Идзуми Сикибу. Собрание стихотворений. Дневник [Идзуми Сикибу] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
ПРЕДИСЛОВИЕ
Японская литература — явление уникальное в том смысле, что ее создали женщины. В самом деле, много ли вы найдете женских имен в русской литературе XIX века? А в японской литературе эпохи Хэйан их множество. Женщины не только с самого начала занимали равное с мужчинами место в поэзии, они преобладают и в прозе, становление которой относится к середине эпохи Хэйан (конец X — начало XI веков). Именно этим древним сочинительницам мы обязаны тем, что можем в подробностях представить себе теперь быт того давнего времени, и не только быт, именно благодаря им мы знаем, что волновало живущих тогда людей, чему они радовались, о чем печалились. Пожалуй, можно даже сказать, что мы видим жизнь той эпохи сквозь призму женского восприятия. Не знаю, хорошо это или плохо, но, право, есть что-то завораживающее в фигуре хэйанской дамы, в задумчивости склонившейся над бумагой с кистью в руке. Этих писательниц было не так уж и много, они принадлежали к чрезвычайно ограниченному кругу столичной придворной аристократии, но созданное ими стало достоянием всего японского народа и на многие века определило пути развития японской литературы. Мурасаки Сикибу написала «Повесть о Гэндзи», ставшую образцом для многих поколений японских литераторов; Сэй-Сёнагон своими «Записками у изголовья» открыла путь для своеобразной японской эссеистики; мать Митицуна оставила потомкам «Дневник эфемерной жизни», который, побудив многих ее современниц взяться за кисть и запечатлеть на бумаге обуревавшие их мысли и чувства, дал сильный толчок развитию жанра литературного дневника, на протяжении многих веков остававшегося весьма популярным в Японии. Эти женщины известны ныне не только в Японии, но и далеко за ее пределами. Их современницей была еще одна замечательная женщина, одна из лучших поэтесс того времени, Идзуми Сикибу, оставившая потомкам не только множество прекрасных стихов, но и весьма своеобразное прозаическое произведение, известное под названием «Дневник Идзуми Сикибу». Как правило, биографии хэйанских сочинительниц трудно восстановимы: если сведения (причем довольно подробные) о мужчинах, занимавших сколько-нибудь значительное положение при дворе, можно добыть из написанных по-китайски дневников политических деятелей того времени или из так называемых исторических повествований, то о женщинах там в лучшем случае имеются весьма смутные упоминания, чаще всего в связи с какими-то обстоятельствами из жизни все тех же мужчин. (Неизвестны и их настоящие имена, они вошли в историю под прозвищами, основанными, как правило, на наименованиях титулов или должностей своих родственников мужского пола.) Эти отрывочные и скудные сведения вкупе с теми, которые можно почерпнуть из домашних поэтических антологий, и становятся материалом для весьма примерных жизнеописаний писательниц эпохи Хэйан. В каком точно году родилась Идзуми Сикибу — неизвестно, чаще всего называют 976–979 годы, но есть и другие предположения. Отца ее звали Оэ Масамунэ. Об этом есть сведения в дневнике Фудзивара Митинага «Мидокампакуки» (охватывающем события 995-1021 годов) и в составленном в XII веке «Собрании жизнеописаний Тридцати Шести Бессмертных поэтов» («Сандзюроккасэндэн»). Кроме того, первое из принятых в императорскую антологию («Сюивакасю», 1005–1007) стихотворение Идзуми Сикибу было подписано «Сикибу, дочь Масамунэ». Скорее всего, когда составлялась эта антология, а это было в годы правления императора Итидзё (986-1011), Оэ Масамунэ имел титул сикибу-но дзё, то есть был чиновником Церемониального ведомства (Сикибусё), поэтому дочь его стали называть Сикибу, и это прозвание за ней закрепилось. Род Оэ славился в столице своей ученостью. Особенно большой известностью во времена Идзуми Сикибу пользовался Оэ Масахира (952-1012), муж ближайшей подруги Идзуми Сикибу, поэтессы Акадзомэ Эмон. Он был ученым и поэтом, причем писал не только китайские стихи-ши, но и японские вака. (Среди предков семьи был Оэ Тисато, один из ведущих поэтов «Кокинвакасю», так что семейство Оэ было связано и с традициями поэзии вака тоже.) О матери известно только то, что она была дочерью Тайра Ясухира, правителя провинции Эттю. Очевидно, у Идзуми Сикибу было несколько сестер, во всяком случае точно известна одна, младшая, которая была замужем за Фудзивара Такатика, сыном Акадзомэ Эмон и Оэ Масахира. В домашней антологии Акадзомэ Эмон есть стихотворение, адресованное ее сыном Такатика дочери Оэ Масамунэ, и ответ на него, подписанный «сочинено ее старшей сестрой, Идзуми Сикибу». Детство Идзуми Сикибу пришлось на годы правления императора Энъю (969–984, жил 959–991). К тому времени род Фудзивара, давно уже стремившийся подчинить себе императорское семейство, достиг наконец своей цели, и началась борьба за власть уже между разными ветвями рода. Еще в 968 году Фудзивара Канэиэ удалось сделать свою старшую дочь Тёси наложницей императора Рэйдзэя (950-1011, годы правления 967–969), и она поселилась во Дворце, где ей пришлось соперничать с уже пять лет жившей там и в 967 году получившей титул императрицы принцессой крови Сёси, дочерью императора Судзаку. Тёси удалось добиться благосклонности императора и, родив ему трех сыновей, оттеснить Сёси, которой пришлось до самой смерти, последовавшей в 999 году (ей было тогда 50 лет), влачить довольно жалкое существование. В 969 году Рэйдзэй отрекся от престола, уступив его десятилетнему Энъю. В 977 году скончался старший брат Фудзивара Канэиэ, Канэмити, бывший до этого времени канцлером, и эта должность перешла к его двоюродному брату, Фудзивара Ёритада, который тут же сделал свою дочь Дзюнси супругой императора Энъю. Вскоре после нее во дворце появилась и Сэнси, младшая дочь Фудзивара Канэиэ, который был в то время Правым министром. В 982 году Дзюнси получила титул императрицы, и между Ёритада и Канэиэ разгорелась ожесточенная борьба за влияние на императора. Сэнси в 980 году родила императору Энъю первенца, наследного принца Ясухито (будущего императора Итидзё), таким образом значительно укрепив позиции Фудзивара Канэиэ. В 986 году, обманным образом вынудив отречься от престола императора Кадзан, старшего сына императора Рэйдзэя, всего два года назад сменившего императора Энъю, Канэиэ добивается передачи престола своему шестилетнему внуку, принцу Ясухито, который становится императором Итидзё (980-1011, годы правления 986-1011), а сам Канэиэ, сняв с себя обязанности Правого министра, остается при нем регентом (сэссё), а потом канцлером (кампаку), обеспечив таким образом себе и впоследствии своим сыновьям верховное положение в государстве. Канэиэ скончался в 990 году, после его смерти основными претендентами на верховную власть в стране оказались его сыновья Мититака, Митиканэ и Митинага. Мититака, к которому после смерти Канэиэ перешло звание регента, а затем и канцлера, поспешил отдать в покои императора Итидзё свою дочь Тэйси, после чего сделал супругой наследного принца свою вторую дочь и, став канцлером, поспешил назначить своего сына Корэтика Министром двора. Однако в 995 году Мититака внезапно скончался, а вскоре за ним последовал и его брат, Митиканэ. Оставшись один, Митинага сумел подавить сопротивление Корэтика и захватил власть в свои руки. Он оставался по существу полновластным правителем страны в течение последующих тридцати лет. В 999 году Митинага отдал во дворец свою старшую дочь Сёси, которой едва исполнилось двенадцать лет» В том же 999 году у Тэйси родился сын, первенец императора Итидзё принц Ацуясу, но пользуясь тем, что Тэйси была лишена поддержки (ее отец Мититака и дядя Митиканэ скончались, а братья Корэтика и Такаиэ были изгнаны Митинага из столицы), Митинага сумел настроить против нее свою сестру, императрицу-мать, Сэнси и самого императора Итидзё. В результате Тэйси, удалившись из дворца, приняла постриг, а императрицей-супругой стала дочь Митинага, Сёси. В 1008 году у нее наконец родился мальчик, принц Ацухира (будущий император Гоитидзё), и процветание семейства Митинага было обеспечено. Вплоть до самой кончины своей в 1027 году, Митинага пользовался в стране неограниченной властью в качестве сначала тестя, потом деда императора. Таков был исторический фон, во многом определивший судьбу Идзуми Сикибу в детские и юношеские годы. Семья Идзуми Сикибу принадлежала к средней аристократии и была связана с двором принцессы Сёси, супругой императора Рэйдзэя, который к тому времени, когда родилась Идзуми Сикибу, уже отрекся от престола и потерял былое влияние, находясь в некоторой конфронтации с семейством Фудзивара Канэиэ (его супруга, дочь Канэиэ, Тёси, к тому времени уже скончалась). Мать Идзуми Сикибу, судя по некоторым сведениям, была кормилицей Сёси, а сам Масамунэ чем-то вроде ее управителя. В дневнике Фудзивара Санэсукэ (957-1046) «Записки Правого министра из Оно» («Сёюки») есть запись о том, что Масамунэ в 999 году на двадцать второй день девятого месяца пришел к Санэсукэ посоветоваться о том, какие службы и моления следует заказать в связи с ухудшившимся состоянием здоровья принцессы Сёси. О дальнейшей судьбе Масамунэ известно довольно мало. В дневнике «Мидокампакуки» есть упоминание о том, что на тридцатый день третьего месяца седьмого года эпохи Канко (1010) он был назначен правителем Этидзэн. Больше никаких сведений о нем нет. Так или иначе, поскольку и сам Оэ Масамунэ и его супруга прислуживали принцессе Сёси, то можно предположить, что детские годы их дочерей прошли в доме принцессы, и Идзуми Сикибу с малолетства приобщилась к придворной службе. В «Собрании жизнеописаний Тридцати Шести Бессмертных поэтов» упоминается даже детское имя Омотомару, которое, возможно, она имела в те годы. Очевидно, у девочки рано проявился поэтический дар, во всяком случае в ее поэтическом собрании есть стихи, явно сочиненные ею в детские годы. Скорее всего именно в доме принцессы Сёси Идзуми Сикибу познакомилась и со своим будущим мужем, Татибана Митисада, который тоже состоял на службе у супруги экс-императора Рэйдзэй. Судя по всему, они вступили в брак между 996 и 999 годами. В 999 году Татибана Митисада был назначен правителем провинции Идзуми, и за его женой закрепилось прозвище Идзуми Сикибу, под которым она и вошла в историю. Митисада оставался в этой должности скорее всего до 1002–1003 годов. Идзуми Сикибу довольно часто ездила с мужем в провинцию (об этом свидетельствуют стихи из ее собрания, в которых восторг при виде новых мест соединяется с тоской по столице). В промежуток между 996–998 годами у них родилась дочь, получившая впоследствии прозвище Косикибу-но найси. Очевидно, уже тогда Идзуми Сикибу славилась своим ветреным нравом, во всяком случае в прозаическом вступлении к одному из ее стихотворений говорится: «Когда женщина, о которой говорили, что будто она со многими была связана, родила ребенка, многие спрашивали ее: “И кто же, интересно, отец?..”» Скорее всего ее супружеская жизнь с Митисада не была счастливой, во всяком случае в адресованных ему стихотворениях чаще всего говорится о разлуке. Очевидно, разногласия между супругами начались уже тогда, когда Митисада по делам службы был вынужден часто уезжать в провинцию, оставляя супругу одну с малолетней дочерью в столице, где было в то время очень неспокойно — свирепствовали страшные эпидемии, и люди умирали один за другим. Весной 1003 года Митисада был отозван из провинции Идзуми, а через год получил новое назначение — в далекую северную провинцию Митиноку. В дневнике «Мидокампакуки» есть запись о прощальном пиршестве, устроенном Митинага по случаю его отъезда, она датирована восемнадцатым днем третьего месяца. В том же дневнике говорится о том, что на шестнадцатый день девятого месяца Митинага послал дары супруге и детям Митисада, которые готовились последовать за ним в провинцию. Речь явно идет не о Идзуми Сикибу, так как их брак к тому времени, очевидно, уже распался, хотя они продолжали общаться и вместе заботились о дочери. В стихотворениях, написанных скорее всего в 1004 году, говорится о том, как тяжело переживала Идзуми разлуку с Митисада: Охладевший ко мне мужчина, собираясь в далекие края, спросил меня: «Как ты к этому относишься?..»Я впервые посетила государыню Дзётомонъин (Сёси. — Т. С.-Д.) во время праздника, и вот что она написала на листке мальвы…
Когда я впервые явилась в покои Государыни, она велела выйти ко мне даме по прозванию Таю (поэтесса Исэ-но таю. — Т. С.-Д.), дочери верховного служителя Сукэтика, и мы беседовали с ней, потом разошлись по своим покоям, и я отправила госпоже Таю такую песню:
СОБРАНИЕ СТИХОТВОРЕНИЙ
ВЕСНА
***ЛЕТО
Сложила в первый день четвертой луны…ОСЕНЬ
* * *
ЗИМА
* * *ЛЮБОВЬ
* * *Акадзомэ Эмон
РАЗНОЕ
Однажды, томясь от тоски, стала записывать всякие пустяки, невольно приходящие в голову, и в частности — каким бы я хотела видеть этот мир…* * *
ДНЕВНИК
Пока я встречала рассветы и закаты, печалясь и вздыхая о связях этого мира, кои мимолетного сновиденья непрочней[100], как-то неприметно остался позади десятый день четвертой луны[101], и теперь деревья составляют такую плотную сень, что ни один солнечный луч проникнуть сквозь нее не может[102]. Сегодня, когда я рассеянно смотрела на сад, на траву, зеленеющую на насыпи вокруг дома[103], — другой ее и не заметил бы, а в моем сердце она невольно возбудила щемящую тоску — мне почудилось, будто кто-то мелькнул за изгородью, пока же я гадала: «Кто бы это мог быть?» — человек этот вышел на свет, и оказалось, что это не кто иной, как Кодонэри, отрок, прислуживавший ранее покойному принцу. В тот миг на душе у меня было как-то особенно грустно, поэтому я попросила дам передать ему следующее[104]: — Отчего так давно не показывался в моем доме? Ведь ты для меня память об ушедших в прошлое днях… — Мне было неловко докучать вам своим присутствием, не имея на то определенной причины, — поведал отрок, — к тому же последнее время я жил в горной обители… Видите ли, оставшись без всякой опоры и изнемогая от тоски и одиночества, я рассудил за благо пойти в услужение к принцу Соти-но мия[105], мне подумалось вдруг: «не обрету ли я в нем замену…» — Рада слышать это, — сказала я. — Боюсь только, принц вряд ли заменит тебе ушедшего. Он слывет человеком весьма изысканным и высокомерным… — Вы правы, но со мной его высочество был чрезвычайно приветлив, тут же призвал к себе и изволил осведомиться, бываю ли я в вашем доме, когда же я ответил: «Да, бываю», он сказал: «Передай госпоже вот это и спроси, что она об этом думает?» С этими словами Кодонэри извлек цветок померанца, и у меня невольно вырвалось: «Так пахли когда-то…»[106] — Я должен спешить. Что прикажете передать его высочеству? Отвечать письмом было не совсем прилично, но: «Что тут дурного? — подумала я. — До сих пор я не слышала о принце ничего предосудительного и, если я напишу ему всего несколько слов…» Поэтому я ответила так: 1
КОММЕНТАРИИ К СТИХОТВОРНОЙ ПЕРЕПИСКЕ
1. Идзуми Сикибукаору ка ни | Чем с этим нежным ароматом |
ёсоуру ёри ва | сопоставлять (что-то). |
хототогису | кукушку |
кикабая онадзи | хотела б услышать — таким же |
коэя ситару то | голосом поет? |
Первое стихотворение «Дневника» является ответом Идзуми Сикибу на присланный ей принцем Ацумити цветок померанца. В эпоху Хэйан мужчина, желая испытать образованность, утонченность женщины, ее умение быстро реагировать на поэтический намек, очень часто присылал ей ветку или цветок, иногда вместе с цитатой из какого-нибудь известного стихотворения. Цветы померанца были выбраны принцем по двум причинам. Во-первых, они соответствовали времени года (первые записи «Дневника» относятся к четвертому месяцу по лунному календарю, именно в это время начинали цвести померанцы), во-вторых, и это, пожалуй, самое важное, принц хочет напомнить Идзуми Сикибу о чрезвычайно популярном в те годы стихотворении Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 139: «Пятой луне // Навстречу расцвел померанец. // Его аромат// Вдыхая, вдруг вспомнил: так пахли // Когда-то ее рукава…», которое устанавливает связь между цветами померанца и любимым некогда человеком, которого уже нет в этом мире. Таким образом он намекает ей на свою тоску по умершему брату, принцу Тамэтака, надеясь, что Идзуми Сикибу сумеет разделить ее и что общее горе будет способствовать их сближению. Идзуми Сикибу моментально откликается на намек и произносит строку из вышеприведенного стихотворения («Так пахли когда-то…»). Однако ограничиться одной этой строкой было бы слишком банально, поэтому она посылает принцу еще и собственное стихотворение, в котором тоже использует образ цветущего померанца, но дает ему новое развитие. Идзуми начинает свое стихотворение со слов «каору ка» («нежный, тонкий аромат»), употреблявшихся обычно по отношению к цветам померанца, давая таким образом понять принцу, что уловила его намек и вполне разделяет его скорбь по умершему брату, затем, отталкиваясь все от тех же цветов померанца, выстраивает новый ассоциативный ряд, вводя в свое стихотворение образ «кукушки», который в японской поэзии, с одной стороны, связан с упоминающейся в стихотворении из «Кокинсю» Пятой луной, а с другой — все с теми же цветами померанца. См., например, в «Записках у изголовья» Сэй Сёнагон: «Померанец неразлучен с кукушкой и тем особенно дорог сердцу» (см. Сэй-Сёнагон. Записки у изголовья/ Пер. с яп. В. Марковой. М.: Художественная литература, 1975. С. 63). Совершенно очевидно к тому же, что под «кукушкой» Идзуми Сикибу разумеет самого принца Ацумити, поэтому в словах «хототогису кикабая» (буквально «хотела б услышать кукушку») содержится явный намек на ее желание получить от него весточку (которая поможет ей понять, так ли он хорош, как его покойный брат, или нет). Слово «онадзи» — «такой же» (в данном случае — «голос») очень часто употребляется, когда речь идет о братьях или сестрах. Таким образом, Идзуми Сикибу, с одной стороны, сполна обнаруживает свою осведомленность в поэзии, умение быстро реагировать на данный ей поэтический намек, а с другой — ловко доводит до сведения принца Ацумити, что разделяет его скорбь по покойному и не прочь получить от него весточку, за что принц, разумеется, не преминул ухватиться.
2. Принц Ацумити
онадзи э ни | На одной и той же ветке, |
накицуцуориси | распевая, сидели |
хототогису | кукушки, |
коэ ва каварану | голоса их одинаковы — |
моно то сирадзу я | неужели (ты этого) не поймешь? |
Подхватив использованное Идзуми Сикибу слово «онадзи» («такой же»), принц связывает его уже не с «голосом», а с «веткой». Таким образом, давая понять, что уловил содержащийся в стихотворении Идзуми Сикибу намек на свою родственную связь с покойным принцем Тамэтака (два брата — словно две ветки, от единого ствола выросшие), он спешит заверить ее, что его голос (а соответственно и чувства) ничем не отличается от голоса брата.
3. Принц Ацумити
утиидэдэмо | Не выпускать наружу |
аринисимоно о | надо было бы (чувства), |
наканакани | еще больше — |
курусики мадэ мо | до того, что трудно вынести — |
нагэку кёу кана | тоскую сегодня. |
В любовной переписке существовали вполне определенные правила. К примеру, принято было сетовать на то, что признание в любви не только не приносит облегчения, но, наоборот, увеличивает страдания любящего сердца. Так что в данном случае принц просто отдает дань приличиям. «Открыл» же свои чувства он тогда, когда послал Идзуми Сикибу стихотворение 2 («На ветке одной…»), в котором содержался намек на его интерес к ней.
4. Идзуми Сикибу
кёу но ма но | (Своих) сегодняшних |
кокоро ни каэтэ | чувств вместо |
омоиярэ | попробуй представь |
нагамэцуцуноми | той, что дни в одной лишь печали |
сугусу кокоро о | проводит, чувства. |
Ухватившись за слово «кёу» («сегодня»), которое употребил принц (желавший сказать, что сегодня он тоскует еще больше, чем вчера), Идзуми Сикибу нарочно выдвигает его на первый план, толкуя все стихотворение в том смысле, что грустит принц «только сегодня», и спешит заявить, что сама-то она тоскует постоянно, а следовательно, ее чувства куда более глубоки. Пикировка, поддразнивание, произвольное переосмысление отдельных слов стихотворного послания, стремление умалить чувства партнера и возвеличить собственные — приемы, обычные в любовной переписке.
5. Принц Ацумити
катараваба | Если бы (мы) поговорили, |
нагусаму кото мо | быть может, и утешенье |
ариясэму | (ты) обрела бы, |
иукаинакува | беседы недостойным |
омовадзаранаму | не станешь считать меня? |
Это стихотворение довольно простое, принц вообще, в отличие от Идзуми Сикибу, предпочитает непосредственное выражение чувств созданию сложных и емких поэтических образов. Он гораздо реже, чем его возлюбленная, прибегает к словесной игре, реже употребляет такие приемы, как «какэкотоба» («перекидные, навесные слова», «слова-мостики», «слова-связки»), «энго» («ассоциативные слова»), придающие стихотворению многозначность. Единственное, что заслуживает внимания, так это глагол «катарау» (в условной форме «катараваба»). Его основное значение — «беседовать», «обмениваться речами», но в эпоху Хэйан он, как правило, употреблялся иносказательно в значении — «обмениваться любовными клятвами», «вступать в любовную связь». Принц явно намекает на то, что хотел бы видеть Идзуми Сикибу своей возлюбленной.
6. Идзуми Сикибу
нагусаму то | «Утешусь…» — |
кикэба катарама | услыхала, и мне захотелось |
хосикэрэдо | с тобой говорить, |
ми но уки кото дзо | но несчастьями обремененная |
иу каи мо наки | я совсем того недостойна. |
Отвечая принцу, Идзуми использует два опорных слова из его стихотворения: «нагусаму» («найти утешение») и «иукаинаси» («недостойный»), причем второе слово она относит к себе, желая превзойти принца в самоуничижении: не он недостоин говорить с ней, а она — с ним, да и как может она быть ему интересна, если до сих пор горюет, оплакивая своего умершего возлюбленного, принца Тамэтака? При этом слишком откровенное слово «катаpay» она заменяет на более нейтральный его эквивалент «катару» («беседовать»). В сочетании «ми-но уки» («злополучная», «горемычная»), которое употребляется, как правило, когда речь идет о горестях, связанных с любовными неудачами, содержится намек на недавно перенесенное женщиной несчастье, утрату принца Тамэтака. Стихотворение Идзуми Сикибу, являясь завуалированным отказом, с другой стороны, все же оставляет принцу некоторую надежду.
7. Принц Ацумити
хакамонаки | Если даже самого ничтожного |
юмэ о дани мидэ | сна не увидев, |
акаситэва | встретим рассвет, |
нани о ка ноти но | что сделаем предметом следующих |
ёгатари ни сэму | ночных бесед / мирских пересудов? |
8. Идзуми Сикибу
ё то томони | С приходом ночи / постоянно |
нуру това содэ о | промокают рукава — |
омоу ми МО | думающая о них, я тоже |
нодокани юмэ о | такой, чтобы спокойно сны |
миру ёи дзо наки | видеть, ночи не имею. |
Основным в ответе Идзуми Сикибу является слово «нуру», которое совмещает в себе два значения — «быть мокрым» («нуру», современ. «нурэру»)и «ложиться спать» («ну», современ. «нэру»). Это второе значение усиливается благодаря соседству со словом «томо ни» (означающее еще и «вместе»). Помимо какэкотоба, Идзуми использует ассоциативные слова энго: «нуру» («промокать») и «содэ» («рукав»); «юмэ» («сон») и «ё» («ночь»). Подхватив слова «юмэ о мидэ» («не видя сна») из стихотворения принца, Идзуми Сикибу превращает их в «юмэ о миру ёи дзо наки» (буквально «у меня нет таких ночей, когда б я видела сны».) Заявляя таким образом, что она до сих пор оплакивает покойного принца Тамэтака (потому и не спит ночами), Идзуми Сикибу бросает упрек принцу, по ее мнению, слишком быстро забывшему брата. Одновременно в завуалированном виде она отказывает ему в свидании. Довольно смелым для женщины представляется употребление слова «нуру», которое, хотя в контексте стихотворения вроде бы и имеет значение «быть мокрым», слишком явно ассоциируется со словом «ну» («ложиться спать»). Ведь даже принц прибегает к околичностям, используя более нейтральное слово «юмэ» («сон»). К тому же Идзуми Сикибу открыто дает принцу понять, что поняла подспудный смысл его стихотворения, а женщине этого делать не полагалось.
9. Принц Ацумити
кои то иэба | Если скажу: «любовь», |
ё но цунэ но то я | ты — что это самое обычное (чувство), |
омоуран | подумаешь, верно. |
кэса но кокоро ва | но мои сегодняшние чувства |
тагуи дани наси | не имеют себе равных. |
Перед нами так называемое «кинугину-но ута» (что-то вроде — «песня разъединенных одежд»), то есть стихотворение, которое мужчина должен был непременно послать своей возлюбленной наутро после вместе проведенной ночи. Особенно важное значение придавалось этому стихотворению в том случае, если ночь была первой, оно могло существенно повлиять на дальнейшее развитие отношений любовников. В таком стихотворении должно было обязательно присутствовать слово «кои» («любовь»), причем полагалось сопоставлять прежние чувства (до проведенной вместе ночи) с нынешними (после проведенной вместе ночи), утверждая, что нынешние чувства куда сильнее прежних.
