Переворот [Кристина Борис] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Пролог
Эта новость разлетелась по всему королевству с завидной скоростью и вызвала неоднозначные чувства: король Уильям исчез. Утверждалось, что старый король тяжело заболел и отправился в глубокую провинцию доживать свой век в небольшом поместье вместе со своей королевой-матерью, а править королевством вызвался его двоюродный брат – молодой принц Эдуард. Так оповещал королевский двор, но все знали, что это не так – короля Уильяма убили.
На самом деле переворот застал короля с бутылкой эля. Кровь и эль смешались в его горле и вырвались наружу с хрипом из-за пики в груди – подарок от нового короля Эдуарда. Королева-мать бежала из страны.
Никого не смущал такой расклад, и все делали вид, будто это их не заботит, ведь своя жизнь куда ближе и понятнее, нежели жизнь человека, поедавшего твой хлеб каждый день.
«Да и чёрт с ним! Он же не волновался, как ты добывал себе хлеб, как ты оплачивал ему налоги, откуда ты брал эти деньги! Так какого чёрта ты должен думать о том, что его закололи как свинью? Я даже рад этому. Лишь бы новый король не был таким же пьяницей». – это или что-то подобное можно было услышать из различных закоулков королевства.
Смена власти совпала с открытием осенних ярмарок, потому часто на лавках с тыквами красовались фигурки исколотого старого короля. Эль разливался рекой, а самодельные театры постоянно разыгрывали спектакли, где воссоздавали сцену смерти короля и изгнания королевы. Народ ликовал и пел песни в честь нового правителя.
Новый король Эдуард и так должен был стать следующим правителем, ведь он был близким по крови старой знати – горячо любимый племянник королевы-матери. Прямых наследников у короля Уильяма не было. Народ с нетерпением ждал перемен, надеясь освободиться от диктатуры и нищеты.
Всё изменилось, когда король Уильям неожиданно для всех объявил о том, что наследник всё же есть. Это возмутило многие великие дома, но ещё больше их поразила следующая новость: наследник не из знатного дома – это плод слабости от гончарной девки.
Каждый представитель знатного рода, кто имел хотя бы одну физически зрелую дочь, надеялся подложить её под старого короля, чтобы она понесла от него наследника и иметь право на то, чтобы именно его внук стал следующим королём, прославив род знати. Если старый король не сможет исполнить свой долг, то следующий король Эдуард уж точно осуществит мечту расчётливых отцов. Потому новость о наследнике гнусного происхождения повергла в шок и вызвала много возмущений.
Постепенно начинался бунт. Король Эдуард не хотел просто так прощаться с мыслью о троне. Воспользовавшись моментом, господа поддержали партию молодого и амбициозного Эдуарда, по-прежнему надеясь осуществить свой план с наследником. Так у Эдуарда появилась подкупленная многочисленная армия, средства и поддержка великих домов, а, следовательно, и их народа.
Так произошёл переворот.
Уильям
Король Уильям был обделён вниманием и лаской с самого детства. Он не мог получить любовь короля-отца, потому что тот не видел в нём ничего, что свидетельствовало о том, что страной будет управлять рассудительный и уверенный мужчина.
Ранимый и трусливый мальчик только и слышал упрёки со стороны отца: «Ты здоров как бык. Только внешность ещё напоминает о том, что ты мужчина! Подумать только, эта девка с признаками мужчины любит плакать от сопливой песенки барда, готового бренчать на своей лютне любую ахинею, лишь бы дали тому пожрать! Может ты ещё женишься на мужчине!»
Даже когда его отец умирал, вместо прощального слова Уильям получил плевок в лицо: «Я жалею, что ты займёшь трон. Передай своей матери, что она победила – она так и не родила мне наследника.»
Королева-мать его тоже презирала. Она считала его виновником всех её бед и унижений, которые она терпела годами от своего мужа. Король не мог поверить, что Уильям его родной сын. Отец был решительным и смелым воином, а сын никак не походил характером на него, хотя схожая внешность с королём прямо указывала на то, что вины за королевой нет.
Одинокий и нелюбимый, он терпел упрёки с требованиями сотворить того, чего он не мог сделать – стать храбрым и уверенным в себе мужчиной.
После смерти отца, Уильям был не готов взваливать на свои плечи проблемы государства, и неожиданно для себя, ему впервые помогла мать. Она взяла на себя все проблемы правления, но для народа Уильям по-прежнему оставался королём. Единственное, что любил делать Уильям как истинный король – устраивать роскошные пиры. Потому он предавался хмельному веселью, а мать с лёгкостью управляла как слабохарактерным сыном, так и боязливым народом.
Власть опьянила королеву-мать, потому она боялась того момента, когда настанет время женить своего сына. Потому при виде любой женщины во дворце, равной по годам сыну, королева-мать не скрывала своего презрения к ней.
Некоторые жители злословили, что королева спит со своим сыном и не желает его ни с кем делить, а король выпивал прежде чем лечь с этой старухой. Отсюда распускались новые сплетни о ненасытности королевы ввиду того, что Уильям частенько налегал на питьё во время многочисленных увеселительных пиров. Всё это были лишь сплетнями.
Уильям был слабым и нерешительным человеком, любящий стихи, музыку и танцы, но с самого детства мать ему твердила, что он мужчина, он будущий правитель, он должен принимать верные решения и наказывать непослушных ей или ему людей. Так, через материнское «должен», вырос внешне суровый мужчина: крепкий, рослый, немного полный, с густой чёрной бородой и злыми чёрными глазами, как у отца, что придавало ему ещё больше суровости, но любящий розы, лютню и пёстрые наряды. Вид мужчины, внешностью схожего с умершим суровым королём, который заставлял дрожать даже при упоминании Его Величества, в пёстрых тряпках вызывал смех и неуважение у народа и чувство стыда и раздражения у матери. Он устраивал пиры, чтобы хоть где-то наслаждаться цветами, музыкой и танцами, и познавал всю радость через пьянки. Мать разрешала ему это, но при условии, что на его пиршествах будут присутствовать только мужчины. Так мать и сын удовлетворяли свои потребности: он предавался своим потехам, а ей было легче его контролировать. Однако оба были глухи друг к другу: Уильям не понимал намерения матери очернить его имя и не собирался ничего предпринимать, а королева не понимала, что через пьянство Уильям заглушает свою боль одиночества.
Когда Уильям был ещё юношей, только – только прижатым в условия королевы, чтобы полностью предаться своим увлечениям, он тайком убегал из дворца, переодевшись в фермера и гулял по примыкающему к дворцу городу, наблюдая за движением пёстрых юбок. Это занятие король находил забавным. Он видел, что большинство народа живёт бедно, но его заботило лишь то, как бы не узнала мать о его тайных прогулках – Уильям абсолютно не подходил на роль настоящего мужчины.
Однажды, на очередном побеге, он встретил на рынке девушку, продающую горшки. Девушка была светловолосой, с курносым носиком, маленькой и пухленькой, с изящными руками, которыми она вытирала горшочки такие же, как и сама девушка: круглые и маленькие. Его поразила эта гармоничность, но больше всего его поразили её глаза: большие и светлые, в которых таилась та нежность и доброта, которую он не встречал ни у кого, даже у своей матери, которую, какой бы она ни была, он сильно любил и испытывал к ней огромную привязанность.
Их взгляды сошлись. Уильям находил эту девушку прекрасной, несмотря на то, что её милое, слегка грязное личико, уродовала улыбка со скверными зубами. В ней таилась очарование любви, под которое безропотно попал Уильям.
Вечером, после торговли, девушка привела его в гончарню. Так, среди глины, песка, золы и воды, зачалась будущая причина свержения. После этого он ей открылся. Девушка поначалу испугалась, но и отказать дальнейшим встречам она не могла, понимая, что может с помощью короля заполучить прекрасное место при дворе. Она поклялась, что никто не узнает об их встречах. И слово своё она сдержала.
Они виделись ещё несколько раз, пока девушка не сообщила о том, что носит его ребёнка. Уильям испугался. Он до последнего выпытывал у девушки, есть ли вероятность того, что ребёнок не его и можно ли прибегнуть к помощи травника, надеясь избежать проблем. Девушка уверяла, что имела близость только с ним и наотрез отказывалась избавиться от ребёнка. Уильям не знал, что делать, потому рассказал всё матери, потому что привык, что мать всегда за него принимала решения. Он пришёл к королеве в кабинет с опущенной головой, будто провинившийся шаловливый мальчишка, и рассказал всё о девушке и ребёнке, которого она носит под сердцем. Королева-мать была в ярости. Всю ночь она не смыкала глаз, думая над тем, как правильно поступить.
Гордость не позволила королеве прийти на следующее утро к девушке и просить об избавлении, потому просто передала горсть монет через посланника с намёком на то, что, если она всё сделает как надо, получит втрое больше. Девушка предприняла решение уехать из города. Спустя определённое время, через своих шпионов, королева узнала, что девушка растит здорового мальчика с чёрными глазами. Эта новость не обрадовала королеву, и она ещё долго кляла сына за его глупость.
Чтобы не допустить возможности появления лжебастардов, она пустила слух о том, что питьё настолько погубило здоровье сына, что он потерял мужскую силу, а своим шпионам приказала следить за ним, чтобы он не сбежал или не сошёлся с какой-нибудь женщиной.
Действительно, после этого случая, Уильяма не замечали поблизости с какой-нибудь хорошенькой женщиной, что ещё больше подкрепляло слух о его мужской немощи. Некоторые осмеливались пускать слухи о том, что спит он только со своей матерью – настолько сильна их любовь. Уильям и сам не желал больше испытывать судьбу и в очередной раз огорчать свою мать, потому пьянки продолжались, а вылазки в город исчезли раз и навсегда.
Глупые люди любят сплетни, которые затрагивают нечто интимное и запретное, потому новость была принята с огромным удовольствием, однако, те, кто были умнее, понимали, что что-то здесь не так.
Так Уильям жил взаперти с бутылкой чего-нибудь горячительного до появления седины и отсутствия желания веселиться – теперь он выпивал один, без повода и радости. Он просто не мог жить в другом состоянии– ему было больно и душевно, и физически. Единственное, что отличало Уильяма от обычного пьяницы, был дворец, в котором он жил с матерью. Он мог подолгу не выходить из своей комнаты. Если и выходил, то только в сад, чтобы посмотреть на цветущие розы.
И вот, на одной из таких редких прогулок по саду, он заметил, как один из кустарников с розой устарел. Внезапно к нему пришло осознание, что всё не вечно. Он стар, как и этот кустарник, а он за всю свою жизнь не сделал ничего, что доказало бы, что его жизнь не прошла напрасно. Мужчина провёл весь вечер в саду в раздумьях и воспоминаниях из своей жизни в тщетных попытках найти то, что доказало бы, что все его стенания о бессмысленности прожитой жизни напрасны. К сожалению, все раздумья приводили к тому, что он был бесполезен. Уильям в панике прокручивал ещё и ещё воспоминания своей прожитой жизни, надеясь уцепиться за малейшую возможность: вспомнил молодую маму, отца, его смерть, страх перед долгом перед народом, помощь матери, ловушку, вспомнил о той девушке, свой поступок, как смирился с её уходом и ничего не сделал:
«Что же я сделал за всю свою жизнь? Вот! Вот что я сделаю! Мой сын! Я должен его найти! Мой наследник! Надо всё устроить, пока не поздно!» – с этими мыслями он и составил завещание на право наследия: «Тот, кто найдёт моего сына, станет его наместником. Мой сын так сделает, он же добрый, надеюсь, как и его мать! Он обязательно это сделает! Только пусть бы его нашли до моей смерти!»
У королевы-матери уже давно был составлен чёткий план, кому передать право на наследие – племяннику Эдуарду. Он был умён, любил охотиться, красив, весь в отца – брата королевы – к тому же молод, а значит, ещё несмышлён в правлении. Уж она бы его сделала настоящим королём, своим настоящим наследником, о котором она мечтала. С ним бы она начала всё сначала и вырастила бы плодоносящую ветвь достойных правителей, ведь ветвь своего мужа и похожего внешне своего сына, она ненавидела больше всего, потому терроризировала народ, прикрываясь за спиной нерешительного и глупого сына. Для народа Уильям ничтожество. А её родная кровь, Эдуард, станет началом прекрасного правления – уж она об этом позаботится. Все планы разрушились, когда появился указ Уильяма о поиске своего сына, а следом за ним и завещание.
Третий раз Уильям портит всё в её жизни. В первый раз он заставил усомниться её умершего мужа в верности, второй – в появлении нежданного наследника от девки, и вот опять!
Королева-мать просила сына отменить указ и завещание, говорила о появлении лжесыновей, о разорении казны, о наивности и глупости его поступка, но Уильям ничего не хотел слышать, ещё и припомнил, что она прикрывается его именем, держа страну в бедности и, как королева говорила по этому поводу, «сдержанной скромности», распуская слух о его расточительстве, хотя всеми деньгами управляет исключительно она, держа их в казне. Уильям больше ей не подчинялся – он стал обузой, которая могла ещё и навредить.
Тогда она и решилась на это шаг: подговорила Эдуарда на переворот, дала согласие на убийство своего сына. Мысль о скорой победе, первом убитом «негодяе», будоражила голову молодому принцу. Он непременно согласился и пообещал ей убежище на юге во время бунта, а когда всё утихнет, вернёт свою тётушку ко двору, выставив её в лучшем свете. Так начался переворот.
Вина
После того, как Эдуард присвоил себе трон, он не расформировывал армию – он её просто подкупил новым жалованием. Денег в казне было предостаточно, чтобы сыпать золотом. Снижение налога, увеселительные праздники, стройка нового дома лекаря, а ещё лучше, часовни для начала, которые королева запретила – и всё, народ твой до появления новых потребностей.
Чтобы не поднялся новый бунт, король направил воинов, приближённых к королевской чете, подальше отбывать свою службу в провинции, охраняя какое-нибудь прибыльное заведение. Туда же отправили и Генриха. Он уже давно мечтал начать новую жизнь где-нибудь подальше от столичной суеты: завести семью, купить дом, умереть от старости, в окружении детей, нежели в нелепой войне между королями, потому что оба слишком горды и глупы, чтобы просто поговорить. Он только мечтал о семье, но не верил в это: вряд ли кому-нибудь приглянется старик, который досрочно вышел на пенсию. Выглядел он и правда старо: худощавый, жилистый, высокий мужчина. Впалые щёки, покрытые светлой щетиной. Седина перемешалась с соломенным цветом жиденьких волос, доходящих до плеч. Он уже стал носить одежду обычного крестьянина: короткие штаны, длинная сорочка из конопли и сапоги. Единственное, что осталось у него от службы – шерстяной плащ с капюшоном, но он его берёг на случай холодов. Коня не отдали, припомнив ошибки по молодости. Потому Генрих начинал свою новую жизнь, грубо говоря, ни с чем. Лишь меч с королевской эмблемой и плащ напоминали ему о прошлой жизни. Если что, меч пойдёт на продажу.
Сколько ему лет, он не знал, но знал то, что он износился для службы в армии. Ему уже слишком поздно заводить детей. В его возрасте старики тешатся игрой внуков и красотой невесток, втихаря попивая домашнее вино, подальше от глаз своей ворчливой старухи-жены.
Поскольку он практически всю свою осознанную жизнь провёл в армии, делать что-либо другое он не умел или просто не хотел, потому роль надсмотрщика в доме купца в восточной провинции ему была по душе. Но прежде чем начинать исполнять приказ нового короля, Генрих решил кое-что исправить, потому направился в бордель.
Это было три года тому назад. Достаточно влиятельный дом задолжал королевской семье крупную сумму денег. Если бы глава дома льстил королеве и просил отсрочить оплату, он бы не познал её гнева. Но тот дом имел славу непреклонных гордецов, за что и поплатился. Королева нашептала тогда ещё живому королю-сыну хорошенько проучить острую на язык семейку, оскорбившую его мать: «Ты ведь не хочешь расстраивать свою мать? Накажи их. Покажи, как ты сильно любишь и уважаешь меня.»
Уильяму была важна любовь и привязанность матери, ведь он так мало этого получал в детстве, потому с покорностью выполнял всё, о чём она просила, не глядя на аморальность какого-либо приказа.
Так, по приказу короля, Генрих и ещё пару десятков воинов отправились, во всех смыслах этого слова, выбивать долг. Всё имущество перешло в казну, главу семейства и его жену отправили в ссылку на север оплачивать долг выкапыванием золота, но спустя месяц они покончили с собой. Одиннадцатилетнюю дочь продали в дом утех – так распорядилась королева, поскольку она посчитала, что молодая девушка своим телом быстрее сможет погасить долг семьи, нежели её родители. Этим поступком она хотела не скорейшего возвращения своего долга – тем самым поступком она захотела раздавить эту гордую и непреклонную семейку, посмевшую ей перечить.
Народ судачил, что наказание слишком жестокое. Девушка не виновата в глупости отца, но гнев королевы не знал пощады. Так народ ещё больше возненавидел королевскую семью, но единственное, на что он шёл, было обсуждение и распространение грязных сплетен о королевской семье.
Сам Генрих отдавал эту девушку Уолтону – владельцу дома утех, старому знакомому. Сейчас он чувствовал вину перед ней. Он знал эту семью и наблюдал как росла и крепла эта весёлая и смышлёная девочка. Иногда она игриво дёргала его за плащ или играла с ним, прячась от него, будто спасалась от страшного чудовища. Знала бы она, что в скором времени Генрих действительно превратиться для неё в самого страшного и ненавистного чудовище, насильно её волочащую в место, которое сравнимо лишь с адом. Но приказ есть приказ.
Сейчас он шёл в бордель с целью выкупить девушку, чтобы она, как и Генрих, смогла начать жизнь с чистого листа. Надеялся, что девушка простит его. Мечтал, что сможет вернуть её к жизни: не богатой, но спокойной и радостной. В идеале, они будут жить вместе: она будет заниматься хозяйством, а он работать и оберегать её от разного рода ублюдков. В доме всегда будет пахнуть свежим хлебом и полевыми цветами. Он будет ей как отцом. А потом она выйдет замуж за простого деревенского юношу и будет часто навещать своего старика, радуя его своей располневшей талией и сворой шумных ребят, называющие её мамой.
Однако у жизни всегда есть другие планы на людей.
Уолтон – владелец борделя, был давним знакомым Генриха. Человек алчный и хитрый, умеющий выпутываться из разных ситуаций.
С владельцем борделя Генриха познакомили солдаты, ведь солдаты и пьяницы – основной доход владельцев дома утех. Однако у Уолтона были опасные девушки: бродяжки, болеющие заразными хворями, не знающие гребня для волос и гвоздики для приятного запаха изо рта, зато прекрасно знающие кулак и крепкие напитки.
Генрих брезговал такими девицами, наблюдая как другие солдаты превращались в безобразных уродов, заражаясь какой-нибудь дурной болезнью от этих девок. Потому Генрих приходил в бордель просто для того, чтобы сыграть партию – две с Уолтоном, пока солдаты развлекались.
Почему он отправил дочь купца именно в такое ужасное место? Он просто исполнял приказ королевы, и ему было плевать на эту одиннадцатилетнюю малолетку. Тогда.
Уолтон тогда щедро заплатил за неё, но Генрих в тот же вечер всё проиграл на второй партии игры в кости. Только после проигрыша он понял, насколько ужасный поступок он совершил. После этого он совсем перестал играть.
«Без денег и без девки.» – хохотал до слёз тогда Уолтон. Мерзкий достаточно тип, а чем лучше Генрих?
В тёплую пору года бордель переезжал в палатки, ибо запах разгорячённых тел, пота, алкоголя, грязных юбок девушек в маленьком душном доме не привлекал щедрых гостей – только низкосортный сброд, которым было всё равно на жару и запахи.
Вот и сейчас, в период ярмарок, проститутки жили в палатках, увешанные можжевельником, свято веря, что это спасёт их от болезней.
Генрих зашёл в аккуратную незаштопанную палатку – там находился Уолтон. Он всегда жил отдельно от своих девок, ибо боялся подхватить какую-нибудь заразу. Бывало, его часто не было, но за порядком следили наёмные солдаты: либо провинившиеся в службе перед королевой солдаты, либо такие же ненужные старики как Генрих.
Уолтон не изменился: такой же полный высокий мужчина со здоровым румянцем на щеках, полными губами, маленькими глазками и абсолютно светлыми бровями и ресницами, будто их и нет. Правда, аккуратную бородку клинышком отрастил. Он ухаживал за собой и не выносил неприятных запахов, хотя владел полчищем болезни и вони. При себе он всегда имел надушенный платок. Человек приятной, пышущей здоровьем, наружности, располагающий к себе, но мерзкий и уродливый внутри. Он сидел за своим столом и пересчитывал монеты, раскладывая их по мешочкам:
– Генри, давно не виделись! Как поживаешь, старина? Какими судьбами? – наигранно поприветствовал Уолтон, увидев вошедшего в палатку Генриха.
– Уолтон, у меня к тебе дело. Не откажи старому знакомому. – неуверенно начал Генрих.
– Денег одолжить? Попытать счастье в игре? – нагнувшись, – Или потянуло старика на блуд? Уж этого добра у меня много!
– Не совсем. Я хочу выкупить у тебя девушку. Насовсем. Отдам всё. Уверен, за то время, как я к тебе её привёл, она здорово упала в цене. Три года всё-таки.
– Ты про ту аристократку?
– Да.
– Но…
– Сколько надо? – перебил Генрих, – Я получил повышенное жалование. Меня отправили на службу в восточную провинцию. Я её заберу.
Уолтон засмеялся:
– Но я тебе её не отдам.
– Почему же? Неужели она до сих пор приносит тебе хороший доход?
– Нууу…я на неё совсем не трачусь. – усмехнулся мужчина и принялся дальше считать монеты.
– Как это понимать?
– Она умерла. – Уолтон разразился смехом. Высокие горстки монет развалились.
– Как? Почему? Её убили?
– Нет. Банальная лихорадка. Эти аристократки такие нежные! Постоянно ей было дурно, не то что остальные. Быстро скопытилась.
– Чёрт возьми! Ну как же так?! Опоздал! – сокрушённо произнёс Генрих. Он пошатнулся, будто терял сознание, и рухнул на рядом стоящий мешок с пшеницей.
–Тебе нужна компаньонка? Почему именно среди проституток?
– Мне нужна была она. Хотел начать с ней..вместе..всё сначала.
– Пхах, королева пропала, решил, что и приказ теперь не в силе? – усмехнулся владелец борделя. – Ну я бы тебе её не отдал, будь она жива. А так, хвала её смерти, наша дружба сохранится! – засмеялся Уолтон.
–Иди к чёрту! – вспылил Генрих. – Когда она умерла?
– Да где-то зимой или весной.
Генрих опустил голову.
– Ну чтоо ты. – наиграно протянул Уолтон. – Раз уж у тебя проснулась совесть, ты можешь забрать любую из моих девок. Они все в каком-то роде страдают. А так вину искупишь. За деньги, разумеется.
Генрих молчал. Тишина стояла достаточно долгое время:
– Кто из них из востока? – тихо спросил Генрих, по-прежнему не поворачивая голову к владельцу борделя.
– Прям из востока таких нет, но есть одна из деревни, на пути к восточной провинции. Три года назад был там проездом. Дура дурой, но дорогу должна помнить. Она у меня как побитая собака – всегда найдёт дорогу назад. К хозяину, видимо, тянет. – усмехнулся Уолтон. – Отдам за парочку медяков.
– С чего вдруг такая щедрость? – мрачно усмехнулся старик.
– Она не приносит мне сильного дохода: еле покрывает своё содержание, да и в проблемы постоянно впутывается. Можешь рискнуть, так сказать, попользоваться. За ней никаких болезней не замечал. – подмигнул Уолтон.
– Как она к тебе попала?
–Просила милостыню у ворот города. Подобрал. Такие глаза доверчивые, прям не могу. Она быстро вкусила жизнь моих владений.
– Хорошо. – Генрих протянул из своего мешочка пару медяков. Уолтон встал и подошёл к старику. – У неё есть тёплая одежда? Боюсь, мы придём туда, когда похолодает.
– А тут уже сам разбирайся. – забрав медяки сказал Уолтон. – Теперь это твоя забота. Решил начать творить добро, твори!
Владелец вышел из своей палатки и прокричал: «Оливия! Иди сюда, сучье отродье!»
Юг
Повозка всё дальше отъезжала от замка. Чем дальше они направлялись к югу, тем теплее и солнечнее становилось, будто природа не засыпала перед холодной и продолжительной зимой, а наоборот, возрождалась с новой силой. Королева до сих пор не могла поверить, что это всё-таки произошло. Наконец-то. Теперь всё будет так, как она хотела: её горячо любимый племянник на троне, она вернётся к нему вскоре после того, как хорошенько отдохнёт на юге.
Она перестанет быть деспотом. Для народа все эти тиранические поступки были совершены от имени короля, а её имя очистят от ненужных сплетен. Её сын умер, прервав за собой эту никчёмную ветвь северных королей. Он не был достоин трона, а продолжать эту линию было просто сумасбродно.
Сейчас с Эдуардом она начнёт поистине новую эру. Они будут править вместе. Он – человек сильный духом, но пока ещё молодой, его можно легко воспитать под себя – правильно и мудро. Женить на робкой, слабохарактерной девице знатного происхождения, у которой в голове есть только мысли о детях и ублажении мужа. «Уж она-то не сможет опутать его, не завладеет моим троном. Он мой пока я жива! А там уже и племянник заменит меня.
Я выращу из него прекрасного правителя, которого будут любить и уважать. Никаких шутов и тиранов! Только рассудительные король и королева! Ему можно доверять.»
Дорога с остановками занимала 14 дней и ночей. К счастью королевы, за это время ни разу не попадались нечестные люди, готовые поживиться добром проезжающих мимо путников.
Весь путь королева предвкушала, как её кости будет греть солнце, а горячие воды с маслами будут уносить её в мир блаженства и счастья. Всё это время она будет отдыхать и рассуждать о том, с чего начать новую эру, пока Эдуард не пришлёт ей послание с просьбой вернуться обратно. Пока что она будет под защитой её общего с Эдуардом дальнего родственника – правителя юга Азгура. Что она слышала о юге: родина дорогих специй, масел, сладостей и тканей; люди, с иссиня-чёрными волосами и бронзовой кожей, говорящие с сильным акцентом,
Никогда ещё королева не была здесь, но много слышала об этих местах от послов, приезжающих отсюда. Часто, но разумно, она тратила казну на товары купцов из этой страны и свято верила, что все эти масла и притирки сохраняют её красоту и молодость. Ванильные бобы, корица, пальмовый мёд и много чего ещё. Скорее всего что-то в этом и было – королева действительно выглядела превосходно для своих лет. «Как только приеду туда, в первую очередь попробую настоящий кхир и митай. Действительно это всё так сладко, как готовили мои кухарки или ещё слаще?» – думала так королева по дороге. Много разных мыслей посещали её, но все они сулили ей счастливое светлое будущее.
За день до прибытия в столицу юга, повозка королевы остановилась в маленьком южном городке, дабы перекусить и послать южному правителю весточку птицей. Еду и постель забирал мужчина, перевозящий королеву, чтобы всё обошлось без неприятностей. Королева долго не могла заснуть не из-за того, что постель была из соломенного тюка, жёсткой и неудобной – она уже мысленно была на юге. Последний день поездки дался ей особенно трудно – так медленно повозка ещё никогда не катилась.
Наконец, на следующий день, перед её глазами предстала столица юга– большой и красочный город с жёлтыми каменными стенами. Вдалеке казалось, будто это просто огромное солнце, встающее на горизонте. Разноцветные окна создавали блики, ещё больше убеждая королеву о том, что перед ней край земли и восходящее светило. Только у солнца нет башен –пик, с разноцветными мозаичными рисунками на стенах. От увиденного, у неё перехватило дыхание: такую величественную красоту она видела впервые. Она даже не имела понятия, что такое можно сотворить. В её понимании стены должны были быть серыми и холодными; одежда людей скромной и неприглядной; зимы холодными. Но эти стены давали ей мысль о том, что мир может быть построен иначе, и это не будет казаться нелепым и ужасным.
Размышляя над этим неожиданным открытием, женщина и не заметила как она подъехала к огромным золочённым воротам с рисунком беременной девы в голубом, держащую в опущенной руке лук, а в поднятой – стрелу.
Ворота раскрылись. Из них появился человек в мешковатых зелёных одеяниях. Он подошёл к повозке и заговорил с королевой с жутким акцентом:
– Приветствую вас в нашей стране. Наш правитель Азгур потребовал поменять вам повозку. Никто не должен знать, где вы остановились, – он покосился на мужчину в повозке, привёзшего сюда королеву. – Никто. Даже ваши проверенные люди.
