Пьесы [Гусейн Мухтаров] (fb2) читать онлайн

Пьесы

КТО ПРЕСТУПНИК? Драматическое представление в двух частях с прологом

Действующие лица

Д у р с у н о в а  А к с о л т а н — журналистка.

Э с е н о в — начальник строительно-монтажного управления.

Б е р к е л и — заведующий гаражом.

К у р т г е л ь д ы — заведующий складом.

Б и б и г о з е л ь — его жена.

П е р е н г л и е в а — прокурор.

С а т л ы к о в — судья.

С а п а р о в — начальник милиции.

А л л а н а з а р — участковый милиционер.

Т о й л ы  К а л а н д а р о в — шофер.

А й л а р — его жена.

С а х а т — шофер.

О ф е л и я.

З а и к а.

М е д с е с т р а.

Туркмения. Наши дни.

ПРОЛОГ

На просцениуме перед занавесом появляется  С а т л ы к о в. Он очень встревожен, у него растерянное, почти жалкое выражение лица. Говорить он начинает не сразу, подыскивая слова и как бы пересиливая внутреннюю тревогу.

С а т л ы к о в. Я очень устал думать об этом… Но я не ищу ни совета, ни утешения, я просто хочу назвать вслух, громко то, что мучает и грызет меня. Может быть, мне станет легче… (Пауза.) Фамилия моя — Сатлыков. Я судья. Уже более пятнадцати лет я занимаю этот ответственный пост. От меня часто зависит судьба людей, их будущее, спасение или гибель. Я должен быть человечным и беспристрастным. Я должен быть справедливым. Много подсудимых прошло передо мной за годы моей работы, и совесть моя всегда была чиста. Товарищи мои хвалили меня, начальство поощряло. Жена гордилась мною, и я сам был собою доволен. Да, я был доволен… (Пауза.) Но совсем недавно произошла одна история, которая заставила по-другому смотреть и на людей, и на себя самого. Об этом я и хочу рассказать… О том, что видел и слышал сам, и о том, что узнал от других. Мне трудно говорить. Мысли спешат, путаются, обгоняют друг друга… Но я постараюсь быть точным и кратким. (Пауза.) Все это началось с телефонного звонка, который… (Вдруг задумывается.) Впрочем, для того, чтобы вам была ясна вся картина, заглянем сперва в кабинет Эсенова. Это начальник нашего строительно-монтажного управления, добрый мой приятель, можно сказать — друг…

З а т е м н е н и е.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Кабинет Эсенова. Просторная комната. Массивная мебель. На стенах схемы, диаграммы, фото новых корпусов. Над письменным столом в тяжелой раме «Моральный кодекс строителя коммунизма».

Э с е н о в  стоя перебирает бумаги, часть из них прячет в портфель. Что-то напевает себе под нос.

Э с е н о в. Так-с… Еще один рабочий день благополучно закруглился. Теперь домой. Обед. Отдых. Разговоры с женой о том о сем… Телевизор, конечно. И сон. А завтра с утра опять сюда. И так каждый день. (Защелкивает портфель.) Вся жизнь пролетит, как мгновенье. (Оглядывает стол.) Все как будто.

Стук в дверь и женский голос: «Можно?»

Нельзя. Рабочий день закончен. Приходите завтра.

Дверь отворяется, на пороге  Д у р с у н о в а. Ей под сорок, но она еще очень моложава. Стройная спортивная фигура. Одета и причесана просто, но тщательно.

Д у р с у н о в а. А может быть, ты меня все-таки примешь?

Э с е н о в. Почему — все-таки? И почему вы со мной на «ты»?

Д у р с у н о в а. Хоть ты и большой начальник, но говорить тебе «вы» язык не поворачивается.

Пауза.

Э с е н о в (пристально вглядывается в вошедшую). Ты?!

Д у р с у н о в а (усмехнувшись). Я.

Э с е н о в. Аксолтан! (Бросается к ней и обнимает.) Аксолтан! Какой сюрприз! И как раз вовремя.

Д у р с у н о в а. А что случилось?

Э с е н о в. В том-то и дело, что ровно ничего. Это ты внесешь в нашу жизнь разнообразие и свежесть. Ты с вокзала? А где твои вещи? (Опять обнимает ее.) Ай, Аксолтан! Сядь сюда, ближе к свету. Да ты еще красивей стала, честное слово.

Д у р с у н о в а. Помолчи немного. Дай мне хоть слово сказать.

Э с е н о в (садясь рядом). Весь — внимание. (Опять вскакивает.) Одну секундочку. Последнее распоряжение. (Набирает номер.) Беркели? Эсенов говорит. Немедленно разыщи Куртгельды, пусть садится в машину и сейчас же ко мне. Нет, сюда — в управление. И сам заходи. Дело есть. Что? Что ты там хотел — я не знаю… Точка. Жду. (Набирает другой номер. Дурсуновой.) Еще полсекундочки. (В трубку.) Женушка, это я. Понимаешь, какое дело. Приехал мой школьный товарищ. Да, только не он, а она. Ну, ну, ну!.. Успокойся. (Подмигивает Дурсуновой.) Ревнует… Так вот, у нас будет маленький той. Человек десять, не больше. Накрой на новой веранде. Ах, перестань! Она старше тебя. У нее, говорят, внуки есть. (Вопросительно смотрит на Дурсунову, которая поднимает один палец.) Один внук. Но какой?! Мировой парень!

Д у р с у н о в а (с улыбкой). Девочка.

Э с е н о в. Не внук, а внучка. Ты все путаешь. Будущая балерина. Значит, на новой веранде. Сервиз? Конечно. Нет — не самый новый, а который мы купили в прошлом году. Ясно? Ну, женушка, не ударь лицом в грязь. Посылаю тебе на помощь Куртгельды и Беркели. (Кладет трубку.) Все.

Д у р с у н о в а. Ну, зачем ты это?

Э с е н о в. Как?! Необходимо спрыснуть, обмыть…

Д у р с у н о в а. Кого обмыть?

Э с е н о в. Нашу новую встречу. И потом ты должна посмотреть, как я живу. Надеюсь, тебе понравится. Надстроили мезонин, пристроили новую веранду, расширили сад, две новых беседки и даже бассейн с рыбками.

Д у р с у н о в а. Да ты феодал!

Э с е н о в. Не знаю, кто я, но жить надо уметь.

Д у р с у н о в а (печально). И ты умеешь.

Э с е н о в. Надеюсь. А я вот смотрю на тебя… Какая ты стала эффектная… дама. Я ведь помню тебя угловатой, застенчивой девчонкой, платье в заплатах, пальцы в чернилах, а глаза сияют, как звезды. Ведь я был влюблен в тебя, Аксолтан. Но судьба решила иначе…

Д у р с у н о в а. Ты веришь в судьбу?

Э с е н о в. Если бы у меня в кармане не было партбилета, я бы, пожалуй, ответил, только тихо-тихо. (Шепотом.) Верю… Ну, шутки в сторону. Ты о себе еще ничего не рассказала.

Д у р с у н о в а. Я не смогла прорваться сквозь твою пулеметную очередь.

Э с е н о в. Где твой чемодан?

Д у р с у н о в а. В гостинице.

Э с е н о в (возмущенно). Как?!

Д у р с у н о в а. В вашем городе я уже больше недели.

Э с е н о в. И только сегодня первый раз…

Д у р с у н о в а. Я получила срочное задание от редакции и была очень занята.

Э с е н о в. Ты поступила бессовестно. Жена моя тоже будет на тебя в обиде — вот увидишь.

Д у р с у н о в а. Если бы ты знал, Эсенов…

Э с е н о в. И знать ничего не хочу. (Смотрит на часы.) Вот Куртгельды, мошенник, замешкался. Значит, ты по-прежнему работаешь в газете?

Д у р с у н о в а. Да. Я журналистка.

Э с е н о в. Иногда мне попадалось твое имя. Репортаж. Очерки. Все больше восторги и умиления. Нельзя так, Аксолтан. У нас еще много недостатков. Критика нужна. Суровая, честная, партийная критика. Ты меня понимаешь?

Д у р с у н о в а. Очень. А пока…

Э с е н о в. А пока мы велим перенести твои вещи из номера ко мне.

Д у р с у н о в а. Это еще успеется. А пока я бы хотела умыться. По дороге из гостиницы я вся покрылась пылью. Даже на зубах хрустит.

Э с е н о в. Вот о чем надо писать. Что думает горсовет? Мы строим новые удобные дома. А улицы? На что похожи наши улицы? И где, наконец, наша общественность? (Открывает маленькую внутреннюю дверь.) Пройди сюда. Там ты найдешь все, что нужно для санитарии и гигиены. Вплоть до одеколона и даже пудры.

Д у р с у н о в а. А губную помаду? (Скрывается.)

Э с е н о в (хохочет, кричит вслед). Без намеков, Аксолтан, без злых намеков. И не вздумай так шутить при моей жене. (Потирая в возбуждении руки, подходит к столу и резко поднимает трубку.) Лентяи! Увальни!

Вбегает, запыхавшись, К у р т г е л ь д ы.

К у р т г е л ь д ы. Явился по вашему распоряжению, начальник.

Э с е н о в (швыряя трубку). Ты на чем сюда ехал? С караваном на верблюде?

К у р т г е л ь д ы. Я думал, что…

Э с е н о в. Мне неинтересно, о чем ты думаешь. Сегодня вечером у меня будет небольшой прием. Неофициальный. Приехал мой друг детства из Ашхабада, ответственный… Впрочем, это тебя не касается. Я тебе дам список лиц, которых ты пригласишь ко мне сегодня к восьми (смотрит на часы), нет, к девяти часам. Понял?

К у р т г е л ь д ы. Понял. Спрыснуть. Обмыть. Сколько брать водки и сколько вина?

Э с е н о в. Будет человек десять, из них три дамы. Учти, но только не ощипывайся, не экономь. Чтобы вдоволь.

К у р т г е л ь д ы. А закуска? А горячее? Зелень какая?

Э с е н о в. Все согласуешь с женой. Пойдем, я тебе дам записки. Не забудь минеральной побольше. Лучше боржоми. У меня что-то изжога последнее время.

К у р т г е л ь д ы. Я знаю превосходное средство, начальник. Одна девчонка объяснила. Сперва две чайные ложки обыкновенной соды, затем…

Э с е н о в. Не помогает… (Уходит в смежную с кабинетом комнату.)

К у р т г е л ь д ы (идет за ним). Это еще не все. Затем вы берете обыкновенной… (Уходит.)

Комната некоторое время пуста, затем у входной двери раздаются оживленные голоса и смех. В кабинет заглядывает  Б е р к е л и. Он неопределенного возраста, совершенно лыс и очень суетлив. Говорит почти дискантом.

Б е р к е л и. Входите, входите. Товарищ Эсенов еще не уходил, его портфель на столе.

В кабинет один за другим входят: судья  С а т л ы к о в, которого мы знаем по прологу. Он солиден и респектабелен, держится с достоинством; капитан милиции  С а п а р о в, очень толстый человек, страдающий одышкой и постоянно вытирающий пот со лба и щек; участковый милиционер  А л л а н а з а р, высокий, высохший, как мумия, и, наконец, прокурор  П е р е н г л и е в а, миловидная, хрупкая женщина лет тридцати пяти — тридцати семи, смешлива и кокетлива, но умеет вовремя и внезапно переходить на строго официальный тон.

С а п а р о в. Ничего не понимаю. Голова кругом идет.

П е р е н г л и е в а. Чего вы не понимаете?

С а п а р о в. Кто же мне звонил, в конце концов, сегодня. (Смотрит на часы.) Ровно четырнадцать ноль-ноль.

С а т л ы к о в. Мне позвонил женский голос. Я это подчеркиваю — женский. Вполне интеллигентный и, я бы сказал, довольно приятный.

А л л а н а з а р. И мне тоже.

С а п а р о в. И тебе тоже? Скажите пожалуйста!

А л л а н а з а р. А вам, начальник, разве мужской?

С а п а р о в. В том-то и дело, что женский. Голова кругом.

Б е р к е л и. И мне. Персонально. Любопытная вещь.

П е р е н г л и е в а. А я сперва подумала, что меня разыгрывает Беркели.

Б е р к е л и. Как бы я мог осмелиться? И потом разве я чем-нибудь похож на женщину?

П е р е н г л и е в а. На мужчину ты тоже не очень похож.

Общий смех. Входит  Э с е н о в, за ним  К у р т г е л ь д ы.

Э с е н о в. Ба! На ловца и зверь бежит! Я только собирался искать вас по всему городу. (Куртгельды.) Или ты уже успел?

К у р т г е л ь д ы. Когда же, начальник? Я только-только получил ваше распоряжение.

Э с е н о в. Значит, друзья мои, у вас поразительный нюх на то, что вкусно пахнет. А вас ждет действительно недурной ужин. (Потирает руки.)

С а т л ы к о в. Здесь? В твоем рабочем кабинете?

Э с е н о в. Зачем же здесь? У меня на даче. На новой веранде.

Входит  Д у р с у н о в а.

Д у р с у н о в а. Здравствуйте.

Все молча кланяются.

Э с е н о в. А вот причина нашего дружеского собрания. Прошу любить и жаловать. Аксолтан Дурсунова. Мой школьный товарищ. Подруга моих детских игр и юных увлечений. Представитель прессы. Но вы ее не остерегайтесь. Ее специальность панегирики и дифирамбы.

С а п а р о в. Ничего не понимаю… (Вытирает пот.)

Э с е н о в. А это вождь нашей городской милиции, товарищ Сапаров, у которого…

П е р е н г л и е в а (перебивая). …при малейшей возможности голова идет кругом.

Смех.

Э с е н о в. А это наш очаровательный прокурор, товарищ Перенглиева, которая умеет не только острить, но и надзирать и пресекать.

П е р е н г л и е в а. А это наш судья, товарищ…

Д у р с у н о в а. …Сатлыков.

С а т л ы к о в. Вы меня знаете?

Д у р с у н о в а. Ваше имя я не раз слышала в Ашхабаде.

Сатлыков, оглянувшись на присутствующих, медленно подходит к Дурсуновой и церемонно жмет ей руку.

С а т л ы к о в. Польщен. Сатлыков.

Э с е н о в. Признайся, Аксолтан. У тебя все же дрогнули колени?

С а т л ы к о в (отходя). Одни шутки на уме.

П е р е н г л и е в а. Не вечно же морщить лоб. Ведь это ведет к преждевременной старости. Вы согласны со мной, товарищ Дурсунова?

Д у р с у н о в а. Да. Наморщить лбы мы еще успеем.

Э с е н о в. Кого я еще не назвал? Вот, Алланазар. Гроза городских хулиганов и при этом…

П е р е н г л и е в а (продолжая). …великий гурман. Его кумиры — плов, шашлык и та живительная влага, которая способна и быка повалить на бок.

Все смеются, громче всех Куртгельды.

Э с е н о в. А этот весельчак — Куртгельды, заведует складами управления. Всем хорош, но за ним числится один грех…

П е р е н г л и е в а. …если это только грех!..

Э с е н о в. Неисправимый донжуан. Ради женщин готов на все.

Б е р к е л и. А меня забыли, начальник.

Э с е н о в. А ты не забивайся в темный угол. Беркели, заведующий гаражом. Закоренелый холостяк.

П е р е н г л и е в а. Живет вдвоем со старушкой тетей, но если бы он смог выдать ее замуж, то избавился бы и от нее.

Общий смех.

С а т л ы к о в. Мы готовы отдать должное вашему забавному двойному конферансу, но мне бы хотелось все же в создавшейся ситуации выяснить один небольшой пункт. Подчеркиваю — один и небольшой.

Э с е н о в. Что тебя интересует?

С а п а р о в. Кто собирал нас именно здесь?

Э с е н о в. Где здесь?

С а т л ы к о в. В твоем служебном кабинете.

С а п а р о в. Голова кругом. Кто это сделал? Кто?

Д у р с у н о в а (негромко). Я.

Все смолкли. Пауза.

Э с е н о в. Ты?!

Б е р к е л и. Лю-бо-пыт-но!..

Э с е н о в. Когда? Как? Зачем?

Д у р с у н о в а. Прости, Эсенов, что я не успела тебя предупредить. Ты сам не давал мне говорить, и притом церемония представления заняла слишком много времени. Ты на меня не сердишься?

П е р е н г л и е в а (усмехнувшись). Скушай конфетку.

Д у р с у н о в а. Вы правы, прокурор. Все это пока смахивает на оперетку, но мы, надеюсь, сумеем найти серьезный тон, как того требуют обстоятельства дела.

С а т л ы к о в. Дела? Какого дела?

Д у р с у н о в а. Редакция направила меня в этот город, чтобы детально разобраться в одном событии, к которому вы все имеете самое непосредственное отношение.

Б е р к е л и. Оч-чень любопытно!

Пауза. Все переглянулись. Эсенов, пожав плечами, садится за свой стол и нервно отодвигает портфель. Остальные, кроме Перенглиевой и Куртгельды, тоже занимают места, стараясь сохранить уверенность и достоинство. Дурсунова достает из папки бумаги и раскладывает их на маленьком столике.

П е р е н г л и е в а. Извините меня, товарищ Дурсунова, но я надеюсь, вы понимаете, что, собрав нас таким необычным способом и сделав это предварительное заявление, вы, лично вы, берете на себя огромную ответственность? Я это говорю на тот случай, чтобы предостеречь вас от запоздалого раскаяния.

Д у р с у н о в а. Я очень признательна, товарищ Перенглиева, за вашу заботу обо мне, но позвольте мне все-таки эту ответственность взять на себя.

Пауза. Перенглиева отходит в дальний угол и садится.

К у р т г е л ь д ы. У нас в народе говорят: «Торопись туда, где тебя ждут, и не заглядывай туда, куда тебя не звали». Меня никто не звал. И я вовремя удаляюсь.

Д у р с у н о в а. Минутку. Вас зовут Куртгельды Худайбердыев?

К у р т г е л ь д ы. Точно.

Д у р с у н о в а. Я звонила вам, но не застала. Ведь вас называют еще Курт Гельдыевич?

К у р т г е л ь д ы. Вах!.. Она и это знает!

Д у р с у н о в а. Останьтесь, прошу вас. Вы тоже сможете нам помочь.

Куртгельды садится на кончик стула, будто каждую минуту он готов сорваться и убежать.

С а т л ы к о в. Разрешите только задать один вопрос…

С а п а р о в. У меня не один, а двадцать один, если не больше. Голова кругом.

Д у р с у н о в а. Позвольте мне сперва ввести вас в курс дела…

Все опять переглянулись, кроме Перенглиевой, которая сидит в стороне у самой стены.

Э с е н о в. Простите, одну минутку. (Набирает номер и говорит, прикрыв трубку рукой.) Мы немного задержимся, дорогая. Приедем все вместе, сразу. Неожиданное экстренное совещание. После, после объясню. Привет. (Кладет трубку.) Мы слушаем тебя, Аксолтан, с огромным нетерпением.

Д у р с у н о в а (перебирая бумаги). Две недели тому назад в нашу газету пришло письмо. Автор этого письма житель вашего города. Здесь он был предан суду и приговорен к тюремному заключению.

С а т л ы к о в. Значит, преступник?

Д у р с у н о в а. В своем письме он это отрицает. Наоборот — людей, которые способствовали его осуждению, он считает нарушителями закона и кое-кого даже преступниками.

Молчание. Потом раздается смех, сперва сдержанный, потом все громче и, наконец, почти хохот. Особенно выделяются взвизгивания Беркели. Не смеется лишь Перенглиева.

К у р т г е л ь д ы. И для этого, товарищ корреспондент, вы собрали сюда столько почтенных граждан? Наш город, конечно, не областной центр, но надо все же уметь с уважением относиться к людям, которые, между прочим…

П е р е н г л и е в а. Не читайте нотаций, Куртгельды. Прежде всего надо разобраться в фактах. Кто этот человек? Как его зовут? Чем он занимается?

Пауза.

Д у р с у н о в а. Он — шофер строительно-монтажного управления. Имя его — Тойлы, фамилия — Каландаров. Тридцать пятого года рождения, женат.

Пауза.

Б е р к е л и. Вах!.. Кто же не знает этого тунеядца и хулигана. Он сам себе вырыл яму, а теперь хочет спихнуть туда всех нас. Ловкач! (Смеется, но один.)

К у р т г е л ь д ы. Я к этому делу касательства не имею, но и меня он однажды избил так, что я попал в больницу.

Д у р с у н о в а. Настоящий бандит?

Б е р к е л и. Одна рожа чего стоит. Ему самое место в тюрьме. А сколько времени мы с ним нянчились! Как мы все его жалели! (Качает головой.) Ну и люди!

Э с е н о в. Меня только удивляет одно, Аксолтан. Неужели вашей редакции больше нечем заняться?

Д у р с у н о в а. Ведь ты сам утверждал, что мы расточаем слишком много похвал, а критике уделяем мало внимания.

С а т л ы к о в. За всю свою судейскую практику я не совершил ни одного поступка, я подчеркиваю — ни одного, в котором мне пришлось бы раскаиваться. Я могу подтвердить сказанное мною фактически и документально. Подчеркиваю — документально. А вы, товарищ Дурсунова, по-моему, ставите себя в очень невыгодное и даже смешное положение. Я понимаю, газета — это газета. Ей не чужда сенсация. Но суд — это суд. Это закон и справедливость.

Алланазар, Куртгельды и Беркели ему беззвучно аплодируют.

С а п а р о в. И главное — из-за кого весь сыр-бор? Будь Тойлы скромный, честный, дисциплинированный работник! А то ведь что?.. Тут ведь… Ой, голова!..

П е р е н г л и е в а. Успокойтесь, товарищ Сапаров. Нас просят восстановить в памяти дело Тойлы Каландарова — так, кажется? А нам, кроме пользы, это ничего не принесет, поскольку тут действительно задета наша служебная и общественная репутация, наша, я бы сказала, честь. В случае необходимости редакция газеты сумеет печатно оградить нас от нападок зарвавшегося клеветника и подтвердить законность наших действий, не правда ли, товарищ Дурсунова?

Д у р с у н о в а. Благодарю вас. Вы очень точно изложили смысл и задачу моей миссии. Эсенов, ты не смог бы коротко рассказать историю Тойлы?

Э с е н о в (пренебрежительно пожав плечами). История… Банальнейшее происшествие. Тойлы был шофером управления. В последнее время выяснилось, что он неоднократно использовал вверенную ему машину в личных выгодах. К сожалению, подобного рода антигосударственная практика еще далеко не изжита.

Д у р с у н о в а. Откуда ты это узнал?

Э с е н о в. Ко мне поступили сигналы.

Д у р с у н о в а. От кого?

Э с е н о в (указывая на Беркели). Вот от него, заведующего гаражом.

Б е р к е л и. Точно. Я жуликов за десять километров чую. Потому у меня в гараже полный порядок.

Э с е н о в. Сперва я хотел уволить его с работы…

Д у р с у н о в а. Беркели?

Э с е н о в. Да нет же. Тойлы Каландарова, но потом пожалел на свою голову и решил перевести на другую работу, отобрав машину. Но Тойлы приказу не подчинился, и мне не оставалось ничего другого, как сообщить об этом в милицию.

Д у р с у н о в а. А вы, товарищ Перенглиева, чем руководствовались, давая санкцию на привлечение Тойлы к суду?

П е р е н г л и е в а. Характеристиками, полученными мною от начальника милиции Сапарова и начальника строительного управления Эсенова.

Д у р с у н о в а. Эти характеристики у вас сохранились?

П е р е н г л и е в а. Они мне были даны по телефону.

Д у р с у н о в а. По телефону?.. (Задумалась.) Та-ак… (Вынимает из портфеля два фото и несколько бумаг.) Вот, взгляните на этот снимок. (Передает его Сатлыкову, снимок ходит по рукам.) Здесь под воинским знаменем сфотографированы отличники боевой и политической подготовки. Каландаров в центре. Вы его узнаете?

К у р т г е л ь д ы (передавая снимок дальше). Ну и что?

Д у р с у н о в а. В армии не всякий удостаивается подобной чести, не правда ли? Теперь взгляните на это фото. (Передает.) На нем группа шоферов, закончивших курсы с отличием. И снова Тойлы в центре.

Б е р к е л и. Уж этот всюду пролезет…

Д у р с у н о в а. Присмотритесь к нему внимательней. По-моему, у Тойлы Каландарова очень открытое, веселое и доброе лицо. Конечно, внешность обманчива…

Б е р к е л и. Золотые слова.

Д у р с у н о в а. Например, Беркели выразился о Тойлы так: одна рожа чего стоит? Я правильно передаю ваши слова, товарищ завгаражом?

Б е р к е л и. Я только хотел этим сказать…

Д у р с у н о в а. Ваша формулировка, думается мне, не нуждается в комментариях. А вот еще один документ. Справка городской автоинспекции. За два года ни одного взыскания.

С а п а р о в. Разрешите взглянуть. (Читает, пыхтя, бумажку.)

А л л а н а з а р. Товарищ начальник! Такую бумажку может любой…

С а п а р о в (задыхаясь). Молчи!

Д у р с у н о в а. А тут, Эсенов, копия таблицы вашего управления по транспортному сектору. Тойлы все время выполнял план минимум на сто десять — сто двадцать процентов. Не сходил с Доски почета. А вот индивидуальные отзывы о нем его товарищей по работе. Его считают балагуром, острословом, смельчаком и при этом самым передовым и активным общественником. Очень хорошо отзываются о его семье.

Б е р к е л и. Вах!.. Ну, уж это…

Э с е н о в. Что-о?! Придержи язык, если не умеешь двух слов сказать.

Звонит телефон.

(Поднимает трубку.) Да? Ну, не сердись, дорогая. Мы уже подходим к концу. Держи стол в боевой готовности. (Кладет трубку, Дурсуновой.) Понимаешь, Аксолтан, и я ведь считал этого Тойлы славным парнем и дельным работником, но деньги, деньги! Они кого хочешь испортят, особенно если легко плывут в руки.

Д у р с у н о в а. Да, в этом ты прав. Деньги действительно многих сбивают с пути.

Б е р к е л и. Золотые слова, ей-богу.

Д у р с у н о в а. А как вы считаете, товарищ Перенглиева? Мог ли парень, который отлично учился, отлично служил в армии, отлично выполнял свои обязанности, вдруг так быстро и резко испортиться?

П е р е н г л и е в а. Во-первых, я не знала, каков был Каландаров до этой печальной истории, а во-вторых… во-вторых, факты — упрямая вещь, и для нас они имеют решающее значение. Во всяком случае, больше, чем, например… (с улыбкой) физиогномика.

Д у р с у н о в а. Хорошо. Перейдем к фактам. Товарищ Сапаров, на каком основании вы обратились за санкцией к прокурору?

С а п а р о в. На основании звонка начальника управления Эсенова.

Д у р с у н о в а. Ах, значит, на сцену опять вступает всесильный телефон.

Э с е н о в (вскипел). А почему, скажи на милость, в милиции не должны верить моему заявлению? Мне доверяют партия и правительство. Мне доверяет народ. Нет, видите ли, бумага! Только бумага! Штамп. Подпись. Печать. Не знаю, кто из нас больше бюрократ — мы, скромные учрежденцы, или вы, вольные джигиты пера?

Беркели хотел было зааплодировать, но Сапаров ударом в бок прекращает его восторги.

С а п а р о в (отдуваясь). После звонка Эсенова… я… направил Алланазара… (указывает пальцем) вот этого… проверить факты на месте… Голова кругом…

Д у р с у н о в а. И что же вы обнаружили, товарищ Алланазар?

А л л а н а з а р. Ничего я не обнаружил…

П е р е н г л и е в а (в крайнем удивлении). Как ничего?

А л л а н а з а р. То есть я обнаружил все точечка в точечку, что говорил Беркели. Тойлы машину не сдал? Не сдал. На новую работу не вышел? Не вышел. Уперся, как ишак. И еще вдобавок Куртгельды искалечил. Но уже тут я пошел по букве и по этому самому, как говорится, духу закона. А мы закон знаем. Мы от него ни на миллиметр. Кого угодно можете спросить. У меня, товарищ центральный корреспондент, большая семья, трое детей. Мне болтать зря не годится. Я себе не враг.

С а п а р о в (видимо, страдавший во время речи Алланазара). Товарищ Дурсунова, прекратите это! Голова раскалывается на части.

Д у р с у н о в а. Немножко терпения, и что же вы предприняли, товарищ Алланазар?

А л л а н а з а р. Составил протокол по надлежащей форме и передал начальнику. А уж тот прокурору. А уж прокурор в суд. Полный порядок. У меня стаж без малого четырнадцать лет. И семья, того, трое детей. Кого хотите, спросите.

Э с е н о в. Ну, Аксолтан, теперь, надеюсь, ты удовлетворена? Фактов больше чем достаточно. Не правда ли, товарищ Перенглиева? (Смотрит на часы.) Пора кончать. Жена заждалась. Нельзя играть на нервах гостеприимной хозяйки.

Стук в дверь.

Кто там?

Д у р с у н о в а. Войдите.

В дверях С а х а т. Все обернулись в его сторону. Пауза.

Б е р к е л и. Сахат! Откуда ты? Кто тебя вызывал?

Д у р с у н о в а. Я.

Э с е н о в. Ну, знаешь, Аксолтан… Всему есть границы.

Д у р с у н о в а. Это необходимо. Сам потом убедишься. Ты на меня не сердишься?

С а п а р о в (вытирая пот, машинально). Скушай конфетку.

Д у р с у н о в а. Присядьте, товарищ Сахат. Вы хорошо знаете Тойлы?

С а х а т. Он мой друг. Третий год вместе работаем.

К у р т г е л ь д ы. Ясное дело, он своего дружка чернить не станет.

Д у р с у н о в а. Как же ваш друг оказался под судом?

С а х а т (кивнув в сторону собравшихся). Об этом надо у них спросить.

Б е р к е л и (пугливо). А ты налево машину не гоняй. Не используй государственный транспорт в личных интересах.

С а х а т. Кто это доказал?

Б е р к е л и. Ты лучше спроси, кто этого не знает?

С а х а т. Не надо, начальник, валить с больной головы на здоровую.

Б е р к е л и. Гнусная ложь! Они сговорились.

Э с е н о в. Почему же ты молчал до сих пор?

С а х а т. А я не молчал. Не один раз сигнализировал. Но все мои заявления вы, товарищ Эсенов, возвращали обратно. Только не мне, а вот лысому… Беркели то есть.

Б е р к е л и. Прошу меня оградить.

С а х а т. А когда Тойлы снизили в должности, я, а со мной еще двое из гаража записались к вам на прием, товарищ Эсенов. Мы до сих пор ждали этого приема, если бы вот не такой случай… Товарищ из центра.

Д у р с у н о в а. Расскажите нам, товарищ Сахат, все, что вам известно.

С а х а т. Попробую.

З а т е м н е н и е.

Контора гаража. За столом  Б е р к е л и  в очках, щелкает на счетах. Снаружи доносятся гудки автомашин, шум моторов.

Б е р к е л и (кричит). Эй, Сахат! Позови-ка сюда Тойлы. (Пауза. Щелкает на счетах.)

Входит  Т о й л ы  в рабочем комбинезоне.

Т о й л ы. Звал?

Б е р к е л и (не глядя). Ты кто?

Т о й л ы. Подними голову — увидишь.

Б е р к е л и. Тойлы… Да, ты мне нужен. (Хочет запереть ящик стола, замок не работает.) Вот окаянный! Опять! Сахат! Сахат! (Выходит.)

Тойлы садится на табуретку, скручивает папиросу. Вбегает  А й л а р.

А й л а р. Хорошо, что я тебя застала. Знаешь, что я сделала? Только не ругайся.

Т о й л ы (испуганно). Ну?!

А й л а р. Купила два билета.

Т о й л ы. Куда?

А й л а р. В театр. Сегодня «Отелло». Ой, мне так захотелось.

Т о й л ы. Ну и правильно. Только как бы ты не испугалась, когда мавр начнет душить Дездемону. Это ведь может ему повредить. (Нежно дотрагивается до ее живота.)

А й л а р. Оставь, бессовестный… Увидят.

Тойлы смеется.

Тебе смешно, а меня каждый день тошнит.

Т о й л ы. Ешь лимоны.

А й л а р. А кислое ему не повредит?

Т о й л ы (прислушиваясь). Лысый идет… Иди и приготовь твое самое красивое платье, а мне погладь мой любимый галстук. Знаешь, серебристый в искорку.

А й л а р. Я думала, мы вместе домой пойдем. Разве твоя смена не кончилась?

Т о й л ы. Лысый просил немного задержаться. Что-то у него стряслось.

Входит  Б е р к е л и, за ним С а х а т.

Б е р к е л и. Опять заело, понимаешь. Посмотри, что там можно сделать.

С а х а т (проходя к столу). Привет, Айлар.

Б е р к е л и. А! И Айлар здесь. Как жизнь молодая?

А й л а р. Дышим помаленьку.

Б е р к е л и. Дыши, дыши! Это тебе сейчас полезно. А пока иди домой и приготовь для мужа обед повкусней и посытней. А у нас по горло работы. Семилетку выполняем.

Т о й л ы. Я скоро. Иди.

Айлар уходит.

Б е р к е л и. Ну и бабенку ты себе подцепил. Загляденье!

Т о й л ы. Не бабенка она, а жена. Какой у тебя приказ?

Б е р к е л и. Да не приказ. Так — просьбишка. Придется, Каландаров, сегодня поработать две смены.

Т о й л ы. Вот тебе раз! А я собрался пойти с женой в театр.

Б е р к е л и. Нашел куда деньги тратить. Вся наша жизнь театр. А мы в ней актеры. Понял? Играй свою роль получше здесь, где тебе деньги платят, а на сцену глазеть нечего. Это для дураков. Понял?

Т о й л ы. Не понял, почему я должен работать две смены, что за аврал?

Б е р к е л и. «Э-56» встала на ремонт. Машин не хватает. Не останавливать же стройку. А ты — театр! Придумал тоже!

Т о й л ы. Но ведь эта машина совсем недавно была в ремонте?

Б е р к е л и (бьет кулаком по столу). Кто здесь заведующий? Ты или я?

Т о й л ы. Ты. Пока…

Б е р к е л и (свирепеет). Я тебе дам — пока. Скручу так, что и дыхнуть не сможешь со своей красоткой. Для чего ты здесь? Отвечай.

Тойлы молчит.

Ты здесь для того, чтобы неукоснительно выполнять распоряжения руководства. Мы оба стоим на вахте семилетки. Только я — здесь (показывает наверх), а ты — там (показывает вниз). Понял? Все. Иди за баранку. (Собирает бумаги и уходит.)

С а х а т. Ну и фрукт! (Смеется.)

Т о й л ы. Скажи, Сахат, ведь «Э-56» только-только вышла из ремонта. Верно я говорю?

С а х а т. Вышла и опять стала. Что-то с радиатором… Хасан вел ее такой дорогой, где и лошадь не пройдет.

Т о й л ы. А как его туда занесло?

С а х а т. Беркели послал.

Т о й л ы. Зачем?

С а х а т. Хасан просил никому не говорить об этом. Он боится Беркели пуще огня. Но мне он признался, по секрету.

Т о й л ы. Хасан пожилой человек. И трус. Боится, что его с работы выгонят. Говори, Сахат. Не прикрывай жулика.

С а х а т. Тут, понимаешь, в одном дальнем селе Беркели держит баранов десятка два.

Т о й л ы. Двадцать баранов?!

С а х а т. Точно. И вот, то ли он чего испугался, то ли еще что. Словом, решил продать поскорей этих баранов на базаре. Ну и послал за ними Хасана на машине «Э-56». По дороге или, лучше сказать, на бездорожье в радиаторе закипела вода. Туда-сюда… Пришлось гнать машину до ближайшего села. Авария, конечно. (Прислушивается.) Лысый идет. Ты смотри не оставайся на вторую смену. Мы ему не батраки. (В дверях уступает место  Б е р к е л и.)

Б е р к е л и. Исправил замок?

С а х а т. В порядке. (Уходит.)

Б е р к е л и (протягивая бумажку Тойлы). Держи наряд.

Т о й л ы. Ты, начальник, лучше такси найми и этот наряд отдай водителю. Я его не возьму.

Б е р к е л и. Ты свои анекдоты прибереги для Айлар. Мне смеяться некогда. Надо план выполнять.

Т о й л ы. Не гонял бы ты казенную машину за баранами, была бы она в порядке и план бы не пострадал.

Б е р к е л и. Ты что? Запсиховал?

Т о й л ы. Будь здоров, начальник. Подумай на досуге. (Идет к выходу.)

Б е р к е л и (вне себя). Стой! Стой, я тебе говорю!

Тойлы остановился.

Болтун несчастный! Наглец! Если ты повторишь где-нибудь кому-нибудь то, что сейчас здесь сказал, я тебе в похлебку таких скорпионов накрошу, что ты у меня на всю республику завизжишь!..

Т о й л ы. А может быть, ты себе сам такую похлебку каждый день готовишь? Угомонись, начальник! Остынь! (Уходит.)

Б е р к е л и (вслед). Гад! Ну, погоди у меня!

З а т е м н е н и е.

И опять кабинет Эсенова. Сосредоточенные лица. Молчание.

Б е р к е л и (вдруг срывается с места). Спасите! Оболгали! Погубили! Товарищ редактор, заступитесь!

Д у р с у н о в а. Не надо кричать, Беркели. Крик — слабый аргумент. (Протягивает ему несколько листков бумаги.) Взгляните лучше. Это может вас заинтересовать. Список лиц, которые держали у себя ваших баранов. И подписи. Список тех, кто продавал их на базаре. Тоже подписи. А вот письменное признание водителя Хасана.

Б е р к е л и (хватает листки и рвет их на части). Вранье! Ложь. Фальшивка.

Д у р с у н о в а (спокойно). В копиях.

Пауза.

Э с е н о в. Ничего подобного я не подозревал.

Б е р к е л и. Товарищ начальник, один раз. Только один раз… Я честный человек. Товарищ прокурор! Вы женщина! Вы поймете. Всего лишь разок… Товарищи дорогие!

Э с е н о в. Вон!

Беркели мечется по комнате и, с трудом найдя выход, выбегает.

А л л а н а з а р. Вах! Ну и прохвост! Ай, ай, ай! И каких только людей не бывает на свете!

Д у р с у н о в а. Скажите, Сахат, а что вы знаете о протоколе, составленном Алланазаром?

А л л а н а з а р. Все по надлежащей форме. Комар носу не подточит.

С а х а т. Делом Тойлы должен был заняться другой работник милиции, но Беркели просил назначить именно Алланазара.

С а п а р о в. Он меня уверял, что Алланазар лучше других знает шоферов стройуправления.

С а х а т. Алланазар знает одного Беркели.

А л л а н а з а р. Об этом человеке я лишь здесь узнал всю правду.

Д у р с у н о в а. Не хотите ли вы в таком случае узнать всю правду и о себе? Продолжайте. Сахат, прошу вас.

З а т е м н е н и е.

Снова контора гаража, в которой собрались  ш о ф е р ы  в ожидании заведующего.

Г о л о с а. Опаздывает сегодня лысый…

— Что-что, а это за ним не водится…

— Идет! Да это не он!.. Милиция!

Входит  А л л а н а з а р. Его пошатывает, и он часто облизывает губы. Подходит к столу и жадно выпивает стакан воды. Садится и вынимает из планшета бумаги.

А л л а н а з а р. Где Тойлы? Позвать сюда Тойлы. Живо.

Т о й л ы (подходя). Я — Тойлы…

А л л а н а з а р. Ух, как грозно! (Передразнивая.) Я — Тойлы. Знаю, что ты Тойлы. Ты меня не пугай!

Т о й л ы. Зачем мне вас пугать? Но и я не из пугливых.

А л л а н а з а р. Ты мне ответь. Ты кто? Шофер или за… застемитель министра. Тьфу! Заместитель.

Т о й л ы. Если бы я был замминистра, вы бы в таком виде мне на глаза не показывались.

Смех.

А л л а н а з а р. В каком таком? В каком мотом котом? Тьфу!

Т о й л ы. Про кота я не сказал ни слова.

А л л а н а з а р. Молчать! А ну сдавай паспорт.

Тойлы подает.

И военный билет давай.

Тойлы подает.

И эти давай… права!

Г о л о с а. Права!

А л л а н а з а р. А я что говорю? Давай.

Тойлы подает и еще протягивает иллюстрированный журнал.

А это что?..

Т о й л ы. В этом номере рассказ напечатан интересный. О геройском подвиге одного милиционера.

А л л а н а з а р. А ну спрячь! Спрячь, говорю. Ты лучше объясни, почему ты… того, почему ты… казу…

С а х а т. Он что-то хочет сказать про козу…

А л л а н а з а р. Не мешай! Почему ты того… не подчиняешься приказу?

Г о л о с а. А приказ неправильный! Несправедливый! Нет оснований одного из лучших водителей переводить на другую должность!

А л л а н а з а р. Приказ есть приказ. Его отдает… чаналь…

Т о й л ы. Какой чаналь?

Г о л о с а. Он хочет сказать — начальник.

С а х а т. Случается, что и у начальника ишак умнее хозяина.

А л л а н а з а р. Не то говоришь. Надо так: у начальника и ишак не дурак.

С а х а т. Складно у тебя получается. Может быть, еще какой-нибудь стишок вспомнишь?

А л л а н а з а р. Не морочьте мне голову! Пусть Тойлы один отвечает. Остальные — вон!

Шум. Протесты.

Ну ладно. Только тихо у меня. (Тойлы.) Значит, приказ чана… тьфу, начальника ты считаешь незаконным?

Т о й л ы. Безусловно.

А л л а н а з а р. Так и запишем.

Т о й л ы. Запишите также, что я подал заявление начальнику управления и уже десять дней жду ответа.

А л л а н а з а р. Заявление… Объявление… Появление. Я знаю только одно: ты не работаешь и не уходишь. Следовательно, ты кто? Тунеядец. Все!

Шум. Возгласы.

Не галдеть! Пусть теперь решает суд! На, распишись!

Т о й л ы. Можно прочитать?

А л л а н а з а р. Милиции не доверяешь? Читай, если грамотный.

Г о л о с а. Не расписывайся, Тойлы! Не расписывайся.

Т о й л ы (прочитав, возвращает бумагу). Возьмите.

А л л а н а з а р. А подпись?

Т о й л ы. Во-первых, поправьте орфографические ошибки. Не пратокол, а протокол, не туниядец, а тунеядец. И Тойлы надо писать с большой буквы, потому что это имя, а Тойлы — че-ло-век.

Г о л о с а. Да! Да! Тойлы — человек.

Т о й л ы. А во-вторых, приходите в трезвом виде. Тогда распишусь.

А л л а н а з а р. Учить меня вздумал? Грамоте? Или этим, как они называются, каз… казо… законам? Поздно, браток. То есть я хотел сказать наоборот…

С а х а т. Рано?

А л л а н а з а р. Не перебивайте меня! Я знаю, что говорю. Слушай, Тойлы! Даю тебе еще… пять дней. Последний срок. Не подпишешься — пеняй на себя. Ответишь на суде. Все. (Собирает бумаги.) Родись у меня такой сын, я бы его живьем в землю закопал.

С а х а т. Не беспокойся. Такого сына у тебя не будет.

А л л а н а з а р. Это почему?

С а х а т. По закону природы.

А л л а н а з а р. Чтоб вам всем провалиться! (Уходит и сейчас же возвращается.) Слушай, Тойлы. Ты можешь войти в мое положение? У меня трое детей. Не подпишешь — начальник решит, что я не справился с заданием. Ну, что тебе стоит? Подпиши.

Тойлы подписывает.

Ломодец! (Уходит, стараясь шагать прямо.)

Г о л о с а. Ну, зачем ты? Зачем подписал? Эх, Тойлы.

Т о й л ы. А я подмахнул его же фамилию.

Смех.

З а т е м н е н и е.

Кабинет Эсенова. А л л а н а з а р  с жалким, растерянным видом смотрит на  С а п а р о в а. Пауза.

С а п а р о в (задыхаясь). Можешь считать, что на этом кончился твой милицейский стаж.

А л л а н а з а р. У меня ведь трое… Трое у меня детей. Начальник… Вы же знаете…

С а п а р о в. А хоть двадцать! Я бы и этих троих у тебя забрал. Ну, какой ты отец? Пьяница, невежда, обманщик! Всю городскую милицию покрыл позором. (Мочит платок водой из графина и прикладывает ко лбу.) Ой, голова! (Кричит.) Уйди с глаз моих!

Алланазар, кашляя и что-то бормоча, выходит из кабинета.

Д у р с у н о в а. Благодарю вас, товарищ Сахат. Вы свободны.

С а х а т. В случае чего… Всегда в вашем распоряжении. До свиданья. (Уходит.)

П е р е н г л и е в а. Недоразумения всегда возможны. Но ведь потом был суд…

С а т л ы к о в. И суд правый, за это я отвечаю головой. На мой вопрос, будет ли он работать, Тойлы отвечал, прямо глядя мне в глаза: «Нет, не буду».

Д у р с у н о в а. Прошу извинить, товарищ судья, но Тойлы вам отвечал не так.

С а т л ы к о в. Разве вы вели судебное разбирательство?

Д у р с у н о в а (спокойно). Вот копия протокола. Разрешите, я прочту вам это место. «Я шофер. У меня квалификация, стаж. По другой специальности я работать не согласен». (Подает ему бумагу.) Вот, убедитесь сами.

Э с е н о в. В чем же разница?

Д у р с у н о в а. Для тебя никакой, а для судьбы человека — огромная. От нее зависел приговор, не так ли, товарищ прокурор?

П е р е н г л и е в а. Да, с юридической точки зрения…

Д у р с у н о в а. И не только с юридической.

С а т л ы к о в (пробежав протокол). Значит, вот в чем моя ошибка?

Д у р с у н о в а. Она лишь следствие многих и более сложных причин. Дело Тойлы показалось вам малоинтересным, будничным, недостойным вашего пристального внимания. Приняв на веру полученные по телефону характеристики, пробежав безграмотно составленный протокол, вы за папкой с бумагами не увидели человека, его будущее. Вы даже не слышали толком, что и как отвечал на ваши вопросы Каландаров. Приговор был для вас предрешен.

С а т л ы к о в. Позвольте! Позвольте! (Взволнованно пьет воду.) Я редко имею дело с журналистами, я привык отчитываться перед избирателями.

Д у р с у н о в а.Дело не в отчете, а в правосудии и… человечности.

С а т л ы к о в. Вы слишком увлекаетесь психологией, товарищ Дурсунова. Это свойство всех литераторов. Мы же оперируем конкретными фактами и железной логикой. До сих пор Верховный суд ни разу не отменял наших решений.

Д у р с у н о в а. Не все дела попадают в Верховный суд. Да и вы сами не находите нужным докладывать все подробности дела. Кое о чем вы умалчиваете.

С а т л ы к о в. Например?

Д у р с у н о в а. Скажите, кто был государственным обвинителем?

С а т л ы к о в. В таких случаях мы обычно привлекаем общественного обвинителя, с места работы подсудимого.

Д у р с у н о в а. Кого же вы привлекли на этот раз?

С а т л ы к о в. Кого? Если мне не изменяет память, одного из работников гаража управления, некоего Халлыева. В этом деле он разбирается лучше прокурора. Или ему тоже нельзя доверять?

Д у р с у н о в а. Халлыева направил к вам Беркели. Собрание его не выдвигало. Да и собрания никакого не было.

С а т л ы к о в. Как?!

Д у р с у н о в а. Да, представьте себе. А кроме того, Халлыев племянник Беркели, сын его родной сестры. Вам это было тоже неизвестно? Читайте! Вот заявление шоферов. (Передает ему бумагу.)

С а т л ы к о в (читает и в волнении опять пьет воду). Но ведь Тойлы все же отлынивал от работы и машины не сдавал. И мы можем считать, что он использовал ее в личных целях.

Д у р с у н о в а. Это и надо было доказать. Но только не опираясь на слова Беркели. Ведь как поступал сам Беркели, вам, надеюсь, теперь известно? Да если бы Тойлы и захотел перейти на другую работу, кто бы его принял? Ведь Алланазар отобрал у него все документы. (Пауза.) Вот и придется нам с вами теперь решать вопрос — кто же в конце концов настоящий преступник?

К у р т г е л ь д ы (вспылив). Вам хочется непременно оправдать Тойлы. Вы пытаетесь доказать, что черное — это белое. Но ведь всем известно, что этот хулиган прямо на улице, среди бела дня, при всем честном народе избил меня, что я попал в больницу. За одно это он заслуживает тюрьмы.

П е р е н г л и е в а. Действительно, товарищ Дурсунова, против этого факта трудно возразить.

К у р т г е л ь д ы. Может быть, он и здесь не виноват?

Д у р с у н о в а. Да. Не виноват.

К у р т г е л ь д ы (хохочет). Теперь я не удивляюсь, если товарищ газетный работник объявит, что не из пшеницы пекут чурек, а из чурека делают пшеницу. Век живи, век учись. Скажите, а Тойлы вам случайно не родственник?

Д у р с у н о в а. Тойлы — мой брат.

К у р т г е л ь д ы. Вах! Комментарии излишни.

Д у р с у н о в а. И не только мой. Он и твой брат, Эсенов, и ваш, товарищ Перенглиева, и даже ваш, Курт Гельдыевич.

К у р т г е л ь д ы. Не понимаю.

Д у р с у н о в а. Для того чтобы это понять, достаточно прочесть моральный кодекс строителя коммунизма. Вот он, над головой вашего начальника. Очевидно, он висит слишком высоко, а вы страдаете врожденной близорукостью.

Пауза.

Э с е н о в. Хорошо, Аксолтан, все это так. Но ведь ты не станешь сомневаться, что этот бедняга (указывает на Куртгельды) был избит своим «братом» Тойлы и отправлен в больницу.

Д у р с у н о в а (с усмешкой). Бедняга?.. Жаль, Эсенов, что до сих пор ты не научился снимать маски со своих сотрудников.

К у р т г е л ь д ы. Что? Здесь не маскарад, товарищ репортер. Здесь советское учреждение, и я, хоть и маленький человек, не позволю…

Д у р с у н о в а. Берегите нервы, Куртгельды. Они вам еще пригодятся. Скажите: за что это вас вдруг избил Тойлы? Просто так, ни с того ни с сего?

К у р т г е л ь д ы. Хулигану не нужно поводов для хулиганских поступков.

Д у р с у н о в а. В таком случае позвольте изложить вам события в их последовательном порядке, опираясь на показания самых различных свидетелей.

Звонит телефон.

Э с е н о в (поднимает трубку, с раздражением). Ну?! Еще нет. Тогда позвоню сам. Не знаю. Ничего не знаю. (Бросает трубку.)

Д у р с у н о в а. Я постараюсь не злоупотреблять вашим вниманием. Итак…

З а н а в е с.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Уголок городского сквера. На скамейке сидит  Т о й л ы  с книгой в руках. Он прислушивается к пению птиц, пытаясь временами подражать их свисту. Мимо проходит  О ф е л и я  в очень коротком пестром платье, в туфлях на гвоздиках, через плечо большая модная сумка.

Т о й л ы (проводив ее глазами). Тоже птичка! (Взглянув наверх.) Но не из вашей породы, певуньи. (Берется за книгу.)

Вскоре раздается громкий, не очень натуральный смех Офелии. Тойлы встает. Возвращаются  О ф е л и я  и  К у р т г е л ь д ы  в новом костюме, франтовато одетый. Он несет в руках сверток, завернутый в газету. Увидев их, Тойлы уходит в сторону.

К у р т г е л ь д ы. Вот уютная скамейка. В тени и никого нет. Присядьте.

О ф е л и я (садится и медленно разворачивает сверток, смеясь от предстоящего удовольствия). Ну, посмотрим, что тут такое? О, красный свитер!

К у р т г е л ь д ы. Шерстяной. Рижского производства.

О ф е л и я. Рига?! Колоссально. (Прикладывает его к себе.) Идет?

К у р т г е л ь д ы. С ума сойти. Этот свитер создан для фей, а вы лучшая из них.

О ф е л и я. Вы умеете говорить комплименты.

К у р т г е л ь д ы. Только слепец не оценит вашей красоты. Эта фигура, эта талия, эта прическа, эти чудесные ножки! Взгляните на эти чулки. Они из Ленинграда.

О ф е л и я. Изумительно! И двадцать первый номер, мой размер.

К у р т г е л ь д ы. Наденьте, прошу вас.

О ф е л и я. Что вы? У меня ноги в пыли. Вы же знаете, что делается на наших улицах.

К у р т г е л ь д ы. К вам не может пристать ни единая пылинка.

О ф е л и я. И потом сегодня так жарко!

К у р т г е л ь д ы. Не лишайте меня радости полюбоваться вашими ножками именно в этих чулках. Вот, я опускаюсь перед вами на колени.

О ф е л и я. Не надо! Не надо! Вы испачкаете ваши элегантные брюки.

К у р т г е л ь д ы. Ах, что мне брюки! Ты! Одна ты! (Тяжело дышит.)

О ф е л и я. Я начинаю вас немножко бояться.

К у р т г е л ь д ы (с грозной страстью). Наденешь?! Говори?

О ф е л и я. Ах! Хорошо. Только успокойтесь. (Надевает чулок и выставляет ногу вперед.) Ну как?

К у р т г е л ь д ы (дотрагиваясь до ноги Офелии). Я умираю. Не мешайте мне умирать.

О ф е л и я (бьет его по руке). Уберите руку.

К у р т г е л ь д ы. В тебе одной моя жизнь. Все остальное чушь и ерунда.

О ф е л и я. О! А кино, театр, книги, журналы? Спорт, танцы, наконец?

К у р т г е л ь д ы. Это все не для меня.

О ф е л и я (смеясь). Вы отсталый человек. (Хочет снять чулки.)

К у р т г е л ь д ы. Нет, нет. Не снимайте!

О ф е л и я. Но я за них еще не заплатила.

К у р т г е л ь д ы. Платить? Вы мне?! Ха!

О ф е л и я. Конечно! Я и так пользуюсь вашей любезностью, но чужие вещи мне не нужны. (Открывая сумку.) Итак, сколько?

К у р т г е л ь д ы (закрывая сумку). Если бы вы знали, как я мечтал об этой встрече, с какой нежностью собирал для вас подарки, вы бы не ставили этого грубого вопроса. Одним только словом вы разрушаете мечту и раните и без того кровоточащее сердце.

О ф е л и я. Вы умеете красиво говорить!

Куртгельды, Молчите! Все кончилось. Я проснулся, но я не вижу света. (Сидит мрачный, опустив голову.)

Пауза.

О ф е л и я. Ну, что с вами? Перестаньте. Хорошо. Пусть эти чулки будут подарком. Но свитер? Он сколько стоит?

К у р т г е л ь д ы. Опять! Сколько стоит! Сколько стоит! Мне денег девать некуда. А вы заладили одно и то же и только оскорбляете честного человека, влюбленного в вас. Вы что, таким способом набиваете себе цену?

О ф е л и я (поджимая губы). Я вас не совсем понимаю…

К у р т г е л ь д ы (спохватился). Ну, ну, я пошутил. Последний раз я спрашиваю вас — возьмете вы свитер или нет?

О ф е л и я. Совесть не позволяет.

К у р т г е л ь д ы. Тогда смотрите! (Зажигает спичку.) Я превращу его в золу и смешаю с пылью.

О ф е л и я (кричит). Вы с ума сошли! Такую вещь! Дайте сюда. (Хватает свитер.) Ведь он куплен на ваши трудовые деньги.

К у р т г е л ь д ы (декламируя). Мой труд и жизнь моя тебе, тебе одной!

О ф е л и я. Мне ужасно неловко. Ведь мы с вами даже как следует не знакомы.

К у р т г е л ь д ы (протягивает руку). Курт Гельдыевич.

О ф е л и я. Как? Как? (Смеется.) Очень симпатичное имя. А меня зовут Офелия.

К у р т г е л ь д ы. Офф! Элия!.. Сшибает с ног.

О ф е л и я. Оно заимствовано у Шекспира. Вы, конечно, Шекспира знаете?

К у р т г е л ь д ы. Он здесь живет? А где работает?

О ф е л и я (заливается смехом). Что вы! Что вы! Это знаменитый драматург, писатель. И он уже давно умер. У себя в Англии.

К у р т г е л ь д ы. Ах, вы про того Шекспира?!

Офелия продолжает смеяться.

К у р т г е л ь д ы. Писателем стать легче всего. Я и сам могу сочинять стихи.

О ф е л и я. В самом деле? Обожаю поэтов и артистов. Это я сама назвала себя Офелией. Мое настоящее имя Огулкурбан.

К у р т г е л ь д ы. Тоже недурно. Постойте, дайте попробовать. (Хватается за голову и усиленно шевелит тубами.) Вот, слушайте. Не дразни меня взглядом, Огулкурбан! Не играй моим сердцем, Огулкурбан! Ты чище самых душистых роз, Огулкурбан! Ярче ты самых ярких звезд, Огулкурбан! На песке я целую твои следы. Ты Лейла моя, Огулкурбан! Я твой Меджнун, Куртгельды.

О ф е л и я. Железно!

К у р т г е л ь д ы. Ой! (Вскакивает.)

О ф е л и я. Что с вами?

К у р т г е л ь д ы. Спрячьтесь! Прячьтесь скорей!

О ф е л и я. От кого?

