Ловушка для «Тайфуна» [Александр Гор] (fb2) читать онлайн

Ловушка для «Тайфуна»

Фрагмент 1

1

С неба сыплет дождь, под ним продолжает раскисать чернозём, превращая поля в болота, а траншеи в «плавательные бассейны», как выразился кто-то из «добровольцев». Мелкие ручейки вздулись, и теперь их просто так не перейдёшь вброд. И лишь сквозь неплотно прикрытую дверь их землянки слышна очень необычная по ритмам и манере исполнения песня, что кто-то из них поёт под гитару:

Зато натиск немцев сошёл на нет. Просто их техника не в состоянии передвигаться по нашей грязи. Ни автомобили с мотоциклами, ни даже танки. Да и немецким солдатам «не климатит» топать по чавкающему «тесту», каждые два шага счищая с сапог по пуду грязи.

Нам, конечно, ничуть не лучше, но мы привыкли к таким «катаклизмам». Ну, с точки зрения изнеженных европейцев — катаклизмам. А у нас… Как выразился один из «добровольцев», «у нас только четыре стихийных бедствия: лето, осень, зима и весна». С юмором парень. Жив ли он ещё после тяжелейших боёв в Центральной Белоруссии и обороны на реке Березина? Кажется, он был из дивизиона «Градов», с которым рота Юдина стояла в соседнем эшелонена какой-то станции.

От Березины их гвардейскую дивизию отвели на пополнение на третью линию обороны. Даже не на вторую, а на третью. Значит, резервы у командования имеются. От переформирования, которым занимались в июле-августе, процесс отличается только тем, что переучивания на новую технику минимум. Её, техники, в ходе боёв тоже повыбило немало, но и пополнение приходило. В первую очередь — на Березинском рубеже. А уж когда в тыл отвели, всё пошло ещё живее: и люди, успевшие повоевать и вылечиться после ранений, и техника вместе с экипажами «добровольцев».

Будучи по первой военной специальности политработником, Виктор уловил такой момент: вновь прибывшие «добровольцы» в первые дни пребывания в батальоне к войне относятся несколько пренебрежительно. Мол, чего вы тут копаетесь с какими-то фрицами? Вот мы сейчас тут пришли, и от них только клочки по закоулочкам полетят. До тех пор, пока не пообщаются с теми своими, кто уже немало землицы из окопов перекидал и пуль над своей головой пропустил. «Битие определяет сознание», как выразился кто-то из добровольческих ветеранов.

Именно ветеранов, без каких-либо натяжек. Достаточно хлебнувших солдатского лиха, побывавших и под пулями, и под снарядами, и под бомбёжкой. И с немецкими (а также трофейными французскими и английскими) танками сталкивавшимися. Имеющих награды и ранения, но оставшихся в строю, несмотря на них. И это тоже прекрасно укладывалось в наблюдение Юдина: подчас эти «добровольцы» более стойки, более ожесточённо сражаются, чем обычные бойцы, попавшие в армию по призыву.

Передышка, вызванная разверзшимися хлябями небесными, касается только их, Западного фронта. Ну, да ещё Северо-Западного, застрявшего в уже не созданных стоящей погодой, а природных, болотах. На юге, под Киевом, гитлеровцы продолжают давить, пытаясь пробиться к столице Советской Украины и отбросить наши части за Днепр. Постоянно пытаются форсировать Днепр, и иногда это им удаётся. Правда, командование Центрального фронта создало несколько мобильных ударных групп, которые пока успешно справляются с ликвидацией этих плацдармов. Ещё южнее немцы совместно с румынами пытаются обойти с севера Одессу. Давят преимущественно пехотой при поддержке артиллерии, поскольку все их танковые группы «помножены на ноль» в ходе августовско-сентябрьских боёв. Всё-таки насыщение наших войск накануне войны противотанковыми средствами сделало своё дело, и «бронированные кулаки» гитлеровцев удалось вначале размягчить, а потом и косточки в них переломать.

Виктор, конечно, не великий стратег, но очень уж его смущает то, что наша военная кампания строится исключительно на обороне. Где пропагандировавшееся ещё два года назад «малой кровью, могучим ударом, на чужой территории»? Один только серьёзный удар и помнит: когда на Украине взяли в котёл прорвавшуюся через линию Укрепрайонов немецкую группировку. Но потом всё равно отошли, уступив немцам отбитые земли.

Выходит, не только у нас получается размягчать нацистские бронированные кулаки, но и немцам — нашу непоколебимую оборону? Те же самые Укрепрайоны держались два месяца, но потом удерживать их стало невозможно. Не получится ли так, что оборону по Березине и Днепру придётся сдать? Вон, в полосе наступления Группы армий «Север» Таллин уже почти сравняли с землёй бомбёжками. Хоть авиации у немцев намного меньше, чем 22 июня, но и «сталинских соколов» немало погибло. Вот и удаётся фашистам делать налёты на наши города. Иногда даже безнаказанно.

Почти всю Белоруссию отдали, почти всю Прибалтийскую АССР, почти половину Украины. И всё силы у немцев не кончаются!

Хотя нет. Ещё во время боёв южнее Минска Виктор заметил, что немцы стали активно использовать трофейную французскую и английскую бронетехнику. А в боях на Березине дивизионная разведка притаскивала из-за реки голландцев, датчан и даже шведов. Вон, Совинформбюро передавало, что у Чудского озера неплохо потрепали испанскую дивизию. Значит, всё-таки конечны силы у Гитлера? И наше, советское командование знает, что делает, перемалывая силу тёмную, проклятую орду, если говорить словами так полюбившейся всем песни?

Жаль, медленно прибывает пополнение. Ведь во 2-ю гвардейскую дивизию абы кого не берут, только самых лучших. Даже орденоносцы после госпиталей попадают. Командиры обычных, линейных частей даже обижаются. Мол, гвардейцы все сливки снимают. Так и воюют они так, что загляденье. При отступлении от границы дивизия целому немецкому корпусу противостояла. Южнее Минска — танковую группу Гудериана сдерживала. А это — даже не корпус а целая танковая армия. Зря, что ли, до Березины лишь половина личного состава добралась и всего треть техники? И половина из уцелевших в боях получила награды. От медали «За отвагу» до звёздочки Героя, как доброволец Инютин из батальона Ларионова, сумевший уничтожить целых двенадцать немецких танков и шесть бронетранспортёров из пушки Зис-3. В последнем перед Березиной бою уцелел один из расчёта противотанковой пушки, дважды был ранен, но пока не отбили атаку, в госпиталь не ушёл.

В общем-то, и сам Юдин без награды не остался. За успешные боевые действия роты под Любанью получил только-только учреждённый орден Отечественной Войны 2-й степени, а за бои на Березине — медаль «За боевые заслуги». Но награды — дело второе. Главное — сам почти целым из этой передряги выбрался. Так, всего пара царапин от осколка немецкой мины, рванувшей в десятке метров от его КП. Даже в санбат обращаться не стал. Да и некогда было: сначала требовалось отбить очередную немецкую атаку, а потом прятаться от следующего обстрела. Так что обошлось перевязкой, сделанной санитаром.

В общем-то, уже на Березине чувствовалось, что выдохся немецкий наступательный порыв. Не было уже того напора, с которым они пёрли в 20-х числах июня в приграничных районах. То ли устали от напряжения непрерывных трёхмесячных боёв — они же, как и мы, не железные. То ли пополнение им не успело подойти. Но уже с опаской лезли на нашу линию обороны и норовили поскорее отойти назад, когда получали жёсткий отпор. Неужто близок тот самый перелом в ходе войны, о котором постоянно говорят политработники? Неужто скоро, наконец-то, начнём двигаться на запад, изгонять фашистов с нашей земли?

2

— От Советского информбюро…

На эти слова все в казарме-времянке срываются с места и несутся к репродуктору. Как все два с половиной месяца пребывания в учебном центре под Саратовом. Но сегодня новости с фронта не самые радостные. Ожесточённые бои на ближних подступах к Таллину. Немцы и румыны давят на наши войска западнее Тилигульского лимана возле Одессы, пытаясь замкнуть кольцо вокруг города. В родном Киеве продолжаются яростные атаки на ещё удерживаемый завод Большевик. Несмотря на то, что авиации и артиллерии удалось накрыть крупную фашистскую группировку в Голосеевском лесу, давление с юго-западного направления продолжает нарастать. Под обстрелом уже железнодорожный вокзал. С севера вчера немцы вошли в Куренёвку, где завязались уличные бои. Некоторые мосты через Днепр в городской черте разрушены авиацией и артиллерией, другие под постоянным обстрелом, и снабжение войск, обороняющих столицу Советской Украины, приходится осуществлять катерами и лодками.

В сводках этого не скажут, но уже и так понятно, что оборона Киева доживает последние недели. По радио говорят об огромных потерях оккупантов в начавшихся уличных боях, о том, что каждый дом превращён в крепость. Но ведь снаряды и авиабомбы со временем способны разрушить даже самый крепкий дом. И во что превратится после этих боёв красавец-Киев? А он, Славка Кудин, по-прежнему не на фронте, а в тылу.

Правда, учат их предельно интенсивно. До минимума свели строевую подготовку, шагистику, как её называют курсанты. Зато по максимуму пичкают теорией и практическими занятиями. По 12–14 часов ежедневно. И теперь каждый из номеров расчёта действует автоматически, перекрывая установленные нормативы при развёртывании миномёта и смене позиции. Стараются. И не ради комиссии, которой будут сдавать экзамены. Ради себя: на фронте экзаменаторы будут куда строже, и за незнание или неумение придётся расплачиваться кровью.

Кудину уже известно, что их поток будет распределяться между четырьмя формируемыми здесь же, под Саратовом, танковыми бригадами, вооружаемыми только-только поступившими из Омска новейшими танками Т-44. Быстрыми, подвижными боевыми машинами более мощным, чем у завоевавших уважение на фронте «тридцатьчетвёрок», бронированием и орудием. Целых 85 миллиметров против 76.

Славке довелось уже видеть и те, и другие, ведь соседи-танкисты тренировались на Т-34, а когда поступил приказ о формировании новых бригад, им стали поступать новые машины, которые гонят мимо военного городка миномётчиков.

Красивая омская техника! Если не считать лобовой детали, выступающей вперёд углом наподобие щучьего носа, то внешне корпус не изменился. Ну, ещё из неё убрали люк механика-водителя, который теперь располагается на «крыше» корпуса, почти вплотную к сдвинутой ближе к центру машины более просторной башни. Говорят, что за счёт этого удалось увеличить экипаж до пяти человек, введя в него должность стрелка-радиста. А вот сама башня изменилась очень сильно. И не только из-за иных размеров. Если раньше она была этаким многогранником со скошенными вертикальными бронеплитами, то теперь — округлая, зализанная, очень похожая на половинку немного приплюснутого шара. Сверху которого установлен крупнокалиберный зенитный пулемёт.

Выпускают такие танки только за Уралом — в Омске, Челябинске и Нижнем Тагиле. Но, говорят, скоро и в Харькове, Сталинграде и Горьком тоже будут переводить производство с Т-34 на Т-44.

Просите, откуда такое может быть известно простому курсанту-миномётчику? Да всё вышло совершенно случайно. Их расчёт отрабатывал на практике тактику «кочующего миномёта» под контролем инструктора из числа этих странных и жутко засекреченных союзников, о которых запрещалось знать что-либо, кроме их воинского звания. На вид — обыкновенные русские мужики, но даже по говору, по словечкам, по ухваткам заметно, что это не советские люди. И форма у них другая: зелёная, но с беспорядочным вкраплением квадратиков других цветов. И петлицы со знаками различия смотрятся на ней инородно.

Что такое «кочующий миномёт»? Это самый обыкновенный «самовар» калибром 82-мм, установленный в грузовом отсеке автомобилей Додж «три четверти» или УАЗ, получаемых по ленд-лизу. Ездит такая подвижная огневая точка за линией наших траншей и из удобных для неё, но не для вражеской артиллерии, мест выпускает с короткой остановки серию мин. И тут же уезжает на другую огневую позицию, чтобы отстреляться уже с неё. И поскольку может вести огонь фактически с любого места, выявить и подавить огневую такого «кочевника» практически невозможно. Главное для расчёта — уметь быстро рассчитать данные для наводки, подготовиться к стрельбе и успеть тронуться с места, пока в воздухе висит десяток выпущенных мин. Это намного сложнее, чем стрелять со стационарной позиции, ниже точность стрельбы (из-за того, что миномёт стоит не на жёсткой земле, а на всё равно пружинящей подвеске машины), но больше шансов избежать ответного миномётного или артиллерийского огня.

И вот, возвращаясь с полигона после такой стрельбы, капитан Свиридов, управлявший машиной (водитель в состав расчёта не входит, зато товарищу капитану удобно контролировать действия курсантов), подъехал к остановившемуся на дороге из-за поломки такому же Доджу, возле которого топтался командир в генеральской форме.

— Здравия желаю, товарищ генерал-майор, — козырнул он, выскочив из-за руля. — Нужна помощь?

— Да нет, товарищ капитан, уже сами справились. Дмитрий — неплохой водитель, да я и сам в моторах разбираюсь. Минут пятнадцать, и сможем трогаться.

Ну, да. У генерала в петлицах «танчики», а руки он ветошью оттирал от моторного масла.

— Извините за любопытство, товарищ генерал. Вы не Кошкин?

— Кошкин.

— Михаил Ильич?

— Он самый. А вы, простите, откуда меня знаете?

— Так я же из союзников. Капитан Кулешов, — представился инструктор. — У нас не знать о создателе «тридцатьчетвёрки» — позор! Только я слышал, что после того самого зимнего танково пробега…

Генерал сразу так разулыбался, словно встретил старого знакомого. Ох, не простые люди эти союзники, если уж целый генерал так благожелательно к простому капитану настроен.

— Как видите, жив и здоров. И всё — благодаря вашим докторам, творящим чудеса. Наши-то собирались мне лёгкое ампутировать, а меня перебросили к вам, где и вылечили. Спасли, говорят, не только лёгкое, но и саму мою жизнь. Долго, правда, в вашем госпитале пролежал, целых три месяца, а потом ещё столько же — реабилитация в санатории. Очень, правда, полезная для уровня конструкторской подготовки: я столько нового для себя почерпнул из книг, которые мне там позволили прочесть. Я просто в восторге от уровня вашего танкостроения!

— А наши боевые машины вам показывали?

— Конечно. И в музее бронетанковых войск, и потом, непосредственно на танковых заводах. Вот, когда меня назад вернули, присвоили генеральское звание и назначили руководить Омским заводом, я и решил что-то подобное вашему Т-54 сконструировать. Правда, с более слабой пушкой — ну, не нужна пока ещё «сотка» на среднем танке — и без гиростабилизатора. Вон они, красавцы, — указал генерал на пылящие в отдалении бронированные машины. — Я специально приехал сюда, чтобы выслушать мнение о них от тех танкистов, кто осваивает их первую партию, поставленную в войска.

— Я разговаривал с танкистами. Очень хвалят машину. Даже в сравнении с «тридцатьчетвёркой» поздних серий. Той, у которых поменяли фрикционы и коробку передач.

Командиры проговорили ещё минут пять, пока генеральский водитель не завершил ремонт и не завёл двигатель.

— Знаете вы, хоть кого сейчас видели? — тронув Додж с места, спросил капитан у смирно сидящих миномётчиков. — Это же самый гениальный танковый конструктор, Михаил Ильич Кошкин, который разработал танк Т-34. А теперь ещё и его развитие, будущий танк Победы Т-44. Ну, держитесь фрицы! Когда ваши бригады пойдут в бой с этими танками, нас фрицам уж точно не остановить будет!

Фрагмент 2

3

— Как ваше самочувствие, Борис Михайлович?

— Спасибо, товарищ Сталин, намного лучше, чем до лечения. Доктора ТАМ — просто чудотворцы, а их препараты — настоящая живая вода.

— Вот и прекрасно! Будете самостоятельно докладывать или поручите товарищу Василевскому?

— Поскольку я уже снова на боевом посту, то нет никаких оснований для того, чтобы перекладывать свои обязанности на подчинённых.

Председатель Государственного комитета обороны кивнул и принялся набивать табаком из раскрошенной папиросы «Герцеговина флор» любимую трубку.

— Как и ожидалось, приказ о переходе к обороне Гитлер подписал. Но не на всём фронте, а за исключением тех его участков где, по его мнению, ещё остались шансы добиться успеха. Речь идёт о взятии Таллина, попытках сбросить армию генерала Чуйкова в Днепр в Киеве и окружённой Одессе. Тем более, в последнем случае задействованы преимущественно не немецкие, а румынские войска, которых Гитлеру не жалко. Помимо очень серьёзных потерь в технике и личном составе, причиной приостановки наступательных действий немцев стала их неготовность к нашей распутице. Как докладывает служба радиоперехвата, главным средством снабжения полевых войск на две недели стали полугусеничные бронетранспортёры, которых просто не хватает для подвоза боеприпасов на позиции. Сейчас с северного фаса Западного фронта и Прибалтийского фронта докладывают о первых заморозках, и, можно считать, что на этом распутица закончится. Точнее, переместится южнее.

За время, пока фронт стоит, нам удалось укрепить линию обороны по рубежам Йыхви — Изак, а также по правому берегу реки Нарва. Но существует высокая опасность того, что «Чудской коридор», благодаря которому мы до сих пор удерживаем бывшую столицу Эстонии, после накопления немцами резервов может быть перерезан. Поэтому Генеральный штаб считает, что оборона Таллина свою задачу выполнила, и остатки войск из руин города можно выводить. Тем более, после прорыва немцев к вокзалу возникли сложности со снабжением частей, обороняющих районы Копли и Пальяссааре. Помимо этого, немцы усиленно пытаются прорваться на север вдоль восточного берега озера Юлемисте, чтобы выйти к порту и захлопнуть в котле обороняющихся.

— Хорошо. Готовьте приказ об отводе наших частей из Копли и Пальяссааре, а когда они выйдут, и из центра Таллина. Пока на рубеж по реке Ягала. Что по Киеву? Его оставлять не предложите?

— Никак нет, товарищ Сталин. По нашим расчётам, Чуйков продержит город ещё не меньше месяца, пока на Днепре не начнётся ледостав.

— Но это лишь облегчит поставки Чуйкову подкреплений, боеприпасов и вооружений.

— Не совсем так, товарищ Сталин. Как утверждают местные жители, за зиму Днепр в районе Киева сковывается льдом и вскрывается по нескольку раз за зиму. При этом лёд редко становится настолько прочным, чтобы выдержать переброску по нему хотя бы лёгкой артиллерии. Очень много совершенно непредсказуемых промоин. А каждое потепление будет вызывать ледоход, которым станет сносить понтонные мосты, используемые для снабжения. Уцелевшие мосты и так с трудом справляются с обеспечением 37-й армии даже при условии их постоянного ремонта, а в ситуации, когда поставки станут невозможными ни по льду, ни по мостам, для армии наступят тяжёлые дни. В общем, кризис обороны Киева ожидается к середине ноября.

— Возможна ли деблокада Киева ударом с севера, с какого-нибудь плацдарма, как это было в ТОЙ истории?

Шапошников отрицательно покачал головой.

— Само по себе создание плацдарма на другом берегу столь серьёзной реки, как Днепр, очень непростая задача. Но за такое короткое время мы просто не сумеем накопить достаточно сил для того, чтобы прорваться к Киеву. Хотя, конечно, идея очень заманчивая. Устроить Паулюсу «Сталинград» вряд ли получится, но хотя бы часть 6-й армии можно попытаться «отщипнуть». Разрешите проработать вопрос, товарищ Сталин?

— Проработайте. А пока расскажите о ситуации под Одессой.

— Положение Приморской армии генерал-лейтенанта Софронова устойчивое, несмотря на то, что с выходом немцев к Чёрному морю у Коблево город оказался в блокаде. Черноморский флот надёжно снабжает её боеприпасами, техникой, продовольствием и пополнениями в живой силе. Раненые своевременно вывозятся в Крым. Со своей задачей оттянуть на себя силы противника армия отлично справляется. По данным радиоперехвата, мнимая перспективность одесского направления привела уже к тому, что для блокирования Приморской армии и внешнего обвода окружения немцам приходится постоянно перебрасывать в район Одессы пополнения, которых им остро не хватает в Киеве и Таллине.

Ради того, чтобы поддерживать гитлеровское командование «в тонусе», как говорят у потомков, командование Южного фронта регулярно проводит мероприятия по демонстрации активности, якобы направленной на прорыв окружения и деблокаду города. В рамках дезинформационных мероприятий допущена «утечка информации» о подготовке деблокирующего удара в обход Тилигульского лимана с севера и десантной операции через него в районе Калиновки.

Маршал указал на карте направление мнимых ударов.

— Поскольку вброс ложной информации был проведён в полосе боевых действия 4-й румынской армии, это вызвало панику у румынского командования, которую Гитлеру пришлось купировать поставками Бухаресту остродефицитной бронетехники и переброской на предполагаемые направления удара четырёх дивизий, включая две моторизированных, остро необходимых Паулюсу в Киеве.

— А где будет на самом деле нанесён деблокирующий удар?

— Мы планируем к началу ноября завершить переброску в Одессу 3-й Крымской моторизованной дивизии и пополнение добровольцами 180-й дивизии, выведенной в прошлом году из Эстонии. И в середине месяца ударить ими из района Фонтанки и Черноморского в общем направлении на северо-восток. После достижения рубежа Новая Ольшанка «эстонцы» повернут на юго-восток и займут территорию между Аджалыкским и Тилигульским лиманами, соединившись с частями Южного фронта. После чего снова развернутся и начнут гнать румын на север вдоль Куяльницкого и Хаджибейского лиманов.

— К чему такие сложные перемещения?

— Понимаете, товарищ Сталин, эта дивизия, сформированная в Эстонии, проявила стойкость только в боях с румынами. Когда её противником становятся немцы, резко возрастает дезертирство. Поэтому мы предпочитаем задействовать прибалтийские части на тех направлениях, где они гарантировано не встретятся с германскими подразделениями. В частности, литовцы и латыши прекрасно зарекомендовали себя в Иране, достойно держатся при отражении японских провокаций на границе Манчжурии, но я бы ни за что не решился отправлять их в Карелию или под Киев. За исключением бойцов прибалтийских дивизий из числа евреев.

— А в чём дело?

— В самом махровом национализме, которым они успели пропитаться в своих буржуазных республиках. Немцев они считаю высшей расой, финнов — братьями, а к персам, японцам, румынам, хорватам и словакам относятся с презрением. Поэтому и сдаваться им в плен считают ниже собственного достоинства.

— Как решается эта проблема?

— Естественным путём, — усмехнулся Шапошников. — Потери в национальных дивизиях, сформированных ещё в буржуазных республиках Прибалтики, восполняются пополнением из числа «старых» граждан СССР. Добровольцы из числа прибалтийских народов, пожелавшие отправиться на фронт, распределяются в обычные части, сформированные не в Прибалтике. То же самое — по выздоравливающим после ранения. В частности, в 180-й дивизии, прошедшей боевой путь от Кишинёва до Одессы, уже сегодня осталось не более половины из тех, что были призваны в буржуазной Эстонии.

Сталин молча прошёлся за спинами сидящих за столом совещания.

— Хорошо. Будем внимательно следить за морально-политическим состоянием в национальных частях. Но есть вопрос к вам, Борис Михайлович. Хватит ли для деблокирующего удара под Одессой бронетехники и других средств поддержки?

— В составе 3-й Крымской дивизии имеется танковый полк, на вооружении которого стоят танки Т-34М, только что поступившие из Харькова. Учитывая, что самой передовой бронетехникой румын являются трофейные БТ и немногочисленные немецкие «тройки», а главными противотанковыми средствами — немецкие 37-мм и даже трофейные европейские 25-мм пушки, больших проблем нашему ударному кулаку они не доставят. Морем удалось переправить в Одессу дивизион систем залпового огня БМ-13Н на базе Зил-131, с которыми 4-я румынская армия ещё не сталкивалась, а также по два дивизиона дивизионных пушек Зис-3 и гаубиц Д-30. Поддержку с воздуха будут осуществлять свежесформированный полк истребителей Лавочкина, переброшенный в Одессу, истребительная авиация Южного фронта, включая штурмовики Ил-2В. Это, по сути, войсковые испытания воронежских машин с турбовинтовыми двигателями и новыми спаренными 23-мм авиапушками ГШ-23.

— То есть, в отличие от Таллина и Киева, Одессу мы удержим?

— Так точно, товарищ Сталин. И, как мне думается, сумеем отодвинуть линию фронта восточнее города до линии, соединяющей верховья Хаджибеевского и Тилигульского лиманов.

— В данной ситуации меня беспокоит только состояние здоровья командующего Приморской армии. Насколько я помню, в ином варианте истории его пришлось поспешно менять из-за серьёзных проблем с сердцем.

— Союзники провели генералу Софронову обследование и назначили необходимые препараты. По их отчётам, возможность инфаркта у него они считают низкой. Если, конечно, генерал Софронов не будет пренебрегать приёмом этих препаратов.

— Я позабочусь об этом, — усмехнулся генсек.

4

Настроение Гитлера явно диссонировало с кислыми физиономиями генералов.

— Вот видите: удача нас не оставила! Ревель взят! Вы настаивали на том, чтобы перейти к обороне и на этом участке фронта, и если бы не моя твёрдость, мы сегодня не могли бы похвастаться тем, что уже четвёртая столица порабощённых большевиками стран занята доблестными немецкими войсками. Осталось занять Киев и Москву, и война будет выиграна!

Легко сказать «занять», если даже отступив в центр украинской столицы проклятые русские сражаются, словно бешеные. Ещё 3 июля начальник штаба командования люфтваффе генерал-майор Гофман фон Вальдад записал в своём дневнике: «Ожесточённое сопротивление русских, его массовый характер не соответствуют нашим первоначальным представлениям». Эти слова пересекаются с записью в дневнике простого офицера 18-й танковой дивизии: «Несмотря на огромные пройдённые расстояния, у нас нет чувства, которое было во Франции, нет чувства, что мы входим в побеждённую страну. Напротив — здесь только сопротивление, всегда сопротивление, каким бы безнадёжным оно ни было».

Если бы фюрер германской нации мог ознакомиться со статьёй начальника штаба 4-й немецкой армии генерала Гюнтера Блюментрита о Московской битве (сборник «Роковые решения»), которую он написал в ином мире, то с удивлением прочёл бы в ней: «Поведение русских войск даже в первых боях находилось в поразительном контрасте с поведением поляков и западных союзников при поражении. Даже в окружении русские продолжали упорные бои».

Многие из них там, в будущем, где война начиналась для Германии более удачно, пытались оправдываться за срыв плана «Барбаросса» более совершенным оружием, неожиданно обнаружившимся у Советского Союза. Да что там говорить о фронтовиках, оправдывающихся за поражения в мемуарах, если даже министр пропаганды доктор Йозеф Геббельс уже в августе 41-го признался: «Мы серьёзно недооценили советскую боеспособность, и, главным образом, вооружение советской армии. Мы даже приблизительно не имели представления о том, что имели большевики в своём распоряжении». Интересно, в каком месяце он сделал подобное признание в этом мире? В июле или ещё в июне? Когда аналитики собрали более или менее внятную информацию о тех технических новинках, используемых РККА, или когда через неделю боёв стало ясно, что «лёгкой прогулки» на восток не получится?

А ведь всё было так красиво, с характерной для немцев педантичностью, распланировано: «ди эрстэ колоннэ марширт, ди цвайтэ колоннэ марширт…». И вдруг — «только сопротивление, всегда сопротивление, каким бы безнадёжным оно ни было». Ожесточённое сопротивление с самых первых минут боевых действий, не прекращавшееся ни на минуту. Даже в том же Таллине, где не сохранилось ни одного целого дома, добровольцы, оставшиеся прикрывать отходящих из города товарищей, многие раненые и не способные самостоятельно передвигаться, до последнего отстреливались от ударных групп солдат вермахта, осторожно пробирающихся по развалинам. А потом, чтобы не попасть в плен, взрывали себя и окруживших их врагов последней гранатой.

Генералы, ни один из которых ещё не побывавший в Таллине, могли это легко представить, потому что уже не единожды получали доклады о подобном поведении «большевистских фанатиков», так сильно отличающихся от благоразумных европейцев, с которыми им до 22 июня 1941 года приходилось воевать. Да и выводы о потерях, понесённых при штурме города, продолжавшемся более двух месяцев, они могли сделать. Приблизительно, но могли: никак не меньше четырёх-пяти дивизий только убитыми, ели считать погибших не только непосредственно при штурме города с населением менее 150 тысяч человек, но и в боях на оборонительных рубежах вокруг него.

Да и про четыре советских столицы Гитлер соврал. В отличие от другого мира, Латвия, Литва и Эстония не были отдельными ССР, а имели статус Прибалтийской АССР Российской Советской Федеративной Социалистической Республики. По сути — область республиканского подчинения. А из столиц союзных республик нацистский флаг со свастикой развевается лишь над Минском, взятом едва ли не на последнем издыхании тяжелейших приграничных сражений.

Но Гитлера несло.

— Что вы мне сегодня утром сказали, Фриц? — резко повернулся он к рейхс-министру вооружения и боеприпасов Тодту. — Вы меня призвали: «Мой фюрер, войну необходимо немедленно прекратить, поскольку она в военном и экономическом отношении нами уже проиграна». И что же? Наши войска в Ревеле! Всего триста километров осталось до Санкт-Петербурга, почти вдвое меньше, чем доблестные германские солдаты уже прошли к этому городу от границы Восточной Пруссии. У большевиков не осталось сил, чтобы противостоять им. Наша разведка докладывала мне, что поступление пополнений в Ревель в последние дни практически прекратилось. Значит, ещё один нажим, ещё один решительный удар, и мы дойдём до столь почитаемого красными второго по численности населения города России. Все, все наши резервы — на преследование бегущих русских! Нельзя останавливаться, необходимо на их плечах ворваться в Санкт-Петербург.

— Но, мой фюрер, наши войска, штурмовавшие Ревель, вымотаны и обескровлены многодневным сражением.

Надо же! Это возражает сам Начальник Верховного командования вермахта, прозванный за угодничество перед Гитлером «Лакейтелем».

— Так в чём дело? Перебросьте на направление удара части с других участков. К примеру, испанскую «Голубую дивизию», прохлаждающуюся под Псковом. Нужно срочно развить достигнутый успех. Как я уже говорил, операция против большевиков имеет смысл только в том случае, если мы разобьём это государство одним ударом. И если вы не справились с наступлением на Москву, пускай этим ударом будет захват Санкт-Петербурга.

— Боюсь, мой фюрер, одной «Голубой дивизии» для этого будет недостаточно. К сожалению, на Восточном фронте мы столкнулись с совершенно необъяснимыми явлениями, позволяющими говорить, что у большевиков появился новый, необыкновенно могущественный в техническом плане союзник.

— Вы имеете в виду Англию, боевая техника которой во всём уступает германской? Или Америку, спрятавшуюся за океаном и, как и в Великую войну, наживающуюся на поставках не самого совершенного оружия? Или вы называете могущественными союзниками такие «великие державы» как Монголия и Тува, поставляющие России мясо и шерсть? — засмеялся фюрер.

— Нет, мой фюрер. Буквально с первых дней войны с фронта поступают сигналы о совершенно необъяснимых трофеях, обломках боевой техники и даже пленных, имеющих иновремённое происхождение. Вначале мы это списывали на недоразумения, военную хитрость большевиков и попытки пленных спасти себе жизнь фантастическими байками. Но этих фактов становилось всё больше и больше, и мы уже не можем от них отмахиваться как от назойливой мухи. Подробнее об этом может доложить начальник Имперской службы безопасности.

Глава РСХА Рейнхард Гейдрих, если бы не было достоверно известно его арийское происхождение, со своими глазами монголоидного разреза вполне мог бы стать моделью для карикатуристов, изображающих «красные азиатские орды, угрожающие Европе». И он говорил то же самое, что Канарису докладывал оберст Шульце. А Гитлер, склонный ко всяческой мистике, слушал его, не перебивая.

— Более подробно, мой фюрер, я могу доложить позже.

— Предоставьте развёрнутый доклад в письменном виде, — спустя несколько секунд размышлений произнёс вождь германской нации и мрачно уставился на Канариса. — А вы, адмирал, как всегда, всё прозевали?

— Никак нет, мой фюрер, — вздёрнул подбородок начальник Абвера. — Почти все доложенные господином Гейдрихом факты нам хорошо известны. Мало того, в нашем распоряжении имеется и другие данные, подтверждающие сделанные Гестапо выводы. Только, в отличие от Гестапо, мы предпочитали более тщательно исследовать факты, начавшие поступать к нам буквально с первых часов вторжения в Россию.

— Так почему об этом до сих пор ничего не известно мне? — взорвался фюрер. — Или вы оба считаете главу германского государства недостойным знакомства со столь важной информацией?

— Никак нет, мой фюрер, — возразил Канарис. — Мы считаем, что вождя германской нации следует знакомить с информацией, достоверность которой не вызывает никаких сомнений, а не со сплетнями и фронтовыми байками. Вам ли, исходя из своего фронтового опыта, не знать, насколько склонны преувеличивать и переиначивать увиденное и услышанное простые солдаты в окопах?

Пожалуй, лишь намёк на участие Гитлера в Великой войне помог избежать дальнейшей истерики. Но теперь всему, «нарытому» Шульце, придётся дать ход.

— Это хоть как-то объясняет ту наглость, с которой русские через нейтралов предупредили нас о крайне жестоком ответе на любую попытку использования нами отравляющих газов, — негромко пробухтел стоящий рядом с Канарисом Риббентроп.

Фрагмент 3

5

Уже перед самым экзаменом миномётчикам снова поменяли технику. Вполне логично: если их распределят по танковым бригадам, движущимся преимущественно на гусеницах, то и тягачи для входящей в её состав артиллерии должны быть гусеничными. Включая те, на которых перемещаются «кочующие» миномёты.

Не сказать, что техника новая: это выпускающиеся с 1937 года бронированные гусеничные тягачи Т-20 «Комсомолец», но не с капризным горьковским двигателем ГАЗ-М, а с поставляемыми из Америки моторами от лёгкого вездехода «Виллис», которого Кудин ещё не видел, или с моторного производства в Ульяновске. Моторы более мощные, первый 60 лошадиных сил, а второй и вовсе 76, так что «тачаночка» Т-20 с ними стала и резвее, и груз тащит куда более тяжёлый.

«Тачаночка»? Конечно! Ведь «Комсомолец», как и легендарная тачанка, вооружён только пулемётом. Правда, не «максимом», а более надёжным СГМБ с таким же, как и у «дегтярёва пехотного», раструбом пламегасителя на конце ствола. Тоже питание ленточное, как у «максимки», но лента не брезентовая, а собранная из штампованных железных звеньев. А поскольку в ней 250 патронов, то перезаряди эти пулемёты требуют намного реже, чем «дегтяри» с их «блинами».

Кстати, замена «носителя» миномёта повлияла в лучшую сторону и на точность стрельбы. Всё-таки у «Комсомольца» масса побольше, проседает он при выстреле намного меньше, чем «Додж» или «УАЗ». А уж там, где пройдёт Т-44, Т-20 с его более низким давлением на грунт (хотя и более узкими гусеницами) уж точно проползёт.

Экзамен, хоть Славка и волновался куда больше, чем перед похожими мероприятиями в техникуме, их расчёт сдал на «отлично». И их распределили в 23-ю отдельную танковую бригаду в составе двух танковых и одного мотострелкового батальона, зенитного дивизиона и вспомогательных рот и взводов (медицинский и связи).

Как обратил внимание Кудин, вся техника бригады — только с заводов. Это и Т-44 среднего танкового батальона, и Т-50 (помимо тех же «сорок четвёрок») лёгкого танкового. Мотострелковые роты в их бригаде передвигались при длительных маршах на гусеничных же плавающих бронетранспортёрах БТР-50П, хотя в соседних бригадах использовали колёсные машины с наименованием БТР-152, трёхосные вездеходы без крыши. А в качестве буксировщиков зенитных и противотанковых пушек применялись всё те же «Комсомольцы».

Это только было сказано, что их обучение закончилось, и теперь вчерашние курсанты отправятся на фронт. Время шло, заканчивался октябрь, а учёба продолжалась. Теперь уже во взаимодействии с другими подразделениями. Хоть миномётная рота и относилась к мотострелковому батальону, приходилось взаимодействовать и с пехотинцами, и с танкистами. Совершали марши, разворачивали взводные и ротные позиции, окапывались, учились маскироваться и быстро уходить на запасные огневые рубежи.

Часто на привалах или на подготовленных рядом с другими подразделениями позициях разговаривали с будущими боевыми товарищами. С противотанкистами, вооружёнными противотанковыми ружьями и пушками ЗИС-3, способными не только подбить танки, но и разрушить полевые укрепления противника или поддержать пехоту в отражении атаки. С зенитчиками, у которых на вооружении состояли как 37-мм пушки, так и установленные в кузове грузовика ЗИС-5 двуствольные 23-мм автоматические зенитки, а также спаренные пулемёты ДШК и Владимирова. Причём, пулемётные «спарки» были установлены на шасси стареньких танков Т-26, поэтому могли защищать бригадную колонну непосредственно на марше. Впрочем, как и 23-мм пушки.

Всеобщее восхищение, конечно, вызвали мощные Т-44, но и более лёгкие Т-50, вооружённые 30-мм автоматическими пушками, были, по словам танкистов, превосходны. Мало того, что бронебойный снаряд этого орудия, делающего до 300 выстрелов в минуту, пробивал броню всех лёгких немецких танков и бортовую средних, так ещё и осколочно-фугасные боеприпасы выкашивали вражескую пехоту. 150-сильный двигатель ЗИЛ-130 разгонял десятитонную бронированную машину до 50 километров в час. А наклонная 35-мм лобовая броня выдерживала попадание самой распространённой немецкой 37-мм противотанковой пушки.

Очень радовала опытных красноармейцев, уже прошедших приграничные сражения, и возросшая мощь и подвижность артиллерийской поддержки. Ведь, помимо пушек ЗИС-3 «противотанкистов» и 82-мм миномётов, треть «самоваров» миномётной роты составляли 120-мм «стволы», мина которых, по их словам, вполне была способна заменить гаубичный снаряд. А то, что такой миномёт со смешным названием «Сани» имел колёса, значительно облегчало его перемещение по полю боя и буксировку во время маршей.

Восхищали их скорострельные самозарядные карабины Симонова, пришедшие на замену более капризных СВТ и переделанных из винтовок Мосина. А ещё — многозарядные автоматические карабины с 30-зарядным магазином, использующие те же укороченные патроны, что и СКС. Про эти самые АК рассказывали легенды, будто они способны стрелять даже после того, как их «искупать» в грязи и песке. Увы, но миномётчикам и артиллеристам такие не полагались: их вооружили карабинами Мосина. И Кудин, которому земляк-киевлянин позволил пострелять из АК, оценил, насколько слабее отдача у новинки.

Но всему приходит конец, и в один промозглый день конца октября бригаду построили и объявили, что сбылась мечта бывших молодых курсантов-миномётчиков: их отправляют на фронт. Правда, не в Киев, где бои шли уже на Днепровских кручах, а куда-то в другое место, значительно севернее.

Целых четыре дня военный эшелон, в котором ехал Вячеслав, тянулся от Саратова до Москвы. И это, как уже знал по путешествию из Киева младший сержант Кудин, очень быстро. Неясно было лишь то, зачем их выгрузили в столице: хотя Совинформбюро в сводках сообщало о возобновившихся после завершения осенней распутицы боях, но линия фронта проходила очень далеко от Златоглавой. И гнать бригаду к фронту своим ходом, значит, попусту расходовать моторесурс техники.

Нет, не всю бригаду, а только лёгкий танковый батальон и мотострелковый батальон со всеми приданными подразделениями — миномётчиками, зенитчиками, артиллеристами, как уже выяснилось после выгрузки в столице. А ещё неясно было, для чего соединению, только что закончившему обучениеи слаживание, снова устраивать тренировки по движению маршем несколькими колоннами.

Всё выяснилось ранним утром пасмурного, снежного дня, отмеченного в календаре красной цифрой «7».

— Ваша задача — пройти парадным маршем по столичным улицам и Красной площади, — объявил комбриг, полковник Белов Евтихий Емельянович. — Продемонстрировать мощь Рабоче-Крестьянской Красной Армии не только руководству страны и советскому народу, но и всему миру.

Вот это да! Неужели он, простой парень из украинской Белой Церкви, увидит самого товарища Сталина? Как здорово, что место командира миномётного расчёта при движении на гусеничном тягаче — первое по правому борту машины! Будь иначе, обидно было бы проехать мимо трибун Мавзолея Ленина спиной к высшему советскому руководству. Ведь это парад, головой не повертишь: полковник Белов строго-настрого предупредил о соблюдении дисциплины и парадного равнения.

А снег всё шёл и шёл, густой, липкий. Всю дорогу, пока бригадная колонна шла по московским улицам из района Курского вокзала до площади перед гостиницей «Москва», хорошо известной Кудину по открыткам с видами Столицы. Естественно, никто никому не разъяснял, какими улицами ехали красноармейцы, мимо каких зданий. Да, узнали площадь Дзержинского с огромным зданием Наркомата внутренних дел, Большой Театр с квадригой на фронтоне, сейчас упрятанной в фанерный короб. Но многие, включая Славку, были счастливы от того, что хотя бы так увидели Москву «вживую». Хмурую, военную, с крест-накрест заклеенными бумажными полосками окнами (немецкие стервятники уже пытались её бомбить), ощетинившуюся установленными на крышах зенитными пулемётами и зенитными орудиями на площадях. С мрачными снеговыми тучами, ползущими едва ли не по крышам многоэтажных домов, и уж точно задевающими верхушки кремлёвских башен.

Здесь, на площади перед гостиницей «Москва», красноармейцам 23-й танковой бригады пришлось простоять почти полчаса. В том числе — и для того, чтобы стряхнуть снег с обмундирования и смести его с боевой техники. Пусть он снова успеет напасть, пока они едут мимо зданий Исторического музея и музея Ленина, но всё равно его будет не столько, сколько сейчас.

А вот толком рассмотреть людей, стоящих на трибуне Мавзолея, младший сержант так и не сумел Т-20 его миномётного расчёта шёл четвёртым справа, и густой снег мешал видимости. Но, как ему показалось, товарища Сталина, стоящего в генеральской фуражке и отдающего честь движущейся по площади колонне, он всё-таки сумел разглядеть.

Потом колонна спустилась мимо Спасской башни и Собора Василия Блаженного к реке Москве, ужалась по ширине и двинулась направо, вдоль всего Кремля, чтобы вернуться к гостинице «Москва», и уже оттуда направиться к Ленинградскому вокзалу…

6

«Имела место недооценка роли авиации в борьбе с боевыми кораблями». Это цитата из виденного Егором Басенковым документа запала ему в память. Возможно, когда-то и на части кораблей Балтфлота действительно имелось мало зенитных средств. Но не сейчас и не на лидере эсминцев «Минск», где он служил командиром БЧ-3.

Казалось бы, зенитное вооружение — не его епархия, но старший лейтенант, отвечающий на «Минске» за минно-торпедную часть, слыл среди товарищей человеком любознательным. Да и как не быть в курсе дел «соседей», если на корабле всё взаимосвязано, и успеха в выполнении боевой задачи можно добиться исключительно в результате слаженной работы всей команды. Ну, и зенитчики после длительного ремонта лидера, получившие новое оружие, ходят сияющие, будто именинники.

С этим ремонтом вообще получилось что-то непонятное. Да и вообще с ремонтами плавсостава Балтийского флота. Корабль, пусть в сравнении с «семёрками», составляющими основную массу Отряда лёгких кораблей, и более старший, но не настолько же, как «Новики»! Всего-то в три года назад вступил в строй. Пусть во время того памятного августовского 1940 года шторма получил повреждения, но по большей части, механизмов, а не вооружений. И исправили их уже зимой. Но ударными темпами продолжалась модернизация, а экипаж усиленно «натаскивали» какие-то жутко секретные инженеры с военной выправкой. Учили обращаться с новой техникой.

Техника, прямо скажем, отличная! Чего стоят только самонаводящиеся электрические торпеды, самостоятельно исправляющие недочёты в прицеливании или меняющие курс вслед за уклоняющимся от торпедной атаки кораблём противника. А донные мины, способные реагировать на магнитное поле проходящего над ней корабля? Причём, её можно настроить так, что взорвётся она не под первым попавшимся, а рванёт под определённым последующим. И глубинные бомбы, взрывающиеся именно на той глубине, где затаилась вражеская подлодка, которую с лёгкостью находит прибор с иностранным названием сонар.

Засекреченными эти инженеры были потому, что всё это вооружение и оборудование экспериментальное и секретное. Даже маркировки на нём нет, только название в виде какого-нибудь слова, не имеющего никакого отношения к назначению прибора. Например, зенитная установка у «соседей» из БЧ-2 называется тропическим словом «Пальма». А радиоуловитель самолётов, выдающий им не только сигнал о появлении аэропланов в нескольких десятках километров от «Минска», но и определяющий точную дальность, высоту и скорость полёта, «Лев».

Всё это экипаж сумел проверить сначала в ходе учений, а потом, когда началась война, и в бою.

С готовностью Балтийского флота к началу войны Егор заметил такую странность: на 21 июня, когда нарком ВМФ товарищ Кузнецов приказал вывести все боевые корабли в море и быть готовыми к отражению атак противника, все корабли, суда и подводные лодки, требующие ремонта или ремонтируемые, были сосредоточены в районе Ленинграда. А потому даже в Либаве, самой близкой к границе военной базе флота, не сдали фашистам ни единого боевого корабля. «Минск» и несколько эсминцев тогда поддерживали оборону города огнём артиллерии, а также занимались сопровождением судов с эвакуируемыми жителями города, оттого Басенков это всё и знает.

Жарко тогда было! Немец ещё был небитый, лез нахрапом. Самолёты ему проредить не успели, вот и крутилась над городом и кораблями Балтфлота воздушная карусель. Торпедные катера лезли со всех сторон. Небезуспешно, надо сказать. Один пароход всё-таки потопили при выходе из порта. Да и «Новик» с громким именем «Ленин» получил крен из-за близкого разрыва немецкой авиабомбы: разошлась клёпка одного из отсеков левого борта.

Вот тогда командир БЧ-3 и понял, чему так рады были зенитчики после ремонта, в котором «Минск» простоял почти до мая. Две «Пальмы» за время обороны города ссадили немецких бомбардировщиков больше, чем защищавший его авиаполк. А как только вражеские пилоты не старались добраться до эсминцев! И с большой высоты пытались бомбы сбрасывать, и над самой водой пробовали подобраться. Да только бомбардировка с большой высоты получается неприцельная, а 76-мм зенитки 34-К, получающие данные от «Льва», били вовсе не наобум. Жмущихся же к воде просто перепиливали снарядами шестиствольные 30-мм пушки «Пальмы». Тех, кто шёл в атаку на высоте от одного до трёх километров, почти гарантированно отправляли на дно реактивные снаряды, тоже входящие в боекомплект «Пальм».

Город, конечно, не удержали. Да и как было его удержать, если, как поясняли политруки, в первые дни войны соотношение сил на фронте было шесть-семь немцев на одного красноармейца? Немцы просто обошли Либаву, оставив штурмовать её целую дивизию. А эсминцы во главе с лидером «Минск» переместились в Рижский залив. Не забыв (наконец-то нашлась работа и для подчинённых Басенкова!) выставить на либавском рейде те самые «хитрые» донные мины. К этому времени они уже все должны сработать: если никто над миной не прошёл до того момента, как иссякнет её батарея, мина самоуничтожается.

Потом было сопровождение караванов судов с эвакуируемыми и… снова постановка на ремонт. При прохождении проливов, отделяющих Моонзундский архипелаг от материка, конвой наткнулся на немецкие сторожевики. Обыкновенные рыболовецкие корабли, переоборудованные для нужд военного флота. И надо же было тому случиться, что снаряд, выпущенный из 88-мм зенитной пушки, которой был вооружён этот «форпостенбот», угодил именно в основание башни главного калибра, заклинив её поворотный механизм. «V-bot», конечно, нашлось, чем отправить на дно, но было обидно, что встреча со столь незначительным противником обернулась необходимостью отстаиваться в Ленинграде.

Практически всё время героической обороны Таллина «Минск» «работал» в качестве корабля зенитного прикрытия у флагмана Балтийского флота линкора «Марат», поддерживающего своими 305-мм и 120-мм орудиями защитников города. И не только зенитного прикрытия. Столь мощная «плавучая батарея» была настолько большой «занозой в заднице» у немцев, что они не жалели сил, чтобы избавиться от неё. Как минимум, десяток «шнелль-ботов» — быстроходных торпедных катеров — и две подводные лодки нашли последнее пристанище на дне Таллинского залива. Не говоря уже воздушных стервятниках и аэростатах корректировки артиллерийского огня. Ходили даже слухи о том, что Гитлер собирался направить на уничтожение «Марата» целых два своих линкора.

К концу обороны орудия главного калибра линкора оказались настолько расстреляны, что требовали немедленной замены. Старый корабль, спущенный на воду ещё в 1911 году, получил несколько попаданий снарядов от немецких береговых батарей. Некритичных, частично исправленных экипажем, и почти не отразившихся на его боевых качествах. И после принятия решения о сдаче столицы бывшей Эстонии «Марат» в сопровождении эсминцев ушёл в Ленинград.

Оперативную паузу, возникшую после сдачи Таллина, немцы использовали для перегруппировки войск. А Красная Армия — для создания мощных оборонительных рубежей по рекам Нарва и Луга. Экипаж же Ордена Ленина лидера эсминцев «Минск» (так советское правительство оценило боевые заслуги корабля), перебазировавшегося в Кронштадт, отдыхал, устранял мелкие неисправности, непременно накапливающиеся в боевых условиях, занимался профилактическим ремонтом. И с тревогой вслушивался в сводки с фронта: уже в конце октября немцы возобновили наступление на Ленинград в Эстонии, в тяжёлых боях пробиваясь к Нарве.

И вот 10 ноября прозвучал боевой приказ о новом походе. В составе отряда эсминцев сопровождать в Нарвский залив второй линейный корабль Балтийского флота «Октябрьская революция», закончивший ремонт после попадания немецкой авиабомбы в первые дни войны. Где до самого начала ледостава поддерживать огнём защитников Нарвского рубежа. Учитывая опыт Таллинской обороны, это позволит если не полностью предотвратить его прорыв, то задержать очень надолго.

Фрагмент 4

7

На этот раз перевооружения избежать не удалось. 126-й истребительный авиаполк «сточился» в воздушных боях над Минском. Уцелевшие истребители передали лётчикам из Ленинграда, где Миг-1 и Миг-3 всё ещё стоят на вооружении частей противовоздушной обороны города и защищают Город Ленина от налётов немецких и финляндских бомбардировщиков. А полк отправили в тыл, переучиваться на новейшие истребители Лавочкина.

Новейшие — это даже не Ла-5, о которых очень хорошо отзывались лётчики уже летом 1941 года. Это следующая модификация, Ла-5ФН, отличающаяся форсированным до 1850 лошадиных сил (на взлётном режиме) двигателем, более совершенной аэродинамикой (а значит, и более высокой скоростью) и более мощным вооружением. Просто небывало мощным, поскольку истребитель нёс сразу четыре 23-мм пушки марки НС. Пусть и с более слабым патроном, чем у устанавливаемых на штурмовиках Ил-2 орудиях ВЯ, но и имеющих не такую «убойную» отдачу. В результате удалось добиться просто неимоверных 8 килограммов секундного залпа!

Теперь добавим ко всему этому максимальную скорость в 590 километров в час у земли и максимальный потолок в 11 километров, просто потрясающую скороподъёмность и прекрасную манёвренность. Да и оснащение оборудованием великолепное: лёгкая, удобная в настройке надёжная радиостанция, радиополукомпас, какая-то непонятная аппаратура опознавания «свой-чужой», которую категорически запрещалось отключать и демонтировать.

На момент начала обучения на базе 14-го запасного истребительного авиаполка в Рыбинске таких самолётов имелось всего четыре — два двухместных УТИ и два обычных, одноместных. Но за время переподготовки из Горького и Москвы пригнали новенькие, ещё пахнущие заводской краской самолёты для вооружения всего полка, в котором Герой Советского Союза капитан Середа теперь командовал первой эскадрильей.

Интенсивный курс теоретической подготовки, знакомство с устройством узлов машины и… начало затяжных осенних дождей, из-за которых стало невозможно летать. Не только потому, что слишком низкая облачность и плохая видимость. По собственному опыту капитан знал, насколько во время распутицы размокает почва аэродромов. Колёса просто зарываются в грязь, и самолёт рискует скапотировать не только при посадке, но, порой, даже на взлёте.

Тем не менее, летали! Хоть в редкие дни, когда хляби небесные брали короткий выходной, и устанавливалась более или менее ясная погода, но летали.

Буквально с началом первых осенних дождей личный состав учебного авиаполка задействовали в «субботнике», требующем значительных физических усилий. Буквально с самого утра на аэродром стали приходить со станции грузовики со стальными листами замысловатой формы. Их-то и требовалось сначала разгрузить, потом отнести на взлётно-посадочную полосу, а на ней уже собрать из этих листов… железную ВПП. Специально высеченные при изготовлении «крючки», надёжно сцепляют листы друг с другом, и конструкция получается едва ли не монолитной. А отводу лишней воды в землю способствовали многочисленные круглые отверстия-просечки в поверхности листов, из-за чего те оказались не настолько уж и тяжёлые.

Удивило, что весь комплект до этого явно где-то использовался: местами на металле имелись царапины, вмятины и забоины, а также следы ржавчины. А значит, конструкция разборная, и её можно перевозить в случае перебазирования аэродрома: были бы в наличии грузовики. Да и, меняя количество плит, можно легко изменять параметры взлётно-посадочной полосы — длину и ширину. Но никто из пилотов даже не слышал, чтобы подобные конструкции где-то применялись до этого.

«Взлётка» через неделю работы получилась на загляденье! Восемьсот метров прочной двадцатиметровой стальной ленты: хоть тяжёлые бомбардировщики принимай. Не бетонка, как в подмосковном Внуково, где говорят, недавно построили огромный аэропорт, способный принимать любые самолёты, но тоже хорошо. Хоть самолётные шины на мокром железе и хуже тормозят, чем на бетоне, но зато удалось избавиться от извечного врага авиаторов — непросохшего лётного поля.

Как удалось узнать у инспектора, прибывшего вместе с грузом и контролирующим процесс сборки, конкретно этот комплект в качестве «опытного образца» получен от «союзников», но теперь производство подобных плит уже налажено в Магнитогорске. И в ближайшие месяцы авиаполки (в первую очередь, конечно, бомбардировочные, штурмовые и гвардейские истребительные) начнут обзаводиться собственными подобными комплектами.

Летали много. Когда была лётная погода, каждый самолёт, будь то «спарка» или «одиночка», стоял ровно столько времени, сколько требовалось на его межполётное обслуживание. Даже забарахлившие или выработавшие ресурс двигатели мгновенно, в течение ночи, меняли на новые, и после облёта машина включалась в учебный процесс.

Учебный процесс… Включал он в себя не только изучение матчасти. Как заявил командир ЗИАП, «из-за того, что ваше обучение пришлось на время с плохими метеоусловиями, было принято решение увеличить количество часов на изучение тактики воздушного боя, применительно к самолётам, на которых вы будете сражаться». И увеличили. Уж на что Середа считал, что уже очень неплохо воюет, но и для него после лекций немолодых инструкторов открылось немало нового. Боевые построения, приёмы атаки на различные типы самолётов, летящих на разных высотах и скоростях, разными строями, приёмы воздушного боя с вражескими истребителями. Технические особенности самолётов противника, включая те, что у немцев только-только испытываются или даже разрабатываются. Это же надо, как хорошо работает наша разведка! А уж сколько труда затратили аналитики, выясняя, какие сильные и слабы стороны получат боевые машины, существующие пока лишь «на кончике рейсфедера».

Эти инструкторы по тактике, немолодые (в представлении курсантов) люди явно летали сами. Причём, имели боевой опыт. Но где, когда, с кем воевали, спрашивать их было запрещено. Даже фамилии их, скорее всего, были выдуманные. Однако командир ЗИАП майор Бочаров относился к ним с огромным почтением, несмотря на то, что товарищи Кузнецов и Сидоров носили совершенно не вяжущиеся с их возрастом, внешностью, опытом и властностью петлицы старших лейтенантов. Тем более, прекрасно разбирались в тактике применения не только пары, звена и эскадрильи, но и всего авиаполка. А поскольку инструкторов плотно опекали «особисты», никаких расспросов на эту тему не могло быть в принципе.

Дожди сменились морозами и снегопадами. И Середа уже ожидал, что после каждого из них личному составу полка предстоит увлекательнейшее занятие из класса «бери больше, кидай дальше». В смысле — расчистка взлётно-посадочной полосы от сугробов. А вместо этого рано утром со стороны лётного поля послышался громогласный шум, издаваемый огромным грузовиком с установленной на нём необычной установкой. Он просто медленно катился вдоль ВПП, а струя раскалённых газов, вырывающаяся их плоского сопла, сдувала и плавила выпавший за ночь снег. Да так, что плиты покрытия после прохода машины становились сухими.

— Всё ради того, чтобы вы больше летали, — объявил майор Бочаров.

Именно в тот день капитан Середа увеличил боевой счёт. Во время вылета в паре на отработку ориентирования в зимних условиях он получил по радио указание о том, что от Вышнего Волочка в направлении Ярославля движется высотная цель. Предположительно двухмоторный высотный самолёт-разведчик.

— Приказываю перехватить и сбить. Больше некому, ребята: после снегопада все ещё лётные поля чистят, — послышался в наушниках шлемофона голос командира ЗИАП-14.

С пяти вёрст пришлось карабкаться на десять. Придерживаясь корректировок с земли, вышли на цель очень точно. За год массового применения радиоуловителей самолётов или, как их ещё называют, радиолокаторов, кадры, обслуживающие эти сложнейшие приборы, научились прекрасно определять множество параметров полёта по экрану с вращающейся развёрткой.

На этой высоте «лавочкин» уже стал вялым, но всё ещё был способен подниматься. Однако выше забираться не стали, поскольку возможный противник шёл на полкилометра ниже.

Сближение — и уже визуально заметны чёрные кресты на плоскостях и сдвоенном киле Ю-86.

— Покажите, чему мы вас научили, — приказал Бочаров.

Первым делом — вспомнить слабые места в защите «восемьдесят шестого». Таких немного: спереди сверху и спереди снизу. Но высоту терять нельзя, чтобы не позволить фрицу уйти на такую высоту, где взять его без специальных эрэсов, реагирующих на металл обшивки, будет очень сложно.

— Бьём с пикирования, — распорядился капитан по радио ведомому, лейтенанту Шевалдину. — Если я промахнусь, или не добью, доделаешь работу.