– Приветствую и вас. – почтительно наклонила голову королева в знак приветствия. – Я надеюсь, что моему человеку щедро заплатят.
–Конечно, – человек достал из одной из многочисленных складок своей одежды звенящий мешок и обратился к мужчине в повозке. – Можете возвращаться. Мужчина протянул руку и забрал мешочек.
–Вы не позволите ему даже переночевать и отдохнуть? – удивилась королева.
–Нет. Слишком опасно. Пойдёмте за мной.
Королева спустилась с повозки, размяв свои кости от долгой дороги. Повозка свернула на дорогу и поехала неспешно назад, а она осталась с этим странным человеком в зелёном одеянии. Её смутило то, что человек не представился, не говорит ей «Ваше Величество», будто она никто. Однако делать нечего: надо быть осторожной и держать свой нрав при себе. Гордо расправив плечи, она последовала за таинственным мужчиной. Ворота закрылись.
Пройдя через арку, женщина увидела, что её ждала абсолютно такая же повозка, на которой она приехала. На ней сидел светловолосый юноша в свободной рубахе, шароварах и жилетке. Только сейчас она подумала, как нелепо выглядит в глазах этих людей: сапоги, брюки из шерсти, тёплая рубаха и жакет. Она же не в своём королевстве. Здесь можно помереть от жары.
Когда она залезла на повозку, юноша протянул ей накидку с просьбой надеть её для собственной безопасности. Королева послушалась. Человек в зелёном одеянии развернулся и ушёл, даже не поклонившись.
Юноша больше не проронил ни слова – от него она не услышала даже приветствия. «Что за странный народ? Такие непочтительные» – возмущалась в мыслях королева.
Они свернули на оживлённые широкие улицы. Повозка опасно раскачивалась на ухабистых дорогах, а мулы намеревались почесать свои бока о другие повозки. Люди сновали влево и вправо. Всё буквально кишело людьми. Королева смотрела на всё из-под своей накидки с неприкрытым удивлением: пляшущие разноцветные тряпки вместо обычной серой одежды, с чёрными точками – головами, намеревались пройти через дорогу, не обращая внимание на повозки. Кто-то верещал, кто-то подгонял других своих мулов. Откуда-то перелетела куропатка буквально перед лицом королевы. У королевы закружилась голова от многочисленных запахов: скот, пот, специи, краски. И жара. Невыносимая жара. Но какие красивые стены кругом, расписание различными рисунками – эпизодами охоты, купания или торговли. А такое обилие красок в одежде она видела впервые. Блестела не только мозаика, но и многочисленные украшения женщин и мужчин.
Её привезли к дому с облупившейся краской на стенах, примыкающему к рыбному рынку. Жара и вонь гнилой рыбы вызвал резкую головную боль и вспышку гнева у королевы: «Куда ты меня привёз?! Это что ещё за приём?!»
Юноша повернулся к ней и спокойным голосом сказал: «Это временное жилище. Вы приехали днём, а тут у нас всегда много глаз и ушей. Как только сядет солнце, я перевезу вас в достойные покои. А теперь позвольте принять вас в моём скромном жилище и накормить стряпнёй моей матушки.»
Ответ успокоил королеву, и она последовала в дом за юношей. Она даже не знала, что её больше всего успокоило: содержание ответа, или то, что и просьба надеть накидку, и ответ на её возмущение был сказан на её родном языке. В отличие от мужчины в зелёном одеянии, юноша говорил без акцента.
Внутри так же воняло рыбой, как и снаружи, но было чуточку прохладнее. Перед королевой стояла низкорослая широкоплечая женщина со смуглым лицом. Чёрные волосы собраны в пучок, однако парочка прядей выбилась из-под причёски. Одета она была в сальвар – камиз жёлтого цвета.
«Почему юноша знает мой язык и говорит на нём так безупречно? И почему он так не похож на мать? Светловолосый, зеленоглазый …. Если это вообще его мать.» – размышляла королева.
–Приветствую вас, Ваше Величество. Простите за столь скромный приём, но позвольте мне угостить вас плодами моего труда. Я буду очень признательна. Для меня это большая честь. – почтительно поклонилась женщина. Её голос был низким и грубым.
–Благодарю. – «Ложь, ей плевать на меня. Однако поразительно, женщина тоже прекрасно владеет моим языком!» – Меня ожидали вечером, как объяснил ваш сын, однако глядя на ваш стол, кажется, будто меня ждали, что я приеду именно сейчас.
–Ой, да что вы. – махнула рукой женщина. – Это так. К нам должен был приехать наместник нашего правителя Азгура, однако он отправился на охоту вместе с ним. Так что всё сложилось как нельзя лучше.
–То есть Азгур сейчас не в столице?
–Нет, он будет завтра, – ответил юноша. – Он сразу же приедет к вам во дворец после охоты.
– Что ж, может тогда приступим к трапезе? – предложила женщина.
– Хорошая идея. – согласилась королева. – Вы, вероятно, тоже голодны. Позволю вам отобедать со мной в знак благодарности за радушный приём.
–Благодарю вас, Ваше Величество. – поблагодарила женщина и поклонилась.
Королева сняла свою накидку и небрежно бросила её на пол. Юноша и его мать сели за стол после королевы. Стол действительно ломился от яств: ачар, бирияни, гулаб – джамун. Правда, королеву смутило то, что десерт стоит вместе с основными блюдами, а не подаётся после них. «Это не дворец, но до вечера потерпеть смогу.» – вслух произнесла королева, усевшись за стол. Только сейчас королева поняла, насколько она голодна. Она принялась есть бирияни, восхищаясь вкусом экзотического блюда. Женщина и юноша скромно ели наан:
–Могу ли я вас спросить кое о чём? – задала вопрос королева.
Юноша и женщина перестали есть и переглянулись друг на друга:
–Конечно можете, Ваше Величество, – ответила женщина.
–Кем вам приходится наместник? Вы не простые крестьяне. Наместники так просто в гости к крестьянам не ходят.
–Вы очень внимательны. Он отец моему сыну. – женщина рукой указала на юношу. – Моё низкое происхождение не позволяет наместнику жениться на мне, однако он смог дать нашему сыну образование и дорогу в будущее. Когда сын ещё в детстве учил язык вашего народа, с ним училась и я. Отец очень хотел, чтобы мальчик знал язык своих предков. Он же из ваших краёв. Его ещё ваш муж назначил. Меня, кстати, зовут Шьяма.
Юноша посмотрел на мать в недоумении.
«Ах да, я у них даже имена не спросила.» – подумала королева.
– А я представляться не буду, так как скоро поменяю своё имя. – процедил юноша.
–Он станет личным писцом нашего правителя. А с должностью во дворце даётся и новое имя. …Вам не здоровится? – поинтересовалась Шьяма. – Вы бледная.
– Да, видимо дорога утомила. Ну и жара же у вас. Дыхание перехватывает. – пот выступил на лбу, в голове начало неприятно пульсировать, а сердце учащённо забилось.
– Кстати, Азгур оставил вам письмо на случай если вы приедете днём, не вижу смысла медлить. Позвольте я вам прочту. – предложил юноша.
– Давайте, я пока что от..отдохну от трапезы. – с трудом начала говорить королева. – Пр-про-чит– тайте.
– «Глубокоуважаемая гостья. Весьма огорчён, что я не могу наблюдать как вы умираете. Вид умирающих женщин, а тем более такой, от яда, вызывает во мне отвращение. Это низко и мерзко даже для меня. Хоть что-то должно во мне быть святое.
Ваш дражайший племянник Эдуард предложил мне за определённую услугу убить вас. Соблазн был велик, и я не смог устоять. Надеюсь, Шьяма сделает так, чтобы вы прочувствовали всё, что сотворили за всю свою жизнь. Она знает толк в своём деле. Она проследит за вами до конца. Вечером вы уже будете не с нами, и ваша голова окажется у меня на столе.
Мне жаль, что мой пример жестокости и тирании так глупо умирает, но смерть не выбирает время и место, тем она и прекрасна.»
– Ты..ты..вы..ах..вы…мра… – королева начала давиться своей рвотой. Рухнув на пол, она последовала в мир агонии и нескончаемого бреда.
–Ты вообще спятила называть своё имя?! Что с тобой случилось?! Зачем ты всё рассказала про нас?! Может быть ты бы ей поведала о том, что мы её собираемся отравить?! – вспылил юноша. От гнева, он даже не заметил, как они перешли на родной южный язык.
– Она всё равно умрёт, так что нет смысла бояться. –отчеканила Шьяма. -Давай, тащи её в чулан.
Юноша взгромоздил хрипящее тело королевы на спину.
Вечер так и не принёс королеве облегчения в виде смерти. И на следующий вечер тоже. Третьи сутки королева мечтала о скорейшей кончине, но что-то её не отпускало. Юноша заметно нервничал: Азгур ждал голову королевы как можно скорее, но смерть должна наступить от яда. Мучительно. Но она не умирала, а условие смерти менять нельзя.
–Она не выживет. Начала гадить кровью, значит конец близок. – успокаивала Шьяма. – Ужасная смерть. Уж лучше сразу помереть, чем так мучиться.
Волосы королевы спутались. Ей казалось, что с каждым вздохом внутри неё всё возгорается с новой силой, а живот раздробили на мелкие кусочки.
Да уж, умирать в такой жаре, на глыбе, в каком-то чулане, в собственном поту, кровавом дерьме и рвоте – не этого ли она достойна за содеянное.
В очередной раз она теряла связь с реальным миром. Где она? Так темно. Свеча. Мальчик. Уильям. Уильям, прошу тебя, будь мужчиной. Не веди себя так. Не зли отца. Ему это не нравится. Не зли его. Прошу тебя. Умоляю. Мне страшно. Ты же меня любишь? Если любишь, не делай так. Уильям в платье. Подвенечное платье. Уильям ведёт меня к алтарю. Нет! Нет, не Уильям! Чудовище! Чудовище! Прекрасное чудовище! Я тебя любила! Ненавижу! Гори! Гори часовня! Ради ребёнка! Нет! Не трогай ребёнка! Гори! Ненавижу! Кровь на стенах! Кровь! Яд! Яд! Яд!
–Что она шепчет? – спрашивал юноша.
– Что-то о яде, мужчине в платье, чудовище и ребёнке. –отвечала Шьяма. – Бредит. Бедняжка. Может помочь ей? Чтобы не мучилась. – женщина повернулась к юноше. – Принеси что-нибудь, что поможет ей облегчить страдание.
Юноша изумился, но не смел перечить матери. Он мигом убежал и вернулся с клинком. Женщина обхватила клинок двумя руками и прижала к груди:
– Ты же не думаешь ослушаться приказа? Она должна умереть от яда.
– Он об этом не узнает. Ему нужна только голова. – глядя на королеву, ответила Шьяма и обратилась к ней на её языке: – Хотите я сделаю это прямо сейчас? Хотите? Хей! Она молчит! Кажется она перестала дышать. Проверь, дышит ли она?
Юноша сдвинул грязные слипшиеся волосы с лица королевы:
–Не слышу. Вроде нет.
–Всё-таки отмучилась. Бедняжка. И так продержалась долго.
–Холёная, потому и здоровье крепкое, хотя если бы крепкая была– выжила.
–Прекрати! Что бы ни сделала она, такой смерти я бы ей не пожелала.
–Она убила своего сына руками племянника, а тот её отравил – нашими. Вполне всё справедливо.
–Не могу поверить в это. Зачем? Это же её сын. – задумчиво произнесла женщина. – Ну да ладно. Нам, простым людям, не понять их, королей. Пойду подготовлю всё, чтобы вымыть тело.
–Ты хочешь её похоронить? Ты спятила?!
–Я не смогу принести Азгуру её голову. Если у тебя хватит смелости, можешь отрезать её сам. Раньше меня отправляли просто отравить человека, но не следить за тем, чтобы всё действительно свершилось. Я впервые наблюдала смерть от начала до конца. Я должна похоронить её надлежащим образом, несмотря на то, что она убийца своего собственного сына. Можешь так и передать ему. Если он хочет убедиться в её смерти, пусть приходит сюда.
– Сначала ты хотела облегчить смерть клинком, говоря, что Азгуру нужна только голова. Но вот, к счастью, она представилась. Но теперь ты не собираешься отрезать ей голову, а намеренна похоронить. Ты спятила?! Ты понимаешь, что такое неповиновение приказу равно измене?
– Задеть самолюбие мужчины и есть самое страшное преступление? Ну что ж, значит такова моя судьба. Тем лучше. Я не смогу подчиняться сопляку, который годиться мне в сыновья, с ущемлённым самолюбием и нездоровой жажде к крови. Уж сколько лет я убиваю людей, но такой любви к мучениям людей я не испытывала никогда. Я должна её похоронить. В её стране хоронят, так?
–Так. – сухо ответил юноша. Емуне нравилась эта идея. Но то, что произошло дальше, не понравилось уже не только ему, но и его матери.
Неожиданно юноша исчез тем же днём на несколько дней.
Плата за доброту
Перед ним стояла совершенно непривлекательная девушка: маленького роста, тощая, без каких-либо признаков наличия женских прелестей, угловатая. Генрих до последнего думал, что над ним шутят, переодев мальчика с длинными, грязными, рыжеватыми волосами в девичье тряпьё.
Нос неестественно кривой, но глаза .... Их нельзя было назвать красивыми, но они чем-то привлекали.
– Конечно, это не Матильда. Я бы свою любимицу не отдал. Бери что есть. –сказал Уолтон и обратился к девушке: – У тебя есть тёплая одежда?
Оливия засмеялась, обнажив свои зубы: парочка зияющих чёрных дыр вместо зубов отнюдь не придавали ей красоты:
– У меня её и не было никогда.
– Ну ты сам понял. – обратился Уолтон к Генриху. – Плату ты мне уже отдал. Забирай девку.
В глазах проститутки читался испуг.
– Не бойся, ты мне просто укажешь дорогу до своей деревни, а там я тебя отпущу, а сам отправлюсь дальше в восточную провинцию. – обратился Генрих к проститутке, заметив её внезапно исчезнувшую улыбку.
Страх сменился недоверием.
«Она всего лишь чуть старше Матильды. Кто же так над ней издевался?» – подумал Генрих.
– Идём, нам надо добыть тебе тёплой одежды. И обуви. Нам предстоит долгая дорога. – вслух произнёс он.
– Ты на неё спустишь всё своё жалование. – предостерёг его Уолтон. – Это не Матильда, тут нечего тратиться. Она выживет в любом случае.
Оливия стояла и растерянно мотала головой, глядя то на владельца борделя, то на старика. Генрих ушёл, попрощавшись.
– Ну что ты стоишь? Вот твой новый хозяин. Пошла вон отсюда! – прокричал Уолтон и девка, как будто проснувшаяся ото сна, побежала за Генрихом.
Они направились к рынку.
Рынок представлял собой скопище палаток из которых зазывали зайти к ним и купить их товар. Мулы, специи, ткани, металлы, горшки – всё воняло каким-то одним диким запахом. Толпы людей, кричащих, убегающих, жмущихся к тебе с намерением украсть незаметно твой мешочек с небольшим добром. Где-то среди палаток просит милостыню бродяга, но мальчишки в рваной одежде плюются в бедолагу, пока не видят их родители, а были ли вообще эти родители у них? Рядом спит другой бродяга: или уже мёртвый, или мертвецки пьяный.
– Надо быть начеку. Держись за меня и следи, чтоб никто не пытался дотянуться до моего пояса. – приказал старик Оливии. – Будет трудно найти одежду, все шьют самостоятельно. Тут только ткани продают. Если и найдём, то у заморского купца, а на это мне не хватит монет.
Оливия смотрела на Генриха удивлёнными глазами, будто увидела небывалое чудо.
– Ты чего так смотришь? – раздражённо спросил Генрих. «Правильно Уолтон говорил, дура – дурой».
– Почему?
–Что почему? О, ты умеешь говорить! Я уж думал, молчит, значит не умеет говорить. – язвительно сказал Генрих.
– Почему вы ко мне так добры? – спросила Оливия.
– Что? Я…а…ты просто оказываешь мне услугу. А чтобы ты её выполнила хорошо и не умерла по дороге, нам нужно купить тебе одежду и обувь. – смутился Генрих: «Лучше бы она молчала.»
Чудом они наткнулись на палатку с дешёвой одеждой. Купив Оливии новую юбку из шерсти, и такую же рубашку, он приказал ей держать свои новые вещи как можно сильнее, чтоб не вырвали из рук местные рыночные воры. К сожалению, из дешёвой обуви были только остроносые туфли на верёвках, которые совершенно не годились для долгой дороги. Пришлось купить такие же мужские сапоги, что и у Генриха, а они ему достались на службе и стоили целое состояние. Выбора особо не было. Потому Оливии достались хоть и дорогие, но бесформенные сапоги, которые были ей велики. Выглядела она нелепо, но ничто не смущало девушку. Она выглядела самым счастливым человеком в королевстве.
Так Генрих обнаружил, что денег у него практически не осталось: «Поверить только! Я на эти деньги мог купить себе мула или корову и жить счастливо в восточной провинции, но я потратил все деньги на проститутку.»
– У нас осталось совсем мало денег на еду и питьё, так что пить будем воду из рек, а еду будем есть только по крайне нужде. Просить будем, не знаю. – сокрушённо сказал Генрих.
– Не бойся, мы что-нибудь придумаем. – улыбнулась Оливия, в глазах которой читалась благодарность и покорность. Всю дорогу она смотрела на Генриха не переставая улыбаться. Старику на мгновение показалось, что девушка тронута умом, потому сама согласилась прийти к Уолтону на работу.
– У меня есть хлеб и немного сыра. Небывалое роскошь с королевской кухни. Это надо поберечь. Быстро захочется снова есть. А вот эти лепёшки очень даже бы и пригодились, но они слишком дороги для нас, – Генрих указал на женщину, торгующую теми самыми лепёшками. – потому попытаемся пройтись по домам и пособирать чего-нибудь съестного у добрых людей.
– Только для начала давай я переоденусь. – предложила Оливия.
– Тогда выйдем к лесу, чтоб тебя никто не видел. Не будешь же ты при всех тут переодеваться. – усмехнулся Генрих. Оливия не ответила ему и даже не улыбнулась на этот раз, ведь она не видела ничего дурного в том, чтобы так поступить.
Вместо этого, она покорно последовала за Генрихом в лес. Мужчина широко шагал, потому Оливия едва за ним поспевала, иногда приходилось бежать.
– Одежду лучше сжечь, в ней много вшей. – сказал Генрих. – Даже бродяжке такое не отдашь. Как ты в этом ходишь?
– У меня не было выбора. – запыхавшись, ответила Оливия.
– Помыться не получится, вода уже холодная, а банями пользоваться сейчас – небывалая роскошь. – сказал Генрих, звякнув монетками в руке.
– Я даже не была в них ни разу. – ответила Оливия.
Добравшись до леса Генрих начал собирать хворост для костра. Оливия скрылась в кустах, чтобы переодеться. Достав из кармана два остроугольных камушка, Генрих быстро выбил из них искру и тем самым развёл костёр. Всё это он делал машинально, а в голове роились мысли:
«Что происходит? Зачем я её с собой взял? Нет Матильды, ну так развернулся бы и ушёл, заказал себе повозку и поехал на службу. Но нет, взял какую-то некрасивую глупую девку. Зачем?»
Но что-то в глубине души подсказывало, что он поступил правильно.
«Да где она там пропадает? Уже должна переодеться.»
– Оливия! Ну где ты там? Не хочешь расставаться со своей старой одеждой?
Но в ответ ничего не прозвучало. Генрих подошёл к тем кустам, где переодевалась девушка:
–Оливия! Ол..
Но он обнаружил лишь её старую одежду.
«Неужели сбежала! Вот же действительно сучье отродье! Что я ей сделал? Неужели обратно к Уолтону? Да не может быть. Так же благодарна была! Все они, проститутки, такие. Не зря их и лупят как скотину. У этой вообще так зубы выбиты. Не зря Уолтон мне говорил, что проблем доставит. Потратил деньги на одежду и всё, сбежала. Нет, не побежит же она к Уолтону в новой одежде, зачем? А вдруг её сейчас тихо похитили? Сколько ж людей на рынке бегают. Может кто заприметил, да ещё с чем-то в руках. Убьют и одежду эту продадут. Да что там одежда. Сапоги целое состояние стоят. Или просто попользуются и бросят. Надо попытаться найти.»
Генрих пошёл искать по лесу хотя бы следы или сильно примятую траву, если её насильно тащили. Слегка примятая трава от сапогов указывала на то, что девушка сама держала путь на рынок, никто её не тащил. Вернувшись обратно на рынок, он стал искать глазами Оливию, но народа было столько, что все люди превратились в одну сплошную серую массу из лохмотьев и тряпок – отыскать Оливию было невозможно.
Генрих прождал на рынке до того времени как все купцы свернули свои товары и уехали на гружённых тележках. Бледнел закат, а Генрих так и сновал уже по давно пустующему рынку. Как нельзя кстати Уолтон оказался победителем: «Без денег, и без бабы. А ведь и правда: денег осталось мало, но мне одному ещё можно прокормиться до восточной провинции, но как туда доберусь?
Хорошо, спрошу дорогу, но тогда зачем я выкупил эту проститутку? Я же изначально шёл за Матильдой! Если она мертва, то зачем я брал эту Оливию, которая знала лишь часть, хоть и большую, нужного мне пути? Смысл? Да нигде нет смысла! И пойду я, старый дурень, один в восточную провинцию, и буду там доживать свои унылые дни.
А может она вернулась и ждёт меня в лесу? Она же дура. Вдруг среди других кустов потерялась.»
С этими мыслями он вернулся в лес, но Оливии там не обнаружил. Только сейчас он вспомнил о том, что голоден. Развёл ещё раз костёр, постелил свой плащ рядом с ним и, сев, принялся есть хлеб и сыр. Лохмотья Оливии он всё– таки сжёг, не надо зато идти за хворостом. Так Генрих и заснул у костра.
Утром он проснулся от треска веток, будто кто-то ходил возле него. Открыв глаза, он не поверил своим глазам: это была Оливия. Ему не привиделось, это была действительно она. Мгновенно вскочив, он протёр глаза, тем самым согнал остатки сна.
Смущаясь, она достала из кармана горстку монет. Ими можно было оплатить те самые лепёшки, даже ещё немного оставалось на медовое пиво. Генрих схватил её за локоть и больно его сжал. Девушка испуганно вскрикнула.
– Где ты пропадала? Я искал тебя всю ночь по лесу, думал, что тебя загрыз дикий зверь или просто перерезал глотку местный головорез. Как ты достала эти деньги? Ты их украла? – спрашивал старик. Его голос не предвещал ничего хорошего. Он был злым и пугающим. Лицо искажённым от злости, а в глазах читалась угроза и испуг.
–Я…я…была на рынке. Просила милостыню, но никто мне не помогал. Я уже собиралась вернуться к тебе, но встретила у ворот знакомого человека. – испуганно пищала Оливия. – Он часто приходил ко мне в палатку, потому я подумала, что он сможет мне дать немного денег. Он с кем-то торговался, но, увидев меня, он прекратил разговор с купцом, и…я предложила себя… он согласился. Нам очень нужны эти деньги, и это единственная работа, за которую мне всегда платили… Он же не знает, что ты теперь мой хозяин. Я…я.. даже немного снизила цену, чтобы он не задался вопросом, почему я не в своей палатке, но я ничего не украла, честно.
–Я не твой хозяин. Я просто выкупил тебя, чтобы ты показала мне эту чёртову дорогу в чёртову восточную провинцию. Это просто услуга и ничего более. После того, как мы придём туда, ты можешь идти куда угодно. Ты практически свободный человек. Ты не обязана предлагать себя за лепёшки, я тебя об этом не просил, я мог бы достать деньги другим способом, не прилагая столько усилий.
–Но я просто хотела помочь. Нам же действительно нужны эти деньги. Мы голодны. Нам нужна еда. –пыталась оправдаться девушка.
– Я благодарен тебе за твои…старания. Ты можешь делать всё, что угодно, но не навлеки лишних проблем. Вдруг какой-то твой знакомый потеряет спьяну свои деньги, подумает, что это ты их забрала за совместное времяпровождение и натравит парочку псов нам в дорогу. Не делай глупостей. – грозно проговорил Генрих, но спустя время, успокоившись, он спросил её, – Ты сама хоть что-нибудь ела?
– Н-н-нет, со вчерашнего дня. – задумчиво ответила Оливия.
– Возьми, – Генрих протянул хлеба с сыром. – К чёрту эту роскошь, если ей нельзя пользоваться. Всё равно простые лепёшки с рынка куда сытнее этого.
Они принялись есть оставшийся хлеб с сыром, договорившись, что поедят в следующий раз только ближе к закату. Генрих позвенел монетами в руках:
– Ну что ж, идём на рынок за лепёшками. Медовое пиво не берём. Оставшиеся деньги побережём. По дороге будем захаживать в деревни. Сейчас сезон урожая и ярмарок – не умрём от голода.
Хоть Генрих и был зол на Оливию, но в глубине души он почему-то радовался. Может быть тому, что эта некрасивая и глупая девушка жива и невредима. Или тому, что она его не надурила. Или что Уолтон тут неправ. А нет, всё-таки прав «…как побитая собака – всегда найдёт дорогу назад. К хозяину, видимо, тянет.»
Игра на выживание
Они шли уже неделю. Погода им ещё благоприятствовала, радуя глаз дождями из красных и жёлтых листьев, однако красота была обманчива –оба понимали, что за этой красотой последует холод. И не ошиблись. Стремительно начало холодать. Спали они на еловых ветках, укрываясь плащом Генриха – он им служил и тёплым одеялом, а иногда и подстилкой. Из-за холодных ночей они решили спать вместе, чтобы согреться. Казалось, вереница лесов просто нескончаема. Генрих и Оливия почти не разговаривали друг с другом, и это молчание не смущало никого. Они друг друга не знали, их просто свела судьба.
В один из последних тёплых деньков, по дороге через густой и нелюдимый лес, Оливия заметила какое-то движение впереди:
– Смотри, там кто-то есть. Может у них попросим еды? – показала Оливия на мелькающие вдали фигуры.
– Хм, надо подойти поближе. Безобидные ли это люди? А так идея хорошая.
Генрих подошёл ближе и увидел людей с повозкой и мешками, заполненные каким-то добром. Они торговались с женщиной.
«Торговля в лесу? Что же это за странные люди?» – подумал Генрих. Он подошёл поближе.
У повозки стояли двое мужчин, третий, со светлой бородой, сидел на ней. Мужчина, стоявший возле женщины, в рваной рубашке ужасно изношенного вида, что-то твердил ей:
– Нет, только 3 мешка. Не больше. Сама понимаешь. Время сейчас такое. Они сильно упали в цене. Да и никто за эти грибы не возьмёт больше, клянусь своей рубашкой, которую ношу уже 15 лет! Она досталась мне с большим трудом и стоит состояние!
–Может она раньше так и стоила, но сейчас она не стоит ничего. – Женщина была явно расстроена.
Третий мужчина с торчащей в разные стороны соломенного цвета бородой посмеялся.
«Контрабандисты!» – понял Генрих.
– Добрый день! – крикнула подошедшая к Генриху Оливия, мужчинам.
– Вы кто? – недружелюбно спросил мужчина в серой длинной тунике, рядом стоящий с мужчиной в рванье.
– Мы держим путь в восточную провинцию. Только и всего. Нам нужно немного еды. – ответил Генрих.
– У нас ты ничего не найдёшь, кроме зерна. А грызть зерно никто не может. Не знаю как у вас, а зубы у меня никудышные, многих просто нет, хоть мне и 28 лет. – сказал мужчина с бородой, сидящий на повозке.
– Может вы возьмёте их? – спросила женщина и вытянула руку с корзинкой.
– Женщина, ты что? А как же зерно? – нервно усмехнулся мужчина в рваной рубашке.
– Я думала за них взять хотя бы мешков семь, но раз уж они так обесценились, то я лучше отдам тому, кто больше в них нуждается. – ответила женщина. Её голос был убаюкивающим, словно она рассказывала какую-нибудь сказку малышу. – Возьмите, их можно приготовить. Они совершенно не жёсткие.
Генрих взял корзинку из рук женщин и ахнул:
– Да это трюфеля!
– Да. Они. – подтвердила женщина.
– Да они же стоят целое состояние! Король за них столько денег отдавал! И собирать их запрещено!
– Что? К-к-какой король? – речь контрабандиста в рванье превратилась в испуганное дребезжание.
– Я так понимаю, что кое-кто сейчас хочет обдурить несчастную женщину и забрать задёшево это? – спросил с усмешкой Генрих, пальцем указывая на корзину.