К у р т г е л ь д ы. Жена сюда идет.

О ф е л и я. Вы женаты? Это мило!.. Берите обратно ваш свитер или возьмите деньги.

К у р т г е л ь д ы. Что вы делаете?

О ф е л и я. Я избегаю женатых мужчин. Один раз я чуть своими глазами не поплатилась.

К у р т г е л ь д ы. Прячьтесь, вам говорят. (Бросается в сторону, спотыкается и падает.) Ой! Нога!.. Кровь! (Отползает в сторону за куст.)

О ф е л и я. Мне прятаться не от кого и незачем.

Входит  Б и б и г о з е л ь.

Б и б и г о з е л ь. Стой, стой, негодяй! (Смотрит на Офелию.) Ну конечно, еще одну крашеную подцепил.

О ф е л и я. Что вы хотите этим сказать?

Б и б и г о з е л ь. В зеркало на себя посмотрите.

О ф е л и я (вынимает зеркальце, смотрится). И что? (Вполне довольная собой.) Порядок. А вы грубая, невоспитанная женщина. И ваш муж трус и невежда. Он даже не знает, кто такой Шекспир. Примите. (Протягивает ей сверток.)

Б и б и г о з е л ь. Что это?

О ф е л и я. Ваш муж хотел мне подарить, но у таких типов, да еще женатых, я подарков не принимаю. Носите сами. Счастливо оставаться. (Вздернув голову, уходит с победоносной улыбкой.)

Бибигозель присела на скамейку и горько плачет. К ней подходит  Т о й л ы.

Т о й л ы. Ну, ну, Бибигозель. Стоит ли так огорчаться. Ведь ничего особенного не произошло.

Б и б и г о з е л ь (сквозь слезы). Измучил он меня. Не могу я больше терпеть. То за одной волочится, то за другой. И где он их находит? Зачем было жениться на мне? Зачем? Он и мне когда-то объяснился в любви, а я, дура, уши развесила. (Разворачивает сверток.) Вот, посмотри, Тойлы. Теперь он мне таких вещей не покупает.

Т о й л ы. Куртгельды хотел его продать. Я слышал, как они торговались.

Б и б и г о з е л ь. Не утешай меня, Тойлы. Ведь я отлично знаю своего мужа. Будто это в первый раз. Деньги его губят. Деньги… Смотрю на него, и мне страшно.

Т о й л ы. У него так много денег? Где он их достает?

Б и б и г о з е л ь. Не знаю. Ничего не знаю. Мне он ничего не говорит, ничего не объясняет. Накупил дорогих ковров. Потом машину. И дом на имя отца. А теперь швыряет их на женщин. Девать ему их некуда. Чем это кончится, и подумать боюсь. Сил у меня больше нет. Заберу ребенка и уйду. Вот посмотришь, Тойлы. Мы ему больше не нужны. (Уходит в слезах.)

Тойлы задумался, рассматривает свитер. Входит, прихрамывая, К у р т г е л ь д ы.

К у р т г е л ь д ы. Чего она тут наболтала?

Т о й л ы (подает ему свитер). Держи.

К у р т г е л ь д ы (быстро хватает). Вернула все-таки?

Т о й л ы. Кто?

К у р т г е л ь д ы. Ну, эта… Офф… (Вдруг разозлившись.) Кто, кто?! А тебе какое дело?

Т о й л ы. Слушай, Куртгельды. Угомонись. У тебя чудесный сынок и жена молодая, красивая, преданная. Все еще любит тебя. А ты как себя ведешь? Каждый день у тебя новая. Ведь среди них, надо думать, и порядочные девушки попадаются. Каются потом всю жизнь. Стыдись.

К у р т г е л ь д ы. Почему ты всюду нос суешь? Кто тебе за это платит? Иди-ка лучше поищи себе работу. Довольно без дела слоняться. (Толкает его.)

Т о й л ы (покачнулся, но на ногах устоял). Ты, брат, осторожней. Рукам воли не давай. А я тебя больше уговаривать не буду. Пусть тобой займется товарищеский суд. (Хочет идти.)

К у р т г е л ь д ы. Смотри, Тойлы! Со мной шутки плохи.

Т о й л ы. А что ты со мной сделаешь?

К у р т г е л ь д ы. Тогда увидишь!

Т о й л ы (усмехнувшись). Страшно! Неужели ты так уверен, что на тебя управы не найдется?

К у р т г е л ь д ы. Ах ты доносчик проклятый! (Бросается на него с кулаками.)

Тойлы защищается. Драка. Куртгельды вошел в раж. Наскакивает все напористей, ничего не видя вокруг себя. Вбегает  О ф е л и я  с чулками в руках.

О ф е л и я. И чулки свои забирай. (Увидев дерущихся.) Ой, ой! Люди, сюда! Убивают. Милиция! На помощь! (Убегает.)

Тойлы, защищаясь, коротким ударом сшибает Куртгельды с ног и быстро уходит.

К у р т г е л ь д ы (орет, размазывая кровь на ноге). Ой, ногу сломал! Кость торчит. Ой, спасите! Конец пришел.

О ф е л и я  возвращается вместе с  А л л а н а з а р о м.

О ф е л и я. В век атома, капрона, нейлона на улице средь бела дня дерутся, а милиционера не сыщешь. Это дикость!..

А л л а н а з а р. Я же пришел. Чего вы, красоточка, нервничаете?

О ф е л и я. А сколько мне стоило вас уговорить. Видите, один уже убежал. Но нападал этот. Я и в «Скорую помощь» на всякий случай позвонила.

А л л а н а з а р. Куртгельды, да это никак ты? Что тут произошло?

К у р т г е л ь д ы. Избили меня. Покалечили. Инвалидом стал.

А л л а н а з а р. На моем участке? (Офелии.) Вы будете свидетелем?

О ф е л и я. Конечно.

А л л а н а з а р. Сознательная девочка. Молодец. (Куртгельды.) Кто он? Как его зовут? (Собирается писать.)

К у р т г е л ь д ы. Это же Тойлы!

А л л а н а з а р. Опять этот молодчик? Очень хорошо. (Офелии.) Вы слышали, свидетельница? (Дотрагивается до ее рукава.)

О ф е л и я. Только, дорогой, не надо меня трогать. На платье может остаться пятно.

А л л а н а з а р. Подпишите!

Входит  А й л а р  в белом халате медсестры.

А й л а р. Где пострадавший?

К у р т г е л ь д ы. Я пострадавший.

А й л а р. Вы упали?

К у р т г е л ь д ы. Меня избили. Сломали ногу. Видите — кровь.

А й л а р. Кто? Хулиганы?

А л л а н а з а р. Хулиган один, но самый отчаянный. Я его знаю. Сегодня же передам дело в суд.

О ф е л и я. И правильно сделаете.

А л л а н а з а р (Айлар). И вы должны подписать.

А й л а р. Да, таких молодчиков надо строго наказывать. (Не читая, подписывает протокол.) Помогите мне отнести товарища в машину.

К у р т г е л ь д ы. Ой! Больно, не могу идти! (Хочет опереться на Офелию.)

О ф е л и я. О, пожалуйста! Не прикасайтесь!

З а т е м н е н и е.

Комната Тойлы. О н  сидит у приемника и слушает музыку. Входит  А й л а р  с чемоданчиком в руках. Тойлы ее не замечает.

А й л а р. Ты что-то стал увлекаться симфониями, дорогой.

Т о й л ы. Ш-ш-ш! Сейчас конец. (Дирижирует финальными аккордами, потом, выключив приемник, подходит к Айлар и обнимает ее.) Здравствуй, солнышко мое. Когда слушаешь хорошую музыку, лучше становишься. И сильнее чувствуешь того, кого любишь. А тебе бы хотелось легкую музыку? Прошу! (Переключает приемник и кружит Айлар в танце.)

А й л а р. Осторожней, сумасшедший! Мне же нельзя.

Т о й л ы. Ой, забыл! Ну садись… Я приготовил твое любимое блюдо.

А й л а р. Только руки вымою. И переоденусь. Я принесла тебе целую кучу новостей.

Т о й л ы. Расскажешь их потом, когда пойдешь в декретный отпуск.

А й л а р. Но тебе будет это интересно. Ваш Куртгельды попал в больницу.

Т о й л ы. Что с ним?

А й л а р. Какой-то хулиган напал на него в городском сквере, избил и повредил ногу.

Т о й л ы. Ногу?

А й л а р. Ну, не очень повредил. Куртгельды больше испугался. Хотя, если бы я не подоспела, он потерял бы порядочно крови.

Т о й л ы. А кто… этот хулиган?

А й л а р. Он убежал. Но Алланазар говорит, что он его знает и передаст дело в суд.

Т о й л ы. Вот как?!

А й л а р. А что? Разве ты не согласен? По-моему, таким головорезам спускать нельзя. (Берет чайник, чтобы заварить чай.) И я акт подписала. Как свидетель…

Т о й л ы. Ты?! Айлар, девочка моя! (Взволнованно шагает по комнате.)

А й л а р. А ты бы разве не подписал?

Т о й л ы. Ты прочла протокол?

А й л а р. Некогда мне было. Куртгельды стонал так, будто его режут на части.

Т о й л ы. Ну, женушка, я тебя поздравляю.

А й л а р. С чем?

Т о й л ы. Этот хулиган твой муж.

Чайник падает из рук Айлар и разбивается вдребезги.

А й л а р. Ты шутишь?..

Т о й л ы. Нет. А вот чайник бить не надо.

А й л а р. Постой… Я что-то не понимаю… Ты избил Куртгельды? За что? Никогда с тобой этого не бывало.

Т о й л ы. Я защищался. Он наскочил на меня, как дикая кошка. Ну, я немного занимался боксом. Сшиб его одним ударом и…

А й л а р (садится на пол и горько плачет). О, дура, дура! Какая я дура! Ничего не узнала, никого не расспросила. Подмахнула бумажку не глядя. Исполнила свой гражданский долг. Вот дура!.. Тойлы, а почему он на тебя накинулся?

Т о й л ы. Я его пристыдил. Пригрозил ему товарищеским судом. Ну, ты потом все узнаешь.

А й л а р. Когда? После того, как тебя посадят в тюрьму?

Т о й л ы. Не посадят. А если даже… То моя любовь к тебе…

А й л а р. Ой, Тойлы! Не говори так… Я не выдержу этого. Не перенесу. (Плачет еще сильнее.)

Т о й л ы (помогает подняться с пола). Возьми себя в руки. Ведь ты же не хочешь повредить нашему ребенку? Умой еще раз лицо. И поешь. Тебе нужно беречь свои силы.

З а т е м н е н и е.

Кабинет Эсенова. Все сидят не шевелясь, на своих местах, один  К у р т г е л ь д ы  стоит с независимым видом, поглядывая на собравшихся.

К у р т г е л ь д ы. Ну и что? В чем дело? Вы обвиняете меня в том, что я сделал подарок хорошенькой девушке. Уж такие у меня привычки, и никого это не касается. Судите обо мне по моей работе. Назначьте ревизию. Пусть придут хоть полсотни контролеров — они никаких злоупотреблений не обнаружат. У меня все чисто, как в первоклассной лаборатории. Я честный работник, я люблю свое дело, и я знаю законы. Начальник может подтвердить.

Д у р с у н о в а. Это так, Эсенов?

Э с е н о в. Я ничего криминального за ним не замечал. Впрочем, если ты сомневаешься, спрашивай у Тойлы. Он для тебя, по-видимому, высший авторитет.

Д у р с у н о в а. А я уже спросила…

К у р т г е л ь д ы. Представляю, что он вам наговорил, этот мошенник. Он уже осужден за тунеядство и хулиганство и будет еще привлечен за клевету. А ко мне в контору милости просим, хоть завтра приходите, и я вам представлю полный отчет. На складе, как говорится, ажур.

Д у р с у н о в а. Зачем же завтра? Мы многое сможем выяснить и сегодня. (Пауза.) Сколько времени вы работаете в управлении?

К у р т г е л ь д ы. Три года.

Д у р с у н о в а. У вас есть родители?

К у р т г е л ь д ы. Один отец. Он очень стар, и я ему помогаю.

Д у р с у н о в а. Вы хороший сын. А кто помогает вам?

К у р т г е л ь д ы. Мой труд.

Д у р с у н о в а. А какая у вас зарплата?

К у р т г е л ь д ы. Девяносто два рубля.

Д у р с у н о в а. А каким образом вам удалось за короткий срок приобрести десяток очень дорогих ковров, купить дом на имя отца за двадцать тысяч и машину? Я уже не говорю о подарках Офелии и другим шекспировским героиням.

К у р т г е л ь д ы. Машину я выиграл по лотерейному билету.

Д у р с у н о в а. Вам повезло.

К у р т г е л ь д ы. Единственный раз в жизни. Обо мне даже в газетах писали.

Д у р с у н о в а. А билет номер двенадцать тысяч триста шестнадцать, серия тридцать шесть? Ведь он тоже выиграл. Правда, всего лишь ручные часы, но все-таки… Вы этот билет никому не подарили?

К у р т г е л ь д ы. То есть как?

Д у р с у н о в а. Вы не забыли вашего соседа по больничной койке? Помните, когда вы попали туда, избитый «хулиганом» Тойлы?

П е р е н г л и е в а. Простите, товарищ Дурсунова, вы допускаете при допросе недозволенные приемы. Ваша ирония может сбить обвиняемого и привести его в замешательство.

Д у р с у н о в а. Простите, товарищ Перенглиева, но я не юрист, а всего лишь газетный работник. Я не допрашиваю и не обвиняю, я всего лишь стремлюсь восстановить истину.

К у р т г е л ь д ы (оживленно). Да, да! Вы прибегаете к недозволенным приемам. Вы не следователь и не мое начальство. Я имею право вам не отвечать.

Д у р с у н о в а. Как хотите. Тогда нам придется обратиться к другим источникам.

З а т е м н е н и е.

Больничная палата. На одной из коек лежит  К у р т г е л ь д ы, рядом на другой — с т а р и к  с бритой головой. Он при разговоре сильно заикается, почти на каждом слове.

З а и к а. Сосед! А сосед!..

К у р т г е л ь д ы. Ну?

З а и к а. Ты вот, к примеру, такое слышал? Атом, водород… Это что? К добру или не к добру?

К у р т г е л ь д ы. Я спать хочу. Отстань.

З а и к а. Говорят, одним фунтом атома можно заставить большую фабрику работать несколько лет. (Подумал еще.) Сосед… А сосед! А ты слыхал, что теперь решили навсегда запретить войну?

К у р т г е л ь д ы. Не слыхал. И я этому не верю.

З а и к а. А во что ты веришь?

К у р т г е л ь д ы. Только в себя. И ты от меня отстань. У меня бессонница.

З а и к а. Вот человек… И поговорить нельзя. (Некоторое время молчит.) Сосед! А сосед! А как с хлопком в этом году? Уродился?

Куртгельды молчит.

И откуда тебе знать? Ты, видно, и газет не читаешь. (Пауза.) Сосед, я слышал, сегодня таблица пропечатана лотерейная. Проверь, сделай такое одолжение, мои билеты. Вот, все пять штук с собой захватил.

К у р т г е л ь д ы (приподнявшись). Слушай, дядя, честно прошу, отвяжись от меня. Я свои уже проверил. Иди в читальню, там тебе кто-нибудь поможет.

З а и к а. А ты выиграл?

К у р т г е л ь д ы. Выиграл… Часы. Ручные. Отстань. (Ложится и прячет голову под подушку.)

З а и к а (садится). Да ну? Счастливый ты человек, оказывается. А вдруг и я? Бывает же так! И читальня, наверно, закрыта… Сосед! А сосед!

Входит  А й л а р.

А й л а р. Спать, спать. Время позднее. Прекратить разговоры. А то вы у меня никогда не поправитесь. (Укладывает Заику и поправляет на нем одеяло.) Спокойной ночи.

З а и к а (сует ей свои лотерейные билеты). Сестра, на вот, проверь. Сосед часы выиграл. Да, да. Ручные. А вдруг и я?.. А? Мне теперь не заснуть. Будь доброй, внучка.

А й л а р. Ну, ну, не волнуйтесь. Сейчас принесу таблицу. Только не разговаривать! (Уходит.)

З а и к а (размечтавшись). Сосед… А сосед! А вдруг и я часы выиграл? Сыну отдам. Он в этом году десятилетку кончает. На доктура учиться решил. Мой сын — доктур! Ай-ай-ан! Сосед! А сосед! Ты что на это скажешь?

К у р т г е л ь д ы. Я скажу, что с таким вредным характером ты и карандаша не выиграешь.

З а и к а. Подавись ты своим языком!

Возвращается  А й л а р  с таблицей в руках.

А й л а р. Давайте посмотрим. (Проверяет.) Этот ничего не выиграл. И этот ничего… И этот…

З а и к а. Уж где мне?.. Если бы я был счастливым, не стал бы заикой.

А й л а р (удивленно, радостно). Дедушка! Дедушка! Ты знаешь… (Проверяет.)

З а и к а. Что? Неужели выиграл? Часы?

А й л а р. Погоди, погоди, еще раз проверю…

Куртгельды привстал и не отрываясь смотрит на Айлар.

З а и к а. Не верю. Не верю. Да не мучай меня. Говори скорей!

А й л а р. Ур-ра! Дедушка, поздравляю.

З а и к а. Неужели часы?

А й л а р. Поднимай выше. Машину! «Москвич»!

Заика хочет что-то сказать, но в изнеможении падает на подушки.

К у р т г е л ь д ы. «М… м… москвич»?! Не может быть! Покажи!

А й л а р. Вот билет. Смотрите! А я пойду всем расскажу. Пусть вся больница знает, какой у нас дед-богатырь лежит. (Убегает.)

Куртгельды берет газету, билет и сверяет номер.

З а и к а. «Москвич»? Она не ошиблась?

К у р т г е л ь д ы (мрачно). Да… «Москвич». Точно.

З а и к а (говорит не заикаясь). Я готов молиться на тебя, сестра!

К у р т г е л ь д ы. Ты что? Заикаться перестал?

З а и к а. Да! (Говорит очень быстро.) Запомни последнее слово Заики. Запомни последнее слово Заики. Люди, люди!

К у р т г е л ь д ы (зажимая ему рот). Не ори! Зачем собирать народ?

З а и к а. Двойное счастье. Двойное счастье! Я выиграл «Москвич», «Москвич»! И я больше не заика. Я больше не заика.

К у р т г е л ь д ы. Замолчи. Кто много болтает, у того счастье не задерживается.

З а и к а. Верно, верно. Молчу, молчу!..

К у р т г е л ь д ы. Машину будешь брать или деньгами?

З а и к а. Зачем мне машина? Мне надо дом отремонтировать. Сыну пальто купить. Дочери свадьбу справить. Расходов тьма. А «Москвич» сколько стоит?

К у р т г е л ь д ы. Три тысячи рубликов!

З а и к а. О! О! Я столько денег сразу никогда и не видел. А ты, сосед? Видел?

К у р т г е л ь д ы. Послушай, если тебе не нужна машина, продай мне билет. Я давно собираюсь купить машину. Три тысячи наличными дам. Пойдешь домой богатым человеком.

З а и к а. Наличными? Три тысячи?

К у р т г е л ь д ы. Своими руками можешь отсчитать. Вот твой билет. Отдашь мне его потом.

З а и к а (берет билет). Нет, нет, скажут еще, что я спекулянт.

К у р т г е л ь д ы. Что ты сам себе голову морочишь? (После паузы.) Три пятьсот хочешь?

Заика смотрит на него испуганно.

Ну, что глаза выпучил? Слушай! Четыре тысячи дам!

З а и к а (откидываясь на подушки). Погоди. Голова закружилась. (Пауза.) Ты вот такой богатый, а газет не читаешь. Почему?

К у р т г е л ь д ы. Опять за свое. Ты решай скорей. А то сейчас придут. Упустишь свое счастье, потом всю жизнь раскаиваться будешь. Да!.. Я тебе еще свой билет отдам в придачу. Часы сыну подаришь. Ну, чего ты трясешься? Ты же эти деньги не воруешь?

З а и к а. А сестра?

К у р т г е л ь д ы. Что сестра? Скажешь, что пошутил. Скажешь, что у тебя был только один билет, а остальные все мои. Да с этой сестрой легко, она всему поверит. И вообще положись на меня. Я же тебе добра хочу. Я же вижу, какой ты замечательный старик. В доску свой.

З а и к а. Боже мой! Боже мой! Четыре тысячи… Часы… И заикаться перестал… Откуда сразу такое счастье? (Плачет.)

К у р т г е л ь д ы. Перестань. Идут.

З а и к а. А билет где? (Шарит по одеялу.) Потерял!

К у р т г е л ь д ы (ищет по полу). Тише ты!.. (Находит.) На. Держи! Только смотри, не умри раньше срока. Лежи спокойно. А когда начнешь говорить, опять заикайся.

Вбегает  А й л а р.

А й л а р. Весь дежурный персонал поздравлять идет.

З а и к а (заикаясь). Сестра, вы не меня, вы его поздравляйте. Я пошутил. У меня только один билетик был, и он часы выиграл. Остальные все его. Сосед! А сосед! Правду я говорю?

Айлар смотрит на обоих с удивлением.

К у р т г е л ь д ы. Да, Айлар. Я тебе постеснялся сказать, что и свои билеты хочу проверить. Попросил таблицу у соседа, и вот, оказывается, так повезло. Я теперь рад, что и в больницу попал. Буду теперь катать таких красавиц, как ты. Подай знак, и машина у ворот.

А й л а р. Пусть «Москвич» принесет радость твоей семье. А я, если надо, и такси найму.

К у р т г е л ь д ы. Глупая ты девочка. Разве собственную машину можно чем заменить?

З а и к а. Ид-ид-ут!

К у р т г е л ь д ы. Поздравлять идут. (Вскакивает и в одном белье начинает приплясывать.)

З а т е м н е н и е.

Снова кабинет Эсенова.

Д у р с у н о в а. Если подсчитать стоимость дома, машины, ковров и всего, что приобрел Куртгельды за два года, получится больше тридцати тысяч рублей. Товарищ прокурор, вы могли бы ежемесячно зарабатывать тысячу рублей?

П е р е н г л и е в а. Если бы была академиком, возможно.

Д у р с у н о в а. А вы, товарищ судья?

Сатлыков молчит.

Так в чем же загадка? Каким образом заведующий складом стройуправления ухитряется получать в несколько раз больше прокурора, судьи и даже министра? Кто в этом виноват?

П е р е н г л и е в а. Прежде всего мы сами.

С а т л ы к о в (указывая на Куртгельды). А он и глазом не моргнет. Послать к нему ревизию на склад — все документы окажутся в порядке.

П е р е н г л и е в а. Ревизоры с такими вот (кивнув на Куртгельды) нередко заодно, и в этом мы тоже виноваты.

К у р т г е л ь д ы (подняв голову). Вы не имеете права ставить меня в один ряд с расхитителями.

Э с е н о в. Лучше помолчи.

К у р т г е л ь д ы. А что мне бояться? Да, деньги у меня есть. Хватает. И живу я весело. И другим не мешаю. И за девушками ухаживаю. А в какой статье Конституции сказано, что я не имею права зарабатывать столько, сколько мне нужно? Вы сначала докажите, что я вор. Документально. А так что? Одна болтовня. Дамские фокусы. Я, конечно, извиняюсь, товарищ газетный уполномоченный. Счастливо оставаться. (Удаляется, не опустив головы.)

Пауза.

С а п а р о в. Да!.. Документы у таких субъектов всегда как стеклышко. Но теперь я за него возьмусь. Он у меня не выскользнет. (Уходит решительной походкой, вытирая пот с лица и шеи.)

Д у р с у н о в а (с печалью в голосе). Лучше поздно, чем никогда.

Пауза.

П е р е н г л и е в а. Что вы думаете об этом, судья?

С а т л ы к о в. Не всегда удается заглянуть в чужую душу, если в данном случае вообще можно говорить о душе.

П е р е н г л и е в а. И вы начали увлекаться психологией, Сатлыков.

С а т л ы к о в. Следственный материал не давал мне повода привлекать к ответу Куртгельды или Беркели, но я не оправдываюсь. Это мой промах. Я судил односторонне.

П е р е н г л и е в а. А вы что скажете, Эсенов?

Д у р с у н о в а. Как же это могло случиться, что шофер Тойлы Каландаров попал под суд, а заведующие складом и гаражом продолжают греться под твоим крылом?

Э с е н о в. Я, вероятно, ослеп.

Д у р с у н о в а. Но ты и оглох, раз не слышал, что говорит Тойлы. И тебе лично, и на производственном совещании, и на партийном собрании.

Э с е н о в. Он говорил так много и долго, что его уже больше никто не слушал.

Д у р с у н о в а. Никто? А не те ли только, кому слышать не хотелось?

Э с е н о в. Перестань. Это невыносимо. Никакие нервы не выдержат. Даже руки начали дрожать.

П е р е н г л и е в а. Но они у вас не дрожали, когда вы отдавали под суд невинного человека?

Э с е н о в. Нечего, Перенглиева, кивать на других. Вы дали санкцию, не проверив ни одного факта.

С а т л ы к о в (повышая голос). Эсенов! Думай, что говоришь. Это ведь ты ее обманул.

П е р е н г л и е в а. Пусть говорит. У него есть для этого все основания. Я виновата. Я, конечно, очень виновата. И я… я… О, как горит у меня лицо. (Смотрится в зеркальце и пудрится.) Вы знаете, товарищ Дурсунова, когда я волнуюсь или заработаюсь до поздней ночи, у меня часто бывают приливы к голове и лицо покрывается красными пятнами. Но это, правда, скоро проходит… Скоро проходит… (Продолжает пудриться, потом вдруг с размаху швыряет пудреницу на пол и, опустив голову на спинку кресла, глухо рыдает.)

Д у р с у н о в а. Успокойтесь. Выпейте воды. Эсенов, у тебя чего-нибудь успокаивающего не найдется? Ну, хоть валерианки?..

Эсенов молча махнул рукой.

П е р е н г л и е в а. Я сейчас… сейчас… Не обращайте внимания. (Затихает.)

Д у р с у н о в а. А я пока расскажу вам маленькую басню. Бежала как-то Лиса с мешком краденой рыбы и вдруг повстречала Волка: «Эй, Лиса, что это у тебя в мешке?» Лиса не растерялась и отвечает: «Мой хан, я принесла тебе две рыбины, выбирай пожирней». Бросила волку две рыбы, а все остальное унесла с собой в мешке.

Пауза.

С а т л ы к о в. Вы хотите сказать, что Беркели и Куртгельды похожи на эту лису?

Э с е н о в. А я, значит, по-твоему, волк?

Д у р с у н о в а. Мой волк доверчив и малопредприимчив. Ты, пожалуй, опаснее.

Э с е н о в (кричит). Я больше не позволю издеваться над собой! Если мы школьные друзья, это не значит, что ты можешь бросать мне в лицо голословные обвинения. Я буду жаловаться в ЦК…

Д у р с у н о в а. Я думаю, в ЦК читают газеты…

Телефонный звонок.

Э с е н о в. Кто? Что? Какой ужин? К черту! Отменяется. Все отменяется. Мы и без того сыты по горло. (Бросает трубку.)

Д у р с у н о в а (очень спокойно). В подтверждение своих слов я хочу рассказать товарищам об одной твоей встрече с Тойлы. Надеюсь, ты ее вспомнишь.

З а т е м н е н и е.

Тот же кабинет, но днем, при солнечном освещении. За столом  Э с е н о в, говорит по телефону.

Э с е н о в. Но вы же сами знаете, что не хватает людей. Очень острое положение. Я, конечно, приму все меры и постараюсь через месяц сдать этот объект.

Входит  С а х а т.

С а х а т. Простите, что вошел без разрешения. Вот мое заявление. Прошу освободить меня от работы.

Э с е н о в. Что случилось?

С а х а т. План и график у нас — пустые слова.

Э с е н о в. Давай без политграмоты. Говори толком.

С а х а т. Опять одна бригада в простое. Такое напряжение, а шоферам делать нечего. До каких пор это будет продолжаться? Техники полно. Трех-, пяти-, семитонные краны. Бульдозеров сколько хочешь, а шоферы ждут наряды, в козла играют. И такое говорят, что, если бы вы послушали, вам бы стало очень не по себе. Я так работать не хочу!

Входит  Т о й л ы.

Э с е н о в (к нему). Это ты его науськал?

С а х а т. Наоборот. Каландаров говорит, что не заявление об уходе надо писать, а требовать работы.

Э с е н о в. Какая бригада простаивает?

Т о й л ы. На шестом участке до сих пор не закончен монтаж крана. График сорван.

Э с е н о в. Вчера мне подали рапорт. Монтаж завершен. И кран стоит. Вон, даже отсюда из окна видно.

Т о й л ы. Видно, да не слышно.

Э с е н о в. Как так?

Т о й л ы. Неверный расчет. Вместо пятнадцати метров рельсовой колеи проложили одиннадцать. Разве так можно?!

Э с е н о в (Сахату). Позови бригадира.

Сахат уходит.

Т о й л ы. Товарищ Эсенов, ну, скажите мне! Почему так получается? Будто в управлении и хозяина нет.

Э с е н о в. Хозяин есть. И я это тебе докажу. Не нравится — переходи туда, где лучше. А мне ораторы не нужны.

Т о й л ы. Я знаю. Вам нужны такие подхалимы, как Беркели, и такие жулики, как Куртгельды. Они играют на вашем самолюбии и набивают себе при этом карманы.

Э с е н о в. Может быть, по-твоему, они и меня кормят, и мне без них не обойтись?

Т о й л ы. Теперь, пожалуй, и обойдетесь. Постройка вашего дома закончена. Не дом, а дворец. А стройматериалы для него взяты со складов Куртгельды.

Э с е н о в. Что?! Что ты сказал?! Ха-ха-ха! (Пауза.) Что ты еще можешь к этому прибавить?

Тойлы идет к выходу.

Стой!

Тойлы останавливается.

Послушай доброго совета. Иди и подумай, хорошенько подумай, что ты здесь наговорил своему начальнику, и уж больше нигде и никому этого не повторяй. Во избежание… Понимаешь?..

Т о й л ы. И вам есть о чем подумать, товарищ Эсенов. Приглядитесь внимательно, кому улыбается наше время и на кого оно хмурится. Если сегодня наша бригада не выйдет на работу, мы все пойдем в трест. (Уходит.)

Эсенов о чем-то сосредоточенно размышляет, потом быстро хватает телефонную трубку. Вбегает  Б е р к е л и.

Б е р к е л и. Вам, начальник, надо самому поговорить с шоферами, я больше не могу. Наскакивают, как петухи! Орут, требуют, угрожают. А всех натравливает этот подонок Тойлы. Сиди себе спокойно, получай свою зарплату. Так нет, его, видите ли, график беспокоит, план ему спать не дает. Демагог!

Э с е н о в (положив трубку на место). Какой же ты к черту заведующий гаражом, если позволяешь кричать на себя?

Б е р к е л и. Вах!.. И ты на меня сердишься, начальник.

Э с е н о в. Слушай меня внимательно. (Говорит негромко, но медленно и отчетливо.) Если Тойлы мешает работе, так убери его из гаража. И чем скорей, тем лучше. И чем дальше, тем лучше. Все.

Пауза.

Б е р к е л и (пятясь спиной к двери). Так. Ясно. Теперь мне все ясно. (Исчезает.)

З а т е м н е н и е.

Снова кабинет. Э с е н о в  сидит неподвижно за столом, опершись головой на руку и прикрыв ею глаза. С а т л ы к о в  подходит к  П е р е н г л и е в о й, садится с ней рядом и берет ее за руку.

Д у р с у н о в а (тихо). И это не все. Было совершено еще одно злодеяние… Можно сказать, убийство…

П е р е н г л и е в а (вздрогнув). Товарищ Дурсунова…

С а т л ы к о в (глухо). Мы бы не могли не знать…

Д у р с у н о в а. Убить или довести до смерти — какая разница? (Пауза.) В тот день, когда Тойлы вызвали в суд, он сразу же пошел домой…

З а т е м н е н и е.

Комната Тойлы. А й л а р  перед зеркалом примеряет вечернее нарядное платье. Входит  Т о й л ы.

А й л а р. Взгляни, дорогой. Сегодня наш концерт в Доме культуры. Я буду выступать в этом платье. Тебе нравится?

Т о й л ы. Платье мне нравится, а то, что ты будешь выступать, — не очень.

А й л а р. Я ведь не буду танцевать, я буду только петь. Это можно. Или, может быть, ты просто ревнуешь?

Т о й л ы. Конечно!

А й л а р. Ой, Тойлы, ты глупый… (Смеется.) Представь себе, что ты сидишь в зрительном зале, а я выхожу на сцену в этом платье, тут сбоку у меня будут цветы, и начинаю петь. (Поет.)

Т о й л ы (прижимает к себе Айлар и целует ее волосы). Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь…

А й л а р (смеясь). Хватит! Ты сомнешь мне платье.

Т о й л ы. Да… Тяжела разлука с любимой… (Вдруг спохватывается.)

А й л а р (освобождаясь). Какая разлука?

Т о й л ы (смущен). Я… Я это… на твою песню.

А й л а р. Нет, нет. Не верю. С тобой что-то случилось. Вот даже глаза темней стали.

Т о й л ы. Просто устал…

А й л а р (трясет его за плечи). Тойлы! Ведь мы никогда ничего не скрывали друг от друга, Тойлы!

Т о й л ы. И нездоровится немного…

А й л а р. Неправда! Ты меня не обманешь. Я же читаю тебя, как открытую книгу. Я же вижу каждую буковку в твоей душе. Ну, откройся мне, если не хочешь, чтоб я волновалась, если не хочешь принести вред нашему ребенку.

Пауза.

Т о й л ы. Ладно, сядь. Слушай. И, прошу тебя, будь умницей. Сдаваться я не собираюсь.

А й л а р. Ты попал в аварию?

Т о й л ы. Они хотят убрать меня с дороги. Они готовы меня погубить. А почему? Они боятся меня, Айлар моя. Да, боятся.

А й л а р. Кто?

Т о й л ы. Люди, которые сейчас сильнее. Но я вырву дубину из их рук. Я разоблачу их…

А й л а р. Любимый!

Т о й л ы. Вот, вот — уже слезы. И в глазах ужас. И ты вся дрожишь. Девочка моя, успокойся! Ведь я говорю на всякий случай…

А й л а р. А мы были так счастливы.

Т о й л ы. И еще будем. Будем. Где мой чемодан? (Достает.) Мне нужны брюки, рубашка, полотенце, несколько платков…

А й л а р (укладывая вещи). Ты куда собираешься ехать?

Т о й л ы. В Ашхабад. Дело касается не только меня одного. Пусть об этом знает народ. Вот, я тут все написал. Подробно. Самолет, если не ошибаюсь, летит через час. Справлюсь еще разок по телефону.

А й л а р. Я поеду тебя провожать.

Т о й л ы. Нет, нет! Я всего на три-четыре дня. Жди меня, не нервничай. Ничего тяжелого не поднимай. Ешь побольше и молоко пей. Пусть наш сын набирается сил. Для счастья тоже нужны силы. Укладывай пока, — я сбегаю, позвоню… (Уходит.)

Айлар старается овладеть собой, несколько раз перекладывает вещи. Входит  Б е р к е л и.

Б е р к е л и. Где он? Где Тойлы?

А й л а р. Он улетает в Ашхабад.

Б е р к е л и. Вот дурья голова. Сдавал машину, акт не подписал.

А й л а р. А почему он сдал машину?

Б е р к е л и. Вах! Мужа судят, а жена ничего не знает.

А й л а р. А что он сделал?

Б е р к е л и. Нет, вы только посмотрите на нее. Ни о чем понятия не имеет. Вот они, современные женщины. А меня уговаривают жениться. Нет, слуга покорный.

А й л а р (подходя вплотную). В чем он провинился? За что его судят? Говорите же! (Хватает его за рукав.)

Б е р к е л и. Не цепляйся, словно кошка. Не судят, а уже осудили. И срок дали.

А й л а р. Тюрьма? Тойлы в тюрьму? За что? За что?

Б е р к е л и. За хорошие дела не судят. Судят за преступления. Твой муж — преступник. Опасный преступник. Поняла? И как ты его до сих пор не раскусила? (Уходит.)

Айлар пошатнулась, протянула руки вперед и упала без чувств.

З а т е м н е н и е.

Та же комната, но Айлар уже нет. М е д с е с т р а  собирает инструменты, склянки, бинты и прячет их в сумку. Вбегает  Т о й л ы.

Т о й л ы. Вы зачем? Что вы здесь делаете? Айлар! Айлар! Где моя жена?

М е д с е с т р а. Увезли в больницу.

Т о й л ы. Началось? Уже? Как она? Да говорите же!

М е д с е с т р а. Жива… Пока. (В дверях.) А вот ребенка вы не сумели сберечь. (Уходит.)

Тойлы стоит неподвижно, потом медленно подходит к брошенному концертному платью, прячет в нем лицо и беззвучно плачет.

З а т е м н е н и е.

Кабинет Эсенова. Э с е н о в  сидит в той же позе, прикрыв лицо рукой. П е р е н г л и е в а  и С а т л ы к о в  рядом, согнувшись, с застывшими, мертвыми лицами. Пауза.

П е р е н г л и е в а. Как это ужасно!

Д у р с у н о в а. Все, что я рассказывала вам, я напишу в газету. Не вините меня, молодой прокурор, и вы, уважаемый судья! Не поминайте лихом. Я ничего не могу скрыть от народа. Прощайте! (Собрав бумаги, медленно уходит.)

Телефонный звонок. Эсенов, не отнимая одной руки от лица, снимает другой трубку и тут же бросает ее обратно на рычаг. Свет постепенно гаснет. Остается лишь Сатлыков на авансцене.

С а т л ы к о в. Теперь начнется настоящий суд.

З а н а в е с.

1965

Перевод А. Файко.

ВЕСЕЛЫЙ ГОСТЬ Сатирическая комедия в четырех действиях

Действующие лица

С а л и х о в  Н а з а р — управляющий строительным трестом, 55 лет.

О г у л б и к е — его жена, 45 лет.

Б а т ы р — их сын, аспирант-философ.

Б а г т ы — их дочь, школьница, 14 —15 лет.

М у р а д о в а  Д ж е р е н — студентка.

С е р д а р — дедушка Джерен.

Г е р е к — бабушка Джерен.

С а х а т о в — редактор газеты, 60 лет.

К л ы ч е в  Г е л д ы — сотрудник газеты, 50 лет.

Х а й ы т о в  Х а н г е л ь д ы — шофер.

Действие происходит в Ашхабаде в наши дни.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Большая комната в доме Салиховых. В широкие окна, обрамленные розами, виден сад с виноградником. На подоконниках горшки с растениями и цветами. В комнате много разной мебели: тут и шкаф, и трюмо, и пианино, и диван, столик с патефоном, столик с телефоном, просто столик. На полках разноцветные чайники и чашки. На стенах, на тахте, на полу ковры. В простенке, между дверью и окном, висят ружье и дутар — восточный музыкальный инструмент. На столе кипит самовар.

При открытии занавеса шофер  Х а й ы т о в  сидит в углу у авансцены и дремлет, похрапывая и раздувая свои пышные черные усы. Перед Хайытовым — стул, на нем пиала с чаем, чайник и сахарница. Раздается телефонный звонок. Хайытов вздрагивает, отхлебывает из пиалы чай и снова клюет носом. Телефонный звонок повторяется. Входит заспанный  С а л и х о в  в шелковом туркменском халате, голова обвязана полотенцем. Протирая глаза, смотрит на храпящего Хайытова. Снова звонок. Салихов поднимает трубку и тут же бросает ее, увидев что-то за окном. Хватает со стены ружье и подбегает к окну.

С а л и х о в (водит ружьем). Проклятая птица! Нарочно так летает, чтоб ее не подстрелили!

Выстрел.

Х а й ы т о в (вскакивает как ошпаренный, грозит кулаком птице). Змея! (Еще не очнувшись.) Хайытов готов, и машина готова! Сижу и жду вас, товарищ Салихов!

С а л и х о в. Скажи: сплю и жду.

Х а й ы т о в. Сплю и жду, товарищ Салихов!

С а л и х о в. Чай выпей!

Х а й ы т о в. Выпью чай, товарищ Салихов. (Берет пиалу и выпивает залпом, крякает, расправляя усы.)

С а л и х о в. Кто так чай пьет?

Х а й ы т о в. Все шоферы, товарищ Салихов.

С а л и х о в. Я вижу, ты отсталый человек, Хайытов.

Х а й ы т о в. Отсталый человек товарищ Салихов.

С а л и х о в. Учись, когда говоришь, правильно расставлять запятые. А то выходит, что отсталый человек товарищ Салихов, а не ты.

Х а й ы т о в. Малограмотен товарищ Салихов. Я хочу сказать…

С а л и х о в. Ты хочешь сказать, что малограмотен товарищ Салихов?

Х а й ы т о в. Что вы, что вы!.. Я хочу сказать, для меня что чай, что молоко — все та же вода.

С а л и х о в. А водка?

Х а й ы т о в. А водка не вода, это я различаю.

С а л и х о в. Вижу, что различаешь. (Принюхивается к нему.)

Х а й ы т о в. Ни капли не было, товарищ Салихов.

С а л и х о в (по-прежнему). Сегодня не было, вчера было.

Х а й ы т о в. Ни вчера, ни позавчера, товарищ Салихов.

С а л и х о в (повышая голос). Какого же шайтана ты своим ужасным храпом будишь товарища Салихова? Для сна создана ночь. Ночью почему не спишь?

Х а й ы т о в. По вашему приказу, товарищ Салихов.

С а л и х о в. По моему приказу не спишь?

Х а й ы т о в. По вашему.

С а л и х о в. Ты глуп…

Х а й ы т о в. Глуп товарищ Салихов.

С а л и х о в. Опять запятой не поставил. Когда же я приказывал тебе не спать?

Х а й ы т о в. Вчера к трем часам ночи приказали отвезти на вокзал товарища Байрамова.

С а л и х о в. Байрамова? Так это же Байрамов, глупая твоя голова. Друг лучшего моего друга Клычева, без которого я дня прожить не могу. А ты говоришь…

Х а й ы т о в. Я ничего не говорю, я только говорю, почему я не спал, товарищ Салихов.

С а л и х о в. А прошлой ночью?

Х а й ы т о в. Прошлой ночью возил из ресторана товарища Курбанова.

С а л и х о в. А знаешь ли ты, кто такой Курбанов? Он племянник врача, который вылечил мою жену.

Х а й ы т о в. Дай ей бог здоровья, вашей жене, а я все-таки не спал, товарищ Салихов.

С а л и х о в. Не спал?! Что же ты сразу не сказал? Ступай в машину и выспись. Кто не высыпается, тот не работник.

Х а й ы т о в. А в трест? Народ ждет вас, товарищ Салихов. И еще говорят, какая-то бригада из газеты приехала.

С а л и х о в (показывая на свою голову). Не видишь?

Х а й ы т о в. Вижу. Голова у вас обвязана, товарищ Салихов.

С а л и х о в. А почему обвязана? Потому что болит. А раз болит, как я могу поехать в трест? Ох, если бы не телефон и не твой храп, я видел бы уж третий сон.

Х а й ы т о в. Досматривайте ваш сон, товарищ Салихов, а я вернусь в трест. Там ждут машину.

С а л и х о в (повышая голос). Хайытов!

Х а й ы т о в. Он готов, и машина готова!

С а л и х о в. Слушай и запоминай! Машина предоставлена не тресту, а управляющему трестом. Управляющий же трестом — Салихов. А Салихов — это я. Понял?

Х а й ы т о в. Понял, товарищ Салихов…

С а л и х о в. А все-таки я тебя люблю, Хайытов, хоть ты и храпишь. Даже открою тебе один секрет. Только боюсь, всем разболтаешь.

Х а й ы т о в. Никому, товарищ Салихов!

С а л и х о в. Так зачем же я тебе буду рассказывать?

Х а й ы т о в. А-а! Понял, товарищ Салихов!

С а л и х о в. Что ты понял?

Х а й ы т о в. Вы мне, а я всему свету по секрету, товарищ Салихов!

С а л и х о в. Хайытов, ты растешь!

Х а й ы т о в. Расту, товарищ Салихов.

С а л и х о в. Ходят слухи, что меня собираются выдвинуть… Куда, ты думаешь?

Х а й ы т о в. Куда-нибудь высоко-высоко, товарищ Салихов.

С а л и х о в. На пост замминистра, заместителя министра, самого министра.

Х а й ы т о в. Вас?

С а л и х о в. Меня!

Х а й ы т о в. Товарища Салихова?

С а л и х о в. Товарища Салихова! Ты сам понимаешь, все шоферы захотят быть у меня шоферами, но знай, я возьму — кого, ты думаешь? — своего собственного шофера.

Х а й ы т о в. Спасибо, товарищ Салихов! А вы не скажете, у кого больше друзей — у замминистра или у управляющего трестом?

С а л и х о в. Конечно, у замминистра, глупая твоя голова! Но, по правде сказать, было бы лучше, если б их было меньше. Ты тогда уж совсем не отдохнешь.

Х а й ы т о в. Совсем не отдохну, товарищ Салихов. Ни одной ночи спать не придется.

С а л и х о в. Ну, ступай спать!

Хайытов идет к дверям.

Стой! Бензина у нас хватит?

Х а й ы т о в. Сегодня налил полный бак. Большой перерасход, товарищ Салихов.

С а л и х о в. Не твоя забота. Отвечаю я — Салихов. Готовь машину, поедем на охоту. Говорят, туртушек этих появилось видимо-невидимо.

Х а й ы т о в. Когда? Послезавтра поедем, товарищ Салихов?

С а л и х о в. Послезавтра выходной день, глупая твоя голова. Понаедут охотники, перебьют всю дичь и оставят нам одних ящериц. А сегодня там — раздолье. Понял?

Х а й ы т о в. Понял, товарищ Салихов. А голова ваша? Пройдет за час?

С а л и х о в. Напьюсь зеленого чаю, и все как рукой… Погоди, погоди… ты что, смеешься надо мной?

Х а й ы т о в. Какое смеюсь, товарищ Салихов? (Хлопает себя по голове.) Сочувствую вам.

С а л и х о в. И я тебе сочувствую. Иди спать.

Хайытов уходит. Вбегает  Б а г т ы, становится перед отцом, упрямо колотя ногой в пол и размахивая сжатыми кулачками.

Б а г т ы. Не хочу, не хочу, не хочу!..

С а л и х о в. Чего ты не хочешь, дочь моя?

Багты бросается ничком на тахту, ревет. Вбегает  О г у л б и к е, голова ее плотно обвязана платком.

О г у л б и к е. Сейчас же перестань, отец еще спит.

С а л и х о в. Да, заснешь в этом доме.

О г у л б и к е. Ты уже проснулся?

С а л и х о в. Попробуй не проснуться! (Загибает пальцы.) Телефон трещит, шофер храпит, сын на машинке стучит…

Б а г т ы (в тон ему). Отец из ружья палит…

С а л и х о в. Дочь кричит — словно карначи на трубе выдувает: «Не хочу, не хочу!..»

Б а г т ы. Не хочу, не хочу!

С а л и х о в. Вот ведь строю дома для всего народа, а у самого спокойного уголка нет.

О г у л б и к е. А я с удовольствием слушаю, как наш сын на машинке стучит. Не стук, а сладкая музыка.

С а л и х о в. Верно, жена, это и я готов стерпеть. На этой машинке он отстукал свою статью.

О г у л б и к е. Страх до чего ученую. О-о! Три раза прочла и ничего не поняла.

С а л и х о в. В редакции все сотрудники хвалили. Клычев сказал, что он давно не читал такой умной статьи.

Б а г т ы. Так он уж давно ничего не читал…

О г у л б и к е. Тебя не спрашивают. И сам редактор читал?

С а л и х о в. Клычев сказал — сам редактор прочтет сегодня и напечатает в воскресном номере. Весь город заговорит о нашем сыне.

О г у л б и к е. Подумать только — давно ли я его пониже спины шлепала… А сейчас, смотри, отца обгоняет.

С а л и х о в. Отец не отстанет. Сын — ученый философ, отец — замминистра.

О г у л б и к е. Замминистра? Это что за новость?

С а л и х о в. Да, да, жена, можешь радоваться. Вопрос уже поставлен. Один мой приятель говорил с министром, приятелем моего приятеля. Ничего такого я для этого приятеля не сделал, просто распорядился построить ему вне очереди домик. А он сразу же смекнул, что Салихов — это сила, и доложил министру: «Лучшего заместителя тебе не найти». И министр сказал: «Я подумаю». А ты понимаешь, что значит, когда министр думает?

О г у л б и к е. Раз министр думает, это что-нибудь да значит.

Оба довольны, смеются.

Вах, скорее бы он только думал! Ой, до чего хочется быть замминистершей! Правда, забот не оберешься! Надо квартиру переменить, обстановку. Все надо менять!

С а л и х о в. Менять? Зачем? Кто сказал?

О г у л б и к е (важно). Гульджемал! Она знает, как должно быть у министра и как у замминистра.

С а л и х о в. Гульджемал? А кто это?

О г у л б и к е. Как кто? Лучшая портниха в городе.

С а л и х о в. А-а!.. Это авторитет!

О г у л б и к е (мужу). Почему в трест не собираешься? Хочешь быть заместителем министра? Работай, покажи себя!

С а л и х о в. А ты видишь, какая погода! Дождь прошел. (Вдыхает воздух.) Аромат!.. Работать можно и в плохую погоду, а в такую грех не поохотиться. А?

О г у л б и к е. Ты же третьего дня ездил на охоту. Сына бы постеснялся. Какими глазами он на это смотрит.

С а л и х о в. Голова трещит.

О г у л б и к е. Голова?

Салихов стонет, держась за голову. Огулбике подходит к телефону.

Так врача надо вызвать.

С а л и х о в. Не надо, я сам — врач. Достань-ка из холодильника льду.

Огулбике подает Салихову лед. Салихов трет им лоб, прислушивается.

Не проходит! (Трет затылок.) Не проходит! Тут, видно, лекарство покрепче надо.

О г у л б и к е. Знаю, какое тебе лекарство надо. (Подает из холодильника бутылку коньяку.)

С а л и х о в (посмотрев на бутылку). Жена, слушай и запоминай: три звездочки не достигают цели. Голова проходит от пяти звездочек.

О г у л б и к е. Есть у меня время звезды считать. (Подает другую бутылку.)

С а л и х о в. Раз есть лекарство, надо лечиться — ничего не поделаешь. Садись, жена, будем лечиться вместе.

О г у л б и к е. Чтоб я эту гадость в рот взяла? Тьфу! У меня голова здоровая.

С а л и х о в. Как здоровая? Она завязана у тебя покрепче, чем у меня. (Пьет коньяк.)

О г у л б и к е. Это я волосы покрасила.

С а л и х о в (поперхнувшись коньяком). Волосы покрасила?

О г у л б и к е. Что ты так смотришь? Культура идет вперед, и я за нею. Гляди… (Снимает повязку.) Ни одного седого волоса.

С а л и х о в (пьет). Борешься, значит, со старостью?

О г у л б и к е. А кто не борется?

С а л и х о в. Ну, борись, борись! Недаром говорится: мужчина стареет — силу теряет, женщина стареет — ум теряет. (Пьет.)

Телефонный звонок.

(Берет трубку, слушает, жестом подзывает жену, шепотом.) Если из треста, скажи, нет дома. Скажи… вызвали в министерство.

О г у л б и к е. Ой, запутаюсь. Не умею я врать.

С а л и х о в (сует ей трубку). На, ждут!

О г у л б и к е (у телефона). Кого вам?.. Товарища Салихова? Уехал в министерство… Сам министр… По важному делу.

С а л и х о в. Молодец, жена!.. А еще говорит: не умею врать… Скажи: Салихов вам позвонит.

О г у л б и к е (в трубку). Салихов вам позвонит.

С а л и х о в. А посетителей примет в понедельник.

О г у л б и к е (в трубку). А посетителей примет в понедельник… Заедет ли сегодня в трест? Сейчас я у него спрошу…

С а л и х о в (зажимая рот Огулбике). Кого ты спросишь, крашеная твоя голова! Я же не дома, а у министра. Тьфу! Поручи женщине дело!

О г у л б и к е. На, ври сам! (Бросает ему трубку.)

С а л и х о в (кладет трубку на рычаг). Что ты наделала? Пойми, жена, культура не в прическе, а в голове должна быть!

О г у л б и к е. А обманывать учреждение — это культура?

С а л и х о в. Как это я могу обмануть свое учреждение? Обмануть свое учреждение — это обмануть себя. А с самим собой я всегда сумею договориться. Только испортила удовольствие от коньяка. (Пьет, затем набирает номер, официально.) Говорит Салихов… Только что звонил? Да, да, я в министерстве, дожидаюсь министра… Кому нужен цемент?.. Ну и отпускай на здоровье. Нет цемента? Куда же он девался?.. После, после, министр ждет! (Сердито бросает трубку.) Уже нет цемента. Был цемент, и нет цемента. Работнички… Всех повыгоняю!

О г у л б и к е. Поехал бы ты на службу. (Багты.) А ты ступай к себе.

Б а г т ы. Не хочу, не хочу, не хочу!..

С а л и х о в (кивнув на Багты, жене). Скажи, ради бога, чего она не хочет?

О г у л б и к е. Не хочет примерять новое платье. Ей, видите ли, некогда. А сама все дни на скачках пропадает. Уж скорей бы кончились эти каникулы!

С а л и х о в. А чем плохи скачки! Я сам люблю скачки.

О г у л б и к е. Что это за занятие для молодой девушки? Скачки! Она скоро невеста.

С а л и х о в. Не тирань ты ее, ради аллаха! Одному нравятся скачки, другому — из ружья пострелять, третьему — волосы красить. Человек должен жить в свое удовольствие, на то он и человек!

О г у л б и к е. Сегодня — скачки, завтра — футбол. К лицу ли это дочери управляющего трестом?

С а л и х о в. Скажите пожалуйста! Я знал, например, одного министра, который больше всего интересовался футболом. (К Багты.) Бери машину, дочка, поезжай на скачки!

Б а г т ы (прыгает). На скачки, на скачки, на скачки!

О г у л б и к е. Машина мне самой нужна — на рынок еду.

С а л и х о в. Как вы все любите распоряжаться машиной. Запомните и запишите: это государственная машина, а не безропотный ишак, который достался мне от моего отца-батрака.

О г у л б и к е. Ты на охоту на ишаке ездишь?

С а л и х о в. Сравнила. Я — управляющий!

О г у л б и к е. А я управляющий управляющим.

С а л и х о в. Ее не переговоришь. Берите машину и гоните, хоть к черту на рога, только скройтесь с глаз моих! (Поднимается с кресла, покачиваясь.) Что такое? Голова кружится. Ты подумай, в самом деле голова болит!

О г у л б и к е (надевая новые туфли). Не доведут тебя до добра твои звезды. (К Багты.) Дочка, принеси мне шляпку — знаешь, ту, с перьями, нет, лучше с розой…

Б а г т ы. Знаю, знаю… (Уходит.)

С а л и х о в. Поедешь на рынок, побольше купи рису, масла, зелени. Никогда в доме продуктов не бывает.

О г у л б и к е. Откуда им быть, когда один твой Клычев, пока не съест всех запасов, не поднимется.

Б а г т ы (вбегает с охапкой шляп). Выбирай сама!

Огулбике примеривает перед зеркалом шляпы, сначала одну — розовую с цветком, затем другую, не менее затейливую, наконец остановилась на третьей — довольно величественном сооружении вроде башни. Очень довольная собой, показывается Салихову.

С а л и х о в. Верно говорят — нет такой вещи, которой женщина не надела бы на голову.

О г у л б и к е. К этой шляпе нужен совсем другой костюм. Пойдем, Багты!

Огулбике уходит, за ней Багты, подражая ее походке.

С а л и х о в (вытягивается на тахте, напевает народную песню «Сенсен»).

(Подходит к окну, кричит.) Батыр, пойди сюда!.. (Напевает.)

Вбегает  Б а т ы р, на нем голубая тенниска, галстук съехал набок, волосы растрепаны, в руках теннисная ракетка и мяч.

Б а т ы р. Отец, ты — меня?

С а л и х о в. Что ты делаешь во дворе? (Видит мяч, удивленно.) В мячик играешь?

Б а т ы р. В теннис, папа…

С а л и х о в. Ах, в теннис! (Смеется.) Новость! Мой сын занимается спортом. С каких пор? Раньше тебя плеткой нельзя было отогнать от книги.

Б а т ы р. Мудрец сказал: в здоровом теле — здоровый дух!

С а л и х о в (смеется). Вечно у тебя кто-нибудь сказал. Этот сказал, тот сказал. Ты от себя скажи.

Б а т ы р. Я от себя говорю. Спорт укрепляет здоровье.

Салихов хохочет.

Ну, чему ты смеешься? А твоя охота? Тот же спорт.

С а л и х о в. Я не смеюсь, я радуюсь. Я всегда говорил — книга должна открывать жизнь, а не заслонять ее. Не пойму только, почему вдруг — теннис? И лопатку купил. (Берет у Батыра ракетку, глядит в окно.) Смотрите, сетку повесил. (Заглядывает во двор.) Даже площадку расчистил, и все за один день! С кем же ты собираешься играть? Со мной? Или с мамой?