10. Идзуми Сикибу
ё но цунэ но | Обычным |
кото томо сарани | я, конечно же, не могу |
омооэдзу | считать (это чувство), |
хадзимэтэ моно о | в то утро, когда мною впервые |
омоу асита ва | овладели (любовные) думы. |
Если стихотворение принца было более чем обычным для такого рода посланий, то ответ Идзуми Сикибу обычным не назовешь. Согласно правилам любовной переписки, отвечая на утреннее послание, женщина должна была выразить мужчине свое недоверие, усомниться в его чувствах, причем самым распространенным приемом для достижения этой цели было использование в перевернутом, переиначенном смысле одного из тех слов, с помощью которых мужчина уверял ее в силе своей любви. Идзуми Сикибу тоже заимствует слова принца — «ё-но цунэ-но» («обычное в мире») — однако отвечает не столько на само его стихотворение, сколько на сказанные прошлой ночью слова: «все будет иначе, не так, как прежде…», которые можно было понять как намек на ее прежних любовников. Опровергая его подозрения, она заявляет, что никогда прежде не любила.
11. Идзуми Сикибу
матамаси мо | Если бы ждала, |
кабакарикосова | то вот именно в таком состоянии |
арамасика | и пребывала бы, |
омой мо какэну | какой неожиданный / ты и не думаешь обо мне |
кёу но юугурэ | сегодняшний вечер. |
Ожидание — самое обычное состояние для хэйанской женщины в вечерний час. Этому посвящено множество стихотворений. В данном случае Идзуми Сикибу имела все основания ждать принца, ибо, если мужчина намеревался сделать женщину своей официальной любовницей, обычай предписывал ему после первой проведенной вместе ночи посещать ее еще три ночи подряд. Однако Идзуми Сикибу не могла не понимать, что скорее всего принц не приедет к ней, ибо, несмотря на пылкость его утренне- го стихотворения, в его письме нет ни одного слова, которое можно было бы расценить как намек на его появление. Более того, принц должен был как-то прореагировать на содержавшиеся в ее ответе слова «моно о омоу», в эпоху Хэйан означавшие «томиться (от любви)», «печалиться», ему полагалось либо поспешить к своей возлюбленной, чтобы своим присутствием развеять ее печаль, либо, в крайнем случае, написать ей письмо со словами утешения. Он же не сделал ни того ни другого. Кодонэри приходил в тот вечер в дом Идзуми Сикибу, но никакого письма не принес. Понимая, что при всей своей влюбленности принц боится сплетен, которые могут ему повредить в глазах света, Идзуми Сикибу не упустила случая уколоть его, дав понять, что не верит в глубину его чувств, а потому ей и в голову не пришло его ждать. («Если бы я ждала…» — говорит она, имея в виду, что на самом-то деле она его и не ждала вовсе.) Примечательно, что в ответе Идзуми Сикибу на утреннее послание принца (стих. 10) тоже не содержится приглашения навестить ее вечером (что было бы вполне естественно в данной ситуации), ведь, прочитав письмо принца, она сразу же поняла, что он не придет. Слова «омой мо какэну» (неожиданный) одновременно могут быть поняты, как «не устремляющий ко мне своих дум»), таким образом она давала принцу понять, что обижена его невниманием.
12. Принц Ацумити
хитабуру ни | Всей душой |
мацутомо иваба | ждешь меня — если бы так сказала, |
ясуравадэ | я бы без колебаний |
юкубэкимоно о | пошел бы, наверное, |
кимига иэдзини | по дороге к твоему дому. |
Отвечая Идзуми Сикибу, принц делает вид, будто не понял упрека, заключенного в словах «омой мо какэну» (см. пред. стих.). Нарочно исходя только из внешнего смысла этих слов («неожиданный»), он в свою очередь пеняет женщине за то, что она не ждала его, а не ждала она его, конечно же, только потому, что не хотела ждать, потому что не любила. Таким образом, ответственность за несостоявшееся свидание перекладывается на женщину. В стихотворении принца используется прием «хонкадори» (буквально «следование основной песне»). Слова «кими га иэдзи» («тропинка к твоему дому») или «имо га иэдзи» («тропинка к дому любимой», в некоторых списках «Дневника» дается именно этот вариант) встречаются во многих известных стихотворениях, но скорее всего принц хотел напомнить Идзуми Сикибу стихотворение Отомо Якамоти (из собрания «Якамоти-сю»): «имо га иэдзи// варэ васурамэя//асибики-но яма какикумори//юки вафуру томо» («Разве забыть // К твоему дому тропинку? // Пусть над горами, // Что тянутся вдаль грядою, // Тучи нависнут и выпадет снег»). То есть, пеняя женщине за холодность, он в завуалированной форме хотел ее утешить, уверяя, что не может забыть ее.
13. Идзуми Сикибу
какарэдомо | Если даже и так, |
обоцуканакумо | тревожиться |
омооэдзу | и не подумаю. |
корэмо мукаси но | ведь и это тоже в прошлом |
э ни косо ару рамэ | возникшая связь, наверное. |
Идзуми Сикибу, пренебрегая правилами, полностью игнорирует содержание стихотворения принца и отзывается только на следующие за этим стихотворением слова («Больно думать, что вы не принимаете всерьез…»), причем трактует их в смысле, противоположном тому, который вкладывает в них сам принц. Он хотел сказать, что боится показаться ей недостаточно основательным в своей любви, а она делает вид, будто понимает его слова как проявление неуверенности в его чувствах к ней, и тут же противопоставляет этой его неуверенности свою уверенность: она точно знает, что их судьбы связаны еще в прошлом. В словах «мукаси но э ни косо ару рамэ» («в прошлом возникшая связь…») содержится намек на то, что их соединила память о покойном принце Тамэтака. (Вообще, слово «прошлое» (мукаси) почти всегда ассоциируется в «Дневнике» с отношениями Идзуми Сикибу с принцем Тамэтака.) Однако категоричность этого стихотворения смягчается припиской: «нагусамэдзу ва цую» («И все же, если я не получу утешения, то случайной росинкой…»), которая свидетельствует о том, что Идзуми Сикибу правильно поняла намек, содержавшийся в словах «по тропинке к твоему дому» (см. коммент. к пред. стих.). Эта приписка рассчитана на то, чтобы напомнить принцу стихотворение Неизвестного автора из антологии «Госэнвакасю» (951): «нагусамуру// кото но ха ни дани// какарадзува// има мо киэнубэки// цую но иноти о» («Если меня// Ни единым словом// Ты не утешишь,// Моя жизнь в тот же миг// Непрочной растает росой…»), прочтя ее, он должен понять, что его любят, что его возлюбленная умрет, если он оставит ее. К тому же слово «нагусамэдзу ва» («если не получу утешения») призвано пробудить в памяти принца стихотворение, написанное им самим еще до того, как они стали любовниками (см. стих. 5).
14. Идзуми Сикибу
хототогису | Кукушки |
ё ни какурэтару | от мира сокрытый / в ночи сокрытый |
синобинэ о | тайный крик |
ицука ва кикаму | когда услышу я, |
кёу мо сугинаба | если и сегодняшний день пройдет (вотще)… |
Кукушка — это, разумеется, принц Ацумити. Идзуми Сикибу хочет напомнить своему возлюбленному о первых посланиях, которыми они обменялись (см. стих. 1,2). К тому же это стихотворение написано в последний день четвертой луны, поэтому обыгрывание сезонного слова «кукушка» тем более уместно. Считалось, что полную силу голос кукушки обретает лишь на пятую луну, в дни четвертой луны кукушка кричит крайне редко, как правило ночью, словно таясь от людей. Поэтому, имея в виду крик кукушки, Идзуми Сикибу и употребляет слово «синоби-нэ» (буквально «тайный звук»). В строке «ё ни какурэтару» заключен двойной смысл: «таясь от мира» (то есть от людей) и «таясь в ночи». Само слово «синоби-нэ» привычно ассоциируется, во-первых, с тайными рыданиями, а во-вторых, с тайным ночным свиданием («нэ» — «спать»). Кроме того, в нём содержится еще и намек на тайные посещения принца («синобиаруки»). Идзуми хочет сказать, что если принц не придет к ней сегодня, в последний день четвертой луны, то они могут вообще больше не встретиться, так как в дни пятой луны «тайные» встречи будут уже невозможны.
15. Принц Ацумити
синобинэва | Тайный голос |
ку рус ики моно о | приносит одни страдания, |
хототогису | кукушки |
кодакаки коэ о | громкий крик |
кёу ёри ва кикэ | с сегодняшнего дня слушай. |
Принц получил письмо Идзуми Сикибу с запозданием, уже в начале пятой луны, поэтому его положение было весьма затруднительно, но он сумел прекрасно из него выйти. Подхватив данный в стихотворении Идзуми Сикибу образ кукушки и умело использовав то обстоятельство, что пятая луна уже настала, принц намекает на свое желание придать связь с Идзуми Сикибу огласке. Если в дни четвертой луны они встречались как тайные любовники, то, начиная с пятой луны, станут встречаться открыто — вот каков смысл его стихотворения. Потому-то, сообщая далее о его посещении, Идзуми Сикибу не без иронии подчеркивает, что он снова приехал тайно, то есть так и не выполнил своего намерения.
16. Принц Ацумити
иса я мада | Ну уж нет, до сих пор |
какару мити о ба | таких дорог |
сирану кана | я не знал — |
аитэмо авадэ | встретившись — не встретились |
акасу моно това | так провели всю ночь до рассвета |
«Ничего подобного со мной никогда не бывало», — хочет сказать принц, имея в виду, что никогда прежде женщина не отказывала ему в близости. Сочетание «аитэмо-авадэ» (буквально «хоть и встретились, не встретились») довольно часто употреблялось в любовной лирике эпохи Хэйан, оно значит, что хотя мужчина и женщина провели ночь вместе, любовной близости меж ними не было. Удивление и недоумение принца понятны — женщины невысокого ранга не часто решались отказать принцу крови.
17. Идзуми Сикибу
ё то томо ни | Тот, кто постоянно |
моно омоу хито ва | печальным думам предается |
ёру тотэмо | ночами, |
утитокэтэ мэ но | тому спокойно глаза |
ау токи мо наси | закрыть не удается (не бывает времени). |
Это на первый взгляд чрезвычайно простое стихотворение на самом деле довольно многозначительно. Слова «утитокэтэ мэ но ау» могут быть поняты и как «спокойно, безмятежно сомкнуть глаза», и как «встретиться супругам»: слово «мэ» («глаза»), совпадает по звучанию со словом «мэ» («жена»). Таким образом Идзуми Сикибу дает принцу понять, что считает себя его супругой, одновременно не упуская случая упрекнуть его в нерешительности: ведь, заявив о своем намерении придать их союз огласке, он не только продолжает встречаться с ней тайно, но нигде даже не намекает на изменение своего отношения к ней. Заимствовав из стихотворения принца слово «ау» («встречаться»), Идзуми использует его в значении «сомкнуть глаза», желая сказать, что она не спит, вотще ожидая встречи. Одновременно, поскольку стихотворение это явно связано со стихотворением 8, в нем содержится еще и намек на то, что причиной ее бессонницы отчасти является тоска по умершему принцу Тамэтака.
18. Идзуми Сикибу
орисугитэ | Пройдет время, |
сатэмо косо ямэ | и сам собой наступит конец. |
самидарэтэ | потеряв сердечный покой / ливни Пятой луны, |
коёи аямэ но | сегодня ночью я ирисов |
нэ о я какэмаси | корни повешу / стану орошать рукава слезами. |
Одно из самых трудных для понимания стихотворений «Дневника». Построено оно чрезвычайно замысловато, и существует много разных его толкований. Сразу же обращает на себя внимание фонетическая перекличка второй строки с четвертой: «ямэ» («кончаться» о ливнях) — «аямэ» («ирисы»). Слово «самидарэтэ» (от «самидару» — «льются летние ливни») может восприниматься и как «са мидарэтэ» («будучи в таком смятении»), то есть хотя внешне речь в стихотворении вроде бы идет о нескончаемых ливнях пятой луны, одновременно в нем скрывается намек на проливаемые автором слезы. В первой части стихотворения содержится скрытое сравнение: «точно так же, как со временем прекратятся летние ливни, иссякнут слезы, которые я проливаю». (Слезы скорее всего проливались по принцу Тамэтака, поскольку Идзуми Сикибу собиралась в храм, чтобы совершить по нему поминальные обряды.) Слово «нэ», имея значение «корень» (в данном значении оно является ассоциативным словом к «аямэ» — «ирисам»), по звучанию совпадает со словом «нэ» — «звук», которое в японской поэзии почти всегда воспринимается как «плач». Сочетание лее «нэ о какэру», помимо значения «подвешивать корни» (корни ириса, вернее не сами корни, а мешочки, в которых они находились в измельченном состоянии, так называемые «кусудама», принято было подвешивать к стрехе дома и к рукавам платья в день праздника пятой луны, считалось, что это отгоняет злых духов и предохраняет от болезней), означает еще и «плакать навзрыд, роняя слезы (на рукава)». Скорее всего Идзуми Сикибу хочет сказать, что со временем она утешится и сможет встретиться с принцем, но сегодня все еще оплакивает покойного.
19. Принц Ацумити
сугусу о мо | «Проводя дни (без тебя), |
васурэ я суру то | не забуду ли», — думал, |
ходо фурэба | но прошло время, |
ито коисиса ни | а любовь к тебе еще сильнее, |
кёу ва макэнаму | и сегодня я ей уступлю… |
Принц пытается оправдаться, говоря, что не посещал Идзуми Сикибу только потому, что старался забыть ее. (Здесь уместно вспомнить о чрезвычайно популярном в те времена стихотворении Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 1025: «Я проверить хотел// Просто в шутку: смогу ль без тебя? // Отказался от встреч… // Но теперь мне, увы, не до шуток, // Нестерпима тоска», хотя никаких прямых словесных заимствований из него нет.) Слово «маку» («терпеть поражение»), будучи созвучным с «маку» («наматывать»), используется как ассоциативное слово к «аямэ» («ирисы») из стихотворения Идзуми Сикибу. Слово «сугусу»(«проводить время») является откликом на слово «сугитэ» («ори сугитэ» — «пройдет время»), которым начинает свое стихотворение Идзуми Сикибу. Следует отметить, что принц, никак не реагируя на намеки, которые содержались в стихотворении 17, полностью игнорирует нарочно использованное Идзуми Сикибу слово «мэ», показывая таким образом, что он еще не готов придать их связь огласке.
20. Идзуми Сикибу
макурутомо | Xотъ и (говоришь): «уступлю» |
миэну монокара | на это непохоже. |
тамакадзура | драгоценное ожерелье / драгоценный плющ — |
тоухитосудзи мо | твоих посланий нить |
таэмагатинитэ | вот-вот оборвется. |
Идзуми Сикибу начинает свой ответ тем же самым словом «макуру» (от «маку» — «быть побежденным»), которым заканчивается стихотворение принца. Это слово интересно тем, что в нем скрывается слово «куру», имеющее два значения: 1) «наматывать» (в этом значении оно ассоциативно связано со словами «тамакадзура» и «судзи», первое из которых может восприниматься и как «драгоценная нить» — «ожерелье», и как «драгоценный плющ»; второе означает одновременно «линия» и «волокно»); и 2) «приходить» (в результате в начале стихотворения явственно слышится «куру томо миэну» — «непохоже, что ты придешь»). Слово «тамакадзура» (взначении «ожерелье», «драгоценная нить») связано еще и со словом «таэру» («рваться»), выступая по отношению к нему в роли «слова-зачина» (макура-котоба, нечто вроде постоянного эпитета).
21. Принц Ацумити
акэдзариси | У так и не открывшейся |
маки но тогути ни | кипарисовой дверцы |
татинагара | стоя, |
цуракикокоро но | твоего жестокого сердца |
тамэси то дзо миси | увидел в этом знак. |
Принц намекает на то, что, когда он пришел, у Идзуми Сикибу в гостях был другой мужчина, потому-то она и не открыла ему. Слово «маки» (буквально «истинное дерево», в древности так назывались кипарисы или криптомерии) является обычным в японской поэзии украшением для слова «дверца». Сочетание «тогути» («у входа в дом») противопоставляется слову «кокоро» («сердце») — контраст внешнего и внутреннего.
22. Идзуми Сикибу
икадэ ка ва | Каким образом — |
маки но тогути о | ведь кипарисовая дверь |
сасинагара | оставалась закрытой — |
цураки кокоро но | жестоким сердцем |
аринаси о миму | обладаю я или нет — ты сумел увидеть. |
Отвечая принцу, Идзуми Сикибу использует образы его стихотворения, обращая их против него самого. Она хочет сказать, что ни для кого не открывала двери своего дома, а потому упреки принца лишены оснований.
23. Принц Ацумити
ооката ни | «Самым обычным образом |
самидаруру то я | льет дождь пятой луны» — |
омоураму | так, наверное, думаешь, |
кими коиватару | глядя на идущий от любви к тебе |
кёу но нагамэ о | сегодняшний долгий дождь / тоску. |
Слово «нагамэ» (в котором соединяются два значения: «смотреть» и «быть погруженным в печаль»), как правило, связывается в японской поэзии с созвучным ему словом «нагамэ», означающим «долгий дождь». Слово «самидаруру» (от «самидару» — «льют летние дожди») тоже выступает в роли какэкотоба, ибо частично совпадает по звучанию со словом «мидару», которое, помимо основного значения «сердечное смятение», может восприниматься и как намек на легкомысленное поведение. «Наверное, ты подозреваешь меня в неверности, — хочет сказать принц, — а я просто тоскую, страдая от любви к тебе».
24. Идзуми Сикибу
синобуран | Что тоскуешь, |
моно то мо сирадэ | совершенно не зная, |
оно га тада | я просто — |
ми о сиру амэ то | что это дождь, знающий о моей судьбе, |
омоикэрукана | думала. |
«Ми о сиру амэ» (буквально «дождь, знающий о моей (горькой) участи») — очень частый образ в японской любовной лирике. Ср., к примеру, со стихотворением Аривара Нарихира из антологии «Кокинвакасю», 705: «Сколько раз я хотел // Спросить — любишь ты иль не любишь, // Но трудно решиться…// А дождь все льет, будто знает// О тайне моей души…» Как это принято в любовной переписке, Идзуми стремится умалить чувства принца и возвеличить собственные, она утверждает, что дождь льет вовсе не потому, что печалится принц, а потому, что слишком велики ее страдания.
25. Идзуми Сикибу
фурэба ё но | Если будешь и дальше жить/идти дождь, |
итодо уса номи | то горестей еще больше |
сираруру ни | узнаешь, |
кёу но нагамэ ни | так пусть же в сегодняшнем дожде |
мидзу масаранаму | прибавится воды. |
Опорным в этом стихотворении является слово «фурэба» (от глагола «фуру»), выполняющее роль какэкотоба. В нем соединяются два значения: «лить» (о дожде) и «жить», «проводить время в этом мире». В первом значении слово ассоциативно связано с «нагамэ» (в значении «долгий дождь»), во втором — с «ё» («мир»). Слова «кёу но нагамэ» («сегодняшний долгий дождь» и одновременно «сегодняшняя тоска») — взяты из стихотворения принца (см. стих. 23). Идзуми намекает на то, что хотела бы умереть («пусть этот дождь унесет и меня»). Об этом же говорит и ее приписка к стихотворению.
26. Принц Ацумити
нани с эму ни | Почему |
ми о саэ сутэму то | ты жизнь сбою бросить |
омоураму | хочешь, |
амэ но сита ни ва | разве в Поднебесной/ под дождем |
кими номи я фуру | ты одна живешь? |
Уловив скрытый в стихотворении Идзуми Сикибу намек на желание уйти из мира, принц упрекает ее за отсутствие смирения. Словами «ми о саэ сутэму то омоураму» («ты даже жизнь свою хочешь отбросить») он косвенно пеняет ей за жестокость по отношению к нему («меня-то ты уже бросила, а теперь еще и жизнь свою хочешь отбросить, оставив меня одного в этом мире…»). Используя предложенное Идзуми Сикибу какэкотоба «фуру» (см. коммент, к пред. стих.), принц сочетает его с новым какэкотоба «амэ-но сита», которое, помимо значения «поднебесная», означает еще и «под дождем».
27. Идзуми Сикибу
ё мо сугара | Всю ночь напролет |
нанигото о ка ва | о чем |
омоицуру | думала я, |
мадоуцу амэ но | в окно стучащего дождя} |
ото окикицуцу | звуки слушая? |
На самом деле в домах аристократов эпохи Хэйан не было ничего, что можно было бы назвать окном («мадо»). На этом основании некоторые исследователи выдвигают предположение, что это стихотворение связано с поэмой чрезвычайно популярного среди хэйанской аристократии китайского поэта Бо Цзюйи «Седовласая обитательница покоев Шаньян», в которой есть такие строки: «Осенние ночи длинны.// Длинные ночи без сна коротаю, никак не светлеет небо.// Лампа светится еле-еле, тени там за стеной. // Печально-печально стучит в окно унылый ночной дождь». Поэма Бо Цзюйи наверняка была хорошо известна и принцу, поэтому, прочтя стихотворение, он не мог не понять намека: Идзуми Сикибу, брошенная им, тоскует точно так же, как когда-то тосковала всеми забытая и стареющая в покоях Шаньян наложница китайского императора Сюаньцзуна. Прислушиваясь к шуму дождя, она напряженно ждала — не постучит ли в ворота принц. Мрачный оттенок, который придает стихотворению цитата из Бо Цзюйи, отчасти смягчается припиской («Казалось бы, под надежной крышей, и все же “хоть выжимай…”»), в которой цитируется стихотворение Ки-но Цураюки из антологии «Сюивакасю»: «Мои рукава// Так и под ливнем не мокли,// Хоть выжимай,// А ведь стою я теперь// Под защитой надежной крыши…» В словах «под защитой надежной крыши» содержится намек на то, что она понимает, сколь надежен принц, сколь велика его благосклонность к ней.
28. Принц Ацумити
варэ мо садзо | И я так же |
омоиярицуру | устремляюсь к тебе думами — |
амэ но нэ о | звуки дождя |
сасэру цума наки | в лишенном надежной стрехи / достойного мужа? |
ядо ва икани то | доме каково (слушать)? |
Главным в стихотворении принца является слово «цума», имеющее два значения — «стреха дома» и «муж». В результате за внешним содержанием: «как тебе живется в доме, где нет надежной стрехи» — скрывается внутреннее: «как тебе живется в доме, где нет надежного мужа». (Одновременно этими словами принц сообщает, что понял смысл приписки, содержащей цитату из Ки-но Цураюки.) Развивая таким образом намеченный в стихотворении Идзуми Сикибу образ покинутой женщины, принц дает ей понять, что от него не укрылся тайный смысл ее слов. (Об этом же говорит и взятая из стихотворения Идзуми Сикибу строка «амэ-но нэ» («звуки дождя»), явно связанная с поэмой Бо Цзюйи.) Намекая на отсутствие в доме Идзуми Сикибу мужа, принц преследует две цели: с одной стороны, он вроде бы просит прощения за свои прежние подозрения (ведь он неоднократно пытался уличить ее в неверности, говоря о присутствии в ее доме других мужчин), с другой — дает понять, что самого себя не считает ее мужем, хотя прежде и уверял ее в своей готовности придать их союз огласке. Возможно, Идзуми Сикибу обиделась, получив это письмо, во всяком случае отвечать на него она не стала, и принц прислал ей другое.
29. Принц Ацумити
оомидзуно | Даже если с полной водой, |
киси цукитару ни | о берег бьющей, |
курабурэдо | сравнить, |
фукаки кокоро ва | мои глубокие чувства |
варэ дзо масарэру | куда как ее превосходят. |
Хотя принц и сравнивает свои чувства с разлившейся рекой (сравнение, надо сказать, весьма банальное), он ухитряется не сказать ничего определенного и оставить Идзуми Сикибу в полном неведении — придет он к ней или нет. Правда, слово «киси» («берег») вызывает привычную ассоциацию с глаголом «киси» («пришел»), но этого маловато.
30. Идзуми Сикибу
има ва ё мо | Нынешней ночью |
киси мо сэдзикаси | ты вряд ли придешь, |
оомидзу но | пусть и хочешь показать, |
фукаки кокоро ва | что твои глубокие чувства, |
кава то мисэцуцу | словно река в половодье. |
Подхватив слово «киси» («берег») и открыто используя его в значении «пришел», Идзуми Сикибу хочет показать, что уловила намек и не будет ждать принца сегодня вечером, после чего заявляет, что вообще не верит в глубину его чувств. Судя по всему, она нарочно провоцирует принца, рассчитывая, что он захочет доказать ей обратное и все-таки придет. Вторая часть связана со стихотворением Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 659: «омоэдомо// хитомэ цуцуми но// такакэрэба // кава то минагара // э косо ватарану» («Я думаю о тебе, // Но плотина из взоров людских // Слишком уж высока, //И я только смотрю на реку, // Но не могу перебраться»). Таким образом Идзуми Сикибу упрекает принца за чрезмерную, с ее точки зрения, осторожность, за то, что он пренебрегает ею, слишком большое значение придавая сплетням. (В стихотворении из «Кокинсю» слово «цуцуми» — какэкотоба, оно совмещает в себе значения «плотина» и «осмотрительность», «осторожность».)
31. Идзуми Сикибу
ёиготони | Пусть ночь за ночью |
каэсивасутомо | мне случалось тебя отправлять домой, |
икадэ нао | но так или иначе, |
акацукиоки о | вставать на рассвете |
кими ни сэсасэдзи | я никогда не стану заставлять тебя. |
32. Принц Ацумити
асацую но | Если сравнить |
окуру омой ни | с той печалью, когда встаешь |
курабурэба | утром (когда роса ложится), |
тада ни каэраму | то возвращаться (ночью) ни с чем |
ёи ва масарэри | куда хуже. |
Принц делает вид, что не понимает содержавшегося в стихотворении Идзуми Сикибу упрека, и, не пытаясь оправдываться, нападает на нее сам, припоминая ей ту ночь, когда ему пришлось уйти, так и не увидев ее. Слово «окуру» — какэкотоба, оно совмещает в себе два значения: «ложиться», «выпадать» (о росе), и «вставать» (утром с постели).
