые могли бы испытывать больше сомнений по поводу политических последствий та­ких «ударов», а из самого здания службы безопасности.

Другое объяснение использованию засад дано бывшим старшим офицером в Лисберне. Он при­знает, что такие операции могут обеспечить ИРА мучениками, но считает, что они могут дать шанс разобраться с конкретными лицами, говоря: «Баланс преимуществ для нас или для них мо­жет быть очень сомнительным. Наступает время, когда мы говорим: «Нам нужно убить» – такой-то человек является занозой в нашем боку, и мы должны что-то с ним сделать».

Большинство офицеров, участвовавших в разведывательной работе в Северной Ирландии, склон­ны полагать, что засады эффективны для устранения конкретных игроков или подразделений. Однако они понимают, что такие меры могут дать им ограниченную передышку. Один офицер КПО сказал мне на брифинге: «Мы пускаем им кровь из носа, но они вытирают ее и возвраща­ются. Иногда мы наносим по ним сильный удар и выводим из строя целое подразделение актив­ной службы. Наступает затишье, появляются новые лица, и все начинается сначала».

Из разговоров с теми, кто присутствовал при обсуждении операций спецназа в Ольстере, стано­вится очевидным, что сами руководители служб безопасности и министры в какой-то степени становятся жертвами менталитета «чистого убийства». Учитывая, что откровенное обсуждение устранения членов ИРА было анафемой для большинства из этих людей, здесь стоит обсудить, как развивалась типичная операция САС в Ольстере в середине 80–х годов, процесс, собранный по кусочкам людьми, сыгравшими различные роли в подобных драмах.

Идея проведения превентивной операции спецназа против террористов может возникнуть в ряде мест. Инициатива чаще всего исходит от регионального руководителя Специального отдела, а иногда и от самого руководителя Специального отдела, после получения разведданных от ин­форматора о местонахождении тайника с оружием или цели предстоящего нападения. Информа­ция от информатора «национального достояния» часто передается Службой безопасности в СО, потому что именно они, через ЦКГ, имеют возможность что-то с этим сделать. СО может предложить провести превентивную операцию или просто передать информацию в нейтральных выражениях армии. Это может быть командир бригады, командующий сухопутными войсками или командир группы разведки и безопасности, человек, выбранный за его опыт проведения тай­ных операций, который затем может предположить, что наводка подходит для «исполнительных действий».

Затем группа РиБ в тесном сотрудничестве с ЦКГ разработают план. Результат их деятельности, которому на данном этапе присвоено кодовое название, затем будет передан для утверждения ко­мандующему сухопутными войсками. Затем он может передать его командующему войсками в Северной Ирландии и главному констеблю, а они, в свою очередь, могут сообщить о нем госу­дарственному секретарю. Скорее всего, это будет иметь форму краткой беседы, в ходе которой госсекретарю сообщат, что есть возможность нанести значительный удар по террористам. Если его спрашивают, госсекретарь обычно отвечает, что генерал или старший офицер полиции долж­ны делать то, что они считают правильным. После утверждения план затем передается группам наблюдения и САС, которые должны его выполнять.

Многие операции, одобренные либо на министерском, либо на более низком уровне, заканчива­лись ничем из-за ненадежности разведданных от информаторов. Солдаты возвращались на базу несколько дней спустя, так и не увидев террористов.

Процесс разработки и утверждения таких операций можно в какой-то мере сравнить с идеей за­рядить винтовку одного солдата в расстрельной команде холостым патроном. Иногда это дела­лось для того, чтобы позволить всем членам расстрельной команды поверить, что они лично не несут ответственности за смерть своей жертвы. Точно так же генерал может дистанцироваться от того, что процитированный ранее офицер назвал «довольно очевидными» последствиями успешной превентивной операции, передав вопрос на утверждение вышестоящему руководству. Госсекретарь может чувствовать, что он или она не несет ответственности, потому что легче принять совет начальников служб безопасности, чем отвергнуть его. После окончательного утверждения плана ответственность снова перейдет к двадцативосьмилетним капралам или сер­жантам полиции, которые должны будут его выполнять, потому что только люди на месте могут интерпретировать правила ведения боевых действий.

Организационные и тактические изменения в САС в начале 1980-х годов также важны для оцен­ки отношения солдат, на которых легла такая ответственность. Переход от эпизодических ко­мандировок всех четырех подразделений полка к отправке отдельных лиц в усиленный отряд численностью чуть более двадцати солдат в Ольстере, который в конечном счете последовал за созданием группы РиБ, имел важные последствия. Несомненно, были и преимущества, в частно­сти, люди служили дольше, лучше знакомясь со сценой Северной Ирландии. Но эта новая схема отправки людей в Северную Ирландию ограничила число солдат, которые приобрели опыт про­ведения подобных операций, усилив их подозрительность к посторонним, а также связи между ними.

По словам одного из военнослужащих полка, капитанам, отправленным командовать подразде­лением в Северной Ирландии, иногда было трудно осуществлять над ними контроль. После смерти офицера САС, капитана Уэстмакотта в 1980 году, офицеры САС все реже отправлялись со своими людьми на наблюдательные задания или в засады. Офицеры обычно переводились в оперативный отдел на местной базе сил безопасности. Без них на поле боя солдаты, скорее всего, возвращались к «правилам больших мальчиков», если видели террориста. Большинство, если не все, инцидентов со смертельным исходом с участием САС, произошедших в период с 1983 по 1985 год, произошли в отсутствие офицера.

После Фолклендской войны в 1982 году в САС пришло большое количество солдат из пара­шютно-десантного полка. Майор парашютно-десантного полка стал офицером, командующим учебным подразделением, и, по словам нескольких человек, которые в то время служили в САС или пытались поступить в него, критерии отбора сместились в сторону акцента на агрессивный менталитет воздушно-десантных войск и отхода от более традиционных ценностей САС. Полк начал отчислять все больше людей, которые не соответствовали его стандартам отбора; в ре­зультате его численность снизилась, явление, известное в Херефорде как «ползучее превос­ходство». Эти проблемы привели к конфликту между начальником учебного крыла и команди­ром полка, из Королевского транспортного корпуса, в середине 1980-х годов. Командир считал, что проходит отбор слишком много десантников и слишком мало из всех других полков. Даже начальник САС и его преемник, начальник сил специального назначения, базирующийся в Лондоне бригадный генерал, несущий общую ответственность за такие войска, вмешались в по­пытке заставить учебное крыло, в котором доминировали сержанты парашютно-десантного пол­ка, служившие в 22-м полку САС в течение многих лет, принять больше тех, кто не входил в число десантников. Следствием этих разногласий по словам сотрудника САС, стало то, что к се­редине 80-х годов численность полка была значительно ниже штатной, во многих подразделе­ниях было десять или двенадцать солдат, а не шестнадцать. По словам одного офице­ра полка, доля десантников, которые составляют примерно одну семьдесят пятую часть от об­щей числен­ности армии, в середине 80-х годов достигла в 22-м полку САС 52 процентов.

Последствия такого наплыва десантников трудно поддаются количественной оценке. Те, кто не является военнослужащими полка, которые готовы обсудить этот вопрос, утверждают, что сол­даты воздушно-десантных войск более склонны к насилию, реже задумываются о последствиях применения силы и реже предлагают альтернативные решения проблем, чем военнослужащие из других полков. Однако солдат САС из парашютно-десантного полка говорит, что идея о том, что их приток в Херефорд имел какой-то особый эффект, «преувеличена».

Майкл Ашер, служивший в Ольстере во 2-м батальоне парашютно-десантного полка в начале 70-х годов, описывает их менталитет наглядно: «Мы просили и молились о шансе сражаться, громить, убивать, разрушать... Мы были нерелигиозны, аполитичны и безжалостны, кастой вои­нов-янычар, которые поклонялись высокому алтарю насилия и ничего больше не хотели». В кон­це 70-х Ашер служил в полку САС Территориальной армии. Он комментирует: «Они не были жестокими и садистскими, как десантники. Вы могли видеть, что они могут легко убивать, но никогда из любви к этому». Те, кто был встревожен появлением «парамафии» в 22-м полку САС в середине 80-х, утверждают, что приток десантников практически устранил различие, описан­ное Ашером.

На фоне «ползучего превосходства» изменение структуры развертывания САС в Северной Ир­ландии привнесло еще один элемент отбора. Отдельные лица не могли быть направлены в подразделение в Ольстере, если они не прошли курс обучения продолжительностью около трех месяцев в Херефорде. Хотя большинство из них действительно прошли обучение, курс в Север­ной Ирландии предоставил сержантам с опытом работы в Ольстере, которые руководили кур­сом, возможность отсеять тех, кого сочли «неподходящими». То, что многие сержанты-ветераны были десантниками, сместило определение того, какие качества были желательны, говорят неко­торые солдаты САС, с использования скрытности и хитрости в сторону принятия насилия.

Глава 18. Группа в действии

Ранним вечером в четверг, 1 декабря 1983 года, офицер армейского спецназа прибыл в Данган­нон в Тайроне. Его вызвали туда по наводке осведомителя. Специальный отдел попросил его ор­ганизовать скрытый поиск в районе под названием Магерамулкенни, недалеко от деревни Коали­сленд. Армейские специалисты, работающие под прикрытием приступили к действиям еще до рассвета.

Старший сержант САС, впоследствии названный «солдатом А.», провел обыск на небольшом по­ле, окруженном насыпью, увенчанной густой живой изгородью. В живой изгороди он нашел винтовку «Армалайт», дробовик и сумку с балаклавами, перчатками и другой одеждой. Последую­щие баллистические тесты показали, согласно КПО, что с 1979 года «Армалайт» ис­пользовалась в двадцати двух перестрелках, включая четыре убийства - все они были совершены в отношении сотрудников сил безопасности, находящихся не при исполнении служебных обя­занностей в районе Данганнон.

Несколько часов спустя, в 3 часа ночи 2 декабря, «солдат А.» проинформировал пятерых других солдат САС о предстоящей задаче. В последующем письменном заявлении он показал: «В ходе этой миссии моим намерением было задержать любого террориста, пытающегося забрать какое-либо оружие или одежду из тайника, и члены группы были соответствующим образом проинструктированы». Он сказал им, что они должны открывать огонь только в соответствии с правилами «желтой карточки» и после того, как он попытается осуществить задержание.

Перед рассветом шестеро солдат САС заняли позиции по всему полю. Они были разделены на три группы по два человека. Все, кроме одного, были вооружены винтовками «Армалайт» AR-15, у шестого был автомат HK-53. HK-53 был чем-то вроде фаворита САС, поскольку имел ту же компактную и надежную конструкцию, что и 9-мм пистолеты-пулеметы «Хеклер и Кох» MP-5, используемые в иранском посольстве, но стрелял более мощным патроном калибра 5,56 мм, как у «Армалайт».

Две группы расположились с видом на тайник. Они находились примерно в 30 метрах от оружия ИРА, за другой частью насыпи. Третья группа находилась дальше, лежа в канаве примерно в 50 метрах от остальных и в 10 метрах от дорожки, проходящей мимо поля. Это пересеченная местность, небольшие поля окружены густыми живыми изгородями, а земля вокруг поляхолми­стая и часто заболоченная.

В течение двух дней ничего не происходило. Один солдат в каждой паре постоянно оставался начеку, а другой отдыхал в спальном мешке. Пара в придорожной канаве слышала, как в нескольких футах от них входили и выходили прохожие. Солдаты должны были позаботиться о том, чтобы они оставались незамеченными этими людьми, которые могли быть разведчиками «временных». Отчасти именно мастерство и самодисциплина солдат САС, их способность оста­ваться незамеченными в течение нескольких дней, находясь под воздействием стихии, приводят к тому, что им поручают такие задания.

Около трех часов дня в воскресенье подъехал коричневый автомобиль «Тэлбот» с тремя людьми. Двое человек пробрались через брешь в живой изгороди к спрятанному оружию. Колм Макгирр, двадцати двух лет, и Брайан Кэмпбелл, девятнадцати лет, оба были «временны­ми» из района Коалисленда. Последний человек остался с машиной, которая была припаркована недалеко от дороги у проезда.

Согласно более поздним показаниям солдат, Макгирр направился прямо к изгороди и вытащил «Армалайт», которую передал Кэмпбеллу. «Солдат А.» воспользовался своей рацией, чтобы предупредить остальных. Когда Кэмпбелл повернулся и направился обратно к машине, а Мак­гирр все еще стоял на коленях возле тайника, «солдат А» показал, что он выкрикнул: «Стоять, силы безопасности!».

Мужчины не ответили, но по словам бойца САС, который открыл огонь, Макгирр «развернулся, направив дробовик в мою сторону». По словам бойцов САС, Кэмпбелл, который теперь бежал к машине, казалось, тоже угрожающе развернулся и по нему тоже был открыт огонь. Согласно бо­лее позднему осмотру, в Макгирра попало до тринадцати пуль, и он скончался на месте.

Хотя несколько солдат стреляли в него всего с расстояния 20-30 метров, Кэмпбелл был ранен всего дважды. Мужчина в машине, поняв, что это ловушка, запрыгнул внутрь и завел двигатель. Солдаты открыли огонь по машине, разбив ее ветровое стекло. Когда «Тэлбот» отъехал, солдаты «E.» и «F.», которые ждали в придорожной канаве, также открыли огонь. Когда машина промча­лась мимо них, «солдат Е.» выпустил по ней десять пуль, несколько из которых, как предполага­лось, попали в цель. Позже машину нашли в двух милях оттуда, забрызганную кровью, но без водителя.

Солдаты двинулись вперед к застреленным членам ИРА. Кэмпбелл все еще был жив. «Солдат D.» показал в своем заявлении: «В передней части его левого плеча было одно выходное отвер­стие, из которого он терял много крови. Я наложил на него повязку. Я не перевязывал входные раны, так как они не кровоточили. На этом этапе он впал в глубокий шок и испытывал трудности с дыханием. Я немедленно вставил ему в горло пластиковую дыхательную трубку, чтобы облег­чить дыхание, и перевел его в положение лежа на боку, как при коме. Я оставался с ним, прове­ряя его пульс и зрачки, около пяти минут, пока он не умер».

В Лисберне инцидент был расценен как успешный. Но ИРА выдвинула различные обвинения по поводу произошедшего, обвинения, направленные на то, чтобы лишить армию возможности «убивать чисто» и возмутить местных националистов. «Временные» заявили, что водитель авто­мобиля оспорил утверждение солдат о том, что было какое-либо выкрикнутое предупреждение. Они также утверждали, что мужчины были застрелены до того, как добрались до тайника с ору­жием, и поэтому были беззащитны. Священник, вызванный на место происшествия, как сообща­ется, подтвердил, что оба тела лежали возле забора, предположив, что их застрелили, как только они вышли на поле.

Действительно ли солдатам было приказано арестовать их, или это была засада? Поступили бы солдаты по-другому, если бы хотели их задержать?

За предыдущие несколько лет было несколько случаев, когда силы безопасности обнаруживали тайники с оружием. Иногда, например, когда информатор из ИРА в графстве Даун указывал им на пулемет, они в ответ «помечали» оружие; в других случаях оно заклинивало при выстреле. В некоторых случаях, например, после обнаружения снайперской винтовки на ферме близ Данган­нона в 1980 году, последовали аресты.

ИРА знала о возможности того, что оружие могло быть обработано, заявив после перестрелки с Макгирра и Кэмпбеллом, что «По всей вероятности, также были изъяты из оружия боеприпасы». КПО заявила, что когда его нашли, оружие было заряжено.  Однако как из заявлений ИРА, так и из заявлений армии ясно, что оружие находилось там недолго: прежде чем солдаты занялись своим делом, они поняли, что оружие, скорее всего, быстро заберут из изгороди.

«Солдат А.» заявил, что, по всей видимости, тайник «был лишь временным местом и мог быть перемещен в ближайшем будущем». «Временные» заявили, что оружие было оставлено там всего за два дня до перестрелки, что означало бы, что его положили туда после того, как солдаты заняли позиции. В любом случае, казалось, возможности привлечения экспертов для проверки оружия были ограничены за такой короткий промежуток времени. Это не помешало бы «солдату А.» просто разрядить оружие, но как только отряд САС занял позицию, они не захотели бы де­лать ничего, что могло бы выдать их присутствие любому наблюдателю.

Однако есть более простой вопрос о поведении солдат, который может пролить свет на их прика­зы. Солдаты не могли арестовать мужчин до того, как они забрали оружие, поскольку бойцы ИРА могли бы заявить в суде, что они ничего не знали об оружии и просто были местными жи­телями, вышедшими прогуляться. Но «солдат А.» мог бы подождать, пока оружие окажется вне досягаемости, в машине, прежде чем попытаться их задержать.

Если бы они были вооружены камерами, как и «Армалайтами», бойцы САС могли бы сфотогра­фировать того, кто нашел оружие. Была середина дня, и ни на одном из них не было балаклавы. Затем за автомобилем могли следить эксперты по наружному наблюдению, а оружие могло быть изъято с их нового места нахождения. Такая схема была сопряжена с риском того, что мужчины избавятся от группы наблюдения и оружие будет использовано для новых убийств. Однако у солдат не было никакой гарантии, что условия для фотосъемки были бы настолько хорошими, поскольку съемка могла произойти ночью. Такие попытки предпринимались в период с 1979 по 1982 год и будут повторяться в последующие годы, но командир этой операцией явно не же­лал идти на риск или выполнял другие приказы.

Есть одно важное возможное свидетельство, свидетельствующее о том, что солдаты получили приказ устроить засаду и что, даже если они не знали точно, кто заберет оружие, они знали, в ка­ком направлении они поедут. Солдаты «E.» и «F.», двое у дороги, были описаны в армейской версии как «отсечная» группа. В своих показаниях некоторые солдаты ссылались на то, что зада­ча «отсечной» заключалась в задержании людей. Солдат «В.» сказал, что это было сделано «для того, чтобы отрезать любого, кто попытается сбежать».

Во-первых, можно спросить: почему только одна группа отсечения, когда это была сквозная до­рога? В конце концов, террористы могли бы пойти другим путем. Возможно, армия не сообщила следствию, которому были представлены показания ее солдат, что в этом районе находилось бо­лее шести человек из САС. Или, возможно, у солдат были разведданные, которые заставили их поверить, что люди, изымающие оружие, направятся именно в этом направлении. Если послед­нее, то что еще сказал информатор о людях, которые будут забирать оружие? Можно ли было из­бежать всего инцидента?

Во-вторых, использование термина «отсечная группа» имеет вполне конкретное значение. Это часть понятий книги «Засада: наземные операции», том III использует этот термин только в раз­деле, посвященном засадам, где говорится, что роль отсечных групп заключается в том, чтобы «не дать врагу сбежать из зоны поражения» (см. главу семнадцатую).

В конце 1983 и начале 1984 года группа разведки и безопасности провела множество других опе­раций, которые не принесли особых результатов. Но в феврале 1984 года солдат под прикрыти­ем, что было весьма необычно, перехитрили в ходе такой акции. В кровавой череде событий «временные» попытались перехватить инициативу в борьбе с  операторами под прикрытием. Это произошло в Данлое, националистическом анклаве Северного Антрима, где за несколько лет до этого солдатами САС был по ошибке застрелен на кладбище Джон Бойл.

Взглянем на главную деревню Карнесс-Драйв. Бордюрные камни на подъездной дорожке окра­шены в цвета ирландского триколора. По обе стороны дороги есть несколько домов, а затем до­рога поворачивает в гору, где через 20 или 30 метров находится еще одна небольшая группа до­мов. В том месте, где дорога изгибается, она вплотную подходит к фермерскому полю. Хоганы, семья убежденных республиканцев, живут по адресу: No. 10, который находится на основной ча­сти трассы перед поворотом. Специалисты разведки полагали, что Генри Хоган, двадцати одного года от роду, был преданным членом подразделения активной службы «временных» Северного Антрима. Он приехал в деревню всего месяц назад, после того как семья покинула свой преж­ний дом из-за запугивания со стороны лоялистов.

Группе наблюдения из 14-й разведывательной роты было поручено держать дом на Карнесс-Драйв под наблюдением. Наблюдатели решили разместить скрытый наблюдательный пункт не­далеко от поворота дороги, за двумя деревянными садовыми сараями. Эта позиция позволяла им находиться рядом с Хоганами – примерно в 80 метрах, с прямой видимостью входной двери. Они смогли подобраться к месту операции с другой стороны поля, за сараями.

Руководил операцией сержант Пол Орам, двадцатишестилетний парень из 9/12-го королевского уланского полка, у которого это была вторая командировка в подразделении наблюдения. Он был близок к концу своей командировки в 14-й разведывательной роте и только что стал отцом. С ним был еще один солдат. ИРА заявила, что в операции участвовал третий солдат, но это не было подтверждено силами безопасности. Наблюдатели были вооружены пистолетами и компактны­ми пистолетами-пулеметами для самообороны. В соответствии с обычной процедурой для подразделения, рядом с операцией находилась группа прикрытия, а на близлежащей базе сил безопасности - группа быстрого реагирования (ГБР).

Каким-то образом ИРА узнала о наблюдательном посте. Согласно одной из версий событий, у «временных» возникли подозрения после обнаружения передающего устройства в оружии, спря­танном в Данлое. Но солдат армейского спецназа, который в то время служил в Северной Ир­ландии, говорит, что бойцы 14-й разведывательной роты впоследствии почувствовали, что, веро­ятно, операция была проведена слишком близко к уличному фонарю и что передвижения солдат были замечены. Ошибка была простой, но поскольку люди должны были подойти к месту опера­ции с тыла, у них не было такой роскоши, как возможность осмотреть свое укрытие спереди – с той стороны, с которой его видели другие люди.

Раскрытие тайного наблюдательного поста - почти повседневное событие в Северной Ирландии. Часто солдат находит собака фермера или играющие дети. Гражданские лица и солдаты в каму­фляже, с которыми они случайно сталкиваются, могут обмениваться словами, но солдаты обыч­но вызывают по радио транспорт, чтобы как можно быстрее убрать их с места происшествия. Иногда они забирают в казарму местных жителей.

Бывший сотрудник 14-й разведывательной роты описывает напряжение и юмор, возникшие в ре­зультате долгих часов работы в секретных операциях в постоянном страхе быть обнаруженным:

- Подразделение работало на чувстве юмора. На кого–то нассал прохожий, это действительно произошло. Коровы начали есть то, что вы не хотели, чтобы они ели. За периодом высокого напряжения может последовать неудержимый смех, вы знаете, как это бывает, когда вы пытае­тесь остановить себя, но от этого становится только хуже. У оперативных команд был свой соб­ственный термин для обозначения того, как приблизиться к раскрытию и выйти сухим из воды, «выброс адреналина».

Когда подразделение ИРА Данлоя обнаружило наблюдательный пост, они намеревались не сму­тить солдат, а убить их. Генри Хоган и Деклан Мартин, восемнадцатилетний парень из другой части Данлоя, разработали план нападения на НП. По словам ИРА, в группе, устроившей засаду, был третий участник. Силы безопасности заявили, что с места происшествия были изъяты три единицы оружия – «Армалайт», пистолет-пулемет и дробовик, но они утверждали, что в нападе­нии участвовали только два члена ИРА.

Около 8 часов вечера 21 февраля члены ИРА предприняли свою атаку. Как и солдаты, они реши­ли подойти к месту операции сзади, через поле. Вероятно, именно поэтому их никто не видел. «Временные» подошли вплотную к солдатам, прежде чем открыть по ним огонь. Один из солдат, поняв, что происходит, вызвал по рации подмогу. Но было слишком поздно для сержанта Орама и другого солдата, в которых было много попаданий. Сержант Орам скончался от полученных ран, но его напарник, хотя и был серьезно ранен и оставлен ИРА умирать, выжил.

Последовавшие за этим события остаются весьма запутанными. Раздалась стрельба, возможно, со стороны третьего участника операции, когда члены ИРА пытались бежать через поле. Две ма­шины без опознавательных знаков прибыли на место происшествия очень быстро. Их скорость указывает на то, что они были резервной группой, уже развернутой на месте, а не ГБР. Солдат спецназа, цитируемый выше, говорит, что они были не из САС, а из отряда наблюдения сержан­та Орама.

Сосед услышал, как один из солдат крикнул: «Убирайтесь к черту с дороги!» - и побежал к ме­сту происшествия. Было неизвестно, стрелял ли он в случайного прохожего или, возможно, в выжившего члена оперативной группы. Последовала еще одна перестрелка, в итоге которой Хо­ган и Мартин были мертвы. ИРА утверждает, что третий «доброволец» сбежал.

Местные жители сказали, что они слышали, как раненый член ИРА звал на помощь, прежде чем его «прикончили», а ИРА утверждала, что мужчины были «окружены САС», прежде чем их застрелили. Обвинения подчеркивают проблему попыток отделить правду о подобном инциден­те от риторики, порожденной сильными страстями, которые возникают, когда гибнут местные жители, почти буквально на пороге республиканского района.

Однако несомненно, даже один из солдат, прибывших на место происшествия, позже признал это в показаниях на дознании, что бойцы ИРА были убиты, когда лежали раненые на поле боя. Солдат сказал, что он подошел к мужчинам и что один из них сделал движение, которое, по его мнению, угрожало его жизни, поэтому он выстрелил в Мартина и Хогана.

