Странный домик в тайге [Анастасия Сидорчук] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Анастасия Сидорчук Странный домик в тайге

Герман замерзал, и жить ему оставалось совсем недолго.

Это он понял по онемевшим, уже не чувствующим боли, рукам и ногам, по голове, которая была невероятно сонной и куда теперь практически не приходили мысли (Боже, какое чудо!). А также по тому, как сильно ему вдруг захотелось сладкого. Вот бы сейчас конфетку! Любую, даже самую засохшую карамельку… И чай бы к ней! Сладкий и горячий!

"Господи, — подумал Герман, — если ты существуешь, пошли мне, пожалуйста, чая и карамельку!".

Герман подождал минуту, но чуда не произошло. Тогда он повторил снова:

"Господи, прошу тебя! Не надо мне ни денег, ни славы. Ни квартиры своей же собственной, ни справедливости… Карамельку и чай. Ну, разве же я многого прошу?".

Видимо, Герман просил не много. Поскольку через несколько секунд голова его приподнялась сама собой, без его — Германова — участия, и в рот ему полился горячий чай — медленно, тонкой струйкой, чтобы он не обжегся. Внешность Господа полностью соответствовала представлениям Германа: за шестьдесят, седой, с длинной бородой — белой, то ли от седины, то ли от снега.

— А карамельку? — спросил Герман, удивляясь своей наглости.

Бородатый усмехнулся. Но все же достал из кармана овечьего тулупа замусоленную подушечку "Дунькина радость" и положил в рот Германа.

"Спасибо, Господи!", — мысленно произнес Герман и закрыл глаза. И с чистой совестью приготовился умирать.

Умирать было приятно… Не было ни темного туннеля, ни света в конце него. А была дорога: зимняя, заснеженная. И было ощущение полета. Словно он летел в рай на саночках. Вслед ему своими заснеженными мохнатыми лапами махали ели, а у входа в рай приветственно лаяла собака.

***

Проснулся он от запаха. Вкусного запаха жареного мяса.

"Интересно… — подумал он. — В раю едят мясо?".

Герман открыл глаза. Оказалось, что лежит он на кровати, плотно придвинутой к побеленному боку печки, укрытый тремя тяжелыми ватными одеялами. И пахнет от него не то спиртом, не то смесью полыни и еще каких- то трав.

— Очнулся? — услышал он где-то сверху.

Герман поднял голову.

— Господи?

— Слушай, я тебя, конечно, спас. Но зови-ка меня лучше дядя Яша, — сказал стоящий над ним бородач. — Ты есть хочешь?

Герман хотел. Еще как хотел!

— Да ты лежи! — остановил его дядя Яша. — Ты же слабый еще! Я принесу.

Дядя Яша придвинул к кровати две деревянные табуретки. Поставил на них сковороду, рядом положил ложку и самоиспеченый хлеб на разделочной досточке.

— Ешь. Чем богаты…


Этот домик в тайге язык не поворачивался назвать избушкой. И хоть на коттедж он, конечно, не тянул, но был добротным… Такой дом мог существовать во все времена: хоть в двадцать первом веке, хоть в двадцатом, хоть в девятнадцатом…

Дом был большим, бревенчатым, двухэтажным. На первом этаже комната была одна. Приблизительно тридцать метров пространства совмещали в себе коридор, кухню и гостиную. А также — кочегарку, поскольку изрядное пространство здесь занимала печь.

На втором этаже была гардеробная, почти вся заваленная меховыми шапками-ушанками, валенками и тулупами. Впрочем, среди этого хлама Герман заметил и вполне современную удочку.

Еще были две спальни. Судя по виду, спальнями уже давно никто не пользовался. Сам хозяин, скорее всего, предпочитал спать внизу, на кровати возле печки. А вот бывают ли у него гости…

— Дядь Яша! А у вас гости бывают?

— Бываю иногда… — ответил тот. Дядя Яша все делал медленно, лениво. Но в то же время ловко. И повадками напоминал Герману кота.

— Так кто ты такой? Расскажи, что привело тебя в тайгу?

Почему-то, захотелось все рассказать этому лесному человеку. Поделиться горем… Герман поудобнее уселся на кровати и начал:

— Забвения искал. Хотел, чтобы мысли из головы исчезли… Понимаете, у меня был друг. И бизнес. Свое дело. Мы его на пару с другом основали…

— Кинул тебя твой друг? — понимающе кивнул дядя Яша.

— Ага. И теперь у меня ни денег, ни работы, ни жилья…

Дядя Яша смотрел на него, хитро прищурив один глаз.

— Раньше, когда бизнес был, мне все некогда было. А сейчас, пока новую работу не нашел, я и решил в поход сходить. Проветриться. Денег я почти не тратил. Одежда походная еще со студенчества осталась. Палатку я одолжил на время. Купил только еду — и в путь…

— Да, интересные дела… — протянул дядя Яша, все так же хитро рассматривая его. — И жилья у тебя нет… Скажи — а ты в какой стране живешь?

Вопросу Герман удивился!

"К чему он клонит? А, скажет, небось, что вот в СССР было не то, что сейчас…".

— В России, — вежливо ответил Герман. — СССР распался давно… — на всякий случай, уточнил он. — А зовут меня Герман, потому что бабка…

— А год сейчас какой? — перебил его дядя Яша, которому было не интересно, почему какая-то бабка назвала русского мальчика немецким именем.

— Двадцатый… Две тысячи двадцатый! — опять на всякий случай уточнил он.

"Сумасшедший?! Надо сваливать поскорее…".

— Да я не сумасшедший, — выпалил дядя Яша, словно прочитав его мысли. — Я просто не выходил давно из тайги!

— Почему? — осторожно поинтересовался Герман.

— Нужды не было, — буркнул Яков. Но выглядел при этом, как заметил Герман, разбирающийся в людях, подозрительно. — Еды у меня завались! Консервов лет на десять хватит! Плюс — рыба, плюс — дичь. Огород небольшой летом сажу. Спички и масло — тоже есть. И даже лекарства кой-какие! Одежды — лет пятьдесят носить еще можно… Если ты не отличаешься повышенной эстетикой, конечно…

"Интересно, зачем он мне все это расписывает?".

— А что, Герман? Хотел бы ты пожить в этом домике? — снова хитро сощурившись, спросил дядя Яша. И, хотя он был спасителем Германа, который принял его за Бога, Герману он чем-то не нравился. И даже (стыдно признаться) вызывал страх.

Герман обвел глазами дом. Хотел бы! Еще как бы хотел! Вот только хозяин смотрит на него уж очень подозрительно….