Женщина смотрела удивлёнными глазами то на Генриха, то на контрабандистов:
– Советую не дурить. – пригрозил Генрих. – Королева очень вас не любила. Думаю, и нынешний король Эдуард не поддерживает вас.
– Вот же повезло. – сплюнул мужчина на повозке. – Наткнуться на …а ты кто вообще?
– Я из королевской армии.
– Потрясающе. Да он сдаст нас. – всплеснул руками мужчина на повозке.
– Не сдаст, если от него избавимся. –грозно ответил второй мужчина в серой тунике, стоящим рядом с мужчиной в рваной рубашке, доставая нож.
Неожиданно женщина достала из-под своего плаща нож и приставила его к горлу мужчины, который совсем недавно угрожал избавлением:
–Только попробуй. – спокойно сказала она, но за спокойствием таилось хладнокровие и решимость.
– А я весьма быстро бегаю. Тут рядом его сослуживцы ходят. – схитрила Оливия, кивнув в сторону Генриха.
– Сколько они стоят? – спокойно спросила женщина Генриха, по-прежнему не убирая нож от шеи мужчины.
– Не знаю сколько точно, но за них козу ты могла бы купить смело.
Она прикрыла глаза:
– И вы всё это время…
– Давай сделаем так. – перебил мужчина в рванье. – Мы отдаём тебе все наши мешки с повозки. Их тут 11. За прошлые прегрешения скажем так. Ну у нас действительно больше нет, смотри!
– Идёт.
Контрабандисты начали выкладывать мешки на землю, кося на Генриха. Он якобы невзначай представил их взгляду меч с королевской эмблемой на ножнах:
– Всё. Сделка закончена. – подытожил мужчина в рванье, наигранно отряхнув руки, будто они были в пыли.
Генрих отдал корзинку с трюфелями бородатому мужчине:
– Ты же не доложишь никому? – с опаской спросил мужчина в тунике. – Предупреждаем, у нас нечем заплатить тебе за молчание. Только лишь трюфелями.
– Если бы я служил сейчас королевскому двору, то не держал бы путь в восточную провинцию.
– А как же сослуживцы рядом? – растерянно спросил мужчина в рванье.
– Их нет. – ответила Оливия. – Я соврала.
– Ну а меня посчитали слишком старым для службы. – дополнил Генрих.
Наступила тишина. Контрабандисты растерянно смотрели друг на друга. Неожиданно послышался громкий смех мужчины с повозки:
– Нас, обманщиков, надул старик!
Тут уже посмеялись все контрабандисты:
– Я уже представил, как меня на дыбу поднимут из-за него. – сквозь смех сказал мужчина в тунике.
– А ты хорош. – посмеялся контрабандист в рванье.
– Тогда уходим отсюда, пока нас не надурил кто-нибудь ещё. Мы тогда вообще без ничего останемся. – скомандовал мужчина на повозке.
– Хорошая идея. – согласился мужчина в рваной рубашке.
– А за смелость держите, – контрабандист протянул маленькую коробочку размером с большой палец.
– Что это? – спросила Оливия.
– Эликсир молодости из юга. Чаванпраш. Поговаривают, эту вещь делают из 40 растений.
– А что с ней делать?
– Есть.
– Но её тут мало!
– Так она и стоит огромных денег. Тут и шафран, и куркума, и кардамон.
– А это что?
– Из них делают специи.
– Специи! Да это же безумно дорого!
Оливия открыла коробочку. Там была тягучая коричневая, почти чёрная, жидкость. Бородатый контрабандист на повозке засмеялся:
– Да он тебя дурачит. Это мёд.
–Ну для некоторых это будет чаванпраш. – добавил мужчина в рванье.
Тут уже посмеялись все.
Поверить только. Контрабандисты. Те, с которыми он боролся по приказу короля и королевы, шутили с ним сейчас. Он всё ещё ждал подвоха, но нет, ничего не было, хотя он и подставил их сейчас весьма крупно. Они просто общались:
– Что ж, надеюсь вы мне сейчас напоследок не подкинете нож в спину. – усмехнулся Генрих.
– Ты же уже не служишь им и лично меня ты не ловил. Сейчас ты мне помешал, но у меня много тут таких странных людей. Всем им ты не поможешь. Давай договоримся: мы не знаем тебя, ты не знаешь нас. И в дела наши не лезь, а то в следующий раз смеяться не будем. Да и ты тоже. Мы просто не хотим лишних проблем и внимания. – сказал ему контрабандист в рванье, запрягая лошадь.
Генрих испытывал смешанные чувства: и облегчение, и грусть. Облегчение, от отсутствия опасности, и грусть, от осознания того, что ему открыто дали понять, что он уже стар для них и не представляет угрозы. Он уже вне этой глупой игры на выживание.
Лесной город
Контрабандисты уехали, а женщина так и осталась стоять с мешками:
–Как же вы их понесёте? – удивилась Оливия.
– Я их оставлю здесь, только укрою еловыми ветками. Мои люди их заберут, когда закончат свою работу. – ответила женщина. Она стала передвигать мешки ближе к деревьям и укрывать уже заранее заготовленными по этому случаю ветками.
– Что за люди? – поинтересовался Генрих. – И почему вы покупаете у контрабандистов зерно? В лесу. За трюфели. По такому случаю в лесу покупают что-то более ценное, а зерно можно и у себя вырастить.
– Вы подошли к мужчинам, чтобы выпросить еду? – перевела спокойно тему женщина. – Пойдёмте за мной, я вас накормлю.
– Мы были бы очень вам благодарны. – улыбнулся Генрих. – Только давайте для начала мы вам поможем перетащить и укрыть эти мешки.
– Тут уже буду благодарна вам я.
И Генрих с Оливией принялись помогать женщине.
Вскоре, после проделанной работы, женщина взяла тот самый нож, который только недавно приставляла к шее мужчины в тунике, и нацарапала на стволе дерева незнакомый Оливии и Генриху знак:
– Теперь пойдёмте за мной. Придётся немножко потерпеть. Путь длинный. – улыбнулась женщина.
–Ничего, мы уже привыкли к долгой ходьбе. – улыбнулась в ответ Оливия.
Женщина жестом указала им следовать за ней, и они пошли.
После достаточно затяжного пути по путанным и непроходимым чащам, казалось, будто она специально их запутывает, они добрались до назначенного места. Сначала Генрих думал, что женщина задумала что-то неладное, пытаясь провести их так, чтоб они не запомнили дорогу назад, но когда он увидел куда привела их женщина, он понял, что и тут ничего не представляет опасности:
– Теперь понятно, почему вы нас вели такими запутанными тропами. – протянул Генрих.
Женщина привела их к заброшенной часовне.
– Вы здесь живёте? – спросил Генрих.
–Да.
–С каких пор? –спросила Оливия.
–С тех пор как их запретили. – ответила женщина, кивнув в сторону часовни.
Это было заброшенное здание, обросшее мхом и пробитое в некоторых местах деревьями:
–Здесь нечего грабить, потому мы рады всем. Ну же, проходите. Вы, видимо, совсем голодны.
– А где все?
–На работах. Правда, некоторые обещали прийти до заката. Надо посмотреть, кто остался тут.
Женщина открыла большие деревянные ворота, опёршись всей своей силой руками. Ворота скрипнули и распахнулись.
В этой часовне были очень необычные стены. На них было много углублений, заполненные горшками. Оливия только открыла рот, чтобы спросить, для чего эти углубления в стенах, как женщина тут же ответила:
–Это для того, чтобы все могли слышать, что говорит настоятель. Он шепчет, а благодаря этим горшкам, мы слышим его так, будто он стоит перед нами.
– А почему он шепчет?
– Потому что в тишине можно обрести своё счастье. Мы кричим, ругаемся и пропускаем иногда важные истины. А в тишине мы ничего не теряем.
– Интересно, а можно будет понаблюдать, как это работает? – спросила Оливия, указав на горшки. Только сейчас Генрих заметил, что у Оливии руки были в красных мелких точках – укусах. «Клопы» – понял Генрих. –«И в это чудовищное место я отправил Матильду. Чем я тогда думал?»
– Сейчас. – спокойно ответила женщина. Она подошла к другому концу часовни, встав у деревянного стола, что приходился алтарём, и начала шёпотом говорить. Генрих отпрянул от стены. Ему показалось, что кто-то подошёл к нему слишком близко и начал шептать на ухо. Оливия же засмеялась от такого чуда.
– Что ж, теперь вам пора пообедать. – чуть громче сказала женщина – Пойдёмте.
– Мы даже не спросили, как вас зовут? – спохватилась Оливия
– А зачем? – пожала плечами женщина.
– А ведь и правда. –тихо сказал Оливии Генрих. –Всё равно вряд ли мы ещё раз с ней встретимся.
Они обошли алтарь и обнаружили другую дверь, маленькую и покошенную. Открыв её, они увидели, что часовня скрывает за этой невзрачной покошенной дверью целый монастырь. Здесь была большая комната с печью, где рядом сушились грибы и зверобой, с огромным дубовым столом и постилками с сеном в углу комнаты. Здесь находилось немного женщин и мужчин, да парочку детей:
– Добро пожаловать. – сказала женщина, сняв свой плащ. Тут было достаточно тепло. Оливия и Генрих обнаружили, что у этой загадочной женщины и у всех остальных жителей был оголён живот.
–Можно задать вопрос? – спросила Оливия.
–Можно. – усмехнулась женщина.
– Почему у вас оголены животы?
– Чтобы душа не зачахнула.
– Как душа связана с животом? – недоумевая спросил Генрих.
Женщина близко подошла к Генриху, и, взяв его руку, прижала её к своей груди. Генриху стало неловко от такой близости. Женщина, которая годилась ему в дочери, приложила руку к своей достаточно упругой груди. Даже сквозь грубую ткань он чувствовал тепло её тела.
– Многие люди уверены, что душа находится тут. – Голос женщины опьянял, будто был полон лауданума. Она начала опускать руку Генриха к своему голому животу. Мужчина чувствовал прохладу её оголённой кожи и будто тысячи иголочек щекотали кончики его пальцев. Он дёрнулся, но женщина как будто этого и не заметила.
– Некоторые вообще не верят. – сказала Оливия.
– Они ещё придут к истинному пути. – спокойно, но уверенно сказала женщина, неотрывно глядя в глаза Генриху. – На самом деле душа находится здесь. Наши матери, вынашивая младенцев под сердцем передают через пуповину частички своей души. Душа попадает в дитя. Младенец растёт, с ним растёт и его душа. Как человек вскормит свою душу, такой она и будет. Душа бывает непокорна как дикий зверь, но её нельзя запирать, иначе душа зачахнет и погибнет. Добро – хорошая пища для этого зверя, зло – смертельный яд.
– Так вот оно как. – протянула Оливия, пытаясь сделать вид, будто поняла сказанное женщиной.
Женщина расслабила свои руки, и Генрих уже смог освободиться, но уже не хотел этого. За это короткое время, он уже успел привыкнуть к теплу рук этой загадочной женщины, и без неё, он почувствовал в руке неприятный холодок, а вместе с ним и одиночество.
– А теперь разрешите вас накормить. Вы мне очень помогли. – чуть игриво предложила женщина.
– Вы очень к нам добры. – поблагодарил Генрих.
– Мы всегда добры к обитателям нашего города.
–Обитателям? – спросил Генрих.
–Какого города? – удивилась Оливия.
– Мы отправляемся на восток. Мы не собираемся тут оставаться. – слабо запротестовал Генрих.
У женщины вытянулось лицо от удивления. В глазах появился испуг. Она повернула лицо к толпе женщин и мужчин. Из этой толпы вышел один высокий мужчина:
– Вы попали в лесной город. В лесу находится много таких заброшенных зданий, в которых живём не только мы.
– Мы прячемся здесь, потому что не хотим жить среди того хаоса, что люди называют порядком. – тихо продолжила женщина. – Мы не платим налоги, потому что у нас совсем нет денег. Нам неоткуда их брать.
Мы не отправляем своих сыновей воевать за чьё-то королевство.
Мы оберегаем наших дочерей, чтобы их не обесчестили, если в это королевство вторгнутся чужеземцы.
Мы не грабим и не убиваем друг друга, потому что мы все живём в скромности и мире. Мы хотим свободы. И мы живём в свободе…
– Но мы не хотим с вами жить. – перебила Оливия. – У нас совершенно другой путь.
– Мы не выпустим вас отсюда, потому что вы можете рассказать о нас. – спокойно ответил мужчина.
– Но зачем?
– Лучше узнать у него. – мужчина указал на Генриха.
– Но причём здесь я? – удивился Генрих.
– Твой плащ. Такие плащи простые люди не носят. Значит ты либо купец, либо знатный человек, либо солдат при дворе, либо обокрал кого-то из них.
Знатный человек не гуляет пешком лишь в компании девчушки. Повозки с товаром у тебя нет, значит не купец.
– Ты и не вор, так как будь это ворованный плащ, ты бы пытался продать его контрабандистам. – встряла женщина.
– Значит остаётся одно – прислужник королевского двора. – подытожил мужчина.
– Ты прав. Могу только поразиться твоим умом. Но мне незачем вас сдавать. – оправдывался Генрих.
– Как это незачем?
– Я уже старый солдат, которого отправили на восток следить за домом купца. Я уже говорил это ей. – Генрих покосился на женщину, – Правительство сменилось – я стал не нужен. Я взял её, – Генрих кивком указал в сторону Оливии – чтобы она мне показала дорогу до восточной провинции, поскольку она из деревни, что недалеко располагается от неё.
– А сдашь нас – докажешь свою нужность. – дополнил мужчина, скрестив руки на груди.
– Если бы я хотел доказать свою нужность, я бы, в первую очередь, сдал бы контрабандистов.
– Он не обманывает, правда. – вмешалась Оливия. – Он потратил почти всё своё жалование, чтобы купить мне одежду и обувь, потому что начинает холодать, а у меня совсем не было ничего, чтобы пережить холод.
Оливия приподняла юбку, чтобы мужчина смог разглядеть сапоги.
– Ну да, одежда и сапоги новые. – согласился мужчина, оглядев Оливию.
– Прошу вас! – взмолилась Оливия, обращаясь к женщине, – мы говорим правду, мы не собираемся рассказывать о вас кому-либо.
Женщина повернулась к мужчине. Он кивнул ей и сказал:
– Покорми их, дай им возможность пережить эту ночь у нас, а завтра пусть уходят. Отдай девчушке мой плащ из козлиной шерсти. Он ей будет нужнее.
Женщина утвердительно кивнула и повернулась к Оливии и Генриху:
– Садитесь за стол, скоро будет готова еда.
– Большое спасибо. От еды мы не откажемся.
Оливия быстро села на скамью. Генрих уже пытался сесть рядом с ней, как в эту комнатку зашёл другой коренастый мужичок:
– Помогите кто-нибудь уложить тюки. Я один не управлюсь. – попросил тот мужичок. Он был краснощёким, с носом-картошкой. Волосы от пота прилипли ко лбу.
– Я могу помочь. – отозвался Генрих и повернулся к женщине. – Всё равно еда ещё не готова.
– Мы будем очень благодарны. – женщина обратилась к коренастому мужичку, подмигнув, – Это наши гости.
– Гости? – удивлённо переспросил мужичок.
–Да, сегодня у нас исключение. Они не хотят с нами оставаться. – подал голос мужчина из-за угла, который разрешил им остаться лишь на ночь.
– Хорошо. Мы ценим даже временные рабочие руки. – пожал плечами краснощёкий мужчина.
Генрих ушёл вместе с ним, а за стариком последовали ещё несколько мужчин. Оливия обратилась к женщине:
–Может и я могу чем-нибудь вам помочь?
– Да. Пока томиться овощная тушёнка, разберись с овощами для похлёбки. Я к тебе присоединюсь сейчас.
Женщина села рядом с Оливией, и обе принялись резать овощи:
– Боюсь вы с трудом заснёте. – усмехнулась женщина.
– Почему же?
– Из-за шума. Мы по ночам готовим, чтобы меньше был заметен дым от печки. Особенно тяжело зимой приходится. От снега всё становится заметным. Чтобы не рисковать, мы переходим в новое место, где нет дымохода – весь дым скапливается внутри. Мы все тогда становимся чёрными, а слёзы из глаз текут ручьями.
– То есть скоро вы опять туда перейдёте?
– Да. И так из года в год. – пожала плечами женщина.
– Но почему вы выбрали именно такую жизнь?
– А мне так нравится. Мой муж и его брат ещё до того, как встретили своих жён, решили, что уйдут из города в лес, и заживут по-новому. Вот тот мужчина, что вас не пускал, брат моего мужа-настоятеля. Они раньше служили в часовне при королеве. Когда она приказала закрыть часовни, а служителей оставить без работы, тогда они очень сильно обиделись на неё, ведь они поначалу её жалели. Она страдала от своего безумного короля-мужа. Так они думали. Но когда она оставила моего мужа без денег, работы, да ещё лично пригрозила его убить, если он попросит её о помощи, тогда мы поняли, что пора уходить. Ничего святого тут не осталось.
– Ваш муж был настоящим настоятелем?
–Он и сейчас настоящий настоятель. Только гонимый королевой. Ты его видела. Он только что ушёл с твоим другом.
–Это тот мужчина, что попросил помочь с тюками?
–Да, это он.
–Но на нём обычная одежда.
– Да, и что? Она ему больше не нужна. Да к тому же она мешает работе, а её здесь очень много.
– А как вы запасаетесь на зиму? Вы же не едите одни грибы да ягоды. Да и откуда эти овощи?
– Ну мы собираем орехи, шишки помогают. Каштаны едим. Да и много у нас полей между лесами, которые трудно заметить королевским стражам. Там мало солнца, потому медленнее растёт, но всё же. Мы ещё в лугу пасём нашим животных. У нас здесь есть и хлев, правда, совмещенный с нашими покоями, но зато там всегда тепло. Ещё контрабандисты помогают.
–Я бы не смогла уйти из города со своим мужем и жить в лесу, прячась ото всех.
–Но ты же это и сделала: ушла со своим другом из города.
–Но мы же не в лес держим путь. Это совсем другое.
–Пожалуй да, неудачное сравнение. – посмеялась женщина. – Не знаю. Я долго не колебалась. Родителей нет уже давно, дети появились тут. Меня ничто не держало. Да и в глубине души я была согласна с мужем по поводу того, что всё прогнило. Ещё несколько десятков человек с нами тоже согласились.
–А что с родителями случилось?
–Да просто умерли. Ничего необычного. Старость. – ответила женщина, затем тихо добавила. – А вот сестра меня не поняла.
– Не приняла вашего выбора уйти в лес?
– Да. Она вообще считала, что выходить замуж за настоятеля – дурная затея. Буду жить в нищете, да детей рожать каждый год. А он ещё такой странный. – фыркнула женщина. – Ей лишь бы деньги. Сама же вышла замуж за дубильщика и рожает каждый год по ребёнку. И живёт несладко, так как детей прокормить трудно. Она всегда была такой правильной, и всегда давилась потом своей правильностью, будто косточкой.
Помню, я, отец и сестра складывали сено в хлеву. Его много на повозке, трудно перевезти, уложить. Вот отец и приказал сестре залезть на спину коня, а потом на верхушку этого снопа, и уложить там вверху так, чтобы протиснулся в хлев. Она только пыталась залезть своими дрожащими от страха ногами на коня, как свалилась с него и заревела. Отец не особо ласковый был на слова, сказал ей, что она дура, что боится, надо рисковать. Приказал мне залезть. А мне же тоже страшно. Но суровое наказание от отца за непослушание было страшнее какого-то там коня и высоты. Ну и залезла на спину коня, потом на верхушку. Чуть не соскользнула и не упала, но всё-таки залезла. А наверху там всё так шатается! Но я сделала всё как надо! Вот с того момента я и поняла, что с сестрой мы совершенно разные люди. Она будет всё время бояться и не двигаться, а я же буду рисковать, соскальзывать и подниматься вверх.
– Вы с ней общаетесь?
– Да. Она ко мне захаживает иногда со своей сворой детей. Ей можно доверять: никому про нас не рассказывает, считает нас всех сумасшедшими. Такая измождённая она. В суете живёт. Не нравится ей эта жизнь, но и признаться боится себе. А если и признается, то ничего не изменит – боится же.
«Какая странная женщина.» – подумала Оливия. – «Но в её словах что-то есть.»
Так они и провели практически весь вечер, в работе и разговорах, пока женщина не настояла Оливии идти спать. Ей так понравилась эта женщина, что она противилась её просьбе, пытаясь как можно больше помочь в работе. Женщина хоть и была мягка, но настойчива. Оливия лежала на душистой и тёплой соломе и думала, какой же она всё-таки интересный человек – жена настоятеля: она была знакома с ней лишь вечер, а она ей рассказывала о себе всё без зазрения совести, будто это был человек, которого она знает тысячу лет, просто давно не видела. Она была опьянённой обаянием этой особы, что-то в ней притягивало и внушало доверия.
Среди ночи Оливия проснулась от того, что кто-то свалился рядом с ней тяжёлым грузом. Она услышала знакомый кашель. Генрих. Видимо закончили работу и поели.
Вскоре она услышала, как кто-то переговаривается шёпотом:
–Зачем ты их привела сюда?
–Они были голодны. К тому же помогли мне. Они не заметили, что ты следил за нами.
Разговаривали та самая женщина и её муж-настоятель – краснощёкий мужичок. Женщина рассказывала о том, что случилось с ней сегодня днём.
– Ты думаешь они нас не сдадут? А вдруг это всё хорошая игра, и он на самом деле не бывший служитель королевского двора? А помог он тебе, потому что это такой трюк, чтобы войти в наше доверие? – спросил настоятель.
– А вы с ним раньше не виделись?
–Нет. Мы служили в разных непересекающихся сферах.
– Не знаю, как он, но девушке можно доверять.
– Что она рассказала?
– Она была проституткой. Его, бывшего вояку, отправили в отставку в восточную провинцию. Он выкупил эту девушку, чтобы она показала дорогу до неё, потому что она жила раньше недалеко. Она его описывает очень хорошо. Поражается его доброте и великодушии.
– Ну глядя на неё, видно, что она была обделена лаской. Так вот почему он ей одежду купил. А то я как-то забыл задать вопрос, кто же она такая ему, что он ей одежду покупал. Ладно одежду, но обувь. Ты видела какие они?
– Но так тратиться на проститутку, чтобы она просто указала ему дорогу? Ты не считаешь это странным. Такой поступок совершит только либо её отец, либо истинно добрый человек.
– То есть можно доверять теперь уже не только ей, но и ему?
– Не знаю. Она не врала. Да и врать так сильно не будет. Это заметно. Она очень добрая и нехитрая. А меня всё-таки смущает его бывшее место службы.
– Согласен. Его трудно прочитать.
– Правда, чувствую, без него она никуда. Она постоянно о нём говорила.
– Влюблена?
– Нет, просто благодарна. Говорю же, она очень добрая. Он ей сделал добро, возможно даже единственный в её жизни, кто его и сделал, потому она будет привязана к нему.
– Хм, значит мы их действительно отпустим? Значит, двери, если что, открывать им двоим? Или никому? – озадачился настоятель.
– Может стоит рискнуть и раскрыться им обоим?
– Риск слишком велик.
– Но в девушке я точно не сомневаюсь, а плохой или корыстный человек такой простушке помогать не будет. Она не сможет ему ничем оплатить, кроме своей безмерной любви. – женщина чуть ли не перешла на обычный голос. – Но и гадость во благо этого человека не сделает. Чувство справедливости в ней крайне велико.
– Я понял. Быть может ты и права.
Оливия вновь погрузилась в глубокий и беспамятный сон.
Когда Генрих и Оливия проснулись, все уже бодрствовали, как будто им была чужда усталость и сон.
На этот раз брат настоятеля был крайне дружелюбен и отдал плащ из козьей шерсти, как и говорил. Провожали их всей общиной, скорее, не потому что были так гостеприимны, а скорее убедиться, что они не принесут за собой каких-нибудь доносчиков. Однако брат настоятеля продолжал удивлять:
–Если хотите вернуться, то идите по дороге.
–Какой дороге? Здесь же ничего нет. – удивился Генрих. В это время женщина подозвала к себе Оливию в сторону. Мужчина уловил лишь обрывок фразы: «Чего ж ты молчишь. Я ещё вчера заметила…»
–Есть. Посмотрите вот на это дерево – сказал подошедший настоятель, указывая пальцем на дерево, у которого была содрана кора, – Смотрите дальше.
Рядом с этим деревом, протягивалась вереница таких же голых деревьев.
–Вот по ним и следуйте к нам. – ответил брат настоятеля.
–Но почему вы не сделаете обычную дорогу, на которой можно перевозить телеги? Это же упростит ваш труд. – удивился Генрих.
–Все смотрят на то, что у них находится под носом, но никто не поднимет голову и не посмотрит, что творится выше, потому нас никто не находит, а это нам и нужно. Нам и так хорошо, зачем вторгаться дикарям в нашу жизнь? Они только всё портят. – ответил настоятель.
Прощаясь, Генрих заметил, как женщина передаёт Оливии какие-то куски тряпок, а та их кладёт в карман. Оливия подошла к Генриху, сказав, что они уже могут идти:
– Зачем тебе эти тряпки?
Лицо Оливии залилось краской, и она, опустив глаза, ответила:
– Они нужны мне…не..не течь. Если будем ходить по ночам в лесу, дикие звери нас быстро найдут.
Генриху стало неловко от этого разговора.
– Пошли. – робко сказал мужчина.
Уши его пылали, но в голове таилась одна мысль: «Она подумала о зверях и предусмотрела это. Может она не так уж и глупа, как кажется?»
Жажда заставила королеву выйти из небытия. Боль и слабость завладели её телом, в глазах плясали противные блики и тёмные пятна. Было слишком светло. Каждый поворот головы в сторону давался ей с большим трудом. Лишь только спустя длительное время, собрав все воспоминания по кусочкам, она поняла, что находится в доме своих отравителей. Так, её хотел отравить племянник руками правителя юга. Человек, на которого ставила такие надежды. Всё превратилось в прах.
Она хотела встать и поискать воду, ведь чувство того, что тебя изнутри прокалывают раскалённые иголки, никуда не пропало, но лишь попытавшись поднять голову, она ощутила новую волну боли в теле. Женщина застонала. Или же это была боль от утраченной надежды, от обиды и предательства. Всё смешалось.
В доме кто-то был. Был слышен топот ног, поднимающихся по лестнице. Звук становился всё громче и громче. Увидев перед собой немолодого, но и нестарого мужчину в лиловой длинной тунике, она издала лишь слабый намёк на голос, только лишь шевелила губами, пытаясь произнести слово «Воды».
Мужчина спустился вниз к Шьяме:
– Ты же сказала, что всё сделала как надо! – проорал мужчина, брызжа слюной.
– Да, она приняла достаточную дозу яда, но как видишь, она ещё жива. – растерянно пожала плечами женщина.
– Почему ты её не убила? – продолжал кричать мужчина.
– Я..я не знаю. Стоит подождать пару дней, и она умрёт от жажды. Этот яд высасывает много жизненных соков.
– Ты лжёшь. На ней твоя одежда. Кругом всё в крови, а на одежде ни пятна. Ты её переодевала. Для чего? Ты её выхаживала! Ты сейчас собиралась её кормить. Ты не ожидаешь её смерти. – грозным голосом говорил мужчина.
– Да, – поколебавшись ответила женщина. – Мне никогда не поручали смотреть на смерть. Я всю жизнь только травила и незаметно исчезала, чтобы всё выглядело естественно. Тут же ему надо было убедиться в её смерти.
– И ты с этим не справилась, да ещё и ослушалась.
– Признайся, кто рассказал тебе про неё. Откуда ты знаешь? Ты просто так ко мне и сыну не заходишь.
– Да, наш сын сам решил со мной встретиться, и признался, что ты ополоумела. Только он говорил о похоронах, а тут она вообще жива!
– Он?!
– Да. – вздохнул наместник, – И, если бы я мог, я пытался бы всеми возможными путями это скрыть, но весть уже дошла до правителя. Потому я пришёл за тобой, чтобы отправить тебя под стражу. Я ничего не могу поделать.
– А что будет с ней? – женщина была шокирована. – Что будет с нашим сыном? Он же продолжит учёбу?
– Увы, но нет. Азгур и его приказал убить за излишнюю болтливость. Боится, что новость пойдёт по всем землям. Да и болтливый человек ненадёжен. Уж тем более будущий личный писарь.
–Убить?! И меня тоже?! Ладно я, но почему наш сын?! Он ещё молод и глуп! – разревелась женщина.
– Это приказ. А правителя нужно слушать и подчиняться. Все его приказы должны быть исполнены. – со слезами на глазах тихо ответил наместник. – Ты ещё можешь убежать, но нашему сыну уже ничем не помочь, он уже под стражей. При Азгуре и схватили его.