А дальше привычная работа: выбрать упреждение по красной точке коллиматорного прицела, нажать на гашетку с дистанции около двухсот метров (многовато, но иначе сложно будет увернуться от столкновения: скорости сближения на встречно-пересекающихся курсах просто огромные), а потом ручку на себя и влево, чтобы не попасть под огонь пулемёта, прикрывающего заднюю полусферу.

Немецкий разведчик сам наполз на плотную строчку трассеров сразу четырёх стволов: передняя часть застеклённой кабины, мотогондола правого двигателя, крыло… Неожиданно обломившееся от разрывов 23-мм снарядов. Шевалдину даже «доделывать» не пришлось. Просто зверь, а не машина, этот Ла-5ФН!

К медали «За боевые заслуги» Середу представили. А инструктор по тактике воздушных боёв дал по шапке за выбор позиции для атаки, приведшую к чрезмерно высокой скорости сближения и риску попасть под обстрел пулемёта, прикрывающей заднюю часть верхней полусферы. Но когда полк уже готовился вылетать к месту постоянной дислокации в Новгород, инструкторы вдвоём вызвали его в учебный класс, где сделали предложение, от которого он так и не смог отказаться.

8

Сумрачное низкое небо, сыплющийся с него мелкий дождик, почти полностью голые деревья: не зря по-украински ноябрь — листопад. И чёрный дым, поднимающийся на правом берегу Днепра. Южнее догорает так окончательно и недостроенный деревянный Наводни́цкий мост, к тому же, неоднократно повреждавшийся немецкой артиллерией. Последние защитники города торопливо перебегают по мосту имени Евгении Бош. Немного, всего около роты. Те, кто прикрывали отход остальных от Лавры и завода «Арсенал». Немцы их не обстреливают из пушек, надеясь захватить в неповреждённом виде хотя бы этот мост, поскольку все остальные уже либо разрушены артобстрелами, либо взорваны отступающими красноармейцами.

Пули, конечно, там свищут, время от времени настигая уходящих бойцов. Немцам просто удобно стрелять сверху по людям, которые не могут укрыться на мостовом настиле. Но наши стараются подавить даже пулемёты с позиций, развёрнутых на островах напротив Днепровских круч. В основном — миномётным огнём с закрытых позиций, поскольку корректировщики у немцев тоже имеются, и любой выстрел орудия вызывает артналёт на место, откуда его произвели.

После двухмесячных боёв за столицу Советской Украины Киев в руинах. Всё это время продолжалась эвакуация населения, но всё равно часть людей отказалась покидать своё жильё. Даже те, у кого оно разрушено, и они обитают в подвалах. На что они надеются, совершенно непонятно: вряд ли гитлеровцы захотят их кормить. Да и вообще, станут относиться как к равным себе. Сколько раз уже было, что во время штурма они забрасывали подвалы с мирными жителями гранатами, не разбираясь, кто в них находится. Но не силой же людей гнать на левый берег, в эвакуацию?

Вот и последние бойцы скатились с моста в голые придорожные кусты. Но немецкая пехота, преследовавшая их, не торопится. Тоже опытные, знают, что наши наверняка оставили заслон, чтобы арьергард мог оторваться в случае преследования. Ну, и… Взрыва моста ждут.

«А вот хренушки вам!», — криво усмехнувшись, подумал старший лейтенант Кижеватов. Не будет он нажимать на кнопку подрыва в ближайшие минуты. Пусть эти гады поверят, что у сапёров что-то не сработало, и у них появился шанс захватить стратегический мост. А что? ведь вполне могло такое случиться, что случайной пулей перебило провод, по которому подаётся электрический заряд к детонатору. Нужно набраться терпения и ждать.

При обсуждении плана действий по подрыву обсуждались разные варианты, как заманить немцев на мост, чтобы нанести им побольше ущерба. Разные способы предлагались: и имитация отправки группы сапёров якобы для исправления «повреждённого» заряда под прикрытием танков, и прорыв на мост грузовиков якобы со взрывчаткой, и даже контратака пехоты. Но все отмели: к чему дополнительные жертвы? Немцы ведь тоже не сидят, сложив руки. Наверняка сейчас, обнаружив отход последних обороняющихся, устанавливают артиллерию и подтягивают живую силу. Поэтому большое начальство (как бы не сам командующий 37-й армией генерал-лейтенант Чуйков) приказало устроить обстрел моста из полевых пушек с закрытых позиций близ деревни Никольская Слободка.

Всё это вылилось в серьёзную контрбатарейную дуэль, продолжавшуюся больше часа. А к тому времени и передовая немецкая рота на мост вышла. Её встретили стрелковым огнём, отогнали назад. В ответ получили ответный обстрел предмостных рубежей. Славный такой бой за мост. В конце концов, убедившись в том, что возле моста на острове сосредоточены лишь пехотные подразделения РККА, немцы снова пошли в атаку, но уже при поддержке взвода лёгких «Гочкисов-35», толстокожих, не пробиваемых в лоб не только противотанковыми ружьями, но и, подчас, «старыми» «сорокопятками» с коротким стволом. И послали в бой уже не роту, а практически батальон пехоты. А это — уже хоть что-то, чтобы не переводить попусту дорогостоящий радиовзрыватель.

Кижеватов нажал заветную кнопку, когда и танки, и основная масса пехоты добралась до середины моста, пройдя заминированную опору. Два «Гочкиса» взрывом просто смело в реку, а третий задом сполз по рухнувшему пролёту. Что стало с атакующим батальоном, спрашивать бессмысленно: зря, что ли группа сапёров во главе с бывшим пограничником потратила столько времени, чтобы замуровать в эту опору четыре тонны тола?

Андрей попал в Киев вовсе не сразу после вывода Учебного Центра из-под Минска. Вначале диверсанты обустроились на новом месте, возле подмосковной Коломны. А после окончания начального этапа обучения его отпустили в отпуск к семье, в Пензенскую область.

В Селиксу он приехал на повозке, выделенной ему в областном управлении НКВД. Мстить председателю колхоза, так плохо обошедшемуся с его семьёй, когда мать, жена и дети приехали в село после эвакуации из Бреста, не стал. Во-первых, он исправился (пусть и не совсем добровольно), а во-вторых, не в характере такое у Андрея Митрофановича.

А вот избежать выступления в сельском клубе не удалось: люди настояли. Пусть война и грохотала где-то в тысяче километров, но уже пришли первые похоронки на ушедших на фронт. А тут — живой красный командир, встретивший врагов на самой границе, получивший ранение и даже награждённый медалью. Просили рассказать, как дела на фронте, что он чувствует во время боя.

— Да я толком-то и не воевал, — смутился лейтенант (тогда ещё лейтенант). — Всего-то в одном бою и участвовал. Что чувствовал? Не знаю. Враг был впереди. И его нужно было уничтожить.

— А за что же тогда тебя наградили если, как ты говоришь, только в одном бою участвовал?

— За успешное выполнение боевого приказа. Какого — не имею права рассказывать. Важного.

В общем, даже немного разочаровал односельчан. Но ведь ему и взаправду нельзя рассказывать о том, что заложенные им мины уничтожили несколько десятков германских офицеров и генералов в Минске. Потом, когда война закончится, может, и расскажет.

Зато семья была счастлива, что он жив, уже здоров и вместе с ними. Пусть ненадолго, но с ними, в родном селе.

— Помнишь, мама, как ты плакала, когда я вас вывозил отсюда? Всё говорила, что больше не увидишь родных мест. А вон оно как получилось: снова ты здесь.

А буквально через полтора месяц после этого их группу отправили в Киев. Как объяснил начальник Центра, столицу Советской Украины придётся сдавать, и диверсантам-минёрам предстоит задача, во-первых, не оставить немцам ни одного моста через Днепр, во-вторых, максимально осложнить продвижение гитлеровцев в боях за город, а в-третьих «обеспечить такой приём, чтобы у них земля под ногами горела, когда наши отступят». Именно в таком порядке важности, но не хронологически.

Сапёры Кижеватова (да, в общем-то, и все бойцы, прошедшие подготовку у потомков) действовали в непосредственном подчинении командующего армией, обороняющей город, генерала Чуйкова, недавно вернувшегося из Китая. Командира жёсткого, грубоватого, но сделавшего в Киеве практически невозможное: а как иначе расценить то, что он сковал в городских боях 6-ю армию Паулюса? По численности — практически фронт.

Дорого фашистам обошлась столица УССР, очень дорого! Сколько ни бросали они подкреплений в её развалины, а их перемалывали и перемалывали «люди из камня и стали», как назвал красноармейцев 37-й армии кто-то из журналистов.

Вот тут-то Кижеватов сполна хлебнул боёв. Ведь сначала пришлось заниматься минированием зданий почти под носом врага. И лишь потом — минировать здания, в которых, по предположениям, могут разместиться оккупационные власти: республиканский Наркомат внутренних дел, здание ЦК компартии, почти не пострадавшая «дача Хрущёва», почтамт, здания на Крещатике…

Особенно гордился старший лейтенант (звание присвоили перед самой командировкой) тем, как он разработал схему минирования здания ЦК, которое после взрыва должно… сползти вниз по многометровой круче к Днепру. Но это — потом, когда немцы, взявшие наконец-то город, начнут обустраиваться в нём.

А пока… Пока Кижеватов, убедившись в том, что опора последнего киевского моста разрушена на две трети, а два огромных пролёта рухнули в воду, перебрался к хорошо замаскированной землянке, чтобы доложить о выполнении приказа.

— Молодец, старший лейтенант! — похвалил командующий армией. — Взрыв мы даже тут, в Русановке, ощутили.

Ну, не любит Василий Иванович отсиживаться в тылу, всё норовит поближе к передовой. Вот и сейчас — вместо того, чтобы отсиживаться в штабе, дислоцированном в городке Бровары, находится практически на берегу Днепра, на той стороне которого уже только немцы.

— Считаю, что ваша группа свою задачу выполнила на отлично, и до того момента, когда река встанет, нам ожидать попыток одолеть Днепр не следует.

Фрагмент 5

9

Сухие цифры доклада: на вторую половину 1940 года СССР располагал всего четырнадцатью радиотехническими заводами. Из них семь были расположены в Ленинграде, один в Минске, один в Харькове, один в Воронеже и один в Риге. Если бы война развивалась по тому же сценарию, что и в мире потомков, все они оказались бы потеряны. Ведь какое производство радиотехники может быть в голодном и холодном блокадном Ленинграде? И какое производство в Воронеже, где идут ожесточённые бои? Итого только три могли бы производить столь нужную фронту продукцию.

Именно поэтому и было принято решение сначала о «дублировании предприятий радиотехнической промышленности с последующим расширением отрасли», а потом, прямо накануне войны, «об эвакуации ряда предприятий на восток». В первую очередь это коснулось заводов VEF, Минского радиозавода имени В. М. Молотова №287. Потом к ним присоединились все ленинградские радиозаводы. А на карте промышленности СССР появились их «дублёры» в Красноярске, Новосибирске, Омске, Барнауле, Петропавловске (Казахская ССР), Ташкенте, посёлке Касли Челябинской области, Уфе, Саратове, Саранске, Сарапуле. Хотя часть ленинградских, харьковский и воронежский заводы, хоть и в значительно меньшем объёме, но продолжали выпускать продукцию. Успели закупить оборудование для пары небольших заводов у Германии, на конец 1941 года завершается монтаж оборудования радиозаводов, купленных у САСШ, в Куйбышеве, Оренбурге, Челябинске, Иркутске.

За прошедшие пять месяцев производство радиоэлектронных компонентов не только не снизилось, но и выросло вдвое. Освоено производство миниатюрных стержневых радиоламп, позволяющих существенно снизить массу радиостанций, устанавливаемых на самолётах, переносных радиостанций. Это — помимо поставок из Российской Федерации, которые вполне могли бы покрыть потребности фронта, но партия и правительство целенаправленно развивают отрасль, чтобы воспитать специалистов и квалифицированные кадры для неё.

Конечно, радиолокаторы, производимые в СССР, существенно уступают тем, что поставляются потомками. Но уповать на поставки из будущего ни в коем случае нельзя: ещё неизвестно, как будут развиваться отношения с буржуазным, хотя и столь родственным государством, если там произойдёт смена власти. Российская Федерация уже однажды пережила мощнейшее экономическое потрясение, отбросившее её в развитии на десятки лет, когда к власти пришли компрадоры. Да и возможности у неё далеко не безграничные, поскольку, во-первых, сама ведёт войну с соседом, выбравшим нацистскую идеологию, во-вторых, из-за этого находится под жесточайшими санкциями «коллективного Запада», а в-третьих, как проговорились их учёные, поле для создания межвременных «проколов» ограничено каким-то невообразимым сочетанием физических параметров, включая космическое излучение. И представляет собой эллипс, размерами примерно 70 на 50 километров. По счастливой случайности, оказавшийся на территории, захватывающей Москву.

Но с подсказками российских учёных в том же самом деле радиолокации удалось продвинуться очень далеко, как рассказывает техник-контр-адмирал Берг. Мало того, что на их основе удалось создать, испытать и освоить производство надёжных радиолокационных станций для обнаружения воздушных целей на дистанции до 180 км и высоте до 12 км. Создана станция орудийной наводки, при помощи которой можно задавать данные для стрельбы по воздушным целям любым зенитным пушкам, состоящим на вооружении Красной Армии. Их эффективность уже подтверждена во время авианалётов Люфтваффе на Москву и Ленинград.

— Хорошо, товарищ Берг. Как мы все видим, вы прекрасно справляетесь с работой заместителя председателя Совета по радиолокации. Но вам поручено ещё одно, не менее важное, но ещё более перспективное направление. Я имею в виду работы над реализацией Постановления Совета народных комиссаров СССР и Государственного комитета обороны «О проведении научно-исследовательских работ по теме разработки германиевых и кремниевых диодов и триодов, заменяющих маломощные радиолампы». Доложите, пожалуйста, в каком состоянии выполнение данного Постановления?

— Как и в целом по всей радиоэлектронной отрасли, мы сталкиваемся с жесточайшим дефицитом специалистов. Но на этом направлении ситуация осложняется ещё и отсутствием потребного сырья и оборудования. Кроме того, в СССР отсутствует промышленное производство германия и сверхчистого кремния. Несмотря на это, нам удалось — опять же, на основе подсказок потомков — разработать первые образцы указанных диодов и триодов. Налажено их мелкосерийное, полукустарное производство. Производятся эксперименты в области практического применения указанных приборов, товарищ Сталин.

— Когда можно ожидать более серьёзных результатов?

«После войны», — чуть не вырвалось у Акселя Ивановича, но он успел сдержать себя. Трудно сказать, когда закончится эта война. Вон, немцы возобновили наступление на Ленинград, хотя, казалось бы, им так «дали по зубам», что они должны были остановиться и приняться зализывать раны. А это значит — надо производить новые пушки, танки, самолёты, мобилизовывать в Красную Армию новых бойцов. В общем, тратить деньги не на далёкую перспективу, какой видится Бергу производство этих заменителей радиоламп, а на самое необходимое для обороны.

Пока Берг подбирал слова, на сталинском столе зазвонил телефон, и председатель ГКО, тяжело опустившись на стул, поднял трубку. Спустя полминуты он произнёс:

— Спасибо, товарищ Поскрёбышев.

Но ещё пару минут сидел, наклонив голову и о чём-то размышляя. Присутствующие тревожно переглядывались, не рискуя нарушить молчание вождя. И, пожалуй, не было ни единого человека не понявшего, что случилось нечто важное. Или даже катастрофическое.

Наконец, Иосиф Виссарионович поднялся, подхватил в ладонь негорящую трубку и шагнул из-за стола.

— Так когда нам ожидать более серьёзных результатов, товарищ Берг?

— Пожалуй, если увеличить вдвое финансирование работ, то в течении полутора лет мы сможем наладить серийное производство полупроводниковых приборов.

За столом возмущённо зашумели, но Сталин не обратил на это внимания.

— А если мы увеличим финансирование втрое или вчетверо, то сможете это сделать за один год?

— Я не готов это гарантировать, товарищ Сталин, но, думаю, сумеем.

— Спасибо. Можете быть свободны. Мы-ы-ы подумаем во сколько раз можно будет увеличить финансирование этого направления.

Когда за Бергом закрылась дверь, слово взял Молотов.

— К-к-коба, откуда такая щедрость к на-на-направлению, не способному дать отдачу раньше, чем через че-етыре-пять лет?

Председатель ГКО усмехнулся.

— Некоторые из вас уже знают, что сегодня, 1 декабря, или, по местному времени, 30 ноября, Япония совершила нападение на американскую военно-морскую базу Пёрл Харбор. В результате авиационного удара были потоплены или серьёзно повреждены два авианосца, семь линкоров, три крейсера и ещё несколько более мелких кораблей. Всего в сообщении говорится о двадцати одном корабле. Также уничтожено или повреждено почти две сотни самолётов, ряд военных объектов: аэродромы, батареи, казармы. Это — начало войны между Японией и Северо-Американскими Соединёнными Штатами. А значит, возможность вступления Японии в войну против Советского Союза на стороне Оси исключается: ей будет более чем достаточно такого мощного противника как САСШ.

Но и это ещё не всё. Только что мне сообщили: Гитлер, всё ещё надеясь на нападение японцев на наш Дальний Восток, сегодня же объявил войну Америке.

— И ка-а-кое отношение это имеет к увеличению финансирования только что обсуждавшихся научно-исследовательских ра-работ?

— Самое прямое. Мы ожидаем, что после победы над Гитлером, а может быть, и несколько раньше, нашим новым противником станут Северо-Американские Соединённые Штаты. И даже если нам удастся избежать открытого столкновения с ними и с Британией, то нам никуда не уйти от столкновения экономических интересов. Именно поэтому мы должны… Нет, мы просто обязаны при помощи сведений и технологий, переданных ним нашими потомками, стать первыми во всех перспективных отраслях промышленности. И в первую очередь — в разработке этих самых кремниевых и германиевых диодов и триодов, а также приборов на их основе. Ведь, по словам наших потомков, именно ими управляется вся техника в их времени. От межзвёздных ракет до автомобилей, от сверх-производительных счётных машин, до электрической кофеварки, от уже известных вам реактивных снарядов, самостоятельно наводящихся на цель, до детских игрушек. И тот, кто будет впереди в разработке этих самых диодов и триодов, тот сможет диктовать условия всему остальному миру. Мы пока впереди американцев и всего остального мира на целых десять лет, и нам нельзя упустить своего шанса остаться первыми на протяжении всего послевоенного времени.

Американцам на ближайшие три-четыре года будет не до подобных разработок. Им будет нужно оружие. Которое мы им можем дать в счёт оплаты поставок их промышленного оборудования. Такое оружие, которое будет изначально лучше их оружия, но значительно хуже нашего. Пусть копируют! А мы, пока они стараются и копируют, сделаем своё ещё лучше за счёт применения этой самой электроники. И нам они будут не страшны: это нас им придётся бояться и задумывать, как бы не довести ситуацию до войны с нами.

10

— Меня часто спрашивают как рядовые красноармейцы, так и красные командиры: почему мы только отступаем? Почему мы только обороняемся? Почему с начала войны не было ни одной наступательной операции? Неужели мы не можем победить, разгромить фашистскую Германию? Ведь нас же — вон какая силища, а сколько той Германии?

Неправда, что мы только отступаем и обороняемся. Были примеры серьёзных контрударов по немцам и в Белоруссии, и под Житомиром, и совсем недавно под Одессой. Я уже не говорю про легендарный Дунайский десант, в ходе которого наши войска захватили огромный кусок румынской территории. И неправда, что мы воюем только с Германией. Мы воюем со всей Европой, которая работает на Германию, поставляет ей оружие и людей, чтобы они поработили нас. Недалеко от нас на Ленинградском фронте воюет испанская «Голубая дивизия», а с севера к Городу Ленина пытаются прорваться финны. В Белоруссии — добровольцы из Голландии, Дании, Швеции, Норвегии, Бельгии. На Украине — итальянцы, венгры, словаки, хорваты, румыны.

Посмотрите, какой техникой, кроме, собственно, немецкой, пользуются гитлеровцы. Швейцарские и голландские зенитные пушки. Чешская и французская тяжёлая артиллерия. Французские, чешские, английские танки. Французские и чешские автомобили. Чешские и голландские пулемёты. Французские самолёты. Да, часть этой техники досталась немцам в качестве трофеев. Но десятки и сотни предприятий стран, захваченных Германией, продолжают делать оружие для Гитлера.

Можем ли мы сейчас взять и разгромить немецкие войска, занявшие наши земли и пытающиеся захватить новые? Ведь наши танки лучше и крепче немецких, новейшие истребители быстрее немецких, пушки мощнее и дальнобойнее немецких, карабины и автоматы скорострельнее и надёжнее немецких. К сожалению, не можем. Не можем, потому что на сегодня нам не хватает самого главного — выучки красноармейцев, опыта красных командиров. К сожалению, этого нам ещё не хватает. Вот поэтому нам до сих пор приходится терпеть то, что наши братья и сёстры страдают под фашистским игом. Терпеть, пермалывать лучшие немецкие части, выбивать их самых умелых, самых обученных солдат и учиться их бить.

Но мы быстро учимся, и не за горами тот день, когда мы превзойдём нашего врага и в этом. И тогда — берегитесь! — пригрозил кулаком в сторону фронта командир бригады полковник Белов.

23-ю бригаду перебросили по железной дороге в Старую Руссу, а потом она ночью, под прикрытием снегопада, совершила марш вдоль южного берега озера Ильмень почти до Шимска. Именно до этих мест дошли немецкие войска во время ноябрьского наступления. Шли на Новгород, но упёрлись в рубеж по реке Мшага и нижнему течению Шелони: лёд на реках ещё не настолько крепок, чтобы по нему могли пройти немецкие танки. Вот и выжидали, когда он окрепнет. А заодно — пополняли запасы снарядов, ремонтировали технику. Готовились, в общем, к продолжению наступления, конечной целью которого была Октябрьская железная дорога, соединяющая Москву и Ленинград.

Готовились к боямнемцы, готовилась стрелковая дивизия, стоявшая рядом, тоже на правобережье Шелони, готовилась бригада. Ведь даже не самый долгий, сорокакилометровый марш по новгородским снегам и замёрзшим болотам не обошёлся без поломок и отказов техники. В основном, конечно, разные мелочи, вроде слетающих у «Комсомольцев» гусениц, но у грузовиков были и дела посерьёзнее, вроде сожжённого сцепления и вскипевших двигателей, теперь требующих переборки. Да, зима, холод, а моторы машин, ползущих на первой передаче с тяжёлым грузом по снежному месиву, закипают.

Столь боевое выступление товарищи Белова не оставило у опытных бойцов ни единого сомнения в том, что завтра в бой. Да и сам он в конце митинга подтвердил это, зачитав боевой приказ: прорвать линию обороны противника в районе деревни Выбити и ударом через реку ворваться в городок Сольцы. Дело в том, что фашисты понадеялись на непроходимость новгородских лесов и не прикрыли свой правый фланг. Вот советское командование и приняло решение сходящимися ударами с юга и севера окружить целый немецкий моторизованный корпус с приданной ему эсэсовской дивизией «Мёртвая голова».

С утра следующего дня заговорила артиллерия, и миномётный расчёт Кудина впервые вёл огонь не по учебным целям, а по настоящему врагу, закопавшемуся в советскую землю. Кажется, нормально отстрелялись. И едва утихла канонада, как в атаку на Выбити пошли танки, сопровождаемые на некотором удалении гусеничными бронетранспортёрами. А миномётчикам отдали приказ грузить их «самовары» на «Комсомольцы» и быть готовыми открыть огонь прямо с них, если фрицы будут сильно сопротивляться.

Но «добавки» не потребовалось. Десяток Т-44, рота, с лёгкостью преодолел линию обороны немецкого батальона, прикрывающего деревеньку. Чем и открыл дорогу не только своему мотострелковому батальону, но и соседней стрелковой дивизии. Потери были незначительные: пробоина в броне у одного БТР-50, сбитая гусеница у второго и не больше десятка убитых.

Танковая и пехотная роты сразу же ушли на север, в сторону Сольцов, где боевые товарищи должны были уже занять ещё одну деревушку, Иловёнку. По их следам направили и миномётчиков с артиллеристами, а два отделения с потерявшего гусеницу бронетранспортёра, осталась караулить пленных, пока экипаж боевой машины занимается ремонтом. Ну, и дожидаться соседей-пехотинцев, уже подходящих с юга, чтобы передать им фрицев.

Вячеслав, сидя на броне Т-20, впервые видел результаты своей боевой работы так близко. Сложно, конечно, точно угадать, куда падали «его» мины, ведь по батальонному опорному пункту вела огонь не только их миномётная рота, но и артиллеристы, а воронки от мины и трёхдюймового снаряда в мёрзлой земле он ещё не научился различать. Но не хотелось бы ему оказаться под таким же артобстрелом. Ведь белоснежный покров на месте немецких траншей почернел от выброшенной взрывами земли и копоти. Полностью почернел. И местами из-под этой серо-чёрной каши торчали тела убитых, валялись какие-то обломки и обрывки и даже куски рук и ног.

В Иловёнке картина была похожей. С той лишь разницей, что её оборонял даже не батальон, а только рота. Здесь, на окраине деревни, определили позиции артиллерии. И не только бригадной, но и дивизионной, нагнавшей миномётчиков, пока и они, и танкисты, и мотострелки пополняли боезапас перед следующим рывком.

— О, наконец-то явились! — недовольно произнёс водитель грузовика Зис-5, с которого миномётчики сгружали ящики с боезапасом. — А раньше прилететь не могли?

Действительно, по Сольцам «работали» штурмовики, ныряя вниз, а потом, натужно ревя двигателями, набирая высоту. А над ними вертелась карусель воздушного боя: наши «ястребки» отгоняли от Ил-2 прилетевших откуда-то с юго-запада немецких стервятников.

— Да чего ты напраслину возводишь? Городской аэродром в Сольцах бомбёры ещё вчера разнесли. А сегодня утром добавили, — оборвал недовольного его же более старший товарищ. — Если бы не это — хрен бы мы так легко сюда вышли.

Так что водителю пришлось пристыженно замолчать. Но ненадолго.

— Смотри-ка, а эти в нашу сторону, — указал он на группу истребителей, идущих на высоте километров пять со стороны Новгорода.

Краснозвёздные, не задерживаясь, проскользнули восточнее Иловёнки, и вскоре где-то на юге закрутилась новая воздушная карусель. Судя по загрохотавшим вскоре глухим тяжёлым взрывам, ястребки шли на перехват группы бомбардировщиков, направленных для удара по атакующим советским войскам.

В Сольцы ворвались уже ближе к сумерках, сбив охрану с единственного на всю округу моста через Шелонь (если не считать взорванного железнодорожного, расположенного западнее). Вот тут, во время штурма городка, расчёту Кудина пришлось потрудиться, реагируя на радиозаявки мотострелков, вычищающих город от немцев. Благо, радиостанциями обеспечен каждый бронетранспортёр, и каждый взвод пехотинцев имеет в своём распоряжении одну-две рации.

В ту ночь Кудин и его расчёт впервые за время пребывания на фронте ночевал не в землянке, а в самой настоящей русской избе. В ней ещё вчера жили фрицы, и от них остался неприятный, какой-то враждебный запах. Но даже он не портил того блаженства, с которым ребята входили в тепло после возвращения из караула.

Утро началось с трескотни зенитных автоматических пушек и крупнокалиберных пулемётов. Истребители из Новгорода чуть-чуть опоздали, и немцы успели сбросить несколько бомб на юго-западную окраину города. Но миномётчики и их боевая техника, остановившиеся на Новгородской улице недалеко от реки, не пострадали.

Миномётный взвод выдвинули ближе к деревушке Ёгольники, со стороны которой немцы могли контратаковать, чтобы отбить город. Траншеи в мёрзлой земле там вырыть не успели. Да и мотострелковая рота, выставленная в качестве заслона, должна была передать позицию красноармейцам стрелковой дивизии, только-только входящей в город.

Но не успела. Сначала раздался приказ командира взвода:

— Открыть заградительный огонь по дороге восточнее Ёгольника. Мин не жалеть! Координаты…

Потом к Ёгольнику протарахтели «Комсомольцы» с пушками Зис-3 на прицепе и загрохотала винтовочно-пулемётная стрельба.

— Немецкие танки атакуют, — долетела тревожная весть.

И ведь верно: они же берут в кольцо моторизованный корпус, в составе которого танковая дивизия.

Ёгольник буквально утонул в разрывах снарядов, и Славка мысленно перекрестился, что немцы пока сосредоточили огонь на передовом заслоне, а не на их ничем не прикрытых позициях.

А вот танки он в прицел успел рассмотреть. На удивление, большинство из десяти, прущих на наших, были советскими БТ, перекрашенными в белый цвет с намалёванными огромными чёрными крестами. За их шустрой стаей проглядывали две более массивные «четвёрки» и… КВ.

Если «бэтэшки» противотанкисты пощёлкали достаточно быстро, то немецкие Т-4 умело прятались за горящими трофеями, выбивая противотанковые орудия. А КВ медленно полз вперёд со скоростью движущейся перебежками пехоты, не обращая внимания на отскакивающие от его толстой шкуры снаряды Зис-3.

Всё! Закончилась противотанковая батарея. Бой идёт уже между деревенскими домами, а трофейный «Ворошилов», обходя Ёгольник стороной и вспахивая снежную целину, неотвратимо движется в сторону миномётчиков.

— Отходим за ближайшие дома! — командует комвзвода, и «Комсомольцы», фыркнув сизым выхлопом, подкатывают к миномётам.

Навалиться всем расчётом, забросить «самовар» на отведённую для него площадку, защёлкнуть стопоры опорной плиты, и можно удирать.

— Товарищ младший сержант, вы куда?

— Ящик с минами, оставили, — выкрикнул Кудин, бросившись в сторону.

Тяжеловато будет для его щуплой комплекции тащить в одиночку этот ящик, но нельзя оставлять боеприпасы врагу.

Взрывом его отшвырнуло вперёд, через этот самый чёртов ящик. И он, переворачиваясь на спину и отплёвываясь от забившего рот снега, увидел горящий, развороченный остов приданного его расчёту «Комсомольца». Какие-то кровавые ошмётки на рваных краях брони. И только через несколько секунд сквозь гул в ушах и головную боль до него дошло: проклятый КВ всё-таки всадил 76-мм снаряд в Т-20, так и не успевший тронуться с места.

Как же так? Всего второй день боевых действий, а Славка уже лишился и собственного расчёта, и миномёта, и приданного тягача.

Фрагмент 6

11

Приказ о преобразовании его полка в отдельную тяжёлую механизированную бригаду застал подполковника Гаврилова врасплох. Казалось бы, только-только вышли из боёв на рубеже Березины, куда отступили из-под Полоцка, сорвали немецкое наступление, и появилась возможность пополниться личным составом, чтобы быть готовыми отразить новые попытки гитлеровцев прорваться к Москве. Ведь накануне войны, как выяснилось, Гитлер обещал, что он закончит кампанию на востоке в столице СССР. Значит, и будет всеми силами прорываться к Первопрестольной. А тут — вместо подготовки к новым боям — отвод в тыл.

— Я же ничего не смыслю в танках, а по штату в такой бригаде положено иметь целый танковый полк. Да и мы — гвардейцы!

— Ничего, Пётр Михайлович. Вы же всего два года назад закончили Военную Академию, а там вам основы давали. А поскольку бригада создаётся на основе вашего полка, то она и получит наименование гвардейской, — заверили его в штабе армии.

И после переброски по железной дороге к Жиздре началась организационная суета. Благо, уже сформированный двухбатальонный танковый полк создавать с полного нуля не пришлось. Впрочем, как и другие подразделения, командиры которых просто приходили в штаб бригады и докладывались: майор или капитан, командир такой-то приданной роты, дивизиона, батальона готов приступить к исполнению обязанностей. Жаль, мотострелковый полк пришлось из единого целого разбить на отдельные батальоны.

В отличие от мотострелковых подразделений, которые требовалось пополнить личным составом и техникой, все остальные, когда в них влились гвардейцы, оказались укомплектованы практически полностью. И, между прочим, теперь тоже именовались гвардией. Все вместе — 1-я гвардейская отдельная тяжёлая механизированная бригада. Правда, уже в составе не Западного, а Брянского фронта. А конкретно — в 50-й армии.

Конечно же, боевая мощь «хозяйства» Гаврилова, которому при назначении на должность присвоили звание полковника, выросла несоизмеримо. Нашлись для мотострелковых батальонов новые боевые машины пехоты вместо потерянных в боях, для зенитчиков — зенитные самоходные установки на шасси лёгких танков. И, кстати, не только лёгких: в штате зенитной роты теперь имелся и взвод из двух двуствольных 57-мм установок на шасси среднего танка. Это — в дополнение к двум установкам «Тунгуска». Только, в отличие от 30-мм «Тунгусок», ЗСУ-57–2 способны добивать до 5 километров в высоту, а их бронебойный снаряд на дальности в 2 километра пробивает 80 мм брони.

Миномётный батальон, помимо уже привычных 82-мм и 120-мм «самоваров», имел двухорудийный взвод 160-мм буксируемых миномётов и две самоходные установки с 82-мм автоматическими гранатомётами с романтическим названием «Василёк». Смонтированы установки были на шасси всё тех же БМП и позволяли без перерыва на охлаждение ствола выпускать 30–50 мин в течение минуты и быстро уходить на другую позицию. 160-мм орудие и вовсе поражало техническими характеристиками: могло выпустить снаряд, весом более 40 килограммов, на дальность в 8 километров. Практически гаубица, только намного легче и мобильнее.

В артиллерийском дивизионе уже и в помине не было никаких «полковушек»! Самые лёгкие орудия — Зис-3, способные выполнять функцию не только дивизионного, но и противотанкового орудия. К этому следует добавить батарею 122-мм гаубиц Д-30, стреляющих на дальность в 15 километров.

Но самое большое впечатление произвели «средние» танки танкового полка. Ну, не поворачивался язык у Петра Михайловича назвать средней боевую машину, массой более 36 тонн, с лобовой бронёй 100 мм и стамиллиметровой же пушкой. Такая машина с лёгкостью выдержит даже выстрел немецкой 88-мм зенитной пушки, которые германцы использовали для борьбы с танками КВ. А уж то, что пробьёт не только немецкие «тройки» и «четвёрки», но массово используемые гитлеровцами трофейные Т-34 и КВ, и говорить не стоит. И это всё — ему, менее полугода назад отбивавшему под Брестом атаки немецких танков лишь с помощью противотанковых ружей и «сорокопяток».

Разумеется, сомнений в том, для чего создали такую грозную боевую единицу, не оставалось: для мощных ударов по врагу. Если бы Пётр Гаврилов ещё и знал, что в другом мире даже тяжёлые танковые полки прорыва имели на вооружение меньше танков, на начальном этапе — куда более слабых, чем Т-55, он понял бы и то, что где-то на Юго-Западном фронте намечается очень серьёзный удар по противнику. И проламывать оборону придётся именно его гвардейцам.

Почти месяц ушёл на боевое слаживание, и лишь после этого бригаде приказали совершить марш в направлении линии фронта. Заснеженными полями и просёлками: ещё одно испытание для техники и личного состава перед планируемым ударом на Рославль, как уже знал Пётр Михайлович.

Но вышло всё совсем не так, как планировал командующий фронтом генерал-полковник Ерёменко. С рассветом 8 декабря Вторая Танковая группа Гудериана, «давние знакомцы» Гаврилова, от которых ему довелось отбиваться юго-восточнее Бреста, нанесла удар по правому флангу соседней 3-й армии генерал-майора Якова Григорьевича Крейзера вдоль шоссе Гомель — Брянск в районе Почепа. Так что бригаде, сконцентрировавшейся после марша в Дятьково для дальнейшего продвижения в район Жуковки, было приказано оставаться на месте.

«Быстроногий Гейнц» во время распутицы не терял время, «выбивая» для своей Танковой группы боевую технику. А ещё ставил в строй повреждённые или брошенные советские танки. Причём, подходил к делу «творчески». В частности, поступавшие в его войска советские БТ-5 и БТ-7, уязвимые даже для 37-мм «дверных колотушек», ремонтные службы немцев обшивали дополнительной бронёй с неремонтопригодных машин. В результате «быстроходные танки» получили броню, толщиной до 45 мм, хоть и существенно прибавили в массе. То же касалось и трёхбашенных Т-28, которые бронировали уже по образцу имевшихся на начало войны Т-28Э. навешивались дополнительные броневые листы и на уцелевшие в летне-осенних сражениях Т-3 и Т-4. Причём, новые машины имели экраны уже при выходе за заводские ворота.

Конечно, немецкие танковые дивизии на начало декабря представляли собой просто феерическое зрелище по используемой в них технике. Чисто немецкие машины, несмотря на перевод германской промышленности на военные рельсы (напомним: Гитлер вступил в войну с СССР с «промышленностью мирного времени», что, в частности, и было в другой истории одной из причин неверия советского руководства в готовящееся нападение), составляли едва ли треть. Всё остальное — трофеи или техника, производимая в завоёванных странах. Французские, чешские, советские боевые машины разных типов. Тем не менее, Гудериану удалось восполнить техникой Танковую группу практически на две трети от штата. А если учесть, что в «тяжёлых» батальонах теперь присутствовали трофейные Т-34 и КВ, ударная сила её даже возросла в сравнении с 22 июня.

Удар нанёс 48-й моторизованный корпус в составе одной танковой и двух моторизованных дивизий, которые проломили фронт 4-го советского стрелкового корпуса и первым же ударом вклинился в нашу оборону на 20 километров. Одновременно дивизии 2-й немецкой армии сковали боями ещё не до конца пополненный личным составом и техникой 11-й механизированный корпус, не позволяя ему нанести фланговый удар наступающим частям Гудериана.

Как оказалось, это была лишь прелюдия, поскольку генерал Ерёменко воспринял прорыв как прямую угрозу Брянску и начал переброску свободных резервов к областному центру. Включая бригаду Гаврилова и подразделения 13-й армии генерала Голубева, также готовившиеся к удару на Рославль. Уже в середине дня 10 декабря в стык 13-й и 40-й армии ударили основные силы 2-й Танковой группы: четыре танковых, две моторизованных и две пехотных дивизии.

Ситуация осложнялась плохой погодой, и поддержка авиации при отражении этого удара была минимальной. Поэтому уже к началу ранних сумерек немцы дошли от Глухова до Бачевска, продвинувшись на тридцать километров. И стало ясно, что основной удар наносится вовсе не на Брянск.

В сражение 1-я гвардейская тяжёлая мотострелковая бригада полковника Гаврилова вступила лишь на четвёртый день немецкого наступления возле Выгоничей на шоссе Гомель — Брянск, куда подошла накануне вечером. И Пётр Михайлович не единожды хвалил судьбу за то, что ему пришлось командовать столь мобильным соединением, сумевшим за три дня дважды изменить направление марша и не растерять приданные части.

Отходящие со стороны Красного красноармейцы жаловались:

— Немец прёт, как в июне…

Явно привирали, поскольку тогда темпы наступления того же Гудериана были куда выше, поскольку за три дня командующий 48-м моторизованным корпусом генерал Кемпф не сумел продвинуться даже на сорок километров. Может, и сумел бы, но был вынужден для дальнейшего наступления отразить фланговые атаки.

За левый фланг полковник не беспокоился: даже если бы гитлеровцы успели дойти до этих мест по левому берегу Десны, то едва замёрзшая река надёжно защищали бригаду с юго-востока. На правом фланге позиции бригады упирались в лес, совершенно непроходимый для техники. Поэтому требовалось отражать только удары в лоб. Значит, нужно долбить начавшую промерзать землю, чтобы надёжно окопать боевую технику. А с утра, как обычно, появился немецкий авангард, столкновение с которым и завязало бой.

12

Никакой боли, кроме как в ушах, Кудин не чувствовал. Но это вовсе не говорило о том, что после близкого взрыва он остался невредим: из общения со «стариками», прошедшими немало боёв и побывавших в госпиталях, он уже знал, что в горячке боя те зачастую обращали внимание на ранение только спустя некоторое время. Уши? Ещё бы они не болели! Ведь трёхдюймовый снаряд рванул всего-то в десяти шагах от него. Хорошо, хоть возимый на «Комсомольце» боекомплект миномёта не сдетонировал!

Оставшиеся машины, отчаянно пускающие белые клубы из выхлопных труб, неслись по целине в сторону городка. А он же как? Так и останется полулежать здесь, посреди снежного поля. Значит, надо попытаться встать, чтобы уйти своим ходом.

Снова перевернулся, встал на четвереньки и поднял голову. Вон он, тот самый КВ с чёрными крестами на броне, которые были хорошо видны в прицел, километрах в двух. Опять остановился на несколько мгновений и плюнул огнём. Спустя несколько мгновений где-то за спиной грохнуло.

Встал, его мотнуло, но удержался на ногах. Уходить! Уходить, пока бело-серая пятнистая громадина не приблизилась на расстояние, доступное для пулемётного огня.

Идти даже по сильно вытоптанному снегу тяжело, ноги едва слушаются. Остановился, снял со спины карабин и, не чувствуя холода промёрзшей стали ствола, побрёл мимо жарко горящих бензина и резины «Комсомольца». Мимо изломанной взрывом человекоподобной куклы, которая меньше минуты назад ещё была вторым номером расчёта Сашкой. Мимо безголовой фигуры механика-водителя Эдика, так и оставшейся сидеть за рычагами Т-20 после взрыва. Простите, ребята, одному мне вас не похоронить, похороним, когда вернёмся.

КВ стрелял по уходящему тягачу их взвода, но промахнулся. Вон, в стороне от следа гусениц, свежая воронку, всё ещё дымящаяся сгоревшей взрывчаткой.

Навстречу бегут какие-то люди в таких же, как у Кудина, телогрейках и шапках. А за ними… За ними — красавцы Т-44 выползают из-за крайних домиков. Вот один, вырвавшись на простор, останавливается и палит из пушки. Второй делает то же самое. Куда они стреляют? Остановился, чтобы перевести дух и повернул голову назад. Да это же они бьют по тому самому КВ, что угробил его товарищей! Сквозь дым, окутавший «Комсомолец», видно, что бронированное чудовище остановилось и… вдруг с ярким пламенем отбросило вверх и в сторону башню. Подбили! Отомстили за вас, ребята.

— Жив, самоварщик? — кричит подбежавший красноармеец с АК, но Славка его еле слышит. — Не ранен?

— Не знаю, — срываются с уст Славки слова, произнесённые незнакомым, едва слышным голосом, и он произносит громче. — Не знаю.

— Да не кричи ты так! Контузило, что ли?

— Не знаю. Очень плохо слышу, снаряд близко разорвался.

Сзади раздаётся сильный грохот, и красноармеец толкает Вячеслава в снег. От «Комсомольца» почти ничего не осталось: видимо, взорвались те мины в боеукладке, что не разбросало снарядом.

— Парень, ты бы перчатки надел, — помогает красноармеец Кудину подняться на ноги. — Иначе пальцы отморозишь о ствол карабина: вон, уже белеть начали.

— Нету перчаток, обронил где-то.

Но идти уже легче, и он снова забрасывает карабин за спину и по совету бойца активно растирает действительно белеющие пальцы.

— Извини, товарищ младший сержант, не могу я больше с тобой оставаться, нам Ёгольник отбивать надо.

Наши танки уже обогнали цепь роты, за ними на приличном удалении движутся БТР. А следом из-за домов по дороге выдвигаются ещё какие-то пехотинцы. Много, куда больше, чем рота.

— Надо же, ни одной царапины! — осмотрев Кудина, удивился фельдшер из санитарной роты. — В рубашке родились, товарищ младший сержант, только лёгкой контузией отделались. А за слух не переживайте: через пару дней восстановится.

— Ребят бы моих похоронить…

— Наши Ёгольник отбили, так что похоронят. Но пока без вас.

Да, отбили. Совместным ударом танков, роты мотострелков и пехотного батальона. Мотострелки отошли, забрав погибших с утра товарищей, а пехота стрелковой дивизии немедленно принялась окапываться.

И совершенно не зря: не прошло и двух часов, как немцы атаковали снова. Со стороны деревни слышались едва воспринимаемые Вячеславом взрывы и артиллерийская канонада, но занявший там позицию стрелковый полк, как ему сказали, усиленный взводом Т-44, держится крепко.

Его же самого второе отделение взвода встретило как выходца с того света. Командир, лейтенант Логинов, на радостях, что хоть кто-то уцелел из погибшего расчёта, даже обнял Славку.

— Ну, раз не ранен, принимай командование над другим расчётом: Денисенко осколком снаряда ранило, и его отправили в госпиталь. Знаешь его ребят?

Как не знать, если они вместе учились под Саратовом?

— И пошевеливайся: роте приказано через полчаса выдвигаться к Молочково, чтобы прикрыть шоссе на Псков. Немцы оттуда тоже могут ударить, чтобы срезать наш плацдарм.

Нет, не так представлял себе наступление Кудин. Какое же это наступление, если целый день приходится налаживать оборону? Никакого продвижения вперёд со вчерашнего дня. Хотя, конечно, нельзя оставлять открытыми фланги, пока окончательно не подошла неторопливая стрелковая дивизия.

Под Молочковом было намного спокойнее, чем у Ёгольника. Ну, если не считать попытки авианалёта шести странных двухмоторных медлительных бомбардировщиков, похожих на головастиков, которую легко отбили зенитчики. Просто отогнали заградительным огнём, сбив одно такое чудо, а остальную работу доделали подоспевшие из Новгорода истребители.

— Какой-то трофей, — пожимали плечами знатоки. — Скорее всего, французский.

Ну, да. С самолётами у немцев в последнее время плохо и, по слухам, они тащат из Европы всё, что хоть как-то может летать. И, говорят, запускают в той же Франции остановленные, было, местные авиазаводы, чтобы компенсировать потери в авиации хотя бы такими машинами.

Прикрывала немецкие бомбардировщики пара незнакомых истребителей. Если немецкие «мессершмиты» все для краткости именовали «худыми», то эти смело можно было бы именовать «жирными»: именно на такую ассоциацию наводили пропорции самолёта с «раздутым» в вертикальной плоскости фюзеляжем. Ну, или «беременными».

К упавшему на окраине Молочково сбитому «беременному» сбегал кто-то из мотострелков и, вернувшись, подтвердил:

— Точно француз! На обломках приборной панели надписи на французском языке.

Вот и подтверждение слов товарища Белова о том, что с Советским Союзом сражается вся Европа.

Для Кудина, как для пережившего контузию, в ту ночь нашли место для сна в тёплой избе, хотя для всех, занявших оборону возле деревни, отапливаемых помещений не хватило. Большинство бойцов спало по очереди, но его не трогали, помня наставление фельдшера о том, что его скорее вылечит здоровый сон, чем лекарства. Хотя с вечера он засыпал очень долго: мешала головная боль, боль в ушах, вставали перед глазами изуродованные тела погибших товарищей. Но потом он провалился в настолько глубокий сон без сновидений, что проснулся только с рассветом. Как оказалось, командиром взвода было приказано не будить его, если ничего не произойдёт.

Не произошло. Наоборот, наконец-то в Молочково прибыл стрелковый полк, которому нужно было передать рубеж обороны, чтобы бригада могла продолжить наступление.

За вчерашний день и сегодняшнюю ночь разведка бригады продвинулась на двадцать километров к северу вдоль автомобильной и железной дорог в направлении крупного населённого пункта Уторгош, занятого эсэсовцами из дивизии «Мёртвая голова». Разведчики выбили небольшие немецкие гарнизоны из Лубино, Невлино и Низовы, и танковый полк без двух взводов (один продолжал отбивать атаки у Ёгольника, а второй зарылся в землю близ Молочково) уже ушёл туда. Теперь миномётчикам и артиллеристам следовало догонять танкистов.

Опять спустилась низкая облачность, но хотя бы потеплело, так что марш по забитой войсками дороге (наконец-то подошла пехота, выделенная для охвата немцев северо-западнее и севернее Сольцов!) прошёл без происшествий. Двигались медленно, но к полудню до Лубино, расположенного на левом берегу реки Мшага, добрались.

За ночь к Вячеславу действительно частично вернулся слух, а головная боль стала слабее. И когда рота через два с половиной километра въехала в деревню Низова, он услышал на северо-западе звуки канонады.

— Наши ведут бой за населённый пункт Водосы, — пояснил командир роты, когда Т-20 остановились, а сам он сбегал в домишко, где разместился штаб бригады. — А пушкари поддерживают их огнём.

Это он уже говорил о хорошо знакомой по звуку стрельбе с окраины Низовы батареи Зис-3.

— Нам пока приказано ждать окончания боя. Выбьют немцев из Водосов, тогда и двинемся занимать позицию в той деревне. Если успеем.

— А чего наши возятся? — задал вопрос ещё один командир расчёта, младший сержант Анохин, коренастый мужик лет двадцати трёх, успевший повоевать на озере Хасан.

— Эсэсовцы там. У них в Уторгоши штаб дивизии…

Фрагмент 7

13

В своём бывшем начальнике Вальтера Шелленберга раздражало многое. Постоянно сжатые тонкие губы, колкий взгляд глубоко посаженных карих глаз, вечно дрожащие веки. Даже пробор посередине и выбритый затылок. Не говоря уже о манере поведения: строить из себя этакого простачка, подчёркнуто изъясняющегося с жёстким баварским акцентом. Мол, недотёпа-провинциал, невесть какими судьбами оказавшийся в столице, и за время проживания в Берлине так и «не обтесавшийся».

Впрочем, слова «невесть какими судьбами оказавшийся в столице» были и правдой, и не совсем правдой. Ведь всем, кому положено, хорошо известно, что Мюллера притащил в Берлин никто иной как Гейдрих, начальник Службы имперской безопасности. А вот за какие такие особые качества бывший мюнхенский полицейский возглавил тайную полицию, у многих возникали вопросы. Хотя бы потому, что в Партию Генрих Мюллер вступил всего чуть больше двух лет назад, в 1939 году. Да и вообще все, кто знал его давно, отмечали его подчёркнутую аполитичность. Или это всё та же склонность к лживости, отмеченная в характеристике на будущего шефа Гестапо, ещё его школьным учителем?

Да, будучи руководителем отдела контрразведки тайной полиции, Шелленберг имел доступ к личным делам руководителей «родной» спецслужбы, и прекрасно знал подноготную многих из её высших лиц. В частности, хорошо помнил этапы карьеры и руководителя Гестапо, с младых лет проявившего стремление привлечь к себе внимание. Как было, например, в начале 1918 года, когда он 17-летним юношей-пилотом совершил одиночный авианалёт на Париж. За что был награждён Железным Крестом. При этом хорошо запомнились слова из конфиденциальной характеристики, данной Мюллеру мюнхенским партийным руководством: «Он бесцеремонный человек, не терпит в своём окружении людей, которые препятствуют его стремлению продвинуться по служебной лестнице, однако охотно даёт похвалить себя за работу, которой не занимался. При этом он не стесняется нарушения элементарных понятий товарищества». Эта черта, в общем-то, и стала причиной того, что утончённый интеллигент, выпускник Боннского университета Вальтер не сработался с непосредственным начальником, имевшим всего лишь среднее образование.

Не вызывали симпатий члена НСДАП и СС с 1933 года Шелленберга и политические взгляды шефа Гестапо. Хотя в характеристиках Мюллера и отмечалась его аполитичность и готовность преследовать хоть левых, хоть (если будет приказано) правых, но в политических пристрастиях он склонялся к взглядам самораспустившейся Немецкой национальной народной партии, конгломерата монархистов, национал-либералов и даже противников нацизма.

Хотя бывший лётчик Первой Мировой войны и значился теперь в СС и СД, но долгое время право носить мундир у него было почётным, связанным исключительно с занимаемым им постом в полиции. При этом мюнхенская партийная организация прямо сообщала: «Как Мюллер получил своё почётное звание в СС, нам неизвестно. Мы плохо можем представить себе его в качестве члена партии. Для предпочтительного повышения Мюллера по службе нет никакого повода, так как он не имеет никаких заслуг в деле национального подъёма».

Тем не менее, когда потребовалось вступить в Партию и СС, шеф Гестапо, внешне мало походивший на образец арийца, документально подтвердил свою родословную, начиная с 1750 года. А ещё — чтобы соответствовать требованиям СС и получить больше преимуществ от своего антиконфессионального поведения, заявил о выходе из церкви. Чем до глубины души оскорбил религиозных родителей.

Все эти шаги действительно привели к стремительному взлёту Мюллера по карьерной лестнице. Буквально каждый год — новое звание в структуре СС. От штурмфюрера (соответствует званию лейтенанта) в 1934 году до группенфюрера и генерал-лейтенанта полиции в 1941.

Конечно, послужной список Шелленберга пополнялся не менее стремительно, и за то же время он сумел вырасти от рядового до подполковника, если переводить ранги СС в общевойсковые звания. Но такую скорость перемещения по служебной лестнице он связывал с собственным интеллектом, а не с вопиющим, ничем не ограниченным карьеризмом, как у его собеседника.

— Позвольте поздравить вас очередным званием, Вальтер, — подчёркнуто доброжелательно улыбнулся Мюллер. — Приятно наблюдать, как растут мои бывшие подчинённые!

Такое радушие начальника тайной полиции откровенно настораживало.

— Да и вы, герр группенфюрер, ненадолго задержались в предыдущем звании, — улыбнулся в ответ заместитель VI управления РСХА и демонстративно взглянул на часы. — Только, как мне кажется, вы пригласили меня вовсе не для того, чтобы с запозданием поздравить с этим.

— Ох, уж эта молодёжь, вечно куда-то торопящаяся, вечно норовящая сразу же взять быка за рога, — проворчал Мюллер и тоже бросил взгляд на циферблат. — Ну, хорошо. Раз вы так торопитесь поскорее улизнуть из кабинета бывшего начальника, давайте перейдём к делу. Как вы относитесь новому наступлению на Москву на Восточном фронте?

Шелленберг насторожился: от шефа Гестапо можно было ожидать какой угодно подлости. Любое неосторожное слово он способен истрактовать во вред человеку, произнёсшему его.

— Вы же прекрасно знаете, группенфюрер, что я далёк от тактики и стратегии, так что ваш вопрос не по адресу. Да и с каких пор государственную тайную полицию интересует положение дел на фронте?

— Придётся пояснить, — вздохнул хозяин кабинета. — К вам, а не к вашему шефу, я обратился как большому специалисту по России. Да и мне прекрасно известно, что Йост в вашем управлении лишь занимает пост, а основную работу выполняете вы.

Была бы возможность скрипнуть зубами, оберштурмбаннфюрер непременно бы это сделал, поскольку понял намёк на свой уничижительный доклад о состоянии Красной Армии, сделанный на основании первомайского парада в Москве. В том числе, и этот доклад убедил Гитлера в том, что война с Россией закончится крахом большевиков.

— Вас, скорее всего, намеренно ввели в заблуждение: я всегда считал, что для Великой Германии главным направлением приложения сил разведки является западное, и, если и могу считать себя специалистом, то только по Западу, а не по России.

— Что до начавшейся операции «Тайфун», то Гестапо, как и ваше управление, тоже занимается фактами, прозвучавшими в том скандальном докладе Гейдриха фюреру.

Если бы Шелленберг мог быть откровенен с бывшим шефом, он бы многое выложил! Начиная с того, что он совершенно не понимает смысла начавшегося наступления. Ведь события июня-сентября показали, что большевики оказались куда более крепким орешком, чем мнилось ему тогда, в мае. За этот период Германия потеряла столько самолётов и танков, сколько у неё имелось на момент нападения. И если бы не героические усилия ремонтников, рабочих оружейных заводов и, чего уж там скрывать, трофейных команд, то Времахту и Люфтваффе уже было бы нечем воевать.

Хуже того, с начала войны большевики не только не ослабли, но и усилились. У них появились новые танки, новые самолёты, новые артиллерийские системы. Новое стрелковое оружие, чёрт возьми, новых дивизий, создаваемых, кажется, ежедневно! И свою столицу они будут защищать фанатично. А значит, практически не имея общего преимущества даже непосредственно на линии фронта, ринувшиеся на Москву войска обречены на поражение.

Да, он, Вальтер Шелленберг, уже слышал такое мнение, что фюрер, которого Канарис и Гейдрих (первый на основе разведданных, а второй — основываясь на захваченных образцах и показаниях пленных) убедили в иновремённой сущности неизвестных помощников большевиков, склоняется к переговорам с русскими. А для того, чтобы усилить переговорную позицию, решил создать угрозу непосредственно Москве. Но стоит ли ради этого жертвовать десятками тысяч жизней немецких солдат? Стоит ли губить остатки боевой техники, если по завершении этого самоубийственного наступления Германию ждёт не победный парад на Красной Площади, как обещал фюрер, а ситуация, когда солдатам просто нечем будет воевать?

Но ответил он совсем не так.

— Вы имеете в виду сведения о том, что большевиков поддерживают инопланетяне или некая цивилизация из будущего?

— Зря смеётесь. Моими людьми собраны неопровержимые доказательства того, что это именно так. Это не марсиане, а такие же, как большевики, русские, но живущие уже в следующем веке.

Такие сведения имелись и у управления СД-заграница, де-факто возглавляемого оберштурмбаннфюрером. И сам он был уверен в том, что они соответствуют истине. Но откровенничать с «папашей Мюллером»…

— Так вот, в один момент нас насторожило, насколько быстро самые засекреченные сведения, доступные лишь ограниченному кругу лиц и передаваемые исключительно по закрытым, засекреченным линиям связи, становятся известны красным. И одному из моих неглупых подчинённых пришла в голову неплохая мысль: а не задать ли нам кое-какие вопросы тем нашим пленным, которые называют себя людьми из будущего? — сделал невинное выражение лица старый полицейский. — Например, не известны ли в этом самом будущем какие-либо русские высокопоставленные агенты у нас, в Германии? И, представьте себе, все они в один голос назвали имя такого агента!

— Неужели меня? — расхохотался Шелленберг.

Мюллер, согласно канонам театрального искусства, держал паузу столько, сколько мог, чтобы не переиграть.

— Не, не вы, оберштурмбаннфюрер. Но вы оказались не так далеки от истины. Они назвали одного из ваших подчинённых, некоего штандартенфюрера Штирлица…

— Штандартенфюрера? — удивился замначальника VI управления, имеющий звание даже на одну ступень ниже, чем предполагаемый «крот». — Штирлица? Я никогда не слышал такой немецкой фамилии. Вообще никогда! Фамилию Штиглиц слышал, а Штирлиц — нет!