33. Принц Ацумити
короситэмо | Даже если убью, |
нао акану кана | и этим не удовлетворюсь, |
ниватори но | петуха, |
орифуси сирану | не умеющего вести себя сообразно моменту, |
кэса но хитокоэ | крик сегодня утром. |
Крик петуха на рассвете, возвещающий любовникам о том, что им пора прощаться, — тоже один из весьма распространенных в японской поэзии образов.
34. Идзуми Сикибу
икани то ва | Как это бывает — |
варэ косо омоэ | я знаю лучше, |
асанаасана | как жестока эта птица, |
накикикасэцуру | которая кричит |
тори но цураса ва | по утрам, по утрам. |
Идзуми Сикибу по своему обыкновению использует образ, данный принцем, чтобы напасть на него самого. Принц сожалеет, что рассвет (который возвещает крик петуха), а вместе с ним и расставание приходят слишком быстро, а Идзуми Сикибу заявляет в ответ, что ей приходится слышать крик петуха каждый раз наутро после бессонной ночи, проведенной в бесплодном ожидании. То есть опять получается, что она страдает куда сильнее, чем принц, и к тому же страдает по его вине.
35. Принц Ацумити
вага готоку | Так же, как я, |
омои ва идзу я | вспоминаешь ли ты — |
яма но ха но | у края гор |
цуки ни какэцуцу | луна, и на нее я |
нагэку кокоро о | переношу свою печаль. |
Луна, скрывающаяся за горами, неизбежно рождала в сердце томительную печаль, и вздыхать, на нее глядя, было вполне естественно. Принц же, делая вид, что глядит на луну, на самом деле печалится о разлуке со своей возлюбленной. Вот в чем смысл его стихотворения. В слове «омой ва идзу» («вспоминать») скрывается слово «идзу» («выходить», «появляться»), ассоциативно связанное с луной.
36. Идзуми Сикибу
хитоё миси | Если думая: |
цуки дзо то омоэба | «эту луну мы видели в ту ночь» — |
нагамурэдо | смотреть на нее, |
кокоро мо юкадзу | сердцем уныние овладевает, |
мэ ва сора ни ситэ | и глаза рассеянно блуждают по небу. |
Подхватив образ луны, данный в стихотворении принца, Идзуми Сикибу обыгрывает его по-своему. Смысл ее стихотворения в подспудном противопоставлении «той (вчерашней) ночи» («хитоё»), которую они провели вдвоем с принцем, и ночи сегодняшней, полной тоски и одиночества. В сочетании «кокоро мо юкадзу» («быть в унынии») явственно звучит слово «юкадзу» («не пойду»). Одни комментаторы относят его к принцу, другие к Идзуми Сикибу, но и в том и в другом случае речь идет о том, что сегодня встреча их состояться не может, и именно это повергает женщину в уныние. Слово «сора» в контексте стихотворения имеет значение «рассеянно», «отстраненно», но оно означает еще и «небо», поэтому ассоциативно связано с «луной». Основная цель Идзуми Сикибу — сообщить принцу о том состоянии крайней тоски и смятения, в котором она пребывает, и вынудить его приехать.
37. Принц Ацумити
мацуяма ни | На горе Мацуяма |
нами такаси това | высокие волны бывают — |
митэсикадо | это я видел, |
кёу но нагамэ ва | но сегодняшний долгий дождь / тоска |
тада нарану кана | совсем необычны. |
В эпоху Хэйан любовники, клянясь друг другу в верности, очень часто использовали образ сосны на вершине горы Суэ-но Мацуяма или Мацуяма (гора с Сосной на вершине, Сосновая гора), мол, «как сосну на вершине Сосновой горы никогда не захлестнет волна, так и я никогда не изменю тебе». Образ этот основан на стихотворении Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 1093: «Коль, оставив тебя, // Я все клятвы забуду беспечно, // Пусть морская волна, // Набежав, сосну захлестнет // На вершине Суэ-но мацу». «Волны, вздымающиеся выше горы Мацуяма» — символизируют ветреность, изменчивость нрава, неверность в любви. Принц хочет сказать, что ему приходилось и раньше сталкиваться с сердечным непостоянством Идзуми Сикибу, но такой досады, какую он испытал прошлой ночью, ему еще не доводилось испытывать.
38. Идзуми Сикибу
кими о косо | Скорее о тебе, |
суэ но мацу то ва | что ты — та «Сосна на вершине» — |
кикиватарэ | слух идет. |
хитосинами ни ва | в этом тебя |
тарэ ка коюбэки | кто может превзойти? |
Идзуми Сикибу, как положено, парирует упреки принца, немедленно переходя в наступление. Она хочет сказать, что вовсе не она, а он известен ветреным нравом, и не имеет в том себе равных. В слове «хитосинами», в контексте стихотворения имеющем значение «так же как…», «в равной степени», скрывается слово «нами» («волна»), ассоциативно связанное с «кою» («превзойти» и одновременно «захлестнуть»).
39. Принц Ацумити
цураси томо | И горько мне, |
мата коиси томо | и любовная тоска одолевает — |
самадзама ни | так по-разному |
омоу кото косо | думаю о тебе, |
хима накарикэрэ | и мысли эти ни на миг не оставляют. |
Подобная откровенность и непосредственность в передаче чувств — редкое явление в японской поэзии. Возможно, впрочем, принц взял за основу стихотворение Неизвестного автора из антологии «Госэнвакасю»: «матикакутэ// цураки о миру ва// укэрэдомо// уки ва моно ка ва // коисики ёрива» («Очень горько // Быть рядом с тобой и видеть, // Как ты холодна. // Но что эта горечь в сравненьи// С любовной тоской?»). То есть, говоря о своей любви, принц одновременно не упускает случая намекнуть на холодность своей возлюбленной, таким образом отчасти объясняя, почему он не спешит к ней.
40. Идзуми Сикибу
ау кото ва | Встречи наши — |
томарэ коумарэ | что с ними станется — так или этак, |
нагэкадзи о | вздыхать не стану. |
урами таэсэну | но вот если к непрекращающимся обидам |
нака то наринаба | сведутся наши отношения… |
(Если только наша любовь не иссякнет…) |
У этого стихотворения есть два противоположных друг другу толкования. Наиболее простое и очевидное: «мне все равно, будем мы с тобойвстречаться или нет, но вот если нашей любви придет конец из-за постоянных взаимных обид… (этого я не смогу перенести)». Некоторые комментаторы, считая подобное толкование слишком современным, предлагают другое, более, по их мнению, уместное для эпохи Хэйан. Рассматривая слово «урами» («обида») исключительно в качестве макура-котоба (слова-зачина) к глаголу «таэсэну» («не прекратятся»), они предлагают толкование: «Если только нашей любви не придет конец (как не приходит конец обидам), то мне все равно — будем мы встречаться или нет, я не стану печалиться». Это второе толкование действительно представляется более вероятным, единственное, что вызывает большие сомнения, — может ли слово «урами» выступать в роли макура-котоба для «таэсэну», обычно оно в этом качестве не употребляется.
41. Идзуми Сикибу
цуки о митэ | О том, что, глядя на луну, |
арэтару ядо ни | в доме заброшенном |
нагаму то ва | печалюсь, |
ми ни кону мадэмо | пока ты не придешь, |
тарэ ни цугэ ё то | кому поведаю я. |
Слова «арэтару ядо» («пустынное, заброшенное жилище») используются, как правило, тогда, когда женщина хочет пожаловаться на невнимание к ней мужчины, выражает опасение, что наскучила ему. Говоря, что глядит на луну, Идзуми Сикибу напоминает принцу о той ночи, когда они смотрели на нее вместе (см. стих. 35, 36).
42. Идзуми Сикибу
кокороми ни | Хоть бы попробовал |
амэ мо фуранаму | дождик пойти, |
ядосугитэ | чтобы свет луны, |
сора ику цуки но | которая ходит по небу, обходя мой дом стороной, |
кагэ я томару то | задержался в моем доме. |
Образ плывущей по небу и не заглядывающей в дом луны в японской поэзии обычно используется тогда, когда женщина хочет либо пожаловаться на забывшего ее любовника, либо удержать его в своем доме. Причем особенно уместен он в тех случаях, когда любовник этот имеет высокий ранг, ведь луна связана с «заоблачной обителью» (одно из метафорических обозначений императорского дворца).
43. Принц Ацумити
адзикинаку | Нехотя удаляюсь, |
кумой но цуки ни | луной облачной обители |
сасоварэтэ | увлекаемый. |
кагэ косо идзурэ | но только тень моя уходит, |
кокоро я ва юку | а сердце разве уйдет? |
Откликаясь на образ луны, заданный Идзуми Сикибу, принц дает ему новое развитие. Слово «кумой» (буквально «облачная обитель») означает как «небо», так и «императорский дворец». Слово «кагэ» в значении «блеск, свет» является энго к луне, но одновременно в значении «тень», «внешний силуэт» контрастирует со словом «кокоро» («сердце»). Принц в немного измененном виде цитирует стихотворение Исэ из собрания «Исэ-сю»: «аукото но // акэну ё нагара // акэнурэба // варэ косо каэрэ // кокоро я ва юку» («Дверь не открыла, //Ия тебя не увидел. // Вот забрезжил рассвет,// Ухожу, но сердце мое// Разве может тебя покинуть?»).
44. Принц Ацумити
варэ юэ ни | Из-за меня |
цуки о нагаму то | глядишь на луну / и тоскуешь — |
цугэцурэба | поведали мне, |
макото ка то ми ни | и — правда это иль нет? — |
идэтэкиникэри | я пришел посмотреть. |
Отвечая на стихотворение 41, принц заимствует из него многие слова: у Идзуми Сикибу «цуки о митэ» («глядя на луну»), у принца — «цуки о нагаму» («глядишь на луну»), у Идзуми «ми ни кону» («не приходишь ко мне» и одновременно «не приходишь посмотреть»), у принца — «ми ни идэтэкиникэри» («отправился посмотреть»), у Идзуми Сикибу «тарэ ни цугэ» («кому поведаю»), у принца — «цугэцурэба» («поведали»).
45. Принц Ацумити
ёси я ёси | Ладно-ладно |
има ва урамидзи | теперь я не буду упрекать / смотреть на залив, |
исо ни идэтэ | отчалившую от берега |
коги ханарэюку | и уплывающую вдаль |
ама но обунэ о | рыбачью лодку. |
Главным в стихотворении принца является слово «у рами дзи», которое означает «не стану упрекать» и одновременно «не стану смотреть на залив». Слово «ура» («залив») тянет за собой цепь ассоциативно связанных с ним слов (энго): «исо» («побережье»), «коги» (от «когу», «плыть на лодке»), «ама» («рыбак», «рыбачка»), «обунэ» («лодка»). Говоря об удаляющейся лодке, принц, разумеется, имеет в виду Идзуми Сикибу. Стихотворение принца связано со стихотворением Укон из антологии «Госэнвакасю», имеющим следующее прозаическое вступление: «Когда мужчина долго не приходил ко мне«тоукото о // мацу ни цукихи ва// коюруги но// исо ни я идэтэ// има ва урамиму» («Я тебя жду, // Но долгие луны и дни // Проходят вотще, // На зыбкий берег выйдя, // Я стану смотреть на залив (или стану упрекать тебя)»).
46. Идзуми Сикибу
содэ но ура ни | У бухты Рукав |
тада вага яку то | мое занятие (сжигать) простое — |
сиотарэтэ | выпаривать соль / проливать слезы. |
фунэ нагаситару | упустившей лодку свою |
ама то косо нарэ | рыбачкой стала я. |
Искусно оперируя образами, намеченными принцем, Идзуми поворачивает их так, чтобы отвести его упреки от себя и обратить их на него самого. В стихотворении Идзуми много энго: слово «ура» в значении «подкладка» связано со словом «содэ» («рукав»), а в значении «залив» связано со словами «сио» («соль» и «течение»), «сиотарэру» («капать»), «фунэ» («лодка»), «ама» («рыбак», «рыбачка»). Слово «яку» выполняет роль какэкотоба, совмещая значения «выпаривать соль» и «занятие, обязанность»; в слове «сиотарэтэ» тоже заключено два значения: 1) «капать» (о морской воде) и 2) «проливать слезы», в этом втором значении оно ассоциативно связано со словом «содэ» («рукав»). «Содэ но ура» — название залива (буквально «Залив Рукава») и одновременно «подкладка рукава», именно по этой причине это географическое название очень часто используется в стихотворениях печального содержания, соседствуя со словом «сиотару» — «капать» (о соленой воде) и «ронять слезы». Внешний смысл этого стихотворения: «Это я — та рыбачка, которая, пока выпаривала соль в заливе Рукав, упустила свою лодку». За ним скрывается второй, внутренний смысл: «Я теперь рыбачка, которая осталась без лодки (то есть без поддержки принца), и главным моим занятием стало увлажнять рукава слезами».
47. Принц Ацумити
омоики я | Думал ли я, |
танабата цумэ ни | что, в Ткачиху |
ми о наситэ | превратившись, |
ама но кавара о | стану на Небесную равнину |
нагамубэси то ва | (с тоской) смотреть. |
Это стихотворение связано с образами древней китайской легенды о Ткачихе (звезда Вега) и Волопасе (звезда Альтаир). Вступив в брак, Ткачиха и Волопас предались любви, забросив все свои занятия. В наказание боги разлучили их, поселив по разные стороны от Небесной реки (Млечного Пути) и разрешив встречаться лишь раз в году на седьмой день седьмого месяца. В этот день сороки перебрасывают через Небесную реку мост из своих крыльев, и влюбленные встречаются на этом мосту. С давних времен на седьмой день седьмой луны празднуется Встреча звезд (Танабата), в этот день принято молиться об удаче в любовных делах. Стихотворение принца интересно тем, что он представляет себя Ткачихой (а не Волопасом, как это обычно бывает). Идзуми уже бывала в доме принца, и он намекает на то, что неплохо было бы ей навестить его снова, он с нетерпением ждет ее. То есть, как это обычно бывает в любовной переписке, каждый жалуется на невнимание и ждет, что другой сделает первый шаг. Впрочем, в данном случае тема ожидания, являющаяся основной в стихотворении принца, связана только с праздником Танабата и имеет чисто декоративный характер, ведь он не потрудился отправить за женщиной карету, а приехать к нему сама она, конечно же, не может. К тому же образ Ткачихи, лишь один раз в году встречающейся со своим возлюбленным Волопасом, не считался благоприятным для любовных песен, и Идзуми Сикибу не преминула этим воспользоваться.
48. Идзуми Сикибу
нагамураму | На то небо, на которое |
сора о дани мидзу | ты смотришь, я не хочу и смотреть, |
танабата ни | когда думаю о своей участи — |
имарубакари но | ты мной пренебрегаешь |
вага ми то омоэба | даже в ночь Танабата. |
Идзуми Сикибу развивает тему, подсказанную принцем, как обычно оборачивая его упреки против него самого. Придравшись к словам «ама но кавара о нагамубэси» («наверное, стану смотреть на небесную равнину…»), она дает им собственное толкование: «Раз ты, чувствуя себя Ткачихой, смотришь на небо, значит, у тебя есть еще надежда, ведь в день Танабата Волопас всегда навещает свою возлюбленную. А у меня не осталось даже надежды, и мне нет никакого смысла смотреть на небо».
49. Идзуми Сикибу
нэдзамэнэба | Твой сон не прерывист, |
кикану наруран | и ты наверное не слышишь, |
огикадзэ ва | а разве в зарослях мисканта ветер |
фукадзарамэ я ва | не дует |
аки но ёнаёна | осенними ночами? |
Слово «нэдзамэ» означает «прерывистый, будкий сон», таким сном, по общепринятому в эпоху Хэйан мнению, должны спать влюбленные. Возможно, в первой строке цитируется стихотворение Неизвестного автора из антологии «Сюивакасю»: «ёру тотэмо // нэрарэдзарикэри // хитосирэдзу // нэдзамэ но кои// ни одорокарэцуцу» («Даже ночью// Никак не могла я заснуть,// Просыпалась все время, // Из-за этой тайной любви, // Сделавшей будким мой сон». Говоря о том, что сон принца не прерывист, крепок, Идзуми Сикибу намекает на отсутствие в его сердце любви к ней. Образ колышащихся метелок мисканта в японской поэзии обычно связывается с зовом, любовным призывом. Вот, к примеру, стихотворение Аривара Мунэяна из антологии «Кокинвакасю», 243: «В осенних лугах// Рукава ли в траве мелькают? // Или это мискант // Метелками машет призывно, // Будто маня рукавом». Вторая часть стихотворения Идзуми Сикибу скорее всего основана на стихотворении из антологии «Кокинрокудзё»: «котовари я// урамуру котомо// акикадзэ но// соёсоё оги но// ха ни дзо одороку» («Ах, верно, вправе// Ты на меня обижаться —// Ветер осенний// Стонет жалобно в чаще мисканта// И прерывает мой сон»). Таким образом, своим стихотворением Идзуми Сикибу хочет сказать следующее: «Тот, кто истинно любит, не может спать спокойно, он то и дело просыпается, его будит шелест мисканта, в котором слышатся ему жалобы возлюбленной, ты же спишь и не слышишь моих жалоб, не слышишь, как я зову тебя». Так она парирует упрек, звучащий в последнем послании принца: «неужели хотя бы иногда… (ты не можешь писать мне?)». «Я все время взываю к тебе, — возражает она, — просто ты слишком крепко спишь и не слышишь». А поскольку слово «аки» («осень»), совпадая по звучанию с глаголом «акиру» («наскучить», «охладеть»), в японской поэзии всегда ассоциируется с охлаждением в любви, не слышит ее призывов принц, конечно же, потому, что давно забыл о ней.
50. Принц Ацумити
огикадзэ ва | Если бы ветер в мисканте |
фукаба имо нэдэ | дул, я бы слушал — быть может, |
има ёри дзо | не спит любимая |
одорокасу ка то | и вот сейчас |
кикубэкарикэру | весточку подаст? |
Используя данный в стихотворении Идзуми Сикибу образ ветра, шумящего в зарослях мисканта, принц в свою очередь нападает на нее с упреками, намекая на то, что она сама спала и вовсе не думала о нем.
51. Идзуми Сикибу
курэгурэто | Пока в унынии |
аки но хигоро но | влачила осенние дни, |
фурумамани | тем временем |
омоисирарэну | поняла — |
аясикарисимо | как это было странно… |
В словах «аки-но хигоро» («осенние дни», см. коммент, к стих. 49) таится намек на охлаждение принца. «Курэгурэ» означает как «унылый», так и «вечер за вечером». В слове «аясикарисимо» («немыслимо», «странно») таится намек на внезапные сомнения, возникшие у Идзуми Сикибу, когда она размышляла о причинах внезапного появления принца в сумерках: уж не заехал ли он к ней по дороге, возвращаясь от другой женщины? Впрочем, существуют и другие толкования. К примеру, некоторые считают, что Идзуми Сикибу просто цитирует стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 546: «ицутотэмо// коисикарадзува// аранэдомо// аки но юубэ ва // аясикарикэри» («Во все времена// Страдаю я, истомленный// Любовной тоской. // Но в осенние вечера // Муки просто невообразимы…»), желая таким образом пожаловаться на тоску, особенно сильную в осенний вечер. Другие, толкуя слово «аясикарисимо» как «выглядеть жалко», считают, что последние две строки должно понимать как: «уразумела, сколь я была жалка (в тот вечер)».
52. Принц Ацумити
хито ва иса | Как другие — не знаю, |
варэва васурэдзу | но я забыть не смогу, |
ходофурэдо | сколько бы времени ни прошло, |
аки но юугурэ | тот вечер осенний |
ариси аукото | и нашу встречу. |
«Не знаю, что уж там показалось тебе странным, а я не в силах забыть ту нашу встречу» — вот что хочет сказать принц этим стихотворением. Оно связано с известным стихотворением Ки-но Цураюки из антологии «Кокинвакасю», 42: «хито ва иса // кокоро мо сирадзу // фурусато ва// хана дзо мукаси но// ка ни ниоикэру» («Не знаю, как ты,// Трудно в сердце чужое проникнуть.// Но слива в саду// Точно так же благоухает, // Как в те далекие дни…» Вводя цитату из стихотворения Цураюки, в котором изменчивость человеческого сердца противопоставляется неизменности благоухания цветов, принц в завуалированной форме упрекает женщину (забывшую) и ставит ей в пример себя (не забывшего).
53. Принц Ацумити
сэки коэтэ | Думаешь ты, |
кёу дзо тоу то я | что я обращаюсь к тебе только сегодня, |
хито ва сиру | преодолев заставу, |
омоитаэсэну | а (на самом деле) я не перестаю помышлять о тебе, |
кокородзукаи о | мое сердце с тобой. |
«Застава» — это застава на горе Оосака (или в старой орфографии Аусака, буквально Холм Встреч), через нее обычно проходили люди, направлявшиеся в восточные провинции. Монастырь Исияма находился к востоку от столицы, и путь туда тоже лежал через заставу Оосака. Поскольку в названии горы есть слово «встреча», то застава эта в японской поэзии стала символом любовных встреч (трудно преодолеть заставу и так же трудно добиться свиданья). В эпоху Хэйан монастырь Исияма считался весьма удаленным от столицы местом, поэтому в словах «сэки коэтэ» («миновать заставу») содержится еще и намек на то, что Идзуми Сикибу находится теперь очень далеко.
54. Идзуми Сикибу
аумидзи ва | Дорогу в Оми/ дорогу встреч |
васурэнумэри то | все забыли наверное — так |
мисимоно о | я считала, |
сэки утикоэтэ | и кто же этот человек, |
тоу хито я тарэ | чья весточка преодолела заставу? |
Монастырь Исияма находился в провинции Ооми, или в старой орфографии Ауми (напомним, что «ау» — «встречаться»), поэтому слово «оомидзи» — «дорога в ооми» привычно ассоциируется с «аумити» («дорогой встреч»). В словах «сэки утикоэтэ» («преодолев заставу»), взятых Идзуми Сикибу из стихотворения принца, таится намек на трудности, связанные с любовными встречами. Получив письмо принца, в котором тот заверяет ее в своей неизменной любви, Идзуми Сикибу, хоть и была «приятно удивлена», все же не упустила случая усомниться в его чувстве.
55. Идзуми Сикибу
яма нагара | Пусть пока я в горах |
уки ва тацу томо | много вижу горестей, |
мияко э ва | но в столицу |
ицука утидэ но | когда спущусь, Утидэ |
хама ва мирубэки | берег когда смогу увидеть? |
Побережье Утидэ (иначе Утиидэ, буквально «выход»), расположенное неподалеку от монастыря Исияма, одна из достопримечательностей озера Бива. Человек, возвращавшийся из монастыря в столицу, спускаясь с горы Исияма, прежде всего попадал на берег Утидэ. «Утидэ-но хама» — является макура-котоба (словом-зачином) к названию провинции Ооми.
56. Принц Ацумити
тадзунэюку | Искать тебя |
аусакаяма но | на горе встреч |
каи мо наку | бесполезно, |
обомэкубакари | как можно настолько забыть, |
васурубэси я ва | что будто и не понимаешь? |
Это стихотворение является ответом на стихотворение 54. Подхватив употребленное Идзуми Сикибу слово «васурэру» («забывать»), принц обращает его против нее самой. («Не я забыл, а ты забыла».) В центре стихотворения находится фраза «каи мо наку», которая имеет значение «бесполезный», при этом само слово «каи» («эффект», «польза») выступает в роли какэкотоба, фонетически совпадая со словом «каи» («ущелье»), и в этом значении ассоциативно связано со словом «яма» («гора»). Обыгрывая слово «Аусакаяма», принц жалуется на то, что вотще искал встречи на горе со столь многообещающим названием.
57. Принц Ацумити
уки ни ёри | Хоть из-за горестей |
хитаягомори то | затвориться в своей обители, |
омоу томо | и думаешь, |
ауми но уми ва | все же на море Оми / море встреч |
утидэтэ о миё | выйди и взгляни. |
Это стихотворение является ответом на стихотворение 55, в нем принц оперирует географическими названиями, заданными Идзуми Сикибу: Ооми (только уже не «дороги», а «море», так называли озеро Бива), Утидэ (только уже не как географическое название, а как глагол со значением «покидать», «выходить»).
58. Идзуми Сикибу
сэкияма но | Даже горой Заставы |
сэкитомэрарэну | не остановленные |
намида косо | слезы — вот они-то |
ауми но уми то | в море Ооми, |
нагарэидзурамэ | наверное, потекут отсюда. |
Идзуми Сикибу снова использует образ горы Аусакаяма, только уже в несколько ином варианте — Сэкияма (гора Заставы), на этот раз он служит лишь для того, чтобы ввести глагол «сэкитомэру» («преградить путь», «остановить»). Подхватывает она и данное принцем сочетание «Ооми но уми» («море Оми»), давая ему новое развитие. В слове «намида» («слезы») слышится слово «нами» («волна»), ассоциативно связанное со словом «уми» («море»). В стихотворении содержится косвенный отказ на просьбу принца вернуться в столицу, впрочем, отказ этот смягчен упоминанием о слезах, которые она проливает, конечно же, тоскуя по принцу.
59. Идзуми Сикибу
кокороми ни | В качестве пробы |
оно га кокоро мо | попытаемся проверить |
кокоромиму | мою решимость — |
идза мияко э то | давай-ка попробуй приехать |
китэ сасоимиё | и увлечь меня в столицу. |
60. Принц Ацумити
асамасия | Удивительно! |
нори но ямадзи ни | ты прекратила продвижение |
ирисаситэ | по горным тропам закона, |
мияко но ката э | но в сторону столицы |
тарэ сасоикэму | кто же увлек тебя? |
Сочетание «нори-но яма» (буквально гора Закона, гора Учения) употребляется для обозначения буддийского учения вообще и как вариант названия горы Исияма. Принц поддразнивает Идзуми Сикибу, используя слова из двух предыдущих ее стихотворений: «тарэ» («кто», стих. 54) и «сасоу» («увлекать за собой, приглашать», стих. 59). Последнее у Идзуми Сикибу дается в форме «сасоимиё» («попробуй-ка, увлеки»), а у принца в форме «сасоикэму» («кто, интересно, увлек»).