Соображений о том, выполняли ли солдаты задание устроить засаду на ИРА, не возникает. Именно «временные» произвели первые выстрелы, атака, кульминацией которой стала смерть их собственных людей. Данлой был обычной разведывательной миссией, которая закончилась катастрофически неудачно для 14-й разведывательной роты. Единственным юридическим во­просом был вопрос о том, могли ли солдаты резерва, «разгоряченные» гибелью своего товарища, расстрелять людей, которых в противном случае они могли бы взять в плен.

После своего первоначального крика «фол» Шинн Фейн решила не делать из этого инцидента пропагандистский капитал. Мужчины погибли, по словам заявления ИРА, «в бою против враже­ских оккупационных сил». Это произвело героическое впечатление на многих республиканцев. Когда в мае 1986 года началось расследование этих смертей, Шинн Фейн не придала этому осо­бого значения. Семьи Хоган и Мартин не имели юридического представительства, и о слушании почти не сообщалось. Обе стороны извлекли свои уроки из гибели трех молодых людей в Дан­лое.

Любопытный постскриптум к инциденту связан с сообщениями о смерти сержанта Орама, кото­рые появились в некоторых газетах. Через несколько дней после стрельбы «Таймс» опубликова­ла статью под заголовком «Мужество спецназовца хранилось в секрете». В нем не было подписи журналиста, но говорилось, что сержант Орам был тем солдатом, который убил Джорджа Мак­брарти и Чарльза Магуайра в перестрелке в Лондондерри во время голодовок 1981 года (см. гла­ву пятнадцатую). В нем добавлялось, что молодой сержант был награжден Военной медалью за этот подвиг.

Статья содержала несколько неточностей. Сержант Орам не был военнослужащим САС – в его собствен­ном полковом журнале его назначение было указано как «Гр. РиБ (СИ)», в то время как исследо­вания показывают, что члены САС этого подразделения обычно указывались бы как «САС», и коллеги подтвердили мне, что он служил в 14-й разведывательной роте. Некролог Орама в его полковом журнале и упоминания в более ранних выпусках журнала показывают, что во время инцидента в Лондондерри он служил в Западной Германии. Командир сержанта сказал, что Во­енная медаль была вручена за «исключительное личное мужество при проведении независимой операции» во время его второй командировки в подразделение наблюдения, которая началась в начале 1983 года. Статьи, опубликованные во время инцидента в Лондондерри, в любом случае идентифицировали солдата как офицера, а не как сержанта, факт, подтвержденный моим соб­ственным исследованием.

Есть некоторые основания предполагать, что ошибки в газетной заметке были результатом пред­намеренной официальной дезинформации. Статья, судя по всему, была написана при содействии армии, и в ней приводятся слова «коллег» сержанта Орама о том, что он был «парнем особого сорта». Тремя днями ранее «Таймс» опубликовала фотографию Орама. Очевидно, что ни фото­графия, ни цитаты, если они подлинные, скорее всего, не были бы получены без сотрудничества Лисберна. Представляется крайне маловероятным, что автор статьи, связывающей погибшего солдата с инцидентом в Лондондерри в 1981 году, не проверил бы свою теорию у офицера ар­мейской прессы в Лисберне, если это действительно было их собственное предположение, при получении цитаты.

Поскольку многие в армии до сих пор считают сержанта Орама героем, какой был смысл цинич­но использовать имя погибшего таким образом? Ответ, по-видимому, заключается в том, что ар­мия располагала разведданными о том, что бригада Дерри, даже через три года после унижения, отчаянно стремилась отомстить за перестрелку в Лондондерри. Таким образом, автор дезинфор­мационного заговора может посчитать, что привязка мертвого человека к инциденту приведет к тому, что ИРА прекратит охоту за настоящим человеком, который выстрелил, чтобы выбраться из ловушки. Ложное утверждение о том, что Орам служил в САС, соответствовало долгосрочной политике Лисберна по сокрытию деятельности подразделения наблюдения, хотя позже армия официально опровергла тот факт, что он служил в САС. «САС всегда отдувается за 14-ю роту», - говорит сотрудник первой, объясняя, что такая практика возникла для защиты личности и такти­ки подразделения наружного наблюдения.

Через два дня после публикации статьи в «Таймс», «Айриш Ньюс» предположила, что сержант Орам был причастен не к перестрелке с Макбрарти и Магуайром в 1981 году, а к смертельному столкновению в Лондондерри с человеком по имени Лиам Макмонагл в феврале 1983 года. Мак­монагл, член ИНОА, был убит военным в штатском, который также выстрелил и ранил Лиама Даффи, другого члена ИНОА. Военный утверждал в своих показаниях на более позднем след­ствии, что мужчины были вооружены, но на месте происшествия не было обнаружено никакого оружия. Сотрудник уголовного розыска на следствии признал, что у суда было только слово военного в качестве доказательства того, что люди из ИНОА были вооружены. Люди, вовлеченные в тайную войну, подтверждают, что военный был членом подразделения 14-й разведывательной ро­ты в Лондондерри. Так была ли стычка с Макмонаглом и Даффи тем случаем, когда сержант Орам проявил «высочайшее личное мужество» и получил Военную медаль? Невозможно отве­тить на этот вопрос с уверенностью, но это кажется вполне вероятным.

В марте 1984 года офицеры разведки должны были провести весьма необычную операцию. Я узнал об этом в 1991 году во время неофициальной беседы на брифинге с очень высокопостав­ленным сотрудником сил безопасности. Он рассказал мне, что агент, занимающий высокое поло­жение в рядах Ассоциации обороны Ольстера, лоялистской военизированной группировки, в 1984 году сообщил им о плане убийства Джерри Адамса, лидера Шинн Фейн. В информации «не указывалось точное время и улица, на которой должно было произойти нападение, но содержа­лась основная информация о том, что на его жизнь будет совершено покушение, когда он отпра­вится в здание суда». Независимый источник, связавшийся с силами безопасности, подтвердил эту версию событий.

Ранним вечером 14 марта 1984 года Джерри Адамс покинул суд магистрата Белфаста, где он предстал по обвинению в препятствовании правосудию. Соображения безопасности уже побуди­ли адвоката лидера республиканцев попытаться получить для него разрешение войти в суд через черный ход, на что власти не согласились. Адамс ехал по Говард-стрит на обратном пути в западный Белфаст в автомобиле с четырьмя коллегами, когда их обогнал другой автомобиль. Двое членов организации «Борцы за свободу Ольстера», террористического подразделения АОО, открыли огонь. Было произведено двенадцать выстрелов, в результате которых Адамс и Шон Кинан, один из других пассажиров, получили серьезные ранения. Водитель Адамса удер­жал управление машиной и поехал в Королевскую больницу Виктории.

Очень скоро после стрельбы автомобиль без опознавательных знаков, следовавший за автомоби­лем Адамса, перехватил автомобиль БСО. Несколько человек в штатском, вооруженных пистоле­тами калибра 9 мм, задержали боевиков БСО. Стрелявшие, Джеральд Уэлш и Джон Грегг, впо­следствии были приговорены к восемнадцати годам тюремного заключения. Колину Грею, води­телю, дали двенадцатилетний срок.

После инцидента Шинн Фейн заявила, что солдаты САС были ответственны за слежку за Адам­сом. Армейская пресс-служба сообщила, что двое военнослужащих Королевской военной поли­ции и солдат Полка обороны Ольстера, находившиеся вне службы, по совпадению оказались в этом районе и приняли меры. Два дня спустя армия изменила свою позицию, заявив, что воен­ные полицейские находились при исполнении служебных обязанностей, но что «их при­частность к инциденту была полным совпадением». Полиция назвала заявления Шинн Фейн о причастности САС «чепухой». Эти утверждения были поддержаны во время судебного процесса над Уэлшем, Греггом и Греем в следующем году.

Признание того, что солдаты группы РиБ действительно были там, поставило бы армию в очень неловкое положение. Почему же тогда люди из БСО были задержаны только после того, как про­звучали выстрелы? Почему Адамс не был поставлен в известность об угрозе в его адрес и поче­му его явка в суд не была просто отложена без объяснения причин? Как получилось, что лоялисты были задержаны живыми, когда для САС часто казалось таким трудным сделать то же самое с вооруженными республиканцами? Никто из тех, кто был заключен в тюрьму за этот инцидент, не утверждал, что силы безопасности были причастны к преступлению. Присутствие солдат и арест членов БСО делают маловероятным, что руководители разведки действительно заказали нападение. Гораздо труднее не быть уверенным в том, что они не перехватили его в надежде, что оно будет успешной.

В июле 1984 года эксперты разведки сил безопасности узнали о предстоящей операции ИРА про­тив фабрики кухонных принадлежностей «Форбс» в Ардбо, Тайрон. Группа бойцов САС численностью по меньшей мере девять человек отправилась в этот район и была проинструктирована вечером 12 июля. Их разведданные, по-видимому, были первоклассными. Один из бойцов САС, который давал показания на последующем следствии в качестве «Солдата F.», показал, что информатор сказал им, что по фабрике «Форбс» будет нанесен удар зажигательной бомбой, что он будет осу­ществлен подразделением активной службы из четырех человек и что они будут вооружены.

Восемь солдат САС направились в деревню. Девятый, «солдат J.», ждал неподалеку с ГБР, состоя­щим из бойцов 1-го батальона Королевского полка. Двое бойцов САС, солдаты «D.» и «E.», заняли позиции примерно в 10.35 вечера на дороге Мулланахо, которая проходит перед фа­брикой. Похоже, что их работа состояла в том, чтобы действовать в качестве группы перехвата, чтобы помешать кому-либо въезжать в этот район или выезжать из него. Остальные пятеро сол­дат вышли на позиции примерно через полчаса. Судя по всему, их высадил фургон в гра­жданской окраске. Солдаты были вооружены смесью штурмовых винтовок HK53 и AR-15. У не­которых также были 9-миллиметровые пистолеты Браунинга. Эти пятеро человек разделились на две группы возле фабрики. Люди были напряжены не только из-за своей миссии, но и из-за того, что отпугиватель ворон на соседнем поле издавал громкий хлопок каждые две-три минуты.

Их разведданные были достаточно точными, и немногим более чем через полтора часа после то­го, как эти две группы вышли на позиции, они заметили двух мужчин, пробиравшихся вдоль жи­вой изгороди за фабрикой. «Солдат А.» рассказал на более позднем следствии, что, когда двое мужчин были примерно в 30 метрах от него, он выкрикнул приказ остановиться. Ближайший к нему человек «очень быстро поднял руки», и «солдат А.» выстрелил в него, добавив: «Я слы­шал, как он кричал». Он попал и ранил Уильяма Прайса, 28-летнего члена ИРА. Прайс и другой мужчина убежали. «Солдат А.» снова выстрелил в темноту, но не остановил другого мужчину.

Двое других членов подразделения активной службы, Рэймонд О'Нил и Томас Маккуиллан, услышали шум и решили сбежать. Они выехали с поля на дорогу Мулланахо примерно в 100 метрах от того места, где их ждали солдаты «D.» и «E.». «Солдат D.» сказал, что он крикнул: «Остановитесь, или я буду стрелять!». О'Нил немедленно подчинился, стоя на дороге с подняты­ми руками. Маккуиллан побежал дальше, и «солдат D.» открыл огонь. В своих показаниях на последовавшем следствии он заявил: «Я думал, что он собирается сбежать, поэтому я сделал два быстрых прицельных выстрела». Маккуиллан упал на землю, но не пострадал. «Солдат Е.» подошел к нему и арестовал.

Тем временем «солдат А.» и еще несколько человек обыскивали поля за фабрикой, пытаясь найти Прайса и другого мужчину. В конце концов «Солдат А.» наткнулся на Прайса. Он расска­зал на последующем следствии, что Прайс сделал «внезапное движение руками в мою сторону». Солдат А выстрелил в Прайса, снеся ему макушку, и убив его мгновенно. Четвертый «времен­ный» сбежал. В поле были найдены два заряженных пистолета и несколько  фугасно-зажигатель­ных бомб.

Несколько моментов, связанных с этим инцидентом, являются важными. Насколько нам извест­но, это была единственная акция САС за период с 1984 по 1985 год, в ходе которой САС произве­ла аресты. Таким образом, это могло бы послужить весомым доказательством того, что, несмот­ря на многочисленные засады в течение этого периода, в то время не действовал общий указ «стрелять на поражение». Существует несколько возможных объяснений того, почему О'Нил и Маккуиллан были арестованы, а не убиты.

На расследовании смерти Прайса, солдаты настаивали что они выполняли миссию «наблюдения и ареста». Самое простое толкование инцидента состоит в том, что их приказы касались «жесткого ареста», а не засады. Мы не знаем, почему могли быть отданы такие приказы, но мож­но строить предположения, и это не более чем предположения, например, что офицеры развед­ки, которые организовывали операцию, полагали, что существует высокая вероятность того, что их источник сам примет участие во взрыве. Они также могли получить такие приказы, потому что их командиры не верили, что засада на бойцов ИРА, совершивших нападение на собствен­ность, а не на людей, будет воспринята как справедливая. Убийство трех членов ИРА и одного случайного свидетеля в Баллисиллане в 1978 году, когда ИРА также пыталась совершить теракт с применением зажигательной бомбы против собственности, вызвало значительную враждеб­ность со стороны политиков-националистов и значительное беспокойство в некоторых подразде­лениях сил безопасности.

По данным республиканского движения, О'Нил и Маккуиллан не были убиты, потому что мис­сис Мэри Форбс, местная жительница, ошибочно подумала, что один из задержанных мужчин может быть ее собственным сыном. Она высунулась из своего окна, выходившего на Мулланахо-роуд, и крикнула солдатам, чтобы они не причиняли вреда людям.

На расследовании смерти Прайса, состоявшемся в июне 1986 года, семья этого человека не при­сутствовала. Впоследствии выяснилось, что они не знали об этом. В июне 1987 года было прове­дено повторное расследование после решения суда о том, что выводы первого расследования были недействительными, поскольку на нем не была представлена семья.

Часть четвертая. 1984-1987 годы

Глава 19. Уязвимые цели

На всех уровнях сил безопасности признается способность ИРА запугивать набранных на ме­стах сотрудников КПО и армии посредством своей политики убийств. Проблема особенно остро стоит среди резервистов этих организаций, служащих по совместительству, которые могут под­вергнуться нападению дома или на работе. Многие из резервистов живут и работают в отдален­ных домах в сельской местности, где две общины смешаны, и их принадлежность к силам без­опасности, несущим службу по совместительству, хорошо известна.

Полк обороны Ольстера был особой мишенью для покушений. Из 159 военнослужащих полка, погибших в период с момента его формирования до конца 1986 года, 129 были не при исполне­нии служебных обязанностей. В последние годы ИРА стремилась оправдать эти нападения, при­влекая внимание к связям между солдатами ПОО и лоялистскими военизированными группи­ровками. Но сам факт того, что ПОО является преимущественно протестантским формировани­ем, отчасти объясняется тем фактом, что многие католические члены ПОО были убиты ИРА в начале 70-х годов с намерением запугать других и заставить их уйти.

Многие убийства происходили при обстоятельствах, когда жертва была беззащитна. Женщина-военнослужащая Полка обороны Ольстера была застрелена, когда лежала в постели. Другие бы­ли убиты на глазах у своих детей или матерей. Курьеры попадали в засаду во время доставок. Эти нападения приводят к ожесточению сотрудников сил безопасности, часто делая их равно­душными к бедственному положению католиков, заявляющих о притеснениях или других нару­шениях их гражданских свобод. Заявления ИРА о том, что члены ИРА были беззащитны, когда в них стреляли САС, встречаются сотрудниками сил безопасности с возражениями по поводу соб­ственных стандартов «справедливости» ИРА, когда они расстреливают людей на пороге их дома. Хотя старшие офицеры признают моральную опасность проведения параллелей между их соб­ственным поведением и поведением «временных», они признают, что для многих солдат, несу­щих службу на блокпостах в ночное время, реалии иные.

Выбор легких целей также подразумевал признание ИРА возросших трудностей при нападении на солдат во время патрулирования. Например, в 1973 или 1974 годах число убитых британских солдат превысило число людей, завербованных на местах (ПОО или КПО). Но «временные» по­нимали какую большую роль играют эти силы в результате превосходства полиции, так и тот факт, что для них становилось все опаснее стрелять в патрули регулярной армии. В 1983 году было убито пять солдат регулярной армии Великобритании по сравнению с десятью бойцами ПОО и восемнадцатью сотрудниками КПО; а в 1984 году было убито девять солдат регулярной армии по сравнению с десятью бойцами ПОО и восемью полицейскими. Большинство убийств ПОО и многие из убийств сотрудников КПО произошли, когда они были не при исполнении слу­жебных обязанностей.

В совокупности нападения на уязвимые цели приводили к «подкалыванию» людей – повышали вероятность чрезмерной реакции солдат и полиции, тем самым обеспечивая успех пропаганды военизированным формированиям. Такая тактика, в свою очередь, заставила бы многих других уйти из ПОО или полиции и втянула бы других в лоялистский терроризм. Тайные агенты были хорошо осведомлены о влиянии таких убийств на моральный дух, но им было трудно предотвра­тить подобные нападения. Число людей, которые заранее знают о нападении на солдата ПОО или офицера КПО, находящегося не при исполнении служебных обязанностей, невелико по сравнению с тем, что требуется для многих других видов операций. Два или три террориста, со­вершившие нападение, и их командир подразделения активной службы могли быть единствен­ными людьми, которые знали, на кого будет совершено нападение, когда и где. У «стукачей» мо­жет быть хорошее представление о цели, но нет ни малейшего представления о том, когда он или она будут убиты. Те, кого послали угнать машину для побега, могли бы дать ключ к выбору времени, но, вероятно, не имеют ни малейшего представления о том, зачем понадобился этот ав­томобиль. Квартирмейстер мог знать, когда это произойдет, но не цель.

К 1983 году руководители служб безопасности приняли решение выделить значительные ресур­сы на решение задачи защиты уязвимых целей. Была задействована группа разведки и безопас­ности, а также взводы ближнего наблюдения, которые входили в состав различных пехотных ба­тальонов, проходивших службу в Ольстере. Взводы ближнего наблюдения получали свои задачи от групп целей и координации оперативных центров. Некоторые из их миссий основывались на разведданных информаторов, выявляющих конкретную угрозу для отдельного человека, но пол­ноценная информация такого рода обычно передавалась группе РиБ, оставляя взводам ближнего наблюдения немногим больше возможностей для работы, чем местные слухи и догадки офице­ров разведки.

Представление о работе взвода ближнего наблюдения, входившего в состав Собственного Ее Ве­личества хайлендерского полка, базировавшегося в Олдергроуве с 1983 по 1985 год, было предо­ставлено журналом полка. Командир взвода ближнего наблюдения докладывал: «Постановка за­дач позволяла нам работать, обеспечивая защиту «уязвимых целей» для бойцов ПОО, не заня­тых на службе. Это делалось по-разному: одни патрули жили в помещениях, а другие - под на­возными кучами и живыми изгородями».

Хайлендеры не сталкивались с ИРА во время этих дежурств – как и у большинства операторов под прикрытием, их долгие часы, проведенные в засаде, прошли без происшествий. Только самые лучшие разведданные могли бы сделать возможным иной исход.

В конце 1984 года Специальный отдел получил очень необычную информацию. СО узнал о за­планированном нападении ИРА на бойца ПОО, служащего по совместительству, недалеко от Дангеннона. В размытом мире контртеррористической разведки редко присутствуют все детали. Однако руководители разведки считали, что информация была достаточно надежной, чтобы оправдать проведение тайной операции.

Эксперты по наблюдению группы РиБ, а также бойцы САС получили указание от местной ЦКГ разработать план по поимке потенциальных убийц бойца ПОО с поличным. Район вокруг пере­крестка, где базируется подрядчик по перевозкам под названием «Каппер и Ламб», был закрыт для других подразделений – стандартная процедура в тайных операциях, предназначенная для того, чтобы уберечь патрули, которым не довели инструктаж об операции, от опасности и предотвратить «синие по синим», случайное столкновение между солдатами или полицейскими. Невозможно с уверенностью сказать, почему для перехвата членов ИРА был выбран именно этот пункт, но местные жители говорят, что «временные» намеревались устроить засаду на офицера ПОО, который регулярно проезжал мимо двора «Каппер и Ламб» в бронированном автомобиле по пути в Дангеннон.

Сразу после 8 часов утра 19 октября 1984 года команда ИРА прибыла в желтом фургоне, маши­не, которую они угнали в Колайленде. В этом районе находилось по меньшей мере десять чело­век из САС: пара пряталась за кустами у входа во двор; и еще восемь находились в трех автомо­билях без опознавательных знаков. Когда фургон членов ИРА проезжал мимо, солдаты попытал­ись преградить ему путь, но им это не удалось, и они открыли огонь.

Фредерик Джексон, сорокавосьмилетний подрядчик с завода, который выезжал из склада «Каппер и Ламбе», руководя там какими-то работами, был ранен в грудь пулей, выпущенной од­ним из солдат. Машина откатилась обратно во двор, врезавшись в бензоколонку. Джексон выва­лился из машины, зовя на помощь, и рухнул под навесом. Позже он умер.

Несмотря на присутствие САС в этом районе и шквал выстрелов по фургону, армия не смогла помешать бегству «временных». Они пешком перешли по автомобильному мосту и, несмотря на присутствие в этом районе вертолета, вскоре оказались в убежище республиканского района, рас­положенном к северу от трассы М1. В КПО сообщили, что Джексон был убит, попав под пере­крестный огонь. ИРА не согласилась, заявив, что ее члены не открывали огонь, когда Джексон был ранен. Однако в брошенном фургоне было обнаружено много стреляных гильз, и ИРА не от­рицала, что ее члены вступали в бой с солдатами.

В 8.37 утра полицейский инспектор местного участка направил подразделения на место проис­шествия, получив телефонные звонки от местных жителей. Он отменил эти приказы после того, как офицер СО сообщил ему, что этот район был ареной перестрелки между «временными» и «специализированными ресурсами» сил безопасности.

Операция была неудачной. Необычайно подробные разведданные предоставили солдатам воз­можность, которая пошла наперекосяк. Резервист был спасен, но непричастный к этому человек, занимавшийся своими делами, был мертв, а террористы сбежали. Эта смерть привела к предпо­ложениям, что солдаты ошибочно приняли Джексона за члена команды ИРА и убили его наме­ренно.

Трудно было представить себе кого-то, кто с меньшей вероятностью представлял бы угрозу для солдат, чем Джексон, бизнесмен-протестант средних лет. Семья погибшего задавала вопросы о том, почему ему так долго не оказывали медицинскую помощь. Это заставило националистов за­даться вопросом, позволили ли ему умереть, потому что войска считали его республиканцем. Однако тот факт, что Джексон был ранен одним выстрелом, по–видимому, подтверждает офици­альную точку зрения, что он был ранен случайной пулей, а не был намеренно застрелен САС, полагая, что он был террористом. Независимо от того, была ли смерть Джексона несчастным случаем или ошибкой, протестант, который был свидетелем побега членов ИРА из Тамнамора, сказал мне: «Я не хочу очернять САС, но в тот день они устроили настоящую истерику».

Инцидент, подобный тому, что произошел в Тамнаморе, вызвал множество вопросов, на которые невозможно ответить ни здесь, ни в суде, не зная точно, какой информацией располагал Специальный отдел до нападения, и дело Сталкера показывает, насколько ревностно охраняются такие «жемчужины ко­роны» антитеррористической разведки. Самая великодушная интерпретация, для ЦКГ и САС, заключается в том, что они понятия не имели, кто собирался осуществить атаку, и у них не было другого выбора, кроме как оцепить этот район. Приказ бойцу ПОО держаться подальше от служ­бы мог только подвергнуть опасности других. Тот факт, что террористы сбежали, может под­твердить мнение о том, что КПО понятия не имела, кто они такие и где их потом искать.

Другая крайность заключается в предположении, что у СО было очень хорошее представления о том, кто собирался осуществить атаку, потому что круг знаний об уничтожении уязвимых целей, как правило, очень мал. Если бы они это сделали, то могли бы предотвратить атаку другими способами, которые будут обсуждаться в двадцать второй главе, но предпочли этого не делать, потому что хотели послать сигнал «временным», поймав подразделение активной службы, пытаю­щееся уничтожить уязвимую цель, и добиться «чистого убийства» для САС. Последую­щий побег террористов мог бы тогда свидетельствовать о небрежной работе полиции, поскольку подозреваемые не могли быть связаны с инцидентом, так как сотрудники СО никогда не ожида­ли, что им придется предоставлять доказательства суду.

Более сложные планы ИРА сопряжены с более высоким риском компрометации со стороны ин­форматоров или простого несчастного случая. Позже в том же году группа членов ИРА хотела организовать «громкую» атаку близ Кеша в Фермане. План предусматривал размещение очень большой (900 фунтов) бомбы в водопропускной трубе под дорогой возле загородного ресторана «Драмраш Лодж». Затем в полицию поступил бы звонок о том, что в «Драмраш Лодж» были за­ложены зажигательные бомбы. Когда силы безопасности прибудут на место происшествия, бом­ба будет приведена в действие наблюдателем с помощью управляющего провода.