— В этом вы не одиноки, дружище, — скривились в улыбке плотно сжатые губы Мюллера. — Я тоже не слышал такой фамилии. И склоняюсь к тому, что это может быть псевдонимом некоего вашего подчинённого, родившегося или жившего в Штирии. Или его родители жили в этой области. В общем, нам с вами есть над чем поработать, дорогой Вальтер, чтобы избавить вас от такой огромной неприятности…

14

С Танковой группой Гота бойцам 2-й гвардейской мотострелковой дивизии сталкиваться ещё не приходилось. Дивизия отступала от Минско-Слуцкого укрепрайона к Березине в непрерывных столкновениях с войсками Гудериана, а Гот шёл немного севернее. Ещё севернее тогда наступал Гёпнер, но его Группу, после перехода немцев к обороне, снова перебросили на север, чтобы прорваться к Ленинграду или хотя бы перерезать основные коммуникации, по которым снабжается Город Ленина. Там, на Ленинградском и Северо-Западном фронтах сейчас идут кровопролитные бои на дальних подступах к городу.

И не только под Ленинградом. Немцы, передохнув за время распутицы и пополнив войска людьми и техникой, ударили в районе Брянска. Излюбленным своим приёмом — двумя сходящимися танковыми клиньями рвутся к областному центру, давшему название оперирующему на этом направлении фронту.

Но оказалось, что это ещё не всё. Видимо, с целью введения в заблуждение советского командования, удар 3-й Танковой группы Гота в направлении южнее Вязьмы они отложили на несколько дней. Скорее всего, в надежде на то, что Москва примется перебрасывать резервы на юг, чтобы сковать удар Гудериана.

Декабрь, погода пасмурная, никакой поддержки авиации. Ни советской, ни германской. Но артподготовку перед прорывом провели мощнейшую. И Виктор Юдин порадовался, что их дивизию держат не на первой линии обороны: после такого обстрела потери были бы просто жуткие. Даже несмотря на максимально развитую систему фортификационных сооружений. Канонада на юго-западе гремела целый час.

Два месяца, пока 2-я гвардейская отсиживалась в тылу, зря не прошли. Всё это время мотострелки учились. Хотя пополнение гвардейцам приходило, в основном, уже понюхавшее пороху, но приходилось переучивать бойцов, поскольку вооружение дивизии сильно отличалось от обычных линейных пехотных частей. Оно было новее, сложнее, современнее. Оно было качественно иным. А значит, требовало совершенно иных приёмов ведения боевых действий.

Помимо этого, иными стали и немцы. Даже в сравнении с боями южнее Минска, не говоря уже о первых днях войны.

— Не только мы учимся, — философски заключил Игорь Ларионов после прочтения очередной методички, поступившей «сверху». — Они тоже учатся.

Если там, южнее Минска, фашисты только-только начинали использовать трофейную боевую технику, то теперь, как докладывала разведка, трофеи составляют едва ли не основу парка боевых машин вермахта. И, столкнувшись с длинноствольными противотанковыми «сорокопятками», пушками Зис-3 и Зис-2, предпочтение ими отдаётся машинам с более толстой бронёй. Мало того, даже свои и трофейные танки они стараются «украсить» дополнительными бронелистами. Так что «счастливые» времена, когда 14,5 мм пулемёт бронетранспортёра с лёгкостью «вскрывал» чешские Пц-35 и Пц-38, прошли безвозвратно. Теперь башенный КПВТ их БТР-60 годится лишь на борьбу с немецкими «ганомагами» и разведывательными бронемашинами без дополнительного бронирования (дабы сохранить скорость, некоторое количество бронетехники немцы оставляли в первозданном виде). Ну, и, конечно, против пехоты и дзотов.

Насыщают они трофеями и противотанковые подразделения. Если раньше, попав под обстрел 37-мм «дверной колотушки», оставалась надежда на то, что её снаряд срикошетит на остром «носу» БТР, то теперь, когда германская промышленность увеличила выпуск 47-мм и даже 50-мм, становящихся обыденным явлением в германских войсках, такой надежды не остаётся. Теперь попасть под огонь противотанковой батареи на БТР-60 — практически гарантированная смерть. Снаряды «пятидесятки» нередко не выдерживает даже броня Т-34, а в борт с близкого расстояния — и «скоростных» КВ. Тем более, германец перестал брезговать трофейными Ф-22, УСВ, Зис-3 и Зис-2. Да и новые танки, поступающие с заводов Рейха, теперь сплошь вооружены 50-мм орудиями. Или, если это Т-4, удлинёнными 75-мм. Благо, таких танков ещё немного.

В авиации Юдин не особо разбирается, но, с чужих слов, знает, что в воздухе сейчас тоже полным-полно трофеев. Благо, вся эта «солянка сборная» европейских моделей самолётов существенно уступает не только новейшим советским истребителям, но и немецким.

Даже в стрелковом вооружении немцы «заимствуют» советские трофеи. Винтовки СВТ, АВС, автоматы ППШ и ППС, карабины СКС и АК. Особенно ценят последние, но их, как говорят, у них лишь единицы, поскольку даже в Красной Армии это оружие ещё не очень распространено: до недавних пор их использовала только гвардия. Но теперь появляется и во вновь создаваемых «ударных» соединениях.

Чему учились эти месяцы? Ко всеобщему недовольству — обороняться. После того, когда фронт почти на всём протяжении остановился из-за того, что немцы выдохлись, все надеялись, что наконец-то погоним их назад, на запад. Но политработники заладили своё: враг ещё силён, враг только взял передышку перед очередным ударом. А наступатьначнём, когда придёт пора. В общем, совсем как у Лермонтова:

Не смеют, что ли, командиры

Чужие изорвать мундиры

О русские штыки?

Правда, ни о какой сдаче Москвы никто даже не заикался. Наоборот, всячески пропагандировали лозунг «За нами Москва».

И ведь как в воду смотрели! Или изначально знали, что фрицы попытаются нанести последний, отчаянный удар?

Отступающих красноармейцев перед появлением немецких танков не было. Видимо, навалились с такой силой, что эти выкрашенные серо-белыми разводами стальные коробки с крестами просто вспороли первую линию обороны, и пока «ролики» стараются прорваться подальше, немецкая пехота расширяет прорыв. А нашим приходится отходить на север или на юг.

Не было обычного лёгкого авангарда в виде какого-нибудь подразделения разведывательного батальона. Эти передвигаются либо на мотоциклах, либо на бронемашинах, которые сейчас, по снегу, «не ездецы». По дороге же шуровали две «тридцатьчетвёрки», а за ними уже ползла тройка КВ. Прямиком на позиции соседнего полка.

Сначала на взгорке, где расположился батальонный опорный пункт соседей, вспухло облачко пушечного выстрела, а потом донёсся звук выстрела. Промазали! Чугунная болванка врезалась в землю левее и позади головной машины. И Т-34 в зимней окраске немедленно свернули на целину, подставляя под выстрелы сильно наклонённую лобовую броню. И лишь потом принялись сухо тявкать их орудия. Стреляли тоже не очень метко: во-первых, до следующего выстрела противотанковой пушки её местоположение определили не совсем точно, а во-вторых, видимо, немецкие экипажи ещё не очень приспособились к советским машинам.

КВ, как только началась стрельба, сразу же встали, и в бинокль было видно, как у средней машины открылся башенный люк, из которого вылез танкист и принялся в бинокль наблюдать за дуэлью «тридцатьчетвёрок» с противотанковой батареей. Похоже, помечая на карте место позиций Зис-3. Снять бы его, да только на такое расстояние снайперские винтовки, даже недавно поступившие в дивизию СВД, не добивают.

За минуту орудие, первым открывшее огонь, подавили. Но и одному из танков прилично досталось. Судя по всему, заклинило башню, и обе передовые машины, пятясь по своим следам и отстреливаясь, начали отступление.

Поздно! Яркими искрами на повреждённой машине вспыхнули одно за другим два попадания (зря, что ли, наводчиков гоняли в хвост и в гриву все эти два месяца?). Одно в лобовую броню, а второе в башню. И трофей встал. А из его башни потянулся лёгкий дымок.

Из подбитого танка выбрались всего двое: механик-водитель, тут же скатившийся из своего люка в сугроб, и то ли раненый, то ли контуженный (больно уж неуклюже он выбирался из люка, а потом сползал вниз), и то ли наводчик, то ли заряжающий.

— Без приказа огня не открывать, — ещё раз прокатилась по траншеям команда комбата Ларионова.

Умолкли и пушки соседей: даже уцелевшая «тридцатьчетвёрка» удалилась на полтора километра от орудийных позиций, и на этой дистанции пробить её броню из Зис-3 уже невозможно.

Зато на дороге появилась основная масса прорывающегося танкового полка.

— Где же мы их всех хоронить будем? — нервно хохотнул «доброволец», протирая тубус приготовленного реактивного гранатомёта.

— Как бы они тебя самого не похоронили, — мрачно проворчал тридцатипятилетний сержант Лашманов, недавно пришедший из госпиталя после ранения под Витебском.

— Ты же знаешь, дядя Пахом: пока мы молоды, мы все бессмертны, — снова нервно засмеялся гранатомётчик.

Боится, сделал для себя вывод Юдин. Не первый раз в бой вступает, но всё равно ему страшно. А тебе, старший лейтенант, прошедшему чуть ли не от самой границы, разве не страшно? И признался: страшно. Всегда страшно до того момента, пока бой не начнётся. А там бояться уже некогда…

Фрагмент 8

15

— Хотелось бы снова вернуться к теме образования в свете нынешнего положения дел, товарищи. Вы все помните, что в 1940 году мы ввели платное обучение в высших учебных заведениях и техникумах гуманитарного профиля. Были предложения распространить это начинание вообще на всё высшее образование, на все техникумы и даже старшие классы школ. Но мы тогда решили, что это преждевременно. Особенно — в связи с открывшими обстоятельствами, требующими опережающего роста количества специалистов технического профиля. Как вы считаете, товарищ Кафтанов, оправдано ли было такое решение, называвшееся некоторыми нашими товарищами половинчатым?

Тридцатишестилетний председатель Всесоюзного комитета по делам высшей школы при Совете народных комиссаров СССР и уполномоченный Государственного комитета обороны по науке поднялся, но после жеста Сталина опустился на своё место.

— Напомню, товарищи, что я был против введения оплаты за образование, и мотивировал это тем, что этим мы перекроем дорогу к знаниям очень многим самородкам, чьи родители не в состоянии найти средства для того, чтобы их ребёнок учился дальше.

Сталин, не любящий пространных речей уже пристально смотрел на Сергея Васильевича, но пока молчал. И тот понял, что пора переходить к делу.

— Решение себя полностью оправдало. Как и создание специальных факультетов с углублённым изучением предметов, необходимых для освоения знаний, полученных от наших таинственных союзников. Эти знания настолько опережают уровень нашей научной школы, что мне, в рамках полномочий специального уполномоченного ГКО, пришлось создать курсы повышения квалификации даже для учёных с научными степенями. За полтора года мы сумели подготовить около четырёх тысяч молодых учёных уже занимающихся успешным освоением этих знаний и применением их на практике. Но объёмы перспективных работ таковы, что потребности в специалистах безграничны, и, если бы мы поставили шлагбаум платного образования, дефицит кадров превратился бы в бездонную пропасть.

Поскольку данные знания относятся к категории секретных, ещё в 1940 году были созданы два «закрытых» научных центра во внутренних районах страны, удалённых от границ. Это Горьковская и Новосибирская области. Уже в этом году началась подготовка к созданию ещё четырёх «Наукоградов» в Омской, Томской, Челябинской областях и под Красноярском, которые начали успешно работать в сентябре. Наполнение их научными работниками и студентами проводилось под предлогом эвакуации. Таким способом нам удалось, помимо всего, усилить научный состав провинциальных институтов и университетов за счёт ведущих учёных таких признанных научных центров, как Киев, Минск, Харьков, Ленинград и даже Москва. И если бы взымалась оплата за обучение со студентов, бо́льшая часть эвакуированных студентов не смогла бы продолжить обучение в этих «закрытых» научных учреждениях. И не смогли бы, как мы это планируем, в мае-июне 1942 года выпустить ещё около десяти тысяч остродефицитных специалистов.

— Товарищ Кафтанов, насколько мне известно, обучение в высшем учебном заведении занимает пять лет. Вы же утверждаете, — указал чубуком погасшей трубки на председателя комитета глава ГКО. — Что удалось подготовить порядка четырёх тысяч специалистов. Да ещё и в следующем году прибавить к ним десять тысяч. Разве такое возможно?

— Во-первых, товарищ Сталин, в первую очередь мы занимались подготовкой студентов последнего курса, которым изменили программу обучения, а также готовых специалистов. Та же самая практика была применена и в отношении эвакуируемых студентов. Во-вторых, мы интенсифицировали процесс обучения. Для этой категории студентов ради увеличения объёма преподавания специальных дисциплин нам пришлось резко сократить лекции по непрофильным предметам, отказаться от углублённого изучения ряда общих дисциплин. Уже в этом учебном году, под предлогом перехода на режим военного времени, увеличено ежедневное число часов преподавания. В-третьих, для студентов предпоследних курсов была сокращена длительность каникул. Летних — до двух недель, зимних — до недели.

Такой же подход применён для учащихся техникумов, создаваемых при «Наукоградах», а также ремесленных училищ при «номерных» заводах, на которых используется новейшее оборудование. Интенсификация обучения по профильным предметам, снижение объёма преподавания общих предметов позволят в 1942 году выпустить около пятидесяти тысяч высококвалифицированных рабочих, способных быстро освоить на практике новейшее оборудование.

Дефицит грамотных специалистов вынудил нас пойти на экстраординарные меры: мы полностью исключили преподавание школьной программы в таких ремесленных училищах и ввели её сокращённое преподавание для техникумов на потоках с обучением на базе семилетнего образования. Как мы считаем, это временная, вынужденная мера, от которой следует отказаться не позднее 1943−44 учебного года, — поспешил уточнить Кафтанов, заметивший, что Михаил Иванович Калинин собирается что-то его спросить.

И он не ошибся: «всесоюзный староста» воспользовался паузой и заговорил.

— Именно на это я и хотел обратить внимание: нам нужно не снижать общеобразовательный уровень рабочего класса, а неуклонно его повышать. В идеале, конечно, должно быть так, чтобы квалифицированный рабочий обладал знаниями инженера.

— Что касается учащихся техникумов, обучаемых по указанной программе, то мы, в ряде случаев, уже практически достигли такого уровня, товарищ Калинин. По спецпредметам уровень их подготовки практически не уступает инженерному. А уровень знаний выпускников ремесленных училищ — уровню знаний выпускников техникумов, работающих в отраслях, не использующие импортное оборудование.

— Как обеспечивается сохранение секретности полученных знаний? Нам стало известно об особом интересе германской разведки к этим учебным заведениям, — поднял вопрос Вождь.

— Совместно с Наркоматом внутренних дел внедрён целый комплекс мер, чтобы избежать утечки сведений, получаемых студентами и учащимися. На этапе отбора лиц, допускаемых к спецобучению, проводится тщательная проверка кандидатур по линии НКВД. На основании как анкетных данных, так и тестирования. Учёные и студенты высших учебных заведений по прибытии в «Наукоград» проходят проверку на специальной аппаратуре, предоставленной «союзниками», и к обучению допускаются лишь те, кто прошёл эту проверку.

— А что происходит с теми, кто её не прошёл? — остановился Сталин, как обычно, прохаживающийся по кабинету.

— Отправляются в обычные учебные заведения и берутся на заметку, — усмехнувшись, подал голос Берия.

— Хорошо. Продолжайте, товарищ Кафтанов.

— Высшие учебные заведения и техникумы, связанные с «закрытой» тематикой, расположены на охраняемых территориях, вынос за пределы которых любых расчётов, текстов лекций и вообще любых записей, касающихся спецпредметов, запрещён. А сами обучаемые и преподаватели несут уголовную ответственность за разглашение ставших им известными сведений.

— И много таких, кто уже привлечён к ответственности? Вопрос, скорее, к вам, товарищ Берия.

— Несколько десятков. Несколько хуже обстоит дело с учащимися, совершившими уголовные преступления. Особенно — среди учащихся ремесленных училищ. Здесь счёт уже пошёл на сотни. В основном, мелкие кражи и драки, но есть и тяжкие преступления. А поскольку нельзя допустить, чтобы эти люди контактировали с уголовной средой, так как в последнее время часть осуждённых направляется на фронт в штрафные подразделения, им ужесточается режим, и они переводятся в структуру специальных конструкторских и технических бюро. Или, если совершённые преступления подпадают под наказание высшей мерой социальной защиты, в спецлагеря с особо вредными условиями работы.

— Ясно, — подошёл к своему столу Сталин и принялся набивать трубку. — Товарищ Кафтанов, какие направления исследований принесли наибольший эффект, и на какое направление обучения специалистов следует обратить особое внимание?

— Радиотехника, — практически не задумываясь, произнёс тот. — И умение обращаться с электронно-вычислительными машинами. Если мы хотим превзойти в техническом развитии самые передовые страны мира и хотя бы приблизиться к той технике, которую нам поставляют «союзники», без этого мы ничего не сможем.

— И последний вопрос. Насколько сложны в освоении эти самые электронно-вычислительные машины?

А тут Кафтанову уже пришлось задуматься.

— Как показал опыт, наиболее легко их осваивает молодёжь. Чем старше человек, тем больше у него в голове «внутренних тормозов», сопротивление которых ему приходится преодолевать. Но, освоив азы, люди с большими научными знаниями глубже понимают возможности этих устройств, легче приспосабливаются к использованию их в сложных научных целях. В целом же освоение происходит довольно быстро, если человек понял правила использования этой сложнейшей техники. Молодёжи проще ещё и потому, что, зачастую, освоение для них происходит в игровой форме.

Услышав эти слова, майор Мокшанцев, контролировавший запись заседания ГКО, только усмехнулся, щёлкая кнопкой мыши по иконке пасьянса…

16

Взять Водосы сходу не удалось: больно уж отчаянно отбивалась дивизия СС «Мёртвая голова», а ввести в бой Т-44 не получалось из-за ветхого мостика через Чёрную речку. Сапёры быстро укрепили мост, но мотострелкам, которых поддерживали лишь лёгкие Т-50, пришлось откатиться за лесок на окраине деревни. Так что миномётчикам пришлось вырубать деревья, чтобы организовать огневую позицию в лесу близ Низовы. И производить налёт своими силами, поскольку в район, откуда вели огонь Зис-3, стали прилетать снаряды 105-мм гаубиц, и артбатарее пришлось срочно перебираться в другое место.

В этом плане миномёты куда удобнее: их выстрел засечь намного сложнее, а скорострельность 82-мм «самоваров» значительно выше при сопоставимом действии боеприпаса с «трёхдюймовым». Пусть и дальность стрельбы намного меньше.

«Сорокчетвёрки» довольно легко взяли юго-западную окраину деревни, а вот за центр разгорелся серьёзный бой, длившийся почти час. Пока ещё одна мотострелковая рота при поддержке Т-50 не захватила железнодорожный мост и не ударила во фланг эсэсовцам. Но не успели красноармейцы закрепиться, как по Водосам открыла огонь немецкая артиллерия. Последовавшую за этим атаку пехоты удалось отразить с потерями как в живой силе, так и в технике.

Рота 82-мм миномётов, сократившаяся в численности стволов после гибели расчёта Кудина, поддерживала заградительным огнём мотострелков с полянки в лесу близ юго-западной околицы Водосов. Судя по словам комроты, довольно эффективно, но сам Вячеслав результатов своей работы не видел: лес мешает. Ни во время отражения первой атаки, ни при последующих попытках эсэсовцев выбить красноармейцев из Водосов. А до наступления ранних зимних сумерек их было ещё две.

Боеприпасы при этом расходовались просто молниеносно. Уже давно закончился возимый боекомплект в их «передке», которым выступал «Комсомолец». В перерыве между первой и второй атаками разгрузили Зис-5, привёзший ящики с минами, но и этот запас подходил к концу. Благо, пустые ящики позволили не забивать головы ещё и заготовкой дров для костров, у которых и дремали всю ночь.

За ночь в Водосы подошёл стрелковый полк, и с рассветом в районе Уторгоши снова загрохотало: по установленным разведкой немецким позициям на окраине села работала наша артиллерия. И не только приданная бригаде, но и стволы стрелковой дивизии. Включая 122-мм гаубицы. Пятнадцать минут непрерывного грохота, а через пять минут тишины новый пятиминутный налёт, в который включился и дивизион реактивных установок.

Всё это происходило на восходе солнца, в самый холодный час, и лишь тяжёлый физический труд по подтаскиванию ящиков и лотков с минами позволил Кудину согреться и не околеть от морозяки после не очень-то уютной ночёвки в расширенной воронке у костра. Но мёрзли не только красноармейцы. Не удалось сразу завести и пару танков и один «Комсомолец» роты, несколько грузовиков, так что их заводили буксирами. Тем не менее, к моменту атаки вся техника уже дымила и парила выхлопом.

Как шли в атаку танки и стрелковый полк, Славка тоже не видел. И не рвался увидеть, как его товарищи по «учебке»: позавчерашняя контузия всё ещё давала о себе знать, и после многочисленных «хлопков» вылетающих мин, у него снова разболелась голова. Спасла лишь обезболивающая капсула, которую, сжалившись над ним, дала Кудину уже знакомая медсестричка, виденная им при осмотре позавчера.

Центральную часть Уторгоши взяли после короткого боя. Причину столь вялого сопротивления хвалёных эсэсовцев из дивизии «Мёртвая голова» младший сержант увидел, когда их рота перемещалась в село. Наскоро выкопанные немцами окопы и неглубокие ходы сообщения просто не смогли противостоять столь мощному артиллерийскому огню. Как пояснил командир роты, артналёт проводился «с хитростью»: пятиминутный перерыв в огне нужен был, чтобы уцелевшие во время «основной части» налёта гитлеровцы повылазили из укрытий для отражения атаки. И тут их накрыло повторно…

Страшное зрелище! Чистого снега на немецкой линии обороны вообще не осталось. Да и не понятно, что он там был. Тот, что не расплавился от жара взрывающихся снарядов и горящего дерева (перекрытия недостроенных блиндажей, дрова для обогрева, деревянные ложа и приклады винтовок и пулемётов), перемешано с землёй, песком, копотью, замёрзшей кровью. Повсюду какие-то обломки, обрывки ткани и кожи, куски человеческих тел. И трупы, трупы, трупы. К сожалению, не только в белом зимнем эсэсовском обмундировании, но и в бежевых красноармейских ватниках. Сгоревший Т-44, развороченные взрывами юркие Т-50, искорёженные немецкие 50-мм миномёты…

На удивление, почти не было пленных. Славка видел лишь пару офицеров, которые конвоировал в плен красноармеец с ППШ.

— Кого брать в плен? — возмутился он на заданный Вячеславом вопрос о числе пленных. — Эсэсовцев, что ли? Этих-то приказали доставить в штаб на допрос, иначе бы и их сразу кончили!

Ну, да. О зверствах частей СС на оккупированной территории часто пишут. Да что там пишут? Вон, напротив сельсовета стоит виселица со срезанными верёвками, а под ней лежат пять тел, четыре мужских и одно женское. Как оказалось, председатель сельсовета, отец красного командира, два местных коммуниста и девушка-секретарь комсомольской организации.

Пожары, возникшие в селе при артобстреле и штурме, или погасили, или они сами погасли. Но пострадало оно довольно сильно. Особенно — южная часть, рядом с которой и располагались немецкие укреплённые позиции. Да и некоторые дома фашисты использовали в качестве оборонительных сооружений. В общем, учитывая количество вошедших в село военных, большинству из них снова предстоит греться у костров, а не спать в тёплой избе. Ведь часть местных жителей тоже осталась без жилья, и их наверняка возьмут к себе соседи. Если немцы не предпримут попытку отбить село.

Стрелковый полк уже занимает оборону вдоль дорог, ведущих на восток и на север. А на запад, в сторону деревни Большая Уторгош направлен танковый взвод Т-44 и рота стрелков. На север укатила разведка в сопровождении тройки Т-50: в той стороне где-то далеко тоже слышится канонада. Хорошо, если это движущиеся навстречу бригаде ударные части, наносящие удар с севера.

Кудину, честно говоря, страшновато: пытаясь окружить немцев, бригада сама действует в полуокружении. На востоке — очень сильные ударные соединения гитлеровцев, которые наверняка будут пытаться пробиться к своим. На западе, само собой, немцы, которые будут помогать отсечённым от них товарищам. На севере, куда ушла разведка, судя по доносящимся очередям 30-мм танковых пушек, ребята тоже наткнулись на фашистов. Сколько их там, совершенно неизвестно. Но стрелки говорят, что часть обороняющихся эсэсовцев, включая штаб дивизии, успели улизнуть именно в том направлении. А войска, пытающиеся замкнуть кольцо вокруг немецкого моторизованного корпуса, связывает со своими лишь тоненькая пуповина единственной дороги. Перережь её, и бригада вместе с введёнными в прорыв стрелковыми дивизиями сами окажутся в котле. Одно успокаивает: зима, что красноармейцы, что фашисты могут наступать исключительно вдоль дорог, которых в этих местах практически нет.

Судя по тому, что артбатарея развернулась на северной окраине Уторгоши и открыла огонь, а по дороге двинулся ещё и взвод Т-44 в сопровождении сильно потрёпанной вчера роты мотострелков, на севере разведка столкнулась с серьёзным сопротивлением. Это подтвердил и командир взвода:

— В Песках до роты эсэсовцев, наши запросили подкрепления.

Но он же сообщил и хорошую новость.

— Говорят, подразделения, что идут нам навстречу, уже взяли Людятино и ведут бой за Казовицы. Ещё километров десять, и соединимся с ними.

Да вот только эти десять километров ещё надо пройти по занесённым снегом лесам, по заминированным немцами дорогам. Вон, при взятии той же самой Уторгоши на противотанковых минах подорвались пять танков. И если два средних Т-44 и два лёгких Т-50 удалось отремонтировав, заменив развороченные взрывами гусеницы и катки, то один подорвавшийся «полтинник» фрицы успели сжечь противотанковой артиллерией.

Пройти всего-то десять километров… Когда каждую деревушку приходится брать с боем. Когда с любой стороны в любой момент могут попереть немцы.

Похоже, Славка накаркал. Неподалёку от моста через Мшагу рванул гаубичный снаряд. Основные силы дивизии СС «Мёртвая голова» сейчас сосредоточены по правому берегу реки в районе населённого пункта Старый Медведь. Это всего в тринадцати километрах от Уторгоши. А дивизионная артиллерия, обычно размещаемая в тылу, и того ближе. Значит, сейчас начнут засыпать снарядами, а потом ринутся на прорыв.

Такой вывод сделал не только Кудин. Поскольку не прошло и пяти минут с начала вялого обстрела восточной окраины села, как миномётчикам пришёл приказ выдвинуться метров на триста пятьдесят южнее улицы Пионерской, проходящей через всё село строго с запада на восток, развернуть огневые позиции на лесной полянке и быть готовыми поддержать огнём пехоту, оседлавшую дорогу на Старый Медведь где-то за мостом через Мшагу.

Но вот полезли в атаку на Уторгош после получасового обстрела, резко усилившегося в последние десять минут, вовсе не эсэсовцы. Сначала в паузах между последними взрывами стал слышен отдалённый рёв моторов, а потом командир соседней роты 120-мм «самоваров», не отрывая от уха наушника рации, выкрикнул:

— Танки!

Фрагмент 9

17

— Неправильно это — использовать танки в качестве противотанкового средства, — ворчал начштаба майор Затонский.

— Ну, это как к такому делу подойти, — отмахнулся от замечания боевого товарища Гаврилов. — У англичан, например, роль танков, помимо прочего, прописана как подвижная противотанковая боевая единица. Вот и будем использовать нашу технику в качестве таковой. Тем более, при нашей протяжённости линии обороны и малочисленности пехоты.

Это точно! От южной окраины деревеньки Лопушь на левом фланге до непроходимого для танков лесного массива на правом — двенадцать вёрст. Да ещё и не равнина, как в Белоруссии, а довольно изрезанная холмами и оврагами местность.

С одной стороны, эти холмы и пологие овраги существенно удлиняют оборонительную линию, а с другой — позволяют создать очаговую оборону, при которой соседние «очаги» перекрывают сектора обстрела друг друга. Но сначала — поглубже зарыться в землю. Как красноармейцам, так и технике. Так что буквально каждый боец до момента появления неподалёку от станционного посёлка Пильшино, где оставили лишь передовой дозор, успел пропотеть не раз, ковыряя подмёрзшую землицу.

Пара БМП, замаскированных в перелесках, встретила немецкий авангард на трофейных БТ и полугусеничном лёгком бронетранспортёре огнём в упор. Есть такой недостаток у 73-мм пушки боевой машины пехоты: на дальности свыше 700–800 метров у неё резко падает точность. Вот и выбили «бэтэшки», подпустив их метров на четыреста, чтобы было наверняка. Бронетранспортёр немедленно съехал с дороги, пытаясь укрыться за растущими вдоль насыпи деревьями. Но особенность немецких полугусеничников с многорядным расположением опорных катков в том, что при резком повороте они часто теряют гусеницы. Такая история приключилась и с этим: он «разулся», пытаясь свернуть на дорожку, ведущую к Пильшино. И получил снаряд в борт. Правда, похоже, успел передать по радио известие о засаде. А несколько человек из десанта, ехавшего в нём, и уцелевшие танкисты из БТ-7 всё-таки сумели уйти.

Буквально через пять минут в перелесках, откуда вели огонь БМП, начали рваться снаряды. Как выяснилось потом, немцы сделали эрзац-САУ на базе трофейных французских пулемётных танков AMR-33, установив на них вместо башни лёгкое пехотное орудие калибром 75 мм. Так что наступающий немецкий танковый полк постоянно имел под рукой полевые орудия, способные не только передвигаться со скоростью танковой колонны (скорость возки самой этой пушки была в 2–3 раза ниже), но и практически мгновенно открывать огонь на дальность почти пять километров. Так что заслону пришлось отходить за железнодорожное полотно.

Именно это полотно от переезда и до деревни Бурачковка Гаврилов и Затонский наметили в качестве рубежа одного из опорных пунктов обороны бригады. Насыпь служила неплохой защитой для танков, из-за которой торчали только их башни.

Но мысль о таком использовании железнодорожного полотна посетила не только командование бригады. Потому что немцы в лоб в районе переезда не попёрли. Их танковая рота при поддержке пехоты на грузовиках, проскочив не занятые нашими войсками деревни Субботово, Мякишево, Упологи, Сосновка, попыталась прорваться к Лопуши по дороге, идущей вдоль Десны.

Нахрапом у них не получилось. С левого берега крошечного ручейка, впадающего в Десну, ударили противотанковые пушки, а по рассыпавшейся цепью пехоте — миномёты, укрытые за деревенскими домами. Потеряв две бронированных машины (по докладам — какая-то трофейная европейская техника), рота отошла за ближайший пригорок.

Следующей попыткой нащупать оборону бригады всё-таки стала атака на переезд, расположенный фактически на окраине Бурачовки. Там немцев встретили не только фронтальным, но ещё и фланговым огнём, поскольку шоссе целых два с половиной километра от поворота на станционный посёлок Пильшино шло параллельно железнодорожной ветке всего-то в шестистах метрах от насыпи. Из танкового взвода после выстрелов пары Т-55 уцелел единственный «Гочкис», быстро свернувший за растущие вдоль дороги деревья. Но прожил его экипаж всего на полминуты дольше товарищей, поскольку от переезда раздался дуплет сдвоенной 57-мм самоходной зенитки.

Не менее грустно для гитлеровцев закончилась попытка обойти оборону бригады через деревню Платовый Дуб. Их лёгкие танки и пехота, выдвинувшиеся от станции Пильшино, попали под огонь сразу двух опорных пунктов, расположенных по обоим берегам речушки Рог.

— Ну, всё, — объявил начальник штаба, как только поступило донесение и об этой отбитой атаке. — Линию нашей обороны они установили. Значит, теперь будут пытаться её прорвать. Как думаешь, Пётр Михайлович, где полезут на этот раз?

Гаврилов склонился на картой и буквально секунд через десять обвёл тупой стороной карандаша участок.

— Я бы на их месте попытался ударить сюда, Василий Игнатович. Тут им есть где спрятаться за вот этими рощицами, а в случае успеха они выходят не только в тыл нашим танкам, укрытым железнодорожной насыпью, но и получают возможность ворваться в деревню Бородино. А ещё мне не нравится, что погода налаживается…

Облачность действительно поднялась уже примерно на полкилометра, и вполне можно было ждать того, что немцы попытаются использовать авиацию. Но сначала заговорила артиллерия, развёрнутая немцами где-то в районе Субботово. Били по опорному пункту, расположенному в двух километрах севернее станции Пильшино. Не сковырнув его, к Бородино не прорваться. Хорошо молотили, используя как полевые «трёхдюймовки», так и гаубицы, калибром 105 и 150 мм. Впрочем, сложно понять по стапятидесятимиллиметровкам: у немцев используются орудия этого калибра не только в качестве дивизионных гаубиц, но и как полковые пушки.

А следом действительно прилетела четвёрка «мессеров». Под самой кромкой облачности, в пределах досягаемости не только самоходных зенитных установок, но и даже крупнокалиберных пулемётов Т-55. Да только две стокилограммовых бомбы сбросить на цель сумел лишь один из них. К сожалению, удачно, уничтожив наш танк. Но вернулся из налёта не он, а тот, что был повреждён самым первым, вывалил бомбы куда попало и, облегчившись, нырнул в облака.

Удар танковой роты на обстрелянный опорный пункт севернее станции отбили, даже несмотря на то, что гитлеровцы послали на него трофейные Т-34. Снаряды их 76-мм пушек рикошетили от башен зарывшихся в землю «пятьдесят пятых». Зато ответный выстрел из стамиллиметровой пушки срывал башни с кошкинских машин, пробивал даже лобовую наклонную броню.

Пока немецкая артиллерия снова не принялась перепахивать, в общем-то, небольшую возвышенность, успели утащить в тыл и уничтоженную прямым попаданием бомбы боевую машину, и вторую, сильно повреждённую близким разрывом 150-мм снаряда. Первая — только на переплавку, а вторую после замены деталей трансмиссии ещё можно использовать.

Примерно за час до наступления темноты под прикрытием артиллерийского огня на высотку двинулась пехота. Много, до батальона.

— Будет тебе артиллерийская поддержка, Зарубин! — орал в микрофон рации командир бригады. — Корректируй огонь. И любой ценой удержи свой прыщ на ровном месте. Нужны будут резервы — пришлю резервы.

И действительно буквально через пару минут перед опорным пунктом начали рваться 122-мм снаряды и мины. Для гаубиц Д-30 семь вёрст от позиции, расположенной на западной окраине Выгоничей, не расстояние. Да и 120-мм миномёты, батарея которых находится севернее Бородино, бьют на те же семь километров.

Когда уже стало ясно, что и в этот раз удалось отразить атаку, на связь с Гавриловым вышел командующий фронтом.

— Как обстановка, полковник? — задал вопрос Ерёменко.

— Сегодня держимся, товарищ генерал-полковник. Крепко держимся. А вот завтра будет намного хуже.

— Это почему, Гаврилов?

— Сегодня на нас навалился танковый полк при поддержке пехотного и дивизионной артиллерии. А к завтрашнему дню к немцам должные ещё подкрепления подойти. И, как мне кажется, погода налаживается, авиация начнёт летать.

— Прикроем тебя с воздуха, Гаврилов. Главное — не дай немцам прорваться к Брянску. Нам для эвакуации города ещё дня три-четыре требуется.

Да уж! Не верит командующий фронтом в то, что областной центр удастся отстоять… Впрочем, его тоже понять можно: целых две Танковых группы ринулись в прорыв. А ещё — 2-я полевая армия пытается охватить нашу 50-ю армию с флангов. И как тут такому эмоциональному человеку, как Андрей Иванович, не разнервничаться?

18

— Как вы считаете, Стюарт, почему русские отказываются от наших самолётов и танков? Приняли лишь установочную партию в десять «Валлентайнов» и двадцать четыре «Харрикейна», после чего отказались от них, сосредоточившись лишь на стратегических материалах и промышленном оборудовании.

Генеральный директор Секретной разведывательной службы Британии и премьер не были друзьями, но встречались очень часто (в другом мире историки насчитают до конца войны полторы тысячи таких встреч), так что Черчилль, герцог Мальборо, иногда позволял себе называть подполковника Мэнзиса только по имени.

— Официальная точка зрения большевиков, переданная по дипломатическим каналам, мне известна: эти модели боевой техники хуже тех, что выпускает их военная промышленность. Меня интересуют реальные причины, — пояснил премьер.

— Следует отметить, сэр, что их претензии к нашей технике вполне обоснованы. Я читал переданные русскими претензии по истребителям: слишком малый калибр пулемётов, низкая скорость, деревянный пропеллер, который повреждают даже мелкие камешки на русских грунтовых аэродромах, поднятые предыдущей взлетающей машиной. Теперь, с наступлением морозов, добавилась и слишком высокая для их условий температура замерзания охлаждающей жидкости.

— Можно подумать, что русские «Крысы» обладают достаточной скоростью для противостояния «мессершмитам», — ревниво возразил Черчилль.

— Они уже давно сняли эти истребители с производства, сэр. И вместо них массово изготавливают новейшие истребители Яковлева и Лавочкина, не уступающие по характеристикам немецким. Причём, «лавочкины» делают сразу на трёх заводах.

Что же касается русских танков, то «Валлентайн» в сравнении с ними откровенно слаб. Основным недостатком наших танков русские считают отсутствие в номенклатуре боеприпасов осколочно-фугасного снаряда. Поэтому предпочитают для борьбы с германской бронетехникой использовать собственные тяжёлые танки Т-34, «Клим Ворошилов» и Т-44 с пушками калибром 76 и 85 миллиметров. А для поддержки пехоты — лёгкий танк Т-50 с автоматической пушкой 30 мм. Все они превосходят «Валлентайн» по мощности двигателя, скорости и проходимости.

С началом войны Россия вообще резко нарастила выпуск оружия и боеприпасов. Причём, первоклассного оружия, и это позволило им не допустить захвата главных промышленных центров. За исключением, пожалуй, Киева, — поправился подполковник, уловив ехидный взгляд Черчилля. — Поэтому в нашем оружии они действительно не нуждаются.

— А не взращиваем ли мы своими руками будущего промышленного монстра, который начнёт отравлять нам жизнь в послевоенной Европе? Не слишком ли рано мы расформировали «антикоминтерновский» отдел вашей Службы?

— Признаться, меня в последнее время нередко посещают такие же мысли, — удовлетворённо кивнул Мэнзис. — И на слишком уж резкий технический и технологический рывок русских обратили внимание не только мы.

— Кузены? — пыхнул дымом сигары премьер. — Не они ли, позарившись на русское золото, возобновили поставки большевикам не только технологических линий, но и целых заводов?

— Нет, сэр, не кузены. По поступающим ко мне сведениям, укреплением экономики и технологического уровня большевиков озабочены и в Германии. Вплоть до разговоров о том, что, если бы они знали, с чем им придётся столкнуться на Востоке, они бы не начали эту войну, а благополучно высадились в Британии.

— Кто бы им позволил не начать её? — хмыкнул герцог.

— Я помню, господин премьер-министр, сколько усилий мы потратили на то, чтобы сделать германо-советскую войну реальностью. Но я довожу до вашего сведения настроения, бытующие сегодня среди немецкого генералитета. Скажем прямо: нынешнее наступление на Москву и Санкт-Петербург большинство генералов оценивают как преддверие гигантской катастрофы. По их мнению, наступающие войска погибнут, и Германии придётся либо заключить мир со Сталиным, либо потерять ещё больше солдат, отступая, как минимум, к старой советской границе. Как минимум.

Ни тот, ни другой вариант, Черчилля не устраивал. Мир между Гитлером и Сталиным — это освободившиеся немецкие дивизии, которые фюрер непременно развернёт против Великобритании. Вначале в Африке, а потом, возможно, дело дойдёт и до высадки на Альбион. В то время как Россия продолжит вооружаться и наращивать промышленную мощь.

Катастрофа на Восточном фронте и беспорядочное отступление, вероятно, приведёт к свёртыванию боевой активности на Африканском театре военных действий. Не исключено, что даже к выводу корпуса Роммеля в Европу. Но вызовет острейший политический кризис в самой Германии. Не исключено, что с отставкой или даже физическим устранение Гитлера. И, опять же, с заключением мира между нацистами и большевиками. Но уже на куда более худших для Германии условиях. А значит, приведёт к резкому усилению позиций Советской России, которая вряд ли захочет простить румынам, финнам, хорватам, словакам и венграм участие в оккупации их территории. То есть, советские войска вплотную приблизятся к Босфору и Дарданеллам (болгары непременно в очередной раз поменяют хозяина), оккупируют Чехословакию, Венгрию, Финляндию и, возможно, Югославию. Или часть Югославии. Возможно, в качестве репараций, произведут с немцами очередной раздел Польши. А Британия, по сути, останется один на один с «джерри», поскольку «кузены», получившие звонкую оплеуху от японцев, не очень-то спешат ввязываться в европейскую свару.

— Так вот, сэр. Я не зря связал настроения немецких генералов с резким технологическим рывком большевиков. Они считают, что это связано с помощью русским со стороны неких загадочных и очень могущественных союзников. Союзников, не принадлежащих миру сему.

— Позвольте, мистер Мэнзис, я угадаю, кто автор этих слухов. Общество «Наследие предков», занимающееся всеми этими оккультными штучками?

— Нет, сэр. «Ананербе» тут не причём. Германские генералы склоняются к инопланетной помощи.

— Что? Марсиане с их боевыми треножниками? — расхохотался премьер так, что закашлялся, и у него выступили слёзы. — Я знал, что немцы склонны к мистике, но чтобы настолько…

— Увы, мистер Черчилль, но якобы для этого имеются доказательства. Я вам уже докладывал об неизвестной звезде, очень быстро перемещающейся по небу, замеченной астрономами-любителями около полутора лет назад. По её траектории им удалось вычислить, что это вовсе не звезда, а некая миниатюрная луна вращающаяся вокруг Земли. Её не единожды пытались сфотографировать, и около года назад это удалось сделать. Это рукотворная, металлическая луна.

— Но это… Это настолько сенсационная новость, что любая страна, сумевшая запустить в околоземное пространство искусственный объект, непременно бы сообщило о таком техническом прорыве. Насколько мне известно, американцы на это не способны.

— И русские, и немцы тоже. Даже если бы большевики не разбомбили немецкую секретную лабораторию, где «джерри» экспериментировали с ракетными технологиями, то Гитлер даже сейчас был бы безумно далёк от такого прорыва, не говоря уже о полутора годах назад. И именно на основании того, что изготовитель этой искусственной луны неизвестен, германские генералы говорят об инопланетном вмешательстве. Тем более, как они утверждают, существуют и другие материальные доказательства такого вмешательства.

— И где же они?

— Якобы на всё, что касается внеземной техники и внеземных технологий немедленно налагают лапу Гестапо и СД. И лица, хоть как-то касавшиеся этого, допрашиваются с такой тщательностью, что кое-кто даже предпочитает пройти мимо них или даже уничтожить, чтобы не связываться с этими двумя организациями. Но источник этих объектов, обломков, остатков оружия и боеприпасов один: Восточный фронт, русские.

Герцогу Мальборо, не первый год занимающему пост премьер-министра, не нужно было долго рассказывать, что означает обладание какой-либо страной технологиями, далеко опережающими время. И если эта страна — Россия, то такое, как минимум, на порядок хуже, чем мирный договор между Гитлером и Сталиным. Это мировое доминирование коммунистического строя, на борьбу с которым он потратил половину жизни.

— Вот что, Стюарт. Готовьте необходимые документы для восстановления в составе вашей Службы отдела, работающего против России. Поддержку Кабинета в этом вопросе я обеспечу. А по поводу «марсианской помощи» я спрошу непосредственно у Сталина.

Фрагмент 10

19

Танковую атаку со стороны Старого Медведя удалось отбить довольно легко: всё-таки узкая лесная дорога — не лучшее место для танкового удара. Противотанкисты подбили три или четыре боевые машины, и они закупорили проезд для остальных. А в густых новгородских лесах даже летом проблематично отыскать проезжий обходной путь, не говоря уже о зиме. Хотя у этого времени года есть свои преимущества: земля подмёрзла, и техника не проваливается в сырую, мягкую землю. Зато по снежной целине между деревьями полезли пехотинцы-эсэсовцы, и рота 82-мм миномётов целый день во время их атак трудилась в поте лица.

И не только она. В минуты затишья канонада гремела буквально со всех сторон. За исключением, разве что северо-запада, где к Уторгоши примыкал огромный лесной массив без дорог.

— По большому счёту, фрицы уже в окружении, — рассказывал командир взвода лейтенант Лиферин. — У них под контролем осталась единственная лесная дорога до Большой Уторгоши, летом проезжая только для телег. А сейчас тоже заброшенная. Вот они и ярятся, пытаясь прорвать кольцо окружения.

— Так Большая Уторгош, вроде, наша, — поправил командира рядовой Резниченко, всё же научившийся за время службы в учебном подразделении правильно ползать.

— Наша. Да только на неё с запада давят не слабее, чем здесь… Везде давят, немного помолчав, добавил лейтенант. — И в Толчино, и Дубово, и в Ёгольнике. Но сильнее всего — в Песках, к северу от нас. Там немцы нашли проход по лугам вдоль Мшаги и постоянно атакуют танками, долбят артиллерией. Соседей со 120-мм стволами именно туда перебросили.

— А как встречный удар?

— В штабе говорят, что штурмуют Турскую Горку, где немцы крепко засели. Километров семь осталось, чтобы соединиться с нами, а вот не получается их пройти. Фрицы же понимают, что если мы соединимся, то ещё одна их пехотная дивизия, сосредоточенная в районе деревень Лубенец, Угородцы, Закибье, будет отрезана. Вот и перебросили в Турскую Горку целый полк.

К вечеру сдали позицию миномётчикам стрелкой дивизии, притопавшим из Сольцов. И, глядя на то, что они волокут разобранные миномёты на собственных горбах, Славка порадовался, что оказался в танковой бригаде, где каждому расчёту придан хоть и хлипенький, но гусеничный тягач Т-20. Так что, забросив на «броню»собранные «самовары», в наступающих сумерках колонна из трёх «Комсомольцев» покатила на север.

Ехать пришлось недалеко, всего километра четыре, до юго-западной околицы совершенно не пострадавшего села Крёкшина Гора, где заняли позицию почти на краю кладбища с небольшой церковкой ближе к селу.

— А нам точно сюда, тащ лейтенант? — обратился к командиру батареи Резниченко.

— Точно сюда, — кивнул Лиферин. — А что такое?

— Так ведь рядом с кладбище стоять всю ночь…

— Покойников боишься, что ли? — засмеялся командир. — Живых надо бояться, Резниченко, а не покойников. Как один книжный пират говорил, мёртвые не кусаются. А вот живые — особенно, если они в немецкой форме — очень даже могут. И не только укусить.

Заночевали в этой самой ветхой деревянной церкви, кое-как прикрыв окна с выбитыми стёклами: всё же не на снегу и под снегом. Да, погода испортилась, с неба посыпались редкие снежинки. Зато потеплело градусов до шести-семи. Но командир роты всё равно распорядился включить в каждую смену часовых по одному механику-водителю, чтобы каждые два часа минут на пять заводил на прогрев мотор «Комсомольца». Этого вполне должно хватить, чтобы вода в радиаторе не замёрзла, ведь иначе утром придётся раза по четыре мотаться на берег Мшаги, чтобы заполнить систему охлаждения.

Кудина в караул не назначали из-за его контузии, но он, выскочив до ветра, обратил внимание на то, что, несмотря на низкую облачность, на улице довольно светло. Только заснул он с трудом. И не только из-за холода: к вечеру из-за постоянных близких хлопков при стрельбе опять разболелась голова.

Казалось, только сомкнул глаза, как где-то неподалёку грохнул выстрел. Хлёсткий выстрел из мосинского карабина, которым вооружены миномётчики. А следом загрохотала перестрелка.

— Немцы! — послышался с улицы истошный вопль Резниченко.

«Какие могут быть немцы? — удивился про себя Вячеслав. — Мы же в тылу».

Но руки уже нашарили карабин, и он вслед за другими выскакивал из церкви. Его товарищи, соскочив с покосившегося церковного крылечка, рассыпа́лись между могил, стараясь укрыться за выросшими на кладбище деревьями и кустами. Где-то западнее погоста сыпанул очередью пулемёт. Очень часто сыпанул, куда чаще, чем стреляют советские пулемёты.

Неожиданно начавшаяся стрельба перебудила и красноармейцев других подразделений, ночевавших в этой части Крёкшиной Горы. Оттуда доносились какие-то команды и пока ещё редкие выстрелы. Зато возле кладбищенской ограды гулко бухали два карабина. Два? Но ведь часовых было четверо.

В темноте Славка споткнулся обо что-то и рухнул в снег. А поднимаясь, увидел, что причиной его «полёта» стали ноги неподвижно лежащего механика-водителя Усатова, так и не добежавшего до своего «Комсомольца».

— Кудин, умеешь водить тягач? — помог ему подняться Лиферин.

— Никак нет.

— Зараза! А из пулемёта стрелять сможешь?

— Заряжать и собирать-разбирать в учебке учили, но стрелять не приходилось.

— Если заряжать умеешь, тогда за мной! Сумеешь и стрелять.

Недавно прогретый Т-20 лейтенант завёл сразу же. И пока Славка заправлял ленту, бронированный тягач, чадя сизым выхлопом, уже пополз к западной окраине кладбища. А когда миновали угол ограды, в узкие щели бронещитков увидели немцев. Много, больше сотни. И совсем близко, метрах в пятидесяти.

— Стреляй! Чего замер? — проорал лейтенант, и Кудин судорожно надавил большими пальцами на гашетки.

Пулемёт затрясся, и Славка от неожиданности едва не выпустил рукоятки. Стрелял почти наугад, но двое или трое немцев, оказавшихся ближе всего, повалились в снег. А по броне боевой машины защёлкали пули.

Потом всё наладилось: младший сержант вспомнил, о чём им рассказывал инструктор по стрелковому делу, совмещал прицел с перебегающими фигурками врагов, едва заметными в темноте, или со вспышками выстрелов и давил на гашетки. Кажется, удачно. По крайней мере, в зоне его видимости уже никто не в полный рост не бегал.

Лифанов, на секунду выглянув в люк, чуть довернул машину правее, и у Вячеслава появились новые цели. Только после двух коротких очередей установленный в «Комсомольце» «Горюнов» умолк.

— Ленту смени, закончилась! — рявкнул лейтенант засуетившемуся Кудину и зачем-то включил заднюю передачу.

А немцы напирали. Вот уже некоторые из них одолели кладбищенскую ограду, и стреляют среди могилок.

— Да что ты возишься? — снова заорал Лифанов.

— Всё уже! — огрызнулся младший сержант, стреляя уже длинной очередью по отставшим от основной массы фрицам.

Где-то недалеко от Т-20 грохнула граната, осыпав его тоненькую броню градом осколков, и лейтенант рванул машину куда-то вперёд, доворачивая левее и мешая свежеиспечённому пулемётчику вести огонь. Ненадолго. Сделав небольшой круг по заснеженному колхозному полю, он расположил «Комсомолец» так, что Кудин теперь бил во фланг немцам. Вряд ли прицельно, поскольку мог наводить пулемёт лишь по вспышкам от выстрелов да изредка высвечиваемым ими фигурам.

Вот уже и вторая лента закончилась, и по звукам можно судить, что бой разгорелся нешуточный. Грохочет очередями пистолетов-пулемётов и одиночными выстрелами вся западная окраина села. Захлёбывается лаем ещё один «Горюнов» порыкивающего двигателем «Комсомольца» роты, на кладбище грохают взрывы гранат.

Где-то занялся пожар, и в его отблесках стала видна новая цепь немецких солдат, бегущих со стороны леса.

— Бей по ним! — орёт, перекрикивая шум мотора лейтенант. — Не дай им соединиться с первой волной!

А Славка уже вошёл в раж и давит, давит гашетки пулемёта. Потому что знает: если те, кто бегут от леса, прорвутся к кладбищу, погибнут его товарищи.

20

Сафоново всё-таки пришлось оставить, хотя полк выдержал удар немцев. И не просто выдержал, а об него разбились танковый и пехотный полки фашистов. И через Дорогобуж гадов не пропустили. Не пропустили гвардейцы из 2-й мотострелковой, вооружённой прекрасной техникой и новейшими образцами оружия. А вот севернее, в районе Мирополья и Боголюбово, стояла обычная стрелковая дивизия, и танки Гота прорвались там, за два дня выйдя к Холм-Жирковскому, едва ли не в тыл гвардии. Поэтому, чтобы избежать удара с тыла, командование армии и приняло решение отвести гвардейскую дивизию на рубеж Артёмово — Чёрное — Семлёво. Ведь всё равно Гот будет рваться на Москву преимущественно по Минскому шоссе.

Потери? Серьёзные потери. Только в его роте 9 убитых и 22 раненых. Почти треть личного состава. Гитлеровцы первым делом стараются выбить противотанковые орудия, поэтому у «протвотанкистов» они ещё больше. Но уже разобрались, что ручные гранатомёты, если танк подползёт хотя бы на полкилометра, ещё страшнее. Поэтому поддерживают пехоту огнём издали. Нет уже тех «кавалерийских наскоков» первых дней войны, когда они гнали вперёд броню, и лишь под её прикрытием двигались пехотинцы.

Зато, когда в качестве поддержки пришлют хотя бы взвод средних танков, дело меняется сразу: лёгкую мелочь вышибают даже старые образцы «тридцатьчетвёрки», вооружённые «трёхдюймовкой». И даже грозные трофейные КВ, Т-34 и немецкие «четвёрки» с дополнительной бронёй пасуют перед более новым танком с 85-мм пушкой. Но такую поддержку ещё нужно дождаться: маловато их на этом участке фронта.

На станции Семлёво расположился штаб дивизии, а 6-му гвардейскому мотострелковому полку «нарезали» участок обороны в районе старинного села Семлёво, основанное примерно в одно время с Москвой. Но это вовсе не значит, что он вырыл окопы по окраине села. Нет, рубеж его обороны проходит по реке Осьма, в четырёх километрах западнее. А задача — та же самая, что была у казаков атамана Платова в 1812 году: не допустить переправы вражеских войск, движущихся на Москву по Старой Смоленской дороге, через реку. Только тогда семичасовой бой шёл с наполеоновской армией, а теперь — с танковой армией Германа Гота.

Ассоциации с наполеоновским нашествием возникают не только у Юдина. Как бывший политработник, он внимательно следит за публикациями центральных газет, и там тоже проводят параллели между двумя Отечественными войнами. Только, в отличие от Кутузова, нынешний Верховный Главнокомандующий даже мысли не допускает о возможности сдачи Москвы. А политруки вдалбливают в головы красноармейцам лозунг: нам отступать некуда — позади Москва. Пусть до неё ещё больше двух сотен вёрст.

Речушка небольшая, всего метров десять шириной, но берега её достаточно крутые, без моста ни танки, ни грузовики не переправить. А деревянный мост загодя взорвали. Есть какая-никакая линия инженерных оборонительных сооружений, что начали строить осенью, когда немцы подошли к Смоленску. Севернее дороги, по западной окраине села Беломир, противотанковый ров, занесённый снегом. Отчего он, в общем-то, не стал более проходимым для танков противника. И четыре ДОТа по восточному берегу Осьмы — от северной околицы Беломира до южной села Станище. В общем-то, построенных, но не оборудованных: нет ни капонирных орудий, ни пулемётных станков, ни вытяжной вентиляции. В Станище, помимо хлипкого мостика, способного выдержать лишь «полуторку», ещё и брод. Ещё один мостик был в районе деревни Асташово севернее Беломира, но его тоже взорвали на всякий случай.

Впрочем, что эти взорванные лёгкие мосты, если для переправы пехоты сейчас вся замёрзшая река — сплошной мост? И наступающая танковая дивизия воспользуется этим, чтобы захватить плацдарм, а уж потом станет наводить мощную переправу для танков.

С обороной по рубежу реки воины 2-й гвардейской сталкивались не раз. В том числе — и когда на противоположном берегу имеется жилая застройка, которой противник очень охотно пользуется для скрытного сосредоточения. Поэтому весь предыдущий день бойцы батальона усердно перетаскивали брёвна разобранных изб правобережной части села на «свой» берег, сооружая дзоты и блиндажи. А то, что не успели разобрать, подожгли, как только передовой дозор предупредил о приближении немецкого авангарда.

Как и ожидал Игорь Ларионов, батальон которого занял позиции в районе Станище (а своим командным пунктом он выбрал именно второй с юга ДОТ в районе села), немцы, убедившись в наличии обороны непосредственно на дороге, первым делом ударили по ним. Никакого зловредного замысла, просто Старая Смоленская дальше идёт два километра вдоль Осьмы под огневым контролем наших войск, и лучше их выбить фланговым ударом, чем подставлять борта «панцеров», ломясь к разрушенному мосту. Не исключено, что ещё и потому, что, говоря словами «добровольцев», их «обломали» с тёплым ночлегом в деревенских избах. Только Владимирскую церковь сапёры взрывать не стали: осмотрев толстенные кирпичные стены, они лишь покачали головами.

— Да тут и тонны взрывчатки мало будет!

Так что ограничились лишь тем, что обрушили малыми зарядами деревянные перекрытия, чтобы фрицы не могли воспользоваться ею в качестве наблюдательного пункта.

Потеряв один трофейный БТ-7 и до отделения пехоты, немцы убедились в том, что снаскоку в левобережную часть Станище им не прорваться, и их авангард укрылся за догорающими руинами деревенских домов.

Примерно через час они подтянули артиллерию и миномёты. И начался «праздник». Пока ещё малый, поскольку гитлеровцы только пристреливались по замеченным целям: дзотам и пулемётным гнёздам. Тем более, вечерело, а Юдин хорошо знал, что ночью немцы воюют очень неохотно. Но капитан Ларионов, тем не менее, приказал не надеяться на выставленные вдоль реки мины, а ночным караулам время от времени поглядывать в сверхсекретные приборы ночного видения, поставляемые союзниками.

В общем-то, если не считать вовремя засечённой попытки немецкой разведки подобраться к позициям роты, ночь прошла спокойно. Выявили разведку всё те же «тепловизоры» (словечко из репертуара «добровольцев», прекрасно знакомых с этими приборами). Поэтому её сначала подсветили осветительными ракетами, а потом «заклевали» пулемётным огнём, заставив часа два просидеть под речным берегом.

Зато, по словам комбата, удачно сходила в тыл немцев наша полковая разведка. Реку они перемахнули на самом левом фланге обороны, в районе деревни Кезеровка, и на лыжах «погуляли» в Коледино и Калиновку, установив, что в полях близ первой развёрнуты артиллерийские позиции, а окрестности второй забиты танками.

— Так что, Витя, вцепись в землю зубами, но тебе надо продержаться всего два часа, чтобы у немцев не возникло никаких подозрений в том, что мы готовим им сюрприз.