Б а т ы р (смущенно). Знаешь, папа…

С а л и х о в (насмешливо). Знаю, сынок…

Б а т ы р. Я пригласил…

С а л и х о в. …Джерен?

Батыр кивает головой.

Так бы сразу сказал, чем лекции о спорте читать. «Спорт — это сила!» Сила, да, но, сын мой, одним мячиком девушку не приманишь. Другой позвал бы свою девушку на плов, угостил фруктами, покатал на машине…

Б а т ы р. Джерен очень любит теннис.

С а л и х о в. Джерен любит теннис, а Батыр любит Джерен. (Смеется.) Не смущайся, сынок, отсюда слышу, как бьется твое сердце. Славная девушка Джерен, хорошей женой будет. Спасибо ей — ты живым человеком становишься… Пора бы, сын, и сватов засылать. А?

Б а т ы р. Каких сватов, что ты, папа? Мы с ней просто дружим.

С а л и х о в. Понимаю, но долго ли будет продолжаться ваша дружба?

Б а т ы р (пылко). Она закончится с последним дыханием моей жизни.

С а л и х о в. Хорошо сказано. Но, милый мой, если вы будете только перебрасываться туда-сюда мячиком — ваша дружба долго не протянется.

Б а т ы р. Почему, отец?

С а л и х о в. Почему, почему»? Потому что если бы, например, твой отец Назар и твоя мать Огулбике только и делали, что перекидывались мячами, вряд ли родился бы на свет такой славный джигит, как Батыр Салихов.

Б а т ы р. Отец…

С а л и х о в (ерошит волосы Батыру). Эх, ученый, ученый! В мое время, если какому-нибудь парню полюбилась девушка, он никогда не спрашивал ни ее, ни родичей, ничего не боялся, ни кровной мести, никого на свете, сажал ее на коня и, как вихрь, мчался через пустыню куда глаза глядят… А ты? Столько философов одолел, а девушку не сумел. (Добродушно смеется.)

Б а т ы р. Попробуй-ка, отец, похитить девушку, которая учится на последнем курсе филологического факультета Ашхабадского университета.

В комнату врывается  Б а г т ы, за ней, догоняя ее, Д ж е р е н.

Д ж е р е н (останавливается в смущении). Здравствуйте, Назар-ага!

С а л и х о в. Здравствуйте, Джерен! Рад видеть вас в своем доме. (Вручает ей ракетку.) Вот вам лопата, погоняйте моего сына, не жалея сил. Выбейте лишнюю дурь из его головы. (Батыру.) Пойду будить шофера. (Багты.) А тебе тоже здесь делать нечего — иди, готовь гостье чай! (Уходит.)

Багты лукаво поглядывает на Батыра и Джерен, наслаждаясь их смущением.

Б а т ы р (Багты, сердито). Смотри… галстук как у тебя повязан? Иди, приведи себя в порядок, неряха!

Д ж е р е н (Багты). Дай я поправлю. (Поправляет ей галстук.)

Б а т ы р (поучительно). «Пионерский галстук второй воспитатель», — сказал Макаренко. Поняла?

Б а г т ы (к Джерен). Он статью написал и важничает. Задается! (Убегает.)

Джерен смеется.

Б а т ы р. Все ты смеешься надо мной, Джерен. Опять я не так сказал?

Д ж е р е н. Нет, нет! (Смеется.)

Б а т ы р. Ну, чего ты смеешься?

Д ж е р е н (поворачивает его к зеркалу, дергает за галстук, приговаривая). «Чем кумушек считать трудиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться».

Батыр хватается за шею.

Сама повяжу!

Б а т ы р (прижимает ее руки к своему лицу). Сто лет так бы стоял и не двигался с места. (Неловко наступает ей на ногу.)

Д ж е р е н (вскрикнув). Ай! Ты же обещал сто лет не двигаться.

Б а т ы р (встает на колени, поглаживает туфлю Джерен). Больно?

Д ж е р е н. Сюда идут!

Вбегает  Б а г т ы.

Б а г т ы. Джерен Мурадова, взгляните! (Показывает портрет.)

Д ж е р е н. Мой портрет?

Б а т ы р. Кто тебе разрешил?

Б а г т ы (убегая от Батыра). Всю неделю рисовал и вздыхал. Вздыхал и рисовал. Рисовал и вздыхал.

Батыр пытается вырвать у нее портрет. Багты передает портрет Джерен.

Д ж е р е н. Я и не знала, что ты рисуешь. Так это я? Разве я так хороша? Ой, Батыр, ты, оказывается, льстец.

Б а т ы р. Я нарисовал тебя такой, какой впервые…

Б а г т ы (в тон ему).

сказал Пушкин.

Д ж е р е н. Значит, не забываешь?

Б а г т ы. Как забывает? Даже меня, случается, вместо Багты зовет Джерен.

Б а т ы р (Багты). Врешь, и все ты врешь, Джерен!..

Б а г т ы (хохочет). Слышали? Назвал меня Джерен.

Б а т ы р. Убирайся отсюда!

Д ж е р е н. Зачем ее гонишь? (Обнимает Багты.)

Б а т ы р. Она… У нее экзамены по физике. (Багты.) Делом займись, бери пример со взрослых…

Б а г т ы. А я и беру пример со взрослых. Сегодня папа заставил маму позвонить в трест, сказать, что поехал к министру, а сам сидит дома и пьет крепкие лекарства.

Б а т ы р (схватил Багты за ухо). Не слушай ее, Джерен, врет она, врет она!..

Б а г т ы. Честное пионерское, не вру! Спросите у мамы, Джерен-джан. У мамы, у мамы!.. Ой, больно!

Батыр отпускает ее.

И вовсе не больно! (Со смехом убегает.)

Б а т ы р. Противная девчонка! Постеснялась бы посторонних.

Д ж е р е н. Разве я посторонняя?

Б а т ы р. Ой, нет! Ты мне самая близкая. Но, Джерен, ведь неловко перед тобой. Что ты подумаешь о нашей семье? Уверяю тебя, отец хороший человек. Но бывает, находит на него что-то такое… Говорил я с ним, и не раз, с тех пор как вернулся из Баку после учебы. Какое там! (Тоном отца.) «Я закладывал фундамент Советской Туркмении. Я боролся… Ты обязан уважать меня! Ты не смеешь поучать меня! Молокосос!..» И так далее.

Д ж е р е н. Тебя огорчило, что я узнала об этом?

Б а т ы р. Огорчило, Джерен.

Д ж е р е н. А ты ничего не скрывай от меня. Слышишь, Батыр? Ни хорошего, ни плохого. Ведь я тебе друг.

Батыр молча обнимает ее. Звонок телефона, снова звонок.

Б а т ы р (берет трубку). Алло! Да, квартира Салихова… Как? Ищете его? Да… Да… Послушайте… погодите! Он дома! Дома, дома… Да… как? (Кладет трубку.) Вот, пожалуйста! Ай-ай!

Д ж е р е н (подбегает). Какие-нибудь неприятности, Батыр-джан?

Б а т ы р. Сейчас узнаешь… (Кричит.) Отец, мать! (Ходит по комнате.) Ай-ай!

Входит  О г у л б и к е, в модном платье, в той же шляпе, в руках ковровая сумка и сумка для покупок.

О г у л б и к е. Что случилось?

Б а т ы р. Только что звонили по телефону. К нам едет министр.

О г у л б и к е (роняет сумку). Министр? (Приседает.) Дождалась я счастливой минуты. (Торжественно.) К нам едет министр!

Б а т ы р. Погоди радоваться. Скажи лучше, отец опять какой-нибудь фокус выкинул?

О г у л б и к е (поднимаясь). Ну-ну?..

Б а т ы р. Тресту срочно понадобился отец, его всюду разыскивали, звонили в министерство. И зачем он сказал, что едет в министерство? Там его, конечно, не было. Министр решил, что отец болен, и сказал, что сам лично хочет навестить его. С минуты на минуту он будет здесь.

О г у л б и к е. Отец! Отец!

Входит  С а л и х о в.

С а л и х о в. Кого здесь режут?

О г у л б и к е. К нам едет министр!..

С а л и х о в. Пойди, мать, проспись!

О г у л б и к е (скороговоркой). Ты же мне сказал, чтоб я сказала, что ты у министра. Я сказала, как ты сказал. Так из треста позвонили в министерство, а в министерстве говорят: «А мы и тени его не видали». А министр говорит: «Ага, он дома, так я его сейчас навещу». Вот-вот он приедет, и куда ты денешь свои бесстыжие глаза?

С а л и х о в. А кто сказал, что я дома? Кто — спрашиваю?

Б а т ы р. Я, отец.

С а л и х о в. Да как ты смел?..

Б а т ы р. Отец… (указав глазами на Джерен) у нас гостья.

С а л и х о в. Джерен, подойди сюда. Скажи, дочь моя, ты способна подвести родного отца?

Джерен растерянно разводит руками.

Б а т ы р. Отец, не мог же я сказать, что тебя нет дома, когда ты дома.

С а л и х о в. Молчать! (Ходит по комнате.) Когда будет министр?

Б а т ы р. Да уж скоро, должно быть.

С а л и х о в. Молчать! Слушайте и запоминайте! Никто никуда не поедет! Машина самому мне нужна. Всем готовиться достойно встретить министра и всем помнить, что я болен. Где шофер? (Кричит.) Хайытов!

Х а й ы т о в (появляется). Он готов!

С а л и х о в. Мчись!

Х а й ы т о в. Мчусь! (Бежит к двери.)

С а л и х о в. Стой!

Х а й ы т о в. Стою!

С а л и х о в. Куда ты мчишься?

Х а й ы т о в. Не знаю, товарищ Салихов.

С а л и х о в. Надо соображать.

Х а й ы т о в. Надо соображать, товарищ Салихов.

С а л и х о в (срывает с головы полотенце и швыряет его на пол). Чего вы все стоите и смотрите на меня, как на клоуна? Делайте же что-нибудь. Унесите самовар!

Багты бросается к самовару.

Убрать со стола!

Огулбике бросается к столу.

Джерен-джан, пойди в сад и нарви цветов. Хайытов! На базар! Одно колесо здесь, другое — там! Привези рис, мясо, масло, яблок. Министр будет есть плов. Беги!

Х а й ы т о в. Бегу! (Бежит к дверям.)

С а л и х о в. Стой!

Х а й ы т о в. Стою.

С а л и х о в. А вы подумали, захочет ли министр два часа дожидаться плова?

Х а й ы т о в. Точно! Министр не такой бездельник, чтоб время терять.

С а л и х о в. Молчать! Жена!

О г у л б и к е. Что еще?

С а л и х о в. Какое блюдо можно приготовить быстро и вкусно?

О г у л б и к е. Быстро и вкусно? (Снимает с полки толстую книгу и подает ему.)

С а л и х о в. Что это?

О г у л б и к е. Книга «Как приготовить вкусную и здоровую пищу». Выбирай.

С а л и х о в. С ума сошла! Да я за четыре часа не одолею этой литературы.

Б а г т ы. Я знаю, что приготовить. Дома есть кавурма, добавить к ней десятка два яиц — быстро и вкусно.

С а л и х о в. Дочь, ты умница! Хайытов, на базар! Тащи полсотни яиц, нет, сотню!

Хайытов кидается к дверям.

Стой!

Х а й ы т о в. Стою.

С а л и х о в (в изнеможении). Сообразили! Как же можно министра — ми-ни-стра! — угощать яйцами?

О г у л б и к е. Чем же его угощать?

С а л и х о в. Если ты будешь торчать, как минарет, то министр умрет с голоду.

Б а т ы р (укоризненно). Отец! (Указывает на Джерен.)

С а л и х о в. Ничего, Джерен тоже мне дочь. Иди, милая, за цветами. А вы думайте, что готовить.

Все думают. Джерен выходит в сад.

О г у л б и к е. А может быть, просто чай, печенье, варенье?

С а л и х о в (пристально взглянув на нее, постукивает себя по лбу). Я сказал, думайте!

Думают.

Х а й ы т о в. Шашлык!

С а л и х о в. Мысль! Хайытов, ты растешь. Шашлык — вполне министерское блюдо и жарится в два счета. Эх, вы! Думали, думали, а до такой простой вещи не додумались. Хайытов!

Х а й ы т о в. Он готов.

С а л и х о в. На базар! Привези пять килограммов бараньей грудинки. Скажи мяснику, что для шашлыка, скажи еще, что для меня. Живо!

Хайытов идет к дверям.

Стой! Если попадешься министру на глаза, скажи, что едешь по поручению треста… Понял?

Х а й ы т о в. Понял! (Торжественно.) Еду по поручению треста покупать баранину для шашлыка.

С а л и х о в (Батыру). Жарить шашлык поручаю тебе.

Б а т ы р. Будет исполнено.

С а л и х о в. А тебя, жена, попрошу, первым делом сними-ка ты эту мельницу с головы, чтоб не пугать гостя.

О г у л б и к е. Как ты сказал? Не сниму! Умру, а не сниму.

С а л и х о в. Не снимай, аллах с тобой! Но сделай милость, сдвинь со стула почтенный фундамент и займись-ка делом. Надо приготовить угли, расставить кирпичи во дворе, очистить лук, нарезать лимон, вытереть вертела…

О г у л б и к е. Знаю, знаю… только позвоню кой-куда.

С а л и х о в. Успеешь позвонить, гостя ждем.

О г у л б и к е. Не успею, ты и так спутал все мои планы.

С а л и х о в. Слышали? Моя жена не выполняет плана.

Б а г т ы. А мне что делать, папа?

С а л и х о в. И тебе, дочка, есть дело. Сыграешь что-нибудь такое, сама понимаешь какое, чтоб развеселить министра.

Б а г т ы (садится за рояль, играет). Хорошо?

С а л и х о в. Не годится. Ты расставь ноты и играй по нотам, чтоб министр видел, какая у Салихова культурная семья.

Багты ставит на пюпитр ноты, играет ту же мелодию.

Вот это совсем другая музыка!

О г у л б и к е (по телефону). Гозель, это ты? Мы с тобой собирались в магазины. Прости, дорогая, придется отложить. Ждем важного гостя… Кого?.. Министра. Я говорю — министра. Да, самого министра. Хорошо, поедем завтра.

С а л и х о в. Слышали? На завтра машина уже забронирована.

Огулбике снова набирает номер. Салихов в отчаянии.

Еще звонить собираешься?..

О г у л б и к е. Надо поговорить с Гульджемал, с Нурджемал…

С а л и х о в. Это — кто?

О г у л б и к е. Одна — портниха, другая…

Входит  Д ж е р е н  с букетом цветов.

С а л и х о в. Другая — косметичка, третья — красильщица волос, бровей, ногтей… И как раз в тот момент, когда такое событие в доме.

О г у л б и к е. Не срами меня перед Джерен! Не я одна хожу к косметичке, а все уважающие себя женщины.

С а л и х о в. Взяли бы твои женщины пример с Джерен. Взгляни — ни следа краски ни на лице, ни на губах, ни в волосах… Истинная краса, природой созданная…

Б а т ы р. Отец!

О г у л б и к е. Совсем девушку в краску вогнали.

С а л и х о в. Жена! Это единственная краска, которая идет женщине.

Огулбике набирает номер.

Как вам это нравится! Вот-вот войдет министр, а у нашей госпожи жены, у нашего управляющего управляющим, как она себя величает, нет другого дела, как болтать с кумушками.

Сильный звонок.

Министр! (Суетится.)

О г у л б и к е (бросает трубку). Накрывать на стол?

С а л и х о в. Голова! Если он догадается, что мы готовились, он тотчас же уедет. Накроешь позже, скажешь, извините, не ждали такого гостя, не знаем, как и принять… А мяса еще нет!

Снова звонок.

Багты, Багты-джан, открой двери. Стой! Если министр спросит, как чувствует себя папа, скажи, что папа чувствует себя плохо. Не перепутай!

Б а г т ы. О! Я привыкла. (Убегает.)

С а л и х о в (ложась на тахту). Ну, сын мой, и ты (к Джерен), дочь моя, и ты, моя жена, садитесь около меня. (Умирающим голосом.) Где полотенце? Дайте полотенце! Жена, завяжи мне голову.

Огулбике завязывает Салихову голову. Он стонет.

Ты не думай, Джерен, и ты, Батыр, ей-богу, нездоровится, тут хочешь не хочешь, а заболеешь.

Б а г т ы (вбегая). Министр!

Все, кроме Салихова, вскакивают. Багты хохочет.

Нет, не министр. Это товарищ Клычев в охотничьих доспехах.

Входит  К л ы ч е в, тяжело дышит. Его тучное тело облегает затейливый охотничий костюм, в руках охотничья сумка, за плечом ружье, на поясе патронташ с патронами.

С а л и х о в. Гелды, это ты?

К л ы ч е в. Э!.. Разве такую тушу трудно приметить? Дайте чего-нибудь попить. Кумысу, что ли?

Ему подают.

С а л и х о в. А где же министр?

К л ы ч е в. Какой министр? Друг мой, не жар ли у тебя? Какая температура?

С а л и х о в. Девяносто девять.

К л ы ч е в. Ого!.. Значит, скоро закипишь.

С а л и х о в (лихорадочно набирает номер). Девушка, министр у себя? Куда уехал? Он же собирался к нам, да, к Салихову. Что? (Кладет трубку, глубоко вздохнув, разматывает полотенце, вытирает лоб.) Министр не приедет. (Клычеву.) Понимаешь, министр обещал приехать. Ой, как все запуталось!

О г у л б и к е. А я-то хвасталась перед подругой, что у нас министр. Ой, засмеют меня!

К л ы ч е в. Завтра же весь город узнает.

О г у л б и к е. Ой, узнает, как я хвасталась!

К л ы ч е в. Не-ет!.. Узнает, что у вас был министр.

О г у л б и к е. Как же он был, если он не был?

К л ы ч е в. Раз женщины взялись за это дело, весь город решит, что министр был.

С а л и х о в. А если так, Гелды-джан, поехали на охоту.

К л ы ч е в. Поехали! Только не мешает стопочку опрокинуть.

С а л и х о в. А ведь он прав! Как тут не выпить? Из-за этого министра все внутри пересохло.

Подают коньяк.

О г у л б и к е (смотрит в окно). Вай, кто-то идет! Не министр ли?

Все вскакивают, Салихов ложится на диван, укутывает голову полотенцем. Вбегает  Х а й ы т о в  со свертком.

Х а й ы т о в. Пять кило! Самой жирной баранины.

С а л и х о в. Отставить, не надо, министр не приедет!

К л ы ч е в. Как это не надо? Пусть министр не приедет, но я-то приехал… А ну-ка покажи, что за мясо? (Рассматривает весьма обстоятельно.) Прекрасное мясо! После охоты мы воздадим ему честь…

С а л и х о в. Несите мой охотничий костюм!

Б а т ы р. Опять, отец, в рабочее время на охоту? Что люди скажут?

К л ы ч е в. Смотря какие люди. Умные скажут: пускай Салихов себя порадует, побалует, он заслужил, он — Салихов, не кто-нибудь. А глупых мы и слушать не станем…

С а л и х о в (Батыру). Слышал? Запомни и запиши. (Берет у Хайытова мясо и сует его в руки Батыра.) На! Жарь шашлык, философ! (Глядит в окно.) Стой! (Хватает ружье, крадется к окну, целится.)

Выстрел.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Обстановка первого действия.

О г у л б и к е (стоит у телефона в новом платье из цветастого панбархата, набирает номер). Гульджемал, это вы? Платье принесли. Спасибо! Даже надела его, но… Да, к лицу… и фигура, да… но… но, дорогая Гульджемал, жмет! В талии и особенно в боках. Стоять еще можно, а сидеть или ходить… сил нет! Если б немного пошире, а? (Упавшим голосом.) Нельзя? Да, я сама за культуру, культура идет вперед, и я за нею… Но понимаете, дорогая… жмет! Что вы говорите? У жены Дурдыева такое же платье? У того самого Дурдыева? Ну, тогда другое дело… Куда поедем отдыхать? (Пробует сесть. Тотчас же встает.) В Кисловодск, вероятно. Море? В Кисловодске будет море. А как же? Специально готовят. К нашему приезду откроют. Что? Есть платье для курорта? Боюсь, дорого обойдется. Не хочу обременять мужа. Он, бедняжка, так много работает. Какой фасон? В последнем «Огоньке»? Сейчас взгляну, вы подождите у телефона. (Кладет трубку на стол, бежит мелкими шажками — ей мешает платье, — достает с полки журнал, перелистывает, рассматривает рисунок, роняет журнал на пол, с трудом нагибается. В таком положении застает ее  Б а г т ы. Она вбегает в комнату, хохочет до упаду. Огулбике, выпрямляясь, возмущенно.) Озорница! Над родной матерью смеется!

Б а г т ы (подавая матери журнал). Мамочка, да не над тобой. Над Батыром. Видела бы ты, как он в теннис играет. Ой! (Хохочет.) Мячик направо, а Батыр налево, мяч — налево, Батыр — направо, мяч — вверх, а Батыр — вниз, да как шлепнется в песок. (Хохочет.)

О г у л б и к е. И не стыдно старшего брата высмеивать?

Б а г т ы. А ему не стыдно? Он — мужчина! Чтоб мужчина так перед девушкой унижался. Никакого самолюбия!

О г у л б и к е. Тут не самолюбие, дочка, тут другое; в твоем возрасте еще рано в этом разбираться…

Б а г т ы (свистнув). Не хуже вас разбираюсь! (Декламирует.)

О г у л б и к е. Любовью!.. Цыпленок — только из яйца вылупился и уж про любовь щебечет… Марш уроки готовить!..

Б а г т ы.

О г у л б и к е (всплеснув руками). Откуда у тебя все это?

Б а г т ы. Из поэмы Индалиба «Лейли и Меджнун». (Со смехом убегает.)

О г у л б и к е (взяв трубку). Вы слышали, Гульджемал? А? Нынешние девушки! Ни застенчивости, ни скромности. Даже не верится, что это моя дочь. (Вздох.) Гульджемал, шейте платье! Шейте, дорогая!.. (Кладет трубку.)

Входит  Б а т ы р  в пыли и поту, яростно обтирается полотенцем. За ним, смеясь, Д ж е р е н; на ней шелковые шаровары и тенниска. Б а г т ы  хохочет на пороге комнаты. Даже Огулбике улыбается.

Б а т ы р. Смейтесь, смейтесь! Придет и мой час. Я еще отомщу вам за сегодняшнее поражение. Вы еще увидите меня чемпионом. Да, да!

Б а г т ы. Чемпионом по попаданию носом в песок.

О г у л б и к е (подбегает к Батыру). Смотрите, промок, как козел в арыке. Сын, охота тебе мучить себя?

Б а т ы р. А тебе — себя?

Б а г т ы. Вспотела не меньше Батыра.

Все смеются.

О г у л б и к е (грозит пальцем). Хватит, посмеялись! Будем чай пить. Пойдем, Джерен! Пусть этот помятый петух приведет себя в порядок.

Огулбике, Джерен, Багты уходят. Батыр переодевается, выбирает рубашку, галстук понаряднее, причесывается, затем подходит к столу, ставит чашку у места, где должна сесть Джерен, нарезает лимон, накладывает в блюдца варенье из разных банок, ставит их в ряд, подойдя к окну, срывает розу, прижимает ее к губам и кладет около чашки. Батыр смотрит, что бы тут еще сделать — как-нибудь по-особому переставить вещи и мебель, наконец заводит патефон, раздаются звуки вальса. Входит  Д ж е р е н, подлетает к Батыру, он подхватывает ее, оба кружатся в вальсе. Батыр спотыкается. Джерен смеется.

Б а т ы р. Опять смеешься? Если бы ты знала, как твой смех сковывает мои порывы.

Д ж е р е н. Что же это за порывы, если их можно сковать?

Б а т ы р. Как ты сказала? Берегись, Джерен!

Д ж е р е н. Я — храбрая.

О г у л б и к е (за сценой). Батыр, иди сюда!

Д ж е р е н. Мама зовет…

Б а т ы р. Берегись!

Д ж е р е н. Не боюсь…

Б а т ы р. Я сейчас так обниму тебя!

Д ж е р е н. Торопись! (Батыр стремглав целует Джерен. Она склонила голову, тихим голосом.) Я хотела сказать — торопись, мама зовет.

О г у л б и к е (вносит вазу с фруктами). Оглох ты, что ли?

Б а т ы р. Прости, мама! Меня так захватила музыка.

О г у л б и к е. Вижу, вижу, — эта музыка только для двух слушателей. (Уходит.)

Д ж е р е н. Ай, Батыр, мама догадалась.

Б а т ы р. Пусть! Я не могу больше скрывать ни от мамы, ни от папы, что ты мне дороже всех на свете, что для меня счастье — исполнить любое твое желание. Скажи, что сделать для тебя?

Д ж е р е н. Налей мне чаю.

Б а т ы р (наливает чай). Опять холодной водой окатила… Не любишь ты меня.

Джерен вскакивает, ласкается к Батыру.

Да, да, да… Пять дней, как я дал тебе свою статью, — все прочли, а ты не удосужилась.

Д ж е р е н. Давным-давно прочла. (Вынимает из чемоданчика рукопись.) Вот она.

Б а т ы р. Что ж ты молчала? Ты знаешь, как мне дорого твое мнение?

Д ж е р е н. Что мое мнение? Я не философ, не ученый, не критик. Все тебя хвалят, я очень рада.

Б а т ы р. Верно, все хвалят — и в редакции, и в университете, и дома. Приятно, правда?

Джерен кивает головой.

Говорят, что я постарался. Как же иначе — заказала республиканская газета.

Джерен кивает головой.

И тема важная: «Пережитки в сознании».

Джерен кивает головой.

Мое первое выступление в печати, — надо быть во всеоружии.

Джерен кивает головой.

Вот, вот, например, это место. (Читает.) «Подобно религии, и другие пережитки могут быть названы опиумом. Они дурманят сознание советского человека». Хорошо?

Джерен кивает головой.

А вот еще одно место…

Д ж е р е н. Я удивляюсь…

Б а т ы р. А чему удивляться?.. Ничего особенного! Главное, дорогая моя, что тебе понравилась моястатья.

Джерен качает головой.

(После паузы.) У тебя возражение?

Д ж е р е н (мягко). Замечание.

Б а т ы р (покровительственно). Интересно, интересно, какое может быть у тебя замечание?

Д ж е р е н. Разве у меня не может быть замечаний?

Б а т ы р. Прости, Джерен! Говори! Всю правду говори. Правда не может повредить нашей дружбе.

Д ж е р е н. Видишь ли, Батыр, у тебя в статье много примеров из книг. Это, конечно, хорошо, это показывает твою эрудицию. Но мало, мне кажется, примеров из жизни…

Б а т ы р (вскочив). Как это мало примеров из жизни? А калым, на который я ссылаюсь? А кайтарма, когда девушку на другой день после свадьбы родители уводят домой, пока муж с ними не рассчитается? Или борук — чудовищный убор, уродующий голову женщины? А унизительное байское отношение к женщине? Чем не примеры из жизни?

Д ж е р е н. Батыр-джан, эти пережитки почти исчезли. Есть другие, более живучие, вредные… Они на каждом шагу, а вы их…

Б а т ы р (сердясь). Какие же это пережитки, которые вы, Джерен, замечаете на каждом шагу, а я, Салихов, не замечаю?

Пауза.

Д ж е р е н (берет со стола розу, вдыхает ее аромат, затем передает Батыру). Полюбуйся, Батыр, какая чудная роза!

Б а т ы р. Оставим пока розы в покое. (Роняет розу на пол и, не заметив, наступает на нее ногой.) Скажи мне, чего я не замечаю на каждом шагу?..

Д ж е р е н (печально смотрит на растоптанную розу). Сначала верни мне мою розу…

Б а т ы р (взглянув на розу). Ах! (Поднимает розу с пола.) Всю душу я вложил в этот цветок и сам же растоптал! Ну, эта беда поправима. (Подбегает к окну, срывает розу, подносит ее Джерен.) Вот еще лучше.

Д ж е р е н. Да… а если дружбу растоптать, как эту розу, ее легко заменить?

Б а т ы р (мягче). Тем более скажи мне, чего я не замечаю на каждом шагу.

Д ж е р е н. Да разве ты не знаешь людей, и в нашем городе они есть. Почтенные, видные, занимающие общественное положение, а собственное благополучие им важнее государственных дел… Такие люди…

Б а т ы р (обиженный). А-а… Как, например, мой отец?

Д ж е р е н. Да возьми ты и нас, женщин. Ведь есть такие, что и калым отвергают и над боруком смеются, а для них нет ничего милее, как с утра до ночи перебирать тряпки.

Б а т ы р. Например, моя мать?..

Д ж е р е н. Батыр!..

Б а т ы р. Понимаю. Можешь не продолжать. Семья Салиховых — кипящий котел пережитков, и мне остается только извиниться перед Джерен Мурадовой за то, что насильно тащу ее в этот адский котел. (Отворачивается.)

Пауза.

Д ж е р е н (печально). Выходит, правда не всегда укрепляет дружбу. И зачем я осталась чай пить? Вот ты даже и не слушаешь меня.

Б а т ы р. Слушаю, слушаю… Что ты сказала?

Д ж е р е н. Я сказала, что мне пора уходить.

Б а т ы р. Понятно. Не дай бог, пристанет какой-нибудь родительский пережиток?

Д ж е р е н. Да пойми же ты, я говорю не о твоих родителях, а о тебе. О твоей статье говорю.

Б а т ы р. А что ты поняла в моей статье? Ты увидела в ней то, чего в ней нет, а что есть — не увидела.

Д ж е р е н. Напрасно я читала твою статью.

Б а т ы р. Выходит, напрасно.

Д ж е р е н. Может, мне вообще уйти?

Б а т ы р. Ты сама к этому стремишься.

Д ж е р е н. Ох как он обиделся!

Б а т ы р. Я обиделся? Ха-ха-ха!.. Смешно! Нельзя же требовать от каждого, чтоб он тебя понимал. Да, да, ничего не поделаешь. Философия — это не теннис. (Встает, шагает по комнате, подходит к окну, становится спиной к Джерен.) Женщины пока что лучше разбираются в простой материи, чем в философской материи. (Смеется, довольный собственной остротой. Джерен поднимается, берет свой чемоданчик, ракетку и быстро уходит. Батыр, не заметив этого, продолжает ораторствовать.) Правда, есть даже доктора философии женщины, но в массе, даже в культурной массе, женщина в этом вопросе отстает.

Входят  О г у л б и к е  в халате и  Б а г т ы; они недоумевают, с кем разговаривает Батыр. Огулбике, вздохнув, пальцем показывает себе на лоб. Обе садятся.

И понятно! Прогресс есть процесс, а процесс есть движение, а движение, как сказал Энгельс, протекает диа-лек-ти-чески. Поняла?

О г у л б и к е (искренне). Ничего не поняла…

Б а т ы р (резко повернулся). Где Джерен?.. Джерен!.. Джерен!.. (Бросается вон из комнаты.)

О г у л б и к е (Багты). А ты поняла? Вот до чего философия доводит человека.

Б а г т ы. Мамочка, это не философия.

О г у л б и к е. А что же это?

Б а г т ы. В твоем возрасте уж поздно в этом разбираться. (Убегает.)

О г у л б и к е. Как она сказала: в моем возрасте? Дерзкая девчонка! (Уходит вслед за нею.)

Пауза. Медленно входит  Б а т ы р; подойдя к столу, берет в руки обе розы.

Б а т ы р (печально). Как просто живую розу превратить в мертвую, а наоборот — невозможно. Неужели этому закону подвластны и человеческие чувства?

Тихо входит  Б а г т ы.

Б а г т ы. Батыр… Батыр-джан… Где Джерен?

Б а т ы р (резко). Уходи!..

Багты испуганно убегает, затем возвращается вместе с  О г у л б и к е, показывает ей на печального и сердитого Батыра.

О г у л б и к е. Сын мой!.. Джерен-джан ушла?

Батыр молчит.

Батыр? Вай, вай, они поссорились!

Б а т ы р. Мама, оставь! Ты здесь не поможешь.

О г у л б и к е. Я не помогу? Я же мать! Ученый, а не знает, на что способна мать. Я сама пойду к Джерен и приведу ее обратно. Попрошу у нее прощения, если ты виноват. Если она виновата, пристыжу ее. Не успокоится сердце мое, пока не помирю вас.

Батыр продолжает молчать.

Сын мой, такие вы оба молодые, милые, чистые, что могло разлучить вас? Батыр?

Батыр молчит.

Ну, кто из вас виноват?

Б а т ы р. Ты виновата.

О г у л б и к е (Багты). Он — тебе?

Б а г т ы (Огулбике). Нет, тебе.

О г у л б и к е (поражена). Я виновата? Чем же я виновата? Не тем ли, что не поднесла еще ей подарок? Но, сын мой, ведь до сих пор твои родители не знают, что у вас за отношения? То ты говоришь, что вы просто товарищи, то источаешь такие сладкие речи, что хочется бегом бежать сватать ее. Если вы еще не выяснили, кто вы другу другу, зачем винить мать? Ну, чем я виновата?

Б а т ы р. Да, виновата, и отец виноват! Все вы виноваты! Вы, вы! Если бы не вы, не было бы и ссоры. (Срывается с места и уходит к себе.)

О г у л б и к е. Хуже нет, когда ум за разум заходит. Лучше дураком прожить, чем вот так! (Уходит.)

Багты снимает туфли, берет их в руки и на цыпочках подходит к дверям Батыра, прислушивается, заглядывает в замочную скважину.

Внезапно выходит  Б а т ы р. Багты от испуга роняет туфли.

Б а т ы р. Что ты здесь делаешь?

Б а г т ы. Я?.. В туфле гвоздь торчит, больно… (Подает ему туфлю.)

Б а т ы р (осматривает туфлю). Никакого гвоздя здесь нет.

Б а г т ы (подает вторую туфлю). Тогда в этой…

Б а т ы р (так же). И в этой все в порядке…

Б а г т ы. Разве? (Пробует надеть обе туфли.) Наверное, сам выскочил…

Б а т ы р. Лиса! Ступай…

Б а г т ы. Нет, нет! (Обхватывает его обеими руками,-прижимаясь к нему головой.)

Батыр пробует отвести ее руки.

Нет, нет!.. (Прижимается к нему еще крепче, поднимает голову, печально.) Батыр, почему вы поссорились?

Б а т ы р (гладит ее волосы). Пойди сыграй что-нибудь.

Багты садится за рояль, играет. Батыр слушает, закрыв ладонью глаза.

Б а г т ы. Можно спросить?

Б а т ы р. Спрашивай.

Б а г т ы. Джерен не придет к нам?

Пауза. Батыр качает головой.

Она обиделась?

Батыр кивает головой. Багты продолжает играть, вдруг голова ее склоняется на клавиши, плечи вздрагивают.

Б а т ы р (подбегает к ней). Багты, сестренка!..

Б а г т ы (сквозь слезы). Уйди!.. Зачем вы поссорились?..

Батыр гладит ее голову.

Зачем ты обидел ее? (Всхлипывает.)

Огулбике за сценой: «Багты!.. Неси разогревать самовар! Отец скоро вернется». Багты плачет, не стесняясь. Батыр, вытерев набежавшие слезы, уходит к себе.

О г у л б и к е (входит). Оглохла ты, что ли? Вай, что с тобой? Плачешь? О чем ты плачешь?

Б а г т ы (ревет). Почем я знаю…

О г у л б и к е. Ну и семейка! Сын разговаривает сам с собой. Дочь рыдает и сама не знает почему. А отец веселится…

Со двора доносится шум открываемых ворот, гудок автомобиля.

Легок на помине! (Смотрит в окно.) Вай, глядите, отец хромает. (Убегает.)

Багты мчится во двор, за ней из своей комнаты  Б а т ы р. Некоторое время сцена пуста, за окном слышны голоса. Входят  Х а й ы т о в  в одной майке и  Б а т ы р  с  Б а г т ы, поддерживая хромающего и охающего  С а л и х о в а. Сзади, отдуваясь, идет К л ы ч е в. Салихова бережно усаживают на тахту.

С а л и х о в. Вай, рука… вай, нога… вай, рука… вай, нога!.. (Гладит здоровой рукой диван.) О мой милый диван-джан! Правильно люди прозвали тебя диваном блаженства Салихова. Вай, рука… вай, нога!

О г у л б и к е (вбегает с бинтом и пузырьком йода). Где болит? (Дотрагивается до его колена. Салихов вскрикивает. Огулбике бежит к телефону, поднимает трубку.)

С а л и х о в. Ты кого?

О г у л б и к е. Врача, «Скорую помощь».

С а л и х о в. Сейчас же брось трубку!

Огулбике кладет трубку.

Врач скажет фельдшеру, фельдшер — медсестре, медсестра — брату, брат — теще, и весь город узнает, как Салихов опростоволосился. Вай, рука, вай, нога!..

К л ы ч е в (Огулбике). Дорогая, не могу я смотреть на его страдания. Поднеси рюмочку!

Огулбике приносит. Клычев пьет.

О г у л б и к е (мужу). Дай я хоть йодом смажу.

С а л и х о в. Не хочу ни твоего йоду, ни твоего меду. Вай, вай!..

О г у л б и к е. В твои ли годы, Назар, за птичками гоняться? Отец, отец! Чего лучше, сидел бы у себя в тресте или дома, на своем диване, чай бы попивал, на Копет-Даг поглядывал…

С а л и х о в. Вай, вай!..

Б а т ы р. Отец, перевязать надо… Дай-ка, мама! (Берет у матери бинт.)

С а л и х о в. Да я же перевязан. Разве не видишь, шофер в одной майке? Пожертвовал своей рубашкой и, преданный друг, перевязал мои раны… Вай, рука, вай, нога!.. (Показывает на Хайытова.) А он-то и есть виновник всему!

О г у л б и к е. Ах, это ты? Ты искалечил мне мужа? Сидишь за рулем и спишь?

С а л и х о в. Так его, так его!.. Хоть он и не очень виноват. Я сам вел машину…

О г у л б и к е. Ты вел машину? Люди добрые, да посмотрите вы на этого человека! Своим делом не занимается, за чужое берется. И где это видано, чтоб начальник садился на место шофера, а шофер — на место начальника? Так за что же тогда шофер получает жалованье от начальника?

С а л и х о в. Вай, рука… Вай, нога!

Б а т ы р. Гелды-ага, расскажите, как это случилось?

К л ы ч е в. Дайте раньше зарядиться… (Пьет.) Если бы мой друг Салихов Назар не потребовал у Хайытова Хангельды руль, если бы Хайытов не доверил Назару вверенный ему руль, если бы Салихов, сидя за рулем и видя перед самым своим носом арык, не свернул в сторону прямо на старый забор и не повредил бы своих конечностей, мы не дошли бы до такого позора и не привезли бы с охоты две туртушки вместо двадцати… (К Багты, передавая ей дичь.) Дочка, пока мы будем есть шашлык, пусть эти птички жарятся и ждут своей очереди!..

Багты уходит.

Б а т ы р (Хайытову). И машина разбилась?

Х а й ы т о в. Нет, только забор и товарищ Салихов. Машина, слава богу, в целости.

Б а т ы р. Как же это вы, Хайытов, дали руль человеку, который не умеет управлять машиной?

Х а й ы т о в. Не мог же я ослушаться своего управляющего.

С а л и х о в. Смотрите, он еще оправдывается! Управляющий, управляющий!.. Ты сам управляющий. Я управляющий трестом, ты управляющий машиной. Каждый должен делать свое дело. Разве я могу доверить тебе управление трестом? Подумай только! (Поднявшись.) Ты не имел права допускать меня к управлению машиной, глупая твоя голова! Несознательный!

Х а й ы т о в. Несознательный товарищ Салихов!

С а л и х о в (садится). А запятая? Иди принеси из машины ружья и патроны.

Хайытов уходит.

А ты, жена, пойди-ка на кухню, поуправляй там тарелками.

О г у л б и к е. Не разберешь — то ли «Скорую помощь» звать, то ли на стол накрывать! (Уходит.)

Звонок телефона.

Б а т ы р (берет трубку). Алло! (Салихову.) Спрашивают из треста.

С а л и х о в. Вай, рука… Вай, нога!..

Б а т ы р (в трубку). Товарищ Салихов болен… Что? (Отцу.) Неприятности…

С а л и х о в. Какие еще там неприятности?

Б а т ы р (в трубку). Товарищу Салихову трудно подойти к телефону… Могу передать… (Слушает.) Так… Так… (Качает головой, кладет трубку.)

С а л и х о в. Ну, что там?

Б а т ы р. Двадцать тонн цемента испорчено.

С а л и х о в. Двадцать тонн? Вай, сердце! Я пропал! Пропал!.. Вот доверься людям, а после тащи на своей спине их грехи…

Б а т ы р. Это не все, отец. Сегодня в трест приехала из редакции газеты бригада и обнаружила негодный цемент.

С а л и х о в (кричит). Огулбике!..

О г у л б и к е (на пороге комнаты). Что еще?

С а л и х о в. Вызывай «Скорую помощь»!

Клычев делает знак Огулбике, она скрывается.

В больницу меня, в больницу! Забирайте меня, прячьте меня! Вай, рука!.. Вай, нога!.. (В изнеможении.) Гелды!

К л ы ч е в. Что, друг мой?

С а л и х о в. Какая это бригада? Почему ты молчишь?

К л ы ч е в. А что я знаю? Я в редакции всего-навсего хозяин отдела писем.

С а л и х о в. Но если ваша бригада напишет обо мне в газету… Это же срам на всю республику! Ты представляешь себе?

К л ы ч е в. Представляю, друг Назар! Как не представить! Если твое имя попадет в газету, да если еще карикатуру нарисуют — а у нас (восхищенно) здорово рисуют карикатуры! — то прямо тебе скажу, друг Назар, хорошего мало.

С а л и х о в (заломив руки). Прощай портфель замминистра, прощай кресло управляющего трестом! Вай, рука, вай, нога! Гелды! Будь другом, посоветуй! Что делать?

Входят  О г у л б и к е  и  Б а г т ы, вносят блюда, ставят их на стол.

К л ы ч е в. Мой основной совет — не волноваться. Когда у меня плохое настроение, я первым делом закусываю.

С а л и х о в. Ты закусываешь и при хорошем настроении…

К л ы ч е в. Чтобы не допустить плохого настроения. (Садится за стол.)

С а л и х о в. Ведите меня к телефону.

Его ведут.

И как они ухитрились испортить столько цемента? Ума не приложу. (Набирает номер.) Говорит Салихов… Это ты?.. Чтоб у тебя язык отсох, чтоб тебя черти на вертеле изжарили! Как вас угораздило пустить на ветер двадцать тонн цементу, ротозеи проклятые? Какой же дурак распорядился выгружать в таком месте? Я? Ну, что из этого? А где его надо было разгружать, на вершине Копет-Дага, что ли? Что? (К окружающим.) Слышите? Цемент разгрузили в низине, со всех сторон натекла дождевая вода и испортила цемент. (В трубку.) А почему в свое время вы официально не ставили вопроса о постройке новых складов? Почему один Салихов должен обо всем думать? Вас-то зачем туда поставили?.. Уф! (Вытирает пот.) А как там комиссия по приему новых домов? Приняли? Слава богу, хоть это приняли! Как? С оценкой посредственно? Какой же простофиля разрешил сдавать дома в таком виде? Хватит! (Окружающим.) Как вам нравится? Трест плохо работает — виноват один Салихов. (В трубку.) Слушайте и запоминайте: составить акт и прислать мне на подпись! Сослаться на дождь, не предвиденный в климатических условиях республики… Как не довод? (Окружающим.) Он говорит — не довод.

Б а т ы р. Он прав, это не довод.

С а л и х о в. Что же это?

Б а т ы р. Это иначе называется.

С а л и х о в. Как же это называется?

Б а т ы р. Если прямо сказать — очковтирательство.

С а л и х о в. Молчать! Я тебя не спрашиваю, как это называется. (В трубку.) Сейчас приеду! Да, сам! Сам приеду и покажу вам двадцать тонн цемента, так вас!.. (Бросает трубку на стол, Батыр кладет ее на рычаг.) Всех разгоню!.. Хайытов!

Х а й ы т о в  входит с ружьями и патронами.

Х а й ы т о в. Он готов!

С а л и х о в. Едем!..

Х а й ы т о в. Опять за туртушками?

С а л и х о в. В трест, глупая твоя голова! Жена, давай одеваться! (Переодевается с помощью жены.) Огромные государственные средства тратятся на этих бездельников, а им хоть бы что! (Вскрикивает.) Вай! Жена, нельзя ли полегче?.. Всех разгоню! Заместителей — долой, помощников — взашей, весь аппарат — к черту!

Б а т ы р. Если лошадь везет арбу и спотыкается, колеса не виноваты.

О г у л б и к е (Батыру). Какая муха укусила тебя сегодня? На всех кидаешься. Даже отца не щадишь. Стыдно!

Б а т ы р. Больно! Больно, мать… Ведь он — отец мне, ведь я люблю его. (С волнением шагает по комнате.) Такое доверие оказано отцу, а он!..

С а л и х о в. Договаривай!.. Что ж ты замолчал?.. Скажи, что твой отец вредитель.

Б а т ы р. Никто не говорит — вредитель, а результат…

С а л и х о в. Молчать, сопляк! Я тридцать лет здоровье терял ради…

О г у л б и к е (умоляюще). Отец!.. (Делает знаки Батыру, чтоб он молчал.)

К л ы ч е в. Постеснялся бы седин отца своего…

С а л и х о в. Доверие! Доверие! Мне он говорит: доверие! Мне смеет говорить: доверие! Не мальчишки, как ты, почтили меня доверием, а моя родная власть! И нет мне ничего дороже этого доверия! Салихов ошибся? Мало ли что… Бывает, что и в глаз попадет соринка. Что же, по-вашему, глаз долой?

К л ы ч е в. Верно, Назар! В самую точку бьешь!

Б а т ы р. Отец!

С а л и х о в. Мать, скажи ему, чтоб он уходил отсюда.

Огулбике обнимает сына, ведет его к дверям.

Б а т ы р. Я сам… сам уйду, отец…

К л ы ч е в (Батыру). Огорчил ты меня, дружок! Кто поверил бы, глядя на тебя, что ты тот самый Батыр Салихов, который написал столь ученую статью. Пишешь, как философ, а ведешь себя, как мальчишка. Не к лицу тебе это расхождение, несолидно.

Б а т ы р. А?.. Расхождение? Между мною и моей статьей? Так я постараюсь, чтоб не было расхождения.

К л ы ч е в. И молодцом будешь. Иди и подумай…

Батыр уходит. Огулбике идет за ним. Пауза.

С а л и х о в. Как тебе нравится сын мой, а? Кровь моя? Направил ружье своей философии против родного отца. Доведет он меня до того, что я выгоню его из дома. Мне покой нужен, уважение, а не постоянные нападки… Построю ему дом подальше отсюда, пусть живет с молодой женой и читает ей лекции по философии. А с меня хватит!

К л ы ч е в. Золотые слова, Назар!.. Отдели его, ради аллаха… Зачем тебе, в самом деле, эта ходячая критика-самокритика в домашней обстановке? Я допускаю на службе, но после шести часов можно человеку отдохнуть? Гони его!.. Хватит ему на отцовской шее сидеть. У него борода растет. Пододвинь-ка сюда огурчик…

С а л и х о в. Легко тебе так рассуждать, у тебя детей не было. От родительского сердца дитя не отнимешь, даже если дитя с бородой. Ну, куда я его отпущу, мальчика? Как он жить будет?

К л ы ч е в. Мудро сказано, Назар… Не отделяй! Мед сладок, а дитя слаще. Пододвинь-ка эту рыбку. А я вот так и не женился, ни сына, ни дочери, некому согреть мою старость. Сын — это счастье. Держи, держи его около себя и никуда не отпускай. И пусть каждое его дыхание будет радостью для тебя.

С а л и х о в. Не пойму я тебя, Гелды. То ты советуешь — гони… Каков же твой совет в конце концов?

К л ы ч е в. А ты выбирай! Я советую — ты решаешь. Твой сын, не мой сын… Передай-ка вон ту закуску…

С а л и х о в (махнув рукой). Не до сына мне сейчас. Бригада из головы не выходит. С цементом, я думаю, обойдется. А вот с газеткой как быть? Ведь голос газеты в самом глухом ауле слышен. Себе я могу заткнуть уши, чтоб не услышать, но всем не заткнешь. Что делать, Гелды?

К л ы ч е в. Думать! Для чего-нибудь дана же человеку голова!

С а л и х о в. Думай, Гелды, если у тебя для этого голова. Моя голова кругом идет.

К л ы ч е в. Если голос газеты уподобить голосу радио, а у радио есть регулятор, а регулятор находится в руках у редактора, то, друг мой Назар, мне кажется, что выход мы нашли.

С а л и х о в. Какой выход? Говори яснее, Гелды.

К л ы ч е в. Скажу яснее, Назар. Готовь на завтра жирный плов из ханского риса. Наш редактор — человек пожилой, такой же, как мы с тобой, и поймет нас скорее, чем эти молодые козлы. До чего жизнерадостный старик этот Сахатов, сколько ни живу, такого не встречал. Недавно в редакции, а все его полюбили. Обожает песни, шутки…

С а л и х о в (подмигнув). И насчет пяти звездочек?

К л ы ч е в (значительно). Ну!.. За столом я с ним не сидел, но раз он веселый человек, как это он может не пить?

С а л и х о в. Ты судишь по себе?

К л ы ч е в. Главным образом по тебе. Постарайся, чтоб закуски были разнообразные. Я приглашу его от твоего имени. Угощение — великая сила. Иного человека пуля не возьмет, а угощение свалит. Посидит Сахатов за этим столом, и, ручаюсь тебе своим стокилограммовым весом, он развеселится, А когда он развеселится, мы усадим его на диван блаженства Салихова и скажем: брось, Сахатов, возиться с этим материалом бригады, кинь его в корзину.

С а л и х о в. Ай, что ты болтаешь, Гелды, а еще хвастаешь — «голова»! Как это он кинет материал в корзину? Бригада же составляла, общественное дело.

К л ы ч е в. Хорошо! Не нравится тебе ход турой, сделаем ход конем. Скажем Сахатову так: хочешь — печатай, хочешь — нет, твое дело. Но посуди сам, Сахатов, что получится, если выйдут две статьи — одна трубит славу Салихову-сыну, другая — позор Салихову-отцу. Уместно ли это?

С а л и х о в (горячо). Неуместно, неуместно!

К л ы ч е в. Повремени же, друг Сахатов, отложи материал бригады, дай Салихову прийти в себя.

С а л и х о в. Погоди, Гелды! Допустим, Сахатов отложит материал, а дальше что?

К л ы ч е в. А ты знаешь, что значит в газете — отложить материал? Пойдут новые материалы, набегут новые события, и статья устареет. Да и Сахатов задумается. Не плюнет же человеку туда, где хлеб-соль вкушал. Есть же у человека совесть!

С а л и х о в. Здорово! Но захочет ли он приехать ко мне? Слыхано ли, чтоб прокурор приезжал на дом к обвиняемому?

К л ы ч е в. И на это есть уважительная причина.

С а л и х о в. Какая?

К л ы ч е в. Опять же статья Батыра — в воскресенье выходит! Как-никак первое выступление молодого ученого, твоего единственного сына. Надо это отметить? Надо отпраздновать? Полагается! Хочет не хочет, а придется ему приехать.

С а л и х о в (в восторге). Гелды, иди я тебя расцелую!

Входит  О г у л б и к е.

Вот, жена, кто философ, он — философ, а не твой сын.

Снова обнимаются.

Министр не приехал, зато редактор приедет. Редактор тоже фигура! А?

К л ы ч е в (значительно). Ну!!

С а л и х о в. Жена, готовься завтра принять важного гостя! Я ушел. (Уходит.)

О г у л б и к е. Какого опять гостя — не пойму?

К л ы ч е в. Веселого гостя! Он приедет, и мы все дела сразу поправим. Постарайся, Огулбике, чтоб стол был на уровне, а редактора я беру на себя. Пока в этом банке (показывая на голову) есть кое-какая наличность, мы еще поживем. (Идет к выходу.)

О г у л б и к е (следуя за ним, берется за голову). Не знаю, как в твоей банке, а в моей банке сплошная каша… (Уходит.)

Входит  Б а г т ы  с книгой, захлопывает ее, повторяет урок.

Б а г т ы. «…Пространство, в котором обнаруживаются магнитные силовые линии, называется магнитным полем… Называется магнитным полем, называется магнитным полем…»

Входит  Б а т ы р, берет трубку, набирает номер.

Б а т ы р (Багты). Потише, сестренка, у меня важный разговор.

Б а г т ы (радостно). С Джерен?

Б а т ы р (грозит ей пальцем, в трубку). Редакция? Можно попросить редактора товарища Сахатова… Спрашивает Батыр Салихов. (После паузы.) Здравствуйте, товарищ Сахатов! Вы прочли мою статью? Вечером прочтете?.. Прошу вас, если можно, повремените… У меня возникли дополнительные соображения, и я хотел бы представить вам новый вариант статьи. Не позже завтрашнего утра? Ага, в воскресный номер. Тогда я ночью посижу и к утру доставлю статью. Ночью надо спать? Я все равно не засну, пока не напишу!.. (Кладет трубку, к Багты.) Багты!..

Багты подбегает.

Просьба к тебе, сестра.

Б а г т ы. Сбегать к Джерен?

Б а т ы р. Ты все о Джерен.

Б а г т ы (лукаво). А ты не о Джерен?

Б а т ы р. Помолчи и слушай! Мне надо срочно закончить статью.

Б а г т ы (кивнув на телефон). Я слышала…

Б а т ы р. Ты быстрее печатаешь на машинке, чем я.

Б а г т ы. Всю ночь буду печатать.

Б а т ы р. Ночью надо спать. А утречком встанешь, отпечатаешь и сразу же отнесешь в редакцию, прямо к товарищу Сахатову. Сумеешь пораньше встать?

Б а г т ы. Хоть на рассвете.

Б а т ы р (обнимая ее). Спасибо, сестренка!

Б а г т ы. А Джерен прочтет твою статью?

Б а т ы р. Прочтет, когда другие прочтут.

Б а г т ы. А ты хотел бы, чтоб она прочла раньше?

Б а т ы р. Как же она может прочесть статью раньше, чем она появится в газете? Ты соображаешь, что говоришь, сестра?

Б а г т ы. Соображаю, брат.

Батыр уходит к себе.

Ой как ему хочется, чтоб Джерен прочла статью. Жди, когда еще статья появится в газете! (Берется за книгу.) «…Пространство, в котором обнаруживаются магнитные силовые линии… магнитные силовые линии… магнитные силовые…» Ай, Батыр будет мучиться, пока Джерен не прочтет статьи! Изведется, бедняга!.. (Зубрит.) «Называется магнитным полем, называется магнитным полем, магнитным…» А почему бы ей не прочесть раньше? Что тут невозможного? «Магнитным полем, магнитным полем…» (Задумывается.) И человек бывает магнитом. И в его душе обнаруживаются магнитные линии, которые притягивают к себе других людей… Ах, Джерен! И меня притягивает, и маму, и папу, а Батыра? (Подходит к дверям Батыра, обращаясь к ним.) Она прочтет твою статью, Батыр-джан, непременно прочтет. Я не допущу ни малейшей трещинки в вашей дружбе, пока я живу на этой земле!..

На пороге комнаты появляется  Б а т ы р.

Б а т ы р. Ты — мне?

Б а г т ы. Да. (Громко, раздельно, в лицо Батыру.) «Пространство, в котором обнаруживаются магнитные силовые линии, называется магнитным полем…»

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Сад при доме Джерен Мурадовой. Большая терраса. Стол, стулья, домашняя утварь, тахта, ковры. По карнизам, вдоль столбов и стен красный перец и лавровый лист. В саду большая беседка, увитая виноградом. Яблони, грушевые и тутовые деревья, виноградники, кусты роз. Дедушка Джерен, С е р д а р - а г а, работает в саду, напевая песню. Его жена, бабушка  Г е р е к - э д ж е, на плоской крыше террасы раскладывает для сушки урюк. На террасу входит  Д ж е р е н, слушает песню.

С е р д а р (поет).

Джерен, пригорюнившись, уходит к себе.

Громкий плач Герек-эдже.

С е р д а р (подходит к ней). Бе!.. Герек!.. Не пойму, ты смеешься или плачешь?

Г е р е к (сквозь слезы). Плачу.

С е р д а р. Плачет! Ей-богу, плачет! Герек, отчего же ты плачешь? Дедушку своего вспомнила или бабушку?

Г е р е к (плача). Вспомнила свои восемнадцать лет…

С е р д а р. Вах! Я с радостью стал бы жертвой твоих восемнадцати лет. Но объясни мне, женушка, почему ты вспомнила не свои восемь лет или пятьдесят восемь лет, а… восемнадцать?

Г е р е к. Мне было восемнадцать лет, когда я впервые услышала эту песню. И пел ее ты.

С е р д а р. А?.. Тогда плачь! Плачь, старушка, плачь. Я сам готов заплакать. С тех пор почти полсотни лет протекло. А как сейчас помню: сколько я ни пел, сколько душу ни изливал — тебя ко мне не отпускали.

Г е р е к. Вот я и заплакала.