Сразу после 9 часов вечера 1 декабря 1984 года несколько членов ИРА угнали синий фургон «Тойота» в Петтиго, пересекая границу в Донегале. Они собрали несколько молочных бидонов, начиненных взрывчаткой, вероятно, еще находясь на территории Республики, а затем отправи­лись в Драмраш. В фургоне находились по меньшей мере четверо ветеранов ИРА: Тони Мак­брайд, двадцатисемилетний бывший солдат ирландской армии, отсидевший срок за преступле­ния с применением огнестрельного оружия; Киран Флеминг, сбежавший из тюрьмы Мейз; Джеймс Кларк, еще один сидевший в Мейз, совершивший побег из тюрьмы, который отбывал наказание за попытку убийства; и Патрик Брэмли, двадцати четырех лет. Позже ИРА заявила, что в фургоне было пять человек; армия - что их было только четверо. Республиканцы говорят, что в этом районе были и другие «временные», которые вели наблюдение.

В этот район прибыли солдаты САС. «Солдат А.», тридцатичетырехлетний сержант САС, пока­зал в своих более поздних показаниях в суде: «В результате полученной информации мы искали синий фургон иностранной марки». Солдаты въехали в этот район к 11:30 вечера, по словам сол­дата «А.», то есть за час до того, как женщина позвонила в участок КПО в Кеш с предупрежде­нием «приезжайте» о зажигательных бомбах в «Драмраш Лодж». Задача солдат была значитель­но усложнена из-за того, что в ту ночь стоял густой ледяной туман, сокращавший видимость до нескольких метров.

По данным армии, «солдата А.» сопровождали еще двое человек и там была вторая машина без опознавательных знаков, в которой находились еще четверо военнослужащих. По словам бойца САС, их миссия состояла в том, чтобы перехватить бомбистов по наводке информатора. Однако неясно, было ли это расценено как засада или миссия типа ареста. Конечно, там было достаточ­но войск,чтобы устроить засаду, как только они установили местонахождение подразделения ИРА.

Дела у солдат шли не очень хорошо. Они заметили подозрительный фургон, и две машины заня­ли позицию, чтобы перекрыть оба конца дороги, на которой он был припаркован. Машина «сол­дата А.» была припаркована дальше от фургона, на узком участке дороги, окаймленном живой изгородью. По простой случайности они остановили свою машину всего в нескольких футах от того места, где два или три члена ИРА готовили огневую точку для бомбы. Бойцы ИРА, находив­шиеся по другую сторону изгороди, наблюдали, как двое бойцов САС, солдаты «A.» и «B.», вы­шли из машины и направились к фургону. У каждого из них была компактная штурмовая вин­товка HK53 калибра 5,56 мм и пистолет калибра 9 мм. Другой боец САС, солдат «E.», остался в машине, чтобы поддерживать радиосвязь с остальными. Версии того, что произошло дальше, расходятся.

Члены ИРА решили открыть огонь по солдату «Е.», после чего началось столпотворение. Выйдя из-за живой изгороди, они выстрелили в упор. Младший капрал Алистер Слейтер погиб. Два­дцатисемилетний солдат, совмещавший образование в государственной школе со службой в рядах парашютно-десантного полка, прежде чем пройти отбор и служить в эскадроне «В» 22-го полка САС, стал вторым военнослужащим полка, погибшим в бою в Ольстере.

После выстрелов, несколько членов ИРА решили бежать. Тони Макбрайд остался в синем фурго­не. У него не было с собой оружия, и, похоже, он тоже пытался бежать. Показания солдат на бо­лее позднем следствии показали, что Макбрайд сначала был схвачен, но затем сбежал и что сол­даты, думая, что он, возможно, взял одну из их винтовок, открыли по нему огонь. ИРА утвержда­ла, что Макбрайд был задержан, избит и застрелен до того, как другие «добровольцы» напали на САС, убив младшего капрала и ранив еще двоих.

Обе версии отвергаются кем-то, кто знаком с внутренней версией дела армии, которая предпола­гает, что никакой борьбы не было, как утверждали солдаты в своих показаниях в суде, но что солдаты просто увидели убегающего Макбрайда и застрелили его. Важно установить, когда сол­даты узнали, что их товарищ был смертельно ранен, потому что это могло побудить их выстре­лить в Макбрайда из желания отомстить за своего павшего товарища.

В показаниях солдат ничего не говорится о том, что они слышали выстрелы, в результате кото­рых погиб младший капрал Слейтер. Вместо этого они просто говорят, что обнаружили его ле­жащим у машины после того, как задержали Макбрайда, и до того, как он попытался сбежать. Отсутствие каких-либо упоминаний о том, что они слышали выстрелы, является экстраординар­ным, поскольку они, несомненно, услышали бы стрельбу так близко. Четверо бойцов САС, кото­рые находились в другой машине, наверняка тоже слышали эти выстрелы. Если действительно существовала другая команда САС, почему они тогда не выдвинулись, чтобы помочь своим кол­легам? Солдаты «А.» и «В.» не упоминают о том, что они играли какую-либо роль в этих собы­тиях.

Женщина, живущая в 100 метрах от места происшествия, рассказала «Айриш Ньюс», что ее раз­будили два выстрела. «В небо была выпущена сигнальная ракета, и она услышала еще несколько выстрелов, а затем увидела, как была выпущена вторая сигнальная ракета. За этим последовала очередь скорострельного огня». Солдаты сказали, что они произвели предупредительные вы­стрелы в Макбрайда, а затем дали осветительную ракету, чтобы разглядеть его более отчетливо; затем они задержали его, после чего произошла борьба, побег, а затем были произведены смер­тельные выстрелы.

Другое объяснение того, что услышал свидетель, заключается в следующем. Первыми стреляв­шими были бойцы ИРА, напавшие на бойца САС. Коллеги младшего капрала Слейтера открыли ответный огонь и, похоже, выпустили первую сигнальную ракету. Когда одна группа бойцов ИРА сбежала, солдаты «А. и «В.» выпустили еще одну сигнальную ракету и открыли огонь, когда их цели исчезли в тумане, убив Макбрайда.

Брэмли и Кларк проникли в дом недалеко от Петтиго, прежде чем угнать семейный автомобиль. Сотрудники полиции видели, как машина остановилась и развернулась на контрольно-пропуск­ном пункте. Ее преследовала полицейская машина, и мужчины были арестованы. Впоследствии британское правительство подало ходатайство об их экстрадиции. В 1990 году, после долгой су­дебной тяжбы, ирландские суды отказались выдать Кларка, члена ИРА, сбежавшего из Мейз, на том основании, что он может быть избит тюремными служащими, если его вернут.

Флеминг бесследно исчез. Через несколько дней ИРА обратилась с призывом ко всем, кто мог знать о его местонахождении. 21 декабря был найден его труп. Он прыгнул в реку Банна, убегая с места происшествия. Флеминг был одет в несколько слоев теплой одежды, пытаясь согреться в ту пронизывающе холодную ночь, и утонул.

Несмотря на гибель Фредерика Джексона во время инцидента в Тамнаморе, руководители служ­бы безопасности по-прежнему были полны решимости поймать террористов с поличным при нападении на уязвимую цель. Но разведданные такого рода, необходимые для того, чтобы сде­лать такую операцию возможной, не могли быть предоставлены по запросу, каким бы высокопо­ставленным в командной структуре сил безопасности ни был запрашивающий их офицер. Тем не менее, через два месяца после того, как был убит случайный прохожий, группа оказалась во­влеченной в крупномасштабную операцию в Лондондерри. Как и в случае с инцидентом в Там­наморе, СО получила необычную информацию об угрозе жизни сотрудника службы безопасно­сти, служащего по совместительству. Офицер разведки говорит, что информатор дал им «идеаль­ную наводку» о готовящемся нападении на резервиста Полка обороны Ольстера, который рабо­тал в психиатрической больнице Гранша на окраине города.

Это было не совсем идеально, потому что силы безопасности держали больницу под наблюдени­ем около двух недель, прежде чем, наконец, добились результата. Операция была масштабной, вероятно, в ней участвовало более двадцати четырех военнослужащих САС, отряда 14-й разве­дывательной роты в Лондондерри и СО. Они использовали по меньшей мере пять автомобилей без опознавательных знаков.

Специальный отдел ожидал, что нападение произойдет около 8.30 утра, когда сменится смена, и человек, кото­рого они считали целью, прибудет на автобусе в больницу. Команда ИРА атаковала бы способом, который ранее использовала бригада Дерри. 28 марта 1982 года инспектор КПО Норман Дадди покинул пресвитерианскую церковь на Стрэнд-роуд вместе со своими двумя сыновьями. Появи­лись два террориста в капюшонах на мотоцикле. Они застрелили инспектора Дадди, когда он са­дился в свою машину, оставив детей с их смертельно раненным отцом.

В 7 часов утра 6 декабря 1984 года группа солдат САС и службы наружного наблюдения была проинструктирована в казармах Эбрингтон, Лондондерри, майором, позже названным «солдатом F.». Вполне вероятно, что он был либо офицером связи армейского спецназа при ЦКГ, либо ко­мандиром 14-й роты. Солдаты, должно быть, прошли почти такой же инструктаж, как и в преды­дущие дни, когда они выполняли то же задание. «Солдат F.» сказал, что он сказал им, что их за­дача состояла в том, чтобы «по возможности предотвратить террористическую атаку и задер­жать террориста или причастных к ней террористов».

Затем мужчины отправились в Гранша на своей коллекции автомобилей без опознавательных знаков – двух «Фиатах», «Фольксваген Джетта», «Капри» и «Тойоте». Некоторые были вооруже­ны 9-мм пистолетом и HK53, другие пистолетом и MP5K. «Хеклер и Кох» MP5K представляет собой укороченную версию 9-мм пистолета-пулемета, использовавшегося САС в иранском по­сольстве, который может быть скрыт под одеждой.

Двое мужчин из ИРА, Дэниел Доэрти, двадцати трех лет, из поместья Крегган, и Уильям Фле­минг, девятнадцати лет, житель района Уотерсайд, взяли оружие у квартирмейстера ИРА. Когда они садились на свой мотоцикл, который был угнан некоторое время назад, у них была сумка с револьвером, автоматическим пистолетом, перчатками и балаклавами. Доэрти сел за руль, а Фле­минг сел на заднее сиденье.

Когда они въезжали на территорию больницы, за их продвижением наблюдали солдаты в авто­мобилях без опознавательных знаков, которые передавали информацию между собой по радио. Согласно цитировавшемуся ранее специалисту по разведке, в автобус, в котором ехал боец ПОО, сел еще один боец САС.

Солдаты рассказали, что, когда мотоцикл въехал в больницу, у Флеминга в руке был пистолет. Это было оспорено позже, на следствии. Солдаты говорят, что они кричали мужчинам, чтобы они остановились. Они этого не сделали, и «солдат А.», сидевший за рулем синего «Фиата», нае­хал на своей машине на боевиков ИРА. Мотоцикл протаранили с такой силой, что правая нога Флеминга была раздроблена, и он упал на землю. Среди вещественных доказательств, перечис­ленных сотрудником полиции на месте преступления, был «Образец мясистого материала LS11», который был извлечен из переднего крыла «Фиата» «солдата А.».

Солдат А выстрелил во Флеминга из своего 9-миллиметрового пистолета. «Солдат В.» восполь­зовался своим пистолетом, а затем достал из машины свой HK53 и выстрелил из него. «Солдат В.» и «солдат С.» продолжали стрелять в Доэрти, когда он пытался скрыться на мотоцикле. «Солдат С.» выстрелил в мотоцикл, «думая, что моя собственная жизнь и жизнь «солдата В.» на­ходятся в непосредственной опасности». Он разрядил в Доэрти магазин на тридцать патронов своего MP5K.

За несколько мгновений было произведено около пятидесяти девяти выстрелов. Доэрти получил девятнадцать ранений, упав с мотоцикла. Флеминг получил четыре пули. Оба мужчины погибли. У Доэрти остались жена и восьмимесячный мальчик.

После этих смертей последовала бурная общественная реакция. ИРА утверждала, что Доэрти был ранен тридцать восемь раз, а Флеминг тридцать, но вскрытие показало, что эти утверждения были ложными. Местный политик-юнионист описал перестрелку как «ранний рождественский подарок». Нил Киннок, лидер оппозиционной лейбористской партии, призвал провести рассле­дование, обосновав свою просьбу словами: «Это из-за опасений, что, возможно, произошла сме­на политики в отношении «стрельбы на поражение», и я хочу получить разъяснения по поводу этой политики». Дуглас Херд, государственный секретарь по делам Северной Ирландии, отри­цал, что произошли какие-либо изменения в политике безопасности.

На похоронах мужчин произошли потасовки и столкновения с полицией. Как и на похоронах То­ни Макбрайда, вмешалась КПО, пытаясь предотвратить демонстрации военизированных фор­мирований. Высокопоставленный республиканец говорит, что с конца 1983 года полиция стала играть более активную роль в попытках предотвратить салюты «почетных караулов» полувоенных группировок на похоронах.

Глава 20. Перестрелка в Страбейне

В феврале 1985 года группа РиБ снова была вовлечена в операцию. Это должен был стать четвертый случай за пять месяцев, когда сотрудники подразделения были вовлечены в инцидент со стрель­бой со смертельным исходом. Тем не менее, известность этого случая будет расти, и оно станет самым противоречивым из всех убийств. Как и в Тамнаморе в октябре 1984 года, а также в Кеше и Лондондерри в декабре, события, произошедшие в Страбейне, стали результатом использова­ния разведданных информаторов.

Подразделение активной службы ИРА в преимущественно католическом городе Страбейне полу­чило задание атаковать патрульный автомобиль КПО. Это подразделение было хорошо вооруже­но для выполнения данной задачи противотанковыми гранатами, которые были специально раз­работаны и изготовлены техническими экспертами «временных». Они также спрятали недалеко от города различное военное оружие, включая более современные винтовки FNC бельгийского производства, стре­лявшими теми же патронами, что и «Армалайты». Их план состоял в том, чтобы устроить засаду на автомобиль КПО с гранатами и стрелять по всем выжившим, когда они выберутся.

Специальный отдел ЦКГ «Север» привлек подразделения армии и КПО для проведения опера­ции против подразделения активной службы. В начале февраля ПАС и солдаты под прикрытием выписывали кренделя на холмистой местности вокруг города. В этот район также было направ­лено дивизионное подразделение мобильной поддержки северного округа КПО. ДПМП было там, чтобы действовать в качестве ГБР для солдат под прикрытием, а также для развертывания и обеспечения безопасности района в случае боя с членами ИРА. Время от времени районы были закрыты для автомобилей сил безопасности на случай, если они нарвутся на засаду ИРА. Манев­ры завершились 23 февраля.

22 февраля четверо солдат САС прибыли из Лондондерри после того, как были проинструктиро­ваны там офицерами разведки. Из разговоров с солдатом, знакомым с этим делом, следует, что им сообщили о вероятном местонахождении склада оружия ПАС. В ту ночь трое солдат отпра­вились исследовать тайник. Не похоже, несмотря на то, что позднее националистические на­строения усилились, утверждая обратное, что в их намерения входило устроить той ночью заса­ду.

Армия знала из разведданных, что они могут столкнуться с чем угодно, вплоть до пяти или ше­сти террористов, поэтому маловероятно, что они решили устроить им засаду всего с тремя бой­цами. Трое солдат, о которых идет речь, заняли позицию с видом на предполагаемый тайник с оружием ИРА. Четвертый солдат разговаривал по рации на близлежащей базе сил безопасности, где он командовал силами быстрого реагирования. Похоже, что четверо, приехавшие из Лондон­дерри, были не единственной группой солдат в этом районе в ту ночь. Вероятно, в машине без опознавательных знаков ехали еще двое, чьей задачей было прикрывать группу на наблюдатель­ном пункте. Их роль, по-видимому, имела больше общего с ролью группы наблюдения, которая подверглась нападению, например, в Данлое, чем с развертыванием групп из шести-двенадцати человек САС при таких инцидентах, как Тамнамор или больница Гранша. Действительно, в сво­ем первом отчете об инциденте газета Шинн Фейн «Републикен Ньюс» заявила, что британские солдаты, вероятно, занимались «обычной работой по наблюдению», хотя и приводила сбивчи­вую версию того, где они были.

Один журналист, который освещал инцидент в Страбейне, предположил мне, что трое мужчин в операции на самом деле были операторами наружного наблюдения, а не сотрудниками САС. Я не верю в это, поскольку их личность как солдат САС была подтверждена двумя военнослужа­щими полка и старшим офицером сил безопасности. Были ли они тогда солдатами САС, послан­ными просто посмотреть, что они смогут выяснить, или они были на оперативном задании, дру­гими словами, в засаде, где, как они понимали, они смогут атаковать любого появившегося тер­рориста?

И снова количество задействованных людей, по-видимому, указывает на то, что это была настоя­щая миссия по наблюдению. Отличительной чертой операций САС «НП/ГР» должно было стать то, что в них будет задействовано гораздо больше солдат, чем те два или три, которые считались подходящими для настоящего НП.

В ту же ночь подразделение ИРА пыталось устроить засаду на полицейскую машину. Пятеро членов ПАС провели ранние часы 23 февраля в бесплодном ожидании намеченной жертвы. Когда их терпение лопнуло, Деклан Кроссан, двадцати одного года, и еще один «временный» сняли резиновые перчатки и передали свое оружие остальным троим, чтобы они вернули его в тайник. Кроссан и еще один человек направились домой. Чарльз Бреслин, двадцатилетний па­рень, которого полиция считала командиром ПАС, Майкл Дивайн, двадцати двух лет, и его брат Дэвид Дивайн, шестнадцати лет, шли с оружием в руках. Они были в резиновых перчатках и ба­лаклавах. Противотанковые гранаты были положены в сумку вместе с перчатками, которые но­сили двое других мужчин. У каждого из мужчин была заряженная штурмовая винтовка.

Место, где ждали солдаты, находится на поле с крутым уклоном. У подножия склона проходит густая живая изгородь, по другую сторону которой проходит дорога. Жилой район, преимуще­ственно католический, известный как Хед-Таун, расположен по другую сторону дороги, откуда открывается вид на поле. Напротив поместья есть дом, который приютился в выемке на склоне холма. Позади здания есть близлежащий вертикальный склон высотой шесть или семь футов, на вершине которого проходит живая изгородь. Солдаты лежали там, глядя вверх по склону на по­ле. Считается, что члены ИРА планировали спрятать оружие сбоку от ограждения в месте, кото­рое могло быть не замечено с НП.

По словам солдата, который разговаривал со мной, солдаты САС услышали трех «временных» до того, как увидели их, хотя позже армия сказала совсем другое. Когда бойцы ИРА проходили мимо солдат САС, всего в нескольких метрах от них, солдаты без предупреждения открыли огонь из своих штурмовых винтовок HK53. Солдат «А.» упал с крутого склона на задний двор дома. В суматохе оба солдата «А.» и «В.» связались по рации со своей резервной группой, чтобы сообщить о контакте.

Солдаты «В.» и «С.» продолжали стрелять. Солдат «С.» сказал в своем заявлении: «В это время я услышал голоса впереди себя, говорящие что–то вроде «Они там - хватайте их»». Независимо от того, правда это или нет, что это сказал один из террористов, ни одна из винтовок ИРА не стреляла, а две все еще были на предохранителях при последующем осмотре. Бойцы САС про­должали вести огонь по распростертым бойцам ИРА, которые находились всего в 5-6 метрах от них, перезаряжая при этом свое оружие новыми магазинами. Всего они выпустили 117 пуль, двадцать восемь из которых попали в Майкла Дивайна. Патологоанатом позже сказал, что его ра­ны почти не поддавались интерпретации. Прежде чем стрельба была закончена, появилась ГБР, проделавшая небольшое расстояние с близлежащей базы. Раздался крик «Стреляйте по уличным фонарям», и солдат, который был с ГБР, выпустил очередь по нескольким фонарным столбам.

Местные жители заявляли, что слышали крики «Не стреляйте, не стреляйте» от одного из ране­ных «временных». Вопрос о том, добили ли САС людей, когда они лежали раненые на земле, должен был стать одним из самых спорных аспектов инцидента. Из жилого района поступило много необычных заявлений, например, о том, что другие солдаты открыли огонь из пулемета с кладбища, расположенного в нескольких сотнях метров от них. Это не было подтверждено ника­кими судебно-медицинскими доказательствами и было опровергнуто солдатами и полицией.

Сразу после стрельбы солдаты и офицеры КПО из ГБР ворвались в дом в поисках других терро­ристов. Это наводит на мысль, что они, вероятно, знали, что в первоначальной группе, устроив­шей засаду, было больше трех человек. Кроссан был арестован; впоследствии он признался в нескольких террористических преступлениях и в 1986 году был приговорен к двадцати годам тюремного заключения. Судья, говоря о судьбе Бреслина и Дивайнов, сказал, что Кроссану по­везло остаться в живых и что «Те, кто берет в руки меч, от меча и погибнут». Пятому члену группы по организации засады так и не было предъявлено обвинение в причастности к этому плану.

Вскоре после убийств в Страбейне ИРА начала охоту за источником утечки информации, которая привела этих людей к смерти. Два дня спустя Кевин Койл, двадцатичетырехлетний республика­нец, был найден мертвым в болоте Лондондерри. ИРА заявила, что он был информатором в тече­ние некоторого времени, но полиция это отрицала. Некоторые люди связывали его убийство с инцидентом в Страбейне, хотя и не с самой ИРА. В октябре того же года Дэмиен Маккрори, два­дцатилетний «временный», житель Страбейна, был найден застреленным. ИРА заявила, что он был предателем, которому, как и супругам Махон, убитым в Белфасте несколькими неделями ра­нее, были выданы устройства слежения для установки в оружие. ИРА заявила, что некоторые люди сделали заявления в результате смерти Махонов, но что «там, где мы вынуждены выслеживать стукачей, они не должны ожидать пощады».

Многие вопросы остались без ответа после инцидента со Страбейном. Некоторые из них долж­ны были появиться на следствии, проходившем с 3 февраля по 22 апреля 1987 года. Это должно было стать самым полным расследованием такого рода, проводившимся до тех пор, но, несмотря на это, оно вызвало заявления о сокрытии и обелении со стороны многих националистов.

Лоялисты, в целом, не возражали против поведения солдат. Сэмми Уилсон, член «Демократиче­ских Юнионистов» в Совете Белфаста, сказал после перестрелки в Страбейне: «Разговоры, доводы разума или убеждение не работают с ИРА, поэтому единственный ответ - расстреливать ее чле­нов; это, по крайней мере, гарантирует, что они больше не смогут совершать убийства проте­стантов». Но в то время как Уилсон и «Демократические Юнионисты», возможно, держали руку на пульсе мнений в проте­стантских анклавах рабочего класса и, следовательно, некоторых элементов внутри ПОО и КПО, были и другие лоялистские деятели, смотревшие на вещи иначе. Енох Пауэлл, официальный член парламента от юнионистов Южного Дауна с 1974 по 1987 год, оспаривал идею о том, что законно использовать предварительные данные для поимки вооруженных террористов в засадах. «Я удивлен, что было выдвинуто предложение о том, что, поскольку человек подозревается в подготовке к совершению преступления, следовательно, он должен быть расстрелян без суда и следствия», сказал он после инцидента в Гибралтаре.

Расследование в Страбейне было обширным, потому что адвокаты, представляющие семьи, по­нимали важность вопросов и необходимость вызова большого числа свидетелей: во многих дру­гих случаях слушания были лишь самыми поверхностными. Ойстин Макбрайд, брат Тони, по­гибшего в результате инцидента в Кеше, вспоминал, что его семья «была такой наивной в то вре­мя». Он говорит, что в КПО сказали им, что разбирательство было «формальностью», и рассле­дование, на котором у Макбрайдов не было юридического представителя, было завершено за три часа. Некоторые расследования были не более чем мелкими стычками между местными адвока­тами, которые обычно соглашаются представлять семьи бесплатно (поскольку юридическая по­мощь при проведении дознания не предоставляется), но у которых не было реального опыта в подобных вопросах, и анонимными свидетелями из сил безопасности.

Интервью с сотрудниками сил безопасности, которые были причастны к таким инцидентам или имели доступ к информации о них, во многих случаях раскрывают версию событий, которая су­щественно отличается от той, которая была представлена в суде. Выдуманные истории прикры­тия, призванные защитить информаторов и замаскировать степень осведомленности о преступ­лении, были разоблачены в ходе расследования Сталкера. Истории, представленные в суды об инцидентах с участием армейского спецназа в период с 1983 по 1985 год, также, судя по свиде­тельствам интервью, проведенных для этой книги, предназначены для сокрытия того, что на самом деле знали офицеры СО и армейской разведки до инцидента. По сути, они предназначены для сохранения не только источников этой разведывательной информации, но и мифа о «чистом убийстве», о том, что члены ИРА погибли из-за того, что их встретили вооруженными в разгар операции, когда у сил безопасности не было иного выбора, кроме как вступить с ними в бой.

Расследование убийства Доэрти и Флеминга в больнице Гранша показало некоторые проблемы, связанные с попытками установить истину в таких случаях. На протяжении всего разбиратель­ства армия утверждала, что присутствие солдат на территории больницы было в некотором смысле «рутиной» или частью обычных обязанностей по обеспечению безопасности. Но задей­ствовать около десяти бойцов САС, чуть менее половины от общего контингента САС, постоян­но размещенного в Ольстере, на небольшой территории одного города по определению не может быть обычной операцией по обеспечению безопасности. Офицерам, которые контролируют группу РиБ, требуются точные разведданные для принятия мер, прежде чем они будут использо­вать свои скудные ресурсы таким образом.

