Шаман из космоса [Ксения Викторовна Незговорова] (fb2) читать онлайн

Ксения Незговорова Шаман из космоса

Беги.

Беги так быстро, как только можешь.

Даже если тяжелеют икры и катастрофически не хватает кислорода.

Беги в полную силу, чтобы никто не догнал. Любое промедление, минутная пауза, внеплановая остановка могут стать решающими.

Если хочешь спасти затравленное эго и освободиться от оков замшелой действительности, продолжай движение. Не оборачивайся, иначе не выживешь.

Беги так же быстро, как пряничный человечек. И да, не надо вспоминать версию с трагическим финалом. Любая сказка – это вымысел, любой рассказчик – осьминог, который цепкими щупальцами хватается за случайные образы и переставляет их с клетки на клетку, пока не победит индивидуальность.

Итак, пряничный человечек всё-таки выжил, хотя и попался на уловки хитроумной (как гомеровский Одиссей) лисы. Но даже в такую минуту, когда превращаешься в убеждённого фаталиста и тебе кажется, будто всё предрешено, ты не захлебнёшься морской пеной. Высшие силы протягивают тебе руку помощи и предупреждают: «Борись, но только не наступай на одни и те же грабли, как какой-нибудь неуклюжий баран».

Карамельный сироп стоит на самой высокой полке. Как он вообще там оказался, чёрт возьми? Никита взобрался на шатающуюся табуретку и, рискуя собственной жизнью, попытался дотянуться до заветной бутылки. Слишком маленький рост для молодого человека – страшный комплекс. Каких-то жалких 169 см, да и к тому же Никита постоянно горбился. Дурацкая привычка, от которой не так-то просто избавиться. В общем, жертва уязвлённого самолюбия не удержала равновесия и рухнула на шершавый коврик. Бутылка с сиропом неожиданно оказалась открытой и сделала сальто-мортале.

– Извините, – Никита постарался выдавить обворожительную улыбку. Но возможно ли очаровать раздражённого лысеющего мужчину, который ненавидел тратить время на пустяки? «Вот сейчас замахнётся зонтом-тростью и так выругается, что мало не покажется!» – юноша почувствовал, как по спине пробежал неприятный холодок. Кажется, самое время снять с себя эту глупую улыбку и положить голову на плаху.

Покупатель откашлялся, искоса взглянул на нерадивого кофевара сквозь пыльные стёкла ray ban (и зачем могут понадобиться солнцезащитные очки в такой бессолнечный день?) и с хладнокровным видом потребовал вернуть деньги.

– Я передумал пить этот кофе, – он постучал по полу тем самым зонтом, который в воображении Никиты уже превратился в орудие пыток. – А вам следует быть осторожнее, иначе так всех клиентов распугаете, – суровый менторский тон.

Никита поморщился от досады: да кому нужны такие жалкие советы? Так же точно и Татьяна Ларина не хотела слышать от Онегина:

Учитесь властвовать собою,

Не всякий вас, как я, поймёт.

И при чём тут Онегин? Никита встал, отряхнул брюки и помахал липкой бутылкой с остатками карамельного сиропа перед двойным подбородком посетителя.

– Да что вы! Остался последний штрих. Ваш латте уже готов, сейчас я добавлю немного сиропа.

– Не нужен мне никакой сироп! – зонт-трость выпал из трясущихся рук и с грохотом упал на давно не мытый пол. Хозяин угрюмого предмета этого не заметил. – Верните деньги.

Бариста должен быть вежливым и доброжелательным, даже когда хочется сломать покупателю нос.

– Хорошо. Деньги поступят на карту в течение суток, – отчеканил Никита. Сам виноват: если знал, что не будет пить кофе, мог бы расплатиться наличными.

Конечно, сначала посетитель даже и представить не мог, что откажет себе в удовольствии вышагивать по залитой дождём набережной со стаканчиком карамельного латте в руке. Разумеется, он бы не позабыл распахнуть свой драгоценный зонт. Но как можно разрушить такую романтику только потому, что тебе попался неуклюжий бариста? Никита покачал головой: это было за гранью его понимания. Теперь придётся платить самому и пить остывший приторный латте. Бр-р-р, вообще-то он предпочитает американо или двойной эспрессо, особенно в такие дождливые дни.

– Кстати, отдайте мне пряничного человека, – спохватился Никита.

Мужчина достал из кармана подарок от кофейни, бросил ни в чём не повинного героя народного эпоса на стол и с грациозностью слона поплыл к выходу. У пряничного бедняжки был насупленный вид. Даже вечно улыбающийся рот теперь искривился в едва ли добродушной насмешке.

Никита со вздохом облегчения опустился на стул, взлохматив и без того растрёпанные кудри. Говорят, достались в наследство от бабушки. Юноша никогда её не видел, поэтому приходилось верить родителям на слово. Золотистый волос плавно опустился в стаканчик отвергнутого кофе. Немного подумав, Никита вылил его в раковину. Вымыл руки, но не нашёл полотенца и вытер их кончиком застиранного фартука. Захотелось включить музыку, ведь посетителей всё равно не было. Nirvana или Гражданская оборона? Но русское поле экспериментов не успело привести ни к географии подлости, ни к апологии невежества, потому что слушателю вдруг бросился в глаза оставленный на полу зонт. Странно, он-то ведь точно ни в чём не виноват. Там, за дверью, проливной дождь гонит отчаянных прохожих прочь, а хозяин трости даже не подумал вернуться. Никита подхватил зонт, который так и не сумел сыграть роль плахи, и выбрался наружу. Даже фартук не снял, надеялся увидеть угрюмого человека неподалёку. Стеклянные капли со звонким смехом ребёнка застучали по куполу зонта. Бариста остановился: ему всегда нравилось наблюдать за вечно опаздывающими людьми. Никита любил представлять происходящее в замедленной съёмке, и жители туманного города превращались тогда в маленькие точки, а некоторые – в запятые.

Он впал в оцепенение, пока стоял под чужим зонтом, и уже не помнил, зачем вышел из кофейни. Навстречу ему шла девушка в кожаном фиолетовом плаще, забывшая о существовании капюшона. Впрочем, ей не требовался ни капюшон, ни зонт, она парила над лужами, точно кружилась в вальсе, и улыбалась, не глядя никому в глаза. Девушка подставляла дождю лицо, но оно не было мокрым; её длинные белые волосы тоже оставались сухими – Никита не мог найти этому верное объяснение. Как это возможно: быть недосягаемой для дождя?

– Вам совсем не нужен зонт? – не удержался Никита, когда их взгляды встретились. У неё были большие серо-зелёные глаза – такие же неправдоподобно большие, как у героинь аниме-сериалов. Кто же первым заметил, что глаза – это зеркало души?

Девушка покачала головой.

– Дождь – всего лишь красивая выдумка.

Ничего себе! Остальные бегут по лужам, точно суетливые муравьи, прячутся в автомобилях, кутаются в дождевики, а для этой нимфоподобной девушки дождь – всего лишь красивая выдумка. Никита замер, невольно почувствовав необъяснимое магнетическое притяжение к незнакомке. Она подставляла дождю лицо и всё же оставалась для него недосягаемой. Покровительница невесомости. Богиня радуг и совершенной красоты, лишённой силы разрушения. Только созидание и спасение – суть космического дара, способного изменить мир через шёпот листвы и звон призрачных капель. Протянуть руку в знак уважения? В кармане всё ещё лежал пряничный человечек, и юноша решил изменить принципам и отдать улыбчивого парнишку просто так, не требуя ничего взамен. Кажется, эта девушка достойна подобного акта самопожертвования.

– Вау! – незнакомка захлопала в ладоши. Подарок на самом деле удивил её и привёл в неописуемое восхищение. Это выглядело немного странно, ведь остальные покупатели даже не обращали внимания на такой скромный дар и относились к нему как к чему-то совершенно обыкновенному.

– Я коллекционирую пряничных человечков, – наконец пояснила девушка. – Знаю, что они очень вкусные, но не могу их есть. А вдруг однажды один из них оживёт?

– На самом деле они все по-своему живые, – развёл руками Никита. Он и правда не находил в этом ничего удивительного.

– Я знаю. У этих милых человечков такая приятная улыбка! Смотрю и улыбаюсь в ответ, даже когда мне грустно.

– А где вы берёте этих пряничных человечков? – поинтересовался Никита. В его голосе послышались ревнивые нотки. Нужно обязательно разобраться с неожиданно объявившимися конкурентами. Девушка указала рукой на кофейню.

– Вот оттуда.

Юноша вздохнул с облегчением, правда, очень странно, что он ни разу не видел эту чудачку. Такую, как она, сложно не запомнить.

– Кстати, вы смотрели фильм «Пианист?» – поспешно перевела тему недосягаемая для дождя.

Если бы она знала, сколько вообще фильмов он посмотрел в своей жизни!

– Вы похожи на актёра Эдриана Броуди.

– Правда? Но у меня светлые волосы.

– Зато нос точной такой же.

Пора пересмотреть «Пианиста». Впрочем, Никита не любил тратить время на бессмысленные повторы, он жаждал новых эмоций, чтобы забрать их в искусство. В свободные от кофеварения минуты бариста смотрел фильмы, всегда обращая внимания на интересный сценарий, потому что ему хотелось придумать собственный оригинальный сюжет. Создать что-то из ряда вон выходящее и опрокинуть повседневность лицом в яркую краску творческого безумия.

Никита взял в руки телефон и набрал в поисковике Эдриан Броуди. Определённо, есть небольшое сходство. И наверное, это всё-таки комплимент. Внешность, конечно, необычная, но сам актёр чертовски обаятелен. К тому же незнакомка не обманывала: нос у Никиты точь-в-точь такой же.

– Знаете, кажется, я должна вас поблагодарить, – девушка хлопнула себя по лбу, как будто в эту минуту ей пришла в голову какая-то потрясающая идея.

Дождь прекратился, но Никита продолжал держать распахнутый зонт над головой. Ни одна капелька не запуталась в волосах красивой незнакомки. Юноша даже перестал этому удивляться: в конце концов, никто ещё не доказал, что на свете не существует волшебства.

Девушка достала миниатюрный кожаный рюкзачок, и через несколько секунд в её руке оказался билет на автобус. Она всё с той же улыбкой феи-вдохновительницы протянула его Никите. Он почувствовал себя неловко, потому что совершенно не понимал, что должен делать с этим билетом. Конечно, сразу обратил внимание на цифры – детская привычка – 137614. Значит, билет был счастливым, да ещё и сумма чисел 11+11 совпадала с его возрастом. Разумеется, это случайность, откуда же незнакомке знать, сколько ему лет? Наверное, этот билетик был чем-то вроде сувенира. В детстве он собирал такие счастливые билеты, ведь ему часто приходилось ездить на автобусах. С возрастом страсть к коллекционированию прошла, но всё ещё осталась память о том странном чувстве, которое греет сердце, когда тебе случайно достаётся заветный билетик. В этот день обязательно должно было случиться что-то хорошее, и, как ни странно, оно действительно случалось.

– Береги честь смолоду, – девушка подмигнула Никите. – И скоро ты всё поймёшь. А пока… попробуй не опоздать, – она кивком указала на длинный синий автобус с затемнёнными стёклами. Здесь, на улице, невозможно было разглядеть, что происходило внутри. Никите стало немного жутко: он всё ещё сжимал в руке счастливый билет и уже не сомневался, что должен ехать прямо сейчас. Автобус остановился и гостеприимно распахнул двери. Юноша обернулся, чтобы задать незнакомке вопрос (ещё не знал, какой именно, но уже понимал, что без вопросов тут точно не обойтись) но девушка исчезла, оставив после себя только кожаный рюкзачок.

Дверцы автобуса недовольно заскрипели. Никите казалось, что он всё ещё слышит последнюю реплику странной коллекционерки: «Попробуй не опоздать». Никита влетел в автобус, не отдавая себе отчёта в том, что делает прямо сейчас. В одной руке он держал чужой зонт, в другой – чужой рюкзак, а между указательным и безымянным пальцем был зажат счастливый билет, подаренный незнакомкой в знак благодарности. Кто знает, может быть, тоже совершенно чужой и предназначенный кому-то другому?

Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка…

Двойной эспрессо

И только смерть непоправима.

Хемингуэй

Хотелось, чтобы всё это оказалось сном. Когда Никита обнаружил, что он единственный пассажир автобуса, то почувствовал тяжесть в грудной клетке и голодную боль в животе. Ещё неизвестно, куда этот странный автобус привезёт несчастного путешественника. Всё-таки не стоило доверять красивой девушке, которая не мокла под дождём. Счастливый билетик мог оказаться приманкой в ловушку, а в кожаном рюкзачке юноша не обнаружил ничего, кроме коллекции пряничных человечков. Кажется, около ста, вот только не очень понятно, зачем незнакомке их собирать. Кстати, сомнений быть не могло: всех этих человечков делал сам Никита, но как они попали к хитрой колдунье с заговорщицким взглядом? Он мог поклясться перед Богом, хотя в глубине души и был убеждённым атеистом, что эта девушка ни разу не приходила в кофейню.

Никита поёжился, мокрая ветровка прилипла к телу, а в автобусе было почти так же холодно, как в морозильной камере. Юноша ничего не мог разглядеть за тёмными стёклами, и он даже не подозревал, где находится остановка с комическим названием Двойной эспрессо. Согласившись на эту поездку, юноша добровольно шагнул в один из параллельных миров. Кстати, в теорию о мультивселенной Никита немного верил, и это позволяло ему время от времени успокаивать самого себя. Опять ничего не получается и всё идёт вверх дном, зато в другом измерении его копия счастлива до безумия и наслаждается каждым фрагментом собственного существования. «Конечно, я немного завидую, но всё же, брат, я искренне рад за тебя», – говорил в такие минуты Никита, представляя перед собой довольное лицо доппельгангера. Может, пришло время занять его место?

Набравшись смелости, юноша подошёл к водительскому креслу. Нужно же было у кого-то узнать маршрут призрачного автобуса. Пряничный человечек, которым Никита собирался задобрить водителя, выпал из рук и разломился надвое. Доверчивую улыбку сменила гримаса нечаянной боли. Та незнакомка очень сильно расстроилась бы, если только она не искусный гипнотизёр и манипулятор. Юноша вскрикнул и тут же закрыл рот рукой, испугавшись неожиданного внутриутробного крика. А страшнее всего прочего был не его чужой крик, не тёмные стёкла, не девушка, которая не мокла под дождём, и даже не разломанный на две части пряничный человечек. (Никита только что наступил на него ногой). Страшнее всего прочего было пустое водительское кресло: автобус двигался сам по себе, без чьей-либо помощи. Надо было ущипнуть себя, потому что бариста ненавидел кошмары. Недавно повесил над кроватью ловец снов, но, по-видимому, тот мало помогал. Шестое чувство подсказывало юноше: это то самое сновидение, которому следовало бы запутаться в паутине. Ущипнул себя за руку – и вскрикнул в очередной раз, только уже от боли. Почему он не просыпается? Зачем вообще выбрался из кофейни в разгар рабочего дня с этим чёртовым зонтом-тростью? А во всём виноват псевдоинтеллигент, отказавшийся заплатить за латте. А может быть, ещё бутылка с карамельным сиропом. Кто подшутил над хоббитом-кофеваром и поставил её так высоко?

Остановка Двойной эспрессо. Юноша вздрогнул от звука металлического голоса. Двери открылись и приглашали единственного пассажира выйти. «Кажется, прошло около пятнадцати минут… Мы не должны были уехать слишком далеко от кофейни. Я могу отсюда сбежать», – твёрдо решил Никита, и эта мысль придала ему смелости.

Двери закрылись, и автобус исчез из виду так же внезапно, как и появился. Юноша огляделся и с ужасом понял, что никогда прежде не видел такого странного места. На облупившейся вывеске действительно красовались два слова: «Двойной эспрессо». Почему-то казалось, что они насмехаются над заблудившимся путником.

Всё вокруг выглядело мрачным и пугающим, а из-за густого тумана сложно было не сбиться с дороги. Впрочем, Никита понятия не имел, куда ему двигаться дальше. Прямо перед собой он увидел дрожащий, гибельный мосток – и, по-видимому, это был единственный способ перебраться через ручей. А стоило ли вообще рисковать жизнью?

Но оставаться на одном месте Никита тоже не мог, поэтому пришлось двигаться по единственной дороге, которая казалась проторённой. Правда, юноша усомнился в этом, как только ступил на мосток. Сейчас эти слабые жёрдочки проломятся и Никита упадёт в воду. Юноша с детства боялся воды, потому что однажды едва не утонул. Отец даже специально записал сына в бассейн, чтобы тот научился плавать. Но Никита обманывал родителей и сбегал из этого страшного места, как только представлялась удачная возможность. В общем, плавать бариста не умел, а значит, у него не было никаких надежд на благополучный исход. Осталось только довериться судьбе.

Но мосток всё-таки выдержал. Никита оказался на просторной поляне, откуда доносились отголоски философских споров. Время от времени они прерывались громким хохотом. Юноша приблизился к длинному столу, где собрались званые гости, и замер – то ли оттого, что не знал, как следует себя вести, то ли оттого, что был слишком поражён увиденным. Казалось, это были не люди, а настоящие чудовища; каждый из гостей надел страшную маску:

Один в рогах, с собачьей мордой,

Другой с петушьей головой… ¹

Никита закрыл глаза и через полминуты снова открыл, желая избавиться от наваждения. Но ничего не изменилось: чудовища пировали за столом и высоко поднимали кубки. Кровавое вино струилось по гигантским ртам и острым подбородкам.

Рядом стояли прилавки с не менее пугающими масками, которые наверняка предназначались для новоприбывших. Продавец в костюме медведя любезно предложил Никите выбрать подходящее лицо.

Язык прилип к нёбу, мешая говорить, поэтому юноша сумел выдавить из себя только нечленораздельный звук.

– Не-е-е…

Никита хотел отказаться, но продавец масок уверил его в том, что это невежливо по отношению к таким именитым гостям.

– И неужели вам не скучно ежедневно смотреть на своё обыкновенное лицо? Это очень расстраивает. Надеюсь, вы со мной согласитесь, – медведь протянул юноше маску с застывшей улыбкой, как у Гуинплена – героя романа Виктора Гюго.

– Я не часто смотрюсь в зеркало, – признался Никита, к которому наконец-то вернулась способность говорить. Нельзя сказать, что слова незнакомца никоим образом не задели его самолюбия. Помнится, совсем недавно кофевара сравнили с Эдрианом Броуди, а теперь какой-то Собакевич называет его лицо обыкновенным! После покупки маски, за которую юноша отдал смятую сторублёвую бумажку, неожиданно обнаруженную в кармане, гости позвали его за стол. От запаха поджаренного мяса Никита почувствовал сильную тошноту: за весь день он выпил только глоток приторного карамельного латте. У Никиты с детства была такая дурацкая привычка: пропускать первый приём пищи. Раньше он постоянно опаздывал в школу, поэтому не успевал заглотить даже бутерброд. По натуре сова, Никита ненавидел утро, и его дурное настроение не давало возможности получать удовольствие от еды. Гораздо охотнее юноша выпивал в начале рабочего дня ристретто или американо, чтобы окончательно проснуться.

Сейчас бариста чувствовал страшный голод, но в такой компании он не решался приступить к трапезе. Девушка в маске и шёлковом рыжем халате положила руки на его плечи:

– Сделать тебе массаж?

Никита отрицательно покачал головой и попытался намекнуть незнакомке, что он имеет право на защиту личного пространства. Кицунэ как будто всё поняла и ушла, подхватив со стола пустой кувшин. Она грациозно несла его над головой, пытаясь привлечь внимание местных мужчин. На лбу Никиты выступили капельки пота, ему захотелось сорвать с лица глупую маску, но это значило нарушить правила и добровольно согласиться на участь безумца Чацкого. Кто знает, под какую рифму появился на сцене сам Никита, обладатель счастливого билета, который больше не казался ему подарком судьбы?

Аппетит пропал окончательно, когда его сосед, куривший слишком крепкую сигару, предложил поднять тост за красивых женщин. «И откуда ему знать, красива эта лисица или нет? Они все здесь скрываются», – с неудовольствием подумал Никита, но на автомате схватился за кубок с вином. Липкие красные струйки защекотали пальцы, как только юноша разглядел, чем был этот сосуд на самом деле. Кубок выпал из рук, и вино вылилось на колени.

Дело в том, что это был вовсе не кубок, а настоящий человеческий череп. Другие гости не придавали этому никакого значения и совершенно спокойно наслаждались каждым глотком терпкого вина. Никите хотелось закричать, вскочить со стула, обвинить мерзких каннибалов во всех смертных грехах и со словами «да как вы смеете?» сбежать из Двойного эспрессо. Но Никита ничего не сделал, а только принялся вытирать брюки салфеткой, которую любезно предложила ему дама в элегантном чёрном платье. Она с любопытством поглядывала на растерянного незнакомца из-под таинственной холодной полумаски.

– Кто вы такой? – послышался оглушительный шёпот.

– Не поверите, меня интересует точно такой же вопрос, только задать я его хотел бы всем вам. Кто вы такие? – Никита почувствовал, что ему нечем дышать, и попытался снять маску Гуинплена, но она прилипла к лицу намертво. «Час от часу не легче! – с досадой подумал он. – А потом ещё окажется, что мне с такой гримасой ходить до конца своих дней! Нет уж, надо срочно отсюда выбираться».

Собеседница отвернулась, потеряв к новичку всякий интерес. Казалось, она была глубоко оскорблена и унижена, но Никита не чувствовал никакой вины. Скорее всего, он попал в общество преступников и, может быть, даже чудовищных убийц-рецидивистов. Иначе, как объяснить, почему они скрывают лица и пьют вино из человеческих черепов, инкрустированных драгоценными камнями?

– Хочешь закурить? – мужчина с головой осла протянул Никите сигару.

– Нет, спасибо, я не курю.

– Да ты прямо ходячая добродетель! – расхохотался осёл и по-товарищески похлопал юношу по плечу. – Кстати, тот кубок, который ты чуть не сломал, на самом деле череп моего вредного дядюшки, – собеседник в очередной раз засмеялся, и звуки неестественного, как будто записанного на диктофон смеха показались Никите противными. Он едва удержался, чтобы не вылить остатки вина на голову этого грешника.

– Вы убиваете людей? – спросил наконец кофевар и сильнее вжался в стул. Теперь он выглядел ещё меньше ростом. Наверное, эта хитрая колдунья, коллекционерка пряничных человечков, специально отправила его на верную гибель. Скорее всего, через несколько дней тот же самый осёл будет пить вино из Никитиного черепа и рассказывать, каким жалким и простодушным был этот молодой человек. Хорошо ещё, что он не был ничьим родственником, и поэтому его можно было принести в жертву кровожадному Дионису без всякого сожаления. Осёл что-то шепнул приятелям, и они нахально расхохотались.

– Он думает, что мы убиваем людей! – нервно потрясая черепом-кубком, хихикал мужчина с чёрными рогами.

– Сдираем скальп, а из голов делаем кубок для вина! – подхватил другой и тоже не удержался от смеха.

Никита ещё сильнее почувствовал себя не в своей тарелке: никогда прежде его вот так не высмеивали.

– Дружок, сами мы никого не убиваем. Это дары нашего великого хирурга.

– Великого хирурга? Это наёмный убийца? – дрожащим голосом спросил юноша.

Смех прекратился, сменившись гулом всеобщего осуждения. Лисица застыла с подносом в руке, на котором красовалось серебряное блюдо. Гости собирались отведать знаменитый бараний желудок, начинённый гречневой кашей. Однако после неосторожной фразы молодого незнакомца аппетит пропал и у всех остальных.

– Я не позволю ему оскорблять великого хирурга! – пропищала женщина с запутавшимися в волосах вороньими перьями.

– Дорогая, он ведь не знал… – попытался успокоить её супруг. Он взял женщину за руку, но та, обиженная до глубины души, отстранилась и принялась допивать вино.

– Он не здешний и никогда ничего не слышал о великом благодетеле, – встал на защиту Никиты мужчина в маске осла.

Теперь он немного успокоился, а его голос звучал серьёзно и строго.

– Извините, если я оскорбил ваши чувства, – выдавил из себя бариста. Сейчас он был даже рад, что его то краснеющее, то бледнеющее лицо скрывает маска.

Раздался вздох облегчения.

– Вот видите, он искренне раскаивается.

– Простите его на этот раз.

– Да-да, простим юнцу его неопытность.

– Выпьем же за здоровье великого хирурга!

Гости вскочили из-за стола и подняли кубки высоко над головами. Никите пришлось последовать их примеру, хотя он был совершенно уверен в том, что попал в религиозную секту, что-то наподобие масонов или того хуже. А может быть, вообще оказался в первобытном обществе бандитов-дикарей и стал жертвой их беспощадного заговора.

Размышления несчастного кофевара прервал пронзительный крик невесть откуда взявшегося парнишки. Два человека в рыцарских доспехах вели узника под руки, а он – вихрастый мальчуган-подросток в нелепой полосатой пижаме – пытался вырваться и выкрикивал страшные и грубые ругательства. Никите захотелось почистить уши: он и представить не мог, что у тринадцатилетних мальчиков может быть такой богатый лексикон. Этот парнишка стал бы первоклассным учителем великого и могучего нецензурного языка.

– Вы не имеете права! Поставьте меня на место, гады недоразвитые! – мальчишка с презрением плюнул одному из рыцарей в лицо.

– Что произошло? – осведомился осёл, зажигая очередную сигару.

– Он только что тайно проник в сад великого хирурга, – осипшим голосом проговорил рыцарь с оплёванным лицом. Когда речь заходила о благодетеле из Двойного эспрессо, все вдруг замирали. Это была высшая степень уважения, доведённого до абсурда. Попробуй выдавить из себя по капле раба – обязательно попадёшь в мышеловку. Никита не собирался лезть туда добровольно, но даже у него перехватило дыхание, когда он вновь услышал о великом хирурге. Второй рыцарь продемонстрировал гостям аэрозольный баллончик, похожий на тот, что используют для самообороны.

– Он опрыскивал яблоки великого хирурга вот этим ядовитым веществом! – у рыцаря даже глаза округлились – то ли от возмущения, то ли от ужаса.

– Зачем ты это сделал? – обратился к подсудимому мужчина в маске осла. Он был здесь самым главным. Может быть, верный сподвижник хирурга, ведь у каждого короля есть свой десница.

– Он украл мою младшую сестру для своих дурацких экспериментов! – закричал мальчишка. А затем показал оплёванному рыцарю язык и наступил на ногу второму сопернику. Тот поморщился от боли, но не выпустил руку нахального мальчугана.

Никита почувствовал, как по телу запрыгали беснующиеся мурашки, хотя безразмерная коричневая толстовка всегда согревала его в холодные дни. Но сейчас ему действительно стало холодно, и он никак не мог унять неприятную дрожь в коленях. Никитины опасения оправдались: великий хирург – серийный убийца, который использует людей, как кукол, чтобы проводить антигуманные эксперименты.

– Как ты смеешь называть эксперименты благодетеля дурацкими? – взвизгнула дама в чёрной маске и с вороньими перьями в волосах.

– Этого не может быть. Великий никогда никого не крадёт, он проводит эксперименты над человеком только с его личного согласия. Ты уверен, что твоя сестра не по своей воле пошла к благодетелю? Может, хотела немного подправить лицо? – осёл пытался сохранять спокойный тон, но раздражительные нотки то и дело проскальзывали наружу и выдавали его недовольство.

– Моя сестра – самая красивая девочка во всём мире! – отрезал мальчуган, пытаясь освободиться от цепких объятий неумолимых стражников.

– Очень даже возможно, но только в том случае, если она не похожа на тебя, – пошутил один из гостей. Остальные с одобрением рассмеялись, а рыжеволосый веснушчатый мальчик густо покраснел, но ничего не ответил.

Да, он не был красавчиком, но неприглядная внешность не должна становиться объектом для насмешек и неприятных шуток. Именно поэтому Никита сразу принял сторону мальчугана. Может быть, отравить яблоки хирурга – это не такое ужасное преступление, по сравнению с теми, что совершает сам благодетель? Бариста терпеть не мог эксперименты. Однажды на уроке биологии учительница показала им фильм, основанный на реальных событиях. Психологи задумали проверить, сколько боли могут причинить друг другу незнакомые люди. Один был учителем, а второй – учеником, и первый жестоко наказывал ученика-актёра электрическим разрядом за любую ошибку. Разумеется, испытуемый не знал, что жертва – подставное лицо и на самом деле удар током был ненастоящим. Но общая картина произвела на десятиклассника неизгладимое впечатление: он разочаровался в людях. С тех самых пор слово «эксперимент» ассоциировалось у него с жестокостью и садизмом.

– Я считаю, что этот мальчик должен быть казнён здесь и сейчас, – озвучил суровый приговор сосед осла.

Никита очнулся от мыслей – назойливых, как комары в июньской полутьме. Нет, он ни в коем случае не мог допустить, чтобы прямо у него на глазах казнили человека. Тем более это был несовершеннолетний! А как же смягчающие обстоятельства? К тому же поступок парнишки можно считать обыкновенной шалостью, ведь в этом деле никто не пострадал, если забыть о яблоках уставших Гесперид.

– Поддерживаю, – ответил осёл, и оплёванный рыцарь вытащил шпагу из ножен. Никита увидел зловещий блеск клинка и вскочил с места. Мальчишка осыпал палача очередным потоком непечатных ругательств.

– Прекратите! Его нельзя убивать! – в эту минуту бариста чувствовал себя смелым властелином судеб, но на самом деле выглядел затравленным зверьком, угодившим в капкан.

Голос Никиты предательски дрожал, но люди в масках тотчас же повернулись к безумцу, восставшему против мнений света. Они были готовы его выслушать, и когда говорящий это понял, то ощутил слабый прилив сил и бодрости.

Никита вытащил из рюкзака колдуньи пряничного человечка и, пытаясь произвести впечатление, потряс им перед собой.

– Вы когда-нибудь слышали эту историю? – юноша откашлялся и поблагодарил судьбу, что благодаря маскам он не видит ни осуждения, ни презрительных ухмылок на лицах слушателей.

– Этот человечек мечтал убежать от своей хозяйки. Он знал, что его съедят, поэтому бросился вон из тёплого дома и угодил в уличный мир, полный опасностей. – Никите казалось, что он охвачен безумным творческим пылом. Гости слушали, рука со шпагой застыла в воздухе, а мальчик уселся на корточки и внимательно наблюдал за личным благодетелем.

– Пока он бежал, почти каждый попутчик пытался его убить. Одна лисица хитростью завлекла человечка в сети, – тут Никита бросил красноречивый взгляд на Кицунэ с подносом, и та поспешно удалилась.

– Есть версия, что лиса убила пряничного человечка. Но это неправда, на самом деле он сумел спастись благодаря собственному упорству и силе духа. А теперь я попрошу вас отведать этот чудесный пряник, – юноша с видом хитрого фокусника вручил подарок человеку в маске осла. Тот с осторожностью взял пряничного человечка и с минуту неотрывно смотрел на него. А потом хлопнул юношу по плечу и расхохотался так же непростительно громко, как в самом начале их знакомства.

– Кажется, я понял, вы – шаман из космоса.

Никита не ожидал подобного поворота, но на всякий случай кивнул.

– Вчера великий хирург сообщил нам это преприятное известие. Мы ждали вашего появления с минуты на минуту, но никто и предположить не мог, что вы настолько молоды. Что ж, рад знакомству, – осёл протянул Никите гигантскую красную руку. На ощупь она оказалась горячей и липкой, но юноше пришлось сделать вид, что это рукопожатие для него – лестный знак внимания.

– Извините я не хотел раскрывать инкогнито, – вежливо проговорил Никита. – Решил для начала присмотреться к вам и узнать ваши порядки. Кстати, тот проказник вовсе не собирался проникать в сад благодетеля и опрыскивать его яблоки ядом. Этот мальчишка – мой подчинённый, – новоиспечённый шаман поискал взглядом малолетнего бунтаря, но тот внезапно исчез. Рыцари с поднятыми шпагами растерянно оглядывались в поисках осуждённого.

– Надеюсь, мы ничем вас не обидели, – заворковала женщина в маске вороны.

– Вы ведь предскажете наше будущее?

– Да, благодетель обещал, что вы…

– Где карты таро? Несите, он сделает расклад каждому!

– У меня есть совсем новенькая колода.

Никита замахал руками, пытаясь вставить хотя бы слово в этот хаотичный полилог.

– Нет, я не гадаю на картах таро! И я не собираюсь никому делать расклад!

Гости замолчали, они поняли, что этот новоприбывший шаман вовсе не прост.

– Значит, карты таро – это не ваша специализация? Как же вы в таком случае гадаете? – поинтересовался осёл.

Никита обвёл взглядом присутствующих и понял, что атмосфера снова становится напряжённой. К тому же мальчишка сбежал, а публика уже настроилась получить хлеба и зрелищ. В такой ситуации лучший способ – обрушить гнев на первого попавшегося человека, например, самозванца-ревизора.

– Я гадаю… – Никита выдержал паузу, – на кофейной гуще.

– На кофейной гуще?

– Боже мой, он сказал, что гадает на кофейной гуще!

– У нас ещё остался кофе?

– Разумеется, как мы вообще можем без него обходиться!

Хитрость удалась, и юноша снова обрёл почву под ногами. – Я сам его сварю, хорошо?

Невесть откуда появившаяся лисица схватила шамана-предсказателя за руку и повела на кухню.

«Как только они потеряют ко мне интерес, надо срочно уходить», – твёрдо решил Никита, снял толстовку и обнаружил под ней фартук из кофейни.

Бариста посетовал, что в этом измерении нет любимой кофейной машины, вымыл заржавевшую турку и высыпал молотый кофе. Его запах Никите совсем не понравился, но ведь для гадания на кофейной гуще подойдёт и второсортный напиток. Разумеется, юноша никогда ничем подобным не занимался и вообще не считал гадания чем-то достойным внимания современного образованного человека. Но в этом измерении его принимают за шамана, прилетевшего с другой планеты, а инопланетному гостю ни в коем случае нельзя упасть лицом в грязь. Надо просто сочинить на скорую руку остросюжетную историю, разглядывая причудливые пятна Роршаха на дне кружки. Всё-таки кофевар мечтал стать знаменитым сценаристом, а значит, любой опыт можно воспринимать как хорошую практику.

– Готово, – таинственным тоном произнёс Никита, подмигнул лисице и небрежным жестом откинул спадающую на лоб чёлку.

– Следуйте за мной, – лисица повела шамана к гостям, которые ждали очередного зрелища. Гадание на кофейной гуще казалось им намного интереснее гладиаторского боя или скачек на диких лошадях. Никита поднял кружку с остатками кофе и галантно откашлялся. Он сделал вид, что собирается поведать жителям Двойного эспрессо что-то по-настоящему значительное, способное перевернуть их мир вверх дном.

– Итак, воля демиурга из космоса – сообщить вам потрясающую новость.

Гости замерли в оцепенении, сигара выпала изо рта человека-осла, женщина с вороньими перьями в волосах шикнула на пробегающую мимо чёрную кошку.

– Кофейная гуща указывает мне путь в пещеру. Это место, откуда невозможно выбраться. Чем глубже пробираешься, тем сильнее увязаешь. Это страшное место, где невыносимая духота клешнями впивается в глотку человека, и тот рассыпается прахом… – Никита так увлёкся, что не сразу осознал, каким животным страхом были объяты его слушатели. Один мужчина в маске молодого поросёнка рухнул на колени и воздел руки к небесам. Даже туман стал ещё более густым, и там, на вершине мира, не было видно ни одного силуэта, только кудрявая сизая дымка.

– Помилуй нас за грехи наши! – запричитал почтенный господин-свинья. Остальные были готовы последовать примеру раскаявшегося грешника, но Никита покачал головой и приложил указательный палец к губам.

– Я ещё недоговорил, а демиург просит тишины.

– Кто такой демиург? – послышался чей-то встревоженный шёпот.

– Да это их космический благодетель. У нас хирург, а у них – демиург, – пояснил охрипший от напряжения голос.

– Эта пещера угрожает жителям вашего города только в одном случае: если вы продолжите вести праздный образ жизни и пить вино из человеческих черепов.

– Боже мой! Пожалуйста, укажи нам путь, только помилуй! – взмолилась женщина в оранжевом плаще и маске Мельпомены.

– Да, мы не хотим в пещеру! Скажи это своему дурке или как его там называют! – подхватил осёл.

– Наш демиург – великий гуманист, – продолжил Никита, удовлетворённый произведённым эффектом. – И если вы хотите попросить прощения, то докажите это поступками…

– Что нам нужно сделать? – женщина-ворона вскочила на ноги и ударила себя в грудь; этим жестом она пыталась показать, что нет границ её преданности и она сделает всё что угодно. Бариста хотел улыбнуться, чтобы немного успокоить слушателей, но вспомнил: на нём была маска Гуинплена. А это значит, что Никита всё время улыбался, даже когда вовсе не хотел этого делать.

– Просто не причиняйте друг другу зла, – изрёк прописную истину шаман из космоса.

– И больше ничего? – осёл подавился дымом от сигары и поспешно приложился к черепу с вином, точно боялся, что скоро неведомые силы отберут божественный напиток.

– А разве этого мало? – искренне удивился Никита. – Если хотите, то вот вам ещё один совет от демиурга: думайте своей головой. Ваш хирург – хороший правитель, но нельзя слепо подчиняться его приказам.

Последняя фраза была лишней, и гости с неодобрением заговорили. Кто-то из них выкрикнул: «Да как он смеет!» Но его попросили замолчать: никто ведь не знает, на что способен шаман, прибывший из открытого космоса.

– Извините, ошибся: хирурга, конечно, слушайтесь, – поправился Никита и вдруг увидел приехавший прямо за ним длинный автобус. В другой ситуации юноша бы так не обрадовался, но теперь он с замиранием сердца бросился к распахнувшимся дверям.

– Демиург вызывает! Срочное дело! – громко закричал бариста, научившийся гадать на кофейной гуще.

– Счастливого пути!

– Спасибо, шаман, приезжай ещё.

– Нет, не надо к нам больше приезжать!

– Да я же из вежливости…

Никита сделал вид, что не услышал эту словесную перепалку, помахал жителям, а очарованной Кицунэ послал воздушный поцелуй.

Когда дверцы захлопнулись, юноша кинулся на первое попавшееся кресло и тяжело выдохнул. Первая остановка миновала, а он всё ещё жив; даже если это всего лишь отсрочка, нельзя сказать, чтобы бариста ей не обрадовался. Только сейчас он почувствовал боль и страшное жжение в лицевых мускулах и понял, что до сих пор не снял маску Гуинплена. Пришлось приложить немало усилий, и бедному кофевару показалось, что он отдирает маску прямо с кожей. От жуткой улыбки французского персонажа по спине побежали мурашки, похожие на липких гусениц.

– Круто ты их развёл, – послышался сзади чей-то низкий голос с хрипотцой – как у подростка, который возомнил себя взрослым мужчиной.

Никита вздрогнул: он не заметил, что в этом странном автобусе появился ещё один пассажир. Это был мальчуган, спасённый от верной гибели. Сейчас незваный попутчик облокотился на кресло кофевара и с наглой ухмылкой надувал огромный розовый пузырь из жевательной резинки.

– Кто ты такой? – Никита отстранился, давая понять, что ему неприятно слышать такое нахальное чавканье.

– Кит, – протянул руку вихрастый мальчишка, но почти сразу отдёрнул, поэтому собеседник не успел ответить на рукопожатие. Никита повёл плечами: не слишком-то и хотелось, тем более этот парнишка выглядел редкостным грубияном и выскочкой. Но то, как он представился, тронуло кофевара. Раньше и его самого называли Китом: родители, первые друзья и даже одна учительница… Но сокращённый вариант имени давно был погребён в пещере пыльного прошлого.

– А как ты попал в этот автобус? – строгим тоном обеспокоенного взрослого спросил Никита.

– Решил свалить, – Кит тоже повёл плечами, и от этого случайного сходства кофевару стало не по себе. «Он меня специально копирует? Зеркалит? Или я просто становлюсь слишком мнительным?»

– А родители не будут тебя искать?

– У меня их нет.

Никакого драматизма, просто обыденная фраза, которая прозвучала как что-то само собой разумеющееся. Может быть, поэтому Никита не испытал к сироте никакого особенного сочувствия.

– А твоя сестра? С ней точно всё будет в порядке?

Кит вытащил изо рта жвачку, скатал шарик и старательно прилепил его к креслу собеседника.

– У меня нет сестры. Я это выдумал.

– В смысле?

Насмешливый вид мальчугана начинал действовать Никите на нервы. И почему в этом огромном автобусе у него только единственный попутчик? И не какая-нибудь Прекрасная Дама из блоковской «Трилогии вочеловечивания», а трудный подросток, с которым совершенно невозможно найти общий язык?

– Зачем ты тогда отравил яблоки у этого хирурга?

– Потому что они меня взбесили.

– Яблоки?

– Ну да. Они слишком крутые.

– Значит, тебя бесит всё слишком крутое?

– Ой, отстань. Терпеть не могу таких надоедливых прилипал, – Кит сел на соседнее кресло и вытянул ноги, положив их прямо на колени попутчику.

– Ноги-то убери!

– Да пошёл ты.

Кит нацепил капюшон, воткнул наушники и включил панк-рок на полную громкость. Никита сбросил с себя дырявые ботинки невоспитанного мальчишки и пересел на другое кресло. Грядущее пугало неизвестностью, но усталость неумолимо одерживала верх в бесконечном поединке за мифическое счастье. Юноша прислонил голову к стеклу, почувствовав, как тяжелеют веки. «Интересно, работает ли теперь мой ловец снов?» – успел подумать Никита. Внезапно навалившийся сон выключил шамана из реальности.

***

Ночь. Улица. Фонарь уже не горит. Старая аптека давно закрылась. Никита возвращается из школы телевидения. Осваивает сценарное мастерство, но преподаватель упорно продолжает видеть в нём ведущего. Внешность вроде как необычная и нос такой же, как у какого-то там актёра. Не запомнил имя. Только ростом не вышел. Ну ничего, может быть, ещё вытянется, иногда такое случается. Сначала комплексуешь, сравнивая себя с мальчишками-сверстниками, а потом раз – и вытягиваешься. И кто-нибудь робко стоит в сторонке, переминается с ноги на ногу и завидует. Зависть – это вообще непредсказуемое чувство.

Никита, или Кит (так его называли самые близкие люди) медленными шажками протаптывает дорогу в будущее. Наблюдает за незатейливыми движениями жёлтых кроссовок. Останавливается, когда слышит странные звуки.

Голос 1. Этого мало! Давай всё, что есть.

Голос 2 (сквозь слёзы). Но я не вру… У меня больше нет денег.

Голос 3. Кажется, твой папочка – обеспеченный мужик.

Голос 1. Слышал, у него свой бизнес.

Голос 4. Реально? Везёт же придуркам.

Голос 2. У меня ничего нет… Пожалуйста, отпустите!

Голос 3. Меня этот мямля ужезадолбал.

Голос 1. Давайте его проучим.

Звонкий шлепок. Кто-то со стоном падает на шершавую траву.

Голос 4. Держи его за руки, я осмотрю карманы.

Голос 3. Вот сволочь!

Звон падающих монеток. Простёртая рука, которая готовится нанести очередной удар. Чьи-то крепкие пальцы, сжимающие запястье. Никита с силой отодвигает грозное тело в кожаной куртке и даёт пощёчину смазливому палачу. Тот щурит глаза от возмущённой боли.

Лицо 3. Совсем ку-ку, что ли?

Лицо 1. Э, Кит, чё за дела?

Лицо 4. Откуда ты тут взялся?

Кит. Да так, мимо проходил.

Лицо 3 (сквозь зубы). Вот и шёл бы… мимо!

Кит. Вы, парни, не обнаглели? Втроём нападаете на одного!

Лицо 1. А ты мать Тереза, что ли?

Кит. А тут и не надо быть матерью Терезой… И так понятно, что это подло.

Лицо 4 (закатывает глаза).

Лицо 1. Кит, он же обыкновенный ботан.

Кит. Поэтому можно над ним издеваться?

Лицо 3. Ты мне чуть челюсть не сломал!

Кит. Ничего с твоей челюстью не случилось.

Лицо 4 (замахивается, но поспешно делает вид, что разминает руку).

Лицо 1. Слушай, можно ещё твой плеер у себя подержать?

Кит. Забирай насовсем.

Лицо 3. Да ладно? А мне? Ну в качестве компенсации?

Лицо 1 (толкает товарища в бок). Будем передавать друг другу. Следующая неделя – твоя.

Лицо 4. Пацаны, я тоже в деле.

Звук сталкивающихся в пустоте ладоней.

Кит. Только с условием. Пообещайте, что выполните.

Лицо 1. Да не вопрос.

Лицо 3 и 4 (кивают).

Кит. Не приставайте вы больше к нему, ладно?

Приходится пожертвовать новеньким MP3-плеером, о котором мечтает половина посёлка. Эх, а там остались любимые песенки Нирваны. Впрочем, всё это ерунда, можно пережить даже потоп, главное – Кит только что спас человека. И теперь этот болтливый ботаник идёт рядом и не умолкает ни на секунду. Никита ощущает на себе влюблённый взгляд: так смотрит на кумира самый преданный фанат.

Фанат. А ты любишь рубиться в игры? Я просто обожаю! Жалко только, что компании нет. Но если бы ты согласился, я бы очень обрадовался!

Кумир. Компьютерные не особо люблю. Но иногда зависаем с друзьями и играем в Dungeons & Dragons.

Фанат. Ого, там столько придумывать надо! У меня бы не получилось.

Кумир. Да ладно, если хочешь, можем попробовать.

Фанат. Правда?

Выражение щенячьей нежности. Киту кажется, что он видит виляющий хвост. Но как сказал Экзюпери: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Никита улыбается. Всё-таки этот мальчишка – хороший человек, только пока ещё слишком зависит от чужого мнения.

Когда Кит возвращается домой, его мама, в длинном серебристом платье с широким подолом, играет на скрипке. Интересная и немного странная женщина. Обожает роскошно жить и старается дать сыну всё лучшее: дополнительные курсы английского языка, занятия в школе телевидения, финскую одежду, телефон последней модели. У неё есть собственный магазин косметики, и она привыкла бросать деньги на ветер. Совсем недавно у мамы появилась идея-фикс – научиться играть на скрипке. В конце концов музыке все возрасты покорны. Никита морщится: не слишком приятно слышать ежедневные терзания инструмента. Наверное, поэтому его отец так часто уходит на ночные смены.

Мама. Вернулся? Сейчас подогрею ужин.

Кит. Спасибо, я не голоден. Можешь продолжать играть.

Мама. Шея затекла. Когда тебя покажут по телевизору?

Кит. Не знаю. Мам, я не хочу. Хочу писать сценарии для этих передач, а сверкать перед камерами – это глупо.

Мама. Ничего не глупо! Ты у меня такой красивый!

Кит. Я знаю. И нос у меня, как у… Чёрт, опять забыл имя.

Заходит в комнату. Бросает рюкзак на кресло. Взгляд падает на календарь. Завтрашняя дата обведена красным маркером. И зачем мама это сделала? Не раздеваясь, ложится на кровать. Закрывает глаза и вспоминает довольные и жестокие лица одноклассников, которые втроём избивали беззащитного паренька. Подобные сцены в кино не редкость, но гораздо страшнее увидеть такое вживую. Кит пытается представить себя на месте несчастного мальчика. Наверное, у него бы не получилось потом так беспечно смеяться. Захотелось бы отомстить, и он бы, как пушкинский Сильвио, шесть лет вынашивал чудовищный план мести. И в конце концов точно бы не пощадил обидчика, как это сделал Сильвио. А иначе всё бессмысленно. SMS-сообщение на экране:

«Выходи во двор. Там сюрприз».

И чего это папе вздумалось поднимать его с кровати и заставлять спускаться с пятого этажа? Если хочешь поговорить, почему нельзя сделать это дома?

Мужчина в полицейской форме широко улыбается и подзывает сына к себе. Кит машет ему рукой и с полминуты пристально смотрит на скутер за спиной отца.

Сын. Привет. Ты купил себе скутер?

Отец (обнимает сына). Кит, ну ты чего? Зачем мне скутер? У меня и машина есть, на которой я преступников ловлю. И она бесстрашно лавирует по дорогам с угрожающим и пронзительным криком: «Пиу-пиу-пиу».

Сын (смеётся). Как у тебя ещё остаются силы шутить?

Отец. Без чувства юмора мир был бы слишком жутким. А тут и так не парадайз (смотрит на часы). Ура. Наконец-то полночь. С днём рождения, сын!

Вот почему мама обвела эту дату в календаре красным маркером! И когда уже Кит перестанет забывать о своём дне рождения?

Отец. Я знаю, ты всю жизнь мечтал о скутере. И теперь тебе 16 – ты можешь делать всё, что захочешь.

Сын. Прямо всё-всё?

Отец. В пределах разумного, конечно.

Осенние листья прилипают к подошвам. Прохладный ветер летучей мышью врывается в распахнутое настежь окно. Кит лежит на кровати и смотрит на загорающиеся звёзды. Бутафория, но всё же приятно, ведь всегда можно домыслить, додумать, создать новый фантастический мир. Кто догадался вырезать их из светобумаги? Отчаянный мечтатель, который раньше жил в этой комнате. Мама махнула рукой и сказала, что это в дедушкином стиле. Интересно, каким он был?

Кит засыпает, и на несколько часов опускается занавес.

Да, скутер – его давняя мечта. Мальчишка с замиранием сердца взбирается на предмет своих грёз и воображает себя книжным героем XX века. Или персонажем кино. Как и большинство подростков, он немного тщеславен. Кит представляет, как будут завидовать сверстники, когда увидят всадника, покорившего скорость. Добирается до школы. Бросает красноречивый взгляд на двух второклассников. Они умолкают и открывают рот. Старшеклассник на скутере пленяет их воображение.

Опаздывает на геометрию. Но сегодня его день рождения, и он чувствует, что ему всё позволено. Садится за свободную парту, смотрит на доску, но даже не пытается вникнуть в тему и ложится на холодный бумажный лист. Ненавидит точные науки. Формулы кажутся ему красивыми, но абсолютно неживыми.

Новоиспечённый друг. Сходишь со мной кое-куда на большой перемене?

Кит. Куда угодно.

Учитель. Может быть, вы уже помолчите?

Кит (качает головой). Говорить нельзя – молчать.

Он думает о том, что человек с самого детства учится великому искусству молчания. А потом всю оставшуюся жизнь боится сказать что-то лишнее. Из-за неумения фильтровать информацию кажется, что лишний – сам звук.

На большой перемене совсем не хочется толпиться в столовой, к тому же вид огромной очереди заглушает чувство голода. Новоиспечённый друг продолжает говорить без умолку. Он восхищается Никитиным скутером и тоже мечтает покататься. Кит неохотно соглашается одолжить его на вечер. Это чувство хорошо знакомо мальчику: ты сильно чего-то хочешь, а у тебя нет возможности получить желаемое прямо сейчас. Они обходят школу и останавливаются за пристройкой. Там идёт ремонт, поэтому пока в этом здании никто не учится.

Кит. Зачем ты меня сюда привёл?