61. Идзуми Сикибу
яма о идэтэ | Покинув горы, |
кураки мити ни дзо | по темным тропинкам |
тадорикоси | брожу ощупью снова, |
има хитотаби но | только ради того, чтобы еще раз |
ау кото ни ёри | встретиться с тобой. |
Идзуми Сикибу развивает заданную принцем тему «нори но яма» («горы», «вершины закона» (стих. 60)). Горы символизируют чистоту буддийского учения; темные земные тропинки — наш бренный мир. В слове «идэтэ» («выйдя», «покинув») — отклик на письмо принца, в прозаической части которого есть такая фраза: «исогиидэтамаиникэрэбанан» («И вдруг покинули свое убежище…»).
62. Принц Ацумити
нагэкицуцу | Печально вздыхая, |
аки но мисора о | на осеннее небо |
нагамурэба | взгляну — |
кумо утисаваги | тучи в смятении, |
кадзэ дзо хагэсики | ветер очень сильный. |
«Глядя на небо, думаю о любимой» — одна из распространеннейших тем в японской любовной лирике. Одним из первых использовал этот образ (скорее всего заимствованный из китайской классической поэзии) Сакаи Хитодзанэ: «оодзора ва// коисики хито но// катами ка ва// моно омоу гото ни // нагамэрарураму» («Небеса надо мной — // Не прощальный ли дар любимой? // Вряд ли иначе// К ним устремлялся бы взор мой //В часы нестерпимой тоски»)(«Кокинвакасю», 743). Смятение туч символизирует смятение души принца.
63. Идзуми Сикибу
акикадзэ ва | Когда осенний / пресыщения ветер |
кэсики фуку дани | подует лишь слегка, |
канасики ни | это печально, |
какикумору хи ва | а в день, когда так пасмурно, |
иу ката дзо наки | и вовсе невыразима (тоска). |
Взяв из стихотворения принца слово «кадзэ»(«ветер»), Идзуми Сикибу добавляет к нему определение «аки» («осенний»). Как уже упоминалось выше, слово «аки» в японской поэзии всегда ассоциируется с любовным пресыщением, охлаждением («акиру» — «пресытиться, наскучить»), поэтому слова «осенний ветер» должны были быть восприняты принцем как упрек. Слово «кэсики» («кэсикифуку» — «дует лишь для вида, совсем немного») звучит как отзвук слова «хагэсики» («сильный», «неистовый») из стихотворения принца.
64. Принц Ацумити
аки но ё но | До тех пор, пока осенней ночи |
ариакэ но цуки но | предрассветная луна |
иру мадэ ни | не скроется за горами, |
ясураиканэтэ | не сумев дождаться, |
каэриниси кана | я отправился домой. |
Мужчина, соблюдающий правила приличия, должен был покидать дом своей тайной возлюбленной затемно, но осенью солнце, как правило, восходит до того, как заходит луна, поэтому принц вынужден был удалиться еще раньше обычного. В образе исчезающей за горой луны скрывается намек на то, что принцу так и не удалось войти в дом («иру» — «заходить» о луне и одновременно «входить», поэтому фразу «иру мадэ ни ясураиканэтэ» можно понять и как «не смог дожидаться, пока войду»). Возможно, слово «ясураиканэтэ» («не мог медлить», «не мог дожидаться») связано со стихотворением Акадзомэ Эмон: «ясуравадэ // нэнамаси моно о // саёфукэтэ // катамуку мадэ но// цуки о мисикана» («Не медля// Хотела я лечь и все же// Просидела всю ночь,// Пока не скрылась луна // За далекой горной вершиной». Если в стихотворении Эмон и звучит обида женщины, не дождавшейся мужчины, то в стихотворении принца слышится обида мужчины, которого не пустила в дом женщина. В ответном стихотворении женщине полагалось упрекнуть мужчину за то, что он слишком поспешно ушел, но принц нарочно построил свое стихотворение таким образом, чтобы лишить Идзуми Сикибу этой возможности.
65. Идзуми Сикибу
аки но ути ва | За осень, |
кутихатэнубэси | должно быть, истлеть успеют (рукава), |
котовари но | и когда начнутся естественные зимние дожди, |
сигурэ ни тарэ га | кто рукава |
содэ ва карамаси | мне одолжит? |
Это стихотворение было сочинено на исходе девятой луны, когда до конца осени оставалось всего несколько дней. Образ истлевающих от слез рукавов один из самых распространенных в поэзии Хэйан, возможно, Идзуми Сикибу вспомнилось стихотворение Неизвестного автора из антологии «Сюивакасю»: «От тайных слез// Давно рукава истлели,// Ничего не осталось,// Если ночью вдруг встречусь с милым, // Чем прикроюсь от взоров людских…» Кроме того, во второй части стихотворения ощущается связь со строкой из длинного стихотворения Мибу Тадаминэ из «Кокинвакасю», 1003 (Длинная песня, преподнесенная государю…): «Осенней порой отдаю рукава// холодным дождям…».
66. Идзуми Сикибу
мадоромадэ | Увы, сколько уж ночей |
аварэ ику ё ни | я и задремать |
наринуран | не могу, |
тада кари га нэ о | только и занимаюсь тем, что слушаю |
кику вадза ни ситэ | крики диких гусей. |
Далекие крики диких гусей — образ, связанный с осенью, с разлукой.
67. Идзуми Сикибу
варэ нарану | Не только я, |
хит о мо садзо мин | но и другие это знают, верно — |
нагацуки но | нет ничего печальней |
ариакэ но цуки ни | предутренней луны |
сикадзи аварэ ва | в дни долгого месяца. |
Долгий месяц — девятый месяц по лунному календарю, последний месяц осени. Печалиться, глядя на предрассветную осеннюю луну, — обычное занятие для женщины, в одиночестве проведшей ночь.
68. Идзуми Сикибу
ёсо нитэ мо | В другом месте |
онадзи кокоро ни | с тем же чувством |
ариакэ но | на утреннюю луну |
цуки о миру я то | смотрят ли — о том |
тарэ ни товамаси | кого мне спросить? |
В этом стихотворении, так же как и в двух предыдущих, Идзуми Сикибу жалуется на свое ночное одиночество и упрекает принца, которого нет рядом, несмотря на то, что она так нуждается в утешении. Возможно, за основу взято стихотворение Минамото Санэакира из антологии «Сюивакасю»: «коисиса ва// онадзикокоро ни// арадзутомо// конъя но цуки о// кими мидзарамэ я» («Пусть ты не можешь // Разделить со мной мое чувство // Любовной тоски, // Неужели ты этой ночью // Не смотришь, как я, на луну?»). Для Идзуми Сикибу вообще характерно страстное желание найти человека, способного разделить ее чувства.
69. Принц Ацумити
аки но ути ва | За осень |
кутикэру моно о | успели истлеть (рукава), |
хито мо са ва | но ты почему-то |
вага содэ то номи | только о своих рукавах |
омоикэру кана | подумала. |
Принц последовательно отвечает на четыре стихотворения Идзуми Сикибу (65,66,67,68), начиная каждое стихотворение теми же словами, что и она, и парируя ее упреки. Это ответ на стихотворение 65.
70. Принц Ацумити
киэнубэки | Не думай, |
цую но иноти то | что жизнь, как роса, |
омовадзу ва | готовая растаять, |
хисасики кику ни | почему бы с долговечной хризантемой |
= "top" >какария ва сэну | ее не сравнить? |
Это ответ не на стихотворение Идзуми Сикибу, а на фразу из ее письма: «…тада има мо киэнубэки цую но вага ми дзо аяуку…» («Непрочной росой вот-вот растает моя жизнь…»). Некоторые исследователи полагают, что-когда-то в «Дневнике» было и соответствующее стихотворение, утерянное в более поздних списках. Во всяком случае в некоторых вариантах «Собрания стихотворений Идзуми Сикибу» («Идзуми Сикибу-сю») после стихотворения об истлевших рукавах идет такое стихотворение:
киэнубэки | Готова растаять |
цую но вага ми ва | Моя жизнь случайной росою. |
моно номи дзо | Все, что меня |
аяуку са ва ни | Окружает, столь зыбко, непрочно, |
канасикарикэру | И печалям не видно конца. |
Росе как символу бренности, мимолетности принц противопоставляет хризантему — символ вечности и долголетия. Эти два слова в японской поэзии ассоциативно связаны, к тому же, говоря о хризантеме, принц намекает и на свою вечную любовь. Упоминание хризантемы было тем более уместно, что стихотворение написано в дни девятой луны (на девятый день которой праздновался праздник Хризантем).
71. Принц Ацумити
мадоромадэ | Не засыпая, |
кумой но кари но | слушаешь, как в облачной обители |
нэ о кику ва | гуси кричат. |
кокородзукара но | но ведь это тобой самой придуманное |
вадза ни дзо арикэру | занятие, не более. |
Это ответ на стихотворение 66, в котором Идзуми Сикибу жалуется на свое одиночество. Принц же говорит, что она сама виновата в своем одиночестве, ведь она не пустила его в дом, когда он приехал к ней.
72. Принц Ацумити
варэ нарану | И кроме меня |
хито мо ариакэ но | есть люди, которые с тем же чувством |
сора о номи | только и делают, что смотрят на небо с |
онадзи кокоро ни | бледнеющей |
нагамэкэрукана | предутренней луной. |
Откликаясь на призыв Идзуми Сикибу (стих. 67) разделить ее одиночество, принц уверяет ее, что и он страдает, причем едва ли не больше, чем она — он думал, что он один тоскует, глядя на рассветное небо, но оказалось (как это ни странно), что другие (то есть Идзуми Сикибу) испытывают такие же чувства («онадзи кокоро» — это слово он берет из стих. 68). Слово «ариакэ» — какэкотоба, первая его часть «ари» («быть», «существовать») завершает фразу «варэ нарану хито мо ари…» («и кроме меня есть люди…»), в полном же виде оно входит в состав словосочетания «ариакэ-носора» (буквально «небо, имеющее свет», то есть утреннее небо, в котором еще видна луна).
73. Принц Ацумити
ёсо нитэ мо | И в других местах — |
кимибакари косо | уж ты-то во всяком случае наверняка — |
цуки мимэ то | глядят на луну — |
омоитэюкиси | так подумав, пошел, но |
кэса дзо куясики | этим утром мне суждено испытывать досаду. |
Этим стихотворением принц снова упрекает Идзуми Сикибу за то, что она не пустила его в дом.
74. Идзуми Сикибу
осимаруру | Горечью (разлуки) |
намида ни кагэ ва | вызванные слезы — о если б в них |
томаранаму | задержалось твое отраженье, |
кокоро мо сирадзу | пусть, не зная о том, что у меня на душе, |
аки ва юку томо | уйдет осень. |
Стихи, написанные от чужого имени («дайсаку»), явление в ту эпоху довольно распространенное; необычно лишь то, что принц поручил написать письмо, адресованное другой женщине, именно Идзуми Сикибу. Скорее всего, к тому времени у них установились уже весьма близкие отношения. Выполняя просьбу принца, Идзуми Сикибу, естественно, не упускает случая поведать ему и о собственных чувствах. Внешнее содержание этого стихотворения — прощание с осенью, внутреннее — печаль о разлуке с уезжающей из столицы женщиной. В словах «аки ва юку» («осень уходит») содержится намек на охлаждение (об этом значении слова «аки» см. коммент. к стих. 49) уезжающей женщины к принцу Ацумити и одновременно — намек на охлаждение принца к самой Идзуми Сикибу. Она нарочно использует образы одного из давних стихотворений принца (см. стих. 43), а именно: «кагэ» («тень», «силуэт» в данном контексте «отражение»), «кокоро»(«душа», «чувства»), «юку»(«уходить», «удаляться»), желая напомнить ему о том, что когда-то он писал ей самой. «Ты говорил когда-то, что лишь тень твоя покидает меня, сердце же остается со мной, я же согласна на то, чтобы осталось хотя бы твое отражение, если сам ты должен уйти» — вот каков подтекст этого стихотворения.
75. Идзуми Сикибу
кими о окитэ | Тебя оставив, |
идзути юку ран | куда же она уезжает, |
варэ дани мо | ведь даже я |
уки ё но нака ни | в этом горестном мире |
сиитэ косо фурэ | продолжаю жить через силу. |
Этим стихотворением Идзуми Сикибу, с одной стороны, вроде бы утешает принца, покинутого другой женщиной, с другой — дает волю своей ревности. К тому же она не упускает случая намекнуть на свои сомнения в чувствах соперницы и дает принцу понять, что сама она любит его куда больше (несмотря на его охлаждение к ней). «Уки ё» означает одновременно и «зыбкий мир» и «горестная связь».
76. Принц Ацумити
утисутэтэ | С той, кто, бросая меня, |
табиюку хито ва | отправляется в путь, |
само араба арэ | что будет, то будет, |
матанаки моно то | только бы ты считала меня |
кими сиомоваба | не имеющим равных. |
Принц, как это часто с ним бывает, не прибегая к словесной игре, просто и непосредственно выражает свои чувства.
77. Принц Ацумити
сигурэ ни мо | Ни с холодным дождем, |
цую ни мо атэдэ | ни с росой не соприкасались (они), |
нэтару ё о | в ту ночь, когда мы легли вместе, |
аясику нуруру | как же странно, что так промокли |
тамакура но содэ | рукава у нас в изголовье. |
В этом и ряде последующих стихотворений обыгрывается образ «рукавов в изголовье» («тамакура-но содэ»). Слово «тамакура» означает «изголовье из сплетенных рук» и служит метафорой любовного свидания — ложась на временное ложе, любовники подкладывают под голову руки. Этот образ встречается уже в антологии XIII века «Манъёсю»: «Государеву указу// Нынче в страхе повинуюсь я,// Покидаю я тебя, моя жена,// Руки милые, что были изголовьем.// Службу отбывать пришла пора» (см. Манъёсю / Пер. с яп. А. Е. Глускиной. М.: Наука, 1971. Т. 2. С. 531, 3480). Возможно, стихотворение принца связано со стихотворением Накацукаса из собрания «Накацукаса-сю»: «сигурэ ни мо // амэ ни мо арадэ // кими коуру // вага коромодэ но // нуруру коро кана» («Нет ни дождя // Теперь, ни холодной мороси, // Но я так люблю,// Что мои рукава неизменно// В эти дни промокают до нитки»). Промокают рукава, разумеется, от слез: «промокшие рукава в изголовье» — обычная метафора любовной тоски.
78. Идзуми Сикибу
кэса но ма ни | За это утро |
има ва кэнуран | к этому часу уже, наверное, высохли |
юмэ бакари | во время мимолетного сна |
нуру то миэцуру | промокшие у как (тебе) казалось, |
тамакура но содэ | рукава в изголовье. |
Отвечая принцу, который сетует на то, что его рукава промокли от слез, Идзуми Сикибу, как водится, пытается умалить его страдания и выставить страдающей стороной себя. Умело оперируя словами из стихотворения принца, она оборачивает их против него самого, упрекая его в жестокости. Утверждая, что рукава принца давно успели высохнуть, она намекает на то, что чувства его вовсе не так уж и сильны. В словах «юмэ бакари нуру» заключен двойной смысл: глагол «нуру», имея значение «промокать», одновременно совпадает по звучанию с одной из форм глагола «ну» («нуру» — «ложиться спать»); «юмэ бакари» означает «совсем немного, на краткий миг» и одновременно «только сон» (в этом значении оно ассоциативно связано со словами «ну» и «миэцуру» («увиделось»)). Таким образом, за внешним смыслом «лишь немного промокли», скрывается внутренний — «чуть прилегли» (то есть «свидание было слишком кратким»). Подхватив слова «кэса но ма» («за это утро»), которые по замыслу принца должны были подчеркнуть глубину его тоски («совсем немного времени прошла с нашей ночной встречи, но уже за эти утренние часы я успел стосковаться по тебе»), Идзуми Сикибу использует их совершенно в ином, выгодном для себя и невыгодном для принца, смысле: «да, совсем немного времени прошло, но за эти утренние часы ты успел забыть меня».
79. Принц Ацумити
юмэ бакари | Хоть ты и считаешь, |
намида ни нуру то | что лишь случайная слезинка |
мицурамэдо | намочила мой рукав, |
фуси дзо вадзурау | но я в затрудненье, не зная, как лечь |
тамакура но содэ | на этот рукав в изголовье. |
Продолжая развивать тему «рукавов в изголовье», принц использует те же приемы, что и Идзуми Сикибу (стих. 78).
80. Принц Ацумити
цую мусубу | По покрытой росой |
мити но мани мани | дороге, шагая вперед и вперед |
асаборакэ | в час рассветный, |
нурэтэ дзо кицуру | я, промокнув, пришел / надетые (и мокры) |
тамакура но содэ | рукава в изголовье. |
Скорее всего, принц взял за основу стихотворение Неизвестного автора из антологии «Манъёсю», 2252: «акихаги но // сакитару нобэ но // юудзую ни // нурэцуцу кимасэ // ёру ва фукэну томо» («Осенние хаги // Расцвели на лугах, умытых// Вечерней росой.// Приходи ко мне в платье промокшем,//Пусть стоит глубокая ночь!»). «Приходи!» — говорит поэт «Манъёсю». «Я пришел», — словно отвечает ему принц Ацумити. Слово «кицуру» выполняет роль какэкотоба, соединяя значения «пришел» и «надел» («я пришел, промокнув» и «надетые мною промокшие (от слез) рукава»).
81. Идзуми Сикибу
митисиба но | Из-за того, |
цую ни окииру | кто бодрствовал / упала роса |
хито ни ёри | на придорожные травы, |
вага тамакура но | рукава у меня в изголовье |
содэ мо кавакадзу | не просыхают. |
Идзуми Сикибу пытается разоблачить принца, утверждая, что его рукава мокры всего лишь от придорожной росы, тогда как ее собственные рукава промокли, конечно же, от слез, вызванных его жестоким с ней обращением. Жестокость же принца заключается, по мнению Идзуми Сикибу, в том, что он ушел от нее слишком рано. Намек на это обстоятельство содержится в словах «цую ни окииру» («поднялся из-за росы»). Этими словами Идзуми Сикибу в завуалированной форме упрекает принца за то, что он поднялся с ложа (и ушел), даже не дождавшись рассвета, едва успела выпасть роса. К тому же в этих словах содержится еще и намек на одно из предыдущих стихотворений принца (см. стих. 79), в котором он жаловался, что не может лечь, потому что рукава у него в изголовье промокли. (А промокли-то они, по мнению Идзуми Сикибу, все от той же росы.) Примечательно также, что Идзуми Сикибу полностью проигнорировала использованное принцем слово «мусубу» (нарочно заменив его на более нейтральное «оку»), которое, хотя в контексте стихотворения принца и означает «возникать», «образовываться» (о росе), чаще означает «связывать», и к тому же употребляется в сочетании «тигири о мусубу» («обменяться любовной клятвой»).
82. Идзуми Сикибу
тамакура но | И на рукава |
содэ ни мо симо ва | в изголовье тоже |
окитэкэри | лег иней — |
кэса утимирэба | сегодня утром я взглянула — |
сиротаэниситэ | а они белотканные. |
Иней в стихотворении Идзуми Сикибу тоже связан со слезами — замерзнув, они превратились в иней. Слово «оку» («выпадать», «ложиться» — об инее) выступает в роли какэкотоба, имея второе значение «подниматься с постели», «бодрствовать». Идзуми Сикибу хочет сказать, что не смыкая глаз проплакала всю ночь, так что к утру слезы ее превратились в иней. «Си рота э» («беловолоконный» — то есть вытканный из волокон бумажного дерева) — энго к слову «содэ» («рукав»). Иней на рукавах в китайской поэзии символизирует, как правило, ночное одиночество.
83. Принц Ацумити
цума коу то | Тоскуя о супруге, |
окиакасицуру | бодрствовал до рассвета / лег |
симо нарэба | иней на рукава и поэтому… |
По поводу этого трехстишия существуют разные толкования. Некоторые считают, что мы имеем дело с цитатой, источник которой не установлен, другие полагают, что, сочинив трехстишие, принц по каким-то обстоятельствам не успел добавить к нему заключительное двустишие, отложив это на потом. Существует и третье мнение, которое представляется наиболее вероятным, а именно — трехстишие принца должно быть соединено с двустишием из предыдущего стихотворения Идзуми Сикибу, то есть перед нами простейший вариант «рэнга», «связанных строф» (см. также стих. 94,131, а также стих. 272, 273 в «Собрании стихотворений»). Вторя Идзуми Сикибу, принц утверждает, что тоже не спал всю ночь. Это стихотворение примечательно тем, что в нем принц впервые употребляет слово «супруга» («цума»), хотя и не относит его непосредственно к Идзуми Сикибу.
84. Принц Ацумити
нэнуру ё но | Глядишь ли ты |
цуки ва миру я то | на луну той ночи, когда спала / спали (вдвоем)? |
кэса ва симо | сегодня утром |
окиитэ матэдо | я бодрствовал / выпал иней и ждал, |
тоу хито мо наси | но никто не прислал письма. |
Фраза «нэнуру ё но цуки» может быть понята двояко: 1) «луна, которая была на небе в ту ночь, когда мы лежали (вместе)»; 2) «луна, которая была на небе, когда ты спала (и которую поэтому ты не видела)». Принц таким образом подтрунивает над Идзуми Сикибу, припоминая ей ту ночь, когда она не впустила его в дом и он вынужден был уйти ни с чем. Стихотворение принца связано со стихотворением 68, которое прислала ему Идзуми Сикибу после той ночи и которое кончалось вопросом «тарэ ни товамаси» («кого спрошу?»). Словно откликаясь на этот вопрос, принц Ацумити заканчивает свое стихотворение словами «тоу хито мо наси» («нет никого, кто бы меня спросил», в контексте стихотворения означающими «нет никого, кто бы написал ко мне»). В словах этих заключена ирония — в предыдущем стихотворении (82) Идзуми Сикибу утверждала, что не спала всю ночь, и принц позволяет себе-в этом усомниться: если она и в самом деле не спала, почему же не написала ему, тем более что ей так хотелось «кого-нибудь спросить»? Слово «симо», являясь усилительной частицей, одновременно по звучанию совпадает со словом «симо» («иней»), слово «окиитэ» помимо значения «бодрствуя» означает еще и «лег», «выпал» (об инее).
85. Идзуми Сикибу
мадоромадэ | Не спала, |
хитоё нагамэси | целую ночь смотрела |
цуки миру то | на эту луну, |
окинагара симо | а ты делаешь вид, что встретил рассвет |
акасигаонару | бодрствуя. |
Принц усомнился в том, что Идзуми Сикибу провела бессонную ночь, а Идзуми Сикибу в свою очередь намекает на то, что не верит принцу. В своем стихотворении Идзуми Сикибу использует те же приемы, что и принц: «симо» — усилительная частица и «иней», «оки» — «бодрствовать» и «ложиться» (об инее).
86. Идзуми Сикибу
симо но уэ ни | Похоже, на иней |
асахи сасумэри | падают лучи утреннего солнца. |
им а ва хая | и теперь побыстрее |
утитокэнитару | покажи свой оттаявший |
кэсики мисэнаму | смягчившийся облик. |
Это стихотворение, так же как и ответное стихотворение принца (см. стих. 87), построено на популярной в те времена цитате из сутры Фугэн: «смертные подобны инею или росе — они исчезают под лучами мудрости».
87. Принц Ацумити
асахи кагэ | Под лучами утреннего солнца |
саситэ киюбэки | должен бы растаять |
симо нарэдо | иней, |
утитокэгатаки | но ему трудно растаять — |
сора но кэсики дзо | таков облик неба. |
В ответ на просьбу Идзуми Сикибу смягчить свое сердце принц заявляет, что еще не готов сменить гнев на милость. «Асахи» («утреннее солнце») символизирует Идзуми Сикибу, а «сора» («небо») — самого принца. В стихотворении содержится еще и намек на то, что принцу трудно простить мальчика потому, что слишком велика его любовь к Идзуми Сикибу.
88. Идзуми Сикибу
кими ва кодзу | Ты не приходишь, |
таматама миюру | так неужели хотя бы этому мальчику, |
варава о ба | который заглядывает ко мне иногда, |
икэ то мо има ва | ты не хочешь теперь |
ивадзи то омоу ка | сказать: «Живи / Иди!»? |
В словах «таматама миюру» («редко когда покажется») звучит явная ирония: Идзуми Сикибу намекает на то, что принц слишком редко пишет к ней. Слово «икэ» выполняет роль какэкотоба, совмещая два значения: «оставь в живых» и «пойди». Этим стихотворением Идзуми Сикибу словно выплескивает накопившуюся за последнее время в ее душе обиду.
89. Принц Ацумити
котовария | Ты права, |
има ва коросадзи | теперь я не стану убивать |
коно варава | этого мальчишку, |
синоби но цума но | следуя тому, что говорит |
иу кото ни ёри | моя тайная супруга. |
Это стихотворение примечательно тем, что в нем принц впервые называет Идзуми Сикибу (причем называет, непосредственно к ней обращаясь) пусть и тайной, но все же женой — «цума». (Само слово «цума» встречалось и в стих. 83, но там оно имело скорее обобщенный характер и непосредственно к Идзуми Сикибу не относилось.) Это обстоятельство свидетельствует о значительных изменениях, происшедших в чувствах принца, ранее никак не реагировавшего на намеки Идзуми Сикибу (см. стих. 17, 19, а также 28) и явно не желавшего признавать себя ее супругом.
90. Идзуми Сикибу
хито сирэдзу | Тайком от людей |
кокоро ни какэтэ | только в глубине души |
синобуру о | тоскую (о том, с кем в разлуке), |
васуру то я омоу | а ты, верно, думаешь: «забыты |
тамакура но содэ | рукава в изголовье». |
Слова «хито сирэдзу»(«таясь от людей») являются своеобразным откликом на слова «синоби но цума» («тайная жена») из стихотворения принца. «Ежели я “тайная жена”, мне положено страдать тайком, что, кстати, гораздо труднее, чем “сетовать вслух”» — очевидно, хочет сказать Идзуми Сикибу, напоминая принцу популярное в то время стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакарокудзё»: «кокоро ни ва // ситаюку мидзу но // вакикаэри// ивадэ омоу дзо// иу ни масарэру» («В сердце бурлит,// Снова и снова вскипая, поток,// Невидимый взорам.// Право, печалиться молча// Труднее, чем сетовать вслух»). Слово «синоби» из стихотворения принца (в форме «синобуру») тоже есть в стихотворении Идзуми Сикибу, только она использует его в ином значении — «тосковать по тому, с кем находишься в разлуке», «вздыхать о прошлом».