— Да не, — протянул Герман. — Я же городской житель. Куда мне в тайге жить…. Я пойду, наверно…

— Да куда ты пойдешь? — остановил его дядя Яша. — Темнеет уже. И мороз! Погости у меня хоть несколько дней… А?

"И почему он смотрит на меня так заискивающе, словно от этого зависит его жизнь? Ладно. Останусь, но буду внимателен…".

— Переночую, хорошо.

— Вот и отлично, — потер руки дядя Яша. — Вот и хорошо! 2020 год, конечно, не самый лучший… Что, Герман, в масках все ходят уже? В ближайших городах торговые центры какие-нибудь работают? Или все позакрывали, и только с улицы в витрины можно поглазеть? Да, — спохватился он. — А по улице вообще можно ходить? Или с этим жестко — и полиция всех отслеживает и по домам сажает?

Если до этой минуты Герман лишь подозревал, то сейчас убедился окончательно. Он псих! Поскольку человеку в здравом уме такая бредятина вообще не пришла бы в голову. Почему все должны ходить в масках? Они же в Сибири находятся, а не на Венецианском карнавале. Почему все торговые центры должны опустеть? Насмотрелся американских фильмов про зомби? А то, что полиция будет отслеживать людей на улице и разгонять по домам — так такого сюжета даже ни в одном фильме не было…

Герман решительно встал и начал натягивать лыжный костюм.

— Эй, ты куда? Ты же ночевать согласился!

— Вы меня, конечно, извините, — вежливо ответил Герман. — Вы мне жизнь спасли, и все такое… Но то, что вы несете — это… бред сумасшедшего! Иначе не назовешь…

Яков на это лишь криво улыбнулся.

— В общем, я пошел. — Герман наклонился, чтобы надеть ботинки. — Как говорится, спасибо за…

Договорить он не успел.

— Извини, — сказал дядя Яша, отложив в сторону окровавленное полено и подхватывая бесчувственное тело Германа под мышки. — Я, как и ты был… молодой и прыткий. Хотел от жизни многого… А стал рабом лампы. Поживешь с мое в этом тереме — так поймешь и осуждать не станешь!

***

Проснулся он только утром. От того, что за окном лаяла собака.

Он встал, подошел к зеркалу. Голова его была обмотана бинтом и выглядела не сильно пострадавшей.

— Ну и дела! — сказал Герман своему отражению в зеркале, а затем выглянул на улицу.

Будка собаки стояла прямо на крыльце. Почему-то. Обычно будки строят во дворе, возле сарая или просто на пустом месте. Пес смотрел на Германа внимательно, а затем завилял хвостом и взглядом показал на пустую миску.

— Есть хочешь? — догадался Герман. — А чем же тебя кормит твой хозяин?

Он снова зашел в дом и огляделся. Печь еще была теплой, и на ней стояли две эмалированные кастрюли. Содержимое этих кастрюлек было практически одинаковым: и там, и там была гречка с мясом. Только в одной из кастрюль присутствовали кости, а в другой их не было. Вот кастрюлю с костями он и поставил перед собакой, не утруждая себя тем, чтобы переложить содержимое в миску.

Сам он тоже поел, а потом начал осматривать так неожиданно доставшееся ему хозяйство. Часть дома он уже успел осмотреть вчера. Сегодня он сделал это более тщательно, внимательно изучив содержимое шкафов, комодов и даже старенького буфета.

Выяснилось несколько поразительных вещей.

Первое. Ни единого следа дяди Яши, разумеется, он не обнаружил. Нет, в доме были кое-какие его вещи. Одежда — преимущественно белье, футболки, спортивные штаны и вязаные свитера. Бритва и прочие гигиенические принадлежности. Удочка. Ружье и патроны к нему. Невероятное количество еды (и консервы, и свежее — засоленное в банках — мясо), свежие овощи в подполе.

Второе. В одной из спален шкаф был полностью забит женскими нарядами. Век, в который они были изготовлены, Герман затруднялся назвать. Восемнадцатый? Начало девятнадцатого? Однажды, когда он был еще обеспеченным и подающим надежды, он ходил в театр с одной из своих подружек. На спектакль «Голубая камея». И там все актрисы, включая ту, что играла Екатерину Вторую, ходили в таких же платьях.

Интересно! Разве бывает такое, что в одной из комнат — линялые спортивные треники, а в другой — изящные бальные наряды? И все это — в феврале 2020 года, в странном домике в тайге, вдали от цивилизации…

На одной из полок в шкафу с бальными платьями Герман также обнаружил старинную шкатулку. В которой, изрядно попотев, чтобы ее открыть, он обнаружил несметные богатства. Украшения — золотые и серебряные — с крупными цветными камнями. Если бы кто-то из его дружков, с которыми он общался последний год, увидел бы эту шкатулку — жизни бы не пожалел за нее! Ни своей, ни, уж тем более, его — Германа.

Шкатулку он положил на место. Пока что. Пока он в тайге, где из окружения только дикие звери да пес в будке, они ему не нужны. А потом, когда он отсюда выберется… Если выберется…


День прошел в хозяйских заботах и размышлениях. Странный домик! Кем он построен? И, самое главное, для кого?!! Герман все больше убеждался в мысли, что этот дом (добротный и скрытый от глаз) был логовом для воровской малины. Бандитов (что вряд ли), или жуликов (что вероятнее). А значит — нужно быть постоянно начеку! Обвинить его в том, что он залез в чужой дом без спросу, те, кто придут сюда (а рано или поздно кто-нибудь придет), вряд ли смогут. Ведь дядя Яша его сам оставил здесь. (А зачем? Приглядывать? Топить печь и кормить собаку?). Вот он и приглядывает. В том, что Яша вернется нескоро, Герман был уверен. Недаром он расспрашивал про ближайшие города.

А чем объяснить тот бред про маски и опустевшие улицы? Свихнулся в одиночестве? Перечитал фантастики? Нет, такие, как Яша, книг вовсе не читают. Зато с хозяйством у него полный порядок. И с совестью — частично. Голову ведь он ему перебинтовал. И даже кашу сварил. Заботливый какой…

Пес принял его, как родного. Небольшой (не такие нужны, чтобы сокровища охранять) беспородный кобель ласкался к небу, все время норовя поставить ему лапы на грудь и облизать лицо. И, видимо, это его единственный друг на ближайшее время.