– Нет! Ну он же ещё глуп! – разрыдалась женщина. – Я умру вместе с ним! Я его не брошу!
– Хоть ты успей спастись! – раздражённо, с надорванным голосом, прокричал мужчина.
– Нет! Ни за что!
Она пошла наверх, дав попить воды королеве. Та жадно пила её, будто в воде была её жизненная энергия, которую она жадно проглатывала обратно:
– Я х– х -хочу встре…титься с вашим…. правителем. – с трудом произнесла королева.
Шьяма ничего не ответила. Она спустилась вниз, прошла мимо наместника и вышла из дома. У крыльца её поджидали два солдата. Шьяма протянула к ним руки запястьями вверх, показывая, что она не противиться приказу правителя. Наместник пошёл вместе с ней, оставив королеву умирать дома от жажды.
На следующий день, в полдень, к ней прибыли с вестями о том, что правитель услышал последнее желание королевы и приглашает её на беседу.
Женщину оттёрли жёсткими и мокрыми щётками, которые воняли хуже, чем она сама. Дали поесть пакору. Королева с жадностью съела практически все лепёшки, что были предложены ей. Превозмогая боль, она ела и ела. Лишь после того, как она поела, её запрягли в кандалы и повели ко дворцу. Никто не обращал внимания на растрёпанную и измученную женщину, принимая её за бродяжку или преступницу – воровку.
Королева хоть и была уже старухой, но сохранила крепкое стройное тело и гордую осанку. Была достаточно подвижна и энергична. Казалось, будто какой-то умелый творец пририсовал несколько морщин на девичье лицо. Длинные, некогда чёрные, волосы украшали ленты седых волос. Серые глаза выражали ум и решительность. Она и сейчас была привлекательной женщиной, но в молодости только и говорили о её красоте.
Говорили многое, но она уже тогда могла отличить лесть от честной похвалы, обман от правды.
Сейчас, она стояла перед правителем южной провинции, гордая и непоколебимая, исхудавшая от болезни, в изношенной южной одежде бежевого цвета, босая, будто нищая, в кандалах, будто преступница. Так и есть: нищая преступница. Вот он, тот самый молодой мужчина, который приказал отравить и принести её голову, смотрящий теперь на неё с неприкрытым восхищением, одетый в шаровары золотистого цвета из муслина, шёлковую рубаху бирюзового цвета, опоясанный золотистым поясом на бёдрах. Белые туфли с красной подошвой, длинные ногти, выкрашенные в цвет индиго и украшенные различными мелкими драгоценными камнями, чёрные напомаженные душистым маслом волосы, такого же цвета глаза, обведённые угольком, тёмно-синяя короткая аккуратная борода:
– Я искренне поражаюсь вашей тяге к жизни. Хотя, признаться честно, меня огорчило это поначалу, даже наказал исполнителей. Однако один из провинившихся вчера успел передать, что вы хотите со мной поговорить. Не волнуйтесь, они недолго мучились. Вы же любите быстрые смерти, так? Пики, мечи. – говорил Азгур с сильным акцентом, однако не допускал ни одной ошибки. «То, что надо. Ещё наловчится, и этот язык будет ему как родным. Юн, жесток и умён. Идеально.» – думала про себя королева.
– Весьма остроумно. Вы превосходно владеете моим языком, что говорит о том, что вы умны. Это вселяет в меня большую надежду на то, что моё предложение не останется в тени. – ответила королева. Она пыталась не выдать ни капли страха в своём голосе.
– И что же вы хотели мне предложить? От чего я не смогу отказаться? У вас ничего нет. – усмехнулся Азгур. – Только предупреждаю вас. Вы мой нежеланный гость, и вам здесь не рады. Я пригласил вас, так как это была ваша последняя предсмертная воля, которой я не могу противиться. Когда вы выйдете из приёмного зала, вас ждёт смерть или проживание в нищете. Это уже как я сам решу. Всё зависит от того, насколько ваше предложение меня заинтересует. Не глупите. Убежать не получится, как и убить меня.
– Не волнуйтесь. Вы мне нужны живым.
–А вы смелая. – усмехнулся Азгур. – Так что же вы хотели мне предложить.
– Я могу предложить вам трон.
Зал взорвался от смеха. Все смотрели на королеву как на сумасшедшую, однако она держалась. «Глупцы, вы даже меня не дослушали. У меня было много времени всё обдумать.» – сквозь зубы процедила про себя женщина.
–Вероятно, яд всё-таки подействовал на вас совсем иначе. Бедняжка, вы тронулись умом. – сквозь смех сказал мужчина.
–Я прекрасно понимаю, что перед вами стоит старуха, у которой ничего сейчас нет, кроме обвинения в убийстве сына и живого ума. Позвольте мне до конца объяснить своё предложение, и вы убедитесь, что я сохранила свой рассудок.
–Ну что ж, давайте. Так и быть, я вас убью. Мне будет неуютно знать, что я оставил доживать в нищете умалишённую забавную старушку. Не буду вас мучить. Хоть рассмешите меня перед своей смертью.
– Вы прекрасно ладите с моим племянником Эдуардом. Все прекрасно знают, что это сын моего младшего брата. Брат уже, к сожалению, мёртв, однако он оставил после себя не только наследника, но и наследницу. Мою милую племянницу Эллу, которая уже созрела для того, чтобы выйти замуж и родить сыновей. Она только вступила в этот нежный возраст, потому претендентов на её руку пока что нет, хотя сейчас её брат стал королём – конкуренция будет сумасшедшей.
Я предлагаю вот что: мы с вами объединяемся. У вас есть мощь и средства юга. Ваша армия сильнее нашей, это факт, но вы на нас не нападаете, потому что мы хорошие торговые союзники. Однако я предлагаю ещё один союз. Он выгоден как вам, так и мне.
Вы со своей армией устраиваете очередной переворот и свергаете Эдуарда. За это я отдаю вам в жёны свою племянницу Эллу и делаю вас своим наследником. Вы будете править после моей смерти…моей естественной смерти. Ни я, ни вы не будем предпринимать попытку убить друг друга. Я уже стара. Мне недолго осталось. Потому после свержения Эдуарда, позвольте мне ещё навести порядок в стране на несколько лет вплоть до моей смерти, вы в это время будете править своей провинцией, а потом переместитесь ко мне с вашей женой и будете владеть уже и моей страной.
В зале повисла тишина. Правитель юга молчал. Он смотрел на королеву с недоверием:
–Быть того не может. Теперь сошёл с ума уже я. Такая безумная идея…
– И такая превосходная. Подумайте только, что будет говорить о вас народ. Такой молодой, а уже правит двумя странами. Какой разумный правитель! Вы достигнете процветания. Здесь нет никакого подвоха. Я просто хочу отомстить своему нерадивому племяннику и просидеть ещё парочку лет на троне.
Мужчина сощурил глаза и задумчиво смотрел в одну точку, методично барабаня пальцами по рукоятям трона:
– Никогда бы не подумал, что с помощью ума можно свершить небывалые деяния. Несите бумагу! Мы будем составлять договор!
– Я понимаю, что после того, как я покину зал, я останусь живой?
–Непременно! Более того, вы теперь моя вторая мать! Прикажу немедленно приготовить вам покои, новое одеяние. Вам нужна личная охрана и дегустатор, чтобы ничто не угрожало вашей жизни! Освободите её!
После этого он поднялся с кресла и, взяв освобождённую руку королевы, провёл её до стола, на котором уже лежала бумага и чернила. Договор составлялся долго и тщательно, он был безупречен. Никто по этому договору не оставался одураченным. Оставалось только его подписать. Как только королева нагнулась подписать вслед за правителем, он произнёс:
–Бедная Элла, не только вы вспоминаете о ней, когда дело касается престолонаследия.
–Что вы хотите этим сказать? – королева повернула к мужчине голову.
Азгур усмехнулся:
–Как вы думаете, что мне предложили, за вашу смерть? Эдуард тоже не глуп. Он обещал мне Эллу. И второе место на право на престол, после его будущих детей, но я не могу так рисковать, вспоминая как он хотел избавиться от своей глубокоуважаемой тётушки. Где же гарантия того, что на следующий день я не умру от рук Эдуарда. Ему не присуща верность.
– Впрочем, как и всем нам. Вы ещё раз доказали мне, что вы мудрый правитель. – «Теперь понятно почему ты не колебался.»
– И то верно. А Элла хорошенькая?
– Молчаливая, покорная, симпатичная. Но ведь никто не говорил о том, что вы обязаны хранить ей верность. Подарите ей просто наследника. Я не помню, чтобы короли были верны своим жёнам.
–Так же, как и королевы своим мужьям. – в глазах мужчины мелькнул огонёк.
– На моём веку такого не встречала. – «Уколоть меня вздумал.»
–Ну что ж, не будем тогда нарушать традиций. Проводите нашу гостью в её покои.
–Я бы не отказалась от лохани с маслами. Яд немножко ослабил меня. – усмехнулась королева.
–Что ж, имеете право. – хмыкнул правитель и повернулся к слугам, – Сделайте всё, чтобы она была довольна.
Королева гордо направилась за слугами. Получилось. По всему телу пробегала крупная дрожь. Да, она победила. В очередной раз. Ничто её не сломит.
Аудиенция
После небольшого отдыха, королева хотела обсудить дальнейший план, но всё никак не могла добиться аудиенции с правителем юга: он был то на охоте, то на свадьбе знатной особы в качестве гостя, то на дегустации нового блюда, то на совете по поводу цен на мулов и лошадей. Никогда ещё королева не испытывала такого унижения. Ждать какого-то сопляка, ради небольшого разговора. Это же и его теперь трон, неужели его это не заботит?!
Так она и прожила несколько дней в ожидании встречи с этим взбалмошным мужчиной, который с ранних лет держал в руках власть. «Нет, он хорош в правлении. Держится крепко и смело. Его боится и уважает народ, но, чёрт побери, я же не местная простолюдинка!». Кормили её здесь щедро, но возмущало то, что она обязана была проходить процедуру омовения каждый день. Какая дикость!
Наконец она добилась встречи с Азгуром:
–Взгляд на будущее у нас хорош, но как мы начнём наш план? – спросила королева.
– Не беспокойтесь, я послал весть Эдуарду о вашей смерти и моём прибытии с целью женитьбы ещё до вашего заманчивого предложения, так что мы скоро отправимся в путь к моей невесте, а там уже убью Эдуарда.
«Почему женщины всегда должны биться за своё место, используя весь имеющийся разум, ведь всё равно придёт мужчина и всё испортит одним своим необдуманным поступком!» – подумала королева, но вслух лишь задала вопрос:
– Вы собираетесь сделать это лично?
– Да! Я же мужчина! Я должен смотреть в глаза своему умирающему врагу!
– И потому вы послали Шьяму, чтобы убить меня. – тихо и снисходительно сказала королева.
– В моей стране оскорбительно и низко убивать женщин, так как они источник жизни. Нечто святое. Но вы своё продолжение убили и даже не своими руками. Потому вы достойны были смерти, но не моими руками. Я выше этого. – процедил Азгур.
– Надеюсь, в вашей стране не обращаются с жёнами так, как обращались со мной.
– Возможно вы того заслуживали. Приготовьтесь. Мы выезжаем.
– Когда?
– Когда вы окрепнете. Дороги для женщин вашего возраста утомительны и опасны. Надеюсь, слуги достаточно хорошо выполняют мой приказ, вас хорошо кормят.
– Весьма. Но эти омовения…
– Они нужны, чтобы выгнать весь оставшийся яд через пот. К тому же в нашей стране принято омовение каждый день, даже среди простолюдинов. А теперь разрешите я уйду. Мне нужно посмотреть, всё ли готово к поездке.
Он поклонился, дав понять, что разговор окончен. Её обдало каким-то родным ароматом. И в голове пробежал отрезвляющий ток. Что это за аромат? Кислый, экзотический, тёплый… но такой знакомый. Ветивер! Какое роскошное масло!
Воспоминания нахлынули огромной волной: когда королеву выдавали замуж за тогда ещё прекрасного, во всех смыслах, короля, её отец расщедрился на это масло: «Ты должна выглядеть так, будто с самого рождения тебе предназначено быть королевой. Подчеркнём, что в нас течёт маленькая капля южной крови. Пропитайте этим маслом все ткани, смажьте ей волосы, тело! Пусть король окончательно будет пленён моей дочкой!»
Ох этот запах. При каждом движении юбки, разносился этот аромат, кричащий о роскоши и величии. В первую брачную ночь аромат усилил свои свойства: волосы, постель, король – всё благоухало этим ароматом. Как давно она не ощущала этот аромат? Такой дразнящий! Как будто вновь окунулась в то время. Будто снова почувствовала трепет своего сердца и возбуждение. Как будто снова перед ней стоит тот самый молодой, красивый король, и их счастье безмерно.
Вот и сейчас перед ней стоял молодой и красивый король, который, правда, принесёт сомнительное счастье.
Маргарита
Когда-то она была не королевой-матерью, а простой Маргаритой из знатного дома, недолго счастливой женой короля.
С тех пор как она стала девушкой ей твердили, что она рождена для благой цели: стать женой и рожать наследников.
Она мечтала о другой жизни и замужество не входило в планы, однако за неё уже всё решили.
Как-то в её родной дом приехали послы вместе с красивым юношей. Их посадили за стол напротив друг друга. Она не помнила о чём переговаривались послы, лишь только тайком смотрела на этого юношу, а он на неё. Неожиданно все замолчали, юноша кивнул послам, и те стремительно поспешили покинуть дом. Юноша исчез вместе с ними. Как потом оказалось, это был король. Он приехал посмотреть на потенциальных невест, и Маргарита ему приглянулась.
Дело шло к свадьбе. Постепенно Маргарита смирилась с мыслью, что замужество – её благая цель, ведь юноша ей действительно понравился.
Она забеременела вскоре после свадьбы и родила мальчика Уильяма. Счастье переполняло короля. Это было самое счастливое время. Но рано или поздно всё заканчивается, даже хорошее.
Неожиданно у короля начинали появляться припадки, а позже он совсем потерял силу, был бледен, слабо дышал, не отзывался на своё имя и слёзы любимой жены. Придворные боялись, что какой-то негодяй отравил короля. Опасения не подтвердились, однако следующая весть от лекаря нисколько не обрадовала никого – короля в голову укусил клещ и судя по состоянию укушенного, это был непростой клещ, жить королю осталось недолго. Клеща достали, но король всё ещё был на грани жизни и смерти. Часто в то время Маргариту можно было видеть в часовне. Она просила высшие силы спасти её мужа любой ценой.
Молитвы были услышаны, но цена оказалась слишком велика: король обезумел. Неожиданно для всех он полюбил сырое мясо с кровью, считал, что с кровью убитого животного, он поглощает жизненную силу убитого. Ел и приказывал есть это мясо своим придворным, а также заставлял делать это и жену. Уильям был ещё слишком мал, потому король его не трогал.
Когда мальчик подрос, король стал замечать различие в характере сына. На всякие тщетные попытки воспитать из него мужчину, заканчивались слезами и криками мальчика. Тут уже досталось Маргарите. Король не верил, что это его ребёнок. Его бы настоящий сын никогда бы не вырос такой бабой. Король избивал Маргариту, заставляя её признаться, сказать настоящее имя отца, а затем насиловал в наказание. Маргарита плакала и кричала, что истинный отец этого мальчика он. И это было правдой. Тайком от короля, Маргарита пыталась воспитать сына, чтобы не разгневать мужа ещё сильнее. Твердила, что мужчина так вести себя не должен, ему так нельзя, но всё было бесполезно. Как назло, ребёнок ещё больше выпячивал свой капризный характер. Последней каплей стало появления мальчика в женском платье перед отцом. Король молча повёл свою снова беременную жену в спальню и избил настолько, что у той сразу же начались преждевременные роды. Родилась девочка, но король выкинул младенца с башни со словами: «Опять ты понесла от какого-то ублюдка, придворная шлюха! Ещё один бабий выродок мне не нужен!»
Вопли Маргариты были слышны по всему замку. Тогда она не вылезала из своей постели, ни с кем не разговаривала. К ней приходили служанки, жалели, мыли её тело, расчёсывали волосы, а ей было всё равно. Она иссохла за неделю, вечно мокрые глаза впали, её ничто не радовало.
Она уже давно разлюбила того юношу, за которого она вышла замуж. Она возненавидела своего избалованного сына, который испортил ей всю жизнь. Она мечтала о дочери, как об утешении. Она проклинала те ночи, которые она провела в часовне, молясь за выздоровление короля. Да лучше бы он сдох! Замужество – благая цель?! Разве это и есть счастье?! Ради этого женщины всю жизнь готовы принижать себя?!
Спустя неделю Маргарита вышла из своей спальни преображённой. Первым делом она подожгла эту часовню, где молила о выздоровлении мужа. Пришла к королю, влепив ему пощёчину с обещанием, что больше он не возьмёт её, и она не понесёт от него наследника. Если он будет брать её силой, она стерпит, но ночью перережет ему горло. Ей уже не было страшно, что он её сейчас убьёт. Нет. Он уже давно убил в ней прежнюю Маргариту. Самое страшное уже позади. Король не тронул её, на глазах у него навернулись слёзы. Перед ней предстал жалкий трус. Она поняла насколько она сильнее его. Никто ей не поможет. В мире нет справедливости. Каждый сам себе творец. Она сама будет вершить своё правосудие.
Королева перестала быть женщиной, как ей внушали с самого детства.
«Платье, собранные волосы, скромность и манеры. Это нравится мужчинам. Ты должна нравится мужчинам, чтобы удачно выйти замуж.» – твердили ей её воспитательницы. Для чего? Чтобы быть избитой и униженной?
Так она сменила юбки с украшениями на мужские приталенные брюки, высокие сапоги для верховой езды, которые были вечно в грязи, а ленты для волос отдала на верёвки для мешков в кладовую.
Она часто бывала в хранилище книг, выезжала из замка, жестоко наказывала за малейшую провинность любого. Она была страшна в своих наказаниях, считая, что все этого заслуживают за то, что никто не помог ей спастись от безумия короля, не спас её дитя. Все были слепы и трусливы. Попробуют пусть только сейчас поднять голову! Теперь она сидела на собраниях с мужем и вставляла своё слово, даже не спрашивая разрешения у мужчин. Король не перечил, он действительно её боялся, а остальные подражали королю, дабы не наслать на себя его гнев. Так Маргарита начинала приобретать власть. Её слова больше не уходили в пустоту. Невольно, но все стали её слушаться.
«Только в нашей стране есть три короля: король, королева и сын»– шутил король при знатных людях, но не при Маргарите.
Поговаривали, что король умер не своей смертью, его отравила жена. Но это не так. Маргарите настолько был мерзок её муж, что она не могла даже думать о нём, а уж тем более замышлять его убийство. Лишний раз представить мужа, даже в смертельной агонии от яда, для неё было пыткой– настолько противен ей был этот мужчина. Мало кто помнит, почему она стала такой.
Отправление
Наконец все вещи были собраны. Для королевы был сшит похожий наряд в котором она приехала, и которому она не изменяла уже много лет подряд: брюки из шерсти с кожаными вставками на внутренней стороне бёдер, чтобы не протиралась кожа при долгой езде на лошади, тёплая рубаха и приталенный тёплый жакет. Женщина лично распоряжалась какую одежду и из какой ткани шить для правителя южной провинции – объяснялось это тем, что она боится, что принц заболеет или замёрзнет, ведь на её страну приближалась зима, от которой иногда не могла спастись даже знать, а смерть принца обещала конец всем её замыслам.
Так, принцу сделали похожий костюм, правда, с удлинённым жакетом, наподобие длинной туники, что носили в его стране. Азгур не смог устоять перед тем, чтобы не добавить в свой новый походный костюм парочку драгоценных камней:
– Да вы будете настоящей приманкой для разбойников. – высмеяла королева любовь мужчины к украшениям.
– Я принц и будущий король. Я должен выглядеть как истинный король даже в ваши зимы.
– Только это вас не спасёт от нашей зимы.
–Так кто сказал, что я буду жить там всё время? Летом у вас, зимой – в своей родной стране.
– Но как же правление?
– У меня есть много людей, которым я могу доверять. – многозначительно подмигнул Азгур.
– Вы хорошо льстите. Только король не должен льстить – ему надо приказывать и говорить правду.
– Правду. – засмеялся Азгур.
Королеву задел его смех. Мужчина быстро сдал позиции:
– Тогда позвольте мне сказать, как истинный король, то, что вы необычайно мудрая женщина.
Королева прыснула:
– Быстро учитесь.
–Вы тоже. Смерть дышала вам в затылок, а вы увернулись от неё, и теперь отправляетесь со мной завоёвывать обратно свой трон. Воистину приятно поражаюсь вашей мудрости. Умная женщина такая редкость.
–Такая же редкость, как и умный мужчина. – отчеканила Маргарита. – Вам лучше, мужчинам, признать, что женщина нездорова, чем принять то, что она сильнее и умнее вас.
– Кхм, мы поедем на лошадях, но если будем проезжать людные места, то вы будете прятаться в повозке с сундуками. Придётся потерпеть.
– Я и не такие унижения испытывала от вас. – иронически отшутилась женщина.
– Тогда выберем лошадь.
Они отправились в личную конюшню принца Азгура. Взгляд мгновенно пал на рыжую лошадь с чёрным хвостом и гривой.
– Гнедая. – ответила королева, не раздумывая. – Я поскачу на ней.
– А вы уверены, что справитесь с ней? – удивлённо спросил мужчина, но жестом уже дал приказ вывести лошадь из конюшни.
– Я усмиряла не одну неспокойную кобылу. – ответила королева, усаживаясь на спину лошади. Животное пыталось воспротивиться, но королева резко потянула на себя вожжи, что лошадь встала на две ноги, но женщина уверенно держалась в седле. Опустившись на свои четыре ноги, лошадь стало рьяно мотать головой в сторону, подскакивая, но, сдавшись, тяжело дыша, остановилась.
Азгур открыл рот от удивления. Королева убрала пряди своих длинных волос, цвета воронового крыла с сединой, со лба и посмеялась:
– Теперь ваш черёд выбирать себе лошадь.
Открытие
– Ты уверена, что мы движемся в правильном направлении?
– Да. День назад мы… – боязливо начала отвечать Оливия – … прошли дощечку, где было написано, что нужно идти прямо, чтобы добраться до восточной провинции.
– Хорошо. – ответил Генрих, но неожиданно его будто поразило молнией, – Погоди, ты умеешь читать?
– Немного, но да. – с опаской и очень тихо сказала девушка.
– Неплохо. – ухмыльнулся Генрих. – «Умеющая читать проститутка. Что-то необычное. Хотя я даже не знаю, кем она была до Уолтона. Может она аристократка, похищенная ребёнком?» – Уже садится солнце, давай здесь и остановимся.
Оливия разобрала их небольшие пожитки, Генрих развёл костёр. Пока грелась еда, Генрих задал вопрос Оливии:
–Ты никогда не говорила, что умеешь читать. Где ты этому научилась?
– Помнишь, как мой хозяин хвастался Матильдой?
–Тем, что это любимица его гостей, у которых карманы трещат от монет? Он утверждал, что такой спрос объясняется тем, что она представительница какого-то знатного рода.
–И он тебе сказал правду. Она жила в достатке: обучалась шитью, музыке, чтению и письму.
«Как оплатить девочке обучение чтению и письму они смогли, а как оплатить долг и не сгубить её жизнь – нет. В чём толк этих знаний?!» – подумал Генрих.
– Она передала мне всё, что знала сама, правда, письмо мне так и не далось. Она пришла спустя пару месяцев как я обжилась там. А я учила её делать из трав настойки, чтобы не зачать ребёнка, делать вид, что очень приятно, что делает с тобой гость, чтобы …. не избивал со злости. Даже не знаю, чьи знания, её или мои, ей больше пригодились по жизни… её короткой жизни … – Оливия молчала и тяжело дышала, будто бы с чем-то боролась. Генрих понял, что она пытается подавить слёзы. Спустя какое-то время она продолжила. – Поначалу я гордилась тем, что умею читать. В определённые дни, когда в тавернах было много пьяных мужчин, хозяин приводил нас туда, так ведь можно было заработать больше денег: мужчины щедры и хотят развлечений, когда пьяны, а мы пользуемся их щедростью и даём им то, чего они хотят. Пока мы шли до какой-нибудь таверны, я читала вслух слова на вывесках при хозяине, мне было просто интересно узнать, что же всё-таки написано было на них, что ему очень не нравилось, ведь несмотря на то, что у него много денег, он до сих пор не умеет читать. Да и слов на вывесках было мало, обычно их украшают рисунками, ведь многие если и читают, то с большим трудом.
Однажды он был в дурном настроении, а я продолжала свою забаву. В итоге он приказал одному из его наёмников схватить меня, чтобы я не сопротивлялась, а после он разбил мне нос. Я тогда ещё долгое время ела то, что приносили мне девушки, ведь из-за разбитого носа, я не могла выходить зарабатывать деньги. Кому же нужна уродина? А зачем кормить хозяину проститутку, которая не приносит прибыли?
– Никому нельзя показывать своё превосходство – это только навредит. Уж лучше играть роль дурной хохотушки, в твоём случае, нежели захлёбываться кровью из-за своего любопытства. – подытожил Генрих. -Тогда почему же он тебя тогда не выгнал в тот раз, если ты была бесполезна? Неужели он чувствовал за собой вину за это?
–Он? Нет. –горько усмехнулась Оливия – Он не выгнал меня, потому что я умею выживать. Он не торопился делать поспешных решений, наблюдал, смогу ли я и на этот раз выжить. Одна из проституток говорила, что он поспорил на 15 медяков с наёмником, который схватил меня в тот момент с носом, на это.
Я достаточно умна, чтобы понять, что я бесполезна, но всё же этого мало, чтобы что-то изменить.
Безумная лошадь
Дорога до юга была быстрее, нежели обратный путь. Это была уже не повозка, которая быстро мчалась, чтобы поскорее добраться до места, где таилась надежда на счастье. Это было нечто совершенно другое: размеренная процессия из нескольких повозок с вещами правителя юга. Они медленно двигались по нелюдимым тропам, чтобы не попадаться никому на глаза. К тому же Азгур частенько останавливал эту размеренную процессию, чтобы насладиться красотой природы, пообедать, справить нужду или просто отдохнуть от бесконечной скачки.
Королеву раздражала такая притворная медлительность, будто мужчина играл с ней, издевался. Ему некуда спешить, он молод, он ещё ничего не терял, его надежды не рушились как хрупкий дом. Потому она скакала впереди всех со злости пришпоривая лошадь. Животное ржало и брыкалось:
– Полегче с лошадью. Вы скачете не как женщина, а как азартный мужчина! Для вашего возраста это опасно. Хотя, если честно, меня это приятно поражает. Искренне восхищаюсь.
– Я лихо скачу, потому что не люблю сидеть на месте, как некоторые люди моего возраста. Потому я до сих пор и жива. Я скачу по жизни всегда. Безумная лошадь. Соглашусь, некоторые мужчины так не скачут как я, но вы и посмотрите на них. Обрюзгшие, толстые, неповоротливые. И телом, и поступками.
– Но где же эти мужчины? Тут поблизости нет ни единой души вашей страны. – посмеялся Азгур, прорисовав в воздухе невидимый круг из руки.
– Увы, но есть. Вы проникаетесь культурой моего народа: лень, медлительность, нежелание двигаться вперёд.
– Что вы хотите этим сказать? – улыбка исчезла вместе с добродушным и весёлым тоном, брови нахмурились.
–Вы хотите мой трон, невесту и смерть Эдуарда на ваших глазах? – с жаром и злобой спросила королева.
– Конечно.
– Тогда не ползите, а мчитесь как ветер. – прокричала королева и поскакала на своей лошади вперёд.
О да, она задела его самолюбие. Его больное место.
Азгур помчался за ней. За ним, словно оцепенев ото сна, помчалась вся процессия, но они так и не могли догнать женщину на гнедой лошади.
Быстро стемнело, и пыл безумной лошади исчез вместе с последними лучами солнца на закате.
Разговор
– Могу я задать тебе ещё один вопрос? – нерешительно спросил Генрих.
– Давай.
– Если Уолтон с тобой так поступил, почему ты от него так и не убежала?
– Если у меня бы у меня был выбор работать у бедняка, который безбожно пьёт и ест незрелую ворованную репу, или у богатого господина, у которого воруют ту самую репу, но из-за своего богатства он этого даже не замечает, то я буду работать у бедняка.
–И почему же?