Старший инспектор уголовного розыска, которому поручено проведение официального рассле­дования стрельбы в Гранше, сказал следствию: «Я не могу сказать, какая информация была до­ступна силам до этого инцидента». Этот вопрос о том, что именно они делали и чего не знали, имеет решающее значение для формирования суждения об этичности того, как боевики ИРА встретили свою смерть. Если бы в суде, например, выяснилось, что за ними следили от их домов или от тайника, где они подобрали свое оружие, до места, где они намеревались совершить убийство, тогда возникли бы серьезные вопросы о том, применили ли солдаты САС разумную и необходимую силу. Например, можно было бы заранее «подправить» их оружие и захватить бой­цов ИРА в тот момент, когда они забирали оружие из тайника.

«Солдат F.», офицер, который инструктировал солдат в Гранша, сказал суду: «У меня не было конкретной информации». Тем не менее, человек, который ознакомился с этим делом, утвержда­ет, что у солдат была «идеальная наводка». Его предположение о том, что они точно знали, кто был целью бойцов ИРА, и даже посадили солдата в автобус, чтобы защитить его, так и не про­звучало в ходе судебного разбирательства. «Солдат F.» действительно признал, что «оглядываясь назад», было бы лучше вызвать полицию для проведения арестов, когда мотоцикл был замечен на территории больницы. Это нашло отражение в выводах присяжных в конце расследования, когда они заявили, что армия должна была вызвать полицию. Но подавляющая вероятность того, что операция не могла состояться без ведома Специального отдела, через ЦКГ, входящую в со­став полиции, не была рассмотрена в суде. Каковы бы ни были его пределы, заключение по делу в Гранша было самым близким за последние годы к тому, чтобы коронный суд осудил армейский спецназ за их роль в такой перестрелке.

Расследование в Страбейне сосредоточилось на другой части головоломки «стрелять на пораже­ние»: не на том, была ли альтернатива конфронтации, а на том, как вели себя солдаты во время нее. Это малообещающая почва для тех, кто стремится подвергнуть сомнению поведение солдат. В деле Бойла было показано, что даже если бойцам САС в конечном итоге предъявят обвинение в убийстве, очень трудно доказать суду, что их версия о том, почему они открыли огонь, не соот­ветствует действительности, какой бы неправдоподобной она ни звучала. Большая часть допро­сов в Страбейне была сосредоточена на вопросе о том, был ли нанесен смертельный удар боеви­кам ИРА, когда они молили о пощаде.

Свидетели из полиции рассказали, что крики «Не стреляйте, не стреляйте» исходили не от ране­ных «временных», а от испуганного автомобилиста, которого сотрудники ГБР остановили на до­роге. Однако они не смогли отследить этого человека, заявив, что он представился только как «Келли из Пламбриджа». Они сказали, что не записали его полное имя или регистрационный но­мер автомобиля.

Вскрытие показало, что каждому из бойцов ИРА был произведен по крайней мере один выстрел в голову. Однако на их балаклавах не было отверстий от пуль, что наводит на мысль о том, что солдаты подошли к ним, сняли маски, чтобы опознать мужчин, а затем произвели смертельные выстрелы. В показаниях солдат признавалось, что они сняли с мужчин балаклавы, но говори­лось, что это было после прекращения стрельбы. В качестве объяснения коронер предположил, что пули могли попасть через отверстия для глаз в балаклавах.

Одним из аспектов показаний солдат, не затронутых в суде, было то, почему у двоих из них произошли "задержки" (заклинивание) их автоматов HK53. Вероятность заклинивания оружия неве­лика, особенно у оружия немецкого производства, выбранного за его надежность. Вероятность заклинивания двух автоматов еще более мала. Я показал сотруднику САС копии письменных по­казаний «солдата А.» и «солдата С.». Он сказал, что ему «очень трудно поверить» в то, что у обоих были задержки, и что, учитывая гордость полка за его исчерпывающую подготовку по стрельбе из огнестрельного оружия, они не признались бы, что их оружие заклинило, даже если бы это произошло.

Есть и другое возможное объяснение. Когда солдаты САС приблизились к террористам, они, воз­можно, выхватили свои 9-миллиметровые автоматические пистолеты Браунинга. Пистолет - лучшее оружие для нанесения смертельного удара, поскольку он наносит меньше травм телу це­ли при стрельбе с близкого расстояния и представляет меньший риск для стрелка из-за воздей­ствия рикошетов. Судебно-медицинская экспертиза показала, что оба солдата действительно использовали свои 9-миллиметровые пистолеты, поэтому им при­шлось дать какое-то объяснение тому, что они сделали.

Если бы они использовали свои Браунинги, чтобы прикончить мужчин с очень близкого расстоя­ния, были бы другие признаки. На одежде «временных» могли быть следы пороховых ожогов, а рядом с телами были бы найдены гильзы калибра 9 мм. Но осмотреть одежду было невозможно: КПО уничтожила ее. Судмедэксперт собрал с места происшествия восемьдесят три или восемь­десят четыре стрелянные гильзы. Когда он понял, что еще сорок две были не учтены, он попы­тался вернуться на место происшествия, но в КПО ему сказали, что он не может этого сделать по «оперативным причинам».

Возможно, оба HK53 действительно заклинило. Возможно, есть какое-то другое объяснение ис­пользованию 9-миллиметровых пистолетов. Сгоряча солдат мог принять пустой магазин за клин и выхватить пистолет. Но, что примечательно, даже некоторые ведущие представители сил без­опасности и администрации в Стормонте считали, что боевиков ИРА добили. Один высокопо­ставленный деятель сказал мне: «Единственное, в чем нельзя было быть уверенным после Стра­бейна, так это в том, были ли они убиты впоследствии... было много неофициальных свиде­тельств того, что так оно и было».

Есть еще один, не менее любопытный аспект в показаниях на следствии. Сотрудник полиции, осматривавший место преступления, сообщил суду, что в живой изгороди недалеко от места стрельбы были найдены два ящика, один c пустыми молочными бутылками, другой с одиннадцат­ью зажигательными бомбами. Он сказал, что не думает, что бензиновые бомбы были связа­ны с инцидентом, и, следовательно, их существование было опущено почти во всех сооб­щениях прессы о стрельбе. Однако в ходе нашего интервью солдат, знакомый со стрельбой, упо­мянул ящик с зажигательными бомбами, указав, что он сыграл важную роль в инциденте. Он на­стаивал на своей версии, несмотря на мое ошибочное утверждение, основанное на первоначаль­ном про­чтении вырезок из прессы и заявлений солдат, что никаких бомб с бензином не было.

По словам «солдата А.», перестрелка началась из–за того, что террористы услышали, как он предупредил других солдат об их присутствии, услышав его слова, «все трое боевиков направи­ли на нас свои винтовки». Человек, знакомый с этим делом, говорит, что все произошло по-дру­гому. Бойцы САС услышали звук шагов и «звяканье» бензиновых бомб в их ящике, который, по его словам, несли «временные». Он говорит, что бензиновые бомбы либо были взяты с собой для возможного использования в засаде, либо были перенесены из другого тайника. Боевики ИРА поставили ящик на землю, когда пробирались через густую живую изгородь с дороги в по­ле. Вполне вероятно, что они хотели поместить их в тот же тайник с оружием, что и другое ору­жие. Командир НП, хотя и не был там с заданием устроить засаду, на месте принял решение открыть по ним огонь, что и сделали, без предупреждения, когда те проходили мимо.

Утром, когда расследование закончилось, Джон Фейхи, адвокат семьи Бреслин, отказался от уча­стия в разбирательстве, заявив, что оно послужило лишь для того, чтобы закрепить незаконные убийства. Мистер Фахи говорит, что расследование было «пустой тратой времени, оно не имело никакой полезной цели». Существует такая вещь, как законное убийство со стороны сил без­опасности, добавляет он, имея в виду искреннее соблюдение правил «желтой карточки», но он считает, что в случае в Страбейне «полиция и армия собрались вместе вскоре после инцидента и разработали версию, которую они собирались рассказать миру».

Юристы, которые действовали в подобных случаях, говорят, что, по их мнению, у солдат есть достаточно возможностей вступить в сговор с целью сокрытия истинных фактов инцидента. Солдаты САС покидают место инцидента почти сразу же после прекращения стрельбы. У них есть возможность обсудить то, что они скажут, со своими офицерами, прежде чем пройти собе­седование с сотрудниками уголовного розыска. Во время собеседований солдат обычно сопрово­ждает офицер юридической службы армии, эксперт по законному применению смертоносной силы.

В то время как офицеры, служившие в Лисберне, были готовы, на условиях анонимности, ска­зать, что использование разведданных предполагает осознанный выбор: устраивать засаду или не устраивать, и прямо заявить, что политика в отношении таких действий менялась с годами, судебные показания солдат САС, участвовавших в перестрелках, не подтверждают этого.  Вме­сто этого они последовательно пытаются создать впечатление, что солдаты применяли смерто­носную силу только тогда, когда им самим угрожала непосредственная опасность.

Был Уильям Ханна, невооруженный прохожий, застреленный в Баллисиллане в 1978 году, пото­му что, по словам сотрудников САС, он внезапно потянулся за тем, что они приняли за пистолет. Колм Макгирр, застреленный у оружейного тайника в Коалисленде в декабре 1983 года, «развер­нулся», направив дробовик, по словам солдата, который стрелял в него. Уильям Флеминг, не­смотря на то, что в больнице Гранша его так сильно сбили с мотоцикла, что у него была раздроб­лена нога, начал, по словам солдата, «подниматься» и наводить оружие. Бойцы ИРА в Страбейне одновременно «взмахнули» своим оружием в сторону солдат.

Читая эти заявления, можно было бы прийти к выводу, что разница между периодами с 1976 по 1978 год и с 1983 по 1985 год и пятилетним периодом между ними, когда САС никого не застре­лила, может быть объяснена только желанием членов IRA «дотянуться», «развернуться», «наве­сти» или «замахнуться» на солдат САС с реальным или воображаемым оружием. Тот, кто пола­гался бы на официальную версию подобных инцидентов, пришел к выводу, что годы, когда САС преуспевала в проведении арестов, несмотря на тот факт, что в случаях, описанных в главе пят­надцатой, члены ИРА были вооружены или находились рядом с оружейным тайником, были го­дами, когда все воздерживались от каких-либо резких движений.

Офицеры, служившие в Лисберне на должностях, где они имели представление о тайных опера­циях, с готовностью признают, что вводили прессу в заблуждение после подобных инцидентов. «Существует огромная разница между тем, что вы говорите прессе сразу после инцидента, и тем, что вы говорите в суде», сказал один из них, который, тем не менее, не стал отрицать, что в суды также передавались ложные истории.

Желание офицеров Специального отдела защитить информаторов и природа технического сбора разведывательной информации лежали в основе обмана, раскрытого Сталкером. Среди многих армейских офицеров бытует мнение, что, рассказав суду всю историю, они скомпрометируют ис­точники разведывательной информации, заставят своих подчиненных неохотно выполнять опас­ные задания и дискредитируют их в националистическом сообществе. Они утверждают, что сто­ронники Шинн Фейн настолько укрепились в своей позиции, что жесты открытости не принесут никаких преимуществ силам безопасности. Сохранение молчания о таких операциях может под­питывать обвинения в сокрытии информации и политике «стрельбы на поражение», но судебное преследование людей за их участие в тайных операциях просто позволит республиканским про­пагандистам сказать: «Я же вам говорил», утверждают они.

Некоторые офицеры, участвующие в тайных операциях, рассматривают суды как опасное неу­добство. Они считают, что республиканские юристы используют судебное разбирательство для получения оперативной информации о спецназе. Один офицер говорит: «Все эти разговоры о «стрельбе на поражение». Как ты думаешь, что делает ИРА – стреляет-на-испуг?». Он утвержда­ет, что использование республиканцами судебных разбирательств является непристойностью, учитывая то, как ИРА убивает своих собственных людей, подозреваемых как информаторов, или расстреливает беззащитных резервистов в их домах. Если республиканское движение считает, что находится в состоянии войны с британским государством, то как оно оправдывает использо­вание своих судов таким образом? Ойстин Макбрайд, активист Шинн Фейн, говорит в ответ: «Мы не жалуемся на то, что он [Тони Макбрайд] погиб, сражаясь с САС, но как военнопленный он имел право на надлежащее обращение. Я не думаю, что есть что-то аморальное в том, что мы оспариваем судебный процесс. Есть определенная доля естественной справедливости, которой мы заслуживаем».

Те офицеры, которые ставят под сомнение право коронных судов совать нос в мир тайных опера­ций, иногда говорят, что невозможно ответить на многие вопросы, потому что «идет война». Джон Энох Пауэлл расценивал это как опасный аргумент, который подразумевает моральную эк­вивалентность между двумя сторонами. В телевизионном интервью в 1988 году он сказал: «ИРА - это не та организация, которой можно объявить войну. Если мы сделаем ее национальным госуд­арством и скажем, что будем относиться к вам как к национальному государству, признаем вас как нацию и объявим вам войну, тогда вы фактически поставите ИРА в то самое положение, которого она стремится достичь с помощью террора».

Глава 21. Катастрофа в Ньюри

Всего через несколько дней после инцидента в Страбейне ИРА преуспела в проведении впечат­ляющей атаки на КПО, удар, который некоторые характеризуют как эквивалент потерь армии при Уорренпойнте в 1979 году для Королевской полиции Ольстера. Минометный обстрел поли­цейского участка Ньюри продемонстрировал несколько вещей. Он продемонстрировал готов­ность ИРА разрабатывать оружие в соответствии со своими собственными конкретными потреб­ностями и ее терпение в продолжении использования такой технологии, несмотря на многолетн­ие неудачи.

В ноябре 1983 года ИРА атаковала полицейский участок Каррикмора из самодельных миноме­тов. Они убили одного полицейского и ранили еще нескольких, но до Ньюри это был единствен­ный реальный успех, которого они добились с помощью такого оружия. Готовность «времен­ных» продолжать попытки подобных атак в ретроспективе кажется чем-то вроде загадки. В пе­риод с 1973 по начало 1978 года они предприняли в общей сложности семьдесят одно нападение с использованием такого оружия, не убив ни одного сотрудника сил безопасности. Стволы и сна­ряды, обычно изготавливаемые в мастерских Республики, не могли быть изготовлены с доста­точно высокими допусками для изготовления точного оружия. Многие снаряды не разорвались, другие разлетались в разные стороны от цели, что повышает вероятность того, что атака может пойти катастрофически неправильно и привести к гибели мирных жителей.

Тем не менее минометы по-прежнему давали важное преимущество перед другими средствами нападения на базы сил безопасности. Они позволяли «временным» оставаться на некотором рас­стоянии от своих целей, что делало их более безопасным средством нападения. Их продолжающееся использование, несмотря на неудачи, отчасти было результатом отношения, подытоженного директором по связям с общественностью Шинн Фейн Дэнни Моррисоном, когда после взрыва в Брайтоне он сказал: «Помните, нам должно повезти один раз».

Подразделение активной службы, атаковавшее полицейский участок Ньюри, использовало тяже­лый миномет, конструкция которого была разработана в результате долгих проб и ошибок. Ар­мейские эксперты по взрывчатым веществам окрестили его минометом «Марк 10». Минометные трубы были прикручены болтами к кузову грузовика «Форд», который был угнан в Кроссмагле­не. Каждый ствол был изготовлен из кислородно-ацетиленового баллона с отрезанной верхней частью. Трубы, каждая из которых содержала бомбу, начиненную бризантным взрывчатым веще­ством, были наклонены под разными углами, чтобы обеспечить рассеивание заряда вокруг цели, увеличивая вероятность попадания.

Ранним вечером 28 февраля 1985 года грузовик проезжал через Ньюри, водитель вышел, запу­стив таймер, подключенный к батарее, посылающей им­пульс для запуска снарядов. Когда он начал стрелять, несколько мин пролетели мимо цели и упа­ли на улицу перед полицейским участком. У группы полицейских, находившихся в хлипко по­строенной столовой, не было времени укрыться. ИРА должна была попасть только одним снаря­дом: каждый из них содержал 40 фунтов фугасного вещества. Когда один из них пробил крышу столовой, погибли девять полицейских.

За нападением в Ньюри, как и за многими другими «эффектами» ИРА, последовали призывы по­литиков, в основном юнионистских деятелей, к правительству «что-то предпринять», «усилить безопасность». Офицеры в Лисберне и Ноке философски относятся к таким требованиям. В дан­ном случае они прекрасно знали, что гибель девяти офицеров последовала за годами почти пол­ного провала минометных обстрелов. Но говорить людям, что ИРА просто повезло, было трудно, когда задаются вопросы о том, почему так много солдат и полицейских были размещены во вре­менных деревянных зданиях, которые не обеспечивали никакой защиты от минометных снаря­дов.

После Ньюри была начата масштабная программа строительства, стоимостью в миллионы фун­тов стерлингов, для защиты баз от минометных обстрелов. Обычно это включало возведение противовзрывных стен вокруг основания здания и усиленной крыши сверху.

Другим аспектом «обзора безопасности» после Ньюри стало усиление армейского патрулирова­ния вокруг баз. Эта операция, получившая кодовое название «Противовес» выполняла несколько функций. Существовал шанс, что солдаты могут столкнуться с людьми, готовящими нападение, хотя весь предыдущий опыт показывал, что такая возможность маловероятна. Скорее всего, «Противовес» была предназначена для того, чтобы удержать ИРА от планирования подобных нападений. Генералы в Лисберне хорошо понимали ценность видимых армейских патрулей для отпугивания потенциальных нападающих. Считалось, что если бы переулок рядом с базой па­трулировался каждые несколько часов или даже дней, то «шпики», посланные на разведку це­лей,доложили бы, что это слишком опасно.

Моральный дух КПО в Ньюри оставался неустойчивым в течение нескольких месяцев после нападения. По указанию Нока полиция взяла на себя ответственность за патрулирование одного из самых опасных городов Ольстера. Многие офицеры сочли это крайне опасным заданием, ко­торое было отдано без должного рассмотрения их начальником полиции, говорит сотрудник КПО.

Ситуация обострилась после нападения 26 июля 1986 года. Сержант и два констебля наблюдали за рыночной площадью Ньюри из своей припаркованной полицейской машины. Несмотря на броню, двери автомобиля были открыты. Трое «временных» подошли к автомобилю и открыли огонь. Все трое полицейских были убиты. Когда они повернулись, чтобы уйти, один из террори­стов бросил гранату в автомобиль. Она не взорвалась.

После нападения член ИРА позвонил в участок КПО Ньюри, чтобы насмехаться над ними. Он сказал, что один из полицейских «визжал как свинья», прежде чем они выстрелили в него. Это было занесено в журнал регистрации участка и, по словам офицера полиции, оказало понятное разрушительное воздействие на моральный дух. Хотя хорошо известно, что полиция в некото­рых сельских районах иногда отказывается въезжать в определенный район до тех пор, пока ар­мия не прочешет его, то, что последовало за этим, было крайне необычным. Городские консте­бли и сержанты собрались и провели гневный митинг. По словам представителя КПО, который принимал участие в последовавших дискуссиях, они отказались выходить на улицы до тех пор, пока армия не будет возвращена в город. Они заявили, что ограничатся охраной полицейского участка и здания суда.

Главный констебль Хермон согласился еще раз обратиться за помощью к армии, и ситуация успокоилась. Некоторые полицейские ссылаются на этот инцидент, чтобы показать, насколько оторванным от дел стал их главный констебль, не предвидевший близкого мятежа.

Минометы были лишь одним из видов оружия, которое ИРА производила сама. Для этого были прак­тические и финансовые причины. Хотя минометы заводского изготовления можно было ку­пить на оружейном рынке, «временные», по-видимому, предпочитали кустарное произ­водство. Противотанковые гранаты, которые были у людей в Страбейне, также были изготовле­ны в мастерских ИРА.

В 1970-х годах организация приобрела несколько противотанковых ракетных установок РПГ-7, но обнаружила, что их сложно использовать. Онажды граната не попала в автомобиль сил безопасно­сти и вместо этого попала в школу. ИРА разработала свое собственное противотанковое ору­жие. Гранаты были сконструированы по принципу кумулятивного заряда – технология, которая предполагает упаковку взрывчатого вещества вокруг конусообразной полости для усиления его пробивного действия. Противотанковое оружие было разработано либо для полета на небольшое расстояние до цели, либо в качестве «тормозных бомб». Последние представляли собой гранаты, подбрасываемые в воздух, которые раскрывали небольшой парашют таким образом, чтобы ку­мулятивный заряд сдетонировал под прямым углом относительно брони.

Это импровизированное оружие иногда оказывалось опасным для бросавшего. Чарльз Инглиш, «доброволец» бригады Дерри, был убит в августе 1985 года при попытке применить одно из противотанковых средств. Инглиш был одним из людей в масках, которые давали салют над гро­бами на похоронах мужчин, убитых в больнице Гранша. Хотя противотанковая бомба, как и ми­нометы, была ненадежна, она привела к летальному исходу во время более поздней атаки в райо­не Дивис-Флэтс в Белфасте.

В середине 80-х «временным» удавалось заполучить практически любое современное огне­стрельное оружие, которое они хотели. Террористы имели при себе бельгийские штурмовые винтовки калибра 5,56 мм FNC и более современную, компактную версию «Армалайт». Они получили винтовки FNC да­же раньше, чем многие регулярные армии, чьи страны их заказали. «Временные» также получили винтовки G3 производства немецкой фирмы «Хеклер и Кох». С 1986 года это огнестрельное оружие было дополнено большим количеством автоматов Калашни­кова, предоставленных ливийским правительством. Ливийские поставки также включали ПЗРК «Стрела-2» и крупнокалиберные пулеметы, которые могли быть использованы против вертоле­тов.

Летом 1985 года в Соединенных Штатах велись переговоры между Ноэлем Мерфи, жителем Бо­стона, сторонником Временной ИРА, и торговцем оружием. Они обсудили покупку 500 винтовок «Армалайт», пистолетов-пулеметов «Хеклер и Кох» MP5, подобных тем, которые предпочитают САС, и пулеметов с ленточным питанием M60. После консультаций с высокопоставленными дея­телями ИРА в Ирландии в январе 1986 года Мерфи вернулся и сказал торговцу оружием, что он также заинтересован в покупке переносных зенитных ракет «Редай» FIM-43. К Мерфи присо­единился Киран Хьюз, который, как сообщается, представлял руководство «временных». В мае, когда оружие вот-вот должно было быть отправлено, выяснилось, что дилер - агент ФБР, и Мер­фи, Хьюз и несколько сообщников были арестованы.

Как и в случае с минометами и парашютными бомбами, сосредоточенность на сбивании вертоле­тов в конечном счете принесла свои плоды. В мае 1985 года «временные» Южного Арма устрои­ли сложную засаду близ Кроссмаглена. Они установили крупнокалиберный пулемет на автомо­биль и накрыли его брезентом. Они открыли огонь по вертолету Королевских ВВС «Уэссекс», который пользовался вертолетной площадкой Кроссмаглен. Они попали в вертолет, но он не раз­бился.

В июне 1988 года они устроили засаду на другой вертолет с крупнокалиберным пулеметом неда­леко от Кроссмаглена. Армейская «Рысь» получила несколько попаданий. В то время как Лис­берн решительно использовал фразу «вынужденная посадка», стремясь опровергнуть пропаган­дистский ход «временных», заключающийся в признании того, что он был «сбит», ясно, что, го­воря простым языком, именно это и произошло. Вертолет аварийно приземлился, борттехник получил ранения. Говорили, что члены ИРА приближались, чтобы прикончить экипаж из стрелкового оружия, когда прибыли армейские патрули и спасли их. После этого многие армейские пилоты стали летать с пистолетом-пулеметом MP5 для самообороны, пристегнутым к их сиденью. По­врежденную «Рысь» пришлось увозить на вертолете «Чинук». Художники-республиканцы изоб­разили самолет с отстреленным хвостом.

Своими самодельными минометами и противотанковыми гранатами, а также попытками сбивать вертолеты ИРА продемонстрировала как свое терпение в течение многих лет ожидания, если это необходимо, для достижения своей цели, так и свою способность импровизировать с новым ору­жием. Использование этих минометов и противотанковых бомб имело такое же отношение к пропагандистским эффектам их применения и к тому, чтобы позволить лучшим техническим умам движения проводить свои эксперименты, как и к реальной эффективности оружия.

Глава 22. Приемлемый уровень

В период с декабря 1983 по февраль 1985 года  армейские силы специального назначения актив­но использовались. Однако с тех пор темпы операций, казалось, немного замедлились, хотя в 1990 и 1991 годах была еще одна волна операций спецназа. Причины этого незначительного со­кращения неясны. Возможно, группе РиБ просто не повезло и запланированные операции не да­ли результатов, но также могло быть и так, что офицеры намеренно сократили операции типа за­сад, поскольку они почувствовали небольшое снижение уровня активности ИРА и из-за давле­ния со стороны внешних политических событий.

Дуглас Херд, занявший пост госсекретаря по делам Северной Ирландии в сентябре 1984 года, был достаточно проницательным политиком, чтобы понимать потенциальный ущерб отношени­ям с Республикой, который могли нанести операции со смертельным исходом с участием солдат под прикрытием. Стоит вспомнить комментарий старшего офицера в Лисберне после волны смертоносных операций САС в 1978 году о том, что армия не занимается «смущением полити­ков». Главная инициатива миссис Тэтчер по Ирландии, англо-ирландское соглашение с прави­тельством Дублина, к этому моменту находилась на продвинутой стадии переговоров. Подпи­санное в ноябре 1985 года Соглашение было одобрено ненасильственной частью северного на­ционализма (в лице Социал-демократической и лейбористской партий), но его положения, разре­шающие правительству Дублина проводить регулярные консультации с Великобританией по де­лам в Ольстере, вызвали у лоялистского сообщества чувство предательства. Они начали кампа­нию протеста под лозунгом «Ольстер говорит нет!».