Друг. Надо поговорить.

Кит. Да ладно? А чем мы, по-твоему, занимались до сих пор?

Лицо 1. Ты не понял: это нам надо с тобой поговорить.

Лицо 3. Молодчина, Славка! (хлопает Славу по плечу). Наш чел.

Кит. Ого! Вы-то тут какими судьбами? Мы с вами вчера вроде бы всё обсудили.

Лицо 2. Ты реально такой наивный или притворяешься?

Друг. Мне уже можно идти?

Лицо 3. Стой с нами и учись.

Лицо 1. Стой, мы трусов к себе не принимаем.

Кит (обводит взглядом нахмуренные лица: он уже не сомневается, что дело идёт к драке). Ух ты! Да вы сговорились! И ты, Брут?

Друг (краснеет). Я…я… пойми меня… С ними – безопаснее.

Кит. Потребность в безопасности находится на второй ступени пирамиды Маслоу. Второй снизу. Так что на одном этом чувстве далеко не уедешь.

Лицо 1. Заткнись, а?

Лицо 2. Заколебал выпендриваться.

Лицо 3. Думаешь, самый умный?

Кит. Нет, не думаю. Я в этом уверен.

Завязывается драка – ещё более ожесточённая, чем день назад. Больше не нужно представлять себя на месте жертвы, потому что Кит сам стал безумцем, попавшим с корабля на бал. Надо обороняться, он же воображал себя пушкинским Сильвио. Отомстить во что бы то ни стало… Головокружение и приторный вкус крови на разбитой губе. «Прямо сейчас… позорное падение».

Незнакомка. Что вы творите?

Лицо 1. Это училка, валим отсюда!

Незнакомка. Нет, уйти вам не удастся. Я требую объяснений.

Лицо 3. Тётенька, вам чего, больше всех надо?

Лицо 2. Сделайте вид, что ничего не было.

Незнакомка (поворачивается к Славе, который тщетно пытается скрыть дрожь во всём своём тщедушном теле). Ну а ты? Так и продолжишь молчать?

Друг (срывается с места и бросается прочь).

Незнакомка. Ждите встречи в кабинете директора.

Лицо 2 (берёт в руки телефон). Пацаны!

Незнакомка. Я что, неясно выражаюсь?

Лицо 1. Чего орёшь, как потерпевший?

Лицо 2. Он спёр скутер!

Лицо 3. Во падла! (выхватывает телефон). «Я знаю, что вы меня обманете. Скутер мой. Я его забрал».

Лицо 1. Он издевается?

Незнакомка. Мальчики! То, что вы сейчас делали, это… антигуманно! Разве можно втроём нападать на…

Они уже ничего слышали. Есть ситуации, в которых бессильны любые слова. Старшеклассники срываются с места и пускаются наутёк. Славе теперь точно не поздоровится, если они его найдут. Кит стонет от боли в затылке. Над ним проплывают встревоженные облака, и их соединение в пустоте в конечном счёте приведёт к распаду. Something in the way. На каком из этих облак теперь живёт Курт Кобейн? Состояние спутанного сознания. Наверное, у него сотрясение или что-то вроде того. Лицо склонившейся над ним женщины кажется произведением искусства. Длинное белое платье из-под расстёгнутого пальто. Мелкие кудряшки каштановых волос. Очаровательная улыбка. Вселенная становится обителью чистого вдохновения. Гигантский земной шар сжимается до точки в конце повествовательного предложения. Утопающий хватается за соломинку и неожиданно выкарабкивается. Кит цепляется за протянутую руку незнакомки.

Кит. Не подскажете, сколько сейчас времени?

Незнакомка. Полпервого. А это для тебя так важно?

Кит. Не то чтобы. Просто, кажется, я прогулял урок литературы.

Незнакомка. Если тебя это утешит, мы с тобой вместе прогуляли один и тот же урок.

Кит. Вы и есть та самая новая учительница?

Незнакомка. Вроде того. Но мой педагогический талант только что потерпел сокрушительное поражение в схватке с обычными подростками (смеётся).

Кит. Не беспокойтесь. Они необучаемые.

Незнакомка. Но учитель не может так думать.

Кит встаёт на ноги, пошатывается, но всё-таки держит равновесие. Он видит на воротнике незнакомки значок с портретом И. Бродского.

Кит. Прикольный дядька.

Незнакомка (улыбается). А то! И стихи у него тоже, кстати, прикольные. Послушай только:

Но пока мне рот не забили глиной,

из него раздаваться будет лишь благодарность ² .

Кит. Мне всё равно этого не понять. Когда надо мной издеваются, я тоже должен испытывать благодарность? И христианство это я не понимаю. Не собираюсь я любить своего врага.

Незнакомка. Это дар всепрощения, и он открывается не каждому и не всегда…

Кит. Нет-нет-нет, это всё ерунда. Вот вы сами когда-нибудь кого-то ненавидели?

Незнакомка. Да.

Кит. И что, удалось потом резко полюбить этого человека?

Незнакомка. Нет, но я учусь.

Кит. Вы классная.

Незнакомка. Спасибо. Кстати, я Татьяна Васильевна. А тебя как зовут? (протягивает руку).

Кит (отвечает на рукопожатие). Очень приятно. Сильвио.

Татьяна Васильевна. Это шутка?

Кит. Ага. В списке учеников вы найдёте Никиту Сенина. Это я. Но мне больше нравится, когда меня называют Китом.

Татьяна Васильевна. Я запомню.

Они возвращаются в школу. Никита идёт в медпункт, и врач отпускает его домой. Поздравляет с днём рождения (в документах увидела). Замечательное начало шестнадцатилетней юности. Он вспоминает о подаренном скутере и не находит его у школы.

Кит сжимает кулаки и клянётся отомстить другу. Ещё никто не забивал ему глиной рот, а в его растоптанном сердце уже не осталось ни крупицы благодарности.

Пропущенные звонки от отца. Позвонил десять раз? Это совсем на него не похоже, неприятная дрожь крысой пробегает по телу. Может быть, что-то случилось? Дрожащие пальцы касаются клавиш (Боже, почему они так пищат?). Длинные гудки – никто не берёт трубку. Никита хватает рюкзак и бежит прочь. Его уже не волнует ни пропавший скутер, ни отложенная до лучших времён месть. Тяжёлое предчувствие царапает горло и убивает наповал ослабевших мотыльков внизу живота. Несколько раз спотыкается. Влетает в распахнутую настежь дверь… Неужели это его квартира?.. Мама сидит на полу, обхватив голову, и безмолвно рыдает. Никита падает на колени и пытается отдышаться. Хочет задать вопрос, но не может: где-то по дороге рассыпал слова. Наверное, карманы дырявые…

Мама. Отец…

Кит (открывает рот и жадно ловит губами воздух).

Мама. Он… (рыдает, закрывая лицо руками).

Кит. Как?

Мама. Он не виноват… Он правда не виноват… Но что нам теперь делать? Его отстранят от работы.

Кит (невольная улыбка освещает его бледно-зелёное лицо. Тошнота подступает к горлу, и он бежит в туалет).

Мама. Извини… Всё это произошло в твой день рождения…

Кит (возвращается, вытирая рот рукавом тёплой толстовки). Так папа жив? Всё хорошо?

Мама (зачем-то крестится). Боже мой, ну конечно! Как ты мог подумать?

Кит. Что же тогда случилось?

Мама. Он ехал на машине и… сбил мальчика. Насмерть.

Кит. Что? Папа кого-то сбил? Как это вообще возможно?

Мама. Он говорит, что мальчик ехал на красный. Внезапно появился перед машиной.

Кит. Тогда почему его должны отстранить из-за какого-то самоубийцы?

Мама. Нет доказательств. Точнее, водитель другой машины дал ложные показания.

Кит. В каком смысле? Почему?

Мама. Я не знаю. Но я верю твоему отцу.

Кит. Он бы никогда не соврал о таком…

Мама. С момента нашего знакомства твой отец соврал всего один единственный раз. Сказал вахтёру в общежитии, что он мой брат и должен передать очень важные вещи от мамы. Пришёл с таким огромным чемоданом! Якобы я сама донести не смогу, поэтому ему надо подняться. А потом мы заперлись в комнате и всю ночь смотрели фильмы ужасов.

Кит (закатывает глаза: он слышал эту историю около пятидесяти раз – не меньше – и никогда не верил, что его отец обманом проник в мамину комнату, чтобы смотреть фильмы ужасов). Да знаю я, ма. Он никогда не врёт.

Напряжённое ожидание, отдалённые голоса с лестничной площадки, приглушённый собачий лай, а в ванной комнате протекает кран… Двое молчат, не решаясь сдвинуться с места и разойтись по комнатам. Мать крепко сжимает руку сына, видит его разбитую губу и пятна на одежде, но ничего не спрашивает. Они слышат знакомые шаги – медленные и тяжёлые. Мама вскакивает с места…

Отец (бросается к сыну). Я так испугался! Я думал, что это… что это… (голос прерывается; Кит никогда не видел отца таким… слабым).

Кит. Со мной всё в порядке, папа. Как ты?

Отец. Но это ведь был тот самый скутер… Как он вообще оказался у этого мальчика? Зачем ты разрешил ему?

Кит. Мой скутер? Значит, ты говоришь, что тот мальчик… (снова задыхается: в этой тесной квартире нечем дышать).

Отец. Так ты не знал? Он вообще не умел водить… Он не смог затормозить, а я не успел его заметить… (говорит медленно и несвязно; стеклянный взгляд устремлён в потолок; почти не моргает).

Кит. Он умер… Слава умер… Как же так? Я сам должен был ему отомстить! Как же так… (чувствует головокружение. Снова тошнит, но уже нет сил бежать в туалет. Кажется, у него сотрясение мозга).

Отец. Он поехал на красный… Я не успел его заметить… Он так внезапно появился… Он не должен был умирать…

Кит. Слава умер… Это неправильно! Я должен был отомстить… Что же теперь делать? Он просто умер и не дождался моей мести…

Отец. Зачем я вообще купил этот скутер… Если бы я не купил его, ничего бы не случилось… А если бы на месте этого парня был Кит? Если бы Кит…

Кит. Нужно было догнать. Нужно было вернуть скутер. Если бы я смог защитить себя, ничего бы не произошло… Я должен был оказаться на его месте.

Отец. Если бы вдруг Кит…

Кит. Если бы я…

Занавес опускается. На чёрном экране – белые буквы, которые никто никогда не читает.

***

Никита очнулся, но не сразу понял, где находится. Почувствовал лёгкое головокружение: кажется, его немного укачало. К тому же из-за неудобной позы во время сна юноше пришлось расплачиваться затёкшей шеей и болью в верхней части спины. Да, Никита всё ещё в автобусе, и раз он только что проснулся, значит, это путешествие – настоящее. Бариста привстал, чтобы немного размяться, и с сожалением подумал о чашечке американо. Как жаль, что его кофейня была теперь слишком далеко, а может быть, и вообще осталась в другой вселенной. Вернётся ли он туда когда-нибудь? Под кроссовкой что-то угрожающе хрустнуло, и Никита с ужасом увидел окончательно сломанные часы, которые он несколько лет носил на цепочке. Да, они всё равно давно не ходили, и никакие новые батарейки тут не помогали, но юноше эти часы были особенно дороги. Как они могли разбиться и что случилось с цепочкой?

– Давай вечером с тобой встретимся, будем опиум курить-рить-рить, – чей-то неприятный визгливый голос вывел юношу из оцепенения. Никита вырвал из ушей нахального мальчика наушники.

– Не мал ещё такие песни распевать? – юноша задыхался, его лицо побагровело, и он понимал, что не может держать под контролем собственные эмоции. Хотелось ударить маленького вредителя, который повесил себе на шею Никитину цепочку. И как они могут быть тёзками? Нет, Никита никогда не был таким же наглым и одновременно невозмутимым. С подобными равнодушными лицами и совершаются самые страшные преступления на земле.

– Чего тебе? – процедил сквозь зубы Кит. Он помрачнел, и даже веснушки казались тёмными, как будто их кто-то покрасил ради шутки. Его и без того маленькие глаза превратились в две злобные щёлочки, и от этого дьявольского взгляда кому угодно стало бы не по себе. Никита отстранился и отступил шага на два-три, потому что близость с маленьким монстром во плоти сводила его с ума.

– Зачем ты взял мою цепочку? – тихим охрипшим голосом спросил Никита. На лбу выступила испарина, а в висках раздавался оглушительный бой невидимого барабанщика. Юноша понял, что ещё чуть-чуть – и он упадёт в обморок.

– Понравилась, – развёл руками Кит. Аргумент звучал весьма убедительно; создавалось впечатление, что этот мальчишка присваивал все понравившиеся ему вещи.

– Но это мои часы. Нельзя брать чужое без спросу!

Несчастный кофевар с красным лицом сжал кулаки.

– Ну и что? Я же взял только цепочку. Часы вот мне не нужны. Они всё равно не ходят. А цепочка ничего такая.

Никита посмотрел на разбитый циферблат и застонал. Он вдруг понял, что вместе с этими часами сломалось что-то и в нём самом, и это невозможно починить – придётся выбрасывать на помойку.

– Ну хочешь, забирай обратно свою цепочку, – смилостивился мальчишка, только я всё равно её потом возьму. У меня руки сами тянутся к чужим вещам. Короче, я клептоман, – и с этим чистосердечным признанием Кит снял с шеи золотую цепочку.

– Оставь себе, – Никита пересел на заднее сиденье, подальше от наглого пассажира. Какой смысл в этой дурацкой цепочке, если часы сломаны? Может быть, вся его жизнь теперь тоже сломана, потому что он не сдержал обещания.

После автомобильной аварии отца всё-таки признали невиновным. Нашлись свидетели, которые подтвердили, что подросток сам резко выехал на дорогу, когда зажёгся красный свет. Каждый мог оказаться на месте водителя, поэтому полицейского не отстранили от работы. Правда, родители погибшего называли всю эту историю «нелепой выдумкой» и кидали в почтовый ящик Сениных письма с оскорбительными комментариями. Иногда Кит опережал отца и, не вскрывая конверта, сжигал, но это получалось не всегда. Мысль о мести больше не вызывала у мальчика прежнего восхищения. К тому же Сильвио всё-таки не убил того генерала, а родители его однодневного друга в конце концов разрушили жизнь слишком совестливого полицейского. Но ведь это не помогло им вернуть сына? Зачем же тогда уничтожать другого человека?

Через два месяца отец уволился, сказал матери, что с него хватит и он больше не может подвергать опасности жизнь других людей. В ту минуту Кит не понял его слова; не понимал он и бесконечные жалобы отца на несмываемую кровь на руках. Кумир его юности, самый сильный человек на земле, герой, который соврал лишь один раз в жизни, начал пить – коньяк, виски, водку. Выбирал только самые крепкие напитки и доводил себя до беспамятства. Но наутро воспоминания возвращались, приходилось идти в магазин за очередной бутылкой и ставить опостылевшую жизнь на бесконечный повтор. Мать плакала каждый день, хотя и продолжала выполнять привычные действия на автомате: готовила еду, продавала косметику в магазине и даже иногда играла на скрипке. Но сама она перестала надевать красивую одежду, которую так любила раньше, слегка подкрашивала тушью ресницы и почти сразу смывала. Какой в этом смысл, если женщина не могла подавить слёзы, вновь и вновь выступавшие на воспалённых глазах?

Кит всё чаще не ночевал дома; он искал случайных друзей и пропадал на вечеринках, где почти всегда чувствовал себя лишним. Не таким, как другие, но мечтал стать одним из них. А потом – тошнотворный запах хлорки, грязные однотонные стены, старая скрипучая кровать и безжизненный скелет под капельницей. И этот скелет – его отец с пустым равнодушным взглядом.

Задавленное нейролептиками сознание отрицало убогую действительность. Он почти не разговаривал и только однажды сам позвал к себе сына. Этот диалог звучал в голове Никиты так же отчётливо, как если бы он состоялся вчера.

– Они мне дороги. Поможешь их сохранить? – высохшие пальцы коснулись руки Кита, и через мгновение в его ладонях появились старые часы на золотой цепочке.

– Все мои счастливые моменты – вот тут, – отец постучал по циферблату. Стрелки застыли в таинственном и печальном безмолвии.

– Я сохраню их, – Кит повесил цепочку на шею.

– Обещаешь? – голосом капризного ребёнка спросил отец.

– Конечно.

– Моя бабушка подарила мне их в день своей смерти. Она была настоящей волшебницей. Помню, как улыбалась тогда… будто ничего не произойдёт… и сказала, что всё её волшебство – в этих часах.

– И тогда ты спросил её, умеет ли она останавливать время, – продолжил Кит, который уже не раз слышал эту историю.

Отец улыбнулся.

– Да, и она ответила, что может.

– И ты попросил, чтобы она сделала это прямо сейчас.

Отец кивнул. Подушка, на которой он лежал, вымокла от беззвучных слёз. А за окном притаившийся дождь готовился опуститься на спящий город.

– Прабабушка остановила часы и…

– Всё равно умерла.

– И с тех пор эти часы перестали ходить, хотя ты менял батарейку и даже носил их в ремонт.

– Это значит, что она остановила мгновение.

– Я их обязательно сохраню. До конца своих дней.

Никита уткнулся носом в рюкзак незнакомки, которая подарила ему счастливый билет. Музыка затихла, и юноше совсем не хотелось, чтобы этот наглый мальчуган слышал, как он хлюпает носом.

Автобус остановился, и металлический голос настоятельно рекомендовал выйти наружу. Никита уже не сомневался, что стал участником странной игры, но ему больше не хотелось подчиняться правилам. Он собирался остаться на месте, когда услышал:

Остановка Медовый раф.

– Эй, ну ты чего? Здесь нельзя находиться во время остановок. Пошли, – Кит метнулся в сторону выхода.

– Не хочу, – Никита отвернулся, чтобы не видеть это худое насмешливое лицо и острый подбородок, который всегда двигался в такт грубым репликам своего хозяина.

– Ну ладно, – махнул рукой Кит.

В эту секунду Никита почувствовал, что поднимается в воздух и больше не может управлять собственным телом. Казалось, чья-то крепкая невидимая рука против воли вышвырнула его за дверь.

Медовый раф

Кто не знает, куда плывёт, тому нет попутного ветра.

Сенека

Знакомо ли вам это удивительное чувство, когда вы не можете управлять собственным телом? И речь идёт даже не о сновидениях (область весьма интересная и малоизученная), а о вполне реальной жизни. Кажется, Никита уже убедился, что всё происходящее – это пугающая действительность, а неопределённость собственного будущего угнетала и тревожила ещё сильнее. Кто придумывает этот сюжет, чем закончится история и как из неё выйти? Бариста понял, что наконец-то приземлился, и воздал хвалу закону всемирного тяготения.

Он лежал на спине, не в состоянии пошевелиться, и был уверен, что невидимая сила не только выбросила его тщедушное тело из автобуса, но и слегка покалечила. Юноша поднял глаза к небу и увидел бездонное пространство, в котором такой песчинке, как он, следовало бы раствориться. Спокойные кучерявые облака, как сонные ангелы, медленно кружились в вальсе, выдумывая на ходу причудливые движения и сочиняя собственную музыку. Их горделивые силуэты пропадали в малиновой дымке, и на незнакомый город опускался закат. Он говорил с божьими посланниками вкрадчивым шёпотом, и сколько бы юноша ни прислушивался – не уловил ни слова. Да и мог ли он знать этот таинственный язык? Если подумать, Никита в последние годы совершенно безрадостной, однообразной жизни не находил ни минуты, чтобы взглянуть на это бесконечное высокое небо. Может быть, поэтому он давно стал принимать как данность саму дисгармоничность мира, привыкнув к озлобленным лицам и нахальному обману вокруг.

Бариста приподнялся на локтях и ощутил сильную боль в спине. Пришлось смириться с временными неудобствами, чтобы немного оглядеться. Как же называется это место? Вроде бы Медовый раф? Никите казалось, что он задыхается: настолько сильным и терпким был запах мёда. «Так… Я что, в Шотландии?» – невольно подумал он, когда увидел огромное вересковое поле, посреди которого растянулось его маленькое тело. Конечно, ему всегда хотелось побывать за границей, особенно в Шотландии, фантастическом мире клетчатых килтов и шерстяных пледов. Он мечтал однажды вдохнуть полной грудью вересковый аромат. Но сейчас немного кружилась голова, и поэтому хотелось лечь в мягкую постель и поспать в тишине несколько часов. Он сорвал пару веточек, потому что вспомнил о магических свойствах вереска. Если положить его в кошелёк, то это увеличит твой доход, а если в карман – тебе будет сопутствовать удача во всех делах.

Никита попытался найти кошелёк в рюкзаке, но поиски оказались безуспешными: неужели оставил в кофейне? Именно поэтому пришлось класть новоиспечённый оберег в карман брюк.

Из вереска напиток

Забыт давным-давно.

А был он слаще мёда,

Пьянее, чем вино ³ .

Никита вспомнил балладу, которая произвела на него сильное впечатление в детстве. Когда прочёл впервые, не запомнил ни названия, ни автора. Побежал в библиотеку с горящими глазами и охрипшим от волнения голосом:

– Пожалуйста, найдите книжку!.. (и взор являл живую муку⁴). – Там было что-то про вереск… И ещё такая жёлтая обложка…

Кстати сказать, нашли, и мальчик долго потом рыдал по ночам, вспоминая трагический конец этой истории. Так неужели его давняя мечта исполнилась и он на самом деле в Шотландии?..

– Да не в Шотландии ты, можешь успокоиться, – послышался приятный низкий голос. Никита терпеть не мог визгливые нотки или громкие выкрики. А вот такой голос, как у незнакомки, сразу располагал к себе: казалось, тебя понимают.

Он обернулся, чтобы увидеть лицо девушки, которая прочитала его мысли и жестоко разрушила слабые надежды. Бледная кожа и ярко-красный шрам в виде зигзага на левой щеке.

– Такая красивая, – случайно выпалил вслух.

Она улыбнулась, обнажив ровный ряд белых зубов, и юноша поймал себя на мысли, что ни разу в жизни не встречал людей с такими тонкими губами. Говорят, это сдержанные и немного замкнутые натуры, но незнакомка не казалась закрытой.

– Надеюсь, ты о Шотландии, – она села рядом с юношей, обняв колени в рваных лиловых джинсах. Никита подумал, что перед ним – настоящее дитя вереска: вязаная кофточка с крупными сиреневыми пуговицами, бордовые кроссовки и малиновые волосы…

– Что это за место? – Никита бессознательно отзеркалил позу девушки. «Она меня младше, это точно. Наверное, ей около шестнадцати», – он продолжал изучать её лицо.

Незнакомка пожала плечами и поёжилась от резкого порыва прохладного ветра. Казалось, он заранее готовил нападение на её лиловые кудряшки, мечтал их запутать и как следует растрепать.

– Официальное название – Медовый раф, но кто знает…

– Но это же абсурд! Как место может так называться?

– В мире вообще всё возможно, – она достала из сумки видеокамеру. Осколок смущённого солнца скрылся под защитным панцирем тяжёлой тучи, и небо замерло, оставшись в одиночестве. Девушка хотела сохранить мгновение вечности – хотя бы её искажённую копию, ведь память тоже несовершенна.

– Лучшее изобретение человечества, – незнакомка снова улыбнулась. Лёгкие морщинки затанцевали в уголках её глаз, точно их красивая хозяйка разгадала секрет абсолютного счастья. Наблюдая за этими аритмичными танцами, Никита улыбнулся в ответ. Однако улыбка не успела задержаться на его губах: он несколько раз громко чихнул. Девушка не смогла подавить смех, но собеседник даже не обиделся.

– Кажется, пора где-нибудь погреться. Пойдём пить эль?

Наверное, сейчас Никита не отказался бы от горячего американо, но так не хотелось расставаться с незнакомкой, что пришлось согласиться на эль.

– Хорошая идея! Вот только… тебе точно можно пить алкогольные напитки? – бариста с недоверием посмотрел на юную собеседницу.

Она махнула рукой, и в её серо-зелёных глазах заплясали весёлые бесенята.

– Остался какой-то месяц до 18, – она вскочила с места и схватила Никиту за руку. – Ну что, готов к приключениям, Кит?

– Откуда ты…

Девушка приложила палец к губам.

– Ничего не спрашивай. Ты ещё многому удивишься. Кстати, меня зовут Мира.

– Красивое имя, – заметил Никита. Он наконец-то поднялся и тут же замер, почувствовав, как затекли ноги.

– Твоё тоже просто космос! – девушка подняла большой палец в знак одобрения.

Свежий ветер танцевал в её ярких волосах, и юноша не мог не любоваться лучистой улыбкой на тонких линиях губ и шаловливыми огоньками в широко распахнутых глазах. Эта девочка-подросток напоминала ему о мечтах, оставленных в пыльных ящиках памяти, и надеждах на пойманное в сачок счастье. Тогда он даже представить себе не мог, насколько оно неуловимо.

Мира казалась ему прародительницей невесомой красоты; никогда прежде Никита не видел таких безупречных лиц – разве что в музеях. Даже зигзагообразный шрам на левой щеке не портил её лицо, а делал уникальным и незабываемым. Никита мог закрыть глаза и воссоздать эти тонкие аристократические черты, точно выучил их наизусть, как стихотворение. Но открывал и понимал, насколько несовершенной бывает человеческая память, с удивительным мастерством искажающая всё идеальное. Мира улыбалась – и даже продрогший уставший странник смог бы согреться, а собственный закат показался бы ему далёким и неправдоподобным. Она улыбалась – и в ненастную погоду появлялись первые лучи солнца, чтобы осветить лицо какого-нибудь измученного страдальца.

Мира не шла – летела, и Никита едва поспевал за ней, удивляясь неутомимой энергии, которой недоставало ему самому. В эту минуту он подумал, что готов остаться здесь навсегда: рухнуть в объятия вереска, держать за руку смеющуюся девушку и слушать шотландские мелодии.

– Атмосферно, правда? – поинтересовалась она, когда музыка затихла.

Никита кивнул.

– Теперь мне ещё больше кажется, что я в Шотландии.

– И всё-таки ты ошибаешься. Может, это одна из копий той самой страны, о которой ты мечтаешь?

– Одна из копий? – переспросил бариста. Он чувствовал, что всё больше путается, не в силах понять, где проходит грань между сном и реальностью.

– Знаешь, если снимать жизнь на камеру, это вроде бы будет та же самая жизнь и в то же время что-то совсем другое, – попыталась объяснить девушка.

Они подошли к хижине, и Мира остановилась, чтобы спрятать видеокамеру в чехол. Зигзаг на щеке блеснул в лучах засыпающего солнца. Никита не удержался от вопроса, хотя и знал, что может показаться невежливым. Впрочем, девушка наверняка была выше предрассудков и прочих глупостей.

– Откуда у тебя этот шрам?

Молчание длилось почти полминуты, и всё это время Мира не поворачивала лица. Наконец она улыбнулась, с подчёркнутым равнодушием махнула рукой и ответила совершенно бесцветным тоном:

– Да так… Пострадала в честном поединке с одним вороном.

Никита в очередной раз ничего не понял, но уточнять не решился, к тому же дверь в хижину с неожиданным скрипом отворилась.

На пороге стояла красивая женщина в светло-зелёном плаще с оборванными пуговицами. Её волосы были заплетены в косу, но она совершенно не держалась: седые пряди растрепались и падали на глаза. Женщина убрала их за уши, растерянно взглянула на гостей и улыбнулась. Правда, её улыбка вышла немного неуклюжей, как у провинившегося ребёнка. Незнакомка вообще напоминала сбежавшего из дома подростка и, если бы не седые волосы, Никита принял бы её за старшую сестру Миры.

– Привет, Дарина. А это он, – девушка слегка толкнула в бок опешившего кофевара. – Дождалась-таки, прямо как Ассоль, – Мира подмигнула женщине, а Никита невольно отпрянул, не пожав протянутую руку.

– Кажется, он немного испуган, – справедливо заметила женщина. – Его срочно нужно покормить.

В подтверждение этих слов живот гостя издал ворчливое урчание.

Дарина ни разу не появилась на кухне, пока они ели горячие лепёшки и пили тёплое молоко. Никита только сейчас понял, как сильно проголодался за время странного путешествия. Юноша пожалел только о том, что божественный нектар нельзя забрать с собой в кофейню. Да это же настоящая находка для бариста! Впрочем, теперь уже неизвестно, сможет ли он вообще когда-нибудь вернуться.

– Дарина – это твоя мама или сестра? – спросил юноша, не сумев подавить приятный зевок после простого, но сытного обеда.

– Никто, – с набитым ртом ответила Мира. – Вижу, что ты совсем ничего не понимаешь. Забей, Кит. Здесь всё не совсем настоящее. Не знаю, как правильно объяснить. Тут всё устроено не так, как в вашем мире.

«Значит, я точно в параллельной вселенной», – подумал Никита, но вслух ничего не сказал.

– Если ты наелся, тогда пойдём.

Комната Миры была маленькой и немного тесной, но вполне уютной. Юноша подумал, что всё здесь выглядит немного аскетично: старая кровать на пружинах и деревянный письменный стол. Минимум мебели и вещей. Девушка положила камеру в ящик и рухнула на табурет, который угрожающе хрустнул, но хозяйка не обратила на эту угрозу никакого внимания.

– Знаешь, у меня была точно такая же камера, – Никита сел на краешек кровати. – Мне её дед подарил. Он был оператором или кем-то в этом роде. Просто я сам его ни разу не видел, – юноша почувствовал, что пытается оправдаться. Только в чём он был виноват?

Мира кивнула и приняла такой скучающий вид, точно не в первый раз слышала эту историю.

– Жаль только, что в прошедшем времени.

– Ага. Я её продал и завязал со всем этим. Понял, что никогда не смогу стать хорошим сценаристом. А ты? Зачем тебе видеокамера?

– Так же, как и тебе – снимать всё самое интересное, а потом просматривать записи и придумывать сюжеты.

Над столом Миры висела магнитная доска, и Никита заметил, что разноцветные стикеры на ней были расположены в строгом порядке по диагонали.

– Я тоже снимал всё, что понравится, а потом сочинял истории для фильмов, – приглушённым тоном сказал Никита.

– Но в отличие от тебя, я всё ещё хочу этим заниматься, – лицо Миры впервые за всё время их знакомства стало по-настоящему серьёзным; она вытянулась во весь рост и откинула волосы. Её глаза блеснули, и юноша понял, что эта девушка обязательно добьётся своего.

Он подошёл к магнитной доске – когда-то ему нравилось записывать обрывки случайных мыслей на стикерах.

Кадр № 1. Восход круглолицего солнца, похожего на ту самую тарелку, в которой заваривается каша-минутка. 5 сек. Общий план.

Кадр № 2. Смятое одеяло-кокон. Небрежно брошенный на край телефон, посылающий уведомления о закончившемся заряде батареи. 3 сек. Деталь в кадре.

Кадр № 3. Человек в полный рост с зубной щеткой в руке под шум свистящей холодной воды. 4 сек. Средний план.

Кадр № 4. Нервная фигура проклинает неработающий лифт и пинает ступеньки в подъезде. 5 сек. Средний план.

Кадр № 5. Метель, увязающие в сугробах ноги, растекающаяся тушь, неприятное чувство, как будто что-то ледяное, случайно попавшее в сапог, покусывает промокшие ноги. Морщинка на переносице. 5 сек. Общий план.

Кадр № 6. Лицо с дергающимся веком. На кофе из автомата не хватает злосчастного рубля. 3 сек. Крупный план.

Кадр № 7. Очередь в супермаркете. Остатки нервных клеток грозятся выпрыгнуть наружу. Сама Вселенная готова взять реванш, чтобы переписать сценарий набело. Зачем эти вынужденные соприкосновения и обмен любезностями? Минута. Титры.

– Это же забавно – снять фильм о той жизни, которую мы проживаем ежедневно, – рассмеялась Мира. – Да, это будет очень скучная короткометражка. Но ведь что-то в этом есть?

Никита покачал головой.

– Возможно. Когда-то у меня была такая же идея.

– Что же изменилось?

Никита облизал сухие губы, налил в стакан немного воды и жадными глотками допил до дна. Это тот самый вопрос, который он избегал задавать самому себе. Да, действительно, изменилось многое, но всё же остался жалкий комочек боли под сердцем. Сможет ли Никита приручить его и жить так, как будто у него никогда не было мечты?

Юноша не знал, что ответить, бросил беспомощный взгляд на книжный стеллаж и вдруг заметил томик Иосифа Бродского. У Никиты была точно такая же книга, которую однажды подарила ему Татьяна Васильевна – учительница литературы, классный руководитель и лучший друг. Юноша подошёл к стеллажу и, не спросив разрешения, достал книгу, стёр слой пыли на обложке и открыл страницу с загнутым уголком. Мира продолжала внимательно наблюдать за гостем, но не говорила ни слова.

И пока мне рот не забили глиной,

Из него раздаваться будет лишь благодарность⁵, – прочитал вслух Никита. – Почему именно это стихотворение?

Девушка пожала плечами.

– Мне кажется, я не смогу ответить на этот вопрос. Знаешь, не я его выбрала. Это само стихотворение выбирает человека и требует поставить закладку или загнуть уголок…

– Загибать уголки – кощунственно, – прервал её Никита.

– Но ты делал то же самое… Разве нет?

Казалось, эти глаза, меняющие цвет в зависимости от освещения, видят собеседника насквозь. Нужно ли что-то говорить тому, кто умеет читать мысли?

– Впервые я услышал эти строчки от учительницы литературы. Она действительно вела у нас уроки, но на самом деле была не совсем учителем… Мы называли её Музой.

– Вау, кажется, вам очень повезло. В школе иногда напрочь отбивают интерес к литературе, – заметила Мира.

Она принялась тщательно расчёсывать малиновые волосы, а затем достала помаду и накрасила губы.

– Ты куда-то собираешься? – Никита растерянно наблюдал за её быстрыми, как будто отрепетированными движениями. Он всё ещё держал в руках томик Бродского и недоумевал, как его книга могла попасть в абсолютно другую вселенную к незнакомой девчонке-подростку. Под загнутым уголком юноша увидел след от карандаша и вспомнил, что эту случайную пометку сделал он сам. Хотел стереть, но не нашёл ластика, и в конце концов совершенно забыл об этом. Даже если Мира заинтересовалась тем же самым стихотворением, как она могла сделать точно такую же пометку? И если эта девушка солгала, что теперь казалось ему очевидным, как он может ей доверять?

– Ладно, это твоя книга. Вот только не задавай никаких вопросов, хорошо? – в очередной раз прочитала его мысли Мира.

Никита понял, что попытки отыскать логические объяснения происходящему обречены на провал, и решил больше ничему не удивляться.

– А теперь мы идём пить эль вместе с моими друзьями, – она взяла камеру и рюкзак и резким движением руки распахнула дверь. Никита хотел было заметить, что это может быть не очень удобно, ведь он совершенно никого не знает, но прикусил язык. Недавний опыт подсказывал, что с Мирой совершенно бесполезно спорить, к тому же здесь, в этом неизведанном пространстве, у девушки были явные преимущества: она владела ключами ко многим тайнам.

Странствующему кофевару показалось, что они зашли в такую же хижину, вот только кухня и комната поменялись местами. На угловом диване сидела длинноволосая девушка в широком разноцветном сарафане. Она настраивала скрипку и будто бы не замечала ни Миру, ни незнакомца. Спутница шепнула Никите, что Линда вообще ничего не видит вокруг, когда вот так чем-нибудь увлекается. Бариста отлично знал таких людей, как она: если ты отдал сердце искусству, будь готов к абсолютному самопожертвованию и самоотдаче. Когда-то Никита дружил со скрипачкой, и музыка заменяла ей всё: любовь, счастье… жизнь. Говорят, что каждому из нас нужен свой человек, но порой скрипка никому не уступает места. Возможно ли представить более крепкий союз, построенный на основах невинной преданности?

Девушка отложила инструмент, подняла голову, принуждённо улыбнулась и протянула незнакомцуруку.

– Приятно познакомиться, Линда.

Никита ответил на рукопожатие: кожа скрипачки казалась сотканной из кубиков льда.

Они зашли в комнату, которая гораздо больше напоминала подвал: здесь было сыро и холодно. Морозный ветер врывался в распахнутое настежь окно и поднимал скомканные бумажки. Они шелестели друг с другом о чём-то неотвратимом, неумело вальсировали и вновь засыпали у босых ног измученного поэта. Мира сказала, что у Макса сейчас тяжёлый период: идеи не находят словесной плоти, а случайные строчки теряют рифмы, едва успевая коснуться клетчатых страниц. Несчастный творец отложил блокнот, прислонился к стене и закрыл глаза. Никита подумал, что он похож на мечтательную девушку: длинные иссиня-чёрные волосы усиливали это сходство. Но рваная полосатая кофта и тяжёлая цепь на шее с египетским крестом говорили о натуре бунтаря, который скрывался за этой хрупкой оболочкой.

– Макс – поэт, и он никогда не расстаётся с записной книжкой, – нарочито громко сказала Мира, чтобы привлечь его внимание. Поэт открыл глаза, обхватил себя, скрестив руки, и принялся поглаживать татуированные предплечья большими пальцами. Он оценивающе посмотрел на новичка. Какое впечатление произвёл обыкновенный бариста на страдающую творческую личность? Этого Никита не знал, но, скорее всего, его приняли в клуб мечтателей-одиночек.

– К сожалению, в последнее время передо мной только чистый лист, – послышался неожиданный бас. Сложно было поверить, что этот суровый тон принадлежал бледному юноше с горящим взглядом.

Мира рухнула на матрас рядом с поэтом и взяла в руки бутылку обещанного эля.

– А где Игнат? – поинтересовалась она. И не успел Макс ответить, как в комнату влетел большеглазый мальчишка с взлохмаченными волосами. По всей видимости, он уже долгое время не причёсывался, а судя по фиолетовым синякам под глазами, давно забыл, что такое здоровый сон. Игнат держал в руках игровой системный блок, который только что приобрёл, и теперь пытался отдышаться после утомительной и долгой дороги.

– Вау, у нас тут гости! – воскликнул приятель Миры, поставил блок на пол, достал из кармана очешник и надел очки, после чего всё в его внешности как будто встало на свои места и уже не казалось таким удивительным и странным.

– Это Никита. Мой друг, – Мира сделала акцент на слове «мой», а бариста покраснел от неожиданности и споткнулся на ровном месте. В конце концов они с Мирой знакомы всего пару часов, а она уже называет его другом.

Игнат всё это время переминался с ноги на ногу, то закатывая, то раскатывая рукава клетчатой рубахи.

– Супер. Извини, Кит, мне срочно надо кое с чем разобраться, – юноша выдавил из себя быструю неуклюжую улыбку и кинулся к компьютеру.

«Похоже, они уже все в курсе, кто я такой», – подумал Никита. Детское сокращение от его имени, разумеется, не осталось незамеченным. Мира просила не задавать лишних вопросов и ничему не удивляться, но от всех этих странностей и загадок голова шла кругом, и хотелось привести в порядок разбросанные по углам мысли.

– Игнат мечтает разрабатывать компьютерные игры, – Мира разливала эль по стаканам. – А Никита мечтал стать сценаристом.

Ребята переглянулись, и в комнате воцарилась тишина. Игнат втянул голову в плечи, а его пальцы замерли на клавиатуре. Блокнот выпал из рук Макса, который нарочито громко откашлялся, а взволнованная Линда застыла в дверях с поднятым кверху смычком. Никита заметил, что она кусала сжатые в тонкую линию губы.

Мира одёрнула кофту, вытерла вспотевшие ладони о джинсы и неестественно рассмеялась, чтобы оглушить неприятную тишину, но её друзья продолжали молчать и напряжённо переглядываться.

– Что-то не так? – спросил Никита после нескольких глотков холодного эля.

– Просто Мира сказала глупость, не правда ли? – Макс слегка сжал запястье подруги, но та с возмущением ударила его по щеке.

– Когда мы перестанем бояться и всё-таки попытаемся спасти?.. – Мира вскочила на ноги, не в силах усидеть на месте.

– Ты знаешь, что они пытались. И к чему это привело? – накинулась на подругу скрипачка.

– Может, объясните, что тут происходит? – Никита топнул ногой. На лбу выступили капли пота.

Игнат положил руку на плечо нового знакомого.

– У нас тут есть одно правило. Ничего страшного, если ты не поймёшь. Просто знай: для мечты не существует прошедшего времени.

Бариста кивнул, отряхнул брюки и спрятал руки в карманы. Вдруг он увидел кофемашину, которая пряталась в пыльном уголке.

– Ух ты! Сейчас приготовлю вам прекрасный кофе! Такого вы точно никогда не пробовали, – он закатал рукава и подошёл к кофейной машине. Если постараться, то можно играть роль жизнерадостного идиота, не задавать лишних вопросов и делать вид, что тебя всё устраивает. Но на самом деле юношу грызла неистребимая тоска, которая появилась многим раньше, возможно, в момент рождения, и время от времени напоминала о себе оглушительным скрежетом внутри плюшевого сердца.

Мира забралась на кровать и укрылась пледом, не желая ни с кем разговаривать; впрочем, никто и не собирался этого делать. В комнате послышался бешеный стук клавиатуры, а Линда поспешила скрыться на кухне. Никита увидел, как она обнимает тонкий стан скрипки, но не играет на ней, точно пытаясь отыскать в этой несовершенной тишине подходящий звук. Макс окончательно оставил попытку что-либо написать, надел гигантские наушники и включил панк-рок на полную громкость. Никита хотел спросить, слушает ли поэт Курта Кобейна, но передумал. У Макса было такое отрешённое выражение лица, как будто он совершенно забыл о существовании разругавшихся приятелей.

– Это твоё хобби? – внезапно спросила Линда. Бариста, погружённый в собственные мысли, вздрогнул. Скрипачка выглядела намного доброжелательнее, чем в первые минуты их знакомства, она улыбалась и смотрела Никите прямо в глаза. Юноша немного смутился, потёр кончик носа и как будто хотел что-то сказать, но не нашёл правильных слов. Невольный румянец выступил на его щеках. Да, Линда была очень красивой, её лучистые ясно-голубые глаза напомнили ему о другой девушке, которая затерялась на страницах невесомой памяти. Та тоже играла на скрипке и много улыбалась, и с тех самых пор Никита не видел ничего более чистого и искреннего, чем эта потрясающая улыбка.

– Я… я просто привык варить кофе, – наконец ответил бариста, неловко взмахнул холдером и облил себе руки. Линда не удержалась от смеха. Никита бросил на неё короткий взгляд и тут же отвёл. Он заставил себя рассмеяться в ответ, но смех был нервным и напряжённым. Линда это сразу заметила, поэтому приняла серьёзный вид и перевела разговор на другую тему:

– Знаешь, Мирка на самом деле очень классная, просто беспокоится за тебя. Ты можешь считать это странным, ведь вы только что познакомились. Но дело тут вовсе не в этом.

– И я всё же не понимаю… – начал было Никита, но скрипачка поднесла указательный палец к губам.

– Доверься ей – и всё будет хорошо. А кофе пора наливать в кружку.

Послышался странный звук: как будто кто-то чиркнул спичкой прямо над ухом Никиты. Он оглянулся, но никого не увидел рядом, поймал на себе вопросительный взгляд Линды и пожал плечами. После этого немого диалога перегорела единственная лампочка.

Никита включил фонарик на телефоне (отныне – главная функция, которую выполнял его сотовый; сети на станции Медовый раф, разумеется, не было). Линда крикнула ребятам с кухни:

– У вас всё хорошо? У нас тут лампочка перего…

Девушка не успела договорить: через распахнутое окно в хижину влетела стая огромных чёрных воронов. Линда закричала, а Никита застыл с кружкой кофе в руке. Он совершенно не понимал, что происходит и к каким последствиям может привести встреча с птицами-падальщиками. Казалось, они настроены решительно и собираются устроить настоящий погром, но ведь должен быть способ, чтобы их прогнать?

– Да нет никакого способа, Кит, – прокричала появившаяся прямо перед кофеваром Мира, хотя он мог поклясться, что ничего не говорил вслух. – Они пришли, чтобы убить нас!

Никита перевёл взгляд с растрёпанной, запыхавшейся Миры на лица Макса и Игната. Ребята застыли в напряжённой позе и держали перед собой сжатые кулаки, как щит, приготовившись защищаться. Выражения их лиц были практически одинаковыми: настороженный взгляд, нахмуренные брови и плотно сомкнутые губы.

– Кит! – послышался крик скрипачки.

В это мгновение гигантский ворон сел ему на плечо, и Никита почувствовал прикосновение ледяного клюва. Соперник угрожающе дышал в затылок, касался шеи и готовился её перегрызть. Мира достала камеру и навела на ворона. «Нашла время для съёмки!» – хотел было закричать юноша, но язык прилип к нёбу, и ни одно слово не вырвалось наружу.

– Закрой глаза! – скомандовала девушка, похожая на дитя вереска. Бариста повиновался и не пожалел: вспышки Миркиной камеры ослепляли противников с подчёркнутым хладнокровием и маниакальной жестокостью. Ворон издал такой пронзительный визг, что у Никиты заложило уши, и почти в то же мгновение он ощутил необыкновенную лёгкость во всём теле. Гигантская птица пала в неравном поединке с повелительницей вспышек.

– А теперь прости, брат, – как бы невзначай бросил ему Макс, и в следующую минуту Никита понял, что больше не может пошевелиться. Этот страдающий поэт-панк заморозил нового приятеля ловким движением ладоней. Теперь ни один ворон не мог напасть на ледяную статую с кружкой американо в правой руке. Пленник тщетно пытался пробить крепкую стену: на пальцах выступила кровь, и юноша чуть не заплакал. Но не от физической боли, а от несправедливого отношения к собственной персоне. Макс действительно заморозил его, и несчастный бариста не мог управлять своим телом, но в то же время он всё ещё умел думать и чувствовать. Никита наблюдал за всем, что происходило в этой комнате, и при этом был лишён возможности помочь друзьям. Вот что причиняло ему настоящую боль и заставляло злиться на самого себя за эту вынужденную слабость.

А между тем вороны нападали стаей, точно они собирались заклевать избранных жертв до смерти. Но те не собирались сдаваться, несмотря на численное превосходство вражеского войска, и решили победить во что бы то ни стало. Несколько разъярённых птиц кружили над головой Игната, и вспышки камеры Миры уже не помогали: они могли сразить не более двух воронов одновременно при условии, что девушка не промахнётся. Макс заморозил одного гигантского ворона, который готовился к нападению на друга, и тем самым привлёк внимание хищников к самому себе. Никита не смог удержаться от крика, когда двое воронов повалили поэта и когтями вцепились в его грудь. Острые когти разрывали тонкую кожу, и юноша даже не пытался сопротивляться, потому что не мог дышать. Бариста увидел, как закатываются глаза Макса, и изо всех сил ударил по ледяной стене. Прямо перед ним появилась долговязая фигура Игната, которому удалось на время освободиться от назойливых попутчиков и выиграть драгоценные минуты. Он держал в руке пульт и с обезображенным яростью лицом нажимал на клавиши. На спинах воронов, которые безжалостно расправлялись с Максом, появилась угрожающая синяя надпись ERROR. Птицы с оглушительным криком рухнули на пол, и Макс наконец-то смог выдохнуть. Игнат протянул другу руку, но тот не успел принять его помощь: ворон с горящими жёлтыми глазами схватил будущего программиста за ногу. Тот пошатнулся, упал навзничь и выронил пульт, которым тотчас же завладел ликующий противник.

Никита закрыл глаза, потому что не мог больше наблюдать за тем, как погибают ребята, которые никогда не позволяли себе мечтать в прошедшем времени… И тут он услышал звуки скрипки: спокойная, ровная мелодия, ласкающая слух очарованного зрителя. Казалось, это поёт мать, которая убаюкивает капризного ребёнка, и вот он уже успокаивается, улыбка замирает на маленьких губах, и материнская ладонь ложится на тёплый лоб… Бариста снова открыл глаза; он был восхищён мелодией-чудотворцем, и в то же время не понимал, как эта девушка может играть на скрипке в такую минуту. Но Линда играла не для того, чтобы вызвать у зрителей катарсис: здесь и сейчас она пыталась защитить друзей. Когда её смычок с лёгкостью пылинки скользил по струнам, почти невидимая серебряная паутина опутывала сбитого с толку врага, и ворон уже не мог вырваться на волю, сколько бы ни старался. А затем Мира направляла на жертву камеру и ослепляла, заставляя противника биться в предсмертной агонии.

Никита подумал, что трагедия миновала и скоро всё вернётся на круги своя, и может быть, рухнет даже ледяная стена. Но обозлённые враги не хотели такого бесславного финала для своей истории, и юноша увидел хищника, который кружил прямо над головой Миры. А она, казалось бы, ничего не замечала, и Никита не мог сказать ни слова, потому что звуки его голоса растворялись внутри ледяной камеры.

Ворон вцепился в малиновые волосы девушки, и та закричала от неожиданности и боли. Последняя вспышка попала в ледяную статую. Камера упала на пол, а Мира потеряла сознание. Линда не успела прийти на помощь: ворон вырвал заветный смычок из её ослабевших рук.

Никита обрёл желанную свободу: какое счастье, что вспышка Миркиной камеры уничтожила его тюрьму. Бариста выронил кружку с ледяным кофе, но не обратил на это никакого внимания, и обнял плечи, пытаясь немного согреться. Но то, что он увидел, заставило забыть о самом себе. Макс и Игнат лежали на полу без сознания, Линду утаскивали из комнаты вороны, а Мира не подавала никаких признаков жизни. Юноша бросился к подруге и увидел кровавый след под её головой. Кто-то держал его за ногу, кто-то вцепился в шею, кто-то схватил запястья, но он не чувствовал боли и не пытался спастись. Прямо сейчас Мира умирает, а быть может, уже умерла, и Никита ничего не сделал, чтобы это предотвратить.

Ворон опустил клюв в его карман, точно пытался что-то найти, и это было намного важнее всего остального. Никита не шелохнулся, он продолжал обнимать холодные плечи подруги и думал о том, что должен умереть прямо сейчас, потому что не сможет жить с таким грузом вины. Если бы юноша только мог повернуть время вспять, то сделал бы всё возможное, чтобы защитить смелую девушку. А ведь она рисковала собственной жизнью ради него. Разве он этого заслуживал?

Внезапно Никита понял, что никто больше не тянул его за ноги, не обжигал запястья ядовитыми прикосновениями и не грозился перегрызть шею. Всё затихло, и юноша обернулся. Освобождённая Линда лежала на полу, обняв окровавленные колени, и во все глаза смотрела на хищника, который расправлялся с пряничным человечком. Его окружили другие вороны, принявшись кричать и толкаться крыльями. Никита не верил, что эти птицы, в эту минуту похожие на поссорившихся детей, на самом деле были кровожадными убийцами. Не отдавая себе отчёта в том, что делает, юноша подошёл к распахнутому окну, открыл кожаный рюкзачок незнакомки, который продолжал всюду носить с собой, достал оттуда пару пряничных человечков и поднял высоко над головой. Вороны послушно слетелись к новоиспечённому дрессировщику, не отводя взгляда от желанной добычи.

– Я отдам это вам, – проговорил Никита, стараясь скрыть невольную дрожь в голосе.