–Потому что человек, который не скрывает свои недостатки, не причинит тебе большей боли – всё своё дерьмо он уже тебе показал, нечего ему уже скрывать. А вот от человека, у которого даже дерьмо пахнет розами, жди проблемы. Я слышала где-то, что есть цветок, который безумно красив, но если к нему близко подлетит что-нибудь маленькое, как муха, то он захлопнет свои лепестки и съедает жертву. Вот так и эти люди. Нет идеальных людей. Потому я буду воровать эту чёртову репу вместе с бедняком.
– Потому ты возвращалась к Уолтону?
– Да. Правда, он не бедняк и слишком много недостатков имеет, но всякий раз, когда я сбегала от него, я думала, а что если я встречу человека хуже, чем Уолтон?
– Поверь, хуже Уолтона на своём пути ты не встречала. Здесь твоя мудрость не подходит. Это же он тебе так лицо изуродовал?
– Да. – тихо сказала Оливия, опустив голову.
– Значит тебе просто не повезло изначально.
– Может быть ты и прав. – задумчиво сказала Оливия.
Неожиданно она задала вопрос:
–А для чего вы даёте обед безбрачия?
– Для того, чтобы мы не имели страха.
Оливия промолчала. По выражению лица было понятно, что она ничего не поняла:
– Понимаешь, когда есть те, кого мы любим – мы приобретаем силу и слабость. Любовь придаёт тебе силы, радость, какой-то смысл, но при этом ты боишься, что когда-нибудь это закончится. Можно это потерять. Это и есть страх, та самая слабость.. Когда я шёл на службу, сначала я плохо обучался мастерству.
– Потому что боялся?
– Да. Я всё ещё боялся, что расстрою ещё больше своих родителей, вернувшись к ним калекой или вообще к ним не вернусь. Я их и так огорчил. Но как только я получил весть о том, что их больше нет, я стал преуспевать в своём деле.
–Потому что ты уже ничего не боялся?
– Да. Самое страшное уже произошло, а дальше мне стало всё равно. Так вот если у рыцаря есть жена и дети, семья в общем, он будет бояться даже покалечиться, потому что не захочет потерять свою семью или стать ей ненужной, а это сильно мешает разить мечом.
Если у рыцаря есть семья, его сердце будет принадлежать семье, а не королеве, а значит рисковать своей жизнью ради выгоды королевы он не будет, ибо нужен живым его семье.
– Как можно отдать своё сердце этой жестокой женщине?
– Поверь, могли, – вздохнул Генрих – и много кто так делал.
«Многое вы не знаете, дети. Я же её застал ещё молодой и доброй королевой Маргаритой, а не грозной королевой-матерью. Не всегда она такой была. А вы уже родились тогда, когда вся доброта в ней угасла. Люди, такие же, как и я, служили ей, помня о том времени – времени доброй и молодой королевы. Как же бывает опасно незнание.» – с грустью подумал Генрих:
– Быть может ты и права. – ответил Генрих.
– А как ты огорчил своих родителей?
– У них были совершенно другие планы на меня, но я всё испортил.
– Расскажешь?
– Да нечего там рассказывать. Родители хотели, чтобы я стал помощником кузнеца, который не имел наследников. Значит, всё дело, после смерти кузнеца, досталось бы мне. Но я ушёл на службу к королеве.
– Сам? Добровольно?
– Я был молод. Я… давай не будем об этом.
– И что тебе сказали родители?
–Отец выгнал меня. Мать умоляла остаться. А я, пылкий и молодой, был убеждён, что поступаю правильно, ушёл. Я ещё деньги им посылал, но они возвращались с отказом от отца. Последний раз деньги вернули с устным ответом гонца, что посылать деньги больше некому – родители умерли.
– А братья? Сёстры? Хоть кто-то остался?
– Я был единственным сыном, да и вообще единственным ребёнком моих родителей.
– Единственный сын… – ахнула Оливия. – представляю какие надежды они на тебя возлагали.
– Понимаю. Быть может, если бы я мог вернуться в то время, я бы так не поступил.
Наконец каша стала горячей:
– Она мягче, чем обычная каша. – удивилась Оливия.
– Ну да, обычную кашу даже в королевской кухне надо грызть. Как эта женщина из лесного города сделала её такой? – задумался Генрих.
– Не знаю. Что-нибудь ещё от неё осталось?
– Конечно. Немного каши с перемолотым мясом. – «Видимо, даже у таких блаженных проблемы с зубами» – со смешком подумал про себя Генрих. – Но её лучше оставить на то время, когда похолодает, и нам потребуется больше сил на поход.
Голод и усталость сделали своё дело: после сытной еды они развалились на шерстяном плаще спать, укрывших еловыми ветками и сорванной сухой травой, чтобы не замёрзнуть ночью:
–Как ты оказалась у Уолтона? – неожиданно спросил Генрих
–Ты правда хочешь это знать?
–Ну да. Люблю слушать истории на ночь.
–Это не та история, чтобы её рассказывали на ночь.
–Ну же. Я же про себя тебе рассказал. Ты мне должна историю. Так как ты попала к нему?
История Оливии
–Случайно. Обычно, в бордель приходят бедные девушки, которым некуда идти, либо они рождаются в нём, а меня нашли у ворот города. Я предлагала людям себя служанкой за еду, одежду и укрытие от дождя и холода. Мимо проходил Уолтон, предложил работу в его заведении.
–Значит ты бедная девушка, которая не сама пришла, а её пригласили?
–Не совсем. Я не из бедной семьи.
–А откуда же?
–Трудно объяснить. У меня есть две семьи. В одной я родилась, а в другой меня воспитали.
– Ну да. Расскажи мне подробней.
–В первой семье нас было семеро: мама, папа, два брата, две старшие сестры и я. Еды у нас хватало, чтобы прожить зиму, но места, чтобы поспать, было очень мало, так как часть нашего дома сгорела одним летом, а, чтобы всё построить, нужны руки. Папа с мамой вечно работают в поле. Братья слишком маленькие, чтобы строить дом, сёстры не мужчины, да и меня растили, потому мы все ютились в одной уцелевшей комнате, забивая щели сеном, чтобы не дул ветер. Рядом с нами никто не жил. Вокруг нас только поле и лес. Сёстры мне обещали, что братья скоро вырастут и помогут папе построить новый дом, который будет больше прежнего. Мы все спали на одной кровати, точнее на куче тряпок на полу: братья, сёстры, родители. На этой кровати мы ели, спали. На этой кровати родители при нас зачали ещё одного братика, при нас родили этого братика, при нас заворачивали его в тряпки поменьше. На этой кровати он прожил неделю и умер, так как кто-то во сне его придушил. Никто не знал, кто это сделал, да и родители не выпытывали – все понимали, что никто не виноват в смерти братика. И никто не виноват, что у нас так мало места.
Мне было, кажется, пять лет, когда я потерялась. Тогда было очень тепло, нет, жарко, это важно! Помню, что было много травы, но трава уже была жёлтой. А если «стало жарко и жёлто, значит работы в поле становиться больше с каждым днём.» Так мне говорила одна из сестёр. Странно, я ведь даже имена их не помню, ни одного имени, а тот день я забыть не могу.
Сёстры работали с мамой в поле, меня попросили собрать яблок и сложить их в одну кучу у дерева, чтобы потом сёстры с мамой забрали их в корзины быстрее, пока не стемнело. Дерево это находилось недалеко от поля. Могучее такое, большое дерево. Я собирала яблоки в одну кучу, видела вдали свою маму и сестёр, а потом я отвлеклась на журчание. Я поняла, что это журчит вода. Мне было жарко и, по своей глупости, я побежала на шум, чтобы освежиться и принести маме и сёстрам в ладошках воды, чтобы и они могли пережить эту жару, а если не хватит, зачерпнуть ещё и принести. Добежала тогда до речки, выпила, зачерпнула, поскользнулась о камень, и течение меня унесло в неизвестном направлении. Я кричала, барахталась, звала на помощь, но вода всё время попадала в рот. Силы быстро покинули меня, и я перестала сопротивляться в надежде, что меня кто-нибудь найдёт и приведёт домой. Больше я свою первую семью не видела. – Оливия замолчала. Повисла тишина. Генрих посмотрел на неё изумлёнными глазами, хотя Оливия не заметила этого в темноте. Старик испуганно спросил, – а дальше что было?
– Дальше я нашла свою вторую семью. Я доплыла до речной мельницы, где чудом меня спас мельник. Привёл к себе домой. Там была его жена и двое мальчишек, такие как я, их сыновья. Ничего не говоря, эта женщина меня раздела, дала штанишки и рубашку одного из своих сыновей, дала мне поесть. Я молча переоделась. Помню, как только мне дали поесть, я заплакала. Попытки узнать, откуда я, как я оказалась в реке, были тщетны. Больше меня и не спрашивали. Так я осталась у них жить. Они назвали меня Оливией. Мальчишки стали для меня братьями, а женщина и мельник, новыми родителями. Они мечтали о девочке, потому для них я стала дочкой. Спала я вместе с братьями. Когда я увидела у себя кровь между ног, мама мне объяснила, что теперь я сама могу родить своих сыновей и дочерей. С тех пор я спала раздельно. Места там было куда больше, нежели в моём старом доме. Да и людей рядом было много. Я жила в большой деревне. Братья помогали отцу с мельницей, а я помогала маме по дому. То время для меня было самым счастливым в моей жизни.
Однажды мама почувствовала себя плохо. Пропали силы, лежала, ничего не ела, только стонала. Она жаловалась, что ей холодно, хотя её тело было горячим. Соседи давали всякие травы, уверяя, что они помогут ей излечиться. Так она мучилась две недели, а потом её горячее тело стало навсегда холодным. Я сильно плакала, когда хоронили её. Дальше, от такой заразы померла половина деревни, в том числе и мой отец. Потом братья выгнали меня из дома. Они нашли себе невест, а приводить в дом невесту,где живёт чужая девка, они не хотели. Они всегда ревновали меня к маме, ведь я была её долгожданной дочкой. Вскоре я стояла у ворот в поисках работы, и там я встретилась с Уолтоном.
Генрих уже начал зевать. Усталость брала своё:
–Как-то быстро. Видимо, сначала, ты была его любимицей. За девственниц много платят.
–Я не была уже девственницей.
–Когда же ты успела? – ухмыльнулся Генрих.
Оливия, шумно выдохнув воздух, начала свой длинный рассказ:
После смерти родителей, жизнь перестала быть такой хорошей. Оливия работала по дому, кормила братьев, которые продолжали дело отца. Они часто за столом кляли её, что она тоже должна работать, ведь им трудно без родителей содержать девушку, якобы из-за неё они должны искать себе девиц с хорошим приданым, но они благородны, чтобы выгнать Оливию из родительского дома, так как память о родителях им священна, хоть она и обуза для них, потому она должна помалкивать и приносить пользу в виде кухарки. Оливия знала, что всё это наглая ложь в надежде напугать её, чтобы она не заявила о своих равных правах на дом и мельницу.
Когда старший брат собирался жениться, он долго пытался уговорить свою невесту отдаться раньше свадьбы, но та наотрез отказывалась. Родители у неё были очень строгими. Брат очень злился по этому поводу, да ещё и младший брат его дразнил, что такую недотрогу он берёт, а вдруг после свадьбы окажется, что у неё уродливое тело. Да и точно ли братец знает, что надо делать в брачную ночь, а то мало ли, сделает что не так, и убежит обратно невеста к своим родителям. Оливия часто слышала это – они это обсуждали при ней за столом. Видимо, то, что они хотят сделать со своей названной сестрой, они обсуждали там, где её с ними рядом не было. Оливия позже поняла, что младший брат дал ему совет сыграть понарошку свадьбу с ней. Если будет возражать, можно пригрозить ей изгнанием и сплетнями на всю деревню.
В тот день братья были молчаливыми, но это не насторожило Оливию, а, скорее, обрадовало – хоть один день она не слышала их наставлений.
Вечером, они попросили её помочь им доделать работу на мельнице, что очень её удивило, ведь к ней её подпускали только тогда, когда был жив ещё отец. Ей стало интересно, чем же она может им помочь, и не думая, пошла за ними. Не доходя до мельницы старший брат повалил Оливию и ударил по лицу. Она этого никак не ожидала. Совершенно. Но это не мешало ей начать сопротивляться. Брат рвал её одежду одной рукой, а второй сжимал её руки, говоря: «Не бойся….. мы ..просто…играем… мою …свадьбу. Ты же не хочешь …. подставлять …своего ….братика?» Младший брат смотрел, чтобы никто их не заметил. Когда Оливия пыталась позвать на помощь, младший брат подбегал ко ней и бил по лицу. В тот момент она почувствовала себя снова маленькой девочкой, плывущей по течению: снова пыталась позвать на помощь, но вместо попытки прокричать, её бьёт по лицу волна, но сейчас, вместо волны, её хлестал кулак брата.
Обессилев, она перестала сопротивляться, ибо это ещё больше приносило боли. Младший брат прекратил её хлестать по лицу, прошептав: «Неблагодарная! Кто же тебя возьмёт в жёны такую шлюху? Получай удовольствие сейчас, другого такого шанса не будет. А может и будет, если будешь молчать. Иначе вся деревня узнает о том, как ты совратила моего брата, опоив его дурманящим питьём. Питьё мы найдём, не бойся, да братец? Ты это, давай там быстрее заканчивай, что-то у мельницы шумит, пойду проверю не пришёл ли кто, а я позже присоединюсь. У меня же тоже скоро свадьба!»
Он ушёл, а Оливия глотала слёзы и кровь с разбитой губы. Над ней по-прежнему свисал брат, причиняя невыносимую и жгучую боль, будто внутри её рвали на куски. Было темно и тихо, она почти не видела исказившегося лица брата. Она помнила только, как он пыхтел и мычал.
Их заметила местная жительница, травница Агата, которая собирала белену после заката, вблизи полнолуния. Ну так она утверждала на следующее утро, рассказывая всё в подробностях. Естественно она не видела окровавленного лица Оливии, но «успела увидеть её голые ноги и саму распутницу на брате, а он лежал почти без сознания, мыча что-то о зельях». Когда Оливия убегала из деревни через три дня, не выдержав позора, в той же одежде, в какой впервые её увидел Генрих, она увидела у дома Агаты корову, которой раньше не было – подарок от младшего брата Оливии за придуманную историю.
– Странно, но имена первой семьи я не помню, а имена второй семьи я и вспоминать не хочу. Вот так я оказалась у ворот и встретила Уолтона. – закончила рассказ Оливия
–И ты согласилась стать шлюхой после того, что случилось? Да никакая девка такого бы не сделала!
–Я была уже грязной и испорченной. Кому нужна служанка-распутница?
–Тебя взяли силой! Это другое! Да и кто бы узнал, что с тобой было?
–Я боялась, что про это узнает не только моя деревня, но и все ближайшие! Глупа я была ещё, чтобы понять, что никому нет дела до чужой жизни.
–Теперь ты уже не допустишь таких ошибок?
–Не допущу.
–Хм, и как же отреагировал хозяин на то, что ты не была уже его хорошим доходом, на который он рассчитывал?
–Как ты догадался, что он был зол?
–Я знал много мелочных людей, но тебе повезло столкнуться с самым алчным человеком, который готов переступить всё за медяк. Однако его способность делать из дерьма золото меня восхищает. Если он берёт девушку, то только девственниц. Испорченная должна привести с собой девственницу и обучить её мастерству – такая плата за то, чтобы остаться у него и торговать собой под его именем. Обычно, такие девушки приводили своих ещё не созревших сестёр, а те брались за всё, лишь бы получить долгожданный кусок лепёшки. Не думаю, что ты смогла бы пойти на такое.
–Ну да. Он был уверен, что я чиста. Так я ему сказала, пока ко мне не пришёл первый гость, заплатив за меня большую сумму. Мы уединились, а чуть позже он выскочил из палатки и побежал к хозяину. Деньги ему вернули, а меня впервые тогда избили.
–А зачем ты ему сказала, что ты чиста?
–Надеялась, что первый гость поймёт меня и ничего не расскажет.
–Глупая, глупая. Ты надеялась на сочувствие и понимание в борделе? –горько усмехнулся Генрих – Почему ты называешь ваших постояльцев гостями?
–Так называл их хозяин и требовал называть их и нам. После того случая он сказал, что отдаст меня мужчине по прозвищу Резчик. Я не знала, кто это, но имя мне не понравилось. Спросила у других девушек, все только охали и сочувствовали, а сказать ничего не могли. Слышала:
«Бедняжка! За что?!»
«Беги отсюда!»
«Не делай глупостей! Так ты больше разозлишь хозяина! Проси прощения у него.»
Только одна из них смогла рассказать про него всё, что знала.
Мне предстояла встреча с мужчиной, который любил резать ножом женщин. Его это возбуждало ещё больше. У него были свои правила: если женщина закричит, он её убивает. Сопротивляется – убивает. Платил он хозяину щедро, потому потеря одной или двух девушек его ничуть не пугала. Он уже так восемь девушек убил. Трое остались в живых. Среди этих трёх, только одна стояла на своих ногах и рассказывала про него. Показала свои шрамы и поделилась хитростями.
Во-первых, свеча должна уже меркнуть, чтобы слабо было видно твоего искажённого от боли лица.
Второе, взять в рот палочку и сжать её в зубах, чтобы не кричать.
Третье, попросить его связать тебя, чтобы не было возможности прекратить это дело самой. Просто надо терпеть.
Четвёртое, как она сказала, правило, которое касается всех, делай вид, что тебе нравится. «Притворись, что тебе нравится эта боль, тогда тебе не причинят боль сильнее.»
–И ты встретилась с Резчиком? – Генрих уже давно забыл сон, потрясённый откровениями Оливии, но больше всего его поражало то, с каким спокойствием она рассказывает следующую историю. Он хотел и в то же время не хотел знать, что же произошло дальше. Как эта хрупкая, некрасивая девушка смогла пережить ночь с мерзавцем, которого не могли терпеть даже мужчины королевской армии?!Да, он знал этого человека. К сожалению. Он знал все его мерзости, которые он совершал когда-либо. Ему не хотелось представлять, как такой гнусный человек, как Резчик, мог обидеть такую девушку, как Оливия.
–Да. Я сделала всё, как говорила мне та проститутка. Её тоже звали Агатой, но её я вспоминаю часто и с теплом. Меня она сама привязала, сказав, что потом я пойму, для чего она так сделала. Пришёл Резчик, разделся, сел на меня и начал полосовать мне спину. Я чувствовала, как течёт кровь. Вся тряслась, пыталась вырваться, но привязана я была крепко. Помню мои мычания переходили в рык. Темнело в глазах от боли, но в ушах звенело «Терпи. Иначе тебя ждёт боль пострашнее». Он один раз говорил: «Ты близка к тому, что я могу тебя прикончить. Хочешь ты этого?» Когда он закончил своё дело, он хотел полить воском мои раны, но свеча потухла, а воск весь уже давно засох. За что ещё раз спасибо Агате. Он уже уходил. Я не в силах была что-либо сделать. Я была счастлива, что всё закончилось. Когда я была ещё в сознании, я прошептала «Спасибо». Это было сказано Агате, но Резчик принял эту благодарность себе. Что за чудовище! Понимаешь, он настолько был увлечён своим делом, что не заметил, как потухла свеча! И он думал, что я ему благодарна!
–А почему ты не приняла какого-нибудь дурманящего зелья? Так было бы легче перетерпеть боль.
–Одно из условий Резчика.
Повисло молчание.
–Знаешь, что самое мерзкое? – неожиданно с плачем спросила Оливия: Через несколько дней он пришёл опять, но уже на этот раз к Агате, и на этот раз она вырвалась. Слишком слабо привязали её. Так Резчик прикончил девятую девушку. Мою Агату! Если бы я была в сознании, я бы лично приползла к ней связать её из всех своих сил, как можно туже. Но я не могла…Понимаешь?!
–Понимаю. Прости. Мне очень жаль.
Герой был потрясён историей. Ему было больно слышать это. Больше он в тот вечер не спрашивал её ни о чём.
Южная кровь
Они остановились в нелюдимом месте, подальше от деревень и леса, чтобы никто не мог их заметить и сообщить об этом королю Эдуарду. Если же всё-таки им необходимо было проезжать мимо деревень, то королеву прятали в шатре, чтобы, если что, королю Эдуарду доложили, что принц Азгур едет совсем один. Расположившись в пустынном месте, они отправили пару охотников в ближайший лес добыть какую-нибудь дичь и приготовить свежее мясо, чтобы принц и королева могли поесть. Спустя некоторое время охотники принесли двух кроликов. Пока готовилось мясо, мужчина и женщина разогрели себе аппетит южным вином и фруктами. Для каждой особы была подготовлена палатка со множеством одеял, чтобы не замёрзнуть ночью.
После ужина из кролика принц выпытывал традиции этой страны, узнавал географию, систему налогов, какие культуры тут выращивали. Каждый раз, когда принц просил королеву рассказать об особенностях своей страны, женщина тихо радовалась и гордилась выбором своего кандидата. Живой ум, жестокость, интерес – всё в нём было идеально. Мечта об идеальном наследнике воплотилась в реальность, хотя она совершенно не ожидала осуществление своей мечты именно от этого человека. До чего же жизнь иногда бывает непредсказуемой. Неожиданно Азгур завёл разговор совершенно на другую тему:
– Я тут подумал. Мы же с вами дальние родственники. Ваш праотец и мой прапраотец были братьями.
–Совершенно верно. – улыбнулась Маргарита.
Ваш праотец вместе с семьёй переехал в эту страну, надеясь, что кто-то из его наследников займёт трон здесь и не прогадал– его заняли вы. Только он не дождался этого момента. У вашего же мужа-короля не было братьев и сестёр?
–Нет.
– Вы имели только одного наследника, которого чужими руками убили. Ваш сын был единственной нитью той линии королей, которую вы прервали.
–Давайте не будем об этом.
– Но где-то по стране гуляет незаконнорожденное продолжение.
– Пожалуйста, замолчите! К чему вы завели этот разговор?! – в ярости закричала Маргарита.
–Успокойтесь. Я лично против бастардов. Прошу прощения, если так грубо вам напомнил об этом. Не так выразился. – попросил прощения мужчина, – У вас ещё был брат, который женился на знатной женщине из этой страны, имел Эдуарда и Эллу. Значит в них тоже есть что-то южное, так?
– Так. – злобно прошипела женщина, ещё не отойдя от того, что ей указали на то жало, что давало иногда о себе знать.
– То есть сейчас, этой свадьбой, мы объединим весь южный род. – усмехнулся Азгур.
Королеву это позабавило. Она тоже весьма искренне улыбнулась этой мысли.
– Поскольку мы с вами дальние родственники, но всё же родственники. Позвольте мне называть вас тётушкой. – улыбнулся Азгур.
– Один уже называл меня так, и он пытался меня убить. – горько усмехнулась королева.
Таверна
Уже как полмесяца шли Генрих и Оливия в провинцию, пройдя лишь половину пути. Время от времени, они просили у людей еду, но с появлением холодов и длинных ночей, они просили теперь ещё впустить их заночевать в хлеву. Осень их больше не радовала красочными дождями из листьев. Настала пора противной мороси в лицо, голых деревьев с торчащими как пики ветвями, густого тумана, пронизывающего ветра и беспощадного холода.
Некоторые люди соглашались, а иные запросто плевали им в лицо, боясь, что это разбойники, которые хотят их ограбить. Но как бы там ни было, под открытым небом, они уже больше не ночевали.
Один раз они каким-то чудом добыли деньги, помогая по работе одной семье. Да и деньги от Оливии они ещё не растратили, потому решили, что сегодня можно пойти в таверну и поспать не среди коров, коз и свиней.
В таверне стоял запах самогона, пота, спаленного мяса, похлёбки и кислого хлеба. Судя по возбужденным разговорам, тут недавно была драка за полную женщину, сновавшую между скамеек, хохочущую и пьяную. К ней обратился владелец таверны:
–Есть чем расплатиться?
–Обижаешь! Конечно же нет! Могу расплатиться только своей любовью.
–Не надо, спасибо. Ты будь аккуратней со своими чарами, иначе я так пойду по миру с этими убытками.
Это была полная женщина, пахнущая выпечкой и застарелым потом. Громкая, крикливая, но такая притягательная женщина с красным лицом и небрежно собранными грязными волосами. Она создавала впечатление матёрого человека, который пережил всё дерьмо, которое только может существовать на свете, потому любые проблемы можно решить с помощью одного щелчка пальцами.
– Стоит поучиться у этих пьянчуг умению жить. Тебе никогда не приходил вопрос, откуда у них есть монеты на эль, если они не работают? Даже если целый день просидишь у ворот города и будешь просить милостыню, то не насобираешь ничего, кроме тумаков от королевской охраны. Ни проблем, ни работы, только забота о том, где достать выпивку. А как найдёшь, проблем больше нет. Ну что за жизнь?! Просто сказка! – поделился Оливии своими мыслями Генрих.
Неожиданно один из пьяниц прокричал: «И это моя жена! Какой же я счастливчик! За неё готовы драться мужчины! С ней спят, а она возвращается ко мне!»– в его голосе звучала гордость.
Оливия удивилась: «Это ваша жена? Как вы можете позволить ей так вести себя?»
–Детка моя, ты ещё мала, чтобы понимать это. Глууупенькая.
– Я не настолько мала, чтобы понять, что это гнусно. – Оливия была оскорблена тем, что её назвали маленькой и глупой, а «герой», стоящий рядом усмехнулся. Она же действительно ещё совсем ребёнок. Маленький, несмышлёный ребёнок.
–Глупышка, – продолжал пьяница, – настояааащая любовь не ..в посто…яааанном прогов..прогв..про-го-ва-ри-ва-нии «Я те..бя люблю.», как напоминааание «Эй, твою мать, не забудь, что мы вмес..те», не в счастливой жизни без ходков налево, а. – подмигнул пьяница, а затем наклонился близко к лицу Оливии, выдыхая на неё запах алкоголя и гнилых зубов, произнёс шёпотом – Знать всё дерьмо, что таится внутри твоего человека, ….и при этом жить с ним душа в душу – вот истинная, мать его, любовь. Сила в поступ-п-п-ках, а не в словах, пон-нимаешь?
«Какая же глубокая, но не совсем уместная, мысль от пьянчуги. Видимо он действительно любит свою жену. Надо же, даже трактирные потаскухи находят любовь.» – подумал Генрих с презрением и в то же время с сожалением, что он так и не нашёл за всю свою жизнь того, кто смог бы полюбить его.
Генрих
Его мать не смогла одарить своего мужа множественным потомством, потому Генриха – единственного ребёнка в семье – опекали как могли. Мама, обычная крестьянская женщина, души не чаяла в своём сыне.
Отец, помощник кузнеца, был строгим, но любящим родителем. Частенько брал своего сына к себе на работу, если по дому не надо было прикладывать мужскую руку.
После работы дом их встречал ароматом свежеиспечённого хлеба– любимый аромат Генриха с детства.
Это была счастливая семья, пока Генрих сам не разрушил идиллию.
Уже с детства за него решили, что он продолжит дело отца. Владелец кузни любил милого светловолосого мальчика, и видел в нём будущего наследника, ибо своих детей у него не было. Да и мальчику нравилась работа.
Родители были рады тому, что владелец имеет виды на их сына. Собственная кузня, огромные деньги, вечный спрос, популярность на ярмарках – вот что им светило. Но Генрих всё решил иначе.
Частенько он выходил в город, поближе к замку и видел воинов короля и королевы. Да, он помнил ещё добрую красавицу Маргариту. Глаза красивые, умные, но печальные. Тогда она была беременна второй раз, когда проезжала мимо него в кортеже. Невозможно описать то чувство, что испытал в тот момент юноша: это была не влюблённость, вряд ли он испытывал когда-нибудь это чувство, а благоговение, восхищение, смешанное с жалостью – ни для кого не было секретом то, как обходился король с королевой.
Генрих только и смог выпалить: «Я весь ваш! Я хочу вам служить, королева!» Она бросила ему монету и сказала, чтобы он завтра с рассветом приходил с вещами к воротам замка, у неё как раз умер её дегустатор. После этого она посмеялась и сказала, что если его это не испугало, то она придёт поприветствовать его завтра лично. Юношу это не испугало.
В тот же день он сообщил родителям, что он уходит служить королеве.
Гнев отца и изумление матери не остановили пылкого юношу. Все планы семьи полетели крахом. Под грозное проклятие отца «У меня больше нет сына» и жалкую мамину просьбу «Береги себя» Генрих ушёл из дома, оставив им монету, которая ему подарила королева. От монеты отказались, как и от последующих денег сына. Ночевал у ворот замка, благо ночь была тёплой.
Встретили его равнодушно, хотя он на большее и не рассчитывал. Посмотрев на его крепкое тело, на его мускулы, решили, что идти ему надо в военное дело. На всякое «но королева…» пресекали тем, что если он не хочет, может уйти отсюда. Королева так и не появилась ни через день, ни через неделю – на тот момент она находилась в трауре по убитой дочке.