— А что за сюрприз? — не сдержал любопытства старший лейтенант.

— Узнаешь, Витя, — послышалось в трубке полевого телефона. — Точнее, услышишь и увидишь. И это… Предупреди своих бойцов, чтобы не открывали огонь по незнакомым им малогабаритным воздушным целям.

Какие там воздушные цели? Немцы крыли из пушек, гаубиц и миномётов так, что носа из блиндажей и «лисьих нор» не высунешь. После получасового артобстрела пылало уже три четверти левобережной части села Становище. А остатки населения, кочевряжившиеся на предложение эвакуироваться в Селёво, кто на санях, а кто пешком по санным следам, тянулись на северо-запад.

А потом через реку полезли фрицы. До двух рот. Перебежками проскакивали открытой пространство на противоположном берегу, скапливались в районе русла, несмотря на миномётный обстрел, а потом рванулись в атаку по сугробам, доходящим местами до колена. Самые отчаянные приблизились почти на бросок гранаты, но потери у них были такие, что пришлось отползать назад.

Виктор, находясь в траншеях, расстрелял все три магазина к штатному автоматическому карабину со складывающимся прикладом, и теперь, набивая «рожки» патронами, выслушивал доклады взводных о потерях. А ещё вспоминал свой первый бой у Высокого, когда совершенно неожиданно для себя мгновенно потратил при отражении немецкой атаки автоматные диски. Теперь он был куда опытнее, но и бой был настолько горячим, что он, скупо паля короткими очередями, тоже чуть не остался без боеприпасов.

Потери… Тяжёлые потери. Погиб комвзвода-три лейтенант Гонтаренко. Его заменил старшина Ерёмин. В роте осталось пятьдесят восемь человек, включая легкораненых, отказавшихся от эвакуации в тыл. И это — до начала второго артобстрела. Повреждённый осколками гаубичного снаряда бронетранспортёр (хоть он и находился в тылу, но прилетело и туда) можно восстановить лишь на заводе, поэтому в него заложили взрывчатку, и пока немцы не прорвутся к нему, будет «работать» неподвижной огневой точкой. А потом — только взрывать, чтобы не достался немцам. Ещё у одного в башне дырка от пули противотанкового ружья, погиб пулемётчик и повреждён механизм поворота башни. Пришлось отправлять его в тыл: толку от него теперь нет, а ремонтные службы дивизии справятся.

Сколько велел продержаться Ларионов? Два часа? Час уже прошёл, пора докладывать Игорю об итогах боя. Полевая линия связи вроде бы не повреждена, а рациями пользоваться запретили, чтобы не привлекать внимание немцев усиленным радиообменом. Да и передавать открытым текстом данные о потерях не очень правильно.

Бой сейчас гремит у самого южного дота оборонительной линии батальона, ближе к Кезеровке. Но со стороны западной окраины Станище слышен характерный рёв танковых двигателей. Бояться, что немецкая «броня» перемахнёт реку не стоит, а вот поддержать атаку пехоты огнём танковых пушек вполне может.

Доложил гвардии капитану и об этом, и он пообещал поддержку полковой артиллерии, молчавшей до сих пор. Так что, едва загрохотали немецкие пушки, за рекой начали рваться снаряды наших «трёхдюймовок» и 120-мм мины. Не абы что, но уж лучше так, чем никак. По крайней мере, начало следующей атаки чуть-чуть оттянут.

Не только время начала атаки оттянули, но и, судя по двум чёрным столбам дыма, поднимающимся над деревьями на том берегу, чуть облегчили задачу роты Юдина, на которую выползли на прямую наводку четыре немецкие «четвёрки», принявшиеся долбить по пулемётным гнёздам и занявшим места в капонирах БТР-60. Две из них сожгла полковая артиллерия, но и они, до того, как отползли за руины деревни, «убили» два бронетранспортёра роты…

А потом настало то, о чём предупреждал Ларионов. Заречная часть Станище вздулась серией одновременно поднявшихся дымных облаков, а командир роты почувствовал, что землю встряхнуло, и увидел, как волна уплотнившегося воздух стремительно покатилась в разные стороны от места взрывов. Несколько секунд, и такие же облака поднялись за лесом, где, скорее всего, располагалась немецкая артиллерия. Ещё несколько секунд, и то же самое, только в куда бо́льших масштабах, произошло в районе Калиновки.

— Товарищ гвардии старший лейтенант, вас к телефону командир батальона, — выкрикнул от блиндажа связист.

— Ну, что, Витя, понравилось?

Голос Игоря был весел.

— А что это было? — вопросом на вопрос ответил Юдин.

— Именно что было! По моим прикидкам, это было до двух полков немецкой танковой дивизии, не считая приданной артиллерии. Эх, были бы у нашего батальона силы, можно было бы вплоть до Бушуково по Старой Смоленской дороге рвануть, не встречая никакого сопротивления!

— Скорее всего, отработал либо дивизион тяжёлых огнемётных систем, либо дивизион «Смерчей» с объёмно-детонирующими боеприпасами, — морщась от боли, предположил «доброволец», которому санитар перевязывал плечо.

Фрагмент 11

21

Две машины одного конструктора, но такие разные! Размах крыльев примерной одинаковый, а вот длина новой больше почти на три метра. И вес пустого самолёта примерно такой же, как максимальный старого, на прототипе которого Владимир Константинович когда-то летел на Дальний Восток. Зато и двигатели куда мощнее: если перевести в привычные лошадиные силы, то получится, что каждый по 2025 «конских силёнок». А раз увеличилась мощность моторов, то выросли и другие показатели. Например, бомбовая нагрузка — на полтонны, достигнув трёх тонн. Практический потолок поднялся на 3500 метров, а максимальная скорость — и вовсе подумать страшно: более чем вдвое!

— Да на такой скорости её ни один истребитель не догонит! — вырвалось у пилота.

— Даже на крейсерской не догонит, — улыбнулся Сергей Владимирович. — А если и станет догонять, то его ждёт жаркий привет.

Он подхватил Коккинаки под локоток и подвёл к хвостовой части.

— Как вам такое?

Под застеклённой угловатой коробкой смотрели в бетонный пол заводского цеха две длинные «трубы» 23-мм пушки.

— А чего это они так «поникли»?

— В гидроприводе наведения при неработающих двигателях нет давления. А если их запустить, то пушки живенько «взбодрятся».

«Запустить двигатели»… Только как же они будут разгонять самолёт, если у них нет винтов? Да, до штатного испытателя илюшинского КБ доходили разговоры о какой-то супер-машине, но настолько засекреченной, что очень мало кто знал о её технических характеристиках.

— И что? Она летает? — послышалась в голосе Коккинаки ревность.

— Летает, Владимир Константинович. Превосходно летает! Вы уж извините, что облетали её без вас, но так уж решили «наверху», — указал конструктор на потолок ангара. — Подниметесь в кабину?

Совершенно неуместный вопрос!

Количество приборов, переключателей и рычажков впечатлило. Даже в сравнении с кабиной Ил-4, раньше называвшимся ДБ-3Ф, а ещё раньше — ЦКБ-30. Но опытному пилоту разобраться с основной их частью большой проблемы не составило. А остальному его обучили в течение месяца усиленной подготовки на так называемом симуляторе — полноценной кабине, в которой вместо бронестёкол установлены экраны, на которых проплывает очень правдоподобное (цветное!!!) изображение местности и воздушной обстановки. Даже звук работающих двигателей в наушниках шлемофона имеется! Не хватает лишь реальных ощущений, возникающих при манёврах. Потом было несколько вывозов на учебном варианте самолёта, и вот он, первый самостоятельный вылет.

Потрясающие впечатления от немыслимой скорости! И вообще от машины, прекрасно слушающейся пилота. Самолёт настолько продуман, что диву даёшься. Мало того, что у него две герметичные отапливаемые кабины (одна для пилота и штурмана, а вторая для стрелка кормовой оборонительной установки), так ещё и целая система антиобледенительных подогревов. Чуть ли не всё приводится в действие воздушной системой: уборка-выпуск шасси, перезарядка пушек, герметизация входных люков, открытие-закрытие створок бомбоотсека и люка стрелка.

Да и в аварийной ситуации она же сбросит люк штурмана, вместо гидравлики откроет створки шасси, отклонит закрылки, затормозит колёса. Просто превосходное специальное оборудование: автопилот, позволяющий при длительном полёте часть пути не прикасаться к штурвалу, радиокомпас, радиовысотомеры больших и малых высот, систем «слепого» захода на посадку, командная и связная радиостанции, радиолокационный прицел «слепого» и ночного бомбометания.

При этом крылья, фюзеляж и двигатели легко обслуживаются и даже отстыковываются по частям. Взлёт прост, управлять машиной легко, она очень устойчива на всех эксплуатационных режимах полёта. На малых скоростях тенденции к срывам и сваливанию нет, ввести её в штопор просто невозможно. Единственный недостаток — при длительном полёте надо внимательно следить за центровкой и время от времени перекачивать топливо из задней части баков в переднюю.

Просто поразительно, что столь сбалансированную машину разработали и изготовили всего-то за полтора года!

— Честно говоря, я только рабочие чертежи подписывал, — признался Сергей Владимирович испытателю в ответ на его восхищённые отзывы после серии первых полётов. — И то — только после того, как мне предъявили первоначальные, с моей же подписью. И контролировали сборку первых машин эти наши союзники из будущего, сплошь старики в возрасте за семьдесят, а то и за восемьдесят лет. Ни одной линии в чертежах, ни одного миллиметра в размерах изменить не позволили!

— То есть, получается, что это — всё-таки ваша машина, но придуманная в будущем?

Сергей Владимирович кивнул.

— А первый полёт на ней у них совершили вы, Владимир Константинович. В сорок восьмом году. Но эта машина — последней серии, с учётом всех возможных доработок.

Надо же! Вот, значит, откуда здесь, в Куйбышеве, эти неразговорчивые инструкторы в возрасте за шестьдесят, очень почтительно относящиеся к нему, Владимиру Коккинаки. Причём, загадочным образом исчезнувшие, едва убедились в том, что группа пилотов учебного авиаполка обучилась летать в той мере, чтобы самостоятельно обучать новые экипажи.

Здесь же, на учебном аэродроме Владимир Константинович встретился со своим младшим братом Константином, которого, как он знал, отозвали с фронта на испытательную работу, но по линии КБ Микояна и Гуревича. Тот шёл в «высотном» костюме с застёжками-«змейками» от недавно приземлившей небольшой машины со скошенными назад крыльями. Вот и вся секретность, в силу которой они скрывали друг от друга новые назначения, полетела к чертям! Оказывается, брат тоже испытывает реактивные самолёты, но не фронтовые бомбардировщики, как Владимир, а истребители.

Обнялись, похлопали друг друга ладонями по спинам. А вечером засели на квартире у старшего делиться впечатлениями. И на устах обоих самым частым словом было «потрясающе».

Вскользь упомянутая марка двигателя ВК-1, того же самого, что прятался под обтекателями Ил-28, не оставила у Владимира никаких сомнений в том, откуда взялась и эта машина, позволяющая забираться на высоту пятнадцать с половиной километров и преодолевать психологический барьер в тысячу километров в час. Горизонтальная манёвренность на высоте в две версты — даже лучше, чем у немецкого «мессера», а уж скороподъёмностью Миг-15бис «переплёвывал» любой современный самолёт.

— На фронте фашисты кроют все наши самолёты, кроме Ла-5, на вертикалях, как бык овцу. Да только закончится их время окончательно и бесповоротно, когда первый полк этих машин попадёт на фронт. Ребят в него набираем лучших из лучших. Сегодня, например, вывозил в качестве курсанта Героя Советского Союза, сражавшегося с фашистами в небе над Белоруссией на Миг-3. Может, слышал его фамилию: Середа? И уже во время переобучения в учебном полку на «лавочкине» умудрился сбить немецкий высотный разведчик.

Не слышал Владимир такой фамилии. Но ему, самому получившему Золотую Звезду, было и без того понятно, что «за просто так» подобные награды не раздают. Вон, у брата, сбившего семь вражеских самолётов лично и семь в составе группы, и то нет «звёздочки».

Пришлось поделиться и своими достижениями в освоении новой техники.

— Тоже жду, когда количество машин наберётся на авиаполк. Обидно, знаешь ли: самолёты лучшие в мире, а собирают их в час по чайной ложке.

— И правильно, что пока так медленно производят! — неожиданно вступился за авиастроителей младший брат. — Ну, разве это дело, если на такими отличными машинами станут управлять лётчики, едва освоившие два упражнения: взлёт и посадку? Сам же говорил, что голова кругом шла от того, сколько на твоём «иле» новых систем и устройств появилось. Думаешь, у нас меньше? Возросли ведь не только скоростные и высотные характеристики. Да та же самая посадочная скорость выросла. А радиолокационный прицел? А ракеты, которые нужно не куда попало пульнуть, а знать, какую именно цель для неё выбрать? А бомбометание? Наши истребители ведь могут и пару бомб нести.

Помолчав немного, Константин поделился слышанным от «своих» конструкторов.

— Техника новейшая, требующая высочайшей квалификации рабочих. Потому и военная приёмка зверствует на заводах. И не только на сборке готовых машин, но и при изготовлении отдельных агрегатов. Но, вроде, есть прогресс. Микояну уже пообещали, что к лету на пять полков «пятнадцатых мигов» изготовят. А пока что, брат, нам с тобой, похоже, только к марту на фронт удастся попасть.

22

«Прыщ на ровном месте», как обозвал Гаврилов возвышенность, обороняемую капитаном Зарубиным, отстоять удалось. Да и немцы, атаковавшие в сумерках, не особо напирали: всё-таки командир гвардейской мотострелковой бригады ещё в Белоруссии заметил, что германцы очень неохотно дерутся в тёмное время суток. Но какое-то беспокойство его всё же грызло, и он, посоветовавшись с начштаба Зарубиным и командиром танкового полка гвардии подполковником Леоновым всё же решил подстраховаться, выдвинув танковую роту к рощицам западнее Бородино. Этакий «засадный полк» на случай утреннего удара гитлеровцев во фланг войскам, держащимся за железнодорожное полотно.

Сложность заключалась в том, что засаду нужно устраивать втайне от врага.

— Смогут твои механики-водители, Геннадий Фёдорович, провести туда машины, не зажигая фар?

— Конечно, товарищ гвардии полковник! — кажется, даже удивился Леонов. — У нас же на каждом Т-55 стоят приборы ночного вождения. Эти, как его, инфракрасные.

— Ну, тогда давай. Только потихонечку, на малом газу, чтобы ни один фриц не услышал, что ты подкрадываешься. Мне важно, чтобы ты заткнул вот эту дырку между рощами, — ткнул комбриг остриём карандаша в карту. — Больно уж удобно по ней бить вдоль железнодорожного полотна.

— А что, там никакого охранения нет?

— Есть там пикеты. Как не быть? Да вот только они выставлены, чтобы перехватывать разведчиков, а не отражать серьёзную атаку.

Но потихоньку всё сделать не получилось. Среди ночи Гаврилова разбудил адъютант.

— Товарищ гвардии полковник, из батальонов докладывают, что западнее Бородино танковый бой.

Уже в штабной избе его на телефонном проводе ждал Леонов.

— Похоже, под прикрытием вечерней атаки немцам в сумерках удалось укрыть в том самом прогале между рощицами до двух десятков своих танков и до двух рот пехоты. Мои ребята их обнаружили этими самыми хитрыми приборами по теплу от костров в вырытых ямках. Так что правы вы были, Пётр Михайлович, по поводу утреннего удара вдоль железнодорожного полотна.

— А как их не обнаружили пикеты? — был вопрос командира бригады.

— Ночь, большое расстояние. Немцы-то остановились в самом начале этой проплешины. Ну, и бугорок мешал.

Даже в Выгоничах, в пяти километрах от места событий, были слышны выстрелы из стамиллиметровок Т-55 и чуть более слабые — трёхдюймовых пушек немецких трофеев и орудий Т-4. Предположительно Т-4, поскольку ни Гаврилов, ни Леонов точно не знали состава немецкой ударной группы. А выскочив из избы в сортир, командир бригады разглядел где-то в стороне Бородино отблески пламени и всполохи разрывов. Скорее всего, пылали подожжённые танки и рвались выпущенные осколочно-фугасные боеприпасы.

Ясность в исходе неожиданного для обеих сторон ночного боя наступила лишь спустя час, когда по радио доложился командир танковой роты. Ударная группа разгромлена, пехота частично уничтожена, частично рассеяна. Подбито и сожжено двенадцать, захвачено в качестве трофеев восемь немецких танков. Наши потери — один уничтоженный Т-55 (выстрел в упор в кормовую часть корпуса), у двух повреждена ходовая часть.

— Немедленно эвакуируй подбитые машины роты, Леонов! Пока по месту боя не начала крыть артиллерия немцев. Есть возможность угнать в Бородино трофейную технику?

— Уже делаем, товарищ командир бригады. Я выслал туда ещё один танковый взвод и эвакуационный тягач. А подбитые машины уже тянут два отбитых КВ. Ребята с этой техникой, в отличии от французского барахла и немецких «панцеров», хорошо знакомы.

Всё эвакуировать до начала артобстрела места «Бородинского сражения» не удалось. В результате лишились ещё одного трофейного «Гочкиса», развороченного прямым попаданием гаубичного снаряда. Зато при беглом осмотре подбитой техники танкисты пришли к выводу, что две «тридцатьчетвёрки» и совсем уж редкий «француз» «Шар Д2» со сбитой близким разрывом осколочно-фугасного снаряда гусеницей вполне можно восстановить.

Уже поутру, рассмотрев трофеи, Гаврилов распорядился отправить «Шарика», сгоревший Т-55, два «Гочкиса» и обе немецкие «трёшки» с 50-мм пушкой и навешанной дополнительной бронёй в тыл на железнодорожных платформах. Его танковый полк и так уже лишился единообразия в вооружении, «приняв на баланс» отбитые у врага КВ, Т-34 и немецкие Т-4.

— Иначе мы с таким разнобоем в технике превратимся в каких-то германцев, — обосновал он своё решение. — Ты, Геннадий Фёдорович, главное, на немецких трофеях звёзды покрупнее намалюй, чтобы наши же артиллеристы не подбили.

Похоже, разгром ударной группировки вызвал замешательство у командования немецкой дивизии. Первую атаку на Лопушь они предприняли только ближе к Полудню. Причём, с двух сторон и преимущественно пехотными частями лишь при незначительной огневой поддержки со стороны бронетехники. Если первое было вполне ожидаемое, со стороны Сосновки, то второе оказалось довольно неожиданным: до роты пехотинцев переправили по льду на левый берег Десны, и они атаковали деревню из-за реки.

— Разведка боем, — сделал вывод Зарубин. — Сейчас вызовут авиацию или начнут крыть артиллерией.

В общем-то, лобовых атак на деревню Гаврилов не особо опасался, поскольку ядро её обороны составляли три ДОТа, построенные осенью. А вот фланговые атаки или, не дай бог, удар в тыл через реку, в непосредственной близости от Выгоничей, вполне могли стать серьёзной проблемой. А если ещё навести через Десну переправу для тяжёлой техники, то и вовсе можно обойти рубеж его бригады. Да где же эта обещанная генерал-полковником Ерёменко воздушная поддержка? Да хотя бы самолёт-разведчик прислал!

Облачность, как и ожидалось с вечера, несколько приподнялась, между облаками появились разрывы, но ни пикирующих Ю-87, ни даже «мессеров» над обороной бригады так и не появилось. Зато из-за леса, со стороны Малфы, прилетел Пе-2, сделавший пару кругов над местностью, занятой противником, и ушёл куда-то восточнее.

Где-то через часа полтора, когда противник прощупывал оборону на правом фланге бригады со стороны Красного, между лесным массивом и деревней Платовый Дуб, вышел на связь Брянск.

— Вы били правы, товарищ Гаврилов: действующей против вас танковой дивизии подошло пехотное подкрепление. Авиаразведкой установлено, что немцы наводят переправу для тяжёлой техники между Сосновкой и Малиновкой. Постарайтесь артиллерийским огнём воспрепятствовать её сооружению. Вот координаты цели… А мы со своей стороны поможем вам эскадрильей штурмовиков Ил-2. Ну, и пришлём для одного удара дивизион реактивных артиллерийских систем.

— Всего для одного удара?

— Вы, товарищ гвардии полковник, просто не осознаёте серьёзности складывающегося положения. Фронт прорван в нескольких местах. 50-я армия отступает, чтобы избежать охвата с севера. Танки Гудериана прорвались к Севску и Рыльску, создалась угроза охвата 13-й армии и группы войск генерала Ермакова. Помощь нужна везде. У вашей бригады ещё хорошая обстановка: вон, умудрились даже неплохие трофеи захватили. Поэтому мы вам можем выделить этот дивизион лишь для одного удара по противнику.

Батарея Д-30 крыла указанное место около четверти часа. И, судя по поднявшемуся в той стороне столбу дыма и переносу огня немецких батарей на окраину Выгоничей, небезуспешно. Потом, когда артудар завершился, гитлеровцы начали обстрел Лопуши. Значит, всё-таки посчитали, что там более слабый участок обороны.

— Вот и пошлём туда трофейных «французов» и «немцев», — предложил начальник штаба. — Чтобы прикрыли деревню от атак из-за Десны.

Гаврилов согласился. А в самый разгар боя за Лопушь подошли «илы» в сопровождении звена истребителей. Но удар наносили не по предполагаемой переправе, а западнее: Хмелёво, Алексеевский, Субботово. Что они там бомбили, командир 2-й гвардейской бригады не знал. Скорее всего, подходящие немецкие резервы и артиллерийскую батарею, очень уж «портившую кровь» обороняющимся.

И снова звонок из Брянска.

— Авиацией мы вам помогли, товарищ Гаврилов. Но сильного облегчения ситуации не ждите. Немецкие войска продвигаются в сторону Жирятино и Малфу, и если держущая там оборону стрелковая дивизия не удержится, ждите через день-два удара со стороны Орменки. И ещё. Авиаторы оценивают численность войск, сосредоточенных в районе Сосновки, примерно в пехотный полк. То, что ваша артиллерия разбила возводимую переправу, только ненадолго задержит противника. Мы совсем не исключаем того, что вас попытаются охватить с двух сторон. Действуйте так, чтобы не допустить этого.

Фрагмент 12

23

Из личного состава миномётных расчётов роты после ночного боя на сельском кладбище уцелело лишь одиннадцать человек, неполный взвод. Остальные либо погибли, либо ранены и эвакуированы в тыл. Включая командира миномётной роты, которой теперь командует лейтенант Лифанов. Вот так: по четыре человека на три уцелевших «самовара», если считать «повозочных», как назывались бы механики-водители Т-20, будь их рота на конной тяге, и пулемётчиков бронетягачей. «Комсомольцев», правда, теперь у них четыре: один сгорел от брошенной внутрь него немецкой гранаты. Ну, и миномёт разворотило взрывом боекомплекта. А ещё один, тот самый, на тягаче которого Кудин замещал пулемётчика, признан непригодным к использованию после попадания в ствол винтовочной пули.

— Будем как-нибудь выкручиваться, пока пополнение не пришлют, — выйдя из задумчивости, сделал вывод Лифанов. — В общем, принимай, Кудин, второй взвод: ещё один миномёт начальник артиллерии нам пообещал отыскать.

— Товарищ лейтенант, я же… только после учебного лагеря, даже командиром расчёта толком побыть не успел.

— Временно, младший сержант. Временно.

И вдруг озлобился.

— А где я тебе другого комвзвода возьму? Сам же видишь: у нас в роте только два лейтенанта осталось, Мельничук да я. Разорваться нам с ним, что ли? Не дрейфь, Слава, я тебе помогу советом, если что. А как пополнение прибудет, снова вернёшься в командиры расчёта.

С тем, что произошло в ту ночь, разобрались довольно скоро. Нарушив своё неписаное правило не воевать ночью, эсэсовцы провели до двух рот солдат пехотного батальона вдоль железнодорожного полотна в тыл передовым частям бригады, бьющимся в Песках. Их разведчики, передвигаясь на лыжах, обошли или сняли наши наблюдательные пикеты и вышли к Крёкшиной Горке, где ночевали тыловые подразделения и резервы танковой бригады. И если бы не глазастый Резниченко, поднявший тревогу, быть всему личному составу миномётной роты либо в плену, либо «холодными».

Ему самому, кстати, повезло уцелеть, хотя парень труса не праздновал. Даже при близком разрыве немецкой гранаты-«толкушки» её осколки приняли на себя ватник-фуфайка и ватные штаны, так что выглядел он теперь со спины, будто его собаки порвали. Особенно потешались над его видом товарищи по учебному подразделению, где Резниченко вначале очень доставалось от инструктора за манеру отклячивать зад при передвижении по-пластунски.

— Не научили бы тебя правильно ползать, был бы ты теперь «в жопу раненым»! А такое ранение — самое неприятное: ни сам не посмотришь, ни перед людьми раной не похвастаешься, — зубоскалили ребята, от которых, в общем-то, добродушный красноармеец, которого лейтенант Лифанов пообещал представить за спасение роты к медали «За отвагу», только отмахивался.

Зубоскалили, как понял Кудин, только ради того, чтобы снять нервное напряжение после боя, в котором им всем грозила верная гибель. На перекурах между тяжёлой и неблагодарной работой похоронной команды: для погибших товарищей вырыли на свободном участке погоста братскую могилу, в которую их всех и уложили.

Попытка ночного удара в тыл бригады сорвала боевую работу лишь их миномётной роты. Подошедший стрелковый полк при поддержке танков бригады окончательно взял деревню Глинско, а потом выбил немцев из другой, носящей громкое имя Гора. Громкое — потому что в сравнении с Киевскими горами это просто бугорок какой-то. А ближе к концу дня передовые танки бригады у переезда через железную дорогу южнее деревни Мясково встретились с прорывающимися им навстречу с севера подразделениями Красной Армии. Замкнулся котёл вокруг немецкого корпуса!

— Но это совсем не значит, что нам следует расслабиться и ждать, пока немцы сдадутся, — наставлял бойцов на митинге, собранном по этому поводу, начальник артиллерии бригады майор Сабиров. — Загнанная в угол крыса становится только более злобной. Победу будем праздновать только после того, как сдастся последний окружённый нами немец. А до того момента следует удвоить бдительность, чтобы не получилось того, что произошло с ротой 82-мм миномётов, и продолжить бить врага с удвоенной яростью, с удвоенным мастерством.

Слова Сабирова о загнанной в угол крысе подтверждала и канонада, слышимая со всех сторон, кроме запада и северо-запада. Это немецкие дивизии, попавшие в окружение, пытались прорвать его кольцо изнутри, а их товарищи — снаружи. Ну, и наши войска, державшие рубеж по Мшаге, давили на «котёл» с северо-востока, не позволяя окружённому корпусу выделить побольше солдат для прорыва.

Миномёт, выделенный начартом, оказался «дважды трофеем», отбитым у немцев. А роту пополнили пока простыми красноармейцами, взятыми из мотострелков. Пополнили до минимального состава, позволяющего вести более или менее действенный огонь. За недостающих наводчиков встали в строй не только Кудин, но и комвзвода-1 лейтенант Мельничук. Раненых и убитых заряжающих заменили другие номера расчётов. Даже уцелевшие пулемётчики тягачей, хоть немного знакомые с работой миномётного расчёта. А вот подносчиков и снарядных, а также пулемётчиков заменили вчерашние пехотинцы и оставшиеся «безлошадными» танкисты. В общем, кое-как довели численность роты до двадцати одного человека. Вместо положенных по штату сорока пяти. И в бой!

Это не шутка. Пока танкисты «обнимались» с товарищами из встречного клина, миномётчикам пришлось помогать отражать немецкую атаку северо-восточнее Глинско.

Деревня сильно пострадала за время боёв, поэтому ни о какой тёплой ночёвке речи в следующую ночь не шло. Хорошо, хоть снова пошёл снег и немного потеплело.

— Плохо, — сделал вывод командир роты. — Значит, и завтра не будет авиаподдержки, а немцы будут лезть, как оголтелые.

Спали вокруг костерков, разожжённых в укромных местах, и «лисьих норах», выкопанных немцами при обороне Глинско. Подчас — прямо рядом с ещё не убранными, замёрзшими трупами немецких солдат. Спали чутко, прислушиваясь время от времени к вспыхивающим перестрелкам на позициях пехоты и за Мшагой, где, похоже, немецкие разведчики пытались нащупать пути для контрудара.

Трудно сказать, что разведала немецкая разведка, но, как и обещал Лифанов, на следующее утро фашисты полезли так, как Кудин ещё не видел. Волна за волной, пытаясь отбить Глинско ударами не только по левому, но и по правому берегу Мшаги. По рассказам раненых пехотинцев, своим ходом отходящим в тыл, луговина перед речушкой Хотынка, ставшей линией разграничения между нашими и фашистами, уже давно из белой снежной целины превратилась в чёрно-серо-зелёную из-за выброшенной взрывами земли и трупов в немецких шинелях.

С двух «Комсомольцев» пришлось снять пулемёты и передать пехотинцам (Кудин их так обобщил из-за того, что боевые порядки мотострелков бригады и бойцов стрелковой дивизии уже давно смешались). Позиции удавалось удерживать, лишь благодаря высокой концентрации в бригаде автоматического оружия, в том числе, установленного на гусеничных и колёсных бронетранспортёрах, да поддержке артиллерии.

Впрочем, и немецкая артиллерия не молчала. Но если у красноармейцев недостаток снарядов и мин стал ощущаться к концу дня, то интенсивность обстрелов со стороны немцев снизилась сразу после полудня. Да, недостаток мин, из-за которого рота теперь выпускала в минуту не по 10–12 «огурцов» из каждого ствола, а по 5–6. И Лифанов, отправляя очереднойТ-20 в «тыловую» Уторгош, записками, переданными через механиков-водителей, требовал от тыловиков «как можно больше 82-мм мин». А везли их крохи…

— Интенданты говорят, что не успевают подвозить, — оправдывались «повозочные». — Бои вдоль всех перерезанных нами дорог, всем боеприпасы нужны.

Ори при этом на механиков-водителей, не ори, а толку не будет: ну, негде им взять эти самые мины! И в стрелковой дивизии не возьмёшь взаймы: их миномётчики тоже на голодном пайке.

Немного выручили запасы немецких мин близкого калибра, найденные в Глинско. Их диаметр на миллиметр меньше, из-за чего летят немного ближе, но использовать их вместо штатных разрешается.

— Немцы обычно так себя не ведут, — взялся философствовать во время короткой передышки, использованной на приём пищи, лейтенант Мельничук. — В училище нам рассказывали, что они, наткнувшись в одном месте на крепкую оборону, ищут более слабые участки, по которым потом и долбят. А эти лезут и лезут, будто им тут мёдом намазано.

— А у них другой дороги, кроме как через нас, нет, Иван, — устало улыбнулся комроты. — Либо они нас продавят и ударят на Уторгош, чтобы соединиться со своими, либо им в Угородцах и Высоково умирать.

Что это было — пристрелочный выстрел перед очередной атакой или просто шальной снаряд — теперь уже не выяснить. Но Вячеслава лупануло комьями земли и взрывной волной так, что он оказался лежащим на спине. Голову, только-только начавшую отходить после недавней контузии, снова разламывала дикая боль. Ныла грудь, но, ощупав её рукой, Кудин не обнаружил дыр в ватнике. Кое-как приподняв голову, он увидел воронку вместо ровика крайнего справа миномёта. Соседний валялся на боку с дырой от осколка в стволе. Большинство его товарищей лежат без движения, у многих на телогрейках видны дыры. Но кое-кто всё-таки пытается пошевелиться.

Вдруг зашевелилось и окровавленное тело лейтенанта Мельничука, в спине которого видно не только мясо, но и оголённые кости позвоночника. Просто отвалилось в сторону, а из-под него выбрался совершенно невредимый Лифанов. Ну, если не считать текущей из ушей крови. С трудом поднялся ноги.

— Спасибо, Ваня, — сквозь звон в ушах услышал младший сержант. — Если бы ты не принял на себя эти осколки…

Потом твёрдым взглядом обвёл позиции роты.

— А ну, кто жив ещё, поднимайтесь! Ну, или хотя бы подайте знак, что ещё живы…

24

Ждать, пока немцы атакуют Лопушь во фланг, через Десну, не стали. Наскребли-таки две роты мотострелков и переправили их по железнодорожным мостам на левый берег реки. Да, по мостам, поскольку, кроме главного русла, в полутора километрах юго-восточнее, возле деревушки Усовье, есть ещё и мост через старицу. И с рассветом, после сложного марша по заметённым снегами лесным дорожкам, ударили по немецкой пехоте, сконцентрировавшейся на восточном берегу озера Ловча.

Удар был совершенно неожиданным, поскольку боевые машины пехоты атаковали без артподготовки. И не с северо-запада, откуда немцы могли допустить контратаку, а с юго-востока. И лишь после команды по радио начался миномётный и артиллерийский обстрел полевого лагеря. Недолгий, поскольку немецкая пехота немедленно рванула в сторону Десны.

Добивать и брать в плен разбегающихся гитлеровцев оставили взвод мотострелков, а основные силы, выстроившись в колонну, двинулись к Михайловскому. Там гвардейцев тоже не ждали, несмотря на канонаду со стороны Ловчи: как потом показали пленные, её восприняли за нашу попытку обстрелять обнаруженный разведкой лагерь пехотинцев. Но в Михайловском без потерь в технике уже не обошлось: два танковых взвода, один на трофейных БТ, а другой на немецких «тройках», готовились к выступлению на северо-запад, чтобы поддержать огнём пехоту, атакующую Лопушь, и успели сделать несколько выстрелов по БМП.

Допрос пленных показал, что командование танковой дивизии, «затормозившей» на рубеже гвардейской бригады, приняло решение обойти оборону по левому берегу Десны, лесными дорогами прорваться к Полужью и Пятилетке, заодно перерезав железнодорожную ветку Почеп — Брянск. Для этого в районе населённого пункта Переторги, далеко за пределами досягаемости артиллерии бригады, всё-таки устроили переправу, и теперь не менее двух полков — танкового и пехотного — будут продвигаться на Михайловский и Залядку.

Получив эту информацию, Гаврилов отдал приказ мотострелкам окапываться и готовиться отразить атаку. Сам же немедленно связался с Брянском, чтобы предупредить штаб фронта о новой угрозе.

— Вы подтверждаете, что атака намечена на Полужье, а не во фланг 3-й армии в районе Гололобово и Ревны?

— Я докладываю вам, что именно рассказали пленные, — отрезал Гаврилов. — И точных планов немцев, к сожалению, знать не могу.

— Хорошо, — после недолгой паузы послышалось в телефонной трубке. — Как вообще обстановка на вашем участке?

— Отбили две вялые атаки. Одну на Платовый Дуб, а вторую на Лопушь. Видимо, немцы рассчитывали на фланговый удар из-за реки в Лопуши, но, не дождавшись его, свернули атаку.

— Что намереваетесь предпринять в течение дня?

— Если сведения об изменении направления удара подтвердятся, и германец атакует Михайловский, то вдоль железнодорожной насыпи танковым ударом попытаемся выбить противника из станционного посёлка Пильшино и Красного.

Информация пленных подтвердилась. Уже через час на окраину Михайловского вышла автоколонна с пехотой, которую покрошили из пулемётов и 73-мм пушек боевых машин пехоты. И тем самым известили немцев о том, что Михайловский находится в наших руках. А следом из района Сосновки по Михайловскому заработала немецкая артиллерия.

Для удара на станционный посёлок Пильшино задействовали роту Т-55, участвовавшую в «Бородинской битве» и полторы роты мотострелков. Но на этот раз действовали уже по правилам: артналёт из гаубиц и 120-мм миномётов, и лишь потом танки пошли в атаку, прикрываясь с левого фланга железнодорожным полотном.

Через час посёлок был взят, и в него перебросили роту капитана Зарубина, до того оборонявшую возвышенность севернее посёлка. Потерь в танках удалось избежать, поскольку их броня оказалась не по зубам противотанковой артиллерии, имевшейся в распоряжении батальона, находившегося в Пильшино. А ещё через полтора час, потребовавшиеся для эвакуации раненых и пополнения боезапаса, сходящимися ударами от станционного посёлка и с позиции западнее Платова Дуба атаковали село Красное.

Здесь эффекта внезапности добиться уже не удалось. Да и немцы успели перебросить подкрепление из Заречья и Хмелёво. А по атакующим танкам и мотострелкам вела огонь артиллерия пехотной дивизии, втянувшейся в прорыв у Почепа. Причём, били как от Алексеевского, так и с северо-запада, из-за лесного массива, от Малфы, уже занятой немцами. Стрелковый полк, оборонявший село, не выдержал натиска и отошёл к Первомайскому. Так что бой за село Красное затянулся почти до конца короткого декабрьского дня.

Если захват станционного посёлка Пильшино и села Красное, без всякого сомнения, является успехом бригады, то в Михайловском дела шли несколько хуже. Толком окопаться мотострелки не успели, поэтому сразу же после начала артобстрела появились потери. Включая уничтоженную технику, которую немедленно отвели в тыл. Но пара БМП всё-таки пострадала.

По дороге из Малиновки немцы пустили тяжёлую бронетехнику в сопровождении пехоты, а отряд, совершивший марш в трудных условиях, не располагал противотанковой артиллерией. Вот дело и дошло до применения ручных противотанковых гранатомётов, которые, как известно, на дальности свыше полукилометра уже малоэффективны.

К началу второй атаки через наведённую на северной окраине Лопуши переправу удалось перебросить к деревне трофейные танки, но и для них не были готовы капониры, так что к четырём часам дня исправными оставались лишь КВ и по одному Т-34 и ПЦ-4. А среди пехотинцев потери убитыми и ранеными достигли почти половины личного состава.

— Пётр Михайлович, надо что-то решать с Михайловским, — ознакомившись с радиосводкой из деревни, поднял вопрос начштаба. — Либо усиливать там группировку, либо отводить, пока не поздно.

— Отводить после того, как мы в штаб фронта сообщили об изменении направления главного удара? Вы же понимаете, что это равнозначно тому, чтобы пропустить немцев по левому берегу Десны к станции Полужье? Фактически открыть им дорогу на Брянск. А резервов, чтобы усилить группу Лебедева, у нас нет. Я на себя ответственность за отвод его группы не возьму.

В общем, пришлось Гаврилову снова звонить вышестоящему начальству.

Через полчаса после его звонка перезвонил Ерёменко.

— Хорошо держишься, Гаврилов, — похвалил генерал. — Куда лучше, чем многие. И свою задачу задержать врага на время, необходимое для эвакуации из города советских учреждений и промышленного оборудования фактически выполнил. Идеально было бы вообще не пропустить немцев в Брянск, но тут не всё от тебя зависит. Твои красноармейцы смогут продержаться до утра?

— Надеюсь, товарищ генерал-полковник.

— Ты уж постарайся, полковник, чтобы продержались. А утром их заменит стрелковый полк, что мы за ночь перебросим из Ревнов. Как у тебя дела с обороной со стороны Орменки?

— Никак, товарищ командующий. Все резервы направили на оборону Михайловского и взятие станции Пильшино и села Красное.

Снова пауза на несколько секунд. Полковник даже подумал, что связь прервалась, но после первого же «алло», произнесённого в трубку, командующий фронтом откликнулся.

— Да слышу я тебя, Гаврилов, слышу. В общем, ситуация такая: полк, обороняющийся в Первомайском, просит отойти к Орменке. Но его так потрепали, что, боюсь, и там не удержится. Так что, Гаврилов, ночью отведи часть сил из Красного в район… Порошино и организуй там оборону.

— Так мы же только-только Красное взяли! Мне за пятнадцать минут до вашего звонка доложили.

— А я и не говорю, чтобы ты сейчас же выводил всех людей из него. Утром село оставите, если немцы сильно полезут. И станцию разрешаю оставить, если очень уж станут наседать. Но от первоначальных твоих позиций — пока ни на шаг!

Немецкие танки возле Порошино появились к середине следующего дня, 28 декабря. Часть атаковала стрелковый полк, ночью отошедший в Орменку, а основная масса, на большой скорости проскочив вдоль опушки леса, свернула на юг, к деревням Пильшино и Платовый Дуб. Чтобы ударить в тыл мотострелкам, оборонявшим их.

Но Гаврилов всё-таки нарушил приказ командующего фронтом и отвёл роту, оборонявшуюся на правом берегу речушки Рог, за неё. Как раз из-за того, что они вместе с начальником штаба правильно оценили ситуацию: если немцы будут идти от Орменки, то у них появится шанс нанести удар в тыл этой роте. А так она усилила «прыщ на ровном месте» капитана Зарубина, роту которого тоже отвели из села Красное. А противотанковые средства и Т-55, замаскированные на возвышенности между Рогом и Десной, пока молчали.

Фрагмент 13

25

— Чем ты так возмущён, Вече? — заинтересовался Сталин, сразу же «прочитавший» настроения давнего соратника, ворвавшегося в кабинет.

Нарком иностранных дел уселся на своё обычное место за столом совещаний и потряс какой-то британской газетой.

— Вы то-то-только послушайте, что наговорил о нас этот по-подонок Андерс!

Он вынул лист с печатным текстом перевода, заложенный между страниц газеты и принялся читать:

— 'В последние недели НКВД всё больше вмешивался в наши дела. Нам мешали на каждом шагу. Оружия не доставляли, продовольствия выделяли всё меньше. Советские власти всё сильнее сдерживали перемещение людей в наши учебные центры. Приходили известия, что тысячи поляков задерживаются в лагерях и тюрьмах. О пропавших офицерах до сих пор ничего не было известно. Зато всё упорнее ходили слухи о том, что их всех расстреляли, а также о том, что их утопили в Белом море. Поэтому многие мои товарищи очень неохотно отправились к морю, когда им объявили о том, что нас ждут пароходы для отправки в Великобританию. Понимаете, от большевиков можно ждать любой подлости. В том числе, они способны действительно погрузить нас на пароходы и утопить в ледяном море каждого, кто сохранил верность Польше. И я тогда пришёл к осознанию того, что если поляки останутся в советской России, то все они погибнут.

Вплоть до октября я неоднократно посылал телеграммы генералу Сикорскому, в которых сообщал об этом. Но в ответ получил ошеломляющий ответ: «В высших политических целях армия должна остаться в СССР». Я понимал, что если даже в настоящее время, когда Россия находится в трудных условиях, немцы постоянно наступают, Советскому Союзу грозит разгром, советские власти так неприязненно относятся к нам, полякам, что же будет, когда военное счастье отвернётся от немцев?

Политические руководители, всё Политбюро, всё советское правительство — это те же люди, которые заключили пакт с Германией и устами Молотова выражали радость, что Польша, «ублюдок версальской системы», навсегда прекратила своё существование. Это те же люди, которые причинили невиданные ранее в истории страдания миллионам поляков и уничтожили многие сотни тысяч человеческих жизней. Впрочем, точно так же они поступают со своим народом. Я более чем уверен, что наш вывод из России был возможен только сейчас, а уже через несколько месяцев старания наши не принесли бы никаких результатов, и польские солдаты вернулись бы в лагеря. Да вы хотя бы посмотрите, в каких условиях они отправили нас в зимнее путешествие по арктическим морям: в наспех оборудованных трюмах грузовых судов'.

— Его, значит, возмутило отсутствие кают первого класса для каждого польского солдата? — возмутился Ворошилов, славящийся своей спортивностью и аскетичностью. — И вместо ресторанов кормили по солдатским нормам из полевых кухонь. А то, что каждый из зачисленных в его «армию» получил денежную компенсацию, он не вспоминает? Насколько я помню, сам он получил двенадцать с половиной тысяч рублей.

— Если бы вы, товарищи, ещё знали, как они поступили с этими деньгами, когда пароходы отошли от причалов, — «вставил пять копеек» Берия. — Выстроившись на корме, эти офицерики принялись рвать «тридцатирублёвки», которыми преимущественно получали свои подъёмные, а их обрывки выбрасывать в воду.

— То есть, продемонстрировали своё отношение к Советскому Союзу, — сделал вывод Председатель ГКО.

— Осмелели, поняли, что после погрузки на британские пароходы им уже ничего не грозит. До того лишь «между своими» могли антисоветские разговоры вести. Потому часть из выпущенных из лагерей мы и «развернули» прямо с дороги в Саратовскую и Чкаловскую области, — пояснил нарком внутренних дел. — Самых наглых.

— Е-е-есть в интервью Андерса и про это, — снова взял слово Молотов. — «Договор нашего правительства в изгнании с Советским Союзом я всегда считал и считаю не чем-то постоянным, что должно было служить основой дальнейшего существования, а лишь необходимым временным злом. И я, и большинство моих товарищей по оружию лишь ожидали момента, когда Советский Союз будет побеждён. В возможность победы Советского Союза никто из нас не верит, поэтому я всячески задерживал отправку наших дивизий на советско-германский фронт: полякам ни к чему умирать под бездарным русским командованием вдали от Польши».

— Наши союзники из Российской Федерации предупреждали нас о том, что ничего хорошего из формирования польского корпуса не выйдет. Мы… не сразу им поверили, но, как только стало ясно, что польские дивизии являются скопищем антисоветски настроенных элементов, напомню, приняли решение об отправке корпуса Андерса в Великобританию. В обмен на поставки нам такого стратегического сырья, как каучук. Напомните, товарищ Берия, как охарактеризовали союзники такой обмен.

— «Готовые гандоны поменяли на сырьё для изготовления гандонов», — ухмыльнулся руководитель НКВД.

— И ещё поменяем, — дождавшись окончания хохота, кивнул Сталин. — По крайней мере Черчилль в своём последнем письме настаивает на том, чтобы в конвоях QP-4 и QP-5 мы продолжили переброску бывших польских военнопленных на Британские острова. И мы пошли ему навстречу, определив под их погрузку четыре парохода из состава этого конвоя.

— А стоит ли в этом вопросе потакать Черчиллю, который принёс столько вреда Советскому Союзу? — задал вопрос Ворошилов.

— И принёс, и ещё принесёт. Я, Клим, очень внимательно ознакомился с его мемуарами, предоставленными союзниками. То, что он сейчас нам помогает — вынужденный шаг, и едва Великобритания почувствует, что ей уже не грозит вторжение, немедленно начнёт не просто вставлять нам палки в колёса, а готовить удар нам в спину. И это — не образное выражение, это разработанная по его приказу боевая операция по разгрому Красной Армии на территории Германии и Польши. Там, в мире наших союзников из Российской Федерации, такого развития ситуации удалось избежать. Но удастся ли избежать нам — вопрос открытый. Именно поэтому, Клим, я не верю ни единому слову Черчилля о дружбе и союзнической верности, как бы он ни старался писать об этом в своих письмах.

Молотов, видимо, частично посвящённый в переписку двух глав государств только молча кивнул.

— Черчилль никогда не упускает из вида возможности получения выгоды даже из «помощи», предоставляемой нам. Вам прекрасно известно, что практически все поставки из Великобритании за редчайшими исключениями, среди которых было, например, обмундирование для тех самых поляков, мы оплачиваем золотом и встречными поставками. При этом аппетиты англичан продолжают расти. Например, в письме Черчилля, полученном мной буквально вчера, он настаивает на передаче британцам некоторых новейших технологий. Например, технологии производства реактивных снарядов для наших гвардейских миномётов. По цене их дрянных танков, необходимых для вооружения всего одного танкового полка.

Члены Государственного комитета обороны возмущённо загудели, и Вождь не мешал им возмущаться, раскуривая трубку.

— Но знаете, чем он обосновывает своё требование? По словам Черчилля, эти технологии достались нам совершенно бесплатно, и поэтому мы не должны скрывать их от союзников по антигитлеровской коалиции. Он ссылается на информацию от британской разведки, по сведениям которой немцы имеют неопровержимые свидетельства того, что мы получаем новейшую технику из будущего. Но, судя по тому, что никаких конкретных примеров не приводит, хвалёные британские шпионы довольствуются всего лишь слухами, а не реальными доказательствами. Мало того, он просит меня либо подтвердить, либо опровергнуть эти слухи.

— По-по-по линии моего наркомата уже пришла просьба принять бри-и-итанского министра иностранных дел Энтони Идона и целый ряд бри-и-итанских военных экспертов, которые хотели бы ознакомиться с нашими новейшими образцами оружия. Же-е-елательно, непосредственно на фронте. Будем их пускать?

— А почему бы не пустить? — усмехнулся Сталин. — И кое-какую технику можно показать. Те же самые гвардейские миномёты, опытные образцы новых танков Котина, Кошкина и Астрова, самолёты Яковлева и Лавочкина. Даже противотанковые гранатомёты нашего производства можно не скрывать: всё равно у американцев их «базука» уже разработана и вот-вот будет принята на вооружение. Давайте согласие, товарищ Молотов!

26

Атаку на село Красное, как это обычно бывает у немцев, предварил его артиллерийский и миномётный обстрел. А с севера пошли танки, проскользнувшие мимо Орменки. На этот раз — уже под фланговым огнём заговорившей от Платового Дуба противотанковой артиллерии. Так что «панцерам», чтобы не подставлять более слабые борта, пришлось развернуться на деревушку.

Позиция противотанкистов, прямо скажем, была никчёмной из-за мешавших целиться зарослей вдоль ручейка Рог, и немцы посчитали, что пара трофейных БТ вполне справятся с занозой. Так и шли, прикрываясь кустами и деревьями, пока не приблизились к зоне действия расчётов противотанковых ружей. Одну из «бэтэшек» сначала обездвижили, а потом подожгли. Вторая же оказалась более удачливой, и, кроме уничтожения пары расчётов ПТР, сумела подбить пушку Зис-3. После чего, также маскируясь за кустами и деревьями, ушла догонять основную массу танков.

Естественно, заслон, оставленный в Красном, атаки с двух сторон — танками с севера и пехотой с юго-востока, из-за железнодорожной насыпи — не выдержал, и под прикрытием артиллерийского и миномётного огня отошёл к станции Пильшино. Там, в Красном, немцы потеряли ещё один танк, лишённый гусеницы удачным броском связки гранат. Потеря не абы какая, учитывая количество атакующей техники в пятнадцать единиц, да и с таким повреждением «панцер» восстановят до конца дня, но хоть что-то.

Так же быстро сдали и станционный посёлок. С той разницей, что немецкий «Гочкис» просто разорвало взрывом противотанковой мины, установленной в снежной каше дороги, соединяющей село и станцию. После чего немцы реально нарвались на крепкую оборону по опушкам тех самых рощиц, где произошла первая часть «Бородинского сражения». Пара Т-55 буквально за две минуты сумела уполовинить «вырвавшиеся на оперативный простор» танки противника.

Передышка, пополнение боеприпасами, и вот уже семь уцелевших «панцеров» в сопровождении пехоты накатываются на «прыщ» капитана Зарубина. Не зная, что после отвода атаковавших накануне Красное и станцию Т-55 дальние подступы к позиции на возвышенности были заминированы. Итог — уменьшившееся на три единицы «поголовье» «роликов»: один танк стал жертвой противотанковой пушки, а два подорвались на минах. На том атаки на позиции бригады западнее Бородино в тот день завершились. Даже в Лопуши, помимо беспокоящего огня, никакой активности не наблюдалось.

Зато вовсю гремело где-то районе Михайловского, который мотострелки сдали стрелковому полку, подошедшему от Ревнов. Канонада грохотала там целый день, как и в Орменке на северо-западе.

— Что-то подсказывает мне, Пётр Михайлович, что завтра нам придётся драться в полуокружении, — покачал головой начштаба бригады майор Затонский. — А то и вовсе немцы, оттеснив соседей к Дуковскому и Евтиховскому, ударят нам в тыл.

— Не веришь, что соседи удержатся?

Майор покачал головой.

— Они уже неделю пятятся. Мы жалуемся на потери в личном составе, а у них от полка едва ли половина осталась. На сегодняшнее утро. Что будет к вечеру, должен сам догадываться: должен помнить июнь в Белоруссии.

Связи не было ни со штабом 50-й армии, которой формально подчинялась гвардейская мотострелковая бригада, ни со штабом фронта. А для того, чтобы отступить по собственному разумению, ситуация ещё не выглядела столь отчаянной. Отход без приказа — гарантия попасть под суд, поскольку возможности бригады для обороны далеко не исчерпаны.

— В общем, Семён Яковлевич, я предлагаю действовать по принципу, слышанному от одного из добровольцев: лучшая защита — это нападение.

Полностью занять Орменку до удара бригады немцы не успели. Пусть он и был спланирован «на скорую руку», но роты Т-55 в сопровождении мотострелковой роты на БМП-1, накатывающихся по полям с юго-востока, хватило, чтобы не только отбросить фрицев от села, но и прогнать их к Первомайскому.

— У вас есть связь с дивизией? — спросил Гаврилов, приехавший в Орменку уже по темноте, у командира полка майора Драницына. — И какой был последний приказ от командира дивизии?

— Только радиосвязь. А приказ был — продержаться до вечера, после чего отступить к Старому и Новому Каплино на соединение с дивизией. Вы же, товарищ полковник, видите, что от полка остался только батальон, — попытался тот оправдаться за то, что собирается открыть фланг бригаде. — Не поможете с эвакуацией раненых в Выгоничи? У вас же, кажется, железнодорожное сообщение с Брянском ещё действует. А то до Каплино раненые своим ходом не дойдут.

— Помогу. И немцев немного задержу, чтобы они вам «на хвост» не сели, — кивнул Пётр Михайлович.

Эвакуация раненых затянулась часов до девяти вечера, но к этому времени все боеспособные красноармейцы полка, оборонявшего Орменку, уже ушли в направлении Евтиховского. По летним меркам, отступать им к Старому и Новому Каплино недалеко, всего пятнадцать вёрст, но по заснеженным дорогам — к утру бы поспеть пройти это расстояние. Тем более, неся на себе боеприпасы, уцелевшие миномёты и волоча за измученными конями остатки полковой артиллерии.

Оказалось — очень вовремя: едва командир бригады вернулся в штаб, Семён Яковлевич доложил складывающуюся обстановку. Стрелковый полк, целый день отбивавший атаки немцев в Михайловском, отводят в Ревны, оказавшиеся вторым эшелоном обороны дивизии в которую он входит: продолжая атаковать Михайловский, немцы от Переторгов ударили на Гаврилково, и после тяжёлого боя наши передовые части отошли к Гололобово.

— Значит, завтра их пехота перережет железную дорогу в районе Хутора Бор или между ним и Десной, — сокрушённо покачал головой полковник. — И тогда они точно ударят с востока на Выгоничи.

— В штабе армии считают также, — подтвердил Затонский. — И дали разрешение на отход в район Октябрьское — Добрунь.

— Связь со штабом армии восстановилась?

— Да, его перенесли в Дятьково, поэтому днём и невозможно было связаться. Жирятино немцы тоже сдали, но соседям подошло подкрепление, и в районе Каплино они какое-то время ещё продержатся. А Брянск с юго-запада будут обороняться по линии Бетово — Глинищево — Теменичи — Тешеничи.

Гаврилов посмотрел по карте, после чего задал вопрос:

— Не интересовался обстановкой на направлении главного удара Гудериана?

— В общих чертах. 13-я армия нанесла удар во фланг его танковой группе и отодвинула линию фронта от Локтя на юго-восток. 26-я армия дерётся на подступах к Орлу, а соседняя с нами 3-я отошла к Навле, и ей поставлена задача не допустить прорыва танков к Брянску с юга.

— А сейчас связь со штабом армии действует?

— Да вроде бы, — пожал плечами Затонский. — А зачем тебе?

— Хочу получить разрешение отложить отход бригады на новые позиции на сутки.

Взгляд начальника штаба выражал полное недоумение.

Раннее утро 29 декабря началось для немцев, половину ночи рывших окопы и закапывавших в землю танки западнее Первомайского, со шквального налёта практически всей артиллерии бригады, стрелявшей с максимальной интенсивностью. Гаврилов и Затонский, зная о том, что уже сегодня к вечеру гвардейцы отойдут на новый рубеж, решили не жалеть снарядов и мин. И утренние сумерки озарились сотнями разрывов, казалось, бесконечно долго вздымавшихся на немецких позициях. А потом в атаку пошли две танковые роты Т-55 в сопровождении практически всей пехоты, что они сумели выделить без ущерба для обороны рубежа вдоль железной дороги.

Уже спустя час после начала артобстрела немцев выбили из Мусинского. А ещё через два часа в результате встречного танкового боя гитлеровцы оставили центр Малфинского сельсовета. Две роты Т-55 при поддержке почти трёх десятков боевых машин пехоты не оставили никаких шансов танковому батальону и пехотному полку, заночевавшим там. Но едва затих бой, немедленно началась эвакуация в Выгоничи подбитой боевой техники, раненых и трофеев. Не сильно повреждённые немецкие танки, бронетранспортёры и грузовики, обливались бензином и поджигались, в стволы брошенных пушек засовывались гранаты, а лёгкие противотанковые орудия давились тридцатишеститонными танками. Так что гигантский столб чёрного дыма, поднимающегося над Малфой и её окрестностями, даже без доклада в штаб бригады давал понять, что «прощальный хлопок дверью» гвардейской мотострелковой полковника Гаврилова удался на славу.

Фрагмент 14

27

Говоря про два уничтоженных полка немецких танков Ларионов, конечно, погорячился. Но разведбат, всё-таки «прогулявшийся» ночью до Калиновки, уверенно говорил про уничтоженный танковый полк. «А может быть, и больше». Причём, разведчики описывали увиденное, как некий Армагеддон: валяющиеся повсюду трупы немецких солдат, либо измятых, как тряпичная кукла, либо не имеющих видимых повреждений. Следы горения тоже разные — от полностью сгоревшей техники до слегка опалённых шинелей у мёртвых солдат и вздувшейся от нестерпимого жара краски на металлических деталях.

Да что там говорить про Калиновку, если на западной окраине Станища творилось нечто похожее: в совершенно неповреждённых окопах, рядом с непострадавшими винтовками и пулемётами — трупы, трупы, трупы врагов. Некоторые умерли там, где находились в момент ужасного взрыва, другие адской силой отбросило на много метров. Свежевырытая землянка разворочена так, будто взорвалась изнутри. Уцелели лишь стены церкви, сложенные из старого кирпича, почему-то называемого «подпяточным». А снег на огромной площади либо мгновенно растопило, либо смело́ взрывной волной. Это Юдин уже видел собственными глазами, когда прогулялся на бывшие немецкие позиции вместе с бойцами роты.

Нет, занимать позиции по правому берегу Осьмы им запретили, но потребовали собрать и отправить в тыл трофеи. Вот бывший политработник, а ныне командир роты, и ходил на тот берег, чтобы проконтролировать процесс и проверить, как бдят дозоры, прикрывающие «трофейную команду».

А по возвращении его в землянке уже ждали сотрудники НКВД. Лейтенант и два автоматчика.