– Чтобы получить их, придётся немного постараться, – бариста размахнулся и выбросил человечков в окно. Птицы-падальшики, как марионетки, управляемые искусным кукольником, ринулись вон из хижины, в которой всё перевернули вверх дном – так сбегают с тонущего корабля лицемерные крысы. Никита опустил руку и тяжело вздохнул: смертельная усталость навалилась на плечи. Ещё несколько минут назад юноша был уверен, что погибнет в этом чудовищном поединке. Он услышал аплодисменты и вымученно улыбнулся. Это был Макс, который совсем недавно пришёл в себя, но всё ещё ощущал слабость и не мог подняться на ноги. Линда продолжала неотрывно смотреть в одну точку, быть может не вполне осознавая, что всё закончилось и больше не нужно бояться. Игнат сидел на корточках, прислонившись спиной к стене, и ничего не говорил. У него была разбита губа, и он прикладывал к ней носовой платок.

– Слушай, Кит, ты прости меня. Я тебя заморозил, потому что хотел защитить. Я же не знал, что ты сам можешь спасти всех нас, – глядя в пол, сказал Макс.

– Да ничего. Я и сам этого не знал, – отмахнулся Никита. Голова гудела и кружилась; юноша пошатнулся, но удержался за край стола.

– Никогда бы не подумала, что им так нравятся пряничные человечки, – заметила Линда, которая постепенно возвращалась к действительности. Она прижимала руки к вискам и с полминуты смотрела на пальцы ног. И вот наконец очнулась, тяжело вздохнула и, обхватив колени, прислонилась к стене.

– Думаю, дело тут не в пряничных человечках, а в самом Никите, – Игнат вытер носовым платком выступивший на лбу пот. – Только Кит мог остановить воронов, потому что сегодня они пришли из-за него.

Никита не ответил, но предположение программиста показалось ему жутким, и по телу пробежали юркие мурашки. Он несколько раз вытер холодные ладони кончиком рубашки, точно пытаясь очистить их от невидимой грязи.

– Послушайте… Мира… Что с ней? – встрепенулась вдруг Линда. Её голос охрип, и она попыталась откашляться, но всё равно не смогла больше выговорить ни слова.

Макс подполз к девушке, которая до сих пор неподвижно лежала на полу, и наклонился, чтобы услышать биение её сердца.

– Я не понимаю… – его лицо стало пепельным. Макс шумно сглотнул, закусил губу до крови, наклонился ещё раз и выпрямился, стиснув плечи.

– Она жива? – сдавленным шёпотом спросил Никита.

– Я… я… ни… ничего не с-с-с… слышу… – сбиваясь, ответил Макс и отвернулся.

Никита бросился к Мире, обхватил её запястья, пытаясь нащупать пульс, но всё оказалось тщетным: девушка была мертва. Значит, никакой он не освободитель и ему следовало бы самому стать добычей воронов вместо невинных, никому не сделавших зла пряничных человечков.

– Как же так… – юноша понял, что больше не может сдерживаться и выглядеть сильным. Слёзы полились по щекам, скатываясь прямо на ресницы уснувшей воительницы. Горячие серебряные капельки находили временное пристанище на её холодной коже.

– Ты так нужна мне, – продолжал говорить Никита, прижимая к губам хрупкие пальцы девушки, – ты нужна мне, Мира. Я снова хочу научиться мечтать в настоящем времени.

Кто знает, может быть, он нашёл правильные слова, потому что именно в этот момент случилось настоящее чудо: девушка воскресла. Шрам на бледной коже выглядел ещё ярче, чем обычно, и теперь Никита понял, когда и как он появился.

– Кит… Я так рада, что ты жив, – девушка обняла его шею и поцеловала в лоб.

– Мирка! – в один голос закричали друзья.

– Как ты нас напугала!

– Ты лежала и не подавала никаких признаков жизни…

– Слушай, прости нас. Мы больше никогда не будем с тобой ссориться.

– Ты лучшая подруга.

– Вы чудо, – улыбнулась Мира и приподнялась на локтях.

– А ты… – она повернулась к Никите и строго покачала головой. – Я прекрасно слышала, что ты сказал. Так что не смей отказываться от своих слов.

Несколько минут они разговаривали о пустяках, как будто ничего не произошло, рассказывали друг другу анекдоты и громко смеялись.

– Эх, кажется, пришло время прощаться, – Игнат взглянул на часы. Линда обрабатывала его рану, и он улыбался, похожий на довольного кота.

– Нам будет тебя не хватать, – Макс широко раскрыл руки, как будто собирался взлететь, и Мира с благодарностью обняла друга.

– А я опять ничего не понимаю, – напомнил о своём существовании Никита.

– Ты уже многое видел, и теперь знаешь, что случается с теми, кто перестаёт мечтать. Как я уже говорила, нас было больше, но время от времени нам приходится сражаться, и некоторых заклёвывают до смерти. Всё же есть и счастливцы, которых забирают. Ты ведь пришёл за мной, не правда ли?

Никита заёрзал на стуле и почувствовал такую же неловкость, как на станции Двойной эспрессо, где его приняли за шамана. Ему стало жарко, и он расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Все ребята смотрели прямо на него и как будто чего-то ждали, но на этот раз юноша действительно не знал, что именно должен сказать.

– Если честно, и сам не представляю, для чего я здесь и кто всем этим управляет… Меня везёт какой-то странный автобус, и Медовый раф – это всего лишь одна из остановок. Но если ты не боишься, я буду рад взять тебя с собой.

Друзья с одобрением зааплодировали: по-видимому, бариста в очередной раз попал в точку. Может быть, из него всё-таки получится неплохой сценарист?

Когда они вышли из хижины после тёплого и немного грустного прощания, длинный автобус уже дожидался у входа в хижину. Но теперь Никита знал, что больше не одинок, и это придало ему сил. Он пообещал себе, что постарается вынести даже самое тяжёлое испытание. «Не знаю, для чего это нужно, но я собираюсь бороться до конца!» – твёрдо решил кофевар, чей кофе, кстати говоря, никто так и не попробовал.

– Ого, привёл девчонку, – не удержался от комментариев вихрастый мальчишка. Он занимал два сидения, с нахальным видом доедал гигантский гамбургер и нарочито громко чавкал.

– А я уж надеялся, что ты не вернёшься, – недовольно буркнул Никита, пустил Миру к окну и сел рядом.

– Не дождёшься, – Кит показал попутчику язык.

– Не очень приятный мальчуган, – прокомментировал бариста, обращаясь к девушке. Та ничего не ответила, но понимающе улыбнулась. Она вообще была слишком понимающей для своего возраста.

***

За окном кидаются снежками беспечные дети. Кит греет замёрзшие пальцы о горячую кружку и думает: неужели и он был когда-то таким же? И тоже радовался первому снегу, умел лепить снежки, бросал их в какую-нибудь девчонку и прятался за углом школы.

Татьяна Васильевна наливает кипяток, густая каштановая прядь падает на её сосредоточенное лицо, кольцо на безымянном пальце путеводной звездой мерцает в полутьме.

Маленький кабинет немецкого языка, в котором забыли сделать ремонт. С чувством уязвлённого самолюбия шипит старинная лампа. Чтобы избавиться от её недовольного ворчания, Никита гасит свет. Запах малинового чая успокаивает, и юноша чувствует, как постепенно расслабляется. Он облокачивается на парту, исписанную нецензурными словами, и наблюдает за тем, как Муза размешивает чай. Она улыбается и, кажется, размышляет о чём-то своём. Эти мысли всегда такие добрые и светлые, что на её лице отражается красота невоплощённого слова…

Муза. Знаешь, вы – мой первый и последний выпуск. Пришло время следовать предназначению.

Кит. Я счастлив, что познакомился с вами. Уроки литературы были лучшими в моей жизни.

Муза (смеётся). Да уж, если вспомнить, сколько других уроков ты прогулял… Учительница химии говорила, что тебя нужно исключить из школы.

Кит. А вы ни разу по-настоящему не отругали меня.

Муза. Я плохой классный руководитель.

Кит. Нет… Просто мы все пользовались вашей добротой. Но нам очень стыдно. В первую очередь, конечно, мне.

Муза (топит ложкой кусочек сахара).

Кит (рисует пальцем по вырезанным на парте буквам. Думает, что это, своего рода, произведение искусства, и из школьных надписей можно составить книгу афоризмов).

Кит. А какой он – ваш муж? Надеюсь, он осознаёт, как ему повезло?

Муза (невольно краснеет). Он достойный человек, и я его люблю.

Кит. Как Маяковский – Лиличку?

Муза. Не так безответственно, но так же преданно.

Кит. Думаете, Маяк был слишком преданным?

Муза. Сердцем – да. Кстати, и почему мы вдруг говорим о Маяковском?

Кит (пожимает плечами). Просто хочу убедиться, что вы счастливы.

Муза. Иногда мне кажется, что я намного глупее и младше тебя.

Кит. По-моему, это прекрасно.

Муза. Ты сейчас согласился с тем, что твоя учительница глупая?

Смеются, пьют чай и едят пряничных человечков, которые испекла сама Татьяна Васильевна. Никита долго разглядывает одного из них, прежде чем съесть; ему кажется, что эта улыбка – защитный панцирь несчастного существа, которое находится на грани жизни и смерти. Однажды он прочитал, что быть счастливым – это значит держаться над пропастью. Видимо, так оно и есть, и это лучшее определение счастья, его сегодняшней кратковременности и неотвратимости завтрашнего страдания. Надо узнать рецепт… Разве это не настоящее искусство – создавать такие улыбки? Татьяна Васильевна продолжает рассказывать…

Муза. Мой муж – издатель и профессор зарубежной литературы. Недавно его пригласили на работу в американское издательство. Представляешь себе, как счастлив человек, когда исполняется его заветная мечта?

Кит. Пока не представляю. Но значит, вы скоро улетите в Америку?

Муза. Через неделю после вашего выпускного. Знаешь, что самое чудесное? Мою книгу собираются опубликовать! Здесь я получила столько отказов, а там моя рукопись неожиданно нашла отклик…

Кит. Это значит, что и ваша мечта тоже вот-вот исполнится.

Муза. Да… С десяти лет я мечтала стать писателем. К тридцати годам это стало возможным.

Кит. Дадите почитать вашу книгу?

Муза. Обязательно. Я пришлю тебе экземпляр прямо из Америки.

Кит. Только не забудьте оставить автограф на обложке. Мне же нужно будет похвастаться перед новыми друзьями!

Муза. А ведь и твоя мечта тоже скоро исполнится.

Кит. Если только я смогу поступить.

Муза. Я в тебя верю.

Кит. Я знаю. Спасибо.

Муза. Кстати, имя одного из моих героев – Кит. И ты стал его прототипом.

Кит. Надеюсь, он не умирает в конце в страшных мучениях?

Муза. Конечно, нет! Ты всё узнаешь, когда прочитаешь книгу.

Они допивают чай и болтают о совершенных пустяках. Кит не замечает, как быстро проходит время, и одинокий сторож напоминает засидевшимся мечтателям о том, что пора уходить из школы. Татьяна Васильевна спрашивает у Никиты, можно ли его обнять. Тот поспешно кивает, боится, что она передумает. Он не забудет этот самый тёплый вечер в своей жизни, когда на улице было почти минус двадцать. Кит мчится по скользким дорогам в расстёгнутой куртке и чувствует только, как пылают щёки. Может быть, этот человек, который только что сказал ему три заветных слова «я в тебя верю», ценит его по-настоящему? Так много обмана и лицемерной нежности вокруг, что в конце концов перестаёшь верить в искренность и душевность. Но Муза не такая: она открыта, как окно, через которое можно выйти в сияющий космос.

Перед отъездом в Америку Муза отправила юноше смс-сообщение:

«Кит, будь собой и прекрати думать о результате. Постарайся получить максимальное удовольствие от процесса».

Никита прочитал смс, когда стоял в гримёрке и готовился к выходу. Первые два вступительных испытания остались позади. Сначала юноше нужно было написать литературный этюд на тему «Мы встречались с тобой на закате». Никита сочинил небольшую историю о трагической любви и закончил её строчкой: «На закате мы и попрощались».

А потом он написал рецензию на любимый фильм. Никита знал, что многие его конкуренты обратились к зрелищным произведениям искусства. Он не был особым любителем фэнтези или хоррора, потому что всегда мечтал создавать фильмы о бытовой жизни и обыкновенных людях. Кому это может быть интересно? Юноша верил, что обязательно найдёт зрителя, до сердца которого сможет достучаться. И тогда, возможно, этот человек задумается о собственном существовании и решит что-нибудь изменить. Пусть это будет совершенной мелочью, но ведь нельзя забывать об эффекте бабочки: взмахнула крыльями в далёкой Австралии – а у нас, в России, оборвалась чья-то жизнь.

Кит выбрал для рецензии фильм Юрия Быкова «Дурак». «Это история о маленьком человеке, который мечтал совершить большой поступок, но люди сознательно замкнули слух…» – начал размышление Никита. Когда юноша впервые посмотрел этот фильм, то серьёзно задумался о том, как бы он поступил на месте главного героя. Очевидно, что правда не была нужна ни представителям власти, ни жителям общежития. Последние предпочли бы умереть, исчезнуть под развалинами старого здания, только бы ничего не менять в привычном укладе убогой, однообразной жизни. Персонаж – безумный и отчаянный мечтатель, неравнодушный деятель в жестоком мире. Однако усилий одиночки недостаточно, и желанный переворот не произойдёт, пока этого не захочет большинство. Но кому приятно вылезать из своего футляра? Опасно, тяжело, холодно, да и к тому же страшно, потому что перестаёшь ощущать себя защищённым. Потребность в безопасности перевешивает здравый смысл; у самообмана всегда есть свои преимущества, особенно если на его сторону встаёт толпа. Да, наверное, Никита тоже постарался бы сделать всё возможное, чтобы спасти людей от гибели, и пострадал бы ради человечества, как Иисус. Когда ему пришло в голову подобное сравнение, юноша остановился, не зная, уместно ли использовать такую аналогию в рецензии. В самом начале он назвал главного героя «маленьким человеком». Не покажется ли читателям, что и сына Божьего автор причисляет к тому же типу? Никита всё-таки вычеркнул непрошеное сравнение, но поставил себя на место героя и рассказал о возможных последствиях собственного бунта в похожей ситуации. Юноша не знал, как отнесутся проверяющие к этому весьма смелому сочинению, но постарался до самого конца оставаться искренним. Татьяна Васильевна пожелала ему получить удовольствие от самого процесса, и преданный ученик мог с уверенностью сказать, что эта цель успешно достигнута.

Перед устным собеседованием Кит волнуется, чувствует подступающую к горлу тошноту, но сжимает кулаки, чтобы выглядеть сильным и уверенным в себе. Оглядывается по сторонам и видит: другие переживают ничуть не меньше. Юноша с длинными кудрявыми волосами держит в руках иконку и что-то бормочет себе под нос. Никита понимает, что длинноволосый молится, но никак не может сосредоточиться и произнести всё правильно. В конечном счёте незнакомец громко вздыхает, прячет иконку в ладонях, закрывает глаза и прижимает пальцы к губам. Рыжая девушка в круглых очках сидит прямо на полу и обнимает колени в рваных серых джинсах. Она наблюдает за конкурентами и останавливает внимательный взгляд на Никите. Тот вздрагивает, потому что незнакомка смотрит с той же испепеляющей ненавистью, с которой глядит на охотника готовящийся к нападению волк. Кажется, девушка проклинает каждого, кто находится с ней в гримёрке. «Наверное, она отчаянно хочет пройти», – думает Никита и отворачивается. Он ведь тоже мечтает поступить, потому что в противном случае придётся жить на улице и перебиваться случайными заработками. Мама уехала в Америку и продала их старую уютную квартиру.

Никита чувствует подступающий к горлу комок, когда слышит о мамином заграничном путешествии. Кажется, Америка – это огнедышащий дракон, решивший поглотить всех близких людей. Разумеется, он ничего не говорит об этой невольной горечи и широко улыбается.

Мама. Если хочешь, то поедем с нами. Я думаю, ты сможешь учиться за границей. Джон тебе поможет. (Джон – это мамин бойфренд, который почти совсем не говорит по-русски. Никита не считает эту внезапную любовь предательством по отношению к отцу. Скорее всего, он и сам наблюдает за женой с небес и радуется, что на её лице снова появилась улыбка).

Кит. Не стоит… Мама, я справлюсь. Ты же меня знаешь. (Отказывается от заманчивого предложения, потому что будет чувствовать себя лишним. Мама беременна: у них с Джоном скоро родятся близнецы. Их назовут какими-нибудь американскими именами, и они никогда не выучат русский язык. А Никита должен идти своей дорогой, и пусть она будет тернистой и совершенно неизвестно, куда в итоге приведёт, но это его путь, и нужно двигаться вперёд во что бы то ни стало).

Мама (обнимает сына). Я люблю тебя.

Кит. Я тебя тоже. Очень сильно. Я хочу, чтобы ты снова жила счастливо.

Мама (вытирает слёзы: она всегда была излишне сентиментальной). Послушай, я не хочу продавать эту квартиру. Живи здесь.

Кит. Ты же знаешь, я буду жить в общежитии. Вуз всё равно предоставляет комнату студентам.

Мама. А вдруг…

Кит. Ма, ну ты чего? Значит, сомневаешься во мне?

Мама. Ни за что на свете! Ты лучший.

Итак, два самых близких человека уехали в Америку, и оба держат за него кулачки. Разве он теперь имеет право проиграть и не оправдать их ожиданий?

Юноша подходит к двери и касается ручки. Сколько тревожных прикосновений она сохранила? Люди открывали эту дверь, не ведая того, что их ожидает. Какой мир скрывается прямо за ней, и есть ли в этом мире место для робкой надежды, но отважной мечты? А через несколько тягостных мгновений всё заканчивалось, и каждый возвращался: кто-то с опустошённым взглядом, а кто-то с твёрдой уверенностью в прекрасном завтрашнем дне… С чем же вернётся Никита? Или этот молодой человек, который сидит у выхода, закрыв руками лицо?

Юноша дотрагивается до плеча незнакомца. Тело в фиолетовой толстовке приподнимается, и Никита видит худое бледное лицо с острым подбородком и глубоко посаженными глазами. Вымученная улыбка на уголках тонких губ. Юноша прекрасно понимает чувства незнакомца и потому сразу проникается к нему симпатией. В конце концов Никита не считал правильным относиться ко всем этим людям как к злейшим врагам. И почему-то показалось, что и этот взволнованный молодой человек разделяет его взгляды.

Кит. Я подумал… Может, тебе нужна помощь?

Взволнованный парень (отрицательно качает головой). Нет, всё в порядке. Просто очень боюсь не поступить.

Кит. Но ведь даже если это случится, жизнь не закончится (пытается приободрить – то ли незнакомца, то ли самого себя).

Взволнованный парень. Для меня закончится.

Его твёрдая убеждённость в трагической предопределённости будущего приводит Никиту в ужас. Он никогда не думал о том, чем будет заниматься, если его мечте суждено навсегда остаться за этой дверью. В общем-то, и сам Никита выйдет на финишную прямую: одиночество, съёмная комната, какая-нибудь работёнка, которой точно далеко до того, чтобы называться призванием…

Кит. Почему ты хочешь стать сценаристом?

Взволнованный парень. Мечтаю работать в Голливуде. А ты?

Кит. Вау! А у меня более скромные планы.

Взволнованный парень. Какие? Писать сценарии для сопливых мелодрам?

Какой-то слишком тяжёлый камешек в его огород. Приходится уворачиваться, чтобы не получить серьёзную травму. Но Кит продолжает улыбаться, потому что иначе не умеет. Иногда единственный способ выжить – обмануть жизнь.

Кит. Нет, не сопливые мелодрамы. Философские фильмы, которые заставляют задуматься. Конечно, они будут понятны далеко не каждому.

Взволнованный парень. Что-то типа артхаусного кино?

Никита уже не успевает ответить: он должен идти, и от следующего решительного (или не очень) шага зависит его будущее. Татьяна Васильевна однажды сказала ему, что он слишком много думает о других. Она говорила, что иногда просто необходимо позволить себе быть эгоистом, и в этом нет ничего предосудительного. Никита соглашался, однако никогда не следовал этому правилу. Он ненавидел собственную мягкотелость, но даже представить не мог, что именно она станет причиной разрушенного воздушного замка. (Строил много лет, втайне надеялся, что тот станет крепче. Может быть, однажды удастся заложить хороший фундамент, и тогда воздушный замок превратится в просторный дом, в котором захочется остаться на всю жизнь…)

Профессор. Подскажите, вы Никита Сенин, правильно?

Кит. Да. Хотя я больше люблю, когда меня называют Китом.

Профессор (смеётся). Хорошо, я запомню. Киты – самые чуткие и мудрые существа, но, к сожалению, их осталось немного.

Кит. Люди слишком безответственны. Сложно поверить, что именно нас Бог назвал венцом творения.

Профессор. Совершенно согласен. Кстати, о безответственности… А почему вы выбрали для рецензии именно фильм Юрия Быкова?

Кит (пожимает плечами). Хочу писать сценарии для подобных фильмов. О жизни.

Профессор. И вы готовы к тому, что широкая публика не поймёт фильмы, снятые по вашим сценариям?

Кит. Да, я об этом думал. Хочу писать для людей с нестандартными взглядами на жизнь. Быть может, они расскажут об этом знакомым, а те – ещё кому-нибудь… И мир потихоньку начнёт меняться.

Профессор. Что ж, Кит, вы весьма интересный молодой человек. Не знаю, что из вас получится, но мне бы хотелось работать с вами. Да и к тому же нам нужны такие харизматичные оптимисты, как вы. Но пока ничего не могу обещать.

Никита давно убедился в том, что родственные души – это не такая уж и редкость или непозволительная роскошь, как считают многие. Земной шар действительно огромен, но люди с похожими интересами и взглядами время от времени сталкиваются. К чему в итоге приведёт это случайное столкновение, зависит от самих родственных душ. К сожалению, далеко не все умеют распознавать знаки судьбы и поэтому сбегают и теряются, а второго шанса уже никто не даёт, жизнь и так слишком коротка. Так что профессор, которого Никита почти сразу окрестил соулмейтом, остался только смутным воспоминанием. (Кажется, тогда юноше безумно хотелось многому у него научиться).

Взволнованный парень рыдает на улице, сжимая в руках телефон последней модели. Никита думает о том, что никогда не позволил бы себе показать другим истинные чувства, но ничего не говорит, садится рядом на скамейку. Узнаёт, что эмоционального молодого человека зовут Тимофеем (сокращённо – Тим) и у них одинаковое количество баллов, а пройти может только один.

Тим. Профессор просил за тебя. Хотя я тоже «весьма неплох» (криво усмехается).

Кит. Приди в себя. Жизнь действительно на этом не заканчивается (кладёт ему руку на плечо, но тот в бешенстве отскакивает: не принимает непрошеного сочувствия).

Тим. Я же говорил, что для меня заканчивается! Если бы я только получил ещё один балл!

Кит. Пока ничего не решено. Уверен, что для нас придумают дополнительное испытание.

Тим (отрицательно качает головой, достаёт носовой платок и громко высмаркивается). Профессор сказал, что мы должны решить это сами. Я и ты.

Кит. Как он себе это представляет? Я не могу уступить. Прости.

Тим. Я знаю. Конечно, я уступлю тебе. Ты намного талантливее меня (вздыхает и выкидывает сотовый телефон в урну).

Кит. Что ты делаешь?

Тим. Боюсь, что не смогу ответить на мамин звонок. Она тяжело больна… Она сказала, что моё поступление на факультет сценарного мастерства – это её последнее желание.

Никита видит, что на глазах взволнованного парня снова блестят слёзы, достаёт из урны телефон и протягивает собеседнику. Вот сейчас он кое-что скажет, и это перечеркнёт всё, развалит воздушный замок, и его будет невозможно построить заново.

Кит впервые пьёт виски. Вкус кажется ему отвратительным, но он продолжает смотреть в глубину стакана, топить неуклюжие льдинки и думать над словами встревоженного парня. Он сказал, что всё его существование – сновидение-кошмар в запертой комнате. Разве можно найти выход там, где нет входа? Никита не такой: он не потонет в пучине, ведь океан – это его стихия. Выплывет, протянет руки к солнцу, почувствует, как тело, а вместе с ним и душа, пробуждается к жизни, снова станет сильным и в очередной раз выживет.

Кит усмехается и допивает до дна. Ощущает обжигающий вкус алкоголя и жаждет выплюнуть – нет, не виски, а собственную слабость. Вздрагивает, когда кто-то кладёт ему руку на плечо. Оборачивается и видит ту самую девушку из гримёрки с глазами голодного волка.

Девочка-волк. Привет. Я провалила собеседование (с шумом отодвигает стул, садится рядом и наливает виски).

Кит. Ясно (отворачивается, потому что не может выносить чьё-либо присутствие).

Девочка-волк. Я сказала, что они ничего не смыслят в кино. Разбрасываются талантливыми людьми и принимают бездарей.

Кит. Мне бы такую самооценку, как у тебя (смотрит исподлобья и говорит сквозь зубы. С первого взгляда не скажешь, что эта девчонка настолько самоуверенна).

Девочка-волк. Вообще-то я имела в виду тебя.

Кит (закатывает глаза). Вот только не надо меня жалеть.

Девочка-волк. Я и не жалею. Для меня ты слабак, который не может постоять за мечту. Знаешь, если бы я была так же талантлива, как ты, ни за что бы не уступила.

Кит. Не пойму, ты меня хвалишь или осуждаешь?

Девочка-волк. Если честно, я презираю излишне добрых людей.

Кит. Буду считать это комплиментом.

Девочка-волк (разводит руками). Как хочешь. Знаешь, а мы с Тимофеем давно знакомы. Учились в одном классе (отодвигает пустую бутылку. Рука Никиты тянется за второй, но девушка перехватывает его запястье).

Кит. Хочу напиться, так что не надо мне мешать (освобождает руку).

Девочка-волк. Всё, что он сказал тебе, это ложь.

Кит (замирает с бутылкой в руках. Чувствует лёгкое головокружение: в баре слишком душно).

Девочка-волк. Как ты вообще мог поверить человеку с таким дорогим телефоном? Он из богатеньких, у его отца – бизнес, а мать – блогер, постоянно путешествует и живёт красиво…

Кит. Стоп… То есть ты хочешь сказать, что его мать ничем не больна? Разве она не при смерти?

Девочка-волк (давится невесёлым смехом). Тимофей всегда был манипулятором. Думаю, сценарист из него выйдет неплохой. Он уже и сам не отличает реальность от вымысла.

Никита разбивает бокал и хладнокровно наблюдает за тем, как тёмная кровь медленно вытекает из раны. Однако физическая боль не в силах заглушить душевную, и он сжимает кулаки, чтобы не разрыдаться от такой беспомощности. Девочка-волк гладит его по спине и бормочет малозначительные слова в знак утешения, но скупое сочувствие вызывает у юноши отвращение, и он отстраняется. Может быть, человеку не всегда нужна правда? Если бы не эта девчонка с озлобленным взглядом, Никита воображал бы себя благородным волшебником. Принести в жертву собственную мечту ради другого человека – разве это не тот поступок, который достоин уважения? Кит понимает, что презирает себя, потому что самопожертвование оказалось абсолютно бессмысленным актом, и это не показатель благородства, а скорее, признак малодушия. Он предал самого себя и до этой минуты всеми силами пытался найти оправдание такому добровольному предательству.

Девочка-волк. Послушай, ты только не волнуйся… Тимофей сейчас сзади.

Кит разворачивается, успевая подумать о парадоксальности человеческого существования. Когда кто-то говорит тебе «не волнуйся», ты обыкновенно кипишь от негодования и ярости, и ничто не в силах тебя успокоить и обуздать твой гнев. Он видит, как совершенно спокойный взволнованный парень с ангельским выражением лица фотографирует пьяных друзейна свой дорогой телефон. Тимофей выглядит нетрезвым и счастливым: на бледном лице не осталось ни следа от прежней досады и скорби.

Девочка-волк. Всегда думала, что ему следует пойти на актёрский.

Неужели это тот самый мальчишка, который рыдал у входа в университет и сокрушался о бездарно прожитой жизни? В какой-то момент Никите показалось, что этот слабовольный парень действительно не выживет. И Кит протянул руку помощи тому, кто наплевал прямо в ладонь. Тимофей широко улыбается, обнажая идеальные белые зубы, просит друзей ни в чём себе не отказывать и обещает оплатить все расходы.

Девочка-волк. Давай просто уйдём отсюда.

Кит. Замолчи.

Девочка-волк. Тебе лучше с ним не связываться. Там такие родители…

Кит. Я же сказал: отвали от меня!

Они выходят на улицу и несколько секунд смотрят друг другу в глаза. Наконец, широкий рот противника растягивается до невероятных размеров и выпускает наружу слегка придавленный правилами приличия смешок. Затем берёт в руки телефон, небрежно скользит по экрану и напоминает, что у него осталось не слишком много времени. Никита уверяет: потребуется не больше пары минут, и наносит первый удар. Тимофей пошатывается от внезапного нападения, сплёвывает кровь и набрасывается на соперника.

Тимофей. Чего ты теперь от меня хочешь? Тебя никто не просил мне уступать. Это был твой выбор.

Кит. Ты солгал мне (справедливость слов противника отрезвляет его и причиняет боль, которая кажется неисцелимой. Желание отомстить помогает ненадолго снять с себя ответственность за последствия необдуманного поступка. Кит снова думает о пушкинском Сильвио и всё ещё не понимает, почему тот не убил графа на глазах его плачущей жены. Для настоящего мстителя не существует ничего святого, и, если ему забьют рот глиной, никто не услышит от него слов благодарности. «Татьяна Васильевна, есть что-то, в чём мы никогда не сойдёмся». Никита выхватывает из ножен воображаемую шпагу).

Тимофей (насмешливо смотрит на человека, которого давно прозвал чудаком. Когда-нибудь великий сценарист найдёт место этому несчастному альтруисту в своей нетленной истории). Каждый пробивается, как может. У тебя был выбор, а ты поверил мне. Абсолютно незнакомому человеку. Мы ведь не были друзьями, и это не предательство.

Кит (охрипшим голосом). Что же тогда это такое?

Тимофей (пожимает плечами). Не знаю… Может быть, борьба за выживание? Я даже и не думал, что одурачить тебя будет настолько просто.

Никита кидается на лжеца, с силой сжимая кулаки – так, что белеют костяшки. Тимофей нахально ухмыляется, точно наблюдая за нелепыми жестами капризного ребёнка. Взволнованный парень – это всего лишь маска, удачная роль, выбранная для определённого времени и пространства и не имеющая ничего общего с настоящим человеком. Всё оказалось обманом: даже его худощавое телосложение и лицо аристократа. Он не боялся драки и отказался от помощи друзей, которые предлагали окончательно уничтожить страдающего благодетеля. Когда Никита падает, он вспоминает финальную сцену фильма «Дурак». Главный герой тоже всего-навсего хотел быть хорошим, но его унизили и растоптали. Никите не следовало быть таким наивным и доверять первому встречному. Девочка-волк назвала юношу слабаком, который не может постоять за мечту. Неужели эта мечта так мало для него значила?

Из разбитого носа течёт кровь, но Кит не делает ничего, чтобы её остановить. Он лежит на спине под звёздным небом, и ему кажется, что это сумасшедшее расстояние между Богом и венцом творения непреодолимо. Находит созвездия, но не может вспомнить их названия; мечтает стать одним из них, ведь звёзд так много, а значит, они не одиноки. В отличие от людей, тянутся к родственным душам и клянутся никогда и ни при каких обстоятельствах не отпускать друг друга. И в отличие от людей, остаются верными этой клятве.

Настойчиво звонит телефон. Сначала Кит не собирается отвечать, но стандартный рингтон действует на нервы. Достаёт сотовый, чтобы его выключить, но останавливается, когда видит имя… Столько раз собирался удалить её номер – и не мог. И вот теперь она уже третий раз подряд звонит ему, как будто хочет что-то сказать. Кит стонет от боли, не находя в себе сил подняться: наверное, его измученное тело пора отдавать в ремонт. А если попробовать всё вернуть? Сказать Софе, что он чувствует на самом деле? В конце концов сейчас Никита действительно нуждается в её поддержке.

Кит. Привет… Извини, сразу не смог ответить.

Софа. Привет… Слушай, ты как?

Кит. Если честно, то паршиво.

Софа (вздыхает). Да, я тоже. До сих пор не могу поверить, что она умерла.

Кит (поднимается на локтях; невидимый шарик, висящий над колыбелью сердца, вдруг отрывается и падает в гулкую пустоту живота). Софа… Кто умер?

Софа. Так ты ничего не знаешь?

Кит (морщится от неожиданной острой боли под рёбрами. Кажется, Тимофей не бил его в это место, почему тогда так болит?) Соф, пожалуйста, не тяни… Что случилось?

Софа (снова вздыхает). Кит, ты только не волнуйся…

Кит. Да вы все сговорились, что ли? Как я могу не волноваться? Как в этой жизни вообще можно не волноваться?

Софа. В общем… Самолёт разбился.

Кит. Какой самолёт, Софа? Что ты несёшь?

Софа (срывается и кричит). Кит, ты тупой? Муза погибла. Татьяна Васильевна! Наша учительница!

Звёзды превращаются в одноцветные бесформенные пятна и расплываются перед глазами.

***

Бариста проснулся от неожиданного толчка: кажется, автобус чуть не провалился в канаву. Мира заснула на Никитиных коленях. Юноша осторожно снял куртку и укрыл девушку, как одеялом.

– Надеюсь, тебя не мучают кошмары.

Здесь, в этом автобусе, Никите постоянно снилось прошлое: фрагменты личного сценария, которые давно хотелось вычеркнуть. И когда только придумают корзину для человеческой памяти, куда можно, как на компьютере, отправлять ненужные воспоминания? В таком случае юноша, наверное, жил бы счастливо и безмятежно. Никита повернулся к спящей Мире и взял в руки видеокамеру: в очередной раз удивился её сходству с дедушкиным подарком. Впрочем, если томик Бродского и мог чудесным образом оказаться в одной из хижин Медового рафа, то камера, разумеется, нет. Богатые родители Тимофея потребовали выплатить большой штраф. (Какой-то неадекватный парень безо всякой причины напал на их драгоценного сына!). Никите пришлось продать камеру и оставить в прошлом разрушенную мечту.

Мира открыла глаза и подняла голову:

– Она не разрушена, – спросонья пробормотала девушка.

Никита не успел поинтересоваться, что она имела в виду. Монотонный голос объявил следующую остановку…

Фраппе с мятой

Время, потерянное с удовольствием, не считается потерянным.

Джон Леннон

Настоящий бариста может посоревноваться с Бальзаком в количестве выпитого кофе за день. Никита действительно был кофеманом: он обожал не только двойной американо, но и капучино (без приторных сиропов), мог выпить чашечку-другую хорошего латте, а медовый раф время от времени становился для него главным предметом мечтаний в середине рабочего дня. Единственное, что он не мог заставить себя полюбить – это фраппе. Кофе должен согревать, а не остужать пылкое сердце. В мире и так слишком много холодных напитков, как, впрочем, и хладнокровных людей. А он любил наблюдать, как робкая улыбка зарождается на чьём-нибудь лице и ледяные пальцы наконец-то согреваются, обнимая горячую кружку. Конечно, Никита относился к чужим вкусам с надлежащим уважением и ничем не выказывал собственных чувств.

Но отвратительнее всего казался ему мятный сироп, щедро добавленный в холодный кофе. Когда всё же какой-нибудь отчаянный посетитель делал подобный заказ, бариста едва сдерживал себя. Ему хотелось покрутить пальцем у виска и заявить о том, что он отказывается добровольно портить напиток богов. Почему вообще Никита вспомнил вкус мятного фраппе? Так называлась следующая остановка, и волей-неволей приходилось выходить из автобуса (юноша всё ещё не мог забыть то неприятное ощущение, когда неведомая сила подхватила его сопротивляющееся тело и бросила на произвол судьбы – прямо в объятия вереска). Задумавшись, бариста не заметил, что взбалмошный попутчик поставил ему подножку. Никита скатился со ступенек и ободрал локти до крови. Мира протянула ему руку и бросила испепеляющий взгляд на довольного Кита.

– Совсем с катушек слетел? – потирая ушибленное место, закричал бариста. Он стиснул руку мальчишки так, что та хрустнула. Кит высвободил запястье и закатил глаза, всем своим видом пытаясь показать, что ему абсолютно всё равно и он не испытывает никаких угрызений совести. Его большой рот искривился в нахальной усмешке.

– Пожалуйста, не делай так в следующий раз, хорошо? – попросила Мира. Кит сделал вид, будто не расслышал слова девушки с малиновыми волосами. Он только слегка поморщился, точно мимо пролетела муха.

Никита понял: подруга едва удержалась, чтобы не влепить обидчику пощёчину. Он и сам мечтал проучить этого мальчишку, но останавливало только одно – это был всё-таки ребёнок. Именно поэтому кофевар сменил тему:

– Кстати, почему ты пошёл с нами?

– Это же остановка. Я не могу находиться в автобусе, – Кит пожал плечами. В лучах солнца его веснушчатое лицо казалось таким же рыжим, как взлохмаченные волосы.

– Но ты исчез в прошлый раз. Где ты был? – Никита сощурил глаза: что-то в этом мальчишке настораживало его, и не только отсутствие воспитания и природная наглость. «Что же может скрывать этот трудный подросток?» – внезапно подумал юноша. Кит отвёл взгляд, отвернулся, пнул попавшийся под ноги булыжник и как можно небрежнее бросил:

– Это не твоё дело.

– Прекрати огрызаться, – Мира сжала плечи мальчишки и развернула к себе. Девушка действительно была сильной противницей. Никита всё ещё не мог забыть, как она самоотверженно сражалась с гигантскими воронами, ослепляя врагов яркими вспышками. Кит попытался оттолкнуть девушку, но её руки оказались слишком крепкими.

– Тебя в детстве, что, облили ведром с краской? – не нашёл более оригинального оскорбления мальчик.

Мира не ответила, отпустила его, достала из сумки влажные салфетки и тщательно вытерла руки.

– Этот червяк такой слизкий, – пробормотала она. Никита прыснул от смеха: с Мирой точно не соскучишься.

– На самом деле, – пояснила она уже Никите, – цветные волосы – это состояние души. На очереди – синий цвет, затем – зелёный и, может быть, что-то ещё. Я не собираюсь останавливаться.

– Мне очень нравится, – ответил бариста.

Фраппе с мятой оказался чем-то вроде торгового пригорода. По крайней мере, ребята сразу попали на ярмарку, и от количества товаров на прилавках разбегались глаза. Впрочем, никакого разнообразия тут не было: Никита заметил, что в каждой торговой палатке продаются только часы. Настенные, наручные, электронные, напольные, карманные… Казалось, здесь всё подчиняется велению брегета; то и дело слышалось кукование кукушки, которая напоминала о бренности всего живого и чувствующего. Мира сняла ветровку и завязала её на бёдрах. Палящее солнце душило несчастных прохожих. Никита расстегнул верхние пуговицы на рубашке и закатал джинсы до колен. Жара породила жажду, и всё потеряло какой-либо смысл, пока простейшая физиологическая потребность оставалась неудовлетворённой. Бариста подумал, что название этого места вполне объяснимо: если и пить кофе в такую погоду, то, разумеется, ничего кроме фраппе. А мятный сироп как-никак приятно освежает. Кит достал из рюкзака бутылку воды и приложился к горлышку. Никита отвернулся, чтобы не видеть, как неприятель жадными глотками пьёт священную жидкость.

– Знаешь, сразу вспоминается картина Сальвадора Дали, – заметила Мира.

– Ага. «Постоянство памяти», – согласился Никита. Когда в такую жару смотришь на циферблаты часов, они кажутся расплавленными.

– Интересно, как ему вообще пришло это в голову? Мягкие часы на ветке дерева…

– Он просто смотрел на плавящийся сыр. Ну и пошло-поехало. Это же художник, видит мир не так, как все.

– Помнишь фразу: «Всё течёт, всё изменяется?»

– Конечно.

– По-моему, отлично передаёт идею картины.

– А ты уверена, что у сюрреалистов вообще есть идеи? Мне кажется, картина Дали – плод расплавленного воображения.

– А я думаю, это о том, что человек – заложник времени. На картине спит некое существо… Мне кажется, это душа.

– Возможно. Думаю, ты права, – спор с девушкой практически всегда заканчивался поражением Никиты. К тому же юношу не покидало ощущение, что она продолжает читать его мысли.

– Это вообще картина о жизни. Там ведь ещё изображено яйцо, – Мира всё больше увлекалась. Когда она так рассуждала о чём-то, то не переставала жестикулировать – это был необходимый аккомпанемент для её торопливых мыслей.

– А муравьи – это, наверное, о смерти, – вспомнил Никита.

– Да ваш Дали – параноик и шизик, – внезапно прервал их Кит. Он втиснулся между ними, ударил Никиту толстым рюкзаком и вырвался вперёд.

– Выбирайте, покупайте! На что вам нужно потратить время? Предлагаю два часа на отдых у телевизора, полтора часа на чтение, три часа пятнадцать минут на прогулку по парку! – торговец временем напоминал гоголевского Манилова. В чертах его лица, казалось, было передано чересчур много сахару, и слишком обворожительная улыбка обезоруживала случайного покупателя. Никита заметил, как какой-то мужчина протянул Манилову несколько смятых сотен, а тот спрятал их в пестрядёвый мешочек. Покупатель исчез так внезапно, что юноша не успел даже рассмотреть приобретённый им товар. Мужчина как будто испарился в воздухе, но сколько бы странностей ни происходило вокруг, Никите всё же было трудно поверить в фантастическое исчезновение.

– Ты понимаешь, что происходит? – он перевёл взгляд на Миру. Она продолжала оглядываться по сторонам и хлопать длинными ресницами в такт собственным суетливым движениям.

– Понятия не имею, – медленно покачала головой Мира. – Даже меня это сбивает с толку…

Она хотела добавить что-то ещё, но замолчала: её внимание привлекли два молодых человека, весьма странно одетых, точно они шагнули в будущее из XIX века. Один из них был в щегольском сюртуке и боливаре, нахлобученном на коротко стриженную голову. Руки в бархатных перчатках сжимали длинную трость с набалдашником из слоновой кости. Он был невысокого роста, но так задирал нос и поднимал кверху острый подбородок, что казался немного выше. Идеальная осанка и широкие плечи придавали чудаку степенный вид. Его товарищ, по всей видимости, был гораздо моложе; горящий взгляд выдавал юношескую пылкость. Он не носил головного убора и, вероятно, презирал модные причёски. Длинные до плеч кудри дополняли романтический образ страдающего поэта. Создавалось впечатление, что в кармане длинного плаща прячется перо, которое готовится выпрыгнуть наружу, чтобы начать диктовать хозяину вольнолюбивые строки.

– Добро пожаловать, господа! – улыбнулся Манилов: его золотой зуб ослепительно блеснул в лучах солнца. – Чем могу быть полезен?

– Мы бы хотели… мы бы предпочли… возможно ли приобрести время на дуэль? – сбивчиво, спотыкаясь на каждой фразе, заговорил длинноволосый романтик. Ему хотелось выглядеть хладнокровным и уверенным в себе, но попытка потерпела сокрушительное поражение, и от собственной беспомощности юноша густо покраснел. Ухмылка едва заметно искривила тонкие губы его молчаливого приятеля. На лбу Манилова выступила испарина, с минуту он переводил взгляд с одного покупателя на другого и наконец спросил:

– Сколько вам нужно? – некогда бодрый голос звучал теперь приглушённо и слабо. Что, если один из этих интеллигентов достанет револьвер и застрелит бедного продавца?

– Хватит и пятнадцати минут, – хрустнув пальцами, сказал модный шляпник. Соперник бросил на него презрительный взгляд, но ничего не ответил. Продавец собрался пробить чек, но хладнокровный чудак отказался, заметив, что это лишнее.

– Они и вправду будут драться на дуэли? – охрипшим голосом поинтересовался Никита. Какая-то женщина опередила Миру:

– Вижу, что вы тут впервые. Ничему не удивляйтесь. Совсем не важно, XIX это век или XXI. Здесь не существует никаких временных границ.

Никита не успел разглядеть лицо говорившей: так быстро она исчезла. Юноша подумал, что в последнее время слишком часто слышит одну и ту же фразу. И если ему когда-нибудь удастся вернуться на родину, научится ли он снова удивляться? Станет этаким невозмутимым бариста – терпеливым и спокойным, как Будда. Никита представил свою новую личность и не смог сдержать улыбки. Но мысль о том, что у него едва ли есть шанс на возвращение, омрачила преждевременную радость.

Никита тяжело вздохнул. Кит, который наблюдал за этой быстрой сменой противоречивых эмоций, покрутил пальцем у виска. Он деловито достал из кармана кошелёк. Никита перехватил руку юного нахала и сжал с такой силой, что тот вскрикнул и выругался.

– А я думал, оставил кошелёк в кофейне! – бариста выхватил из рук мальчугана кошелёк и увидел, что тот совершенно пуст. – Тебе не жить! – угрожающе сжал кулаки Никита, но расправиться с воришкой не успел: тот исчез. Может быть, затерялся в толпе или спрятался в каком-нибудь укромном месте. Мира прикрыла рот рукой, не удержавшись от смеха. Спутник бросил на неё вопросительный взгляд, и она постаралась принять серьёзный вид, но тотчас же снова прыснула.

– Мне в петлю лезть, а ей смешно, – пробормотал Никита и спрятал пустой кошелёк в рюкзак.

– Просто я подумала о том, что ваши постоянные перепалки такие милые, – попыталась оправдаться она.

– Милые? Ты называешь милым то, что он украл все мои деньги? – Никита пнул камень, который случайно попался под ноги. Тот вспыхнул от незаслуженной обиды и спрятался в траве, опалённой беспощадным солнцем. Мира не ответила; она застыла на месте, прислушиваясь к репликам суетливых покупателей. Кажется, только сейчас Никита по-настоящему понял, что значит выражение «время – деньги». Эти нетерпеливые люди расталкивали друг друга и опустошали кошельки, чтобы приобрести драгоценные минуты. Раньше Никита никогда не задумывался о том, какой ценностью обладает для человека время. Деньги – это всего лишь жалкие бумажки, которые люди ежедневно приносят в жертву ненасытному богу ветра. Их можно тратить и зарабатывать снова, и опять тратить, и зарабатывать… А время невозможно вернуть, и, если однажды упустил момент, едва ли сможешь это исправить. Между тем люди обожают создавать в голове невозможные сценарии, задаваясь бесполезным вопросом «а что, если бы…». Если бы я тогда не сказал жене, что ненавижу её, возможно, она была бы жива! Если бы я тогда уехал из этого города и устроился на ту работу, то, наверное, был бы счастливее! Ни за что на свете: во-первых, изменить прошлое всё равно нельзя, ведь машина времени до сих пор остаётся лишь плодом человеческих фантазий; во-вторых, даже если бы мы и вернулись в прошлое, то поступили бы точно так же. Человек вообще по природе своей обожает наступать на грабли, особенно на одни и те же.

Мира потянула задумавшегося Никиту за рукав:

– Послушай, прямо сейчас мы можем побывать в другой эпохе!

– Да ладно? Это же невозможно! – Никита нервно рассмеялся, хотя в глубине души он уже сомневался в чём-либо «невозможном».

– Остались только концерты, – отозвался ленивый продавец, выпуская из трубки фиолетовые колечки дыма. Никита подумал, что этот уже немолодой степенный мужчина немного похож на Толкина. А ещё его сложно было не заметить: он казался слишком спокойным в отличие от тараторящих коллег-бесенят.

– Ух ты! А Нирвана есть? – поинтересовался бариста.

Продавец отложил трубку, коснулся собственных усов, точно хотел проверить, на месте они или нет, постучал пальцами по пластинкам и сказал:

– Нирвану уже забрали. Могу предложить The Doors.

– Вау! – захлопала в ладоши Мира. – Обожаю Моррисона! Никогда бы не подумала, что смогу попасть на его концерт.

– Десять минут, полчаса или час? Час стоит пять тысяч, – проговорил продавец монотонным голосом и снова взялся за трубку.

– Эй, – Никита отвёл Миру в сторону, – у меня же нет денег!

Девушка покачала головой и тяжело вздохнула, не отводя взгляда от равнодушного лица лже-Толкина.

– Ты уверен, что у тебя совсем ничего нет?

Никита расстегнул рюкзак в подтверждение своих слов, покопался в вещах и случайно выронил пряничного человечка. Бариста наклонился, чтобы поднять его, но лицо бедняги было таким изуродованным, а улыбка настолько жалкой, что юноша махнул рукой и выпрямился.

– Хм. А ещё такие есть? – внезапно спросил продавец. Он отложил трубку, развалился на стуле и сцепил пальцы в замок.

Никита кивнул: популярность пряничных человечков на этих кофейных остановках приводила его в недоумение. Может быть, он сам за что-то недооценивает улыбчивых проныр?

– За пятерых могу продать десять минут, – смилостивился над нищими подростками продавец.

– Класс! А можно послушать Riders on the storm? – попросила Мира.

В этот момент Никита понял, куда пропадали остальные покупатели. Они действительно растворялись в воздухе, и это не преувеличение. Отчаянные скитальцы исчезали для этого времени и пространства, и кто знает, возвращались ли они домой? Могли ли они вернуться точно такими же, какими уходили несколько кусков вечности назад?

Никита чувствовал, будто кто-то резко тянет его за руки. Бариста закрыл глаза и представил, как за его спиной раскрываются гигантские белоснежные крылья.

– Наверное, мечты всё же имеют обыкновение сбываться, – выпалил он вслух.

– Конечно, – подхватила Мира, – главное – мечтать в настоящем времени.

Толкин не обманул: когда они приземлились, заиграла песня Riders on the storm. Никита ощутил, что его отталкивают к стене. Кажется, ему никогда не приходилось видеть стольких людей в одном месте. Он вообще не бывал на рок-концертах, потому что все его любимые исполнители уже прогуливались по обратной стороне радуги. Зато Мира решительно растолкала молодых фанатов и нашла удачное место в самом центре зала, откуда был виден не только барабан с надписью The Doors, но и сам Джим Моррисон. Никита осторожно пробрался к девочке с малиновыми волосами, втайне радуясь, что она покрасилась именно в такой яркий цвет. Благодаря этому юноша мог быть уверен, что не потеряет мечтательницу в толпе.

Джим обнимал микрофон и, казалось, позабыл о том, что за ним наблюдает столько людей. Он ни на кого не смотрел; а может быть, и не мог никого видеть, потому что густые кудри падали прямо на глаза. Моррисон был в свободной белой кофте и кожаных чёрных брюках.

– Самый красивый мужчина на земле! – не удержалась Мира. Ревнивые девушки принялись оглядываться на яркое непоседливое создание, и Никита приготовился защищать спутницу, если придётся, как рыцарь – прекрасную даму – до последней капли крови. «Может быть, и хорошо, что мы здесь только десять минут», – подумал он, мысленно перекрестившись.