Так Генрих и стал служить королеве. Унимал бунты, выбивал долги, охранял пост. Ему поначалу нравилось это. Войны, победы, похвала королевы – разве не об этом мечтают юноши его возраста. Но вскоре он увидел, как всё устроено изнутри. Честь и слава служили только прикрытием, оболочкой. Всё внутри было изъедено термитами.
Это были обычные солдаты, которые слушались приказа королевы убивать и мучить. Некоторые сходили с ума; другие, ощутив вкус крови, высвобождали своего внутреннего зверя, как Резчик, и мучили ради своего удовольствия, лишь бы потешить своё покалеченное самолюбие.
Поначалу и он грабил людей просто так, потому что владел такой важной ценностью, как силой. Он смеясь пинал что животное, что ребёнка, что женщину – разницы не было. Ему было весело. Раз уж другие себе это позволяют, то почему он должен воздерживаться? Один раз его, пьяного и разгорячённого юношу, поколотил мужик за то, что Генрих силой хотел завладеть женщиной, хотя та ему несколько раз отказывала. Тогда он был на грани того, чтобы его отставили от службы из-за немощности и ненадобности. Кому нужен переломанный вояка? Вот тогда Генрих задумался: очередное приключение, очередные поломанные кости и его отстранят, а там что? Куда ему идти? Кому он нужен? Его же сразу убьют обиженные крестьяне за злодеяния или он умрёт в нищете, получая пинки от новых солдат, прибывших на его место. Так новая ценность по имени «мудрость» сместила ценность «силу».
Болезни часто гуляли среди солдат, особенно те, что подхватываются от гулящих женщин.
Генрих и сам развращал трактирных девок, но ему везло – попадались нетронутые. А вскоре он только таких и выбирал, обещая жениться и исчезая на следующий день со остальными солдатами. Он был молод. С возрастом он стал смотреть на это со стороны, видел всю жалость и мерзость. Вместо того, чтобы укрепить честь армии, о которой он мечтал когда-то юным мальчиком, он сам и рушил её.
К концу жизни он понял, что всю свою жизнь он отдал мечте, но смысла жизни так и не обрёл. Королева так и не пришла поприветствовать его. Она изменилась, он изменился. Не было больше той королевы, которую было жалко, ради которой разрушил счастье своей семьи.
Ради чего он это всё делал?
Всё та же таверна
Его мысли прервал разговор двух мужчин, игравших в кости:
–Скучно.
–Могу кое-что посоветовать.
–Нет, спасибо, я уже был женат. О, наш музыкант сочинил новую музычку. – в таверне заиграла лютня. – Что, нашёл новое вдохновение?
На лютне играл юноша, похожим на статную девушку. Нежное лицо, не знавшее щетины, тонкие длинные пальцы, не знавшие тяжёлого физического труда, тонкий носик и длинные пушистые реснички. Одет он был аккуратно и чисто, чем резко отличался от всей публики в таверне:
–Да, и что вам? – спросил музыкант, продолжая играть, – Наслаждайтесь лучше музыкой.
– Так это всё ещё Лина или уже другая пташка?
– Лучше! Теобальд!
–Вот это да! Не ожидал!
–Пфф, а я почему-то не удивлён, – вставил своё слово второй игрок в кости.
– Ой, да какая разница? Женщина или мужчина? – улыбнулся музыкант, – Искусству всё равно на то, что находится у человека между ног. Я черпаю вдохновение от любви, а любовь я вижу не только в женщинах.
– Как же ты мерзок. – сказал мужчина, смачно изрыгнув.
– Мда, кто бы мне это говорил. – снисходительно сказал музыкант.
– Ой, неважно с кем ты там ложишься. – не выдержал второй игрок. – Давай! Сыграй что-нибудь весёлое! Ну эту, «ночь с Сибиллой»! Видимо эта девка хороша была, раз уж после ночи с ней ты придумал эту музыку.
– Ага, её муж тоже. – засмеялся музыкант. – Правда, моей спине нет, уж больно бил он меня, когда застал нас.
– Заткнись и играй, герой-любовничек! – засмеялся первый игрок, и таверна наполнилась весёлой музыкой.
– А они мне нравятся. – сказала Оливия.
Опьянённые посетители таверны встали со скамей и пустились в пляс. Видимо, «ночь с Сибиллой» была главной песней каждого вечера, ведь жители начали петь её. Женщины визжали, а мужчины орали или громыхали кружками, разливая своё питьё:
… Задирает юбку смело,
Грудь колышется в руках.
Муж застал за этим делом,
Страх ожил в её глазах.
Ох, лукавая Сибилла,
Меня лупит твой супруг.
Покидают тело силы
От его могучих рук….
И все смеялись. Один мужчина с подбитым глазом любезно предложил Оливии и Генриху настойку из болотного дягеля:
– Пейте! Пейте! Вы должны со мной выпить! Я спорил с одним старым дурнем, что жизнь расплатиться с ним за то, что он меня надул с ценой за овчину. Вот теперь у него дом сгорел! Пейте! Угощаю!
Женщина с серым платком на голове вскрикнула:
– Ба! Да неужели сгорел? Насмерть?
–Ага! Прям ничего не осталось! – засмеялся мужчина с подбитым глазом. – так ему и надо!
– Как же Хью сгорел?
– Помните, как он скупал дюжину свечек, потому что он боялся темноты и засыпал под свет свечи?
– Ну да.
– А то что он не дал свеч молодому пастуху, когда тот искал заблудившуюся овечку в кустах. Боялся, видите ли, что ему самому свечей на ночь не хватит. Пастух тогда ночью не пошёл в ту чащу, ни черта не видел. А Хью его выпорол за то, что тот не искал ничего. А как?
– Ну да.
–Ну так вот этот старый хрен из-за одной свалившейся на пол свечки и ПОГОРЕЛ! – залился смехом мужчина, свалившись со стула. Вместе с ним засмеялась вся таверна.
– Какой ужас! Они радуются смерти несчастного человека. – прошипела на ухо Генриху Оливия.
– Видимо, тот мужчина был лихим засранцем, раз уж все радуются его смерти. – пожал плечами Генрих. – нам предлагают бесплатно выпить. Пей, пока дают.
Оливия молча налила себе настойку и тепло разлилось по телу. Она пила за человека, который сгорел из-за свалившейся горящей свечки.
Потерянный дом
– Могу вас поздравить! Спустя одну ночь, мы уже будем в городе. – ухмыльнулась королева.
– Что ж, скорее бы эта холодная ночь прошла. – посмеялся Азгур. Ему было непривычно укутываться в меха во время скачки. Было неудобно, но и без этого никак не мог обходиться. До чего же дикая страна! Дикая погода, дикий ветер, дикая королева. Хотя тут по-другому никак. В таких условиях нельзя быть мягким и добрым – помрёшь от холода, потому нужно быть как морозоустойчивое растение: костенеть и терпеть любые нападки природы.
Спустя какое-то время Азгур добавил:
– Признаться вам, будь вы моложе и чище, я бы всеми силами добивался вашего расположения стать вашим мужем. Я вижу внутри вас юг. Своенравный и дикий.
–Женщины на юге смиренны и покорны мужчинам. –спокойно с ухмылкой возразила Маргарита. Ей польстил этот честный комплимент.
– Только своим. Но если южная женщина в ярости, то она расцарапает лицо мужа, зная, что он её за это накажет, но всё равно царапает! Чем и привлекательны наши женщины – они всю жизнь усмиряют свою бурю, что таится внутри них, но иногда эта буря выходит наружу.
– Да, в этом действительно что-то есть. – задумчиво произнесла королева, вспоминая как ударила своего мужа, не боясь, что он её убьёт. Ей было всё равно. Видимо, Азгур прав, в ней действительно был юг.
– Хотя вы слишком мужеподобна для южной женщины – вы не любите кому-то угождать, да и меня, думаю, терпите из своей личной выгоды. – прервал её мысли мужчина.
– И тут вы правы. –грубо ответила королева.
Азгур засмеялся:
–Неужели вас это задело?
– Я не угождаю людям, потому что они этого не заслуживают, а просто так делать это, не имеет смысла. Думаю, вы со мной в этом согласны. Вы же не угождаете просто так?
– Соглашусь. Вы очень умная женщина.
–Тут ничего нового вы мне не сказали. – фыркнула королева, но втайне завидовала способностям этого мужчины. Он ни разу не был в этой стране, но так хорошо владел языком, даже мудрые мысли изъяснял превосходно. Её же, девушку южных кровей, обучали её родному языку, и всё было безрезультатно. Её отец даже боялся, что дочь родилась слабоумной.
– Мне даже вас жаль. Не представляю, каково вам было: иметь южную кровь, но ни разу за жизнь не побывать на юге. Вы чужая для этой страны своим нравом, но чужая и для юга тем, что вы жили здесь и не знаете моего языка. Да и некоторые привычки севера в вас уже засели. Чужая и никому не нужная.
Королева молчала.
Слепая вера
На следующий день, расплатившись за ночлег в таверне и собрав незаметно, остатки еды с ночного разгула, Генрих и Оливия отправились дальше в путь.
На этот раз осень подарила им один день без мороси, так что путь проходил с меньшими неудобствами.
Быстро стемнело. Их привлёк вдалеке огонь. Полагая, что это деревня, и там можно переночевать, Генрих и Оливия отправились туда.
Их радушно приняли, дали ночлег и пригласили к общему пиршеству у огромного костра. Жители объяснили, что сегодня они собрались все вместе по случаю того, что великий спаситель 20 лет тому назад прибыл к ним из небес.
– Ещё одни странные жители леса – прыснула Оливия в ухо Генриха.
– И заметь, все они весьма добры. – улыбнулся Генрих.
Их разговор пришлось прервать из-за пения местных жителей. Где-то ритмично стучали, кое-где бряцали украшениями. Народ начал подниматься и дико танцевать, будто их изнутри вытряхивали как мешок.
Одна женщина изогнулась и затряслась, издав рык раненного зверя.
«Пей» – сказали Генриху. Он даже не видел, кто протянул ему из темноты сосуд.
Сердце учащённо забилось, а время будто остановилось.
«Люди, так много людей! Как же всё бессмысленно. Для чего я здесь? Смысла нет. Его нет нигде. Все мы лишь песок….дробный..назойливый…не дающий дышать песок. Бессмысленный. Бессмысленное дерево. Бессмысленное небо. Бессмысленно. Бессмысленно. Оливия…Оливия, мне плохо.»
Генрих проснулся с сильнейшей головной болью и частым биением сердца, неприятно отдававшее в уши. Оливия сидела рядом:
–Генри, ты проснулся! Тебе срочно нужно залепить паутиной рану!
– Что? Какую рану?
Только сейчас он понял причину головной боли.
–После этого питья ты сошёл с ума. Бежал от людей, ударился головой о дерево, напоролся на сук. Хоть глаз себе не выколол.
–Так смысл залеплять рану паутиной, если кровь уже засохла и не идёт?
– Надо! Чтобы зараза не попала! – яростно запротестовала Оливия.
– Ну если ты достанешь паутину, то пожалуйста. – усмехнулся Генрих.
– Не волнуйся. Пока ты спал, я её уже собрала. Не двигайся. Тут так плохо убраны дома…
Оливия смочила слюной паутину и начала лепить её на рассечённый лоб Генриха.
–Какая-то странная паутина. Зачем её смачиваешь слюной?
– Тише!
– Кстати, ты впервые назвала меня по имени.
– Сам же не хотел, чтобы я называла тебя хозяином. – улыбнулась Оливия и покраснела от своей же сказанной фразы.
Когда Оливия завершила лепить паутину на лоб Генриха, они уже было встали, чтобы тихо и незаметно уйти, но путь им загородили несколько стариков. Особенно сильно они перекрыли путь Оливии:
– Вчера тебя заприметил наш посланник, но ты потом начала копошиться с ним, – старики указали на Генриха. – Идём с нами.
– Что? Я никуда не пойду!
Старики посмеялись. Они были высокими и крепкими для их возраста. Сзади них что-то мелькало, пытаясь протиснуться вперёд – это был юноша с весьма женственным лицом, рядом с ним стояла сгорбленная старуха, которая поглаживала его руку. Лицо мальчика было тронуто лишь незрелым светлым пушком. Щуплый и маленький, а поза была важной и самоуверенной. Юноша вырвал руку от старухи и грубо схватил за плечо Оливию:
– Я выбрал тебя. Вчера ты мне понравилась. Идём за мной.
Девушка вскрикнула. Незамедлительно Генрих отпихнул старуху и стариков, а после ударил по лицу самого юношу. Посланник упал. Гримаса на его лице юнца говорила о том, что он готов вот-вот зареветь. Отойдя от шока, старики мгновенно схватили Генриха и скрутили ему руки:
– Не смейте оскорблять его! – прошипела старуха и подбежала помогать встать юноше, будто сама и не падала совсем.
– Малец приставал к девушке, она была против. Пусть извинится. – потребовал Генрих.
– Она должна радоваться, что он выбрал её. – ещё больше зашипела старуха.
– Да кто он такой? – возмутился Генрих.
–Я её уже не хочу – надменно и протяжно сказал юноша, после того, как он встал и отряхнулся. На самом деле юноша испугался. Впервые его кто-то ударил, показал перед ним силу, воспротивился его воле – это было шоком для него. Шок также настиг и стариков, державших Генриха, но немного по другой причине: их небесный посланник упал. Он чувствует боль. Он уязвим. Он…такой же как и мы. Он…обычный. А старик, ударивший его, не умер мгновенной смертью за этот безрассудный поступок.
Один старик ослабил хватку, второй, как по интуиции, сделал тоже самое. Генрих выскочил из их хватки.
–Вот! Упустила свою возможность! – запричитала старуха, – Тьфу, дурная девка!
Юноша пошёл, а старуха поплелась за ним, ошарашенные старики неуверенно пошли за старухой:
–Может нам кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? – Задала вопрос Оливия.
–Было бы неплохо. Давай не будем здесь задерживаться. Спросим у конюшего, куда нам дальше идти. Подвезёт ещё может. – согласился Генрих, поглаживая запястья.
Они подошли к рослому темноволосому мужчине:
– Ну что? Получили от старухи? – посмеялся мужчина
– Она местная сумасшедшая? – спросила Оливия.
– А кто вообще эти мужчины и этот мальчишка?
– Она? – усмехнулся мужчина, – боюсь, что это вы сумасшедшие.
– Мы? – возмутился Генрих.
– Ага. В глазах местных жителей. Вы же отказали самому созданию из иного мира! – шутя ответил мужчина.
– Можете объяснить? Что ещё за создание?
– Вчера вы праздновали его двадцатилетие. Местные жители считают этого юнца посланником с неба за их страдания, а эта старуха его бабка и проповедник.
– Что? Что за бред?
– Бред, а они верят. Да ладно, не осуждаю я их. От пережитого ими горя любой бы умом тронулся.
– А что у них произошло?
–Вы заметили, что здесь мало молодых людей? Только старики и мало детишек.
– Как-то не заметила. Я думала, все крепкие люди работают где-то в городе, а потом приходят домой сюда, как это обычно бывает. – задумчиво ответила Оливия.
Много лет тому назад эта деревня была богата. Тут было много людей, а детей, которые сейчас бы рожали новых детей, было просто тьма. Но случилась беда.
Был сбор урожая. Провожали лето. Деревня праздновала. На следующее утро все празднующие отправили детей пасти коров, а сами лечились от дурмана напитков. Все дети были в поле, игрались, рядом паслись коровы. Появились волки, коровы испугались и побежали в ту сторону, где играли дети, некоторые из них, совсем малыши, спали под деревьями. От страха они не сообразили ни черта, потому многих детей коровы просто-напросто затоптали. Некоторые дети побежали к речке в надежде спастись, но немногие умели ещё плавать – утопились или унесло течением, один вообще, ныряя, разбил голову о каменистое дно. Естественно вся деревня просто с ума сошла с горя.
–Какой ужас. – тихо проговорила Оливия.
– Эта бабка и в те времена особым умом не отличалась, и в тот ужасный момент верещала, что видела сон, якобы силы с неба приведут к нам младенца-спасителя, который облегчит страдание людей.
Судьба бывает той ещё проказницей: как раз её дочь принесла в подоле неизвестно откуда этого пацана. Или она начала верещать эту легенду после того, как дочь обрадовала её приплодом? Скорее так. Да, так. Боялась слухов о блудливой дочке. Вся деревня собралась посмотреть на него, ведь тут появился чуть ли не единственный ребёнок на всю деревню.
У него на щеке прилипла грязь, похожая на родинку. Сама старуха, видимо, прилепила. Когда она вымыла его, уверяла, что эта родинка исчезла– знак того, что он снизошёл до нас, простых смертных, и стал таким же, как и мы – человеком! Сначала люди не верили в этот бред, а потом чудеса всякие начали твориться. То неожиданно забеременела женщина, которая раньше родить не могла, то нашли одного спасшегося мальчика спустя несколько месяцев в лесу, потом ещё одного. Всё так совпало. Вот люди и помешались на этом. Каждый родитель пропавшего ребёнка приходил к младенцу и кланялся в колени с просьбой вернуть их ребёнка. Дети так и не вернулись, а вера в этого чудесного младенца осталась. Если дать убитому горю человеку надежду, он в неё поверит, даже если это полный бред, такова уж природа.
А малец сам тоже не совсем нормальный. Он был выращен на легенде о своей особенности. Вот он иногда якобы видит тех пропавших детей и говорит родителям, что некоторые живы и приняты другими семьями, а с некоторыми умершими он якобы общается и передаёт слова любви от них из того мира.
Мать этого юнца сбежала, как только оправилась от родов. Видимо, пошла дальше небесных посланников делать. – усмехнулся мужчина.
–Чего же вы тогда не верите?
– Потому что я не местный житель, но часто сюда приезжаю, потому знаю их горе. Некоторые старики заменили мне моих родителей. Настолько здесь добрые и доверчивые люди.
Пусть верят, хоть так они спасаются от жестокой правды.
– Мда уж. Дивная история. – вмешался Генрих. – А вы не подвезёте нас до восточной провинции? Сколько сможете.
– Не смогу. Мне надо совершенно в другую сторону.
– Тогда покажите куда нам идти. – попросила Оливия.
– Идите в ту сторону. – указал им рукой мужчина. – Отдохнёте у Ядвиги в деревне у реки. Хорошая женщина. Скажете ей, что Роджер попросил за долг.
– Роджер, это вы? – спросила Оливия.
– Да, она мне должна немного денег. Трудные времена, сами понимаете. Так она со мной и рассчитается.
– Подождите, в той деревне есть речная мельница?
– Да, старая уже достаточно.
– Я раньше там жила, но никакой Ядвиги не помню.
– Она чуть старше тебя. – засмеялся Роджер, – дочь Алисы и Себастьяна.
– А, знаю их! – улыбнулась Оливия.
– Ну вот. Чем смог, тем помог.
– А почему вы нам помогаете?
– Мне так смешно смотреть на вас. Вы такие чудаки. Да и мало ли, вдруг мне помощь понадобится, а мы с вами встретимся снова. Вот и поможете мне.
– Спасибо! Пожалуй, пойдём уже. – сказал Генрих.
–Счастливо!
Как только они вышли из деревни так, что их никто не мог слышать, Оливия сказала:
– Мы не остановимся в той деревне! Алиса и Себастьян хоть и хорошие люди, но я не могу пойти туда, зная, что мои братья живы и счастливы там. Да и живёт Ядвига, если осталась в доме родителей, рядом с Агатой. Нет, не хочу!
– Понял! Никаких остановок. Мы и так задерживаемся. Не думаю, что это понравится купцу.
Генрих и Оливия продолжили свой путь, не останавливаясь в каких-нибудь тавернах или деревнях. Бывало, они ходили даже по ночам, боясь, что ночью они заснут и никогда больше не проснутся от холода.
Дорога была усыпана листьями, становились сыро и грязно. Оливия не чувствовала своих рук от холода – они были вечно красными, мокрыми и холодными. В воздухе стоял запах прелых, опавших листьев. Генрих же будто не чувствовал холода и ходил с улыбкой на лице:
– Люблю запах листвы. Однажды привезли на королевскую кухню из юга перец. Все прибежали посмотреть на это чудо. Я тоже. Этот запах, я думал, не забуду никогда. Как же я удивился, когда обнаружил, что свежеопавшие листья пахнут очень похоже. Конечно, это не сравнится с тем ароматом, но хоть что-то. Потому именно в такую пору года, когда всё голо, сыро и холодно, я становлюсь по-настоящему счастливым, ведь я снова ощущаю тот запах экзотики, когда я был молод, и у меня было много надежд.
Последние слова Генрих произнёс с грустью. Иногда он нарушал молчание и рассказывал урывками какую-нибудь историю своей жизни. Оливия внимательно его слушала, ей было действительно интересно, как он жил до встречи с ней.
Однако он так и не осмелиться никогда рассказать ей, что именно он продал Матильду Уолтону. В начале пути он бы ещё мог это сказать, но сейчас не мог – что-то его останавливало…
Прибытие
Въезжая в свой родной замок, королеве стало дурно от запахов. Зрелище тоже не вызывало трепетного чувства счастья: снующие люди с недовольными лицами. Все стены были изгажены размозженными овощами, кровью, навозом. Повсюду стояли горы отходов. Животные беспризорно ходили и будто нарочно лезли под ноги лошадям. Да, это не благоухающий юг. Неужели она столько лет жила среди этой вони и грязи?
– И этим смрадом я буду править?! – возмутился Азгур.
– Тише в своих высказываниях, пока что тут правит Эдуард. – прошипела Маргарита. Она заранее надела плотную вуаль, чтобы её никто не смог узнать. Сесть в повозку она отказалась.
– А я думал, что от вас несёт из-за тяжёлого отравления.
– В нашей стране не принято часто умываться. Это укрепляет тело и дух.
– И вы ещё считаетесь сильным союзником? Да вы просто толпа бродяг! Толпа смрадных, заразных бродяг! – произнёс Азгур на своём языке.
– Я бы просила вас возмущаться как можно тише. В нашей стране, как и в вашей, много шпионов, знающие ваш язык, которые лихо передадут Эдуарду ваши слова.
– Надеюсь Эллу вымоют прежде чем представят мне. Чем у вас знать обычнозанимается? Вспахивают поле? Работают в дубильнях? – злобно пошутил Азгур.
«Шути сколько хочешь, вытерплю.» – подумала королева.
– Я здесь быстро наведу порядок.
– Напоминаю, я ещё жива.
– Что ж, вынужден сообщить, что сейчас пора воспользоваться повозкой, чтобы мы смогли беспрепятственно въехать во внутренний дворик. Эдуард не народ – умён и внимателен.
С неприкрытым недовольством королева спряталась в повозке.
Слуги приветствовали Азгура крайне вежливо. Вскоре к нему вышел сам король Эдуард:
–Брат мой! Как же я заждался! – обрадовался король Эдуард, широко расставив руки, приготовившись для объятий. Сжав друг друга в лёгких объятиях, Эдуард предложил сразу же познакомить Азгура с Эллой. Король специально ещё не оповещал свою сестру, чтобы устроить ей приятный сюрприз, однако ответ Азгура его немного опешил, когда тот попросил об аудиенции прямо сейчас, чтобы обсудить все тонкости брака. Ещё больше Эдуарда поразила просьба принести вещи правителя юга его собственным приезжим слугам, которые сопровождали Азгура весь путь. И чтобы путь для его вещей до покоев был без страж, ссылаясь на то, что не хочет чувствовать себя тут заключённым.
Эдуард хоть это и счёл странным, однако не смел отказать в просьбе своему гостю. Он, Азгур и один из южных стражей вошли в приёмный зал. Оказавшись в этом месте, Азгур сразу начал настаивать на письме от короля о том, что он отдают свою сестру замуж за Азгура, как тот и обещал, и в случае смерти ветви Эдуарда, трон займут потомки Азгура и Эллы. Ослеплённый счастьем Эдуард не озадачился таким поведением правителя юга, ссылаясь на то, что дорога утомила, и он хочет побыстрее приступить к делу, ради которого он и проехал путь. Нет, он не был наивен и глуп, но счастье иногда сильно ослепляет даже самый ясный ум.
Они стояли так близко друг к другу, что каждый из них чувствовал дыхание рядом стоящего. Подписав письмо, Азгур резко повернул лицо Эдуарда к себе, достал клинок из кармана и поразил им Эдуарда в живот. Король смотрел на Азгура удивлёнными глазами и медленно соскальзывал вниз, хрипя от шока и боли.
Правитель юга повернулся к своему стражнику и приказал:
– Позови королеву.
Стражник поклонился и ушёл. Азгур полоснул горло дёргающегося на полу Эдуарда. Кровь стекала с шеи, иногда будто бы выскакивая, словно пыталась вырваться наружу. Хрипы усилились, но вскоре быстро перешли в булькание и дальше и вовсе наступила мертвенная тишина. Лишь пузыри крови лопались на шее и устах покойного короля. Взгляд короля остался таким же удивлённым, правда, безжизненным, глядящим в одну точку.
Пришла королева и охнула от увиденного зрелища. Азгур вытер нож об одежду Эдуарда, огляделся по сторонам и возмутился:
– И у вас трон. Ну кто их придумал?! Ведь правители на самом деле очень редко сидят на нём, да и неудобный он совершенно! Просидеть всю аудиенцию, на глазах сотен людей, держа спину, не зевать и даже не заснуть…зато сколько важности предаёт.
– Истинный правитель – готов терпеть неудобства, ради своей выгоды. –«Ты только что убил своего друга и возмущаешься тому, что тут есть трон?!»
– Да. Согласен. Надо бы созвать всех, кто есть в замке. Всё, что мне нужно, я уже получил. – сказал мужчина, взяв окровавленной рукой письмо короля. – Всё по закону. Здесь не было указано, что смерть короля будет естественной.
Королева обратилась к тому стражнику, что позвал её из покоев Азгура:
– Созывай сюда всех. Только избегайте принцессу и её слуг.
Увидев окровавленное тело Эдуарда и живую и здоровую королеву, первым желанием людей было убить её и этого синебородого мужчину. Некоторые предприняли попытку сбежать, чтобы сообщить хотя бы простолюдинам о происходящем, хватаясь за эту идею как за спасительную соломинку. У выхода их быстро настигал клинок юга.
Стража усмиряла людей и им спокойно объяснялась ошибка Эдуарда. Бежать было некуда. Азгур и Маргарита были правы. Да и кому править? Элле? Но она ещё совсем дитя. А лишаться жизни, ради несуществующей справедливости не хотелось. Подчинишься – будешь жить. Не это ли нужно им сейчас, когда тебе грозит смерть от клинка, едва ли ты выйдешь из дворца?
Спустя несколько часов, двор вернулся к своему прежнему укладу, будто ничего и не произошло. Новоявленные правители обедали.
Маргарита нарушила молчание:
– Знаете к чему я больше всего не могу привыкнуть?
– К чему же?
– К этому звону колоколов в вечерне! Эдуард шёл на поводу у людишек и разрешил им ходить в часовни. Этого я просто не могу стерпеть.
– Сами же недавно говорили о терпении. Будьте истинным правителем. Колокола должны звучать на свадьбе Эллы. – бодро сказал Азгур, а позже обратился к рядом стоящему дрожащему слуге, – оповести принцесс Эллу, что прибыл её жених. О смерти её брата ни слова.
Мальчишка-слуга быстро и часто закивал и мигом убежал. Он был одним из местных, который под страхом и желанием жить, принял старых и новых правителей.
Мальчишка оповестил Эллу о неожиданном приезде её жениха, который ждал её в покоях принцессы. Девушка вскочила от радости, бросив пяльцы, и попросила помощи у своих фрейлин прибрать ей волосы. Элла настолько была рада новости о прибытии долгожданного принца, что даже не заметила излишнюю бледность и нервозность юнца.
Принцесса пришла в свои покои быстрым шагом, едва ли не бежала. Зайдя в покой, она низко поклонилась и, подняв голову, застыла в изумлении, увидев рядом с красивым молодым человеком свою тётушку. Она была в курсе планов Эдуарда, да и лично ему читала письмо принца Азгура о том, что с королевой покончено, и что скоро он отправится к ним для встречи со своей невестой.
Элла была симпатичной девушкой: она напоминала нераскрывшийся нежный бутон пиона, который обещал показаться во всей красе, как только распустится. Совсем ещё невинное дитя лицом, и уже прекрасная девушка телом. Круглое личико украшали лёгкий румянец, пухлые маленькие губы, большие светлые глаза, маленький носик.
Светлые волосы убраны в сетку, но парочку непокорных прядей выбивались из сетки и сваливались кругленькими колечками на лоб.