Никаких грехов за собой Виктор не помнил, но то, что чекисты прибыли в расположение роты именно по его душу заставило сильно напрячься. Мало ли что могло произойти? Мало ли как могли истрактовать представители этого очень серьёзного ведомства какой-нибудь факт, которому он даже не придал значения? Должность командира подразумевает отдачу приказов подчинённым, и нельзя исключать того, что кто-то из недовольных каким-нибудь приказом или наказанием решил отомстить, написав на ротного донос.

— Вы знакомы с гражданкой Жаботинской? — задал совершенно неожиданный вопрос чекист, разложивший бумаги на столе землянки.

Разумеется, в «земляной норе», перекрытой тремя накатами брёвен, никаких окон не было, а весь свет с улицы проникал только в виде светлых пятен на куске брезента, приколоченного к неплотно сбитой из жердей двери. Источником же освещения служила «катюша», заполненная соляркой 37-мм гильза с зажатым в сплющенном дульце фитилём, и тревожно мечущиеся тени от неровно горящего огонька придавали обстановке дополнительные зловещие нотки.

— Жаботинской? Никогда не слышал такой фамилии.

— Может быть, вы вспомните получше? — исподлобья уставился на Виктора энкавэдэшник. — Магдалена Александровна Жаботинская, тысяча девятьсот шестнадцатого года рождения. Утверждает, что в июне этого года укрывала от немцев красного командира по имени Виктор Юдин. Другого Виктора Юдина в списках 49-й стрелковой дивизии, отступавшей через хутор, где она жила, не значилось.

— Магда? — чуть не подскочил от радости ротный. — Что с ней? Она жива?

— Так знакомы вы с ней или нет?

— Простите, товарищ лейтенант НКВД, я действительно никогда не слышал фамилии Жаботинская. А меня действительно на несколько часов укрыла от немцев и прогермански настроенный поляков женщина по имени Магда. Мой взвод тогда отходил с позиции, на которой нас оставили в качестве заслона, и мы нарвались на немецких мотоциклистов. Я тогда расстрелял экипаж одного мотоцикла, а второй пустился нас преследовать. Случайно столкнулся с Магдой, и она укрыла меня в бывшем крольчатнике от немцев и своего отчима, который, по её словам мог бы выдать меня гитлеровцам. Фамилия отчима… м-м-м… кажется, Заремба. Извините, но фамилией Магды я тогда даже не поинтересовался.

— Плохо, что не поинтересовались, — оторвался от писанины чекист. — То есть, её фамилия может быть не Жаботинская, а Заремба?

— Это вряд ли, товарищ лейтенант, — покачал головой Юдин. — Во-первых, он ей отчим, а не отец. Её мать была вдовой офицера царской армии. А Магда успела мне рассказать, что вышла замуж во время учёбы в Варшаве. На хутор приехала только после нападения немцев на Польшу.

— Что вам известно про мужа этой женщины? И почему она уехала из Варшавы?

Виктор пожал плечами.

— Магда говорила, что её муж был умным евреем, и сразу понял, что немцы разобьют Польшу. Поэтому, когда его призвали в армию, посоветовал ей уехать на хутор к отчиму. Как же его звали? Кажется… Соломон. Нет. Самуил? Пожалуй, Самуил. Магда говорила, что он то ли пропал, то ли погиб. «Сгинул на войне». Она вообще говорила на польско-белорусско-русской смеси слов, так что точно понять, что случилось с её мужем, было сложно.

— «Предположительно погиб», — заканчивая писать, произнёс вслух следователь. — Эта самая Магда не предлагала вам предать Родину и остаться на оккупированной территории?

Юдин хорошо помнил слова своей первой женщины, сказанные ему при прощании: «А может, останешься? Я совру пану Зарембе, что ты не русский, а татарин. Нет, не можешь ты не уйти, ты же красный командир… Возвращайся, когда немцев прогоните. Я тебя ждать буду! Всю войну ждать буду!» Но его больно царапнули слова «предать Родину». Если рассказать об этом чекисту, то он непременно уцепится за то, что женщина, возможно спасшая ему жизнь, пыталась сделать из него предателя. Да, в последние недели он стал намного реже вспоминать о Магде, о той сладкой и тревожной ночи в хлеву, куда выселил падчерицу хозяин хутора, но это совсем не значило, что он забыл о ней, забыл о том, как она плакала у него на груди при прощании.

— Нет, товарищ лейтенант, — твёрдо заявил Виктор. — Она указала мне путь, которым отступала наша дивизия, и дала немного еды в дорогу. Благодаря её подсказке я и вышел к нашим.

— Что вы можете рассказать о её родственниках?

— Да откуда я о них могу что-то знать? Я же на том хуторе пробыл всего несколько часов. Из которых часть времени спал: у нас же последние дни обороны какие были? Днём от немцев отбиваемся, а ночью отходим на новый рубеж.

— Как Жаботинская относится к Советской Власти?

— Не знаю. Не было про это разговора. Да разве ж одного того, что она меня укрыла от немцев и отчима, который советскую власть не любит, мало?

Виктор хорошо помнил слова Магды: «Пан Заремба не любит советских, а я немецких». Кажется, из-за того, что Советская Власть у него лавку после революции отобрала.

— Вот видите, а говорите, что ничего о родственниках Жаботинской не знаете…

— Так я, товарищ лейтенант, до сих пор не знаю, об одной и той же женщине мы с вами разговариваем, или о разных. Я — о Магде, которая меня спрятала, когда мы отступали с последнего рубежа обороны нашей дивизии. А она ли это или какая-то другая женщина с таким же именем?

Энкавэдэшник вынул из планшетки конверт, из которого вытряхнул фотографию, размером 3 на 4.

Да, это была она! Только одетая в какой-то ватник, голова повязана платком, в уголках рта обозначились жёсткие складки, глаза предельно уставшего человека.

— Вижу, что узнали…

— Где она сейчас? — дрогнул голос Юдин.

— В партизанском отряде, действующем в Гродненской области. Но я не зря спрашивал вас об её отношении к Советской Власти. И того, что она вас укрыла, действительно мало для того, чтобы снять все имеющиеся к ней вопросы. Поэтому мы и приехали к вам выяснить некоторые подробности.

— Какие к ней могут быть вопросы? — удивился старший лейтенант.

— Серьёзные. Почему, например, сестра одного из самых жестоких местных полицаев и приёмная дочь командира взвода полиции, пришла к партизанам? Не послали ли её эти родственнички, чтобы она шпионила за партизанами?

— Родственники, говорите?

И Юдин рассказал, как, из-за чего Магда оказалась в хлеву, а не в доме отчима. Про запах кроличьего помёта в её закутке, про то, что жила она на хуторе на правах даже не батрачки, а чуть ли не рабыни, вкалывающей за еду и ночлег рядом со скотом. Он рассказывал, а чекист строчил карандашом на листочке, записывая рассказ Виктора.

Выложил всё, а когда вся эта бумажная возня закончилась, и незваные гости уехали в сторону Семлёво, вышел в траншею и радостно засмеялся. Не над ними. Рассмеялся от счастья: Магда жива, и хоть такую весточку о ней, но он получил!

28

Бригаду, полностью выполнившую свою задачу, вывели на отдых и пополнение в те же самые Сольцы, столь памятные Кудину по его первому, столь неудачно закончившемуся для его расчёта бою. Она не только обеспечила прорыв вглубь вражеской обороны и соединилась с движущимися навстречу ей частями Красной Армии, но и помогла разгромить эсэсовскую дивизию «Мёртвая голова». А когда немцы, удостоверившиеся в том, что внутренний контур «колечка» красноармейцы держат крепко, что сейчас не лето, когда по здешним лесам можно уйти тропками, и иначе, чем по имеющимся дорогам, не выбраться, сделали Гитлеру «новогодний подарок», объявив о капитуляции. Все, кроме эсэсовцев, оборонявшихся до последнего патрона. Да только патронов им хватило только на два дня, после чего в плен попали лишь тяжелораненные, найденные уже после боя.

После двух подряд контузий чувствовал себя Славка не очень, поэтому сутки проспал, поднимаясь лишь на приём пищи, да… гм… на «обратный процесс». Да и потом их, немощных, не особо тревожили, отдав «на растерзание» докторам, развернувшим тут же, в Сольцах, медсанбат. Так что предаться любимому занятию, чтению, время было. Вот и нашёл он в неновой центральной газете новогоднее обращение товарища Калинина. Тем более, «всесоюзный староста» упоминал и о заслугах их бригады.

'Дорогие товарищи!

Граждане Советского Союза! Рабочие и работницы! Колхозники и колхозницы! Советская интеллигенция! Бойцы, командиры и политработники Красной Армии и Военно-Морского Флота! Партизаны и партизанки! Жители Советских районов, временно захваченных немецко-фашистскими оккупантами! Разрешите поздравить вас с наступающим Новым годом! А по случаю наступления Нового года разрешите представить вам краткий итог войны.

Уже больше шести месяцев наша страна ведёт тяжёлую, кровопролитную войну против немецко-фашистских оккупантов, навязанную нам немецкими империалистами.

Тяжёлое время пережила наша армия, а вместе с ней и весь народ. Красная Армия сражалась героически. Однако, враг, имея инициативу в своих руках, отыскивая слабые места, продвигался вперёд, занимая наши города и села и, как уголовник, разбойничая над мирным населением.

У нас ни в народе, ни в армии, ни на одну минуту не было сомнения в том, что враг будет разбит. Но возмущалась народная гордость, задевало самолюбие, что немецкие разбойники гуляют по нашей земле, издеваются над нашим населением, терзают стариков, женщин и детей.

Много злодейств учинили немецкие фашисты на советской земле. Народ, жители городов и сёл горят мщением. Украинцы и белорусы, народы прибалтийской республики живут горячей надеждой, что скоро к ним придёт Красная Армия и избавит их от фашистского зла.

Стойко переносил советский народ эти дни серьёзных и тяжёлых испытаний. Он послал на фронт сотни тысяч своих лучших сынов грудью отстаивать родную, священную землю, истреблять врага. Мужественно переносили советские люди временные невзгоды и лишения, вызванные войной с немцами.

Товарищи красноармейцы, командиры, политработники! Вашим уменьем, геройством, которым восхищается весь честный мир, враг остановлен. На решающих фронтах он бит и бит основательно.

Немцам вряд ли удалось бы одержать даже временные успехи в войне против нас, если бы Гитлер не совершил вероломного неожиданного нападения на Советский Союз.

Как вам известно, Германия напала на нашу страну из-за угла, как разбойник, ибо её нападение ни чем не было вызвано, кроме как алчной агрессией и жаждой грабежа.

Неожиданность нападения дала значительные преимущества германской армии. Вам ведь хорошо известно, что для того, чтобы мобилизовать и построить армию в боевой порядок требуется значительное время. А чтобы мобилизовать и построить армию в боевой порядок под занесённым мечем врага — требуется исключительное мужество и большая выдержка бойцов и особенно, я бы сказал, искусство командования.

Германская правящая клика просчиталась, думая неожиданностью нападения сломить волю советского народа в борьбе с захватчиками, смять, опрокинуть Красную Армию, захватить нашу промышленность, расчленить и уничтожить Советский Союз, поработить наши свободолюбивые, гордые народы.

Советские войска упорно отстаивали каждую пядь родной земли, непрерывными боями изматывали противника, истребляли его живую силу и технику.

Новый год начинается при хороших перспективах. На значительной части фронта, теснимый Красной Армией враг отступает, а во многих случаях в беспорядке бежит, оставляя в наших руках танки, пушки, пулемёты и прочее военное имущество, счёт которого всё увеличивается.

Трудный путь прошли наши красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники. Но большие ещё трудности стоят и впереди. Наступление в морозы, при глубоких снегах требует от вас огромных усилий, напряжения воли.

Но одно вас должно воодушевлять, что силою вашего оружия враг вынужден откатываться, что с врагом мы дерёмся при равных условиях, что инициатива из рук врага вырвана.

В этой борьбе, когда решается судьба, настоящее и будущее нашей Родины, Советского государства, когда решается судьба всей Европы, замечательно то обстоятельство, что наша Красная Армия один-на-один ведёт тяжёлую, кровопролитную войну против немецко-фашистской армии и одолевает, бьёт её.

Да, местами обстановка очень тревожная. Кое-как собравшись с силами после кровопролитных летних и осенних боёв, немецко-фашистские оккупанты бросили в наступление на Москву и Ленинград свои последние силы, стараясь отрезать нашу дорогую столицу от южных областей, а Город Ленина взятьв блокаду. Но уже сейчас можно сказать, что эти его планы провалилось.

Под Новгородом нам удалось окружить целый немецкий моторизованный корпус, который сейчас успешно добивают. Сорвана попытка оккупантов перерезать Октябрьскую железную дорогу и уморить ленинградцев голодом. Остановлено немецкое наступление на Москву с запада: враг так и не дошёл до Ржева, Вязьмы и Юхнова. Пусть прямо сейчас, прямо в эти минуты идут тяжёлые бои на окраинах Брянска и Орла, но с фронта докладывают: враг исчерпал силы, и его попытки ворваться в эти города — всего лишь агония.

Уже в декабре Красная Армия перешла на ряде участков фронта от активной обороны к наступлению на вражеские войска. Прорвана блокада Одессы, немецко-румынские войска местами отброшены от города на 30–50 километров. Красной Армии удалось потеснить немецко-фашистских захватчиков в направлении Умани в районе Кировограда.

Я думаю, недалеки те дни, когда и другие оккупированные немцами советские земли будут навсегда освобождены от немецкого ига.

Наши силы в борьбе с врагом растут. Мы уверены в победе. Мы знаем, что ни один советский человек не успокоится до тех пор, пока хотя бы один гитлеровец будет топтать священную советскую землю, пока гитлеризм не будет выжжен калёным железом. Порукой нашей победы, победоносной борьбы с гитлеровской армией служат первые успехи советских войск на всех фронтах. Порукой этому служат прибывающие на фронт резервы. Порукой этому служит героическая работа всей страны для фронта, для победы.

Порукой этому служит то, что вождь нашей Армии товарищ Сталин уверенно ведёт Красную Армию на уничтожение зарвавшегося врага, на освобождение всех народов, порабощённых германским фашизмом.

Дорогие товарищи! Граждане и гражданки Советского Союза! Бойцы, командиры и политработники! По поручению Советского Правительства и Центрального Комитета нашей Ленинской партии поздравлю вас с Новым годом и желаю всем советским народам в Новом 1942 году разбить без остатка наших смертельных врагов — немецких захватчиков!

С Новым годом, товарищи!'

Газету кто-то успел прочитать до него, обведя квадратиком абзац, где упоминалось про взятый в окружение немецкий моторизованный корпус. А когда Вячеслав перешёл к чтению других статей, его окликнул Резниченко, тоже выживший, но получивший несколько мелких осколочных ранений.

— Гляди-ка, Славка! Про тебя в армейской газете пишут! Вот, слушай:

'В ходе наступательной операции в районе г. Сольцы командир миномётного расчёта тов. КУДИН В. А. в составе миномётного взвода танковой бригады отражал атаки противника, пытающегося выйти из окружения в районе населённого пункта Ёгольник. После гибели расчёта и полученной контузии возглавил другое отделение, в составе которого успешно поддерживал огнём пехотные части в районе населённых пунктов Молочково, Водосы, Уторгош.

В ночь на 27.12.1941 в ходе отражения атаки до двух рот противника на расположение миномётной роты, в составе которой воюет тов. КУДИН, заменил раненого пулемётчика бронированного тягача Т-20. За время боя им было уничтожено до 60 солдат противника. Наутро тов. Кудин заместил погибшего командира миномётного взвода, и его взвод успешно поддерживал миномётным огнём оборону в районе н. п. Глинско. Благодаря поддержке миномётчиков удалось предотвратить прорыв из кольца окружения немецкой дивизии.

29.12.1941 под н. п. Глинско тов. Кудин получил повторную контузию, но продолжил вести миномётный огонь по атакующему противнику до окончания боя. За проявленные в ходе боевых действий мужество и героизм тов. КУДИН представлен к награждению орденом Боевого Красного Знамени'.

Естественно, Вячеслав поднялся, чтобы самому прочитать такую новость. Пока он с замиранием сердца разбирал неровный, скачущий от буковки к буковке шрифт, в сенях избы, превращённой в больничную палату, послышался голос лейтенанта Лифанова, всё ещё возглавляющего их миномётную роту. А потом и сам ротный ввалился в дом в клубах пара.

— Ну, что, курортники? Как себя чувствуете?

Оба киевлянина принялись заверять боевого командира в том, что с ними всё в порядке.

— Вот и отлично! Значит, завтра — в строй! К нам в бригаду какая-то делегация союзников приезжает. И чтобы были выбриты и почищены, как на парад! Нельзя перед иностранцами опозориться…

Фрагмент 15

29

Инициатива поездки Энтони Идена и британских военных специалистов на фронт исходила вовсе не от советской стороны: на этом настаивал сам премьер-министр, таким способом решивший уличить русских в сокрытии какого-то секретного оружия. А большевики предложили побывать в вооружённой новейшей боевой техникой танковой бригаде, действовавшей на острие удара советских войск, сумевших окружить и разбить целый моторизованный корпус немцев. Заодно и похвастаться успешным контрнаступлением и локальной победой над сильным противником.

Россию министр посещал не впервые. Первый раз он побывал в этой стране ещё в 1935 году, и тогда же повстречался со Сталиным, оставившим о себе благоприятное впечатление своими врождёнными благородными манерами и прагматичным подходам к политике. Но это путешествие оказалось куда более продолжительным и сложным, чем та поездка: вначале плавание по северным морям на крейсере «Эдинбург», часть миссии которого включала защиту арктического конвоя PQ-6, а потом — воздушный перелёт из Мурманска в Москву под защитой русских истребителей. Самых обыкновенных, хотя и считающихся новейшими, снабжённых не каким-то двигателем «из будущего», на что намекала разведка, а мотором довольно устаревшей конструкции: звездообразным, с воздушным охлаждением (их британские специалисты осмотрели ещё на прифронтовом аэродроме). Тем не менее, именно эти истребители конструкции Лавочкина немецкими асами считались наиболее трудным противником в воздушном бою.

Коллега Идена, господин Молотов, невысокий, склонный к полноте мужчина в очках, страдающий лёгким заиканием, до мая 1941 года занимал должность советского премьер-министра. Он встретил британскую делегацию в единственном северном незамерзающем порту России, Мурманске, и сопровождал Энтони на протяжении всего визита. Включая все четыре состоявшихся до поездки на фронт беседы с премьером Сталиным в Кремле. Да и на фронт отправился вместе с гостями.

Эта поездка тоже оказалась непростой. Метеорологи не могли гарантировать лётной погоды в районе первой русской столицы, Новгорода, так что до этого города, с осени пережившего несколько германских авианалётов, пришлось добираться поездом. Именно во время этих налётов пострадала русская святыня, памятник 1000-летию России, высотой в 16 ярдов: осколок немецкой авиабомбы угодил в нижний ярус фигур русских исторических персон, оставив на лице одного из бронзовых то ли писателей, то ли общественных деятелей огромную царапину.

С одного поезда пересели на другой, отправившись на юг по ветке, до войны служившей для вывоза из заболоченных окрестных лесов торфа и древесины. А в городишке Шимск, сильно пострадавшем от артналётов при обороне от подошедших вплотную к нему немецких войск, пересели на армейские автомобили, новейшие русские вездеходы Газ-63, комплектующиеся кабинами от американского грузовика «Студебеккер US6».

Да, машина считающаяся в России новейшей, но, по словам Молототова, её прототип был разработан ещё в 1939 году, а выпуск начат осенью 1941. Как уже сказано, кабина американского образца, а мотор — переработанный американский же, устанавливаемый «кузенами» на «Додж-Д5». Именно в кузов этого грузовика установили отапливаемые печкой будки с небольшим окошечками, в которых и везли членов делегации. Ну, кроме Молотова и Идена, ехавших в «генеральской» полноприводной машине Газ-61, также выпускавшейся ещё до начала войны между Россией и Германией.

Именно в Шимске, городе, стоя́щем на берегу замёрзшей реки Шелонь всего в восьми милях от её впадение в огромное озеро Ильмень, Иден впервые увидел немецких пленных. Грязных, измученных, небритых, укутанных в какие-то рваные тряпки, вызывающих у него жалость пережитыми ими страданиями.

На удивление, русские совершенно не препятствовали попыткам британца поговорить с ними на их родном языке, превосходно выученном им ещё в детские годы. Да только разговоров не получилось: эти несчастные люди, вызывавшие у министра куда большее сочувствие, чем русские дикари, оказались не склонны к беседам, однотипно отвечая на любое обращение к ним фразой «Гитлер капут».

Нет, русские тоже страдали от войны: в Шимске было немало разрушенных, сгоревших домов, гибли их женщины и дети, многие оказались бездомными и теперь ютились в вырытых землянках. Но, в отличие от привыкших к комфорту цивилизованных немцев, они так и остались в привычной стихии, а не оказались после долгих фронтовых мучений в руках врага.

Переехав по ледовой переправе через приток Шелони реку Мшага, колонна оказалась в первой из освобождённых от немцев деревень, почти полностью уничтоженной в ходе боёв. И здесь, и по дороге к городу Сольцы, ставшему первым отвоёванным в ходе русского контрудара городом, Идена поразили десятки сожжённых немецких танков, зачастую сброшенных с расчищенного от снега шоссе, сотни повреждённых, сгоревших и просто брошенных грузовиков, исковерканные пушки, тысячи ещё неубранных трупов немецких солдат, отчаянно пытавшихся пробиться из окружения. Особенно много этих следов боевых действий стало попадаться на подъездах к Сольцам, пригород которых, деревня с непроизносимым названием Ёгольник, стала ареной многодневного сражения.

К чести немцев, при вторжении в Россию столкнувшихся с превосходной русской бронетехникой, они использовали её, полученную в качестве трофеев, против тех, кто построил эти стальные монстры. И английский министр, осматривая замершие подбитые и сожжённые боевые машины, был вынужден признать, что его соотечественники безнадёжно отстали от учившихся у них строить танки русских. Ни один британский танк не может сравниться по мощи с русскими тяжёлыми «Клим Ворошилов» и средними Т-34. Не зря германские танкисты прилагали столько усилий, чтобы ввести в строй подбитые или брошенные из-за поломок машины, доставшиеся им во время летне-осеннего наступления. Даже Пц-3 и Пц-4, самые совершенные немецкие «панцеры», с которыми британцы столкнулись во Франции, не могли конкурировать с этими тяжело бронированными, вооружёнными трёхдюймовой пушкой боевыми машинами.

Нет, после того, как за лето и осень немецкие танковые дивизии понесли гигантские потери от русских противотанковых ружей и пушек, гитлеровцы активно использовали вообще любую бронетехнику, оказавшуюся в их руках. И французскую, и английскую, захваченную под Дюнкерком, и русские устаревшие лёгкие машины, вроде БТ и даже Т-26, являющиеся развитием американского танка Кристи и британского «Виккерса». Но КВ, применявшиеся, как оказалось, ещё в войне против Финляндии, и Т-34, немного не успевшие на неё, поразили британских военных специалистов и главу делегации с Альбиона.

И вот во время этого осмотра поля сражения Идена впервые посетило чувство тревоги за послевоенное будущее Великобритании, Европы и всего мира. Нельзя было не радоваться тому, что Советский Союз, сражаясь с Германией, уберёг Британию от разгрома, который непременно случился бы, форсируй немцы Пролив. Но перед глазами министра стояли несчастные немецкие пленные в лохмотьях, конвоируемые здоровыми, бодрыми русскими в прекрасно подходящем для местных погодных условий новеньком обмундировании. Что будет, когда они ворвутся в Европу? Кто их сумеет остановить, защитить европейские народы от коммунистического ига, ничуть не менее опасного, чем нацистское? Пожалуй, даже более опасного, поскольку посягает на самое святое — на священную частную собственность.

Тревога усилилась, когда одетые в тёплую русскую одежду и обувь, смешные трёхухие меховые шапки и разноцветные шарфы, увешанные фотоаппаратами, британцы оказались в расположении выведенной на отдых после боёв танковой бригады. Из-за того, что здесь их ждали уже куда более совершенные бронированные машины, чем подбитые трофейные КВ и Т-34. Эти боевые машины имели названия Т-44 и Т-50. Причём, первая просто шокировала специалистов: пушка на ней — не уже 3, а 3,35 дюймов с баллистикой зенитного орудия, бронирование значительно сильнее, двигатель мощнее, а размеры меньше при практически той же массе.

Да, машина новая, но в ней хорошо прослеживается преемственность с предыдущей машиной русского конструктора Кошкина: схожие силуэты, схожая конструкция корпуса, модернизированный дизельный двигатель той же конструкции, что и в Т-34. Но подвеска заменена на более совершенную (в сравнении с подвеской Кристи) торсионную, а огромный мотор установлен не продольно, как в предшественнике, а поперечно. Что и позволило уменьшить габариты.

Лёгкие танки особого ажиотажа не вызвали. Произведённые на построенном Фордом Горьковском автозаводе, они были вооружены не впечатляющей даже в сравнении со старыми БТ пушкой в полтора раза меньшего, чем у них, калибра. Правда, длинноствольной. Двигатель восьмицилиндровый бензиновый, выпускающийся на московском заводе имени Сталина. По словам русских, бронепробиваемости пушки хватает на лёгкую бронетехнику и бортовую броню немецких средних танков, если она не защищена дополнительными бронелистами. Но главная задача таких танков — поддержка пехоты, а не, как в британской концепции, «подвижной противотанковой единицы». Зато и немецкие танки с длинноствольными пушками пробивают у них даже лобовую броню, а боковую при удачном попадании — даже самые распространённые немецкие 37-мм противотанковые орудия.

Несколько удивили просторные, на 20 десантников, гусеничные бронетранспортёры, которыми оказались обеспечены пехотинцы. Раньше русские не были замечены в разработке подобных машин. Но это — отнюдь не та техника, которой можно завоевать превосходство на поле боя. Слабая броня, защищающая лишь от стрелкового оружия винтовочного калибра, вооружение в виде пулемёта под стандартный русский патрон. Такие нужны лишь для быстрой доставки пехоты к месту боя, но уязвимы даже для крупнокалиберных пулемётов, не говоря уж о малокалиберной артиллерии.

Артиллерия бригады, рассчитанной на быстрые марши и неожиданные прорывы, сплошь на механической тяге. И в качестве тягачей используются разработанные ещё в середине 1930-х гусеничные легкобронированные машины. Даже миномёты перевозят на них: калибром 3,2 дюйма устанавливают в специальное гнездо в задней части тягача, а более тяжёлый, 4,2 дюйма, с колёсным ходом везут на прицепе. Как и трёхдюймовые дивизионные пушки конструкции Грабина, способные выполнять роль и противотанковых орудий.

В общем, ничего из вооружений бригады, отличившейся в ходе контрудара, никоим образом не подтверждала версию MI6 о том, что победы Красной Армии якобы связаны с поддержкой русских некими «пришельцами из будущего». Единственное, что могло бы хоть как-то натолкнуть на подобную мысль — совершенно необычные, никем из британцев ранее невиданные автоматические карабины под патрон, слабее винтовочного, но сильнее пистолетного.

— Как давно производятся эти автоматические винтовки? — задал Иден вопрос Молотову.

— С весны этого… Простите, прошлого, 1941 года. Но в войска стали поступать только в конце лета. В гвардейские и ударные части, вроде данной бригады. Да и то, как вы видите, на всех их не хватает, и артиллеристов и технических специалистов приходится вооружать карабинами или более слабыми пистолетами-пулемётами.

На следующее утро, во время пресс-конференции в Новгороде, министру иностранных дел Великобритании пришлось много говорить о союзнических отношениях, о страданиях под оккупацией русского народа, о героизме солдат Красной Армии. А свои мысли о том, как не допустить большевиков в Европу, он отложил до возвращения в Лондон. Ведь ему ещё предстояли переговоры и с Молотовым, и со Сталиным в Москве. Вот он и попытается во время этих раундов прощупать их планы на усиление роли России в Европе. Ну, и необходимо посмотреть на их реакцию на предложение вступить в войну с Японией. Уж этот шаг точно ослабит большевиков и отвлечёт их от европейских дел!

30

Установка турбовинтовых двигателей на дальний бомбардировщик Ер-2 превратила его из ленивой, раскормленной коровы во вполне приличный самолёт. Что ни говори, а творению Роберта Бартини, к которому для превращения сугубо гражданской «Стали-7» в боевую машину приложил руку Владимир Ермолаев, с двигателями М-40 и М-105 откровенно не хватало мощности используемых моторов. Отсюда и просто невероятно длинный разбег на взлёте, доходящий до двух километров при максимальной бомбовой загрузке, слишком медленный набор высоты (чтобы «забраться» на пять километров, требовалось потратить более шестнадцати минут). А с новыми моторами машина просто преобразилась. К тому же, «ермолаева», получившего долгожданные мощные двигатели, немедленно начали модернизировать.

Модернизация пошла по пути установки нового оборудования, обеспечивающего повышение боевых качеств самолёта. Александр Евгеньевич Голованов, командир авиационной дивизии дальнего действия, вначале носившей номер 81, а с декабря 1941 получившей № 3, помнил, как в составе его группы турбовинтовые Ер-2 вылетали на первую бомбардировку Берлина и проявили себя в том полёте отлично. И сразу же вскоре после этого одновременно шесть машин отправили на доработку: устанавливать новое оборудование, позволяющее бороться с радиолокационными станциями противника.

Дивизия Голованова регулярно летала бомбить Берлин, Кёнигсберг, Варшаву, другие промышленные и транспортные центры Германии, пока фронт не приблизился к Ленинграду. Немцы привычно списывали эти бомбёжки на англичан, но у них стали появляться и ночные истребители, которые наводились на самолёты авиации дальнего действия локационными станциями, разворачиваемыми близ этих объектов.

Вот тут и сказали своё слово «ерки», получившие совершенно новое оружие и новейшие приборы. А конкретно — реактивные снаряды, способные уничтожать локаторы.

Выглядело это примерно так: впереди формации, летящей на задание, шла пара Ер-2, аппаратура которых засекала где-то внизу радиоизлучение, характерное для немецких «радиоуловителей самолётов». С подкрыльевой подвески «ерёмы» производился запуск эрэса, который сам наводился на источник этого излучения. И спустя несколько секунд где-то там, далеко на земле, вспыхивала искорка, извещавшая о том, что ночных истребителей на этом участке маршрута сегодня не будет. Редко, когда приходилось делать второй выстрел, если первый снаряд промахивался.

Эти же «ермолаевы», на которые установили авиационные локаторы, извещали и о приближении «ночников», от которых можно было либо уйти манёвром, либо отбиться огнём оборонительного вооружения. А ещё — находили крупные цели, вроде железнодорожных станций и колонн техники. Находили, подсвечивали осветительными бомбами в условиях светомаскировки, чтобы ТБ-7 или, как их стали теперь называть, Пе-8, могли нанести прицельный бомбовый удар.

Голованов прекрасно помнил и другое: то, насколько ненадёжными были первые машины конструктора Ермолаева, поступившие в войска в начале 1941 года. Но потом что-то случилось на Воронежском авиазаводе (случилось в хорошем смысле), и сразу же исчезли проблемы с гидравликой, заеданием приводов бомболюков, отказами электрооборудования. И машина действительно стала неплохим дальним бомбардировщиком. А ещё — дальним высотным авиационным разведчиком, реально способным пролететь 5–6 тысяч километров хоть днём, хоть ночью.

Отказы, разумеется, случались. Но вовсе не в таком количестве, как на машинах первых серий, которые, по слухам, потеряли уже все. Были и боевые потери, когда полкам АДД приходилось выполнять несвойственные им задачи в прифронтовой зоне в дневное время. Даже несмотря на обязательное при этом истребительное прикрытие: кого-то «доставали» вражеские истребители, кого-то — зенитная артиллерия противника. Но ни одной из них не случилось из-за отказа моторов: значит, не зря утверждали заводчане, что ресурс турбовинтовых двигателей, устанавливаемых на ТБ-7 и Ер-2, составляет тысячу часов.

Генерал-майору авиации (получил это звание за организацию и проведение успешных налётов на крупнейшие промышленные центры Германии) после перевода в декабре 1941 года в подмосковное Монино пришло с головой окунуться и в программу модернизации техники, состоящей на вооружении дивизии. Ведь бывшая 87-я ад теперь подчинялась непосредственно Ставке Верховного Главнокомандования, и ей полагалось выполнять наиболее ответственные задания. А значит, и на её оснащение шло всё самое наилучшее.

Получили новые наименования и входящие в неё авиаполки. Теперь они именовались 746-й апдд (10 ТБ-7), 747-й апдд (10 Ер-2), 748-й апдд (20 Ил-4) и 433-й резервный авиаполк ТБ-7. Ер-2 и ТБ-7 — только с турбовинтовыми двигателями, а Ил-4 — настолько глубоко модернизированный в сравнении с его ранней версией, именовавшейся ДБ-3Ф, что стал, по сути, новой машиной. Избавившейся от целого ряда таких недостатков, как высокую неустойчивость в полёте по всем трём осям, отсутствие глушителей-пламегасителей. Резко подняли надёжность двигателей М-88, снизили длину разбега, увеличили на километр потолок полёта и на 15 километров в час — максимальную скорость. Самолёт так и остался довольно сложным в управлении и ограниченно годным для дальней авиации (особенно из-за единственного пилота в составе экипажа, что превращало полёты на максимальную дальность в адский труд), но повышение надёжности техники не могло не радовать.

Штаб дивизии по настоянию Сталина перенесли в Москву, освободив для этого часть здания Академии имени Жуковского. Причём, распоряжение об этом отдал не Председатель ГКО, а начальник Главного управления тыла РККА генерал-лейтенант Хрулёв, и выполнен приказ Андрея Васильевича о выселении прежних «жильцов» был в течение суток. Разумеется, за ним стоял товарищ Сталин, при Голованове звонивший Хрулёву о необходимости найти самое удобное место для штаба дивизии, но свежеиспечённого генерал-майора просто поразило, насколько быстро оказалось исполнено распоряжение Вождя.

Тем не менее, весь комплекс Академии 3-я авиадивизия не получила. Часть их осталась за некими «курсами повышения лётного состава», которыми командовал… старый знакомый Александра Евгеньевича, дважды Герой Советского Союза Яков Владимирович Смушкевич. Эти совершенно невнятные курсы, по мнению Голованова, были просто немыслимым понижением для Смушкевича, ещё недавно занимавшего должность генерала-инспектора ВВС.

Но пришедший проведать соседа прославленный лётчик-истребитель обиженным не выглядел. Наоборот, был полон энтузиазма, глаза светились азартом как у человека, который обрёл цель жизни.

Да, до командира дальнебомбардировочной авиации доходили слухи, что Смушкевичу сделали сложнейшую операцию, заменив раздробленный в авиапроисшествии бедренный сустав протезом. Да так удачно, что даже лёгкой хромоты не осталось. При встрече выяснилось, что Яков Владимирович вот-вот станет отцом (история погибшей единственной дочери Смушкевича в своё время потрясла Голованова). Да только, как оказалось, причиной душевного подъёма «соседа» были не только эти радостные события, а то ДЕЛО, которым он теперь занимался. Какое именно — Смушкевич пока не раскрыл, но пообещал:

— Вот получите соответствующие разрешения и увидите собственными глазами.

За получением разрешения на посещение тщательно охраняемой чекистами территории «Курсов» дело не затянулось. Мало того, от командующего ВВС пришло распоряжение в кратчайшие сроки «пропустить» через них все новые экипажи, прибывающие в качестве пополнения и принимающие самолёты, перегоняемые с заводов. Тех самых, что были оборудованы новейшей аппаратурой, столь облегчающей боевую работу. И на душе Голованова становилось легче, когда он узнал, что значительная часть этой аппаратуры предназначалась именно для полётов в сложных метеоусловиях. История замкнула круг: именно Александр Евгеньевич в своё время обратился к Смушкевичу с предложением обязательно обучать лётчиков бомбардировочной авиации пилотированию в таких условиях (а Смушкевич настоял на том, чтобы Голованов написал об этом Сталину), и вот теперь ведомство Якова Владимировича будет повышать квалификацию лётчиков из соединения Голованова в данном направлении.

— Но, насколько мне известно, не существует учебных модификаций Ил-4 со сдвоенным управлением.

— Вот «полетаете» на моей технике самостоятельно, и поймёте, что такая модификация и не нужна, чтобы «прогнать» пилота через самые сложные ситуации, — только улыбнулся на это замечание генерал-лейтенант.

Техника, на которой обучали пилотов у Смушкевича, просто поразила командира дивизии. Это была модель пилотской кабины того же самого Ил-4, но… с нарисованными на нескольких плоских панелях-экранах, имитациями вида сквозь стёкла кабины. Изображение, включая нарисованные приборы, реагировало на движения штурвала, педали и рукоятки управления тягой двигателей. Не хватало лишь ощущений ускорений, испытываемых при совершении манёвров.

— Плохая посадка! — покачал головой Смушкевич, наблюдавший за первым «полётом» комдива на тренажёре. — Большая вероятность того, что придётся ремонтировать стойку шасси.

— Не выспался сегодня, — попытался оправдаться тот.

— Знаете, что? — посерьёзнел бывший генерал-инспектор. — Может быть, мне за это дадут по шапке, но предупредить вас я просто обязан. Меньше, чем через три года, из-за всех этих ваших хронических недосыпов у вас должны возникнуть очень серьёзные проблемы со здоровьем: появятся спазмы в организме, которые будут вызывать остановку дыхания и перебои в работе сердца. Если хотите летать на самом деле, а не как я, только на тренажёрах, мой вам совет: старайтесь высыпаться. Скоро, очень скоро у нас появится такая техника, к которой вас с такими симптомами и близко не подпустят.

Фрагмент 16

31

— Кто такой этот Шульце?

— Один из доверенных людей адмирала Канариса. Полковник, начал служить в разведке ещё в Империалистическую. Уже тогда отличился в рейде по тылам русской армии, получил за него крест и был переведён в штаб, где занимался анализом разведданных. При сокращении рейхсвера отправлен в отставку, но вернулся в армию, когда мы организовали совместные с немцами школы «Кама», «Липецк» и «Томка». Как специалист по России. С тех пор занимается анализом нашей боевой техники, — кратко доложил Берия.

— У контрразведки Российской Федерации на него много информации?

— Я запросил, но ответ был — ничем особым не отличился, ушёл в отставку по состоянию здоровья в 1944 году, мирно жил в Западной Германии до середины 1950-х.

— Значит, происходящие изменения уже затронули его… И не только его, если судить по той миссии, с которой он прибыл в штаб окружённой группировки Гудериана.

Совершенно верно! Основные силы «быстроногого Гейнца», прорвавшиеся к Брянску и Орлу, увлеклись штурмом этих важнейших городов, совершенно не подозревая, что все радиограммы, даже закодированные наинадёжнейшими шифрами, легко читаются оборудованием потомков и ложатся на стол советских военачальников даже раньше, чем их расшифруют немецкие шифровальщики. А потому для Танковой группы Гудериана стал совершенно неожиданным фланговый удар Курского фронта во главе с генералом Ватутиным, на котором сосредоточились мощные танковые и артиллерийские группировки. В результате красноармейцы этого и Брянского фронтов соединились в районе Локтя, заперев остатки Второй Танковой группы в окрестностях занятого немцами после тяжёлых боёв Орла.

Несколько попыток прорыва кольца окружения (в том числе, возглавленных лично Гудерианом) оказались безрезультатными. Сам командующий Танковой группой получил в бою ранение средней тяжести и по приказу Гитлера был эвакуирован самолётом. Тем самым лёгким штабным «Шторьхом», на котором в «котёл» и прилетел оберст Штольц.

Но прилетел не командовать Танковой группой, поскольку её возглавил командующий 24-м моторизованным корпусом генерал фон Швеппенбург. Прилетел, чтобы выступить парламентёром на переговорах о прекращении огня и почётной капитуляции окружённой группировки, практически лишившейся бронетехники в попытках прошибить лбом бетонную стену окружения.

С начала войны это было третье окружение германских войск. Первое — западнее Киева, где Рокоссовский расколотил танки Клейста, второе под Сольцами, где был уничтожен моторизованный корпус Группы Армий «Север», направленный на захват Новгорода. А теперь в «котёл» угодили сразу два корпуса «ударного кулака» Группы Армий «Центр». Но в двух предыдущих случаях Гитлер категорически запрещал сдачу в плен окруженцев. А тут для переговоров об этом прислал уполномоченного представителя. И приказ фон Швеппенбургу во всём содействовать миссии какого-то штабного оберста…

Необычным было то, что парламентёры направились не к войскам Курского фронта, держащего «пуповину», отделяющую окружённых от своих, а на северо-восток, в сторону Мценска. При этом полковник Шульце, возглавляющий группу парламентёров, потребовал для проведения переговоров не только трёхдневное прекращение огня, но и обязательное присутствие на них представителя центрального аппарата НКВД в чине не ниже майора госбезопасности, намекнув на то, что он уполномочен сделать тому некое дополнительное предложение.

— Остаётся только похвалить Гитлера за столь хитроумный ход, — улыбнулся в усы Сталин.

— Какой ход? — не понял нарком внутренних дел.

— Кажется, Лаврентий, ты слишком заработался, и поэтому стал медленно соображать. Не ты ли мне докладывал после ликвидации котла под Сольцами о том, что твой Судоплатов встречался в ресторане с болгарским послом Стаменовым по его просьбе. И тот сообщил Судоплатову, что в Болгарии некие германские предприниматели вели разговоры с неким чином из министерства иностранных дел о посредничестве с представителем нашего посольства в неофициальных переговорах. Незадолго до этого Коллонтай прислала сообщение о встречах в Стокгольме работника МИД Германии Питера Кляйста с местным бизнесменом Эдгаром Клаусом, женатым на русской эмигрантке. По словам Коллонтай, этот Кляйст искал посредника «для консультаций о возможности перемирия на Восточном фронте». А это предложение Молотову японского посла Татэкава о том, что Япония может быть посредником между нами и Гитлером в вопросе прекращения войны? Как ты понимаешь, во всех случаях ответ был однозначный: мы связаны союзническими обязательствами с Великобританией и Северо-Американскими Соединёнными Штатами, и поэтому никаких сепаратных переговоров с Гитлером вести не будем.

И вот этот негодяй всё-таки нашёл возможность провести такие переговоры даже не при чьём-то посредничестве, а напрямую! Этот Шульце прилетел в окружённый Орёл, где агонизирует группировка фон Швеппенбурга, не только для того, чтобы договориться о её капитуляции. И даже не столько для этого! Он привёз предложение Гитлера о мире. Для чего и потребовал прислать на переговоры высокопоставленного чекиста из Москвы. Через него Шульце передаст это предложение, обеспечив тем гарантию того, что оно дойдёт до меня.

— И тем самым «подставит» нас перед союзниками, — продемонстрировал Лаврентий Павлович, что общение с потомками отразилось и на его лексиконе.

Вождь задумался на несколько мгновений, после чего покачал головой.

— Сам факт передачи врагом предложений о мире вовсе не значит ведения переговоров. Какой-то там ничего не решающий полковник из числа тех, кто вот-вот окажется в нашем плену — заметь, даже не генерал — высказал какие-то собственные мысли о том, что неплохо было бы прекратить войну. Как мне кажется, такие мысли сейчас возникают у каждого второго, мёрзнущего в траншеях под Орлом. А твой представитель — твой, а не мой — его выслушал, но никакого ответа не дал. Кстати, кого ты послал для этого?

— Я посчитал, что Меркулова для такой миссии, как встреча с каким-то полковником, будет слишком много, поэтому в Мценск летит Судоплатов. Он тоже знает о некоторых попытках немцев выйти на нас, — успокоил «хозяина» Берия, и тот кивнул, соглашаясь. — Как ты считаешь, Коба, на какие предложения немцев мы могли бы согласиться?

Сталин прошёлся по комнате конспиративной квартиры, в которой они с Берией встречались, если не хотели, чтобы о содержании их разговора знали союзники из Российской Федерации. Ведь и кремлёвский кабинет Вождя, и его дача уже становились объектами их наблюдения за Генеральным секретарём. И хотя потомки утверждали, что их аппаратура требует сложной настройки, а сами они не жаждут «напрягать» Иосифа Виссарионовича постоянной «опекой», но Председатель ГКО ещё со времён учёбы в семинарии хорошо усвоил истину: бережёного бог бережёт.

— Никакие, если судить о реальных, а не фантастических условиях. Ты же прекрасно понимаешь, что Гитлер в отставку не уйдёт, нацизм в Германии не запретит, а нацистов под суд за совершённые преступления не отдаст. И оккупировать всю Германию не позволит. Что тогда он нам может предложить? Как мне кажется, торговаться он может начать с фиксации нынешнего положения линии фронта. Именно для этого он и начал это самоубийственное зимнее наступление: чтобы «откусить» от Советского Союза хоть небольшой, но дополнительный кусочек территории.

Можем ли мы согласиться на такие условия? Конечно же, нет! В сравнении с миром потомков, нам удалось избежать целого ряда катастроф. Белостокско-Минский котёл, где там, у них, мы потеряли больше ста тысяч человек. Окружение под Винницей и Уманью. Катастрофа Юго-Западного фронта, где только в плен попало шестьсот пятьдесят тысяч бойцов. Ряд других, более мелких окружений. По самым скромным подсчётам, наши потери пленными и убитыми — почти на полтора миллиона меньше, чем было в том мире.

Немцы так и не сумели подойти к Москве. Ленинград не блокирован, и бо́льшая часть ленинградских заводов продолжает работать, а ленинградцы не гибнут от голода и холода. Одесса не только не сдана, но мы даже сумели прорвать её блокаду. Левобережная Украина наша полностью. И даже часть Правобережной. Мы сейчас намного сильнее, чем были в конце января 1941 года в мире потомков. Сильнее в военном и промышленном плане. У нас более совершенное оружие, наши бойцы и командиры лучше обучены, мы обладаем более совершенным оружием. К весне мы будем способны гнать оккупантов со своей земли так же, как гнали их в другом мире в 1943−44 годах. Можем ли мы согласиться с тем, чтобы отдать Гитлеру свои земли в такой ситуации? Конечно, нет.

Что может предложить Гитлер, если он ещё не полностью лишился рассудка? Мне кажется, следующим шагом он предложит вернуться к границам 1939 года. Это уже лучше, но тоже нас не устраивает. Не для того мы освобождали Западную Белоруссию и Западную Украину, занимали Карельский перешеек, Прибалтику и Молдавию, чтобы отдать всё это немцам, финнам и румынам. Не для того мы отодвигали границу подальше от Ленинграда, Минска, Киева, Одессы, чтобы снова сделать их уязвимыми перед неожиданным ударом.

Вариант с возвращением СССР и Германии к границе на 22 июня сорок первого года я считаю маловероятным. Положение у Гитлера не такое, чтобы он согласился на это. Чисто формально: не Красная Армия стоит на пороге Берлина, а фашисты чуть больше, чем в двухстах километрах от Москвы. Не Красная Армия в Восточной Пруссии, а фашисты в Ленинградской области. Но даже если случится невозможное, и Гитлер будет согласен отойти к границам на начало войны, то кто компенсирует потери, понесённые советским народом? Кто оплатит ущерб, нанесённый нашей экономике? Я уже не говорю про ущерб на международной арене, который Советский Союз понесёт, заключив сепаратное соглашение с гитлеровской Германией.

Нет, Лаврентий. Ни на одно из предложений, которые способен сделать Гитлер через этого самого Шульце, мы согласиться не можем.

32

— Что смотришь на меня так, Александр Евгеньевич? — усмехнулся Смушкевич, глядя на напрягшееся лицо Голованова. — Нет, никакой дар предвидеть будущее, у меня не прорезался. А вот хорошей памятью я никогда не был обделён, и, когда читал твоё досье, хорошо запомнил, какие у тебя со временем возникнут трудности со здоровьем.

Командир дальнебомбардировочной дивизии даже не сразу обратил внимание на то, что ас испанского неба обратился к нему «на ты».

— Товарищ Сталин делает на тебя большую ставку, и в ближайшее время многое для тебя прояснится. Но пока мне вопросы не задавай: я и так лишнего сказал.

Прояснилось всё буквально тем же вечером. И началось всё со звонка из Кремля.

Генерал-майор ещё не привык к манере телефонных разговоров Вождя, поэтому его удивило то, что Иосиф Виссарионович, поздоровавшись, первым делом справлялся о делах в дивизии, о том, как её штаб осваивается на новом месте, нет ли сложностей с проживанием семьи командира 3-й аддд и командного состава дивизии.

— Налаживаете отношения с учреждением товарища Смушкевича? Как я помню, вы с ним знакомы ещё с довоенных времён?

— Так точно, товарищ Сталин. И сотрудничество уже начали налаживать.

— Это хорошо. Нам хотелось бы, чтобы это сотрудничество было как можно более плодотворным. Вы можете ко мне приехать?

— Конечно, товарищ Сталин!

— Хорошо. Пожалуйста, приезжайте.

Генерал-майор думал, что разговор будет касаться противодействию начавшемуся за несколько дней до этого, в начале декабря, немецкому наступлению на Москву, но он ошибся.

— У нас есть для вас особое задание, товарищ Голованов. И для его выполнения вам потребуется доступ к информации, являющейся едва ли не главной государственной тайной Советского Союза.

Сказанное Иосифом Виссарионовичем потрясло тридцатисемилетнего генерал-майора до глубины души. Оказывается, Советское правительство уже почти два года поддерживает отношения с потомками из следующего века! Именно помощь потомков своими знаниями, информацией о планах Гитлера по развязыванию войны с СССР, оружием, технологиями, стратегическими материалами, оборудованием позволила избежать куда более катастрофического развития событий на начальном этапе войны.

— В их мире мы победили гитлеровцев даже в более сложных, чем сейчас, условиях. Но война затянулась до мая 1945 года. Сейчас же мы имеем возможность завершить её намного раньше, с намного меньшими потерями, и намного раньше приступить к мирному строительству, добиться намного лучших результатов в построении социалистического общества.

Чуть больше полутора лет, прошедшие с тех пор, как мы стали получать помощь от потомков, ничтожный срок для того, чтобы преобразовать столь огромную страну, как Советский Союз. Да вы и на своём опыте почувствовали, что реализация подсказок наших потомков только-только стала приносить плоды в той же авиации. К примеру, самолёты Ил-4, которые использует ваша дивизия, сейчас соответствуют качеству 1944−45 годов в их мире. Да и то они в мире потомков не снабжались многим оборудованием, доступным вам уже сейчас, товарищ Голованов. При вашем первом налёте на Берлин некоторые бомбы, сброшенные на логово фашистов, мы получили от потомков, и лишь сейчас мы налаживаем их производство у себя. А впереди — освоение ещё более совершенной техники, которую придётся осваивать вам, товарищ Голованов.

Мы пока не способны производить многие из образцов оружия, получаемого от потомков. И ещё долго не будем в состоянии его производить. Поэтому вашей дивизии зачастую придётся использовать боеприпасы, получаемые нами из будущего. От того, как умело ваши лётчики распорядятся ими, зависит очень многое. И речь не только о ходе нынешней войны, но и о поставках образцов данного оружия для наших нужд, о его использовании потомками в своих нуждах.

— Разрешите вопрос, товарищ Сталин? Неужели потомки не в состоянии сами испытать эффективность своего оружия, если для этого им понадобились мы?

— В состоянии. Но одно дело — полигонные испытания, а совсем другое — испытания в боевой обстановке. Против реального противника, а не манекенов и макетов. Причём, в условиях «вооружённого конфликта высокой интенсивности», как они характеризуют эту войну. Решая наши боевые задачи при помощи их оружия, мы помогаем и им, позволяя лучше подготовиться к возможному отражению агрессии. Поэтому вашей дивизии, которую мы создавали как инструмент для выполнения особых заданий Ставки, придётся тесно сотрудничать не только с вашим соседом по комплексу зданий Академии Жуковского Смушкевичем (кстати, тоже использующим технику потомков для обучения ваших лётчиков), но и со специалистами потомков.

Основная нагрузка при обучении легла, как ни странно, на штурманов. Но странно — лишь на первый взгляд, поскольку именно на их долю выпало большинство технических новшеств. Только штурманы не роптали, а совсем наоборот — испытывали вдохновение от открывающихся перед ними возможностей. И не только в бомбометании, прицелы для которого позволяли значительно повысить его точность. Уже в Монино самолёты оборудовались новыми держателями, позволяющими нести им различную боевую нагрузку, которую сами же эти инструктора из будущего (кто они такое от экипажей держали в секрете, но уж командиру дивизии-то это было известно!) называли «высокоточное оружие». Идеально, с точки зрения Голованова, способное самостоятельно наводиться на цель.

Приказ сформировать звено ТБ-7 из экипажей, имеющий большой опыт полётов над морем, поступивший ещё в декабре, генерал-майор вначале воспринял с недовольством, но тот же Сталин, не раскрывая своих задумок, осадил Голованова, попытавшегосяоспорить распоряжение штаба ВВС.

— Исполняйте приказ вышестоящего командования!

Помимо четырёхмоторных бомбардировщиков, приказано было подобрать такие же экипажи и на два Ер-2. И с этими экипажами люди Смушкевича работали в первую очередь. А уже в январе пришлось перебросить «ерёмы» и «морские» ТБ-7 под Ленинград, откуда разведчики стали летать на патрулирование в Норвежское море. Прямо над Финляндией, Швецией и Норвегией: благо высотности с установленными на них турбовинтовыми двигателями у «ермолаевых» хватало, чтобы не беспокоиться об их перехвате немногочисленной немецкой авиацией.

Наконец, пришёл приказ на проведение операции, которой Ставка отводила просто огромное значение. И не столько военное, сколько политическое и пропагандистское.

Ясное, дело, Александр Евгеньевич, руководил её подготовкой на месте, в Ленинграде. Мечтая, но не надеясь принять в ней участие. И, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло: простудился один из пилотов ТБ-7, подготовленных для её выполнения.

Взлетали так, чтобы в районе, на 150 километров юго-западнее устья Вестфьорда быть глубокой ночью. Хотя, конечно, в тех местах сейчас день длится всего-то три-четыре часа. Поэтому весь путь звену и вылетевшему впереди него Ер-2 пришлось идти по компасу и подсказкам штурманов, использующих в дополнение к ним радиополукомпасы.

И вот враждебное побережье Норвегии осталось позади, а «ерёма» передал кодированный сигнал «вижу цель». Короткая радиограмма с координатами цели, и где-то под ногами генерал-майора, в штурманской кабине, зажёгся экран радиолокатора. Теперь следует во всём слушаться приказов штурмана.

Все три четырёхмоторных машины, вес каждой из которых сейчас существенно превышает 25 тонн, выстроились в линию, а от штурманов стали поступать доклады о готовности. Наконец, по внутренней связи прозвучал доклад:

— Дальность до цели — восемьдесят километров. Аппаратура работает нормально, все экипажи готовы к пуску. Прошу разрешения на пуск.

— Пуск разрешаю, — отдал приказ Голованов.

Через секунду под правым крылом его самолёта вспыхнуло пламя, на мгновение ослепив генерала. Ещё секунда, и новая вспышка. То, как отстрелялись остальные две машины, ему разглядывать было некогда: требовалось отреагировать на поведение машины, практически мгновенно лишившейся пяти тонн груза.

Шесть факелов разгоняющихся до огромных скоростей реактивных снарядов светились где-то впереди, а звено бомбардировщиков продолжало идти прежним курсом. Самый «тягучий» кусок полёта, когда ты сделал своё дело, и остаётся ждать лишь результата. Но наконец-то прошли эти неимоверно длинные две с половиной минуты, и где-то там, далеко впереди, посреди моря одна за другой полыхнули шесть зарниц.

— Наблюдаю поражение шести целей, — прозвучал доклад с «ерёмы». — Сейчас подсвечу их «люстрами» и сниму.

Только после этих слов Голованов почувствовал, что ему требуется срочно вдохнуть живительного кислорода из маски. И лишь потом отдать приказ о возвращении: задание выполнено! Поразительно! Шесть снарядов, выпущенных с дистанции почти восемьдесят километров, и шесть попаданий.

Теоретически он был готов к такому результату, поскольку ещё при подготовке к операции ознакомился с тактико-техническими характеристиками ракет Х-61 «Оникс». Дальность пуска до 300 километров, на начальном участке полёта реактивный снаряд летит на высоте 14–15 километров, а потом снижается до 5–15 метров над водой. Скорость на конечном этапе полёта — около 2200 километров в час. На дальности в 80 километров наводится на цель самостоятельно. При этом ракеты, выпущенные в сторону групповой цели, «общаются» друг с другом, распределяя между собой корабли, которые должны поразить.

Уже вечером, когда экипажи самолётов, задействованных в операции, отдохнули, Совинформбюро сообщило, что предыдущей ночью «советской морской авиацией западнее побережья Норвегии были потоплены шесть кораблей военно-морского флота гитлеровской Германии, включая линейный корабль „Тирпиц“ и корабли охранения. Все советские самолёты без повреждений вернулись на свои аэродромы».

Фрагмент 17

33

Теперь ещё и «Тирпиц»! «Бисмарка» потопили британцы в мае прошлого года, и фюрер стал очень осторожен в использовании единственного оставшегося в составе Кригсмарине линкора. Его, насколько знал Шульце, отправили к норвежскому побережью для охоты за британскими конвоями, везущими в Советскую Россию технику и стратегическое сырьё.

Сообщению Советского информационного бюро полковник не поверил: на то, как пропаганда способна выставить даже незначительный успех, он насмотрелся и на примере большевиков, и по тому, как работали в ведомстве Риббентропа. Но потом радио принесло весть об объявленном в Германии трёхдневном трауре «чтобы почтить память погибших германских моряков». А услышав это известие, пришёл к выводу, что и в этом происшествии не обошлось без треклятых выходцев из будущего. Пока он после своих злоключений не доберётся до Берлина, подробности произошедшего ему будут недоступны, но из неожиданности произошедшего Шульце сделал именно такой вывод.

Сами обстоятельства гибели самого мощного германского корабля говорили об этом: глубокая ночь, какой-то совершенно невероятный авианалёт по конвою, идущему с потушенными огнями в неспокойном море. За тем же «Бисмарком» после боя с крейсером «Худ» британцы охотились несколько суток, а по русским кораблям, базирующимся в портах Балтийского моря, приходилось наносить по несколько бомбовых ударов, чтобы хотя бы повредить их. С огромными потерями. И потопление хотя бы одного из них в ходе авианалёта считалось величайшей удачей. А тут — целых шесть потопленных боевых кораблей, и ни одного (по словам русских) сбитого атакующего самолёта.

Но точно все подробности этой истории станут доступны полковнику лишь тогда, когда он доберётся до Берлина. Пока же остаётся судить по самому факту гибели кораблей. Слишком уж необычному, чтобы в нём обошлось без участия пришельцев из будущего.