91. Принц Ацумити
моно ивадэ | Если бы я промолчал, тебе ни слова |
яминамасикаба | не сказав, |
какэтэ дани | разве ты хоть когда-нибудь |
омоиидэмаси я | вспомнила бы |
тамакура но содэ | о рукавах в изголовье? |
Показывая, что понял намек Идзуми Сикибу, принц вставляет в свое стихотворение слово «ивадэ» («промолчав») из вышеупомянутого стихотворения Неизвестного автора (см. коммент, к пред. стих.), однако использует его в новом контексте, явно желая уколоть Идзуми Сикибу. Кроме того, взяв слово «какэтэ» из стихотворения Идзуми Сикибу («кокоро ни какэтэ» — «в одном лишь сердце»), он, давая ей понять, что сомневается в ее искренности, использует его в ином значении («какэтэ дани» — «хоть немного», «хоть чуточку»).
92. Принц Ацумити
миру я кими | Смотришь ли ты |
саё утифукэтэ | в поздний ночной час |
яма но ха ни | на сияющую над краем гор |
куманаку сумэру | безоблачно-чистую |
аки но ё но цуки | луну осенней ночи? |
Это стихотворение заставляет вспомнить стихотворение 35, тоже сочиненное принцем. Некоторое недоумение вызывает слово «аки» («осень»), поскольку действие происходит зимой.
93. Идзуми Сикибу
фукэнураму то | Хотя я и думаю, |
омоу монокара | что скоро наступит глубокая ночь, |
нэрарэнэдо | но не могу заснуть, |
наканаканарэба | однако поскольку тогда мне будет еще хуже, |
цуки ва симомидзу | на луну смотреть не стану. |
В те времена в лунные ночи утонченным людям положено было не спать, а любоваться луной и сочинять об этом стихи. Что, собственно, и делает принц (см. стих. 92). Смелость и изобретательность Идзуми Сикибу в том, что она нарочно пренебрегает сложившейся традицией, причем делает это с единственной целью — показать, как сильно она любит. К тому же это стихотворение принц должен был расценить как приглашение, ведь говоря: «А сон приходить не желает» — она явно намекает на то, что ждет его.
94. Принц Ацумити
кото но ха фукаку | листья слов какими глубокими |
нариникэру кана | стали |
Двустишие принца построено на какэкотоба. Сочетание «кото-но ха» имеет значение «слово» (а также «стихотворение»), но отдельно «ха» означает «лист»; «фукай» может значить «глубокий», «сильный» (о чувстве) и «яркий» (о цвете листвы). Таким образом за внешним смыслом стихотворения («какими яркими стали листья») скрывается внутренний — «какими глубокими стали наши слова (и соответственно, чувства)». (Кстати, в тексте говорится о том, что листья лишь начали краснеть, вполне возможно, что Идзуми Сикибу написала так нарочно, желая показать свое несколько ироническое отношение к чувствам принца.)
Идзуми Сикибу
сирацую но | белая роса |
хаканаку оку то | лишь на миг легла — так |
мисиходо ни | показалось, но… |
К двустишию, сочиненному принцем, Идзуми Сикибу добавляет трехстишие, за внешним смыслом которого («Ведь казалось, роса лишь на миг легла на эти листья») тоже скрывается внутренний («Ведь казалось, нас лишь на миг свела любовь»). «Белая роса» символизирует принца. Идзуми Сикибу намекает на то, что он слишком долго пренебрегал ею и только в последнее время стал проявлять к ней некоторый интерес.
95. Идзуми Сикибу
кадзураки но | Бог Кадзураки, |
ками ва са косо ва | наверное, он именно так |
омоурамэ | чувствовал себя, |
кумэдзи ни ватасу | перебрасывая мост в Кумэдзи, |
хаситанаки мадэ | (так безобразен, что) даже стыдно. |
Богом Кадзураки называли бога Хитокотонуси, который, согласно преданию, жил на горе Кадзураки. Эн-но гёдзя, патриарх секты аскетов, повелел этому богу построить мост над Кумэдзи (провинция Ямато) — между горой Кадзураки и горой Кимбусэн (на этих горах находились главные монастыри секты аскетов). Бог Хитокотонуси был очень некрасив и, стыдясь дневного света, работал только ночами, поэтому ему никак не удавалось закончить мост, и Эн-но гёдзя наказал его, заточив в каменную пещеру. В слове «хаситанаки» («безобразный», «постыдный») звучит еще и «хаси-наки» («нет моста»). Идзуми Сикибу хочет сказать, что она недостаточно красива, чтобы показываться принцу при дневном свете.
96. Принц Ацумити
оконаи но | Уж если я наделен |
сируси мо араба | силой творить чудеса, |
кадзураки но | разве только потому, что бог Кадзураки |
хаситанаси тотэ | сказал, что, мол, ему стыдно, |
сатэ я яминан | я отступлюсь? |
Развивая образы предыдущего стихотворения, в котором Идзуми Сикибу сопоставляла себя с богом Кадзураки, принц, говоря как бы от лица Эн-но гёдзя (см. коммент, к пред. стих.), намекает на то, что несмотря на ее протесты не отступится и отныне станет встречаться с ней и в дневное время.
97. Идзуми Сикибу
вага уэ ва | Обо мне |
тидори мо цугэдзи | и мелкие пташки не сообщат (тебе). |
оотори но | большой птице |
ханэ ни мо симо ва | на крылья тоже иней |
саява окикэру | лег / она так же бодрствовала? |
Идзуми Сикибу строит свое стихотворение на образах народной песни «Большая птица»: «На крылья большой птицы, гляди-ка, иней упал. Кто об этом сказал? — Кулики-тидори сказали». Под большой птицей (в исходной песне, скорее всего, речь идет об аисте) подразумевается принц. В первых двух строках стихотворения содержится намек на то, что иней (как уже говорилось выше, иней — это не что иное, как замерзшие слезы) на рукавах (Идзуми Сикибу) настолько глубок, что кулики не оставляют на нем следов (глагол «цугэдзи» — «не сообщать», близок по звучанию глаголу «цукэдзи» — «не коснутся»). К тому же в некоторых списках сохранился немного иной вариант начала, а именно «вага содэ ни тидори мо цукэдзи» (буквально «моих рукавов кулики не коснутся»). Основной смысл стихотворения заключается в последней строке «саява окикэру», за внешним смыслом которой («такой ли (иней) выпал?») скрывается внутренний — «так ли ты бодрствовал ночью (как я?)». Глагол «окикэру» выступает в роли какэкотоба, совмещая два значения — «выпал» (об инее) и «бодрствовал».
98. Принц Ацумити
цуки мо мидэ | На луну не глядя |
нэники то ииси | ты спала — так ты сказала, |
хито но уэ ни | и уж, наверное, на тебя |
окиси мо сэдзи о | никак не мог лечь такой иней, |
оотори но гото | как на большую птицу. |
Принц поддразнивает Идзуми Сикибу, напоминая ей об одном из ее предыдущих стихотворений (93), в котором она говорила, что не желает смотреть на луну. Толкуя его в выгодном для себя смысле: «не смотрела, потому что спала», он продолжает игру со словом «окиси» («выпал» и «бодрствовала»); в заключительном двустишии («окиси мо сэдзи о / оотори но гото»), помимо внешнего смысла: «не лег такой (иней), как на (крылья) большой птицы» (слово «иней» — «симо» скрывается за окончанием глагола «си» и усилительной частицей «мо»), есть и внутренний — «не бодрствовала так, как большая птица».
99. Принц Ацумити
каминадзуки | В дни богооставленной луны |
ё ни фури ни тару | в мире идут / так всегда говорят |
сигурэ то я | холодные дожди, |
кёу но нагамэ ва | и сегодняшний долгий дождь / моя тоска |
вакадзу фурураму | неужели идет, ничем (для тебя) не отличаясь. |
Богооставленная луна (каминадзуки) — иное название десятого месяца по лунному календарю. Считалось, что на десятую луну все боги собираются в Великом святилище Идзумо и в других местах их нет. Во дворце в дни десятой луны не проводилось никаких синтоистских церемоний и обрядов. Слово «фуру» выступает в роли какэкотоба, оно значит, с одной стороны, «лить» (о дожде), с другой — «старый», в результате первое трехстишие, помимо смысла «дожди, которые идут в дни богооставленной луны», приобретает смысл «дожди, в которых нет ничего нового, к которым все привыкли». То же самое «фуру» в конце стихотворения (в форме «фуруран») помимо значения «лить» имеет значение «жить», «коротать время», поэтому конечное двустишие, с одной стороны, можно понять как: «неужели и сегодняшний долгий дождь идет, ничем не отличаясь от обычного», а сдругой — «неужели ты так и проживешь этот день, не поняв, чем сегодняшний долгий дождь отличается от обычного». (То есть «неужели ты не понимаешь, что сегодняшний дождь — это слезы, которые я проливаю, тоскуя о тебе».)
100. Идзуми Сикибу
сигурэ камо | От дождя ли, |
нани ни нурэтару | от чего-то еще промокли |
тамото дзо то | мои рукава — |
садамэканэтэдзо | не разберу того я, |
варэ мо нагамуру | и (оттого) мне тоже тоскливо. |
Под этим «от чего-то еще» — конечно же, подразумеваются слезы.
101. Идзуми Сикибу
момидзиба ва | Алые листья |
ева но сигурэ ни | после полночного дождя |
арадзикаси | отсутствуют / буря, наверное (их сорвала), |
киноу ямабэ о | надо бы было вчера |
митарамасикаба | идти смотреть на горы… |
Стихотворение непосредственно выражает чувства автора. Единственным украшением является использование в качестве какэкотоба слова «арадзикаси» — в нем явственно звучит слово «араси» — «буря».
102. Принц Ацумити
соё я соё | Да, так, |
надо тэ ямабэ о | почему же на горы |
мидзарикэму | ты не смотрела? |
кэса ва куюрэдо | а сегодня утром, как ни сожалей, |
нани но каинаси | никакого толка нет. |
В этом стихотворении интересно использование слова «каи» — «польза» и одновременно «ущелье». Во втором значении оно является энго к слову «яма» («гора»).
103. Принц Ацумити
арадзи това | Нет их / буря (сорвала) — |
омоу моно кара | хоть и думаешь так, |
момидзиба но | может, алые листья |
тири я нокорэру | не все облетели, |
идза юкитэмин | давай-ка поедем, посмотрим. |
Стихотворение очень простое, единственное, что можно отметить, — принц, так же как ранее Идзуми Сикибу (см. стих. 101), употребляет слово «арадзи» как какэкотоба: «арадзи» — «нет», «не имеется» и «араси» — «буря».
104. Идзуми Сикибу
уцуровану | Если не меняющая цвет |
токива но яма мо | гора Токива тоже |
момидзисэба | украсится алой листвой, |
идза каси юкитэ | тогда непременно поеду, |
тоу тоу мо мин | поеду посмотреть на нее. |
В стихотворении Идзуми звучит явная ирония, по существу в нем содержится завуалированный отказ ехать вместе с принцем смотреть на алые клены. Гора Вечнозеленая (Токива) есть в провинции Ямасиро, она издавна служит в японской поэзии символом постоянства, неизменности.
105. Идзуми Сикибу
такасэбунэ | Плоскодонка, |
хая когиидэё | поскорее отплывай, |
савару кото | та преграда, |
сасикаэриниси | которая заставляла тебя уйти (отталкиваясь шестом), |
аси ма вакэтари | тростник — разошелся в стороны. |
Тростник в японской поэзии очень часто символизирует помехи, преграды, которые встают на пути влюбленных. Само слово «тростник» («аси») по звучанию совпадает со словом «плохой», «злой» («аси»). Вот, к примеру, стихотворение Какиномото Хитомаро из антологии «Сюивакасю»: «минато ирино// асивакэ кобунэ// савари ооми// вага омоу хито ни // авану коро кана» («В бухту входя, // Сквозь тростник челнок пробирается // С великим трудом. // Встречаться с любимой так редко// Мне удается теперь»). Под «плоскодонкой»(«такасэбунэ») — имеется в виду принц. Слово «сасикаэру» («уплыть обратно, отталкиваясь шестом») ассоциативно связано со словом «такасэбунэ». Идзуми Сикибу приглашает принца посетить ее.
106. Принц Ацумити
ямабэ ни мо | И в горы, |
курума ниноритэ | сев в карету, |
юкубэки ни | следует ездить, |
такасэ но фунэ ва | а на плоскодонке |
икага ёсубэки | каким же образом можно причалить? |
Основное содержание этого стихотворения заключено в слове «юкубэки ни» («следует ехать»). В слове «курума» («карета») звучит «куру» («приходить», «приезжать»).
107. Идзуми Сикибу
момидзиба | Но если алые листья |
ми ни куру мадэ мо | до того, как на них посмотреть приедем, |
тирадзараба | не осыпятся, |
такасэ но фунэ но | то зачем плоскодонке |
наника когарэму | к ним плыть / сгорать от страсти? |
Подхватив использованное принцем слово «курума» («карета»), Идзуми Сикибу ловко вплетает его в свое стихотворение, давая понять, что она разгадала его тайный смысл («ми ни куру мядэмо» — «до того как приедем посмотреть / даже если (приедем) в карете»). Завершающее стихотворение слово «когарэму» выполняет роль какэкотоба, совмещая значения «плыть на лодке» и «сгорать от страсти». Идзуми Сикибу намекает на то, что было бы лучше, если бы принц приехал к ней, вместо того чтобы ехать смотреть на листья.
108. Принц Ацумити
нэнуру ё но | К той ночи, когда легли на ложе, |
нэдзамэ но юмэ ни | будкому сну |
нараитэ дзо | привыкнув, |
фусими но сато о | даже здесь в Фусими все равно |
кэса ва окикэру | встал рано утром. |
Название местечка Фусими, которое находилось к югу от столицы (ныне южная часть города Киото), совпадает по звучанию со словом «фусу» («ложиться»). Возможно, двоюродный брат принца жил в Фусими. Скорее всего это стихотворение связано со стихотворением 84, так что «будким» стал сон потому, что принц и Идзуми Сикибу слишком редко проводят ночи вместе. Фраза «даже здесь в Фусими» содержит намек на то, что «даже теперь, когда я провожу ночь с тобой, все равно…» Слова «юмэ» («сон») и «фуси» (в значении «ложиться») являются энго, то есть ассоциативно связанными словами.
109. Идзуми Сикибу
соно ё ёри | С той ночи |
вага ми но уэ ва | моя судьба сделалась |
сирарэнэба | мне неизвестной, |
судзуро ни арану | безрассудный, неожиданный |
табинэ о дзо суру | этот ночлег в пути. |
«С той самой ночи» («соно ё ёри») — так же, как и в предыдущем стихотворении, речь идет об их первой ночи. «Ночлег в пути» («табинэ») вовсе не обязательно подразумевает странствие, для благородной дамы каждый выезд из собственного дома был равен путешествию, потому любой ночлег в чужом доме рассматривался как «ночлег в пути». Этими словами Идзуми Сикибу хочет подчеркнуть свою пылкую любовь — ночевать вне дома было не совсем прилично для особы ее ранга, но она готова и на это.
110. Идзуми Сикибу
има но ма ни | Хотелось, чтоб ты |
кими кимасанаму | пришел уже сейчас, |
коиситотэ | хоть и люблю, |
на мо ару моно о | но есть такая вещь, как имя, |
варэ юкаму я ва | так разве могу пойти сама? |
Принц говорил, что не может приехать, опасаясь пересудов, Идзуми Сикибу отвечает, что и она должна заботиться о своем добром имени. В этом стихотворении Идзуми Сикибу впервые открыто говорит принцу «люблю» («коиси»), таким образом она отвечает на приведенную в его письме цитату из стихотворения Исэ: «Пусть людская молва// Оплетает. Морские травы // Срезает рыбак. // Коль сердца стремятся друг к другу, // Что нам за дело до мира?»
111. Принц Ацумити
кими ва са ва | Ты так |
на но тацу кото о | о том, что о тебе станут говорить, |
омоикэри | заботилась. |
хито кара какару | но мне кажется, это твое беспокойство |
кокоро то дзо миру | зависит от человека (из-за которого пойдут сплетни). |
Продолжая спор о том, кто больше любит и кто должен прийти первым, принц нарочно переосмысливает стихотворение Идзуми Сикибу так, чтобы ее аргументы обернулись против нее самой, при этом, по обыкновению своему, не упуская случая намекнуть на ее сердечное непостоянство.
112. Принц Ацумити
утагавадзи | Не стану сомневаться |
нао урамидзи то | и обижаться не стану тоже — |
омоуто мо | так думаю, но увы, |
кокоро ни кокоро | этому намерению мое сердце |
канавадзарикэри | не подчиняется. |
Опять характерное для принца стихотворение, прямо и непосредственно выражающее чувства.
113. Идзуми Сикибу
урамураму | Меня упрекать |
кокоро ва таюна | желание не утрачивай, |
кагиринаку | ведь и я, хоть и безгранично |
таному кими о дзо | полагаюсь на тебя, в тебе |
варэ мо утагау | сомневаюсь. |
Идзуми хочет сказать, что сомнения и ревность неотделимы от любви. Стихотворение лишено словесной игры, оно прямо и непосредственно выражает чувства.
114. Идзуми Сикибу
симогарэ ва | Увядшие от инея травы |
вабисикарикэри | навеяли такую тоску, |
акикадзэ но | а когда осенний ветер |
фуку ни ва оги но | дул, то мискант хотя бы |
отодзурэ мо сики | шелестел иногда / ты посещал меня. |
В слове «симогарэ» («блекнуть», «увядать») звучит еще и глагол «кару» («отдаляться друг от друга»). Тоскливо, когда блекнут травы от инея, и так же тоскливо, когда мы далеко друг от друга. В словах «акикадзэ» («осенний ветер») заключен намек на возможное охлаждение принца («аку», «акиру» — «охладевать», «пресыщаться»). Слово «отодзурэ» помимо значения «шелест» имеет значение «посещать». Таким образом Идзуми Сикибу хочет сказать принцу следующее: «Мне было так тоскливо из-за того, что тебя не было рядом, а ведь раньше ты заходил ко мне даже тогда, когда был довольно равнодушен». Слова «оги но отодзурэ» («шелест мисканта») должны, напомнив принцу стихотворение 49, заставить его понять, что она ждет и зовет его.
115. Принц Ацумити
карэхатэтэ | Все поблекло от инея, |
варэ ёри хока ни | кроме меня, |
тоу хито мо | никто тебя не спросит, |
араси но кадзэ о | как ты (живешь), прислушиваясь |
икага кикураму | к этой буре? |
Принц подхватывает слово «кару» («блекнуть от инея» и «отдаляться»), использованное Идзуми Сикибу (таким образом давая ей понять, что ее намек понят), но придает ему другой смысл: Идзуми Сикибу имела в виду, что от нее отдалился принц, а он, желая уязвить ее, намекает на то, что она растеряла всех своих поклонников. Впрочем, он тут же утешает ее, говоря, что уж он-то, разумеется, останется с ней. Никак прямо не откликаясь на слова «оги но отодзурэ» («шелест мисканта» / «посещение»), принц вместе с тем вводит косвенно связанное с этим «шелестом» слово «буря» («араси»). Как бывало и раньше, слово «араси» выступает в роли какэкотоба, совмещая значения «буря» и «нет» («нет человека, который спросит…»), «араси» («буря») и «карэ» (в значении «увядание») — сезонные слова, относящиеся к зиме.
116. Идзуми Сикибу
цурэдзурэ то | В тоске |
кёу кадзоурэба | сегодня подсчитала — |
тосицуки но | из всех годов и лун |
киноу дзо моно ва | я только вчера |
омовадзарикэри | не предавалась печальным думам. |
«Вчера» — то есть в тот день, который они провели вместе с принцем.
117. Принц Ацумити
омоу кото | О чем печалиться |
накутэ сугиниси | не имея, провели |
ототои то | позавчера |
киноу то кёу ни | и вчера, вот бы и сегодня |
нару ёси мо гана | так же было… |
Принц поправляет Идзуми Сикибу, говоря, что на самом деле они провели вместе не один день, а два, и намекает на то, что, если она решится переехать к нему, они будут всегда вместе.
118. Идзуми Сикибу
нагусамуру | Всегда готовый утешить |
кими мо ари това | ты есть у меня, и об этом |
омоэдомо | я знаю, но |
нао юугурэ ва | вечерами все равно |
моно дзо канасики | все вокруг печалит. |
Вечер в японской поэзии всегда связан с томительным ожиданием любовного свидания. Начало этому было положено еще в «Манъёсю», 2373: «Сказать мне, когда я люблю? — // Не бывает, чтоб я не любил. // Но начнет вечереть — // И от страшной тоски// Я спасенья не знаю тогда…» (перевод А. Е. Глускиной). Идзуми Сикибу знает, что ее ожидание напрасно, и от этого ей особенно тоскливо.
119. Принц Ацумити
юугурэ ва | Вечерами |
тарэ мо саноми дзо | все так же |
омооюру | чувствуют себя, |
мадзу иу кими дзо | но ты, которая раньше это сказала, |
хито ни масарэру | печалишься больше других. |
В словах «хито ни масарэру» («печалишься больше других») таится намек на особенную тонкость чувств Идзуми Сикибу. Нельзя не заметить, что к концу «Дневника» стихотворные послания как принца Ацумити, так и Идзуми Сикибу делаются менее сложными с точки зрения использованных поэтических приемов, зато все более откровенными и страстными.
120. Идзуми Сикибу
окинагара | Когда бодрствуя |
акасэру симо но | встречаешь (белое от) инея |
аситакосо | утро, именно (с этим утром) |
масарэру моно ва | ничто сравниться |
ё ни накарикэрэ | не может в мире. |
Слово «окинагара» выступает в роли какэкотоба, совмещая два значения «ложиться» (об инее) и «бодрствовать». Похоже, что принц так и не навестил ее прошлой ночью. Слово «масарэру»(«превосходящий») взято из стихотворения принца.
121. Принц Ацумити
варэ хитори | Мне одному |
омоу омои ва | думать думы |
каи мо наси | бессмысленно. |
онадзи кокоро ни | вот если б такие же чувства |
кими мо аранаму | были бы и у тебя. |
Этим стихотворением принц хочет убедить Идзуми Сикибу в силе своей любви и одновременно просит ее переехать в его дом. На первый взгляд оно никак не связано с предыдущим, однако принц, умело использовав прозвучавшую в стихотворении Идзуми Сикибу жалобу, противопоставляет ее одиночеству свое собственное (на которое намекают слова «варэ хитори» — «я один»). Таким образом он дает женщине понять, что догадался о скрытом смысле ее стихотворения и одновременно в завуалированной форме упрекает ее за нежелание ответить ему взаимностью, ведь одинок он потому, что она отказывается переехать к нему, а причина у ее отказа может быть только одна — она недостаточно его любит.
122. Идзуми Сикибу
кими ва кими | Ты — это ты, |
варэ ва варэ томо | я — это я — даже так |
хэдатэнэба | не стала бы нас разделять, |
кокорогокоро ни | разве наши сердца (чувства) |
араму моно кава | могут существовать отдельно? |
Повтор «омоу омои ва», который применил в своем стихотворении принц, поддержан повторами «кими ва кими, варэ ва варэ». Ухватившись за то, что принц разделил слова «варэ» («я») и «кими» («ты»), Идзуми Сикибу использует это как доказательство его холодности и этой холодности противопоставляет свою пылкость.
123. Идзуми Сикибу
таэсикоро | Когда оборвалась (нить и связь), |
таэнэ то омоиси | я подумала — «пусть себе рвется» — |
тама но о но | об этой драгоценной нити, |
кими ни ёри мата | но из-за тебя снова |
осимаруру кана | стало ее жаль. |
Слова «тама-но о» («драгоценная нить», «ожерелье») в японской поэзии традиционно символизируют жизнь. В слове «таэру» («рваться» и «прекращаться») скрывается намек на то, что принц перестал к ней приходить. Слова «таэру» и «ёри» (совпадающее по звучанию с глаголом «ёру» — «скручиваться») — ассоциативно связаны с сочетанием «тама-но о» («драгоценная нить»). «Когда ты перестал ко мне ходить, я хотела умереть. Но теперь, когда ты снова нежен со мной, мне жаль умирать» — вот что хочет сказать принцу Идзуми Сикибу.
124. Принц Ацумити
тама но о но | Драгоценная нить |
таэн моно ка ва | разве порвется? |
тигириокиси | ведь (мы) обменялись клятвой, |
нака ни кокоро ва | и наши сердца |
мусубикомэтэки | связаны крепко. |
Посчитав стихотворение Идзуми Сикибу неблагоприятным — дурно желать смерти, — принц берет ее же образы, но толкует их уже в благоприятном смысле, противопоставляя слову «таэру»(«рваться») слово «мусубу» («связывать»), которое тоже является энго к сочетанию «тама-но о».
125. Принц Ацумити
ками ё ёри | Начиная с века богов |
фурихатэникэру | падал / и стал привычным |
юки нарэба | этот снег, |
кёу ва кото ни мо | но сегодня он особенно |
мэдзурасики кана | редкостным кажется. |
Начиная свое стихотворение словами «ками ё ёри» («начиная с века богов»), принц в который раз доказывает свое умение чутко реагировать на изменения, происходящие в окружающем мире. Такое начало весьма уместно для первого послания, написанного на одиннадцатую луну, потому что именно в это время боги, проведшие всю десятую луну в Идзумо, возвращаются на свои места (см. коммент. к стих. 99), и в столице проводится много синтоистских праздников и церемоний. Слово «фуру» выступает в роли какэкотоба, совмещая значения «выпадать» (о снеге) и «старый», «привычный», «спокон веков имеющийся», в последнем значении оно ассоциативно связано с «ками ё» («век богов»).