В глазах Миры кружили игривые сердечки, и Никита отвернулся, назвав её взбалмошным ребёнком. Но всё же Джим действительно оказался красивым – намного красивее, чем на фотографиях.

Яркая вспышка ослепила юношу (наверное, примерно так чувствовал себя ворон под натиском Миркиных вспышек); послышались оглушительные раскаты грома, и наконец забарабанил капризный дождь.

– Всего лишь бутафория, но это так прекрасно, – шепнула ему Мира. – Кстати, попробуй закрыть глаза, и ты почувствуешь, как этот шаманский транс укутывает тебя ласковым пледом.

Никита повиновался; выражение «шаманский транс» заставило его улыбнуться. Он вспомнил самую первую остановку в Двойном эспрессо. Там его приняли за шамана, прилетевшего на тарелке-автобусе из открытого космоса. Если бы не пряничный человечек, люди в масках уже пили бы вино из Никитиного черепа и юноша точно никогда бы не услышал The Doors вживую. Интересно, это совпадение? Вот уже несколько раз подряд непутёвого кофевара выручают пряничные человечки. И где же теперь та незнакомка-коллекционерша, которая не мокла под дождём? Возможно ли, что вручённый ему билет на самом деле оказался счастливым? В конце концов, сегодняшний день можно считать самым необыкновенным и насыщенным в его жизни.

Когда песня закончилась, Никита увидел рыжеволосую девушку, которая помахала Джиму ярко-красным платком. Моррисон улыбнулся только ей, как будто во всём зале не было больше никого другого.

– Это Памела Курсон, – сказала Мира.

Никите хотелось лучше рассмотреть возлюбленную Джима, но он не успел: десять минут – это, к сожалению, далеко не вечность. Концерт не закончился, но пришельцам нужно было уходить и возвращаться к привычной жизни.

На этот раз юноше казалось, что он падает с крыши многоэтажного дома, тщетно пытаясь отыскать опору и за что-нибудь ухватиться. Когда расшнурованные кроссовки всё-таки нащупали твёрдую землю, он запнулся, потёр ушибленное колено и немного задержался, сидя на корточках, потому что почувствовал сильное головокружение. Мира, наоборот, выглядела бодрой и весёлой; она продолжала танцевать, широко раскинув руки, и, наверное, воображала себя парящей птицей. В этом беззаботном полёте девушка не заметила скрючившегося кофевара и ударила его по второму колену.

– Ой, извини, пожалуйста… С тобой всё в порядке?

Никита покачал головой, резко вскочил на ноги, пробормотал что-то невразумительное и схватился за рюкзак. Спутница поняла его без слов и протянула невесть откуда взявшийся мусорный пакет.

– Фу, – скривился Кит, подойдя к ним сзади.

Несмотря на сильную тошноту, Никита всё же успел проклясть негодяя за то, что он путешествовал во времени на украденные деньги.

– Да уж, нельзя тебе в космос, – заметила Мира и протянула юноше полотенце.

– Откуда у тебя столько вещей? – поинтересовался псевдокосмонавт. Он прищурился и с недоверием покосился на миниатюрную дамскую сумочку, которую подруга носила через плечо.

– Никогда не знаешь, что с тобой может произойти, поэтому я стараюсь подготовиться к любым непредвиденным ситуациям.

Никита поднял большой палец в знак одобрения, потому что не смог выговорить ни слова из-за очередного приступа тошноты.

Между тем очень полная женщина в пёстром платье, больше похожем на халат, быстрой решительной походкой устремилась к одной из торговых палаток. У Никиты даже дух перехватило, когда эта целеустремлённая дама в небрежно накинутом на плечи жакете прошмыгнула мимо него. Она сжимала в руках пластиковый стакан из-под кофе, и шестое чувство подсказало бариста, что это был фраппе. Именно такие люди предпочитают холодный кофе, потому что не любят ждать и вечно куда-то торопятся, перебирая суетливыми пальцами пуговицы на рубашке.

– Вы мошенники! – послышался такой оглушительный голос, как будто его хозяйка говорила в граммофон. Никита поморщился: он терпеть не мог голоса, взрывающие бедные барабанные перепонки. Это напоминало ему о маминой скрипке, которую приходилось слушать вечерами, делая вид, что дилетантская игра увлечённой женщины – шаг к истинной гениальности.

– Я всего лишь купила время на сон, но мне не давали покоя весь этот чёртовый час! – продолжала кричать женщина. Незнакомка напомнила Никите типичных скандалисток, которые самозабвенно отдаются бесполезной ссоре в общественном транспорте или в очередях. Кажется, она упивалась собственным криком, и маленький круглый подбородок двигался в такт громогласным репликам.

– Мы не даём никаких гарантий, – попытался объяснить тот самый сахарный продавец, который заставил Никиту вспомнить уроки Музы и её любимого героя из «Мёртвых душ». Она вообще обожала гоголевский стиль и его умение создавать уникальные характеры, а Манилова называла вершиной мастерства чудаковатого писателя.

– Я заплатила деньги, вы обязаны были всё предусмотреть! – женщина провела по грязным каштановым волосам, точно хотела проверить, на месте ли заколка-краб. Такая причёска совершенно не подходила скандалистке: прилизанные волосы подчёркивали полноту шарообразного лица. Пухлые щёки, казалось, жили отдельно от неугомонной любительницы фраппе и поддакивали каждому её слову.

– Извините, но, если вы хотели выспаться, следовало выключить телефон, – изрёк Манилов таким философским тоном, точно цитировал китайского мудреца.

– Как я выключу телефон, если мне могут позвонить в любую минуту? – справедливо заметила богиня логики. – Знаете ли, я очень востребованная! – женщина выпрямилась, и эта идеальная осанка сразила Манилова наповал. Не найдя удачного аргумента, продавец беспомощно развёл руками. Востребованная дама отвернулась и поймала взгляд болотно-зелёного Никиты.

– Нет, вы только представьте: я заплатила деньги, чтобы нормально поспать, но даже не успела закрыть глаза… – она потрясла телефоном перед носом любопытных зрителей, – у меня не было ни минуты покоя!

По классической схеме скандалистка искала сочувствия у слабохарактерного маленького человека.

– У вас помада размазалась, – заметила Мира, прежде чем кофевар успел вежливо покачать головой в знак глубокого сострадания.

Женщина засуетилась, открыла сумку в поисках зеркала, но ничего не нашла среди кипы бумаг и записных книжек. Мира протянула ей зеркальце; та выхватила его из рук, даже не подумав поблагодарить, – вытерла губы влажной салфеткой и густо накрасила красной помадой. Разумеется, пришлось потратить на это драгоценную минуту.

– Не за что, – Мира забрала у незнакомки зеркало, но та не заметила никакой иронии в голосе девушки.

– Брось, такие люди никогда не благодарят, – шепнул ей Никита.

– И правильно делают, – заметил Кит, который наблюдал за каждым жестом эффектной дамы с благоговением и провожал её таким же влюблённым взглядом, как Мира – Джима Моррисона.

Женщина развернулась на маленьких каблучках, чтобы в последний раз осадить Манилова, но тот заблаговременно скрылся.

– А знаешь, у людей невысокого роста часто появляется комплекс неполноценности, – прошептала Мира, тронув Никиту за рукав. – Они всё время хотят быть в центре внимания, потому что в глубине души боятся остаться незамеченными.

– Издеваешься? А у меня, по-твоему, тоже комплекс неполноценности? – Никита одёрнул руку. Камешек, брошенный в его огород, попал в цель – у хозяина горели уши.

– Кто знает, кто знает, – Мира на всякий случай отошла на безопасное расстояние.

– Как вы думаете, стоит ли дождаться этого мошенника, чтобы потребовать назад свои деньги? – неожиданно спросила скандалистка. Сложно представить, что она действительно сомневалась и ждала совета. Мира была права: женщина просто нуждалась в одобрении со стороны.

– Я бы на вашем месте не тратила время на разговоры с такими мошенниками, – не растерялась девушка, накручивая малиновую прядь на палец. Никита в очередной раз восхитился её актёрским мастерством. Выражение «тратить время» произвело эффект, и женщина бросила взгляд на часы.

– Ты права, мне давно пора идти. Поверить не могу, что потратила столько времени зря. Хотите пойти со мной? – внезапно предложила незнакомка.

Мира отказалась, а Никита отрицательно покачал головой, мечтая как можно скорее отделаться от этой востребованной женщины, но Кит тотчас же выпалил:

– Конечно.

«Он умеет разговаривать вежливо?» – успел удивиться Никита.

Скандалистка щёлкнула пальцем.

Дикий, неприрученный ветер, как волк, сорвавшийся с цепи, накинулся на плечи случайным пленникам невесомости. Они оказались в самом сердце урагана и едва держались на ногах; безжалостные порывы хлестали по щекам, точно давали заслуженные пощёчины за недавние проступки. Но если человек покаялся, не слишком ли это жестоко? Никита был готов рухнуть на колени и даже уверовать в бога, лишь бы прекратить борьбу с вихрем. По коже рассыпались растерянные мурашки, и юноша развязал толстовку, чтобы защититься от внезапного холода, но не успел надеть. Одежда выпала из рук.

– Держи равновесие и постарайся расслабиться, – посоветовала запыхавшаяся Мира.

Никита кивнул и в эту же минуту за что-то запнулся, упал и разбил колени. Ветер стих, воздушный лифт медленно опустился, и рейс закончился. Путники оказались в просторном офисе с такими начищенными белыми стенами, что вначале Никита принял это место за больницу. «Чудесно… Вот и логичное объяснение всего, что со мной происходило. Наверняка где-то рядом санитары», – он поёжился и обхватил предплечья ледяными ладонями. Но бариста пока ещё не сошёл с ума, и это была не психиатрическая клиника. Женщина в платье-халате повела их в кабинет. В помещении её лицо казалось высеченным из белого камня: столько на нём было тонального крема. Ещё немного – и он посыплется под ноги прямо с кожей.

Их встретил коренастый мужчина кавказской национальности. Он предложил посетителям кофе. Одного взгляда на поднос хватило, чтобы понять: это фраппе и, вероятно, с мятным сиропом. Кит выхватил из рук кавказца самый большой стакан, который предназначался хозяйке, и сделал жадный глоток. Никита отказался, пытаясь сохранить вежливый тон, хотя в глубине души ему хотелось топать ногами и кричать: «Да что здесь, чёрт возьми, происходит?» А Мира слегка охрипшим после стремительного полёта голосом спросила:

– А эль у вас есть?

Кавказец, прищурившись, бросил на неё быстрый взгляд и ничего не ответил. Офис, в который волею судьбы попали автобусные странники, напоминал издательский дом. Каждый уважающий себя член команды работал на износ, выйдя за рамки всех дедлайнов. Никита порадовался, что не надел толстовку: здесь было душно и тесно. Женщина распахнула настежь одно из окон, и струя свежего воздуха ворвалась в маленький кабинет, но это почти не спасало. Кит взобрался на подоконник и спустил ноги прямо на улицу. Никита поймал себя на мысли, что даже нисколько не расстроится, если мальчуган вывалится. Мира бросила на друга укоризненный взгляд, и тот покраснел, поняв, что девушка в очередной раз прочитала его мысли. «Но так нечестно! Это же проникновение в личное пространство!» – попытался передать юноша, но Мира уже отвернулась, погрузившись в собственные размышления. На самом деле она наблюдала за торопливой и слаженной работой почти тридцати сотрудников (возможно, их было больше – она сбилась со счёта). Пока один, громко стуча по клавиатуре, печатал что-то на ноутбуке, второй загружал бумагу в принтер и нажимал на заветную кнопку. Распечатанные листы, ещё горячие и приятно пахнущие краской, сразу передавались другому сотруднику с красным карандашом. Мира видела только суетливые танцы локтей и слышала, как один из редакторов с остервенением вычёркивает ненужные строчки. Затем к работе приступал специалист по грамматическим и речевым ошибкам (как объяснила потом востребованная любительница фраппе), а после него – гуру стиля, которому хватало беглого прочтения текста, чтобы обнаружить в нём неточности и противоречия. В итоге все правки возвращались автору, и работа продолжалась по кругу. Никита подошёл к столу, на котором возвышалась пирамидка из новеньких книг.

Аграфена Волкова «Сад Эпикура».

– Да-да, ты правильно понял: Аграфена Волкова – это я. Для особо близких людей – тётя Груша, – женщина сделала неуклюжий реверанс.

– Красивое имя для писательницы, – мечтательно протянул Кит.

– Разве это не псевдоним? – спросила Мира.

– Аллоним, – пояснила тётя Груша. – Это имя моей бабушки, и мне нравится.

Никита перевёл взгляд на суетливых сотрудников, которые были так увлечены процессом написания очередной love story, что не замечали удивлённых гостей-наблюдателей. В какой-то момент юноша подумал, что это вовсе не люди, а специально созданные машины. Мурашки беснующимися муравьями поскакали по коже, Никита отвернулся, стараясь отогнать чудовищные предположения прочь. Аграфена элегантно закурила сигару. Она с насмешливым видом наблюдала за кофеваром, который казался теперь ещё меньше ростом. Юноша спрятал ладони в карманах джинсов и сделал вид, что всё его внимание приковано к божьей коровке, ползающей по грязной стене.

Мира, как всегда, взяла всё в свои руки: она вообще не боялась показаться невежливой или бесцеремонной.

– А они, – девушка указала пальцем на сгорбившегося редактора, который сосредоточенно вычёркивал красным карандашом очередной неудачный оборот, – придумывают сюжеты для вас?

Тётя Груша покачала головой: на её огромных щеках, похожих на два воздушных шара, вспыхнул румянец. Она стряхнула пепел и с вызовом посмотрела на нахальную девчонку с малиновыми волосами.

– За кого вы меня принимаете? Сюжеты я, разумеется, придумываю сама. Потом создаю скелет будущего романа и передаю моим помощникам.

– Значит, они пишут за вас, – догадался Никита. Он перевёл взгляд на сгорбившегося редактора и не смог сдержать тяжёлый вздох. Понимают ли эти несчастные люди, в каком болоте увязли? Их же держат в самом настоящем плену, и они едва ли помнят, когда в последний раз наслаждались лёгким прикосновением ласкового солнца.

– И что в этом такого? – Аграфена жадно затянулась. – В современном мире почти ни один писатель не обходится без помощников. Это очень удобно: один специализируется на описаниях чувств и мастерски передаёт переживания персонажей через внутренние монологи. Другой наполняет моих героев жизнью – и он создаёт потрясающие характеры. Третий занимается диалогами. Признаюсь честно: это моё слабое место. И разумеется, нужна команда для работы над стилем.

– Как вы можете подписывать книги своим именем? – Мира даже топнула ногой и тем самым обратила на себя внимание одного из сотрудников. Он поднял на неё красные опухшие глаза, зевнул, потянулся, хрустнул пальцами и вновь принялся за работу.

– Но ведь сюжет придумываю я, – напомнила тётя Груша. Она потушила сигару и села в свободное кресло. Оно с возмущением скрипнуло и, казалось, приготовилось развалиться на части.

– Пушкин тоже подсказал Гоголю пару сюжетов. Но это не делает его автором «Ревизора» или «Мёртвых душ», – заметил Никита, поёжившись. Сильный порыв ветра, влетевший в распахнутое окно, зашелестел черновиками, исчирканными красным карандашом. Кит спрыгнул с подоконника и взял в руки «Сад Эпикура». «18+», обведённое в алый кружок, не остановило любопытного мальчишку, и он открыл книгу на последней странице…

– Я плачу им достойную зарплату, – глухим и бесцветным тоном отозвалась женщина. Она достала из сумочки сухой шампунь и прыснула на жирные слипшиеся пряди. Мира поморщилась, но ничего не сказала, и только провела ладонью по собственным волосам.

– А вдруг кто-то из них тоже хочет стать знаменитым?

– Любой гострайтер мог бы стать настоящим писателем, если бы действительно этого захотел. Но в том-то и дело, что он не хочет. Его абсолютно всё устраивает. Единственное, что ему нужно – это стабильный заработок.

– Гострайтер… это писатель-призрак? – Никита посмотрел на маленького человечка в клетчатой жилетке, который с маниакальной скоростью стучал по клавиатуре. «Точно призрак… По-другому и не скажешь. Интересно, а он хотя бы успевает думать?»

Никита положил перед автором-маньяком пряничного человечка. Вдруг наступит минута, когда бедный призрак наконец-то очнётся, выпрямится, разомнёт уставшие плечи, услышит урчание пустого желудка… вот тут-то ему и попадётся человечек-спаситель. Бариста хотел было расщедриться и вытащить ещё один пряник, как вдруг услышал пронзительный визг тёти Груши:

– Молодой человек, да что вы такое себе позволяете? – грозная, но на удивление проворная писательница прыжком пантеры переместилась в другой конец кабинета и выхватила из рук воришки драгоценный экземпляр любовного романа. Кит чуть-чуть не успел спрятать его в безразмерном рюкзаке.

– Я не раздаю свои книги бесплатно. Я не волонтёр, а коммерческий писатель, – Аграфена бережно положила «Сад Эпикура» на стол, села на корточки и принялась сдувать невидимые пылинки с фотографии влюблённой парочки на обложке.

– Вы такая красивая, – охрипшим голосом сказал Кит. Тётя Груша застыла на месте с открытым ртом и, кажется, хотела что-то сказать, но так и не обрела дар речи после такого неожиданного комплимента. В эту секунду хитрый мальчишка успел-таки незаметно стащить книгу и бросить её в рюкзак.

– А он ничего так, – оценила Мира и толкнула Никиту в бок, – сведёт с ума любую глупенькую девушку.

Но уже через пару минут Никита сам впал в оцепенение, потому что на месте полосатой стены появилось огромное стекло. Мира сразу же поняла, что это зеркало Гезелла, которое часто показывают в детективных сериалах. Ребята могли наблюдать за происходящим по ту сторону стекла, не опасаясь, что их кто-нибудь увидит. Никита в очередной раз подумал об антигуманности, царящей в мире воинственной тёти Груши и её свиты.

Он считал, что это несправедливо: люди по ту сторону становятся подопытными кроликами. Они даже не подозревают, что за ними кто-то наблюдает. Всё напоминало кинотеатр, в котором показывали фильм ужасов. Сцена была настолько жестокой, что Никита не смог отвернуться и выйти из зала.

За стеклом стояли, втянув головы в плечи, мужчины средних лет с безжизненно-серыми лицами. Никита видел капельки пота на лбу одного из них, и он был совсем рядом – казалось, нужно только протянуть руку, чтобы коснуться плеча страдальца. Но больше всего поражало совершенно немыслимое зрелище: другие люди, среди которых были юноши и девушки, в буквальном смысле ходили по головам несчастных мужчин. Можно было подивиться их равновесию, как это сделал Кит:

– Ух ты! Это что, канатоходцы?

Мира прикрыла ладонью рот, когда одна длинноволосая девушка в изящном пурпурном платье запнулась и закачалась в воздухе, но всё-таки не упала. Немного оправившись, будущая сценаристка достала из сумки камеру.

– Ты с ума сошла? – Никита вновь ощутил подступающую тошноту. Он плотно сжал пересохшие губы и сделал очередную попытку отвернуться, но тщетно: происходящее за стеклом притягивало как магнит.

Аграфена развела руками.

– Что ж, видеосъёмка здесь не запрещена.

Мужчина, лицо которого так отчётливо видел Никита, внезапно пошатнулся. Юноше показалось, что он услышал хриплый стон, вырвавшийся из беспомощной груди.

– Вы же видите, как ему больно! Остановите это! – Никита схватил Аграфену за руки, но та проворно высвободилась и одарила побледневшего кофевара полупрезрительной насмешкой. Юноша слышал, как быстро бьётся сердце и подумал, что оно вот-вот остановится. Он даже ударил кулаком по толстому стеклу, но этот жест маленького внутреннего бунтаря совершенно ничего не изменил. «Слабая попытка дурака», – мелькнуло вголове у бариста. Конечно, никто из страдальцев за стеклом не обратил внимания на тайного наблюдателя. Перешагнуть границу было невозможно: оставалось только принять собственную беспомощность или не смотреть. Мира продолжала снимать, и на этот раз Никита не мог понять её спокойствия, которое здесь и сейчас казалось ему кощунственным.

– Приди в себя, – с каменным выражением лица сказала тётя Груша, – это школа для будущих маркетологов. Чтобы продвигать книги, чаще всего приходится ходить по головам.

– Но не в прямом же смысле! – воскликнул Никита.

– Выглядит круто. Я бы хотел так походить, – с совершенно серьёзным видом сказал Кит. Бариста бросил на мальчишку строгий взгляд. Интересно, кто его родители и как они сумели воспитать настолько бездушного ребёнка? Юноша не верил в то, что этот нахальный парнишка изменится с возрастом. Люди вообще не меняются; напротив, черты характера, которые появились в детстве, в дальнейшем становятся резче и отчётливее.

– Они уже привыкли и сами сделали такой выбор, – заметила Аграфена, – тем более все эти люди страдают ради великого искусства.

– Великого? – нарочито громко рассмеялся Никита; редактор, испугавшись этого безумного смеха, выронил из рук только что обнаруженного пряничного человечка. – Настоящее искусство не должно иметь цель хорошо продаваться.

– За массовой литературой – будущее, – тоном, не терпящим возражений, заявила Аграфена.

– Звучит как лозунг, – Мира спрятала камеру в карман, наклонилась над ухом Никиты и шепнула:

– Сняла, чтобы потом проверить: правда это или нет.

– А ты ещё сомневаешься?

– Кто знает. Это совершенно другое измерение. Тут свои законы, да и люди какие-то странные…

– Не странные, а абсолютно нормальные, – вмешалась тётя Груша. – Просто любят деньги, как и везде. Это от измерения не зависит.

– Точно сказано! – подхватил Кит, который рядом с Аграфеной казался обезьянкой, копирующей каждый жест своего хозяина.

– Не могу поверить, что ради денег они согласились на такое, – покачал головой Никита. В голову постучалась хитрая гостья-мысль, которая посчитала своим долгом напомнить кофевару о его малодушии. Однажды ради денег он продал камеру и разменял мечту на звонкие монеты. Но разве не сама жизнь вынудила его это сделать? Не на развлечения же он потратил деньги! «А может, и эти люди были вынуждены добровольно принять такое страдание? Думаешь, они ради развлечений так мучаются?» – тотчас же откликнулся противный внутренний голос. Никита затряс головой, пытаясь отделаться от непрошеного гостя-судьи.

– Цель оправдывает средства, – щёлкнула пальцем Аграфена. Вместо зеркала Гезелла вновь появилась грязная стена, затянутая сморщенными полосатыми обоями.

– А вы когда-нибудь замечали, что читают люди в метро? Какие книги берут с собой в поезда? Толстого и Достоевского? – тётя Груша выпрямилась во весь рост и снисходительно улыбнулась Киту.

– Но как-то всех под одну гребёнку… – Никита недоговорил. Он молча смотрел в одну точку и, казалось, о чём-то размышлял. Может быть, Аграфена права? Люди действительно превратились в потребителей, и почти никто из них не любит напрягаться во время чтения. Получить удовольствие, забыться, скоротать время… Разве не для этого они берут в руки очередной бульварный роман? В таком случае, кому понравятся его сценарии? Кто будет смотреть фильмы, над которыми надо думать?

Щелчок над головой привёл Никиту в чувства.

– Нам пора возвращаться, – сказала тётя Груша. Никто не посмел ей возразить, да и наблюдать за однообразными движениями живых роботов никому не хотелось.

Юноша закрыл глаза: на этот раз ему казалось, что он падает с высоты небоскрёба. Слабое тело уже прекрасно понимало, что никаких крыльев для него не предусмотрено, и смиренно подчинялось закону гравитации. Никита не мог быть уверен в благополучном приземлении, но в последнее время он так часто оказывался на краю пропасти, что ему уже порядком надоело это чувство. Бариста всё равно не надеялся вернуться в кофейню живым: слишком странным было это путешествие и слишком необъяснимыми многие вещи.

В конце концов всё закончилось: ноги снова обрели желанную опору, а ветер перестал раздавать тяжёлые пощёчины. Никита открыл глаза и несколько секунд не мог понять, где находится.

– Мы в автобусе, – шепнула Мира. Тётя Груша заняла два кресла и громко зевнула.

– Хочу выспаться, пока мы едем. Представляете, у меня никогда не хватает на это времени.

– Вы что, тоже поедете с нами? – спросил Никита, но тётя Груша не успела ответить: она больше не могла сопротивляться обаянию прекрасного Морфея. Мира сняла с себя сумку с камерой и положила рядом с Никитой.

– Последишь? – уставшим голосом попросила девушка, склонила голову набок и провалилась в глубокий сон. Бариста же, напротив, долго не мог уснуть, несмотря на свинцовую усталость. «Наверное, я не смог бы ходить по головам, – неожиданно подумал он. – У меня слишком слабые ноги, и я не умею держать равновесие. Кстати…» – Никита взял камеру, вспомнив слова Миры. А вдруг то, что они видели в этой странной редакции, всего лишь бутафория, порождение воспалённого сознания? Кто знает, может быть, эта Аграфена Волкова вовсе не писательница, и искусная гипнотизёрша?

…На экране показался знакомый силуэт. Девушка бежала по берегу босиком. В одной руке она держала туфли, а в другой – скрипку. Капризный ветер играл в её длинных волосах; девушка наслаждалась свободным полётом, смеялась и постоянно оборачивалась, звала очарованного наблюдателя, хранителя смычка, выключить камеру и броситься в крепкие объятия тёплого вечера. Она говорила, что этот фрагмент вечности больше никогда не повторится, а он, пленник красивой выдумки, сражается с ветряными мельницами. Камера создаёт только копии…

Да, кажется, так она тогда и сказала.

Оранжевый кусочек солнца плескался в воде, как счастливый ребёнок, ещё не знающий жизни. Девушка побежала за ним; издали казалось, что она кружится над озером, как беззаботный грациозный мотылёк.

…Никита выключил камеру. Он хотел разбудить Миру, чтобы потребовать объяснений. Теперь юноша не сомневался, что эта камера действительно принадлежала ему. Но как она могла оказаться у девочки из верескового края, похожего на Шотландию? Он положил руку на её плечо, но почти сразу одёрнул и вздрогнул, услышав шипение сзади. Взгляд кошачьих глаз нахального мальчугана, который выглядел так, точно готовился к нападению, не предвещал ничего хорошего.

– Не буди её. Она же просила тебя ничему не удивляться.

***

Никита лежит на парте, не поднимая головы. Он даже не пытается заговорить с кем-то из одноклассников: с тех пор как отца положили в психиатрическую клинику, на юношу смотрят как на прокажённого. Нет, ни одной тяжёлой реплики, камнем брошенной в стекло: только осторожный шёпот за спиной. Чтобы не ощущать зловещих мурашек, прыгающих по беззащитной коже, Никита надевает наушники, но музыку не включает. Люди винят его в смерти одноклассника. Такое не прощается, даже несмотря на то, что тот самый мальчишка при жизни был настоящим изгоем.

Общество жестоко по отношению к слабым; но в любой момент его внимание может переключиться на другого – того, кто выходит из-под опеки толпы и остаётся в стороне, закрывая глаза и уши.

В класс заходит Татьяна Васильевна – учительница литературы, очаровавшая даже самых безответственных хулиганов. В последнее время это единственный человек, с которым Никита может оставаться самим собой.

Муза. Доброе утро, 9 Г. У меня для вас целых три новости: одна прекраснее другой.

Кто-то шутит об отменённых экзаменах, потому что для выпускного класса не может быть новости прекраснее. Женщина отрицательно качает головой.

Муза. С этого дня я ваш классный руководитель. Маргарита Петровна…

Класс не слушает, что произошло с вечно недовольной учительницей истории; никто не скрывает радости, а Никита широко улыбается.

Муза. А ещё я решила организовать литературный клуб для юных талантов. Так что, если кто-то пишет стихи или рассказы, но до сих пор стесняется выносить их на суд публики – милости просим. Сейчас или никогда.

Никита выпрямляется: Татьяна Васильевна знает о его мечте. Она уже рассказывала ему о литературном клубе. Муза говорила мальчику, что и сама с десяти лет мечтала стать писательницей.

Кит. Очень жаль, что в прошедшем времени. Мечтать надо в настоящем.

Муза (стучит пальцами по кофейной кружке). Точно…

Приходит время для третьей новости – девятиклассники успокаиваются и невольно замирают, останавливая восхищённый взгляд на новенькой ученице. Она напоминает принцессу в длинном вишнёвом платье с оборками на подоле и, кажется, не знает о существовании школьной формы. Девушка забирает за уши густые каштановые пряди, которые всё время норовят упасть на глаза, застенчиво улыбается и напряжённо вглядывается в лица будущих одноклассников. Руки бережно обнимают скрипку, и это вызывает у всех недоумение: зачем она пришла? Незнакомка будет играть? Может быть, это красивая фантазия, которая рассеется, как только смычок издаст первый звук?

Муза. Это наша новая ученица – София Петрова. Она некоторое время жила в Вене и только вчера вернулась на родину. Соф, расскажешь что-нибудь о себе?

Софа. Я с детства обожаю скрипку. Не помню, чтобы вообще когда-нибудь с ней расставалась. В старших классах я буду стараться ещё больше, чтобы поступить в консерваторию. Надеюсь, мы найдём общий язык.

Скучающий одноклассник. Даже на уроки собираешься таскать с собой скрипку?

Лицо Софии кажется непроницаемым: глупые замечания её совершенно не задевают. Никита думает, что и ей не помешали бы такие же наушники, как у него. Это был его личный защитный панцирь, вот только в нём никогда не играла музыка.

Муза. Я попросила Софию что-нибудь сыграть для вас. По-моему, уже никому не хочется переходить к уроку?

Тогда Кит впервые слышит настоящую игру, и предубеждение против скрипки рассеивается как дым. И юноша сразу понимает, что скрипка для девушки – это и есть тот самый защитный панцирь, который помогает держаться над пропастью. Во время игры она забывает обо всём: о завистливых взглядах, нелепых насмешках, людях с их неустойчивыми фарфоровыми вселенными, о необходимости продолжать бренное существование в одном из самых скучных измерений. Кит ничего не понимает в музыке, но игра скрипачки заставляет его очнуться. Он ей потом так и скажет…

Кит. Твоя музыка… опрокидывает.

Софа. Спасибо. Такого мне ещё никто не говорил.

А Никита представляет себя персонажем затянувшейся драмы. Он просыпается, завтракает, чистит зубы, ходит в школу – и ничего не меняется. В какой-то момент однообразное существование отодвигает индивидуальность на задний план. Возможно ли понять, что скрывается за тонной грима на его непропорциональной душе?

И в эту минуту приходит она, София, воплощение мудрости, срывает смычком первый слой и наносит удар в солнечное сплетение. Никита просыпается; ему кажется, что он десятки лет пролежал в коме, и за это время многое изменилось. Юноша не узнаёт тот мир, в который явился несколько пауз назад в момент собственного рождения…

Софа. Если хочешь, приходи на мой концерт в музыкальной школе в пятницу.

Она садится рядом с ним. Кит никогда прежде не видел таких горящих глаз – они напоминают маячки, готовые осветить дорогу блуждающим путникам.

На собрании литературного клуба Татьяна Васильевна предлагает юноше снять фильм о талантливой скрипачке. Она знает, что Никита не расстаётся с камерой, как и София – со скрипкой. Он почти в тот же день садится писать сценарий, но сумбурные мысли не дают сосредоточиться.

Кит. Мы можем иногда видеться после уроков?

Софа (разводит руками). У меня почти каждый день занятия в музыкальной школе и очень много репетиций. Но ты не думай, мне бы тоже хотелось познакомиться с тобой поближе.

Кит. Тогда я буду провожать тебя в музыкальную школу. А ещё могу встречать вечерами. Только назови время.

Софа. Неплохая идея. Мне будет весело.

София стоит у школы, переминаясь с ноги на ногу, в тоненьком плащике и вязаной шапочке. Она улыбается Никите, который машет ей рукой издали. Он никогда не опаздывает, но сегодня Софа почему-то приходит намного раньше назначенного времени. На лице – широкая улыбка, опрокидывающая Вселенную, в карманах прячутся озябшие руки, потому что вместо обычных перчаток девушка надела митенки, а за спиной – крошечный чехол для скрипки. Юноша берёт Софу под руку, но в этот раз она предлагает свернуть в противоположную сторону.

Кит. Тебе сегодня не нужно в музыкальную школу?

Софа. Сегодня. Ты только вслушайся в это потрясающее слово. Как жаль отдавать хотя бы один его слог глупым занятиям.

Кит. Я правильно понял: ты хочешь прогулять?

Она загадочно кивает: раньше с ней никогда не происходило ничего подобного. Напротив, можно было позавидовать её силе воли и пунктуальности. Сегодня всё по-другому, и в этих светло-зелёных глазах танцуют хитрые бесенята. Никита укутывает девушку тёплым шарфом и, разумеется, не отговаривает, только обещает, что она навсегда запомнит это «сегодня» как лучший день в своей жизни.

Кит. Для начала – ты слишком легко одета. Давай выпьем кофе и немного погреемся.

Софа. Давай. Но не забудь: сегодня я хочу сходить с ума.

Кит. Точно ничего не случилось?

Софа. Конечно, случилось.

Кит. Что-то плохое?

Софа. Даже не знаю. Возможно, я не должна была, но… я люблю тебя.

Девушка в очередной раз опережает его слова. Не только игра Софы опрокидывает Вселенную, но и она сама; эта беспечность, немного капризный тон, нос, покрасневший от холода, и смелый взгляд лишают Кита дара речи. Он чувствует только, как замерзают подушечки пальцев, и прячет их в карман. Юноша видит румяный кусок предзакатного неба и почему-то думает, что оно сейчас рухнет на землю и задавит прохожих. С недавних пор Кит практически совсем перестаёт писать сценарии, потому что осязает и понимает одни стихи. Сам про себя называет это ребяческой шалостью, но не может остановиться, а Муза говорит, что останавливаться не нужно.

Муза. Просто переживи. Пишутся стихи – пиши. В этом нет ничего страшного. Следуй зову сердца.

Следовать зову сердца – любимый совет Татьяны Васильевны – в эту минуту кажется отчётливо прошёптанным на ухо. Никита трясёт головой, в попытке избавиться от наваждения, но всё же принимает услышанное как руководство к действию.

Кит. Возможно, и я не должен был, но я тоже тебя люблю.

Софа. И что мы теперь будем с этим делать?

Кит. Проживём наше сегодня так, как не проживали ни одно вчера.

Софа. И как не проживём ни одно завтра.

Кит. Наши завтра будут ещё прекраснее…

Они пьют несколько кружек двойного американо и латте, потому что Софа не может себя контролировать. Она признаётся в патологической привязанности к кофейным напиткам. Кит слышит её звонкий, похожий на звон стеклянных бокалов смех и думает, что эта мелодия может быть поставлена в один ряд с любой скрипичной сонатой. Девушка, разумеется, не желает слушать подобные глупости и обвиняет Кита в абсолютном отсутствии музыкального слуха.

Кит. Зато я умею фиксировать вечность (достаёт камеру). А потом ищу слова…

Софа. Я знаю. Ты станешь великим сценаристом.

Кит. Но я не хочу быть великим. Достаточно быть хорошим и хотя бы кому-нибудь нравиться.

Софа. Но что плохого в том, чтобы стать великим? Я хочу, чтобы моё имя знали все люди и чтобы их сердца замирали во время моей игры. Хочу, чтобы обо мне писали во всех газетах. Хочу оставить след в истории и чтобы потомки говорили обо мне как о гениальной скрипачке.

Этого Кит в ней не понимает: кажется, она действительно тщеславна. Для неё так важно получать чьё-то одобрение, и она расстраивается из-за каждой ошибки. Может быть, поэтому Софа хочет, чтобы и он перестал топтаться на одном месте.

Софа. Мы ведь уедем за границу вместе, правда? (растерянно хлопает ресницами).

Кит кивает и не затевает с ней бессмысленного спора, потому что этот день должен быть идеальным.

Кит. Давай на сегодня забудем о будущем, как уже забыли о прошлом? Я знаю одно чудесное место…

Уставшее солнце скользит по воде не в силах смотреть на собственное отражение. Оно мечтает уснуть и уступить место другому светилу, но вечер пока не отпускает, время ещё не настало, и снова приходится чего-то ждать. Одинокие утки с философским видом прогуливаются по пруду и время от времени перекидываются незначительными репликами. Кит достаёт камеру и успевает запечатлеть полёт. Софа снимает туфли и бежит по берегу босиком, не боясь заболеть. Она держит скрипку, а молчаливому наблюдателю отдаёт смычок – теперь между ними установилась нерушимая связь. Капризный ветер играет в каштановых волосах, девушка заплетает косу и сражается с ветряными мельницами. Вечер уже не кажется холодным, наверное, каждый из счастливых пленников сегодняшнего дня оставил в нём частичку сияющего тепла. То, что продолжает греть сердце, теперь наполняет новыми силами эту беззаботную красивую планету. Девушка пытается поймать солнце в невидимый сачок, как неуловимую бабочку. София оборачивается и машет скрипкой.

Софа. Положи камеру и приходи.

Кит. Секундочку… Я должен сохранить этот момент. Я ведь собираюсь снять фильм о тебе.

Софа. Лучше сохрани этот момент в памяти, потому что камера создаёт копии…

Кит продолжает верить, что завтрашний день будет ещё прекраснее. Но мгновение сегодняшнего счастья больше никогда не повторится, поэтому он мечтает остановить стремительный поток времени и навсегда остаться в вечернем здесь и космическом сейчас. Когда они забираются на крышу многоэтажного дома, а над головами танцуют полубезумные звёзды и луна по-хулигански ухмыляется с самой высокой небесной горы, кажется, что время действительно останавливается. Софа тревожит спокойствие ночных прохожих, бережно проводя смычком по струнам.

Может быть, у Никиты и нет музыкального слуха, но сейчас он понимает, что её игра звучит совершенно по-другому, не так, как в зрительном зале. Он закрывает глаза и видит себя – счастливого десятилетнего мальчика, который спешит домой, потому что соскучился по родным. Где теперь этот весёлый непоседа, в какой из параллельных вселенных остался? Софа внимательно слушает его сбивчивые слова и соглашается с тем, что сегодняшняя мелодия особенно прекрасна. Дело в том, что здесь и сейчас музыка звучит лишь для одного человека, но так гораздо сложнее, потому что музыкант мечтает достучаться до сердца единственного зрителя и обнажить его драгоценные тайны. Иначе – всё бесполезно…

Софа. То, что дозволено Юпитеру, не позволено быку. Согласитесь, что в нашем мире не существует никакого равенства. Каждый палач выбирает себе жертву, а жертва подсознательно ищет своего палача.

Её слова обезоруживают; Кит переводит взгляд на Татьяну Васильевну, которая внимательно слушает смелую ученицу, держа в руках потрёпанный томик Бродского. И наконец, решает поддержать…

Муза. Думаю, это очень интересная мысль, София. Бродский действительно противопоставляет богов, которым уготовано место в раю, быкам, чей удел – бренность, распятие, распад. С другой стороны, что же тогда в таком случае значат строки:

В каждой музыке – Бах,

В каждом из нас – Бог?

Одноклассник-скептик. Это сарказм. Всё предельно ясно. Автор над нами насмехается. Человек далёк от Бога и никогда не сможет стать его копией.

Софа. Человек далёк и от Баха…

Муза. Чудесно! Но смотрите, что Бродский пишет дальше:

И надо небом рискнуть,

И, может быть, невпопад.

Никита любит эти строчки; ему кажется, что жизнь – это постоянный риск, игра ва-банк, и чаще всего рисковать приходится самым дорогим, что у тебя есть. Он думает, что предел – только небо, поэтому не собирается останавливаться на половине пути. В конце концов именно Кит напомнил Музе, что мечтать нужно только в настоящем времени. Если мечты отживают и остаются в прошлом, это всего лишь пепел под ногами разочарованного скитальца. И кому нужно нелепое возрождение, когда можно сделать единственный шаг, чтобы переступить?

Кит. То есть бык всё-таки жаждет заявить о своих правах? Он же может попытаться сыграть ва-банк, пожертвовать самым ценным ради желанного признания, верно?

Софа. У каждого свой храм,

И каждому свой гроб.

Эта жалкая попытка обречена на провал.

Муза. А мне кажется, речь идёт о жизни и смерти. При жизни ты всегда только бык, потому что она сама по себе несовершенна. Тебя могут распять, ударить в спину, бросить в пропасть. И всё это ради доказательства твоего существования. То есть жизнь позволяет быку стать Юпитером, потому что бытие вне страданий бессмысленно.

Застенчивая одноклассница. Но ведь есть же буддистское правило: освободись от желаний – и больше не будешь страдать?

Кит. Да, но кто, в сущности, может следовать этому правилу?

Софа. Мне кажется, Бродский размышляет об участи каждого творческого человека, обречённого на одиночество.

Кит. И значит, только после смерти творец обретёт вседозволенность Бога…

Одноклассник-скептик. А что лучше: крест или хлыст?

Муза. Быть непризнанным при жизни, но стать бессмертным после… Любой бык честолюбив, особенно если ему кажется, что он занимается чем-то выдающимся. Но не каждому быку дано стать Бахом даже после смерти. Сила его творчества определяет место в вечности.

Софа. Кстати, при жизни Баха считали весьма посредственным композитором.

Одноклассник-скептик. Значит, он тоже когда-то был быком.

Кит. Но стал Юпитером.

Софа собирается стать Юпитером при жизни. Никита видит, как расправляются её плечи, руки бережно сворачивают платье и чемодан становится круглым. Когда девушка пытается его закрыть, то ломает ноготь, и на указательном пальце выступает кровь. Софа садится на диван и с минуту наблюдает за тем, как ярко-красные капельки стекают на ладонь. Кит знает, что она не в порядке, но всё равно спрашивает; это ведь он не сдержал обещания, данного под звёздным небом в лучший день их жизни. Софа не позволяет себе плакать, но кусает губы и избегает взгляда растерянного юноши. Он всё-таки не решается рискнуть небом, потому что боится непредсказуемого «невпопад».

Кит. Послушай, мы обязательно встретимся. Это временно.

Софа. Но я никогда больше не вернусь сюда, понимаешь? Скрипачке тут делать нечего. Я должна двигаться вперёд, а ты…

Кит. А я тоже делаю шаг, вот только пути у нас разные.

Софа (широко раскидывает руки для прощального объятия). Клянусь, что буду сиять.

Они обмениваются глупыми сообщениями. Иногда созваниваются и почти всегда говорят о пустяках. Кит просит Софу играть для него на скрипке, потому что скучает по её музыке. Софа улыбается и жалуется на усталость: она и так почти не выпускает из рук инструмент. Здесь, в консерватории, всё слишком серьёзно, не то что в музыкальной школе; девушка даже не решается нарушать правила. София просит отправить ей ту самую видеозапись, чтобы иногда пересматривать. Да, разумеется, это лишь копия действительности, но и она может спасти тоскующую душу за неимением лучшего.

Однажды Софа решает прекратить бессмысленное общение. Непреодолимое расстояние – серьёзная проверка на прочность, а Софа не из тех, кто тратит драгоценное время впустую. И вот она выкладывает фотографию, и Кит понимает, что это и есть финал скучной, затянувшейся истории. Девушка держит скрипку и улыбается – так широко и искренне, как никогда прежде. Незнакомый мужчина, намного старше Софы, обнимает её за плечи. Серьёзное лицо в затемнённых очках, полные губы и нелепый галстук в горошек… Кит читает короткий пост под фотографией: «Спасибо за всё, что ты делаешь для меня. Это так важно. Ты всегда помогаешь мне и терпишь мои выходки. Люблю тебя. Я счастлива».

Никита оставляет комментарий и удаляет страничку, потому что не хочет получить от счастливой скрипачки скупую благодарность в ответ.

Кит. Ты сияешь.

***

Оглушительный храп заставил Никиту проснуться. Он протёр глаза и вздрогнул, увидев гигантское тело на двух передних сидениях. Судя по тому, как храпела коммерческая писательница, её сон был глубоким и безмятежным. Здесь, в этом странном автобусе, никто не посмел нарушить покой заложницы времени, и она могла насладиться каждой отрадной минутой, проведённой в мире грёз. Никита повернулся на другой бок, надеясь ещё ненадолго вздремнуть, но чья-то встревоженная рука легла на его плечо. Он увидел перед собой бледное лицо Миры, которое казалось пепельным в приглушённом свете. Широко распахнутые глаза и растрёпанные волосы подсказали юноше: что-то произошло, пока он спал. Никита коснулся её горячего лба.

– Наверное, у тебя температура. К сожалению, у меня нет привычки носить с собой аптечку.

– Да при чём тут температура! – Мира ударила кулаком по сидению. – Моя камера пропала.

Никита напрягся: кажется, перед сном он смотрел видео Миры. Юноша хлопнул себя по лбу: да ведь это была его камера и ему так хотелось получить у девушки ответы на свои вопросы! Но он всё же переборол себя и решил дождаться утра. Теперь вовсе не удивительно, что Никита видел во сне именно эти пожелтевшие страницы памяти.

– Кстати… Как на твоей камере оказалась Софа? – он сжал её запястье и хотел развернуть к себе, чтобы девушка не смела отводить глаза. Но она даже не повела бровью и сухо отозвалась:

– Ты бредишь. Я не знаю никакой Софы, – Мира резко высвободила руку.

Может быть, и это ему тоже приснилось? Тем более Никита продал камеру насмешливому старику, который вообще собирался разъять её, как труп. Юноша покачал головой: конечно, это был только сон.

Он обернулся и увидел ухмыляющееся лицо Кита. Этот нахальный мальчишка точно сказал ему что-то перед сном. Никита почесал затылок: почему после сегодняшнего пробуждения он чувствует себя настолько потерянным? Всё выглядит так, будто у него провалы в памяти, и отдельные смутные воспоминания-пазлы не собираются в картинку.

– В общем-то, вот, – Кит протянул девушке камеру. Мира вскрикнула, потому что экран был разбит вдребезги. С минуту она задыхалась и жадно хватала ртом воздух.

– Кто это сделал? – бесцветным тоном спросила девушка.

Кит ткнул пальцем в Никиту:

– Он первый взял, а потом чуть было не уронил. Я подумал, что в моих руках ей будет безопаснее.

– Ты подумал? – охрипшим голосом переспросила Мира. Её ногти впивались в ладони и оставляли следы, но девушка не чувствовала боли. Она была готова растерзать Кита взглядом. – Да разве ты вообще умеешь думать?

– Прости. Ты доверила мне свою камеру, и я должен был последить за ней, – втянул голову в плечи Никита.

– Я вас обоих ненавижу.

Мира отвернулась и закрыла лицо руками. Аграфена Волкова подняла голову, пробормотала что-то вроде «ну сколько можно», бросила взгляд на часы и почти сразу пришла в себя.

– Боже, как долго я спала! Нам нужно бежать, у нас совершенно нет времени!

Тётя Груша достала из сумочки сухой шампунь, гребень и зеркальце. Никита не сомневался, что всё закончится ярко-вишнёвой помадой.

– Да куда вы постоянно торопитесь? – не вытерпел бариста.

Аграфена застыла с открытым ртом, не успев ответить, потому что механический голос опередил её…

Миндальный капучино

Он мог избежать снов, но не воспоминаний.

Терри Пратчетт

Это был тот случай, когда Никита предпочёл бы остаться в автобусе; холодный ветер бешеным зверем набросился на плечи ошарашенных странников. Бариста не успел даже застегнуть толстовку – вихрь, сбежавший из-под опеки санитаров, вырвал её из рук и закрутил вместе с чужими бумажниками и носовыми платками. Казалось, небосвод угрожает раздавить слабых людей гигантской тяжёлой ладонью. Юноша не удержал равновесия и упал на колени перед невидимым строгим богом и, наверное, должен был помолиться, но не услышал ни одну из своих мыслей. Клёкот хищников-облаков разрушал первозданную тишину, и неугомонные пленники стихии набрасывались друг на друга, готовясь растерзать в клочья. Ослепительная вспышка пощёчиной ударила по лицу, и Никита зажмурился. Несколько секунд он был уверен, что зрение никогда к нему не вернётся; впрочем, юноша вообще не смел надеяться на выживание – всё-таки не каждый день становишься жертвой смерча.

Лохматые столбы пыли гнали обезумевших жителей прочь; они уже предчувствовали, что это и есть тот самый Апокалипсис, второе пришествие, последний день, когда уже ничего нельзя будет скрыть. Но сейчас люди спасали не проклятые высшей волей души, а слабые тела – временные оболочки, без которых, однако, невозможно земное существование. Жители скрывались в кюветах, прижимались к земле лицом и укрывали голову руками, как тёплым пледом. Кажется, среди них Никита видел и Миру, но он не был в этом уверен. С каждым новым выдохом змееподобного смерча его слабому противнику становилось всё тяжелее дышать. Юноша видел силуэты бегущих людей, но не различал их, как будто они утратили возраст, пол, индивидуальность, превратившись в однообразную массу. Грязно-серая воронка остроконечной пикой нависала над беззащитной головой странника. Лежащей на плахе оставалось лишь смиренно дожидаться смертного часа. Послышался стук разбивающихся стёкол; неуправляемая волна подхватила стонущий автомобиль и обрушила его на верхушку старого дерева. Дуб закачался и с грохотом свалился на землю, точно подрубленный острым серпом. Никита вцепился руками в комья липкой грязи, не желая повторить судьбу двух антагонистов, пострадавших в неравной схватке с воздушным убийцей. Ещё одна невыносимая для человеческих глаз вспышка – и Никита услышал над ухом громоподобный щелчок. Закрыл лицо, приготовившись терпеть боль от ядовитых прикосновений играющего кнута. Но непобедимый и упивающийся собственной строптивостью смерч не стал заключать одиночку в крепкие змеиные объятия. Вместо этого бариста ощутил, как по спине заплясали ледяные капли.

Начался сильный дождь с градом, но вместе с тем приутих недовольный ворчливый голос вихря. Воронка отступала, наконец получив желаемое и насытившись. Никита встал и протянул замёрзшие руки к источнику влаги; град немилосердно лупцевал тонкую кожу несчастной жертвы. Юноша выпрямился и оглянулся: мир начинал оживать, и толпа хлынула вперёд в поисках подземного убежища. Никита знал, что должен пойти вслед, отыскать и защитить Миру, найти своевольную тётю Грушу и нахального рыжего мальчишку. Но всё же он не мог сдвинуться с места, как будто ждал объяснений или, может быть, продолжения. Тёмное грозовое облако отступало от земли, как разбитое войско, вынужденное признать поражение. Рядом с подрубленным деревом лежал человек, и такая смиренная улыбка застыла на его губах, что, казалось, он вот-вот проснётся. Никита опустился перед ним на колени и коснулся холодного запястья. И вдруг юноша понял, что этот смиренный мужчина не единственная жертва. Многие застигнутые врасплох жители так и не сумели спасти собственные тела. Никита спотыкался, падал и снова поднимался, подбегая то к одному, то к другому погибшему. Понимал, что ничего не может сделать и всё-таки не находил в себе сил уйти с поля неравной битвы, исход которой был предрешён. А человек – это всего лишь маленькая точка в середине бесконечного текста, её всегда можно зачеркнуть и превратить в высокомерную запятую. А можно стереть, и всё будет выглядеть так, точно её никогда и не было.