После заключения соглашения Королевской полиции Ольстера пришлось противостоять де­монстрациям лоялистов. Многие полицейские лишились своих домов из-за за­жигательных бомб. В глазах многих из его окружения то, как Джон Хермон справился с этим трудным периодом, ознаменовало его звездный час на посту главного констебля. Старший офи­цер в Лисберне, который с тревогой наблюдал за тем, как многие лоялисты отвернулись от КПО, говорит: «Джек Хермон лично удержал КПО на плаву. Этот человек спас Ольстер от ужас­ной кровавой бойни, заставив КПО выполнить свои обязательства». Многие националисты при­знались, что их вера в полицию была укреплена, например, отказом шефа разрешить марш лоя­листов в католический район Портадауна, шаг, который привел его офицеров к жестокому кон­фликту с толпой.

В 1985 году в Лисберн прибыл новый командующий сухопутными войсками генерал-майор То­ни Джипс. Он обладал уникальным отличием среди КСВ, поскольку был бывшим командиром 22-го полка САС. Он руководил этой частью в 70-х годах и опубликовал книгу о своем опыте участия в кампании «Дофар» в Омане. Был также назначен новый командующий войсками в Се­верной Ирландии, генерал-лейтенант Роберт Пэскоу, который несколько лет назад работал в шта­бе планирования Мориса Олдфилда в Стормонте. Оба они были открыты идее использования спецназа для засад, но оба также осознавали, что существуют обстоятельства, когда такие опера­ции нежелательны, и что возможны другие варианты действий.

В течение предыдущих нескольких лет тайные агенты испробовали различные подходы к ис­пользованию предвидения, которым они располагают при проникновении в республиканские группировки. «Все дело в приемлемых уровнях», говорит офицер разведки, заимствуя фразу, ис­пользованную политиками десятилетием ранее в отношении насилия со стороны террористов, а не сил безопасности. «Мы могли бы устраивать засады гораздо чаще, но люди понимали, что это слишком сильно взбудоражило бы ситуацию». Если операторы под прикрытием все еще облада­ли информацией о готовящихся терактах, но пытались устроить засаду лишь несколько раз, в чем состояла их пересмотренная стратегия?

Некоторые из тех, кто работал в мире тайных операций в Ольстере, откровенно рассказывают об альтернативах засадам, которые может выбрать Специальный отдел. Сотрудники СО, как правило, в первую оче­редь заботятся о защите жизни своего источника. Следует избегать действий, которые застав­ляют ИРА остановиться и задуматься о том, откуда силы безопасности получили свою информа­цию, поскольку это может привести их к источнику. Стоит подчеркнуть, что именно на этом основании некоторые офицеры СО принципиально возражали против засад, поскольку опера­ции, подобные тем, что были в Тамнаморе или Гранша в 1984 году, неизбежно вызовут охоту на ведьм внутри организации. С другой стороны, СО часто неохотно арестовывают «временных» по менее серьезным обвинениям, например, задерживают их у тайника с оружием и предъяв­ляют обвинение в хранении огнестрельного оружия, потому что многие тайные агенты считают, что приговор кому-либо к семи или восьми годам тюремного заключения, «что означает три или четыре с отсрочкой», как выразился один офицер, не оправдывает риски для источника и опера­торам наблюдения при долгосрочной тайной операции.

Вместо этого эксперты под прикрытием разработали различные типы операций, которые могут быть использованы для предотвращения атаки, оберегая при этом личность источника. По сло­вам офицера разведки, техника «доработки» огнестрельного оружия и материалов для изготов­ления бомб много раз использовалась в 80-х годах. ИРА выходит из такой операции неуверен­ной в том, был ли взломан ее тайник, или просто армии удалось вовремя обезвредить бомбу, или ее детонатор вышел из строя.

Другой важной тактикой является использование патрулей в форме. Например, команда ИРА, по­сланная для убийства резервиста ПОО, не будет продолжать атаку, если возле его или ее дома находится несколько полицейских в форме, возможно, останавливающих автомобили для про­верки их оплаты страховки. Задействованные в этом полицейские или солдаты почти всегда бу­дут находиться в неведении о тайной причине их присутствия. ЦКГ обычно запрашивает такое патрулирование у командиров батальонов или командиров округов КПО.

Неопределенность многих разведданных информаторов означает, что силам безопасности, воз­можно, придется проявить большую изобретательность в своих попытках сорвать планы терро­риста. Полиция не может каждый день проверять документы в одном и том же месте, следуя на­шему примеру, поскольку это вызвало бы подозрения и сделало бы их мишенью для террористи­ческой атаки. Если террористы находятся под наблюдением, специалисты разведки будут ждать «индикатора» предстоящего нападения, например встречи трех лиц, связанных с предыдущими инцидентами, прежде чем начать операцию по их пресечению.

Возможно, цель их атаки неизвестна. В этом случае, возможно, потребуется усилить контрольно-пропускные пункты на дороге вокруг деревни подразделения активной службы. Та­кие обязанности обычно выполняют патрули в форме армии, Полка обороны Ольстера или дивизионных подразделений мобильной поддержки полиции . Для террористов и большинства со­трудников сил безопасности, принимающих в этом участие, нет ничего, что отличало бы эту дея­тельность от их обычной работы.

Офицер разведки рассказывает об одном инциденте, когда было известно, что команда ИРА должна была двигаться по определенному маршруту на пути к атаке. Они подстроили автомо­бильную «аварию» на дороге. «В поле зрения не было никого в форме», - вспоминает он, - «но предполагалось, что они будут нервничать, сидя на заднем сиденье, думая, что вот-вот прибудет полиция». Уловка удалась.

Такие операции также могут быть использованы для направления террористов в определенном направлении. Один офицер разведки считает: «Вы можете сказать: «Давайте убедим операцию пойти этим путем, обеспечив мощное присутствие в том или ином районе» – это сводится к пра­вилам войны и обмана».

Члены ИРА прекрасно осведомлены о слежке и осведомителях. Многие атаки отменяются после того, что в коммюнике называется «подозрительной деятельностью сил безопасности». В неко­торых случаях ЦКГ их обманывали. В других случаях они, возможно, просто вообразили, что невинные схемы движения связаны с операциями под прикрытиями. Иногда, очень редко, ком­прометация скрытого наблюдательного пункта или автомобиля может предупредить их о на­личии реальной опасности. Эти игры на нервах усилились в середине 80-х годов и способство­вали медленному сокращению операций ИРА. Республиканцы признают в частном порядке, что большинство их операций отменено, но публично подчеркивают растущий объем подготовки, который должен быть направлен на атаку, если она должна быть успешной в нынешних услови­ях. Тот факт, что операции по наблюдению и пресечению деятельности легче проводить в суете городской жизни, способствовал, в частности, продолжающемуся снижению активности ИРА в городах.

Несмотря на все эти методы предотвращения конфронтаций с террористами, все еще были слу­чаи, когда силы безопасности выбирали вариант агрессивной операции. В феврале 1986 года ру­ководители службы безопасности санкционировали проведение армейской секретной операции в деревне Тумбридж, графство Лондондерри. Был взят под наблюдение тайник с оружием ИРА, расположенный среди нескольких хозяйственных построек в задней части дома. В нем была винтовка «Армалайт», которая, как показали последующие тесты, использовалась при несколь­ких убийствах, и винтовка FNC. Вечером 18 февраля в деревню въехали две машины без опозна­вательных знаков. Пять солдат САС были высажены из двух машин и направились на позиции за зданиями. «Солдат А.», тридцативосьмилетний старший сержант, позже сказал, что поступали сообщения о террористах в непосредственной близости от зданий, и «нам было приказано за­нять наиболее подходящие позиции для их задержания».

По словам солдат, подъехала машина, и вскоре после этого в промежутке между двумя хозяй­ственными постройками шириной в несколько футов появились двое человек. Фрэнсис Брэдли, двадцатилетний местный житель, вошел во двор, и солдаты открыли огонь. «Солдат А.» сказал, что он скомандовал «Стой!», но «прежде чем я успел сказать что-либо еще, стрелок резко повер­нулся, как будто собираясь встретиться со мной лицом к лицу». Брэдли поднял винтовку и направил ее на солдат, сообщили в армии. В него попало восемь пуль, и через несколько минут он скончался.

Солдаты арестовали сорокашестилетнего Колма Уоллса, владельца дома, и пятидесятитрехлет­него Барни Макларнона, который был за рулем автомобиля. Логика показаний солдат заключа­лась в том, что Макларнон сопровождал Брэдли на задний двор, что он отрицал.

Ни один из трех мужчин не принадлежал к ИРА или ИНОА. Брэдли был допрошен полицией и, как впоследствии утверждалось, подвергался угрозам с ее стороны, но ему так и не было предъ­явлено обвинение в каком-либо правонарушении. Не может быть никаких сомнений в том, что «временные» заявили бы, будь Брэдли «добровольцем»: важность мучеников в республиканском движении выше, чем возможность заработать пропагандистский капитал на  смерти посторонне­го. Но если Брэдли не был «временным», то что он там делал, забирая оружие?

Местные жители предполагают, что ИРА оказала давление на Брэдли, чтобы он забрал оружие от ее имени. После стрельбы мужчина из Тумбриджа сказал «Айриш Ньюс»: «Все знали, что солдаты лежали в полях вокруг дома в течение последних двух недель». Местные жители сочли, что солдаты установили наблюдение и намеревались стрелять в любого, кто войдет во двор.

Возможность того, что солдаты САС могли быть неосознанно скомпрометированы в засаде, открывает множество возможностей для предположений. Например, возможно, что местная ИРА знала, что существует вероятность того, что их тайник находится под наблюдением, и поэтому предпочла рискнуть жизнью кого-то другого, а не одного из своих членов, когда пришло время вывезти оружие. Возможность того, что тайник находился под наблюдением в течение несколь­ких дней, также наводит на вопрос, почему армия не направила экспертов подразделения ору­жейной разведки, чтобы обеспечить безопасность оружия в случае конфронтации с теми, кто пришел за ним.

В ходе расследования, проведенного год спустя, были использованы данные судебно-меди­цинской экспертизы, чтобы оспорить версию событий, изложенную солдатами. Одна пуля попа­ла Брэдли в ягодицу – ее попадание соответствовало тому, что она была выпущена, когда он опу­стился на колени, чтобы поднять оружие, а не вставал. Вскрытие показало, что он был убит оче­редью из трех пуль, выпущенных примерно с расстояния 3 метров, когда он лежал на спине. Из анализа его ранений следовало, что Брэдли был ранен четырьмя очередями. Первая пуля попала ему в ягодицу, затем ему попали в руки. Третья очередь попала ему в левый бок, ранив руку, но­гу, а одна пуля попала в подмышку. Четвертая, смертельная, очередь была произведена солдата­ми после того, как они двинулись вперед со своих позиций, а Брэдли лежал на спине и, предпо­ложительно, был выведен из строя уже после того, как в него попали пять пуль.

Расследование также привело к возникновению дополнительных вопросов о том, как опрашива­ются солдаты и как готовятся их заявления после подобных инцидентов. Стрельба произошла около 21.50 вечера. Все солдаты в своих показаниях отметили, что ночь была ясной: «солдат А.» сказал, что была «ясная луна»; «солдат В.» сказал, что была «хорошая видимость»; «солдат С.»: «Луна и видимость были хорошими», «солдат D.» - «ясная луна» и «солдат E.» - «ясная луна». Однако свидетель из местного метеорологического центра заявил под присягой на следствии, что луна не появлялась на небе в ту ночь до 23.08. Значение этого эпизода, по мнению адвоката семьи Брэдли, заключалось в том, что он наводил на мысль о том, что армия писала один и тот же сценарий для каждого солдата и что если они ошиблись во времени появления луны, то на­сколько можно доверять утверждениям солдат о том, что Брэдли взял оружие и развернулся к ним?

Тумбридж был неудачным эпизодом для армии. Ни Уоллс, ни Макларнон впоследствии не были осуждены за какое-либо правонарушение за их участие в вечерней драме. Погиб человек, кото­рый был если и не совсем невиновен в связях с террористами, то, по крайней мере, не являлся членом ИРА. Вероятность того, что солдаты были скомпрометированы на своей позиции в тече­ние нескольких дней, не подозревая об этом, также, должно быть, вызывала беспокойство. Единственным утешением, которое можно было найти, было изъятие огнестрельного оружия.

Для сил безопасности обладание разведывательной информацией от информаторов создавало реальные дилеммы. В то время как основное внимание сосредоточено на операциях по противо­действию действиям республиканских группировок, очевидно, что проникновение лоялистских террористических организаций также иногда должно давать шанс упредить их действия. Тем не менее, за многие годы операций спецназа только один лоялист был застрелен армейским спецна­зом после убийства католика в конце 1989 года.

С 1987 года у сотрудников подразделения полевых исследований, элитной армейской команды по агентурной работе, был высокопоставленный агент в Ассоциации обороны Ольстера. Брайан Не­льсон, бывший военнослужащий полка «Блэк Уотч», вернувшийся в Ольстер по приказу ППИ после работы в Германии. Нельсон раньше был лоялистским террористом, и армейским агентом, но по возвращении стал старшим офицером разведки АОО, сыграв ключевую роль в борьбе с ка­толиками. Работа Нельсона ставила его в идеальное положение для того, чтобы дать силам без­опасности шанс предотвратить подобные убийства. В январе 1990 года детективы из расследова­ния Стивенса, расследовавшие, каким образом лоялисты получили разведывательные документы сил безопасности, арестовали Нельсона. На суде в январе 1992 года Нельсон признал себя ви­новным по пяти пунктам обвинения в заговоре с целью убийства и пятнадцати другим преступ­лениям. Представители Короны в последнюю минуту сняли два обвинения в убийстве, что при­вело к заявлениям о сделке, в результате которой Нельсон признал себя виновным по менее тяж­ким обвинениям, чтобы предотвратить обнародование подробностей его секретной работы.

Выяснилось, что Нельсон заранее сообщил своим кураторам о планах АОО убить двоих, подо­зреваемых лоялистами как республиканские террористы. Джерард Слейн и Теренс Макдэйд бы­ли застрелены в 1988 году, несмотря на эти предупреждения. Неназванный полковник, на самом деле бывший командир ППИ, явился в суд, чтобы ходатайствовать о смягчении наказания для Нельсона, заявив, что агент предупредил о 217 лицах, ставших мишенью АОО. Говорили, что информация Нельсона спасла Джерри Адамса от бомбы АОО в 1987 году.

Несмотря на свидетельства успеха Нельсона в качестве агента, это дело вызвало неприятные во­просы о разнице между реакцией сил безопасности на заранее полученные сведения о нападе­нии республиканцев и лоялистов. Очевидно, что разведданные Нельсона и других информато­ров-лоялистов использовались для предотвращения атак точно так же, как информация от рес­публиканских группировок. Но ясно, что попытки использовать эти разведданные для засады на лоялистов предпринимались редко, если вообще предпринимались.

В течение 1980-х годов ЦКГ и группа РиБ неоднократно использовали разведданные информато­ров для перехвата республиканских террористов. По мере того, как их практика в таких методах совершенствовалась, их способность отличать достоверную информацию, «надежные развед­данные» от расплывчатых слухов информатора позволяла им чаще размещать группы наблюде­ния и людей САС в нужном месте в нужное время. Однако побочным результатом этого процес­са стало то, что регулярные пехотные батальоны в Ольстере во время четырехмесячных и двух­годичных командировок очень редко имели возможность проявить какую-либо инициативу про­тив ИРА или ИНОА. Целью террористических атак оставались армейские или полицейские па­трули в форме, но они редко использовались, когда у сил безопасности хватало разведданных, чтобы предотвратить их.

Характер командировок в Северную Ирландию значительно изменился с начала 70-х годов, когда батальоны выпускали сотни пуль в уличных боях во время своих четырехмесячных ко­мандировок. В период с декабря 1983 по февраль 1985 года, когда группа была причастна к гибе­ли девяти членов ИРА, остальные 10 000 военнослужащих армии Ольстера не были причастны ни к одному. Когда такие инциденты действительно происходили, например, в случае Тони Гофа, боевика бригады Дерри, убитого в феврале 1986 года, они были в основном результатом случай­ных столкновений между патрулями в форме и членами ИРА, которые готовили или только что совершили на них нападение.

Для подавляющего большинства солдат поездки в Северную Ирландию означают зачастую разо­чаровывающее сочетание избегания засад ИРА и попыток сохранить самообладание перед лицом оскорблений и провокаций со стороны отчужденного националистически настроенного населения. Бойцы часто вспоминали стрельбище. «Мы просто № 11 на улицах», – гово­рил молодой морской пехотинец. «№ 11» - это графическое изображение атакующего вражеского солдата, которое армия использует для тренировки стрельбы по мишеням. Лучше подготовлен­ные батальоны обычно способны сдерживать эти настроения, но там, где дисциплина не столь хо­роша, они иногда приводят к нападениям на местных жителей, угрозам убийством подозревае­мым в терроризме и вандализму во время обысков домов.

Офицеры, как правило, философски относятся к положению, в которое централизация разведки и тайных операций ставит обычные подразделения. «Истощение», - говорит командир пехотного батальона, - «наиболее эффективно осуществляется многими специализированными службами, которые специально обучены этому». Но очень редко обычные солдаты могут сыграть ключевую роль в тайной операции.

Во время патрулирования сельской местности южного Фермана в апреле 1986 года молодой сол­дат заметил нечто необычное, провод, который, по его мнению, мог быть управляющим прово­дом для бомбы. Это было недалеко от дороги, которая проходит вдоль поля за пределами Рос­слеи, всего примерно в миле от границы с Республикой. Когда солдаты вернулись на свою базу, он оставил свое открытие при себе во время обычного разбора полетов, который следует за все­ми подобными патрулями. Впоследствии он рассказал своему командиру о том, что видел, и был уведомлен Специальный отдел. За этим последовал, по словам офицера армейской разведки, «пожалуй, единственный недавний пример, который я могу вспомнить, операции САС, которая не была результатом разведданных от информаторов».

Группа РиБ провела расследование под прикрытием в этом районе и обнаружили, что это дей­ствительно был управляющий провод: на его конце была бомба весом 800 фунтов. Взрывчатка была заложена под дорогой в классическом стиле ИРА в надежде взорвать автомобиль сил без­опасности. Детективы СО и САС обсуждали, что делать дальше. Они согласились с тем, что осмотрительность солдата была образцовой. Если бы он заговорил на брифинге, все в батальоне узнали бы о находке в течение нескольких часов, с риском, что новость могла просочиться через гражданского служащего или бойца ПОО.

25 апреля бойцы САС заняли позиции вокруг точки активации на конце управляющего провода. Ранним утром 26 апреля на поле появились двое человек, один из которых был вооружен вин­товкой «Рюгер», другой - штурмовой винтовкой FNC. Когда они подошли к точке активации, САС открыла огонь. Один человек, был ранен, Шон Линч из Лиснаски, расположенного в нескольких милях отсюда; другой был мертв. Был убит Шеймус Макэлвейн, беглец из тюрьмы Мейз, и в течение многих лет бич сил безопасности в Фермане.

Линч, шатаясь, бросился в темноту, получив несколько попаданий. Солдаты САС выпустили в небо осветительные ракеты, и Линч откатился к живой изгороди в поисках укрытия. Он лежал там, пока спецназ ГБР помогал обыскивать район, а затем, когда другие полицейские и солдаты зашли в оцепление и прочесали район. В качестве свидетельских показаний на суде Линча армия заявила, что когда произошла стрельба в двух наблюдательных пунктах находились четверо сол­дат, наблюдавших за точкой активации.

Полицейские из дивизионного подразделения мобильной поддержки, которые ждала на близлежащем участке КПО, продолжила свои поиски на следующее утро. Линч сказал позже, что его нашел солдат, который спросил: «В тебя стреляли, приятель?» Линч ответил: «Меня изрешетили». Представитель ИРА сказал, что офицеры ДПМП затем обсуждали возможность его убийства, но армейский врач остановил их от жестокого обращения с ним.

Линч добился отличия, чрезвычайно редкого среди членов ИРА в 80-х годах, выжил под об­стрелом САС. Позже он утверждал, что Макэлвейн был ранен первой же очередью и что солдаты допрашивали его в течение получаса, прежде чем прикончить. Такие утверждения не могут быть независимо подтверждены, и по состоянию на середину 1991 года не проводилось никакого рас­следования, на котором могли бы быть представлены патологоанатомические данные о харак­тере огнестрельных ранений Макэлвейна.

Потеря Макэлвейна, которому было всего двадцать шесть лет, но который десять лет своей жиз­ни активно занимался терроризмом, стала серьезным ударом для «временных» в Фермане. Нет никаких сомнений в том, что он спланировал множество убийств и был лично ответственен за некоторые из них. На его похоронах по ту сторону границы в Монагане присутствовало около 3000 человек, включая Джерри Адамса и Мартина Макгиннесса.

Несколько лет спустя, когда я посетил армейскую часть в этом районе, офицер высказал мнение, что ИРА в южной Фермане практически бездействовала после смерти Макэлвейна. В своей над­гробной речи Макгиннесс сказал, что Макэлвейн «был храбрым интеллигентным солдатом, мо­лодым человеком, который отдал свою молодость борьбе за свободу своей страны». Эпитафия, данная ему офицером армейской разведки, выражает как уважение, так и отвращение к этому че­ловеку: «Он был выдающимся парнем, который был бы в САС, если бы служил в армии. Это да­же к лучшему, что он мертв».

Глава 23. Бригада Тайрона

В середине 1980-х Тайрон был одним из ключевых объектов в битве между «временными» и частями под прикрытием. Ячейки ИРА в этом районе не дотягивали до Южного Арма по количеству убитых сотрудников сил безопасности, но они смогли провести больше операций, чем те, что были в Лондондерри или Белфасте. Однако боевики ИРА, похоже, не смогли оста­новить широкое распространение информации среди республиканского сообщества Тайрона, что позволило силам безопасности провести гораздо больше тайных операций в этом районе, чем в Южном Арме.

Тайрон, самый крупный из шести округов, представляет собой неоднородную территорию. Он простирается от Страбейна, на границе Республики на западе, через пустынные вересковые пу­стоши до холмистых сельскохозяйственных угодий, где графство снова соприкасается с Респуб­ликой в Монагане. Некоторые деревни являются исключительно протестантскими, другие - като­лическими, а в таких городах, как Кукстаун и Данганнон, их примерно поровну.

Инфраструктура ИРА включает в себя группы подразделений активной службы, сгруппирован­ные в определенных частях округа. Вокруг Данганнона, в таких деревнях, как Каппаг, Померой и Коалисленд, есть несколько ПАС, имеющих тесные связи с группами по ту сторону границы в Монагане и Северном Арме. Их также много в центральной части графства, в деревнях на верес­ковых пустошах, таких как Каррикмор, Гортин, Гринкасл и Эакра. Вокруг Страбейна есть груп­пы, имеющие тесные связи с ИРА в Лондондерри и Донегале в Республике. Эти подразделения активной службы иногда называли себя, соответственно, «Восточный Тайрон», «Средний Тайрон» или «Бригада Западного Тайрона». На самом деле это были отдельные люди, которые командовали группами, каждая из которых иногда состояла всего из трех или четырех человек. Общее число активных «временных» по всему округу составляло, возможно, пятьдесят или шестьдесят человек, а также еще 100 или 200 активистов Шинн Фейн и других высоко мотиви­рованных сторонников.

В своем докладе 1978 года «Будущие тенденции терроризма» Джеймс Гловер отметил слабость среднего звена командования «временных». Те, кто руководил группами ПАС, оказа­лись в сложном положении. Руководство Северного командования ожидало, что оно будет осу­ществлять контроль над направлением политики и типами атакуемых целей, а командиры ПАС ожидали, что у них будет значительная оперативная свобода. Ситуация осложнялась проблемами координации и коммуникации. Предполагалось, что телефоны прослушиваются, и за известны­ми активистами часто следили.

Но в середине 1980-х руководство в Тайроне преодолело многие из этих трудностей, объединив группы ПАС для проведения сложных атак. Их основными целями были сотрудники сил без­опасности во внеслужебное время и отдаленных полицейских участков. ИРА осознала, что сеть небольших участков КПО в сельской местности была уязвима. В сельской местности Тайрона насчитывалось около двадцати четырех полицейских участков, многими из них управляли четверо или пятеро полицейских, причем только в дневное время. Эти здания часто подвергались опас­ности, поскольку не все они могли быть защищены армейскими патрулями. Минометные и бом­бовые обстрелы полицейских участков сопровождались запугиванием подрядчиков, привлечен­ных для устранения ущерба.

Кампания против полицейских участков в Тайроне достигла своего пика в конце 1985 года. Самой зрелищной операцией стало нападение на полицейский участок Баллиголи. Это была сложная операция, в которой участвовали команды шпиков, группа вооруженных членов и экс­перты по изготовлению бомб. ИРА обстреляла участок из огнестрельного оружия. Констебль резерва Уильям Клементс и констебль Джордж Гиллиленд были застрелены у входа в участок. Затем члены ИРА вошли в разрушенное здание, забрав оружие и документы, и заложили бомбу у входа в здание. Она сработала: трое других полицейских, находившихся внутри, сбежали через заднюю дверь.