Вообще задание отправиться в «котёл», где «варился» значительный кусок Танковой армии Гудериана, Шульце воспринял как изощрённую месть адмирала за то, что он, полковник разведки, с самого первого дня войны занимался этими чёртовыми пришельцами. Сначала тому не нравилось, что его подчинённый своими фантазиями отвлекает его от куда более важных дел. Потом, когда те же самые выводы сделали в Гестапо и СД, и Канарису «нагорело» за «очередной провал в оценке боевой мощи Советов», он выражал недовольство тем, что Шульце был недостаточно настойчив. Возможно, именно его кандидатуру для контакта с русскими предложил и не адмирал. Возможно, это было решение Гейдриха, принятое с подачи хитрой лисы Шелленберга или «простоватого» Мюллера. Но оправиться в тыл русских, где без боеприпасов, без продовольствия, без техники агонизирует лишившаяся командующего группировка, подобно смертному приговору.

«Шторьху», способному красться над самыми верхушками деревьев и садиться почти без пробега, удалось не только перелететь над русским кольцом окружения, но и вернуться назад, вывозя бессознательного «быстроного Гейнца», а вот ради оберста Шульце новый самолёт не пришлют. Его миссия после встречи с представителем центрального аппарата НКВД должна была быть закончена. В то же, что ему в сопровождении специально выделенной группы диверсантов удастся выйти по русским тылам к своим, полковник не верил. Скорее, даже ожидал, что после возвращения из Мценска те самые диверсанты, предназначенные якобы для его сопровождения, просто пристрелят слишком уж много знающего помощника Канариса.

Русские прислали на эту встречу не абы кого, а одного из лучших диверсантов, Судоплатова, известного Шульце как исполнитель целого ряда террористических актов, вроде уничтожения лидера украинских нацистов Коновальца. Высокого, красивого светловолосого мужчину, портрет которого можно было бы печатать на пропагандистских плакатах, изображающих образец истинного арийца, вместо… полуеврея Гольдберга. В самой Германии этот скандал спустили на тормозах, но проклятые большевики где-то раздобыли информацию о происхождении «идеального германского солдата», и засы́пали траншеи на передовой листовками издевательского содержания.

Пакет с предложениями о начале мирных переговоров старший майор госбезопасности (даже не полковник, как того требовал Шульце, а бригадный генерал, если переводить на более привычные немецкому уху звания вермахта) принял, но тут же заявил, что не гарантирует положительного решения по ним.

— Я, как и вы, только солдат, выполняющий приказы своих командиров. Мне приказано принять всё, что вы можете передать, — на хорошем немецком языке объявил визави. — Что-либо желаете добавить устно?

— Желаю, — кивнул Шульце и перешёл на русский язык, который выучил ещё до начала Великой войны (именно эти знания и привели его в разведку). — Германскому руководству известно о ваших контактах с пришельцами из будущего. И оно прекрасно осознаёт то, что получаемая вами информация от потомков, их техника и вооружения делают бессмысленной дальнейшую войну между нашими странами. Из допросов оказавшихся у нас в плену людей, утверждающих, что они попали к вам из XXI века, также известно, что в их времени Германия является самым промышленно развитым государством Европы и уступает по экономической мощи только Китаю и Северо-Американским Соединённым Штатам. Как и то, что Россия там давно уже не является Советской.

Германскому руководству известно, что и Германия, и Россия были унижены, ограблены и подчинены англосаксами. Мы — по результатам идущей сейчас войны. Вы — после поражения коммунистического строя в экономическом соревновании с Западом. Поэтому германское руководство предлагает советскому не просто прекратить войну, выгодную лишь англосаксокско-еврейской плутократии, но и объединить усилия для её разгрома. И для Германии, и для России, это вопрос выживания. Объединившись же, мы сумеем стать доминирующей силой в мире.

Чекист выслушал эти слова молча, с совершенно не проницаемым лицом. И когда возникшая пауза затянулась, нарушил молчание.

— Я вас услышал, господин Шульце. И передам ваши слова своему руководству.

И тут полковник совершил ошибку, которой он не допустил бы, не скажись на нём нервное напряжение последних дней.

— А вы не хотите прокомментировать сказанное мной?

— Нет, — качнул головой Судоплатов.

Он поднялся и, как хозяин, распахнул дверь, выпуская оберста из комнатки, где они вели разговор с глазу на глаз.

— Надеюсь на скорую встречу после капитуляции вашей окружённой группировки, — кивнул он на прощание.

Да только в планах старого разведчика такой встречи не значилось. Передав содержание договорённостей о месте и времени переговоров о деталях капитуляции генералу фон Швеппенбургу, Шульце вызвал командира крошечного отряда диверсантов, который сформировал уже здесь, в окружении, оберлейтенант Кнабе, прилетевший вместе с ним на связном «Шторьхе». И уже ночью в сопровождении четырёх солдат исчез в непроходимых брянских лесах близ станции Хотынец.

Если бы полковник не увлекался в молодости лыжами и не старался поддерживать спортивную форму, он бы не выдержал этого десятидневного путешествия по заснеженным русским лесам и ночёвок на снегу в оврагах и ямах у крошечного костерка. Всё-таки ему скоро будет сорок пять лет, а в этом возрасте подобные приключения связаны с трудностями даже у тех, кто моложе его вдвое. Но, в конце концов, всё завершилось: сократившийся на одного человека отряд (шуцман Кранк умудрился при подходе к линии фронта поймать русскую пулю) вышел в расположение германских войск близ Трубчевска.

Уже в госпитале, куда Шульце отправили после проверки сотрудниками фельджандармерии, он узнал и о капитуляции остатков Второй Танковой армии, и о гибели «Тирпица». А ещё (из звонка адмирала в штаб корпуса, к тыловым подразделениям которого относился госпиталь) — о награждении Рыцарским крестом Железного креста «за выполнение особо трудных заданий и проявленную отвагу в бою». Хотя, положа руку на сердце, никакой отваги в короткой и безрезультатной перестрелке, возникшей между группой и русскими обозными на лесной дороге, ни он, ни кто-то ещё из сопровождавших его диверсантов, проявить не успел.

В Берлине Шульце ждали, хотя письменный отчёт о выполнении задания он и отправил, едва его доставили в штаб полка, на позиции которого они вышли. Оставалось лишь подлечить застуженные во время ночёвок на снегу почки, чтобы боли в них не донимали во время долгого путешествия по железной дороге в столицу Рейха.

34

Если бы Андрея Мокшанцева кто-нибудь попросил охарактеризовать Сталина всего одним словом, он бы выбрал для такой характеристики слово «труженик». Или даже его превосходную степень — «пахарь». И он считал, что совершенно заслуженно Генеральный секретарь носит на своём полувоенном костюме звезду Героя социалистического труда. А глядя на то, сколько трудится этот уже немолодой человек, за ним тянутся и остальные его соратники. Да что говорить о соратниках? Сам Андрей уже давно живёт одной работой.

Если вы считаете, что его служба заключалась в тупом сидении перед компьютером, записывая «для истории» заседания бесконечных совещаний, почти не прекращавшихся в хорошо знакомом по кинофильмам кабинете, то глубоко ошибаетесь. За неполные два года Мокшанцев провёл огромную работу по формированию и обучению целой службы, занимающейся информационным обеспечением высшего государственного органа СССР военных лет, Государственного комитета обороны.

И не только его. Освоив работу с аппаратурой «объекта номер один», люди Власика освободили его для других занятий. А именно — для установки и настройки скремблеров на аппаратах связи «хозяина» с «ответственными лицами», с которыми САМ общается наиболее интенсивно и по наиболее важным вопросам. Конечно, из истории своей специальности бывший майор Управления правительственной связи знает, что разработанную советскими учёными «ВЧ-связь» на протяжении всей войны так никому ни разу и не удалось «взломать», но сложности с производством соответствующей аппаратуры в его мире существовали, и её не хватало.

Ещё одно направление, которым пришлось заниматься, это обучение сотрудников НКВД пользованию всевозможными «шпионскими девайсами»: миниатюрными микрофонами, видеокамерами, подслушивающими устройствами. Включая пресловутые «лазерные» микрофоны, позволяющие «писать» разговоры на расстоянии, снимая вибрации оконных стёкол. Не говоря уже о «радиозакладках» в помещениях и «жучков» в посольских машинах. Или не только посольских. Слава богу, на него не повесили ещё и оснащение «ответственных лиц» переносными радиотелефонами и обучение оных их использованию, иначе бы Андрей просто зашился. Пока только радиотелефонов в машинах, аппаратуру для функционирования которых установили на Шуховской башне на Шаболовке, а не мобильной связи.

Как бы то ни было, а работа по 12–14 часов в сутки с редчайшими выходными практически не оставляла никаких шансов для налаживания личной жизни, о чём начал задумываться Андрей, заглядываясь на местных молодых женщин по дороге на службу или с неё в холостяцкую однокомнатную квартиру в престижнейшем в XXI веке месте, на острове Балчуг. Вот уж не думал, не гадал он, что когда-нибудь строчки из стихотворенья Михалкова про очень нужных и важных мам «а из нашего окна площадь Красная видна» для него станут реальностью! Ну, честно признаться, не сама Красная площадь, а «аэродром Шереметьево-3», как острословы стали называть Васильевский спуск, где в середине 1980-х приземлился самолёт немца по фамилии Руст, но почти сама главная площадь страны…

Мокшанцева отправляли в прошлое, в том числе, учитывая и его политические взгляды. А именно — симпатию майора к Советскому Союзу времён Сталина.

— Не разочаровался ещё в своём кумире? — во время его недолгой «командировки» в будущее для согласования номенклатуры поставляемого в 1941 год специального оборудования спросил Андрея его непосредственный начальник.

— Не разочаровался. Наоборот, ещё больше укрепился в уверенности, что нашему президенту надо действовать именно так, как действовал бы на его месте Иосиф Виссарионович. И тогда сразу бы удалось избавиться от массы «нерешаемых» проблем.

Спорить начальник не стал. Трудно сказать, из-за чего: может, и сам втайне осознаёт правоту подчинённого, а может, просто решил не заводить политическую дискуссию. Но пожелание майора продлить «загранкомандировку» Андрея ещё на три года одобрил.

— Как там вообще ситуация развивается? Ну, в сравнении с нашей историей.

Как развивается? Да куда лучше, чем было в «мире потомков».

У Мокшанцева не единожды возникала мысль, насколько проще всё было бы, имей Советский Союз в 1941 году ядерное оружие. На одном из заседаний ГКО в ходе рассмотрения доклада Маленкова, курировавшего направление, тот же вопрос поднял горячий Семён Михайлович Будённый.

— Почему нам не попросить или не купить у потомков такую бомбу, чтобы шарахнуть ею по фашистам? Представляете, как бы они усра… перепугались, поняв, что мы обладаем оружием, способным в единый миг сравнять с землёй целый город⁈ Да Гитлер бы сразу лапки вверх поднял!

— Попросить дать или продать, конечно, можно, — усмехнулся Сталин. — И президент Российской Федерации в одной из наших разговоров касался этого вопроса. Его позиция по нему очень твёрдая: его страна непоколебимо стоит на позиции непредоставления ядерного оружия другим государствам. Ни за деньги, ни в подарок. Они его могут разместить на чужой территории для защиты своих интересов, но исключительно под собственным контролем. И решение о его применении, будь оно у нас размещено, принимали бы не мы.

— Жаль! — пока так и не смирился маршал. — Очень много проблем можно было бы решить даже единичным её применением.

— Нельзя, — покачал головой Сталин. — Нельзя, Семён, её применять. Да, эта бомба способна уничтожить одним ударом целую немецкую дивизию или обезглавить всю немецкую армию. Но ты подумал своей головой, к чему это применение может привести?

— Весь мир содрогнётся!

— Вот именно! Весь мир. И весь мир сойдёт с ума, добиваясь того, чтобы обладать таким же оружием. Да, кое-что мы предприняли, чтобы отсрочить создание атомного оружия такими странами, как Северо-Американские Соединённые Штаты, Великобритания и Германия. Но на данный момент работы по его созданию по-настоящему ведутся только в Германии. Кроме того, у лучших европейских и американских учёных нет никакой уверенности в том, что создать такое оружие принципиально возможно. А если применить его, то они получат доказательство такой возможности. И отреагируют мгновенно. Свой урановый проект американцы запустят не во второй половине 1942 года, а немедленно, не жалея на него денег. Как и британцы. И уж тем более — Гитлер, учёные которого, по данным потомков, на данный момент ближе всех к успеху. Были, — снова усмехнулся Вождь.

Он подошёл к столу и взял трубку, но не спешил с тем, чтобы набить её табаком.

— Есть и другие причины, почему нам нельзя спешить с боевым применением данного оружия. Начну с политических. Это капиталисты могут без малейших угрызений совести применить это чудовищное оружие хоть по войскам противника, хоть по мирному населению. Их продажная пресса постарается представить дело так, что мучения десятков тысяч людей, подвергшихся облучению продуктами распада ядер урана или плутония, ничего не стоят в сравнении с результатами, достигнутыми применением этой бомбы. Цель оправдывает средства! Убив и заставив мучиться одних, чужаков, они якобы спасут сотни тысяч жизней других, своих солдат. А потом будут старательно замалчивать применение ими этого оружия или даже переваливать вину на других.

Совсем другое дело, если подобное оружие первыми применим мы. Нам этого не простят ни спустя пятьдесят лет, ни спустя сто лет, ни спустя двести лет. Пусть даже они впоследствии применят это оружие десять, двадцать, сто раз, но винить в том, что именно мы открыли этот ящик Пандоры, станут нас.

Есть и экономический аспект. Где мы можем применить такое оружие против армии противника? Не против населения Германии, а именно против немецко-фашистских оккупантов. Пока только на нашей собственной территории. В густонаселённой части нашей собственной территории. А для чего нам заражать радиацией нашу собственную территорию? Для чего нам на десятки лет превращать её в опасную для всего живого местность? Для чего нам обрекать на тяжёлые болезни не только красноармейцев, которым придётся освобождать эту территорию, но и советских граждан, живущих на ней и даже на некотором удалении от взрыва? У нашей Советской страны так много денег, чтобы до конца жизни лечить этих людей? Десятки тысяч людей. У нас так много земель хозяйственного назначения, чтобы на многие десятилетия выводить из оборота десятки тысяч квадратных километров угодий?

Помимо этого всего, мы совершенно не исключаем, что применение подобного оружия заставит наших нынешних союзников в лице Америки и Великобритании настолько испугаться, что они предпочтут не просто отвернуться от нас, но и заключить союз с Гитлером. Просто устрашатся мощи этого оружия и посчитают, что им жизненно необходимо уничтожить не Гитлера, в общем-то, нашими стараниями уже не представляющего угрозы ни Великобритании, ни, тем более, Америке, а нас. Нас, которые, как они посчитают, по окончании войны с Германией станут для них смертельной угрозой. В том, что мы сумеем победить Германию даже без помощи потомков, у нас нет ни малейших сомнений. Но сумеем ли мы даже с помощью потомков, у которых самих сейчас не самые лучшие времена, победить объединённые силы Германии, Англии и Северо-Американских Соединённых Штатов?

Фрагмент 18

35

Перевод в 1-ю Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения был для Андрея Кижеватова полной неожиданностью. Казалось бы, успешное выполнение задания в Киеве, орден Красной Звезды на грудь за это, и вдруг — отстранение от живой работы. Воспринял он это назначение именно как отстранение, поскольку новая должность значилась «инструктор по минно-взрывному делу».

Как он узнал, ОМСБОН-1 начали формировать ещё в 1940 году, привлекая к службе в ней лучших советских спортсменов, на фоне которых невысокий и худощавый Андрей выглядел затесавшимся в дворовую компанию мордоворотов юным парнишкой. Не по возрасту, поскольку реально он был намного старше подавляющего числа бойцов, а именно по телосложению: хотя, конечно, «контрабандное спортивное питание» помогло ему нарастить мышечную массу, но коренным образом «конституцию», как выразился Петров, не поменяло. Ребята здоровенные, сильные, ловкие, и в таких дисциплинах, как стрельба, бег (в том числе, и на лыжах), разные «рукомашества и ногодрыжества» (ещё одно выражение наставника из будущего), могли дать старшему лейтенанту огромную фору. А вот он им — в умении обращаться со всякими взрывающимися новинками и выслеживанию врага: пограничная школа закалка даёт о себе знать.

Впрочем, даже в работе со взрывчаткой, со всевозможными приспособлениями для организации диверсий он чувствовал себя школяром в сравнении с полковником Стариновым. Но Илья Григорьевич был очень занят в Штабе партизанского движения, и постоянно читать лекции бойцам Бригады не мог.

Бригада, по сути, была постоянно действующим учебным заведением для бойцов, которые регулярно отправлялись в тыл врага: в те же самые партизанские отряды, на отдельные диверсионные операции, в разведывательные рейды. Возвращались далеко не все. Очень далеко не все. А вместо них поступали новые, подчас с боевыми наградами и серьёзным боевым опытом. И их в кратчайшие сроки требовалось подготовить так, чтобы не мучила совесть за их гибель или недостаток квалификации, приведшие к срыву задания.

Причину такого перевода при случайной встрече в Москве разъяснил всё тот же «Петров», с которым Андрей сдружился буквально с первых дней пребывания в учебном центре под Минском.

— Было принято решение убрать с фронта тех, кто плотно контактировал с нами и может многое рассказать о нашей технике. Нас, кстати, тоже убрали с «передка» и перестали посылать за линию фронта.

— И где вы сейчас? Если не секрет.

— В той же структуре, что и ты, но работаем несколько с другим контингентом, — уклончиво ответил «гость из будущего».

Впрочем, и этого достаточно: ОМСБОН с самого начала формировалась при НКВД, и первое время многие занятия по физподготовке даже проводились на стадионе «Динамо». И не только первое время, но и теперь зачастую там проводятся.

После сдачи экзаменов первой группой сапёров-подрывников, уже в начале марта, Кижеватова поощрили кратковременным отпуском на родину. Но не ради того, чтобы он просто отдохнул: поскольку командир бригады полковник Михаил Фёдорович Орлов объявил бывшему пограничнику, что тот в бригаде очень надолго. Просто появилась возможность привезти в Москву семью. Квартиру получить не удалось, но кадрового военного, служащего уже двенадцать лет, этим не смутить: он, задавшись целью перевезти к себе родных, договорился с местной жительницей, что снимет у неё половину дома.

И вот снова поезд до Пензы, потом «на перекладных» (на местном поезде до станции Селикса, до «новостройки» военных лагерей, оттуда в санях до Чемодановки, а потом пешком в родное село). И совсем неясно было, когда он уже в сумерках постучал в ворота, кто больше рад его появлению: мать, жена Катя или десятилетний сын Ваня.

О том, что придётся переезжать, родные знали из письма Андрея. Но, как оказалось, грядущему переезду в столицу рады вовсе не все: в отличие от матери, бабушки и Ваньки (кроха Галочка ещё не понимала грядущих перемен в жизни) старшая дочь пребывала в расстроенных чувствах.

— Одноклассник Стёпка ей нравится, — шепнула Катя, поясняя поведение дочери.

Что же касается одобрения остальными членами семьи, то тут причины были совершенно разные: Екатерина Ивановна, как жена, рвалась быть поближе к мужу. Да и отчуждения односельчан, настроенных против неё председателем колхоза, не удалось преодолеть. Мать, хоть в Селиксе и продолжали жить родственники, уже привыкла к семье сына, и оставаться одна не желала. Ванька… Ну, у Ваньки глаза горели оттого, что теперь будет жить «в самой Москве».

Военное время чувствовалось и в деревне. В первую очередь — из-за того, что осталось очень мало молодых мужчин: почти всех призвали в Красную Армию. А те, что остались, на зиму «завербовались» валить лес близ станции. Ведь там, помимо создания армейских лагерей, ещё и начиналось строительство какого-то завода. Часть из них уже вернулась, и теперь рубили огромный лабаз, куда собирались складывать удобрения, выделенные областными властями колхозу.

— Вот видишь, Андрей Митрофанович, это не прежние времена, когда только кулаки всё имели, — не удержался председатель от намёка на отца Кати, когда они пришли оформлять документы о выходе из колхоза и скором освобождении выделенного дома. — Советская Власть и о простых людях, объединившихся для совместной обработки земли, заботится. Вон, удобрение выделила, трактор прислала. Да такой, каких даже до войны не делали!

Трактор действительно был на загляденье! Сверкающий ярко-голубым лаком, с огромными задними колёсами и передними поменьше. Но и те, и другие — не стальные, как было в первые пятилетки, а с мощными резиновыми шинами, на которых сразу сформированы грунтозацепы. Так что его можно хоть по полю пускать, хоть на дорогу: не повредит он её. На боковины капота нанесены краткие надписи — «Беларус». И то, что председатель назвал мощность двигателя 130 лошадиных сил, просто поражало. Учитывая, что вся Белорусская ССР сейчас под немцами, взяться они могли только из одного места. Того же самого, откуда взялись Петров с Бошировым.

Догадку, можно сказать, подтвердил и тракторист, возившийся с этой машиной неподалёку от правления колхоза. Андрей подошёл поглазеть на диковинку, а тот, услышав хруст снега за спиной, попросил:

— Не поможете поддержать вот эту хреновинку. Простите, товарищ командир, не видел, что вы в форме, — принялся он извиняться, когда уже вставил болт в какое-то отверстие.

— Да ничего, ничего, — успокоил его сапёр и представился. — Старший лейтенант войск НКВД Кижеватов.

В глазах тракториста, мужчины лет сорока пяти мелькнуло какое-то странное выражение.

— Тот самый? А разве вы в Брестской крепости не погибли?

— Как видите, — усмехнулся Андрей. — У нас здесь многое не так случилось, как там, у вас.

— Где это «там»? — сделал вид мужчина, что не понимает.

— Да ладно, — засмеялся Кижеватов. — Но за то, что тайну не разглашаете, хвалю. — Нравится тут, у нас.

— В общем-то, неплохо. Я думал, что голоднее будет…

Да уж… После рассказов товарищей из будущего, как в войну было у них, Андрей и сам не ожидал, что с продуктами всё окажется не так уж и плохо. Хотя хлеб и по карточкам, но его пока хватает. Полбуханки белого и полбуханки чёрного на человека в день. Так что никакой спекуляции. Кило сахара-песка на месяц, в городах мясо по карточкам выдают. И даже сливочное масло пополам с маргарином по двести граммов на человека в месяц. На фронте — тушёнка в жестяных банках. Петров и Боширов морщились от того, что, по их словам, «старая, со складов длительного хранения», но на заданиях ели за милую душу. По словам Кати, в магазине иногда «выкидывают» макароны и разные крупы, печенье, солёные сухарики. С махоркой для любителей покурить никаких проблем нет. Первое время пребывания семьи в Селиксе были перебои с электричеством, но потом всё наладилось.

Молодёжь ходит нарядная. Причём, многие вещи и обувь, явно поношенные, но ещё добротные, раздают бесплатно. Немного, но все уже давно забыли 1920−30-е, когда на всю семью имелись одни сапоги, а у мужчин единственные штаны.

— Рослым и полным хорошо, — поделилась супруга. — Им ничего подгибать и ушивать не надо, а вот тем, кто пощуплее и помельче, подходит только то, что называют «детским». Но и то ладно! А в Москве с этим как?

— Не знаю, — честно признался старший лейтенант. — Мне пока не до магазинов было. Вот приедем на место, и сама увидишь. Главное, успеть до того времени, как снег таять начнёт, а то председатель ни за что лошадь с санями не даст.

36

После того, как маршал Шапошников излечился от застарелого туберкулёза лёгких, он даже внешне стал выглядеть лучше: появился румянец на щеках, сгладились морщинки вокруг глаз, в которых теперь стало возможно заметить задорный блеск. И так рьяно окунулся в работу, словно ему шёл не шестидесятый год, а было лет на десять меньше.

По возвращении из Российской Федерации, где Борис Михайлович успевал совмещать курс лечения с изучением трудов по военной науке, вышедших уже после его смерти в «параллельном» мире, он сам обратился к Сталину с вопросом, как поступить с Василевским.

— У потомков он заменил меня в начале 1942 года и проявил себя выдающимся руководителем Генерального Штаба. У нас же, если я останусь в этой должности, он так и будет прозябать на вторых ролях.

— Вы хотите отправиться на покой? — задал прямой вопрос Вождь.

— Не хотелось бы, товарищ Сталин. Но не хотелось бы и терять столь выдающегося штабиста. Тем более, помимо медикаментозного лечения, я пережил и хирургическую операцию, которая, как утверждают доктора из будущего, не очень хорошо сказалась на моём сердце. Поддерживающие его препараты я принимаю регулярно, но… беспокоюсь. Может быть, нам стоит создать для Василевского должность первого заместителя начальника Генерального Штаба? Я же, в свою очередь, постараюсь вырастить из него своего полноценного преемника, помогу ему избежать некоторых ошибок, допущенных им на начальных этапах руководства Генштабом.

— О каких именно ошибках вы говорите?

— Например, планирование неудачного наступления под Харьковом, приведшего к выходу немцев к Сталинграду.

Иосиф Виссарионович тогда размышлял несколько минут, после чего одобрил предложение маршала.

И вот на заседании Государственного Комитета Обороны Борис Михайлович сидел в числе «слушателей», а у карты с указкой стоял его ученик, получивший звание генерал-лейтенанта за разработку контрудара на Московском направлении, не только сорвавшего германский план «Тайфун», но и отбросившего немцев на исходные позиции, с которых они начинали военную операцию. Да, зимним ударом на Москву Гитлер сорвал зимнее наступление, планами которого был предусмотрен выход Красной Армии на границу между РСФСР и Белорусской Советской Социалистической Республики, но окружение и уничтожение нескольких немецких дивизий под Брянском и Орлом стало первой крупной победой после целой череды отступлений РККА. Крупной победы, поскольку в уничтожении большей части Танковой армии Гудериана и значительной части 2-й полевой армии оказались задействованы силы сразу нескольких фронтов: Западного, Брянского и Курского. Не считая отражения наступления и контрудара севернее, в полосе Западного фронта.

— Таким образом, на конец зимы линия фронта стабилизировалась на всём протяжении от Мурманска до Одессы. В ходе зимних боёв выдохлись и мы, и противник. Ни у нас, ни у немцев не осталось свободных резервов для наступления, которое, к тому же, будет сопряжено с трудностями, которые вызовет таяние снегов и неизбежная при этом весенняя распутица. Генеральный Штаб ожидает активизации боевых действий противника не раньше начала июня.

— Это понимают все, — кивнул Сталин, как обычно, прохаживающийся по кабинету. — Но имеем ли мы право дожидаться окончания распутицы, пока враг топчет нашу землю? Тем более, сроки распутицы под Мурманском и Ленинградом одни, под Смоленском и Брянском другие, а под Одессой и Кировоградом и вовсе третьи.

— Как вы знаете, товарищ председатель Государственного Комитета Обороны, в последнее время по известным причинам мы были вынуждены направлять бо́льшую часть резервов и боевой техники на Московское направление. В ущерб, в первую очередь, Карельскому, Ленинградскому и Южному фронтам, где ситуация не просто застабилизировалась, а противник даже был вынужден снять часть соединений ради прорыва к Москве. Согласно планам, разработанным в Генеральном Штабе, в ближайшее время возможно нанесение удара Юго-Западным фронтом для ликвидации плацдарма на левом берегу Днепра, который противник захватил, воспользовавшись ледоставом.

— И вернуть Киев? — прищурился Верховный Главнокомандующий.

— Никак нет, товарищ Сталин. У Юго-Западного фронта генерала Кирпоноса недостаточно сил для такой операции. Речь пока идёт лишь о том, чтобы отбросить противника за Днепр. Тем не менее, этим мы уже лишим его возможности наступления на Левобережной Украине.

— А что, есть предпосылки для того, чтобы ожидать такое наступление?

— Вероятность подобного развития ситуации Генеральный Штаб оценивает как высокую. Пытаясь поставить себя на место Гитлера, мы предположили, что данный плацдарм может быть использован для нанесения удара по левому берегу Днепра, вдоль которого генерал Кирпонос держит не сплошную линию обороны, а подвижные соединения, способные оперативно отреагировать на попытки захвата новых плацдармов. Продвижение на юг с Бориспольско-Броварского плацдарма позволит наращивать противнику силы путём наведения переправ и ввода в прорыв новых соединений, сконцентрированных на Правобережье. Таким образом, в течение примерно месяца немцы смогут не только выйти в тылы Южного фронта, но и, при благоприятном для них развитии ситуации, полностью охватить Южный фронт, прорвавшись к Чёрному и Азовскому морям, а также в Криворожский бассейн и к Харькову.

— Значит, нужно вскрывать этот нарыв, — качнул головой Вождь. — Но вы уверены, товарищ Василевский, что Гитлер выберет главным направлением боевых действий кампании 1942 года именно Левобережную Украину? Как мне докладывают, он не снял ни единой дивизии с Московского направления. Мало того, после нашего зимнего контрнаступления их число выросло с девяноста до ста.

— Это так, товарищ Сталин. Но мы наблюдаем и увеличение численности германской армии на Правобережной Украине. В первую очередь — танковых соединений.

— А они у германцев ещё остались? — скептически хмыкнул Ворошилов.

— Разрешите, товарищ Сталин? — поднялся с места начальник внешней разведки.

— Да, товарищ Фитин.

— По нашим данным Танковая армия генерала Клейста по окончании операции «Тайфун» вновь переброшена на Украину, где ударными темпами восстанавливает материальную часть и пополняется личным составом. Помимо трофейной техники, в его дивизии поступают новейшие танки, выпуск которых немцы нарастили на собственных танковых заводах, установив на них трёхсменную работу. Нам также известно, что немцы разместили заказы на производство танков собственной разработки на соответствующих предприятиях Франции и Чехословакии. Это — не считая изготовления моделей, ранее выпускавшихся в этих странах: Лт-38 в Чехословакии, «Сомуа» и «Хочкис» во Франции. Но даже эти старые чешские и французские танки претерпели модернизацию, исходя из условий Восточного Фронта: у них усилено бронирование, заменены более мощными пушки. Так Лт-38 и «Хочкис» получили вместо 37-мм орудия 47-мм пушки, а «Сомуа» длинноствольную 50-мм.

Дополнительные броневые экраны и длинноствольные пушки устанавливаются на немецкие Т-3 и Т-4. Широко используются трофейные советские танки, подбитые или брошенные из-за неисправностей при нашем отступлении. По докладам партизан, на полях сражений лета 1941 года уже практически не осталось битой советской техники: то, что можно было отремонтировать, вывезено и восстановлено, то, что восстановлению не подлежит, вывезено и разобрано на запчасти либо разрезано на бронелисты для усиления защиты тех танков, что удалось восстановить.

Кроме того, нам стало известно о планах отправки для испытаний на Восточный фронт — а именно на Украину — образцов новейших тяжёлых и средних танков. Их марки, к сожалению, нам пока не известны. Возможно, речь идёт о прототипах известных нам по другой истории «Тигров» и «Пантер».

— Рановато что-то, — пробухтел Климент Ефремович.

— Германия резко активизировала их разработку уже в сентябре 1941 года, когда танки КВ и Т-34 показали своё превосходство на поле боя, — пояснил Фитин.

— То есть, танки для наступления с Бориспольско-Броварского плацдарма у немцев тоже есть. Значит, нам тем более необходимо его ликвидировать, — подытожил Вождь. — И всё-таки, товарищ Василевский, каким, по мнению Генерального Штаба, помимо срыва возможного наступления на Украине, должно стать главное направление НАШЕГО наступления?

— Смоленское, — кратко ответил Александр Михайлович и тут же аргументировал своё мнение. — «Срезание» Смоленского выступа не только ликвидирует угрозу Москве, но и создаст предпосылки для того, чтобы отодвинуть линию фронта от Ленинграда. А после этого у нас появится возможность наращивания резервов на юге и совместными действиями Южного и Юго-Западного фронтов приступить к освобождению Правобережной Украины.

Фрагмент 19

37

Сержант Кудин (да, за бои в районе Сольцов его не только наградили орденом, но и присвоили ему очередное звание), пока учился в лагерях под Саратовом, думал, что самое трудное во фронтовой жизни — это сражение. Оказалось, глубоко заблуждался. Их бригаду после ликвидации «котла» и стабилизации линии фронта отвели в тыл на пополнение. Всё-таки потери были немаленькие. И в технике, и в людях. Как бы ни половину личного состава при охвате фашистской группировки потеряли убитыми и ранеными. Да и самому ему пришлось две недели отлёживаться после контузий.

А когда вернулся в миномётную роту, обнаружил, что она уже практически укомплектована. И материальной частью, и расчётами. Новоприбывшие на них, участвовавших в прорыве, смотрят как на опытных бойцов, прошедших огонь, воду, и медные трубы. Ещё бы: у пацанов, только в ноябре попавших на фронт из «учебки», уже и медали, и ордена…

Что касается материальной части, то потерянные в боях миномёты БМ-37 заменили модернизированными, с изменённой конструкцией двуноги, крепления прицела и колёс для перевозки на позиции, несколько другой опорной плитой. За счёт этого масса миномёта уменьшилась на целых четыре килограмма. Скажете, что мало? А вы пробовали поднять миномёт в сборе на грузовую площадку тягача «Комсомолец»? Если бы попробовали, то не говорили бы так: каждый килограмм чувствуется.

Потерянные «Комсомольцы» тоже заменили новыми. Правда, конструкция «тачаночек» осталась прежней, но ни на неё, ни на технические характеристики их «повозочные» не жаловались: мощности девяностосильного двигателя для их нужд достаточно, надёжность отличная, проходимость — как у танка. В их болотистой местности (особенно это почувствуется, когда снег растает) — именно та техника, что надо.

Что касается бронированных тягачей, то командир роты Лифанов, получивший к тому времени ещё один «кубарь» в петлицы, сделал выводы из ночного нападения на расположение миномётчиков, и, пока бригада находилась в тылу, заставил весь личный состав роты освоить управление «тачаночкой» и пулемёт, установленный в нём. Не на уровне штатных механиков-водителей и пулемётчиков, разумеется, но теперь любой боец мог, при нужде, и перегнать с места на место Т-20, и вести огонь из СГМБ. Где он умудрился раздобыть топливо и патроны для этого, расход которых во время пребывания в тылу жёстко лимитировались, неизвестно, но умудрился.

Куда хужедело обстояло с практическими тренировками стрельбы из основного оружия роты. 82-мм мины, по словам старшего лейтенанта, в РККА в жёстком дефиците, их расход контролируется едва ли не на армейском уровне. Поэтому и свелось слаживание новых расчётов к бесконечным сменам дислокации, окапыванию и свёртыванию-развёртыванию огневых позиций. Ну, и к сборке/разборке/переноске миномётов и боекомплекта к ним.

Но все эти тренировки и даже политзанятия Вячеслав воспринимал как развлечение, хоть как-то разнообразящее скучную тыловую жизнь в окрестностях Шимска. Вот выдержать именно это скучное, размеренное течение жизни, ожидание перехода в наступление, обещанное на позднюю весну, и оказалось для него самым трудным. Его родная Киевщина под пятой оккупантов, никакой связи с родителями и родственниками, живущими под Белой Церковью, нет, а он «гоняет балду» в заснеженных новгородских лесах, вместо того, чтобы бить фашистов, гнать их с Советской земли.

А вот старший лейтенант Лифанов его настроений не разделял.

— Ты пойми, сержант, в армии нельзя действовать так, как кому-то хочется. Любое наступление — это взаимодействие множества подразделений различных родов войск. Его надо настолько тщательно подготовить, чтобы не возникло сбоев в работе этого гигантского механизма, — принялся объяснять он после того, как Славка, в сердцах высказал ему свои мысли. — Для наступления надо подготовить боеприпасы, технику, горючее, научить людей действовать в условиях, где им предстоит наступать. Произвести тщательную разведку местности, наконец. Думаешь, почему нам так жёстко ограничили расход мин и даже патронов? Вовсе не из-за того, что армейские снабженцы жадничают. Все эти мины, снаряды, патроны на заводах должны изготовить и привезти поближе к фронту. Нефть для топлива добыть из земли и доставить к нефтеперерабатывающим заводам, бензин и солярку для нашей техники — перегнать из нефти и тоже перевезти. Запасти достаточное количество оружия, чтобы оперативно заменять уничтоженное и повреждённое в боях. Да и куда наступать сейчас, когда в лесах снега по пояс, и по этим снегам не то, что грузовик с боеприпасами, ни танк, ни пехотинец не пройдут? Ты же сам должен помнить, сколько мы намучились с единственной дорогой, соединяющей бригаду и стрелковые дивизии, окружающие немцев.

Прав, конечно, был Лифанов. Условия, в которых действует их Новгородский фронт, особенные. Зимой здесь действительно можно наступать только вдоль дорог. И немцы тоже извлекли уроки из гибели своего механизированного корпуса, устроили вдоль этих самых дорог настолько прочную оборону, что без огромных потерь не сковырнуть их с их опорных пунктов. Прав, но хочется поскорее прогнать «фрицев». Вон, на других фронтах наступают!

— Никто сейчас не наступает, — возразил ротный. — Да, на Брянском фронте разгромили Танковую армию Гудериана. На Западном — остановили Гота, рвавшегося к Москве. Да, откинули немцев кое-где чуть ли не на позиции, с которых они начали зимнее наступление. А в некоторых местах — даже чуть дальше. Но и там, и там линия фронта стабилизировалась. Как раз из-за того, что, во-первых, зима, а во-вторых, не накопили ещё достаточное количество запасов для серьёзного наступления. На Юго-Западном фронте даже отступить от Днепра пришлось.

Ох, затронул Лифанов больное место сержанта! Это же тоже Киевская область. Они же с одногруппниками не раз на «маёвки» ездили через Днепр в сосновые леса Левобережья. И вот теперь там немцы хозяйничают! Как там смешливая чернобровая Даринка поживает, с которой они познакомились в Зазимье во время одной из таких студенческих вылазок на Десну? Как живут другие его знакомые-киевляне?

Но командир миномётной роты всё-таки молодец. Придумал, как отвлечь подчинённого от тяжёлых мыслей. Ну, не сам придумал, конечно, а просто воспользовался ситуацией: пользуясь затишьем, политуправление фронта устроило в Новгороде что-то вроде совещания для отличившихся во время зимнего контрнаступления бойцов. И Кудина, как награждённого вторым по значимости советским орденом, направили на него вместе с ещё тремя ребятами из бригады.

В отличие от Шимска, серьёзно пострадавшего от немецкой артиллерии, в Новгороде война оставила куда меньше следов. Да, были заметны следы авианалётов, но к тому моменту, когда немцы вышли к Шелони и Мшаге, их авиацию очень сильно проредили, и город бомбили лишь случайно прорвавшиеся одиночные «юнкерсы». Обломки одного из которых, сбитого над городом и сумевшего сесть на пузо на лёд озера Ильмень, перетащили в цент города и теперь демонстрировали любопытствующим.

Это не значит, что война в «столице фронта» совсем не чувствовалась. Как когда-то Кудин видел в Москве, окна домов заклеены крест-накрест бумажными ленточками, начиная с сумерек, везде строго соблюдаются правила светомаскировки, на улицах и крышах домов дежурят расчёты зенитных пушек и пулемётов. В городе полно военных, на каждом шагу попадаются патрули.

Собрали их в зале заседаний Областного совета, и Славке впервые удалось по-нормальному рассмотреть одного из «небожителей» (когда-то мельком виденный первый секретарь ЦК Компартии Украины Хрущёв и стоящие где-то далеко на трибуне Мавзолея члены Политбюро не в счёт), члена Военсовета фронта товарища Мехлиса. И произвёл на него Лев Захарович впечатление усталого, хоть и довольно нервного человека. Хотя выступал (сразу после довольно кратко поприветствовавшего орденоносцев командующего фронтом генерала армии Мерецкова) энергично и, если можно так выразиться, квалифицированно. Обрисовал международную политическую обстановку, положение на фронтах, рассказал о том, сколько усилий прилагает Советское правительство для того, чтобы поскорее прогнать захватчиков с Советской земли.

А вот эти слова стали настоящим бальзамом на душевные раны сержанта Кудина. Будет, будет наступление на их фронте с началом лета! И на других фронтах погонят немцев.

— Силы и средства для этого у Рабоче-крестьянской Красной Армии есть. Но нужно, чтобы и вы, Герои Советского Союза и орденоносцы, приложили все свои силы, всё своё умение бить врага. И ваша главная задача — к тому моменту, когда начнётся решительное наступление, обучить ваших менее опытных товарищей сражаться также самоотверженно, также умело, как сражаетесь вы сами.

38

— Время для нанесения удара по плацдарму самое удобное: ледоход в разгаре, немецкие войска на левом берегу Днепра потратили значительную часть боеприпасов, а подвоз новых обеспечить невозможно из-за того, что наплавной мост не действует. Поэтому задача вашего полка, Владимир Константинович, разбомбить склады 6-й армии Паулюса в городах Бровары и Борисполь, а также аэродром в Броварах.

— Как там с погодой? — поинтересовался у командира дивизии Коккинаки.

— С линии фронта передают, что ясно, солнечно, лёгкая облачность. Весна, одним словом. Наша фронтовая авиация преимущественно бездействует из-за распутицы: пока ещё маловато комплектов железных взлётно-посадочных полос. А вот немцы на аэродромах в Броварах и Киеве такое покрытие уложили. Так что будут пытаться вам противодействовать.

Командир реактивного бомбардировочного полка только усмехнулся: даже крейсерская скорость его Ил-28 выше, чем максимальная у «Мессершмиттов» и «Фоккевульфов», производство которых немцы форсировали за зиму. Впрочем, поговорку «не похваляйся, идучи на рать» он тут же вспомнил и мысленно одёрнул себя.

Как ни упирались военные строители, доказывая, что строительство бетонной полосы в зимние месяцы ни к чему хорошему не приведёт, а прямому указанию из Москвы были вынуждены подчиниться. Тем более, для бетонирования «взлётки» им прислали какой-то «особый» цемент, схватывающийся не за три недели, а буквально за пару дней. И месить из него бетон пришлось не лопатами, а специальными механизмами с электроприводом, которых привезли несколько десятков. В итоге к началу марта полуторакилометровая взлётно-посадочная полоса была готова, оборудована не только огнями для ночной посадки, но и «радиоприводом», как называют хитрое радиооборудование, помогающее пилоту посадить машину в сложных метеоусловиях.

А в этих самых сложных метеоусловиях экипажам реактивных бомбардировщиков пришлось полетать изрядно. И в снег, и в туман, и в обледенение. Порой, когда Владимиру Константиновичу давали сводку погоды на время учебных вылетов, у него волосы дыбом вставали. На любой другой машине попытка взлететь была бы изощрённым способом самоубийства. Но не на этих «илах»! Авиаконструкторы разработали просто уникальную антиобледенительную систему, обогревающую кромки крыльев и хвостового оперения горячим воздухом от двигателей. А радиооборудование позволяло не только садиться на аэродром ночью, в туман и снегопад, но и бомбить цели, не видимые глазами. Но последнее — епархия штурманов, а не пилотов.

Не страдал экипаж и от холода в зимних полётах. Две герметичные кабины, одна для пилота и штурмана, а вторая — для стрелка кормовой оборонительной установки, также отапливалась тёплым воздухом, отбираемым у двигателей. А поскольку они обе герметичные, не требуется одеваться, как на зимовку, и подключать кислородные приборы, от которых после вылета бешено хочется пить.

Машина очень удобная, лёгкая в управлении. Да ещё и снабжена автопилотом, поэтому даже длительные полёты (увы, дальность самолёта всего-то 2400 километров, и дольше четырёх часов она в воздухе находиться не может) не требуют помощи второго пилота. В воздухе устойчива на любых высотах и скоростях, но на максимуме, ближе к 900 километров в час, уже чувствуются вибрации, а управление становится «тугим». Но летать на такой скорости — только напрасно жечь горючее. Для боевых задач достаточно и 600–700 км/час.

Плацдарм на левом берегу Днепра немцы заняли в январе, после отражения наступления на Москву и ликвидации прорвавшихся к Орлу и Брянску дивизий, взятых в окружение. Трудно сказать, то ли наше командование прозевало подготовку к удару через Днепр, то ли фашисты воспользовались переброской войск, обороняющихся по днепровскому рубежу, для разгрома Гудериана. Но, перебросив по льду пехотные части, они оттеснили наши войска от реки немного южнее Киева, а потом, устроив полноценные ледовые переправы, сумели захватить участок левобережья, протяжённостью около 90 километров (от реки Десна до Переяслава) и около 80 километров в глубину. Но дальше их не пустили. А вот выбить за Днепр до начала распутицы не успели. Теперь, похоже, пришло время и для этого.

Полк Коккинаки, сформированный под Куйбышевым, перебросили в Воронеж буквально неделю назад и разместили на том самом новеньком аэродроме. Вместе с реактивным истребительным полком, машины для которого облётывал его брат. Пусть «мигари» и не очень-то отличаются по габаритам и массе от обычных, винтовых самолётов, но в них сразу же чувствуется стремительность. А уж если знать, что на них и Ил-28 стоят одинаковые двигатели, то можно представить, что они позволяют делать в воздухе «ястребку», максимальная масса которого практически в 3,7 раза меньше, чем у «илюшина».

Впрочем, зачем представлять? Полк вылетает на задание в сопровождении двух четырёхсамолётных звеньев этих самых Миг-15бис. Расстарались, выделили для испытаний в боевых условиях не только сами истребители, но и дополнительные баки к ним, поскольку без баков керосина им хватит только-только до цели и обратно. Очень дорогая штука, поскольку баки придётся по пути сбросить, а после «встречи с землёй» они будут уже негодными для повторного использования.

«Миги» капитана Середы догнали обе группы авиаполка в районе Сум и ушли чуть вперёд, чтобы при встрече с каким-нибудь шальным немецким истребителем не позволить ему передать предупреждение об идущих на запад бомбардировщиках. Но далеко не оторвались, маяча серебристыми точками в пределах визуальной дальности. Конечно, при пролёте над линией фронта, не заметить такое количество самолётов, оставляющих в небе очень устойчивые инверсионные следы, будет невозможно, но и времени на реагирование у немцев останется совсем немного: 60 километров, оставшиеся до цели, Ил-28 одолеют всего за 6 минут.

Цели между экипажами распределены ещё при планировании вылета. Одна эскадрилья наносит удары по пристанционным складам в Борисполе, вторая — в Броварах, а третья занимается бывшим гражданским аэропортом, расположенным в том же городе.

Линия фронта с семикилометровой высоты почувствовалась издалека. И вовсе не снарядными разрывами на ней. Их как раз и не было, поскольку обе стороны предпочитали не переводить понапрасну боеприпасы. Почувствовалась она огромным количеством следов гусениц и колёс машин, отпечатавшихся на сырой, пропитанной влагой только-только растаявших снегов, земле. А уж потом — воронками от снарядов и зубчатыми рядами траншей как по одну, так и по другую сторону.

Тут же, над линией фронта, группы разделились и начали снижение: чем больше высота полёта, тем ниже точность бомбометания. С другой стороны, чем ниже летишь, тем выше вероятность нарваться на снаряд прикрывающих объект зениток.

Но застать немцев врасплох удалось: всё-таки не зря Владимир Константинович отдал приказ после пролёта над линией фронта увеличить скорость передовых «двоек» до 800 километров в час. И те выскочили на позиции немецких зениток на высоте в две сотни метров, отбомбившись по зенитчикам пятисоткилограммовыми объёмно-детонирующими боеприпасами. Этим бомбам высокая точность не требуется: взрывная волна у них настолько сильная, что рвёт человеческую плоть на удалении от точки взрыва почти на сотню метров. И поскольку смесь взрывается, не как у обычно бомбы, на земле или в земле, а над землёй, никакие валы, ровики и мешки с песком ударной волне не помеха.

В общем, два захода самолётов передовой двойки, и зенитная артиллерия станции Бровары замолчала. А следом с километровой высоты посыпались обычные ФАБ-500 и ФАБ-250, превращая пристанционные склады в огнедышащий вулкан.

Четвёрка Миг-15 капитана Середы, тоже в районе линии фронта ушедших вперёд, «приняли» дежурное звено «Мессеров» на взлёте, совершенно не готовое к бою. А потом отстрелялась по расчётам зенитных установок, не успевавших отреагировать на стремительно проносившиеся над лётным полем реактивные истребители. Так что эскадрилья «илов», вскоре появившаяся над аэродромом, никакого огневого противодействия не встретила.

— Стрела-11, у нас на локаторах групповая цель, не отвечающая на запрос «свой-чужой», со стороны Киева, — предупредил командир бомбардировочного полка Середу.

— Принято, Гром-1. Сейчас разберёмся.

На станции Бровары вспыхивали рвущиеся боеприпасы, с густой чёрной копотью горели запасы топлива. Столб дыма поднимался и над расположенным в паре километров аэродромом: пылали «проутюженные» 25-килограммовыми бомбами самолётные стоянки. Такой же грибообразный чёрный столб дыма поднимался в стороне Борисполя. Но уже можно было возвращаться домой: армейские склады уничтожены, аэродром на плацдарме выведен из строя.

Буквально через пару минут после того, как Коккинаки дал приказ своим выстроиться в походный ордер для возвращения на «родной» аэродром, пришло сообщение от Середы.

— Гром-1, выхожу из боя: боеприпасы закончились.

Его ястребки стремительными стрелами ушли на восток, а Владимир Константинович весь путь до Воронежа и некоторое время после посадки дёргался, переживая за судьбу отставшего звена с самолётом, у которого из за попадания снаряда малокалиберной пушки «встал» правый двигатель. Но машина не подвела: без проблем дотянула до аэродрома. Мало того, её стрелок умудрился «ссадить» «мессер», решивший, что повреждённый и летящий медленнее обычного Ил является лёгкой добычей.

Фрагмент 20

39

— Как я уже докладывал, товарищ Сталин, наша агентура зафиксировала контакты немецких промышленников с сотрудниками американских посольств в Швеции и Швейцарии. Контакты неоднократные и достаточно интенсивные: только в Швеции некто Вертер, владеющий торговой компанией с представительством в Стокгольме, в течение недели трижды встречался с третьим секретарём посольства САСШ Шварцмюллером.

— Товарищ Фитин, вы считаете странным то, что германский немец столь регулярно встречается с американским немцем? Эти встречи могли носить и чисто личный характер. Например, родственникам этого… Шварцмюллера, проживающим в Германии, понадобились дефицитные лекарства, поставки которых в Рейх не производятся.

— Могли бы, товарищ Калинин, если бы не некоторые нюансы. Во-первых, предки Шварцмюллера переселились в Америку ещё в середине девятнадцатого века, и этот дипломат до сих пор ни с кем в Германии отношений не поддерживал. Во-вторых, у нас есть основания для того, чтобы считать, что Шварцмюллер связан с американской разведывательной службой, работающий на государственный департамент САСШ. А в-третьих, при помощи специального оборудования, предоставленного потомками, нам удалось записать последнюю из встреч. В ходе них обсуждалось нынешнее положение на фронтах, а также указывалось на желание правящих германских кругов начать переговоры о прекращении состояния войны между Третьим Рейхом и Северо-Американскими Соединёнными Штатами.

— Сами объявили американцам войну, а теперь решили покаяться? — хихикнул Михаил Иванович.

— Примерно так, товарищ Калинин. И в знак серьёзности своих намерений двигаться в направлении мира Гитлер готов выступить по радио с признанием ошибочности своего шага, сделанного в надежде на вступление Японии в войну против нас.

— Что конкретно обсуждалось? — сделал попытку перейти от лирики к делу Молотов.

— Первые две беседы, скорее всего, подпадают под определение «зондаж»: судя по намёкам из более позднего разговора, Вертер выяснял у американца, имеются ли в официальных американских кругах люди, склонные к примирению с Германией. А в третьей — возможны ли в принципе контакты ответственных лиц двух государств, которые предшествовали бы мирным переговорам.

Нам удалось установить, что Шварцмюллер получил соответствующие инструкции из Госдепартамента, согласно которым он и действовал. И решающим в одобрении продолжения его встреч с Вертером стало обещание последнего поделиться с американцами некоей разведывательной информации технического характера, которая коренным образом может изменить их представления о состоянии советской экономики и искренности руководства Советского Союза с союзниками.

В ходе этих, с вашего позволения, бесед, Вертер высказал мнение, «совпадающее с мнением германского руководства», о том, что СССР втайне готовится после разгрома Германии оккупировать всю Европу и добиться мирового господства за счёт полученных «нечестным путём» неких научных знаний. Знаний, представляющих угрозу не только немцам, но и американцам, а также всему миру. И «большевистских варваров следует остановить совместными усилиями всего цивилизованного мира».

— Вы-ы-ы хотите сказать, что немцы готовы передать американцам информацию о наших связях с потомками? — указал на начальника разведки чубуком трубки председатель ГКО.

— Скорее всего, да, товарищ Сталин. После провального наступления на Москву и нашего контрудара, отбросившего противника даже западнее тех позиций, с которых они начинали наступление, немецкая армия оказалась обескровлена. Гитлер был вынужден мобилизовать всё взрослое мужское население в возрасте до 45 лет, в оккупированных немцами странах массово формируются национальные подразделения, которыми он намерен заменить часть разгромленных немецких дивизий. Но обучение мобилизованных потребует минимум три месяца. И германские генералы не строят иллюзий относительно стойкости этих вояк. При этом Гитлеру приходится отвлекаться на вспомогательные направления: Африка, оборона западного побережья Европы. Поэтому он и ищет возможности, как минимум, сосредоточиться на Восточном фронте, а как максимум — привлечь на свою сторону империалистические государства, вынужденно согласившиеся на союз с нами.

— Объём информации о наших контактах с потомками, об используемой нами техники потомков, которым располагают немцы, нам примерно известен. По документам, переданным товарищу Судоплатову этим самым Шульце, — уточнил Вождь. — Как вы считаете, товарищ Фитин, американцы могут поверить заверениям немцев о том, что нам помогают потомки?

— Не без сомнений в достоверности полученной от немцев информации, товарищ Сталин, но могут, — подумав пару секунд, утвердительно кивнул начальник 1-го управления НКВД. — Для того, чтобы они отбросили все сомнения, немцам придётся передать американской стороне ряд образцов трофейной техники. Но в первую очередь, как мне кажется, за океаном попытаются получить такое подтверждение от нас. Мол, немцы распространяют всевозможные небылицы, и нам хотелось бы получить официальное опровержение их вранья. Примерно как это было с англичанами.

Визит Энтони Идена и сопровождающих его технических специалистов в район Сольцов, где Красная Армия окружила и разгромила целый моторизованный корпус немцев, помнили все присутствующие. И знали, что помимо осмотра техники боевых частей, участвовавших в операции, англичан пришлось пустить на целый ряд заводов. В том числе, на ЗИС, где по чертежам и техпроцессам потомков собираются восьмицилиндровые стапятидесятисильные двигатели для лёгких танков, на завод «Компрессор», производящий системы залпового огня «Катюша», на Горьковский автозавод имени Молотова, выпускающий лёгкие танки Т-50, по компоновке более близкие к тем, что в мире потомков были известны под наименованием Т-70Б с двухместной башней от лёгкого танка Т-80. Не говоря уже о демонстрации вызывающих панику у «экспертов Геринга» самолётов Ла-5, технически повторяющих Ла-7 из мира потомков и летающих на «примитивных» двигателях воздушного охлаждения. И автомат Калашникова, уже выпускаемый в Златоусте, показали, и станковый гранатомёт, копию СПГ-9 потомков, и вятскополянский «гранатомёт Таубина-Бабурина», на самом деле являющийся адаптированной к техническим возможностям 1941 года версией АГС-17…

К визиту Идена готовились, поэтому сделали всё, чтобы антисоветски настроенный министр иностранных дел Великобритании и его сопровождающие убедились в том, что все новинки боевой техники есть ничто иное как модернизованные варианты уже известной. Ну, или плод её поступательного развития. Решение поступить также с американцами напрашивалось само собой, и его озвучил Калинин.

— Мы ещё подумаем об этом, — пообещал Сталин. — Сейчас вопрос стоит о том, как нам реагировать на контакты немцев и американцев.

— По-ока никак, — высказал компетентное мнение нарком иностранных дел. — У-у нас пока нет оснований обвинять американцев в нарушении союзнических обязательств. Они не ведут сепаратных переговоров с официальными лицами. Вспомните предложения японского посла о посредничестве в заключении мира с Гитлером. Вспомните попытки немцев выйти на нас через болгар. Вот когда официальный п-п-представитель Германии, а не какой-то немецкий бизнесмен, встретится с официальными представителями Государственного департамента САСШ или хотя бы с тем же Шварцмюллером, тогда и можно будет предъявлять п-п-претензии.

— Товарищ Берия, как у нас обстоят дела с американскими шпионами-нелегалами? — вдруг сменил тему Сталин.

— Благодаря пеленгаторам, нам удалось не только осложнить жизнь любым иностранным шпионам, но и фактически избавиться от них. И американские шпионы — не исключение.

— То есть, вы хотите сказать, что на Советской земле не осталось ни единого иностранного агента? — усмехнулся Иосиф Виссарионович.

— Я такого не говорил, — торопливо начал оправдываться нарком. — Я утверждаю, что нам удалось избавиться от подавляющего большинства иностранных агентов, включая американских. Те, кто пользуется для отправки разведданных не радиосвязью, а другими способами передачи добытых сведений, наверняка ещё остались. Как и «спящие» агенты. А вот активных мы почти изжили.

— Жаль. Очень жаль…

— Если так нужно, то можно и найти, товарищ Сталин.

Иосиф Виссарионович только отмахнулся.

— Такие, каких «находили» при твоём, Лаврентий, предшественнике, мне не очень-то нужны. Мне нужен один, но настоящий.

— Т-т-ты хочешь, Коба, ему подкинуть де-езинформацию? — сообразил Молотов.

— Не совсем дезинформацию. Среди материалов потомков я читал кое-что про «инопланетные» разработки немецких учёных. Про всевозможные «летающие блюдца», нацистскую базу подводных лодок в Антарктиде и даже на обратной стороне Луны. Так почему какой-нибудь разгильдяй-чекист не может в пьяном виде потерять папку со сведениями об этих объектах? В противовес данным о наших контактах с потомками, которыми немцы хотят поделиться с американцами. Ну, или каким-то иным способам получить возможность ознакомиться с ними: твои люди, товарищ Берия, способны придумать, как ознакомить американцев с этими выдумками, намного лучше, чем я.

Задумку Вождя Лаврентий Павлович оценил мгновенно: информация о том, что, имея указанные объекты, немцы, подбрасывающие союзникам СССР сведения об иновремённой сущности неких партнёров советского государства, зародит сомнения в откровенности нацистов. Янки, скорее, поверят в то, что Гитлер выдаёт наработки собственных учёных за добытые в боях трофеи, стараясь избежать наказания за объявленную Америке войну. И, как минимум, отвлекут американские разведки на поиск доказательств существования опережающих время разработок гитлеровцев.