Лучший друг. Как минимум — лучше тех, что были у него за прошедший год…

***

Ночью в углах скреблись мыши. Пару часов он не мог уснуть, а как только уснул…

Сны его были странными. Чудилось ему, что за обеденным столом, накрытым старой клеенкой (а он лег спать внизу, возле печи), сидят две дамы… Лиц их Герман разглядеть не мог, поскольку силуэты были воздушными, почти прозрачными… А вот наряды он видел хорошо. Обе женщины (им было хорошо за семьдесят) были одеты в старомодные длинные платья. Не бальные — домашние, но сшитые из добротной ткани. Такие наряды он видел в фильмах, как раз таки про семнадцатый — восемнадцатый век.

Дамы вели себя, как дома. Не стеснялись греметь посудой, доставая из буфета рюмки и графин с темно-коричневой жидкостью, которая, оказывается, стояла в буфете. Зажгли масляную лампу (а он днем гадал — рабочая она, или нет).

Выпив, одна из дам (та, что была одета побогаче) сказала другой:

— Что наша жизнь? Игра! Ну, приступим…

Вторая дама, одетая победнее, кивнула. Голоса она пока не подавала. Зато она достала откуда-то из складок своего длинного платья колоду карт и начала их тасовать. Деловито, ловко. Герман такое уже видел.

— Да куда ты Яшкину колоду достала? — прикрикнула на нее первая дама. — Они же у него все крапленые! Обычную доставай, а то не буду с тобой играть…

Вторая дама вздохнула (Герман, который уже начинал видеть их немного четче, заметил лукавую улыбку на ее морщинистом лице), встала и достала из одного ящичка буфета другую колоду. Сказала:

— Довольна? Этой будешь играть?

Первая дама кивнула. И Герману, который смотрел свой сон, будто интересное кино, подумалось, что первая дама — это госпожа, а вторая — ее верная служанка, служившая ей верой и правдой всю жизнь, а теперь — на склоне лет — панибратски обращающаяся к своей госпоже на «ты». Этим ему понравилась и служанка, и госпожа. Не то, что Раневская из «Вишневого сада», забывшая в доме своего верного слугу Фирса.

— Как тебе наш новый жилец? — спросила служанка госпожу, раскладывая карты.

— Хорош, — весело ответила госпожа. А Герман во сне не сразу догадался, что речь идет о нем. — Молод, красив! Только врун!

— Ага, других не держим! — в тон ей ответила служанка. — Зато его зовут — Герман!

— Хорошее имя, — согласилась первая дама. — Настоящее ли?

— А Яшка — прохиндей!

— Только узнала?

— Улизнул, гад!

— Но хозяина-то вместо себя оставил! — заступилась за него госпожа. — А значит — имел полное право. Еще вернется — вот увидишь!

— А с этим нам что делать? — не унималась служанка.

— Да пусть живет… Поумнеет хоть. К тому же — попал он сюда по адресу. Других наш домик не принимает. Посмотрим, чем все закончится…

«А чем все может закончиться?», — с тревогой подумал Герман, окончательно проваливаясь в сон.

***

Проснулся он бодрым и свежим. Этому, видимо, способствовал свежий воздух, которого в тайге, в отличие от города, было в избытке.

Печь за ночь успела остыть, но в доме было тепло. Окна заливал яркий солнечный свет, а на крыльце громко лаяла собака, требуя, чтобы ее немедленно покормили.

Герман любил животных. Поэтому он быстро оделся (штаны, тулуп, шапка и галоши с войлоком внутри), взял эмалированную кастрюлю со сваренной еще с вечера кашей, вышел на улицу… И понял, что он сошел с ума!!!

На улице было лето. Пес радостно завилял хвостом, на котором теперь были репьи, и практически вырвал у него из рук кастрюлю. А Герман с удивлением оглядывал окрестности…

Трава была зеленой. Деревья, которых, казалось, теперь было значительно больше, тоже утопали в листве. А на деревьях пели птицы. Герман зажмурился, пытаясь прогнать зрительную галлюцинацию, но галлюцинация слуховая никуда не делать. Он по-прежнему слышал пение птиц.

Он открыл глаза, всей душой надеясь увидеть заснеженный февральский лес. Нет, лето никуда не исчезло!


Полдня Герман провел в безделье: ходил по дому из угла в угол, периодически взбивая короткую шевелюру на своей голове и вспоминая, случались ли у него признаки сумасшествия. Получалось — случались. Например, когда он лишился всех денег и квартиры. И что? На этой почве он тронулся умом? Некстати вспомнился дальний родственник, полжизни проживший в психиатрической больнице. А значит — гены у него не самые хорошие…

После обеда Герман немного успокоился. Ну и пусть он сошел с ума! Со всеми бывает… Главное — его галлюцинация такая теплая и радостная. Ему, чтобы посреди зимы погреться на солнышке, теперь даже в Турцию лететь не надо! А на Турцию у него теперь и денег нет… А значит — можно вынести на улицу покрывало и со спокойной душой позагорать.

***

Лето было коротким, и закончилось через два дня.

А дело было так. Полтора дня он загорал, стараясь ни о чем не думать. А когда лег спать, ему снова приснился тот же сон: две дамы, бесцеремонно пьющие на его (он уже считал этот домик своим) кухне и всю ночь играющие в карты. Дамы разговаривали между собой и в этот раз, но он не прислушивался. Уж очень ему хотелось спать.

А утром он проснулся от холода. Поежился под одеялом, потрогал холодную печь, которую он не топил два дня по случаю лета… А затем, не поверив своей мысли, выглянул в окно.

Так и есть. Листва на деревьях пожелтела, и даже уже начала облетать. Было пасмурно, и вот-вот должен был начаться дождь. От этого Герману стало грустно. Ему так понравилось жить в своем жарком летнем сумасшествии, что наступление внезапной осени поразило его до глубины души! Но на всякое душевное терзание есть лекарство — работа по хозяйству. Поэтому Герман, одевшись потеплее, кинулся растоплять печь и готовить завтрак — для себя и собаки.

Ливень начался часа через два и продолжался до самого вечера. На улице делать было нечего. Пес забился в свою конуру на крыльце, и носу оттуда не высовывал. Сам Герман сначала смотрел в окно, а затем решил еще раз хорошенько осмотреть дом.

Сегодня дом был неуютным. То ли от холода, так и не успев прогреться за день, то ли от плохого настроения своего хозяина. В первую очередь Герман подробно ознакомился с содержимым буфета. Помимо старой посуды, состоящей преимущественно из рюмок и бокалов (тарелки, кружки и ложки хранились рядом, в почти современном кухонном шкафу), там действительно нашелся графин с мутной коричневой жидкостью. Герман попробовал ее — ради интереса. Жидкость по вкусу была похожа на забродившую вишневую наливку. Вот странно — дамы уже дважды пили из этого графина, а наливки в нем оставалось все столько же! Ах, да! Это же был сон! Или — нет? Может, они — привидения? После катаклизмов природы, Герман этой мысли вовсе не удивился. Еще — в буфете обнаружились несколько колод с картами. Старенькие, потрепанные. Сколько же лет дамы играют в карты, что картон на них так истрепался?