С е р д а р. А все же досталась ты мне. И никому другому. Ох, и бедовая ты была девица! Когда тебя посылали за водой к ближнему арыку, ты бежала к дальнему. Мы встречались у одинокого тутовника и не знали, что нам делать. По часу и больше, бывало, глядели друг на друга и молчали.

Г е р е к. Я не глядела…

С е р д а р. Ты не глядела, а я глядел! Ты, опустив свои черные глаза, следила за течением воды до самой минуты расставания. Я надеялся, что хотя бы в зеркале воды ты увидишь мой печальный взгляд. Увы, вода в арыке была мутная. А сердца наши шумели, как две сварливые бабы.

Герек вздыхает.

Скажи, Герек, милая, если бы тебе вернули сейчас твои восемнадцать лет, как бы ты поступила? Прыгнула бы с той крыши в мои объятия?

Г е р е к. Ой, да!.. Ой, нет!.. Не сразу.

С е р д а р. А как же?

Г е р е к. Подумала бы.

С е р д а р. Зачем?

Г е р е к. Для виду… Захотела и пошла бы к тебе, а то и не пошла бы. По своей воле жила бы.

С е р д а р. Как наша внучка Джерен?..

Г е р е к. Да, как наша милая внучка. Счастливая над ней звезда. Куда хочет — пойдет, где захочет — учится, кем захочет — станет, кого захочет — выберет. И ведь выбрала. Ой и парень Батыр Салихов — слиток чистого золота! И умен, и пригож. Другие парни пьют, горло дерут, никому покоя не дают. А он не такой, он настоящий… как его?..

С е р д а р (важно). Аспирант.

Г е р е к. Вот! А его отец Назар Салихов? Настоящий… как его?..

С е р д а р (важно). Управляющий…

Г е р е к. Вот!.. Говорят, вчера у него обедал сам… как его, подожди, я сама скажу… министр.

Сердар утвердительно кивает головой.

А Огулбике, его мать? Весь город ее знает. Даже в баню на казенной машине ездит. Ох, скорей бы дождаться свадьбы!

Сердар тяжело вздыхает.

Почему ты вздохнул?

Сердар молчит.

Сердар, так вздыхают в беде.

С е р д а р. Свадьбы не будет.

Г е р е к. Как?

С е р д а р. Если ты ухитришься задержаться на этом белом свете еще пять-шесть лет, то, может быть, и увидишь свадьбу своей внучки. А раньше не надейся.

Г е р е к. Какой бык боднул тебя, старик? Опомнись, что ты плетешь?

С е р д а р. Ох, старуха, сейчас не те времена, когда тебе было восемнадцать лет. Теперешняя девушка, прежде чем кинуться с крыши в объятия любимого, должна обсудить вопрос с научной точки зрения.

Г е р е к (смеется). Эх, муженек, вот что значит седина пришла, а ум отстал. Есть ли на свете такой богатырь, который поборол бы любовь? Не было и не будет. По себе знаю.

С е р д а р. Ты рассуждаешь, как необразованная женщина. Теперешняя девушка, помимо других наук, обязательно должна пройти особый курс испытания и проверки любви. Это целый, как его… факультет, и учатся на нем примерно три года. Первый год изучают биографию друг друга, второй — образ мыслей, третий — характер. Поэтому не надо их спрашивать: «Когда ваша свадьба?», а надо спросить: «На каком вы курсе любви?» Вчера я спросил Джерен. Выяснилось, что они дошли до второго курса и провалились.

Г е р е к. Куда провалились?

С е р д а р. Не таращь на меня свои прекрасные очи. Они разбежались в разные стороны, как два джейрана в пустыне.

Г е р е к. Они поссорились?

С е р д а р. Да, жена, они поссорились. Поэтому я и пел свою грустную песню, и ты недаром заплакала.

Г е р е к. О! Зачем ты сказал мне об этом? Я умру с горя. Держи меня, не то я упаду. (Слезает с лестницы.)

С е р д а р (обняв, снимает ее с лестницы и держит на руках). Эх, было бы тебе сейчас восемнадцать лет!

Г е р е к. Ну, отпусти. Не стыдно?

С е р д а р. Я столько стыдился в течение своей жизни, что упустил лучшие ее минуты.

Г е р е к. Ой, щекотно!

Сердар ставит ее на землю.

Скажи, правда ли? Они поссорились? Или ты пошутил!

С е р д а р. Что за радость шутить со старухой!

Г е р е к. Болтун! У меня сердце кровью обливается, а ему смех!

С е р д а р. Ну, слушай, Герек! Когда ты сидела у соседки, пришла Джерен, и я не узнал нашей внучки. Брови ее сдвинулись, как тучи, а щеки побагровели, как лепестки вон тех роз. Словом ни с кем она не перемолвилась, ни с отцом, ни с матерью. Прямо прошла в свою комнату, и я только услышал, как она прошептала: «Ах, Батыр, Батыр!» — и так вздохнула, что сердце мое упало.

Г е р е к. Беда! Я не переживу этого. Сейчас же пойду к ней. Хочу все услышать сама. (Поднимается на ступеньку террасы.)

Сердар тянет ее обратно за подол.

Пусти! (Снова пытается подняться.)

Сердар не пускает ее.

Пусти же!

С е р д а р. Ты встаешь раньше петухов, а Джерен пожалей. Всю ночь, бедняжка, ворочалась в постели, я все слышал, и сердце ее сжималось от боли.

Г е р е к. Ты слышал, как сердце ее сжималось от боли?

С е р д а р. Слышал.

Г е р е к. Врешь! Теперь у девушек не сжимается сердце от боли. Я даже в кино такую видела — с утра смеется, до темноты хохочет, ни облачка грусти, ни тучки печали! Счастливая!

С е р д а р. Кино — это тень, подул (дует) — и нет ее. А на жизнь не подуешь. Теперь девушка счастлива, не то что в твои молодые годы, а печаль и ее посещает, и у нее, бывает, сердце сожмется.

Г е р е к. У кого, у кого, а у моей внучки сердце никогда не сожмется. Слышишь?

С е р д а р (заткнув уши). Ой! Герек! Женщина, восемнадцать ли ей лет, шестьдесят ли восемь, тем милее, чем тише. А в шестьдесят восемь это даже важнее, чем в восемнадцать.

Г е р е к. Сумасшедший!

С е р д а р. Семьдесят семь раз назови меня сумасшедшим, но не спорь. Спорящая женщина не самая красивая женщина. А если ты и споришь, то спорь так, чтоб тебя было приятно слушать. И не говори таким ужасным голосом: «Сердар, у моей внучки никогда не сожмется сердце».

Г е р е к. Как же, по-твоему, говорить?

С е р д а р. Так, как повелел женщине бог. (Подражая женскому голосу.) «Милый Сердар, у моей внучки никогда не сожмется сердце». При этом когда скажешь «милый», то чуть слышно — «милый», а при слове «никогда» слегка покачаешь головой, а когда произнесешь «сердце» — закрой глаза. (Громко.) Или ты уж забыла, как от голоса твоего супруга содрогалась земля?

Г е р е к (нежно). Сердар, милый… (Громко.) Доволен?

С е р д а р. Вот сейчас я верю, что тебе было восемнадцать лет и что Джерен твоя внучка.

Г е р е к (всплеснув руками). Моя внучка! Безжалостный, напомнил! Нет, я пойду к ней!

С е р д а р. Тише! Она…

На террасу выходит  Д ж е р е н, поет печальную песню.

Д ж е р е н.

Герек утирает слезы, Сердар вздыхает.

Г е р е к. Частица моего сердца, почему у тебя такой печальный голос?

С е р д а р. И глаза такие грустные?

Джерен вешает ковер.

Г е р е к. Ты похудела. На тебе лица нет.

С е р д а р. Ей ночью не спалось.

Г е р е к. Отчего же ей не спалось?

С е р д а р. Мысли мешали.

Г е р е к. А зачем она их не прогнала, свои мысли?

С е р д а р. Мысли не собака, их не отгонишь.

Герек плачет, Сердар вздыхает.

Д ж е р е н. Бабушка! Дедушка! (Обнимает их.) Я просто устала, к экзаменам готовилась.

Г е р е к. Джерен-джан, если не хочешь, чтобы твоя бабушка заболела с горя, обещай исполнить ее просьбу.

Д ж е р е н. Какую, бабушка?

Г е р е к. Я приготовлю сегодня твои любимые блюда, мама принесет с рынка свежие фрукты, дедушка соберет самые красивые цветы. А ты пригласи в гости Батыр-джана.

Д ж е р е н. Я приглашу своих лучших подруг, мы будем петь, веселиться и разгоним мрачные мысли.

Г е р е к. А Батыр?

Д ж е р е н. Батыра я не приглашу. (Отворачивается.)

Г е р е к. Вай, значит, это правда? (Хватается за голову.) Они поссорились!

С е р д а р. Видишь, Джерен, тебе некуда укрыться от бабушкиных глаз. Выложи все, что у тебя на сердце.

Г е р е к. Ой-ой! Оба ученые, а из-за пустяков повздорили.

Д ж е р е н. Вовсе не из-за пустяков.

С е р д а р. Ты с бабушкой не спорь! Раз она говорит — из-за пустяков, так оно и есть — из-за пустяков.

Д ж е р е н. Не из-за пустяков, а из-за пережитков.

Г е р е к. Что? Что она говорит?

С е р д а р. Она говорит: из-за пережитков.

Г е р е к. Вай, вай, не понимаю!

С е р д а р (важно). Я понимаю, продолжай. Только при чем здесь пережитки?

Д ж е р е н. Батыр написал о них статью. Но ведь пережитки повсюду рассеяны, даже в его собственной семье, а он витает в облаках. Мы поспорили. Батыр обиделся, что я нашла изъян в его статье. И я обиделась. Разве я недостойна оценить его статью? Может быть, мы и погорячились, все равно уж поздно.

Г е р е к. Бог свидетель, не поздно, сегодня же помирю вас.

Д ж е р е н. Поздно, бабушка. Мы не уступим друг другу, ни я, ни он. Я ни за что не уступлю. Мы гордые! О, зачем мы такие гордые! (Всплакнула.)

Герек тоже плачет.

А как красиво мы любили друг друга. Впервые он увидел меня среди девушек и не мог оторвать от меня глаз, а я почему-то рассмеялась. Чем дольше он смотрел, тем больше я смеялась, и тем печальнее он становился. Он думал, я смеюсь над ним, а я смеялась, чтоб скрыть свое волнение. С тех пор он всюду искал меня, часами следил, как я играю в теннис, и мне казалось, что я играю красивее, когда он смотрит на меня…

Г е р е к (громко плачет). Погас свет моих надежд! Вай, вай!..

Д ж е р е н. Бабушка! (Обнимая ее.) Если горе и закралось в мою душу, я прогоню его. Вот придут мои подружки, и вы увидите, как я буду веселиться! (Отворачивается.)

Герек громко всхлипывает.

С е р д а р (утерев слезу). Прекратите рев!..

Джерен и Герек перестают плакать.

Я все понял!

Г е р е к. Что ты понял?

С е р д а р. Я понял, что во всем виновата Джерен!

Д ж е р е н. Я?

С е р д а р. Ты!

Г е р е к. Неправда! Моя внучка ни в чем не виновата. Не слушай его, звездочка моя!

С е р д а р (грозно). Помолчи, когда я говорю!

Г е р е к (ласково). Ну, говори, говори!

С е р д а р (Джерен). Значит, ты его допекла этими самыми пережитками?

Д ж е р е н. Он говорил о мертвых пережитках, а я о живых пережитках.

Г е р е к. Объясните, ради аллаха, кто они, эти пережитки?

С е р д а р. С этим вопросом обратись к зеркалу.

Г е р е к (сделала было шаг к террасе). Ага… Это я пережиток?

С е р д а р. Единственный пережиток, с которым я не хочу расстаться. Молчать! Внучка, я тебя слушаю.

Д ж е р е н. Дедушка, я ему правду сказала.

С е р д а р. Правду надо сказать умело, чтоб от нее польза была. Вот, например, увидишь ты пятнышко или пылинку на рукаве у подруги и скажешь: «Смотри, пылинка». Подруга и сдует ее. А можешь и так сказать: «Ай ты неряха, ай грязнуха, никто тебя замуж не возьмет». И правды не добьешься, и подругу потеряешь. Рана от ножа заживает, а от языка не заживет.

Д ж е р е н (протестуя). Дедушка!

С е р д а р. Не спорь! Так и было! Каждый волосок в этой бороде сорок тысяч таких историй знает. Батыр доверился тебе, статью показал, хотел, чтоб его невеста порадовалась, а ты… Ты стала свой ум показывать, его отца с матерью приплела, их пороки подсчитала… Он и подумал, что ты в его семье не захочешь жить, что ты его семьей брезгуешь.

Д ж е р е н. Он так подумал? Ой, дедушка, я не виновата!

С е р д а р. Виновата. Сердце любящего на волоске висит — чуть заденешь, оно падает. Надо было…

Г е р е к. Не слушай, Джерен, этого старика! Он дурному учит. Он хочет, чтоб ты мужу волю над собой дала. Скажи мне, Джерен, скажи, внучка, кто из вас прав, ты или Батыр?

Д ж е р е н. Я права, бабушка, я!

Г е р е к. Тогда держись! Пусть Батыр придет и умоляет тебя! Не придет — не уступай!

С е р д а р. И без жениха останешься.

Г е р е к. Был бы мед, а мухи найдутся. Есть еще в Ашхабаде джигиты! Есть кому по тебе с ума сходить!

С е р д а р (кричит). Замолчи!

Г е р е к (ласково). Ну, что ты сердишься?

С е р д а р. Чтоб мужчина умолял женщину? Мои ли это уши слышат?

Г е р е к. А если мужчина неправ, а женщина права, как ей быть?

С е р д а р. Как ей быть? Уступить, и она будет права. Уж если дойдет до того, что мужчина станет умолять женщину, тогда пусть женщина размахивает саблей, а мужчина рожает детей. Мужчина есть мужчина. А Батыр — мужчина! Все!

Г е р е к. Есть разные мужчины. Есть такие, как Батыр, умные, и такие примерно, как ты…

С е р д а р (грозно). Какие же это?

Г е р е к. Упрямые!

С е р д а р. А, это другое дело. Где умом не возьмешь, там упрямством добьешься. Слушайся меня, внучка!

Г е р е к. Не слушай его!

Д ж е р е н. Уж не знаю, как мне быть?.. (Убегает.)

Г е р е к. Вконец расстроили девочку. Хотели бровь поправить, глаз проткнули. Эх, ты!

Сердар хохочет.

Опять ты зубы скалишь!

С е р д а р (смеется). Я все понял.

Г е р е к. Что же ты понял?

С е р д а р. Я понял, они помирятся.

Г е р е к. Не утешай меня!

С е р д а р. Клянусь этой бородой, они помирятся.

Г е р е к. Может, муллу позвать? Пусть прочтет молитву!

С е р д а р. Скорее яд превратится в мед, чем молитва муллы согнет вот этот палец.

Г е р е к. А что, если я пойду к Батыру?

С е р д а р. Ты?

Г е р е к. Я.

С е р д а р. Боюсь огорчить тебя, жена, но это плохая замена.

Г е р е к. Нет, я пойду к нему. (Накидывает на себяшаль.) Сейчас же пойду!

С е р д а р. Никуда ты не пойдешь!

Г е р е к. Как это не пойду! У меня ног нет, что ли?

С е р д а р. В таком деле ноги не решают. Тут главное голова. Поэтому если ты пойдешь, то только вместе со мной.

Г е р е к. Ай, какой ты милый сейчас, Сердар! (Гладит его бороду.)

С е р д а р. Шш!.. В кустах что-то шуршит.

Г е р е к. Ничего не слышу.

С е р д а р. А ты прислушайся.

Г е р е к (прислушивается). Сейчас слышу. Змея?

С е р д а р. Нет, змея так не шуршит. Черти!

Г е р е к. Черти? Днем?

С е р д а р. Мальчишки. Они всегда в это время лезут рвать цветы. Давай спрячемся.

Прячутся.

Долго я спускал им, но сегодня обязательно выпорю. Пусть их мягкие места станут такими же пунцовыми, как розы, которые они воруют.

Г е р е к. Ой! С чем только поэты не сравнивали розу, но такого сравнения я еще не слыхала.

С е р д а р (осторожно ломает ветку тутовника). Слышишь? Я зайду с той стороны, а ты с этой. И смотри не упусти.

Г е р е к. Не упущу! Хуже нет, когда дети воруют.

Крадучись, обходят кустарник. Выскакивает  Б а г т ы. Герек и Сердар поймали друг друга, но спохватились и ловят Багты. Багты кричит от испуга, закрыв лицо руками.

Держишь?

С е р д а р. Держу! А ты держишь?

Г е р е к. Держу. (К Багты.) Говори скорее, кто ты?

Б а г т ы (в таком же положении). Не знаю.

Г е р е к (Сердару). Сердар, ты слышал?

С е р д а р. Что?

Г е р е к. Голос девочки.

С е р д а р. Разве? (Щиплет Багты, та громко пищит.) Верно, девочка.

Г е р е к. Прости, всевышний, мои прегрешения. Впервые вижу, чтобы девочка воровала!

С е р д а р. Мы этой девочке сейчас и зададим.

Б а г т ы (пряча голову). Клянусь, не воровала!

С е р д а р. Зачем же ты пришла? В прятки с нами играть? Вот я сейчас как спущу с тебя штанишки…

Г е р е к. Отец, придержи язык, это же девочка… (К Багты.) Ай-ай! Понравился тебе цветок, ты попросила бы. А то воровать!

Б а г т ы. В нашем саду цветов больше. Мне не нужны цветы, мне нужна Джерен Мурадова.

Г е р е к  и  С е р д а р (выпускают Багты, удивленно). Джерен-джан!

Б а г т ы. Я стеснялась зайти в дом и стояла в кустах.

Г е р е к. Постой-ка, постой! А ну взгляни на меня. Так это Багты!..

С е р д а р. Какая Багты?

Г е р е к. Сестра Батыра. (Притягивает к себе голову Багты.) Ну да, она…

Б а г т ы. Ой, только не говорите Батыру, что я была здесь!

Г е р е к. Ай, милая! Этот противный старик напугал тебя?

С е р д а р (кричит). Герек!

Г е р е к. Что с тобой?

С е р д а р. Зови Джерен! Зови скорее Джерен! Эта девочка пришла неспроста. Я тебе говорю.

Г е р е к (кричит). Джерен, сюда! Джерен! Джерен!

Появляется  Д ж е р е н. Багты бросается к ней.

Д ж е р е н (обнимая Багты). Багты! Как ты сюда попала?

Б а г т ы. Батыр послал меня в редакцию, а я по дороге взяла да зашла.

Д ж е р е н. Умница. (Целует ее.)

Г е р е к (Сердару). Разве ты не видишь, она вся дрожит. Принеси ей холодного кумысу. (Багты.) Все ли у вас дома благополучно?

Б а г т ы. Все живы и здоровы, и папа, и мама.

Г е р е к. А Батыр?

Д ж е р е н. Бабушка!..

С е р д а р. Говорят, у вас в гостях министр был?

Д ж е р е н. Дедушка!

Г е р е к. «Дедушка», «бабушка»! Слова сказать нельзя. (Берет у Сердара пиалу с кумысом, протягивает Багты.) Пей, красавица! Ничто так не помогает от испуга, как кумыс.

Б а г т ы. А я вовсе не испугалась.

С е р д а р. Если эта старуха говорит, что ты испугалась, значит, так оно и есть, даже если ты и не испугалась. Не перечь ей и пей кумыс!

Багты пьет.

Г е р е к. Сейчас пойду чай тебе готовить. (Уходит.)

С е р д а р. А я букет соберу. (Уходит.)

Б а г т ы. Я пришла на минутку — спросить вас.

Д ж е р е н. Что-нибудь срочное?

Б а г т ы. Очень!

Д ж е р е н. Спрашивай!

Б а г т ы. Бывает так, что мужчина плачет?

Д ж е р е н (смеется). Вот так срочный вопрос! Кто же плачет?

Б а г т ы. Батыр.

Д ж е р е н. Батыр?

Б а г т ы (быстро). После того как вы ушли, он долго сидел сам не свой, я даже испугалась, не заболел ли он, и назвала ваше имя. Тут он очнулся, и я увидела слезы в его глазах.

Д ж е р е н. Тебе показалось, Багты-джан.

Б а г т ы. Если бы мне показалось, у меня не сжалось бы сердце и я сама не заплакала бы!

Д ж е р е н. Ты заплакала? (Обнимает ее.) Почему же?

Б а г т ы. Он сказал, что вы никогда к нам не придете. Это правда?

Д ж е р е н. Ах, он так сказал? Значит, правда.

Б а г т ы. Мало ли что он сказал!

Д ж е р е н. И я так говорю.

Б а г т ы. Мало ли что вы говорите. Я не допущу этого. Читайте! (Сует ей рукопись.) Я не знаю, что здесь, но чувствую, что от этого многое зависит.

Д ж е р е н (смотрит, разочарованно). Статья? Я же ее читала. И с этим он прислал тебя?

Б а г т ы. Ой, нет, не посылал! Честное пионерское! Если он узнает, что я была здесь, он убьет меня.

Д ж е р е н. Ах вот как! Он и не думал посылать тебя?

Б а г т ы. Послал.

Д ж е р е н. Багты, ты же дала честное пионерское.

Б а г т ы. Да, честное пионерское, не посылал!

Д ж е р е н. Но ты сказала — послал.

Б а г т ы. Я объясню, я очень хорошо умею объяснять. После вашего ухода Батыр бушевал, как ураган, всем попало: и папе, и маме, и даже Клычеву. А затем сел и всю ночь писал, а утром сказал мне: «Багты, беги и отнеси в редакцию» — и еще сказал: «Ах, если бы Джерен прочла эту статью!» — и вздохнул.

Д ж е р е н. Ой, Багты, правда ли? Так ли он сказал?

Б а г т ы. Он-то сказал: «Не надо».

Д ж е р е н. Зачем же ты пришла, если он сказал «не надо»?

Б а г т ы. «Не надо» сказал его язык, а душа сказала «надо». Кому мне было больше верить? (Показывает на рукопись.) Ну, Джерен!

Д ж е р е н (просматривает статью). Бабушка! Дедушка! (Смеется счастливым голосом.)

Вбегают  Г е р е к  и С е р д а р. Джерен продолжает смеяться и, расцеловав в обе щеки Багты, убегает.

Г е р е к (растерянно). Что случилось?

С е р д а р. Случилось то, что надо. Кричи «ура»! Вот так: ур-ра-а! (Обняв Герек, кружит ее.)

Г е р е к. Ур-ра-а!.. (К Багты.) Они помирятся? Вах, дай я тебя расцелую. (Целует ее.) Погоди!.. (Уходит в дом.)

С е р д а р. Сейчас бабушка вынесет тебе подарок.

Б а г т ы. Ой, я не возьму.

С е р д а р. Это тебе не удастся. Ты мою старуху не знаешь. Раз она вбила себе что-нибудь в голову, с ней никто не справится. Не только ты, но и весь мир, и даже я.

Б а г т ы. Нет, нет!

С е р д а р. Посмей не взять! Бабушку обидишь, и дедушку обидишь, и весь род Мурадовых.

Г е р е к (возвращается с ковриком). Собственными руками ткала. Полюбуйся, какой хорошенький! (Сворачивает коврик и сует его Багты под мышку.) Над кроваткой повесишь, будешь вспоминать бабушку Герек.

Д ж е р е н  вбегает с розой в руке.

Д ж е р е н (к Багты). Отдашь эту розу Батыру! Только чтоб он не растоптал ее. Так и скажи.

С е р д а р (подает Багты букет). А эти цветы тебе. Зима царила в наших сердцах, ты весну привела.

Г е р е к. Джерен-джан, это правда, вы помирились?

Д ж е р е н. Не знаю, бабушка, но наши взгляды сошлись.

Г е р е к (удивленно). Разве вы виделись (показывает на свои и ее глаза), что ваши взгляды сошлись?

Д ж е р е н. Как тебе объяснить, бабушка! И у меня, и у него сейчас, понимаешь, одно мнение.

Г е р е к. Понимаю. Раз мнение одно, то и сердце будет одно.

Б а г т ы. Бегу, бабушка Герек-эдже! Иначе завтра не выйдет статья Батыра.

Г е р е к. Никуда я тебя не отпущу без чая.

Д ж е р е н. Она вернется на обратном пути.

Б а г т ы. Вернусь!

Уходят вдвоем. Герек и Сердар смотрят им вслед. Пауза.

Г е р е к (Сердару). Скажи теперь, старичок, кто из нас был прав, ты или я?

С е р д а р. Конечно, я.

Г е р е к (изумленно всплескивает руками). Ты? А не ты ли объявил, что мужчина это мужчина, а Батыр никогда не уступит?

С е р д а р. А не ты ли говорила: вай, вай, они никогда не помирятся? Кто же был прав?

Г е р е к (нежно). Ты был прав! Ты всегда у меня прав!.. (Гладит его бороду.)

С е р д а р. Знаешь, Герек… (Смотрит на нее.) Тебе сейчас ровно восемнадцать лет. (Тихо запевает песню, которую пел в начале третьего действия; Герек, прислонившись к нему, подпевает.)

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Под широким виноградным навесом, примыкающим к террасе, стоит большой стол, заставленный блюдами и бутылками. Тут же пианино и диван. При открытии занавеса  О г у л б и к е  суетится вокруг стола, готовясь к приему веселого гостя.

О г у л б и к е (кричит). Багты!.. Багты!.. Что тебя, земля проглотила, что ли?

Входит  Б а т ы р.

Куда ты услал девчонку? Такой ответственный день, а ее нет.

Б а т ы р. Ответственный день?

О г у л б и к е. Не видишь, ждем гостя.

Б а т ы р. Какого гостя?

О г у л б и к е. Веселого гостя. Ты не морщься, а лучше матери помоги. Убери со двора этот капкан!.. Время к ночи, гость запутается.

Б а т ы р. Какой капкан?

О г у л б и к е. Ну, как его… теннис, что ли? Не собираетесь же вы с Джерен играть сегодня.

Б а т ы р. Ни сегодня, ни завтра. И вообще…

О г у л б и к е (иронически). Ай-ай! Старость вас настигла за один день?

Б а т ы р. Что еще сделать?

О г у л б и к е. Отец сказал, чтоб Джерен украсила наш стол своим присутствием. Подойди к телефону и пригласи ее.

Батыр как бы отстраняет ладонями просьбу матери.

Не спорь! Отец и так смотрит на тебя волком. Неужели у тебя не хватит сил поднять телефонную трубку?

Батыр молчит.

Тогда я попробую. (Берет трубку.)

Б а т ы р. Мать, ну зачем ты? (Отнимает у нее трубку.)

О г у л б и к е. Затем, что я мать! (Вырывает у него трубку.)

Б а т ы р. Я с ней в ссоре! (Снова отнимает трубку.)

О г у л б и к е. Ты в ссоре, а я не в ссоре, и отец твой не в ссоре, и сестра не в ссоре. Нам нет дела до ваших ссор! (Тянет к себе трубку.)

Б а т ы р. Ей трудно дышать в этом доме! (Не отдает трубку.)

О г у л б и к е. Дышать трудно? Воздуха здесь не хватает? (Пытается вырвать трубку. Борьба. Огулбике ударяется рукой о стол, кричит.) Вай, больно!.. Йоду!.. Кровью истекаю!

Б а т ы р. Мамочка, прости! Сейчас, сейчас!.. (Убегает.)

О г у л б и к е (смеется). Самое легкое — это обмануть мужчину. (Набирает номер.) Джерен-джан, это ты? Узнала меня? Голубушка, приходи сейчас же! Весь дом тебя приглашает… Батыр? Только не выдавай меня — места себе не находит.

Вбегает  Б а т ы р  с пузырьком йода.

Хорошо, Джерен, передам ему… (Увидев Батыра, протягивает палец.) Мажь! (Батыр бросается к ней, она успевает положить трубку.) Отец идет!

Батыр уходит.

Вбегает  С а л и х о в, за ним  Х а й ы т о в.

С а л и х о в. Жена, радуйся!

О г у л б и к е. А я и не печалюсь.

С а л и х о в. Слушай. Мой сын завтра станет знаменитостью. Сахатов похвалил статью я сам придет сюда. Хайытов только что прискакал от Клычева и привез эту весть. Хайытов!

Х а й ы т о в. Он готов!

С а л и х о в. Мчись к Сахатову.

Х а й ы т о в. Мчусь, товарищ Салихов!

С а л и х о в. Стой!

Х а й ы т о в. Стою, товарищ Салихов.

С а л и х о в. А все-таки я тебя люблю, Хайытов. И почему только я тебя люблю? Ну, лети!

Х а й ы т о в. Лечу! (Убегает.)

С а л и х о в. Жена, пойди к сыну и объясни ему, что я его прощаю.

О г у л б и к е. Наконец-то одумался! Напрасно ты на него вчера накричал.

С а л и х о в. Как это напрасно? Что за слова он отцу говорил?

О г у л б и к е. На то были причины. У тебя на службе беспорядок, а у него — в сердце. Он поссорился с Джерен.

С а л и х о в. Поссорился с Джерен? Что же ты раньше не сказала. Ай, бедняга! Зови его сюда!

О г у л б и к е. Батыр! Батыр!

С а л и х о в. То-то он на меня накинулся. А я думал — с чего бы? (Зовет.) Батыр! Батыр!

Входит  Б а т ы р, становится на пороге.

Подойди ко мне! Подойди, не бойся!

Батыр подходит.

Так и быть, я тебя прощаю. Ты мне сын, не кто-нибудь. Петушишься порой, ничего. Бывает!.. И это неплохо, особенно когда сердце горит. (Хлопает его по спине. К Огулбике.) Славный сын у нас, жена!

О г у л б и к е. Давно бы так! Что толку в ссорах.

С а л и х о в. Верно! Ссору под стол, а вино на стол. (Наливает коньяк, протягивает Батыру рюмку.) Видишь, какой обильный стол? В твою честь!

Б а т ы р. В мою честь?

С а л и х о в. Да, сынок, обмоем твою первую статью, завтра она выходит.

Б а т ы р (ставит рюмку на стол). Ой, отец, не надо!

С а л и х о в. Ничего. По такому случаю и потратиться не грех. Сына в люди выпускаю. Сам редактор Сахатов пожалует.

Б а т ы р. Сахатов? Отец, не надо, конфуза не оберемся.

С а л и х о в (смеется). А? Понимаю. Беспокоишься, вдруг статью твою не напечатают? Напечатают, из верных рук знаю. Будешь рад.

Б а т ы р. Боюсь, отец, ты не будешь рад.

Салихов смеется.

Отмени этот пир, как бы он бедою не кончился.

Салихов смеется. Батыр пытается возразить.

С а л и х о в. Молчи, не то опять поссоримся.

Б а т ы р. Отец, выслушай меня, ты ничего не знаешь.

С а л и х о в (затыкает уши). Уходи!

Батыр, схватившись за голову, уходит.

(К Огулбике.) Джерен зови! Видишь, что с ним? Голова твоя чего-то недодумала, жена.

О г у л б и к е. Чего голова недодумала, язык договорил. Джерен сейчас будет.

С а л и х о в. Умница! И стол у тебя — загляденье.

О г у л б и к е. Как у будущего замминистра.

С а л и х о в. Я доволен тобой, как только может быть доволен муж женой в первые дни после свадьбы. (Уходит.)

Появляется  Б а г т ы  с цветами в руках и ковриком под мышкой.

О г у л б и к е. Где ты пропадала?

Входит  Б а т ы р.

Б а т ы р. Наконец-то! Отнесла?

Багты кивает головой.

Самому?

Багты кивает головой.

Где же ты шаталась до сих пор?

Багты молчит.

О г у л б и к е. Откуда эти цветы?

Багты молчит.

У тебя что, язык отнялся? Открой-ка рот!

Багты открывает рот. Огулбике выдергивает из-под мышки Багты коврик.

Это откуда?

Б а т ы р (рассматривает ковер). Как попал к тебе этот коврик?

Б а г т ы. Меня заставили взять.

Б а т ы р. Заставили?

О г у л б и к е. Скажи, где заставляют брать ковры, сейчас побегу туда.

Б а г т ы. Ах, вы не знаете эту старушку Герек-эдже?

Б а т ы р (удивленно). Герек-эдже? (Переглядывается с матерью.) Бабушку Джерен?

Багты кивает головой.

Где же ты ее видела?

Б а г т ы. Кого?

О г у л б и к е. Бабушку Герек-эдже.

Б а г т ы. Ах, бабушку Герек-эдже?..

Б а т ы р (теряя терпение). Будешь ты говорить толком?

Б а г т ы (быстро). Я проходила мимо их ограды, меня окликнула Джерен, зазвала к себе, выхватила у меня статью и прочла от точки до точки.

Б а т ы р. Хватит врать! Стала бы Джерен читать мою статью.

Б а г т ы. Честное пионерское, прочла, закричала (пылко): «Ах, Батыр, Батыр!» — и расцеловала меня. А когда закричала: «Ах, Батыр, Батыр!» — бабушка Герек-эдже сунула мне ковер, дедушка Сердар-ага — букет, и еще сластей надавали, но я их не донесла.

Б а т ы р. Бессовестная! Ни одному слову твоему не верю!

Б а г т ы. Ах, забыла! (Подает ему розу.) Джерен послала тебе эту розу и велела передать таинственные слова, пароль: «Скажи ему, чтоб не растоптал ее». Сейчас веришь?

Б а т ы р. Верю! Сейчас верю! (Обнимает и кружит Багты.) Верю, верю, верю! (Целует Багты.) Милая сестренка! Она закричала, говоришь?..

Б а г т ы. «Ах, Батыр, Батыр!»

Б а т ы р. Мама! А тебе что сказала Джерен?

О г у л б и к е. Когда это?

Б а т ы р. Вот сейчас, по телефону.

О г у л б и к е. Тебе что до этого? Ты же запретил мне звонить ей.

Б а т ы р. Мама, ну, мамочка!

О г у л б и к е. Она закричала: «Пусть Батыр зайдет за мной!»

Б а т ы р (обнимает мать). Мчусь!

О г у л б и к е. Возьми машину!

Б а т ы р. Я скорей машины добегу. (Уходит.)

Быстро входит  С а л и х о в.

С а л и х о в. Сахатов! (Уходит обратно.)

О г у л б и к е (растерянная, Багты). Беги переодеваться! Стой! Во все новое!

Багты уходит. Огулбике охорашивается. Идут  С а л и х о в  с  С а х а т о в ы м.

С а л и х о в. Знакомьтесь. Моя жена.

С а х а т о в. Очень рад! Какой богатый стол! Это вы, дорогие родители, хорошо придумали — праздник. Молодой человек вступает в жизнь — пускай запомнит. А где же виновник торжества?

О г у л б и к е. Он за своей девушкой поехал.

С а х а т о в. О, это уважительная причина. И если он по этой причине задержится, мы сердиться не будем. А? (Смеется. Салихову.) Да и вы, товарищ Салихов, можно сказать, виновник торжества.

С а л и х о в. Если сыну — уважение, то и отцу — почет.

С а х а т о в. Справедливо! Если подумать, в самом деле почет. (Берет бутылку со стола.) Ого! Пять звездочек! Уважаешь?

С а л и х о в. По правде говоря, не очень.

С а х а т о в (покачав головой). Ай-ай!

С а л и х о в. Разве только по серьезному поводу и если уж с очень хорошим человеком.

С а х а т о в. Ну, я как раз такой человек! (Смеется. Берет другую бутылку.) «Ясман-Салык». Вот это вино, доброе вино, легкое, ароматное!

О г у л б и к е. Посидите, пожалуйста, пока молодежь соберется, а мне надо по хозяйству.

С а х а т о в. Долго не задерживайтесь! Без женского общества какое же веселье? А? (Смеется.)

Огулбике уходит.

Уши мне прожужжали со статьей твоего сына: «Ученая статья!», «Умная статья!» Да мне все некогда было прочесть. Сегодня прочел. Мало сказать, умная, — смелая, честная!..

С а л и х о в. Я первый это сказал, товарищ Сахатов. Как только прочел, так и сказал: молодец, Батыр!

С а х а т о в. Так и сказал?

С а л и х о в. Так и сказал.

С а х а т о в. Вот это серьезный повод выпить. (Разливает вино.)

С а л и х о в (наливает себе коньяк). Повод.

Пьют.

Как же! Только он принес мне свою статью, я ее тут же прочел и говорю: смелая статья, молодец Батыр! Мы, товарищ Сахатов, хоть и не философы, а разбираемся.

С а х а т о в. Еще бы!

С а л и х о в. И это повод выпить. А?

С а х а т о в. Значит, он дал тебе на суд свою статью? Приятно видеть такое доверие сына к отцу.

С а л и х о в. Как же, как же! Принес, советовался, к моему опыту прибегал.

С а х а т о в. Ну, а ты? Не сказал ли ему: вон тут — смягчи, там — поправь, здесь — убери. А? (Грозит пальцем, смеется.)

С а л и х о в. Ты думаешь, я помогал ему писать? Ни-ни! Я считаю, что если ты даже с чем-нибудь не согласен, что-нибудь не по тебе, пускай! Молодому человеку простор надобен. Учись отвечать за себя. Если ребенка всегда за руку держать — он ходить не научится!

С а х а т о в. Это делает тебе честь, товарищ Салихов!

С а л и х о в. И это повод. (Пьет.)

С а х а т о в. Я вижу, товарищ Салихов, хоть ты вина не уважаешь, а поводов выпить у тебя, слава богу, хватает. (Смеется.) И все-таки, признайся, обидно тебе было, когда прочел статью сына? А? Как-никак задело… (Показывает на грудь.) А? (Смеется.)

С а л и х о в. Задело, товарищ Сахатов! Да и как не задеть? Отец, что скрывать, на месте топчется, а сын вон куда шагнул. И сладко, и горько.

С а х а т о в. И это верно. И все же я скажу: сладко. Много в этом слове — сын. Сын!

С а л и х о в. Так только отец может сказать. Сразу видно, что у тебя сын.

С а х а т о в. Был. На войне погиб. В возрасте твоего Батыра на фронт ушел.

С а л и х о в (тронут). Горе какое…

С а х а т о в. Ничего, товарищ Салихов! Своих детей нет, на чужих радоваться будем. Твоего Батыра на ноги поставим. Выпьем за детей, друг Салихов, и чтоб войны не было!

Пьют.

С а л и х о в. Ах, товарищ Сахатов! Пока люди устроят свою жизнь как надо, немало натерпятся. Вот и у меня в гражданскую брат погиб. Вместе под Каахка дрались, когда англичан гнали.

С а х а т о в. И я под Каахка воевал. А потом в Джебеле, в штабе политотдела работал.

С а л и х о в. В Джебеле? Товарищ Сахатов, родной, да и я там с кавалерийским полком стоял.

С а х а т о в. Постой-ка, постой! Не о тебе ли я тогда слыхал? Как сейчас помню, про одного Салихова рассказывали, отважного бойца. Дай вспомнить, кто говорил…

С а л и х о в. Не Волошин ли?

С а х а т о в. Точно, Волошин!

С а л и х о в. Наш комиссар.

С а х а т о в. Вот как оно бывает. Молодыми в двух шагах друг от друга были, а пока довелось встретиться — состарились. А Волошин геройский был человек. Помнится, песню он одну любил. Из России, с фронта привез. Все мы ее тогда разучили, хоть и плохо русский язык еще знали.

С а л и х о в (запевает).

С а х а т о в (подпевает).

С а л и х о в  и  С а х а т о в (вместе).

С а х а т о в. Эх, друг Салихов, что может быть лучше старой боевой песни?

С а л и х о в. Вот так повод выпить!

Смеются, пьют, встают и обнимаются. Входит  Б а т ы р, увидев их, пятится.

Пойдем, пока соберутся, я тебе дом свой покажу, поглядишь, как живу.

С а х а т о в. И сад покажи! Обожаю сады. Не был бы я редактором, обязательно пошел бы в садовники.

Смеются. Сахатов идет в сад, за ним Салихов. О г у л б и к е, войдя в двери, шепотом подзывает Салихова.

О г у л б и к е. Назар, а Назар?

С а л и х о в. Ну, что тебе?

О г у л б и к е. Как дела идут?

С а л и х о в. Хорошо идут, отстань! (Про себя.) Хорошо-то хорошо, а на душе погано. Словно гадость какую-то съел. Эх!.. (Уходит в сад.)

О г у л б и к е. Говорит: хорошо, а сам кислый.

Входит  Д ж е р е н  в белом платье, в руках шляпа.

Джерен-джан, наконец-то! Где же ты была? Батыр как сумасшедший побежал к тебе, а тебя дома не оказалось, он как сумасшедший обратно. Места себе не находит.

Д ж е р е н. Я отлучилась ненадолго из дому, не ждала его так скоро… (Опустив голову.) Рассердился?

О г у л б и к е. Ужасно рассердился!

Вбегает  Б а г т ы.

Б а г т ы. Джерен! (Громко.) Батыр, Батыр!..

Д ж е р е н (зажимает ей рот). Шш!..

О г у л б и к е. Беги, Багты, на кухню, взгляни на плов, не подгорел бы… Постой! Батыру не говори, что Джерен пришла.

Багты уходит.

Сейчас увидишь, как он на тебя сердится. Стань там, в тени. (Кричит.) Батыр! Батыр!

Входит  Б а т ы р.

Б а т ы р. Джерен звонила?..

О г у л б и к е. Да, да…

Батыр бросается к телефону.

Уже положила трубку.

Б а т ы р. Рассердилась, что я не дождался ее?

О г у л б и к е. Ужасно рассердилась!

Б а т ы р. Где она?

О г у л б и к е. Ее куда-то вызвали, даже не сказала куда.

Б а т ы р (уходя). Я разыщу ее!

О г у л б и к е. Где же?

Б а т ы р. На вершине Копет-Дага, на дне Аму-Дарьи, на краю света!

О г у л б и к е. Приятно ей будет услышать такие слова.

Б а т ы р. Только посмей сказать! Знаю я твой язычок.

О г у л б и к е. Зачем мне говорить? Это и без меня дойдет до ее ушей. (Смотрит в сторону Джерен.)

Б а т ы р (повернувшись). Джерен! (Кидается к ней.)

Д ж е р е н. Батыр! (Останавливаются, застеснявшись матери.)

О г у л б и к е. Да уж обнимайтесь, обнимайтесь! Ну, обнимайтесь, я отвернусь! (Отворачивается.) Сейчас же обнимитесь! (Топает ногой.)

Батыр обнимает Джерен и уводит ее в дом. Огулбике, улыбаясь, глядит им вслед.

Самая большая радость — это счастье твоего ребенка.

Входит  Х а й ы т о в.

Х а й ы т о в. По всему городу разыскивал редактора Сахатова, а он, оказывается, здесь. Устал я, как ишак Насреддина.

О г у л б и к е. Ну так отдохни, поешь холодной курицы. Пива налить?

Х а й ы т о в. Горючее мне не полагается.

О г у л б и к е. Сегодня выходной день — можешь себе позволить.

Х а й ы т о в. Кому выходной, а кому — трудовой.

О г у л б и к е. Ну, лимонаду?

Х а й ы т о в. Лимонад можно. Ох, устал!

О г у л б и к е. Отчего ты устал, не пойму. Другое дело, если бы ты пешком ходил, а то целыми днями катаешься, развалясь в машине.

Х а й ы т о в. А вы посидите на моем месте. (Вскакивает со стула.) Вах, голова! Клычев ждет в редакции. И попадет же мне! (С ножкой курицы в одной руке, с бутылкой в другой кидается к выходу, в дверях сталкивается с Клычевым.)

К л ы ч е в. А, вот где ты, голубчик, прохлаждаешься!

Х а й ы т о в. Виноват товарищ Клычев!

К л ы ч е в. Я еще виноват? Успел бы после пожрать.

Х а й ы т о в. Успел бы пожрать товарищ Клычев.

К л ы ч е в (отстраняет Хайытова, спешит к столу и одобрительно его рассматривает). Сахатов приехал?

О г у л б и к е. Они с Назаром в саду.

К л ы ч е в. Хайытов, пойди-ка позови хозяина, скажи — срочное дело.

Хайытов выходит.

О г у л б и к е. Что за дело в выходной день?

К л ы ч е в. Я готов пожертвовать обедом, лишь бы его не было!

О г у л б и к е. Такое важное дело?

К л ы ч е в. Налей рюмочку!

О г у л б и к е. Налей себе сам, у меня плов сгорит. (Уходит.)

Входит  С а л и х о в.

С а л и х о в. Что с тобой, Гелды?

К л ы ч е в. Со мной? Ничего. Ты спроси: что с тобой?

С а л и х о в. А что со мной?

К л ы ч е в. С тобой худо.

С а л и х о в. Говори скорее!

К л ы ч е в. Я не могу говорить скорее, во-первых, потому, что быстрота речи мешает процессу пищеварения, а во-вторых, потому, что я хочу тебя подготовить, а не сразу нанести удар, поскольку я твой друг, а не кто-нибудь. Подвинь курицу!

С а л и х о в. Наноси удар, только не томи!

К л ы ч е в. Удар нанесен в статье твоего сына.

С а л и х о в. Удар?

К л ы ч е в. Намек. Коварный намек на твое возмутительное управление трестом.

С а л и х о в. Вздор! Я читал статью и никакого намека не заметил.

К л ы ч е в. И я не заметил, когда читал. Оказывается, этот хитрец после дописал. И когда я ознакомился с тем, что он дописал, волосы встали дыбом.

С а л и х о в. Гелды, помилуй! Ведь статья эта завтра будет напечатана.

К л ы ч е в. Да, будет напечатана. (Вынимает из кармана газетные гранки.) Вот оттиск. Полюбуйся, пахнет свежей типографской краской! Обожаю этот запах. (Выпивает.)

С а л и х о в (рассматривает гранки, читает). «Батыр Салихов». «Пережитки капитализма». Так это относится ко мне? Я погиб.

К л ы ч е в (пряча гранки). Ты спасен! И еще можешь стать заместителем министра. Завтра статья появится, но это будет не та статья. Вот этой вот мужественной рукой я выкинул к собакам все его безобразные намеки. Подай-ка мне дыню!

С а л и х о в. Прямо как обухом по голове!

К л ы ч е в. Когда Сахатов приказал отредактировать статью и привести в порядок, как это полагается в таких случаях, я просил его поручить редактирование мне, сказал, что сделаю это бережными руками, как старый друг семьи Салиховых. Сахатов согласился, потому что я тоже был некогда редактором. И он должен сказать мне спасибо, ибо сам настолько увлекся философскими рассуждениями автора, что пропустил не имеющие отношения к делу иллюстрации. А сейчас можно и выпить.

С а л и х о в. И выпить, и обняться.

Обнимаются.

Спасибо, друг!

Пьют.

Не могу прийти в себя. И как это он? Ведь если отца высекут, то и у сына зачешется. Неужели он не сообразил — раз Салихов Назар лишится своих благ, то и Салихову Батыру худо будет? Дурак он, что ли?

К л ы ч е в. Философ!

С а л и х о в. Интересно все же, что он там написал?

К л ы ч е в. Если тебе охота увидеть эту галиматью, пошарь в его столе, наверняка осталась копия.

С а л и х о в. Поищу! (Идет к дверям, возвращается.) Нет, ты только подумай! Меня, который собственноручно уничтожил капитализм, он объявляет пережитком капитализма. Где же здесь логика, спрашиваю я тебя?

К л ы ч е в. Ну! Была бы логика, я бы не редактировал.

Салихов уходит. Входит  Б а т ы р.

Б а т ы р. Здравствуйте, Гелды-ага!

Клычев недружелюбно бурчит.

Вы не в духе?

Клычев снова ворчит. Батыр наливает ему коньяку.

Выпейте и сразу будете в духе.

К л ы ч е в. Я-то буду в духе, а из тебя его сейчас вышибут.

Быстро входит  С а л и х о в.

С а л и х о в (читая на ходу рукопись, Батыру). Ага! Ты уже вернулся?

Б а т ы р. Вернулся, отец.

С а л и х о в. Я не отец, а пережиток капитализма. (Потрясая рукописью.) Что это значит? Я тебя спрашиваю.

Б а т ы р. Зачем ты трогал мои бумаги, отец?

С а л и х о в. Я с твоими бумагами вот что могу сделать. (Комкает статью, бросает на пол, топчет.) Вот так, вот так, вот так! И с тобой самим могу так поступить. Предатель! Выставил мое имя, имя Салихова, на всеобщее посмешище!

Б а т ы р. Там даже и не упоминается твое имя, отец. Просто приведены примеры. Почему ты решил, что их припишут только тебе?

С а л и х о в. Он еще спрашивает, почему? А кто «в рабочее время охотится на птичек, когда все честные люди занимаются полезным делом»? Кто «гоняет без толку казенную машину, когда она позарез нужна в учреждении»? Кто «гноит десятки тонн стройматериалов, когда в городе, встающем из пепла, каждый килограмм цемента на вес золота»? Да каждый дурак скажет — это Салихов, не кто другой, как Салихов!

Б а т ы р. Отец, ты сам сейчас признаешь…

С а л и х о в. Ничего не признаю! Не увидишь ты своей статьи в газете, как ушей своих!

Б а т ы р (в недоумении). Не увижу? Как? Товарищ Клычев?

К л ы ч е в (Салихову). Сядь, успокойся!.. (Батыру.) И ты сядь!.. (Рассаживает их.) Неужели нельзя спокойно обсудить?.. (Батыру.) Увидишь ты свою статью в газете, но, конечно, в том виде, в каком сочтет целесообразным поместить редакция. Понял?

Б а т ы р. Понял! Понял все!

К л ы ч е в. Авторитет Назара Салихова — это тебе, молодой человек, не глина, из которой ты можешь лепить, что тебе взбредет. Если бы ты глубже заглянул…

Б а т ы р. Я уж заглянул… когда управляющий Салихов и редактор Сахатов здесь обнимались.

С а л и х о в. Замолчи сейчас же!

К л ы ч е в (Салихову). И ты помолчи!.. А теперь слушайте оба! Худой мир лучше доброй ссоры. В вашем доме гость, большой человек. Если вы не хотите покрыть ваш дом, весь ваш род несмываемым позором, возьмите себя в руки, как подобает мужчинам, и будьте добрыми хозяевами.

Б а т ы р. Я вообще могу уйти.

С а л и х о в. Никуда ты не уйдешь!

К л ы ч е в. Как это ты можешь уйти, когда в твою честь ужин и ради тебя обеспокоилась такая почтенная особа? Веди себя учтиво, скромно, не дерзи! С коротким языком — жизнь длиннее.

Б а т ы р. Я звука не пророню…

К л ы ч е в. Ты, Назар, снизойди к сыну, сам видишь, он еще дитя. Ни словом, ни взглядом не омрачи праздника. Ну, вы тут поговорите, а я пойду позову остальных. Пора за стол! С утра маковой росинки во рту не было! (Уходит.)

Салихов и Батыр сидят напротив друг друга, взгляды их то встречаются, то расходятся — немая сцена. Возвращается  К л ы ч е в  с  О г у л б и к е, Д ж е р е н  и  Б а г т ы.

К л ы ч е в (Салихову). Иди зови гостя! Столько времени гулять по саду и не закусить — чистое безумие!

С а л и х о в. Бот он сам… (Идет навстречу входящему Сахатову.)

С а х а т о в. Ого! Все уже в сборе. (К Батыру.) Герой дня? (Здоровается с ним.) Хочу, чтоб наше личное знакомство было столь же приятно, как и заочное. (Смеется. Глядит на Джерен.) Эта красавица?…

О г у л б и к е. Гостья Батыра и его…

Б а т ы р. Мама!..

С а х а т о в. Мама, в самом деле! Зачем рассказывать то, о чем все догадываются. (Смеется, смотрит на Багты.) Дочь? Судя по ее застенчивому виду, должно быть, разбойница.

К л ы ч е в. От вас ничего не укроется, товарищ Сахатов.

С а х а т о в. Ничего. Даже то, например, о чем вы сейчас думаете: когда же наконец гость от слов перейдет к делу? (Указывает на стол.)

Смех. Все усаживаются.

С а л и х о в. Огулбике, неси плов!

Огулбике уходит.

Гелды, ты тамада. Мужчинам — коньяк, женщинам — вино, моей дочери — лимонад, Хайытову — боржом.

С а х а т о в. Почему Хайытову воду? Охраняете его здоровье?

С а л и х о в. Нет, здоровье тех, кого он будет сегодня развозить по домам. Гелды, скажи-ка речь в честь нашего гостя, и пусть каждое твое слово будет как хороший глоток вина.

С а х а т о в. Лучшее слово — краткое, а лучший глоток — долгий.

Х а й ы т о в. Ур-ра!..

С а х а т о в (указывая на Хайытова). Вот и вся речь и больше не надо.

Клычев хочет что-то сказать.

Нет, нет! А еще ходатайствую перед тамадой — выдать Хайытову вина.

К л ы ч е в. Ходатайство удовлетворено. Хайытов, наливай себе!

Все пьют.

Х а й ы т о в (снова наливает себе). За здоровье тех, кого я сегодня повезу. (Пьет.)

О г у л б и к е  несет плов.

С а х а т о в. Где появляется плов, там все прочие блюда отступают с позором. (Запевает.)

Тост! (Глядя на Огулбике.) Прошу поднять бокалы за волшебные руки, которые приготовили это прекрасное блюдо! Хайытов, вот сейчас уместно закричать «ура».

Х а й ы т о в. Ур-ра!..

Все смеются.

О г у л б и к е. Спасибо всем! Если что не так — не взыщите.

Все пьют.

К л ы ч е в. Песня была, а вот танцев не было.

Х а й ы т о в. Я хочу! (Вскакивает.)

К л ы ч е в. Сядь! (Смотрит на Джерен.) Пусть станцует та, которая предназначена для этого самой природой.

Б а г т ы (кидается к Джерен). Джерен-джан!

В с е. «Пиала»! «Пиала»!

Сахатов подходит к Джерен и протягивает ей пиалу. Багты садится за рояль. Джерен танцует танец «Пиала», все хлопают в такт, аплодисменты.

С а х а т о в. Спасибо, Джерен! Я видел много красивых движений — движение песков в пустыне, волн на море, движение распускающегося лепестка, полет птицы, но самые красивые движения — это движения девушки. Желаю вам, Джерен, чтобы ваша жизнь с Батыром была красива, как ваш танец!

Все аплодируют.

Хорошо у тебя, товарищ Салихов! Давно я так не веселился. А сам ты чего-то скучный. Словно тень легла на твое лицо.

К л ы ч е в. То тень от тучи, которая нависла над его головой, а какой тучи, вам, товарищ редактор, хорошо известно.

С а х а т о в. А? (Смеется.) Догадываюсь. Зачем же так мрачно? Туча пройдет, и снова выглянет солнце, а? (Смеется.)

К л ы ч е в. Назар! Что я тебе говорил? Каков человек наш редактор! А ты было духом пал.

С а л и х о в. Как не пасть духом, когда целая газетная дивизия, или, как ее там, бригада, направила свои штыки против одного человека?

К л ы ч е в. Да, но ты забываешь, что есть редактор, наш мудрый товарищ Сахатов. Для него человек — это не конфета — сунул в рот и нет ее. (Ест конфету.) Что у нас, товарищи, главное, какой наш капитал самый ценный? Человек! Верно я говорю, товарищ Сахатов?

С а х а т о в. Верно, товарищ Клычев. (Смеется.)

К л ы ч е в (Салихову). Вот видишь? Всем известны твои заслуги. А заслуги — это не ягодка (берет изюм), проглотил и забыл. Верно я говорю, товарищ Сахатов?

С а х а т о в. Верно, товарищ Клычев. (Смеется.)

С а л и х о в. Спасибо, товарищ Сахатов! Ты возвращаешь мне здоровье! Поверь, я сам сознаю, что не без греха.

С а х а т о в. Как не сознавать? Двадцать тонн цемента — это не яблочко (берет с подноса яблоко), хам, и нет его, а? (Смеется, передает яблоко Клычеву.) А механизмы, брошенные под открытым небом? Тоже, как говорится, не фунт изюму. Жилые дома, наконец, в каком виде сдаются? Ведь жить будет в них советский человек — самый ценный капитал. А, товарищ Клычев? (Смеется.)

К л ы ч е в. Верно, товарищ Сахатов! И разумный вывод — ознакомить Салихова с материалами бригады, пусть примет к руководству.

С а х а т о в. Обязательно! Дня через два, от силы три…

С а л и х о в. Спасибо, товарищ Сахатов!

С а х а т о в. …Материалы будут напечатаны в газете.

Салихов и Клычев растерянно переглядываются.

Ну, что вы скисли? Хайытов, танцуй!

Х а й ы т о в. Он готов! Багты, лезгинку! Огулбике-эдже, нож!

Салихов и Клычев обескуражены. Багты играет лезгинку. Хайытов свирепо танцует, размахивая ножом, ему хлопают в такт. Сахатов не выдерживает и тоже идет плясать. В разгар танца встает перед Салиховым и машет рукой Багты и Хайытову, чтобы они остановились.

С а х а т о в. Салихов! Что ж ты приуныл? Куда это годится?

Хайытов уходит в угол, где он сидел в начале первого действия, и вскоре начинает дремать.

С а л и х о в. Ах, товарищ редактор! Скала позора обрушивается на мою седую голову, а ты еще спрашиваешь, почему я приуныл. Что мне до простора вселенной, если сапог жмет?