В отличие от своенравной тётушки, Элла была вымыта и вычищена не только на встречу с будущим мужем. Она всегда следила за своим телом и волосами – уж она-то легко поддалась воспитанию истинной принцессы. Уж тем более она была сестрой короля.
«В ней совершенно нет юга.» – сокрушённо подумала королева. Он была права: лицо Азгура выражало недовольство:
– По крайней мере она недурно пахнет. – сказал мужчина, после чего повернулся к своим слугам, – принесите моей невесте подарки.
Азгур поклонился перед Эллой:
– Вот мы и встретились. Честно, я ожидал большего. Потому смею вас предупредить. После нашей свадьбы мы будем всячески пытаться родить наследника. Наследниц мне не нужно. Будете их рожать, отправлю их на юг и не обещаю им столь прекрасных партий, каких бы вы им желали. После того как вы мне родите наследника, а лучше несколько, я вас оставлю в покое. Вы будете иметь право заводить себе любовниц или любовников-евнухов. Сам же я привезу сюда своих наложниц и не смейте быть недовольной. Ваш долг передо мной – родить наследников.
– Да…да как вы смеете так со мной разговаривать?! – опешила Элла. Тонкий писклявый голосок свидетельствовал о мягкости характера. Она хотела казаться взрослой, чтобы её уважали, но совершенно не ожидала такого, – Мой брат, король Эдуард, утверждал, что вы будете прекрасным человеком, однако сейчас вы доказываете обратное.
«Глупая, молчи.» – думала королева. За это время она не обмолвилась ни словом, но внутри всё кричало, ей было жаль эту девочку. Такую глупую и наивную.
Азгур подошёл к Элле совсем близко и ударил по щеке. Элла вскрикнула и упала на колени, из глаз брызнули слёзы. От этого писклявого вскрика Маргарита дрогнула. Мужчина опустился к зарёванной принцессе на колени, вытер ладонью её слёзы и, отодвинув выбившуюся прядь, наклонился и прошептал на ухо:
– Бывший король Эдуард. Вы можете в этом убедиться, заглянув в приёмный зал. Свадьба и коронация произойдёт немедленно. Я думаю, подвенечное платье у вас уже готово. Будьте умной, не спорьте со мной. Мне нравятся девушки с характером, но у вас этого нет. Я вижу лишь глупость.
Элла медленно повернуло к нему заплаканное лицо:
– Бывший король…Что вы с ним сделали?
– Я его убил.
– Н-н-но он же вам доверял. – дрожащим голосом прошептала Элла. Глаза были широко распахнуты, а губы дрожали не от боли и обиды, а от шокирующей новости о смерти брата.
– Так же, как и ваша тётушка доверяла ему. И что в итоге вышло. Думаю, вы прекрасно знали о планах вашего брата.
– Тётушка… – только и прошептала Элла, повернув лицо к ней, будто вспомнив, что она находится с ними рядом, наблюдала всё это время их действия.
Азгур встал и вышел из комнаты, за ним последовала Маргарита:
– Она совершенно не воспитана. – злился Азгур, – Надо приставить к её покоям стражу, чтобы не сбежала. Нужно следить за всеми её письмами.
– Какие письма? Кому? Она же ещё совсем ребёнок. У неё никого нет. – спросила возмущённо Маргарита.
Азгур остановился и повернулся к Маргарите:
– А сколько было вам, когда вы выходили замуж?
–Я была старше её на два года. Но в такое время даже за месяц девушка существенно меняется и взрослеет.
– Что вы хотите сказать? Что рано жениться на ней? – раздражённо спросил мужчина.
– Нет. Я просто прошу быть с ней помягче. – с едва заметной мольбой в голосе, сказала Маргарита.
– В вашей стране, видимо, страдает воспитание. Только упрямством Элла схожа с вами. Если быть с ней помягче, я получу не примерную жену, а распутную девку. За её воспитание я возьмусь лично. – резко ответил Азгур, демонстративно сжав кулак перед лицом Маргариты.
– Вы же говорили, что уважительно относитесь к женщинам в ваших краях.
– В наших – да. Южные женщины у нас в почёте, ибо их правильно воспитывают. А в этой девочке совершенно нет юга. К тому же я ей дал право иметь любовниц или любовников-евнухов, чтобы она не принесла мне незаконных выродков и не опозорила моё имя, пустив слух о моём бессилии. – Маргарита потупила глаза. – Не знаю, как у вас воспитывают женщин, но я себя оберегаю от этого. У вас же с вашим супругом только один сын был, что очень странно для физически сильной и здоровой женщины. – многозначительно произнёс последнюю фразу мужчина.
– Это ваша жена. Вы полностью правы. – тихо сказала Маргарита.
Азгур ушёл в приёмную, чтобы дать поручение прислуге, что делать с телом Эдуарда, а Маргарита так и осталась стоять у дверей покоев Эллы.
«Бедная Элла.» – подумала старуха. С того момента, как она увидела эту девушку, она только и вспоминала себя в то самый момент, когда она выходила замуж.
«Она была взращена на убеждениях, что её ждёт прекрасный принц, а он в первую же встречу сообщает ей о роли роженицы, нелюбви к ней, о смерти брата, да ещё и бьёт её. И если девочка не глупа, она поймёт, что этот удар был далеко не последним. Какая же ужасная судьба её постигнет…. Она ошиблась и очень сильно. Это не Эдуард, это новый тиран. Не будет новой эры, всё повторится. Она сама привела его. Не вернуть ей доброе имя. А народ? Знать быстро смирилась, лишь бы свою шкуру поберечь! Нет! Не достойны они хороших правителей! Пусть и помирают от гнёта Азгура. Но сначала они узнают мой гнев! Я ещё заставлю всех дрожать и бояться! Плевать на народ, но Элла…Элла никогда не простит меня. Я же тоже когда-то была такой же глупой девушкой…уж я-то должна понимать…
Незаконный выродок, а мне говорили «бабий выродок», когда я родила дочь. Не поверил, что эта девочка его. И глаза такие же чёрные и жестокие. Всё повторяется. Ничего не меняется.»
Она ушла в свою комнату, где отдыхала от назойливых советников в былые времена, приказав приставить стражу к покоям Эллы, а все её письма прежде всего приносить ей. Сев на резной стул, она впилась взглядом в одну точку. Королева неимоверно устала физически, будто что-то тяжёлое находилось внутри неё и не позволяло свободно дышать. Это что-то поднималось вверх, вызывая боль в горле, наконец, выйдя наружу, превратилось в тихие слёзы.
Признание
Чем больше они подходили к назначенному месту, тем мрачнее становились их лица, а погода становилась всё гаже и гаже, будто чувствовала настроение Генриха и Оливии. Если раньше они молчали из-за того, что не знали друг друга, и тишина воспринималась спокойно, то теперь она была напряжённой. В этом молчании спрятались слова, говорящие о том, что они нужны друг другу и не представляют дальнейшую жизнь в разлуке. Утро принесло им обоим разочарование: спустившись с холма, они увидели деревню Оливии. Вот тут они и вынуждены были расстаться:
– Ну всё, мы добрались. Можешь быть свободна и идти куда захочешь. – с грустью сказал Генрих.
– Хочу. – сглотнув, тихо сказала Оливия, – С тобой.
– Ты правда этого хочешь?
– Правда. – в голосе послышалась мольба и пылкость. – Ты мне как отец. Никто со мной так не был добр после того, как я ушла из этой деревни.
На лице Генриха застыло удивление. Он молчал.
– Пожалуйста, прошу тебя. – голос Оливии дрожал.
Генрих удивлённо смотрел на девушку и молчал. Его лицо можно было прочитать как угодно. Оливия посудила, что Генрих поражён такой наглостью девушки:
– Прости, зря я это сказала.
Девушка смутилась и отшучиваясь отвернула своё лицо, на глазах у неё навернулись слёзы.
Генрих продолжал молчать. Оливия повернулась к нему спиной и направилась в совершенно другую сторону от деревни.
– Подожди…пошли. Я тоже не хочу с тобой расставаться. Я..я ..просто не знаю, что мне делать дальше…в провинции. Я ведь совсем один. Быть может вместе..мы сможем начать новую жизнь..просто так, как отец и дочь.. – воскликнул Генрих, учащённо моргая, будто только сейчас он проснулся от гипнотического сна. Смеясь, он обнял Оливию за плечи, и они в обнимку пошли дальше. Дальнейшая дорога от деревни до провинции заняла меньше суток.
Вечером они уже подошли к воротам восточной провинции.
– Если я ещё не забыла, как это делать, приготовлю отличный пирог с мясом. – весело сказала Оливия.
– Если я достану мясо, то приготовишь. Понятия не имею, за какие деньги мы будем сейчас жить. Да здравствует наш новый дом!
С этими словами Оливия постучала в закрытые ворота…
Присяга
Королева сновала по кабинету взад и вперёд. Правителя южной провинции, который всё это время сидел на небольшом, резном диванчике – ложе, раздражало такое поведение королевы: где та уверенная женщина, которая горела желанием отомстить? Которой он так восхищался! Его раздражало всё: плаксивая невеста, противный холод, нищета и грязь, а теперь ещё и королева сама не своя: вся суетится, нервничает:
– Могу ли я узнать столь резкую перемену вашего духа? – раздраженно поинтересовался правитель южной провинции.
– Я думаю над тем, как не потерять то, что сейчас заполучила. – бросив на него спокойный взгляд, ответила королева.
– Поделитесь своими мыслями. Подождите, без выпивки здесь не думается. Ну и холод же тут. – показательно дрогнул Азгур и обратился к слуге. – Принеси чего-нибудь согревающего и веселящего для меня, вашего гостя, и для вашей королевы.
–Яблочное вино? – предложил слуга.
–Ну и дрянь! Принеси лучше моего пунша.
–Пунша? – переспросил слуга дрожащим голосом. Он не знал об этом напитке ровно ничего, но боялся получить наказание за своё незнание.
– Да, очень популярный напиток в моей стране. – цокнув языком, Азгур всё понял. – обратись к моему наместнику. Он всегда ходит в лиловой длинной одежде. Скажи, что правитель Азгур и королева – мать захотели выпить пунша. Он отведёт тебя к моим людям, они дадут тебе бочонок с ним. Разогреешь и принесёшь сюда. Или кто там у вас его разогревает?
– Он разберётся. – бросила королева, глядя на происходящую сцену.
– Что ж, тем лучше. – Азгур щёлкнул пальцами. – Выполняй.
– Что же это за снадобье, что вы отказались от нашего яблочного вина?
– Я здесь уже около десяти дней и принял не один ваш согревающий напиток: вы готовите просто ужасное пойло. Я даже на некоторое время подумал, что меня отравили. Так голова нещадно болела. – простонал Азгур. – а мой напиток вам очень даже понравится. Ром, лимон, сахар, мускатный орех – это всё, что я смог разгадать на вкус, а что там ещё есть, не знаю, но это просто превосходно.
– Этот напиток стоит целое состояние!
– Могу себе позволить. – усмехнулся Азгур. – Мне повезло править богатой страной.
Королева подсела к мужчине:
– А что по поводу вашей будущей жены?
– Мы с ней не виделись.
– Но ведь как-то же вы должны узнать друг друга.
– Зачем? Чтобы зачать наследника, мне нужно её тело, а не её душа. Да, она хорошенькая, но её слёзы и упрямство – протянул Азгур. – Убивают всё влечение к ней.
– Но ведь она ещё совсем дитя.
– Моя мать выходила замуж за моего отца, когда она была моложе Эллы, но она знала своё место.
– Неужели это возмущение со стороны девчонки вас так расстроило?
– Может быть. В ней нет чего-то интересного.
– Да, она обычная девушка, которая будет прекрасной женой и матерью…
– Но безумно скучной и правильной. –перебил Азгур. – Я прям слышу уже сейчас, как она будет визжать на меня, возмущаясь, что я прилюдно поцеловал в живот свою беременную наложницу, когда астролог предскажет мне, что та несёт под сердцем моего мальчика.
– Начнём с того, что она будет против наложницы.
– Наложниц.
– Тем более.
– Вот потому я не нуждаюсь в лишнем нудном общении с ней – я и так уже всё о ней знаю.
– Но она…
– Меня это не волнует. Будет препираться – узнает меня в гневе. Сейчас она поступает мудро – не трогает меня, тем самым не делает хуже себе.
От этих слов королеве становилось дурно. Бедное дитя. Хоть бы кто ей помог.
Спустя некоторое время слуга принёс небольшой кувшин с пуншем, бокалами и нарезанным сыром:
– О, ну вот этим мы точно можем гордиться! – восторженно сказала королева. – козий сыр!
– А кто его просил приносить? – удивился Азгур.
– На кухне дегустатор посчитал, что этот напиток хорошо сочетается с этим сыром. – робко ответил слуга.
– Хм, – Азгур покрутил в руках кусочек бледного сыра. – он его пробовал?
– Да, он совершенно безвреден. – заверил слуга и боязливо добавил. – Как и пунш.
–Хорошо, ступай. – небрежно махнула рукой королева.
Слуга поклонился и, пятясь назад, вышел из комнаты.
Азгур разлил горячее питьё по кубкам и сразу же отдал королеве один из наполненных кубков. Женщина пригубила питьё, боясь не то обжечься, не то разочароваться во вкусе, а может вообще отравиться:
– Крепкое, но вкусное питьё. – подытожила королева.
– Я знаю, что предлагать. Сыр у вас тоже неплох. Правда в нём чего-то не хватает.
– Скоро вы привыкнете к его вкусу.
– Так как же вы собираетесь удержать своё нынешнее положение?
– Чтобы крепко стоять на ногах, нужно лишь три вещи: деньги, поддержка и армия. Денег в казне достаточно. Отчёты показывают, что их стало меньше, но незначительно. Эдуард мудро распоряжался ими …
– Вы имеете достаточно денег, чтобы носить одежду из нежной и тёплой ткани, есть и пить изысканные блюда, улучшить жизнь бедняков, но вы ничего этого не делаете. Зачем вам это?
– Легче править стадом бедняков, чем зажравшимися наглецами. Дай моему народу лишний кусок хлеба, и он будет рассказывать об этом с благоговением ещё своим внукам.
–Если доживёт. С такими условиями жизни редко кто доживает до глубокой старости.
– Выгодные мне люди живут хорошо, потому наша страна не находится в экономическом запустении. Народ трудится за умеренную плату, но не наглеет.
– Ладно народ. Но вы, почему вы себя не балуете.
– У меня есть прекрасный пример распущенности – мой сын. И где он сейчас? Мёртв.
– Вашими же…
– Да моими! Он был никудышным королём! За всю свою жизнь мой сын сделал лишь два достаточно мужских поступка: обрюхатил женщину и доставил мне кучу проблем. – перешла на крик королева.
– Ладно. С деньгами разобрались. – спокойно перевёл тему мужчина. – Что дальше?
– По поводу армии я надеюсь на вашу помощь. – обратилась королева к правителю.
– В этом вы можете не сомневаться. Она прибудет через несколько дней.
– Она не прибудет из юга так быстро. Сколько мы с вами добирались. –усмехнулась королева.
– Ещё в моей стране я приказал им отправляться в путь через несколько дней после того, как с вами отправились мы.
– А вы можете меня почаще оповещать о своих поступках? Это всё-таки наше общее дело! – королеву это задело. Она привыкла сама всё решать, быть в курсе любой мелочи, ведь за каждым делом главенствовала она, а тут за неё решал этот высокомерный мужчина.
– Ну вот я оповестил. – усмехнулся правитель.
– Будет армия, будет страх людей, будет и поддержка знати.
– Вполне справедливо. Но вы всё время пытаетесь запугать из без того запуганный народ.
– Если бы я имела возможность убить тех, кого я ненавижу или презираю, то мне некем было бы править. Мне не нужна их любовь, мне нужен их страх – это чувство куда надёжнее. Кстати об армии. В моей стране положение сейчас никудышное. Эдуард распустил многих моих солдат. От них можно и ждать опасности.
– Это вполне возможно. Что-то надо с этим делать. – серьёзно ответил Азгур.
– Надо узнать где они сейчас находятся. Должна же была проводиться отчётность. – задумалась королева. – Нам нужен секретарь Эдуарда. Надеюсь, во время осады, мы не убили его случайно.
– Где же слуги сейчас?
– Уверена, наш слуга ждёт нас за дверью.
Азгур открыл дверь комнаты и убедился в правоте королевы. Рядом со стражей стоял тот самый мальчишка, который принёс им пунш:
– Позови секретаря Эдуарда. – обратился Азгур к слуге.
Мальчишка кивнул головой и побежал.
– Видимо, не убили, раз уж он ничего не сказал. – сказал Азгур.
–Тем лучше. Он нам нужен живым.
– А мы его не будем потом… – спросил Азгур, ладонью касаясь своего горла.
– Нет. Пока что. Будет дурить, сделаем. А так отправим его в какое-нибудь захудалое и спокойное место.
В комнату зашли слуга и мужчина, одетый в чёрную мантию, опоясанный золотистой верёвкой. Одеяние казалось простым на первый взгляд, но материя ткани была весьма дорогой. Как и его одеяние, мужчина создавал обманчивое первое впечатление: на первый взгляд мужчина казался непоколебимым, но, приглядевшись в глаза, можно было заметить явный испуг:
– Вы меня вызывали?
– Да. Вы нам очень сейчас нужны. – сказал Азгур. – Только без глупостей.
– Я и не подумал так ни разу. У меня есть шестеро детей. И если я сделаю неверный шаг, мои дети останутся без еды и крова. –дрожащим голосом произнёс мужчина. В его голосе чувствовался жар.
– Тогда мы точно с вами хорошо поговорим. – улыбнулся Азгур.
– Нам нужно знать, куда отправил Эдуард моих бывших солдат. – сурово произнесла королева, по-прежнему сидя на ложе с кубком пунша в руках.
– Я записывал все действия и решения кор…бывшего короля Эдуарда, ваше..ваше.. – мужчина испугался своих запинок, что даже не сообразил как представиться перед королевой.
– Подай нам эти бумаги. – перебила королева жалкие попытки обращения.
– Они находятся в моём кабинете.
– Тогда принеси их.
Секретарь поклонился и ушёл в свой кабинет. Через некоторое время он лично принёс эти бумаги. Королева глянула в бумаги и обратилась к секретарю:
– Можешь пока что принести все бумаги о том, что за это время успел наделать Эдуард.
Секретарь повторно поклонился и ушёл обратно в свой кабинет:
– Придётся помучаться. Эдуард их раскидал по различным провинциям.
Азгур подошёл королеве:
– Дайте взглянуть. Хм, действительно очень опасные люди. Охранники, ночные стражи, добровольные рабочие на фермах. А возраст то какой! А количество! Действииительно! Многих! Старики! Точно жди от них неприятностей. – засмеялся мужчина. – Вы серьёзно убеждены, что они поднимут бунт?
– Они уже не имеют прежней силы, но они владеют более опасным оружием.
– Каким же?
– Опытом и мудростью. Они из народа. Пылкие юноши всё бездумно решают кулаками, а они – королева показала указательным пальцем в сторону бумаг. – А они могут обдурить этих дурней.
– Да бросьте. Кому это надо…
Пришёл секретарь со слугой. В их руках были куча бумаг:
– Простите, пришлось воспользоваться чужими руками. Не смог всё сразу унести. – извинился секретарь.
– Как раз ты мне сейчас нужен. – с жаром выпалила королева. – Садись за стол, доставай бумагу и чернила.
Она потащила секретаря к столу. Бумаги упали на пол, но королева махнула на них рукой, давая понять, что сейчас они не так важны, как нынешнее дело. Было комично наблюдать как старуха толкает грузного мужчину к столу. Сев за стол, секретарь начал писать под диктовку королевы:
«Просьба передать этот эдикт господам всех провинций, в которых находятся нижеперечисленные предатели.
К вам обращается королевский двор под временным главенством королевы Маргариты. Люди, подчинившиеся приказам узурпатора Эдуарда, имеют возможность получить королевскую милость, если они придут и принесут присягу королеве Маргарите о том, что будут верны ей до конца своих дней. Тот, кто не подчинится, будет вынужден встретить свою смерть как предатель, а также и люди, которых он с собой вовлёк в такое постыдное дело.»
– Прекрасно. Теперь такое же обращение напиши и для знати. Только без узурпатора Эдуарда, ну понимаешь, да. – небрежно сказала королева. – Некоторые придут, а некоторые примут смерть, решать им. Вот тут мне понадобится ваша армия. Чтобы мой эдикт имел силу.
– Вам надо ещё свою армию создавать, а то смотрю, у вас одни старики. Если бы я на вас напал, мне бы не составило труда вас победить. А что говорить про другие королевства…
–А про них не стоит. Мы с вами создаём достаточно сильный союз. – перебила королева. – Надо пустить в народ новость о том, что идёт отбор в королевскую армию.
– Так просто люди не пойдут. Особенно после таких событий. Надо им что-то предложить. Ну же, не скупитесь. У вас достаточно денег, чтобы раскошелиться.
–Дам им одежду, повышенное жалование…
– Небольшую землю и старый дом их семьям. – продолжил правитель. – У всех ваших новобранцев уже будут семьи. Прежний устой с пустой верностью королеве не пройдёт. Вы даже за присягу вам дарите жизнь, а тут почему вы вам так же не расщедриться? – предложил Азгур.
– Тогда они точно не поднимут бунт. Семьи. Точно. – задумалась королева. – Вы чертовски правы! Не зря я сделала ставку на вас! Вы мудрейший из правителей!
– Кстати, эдикты эти нужно отправить после того, как мы пустим легенду о смерти Эдуарда, народу не обязательно знать о том, что Эдуард якобы был узурпатором. Люди его быстро полюбили. Давайте продолжать ту легенду, что вы придумали с Эдуардом. Только тут мы припишем внезапную болезнь, скорбящую сестру, свадьбу, меня. Люди быстро забудут горе, узнав, что его дражайшая сестрица нашла утешение в любви. Все же уверены, что девушке обязательно нужно выйти замуж, иначе она пропадёт, а тут мы сыграем на их эмоциях. Ещё и на свадьбу надо расщедриться. Подкинуть маленький мешочек с монетками народу, чтобы они возрадовались нашей чете. Придётся даже на этот день открыть часовню, чтобы все прилюдно видели церемонию. Надо немедленно восстановить главную часовню и найти настоятеля для свадьбы.
–Нет! Только не часовни!
–На один день! Якобы вы так растрогались за счастье своей племянницы, что открыли часовни. Свадьба сыграется. Народ успокоится. …
– Потом пойдёт новость о наборе в королевскую армию со всякими щедростями и потом уже эти эдикты. – продолжила королева. – Народ попытается взбунтовать, но уже будет поздно. Нет, ещё лучше, если даже не дам шанса этим предателям! Это просто восхитительно!
Азгур увидел прежний жестокий блеск в глазах королевы. Да, она вернулась:
– А что если я уже опоздала? – задалась вопросом королева. Но в голосе уже не было слышно той жалкой ноты сожаления о поступке, в нём был слышен страх потерять тот лакомый кусочек, к которому она так упорно шла.
– Вы как будто и не правили? –посмеялся мужчина. – Ваш муж же из этой страны.
– И что вы хотите этим сказать?
– Будь я вашим мужем, за такой нрав я бы вас уже убил, а он терпел.
– Вы просто его не знаете.
– Не знаю, но тем не менее, он вас не убил. В нём слишком много севера. Как и в ваших людях. Они никогда не взбунтуют. Пусть даже они недовольны, но они верны и смиренны, готовы терпеть, надеясь, что новое поколение что-то изменит, исправит. Но новое поколение растёт, а старое их воспитывает и передаёт им, даже не видя это, свою северную смиренность и покорность. И ничего не меняется. Абсолютно ничего.
Новая жизнь
Генрих и Оливия прибыли в восточную провинцию зимой. Жизнь тут была спокойной. Дом купца предоставил Генриху и Оливии небольшой дом с хлевом и маленьким клочком земли. На год одолжили овцу, корову и двух поросят. Всё выглядело аккуратно и чисто.
Генрих практически всё время был на службе у купца, однако едва ухватив свободную минутку, забегал к Оливии. Дом был полностью в её распоряжении. Всё постепенно воплощалось как мечтал Генрих: дома пахло выпечкой, а стол украшал горшок с засушенными цветами. Оливия снова почувствовала себя той самой маленькой девочкой, дочкой мельника, вспомнила всё, чему учила её вторая мать. Казалось, что она была счастлива, и ничто не может ей напомнить о её прошлом.
Однако Генриха смущало одно: Оливия была одна. Совсем. Мало того, что за ней не бегали местные деревенские юноши, с ней вообще никто из жителей провинции не поддерживал разговор. К ней они относились враждебно, даже злословили. Жизнь в провинциях скучна и однообразна, потому сплетни – обычное развлечение для скучающих жителей, однако на Оливии они отыгрывались сполна. О Генрихе мало чего судачили, так как боялись гнева купца, с которым Генрих имел прекрасные отношения, а вот Оливия была нещадно полита грязью.
– Кто она? Не похожа она на дочь этого старика.
– Посмотри на её нос, будто собака побитая.
– Может она любовница его?
– Ты думаешь, это он её так побил?
– Не знаю, всё с ними не ясно. Откуда они, кто они.
– Если это даже его любовница, то не мог он кого симпатичней выбрать? Она же уродина.
– Будто трактирная шлюха. А может она и была шлюхой?
Так проходила жизнь Оливии: взаперти и одиночестве. Генрих был её единственным другом, и она не могла даже представить, что она будет делать, если его вдруг не станет. А ведь это могло случиться в любой момент. Он был удерживающей причиной быть здесь, в клоаке злословия. Ситуация усугубилась, когда одна из местных жительниц увидела в бане Оливию обнажённой. Женщина разглядела исполосованную спину девушки. Этим же вечером все женщины, да и некоторые мужчины, обсуждали откуда могут быть такие шрамы. Пришлось даже Генриху один раз припугнуть ту женщину и ударить по лицу её болтливого, как скучающая бабка, мужа, чтобы они больше не распускали об Оливии грязных сплетен. Больше девушку никто не обсуждал, но и заговорить с ней никто не пытался. Она и Генрих жили нелюдимо, что даже не посещали часовню.
С правлением Эдуарда пришло их возрождение. И люди оценили его по-своему. Не только как символ спокойствия и светлого будущего, но как и лучшее место для сплетен.
В таком строгом и чистом месте собирается весь богобоязненный народ, который под страхом и привычкой посещают это место, хотя понимают, что идут сюда за новой порцией свежих сплетен. Вот и сейчас началась служба, а в толпе то и дело проскальзывает слушок о том, что местный пропойца побил свою жену.
«Она же совсем тихоня! Никогда не жалуется на него. Вот это сильная женщина!»
«Да дура она! Я бы своему такого бы не позволила. Вон, смотри, вон там, вон там она. Да туда смотри!»
Распухшее от ударов лицо женщины подтвердило слух. Некоторые женщины украдкой смотрели на побитую жену и стыдливо опускали глаза, чтобы никто не заметил, каким постыдным делом они занимаются.
Некоторые смотрели прямо и нагло, даже лезли со своими советами. В основном, это были старушки, которые свято верили в то, что, прожив свой век, они прекрасно понимают жизнь и могут давать нужные советы, даже если их об этом не просят.
Вот кто-то не пришёл на службу. Точно что-то плохое и интересное с ним произошло. Кража? Болезнь? А то и смерть? Непременно нужно узнать у соседки. Может что она знает.
Чей-то мальчик ведёт себя слишком шумно. Немудрено. В часовне душно и скучно маленькому ребёнку, чья душа ещё не запятнана жаждой сплетен. Ему здесь просто нечего делать.
«Какой непослушный мальчик! А куда родители смотрят? Ничего святого в них нет. Мой сын не будет общаться с этим мальчиком. Нет. Это плохая семья, ещё чему дурному научат».
Поводом для сплетен может стать даже то, что ты слишком хорошо себя ведёшь. Особенно в часовне.
«Точно что-то скрывают. Ни разу не слышала, чтобы они ссорились. Подожди, ты не заметила кое-что странное?»
«Что же?»
«Они так похожи друг на друга. Неужели это… ааах, вот почему они так хорошо ладят друг с другом. Ты согласна со мной?»
«Точно! А может правда? Они же не местные. Кто знает, как они раньше жили.»
Громко и бестактно две женщины обсуждали всех подряд:
«Видела ленту на волосах у Марии? Это же дорогая вещь! И чепец не носит! Порченная! Ещё бы с распущенными волосами ходила! Да точно продалась какому-нибудь торгашу лентами. Ох, запомните, не выйдет она удачно замуж. Не бывать ей женой, такой распутнице. Попомните моё слово. Вот моя Анна не такая. Она у меня порядочная. Я её в строгости воспитываю, она и слова против меня не скажет, не то что эта.»