Никита почувствовал привкус крови на разбитых губах и дрожащими пальцами провёл по подбородку. Может быть, эти падающие с неба капли вовсе не град, а кровь, стекающая с ножа убийцы?

Чья-то неожиданно тёплая рука коснулась его ладони.

– Эй, ты с ума сошёл? А если снова начнётся буря? Все уже давно спрятались!

Взволнованный голос, который успел стать для него родным. Торопливые жесты и горящие глаза. Что бы ни случалось, они продолжали гореть ярким пламенем: это мог быть огонь возмущения или даже ярости, и это мог быть огонь любви и нежности. Несколько минут назад Мира думала, что больше никогда не увидит друга, но она продолжала искать, потому что не могла пойти в убежище без него. Прямо сейчас девушка плакала и прятала раскрасневшееся лицо в воротник. Однако Никита как будто не замечал её и не поднимал глаз. Он только высвободил руку и покачал головой.

– Все уже давно спрятались? А что насчёт этих людей? Почему все спрятались, а они – нет?

– Кит… – Мира осторожно коснулась его плеча. – Это жизнь. И, к сожалению, кому-то приходится умирать. Но ты жив, поэтому должен бороться.

– Я знаю. Я знаю, что именно жизнь и приближает нас к смерти. Но я не могу успокоиться… Ты меня понимаешь, Мира?

– Конечно, Кит. Пойдём в укрытие…

– Не называй меня так. У меня больше нет ничего общего с тем мальчиком, которого называли Китом.

– Ты ошибаешься…

Они осторожно, шаг за шагом, шли по скользкой земле, стараясь не смотреть на серые лица навсегда заснувших жителей. Никита молчал, погрузившись в тревожную задумчивость; он был уверен, что рядом с Мирой нет надобности озвучивать собственные мысли. Быть может, она понимала их лучше, чем он сам.

На глазах шамана из космоса кофейное путешествие превратилось в жестокую бойню. Но кто мог её остановить? Стихия буйствует – а значит, протестует, не принимая те правила, которые устанавливает человек.

Наконец они добрались до маленькой кофейни с обшарпанной вывеской «Уютъ». Причём буква «у» почти совсем стёрлась, и кто-то дорисовал её корявый силуэт зелёной краской. Никита поморщился: он не доверял кофейням в подвальных помещениях. Какой может быть уютъ в тесной клетушке с затхлым крысиным запахом? Но сейчас у бариста не было другого выбора, поэтому пришлось подчиниться фатуму и отворить поскрипывающую дверь.

Сложно было представить, что в этом ничтожно маленьком помещении могло спрятаться такое огромное количество людей. Жители совершенно оправились после стихийного бедствия и, облокотившись на грязные столики, говорили с незнакомцами о пустяках. Никита даже всерьёз задумался о том, был ли этот смерч настоящим; возможно, они только что побывали на съёмках хоррор-сериала. Но он вспомнил лица невинных жертв, лишившихся самого ценного дара, которым обладают люди, – жизни. Нет, это не могло быть всего лишь постановочным кадром; те люди действительно погибли, а вместе с ними – их мечты и надежды, сценарий возможного будущего, который уже никому не удастся переписать набело. Но другие, помилованные судьбой, предпочли предать забвению пережитые страшные минуты.

Никита сел рядом с Мирой; почти сразу к ним присоединились растрёпанная тётя Груша и хмурый Кит с подбитым глазом.

– Не очень приятная была буря, – заметила Аграфена, заплетая жидкие волосы на затылке. Бариста смерил её испепеляющим взглядом: это подчёркнутое равнодушие со стороны коммерческой писательницы заставило его сжать кулаки. Мира накрыла побелевшие пальцы Никиты тёплыми ладонями и кивком дала понять, что в этой ситуации следует удержаться от резких высказываний.

– И зачем я вообще во всё это ввязался? – вздохнул Кит, потирая ушибленный глаз.

– Говорят, не заметил зеркало и врезался в собственное отражение, – шепнула Мира.

– Чего ты там бормочешь? – Кит вскочил с места и ударил кулаком по столу с такой силой, что одинокая солонка подпрыгнула и полетела на пол – прямо под ноги угрюмому официанту.

– Вы пришли в общественное место, так что попрошу держать себя в руках, – менторским тоном напомнил мужчина в элегантном светло-коричневом фартуке и поставил перед шумными посетителями поднос с кружками горячего кофе. Никита уже по запаху догадался, что это миндальный капучино. Юноша сделал жадный глоток и пришёл к выводу: эта кофейня не так плоха, как он предполагал, – по крайней мере, капучино здесь делать умеют, а это ведь настоящее искусство. Аграфена, напротив, отодвинула кружку, оставив малиновый отпечаток на белом фарфоре. Она приложила салфетку к губам, чтобы стереть остатки помады, и принялась разминать обожженные пальцы. Мира посетовала, что в этой странной кофейне невозможно купить эль, но от кофе не отказалась, а после нескольких глотков уже улыбалась, хлопала по Никитиному плечу и рассказывала старый анекдот. Кит неосторожно задел локтем кружку и пролил добрую половину капучино на брюки. Всей компании пришлось выслушать скороговорку из самых крепких и отборных ругательств, которые тётя Груша решила тотчас же записать, чтобы использовать в следующем романе.

Однако в скором времени мальчишке пришлось замолчать; за барную стойку взлетел юркий человек в клетчатом костюме. Он взобрался на стул, желая казаться выше, и взял в руки микрофон, чтобы быть услышанным. Круглые очки в золотой оправе постоянно съезжали на нос, и хозяину время от времени приходилось их поправлять. Поднятые на затылке волосы и выбритые виски дополняли комический образ, и многим хотелось рассмеяться, но почти никто не решился на это. Кто знает, что на самом деле скрывается за тщедушным телом незнакомца и есть ли в нём вообще та самая душа, которая выделяет одного индивида из ряда других? Он обвёл присутствующих внимательным взглядом, как лидер, пытающийся заручиться поддержкой большинства для достижения корыстных целей. Затем откашлялся и, дождавшись абсолютной тишины, заговорил совершенно невозможным картавым голосом.

– Добро пожаловать, друзья! Я так рад, что всё закончилось благополучно. Наслаждайтесь горячим кофе и грейтесь у камина. Сегодня вам ни за что не нужно будет платить.

Картавость придавала его словам иностранный акцент, к тому же он говорил с особенной плачущей интонацией. Всё это спровоцировало застенчивые смешки, которые, однако, вскоре стихли, потому что уже другой человек привлёк внимание посетителей. Всё это время он стоял спиной к гостям кофейни и подбрасывал поленья в камин, обратив к огню равнодушное лицо. В помещении стало тепло, почти душно, но мужчина не отходил от камина, точно никак не мог согреться. И в подтверждение этому колени незнакомца дрожали, он обнимал плечи и стискивал зубы. Никита давно наблюдал за одинокой фигурой и всё никак не мог разгадать, кем же был это странный человек. Не похож ни на обыкновенного посетителя – завсегдатая подобных кофеен, ни на того, кто только что спасся от гибели.

– А это мой ассистент, – наконец представил его клетчатый господин, – Цепеш, позволим уважаемым гостям ещё немного насладиться вкусом миндаля и начнём нашу программу. А вы пейте-пейте, господа, не торопитесь. Миндаль продлевает жизнь.

Цепеш действительно напоминал вампира, сошедшего с книжных страниц готического романа. Его кожа казалась не просто бледной, а прозрачной. И если бы кто-нибудь попытался коснуться выступающих скул, то, наверное, провалился бы в пустоту. Левый глаз незнакомца скрывала пиратская повязка, а правый был густо подведён чёрным карандашом. На тонких бескровных губах застыла кривая насмешка, но создавалось впечатление, что эта эмоция не случайна и он, вероятнее всего, уже родился с ухмылкой на лице. Цепеш был слишком высоким и не мог позволить себе вытянуться во весь рост в такой тесной конуре. Бедняге пришлось идти к клетчатому господину, втянув голову в плечи и заметно горбясь. Наконец он встал рядом с тонким ценителем миндаля и повернулся к нему лицом. Зрители могли видеть теперь только густые волосы, крупными кудрями падающие на плечи, и длинный кожаный плащ с серебряными пуговицами. Клетчатый господин подал помощнику бархатные перчатки, которые тот послушно натянул на тонкие пальцы.

– Публика просит хлеба и зрелищ, и я, бедный фокусник, с таким же горячим сердцем, как у Дон Кихота, и он, мой преданный ассистент, почти как Санчо Панса, не смеем обмануть ваши ожидания, – клетчатый фокусник проворной кошкой спрыгнул со стула и вышел в зал. Зрители с молчаливым опасением поглядывали на смешно подпрыгивающего артиста и терпеливо ждали начала представления.

Фокусник достал из кармана пиджака гребень и провёл им по волосам. Затем коснулся золотой оправы круглых очков, откашлялся и остановился рядом с Никитой.

– Молодой человек, могу я у вас кое-что попросить во имя искусства? – артист бросил красноречивый взгляд на Никитин расстёгнутый рюкзак. Кофевар молча протянул его фокуснику, не вполне понимая, что собирается делать с ним этот коренастый мужчина в костюме, напоминающем шахматную доску. Однако юноша не решился задать вопрос; несмотря на то что фокусник казался совершенно комическим персонажем, всё-таки следовало держать ухо востро. Первые впечатления бывают обманчивы, и никогда не знаешь, чего ожидать от таинственного незнакомца. К сожалению или к счастью, человека нельзя прочитать как книгу. Да и разве хорошее художественное произведение не допускает бесчисленного множества интерпретаций?

Однако кожаный рюкзачок не представлял для фокусника никакого интереса; мужчина отыскал пряничного человечка, зажал между большим и указательным пальцем и вернулся за барную стойку. Молчаливый и непоколебимо спокойный ассистент вытащил из кармана плаща такой же бархатный, как и его перчатки, носовой платок. Фокусник передал помощнику пряничного человечка, который тотчас же был бережно укутан, как ребёнок – тёплым одеяльцем. Пока Цепеш колдовал над платком, клетчатый артист с широкой улыбкой клоуна развлекал публику пространными размышлениями о бренности бытия.

– Итак, уважаемые гости, чувствуете напряжение? – фокусник расслабленно опустил руки и подул на кисти, точно сдувая с них невидимые пылинки. – Я чувствую. Вы знаете, у меня почти десятилетний стаж. Я ещё мальчишкой выступал перед людьми, но до сих пор волнуюсь, как в первый раз. Наверное, это и есть вечное человеческое проклятие: нам на роду написано всегда и всего бояться. Вы скажете, что существуют отважные люди, готовые даже жизнью пожертвовать, если придётся. Вот, например, Данко: вырвал же он таки своё злосчастное пылающее сердце! Но кто знает, может быть, Данко и есть самый настоящий трус? Малодушнейший из малодушных… – и в этот момент фокуснику пришлось прервать философский монолог, потому что внимание публики привлёк невесть откуда появившийся орёл. Хищник с тревожным пронзительным клёкотом вырвался из золотой клетки, которую распахнул Цепеш, и нашёл пристанище на клетчатом пледе. Фокусник пошатнулся под тяжестью незваного гостя; круглые очки совершили головокружительный прыжок и застыли на кончике длинного носа. Никита внимательно наблюдал за движениями бархатных перчатокассистента, пока фокусник отвлекал внимание зрителей. Однако секрет фокуса так и остался неразгаданным: бариста увидел только, как вместо многострадального пряничного человечка, накрытого носовым платком, появилась огромная клетка. Мудрая птица обвела зрителей таким строгим и высокомерным взглядом, что многие из них не выдержали и отвернулись. Тот первобытный страх, о котором только что рассуждал клетчатый господин, воцарился в их заячьих сердцах. Тётя Груша взяла в руки чашку с остывшим миндальным капучино, но не удержала её трясущимися пальцами и разбила вдребезги. Фокусник щёлкнул по столу, и гордый орёл, неожиданно послушавшись человека, вернулся в клетку.

Горе-волшебник вытер рукавом выступивший на лбу пот и извиняющимся тоном, картавя ещё больше, чем прежде, принялся оправдываться:

– Дорогие друзья, приношу глубочайшие извинения. Непредвиденная ситуация. Брайан должен был сегодня отдыхать… Но незнакомый предмет, который я взял у юноши, сыграл с нами злую шутку.

Кто-то из зрителей приглушённо рассмеялся, несколько человек застенчиво присоединились к сдавленному смешку, и, наконец, под крики «браво» зал одарил смущённого фокусника гулкими аплодисментами. Клетка с отдыхающим Брайаном скрылась от человеческих глаз, а в руках у Цепеша вновь появился пряничный человечек. Никите показалось, что его верный спутник хитро усмехнулся, точно задумав очередную шалость. «Кажется, пора лечиться, – подумал он. – А то у меня уже пряники улыбаться начали».

– Разве не за эту улыбку ты их и полюбил? – напомнила Мира.

– Эй, ты опять? – подняв брови, спросил бариста.

Мира покачала головой и попыталась отбросить упавшую на глаза малиновую прядь, не прибегая к помощи рук.

– Пора бы уже привыкнуть. К тому же мне тоже это не особо нравится. Иногда приходится слушать полный бред.

– Значит, можешь прочитать даже мысли фокусника?

Клетчатый господин в эту минуту вальсировал между столиками и подмигивал разрумянившейся Аграфене.

– Нет. Проблема в том, что я могу читать только твои мысли, – призналась дочь вереска. Девушка принялась собирать осколки разбитой кружки, потому что тётя Груша напрочь забыла о них, почувствовав себя королевой бала.

– Прекрасно! – воскликнул Никита. Несколько человек повернулись к ним и бросили на шумного юношу неодобрительный взгляд, как будто они находились в библиотеке или в театре. Бариста опустил глаза и подумал, что в последнее время действительно не может контролировать собственные эмоции. Однако громко произнесённое слово не казалось ему таким же кощунственным, как всё происходящее в подземной кофейне. В знак уважения к посетителям юноша всё-таки понизил тон:

– Получается, именно мои мысли ты назвала бредом!

Мира не обратила внимания на это справедливое обвинение.

– Прелестная дама! Позвольте поцеловать вашу руку, – клетчатый господин сделал элегантный реверанс перед Аграфеной Волковой. Кит собирался подставить фокуснику подножку, но Мира вовремя наступила мальчишке на ногу. Тот даже взвизгнул от боли – девушка нисколько не пожалела силы.

– Прошу прощения за то, что вам так и не удалось попробовать мой миндальный капучино. Осторожнее, не порежьте ваши совершенные пальчики… – галантный мужчина повернулся к Цепешу. – Всё готово?

Тот кивнул и протянул фокуснику появившийся на месте пряничного человечка букет душистых красных тюльпанов.

Клетчатый господин с обворожительной улыбкой опустился на одно колено перед Аграфеной, которая обмахивалась руками и жаловалась на невыносимую духоту.

– Эти прекрасные тюльпаны пахнут даже лучше миндаля! – провозгласил фокусник.

Для эпатажа ему не хватало широкополой шляпы с пером, но Никита без труда визуализировал её и усмехнулся. Почувствовав возмущённый взгляд тёти Груши, бариста сделал вид, что у него резко запершило в горле, и он закашлялся. Аграфена захлопала короткими ресницами, густо накрашенными синей тушью, приняла букет, ненадолго задержав пальцы в руке клетчатого господина, и поднесла тюльпаны к лицу. Но приятный запах, который обещал фокусник, оказался жалкой выдумкой. Один из бутонов ухватил даму за нос, и та взвизгнула так пронзительно, что Никите пришлось заткнуть уши. Живой тюльпан продолжал кусать и щипать кожу несчастной романистки, а она тщетно пыталась избавиться от непрошеных объятий. Публика взорвалась неприличным хохотом; почти все присутствующие были уверены в том, что Аграфена просто разыгрывает жертву и происходящее за столиком – часть программы. Однако сам фокусник, разумеется, не предполагал подобного варианта развития событий; он прыгал перед Аграфеной, как теннисный мячик, но совершенно не знал, чем ей помочь. Наконец, Кит взобрался на стол, не удосужившись даже снять грязные ботинки, и сорвал с носа плачущей тёти Груши неугомонный тюльпан. Раздался странный треск, как будто что-то сломалось, и обречённый бутон успокоился и сник. Кровавый лепесток, закружив в воздухе, нашёл пристанище на тщательно вычищенном ботинке Цепеша. Ассистент наклонился, взял лепесток, бесцеремонно выхватил из рук Аграфены букет и унёс на барную стойку. Коммерческая писательница достала зеркальце и тональный крем. Но все её попытки замаскировать уродливое красное пятно на носу были обречены на неудачу. В сердцах женщина хлопнула зеркальцем, вскочила со стула и ударила клетчатого фокусника дамской сумочкой. Тот закачался на месте, как маятник, но удержал равновесие, вовремя ухватившись за край стола. Мужчина, оскорбивший доверие женщины, понял, что единственный способ восстановить репутацию – искренне покаяться и попросить прощения.

– Извините меня, ради бога. Со мной никогда раньше такого не случалось. Сегодня какой-то неудачный день. А может быть, я просто волнуюсь… И это волнение вполне объяснимо, ведь я нахожусь в компании такой очаровательной дамы, – затараторил маленький побитый мужчина. Кит цокнул языком и закатил глаза; Аграфена же сменила гнев на милость и вернулась на своё место. Комплименты были её слабостью, и она никогда не распознавала иронии и лицемерия.

– Всё-таки любовные романы пишет, – шепнула Никите Мира. – Главные героини, наверное, все такие наивные дурочки.

Не сумев подавить вздох облегчения, фокусник отошёл на безопасное расстояние, где Цепеш уже колдовал над носовым платком, готовясь к очередному представлению. Но день и в самом деле не удался, а один из посетителей громко и безо всякого стеснения назвал артистов «парой никчёмных клоунов».

Фокусник побагровел, но не успел обидеться: надо было ловить дикую чёрную кошку, которая с торжествующим воплем скакала по столам и смахивала хвостом фарфоровые чашки.

– Иди сюда, кис-кис, – Мира позвала к себе взбешённое животное. На миг кошка замерла и как будто немного успокоилась, а затем вытянула лапы и обвела гостей проницательным взглядом. Жёлто-зелёные глаза блеснули, и на мгновение показалось, что это человек в кошачьем костюме. Наваждение рассеялось, когда новая гостья совершила головокружительный прыжок и оказалась на коленях у Миры. Люди тотчас же обернулись к невозмутимой девушке с яркими малиновыми волосами, которая обняла кошку и потрепала её по спине. Животное сладко зевнуло и довольно замурлыкало. Теперь уже никто не сомневался в том, что эта странная компания состоит в приятельских отношениях с фокусником.

– Вы удивительная девушка, – клетчатый господин зааплодировал Мире, и даже его мрачный ассистент как будто улыбнулся. Никита заметил, как подёрнулись уголки его бледных губ, но, по-видимому, Цепеш сдерживал себя. Уже через несколько секунд его губы были плотно сжаты, а единственный глаз поглядывал на зрителей всё с той же отчуждённой неприветливостью. Едва ли кто-нибудь из присутствующих заметил быструю перемену в выражении лица невозмутимого вампира.

– Никому и никогда не удавалось погладить Нэнси, – объяснил фокусник наблюдателям, и ему, конечно, никто не поверил.

– Кис-кис-кис, иди к папочке, – он бережно взял кошку из рук Миры и передал ассистенту. – Ну что ж, Цепеш, пора признаться, ты так не считаешь? Уважаемые зрители, всё это время мы лишь развлекались, потому что хотели заручиться вашей поддержкой, – фокусник поймал на себе опасный взгляд Аграфены, покраснел, отвернулся и затараторил:

– Конечно, живой тюльпан не входил в наши планы, это вышло случайно. Но прямо сейчас начинается настоящее представление.

Он взмахнул руками, точно вообразив, что за спиной распускаются крылья. Фокусник обернулся к ассистенту и кивнул. Цепеш положил на ладонь пряничного человечка и накрыл носовым платком. Затем ненадолго сунул руки в карманы и, наконец, расстегнул кожаный плащ. Из рукавов посыпались пачки с долларовыми купюрами. Фокусник принялся скидывать деньги в холщовый мешок. Когда денежный дождь закончился, клетчатый господин взвалил груз на спину и даже несколько раз пошатнулся под его тяжестью. Но мужчина не мог допустить, чтобы недоверчивые зрители сочли это за очередную бутафорию. Он ходил от столика к столику, показывая любопытным наблюдателям доллары. В кофейне воцарилась такая первозданная тишина, что можно было услышать, как над головой ассистента кружит надоедливая муха. Каждый из молчаливых зрителей одновременно жаждал и боялся стать счастливым обладателем купюр.

– Настоящие-настоящие, – приговаривал клетчатый господин. Он устал поправлять круглые очки, и они съехали на самый кончик носа. – Зелёные, как нелепый миндаль. Сто тысяч долларов. Даже не верится, что их можно подержать в руках? – фокусник бросил пачку одному грузному мужчине в полосатой рубашке. До сих пор тот с широко распахнутыми глазами наблюдал за каждым движением артиста, а теперь, казалось, даже перестал моргать. Счастливец покрутил пачку в руках, точно не понимая, что должен с ней делать. Хищная улыбка блеснула на пухлых губах, и мужчина наконец догадался спрятать деньги в кармане брюк. Гул возмущения прокатился по старому подвалу, пропахшему миндалём; каждый из зрителей мечтал оказаться на месте ошарашенного мужчины.

– Не будем отнимать у этого человека частичку счастья, – фокусник остановился и выставил вперёд правую руку. Зрители увидели на его ладони татуировку в виде дракона. – Что, если я скажу вам следующее… – он приложил указательный палец к губам и понизил голос. – Кто-то из вас может получить эти деньги. И не одну пачку, как тот счастливый господин, а всё… целый мешок.

– Может, лучше раздадим каждому по пачке и разойдёмся? – предложил юноша в толстовке с изображением звезды.

Некоторые посетители зашикали на него.

– Вижу, твоё гуманное предложение никому не пришлось по душе. И действительно, кто захочет брать часть от того, чем может обладать всецело?

– Если деньги достанутся мне, я поделюсь со всеми, – откликнулся благородный юноша. Один из посетителей надменно засмеялся, сцепив короткие пальцы в замок.

– Не слушайте этого мальчишку… Лучше расскажите нам, что нужно сделать, чтобы получить сто тысяч?

– Долларов, – шёпотом напомнил фокусник.

– Ну разумеется, – посетитель выпрямился и закинул одну ногу на другую.

Клетчатый господин расплылся в слащавой улыбке. Угрюмый ассистент сел за столик рядом с Никитой и Мирой. Его лицо всё так же не выражало никаких эмоций, поэтому сложно было представить, что чувствует этот одноглазый пират на самом деле. Он облокотился на залитый миндальным капучино стол и подпёр щёку рукой. Никита заметил, что у помощника фокусника аристократические тонкие пальцы и ухоженные, тщательно подпиленные ногти. На безымянном пальце мерцал, как полуденная звезда, тяжёлый серебряный перстень с головой льва. По кожаному рукаву затанцевали игривые кофейные капли, но Цепеш даже не замечал этого и не убирал руку со стола. Он наблюдал за представлением, которое показывал фокусник, на время превратившись в обыкновенного зрителя. Его единственный глаз неотрывно следил за движениями татуированной ладони. Кто знает, может быть, и сам Цепеш надеялся стать счастливым обладателем долларовых купюр, поэтому и отказался от миссии ассистента в невероятном и, возможно, смертельно опасном номере? И только внимательный наблюдатель заметил бы, что фокусник и его преданный союзник всё это время обменивались многозначительными взглядами и вели немой диалог. Цепеш то и дело выражал клетчатому господину одобрение – быстрым кивком или небрежным жестом – Никита видел, что они понимают друг друга без слов. Наконец, фокусник откашлялся, поправил пиджак, провёл гребнем по всклокоченным волосам и, не прекращая неуклюже улыбаться, закартавил в микрофон:

– Итак, все присутствующие убедились, что деньги в этом мешке не подделка. Это настоящие доллары. И если быть точным, это сто тысяч долларов, вы представляете? Готов поспорить, что каждый из вас в глубине души мечтает о таком состоянии. Вы можете обеспечить себе спокойное безбедное существование! А может быть, и вашим потомкам, кто знает, как всё обернётся… Жизнь настолько непредсказуема.

– Давай ближе к делу, – оборвал его грубый мужчина, который всё это время нетерпеливо поглядывал на часы.

– Превыше всего мы с моим дорогим ассистентом ценим красоту, – фокусник подмигнул Цепешу и получил в ответ быстрый кивок. – Именно это эстетическое чувство не позволяет мне с разбегу начать разговор о низменных вещах. Деньги – всего лишь никчёмные бумажки, которые сами по себе ничего не стоят. Это люди наделили их ценностью, – с такими словами фокусник подбросил в воздух одну из пачек. Она сделала сальто над головой Никиты и вернулась к хозяину прямо в мешок.

– И в самом деле, сколько можно тянуть! – послышался недовольный женский голос. Это была бледная блондинка с потухшим взглядом. Не то чтобы она куда-то торопилась – скорее, волновалась, что не получит желанные деньги. Женщина доставала из пачки сигареты и ломала одну за другой. Мужчина за соседним столиком покрутил пальцем у виска и обвинил незнакомку в унизительной для здравомыслящего человека расточительности.

– Хорошо, перехожу к делу, потому что вижу: ваше терпение иссякает. Я уже говорил, что каждый из вас может сегодня же получить эти сто тысяч долларов и стать их полноправным хозяином. Это значит, что вы будете распоряжаться деньгами так, как вам вздумается, – фокусник осёкся: грубый мужчина показал ему кулак. – Я вижу, вы не любите лирические отступления и, вероятно, пропускаете их, когда читаете какую-нибудь книгу. Если, конечно, кто-то из вас ещё любит читать…

– Лирические отступления – это очень важная и необходимая часть художественного произведения, – перебила коммерческая писательница Аграфена Волкова. Она совершенно пришла в себя после нападения несдержанного тюльпана и теперь неосознанно копировала позу и жесты элегантного любителя длинных монологов.

– Приятно встретить родственную душу, – отозвался фокусник. Он приложил ладонь к груди и слегка наклонил голову в знак особенного почтения. – Но, к сожалению, инакомыслящих здесь большинство, и я вынужден прервать эту пламенную речь. – клетчатый господин сделал короткую паузу и перевёл взгляд на ассистента. Теперь его лицо стало совершенно серьёзным: пропали морщинки в уголках глаз и исчезла принуждённая улыбка. Казалось, в этот момент он наконец-то снял с себя маску легкомысленного клоуна.

– Прямо сейчас мой помощник, Владислав Цепеш, бросит эти деньги в камин. Но тот, кто решится достать их из огня голыми руками, сможет забрать доллары себе – абсолютно все спасённые пачки.

По подвалу пронёсся гул возмущения, и похожая на старуху блондинка шлёпнула по столу кулаком:

– Что за цирк вы тут устраиваете? Какой идиот полезет за деньгами в камин?

– А упоминание об идиоте тут весьма кстати, – шепнула Мира Никите. Тот покачал головой: он продолжал наблюдать за Цепешем, который до сих пор не сказал ни слова. Но этого и не требовалось, потому что фокусник, по-видимому, умел читать мысли помощника. Никита думал об этом безо всякого удивления, ведь и его внутренний голос неоднократно звучал в голове Миры, которая понимала каждый оттенок даже самого неуловимого чувства друга.

– Я не могу дать вам эти деньги просто так, – справедливо заметил клетчатый господин и одарил блондинку обворожительной улыбкой. Уязвлённая тётя Груша бросила в её сторону испепеляющий взгляд. – Во-первых, вы всё равно не сможете их разделить, а во-вторых, чтобы получить желаемое, надо приложить усилия. Человек должен немного пострадать ради мечты, – не дожидаясь возмущённых реплик, фокусник щёлкнул пальцем, и его послушный ассистент вывалил содержимое холщового мешка в камин.

Несколько секунд зрители не шевелились и ошалело наблюдали за тем, как пламя безжалостно пожирает долларовые купюры. А вместе с ними уходит в небытие право на владение и распоряжение, возможность безбедного существования и светлого будущего для потомков… В треске жестокого убийцы-огня погибала вся их неслучившаяся жизнь, и вот уже длинный язычок касается одной из пачек и бежит по углам бумаги. Ещё пара мгновений – и деньги исчезают в кровавом зареве, становясь униженной жертвой чужой гордыни. Фокусник стоял у камина, скрестив руки на груди, и немигающим взглядом смотрел на разгорающееся пламя. Оно стало полноправным владельцем тех самых бумажек, которым опустошённые люди придают слишком много значения. В такие минуты нет предела человеческой жадности… Говорят, что на огонь можно смотреть вечно, потому что он завораживает случайного наблюдателя и очаровывает губительной красотой. Люди обожают красоту, но она почти никогда не спасает мир, а только уничтожает и разрушает всё, что так долго строилось по кирпичикам. Есть ли что-то неподвластное огненной стихии? Говорят, рукописи не горят, и, может быть, творчество – это путь к бессмертию, но деньги не рукописи, и прямо сейчас они задыхались в крепких объятиях непокорного, вольнолюбивого пламени. Ему было совершенно всё равно: доллары это или обыкновенные бумажки, разрисованные детьми. Огонь не выбирает, что ему сжигать, он просто продолжает начатое дело, не мучаясь угрызениями совести. И если что-то принадлежит ему, значит, это уже не принадлежит никому. Для огня не существует ни правил, ни запретов, и он не ждёт указаний, а следует зову пламенного сердца, не зная о существовании рассудка.

Пачки исчезали в полубезумном экстазе и оставляли после себя уставшие угольки; растворялись во мраке сгорающих надежд и безропотно подчинялись судьбе. И пламя не ведало, что творилось в оцепеневших душах наблюдателей и не знало, что в их сердцах, как на поле битвы, сражались желание жить и жажда наживы. Страх и алчность вцепились друг в друга, как дикие звери. Кто победит в этой схватке? Об этом не знал никто. Наконец, грубый мужчина не выдержал и бросился к камину, но Кит опередил его и под вопли толпы голыми руками принялся доставать из камина изуродованные купюры. Несколько человек, точно приободрённые чужой горделивой храбростью, кинулись вслед за Китом. Ещё немного – и завяжется драка за право обладать спасёнными деньгами. Но огонь не терпит вмешательства в собственные проделки, и его мстительность не знает границ. Огонь перекинулся на одежду, и в этот момент рыжеволосый мальчишка закричал. Он стоял перед камином с обгоревшей пачкой в дрожащей руке и широко распахнутыми глазами смотрел на огонь. Уязвлённое пламя пробиралось по рубашке, намереваясь оставить горячий поцелуй на веснушчатой коже. Мальчишка ничего не предпринимал, он только развёл руки в стороны, не отпуская пачку, а по щекам струились солёные, как морская вода, слёзы, но и они не могли потушить пожар в этом беспомощном сердце.

– Кто пустил сюда ребёнка? – закричал фокусник. – Чему вы учите своих детей?

Цепеш потушил огонь, вылив на мальчишку ведро воды. Тот задыхался и всё ещё не мог прийти в себя. Аграфена усадила Кита за стол, а Мира накинула ему полотенце на плечи.

– Да ты чудовище, – прокомментировал Никита. Его пальцы дрожали ничуть не меньше, чем у мальчишки, но он поспешил спрятать руки в карманах.

– Сейчас не время, – напомнила Мира.

Она потянулась к Киту, чтобы вытереть его волосы, но тот выхватил полотенце и демонстративно отодвинулся. Аграфена, тяжело вздохнув, достала из сумочки бинт и ножницы.

– Очень жаль, что ты не достал все сто тысяч долларов. В таком случае я бы тебя усыновила.

– А вы ещё чудовищнее, – охрипшим голосом прошептал Никита.

– Каждый человек немного чудовище, – вмешался невозмутимый клетчатый господин. – Но я точно знаю: истина в вине. Поэтому предлагаю вам сегодня напиться! У нас есть бренди и сидр. А для непьющих всегда найдётся чашечка миндального капучино.

Фокусник ожидал оживлённых криков и шумных аплодисментов, но получил в ответ лишь напряжённое молчание и неодобрительные взгляды исподлобья.

– А с деньгами что? – напомнила страдающая малокровием блондинка.

Грубый мужчина снял резинку с обгоревшей пачки, но вместо денег увидел лишь криво нарезанные листочки со смешными рожицами. Кит тоже схватил несколько долларовых купюр и выругался: нарисованные человечки тянули себя за уши и показывали язык. Счастливый мужчина, который по случайности получил деньги от доброго господина в клетчатом костюме, начал рыться в карманах. Он вытащил кипу исчирканных фломастерами бумажек.

– Мошенник!

– Ты нас обманул!

– Никаких долларов не было!

– Это обманщик!

– Надо вызвать полицию!

Посетители кофейни кидали в несчастного картавого фокусника хлебные корки, солонки, тюбики помад – всё, что попадалось под руку. Они ощущали себя одураченными, а это весьма неприятное чувство мало кто может вынести. Клетчатый господин сделал любимый жест: выставил татуированную ладонь вперёд; затем обвёл посетителей проницательным взглядом и смиренно дождался относительной тишины.

– Вы сами пожелали быть обманутыми. Ну подумайте, откуда у меня, бедного художника, сто тысяч долларов? Я ведь простой фокусник, а не олигарх. Уверяю вас: если бы у меня была такая сумма, я бы ни с кем с ней не поделился и уж тем более не стал бы бросать деньги в камин, – он покрутил пальцем у виска и нарочито громко рассмеялся.

Люди подавленно молчали, не желая признавать нелепую ошибку. Только одна женщина громко откашлялась, повернулась к фокуснику и заговорила недовольным тоном:

– Вы нас ограбили! Мы обратимся в полицию!

– Я вас ограбил? – мужчина обвёл удручённых зрителей колючим взглядом. – А разве вы уже обладали этими деньгами? Нет, это могло бы случиться при определённом стечении обстоятельств. Могло бы, но с какой малой долей вероятности! Соглашусь, что я обманул вас. Но ведь это фокус, иллюзия. Ни один фокусник не обходится без обмана, а зрители почти никогда не желают знать правду. Каждый из нас всё ещё хочет верить в волшебство, как в детстве. Так что это был обман во имя искусства.

Аграфена зааплодировала: она обожала, когда люди шли на риск или даже жертвовали собой и своей репутацией ради настоящего искусства. Правда, коммерческую писательницу никто не поддержал, но люди всё-таки успокоились и уже мечтали растворить нахлынувшую хандру в бокале крепкого вина.

Фокусник шепнул что-то ассистенту, и тот подошёл к Никите с пряничным человечком в руке.

– Вы можете оставить его, – попытался отказаться бариста, но Цепеш отрицательно покачал головой и положил пряник на край стола. Перенеся столько превращений, человечек всё ещё широко улыбался, и его ласковый взгляд просил о любви, нежности и заботе. Никита не устоял перед обаянием старого друга и спрятал человечка в рюкзак. Он заметил, что коллекция незнакомки значительно поредела, и кофевару застенчиво улыбнулся последний из оставшихся в живых.

– Я за сидром, – сообщила Мира. – Ты хочешь чего-нибудь выпить?

– Если только вторую кружку миндального капучино.

Когда бокалы наполнились до краёв, посетители кофейни «Уютъ» заметно успокоились и, казалось, предпочитали больше не вспоминать о собственной глупости. Никита подумал, что всего лишь шестьдесят минут назад эти люди спасались от стихийного бедствия и могли погибнуть – так же, как их собратья. А сейчас они выпивали, веселились и затягивали неприличные песни, как будто от трагедии их отделял не час, а целая жизнь. Он обжёгся, сделав слишком быстрый глоток; язык заныл от неожиданной боли, и юноша поставил чашку на стол. Боль всегда неожиданна, поэтому её так сложно принять и с ней совершенно невозможно смириться. Никиту удивляло только, какому стремительному забвению люди предают то, что некогда было им дорого. И едва ли это забвение искреннее, но никто не желает в этом признаваться – даже самому себе. Легче скрыться в футляре и не выбираться наружу даже в самый солнечный день.

Мира и Аграфена чокнулись, а Киту в один голос сказали, что для сидра он ещё не дорос. В определённый момент женщины начинают понимать друг друга, даже будучи абсолютными противоположностями. Кит пробурчал, что ему не очень-то и хотелось и он собирается уйти за соседний столик. Мира махнула рукой, а тётя Груша никак не отреагировала на это замечание, поэтому нахальный рыжеволосый мальчишка присоединился к незнакомой компании подростков. Никита подпёр щёки руками и встретился взглядом с ассистентом. Он пил грушевый сидр из огромной кружки, и его единственный глаз неотрывно наблюдал за каждым усталым движением бариста.

«Чего он от меня хочет?» – нахмурился юноша, но не отвернулся. Они продолжали смотреть друг другу в глаза, не говоря ни слова. Цепеш отбросил кудрявую чёрную прядь, поставил пустую кружку и сцепил пальцы, выставив на всеобщее обозрение перстень с головой льва. Никита подумал, что с такими длинными пальцами наблюдателю следовало бы стать пианистом. Быть ассистентом и подчиняться приказам сумасшедшего фокусника – значит тратить драгоценное время впустую. К тому же этот бледный молчаливый пират казался талантливым человеком. Никита не мог объяснить, почему ему пришла в голову подобная мысль. Наверное, такие спокойные и вдумчивые люди всегда в чём-нибудь талантливы. Хотя бы потому, что они не уделяют много внимания внешнему миру. Создавалось впечатление, что Владислав Цепеш всецело погружён в собственный внутренний космос, который он тщательно скрывал от человеческих глаз. Мужчина выпрямился, встал из-за стола и тотчас же ударился головой о железную балку – вечная проблема высокого человека. По левой стороне лица пробежала лёгкая судорога раздражения, но Цепеш не выругался – он всё так же терпеливо молчал. Ассистент потёр ушибленный затылок, откинул длинные кудри, взял со стола пустой стакан и, слегка сгорбившись, медленно последовал к барной стойке. Никита не мог понять чувства человека, который не позволял себе вытягиваться в полный рост. Фокусник перехватил руку помощника, не дав ему наполнить стакан, и что-то шепнул. Цепеш покачал головой в знак одобрения, и клетчатый господин с широкой, как будто приклеенной улыбкой обернулся к заметно повеселевшим зрителям.

– Дорогие гости, нравится ли вам в нашей кофейне?

– Сойдёт! – откликнулся женственный юноша с фарфоровой кожей в светлом пиджачке.

– Только мало выпивки, – последовал ответ с противоположной стороны. Это был уже немолодой мужчина с пушистой бородой, похожий на Льва Толстого.

– О, уверяю вас: выпивки предостаточно! Вы ещё не пробовали наше чудесное вино, – фокусник запрокинул голову, закрыл глаза и продолжил проникновенным тоном:

Мимо белых колонн мы пошли посмотреть виноград,

Где воздушным стеклом обливаются сонные грядки. ⁶

– Чего вы опять от нас хотите? – спросил грубый мужчина, исподлобья взглянув на фокусника. Тот приоткрыл один глаз, усмехнулся, приложил указательный палец к кончику носа и застыл в таком положении почти на полминуты. Наконец, клетчатый господин широко распахнул глаза, оправил брюки и жестом подозвал к себе ассистента.

– У нас есть ещё один фокус. О, не бойтесь, ничего опасного для жизни и психики. На этот раз – никакого обмана, – фокусник осёкся, поднёс палец к губам и продолжил шёпотом:

– Разве только чуть-чуть.

Он нервно рассмеялся и сказал уже в полный голос:

– Не забывайте: щепотка обмана во имя искусства – и получается шедевр.

Подвыпивший Кит сплюнул:

– Вот зараза.

Подростки развязно расхохотались. Фокусник не обратил внимания на незаслуженную насмешку и продолжил скороговоркой:

– Поднимите руку, кто из вас живёт прошлым?

Несколько растерянных робких рук.

– Однако же вы очень смелы, я бы никогда не признался, – клетчатый господин зааплодировал. На застенчивых лицах появилось лёгкое подобие самодовольной улыбки.

– Совсем недавно мы с вами убедились, насколько важны для каждого из вас материальные ценности. Вы только представьте, какой невероятной была бы ваша жизнь, если бы вы никогда больше не нуждались в деньгах. Прекрасно, не так ли? – фокусник сделал паузу и обвёл присутствующих серьёзным взглядом. Никакой иронии и, казалось бы, никакого подвоха, лишь философский монолог о насущном. Аграфена хотела что-то ответить привлекательному мужчине, но почувствовала резкое головокружение и щекой прислонилась к липкому столу. Мира толкнула подругу, наклонилась над её ухом и шепнула – так громко, что услышал даже фокусник, который стоял совсем не близко.

– Тёть Груш… да ты вообще не умеешь пить! – и сама положила голову на стол.

– И всё-таки наибольшей ценностью обладает время. Деньги можно заработать, а упущенное время нельзя вернуть. И знаете, что самое досадное? – неподдельный тяжёлый вздох вырвался из груди клетчатого господина. Он присел на краешек стула. – Всё однажды становится воспоминанием.

Прописная истина произвела впечатление на слушателей: они застыли со стаканами в руке.

– Но есть воспоминания, которые причиняют нам боль. Когда наша психика не может с этим справиться, она вытесняет переживания. Возможно, кто-то из вас совершил преступление, но сейчас даже не помнит об этом. Представляете, и такое иногда случается. С нашей психикой шутки плохи, – фокусник повернулся к ассистенту. Тот снял повязку с правого глаза и протянул её клетчатому господину. Зрители ахнули: бывший пират не был слепым, как они думали изначально. До сих пор Цепеш скрывал гетерохромию глаз: один из них был серо-зелёным, а второй – ярко-голубым. Теперь ассистент напомнил Никите осторожную кошку, которая готовится к нападению на несчастную жертву.

– Есть ли среди вас смельчак, желающий узнать правду о самом себе? Человек, который наберётся храбрости взглянуть в глаза собственным страхам? Тот, кто не побоится восстановить в памяти вытесненные воспоминания?

Зрители напряжённо молчали: а вдруг кто-то из них действительно совершил преступление? Немногим хочется признавать свои грехи. Память сама сделала такой выбор, вытеснив всё ненужное и, возможно, губительное для человека. Никита услышал бешеный стук обезумевшего сердца, но не решался поднять холодную ладонь. «Надо было тоже выпить сидра… для храбрости», – пожалел бариста, грея руки о третью чашку миндального капучино.

Женственный юноша в светло-сером пиджачке, небрежно накинутом на плечи, опередил нерешительного кофевара.

– Не вижу причины бояться, – заявил доброволец. – Я уверен в себе. Но это достаточно интересно, поэтому я хочу попробовать.

Фокусник предложил посетителям поддержать отважного юношу аплодисментами. Он сел на стул, и клетчатый господин завязал ему глаза. Мужчина использовал ту самую повязку, которая принадлежала его помощнику.

– Сейчас я попрошу тишины, потому что нашему храброму добровольцу необходимо сконцентрироваться, – сказал клетчатый господин. Ассистент надел на голову молодого человека накладные наушники; в течение нескольких минут ничего не происходило, и разочарованные зрители, которые жаждали хлеба и зрелищ, начали терять интерес к происходящему. Но вдруг колени подопытного кролика задрожали. Из груди вырвался глухой стон. Пальцы на руках задёргались – то сжимаясь, то снова разжимаясь. Юноша пробормотал что-то невразумительное и внезапно сорвался на крик. Безмолвные наблюдатели с ужасом увидели, как маленькое тело в большом костюме забилось в конвульсиях, точно в эпилептическом припадке. Цепеш поспешно снял с молодого человека наушники и развязал повязку. Никита заметил, как расширились зрачки несчастного добровольца. Бедняга встал со стула и, покачиваясь, пошёл вперёд, почти сразу врезавшись в стену. Ассистент сжал его плечи, но тот проворно высвободился.

– Это неправда! Я бы никогда… Она… Я не делал этого! – женственный юноша обернулся к зрителям, и они увидели его побледневшее лицо и оскаленные зубы.

– Это просто пожар! – громко закричал он, брызгая слюной. – Я ни в чём не виноват!

– Сделай ему инъекцию, – распорядился фокусник.

Ассистент послушно достал шприц. После укола юноша стих, улыбнулся, сладко зевнул и огласил кофейню беспощадно звонким храпом.

– Он… умер? – послышался тревожный голос тёти Груши. Она чувствовала, что начинает трезветь. Мира наполнила её бокал сидром, и коммерческая писательница благодарно кивнула, расплывшись в неуклюжей улыбке.

Фокусник покачал головой.

– Конечно, нет. Разве вы не слышите, как шумно он спит?

Ассистент подхватил храпящее тело женственного юноши и унёс его из зала – куда именно, не знал никто, но почему-то зрители сразу успокоились и продолжили трапезу. Мира решила на всякий случай кое-что прояснить, чтобы окончательно освободиться от тяжёлого груза лёгкой вины и необъяснимой тревоги:

– А когда он проснётся, что с ним будет?

– Да ничего, – уверенно заявил клетчатый господин. – Я же не гипнотизёр, а всего лишь фокусник. Когда этот храбрый молодой человек проснётся, он ни о чём не вспомнит. Зато почувствует себя прекрасно, потому что ещё никогда так не высыпался. Завидная участь, не правда ли?

Тётя Груша понимающе замычала. Она, как никто другой, знала истинную ценность здорового сна.

– Мой ассистент отпросился, а фокусник без помощника – как рыба на суше, поэтому я заканчиваю наше представление и присоединяюсь к уважаемым зрителям. Прямо сейчас я собираюсь открыть Пино Гриджио – белое сухое вино, которое едва ли кто-нибудь из вас раньше пробовал…

Никита встал: от духоты и нескольких кружек миндального капучино перед глазами заплясали суетливые мотыльки с прозрачными крыльями. Бариста зажмурился и почувствовал слабость и головокружение. Опираясь на грязную, обклеенную старыми газетами стену, он вышел из подвала. Свежий ветер ласково трепал волосы, и уже казалось, что стихийное бедствие было такой же фикцией, как фокусы клетчатого господина.

Никита сел на корточки, прислонившись к кирпичной стене. Стражники небесных врат развернули над головой маленького человека длинное покрывало с созвездиями, вытканными бледно-жёлтыми нитками. Никита поднял руку и потянулся кверху в надежде на то, что соприкосновение возможно. Однако желанная близость оказалась иллюзией. В мире не так много вещей, которым можно доверять. Впрочем, это правило распространяется и на людей, привыкших разбрасываться пустыми обещаниями и лживыми словами.

Кофевар вздохнул и, обняв колени, сел на холодный асфальт. Ветер оставлял поцелуи на его щеках, и юноша никак не мог понять, почему несколько часов назад этот же ветер грозился растерзать случайную жертву на части. Наверное, две стороны есть не только у медали, но и у всего на свете, что получает право принимать своевольные решения – кого казнить, а кого помиловать. Человек так же непредсказуем, как и ветер, сила созидательная и разрушительная одновременно.

Никита подумал, что хотел бы описать этот маленький кусок собственной жизни, отрезанный от гигантского пирога бесконечности. Человек как точка на фарфоровом блюде планеты. Крылатые звёзды щебечут о вечном противостоянии воли и фатума, дразнят заблудшего странника, манят, зовут к себе. И вот его лицо сияет, и он тянет руку для крепкого рукопожатия и даже не боится обжечься… А звёзды хохочут, как застенчивые девушки, и скрываются за облаками. Ещё не пришло твоё время, странник. Живи. Но всё-таки знай: смерть всегда близко.

Никита даже достал ручку и бумагу, чтобы набросать план будущего эпизода. О чём будет этот фильм? О любви и красоте. О том, что наши пути неисповедимы. О том, что человек – это лишь родинка на теле смеющегося бога. О том, что каждый из нас всё-таки мечтает стать сильным и мудрым. И даже если судьба уже написала эпилог для наших историй, мы всё ещё можем добавить пару страниц от себя или переписать набело, обвинив проказницу в плагиате.

Но юноша не успел погрузиться в сценарий – рядом послышался чей-то кашель. Создавалось впечатление, что человеку не хватает воздуха и он задыхается. Никита встал, отряхнул брюки и только сейчас почувствовал, как сильно затекли ноги. На другой стороне кофейни, точно так же прислонившись к стене, сидел ассистент фокусника с загадочным именем Владислав Цепеш. Он наклонился вперёд, прижимая к губам платок. Кашель почти прекратился, но бескровное лицо и фиолетовые пятна под глазами побудили наблюдателя подойти к страдальцу и положить ему руки на плечи. Цепеш, по-видимому не услышавший шагов, вздрогнул и выронил платок. Никита увидел, что тот был испачкан кровью.

– Вы в порядке? – бариста опустился рядом с ассистентом на корточки. Помощник фокусника медленно кивнул: его разноцветные глаза вспыхнули. Никита так и не разгадал, что значил этот огонёк. Возможно, это было предупреждение: уставшему кофевару, тоскующему по Родине, лучше держаться на расстоянии от молчаливого вампира.

– Извините, если вмешиваюсь не в своё дело. Но почему вы так внимательно разглядывали меня в кофейне?

Цепеш бросил на собеседника быстрый, совершенно ничего не выражающий взгляд, достал сигару и поднёс зажигалку.

– Может, вам это… не стоит курить, – осторожно заметил бариста.

Цепеш затянулся и в очередной раз проигнорировал надоедливую реплику незнакомца.

– Кажется, я понял, – Никита был слегка задет таким откровенным равнодушием. – Вы не можете говорить. Наверное, вы немой. А я, к сожалению, не умею общаться жестами.

Цепеш закрыл глаза и стиснул плечи, бросив догорающую сигару на платок. Никита заметил, как ассистент хватает ртом воздух и пытается унять дрожь. Юноша накинул ему на плечи ветровку, но решил больше не задавать вопросов. Возможно, этот помощник фокусника, названный именем самого знаменитого вампира, действительно тяжело болен и не находит в себе сил поддержать разговор с малоприятным и весьма надоедливым собеседником.

– Боже, и как мы его дотащим? – послышался голос Миры. Тётя Груша помогала ей нести бездыханное тело нахального мальчишки. Кажется, они окончательно протрезвели и пришли в себя от необходимости прилагать такие усилия. Несмотря на возраст, Кит всё же оказался довольно тяжёлым, и двум женщинам было сложно с ним справиться. Никита поспешил на помощь, но его опередил ассистент, который подхватил пьяного подростка с такой лёгкостью, точно это было маленькое невесомое пёрышко. Бариста засомневался, что неизлечимо больной и, казалось бы, совершенно беспомощный человек может обладать такой силой. Мысль о том, что помощник клетчатого фокусника – Владислав Цепеш – настоящий вампир, заставила юношу нервно сглотнуть.

– Большое спасибо! – поблагодарила Мира. – Можете занести его во-о-он сюда? – она указала на таинственный автобус, который уже дожидался путников на обочине. Цепеш усадил мальчишку на кресло, а сам занял место напротив.

– Вы что, поедете с нами? – спросил Никита. Ассистент, разумеется, промолчал, но кивнул, и это означало, что он прекрасно слышал все заданные ему вопросы. «Значит, всё-таки немой», – окончательно убедился юноша.