С а х а т о в. Ну, хватил! Позорить тебя мы не дадим. Правда, бригада допустила в статье по твоему адресу ряд резких выражений, но есть обстоятельства… они позволят мне их смягчить, а то и вовсе устранить.

К л ы ч е в (встает, в восторге). Я знал, что так будет!

Б а т ы р (мрачнея). Я тоже знал, что так будет.

С а х а т о в (продолжает). Мы, конечно, не вправе скрыть от народа твоих проступков. Но, зная твое отношение к ним, вправе осветить их так, чтоб не убивать тебя в общественном мнении. Твой сын, как честный человек, не утаил того, что было ему известно. Это делает ему честь. И тебе делает честь, и, пожалуй, большую, поскольку ты достойно оценил гражданский подвиг своего сына и даже устроил этот ужин. Кстати, Клычев! Я просил вас захватить с собой оттиск статьи Батыра. Покажите его автору.

К л ы ч е в. Успеет завтра прочесть.

С а х а т о в. Давайте, давайте! Автору всегда приятно увидеть свой труд напечатанным.

Б а т ы р. Я лично не испытываю подобного удовольствия.

Д ж е р е н (со смехом). Ой, как важничает!

Б а г т ы. Притворяется, притворяется!

О г у л б и к е. Мне-то можно показать. Я — мать.

Б а г т ы. И мне, я сестра.

Д ж е р е н. И мне… (Смутилась.)

С а х а т о в. Клычев!

К л ы ч е в (хлопает себя по карманам). Ой, кажется, забыл.

Б а г т ы (вытаскивает за кончик статью из кармана Клычева). Не она ли?

С а х а т о в. Она самая! (Берет у Багты статью, помахивает ею.) Вот и повод выпить, как говорит товарищ Салихов. Прошу встать!

Все встают.

(К Батыру.) Ну, сынок…

Все тянутся с бокалами к Батыру. Батыр медлят, затем ставит свой бокал обратно и выходит из-за стола.

С а л и х о в (громко). Батыр!

Б а т ы р (Сахатову). Простите, но мне противна эта игра, еще раз простите, это — комедия.

С а х а т о в. Какая игра?

Б а т ы р. Ваша.

С а л и х о в. Да как ты смеешь, мальчишка?..

С а х а т о в. Не мешайте ему, пусть скажет.

Б а т ы р. И скажу. На словах вы хвалите одного за его гражданский подвиг, как вы сами красиво выразились, а на деле покрываете другого под влиянием, очевидно (показывая на стол), вот этих обстоятельств. (К Джерен.) Я не важничаю, Джерен. То, о чем здесь говорилось, из статьи выброшено. (Передает ей статью.) Убедись сама!

С а х а т о в. Как это выброшено? (К Джерен.) Дайте-ка сюда статью! (Батыру, надевая очки.) Что-то вы не то говорите! (Просматривая статью.) Клычев! В чем дело?

К л ы ч е в. Товарищ Сахатов, плов остывает, вино на столе.

С а х а т о в. Куда девались примеры, приведенные Батыром?

К л ы ч е в. Я их отредактировал.

С а х а т о в. Вы это называете отредактировать? Я это называю иначе. Самое дорогое в статье — образец гражданского мужества — вы осмелились выбросить!

Б а т ы р. Товарищ Сахатов! Простите мне мои слова!

С а х а т о в. Я виноват, Батыр. Я доверился этому недостойному человеку. (К Салихову.) Как тебе это нравится? Ты мужественно принял самокритику, а этот угодник поспешил к тебе со своими жалкими услугами! Что ты скажешь, товарищ Салихов?

С а л и х о в (растерянно разводит руками). Да…

С а х а т о в. Мы оба с тобой наказаны! Я тем, что выбрал себе такого сотрудника, а ты тем, что выбрал такого друга. А, товарищ Салихов?

С а л и х о в. Да…

О г у л б и к е. Ай, Клычев, позор какой!

Д ж е р е н. Да!..

К л ы ч е в (разозлившись). Что — да? Что — да, да? А кто пришел в ярость, узнав, что Батыр вписал эти примеры? Не Назар ли Салихов? Кто обнимал и целовал меня за то, что я вычеркнул эти примеры? Кто, наконец, соорудил это пиршество в надежде склонить на свою сторону редактора Сахатова?

Х а й ы т о в (спросонья). Ур-ра!..

С а х а т о в (Салихову). Это правда?

Салихов молчит.

Я спрашиваю, правда?

Салихов молчит. Пауза.

Значит, правда… (Ходит по комнате.) Запутался ты, Салихов. Была у тебя возможность выбраться из этой путаницы честно, смело, как подобает коммунисту. Родной сын тебе руку протянул. А ты выкручиваться стал. И что толку? Чего ты добился? Статью эту (показывает на статью Батыра) завтра мы опубликуем полностью и материалы бригады тоже поместим, только найдем против тебя слово поувесистее, потяжелее… Обидно, правда, ты как-никак достойным был человеком. Боюсь, теряешь ты самое ценное — чувство гражданского долга. (Пауза.) А сейчас прошу извинения у хозяйки дома и у всех присутствующих. За хлеб-соль спасибо! (Помедлив, Салихову.) Салихов, Салихов! Я к тебе с открытой душой пришел, молодость с тобой вспомнил, песни пел… Эх, ты!.. (Уходит.)

Джерен и Батыр провожают Сахатова. Длинная пауза.

Б а г т ы. Вот так веселый гость!(Всхлипывает.)

Д ж е р е н  и  Б а т ы р  возвращаются.

О г у л б и к е (схватившись за голову). Беда! Прогонят теперь тебя со службы! (Всплеснув руками.) Машину отнимут! Весь город будет смеяться над нами. А главное, я на курорт не поеду.

С а л и х о в. Слыхали? Дом рухнул, землетрясение, а она — курорт.

О г у л б и к е. А как же? Во всем ты сам виноват. Да, да! Прав был редактор. Бездельником ты стал, бездельником, бездельником! Вот до чего довели тебя твои коньяки, твои ружья!

С а л и х о в. И коньяки долой! (Швыряет на пол бутылки.) И ружье к черту! (Срывает с гвоздя ружье.)

Батыр, Клычев, Багты пытаются удержать его. Салихов хватил ружьем о столб беседки. Раздался выстрел, ружье — пополам.

Х а й ы т о в (вскакивает от звука выстрела). Готов, товарищ Салихов!

Б а т ы р. Отец, ружье-то чем провинилось?

С а л и х о в (обессиленно смотрит на сына). Сын, что делать? Что делать?

Батыр берет его под руку. Багты с другой стороны прижимается к нему.

Б а т ы р. Будем думать, отец, будем думать.

Батыр и Багты уводят Салихова. Огулбике, Джерен, Клычев идут за ними.

Х а й ы т о в (глядя на эту процессию). С каким почетом повели Салихова! (К публике.) Не иначе, как назначили заместителем министра…

З а н а в е с.

1953

Перевод Ю. Юзовского.

ЧЕРТОВО ПЛЕМЯ Комедия в трех действиях

Действующие лица

Б а з а р - а г а  С о л т а н о в — пенсионер.

А й п е р и - э д ж е — его жена.

Е л а м а н — их сын, директор хлопкового завода.

Б и б и — врач-хирург }

Н а з а р — следователь }

А к г ю л ь — студентка } — дети Еламана.

Б е л л и  Ш а м у р а д о в — начальник жилуправления, муж Биби.

К л а р а.

В ЭПИЗОДАХ

А м а н г о з е л ь — соседка Солтановых.

С а д ы к — шофер.

Н а б а т — швея.

С о ю н — сотрудник жилуправления.

С а р ы е в — начальник отдела кадров.

К е м а л — инженер по технике безопасности.

С е к р е т а р ш а.

П р о х о ж и й  в  п а н а м е.

М о л о д а я  п а р а.

С т а р у ш к а.

Ч е т в е р о  р а б о ч и х.

Г ю л ь н а р а.

Наши дни в одном из городов Туркмении.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Раздвигается первый, основной занавес и открывает второй, внутренний, на светлом фоне которого проецируется вид южного города. Улицы, улочки, новые дома. Скверы и сады. Много зелени. Горизонт замыкает гряда снежных вершин. На переднем плане садовые скамейки.

Идет  Б и б и. Ей лет 26 —27. Стройна, изящна и миловидна. Одета строго, элегантно. Носит очки в золотистой оправе. В руке большой портфель-сумка с ручкой. Она идет не спеша, не оглядываясь. Ее догоняет  Б е л л и. Он в светлом франтовском костюме, непокорные волосы тщательно приглажены; небольшие черные усики. Он статен, ловок и подвижен. На вид ему лет 35 —36, не больше.

Б е л л и. Биби! Нельзя же так! Я бегу за тобой, как мальчишка, а ты будто даже не замечаешь. Меня… то есть нас, в этом городе каждая собака знает. Зачем привлекать внимание… не надо, как говорят русские, выносить сор из избы. Прошу тебя. Присядь хоть на минутку.

Биби садится на скамейку спиной к Белли. Сняв очки, она протирает стекла носовым платком и вновь надевает.

(Тоже садясь.) Ну вот. И хорошо… Всегда можно договориться. Ты врач, один из лучших хирургов в городе, при этом ты в высшей степени интеллигентна. У тебя должен быть кругозор.

Биби хочет встать, Белли ее удерживает.

Ну, не буду, не буду… Я не отрицаю — я виноват. Но ведь каждый из нас в чем-нибудь да виноват. Коварные законы природы. Человек, и в особенности мужчина, наполовину животное. И я не исключение. Но у меня есть и другая половина. Ты ее знаешь и любишь.

Биби привстает.

Во всяком случае, любила. (Берет ее за руку.) Но главная суть в том, что я, понимаешь, я люблю тебя!.. И прошу прощения. А что такого произошло? Подумаешь — один раз, невзначай, между прочим… Ты могла бы ничего и не узнать в конце концов…

Биби освобождает руку и отходит.

(Вскакивая.) Биби! Неужели ты бросишь все: дом, уют, комфорт? Ведь редкая женщина в городе обеспечена так, как ты, Биби! А если бы у нас были дети?

Биби уходит, не оглядываясь.

(Вновь садится. После паузы.) Ну и черт с тобой! Упрямая дура!.. Посмотрим, кто из нас первый прибежит…

Проходит  т о л с т я к  в  п а н а м е.

П р о х о ж и й. Проводили супругу и решили немножко передохнуть? Разумно. А мы все не наглядимся на ваше семейное счастье, товарищ Шамурадов. И трогательно, и завидно… Салют. (Проходит.)

Белли передергивается и принимает другую позу. Закуривает сигарету. Проходят двое, м о л о д а я  п а р а.

О н а. Конечно, он за ней следит.

О н. Зачем?

О н а. Значит, подозревает.

О н. Биби? Так ведь она сама добродетель.

О н а. Много ты понимаешь в женщинах, дружок!..

О н. Ты хочешь сказать…

О н а. Что ты глуп!

О н (поравнявшись с Белли). Привет начальнику всех жилплощадей нашего славного города!

О н а. Передайте вашей супруге, товарищ Шамурадов, что она волшебница. Ее последний рецепт…

О н. Идем, мы опаздываем.

О н а. О! Как ты мне надоел!

Проходят.

Белли вновь меняет позу, хватается за голову, но, вспомнив, что он может растрепать волосы, вынимает маленькое зеркальце и причесывается. Плетется  с т а р у ш к а, опираясь на палку.

С т а р у ш к а. Следи, следи. Получше следи.

Б е л л и. За кем?

С т а р у ш к а. За женой своей. Уж не за мной, конечно…

Б е л л и. А что?

С т а р у ш к а. А то, что она все лечит да лечит. С утра до вечера всех лечит. И мужчин тоже лечит. Как бы ей самой так не заболеть!..

Белли вскакивает и быстро уходит. Старушка плетется дальше. Свет гаснет.

Поднимается внутренний занавес и открывает комнату в доме Солтановых. Это гостиная и столовая вместе. Тахта. Ковры. Овальный обеденный стол. Мебель модерн. На маленьком столике телефонный аппарат. Широкая застекленная дверь ведет на веранду, за которой виден тенистый сад. На веранде стоит ковровый станок с начатой работой. Другая дверь — в соседнюю комнату. Внутренняя лестница с площадкой ведет в верхние помещения. В комнате старики, д е д  и  б а б к а.

Базар, устроившись на тахте, старательно и аккуратно режет большую дыню. Айпери накрывает стол к обеду.

Б а з а р. Однако, духота!! Вроде как перед землетрясением…

А й п е р и. Веселей ничего придумать не сумел?

Б а з а р. Я тебя развлекать не нанимался.

А й п е р и. Тогда хоть что-нибудь умное скажи.

Б а з а р. А умное ты все равно не поймешь.

А й п е р и. И кто только тебе такой язык в рот засунул?

Б а з а р. А я тебе говорю, если не землетрясение, то потрясение какое-нибудь непременно будет.

А й п е р и. Ты что — пророк?

Б а з а р. Не совсем, но вроде… Ни один лист на деревьях не шелохнется. Будто замерло все, и дышать нечем. Так было вечером в сорок восьмом году перед землетрясением. Сноха наша первая заметила. «Тихо как… — сказала. — Словно притаился кто». И погибла, бедняжка, в ту же ночь погибла!..

А й п е р и. Ты что, хочешь, чтобы я заплакала?..

Б а з а р. Еламан наш восемнадцать лет бобылем ходит… Акгюль тогда совсем крошкой была, и до сих пор она о себе самой ничего не знает.

А й п е р и. Тише. Об этом лучше помолчи.

Б а з а р. А нас никто не слышит. (После паузы.) А вот Биби в том году было уже восемь лет почти…

А й п е р и. А тебе семьдесят шесть стукнуло. Дай языку передышку. Сиди себе и режь дыню.

Б а з а р. Не любишь ты хронологию!

А й п е р и. Я старых болтунов не люблю.

Входит  Б и б и.

Б а з а р. А вот и Биби! Легка на помине.

А й п е р и. И в самый раз к обеду.

Биби молча проходит в соседнюю комнату.

Б а з а р. Что это с ней? И не поздоровалась и даже не посмотрела.

А й п е р и. У нее круглые сутки одни больные перед глазами — чего ей еще на нас смотреть?

Б и б и  возвращается и начинает помогать Айпери.

Б а з а р (протягивая ей кусок дыни). На, попробуй. Настоящая «гуляби».

Б и б и. Потом, дед. После обеда.

Б а з а р. Ты что — устала? Или случилось что?

Б и б и (помолчав, тихо). Случилось…

А й п е р и (испуганно). Ой, внученька!..

Б а з а р. Жена, язык в футляре. Помни!

Пауза.

Б и б и (не повышая голоса). Я поссорилась с мужем и… ушла.

Пауза.

А й п е р и. А я-то, глупая, испугалась. Ссора мужа и жены что дождь весенний. Пройдет.

Б и б и. Нет, это теперь навсегда. Нога моя не переступит больше порог его дома.

Пауза. Старики с недоумением переглядываются.

Б а з а р. Ну, жена, разве это не землетрясение?

А й п е р и. Уж очень ты легко говоришь, внученька, — ушла. Этим не шутят.

Б и б и. Я и не шучу.

Б а з а р (вскакивает, отбросив нож и дыню). Не было еще в нашем роду такого бесстыдства!

А й п е р и. Отец!..

Б а з а р. Язык в футляре. На замке, на замке!.. Слишком много вам, женщинам, свободы дали. Тут советская власть малость перехватила. И что из того, что ты врач? Я твой врач. И я тебя вылечу.

Б и б и. Дедушка, выслушай…

Б а з а р. Не желаю! Я не желаю слушать, что у вас там произошло. Не мы его выбирали. Сама выбирала. Не мы в него влюблялись. Сама влюбилась.

А й п е р и. В наше время жену, убежавшую от мужа, считали помешанной и за волосы приволакивали обратно к хозяину.

Б и б и. Эти воды давным-давно утекли, бабушка.

Б а з а р. Вот я тебе покажу, куда они потекли!..

Б и б и. Ах, дед!.. Какой же ты…

Б а з а р. Молчать!

Через веранду стремительно вбегает  А к г ю л ь  с папкой в руках. Юная спортивная фигурка. Красавицей ее назвать нельзя, но взгляд от нее все-таки оторвать трудно.

А к г ю л ь (отбрасывая портфель). Позвольте! Как молчать? Я еще слова не успела произнести.

Б а з а р (отвернувшись, ворчливо). Это к тебе не имеет отношения.

А к г ю л ь. Все в этом мире имеет ко мне отношение. И я вообще не могу молчать, как сказал один из великих русских классиков. (Увидев Биби.) Биби пришла! Как я рада тебя видеть! (Обнимает ее и целует.)

Б и б и. Как экзамен, Акгюль-джан?

А к г ю л ь. Прежде всего я безумно хочу есть. Умираю с голоду. (Садится к столу, накладывает себе на тарелку с разных блюд и начинает быстро жевать.)

А й п е р и. Погоди, внученька, немножко. Еламан любит, когда мы обедаем все вместе. А сегодня и Биби кстати здесь, и Назар скоро придет.

А к г ю л ь (с полным ртом). Пока все соберутся, я в корчах упаду под стол. (Поперхнулась.) Ух! Воды!.. Воды…

Б а з а р (подает ей пиалу). На! Пей! Классик!

А к г ю л ь. По спине! Бейте по спине.

Все бьют.

Еще! Крепче!! Фу!.. (Вздыхает.) Кажется, проскочило.

Б и б и. Ты об экзамене скажешь хоть слово?

А к г ю л ь. Четверка! Первый экзамен сдала на четыре. Обрадую отца, — он не ждет от меня таких достижений.

Б а з а р. Ты-то обрадуешь, а вот Биби его огорчит.

А к г ю л ь. Как? Чем?!

Б и б и. Погоди!.. (Прислушивается.) Что за шум на улице?

А к г ю л ь (вскакивает). В самом деле! Ко мне пришли, наверно. (Выбегает и тут же возвращается.) Пианино! Нам привезли пианино. Отец сказал, что купит! И купил! Еламан Солтанов всегда держит свое слово. Весь в меня. Помогите отодвинуть стол. А кресла сюда. Вот так.

Движение, возня.

Без меня никто бы не догадался приготовить место.

Ч е т в е р о  р а б о ч и х  вносят пианино.

1-й  р а б о ч и й. Куда его?

А к г ю л ь. Сюда, товарищи. Сюда, конечно. Чуточку назад. Осторожно. Так. Роскошно.

2-й  р а б о ч и й (подает квитанцию). Распишитесь вот здесь в получении.

Б и б и. А деньги?

1-й  р а б о ч и й. Все уплачено. Будьте здоровы.

А к г ю л ь. Дедушка, угости их нашим домашним вином.

Б а з а р. А ну тащи сюда!

Акгюль приносит кувшин, разливает вино в стаканы и с поклоном подает рабочим.

3-й  р а б о ч и й. Пусть эта музыка удвоит веселье вашего дома.

А к г ю л ь. Вы оратор.

4-й  р а б о ч и й. Он верхолазом был, да вот после землетрясения у него… (Показывает на голову.)

1-й  р а б о ч и й. Ладно. Пошли. Счастливо оставаться.

Рабочие уходят.

А к г ю л ь. Бабушка, кусок мягкой материи. (Обтирает пианино.) Как зеркало! Смотреться можно.

Б и б и. А кто будет на нем играть?

Б а з а р. Как кто? Лауреат международного конкурса, Айпери Солтанова.

Общий смех.

А й п е р и. Смейтесь, смейтесь!.. Вот возьму назло вам всем и научусь.

А к г ю л ь. В каждом культурном доме должен быть инструмент. Вот мать моей подруги Марии тоже приобрела пианино. Не то напрокат, не то в рассрочку. И даже учительницу наняла для дочери, а у той ни слуха, ни разума, ни охоты! И пальцы как деревяшки. Она играет приблизительно вот так. (Показывает.)

Биби затыкает уши.

Голос с веранды: «Чье это изящное произведение?»

А к г ю л ь (вскочив). Папа!

Входит  Е л а м а н. Высокий, плотный, несколько даже склонный к полноте. На вид ему лет 50, но волосы у него уже очень заметно поседели. Грустные глаза. Добрая, открытая улыбка.

Е л а м а н. Импровизация? Я не знал, что ты такая разносторонняя.

А к г ю л ь. Вся в тебя! (Целует его.)

Е л а м а н. И старшая здесь? Привет, доктор. Только Назара не хватает. Вероятно, наш знаменитый детектив занят раскрытием нового загадочного преступления…

Б а з а р. А сколько стоит эта штуковина, сынок?

Е л а м а н. Дело не в деньгах, отец.

Б а з а р. А в чем?

Е л а м а н. В мечте. В стремлении к прекрасному.

А к г ю л ь. Сегодня, папочка, ты говоришь, как влюбленный.

Е л а м а н. А тебе знакомо это чувство?

А к г ю л ь. Только по конспекту.

Б а з а р. Выпей-ка лучше вина, директор. Тут рабочие не допили. И, если можно, говори по-человечески.

Е л а м а н (поднимая стакан). За нашу семью. (Пьет.)

Б и б и. Но я все-таки не снимаю своего вопроса: кто будет играть на этом инструменте?

Е л а м а н. Кто? Минутку терпения. (Смотрит на часы.) Да… Уже пора. Пора встречать. Будьте радушны, приветливы так, как вы это умеете. И ничему не удивляйтесь. (Выходит.)

Акгюль, не устояв, бежит за ним.

А й п е р и. Биби, прибавь-ка еще салату, а я цыплят подложу. А ты, отец, кроме дыни еще арбуз нарежь, да посочней. (Хлопочет около стола.)

Биби и Базар ей помогают. Вбегает  А к г ю л ь  и останавливается в дверях.

А к г ю л ь. Граждане! Приготовьтесь упасть.

Б и б и. А что такое?

А к г ю л ь. Красавица! Высший сорт… Экстра… Прическа до сих пор. (Вытягивает волосы кверху.) Юбка до сих… Нет, пожалуй, даже повыше. (Приподнимает платье.)

Б и б и. Без демонстраций, девочка.

А к г ю л ь. Как будущий инженер, я люблю точность.

Б а з а р. Говори толком, в чем дело.

А к г ю л ь. Сам узришь, о мудрый патриарх семьи.

Б и б и. И молоденькая?..

А к г ю л ь. Помоложе тебя, сестричка.

Б а з а р. Да кто?!

А к г ю л ь (с театральным жестом). Вот!

Е л а м а н  открывает дверь с веранды и пропускает вперед  К л а р у. Описания Акгюль почти соответствуют действительности. Модная картинка с рекламного плаката. Привлекательна и очень стандартна.

Клара вопросительно смотрит на Еламана, на лице которого — гордость и торжество. Все кланяются, кроме Айпери, которая застыла в изумлении, и Базар принужден сзади рукой наклонять ей голову. Пауза.

К л а р а. О, и пианино уже на месте.

Все переглянулись.

Как уютно у вас… И как просторно… (Указывает на внутреннюю дверь.) Там еще комната? И наверху тоже? Веранда… Сад… Прямо дворец.

Е л а м а н. Прошу знакомиться. Это, Клара, мой отец Базар-ага. Был когда-то знаменитым борцом. К нему на состязание приезжали чемпионы из Хорезма, Бухары, даже Ирана.

К л а р а. И вы всех побеждали?

Б а з а р. Когда как. Мы соблюдали очередь. Ведь всегда можно сговориться.

К л а р а. Как интересно!

Е л а м а н. А это моя драгоценная мама — Айпери-эдже. Главная хозяйка и чудесная мастерица. Все эти ковры она соткала сама. Сколько узоров создали эти маленькие терпеливые руки.

К л а р а. Изумительно!

Е л а м а н. Ты видела станок на веранде? Мама готовит сейчас новую работу. А для кого? Пока секрет. А это моя старшая дочь Биби. Хирург. Кандидат медицинских наук. Кромсает людей вдоль и поперек. Но по натуре не кровожадна, а женственна и миролюбива.

Б а з а р (негромко). Ну, я бы этого не сказал.

А й п е р и. Помолчи, старик.

Е л а м а н. А это вот наша младшенькая. (Подталкивает Акгюль к Кларе.) Мед нашего дома, цветок семьи, наша звездочка, наша зорька — Акгюль.

А к г ю л ь (жмет Кларе руку). Мой отец, очевидно, поэт, но мы это узнаем только сегодня и только благодаря вам.

Биби фыркает.

К л а р а. Странно, но она как-то ни на кого из вас не похожа.

Е л а м а н (чуть смутившись). Она похожа на покойную мать. Как экзамен?

А к г ю л ь. Четверка, отец.

Е л а м а н. Пять было бы, конечно, лучше, но для начала сойдет. (Целует ее.) И есть еще сын, Назар, криминалист, начинающий следователь, подвизается в Управлении милиции.

К л а р а. Я ужасно люблю читать про сыщиков и шпионов.

Пауза.

Б а з а р. Имя у тебя, дочка, не туркменское. Ты откуда?

К л а р а. И папа и мама у меня туркмены. Живут в Ашхабаде, и я там родилась. Правда, многие говорят, что я больше похожа на кубинку или испанку.

А к г ю л ь. Действительно, в вас есть что-то… парагвайское!..

Биби опять фыркает.

Е л а м а н (нахмурясь). Прошу к столу, официальная часть программы закончена.

А к г ю л ь (расставляя стулья). Клара, вы, конечно, рядом с папой?

К л а р а (смотрит на Еламана). Я не буду обедать. Я сыта. Я лучше проверю звук пианино. А вы садитесь и кушайте. (Садится за пианино и берет несколько бурных аккордов. У нее сильный и точный удар.)

Б а з а р. Сынок, а касательно ремонта ты заранее сговорился?

Клара переходит на плавную, лирическую мелодию. Все слушают и потом аплодируют.

Б а з а р. Клара, доченька, а что-нибудь туркменское ты можешь сыграть?

К л а р а. К вашим услугам. (Наигрывает национальный мотив и сама себе подпевает.)

Б а з а р. Акгюль, а ну выходи и станцуй дедушке.

Биби выталкивает ее на середину комнаты, и Акгюль начинает танцевать, сперва робко, а потом все более увлекаясь. Все хлопают в такт ладошами.

К л а р а (играя). Ты двигаешься так легко, Акгюль. И грациозно. А твист умеешь?

А к г ю л ь. Вопрос!

Клара наигрывает твист, Акгюль танцует. Не выдержав, Клара срывается с места и, продолжая напевать, танцует вместе с Акгюль.

Б а з а р. Пустяковый танец. Его всякий жеребенок спляшет. Крути хвостом, и все дело. (Вертит бедрами, показывая, как надо крутить хвостом.) А ну, женушка, давай и мы с тобой! Чем мы хуже? (Тащит Айпери, та отбивается, кричит.)

Общий смех.

А к г ю л ь. Тишина! Открывается бал. По всем правилам. В семейно-домашней, интимной, лично-самодеятельной обстановке. Клара-джан, прошу вас, танго.

Клара играет танго. Акгюль танцует с отцом, Базар с Биби.

Е л а м а н. Теперь каждый день будем так танцевать.

Б а з а р. Только для этого я и задержался на этом свете.

Е л а м а н (остановившись и не отпуская от себя Акгюль). Минутку внимания.

Б а з а р. Ты еще речь хочешь произносить?

Е л а м а н. Я хочу сделать всего лишь небольшую информацию.

Все остановились и с любопытством ждут. Лишь Айпери у стола перебирает тарелки.

Б а з а р. Не греми посудой, жена, информация пойдет без аккомпанемента.

Е л а м а н (он несколько смущен). Дело в том… я все, так сказать, тщательно обдумал и принял, так сказать, твердое решение. Видите ли… (Помолчал.) Одним словом, я женюсь!..

Клара стоит около пианино и, опустив голову, нервно перебирает бусы. Все взгляды обращены на нее. Длительная пауза.

Б а з а р. Вот тебе, жена, и второе землетрясение.

А к г ю л ь (подпрыгивая). Ура! Я никогда не произносила слово «мама», как Биби или как Назар. А теперь и я могу это сделать. Мамочка! Мама! (Подбегает к Кларе и хочет ее обнять, но та отступает.)

Е л а м а н. Акгюль, прекрати свою клоунаду!

А к г ю л ь. То есть как это — клоунаду? Разве жена моего отца не моя мама? Впрочем, это называется, кажется, мачеха? Но не могу же я говорить: здрасте, товарищ мачеха! Спокойной ночи, товарищ мачеха! Или…

Е л а м а н. Закрой рот. И ты, Биби, перестань скалить зубы. Как не совестно?! А ты, отец, как видно, им подражаешь?

Б а з а р. У меня и зубов-то почти не осталось. Скалить нечего.

Е л а м а н. Клара, я очень прошу… (Хочет к ней подойти, но Клара вдруг срывается с места и стремительно убегает через веранду.)

Б а з а р. Птичка упорхнула.

Е л а м а н. Вот как вы встречаете мою невесту? Благодарю вас. (К Акгюль.) Беги за ней, догони и немедленно верни обратно.

Акгюль уходит.

Не вы ли все меня укоряли, что я восемнадцать лет бобылем живу? Что я, кроме завода своего, ничего не вижу и не знаю? А теперь, когда я встретил девушку и… полюбил ее…

У Биби вырывается из горла какой-то звук, но она старается замаскировать его кашлем.

А й п е р и (шепотом). Выпей водички.

Е л а м а н (почти кричит). Да!! Полюбил. Я сам никогда не думал, что в пятьдесят лет смогу влюбиться, как мальчишка. Я не артист, не писатель какой-нибудь, не кинорежиссер. Я простой хозяйственник, обыкновенный директор обыкновенного хлопкового завода. И вам кажется странным, что я сумел добиться любви такой молодой, такой очаровательной девушки?

Б и б и. Но в этом надо еще убедиться.

Е л а м а н. И я убежден. Я!! Это главное. Мы с Кларой встречаемся уже больше полугода, и это достаточный срок…

Б а з а р. …чтобы разобраться в бюджете.

Б и б и. Папа, ведь она моложе твоей дочери. Подумай!..

Е л а м а н. Слишком много приходится мне думать. Я хочу иногда и чувствовать, черт возьми. Но если вы все против…

А й п е р и. Что ты, мой дорогой. Этот дом твой, и добро это все твое, как хочешь, так и будет. Женись, сынок. Делай, как сердце подсказывает. А я никому не позволю обижать жену моего сына. Только у твоей старой матери одно желание…

Б а з а р. Чтобы твоя жена Клара носила длинное туркменское платье.

А й п е р и. Пусть одевается, как хочет. Хоть балериной. Лишь бы она сумела беречь честь и доброе имя нашей семьи.

Е л а м а н. Я ее не с улицы привел. Поймите!

Б и б и. Девушка, готовая выйти замуж за человека, который старше ее больше, чем на двадцать лет, — такая девушка, как хочешь, вызывает подозрение. На языке у нее любовь, а в сердце или, вернее, в мозгу другие… соображения.

А й п е р и. Двадцать лет!! Твой муж старше тебя всего лет на шесть, на семь, а как ты его радуешь? Теперь скорее к дракону побежишь, чем к нему.

Е л а м а н. В чем дело? Ничего не понимаю.

А й п е р и. Ушла от мужа и говорит — больше не вернусь.

Е л а м а н. Биби! Что это значит? Так сразу? Вдруг?

Б и б и. О, это совсем не сразу, отец. Это подготовлялось давно. Вы все не замечали или не хотели замечать.

Е л а м а н. Это недоразумение, и его надо срочно ликвидировать. Мы вместе пойдем к Белли или лучше позовем его сюда!

Б и б и. Не надо. Все кончено.

А й п е р и. Ну и будешь таять в одиночестве.

Б и б и. Я никогда не буду одинокой.

Б а з а р. Как это понять? Встречаешься тайком с каким-нибудь прохвостом! Да? Признавайся. Убью.

Б и б и. Не шуми, дед. Тебе это вредно. В наше время жизнь без мужа или без жены — это еще не одиночество. У меня много друзей и вы, моя семья, в которой я росла и вот выросла… Любимая работа, планы, задачи, желания… Одиночество — это когда отворачиваешься от людей или когда люди отворачиваются от тебя.

Б а з а р. Этот доклад ты можешь читать своим больным на ночь. Вместо снотворного. А делать будешь так, как тебе говорят.

Б и б и. Я сама знаю, что мне делать.

Б а з а р. Много вы все знаете! С жиру беситесь. Мужей, как гребенки, меняете. Знали бы вы о моей молодости. За кусок хлеба у бая конюхом работал. Кнут лошади, а мне пять. Десять лет из одного халата не вылезал. (С иронией.) Интересная работа… Желания… Я бы вам показал, как надо работать!

Б и б и (резко). Уж этому, дед, не тебе меня учить.

Б а з а р (вспылив). Как ты смеешь так мне говорить! Мне!! (Внезапно коротким ударом бьет Биби по щеке.)

В это время вбегает  А к г ю л ь  и останавливается как вкопанная. Биби сперва удивленно отступает, потом, отвернувшись, прислоняется головой к стене. Плечи у нее вздрагивают.

А к г ю л ь. Дедушка, ты мог ударить Биби? Нет, это мне, конечно, показалось.

Б а з а р (отходя, слабым голосом). Не раздражай меня, а то и тебе попадет. (Ложится на тахту лицом к стене и затихает.)

А к г ю л ь. Нельзя было так много танцевать, дед. Ты переутомился.

А й п е р и. Что правда, то правда.

Акгюль подходит к Биби и привлекает ее к себе.

Б и б и (голос у нее прерывается). Я ушла от Белли… Навсегда… А они… они…

А к г ю л ь. Наконец-то! Решилась!

Б и б и. Я знала, что ты одна поймешь меня, девочка.

Стоят, прижавшись друг к другу.

Е л а м а н. А где же Клара?

А к г ю л ь. Не знаю. Я ее не нашла.

Телефонный звонок.

Е л а м а н (в трубку). Да? Да, да… Откуда? Да, слушаю… (Пауза.) Понимаю. Да, она у нас. (Прикрыв трубку рукой.) Биби, это к тебе. Один иностранный журналист заболел в пути и попал в вашу больницу. Нужна срочная операция. Тебя ждут. Машину высылают.

Б и б и. Скажи — сейчас… (Поправляет перед зеркалом прическу, накидывает плащ, берет сумку.)

Е л а м а н (в трубку). Доктор Солтанова сейчас выходит. (Кладет трубку.) А ты разве?..

Б и б и. Что я? Ты слышал — вся больница меня ждет. И это, по-вашему, одиночество? (Кивнув в сторону лежащего Базара.) Дай ему капель, Акгюль. Второй пузырек справа… Ты знаешь… (Медленно уходит через веранду.)

Пауза.

А й п е р и (убирая посуду). Никто так и не пообедал по-человечески.

Акгюль приносит капли деду, но тот, не поворачиваясь, отрицательно качает головой. Тогда Акгюль начинает помогать бабушке. Входит  Н а з а р. Ему лет 25. Живой, темпераментный, порывист в движениях, по временам пытается придать себе солидность.

Н а з а р. Что это с Биби? Стояла на тротуаре и ждала машину. А у самой слезы по щекам вот такие… (Показывает.) Я ее спросил, что случилось, но в это время подошла машина, и она укатила. Только рукой махнула. Ну, что вы все молчите?

Пауза.

Б а з а р (поднявшись с тахты). Я пойду у себя полежу… (Уходит.)

Е л а м а н. Я к ночи не вернусь. Буду дежурить. Передайте Биби… Впрочем, я с ней сам потом поговорю… (Уходит.)

Н а з а р. Бабушка, скажи хоть ты словечко!

А й п е р и. Ты сначала покушай, мальчик мой. Проголодался, наверно… (Подает миску с супом и уходит.)

Назар садится к столу. Акгюль наливает ему тарелку супа и садится рядом.

А к г ю л ь. Подкрепляйся, Назар-джан.

Н а з а р. Что у нас происходит, сестра?

А к г ю л ь. Многое и разное. Танцы. Мордобой. Разводы и свадьбы.

Н а з а р. Все в одно время?

А к г ю л ь. Да. Параллельно.

Н а з а р. Объясните конкретней, товарищ Солтанова.

А к г ю л ь. Биби расстается с мужем. Дедушка начал драться. А папочка женится на молодой красотке.

Н а з а р (обжегся супом). Ой! Горячо! Подуй. (Открывает рот. Акгюль дует.) Ты не плюй, а дуй.

А к г ю л ь. Оба процесса неотделимы друг от друга. (Дует.)

Н а з а р. Еще немножко. Так… Чуть полегче. (Пьет воду.)

А к г ю л ь. Не везет нам с тобой, братишка.

Н а з а р. В чем?

А к г ю л ь. Ты вот обжегся, а я недавно поперхнулась.

Н а з а р. Что же теперь будет? Биби переезжает к нам, а отец приводит сюда жену. А я? Куда я денусь с Гюльнарой?

А к г ю л ь. А тебе тоже обязательно надо жениться?

Н а з а р. Я же люблю ее. Гюльнара — моя жизнь.

А к г ю л ь. Ну и люби. Не обязательно жить в одном доме. Можете время от времени где-нибудь встречаться, в городском парке, например. По крайней мере романтично. Будешь еще есть?

Н а з а р. Хватит. (Отодвигает тарелку.) И мне глотать больно.

А к г ю л ь. То ли еще будет. (Уносит посуду.)

Н а з а р (набирает номер). Можно Гюльнару? Неважно. Знакомый… Гюльнара, ты? Это опять я! Я надеюсь быть свободным сегодня. Ни воров, ни хулиганов. Погуляем с тобой после твоих вечерних занятий. Да. Можно и в кино… У нас тут новости. Что? После все расскажу. А если я и сейчас провожу тебя до института? Не возражаешь? Лечу на мотороллере, как самум. (Бросает трубку и убегает.)

Возвращается  А к г ю л ь. Прячет посуду в шкаф. Стряхивает скатерть. Треск мотороллера.

А к г ю л ь. Удрал… Не влюбиться ли и мне, между прочим?.. По-моему, в самый раз с точки зрения здравого смысла. (Садится на диван, вынимает зеркальце, черный карандаш и начинает подводить глаза.)

Входит  А й п е р и, за ней  Б а з а р.

А й п е р и. Ты что это по лицу рисуешь? Взяла бы лучше бумажку.

А к г ю л ь (прячет карандаш). Я не рисую. Я думаю.

Б а з а р. О чем?

А к г ю л ь. Обо всем понемногу. Сразу не скажешь.

Б а з а р. А ты постепенно.

А к г ю л ь. Прежде всего об отце. Когда я, еще совсем девчонка, спрашивала его, любил ли он мою мать, он отвечал — больше жизни.

А й п е р и. Так оно и было.

А к г ю л ь (тихо, но твердо). Не верю.

Б а з а р. Что? Что?!

А к г ю л ь. Вот не верю, и все. Она погибла молодой, здоровой, веселой. Только что бегала, смеялась, хлопотала. И сразу. В несколько секунд… Как может папа ее забыть? И так скоро…

Б а з а р. Ничего себе скоро — восемнадцать лет.

А к г ю л ь. Если бы он любил ее по-настоящему, то в своем возрасте не влюбился бы в эту смазливую куклу.

А й п е р и. А если бы, не дай бог, у тебя муж умер в двадцать пять — двадцать шесть лет, ты бы так и ходила всю жизнь вдовой?

А к г ю л ь. Так бы и ходила. Любимый человек всегда живой, и подлинная любовь не умирает.

Айпери ласково усмехается.

Тебе не понять. Ты всю жизнь провела под кулаком мужа-деспота.

Б а з а р. Ого!

А к г ю л ь. Так и не узнала, что такое идеальная любовь.

А й п е р и. И как только у тебя язык поворачивается? Идеальная любовь! Бесстыдница!..

Базар от души смеется.

А ты чего разошелся, деспот? То дерешься, то умираешь, то вдруг хохочешь. Глаза бы мои на вас не смотрели. Пойду лучше дотку ковер.

Уходит на веранду, откуда скоро доносится стук станка.

Б а з а р. А ты знаешь, внучка, для кого она этот ковер ткет? Только пока молчи. Для тебя. Ко дню твоего рождения.

А к г ю л ь. Бабуся… Милая…

Б а з а р. То-то и оно!..

А к г ю л ь (прислушиваясь). Дедушка, прячься скорее, — соседка к нам идет.

Базар хочет уйти в соседнюю комнату, но не успевает. Входит  А м а н г о з е л ь, пышущая здоровьем крепкая молодая женщина, лет за тридцать. На ней фартук, в руках кухонный нож. Говорит быстро и громко.

А м а н г о з е л ь. Куда же вы, Базар-ага? Здравствуйте. Здравствуй, Акгюль. Один вопрос засел у меня в голове и жмет, жмот и ковыряет. Даже картошку чистить не могу. Это правда, что Еламан-ага женится? Как это удачно, и для меня в особенности. Еламан-ага мужчина, каких мало, и, когда он поздоровается со мной и скажет на ходу два словечка, муж мой из себя выходит. Почему ты болтаешь с неженатым человеком и почему он так любезно с тобой разговаривает? И почему ты даже дома стала каждый день наряжаться? А я ему, то есть мужу, говорю. Во-первых, говорю, я вовсе не часто и не долго с ним разговариваю, во-вторых, говорю, Еламан-ага мужчина вообще воспитанный и со всеми одинаково вежливо обращается, а в-третьих, говорю, каждая женщина и дома должна иметь аккуратный вид. Ну, скажите, разве я не права?

Мужской голос: «Амангозель!»

А м а н г о з е л ь. И всю-то жизнь мы должны врать и врать, потому что мужья не хотят слышать от нас правды. Ну, а свадьба когда? А невеста кто? Наверно, с высшим образованием? И почему это Еламан-ага ждал-ждал восемнадцать лет и вдруг сразу решил жениться? И это верно, что его переводят обратно в Ашхабад? А вы все тоже уезжаете или остаетесь? Мне будет так жалко, так жалко…

Мужской голос: «Амангозель!»

А м а н г о з е л ь. Ну, вы скажите, по-вашему, это жизнь? И как я выдерживаю — никто не понимает, конечно: без мужа нельзя, да и муж без жены, что конь без уздечки. И хорошо, что Еламан-ага женится… но ревность, ревность — вот что калечит нашу нервную систему.

Б а з а р (встает). Я ухожу. Мне нездоровится. У меня только что был припадок сумасшествия. (Уходит.)

А м а н г о з е л ь. Он правду говорит?

А к г ю л ь. Почти.

А м а н г о з е л ь. Но ведь это опасно для окружающих?

А к г ю л ь. Для близких еще туда-сюда, а вот для посторонних — очень.

А м а н г о з е л ь. В наше время что-то люди стали легко с ума сходить… Что это — поветрие? Или мода? Как ты думаешь?

Мужской голос грозно: «Амангозель!»

А м а н г о з е л ь. Ой, бегу. Вот не успела даже как следует все обсудить. (Целует Акгюль и уходит.)

Акгюль облегченно вздыхает. Раздается шум мотороллера. Входит  Н а з а р.

Н а з а р. Ты одна? И прекрасно!.. Если бы ты знала, сестренка, как мне сейчас хорошо — на сердце, и в голове, и в печенке, и в селезенке. Одним словом, где-то внутри, в душе. (Садится к пианино и, аккомпанируя себе одной рукой, негромко напевает.)

А к г ю л ь. А двумя руками ты не умеешь играть? А вот Клара…

Н а з а р. Кто это Клара?..

А к г ю л ь (в ритме песни).

Входит  Б е л л и. Рука у него на перевязи, лоб забинтован, он прихрамывает.

Б е л л и (садясь с трудом в кресло). Дайте воды.

Н а з а р. Что случилось?

А к г ю л ь (подавая воду, кричит). Дедушка! Бабушка!

Входят  Б а з а р  и  А й п е р и.

Б а з а р. Ну вот. Еще один толчок. Надеюсь, теперь уже последний.

А й п е р и. Что с тобой, зятек?

Б а з а р. С крыши свалился? Под автобус угодил? Или приласкал тебя кто?

Б е л л и. Да, Базар-ага, меня избили. Посреди города, недалеко от универмага. Хулиганы напали на меня и нанесли мне, начальнику жилуправления, физическое увечье. Назар-джан, я не хочу разглашать этот позорный случай и потому пришел сразу к тебе, как к родственнику и близкому человеку. Найди этих мерзавцев и посади их за решетку. Моим врагам место только в тюрьме.

Н а з а р. У вас есть враги?

Б е л л и. А у тебя их нет?

Н а з а р. Не замечал пока.

Б е л л и. Что это за мужчина без врагов?

А й п е р и. Спаси, боже, и сохрани! Давно у нас в городе никого не били.

Н а з а р. Они ограбили тебя?

Б е л л и. Пуговицы не взяли.

А к г ю л ь. Великолепно!

Б е л л и. Ты чему радуешься?

А к г ю л ь. Что в нашем городе появились такие бескорыстные, такие благородные бандиты.

Б е л л и. Это месть. Не знаю, за что, но это месть. Дайте чаю глотнуть.

Акгюль подает ему пиалу.

Н а з а р. Дядя Белли, а в каком месте это случилось? Только точно.

Б е л л и (прихлебывая чай). Я уже миновал универмаг и вышел к скверу… Знаешь, там киоск под большим тутовым деревом. Кругом ни души. Тут на меня и напали. Сперва сзади оглушили чем-то тяжелым. Я упал. Лежал лицом вниз. Ничего не видел. И соображал: кто бы это мог быть?..

А к г ю л ь. А вас в это время били?

Б е л л и. Тебе смешно, чертовка?!

А к г ю л ь. А кто сделал вам перевязку?

Б е л л и. Откуда-то и как-то уж очень быстро появилась «Скорая помощь».

А к г ю л ь. Феноменальное чутье у наших медработников.

Б е л л и. А где Биби? У вас?

А к г ю л ь. На экстренной операции в больнице. Ее неудобно вызывать, чтобы она заклеила ваши ссадины. Да вы и без того забинтованы идеально.

А й п е р и. Опять!!

Н а з а р. А вы кого-нибудь подозреваете, дядя Белли? Впрочем, это после. Сейчас важно не потерять след. (Набирает номер, в трубку.) Сапара прошу! Да. Сапар? Назар Солтанов говорит. Привет. Садись на мотоцикл и мигом лети на Октябрьскую улицу к дому номер тридцать один, знаешь, там большое тутовое дерево? Около киоска? Вот, вот. Обследуй тщательно всю площадку кругом. Ну да. Была потасовка.

Б е л л и. Не потасовка, а избиение руководящего работника государственного учреждения.

А к г ю л ь. Не мешайте ему искать следы.

Н а з а р (в трубку). Если найдешь какие-нибудь предметы, прихвати. Установи номер обуви по отпечатку. Сфотографируй что нужно. Сам знаешь. Ну, быстро. И жди меня там. (Кладет трубку.)

А к г ю л ь. Назар-джан, откуда ты узнал, что это событие произошло перед домом номер тридцать один?

Б а з а р. Эти проныры, внучка, должны каждый вершок в городе наизусть помнить.

Н а з а р. Акгюль, если будет звонить Гюльнара, объясни ей…

Б е л л и. Нет, нет! Никому ни слова об этой истории. Умоляю!..

Н а з а р (усмехнувшись). Ладно. Впрочем, я и сам успею еще вернуться. Привет. (Быстро уходит.)

А к г ю л ь. Мы сохраним вашу тайну, дядя Белли, но если дело дойдет до суда, то вам придется фигурировать на нем лично в качестве… измордованного объекта.

Б а з а р. Внученька, не дразни потерпевшего руководителя…

Б е л л и. Ну и внучки у тебя, Базар-ага. Одна другой стоит.

А к г ю л ь (подходит ближе). Каждый по характеру и (указывая пальцем на Белли) каждому по заслугам!

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

На внутреннем занавесе проекцией показано здание, полукругом замыкающее внутренний двор. Арочные ворота ведут на улицу. Временами доносятся шум мотоциклов, гудки автомашин. На переднем плане письменный стол, несколько стульев, скамья со спинкой. Это рабочий кабинет Назара в Управлении милиции.

Н а з а р (пропуская вперед Садыка). Присядьте. (Просматривает одну из папок.) Ваше имя Садык, фамилия Байрамов? Возраст тридцать два года?

С а д ы к (садясь). Угадали. Только я ничего такого не нарушил…

Н а з а р. Вы работаете на машине заместителя председателя Горсовета?

С а д ы к. Опять угадали.

Н а з а р. Дурсун Беглиевой? Вы довольны своим начальством? Хороший она человек?

С а д ы к. Она мне как мать родная. Только она не человек, а женщина. (Икает.)

Н а з а р. По-вашему, женщина не человек?

С а д ы к. Так деды говорили. Мужчину называли человеком, а женщину женщиной. А по-моему, женщина — это птичка, а мужчина часто бывает скотиной. (Опять икает.)

Н а з а р. Выпили?

С а д ы к. Выпили.

Н а з а р. Для храбрости?

С а д ы к. Жена виновата. Слила всю водку в чайник, а мне пить захотелось. Я и хлебнул.

Н а з а р. А когда вы поняли, что это не чай, а водка, почему вы не остановились?

С а д ы к. Когда даешь полный ход, тормозить трудно. (Икает.)

Н а з а р. Выпейте воды.

С а д ы к. Не употребляю.

Н а з а р (просматривая бумаги). А предыдущим вашим начальником вы тоже были довольны?

С а д ы к. Белли Шамурадовым? Пусть и он здравствует…

Н а з а р. Но ведь он незаконно уволил вас с работы?

С а д ы к. Может, и незаконно, но за дело.

Н а з а р. За какое дело?

С а д ы к. За один поцелуй. (Смеется и вновь икает.)

Н а з а р. Вы помните, где вы находитесь?

С а д ы к. Я все помню. Послушайте, что я вам расскажу. Белли Шамурадов встречался тайком с одной девицей. Когда ей нужна была машина, он меня частенько к ней направлял. Недурненько в общем, но, по-моему, глуповато.

Н а з а р. Покороче.

С а д ы к. Это я к слову. (Икает.) И вот как-то раз, когда Белли был в командировке, увидала меня эта девица на углу улицы, знаете, там, где…

Н а з а р. Неважно. Дальше.

С а д ы к. Увидала она меня, значит, и просит отвезти ее купаться. Жарко было очень, между нами говоря. Съездили. Искупались. Я к ней, конечно, как вежливый парень. То да се. И хлоп — поцеловал. А она меня хлоп — и толкнула в воду, а сама кричит с берега: «Вылезайте немедленно и отвезите меня обратно в город». Ну, думаю, поняла все-таки шутку, хоть и дура. А она возьми да и расскажи об этом происшествии своему дружку. И Белли Шамурадов в тот же день меня выгнал из управления. Вот и выходит — за один поцелуй.

Н а з а р. В местком не обжаловали?

С а д ы к. Ну, зачем же? Я все-таки виноват. Не так, чтоб чересчур, но чуточку виноват. И потом тут замешана женщина, а он женат, между прочим. Неудобно. Я человек корректный, как говорят, джентльмен. (Икает.)

Н а з а р. Так. Что вы можете еще прибавить?

С а д ы к. Я могу вам одну историю рассказать.

Н а з а р. Про Шамурадова?

С а д ы к. Нет. Это, когда я еще мальчишкой был.

Н а з а р. Не надо. Меня это меньше интересует. Вы свободны. Но когда вы будете следующий раз пить из чайника, понюхайте предварительно содержимое.

С а д ы к. Это точно. А то еще, чего доброго, водки наглотаешься. (Церемонно раскланивается и уходит, стараясь держаться прямо.)

Н а з а р (просмотрев папки, подходит к двери и кричит). Набат Каримова здесь? Заходите, прошу.

Входит  Н а б а т, женщиналет сорока, но выглядит очень моложаво, чему, очевидно, помогает искусство косметики. Одета с претензией на шик, держится кокетливо и несколько жеманно.

Н а б а т. Ни слова, товарищ следователь, ни звука. Я расскажу все сама. Я никогда ничего не скрываю, в особенности от родного моего правительства.

Н а з а р. Откуда вы знаете, что мне нужно?

Н а б а т. Я все знаю. Все. Я не дура, и не надо меня ловить. Да, шью. Шью! Без патента. На дому. Но кому? Вот, я от волнения даже стихами заговорила.

Н а з а р. Товарищ Каримова…

Н а б а т. Товарищ уполномоченный, перед вами женщина. Дайте ей слово.

Н а з а р (садясь к столу и закуривая сигарету). Говорите. Но только как можно короче.

Н а б а т. Так вот — кому?

Н а з а р. Что кому?

Н а б а т. Кому я шью? Только близким родственникам и самым любимым подругам. Не могу сидеть без дела. Работала бы спокойно на старом месте, но тут вышел один принципиальный конфликт. Не беда. Через три недели я поступаю в ателье Дома офицеров.

Н а з а р. Все это очень интересно, но не это мне нужно.

Н а б а т (кокетливо). А что вам нужно?

Н а з а р. Ваш муж Худайназаров в тюрьме сидел?

Пауза.

Н а б а т. Если не ошибаюсь, сидел. Но всего только три месяца.

Н а з а р. За то, что избил своего соседа?

Н а б а т. Из-за меня. Только из-за меня. Он физически не переносит, когда мне наносят оскорбления. А этот подонок, я не буду задерживаться на его профиле, назвал меня вслух спекулянткой. Вы представляете? И мой муж, мой Омар, запылал, как факел. Ноздри раздулись, кулаки сжались, глаза засверкали! Ах, какой у меня муж, товарищ следователь! Не муж, а кино. Он работает по ремонту обуви, прилично зарабатывает. Вот эти туфли, которые на мне, он сам сшил собственными руками. Не хуже заграничных. Как вы находите?

Н а з а р. А драться он все же продолжает?

Н а б а т. Как вам не совестно, товарищ особоуполномоченный, задавать такие вопросы?

Н а з а р. А почему он пришел в кабинет начальника жилуправления Шамурадова и пригрозил ему: «Это вам даром не пройдет». Было это?

Пауза.

Н а б а т. Было. И опять из-за меня!.. (Плачет.)

Н а з а р. Успокойтесь. Выпейте воды. Я вас слушаю.

Н а б а т (утерев слезы и глотнув воды). Ателье, в котором я до сих пор работала, взяло на себя обязательство выполнять заказы не только качественно, но и точно в срок. И я всегда чувствовала себя счастливой, когда аккуратно по квитанции вручала заказчику его новый костюм. Да, именно счастливой! Вам смешно, молодой человек, но это так.

Н а з а р. Мне не смешно.

Н а б а т. И вот однажды наша мастерица приносит раскроенный материал и говорит, что по распоряжению директора его надо сшить вне всякой очереди. А что это значит?

Н а з а р. Это значит, что кто-то вовремя не получит свой заказ.

Н а б а т. Вы поразительно тонко чувствуете! Я не знаю, кто этот кто-то — туркмен, русский, узбек, таджик или еще кто, но это советский гражданин, которого я ценю и уважаю превыше всего на свете.

Н а з а р. Факты, товарищ Каримова, факты!

Н а б а т. Минутку терпения, начнутся и факты. У меня все внутри закипело, и я побежала к директору, а там стоит этот самый Шамурадов. Я и говорю директору: «Кому-то я должна шить вне очереди, а кто-то должен страдать?!» А этот Шамурадов вдруг: «Не кому-то, а мне». Значит, думаю, шишка. И тут справедливость разлилась по всему моему организму, и я сказала: «Нет!» — «Вы еще вспомните обо мне!» — это он, Шамурадов, по моему адресу. Ну и что? Через неделю меня сократили. И вот тут-то мой муж пошел к нему, к Шамурадову, в жилуправление и пригрозил: «Это вам даром не пройдет».

Н а з а р. И вчера вечером на улице свалил его с ног и избил?

Н а б а т. Как у вас язык поворачивается, товарищ особоуполномоченный, высказывать подобные предположения? Омар хотел тащить меня в народный контроль, в местком, в райком и выше. Мы бы добились защиты, но я не пошла. Я надорвалась. Нервы мои были на исходе. Я больше не могу переживать. Я хочу покоя и… ласки. И я пойду к офицерам.

Н а з а р. К каким офицерам?

Н а б а т. Я же вам сказала — в ателье Дома офицеров. Там-то уж умеют ценить честных работников.

Н а з а р. Так. А где был ваш муж вчера вечером после восьми часов?

Н а б а т (мнется). Ну, зачем вам эти семейные пустяки. Он… он… Уж не знаю, как и сказать…

Н а з а р. Я жду.

Н а б а т (застенчиво). Мы… с ним лежали… у себя… на кровати. Просто рядом и просто разговаривали.

Н а з а р. Меня не интересует, чем вы занимались. Меня интересует, был ли ваш муж в эти часы дома.

Н а б а т. Если бы это был кто-нибудь посторонний, я бы уж как-нибудь это заметила. Или вы полагаете…

Н а з а р (перебивая). Какой номер обуви носит ваш муж?

Н а б а т. У него нет номера.

Н а з а р. То есть как это нет?

Н а б а т. Он на протезах. Омар вернулся с фронта без ног.

Долгая пауза. Назар, склонившись над столом, перебирает бумаги, потом подходит к Набат и берет ее за руку.

Н а з а р. Я вас больше не стану задерживать, товарищ Каримова. Благодарю вас и прошу меня извинить. Поставьте вот здесь вашу подпись и передайте привет вашему мужу. Если хотите, я добьюсь, чтоб вас восстановили на прежней работе.