Но уже в другом углу часовни со стремительной скоростью распространялась новость о том, как ту самую Анну свинопас заставляет визжать под ним, как свинью, которую он режет.
Новость с интересными пикантностями быстро дошла до ушей матери Анны, недавно обсуждавшую всех, а особенно девушку с лентой в волосах.
Местные женщины могли ликовать, наблюдая за резко побелевшим, а теперь раскрасневшимся пятнами лицом матери «порядочной» девушки. Хихикание, вздохи, осуждение.
Сплетни, сплетни, сплетни. Вот она – духовная пища для народа.
Но неожиданно служитель обратился к людям. Многие служители вернулись к своему делу, но этот был бывшим оратором новостей на главной улице:
– Народ, мы собрались сегодня по очень важному случаю. Это наша последняя встреча. Передайте это всем, особенно новоприбывшим гостям нашего тихого края. – голос служителя дрогнул. В часовне воцарилась тишина. – Королева вернулась.
Люди в часовне ахнули. Это был страх. Больше никто ничего не смог произнести, хотя куча одних и тех же вопросов роилась в голове. Снова жить под гнётом. Снова бойся, что тебя сдаст сосед. Снова тихо скрежетать зубами, отдавая последнюю монету на налог.
«Что же стало с Эдуардом?» – спросил тучный мужчина. Вопрос прозвенел резко и раздражающе. Какая небывалая смелость!
Все обернулись к этому мужчине. В глазах людей читался не укор, а благодарность за то, что у него хватило смелости задать вопрос, который волновал абсолютно всех. Но никто не решался спросить.
– Позвольте я зачитаю весь эдикт. Это послание передали мне сегодня ночью птицей. – кашлянул служитель. Никто не произнёс ни слова:
«Народ восточной провинции, к вам обращается королевский двор с вестью о том, что король Эдуард умер от продолжительной болезни, имея с рождения слабые лёгкие.
Король Уильям, ушедший от дел страны, выразил соболезнования сестре Эдуарда и объявил её своей наследницей, отменив эдикт о поиске своего незаконнорожденного сына.
Принцесса Элла приняла предложение правителя юга, принца Азгура, стать его женой и разделить с ней такую тяжкую ношу правления страны. Поскольку оба ещё слишком молоды и неопытны в правлении, они попросили её Величество, королеву Маргариту, временно помочь им в правлении, дабы научиться этому нелёгкому делу. Её Величество не смогла отказать разбитой горем от утраты своего брата принцессе, потому не раздумывая согласилась помочь.
Весь двор скорбит об утрате такого славного короля и радуется свадьбе принцессы. Мы надеемся, что принцесса Элла родит и воспитает такого же прекрасного правителя, как и её брат. Пожелаем крепкого здоровья великодушной королеве Маргарите, принцу Азгуру и принцессе Элле.»
– Это полная чушь! – завопила одна женщина в слезах. – Это она его убила, как и своего сына! Чем же он не угодил ей, этой старой пожирательнице душ?!
– Замолчи, дура! – зашипела в ухо старая бабка и больно щипнула её за руку. – Вдруг уже её шпионы тут снуют среди нас.
–Нам конец! – не унималась женщина, её слова превращались в рыдания. –Нам никогда не спастись от этой ведьмы!
–Как же она это сделала? – тихо спросила другая женщина.
–Как ей это удалось? – спросил тощий мужчина.
– Как она смогла подговорить всех? – спросил один старик.
– А может это всё правда? – спросила одна старуха.
На следующий день женщина, бьющаяся в истерике в часовне, которая снова закрыла свои массивные двери как несколько десятилетий тому назад, не вышла из дома. Только через несколько дней люди осмелились войти в её дом и обнаружили её валяющейся на соломе с ножом в спине.
–Неужели шпионы королевы уже снуют среди нас? – испуганно спросила Оливия.
–Нет. Это люди сделали из страха. – спокойно ответил Генрих, поедая деревянной ложкой стряпню Оливии. – Она слишком умна, чтобы так неприкрыто убивать. Сдалась эй эта несчастная женщина.
Свадьба
Вскоре последовала торжественная новость с королевского двора, что королева Элла собирается выходить замуж. По этому случаю по всему королевству открылись часовни, чтобы они били в свои запыленные колокола, возвещая радостную весть, а самая главная часовня вскоре была восстановлена от пожара.
Народ недоумевал, что здесь не так. Неужели королева действительно так хороша? А может быть всё-таки правда, и она действительно помогает бедняжке сиротке Элле, а её сын признал свою слабость и согласился с тем, что правление – непосильная ноша для него, и он сейчас живёт на ферме? А может он прибудет на свадьбу своей кузины? А может это какая-то хитрая уловка?
Люди поделились на два фланга: одни не верили в резкую перемену в поведении королевы, пытались объяснить, что тут многое что не сходится, другие же били себя в грудь, доказывая, что первые – упрямые ослы. Обычно те, кто громче кричит, глупее, но громкий голос, напор и уверенность всегда хорошо убеждают или просто затыкают правых.
Как бы то ни было, но поглазеть на невесту и иностранного жениха хотели все. Девушки то и дело гадали, красивый ли этот принц или нет.
Повозки съезжались в большой город, узкие улицы города были забиты людьми в лохмотьях. Продавцы подняли цены на продукты, понимая, что с таким наплывом людей они сколотят много денег. Карманные воры тоже не дремали. Хоть что-нибудь да можно было урвать даже у самого нищего голодранца.
Наступил тот самый день. Первый дни зимы встретили людей в городе слякотью и грязью. Стоял противный и плотный туман. Погода никак не придавала такому яркому событию праздничного настроения, как будто была против этого цирка и не давала на это своего благословения.
Народ толпился у главной часовни. Со всех сторон разносились различные вопросы:
– Ну что? Началось?
– Да где же они?
– А невеста красивая?
– А где сам принц?
– А королева?
–Смотрите, неужели это король Уильям?
– Где?
–А нет, показалось.
–А может это он был?
– Не знаю.
Любопытствообуревало народ, а в это время в часовне, в каморках в разных комнатах готовились к торжеству главные виновники этого события.
Элла, чтобы угодить своему будущему мужу, или же просто боялась его оскорбить, попросила вымыть её и её волосы в тех маслах, что подарил ей Азгур. Платье готово было ещё несколько месяцев тому назад, когда она была убеждена, что её ждёт счастливое замужество, как утверждал её ещё живой брат. Сейчас же платье пришлось ушивать, ибо девочка похудела от переживаний. Она была прекрасна. Какие– то прислужницы даже умудрились найти белые цветы, чтобы украсить ими платье и волосы невесты. Наряжавшие её молодые девушки ахали и признавались, что ещё никогда Элла не была так прекрасна как сегодня, но вид омрачает лишь её грустное личико и красные глаза – ночь выдалась тяжёлой. Невеста даже не взглянула на себя; она равнодушно смотрела на дверь, которая вела в часовню и мечтала, чтобы случилось что-нибудь ужасное, чтобы оттянуть этот момент. Могла ли она подумать, что в день своей свадьбы, она не захочет этого. «Я не верю в это. Это всё сон. Это всё страшный сон.» – отчаянно твердила себе Элла, а на глазах наворачивались слёзы.
Не одна Элла пережила мучительно долгую и тревожную ночь. Королева всю ночь провела в часовне, вспоминая как она здесь была в последний раз, когда приказала сжечь это здание. Вспоминала свою свадьбу и эмоции, которые она переживала. Нет, там были другие эмоции, и часовня была другая, и времена были не те, и она была не та, да и король был поначалу не такой. Как давно это было. Знала бы она, что будет дальше, пошла бы она замуж? Да кто бы её спрашивал. Ей ещё повезло, что король был ей симпатичен. А может и не повезло. Вот Элла уже знает, что любить её не будут. Она не будет питать иллюзий. Не так больно будет. А может ей сейчас только хуже от этого? Что же переживает сейчас эта малышка? Как же она сейчас, наверное, боится. Как же всё хотелось бы остановить, но что же тогда будет дальше? Конец. Всему. Тут нет пути обратно.
Азгур же спокойно приготавливался к этому торжеству. Комната будто пропиталась ароматом сандала. Всё вокруг сияло от его национального свадебного костюма, вышитый из золотых нитей. Сколько королева ни уговаривала не надевать столь роскошный наряд, так как народ воспримет его как клоуна и расточителя, Азгур не послушался королеву. Спал он сегодня крепко и спокойно.
Королева открыла комнату, в которой Азгур красовался перед зеркалом. Она разжала руку и показала на красноватые пучки засушенного растения:
–Это что? Обнаружила на алтаре.
–Это бетель. У нас принято им угощать друг друга молодоженов, как символ пылкой и страстной любви.
– Девочка и так запугана, она этого не поймёт. Давайте обойдёмся без этого. Вы и так, как экзотика, для толпы.
–В смысле запугана и обойдёмся без этого? А как же первая брачная ночь? – повернулся к королеве мужчина. – То есть вы хотите сказать, чтобы я повременил с этим?
Мужчина повышал голос, вскипал и возмущался. Королева спокойно ему отчеканила:
– Нет, я не это имела ввиду. Вы в праве делать с вашей женой всё, что вам вздумается, но давайте без этого бетеля.
– Но это же распаляет страсть.
– Неужели вы не сможете обойтись без бетеля? – подняла бровь королева. – Я к тому, что девочка может испугаться вида красных зубов. От бетеля же красятся зубы, так?
– Так – усмехнулся мужчина.
– Ну вот давайте не будем всё портить. Хватило этого уже от погоды. – сморщила нос королева и, поклонившись, удалилась из комнаты.
Она тихонько приоткрыла дверь в комнату Эллы. Как же она была красива! У старухи что-то неприятно кольнуло в груди, увидев это прекрасное и печальное создание. А если бы на её месте могла быть её дочь, согласна бы она была на такое? Да ни за что! Если бы у неё была жива дочь, не было бы ничего такого совсем. Всё было бы совершенно по-другому…
– Ты очень красива. – робко произнесла королева.
Элла ничего не ответила, только кинула на неё взгляд полный ненависти и непонимания «За что?»
– Он тебя уже ждёт. – кашлянув и пряча взгляд произнесла женщина.
Элла молча поклонилась и подошла к двери. Королева вцепилась в руку девочки будто в порыве отчаяния и тихо произнесла дрожащим голосом «Прости.»
Но ответа не последовала.
Толпа встретила молодожёнов радостными криками. Пока настоятель говорил о ценности любви на двух языках, в зале, словно волна, передавались вести о том, как выглядит невеста и жених тем, кому не видно или кому не посчастливилось протиснуться в часовню:
– Красавица!
– А жених какой! Словно золото на нём вылито!
– А может это и есть золото!
– Да точно!
– А где королева?
– Не вижу.
–Смотрите! Король Уильям!
– Где?!
– А нет, опять показалось. Или нет.
– Да что тебе всё мерещится!
Элла покорно и терпеливо выстаивала службу, Азгур же стоял, переминаясь с ноги на ногу, показывая, что ему совершенно не интересно, что тут происходит. Выглядели они со стороны весьма символично: разодетый мужчина, показывал всю дерзость и непримиримость, и скромная девочка, одетая по-простому, чиста и невинна.
– Вы меня сегодня приятно удивили. – шёпотом произнёс Азгур Элле. – Одеты вы конечно смешно, но аромат жасмина вам очень идёт. Символ женского обольщения. А вы не так проста как кажетесь. Примите от меня небольшой подарок. – после этого улыбнулся. В этой улыбке скромная девочка увидела нечто неприличное, неприятное ей:
– Прекратите говорить это пожалуйста. Мы на службе. – девушка случайно выронила подарок Азгура на меховой коврик. Браслет из топазов в виде цветов. Они звякнули, будто кандалы.
Улыбка быстро сошла с лица мужчины:
– А нет, ошибся.
Королева так и не осмелилась выйти на люди, и наблюдала за процессией из-за двери.
«У них ничего не выйдет.» – сказала сама себе королева. – «Она так и не привыкнет, что это её муж, как и он…»
Наконец утомительная служба закончилась для этих двух молодых людей. Только сейчас Элла поняла, что она бы хотела, чтобы эта служба продолжалась ещё больше, ведь после службы последует пир, а на нём… новоиспечённый муж может увести её в совместный покой, а там даже и представить страшно, что её ожидает.
Выйдя из часовни, Элла ахнула; людей на улице было ещё больше. Туман закрывал лица людей и был слышен лишь их радостный крик, отчего ей создавалось впечатление, что на её свадьбе присутствуют призраки, которые желают ей и её мужу долгих лет жизни, процветания и ….детей. От этого она вздрогнула больше всего, вспоминая как Азгур ей прямо сказал, чего хочет от неё. Никаких признаний в любви, ухаживаний, рассказах о его стране, о томительном ожидании встречи с ней. Просто грубый разговор, весть об убийстве брата и пощёчина.
Королева всё-таки осмелилась пойти за ними, но на неё мало кто обращал внимания, ведь главными людьми этого дня были Элла и Азгур. «Тем лучше» – подумала про себя королева.
Азгур обратился к охране: «Кидайте милостыню».
Народ взревел, возликовал и сразу же стал восхвалять нового щедрого правителя, благословляя его на долгие года правления.
Солдаты кидали в толпу монеты, а народ начал драться за них, втаптывая друг друга в грязь.
–Они же убьют друг друга! – закричала Элла.
–Вперёд! Это уже не наша забота! – приказал Азгур и сел в повозку, поспешно и грубо запихнув прежде всего свою жену.
–Полегче с ней! – пригрозила королева и села рядом с ними. Повозка поспешно двинулась в сторону замка на пир, оставляя разбушевавшуюся толпу охране.
Туман рассеялся, и люди обнаружили, что несколько людей задавлены насмерть, а кто-то просто упал и подавился грязью. Только сейчас народ понял ужас происходящего, будто вышел из-под глубокого сна.
«Померли от королевской милости.» – злобно шутили солдаты.
Набор
Часовни по-прежнему звенели в свои колокола, сводя с ума королеву. Спустя несколько недель после свадьбы вышел указ о наборе в королевскую армию.
Отношения между молодыми супругами так и оставались далеки от идеала, однако на публике Азгур широко улыбался и обнимал за талию совсем превратившуюся в тень Эллу.
Народ умилялся с этих людей: оба молоды и прекрасны, обещают светлое будущее. Люди не видели очевидного, а бледность и худобу принцессы списывали на то, что она якобы ждёт ребёнка. Слухи с удовольствием распространялись по всему королевству – народ хотел в это верить и не желал знать правды.
Весть о наборе в армию не смутила никого. Почти никого. Те, кто остался верен своему убеждению, что здесь что-то не то, помалкивали о своём недоверии.
Много молодых юношей согласились пойти добровольно служить королеве: такие лёгкие деньги, да ещё и дом – это и было веской причиной идти в армию, ни о какой слепой преданности речь не шла.
Проходя соревнования, они царапали гусиным пером крестик напротив своего имени – туда, куда им показывали пальцем. Они соглашались на то, что, если они откажутся выполнять приказания королевы, лишаются всего имущества, что было им подарено, а в случае особо дерзкого поведения можно лишиться и жизни.
И юноши соглашались.
«Что-то здесь не так.» – вслух делился сомнениями Генрих. – «В моё время таких щедрот не было совсем. Похоже на капкан.»
Юноши и из восточной провинции шли на отбор. Некоторые возвращались, если их считали не слишком сильным для армии, а некоторые больше не возвращались.
Родители юношей по-разному реагировали на их возвращение или же исчезновение. Опять же, кто каким взглядам придерживался. Об этом прилюдно старались не высказываться.
Ещё спустя несколько недель пришли личные письма правителям мелких провинций, но об этом народу уже не было известно.
Это были первые приказы об убийстве «предателей» ….
Новоиспечённые солдаты возмутились и отказались исполнять приказ ….
Южные солдаты наказали солдат за «особо дерзкое поведение» ….
Капкан захлопнулся.
Расправа
– Последние дни купец сам не свой. – поделился Генрих своими переживаниями с Оливией.
– Может проблемы с семьёй?
– Не думаю. Несколько дней тому назад, когда я сторожил ночью, прискакал гонец с письмом с королевской печатью. Гонец просил передать письмо лично в руки купцу, не вскрывая.
– И?
– Я и передал. – пожал плечами Генрих. – После этого он отлучил меня от работы на пару дней, пока он не вернётся, а сам отправился в город.
– Неужели он отправился к королеве? Но зачем?
– Не знаю. Раньше он никак не был ней связан. Но что-то меня насторожило в его поведении.
– Зато ты можешь пока что отдохнуть. Ночи сейчас холодные, нечего тебе мёрзнуть. – бодро сказала Оливия. – Наколешь мне дров значит, а то у меня совсем скоро нечем будет топить печь.
– А как же отдохнуть? – усмехнулся Генрих.
– Позже. – с нервным смешком ответила Оливия, а чуть позже добавила – А что если он отправился по поводу нас?
–Ты это к чему?
– Почему ты не вернулся в армию? А вдруг она обиделась, что её старые прислужники не вернулись к ней, потому она и набирала новую армию.
– Нет, ей не выгодно держать стариков. –усмехнулся Генрих, но вскоре улыбка исчезла, его будто осенило, – Невыгодно…
– Ты о чём?
– Надо выпытать у приближённых к купцу, что было в том письме. – забеспокоился Генрих.
– Когда ты это собираешься сделать?
– Прямо сейчас. – с этими словами Генрих метнулся к двери.
Генрих пришёл к дому купца, зайдя на кухню. Где можно выпытать все свежие новости и сплетни? На кухне. Скучающие, ленивые кухарки знают только как молоть языками как мельник муку:
– Генрих, небось опять пришёл за какими-нибудь остатками еды! – воскликнула одна из пышнотелых кухарок, – Хозяин уехал, а его жена маковой росинки в рот не брала весь день.
– Что-то смех мне твой не нравится. Что случилось в доме хозяина?
– К нему пришло письмо от королевы. Больше мы ничего не знаем. Он изменился после этого в лице, заторопился к ней, да и жена его переменилась.
– Может быть вы знаете, кто имеет разрешение быть приближённым к письмам хозяина?
– Нет, таких не знаем. Сами сгораем от нетерпения. Вот есть его виночерпий, он разливал вино хозяину и гостю, пока что-то те обсуждали. Мы думаем, что тот виночерпий что-то знает, поскольку тот тоже имеет встревоженный взгляд.
– Где же он?
– Ты думаешь у него выпытать что-то? Да мы сами его упрашивали рассказать, а он ни в какую. Даже твою вчерашнюю долю остатков еды хотели отдать.
– И он так и не скололся?
– Не скололся.
– Где он?
– Сейчас он ночует в восточном крыле дома. Вместе с остальными слугами.
– А зовут его как?
– Ги.
– Спасибо. – Генрих собирался уже уходить, как пышнотелая кухарка спросила, – Что же тебя так заинтересовало?
– Да есть одни подозрения. – уклончиво ответил Генрих. – Узнаю всё, расскажу вам.
Кухарки оживились:
– О, да, конечно расскажи.
Даже не попрощавшись с кухарками, Генрих помчался в восточное крыло дома, где жили слуги, в поисках виночерпия по имени Ги.
Зима полностью вступила в свои владения, и начало быстро темнеть.
Там он быстро нашёл того щуплого и запуганного мальчика, однако уже везде горели факелы, а небо было усыпано звёздами. Ги никак не хотел признаваться о том, свидетелем какого разговора он стал поневоле:
– Пожалуйста, твоё признание возможно спасёт не только мою душу, но и душу молодой девушки. А может я зря так пытаю тебя, и мне ничего не грозит.
– Что же тебя так тревожит? Ты же простой служащий.
– Да, я недавно пришёл из великого города, раньше служил у королевы.
Лицо юноши переменилось: лицо вытянулось, глаза расширились, выражая сожаление и испуг.
– Так ты поделишься тем, что же ты слышал?
– Уже всё равно вам не спастись.
– Что? Что ты слышал? Что было в письме? Там было моё имя?
– Ты Генрих?
– Да!
– Она написала купцу, что он поступил нехорошо, послушавшись приказания узурпатора Эдуарда. Да, она так и называла его, узурпатор! – шёпотом восклицал Ги.
– Что дальше?
– Она написала, что он стал сам предателем, приютив ещё одного предателя, который раньше принадлежал ей. Но она даёт ему великую милость – он и его семья сможет жить, так как не он один поддался страху перед узурпатором, если он приедет к ней и поклянётся в верности и сдаст на смерть предателя.
–То есть меня.
Ги кивнул. Опасения Генриха подтвердились – вот это действительно уловка королевы: тихо, чётко и беспощадно. Мужчина посмотрел на виночерпия и сказал ему тихим приказным голосом:
– Ты никому ничего не говорил.
Ги несколько раз учащённо закивал головой, давая понять, что он прекрасно понял Генриха.
Оливия испугалась того, как Генрих неожиданно вломился в дом:
– Собираемся! – встревоженно проревел мужчина.
– Что произошло? – испуганно воскликнула Оливия.
– Королева потребовала купцу выдать меня, якобы подстилке узурпатора Эдуарда, для расправы.
– Что? Это же полная чушь!
– Она так поступит со всеми, кто хоть чуть-чуть подчинился приказу её племянничка.
– Но за что?
– Это уже надо спросить у самой королевы. – отвечал Генрих, собирая в карманы куски хлеба. – Быть может мы слишком опасны для неё. Она чего-то боится. Почему ты не собираешься?
– А куда мы пойдём? -спросила Оливия, в голосе которой сквозило отчаяние.
– Не знаю. – сопел Генрих, глаза его бегали и остановились на деревянной ложке. – Лес. Лесной город. Мы пойдём туда.
– Генрих…
– Да, мы пойдём туда – с жаром перебил мужчина.
– Но Генрих…
– Там мы спрячемся, пока не настанут лучшие времена.
– Генрих! – завопила Оливия.
– Что?!
– Уже ночь! На улице холод! До лесного города добираться месяц! Мы просто замёрзнем по пути! Нам никак не добраться до него за ночь!
– У нас нет выбора. Я уже узнавал у людей – никто не собирается ночью выезжать из города.
– Да какой же здравый человек поедет ночью в холод?! – Оливия подбежала к нему и схватила за руку – давай хотя бы подождём до рассвета.
Генрих присел и только устало кивнул:
– Завтра с рассветом мы выдвигаемся. Знаю двух мужчин, которые собирались завтра поехать в лес с повозками. Пойду сейчас к ним и попрошусь. Надеюсь будет не поздно.
Мужчины охотно согласились повезти Генриха и Оливию, не подозревая, почему старик такой встревоженный. Ну уезжают и уезжают, хоть жёны их успокоится со своими сплетнями о девчонке.
Наступил рассвет. Генрих вышел на улицу помочь мужчинам расчистить дорогу для повозки от снега. Оливия собирала последние пожитки в дорогу.
Выйдя на улицу, старик увидел то, чего не хотел видеть – навстречу ему шли три вооружённых молодых парня с королевской эмблемой на груди. Солдаты. Когда перед Генрихом стали эти юноши, он ощутил то чувство, которое уже десятилетиями не испытывал. Страх. Не за себя. Страх потерять Оливию. Эту девушку, которая стала ему родной дочерью, принесла ему смысл жизни, лишив его силы. Она вернула ему страх.
Он побежал к дому, крича имя девушки, чтобы та успела убежать. В этот момент он думал, что его крик как-то поможет девушке сбежать, уйти незамеченной, что это её как-то спасёт.
«Только бы её не трогали эти негодяи!»
Один из воинов пустил вдогонку стрелу. Она пронзила старика в спину. Генрих упал.
Оливия подбежала к окну и вскрикнула, увидев, как Генрих лежит на земле с торчащей из спины стрелой.
«Не трогайте её, не тро…» – прохрипел напоследок Генрих. Белый снег моментально пропитался кровью старика.
Девушка выбежала из дома, упала на колени перед Генрихом и приподняла его голову. «Уже мёртв.» – убедилась Оливия, обняла его тело и разрыдалась.
Воины подошли к Оливии. Эти юнцы были чуть старше Оливии. Она их даже не замечала. Один из них, самый высокий, заговорил: «Это приказ королевы. Всех изменников, примкнувших к узурпатору Эдуарду, и людей, связанных с ними лично, велено убить. Он подчинился ему, согласился уйти в отставку, а не восстал против тирана. Он жалкий трус, заслуживающий наказания. Если вы сейчас поклянётесь в верности королеве, мы сохраним вам жизнь. Купец уже отправился в дорогу к ней, значит он уже дал свою клятву в верности.»
Оливия остановила свои рыдания, подняла голову, взглянула на юношей. В заплаканных глазах не было ни капли горя – только ненависть. Прийти и приползти к королеве, и остаток дней прожить как загнанная скотина, тем самым предать человека, который подарил ей новую жизнь, который лежит мёртвый на её руках? Ну поклянётся ей, и что? Как она дальше будет жить? Тут без Генриха она не останется. В родную деревню хода нет. Обратно к Уолтону? Или в лесной город как предлагал Генрих? Да и примут ли её без него? Поклявшись королеве, хода в лесной город тем более нет. А если и примут, что она будет делать? Всю жизнь прятаться и бояться людей, что они тебя сдадут? А зачем такая жизнь? Куда без Генриха? Где жить без Генриха? Зачем жить без Генриха?!
Сквозь зубы она процедила: «Передайте королеве вот что. Обычно, люди становятся злыми только после того, когда убеждаются в жестокости и несправедливости мира, но ты зла просто потому что ты родилась сукой.»
Меч быстро отрубил голову Оливии.
Эпилог
Вся знать мгновенно приняла решение подчиниться королеве, даже если они были против неё. Разум подсказывал, что бунтовать не имеет смысла, лишь глупая смелость.
Прежде чем прибыть в город, они послали письмо королеве, что отправляются к ней в путь, чтобы присягнуть её Величеству.
Практически все прибыли в одно и то же время. Кто прибыл раньше, пришлось ждать несколько дней в местных гостиницах, пока приедут остальные представители великих домов.
За день до присяги, им пришло письмо о назначенном времени и месте. Все обязаны были выучить приложенную к письму клятву и прилюдно её рассказать на коленях у ног королевы, облачённые в свои лучшие одежды.
И опять все были согласны на такое унижение.
На следующий день все прибыли в приёмный зал заранее положенного времени, боясь опоздать, но опаздывала королева.
Она прошла своей решительной и громкой походкой прямо к трону даже не глядя на тех, кто пришёл к ней поклониться.
«Высокомерная сволочь! Мало того, что приказала терпеть такое унижение, так ещё опоздала, и в нашу сторону не взглянула. Она наслаждается этим, специально медлит!» – что-то подобное крутилось в голове у многих приглашённых.
На деле было не так. Путь к трону казался ей бесконечным. Ноги будто сами не давали ей возможность делать этого. Будто что-то в глубине души противилось этому, отчаянно пытаясь ухватить женщину за ноги.
«Да, пусть они меня боятся и ненавидят. Сочиняют отвратительные песенки, горланят их по-пьяни, ведь трезвыми они будут молчать и прикусывать свои языки до крови. Трусливые собаки! Они меня будут боятся! И пусть. Тираны дольше всех живут. Миротворцы быстро дохнут от того, что всегда какая-нибудь кучка людишек будет недовольна правлением. После моей смерти мне будет плевать, кто будет испражняться на мою могилу, и будет ли она у меня вообще. Пока я жива, мне не всё равно.»
Маргарита дошла до своей цели, обернулась и села на трон. Она вглядывалась в лица знатных людей. В их глазах читался страх, у некоторых даже восхищение.
«Но что будет с Эллой? Что будет с ней? У неё ещё вся жизнь впереди. Вдруг этот головорез будет измываться над ней так же, как и в своё время измывался надо мной муж? Вдруг у неё тоже родится наследник, который чем-то не понравится Азгуру? И её жизнь превратится в череду бесконечных сплетен и побоев? Родители отдали меня замуж за короля, чтобы занять себе тёплое местечко у трона, и я так же поступила с Эллой. Но всё же я любила короля, а она не любит Азгура. Впрочем, как и он её. Она выходит за него из страха. Я передаю свою судьбу Элле. Бедный загнанный зверёк. Я это всё сделала сама ради трона, а стоило ли оно того?»
Она даже не заметила, как провозгласили имя какого-то знатного дома. В голове её собственный голос перекрикивал голоса извне.
Перед ней стал на колено какой-то мужчина в богатой одежде и, опустив голову вниз, понурив глаза, забубнил: «Клянусь своей жизнью быть верным Вам, моя королева…»
Последние комментарии
2 часов 3 минут назад
9 часов 52 минут назад
12 часов 23 минут назад
12 часов 31 минут назад
1 день 23 часов назад
2 дней 4 часов назад