А еще в комоде был револьвер! Тоже — старинный. Интересно, рабочий ли? Кому он принадлежал раньше? Прохиндею Яшке? Вряд ли. Дядя Яша хоть и отрастил бороду, но выглядел вполне современно. Это подтверждала его одежда — треники и кофты были выпущены явно недавно, никак не раньше времен СССР. Значит — револьвер принадлежал кому-то из дам! Скорее — госпоже, но и служанка могла раздобыть оружие, если сильно постараться. А в том, что у обеих дам-привидений прошлое было темным, Герман, почему-то, не сомневался.

Мысль об Яшкиной одежде натолкнула его на еще одну, более интересную, мысль. И он тут же кинулся наверх, проверять ее.

Действительно, все ярлыки на одежде (где они вообще имелись) были времен СССР. А значило это только одно: что странный домик в тайге умеет перемещаться во времени. Ладно, одежда из СССР есть и сейчас. Она качественная, изнашивается медленно. Но лет Яшке, называющем себя дядей Яшей, не так уж и много… По крайней мере — выглядел он не старым. А вот наличие в доме призраков средневековых дам и то, что зима сменяется летом, а затем — осенью всего за пару дней, подтверждает его догадки отлично!

Герман посмотрел в зеркало, но признаков резкого старения не обнаружил. Затем, выглянул во двор. Его пес тоже нисколько не изменился. Он все так же сидел в конуре, хоть дождь уже и закончился, и внимательно смотрел на хозяина — не принес ли тот ему угощения.

Он постоял на улице минут десять. А уже когда хотел вернуться в дом, услышал, как его окликнули:

— Эй, мужичок?

Герман обернулся. За несколько дней, проведенных в тайге, он уже успел отвыкнуть от человеческого общества, поэтому смотрел на человека за оградой с интересом…

А посмотреть было на что! Человек — мужчина средних лет — сидел на лошади, слегка покачиваясь. Судя по виду, мужчина был изрядно пьян. Одежда на нем была не то, чтобы средневековой… но на современную явно не тянула.

— Ты чей, мужик? — спросил мужчина, непривычно растягивая буквы.

— Я свой, собственный! — вздохнув, с достоинством ответил Герман. Краем сознания отмечая, что фраза эта — из сказок Успенского про Простоквашино, прочитанных им еще в детстве.

— Я спрашиваю — барин твой кто? — недовольно, повысив голос, уточнил свой вопрос мужчина.

Еще месяц назад этот вопрос удивил бы Германа несказанно. Но теперь он не удивлялся ничему.

— Нет барина! Я сам по себе…

«Интересно, а так вообще можно отвечать там… куда я попал?», — подумалось ему.

Мужчина на лошади задумчиво изучил его взглядом. Но подъезжать ближе не рискнул. Слава Богу! Чего от него ждать, Герман не знал. Но всерьез обдумывал — не сбегать ли за револьвером, лежащим в буфете?

А всадник все смотрел на него, думал. Затем, спросил:

— Золото есть?

Золото у Германа было. Целая шкатулка в шкафу. Но говорить об этом незнакомцу он вовсе не собирался.

— Нет, — ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно убедительнее.

Всадник улыбнулся. Хищно. И было видно, что Герману он нисколько не поверил.

— Совсем ничего? Ни самородков, ни песка? Ты не думай, я куплю! Дам дороже, чем другие предлагают. Ну?

А, ясно. Мужчина принял его за золотодобытчика.

— Ничего, — твердо ответил ему Герман и поспешил скрыться в доме. От греха подальше.


Надо сказать, что тот мужчина приезжал сюда еще несколько раз. И даже — не один. Но странного домика в тайге он так и не нашел, поэтому подумал, что все это ему привиделось…

***

Герман сделал важное открытие! Домик перемещается во времени ни абы как, а сразу после ночного визита призрачных дам. Дамы приходят не по графику, а когда им вздумается. И каждый раз играют в карты…

Болтают между собой они тоже о разном. О балах и дуэлях (это госпожа); о том, что кузнец Никифор посылал к ней сватов, а она — дура — им отказала (это служанка); о проходимце Яшке, о его крапленых колодах, которых (Герман уже знал это точно) было десять штук, и запрятаны они были в самых разных углах ЕГО домика. О Германе они тоже болтали. И — удивительное дело — практически без ошибок вычислили всю его биографию.

Дамы стали для него практически членами семьи. Такими же, как пес на крыльце. Или как дядя Яша, который воспринимался теперь Германом не иначе, как дальний родственник.

Сразу после внезапно наступившей осени, он от руки нарисовал календарь, и ориентировался во времени теперь исключительно по нему. Получалось, что он прожил в тайге уже почти год. Еще получалось, что этот почти год — стал лучшим годом в его жизни! Удивительно, но это было фактом. Такая жизнь Герману нравилась. Тихая, размеренная. Он обошел уже все окрестности вокруг, стараясь выходить в неизвестные места только сразу после визитов дам. Боялся, что пока он бродит по тайге, его домик переместится, и он окажется в неизвестности.

Все чаще он задумывался и над своей, непутевой до этого года, жизнью! Ведь дураком же он был! За это и поплатился… Однажды эти мысли он высказал вслух, разговаривая со своим отражением в зеркале. А ночью заметил, что призрачные дамы начали поглядывать в его сторону с уважением.

В общем, жизнь шла своим чередом. Он охотился, собирал грибы и ягоды — если наступало лето, и даже посадил огород, который — о чудо! — несмотря на смены сезонов, плодоносил исправно.

Так было до того момента, пока он не встретил Марию!

***

В то утро была весна. Еще было холодно, а остатки снега таяли нехотя, словно делая одолжение. Обычно он спал часов до десяти утра (ориентировался он по механическим наручным часам), а в этот день проснулся рано. От тишины.

Герман никак не мог понять причины этой тишины, пока не выглянул во двор. Так и есть. Пес, начинавший гавкать, требуя, чтобы его покормили, чуть ли не с восьми утра, молчал. Потому как не было на крыльце никакого пса, а возле будки лежал только перегрызенный пустой ошейник.

Вздохнув, Герман оделся потеплее, и отправился на поиски. В том, что пес один бегает по тайге, не было ничего страшного. Но! Домик в любой момент мог переместиться, а если пса в нужный момент не окажется на крыльце в своей будке, то он застрянет в том времени, в котором оказался. К псу Герман уже привык, поэтому не мог рискнуть потерять лучшего друга.