Н а б а т. Нет. Не надо. Пойду к офицерам. И Омар не возражает. (Обернувшись в дверях.) Ах, молодой человек, если бы вы только могли понять, как мы любим друг друга. Желаю и вам такого же счастливого брака. (Уходит.)

Назар хочет взять телефонную трубку, но в это время входит  С о ю н.

Н а з а р. Товарищ Союн?

С о ю н. А вы — Назар Солтанов, шурин Белли Шамурадова?

Н а з а р. Вы хотите сказать, что я не имею права вести это дело?

С о ю н. Не знаю, о каком деле вы говорите. Можно сесть?

Н а з а р. Да, да… Прошу вас. Я ищу людей, которые избили его вчера на улице.

С о ю н (садясь). А меня вы пригласили в качестве свидетеля или консультанта? На что это вы так внимательно смотрите?

Н а з а р. На ваши пуговицы. Одна из них удивительно не похожа на остальные и пришита, судя по ниткам, не то вчера, не то сегодня.

С о ю н. А разве у вас никогда не отрываются пуговицы. И разве так просто найти сразу одинаковую замену?

Н а з а р. А вот мы нашли. (Вынимает из конверта пуговицу.) Смотрите, как две капли воды. И нашли мы ее на месте драки.

С о ю н. Дальше.

Н а з а р. А вот следы обуви. (Показывает фото.) Подковка на носочке и пять гвоздиков на каблуке. Будьте любезны, покажите мне ваши подошвы.

С о ю н. Незачем. (После паузы.) Да, я избил его. Избил! И нисколько в этом не раскаиваюсь.

Н а з а р. За что же вы его так?

С о ю н. По-вашему, если он начальник, то имеет право сманивать чужих жен в командировку и там приставать к ним со всякими гнусностями? Моя жена сумела дать ему отпор, вернулась раньше и одна… Так Шамурадов не постеснялся влепить ей выговор с предупреждением за самовольную отлучку. Тут уж я решил его проучить. Отомстить за жену. Да и не только за свою собственную.

Н а з а р. Значит, передо мной сидит «герой-мститель»? Звучит романтично, а на деле получается и грубо и, простите, глупо. Уличная расправа. Хулиганское нападение.

С о ю н. Вы мне разрешите попрощаться с женой или отсюда прямо в тюрьму?

Н а з а р. Все в свое время. Какие подвиги Шамурадова вам еще известны? Вы имеете право не отвечать, но поскольку вы уж сознались — не будем играть в прятки.

С о ю н. Вы слушали когда-нибудь, как он принимает посетителей? У него точно разработана целая партитура оттенков и переходов от подлой угодливости до вопиющего хамства. А сколько отличных специалистов он уволил лишь за то, что они критиковали его распоряжения. Да не только это. За ним числятся грешки и похлестче. Но тут у меня нет неопровержимых данных, и потому я пока замолкаю.

Н а з а р. Кто был с вами, когда вы его избивали?

С о ю н. Я был один.

Н а з а р. А кто вызвал «Скорую помощь»?

С о ю н. Я же и вызвал по автомату. Жалко мне его стало!.. (Назар смеется.) Трус, блудливое ничтожество, но все-таки жалко… Я его мало попотчевал. (Пауза.) Товарищ следователь, разрешите мне все-таки попрощаться с женой. Подготовить ее. Вы не знаете, какая она у меня щепетильная… И вдруг ее муж за решеткой?..

Н а з а р. Я моложе вас, но позвольте мне вам кое-что посоветовать. Выбирайте иные методы для мщения, если к тому представится случай. А теперь не хвастайтесь ни перед кем, что вы избили самого начальника жилуправления. А жену вашу цените. Она у вас не только щепетильная, она… Впрочем, это выходит за пределы моих полномочий. (Нагнувшись над бумагами.) Вы свободны.

Союн сперва отступает, потом делает движение вперед к Назару, протягивая ему руку, но, спохватившись, становится навытяжку по-военному и рапортует. Голос чуть дрожит.

С о ю н. Товарищ следователь городского управления милиции, разрешите идти?

Свет гаснет.

Опять комната у Солтановых. Поздний вечер. На сцене никого нет. Темно. Мерцают наружные огни. Через веранду входит  К л а р а, за ней  Е л а м а н. Она в серебристом, плотно облегающем платье, в длинных перчатках, с сумкой через плечо, он в вечернем костюме.

К л а р а (бросаясь в кресло). Уф! Прелестный вечер! Мне давно не было так хорошо. Ты заметил, как все на нас смотрели? Упоительно! Ха-ха! Ждала, ждала и наконец дождалась! Еламанчик, почему ты хмуришь брови? Устал?

Е л а м а н. Немного. (Включает свет.) Но не в этом дело. Мне казалось, что все только и говорят, что о нашей женитьбе.

К л а р а. А как может быть иначе? Одни говорят с радостью, другие с завистью. Так бывает везде и всегда.

Е л а м а н. В глазах у некоторых я прочел скрытую насмешку.

К л а р а. Как ты мнителен! (Садится к пианино и, тихо наигрывая, продолжает говорить.) Ну, чего ты, Еламан Солтанов, чего ты боишься?

Е л а м а н (целует ее шею). Я люблю тебя… Люблю… Ну, что я могу с собой поделать?!

К л а р а (не оборачиваясь и не прерывая игры). А я сделаю все, чтобы ты стал самым счастливым человеком в мире.

Е л а м а н. Как ты молода! Чрезмерно! Вызывающе!

К л а р а. Временами и сама начинаю ненавидеть свою молодость. Из-за тебя! Хочешь, я удлиню все платья и отрежу эту челку? Не смейся. Я сразу стану старше на пять, на шесть лет. Впрочем, я могу тебя порадовать. (Забывшись, играет громче.)

Е л а м а н. Тише. Старики спят…

К л а р а. Старики!.. Старики… (Встает и отходит от пианино.)

Е л а м а н. Чем же ты можешь меня еще обрадовать?

К л а р а. В этом доме есть сила, которая и меня превратит в старуху.

Е л а м а н. Какая сила?

К л а р а. Твоя дочь Акгюль. «Мамочка! Мамуся!» А сама при этом хитро и как-то даже противно усмехается. А вчера она привела трех подружек и сказала им: «Знакомьтесь. Моя новая мамуля. Последний выпуск». И все захихикали.

Е л а м а н. Скверная девчонка. Я поговорю с ней серьезно.

На верхней площадке лестницы появляется  А к г ю л ь, как привидение, в длинной ночной рубашке.

К л а р а. Она и над тобой издевается. Я через дверь слышала, как она говорила подружкам: «Папа, как женился на этой кинозвезде, все на свете забыл — и нас, и завод. Раньше он всегда ходил на ночные смены, а теперь только телефоном отделывается. «Выполняйте, выполняйте», а что — неизвестно. Вот что с ним сделала эта нимфа». Это все про меня! Еламанчик, неужели я мешаю тебе работать? (Прижимается к нему.) Знаешь, давай переедем отсюда. (Вдруг увидела Акгюль.) Ой! Что это?!

А к г ю л ь. Вам чая или ужина не надо? Бабушка весь день ткала ковер, устала и рано легла. А ведь твоя королева, папочка, может перед сном чего-нибудь вкусненького пожевать…

Е л а м а н. Кто тебя заставил ждать нас?

А к г ю л ь. Я вас и не ждала. Я жду Биби.

Е л а м а н. Ее до сих пор нет? Может, она у себя дома, помирилась с мужем?

А к г ю л ь. Этому не бывать. Один раз она совершила глупость, а Биби не такая, чтобы ее повторять. Хотя эту глупость иногда совершают и умные люди и разных возрастов.

Е л а м а н. Не болтай вздор. Может, она дежурит в больнице?

А к г ю л ь. Она вчера дежурила. Но тут случилось такое… случилось такое… (Начинает медленно спускаться.) В горах тигр напал на чабана и разорвал ему грудь.

К л а р а. Какой ужас! Тигр!!

А к г ю л ь. А вы их где-нибудь видали, мамаша?

К л а р а. Да. В зоопарке. И они не в моем вкусе, как и всякие вообще злые кошки. (Убегает к себе наверх.)

Акгюль спускается вниз.

Через веранду в комнату врывается  Б е л л и. Он в исступлении от ярости и страха.

Б е л л и. Вы слышали?! Вы слышали?! Вы знаете, где Биби? И как, как вы смогли ее отпустить?!

На крики Белли выходят  Б а з а р  и  А й п е р и, через некоторое время  Н а з а р.

А й п е р и. Господи, спаси наши души! Опять избили?

Б е л л и. Биби отправили на самолете, чтобы она в горах спустилась на парашюте. Вы представляете? А если парашют не раскроется? Ведь бывает же так? Бывает? Я вас спрашиваю, бывает или не бывает?!

Б а з а р. Ты не вопи, а рассказывай толком.

Б е л л и. Говорят, будто на одно стадо в горах напал тигр. Чабан выстрелил, и раненый зверь бросился на него. Чабан выстрелил еще раз, но тигр успел лапой разодрать ему грудь. И упал мертвым. По телефону сообщили, что, если срочно не будет хирурга, чабан не выживет. И вот отправили Биби на самолете с парашютом. Кого? Конечно, Биби! Только Биби! Именно Биби!! Как будто, кроме нее, нет других хирургов. А я хотел еще сегодня в последний раз умолять ее вернуться домой. На коленях. Понимаете, на коленях?!

Б а з а р. Понимаю. Понимаем. Не ори.

Б е л л и. Она никого не жалеет: ни себя, ни меня, ни, между прочим, всех вас. Никого! Безрассудная и жестокая женщина!

А к г ю л ь. Молодец Биби!

Б е л л и. Вы слышали, что она говорит?

Е л а м а н. И правильно говорит.

Н а з а р. Ею гордиться надо.

Е л а м а н. Все ею гордятся в этом доме.

А к г ю л ь. Да. (Взглянув наверх.) Почти все…

Е л а м а н (с укором). Акгюль!..

А й п е р и (поспешно накидывая шаль). Отец! Идем скорей!

Б а з а р. Куда?

А й п е р и. В аэропорт. Встретим Биби. Неспокойно мне. А вдруг парашют и вправду не раскрылся?

Б а з а р. Идем.

А к г ю л ь. И я.

Б а з а р. Сидеть на месте! (Уходит с Айпери.)

Е л а м а н (к Акгюль). Как только появится Биби, позвони мне.

А к г ю л ь. Куда?

Е л а м а н. На завод. Надо проверить ночную смену. (Уходит.)

Акгюль, с торжеством напевая, поднимается по лестнице и скрывается наверху.

Б е л л и. Поет! Веселится за чужой счет. Знала бы эта дрянь, откуда она и кто она такая!..

Н а з а р. Осторожней! Вы соображаете, что говорите?

Б е л л и. Я же не при ней… (Отходит и садится в кресло, поддерживая поврежденную руку.)

Назар хочет уйти к себе.

Постой, ну как, следователь, нашел моих врагов? Конечно, нет. Стоило поручать такое ответственное дело новичку? Мальчишке?

Н а з а р. Я нашел того, кто вас исколотил.

Б е л л и. Из тех, кого я подозреваю?

Н а з а р. Я вам его не назову.

Б е л л и. Это почему?

Н а з а р. Вам нечего далеко искать. Ваш враг всегда с вами.

Б е л л и. В самом управлении? Отвечай! Я требую! Ну?!

Н а з а р. Это вы сами. Ваша собственная волчья природа. (Уходит.)

Б е л л и (ошарашен). Что? Что? Сопляк! Ничтожество!! О! Воздуха не хватает. Что же мне делать? И как вернуть Биби?..

На верхней площадке появляется  А к г ю л ь.

А к г ю л ь. С кем это вы беседуете, дядя Белли?

Б е л л и (задыхаясь). Акгюль. Спустись вниз. Я должен тебя кое о чем спросить. Если скажешь правду, я тебе завтра же в ателье закажу самое модное платье.

А к г ю л ь (спускаясь). Из какого материала?

Б е л л и. Сама выберешь. Скажи мне честно, без утайки — о чем думает Биби? Ты все знаешь! Какое у нее окончательное решение?

А к г ю л ь. Окончательное?..

Б е л л и. Да.

А к г ю л ь. В отношении вас?

Б е л л и. Ну конечно.

А к г ю л ь. Самое, самое окончательное?

Б е л л и. Да, черт возьми, да!!

А к г ю л ь. Подождите. Дайте сообразить. (После паузы.) Не знаю.

Б е л л и. Ты сводишь меня с ума! Ведь у вас в доме говорили об этом?

А к г ю л ь. Что я сведу вас с ума?

Б е л л и. Да нет!! О Биби! О Биби!! Об уходе. О нашей ссоре?

А к г ю л ь. И много говорили. Дедушка, бабушка, папа… Все требовали, чтоб она немедленно вернулась к вам.

Б е л л и. Я тебе еще туфли куплю. Дальше!

А к г ю л ь. На шпильках?

Б е л л и. Дальше, дальше!!

А к г ю л ь. Что дальше?

Б е л л и. А Биби? Что Биби?

А к г ю л ь (пожимая плечами). Биби — это Биби. Никого слушать не хочет.

Б е л л и. А ты знаешь причину?

А к г ю л ь. Знаю.

Б е л л и. Я тебе еще нейлоновое пальто куплю.

А к г ю л ь. Только черное. Черное пальто, черные чулки, черные туфли… по-туркменски… и шикарно!

Б е л л и. Причину! Причину!

А к г ю л ь. Причина та, что Биби не дура.

Б е л л и. Как это понять?

А к г ю л ь. Буквально. Она чуткая и очень хорошо разбирается в людях.

Б е л л и. Следовательно?..

А к г ю л ь. Следовательно, вас, например, она терпеть не может. Стоит ей увидеть вас, как у нее поднимается тошнота. Честное комсомольское! Вот отсюда. (Показывает откуда.)

Б е л л и (после паузы). Будьте вы все прокляты! Все вы из одного отравленного теста! И зачем?! О, зачем я только связался с вами?! (Глухо застонав, уходит.)

А к г ю л ь (вслед). А платье? Туфли?! Пальто из нейлона?!! (Хохочет.)

Телефонный звонок.

(Поднимает трубку.) Да? Да, да… Квартира Солтановых. Из больницы? (Слушает.) О, как хорошо! Благодарю вас. Благодарю. А то мы все так беспокоимся. (Кладет трубку, кричит.) Назар! Назар!

Н а з а р (в дверях). Что ты орешь ночью? Весь квартал разбудишь!

А к г ю л ь. Биби!.. Возвращается… Через десять минут садится самолет. Едем в аэропорт. (Бежит наверх, обернувшись на ходу.) Позвони отцу на завод, пока я оденусь. (Скрывается.)

Н а з а р (набирает номер). Товарища Солтанова можно? В цехах? Тогда будьте добры передать ему… Да, дочь. Вы уже знаете? Самолет прибывает через десять минут. Спасибо. (Кладет трубку, кричит.) Акгюль, поторопись! Я жду тебя на улице. (Уходит.)

На верхней площадке появляется  К л а р а  в шелковой пижаме.

К л а р а. И ночью спать не дают. Вечно шум, суетня… Приезжают, уезжают… Куда?

А к г ю л ь (пробегая мимо и на ходу завязывая пояс). В аэропорт. Встречать Биби. Хочешь, мамочка, поедем с нами?.. (Исчезает.)

К л а р а. Ну, погоди, змея, и я жалить умею. (Садится к пианино и перебирает клавиши.) Знал бы Еламанчик, сколько я терплю из любви к нему. (Берет несколько мощных аккордов.)

С веранды, не постучавшись, входит  А м а н г о з е л ь. Она в ночном халатике, на голове бигуди.

А м а н г о з е л ь. Прости, Клара-джан, что я так врываюсь, но что это происходит в вашем доме?

К л а р а. Очередная суматоха. Тигры, чабаны, парашюты… И все в таком стиле. Теперь все поскакали встречать Биби.

А м а н г о з е л ь. А она со своим-то помирилась?

К л а р а. Ах, какое мне дело! Гораздо хуже, что они и меня хотят поссорить с мужем. Вот, ушел на завод, даже не поцеловал на прощание. (Сквозь слезы.) Оставил одну… в постели… ночью… Скажи, разве это нормально?

А м а н г о з е л ь. Ты на Еламана-ага не сердись. Уж такая у него работа. Большой человек. Давай лучше будем с тобой дружить. Ты мне сразу понравилась. Я хоть по хозяйству занята, а ты уж ровно ничего не делаешь. Поболтать со мной у тебя всегда время найдется. (Целует ее.) Только меня мучает один вопрос. Что ты отвечаешь людям, когда они спрашивают тебя, почему ты, такая молодая, такая эффектная, не нашла себе мужа помоложе?..

К л а р а. А я на такие идиотские вопросы и отвечать не намерена. Люблю я его, и все! Сама даже не знаю, как это получилось.

А м а н г о з е л ь (со смаком). Ну, расскажи! Расскажи!

К л а р а. Ах, да что тут рассказывать! Жизнь — это загадка. Ее можно прожить, но разгадать нельзя.

А м а н г о з е л ь (всплескивая руками). Ой, как верно! Как верно!

К л а р а. Кончила я в Ашхабаде музыкальную школу-десятилетку. По музыке шла хорошо, а по всем другим предметам — плохо. Все эти физики, химии, ботаники и географии не для меня. История еще ничего, и то не всегда. На вступительных в музучилище срезалась два раза. Придирались ко мне дико…

А м а н г о з е л ь. Нет, вы подумайте!..

К л а р а. И тут отец приволок меня сюда и силком по знакомству устроил в техникум, экономический, кажется, или что-то в этом стиле. Тощища смертная! Значит, терять все время на учебу, от которой тошнит, а жить когда? Ты меня понимаешь, Амангозель?

А м а н г о з е л ь (с пафосом). О, понимаю! Понимаю!

К л а р а. Мечты меня обманули, судьба меня обманула, и музыка меня обманула. В таком случае начну обманывать и я. Так я решила. И мне пришла в голову одна мысль.

А м а н г о з е л ь (с испугом). О! Мысль?..

К л а р а. Неужели для такой девушки, как я, ты улавливаешь, как я…

Амангозель в исступлении кивает головой, мычанием подтверждая, что она улавливает.

Для такой девушки не найдется достойный, солидный и обеспеченный муж. Опора, защита, основа и трамплин. Ведь молодость пройдет. Пройдет обязательно. Ведь она на одном месте долго не держится. Ты как думаешь, Амангозель?

А м а н г о з е л ь (всхлипывая от волнения). Не держится! Не держится!

К л а р а. И ты со мной согласна? (Пробегая по всей клавиатуре.) И вот тут-то я и встречаю его, Еламана Солтанова. Ну, думаю, мой билет. Не прозевать бы…

А м а н г о з е л ь. Умница ты моя золотая! (Опять целует ее.)

К л а р а (наигрывая печальную и страстную восточную мелодию). Но самое страшное не это…

А м а н г о з е л ь. Страшное? Ой, нервы не выдержат!

К л а р а. Самое страшное — это то, что… и я его полюбила. Да, да, не смейся. Полюбила. Не сразу, как-то незаметно, потихоньку, и вдруг — не угодно ли? Как же так, думаю, ведь мне нужно выходить за него замуж по плану, а у меня все наоборот. Я убеждала себя, сопротивлялась, издевалась сама над собой. Сижу перед зеркалом, показываю себе язык и шепчу: «Дура, дура! Идиотка!» Не помогает. Влюблена!

А м а н г о з е л ь. Колдовство!

К л а р а. И все-таки я выхожу за него замуж. Не по плану. А теперь, если он обеднеет, потеряет свой пост и эту квартиру, мне все равно. Я с ним не расстанусь. А если он сам бросит меня, я умру.

А м а н г о з е л ь. Уму непостижимо! А родители твои знают о твоем браке?

К л а р а. Понятия не имеют. Они воображают, что я до сих пор торчу в этом дурацком техникуме. (Играет несколько тактов бравурного марша.) Потом когда-нибудь и как-нибудь объясню.

А м а н г о з е л ь. Ты смелая! Ты сильная! Ты не ошиблась, Клара-джан, все Солтановы чудесные люди.

К л а р а. И Акгюль?

А м а н г о з е л ь. Младшенькая? Сказочка! Газель…

К л а р а. У этой газели в языке больше яду, чем у скорпиона. Она одна превращает в пытку мою жизнь в этом доме.

А м а н г о з е л ь. Как же это так?

К л а р а. Она на каждом шагу, при каждом случае старается подчеркнуть наш неравный брак. Меня в чем-то подозревает, над отцом насмехается. Глаза сузит, губы подожмет: «Мамочка! Мамуля!» Язва… Если бы могла, она бы меня отравила. О, сколько в ней злости! И как могла у Еламана родиться такая дочь?!

А м а н г о з е л ь. Так ведь она… Если бы ты знала одну вещь, ты бы… (Вдруг замолкает.)

К л а р а. Ну? Какую вещь?

А м а н г о з е л ь. Нет, это я просто так… нечаянно. Лучше я уйду…

К л а р а. Постой. Ведь я тебе все свои секреты рассказала, а ты…

А м а н г о з е л ь. Нет, не проси. Я дала слово…

К л а р а. Тогда прощай. Ты меня не знаешь, и я тебя не знаю. А тайну эту Еламан мне сам расскажет.

А м а н г о з е л ь. Только ничего у него не спрашивай! Умоляю.

К л а р а. Теперь уже спрошу обязательно. (Идет к лестнице.) Неужели ты думаешь, что я тебя выдам? Какие только тайны не доверяют мне мои подруги! Волосы могут встать дыбом. Однако я молчу. Мой рот крепче сейфа. Ступай, Амангозель. Прощай. А то твой муж может подумать, что ты убежала на свидание. (Начинает подниматься.)

А м а н г о з е л ь (мечется по комнате). Что делать? Ну, что мне делать? Стой! (Оглядываясь.) Никого нет?

К л а р а. Все уехали в аэропорт. Ну?! (Опять спускается.)

А м а н г о з е л ь (почти шепотом). Ведь Акгюль сирота.

К л а р а. Ну да. У нее нет матери.

А м а н г о з е л ь. И отца нет.

К л а р а. А Еламан?

А м а н г о з е л ь. Он ей не отец.

К л а р а. А кто?

А м а н г о з е л ь. Теперь уж все скажу до конца. (Помолчав немного и собравшись с духом.) Солтановы раньше жили в Ашхабаде, и в сорок восьмом году во время землетрясения погибла жена Еламана-ага.

К л а р а. Мать Акгюль?

А м а н г о з е л ь. Да нет. Не перебивай меня, а то не успею. Рядом с ними во дворе в маленьком домике жила одна женщина. Служила она в каком-то учреждении не то курьером, не то уборщицей — уж не знаю. У нее был ребенок, девочка всего пяти-шести месяцев от роду. Мать погибла в ту ночь, а малютка как-то уцелела. Судьба!

К л а р а. А муж?

А м а н г о з е л ь. Что муж?

К л а р а. Муж этой уборщицы?

А м а н г о з е л ь. Он так с фронта и не вернулся. Пропал без вести. А кто отец Акгюль, никто точно не знал и не знает. Может, и сама уборщица тоже.

К л а р а. Понятно…

А м а н г о з е л ь. Ну, вот Еламан-ага и принес сиротку к себе в дом, и росла она у них, как родная дочь. А чтоб никто не проговорился Акгюль, откуда она и как, Солтановы переехали сюда всей семьей, в этот город. Вот как они ее оберегали. Еламан после смерти своей жены особенно к ней привязался. И никогда, никогда он не обижает Акгюль, ни в чем ей не отказывает, все прощает. И ты не должна злиться на милую девочку. Она ведь добрая, ласковая, только с норовом немножко, самостоятельная чересчур. Но теперь, в наше время, сама знаешь…

К л а р а (рассеянно). Да, да, знаю…

А м а н г о з е л ь. А ты разве не заметила, что Акгюль ни на кого из Солтановых не похожа?

К л а р а. Заметила…

Гудок машины.

А м а н г о з е л ь. Едут! Я побегу. Только не забудь (показывая на рот). Сейф! (Быстро уходит.)

К л а р а. Лучше, если и я сейчас исчезну. (Быстро поднимается по лестнице и уходит к себе.)

Входят с веранды  Б и б и, Б а з а р, А й п е р и, Е л а м а н, А к г ю л ь  и  Н а з а р.

А к г ю л ь. И ты видела своими глазами мертвого тигра?

Б и б и. Разумеется. Этот чабан и в прошлом году убил одного тигра. Шкуру его он преподнес мне. Сейчас покажу. (Открывает чемодан, вынимает тигровую шкуру и бросает ее на Акгюль.)

Акгюль взвизгивает. Все смеются, рассматривают трофей.

А к г ю л ь. Красота! С ума сойти. Жаль, что его нет в живых, поговорить нельзя. (В пасть тигру.) А зачем кушаешь барашков? Зачем? У, лакомка! Обжора! Мы его сюда постелем. Нет, лучше повесим над тахтой. Пусть всех пугает. Приблизительно вот так. (Рычит, подражая тигру.)

Б и б и (устраивается поглубже в кресле, подбирая ноги). Устала чуть-чуть. (Вздыхает.) Вы знаете, дорогие, я как будто только сегодня почувствовала себя настоящим врачом. Опоздай я на полчаса, не застала бы чабана в живых, а когда прыгала в люк, ни одна жилка во мне не дрогнула.

А к г ю л ь. Ой, хвастаешь!

Б и б и. Нет, Акгюль, честное слово. На учебных прыжках я каждый раз орала, как сумасшедшая. Для бодрости, наверно. (Глубокий вздох.) Ну, а теперь все прошло бесшумно.

А й п е р и. Ты, доктор, чай будешь пить или покушать хочешь?

Б и б и. Ничего не хочу. Только спать.

А к г ю л ь. У нас в это время никто не ест. Лишь папина жена любит перед сном плотно закусить.

Е л а м а н. За что ты так невзлюбила Клару? Что она тебе сделала? Ревность? Конкуренция? Боишься потерять в семье привилегированное положение? А у тебя самой нет недостатков?

А к г ю л ь. Миллион. Во-первых, я безумно сентиментальна. Во-вторых, я ужасно доверчива…

Б а з а р. В-третьих, ты лучшая девушка в республике.

А к г ю л ь. Не преувеличивай, дед. Не лучшая, а лишь одна из лучших.

Е л а м а н. Без фокусов! Отвечай на вопрос.

А к г ю л ь. По поводу Клары?.. Не знаю… Не знаю… (После паузы.) Понимаешь, папочка, как-то она уж очень умеет ничего не делать. Ну, ровным счетом ничего. Даже бабушке не поможет посуду вымыть. И я тоже глаза подкрашиваю и губы мажу, в зеркало смотрюсь чаще, чем требуется, но я все-таки…

Н а з а р. Сдаю экзамены с грехом пополам…

А к г ю л ь. Хотя бы. И вот сегодня, например. Мы все собрались вместе, у нас такое чепе, а она валяется в своей шелковой пижаме, жрет, наверно, шоколад и в ус себе не дует.

Б а з а р. Осторожней, курица, об усах. Не твоя это компетенция.

Б и б и. А мне кажется, Акгюль, ты чуточку преувеличиваешь. Я к ней присматриваюсь, и мне удалось с ней побеседовать несколько раз, так между прочим, о разных мелочах. По-моему, она неплохой человек. Она душевна, привязчива и, представь себе, даже самокритична.

А к г ю л ь. Задавака!

Б и б и. Ее только нужно снять с пьедестала. Пусть ходит вместе с нами по нашей грешной земле и поймет, что отдохнуть приятно только после работы, а не вообще… Уверяю тебя, Акгюль, ты ее еще поймешь, привыкнешь к ней, а может быть, даже и полюбишь…

А к г ю л ь. У меня нет матери, но я никогда не изменю ее памяти.

Е л а м а н. Довольно! Надоело! Безответственная болтовня. Спать! Иди, Биби, тебе надо хорошенько отдохнуть. Иди, моя умная, моя нежная героиня… (Целует ее.)

А й п е р и. А ты куда?

Е л а м а н. Мне надо еще на завод заглянуть. Я ведь сорвался с места и кое-чего не доделал…

Б и б и. А что сказать Кларе?

Е л а м а н. Не будите ее. (Уходит.)

А й п е р и. Ой, ноги не держат! Расходитесь, полуночники. (Уходит.)

Б а з а р (проходя мимо, ласково треплет волосы Биби и дает легкий подзатыльник Акгюль). Прима-балерина! Пороть тебя надо. (Уходит.)

А к г ю л ь. Ложись на мою кровать, Биби-джан, а я буду смотреть на тебя и готовиться к экзамену. Это меня вдохновит.

Н а з а р. Второй час ночи, какой там к черту экзамен!

А к г ю л ь. А я частенько и до утра сижу. Ты думаешь, товарищ следователь, отметки с грехом пополам в магазине продаются? (Подмигнув Биби, уходит к себе наверх.)

Н а з а р (останавливая Биби, которая хочет встать с кресла). Минуточку. Сестра, ты можешь быть со мной вполне откровенна?

Б и б и. Допрос? Нельзя ли отложить до завтра?..

Н а з а р. Нет, кроме шуток. Ты расходишься с Белли только из-за его распутного образа жизни?

Б и б и (задумалась и после небольшой паузы). Для женщины это тоже не легкая штука… Но дело не только в этом…

Н а з а р. А в чем?

Б и б и. Мы с ним совсем, совсем разные люди. Он живет и работает только для себя, и даже не для своего удовольствия, а для выгоды, из каких-то расчетов, выкладок, комбинаций. Уважать, симпатизировать или быть просто внимательным к другим он не умеет. Одних он боится, других третирует. Людей, которые живут не по его канонам, он считает простофилями, дураками. Стал он таким или был таким всегда, мне теперь трудно сказать.

Н а з а р. Но ты была в него влюблена?

Б и б и. Была. Ну и ругай меня! Стыди! Чем-то он меня, значит, пленил. Ведь он не лишен находчивости, галантности, мужского обаяния. Он умеет быть предупредительным. Разве не так?

Н а з а р (сквозь зубы). Н-д-да!

Б и б и. А мы, женщины, частенько бываем дуры.

Н а з а р. И все же многое тебе о нем не известно.

Б и б и. Достаточно и этого, дружок! Хотя…

Н а з а р. Что — хотя? Ну, говори, говори!

Б и б и. Только это между нами. Слышишь? Я обнаружила у него совершенно случайно две сберегательные книжки. Довольно крупные суммы. Откуда они? Только, Назар…

Н а з а р. Дальше. Дальше. Я же не веду протокола. Чего ты боишься?

Б и б и. Сбережений у нас нет. Мы расходуем всю нашу зарплату, если не больше…

Н а з а р. Ты ему сказала об этом?

Б и б и. Конечно. А он: «Не суй свой бабий нос в мои мужские дела. Трать сколько влезет, ни в чем себе не отказывай, но и меня, будь добра, не контролируй».

Н а з а р. Ну, а ты?

Б и б и. Я думала, думала… Долго думала. Потом решилась и… ушла.

Н а з а р. Освободила поле боя?

Б и б и. О! О! Хоть ты не упрекай меня. Борись, выслеживай, лови преступников, обличай, перевоспитывай, карай. Это твое дело. А у меня сотни больных лежат вот здесь (показывает на сердце), не на койках, а здесь. Для этого надо иметь лошадиное сердце, и для Белли, если он даже болен, меня не хватает. Ну, что ты смотришь на меня так, мальчик мой? Будто хочешь сказать — соглашательница, капитулянтка. Да? Какой ты еще в самом деле мальчик!.. (Протягивает ему руку, которую Назар целует.) Иди поспи немного. Тебе завтра уже с утра надо сражаться с людскими пороками. Спокойной ночи, рыцарь мой без страха и упрека! (Медленно, устало поднимается по лестнице и исчезает на верхней площадке.)

Назар сидит, задумавшись, у стола.

Телефонный звонок.

Н а з а р (в трубку). Да? Ты! Солнце мое! Я хотел тебя проводить после занятий, но, понимаешь, задержался. Что? Да, Биби… Все расскажу. Выйди на минутку на улицу. Да не поздно! Двух еще нет. Гюльнара, ну выйди… Мы пройдемся до угла, потом обратно, потом еще раз до угла и опять обратно… Ты смеешься? Значит, лечу! (Запутался в телефонном шнуре, трубка задевает стул, который падает.)

А й п е р и (в дверях). Что тут такое? Ты все еще не спишь?

А к г ю л ь (спускаясь с лестницы). Кто загремел?

Н а з а р. Мне звонили из милиции. Дружинники упустили крупного преступника. Я должен быть на месте. (Убегает.)

А й п е р и. Убьют когда-нибудь нашего мальчика.

А к г ю л ь (усмехаясь). Ну, сегодня, может быть, поцелуют…

А й п е р и. Идеальная любовь. Опять идеальная любовь? Безбожница. (Ловит ее и шлепает по мягкому месту.) Вот тебе, озорница!

Акгюль кричит преувеличенно громко. На площадке появляется  К л а р а  с подушкой и легким одеялом в руках.

К л а р а. Дадут когда-нибудь в этом доме уснуть или нет? Пойду хоть в саду высплюсь, в беседке…

В это время Акгюль успела накинуть на себя тигровую шкуру и на четвереньках медленно поднимается по лестнице навстречу Кларе. Увидев живого тигра, Клара дико вскрикивает и падает без чувств.

А й п е р и. Ой, внученька, что ты натворила!!

Б и б и (на площадке). Что с ней?

А к г ю л ь (склонившись над Кларой). Бабушка, дай нам водички. (К Биби.) Ничего, доктор. Легкий шок на зоологической почве.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

На внутреннем занавесе проецируются заводские корпуса, трубы, краны. На переднем плане часть кабинета Еламана. Массивный письменный стол, кресла, кожаный диван.

Входит  Е л а м а н, за ним  с е к р е т а р ш а  с одежной щеткой в руках.

Е л а м а н. Пригласи ко мне начальника отдела кадров. А ты почему ко мне с щеткой вползла?

С е к р е т а р ш а. Пиджак у вас очень грязный, товарищ директор. Пыль, пятна…

Е л а м а н. Знаю. Дай сюда.

Секретарша удивленно передает ему щетку и выходит. Еламан нажимает одну из кнопок аппарата. Гул цеха.

Е л а м а н (в аппарат). Если кто увидит инженера Кемала, пришлите срочно ко мне.

Голос: «Есть, товарищ директор!»

Входит  С а р ы е в.

Е л а м а н (передавая ему одну из бумаг со стола). Твое мнение?

С а р ы е в (взглянув на бумагу). Знаю. И не одобряю. Министерство отбирает у нас лучших работников. Что у них, своих инженеров не хватает? Это и политически неверно.

Е л а м а н. Я сейчас закажу разговор, и ты все это сам скажешь министру.

С а р ы е в. Что вы! Он тут же на меня накинется и начнет чесать. Ты что, против выдвижения кадров? И т. д. и т. п. Где я найду сейчас главного инженера? А ведь мы без него и пяти минут оставаться не можем.

Е л а м а н. Еще хуже, что они и тебя хотят забрать в Ашхабад.

С а р ы е в. Шутите?!

Е л а м а н. Вчера мне звонили. Такие работники, говорят, как Сарыев, нужны, говорят, центру. Но ты, конечно, против?

С а р ы е в (после некоторой паузы). Гм… То есть по сути дела… Все мы должны расти в известном смысле… И это будет…

Е л а м а н. Политически верно? А? (Смеется.)

С а р ы е в. Опять шутите?

Входит  К е м а л.

К е м а л. Немного запоздал. Давно ждете?

Е л а м а н. Не я тебя жду, а вот эта штуковина. (Передает ему щетку.) Будь добр, почисти мой пиджак.

К е м а л. Я? Здесь?!

Е л а м а н. На улицу нам некогда выходить.

Кемал в полном недоумении начинает чистить, не очень решительно и не очень умело.

С а р ы е в (смеясь). С тех пор как вы женились, товарищ директор, вы еще больше шутить стали.

Е л а м а н. Я просто берегу нервы. Это и с политической точки зрения тоже верно…

Входит  с е к р е т а р ш а.

С е к р е т а р ш а. Пришел ваш зять, Белли Шамурадов. Говорит — очень важное, неотложное дело.

Е л а м а н. Подождет. И мы здесь не в пинг-понг играем.

Секретарша выходит, с усмешкой взглянув на работу Кемала.

К е м а л (отбросив щетку). Для этого вы меня и вызывали?

Е л а м а н. И каждый раз буду вызывать, как только вымажусь в цехах, товарищ инженер по техбезопасности.

К е м а л. Тогда позвольте и мне сказать. Мы каждый год выполняем и перевыполняем план. И хлопок наш шагнул уже за рубеж.

С а р ы е в. Открыл Америку!

Е л а м а н. Спокойно, кадры.

К е м а л. Но мы до сих пор не можем создать все необходимые условия для рабочих. Прежде всего надо целиком реконструировать вентиляционную систему, автоматизировать весь грузоподъемный транспорт, а также построить три новых душевых павильона. (Вынимает бумагу из портфеля.) Вот копия докладной. Прошу. (Передает Еламану.)

Е л а м а н. А раньше не успел?

К е м а л. Хотелось не через секретаря, а лично. А вас последнее время трудно поймать, товарищ директор. Днем вы загружены сверх всяко и меры, а по ночам вы стали редко бывать на заводе.

С а р ы е в. Осторожней на поворотах, молодой человек!

Е л а м а н. Сходил бы ты к невропатологу, Сарыев… (Нажимает кнопку аппарата.) Сеидова, вы?

Женский голос: «Я, товарищ директор».

Е л а м а н. Завтра в пятнадцать тридцать соберите технический совет.

Женский голос: «Есть, товарищ директор, пятнадцать тридцать техсовет».

Е л а м а н (Кемалу). Подготовься. Дашь подробную информацию. И не только о павильонах. Можешь идти.

К е м а л (обернувшись в дверях). Еще одну минутку. Мне бы хотелось воспользоваться присутствием начальника жилуправления Шамурадова и обратиться к вам с одной просьбой.

Е л а м а н. Воспользоваться им, а обратиться ко мне? Ну, валяй.

К е м а л. Дело в том, что у двух рабочих валичного цеха, мужа и жены, очень плохо с квартирой.

Е л а м а н. Мне недавно докладывали, что все наши рабочие обеспечены жилплощадью.

К е м а л. Помещение у них есть, но в очень старом доме. Я был у них. Развалюха. Дом требует капитального ремонта, а лучше бы его совсем снести и построить новый.

Е л а м а н. А Шамурадов что?

К е м а л. Он даже не принял заявления. «Чего вы рыпаетесь? — сказал он им. — Этот дом — старый богатырь. Всех вас переживет».

Е л а м а н. Надо было подать жалобу в исполком.

К е м а л. Они жаловаться не хотят. Из уважения к вам. Он ваш зять…

Е л а м а н. Дурацкая мотивировка. На одном уважении дом не продержится. Кто они?

К е м а л. Ашировы. У них трое ребят и мать старушка.

Е л а м а н (записывает). Ладно. Ты свободен.

Кемал уходит.

С а р ы е в. Каков? И вас кольнул, а заодно и вашего зятя. Не могу я понять современной молодежи.

Е л а м а н. Пора бы научиться.

С а р ы е в. Конечно, с политической точки зрения…

Е л а м а н. А как ты думаешь с политической точки зрения, что нам с ним делать?

С а р ы е в. Работник он в общем неплохой.

Е л а м а н. В общем?

С а р ы е в. В общем.

Е л а м а н. Вот я и полагаю, что его надо в общем освободить от занимаемой должности…

С а р ы е в. Как же это? Так, сразу?..

Е л а м а н. А чего тянуть?

С а р ы е в. Но ведь надо иметь основания. У него солидные знания. Большой опыт.

Е л а м а н. Вот тебе и основания, чтобы выдвинуть его на пост главного инженера.

С а р ы е в (привстает, выпучив глаза). Опять шутите?

Е л а м а н. Я давно за ним наблюдаю, за этим Кемалом. Кто умеет заботиться о людях, активно, оперативно — понимаешь? — тот и работу сумеет поднять на новую высоту. Он из таких.

С а р ы е в (опять садится). Даже ноги подкосились. (После паузы.) А как вы думаете, мы с ним сработаемся?

Е л а м а н. Хочу так думать. Очень хочу. Посоветуемся сначала с парткомом, а потом ты с ним отдельно побеседуешь. По душам. Если будет робеть и начнет отбрыкиваться, постарайся его убедить. Докажи ему, как это важно с политической точки зрения.

С а р ы е в. Я…

Е л а м а н. Да. Ты. Ну, иди зови нашего уважаемого зятя.

Сарыев уходит почти вприпрыжку. В кабинет врывается  Б е л л и.

Б е л л и. Когда человеку не везет, его даже на верблюде укусит собака.

Е л а м а н. Ты опять о Биби? Разбирайтесь сами. Не младенцы.

Б е л л и. Биби — это ерунда, мелочь. Народный контроль нагрянул на мою голову. Ты можешь себе представить?

Е л а м а н. Вполне. Народный контроль все проверяет. Недавно и у меня был.

Б е л л и (задыхаясь). Но внезапно! Экстренно! Вне плана! А я не подготовлен.

Е л а м а н. Я тебя готовить не могу.

Б е л л и. Можешь! И очень можешь! Аннабаев твой хороший знакомый, почти друг. Нет! Не перебивай меня! Важно только узнать, с каких позиций он будет контролировать. И сделать это нужно не официально, а в теплой, товарищеской беседе, лучше всего за столом. Вот пригласи его в это воскресенье на день рождения Акгюль.

Е л а м а н. Не путай свои делишки с днем рождения нашей девочки, милый зять.

Б е л л и. Тогда на субботу. Какая разница? На субботу. Надо толькопредупредить Биби, чтоб она обязательно присутствовала, но ни о чем не болтала. Все остальное я беру на себя — рис, лучшие вина, ереванский коньяк… Ну, барашек, зелень, фрукты и все прочее.

Е л а м а н. И все для того, чтобы узнать, с какой позиции?..

Б е л л и. Только и всего.

Е л а м а н. Ас какой позиции ты отказал рабочим с нашего завода Ашировым, мужу и жене? Ты их помнишь?

Б е л л и. Никаких Ашировых-Машировых я не помню.

Е л а м а н (нажимает кнопку аппарата. Гул цеха). Валичный? Аширова мне.

Б е л л и. Ну, какое это имеет отношение?

Е л а м а н. Прямое.

Мужской голос: «Аширов здесь, товарищ директор».

Е л а м а н. Как жив-здоров?

Мужской голос: «Помаленьку. Спасибо, товарищ директор».

Е л а м а н. А жилье?

Мужской голос: «А?..»

Е л а м а н. С квартирой как? К Шамурадову ходили?

Мужской голос: «Ходили, товарищ директор».

Е л а м а н. Помочь обещал?

Мужской голос: «Куда там. Заявление даже не принял. И комиссию не пожелал прислать. Живите, говорит, где живете. Какого вам, говорит, еще такого комфорта захотелось?»

Е л а м а н. Сегодня же напишите жалобу.

Мужской голос: «В исполком?»

Е л а м а н. В народный контроль.

Б е л л и (шепотом). Погубить хочешь? Завтра же пошлю комиссию к этому склочнику. Все сделаю, честное слово.

Е л а м а н. Аширов! Воздержись пока. Шамурадов обещает завтра направить комиссию. А если нет, немедленно в контроль. Его как раз сейчас проверяют.

Б е л л и. Ему-то, ему-то зачем об этом?! О! Не миновать инфаркта!..

Мужской голос: «Спасибо, товарищ директор. И жена вас очень благодарит».

Е л а м а н. И ты еще удивляешься, что у тебя много врагов! Знаешь, зять, никакого Аннабаева я приглашать не буду.

Б е л л и. Ты меня без ножа зарезать решил? Человек один раз живет и умирает всего один раз в жизни. Если Биби расфыркалась и ушла от меня, так это временно. Бабьи фокусы. Ой, тесть! Ой, тесть!! Ведь ты же добрый человек, отзывчивый, чуткий. Вот как ты говорил с этим Ашировым-Машировым. Я слушал, и меня чуть слеза не прошибла. А я? Я кто? Чужой? Ой, тесть! Я же муж твоей старшей дочери. И я исправлюсь. Я изменю свою тактику. Я стану другим человеком. Ты открыл мне глаза. Ой, тесть! Пригласи Аннабаева.

Е л а м а н (просматривая бумаги, делая пометки). Отстань!

Б е л л и. Пригласишь?

Е л а м а н. Ладно. А теперь уходи. Я очень занят.

Б е л л и. Спасибо! Спасибо. Век не забуду. (Трясет ему руку.) Ты еще увидишь, чем это обернется для тебя и твоей прелестной молодой супруги, увидишь!

Гаснет свет. И вновь внутренний занавес, поднимаясь, открывает дом Солтановых. Стол накрыт для приема гостей. А й п е р и  перетирает рюмки и фужеры.

Голос Клары сверху: «Айпери-эдже, мне нужен кусочек бархата туфли обтереть. Поищи, пожалуйста».

А й п е р и (тихо). Бархата? Где я найду бархат? (Громко.) Сейчас, деточка. (Достает какую-то материю, отрывает кусок и уносит наверх.)

Голос Базара: «Старушка, как бы твой плов не перестоялся. Уже пора сбросить рис».

А й п е р и (спускаясь). Иду, иду, отец. Только ты сам ничего не трогай. (Уходит.)

Сверху спускается  К л а р а. Она одета очень нарядно и модно. Вертится перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон.

К л а р а. Важные гости всегда заставляют себя ждать. А с другой стороны, кажется, говорят, что точность — вежливость королей. В общем, чушь! (Подходит к столу.) А не хлопнуть ли для храбрости рюмочку кагора?.. (Наливает и пьет.) Вкусно… (Причмокивает.) Еще одну малюсенькую. (Закусывает конфеткой.) Дойдет ли? (Стоит, закрыв глаза.) Идет, идет… Дошло! (Смеется и тут же закрывает себе рукой рот.) Тихо. Никто не должен заметить. (Садится к пианино и, аккомпанируя себе, поет лирическую песню.)

Во время ее пения на верхней площадке несколько раз появляется  А к г ю л ь, смотрит с досадой на Клару и вновь уходит. Это замечает Айпери, которая вносит блюдо и ставит его на стол.

А й п е р и. Ты, доченька, поешь очень красиво, только нельзя ли чуть потише. Акгюль готовит экзамун.

К л а р а. Во-первых, не экзамун, а экзамен, а во-вторых, учебе песня не помеха. И почему вообще здесь все только для нее и ради нее. Меня же вы хотите лишить всего, даже музыки. И заступиться за меня некому. Муж и днем и ночью пропадает на заводе. Он забывает, что я не кирпич и не деревяшка. Мне скучно, понимаете, скучно! (В голосе слезы.)

Б а з а р (входя). А если тебе скучно, займись чем-нибудь. По хозяйству работы всем хватит.

К л а р а (берет сильные аккорды).

Айпери вздрагивает и роняет ножи и вилки.

Я домработницей к вам не нанималась. Я законная жена хозяина этого дома. И я сама хозяйка! Я не позволю, чтоб меня унижали. (Аккорды.)

А й п е р и. Ой, беда! Слова нельзя сказать…

К л а р а. А вот почему сегодня и пол в нашей комнате не мыт, хотела бы я знать?..

А й п е р и. Сейчас, сейчас, дочка. Не кричи только. Не раздражайся. Отец, принеси ведро воды поскорей.

Базар, многозначительно посмотрев на Клару, уходит через веранду в сад.

Из-за гостя этого я со всеми делами управиться не успела. (Поднимается наверх.)

Б а з а р  приносит ведро и тоже хочет подняться вслед за ней.

К л а р а. Разумеется, если каждый прямо с улицы будет топать по лестнице, а потом по нашей комнате, то какая тут может быть чистота?!

Б а з а р. Виноват, мадам. Не рассчитал. Никогда больше мои грязные ноги не переступят порог вашего сераля. (Кричит.) Айпери! Спускайся вниз.

А й п е р и (с площадки). А пол?

Б а з а р. Быстро, быстро. С облаков на землю. И чтоб впредь твоего духа там не было! За мной! В галоп!

Базар ставит ведро внизу у лестницы и уходит. За ним растерянно спешит и Айпери, на верхней площадке появляется  А к г ю л ь.

К л а р а. Обиделись!.. Боже, какая дикость! Какая отсталость! (Пробегая пальцами по клавиатуре.) И все равно вы не дождетесь, чтобы я мыла вам полы.

А к г ю л ь. Не нам, а себе.

К л а р а. А ты все меня учишь? Иди, учись сама. Готовь свой экзамун.

А к г ю л ь (медленно спускаясь, говорит тихо, но раздельно и внятно, видимо сдерживая ярость). Не смей издеваться над моей бабушкой. Слышишь?

К л а р а. А разве я издеваюсь?..

А к г ю л ь. И отец тебе не позволит передразнивать его мать.

К л а р а. Чей отец?

А к г ю л ь. Мой!!

К л а р а. Ее отец! Ха-ха-ха! (Смеется нарочито и вызывающе.)

А к г ю л ь. Над чем ты смеешься, бездушная кукла?!

К л а р а. А ты найденыш несчастный. (Берет ведро, чтобы подняться с ним наверх.) Посторонись.

А к г ю л ь (подходит вплотную). Повтори.

К л а р а. Да, да! Найденыш. В мусоре нашли. Под обломками. Еламан сжалился над тобой. Принес замарашку в дом, и теперь ты стала здесь полновластной шахиней. Сверкай, сверкай глазами! Не испугаешь. Мать — уборщица, погибла бедная, а отца никто не знал и никогда не узнает. Случайный гость. Проходимец какой-нибудь, бродяга… (Задыхается, голос у нее прерывается, но она уже не может сдержать себя. Потом вдруг срывается и замолкает.)

Длительная пауза. Акгюль стоит неподвижно, как каменная, и близко в упор смотрит на Клару.

А к г ю л ь (тихо, почти одними губами). Повтори. Повтори еще раз все с самого начала.

К л а р а (очень быстро, почти шепотом). Нет, Акгюль, нет. Я пошутила, то есть я со злости… Нет, сдуру, сдуру! Не верь. Акгюль, девочка, не верь мне. Я зря. И зачем это я — сама не знаю. Я тут выпила немножко вина. Честное слово. Знаешь, кагору? И голова закружилась как будто, и вообще все как-то странно. Акгюль, Акгюль, не смотри на меня так. Прости. Не верь мне! Я нарочно… То есть нечаянно. Акгюль, скажи хоть одно словечко. (Поставив ведро, нагибается и хочет обнять колени Акгюль, но та с силой ее отталкивает. Клара падает и опрокидывает ведро.) О! О! Туфли мои! Платье! Любимое мое платье! (Садится на ступеньку и плачет.)

Входят  Б а з а р  и  А й п е р и.

Б а з а р. Землетрясение? Сколько баллов?

А й п е р и (подходит к Кларе). Доченька, ты что? Ушиблась?

К л а р а. Нет. Нет. Ничего… Вот только платье… (Судорожно всхлипывает.) Я сама, сама! Клянусь вам, я сама! Понимаете, как-то вдруг споткнулась… Смешно ужасно… (Рыдая, убегает наверх.)

Б а з а р (к Акгюль). Кто кого обидел? Признавайся, преступница!

А к г ю л ь. Дедушка! И ты, бабушка! Обещайте мне, что вы скажете мне всю правду.

А й п е р и. Какую правду-то? О чем?

Входит  Б и б и.

Б и б и. Опять, бабушка, я опоздала. Не успела тебе помочь. (Целует ее.)

А к г ю л ь. Лучше после. А пока никому ни слова. (Убегает наверх.)

Б и б и. Что это с ней? Может, больна? Надо взглянуть.

Б а з а р. Не ходи пока. Пусть успокоится. Ну поплачет, если нужно… А уж потом ставь свой диагноз и лечи, как умеешь.

А й п е р и. Ты сперва с той поговори, с другой, с новенькой. Не ладят они, ой не ладят… (Уходит.)

Б а з а р (берет ведро и заглядывает в него). Ничего особенного. Всего каких-нибудь четыре балла. (Уходит.)

Биби поправляет перед зеркалом прическу и садится в кресло.

Б и б и (кричит). Кларочка! Клара!

К л а р а  робко выходит на верхнюю площадку, но, увидев Биби, стремительно сбегает вниз и, упав возле нее на колени, прижимается к ней, вся в слезах.

К л а р а. Я не хотела этого, клянусь тебе, не хотела!

Б и б и (гладит ей волосы). Тихо, тихо — ну, поссорились, поругались… Подумаешь! Не в первый раз. Я вас помирю.

К л а р а. Поругались — не то слово. Хуже, гораздо хуже!

Б и б и. Не преувеличивай. И успокойся. И Акгюль успокоится. Я сейчас ее позову…

К л а р а. Нет. Сюда не надо. И она не успокоится. Теперь я ее узнала. Я видела ее глаза. И не жить мне в этом доме. Не жить!

Б и б и. Глупости! Ведь отец так любит тебя.

К л а р а (по-детски всхлипывая). Оказывается, этого еще мало. Слишком мало.

Б и б и. Вот как? Ты как будто что-то поняла?

К л а р а. Теперь и он возненавидит меня. Это для меня страшнее всего. Я умру.

Б и б и. Все мы умрем, девочка, но не в одно время. Ты попробуй в себя заглянуть поглубже, построже. Есть у тебя внутри там какая-нибудь зацепка? Или пусто все. И тут (кладет руку на сердце) и тут (целует ее в лоб). Ну, ты любишь — хорошо. Ты любима — еще лучше. Ты молода, очаровательна и даже, пожалуй, не глупа. Ну, а что дальше? После нас хоть потоп, как говорили в старину веселые короли? Пианисткой ты пока не стала. Неудача. И виновата ты сама. Не хватило терпения, воли. А ведь ты способная, Клара, верь мне. Я тебе льстить не стану.

К л а р а. Поздно… Поздно…

Б и б и. Не хитри. Не увиливай. Почему бы тебе, например, не давать уроки музыки? Ты достаточно подготовлена. Почем знать, как это еще может обернуться. (Заглядывает ей в заплаканные глаза.)

К л а р а (шепчет). Поздно. Все позади… Я ни на что не гожусь…

Б и б и. Стыдись. Мне противно тебя слушать. (Слегка отодвигается от нее.)

К л а р а. О, не уходи. Не оставляй меня. Я не могу одна!

Б и б и. Скажи мне толком, что у вас произошло с Акгюль.

К л а р а (прячет лицо в коленях Биби). Виновата я. Только я! У меня сорвалось, и понесло, понесло… Я не могла остановиться. Тут эта соседка…

Б и б и. Какая еще соседка?

К л а р а. Хочет быть моей подругой. Дура!

Б и б и. Ничего не понимаю.

К л а р а. И я тоже дура. Подлая, злая дура! Биби, умоляю! Поднимись наверх. Мы поговорим втроем. Если только… если только… Акгюль согласится.

В это время с веранды быстро входит  Б е л л и  с двумя бутылками коньяка в руках. Клара вскакивает и убегает наверх, пряча лицо. Биби встает и не спеша начинает подниматься вслед за ней.

Б е л л и. Никого еще нет? Прием не отменяется?

Б и б и (поднимаясь). Очевидно, нет. Как видишь, все готово.

Б е л л и. А ты?

Б и б и. Что я?

Б е л л и. Ты уходишь? Я же просил, чтобы ты обязательно присутствовала. Остановись хоть на секунду.

Биби останавливается, но не оборачивается.

Если бы ты знала, что творится у меня на душе!!

Б и б и. Ты трусишь перед ревизией. Только и всего.

Б е л л и. Только и всего! Только и всего! А если меня спихнут и я полечу вниз?

Б и б и. Внизу легче разглядеть жизнь и людей. (Продолжает подниматься.)

Б е л л и. И ты ничем не хочешь мне помочь?

Б и б и. Хотела, да не сумела. А теперь уж и сроки все прошли. (Уходит.)

Б е л л и. Чудовище! И как это господу богу удалось так схитрить и дать ей такую наружность?!

Входят  А й п е р и  и  Б а з а р.

Вот, возьмите. (Передает им бутылки и оглядывает стол.) Ну, все как полагается. Так можно принять министров, а не только народный контроль. А? Как вы думаете?

Базар пожимает плечами, садится на тахту и закрывает глаза.

А й п е р и. А мы с министрами не знакомы. И самого главного гостя в глаза не видали. Кто он такой?

Б е л л и. Очень нужный человек. Влиятельный, на виду. Он еще далеко пойдет.

А й п е р и. Куда? Впрочем, веселой ему дорожки.

Б е л л и. И сын ваш, мой драгоценный тесть, — душа-человек. Бесстрашен и добр, как никто. И тебе спасибо, Базар-ага. И тебе, Айпери-эдже. Вы тоже постарались для меня. Ради вас я готов жертвовать всем своим имуществом, не только жизнью. Мне бы лишь освободиться от этой беды, а уж потом я знаю, что делать. Сама Биби захочет ко мне вернуться, но я еще не знаю, захочу ли я. У меня тоже и гордость есть, и чувство собственного достоинства. Как вы думаете? А?

Раздается храп. Это Базар заснул на тахте. Входит  Е л а м а н  с большой коробкой в руках.