– А ты ещё не понял, что мы на каждой остановке кого-нибудь подхватываем? – улыбнулась Мира, которой сразу понравился Владислав Цепеш.

– Лучше бы я не подхватывал вот этого пьянчужку, – кофевар показал на спящего Кита. Цепеш укутал его Никитиной ветровкой. На самом деле сложно было представить, что он способен кому-то сочувствовать. Дьявольская бледность и густо подведённые глаза вызывали у случайного наблюдателя лишь неприязнь и чувство страха. Однако Никита интересовался всем странным и необыкновенным, потому что сам был точно таким же – неразгаданной загадкой Сфинкса. Юноша был готов сражаться за каждого человека, выброшенного из общества на берег суровой реальности.

– Чёрт! А я думала, это был страшный сон! – воскликнула Мира, взяв в руки разбитую камеру. Никита покачал головой, а Цепеш решительно поднялся с кресла. Все невольно напряглись, ведь никто не знал, что ожидать от человека с именем вампира, который за всё это время не проронил ни единого слова.

Но он только искоса взглянул на кофевара, взял у Миры видеокамеру, внимательно осмотрел экран и промычал что-то совершенно невразумительное. Затем мужчина сел на последнее кресло у самого выхода, повернувшись спиной к другим пассажирам, и принялся за ремонт. Никто не решался подойти к Цепешу, чтобы посмотреть, чем он занимается. И только дочь вереска с замиранием сердца наблюдала за неторопливыми движениями локтей странника. Неужели он действительно починит её камеру? В это было сложно поверить, но девушка продолжала надеяться на возможность чуда, созданного руками человека.

Воцарилась напряжённая тишина, но спать совершенно не хотелось. Мира придумывала сценарий для короткометражки, а тётя Груша набрасывала в блокноте план нового романа. Никита увидел, как женщина несколько раз обвела имя главного героя – Владислав Цепеш – и собирался шепнуть коммерческой писательнице, что её могут обвинить в плагиате, но сдержался. В конце концов у неё есть целая команда помощников, которые получают деньги за призрачную писательскую работу.

Внезапно Кит застонал; Мира отбросила ручку и подбежала к нахальному мальчишке, который пожаловался на невыносимую головную боль и тошноту.

– А кто просил тебя напиваться? В твоём возрасте это опасно для здоровья!

– И не только в его возрасте… – заметила тётя Груша, оторвавшись от творческого процесса. – Алкоголь – разрушительная сила.

– Ну-ну, – сквозь зубы процедил Кит. – А вы тут прямо все такие ЗОЖницы! – наверное, мальчишка хотел добавить что-то ещё, но схватился за живот и снова застонал. Его лицо стало почти пепельным, а на лбу появились напряжённые складки.

Цепеш встал с кресла, вернул Мире видеокамеру и сел напротив Кита. Девушка запрыгала на месте и, казалось, хотела броситься в объятия ассистенту-спасителю, но заметила его хладнокровный взгляд и ограничилась словами благодарности.

– Не знаю, как у вас это получилось, но моя камера снова работает! Большое спасибо! Вы лучший!

Цепештолько кивнул, достал из рюкзака термос, налил ароматный цветочный чай и протянул несчастному пьяному мученику. Тот собирался наградить незнакомца очередной колкостью, но почему-то передумал, выпил чай и неожиданно даже для самого себя сказал:

– Спасибо.

Аграфена вздохнула. Она смотрела на непроницаемое лицо Владислава и наматывала на палец прядь жидких волос. Писательница стремилась как можно лучше изучить черты загадочного мужчины, чтобы дать специалисту по портретам уникальное задание.

– Он идеален, – сказала женщина и, нисколько не стыдясь собственной прямолинейности, добавила:

– Жаль только, что немой.

Цепеш даже ухом не повёл, сделав вид, что не расслышал смелую реплику спутницы. Он откинул голову, закрыл глаза и тем самым провёл чёткую границу между реальным миром и сновидением. Никита подумал, что вампир может оказаться типичным социофобом, и, возможно, именно поэтому он остерегается вступать в диалог с незнакомцами. Впрочем, это не казалось юноше слишком странным; его гораздо больше волновали другие вопросы. Какой будет конечная остановка этого автобуса? И почему в нём оказались такие разные пассажиры? Никита взял у нахального мальчишки ветровку, накрылся ей с головой и провалился в тревожный сон.

***

Кит заходит в ванную и спотыкается, не замечая ведра. Протирает заспанные глаза, но всё ещё не может прийти в себя. Пора наладить режим и научиться засыпать до полуночи. Потягивается и зевает. Уныло рассматривает собственную непропорциональную фигуру в фиолетовой пижаме. Но можно ли доверять зеркалам? Лишённые всякой индивидуальности, они пародируют действительность, безжалостно искажая её контуры. Юноша думает о зеркальном лабиринте; и если в него попадает несчастная жертва, то безумие неминуемо. Принимая тысячи разных обличий, человек видит себя расколотым на мириады осколков, и постепенно его душа под воздействием слишком правдоподобной бутафории тоже распадается на части. Сознание утрачивает доверие к самому себе, переставая управлять растерянной марионеткой. Оставшаяся в одиночестве, она ещё какое-то время по инерции продолжает двигаться вперёд, пока движение не завершится окончательно. Остановится в неведении: а что же делать теперь, когда абсолютная пустота замещает подлинную жизнь?

Это начало сценария, которому суждено остаться недописанным. Однако Кит ещё не знает об этом. Он ловит себя на мысли, что простоял в оцепенении целую вечность, а первый урок – литература, куда ему совсем не хочется опаздывать. Тянется за зубной щёткой и невольно вздрагивает: почему их три, если его отец в больнице? Толстая коричневая ручка с длинной щетиной. Нет, это совершенно чужая щётка, которая не подходит ни одному члену их семьи. У каждой вещи есть свой характер, и чтобы всё было правильно и закономерно, она должна стать родственной душой хозяина.

Кит тревожно чистит зубы, не в силах отделаться от необъяснимого неприятного чувства. Юноша выплёвывает пену от зубной пасты. Вытирает рот рукавом, потому что не находит полотенца. Думает, что до бороды Льва Толстого ему ещё далеко, поэтому решает не бриться. Не успевает даже позавтракать, но замечает на кухонном столе чужую кружку с неразборчивой, стёртой временем надписью. Из соседней комнаты выходит растрёпанная мама, кутаясь в махровый халат. Она включает чайник, смахивает тряпкой крошки от недоеденных бутербродов и как будто избегает встречаться взглядом с настороженным сыном.

Мама. Ты, наверное, совсем голодный. Посиди немного, я сделаю тебе тосты. (непривычно быстро разговаривает. Никита давно не видел её такой взволнованной).

Кит. Всё в порядке. Перекушу в школьной столовой. Я уже и так опоздал на первый урок.

Мама. Извини, что не разбудила тебя вовремя.

Кит. Ерунда. Я уже взрослый. Сам виноват, что проспал.

Продолжает ловить взглядом мамины неестественные жесты. Хочет спросить о зубной щётке и кружке, которую женщина прямо сейчас тщательно трёт губкой. Не решается, молчит, ждёт, когда она сама обо всём расскажет (это совсем не тот человек, который умеет хранить секреты). Не дожидается, зашнуровывает старые кеды, кидает скупое «пока» и закрывает дверь в мир, выталкивающий его в жизнь.

В итоге решает прогулять уроки – и пусть учительница химии продолжает жаловаться Музе на бестолкового и невоспитанного Сенина. Всё равно его не исключат из школы – пустые разговоры и угрозы, а химия будущему сценаристу едва ли когда-нибудь пригодится. (Впрочем, сложно предсказать, в какие дебри заведут бедного автора перипетии его нового сюжета). Вместо школы юноша едет в психиатрическую клинику, хотя отец, конечно, его не ждёт, ведь они договорились увидеться в выходные.

 Медсестра громко рассуждает о всепоглощающем чувстве вины. Если оно заронило зерно в сердце, то человек уже не может сопротивляться – ему приходится пожинать плоды. Но дело в том, что они всегда оказываются гнилыми и непригодными для употребления. Такова судьба каждого совестливого существа. Никита думает, что только в психиатрических клиниках можно услышать подобные философские размышления. Там, за грязной кирпичной стеной, люди практически не вспоминают о совести и всеми силами заглушают внезапное чувство вины. Ничего необычного – это лишь инстинкт самосохранения. А выживают, согласно Дарвину, сильнейшие, потому что они умеют приспосабливаться к изменяющимся условиям.

Отцу только что сделали укол, и он выглядит таким же умиротворённым, как буддист – после медитации. Никита прекрасно знает, что в таком состоянии папа говорит слишком странные вещи, но всё-таки начинает беседу…

Кит. Как ты себя чувствуешь?

Отец (не отрывает взгляда от окна. Робкий луч скользит по решётке, не осознавая, что угодил в ловушку). Сегодня солнечный день. Это так приятно…

Кит. Я за тебя очень рад. Ты у меня такой молодец (обнимает слабые плечи плачущего старика. Юноша не позволяет себе зарыдать в полный голос, но по щекам струятся прозрачные слёзы. У отца горят щёки, он отворачивается и прислоняется головой к решётке. Солнечный луч сбегает в свои чертоги).

Отец. Знаешь, зачем зажигают солнце?

Кит (отрицательно качает головой).

Отец. Чтобы люди любили друг друга. А когда они бездумно растрачивают любовь и её становится слишком мало, оно злится и прячется. Но всегда возвращается, потому что продолжает верить.

Кит. А кто зажигает солнце? (гладит отца по голове).

Отец (пожимает плечами). Наверное, тот, кто всем управляет. Он же и прячет солнце, чтобы наказать людей.

Кит. Хм… А что будет, если солнце однажды не вернётся?

Отец (смотрит сыну в глаза, бормочет что-то невразумительное и затихает, не говоря больше ни слова).

Солнце скрывается за тяжёлыми тучами. Прямо сейчас зашуршит за стеклом суетливый дождь, а Никита не взял с собой зонт…

Юноша выходит из больницы и медленно идёт по незнакомым улицам, глядя себе под ноги. Недавно узнал, что психологи советуют время от времени менять маршруты. Игнорирует тревожное сообщение от Музы и включается в только что придуманную игру. Он наблюдает за робким полётом кленового листа, пожелтевшего от хандры по утраченной молодости. Неотвратимая старость – удел каждого одушевлённого существа, которое продолжает умолять об отсрочке, но сбежать всё-таки не может. Кит представляет себя любопытным ребёнком, и мир снова кажется ему неизведанным и таинственным. Юноша останавливается, вытягивает руки вперёд и смотрит… Его удивляет случайно пойманная в сачок мысль: неужели с помощью этого простого (на первый взгляд) и как будто немного безобразного механизма вершатся все дела на земле? Что это за уродливые линии на ладонях и кто ответит за непредсказуемость их сплетений? Кит запрокидывает голову и звонко смеётся. Однако это не детский смех, лишённый всякого притворства. Юноша прислоняется к скучающему столбу и чувствует сильный укол за грудной клеткой, где продолжает биться ласточка боли. Надо выпустить бедную птицу, чтобы обрести новые силы и вдохнуть свежесть осеннего дня полной грудью. Почему всё меняется и ничто не может оставаться в точности таким же, каким было раньше? Никита вспоминает давно отцветшие дни, когда его семья была счастлива. Кто ответственен за распад? Кто объяснит, в чём заключается смысл всеобщего разрушения?

Когда Кит приходит домой, всё становится предельно ясным: его тревожные предчувствия воплощаются в реальность. Лысеющий мужчина с брюшком, страдающий одышкой, пытается изобразить приветливую улыбку на квадратном лице. Мама прячется за широкой спиной, скрестив руки на груди. На щеках играет лёгкий румянец, и она снова отказывается смотреть сыну в глаза.

Лысеющий мужчина. Ну привет, дружище. Меня зовут Валера.

Кит (пятится и не отвечает за рукопожатие). Я вижу вас впервые, а вы уже называете меня другом.

Мама (выходит вперёд, вперив взгляд в заплату на джинсовой куртке сына). Ты только не волнуйся… Мы с Валерой решили жить вместе. Так будет лучше.

Кит (сглатывает – в горле пересохло). Лучше? Для кого?

Лысеющий мужчина. Твоей маме тяжело справляться одной.

Кит. А вас не спрашивали…

Мама (хмурится). Никита!..

Кит. А если папа вернётся? Об этом ты не подумала?

Уходит в комнату и громко хлопает дверью. Незваные гостьи-слёзы обвивают горло змеиным кольцом и не дают дышать. Юноша хватает губами воздух. Включает песню «I hate myself and I want to die», закрывает глаза и слушает голос Курта. Музыка спасает, но не успокаивает.

Ни за что. Не собирается он терпеть это гигантское тело в их маленькой квартире. И никакой больше зубной щётки с коричневой ручкой. И старой кружки с дурацкой надписью. В скольких домах они уже успели оставить следы? Лысеющий мужчина с брюшком напоминает бродячего бульдога, который пугает прохожих суровым рыком.

Ночью Кит уходит из дома с рюкзаком за плечами. Он берёт с собой только наушники, дедушкину видеокамеру, блокнот и карандаш. Правда, чуть позже Никита обнаруживает в заднем отделе рюкзака потрёпанный томик стихотворений Бродского. Больше – никаких вещей.

У него нет друзей, поэтому придётся жить на улице. Музе он пишет, что приболел и пропустит несколько дней. Пытается составить записку для матери, но рвёт исписанную бумагу в клочья. Выключает телефон, потому что не собирается отвечать на звонки и сообщения. Засыпает у входа на центральный рынок, наверняка заняв место какого-нибудь уличного бродяги.

Рано утром Кит просыпается от громких голосов. Юноша вытягивается в полный рост и чувствует, как затекли ноги. Никто ни о чём не спрашивает и даже не замечает странного мальчишку, обнимающего рюкзак. Люди всецело поглощены собой и товарами, которые мечтают приобрести за бесценок. Кит не собирается выслушивать привычную ругань продавцов, но невольно замирает, наблюдая за тем, как один из них подбрасывает серебряную монетку. Она переворачивается в воздухе и падает на ребро. Продавец-виртуоз – на самом деле такой же мальчишка, как и сам Кит, возможно, чуть-чуть старше. Долговязый старшеклассник с щепоткой веснушек на кончике длинного носа и копной непослушных тёмно-каштановых волос. Казалось, он одним только взглядом управляет движениями хитрой монетки. Никита даже не успевает закрыть рот, а его сверстник уже с кривой ухмылкой пересчитывает деньги растерянного покупателя. А тот никак не может понять, зачем несколько секунд назад ему понадобилось заплатить такую неприлично большую сумму за какую-то ржавую монету. Но пути назад нет – стыдно признаваться в собственной глупости. Кит думает, что в его новом фильме обязательно найдётся место для этого мальчишки. Сейчас же вернётся на скамейку и напишет черновой эпизод. Кит с надеждой достаёт камеру.

Кит. Привет. А можешь повторить свой трюк?

Парнишка-виртуоз (сощуривает глаза и протягивает ладонь). Сколько заплатишь?

Кит. Хм… И рад бы, но у меня совсем нет денег.

Парнишка-виртуоз (разводит руками). Тогда ничем не могу помочь.

Кит. Но… Мне это очень нужно. Для сценария. Когда у меня появятся деньги, я обязательно заплачу.

Парнишка-виртуоз (с любопытством разглядывает худощавого незнакомца с растрёпанными волосами). Для сценария? Ты что, писатель?

Кит. Ну типа того. Хочу, чтобы по моим сценариям снимали фильмы.

Парнишка-виртуоз (насмешливо качает головой). Ясно. А денег почему нет?

Кит. С сегодняшнего дня я бомж.

Парнишка-виртуоз (снова щурится. Можно было подумать, что ему мешает солнце, но утро выдалось пасмурным). Из дома, что ли, сбежал?

Кит (кивает).

Парнишка-виртуоз (неожиданно обнимает юношу и хлопает по спине). Да это просто чудесно!

Кит совершенно не понимает, что может быть чудесного в его побеге и новой уличной жизни, но терпеливо молчит в знак уважения к повелителю монеток.

Он ещё не знает, что этим вечером настанет время для новой истории, в которой будет не так много страниц, но перевернуть уже написанные и начать заново – невозможно.

Продавец монеток оказывается мальчишкой-старшеклассником, сбежавшим из дома. Уже через несколько минут Кит узнаёт самые важные факты биографии загадочного собеседника. Макс уже несколько месяцев подряд пропускает школу, а дома появляется только в те часы, когда родители на работе. Вообще, он из богатой семьи, поэтому у него всегда есть деньги, к тому же мальчишка и сам научился зарабатывать благодаря навыкам гипноза. Всё очень просто: очарованный покупатель не может оторвать взгляда от плавного полёта серебряной монеты, теряет контроль и почти всегда тянется за кошельком. Главное – поймать правильный момент, пока иллюзия не рассеется.

Кит. Как ты этому научился?

Макс. Мой отец – профессиональный гипнотизёр и психиатр.

Кит (поднимает большой палец). Класс! А мой отец – пациент психиатрической клиники.

Макс. Шизофрения? Диссоциативное расстройство личности? Астенический синдром? (жонглирует терминами с таким же мастерством, как ржавыми монетками).

Кит. Без понятия. Он обвиняет себя в том, что убил человека.

Макс (несколько минут внимательно разглядывает уставшее лицо нового знакомого). Значит, депрессия (скрещивает руки на груди). А он… убил? (понижает голос и не отрывает проницательного взгляда от растерянного лица Кита).

Кит (отворачивается). Не уверен (постукивает пальцами по кофейной кружке). Конечно, он никого не убивал. Это была случайность.

Макс (выпрямляется и просит у официанта счёт). Или судьба. Знаешь, случайности не случайны.

Кит (качает головой). Возможно. Кстати, ты говорил, что у тебя есть для меня какая-то работа?

Макс (расслабляет плечи и опускает руки). Стихи писать умеешь?

Кит. Не очень… Это не совсем мой конёк.

Макс. Ну и отлично. Если бы умел – было бы сложнее. Есть у меня одна вакансия для тебя. Нужно сочинять глупые стишки для поздравительных открыток. Особого мастерства не требуется, а платят прилично. Ну, устраивает?

Кит. Даже не знаю… Получится ли у меня…

Макс (хлопает неуверенного собеседника по плечу). Да что тут может не получиться! Было бы желание… Или ты хочешь вернуться домой?

Кит (отрицательно качает головой). Ни за что на свете!

Макс. Вот и славно! Согласись, ничего противозаконного я тебя делать не заставляю. Мы – честные бездомные покорители денежных вершин! (смеётся). Мой способ заработка нельзя считать мошенничеством, правда? Отец всегда говорит, что гипноз – это настоящее искусство.

Кит. Согласен. Но ты сказал «мы». В твоей команде есть кто-то ещё?

Макс. Конечно. Сегодня я познакомлю тебя с моими друзьями.

Кит. Они тоже сбежали из дома?

Макс. Вроде того. Правда, у моей подруги его изначально не было.

Кит. А где вы живёте сейчас?

Макс. В гараже. Тебе там точно понравится (подбрасывает монетку на глазах у официанта. Тот расплывается в неуклюжей улыбке. Макс шепчет Киту…) Я бы мог превратить людей в марионеток. Но не собираюсь делать это без надобности.

Юноша невольно проникается доверием к смелому повелителю монеток. Нельзя забывать, что он спас беглецу жизнь, ведь тот был совершенно не приспособлен для выживания на улице.

Гараж действительно производит впечатление на будущего стихоплёта. Глядя на огромный плакат с Куртом Кобейном, Кит понимает, что попал в компанию единомышленников. В углу на старом комоде разбросаны покрытые густым слоем пыли диски. Над маленьким деревянным столиком висит акустическая гитара с двумя трещинами на корпусе, напоминающими о тех самых параллельных прямых, которые якобы никогда не пересекутся. Ни кровати, ни дивана – только раскладушка и несколько матрасов. В клетке на окне шуршит толстая крыса, тщетно пытаясь сломать хвостом крепкую решётку. Отопления, разумеется, нет, поэтому Макс заботливо протягивает новому другу тёплую куртку. Зато есть маленькая ванная и туалет за потайной дверью. Чтобы её открыть, нужно отодвинуть массивную картину в позолоченной рамке. На холсте, измазанном небрежными штрихами, каждый посетитель гаража оставлял автограф. «Привет, мир», «Добро пожаловать, бездомники» и несколько личных записей-признаний в космической любви или испепеляющей ненависти… Кит достаёт камеру. Он думает, что его новый главный герой отныне будет жить здесь.

Макс. Ну как?

Кит. Шикарно! Лучше, чем дома!

Макс (улыбается). Все так говорят.

Кит переводит взгляд на старую раскладушку, придвинутую к обшарпанному столику. Девушка в простом ярко-зелёном сарафане раскладывает карты таро. Она не похожа на гадалку: у неё рыжие длинные косы и вздёрнутый нос – признак капризного нрава. Кажется, она всецело поглощена гаданием, но между тем Кит давно почувствовал на себе её любопытный взгляд. Правда, как только юноша поворачивался в сторону незнакомки, она поспешно прятала глаза и делала вид, что внимательно рассматривает выпавшую карту.

Макс. Это Лина. Моя подруга. Хиппи и феминистка. Удивительно, как она это совмещает.

Девушка медленно поворачивает голову, делая вид, что только сейчас заметила гостя. Она приветствует его кивком и намеренно не отвечает на рукопожатие.

Лина. Привет. Кто ты такой? (кажется, что даже веснушки на лице хмурятся вместе с ней)

Кит (чувствует, что робеет). Я… я… ваш новый стихоплёт.

Девушка заливается смехом и невольно смягчается: по-видимому, незнакомец прошёл её особенную проверку.

Лина (встаёт с раскладушки и протягивает руку. У Кита рябит в глазах от такого количества разноцветных фенечек. Его внимание привлекает надпись на одной из них: «Вечная весна»).

Кит. Я тоже слушаю ГрОб.

Лина (снимает фенечку с руки). Давай завяжу. Только не забудь загадать желание.

Никита закрывает глаза и загадывает: «Пусть отец станет прежним и… вернётся». В ту же самую минуту вспоминает бульдожье лицо нового маминого друга и сжимает кулаки, чувствуя, как всё внутри закипает от беспомощной злости.

Лина – сирота, которая сбежала из детдома, потому что устала надеяться. За пятнадцать лет своей жизни она успела побывать в четырёх домах, но нигде не задерживалась дольше месяца. Её называли нахальной и неблагодарной девчонкой, а Лина искренне не понимала, что делала не так. Она всегда честна и, может быть, излишне прямолинейна. Наверное, именно поэтому девушка постоянно становится изгоем.

Киту кажется, что он нашёл родственную душу; нигде прежде юноша не чувствовал внутри себя такое тепло, как в этом холодном и грязном гараже. Время от времени он ловит на себе угрюмый взгляд парнишки-мотоциклиста в кожаном костюме. Макс говорит новому другу, что Алекс выполняет сложные трюки, а Лина снимает их и выкладывает в интернет. Правда, почти всю прибыль юноша отдаёт бабушке. Она взяла мальчика на воспитание после трагической гибели его родителей.

Кит. Но он же рискует жизнью!

Макс. Он гений. А гении всегда рискуют. (делает самокрутку. Никита внимательно наблюдает за неторопливыми движениями гипнотизёра-иллюзиониста).

Алекс сухо знакомится с новым членом маленькой команды, прячет в карманах руки и поджимает губы. Кит говорит, что восхищается такими бесстрашными людьми, как он.

Алекс (подходит к клетке, треплет крысу по голове и насыпает корм. При виде хозяина она успокаивается и ещё несколько минут не отрывает от него благоговейного взгляда). Я просто делаю то, что должен.

Кит чувствует, что Алекс испытывает к нему неприязнь и говорит об этом Максу, когда они остаются одни.

Макс (отмахивается, точно пытается словить назойливого комара). Он просто ревнует. Знаешь, Алекс влюблён в Лину. Он с ума сходит и иногда на стену готов лезть из-за неё. Линка говорит, что не собирается ни с кем встречаться. Но ты ей вроде как понравился. И этот факт раздражает Алекса.

Кит (отворачивается – он не хочет, чтобы Макс заметил внезапно выступивший на щеках румянец).

С первым заказом Никита справляется, его поздравительное стихотворение неожиданно высоко оценивают, и он даже задумывается о поступлении в Литературный институт. А вдруг в будущем из него получится гениальный поэт? Время от времени открывает томик Бродского и ловит себя на мысли, что скучает по школе. А точнее, ему хочется поговорить с Музой, и он даже берёт в руки телефон, но вовремя останавливается. Всё же, по законам мира взрослых, Татьяна Васильевна всё расскажет его маме. Мама… наверное, глотает успокоительные и обзванивает больницы. Полиция наверняка уже ищет пропавшего подростка. Лёгкое чувство вины змейкой скользит по замёрзшей коже. Но Никита гонит прочь тревожные мысли, потому что отступать слишком поздно, а вернуться домой – значит навсегда остаться трусом в глазах новых друзей.

Лина плетёт новую фенечку, которую собирается продать фанату группы «Агата Кристи». Заказчик просит использовать только чёрные и белые нитки, и фенечка получается мрачной. Однако Лина не утрачивает энтузиазма и насвистывает «Don’t worry, be happy». Кит невольно любуется ей: рыжими завитушками, падающими на глаза, лучистой улыбкой на тонких губах, длинными аристократическими пальцами… Одёргивает себя, встречаясь взглядом с Алексом. Тот гладит спящую крысу и точно так же, как Кит, не отрываясь, наблюдает за изящными движениями девушки.

Алекс. Почему ты ушёл из дома?

Кит (чувствует, что робеет: впервые угрюмый байкер проявляет к нему интерес). Я… Моя мама и этот бульдог… В общем, я не хочу жить с её новым бойфрендом.

Алекс (нарочито громко смеётся. Его глаза превращаются в узкие щёлочки, и он становится похожим на своего питомца). Ну и что? Ей, может быть, тоже хочется личной жизни.

Кит понимает, что никогда не задумывался об этом. Что, если его мама тоже чувствует себя одинокой? Может быть, это попытка сбежать от постоянных мыслей, которые с каждым днём давят на неё всё сильнее? Может, она таким образом хочет справиться с болью? Кит прикладывает ладони к пылающим щекам.

Алекс. Ладно, не загоняйся. Где твой отец?

Кит (втягивает голову в плечи). Я уже рассказывал Максу, он… в психбольнице.

Лина (внезапно разворачивается к Киту; нитки мулине падают на колени). Боже… Что с ним случилось?

Алекс. А ты думаешь, обязательно должно что-то случиться? Человек может сойти с ума… внезапно.

Кит (стискивает перегоревшую лампочку, оставленную на столе). Да. Это случилось внезапно.

Лина. Мне очень жаль…

Алекс. Кого ты жалеешь? Его отец в психбольнице, но он хотя бы жив.

Кит вспоминает рассказанную Максом историю и судорожно ищет новую тему для разговора, но у него ничего не получается.

Алекс. Мой дом спалил один пьяный сосед. И я собираюсь ему отомстить.

Лина. Это глупая идея. Не уподобляйся ему.

Кит. Я тебя понимаю. Это нормальное чувство.

Лина. Но оно разрушает человека!

Кит. И всё-таки, как можно простить того, кто разрушил твою жизнь?

Лина не отвечает, у неё дрожит нижняя губа, и она не находит в себе сил плести чёрно-белую фенечку. Кит достаёт из рюкзака томик Бродского, точно намереваясь что-то процитировать, но так и не открывает книгу. Алекс с сожалением оставляет посапывающую крысу, закрывает клетку, встаёт с табурета, смотрит сначала на Лину, а потом на Никиту и широко улыбается. Кит никогда раньше не видел такой жуткой улыбки.

Алекс. Да вы поверили, что ли? Я же пошутил. Никому я не собираюсь мстить. Карма всё равно накажет каждого.

Он берёт кожаную куртку и выходит из комнаты, не переставая улыбаться. И кажется, будто это маска, которую можно снять только с кожей.

Поэтому долго смеркается,

Вечер обычно отлит

в форму вокзальной площади,

со статуей и т.п.,

где взгляд, в котором читается

«будь ты проклят»,

прямо пропорционален

отсутствующей толпе ⁷ .

Глаза слипаются, и Кит больше не может читать, но последние строчки не дают ему покоя. Бродский пишет об одиночестве в толпе и, если подумать, он, Кит, тоже постоянно чувствует себя одиноким, где бы ни находился. Даже здесь, несмотря на ласковый взгляд Лины и уже более снисходительное отношение Алекса. Правда, Никита не может утверждать, что в один удобный момент ручная крыса угрюмого байкера не отгрызёт ему какую-нибудь часть тела. Юношу не покидает ощущение, что Лора, как и её хозяин, в глубине души ненавидит нового жителя рая для беглецов. Никите всё ещё неловко оставаться наедине с Алексом. И почему Лина предпочла сильному и мужественному покорителю мотоциклов какого-то несчастного сценариста? Киту кажется, что он даже выглядит жалко рядом с эффектным байкером.

Макс врывается в их уютный дом и опрокидывает философскую тишину. Никита вздрагивает от неожиданности и роняет томик Бродского; старая книга с потрёпанным переплётом награждает холодный пол звонкой пощёчиной. Макс как обычно стремится привлечь всеобщее внимание и развеселить уставших товарищей. Это единственный человек, в обществе которого Никите на удивление легко и комфортно, и одиночество постепенно рассеивается, оставляя после себя только призрачную дымку. Кит улыбается и замечает, как ярко сияют глаза друга.

Алекс (нехотя поднимает голову). Ну чего у тебя опять стряслось?

Макс. Почему сразу стряслось? Просто удачный день. И я предлагаю вам сегодня развлекаться всю ночь.

Кит (зевает, прикрывая рот ладонью). Если честно, я уже засыпаю…

Лина (откладывает законченную фенечку и поворачивается к Максу). А давай. Мне это сейчас нужно.

Макс (обнимает девушку). Я всегда знал, что ты мой настоящий соулмейт.

Алекс (поднимается с раскладушки. Она отзывается обиженным скрипом). Вообще-то я тоже не против.

Макс (подходит к другу и обнимает, похлопывая по спине. Алекс морщится и вырывается, потому что терпеть не может «телячьи нежности». Но едва уловимая улыбка робкими лучами играет на уголках губ. «Снежная королева тронута», – шепчет Киту Макс).

Никита не любит алкоголь, но сегодня всё будто бы по-другому – он впервые веселится в кругу друзей. И сейчас ему кажется, что это и есть те самые люди, с которыми он готов отправиться на одном космическом корабле в чужой инопланетный город. Макс называет таких людей соулмейтами, и Никите нравится это тёплое слово, похожее на карамель или плитку молочного шоколада. Юноша расслабляется, пьёт дешёвое вино из коробки, курит самокрутку и громко смеётся над шутками лучшего друга.

Макс (наполняет бокал Кита «священной жидкостью» – так он называет алкогольный напиток, едва ли имеющий что-то общее с тем самым вином, о котором Плиний Старший некогда сказал: «In vino veritas»). Ребят, а у вас есть мечты?

Алекс (подносит бокал к клетке с крысой и делает вид, что чокается). А у кого их нет?

Лина. Если человек не будет мечтать, он превратится в животное. (Поднимает с пола фенечку. Развязалась – значит желание исполнилось. Или, наоборот, никогда не сбудется. Девушка поджимает губы и закрывает лицо волосами).

Макс. Тогда о чём вы мечтаете? Ну вот ты, Кит, классный парень, но мы про тебя ничего не знаем. У тебя есть мечта?

Кит (чувствует лёгкое головокружение и прислоняется к стене). Да уж… Ну и вопрос… Наверное, я мечтаю стать сценаристом.

Макс (вздыхает). Это скучно. Подумай получше.

Кит (разводит руками). Но это действительно моя мечта. Я хочу увидеть фильм, снятый по моему сценарию.

Лина (поворачивается к Никите. Её выражение лица всё ещё мрачное, но она пытается сбросить тоску, как ящерица сбрасывает хвост в минуты смертельной опасности, и улыбается). А почему ты не хочешь стать просто писателем? Если честно, сценаристы всегда остаются в тени… Ну мне так кажется (быстро допивает вино).

Кит. Чтобы написать книгу, нужно терпение. И талант. В общем, не моё это. Я смогу написать разве что пьесу или коротенький рассказ. И я не стремлюсь прославиться.

Макс. Выпьем за чистое и бескорыстное сердце нашего нового друга!

Кит. А вы, ребята? О чём мечтаете вы?

Лина. Хочу стать актрисой.

Пауза. Все с изумлением разглядывают разрумянившееся лицо девушки-хиппи, точно она заявила о своём намерении переехать на Марс.

Алекс. Ты никогда об этом раньше не говорила.

Лина. Ага. Но теперь я поняла, что хочу играть главные роли в фильмах, снятых по сценарию Кита.

Алекс (давится и отодвигает бокал).

Кит (краснеет). Я… я даже не знаю, получится ли у меня… Но если да, то я буду счастлив.

Алекс (резко обрывает запинающегося товарища). Может, ещё поженитесь?

Макс. Ой ну всё! Давайте без этого. Я вот считаю, что из Лины получится крутая актриса. Не пропущу ни одной премьеры! Кстати, Алекс, а кем хочешь стать ты?

Алекс. Каскадёром. (поворачивается к Киту). Надеюсь, что в твоих фильмах найдётся местечко и для меня.

Кит. Вы такие… Такие милые! (поднимает бокал, но не успевает поднести ко рту – опрокидывает вино на колени). Теперь я просто обязан следовать за мечтой!

Алекс (морщится). Вот только давай без этих пафосных фраз. А ты, Макс? Хочешь пойти по стопам отца?

Макс (качает головой). Ну вроде того. Может, стану не гипнотизёром, а просто психотерапевтом. Буду помогать людям и зарабатывать кучу денег (смеётся). До Кита мне далеко. У меня не такое благородное сердце.

Лина (вскакивает с матраса и едва держит равновесие). Выпьем за наши мечты! Мы ведь сможем, да?

Последние слова девушки ещё долгое время отдавались эхом в маленьком гараже и в конце концов остались меткой на грязном белье памяти. Может быть, Никита вовсе не виноват в случившемся, но всё же неисцелимая боль оставляет шрамы на слабом сердце…

Алекс начинает свою историю: никто не привык к такой откровенности с его стороны. Оказывается, настоящим виновником пожара был не сосед, а старший брат юноши. Неосторожность строптивого подростка привела к трагедии, последствия которой оказались неисправимыми, и, чтобы сбросить с себя слишком тяжёлый груз, он обвинил во всём младшего брата. Именно тогда несчастный ребёнок разучился улыбаться. Юноша никому прежде не рассказывал правду, но сейчас он вдруг понял, как сильно мечтал освободиться от этой вынужденной невысказанности. Макс обнимал соулмейта, а Лина плакала, крепко сжимая его руку. Кит держался поодаль и ничего не говорил, потому что не знал, нуждается ли новый друг в каких-либо словах. Они никогда ещё не казались юноше настолько ничтожными, как в эту минуту.

Друзья садятся в гоночную машину, которую Алекс украл у старшего брата. Макс говорит, что отныне этот автомобиль будет принадлежать им. Лина кричит о том, как сильно хочет обо всём забыть, точно прошлое – это всего лишь неудачный дубль и у неё ещё есть шанс его переснять. Она проклинает приёмных родителей, которые спустя месяц увезли девочку обратно в детский дом – выбросили, словно слабого котёнка, не решившись утопить собственными руками. Кит чувствует, как тяжелеет голова, и ложится на колени девушки. Лина замирает, а затем наклоняется, целует его в лоб и шепчет не расслышанное до конца признание. Макс кричит Алексу, чтобы тот сбавил скорость, иначе они врежутся в автобус. Алекс говорит что-то об отказавших тормозах. Никита не понимает, где находится, что происходит и почему все так громко кричат. Он теряет сознание, не разобрав оглушительно резкие слова водителя. Свистящий ветер грозится выбить стёкла и уничтожить маленький автомобильный мир. Молчание. Не сказанные вслух слова падают на дно гулкой тишины, и невесомые тела с ещё бьющимися сердцами взлетают к небесам. Пальцы не успевают коснуться облаков; громовой раскат заглушает стук сердца, изуродованного неотвратимым фатумом. Абсолютная темнота в абсолюте пустоты. И вдруг какой-то невидимый путник зажигает факел. Безумный, выпущенный из плена огонь танцует между небом и землёй, оставляя на беззащитной коже поцелуи смерти.

Кит открывает глаза и видит, как кровавое колесо катится по раскалённому небу и сталкивает луну прямо на слабые человеческие плечи. Может быть, это конец той самой недописанной истории? Открытый финал, протест длинным и неправдоподобным эпилогам, и никакой интриги. Что, если после смерти останется лишь пустая страница, и едва ли кто-нибудь решится заполнить её словами? Cogito ergo sum. И всё-таки Никита Сенин, в кругу родственных душ известный под именем Кит, жив, иначе бы он ни о чём не думал. Никогда и ни при каких обстоятельствах. А между тем продолжает ловить невидимым сачком торопливые мысли, которые, сбиваясь в дикую стаю, не несут никакой смысловой нагрузки. И всё же – Кит открывает глаза, чувствуя едкий запах хлорки и протухшего лука. Зажмуривается и видит взволнованное лицо матери. Она держит в руках носовой платок с таким скорбным выражением, точно играет на скрипке заунывную мелодию, а резкие звуки травмируют тонкий слух и эстетическое чувство зрителя.

Мама. Ты очнулся! Доктор, мой сын очнулся! Как ты? Как себя чувствуешь?

Кит пытается что-то ответить, но не успевает улавливать значение сбивающих друг друга реплик. Голова похожа на раскалённый шар. Юноша тянется к ней, уверенный в том, что обязательно обожжётся, но опасное прикосновение не выходит за рамки воображения. Кит видит забинтованные по пояс ноги: неужели это конец его бродячей и свободной жизни? Слёзы горошинами скатываются по скользким щекам, как по ледяным горкам, при мысли о том, что никаких горок больше не будет и, может быть, не будет даже прямых троп. Мама проводит рукой по его забинтованной голове, её слёзы смешиваются с прозрачными каплями на щеках сына, и в этих беззвучных рыданиях проходит вечность…

Мама. Прости меня. Я всё поняла. Мы будем жить только вдвоём. Тогда ты не уйдёшь?

Никита многое хочет сказать, потому что словам становится слишком тесно внутри, и его сердце бьётся громче, как птица, волей судьбы угодившая в ловушку. Но реальность стирает звуки, едва только они успевают переступить опасную грань. Всё исчезает, оставляя двух близких людей наедине с молчанием. Кит кивает, надеясь, что мама его поймёт, ведь он имеет в виду не «вдвоём», а жизнь в ожидании отца. Юноша ещё не знает, какую весть боится сообщить мама. «Врачи говорят, что он на грани жизни и смерти». Фраза, сказанная с излишним пафосом и приправленная щепоткой равнодушной безнадёжности. Для кого-то это всего лишь печальные слова, и их нужно сообщить спокойным тоном с серьёзным выражением лица. А для кого-то это кораблекрушение, жертвами которого становятся родственные души. Помилованный Богом одиночка, выброшенный на необитаемый остров, не знает, что делать с жалкой возвращённой жизнью… Никита переступил через эту грань между А и Б, бытием и небытием, болью и… Обретёт ли человеческая душа желанное спокойствие, или страдание продолжится? И если так, то какой смысл в прекращении якобы-существования? Муза говорит опустошённому ученику, что это нравственный урок для тех, кто остался. Испытание, тяжелее которого нет ничего на свете. Неисцелимая боль, которую придётся принять, научиться жить с ней. Хочешь вырвать с корнем – ничего не выйдет, потому что это непосильная задача. Одно неосторожное прикосновение – и появятся новые ростки, и ни один нож не сможет их срезать. Любовь – единственное лекарство, делающее человека сильнее, мудрее, лучше; продолжать любить через боль – вот что остаётся одиноким душам, и, может быть, это поможет им не замёрзнуть в холодные дни.

Никита кивает, делая вид, что соглашается с каждым словом учительницы, но в глубине души понимает: она тоже не верит. Не верит в то, что можно принять и смириться. Не верит в то, что любовь – это лекарство… Возможно, лишь на короткое время, но не дольше. Настанет день, когда боль вспыхнет пламенем новой жизни и обрушится на плечи тревожного странника. И Кит уже чувствует её ледяное дыхание и не знает, как противостоять зловещим бурям.

Алекс (одной рукой держит костыли, а другой сжимает потухшую сигарету. Затягивается и не замечает, что её давно пора выбросить). Ну, что говорят врачи? Будешь ходить?

Кит (подъезжает к Алексу на инвалидной коляске и не смеет поднять глаза, опасаясь столкнуться с его насмешливым взглядом). Да. Инвалидом не останусь.

Пауза длиною в вечность. Алекс разворачивается лицом к собеседнику, и тот невольно вздрагивает. Это лицо мёртвого человека, который всё ещё ежедневно выполняет привычные действия, потому что того требуют обстоятельства. Но душа давно покинула уставшее тело, и где она теперь – бог знает, но точно не здесь, не в этом пространстве и времени.

Алекс. Что ж… Рад за тебя. Надеюсь, что твоя мечта сбудется (медленно подходит к Никите, опираясь на костыли. Останавливается так близко, что Кит слышит его прерывистое дыхание).

Кит. Спасибо. А… ты?

Алекс (улыбается. Глаза превращаются в узкие щёлки). Мне плевать. Если бы я мог, то умер бы вместо Макса и Лины. Да я бы всё сделал, чтобы их мечты исполнились! (смотрит на свои руки). Что я теперь могу? Я бессилен.

Кит. Мне очень жаль. Но ты не виноват в том, что случилось. Никто не виноват.

Алекс (отворачивается, подходит к перилам, облокачивается и ставит костыли рядом). Зачем ты это говоришь? Я взял машину у брата. Я был водителем. Разве этого недостаточно?

Кит (качает головой). Ты этого не хотел. И я тоже. Но… (внезапно умолкает; к горлу подступает ком, который юноша не в силах проглотить).

Алекс. Ты тоже чувствуешь себя виноватым. Конечно. Иначе и быть не может. Мы виноваты хотя бы потому, что выжили.

Кит (кивает). Алекс… А если бы всё было наоборот?

Алекс. Если бы всё было наоборот!

Кит. Макс и Лина… Они ведь были достойнее… да?

Алекс. Если честно, ты с первого взгляда мне не понравился. А они были моими настоящими друзьями. Мы многое пережили вместе. И если бы вместо них погиб ты… Да, я бы этого очень хотел.

Кит. Я знаю…

Алекс (прижимает пальцы к вискам). Это бесполезный разговор, Кит. И я лишь хочу предложить тебе… Давай больше никогда не будем видеться? (не дожидаясь ответа, медленно направляется к двери. У самого входа в больницу он оборачивается). Ты выжил. Докажи, что чего-то стоишь. И если ты не исполнишь свою мечту, я найду тебя и убью! Клянусь.

Кит (опускает голову). Клянусь, я не подведу.

***

Свинцовая тьма опустилась на плечи тревожных пассажиров, и автобус-призрак остановился на середине главы недописанного сценария. Никто не объявил остановку и не распахнул двери – это временная пауза в прерванном действии старой пьесы. Никита открыл глаза и долго не понимал, что с ним происходит и чьи ласковые руки влажным полотенцем отирают пот со лба. Он слышит чей-то насмешливый голос, который с подчёркнутым равнодушием сообщает молчаливым зрителям о смерти бесстрашного бариста. Конечно, это тот самый нахальный мальчишка по имени Кит. А ведь этот веснушчатый подросток-клептоман похитил имя Никиты, которое юноша хранил в памяти так же бережно, как древнее сокровище, найденное в пещерах гениальных предков. И если бы можно было начать путь заново, шаман из космоса никогда бы не бросился на помощь рыжему обманщику.

Бариста приподнялся на локтях, но тотчас же рухнул на колени Миры. Он ощутил острую боль в затылке, как будто кто-то вспарывал его голову клинком. Кажется, эта храбрая девушка плакала, и Никита не мог её утешить, потому что был слишком слаб и потому что боялся узнать причину этих беззвучных слёз. Мира – дитя вереска, и она не боится мечтать в настоящем времени. Но юноша вдруг подумал, что девушка, возможно, украла его мечту. То, ради чего он так много трудился, и то, для чего существовал долгие томительные годы, осталось лишь плодом воображения. А Мира не такая: она не умеет сдаваться и готова свернуть горы во имя своей мечты.

– Боже мой! Что с ним будет? Сколько уже времени он в таком состоянии? – тётя Груша суетится вокруг больного, но ничего не делает, чтобы облегчить его страдания. Краем глаза Никита видит, с каким вниманием коммерческая писательница разглядывает циферблат часов. Бариста не смог удержаться от кривой ухмылки, исказившей тонкие очертания его губ. Эта нетерпеливая женщина с остервенением дикого зверя борется за каждую бездарно потраченную минуту, но между тем почти никогда не решается сдвинуться с места. Не позволять себе жить только потому, что время уходит, оставляя после себя неподъёмный груз сожалений и неоправданных ожиданий? Никита тяжело вздыхает. Кажется, и он не раз запрещал себе тратить якобы драгоценные минуты на бесплодные мечтания о как будто невозможном счастье.

Юноша откашлялся и попытался заговорить бодрым тоном вполне здорового человека, но из груди вырвался лишь слабый охрипший голосок:

– Я не умер.

Ласковая рука коснулась его горячего лба.

– Ты всё ещё слаб.

Никита поднял голову и, превозмогая боль, повернулся в сторону целителя. Он ещё никогда не слышал такого спокойного тихого голоса, похожего на колыбельную песню или древнюю легенду о поисках счастья.

– Значит, ты притворялся немым, – сказал юноша, успев уловить на лице Владислава Цепеша лёгкую улыбку. Она скользнула по его губам, как танцующая бабочка, и поставила невидимую печать, скрепив торжественное обещание хранить тишину.

– Что со мной случилось? – Никита обвёл взглядом притихших спутников и заметил, как сильно опухли глаза бедной Миры. Как долго она плакала? Сумела ли тётя Груша сосчитать эти тревожные мгновения и сложить в ларец хрупкой памяти? В беспрестанных поисках утраченного времени, она, наверное, не могла остаться к этому безучастной.

– Ты три дня не приходил в себя, – ответила Аграфена Волкова, показав три пальца, точно сомневаясь в способности больногопонимать слова.

– И всё время бредил… Говорил, что не можешь себя простить… Но мы так и не поняли, за что, – Мира освободила колени от слишком тяжёлой головы очнувшегося шамана.

– Я подумал, что ты кого-то убил, – Кит почесал кончик носа. Бариста едва удержался, чтобы не влепить пощёчину этому нахальному мальчишке.

– Если бы не Цепеш, ты бы умер, – Мира бросила благодарный взгляд на заметно покрасневшего вампира. Никита сжал холодное запястье мужчины с разноцветными глазами. На этот раз они показались юноше не такими печальными, и робкий луч света выглядывал из этих двух окон, лаская застигнутого врасплох наблюдателя.

– Почему ты делаешь это для меня? – спросил юноша.

Владислав наклонился над самым ухом любопытного пациента и шепнул, чтобы никто из присутствующих не смог расслышать ни слова:

– Потому что я чувствую себя виноватым.

Короткий вопрос Никиты заглушил металлический голос, который известил пассажиров о следующей остановке.

Американо с лимоном

Не стоит волноваться. В мире нет ничего страшнее нас самих.

Туве Янссон

«Американо, – сладко потягивается Никита. – Да ещё и с лимоном. Прекрасное сочетание. Приводит мысли в порядок и всё раскладывает по полочкам». Когда юноша попытался встать, Мира зашипела на него, как разъярённая кошка.

– С ума сошёл? Тебе ещё нельзя!

Бариста, который успел соскучиться по качественному кофе, тяжело вздохнул. Он хотел возразить, что оставаться в автобусе обычно не разрешается, потому что металлический голос настаивает на принудительном выходе.

Однако двери автобуса закрылись, как только в него зашёл странный незнакомец, похожий на человека без определённого места жительства. За окном не было видно ничего, кроме затянутого свинцовыми тучами неба (вот-вот разразится гроза) и обрыва. Пассажиры напряглись, когда в автобусе неожиданно появился не слишком молодой и не очень старый человек. Он отряхнул забрызганные грязью джинсы, сгорбился и сунул руки в карманы. С минуту незнакомец молчал и с интересом оглядывал присутствующих, которые точно так же не могли отвести от него взгляд. Он был одет в залатанный плащ и длинные сапоги с прилипшими к подошве комьями грязи. Редкие волосы обрамляли блестящий лысеющий затылок, а над верхней губой росли тоненькие усики, которые придавали хозяину немного глуповатый вид. Но в то же время черты лица незнакомца казались весьма приятными.

Новый пассажир с любопытством посмотрел на больного и широко улыбнулся: морщинки заплясали в уголках его глаз.

– Доброго вам дня! – проговорил он очень низким голосом. Из огромного рюкзака мужчина достал термос и кружки. – Не побоитесь ли вы испробовать мой фирменный кофе? Что-то, я смотрю, у вас здесь атмосфера не очень. Страшно не по себе.

Никита вежливо отказался от протянутой кружки с американо: природная брезгливость помешала насладиться любимым напитком – пришлось довольствоваться чудесным ароматом. Аграфена Волкова, наоборот, не отказала себе в чашечке горячего кофе и в знак благодарности подарила незнакомцу одну из своих самых любимых сигар. Мужчина и женщина обменялись восторженными взглядами, точно две родственные души из разных уголков Вселенной внезапно столкнулись лицом к лицу. Кит потянул коммерческую писательницу за рукав, злорадно улыбнулся и пробасил:

– Эй, мам, кофе в таких количествах пить вредно. Сердце может не выдержать.

Тётя Груша покраснела, как перезрелый помидор, но не успела оправдаться – хранитель термоса разочарованно покачал головой:

– Так это ваш сын! Боюсь, я сразу этого не понял. Какой он уже взрослый…

Женщина замахала руками, негодуя на особенность своей бледной кожи. Она вновь открыла рот, чтобы опровергнуть слова нахального мальчишки, но на этот раз ей помешал Владислав Цепеш. Единожды обретя голос, он уже не мог позволить себе молчать:

– Кто вы такой и как здесь очутились?

Аграфена тоже ждала ответа на этом вопрос, поэтому замолчала, скрестила руки и внимательно посмотрела на тщедушного смешного чудака.

– Как страшно вы на меня глядите! А вы разве сами не знаете? – мужчина растерянно пожал плечами. – Всё это время я был вашим водителем.

Никита поморщился: свистящие звуки незнакомцу совершенно не давались; он так безбожно шепелявил, что слушать и воспринимать его речь было достаточно сложно. Затем юноша наконец осознал смысл слов странного мужчины и не смог подавить удивлённого возгласа:

– Да ладно? Вы действительно наш водитель?

Мужчина неуклюже улыбнулся, зажёг подаренную писательницей сигару и жадно затянулся.

– Боюсь, вы серьёзно думали, что автобус едет сам по себе?