Раньше он не мог похвастать интуицией. А вот теперь — прожив почти год отшельником на природе — чувства его обострились до предела. А может, так действовало на него общество призрачных дам? Так или иначе, но Герман, не долго думая, пошел прямиком к реке. И ведь не ошибся!

Лед на реке подтаял, и уже начал трескаться, пропуская мутную холодную речную воду. Вот в этой воде он их и заметил, еще издалека! Он понял, что произошло, в первую же секунду. Собака вышла на лед и провалилась. А девушка, случайно (случайно ли?) оказавшаяся рядом, кинулась ее спасать. И едва не утонула сама… Впрочем, когда он успел добежать до реки, и собака, и девушка были уже на берегу. Обе — мокрые. Обе — замерзшие, посиневшие от холода.

Обеих он и привел домой, помогая по очереди то одной, то — другой.

Печь, слава Богу, была еще теплой, и заново ее растопить не составило труда. Собаку он быстро закинул наверх, в теплый уголок на печи. Сверху накрыл ее ватным одеялом.

Девушку тоже надо было скорее отправить под одеяло. Но прежде хорошо бы было снять с нее мокрую одежду.

— Сама разденешься, или помочь? — быстро спросил он, протягивая ей одеяло.

Лицо девушки — невероятно бледное — залилось краской. Она не ответила.

— Тогда — сама, — быстро сказал он. — Я отвернусь. Кидай одежду на пол, заматывайся в одеяло, и к печке садись. А я пока чай организую.

Действительно отвернувшись, он начал возиться сначала с печкой, потом с чайником. Когда он повернулся, девушка уже стояла завернутой в одеяло и испуганно смотрела на него.

— К печке ложись, — потянул он ее к кровати. — Да не бойся… Я сейчас!

Он сбегал наверх и принес со спален еще два одеяла. Сверху, подумав, накинул на нее еще и овечий тулуп. А спустя десять минут он уже поил ее чаем с малиной. (Собаке он налил горячих щей в чашку и поставил на печь).

— Холодно? — заботливо спросил он, глядя на ее белые пальцы.

Девушка кивнула. Все так же настороженно.

— Я — Герман, — представился он. — А ты?

Она молчала.

— Имя есть у тебя?

— Мария, — тихо сказала девушка.

Мария… Замечательное русское имя. Интересно, а в каком времени он сейчас?

— Какой сейчас год, Мария? — спросил он. И тут же вспомнил Яшу с его дурацкими вопросами.

Мария неопределенно пожала плечами. Но чай пила жадно, будто боялась, что он отберет.

— А с волосами у тебя что, Мария? — не удержавшись, он дотронулся до ее головы. Волосы у нее были русыми, заплетенными в тощую длинную косу. Вот только было ощущение, что половина из них, торчащая во все стороны, была то ли неаккуратно пострижена, то ли… вовсе обрубленная топором.

Девушка смутилась, будто он сказал что-то и вовсе неприличное. Но все же ответила:

— Барыня лютует.

— Это как? — удивился он.

— Ревнует барина. Всем девкам волосы обрубила…

Во как!

— Топором?

— Ага. Она в возрасте уже, — уточнила Мария, будто это могло оправдать барыню. Некстати вспомнилась Салтычиха, измывавшаяся над дворовыми девками как хотела. — Не может смириться с тем, что не молода…

Разговаривать с Марией было приятно. Пес, уже успевший отогреться, подал с печки голос, требуя еще одну миску со щами. Не отказалась от щей и Мария, тоже успевшая отогреться и осмелеть, видя, что Герман не собирается причинять ей никакого вреда.

Никогда в жизни Герман не приносил девушке в постель щи. А вот теперь принес, и радовался этому несказанно! С Марией ему было легко. Несмотря на то, что они родились в разных веках. Несмотря на то, что она была крепостной (как выяснилось), а он — свободный, хоть и лишившийся всего, гражданин.

Мария была хороша. Без наращенных, когда-то успевших ему надоесть, ресниц, без косметики, без накачанных губ. Чудо, а не женщина! Естественная, гармонично смотревшаяся в таежной глуши. Общую картину нарушали только обрубленные топором волосы…

— А давай я тебя постригу? — удивляясь сам себе, предложил Герман.

Мария посмотрела на него удивленно.

— А чего тебе терять? Соглашайся? Ножницы у меня есть, расческа тоже… Я тебе сейчас одежду принесу, подожди…

Он снова кинулся наверх. А вот возле шкафов с одеждой замешкался. Не знал, что ей принести. Логичнее было бы дать ей одно из старинных платьев. Но вряд ли крепостная носила когда-то бальные платья… Поэтому Герман принес ей один из спортивных Яшиных костюмов.

— Вот, — протянул он ей. — Все чистое! Переодевайся, а я пока за ножницами схожу.

Когда он вновь спустился вниз, крепостная Мария стояла посреди комнаты в СССРовском спортивном костюме, и вновь смущенно прятала глаза в пол.

— Что не так? — в недоумении спросил он.

— Так неприлично, — еле слышно прошептала она. — Я же не мужчина…

Поняв, наконец, в чем дело, он ответил:

— Извини, но женских юбок у меня нет. Поверь, это нормальная одежда, — он едва удержался, чтобы не сказать: «В нашем мире», но вовремя сдержался. Не следовало пугать ее раньше времени. — Поверь, скоро ваши барышни будут в таком же ходить. Мода меняется…


Прическа получилось креативной. Но, Марии она шла, и даже понравилась. Это было видно, когда она посмотрела на себя в зеркало, стряхивая с лица налипшие волоски.

— Помыться хочешь? У меня в доме ванная есть. Прошлый хозяин был с золотыми руками, ванную сделал…

Герман не лукавил. У дяди Яши руки, действительно, были золотыми. Вот только использовал он их чаще не законно. Это подтверждали и его собственные догадки, и ночные разговоры призрачных дам.

Он наполнил ванну холодной водой из бочки, которая стояла рядом. Туда же вылил ведро горячей воды, которое всегда стояло на плите. Объяснил, что такое шампунь и гель для душа (все это было в Яшиных запасах), а Мария восхищалась нехитрыми бутыльками, радуясь, словно ребенок, и говорила, что такого нет даже у их барыни!

Еще больше она обрадовалась длинному махровому Яшиному халату, которым Герман никогда не пользовался, а потому забыл, что он висит на двери ванной. И выглядела теперь абсолютно счастливой, лишь изредка озабоченно вспоминая, что ей нужно возвращаться домой.