Е л а м а н. Мама, спрячь эту коробку до завтра. Это для Акгюль ко дню рождения. А как ковер?

А й п е р и. Ночью сниму со станка.

Е л а м а н. Однако я очень проголодался. За стол! За стол! (Кричит.) Биби, Клара, Акгюль, Назар!

Б е л л и. А где Аннабаев?

Е л а м а н. У него заседание. Начинайте, говорит, без меня. Я подойду.

Б е л л и. Да, но…

Сверху спускаются  Б и б и  и  А к г ю л ь, за ними  К л а р а  уже в другом платье.

А й п е р и (отводит в сторону Биби). Ну что? Поговорили?

Б и б и. Говорили больше они вдвоем. Я старалась не вмешиваться.

А й п е р и. И как?

Б и б и. Посмотрим. Будем надеяться.

А й п е р и. Дай бог! Дай бог!

Е л а м а н. Рассаживайтесь! Прошу!

Б и б и (к Айпери). Клара, по-моему, идет на безоговорочную капитуляцию.

А й п е р и. Куда это? Куда?!

Б и б и. После, бабушка. Я тебе объясню.

Е л а м а н. За стол! За стол! Веселей!

Белли хочет сесть рядом с Биби, но та сажает около себя Акгюль, с другой стороны Клару. Входит  Н а з а р.

Н а з а р. Прошу извинить. Пришлось доследовать одно каверзное дело. (Оглядывая стол.) Пышно, черт возьми! Но почему раньше срока? Ведь день рождения Акгюль, если не ошибаюсь, завтра?

Е л а м а н. Ты не ошибаешься. Но мы решили праздновать два дня. Под выходной и в выходной. Садись. Нет, не туда. Там будет сидеть Аннабаев Берды.

Н а з а р. Председатель народного контроля?

Е л а м а н. Он самый. Наш зять очень просил пригласить его к нам в гости.

Н а з а р. А разве Аннабаев друг нашего зятя?

Е л а м а н. Белли, вопрос обращен к тебе. Что скажешь?

Б е л л и (очень тихо, почти шепотом). Дорогой тесть, я тебя не понимаю…

Е л а м а н. А я тебя. Здесь нет посторонних. Здесь все Солтановы. Можешь говорить открыто и смело. (Пауза.) Молчишь? В таком случае, друзья мои, выпьем!

Б а з а р. Разумно. (Разливает коньяк, ему помогает Назар, Биби наливает себе, Акгюль и Кларе немного вина. Клара отрицательно машет головой.)

Б и б и. Ну, ну! Чуточку можно. Это даже полезно.

Е л а м а н. За Акгюль мы будем пить завтра, особо. А сегодня я предлагаю выпить сразу за всю женскую секцию нашего дома: Айпери-эдже, Биби, Клара, Акгюль! Ура!

Все, кроме Белли, встают, чокаются и пьют. Белли сидит согнувшись, не поднимая головы.

Н а з а р. Белли Шамурадов не ответил на вопрос. Тогда, отец, может быть, ты разъяснишь обстановку.

Б е л л и (тихо). Еламан-ага, опомнись! Я прошу…

Е л а м а н. И ты просишь? В таком случае в двух словах. В настоящее время народный контроль приступает к проверке жилищного управления…

Б е л л и (громче). Это, в конце концов, нечестно.

Е л а м а н. Что? Ты возражаешь или хочешь внести поправку?

Б а з а р (стучит вилкой по стакану). Тихо! Я выбираю себя председателем единогласно. Благодарю. Прошу не прерывать оратора. Продолжай, сынок.

Е л а м а н. Видимо, в делах вышеназванного управления наличествуют некоторые, выражаясь скромно, шероховатости, почему наш зять, он же начальник управления, просил пригласить председателя народного контроля к нам в гости. Так сказать, выпить и закусить. Надо думать, что это его метод обходить подводные рифы.

Пауза.

Н а з а р. Аннабаев не взяточник, а твоим поступком, отец, я очень удивлен. (Встает.) Извините, я не могу сидеть за таким столом. (Хочет уйти.)

Биби, Акгюль, а с ними и Клара тоже встают.

Б а з а р (стучит по стакану). Тишина! Призываю к порядку. Никто без моего разрешения не имеет права покинуть эту комнату. Сидеть на своих местах вплоть до особого разъяснения. Подумаешь, оппозиция! Вы кончили, Солтанов Еламан? В таком случае слово имеет Шамурадов Белли.

Б е л л и. Какое слово? При чем тут слово? Что за идиотская комедия? Если вы сговорились угробить меня…

Б а з а р. Никто ни о чем здесь не сговаривался. За это отвечаю я, старейший в семье и почетный председатель данного собрания. У нас у всех есть только одна маленькая особенность, привычка, что ли. Ну, скажем, симпатия. Мы все симпатизуем…

А к г ю л ь. Симпатизируем, дедушка.

Б а з а р. Пусть будет по-твоему — сим-па-ти-зи-руем… правде. Мы любим ее говорить, любим и слушать. Так вот, расскажи нам без утайки про все эти, как находчиво выразился предыдущий оратор, шероховатости, а также и про все прочие штучки-мучки.

Б е л л и. Какие могут быть штучки-мучки в советском учреждении? Все квартиры распределялись авторитетной комиссией. Составлялись подробные протоколы. На основании протоколов выдавались ордера. Но враги мои задумали очернить меня, оклеветать. Они состряпали донос и передали в народный контроль. О, если бы я знал хоть одного из этих мерзавцев.

Н а з а р. А я знаю одного гражданина, который на основании неопровержимых данных передал ваше дело в народный контроль и настаивал на проверке всей вашей деятельности.

Б е л л и. Кто?! Кто этот подлец?!..

Н а з а р. Я.

Пауза. Биби встает.

Б е л л и (тоже хочет встать, но, зашатавшись, падает обратно на стул). Т-т-т-ты?! А где доказательства? Где свидетели? Не забудь, что клевета — это тоже преступление, и ты ответишь за нее перед судом.

Б и б и. Не лги! Не лги, Шамурадов! Не изворачивайся. Неужели в тебе не осталось ни капли порядочности?!

Б е л л и. Кто разрешил этой женщине задавать мне такие вопросы?

Б а з а р. Я разрешаю. Как председатель.

Б и б и. Тогда позволь, дедушка, мне еще кое-что добавить.

Б а з а р. Дуй, то есть я хотел сказать, прошу вас, доктор Солтанова Биби.

Б и б и. Мы только что пили за нас, за женщин. И я глотнула немного вина, и с полным правом, потому что мне в жизни пришлось глотнуть и другое. И мне хочется крикнуть вам и всем женщинам, предостеречь их: не верьте ласкам. Смотрите в душу. К тебе, бабушка, родная моя, это уже больше не относится. (Целует Айпери.) Ты в молодые годы смотрела куда надо и, кажется, не ошиблась.

Б а з а р. Лишаю слова, а за подхалимаж налагаю штраф.

Все со смехом обступают Базара и Айпери, чокаются с ними и пьют, как будто даже и забыли про Белли.

Н а з а р. Знаешь, отец… Если кто-нибудь когда-нибудь будет писать о нас…

Е л а м а н. Вряд ли, сынок.

Н а з а р. Ну, если!.. То он напишет приблизительно так. Все Солтановы отличались честностью и правдолюбием, но обладали при этом крайним легкомыслием.

Б а з а р. В мой огород! На трибуне известный криминалист, специалист по хищениям и подлогам товарищ Солтанов Назар.

Н а з а р. Я хочу лишь вернуться к прерванной моей старшей сестрой теме и дать еще одну небольшую информацию. Работники народного контроля на второй же день проверки обнаружили, что в одну из новых квартир незаконно въехал директор какого-то ателье. Фамилию не помню.

Б е л л и (с сарказмом). Ах, не помнишь! Может быть, и нет никакой фамилии?!

Н а з а р. Этот директор будет выселен из занимаемой им квартиры и ответит по закону.

Б е л л и. А в свободную квартиру, конечно, въедешь ты со своей Гюльнарой! (Истерически хохочет.)

Н а з а р. Квартира будет предоставлена учителю Дурдыеву, кому она и предназначалась по первоначальному списку. Кроме того… кроме того… Впрочем, не стану утруждать вас лишним перечислением. Скоро вы все это сами услышите и узнаете.

Пауза.

Е л а м а н. Так вот. Подождем еще Аннабаева? У него, очевидно, надолго затянулось заседание. Что скажешь, зять?

Б е л л и. Что мне сказать всем вам, если вы решили собственными руками сбросить бомбу на мою судьбу. (Хватает со стола бутылку коньяка и пьет прямо из горлышка.) По закону! По закону! А где законы родства? Совесть где? Простая человечность?! Вы разрушили мой семейный очаг. Вы плюнули мне в самое сердце. Солтановы! Герои!! Ха-ха!! Предатели, доносчики, изверги! Чертово племя! (Зашатался. Биби хочет его поддержать, но он ее отталкивает.) Отойди! Я ненавижу тебя. (Бросает бутылку прямо на пол, отшвыривает в разные стороны стулья и уходит, распахнув дверь ударом ноги.)

Пауза. Все разбрелись по разным углам комнаты, кроме Базара, который остался сидеть во главе стола. Звонит телефон. Никто не снимает трубки. Еще несколько звонков.

Е л а м а н (усталым голосом). Подойдите же! Неужели все оглохли?

Н а з а р (в трубку). Да? Я слушаю. Кто говорит? Слушаю. Не дождались. (Кладет трубку.) Отец, а ты на самом деле пригласил к нам Аннабаева?

Е л а м а н (тихо). За кого ты меня принимаешь? Мне только казалось, что среди нас, в семейной обстановке вся эта история примет более открытый и ясный характер. Ведь Белли обещал мне, и я очень надеялся…

Б и б и. Он безнадежен, папа.

Н а з а р. Случилось то, что должно было случиться. И воздух стал чище.

Е л а м а н. Прости, дочка, что я заставил и тебя присутствовать на этом обеде. Тебе было трудно, я знаю…

Б и б и. Спасать чабана, пожалуй, было труднее.

Е л а м а н (оживившись). Да. Итак, наш праздник продолжается. Мы должны еще обмыть шкуру этого тигра, который висит над тахтой и любовно скалит клыки своей хозяйке. Поцелуй ему морду, Биби. (Пьет.) А еще мы должны обмыть диплом следователя Назара Солтанова.

Н а з а р. Я его еще не защитил.

Е л а м а н. Сегодня ты блестяще выдержал предварительное испытание, и я не сомневаюсь в окончательном успехе. (Чокается с ним и пьет.) Но почему только у нашей Акгюль губки надуты? Ей не понравилось угощенье? Завтра будет лучше. И много будет гостей. А главное — будут подарки. Клара, пойди-ка сюда. (Сажает ее за пианино.) А ты, Акгюль, спой нам свою любимую песенку.

А к г ю л ь. Я не могу… Я не в голосе сегодня.

К л а р а. И мне трудно шевелить пальцами. Я упала и… ушиблась. Вот, бабушка видела.

А й п е р и. Да, Кларочка споткнулась немножко.

Е л а м а н. Немножко? Это не считается. Покажи-ка руку. (Массирует пальцы Кларе и потом целует их.) Ну как? Легче?

К л а р а (смущена, растрогана). Да, да… Гораздо.

Е л а м а н. Вот видишь, Биби, какой я доктор! Возьми меня в ассистенты. И ты, Акгюль, не капризничай. Ведь папа тебя так редко просит…

Акгюль подходит вплотную к Еламану и смотрит на него в упор, не отрывая глаз.

Что ты на меня так смотришь, дочка, будто видишь меня первый раз в жизни?

А к г ю л ь. Еламан-ага!

Е л а м а н (удивлен). Как? Как ты меня назвала?

А к г ю л ь. Еламан-ага, что бы, когда бы ты от меня ни потребовал, я сделаю, все… всегда… Я отдам тебе саму жизнь до последнего дыхания, до последней капли крови… (Заплакала.)

Е л а м а н. Что с тобой? Откуда эти трагедии?

А к г ю л ь. Не обращай внимания. Девушки иногда плачут без всякой причины. (Подходит к пианино, выбирает ноты и передает их Кларе.)

К л а р а. Это? Минувшие дни? Это арабская песнь. Печальная песнь. Она не нравилась тебе, и раньше ты никогда…

А к г ю л ь. Играй.

Клара играет, Акгюль начинает петь. Голос у нее часто срывается, но она старается это преодолеть. Клара отбивает такт, повторяя некоторые фразы несколько раз.

К л а р а (шепчет). Хорошо… хорошо… Не волнуйся, Акгюль-джан…

А к г ю л ь (поет).

Нет, не могу больше. Не могу! (Стремительно бросается к Еламану и покрывает поцелуями его голову, шею, руки. Потом, низко всем поклонившись, бежит вверх по лестнице.)

Е л а м а н. Что с ней? Я спрашиваю всех! Что произошло?

А к г ю л ь (с лестницы). Папа мой! Все хорошо. Никто ни в чем не виноват. Только не надо завтра справлять день моего рождения.

Е л а м а н. В чем дело?

А к г ю л ь. Не завтра день моего рождения. Не завтра. Я родилась только в самый день землетрясения, когда погибла ваша мать, Биби и Назар. А рядом, близко и моя мама. В этот день нельзя веселиться, нельзя пировать… (Поднимается выше и уходит к себе.)

Пауза.

Е л а м а н (охрипшим от волнения голосом). Кто? Кто ей сказал об этом? Признавайтесь! (Бросает на стол нож, посуда со звоном летит в разные стороны.)

К л а р а. Я! (Падает к ногам Еламана.) Я… Я… Накажи меня… Ударь… Топчи меня ногами… Убей меня! Но не гони… У меня сорвалось… Я сама не помню… И я не знала, что это для всех вас значит!..

Б и б и (Еламану, негромко). Ей разболтала наша соседка, Амангозель. А Клара во время ссоры с Акгюль все это ей открыла. Понимаешь, в запальчивости, не могла удержаться…

Е л а м а н. Понимаю… (Кларе.) Встань!

К л а р а. Нет!

Е л а м а н. Не думал я, что само зло привел к себе в дом.

Б и б и. Нет, нет…

Е л а м а н. Меня предостерегали, уговаривали, надо мной смеялись, а я на старости лет поддался, видите ли, влечению… влечению сердца, черт бы меня взял, старого осла…

К л а р а. Если в тебе осталась хоть крошечка чувства, хоть капелька любви…

Е л а м а н. А ты понимаешь, что такое любовь? Ты думаешь, это каменная глыба, которая будет лежать вечно? Нет, любовь — это сама жизнь, как и человек, в котором она живет. Это роза, которую можно растить, а можно и сорвать, бросить под колеса, уничтожить. И ты сорвала эту розу. Ты нанесла юности Акгюль такую рану, которая, может быть, никогда не заживет. (Вдруг, сжав кулаки, поднимает их над Кларой.) Тебя мало убить!

А к г ю л ь (с верхней площадки). Не трогай ее, отец! Не смей ее трогать! (Сбегает вниз и загораживает Клару.) Она это сделала из любви к тебе, боясь тебя потерять. А это я довела ее до исступления, до отчаяния, до мести. Но я теперь не жалею. Я даже благодарна ей, что она сказала мне правду. Пусть сгоряча, случайно, в бешенстве, ничего не поняв, ничего не обдумав, но я благодарна ей, что она открыла мне глаза на мою самонадеянность, на мою наглую беспечность, на мнимое мое превосходство. Как будто все так и все это мне полагается неизвестно за что. О, как я о себе воображала! Папочка, поверь мне, я стану умней, честное слово, умней, тише и проще. Ты не разлюбишь меня, папа? Люби меня и… Клару. Я так хочу тебе счастья. А мы уж как-нибудь поместимся с ней у тебя в сердце.

К л а р а. И не будем толкаться. Еламанчик, можно мне так называть тебя? Поверь и мне. Биби говорит, что еще не поздно. Я буду учиться и работать, я пойду служить…

Б и б и. Клара подумывает о радио или телевидении…

К л а р а. Да, да! Но кто меня туда устроит?

Б а з а р. Как кто? Конечно, Аннабаев Берды.

Все невольно рассмеялись. Еламан отворачивает лицо, скрывая не то слезы, не то улыбку.

К л а р а (тихо). Акгюль-джан, ты будешь теперь звать меня мамой?

А к г ю л ь (смеется). Ну, какая ты «мама»! Теперь мы с тобой подружки… И уж такие подружки — водой не разольешь. (Обнимает ее, и обе плачут.)

Б а з а р (стучит ножом по стакану). Стоп! Довольно плакать. Весь дом зальете. Ведер не хватит. Все за стол. Я еще не снял с себя полномочий председателя. Заседание продолжается.

А й п е р и. Все чудишь. Все чудишь. Ох, старик! И когда угомонишься?

Б а з а р. Почем знать, женушка. Может быть, теперь уж и скоро. Смотри только, и ты у меня не заплачь. Итак, внимание. Пока не вся еще посуда разбита и мы еще не промокли до костей, прошу наполнить бокалы, стаканы, рюмки, кто куда может и чем хочет. И выпьем. За что? Мы, оказывается, «чертово племя», потому я, как самый старший черт, предлагаю выпить за нашу жизнь — не только за прошлое и настоящее, но и за будущее. Пусть тогда нас рассудят потомки.

А й п е р и. А где они? Потомки-то эти?

Б а з а р. Будут!!

В открытых дверях появляется грациозная большеглазая  д е в у ш к а  в национальном туркменском костюме. Она очень смущена и боится войти в комнату.

Д е в у ш к а. Я звонила по телефону. Никто не ответил… Мне стало так тревожно… И я подумала… Сама не знаю, что подумала… И вот, прибежала… Извините.

Н а з а р (вскакивая). Гюльнара! (Подбегает к ней, обнимает и прижимает к себе.)

В с е. Гюльнара пришла! Гюльнара!

Б а з а р (к Айпери). Что я сказал, старушка? Будут потомки. И да здравствует «чертово племя»! (Залпом осушает бокал и вдребезги разбивает его об пол.)

З а н а в е с.

1967

Перевод А. Файко.

ТРИДЦАТЫЕ ГОДЫ Драма в четырех действиях, десяти картинах

Действующие лица

Ч а р ы - а г а — крестьянин-бедняк, 50 лет.

Б е г е н ч — его сын, 26 лет.

П а л ь в а н - а г а — крестьянин-середняк, 55 лет.

С а х р а — его дочь, 18 лет.

М я л и к  М е р г е н — председатель колхоза.

К а н д ы м — комсомолец.

С л е п о й  б а х ш и.

К о р о т к и й.

Д л и н н ы й.

А т а м у р т.

Х р о м а я  с т а р у х а.

К ю й к и б а й.

Ч е р к е з — его сын.

Б а с м а ч - м у л л а.

А н н а г у л ь — комсомолка, 20 лет.

К о з л о в — начальник милиции.

С а п а р.

Н е з н а к о м е ц.

К у л а к.

С е р е д н я к.

К о м с о м о л ь ц ы, к о л х о з н и к и, б а с м а ч и.

Действие происходит весной 1930 года в Туркмении.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Картина первая

Окраина аула. У дороги несколько тутовых деревьев. В стороне блестит речка, а за нею виднеется купол мавзолея Солтана Санджара^[2]. Слышится песня, она как бы сливается с четкой командой: «Раз-два!» Это идут сельские комсомольцы.

На сцене появляется  С а х р а. Ей совсем недавно исполнилось восемнадцать лет. Она одета в длинное платье из красной кетени, две толстые косы лежат на груди. К платью приколота гульяка — большая круглая брошь из серебра с мелкими камушками. На голове — тюбетейка с висячими украшениями и помпоном.

Сахра набирает из арыка воду в большой кувшин и прислушивается. А песня звучит все явственнее. И вот мимо девушки строем проходят комсомольцы. Сахра, оставив кувшин, невольно тянется вслед за отрядом.

Пока сцена пуста, появляется  Б е г е н ч  в форме красноармейца с рюкзаком в руках. Он смотрит на сверкающий на солнце купол мавзолея и радостно говорит.

Б е г е н ч. Здравствуй, родной аул! Здравствуйте, пески, деревья, мостик, ветер! Нет для меня уголка прекраснее!

Взгляд Бегенча падает на оставленный Сахрой кувшин.

Вот так находка! Чей это кувшин? Наверное, его оставила рассеянная красавица и побежала на свидание к возлюбленному. Но вот и она сама! Какое грустное лицо! (Узнает Сахру.) Сахра?! Ну да, конечно. Сахра! Красавица, не дашь ли напиться?

Сахра в смущении, не глядя на прохожего, протягивает ему кувшин с водой. Бегенч шумно пьет, потом возвращает посудину девушке.

Б е г е н ч. Будь счастлива. Мой армейский товарищ просил передать привет одной девушке из вашего аула…

Сахра подымает голову, пристально смотрит на Бегенча. Тот снимает красноармейскую фуражку. Узнав Бегенча, Сахра от неожиданности роняет кувшин. Вода льется ей под ноги, заливает и сапоги Бегенча, но влюбленные не замечают этого — они не могут оторвать взгляда друг от друга. Но вот краска стыда появляется на лице девушки. Чтобы скрыть смущение, Сахра наклоняется к кувшину.

С а х р а. Вай, вода!

Бегенч первым подымает кувшин и ласково говорит Сахре.

Б е г е н ч. Ты стала еще красивее… Скажи, ты ждала меня?

С а х р а. Зачем ты спрашиваешь об этом?.. Неужели не знаешь?

В это время на заднем плане появляется старуха. Она прихрамывает. Старуха пытается спрятаться за деревом. Влюбленные ее не замечают. Бегенч с нежностью смотрит на Сахру.

Б е г е н ч. Я привез тебе колечко. Возьми его.

Сахра протягивает к нему руку, но тут же поспешно отдергивает ее. Она замечает за деревом хромую старуху.

Б е г е н ч. Сахра? Что случилось? Кто напугал тебя?

С а х р а. Нет, нет… Никто! Бегенч, я лучше пойду, а то будет неприятность. Я ведь не за себя боюсь… Не хочу, чтобы с тобою случилось плохое…

Б е г е н ч. Ради бога, скажи — кого ты испугалась?

С а х р а. Нет, никого, просто… просто… Язык не поворачивается сказать. Меня… меня выдают…

Сахра беззвучно плачет. По лицу Бегенча пробегает тень. После паузы он тихо спрашивает.

Б е г е н ч. Кто же он? Кто твой жених?

С а х р а. Сын Кюйкибая! Но я никогда, никогда не выйду за него! Надень мне свое колечко, Бегенч!

Сахра снова протягивает ему руку. Бегенч надевает ей на палец колечко.

Б е г е н ч. Голубка ты моя! Пойдем! Наберем в твой кувшин воды!

Они идут к речке. За сценой слышны голоса: «Ну, толкай же! Чего ты встал?!» — «Да яма тут, что, не видишь?»

Затем на сцену вваливаются батраки Кюйкибая. Их прозвища — Д л и н н ы й  и  К о р о т к и й. Длинный тянет арбу, ему сзади помогает Короткий. Одеты они бедно, в лохмотьях, на ногах опорки. Переругиваются.

Д л и н н ы й. Тащу один, как ишак! Ты мне совсем не помогаешь!

К о р о т к и й. Не помогаю? Тогда тащи сам!

Он демонстративно отходит в сторону и садится. Длинный бросает оглобли арбы и укоризненно говорит своему товарищу.

Д л и н н ы й. Бай приказал доставить арбу, пока уста Хайдар не закрыл кузницу. Вставай, а то не успеем!

К о р о т к и й. Так это он тебе приказал, а не мне! Ты и старайся! А я на твоем месте не был бы дураком.

Д л и н н ы й. Зачем ты ругаешься?!

К о р о т к и й. Не хочешь — не буду. Сядь-ка! Слышишь, как комсомольцы песни поют? Так и хочется вместе с ними затянуть!

Д л и н н ы й. Не советую. Они кричат о новом мире, но как бы их баи старого мира не лишили! Глупые желторотые птенцы…

К о р о т к и й. Ослиная твоя голова! Что ты понимаешь!

Д л и н н ы й. Опять говорю — не ругайся!

К о р о т к и й. Да я же по-дружески!

Д л и н н ы й. И по-дружески не надо! Меня и так всю жизнь ругают!

К о р о т к и й. Перестань плакаться! Давай-ка лучше вступим, куда надумали.

Д л и н н ы й. А куда?

К о р о т к и й. Эх, пустоголовый!

Д л и н н ы й. Сказал — не ругайся! Куда вступим?

К о р о т к и й (оглядывается по сторонам. Делает предостерегающий жест). Тихо! Не кричи! Услышит Кюйкибай или его сын — несдобровать нам! Ну, ты согласен вступить?

Д л и н н ы й. Да объясни ты толком. Куда вступать-то? В комсомол или в басмачи?

К о р о т к и й (громко хохочет. Вытирает полой рваного халата глаза). Ну и уморил! В комсомол таких дураков, как ты, не принимают, да и староват ты немного, а для басмача слишком труслив! Больше месяца толкуем, куда вступить. Неужели забыл?

Д л и н н ы й. А, в колхоз! Ха-ха-ха!

К о р о т к и й. Чего ржешь? Вступим в колхоз — с бедностью расстанемся, женимся!

Д л и н н ы й. Да, как же! Женишься! Во сне!

К о р о т к и й. А почему бы и нет! Говорят, теперь калыма не будет, девушек продавать запретят.

Д л и н н ы й. Не дай бог дожить до таких дней! Какая она будет тебе жена, если ты за нее денег не платил? Да и что за дурак выдаст дочь без калыма? Дорого то, за что заплачено!

К о р о т к и й (мечтательно смотрит на реку). Э-э! Ты меня послушай! Бог свидетель — вступим в колхоз, возьмем себе жен без калыма. Я женюсь на красивой, ласковой, жить будем с нею душа в душу. Вечером будем пить чай, обниму я ее вот так…

Он протягивает руку к Длинному, обнимает его за плечи; тот поспешно вскакивает, плюет на землю.

Д л и н н ы й. Тьфу! Уйдем прочь! Что я тебе, бесплатная жена, что ли?

К о р о т к и й. Нужна мне такая саранча! Моя жена будет красавица, с муравьиной талией, глаза как пиалушки…

Д л и н н ы й. Да, да! Сначала ты ее обнимешь, потом — я, а потом еще кто-нибудь… Ведь в колхозе все общее!

К о р о т к и й. Пропади ты пропадом! Объяснять бестолковому — все равно что иголкой колодец копать! Пойми, дурак, жена не кетмень, что передают из рук в руки!

Д л и н н ы й. А ты забыл, что сказывал Кюйкибай? Сожгут все кибитки, снесут все хибарки, а вместо них настроят длинные казармы. Вот и будем жить вместе…

К о р о т к и й. Что-то плохо верится в это!

Он вытаскивает из-за пояса узелок, развязывает его, вынимает половину чурека и начинает есть. Длинный увлеченно продолжает рассказывать.

Д л и н н ы й. Ей-богу! В этих казармах все будет… как это говорят, дай вспомнить… обо… обоб… обобществленное!

К о р о т к и й. Что это за слово?

Д л и н н ы й. Это значит «твое-мое».

К о р о т к и й. Как это «твое-мое»?

Д л и н н ы й. А вот так: хочу взять твое — беру.

Он выхватывает из рук Короткого чурек и с аппетитом жует.

Хочешь взять мое — бери! Даже жену! Ей-богу!

К о р о т к и й. Не болтай!

Отнимает у товарища чурек.

Д л и н н ы й. Не веришь — твое дело! А по мне — и добра от колхоза не надо, и смерти от басмачей не хочу. Был бы кусок хлеба — и довольно!

К о р о т к и й. Значит, ради одного куска хлеба тяни всю жизнь лямку, как ишак?

Д л и н н ы й. Молчи ты! Услышит бай, твой язык через затылок вытянет!

К о р о т к и й. Он-то не услышит, а если ты ему сболтнешь — я твой язык через затылок вытащу!

Д л и н н ы й. Да провались ты со своим языком! Иди вступай в свой колхоз!

К о р о т к и й. И вступлю, а ты иди вылизывай миски бая!

Д л и н н ы й. Помолчи, Короткий, а не то…

К о р о т к и й. Что «не то», что «не то»? (Угрожающе идет на Длинного, тот в испуге пятится.) Благодари бога, что дочь Пальвана идет. Иначе…

Появляется  С а х р а, за ней, несколько поотстав, шагает  Б е г е н ч. Короткий следит за девушкой восхищенным взглядом.

К о р о т к и й. Ну и девушка! Вот о ком можно сказать — красавица! Соловей! Роза нашего аула! И в раю не отыщешь такой феи!

Д л и н н ы й. Да, подходящая жена для байского сына! Ничего не скажешь!

К о р о т к и й. Порази тебя гром — «для байского сына»! Постой, смотри-ка, возле нее какой-то красноармеец!

Сахра и Бегенч проходят мимо друзей.

Д л и н н ы й (показывая на Бегенча, обращается к Сахре). Сахра, кто это?

С а х р а. А тебе что за дело?

Д л и н н ы й. Знал бы Черкез! А ты не боишься одна к арыку ходить?

С а х р а. Кого же бояться? Тебя?

Д л и н н ы й. Басмачи кругом!

С а х р а. О себе лучше побеспокойся — говорят, им долговязые нужны.

Длинный не понял шутки, насторожился.

Д л и н н ы й. Кто, кто им нужен?

С а х р а. Им нужны длинные дураки, потому что умные к ним не пойдут. Недаром же люди говорят, что у длинного — ум короткий.

Короткий покатывается со смеху. Сахра уходит.

К о р о т к и й. Ну и отбрила!

Д л и н н ы й. «Отбрила»! Вот подожди, нападут они на аул…

К о р о т к и й (внезапно делает испуганное лицо, показывает пальцем вдаль и кричит). Смотри, смотри! Пыль поднялась! Это басмачи скачут! Пропали мы! Прячься, Длинный!

Д л и н н ы й. Где?! Где?! (Прячется за дерево.)

Короткий громко хохочет.

К о р о т к и й. Ха-ха-ха! Когда бог делил смелость, ты, видно, спал?

Д л и н н ы й (сконфуженный, выходит из-за дерева. Отряхивает халат; в сердцах). Только дурак может дружить с тобой!

Б е г е н ч (наблюдавший эту сцену, укоризненно качает головой). Зачем, Короткий, ты смеешься над своим другом?

К о р о т к и й (нисколько несмутившись, восклицает). Смотри-ка! Сын Чары-ага! Привет! Вернулся здоровым и невредимым! А я тебя и не узнал! Настоящий командир!

Д л и н н ы й (растроган заступничеством Бегенча; желая ему добра, предостерегает молодого командира). Спаси тебя аллах от бед, сын Чары-ага! Если узнает Черкез, что ты был с Сахрой у арыка, тебе не поздоровится! Слышишь? Кто-то скачет? Легок этот волк на помине!

К о р о т к и й. Бегенч! Уходи скорее!

Входит  Ч е р к е з  в красном шелковом халате и курчавом белоснежном тельпеке из шкурок барашка. В руках у него кнут. Он только что слез с коня. Черкез подходит к Бегенчу, касается его плеча.

Ч е р к е з. Приехал? Скажи, разве вашим комсомольским уставом разрешено приставать к чужим невестам?

Бегенч пытается уйти. Черкез гневно хлопает кнутом по своему сапогу.

Нет, ты мне ответь! Видит бог — тот, кто затронет мою честь, живым от меня не уйдет. Будь это хоть сам дьявол! Я сын Кюйкибая! А ты не стоишь и ногтя красавицы Сахры!

Бегенч опять пытается уйти, но Черкез загораживает ему дорогу.

Стой, ничтожество! Когда твой отец ел наш хлеб, ты, как паршивый щенок, ползал у наших ног и подбирал крохи. А сейчас ты решил приставать к моей невесте? Как посмел? Отвечай!

Бегенч лезет в карман, достает кисет, закуривает. Лицо его спокойно.

Б е г е н ч. Собака лает — караван идет дальше…

Черкез в злобе замахивается кнутом и бьет Бегенча. Тот выхватывает у байского сына кнут и наносит ответный удар. Схватка. Длинный любуется их дракой. Короткий делает попытку разнять. Входит  с т а р у х а  в высоком боруке, она сильно припадает на одну ногу. При виде драки хромая старуха подымает крик.

С т а р у х а. Вай, люди! Вай, вай! Сюда! Убивают! Комсомолец убивает людей!

На ее истошный крик сбегаются несколько крестьян. Среди них  К а н д ы м — друг Бегенча. Здесь еще трое мужчин. Назовем их по имущественному цензу — б е д н я к, с е р е д н я к, к у л а к.

К а н д ы м. Бегенч, это ты?

К у л а к (громко кричит). Сын Чары-ага избил сына бая!

К а н д ы м. Бегенч, друг мой, что случилось?

С е р е д н я к. Что случилось?

С т а р у х а. Слава богу, что нет оружия при нем, а то перестрелял бы весь аул!

К а н д ы м. Эй, бабушка! Помолчи-ка!

С т а р у х а. Пусть твоя мать молчит! Ну и время! Всякая голытьба тянет руки к байским невестам!

К а н д ы м. Ты, бабушка, не беспокойся, к тебе руку никто не протянет!

С т а р у х а. Ах ты бесстыдник!

Д л и н н ы й (смотрит на дорогу, неожиданно кричит). Кюйкибай идет!

Он прав, входит  К ю й к и б а й. Бай тоже в новом шелковом халате, как и его сын Черкез. Только тельпек на нем из черного каракуля. Лицо Кюйкибая нахмурено. Густые брови сведены в одну широкую темную линию.

К ю й к и б а й. Что за шум? Черкез, ты что здесь делаешь? Почему весь в пыли?

Хромая старуха, ковыляя, выходит вперед и услужливо объясняет.

С т а р у х а. Бай-ага, вот этот беспутник вернулся из армии и чуть не убил вашего сына.

К ю й к и б а й (обращается к сыну). Из-за чего драка?

Ч е р к е з. Отец, если дорожишь нашей честью, сотри этого негодяя с лица земли! Только что заявился в аул и сразу же стал приставать к Сахре, дал волю своим рукам.

К ю й к и б а й. Как? Он тронул обрученную девушку? Не поверю! Бегенч не мог этого сделать! Он же комсомолец! Новая власть, кажется, этому молодежь не учит! Черкез, ты что-то преувеличиваешь!

Ч е р к е з (с обидой бросает отцу). Не веришь мне — поверь вот этой благочестивой мусульманке!

С т а р у х а. Да, да, бай-ага! Я видела своими глазами. Он, бесстыжий, хотел ее обнять!

Б е г е н ч. Что? Обнять?!

С т а р у х а. Не думай, что я слишком стара! Мои глаза еще хорошо видят!

Б е г е н ч. Люди, не верьте! Эта старуха говорит неправду!

С т а р у х а. Неправду! Если ты мужчина, сознайся — брал ее за руку или нет?

Б е г е н ч. Да, за руку брал.

С т а р у х а. Люди, вы слышали?! Слышали?

Ч е р к е з (с криком). Тебе мало за это башку разбить!

Кидается на Бегенча, но Кюйкибай отталкивает его. Черкез снова кидается на комсомольца, тогда бай ударяет сына по лицу.

Ч е р к е з. За что бьешь, отец? Разве я виноват?!

К ю й к и б а й. Да, виноват… Молчи!

Ч е р к е з. В чем же моя вина?!

К ю й к и б а й. В том, что ты кулацкий сын. У тебя нет ни власти, ни чести, ни закона. Власть принадлежит им. Они что хотят, то и делают. Сегодня сын Чары-ага обнял твою невесту, а завтра ограбит тебя — и никто не посмеет остановить его, сказать поперек слова, потому что дехкан лишили всяких прав. Не осталось ни веры, ни чести, ни совести, все это отнял у людей колхоз. О боже! Зачем мы еще живы после всего этого? Почему не наступит конец света? Пойдем, сын кулака, пусть сами люди рассудят этого насильника!

Кюйкибай, Черкез и за ними хромая старуха уходят.

Б е г е н ч. Почтенные односельчане! Я знаю, что вы сейчас плохо думаете обо мне. Возможно, я поступил неправильно, что заговорил с Сахрой, нарушив тем самым наш обычай, но, клянусь, я не задел чести Сахры.

К у л а к. Вот так штука! У девушки два жениха!

С е р е д н я к. А я вам говорю, что Пальван-ага никогда не выдаст свою дочь за сына Чары! Кому не хочется породниться с баем!

К у л а к. Да бай голову оторвет этому Бегенчу!

Пошумев, люди постепенно расходятся, на сцене остаются Короткий с Длинным и Бегенч с Кандымом. Бегенч отряхивает гимнастерку, подымает с земли рюкзак.

Б е г е н ч. Как нехорошо получилось! Но все равно я вырву Сахру из лап дракона, даже если это будет стоить мне жизни!

На сцену быстрыми шагами входит отец Бегенча — Ч а р ы - а г а. Ему на вид можно дать лет шестьдесят. Он в полосатом халате с кушаком, в чокоях. Бегенч, завидев отца, хочет обнять его, но Чары-ага с обидой отстраняется, гневно говорит.

Ч а р ы - а г а. Приехал? Здравствуй! Только скажи мне — для чего ты приехал? В первый же день опозорить меня в глазах всего аула?

Б е г е н ч. Отец!

Ч а р ы - а г а. Мне сейчас все рассказали!

К а н д ы м. Чары-ага, не верьте! Люди неправду говорят!

Ч а р ы - а г а. Нет, язык народа свят: раз говорят, — значит, правда.

Б е г е н ч. Отец!

Ч а р ы - а г а. Какое тебе дело до чужой невесты?

К а н д ы м. Чары-ага, Бегенч и Сахра давно любят друг друга…

Ч а р ы - а г а. Что-о? Нет! В проданном саду деревья не сажают!

Б е г е н ч. Отец, прости! Сахра…

Ч а р ы - а г а. Если ты еще раз произнесешь имя байской невесты, то знай — у меня нет сына!

Чары-ага уходит. Кандым и Бегенч в растерянности смотрят друг на друга. Входит председатель колхоза  М я л и к  М е р г е н. Он одет в гимнастерку и галифе. На ногах — сапоги. У него большие усы. Голова покрыта тельпеком.

Б е г е н ч. Салам, Мерген-ага!

М я л и к. Салам, Бегенч! Я давно ждал тебя!

Бегенч порывается что-то сказать. Мялик жестом останавливает его.

М я л и к. Не надо… Я все знаю… Тебе, Бегенч, видимо, еще непонятно, в какое время мы живем. Враг хитер, он умеет воспользоваться каждым нашим неверным шагом. (Берет винтовку у Кандыма.) Видишь! Вот такие, как Кандым, молодые люди должны спокойно трудиться, а мы им говорим: трудитесь, но оружия из рук не выпускайте! Охраняйте колхоз от басмачей! Вот какая у нас в ауле обстановка, Бегенч!

Пока он говорит, на сцену выходит  А н н а г у л ь. Это — молодая девушка-комсомолка. На ней юбка и блуза защитного цвета, на голове — красная косынка. Аннагуль огорчена. Она подходит, здоровается с мужчинами и негромко говорит председателю.

А н н а г у л ь. Опять двенадцать колхозников не вышли в поле…

М я л и к. Где же они?

А н н а г у л ь. Говорят, какой-то мулла приехал к Кюйкибаю, собрал для проповеди народ… Трудно помешать ему…

М я л и к. Да, нелегко нам приходится, дочка! Но все равно в конце концов мы, а не мулла, будем торжествовать…

Б е г е н ч. Мерген-ага, дайте мне какую-нибудь работу в колхозе!

М я л и к. Это верно. Тебе надо подыскать подходящее место, ведь ты грамотный. Будешь секретарем правления колхоза?

К а н д ы м. Мерген-ага, пусть он будет командиром нашего боевого отряда!

М я л и к. Так… А каково мнение секретаря комсомольской ячейки?

А н н а г у л ь. Думаю, что назначить можно. Прошел военную службу, сын бедняка…

М я л и к. А что сам Бегенч об этом думает?

Б е г е н ч. Доверьте мне отряд, Мерген-ага!

М я л и к. Хорошо! Пошли!

Они уходят. На сцене остаются только Длинный и Короткий.

Д л и н н ы й. Ты слышал, о чем они говорили?

К о р о т к и й. Вах, эти люди ценнее золота! А председатель разговаривает с ними, как родной отец. Давай вступать в колхоз!

Д л и н н ы й. Сам и вступай, а меня не трогай. Толкай арбу!

К о р о т к и й. Вах, длинный осел, вези меня! (Прыгает в арбу.)

Д л и н н ы й (кричит). Слезай, несчастный!

К о р о т к и й. Чош-ш-ш! Вези прямо в правление! Вступаю в колхоз!

З а н а в е с.

Картина вторая

На авансцене  С а х р а, в руке у нее книга. Она прижалась спиной к стене и плачет. Входит ее отец  П а л ь в а н - а г а. У него тоненькая туркменская бородка, одет в новый красный халат. Пальван-ага сурово смотрит на дочь.

П а л ь в а н - а г а. Теперь ты шагу не сделаешь из кибитки! Не только своей читальни — солнца, луны не увидишь! А твоего беспутного комсомольца я уж как-нибудь с божьей помощью усмирю!

С а х р а. Бегенч ни в чем не виноват!

П а л ь в а н - а г а. Не виноват! Чужих невест за руки хватает! Да раньше бы его за одно только это на куски разорвали! Иди домой!

С а х р а. Отец, поверь мне, Бегенч не виноват!

П а л ь в а н - а г а. Тогда кто же виноват? Может быть, ты сама к нему пристаешь?

С а х р а. Я… я сама с ним заговорила!

П а л ь в а н - а г а. Что? Ты первая заговорила с мужчиной? Не верю! Стой, а откуда у тебя это кольцо? Ну, отвечай же!

С а х р а. Это Бегенч…

П а л ь в а н - а г а. Какой позор! О всевышний, ослепи меня! Сделай глухим! Обручена с другим! Ах, негодная…

Он заносит над головой дочери кулак. Сахра вскрикивает. Пальван-ага безвольно опускает руку. Сахра падает к ногам отца.

С а х р а. Отец, не выдавай меня за байского сына! В его доме меня ждут только слезы! Пощади! Я ведь не скотина, а человек! Я тоже хочу познать радость, смеяться, жить среди людей… Пощади!

П а л ь в а н - а г а. О, аллах, недаром говорят в народе: «Пусть верблюд твой не сядет на полпути, пусть жена не умрет без времени!» Была бы жива твоя мать, не допустила бы такого позора.

С а х р а. Матушка никогда бы не отдала меня в дом Кюйкибая. Она ненавидела весь их род. А знаешь почему? Однажды Кюйкибай избил ее кнутом!

П а л ь в а н - а г а. Что? Избил?

С а х р а. Да, избил! Всю жизнь, до самой смерти, она скрывала это от тебя!

Пауза.

П а л ь в а н - а г а. Я занял в счет калыма у Кюйкибая много денег. Думал, свадьбой покрою все расходы. А что я теперь скажу баю? Что скажут люди?

С а х р а. Отец, если не видишь выхода — лучше убей меня! Только не выдавай меня замуж за Черкеза, не оскверняй память матери!

Пауза.

П а л ь в а н - а г а. Не плачь… Я не враг тебе. Против воли не уйдешь из моего дома…

Он уходит. Сахра радостно смотрит ему вслед.

Занавес подымается. Двор Кюйкибая, обнесенный высоким дувалом. Под развесистым тутовником разостланы ковры. В стороне виднеется угол байского дома, а дальше — панорама старого аула. Сегодня в гостях у бая  о д и н  и з  я р ы х  б а с м а ч е й. Он в одежде муллы, собрал крестьян и что-то говорит им. Дехкане сидят возле него полукругом. В стороне стоит  Ч е р к е з, а с ним рядом — К о р о т к и й  и  Д л и н н ы й. Подают чурек. Разносят чай.

Б а с м а ч. Бог терпелив, но он не допустит крушения мусульманской веры… Аллахум-массали-алла Мухаммет-вели-али-Мухаммет!

Все подымают к небу руки, молятся.

К о р о т к и й. Мулла-ага, вы сказали, что в колхозе работать грех, а почему?

К ю й к и б а й. Бесстыжий! У муллы не спрашивают — почему! Ему верят!

Б а с м а ч. Пусть спрашивает! Мусульманину я отвечу. Разве вы когда-нибудь слышали у туркмен слово «колхоз»? Не только на нашем языке, но и у арабов и узбеков нет такого слова! В святом Коране тоже его нет! Это слово придумали безбожники! А чем пашут в колхозе? Божьей сохой? Нет! Пашут чертовой машиной. Трактор переворачивает землю, а не пашет ее! Всевышний никогда не говорил, чтобы над землей так издевались. Он накажет людей за это надругательство. Придет время, когда ни одно семечко не прорастет! Гнев аллаха справедлив! И начнется тогда в стране невиданный голод, и этот голод не откинет своих черных крыл от земли, пока все люди не перемрут от истощения! А на том свете придется держать ответ за великие наши грехи! Всем придется пройти по мосту, что тоньше волоска!

С е р е д н я к. Мулла-ага, а почему колхозники получили в прошлом году хороший урожай? Даже самые бедные, вступив в колхоз, стали жить лучше. В колхозе не бьют, но ругают, каждый получает, что заработал. Это ведь неплохо, а?

Б а с м а ч. Эй, верный сын аллаха, послушай меня! Птицелов, желая заманить птицу в клетку, прежде насыплет перед западней зерно, а поймает — и тю-тю! Ни зерна, ни хлебных крошек птахе не видать! Она пригодится только на жаркое. Пока всех затянут в колхоз, многое наобещают, но что будет потом… Не приведи аллах ни одному мусульманину увидеть, что будет после!

Д л и н н ы й. Ну, Короткий, что теперь скажешь? Пойдешь в колхоз?

К о р о т к и й. Заткнись! Я сейчас ему испорчу настроение! (К басмачу.) Мулла-ага, можно еще вопрос?

Б а с м а ч. Спрашивай, мусульманин!

К о р о т к и й. В народе много поговорок. Надо ли им верить?

Б а с м а ч. Например, каким?

К о р о т к и й. Ну вот… «У кого длинная борода, к тому ум приходит к вечеру».

Громкий смех заглушает последние слова Короткого. Басмач покашливает в бороду. Черкез ударяет Короткого по спине кнутом.

К ю й к и б а й. Вон отсюда, греховодник! Я позже сочтусь с тобой!

К о р о т к и й. Я сам приду за расчетом!

Уходит.

Д л и н н ы й. Бай, он хочет вступить в колхоз!

К ю й к и б а й. Вот негодяй! Верни его сейчас же! Скорее! Скотина!

Длинный убегает.

Ч е р к е з. Отец, сюда идет председатель Мерген!

Кое-кто из крестьян подымается и хочет уйти. Кюйкибай взбешен, кричит.

К ю й к и б а й. Куда? Чего испугались? Пусть идет! Мы с ним поговорим.

Входит  М я л и к  М е р г е н.

М я л и к. Салам! Среди вас есть колхозники? Да, вижу… Сапар, почему ты бросил работу?

С а п а р. Я пришел послушать святого муллу.

М я л и к. Святого муллу можно послушать и после работы.

Ч е р к е з. Председатель, нам нет дела до того, что ты забыл аллаха, но не мешай людям молиться.

К ю й к и б а й. Молчи!

М я л и к. Я не возражаю против молений, но всему свое время. Вот-вот начнется сев, сейчас каждый час дорог, а колхозники ушли с поля. Но ведь даже самые мудрейшие слова почтенного муллы не дадут нам хлеба, если мы вовремя не посеем зерно. Вспомните народное присловье — бездельника и бог не любит.

Два батрака подымаются со своих мест. Сапар остается сидеть.

М я л и к. Сапар, а тебя что, к земле пригвоздили?

С а п а р (заикаясь). Я хочу п-послушать муллу, а если это тебе не н-нравится, выпиши меня из колхоза!

М я л и к. Эх, Сапар! Вижу, и на тебя религиозный дурман подействовал!

Ч е р к е з. Не смей порочить муллу!

К ю й к и б а й. Я сказал — молчи! Многоуважаемый председатель, напрасно ты ругаешь нас: нам все равно. Наоборот, я даже готов помочь колхозу: если у вас не хватает быков и лошадей — бери моих. Ничего ради людей не пожалею. Но не обвиняй нас во всех смертных грехах. Ты видишь — Сапар, слава аллаху, прозрел. Пальван-ага тоже хотел вступить в колхоз, но проклял его потому, что комсомолец Бегенч опозорил его дочь. Вот какие у вас порядки, в вашем колхозе! А у Сапара дочь на выданье. Он не хочет, чтобы ее обобществляли! Живите, как хотите, но нас не вините в своих неудачах. Завтра у вас сломается машина, налетит саранча, град побьет посевы, снова мы будем виноваты?

Ч е р к е з. Недавно ветер опрокинул кибитку колхозника. В этом мы тоже виноваты?

М я л и к. В народе говорят: если побежденный враг пытается мстить — убей его.

Он хочет уйти. Черкез выхватывает из-под полы нож и бросается вслед за ним. Мялик медленно поворачивается.

Брось нож! Брось, говорю! (Кюйкибай выхватывает у сына нож и отбрасывает в сторону.) С моей смертью колхоз не умрет. Скоро в каждом ауле объединятся люди, и, если даже вы зажжете пожар, его погасит река народного гнева. А ты… Смотри! Если я еще раз увижу в твоих руках нож — берегись!

Уходит. Молчание. Крестьяне расходятся.

Ч е р к е з. Отец, пока жив Мерген, нам добра не видать! Он натравливает на нас Бегенча. Надо его в эту же ночь…

К ю й к и б а й. Не торопись, сын мой. Подумать надо, подумать… Значит, их река погасит наш пожар? Так-так… посмотрим…

Входят  Д л и н н ы й  и  К о р о т к и й.

К ю й к и б а й. А! Пришел герой!

Длинный хочет убежать, но Короткий подставляет ему ножку. Длинный падает, кричит.

Д л и н н ы й. Вай! Ты что ноги расставляешь?! Верблюд, что ли?

К о р о т к и й. С тобой поговорю после, а сейчас с баем потолкую. Бай-ага, давай расчет!

К ю й к и б а й. В колхоз вступаешь?

К о р о т к и й. Уже вступил. В первый раз говорили со мной, как с человеком, в первый раз я из уст людей услышал свое имя — Карягды, сын Потды! Запомни, бай, больше на тебя работать не буду! Ты экс… экс-плуататор!

К ю й к и б а й. Комсомольцы тебя научили этому слову?

К о р о т к и й. Не все равно, кто учит правде?

К ю й к и б а й. Ты мне остался должен, а по закону ты никуда не уйдешь, пока я тебя не отпущу! Не будь глупцом! Я куплю тебе дом, женю…

К о р о т к и й. Если бы ты хотел купить мне дом, то давно бы купил. Теперь у меня вот это (ударяет себя по голове) работает лучше. Оставайся со своими обещаниями. Я теперь не твой батрак. Я — Карягды, сын Потды, свободный колхозник.

К ю й к и б а й. Убью, грязная скотина!

К о р о т к и й. Зачем убивать? Убьешь — в тюрьму посадят. Лучше заплати мне за восемь лет, и мы расстанемся подобру-поздорову! Иначе я обращусь к властям! Законы теперь крепкие. Подумай, бай. Я не тороплюсь, подожду немного. (Уходит.)

К ю й к и б а й. Грязная скотина! Проклятый босяк!

Д л и н н ы й. Он с ума сошел! (Тоже хочет уйти.)

К ю й к и б а й. Стой!

Д л и н н ы й. Стою, бай-ага!

К ю й к и б а й. Какие новости в колхозе?

Д л и н н ы й. На днях сев…

Кюйкибай вынимает деньги, дает Длинному.

К ю й к и б а й. На, возьми! Здесь пятьсот рублей.

Д л и н н ы й. Пятьсот? Мне?

К ю й к и б а й. На еще сто!

Д л и н н ы й. Шестьсот рублей! О, аллах! (Прижимает деньги к груди.)

К ю й к и б а й. А тот собачий сын тоже свое получит…

Д л и н н ы й. Шестьсот рублей! Шестьсот рублей! Бай, а ты не шутишь?

К ю й к и б а й. Они твои. Я тебе куплю дом, свадьбу сыграю, сыном мне будешь!

Д л и н н ы й. Пусть бог пошлет тебе долгие дни, бай-ага! Пусть дом твой будет полной чашей, пусть враг твой никогда не узнает счастья! Шестьсот рублей! Шестьсот рублей! Шестьсот рублей!

Опять хочет уйти.

К ю й к и б а й. Стой!

Д л и н н ы й. Стою, бай-ага!

К ю й к и б а й. Сегодня ночью приходи ко мне в кибитку и старуху с собой приведи!

Д л и н н ы й. Я твой раб, бай-ага. Шестьсот рублей! Шестьсот рублей! Шестьсот рублей!

Смеясь, уходит. Бай смотрит ему вслед.

К ю й к и б а й. Кюйкибай денег на ветер не бросает! Ну, Мялик Мерген, теперь померяемся силами! Я еще плюну на твою могилу! Не буду Кюйкибаем, если не сорву тебе сев! Берегись, председатель! Теперь каждое свое дыхание, каждое слово я превращу в яд змеи! Я так буду жалить вас всех, что люди навеки забудут проклятое слово «колхоз»! Не буду я сыном Мовлям-бая, если в живых останется хоть один колхозник! Всевышний да поможет мне!

Б а с м а ч. Бай-ага, ты один?

К ю й к и б а й. Передай Ораз-хану: если он со своим отрядом не нападет в эти дни, будет поздно! Дела плохи!

Б а с м а ч. Не думай, что у нас все идет как по маслу. Оружия нет, людей мало. Милиция, отряды колхозников — все брошено против нас! От вас требуются деньги. Только деньги! А где они?

К ю й к и б а й. Хорошо. Дадим завтра. А сейчас уходи!

Басмач уходит. Вбегает  Ч е р к е з.

Ч е р к е з. Отец, я на все готов! Первый возьму против них нож! Только поскорее сыграй свадьбу. Пока к дому не привяжем Сахру, сердце не будет на месте!

К ю й к и б а й. Ладно, сегодня же обо всем договоримся с ее отцом.

Ч е р к е з. И пусть сердце Бегенча разорвется от зависти на моей свадьбе!

К ю й к и б а й. Нет, сынок! Не бывать ему на твоей свадьбе!

Ч е р к е з. Значит, ты решил? Отец, я готов!

К ю й к и б а й. Не будь глупцом! Такие вещи нельзя делать своими руками!

Входит  П а л ь в а н - а г а. Лицо его хмуро.

К ю й к и б а й. Ну, Пальван, что нового?

П а л ь в а н - а г а. Бай, мне стыдно поднять на тебя глаза!

К ю й к и б а й. Что было, то прошло. Ты не в ответе за этого босяка Бегенча. Сыграем свадьбу — скандал забудется…

П а л ь в а н - а г а. Нет, бай-ага… Я не должен был приходить к тебе в дом, но…

К ю й к и б а й. Да не мямли! Говори, в чем дело?

П а л ь в а н - а г а. Сахра не хочет выходить за твоего сына, говорит, лучше умрет, чем войдет в твой дом!

К ю й к и б а й. Что такое?

Пауза.

Да как она смеет перечить родному отцу! О аллах! Неужто наступил конец света?!

П а л ь в а н - а г а. Нет, просто наступили новые времена…

К ю й к и б а й. Замолчи! Какие времена?! О боже, такого позора не знали наши отцы! Ты не волен над своей дочерью! Опомнись! Ты должен приволочь строптивую за волосы к моим ногам! Или ты не мужчина! А может, ты стал бабой? Тогда сам Черкез возьмется за это дело!

П а л ь в а н - а г а. Я никому не позволю таскать за волосы мою дочь!

К ю й к и б а й. А мои деньги? Как ты думаешь их вернуть?!

П а л ь в а н - а г а. Деньги верну. Продам все ради моей родной дочери…

К ю й к и б а й. Моя дочь! Моя дочь! А я своего сына на улице нашел, что ли?

П а л ь в а н - а г а. Вот и жените его на дочери иранского хана!

К ю й к и б а й. Эх, ты! Совсем забыл о чести! Твою дочь мужчины прямо на улице хватают за руки, а ты молчишь…

П а л ь в а н - а г а. Бай, оставь эти разговоры. У меня нет для вас дочери.

Хочет уйти. Черкез хватает старика за воротник.

Ч е р к е з. Нет, так легко ты не отделаешься!

П а л ь в а н - а г а. Прочь руки, щенок!

Ч е р к е з. Я — щенок?

П а л ь в а н - а г а. Да, иначе бы невеста не отвернулась!

Ч е р к е з. Ах, вероломный!

Бросается на Пальвана-ага с ножом. Отец останавливает его.

Пусти, отец, пусти!

К ю й к и б а й. Не торопись, сынок, не торопись!

Пальван-ага уходит.

Ч е р к е з. Только и слышу от тебя — не торопись да не горячись! Босяки позорят меня, отнимают имущество, невесту, а ты все держишь меня за руки. Я не буду больше терпеть! Ты стар и немощен! В этой жестокой схватке ты ни защищаться, ни наступать не умеешь, так позволь мне бороться за нашу честь! У нас теперь только один путь — мстить. Слушай меня! Я встал на этот путь, и я докажу, на что способны потомки Мовлям-бая!