126. Идзуми Сикибу
хацуюки то | «Вот и первый снег» — |
идзурэ но фую мо | так говоря, каждой зимой |
миру мама ни | смотрю на него, а тем временем |
мэдзурасигэнаки | сама-тo я, в которой нет ничего необычного, |
ми номи фурицуцу | все старею и старею. |
В стихотворении Идзуми Сикибу та же игра слов, что и в стихотворении принца: «фуру» — «идти» о снеге (в этом значении слово является энго к «юки» — «снег») и одновременно «коротать дни», «стареть». Слово «мэдзурасики» («необычный», «редкостный»), употребленное принцем в утвердительной форме и относящееся к «снегу», Идзуми Сикибу поставила в отрицательную форму и отнесла к себе: «снег редкостно прекрасен», а во мне нет ничего «редкостного».
127. Идзуми Сикибу
итоманами | Если, не имея досуга, |
кими кимасадзу ва | ты не придешь ко мне, |
варэ юкаму | я пойду сама, |
фумицукуру раму | сочинения стихов правила / пути, по которым ходишь, |
мити о сирабая | хотелось бы узнать. |
Опорной в этом стихотворении является фраза «фумицукурураму мити», которая значит одновременно «путь (способ) сочинения китайских стихов» и «путь, по которому ты ходишь (направляясь ко мне)». В стихотворении Идзуми Сикибу есть два момента, весьма смелых для женщины того времени. Во-первых, она сама решительно и откровенно говорит о своем желании отправиться к принцу («юкаму» — «пойду»). Во-вторых, она не скрывает своего интереса к китайской поэзии, что тоже было не совсем прилично для благородной дамы эпохи Хэйан. Однако, судя по следующей реплике принца, такая смелость пришлась ему по душе. К тому же используя глагол «куру» («приходить») в немного непривычной для японской поэзии вежливой форме «кимасу» («кимасадзу»), Идзуми Сикибу, возможно, хочет напомнить принцу стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 982: «вага и о ва// ми ва но ямамото// коисику ва// тобураи кимасэ // суги татэру кадо» («У Мива-горы // Я живу. И если ты любишь, // Ко мне поспеши. // Мой дом узнаешь, увидев // Криптомерию у ворот») и таким образом намекнуть на то, что ждет его. Судя по ответному стихотворению принца, намек был понят.
128. Принц Ацумити
вага ядо ни | В мое жилище |
тадзунэтэ кимасэ | наведайся-приди, |
фумицукуру | сочинения стихов правила / путь, по которому хожу, |
мити мо осиэму | покажу тебе, |
аи мо мирубэку | да и встретиться сможем тоже. |
Начиная почти с цитаты из вышеупомянутого (см. коммент. к стих. 127) стихотворения Неизвестного автора из «Кокинвакасю» (в стихотворении из «Кокинвакасю»: «вага иова» — «моя хижина», «тобураи кимасэ» — «загляни-приди», у принца: «вага ядо ни» — «в мое жилище», «тадзунэтэ кимасэ» — «наведайся-приди»), принц хочет показать, что понял намек Идзуми Сикибу. На ее заключительное двустишие, в котором и содержится главное «сообщение», то есть в котором она по существу соглашается переехать к нему («фумицукуруран мити о сирабая» — «мне хотелось бы узнать пути поэзии / и путь, по которому ты ходишь»), принц откликается, используя ее же слова — «фумицукуру мити мо осиэн» — «путь сочинения стихов/путь, по которому хожу, покажу тебе», таким образом подтверждая приглашение переехать в его дом.
129. Идзуми Сикибу
саюру ё но | В холодную ночь |
кадзу каку сиги ва | крылья ерошит бекас — |
Варэ нарэ я | не я ли это? |
ику аса симо о | сколько утр подряд на иней, |
окитэ мицуран | бодрствуя, смотрела. |
Идзуми Сикибу взяла за основу стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 761: «акацуки но// сиги но ханэгаки// момохагаки// кими га кону ё ва // варэ дзо кадзу ка ку» («На рассвете// Бекасы, нахохлившись, перья свои // Беспрерывно ерошат, // Я же всю ночь на ложе мечусь, // Когда ты ко мне не приходишь»). Птица «сиги», о которой говорится в стихотворении Неизвестного автора, это общее название для птиц семейства бекасовых; как правило, живут такие птицы у воды. В хэйанских усадьбах всегда бывали пруды, поэтому образ женщины, которая в тщетном ожидании любовника не спит до рассвета, прислушиваясь, как в утренней тишине на пруду шебаршат птицы, весьма распространен. — «Оки» — «выпадать» (об инее) и одновременно «бодрствовать». В словах «утро встречала без сна» скрывается подкрепленная цитатой из «Кокинвакасю» жалоба на то, что принц давно уже не бывал у нее.
130. Идзуми Сикибу
амэ мо фури | И дождь идет, |
юки мо фурумэру | и снег, наверное, идет |
коно коро о | в это время, |
асасимо то номи | я только и делаю, что бодрствую, |
окиитэ ва миру | глядя на утренний иней. |
Перечисляя все возможные осадки — дождь, снег, иней, — Идзуми Сикибу подчеркивает как собственные страдания, так и бессердечность принца, который несмотря на столь неблагоприятные для ее жизни обстоятельства и не думает приезжать. В словах «асасимо» («утренний иней») скрывается слово «асаси» — «мелкий» (о чувствах), упрек, на который принц не мог не обратить внимания.
131. Принц Ацумити
наодзари но | Тщетные |
арамасигото ни | замыслы и планы (лелея), |
ё мо сугара | всю ночь напролет |
Идзуми Сикибу
оцуру намида ва | падающие слезы |
амэ то косо фурэ | словно дождь льются. |
Трехстишие принца и двустишие Идзуми Сикибу вместе составляют пятистишие. Принц хочет утешить ее, говоря, что все, сказанное им ночью, не следует принимать всерьез, она же отвечает, что даже если это и так, ей все равно горько.
132. Идзуми Сикибу
уцуцу нитэ | Если думать, |
омоэба иваму | что явь (тоска) |
ката мо наси | неизъяснима, |
коёи но кото о | слова нынешней ночи |
юмэ ни насаба я | хотелось бы сном считать. |
Идзуми Сикибу имеет в виду ту ночь, когда принц сообщил ей о своем желании стать монахом.
133. Идзуми Сикибу
сикабакари | Ты так |
тигирисимоно о | клялся, и несмотря на это |
садамэнаки | все так неверно, |
сава ё но цунэ ни | «так обычно бывает в мире», — это |
омоинасэ то я | ты хочешь заставить меня думать? |
Это стихотворение свидетельствует о том, что Идзуми Сикибу восприняла слова принца о желании принять постриг за измену их любовной клятве. «Неверно все в мире» и «неверно все в отношениях между мужчиной и женщиной» — слово «ё», как уже упоминалось выше, значит как «мир», так и «отношения между мужчиной и женщиной», «любовная связь».
134. Принц Ацумити
уцуцу то мо | Явью |
омовадзаранаму | лучше не считай — |
нэнуру ёно | в ту ночь, когда легли (вместе), |
юмэ ни миэцуру | привидевшееся тебе во сне |
уки кото дзо со ва | горестное происшествие. |
Скорее всего принц взял за основу известное стихотворение Аривара Нарихира из антологии «Кокинвакасю», 644: «нэнуру ё но // юмэ о хаканами // мадоромэба // ия хакана нимо// наримасару кана» («Сон этой ночи,// Когда мы вдвоем уснули, // Так был мимолетен. // Заснул, уловить пытаясь его,// Но нет, лишь быстрей он развеялся…»). Таким образом принц дает Идзуми Сикибу понять, что слова, сказанные им прошлой ночью, случайны, их не следует приниматьвсерьез.
135. Принц Ацумити
ходосирану | Не имеющая пределов |
инотибакари дзо | жизнь, только она |
садамэнаки | неверна, |
тигиритэкавасу | но мы обменялись клятвой — |
сумиеси но мацу | о, сосна из Сумиёси. |
Говоря о сосне Сумиёси, принц имеет в виду стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 905: «варэ митэ мо// хисасикунарину// Суминоэ но// киси но химэмацу// ику ё хэнураму» («Даже с тех пор,// Как я тебя видел, минуло // Немало лет, // Сколько веков на брегу Суминоуэ // Ты стоишь, о принцесса Сосна?»). Сосны Суминоуэ (или Сумиёси), так же как и сосны Такасаго, воспетые в японской поэзии сосны-супруги (они имеют по два ствола, выросшие из единого корня, причем стволы представляют собой сосны разного вида, один ствол «красной» сосны, другой — «черной»). Сосны символизируют верных супругов, доживших вместе до глубокой старости. К тому же в слове «сумиёси» (буквально «удобный для житья») скрывается намек на благополучную, стабильную совместную жизнь, супружество. Заимствовав из стихотворения Идзуми Сикибу слово «садамэнаки» («неустойчивый», «неверный», «зыбкий»), принц относит его не конкретно к их отношениям (как это сделала Идзуми Сикибу), а к человеческой жизни вообще. Слово «мацу», помимо значения «сосна», имеет еще и значение «ждать», поэтому всегда в японской поэзии ассоциируется с ожиданием. Стихотворение принца не является исключением, он дает женщине понять, что ждет (и хочет, чтобы ждала она), когда она переедет, и они смогут жить в одном доме как супруги.
136. Принц Ацумити
ана коиси | Ах, как люблю, |
има мо митэсига | сейчас же хочу видеть |
ямагацу но | у горной хижины |
какио ни сакэру | на плетне цветущую |
ямато надэсико | гвоздику ямато. |
Принц полностью цитирует стихотворение Неизвестного автора из «Кокинвакасю», 695. Гвоздика-ямато («ямато надэсико» — «японская гвоздика») очень часто в японской поэзии символизирует любимую.
137. Идзуми Сикибу
коисику ва | Если любишь, |
китэ мо миёкаси | попробуй тогда прийти, |
тихаябуру | ведь сокрушительно-быстрыми |
ками но исамуру | богами запрещенным |
мити наранакуни | этот путь не является. |
Принц процитировал полностью стихотворение из «Кокинвакасю», а Идзуми Сикибу отвечает ему стихотворением из лирической повести X века «Исэ-моногатари» (в русском переводе дан 71, см. Исэ-моногатари / Пер. с яп. Н. И. Конрада. М.: Наука, 1979). Подхватив начало стихотворения принца «ана коиси» («ах, как люблю»), Идзуми Сикибу использует его для того, чтобы упрекнуть принца. «Тихаябуру» — слово-зачин (макура-котоба) к «ками» («боги»). Использование в любовной переписке произведений других поэтов вместо собственных встречается довольно редко. Поражает мастерство, с каким подобраны эти два стихотворения: и в том и в другом встречается слово «коиси» («любить», «тосковать»), к тому же строка «има мо митэсига» («хочу увидеть снова прямо сейчас») первого стихотворения перекликается со строкой «китэ мо миёкаси» («попробуй тогда прийти») второго. (Хотел бы прийти — пришел, а раз не приходишь, то значит и не хочешь, и не любишь.)
138. Принц Ацумити
ау мити ва | Дорога в Ооми / встреч |
ками но исамэ ни | не находится под запретом |
саваранэдо | богов, и все же |
нори но мусиро ни | я нахожусь на циновке Учения |
орэба татану дзо | и не встану с нее. |
Воспользовавшись тем, что процитированное Идзуми Сикибу стихотворение сочинено жрицей из синтоистского святилища Исэ, принц в своем ответном стихотворении пару «святилище Исэ — боги» заменяет парой «дорога Ооми (ведущая в буддийский храм Исияма) — учение Будды». Так же, как в стихотворениях 54, 57, 58, географическое название «ооми» (или в старой орфографии «ауми») выполняет роль какэкотоба, имея одновременно значение «дорога встреч». Под «монашьей циновкой» («нори-но мусиро», буквально «циновка Учения, Закона») подразумевается циновка, на которой сидят, свершая буддийские обряды. Принц хочет сказать, что, хотя боги и не запрещают им встречаться, существует еще и запрет Будды. К тому же его стихотворение скорее всего связано с одним из очень популярных тогда в среде хэйанской аристократии эпизодов из сутры Лотоса, где говорится о том, как, не дослушав объяснения будды Шакья-Муни о сущности истинного просветления, многие его ученики поднялись со своих мест («со своих “монашьих циновок”») и удалились. «Когда (Почитаемый в Мирах) произнес эти слова, (присутствующие) на собрании пять тысяч бхикшу, упасак и упасик поднялись со (своих) мест, поклонились Будде и удалились. Почему? Корни греха (в них) были глубоки, а самодовольство велико. Они думали, что обрели то, чего (на самом деле) еще не обрели, и думали, что имеют свидетельство тому, чему свидетельства еще не было» (см. Сутра о Цветке Лотоса чудесной дхармы / Пер. с яп. А. Н. Игнатовича. М.: Ладомир, 1998. С. 102). Этот же эпизод упоминает и Сэй-Сёнагон в «Записках у изголовья» (см. Записки у изголовья/ Пер. с яп. В. Н. Марковой. М.: Художественная литература, 1975. С. 60).
139. Идзуми Сикибу
варэ сараба | Тогда я |
сусумитэ юкаму | сама пойду (к тебе), |
кими ва тада | ты же только |
нори но мусиро ни | на подстилке Учения |
хирому бакари дзо | постарайся расшириться. |
Идзуми Сикибу снова заявляет о своей готовности сделать первый шаг и отправиться к возлюбленному, что, как уже говорилось, наверняка расценивалось в те времена как большая смелость. Строка «сусумитэ икаму» («сама пойду к тебе») противостоит слову «татану» («не встану», «не покину») из стихотворения принца. Таким образом Идзуми Сикибу дает понять, что не прочь переехать к принцу. (В последнее время принц не особенно часто ей о том напоминает, и, возможно, она надеется, что, получив такое послание, он станет вести себя активнее.) В заключительном двустишии заключен двойной смысл — его можно понимать иносказательно («постарайся расширить свои знания в Учении») и прямо («пошире разложи циновку, чтобы и я могла на ней поместиться»).
140. Принц Ацумити
юки фурэба | Пошел снег, |
киги но коно ха мо | и хоть на деревьях листья |
хару нарадэ | еще не появились / хоть и не весна, |
осинабэ умэ но | на всех сливовые |
хана дзо сакикэру | цветы расцвели. |
В стихотворении использован прием «митатэ» (уподобления одного другому); снег, упавший на ветки деревьев, видится поэту расцветшими цветами. Уподобление снега цветущим сливам и наоборот встречается в японской классической поэзии очень часто, его использовали уже поэты «Манъёсю». В основе стихотворения принца лежит скорее всего известное стихотворение Ки-но Цураюки из антологии «Кокинвакасю» 9: «касумитати// кономэмохару но// юкифурэба// хана наки сато мо// хана дзо сарикэру» («Стелется дымка, //На деревьях набухли почки, //Ив снегопад// Цветы падают с веток// Даже в том саду, где их нет…»).
141. Идзуми Сикибу
умэ ва хая | «Слива так рано |
сакиникэри тотэ | расцвела», — подумав, |
орэба тиру | я сорвала (ветку), и цветы осыпались, |
хана то дзо юки но | цветами снег |
фурэба миэкэру | выпавший мне показался. |
Идзуми Сикибу использует тот же самый прием «митатэ», что и принц, ее стихотворение тоже связано с вышепроцитированным стихотворением Ки-но Цураюки из «Кокинвакасю».
142. Принц Ацумити
фую но ё но | Зимняя ночь, |
коисики кото ни | от тоски по тебе |
мэ мо авадэ | глаз не смыкаю / не встречаюсь с женой, |
коромо катасики | одно лишь платье постелил, |
акэ дзо сини кэру | и вот рассвело. |
143. Идзуми Сикибу
фую но ё но | Зимняя ночь, |
мэ саэ коори ни | даже глаза льдом |
тодзирарэтэ | скованы, |
акасигатаки о | с трудом рассветает / открываются глаза, |
акасицуру кана | но вот наконец рассвело / открыла глаза. |
В стихотворениях того времени очень часто, говоря о зимней ночи, упоминали «заледеневшие (от замерзших слез) рукава». Идзуми Сикибу идет дальше, заявляя, что у нее «заледенели глаза». Весьма смелый для того времени образ, призванный символизировать высшую степень любовной тоски.
144. Идзуми Сикибу
курэтакэ но | Китайского бамбука |
ёё но фуругото | веков старые предания / песни |
омооюру | напоминающие |
мукасигатари ва | старинную историю |
варэ номи я сэн | одной ли мне рассказывать. |
Слово «курэтакэ» (буквально «китайский бамбук») — является поэтическим зачином (макура-котоба) к слову «ёё» («века»). Посылая принцу это стихотворение, Идзуми Сикибу рассчитывает заставить его переменить свое решение и не принимать постриг. В словах «история давняя» таится намек на историю их любви. Идзуми Сикибу скорее всего взяла за основу длинное стихотворение Мибу Тадаминэ из антологии «Кокинвакасю», 1003, в котором есть такие строки: «курэтакэ-но // ёё но фуругото // накарисэба // икахо-но нума-но// икани ситэ // омоу кокоро о // нобаэмаси» («Когда б не они,// Эти истории давние,// Хранящие память //О бамбуковой чаще веков,// Как мы смогли бы // Поведать другим наши чувства, // Бескрайние, как озера Икахо»). Вводя в свое стихотворение образ бамбука как символа вечности, неизменности, Идзуми Сикибу хотела свести на нет дурные последствия от столь неблагоприятной для разговора темы, как принятие пострига.
145. Принц Ацумити
курэтакэ но | В этом мире, |
укифусисигэки | где несчастья, как |
ё но нака ни | коленца бамбука, |
арадзи то дзо омоу | я не хочу задерживаться |
сибасибакаримо | даже на краткий миг. |
На этот раз «курэтакэ» используется как слово-зачин (макура-котоба) к «фуси» («коленце»). Если Идзуми Сикибу противопоставляла образ бамбука теме принятия пострига, принц, наоборот, связывает его с горестным миром («уки фуси сигэки ё», буквально «мир, в котором несчастий так же много, как коленцев бамбука»), таким образом подтверждая свое желание уйти из мира. Возможно, принц хотел напомнить Идзуми Сикибу стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 958: «ё ни фурэба// кото но ха сигэки// курэтакэ но// укифуси гото ни // угуису дзо наку» («Дни коротаем //В мире — бамбуковой чаще, // Листья горестных слов // Шелестят, а на каждом коленце // Плачет-поет соловей»).