На ночь Герман оставил ее у себя, постелив в одной из спален наверху. А сам ушел к себе и начал молиться. Он обращался, сам не зная к кому. Уверял, что будет вести себя исключительно хорошо! Молил, чтобы домик как можно дольше не перемещался, чтобы Мария подольше могла оставаться у него. Он так ушел в свои мысли, что даже не удивился, когда возле его кровати материализовалась одна из дам и, повиснув дымчатым силуэтом в воздухе, улыбаясь, спросила:

— А что тебе с перемещений дома? Оставь ее у себя насовсем, да и всего…

И почему такая простая, но в то же время гениальная мысль, не пришла в его голову самостоятельно? Действительно, зачем ей возвращаться к барину, когда она может жить с ним?!!

***

И вновь жизнь шла своим чередом, только теперь значительно интереснее и приятнее!

Мария оказалась настоящим сокровищем. Рассказ про странный домик не произвел на нее такого сильного впечатления, как он предполагал. Объяснилось это просто: Мария, наслушавшись в барском доме сказок и преданий, свято верила в русалок, колдунов и леших. Поверила она и в перемещающийся дом, лишь изредка приглядываясь к Герману, будто ища в нем вселившийся нечистый дух. Герман в такие моменты крестился, а Мария улыбалась, и все подозрения сходили на нет.

С такой же легкостью она научилась читать и писать, под чутким Германовым руководством. И с легкостью же сменила махровый халат на спортивные Яшины костюмы, привыкнув к удобной одежде.

И все же, однажды она поставила его в тупик простым и логичным вопросом.

— Кто ты? — спросила Мария.

Герман понял, о чем она спрашивает. Но все же попытался уйти от ответа.

— Герман, твой спаситель. Хозяин этого дома.

— Ты барин? — спросила Мария. — Или крепостной? Расскажи о себе. Объясни, как сумеешь. Я пойму, ты не бойся! Я смышленая…

Герман вздохнул. Попытался сформулировать про себя простыми словами, кто такой бизнесмен… А потом вдруг понял, что все это будет неправдой! И решил не врать — ни ей, ни себе…

— Я игрок! Картежник! Знаешь, что это?

Мария кивнула.

— Наш барин — картежник. Заядлый. Как карты завидит — становится безумным! Не может остановиться… Барыня говорит — он их по миру пустит… А ты — такой же?

Герман кивнул.

— Был такой же. Пока все не проиграл. Бизнес. Деньги. Квартиру — дом по вашему… Но теперь все не так, не бойся… Знаешь, этот домик меня исправил. Правда! Я много думал. Что было бы, если бы я его не нашел? Пропал бы. С ума бы сошел. А скорее — пытался бы отыграться. И жизнь бы проиграл, потому как те мои старые друзья — жулики… Хорошо, что я здесь оказался!


Следующей ночью призрачные дамы были необычайно задумчивы, и в карты почти не играли…

***

Все хорошее когда-нибудь заканчивается!

Вот и в их жизни наступил тот момент, когда все полетело к чертовой матери! Случилось это осенью, когда оба они, вернувшись из леса уставшими после сбора грибов и ягод, мирно пили чай и смотрели в окно.

— Барин! — вдруг выпалила Мария, испуганно побледнев.

Герман глянул в окно. Возле калитки, брезгливо поглядывая на заливающегося пса, стоял человек.

Человек был богат и знатен — вот первое, что можно было понять, глядя на него. Еще — человек был зол. А еще — человек привык, что все в округе ему подчиняются, и вряд ли слышал об уголовном кодексе. Поэтому Герман поспешно встал и нашарил в буфете старинный револьвер. На всякий случай. А затем вышел на улицу.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался Герман.

Барин глянул на него так же брезгливо, как на пса.

— Машка моя здесь? — спросил он. И, не дожидаясь ответа, оттолкнул сначала лающего пса, а затем и Германа, и вошел в дом.

Мария, стоя посреди комнаты все в том же спортивном костюме (который несказанно удивил незваного гостя), дрожала от страха.

«Видимо, не без причины», — подумалось вдруг Герману.

— Живая, — заключил при виде ее барин. — Думали, волки тебя съели по весне, а она — живехонькая… А что за вид у тебя? Непотребство какое… — Барин повернулся к Герману. — Это, — он показал на Марию, — моя собственность! А ты, получается, украл ее у меня, как мне уже донесли. Видели вас в лесу, вот и прибежали мне докладывать…

Разговор был неприятным. Но в том, что этот человек, мнивший себя владыкой мира, пришел один, угадывался некий скрытый его интерес.

— Чего вы хотите, — спросил Герман, пряча револьвер за спиной.

— Забрать свое, чего же еще? — удивленно развел руками барин. — А не хочешь отдавать, так плати!

Платить Герману было чем. Например, шкатулкой с драгоценностями, запрятанной в шкафу. И Герману ради Марии вовсе не жалко было с ней расстаться, но… Но чутье подсказывало ему, что ни к чему это не приведет…

— Нет денег, — твердо ответил Герман. — И Машу я не отдам.

Барин поморщился. Задумчиво огляделся, а затем сказал уже заискивающе:

— А в лесу ты что делаешь? Золото ищешь? Можешь и золотом расплатиться. Я возьму…

— Нет золота, — Герман красноречиво достал из-за спины револьвер. Но сильно этим барина не напугал.

— Ну нет — так нет… А может — сыграем? Вон у тебя карты, — взглядом он показал на несколько крапленых колод, лежащих на буфете. — Выиграешь — Мария твоя. Законно, я карточный долг уважаю! А нет… А не буду с тебя ничего брать… Стало быть, ничем ты и не рискуешь…

Герман вдруг поймал себя на мысли, что всерьез обдумывает его предложение. Крапленые Яшины карты он уже изучил, как свои пять пальцев… А значит — не проиграет. И Мария останется с ним, и барин сюда больше не сунется…

— Нет, — сказал он. — Я обещал больше не играть. И если вы сейчас не уйдете — я вас застрелю!

Нехотя, но барин все же ушел. Пообещав вернуться завтра. И что-то подсказывало Герману, что вернется он не один, и с оружием.


Мария всю ночь не спала, как он ни пытался ее успокоить. Заперлась в комнате наверху и рыдала всю ночь. А Герман вновь молил призрачных дам переместить дом во времени.

Молитвы его остались не услышанными.

***

Барин пришел ближе к вечеру. Один, и даже без оружия, что было совершенно невероятным.

— Сыграем? — не здороваясь, предложил он, высыпав на стол горсть… оказавшуюся драгоценными украшениями. — Узнаешь, Машка? — мельком глянув на Марию, обратился к ней барин. Больше на нее он ни разу за вечер не взглянул. — Барынины побрякушки.