Теракт в Баллиголи привел в восторг лидеров террористов. Член ИРА, упомянувший об этом в более позднем интервью журналу, сказал: «Это тот тип операций, который мы хотели бы прово­дить постоянно. К сожалению, в большинстве случаев с этим не так-то просто справиться». Эпи­зоды, подобные произошедшему в Баллиголи, апеллировали к представлению террористов о се­бе как о партизанах. Они также предоставили возможность унизить власти. ИРА зачастую утвер­ждала, что трое полицейских сбежали из участка во время нападения.

«Временные» использовали служебный револьвер КПО «Рюгер», снятый с тела констебля резер­ва Клементса, способом, который, должно быть, нанес дополнительный удар по моральному ду­ху сотрудников полиции. Когда он был обнаружен почти два года спустя, было установлено, что пистолет убитого полицейского был использован для убийства сотрудника ПОО в марте 1986 го­да, а также строительного подрядчика в Гринкасле, который работал на силы безопасности, биз­несмена из Магерафельта и при двух других покушениях на убийство.

Декабрьское нападение на аванпосты КПО в Тайроне было продолжено через десять дней после Баллиголи минометным обстрелом участка Каслдерга. Два дня спустя, 22 декабря, произошел еще один минометный обстрел. Участок Каррикмор и несколько близлежащих зданий были по­вреждены. В результате нападений в Каслдерге или Каррикморе никто не пострадал, но они под­черкнули уязвимость аванпостов и жизнеспособность командования ИРА в округе.

Наступление ИРА на полицейские участки в сельской местности и беспорядки со стороны лоя­листов, выступавших против англо-ирландского соглашения, привели в 1986 году к тому, что ар­мия изменила модель предыдущего десятилетия и увеличила численность своих войск. Еще два батальона были отправлены в Ольстер, в результате чего численность солдат регулярной армии увеличилась с 9000 примерно до 10 200 человек. Эти подразделения назывались «батальонами дополнительного усиления», идея заключалась в том, что их присутствие было лишь времен­ным. Однако более поздние попытки армии вывести их были сорваны активностью ИРА в при­граничной зоне и криками тревоги со стороны протестантов, которые возражали против любого сокращения присутствия армии.

Одним из архитекторов стратегии ИРА в Тайроне был Патрик Келли, тридцатилетний мужчина из Дангеннона, который, по мнению руководителей службы безопасности, эффективно контро­лировал группы боевиков по всему городу. Считается, что в конце 1986 года Келли разработал план нападения на другой участок КПО. Хотя в Те-Бирч никто не был убит, это была операция, которая продемонстрировала тактический подход, еще более изощренный, чем в Баллиголи.

Те-Бирч, как и многие другие участки, был окружен высоким проволочным забором. Это должно было обеспечить защиту от нападения с применением противотанкового оружия, ручных бомб и камней. ИРА решила угнать экскаватор и подложить бомбу в его ковш. Затем экскаватор проедет через забор, и бомба взорвется.

В начале 1987 года сотрудник сил безопасности провел для меня доклад, в котором содержался подробный отчет о том, как было совершено нападение на Те-Бирч. Было несколько команд с разными задачами. Одна группа организовала диверсионный инцидент в Померое, более чем в 20 километрах к северо-западу от Дангеннона, который был направлен на то, чтобы отвлечь си­лы безопасности от цели. Другая группа угнала экскаватор и другие транспортные средства, необходимые для выполнения работ, в заливе Уошинг, в нескольких километрах к востоку от Дангеннона. Еще одна команда сама предприняла атаку. Нападавшие миновали блокпосты сил безопасности после рейда, переправившись на лодке через Лох-Ней. По словам человека, прово­дившего брифинг, если учесть угонщиков, шпиков, вооруженных членов групп и бомбистов, в нападении участвовало тридцать пять человек. Участок КПО в Те-Бирч был разрушен бомбой, что создало проблемы для властей по поводу того, как его восстановить.

ИРА Тайрона смогла объединить практические навыки, такие как изготовление бомб и сварка, необходимые для изготовления минометов, со значительными ресурсами и ноу-хау. Ее члены от­правлялись на операции с новейшими штурмовыми винтовками и часто носили бронежилеты, аналогичные тем, что используются силами безопасности, что обеспечивало им защиту от пи­столетного или автоматного огня. К 1987 году им также удалось обзавестись ночными прицела­ми, позволяющими наводить оружие или наблюдать за противником в темноте.

В апреле 1986 года Джим Лайнах, ветеран ИРА, был освобожден из тюрьмы Портлуаз в Респуб­лике Ирландия. У Лайнаха был длительный послужной список в связи с «временными», и в ре­зультате он несколько раз попадал в тюрьму. Он был родом из Талли, что в Монагане, одним из четырнадцати детей. В 1973 году в Мой, графство Тайрон, он едва избежал смерти, когда бомба, которую он нес, преждевременно взорвалась. Следующие пять лет он провел в Лонг-Кеше. За­тем он был избран в Совет Монахана в качестве члена Шинн Фейн. В 1980 году он предстал перед республиканским судом по обвинению в членстве в ИРА, но был освобожден несколько месяцев спустя. В 1982 году полиция арестовала Лайнаха с двенадцатью патронами, и он был приговорен к пяти годам заключения в Портлуазе.

ИРА позже описала Лайнаха как «командира подразделения». Он контролировал группу членов ИРА в Монагане, северной Арме и восточном Тайроне. В некоторых более поздних отчетах он описывался как главнокомандующий ИРА в приграничном регионе, хотя представляется более вероятным, что он возглавлял группы членов ИРА в конкретных миссиях в районе, который он хорошо знал. «Лайнах видел себя лидером партизанского отряда, а не членом террористической ячейки», - говорит офицер армейской разведки.

Его образ действий мало походил на образ действий многих других лидеров ИРА. В то время как другие командиры могли вооружить только одного или двух «добровольцев», Лайнаг повел бы на выполнение задания десять или двенадцать человек со штурмовыми винтовками. Эта тактика имела то преимущество, что их было очень трудно арестовать. Считалось, что в январе 1981 го­да Лайна возглавил нападение двенадцати членов ИРА на дом сэра Нормана Стронга, восьмиде­сятишестилетнего бывшего спикера ассамблеи Стормонта и многолетнего члена парламента от Среднего Арма. Его сын Джеймс, сменивший его на посту члена ассамблеи от официальных юнио­нистов избирательного округа, тоже был дома. Оба мужчины были убиты. Местная полиция направила нескольких офицеров на бронированном автомобиле в попытке помешать террори­стам. Когда банда ИРА выезжала из ворот аббатства Тайнан, резиденции Стронга, они изрешети­ли машину автоматным огнем. Полицейские выжили, но были обездвижены и не смогли предот­вратить побег банды.

Недостатком работы в такой большой группе является то, что это делает ее более уязвимой для информаторов. Но Лайнаха не слишком беспокоила такая возможность, поскольку люди вокруг него были связаны тесными узами верности. Многие были частью одного и того же преданного республиканского сообщества в Монагане. Лайна был близким другом Шеймуса Макэлвейна, командира южной Фермана, убитого в апреле 1986 года, который также жил в пограничном округе.

По словам офицера армейской разведки, после освобождения Лайнаха в 1986 году он находился под пристальным наблюдением полиции Республики Ирландия. Поток информации с Юга значительно улучшился по­сле заключенияангло–ирландского соглашения.

Лайнах и Пэдди Келли стремились объединить усилия для «эффектного» нападения по примеру Баллиголи и Те-Бирч, разработав план повторения их техники, использованной в Бирче при нападении на небольшой полицейский участок в деревне Лохголл на севере Армы. Однако как говорит занимавший в то время ключевую должность человек, в конце 1986 и начале 1987 годов офицеры разведки на Севере препятствовали им в этом. Чего Лайнах и Келли не знали, так это того, что они находились под пристальным наблюдением и что среди них был информатор. По словам эксперта по разведке, в нескольких случаях объединение различных членов ПАС пред­ставляло собой «индикатор» предстоящей атаки. Эти нападения были предотвращены усилени­ем патрулирования местными подразделениями Полка обороны Ольстера и другими мерами.

25 апреля, около 8.30 утра, ИРА взорвала лорда-судью Мориса Гибсона и его жену Сесили. Вто­рой по старшинству судья Северной Ирландии и человек, который говорил о привлечении терро­ристов к «суду последней инстанции», возвращался из отпуска, отправившись на пароме в порт Южной Ирландии. Полиция Республики Ирландия сопровождала их до границы, но КПО там не было, чтобы их встре­тить. КПО прекратила сопровождать важных персон на пограничной дороге, потому что при вы­полнении таких обязанностей было убито несколько констеблей. В мае 1985 года четверо офице­ров КПО были взорваны в Киллине в южном Арме во время выполнения обязанностей по сопро­вождению. Этот инцидент вызвал охлаждение в отношениях между Джеком Хермоном и его коллегой в Республике.

Когда автомобиль лорда-судьи Гибсона двигался на север, на обочине дороги была взорвана 500-фунтовая бомба. Это дело привело британское правительство в глубокое замешательство. Были заявления о том, что подробности маршрута Гибсонов могли просочиться из штаб-квартиры по­лиции Республики Ирландия, а также обычные юнионистские призывы усилить охрану грани­цы.

Вечером того же дня, когда погиб Гибсон, произошел еще один теракт. Уильям Грэхем, сорокаче­тырехлетний военнослужащий Полка обороны Ольстера из Помероя в восточном Тайроне, рабо­тал во дворе своей фермы, когда к нему сзади подошли двое мужчин в масках со штурмовыми винтовками. Жена Грэхема, увидев, что сейчас произойдет, крикнула ему, чтобы он бежал. По какой-то причине он не услышал ее, и двое бойцов ИРА открыли огонь. Вскрытие должно было показать, что Грэхем был убит выстрелом в спину и упал вперед. Двое бойцов ИРА стояли почти над ним и продолжали стрелять в него, когда он лежал на земле. Было произведено по меньшей мере девятнадцать выстрелов. ИРА Восточного Тайрона заявила, что это убийство совершили они.

На первый взгляд, казалось, что смерть Грэхема мало чем отличалась от смерти десятков других резервистов, убитых ИРА в своих домах. На самом деле это было тесно связано с событиями, ко­торые вот-вот должны были развернуться в Лохголле. Баллистические тесты показали, что штурмовые винтовки, найденные в Лохголле, были теми же самыми, из которых был убит Грэхем. Но между этими инцидентами есть и другие связи.

Сотрудник сил безопасности, располагавший информацией, заявил мне во время подготовки этой книги, что убийцы Грэхема находились под наблюдением, когда совершали нападение. Нападению на Грэхема, возможно, было позволено продолжиться, потому что офицеры развед­ки, занимавшиеся этим делом, не хотели ставить под угрозу свои планы по организации крупной засады, и смерть Грэхема, возможно, была частью плана, направленного на то, чтобы позволить «временным» Восточного Тайрона стать настолько самоуверенными, что они организовали опе­рацию в Лохголле.

Я не нашел людей, готовых подтвердить утверждение о том, что ИРА было позволено убить Грэхема. Я включил это, потому что человек, делавший это, как мне кажется, говорил то, что он считал правдой. То, что некоторые из людей, которые могли бы совершить нападение в Лохгол­ле, были причастны к убийству Грэхема, представляется весьма вероятным. Человек, выдвинув­ший обвинение против офицеров разведки, ответственных за операцию, говорит, что отпечаток тренировочного ботинка, найденный в грязи на ферме Грэхема, совпал с отпечатком ботинка од­ного из мужчин, которые должны были провести операцию в Лохголле.

Что подтвердили несколько других опрошенных, так это то, что боевики, которые готовились напасть на полицейский участок в Лохголле, действительно находились под наблюдением в течение нескольких недель до нападения. Несколько источников также сообщили мне, что в ИРА Восточного Тайрона был по крайней мере один информатор. Таким образом, убийство Грэхема, по меньшей мере, представляется серьезной ошибкой со стороны тех, кто проводил разведыва­тельную операцию против подразделений Лайнаха и Келли. Инцидент с Грэхемом можно срав­нить с открытием Джона Сталкера о том, что гибель трех полицейских на набережной Киннего в 1982 году поставила КПО в крайне неловкое положение, поскольку взрывчатка, использованная для их убийства, была изъята из сарая для сена, который в то время находился под наблюдением.

Доказательства в виде отпечатка ноги, оружия, заявления ИРА Восточного Тайрона о нападении и тот факт, что больше никому не было предъявлено обвинение в убийстве Грэхема, все это навод­ит на мысль, что нападавшие были среди тех, кто участвовал в предстоящей операции в Лох­голле. Возможно, «временные» просто ускользнули от своих наблюдателей вечером 25 апре­ля 1987 года или что не все из них в то время находились под наблюдением. Если бы это было не так, то можно предположить, что желание защитить информатора или обеспечить проведение за­сады на наилучших возможных условиях могло бы побудить сотрудников разведки пожертвовать жизнями сотрудников сил безопасности.

Хотя убийство Грэхема, по всей вероятности, было проведенный подразделениями Лайнаха и Келли, нет никаких доказательств, связывающих их с убийствами Гибсона. Но, по словам экс­перта по разведке, именно после событий 25 апреля руководители службы безопасности решили позволить террористам осуществить план нападения на полицейский участок Лохголла. По его словам, засада была подготовлена в Лохголле в качестве «акта мести», добавив, что военный план был согласован на очень высоком уровне. В операции были задействованы разведданные информаторов, экспертное наблюдение и навыки САС в области огнестрельного оружия – все элементы, которые практиковались в течение предыдущего десятилетия.

Задействованные ПАС снова начали подготовку к скоординированной серии действий, которые необходимо было бы осуществить для организации атаки. В начале мая, за несколько дней до то­го, как план должен был вступить в силу, Лайнах и еще один мужчина были остановлены поли­цией Республики во время прогулки. Местные жители говорят, что надеялись найти при нем оружие, чтобы ему снова предъявили обвинение в хранении. Они ничего не нашли, но инцидент показал, «на­сколько пристально за ним наблюдали», по словам местного жителя. Лайнах незаметно пересек границу, и план Лохголла вступил в силу.

Глава 24. Лохголл, 8-е мая 1987 года: молитвы и чечетка

Лохголл небольшая, преимущественно протестантская, деревня в Северном Арма. Это место местные жители называют «страной фруктовых садов», где склоны холмистой местности усея­ны яблонями. Он находится в 13 километрах от города Арма, до которого можно добраться при­мерно за пятнадцать минут на машине, и несколько дальше от Дангеннона, который находится в двадцати- двадцати пяти минутах езды.

Участок КПО в Лохголле - небольшое учреждение, работающее по ограниченному графику утром и днем. Обычно им руководят сержант и три или четыре других полицейских. Когда вы при­ближаетесь к деревне со стороны Арма, дорога плавно спускается вниз, а справа находится об­несенная стеной роща. Это Баллигейси-роуд; участок КПО находится слева, между рядом не­больших домиков, в которых живут в основном пенсионеры, и бывшим зданием казарм Полка обороны Ольстера, клубом местной футбольной команды и небольшой автоматической телефон­ной станцией. Затем дорога слегка поворачивает влево и идет в гору, в главную часть деревни. На вершине этого склона, в центре Лохголла, стоит церковь. Вдоль правой стороны Баллигейси-роуд расположено футбольное поле.

В 1987 году Джим Лайнах и Пэдди Келли планировали уничтожить полицейский участок Лохголла после того, как он закроется в 7 часов вечера. Поскольку сотрудники КПО обычно уходили к этому времени, казалось бы, их целью было не убийство, а разрушить полицейский участок, как они сделали в Бирче. Как и в случае с предыдущим нападением, они намеревались использовать экскаватор с бомбой в ковше, чтобы прорваться через ворота в проволочном заграждении, окру­жавшем участок.

Операция по перехвату группы ИРА готовилась за несколько дней до нападения. Разведыватель­ные органы ЦКГ и эксперты спецназа группы РиБ знали, что Лайнах возглавит крупную, хоро­шо вооруженную группу против участка. Они также знали из теракта в Бирче, что в подготовке к операции могут быть задействованы десятки людей на больших расстояниях. Они решили привлечь достаточное количество своих людей, чтобы справиться с ситуацией. Это должна была быть, по словам офицера, проинформированного об операции, «массированная засада».

Командиры решили, что двадцати четырех солдат САС, размещенных в Ольстере, недостаточно для выполнения этой задачи, поэтому штаб 22-го полка САС в Херефорде был поднят по трево­ге. Отряд примерно из пятнадцати солдат, из эскадрона «G», был переброшен самолетом из Великобритании для усиления отряда в Ольстере. В то время эскадрон «G» проходил шестимесячный курс обучения в качестве группы специальных проектов полка, которая нахо­дится в Херефорде, готовая к чрезвычайной антитеррористической ситуации в любой точке ми­ра.

Кроме того, за «временными» будут следить армейские эксперты по надзору и специалисты Спе­циального отдела «E4A». Также считается, что в этом районе были развернуты высококвалифи­цированные сотрудники штабного подразделения мобильной поддержки КПО. По меньшей мере пятьдесят военнослужащих Армии и КПО, наиболее хорошо обученных методам наблюдения и использованию огнестрельного оружия, были задействованы непосредственно в операции, и несколько рот Полка обороны Ольстера и солдат регулярной армии, а также мобильные поли­цейские отряды должны были быть готовы оцепить район Арма/Дангеннон после завершения операции. Лохголл должен был стать операцией с участием сотен солдат и полиции.

Группа Лайнаха спрятала взрывчатку на фермерском дворе в нескольких километрах к северу от Лохголла, недалеко от границы Арма/Тайрон и республиканских опорных пунктов Коалисленд и Уошинг-Бей. Из интервью и сообщений прессы во время инцидента ясно, что этот тайник нахо­дился под пристальным наблюдением в течение нескольких дней или даже недель до нападения. Считается, что это задание было поручено «E4A».

За несколько дней до начала операции ИРА члены САС и других подразделений, принимавших участие в операции «Джуди» – кодовое название, которое, по-видимому, использовалось для плана сил безопасности по разгрому террористов, присутствовали на брифинге. На нем излагался вид нападения, которое, как предполагалось, планировали Лайнах и Келли. Большинство деталей должны были подтвердиться, хотя офицеры, проводившие инструктаж, кое в чем ошиблись. Они сказали, что, по их мнению, группа ИРА, скорее всего, подойдет к полицейскому участку через футбольное поле на Баллигейси-роуд, а не по дороге. Они также сказали солдатам, что, по их мнению, бомба ИРА будет приведена в действие таймером или устройством дистанционного управления (на самом деле это будет простой запал, подожженный одним из террористов).

Солдаты САС вышли на позиции за много часов до запланированной атаки. Некоторых из них заметил один из пожилых жителей Баллигейси-роуд, выгуливавший свою собаку. Несмотря на эту «компрометацию», было решено, что войскам будет безопасно остаться на месте.

Днем в пятницу, 8 мая, террористы ИРА в масках угнали синий фургон «Тойота Хайс» из магази­на на Маунтджой-роуд, Дангеннон. Спустя некоторое время после 17:00 они угнали экскаватор со двора фермы, также недалеко от Дангеннона. Экскаватор был отогнан на фермерский двор, чтобы установить мощную бомбу.

К Лайнаху и Келли присоединились еще шесть человек: Патрик Маккирни, тридцати двух лет, сбежавший из Мейз и приехавший из деревни Мой на полпути между Данганноном и Армой; Джерард О'Каллаган, двадцати девяти лет, из Бенбурба в Тайроне; Шеймус Доннелли, двадцати одного года, из Гэлбалли близ Дангеннона; Деклан Артурс, того же возраста и из той же де­ревни; Юджин Келли, двадцати пяти лет, из Каппа; и Тони Гормли, двадцати четырех лет, тоже из Гэлбалли. Сложность плана и его сходство с тем, который использовался девятью месяцами ранее, указывают на то, что в нем участвовало также много других людей, но эти восемь человек были выбраны для поездки в деревню. Гормли и О'Каллаган ехали на самом экскаваторе. Остальные поехали в синем фургоне, которым управлял Доннелли. Лайнах сидел на заднем си­денье фургона, а Келли, вероятно, ехал рядом с водителем.

Мужчины достали оружие. У них были три штурмовые винтовки «Хеклер и Кох» G3 калибра 7,62 мм, стандартное оружие немецкой армии, две винтовки FNC калибра 5,56 мм, штурмовой дробовик и револьвер «Рюгер», взятый у констебля резерва Клементса в Баллиголи. Последую­щие тесты должны были показать, что G3 и FNC были использованы при трех убийствах бойцов Полка обороны Ольстера. Они облачились в рабочие комбинезоны, балаклавы, перчатки и от­правились в путь.

Экскаватор двигался по узким проселочным дорогам, вместо того чтобы ехать по главной дороге из Дангеннона в Арму. Фургон поехал вперед, чтобы убедиться, что их не никто не ждет. Учиты­вая, что место, где была собрана взрывчатка, находилось под наблюдением, возможно, что вдоль маршрута также велось наблюдение, возможно, из автомобилей без опознавательных зна­ков или оперативных подразделений. В конце концов, операторам под прикрытием требовалась некото­рая уверенность в том, что ИРА действительно собирается атаковать цель.

Отрядом САС в Лохголле командовал самый старший сержант отряда в Ольстере, ветеран из Хе­рефорда, в звании штаб-сержанта. Их офицеров не было на месте действия. На брифинге было заявлено, что миссия является «НП/ГР» – наблюдательным пунктом, способным реагировать. Как мы уже видели, это был закодированный термин для обозначения засады, а вооружение сол­дат и их дислокация имели больше общего с тем, что полк практикует в джунглях Брунея, чем считается нормальным в Ольстере. По словам членов САС, в засаде было два или более единых 7,62-мм пулеметов с ленточным питанием, которыми управляли бойцы постоянно размещенного отряда. Другие его бойцы были вооружены недавно выпущенными 7,62-мм штурмовыми винтовками «Хеклер и Кох» G3KA4, которые заменили штурмовые винтовки «Армалайт» и HK53, использовавшиеся отрядом САС в Северной Ирландии до 1987 года. Большая часть подкрепления из эскадрона «G» имела на вооружении 5,56-мм «Армалайт» M-16.

Основная часть, то, что в армейских инструкциях было бы названо «штурмовой» или «убойной» группой, была развернута в две основные группы. Более крупная, включавшая единые пулеметы  с ленточным питанием, была размещена роще с видом на участок КПО недалеко от Арма-роуд, чтобы иметь возможность сосредоточить огонь на футбольном поле перед участком, отражая

убеждение командира САС в том, что группа ИРА, скорее всего, приблизится по этой террито­рии. Другая основная группа находилась в самом полицейском участке и вокруг него. Эти люди подвергались значительному риску из–за бомбы: командир САС, вероятно, сделал ставку на то, что, поскольку вдоль большей части фасада участка тянулась низкая стена, которую не мог пере­сечь экскаватор, экскаватор въедет в ворота, направляя взрыв в один конец здания. Солдаты САС, находившиеся внутри участка, должны были находиться в задней части и на другом конце здания. Один или двое, возможно, прятались за взрывозащищенной стеной, построенной для за­щиты входа в участок.

Решение командира САС поместить людей в полицейский участок, возможно, было чем-то обя­зано философии «чистого убийства». Многие из тех, кто участвовал в операции, расценили это как простую засаду, часть террористической войны. Но было жизненно важно, чтобы сохраня­лось разумное применение силы и чтобы было видно, что солдаты действовали в соответствии с условиями армейской «желтой карточки». Предположение ИРА о том, что полицейский участок во время нападения был бы не занят, могло бы затруднить оправдание убийства террористов, по­скольку они не представляли непосредственной опасности для жизни.

Боец САС объяснил мне решение командира поместить людей в полицейский участок следую­щим образом:

- Официально считается, что правила «желтых карточек» распространяются на Лохголл, но, ко­нечно, это не так. Вы отправляете своих людей в участок. Таким образом, они [ИРА] угрожают вам, даже не подозревая об этом. Вот как можно обойти «желтую карточку».

Кроме того, в деревне было по меньшей мере две «отсечные группы». Это были места, где мож­но было ожидать, что они окажутся в засаде «типа А» (атака, при которой враг наступает по из­вестному маршруту), в точках на Баллигейси-роуд по обе стороны от участка КПО. Помимо группы в роще у дороги на Арма, недалеко от церкви была еще одна группа САС, вероятно, укрывшаяся за каменной стеной, идущей вдоль дороги. Вполне вероятно, что в деревне были и другие группы бойцов САС, которые действовали в качестве наблюдателей и прикрывали другие возможные пути отхода. Возможно также, что на близлежащей базе сил безопасности находился воздушно-десантный отряд реагирования с вертолетами на случай, если бойцам ИРА придется блокировать путь отхода через сельскую местность.