40

До Смоленска — чуть больше двадцати пяти километров. Всего-то один дневной пеший переход, но только если бы этому не мешала расположенная на подступах к городу немецкая линия обороны. Её-то и не смогли прорвать гвардейцы 2-й мотострелковой тогда, в январе, когда гнали гитлеровцев на запад. Может, и смогли бы, если бы хватило боеприпасов. Но, как выразился один из «добровольцев», история не знает сослагательного наклонения. Вот и пришлось роте Юдина остатки зимы и начало весны стоять в обороне возле станции Кардымово.

На этот раз для пополнения их не стали отводить в тыл. Красноармейцев и боевую технику получали непосредственно на передовой, во время ротации, когда один полк дивизии заменял другой в траншеях. К радости Виктора, среди прибывающих было много возвращающихся из госпиталей ребят, уже воевавших в их батальоне в Белоруссии: и под Глуском, и на Березине. Причём, тех, с кем он бок о бок сражался южнее Минска, переводили из других частей, куда они попали ещё до приказа о направлении выздоравливающих именно в те полки, где они бились до ранения. Ну, и получившие лёгкие ранения уже под Вязьмой, разумеется.

Это зимнее контрнаступление, продемонстрировавшее всему миру, что германских вермахт не является непобедимым, стал поводом для серьёзных перемен. Выразившихся в том, что теперь красных командиров стали официально называть офицерами, а в Армии в целом вместо знаков различия на петлицах ввели погоны. Как было написано в газете «Красная Звезда», «Погоны были традиционным украшением доблестной русской армии. Мы, законные наследники русской воинской славы, берём из арсенала наших отцов и дедов всё лучшее, что способствовало поднятию воинского духа и укреплению дисциплины. Введение погон ещё раз подтверждает славную преемственность воинских традиций, которая так ценна для армии, любящей своё отечество, дорожащей родной историей. Погоны не только деталь одежды. Это знак воинского достоинства и воинской чести… Надевая погоны — новые знаки различия и воинской чести — мы почувствуем ещё явственнее тот долг, который лежит на армии, защищающей родину от немецко-фашистских банд. Народ даёт армии эти знаки чести, требуя при этом, чтобы честь армии поддерживалась на полях сражений».

Решение, прямо скажем, воспринятое довольно неоднозначно. Особенно — среди старших офицеров и красноармейцев, участвовавших в Гражданской войне. Многие из них восприняли это как возрождение «золотопогонников», хотя советские погоны очень сильно отличались от погонов царских времён.

На удивление, полное одобрение этот шаг вызвал у «добровольцев». Высказывались они (очень осторожно, стараясь не привлекать внимания особистов) в духе «наконец-то» или «молодец, Сталин! Даже раньше, чем у нас». Но немедленно замолкали, когда начинались расспросы, «когда это у вас?».

Правда, введение погонов и вообще новой полевой формы, объявленное ещё в конце марта, откладывалось на время перехода на летнюю форму одежды. А поскольку под Смоленском этот переход случился в середине апреля, к моменту, когда Юдина вызвали в Ярцево, в Особый отдел армии, он уже щеголял тремя звёздочками на каждом плече.

Вызов, естественно, его обеспокоил. И, самое главное, посоветоваться о том, как вести себя с особистами, было не с кем: комбат Игорь Ларионов в том самом конце марта, находясь в передовых траншеях, получил пулевое ранение, и теперь «отлёживался» в госпитале. Но писал, что идёт на поправку, и скоро вернётся в строй. «Плечо пробито левое, пистолет и карандаш держать могу, так что скоро ждите назад».

Как и предполагал Виктор, вызов касался всё той же истории с Магдой. Уже другой особист подробно расспросил у него про взаимоотношения с этой женщиной, а потом задал совершенно неожиданный вопрос:

— Вы, товарищ, старший лейтенант, вступали с ней в половую связь?

Юдин от неожиданности смутился, а потом вспылил:

— Товарищ лейтенант госбезопасности, рассказывать о своих личных отношениях с женщинами не по-мужски!

— Как мужик, я тебя, старший лейтенант, полностью понимаю. Но только в настоящий момент я — не мужчина, а официальное лицо, выполняющее возложенные на него обязанности. И тебе придётся ответить на мой вопрос.

— И что с того, что вступал? Вам рассказать, сколько раз и в каких позах мы это делали? А вы из этого сделаете вывод, не завербовала ли она меня таким образом работать на немцев? Так я уже в бою не единожды доказал, что верен Советской Родине!

— Не хами, Юдин! — оборвал Виктора чекист. — Мне нужно было проверить то, что утверждает твоя Магдалена. Держи от неё послание, отец!

Особист протянул старшему лейтенанту письмо, обыкновенный «солдатский» треугольник, на котором крупным красивым почерком были выведены номер полевой почты и имя адресата: «Юдину Виктору».

'Здравствуй, миленький, — с грамматическими ошибками, путая белорусскую и русскую грамматику, писала Магда. — Я сейчас нахожусь в партизанском отряде, но после того, как просохнет земля, и на партизанском аэродроме смогут принимать самолёты, меня обещают отправить в советский тыл.

Пан Заремба и Владька, как ты ушёл к своим, записались в полицию. И когда моя беременность стала заметна, пан Заремба меня выгнал из дома. Но я так и не рассказала ему, кто отец ребёнка: он бы меня просто убил за это. Пришлось уйти в лес, где, как я знала, есть партизаны. Они тоже встретили меня враждебно из-за отчима и брата. Очень уж они много зла принесли и партизанам, и людям вообще. Но с паном Зарембой они посчитались, а Владька до сих пор зло творит, будь он проклят.

Меня хотели отправить в тыл раньше, но партизанский доктор побоялся, что я не перенесу полёта: ещё вдруг рожу в воздухе. Поэтому пришлось рожать твоего сына в лесу, в землянке партизанского отряда. Родила крепкого хлопца, которого назвала твоим именем. А скоро, когда у нас сможет приземлиться и тяжёлый самолёт, полечу в Москву.

Где буду жить, ещё не знаю. Потому, как прилечу, напишу тебе снова.

Твоя Магда.

А это — ладошка твоего сыночка'.

Ошарашенный таким оборотом Виктор, «проглотив» письмо, какое-то время блуждал взглядом по кабинету, а потом принялся перечитывать написанное снова, уже более вдумчиво. Чекист не мешал ему, пока он не перечитал послание повторно.

— Вот и скажи теперь: должен ли я был проверить, от тебя ли ребёнок этой… падчерицы полицая? А вдруг ты тут не при чём, и она всё выдумала, чтобы втереться в доверие партизанам?

— Спасибо, товарищ лейтенант госбезопасности! Она уже прилетела?

Чекист засмеялся, глядя на волнение старшего лейтенанта.

— Через несколько дней прилетает: немцы их лесной аэродром разбомбили, и партизанам пришлось готовить новый. Так что, если поспешишь, то можешь успеть встретить сына в Москве. В Штабе партизанского движения роль твоей… пассии в разгроме полицаев в Свислочском районе Белостокской области признали важной, и просили помочь ей встретиться с тобой.

— Но…

— Да знаю я, знаю про то, что ты из расположения полка только сюда собирался, а никак не в Москву. Выпишу я тебе отпускные документы. Тем более, никакой награды за оборонительные бои под Вязьмой и контрнаступление на Смоленск ты не получил, хоть и сражался неплохо. Вот и будет тебе награда. И в полк сообщу, что по линии НКВД тебя откомандировал в столицу. Встречай сына!

— И жену! — с сияющим лицом воскликнул Виктор.

— Что? Ах, да. Ну, раз решил, что она тебе жена, то пусть так и будет. Это уже твоё дело…

До Москвы добрался за два дня. Почти столько же времени менее года назад, накануне войны, он добирался до Высокого. Подумать только: менее года назад!

С командировочным удостоверением его пропустили в отдел, занимающимся партизанскими отрядами Белоруссии, где довольно быстро разобрались с тем, что нужно старшему лейтенанту, приехавшему из-под Смоленска. Но оказалось, что рейс самолёта Авиации дальнего действия, которым на обратном пути прибудут Магда с ребёнком, состоится только завтра. Поэтому Виктору пришлось ещё сутки маяться в ожидании. Благо, в гостиницу удалось устроиться без больших проблем. И даже побродить по центру столицы, полюбоваться жизнью города, ещё зимой превратившегося в тыловой. А следующую ночь, дёргаясь от переживаний, как пройдёт полёт, провести на аэродроме во Внуково, откуда самолёты АДД летали за линию фронта.

И вот, уже при свете солнца, транспортный Ли-2, закончив пробег по бетонной полосе, устало выруливает на стоянку, кто-то из лётчиков открывает боковую дверь и опускает лесенку. А из чрева самолёта в подогнанные санитарные автобусы начинают выгружать носилки с ранеными партизанами.

Это были самые долгие минуты. Наконец, лётчик принял какой-то небольшой свёрток, а следом по ступенькам сошла она! Юдин сразу её узнал, несмотря на тёплую одежду, которую Магда надела, чтобы не замёрзнуть на высоте, несмотря на изменившееся за прошедшие десять месяцев, ставшее более жёстким лицо.

Магда улыбнулась лётчику, приняла от него свёрток и что-то сказала. А потом с удивлением посмотрела на рванувшегося к ней Виктора.

— Миленький! Здравствуй, мой миленький! — держа перед собой свёрток, чуть слышно произнесла она и, уткнувшись в полевую гимнастёрку старшего лейтенанта, разрыдалась.

Фрагмент 21

41

ПРИКАЗ

Народного Комиссара Обороны

1 МАЯ 1942 ГОДА. №130 МОСКВА

Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, партизаны и партизанки, рабочие и работницы, крестьяне и крестьянки, люди интеллигентного труда, братья и сестры по ту сторону фронта в тылу немецко-фашистских войск, временно подпавшие под иго немецких угнетателей!

От имени Советского Правительства и нашей большевистской партии приветствую и поздравляю вас с днём 1 Мая!

Товарищи! Народы нашей страны встречают в этом году международный день 1 Мая в обстановке отечественной войны против немецко-фашистских захватчиков. Война наложила свою печать на все стороны нашей жизни. Она наложила печать также на сегодняшний день, на праздник 1 Мая. Трудящиеся нашей страны, учитывая военную обстановку, отказались от праздничного отдыха — для того, чтобы провести сегодняшний день в напряжённом труде на оборону нашей родины. Живя единой жизнью с бойцами нашего фронта, они превратили праздник 1 Мая в день труда и борьбы — для того, чтобы оказать фронту наибольшую помощь и дать ему побольше винтовок, пулемётов, орудий, миномётов, танков, самолётов, боеприпасов, хлеба, мяса, рыбы, овощей.

Это означает, что фронт и тыл представляют у нас единый и нераздельный боевой лагерь, готовый преодолеть любые трудности на пути к победе над врагом.

Товарищи! Более двух лет прошло с того времени, как немецко-фашистские захватчики ввергли Европу в пучину войны, покорили свободолюбивые страны континента Европы — Францию, Норвегию, Данию, Бельгию. Голландию, Чехословакию, Польшу, Югославию, Грецию, — и высасывают из них кровь ради обогащения немецких банкиров. Более десяти месяцев прошло с того времени, как немецко-фашистские захватчики подло и вероломно напали на нашу страну, грабят и опустошают наши села и города, насилуют и убивают мирное население Эстонии, Латвии, Литвы, Белоруссии, Украины, Молдавии. Более десяти месяцев прошло, как народы нашей страны ведут отечественную войну против озверелого врага, отстаивая честь и свободу своей родины. За этот промежуток времени мы имели возможность достаточно хорошо приглядеться к немецким фашистам, понять их действительные намерения, узнать их действительное лицо, узнать не на основе словесных заявлений, а на основе опыта войны, на основе общеизвестных фактов.

Кто же они, наши враги, немецкие фашисты? Что это за люди? Чему учит нас на этот счёт опыт войны?

Говорят, что немецкие фашисты являются националистами, оберегающими целость и независимость Германии от покушения со стороны других государств. Это, конечно, ложь. Только обманщики могут утверждать, что Норвегия, Дания, Бельгия, Голландия, Греция, Советский Союз и другие свободолюбивые страны покушались на целость и независимость Германии. На самом деле немецкие фашисты являются не националистами, а империалистами, захватывающими чужие страны и высасывающими из них кровь для того, чтобы обогатить немецких банкиров и плутократов. Геринг, глава немецких фашистов, сам является, как известно, одним из первых банкиров и плутократов, эксплуатирующим десятки заводов и фабрик. Гитлер, Геббельс, Риббентроп, Гиммлер и другие правители нынешней Германии являются цепными собаками немецких банкиров, ставящими интересы последних превыше всех других интересов. Немецкая армия является в руках этих господ слепым орудием, призванным проливать свою и чужую кровь и калечить себя и других не ради интересов Германии, а ради обогащения немецких банкиров и плутократов.

Так говорит опыт войны.

Говорят, что немецкие фашисты являются социалистами, старающимися защищать интересы рабочих и крестьян против плутократов. Это, конечно, ложь. Только обманщики могут утверждать, что немецкие фашисты, установившие рабский труд на заводах и фабриках и восстановившие крепостнические порядки в сёлах Германии и покорённых стран, — являются защитниками рабочих и крестьян. Только обнаглевшие обманщики могут отрицать, что рабско-крепостнические порядки, устанавливаемые немецкими фашистами, выгодны немецким плутократам и банкирам, а не рабочим и крестьянам. На самом деле немецкие фашисты являются реакционерами-крепостниками, а немецкая армия — армией крепостников, проливающей кровь ради обогащения немецких баронов и восстановления власти помещиков.

Так говорит опыт войны.

Говорят, что немецкие фашисты являются носителями европейской культуры, ведущими войну за распространение этой культуры в других странах. Это, конечно, ложь. Только профессиональные обманщики могут утверждать, что немецкие фашисты, покрывшие Европу виселицами, грабящие и насилующие мирное население, поджигающие и взрывающие города и села и разрушающие культурные ценности народов Европы, — могут быть носителями европейской культуры. На самом дело немецкие фашисты являются врагами европейской культуры, а немецкая армия — армией средневекового мракобесия, призванной разрушить европейскую культуру ради насаждения рабовладельческой «культуры» немецких банкиров и баронов.

Так говорит опыт войны.

Таково лицо нашего врага, вскрытое и выставленное на свет опытом войны.

Но опыт войны не ограничивается этими выводами. Опыт войны показывает, кроме того, что за период войны произошли серьёзные изменения как в положении фашистской Германии и её армии, так и в положении нашей страны и Красной Армии.

Что это за изменения?

Несомненно, прежде всего, что за этот период фашистская Германия и её армия стали слабее, чем десять месяцев тому назад. Война принесла германскому народу большие разочарования, миллионы человеческих жертв, голод, обнищание. Войне не видно конца, а людские резервы на исходе, нефть на исходе, сырье на исходе. В германском народе всё более нарастает сознание неизбежности поражения Германии. Для германского народа всё яснее становится, что единственным выходом из создавшегося положения является освобождение Германии от авантюристической клики Гитлера — Геринга.

Гитлеровский империализм занял обширные территории Европы, но он не сломил воли европейских народов к сопротивлению. Борьба порабощённых народов против режима немецко-фашистских разбойников начинает приобретать всеобщий характер. Во всех оккупированных странах обычным явлением стали саботаж на военных заводах, взрывы немецких складов, крушения немецких воинских эшелонов, убийства немецких солдат и офицеров. Вся Югославия и занятые немцами советские районы охвачены пожаром партизанской войны.

Все эти обстоятельства привели к ослаблению германского тыла, а значит и — к ослаблению фашистской Германии в целом.

Что касается немецкой армии, то, несмотря на её упорство в обороне, она все же стала намного слабее, чем 10 месяцев назад. Её старые, опытные генералы вроде Рейхенау, Браухича, Тодта и других либо убиты Красной армией, либо разогнанынемецко-фашистской верхушкой. Её кадровый офицерский состав частью истреблён Красной Армией, частью же разложился в результате грабежей и насилий над гражданским населением. Её рядовой состав, серьёзно ослабленный в ходе военных операций, получает всё меньше пополнений.

Несомненно, во-вторых, что за истекший период войны наша страна стала сильнее, чем в начале войны. Не только друзья, но и враги вынуждены признать, что наша страна об’единена и сплочена теперь вокруг своего Правительства больше, чем когда бы то ни было, что тыл и фронт нашей страны об’единены в единый боевой лагерь, бьющий по одной цели, что советские люди в тылу дают нашему фронту все больше винтовок и пулемётов, миномётов и орудий, танков и самолётов, продовольствия и боеприпасов.

Что касается международных связей нашей родины, то они окрепли и выросли в последнее время, как никогда. Против немецкого империализма об’единились все свободолюбивые народы. Их взоры обращены к Советскому Союзу. Героическая борьба, которую ведут народы нашей страны за свою свободу, честь и независимость, вызывает восхищение всего прогрессивного человечества. Народы всех свободолюбивых стран смотрят на Советский Союз, как на силу, способную спасти мир от гитлеровской чумы. Среди этих свободолюбивых стран первое место занимают Великобритания и Соединённые Штаты Америки, с которыми мы связаны узами дружбы и союза и которые оказывают нашей стране все большую и большую военную помощь против немецко-фашистских захватчиков.

Все эти обстоятельства говорят о том, что наша страна стала намного сильнее.

Несомненно, наконец, что за истекший период Красная Армия стала организованнее и сильнее, чем в начале войны. Нельзя считать случайностью тот общеизвестный факт, что после временного отхода, вызванного вероломным нападением немецких империалистов, Красная Армия добилась перелома в ходе войны и перешла от активной обороны к успешному наступлению на вражеские войска. Это факт, что благодаря успехам Красной Армии отечественная война вступила в новый период, — период освобождения советских земель от гитлеровской нечисти. Правда, к выполнению этой исторической задачи Красная Армия приступила в трудных условиях суровой и многоснежной зимы, но, тем не менее, она добилась больших успехов. Захватив инициативу военных действий в свои руки, Красная Армия нанесла немецко-фашистским войскам ряд жестоких поражений и вынудила их очистить значительную часть советской территории. Расчёты захватчиков использовать зиму для передышки и закрепления на своей оборонительной линии на ряде направлений и завершить войну захватом столицы нашей Родины на других, потерпели крах. В ходе контрнаступления Красная Армия уничтожила огромное количество живой силы и техники врага, забрала у врага немалое количество техники и заставила его преждевременно израсходовать резервы из глубокого тыла, предназначенные для весенне-летних операций.

Все это говорит о том, что Красная Армия стала организованнее и сильнее, её офицерские кадры закалились в боях, а её генералы стали опытнее и прозорливее.

Произошёл перелом также в рядовом составе Красной Армии.

Исчезли благодушие и беспечность в отношении врага, которые имели место среди бойцов в первые месяцы отечественной войны. Зверства, грабежи и насилия, чинимые немецко-фашистскими захватчиками над мирным населением и советскими военнопленными, излечили наших бойцов от этой болезни. Бойцы стали злее и беспощаднее. Они научились по-настоящему ненавидеть немецко-фашистских захватчиков. Они поняли, что нельзя победить врага, не научившись ненавидеть его всеми силами души.

Не стало больше болтовни о непобедимости немецких войск, которая имела место в начале войны и за которой скрывался страх перед немцами. Знаменитые бои под Брянском и Орлом, под Вязьмой и Юхновым, под Новгородом и Копорьем, под Одессой и Николаевым, под Борисполем и Броварами, когда Красная Армия обратила в бегство немецко-фашистских захватчиков, убедили наших бойцов, что болтовня о непобедимости немецких войск является сказкой, сочинённой фашистскими пропагандистами. Опыт войны убедил нашего бойца, что так называемая храбрость немецкого офицера является вещью весьма относительной, что немецкий офицер проявляет храбрость, когда он имеет дело с безоружными военнопленными и с мирным гражданским населением, но его покидает храбрость, когда он оказывается перед лицом организованной силы Красной Армии. Припомните народную поговорку: «молодец против овец, а против молодца — сам овца».

Таковы выводы из опыта войны с немецко-фашистскими захватчиками.

О чем они говорят?

Они говорят о том, что мы можем и должны бить и впредь немецко-фашистских захватчиков до полного их истребления, до полного освобождения советской земли от гитлеровских мерзавцев.

Товарищи! Мы ведём войну отечественную, освободительную, справедливую. У нас нет таких целей, чтобы захватить чужие страны, покорить чужие народы. Наша цель ясна и благородна. Мы хотим освободить нашу советскую землю от немецко-фашистских мерзавцев. Мы хотим освободить наших братьев украинцев, молдаван, белоруссов, литовцев, латышей, эстонцев, карелов от того позора и унижения, которым подвергают их немецко-фашистские мерзавцы. Для осуществления этой цели мы должны разбить немецко-фашистскую армию и истребить немецких оккупантов до последнего человека, поскольку они не будут сдаваться в плен. Других путей нет.

Мы это можем сделать и мы это должны сделать во что бы то ни стало.

У Красной Армии есть все необходимое для того, чтобы осуществить эту возвышенную цель. Не хватает только одного — умения полностью использовать против врага ту первоклассную технику, которую предоставляет ей наша родина. Поэтому задача Красной Армии, её бойцов, её пулемётчиков, её артиллеристов, её миномётчиков, её танкистов, её лётчиков и кавалеристов — состоит в том, чтобы учиться военному делу, учиться настойчиво, изучить в совершенстве своё оружие, стать мастерами своего дела и научиться, таким образом, бить врага наверняка. Только так можно научиться искусству побеждать врага.

Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, партизаны и партизанки!

Приветствуя и поздравляя вас с днём 1 мая, приказываю:

1. Рядовым бойцам — изучить винтовку и автомат в совершенстве, стать мастерами своего оружия, бить врага без промаха, как бьют их наши славные снайперы, истребители немецких оккупантов!

2. Пулемётчикам, артиллеристам, миномётчикам, танкистам, лётчикам — изучить своё оружие в совершенстве, стать мастерами своего дела, бить в упор фашистско-немецких захватчиков до полного их истребления!

3. Общевойсковым командирам — изучить в совершенстве дело взаимодействия родов войск, стать мастерами дела вождения войск, показать всему миру, что Красная Армия способна выполнить свою великую освободительную миссию!

4. Всей Красной Армии — добиться того, чтобы 1942 год стал годом окончательного разгрома немецко-фашистских войск и освобождения советской земли от гитлеровских мерзавцев!

5. Партизанам и партизанкам — усилить партизанскую войну в тылу немецких захватчиков, разрушать средства связи и транспорта врага, уничтожать штабы и технику врага, не жалеть патронов против угнетателей нашей родины!

Под непобедимым знаменем великого Ленина — вперёд к победе!

Народный Комиссар Обороны И. СТАЛИН.

42

— Аверелл, я хотел бы с вами посоветоваться…

Усталое лицо президента выражало откровенную озабоченность. А усталость… Ну, как не быть усталым человеку, не блещущему здоровьем, не только взвалившему на себя президентские обязанности, но и лично руководящему европейской политикой Америки в условиях полыхающей там Мировой войны.

Не блещущему здоровьем… Да что уж скрывать за обтекаемыми фразами реальное положение вещей? Франклин Делано Рузвельт — шестидесятилетний инвалид, прикованный к коляске. Да, были времена, когда он, чтобы не вызывать сочувствия избирателей, только при помощи рук взбирался по пожарной лестнице на сцену, но с тех пор прошло почти четырнадцать лет.

— Три или четыре месяца назад кузены намекали на то, что большевики едва ли не установили контакт с марсианами, но после поездки Энтони Идена в Россию эти слухи притихли. Зато теперь нашей разведке удалось добыть очень любопытные документы.

— Что-то припоминаю: этот шум по поводу искусственной луны, вращающейся вокруг Земли? Неужели эту штуку запустили комми?

— Вряд ли. Скорее, джерри. По крайней мере, документы, попавшие в Стокгольме в руки человека, симпатизирующего Америке, являются докладом агента Коминтерна, предназначенным русской разведке. И говорится в нём о странных разработках, ведущихся некоторыми группами исследователей именно в Германии.

— Да, мистер президент, мне попадались некоторые сведения о делах немецких любителей мистики, которым покровительствует Гитлер. Что-то связанное экспедицией в Гималаи.

— Не только в Гималаи. Вам доводилось что-либо слышать о хрустальных черепах, найденных в джунглях полуострова Юкатан? Так вот, немцы считают, что это — дело рук пришельцев из других миров, — дождавшись утвердительного кивка Гарримана, продолжил Рузвельт. — И, согласно вот этим документам, они направили несколько групп диверсантов, чтобы похитить один или несколько таких черепов. Джерри считают, что хрустальные черепа помогут им разгадать многие секреты, оставленные на Земле либо атлантами, либо пришельцами из иных миров. Помогут им продвинуться ещё дальше в исследовании «наследия предков». И в этом докладе пишется, что немцам удалось найти законсервированную базу пришельцев, изучив которую они станут монопольными владельцами некоего чудо-оружия.

— И где же эта база, и что представляет собой их «чудо-оружие»? — скептически улыбнулся специальный представитель президента.

— Во льдах Антарктиды. В 1938−39 годах германский корабль «Швабия» совершил исследование огромного сектора Антарктиды в районе Земли Королевы Мод, объявив его принадлежащим Третьему Рейху. Территория получила название Новая Швабия. Эта экспедиция якобы подготовила условия для создания там постоянной военно-научной базы, получившей номер 211. Дальнейшее её обустройство производится в огромном секрете неким Обществом «Врил» с использованием подводных лодок, осуществляющих трансконтинентальные рейсы в Антарктиду. На подводных лодках туда доставляются не только учёные, но и военнопленные, которые используются в качестве рабочей силы. И это — не единственная германская база. Со ссылкой на некоего обершарфюрера СС Вильгельма Ландига автор или авторы доклада упоминают некую базу «Пункт 103» в Канаде. А оружие… Почитайте то, что находится вот здесь, — протянул Рузвельт папку с грифом «Совершенно секретно».

Поскольку президент предупредил, что папку не следует выносить из его кабинета, Гарриману, пока ФДР (так по инициалам называли действующего президента многие близкие ему чиновники) занялся работой с другими документами, пришлось усесться за небольшой столик в сторонке.

В качестве преамбулы рассказывалось о там самом Обществе «Врил», являющемся «внутренним кругом» более известной организации Общество «Туле» и занимающемся, помимо установления контактов с некоей «подземной цивилизации», разработкой оружия на новых физических принципах. В частности — «звуковой пушки», способной убивать людей звуком, и дискообразных летательных аппаратов. Но если действие «звуковой пушки» основывалось на вполне себе земных принципах работы (впрыск в камеру сгорания метана и воспламенение его автомобильной свечой зажигания), то «дисколёт», получивший наименование «Фау-7» (V-7 по-немецки) приводился в действие неким вихревым генератором, создававшим для летательного аппарата отрицательную гравитацию. И в пояснительной записке к изображениям прототипов этих аппаратов прямо указывалось, что принципы эти почерпнуты из «знаний предков».

Разработки начались с обнаружения в ходе той самой антарктической экспедиции целой «летающей тарелки» пришельцев, которую сами немецкие специалисты называли «техно-магическое устройство». Исследовали его специалисты из Общества «Ананербе» во главе с неким доктором Шумом, при помощи оккультных методов сумевшие не только понять устройство находки, но и летать на найденном аппарате. А потом и воспроизвести технологии по тем самым оккультным знаниям.

Впрочем, знаниям лишь фрагментарным, поскольку для работы над генераторами вихрей «тонких полей» привлекались специалисты вполне земной специальности — гидродинамики, как некий австрийский изобретатель гидротурбин Виктор Шаубергер, итальянский профессор, эксперт по паровым турбинам Джузеппе Беллуццо. Причём, последний с1925 по 1928 годы занимал пост министра экономики Италии, а потом стал членом парламента. По сведениям агентов Коминтерна, разработкой «Фау-7» (сокращение от немецкого Vril-7) в Бреслау занимается авиационный инженер Рихард Мите с шестью другими инженерами в «Специальном бюро № 13» (Sonderburo 13) IV опытно-конструкторского центра СС, подчинявшемуся Обществу «Чёрное солнце».

Сконструированный двигатель «Туле-тахионатор 70», уже реально используемый немцами, хоть и находящийся в доводке (судя по фотографиям испытываемых аппаратов), работал на некоей «свободной энергии эфира», используя практически неисчерпаемую энергию гравитации. И его мощность позволяла создать устройства с невероятными характеристиками. Как утверждал автор доклада, немцы имеют, по меньшей мере, три экспериментальных машины (с роторами, диаметром 6, 8 и 12,6 метров), одна (с ротором диаметром 14,4 метров) строится, и уже готовятся боевые варианты в исполнении высотные разведчиков. Диаметр их роторов-двигателей составляет 14,4 и 24 метров, взлётная масса, соответственно, 10 и 40 тонн, а потолок 17000 метров. Или почти 56 тысяч футов, как в уме перевёл Гарриман на более привычную для себя размерность.

Но более всего поражали фотографии чертежа корабля «Андромеда» длиной 173 метра, способного нести несколько дискообразных аппаратов «Врил» или боевых, имевших обозначение Haunebu. При этом технические характеристики проектируемых машин Haunebu заставляли зашевелиться волосы на голове: расчётная скорость 21000 км/час, длительность полёта 55 часов и выше, грузоподъёмность 100 метрических тонн. Экипаж девять человек, с пассажирами — двадцать человек. Три вращающиеся башни внизу способны нести 6-ти или 8-дюймовые орудия. Аппарат проектировался как полностью приспособленный к полётам в космическом пространстве.

К счастью, большевики, добывшие фотографии (довольно расплывчатые и некачественные) как самих аппаратов, так и их чертежей, сообщали, что «Андромеда» и «Хаунебу» находятся лишь в состоянии эскизных проектов и в ближайшие два-три года построены ещё не будут. Но и «Врил-7», способный с огромной скоростью летать на высоте, недоступной ни одному современному истребителю, делал Америку уязвимой для наци.

Из глубокой задумчивости Гарримана вывел президент.

— Что скажете об этом, Аверелл?

— Странно. Удивительно. Невероятно, — отчеканил спецпредставитель. — Вы уверены, мистер президент, что этой информации следует доверять?

— Я задался тем же вопросом, когда мне переслали эту папку. Жаль только, что это произошло уже после отлёта господина Молотова. И поручил перепроверить обстоятельства получения документов. Полицейский, передавший её сотрудникам нашего посольства, известен им как наш давний симпатик уже более десяти лет. И его подразделение действительно получило приказ арестовать агента Коминтерна на снимаемой им квартире. Комми, к сожалению, избежал ареста, сбежал по крышам, отстреливаясь от полиции, но другу Америки удалось разыскать в тайнике и этот доклад, и другие документы, касающиеся шпионской деятельности агента в Швеции. Остальное наш друг сдал в полицейский участок, а эти сведения передал нашим людям.

— А вы решили поделиться сведениями о разработках наци с большевиками? Это после того, как они начали искать контакты с нами, чтобы заключить мир?

— Не совсем так, — поморщился ФДР. — Если агент большевиков ушёл, то основные данные из этого доклада уже легли на стол Сталина. Пусть без фотографий… м-м-м… объектов и подробных чертежей, но основные положения доклада «Дядюшке Джо» уже известны. И мне нужно знать его мнение по этому вопросу. Мне нужно вытянуть из него его мнение о данной проблеме. А ещё — попытаться договориться о том, чтобы большевики поделились с нами некоторыми технологиями собственной разработки.

— Какими именно?

— Вы уже знаете, Аверелл, как джерри и их союзники боятся «сталинских орга́нов». А теперь от них приходят слухи об использовании русскими реактивных самолётов.

— То есть, они обогнали в этом направлении даже кузенов?

— Именно! И нам нужно получить от них технологии производства реактивных двигателей. В обмен на поставки нашего оборудования для постройки заводов в России. Это и будет предлогом для вашего визита в Москву. Что же касается зондажа немцев о возможном заключении сепаратного мира с нами, то пусть это будет нашим небольшим секретом: Сталину о них знать ни к чему.

Фрагмент 22

43

В ЗАГС они пошли вовсе не в день прилёта, как загадывал Юдин, мечтая о встрече с любимой женщиной. Всё-таки помешала бумажная волокита: представители Штаба партизанского движения и сотрудники НКВД не отстали от «гражданки Жаботинской», пока не закончили все формальности, а саму её и сына не определили в крошечную комнатку в служебном общежитии. Где остался ночевать и Виктор. С огромным трудом, поскольку коменданта удалось убедить в том, что он Магде не посторонний человек, лишь показав выданное в партизанском отряде рукописное свидетельство о рождении ребёнка, где отцом малыша значился Виктор Юдин, младший политрук Красной Армии.

— Ты прости, миленький, — когда они, наконец-то остались вдвоём (если не считать сына), предупредила Магда. — Но «этим самым» мне после родов ещё целый месяц нельзя будет заниматься.

Да разве же он из-за этого рвался увидеть её⁈ Он счастлив даже только от того, что просто видит эту женщину, которую так часто вспоминал все долгие месяцы после расставания на краю хутора Зарембы. Счастлив видеть её, счастлив держать в руках крошечного человечка, о существовании которого узнал всего четыре дня назад. Его сына, его продолжение.

— Теперь и погибнуть не страшно, — вырвалось у Виктора, когда он смотрел, как Магда кормит грудью малыша.

Он любовался и своей первой, единственной женщиной, и, чего уж там скрывать, её грудью, тяжесть и упругость которой помнил по той самой памятной ночи в Западной Белоруссии. Не говоря уже про умилительно-сосредоточенное выражение сосущего грудь малыша.

— Не смей так говорить! — впервые за время их знакомства повысила на него голос женщина. — Ты обязан вернуться с войны. Ради меня, ради него, ради наших будущих детей. Я уже решила: их у нас с тобой будет ещё четверо. Чтобы получилась настоящая семья — семь я, как по-русски говорится! Хватит с меня того, что война отняла у меня одного мужа и одного ребёнка!

Всю ночь проговорили, прижимаясь друг к другу на узкой общежитской кровати. Рассказывали про то, как жили после того, как Магда сказала ему на прощание: «Иди, миленький. Туда иди. Ваши солдаты туда ушли». Говорили, говорили и не могли наговориться. Вот потому-то и явились в ЗАГС невыспавшимися. Только кроха Витя, Виктор Викторович Юдин, что-то недовольно ворчал из пелёнок, пока отец и мать заполняли бланки и расписывались в документах, гласящих, что отныне они муж и жена. А Магдалена Александровна Жаботинская отныне носит фамилию Юдина.

Пять дней отпуска пролетели мгновенно. Первый из них, как уже было сказано, «молодые» потратили на то, чтобы узаконить отношения и… отпраздновать «свадьбу». Виктор решил не откладывать дело в долгий ящик ещё и потому, что прекрасно осознавал: на фронте всякое случается. А их на политзанятиях уже вовсю «накачивали» тем, что вот-вот начнётся наступление на Смоленск. Значит, новые потери, и среди убитых может оказаться и он. А так — хоть какие-то средства в виде пенсии семье погибшего офицера Красной Армии станет получать его ребёнок. Ну, а пока он жив, его денежное довольствие финансовая часть будет пересылать жене офицера.

Потом была беготня в поисках работы для Магды и место в яслях для Вити: четыре недели после родов уже давно прошли, и теперь супруге нужно было трудоустраиваться. Посоветовавшись, Юдины пришли к выводу, что незаконченное электротехническое образование позволит Магде устроиться в коммунальную контору. В первую очередь — из-за близости к общежитию и детским яслям.

Там, правда, с очень большой настороженностью отнеслись к её жуткому произношению и отсутствию документов, подтверждающих учёбу в университете Варшавы. С настолько большой, что Виктор разглядел в глазах начальника конторы жгучее желание вызвать сотрудника НКВД для проверки подозрительных визитёров. И лишь справка из Штаба партизанского движения о том, что Жаботинская Магдалена Александровна зимой 1941−42 гг. являлась участницей партизанского движения в Белорусской СССР и даже награждена медалью «За боевые заслуги» (что стало сюрпризом даже для Юдина), отвратило бдительного начальника от первоначальной идеи.

Суббота ушла на краткий экзамен по электротехнике, сданный будущим диспетчером на «хорошо» (сказался язык преподавания и различия в терминологии). В понедельник можно было бы и выйти на работу, но Виктор и Магда упросили начальника перенести этот выход на вторник, чтобы она могла проводить мужа на фронт. И снова два дня «колыхания» в воинском эшелоне, а потом на «попутках» из Ярцево в Кардымово.

А по прибытии в родную часть Юдина ждала ещё одна радость — вернулся из госпиталя Игорь Ларионов. Не вполне долечившийся.

— Можно сказать, сбежал, — поделился со старым другом комбат. — Тут наступление на носу, а мне что, в тылу прохлаждаться?

О том, что вот-вот начнётся наступление, говорили уже не только политработники. Для командного состава полка организовали учёбу, в ходе которой некие прибывшие из штаба корпуса инструктора рассказывали, с какими немецкими новинками придётся столкнуться красноармейцам при прорыве обороны и штурме Смоленска. Фашисты ведь тоже делают выводы из хода предыдущих боёв с Красной Армией.

Зимний удар в направлении Москвы и последующее советское контрнаступление привели к серьёзным потерям вермахта как в живой силе, так и в боевой технике. Как говорили приезжие инструктора, к моменту, когда контрнаступление выдохлось, у фашистов осталось не боле 20% той техники, с которой они вторглись в СССР 22 июня прошлого года. Уже к началу операции «Тайфун», как они назвали попытку прорваться к Москве, немцы вовсю использовали трофеи, захваченные в Европе и западных районах Советского Союза.

Запустили в Германии и производство новых, более совершенных модификаций танков. Редкие уцелевшие «единички» и «двоечки» теперь используются лишь в разведбатальонах, а основная ударная сила немцев на начальном этапе войны, Пц-3 и Пц-4, получили дополнительную броню и более длинноствольные пушки. «Тройка» — пятидесятимиллиметровую, а «четвёрка» — калибром 75 мм. Что позволило им в столкновениях с довоенными танками СССР претендовать на пробитие даже лобовой брони Т-34. А навесные бронелисты противодействовать бронебойным снарядам с донным взрывателем: взрыватель срабатывает после пробития навесного экрана, и основная броня остаётся неповреждённой. Подобным же методом они экранируют захваченную прошлым летом советскую технику.

Да, техники прошлым летом им досталось немало. Как ни старалось советское руководство и командование Красной Армии, обучить личный состав и устранить недостатки боевой техники, потерь её было очень много. И не только боевых: техника есть техника, и даже незначительные поломки в ходе оборонительных боёв и отступления приводили к безвозвратным потерям. И немецкие трофейные и ремонтные команды трудились «по-стахановски», собирая и восстанавливая брошенное или повреждённое. Тем более, как говорили инструктора, часть техники досталась немцам просто из-за того, что у неё кончилось горючее. Или она увязла в болотистой почве.

Речь не только о танках, но и о всевозможных тягачах или просто грузовиках. Последние, впрочем, немцы старались не использовать, а передавали союзникам, вроде румынов, словаков, финнов и прочих венгров: для себя у них вполне хватало автомобилей европейского производства. Охотно использовали для борьбы с нашей бронетехникой они советские же трофейные пушки: длинноствольные «сорокопятки», ЗИС-2, способные пробить даже лобовую броню КВ и Т-34, переделанные под собственные стандарты Ф-22 и УСВ. Да и вообще, столкнувшись с «толстокожими» советскими танками, серьёзно озаботились усилением собственной противотанковой обороной. На танкоопасных направлениях теперь практически не отыщешь их наиболее массовой на 1941 год 37-мм «дверной колотушки». Минимум — орудия 53-К калибром 45 мм или чешские 47-мм противотанковые пушки. Их промышленность перешла на массовый выпуск 50-мм и 75-мм противотанковых пушек, представляющих серьёзную угрозу всем танкам довоенной разработки.

— Так что вам с вашими бронетранспортёрами лучше вообще на вражескую линию обороны не переть, если не хотите их потерять после первого же попадания. Да вам и не придётся её штурмовать без поддержки танков. Но в бою всякое случается, так что имейте в виду.

То же самое касается и насыщенности артиллерией дивизионного и корпусного звена: потери пушек и гаубиц германского и чешского производства вынудили гитлеровцев широко использовать трофеи, захваченные по всей Европе и в западных областях Советского Союза. Тем более, специалистов, умеющих с ними обращаться у них в достатке. И не только среди добровольцев, которых они теперь вербуют в свою армию на Западе и в Центре Европы. Из-за высоких потерь в боях на Восточном фронте они разрешили пленным красноармейцам и прочим предателям воевать в составе боевых подразделений германской армии.

— И не только в артиллерии. Уже известны случаи использования «восточных рот» непосредственно на передовой. Поэтому не удивляйтесь, услышав из немецкий траншей не только какую-нибудь французскую, чешскую или голландскую речь, но и наше родное «мать-перемать» и звуки стрельбы из мосинского карабина или ППШ.

— Ну, как с такими поступать, мы знаем, — угрюмо проворчал Ларионов, и, судя по выражению лиц прочих офицеров, присутствующих на инструктаже, стало ясно, как они будут настраивать своих подчинённых обходиться с перебежчиками в бою.

44

Москва XXI века встретила Андрея Мокшанцева суетой, от которой он уже отвык за годы пребывания в СССР конца первой половины века ХХ. Да, в те времена в городе тоже случались пробки, но лишь в случаях какого-нибудь массового мероприятия, вроде футбольного матча или большого митинга. В остальное время, случалось, движение по главным улицам было напряжённым, но ничего подобно этому столпотворению автотранспорта, невозможности где-либо припарковаться, пробок из людей на переходах с одной станции метро на другую. И уже после первого дня двухнедельного отпуска он почувствовал, как его утомляет этот сумасшедший город.

Отпуск отпуском, а по служебным делам майора «припахали» немедленно, едва он оказался по другую сторону межвременного портала в неприметном особняке тихой извилистой улочки рядом с Маросейкой. Нет, высокому начальству требовались не отчёты, которые он регулярно отправлял в родной мир по радиоканалу с рабочего компьютера. С ведома и под контролем Власика, между прочим. Начальство интересовали личные впечатления Андрея о том, чем отличается обстановка в «альтернативном» СССР от того, что был известен им по истории.

Разумеется, подробные отчёты поступают в здание на Лубянке и на Старую площадь от множества людей, не только находящихся в 1942 году, но и вернувшихся из командировок в прошлое. Поступают, тщательно анализируются, а выводы регулярно докладываются «наверх». Но у него — особое положение, он причастен, хоть и косвенно, как сторонний наблюдатель, к происходящему в святая святых, в кабинете Сталина. То есть, к самым-самым важным событиям и секретам Кремля.

Это на первом этапе контактов с потомками несколько нервировало некоторых людей из окружения Сталина, но Иосиф Виссарионович урезонил их совершенно логичным умозаключением.

— Не забывайте о том, что им о нас известно даже больше, чем мы о себе знаем. О нас, о наших решениях, о наших секретах. Кроме того, они имеют техническую возможность получать новую информацию, даже не ставя об этом в известность нас. Так для чего доводить до такого, скрывая что-либо? Буржуазной России нет никакого дела до нашей внутренней кухни, а наши решения никак не отразятся на происходящем в их мире. Наоборот, их знания прошлого помогли, помогают и, я надеюсь, ещё не раз помогут нам избежать ошибок, допущенных нами в их реальности. Пусть слушают и смотрят, если хотят. А товарищ Мокшанцев пусть войдёт в историю в качестве нашего официального летописца, благодаря которому нам с вами удастся избежать обливания грязью со стороны наших недругов в будущем. Верно я говорю, товарищ палач всех времён и народов Берия?

Да уж, с чувством юмора у товарища Сталина дела обстоят неплохо, как заметил «официальный летописец». Своеобразного, но вполне доступного для большинства его современников.

Что касается личных впечатлений…

Если судить чисто по военной обстановке, то, как говорится, небо и земля. Нет, временно отдать немцам огромную часть советской территории пришлось. Но при этом удалось избежать гибели и пленения не меньше полутора миллионов красноармейцев. А это значит — послевоенный Союз будет поднимать минимум на три миллиона рабочих рук больше. И это — не считая гражданских лиц, которые не погибли на территориях, которые немцы так и не оккупировали, которые не погибнут от голода и холода в блокадном Ленинграде. И это — не считая женщин, стариков, детей и трудоспособных мужчин, которых удалось заранее эвакуировать из западных регионов накануне войны и сразу после её начала.

Как слышал Мокшанцев, записывая одно из кремлёвских совещаний, в 1941 году до 22 июня «скрытая эвакуация», проводимая под разными предлогами, позволила вывезти из Прибалтики, Белоруссии, Украины около восьмиста тысяч человек. Не все они, конечно, погибли бы в оккупации, но некоторая часть — точно. А сейчас многие из них трудятся на предприятия, кующих Победу.

Под благовидными предлогами без горячки военных дней на восток вывезено оборудование нескольких сотен промышленных предприятий. В дополнение к тому, что с началом войны на Западе СССР развернулась уже «официальная» эвакуация. В итоге немцам на оккупированных территориях почти не досталось производственных мощностей.

То же самое касается продовольствия. Да, посевы на Западе и в Центре Украины, в Белоруссии частично достались немцам. Но отставание «графика оккупации» от того, что было в известной по истории другого мира, позволило спасти значительную часть урожая и западнее Днепра, и полностью сохранить его восточнее Днепра. То же самое касается и колхозных стад, которые начали перегонять на восток ещё в конце мая. Так что нормы выдачи по продуктовым карточкам вовсе не выглядят жалкими.

В учебниках истории и воспоминаниях людей, переживших Войну, зиму 1941−42 гг. называют временем самого большого экономического обвала: эвакуируемые предприятия уже не работали на прежних «площадках», но и ещё не начали выпускать продукцию на новых. В этом мире, во-первых, как уже было сказано, «скрытая» эвакуация началась раньше, и эвакуированные в её рамках предприятия на Востоке приступили к работе уже осенью. Те, что вывозили уже после начала войны, к середине зимы тоже уже стали выпускать продукцию. Плюс к этому — заводы ряда крупных промышленных центров (Москва, Ленинград, Харьков, Донбасс) как работали, так и работают. А если учесть то, что Сталин не стал «чахнуть над златом», а заранее озаботился покупкой у Америки нескольких важнейших для СССР заводов и оплатой золотом поступающего из Российской Федерации оборудования, то по итогам 1941 года Советскому Союзу удалось, как минимум, сохранить промышленное производство на уровне предыдущего 1940 года.

Если говорить об отдельных отраслях, то, пожалуй, в самом большом «загоне» в ином СССР на момент начала войны была радиоэлектронная промышленность. Тут стоит вспомнить почти полное отсутствие радиолокаторов, радиостанций в танках и самолётах, в низовых звеньях войск. Ситуацию удалось поправить за счёт поставок устаревшей радиоэлектронной техники 1950−60-х годов, а также налаживанию её выпуска на имеющихся в Советском Союзе производственных мощностях. И закупкой ещё до войны в Германии и Америке оборудования для производства радиоламп. Плюс Российская Федерация и Белоруссия из другого мира помогли запустить изготовление транзисторов. Ну, и «параллельный импорт» китайских радиоэлементов «по три копейки за пучок» позволили превратить отрасль в самую передовую в мире на данный момент.

Нефтепереработка и химическая промышленность. Из истории собственного мира майор помнил, насколько плачевной была ситуация с производством взрывчатки для нужд Армии. Вплоть до использования всевозможных эрзац-наполнителей для снарядов, бомб и мин. Поставки из Российской Федерации и срочный запуск нескольких пороховых и химических предприятий по технологиям 1950−60-х гг. позволили покрыть минимальные потребности в гексогене и даже элементарном тротиле уже к осени 1941 года. А производство продолжает расти, и на повестке дня стоит даже не создание, а расширение номенклатуры и объёмов производства кумулятивных боеприпасов, которые невозможно сделать эффективными без использования гексогена. «Тема» очень актуальная, если учитывать то, что немцы «на промышленной основе» занимаются наращиванием брони на свои и трофейные танки.

Значительная доля поставлявшегося в его истории в авиацию топлива приходилась на импорт из Америки. При этом американцы наотрез отказывались продавать технологию изготовления антидетонационных присадок к бензину. Да и добыча нефти в Баку и Чечне не покрывала потребностей страны, а месторождения в Поволжье только-только начинали разрабатываться. Теперь авиационный бензин в СССР производят собственными силами на основе присадок, получаемых по советским технологиям середины ХХ века. Новые скважины, пробуренные по уже известным координатам, дают нефть, которая перерабатывается на месте на «контейнерных» мини-НПЗ, поставленных из Российской Федерации. Бензина, солярки и мазута хватает не только для автомобилей и танков, но и для небольших электростанций при крупных заводах.

Запущено производство синтетических каучуков и резин. Поэтому сильно снизилась зависимость от поставок из Англии и США природного каучука. Мощностей завода в Ярославле и уже запущенной первой очереди шинного завода в Нижнекамске почти хватает для обеспечения шинами автомобилей, а также резино-металлических шарниров для танковых гусениц, ставших в условиях войны «вечными».

Металлургия. Во-первых, потери в производстве алюминия удалось минимизировать, не допустив оккупантов к части металлургических заводов. А во-вторых, зная о предстоящем дефиците, запустить к началу войны промышленные мощности в Свердловской области и в Кузбассе. Так что начавшийся выпуск Миг-15 и Ил-28, собранных целиком из «крылатого металла», дефицита в нём не испытывает. Нет и дефицита меди, тормозившего в другой истории даже изготовление снарядов (направляющие пояски на их корпусах). А уж новые типы сталей, отливаемых по ставшим известными от потомков рецептурам, вовсю используются не только в производстве оружия, но и при изготовлении двигателей и трансмиссий боевой техники и автомобилей.

Ракетостроение. Несмотря на войну, удалось «с нуля» создать целую отрасль. Недавно Берия докладывал «хозяину» о том, что группа будущих главных конструкторов-ракетчиков, прошедших обучение и стажировку в современной России, приступила к практической реализации проекта ракеты средней дальности на уровне янгелевской Р-16У. Вот так, минуя стадию копирования немецкой «Фау-2», которая, судя по разбомбленному ракетному центру в Пенемюнде, в этом мире так и не появится. Ясное дело, до момента, когда будет испытан первый образец, пройдёт не один год, но уже к концу 1944 или в начале 1945 ракета, скорее всего, уже полетит.

Найдётся и чем грозить с её помощью нынешним союзникам, если они, не дай бог, сговорятся с немцами «дружить против СССР». Группа физиков во главе с Игорем Васильевичем Курчатовым, получив из Российской Федерации свои же расчёты 50−60-х годов, завершает постройку в городке Саров опытного энергетического реактора, а в Челябинской области строится химический завод, на котором будет производиться обогащение урана и наработка оружейного плутония. Российская Федерация, увы, от поставок готового ядерного оружия отказалась наотрез, но, мягко говоря, не препятствует тому, чтобы СССР занимался его созданием самостоятельно. Андрей очень надеется на то, что созданные, по его оценкам, к середине 1943 года первые бомбы не будут применены в боевой обстановке, но в качестве фактора устрашения таких мощных держав, как Великобритания и Северо-Американские Соединённые Штаты, очень и очень пригодятся.

Всё это было бы невозможно без поставок в СССР компьютерной техники, очень помогающей в конструировании техники. Да что там «очень помогающей»? Все эти конструкторские программы в тысячи раз повышают производительность конструкторов и позволяют избавиться от мелочных ошибок, устранение которых отнимает безумное количество времени. Последний пример — расчёт танка-аналога Т-54, но со сферической башней от Т-55. Принципиально новую для нынешнего советского танкостроения машину Михаил Ильич Кошкин разработал буквально за месяц, ещё два месяца ушло на производство трёх опытных экземпляров, которые сейчас «мучают» специалисты в Кубинке. По докладам Сталину, мучают, но не могут найти, к чему бы придраться.

Однако Вождь не был бы сам собой, если бы не подстегнул разработку электронно-вычислительных машин в Советском Союзе. «Пусть хуже, но своё. Со временем научимся лучшему», — был его вердикт.

Если подытожить все эти впечатления, то, как кажется Мокшанцеву, буквально в течение пяти послевоенных лет лозунг «догоним и перегоним Америку» имеет все шансы воплотиться в жизнь. Уж по ряду наиболее высокотехнологичных направлений — однозначно лет на десять-пятнадцать перегоним!

Фрагмент 23

45

И снова Жуковка, куда зимой прошлого года бригада полковника Гаврилова так и не добралась из-за начавшегося немецкого прорыва к Москве. Двадцать вёрст от линии фронта, глубокий тыл по фронтовым меркам. Только наступать сейчас немцам уже нечем: основательно их выбили в зимних сражениях и котле, в который угодило две трети Танковой армии Гудериана и части 2-й пехотной армии. Правда, сам «Быстроногий Гейнц» этого котла избежал: ранило его сразу после того, как «крышка» захлопнулась, и танкового генерала эвакуировали в Берлин самолётом. Скорее всего, уже подлечился и вернулся в войска. Увы, о его дальнейшей судьбе командира бригады не информировали, поскольку просто незачем ему это знать.

Затишье на фронте, установившееся после того, как «фрицев» отбросили на рубежи, с которых они предприняли самое последнее в 1941 году, самоубийственное наступления, 1-я гвардейская отдельная тяжёлая моторизированная бригада использовала для восстановления материальной части и пополнения личным составом. Всё-таки потери при сдерживании немецкого натиска южнее Брянска оказались немалыми. Даже в танках Т-55, которые немцы за сферическую башню и убийственную мощь 100-мм орудия прозвали «ядовитым грибом». Приземистые, существенно более низкие, чем немецкие «тройки», «четвёрки» и даже трофейные советские БТ-7, примерно равные по высоте чешским Лт-38, но смертельно опасные для любой бронированной техники, включая толстокожие трофейные же КВ.

Петру Михайловичу довелось как-то наблюдать с батальонного командного пункта попадание снаряда пушки Д-10Т в выкрашенный немцами в серый цвет «Клим Ворошилов». В лоб под углом градусов двадцать… КВ не просто «хватило» этого попадания, бронебойный снаряд застрял только в моторном отсеке. А уж более лёгкую немецкую технику «пятьдесят пятый» поражает вообще даже осколочно-фугасными боеприпасами. Именно поэтому бронебойные «катушки» в его боезапасе составляют всего-то около 15% боекомплекта.

Всего-то четыре месяца прошло с тех пор, как бригаду отвели в тыл, а за это время бывшему комполка, отступавшему из Бреста, просто глаз режет, насколько быстро меняется оснащение не только «особых» соединений, но и обычных, линейных частей. Винтовки Мосина, которыми были вооружены его красноармейцы в июне прошлого года, остались примерно у половины бойцов. Остальные получают либо самозарядные карабины, использующие укороченный патрон с гильзой 39 миллиметров, либо автоматические карабины с таким же патроном. Ну, и автоматы ППШ и ППС (ППД как, более дорогой в производстве, промышленность уже давно не выпускает) в «штурмовые» роты.

Вся огневая мощь стрелкового отделения строится вокруг ручного пулемёта. Их несколько видов. Самый старый, образца 1927 года, Дегтярёв Пехотный, в войска поставляется лишь ради очистки складских запасов. И, естественно, не производится. Вместо него заводы штампуют РПК и ПК. Первый с «рожковым» питанием, причём, его магазины совместимы с магазинами автоматического карабина, а второй с ленточным,заряжаемым привычным винтовочным патроном.

Старый, проверенный временем «Максим» тоже сняли с производства, и остатки, имеющиеся в войсках, «вымываются естественным путём»: что-то гибнет в боях, что-то ломается и отправляется в тыл на ремонт. Вместо них во взвода поступают почти вдвое более лёгкие и не менее надёжные СГМ. Ну, и крупнокалиберные Дегтярёва-Шпагина и Владимирова, способные поражать и немецкие бронетранспортёры. А уж про насыщенность противотанковыми ружьями и говорить нечего: не сосчитать, сколько немецких танковых атак было сорвано концентрацией огня «бронебойщиков» на идущих на батальоны танках.

Почти не осталось «сорокопяток» с «коротким» стволом. Теперь если пушки этого калибра и поступают в противотанковые подразделения, то только в модификации М-40 со стволом длиной 68 калибров. Изредка в линейных частях попадаются и переделанные под противотанковые варианты Ф-22 и УСВ. Тоже снятые с производства: их заменили на конвейере Зис-2 и Зис-3. Последняя, трёхдюймовая, способна не только бороться с танками, но и является отличным дивизионным орудием.

В полковой артиллерии тоже большие перемены. «Полковушки» образца 1927 года доживают свой век: им на смену приходят более лёгкие ОБ-25, в которых более длинный ствол установлен на лафет «сорокопятки», что позволяет обеспечить угол горизонтального обстрела до 60 градусов, и это в бою очень и очень важно. А наличие в боекомплекте кумулятивного снаряда, прожигающего на дальности в километр танковую броню толщиной 70–100 мм, получить хорошую «подпорку» для противотанкистов. Но основу батальонной и полковой артиллерии всё равно составляют миномёты калибром 82 и 120 мм. Настолько удачные, что гитлеровцы начали выпуск скопированного последнего на своих предприятиях.

В кои-то веки линейные пехотные части обзавелись собственной мощной ПВО! Не пулемётами ДП с зенитным прицелом, годными лишь для отпугивания обшитых тканью бипланов, а минимум — сдвоенными или счетверёнными «максимками» в кузове Газ-АА. А ещё — крупнокалиберными ДШК и ПВ (включая спаренные), зенитными пушками калибров 23 (вариант авиационных ВЯ), 25 и 37 мм. Не ЗУ-23–2, используемые в бригаде Гаврилова, но всё же.

Если в 1-й гв отмб связью обеспечен каждый взвод, каждый экипаж танка и БМП, то в «обычных» стрелковых частях радиостанции «спустились» на уровень рот и батарей. Даже завидно становится, вспоминая с чем тогда ещё майор Гаврилов встретил первый день войны чуть севернее Брестской крепости!

Собственно в самой бригаде по ассортименту вооружений изменений не произошло. «Мы вас, гвардейцев, вооружаем только самым лучшим», — заявили комбригу службе тыла армии. Восполнили потери до штата, да ещё заменили мосинские карабины златоустовскими автоматическими со складывающимся прикладом у водителей грузовиков и артиллеристов. И командир бригады, последние два месяца потративший на слаживание подразделений, теперь уверен: его соединение к выполнению боевых задач, поставленных командованием, готово.

Какие это будут задачи, догадаться несложно. Фронт явно изготовился к удару на охват Смоленска с юга и выход к Могилёву и Орше. Соседний, Западный фронт генерала армии Жукова будет пробиваться к Витебску и той же самой Орше. Об этом, конечно, Гаврилову никто не докладывал, но они с начальником штаба майором Затонским, посидев над картой с часок, сами пришли к такому выводу. На их же участке, судя по конфигурации сосредоточенных войск, будет охватывающий удар на Рославль, превращённый немцами за зиму и весну в настоящую крепость.