Мария их узнала. И даже повертела в руках, поражаясь собственной наглости.

— Сыграй… — вновь повторил барин. Так закоренелые алкоголики выпрашивают полтинник на бутылку. — Видишь — свербит в душе!!! Играть хочется — мочи нет! Ты же сам такой, я же вижу!!! Ну… Выиграешь — ей барынины украшения подаришь. А нет… Вот, хотя бы часы свои поставь. Ну… Часы против драгоценностей?

Герман посмотрел на Марию. Сколько унижений она вынесла от своей несносной барыни? Быть может, барские украшения хоть как-то компенсируют ее страдания? К тому же — с Яшкиной колодой он точно не проиграет…

— Один раз, — твердо сказал Герман, решившись. — Один раз сыграем, и ты уходишь. И больше никогда сюда не придешь… И Марию в покое оставишь…

Барин радостно закивал, глядя, как он тасует крапленую колоду.

***

Проклятые призрачные дамы куда-то запропастились, подвергая искушению и Германа, и даже Марию.

Одним вечером дело, разумеется, не закончилось. Потому как на следующий день барин приехал вновь.

— Дай отыграться! — хрипло сказал он. Руки его при этом тряслись, а глаза были безумными.

— Нет, — все же ответил ему Герман. Но уже не так уверенно, как вчера.

Весь вечер Мария ходила в барских драгоценностях, каждые пять минут любуясь на себя в зеркало. Понять ее можно было. Всю жизнь она вкалывала, как проклятая. Постоянно была голодной. Пара валенок (штопанных-перештопанных) переходила от одного человека к другому… А летом и вовсе она ходила босиком. И одежда ее, полусгнившая… за которую она так цеплялась, когда Герман хотел ее сжечь. И выходки барыни. И прав-то у нее никаких не было, одна непроглядная темнота…

Вот поэтому-то Герман и сдался. Ради нее… Потому что ей должно было достаться максимум благ из господского дома — ее темницы.

По крайней мере, так он оправдывал себе свое малодушие!

— Один раз, — согласился Герман. — И все! Завяжем на этом!


И вновь — он выиграл! И на следующий день — тоже. И так продолжалось уже неделю.


А потом случилось вот что.

В тот вечер барин пришел позже обычного, когда было уже темно. Парой слов перекинулся с Марией, вышедшей покормить собаку. Кивнул Герману, как своему старому знакомому. И по привычке сел на свое — уже ставшее излюбленным место — спиной к выходу.

Герман, которому эти игры уже порядком осточертели, сел напротив него. Положил возле себя револьвер. Сказал:

— Этот раз — точно последний. Придешь завтра — застрелю.

Покосившись на револьвер, барин кивнул.

— Играем? — спросил он необычайно весело. — Только на сей раз колоду-то свою смени! Поистерлась она уже, да и не доверяю я тебе, братец!

Вздохнув, Герман встал из-за стола, поднялся наверх и принес оттуда другую колоду. Не особо волнуясь по этому поводу, поскольку у Яшки все они были со своими секретиками.

Мария барина больше не боялась, и эта мысль приятно грела душу. Еще — хотелось бросить все, и уехать куда-нибудь. Вернуться бы с ней в 2020 год. Купили бы они себе на выигранные драгоценности квартиру. По миру бы поездили. Она ведь ничего, кроме окрестностей барского дома, да этого домика посреди тайги, и не видела…

А если эти проклятые дамы и дальше не появятся, то проживут они с Машей и в этом времени. Бросят дом, собаку с собой возьмут. Проживет он и здесь. Приноровится, ему не привыкать. Купцом станет, или кем еще… Изобретателем, например. Будет изобретать то, что уже есть в его прошлом мире. Например — мобильные телефоны…

Герман так размечтался, что чуть не проиграл. Но все же вовремя спохватился — выиграл. Сгреб со стола драгоценности (в этот раз горсть была значительно меньше, видимо, барин принес последнее, что было в его доме), взял в руки револьвер.

— Завтра не приходи, — он постарался сказать это как можно тверже. — Иначе — убью.

Барин смотрел на него, хитро щурясь, будто и не проиграл вовсе. И Герман насторожился, перехватил револьвер поудобнее, хоть и не был уверен, что он исправен и может стрелять.

— Завтра и не понадобится, — недобро подмигнув ему, ответил барин.

К тому, что барин вдруг достанет оружие и выстрелит в него, Герман был готов. А вот к тому, что Мария, стоящая позади него, вдруг со всей силы ударит его — его же кухонным ножом, нет!


Темнота наступила мгновенно. Сразу за вспышкой боли. Он пытался открыть глаза, но все плыло перед ним, и не хотело фокусироваться в единую картинку.

Кажется, барин спешно обыскивал ящики шкафов, сгребая в льняной мешок свои же проигранные драгоценности.

Кажется, кричала Мария.

Кажется, барин ласково успокаивал ее. Говорил, что слово свое держит! Говорил, что теперь она — не крепостная. Говорил, что с ним — Германом — жизни бы ей не было, потому как он — картежник, такой же, как и сам барин! Что теперь он выдаст ее за своего сына, в которого она с детства была тайно влюблена, что они поедут в Петербург. И, если повезет, то она станет фрейлиной самой императрицы…

А когда за ними закрылась дверь, Герман, наконец-то, потерял сознание.


В следующий раз очнулся он ночью. От боли. А еще от того, что над ним, склоняясь, хлопотали призрачные дамы.

Явились! Когда он ждал их — не приходили. А теперь не дают ему спокойно умереть!

— Делай же что-нибудь! — строго говорила та, которую Герман считал госпожой.

— Да что тут можно сделать? — оправдывалась та, которую он считал служанкой.

— Ты же сестрой милосердия была! — напомнила первая.

— А у тебя любовник был врачом, покаты его не застрелила! — ответила ей вторая.

Вот теперь, находясь на грани жизни и смерти, Герману удалось разглядеть их лица. Госпожа была старше, но — красивее. Лицо ее, несмотря на морщины, было утонченным, породистым. Лицо второй было просто симпатичным, но на щеке красовался средней величины шрам.

— Ах, Герман, Герман, — сказала она, обрабатывая ему рану все той же жидкостью из графина. — Не выдержал ты испытания… Дурак! И обещаний своих не сдержал.

— И что теперь будет? — еле слышно, собрав на это все силы, спросил он. Но дамы его, все же, услышали.

— Посмотрим! — философски развела руками вторая. — Умрешь — так будешь с нами по ночам в карты играть веки вечные! Пока грехи свои не искупишь. А если выживешь — от тебя все зависеть будет…

***

Дни тянулись долго. Удивительно, но рана заживала на нем, как на собаке. Из-за собаки он и начал вставать, поскольку пса надо было кормить. Пес ведь не виноват, что его хозяин такой дурак!