Фургон «Тойота» въехал в деревню около 19:15 вечера. Он проехал мимо церкви, где за стеной прятались бойцы САС, и спустился с холма по направлению к участку. Люди, живущие побли­зости, не заметили ничего необычного. Им не сказали, что у разведки КПО были веские основа­ния полагать, что террористы собираются попытаться взорвать их полицейский участок. Опера­торы под прикрытием считали, что риск информирования гражданских лиц или их эвакуации слишком велик даже в основном лоялистской деревне. Женщина, живущая недалеко от участка КПО, вспоминает, как появилась синяя «Тойота»: «Я видела, как фургон поднимался и опускал­ся. Я думал, он из какой-то фирмы». Люди, находившиеся в машине, на самом деле проверяли, не поджидает ли их кто.

Через несколько мгновений фургон вернулся по дороге мимо церкви, за ним следовал экскава­тор. Экскаватор катился по Баллейгейси-роуд, бомба в его ковше была скрыта под обломками. Фургон немного проехал мимо полицейского участка и остановился.

Патрик Келли и еще пара человек выбрались из фургона, вскинули свои штурмовые винтовки и открыли огонь по полицейскому участку. Похоже, что, в отличие от Баллигоули, где были застре­лены сотрудники КПО, этот обстрел был актом бравады, поскольку ИРА не ожидала, что участок в Лохголле будет занят. В этот момент основные силы засадного отряда САС открыли огонь. По меньшей мере дюжина бойцов САС открыли огонь из автоматического оружия. «В радиосети на­чался сущий ад», - говорит некто, принимавший участие в операции. Бойцы ИРА, находившиеся вокруг фургона, попали под сокрушительный поток пуль, летевших с двух направлений: бойцы САС, окружившие полицейский участок, стреляли в заднюю часть и бок «Тойоты». Те, кто был в роще, открыли огонь из своих автоматов и единых пулеметов, посылая пули в переднюю часть фургона.

Патрик Келли получил несколько попаданий и упал на землю рядом с водительской дверью фур­гона. Большое пятно крови от раны на голове все еще было видно, когда фотографы прессы по­сетили этот район следующим утром. Лайнах и Маккирни, двое самых опытных людей, по-видимому, поняли, что происходит, и бросились обратно в фургон. Однако «Тойота» оказалась под градом пуль, и Симус Доннелли, водитель, был смертельно ранен прежде, чем смог тронуть­ся с места. Лайнах и Маккирни погибли на заднем сиденье. Тот факт, что они были одеты в бро­нежилеты, «не принес им особой пользы», замечает солдат САС. Юджин Келли и Деклан Артурс погибли, пытаясь укрыться за автомобилем.

Первоначально сотрудникам САС не удалось застрелить Майкла Гормли и Джерарда О'Каллага­на, которые подожгли фитиль на 200-фунтовой бомбе с помощью зажигалки «Зиппо. Двое людей укрылись, когда фитиль догорел. Солдаты не ожидали такого простого устройства и, возможно, были отвлечены стрельбой.

Экскаватор взорвался, сровняв с землей ближайшую к воротам часть здания полицейского участка, и здание телефонной станции по соседству. На здание футбольного клуба обрушился ливень каменной кладки. Одно из больших задних колес экскаватора пролетело 30 или 40 мет­ров сквозь решетчатый деревянный забор, окруженный небольшими хвойными деревьями напротив станции, и упало на футбольное поле. Держать засаду в участке было сопряжено с рис­ком, и, похоже, несколько сотрудников полиции и САС были ранены в результате взрыва.

Женщина, живущая неподалеку, услышала взрыв: «Это было очень страшно – я вышла в холл и просто стояла там, молясь, пока все не закончилось». После того, как бомба взорвалась, Гормли и О'Каллаган попытались убежать. Гормли, у которого была зажигалка «Зиппо», но не было ору­жия, был застрелен после того, как вышел из-за стены, где он укрылся. О'Каллаган, вооружен­ный штурмовой винтовкой, был убит, когда перебегал дорогу от участка.

Позже появились заявления о том, что САС произвела более 1200 выстрелов по боевикам ИРА. Трудно назвать точную цифру, но это определенно было несколько сотен. Многие дыры в дере­вянном заборе напротив все еще можно было увидеть, когда я посетил этот район в 1989 году. Номера пуль, нанесенные мелом сотрудниками уголовного розыска на месте преступления по­сле инцидента, от 184 до 192, все еще были видны.

Боец САС позже пошутил коллегам, что он отбивал чечетку, когда стрелял из единого пулемета. Угол наклона следов от пуль на заборе и на боку фургона позволяет предположить, что большинство пуль, выпущенных в этом районе, были выпущены из района вокруг входа в уча­сток КПО.

Концентрация относительно мощной огневой мощи в деревне сопряжена с риском для САС. Они использовали мощное оружие на открытой местности, и в районе засады оказались четыре автомобиля, за рулем которых находились люди, непричастные к терроризму. Группа, находившаяся в роще, произвела множество выстрелов по низине, где находятся участок КПО и футбольное поле, в основную часть деревни. Бойцы ИРА также открыли огонь. Сотрудник САС вспоминает: «Плохие парни стреляли во все стороны, в адской панике». Пули ударили в стену церковного за­ла, где играли дети. На участке между полицейским участком и церковью находились три машины.

Оливер и Энтони Хьюз, братья из другой деревни, ехали на белом «Ситроене» мимо церкви и спускались с холма по направлению к участку КПО. Оливер Хьюз позже рассказывал: «Мы услышали хлопок, и Энтони остановил машину, не желая въезжать в проблемный район. Мы ре­шили развернуться и уехать с места происшествия задним ходом». Солдаты, прятавшиеся по­близости, вероятно, подумали, что автомобиль, двигавшийся задним ходом, также принадлежит террористам, и открыли огонь.

«Машина не успела отъехать далеко, как началась стрельба», - продолжил Оливер Хьюз. «Вы­стрелы были оглушительными, они гремели далеко позади нас, и многие из них попадали на до­рогу. Должно быть, попали в заднюю часть машины. Стоял ужасный запах, и я начал опускать окно, чтобы проветриться. Затем раздался звон стекла, и я услышал, как Энтони издал что-то вроде крика. У меня даже не было времени обернуться, чтобы увидеть его, когда в меня самого попали».

Энтони Хьюз, тридцатишестилетний отец троих детей, был убит. Его брат выжил, несмотря на то, что в него попали по меньшей мере четыре раза – три пули попали ему в спину и одна в голо­ву. Оказалось, что бойцы САС обстреляли машину, не приказав остановиться и не зная, кто в ней находится. Объяснение солдат состояло в том, что братья были одеты в комбинезоны, как и тер­рористы ИРА, и, по-видимому, собирались открыть огонь.

Другая машина, в которой находились женщина и ее маленькая дочь, ехала в другую сторону, вверх по склону к церкви. Когда пули начали попадать в машину, командир одной из групп САС  бросился к автомобилю, чтобы их спасти. За этот акт доблести солдат был награжден Военной медалью.

Пожилая пара находилась в третьем автомобиле, попавшем в этот район. Герберт Бакли и его жена выпрыгнули из своей машины и бросились в кювет.

На другой стороне участка КПО, между «Тойотой» бойцов ИРА и рощей, где штурмовая группа САС открыла огонь, еще один автомобилист остановил свою машину. Мужчина, коммивояжер с пивоварни, очевидно, как завороженный наблюдал, как сотни пуль САС попали в фургон прямо перед ним. Когда стрельба прекратилась, он выскочил из машины и побежал к бунгало у дороги. Боец САС схватил его за руку и удерживал до тех пор, пока не была установлена его личность.

Когда стрельба утихла, район был оцеплен вооруженной полицией. Вертолеты пролетали над го­родом, пока войска прочесывали сельскую местность на случай, если в этом районе находятся другие террористы. В течение получаса первые подразделения САС были на пути к выходу из этого района на вертолете. ИРА потеряла восемь человек, что стало ее худшей неудачей за по­следние шестьдесят лет. Том Кинг, госсекретарь по делам Северной Ирландии, заявил на параде КПО: «Если люди действительно совершают террористические акты, они должны признать, что им придется столкнуться с последствиями».

Похороны восьмерых из Лохголла стали поводом для угроз мести. Джерри Адамс из Шинн Фейн сказал: «Лохголл станет надгробием для британской политики в Ирландии и кровавой ве­хой в борьбе за свободу, справедливость и мир». Через десять месяцев после инцидента в Лох­голле группа ИРА была послана для нападения на британский военный оркестр в Гибралтаре, но это подразделение тоже было перехвачено и убито солдатами САС.

Позволив хорошо вооруженному подразделению ИРА войти в деревню и привести в действие бомбу, операторы под прикрытием добились, по их выражению, предельно «чистого убийства». Одной из первых реакций Джерри Адамса было: «Я верю, что «добровольцы» ИРА понимают, на какой риск они идут», что подразумевало, что операция будет расценена как «справедливая» даже многими в республиканском сообществе.

Позже ИРА заявила, что некоторые члены ее группы выжили. Кроме того, в нем утверждалось, что они были свидетелями того, как сотрудники САС без суда и следствия казнили восьмерых человек. Вполне возможно, что в этом районе были и другие выжившие – как количество участ­ников нападения на Те-Бирч, так и тот факт, что группа САС открыла огонь по машине Хьюза, позволяют предположить, что инструктаж солдат указывал на то, что поблизости были и другие, но любой выживший член команды ИРА, предположительно, должен был бежать так быстро, как только мог, вместо того чтобы ждать и смотреть, что случилось с их товарищами. Никто из гра­жданских свидетелей, причастных к инциденту, не сделал никаких заявлений в обоснование утверждений ИРА, которые решительно опровергаются теми, кто принимал участие в операции.

Был ли у офицеров разведки и САС другой вариант или операция в Лохголле была неизбежна? Эксперт по разведке, который расценивает засаду как «акт мести», говорит, что у них было несколько вариантов. Во-первых, если «E4A» действительно держала взрывчатку под наблюде­нием в течение нескольких дней или недель, то специалисты подразделения оружейной развед­ки, возможно, смогли бы сделать компоненты бомбы инертными. Это означало бы, что люди внутри участка КПО не подвергались бы риску, даже если бы операции было разрешено продол­житься. То, что они не обезвредили взрывчатку, можно рассматривать с точки зрения их стремле­ния к «чистому убийству», если бы мужчин застрелили на месте, а экскаватор не взорвался, бы­ло бы труднее оправдать необходимость засады.

Во-вторых, у агентов под прикрытием была возможность усилить патрулирование Полка оборо­ны Ольстера, как они уже делали, по словам эксперта по разведке, с одной и той же группой ИРА в нескольких предыдущих случаях. В-третьих, они могли арестовать мужчин, когда они пришли закладывать взрывчатку в экскаватор. Они также могли бы арестовать Лайнаха или Кел­ли, если бы знали, где они находятся, незадолго до нападения. Наконец, также возможно, что си­лы безопасности позволили бы осуществить нападение, держа группу под наблюдением, а затем попытались бы арестовать их, когда они возвращались в свои дома. Однако этот последний ва­риант был сопряжен с неприемлемыми рисками для жителей Лохголла, поскольку не было ника­кой гарантии, что бомба никого не убьет.

В ноябре 1989 года суд в Арме присудил супругам Бакли, укрывшимся в канаве во время стрель­бы, компенсацию в размере 2652 фунтов стерлингов за причиненный им нервный стресс. В апрел­е 1991 года Министерство обороны выплатило вдове Энтони Хьюза «существенную» компенсацию во внесудебном порядке. Юристы Короны настаивали на том, что выплата не яв­ляется признанием ответственности.

Позиция адвокатов, возможно, отражала убежденность трех солдат САС, застреливших Хьюзов, в том, что братья на самом деле были частью операции ИРА. Они рассказали коллегам, что виде­ли, как Оливер Хьюз забирался в «Ситроен» после того, как солдаты открыли огонь по фургону «Тойота». Хотя бойцы САС оказали Оливеру Хьюзу первую помощь, некоторые полагают, что он умер бы, если бы офицер штабного подразделения мобильной поддержки КПО не настоял на том, чтобы к нему немедленно вызвали скорую помощь.

Несмотря на убеждение солдат САС, все остальные свидетельства указывают на то, что братья Хьюз были законопослушными гражданами, которые по неосторожности попали в засаду. Хотя они были одеты в рабочие комбинезоны, ни у кого из них не было перчаток, балаклав или ору­жия. Поскольку эта стрельба была единственным недостатком «чистого убийства» сил безопас­ности, руководители службы безопасности явно предпочли бы публично объявить, если бы это было правдой, что братья были бойцами ИРА и один из них был арестован. Местные национали­сты, люди, глубоко критикующие ИРА, отрицают, что братья были членами этой организации.

Журналисты «Сандей Таймс» в своей книге «Засада» говорят, что после инцидента было много спекуляций: «Газетные сообщения со ссылкой на обычно неназванные источники в разведке «показали», что высокопоставленный «спящий», крот в рядах ИРА, был задействован для разгла­шения предстоящих планов ИРА, которые позволили бы обеспечить безопасность силы, чтобы устроить засаду и одержать быструю победу, чтобы противостоять приливу республиканской гордости, которым было встречено известие об убийстве судьи Гибсона». Журналисты опроверг­ли подобные домыслы, заявив: «На самом деле засада была преподнесена САС на блюдечке. Бригада Восточного Тайрона разработала план настолько амбициозный, но в то же время на­столько громоздкий, что обычное наблюдение и хорошая детективная работа дали КПО множе­ство предупреждений».

Заявления ИРА также исключали возможность наличия информатора. Это было неподходящее время для того, чтобы выдвигать обвинения в том, что этих людей предали в их собственной об­щине. Позже в республиканском сообществе появились предположения, что полиция знала о предстоящем рейде, потому что двое «временных», выполнявших разведывательную миссию, были опознаны после того, как их машина сломалась в Лохголле. Как и в других инцидентах, и силы безопасности, и ИРА хотели отвлечь внимание от предательства внутри националистиче­ского сообщества.

Эксперт по разведке, который был знаком с ходом операции, говорит, что информатор действи­тельно был. Уверенность журналистов «Сандей Таймс» в том, что они исключают вероятность «крота», должна быть поставлена под сомнение в свете событий, которые произошли в 1989 го­ду, через год после выхода их книги.

21 мая сотрудники КПО остановили автомобиль возле Ардбо в Тайроне. На заднем сиденье, скрытая под пальто и почти в истерике, сидела женщина лет сорока пяти, Коллетт О'Нил. Также в машине находились Джон Корр, который, как позже заявили юристы Короны, был командиром ИРА в Коалисленде, и Брайан Артур, брат одного из мужчин, убитых в Лохголле. Шансы на то, что полицейский патруль случайно сделает такое открытие, были невелики.

Ходили слухи, что миссис О'Нил была информатором в деле Лохголла и что она активировала свой передатчик «тревожной кнопки» незадолго до своего похищения. Ирландские новости предположили, что ИРА установила ее личность, забрав документы из машины двух старших офицеров КПО, убитых в Южной Арме в марте 1989 года.

После инцидента О'Нил и двое ее детей были взяты под охрану и размещены в штаб-квартире организации в Лисберне. Три недели спустя ее отвезли в Ноттингем на конспиративную кварти­ру, где она находилась под охраной сотрудников КПО. Тем временем прокуратура подготовила дело о похищении против Корра и Артура.

О'Нил вернулась, и в декабре коронное дело против ее предполагаемых похитителей развали­лось. В интервью газете «Сандей Трибун» она отрицала, что была информатором в деле Лохгол­ла. Но не может быть никаких сомнений в том, что О'Нил была тесно связана с группой людей, которые планировали взрыв. В интервью она призналась, что телефонный звонок утром в пятни­цу, 8 мая 1987 года, давший добро на атаку в Лохголле, был сделан из ее дома. Адвокат короны отметил во время слушания по обвинению в похищении Корра и Артурса, что О'Нил была «предполагаемым» информатором в деле Лохголла.

Высокопоставленный офицер сил безопасности, сыгравший ключевую роль в операции, сказал мне: «Лохголл был великолепен – это была исключительно сплоченная команда хороших опера­торов. Было искушение убрать их одним махом. Террористы сыграли нам на руку, и все пошло по-нашему. Было ли это решение убить этих людей? Я не думаю, что это было бы сформулиро­вано подобным образом. Кто-нибудь спросил бы: «Как далеко мы зайдем, чтобы уничтожить эту группу террористов?» И ответом было бы: «Настолько, насколько это необходимо»».

Логгалл был апофеозом «чистого убийства», хитро спланированным использованием разведдан­ных, приведшей к унижению ИРА. Способствовало ли предоставление республиканскому дви­жению восьми новых мучеников делу мира или препятствовало ему, это другой вопрос.

Заключение

Переход к главенству полиции в 1976 году, который предоставил КПО полномочия руководить всеми операциями по обеспечению безопасности, включая операции армии, совпал с заметным сдви­гом в сторону улучшения сбора разведывательной информации и внедрения более эффективных методов ее использования. На протяжении последующих десяти лет значение «Зеленой армии», групп солдат регулярной армии в военной форме, в борьбе с терроризмом падало по мере того, как росла роль отрядов под прикрытием. Наиболее наглядно это иллюстрируется статистикой убитых бойцов ИРА. В период с отправки эскадрона САС в Южный Арма в 1976 году до конца 1987 года обыч­ные подразделения армии убили девять бойцов ИРА и двух членов ИНОА. За тот же период САС и 14-я разведывательная рота убили тридцать членов ИРА и двух ИНОА. И это несмотря на чис­ленное превосходство регулярной армии: в то время как общая численность САС и 14-й роты в Ольстере обычно никогда не превышала 150 солдат, численность регулярной армии в этот пери­од колебалась примерно от 9000 до 14 000 человек.

Сложнее сказать конкретно о цифрах арестов и обвинительных приговоров. Я считаю, что се­кретная работа приобрела все большее значение при возбуждении дел против подозреваемых, но основная часть такой работы по-прежнему выполняется полицией и солдатами в форме. С дека­бря 1978 по декабрь 1983 года армейский спецназ сам провел множество арестов. Обвинитель­ные приговоры по делам «суперстукачей», которые, несмотря на успех многих последующих апел­ляций, оказали заметное влияние на террористическую инфраструктуру, также были вынесены в результате самой важной тайной деятельности – работы с агентурой.

Важно отметить, что с 1976 по 1987 год КПО и армия убивали республиканских террористов только с помощью своих подразделений под прикрытием. Лоялисты, хотя и несут ответствен­ность за множество убийств за тот же период, никогда не попадали в засаду, например, на одном из своих складов оружия. С другой стороны, многие лоялистские террористы были осуждены за серьезные преступления. Например, в 1990 году в Мейз содержалось около 260 заключенных-республиканцев и 130 лоялистов. Это показывает некоторую корреляцию между обвинительны­ми приговорами и соответствующими уровнями насилия, совершаемого двумя направлениями терроризма в Ольстере. В отличие от середины 70-х годов, когда обе стороны проявляли одина­ковый уровень насилия, на протяжении 80-х республиканцы убили значительно больше людей, чем лоялисты.

Спецназ не проводил действий, основанных на разведданных, которые, вероятно, привели бы к гибели лоялистских террористов. Офицеры сил безопасности склонны утверждать, что это происходит потому, что лоялисты не представляли угрозы для самих сил безопасности. Но тот факт, что члены лоялистских военизированных формирований не были убиты тайными подраз­делениями армии и полиции, поднимает два ключевых вопроса: во–первых, это еще больше дис­кредитирует идею, столь часто озвучиваемую в отношениях властей с судами и СМИ, о случай­ных встречах между тайными силами и вооруженными республиканскими террористами, по­скольку шансы наткнуться на них и стрельба в лоялиста, по-видимому, была бы почти такой же высокой. Во-вторых, это усиливает чувство несправедливости, испытываемое многими национа­листами.

За засадами силами безопасности на республиканских террористов, как правило, следовали пуб­личные выражения одобрения со стороны лоялистских политиков. Очевидно, что такие опера­ции САС популярны в оранжистских гетто, где ощущается сильное разочарование из-за частой неспособности сил безопасности предотвратить убийства полицейских и солдат ПОО, находя­щихся не при исполнении служебных обязанностей. Даже если вестминстерские политики, отве­чающие за безопасность, не виновны в преднамеренном применении оружия из засад сектант­ским образом, они, по крайней мере, виновны в том, что согласились с таким положением дел. Было бы удивительно, если бы они не оценили ценность таких операций для успокоения воинствующих лоялистов и укрепления морального духа сил безопасности – особенно тех, кото­рые набираются на местах.

В развитии сил, предназначенных для добывания разведданных, можно выделить несколько эта­пов. Хотя САС прибыла в Южный Арма в начале 1976 года, по-настоящему она начала действо­вать как передовой отряд разведки только в конце 1977 - начале 1978 годов. В этот период эскад­рон САС начал действовать по всей Северной Ирландии, и был открыт первый центр по объеди­нению разведывательных и тайных операций - Группа по постановке задач и координации в Каслри. В период с 1976 по 1978 год САС провела большое количество операций, убив семерых бойцов ИРА. По иронии судьбы, Южный Арма, район, где впервые была задействована САС, ока­зался наименее подходящим для операций полка, потому что республиканское сообщество там всегда добивалось большего успеха, чем другие сообщества, в предотвращении распростране­ния информации.

По мере того как развивались тактика и процедуры работы с разведданными из агентурных ис­точников, операции САС менялись и становились более амбициозными. Несколько ранних инци­дентов были связаны со столкновениями у тайников с оружием: это были места, где у солдат бы­ла разумная уверенность в том, что кто-нибудь может появиться, если они будут ждать достаточ­но долго. В течение 80-х годов такие операции стали более редкими; вместо этого САС стре­милась ловить республиканских террористов на месте нападения на сотрудников сил безопасно­сти или объекты.

Засады были прекращены после декабря 1978 года. Последовали пять лет, в течение которых САС никого не убивала. Этот период интересен не в последнюю очередь потому, что он опровер­гает идею о том, что смертельные столкновения между членами ИРА и спецназом неизбежны. В какой-то степени это было вызвано желанием КПО взять на себя более авантюрную сторону тайных операций.

Есть несколько причин предполагать, что убийство шести человек в конце 1982 года членами од­ного из штабных подразделений мобильной поддержки КПО, возможно, было скорее отклонени­ем от нормы, чем санкционированным на самом высоком уровне возвращением к политике засад с использованием КПО, а не армейского спецназа. Самое главное, что специальные подразделе­ния КПО провели немало операций за два года, предшествовавших этим инцидентам, и они при­вели их лицом к лицу с террористами, не приведя к перестрелкам. Одним из примеров является арест команды, которая планировала взорвать группу КПО в Белфасте в июле 1982 года.

Инциденты с штабным подразделением мобильной поддержки привели к прямому политическо­му давлению на КПО с целью заставить его отказаться от любых агрессивных операций спецна­за. Но они также привели к серии заговоров на различных уровнях полиции, направленных на защиту ее сотрудников от судебного преследования и критики со стороны расследования Стал­кера. Наследие недоверия, которое эти события оставили между Стормонтом и Ноком, означало, что снижение роли САС в Ольстере было остановлено. Перестрелка в Арме стала катастрофой для тех высокопоставленных лиц в Стормонте и сил безопасности, которые верили, что полиция может вытеснить САС.

С декабря 1983 года засад САС стало больше, и появилась практика периодических «исполни­тельных действий», основанных на разведданных информаторов. Эти операции были значитель­но более сложными, чем те, которые проводились САС в более ранний период ее существования. Искусство «чистого убийства», по словам опрошенных людей, заключалось в том, чтобы устра­нять представителей оппозиции так ловко, в идеале, поймав их вооруженными и на пути к со­вершению нападения, что даже убежденныереспубликанцы почувствовали бы, что им не на что жаловаться.

Я не верю, что операции спецназа были возобновлены в результате недвусмысленного приказа политиков. Скорее, мое исследование предполагает, что ключевую роль в пропаганде засад игра­ют офицеры полиции и армии среднего звена, такие как региональный руководитель Cпециаль­ного отдела или командир группы разведки и безопасности. Отношение тех, кто нахо­дится на вершине КПО и армии в Северной Ирландии, очевидно, важно, но в описанных мне случаях это отношение было скорее выражением согласия, чем инициированием волны засад. Такие офицеры, как генерал-лейтенант Ричард Лоусон, командующий сухопутными войсками с 1979 по 1982 год, или генерал-майор Джеймс Гловер, командующий войсками в Северной Ир­ландии с 1979 по 1980 год, были явно против агрессивного использования армейского спецназа. Некоторые из их преемников просто решили не накладывать вето на предложения о проведении таких операций, сделанные более младшими офицерами.

Некоторые инциденты с участием спецназа в период с 1983 по 1987 год не были инициированы армией. Стрельба в Данлое в 1984 году была начата ИРА. Убийство трех бойцов ИРА в Страбей­не в 1985 году, инцидент, вызвавший значительный интерес средств массовой информации, ве­роятно, начинался как миссия наблюдения, а не как засада, хотя именно в это все и преврати­лось.

В других случаях – Коалисленде в 1983 году, Тамнаморе и больнице Гранша в 1984 году, расстреле Шеймуса Макэлвейна в 1986 году и, что наиболее известно, инциденте в Лохголле в 1987 году – доказательства указывают на то, что солдаты с самого начала намеревались устроить засаду. Опрошенные прямо сказали мне, что так оно и было.

Когда я начинал это исследование, я был открыт для идеи о том, что нападение из засады на ИРА может помочь снизить уровень террористического насилия. Однако все мои исследования убе­ждают меня в том, что это не так и что, напротив, такие операции сопряжены со значительными человеческими и моральными издержками.