Примечания
1
1 День Мыши (нэ-но хи) — в первый день Мыши первого месяца по лунному календарю принято было выезжать в окрестные луга и выкапывать из земли ростки сосен (для того чтобы потом посадить их в своем саду, более поздней трансформацией этого обычая является обычай выставлять на Новый год у входа в дом ветки сосен, так называемые кадомацу). Сосны символизируют долголетие. (обратно)2
2 Первая зелень — имеются в виду первые семь весенних трав (сэри — омежник, надзуна — пастушья сумка, гогё — сушеница, хакобэра — мокричник, хотокэнодза — яснотка, судзуна — репа, судзусиро — редька «дайкон»), их положено было собирать на седьмой день первого месяца и класть в кашу семи трав («нанакуса-гаю»), которую ели в тот же седьмой день. Считалось, что эта каша предохраняет от болезней и удлиняет срок жизни. (обратно)3
3 «Умеет нас истомить…» — это стихотворение основано на стихотворении Осикоти Мицунэ из антологии «Кокинвакасю», 41: «Ах, весенняя ночь,// Быть темной напрасно ты тщишься. // Сливу в цвету// Нежных красок лишаешь,// Но можно ли скрыть аромат?» (обратно)4
4 Минамото Митинари (?—1019) — один из ведущих поэтов конца X — начала XI веков. (обратно)5
5 Уринъин — храм секты Тэндай, расположенный к северу от столицы. Был чрезвычайно популярен в эпоху Хэйан. (обратно)6
6 «Для кого я теперь…» — это стихотворение входит в цикл пятистиший, написанных на смерть принца Ацумити. (обратно)7
7 «Платье, лепестками цветов окрашенное…» — ср. со стихотворением Ки-но Аритомо из антологии «Кокинвакасю», 66: «Платье окрашу// В тона такие же нежные,// Как вишни цветы, // Когда лепестки опадут, // Оно памятью станет о них». Первый день четвертой луны был днем Смены одежд (коромогаэ), в этот день принято было менять убранство покоев и надевать летнее платье. (обратно)8
8 Кусудама — см. коммент. 31 к «Дневнику»: <31 Пятый день пятой луны — Праздник Пятого дня (ицука-но сэтиэ). В этот день было положено дарить друг другу и привязывать к столбам и балкам домов вместе с искусственными цветами ириса и полыни парчовые мешочки «кусудама», наполненные ароматическим составам из ириса и полыни и украшенные пятицветными шнурами. По поверью они отгоняли злых духов и предотвращали болезни. Мешочки «кусудама» дарили друг другу с пятистишиями соответствующего содержания.> (обратно)9
9 Охотничьи огни в горах… — в летние и осенние ночи столичные жители охотились на оленей. Обычно охотники разводили костры под деревьями, зажигали факелы и стреляли в оленей, целясь в их глаза, в которых отражались огни. (обратно)10
10 Обряд Великого очищения на шестую луну — помимо обычных церемоний очищения, которые проводились по разным поводам и которым придавалось в Японии большое значение (очищение, избавляющее человека от грехов и всего нечистого, предохраняющее от несчастий и болезней, — один из основных синтоистских обрядов), дважды в году (в последний день шестого месяца и в последний день двенадцатого месяца) проводился обряд Великого очищения (оохараэ). При обряде очищения использовались «нуса» — пучки священных волокон, которые делались из конопли, бумаги, шелка, они приносились в дар синтоистским богам. (обратно)11
11 Безводная луна (минацуки) — иное название для шестого месяца по лунному календарю. Название «минацуки» используется в стихотворении как «какэкотоба»: помимо значения «без воды», оно имеет значение «всё (в данном контексте — горести, печали) исчезнет». (обратно)12
12 Омовенье (мисоги) — перед обрядом Очищения (равно как и перед всеми остальными значительными синтоистскими церемониями) непременно проводили обряд Омовенья в реке. (обратно)13
13 Тонкое платье цикады — имеется в виду тонкое, как крылышки цикады, летнее платье. (обратно)14
14 Гора Неизменная (Токива-но яма) — гора в северной части Киото, ее название часто обыгрывается японскими поэтами (см. также стих. 104 из «Дневника»). (обратно)15
15 Седьмой день седьмой луны — см. коммент. 52 к «Дневнику». Стихотворение Идзуми Сикибу написано от лица Ткачихи. (обратно)16
16 «В осенних полях…» — в основе — стихотворение императора Тэнти (оно было включено в «Собрание ста песен ста поэтов» — «Хякунин иссю»): «В осенних полях// Затерялась бедная хижина, // Мой случайный приют. // Проникая сквозь редкую кровлю,// На платье ложится роса». (обратно)17
17 «…о росе, упавшей на листья хаги…» — Идзуми Сикибу скорее всего имеет в виду свою дочь, Косикибу-но найси (см. коммент. 94 к «Дневнику»). В «Повести о Гэндзи» (глава «Кирицубо») есть такое стихотворение: «Ветер капли росы// Разметал по Дворцовой равнине.// Шуму его// Внимаю, а думы в тревоге// Стремятся к кустику хаги» (см. Повесть о Гэндзи / Пер. с яп. Т. Л. Соколовой-Делюсиной. М.: Наука, 1991. Т. 1. С. 11). В этом стихотворении кустик хаги символизирует маленького Гэндзи, оставшегося без матери. В дальнейшем образ росы на листьях хаги стал часто использоваться для обозначения ребенка, судьба которого внушает беспокойство. (обратно)18
18 Девятый день девятой луны — праздник хризантем. В этот день принято было протирать лицо ватой, смоченной росой с хризантем, это приносило долголетие. (обратно)19
19 Долгая луна — иное название девятой луны по лунному календарю. (обратно)20
20 «В предгорьях…» — ср. со стихотворением Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 1077: «В горах высоко// Град прошел, не иначе,// Вот и в предгорьях// Листья плюща-масаки // Расцветились ярко…» (обратно)21
21 «Каждую встречу…» — в основе стихотворение Неизвестного автора из антологии «Манъёсю», 2788: «Когда нить жизни краткой не жалея, // Ты любишь всей душой, бывает тяжело.// Хочу безумствовать я все равно,// Пускай смешались думы, как жемчуг с нити порванной, — пускай,// И если обо всем узнают люди, пускай узнают, что мне в том!» (перевод А. Е. Глускиной, см. также коммент. 100 к «Дневнику»). <100 Драгоценная нить (тама-но о — ожерелье из драгоценных камней) — в японской поэзии символизирует жизнь.> (обратно)22
22 «От лица человека…» — см. коммент. 70 к «Дневнику»: <70 «…напишите несколько слов…» — в эпоху Хэйан было принято просить кого-нибудь написать письмо от своего имени (т. н. «дайсаку»).> (обратно)23
23 «Являлся к тебе в сновиденьях…» — снам в эпоху Хэйан придавалось мистическое значение, особенно таким, в которых происходило общение с любимым человеком. Считалось, что, если о ком-то думаешь, он непременно явится тебе во сне, и точно так же ты сам можешь посетить во сне человека, который постоянно занимает твои мысли. См., к примеру, стихотворение Накатоми Яка мори из «Манъёсю», 3738: «Потому ль, что, тоскуя, ложусь я на ложе // Ночью черной, как черные ягоды тута, // Каждый раз, // Ни одной не забыв меня ночью,// Постоянно являешься ты в сновиденьях!» (перевод А. Е. Глускиной) или стихотворение Оно-но Комати из антологии «Кокинвакасю», 552: «Все думаю о тебе.// Лягу спать — и ты предо мною.// Ах, если бы знать,// Что это лишь сон, никогда // Не стала бы я просыпаться». (обратно)24
24 «Чувства свои…» — в основе стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 941: «Этого мира // Горести и невзгоды — //О них я молчу. // О них узнают всегда // В первую очередь слезы». (обратно)25
25 «…однажды показал мне веер…» — веера принято было дарить при расставании как символ новой встречи, поскольку в слове «веер» («ооги» или в старой орфографии «ауги») звучит слово «встречаться» («ау»). Мужчины, получавшие такие веера, часто хвалились ими, показывая другим возлюбленным. Очевидно, здесь как раз такой случай, и именно это определяет содержание стихотворения. Говоря о «луне в небе», Идзуми Сикибу намекает на то, что мужчина слишком отдалился от нее, что она не может на него положиться. См. также коммент. 72 к «Дневнику»: <72 «путь вершит свой по небу…» — цитируется стихотворение Татибана Тадамото из антологии «Сюивакасю»: «Не забывай, // Пусть месяц скрылся в далекой // Обители туч, // Подожди, путь верша свой по небу,// Он снова явится взору». Это же стихотворение есть в «Исэ-моногатари», дан 10. «Обитель туч» в данном контексте может восприниматься как намек на то, что принц вынужден все время находиться в императорском дворце.> (обратно)26
26 «О моей горькой участи сведав…» — см. коммент. 28 к «Дневнику»: <28 «Дождь идет, потому что знает…» — ср. со стихотворением Аривара Нарихира из антологии «Кокинвакасю», 705: «Сколько раз я хотел // Спросить — любишь ты иль не любишь, // Но трудно решиться… // А дождь все льет, будто знает // О тайне моей души…»> (обратно)27
27 «…ночью увижу тебя во сне…» — см. коммент. 23. (обратно)28
28 Небесная река (Ама-но кава) — имеется в виду Млечный Путь. На мосту через Небесную реку встречаются раз в году Ткачиха и Волопас. См. коммент. 52 к «Дневнику». Идзуми Сикибу намекает на то, что ее любовник давно уже не появлялся у нее. <52 «На седьмой день…» — на седьмой день седьмого месяца по лунному календарю празднуется праздник Встречи Звезд, Танабата. Согласно древней китайской легенде, этот день — единственный день в году, когда встречаются звезды Альтаир (по китайской легенде — Волопас) и Вега (Ткачиха), все остальное время вынужденные жить в разлуке по разным сторонам Млечного Пути (Небесной реки). Звезды встречаются на мосту, наведенном сороками через Небесную реку.> (обратно)29
29 «Любимый ушел…» — Идзуми Сикибу цитирует стихотворение Фудзивара Кинто: «Любимый ушел, // Лишь туман, зацепившись за изгородь,// Остался в саду,// Посмотрел на него, и глаза// Затуманились вдруг слезами». (обратно)30
30 «Есть в стране Цу…» — Идзуми Сикибу использует образы стихотворения Неизвестного автора из антологии «Кокинвакарокудзё»: «Тростник земли Цу // Так густо растет, что просвета // Ни единого нет. //Свободного дня, когда // С любимым могла б повстречаться». (обратно)31
31 Драгоценная нить — см. коммент. 21. (обратно)32
32 «Изголовье, и то…» — во времена Идзуми Сикибу бытовало представление о том, что изголовье знает все любовные тайны, и, если не хочешь, чтобы люди узнали о твоей любви, ты должен ложиться без изголовья. Ср., например, стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 504: «Разве людям дано // В тайну нашей любви проникнуть? // Если о том // Хоть кто-нибудь знает, так это // Изголовье на нашем ложе» или стихотворение Тайра Садафуми из той же антологии, 670: «Одно изголовье // Знает, а люди не ведают // О нашей любви, // Но слез не сдержать, и с ними// Просочилась тайна наружу…» (обратно)33
33 «Сколь чаще…» — цитируется стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакарокудзё»: «На брегах Кума но // Лилейника листья теснятся, // Сколько их здесь? // Сколь чаще другой, а не я // Занимает думы твои…» Идзуми Сикибу делает вид, что понимает слова «Сколь чаще…» в другом смысле: «Сколь часто ты думаешь обо мне…», и отвечает, взяв за основу стихотворение Какиномото Хитомаро из антологии «Манъёсю»,469: «Как сотнями рядов теснятся листья // Цветов хамаю, что растут на берегах // У бухты дивной красоты — Куману, // Так велика тоска на сердце о тебе, // И все ж с тобой наедине нам не встречаться!» (перевод А. Е. Глускиной). (обратно)34
34 Седьмой день седьмой луны — см. коммент. 52 к «Дневнику»: <52 «На седьмой день…» — на седьмой день седьмого месяца по лунному календарю празднуется праздник Встречи Звезд, Танабата. Согласно древней китайской легенде, этот день — единственный день в году, когда встречаются звезды Алтаи (по китайской легенде — Волопас) и Вега (Ткачиха), все остальное время вынужденные жить в разлуке по разным сторонам Млечного Пути (Небесной реки). Звезды встречаются на мосту, наведенном сороками через Небесную реку.> (обратно)35
35 «Забудет…» — цитируется стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 700: «Думал и раньше, // Что придется вот так томиться // От любовной тоски.// Что же, правильно сердце//Мою судьбу предсказало». (обратно)36
36 «Заказан путь…» (Накосо) — застава с таким названием была в провинции Муцу (северная часть острова Хонсю, современ. префектуры Аомори и Иватэ). (обратно)37
37 «Жилище мое давно исчезнуть успеет…» — как правило, в японской поэзии заброшенное, заросшее дикими травами жилище означает отсутствие внимания со стороны возлюбленного. (обратно)38
38 «Где изножье, а где изголовье…» — за основу взято стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 1023: «Ах, эта любовь, //От изголовья и от изножья// Ко мне подступает. // Что поделаешь тут? Остаюсь// Посередине ложа». (обратно)39
39 «Вот бы увидеть…» — за основу взято стихотворение Мибу Тадаминэ из антологии «Кокинвакасю», 478: «На лугах Касуга // Сквозь снег пробивается к свету // Робкая травка. // Едва ты мне показалась, // И тут же расстались с тобой». (обратно)40
40 «Не с неба явиться должен…» — см. коммент. 64 к «Дневнику»: <64 «К далекому небу осеннему устремляя свой взор…» — глядя на небо, обычно тосковали о возлюбленной или возлюбленном. Ср. со стихотворением Сакаи Хитодзанэ из антологии «Кокинвакасю», 743: «Небеса надо мной — // Не прощальный ли дар любимой? // Вряд ли иначе // К ним устремлялся бы взор мой // В часы нестерпимой тоски».> (обратно)41
41 «Не выпускай…» — это стихотворение связано со стихотворением Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 652: «Если ты любишь, // В сердце чувство храни свое. // Лиловое платье // С прихотливым узором наружу// Не выпускай никогда». (обратно)42
42 «Изголовье в волнах качается…» — образ довольно частый в японской поэзии. Волны — конечно же, от льющихся потоками слез. Ср., например, со стихотворением Неизвестного автора из антологии «Кокинвакарокудзё»: «Одинокое ложе // Затоплено бесконечными // Потоками слез. // И даже тканое изголовье, // Всплыв, закачалось в волнах». (обратно)43
43 «От принца…» — имеется в виду принц Ацумити. См. «Дневник», стих. 27. (обратно)44
44 «Снег подтаял уже…» — см. коммент. 39. (обратно)45
45 «…из тех синих, что так непрочны…» — имеется в виду народная песня «Исикава»: «Ах, кореец один, // Кореец из Исикава,// Пояс отнял у меня. // Вот беда, какая беда! Какой же, // Какой же пояс? Синий пояс — // Порванный посередине…» (обратно)46
46 Митисада — Татибана Митисада, муж Идзуми Сикибу. (обратно)47
47 Акадзомэ Эмон — одна из известнейших поэтесс эпохи Хэйан, была связана с Идзуми Сикибу родственными узами. (обратно)48
48 Лес Синода — лес в провинции Идзуми, где служил Татибана Митисада, в стихотворении он символизирует самого Митисада. Место, славящееся особенной красотой плюща. (обратно)49
49 Пятый день пятой луны — см. коммент. 31 к «Дневнику»: <31 Пятый день пятой луны — Праздник Пятого дня (ицука-но сэтиэ). В этот день было положено дарить друг другу и привязывать к столбам и балкам домов вместе с искусственными цветами ириса и полыни парчовые мешочки «кусудама», наполненные ароматическим составам из ириса и полыни и украшенные пятицветными шнурами. По поверью они отгоняли злых духов и предотвращали болезни. Мешочки «кусудама» дарили друг другу с пятистишиями соответствующего содержания.> (обратно)50
50 «Как же мне быть?..» — за основу взято стихотворение Аривара Нарихира из антологии «Кокинвакасю», 616: «Спать не сплю, // Но чтоб бодрствовал, — тоже не скажешь… // Наступает рассвет, // Днем хотя бы вздыхаю, глядя // На долгий весенний дождь…» (обратно)51
51 «Все это тоже…» — в некоторых сборниках этому стихотворению предшествует прозаическое вступление: «Человеку, который совершенно для меня неожиданно обманным образом проник ко мне…» (обратно)52
52 «…где же прятаться нам с тобою…» — Идзуми Сикибу нарочно делает вид, будто понимает употребленное мужчиной слово «какурэасоби» (тайные шалости), как «игру в прятки». (обратно)53
53 Косикибу-но найси — см. коммент. 94 к «Дневнику»: <94 … — речь идет о дочери Идзуми Сикибу от Татибана Митисада, известной под прозванием Косикибу-но найси. Она была придворной дамой императрицы Дзётомон-ин (Фудзивара Сёси, супруга императора Итидзё), скончалась в 1025 году. Была известной поэтессой, ее стихи есть во всех поэтических антологиях после «Госюивакасю» (1086).> (обратно)54
54 Министр двора со Второй линии — Фудзивара Норимити (997-1075), первый муж Косикибу-но найси, сын канцлера Фудзивара Митинага. (обратно)55
55 Правый министр Хорикава — Фудзивара Ёримунэ (993-1065), сводный брат Норимити, сын Фудзивара Митинага. Был поэтом, имеет домашнюю антологию. Судя по этому стихотворению, он сам имел виды на дочь Идзуми Сикибу. (обратно)56
56 «Лиловый наряд с прихотливым узором…» — см. примеч. 41. Ёримунэ хочет сказать, что имел намерение сделать Косикибу-но найси своей официальной женой. (обратно)57
57 «Что это лишь “мокрое платье”»… — см. коммент. 76 к «Дневнику»: <76 «…мое мокрое платье просохнет…» — «Мокрое платье» («нурэгину») — безосновательные слухи. «Надеть мокрое платье» — значит дать повод к сплетням. Идзуми Сикибу предполагает, что, если она решится переехать в дом принца, он, возможно, перестанет подозревать ее в изменах.> (обратно)58
58 Пятый день пятой луны — см. коммент. 31 к «Дневнику». (обратно)59
59 Ясумаса — Фудзивара Ясумаса, второй муж Идзуми Сикибу. (обратно)60
60 Канэфуса — Фудзивара Канэфуса (1002–1069), известный поэт. (обратно)61
61 «…он вспомнил обо мне и приехал…» — это же стихотворение есть в «Дневнике» (см. стих. 11), но там говорится о том, что принц как раз не приехал к Идзуми Сикибу. Соответственно по-разному можно понимать конец стихотворения. В «Дневнике» последняя строка («омоимокакэну кёу но юугурэ») скорее толкуется как «неожиданно, сверх меры (печальный) сегодняшний вечер», здесь, в Собрании стихов (при том, что здесь вместо «кёу но юугурэ» дается вариант «аки но юугурэ») — как «неожиданно, сверх меры (радостный) осенний вечер». (обратно)62
62 Сорвать цветок ямабуки — значило овладеть женщиной. (обратно)63
63 Идэ — место, славящееся особенной красотой цветов ямабуки (керрия, кустарник с желтыми цветами). (обратно)64
64 «…в одну дождливую ночь…» — ненастные ночи нередко служили для мужчин предлогом, чтобы под видом беспокойства за возлюбленную восстановить распавшуюся связь. (обратно)65
65 «Средь каких утесов…» — цитируется стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 952: «Куда мне идти? Средь каких утесов я должен // Поселиться теперь, // Чтоб ничего не слышать // О горестях этого мира?» (обратно)66
66 Кинто — Фудзивара Кинто (966-1041), известный поэт, один из первых теоретиков японской поэзии. В «Собрании стихотворений Кинто» («Кинто-сю») и некоторых других собраниях говорится, что это стихотворение Идзуми Сикибу послала Кинто в знак благодарности за присланную им цветущую ветку. (обратно)67
67 Дайни-но самми (1000?—1082?) — поэтесса, дочь Мурасаки Сикибу, автора «Повести о Гэндзи». (обратно)68
68 Кибунэ — местность к северо-западу от Киото, там находится синтоистское святилище Кибунэ-дзиндзя. (обратно)69
69 Ответ — в некоторых списках трактуется как ответ, данный Идзуми Сикибу богом Кибунэ и прозвучавший в ее ушах мужским голосом. (обратно)70
70 «Цветом одним окрашены…» — считалось, что слезы, проливаемые в часы тоски, окрашиваются кровью. (обратно)71
71 «Угольно-черные дни…» — в горах Оохара (к северу от столицы Хэйан) добывали уголь. (обратно)72
72 «Что станет со мной…» — стихотворение из цикла, посвященного памяти принца Ацумити. (обратно)73
73 Дзётомонъин (988-1074) — супруга императора Итидзё, дочь Фудзивара Митинага, Фудзивара Сёси. (обратно)74
74 «…во время праздника…» — имеется в виду праздник святилища Камо, так называемый Праздник Мальв. (обратно)75
75 «Нити дум…» — во время синтоистских праздников, в частности во время праздника Камо, к веткам дерева сакаки прикрепляли нуса (см. коммент. 10) из священных нитей (юу). (обратно)76
76 Цветок встречи — мальва по-японски «аои», в старой орфографии «аухи», буквально «день встреч». (href=#r76>обратно)77
77 Вервь запрета («симэнава») — ритуальное украшение из соломенных веревок с вплетенными в них полосками бумаги, как правило, служит знаком запретной, недоступной для простых людей территории (в данном случае имеется в виду дворец). (обратно)78
78 «Застава Платья» (Коромо-но сэки) — застава в провинции Митиноку (современ. Иватэ). (обратно)79
79 «Ах, столичные птицы…» — за основу взято стихотворение Аривара Нарихира из антологии «Кокинвакасю», 411: «Велика ваша слава,// Так ответьте же мне поскорее, // Столичные птицы:// Жива еще или нет // Та, о ком думы мои?» (это же стихотворение есть в «Исэ-моногатари», дан 8). (обратно)80
80 Один принц — имеется в виду принц Ацумити. Это, а также два следующих стихотворения относятся к циклу, посвященному его памяти. (обратно)81
81 Платье цвета глициний — траурное платье. (обратно)82
82 Косикибу — дочь Идзуми Сикибу, см. коммент. 94 к «Дневнику». (обратно)83
83 Дзётомонъин — см. коммент. 73. (обратно)84
84 «Непрочна роса…» — за основу взято стихотворение Неизвестного автора из антологии «Сюивакасю»: «С чем же сравню // Жизнь, угасшую раньше, // Чем эта роса, // На травинках, противостоящих // Порывам осеннего ветра…» (обратно)85
85 «Что человек — плавучая трава…» — цитируется стихотворение из антологии «Ваканроэйсю» (1012): «Что человек — плавучая трава у берега реки. Что жизнь — ладья, на волю брошенная волн…» Эти строки, принадлежащие малоизвестному китайскому поэту VIII века Янь Вэю, были очень популярны в эпоху Хэйан. (обратно)86
86 «Лежу, погруженная в думы…» — цитируется стихотворение Исэ из антологии «Кокинвакасю», 756: «Как схожи мыс ней!// Я лежу, погруженная в думы, // На моем рукаве // Приютилась луна, и лицо ее // Также мокро от слез». (обратно)87
87 Государыня Бива — супруга императора Сандзё (976—1017, правил 1011—1016), Фудзивара Кэнси, скончавшаяся в 1027 году. (обратно)88
88 «После того, как из мира…» — в некоторых других собраниях это стихотворение, как и два за ним следующие, обращены к принцу Ацумити и входят в цикл пятистиший, посвященных его памяти. (обратно)89
89 Месяц Бегающих учителей (сивасу) — иное название двенадцатого месяца по лунному календарю. (обратно)90
90 Дом, охваченный пламенем, горящий дом — метафорическое обозначение этого, земного мира, противопоставляемого нирване, царству Будды. (обратно)91
91 «Пять преград…» (госё или гогэ) — преграды, которые стоят перед женщинами на их пути к просветлению. В Сутре Лотоса, главе «Девадатта», говорится так: «…перед женщиной пять преград: во-первых, (она) не может стать небесным царем Брахмой, во-вторых, Шакрой, в-третьих, царем мар, в-четвертых, святым царем, вращающим колесо, в-пятых, (обрести) тело будды» (см. Сутра о Цветке Лотоса чудесной дхармы/ Пер. с яп. А. Н. Игнатовича. М.: Ладомир, 1998. С. 209). (обратно)92
92 Отшельник из Харима — преподобный Сёку-сёнин (917?—1007), основавший в местности Харима монастырь секты Тэндай, Энкёдзи. Его стихи есть во многих поэтических антологиях. (обратно)93
93 «Из тьмы выходя, во тьму погружаясь…» — образ из Сутры Лотоса, глава «Сравнение с призрачным городом», в которой говорится: «Переходя из темноты в темноту, // (Живые существа) никогда не слышат имени будды» (перевод А. Н. Игнатовича. С. 163). (обратно)94
94 «Вечерней порой…» — возможно, это стихотворение связано со стихотворением Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 484: «Вечерней порой// Печалюсь, взор устремляя // К облачным далям, // Тоскую о той, что теперь// Где-то там в вышине недоступной…» (обратно)95
95 «Когда в Сумиёси…» — стихотворение входит в цикл, написанный на смерть принца Ацумити. (обратно)96
96 «Разве годится…» — стихотворение построено на игре слов: «ками» значит одновременно и «бумага» и «боги». (обратно)97
97 «Нижним… зовется…» — святилище Камо состоит из Верхнего святилища (Камигамо) и Нижнего святилища (Симогамо). (обратно)98
98 «Даже ограду…» — образ из стихотворения Неизвестного автора из антологии «Манъёсю», 2663: «Даже страшную ограду, за которой // Скрыты боги, сокрушающие мир, // Я могу перешагнуть. // Отныне // Именем своим не дорожу…» (перевод А. Е. Глускиной). (обратно)99
99 «И все же разве возможно…» — Идзуми Сикибу нарочно делает вид, что поняла присланное ей начальное трехстишие (в котором намекалось на страсть, способную преодолеть любые преграды) буквально. То, что преодолевает ограду святилища, недоступную для людей, становится приношением богам, раз ты говоришь, что я готова ее преодолеть, значит, я должна стать таким приношением, но разве это возможно? (обратно)100
1 «…печалясь и вздыхая о связях этого мира…» — незадолго до описываемых в «Дневнике» событий Идзуми Сикибу потеряла своего возлюбленного, принца Тамэтака (977?—1002). Принц был главой Дандзёдай (буквально Обвиняющей и исправляющей палаты), фактически Тайной императорской канцелярии (которая уже с начала IX века была ведомством чисто номинальным, ибо все ее функции перешли к Полицейско-судебному ведомству «Кэбииси»). Поэтому его чаще всего называют Дандзё-но мия. (обратно)101
2 «…остался позади десятый день четвертой луны…» — речь идет о четвертой луне пятого года эры Тёхо (1003 г.). Через два месяца исполнялся год со дня смерти принца Тамэтака, и по этому поводу должны были проводиться поминальные службы. (обратно)102
3 «…деревья составляют такую плотную сень…» — в эпоху Хэйан, когда время исчислялось по лунному календарю, четвертый, пятый и шестой месяцы были летними; тень под деревьями, образующаяся от густой листвы («коно сита ями», буквально «тьма под деревьями»), — один из признаков наступления лета. (обратно)103
4 «…на насыпи вокруг дома…» — во времена Идзуми Сикибу внешней границей аристократической усадьбы обычно служила земляная насыпь. Такие насыпи быстро оседали и разрушались, зарастая травой. Изгородь, о которой идет речь дальше (как правило, она состояла из расположенных вертикально досок или бамбуковых шестов с зазорами между ними), окружала сам дом. (обратно)104
5 «…попросила дам передать ему следующее…» — благородная дама никогда не разговаривала сама с людьми низкого звания, тем более мужчинами; посредницами при таких беседах всегда бывали ее прислужницы. (обратно)105
6 Принц Соти-но мия — младший брат принца Тамэтака, принц Ацумити. Он имел звание Дадзай но соти — наместник западных земель, то есть был правителем острова Цукуси (соврем. Кюсю). В то время ему было двадцать три года. (обратно)106
7 «Так пахли когда-то…» — строка из стихотворения Неизвестного автора, антология «Кокинвакасю» (начало X века), 139: «Пятой луне // Навстречу расцвел померанец. // Его аромат // Вдыхая, вдруг вспомнил: так пахли // Когда-то ее рукава». (обратно)107
8 «разросся тростник…» — цитируется стихотворение поэта Ямабэ Акахито из антологии «Кокинвакарокудзё» (вторая половина X века): «Ни слова // Не в силах я вымолвить, горести // Все растут и растут. // Разросся тростник у берега. // Целыми днями лишь плачу…» (обратно)108
9 «…положив наведаться к женщине в не совсем обычное время…» — судя по всему, принц предполагал, что Идзуми Сикибу, несмотря на завуалированный отказ встретиться с ним, все равно будет ждать его. Поскольку их отношения находились на самой начальной стадии, и поскольку к тому же принц был гораздо выше женщины по своему положению в обществе, этикет предписывал ему появиться в ее доме ночью, однако принц, желая показать, сколь велика его любовь, решил приехать раньше обычного для таких визитов часа. (обратно)109
10 Укон-но дзё (или Укон-но дзо) — Старший стражник Правой личной императорской охраны. Придворный из свиты принца Ацумити. Далее говорится о том, что прежде он прислуживал и старшему брату принца Ацумити, принцу Тамэтака. Некоторые исследователи предполагают, что этим Укон-но дзё был Фудзивара Тиканари, троюродный брат принца по материнской линии. (обратно)110
11 «..непривычной для него скромной карете…» — каждый официальный выезд сановника высшего ранга, а тем более члена императорского семейства, обставлялся весьма торжественно, он должен был выезжать в роскошной карете в сопровождении пышной свиты. Поэтому, отправляясь на тайное свидание, знатные особы, желая остаться неузнанными, как правило, пользовались каретами своих слуг. (обратно)111
12 «…женщина велела дамам положить круглое сиденье у западной дверцы…» — благородная дама не могла непосредственно беседовать с гостем, особенно если он впервые пришел к ней. Человека более низкого звания вообще бы не впустили в дом, но не впустить принца было невозможно, поэтому его посадили на окружающей дом галерее возле западной дверцы, через которую в дом обычно проходили гости. Сама женщина сидела с другой стороны дверцы, отделенная от принца шторами и церемониальным занавесом. Беседа велась через посредницу, роль которой выполняла одна из прислужниц. (обратно)112