Никита заметно покраснел: стыдно признаться в том, что он действительно так думал. Впрочем, само путешествие по кофейным станциям тоже было чем-то из ряда вон выходящим, поэтому отсутствие водителя в автобусе абсолютно ничем не удивляло юношу.

– Почему же мы вас раньше никогда не видели? – нахмурилась Мира. Всё это время она молчаливо разглядывала нескладную фигуру нового пассажира, щурилась и неопределённо качала головой.

– Боюсь, это было невозможно, я человек непубличный, – развёл руками водитель и занял место кондуктора у окна. – Надеюсь, мы подружимся. Меня зовут Петя Трофимов, – он протянул красную немытую руку, которую никто не рискнул пожать.

– Боюсь, мы это где-то уже слышали, – подражая водителю, прошепелявил Кит. Аграфена укоризненно посмотрела на мальчишку и напомнила ему о том, что передразнивать взрослых – весьма некультурно. После этого водитель больше не сомневался в том, что невоспитанный рыжеволосый парень-переросток – действительно сын писательницы-романистки.

– Ясно, – сказала Мира. Незнакомец в старом дырявом плаще казался ей наивным и простодушным. Сложно было заподозрить его в том, что он держит в руках начала невидимых нитей, из которых задумал сплести паутину-ловушку для несчастных зрителей.

– Когда мы сможем выйти? – Мира указала на закрытые двери. Автобус не двигался с места, а водитель как ни в чём не бывало допивал остывший американо с лимонным соком.

– Сейчас не получится. Это та остановка, которую вам придётся переждать. Устраивайтесь поудобнее и расслабьтесь. Хотите, я расскажу вам одну историю?

Аграфена кивнула: она обожала слушать истории. Женщина искала идеи для нового романа и в глубине души чувствовала, что на этот раз действительно напишет шедевр. Ассистент закрыл глаза и никак не отреагировал на предложение водителя-кофемана. Кит надел наушники и нарочито громко захрапел, а Никита тяжело вздохнул. Он представил, как долго им придётся слушать шепелявую историю незнакомца. Его чувствительный слух всегда в первую очередь воспринимал интонацию и дикцию собеседника и только потом распознавал значения его слов. Мира слегка толкнула Никиту в бок и строго взглянула на него. Он понял, что она хочет ему сказать: у каждого есть свои недостатки, и нам приходится быть благосклонными друг к другу. Если не соблюдать это простое правило, наше существование превратится в жалкое выживание.

– Давайте свою историю, – махнула рукой Мира. – Всё равно нечего делать.

– О чём вы собираетесь нам рассказать? – уточнил Никита. Он всё ещё чувствовал слабость в теле и тяжесть в области висков.

– О жизни, – щёлкнул пальцами водитель, ненадолго замолчал и сделал шумный глоток. – О своей жизни.

Аграфену привлекали автобиографические герои, и она ценила книги, в которых писатель делился собственным жизненным опытом. В этих вопросах Никита, как будущий сценарист артхаусного кино, был с ней солидарен.

Петя Трофимов зажёг сигару и начал рассказывать. Он пытался как можно меньше шепелявить, но всё выходило наоборот, не так, как ему хотелось. Впрочем, любой человек в конце концов привыкает к парадоксальным перипетиям того запутанного сюжета, который навязывает нам жизнь.

***

А вы когда-нибудь задумывались о том, что движет родителем, который отрекается от своего дитя? Это значит, что в момент его рождения никто не чувствовал радости. Возможно, мать надеялась, что нежеланный отпрыск никогда не осквернит криком её и без того чёрную жизнь.

Дайте мне заботу, тепло и ласку, вы же сами меня породили, поэтому должны обеспечить моё хрупкое существование самым необходимым. Любите меня, ведь для этого я сюда и пришёл.

Одно дело – трагедия, когда младенец внезапно становится сиротой. Он не перестаёт плакать, потому что предчувствует неминуемую борьбу с несправедливостью в будущем. И совершенно другое дело, когда твоей судьбой распоряжается не Бог, а земной человек. Тот отказывается от ребёнка просто потому, что не хочет брать на себя ответственность за его воспитание.

Мальчика выбросили на улицу в морозный вечер, как ненужного слепого котёнка. Жестокий человек целенаправленно оставил скулящий свёрток у ворот детского дома.

В пору своего взросления мальчишка напоминал забитого щенка, который боялся вымолвить хотя бы одно скупое слово и посмотреть в глаза вечно недовольной воспитательницы. Возможно, иногда она всё-таки улыбалась, но не ему и не для него. Всегда оказывались ребята, более достойные её похвалы и короткого объятия. Особенно счастливой эта женщина была в те дни, когда одного из таких ребят забирали родители-самозванцы. Она была рада от кого-нибудь избавиться, потому что не умела любить. Её сердце напоминало дырявый шершавый плед – пытаешься согреться, но не можешь, да и ощущение какое-то неприятное.

***

Водитель вздохнул, поставил термос на пол и принялся разминать кисти рук. Кит снял наушники. Он рисовал на стёклах силуэты несуществующих миров.

– Боже мой! Неужели вам действительно пришлось такое пережить? – всплеснула руками тётя Груша, совершенно позабыв о медленно утекающем времени.

– Боюсь, что так, – пробормотал Петя Трофимов и втянул голову в плечи.

– Почему вы постоянно чего-то боитесь? – не вытерпел Никита. Он уже чувствовал на себе испепеляющий взгляд Миры, которая, разумеется, посчитала этот вопрос невежливым.

– Боюсь, вы не поймёте, если не послушаете дальше… – водитель снова выпрямился и прикрыл глаза, точно так ему было проще предаваться не самым приятным воспоминаниям.

– Я всегда был маленьким, щуплым и неказистым. Может быть, дело в том, что я постоянно недоедал. А может быть, всё это из-за недостатка любви. Вы знаете, если ты хочешь вырастить красивый цветок и будешь каждый день осыпать его бранью, ничего не выйдет: он никогда не распустится и увянет. Я стал тем, кого называют изгоем. Сверстники издевались надо мной. И это доставляло им столько радости и удовлетворения! Конечно, они точно так же, как и я, вечно чувствовали себя голодными. Но постоянные надругательства над слабаком становились для них самой роскошной пищей. Они уходили от меня… счастливые. Разве я мог отказать им в этом удовольствии? Возможно, именно безумная идея быть кому-то полезным и заставляла меня молчать, терпеть и смиряться. Хотя могу вас уверить, что в то время я ничего не знал о христианских добродетелях. Молитву, которую читала нам перед сном воспитательница, я повторял совершенно бездумно. Боюсь, что не понимал в ней ни слова.

Автобус дёрнулся, но тотчас же заглох, ведь за рулём никого не было. Ассистент фокусника закашлялся и приложил к губам носовой платок. Никита оглянулся: он знал, что молчаливый Цепеш тяжело болен, и хотел помочь, но тот сразу же отвернулся. Мира протянула Владиславу стакан воды.

– Грустная история, не так ли? – уголки губ водителя растянулись в лёгкой улыбке. – Боюсь, что мне не стоит продолжать.

– Нет-нет, рассказывайте, – замахала руками Мира.

– Это очень интересно, – вторила младшей приятельнице Аграфена.

– Продолжайте, – Никита приподнялся с кресла. Руки и ноги сильно затекли, и он был бы не против немного прогуляться. Однако наглухо запертые двери отказывались исполнять желание юноши, поэтому ему пришлось смиренно присесть на краешек кресла.

– Наверное, подростки – это самые жестокие существа, которым неведомо никакое сочувствие. Они бросали мне вслед колкие фразы и называли меня подкидышем. Да, каждый из них по каким-то причинам был брошен своими родителями. Но никого не оставляли морозным вечером у ворот детдома. Никого, кроме меня. Они сыпали бумажки на мою голову, ставили подножки и скидывали на пол учебники и тетради. А однажды избили меня за то, что я получил отличную отметку. Одноклассники сговорились обмануть учителя, потому что не сделали домашнее задание. А я взял и ответил, то есть пошёл против товарищей. Так они выразились, хотя на самом деле ни друзей, ни товарищей у меня среди них не было. Но даже это оказалось не самым страшным, на что были способны маленькие звери.

Боюсь, я ещё об этом не упомянул: в свободные минуты я любил рисовать. Это были иллюстрации к прочитанным книгам или просто беглые зарисовки. Бывает, остановишься, заглядишься на какой-нибудь предмет, достаёшь блокнот и карандаш и начинаешь набрасывать… Ещё не понимаешь, что в итоге получится, но уже не можешь держать это в себе. Чувствуешь, что надо выплеснуть, дать волю воображению… – мужчина снова замолчал. Аграфена Волкова тревожно взглянула на часы, но внезапно осознала, что никуда не торопится. Она принялась наматывать на пальцы секущиеся пряди волос.

– Боюсь, я немного улетел из реальности, – покачал головой Петя Трофимов. Он постукивал подушечками пальцев по термосу. Наконец, остановился, сделал глубокий вдох и продолжил историю, которая с каждым новым поворотом сюжета давалась рассказчику всё тяжелее.

***

Однажды Петя опоздал на урок и заметил, что в его рюкзаке нет тетради с рисунками. Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь о них узнал. Это была тайна, которую мальчик бережно хранил в сердце. Он даже не думал о том, что может стать великим художником. Петя рисовал только по одной причине: ему это нравилось. Единственная отдушина для одинокого мальчишки-сиротки.

На перемене к Пете подошёл высокий прыщавый парень с вечно открытым ртом. Два торчащих зуба делали его похожим на зайца. Он выглядел трусливым, но боялся лишь тех, кто был сильнее его. Мальчишка пользовался беззащитностью слабаков и тем самым тешил своё самолюбие.

– Наш хорошенький мальчик мечтает встретить свою Ассоль, – заворковал высокий парень и погладил Петю по голове. Тот попытался увернуться от непрошеных ядовитых ласк, но противник сжал его шею, точно щупальцами, и не давал пошевельнуться.

– Подкидыш такой глупый. Наверное, до сих пор надеется, что мамочка вспомнит о нём и заберёт… – прогнусавил ещё один мальчишка в дырявой жёлтой футболке.

Петя зажмурился, потому что не хотел видеть, как они передают друг другу его рисунок. Это был портрет Ассоль, которую он втайне любил. Мальчишка мечтал однажды отыскать прекрасную девушку. Но кто же она такая на самом деле? Возможно, одноклассники были недалеки от истины: в этой загадочной девушке Петя видел и свою несчастную мать.

Мальчик услышал звук рвущейся бумаги. И пока они надругались над рисунком, ему казалось, что это его режут на мелкие кусочки. Он бы предпочёл, чтобы его распяли на кресте, только бы никто не трогал Ассоль! И в эту минуту, когда мальчишка мысленно попрощался со своей мечтой, перед ним появился ангел-хранитель.

Кира всегда казалась ему такой же недосягаемой, как звёзды. И он лишь издали наблюдал за ней всё это время. Впрочем, эту красивую и уверенную в себе девушку боялись почти все обитатели детского дома. Младшие благоговели перед ней, старшие негласно признавали её авторитет. Она выглядела женственной и хрупкой, но при этом участвовала чуть ли не во всех драках.

Кира была очень высокой, и большинство мальчишек-сверстников рядом с ней казались лилипутами. Когда она подошла, Петя сжался, как ёж, и выпустил наружу невидимые колючки. Кто знает, возможно, она подготовила для него ещё более жестокую пытку? Разве он мог быть уверен в ком-то из этих людей? Но нет, Кира – вторая Ассоль и, может быть, даже прекраснее. Она оттолкнула высокого прыщавого паренька, собрала с пола кусочки рисунка и потребовала извинений.

– Да ладно тебе, Кир, мы же просто развлекаемся, – оправдывался тот, что был в жёлтой футболке.

Девушка подняла густую бровь и наградила обидчика таким презрительным взглядом, что даже Пете, потерпевшей стороне, стало не по себе. Впрочем, вместе с тем он не мог скрыть внезапной радости: впервые кто-то заступился за него.

– Ясно, – девушка откинула каштановые волосы, подстриженные под каре, и принялась растирать ладони. – Не хотелось решать вопрос силой, но раз вы по-другому не понимаете… – она как бы невзначай наступила на ногу прыщавому пареньку, и тот заскулил, как щенок, который остался один в наглухо запертом доме.

– Я понял… понял! – закричал он с перекошенным лицом. – Слышь ты, – одноклассник потрепал Петю по плечу. – Мы же просто веселились, ведь так?

Потом Кира сказала спасённому мальчику, что он должен научиться защищать себя. Раньше она нарочно не вмешивалась, когда над ним издевались: хотела, чтобы в нём пробудилось самоуважение.

– Вообще, я презираю слабых людей, – говорила Кира. Она пыталась склеить разорванный рисунок. – Я считаю, что каждый должен уметь постоять за себя, иначе ты просто не выживешь в этом волчьем мире.

Петя отвёл её руки, собрал кусочки бедной Ассоль в ладонь и выбросил прямо в распахнутое окно. Они долго молчали и, как заворожённые, наблюдали за этим бумажным полётом, а потом вдруг рассмеялись. Казалось, прошла целая вечность, а ребята всё ещё не могли остановиться. В ту самую минуту они стали неразлучными друзьями. Наверное, Петя полюбил её именно тогда, всем сердцем, как преданный пёс, а она, конечно, не находила ничего сколько-нибудь симпатичного в щуплом беззащитном пареньке. Но Кира искренне восхищалась его творчеством. Именно благодаря ей он стал серьёзно относиться к собственным рисункам, узнал, что такое талант и призвание.

– Ты просто обязан стать художником, – уверенно говорила девушка. – Тебе это предначертано, понимаешь?

Не то чтобы Петя верил в существование судьбы, но он всецело доверял своей подруге, и этого было достаточно.

***

Раздался короткий всхлип: Аграфена Волкова приложила носовой платок к заплаканным глазам, а потом шумно высморкалась. Она почувствовала, как любовная сюжетная линия робким солнечным лучом пробивается сквозь грозовые тучи. Разумеется, закат не бывает вечным, и однажды долгожданный рассвет окончательно опрокинет тьму. Ей останется только молчаливо покориться данности и уступить незаконно занятое место.

Внезапная тоска сменилась безудержным весельем, и женщина зааплодировала в такт прекрасным мыслям. Мира не удержалась от укоризненного взгляда, но сам рассказчик остался совершенно безучастным к этой мизансцене.

– Кира научила меня работать кистью и красками. Боюсь, я даже представить не мог, что существует что-то кроме огрызка моего карандаша. Удивительно, но я оказался усердным учеником и буквально всё схватывал на лету. Рисование дарило мне крылья, и в такие минуты я больше ничего не боялся.

Днём мы с Кирой не замечали друг друга. Но между тем я выглядел счастливым. Ничем не обнаруживая нашей связи, гулял по тёмным коридорам и больше не беспокоился о насмешках и косых взглядах. Иногда я думал, что мне помогает какая-то высшая сила, может быть, даже Бог. Возможно, я не высыпался и клевал носом прямо во время уроков, чем сильно раздражал воспитательницу. Но никогда раньше я не ощущал ничего подобного… Наверное, это было вдохновение. Да, я наконец-то узнал, как называется это полубезумное состояние, которое временами охватывало меня с головой.

***

По ночам они встречались в старом подвале, о существовании которого Петя раньше даже не догадывался. У Киры были ключи от двери с нецензурными надписями. Оказывается, за ней скрывался целый мир – эта дверь выводила на выщербленную лестницу. Спускаешься по скрипучим ступеням, слушаешь, как суетятся встревоженные мыши, и попадаешь в сырую комнатушку с длинным письменным столом. В углу стоит затянутый паутиной мольберт. Петя ещё никогда не видел ничего подобного, и этот угрюмый инвалид казался ему гением чистой красоты.

Кира взяла со стола стеклянный стакан, подошла к умывальнику и наполнила его водой.

– Так начинается путь к мечте. – Она раскладывала на столе толстые пушистые кисти и совсем тоненькие кисточки. Петя грел в руках разноцветные баночки с белыми крышечками. Поэтическое название «гуашь» бросало его в дрожь, и он долго не мог совладать со своими чувствами.

Сначала у них получалась какая-то глупая мазня, которая, на взгляд и вкус Киры, всё-таки была великолепной. Порой они не могли усидеть на месте, носились друг за другом и пачкали красками нос и щёки. А иногда падали на холодный пол, смотрели на протекающий потолок и представляли бездну звёзд.

Кира говорила о том, что обожает рисовать, ведь в такие минуты её воображение не знает границ. Ей кажется, что она может управлять монотонными движениями земного шара. Петя говорил ей, что это невозможно и она слишком много выдумывает. Девушка обиженно поджимала губы и продолжала фантазировать. Разве это не прекрасно? Ты чувствуешь себя властелином созданного мира, однако в глубине души знаешь, что это не по-настоящему, понарошку. Осознание того, что ты можешь представить себя кем угодно – действительно потрясающее чувство.

Кира смеялась и плакала одновременно, называя себя дилетантом, а друга – гением.

– Может быть, я и обожаю рисовать, но мне никогда не удастся стать настоящим художником.

– Почему? – мальчик повернул голову и увидел слёзы на густых ресницах. Такая сильная и самоуверенная, похожая на Снежную королеву… Неужели она тоже умеет плакать? Петя хотел обнять её хрупкие плечи, но не посмел. На самом деле он немного радовался тому, что стал единственным свидетелем этих тихих слёз.

Правда, Кира всё-таки сделала вид, что это всего лишь случайность, и широко улыбнулась, а на её щеках заиграл лёгкий румянец.

– Я просто должна помогать. Понимаешь? Помогать таким, как ты. Я чувствую, что именно в этом заключается моё предназначение.

– Таким, как я? – Петя не слишком хорошо понял, что она имела в виду. Конечно, он знал: это не было насмешкой или желанием уязвить его. Однако на самом деле ему не очень-то хотелось быть избранным в её глазах, потому что гений всегда претендует на вечность, а получает лишь одиночество. Избранность увеличивает дистанции между людьми – Петя же всю жизнь стремился их сократить.

Кира сказала, что они должны скрепить обещание на мизинцах, как это делают в далёкой Стране восходящего солнца. Это значит дать торжественную клятву, и с этих пор они не могут расстаться. Петя мечтал стать для неё самым важным и незаменимым человеком.

Однажды Кира кружила по подвалу с портретом в руках. Уже тогда Петя понял, что больше всего на свете любит изображать человеческие лица. Ловить едва зримые очертания, мимические морщинки и неслучившиеся улыбки… Одно лицо может отражать целый мир, и там, на самом дне чужих блестящих глаз, танцует непредсказуемая вечность. Художник по привычке назвал нарисованную девушку Ассоль, но на самом деле это была Кира. Его подруга, разумеется, всё поняла, но почему-то не желала признавать поразительное сходство вслух.

– Может быть, нужно было разорвать твою предыдущую Ассоль, чтобы ты смог написать вот такую… живую и настоящую.

***

И в этот момент я хотел рассказать ей, что моя новая Ассоль – это совершенно другая девушка, всё ещё идеальная, но уже более земная, и у неё есть другое имя и сияющие глаза. Я влюблён в этот лучистый взгляд, но я ничего не жду и готов оставаться на дистанции… Конечно, я ничего тогда не сказал, да и не смог сказать больше никогда, потому что в одно мгновение разрушилась вся моя жизнь. Обрушилась, как песочный замок, – мужчина замолчал, пододвинулся на самый край шершавого сидения, сцепил пальцы в замок и наклонил голову.

Только сейчас Никита заметил глубокие морщины на загорелом лбу. Красные воспалённые веки выдавали серьёзную усталость и упадок сил; возможно, рассказчика мучила бессонница. Аграфена Волкова нетерпеливо застучала подушечками пальцев по пыльному стеклу.

– Я так понимаю, мы добрались до кульминации, – заговорила она привычным надменным тоном.

Задумчивый водитель отрицательно покачал головой:

– Боюсь, это только завязка для новой истории. – он откашлялся, потому что заметно охрип – быть может, не привык так много и долго говорить вслух, или не мог совладать с нахлынувшими чувствами. – Ладно, пора продолжать и без того затянувшееся повествование. Итак, я сказал, что моя жизнь в одно мгновение превратилась в ничто, а ведь так оно и было, я нисколько не преувеличиваю. Однажды, очень холодной и тёмной ночью, когда мы с Кирой продолжали творить, к нам кто-то постучался. Я посмотрел на Киру: она побледнела и сжалась. Признаюсь, впервые видел её такой испуганной; этот животный страх передался и мне.

***

Ещё один нетерпеливый стук, оглушительный поворот ключа – и дверь открылась, не желая больше защищать двух притаившихся странников. Кира невольно вскрикнула, а Петя уронил кисть, которая рухнула на деревянный пол и оставила на нём нелепое тёмно-красное пятно. Оно напоминало чью-то глупую физиономию. Гостья стояла перед друзьями в одной ночной сорочке со свечой в руке. Растрёпанные каштановые волосы торчали в разные стороны и прекрасно дополняли образ разъярённой фурии. Пете даже захотелось запечатлеть её на холсте, но он, разумеется, этого не сделал. Правда, даже сейчас, закрывая глаза, он представлял эту угрюмую женщину так, точно видел воочию. Быть может, даже умирать ему придётся с этим воспоминанием.

Женщина, которая владела всеми ключами мира, была той самой недовольной воспитательницей. Именно она нашла у дверей детского дома плачущего младенца, и она же через несколько лет выгнала мальчишку прочь. Рождённый быть изгоем не имеет права любить.

– Как долго это продолжается? – раздался бесцветный голос. Мальчик вздрогнул: до сих пор на их новой планете царила такая тишина, что можно было услышать шум воды из сломанного крана. Наверное, именно Петя должен был ответить на её грубый вопрос, но страх не давал выговорить ни слова. Кира одарила воспитательницу нахальной улыбкой:

– Не знаю. Месяц или два? – пожав плечами, ответила девушка.

Воспитательница нахмурилась, поставила свечу на письменный стол и принялась разматывать длинный ремень, который ребята не сразу заметили в её руке. Значит, это ночное посещение не было случайным; женщина уже знала о запрещённых встречах под выщербленной лестницей. В эту минуту мальчик чуть было не потерял сознание. В глазах потемнело, и он едва ли мог различать очертания длинных фигур в густой тьме. Почему-то ему показалось, что похожая на плеть красная рука вот-вот обрушится на беззащитную голову Киры. Петя закричал что-то маловразумительное, а Кира со слезами в голосе умоляла его уйти. Мальчик не мог оставить свою несравненную Ассоль на растерзание обезумевшей волчице.

Ядовитый дождь болезненных ударов обрушился на его слабое тело, но он не сопротивлялся и не попытался даже защитить лицо. Воспитательница щедро одаривала мальчика пощёчинами и хлестала ремнём руки и ноги. Но Петина боль была не только физической: внутри разгоралось пламя обиды и досады. Он ненавидел эту женщину, которая так неожиданно ворвалась на их планету, чтобы её уничтожить. На этих обломках едва ли можно было построить новый мир. Наверное, мальчик и себя ненавидел ничуть не меньше за собственную слабость и малодушие. Да, он заступился за прекрасную Ассоль, но всё ещё ощущал себя трусом. Стыд управлял каждым его движением и каждой неловкой мыслью, и он хотел пожертвовать жизнью прямо здесь и сейчас, чтобы избавиться от этой глупой и совершенно невыносимой ненависти к самому себе.

– Прекрати, мама!

Никогда прежде Петя не слышал такого слабого охрипшего голоса, но сразу понял, что он мог принадлежать только Кире. Рука остановилась, прекратив оглушительные удары. Впрочем, мальчишка как будто был оглушён чем-то ещё и в первые минуты своего освобождения не вполне сознавал, чем именно. Он повернулся к подруге. Она прикрывала рот руками, и можно было заметить, как дрожат её пальцы. Петя встретился с ней взглядом, и на его опухшем теле заплясали мурашки, похожие на мириады скользких личинок.

Воспитательница схватила дочь за руку и вывела за дверь. Вернулась и оглядела Петю с ног до головы – так, точно тот был гадким насекомым, которого можно растоптать прямо сейчас. Но вместе с тем оно настолько отвратительно, что брезгливой хозяйке совсем не хочется осквернять себя нежеланным прикосновением. Она намотала ремень на руку, как браслет. Потом оправила сорочку, провела по растрёпанным волосам, надменно откашлялась и бросила последнюю реплику:

– Чтобы я никогда больше не видела тебя рядом с моей дочерью, понял?

***

Петя Трофимов умолк и через пару секунд засвистел какую-то неуклюжую мелодию. Аграфена Волкова всплеснула руками, неопределённо покачала головой и не удержалась от комментария:

– Кто бы мог подумать, что эта выскочка Кира окажется дочерью той паразитки!

Водитель медленно повернулся к слушательнице:

– Она не выскочка и никогда не была такой.

Кит нетерпеливо заёрзал на сидении, чтобы выказать пренебрежительное отношение к затянутой истории. Ассистент фокусника продолжал смотреть в окно: на скулы молчаливой горы уже опустилось кровавое колесо. Уставшие лучи падали в крохотные колыбели, потому что больше не могли никого согреть. Всему своё время – время светить и время гаснуть.

Никита наблюдал за внезапно постаревшим лицом рассказчика и терял счёт седым прядям в его волосах. Он думал о том, что этот человек выжил исключительно по воле судьбы. Однажды строгая женщина с угрюмым лицом спасла его от одинокой смерти. Но для чего и зачем? Она возомнила себя полновластной хозяйкой судьбы брошенного мальчика и разбила его надежды на светлое будущее. Наверное, Никита хотел снимать именно такие фильмы: истории разрушенных судеб.

Мира положила руки на сгорбленные плечи старика и шепнула:

– Простите нас и… продолжайте.

Водитель застывшего автобуса кивнул. Теперь он шепелявил ещё сильнее и старательнее, но никто из слушателей уже не обращал внимания на этот недостаток.

– Боюсь, больше в моей жизни не происходило ничего слишком интересного… Потянулись совершенно однообразные дни, в которых не было места радости. Краски и мольберт остались за дверью с ржавым замком. Кира не заговаривала со мной, и на любые мои попытки начать разговор реагировала ледяным взглядом. Моя очаровательная Ассоль вдруг превратилась в Снежную королеву, но я догадывался, что это всего лишь маска. Она тоже не знала, как себя вести, ведь её тайна раскрылась. Кира хотела, чтобы сверстники общались с ней на равных, поэтому притворялась такой же сироткой. Она не смогла бы вынести намёков о своём особом положении. Кира только казалась такой сильной, на самом же деле она была обыкновенной девочкой-подростком и нуждалась в заботе и защите со стороны.

Но я тоже был всего лишь слабым мальчишкой и молился о том, чтобы всё это поскорее закончилось. Не уверен, правильно ли понял меня Бог, о котором я мало знал, но в милосердие которого так хотел верить. Но конец моим мучениям всё же настал.

***

Однажды воспитательница позвала Петю в свой кабинет, и это был первый раз, когда она заговорила со ним после той встречи под выщербленной лестницей. Он медленно подошёл к двери и робко постучал.

Напротив суровой женщины на большом мягком кресле сидел печальный мужчина в сером костюме. Он был тщательно выбрит и причёсан; воротник рубашки, застенчиво выглядывающий из-под пиджака, показался мальчику белоснежным. Когда Петя зашёл, незнакомец привстал, оглядел мальчишку с ног до головы, неловко улыбнулся, обнажив ровный ряд прекрасных белых зубов, и протянул руку. Петя не знал, что следует делать в такой ситуации, потому что мужские рукопожатия ассоциировались у него с таинственным миром взрослых. Мужчина не дождался никакой реакции, спрятал бледную руку в карман брюк и поспешно отвернулся. Было видно, что он немного смутился. Мальчик замялся, потоптался у порога и, наконец, опустился на табурет у двери.

– Он выглядит уставшим и голодным, – заговорил незнакомец приятным низким голосом. Петя притворялся, будто не замечает, что становится объектом для обсуждения, и испуганно озирался по сторонам. Этот огромный кабинет с жёлтыми обоями и нелепыми картинами с изображением птиц ему совершенно не нравился, и хотелось как можно скорее выбраться куда-нибудь наружу. Но металлическая решётка на единственном окне вмиг уничтожила трусливые мысли о побеге.

Воспитательница облокотилась на стол, сцепила пальцы и одарила посетителя очаровательной слащавой улыбкой. Между ними возвышалась бронзовая статуэтка Фемиды с чашей весов и завязанными глазами. В ту минуту Петя внимательно рассматривал её и почему-то не мог отвести взгляд.

– Что поделать, такой возраст. Они все выглядят уставшими и голодными. И это несмотря на то, как мы здесь заботимся о здоровом питании наших воспитанников.

Из-за сильного головокружения Петя едва не потерял равновесия: казалось, планета усадила его тщедушное тело на быстрые качели. К горлу подступила отвратительная тошнота, ещё немного – и желудок выпотрошит весь сор со дна души своего хозяина. Мальчик не мог поднять глаза, потому что не хотел видеть перед собой воспитательницу. Наверное, именно тогда он впервые узнал, что такое искусство лицемерия, без которого не обходится почти ни один взрослый человек. И в самом деле искренность – это только громкое слово, но что в действительности скрывается за его обманчивым внешним обликом? Хочешь доверять – приготовься к страданиям, ведь тем самым ты обрекаешь себя на медленную смерть. Никто не сопротивляется правилам, потому что так принято; попробуй бросить вызов – тебя назовут чудаком. Именно поэтому Петя подавил и тошноту, и отчаяние, чтобы выдавить из себя приторную улыбку. Конечно, он понимал, для чего была устроена вся эта встреча, и должен был приложить усилия, чтобы понравиться растерянному незнакомцу.

Мужчина никак не отреагировал на реплику воспитательницы и только неопределённо покачал головой в такт собственным невесёлым мыслям. Такие внешне спокойные люди в домашней обстановке могли оказаться тиранами, поэтому Петя не питал ложных надежд на семейное счастье. Ему лишь хотелось скорее покинуть толстые стены темницы и больше никогда не встречаться с Кирой. В ту самую минуту он поклялся навсегда отказаться от Ассоль, если этот странный человек заберёт его с собой.

Воспитательница долго говорила о невероятных способностях и удивительных чертах характера мальчика. По её словам, он был идеальным ребёнком, который не доставлял взрослым никаких проблем. Мужчина кивал и как будто не особенно вслушивался в слова суетливой женщины. Наконец он бросил многозначительную фразу:

– Главное, чтобы мальчик не умер.

Воспитательница оборвала словесный поток и застыла с открытым ртом, так и не найдя подходящей реплики. Впрочем, мужчина ничего от неё не ждал, только протянул Пете холодную ладонь и равнодушно пробормотал:

– Пойдём.

Прошло немного времени, и у мальчика появилась фамилия: он стал Петром Трофимовым. Правда, Петя скоро понял, почему не должен был умирать, и узнал свою роль в игре, которую затеял приёмный отец. Неделю или даже две они не разговаривали; домработница, нанятая специально для мальчика, готовила ему еду и отводила в школу. Вечерами отец с ногами забирался в старое кресло, курил трубку и наблюдал за движениями призрачных колец. Он ничего не читал и ни о чём не говорил; время от времени Петя ловил на себе его уставший взгляд. И ничего бы не изменилось, ведь такое терпеливое молчание вполне устраивало обоих, если бы однажды мальчик не наткнулся на одну старую фотографию.

Он нашёл её совершенно случайно, когда прибирался в комнате. Время от времени выполнял обязанности домработницы, чтобы хотя бы таким способом заплатить за своё проживание в большом, но одиноком доме. Стерев с рамки толстый слой пыли, Петя увидел грустное мальчишеское лицо. Под круглыми печальными глазами залегли фиолетовые тени, а на искусанных до крови губах застыла застенчивая улыбка. Бритый наголо парнишка плакал за пару минут до щелчка затвора фотоаппарата. Петя был совершенно уверен в этом. Что-то особенное в его глазах сбивало мальчика с толку: он одновременно казался и его сверстником, и стариком, стоящим на пороге жизни и смерти. Огромная пропасть разделяла двух похожих мальчишек – того, кто был зрителем, и того, кто остался воспоминанием. Да, это пугало Петю больше всего – их потрясающее сходство. Если бы не светлые кудри, мальчик мог бы стать двойником человека на фотографии.

– До болезни у него были такие же кудрявые волосы, как у тебя. – Петя вздрогнул, услышав за спиной знакомый низкий голос. Он и его отец впервые открыто смотрели друг другу в глаза и, может быть, вообще впервые заговорили – вот так, без излишних прелюдий, вежливых жестов и малозначительных фраз.

– Поэтому?.. – спросил мальчик внезапно охрипшим голосом. Печальный собеседник кивнул, взял фотографию и приставил к Петиному лицу.

– Попробуешь так же улыбнуться?

Петя сделал усилие, чтобы разжать пластилиновые губы; улыбка вышла такой же жалкой, как и у оригинала.

– Молодец. Я так долго тебя искал, – он обнял мальчика, и тот почувствовал терпкий запах одеколона, от которого защипало в носу.

– Мой сын умер после тяжёлой операции. Мой Петя… До сих пор не понимаю, зачем Богу потребовалось отнимать жизнь у невинного ребёнка… Наверное, это наказание, которое я заслужил. – мужчина уткнулся в Петино плечо. Мальчик понял, что отец едва сдерживает рыдания.

– Я не умру, – пообещал Петя, потому что твёрдо верил в возможность сдержать такое обещание.

– Я не позволю, – откликнулся отец, решив, что имеет право управлять человеческими судьбами.

С этих пор они стали самой счастливой семьёй в мире.

Отец всячески поощрял занятия изобразительным искусством, потому что маленький Петя, которому суждено навсегда остаться ребёнком, тоже мечтал стать художником. Мальчик видел один небрежный рисунок: это была открытка для родителей на День свадьбы. Петя никогда не спрашивал об этом, но, наверное, жена ушла от его приёмного отца после смерти сына. Многие семьи не выдерживают трагедию, которая обрушивается на хрупкие плечи, и распадаются на мириады осколков. Ничего не остаётся, кроме пустоты, которую нечем заполнить, а в таких случаях надо уходить.

***

Теперь я должен был постараться заполнить пустоту в сердце этого уставшего мужчины с потухшим взглядом. Мы вовремя протянули друг другу руки, чтобы не потеряться в кромешной мгле. Моя миссия заключалась в том, чтобы стать копией его умершего сына, и я готовился выполнить любое требование, лишь бы заслужить любовь человека с раненым сердцем. Именно тогда я научился шепелявить, и в итоге это вошло у меня в привычку, от которой я не могу избавиться до сих пор.

Однажды отец усадил меня перед собой, погладил по голове и попросил об этом… Он показал мне, как нужно говорить, чтобы быть похожим на его настоящего сына. Оказалось, ничего сложного, и я почти сразу освоил все тонкости этого искусства. Кстати, боюсь, это немного мешает вам воспринимать мои слова, – он одарил слушателей робкой улыбкой человека, который стыдится своих недостатков и в то же время ничего не делает, чтобы от них избавиться.

– Нет, сначала это действительно раздражало, но сейчас я уже привык, – сказал Никита. Он чувствовал, что к нему понемногу возвращаются силы. Интересно, можно ли будет выйти на следующей остановке? Или они всё-таки доехали до конечной? Юноша повернулся к окну: за пыльным стеклом чернел безумный мир, точно кадр из какого-нибудь фильма ужасов. Тяжёлая туча угрожающе висела над землёй; казалось, совсем скоро небосвод обрушится на хрупкие плечи невидимых подземных жителей. Кто знает, может быть, Там – не наверху, а в самом низу – и сосредоточена настоящая жизнь. Быть может, счастье возможно только под-, а не над-… Но разве маленькие жители не вздрагивают всякий раз, когда слышат топот наших ожесточённых ног? Никита отвернулся. Он невольно прогнал надвигающийся сюжет.

Мира забралась на кресло, обняла колени и задала закономерный вопрос:

– Почему вы шепелявите сейчас, ведь вашего отца здесь нет?

Водитель пожал плечами и вытер вспотевшие ладони о грязные брюки, на руках остались бледные кофейные пятна.

– Как знать. Может быть, он всегда там, где есть я.

Аграфена Волкова посмотрела на часы, и странный водитель откашлялся, выпрямился и продолжил:

– Боюсь, моё повествование слишком затянулось. Впредь постараюсь быть кратким. Скажу только, что в школе у меня не нашлось близких друзей, впрочем, и открытых недоброжелателей – тоже. На меня не очень-то обращали внимание, потому что я не был слишком интересным экземпляром. Хочешь запомниться людям – научись выделяться. И тогда ты станешь либо лидером, либо изгоем. Кстати, вам никогда не приходило в голову, что это просто две стороны, две грани одной и той же личности? Так и я, рождённый жертвой, имел все шансы стать тираном, но мне это было не нужно. Проще быть невидимкой и тихо, безо всяких притязаний на успех, проживать свою грустную серую жизнь.

Но однажды в неё ворвалась она – в запачканном красками халате, с ведром воды и гигантской кистью. Новенькая учительница изобразительного искусства, которая не боялась нарушать правила и вела уроки вопреки школьным программам. Нам не удалось стать друзьями из-за моей застенчивости. Стеснительный ученик отказывался от дополнительных занятий и непринуждённых разговоров в столовой с сахарными булочками и стаканом чая. Мне было неловко общаться даже со сверстниками, чего уж говорить о тех, кто старше. К тому же эта молоденькая женщина напоминала мою Ассоль. И это пугало меня ещё сильнее.

Она заметила мои способности и помогла мне поверить в себя, не это ли самое важное? Благодаря Екатерине Андреевне я окончательно понял, в каком жанре хочу работать. Портрет – вот к чему стремилась моя душа. Боюсь, многим это покажется скучным, но на самом деле каждый человек – это маленький мир. А иногда даже несколько совершенно разных миров, столкновение мультивселенных. Некоторые из них умирают, уступая место другим, и в конечном счёте возникает целое кладбище. Если вдуматься, то каждый из нас живёт с тяжёлым грузом. Как мы вообще всё это выдерживаем? Где и когданаучились так умело притворяться?

Но сколько бы я ни старался, в каждом новом лице я видел черты Киры, и все мои портреты были очень похожи. Екатерина Андреевна говорила мне, что не бывает людей с одинаковыми душами, и поэтому я должен научиться рисовать глаза – создавать глубокий и запоминающийся взгляд. Кто знает, возможно, это проклятие любого творца, будь он художником, музыкантом или поэтом: в каждом произведении или персонаже есть частичка жизни самого автора. И как от неё избавиться, если без этого твоё существование совершенно бессмысленно?

Боюсь, снова сбиваюсь и трачу ваше время, а ведь ни одна остановка не может быть слишком долгой, иначе не захочешь возвращаться. Попробую перейти к сути.

Екатерина Андреевна предложила мне поучаствовать в конкурсе, победа в котором сулила бесплатное поступление в художественную академию. Разумеется, я с благодарной радостью ухватился за такую возможность, потому что мне совершенно не хотелось получать образование платно. Конечно, мой приёмный отец сделал бы всё ради моего благополучия и счастья, но я не собирался принимать от него такие большие деньги. Мы любили друг друга, но я всё же чувствовал вину, потому что не знал, как отблагодарить за эту заботу и ласку.

Водитель замолчал и приложил к губам сложенные домиком ладони. Он собирался с мыслями, и, по всей видимости, ему было сложно продолжать. Никита неожиданно для самого себя нарушил тишину. Его внезапная догадка вывела рассказчика из оцепенения:

– И вы решили написать портрет умершего сына вашего отца?

Бариста всё это время испытывал дежавю. С каждым новым поворотом сюжета он всё отчётливее узнавал эту историю и предугадывал дальнейшие события. Вот только где он мог услышать её или, возможно, прочитать? Единственный очевидец – повествователь, герой и одновременно автор – сидел прямо перед зрителем. В этом не могло быть сомнений: самого Петю Трофимова кофевар видел впервые.

– На этом портрете я изобразил двоих, – пояснил рассказчик, казалось ничуть не удивлённый странным вмешательством в собственную историю. – Моего приёмного отца и его настоящего сына.

Слушателям показалось, что голос водителя дрожит, но между тем его глаза оставались сухими. – Тогда я всецело отдался искусству. Никогда раньше оно не имело надо мной такой власти. Боюсь, в нём гораздо больше от Дьявола, чем от Бога, которому наверняка приходится решать более серьёзные проблемы.

Итак, почти всё свободное время я посвящал этому портрету, а чаще всего работал по ночам. Конечно, я не стал рассказывать отцу о конкурсе, потому что хотел сделать сюрприз. Я знал, как он обрадуется, когда узнает о моём поступлении в художественную академию. Но больше всего мне хотелось увидеть его растроганное лицо и горящие глаза. Я столько раз представлял себе этот момент! Прошу отца, чтобы он отменил все дела, потому что сегодня – лучший день, который никогда больше не повторится. Наблюдаю за тем, как отец неуклюже улыбается, надевает парадный костюм, новенький галстук и добродушно ворчит: «Что ты там опять натворил?» Папа не может завязать узел, потому что у него дрожат пальцы. Я терпеливо помогаю ему, а затем сжимаю холодную ладонь, чтобы отогреть. Мы заходим в выставочный зал, где вывешены работы абитуриентов, а он морщится, потому что совершенно не разбирается в искусстве: «Какая-то пародия на Ван Гога». Я едва сдерживаю себя, чтобы не рассмеяться: по-моему, папа знает только одного художника. Мы бродим по огромному пустынному залу, и наконец я прошу спутника закрыть глаза. Прямо сейчас произойдёт настоящее чудо – воссоединение отца и сына. Он обнимет меня и не сможет ничего сказать. Только подойдёт к картине и многозначительно покачает головой. А я буду знать, что это и есть высшая степень благодарности. Молчание – знак одобрения и… любви. Это мысль делала меня счастливым.

Да, я был счастлив в собственном воображении, но как только моя мечта соприкоснулась с реальностью, всё произошло совершенно по-другому.

Когда я завершил работу над портретом, то по неосторожности оставил её в своей комнате. Впрочем, как мне казалось, отец не заглядывал туда в моё отсутствие. Но я ошибался: наверное, в минуты одиночества он садился на мою кровать и беззвучно рыдал. Я очень старался, но всё-таки не мог исцелить его сердце и забрать себе хотя бы часть невыносимой боли. Я лишь копия, жалкий двойник, у которого не было шансов уподобиться оригиналу, как бы он ни пытался.

И вот в одну минуту я утратил всё, что у меня было. Случайность или злой рок снова превратили меня в сироту. Когда я вернулся домой, отец был мёртв. Он прижимал к груди мою картину, а рядом с ним валялись на полу пустые контейнеры и упаковки. Сколько таблеток он принял и почему так хотел умереть?

Когда врачи диагностировали смерть от передозировки, я услышал в их словах обвинение. Мне казалось, что все эти странные люди в белых халатах – пришельцы, которые явились в мой дом, чтобы похитить отца. Это какая-то неудачная шутка, конечно, он жив, но его собираются украсть, взять в плен, и прямо сейчас я должен спасти этого спящего человека. И я накинулся на врача с кулаками.

Не помню, что происходило потом; наверное, мне сделали какой-то укол. Не могу забыть сон, который мне тогда приснился. Я слышал оглушительный смех, проклятия и презрительные выкрики: «Ты убийца». Кто-то сорвал с моей головы нелепую соломенную шляпу, чей-то плевок в лицо заставил меня стиснуть зубы, и я едва сдержался, чтобы не ответить тем же. Несколько раз мне дали пощёчину и наступили на ноги. Однажды я вскрикнул от боли, которую больше не мог терпеть, и увидел перед собой жёлтое старческое лицо с презрительным взглядом.

Рассказчик снова замолчал, хотел было закурить, но пачка из-под сигарет оказалась пустой. Аграфена Волкова, которая то и дело вытирала глаза носовым платком, шумно высморкалась и протянула водителю сигару. Тот одарил её вежливой улыбкой, но отказался.

– Боюсь, мне не стоит курить. На самом деле у меня больное сердце.

Тётя Груша в расстроенных чувствах всплеснула руками, ассистент фокусника пробормотал что-то маловразумительное, Кит зашмыгал носом и почти сразу пожаловался на зверский холод. Никита ощутил резкое головокружение и, наверное, потерял бы сознание, но Мира вовремя сжала его руку.

– Мою историю можно закончить, больше со мной не происходило ничего особенного… Вы видите перед собой живого мертвеца. – водитель вздохнул, сцепил руки в замок – раздался хруст утомлённых пальцев.

– А как же… эпилог? – спросила девушка с малиновыми волосами. В её глубоких глазах застыла едва уловимая печаль. По опущенным уголкам губ можно было догадаться, какую сильную боль она испытывала. Мира сочувствовала несчастному человеку, её сердце всегда откликалось на чужое страдание. Единственное, что она может сделать, чтобы на время заглушить отчаяние рассказчика, – дослушать его историю. Девушка вспомнила чеховского Иону, который не смог найти собеседника в бездушном человеческом мире. Она бы с радостью шагнула в текст, чтобы обнять страдальца за плечи…

– Если вам интересно… – начал было водитель, но Цепеш резко оборвал его зарождающуюся вежливую реплику:

– Рассказывайте же!..

Трофимов тяжело вздохнул, покрутил в руках пробку от термоса и выронил – она покатилась по грязному полу и скрылась под ногами Кита. Тот даже не шелохнулся, а водитель ничего не заметил – разве что руки теперь были непривычно свободными. Он продолжил повествование, но уже сухо и торопливо, как будто хотел быстрее закончить. Его бледное лицо не выражало никаких эмоций, морщины на лбу разгладились, нижняя губа больше не вздрагивала, но глаза окончательно потухли. Никита подумал, что это взгляд мёртвого человека, который всё ещё не может выбраться из своего телесного плена. Но душа уже свободной птицей парила над облаками, поднимаясь всё выше, и звала несчастного странника за собой. Он до сих пор замыкал слух, потому что отказывался верить в неизбежность смерти. Нет, не боялся, а даже готовился и ждал, но ни один человек не может полностью смириться с финалом.

– После смерти отца я утратил надежду. Так и похоронил его в обнимку с тем портретом. Естественно, ни в какую художественную академию я не поступил – пошёл в педагогический. Стал учителем изобразительного искусства – предмета, который в школах не считают обязательным. И если честно, я шёл туда ради денег, пусть небольших, но всё же… Оставаться в осиротевшем отцовском доме я не мог, хотя и был его единственным наследником. Мысль о продаже причиняла мне боль, да и вообще казалась кощунственной. Как я мог распоряжаться чужими воспоминаниями? Отец взвалил на мои слабые плечи нелёгкий груз, и я решил сбежать от ответственности.

***

Чудаковатый педагог вернулся туда, откуда однажды был изгнан, почти как Адам и Ева из жестокого рая. Петя стал учителем изо в том самом детдоме, у ворот которого его нашли одной морозной ночью.

Он не сразу узнал свою Ассоль в полноватой уверенной женщине. Она следила за осанкой и держала голову всегда немного выше, чем требовалось, из-за чего выглядела несколько надменной. Двойняшки – мальчик и девочка – тянули её за подол платья и называли мамой. Она грозила им пальцем и просила подождать в кабинете.

– Боже мой, ни минуты покоя! – воскликнула женщина. Петя подошёл ближе и встал напротив. Он растерянно откашлялся. Она бросила на него высокомерный взгляд.

– Что вы хотели? – бесцветным тоном спросила женщина.

Петя надеялся, что она узнает его, но этого не произошло, поэтому он окончательно растерялся. Как представить себя? Что нужно сказать? И зашепелявил сильнее обычного:

– Простите… Чего же я в самом деле хотел? – юноша переминался с ноги на ногу и, наверное, выглядел сумасшедшим. – Я слишком волнуюсь. Если честно, даже не знаю, с чего начать. В общем, я прошу у вас место… – умолк, потому что не хватило воздуха. Внимательно посмотрел на воспитательницу… Нахмуренные брови и морщинка на переносице, полуоткрытый рот – точно собирается что-то сказать, но сдерживает себя. Слушает с такой снисходительной внимательностью, что хочется спрятаться под землёй, в невидимой пещере, вдали от проницательных судей. Она всегда хотела казаться сильной и высокомерной, но Петя прекрасно знал, какой ранимой была её душа на самом деле.

И вдруг уголки тонких губ дрогнули, и в глазах как будто блеснула внезапная догадка. В предчувствии непрошеных слёз женщина отвернулась и сделала вид, что всецело увлечена божьей коровкой на полосатой стене.

– Так… – споткнулась на этом учительском слове. – Вы хотите у нас работать?

Петя кивнул и опустил глаза. Сердце бешено стучало в груди. Наверное, вот-вот случится приступ и юношу увезут на скорой. В ту минуту он бы отдал всё на свете за то, чтобы никогда не очнуться. Но надо было что-то ответить – Кира всё-таки его не узнала.

– Учитель изобразительного искусства, – на одном дыхании выпалил Петя.

Так он начал педагогический путь, вернувшись в alma mater. И тогда, и сейчас его мать-кормилица оставалась совершенно равнодушной к своему блудному сыну.

Нетрудно догадаться, что он снова стал объектом всеобщих насмешек. У него так и не получилось избавиться от привычки шепелявить. Если бы это был врождённый недостаток, Петя бы не удивлялся. Но почему он не мог избавиться от того, чему научился? Всего лишь никому не нужная глупая забава, которая в конечном счёте стала его билетом в ад.

Дети по природе своей жестокие существа, особенно когда они становятся частью толпы. Она волком набрасывается на слабака и упивается мнимым превосходством. Тот же – проклятый, одинокий – гибнет, потому что не выдерживает такого натиска. Петя мог бы стерпеть любое отношение: пусть срывают занятия и оставляют кляксы на альбомных листах. Делают водяные бомбы из бумаги и обстреливают ими случайных прохожих из окон во время урока изо. Передразнивают учителя под дружный хохот одноклассников. Сыплют на его лысину бумажки. Он мог бы стерпеть что угодно, лишь бы она не видела его в таком унизительном положении, лишь бы она ни о чём не догадывалась. Но ещё в детстве любой ребёнок познаёт горькую истину: всё тайное рано или поздно становится явным.

В тот самый момент, когда ученики совершенно разбушевались и каждую робкую реплику учителя встречали звонким смехом, дверь в кабинет открылась. Петя вздрогнул от неожиданного скрипа, но никого не увидел на пороге, и в отчаянии воззвал к детям:

– Пожалуйста, успокойтесь! Давайте просто продолжим урок!

Но они ничего не замечали и отказывались слушать; самый старший из них изобразил глупую гримасу и передразнил учителя с таким мастерством, что все прыснули.

Трофимов почувствовал, что уже не владеет собой. Он принялся искать носовой платок, чтобы вытереть пот с измученного лица. И вдруг заметил: на столе не было сумки! Кто-то вытряхнул из неё бумажник и связку ключей, которые Петя сразу же спрятал в карман. Но сама сумка с кистями, гуашью и папкой для черчения исчезла! Видимо, один из милосердных учеников заступился за неуклюжего учителя, поэтому у него всё ещё были деньги на еду и ключи от комнаты. Однако несчастный не чувствовал облегчения: бумагами и красками он дорожил гораздо больше. И если бы Петя владел всеми богатствами мира, то с радостью отдал бы их ради той самой папки с рисунками. Он снова писал портрет Ассоль, которая теперь превратилась в сильную женщину-воительницу с блестящими глазами и морщинкой на переносице.