Не виновата была и Мария, едва не убившая его. К этой мысли Герман начал склоняться через неделю. Эта мысль и позволила ему выздороветь окончательно. Ведь обещал же он не играть, а сам! Не играй он — ничего бы этого не произошло… И дамы бы не обиделись на него, и переместили бы их в другое время… И ушли бы они с Машей, и зажили счастливо…

А барин ее прав. С игроками их женам жизнь светит несчастная… Быть фрейлиной у императрицы намного лучше. Еще — всегда нужно помнить, что человек слаб. Поддался ведь он сам искушению! Так чего же он хочет от нее? Она ведь не на богатства барские позарилась, он был в этом уверен. Она хотела безопасной и более привычной для нее жизни, чем в волшебном домике с Германом: стать вольной, пожениться с давно любимым ей барским сыном. И жить спокойно.

Да, виноват был только он сам. И — вернись он в то время — он бы сам пошел искать ее, чтобы вернуть назад. Или не нужно ее возвращать? Может — ей будет лучше в Петербурге с барским сыном, чем с ним — игроком, на которого нельзя положиться.

И вновь он советовался об этом по ночам — то ли сам с собой, то ли с призрачными дамами… Но дамы спокойно играли в карты и болтовню Германа не слушали.

***

Снова — все то же самое: неожиданное лето, которое длится от силы два-три дня, сменяется поздней осенью, а то и вовсе морозной зимой. Хорошо, что Герман не страдает вегето-сосудистой дистонией, а то его организм не выдержал бы таких перепадов.

Вновь Герман охотится, рыбачит и сажает нехитрый огород. Но вот беда: все это теперь не приносит ни радости, ни успокоения.

От нечего делать начал генеральную уборку в доме. Выдраил все уголки, убрал всю паутину, отмыл полы так, что они начали блестеть. В щели на полу нашел барынины сережки. Те самые, которым так обрадовалась Мария. Не в силах смотреть на них, хотел бросить в печь. Но все же передумал — положил в шкатулку к прочим украшениям. Пусть будут. Быть может — призрачные дамы понаряжаются в них какой-нибудь ночью.

А вечерами — долгими и одинокими — снова мысли. О том, как заживет, когда выберется отсюда. Если выберется… И куда выберется, в какое время? Простил всех. Дружков, оказавшихся жуликами (сам ведь с ними связался!). Барина — игромана. К психологу бы ему, а лучше — к психиатру. Но, увы, ни тех, ни других в их веке, скорее всего (в истории он не силен), нет.

И Машеньку бы свою простил! Если бы только она оказалась снова рядом!!!

Вспоминал, как радовалась она простецким шампуням и гелям для душа. Как ходила по дому в махровом халате…

Да, что имеем — не храним, а потерявши — плачем.


Под стать его настроению, дамы этой ночью предались меланхолии и неожиданно начали петь романсы. К картам и наливке не притронулись вовсе.

***

Когда утром он вышел на крыльцо — удивился несказанно. К изменениям в погоде он уже привык. Но в этот раз изменение было в окружающем его пейзаже!

Метрах в пятистах от его домика стоял шалаш. Возле шалаша едва дымился костерок, успевший за ночь почти прогореть, а вот людей видно не было. Погода была морозной — видимо, начало ноября. И спать в шалаше, наверняка, холодно. И кто же, интересно, в теремочке живет? Ужасно заинтригованный, Герман зашел внутрь. И замер…

В шалаше, укрывшись замусоленным овечьим тулупом, спала Мария.


И вновь — то же самое. Герман приводит ее в свой дом, топит печь, кормит щами. И вновь та смущается и прячет глаза в пол.

— Обманул тебя барин? — решившись, спросил Герман.

— Нет, — еле слышно ответила она. — Сдержал слово. И вольную дал, и жениться мы должны были с его сыном. И в Петербург зимой собирались…

— Так почему же ты здесь? — не понял Герман.

— Стыдно. Простить не могла себе, что с тобой так… Поэтому и ушла в тайгу. Шалаш построила. Ждала — вдруг появишься. Прощения хотела попросить. Прости меня… если сможешь…

Герман улыбнулся. Обнял ее, сказал:

— Простил давно, Маш. И ты прости. И еще: давай уйдем, Маш? Поселимся в том времени, куда в следующий раз принесет нас наша избушка! И будем жить вдвоем. Согласна?

И вновь Герман оказался счастливчиком — Мария согласилась.

***

Проснулся он от звука. Странного знакомого звука, от которого Герман за полтора года, проведенные в тайге, успел отвыкнуть.

Стучали в дверь.

Подумав, Герман быстро оделся, взял с буфета револьвер и открыл дверь.

И даже узнал в человеке, изменившемся до неузнаваемости, дядю Яшу.

— Привет, — сказал тот, ехидно покосившись на револьвер. — Ну как? Не развалил еще мое хозяйство?

Герман отрицательно покачал головой. Пропустил его внутрь. Выглядел тот теперь сногсшибательно! Борода его теперь выглядела стильно и современно. Видимо — советский дядя Яша по достоинству оценил барбершопы. Еще — на нем был современный лыжный костюм, черная трикотажная шапка и хорошие лыжные ботинки. (Сами лыжи остались стоять на крыльце).

Дядя Яша в эту минуту был так похож на депутата, отправившегося отдыхать на лыжный курорт в Швейцарию, что Герман не удержался. Спросил ехидно:

— Вы в наши края насовсем, или просто с дипломатическим визитом?

Дядя Яша шутки не оценил, и молча начал разбирать большущий рюкзак, который принес с собой.

— Вот, затарился… — показал он на содержимое рюкзака. — Погулял по городу, денег заработал, в магазинах почти все оставил… Вот, подарок тебе привез, — он кинул на стол две самодельные тканевые маски. — Бери, чего смотришь? Без этих штук сейчас никуда… Денег немного осталось, но все тебе отдам… Протянешь пару месяцев, а дальше уже сам! Ну, что ты смотришь так? Пойдешь назад? Сейчас ноябрь 2020-го. Или со мной хочешь остаться?

Герман оглядел дом. Родной ему дом… Притянул к себе Машу, спустившуюся со второго этажа…

— Пойдем. За деньги спасибо. За все спасибо! А шкатулка ваша на месте, мы ничего не взяли, не волнуйтесь… Будь счастлив, дядя Яша! Будьте счастливы, призрачные дамы… Я благодарен вам за этот урок!


2023год.