13 «…а тут и луна выплыла на небо…» — в этой фразе содержится намек на то, что Идзуми Сикибу беседовала с принцем довольно долго, ведь, как говорилось выше, он приехал к ней еще до наступления сумерек. (обратно)113
14 «Не припомню, чтобы мы с вами прежде встречались…» — принц хотел сказать, что не будет вести себя так, как прежние воздыхатели Идзуми Сикибу, но она притворилась, будто не понимает его. (обратно)114
15 «Право, здесь и в самом деле жутковато…» — возможно, принц имеет в виду стихотворение Сонэ Ёситада (X век): «Солнце заходит,// И внизу под деревьями // Сгущается тьма.// Что-то есть жутковатое //В вечерних сумерках летом». (обратно)115
16 «…уехал же он, когда совсем рассвело…» — во времена Идзуми Сикибу этикет предписывал мужчине (особенно если он, как в этом случае, был выше женщины по своему положению) приезжать к возлюбленной после наступления темноты и уезжать незадолго до рассвета. Идзуми Сикибу все время хочет подчеркнуть, сколь сильно было чувство к ней принца, он увлечен ею настолько, что позволяет себе пренебрегать правилами приличия — приехав к ней еще до наступления темноты, он покинул ее дом уже после того, как окончательно рассвело. (обратно)116
17 Госпожа Северных покоев — официальная супруга принца. (Обычно официальная супруга занимала Северные покои в доме мужа, отсюда и название.) Супругой принца Ацумити в те годы была вторая дочь военачальника левой императорской охраны Фудзивара Наритоки (941–995). О ней в историческом повествовании «Великое Зерцало» («Оокагами», XI век) говорится так: «А другая дочь (Наритоки) после смерти отца по своей воле всего года два-три пробыла старшей супругой четвертого сына монаха-императора Рэйдзэй, называемого принцем-наместником соти-но мия (Ацумити). Когда же принц обратил свои чувства на Идзуми Сикибу, разочарованная вернулась в дом Коитидзё и с тех пор, говорят, совершенно обеднела и живет в несказанно стесненных обстоятельствах» (цит. по: Оокагами — Великое Зерцало / Пер. с яп. Е. М. Дьяконовой. СПб.: Гиперион, 2000. С. 77). (обратно)117
18 «…если не получу утешения, то случайной росинкой…» — возможно, реминисценция из стихотворения Неизвестного автора, антология «Госэнвакасю» (951): «О, если ни слова// Утешения не сорвется // Теперь с твоих уст, // Жизни моей росинка // Тут же исчезнет — растает». (обратно)118
19 «Когда же еще я смогу услыхать, кукушка…» — считалось, что во всю силу кукушка кричала в пятом месяце. В конце четвертого она только начинала пробовать свой голос. Первые робкие крики кукушки особенно ценились, их всегда ждали с нетерпением. Этим стихотворением Идзуми Сикибу намекает на свое желание увидеть принца, просит его о «тайной встрече». См. стихотворения в начале «Дневника», в которых за образом кукушки тоже скрывается принц. (обратно)119
20 «Сможешь слушать ты без помех…» — принц хочет сказать, что скоро отношения между любовниками станут не тайными, а открытыми, то есть намекает на свое желание сделать Идзуми Сикибу официальной женой. (обратно)120
21 «Сегодня же стану слезы на листья ириса лить…» — существует множество толкований этого стихотворения. Скорее всего, Идзуми Сикибу хочет сказать, что едет с приношениями в храм, чтобы совершить поминальные службы по покойному принцу Тамэтака. (обратно)121
22 «…по своему обыкновению приехал тайно…» — в этой фразе звучит скрытая ирония. Совсем недавно (см. стих. 15) принц намекал на то, что отношения между ним и Идзуми Сикибу скоро перестанут быть тайными, но несмотря на это снова приехал тайком. Судя по всему, Идзуми Сикибу постоянно страдала от нерешительности принца. (обратно)122
23 «…сердечные муки» — скорее всего принц цитирует какое-то стихотворение, но источник цитирования не установлен. (обратно)123
24 «…когда бы умела показать…» — Идзуми Сикибу цитирует стихотворение Неизвестного автора из антологии «Сюивакасю» (приблизительно 1005–1007): «Когда бы умели // Мы показать другим, // Что таится в душе, // Вряд ли остались бы в мире // Люди с жестоким сердцем…» (обратно)124
25 Министр Двора — в те годы министром Двора был Фудзивара Кинсуэ (957-1029), дядя императрицы Тёси, матери принца Ацумити. (обратно)125
26 Принц Весенних покоев — наследный принц, им был в то время принц Иясада, единоутробный брат Ацумити, будущий император Сандзё (976-1017, правил 1011–1016). (обратно)126
27 «Пока я живу…» — цитируется стихотворение Неизвестного автора из антологии «Сюивакасю»: «В каких же краях,// Где могла бы укрыться?// Ведь пока я живу // В этом мире, мне вечно страдать // Суждено — так люди жестоки…» (обратно)127
28 «Дождь идет, потому что знает…» — ср. со стихотворением Аривара Нарихира из антологии «Кокинвакасю», 705: «Сколько раз я хотел // Спросить — любишь ты иль не любишь, // Но трудно решиться… // А дождь все льет, будто знает // О тайне моей души…» (обратно)128
29 «Ведь есть же берег, который примет…» — Идзуми Сикибу имеет в виду «другой берег» (хиган) — то есть нирвану (в противоположность «этому берегу», миру страданий). Она намекает на то, что хочет принять постриг. (обратно)129
30 «Всякий знает, как горек…» — судя по всему, это цитата, но источник цитирования не установлен. (обратно)130
31 Пятый день пятой луны — Праздник Пятого дня (ицука-но сэтиэ). В этот день было положено дарить друг другу и привязывать к столбам и балкам домов вместе с искусственными цветами ириса и полыни парчовые мешочки «кусудама», наполненные ароматическим составам из ириса и полыни и украшенные пятицветными шнурами. По поверью они отгоняли злых духов и предотвращали болезни. Мешочки «кусудама» дарили друг другу с пятистишиями соответствующего содержания. (обратно)131
32 «В окна спальни моей…» — в аристократических домах эпохи Хэйан не было ничего, что можно было бы назвать окном — «мадо». Это обстоятельство заставляет некоторых исследователей считать, что здесь мы имеем дело с реминисценцией из поэмы китайского поэта Бо Цзюйи (772–846) «Седовласая обитательница дворца Шаньян»: «Осенние ночи длинны. // Длинные ночи без сна коротаю, никак не светлеет небо. // Лампа светится еле-еле, тени там за стеной. // Печально-печально стучит в окно унылый ночной дождь». (обратно)132
33 «Казалось бы, под надежным кровом, и все же "хоть выжимай… "» — цитируется стихотворение Ки-но Цураюки из антологии «Сюивакасю»: «Мои рукава // Так и под ливнем не мокли, // Хоть выжимай, // А ведь стою я теперь // Под надежным кровом…» Слова «под надежным кровом» могут быть поняты и в переносном значении — «под надежной защитой» (принца). (обратно)133
34 «Днем многие отправились смотреть на разлившуюся реку» — речь идет о реке Камо, самой большой реке в Киото. Из некоторых источников известно, что на девятнадцатый день пятого месяца пятого года эры Тёхо (1003) река Камо вышла из берегов, отчего сильно пострадали близлежащие районы. (обратно)134
35 Кормилица Дзидзю — кормилицы играли в аристократических семействах большую роль. Кормилицу тщательно подбирали, когда рождался ребенок, на ней лежала ответственность за его воспитание, и даже когда ее питомец становился взрослым, она имела право вмешиваться в его жизнь, указывая, как он должен себя вести в том или ином случае. Власть такой кормилицы в доме была весьма велика. (обратно)135
36 «…до тех пор, пока не прояснится картина мира…» — кормилица намекает на то, что если император или наследный принц вдруг скончаются, наследным принцем может стать Ацумити, а если он будет вести себя недостаточно осмотрительно, это помешает его будущему возвышению. О каком министре здесь идет речь, неясно — то ли это сам Великий министр Фудзивара Митинага, то ли министр Двора Фудзивара Кинсуэ, бывший скорее всего опекуном принца. (обратно)136
37 «И он остался» — эта фраза позволяет сделать вывод, что принц привез Идзуми Сикибу в свой собственный дом. (обратно)
137
38 «…ваше направление под запретом…» — в древней Японии существовала сложная система ритуальных запретов. Здесь, в частности, идет речь о запрете двигаться в том направлении, которое занято Срединным богом (Накагами, Тэнъитидзин). Предполагалось, что этот бог в течение сорока дней находится на земле и передвигается, меняя направление каждые пять дней. Затем он покидает землю и следующие шестнадцать дней проводит на небе. Двигаться в том направлении, где в данный момент находится Срединный бог, считалось крайне опасным, поэтому, прежде чем куда-нибудь ехать, обязательно обращались к гадальщикам. Если они говорили, что требуемое направление под запретом, необходимо было изменить его (ката-тагаэ), то есть выехать сначала в другую, безопасную сторону и провести какое-то время в чужом доме, после чего можно было ехать туда, куда нужно. Поскольку жилище Идзуми Сикибу в данном случае оказалось в запретном направлении, принц не мог оставаться в ее доме на ночь, но мог заехать за ней и увезти ее в другое место, что он и сделал. (обратно)138
39 Госпожа — имеется в виду супруга принца. (обратно)139
40 Ушедший на покой Государь — император Рэйдзэй (950-1011, правил 967–969), отец принца Ацумити, к тому времени он уже отрекся от престола и принял постриг. (обратно)140
41 «Нет ничего ненавистней, чем крик петуха…» — цитируется стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакарокудзё»: «Я так сильно люблю, // И так редко приходится нам // Встречаться ночами… // Ах, нет ничего ненавистней, // Чем крик петуха на рассвете…» (обратно)141
42 «…живут другие дамы…» — предполагается, что в одном доме с Идзуми жила ее младшая сестра. (обратно)142
43 «Вздымаются волны выше горы Мацуяма…» — клянясь друг другу в верности, японцы, жившие в эпоху Хэйан, часто использовали образ сосны на вершине горы Суэ-но Мацуяма или Мацуяма, мол, «как сосну на вершине Суэ-но мацу никогда не захлестнет волна, так и я никогда не изменю тебе». Этот образ основан на стихотворении Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 1093: «Коль, оставив тебя, // Я все клятвы забуду беспечно, // Пусть морская волна, // Набежав, сосну захлестнет // На вершине Суэ-но мацу». «Волны, вздымающиеся выше горы Мацуяма» — символизируют ветреность, изменчивость нрава, неверность в любви. (обратно)143
44 «Как завидую я…» — цитируется стихотворение фудзивара Такамицу из антологии «Сюивакасю»: «Так тяжело // Век вековать, погрязнув // В мирской тщете… // Ах, как завидую я // Светлой луне над вершиной!» (обратно)144
45 «…в поношенном домашнем платье, мягко облекавшем его фигуру…» — хэйанские авторы всегда особо отмечали, в какой одежде мужчина являлся на любовное свидание. Если он приезжал не в новом, специально накрахмаленном, а в уже ношеном домашнем платье, это могло быть, конечно, свидетельством его недостаточно прочного материального положения, но чаще, как в данном случае, такое платье надевали нарочно, чтобы не привлекать к себе внимания. Новое, жестко накрахмаленное платье, во-первых, сразу же выдавало человека высокого звания, а во-вторых, производило слишком много шума и не позволяло проникнуть в дом возлюбленной незамеченным. (обратно)145
46 «Чем она не роса…» — цитируется стихотворение Неизвестного автора из антологии «Сюивакасю»: «Владычица дум моих, // Чем она не роса, упавшая // На листья трав? // Стоит вспомнить о ней, и тотчас // Промокают насквозь рукава…» (обратно)146
47 «На завтра мне предписано удаление от скверны…» — удаление от скверны (моноими) во времена Хэйан было одним из самых распространенных видов ритуальных запретов, оно могло предписываться по разным поводам: когда человек видел дурной сон, когда сталкивался с какой-нибудь скверной (к примеру, побывал в доме, где недавно кто-то умер), когда данный день по каким-то показателям являлся для него неблагоприятным, во время болезни и во многих других случаях. Человек, которому было предписано «удаление от скверны», должен был затвориться в своих покоях, соблюдать строгий пост, никуда не выходить из дома, не принимать гостей и воздерживаться от всяких увеселений. (обратно)147
48 Облачная обитель (кумой) — небеса, а в переносном смысле — Императорский дворец. (обратно)148
49 Гэн-но сёсё — предполагается, что речь идет об одном из любовников Идзуми Сикибу, Минамото Масамити, он был племянником жены Фудзивара Митинага, Ринси, и имел в то время звание Укон-но сёсё — Младший военачальник Правой личной императорской охраны. (обратно)149
50 Дзибукё — начальник Дзибусё, Ведомства упорядочения и установлений. В описываемые в «Дневнике» годы этот пост занимал Минамото Тосиката, брат одной из наложниц Фудзивара Митинага, Мэйси. Ему в то время было 45 лет. Была ли у него связь с Идзуми Сикибу или нет, точно не известно. (обратно)150
51 «Но тогда отчего…» — цитируется стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 934: «Не так уж и много // Жить в этом мире осталось, // Но тогда отчего // Мечутся думы, как травы морские, // Когда их срезает рыбак?» (обратно)151
52 «На седьмой день…» — на седьмой день седьмого месяца по лунному календарю празднуется праздник Встречи Звезд, Танабата. Согласно древней китайской легенде, этот день — единственный день в году, когда встречаются звезды Альтаир (по китайской легенде — Волопас) и Вега (Ткачиха), все остальное время вынужденные жить в разлуке по разным сторонам Млечного Пути (Небесной реки). Звезды встречаются на мосту, наведенном сороками через Небесную реку. (обратно)152
53 «…когда вздыхаешь…» — цитируется стихотворение Ки-но Цураюки: «Когда ты тайком // Вздыхаешь, и думы мятутся, // Как тростник в Нанива, // Разве может даже притворный // Сон сомкнуть твои веки?» (обратно)153
54 «Вот-вот поманит меня…» — образ качающихся метелок мисканта часто связывается в японской поэзии с любовным призывом: качаясь, они как будто манят, зазывают к себе. Ср., например, с таким стихотворением Аривара Мунэяна из антологии «Кокинвакасю», 243: «В осенних лугах // Рукава ли в траве мелькают? // Мискант-сусуки, // Метелки взметнув, призывно // Машет, будто бы рукавом». (обратно)154
55 «…к дому неожиданно…» — по обычаям того времени принц должен был заранее прислать письмо с непременным стихотворением, в котором содержался бы намек на скорое свидание. К тому же он приехал еще до наступления темноты, что тоже было необычно. Столь ранним визитом принц, возможно, хотел показать, что готов перевести свои отношения с Идзуми Сикибу в новую стадию, то есть признать ее своей официальной любовницей. К тому же согласно правилам любовной игры, если бы он заранее сообщил ей о том, что приедет задолго до наступления ночи, женщина должна была бы сделать вид, что не может его принять, очевидно, поэтому он и предпочел приехать неожиданно. Вместе с тем, карету подвели к самому дому, это говорит о том, что принц все-таки старался остаться незамеченным. (обратно)155
56 «нелегко человеку…» — скорее всего здесь цитата, но точный источник не установлен. Некоторые исследователи предполагают, что цитируется стихотворение Онакатоми Ёсинобу из антологии «Сюивакасю»: «Улетая далеко, // Гуси тоскливо кричат. // Ах, в самом деле, // Так нелегко человеку // Отвернуться от этого мира…» (обратно)156
57 Исияма — имеется в виду монастырь Исияма, он располагался (и располагается ныне) в провинции Оми, местечке Отцу, неподалеку от столицы. Во времена Идзуми Сикибу этот монастырь был любимым местом паломничества для столичных аристократов. (обратно)157
58 «…полагаете меня путами на ногах своих…» — реминисценция из популярного в то время стихотворения Мононобэ Ёсина из антологии «Кокинвакасю», 955: «Я бы в горы ушел, // Где нет места мирским печалям, // Только как же уйдешь? // Все любимые, близкие — словно // Путы тяжкие на ногах». «Не верится, что вы считаете меня своим близким» — вот что хочет сказать принц. (обратно)158
59 «Ни одного письма до сих пор из-за заставы…» — имеется в виду воспетая в японской поэзии застава на горе Оосака (или в старинной орфографии Аусака, буквально Холм встреч), через которую вел путь из столицы в восточные провинции. Эта застава в японской поэзии издавна служила символом любовных встреч. (обратно)159
60 Оми — провинция на берегу озера Бива (современная префектура Сига), на территории которой находился храм Исияма. (обратно)160
61 Море Оми — иное название озера Бива. (обратно)161
62 «если б люди всегда…» — цитируется стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 1061: «Если б люди всегда, // Осознав безотрадность мира, // Бросались со скал, // Все ущелья глубокие// Давно бы мелкими стали». (обратно)162
63 «…к вершинам Закона…» — речь идет о вершинах Учения Будды. (обратно)163
64 «К далекому небу осеннему устремляя свой взор…» — глядя на небо, обычно тосковали о возлюбленной или возлюбленном. Ср. со стихотворением Сакаи Хитодзанэ из антологии «Кокинвакасю», 743: «Небеса надо мной — // Не прощальный ли дар любимой? // Вряд ли иначе // К ним устремлялся бы взор мой // В часы нестерпимой тоски». (обратно)164
65 «Истлеть без остатка успеет…» — образ истлевающих от слез рукавов довольно обычен для поэзии эпохи Хэйан, ср., например, со стихотворением Неизвестного автора из антологии «Сюивакасю»: «От тайных слез // Давно рукава истлели, // Ничего не осталось. // Если ночью вдруг встречусь с милым, // Чем прикроюсь от взоров людских…» (обратно)165
66 «…уже изменили свой цвет…» — в этой фразе содержится намек на то, что чувства принца переменились. (обратно)166
67 «…ведь до холодных дождей…» — периодом холодных дождей (сигурэ) считался десятый месяц по лунному календарю (начало зимы). (обратно)167
68 Долгая луна — иное название девятого месяца по лунному календарю. (обратно)168
69 «…открыла письмо с некоторой досадой…» — раздосадована Идзуми Сикибу могла быть по двум причинам. Во-первых, увидев письмо, она поняла, что сам принц не приедет. Во-вторых, ей могло показаться, что принц ответил слишком быстро, а значит формально, не отнесясь с должным вниманием к ее посланию, содержавшему столь подробное описание чувств. (обратно)169
70 «…напишите несколько слов…» — в эпоху Хэйан было принято просить кого-нибудь написать письмо от своего имени (т. н. «дайсаку»). (обратно)170
71 «…во внутренних покоях было темно и жутковато…» — страх перед темнотой в эпоху Хэйан считался свидетельством аристократической натуры, он словно бы подчеркивал ее слабость и изнеженность. Особенно полагалось бояться темноты женщинам, это производило впечатление трогательной неискушенности. В данном случае речь идет о мужчине, но страх принца перед темнотой должен был вызвать у Идзуми Сикибу сочувствие, поэтому она особо это отмечает. (обратно)171
72 «путь вершит свой по небу…» — цитируется стихотворение Татибана Тадамото из антологии «Сюивакасю»: «Не забывай, // Пусть месяц скрылся в далекой // Обители туч, // Подожди, путь верша свой по небу,// Он снова явится взору». Это же стихотворение есть в «Исэ-моногатари», дан 10. «Обитель туч» в данном контексте может восприниматься как намек на то, что принц вынужден все время находиться в императорском дворце. (обратно)172
73 «…даже совершая молитвы…» — когда хозяин дома совершал молитвенные обряды в женских покоях, то есть там, где он проводил большую часть свободного времени, ему прислуживали не его приближенные мужского пола, а дамы. Разумеется, никаких фривольностей при этом не допускалось. Однако принц счел необходимым подчеркнуть, что он остается совершенно один, не допуская в свои покои даже придворных дам. Скорее всего это преувеличение, он просто хочет лишний раз подчеркнуть свою добропорядочность. (обратно)173
74 «…предложение Первого принца я так и не решилась принять…» — какой именно Первый принц имеется в виду, не очень ясно, скорее всего, это старший брат принца Ацумити, принц Моросада, император Кадзан (968-1008, правил 984–986), возможно, он предлагал Идзуми Сикибу поступить к нему на службу. (обратно)174
75 «…человека, способного указать мне путь “к приюту за горами”…» — Идзуми Сикибу цитирует стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 950: «Как хотелось бы мне// Приют обрести за прекрасными // Горами Ёсино, // Чтобы там укрываться от мира, // Когда одолеет тоска…» (обратно)175
76 «…мое мокрое платье просохнет…» — «Мокрое платье» («нурэгину») — безосновательные слухи. «Надеть мокрое платье» — значит дать повод к сплетням. Идзуми Сикибу предполагает, что, если она решится переехать в дом принца, он, возможно, перестанет подозревать ее в изменах. (обратно)176
77 «О супруге тоскуя…» — по поводу этого трехстишия существуют разные толкования. Некоторые считают, что это цитата (откуда — не установлено), другие полагают, что трехстишие принца должно рассматриваться как дополнительное к двустишию из предыдущего стихотворения Идзуми Сикибу, соединенное с ним по типу «нанизанных строф» (рэнга). Второе толкование представляется более обоснованным, тем более, что это не единственный случай «рэнга» в «Дневнике» (см. стих. 41, 94). (обратно)177
78 «…похоже, вы успели забыть…» — принц намекает на то, что женщина забыла об их тайных встречах, одновременно пеняя ей за отказ от дальнейшего развития образа «рукавов в изголовье», который обыгрывался в нескольких более ранних стихотворениях. (обратно)178
79 «Передались, быть может, тебе…» — скорее всего здесь цитата, некоторые комментаторы предполагают, что цитируется стихотворение Домэй-хоси, позже включенное в антологию «Госюивакасю» (около 1086): «Ночами, ночами // И на миг не смыкаю глаз, // О тебе вспоминая. // Передадутся, быть может, тебе // Мои мысли и сон твой нарушат…» (обратно)179
80 «Принц, застигнутый этим ответом врасплох…» — в ответ на стихотворение принца женщине полагалось сказать, что она тоже смотрит на луну (как и все люди, не лишенные чувствительности). (обратно)180
81 «…если свершится то, о чем он говорил…» — то есть, если она переедет в его дом. (обратно)181
82 «…не зря говорят: "Каждая встреча…"» — скорее всего Идзуми Сикибу имеет в виду стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 752: «Каждая встреча // Во мне пробуждает желанье // Снова видеть тебя, // Ты же меня сторонишься, // Боясь, что привыкнем друг к другу…» Это стихотворение обычно цитируется тогда, когда хотят сказать, что привычка лишает чувства прежней остроты. (обратно)182
83 «Ведь говорят и о платье, поблекшем от соли…» — принц имеет в виду стихотворение из антологии «Кокинвакарокудзё»: «Рыбачка из Исэ, // Ее платье поблекло от соли,// Но привыкни к нему, // Только тогда и поймешь, // Как сильна любовь в твоем сердце…» (обратно)183
84 «Но какими яркими красками…» — двустишие принца Ацумити и трехстишие Идзуми Сикибу представляют собой один из ранних примеров «нанизанных строф» — «рэнга». К двустишию принца Идзуми Сикибу добавляет начальное трехстишие, в результате получается пятистишие — танка. (обратно)184
85 Бог Кадзураки — имеется в виду бог Хитокотонуси, который, согласно преданию, жил на горе Кадзураки. Эн-но гёдзя — патриарх секты аскетов, повелел ему построить мост над Кумэдзи (провинция Ямато) — между горой Кадзураки и горой Кимбусэн (на вершинах этих гор находились главные монастыри секты аскетов). Бог Хитокотонуси был очень некрасив и, стыдясь дневного света, работал только ночами, поэтому ему никак не удавалось закончить мост, и Эн-но гёдзя наказал его, заточив в каменную пещеру. (обратно)185
86 «Весть обо мне…» — стихотворение Идзуми Сикибу построено на образах народной песни «Большая птица»: «На крылья большой птицы, гляди-ка, иней упал. Кто об этом сказал? — Кулики-тидори сказали». Под большой птицей (скорее всего, это аист) подразумевается принц. (обратно)186
87 «Ты говоришь…» — принц имеет в виду стихотворение Идзуми «Спускается ночь…» (см. стих. 93). (обратно)
187
88 «На ветру…» — во многих буддийских трактатах говорится: «Жизнь, что свеча на ветру». В эпоху Хэйан этот образ был чрезвычайно популярен. В разных вариантах («листья на ветру», «огни на ветру») он встречается и в стихах Идзуми Сикибу. (обратно)188
89 «… издавна связан с луной " богооставленной"…» — Богооставленная луна (каминадзуки) — иное название десятого месяца по лунному календарю. Считалось, что на десятую луну все боги собираются в Великом святилище Идзумо и в других местах их нет. Во дворце в дни десятой луны не проводится никаких синтоистских церемоний и обрядов. (обратно)189
90 «…а так как мой дом находился в запретном направлении…» — см. коммент. 38. (обратно)190
91 «Даже здесь в селении Ложе…» — селение Ложе (Фусими) — местность к югу от столицы Хэйан (южная часть современного Киото). Очевидно, двоюродный брат принца жил в Фусими. (обратно)191
92 «…хотелось поселиться где-нибудь среди утесов…» — Идзуми Сикибу имеет в виду стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 952: «Куда мне идти? // Средь каких утесов я должен // Теперь поселиться, // Чтоб ничего не слышать // О горестях этого мира». (обратно)192
93 «Сообщаться с отцом, с единоутробными…» — отец Идзуми Сикибу, Оэ Масамунэ, был в то время действительно еще жив, мать же скорее всего уже скончалась. Что касается «единоутробных», то слово «харакара», которое использует Идзуми Сикибу, может означать как сестер, так и братьев, к тому же оно может быть истолковано как во множественном, так и в единственном числе. Во времена Хэйан женщины были связаны со своим родным домом более крепко, чем с домом мужа, хоронили их тоже в родительской могиле, поэтому ощущениеблизости с единоутробными братьями и сестрами было очень велико. Были ли у Идзуми братья, не установлено, но сестры были, по крайней мере, одна. Если женщина принимала постриг, она либо уходила из родного дома и поселялась отдельно, либо оставалась жить в прежнем жилище, но при этом даже со своими родными уже не могла общаться непосредственно. (обратно)193
94 «…которая осталась мне на память о прошлом…» — речь идет о дочери Идзуми Сикибу от Татибана Митисада, известной под прозванием Косикибу-но найси. Она была придворной дамой императрицы Дзётомон-ин (Фудзивара Сёси, супруга императора Итидзё), скончалась в 1025 году. Была известной поэтессой, ее стихи есть во всех поэтических антологиях после «Госюивакасю» (1086). (обратно)194
95 «Не знаю, как ты…» — цитируется стихотворение Аривара Мотоката из антологии «Кокинвакасю», 630: «Не знаю, как ты, // Но я досадую, слыша, // Как люди злословят. // Потому-то всем говорю — // Никогда с ней не был знаком…» (обратно)195
96 «Коль сердца стремятся друг к другу…» — цитируется стихотворение Исэ из антологии «Кокинвакарокудзё»: «Пусть людская молва // Оплетает. Морские травы// Срезает рыбак. // Коль сердца стремятся друг к другу, // Что нам за дело до мира?» (обратно)196
97 «Едва я успела отправить это письмо, как смерклось…» — Идзуми Сикибу снова хочет подчеркнуть, что принц приехал не в полной темноте, как полагалось при тайных свиданиях, а в сумерках. Это должно было свидетельствовать о глубине его чувства. (обратно)197
98 «…нахожусь в тайном убежище, выполняя предписание о перемене направления…» — см. коммент. 38. Возможно, еще не кончились те сорок пять дней, которые принцу предписывалось провести в чужом доме, а может быть, речь идет о новом предписании о «перемене направления». (обратно)198
99 «Понимаю, сколь я многогрешна, но так хочется еще на некоторое время задержаться…» — по буддийским представлениям желать продления жизни, быть привязанным к жизни — греховно. (обратно)199
100 Драгоценная нить (тама-но о — ожерелье из драгоценных камней) — в японской поэзии символизирует жизнь. См. также коммент. 21 к «Собранию стихотворений». (обратно)200
101 «…я решила, что весной…» — Идзуми Сикибу имеет в виду, что решила весной переехать к принцу. (обратно)201
102 «В век далекий богов…» — это стихотворение наверняка было воспринято Идзуми Сикибу, как новое свидетельство чуткости принца: на одиннадцатую луну приходилось много синтоистских праздников и церемоний, поэтому очень уместно было начать свое первое за эту луну стихотворение словами о богах. (обратно)202
103 «Тот бекас, что в зябкую ночь…» — цитируется стихотворение Неизвестного автора из антологии «Кокинвакасю», 761: «На рассвете // Бекасы, нахохлившись, перья свои // Беспрерывно ерошат. // Я же всю ночь мечусь, // Если ты ко мне не приходишь». (обратно)203
104 «Что ж, тогда и я…» — то есть тогда и я тоже приму постриг. (обратно)
Последние комментарии
15 часов 8 минут назад
17 часов 25 минут назад
1 день 8 часов назад
1 день 8 часов назад
1 день 13 часов назад
1 день 17 часов назад