Она появилась в ту самую минуту, когда учитель был готов выпрыгнуть из окна вслед за бумажной бомбой. По классу пронёсся испуганный шёпот:

– Кира Васильевна!..

Молодой педагог обернулся – она держала над головой пыльную, изрезанную ножом сумку.

– Кто это сделал? – ледяным тоном спросила Кира.

На глазах учителя неуправляемые волки тотчас же превратились в ягнят. Они не смели поднять головы, потому что боялись увидеть нахмуренные брови воспитательницы. Тогда Петя впервые подумал о том, что эта грозная женщина с низким голосом стала двойником своей матери.

– Если никто не признается, тогда я высеку весь класс, – тоном, не терпящим возражений, заявила она. И Петя не сомневался, что воспитательница сдержит обещание.

В конце концов два мальчугана застенчиво выступили вперёд. Это был двухметровый парень с прыщавым лицом и вихрастый тощий мальчишка с восхищённо испуганным взглядом. Первый больше всего на свете любил плевать себе под ноги, а второй всегда выглядел таким удивлённым, как будто заблудился в гастрономе. Любитель плевков оказался намного благороднее: он взял всю вину на себя и попросил не трогать несчастного товарища.

– Высеките меня за двоих, – юноша склонил голову перед беспощадной властительницей судеб.

Петя презирал любое рукоприкладство: такой способ воспитания был противен его скромным педагогическим взглядам, поэтому он не стал описывать эту жестокую сцену. Кира говорила потом, что за каждое преступление должно последовать наказание, а если проявишь сочувствие и откажешься от угроз – тебя перестанут уважать. Но всё-таки за этим напускным безразличием и свирепым взглядом скрывалась маленькая ранимая девочка с лучистыми глазами.

После того случая воспитательница позвала учителя в свой кабинет. Он чувствовал себя почти так же неуютно, как и несколько лет назад, когда в этом самом месте впервые столкнулся лицом к лицу с будущим отцом. Та же трещина на потолке, зарешёченное окно и деревянный стол, похожий на угрюмого инвалида. Правда, на жёлтых, выцветших обоях вместо нелепых картин с птицами висел спасённый портрет Ассоль. Петя не смог сдержать удивлённого возгласа: значит, эта надменная женщина с вечно нахмуренными бровями знала, кто он на самом деле. Быть может, втайне посмеивалась над его беспомощностью или злорадствовала, пока вертела в руках статуэтку Фемиды. Но Петя нисколько не обижался и не чувствовал себя уязвлённым, хотя и немного стыдился самого себя. Прошло столько времени, что, кажется, сменилась не одна эпоха, и Ассоль превратилась в Снежную королеву, а он не смог даже приблизиться к идеалу – настойчивому и целеустремлённому Грэю.

Кира с шумом отодвинула стул, поставила статуэтку, которая нервно закачалась, как будто грозилась упасть и расколоться на части, вытащила из сумки блестящий портсигар и бросила на собеседника вопросительный взгляд. Он поспешил отказаться, потому что признавал только отцовский табак, сел на краешек стул и почти сразу вскочил. Нет, Петя не мог сидеть напротив этой женщины, в то время как его колени бились в безумных конвульсиях. В ту минуту он совершенно забыл о существовании самоконтроля, и его противоречивые чувства вырывались наружу, даже не спрашивая разрешения у глупого хозяина.

– Думаешь, я не догадывалась? – наконец спросила она. Пете казалось, что Кира держит в руках острый нож, который режет тишину на куски.

– Наверное… этот портрет… – юноша никак не мог собраться с мыслями и только указывал на свой последний рисунок. Воспитательница заключила его в рамку-тюрьму. Только за какие провинности этот портрет сделали пленником?

Кира злилась на друга. Она поджала губы и оглядела его сверху вниз.

– Я в первую же секунду знала, что это ты. Тогда, когда ты стоял у меня за спиной, как… приглашённый на казнь, – она не докурила сигару и пренебрежительно бросила её в пепельницу. И Пете показалось, что на какую-то долю секунды он сам превратился в эту недокуренную сигару. Юноша задрожал и весь сжался, точно стал маленькой запятой в середине нескладного предложения.

– Прости. Я думал, что будет лучше не признаваться, – промямлил учитель.

Кира запрокинула голову и расхохоталась; Петя подумал, что именно сейчас настал час расплаты и теперь он в аду. Демоны читают сценарий его жалкой жизни и высмеивают каждую строчку.

– Я действительно ненавижу тебя. И мне больно видеть, что ты до сих пор не умеешь постоять за себя. Да ещё и эта жуткая дикция… Не припомню, чтобы у тебя раньше были с этим какие-то проблемы.

Петя не знал, что ответить; каждое слово впивалось в его сердце острым шипом. Наблюдал за размеренными движениями богини и думал, что она похожа на азартного игрока в дартс. Точность броска поражала: дротик презрения попал прямо в яблочко, и мишень взвыла от невыносимой боли.

Кира приблизилась к юноше. Он чувствовал её дыхание, видел седые завитки на висках и родинку на левой щеке. Она наклонилась, потому что всё ещё была намного выше, и коснулась холодных губ.

– Почему ты не попрощался? – голос Ассоль дрогнул, и Петя с изумлением увидел одинокую слезу, которая запуталась в паутине густых ресниц. – Бросил меня в тот самый момент, когда мне больше всего на свете была нужна твоя поддержка…

Петя не нашёл ни одного подходящего слова для оправдания – впрочем, в жизни бывают такие хрупкие минуты, когда совершенно бессмысленно что-то говорить вслух…

Он совершил самый смелый поступок в своей жизни: крепко сжал в объятиях плачущую девочку, которая так мечтала однажды стать настоящей воительницей. Потом они, держась за руки, как влюблённые подростки, бежали по выщербленной лестнице и не замечали ступени. Она задыхалась от смеха, когда он рисовал нелепые кляксы на шершавой стене в заброшенном подвале. И вдруг замерла, смахнула с уголков губ остатки улыбки и несколько минут не отводила взгляд – рассматривала небритое лицо возлюбленного. Призналась, что почти каждый день приходила сюда по ночам. Поругалась с ревнивым мужем из-за мифического друга, о котором постоянно грезила. Пыталась повторить старые Петины рисунки и рыдала, прижимая к груди измазанные гуашью альбомные листы. Художник провёл по мягким каштановым волосам и таинственным шёпотом пообещал никогда не уходить. Но Петя всё-таки не был Грэем, и поэтому его обещаниям нельзя было верить. А пока ни он, ни она ещё ничего не знали о финале этой истории, и судьба подарила им лучшие фрагменты, вырванные из контекста волшебной сказки.

– Я больше не позволю тебе вести уроки у этих бездарей, – Ассоль поставила руки на пояс и на миг снова превратилась в грозную воспитательницу. – Тебе не место в педагогике. Ты был рождён стать известным художником. Таким же, как Ван Гог, а может быть, даже более великим…

Петя невольно улыбнулся и вспомнил отца, который совершенно не разбирался в изобразительном искусстве, но всегда с подчёркнутым уважением говорил о непревзойдённом таланте Ван Гога.

– И что же мне нужно для этого сделать? – он попытался изобразить на лице гримасу любопытства, но это выглядело настолько смешно, что Кира поджала губы и нахмурилась. Она не терпела несерьёзного отношения к собственным словам и всё-таки пересилила досаду и лёгкое раздражение. Ассоль наклонилась к Грэю: таинственный шёпот и невесомый завиток защекотали его ухо.

– Я помогу тебе. Я сделаю всё возможное… Но даже этого недостаточно, если ты сам не захочешь выкарабкаться из этой ямы…

– Что я должен делать? – спросил таким же таинственным шёпотом.

Ассоль отодвинулась, выпрямилась, пригладила волосы и скрестила руки на груди. В эту минуту она была похожа на строгую монахиню или отшельника-пилигрима, который сбежал от повседневных проблем в таинственный мир глубоких дум.

– Для начала… – она откашлялась и продолжила уже строгим голосом, – устроим для тебя художественную выставку. Я знаю подходящее место и договорюсь с нужными людьми. С твоей стороны требуется лишь одно: писать картины.

Казалось бы, что может быть проще для свободного художника!

В те дни Кира выглядела счастливой, почти не кричала на двойняшек и лишь изредка ругалась на нерадивых воспитанников. Они затевали жаркие споры, которые почти всегда заканчивались кулачными боями. Теперь Кира сама взялась за преподавание. На её уроках изобразительного искусства было слышно, как движутся по замкнутому кругу стрелки на часах с серебристым ремешком. Она то и дело поглядывала на них, дарила Пете скупые улыбки, когда он поднимал голову и на короткое время отвлекался от рисунка. Кира не разрешала художнику оставаться в одиночестве, потому что его преследовали страшные видения и он терял контроль над собой. В один из таких дней Петя кричал и разрывал недописанный портрет на мелкие кусочки, а потом рыдал, прислонясь к холодной стене, и заламывал руки. Вот бы эти пальцы перестали двигаться и кисть стала для них непосильной ношей! Выпала бы из рук, расплескала краску и прекратила укорять творца за вынужденное бездействие. Петя начал понимать, что больше не хочет творить, потому что на каждом новом портрете видел полупрезрительный взгляд и кривую ухмылку приёмного отца. Нет, при жизни он никогда не смотрел на сына такими глазами, но теперь Петя не мог избавиться от этого наваждения. Он чувствовал себя виноватым и считал, что больше не имеет права на счастье.

Петя не рассказал об этом Кире, она знала только о каком-то недуге, с которым другу было сложно справляться в одиночку. Она так старалась и прилагала столько усилий ради чужой мечты!

– Почему ты никогда не просишь помощи у других? – спрашивала Кира, проводя холодными пальцами по Петиной щеке.

Он пожимал плечами:

– Наверное, привычка сироты.

***

Она ничего не сказала, только спрятала голову у меня на груди, и мне казалось, что её слёзы оставляют ожоги на моей коже. Боюсь, я никогда не смогу простить себя за то, что снова бросил её, не попрощавшись. Надеюсь, Кира не тоскует обо мне. Может быть, снова вышла замуж или помирилась с первым мужем; её двойняшки оканчивают школу с золотой медалью, и жизнь наладилась. Может быть, её жизнь стала такой же спокойной и однообразной, как и у большинства людей. Возможно, счастье – это и есть покой и стабильность? Чего ещё может желать измученный человек? Говорят, тот, кому дан талант, не может быть по-настоящему счастливым. Ненасытность и стремление покорять заоблачные вершины губят несчастного творца. И я решил отречься от всего, смириться с собственным бесславным концом и сбежать. Вон из этого тесного дома с затхлым запахом и заплесневевшим хлебом на завтрак. Прочь из дома, в котором началась моя печальная история… Боюсь, её финал мог быть только трагическим.

В ту ночь, когда всё уже было готово к выставке, я собрал скромный чемодан и навсегда покинул порог своего Аида. Я смог уйти, потому что, в отличие от Орфея, ни разу не оглянулся.

Водитель тяжело вздохнул и неосторожным движением задел ногой термос: холодный кофе вылился ему на ботинки.

– Вы не виноваты, – сказал Никита глухим охрипшим голосом. – В том, что ваш отец умер, никто не виноват. Это его личный выбор.

Владислав Цепеш искоса взглянул на юношу и многозначительно покачал головой. Он открыл рот, словно желая что-то сказать, но передумал. Никита заметил внимательный взгляд ассистента и поёжился от мнимого холода; о чём же думает этот полубезумный вампир? И зачем он притворялся немым? Бариста решил во что бы то ни стало поговорить с попутчиком наедине, а пока нужно было дослушать историю Пети Трофимова – неслучившегося художника с потухшими глазами и кладбищем надежд под сердцем.

– Я знаю. Я не виноват в этом. Я вырвал изнутри разрушительное чувство вины, но страх никуда не делся. На самом деле я сбежал из детдома, потому что боялся: а вдруг моя мечта станет реальностью? Что мне тогда делать с этим внезапно навалившимся счастьем? Нет, я не мог такого допустить, потому что совершенно точно знал: безымянная мать отправила меня на этот свет за страданиями. И пока моя корзинка не наполнится доверху, я не имею права сворачивать с пути.

– Чем же вы занимались? – спросил Никита. Он неотрывно смотрел на сжатые руки сгорбленного старика.

– Чем я занимался? Боюсь, тут нет ничего интересного. Стал бродягой, топил тоску в алкоголе, а когда закончились деньги, начал искать место и брался за любую чёрную работу, которую мне предлагали. Жил в бараке, занимался грузоперевозками и пропивал любые гроши, которые оказывались в моём кармане. С тех пор как ушёл из детдома, я ни разу не держал в руках кисть и почти позабыл, что такое мольберт и краски. Однажды мне предложили работу маляра, но я отказался…

– А Кира? – спросила дочь вереска. Больше всего в этой истории она сочувствовала бедной воспитательнице с огрубевшим голосом, но всё ещё ранимым сердцем. Хотелось отыскать тот самый детский дом, обнять несчастную за плечи и шепнуть: «Всё хорошо. Он жив и до сих пор вас любит». Поступок Пети Трофимова вызвал у девушки негодование: как можно быть таким слабаком? И если он не находил в себе сил бороться за мечту, то, по крайней мере, не должен был разрушать надежды другого человека. Художник-неудачник предал собственный идеал – он погубил и осквернил светлый образ Ассоль. Так думала Мира и время от времени сжимала кулачки. Она как будто готовилась ринуться в бой с ветряными мельницами.

Рассказчик пожал плечами и даже не обернулся к раздосадованной слушательнице. Он продолжал разглядывать спутанные линии на ладонях и, казалось, мог взглядом выжечь клеймо на собственной руке.

– Боюсь, она никогда не сможет меня простить.

– А есть что-то, чего вы не боитесь? – спросил Кит, который вновь не удержался от колкости. На этот раз Трофимов поднял голову и повернулся в сторону скучающего хулигана.

– Вы совершенно правы, юноша. В мире нет вещей, которых бы я не боялся. Но этот страх ещё и защищает меня… Например, от смерти. Если бы не он, я бы давно пустил себе пулю в висок.

– И правильно бы сделали, – не моргнув глазом, отрезал Кит. Аграфена Волкова густо покраснела и пригрозила мальчугану серьёзной воспитательной беседой.

– Вы уж его извините, – заворковала женщина, принявшись гладить рассказчика по плечу. Но тот ни у кого не просил поддержки, поэтому ловко увернулся, встал и занял другое место, рядом с молчаливым ассистентом.

– Ты грубиян, Кит, – не удержалась от замечания Мира. Реплика, брошенная невоспитанным мальчишкой, показалась ей кощунственной, несмотря на то что она сама не понимала рассказчика. Что это за неискоренимый, отчаянный страх, превращающий человека в раба?

– Ничего, – водитель попытался улыбнуться. Но это выглядело так, точно блудный хозяин, который наконец-то вернулся домой, с усилием открывал дверь заколоченного дома. Прошло немало времени, прежде чем ржавый замок рухнул и она поддалась, огласив окрестности диким рёвом. Человек так ждал этого момента; мечта о возвращении шершавым пледом укрывала его морозной ночью, когда он лежал на земле под открытым небом и считал звёзды. И тогда он верил, что длинное странствие однажды закончится и самый близкий человек расплачется, уткнётся в его плечо. Долгожданная секунда настала, а за ней не оказалось ничего, кроме толстой паутины, преграждавшей вход, и вековой пыли на стёклах. Бедняга трижды чихнул, споткнулся на пороге и кое-как добрался до скрипучей кровати. Укрылся грязной простынёй, зарыдал и обнял себя за плечи. Он знал, что впереди – неизбежное одиночество, отсутствие света и пустота. Улыбка неподъёмным грузом опустилась на уголки сухих губ рассказчика. Он тоже проделал огромный путь, в конце которого не нашёл ничего, кроме странного автобуса. Может быть, чудак Петя Трофимов просто искал способ сбежать от самого себя, потому и согласился стать водителем?

– Я превратил свою жизнь в сценарий. Кто знает, возможно, всё, что я вам рассказал, было лишь сновидением? Ассоль – это только персонаж, который очаровал творца, подобно прекрасной Галатее? А детдом – это лишь выдуманное пространство, которое разрушится, как карточный домик, при первом же столкновении с действительностью? – рассказчик откашлялся; глаза блеснули; казалось, он пытается подавить нервный смешок.

Никита в очередной раз почувствовал себя пленником дежавю: услышанная история принимала всё более отчётливые очертания в его воображении. Он не мог объяснить это странное ощущение: точно рассказанное на самом деле было только сценарием, который терпеливый слушатель знал наизусть. Мурашки побежали по бледной коже, и бариста заёрзал на сидении, как будто пытался сбросить с себя тревожное предчувствие.

– Вы шутите? – спросил ассистент. Он встал и вытянулся в полный рост, потому что устал сидеть на одном месте. Правда, ему всё равно пришлось заметно сгорбиться, чтобы защитить бедный затылок от удара. «Может быть, пора перестать комплексовать из-за своего роста», – подумал Никита. В эту минуту он проникся искренним сочувствием к попутчику.

– Разумеется! Боюсь, мои слова не следует воспринимать всерьёз, – ответил Петя Трофимов. Он тоже встал, схватился за поручни и обвёл присутствующих красноречивым взглядом. Чтобы подчеркнуть всю серьёзность происходящего, мужчина вытащил из рюкзака жёлтую папку, в которой оказался некий важный документ с размашистой подписью и печатью.

– Прошу прощения! – откашлявшись, начал он – уже совершенно другим, официальным и несколько приглушённым тоном. Водитель больше не выглядел печальным бродягой с посохом и сумой. В эту минуту он как будто стал выше и крепче; глаза превратились в узкие щёлки, а скорбь по нескладной, упущенной жизни рассеялась в воздухе.

– Боюсь, настало время для важного сообщения. Сразу скажу: я тут совершенно ни при чём. Это распоряжение свыше, – он посмотрел наверх, точно таинственный документ подписывал сам Бог. – Зачитываю… – водитель снова откашлялся – видимо, это помогало ему собираться с мыслями.

– Приказ от начальника автобусного депо Деревянкина А.Н. водителю автобуса X, следующего по секретному маршруту в ненаселённый пункт «Американо с лимоном», Трофимову П.

Приказываю Трофимову П. обеспечить пассажирам комфортное и безопасное пребывание в автобусе X и доставить четырёх человек в целости и сохранности… – тут водитель споткнулся и замолчал, не решаясь поднять глаза на слушателей. Дрожащий голос Миры прервал длинную паузу.

– Но ведь… Не считая вас, нас пятеро…

Пётр Трофимов кивнул, ещё раз откашлялся и продолжил чтение:

– … в целости и сохранности домой. Посему требую: оставить одного пассажира в ненаселённом пункте «Американо с лимоном». При соблюдении данного условия возможно благополучное окончание путешествия и возвращение туристов к привычному образу жизни. Ответственным за исполнение приказа назначаю водителя автобуса X Трофимова П., – чтец передал документ Никите, потому что заметил его недоверчивый взгляд.

– Значит… – голос Никиты предательски дрогнул, – нас просят пожертвовать кем-то одним ради благополучного возвращения всех остальных?

Водитель развёл руками. Всем своим видом он пытался показать, что и сам до глубины души оскорблён таким безжалостным требованием.

– И, если мы откажемся, нас убьют? – спросила Мира, поёжившись.

Трофимов тяжело вздохнул в ответ.

– Полный бред! – тётя Груша даже подпрыгнула. – И как они это себе представляют? Между прочим, никто не спрашивал моего согласия… Меня затащили в этот автобус насильно! – она бросила быстрый взгляд на часы и схватилась за ремешок, точно кто-то собирался снять их с её руки.

– А я вообще ребёнок, – фыркнул Кит. – Меня нельзя оставлять здесь, – при этих словах все повернулись к окну. – Иначе вас, взрослых, привлекут к уголовной ответственности!

Сложно было сказать, что напугало пассажиров больше: мысль о тюремном заключении или небо над обрывом, затянутое чёрными тучами. Это был ненаселённый пункт, а значит, никто из них не сможет стать единственным жителем – без людей он погибнет сам. Подойдёт к самому краю пропасти, закроет глаза и исчезнет…

– Я знаю, что вы хотите вернуться, и поэтому готов уйти, – сказал вдруг Цепеш, он вытер губы носовым платком – все увидели кровь на белоснежной ткани. – Мне всё равно недолго осталось.

– Нет, вы не обязаны… К тому же без вас мы не сможем. Вдруг что-нибудь случится? А вы врач и сумеете помочь, – заворковала Аграфена. Ассистент фокусника ничего не ответил и только едва заметно улыбнулся. Создалось впечатление, что он говорил несерьёзно и ждал подобного заступничества; мысль о таком лицемерии заставила Никиту с возмущением отвернуться.

– Я против того, чтобы кто-то уходил. Что за глупый приказ? – Мира выхватила из рук кофевара документ, скомкала, бросила на пол и принялась топтать.

– То, что вы делаете… Это ведь ничего не изменит. Неужели вы сами не понимаете? – водитель положил руку на плечо девушки, пытаясь привести её в чувства.

– Но это неправильно! Как можно поставить нас перед таким выбором? – она бросила беспомощный взгляд на Аграфену, но та восприняла это как призыв к действию и начала защищаться.

– Вообще-то я коммерческая писательница! Читатели просто сойдут с ума, если я не вернусь! Вот-вот должна выйти моя новая книга, и я уверяю вас: это будет шедевр!

– А я ребёнок, – в очередной раз напомнил Кит. Он вдруг растерял всю прежнюю дерзость и будто уменьшился в размерах. Мальчишка с вытаращенными глазами вскочил с места и схватил водителя за руки, точно тот мог распоряжаться чужими судьбами.

– Вы ведь не бросите меня здесь, правда? Я несовершеннолетний! Мне надо домой!

Трофимов отмахнулся от мальчугана, как от назойливой мухи.

– Я вас услышал. Всех вас… – водитель спрятал руки в карманах брюк. – Разумеется, я всё прекрасно понимаю, но, боюсь, ничем не смогу помочь. У нас остаётся не так много времени, и нам нужно выбрать жертву как можно скорее… Предлагаю выслушать мнение нашего первого пассажира, – он указал на Никиту, который сидел у окна, прижавшись щекой к стеклу, и до сих пор не сказал ни слова.

Бариста наклонил голову и несколько минут смотрел в одну точку. Он нахмурился, словно никак не мог разобраться с очень сложной задачей, открыл рот, как будто собрался начать говорить, но передумал и поджал губы.

– Кажется, наш первый пассажир шокирован, – слащаво улыбнулся водитель. Никита вздрогнул, отвернулся и обнял себя за плечи.

– А что будет… с жертвой? – послышался приглушённый вопрос. Никита отказывался смотреть в глаза водителю, потому что в глубине души уже знал, кто должен покинуть автобус. «Я изначально был лишним… Всё это путешествие – полное безумие. Меня должны были убить ещё на первой остановке», – юноша почувствовал, как потеют ладони и невидимый тяжёлый камень откуда-то из груди падает на дно желудка. Юноша поёжился и крепче сжал плечи. Он не мог взглянуть на Миру, которая, разумеется, уже прочитала мысли друга. Предательский внутренний голос твердил: «Ты первый пассажир, и у тебя есть преимущество. Просто выбери одного из них». Никита приложил ладони к пылающим щекам: неужели он настолько эгоистичен? Конечно, можно назвать Кита или коммерческую писательницу, выйти сухим из воды и преспокойно добраться до дома. Но как он может кем-либо жертвовать? Никита не бог, чтобы вершить человеческие судьбы.

В его печальных глазах отражалось предчувствие неизбежного. Человек будто заранее знает о своём растворении в вечности. Быть может, перед финалом ему открывается тревожная истина, и он не в состоянии ни вынести её груз, ни поделиться с товарищем. Никита облизал сухие потрескавшиеся губы:

– Жертва… должна… умереть? – спотыкаясь на словах, спросил он.

– Не совсем, – уклончиво ответил водитель. Он кусал ногти, спохватывался, сжимал руки, прятал их на коленях и ломал пальцы.

– Там, – мужчина указал на запотевшее стекло, – тоже можно жить. Грозовая туча однажды станет облаком. Надо только смастерить лодку, чтобы переправиться через озеро. А на другом берегу вы найдёте башню из слоновой кости. Это и будет точкой невозврата. – он постучал по стеклу, и в эту минуту раздался оглушительный гром. Дождь босоногим мальчишкой побежал по извилистым тропам. Никита сжал кулаки, резко повернулся к водителю, но не сумел вызволить из плена ничтожные слова… Он уже и сам начал осознавать всю их ничтожность. В горле застрял комок, который невозможно было ни протолкнуть, ни вытолкнуть. «И всё-таки… То, о чём говорит этот старый чудак… Облако, озеро, башня… Это же смерть. Как я могу добровольно пойти на это? Тем более сейчас, когда я снова хочу…» – он не успел закончить тревожную мысль.

– Я уйду, – Мира подхватила рюкзачок и торопливо подошла к выходу. Её серьёзное лицо не выдавало никаких эмоций, и она казалась совершенно спокойной, точно прощалась с остальными пассажирами всего на пару часов. Послышался шелест аплодисментов. Довольная улыбка остановилась на бледных губах водителя. Он сощурился, посмотрел на решительную девушку с малиновыми волосами, зааплодировал и многозначительно покачал головой.

– Восхищаюсь вашей смелостью! Если бы не вы, мы бы никогда не отправились в путь. Ну что, никто не возражает?

Пассажиры не ответили и угрюмо опустили глаза; ассистент фокусника сгорбился сильнее обычного, Кит снова надел наушники, а Аграфена сделала вид, что чрезвычайно увлечена чтением сентиментального романа собственного сочинения. Водитель занял своё место, и дверцы автобуса с шумом распахнулись. Перед тем как уйти, Мира обернулась и бросила на Никиту внимательный взгляд, полный отчаяния и тоски. Она попыталась выдавить улыбку, но ничего не вышло – глаза заблестели, и пришлось отвернуться. Никто не заметил, как дрожали её колени, когда Мира спрыгнула со ступеней…

Автобус дёрнулся с места и понёсся прочь, как одержимый. Никита сильнее прижался к стеклу: маленькая фигурка, прекрасное дитя вереска, девочка из вселенной грёз, стояла на краю обрыва и даже не защищалась от крупных дождевых капель. Она широко раскинула руки, точно готовилась к высокому полёту. Глупая надежда на внезапное чудо! Собираешься рискнуть, чтобы подняться как можно выше, а между тем падаешь на самое дно…

– Остановись! – охрипшим голосом прокричал Никита и вскочил с кресла. Кит снял наушники, ассистент нахмурился, а тётя Груша выронила книгу. Водитель тоже растерялся от такого неожиданного шума, но автобус не остановил – по долгу службы нужно было довезти пассажиров в целости и сохранности, всё остальное не имело никакого значения. Но Никита повторил отчаянную просьбу и подошёл к двери. Он дрожал, а его уши и щёки горели, как у нашкодившего ученика, который пытается скрыться от директора школы.

– Остановите, – уже тише повторил он.

– Перестань, – последовал строгий ответ Владислава Цепеша. Его лицо стало бледным, почти бескровным, как у настоящего вампира. – Просто сядь на место, и на этом закончим.

– Как вы можете так говорить? Там же… Мира, – Никита топнул ногой и указал на окно, за которым ничего не было видно, кроме густого угрюмого леса.

– Жаль девчонку, но нам всем тоже хочется жить, – развела руками Аграфена Волкова. Она надела очки и с видом профессионального критика принялась перелистывать хрустящие страницы. Обнаружила пару ошибок и твёрдо решила разобраться с редактором. Возможно, в воспитательных целях следует лишить его месячной зарплаты.

– Как можно быть настолько бездушными? – Никите хотелось выть от собственной беспомощности. Он чувствовал себя одиноким волком, которого изгнали из стаи.

Кит пожал плечами, сохраняя всё то же невозмутимое выражение лица.

– Кажется, когда она уходила, все были согласны.

Никита кинулся к водителю; он уже не стыдился своих слёз. Юноша молил остановить автобус и спасти Миру. Конечно, он струсил в самый ответственный момент… Но разве нельзя изменить дурацкое решение, если ты по-настоящему раскаялся?

Пётр Трофимов реагировал на пассажира так, точно тот был надоедливой мухой – отмахивался и просил не мешать. Внезапно Никита остановился: он совершенно отчётливо услышал голос девушки с зигзагообразным шрамом на щеке. «Ты уже многое видел, а значит, знаешь, что случается с теми, кто перестаёт мечтать. Время от времени нам приходится сражаться, и некоторых заклёвывают до смерти. Но есть и счастливые, которых забирают. Ты ведь пришёл за мной, неправда ли?»

Что, если вороны-падальщики найдут Миру прямо сейчас? «Я защищу её, даже если придётся умереть!», – решил Никита, положил дрожащую руку на плечо водителя и сказал – всё ещё таким же умоляющим, но уже тихим, охрипшим голосом.

– Отпустите. Я должен последовать за… – он осёкся и вместо имени подруги произнёс другое слово:

–… мечтой. Я должен последовать за мечтой.

Водитель остановился, внимательно посмотрел на юношу с печальными глазами, который был полон твёрдой решимости защитить свою мечту, и в конце концов открыл двери.

– Я вас, разумеется, отпущу. Но имейте в виду: обратно я не поеду. Придётся идти пешком…

Никита даже не дослушал и торопливо выпрыгнул из автобуса.

Беги. Беги так быстро, как только можешь. Пряничный человечек никогда не задумывался о том, кто он на самом деле. Его не интересовал смысл жизни, и он не знал, что значит поставить перед собой цель. Да и ради чего? Оживший кусочек теста не тратил времени надолгие раздумья. Но он чувствовал опасность и потому готовился защищаться. Храбрец покорялся инстинктам и не прекращал движения, потому что понимал: любое промедление ведёт к неминуемой гибели. Он набирал скорость и ещё ничего не знал о физической боли и усталости. Готовился сразиться с самим ветром, который с завистью глядел вслед проворному беглецу. Никто не сможет его догнать, если только он сам не остановится, а это невозможно: воля к жизни сильнее смерти.

Никита Сенин продолжает бороться с человеческим несовершенством; он хочет доказать, что всё возможно, если не предавать мечту. Поэтому и говорят, что чудо наполовину (а может быть, даже больше) состоит из упорства. Усилия, которые мы прилагаем, помогают приблизить любое волшебное действо. Бариста спотыкается, но не позволяет себе сбиться с намеченного пути. Чувствует, как кровоточит большой палец на ноге. Но всё можно стерпеть, когда от тебя и твоих дальнейших действий зависит жизнь близкого друга.

В том ли направлении он двигается? Сколько они успели проехать? Жива ли ещё Мира, девушка с блестящими глазами и бесстрашным сердцем? «Но ведь Мира умеет читать мои мысли!» – догадался юноша. Что, если прямо сейчас он попытается приручить это неуловимое расстояние и установить связь с девушкой? Никита набирает в лёгкие воздуха и закрывает глаза; ноги продолжают совершать незатейливые движения, которые приближают его к цели. «Пожалуйста… Мира… ты должна услышать меня». Он повторяет её имя и не перестаёт бежать; по лицу стекают капли дождя и пота, искусанные до крови губы шевелятся… Дышать практически невозможно, пальцы слабеют, кулаки разжимаются, и руки безвольно повисают в пустоте. Когда юноша в очередной раз спотыкается, едва удерживая равновесие, он чётко слышит знакомый голос. Это не может быть ошибкой: рядом никого нет, а это значит, что голос звучит прямо в голове.

Мира. Привет, Кит. Я тебя слышу.

Кит. Мира!.. Это правда ты? Где ты сейчас? С тобой всё хорошо?

Мира. Ну разумеется. Кто же ещё умеет читать твои мысли? Не беспокойся, ты идёшь в правильном направлении, и мы скоро встретимся.

Кит. Мира… Прости меня. Я так испугался… Я должен был сразу… (он задыхается и не может подобрать правильные слова).

Мира. Я действительно испугалась, что ты оставишь меня. Ещё немного – и сюда слетелись бы те самые вороны… И я не смогла бы с ними сразиться, как в прошлый раз. Только ты – моя сила.

Кит (останавливается, чтобы немного отдышаться. Из-за спазмов в икрах и острой боли в правом боку он не может больше бежать. Приходится идти пешком. Правда, каждый шаг заставляет его морщиться и закусывать губу). Мира… Я такой дурак! Извини, что сразу этого не понял, но как я вообще могу жить без тебя?

Мира (кажется, что она улыбается, но голос не выдаёт никаких эмоций – всё такой же серьёзный и строгий). Спасибо, что всё-таки понял это. Теперь я могу уйти.

Кит (в очередной раз спотыкается и падает, разбивая колени о мокрый асфальт). Уйти? Но зачем? Разве мы не можем быть вместе?

Повисает неловкая пауза. Никита боится, что связь окончательно оборвётся, ведь он всё ещё не видит Миру. Что ему тогда делать? Он снова срывается на бег, не обращает внимания на боль, которая кусает почти каждую клеточку утомлённого тела. Но ничего страшного не произошло: в этот момент Мира собиралась с мыслями и боролась с лёгким волнением.

Мира. Прости. Это невозможно. На самом деле именно ты должен был выйти из автобуса. Так тебе было предначертано…

Кит (пошатывается, ощущает, как темнеет в глазах. Но он должен находиться в сознании во что бы то ни стало. Иначе всё потеряно). Кажется, я понял… Я должен умереть. Конечно, в глубине души я это знал, но боялся думать… А ты должна вернуться. Ты это заслужила. (снова комок в горле, который невозможно проглотить. По щекам стекают прозрачные слёзы).

Мира. Ты и в самом деле дурак, Кит. И ничего, оказывается, не понял. Это ты возвращаешься, а мы уходим. Так и должно быть. Это правильно.

Кит. Я действительно плохо понимаю… Почему ты должна уйти? Что вообще происходит? (останавливается, когда видит перед собой обрыв, который так сильно пугал его из пыльного окна автобуса. Мира стоит у самого края, лицом к застывшему путнику. Один неосторожный шаг – и она может рухнуть в пропасть. Откуда в ней столько отчаянной смелости?)

Мира. Потому что ты реален, а я и другие пассажиры лишь жители твоего подсознания. Пора бы наградить нас заслуженным отдыхом.

Теперь Никита может видеть её улыбку и, кажется, в словах девушки нет ни отзвука печали, как будто предстоящий покой – это и есть её конечная цель. Юноша делает медленный шаг вперёд.

Кит. Ты хочешь сказать, что Кит, тётя Груша, Цепеш и водитель – ненастоящие?

Мира (кивает). А ещё я, мой дорогой. Я такая же, как они.

Кит. Не понимаю… Как такое возможно? (ещё один робкий шаг. Из разбитых коленей сочится кровь. Хозяин уставшего тела ничего не замечает, он лишь продолжает слушать голос в своей голове).

Мира. Тебе не показалось странным, что мальчугана, которого ты спас, зовут точно так же, как и тебя?

Кит (отрицательно качает головой). Ничего странного. Тем более он совершенно на меня не похож.

Мира (смеётся, ветер доносит отголоски её звенящего смеха до ушей Никиты. Дождь угомонился, а потемневшее вечернее небо прогнало свинцовые тучи прочь. В мире воцаряется долгожданная гармония и тишина). А между тем это твой внутренний ребёнок. Нахальный и капризный.

Кит. Но он же… он же маленький вредитель!

Мира. Разумеется. Специально создан, чтобы тебе мешать.

Кит. Хорошо… (морщится: ему тяжело с этим согласиться). Возможно, я действительно часто мешал себе. Ну а тётя Груша? Она-то тут как появилась?

Мира (смотрит на часы и переводит хитрый взгляд на собеседника). Тебе не кажется, что ты слишком часто оправдывался недостатком времени? Так и не добился того, чего хотел, потому что тебе якобы постоянно некогда?

Кит (невольно краснеет). Да, но… оказывается, это выглядит так глупо.

Мира (аплодирует). Браво! Ты наконец-то это осознал! Думаю, нетрудно догадаться, кто такой Владислав Цепеш.

Кит (пожимает плечами и делает ещё один шаг навстречу. Пальцы холодеют, а колени дрожат. И почему-то хочется закрыть уши, чтобы больше не слышать всю эту глупую историю… Но ничего не поможет: голос Миры продолжает звучать в голове). Понятия не имею…

Мира. Это твоё чувство вины (отходит от края, но всё-таки не спускается к собеседнику и даже не пытается сократить мучительную дистанцию). Ты всё ещё обвиняешь себя в смерти своих соулмейтов? (невозможно выдержать её проницательный взгляд. Быть может, она, как медуза Горгона, сейчас превратит его в камень. Чтобы защититься, Никите приходится опустить глаза).

Кит. Возможно… Я не знаю. Понимаю, что ничего не мог тогда сделать, и всё-таки…

Мира. Помнишь, Цепеш сказал всем, что может уйти из автобуса, потому что ему и так недолго осталось?

Кит (кивает. Он всё ещё не верит словам Миры и всё же где-то внутри себя уже знает правду).

Мира. Это значит, что тебе самому надоело чувствовать себя виноватым. Ты слишком устал от этого. Вот почему Цепеш выглядел таким больным и измождённым.

Кит. Но когда тётя Груша заступилась за него, он вроде бы даже обрадовался. Как будто и не собирался никуда уходить.

Никита вспоминает хищный взгляд ассистента. В ту минуту было сложно поверить в его искренность.

Мира. Это всё потому, что ты боишься. Иногда страх сильнее тебя, и ты не выдерживаешь… Именно поэтому Петя Трофимов так часто повторял слово «боюсь».

Кит (невольно улыбается). Это раздражало нахального мальчугана.

Мира. Конечно, ведь дети ничего не боятся. Страх – это чувство для взрослых.

Внезапный порыв ветра поднимает малиновые волосы девушки, и они напоминают разгорающийся костёр на фоне предзакатного неба. Никита делает ещё несколько шагов и видит лицо Миры так близко, что уже может протянуть руку и коснуться бледной кожи.

Кит. А как же… его история… Это всё выдумка?

Мира (первой протягивает руку. Тонкие пальцы замирают над головой человека, который запутался в паутине неразрешимых загадок). Неужели ты не помнишь? Это же твой сценарий!

Кит (улыбается и вдруг начинает смеяться. Мира подхватывает весёлую мелодию. Проходит целая вечность, прежде чем возвращается неабсолютная тишина).

Я на самом деле дурак…

Мира (тоже говорит шёпотом; и это первая реплика, которую она произносит вслух). Ещё какой! Кстати, надеюсь, ты знаешь, кто я? (проводит по волосам Никиты, и тот крепко обнимает девушку за плечи).

Кит. Конечно, знаю. Ты – мечта.

Мира (уточняет). Твоя мечта.

Кит (соглашается). Моя…

Крупная слеза скатывается по щеке юноши, и Мира вытирает его лицо, не переставая смотреть в глаза. Он никогда раньше не замечал, насколько она красива. Становится немного не по себе; Никита снова заливается краской, но всё равно не отводит взгляд.

Ещё одна вечность грациозной бабочкой опускается на запястье девушки-воительницы с ранимой душой. Юноша касается её тёплых губ и видит отпечаток слёз на щеке – будто клеймо, странная метка, от которой веет безысходностью. Он крепче обнимает девушку, но уже ощущает, как она отдаляется – с каждой секундой дистанция возрастает и в конце концов обязательно станет непреодолимой. В отчаянии Никита прижимает её дрожащие пальцы к губам. Она улыбается, но продолжает исчезать, и очень скоро на руке Кита остаётся только память о прикосновении. Он тянется к неуловимой Мечте, а она отступает. В печальных глазах отражается безграничная любовь… Неужели она не настолько всесильна, чтобы соединить родственные души? Никита ропщет на несовершенство мироустройства, а в ответ получает лишь молчаливый упрёк. На самом деле всё сделано правильно: так было, так будет и так должно быть здесь, на периферии миров, и сейчас, в вырванный из контекста отрывок времени. В глубине души шаман из космоса всё понимает и предугадывает бессмысленность следующего шага, но он не может сопротивляться обаянию последней попытки.

Кит. Как же я без тебя? (рука Кита неуклюже повисает в воздухе: он хочет провести по волосам печальной собеседницы, но не осмеливается. Она делает ещё несколько шагов назад).

Мира. Не волнуйся. Ты справишься. Мечты имеют обыкновение сбываться. И это мой самый любимый момент.

Кит. Всё равно… Ещё слишком рано. Ты нужна мне… (тщетно пытается приблизиться к девушке, которая ловко ускользает и всем своим видом даёт понять, что воссоединение невозможно, а расставание неизбежно).

Мира. Нет, не нужна. (качает головой, говорит уверенным тоном). Это иллюзия, которой скоро суждено рассеяться. Теперь ты всё сделаешь сам. (останавливается и протягивает ладонь). Можешь кое-что отдать мне?

Никита кивает. Он готов отдать всё что угодно, лишь бы продлить мгновение, а лучше – зафиксировать убегающую вечность.

Мира. Подойди же ко мне в последний раз, не бойся! (широко раскидывает руки).

Кит снова срывается на бег и бросается в объятия Миры. На минуту кажется, что это обман, и никакого прощания не состоится. Прямо сейчас они вдвоём сядут в автобус и продолжат путешествие по кофейным станциям. Никита тянется к кожаному рюкзаку, чтобы достать счастливый билет. Но вместо этого он видит шаловливую улыбку, застывшую на пряничных губах. Путь борца закончился, он выжил, а это значит, что больше не придётся ни от кого убегать. Пряничный человечек заслуживает право на покой. Юноша поднимает глаза и сталкивается с внимательным взглядом Миры.

Мира. Ты можешь сделать ещё тысячи таких же, если пожелаешь (берёт из рук Никиты человечка и прячет в карман). Вот только надо ли? (риторический вопрос замирает в гулкой тишине, и девушка вдруг достаёт из сумки камеру). Она твоя.

Никита отстраняется и не даёт надеть камеру себе на шею.

Кит. Не стоит. Ты ведь всегда ей так дорожила.

Мира. Она твоя.

И на этот раз юноша понимает, что она хочет сказать. Сомнений быть не может: это камера всегда принадлежала Никите, и он, кажется, так и не смог её продать. Жадный старик-покупатель остался ни с чем, потому что юноша всё-таки не выдержал разлуки. И вот теперь камера здесь, преисполненная благодарности, доверия и любви.

Мира. А сейчас мы разойдёмся в разные стороны. (отворачивается – перед ней стоит тот самый автобус, на котором некогда начал своё путешествие один растерянный шаман).

Никита чувствует, как пересохло во рту; начинает говорить – и разражается кашлем не в силах найти подходящие слова. В эту минуту он ничего не слышит, кроме громкого стука собственного сердца. Мира машет рукой и уходит; автобус ворчливо дёргается и поднимает в воздух столб пыли. Кит приближается к обрыву. Ещё немного – и предстоит падение, которое едва ли станет для жертвы полётом. Он задерживает дыхание и готовится к прыжку. Перед этим зачем-то бросает взгляд вниз и внезапно начинает смеяться. Кидается на землю, обхватывает колени руками и перекатывается с боку на бок. Обрыв – это очередной обман, и вместо врат Аида путник видит длинную выщербленную лестницу. Ступеньки шатаются, но Никита всё же удерживает равновесие – наступает пора возвращаться в космос.

***

Назойливое жужжание будильника заставило Никиту открыть глаза. Он с сожалением достал из-под подушки вибрирующий телефон. Количество пропущенных звонков и угрожающие значки непрочитанных сообщений мгновенно прогнали остатки сна. Никита дотронулся до влажного лба и обжёгся: наверное, у него была высокая температура, и неизвестно, сколько времени он провалялся в постели. Юноша открыл одно из многочисленных сообщений начальника:

«Сенин! Я больше не могу терпеть твои выходки. Можешь продолжать меня игнорировать. Но и на работу не смей возвращаться! Никаких денег я тебе платить не собираюсь».

Всё остальное написано в том же духе. Осознав, что лишился работы, несчастный бариста поднялся с кровати и принялся надевать штаны. Беспощадные молоточки боли всё ещё отстукивали нестройный ритм в голове юноши. Ему казалось, что он носит на шее раскалённый шар, который чудесным образом украл с неба. Подошёл к письменному столу, надеясь найти обезболивающее, но вместо таблеток обнаружил лишь градусник. Он был засунут в книгу, которую Никита никогда раньше не видел. Юноша взял её в руки и с недоумением зашелестел новенькими страницами. Автор – Муза Лазурская. Муза… Возможно ли?

Никита открыл последнюю страницу и обнаружил след от ногтя, который, по-видимому, принадлежал самому кофевару. Он пробежал взглядом по тексту и прочитал вслух последнюю строчку: «…наступает пора возвращаться в космос». За обложкой спряталась смятая бумажка-закладка. Значит, перед утомительным длинным сном Никита всё-таки дочитал книгу до конца. Он взял в руки закладку и с удивлением увидел, что это счастливый билет на автобус.

Бариста быстро натянул куртку; он даже не собирался тратить драгоценные минуты на приготовление американо. По инерции сунул в карман пряничного человечка, который томился в ожидании на столе и подмигивал растерянному хозяину.

Никита не знал, куда торопится и почему не идёт пешком, а несётся стрелой, расплёскивая воду из луж. Может быть, в кофейню, чтобы попросить прощения у начальника? Ведь ему нужно какое-то место и постоянный заработок. Нет, шаман бежал так быстро, как только мог, по другой причине. И пряничный человечек, заражённый эйфорией скорости, подпрыгивал в кармане плаща. Никита добежал до автобусной остановки и попытался отдышаться, жадно глотая воздух ртом. В голове раздавался чудовищный гул; ещё немного – и юноша потеряет сознание. Если это случится, кто знает, где он очнётся на этот раз, ведь вселенная безгранична. Никита выпрямился; тяжёлые капли забарабанили по его беззащитным плечам. Он прикрыл голову, но даже не подумал встать под крышу.

Мимо проходили автобусы, а путник-одиночка пропускал один за другим, потому что не знал, на какой из них должен сесть. И нужно ли вообще куда-то садиться?

– Вы же так простудитесь! – послышался сзади чей-то встревоженный голос. Над головой Никиты распахнулся огромный зонт. Юноша повернулся и увидел лучистую улыбку и светлые кудряшки. Девушка смотрела в глаза заблудившемуся путнику, и под этим добрым взглядом, казалось бы способным исцелить любые болезни, стало легко и приятно. Никита почувствовал такое тепло, как будто только что выпил чашку горячего рафа. Он не знал, должен ли отвечать на короткую реплику, но очень хотел начать разговор. Кажется, однажды они уже встречались: слишком знакомыми были сияющие глаза и тонкие линии губ незнакомки. Внезапная догадка заставила юношу подскочить на месте. Он ударился о холодные спицы зонта.

– Вы та самая девушка, которая не мокнет под дождём! – обрадовался Никита, потирая ушибленный затылок. Она рассмеялась, и этот смех прозвучал для юноши прекрасной мелодией. Кофевар вздрогнул, невольно испугавшись странного чувства, будто незнакомка на самом деле была его близким другом. Девушка откинула мокрые кудряшки.

– Было бы неплохо владеть таким даром, но, к сожалению, я простая смертная. – на бледных щеках заиграл румянец, явившийся к хозяйке непрошеным гостем. В этот момент Никита всё понял; белые кудряшки на время сбили его с толку: незнакомка, которая отрицала свою способность не мокнуть под дождём, на самом деле была заметно повзрослевшим двойником Миры. Юноша улыбнулся в такт беззаботным, счастливым мыслям, но вслух ничего не сказал.

– Вы торопитесь?

Никита бросил взгляд на левую руку, но не увидел часов. Он не имел даже слабого представления ни о времени, ни о пространстве, куда решительно направлялся ещё несколько секунд назад. Юноша вспомнил напыщенную тётю Грушу и не сдержал иронической улыбки.

– Думаю, что нет.

Девушка улыбнулась в ответ и протянула собеседнику руку. Никита растерялся, неуверенно потянулся вслед… и замер. Оказывается, на его шее всё это время висела камера. «И как я только мог её не заметить? О чём я вообще думал, когда нёсся под дождём по улицам?» – упрекнул себя уволенный бариста.

– Надо быть чуточку осторожнее, – заметила собеседница, и Никита уже не сомневался в том, что она могла понимать его без слов, как настоящая Мира. Впрочем, ведь всё наоборот: именно та Мира была выдумкой, а значит, эта девушка действительно реальна. Юноша ущипнул себя – рука заметно покраснела, и он почувствовал боль.

– Что ты снимаешь?

Никита пожал плечами; он даже не помнил, когда в последний раз брал в руки камеру.

– Да так… просто… – бариста опустил глаза и спрятал руки в карманах. Пальцы нащупали целлофановый пакетик с пряничным человечком внутри. – Собираю материалы для… – он запнулся и слегка сгорбился, – сценариев.

Девушка захлопала в ладоши и посмотрела на собеседника с искренним восхищением.

– Значит, мы немножко коллеги. Я начинающий режиссёр. Буду рада почитать твои сценарии, – она снова протянула руку, и на этот раз рукопожатие состоялось.

Впервые за всё это время Никита понял, куда так торопился. Он предчувствовал эту встречу и должен был сделать всё возможное, чтобы не упустить момент. Дождь ещё не закончился, а Мира уже закрыла зонт, хитро подмигнула Киту и предложила бросить вызов шаблонной жизни.

– Давай проверим, можем ли мы научиться не мокнуть под дождём?

Рядом с родственной душой юноша ничего не боялся, и капли на щеке вызывали у него улыбку, а танец автомобилей на лужах – громкий звенящий смех. Он рассказывал, как однажды его приняли за шамана, а пряничный человечек спас несчастного путника от разъярённых воронов-падальщиков.

Кит вложил в ладонь Миры улыбающегося беглеца, который наконец-то отвоевал право на покой. Девушка спрятала пряник в кожаном рюкзачке и шепнула Киту, что в таких вещах и заключается истинное волшебство. После этих бесстрашных слов звонкие капли прекратили шаманский танец на крышах и человеческих телах. Ветер смилостивился над двумя смельчаками, которые бросили вызов вселенной, и на время покинул умытый город. Солнечные лучи робко выглядывали из-за грозовых туч. Мира сказала, что это будет финальным эпизодом её фильма, после которого не стыдно показывать титры. Кит достал камеру, направил объектив на высокое улыбающееся небо и шепнул:

– Наступает пора возвращаться в космос.

Примечания

1

А.С. Пушкин. Евгений Онегин.

(обратно)

2

И.А. Бродский. Я входил вместо дикого зверя в клетку…

(обратно)

3

Р.Л. Стивенсон. Вересковый мёд.

(обратно)

4

М.Ю. Лермонтов. Нищий.

(обратно)

5

И.А. Бродский. Я входил вместо дикого зверя в клетку.

(обратно)

6

О.Э. Мандельштам «Золотистого мёда струя».

(обратно)

7

И.А. Бродский. Август.

(обратно)

Оглавление

Двойной эспрессо

Медовый раф

Фраппе с мятой

Миндальный капучино

Американо с лимоном

*** Примечания ***