Чего же тогда достигли эти убийства? На самом простом уровне они заставили многих сотруд­ников сил безопасности почувствовать себя лучше. Большинство солдат, служивших в Северной Ирландии, или полицейских, которые там живут, готовы признать, что испытывают удовлетворе­ние от того, что террористы получают «по заслугам».

Сторонники засад утверждают, что они являются одним из немногих способов сдерживания тер­рористов. Сама ИРА признает, что уровень скрытого наблюдения удерживает их от совершения еще больших нападений. Им менее комфортно признавать, что присутствие такого количества ин­форматоров в их рядах имеет аналогичный эффект. Однако совершенно другое дело предпола­гать, что страх смерти, а не тюремного заключения, снизил уровень терроризма.

Очевидно, что ни одна из сторон в споре не может убедительно доказать, был бы уровень терро­ризма в определенное время выше без использования засад. В чем мы можем быть уверены, так это в том, что в начале 80–х годов, в период, когда САС не убивала террористическое насилие было на самом низком уровне с 1969 года. Для этого было много причин, в частности, решение республиканского движения отвлечь ресурсы от боевых действий на низовую политическую дея­тельность Шинн Фейн. Утверждения о том, что времена были более мирными, потому что такие операции прекратились, не могут быть доказаны, но опыт 1979-1980 годов, когда ни один член ИРА не был убит САС и только двое - силами безопасности в целом, доказывает, что засады могут быть прекращены без какого-либо заметного ухудшения ситуации в области безопасности.

Среди некоторых сотрудников сил безопасности бытует мнение, что случайные засады необхо­димы, поскольку многих членов ИРА не остановят тюремные сроки. Они оспаривают статистику Управления Северной Ирландии, которая указывает на то, что число повторных приговоров за террористические преступления намного ниже, чем за общеуголовные преступления. Большинство из тех, кто был убит САС за последние годы, не были людьми, которых не смогло удержать пребывание в тюрьме. Из двадцати боевиков ИРА, убитых САС и 14-й ротой в период с 1983 по 1987 год, только шестеро ранее были осуждены за террористические преступления. В 1978 году бригадир Гловер в своем докладе о тенденциях терроризма сказал, что члены подраз­делений ИРА обычно имели десятилетний опыт террористической деятельности. Успех сил без­опасности в их устранении означал, что к 1980-м годам «временные» зависел от менее опытных добровольцев. Средний возраст тех, кто был убит САС в период с 1983 по 1987 год, составлял двадцать три года, в то время как пятеро были подростками.

Некоторые солдаты утверждают, что засады восстановили спокойствие в районе на определен­ный период. Несомненно, уровень убийств на религиозной почве в Южной Арме действительно снизился за несколько месяцев после прибытия САС в 1976 году. Но после нескольких месяцев выжидательной позиции активность ИРА против сил безопасности в этом районе вернулась к своему прежнему высокому уровню.

Последовавшие засады в Тайроне в течение 80-х годов, по-видимому, не оказали заметного влияния на уровень террористической активности там. Они убили семь человек в Восточной Европе и северной Арме за два года до засады в Лохголле в 1987 году и одиннадцать в последую­щие два года. Безопасность не улучшилась: ИРА продолжала убивать, а САС устраивал новые засады. Двое бойцов ИРА были застрелены САС близ Лафгалла в 1990 году, а трое «вре­менных», принадлежавших к подразделению Восточного Тайрона, были убиты в деревне Кох в 1991 году. В 1990 году ИРА удалось уничтожить половину полицейского участка Лохголла, кото­рый все еще стоял после теракта 1987 года.

Если влияние операций из засад на уровень террористического насилия спорно, то какова их стоимость? САС по ошибке убила шесть человек с тех пор, как была направлена в Ольстер. Яв­ляется ли смерть шести случайных прохожих слишком высокой ценой за гибель двадцати пяти террористов? Даже некоторые члены САС признаются, что верят в это. И порождает ли смерть террористов желание отомстить и, таким образом, повышает ли уровень насилия?

Друг группы ИРА из Лохголла вернулся к терроризму и был арестован в Западной Германии. Брат одного из убитых там впоследствии был обвинен в похищении женщины, которая, как утверждалось, была информатором, сделавшим возможной засаду. Мне также рассказали о двою­родном брате человека, случайно убитого САС, который стал причастен к терроризму из желания отомстить. Конечно, невозможно доказать, что эти люди в любом случае не были бы во­влечены в терроризм.

Если преимущества в плане безопасности от засады террористов сомнительны, и такие опера­ции могут привести к обману судов и убийству случайных прохожих, почему министры это до­пускают? Отчасти это можно объяснить отсутствием у политиков реальной власти над этими си­лами. Но это также связано с тем фактом, что общественное мнение в Великобритании, ослаб­ленное многолетним терроризмом, как правило, мало заботится о жизнях его исполнителей.

Деятельность 14-й разведывательной роты, специального армейского подразделения наблюде­ния, показала, что можно проводить большое количество тайных операций без засад, но также и то, что в этой работе неизбежно небольшое количество случайных столкновений. Четверо бой­цов подразделения были убиты ИРА в период с 1974 по 1984 год. В случаях, когда террористы ИРА или ИНОА были убиты операторами 14-й роты, угроза, как правило, была очень очевидной. Наиболее важными исключениями из этого правила были убийство в январе 1990 года трех гра­бителей, имевших при себе копии огнестрельного оружия, в букмекерской конторе в западном Белфасте и расстрел Брайана Робинсона, террориста БСО, в 1989 году.

Хотя мне не удалось полностью расследовать эти инциденты, я полагаю, что доказательства ука­зывают на то, что оба они были результатом решений, принятых операторами наблюдения под влиянием момента, а не были заранее спланированными засадами. Действия операторов 14-й ро­ты в этих двух инцидентах кажутся тем более необычными, учитывая тот факт, что работа в за­саде совершенно четко закреплена за САС, и в период с 1976 по 1987 год бойцы роты, по-види­мому, действовали только в целях самообороны.

Соревнование разведок в Ольстере дорого обошлось многим из тех, кто в нем участвовал, в мо­ральном плане. Источники были обмануты и погибли из-за некомпетентности своих кураторов. Детективам приходилось допускать проведение атак, чтобы отвести подозрения от их источни­ков. Но, по-видимому, мало кто сомневается в том, что постепенное улучшение безопасности Ольстера было бы невозможным, если бы полиция и армия не погрузились настолько глубоко в мир агентурной работы и предательства. Улучшенные разведданные увеличивали количество изъятого оружия, снижали уровень неудобств для националистического сообщества в целом и приводило к большему числу обвинительных приговоров. Никто из тех, кто считает, что терро­ризм следует пресекать, не может на самом деле утверждать, что разведданные-информаторы не должны играть ключевую роль в такой кампании.

Около двадцати пяти человек, действовавших в ИРА, были названы информаторами в период с 1976 по 1987 год. Это число включает в себя тех, кто был убит самой организацией, и суперсту­качей. Многие другие заявили «временным» о своем предательстве и были помилованы, взяты под охрану или перестали предоставлять разведывательные данные, но остались в пределах свое­го сообщества. Можно подсчитать, что в течение этого периода информаторами были около пятидесяти действующих «временных». Это представляет собой очень значительный уровень проникновения, возможно, один из тридцати или один из сорока действующих на передовой членов организации за эти годы. Лоялистские организации также содержат много информаторов, хотя материалы, ко­торые они передают, как я уже отмечал, часто используются по-разному.

Широко распространенная вербовка информаторов не предотвратила очень многих актов наси­лия. Очевидно, что многие подразделения активной службы ИРА остаются свободными от информаторов. Тем не менее, иногда силам безопасности было известно так много об операциях ИРА, что они превращали их в фарс. Те операции, которые были разрешены для того, чтобы отвести подозрения от информа­тора, были обезврежены – например, путем замены компонентов самодельных бомб или эвакуации полицейских участков перед их взрывом. С небольшим количеством информаторов, гото­вых выступить в качестве свидетелей, трудно понять, какая альтернатива есть у сил безопасно­сти, кроме как позволить очень многим из этих проникших подразделений ИРА продолжать свои скомпрометированные операции.

Хотя культура республиканских сословий, как правило, безжалостна по отношению к тем, кто становится «стукачом», вполне вероятно, что попытки ИРА избавиться от информаторов медлен­но разрушают ряды ее решительных сторонников. Молодые «добровольцы», вступившие в ИРА в 80-х годах, имели почти такую же вероятность погибнуть от рук своих собственных товарищей из-за обвинений в доносительстве, как и быть убитыми САС. Несомненно, ИРА совершала «ошибки в справедливости». Один офицер разведки сказал мне, что он прочитал отчет респуб­ликанцев об убийстве человека, которого описывали как сознавшегося информатора, человека, о котором «мы никогда не слышали». Даже убийство настоящих информаторов, вероятно, нанесет ущерб репутации организации в глазах ближайших родственников информатора; в организации, где участие семьи настолько важно, такие последствия нельзя упускать из виду.

Последствия войны с информаторами глубоки: уровень насилия снижается; республиканское со­общество становится все более параноидальным и вынуждено устранить часть своих собствен­ных членов в попытке сохранить свою целостность. Те в разведывательных организациях, кото­рые руководят агентами, осознают, что их усилия являются ключом к сдерживанию террористи­ческого насилия. Но есть и некоторые риски, присущие этой жизненно важной рабо­те.

Очевидно, что многие принципы обращения с информаторами, считающиеся стандартными в британской полиции, не приняты в Северной Ирландии. Допускать проведение атак, чтобы отве­сти подозрения от источника, и иметь дело с людьми, которые сами постоянно вовлечены в тер­рористические преступления, - это две важные области различий. Там, где на карту поставлены жизни источников, разведывательная работа неизбежно потребует строгой безопасности, и это делает проблематичным эффективное расследование таких операций. Но когда сотрудники раз­ведки злоупотребляют своим положением, наиболее известны случаи, когда сотрудники Специ­ального отдела и МИ–5, уличенные в ходе расследований Сталкера и Сэмпсона в сговоре с це­лью воспрепятствовать отправлению правосудия в связи со стрельбой в Арма в 1982 году, сооб­ражения безопасности на практике делают невозможным их осуждение. Неизбежно, что эта сво­бода от санкций также усиливает чувство несправедливости, испытываемое националистами.

Очевидно, и никто из тех, кто участвовал в тайных операциях, с кем я беседовал, никогда этого не отрицал, что попытки защитить источники и методы разведки часто приводили к обману су­дов в Северной Ирландии. Также очевидно, что обман использовался для того, чтобы позволить солдатам или полицейским, действовавшим ошибочно, избежать уголовных обвинений. Полномочия судов, в частности тех, которые занимаются расследованиями, были изменены та­ким образом, чтобы сделать крайне маловероятным то, что они когда-либо раскроют не­честность со стороны сил безопасности.

Джон Сталкер предположил в своей книге, что лучшим средством защиты разведывательных ис­точников было бы не лгать, а говорить о них очень мало.  Эту в высшей степени разумную точку зрения не разделяют многие из тех, кто стоит в центре тайных операций, кто утверждал бы, что такие тонкости - дорогая роскошь на «войне». Однако до тех пор, пока правительство использует уголовное законодательство против террористов, вместо того чтобы называть их военнопленны­ми, этому аргументу следует противостоять.

По мере развития тайных операций в Северной Ирландии менялось и представление правитель­ства о том, какого рода применение силы будет считаться разумным и необходимым большинством населения. Заявления офицеров армии или полиции о том, что трое бойцов ИРА, убитых в Баллисиллане в 1978 году, были вооружены или что оружие, подобранное Джоном Бойлом на кладбище Данлой в том же году, было заряжено, быстро оказались ложными. В обоих случаях я уверен, что ложь была сознательно распространена этими агентствами в попытке при­дать более обоснованный вид расстрелу безоружных людей в Баллисиллане и подростка, непри­частного к терроризму в Данлое. По мере того как один инцидент следовал за другим, а возмож­ности адвокатов рассматривать их в судах резко сокращались, власти все меньше чувствовали необходимость оправдывать свои действия преднамеренной дезинформацией.

Во время засады в Лохголле в 1987 году, перестрелки в Страбейне в 1985 году, инцидента в Драмнакилли (в ходе которого трое бойцов ИРА были убиты САС) в 1988 году и перестрелки в Коаге в 1991 году не было никаких официальных предположений о том, что САС когда–либо пы­талась задержать террористов, предлагая им сдаться, до того как открыть огонь. Действительно ли в ходе предыдущих инцидентов (например, в Коалисленде в 1983 году или в больнице Гран­ша в 1984 году) были сделаны попытки задержания, как утверждали власти, или нет, остается предметом спекуляций. Важным моментом является то, что или армия больше не считает необ­ходимым пытаться провести задержание так часто, как раньше, или она больше не считает нуж­ным притворяться, что ее солдаты это сделали. Нетрудно сделать вывод, что ослабление контро­ля изменило отношение организации к применению смертоносной силы подразделениями спец­наза.

По мере того как обычных солдат или полицейских все дальше и дальше отстраняли от тайных операций, между стандартами поведения, приемлемыми в «Зеленой армии» и полиции, и в рабо­те под прикрытием, образовалась пропасть. Терпение и дисциплина воспитывались как профес­сиональные добродетели среди солдат, отправляющихся в Северную Ирландию для прохожден­ия службы в военной форме. Заявление о том, что небольшой отряд САС и операторов на­блюдения был ответственен за подавляющее большинство смертей ИРА за последние годы, в конце кон­цов, также показывает, что около 10 000 солдат, разгуливающих по улицам Северной Ирландии, в целом вели себя сдержанно, когда встречали людей, известных им как члены ИРА. Во время моего исследования одно из самых убедительных свидетельств улучшения поведения бри­танской армии в Северной Ирландии в 80-х годах было предоставлено мне республиканцем из района Богсайд в Лондондерри. Республиканцы также признались мне наедине, что обраще­ние с подозреваемыми со стороны КПО улучшилось после расследования жестокости сил без­опасности в 70-х годах, что побудило к введению гарантий против жестокого обращения с задер­жанными.

Культуры военнослужащих в форме и сил безопасности под прикрытием в Ольстере стали на­столько разными, что осведомленность о действиях тайных подразделений и контроль за ними ослабли даже в армии и полиции. Контингент САС в Ольстере превратился в элиту внутри эли­ты. Численность САС, сократилась в начале 80-х годов до немногим более двадцати человек, и бойцы САС, желающие присоединиться к этому отряду, должны подвергнуться дальнейшей про­верке. Отбор этих людей осуществляется сержантами САС со стажем службы, которые в течение 80-х годов все чаще набирались из рядов парашютно–десантного полка - части, имеющей репу­тацию скорее за действия, чем за навыки в выполнении задач, где требовался такт или политиче­ская деликатность.

В 80-е годы появилась модель агрессивных операций сил специального назначения с молчаливо­го согласия политиков и старших офицеров, которые мало что знали об оперативных деталях и которых в любом случае было легче убедить в политических выгодах, чем их предшественников. Это не предполагало убийства всех без исключения «добровольцев» ИРА, которых можно было найти, как пытаются намекнуть республиканские пропагандисты. Скорее, это означало, что те, кто обладал необычайно специфическими разведывательными данными о предстоящем террори­стическом нападении, передавали эти знания САС через специальную скоординированную си­стему. С сокращением контингента САС в Ольстере до уровня хотя и элитного, было понятно, что эти солдаты затем воспользуются возможностью поиграть в игры больших мальчиков по правилам больших мальчиков.

Приложение 1

Погибшие республиканские террористы в период с апреля 1976 года по ноябрь 1987 года

Временная ИРА

1976 год (далее месяц, имя, место гибели, организация взявшая на себя ответственность)

Апрель, Питер Клири,Ю. Арма, САС;

Июнь, Брайн Коул, Лондондерри, ИРА (несчастный случай);

Июль, Питер Макэлкар, Тайрон, ИРА (несчастный случай);

Июль, Патрик Кэннон, Тайрон, ИРА (несчастный случай);

Август, Дэнни Леннон, Белфаст, армия;

Октябрь, Пол Марлоу, Белфаст, ИРА (несчастный случай);

Октябрь, Фрэнк Фитцсиммонс, Белфаст, ИРА (несчастный случай);

Октябрь, Джозеф Сурженор, Белфаст (несчастный случай);

1977

Январь, Шеймус Харви, Ю. Арма, САС;

Апрель, Тревор Маккиббин, Белфаст, армия;

Апрель, Брендан О'Каллаган, Белфаст, армия;

Июль, Томас Толан, Белфаст, ИРА;

Август, Пол Маквильямс, Белфаст, армия;

1978

Февраль, Пол Даффи, Тайрон, САС;

Июнь, Дан Джос Макерлин, Белфаст, ИРА (информатор);

Июнь, Денис Хиней, Лондондерри, 14-я разведрота;

Июнь, Денис Браун, Белфаст, САС;

Июнь, Уильям Майли, Белфаст, САС;

Июнь, Джон Малвенна, Белфаст, САС;

Ноябрь, Патрик Даффи, Лондондерри, САС;

1979

Январь, Фрэнк Доннелли, Белфаст, ИРА (несчастный случай);

Январь, Лоуренс Монтгомери, Белфаст, ИРА (несчастный случай);

Апрель, Уильям Карсон, Белфаст, лоялисты;

Июнь, Пеадар Макэлвенна, Ю. Арма;

Июль, Майкл Кирни, Фермана, ИРА (информатор);

1980

Январь, Кевин Деланей, Белфаст, ИРА (несчастный случай);

Апрель, Роберт Карр, Даун, ИРА (нечастный случай);

Июнь, Теренс О’Нейл, Белфаст, Королевская полиция Ольстера;

1981

Февраль, Патрик Трайнор, Белфаст, ИРА (информатор);

Февраль, Джеймс Бернс, Белфаст, лоялисты (?);

Май, Чарльз Магвайр, Лондондерри, 14-я разведрота;

Май, Джордж Макбрарти, Лондондерри, 14-я разведрота;

Июль, Джон Демпси, Белфаст, армия;

1982

Январь, Джон Торбитт, Белфаст, ИРА (информатор);

Март, Шеймус Морган, Ю. Арма, ИРА (информатор);

Апрель, Патрик Скотт, Белфаст, ИРА (информатор);

Август, Имон Брэдли, Лондондерри, армия;

Ноябрь, Евгений Томан, Арма, штабное подразделение мобильной поддержки КПО;

Ноябрь, Джервез Маккерр, Арма,  штабное подразделение мобильной поддержки КПО;

Ноябрь, Шон Бернс, Арма,  штабное подразделение мобильной поддержки КПО;

1983

Декабрь, Брайан Кэмпбелл, Тайрон, САС;

Декабрь, Колм Макгирр, Тайрон, САС;

1984

Февраль, Джас Янг, Ю. Арма, ИРА (информатор);

Февраль, Генри Хоган, Антрим, 14-я разведрота;

Февраль, Деклан Мартин, Антрим, 14-я разведрота;

Апрель, Ричард Квигли, Лондондерри, ИРА (несчастный случай);

Июль, Уильям Прайс, Тайрон, САС;

Август, Брендан Уаттерс, Даун, ИРА (несчастный случай);

Декабрь, Тони Макбрайд, Фермана, САС;

Декабрь, Дэниэл Догерти, Лондондерри, САС;

Декабрь, Уильям Флеминг, Лондондерри, САС;

Декабрь, Шон Макилвенна, Арма, Королевская полиция Ольстера;

Декабрь, Киран Флеминг, Фермана, ИРА (несчастный случай);

1985

Февраль, Майкл Девайн, Тайрон, САС;

Февраль, Чарльз Бреслин, Тайрон, САС;

Февраль, Денни Девайн, Тайрон, САС;

Август, Чарльз Инглиш, Лондондерри, ИРА (несчастный случай);

Август, Джеймс Макканн, Белфаст, ИРА (несчастный случай)

Октябрь, Дэмиен Маккрори, Лондондерри, ИРА (информатор);

1986

Март, Джерард Лог, Лондондерри, ИРА (несчастный случай);

Апрель, Лоуренс Марли, Белфаст, Добровольческие силы Ольстера;

Апрель, Финбар Маккенна, Белфаст, ИРА (несчастный случай);

Май, Патрик Келли, Арма, САС;

Май, Джеймс Лайнахг, Арма, САС;

Май, Энтони Гормли, Арма, САС;

Май, Падрейг Маккирни, Арма, САС;

Май, Деклан Артурс, Арма, САС;

Май, Шеймус Доннелли, Арма, САС;

Май, Юджин Келли, Арма, САС;

Май, Джерард О'Каллаган, Арма, САС;

Август, Имон Магуайр, Ю. Арма, ИРА (информатор);

Октябрь, Эдди Макшеффрей, Лондондерри, ИРА (несчастный случай);

Октябрь, Пэдди Дири, Лондондерри ИРА (несчастный случай).

Всего: 78

Участники голодовки

1981

Май, Бобби Сэндс, Мейз;

Май, Фрэнсис Хьюз, Мейз;

Май, Пэтси О’Хара (ИНОА), Мейз;

Май, Рэймонд Маккриш, Мейз;

Июнь, Джозеф Макдоннелл, Мейз;

Июль, Мартин Харсон, Мейз;

Июль, Джон Демпси, Мейз;

Август, Киран Доэрти, Мейз;

Август, Том Макилви, Мейз;

Август, Кевин Ланч (ИНОА), Мейз;

Август, Майкл Девайн (ИНОА), Мейз

Всего: 11

ИНОА

1977

Декабрь, Колм Макнатт, Лондондерри, 14-я разведрота;

1978

Март, Томас Трэйнор, Арма, лоялисты;

Июнь, Джеймс Макконнелл, Лондондерри, армия;

1980

Октябрь, Ронни Бантинг, Белфаст, лоялисты;

1981

Май, Джеймс Пауэр, Мейз, участник голодовки;

Май, Эммануэль Макларнон, Белфаст, армия;

1982

Декабрь, Шеймус Грю, Тайрон, штабное подразделение мобильной поддержки КПО;

Декабрь, Родди Кэрролл, Тайрон, штабное подразделение мобильной поддержки КПО;

1983

Февраль, Лиам Макмонагл, Лондондерри, 14-я рота;

Август, Брендон Конвери, Тайрон, КПО;

Август, Джеймс Муллан, Тайрон, КПО;

1984

Июнь, Пол Маккэнн

1987

Февраль, Тони Макклоски, Арма, ИНОА (междоусобица);

Февраль, Майкл Кирни, Белфаст, ИНОА (междоусобица);

Март, Томас Магуайр, Ю. Арма, ИНОА (междоусобица);

Март, Джерард Стинсон, Белфаст, ИНОА (междоусобица);

Март, Фергус Конлон, Ю. Арма, ИНОА (междоусобица);

Март, Эммануэль Конлон, Белфаст, ИНОА (междоусобица);

Март, Кевин Даффи, Ю. Арма, ИНОА (междоусобица);

Октябрь, Джим Макдайд, Ю. Арма, ИНОА (междоусобица);

Всего 19

Случайные погибшие во время операций САС

1978

Июнь, Уильям Ханна, Белфаст;

Июль, Джон Боуль, Антрим;

Сентябрь, Джеймс Тейлор, Тайрон;

1984

Октябрь, Фред Джексон, Тайрон;

1987

Апрель, Оливер Хьюз, Арма;

1988

Июль, Кен Стронг, Белфаст

Всего 6

Бойцы 14-й разведывательной роты, убитые республиканскими террористами

1974

Апрель, капитан Энтони Поллен, Лондондерри;

1977

Декабрь, капрал Пол Харман, Белфаст;

1978

Август, младший капрал Алан Свифт, Лондондерри;

1984

Февраль, сержант Пол Орам, Антрим

Всего 4

Бойцы САС, убитые республиканскими террористами

1980

Май, капитан Ричард Вестмакотт, Белфаст;

1984

Декабрь, младший капрал Аластер Слейтер, Фермана

Всего 2

Общее количество убитых силами безопасности республиканских террористов

14-я разведывательная рота — 7

САС (ИРА) — 27 (в период с 1983 по 1987 год — 18)

Остальная армия (ИРА) — 9 (в период 1983 по 1987 год — 2)

Оглавление

Хронология событий

Предисловие

Часть 1. 1976-1979 годы

  Глава 1. Первая кровь

  Глава 2. Силовые структуры

  Глава 3. Временная ИРА

  Глава 4. Наблюдатели

  Глава 5. Вопрос о преданности

  Глава 6. Смертельная неразбериха

  Глава 7. Солдаты под прикрытием и закон

Часть 2. 1979-1982 год

  Глава 8. Смена настроения

  Глава 9. Уорренпойнт

  Глава 10. Специальный отдел на подъеме

  Глава 11. Человеческие источники

  Глава 12. «Встряска» и технология террора

  Глава 13. За пределами Ирландии

  Глава 14. Голодовка и «суперстукачи»

  Глава 15. Разумная сила

Часть3. 1982 —1984 год

  Глава 16. Сталкер

  Глава 17. «Засада»: интерпретация вопроса

  Глава 18. Группа в действии

  Часть четвертая. 1984-1987 годы

  Глава 19. Уязвимые цели

  Глава 20. Перестрелка в Страбейне

  Глава 21. Катастрофа в Ньюри

  Глава 22. Приемлемый уровень

  Глава 23. Бригада Тайрона

  Глава 24. Лохголл, 8-е мая 1987 года: молитвы и чечетка

Заключение

Приложение 1