Предвестниками наступления стали армады бомбардировщиков, целый день 24 мая ходившие на запад и обратно не только над Жуковкой, но и севернее её. Такой массированной обработки немецких тылов полковник не видывал с первых дней войны. И столько типов самолётов, используемых для этого (в командирский бинокль их силуэты хорошо различимы даже на удалении в полтора десятка километров), не видел. От стремительных, летающих куда быстрее, чем немецкие истребители, новейших двухдвигательных реактивных бомбёров до медлительных, похожих на летающий сарай с колёсами, четырёхмоторных ТБ-3, ставших к этому времени большой редкостью. Но боевые задачи нашлись и для этих раритетов, легко сбиваемых даже малокалиберной зенитной авиацией.

Как помнил по предыдущим месяцам войны Пётр Михайлович, редко когда немцы не пытались перехватить наши бомбардировщики. Но бомбардировочные эскадрильи и полки обязательно шли под прикрытием истребителей, и после выполнения боевого задания тяжеловесные туши наших бомбёров возвращались домой не очень поредевшими. Не без потерь, но без серьёзных потерь.

Что они бомбили в немецком тылу? Да откуда же знать простому командиру бригады? Можно предположить, что железнодорожные станции и пути, склады с боеприпасами и топливом, скопления резервов.

Двадцать пятого мая они с Затонским ожидали начала наступления, но со стороны линии фронта по-прежнему доносились лишь отдельные сильно приглушённые расстоянием разрывы снарядов, характерные для позиционных боёв. Неужели «наверху» передумали наступать? Для чего тогда потратили столько авиационного топлива и бомб, моторесурса самолётов.

Двадцать шестого авиация фронта снова была в воздухе. И на этот раз штаб бригады стал свидетелем попытки четвёрки немецких истребителей атаковать эскадрилью Ил-4, произошедшую практически над Жуковкой. Неизвестно откуда из-за облаков вывалилась со странным шипящим звуком пара истребителей со скошенными назад крыльями, в мгновенье ока сблизилась с «мессерами», и открыла огонь. Один из стервятников сразу свалился в пике, а второй задымил и стал отваливать в сторону. Вторая пара резко «полезла в гору», но невероятно стремительные «шипящие» без какого-либо напряжения догнали их на подъёме и тоже ссадили, лишь потом добив подранка.

И опять с утра двадцать седьмого на фронте ничего не происходило. Загрохотало там только около одиннадцати дня. Да так загрохотало, что не осталось никаких сомнений: наконец-то началось!

46

Вопрос открытия Второго Фронта…

Этого телефонного звонка Голованов ждал больше недели. ТБ-7 для перелёта наркома иностранных дел подготовили, обслужили и полностью проверили ещё 10 мая, но британцы постоянно ссылались на плохие метеоусловия и отказывались принять правительственный борт. Александр Евгеньевич бесился:

— У них что, над всем островом нелётная погода? Не верю!

Верь, не верь, а приходилось ждать. Пока, наконец, вечером, 19 мая на Центральный аэродром Москвы не прибыли девять пассажиров во главе с Молотовым.

Задачу разведать безопасный маршрут до Англии командующему АДД поставили «наверху» ещё в начале апреля. И категорически запретили отправлять в полёт самолёты с турбовинтовыми двигателями. В общем-то, генерал и сам бы этого не сделал. И не только из соображений секретности, поскольку обслуживание машины на британских аэродромах пришлось бы доверить тамошним механикам. Ну, нету ни у англичан, ни у кого-либо ещё в мире авиационного керосина марки ТС-1 для реактивной авиации. А летать на обычном, осветительном… Говорят, что в принципе можно, но нет никакой гарантии, что моторы не откажут. Разведывательный полёт залегендировали закупкой в Британии партии бомбардировщиков, которые будут перегонять именно разведанным маршрутом.

Сам полёт прошёл без нареканий. И туда, и обратно. А вот в Англии при странных обстоятельствах произошла катастрофа британского самолёта, на котором часть экипажа летала из Шотландии в Лондон, погибли члены советской делегации и командир экипажа майор Сергей Александрович Асямов. ТБ-7 домой вели заменивший командира второй пилот Эндель Пуусэпп и второй штурман капитан Сергей Романов, имевший опыт пилотирования, а потому пересевший в кресло второго пилота.

Ещё при представлении экипажа Вячеслав Михайлович объявил экипажу, что главные в небе — лётчики, а не он, выглядящий в меховом лётном комбинезоне, шлеме и унтах, с двумя парашютами не просто необычно, а даже… немного смешно. Но внимательно и сосредоточенно слушал инструктаж о том, как пользоваться парашютами и кислородными приборами. Удивился лишь строгому запрету дремать или спать в полете, но после разъяснения, что, задремав с надетой на лицо кислородной маской, можно случайно перегнуть подающую кислород резиновую трубку, согласно кивнул.

Перенервничал генерал-лейтенант ещё и из-за того, что на момент вылета к северо-западу от Москвы проходил грозовой фронт. Но полёт решили не переносить.

Серьёзное беспокойство пассажирам доставили атака немецкого ночного истребителя, пулемётной очередью зацепившего антенну радиокомпаса, и замеченное уже на рассвете за крайним правым мотором небольшое масляное пятно на крыле, но приборы показывали нормальное давление и температуру. А вскоре бомбардировщик и вовсе пошёл на снижение, и пассажирам разрешили снять кислородные маски.

Посадка на уже знакомом Пуусэппу аэродроме Тилинг прошла прекрасно, а во время рулёжки стало видно, что наркома встречает почётный караул… в юбках: местные власти выстроили на лётном поле шотландских стрелков.

— Я слышал, что Эдинбург, над которым мы так низко пролетели, защищают от авианалётов сотни аэростатов, — обратился к британскому коллеге Вячеслав Михайлович, когда закончились протокольные мероприятия торжественной встречи. — Но я не увидел ни одного из них.

— Мы ждали вас, господин Молотов, поэтому опустили аэростаты, — пояснил британец. — Сейчас мы на машинах едем в город Данди, откуда на спецпоезде отправимся в Лондон.

По возвращении в Москву Молотов рассказал Сталину, насколько тяжёлыми были пятидневные переговоры с Черчиллем и Иденом. Британский премьер был категорически не согласен с проектом документа, в котором оговаривались послевоенные границы СССР с Польшей и Румынией, наотрез оказывался признавать принадлежность Прибалтики Советскому Союзу. Лишь после разрешения Сталина изъять территориальный вопрос из документа, два министра иностранных дел 26 мая подписали советско-английский договор о союзе сроком на 20 лет. Не согласился Черчилль подписывать и документ об открытии в 1942 году Второго Фронта.

В полёт через Северную Атлантику бомбардировщик стартовал 28 мая с аэродрома Прествик на западном побережье Шотландии. До Рейкьявика долетели благополучно, но со следующей посадкой на Ньюфаундленде возникли сомнения, которые заронил оказавшийся в Исландии американский полковник, подошедший к Пуусэппу.

— Я знаю, кто с вами летит. Не стоит лететь на аэродром Гандер на Ньюфаундленде, где вам советуют приземлиться британцы: там всегда туман, и вы можете разбиться. А в Гус-бее удачный микроклимат, там вы точно удачно сядете.

Из-за короткой взлётно-посадочной полосы Пуусэппу с трудом удалось поднять машину. А к концу этого этапа перелёта подтвердились и слова американца: окрестности Гандера были затянуты плотным туманом, и майор повёл ТБ-7 к секретной авиабазе Гус-бей в Канаде, местонахождение которой на карте отметил полковник, где сияло солнце.

Несмотря на тёплый приём американцами, не обошлось без накладок и по пути в Вашингтон. Сопровождать советский «дипломатический бомбардировщик» выделили «летающую крепость» Б-17, которая действительно некоторое время маячила неподалёку. Но едва ухудшилась погода, как «американец» исчез, а Пуусэппу пришлось снизиться под облака и следовать к столице Америки по наземным ориентирам.

Диалог с Рузвельтом, в сравнении с тем, что происходило в Лондоне, можно было охарактеризовать короткой фразой: небо и земля. Не исключено, что свою роль сыграло пришедшее известие о начале крупного наступления Красной Армии в районе Смоленска. Американский президент и начальник штаба армии США Джордж Маршалл полностью поддержали просьбу Сталина об открытии Второго Фронта уже в 1942 году и без каких-либо правок подписали привезённое наркомом коммюнике, говорившее об этом. Единственной допущенной устной оговоркой было сетование на недостаток транспортных судов для переброски большого количества войск во Францию.

Тем не менее, сетования в ходе переговоров — это одно, а подписанный документ — совсем другое. И Молотов решил снова лететь к Черчиллю.

Удивление Черчилля тем фактом, что Рузвельт подписал Коммюнике об открытии Второго Фронта, не знало границ. Он взял на раздумье несколько часов, по истечении которых объявил:

— Мы не знаем, чем именно руководствовался господин Рузвельт, подписывая этот документ, но надеемся, что имел для его подписания веские аргументы. Конечно, мы тоже подпишем его вслед за Америкой, но оставляем за собой право продолжить консультации по данному вопросу с Соединёнными Штатами. От британского же правительства мы подготовили «Памятную записку», в которой излагаем позицию Великобритании по данному Коммюнике.

Черчилль не был бы сам собой, если бы содержание этого меморандума дезавуировало его прежнюю позицию. По сути, «Памятная записка» говорила о том, что британская сторона не считает себя связанной обязательствами, изложенными в Коммюнике.

Какие бы строгие меры секретности вокруг визита наркома иностранных дел за океан ни предпринимались, не заметить советский бомбардировщик на аэродроме Вашингтона было просто невозможно. Весть о прилёте «посланцев Сталина» мгновенно разнеслась по американской столице, и пилотам ТБ-7 шагу нельзя было ступить без бурных приветствий американцев. Поэтому о миссии Молотова мгновенно узнали в Берлине, и Геринг дал слово фюреру сбить или даже захватить самолёт с дипломатами.

Именно поэтому англичане предложили экипажу возвращаться в Москву иным маршрутом — через Африку и Иран. Однако лётчики его отвергли, опасаясь того, что моторы не выдержат высокой температуры при пролёте над пустынями Северной Африки. А чтобы избежать неожиданностей, Молотов принял решение переслать текст Коммюнике в Москву по радио. И документ стал достоянием мировой общественности, ещё когда Вячеслав Михайлович был в воздухе.

Среди встречающих «дипломатический бомбардировщик» на Центральном аэродроме Москвы утром 13 июня был командующий АДД Голованов. Который даже не мог сказать, сколько километров его нервов погибли за время ожидания результатов этого беспримерного перелёта. Все его участники получили ордена, а Эндель Пуусэпп и Сергей Асямов (посмертно) были награждены званиями Героя Советского Союза.

Фрагмент 24

47

Присказку одного из добровольцев «жизнь — как шкура у зебры: полоска белая, полоска чёрная, полоска белая, полоска чёрная, а в самом конце — жопа!» Виктор вспомнил на левом берегу Днепра, возле села Богородицкое, расположенного южнее Смоленска.

Оборону немцев восточнее областного центра проломили мощнейшей артподготовкой, ударами штурмовой авиации и танковым тараном. И лишь после этого в прорыв была введена 2-я гвардейская мотострелковая дивизия, сумевшая менее чем за сутки одолеть около пятнадцати километров и выйти к Днепру южнее населённого пункта Соколья Гора. Ночью батальон Ларионова на бронетранспортёрах форсировал реку и сбил охрану восстановленного немцами железнодорожного моста на ветке, ведущей к Починку. В ходе начавшегося затем боя мотострелки заняли село Высокое, обеспечив безопасную переправу на плацдарм всего полка.

К концу этого дня нашими были уже Козино, Селифёрово Борщевщина, станция Тычинино и Бубново. Потеряли при этом, ни много, ни мало, до трети боевых машин, поражаемых даже слабенькими противотанковыми пушчёнками калибра 37 мм и польскими противотанковыми ружьями, что немцы выгребли со складов трофеев, захваченных в тридцать девятом году. А командование требовало «давай, давай, давай!». В смысле — не только окопаться на плацдарме, куда будут переправляться дополнительные силы, чтобы продолжать наступление, но и поскорее, пока немцы не опомнились, расширить этот плацдарм.

Так рота Юдина, перемахнув плёвенькую речушку Дрёсна, и оказалась в селе Богородицкое, в которое уже входила немецкая пехота, направленная для контратаки против плацдарма. Самое неприятное — в сопровождении взвода чешских лёгких танков Лт-38, пусть и вооружённых всего-то тридцатисемимиллиметровками, но БТР-60 попадания их «игрушечного» снаряда — за глаза, чтобы вывести из строя. И после пятнадцать минут боя четыре бронетранспортёра горели жирным, коптящим пламенем. Ещё одному, лишившемуся левого переднего колеса, пришлось отползти за деревья на окраине и поддерживать спешившихся стрелков пулемётным огнём.

Да, все три «тридцать восьмых» тоже подбили, как и пару фашистских полугусеничников. Но рота старшего лейтенанта, вооружённая лёгким стрелковым оружием, столкнулась не меньше, чем с батальоном, у которого имелись на вооружении миномёты. А их вовсе не зря на фронте называют «суками». И ладно бы, если только они одни! Ведь всего в четырёх километрах находится аэродром, пусть и выведенный из строя ударами наших бомбардировщиков, но для фрицев отнюдь не бесполезный. Поэтому, вслед за рвущимися минами, окраину села, где залегли бойцы Юдина, стали сотрясать и разрывы более «серьёзной» артиллерии.

Игорь Ларионов отреагировал на доклад Виктора, сделанный по радио, совершенно адекватно:

— Отводи роту в Козинку! Я свяжусь с полком, чтобы твой отход прикрыла дивизионная артиллерия.

«Раскатал губу», как сказал бы кто-нибудь из добровольцев: никакая дивизионная артиллерия по Богородицкому стрелять не стала. Хорошо, хоть беглый огонь по западной окраине села открыли полковые 120-мм миномёты, действительно заставившие залечь немцев, нажимавших на мотострелков. Зато заработал «машиненгевер» на северной окраине, отсекая ребят от рощицы на другой окраине, восточной. По нему «отбарабанил» КПВТ одного из уцелевших бронетранспортёров, заставив заткнуться. Да только винтовочной стрельбе немецкой пехоты «крупняк» не очень-то помешал: МГ легко различить по характерному «цветку» пламени на дульном срезе, а достать фрица, залёгшего с 98кар под каким-нибудь кустом намного сложнее.

Тем не менее, как заметил Юдин, часть бойцов роты под прикрытием бронетранспортёров таки сумела добраться до той самой рощицы. Немного, всего десятка два. Но спаслись ли они? Ведь тут же немецкая артиллерия перенесла огонь на рощицу: всё-таки хорошо у гадов работают артиллерийские корректировщики огня.

Снаряды и мины уже рвутся не только в самой рощице, но и на подступах к ней. Прорываться туда — самому влезть под их осколки.

— Отходим к кладбищу, юго-восточнее! — сориентировавшись, проорал ротный тем, кто был ближе к нему. — Радист, передай в штаб батальона, что мы будем отходить по правому берегу Дрёсны. Радист!

Сеня Селиванов, улыбчивый парнишка из-под Тамбова, уткнулся лицом в землю рядом с рацией, из пулевого отверстия в которой тянется струйка синего дымка.

Перебежками не уйти: открытое пространство простреливается теми фашистами, что напирают, укрываясь за сельскими домами. Ползком, только ползком! А там, за кладбищенской оградой, будет хоть какое-то прикрытие от пуль.

Характерные короткие очереди из «калашей» между домами восточной части Богородицкого всё реже и всё ближе. Значит, те бойцы, что вступили в бой в жилой застройке, уже сами сообразили: надо отходить. Сколько из них сумеет это сделать?

Из примерно двух десятков, оказавшихся неподалёку от Юдина, когда он отдал приказ отступать к кладбищу, четверо дойти не сумели. Зато остальные, укрывшись между могилками, смогли прикрыть отступление пятерых, вырвавшихся из села последними. Всего пятерых из примерно двух отделений!

Много раненых. Кровь или свежие бинты практически на каждом третьем из двадцати двух, что остались с ротным. Но в горячке боя люди пока держатся.

Десять минут на перевязку, пополнение патронами расстрелянных магазинов и распределение тех, кто будет помогать уже начавшим чувствовать раны.

— Мотоциклисты!

Два трещащих выхлопом агрегата вывалились из-за домов, и их пулемётчики разом ударили из «машиненгеверов» по кладбищу. А отряд Юдина сразу же уменьшился на три «активных штыка». Застрочивший в ответ ПК срезал пулемётчика в коляске, поджёг бензобак «цундапа» и заставил второй нырнуть за сруб бани. Развернувшись за ней, мотоциклисты, прикрываясь зарослями сирени в палисаднике дома, сумели ускользнуть. А через пару минут в воздухе завыли мины. И не только пятидесятимиллиметровые, но и куда более мощные 81-мм. Значит, к плацдарму шёл не только батальон, на который напоролась рота Юдина.

— Уходим за Дрёсну! — махнул зажатым в руке ТТ ротный.

Благо, что могильные холмики хоть как-то прикрывают людей, переползающих между ними, от осколков рвущихся мин. Хуже, когда мина взрывается в кроне какого-нибудь дерева, высаженного рядом с могилой. Осколок именно такой, срикошетив от каски, резанул Виктора по правому предплечью. К счастью, неглубоко, и Юдин занялся перевязкой, только оказавшись на самой окраине кладбища, куда мины пока не долетали.

— Зацепило? — присел возле него один из добровольцев, суровый мужик лет тридцати с характерным южным говором. — Давай помогу, старлей: левой рукой тебе неудобно.

Виктор благодарно кивнул и махнул освободившейся от бинта рукой ребятам, оказавшимся поблизости.

— Отходите в лесок за речкой. Там встретимся!

— Тащ старший лейтенант. Вон там дорожка через брод ведёт, мы за бродом будем. Догоняйте! — проорал из-под руки раненого, которому он помогал идти, командир отделения младший сержант Щигров.

— Может, обезболивающего кольнуть? — затягивая узел бинта, отреагировал доброволец на то, как поморщился Юдин. — У меня в индивидуальной аптечке ещё есть тюбик.

— Пустяки, Челноков. Прибереги его для кого-нибудь из тех, кого Щигров уводит.

Был ли это неприцельный выстрел, или дав всего один залп из полковой пушки в сторону кладбища, немецкий артиллерийский командир приказал «задробить» стрельбу, командир роты так и не узнал. Но метрах в тридцати от него вспух фонтан земли, и Челноков, стоящий перед ним на одном колене, повалился набок.

— Вот же ж твою мать! — почти беззвучно прошептали его губы.

— Куда зацепило, Челноков? — попытался перевернуть его Виктор.

— Ног не чую… В спину ударило… Позвоночник, наверное, — посерев лицом, выдавил из себя красноармеец.

Теперь бывшего помощника уже бинтовал Юдин.

— Оставь, старлей! — прохрипел тот. — П*здец мне! Я такое на фронте уже видел. В четырнадцатом году под Краматорском.

«Бредит, похоже, — мелькнуло в голове ротного. — В четырнадцатом году ему должно было быть… года два. Да и фронт, если там и был, то только в Гражданскую».

— Вы говорили, шприц с обезболивающим где-то у вас оставался…

— Тут, — хлопнул доброволец ладонью по карману разгрузочного жилета, и пока Юдин доставал оранжевую коробочку, кривясь от боли, принялся говорить. — Не смотри на меня так, старлей, будто у меня с головой нехорошо. В отличие от позвоночника, с ней всё в порядке. Да, под Краматорском в две тысячи четырнадцатом году, когда мы встали защищать Донбасс от украинских нацистских батальонов. А я, сопливый пацан, только-только отслуживший срочную в украинской армии, командовал отделением ополченцев, вооружённых охотничьими ружьями да немногими отнятыми у милиционеров автоматами. Это позже, после заключения Минских соглашений, нас, «идейных», сплавили из донецкой армии, чтобы не нарушали «перемирие» с фашистами. Или ты, старлей, не заметил, что и мы, «добровольцы», и техника, которой воюет наша дивизия, не из вашего времени? Да коли́ же ты скорее: сил уже нет терпеть!

— Уколол уже в ногу, сейчас действовать начнёт…

— Зараза, а я и не понял: не чувствую я ног!

— Подожди, я сейчас крикну кого-нибудь, чтобы помогли тебя нести, — попросил Виктор.

«Крикну…» Если докричится, поскольку за те пять минут, пока сначала Челноков с ним возился, а потом он возился с Челноковым, группа Щигрова успела пройти метров двести. Он уже открыл рот, чтобы заорать, как с той стороны загремели выстрелы, рыкнул пулемёт, и его бойцы принялись беспорядочно валиться на землю.

Чёрт! Он вспомнил: там, судя по карте, которую рассматривал перед атакой на Богородицкое, из леска выходит дорожка от деревеньки Мосолова Гора! Значит, немцы собирались ударить в тыл его роте ещё и оттуда. И теперь они с тяжело раненым Челноковым между теми, кто сейчас пойдёт прочёсывать кладбище, с которого отстреливались остатки роты, и уничтожившими их немцами из Мосоловой Горы. Вот она, та самая жопа, которой заканчивается всё это чередование чёрных и белых полосок жизни! Тем более, последней, самой яркой белой полоской, были неожиданно обретённые Магда и его, Виктора, сын.

48

Серьёзное сопротивление немцы начали оказывать только на рубеже реки Ипуть. Как понял позже полковник Гаврилов, немцы то ли ожидали удара 50-й армии в направлении на Могилёв, то ли не исключали его. Тем не менее, после прорыва первой линии обороны бригада почти беспрепятственно прорвалась к этой реке. А вот дальше… В районе деревни Семиричи немцы успели взорвать автомобильный деревянный мост на дороге, соединяющий Клетню с старинным Мглинским трактом. Да, в общем-то, он и не подходил для переправы через двадцатипятиметровую реку танков Т-55.

Неприятным сюрпризом стало то, что гитлеровцы подготовили на правом, более возвышенном берегу настоящую линию укреплений. С дзотами, с замаскированными позициями противотанковой артиллерии, с укрытой где-то в лесу в районе соседней Александровки дивизионной артиллерией.

Несмотря на вечное «давай, давай, давай» начальства рангом повыше, Гаврилов отдал приказ мотострелкам рыть окопы, а бронетехнике — капониры в лесу неподалёку от реки. И ждать подхода артиллерии, без которой эти чёртовы дзоты не сковырнуть, а неплохо замаскированные противотанковые пушки не выкорчевать. Хватит с него двух подбитых боевых машин пехоты, сунувшихся, было, сходу форсировать Ипуть. Одна БМП получила снаряд 50-мм пушки, а вторую «убила», судя по докладу командира мотострелкового батальона, и вовсе «трёхдюймовка» или 75-мм орудие.

Немцы за зиму вообще очень усилили противотанковую оборону своих пехотных частей. 37-мм «дверных колотушек» в войсках практически не осталось, только те, что чудом уцелели в боях. И даже чешские и французские 47-мм пушки становятся самым мелким калибром немецкой противотанковой артиллерии. Основа же — 50-мм Пак-38, а теперь и 75–76 мм орудия, как собственно немецкого производства, так и переделанные из захваченных в прошлогодних сражениях Ф-22, УСВ, Зис-3.

Сколько уже бронетехники потеряла Красная Армия от бывших своих же пушек? Пусть при отступлении от границы всеми силами старались исполнить приказ об обязательном уничтожении повреждаемой или бросаемой артиллерии, а всё равно немцам досталось её немало. Столько, что фашисты поставили на поток изготовление противотанковых самоходных установок, «Ягдпанцеров» и «Мардеров» («куниц», по-русски), на шасси всевозможных трофеев с лёгкими бронированными рубками, защищающими расчёт от пуль и осколков. Зловредные установки, надо сказать: быстроходные и больно кусающиеся, представляющие реальную угрозу для любых старых танков и даже Т-34 и Т-44. Вон, при прорыве первой линии немецкой обороны, несмотря на артобстрел небывалой мощности, танковый полк соседей, первым пошедший на прорыв, потерял две боевых машины от огня этих гадюк, сумевших замаскироваться в лесочке и уцелеть при артналёте.

Как и ожидал Пётр Михайлович, едва немцы поняли, что форсирования Ипути сходу не будет, из-за леса заговорила их дивизионная артиллерия. Пока неточно, по площадям, но из-за неё у пехоты замедлились темпы рытья окопов. И появились потери. И куда смотрела авиация, несколько дней выявлявшая и уничтожавшая немецкие тыловые артпозиции на пути наступления? Или немцы успели доставить пушки и гаубицы, когда стало ясно, что первая линия обороны прорвана?

Пока прибыли несколько отставшие артиллеристы, разведчики успели нанести на карту засечённые огневые точки и позиции немецких противотанкистов. Выявленные дзоты принялись разрушать «трёхдюймовки», а огневыми точками занялись миномётчики. Да только немцы ведь тоже не дураки, тоже знают, что маскировка продляет их жизнь. Так что, хочешь-не хочешь, а придётся проводить разведку боем, чтобы засечь то, что ещё не проявило себя. А это — новые потери среди бойцов, серьёзные потери.

Самолёт-разведчик командир гвардейской бригады всё-таки «выбил». Исключительно потому, что 1-й гвардейской была отведена роль того самого клина, который через Хотимск охватывала Рославль с юго-запада. И даже по результатам этой авиаразведки противоположный берег реки Ипуть хорошо «обработали» штурмовики Ил-2, а уж то, что осталось после них, добила артиллерия бригады.

И всё-таки немцам удалось задержать бригаду на целые сутки. А что делать, если в лесном массиве тяжёлой технике невозможно двигаться иначе, чем по единственной дороге, соединяющей Семиричи с Александровкой?

Пока пехота штурмовала возвышенность, сапёры под огнём противника, пусть и существенно ослабшим, строили мост. Умело строили: зря, что ли их тренировали возводить такие переправы во время ожидания наступления? Так что дорогу к Александровке уже «чистили» при поддержке бронетехники.

Не успели переправить один танковый батальон, как гитлеровцы контратаковали с юга вдоль Старого Мглинского тракта, а пока отражали эту контратаку, подошла немецкая манёвренная группа и с севера. И те, и другие пёрли довольно серьёзными силами, примерно по две роты с поддержкой каждой группы взводом танков и бронетранспортёрами. Переправу они этими ударами не сорвали, но пришлось часть сил бригады выделять на отражение этих атак. А ещё — пропускать по мосту соседей, которые и должны были расширить прорыв, наступая вдоль Мглинского тракта.

В общем, к Александровке передовые части вышли уже во второй половине дня, выбив из соседней с ней Титовки заслон с парой противотанковых орудий. И снова встали: плёвую речушку Жадуньку сходу не перескочить, а в самой деревне окопался немецкий пехотный батальон. Попытка переправиться через брод, расположенный на восточной окраине деревни, стоила сожжённой боевой машины пехоты и повреждённой на минах ходовой двух Т-55. Благо, 47-мм противотанковым пушкам даже бортовая броня этих боевых машин не по зубам, и экипажи обездвиженных танков активно поддержали пехоту, штурмующую Александровку.

К концу светового дня в районе деревни удалось сосредоточить до половины бригады: хоть сапёры и построили в Семиричах уже три моста, но технике приходилось ползти шесть вёрст от Ипути до Александровки по единственной лесной дороге. Да и мосты «работали» не только на 1-ю гвардейскую отдельную тяжёлую мотострелковую бригаду, а ещё и на соседей, развёртывающихся на север и юг.

На подходах к Липовке, «воротам» местечка Хотимск, значащегося промежуточным пунктом планов наступления бригады, передовые подразделения постоянно вступали в боестолкновения с немецкими заслонами, обороняющими минированные завалы на единственной дороге через лес. Завалы из совершенно свежих деревьев, спиленных явно после того, как по ней прошли отошедшие из Александровки фрицы. Оказывается, немцы тоже кое-чему научились из тактики отходивших через Белоруссию частей Красной Армии. Именно поэтому пришлось выделять для огневой поддержки авангарда даже не БМП, а танки с противоминными тралами: фрицы минировали не только завалы, которые прекрасно разносились парой выстрелов 100-мм танкового орудия и даже слабенькими 73-мм снарядами БМП, но и саму дорогу.

Когда же поступили первые доклады от авангарда, Гаврилов понял, что самым узким местом для его бригады будет вовсе не лесная дорога между Семиричами и Александровкой, а именно подступы к Липовке, где наступать можно лишь по узкой полосе между двумя сильно заболоченными луговинами. Атаковать только в лоб на немецкие позиции на окраине села, без какой-либо возможности манёвра. А потом — выкуривать врага из застройки на противоположном берегу заболоченной речки Вьюнка. Кавалерийского наскока, несмотря на все окрики из штаба армии, никак не получится. Единственный плюс в данной ситуации — немцы не смогут нанести никакого флангового удара.

Липовку удалось взять только на второй день боёв. Да и то только после того, как артиллерия бригады превратила деревню в руины. А бригада Гаврилова потеряла три Т-55, семь боевых машин пехоты и три сотни бойцов убитыми и ранеными. И едва красноармейцы начали окапываться на окраине деревни, как со стороны Хотимска попёрли немцы. Много, не меньше двух батальонов при поддержке танков и бронетранспортёров. А их артиллерия открыла заградительный огонь, отсекая движущееся от Александровки пополнение.

Минус ещё два танка, минус пять миномётов и три дивизионных пушки. Но самое главное — минус почти двести человек личного состава. И это — только за два часа боя, в ходе которого немцам всё-таки удалось прорваться к центру деревни. Откуда их пришлось выбивать уже с заходом солнца.

К утру удалось окопаться мотострелкам, зарыть в землю танки, организовать артпозиции. А также получить нагоняй из штаба армии за то, что бригада срывает график наступления. Куда наступать, если с утра немцы снова пошли в контратаку. Причём, серьёзными силами после артобстрела из 105 и 150 миллиметровых гаубиц. А пехоту поддерживали самоходы «Штуг» с 75-мм длинноствольными орудиями, приземистые, неплохо бронированные. Мало того, что попасть в такую довольно сложно из-за её небольшой высоты, так ещё и, зачастую, от крупповской брони рикошетят даже снаряды Т-55.

До полудня гвардейцам Гаврилова удалось отбить три атаки. И лишь после этого в штабе армии сменили гнев на милость.

— Заройся в землю, полковник, и держись. По данным разведки, немцы наносят фланговый удар по войскам, охватывающим Рославль. Силами моторизованного корпуса. И не менее дивизии движется через Хотимск в направлении Ершичей.

Фрагмент 25

49

— Чем вы порадуете меня, Шульце?

Адмирал находился в подавленном состоянии, получив известие о смерти Гейдриха после покушения в Праге. Тот факт, что оно произошло именно в день начала русского наступления под Смоленском, наводило Канариса на мысль о согласованности двух этих событий. И, судя по всему, не только его. Но подавленность вызывало не сочувствие к судьбе непосредственного начальника, а перестановки в верхушке Рейха, вызванные этими неприятностями. И хотя руководство РСХА пока взял на себя лично Гиммлер, всё могло ещё поменяться по воле фюрера. И с кем теперь придётся иметь дело адмиралу, оставалось вопросом.

— Надеюсь, господин адмирал, вам уже не кажутся смешными мои выводы?

— После того, как их стал разделять фюрер? — мрачно усмехнулся шеф разведки. — К некоторым из них можно отнестись с долей критичности, но отрицать полностью… опасно.

— Как вы знаете, господин адмирал, количество трофеев, доказывающих иновременное происхождение части военной техники русских, давно уже превысило порог, когда количество переходит в качество.

— Вы не могли бы перейти к конкретным выводам, а не повторять в очередной раз то, что мне уже известно? — исказила лицо начальника разведки недовольная гримаса.

Полковник сдержанно кивнул.

— Нам удалось установить, что поставки боевой техники большевикам очень чётко градируются по типам этой техники. Так авиационную технику из будущего им не поставляют вообще. За исключением миниатюрных летательных аппаратов разведывательного характера, управляемых дистанционно.

— Вы уверены? А как же быть с реактивными истребителями и бомбардировщиками, на которые жалуются наши солдаты и, в первую очередь, «эксперты Геринга»?

— Увы, господин адмирал, но те немногочисленные сбитые русские самолёты этих типов — нам удалось установить их марки: истребители Миг-15 конструкторского бюро Микояна и бомбардировщики Ил-28 конструкторского бюро Илюшина — произведены в наше время на действующих русских авиационных заводах. Об этом говорят заводские клейма на деталях данных самолётов.

Другой разговор, что часть двигателей, в которых реактивная турбина вращает пропеллер, с самолётов иных типов — в первую очередь, массового штурмовика Ил-2 и некоторых моделей бомбардировщиков — имеют признаки иновремённого происхождения. Причём, они носят признаки неоднократного ремонта. То есть, большевики получают от потомков двигатели с довольно низким остаточным ресурсом.

— Каким же именно?

— Сложно сказать. Эксперты утверждают, что в пределах нескольких сотен часов…

— Что? — поразился Канарис. — Шульце, вы знаете, что ресурс поршневых двигателей наших лучших моторов едва превышает сто часов, а наши инженеры так и не смогли ещё добиться, чтобы отдельные экземпляры опытных реактивных двигателей могли работать дольше нескольких часов? Отдельные экземпляры, Шульце! Кроме того, что значит «турбина, вращающая пропеллер»?

— Да, я знаю об этом, мой господин. А словосочетание «турбина, вращающая пропеллер» то и значит, что такой самолёт приводится в движение не потоком раскалённых газов, как в привычном реактивном двигателе, а обычным винтом, присоединённым к ротору турбины данного двигателя. В трофейных инструкциях к тому же русскому Ил-2 производства авиазавода в Воронеже, такой тип двигателя называется турбовинтовым.

— Наши конструктора знают об этом типе двигателя? Хорошо, продолжайте!

— Нам удалось захватить несколько сильно повреждённых новейших русских танков. Это машины марок Т-44, Т-54 и Т-55. При этом лишь Т-55 произведены в будущем, а остальные два типа выпускают действующие русские танковые заводы. Хотя в их технических решениях прослеживается влияние того же Т-55, сроки изготовления которых наши специалисты оценивают с середины 1960-х по начало 1970-х. И он является настоящим кладезем недоступных нам технологий. Начиная с интегрированных в броню керамических вставок, повышающих её стойкость к снарядам любого типа, и заканчивая приборами, позволяющими вести прицельный огонь в абсолютной темноте на дистанции в несколько сотен метров.

— Радиолокация?

— Нет, господин адмирал. Инфракрасные лучи, эксперименты с которыми проводятся германскими учёными. Но нашим специалистам пока удалось добиться в лабораторных условиях на порядок более худших результатов. Разрешите продолжить?

Гусеничные и колёсные бронированные машины. Это техника 1960−70 гг., причём, использующая очень необычные для русских технические решения, вроде гладкоствольного орудия и компактных моторов достаточно высокой удельной мощности, дизельных и бензиновых, а также гидравлического управления поворотом машин. Решения настолько передовые, что наши специалисты, привыкшие к примитивизму русских инженеров, диву даются.

Стрелковое оружие и малокалиберные артиллерийские орудия, устанавливаемое на лёгкую бронетехнику, судя по маркировке, имеет очень широкий диапазон годов выпуска. От конца 1940-х до середины 1980-х. Хуже всего то, что это оружие большевики уже производят собственными силами. Включая боеприпасы, в которых используются пороха и взрывчатые вещества неизвестного нам состава. Вплоть до авиабомб невероятной разрушающей мощности и зажигательных боеприпасов, которыми начинены их реактивные снаряды.

— Вы имеете в виду бомбы на принципе деления ядер урана, над которыми работают… работали наши физики?

— Нет, господин адмирал. После первой бомбардировки Берлина, когда они применили эти чудовищно мощные бомбы, мы проверяли развалины на предмет обнаружения радиоактивности. Результат был отрицательным: русские использовали взрывчатое вещество, не содержащие источников радиации. Пленные, признавшиеся в иновремённом происхождении, говорят о какой-то «вакуумной» бомбе. Она, как следует из их утверждений, производит разрушения из-за возникающего при её взрыве вакуума. Но не могут объяснить, почему взрывная волна при детонации такой бомбы распространяется также, как и при взрыве обычной бомбы.

Канарис потёр виски.

— Что показал химический анализ осколков таких бомб?

— Ничего особенного. Точнее, полное отсутствие следов их заполнения привычными нам взрывчатыми веществами — тротилом, гексогеном или иными азотосодержащими взрывчатками. Есть только маркировка из комбинации русских букв О, Д, А и Б и цифр, скорее всего, указывающих калибр, вес этих бомб. Что значат эти буквы, догадаться сложно. Точнее, «АБ», скорее всего, значат «авиационная бомба», а русское «О» — «особая»: русские любят применять это слово в своих перспективных новинках.

— То есть, вы считаете, что это загадочное взрывчатое вещество является новинкой даже для русских?

Полковник пожал плечами.

— Сложно сказать, господин адмирал. Для большевиков, с которыми мы начинали войну, однозначно. Хотя, судя по изменению материала корпусов бомб и тщательности обработки их металлических частей, они начали их выпускать самостоятельно. А вот для пришельцев из будущего — вряд ли, поскольку те же пленные говорят о применении таких боеприпасов ещё в 1980-е годы. То есть, за сорок лет до времени, из которого они были засланы в наше время.

Адмирал снова задумался. Все эти боеприпасы, вся эта техника в очередной раз подтверждали его старые выводы: война с Россией была ошибкой, грубейшей ошибкой, допущенной фюрером. Но кто же тогда, на рубеже 1940−41 годов, когда принималось решение о начале «Натиска на Восток», мог предположить, что Германии придётся столкнуться с чем-то подобным? Большевики тогда выглядели слабыми, технически отсталыми, способными воевать, разве что, с такими же слабыми, как и у них, армиями.

Да, Сталин перехитрил умников из германского Генерального Штаба. Если судить о времени, необходимом для начала выпуска всей этой невероятно передовой техники, то он уже имел контакт с потомками и вёлподготовку к войне с Германией. Не зря же в докладе Шульце, сделанном в июне 1941 года, говорилось о том, что большевики с такой интенсивностью расходуют моторесурс танков и самолётов, жгут топливо в учебных боях и расстреливают боеприпасы, словно хотят поскорее избавиться от всего этого.

Хотя даже тогда было ясно, что они проводят реорганизацию собственной армии. К примеру, механизированные корпуса, представлявшие грозную силу лишь на бумаге из-за неповоротливости и несбалансированности. Практически все они были расформированы, а в оставшихся тыловые части «ударными темпами», как это любят говорить коммунисты, насыщались автотранспортом, зенитной артиллерией, другими вспомогательными подразделениями.

Но реорганизация войск (как тут не вспомнить очередную замену русскими уставов?) — это лишь полдела. Самое главное — Сталин в это время уже занимался реорганизацией советской экономики. Именно в то время, когда умники из ОКВ рисовали стрелки на картах России, он вёл техническое перевооружение заводов, расположенных в глубине советской территории. И знал, изначально знал планы германских генералов, знал тактику, с которой придётся столкнуться его солдатами. Знал и готовил ловушки, в которые не просто добровольно, а с восторгом, вызванным успехом начального этапа кампании, лезли германские войска.

Этот азиатский хитрец сумел не просто заманить Германию в ловушку, но и заручиться поддержкой наций, с которыми немцы должны дружить, а не воевать — Британии и Америки. Тех стран, которые могли бы не помогать большевикам, а воевать с ними плечом к плечу с немцами. А может быть, ещё не поздно? Может быть, есть способ убедить британцев и янки в том, что, помогая Сталину, они собственными руками пестуют будущего монстра, который буквально через несколько лет примется давить и их самих?

— Шульце, я понимаю, что вы специалист по России, а не по Великобритании и Соединённым Штатам. Но вы на данный момент ещё и самый компетентный специалист по технике из будущего. Подумайте над тем, что именно убедит «лимонников» и американцев в том, что Сталин с ней представляет реальную угрозу Америке и британцам. Не какие слова об этой угрозе следует говорить, а какие образцы техники из будущего, возможно, необходимо им передать, чтобы они в такое поверили.

50

Наконец-то «Красный Кавказ» вернулся в строй! Самое обидное то, что лёгкий крейсер получил повреждение не в морском бою, а при очередном обстреле румынской территории. И даже не от береговой батареи «романештов», а от снаряда обычной полевой гаубицы, батарея которых открыла огонь по приблизившемуся к побережью близ Констанцы советскому боевому кораблю.

Вообще-то попадание в крейсер было одно, но падающий под большим углом к горизонту снаряд срикошетил о борт и взорвался уже под водой, вызвав лишь выход из строя пары лампочек освещения в каютах. А ещё один, так и не задевший собственно «Красный Кавказ», принёс куда больше проблем. Разорвался он под кормой, в непосредственной близости от левого винта, повредив не только одну из его лопастей и руль, но и слегка погнув вал. В итоге «Красный Кавказ» добирался в Севастопольскую бухту малым ходом, поскольку капитан 2-го ранга Гущин опасался, что появившиеся на валу вибрации приведут к образованию течи. И из-за этой ерунды пришлось ставить крейсер в док, чтобы поменять вал. А заодно и произвести кое-какую модернизацию.

Самое серьёзное — замена 100-мм итальянских универсальных орудий системы Минизини отечественными установками Б-34. Гущин, когда узнал о предстоящей замене, испытал противоречивые чувства, поскольку двуствольную артсистему меняли на одноствольную. А это значит, снижается вес единовременного залпа его корабля. Но с другой — увеличение длины стволов пушек с 47 до 56 калибров позволяет увеличить начальную скорость снарядов, а значит, дальность стрельбы и досягаемость по высоте при использовании пушки для борьбы с самолётами. Очень существенно увеличивает! По дальности почти на семь километров, а по высоте — и вовсе в 1,76 раза, позволяя вести огонь по любым высотным целям. Даже тем, что когда-нибудь сумеют забраться на 15 километров. Скорострельность при этом снизилась незначительно: если два ствола Минизини способны выпустить за минуту от 16 до 20 снарядов, то «одностволка» Б-34 — 16. Ну, и масса установки снизилась на 5 тонны. Или, учитывая, что на «Красном Кавказе» их четыре, всего на 10 тонн. К этому следует добавить наличие у нового вооружения механической системы управления артиллерийским огнём и радиоэлектронных систем определения дальности и высоты цели.

Заменили и малокалиберные зенитные установки 21К калибром 45 миллиметров на спаренные 37-миллиметровки В-11, даже чуть выигрывавшие в досягаемости по высоте. А меньшая мощность снаряда компенсировалась просто гигантской, вшестеро более высокой (180 выстрелов в минуту!), чем у «сорокопятки», скорострельностью.

А ещё — добавили целых две радиолокационных станции. Одна — «радиоуловитель самолётов», в первую очередь, задающая параметры воздушных целей, а вторая — навигационная и дальномерная, серьёзно облегчающая не только плавание ночью и в условиях плохой видимости, но и прицеливание артиллерийских установок по кораблям противника.

Именно из-за модернизации ремонт затянулся на целых восемь месяцев. Но Черноморский театр военных действий особой активностью не отличался, поскольку с румынским военно-морским флотом покончили ещё до повреждения «Красного Кавказа», и самой распространённой задачей кораблей Черноморского флота стали набеги для обстрелов территории Румынии. При этом в штабе флота уже составили график модернизации кораблей. В частности, после «Красного Кавказа» на плановый ремонт, установку радиооборудования, замену зенитных орудий и изношенных стволов орудий главного калибра вставала «Парижская коммуна», «Червона Украина» заканчивала ремонт и модернизацию в Николаеве.

Учиться во время стояния в доке пришлось много. В первую очередь, из-за новизны радиооборудования, устанавливаемого на крейсере. И Алексей Матвеевич очень быстро осознал, что с ним корабль, спущенный на воду в 1916 году, обретает «вторую молодость», такие качества, о которых моряки даже не могли мечтать ещё пару лет назад. Да, главная силовая установка не подверглась никаким изменениям, а значит, остались неизменными и скорость, и дальность хода. Но что касается точности вооружения, теперь пользующегося для ведения огня последними достижениями советских инженеров, делало из него великолепную боевую единицу.

Но выход «Красного Кавказа» на испытательные стрельбы 15 июня омрачился неприятным известием о морском поражении союзников, случившемся двумя сутками ранее. Японский флот под командованием адмирала Ямомото не только сначала уничтожил, а потом и захватил важную американскую военно-воздушную базу на атолле Мидуэй, но и потопил все три авианосца, четыре крейсера и семь миноносцев, направленных на помощь гарнизону базы и отражение нападения. И после этого вставал вопрос о том, последует ли за этим японская оккупация всех Гавайев, включая главную тихоокеанскую базу Соединённых Штатов, Пёрл-Харбор.

Капитан 2-го ранга Гущин не знал, не мог и не имел права знать, что причиной этой победы флота Страны Восходящего Солнца стали даже не столько талант Ямомото, отличная выучка японских моряков и лётчиков палубной авиации, сколько достижения российских учёных, сумевших соединить порталом Российскую Федерацию 2020-х годов с Советским Союзом 1939 года. Точнее, информация от потомков о роли послевоенного противостояния между СССР и США в замедлении общего развития и, в итоге, краха Союза. В Кремле 1941 года сделали правильный вывод: чтобы этого не случилось, необходимо, чтобы Америка закончила войну менее мощной в экономическом и военном плане, чтобы её противостояние с Японией затянулось, и американцам ещё какое-то время было не до событий в Европе.

На момент ареста Рихарда Зорге он уже был предупреждён о грядущих арестах среди членов его агентурной сети, сумел избавиться от компрометирующих его документов. Как и радист разведчика Макс Клаузен. Их арестовали лишь на основании показаний арестованных в октябре членов сети. И мартовское обращение наркома иностранных дел об обмене Зорге, Клаузена и его жены Анны на арестованных НКВД японских агентов с «доплатой» в виде важной для Японии стратегически важной военной информации японский посол встретил благожелательно. А спустя неделю из Токио пришло подтверждение согласия японских властей на такую сделку.

«Доплатой» была информация о расшифровке американскими криптографами японского военно-морского кода JN-25. В результате японская флотская контрразведка произвела операцию по дезинформации американцев относительно цели следующего удара. Янки ждали нового нападения на Пёрл-Харбор, в то время как Ямомоту привёл корабли к Мидуэю, на котором дозаправлялись американские самолёты, совершающие транс-тихоокеанские перелёты.

Американская летающая лодка «Каталина» обнаружила противника только на подходе к атоллу, передала сообщение на базу, но была сбита палубными истребителями. Информация немедленно была отправлена в Пёрл-Харбор, где затребовали её подтверждения, поскольку флотская разведка располагала дезинформацией о совсем другой цели удара. Высланное с аэродрома острова Восточный атолла звено истребителей «Уайткэт» полностью погибло в воздушном бою с палубными «Зеро», но задание выполнило, подтвердив наличие крупных морских сил японцев вблизи острова и готовность самолётов к взлёту с палуб авианосцев.

Девятка «Летающих крепостей» с аэродрома острова отбомбилась по японским кораблям безрезультатно, но возвращаться им пришлось уже на повреждённую взлётно-посадочную полосу: пилоты пикировщиков «Вэл» и истребителей «Зеро», взлетевшие с авианосцев, тоже не сидели без дела. В результате крушения при приземлении избежал лишь один Б-17.

В это время американские авианосцы и корабли сопровождения, рассредоточенные вокруг острова Оаху, усиленно дымя трубами, спешили к точке сбора.

На следующий день, после обстрела базы из орудий линкоров, японская морская пехота высадилась на крошечном островке, площадью менее полутора квадратных километров. А ещё через день после того, как над ним затрепетало белое знамя с красным кругом посредине, японский флот двинулся навстречу американцам, растянувшимся походным ордером на добрый десяток миль.

Встреча двух флотов (точнее, авиационных групп флотов) произошла примерно в четырёхстах милях восточнее атолла. И решающей в ней стала выучка пилотов: среди американских лётчиков оказалось немало вчерашних резервистов, ещё недостаточно освоивших боевые самолёты палубного базирования. И пока экипажи эсминцев вели бешеный зенитный огонь по «Вэлам» и торпедоносцам «Накадзима», пытающимся прорваться к «Хорнету» и «Энтерпрайзу», японские подводные лодки приблизились на расстояние торпедного залпа к третьему авианосцу, «Йорктаун» и неидентифицированному экипажем тяжёлому крейсеру. Попадание двух торпед вызвало сильный крен «Йорктауна», а у крейсера произошла детонация боеприпасов в артиллерийском погребе, и он разломился пополам.

Снижение авиационной группировки американцев практически на треть после повреждения «Йорктауна» не могло не отразиться на ходе авиационных атак. И хотя американские пикировщики удачно положили тысячафунтовую бомбу на взлётную палубу авианосца Сорю (затем ещё и торпедированного подводной лодкой «Наутилус», исход сражения оказался предрешён превосходством японцев в оставшейся авиации.

Наступившая темнота и необходимость эвакуации повреждённых кораблей развели два флота. Но победа японцев оказалась более чем убедительной: потеряв всего один авианосец (оставшийся на плаву «Хорнет» пришлось затопить при буксировке в ПёрлХарбор), две подводные лодки, тяжёлый крейсер и четыре эсминца, они оставили американцев на Гавайях без авианесущих кораблей («Саратога» находилась в ремонте после торпедирования подводной лодкой, а «Ленсингтон» погиб в Коралловом море).

51

— Я внимательно изучил послание президента Рузвельта. Значит, британцы, так и не найдя у нас в войсках марсианских «боевых треножников», при помощи которых мы побеждаем немцев, продолжают рассказывать небылицы о наших связях с инопланетянами? Надеюсь, господин президент не верит в подобные фантазии, публикуемые в британских «жёлтых» газетах?

— Разумеется, нет, господин Сталин. Но поступающие из Германии сведения говорят, что Россия не могла за столь короткий срок создать столь совершенное оружие, против которого Вермахт и Люфтваффе не имеют возможности сражаться.

— Что значит «в столь короткие сроки»? Исследовательские работы в области производства реактивных снарядов, о которых упоминается в этом письме, проводились в Советском Союзе ещё в начале 1930-х годов, а впервые мы их применили в боевых действиях в боях на озере Халхин-Гол против японцев, с которыми сейчас сражаетесь вы. И наши инженеры все прошедшие годы не сидели, сложа руки, а совершенствовали это оружие. То, что немцы, строя планы войны против государства рабочих и крестьян, не знали о существовании его, говорит лишь о прекрасной работе нашей контрразведки. То же самое касается наших новейших танков, против которых немецкие оказались просто барахлом. К сожалению, мы так и не успели выпустить их достаточно много, чтобы не позволить нацистам продвинуться так далеко на восток, но сейчас наша промышленность навёрстывает упущенное.

— Но на начальном этапе войны этих танков вообще не было на фронте.

— Конечно, не было! Они стали поступать в войска лишь во второй половине лета прошлого года, и было бы огромной глупостью отправлять на фронт их единичные экземпляры с необученными экипажами. То же самое касается упомянутых господином Рузвельтом реактивных самолётов, которые вообще стали производиться у нас лишь нынешней зимой, а первые два полка появились на фронте в марте. Но это совсем не значит, что опытные работы над двигателями к ним не велись раньше, в 1930-е годы.

Советский лидер говорил совершенно спокойно, как бы размышляя вслух, а не доказывая что-то.

— Я же не зря в нашу первую встречу с вами говорил, что Советскому Союзу найдётся, чем удивить зарвавшегося агрессора. Что же касается следов связи с инопланетной цивилизацией, то ваша страна ищет их немного не там, где следует. От нашей разведки поступил целый ряд донесений — к сожалению, пока без подробных технических данных — о работе некоторых германских тайных лабораторий над «чудо-оружии», образцы или описания которого германские учёные получили в найденных ими древних городах Южной Америки и в Антарктиде в ходе экспедиции «Новая Швабия». Это некие дискообразные летательные аппараты, способные передвигаться со скоростью в несколько тысяч километров и летать на гигантские расстояния на высоте в несколько десятков километров. А возможно, и выходить за пределы земной атмосферы. Вот это вызывает наше беспокойство.

— Эти сведения чем-либо подтверждаются? — изобразил заинтересованность Гарриман, читавший в кабинете президента перехваченный доклад русской разведки.

— К сожалению, документальные свидетельства подобных работ утрачены, но человеку, пытавшемуся доставить их нам, мы верим. И прилагаем все усилия, чтобы восстановить хотя бы часть имевшихся в его распоряжении документов.

А вот и доказательство того, что русские тащили через множество границ отнюдь не пустышку! Тащили, тащили, да так и не дотащили. Но о том, что та самая папка сейчас хранится в сейфе президента, Сталину знать совсем не обязательно. Именно так они решили, обсуждая с Рузвельтом варианты разговора с русским тираном.

— Но косвенным подтверждением существования подобных проектов может быть участившееся в последние недели в немецкой прессе и выступлениях по радио упоминания о некоем «чудо-оружии», «оружии возмездия», которое вот-вот станет доступным Гитлеру и повергнет в прах всех внешних врагов Германии. Включая Америку.

— Да, мы тоже обратили на это внимание, — вынужден был согласиться спецпосланник Рузвельта.

Что это за оружие, Сталин, конечно, знал. Благодаря спутниковой съёмке, радиоперехватам и данным агентурной разведки, предоставленным потомками. Речь шла о тяжёлом танке «Тигр» с 88-мм пушкой, работы над которым немцы резко, в сравнении с историей потомков, активизировали после катастрофических потерь «панцеров» летом-осенью 1941 года. О танке «Пантера», ещё больше, чем в иной истории, похожем на Т-34. О ручных гранатомётах «Панцершрек», в которых воплотились идеи как собственных разработок, так и почерпнутые из трофейных образцов РПГ-7 потомков. О реактивных самолётах фирм «Мессершмит», «Арадо» и «Хенкель», работа над которыми велась ударными темпами. О новых модификациях подводных лодок серий VII и IX, «волчьи стаи» которых терроризировали грузовые перевозки между Америкой и Британией. О кумулятивных и кассетных боеприпасах, широкое производство которых начала германская промышленность, переведённая на военные рельсы значительно раньше, чем в истории потомков. О штурмовых винтовках «Штурмгевер», разработка которых была активизирована после попадания к ним трофейных автоматов Калашникова. Но никак не о ракетах «Фау-2» и ядерном оружии, центры разработки которых развеяли в пыль бомбардировками объёмно-детонирующими авиационными бомбами. И уж точно — не о «летающих тарелках», являвшихся в мире потомков выдумками экзальтированных поклонников Третьего Рейха и откровенных фальсификаторов. Но Гарриману этого знать не полагалось.

— Перспективное оружие перспективным оружием, но нас беспокоят дела нынешних дней, — увёл нить разговора несколько в сторону советский лидер. — Например, решение Гитлера о свёртывании боевых действий в Африке. Да, для Великобритании и Соединённых Штатов вывод корпуса Роммеля из Египта и Ливии и непременно последующая за этим эвакуация итальянцев существенно облегчат ситуацию на африканскомтеатре военных действий. Но у нас нет ни малейшего сомнения в том, куда именно будут переброшены танки Роммеля, а возможно, и итальянские дивизии. Сюда, на Восточный Фронт. Поэтому нам хотелось бы получить от наших союзников заверения в том, что они воспользуются складывающейся ситуацией и максимально осложнят как вывод немецких войск, так и эвакуацию итальянцев из Африки. Можем ли мы рассчитывать на то, что американские и британские сухопутные войска, военно-морские и военно-воздушные силы не допустят беспрепятственной переброски упомянутых дивизий из Африки куда-нибудь на Украину или в Белоруссию?

— Я не могу отвечать за действия солдат и моряков его величества короля Джорджа Шестого, но, как мне думается, Америка сделает всё возможное для того, чтобы уничтожить как больше нацистов в Африке, — пафосно объявил посланник Рузвельта. — Народ Америки высоко ценит вклад советского народа в разгром нацистов, и постарается, чтобы доблесть американского солдата тоже вошла в историю как образец мужества и героизма.

«Ну, да, — подумал Сталин. — В вашу историю эта мышиная возня в барханах Сахары непременно войдёт как решающий вклад в победу над Гитлером, а Красную Армию, сломавшую хребет гитлеризму, вы даже перестанете упоминать в качестве победителей».

Но вслух сказал иное:

— Хорошо. Тогда я обращусь с посланиями об этом к господину Рузвельту и господину Черчиллю. Когда, согласно вашим оценкам, возможно ожидать открытия Второго Фронта против Германии в Европе, как было обещано товарищу Молотову во время его визита в Америку и Великобританию?

— Второго Фронта? — удивился Гарриман. — Да, в военных кругах Соединённых Штатов после визита господина Молотова вопрос высадки в Европе прорабатывался. Но пока лишь чисто теоретически. И, следует отметить, такая высадка отвечает нашим интересам, поскольку победу над Германией можно одержать только на суше. Тем не менее, в силу малой численности и слабости американских сухопутных войск подобная операция не может быть осуществлена нами в одиночку и в ближайшее время. Мы сильны на море и в воздухе, поскольку, как вы знаете, в Западном полушарии у нас нет сухопутных врагов. Мы производим много оружия, которым помогаем Британии и способны помогать вам, но у нас ещё слишком мало обученных солдат, чтобы на равных противостоять немцам на суше. Ведь даже такой мощной сухопутной державе, как Россия, потребовался почти год, чтобы начать нынешнее наступление на Смоленск. Кроме того, нам ещё предстоит построить несколько тысяч транспортных судов для переброски войск в Европу. Не говоря уже о восстановлении потерь, которые мы понесли близ атолла Мидуэй.

— То есть, в 1942 году открытия Второго Фронта в Европе нам ожидать не следует, — сделал вывод русский лидер и нахмурил брови.

— Я не специалист в военных делах, господин Сталин, поэтому точно на этот вопрос ответить не могу. Я экономист, и по экономическим показателям моей страны вижу, что на сегодня она всё ещё не готова к прямому военному столкновению с немцами в Европе. Возможно, её готовность к этому существенно ускорится, если Советский Союз поделится с нами, как с союзниками, некоторыми передовыми технологиями. Не бесплатно, разумеется, — постарался поскорее «съехать» в привычную колею спецпредставитель, чтобы поскорее начать торговаться.

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/280667

Оглавление

Фрагмент 1

Фрагмент 2

Фрагмент 3

Фрагмент 4

Фрагмент 5

Фрагмент 6

Фрагмент 7

Фрагмент 8

Фрагмент 9

Фрагмент 10

Фрагмент 11

Фрагмент 12

Фрагмент 13

Фрагмент 14

Фрагмент 15

Фрагмент 16

Фрагмент 17

Фрагмент 18

Фрагмент 19

Фрагмент 20

Фрагмент 21

Фрагмент 22

Фрагмент 23

Фрагмент 24

Фрагмент 25