К ю й к и б а й. Да что ты собираешься делать?

Ч е р к е з. С надежными людьми надо переправить весь скот в Иран, все имущество превратить в золото и соединиться с людьми Ораз-хана. Весь аул от мала до велика я пропущу через свой нож, а Сахру я украду! Украду, обесчещу и брошу в песках на съедение шакалам! Вот что я хочу сделать! Ну?

К ю й к и б а й. Глупее не придумаешь. Ни бежать в Иран, ни помирать я не собираюсь. Колхоз не вечен. Я снова стану владельцем земли моих предков. Надо только выждать время, и, пока я жив, ты будешь меня слушаться! Меня! И больше никого! Понятно?!

Ч е р к е з. Отец!

К ю й к и б а й. Довольно, мальчишка!

Ч е р к е з. Ну ладно! Увидим!

К ю й к и б а й. Что увидим?

Ч е р к е з. От своего слова я не отступлюсь!

Уходит.

К ю й к и б а й. О аллах! И родной сын против меня! Будь прокляты эти времена!

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Картина третья

Уже давно ночь. В читальне идет собрание. За столами, на подоконниках сидят  к о м с о м о л ь ц ы, к о л х о з н и к и, к р е с т ь я н е. Некоторые из комсомольцев вооружены. В президиуме — М я л и к  М е р г е н, А н н а г у л ь, Б е г е н ч, А т а м у р т.

М я л и к. Нам надо понять, что устав колхоза — закон для всех нас. Каждый должен трудиться, тогда и богатство к нам придет. Колхозники должны быть сознательными, а у нас что происходит? В самый разгар работ Сары храпит в тени под деревом, как терьякеш. Да, да! Не смейтесь! Сапбы с таким трудом ворочает кетменем, словно в его руках палица Рустам-Зала, а почтенный Веллек торгует на байрамалийском базаре кислым молоком! И все это они делают сейчас, когда дорога́ каждая пара рук! Правление решило — с завтрашнего дня бригадиры должны подавать рапорт о том, кто как работал. По вечерам теперь мы будем вызывать лентяев в контору и как следует прорабатывать их. Не поможет — нарисуем в стенной газете, объявим выговор, а то и предложим выйти из колхоза…

Г о л о с а. Правильно!

М я л и к. Но это, товарищи, я говорил только об отдельных людях. Большинство же колхозников честно работают. Как ни сильна кулацкая агитация, к нам идет все больше народа. Бедняки и батраки тянутся в колхоз. Вот недавно подал заявление о приеме байский батрак Карягды…

Г о л о с а. Кто такой? Мы его не знаем!

Короткий встает.

К о р о т к и й. Вы что, меня не знаете?

Г о л о с а. Да ведь это Короткий! Так бы сразу и сказали…

К о р о т к и й. Затвердили — «Короткий» да «Короткий»! Меня зовут Карягды, я — сын Потды, понятно?

С е р е д н я к. Карягды, а ты не боишься своего бая?

К о р о т к и й. А чего мне его бояться? Вот вступлю в отряд Бегенча, возьму в руки винтовку, пусть тогда он меня боится! Да не только он — сам Джунаид-хан от меня побежит!

В зале раздается смех.

М я л и к. Что нужно для того, чтобы пресечь вражескую агитацию и вредительство? Надо быть бдительным! Надо разоблачать на каждом шагу тех, кто таит черные мысли и распространяет гнусные слухи. Иначе не миновать нам многих бед. Разве Сапар не под влиянием вражеской агитации хочет выйти из колхоза?

С а п а р (кричит с места; он заикается). У м-меня своя г-голова на плечах!

К у л а к. Просто он не хочет опозориться, как Пальван-ага!

С а п а р. Я и б-без колхоза не умру с голода. Если у меня не б-будет веры, религии, чести, з-зачем мне жить на свете? Я хочу жить в своем доме, а не в к-казармах!

С т а р у х а. Вах! Пусть я стану его жертвой! Правильные его слова! Зачем ему бросать свою дочь в объятия комсомольцев?!

К о р о т к и й. Не в этом дело! Он просто боится, что колхоз не разрешит продать за калым его косоглазую дочку!

Все смеются.

С а п а р. Это не т-твое дело!

Ч а р ы - а г а. Учти, Сапар! Нам не холодно и не жарко оттого, что ты, лежебока, выходишь из колхоза. Колхоз без тебя проживет, а вот ты…

С а п а р. Ты бы молчал, бессовестный! Вот от к-каких отцов рождаются бесстыдники, как Бегенч!

К у л а к. Мерген, а почему не наказали Бегенча? Бедняга Пальван-ага со стыда из дома не может выйти!

С т а р у х а. В колхозе таких не наказывают, наоборот, делают начальниками!

К а н д ы м. Ты когда-нибудь прикусишь язык, бабушка?

С е р е д н я к. Правильно она говорит! Если Бегенч не будет наказан, ни один отец не выпустит свою дочь на улицу!

Кулак показывает на Аннагуль.

К у л а к. Пусть эта девушка не трогает наших дочерей и жен. Мы не позволим им вступать в комсомол!

С а п а р. Правильно!

А н н а г у л ь. В комсомол никого силой не тащат.

С т а р у х а. Девушек в комсомол заманивают, чтобы они потеряли стыд!

К о р о т к и й. А ты где свой стыд потеряла, старая?

С т а р у х а. Ах ты бесстыжий…

К а н д ы м. Перестань ругаться!

С т а р у х а. Люди добрые, смотрите! Он женщине рот затыкает! Он против нашей свободы! Для чего же мы свергли белого царя?

Зал так и покатывается со смеху.

М я л и к. Тихо, товарищи. Я вижу, случай с Бегенчем стал на руку тем, кто хочет баламутить аул. Пора покончить с этим. Знайте же: Бегенч ни в чем не виноват. Я заявляю об этом от имени правления.

К у л а к. Может быть, правление забыло о чести туркмена?

М я л и к. Довольно! Мы не позволим вам превращать слово «честь» в жвачку! Я, по-вашему, не туркмен, что ли? Но я ничего плохого не вижу в том, что молодые люди любят друг друга. До каких пор лучшие девушки аула должны принадлежать только байским сынкам? И почему до сих пор во многих семьях не дают девушке самой решить свою судьбу? Скажете, мол, об этом туркмен никогда не слышал, этого никогда не знал. А разве когда-нибудь туркмен знал свободу, равноправие? Знал он школу, книгу? Нет, не знал! А вот сейчас узнал. Видел ли когда-нибудь себя бедняк хозяином земли и воды? Нет, не видел! А сейчас увидел, потому что настала новая жизнь, и остановить ее так же нельзя, как нельзя остановить приближение весны! Девушки не хотят больше, чтобы их продавали. И народ проклянет тех отцов и матерей, которые станут продавать своих дочерей. Пройдет десять — пятнадцать лет, и о позорной торговле девушками будут вспоминать, как о самом позорном наследии прошлого.

К у л а к. А если комсомольцы обнимают чужих невест, разве это не позор для их родителей?

М я л и к. Прежде чем обручать девушку, надо спросить ее согласие. Тогда накануне свадьбы она не будет отказываться от своего жениха!

С т а р у х а. А люди говорят, что Сахра вовсе и не любит Бегенча. Просто он напугал ее: мол, если выйдешь за байского сына, советская власть тебя посадит в тюрьму.

Б е г е н ч. Неужели у тебя нет ни капли совести? Зачем ты плетешь этот вздор?

М я л и к. Мы не позволим тебе клеветать на комсомольца!

С т а р у х а. Ты, председатель, не пугай меня. Я своими ушами слышала…

Бегенч вскакивает с места, горячо говорит.

Б е г е н ч. Мерген-ага, прощу вас, позовите сюда Сахру; пусть девушка сама скажет, что я не виноват. Но если она подтвердит слова этой старухи, тогда гоните меня вон из аула, натравите на меня собак. Если же старуха клевещет, если ее слова окажутся ложью, тогда надо заставить замолчать ее, чтобы она не калечила людям жизнь, не позорила перед народом. Аннагуль, прошу тебя, сходи к Пальвану-ага, позови Сахру.

М я л и к. Сходи, Аннагуль.

Аннагуль уходит.

С т а р у х а. Сахра не придет сюда — испугается, а если и захочет, почтенный Пальван-ага не пустит ее срамиться перед народом.

К а н д ы м. Люди, надо спросить у этой старухи, сколько ей заплатил Черкез за эту клевету.

С т а р у х а. Вах, блудный сын! Ты меня взяточницей называешь!

К а н д ы м. Не будь взяточницей — ты работала бы, как другие люди, а не распускала бы свой двухаршинный язык!

С т а р у х а (злобно кричит). Да я тебя за эти слова к прокурору потащу!

Она бросается к Кандыму и хватает его за воротник. Их разнимают.

К а н д ы м. Счастье твое, что ты женщина, а не то…

К о р о т к и й (с умильным выражением лица протягивает руки к хромой старухе, говорит возвышенным тоном). О ты, беззащитное существо, султанша над всеми женщинами Туркмении, о гордость всех аульчан! Потрудись, кроткий ангел, потопай своими прекрасными ножками и выйди вон отсюда, если хочешь, чтобы народ остался тобой доволен!

Собрание смеется.

С т а р у х а. Не тебе меня выгонять!

М я л и к. Нет, нет, пока Сахра не придет, ее никуда нельзя отпускать! А вот и Сахра!

Входят  С а х р а  и  А н н а г у л ь.

М я л и к. Здравствуй, дочка! Знаешь, зачем вызвали тебя?

С а х р а. Нет…

М я л и к. Будь добра, скажи собранию — угрожал ли тебе тюрьмой Бегенч? Запрещал ли он тебе выходить замуж за байского сына?

С а х р а. И во сне я не слышала такого разговора…

М я л и к. Но вот эта старая женщина утверждает, что слышала, как Бегенч угрожал тебе…

С а х р а. Она не могла этого слышать, потому что Бегенч ничего такого мне не говорил…

С а п а р. А как ты посмела, обрученная, разговаривать с мужчиной?

Сахра молчит, опустив голову, потом решительно подымает глаза на Сапара.

С а х р а. Наши сердца не разлучит даже смерть!

Все смотрят на Сахру, хромая старуха незаметно покидает читальню.

С а п а р. Ты позоришь своего уважаемого отца!

Входит  П а л ь в а н - а г а.

С а х р а. Я никогда не опозорю своего отца! Он сам знает, как ему сейчас поступать! Он может убить меня или помиловать!

П а л ь в а н - а г а. Молодец, доченька! Ничего не бойся. Расскажи все людям, пусть знают, что ни Бегенч, ни ты ни в чем не виноваты. Виноват только я один. Если бы я послушался совета председателя и вступил бы в колхоз, то не попался бы в сети баев и мне не пришлось бы насильно обручить свою дочь с байским сынком, но я думал, что в колхозе отнимут все мое имущество. Кюйкибай пугал меня этим. Теперь я понял: если будешь честно трудиться — колхоз станет для тебя родным домом. Вот наше заявление. Я и моя дочь просим принять нас в колхоз.

М я л и к. Спасибо, Пальван-ага! Видите, товарищи, и середняк пошел в наш колхоз!

К а н д ы м. Ну, старуха, как себя чувствуешь? Где же она? Убежала! Надо ее вернуть.

Уходит.

К о р о т к и й. Если бы я был на месте Сапара, я бы пошел к Кюйкибаю и сказал бы (заикается, подражая Сапару): «Б-бай-ага, зачем в-вам С-сахра, купите лучше м-мою ангельскую дочь».

С а п а р (от волнения заикается еще больше). Х-хей, К-короткий беспутник!

К о р о т к и й. Меня зовут Карягды!

М я л и к. Вот так, товарищи, постепенно мы разоблачим все проделки врагов. Но главное сейчас для нас — как полагается провести сев. Ведь от этого зависит наша будущая жизнь в колхозе. И еще я хочу вам сообщить радостную весть. На районной конференции секретарь райкома товарищ Анисимов сказал, что партия в ближайшее время направляет к нам из городов двадцать пять тысяч рабочих-специалистов. В Ашхабад уже прибыло пятьдесят человек. Теперь у нас будут и механики, и слесари, и кузнецы! Русские братья помогут нам во всем!

Раздаются дружные аплодисменты. Когда они стихают, слышится истерический крик хромой старухи. Затем входит  о н а  с а м а. В руках у нее головной убор, волосы распущены, лицо измазано сажей, на нем нарисованы усы и борода.

С т а р у х а. Я не потерплю издевательства над свободной женщиной! Я сообщу об этом в Ашхабад! Бесстыдник бросил мой борук в грязь. Смотрите!

К о р о т к и й. Ха-ха-ха! Да эта старуха в мужчину превратилась! Смотрите, у нее выросли усы и борода!

С т а р у х а. Вай! Вай! Он измазал мое лицо сажей! Я сожгу себя, сожгу!

К о р о т к и й. На́ спички!

М я л и к. Скажи, кто надсмеялся над тобой?

С т а р у х а. Кто? Ваш комсомолец Кандым!

А н н а г у л ь. Кандым?

Аннагуль обменивается с Мяликом Мергеном удивленными взглядами.

З а н а в е с.

Картина четвертая

Перед занавесом проходит  б а с м а ч. Он по-прежнему в одежде муллы.

Б а с м а ч (бормочет молитву). Аллаху акбер! Бисмаллах-рахмани-рахим!

Входит  Ч е р к е з.

Б а с м а ч. Никого вокруг?

Ч е р к е з. Никого…

Б а с м а ч. Где деньги?

Ч е р к е з. И деньги и оружие у «Пира». Подожди! Отец не должен знать, что я ухожу с вами! Теперь в моих жилах вместо крови бурлит огонь мести! Уходи, сюда идет какая-то женщина!

Б а с м а ч. Пока не стемнеет, я буду у арыка… Бисмаллах-рахмани-рахим, о аллах, о пророк! (Уходит.)

Черкез смотрит на приближающуюся женщину и узнает в ней  С а х р у. Прячется и, когда Сахра поравнялась с ним, внезапно выскакивает. Сахра вздрагивает, хочет крикнуть, но Черкез зажимает ей рот.

Ч е р к е з. Если закричишь, погибнешь! Не бойся — я пришел не убивать тебя. Да, ты смелая стала! С огнем играть взялась!

С а х р а. Дай дорогу!

Ч е р к е з. Нет у тебя дороги! Теперь для тебя все пути закрыты! А, дрожишь? Несчастная, ты сама губишь себя своей изменой!

С а х р а. Пусти, а то закричу!

Ч е р к е з. Закричишь в последний раз.

Сахра хочет уйти, но Черкез загораживает ей дорогу.

Ч е р к е з. Если я этим кинжалом раскромсаю твое сердце, ни одна живая душа не узнает! Но я не кровожадный! Я еще раз взываю к твоему разуму. Ты думаешь, я без тебя не проживу? Таких, как ты, у меня будут десятки, но я люблю тебя! И я защищаю свою честь, честь отца! Ты опозорила весь наш род!

С а х р а. Я никого не позорила. Если бы сразу меня спросили, я бы сказала, что не хочу идти за тебя!

Ч е р к е з. О аллах! Верни зрение этой слепой! Чем Бегенч лучше меня? Богаче? Красивей? Сильнее? Чем? Отвечай!

С а х р а. Может быть, тысячи глаз увидят, что ты и красивей, и сильней. А мои глаза видят другое… Лучше Бегенча никого нет на свете!

Ч е р к е з (потрясает кулаком над головой Сахры. Кричит). Дура! В последний раз говорю — опомнись! Ты или будешь моей женой, или станешь пищей для шакалов! Я не запачкаю своих рук в твоей крови, но я сделаю так, что ты сама сожжешь себя!

Сахра убегает.

Открывается занавес. Снова читальня. Комсомольское собрание. На сцене  А н н а г у л ь, Б е г е н ч, К а н д ы м, к о м с о м о л ь ц ы.

А н н а г у л ь. Значит, решено — сев начинаем с участка Кандыма. Выйдем в поле, как только рассветет. А теперь, товарищи, я хочу поговорить о самом Кандыме.

Кандым встает.

Сядь! Может быть, ты сам оценишь свой поступок? Молчишь? Тогда скажу я — ты подрываешь авторитет нашей ячейки. Тебе доверяют воспитывать молодежь, а ты даешь оружие против нас в руки врага!

К а н д ы м. Сколько раз я просил ее, умолял вернуться на собрание и сознаться в своей клевете, но она не захотела! Нет! Мало я ей еще сделал! Надо было больше измазать!

А н н а г у л ь. И опять он ничего не понял! Поверь, с этой сплетницей нужно бороться иным путем, а совсем не обязательно бросать ее борук в грязь, мазать лицо сажей!

К а н д ы м. А клеветать на Бегенча этой шпионке можно?

А н н а г у л ь. Да пойми — кто ты и кто она! Есть власть, правление, на нее найдут управу. Товарищи, какие будут предложения?

Г о л о с  с  м е с т а. Выговор дать!

К а н д ы м. За что выговор? За что? Из-за кулацкого прихвостня выговор? Я — против!

А н н а г у л ь. Конечно, ты против! Бегенч, твое мнение?

Б е г е н ч. Товарищи, никто не любит так Кандыма, как я. Я считаю его за родного брата, но его поступок не вяжется с комсомольским уставом. Вы знаете, сколько шума вызвала моя неосмотрительность, а Кандым поступил не лучше. Больше мне нечего сказать!

К а н д ы м. Вот тебе и друг!

А н н а г у л ь. Кто за то, чтобы Кандыму дать выговор?

Кандым хочет уйти.

Подожди, Кандым, собрание еще не окончено. Если хочешь уйти, спроси разрешения!

К а н д ы м. Я не останусь!

Бегенч обнимает его за плечи и сажает рядом с собой.

К а н д ы м. Пусти меня! Эх, ты… друг!

А н н а г у л ь. И третий вопрос…

К а н д ы м. Выговор! Выговор! А из-за кого!

А н н а г у л ь. Кандым, перейдем к третьему вопросу.

К а н д ы м. Я молчу! Переходите хоть к десятому вопросу!

А н н а г у л ь. Товарищи, есть заявление от Сахры… Но где она? Без нее мы не сможем рассмотреть заявление.

К а н д ы м. Выговор! Выговор!

Вбегает запыхавшаяся  С а х р а.

С а х р а. По аулу ходит человек в одежде муллы. Но это не мулла!

А н н а г у л ь. Как так?

С а х р а. Когда он пил воду у арыка, у него распахнулся халат, под полой я увидела винтовку…

Б е г е н ч. Винтовку?

С а х р а. Да! Мне кажется, он идет сюда!

Б е г е н ч. Ребята, за мной!

Все выбегают. Остаются только Аннагуль и Сахра.

А н н а г у л ь. А ты не ошиблась?

С а х р а. Нет!

Раздается выстрел.

А н н а г у л ь. Закрой окно!

С а х р а. Я пойду!

А н н а г у л ь. Зачем?

С а х р а. Боюсь за Бегенча.

Выстрелы учащаются.

С а х р а. Пусть лучше пуля попадет в меня, чем в Бегенча.

Хочет уйти.

А н н а г у л ь. Не смей, Сахра. Смотри! Смотри! Вон побежал этот негодяй! Еще скроется! Побегу, сообщу нашим.

С а х р а. Не выходи — тебя убьют!

А н н а г у л ь. Не бойся за меня!

Она убегает. Проходит несколько мгновений. Со звоном вылетает стекло в окне. Через него в читальню влезает  м у л л а  и прижимается к стене. Сахра в страхе прячется за скамью. К а н д ы м  открывает дверь, видит бандита и хочет кинуться на него. Тот целится в Кандыма из винтовки. Тогда Сахра мгновенно оказывается возле бандита, наваливается на него и кусает его руку. Вбегает  Б е г е н ч. Вдвоем с Кандымом они обезоруживают басмача и связывают его. Постепенно собирается вся молодежь. Один из юношей ранен. Сахра перевязывает его рану своим платком.

К а н д ы м. Если бы не Сахра, этот мулла отправил бы меня на тот свет!

Б а с м а ч. Если вам дорога жизнь, отпустите меня немедленно! Узнают наши — ни один из вас не останется в живых.

К а н д ы м. Молчи! А то все зло за выговор на тебе вымещу!

Б е г е н ч (басмачу). Ты от Ораз-хана?

Б а с м а ч. Ха-ха-ха! Неужели я буду отвечать тебе, мальчишка?

Входят  А н н а г у л ь  и  А т а м у р т. Басмач, увидев Атамурта, меняется в лице.

А т а м у р т. Молодцы комсомольцы! А ты… Болтаешь о вере, а сам позоришь ее, мулла!Где его оружие? (Берет винтовку басмача.) Иди вперед! А вы, комсомольцы, продолжайте собрание! Я этого муллу передам куда следует! (Уходит.)

А н н а г у л ь. Товарищи, продолжаем собрание!

Б е г е н ч. Дай мне слово. Я предлагаю снять выговор с Кандыма за смелость и находчивость и объявить благодарность.

А н н а г у л ь. Кто за предложение Бегенча?

Все подымают руки.

К а н д ы м. Вот это мне нравится! А то затвердили — выговор да выговор!

Комсомольцы весело смеются.

А н н а г у л ь. Товарищи, у меня в руках заявление Сахры о приеме в комсомол. Все мы ее хорошо знаем, и я считаю, что сегодняшнее ее смелое поведение дает право носить высокое звание комсомольца. Кто за это предложение?

Опять все подымают руки.

Сахра, поздравляю!

Б е г е н ч. Аннагуль! Давайте введем в состав редколлегии стенной газеты Сахру. У нее красивый почерк. Это будет ее первое комсомольское поручение!

А н н а г у л ь. Сахра, ты согласна?

С а х р а. Конечно, согласна!

А н н а г у л ь. Редактор объяснит тебе, что нужно делать.

С а х р а. А кто редактор?

А н н а г у л ь. Бегенч!

Сахра в смущении опускает голову.

А н н а г у л ь. Собрание считаю закрытым.

Комсомольцы расходятся.

Б е г е н ч. Сахра, ты останься. (Он разворачивает большой лист бумаги. Достает тетрадку.) Вот эти статьи надо переписать сюда. Помнишь, как мы в школе делали стенную газету?

С а х р а. Помню. (Пауза.) Я не знала, что ты будешь столько страдать из-за меня!

Б е г е н ч. Я боюсь за твою жизнь, милая… Черкез так просто не отдаст тебя, он совсем озверел.

С а х р а. Он сказал мне — или будешь моей женой, или станешь пищей для шакалов!

Б е г е н ч. Ах, негодяй! (Порывается бежать.)

С а х р а. Нет! Нет! Если ты еще хоть раз с ним встретишься, прольется и твоя кровь, и его, я знаю. Умоляю, не надо! Я не боюсь его! Я буду остерегаться, и ты побереги себя! Я спокойна, когда ты со мной.

Б е г е н ч. Сердце мое! (Прижимает голову Сахры к своей груди и нежно гладит ее по волосам.)

В это время открывается дверь и в помещение входит раненый и связанный по рукам  А т а м у р т  с платком во рту. Бегенч кидается к нему, освобождает его.

А т а м у р т. Чуть не убили меня! Три вооруженных всадника… И глазом не успел моргнуть! Догоните их, дети мои! Сообщите в район!

Б е г е н ч. Ах, Атамурт! Идем, Сахра!

А т а м у р т. Догоните ли?

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Картина пятая

Чуть светает. Слышны отдаленные крики петухов. Они ведут свою утреннюю перекличку. Перед занавесом проходят  М я л и к  М е р г е н, Б е г е н ч, А н н а г у л ь, А т а м у р т. Последним проходит  б а х ш и. Он что-то негромко напевает.

Открывается занавес. Возле сарая лежат замоченные семена хлопка. Ч а р ы - а г а  охраняет их. К нему подходит бахши. Затем — Мялик Мерген, Атамурт с ключами. Атамурт отпирает сарай. Там — колхозный инвентарь. Бахши снова начинает негромко напевать.

М я л и к. Здравствуй, бахши! Утренней песней будишь крестьян? Хорошо! И песню хорошую сочинил! Ну, агротехник, а что говорит твоя наука? Не довольно ли семена в воде держать?

А н н а г у л ь. Думаю, что пора начинать сев. (Берет несколько семечек на ладонь и внимательно рассматривает их.)

Мялик тоже берет несколько семян.

М я л и к. Смотрю на семена хлопка — душа радуется! В них все наше богатство, в этих маленьких зернышках! Давайте же так их посеем, чтобы каждое проросло!

А н н а г у л ь. Постойте-ка… Странный вид у этих семян…

М я л и к. Как это странный?

А т а м у р т. Не кажется ли тебе, дочь моя?

А н н а г у л ь. Семена никто не трогал? (Рассматривает их в лупу, нюхает.)

А т а м у р т. Глупая, кто мог их трогать? Ведь сторож не отходил ни на шаг!

Ч а р ы - а г а. Я ни на минуту не сомкнул глаз…

А т а м у р т. Слышала? Мерген-ага, если мы все будем делать по книгам, то никогда не начнем сев. Давайте-ка по дедовским правилам, так вернее!

А н н а г у л ь. Мерген-ага, трудно произнести эти слова, но…

М я л и к. В чем дело, говори!

А н н а г у л ь. Из этой партии ни одно семя не прорастет!

А т а м у р т. Если будем слушать глупости девчонки, солнце сядет. Пора начинать.

М я л и к. Подожди, Атамурт! Дочка, скажи, в чем дело? Чего ты испугалась?

А н н а г у л ь. Эти семена испорчены. Кто-то их обварил кипятком! Свернулись белки.

А т а м у р т. Дьявол, что ли, их сварил?

Ч а р ы - а г а. Пусть я ослепну, если хоть на минуту сомкнул глаза! Никто к семенам не подходил!

А н н а г у л ь. Да, к площадке, может быть, никто и не подходил, но их обдали кипятком, когда они лежали в сарае!

Б е г е н ч. Как могли проникнуть в закрытый сарай? Атамурт, ты где хранишь ключи?

А т а м у р т. Мало ли ключей для тех, кто хочет навредить! (Вошел в сарай, кричит.) Нашел, нашел! Окно разбито! Они влезли через окно!

М я л и к. Кто же это мог сделать?

Ч а р ы - а г а. Я думаю, что надо взять за шиворот Кюйкибая.

А т а м у р т. Ему своего горя хватает! Сын вчера ночью ограбил его и сбежал, говорят, к Ораз-хану.

Б е г е н ч. За этим бегством что-то кроется! Мерген-ага, нельзя терять времени!

М я л и к. Верно! Седлай коня и молнией скачи в район! Проси семян. Пусть дадут, сколько могут. Следом за тобой пошлем фургон.

А т а м у р т. Да, да, я пойду приготовлю фургон!

М я л и к. Нет, ты оставайся здесь. (Пишет записку, передает Бегенчу.) Отдашь по пути Сердару, он направит фургон. Спеши, Бегенч. Мы не дадим врагу посмеяться над нами! Не позже завтрашнего утра мы должны начать сев. Скачи, сын мой!

Бегенч что-то тихо говорит председателю и уходит.

М я л и к. Кандым, пока мы будем составлять акт, собери колхозников и расскажи о случившемся, а ты, Чары-ага, иди отдыхай.

Кандым уходит.

Ч а р ы - а г а. Мне теперь не до отдыха. Сердце горит, председатель! Это байская рука, я уверен!

М я л и к. Чары-ага, успокойся. Пойди отдохни.

Ч а р ы - а г а. Ах, негодные, задержали сев! (Уходит.)

М я л и к. Ну, бахши! Чего голову повесил? Может, сочиняешь песню про бдительность?

Б а х ш и. Нет, сижу думаю…

М я л и к. Хорошо, когда человек думает. Если бы мы всегда думали как следует, этого бы не произошло. Аннагуль, не вешай головы! Найдем выход из положения!

А т а м у р т. Говорил, не надо слушать эту девчонку! Начали бы сев раньше, не было б беды!

Аннагуль плачет.

М я л и к. Не плачь, ты не виновата! Наоборот, тебе надо спасибо сказать. Если бы не ты — мы бы посеяли негодные семена. Вот когда бы нагрянула настоящая беда! Враг на это и рассчитывал. Но не вышло! И не выйдет! Не плачь, дочка! Теперь враг, если даже рыбой станет на дне морском, все равно от нас не уйдет!

А н н а г у л ь. Сердцу больно! Кто мог это предвидеть?

Аннагуль уходит.

М я л и к. А ты, Атамурт, удивительный человек! Вчера упустил бандита, сегодня к тебе на склад залезли враги… Непонятно…

А т а м у р т. Председатель, не везет мне! Несчастный я человек!

М я л и к. Несчастный человек! Иной несчастный сам на себя беду накликает.

А т а м у р т. Твои слова мне непонятны…

М я л и к. Непонятны?

Б а х ш и. Мудрое слово всегда своего хозяина найдет!

М я л и к. Это верно! А ты, бахши, все размышляешь?

Б а х ш и. Да, я думаю о людях. Мы называем хищниками волка, тигра, лисицу, но ведь иной человек куда кровожаднее этих зверей. Разве можно назвать тех негодяев людьми, которые захотели оставить без хлеба ни в чем не повинных детей? Разве это не зверство?

А т а м у р т. Знать бы, кто они, эти звери!

Б а х ш и. Я знаю…

А т а м у р т. Что?! Чего ж ты молчишь, если знаешь?

М я л и к. И в самом деле, бахши, почему не скажешь?

Б а х ш и. В тот вечер я узнал двоих…

А т а м у р т. Кого ты мог узнать, слепой?

Б а х ш и. Говорят, глаза слепого — уши. Я узнал их по голосам. Кроме того, дорогой мой ровесник, есть два рода слепых — одни такие, как я, а у других хоть и есть глаза, но они тоже слепцы. Кто не видит, куда идет жизнь, как развивается история, тот безнадежный слепой. А такой слепец раз споткнется и никогда больше не встанет. Председатель, я много болтаю, а ты, наверное, ждешь, что я назову преступников. Так слушай. Когда я прошлой ночью шел со свадьбы, около сарая услышал шепот людей. Сначала подумал, что это басмачи, хотел уйти, но потом спрятался за дерево. Голоса сказали мне, что у сарая свои, я успокоился и пошел домой. Мне и в голову не пришло, с какой целью явились люди к сараю…

А т а м у р т. Почему же ты скрываешь имена?!

М я л и к. Не надо кричать, Атамурт, бахши сейчас назовет их.

Б а х ш и. Нет-нет, не назову. Боюсь, председатель, боюсь. Не хочу умирать. Жить стало хорошо. Я жить хочу. А если хоть пикну — исчезну, как дым в небе. Ищите вредителей сами.

А т а м у р т (берет слепого за воротник). Нет, скажешь!

М я л и к. Атамурт, оставь в покое почтенного бахши, сегодня не сказал — подумает, завтра скажет! Назовет имена негодяев.

Б а х ш и. Нет-нет! Я вам ничего не скажу, ничего! Они из нашего аула. Есть судьи, прокуроры, следователи. Они найдут…

А т а м у р т. Бахши, а ты, оказывается, трус!

Б а х ш и. И храбрость имеет свои границы…

А т а м у р т. Вот с таким и попробуй построить социализм!

Бахши уходит. Атамурт идет вслед за ним. Мялик остается один. Через некоторое время  б а х ш и  возвращается.

М я л и к. Бахши? Ты зачем вернулся?

Б а х ш и. Он ушел?

М я л и к. Да.

Б а х ш и. Я при нем не хотел говорить, башлык. Говорят, черви точат дерево изнутри…

М я л и к. Постой, постой! Не Атамурта ли ты узнал по голосу?

Б а х ш и. Нет.

М я л и к. Кого же?

Б а х ш и. Никого.

М я л и к. Как никого?

Б а х ш и. Я тогда неправду сказал.

М я л и к. Не понимаю…

Б а х ш и. Я ничьих голосов не слышал. После свадьбы нигде не останавливался, а пошел прямо к себе домой и лег спать.

М я л и к. Зачем же ты сказал неправду? Почему?

Б а х ш и. Почему? Чтобы враг сам пришел и попал в капкан! В нашей борьбе хитрость — тоже оружие! Как только распространится слух, что слепой бахши узнал врага, тот сам придет ко мне и заставит молчать!

М я л и к. Ты играешь со смертью! Они ж тебя убьют!

Б а х ш и. Они захотят убить, но удастся ли? Об этом я тоже подумал. Дай мне трех-четырех вооруженных комсомольцев из отряда Бегенча, а об остальном не беспокойся.

М я л и к. Бахши, кто назовет тебя слепым — сам слепец!

Входит  А т а м у р т.

А т а м у р т. Где слепой?

З а н а в е с.

Картина шестая

Перед занавесом нетерпеливо взад и вперед ходит  А т а м у р т. Появляется  К ю й к и б а й.

К ю й к и б а й. Ну?

А т а м у р т. Бай-ага, плохи дела, все раскрыто!

К ю й к и б а й. Сволочи! Как вы допустили это?

А т а м у р т. Кто знал, что девчонка все разнюхает! Бай-ага, район им дает семена. За ними отправлен фургон. К ночи семена будут здесь.

К ю й к и б а й. Словно сам аллах помогает им. Ну, чего дрожишь?

А т а м у р т. Бай-ага, слепой бахши подкараулил у сарая нас.

Кюйкибай замахивается на Атамурта.

К ю й к и б а й. Ослы! От слепого не могли спрятаться! Сколько трудов и денег потратили!

А т а м у р т. Не время сейчас деньги считать. Минута промедления — и мы погибли. Всех поставят к стенке. Нам Ораз-хан как воздух нужен!

К ю й к и б а й. Ораз-хан! Пока он придет, нас на вертеле изжарят! О аллах! Сын убежал, хозяйство рушится, каждый удар нашего топора приходится по камню! (Пауза.) Надо думать о своем спасении. Если вор, входя в дом, не задушит проснувшегося ребенка, он пропал!

А т а м у р т. Ты считаешь, что слепого бахши надо… (Проводит рукой по горлу.)

К ю й к и б а й. Не нравится этот выход — подскажи другой. Если он назовет хоть одно имя — мы погибли. Послушай, бахши не должен жить ни одного часа, ни одной минуты! Это сделаешь ты! Ночью два человека тебя будут ждать на окраине аула. Ты с одним из них придешь к бахши и пригласишь его на свадьбу в какой-нибудь аул. Надо сделать все, чтобы его выманить из аула, а дальше — сам знаешь. Потом надо преградить путь фургону с семенами. Уничтожить их. Это я беру на себя. Около котлована под утро буду ждать тебя с хорошими вестями, а потом…

А т а м у р т. А потом?

К ю й к и б а й. Потом займемся Мергеном, и на этом с колхозом будет покончено. Понял? Иди! Иди, говорю!

З а н а в е с.

Картина седьмая

Кибитка бахши. Темно. Слышится шепот. Тихо открывается и закрывается дверь. Б а х ш и  начинает играть на дутаре. Немного погодя входит  Д л и н н ы й. У него тоже в руках дутар.

Д л и н н ы й. Бахши, ты дома?

Б а х ш и. Разве не слышишь, что я играю?

Д л и н н ы й. Да, слышу.

Б а х ш и. Проходи, Длинный. Я тебя по голосу узнал.

Д л и н н ы й. А почему в темноте сидишь?

Б а х ш и. А какая мне разница? Для тебя зажгу лампу. (Зажигает.)

Д л и н н ы й. Дети спят?

Б а х ш и. Спят.

Д л и н н ы й. А где жена?

Б а х ш и. Тебе нужна моя жена?

Д л и н н ы й. Нет, нет! На кой она мне?

Б а х ш и. Почему тебя не было на прошлой свадьбе?

Д л и н н ы й. Да так… просто не пошел…

Б а х ш и. Почему у тебя голос дрожит?

Д л и н н ы й. Таким меня мать родила.

Б а х ш и (трогает его колени). Да и колени у тебя дрожат. Тоже от рождения?

Д л и н н ы й. Да, такова была божья воля! А я вот зачем пришел к тебе: думаю научиться играть на дутаре. Ведь не плохо играть на свадьбах, а?

Б а х ш и. Если хочешь научиться, научишься. Садись. Слышал, твой друг Короткий в колхоз вступил?

Д л и н н ы й. Да, он жить умеет!

Б а х ш и. А ты по-прежнему батрачишь у Кюйкибая!

Д л и н н ы й. Привык я к нему…

Б а х ш и. Он должен ценить тебя…

Д л и н н ы й. Почему?

Б а х ш и. Ну, это понятно почему!

Д л и н н ы й. Ты… ты что-нибудь знаешь?

Б а х ш и. Ничего я не знаю… Вот ты хочешь научиться играть на дутаре, а там, где играют, не бываешь! Лучше ночами сидеть на свадьбе возле бахши, чем…

Д л и н н ы й. Бахши, на что ты намекаешь? Ты что-нибудь знаешь?

Б а х ш и. Я знаю только то, что ты пришел ко мне учиться играть! Или я неправ? Говори прямо, зачем пришел?

Д л и н н ы й. Я… Я… Меня…

Б а х ш и. Ну, ну! Договаривай!

Д л и н н ы й. Говорят, ты ночью узнал двоих у сарая по голосу… Это верно?

Б а х ш и. Так же верно, как то, что в этой комнате, кроме нас с тобой и детей, никого нет.

Д л и н н ы й. Бахши… я… тебе… меня…

Широко распахивается дверь. В кибитку врывается  А т а м у р т.

А т а м у р т. Длинный, что ты здесь делаешь?

Д л и н н ы й. Я… Я пришел учиться играть!

А т а м у р т. Вон отсюда! Мне нужно поговорить с бахши с глазу на глаз!

Длинный, пятясь от страха, уходит. Бахши идет за ним вслед и громко поет.

Б а х ш и.

А т а м у р т. Что за странная песня?

Б а х ш и. Это новая песня, Атамурт! Может, и ты пришел научиться играть на дутаре?

А т а м у р т. Ты все шутишь, старик! Нет, я пришел позвать тебя на той. За тобой прислали лошадь. Я обещал уговорить тебя. Тебе хорошо заплатят…

Входит  н е з н а к о м е ц.

Заходи… Вот наш почтенный бахши. Договаривайтесь сами. Я ухожу. (Делает вид, что уходит, но остается стоять в углу.)

Н е з н а к о м е ц. Салам, бахши!

Б а х ш и. Салам, гость!

Н е з н а к о м е ц. Детей у тебя немало.

Б а х ш и. Бог дает богатым достаток, а бедным — детей.

Н е з н а к о м е ц. Это верно. Ты хочешь разбогатеть?

Б а х ш и. Какой дурак этого не хочет?

Н е з н а к о м е ц. Я приехал за тобой — тебя зовут на богатую свадьбу. Говорят, ты идешь по пути Шукур-бахши!

Б а х ш и. Да, я играю, как завещал Шукур-бахши! Свадьба байская?

Н е з н а к о м е ц. Нет, нет! Один середняк женит своего сына, имя его Сахат.

Б а х ш и. Не знаю такого.

Н е з н а к о м е ц. Бахши не обязательно знать всех, кто его знает. Ну, вставай, идем!

Б а х ш и. Что ж… О, аллах! Подержи-ка дутар, гость. А далеко ехать?

Н е з н а к о м е ц. Да нет, верхом час пути.

Б а х ш и. О, это далеко! Я должен предупредить председателя!

Н е з н а к о м е ц. А зачем его предупреждать? Ты что, раб его, что ли?

Б а х ш и. У нас сев начинается. Он не разрешает никому без его ведома уезжать далеко. Я сейчас… (Хочет уйти.)

Атамурт делает знак незнакомцу. Тот преграждает бахши дорогу.

Н е з н а к о м е ц. Постой! Тебя ждут люди, а ты будешь бегать туда-сюда! Так и ночь пройдет! Едем!

Б а х ш и. Нет. Председатель должен знать, где я.

Незнакомец отбрасывает дутар в сторону и закрывает дверь на крючок.

Н е з н а к о м е ц. Председатель не должен знать, где ты!

Б а х ш и. Ты закрыл дверь? Зачем? Кто ты?

Н е з н а к о м е ц. Кто бы ни был, ты подчинишься мне! (Приставляет нож к горлу бахши.) Чуешь?

Б а х ш и. Конечно, чую. Только не буди детей!

Н е з н а к о м е ц. Ты сам лучше не шуми.

Б а х ш и. Атамурт, что вы задумали? Отвечай! Ты думаешь, я не знаю, что ты здесь?

Атамурт и незнакомец связывают бахши руки.

Н е з н а к о м е ц. Ну, слепой, шагай на свадьбу!

Он открывает дверь, но в это время, откинув одеяло, с пола вскакивает  К а н д ы м, а с ним еще  д в о е  к о м с о м о л ь ц е в. Они направляют ружья на пришельцев.

К а н д ы м. Ни с места! Где это видано, чтобы бахши вели на свадьбу со связанными руками?!

После нескольких ударов в дверь отскакивает крючок. Врываются еще  д в о е  в о о р у ж е н н ы х  к о м с о м о л ь ц е в. Они приводят с собой плачущего  Д л и н н о г о. Бахши развязывают.

А т а м у р т (Длинному). Ты все рассказал, трус!

Д л и н н ы й. Все пропало! Все пропало!

К а н д ы м. Целый день ждем, чуть не задохнулись под одеялом! Не могли раньше прийти!

Атамурта и незнакомца связывают.

Б а х ш и. Я же сказал — не будите детей!

Входит  М я л и к.

М я л и к. Ну, звери, попались в капкан?

К а н д ы м. Своими ножками пришли!

М я л и к. Спасибо, бахши! А я, честно говоря, не верил… Да, ядовитую змею мы пригрели на своей груди! Ну, активный член правления, скажи теперь — кто слепец: ты или бахши? А я вот что тебе скажу — ты и слепой, и сумасшедший, и последняя сволочь! Деньги Кюйкибая довели тебя до этого!

К а н д ы м. Хайт, Атамурт! Чтоб усы твои сгнили!

М я л и к. Кандым, если отдать этого предателя в руки народа, что с ним будет?

К а н д ы м. Во-первых, измажут сажей лицо, а потом… известное дело!

Д л и н н ы й (плачет). Я не хочу умирать!

М я л и к (Длинному). Ну, батрак, озолотил тебя, Кюйкибай?

Д л и н н ы й. Ей-богу, председатель, я только воду таскал, другой вины за мной нет! Я не шпарил семена.

М я л и к. А кто воду кипятил?

Д л и н н ы й. Хромая старуха.

М я л и к. Хромая старуха? Понятно.

Он что-то шепчет одному из комсомольцев, тот убегает.

Д л и н н ы й. Вах! Почему я не послушался Короткого? Вот тебе! Вот! Вот! (Бьет себя.)

Мялик сильно ударяет Длинного по уху. Тот орет благим матом.

М я л и к. Вот как надо бить тебя, чтобы мозги твои стали на место! Давно у меня руки чешутся! Отпустите этого длинного дурня!

К а н д ы м. Как отпустить? Он убежит, Мерген-ага!

М я л и к. Отпустите!

Д л и н н ы й (заикаясь). Ты шутишь, председатель?

М я л и к. Убирайся! Завтра приходи ко мне, поговорим!

Д л и н н ы й (припав к ногам Мялика). Пусть бог продлит твою жизнь! Я готов стать твоим рабом!

М я л и к. Прочь отсюда!

Длинный, что-то бормоча под нос, уходит. Мялик говорит Атамурту.

М я л и к. Не думай, что и ты так легко отделаешься! Но если чистосердечно расскажешь обо всем, возможно, суд смягчит тебе наказание.

А т а м у р т. У меня нет другого пути. Я расскажу все, я жить хочу… Мы хотели убить бахши, потом тебя, а семена задумали сжечь… Бай и его люди поскакали навстречу фургону, который везет из города семена…

М я л и к. Бегенч в опасности! Вот звери! Где они? Где Кюйкибай?

А т а м у р т. Он будет ждать меня у моста. Как только я принесу ему весть о смерти бахши, он поедет убивать тебя…

М я л и к. За мной! Скорее! Нельзя терять ни минуты! Фургон в опасности!

Мерген, комсомольцы и связанный Атамурт уходят. Бахши кричит им вслед.

Б а х ш и. Береги себя, председатель!

З а н а в е с.

Картина восьмая

Дорога, ведущая из города в аул. Вдали видны огни. Лунная ночь. По обеим сторонам дороги заросли колючих кустарников. На дороге стоит  К ю й к и б а й. Взгляд его устремлен в сторону города. Вдруг Кюйкибай издает громкий вой по-шакальи. К нему подходят  ч е т в е р о  в о о р у ж е н н ы х  л ю д е й.

К ю й к и б а й. Вот они! Едут! Совсем близко! Ну, берегитесь! Скоро ваши трупы будут лежать в этих колючках! Везите семена, дьявольское отродье! Они достанутся чертям, как и ваши трупы!

Издали слышна песня Бегенча:

Слышен скрип колес телеги.

К ю й к и б а й. Пой, пой, выродок! Все равно до конца не допоешь! Скоро твой голос смолкнет навсегда!

Четверо байских приспешников прячутся в кустах.

Песня приближается. Вдруг она прекращается на полуслове. Слышен крик: «А-а!» Раненый  Б е г е н ч  выбегает на сцену с ножом в руках. Его окружают со всех сторон.

Б е г е н ч (кричит фургонщику). Гони! Гони! Подходите, сволочи! Подходите, если жизнь недорога! Гони-и-и!

Голос за сценой: «Я истекаю кровью… Воды! Воды! Воды!»

Б е г е н ч. Гони, тебе говорю! Гони!

К нему подходят вплотную бандиты.

Грязные выродки! Что бы вы ни делали, все равно сев начнем вовремя! Начнем…

На него наваливаются несколько человек, наносят ножевые удары. Бегенч ранит одного из басмачей. Обессилев, падает и кричит.

Гони! Гони! Вперед!

Умолкает. Над ним наклоняется Кюйкибай.

К ю й к и б а й. Все! Да… храбрец! Если бы каждый басмач так дрался, давно покончили бы с коммунистами! Бросайте его в колючки!

Г о л о с  р а н е н о г о  б а с м а ч а. Умираю! (Стихает.)

Кюйкибай наклоняется и над ним.

К ю й к и б а й. Тоже умер… О аллах! Дай ему лучшее место в раю! Положите его в сторонку, потом похороним.

Слышны стоны умирающего фургонщика.

Жив этот несчастный? Ладно, не будем добивать его, сам подохнет! Тащите семена в яму и жгите!

Двое таскают мешки. Кюйкибай бормочет.

О аллах! Я не кровожаден. Нет в мире человека тише и справедливее меня! И разве я не справедливо поступил? О аллах, сотри колхозы с лица земли, и я пожертвую тебе половину своего богатства! Аминь! Жгите, жгите семена!

Видно пламя.

Теперь, как только придет Атамурт с хорошей вестью, направимся к дому председателя. Я постучу в дверь. Кто-нибудь встанет возле меня, а ты, Дурды, притаишься у окна. Председатель откроет дверь, тут-то ему и наступит конец. А потом… когда соберутся люди у покойника, я, будто бы ничего не зная, войду к нему в дом и скажу: «Салам, председатель!»

Внезапно появляется  М я л и к  М е р г е н, а с ним  н е с к о л ь к о  в о о р у ж е н н ы х  к о м с о м о л ь ц е в.

М я л и к. Салам, Кюйкибай! (В сторону.) Тушите огонь!

Кюйкибай и его люди ошеломлены. Один из басмачей бросается на председателя, но его хватают за руки комсомольцы.

М я л и к. Я пришел, Кюйкибай, облегчить ваше дело. Что ж, вот он я! Убивайте!

К ю й к и б а й. Кто, кто предал нас?!

М я л и к. Твои же рабы! Где Бегенч?

Кандым замечает распростертое тело Бегенча.

К а н д ы м. Вот он! Он мертв! (Прикладывает голову к груди друга.) Нет, сердце бьется, но он тяжело ранен! (Рвет на себе рубашку и перевязывает раны Бегенча.)

М я л и к. Погасили огонь! Молодцы! Ребята, быстро грузите мешки в фургон! Берите раненых — и в город! Бандитов связать!

К ю й к и б а й. Ах ты неверный!

Выхватывает наган и целится в Мялика. Тот успевает ударить его по руке. Выстрел в воздух. Мялик так сжимает кисть руки бая, что наган падает на землю.

М я л и к (подымая наган). Ну, бай-ага, считай, что твоя игра окончена!

К ю й к и б а й. Ты, председатель, долго торжествовать не будешь! Мой сын отомстит за меня. Раз мне не суждено — он сровняет с землей твой колхоз. И тогда я умру спокойно. О великий аллах! Дай силы моему сыну!

М я л и к. Не на сына ты надеешься, а на Ораз-хана! Учти: и ему скоро наступит конец! Пойми, бай, можно сокрушить самого могущественного царя, страну превратить в руины, но никакими силами не остановить историю! Уведите их!

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Картина девятая

Кибитка Пальвана-ага. С а х р а  низко наклонилась над большим листом бумаги. Она переписывает статью в стенную газету, тихонько напевает.

С а х р а.

Вбегает  К а н д ы м.

К а н д ы м. Сахра! Сахра!

С а х р а. Что случилось? Разве можно так кричать, ты меня напугал. Уже поздно…

К а н д ы м. Сахра… ты знаешь… ты знаешь!

С а х р а. Бегенч? Что с ним? Ты пришел с дурной вестью?

К а н д ы м. Разве Кандым сможет к тебе прийти с дурной вестью? Ты долго ждала Бегенча и…

С а х р а. Ну? Перестань терзать мое сердце! Говори скорее!

К а н д ы м. Ох, как ты спешишь…

С а х р а. Кандым!

К а н д ы м. Ладно, не сердись. Приехал Бегенч!

Сахра бежит к двери, но Кандым ее останавливает.

К а н д ы м. Куда ты спешишь? Пусть хоть солнце взойдет! Ох, и счастливая у вас будет встреча!

Сахра плачет.

Зачем плакать, когда надо смеяться? Бегенч выздоровел и приехал. Если б я знал, что ты будешь реветь, ни за что не пришел бы. (Сам вытирает набежавшие слезы.) Да что я сюда, плакать пришел, что ли?

Оба смеются.

С а х р а. Значит, жив и здоров!

К а н д ы м. Еще как!

С а х р а. А ты его своими глазами видел?

К а н д ы м. Нет. Как только услыхал, что он приехал, сразу же с этой вестью к тебе. Смотри, в каком я виде!

Кандым не замечает, что в кибитку вошел Пальван-ага.

Да, кстати, не говори отцу, что я был у тебя, а то опять начнет на тебя кричать (подражая голосу Пальвана-ага): «Чего этому парню здесь ночью делать?» Как ни говори — отец у тебя человек темный…

П а л ь в а н - а г а. Эй ты, светлый! Что за вид у тебя?

Кандым испуганно вскрикивает и убегает.

Ну и оборванец! Он что, босиком прибежал, чтобы сказать о Бегенче?

С а х р а. Да, отец. Бегенч жив, здоров и вернулся!

П а л ь в а н - а г а. Слава аллаху! Пострадал парень, но зато помог врага уничтожить. И сев провели хорошо. Дочь моя, погаси лампу и ложись спать.

Сахра готовит постель.

С а х р а. Я не хочу спать, отец!

П а л ь в а н - а г а. Погаси лампу. Я не могу спать при свете, а мне рано вставать!

С а х р а. А ты натяни на голову одеяло — будет темно.

П а л ь в а н - а г а. Задохнусь, дочка!

С а х р а. Тогда зажмурься!

П а л ь в а н - а г а. Нет, лучше все-таки погаси свет, не то я просплю, на заре надо поднять бригаду. Ты не забыла, что твоего отца выбрали бригадиром?

С а х р а. Я помню об этом, отец. Но спать не лягу. Газета — мое комсомольское поручение, я должна ее написать к утру.

П а л ь в а н - а г а. Кто среди ночи поручения выполняет? Недавно тоже всю ночь писала! До каких пор ночами спать не будешь?

С а х р а. Я, отец, слово дала! Утром газету должны читать колхозники!

П а л ь в а н - а г а. Что, грамотнее тебя не нашли? Все давно спят, а я должен сидеть всю ночь и ждать, когда ты напишешь свою газету!

С а х р а. Редактор сказал, чтобы к утру газета была готова!

П а л ь в а н - а г а. Опять редактор сказал? Кто он, редактор твой?

С а х р а. Он… он… Пока его не было, но я знаю, что он сказал бы так…

П а л ь в а н - а г а. Да кто же этот редактор, которого не было?

С а х р а. Бегенч!

П а л ь в а н - а г а. Тогда пиши, дочка, пиши! Пусть он завтра прочтет твою газету, порадуется.

Сахра подбегает к отцу, обнимает его.

С а х р а. Отец, какой ты хороший! Я всю жизнь буду около тебя!

П а л ь в а н - а г а. Ты думаешь, я этого не хочу? Ты — гордость моя, радость моей души, но нам придется расстаться. Так уж заведено. Я очень рад, что Бегенч выздоровел. Твой отец устроит такую свадьбу! Из семи аулов приглашу гостей! (Он ложится.)

Сахра начинает писать. Ее клонит ко сну. Она дремлет, просыпается, опять пробует писать, опять засыпает. Встает, умывается, но и это не помогает. Сахра снова дремлет. Где-то кричит петух. Подумав, Сахра берет ножик, чуть надрезает палец и посыпает ранку солью. Сон как рукой снимает. Вдруг слышится яростный лай собак. Сахра пугается. Она тихонько окликает отца, но Пальван-ага крепко спит. Сахра направляется к двери, но тут входят  т р и  б а с м а ч а  в высоких шапках. Лица их до глаз закрыты платками. Сахра хочет крикнуть, ей зажимают рот.

Б а с м а ч. Застрелю, если пикнешь!

Двое других басмачей затыкают рот полусонному Пальвану-ага, связывают его. Сахра долго сопротивляется. Она бьется, вырывается из рук бандитов, кусается, но басмачи все-таки связывают девушку.

Б а с м а ч. Дьявол! Сколько времени отняла! Выносите вещи!

Они грабят кибитку Пальвана-ага. Потом один из басмачей срывает с себя платок. Пальван-ага и Сахра узнают в нем Черкеза.

Ч е р к е з. Что, не ждали? (Басмачу.) Ну, хороша моя невеста?

Басмач снимает платок — это тот человек, что ходил в одежде муллы.

Б а с м а ч. Хороша! Красива, как фея, и храбра, как тигр! Она достойна тебя… Постой! Постой… Да ведь это она выдала меня комсомольцам, сукина дочь! Жаль, что она твоя невеста!

Ч е р к е з. Одним ударом ножа можно заставить ее навсегда замолчать, но Черкез — своему слову хозяин. Помнишь, Сахра, я сказал тебе: или ты будешь моей женой, или станешь пищей для шакалов? (Вдруг кричит.) Выходи! Выходи, царица красавиц! Мы сыграем свадьбу в сыпучих песках, среди храбрых калманов! А какой получишь ты подарок! Драгоценный! Голову Бегенча! Выходи!

Б а с м а ч. Выходи из кибитки, говорят тебе! (Толкает Сахру.)

Ч е р к е з. Стой! Не трогай мою невесту! Я сам! (Вынимает маузер, подходит к Пальвану-ага и вплотную приставляет дуло к его лбу, сам смотрит на Сахру.) Считаю до десяти. Если своими ножками не выйдешь отсюда и не сядешь на коня, спускаю курок. (Начинает медленно считать.)

Сахра, гневно взглянув на Черкеза, подходит к отцу, с жалостью смотрит на него. Тот пытается порвать веревки, но тщетно. Сахра медленно уходит.

Ч е р к е з. Прощай, тестюшка, я дарю тебе жизнь, чтоб ты видел, как умеет мстить Черкез за себя и за отца!

Басмачи завязывают лица платками и уходят. Снова лают собаки. Через некоторое время вбегает вооруженный  Б е г е н ч.

Б е г е н ч. Пальван-ага! Сахра! Где Сахра?! (Вынимает изо рта старика платок, ножом разрезает веревку.)

П а л ь в а н - а г а. Ее увез Черкез! Сейчас! Только что!

Б е г е н ч. Они не уйдут от нас! Не уйдут!

П а л ь в а н - а г а. Дайте мне ружье! Ружье мне! (Выбегает вслед за Бегенчем.)

З а н а в е с.

Картина десятая

Верхний ярус мавзолея Солтана Санджара. Рассвет. Огромный алый диск солнца окрасил горизонт в кровавый цвет. За стеной слышен топот конницы. Вооруженный  Б е г е н ч  с биноклем в руках поднимается на развалины памятника. Кричит.

Б е г е н ч. Сойти с коней!

Появляются спешившиеся  К а н д ы м  и  К о р о т к и й.

К а н д ы м. Почему остановились?

К о р о т к и й. Мы же в песках их след потеряем!

Б е г е н ч. Приказ Козлова — держать позицию в развалинах старой крепости!

К а н д ы м. Что нам делать в этих развалинах?

К о р о т к и й. У начальника милиции, видимо, разработан план…

Б е г е н ч. А вон и сам Козлов скачет!

К о р о т к и й. Конная милиция! Ура!

К а н д ы м. Тихо! Не ори!

К о з л о в. Вы уже здесь! Молодцы! Слушайте меня внимательно. Черкез может прорваться в пески по двум дорогам. Мой отряд разделится на две группы. Одна закроет путь в аул, вторая начнет наступление с запада. Басмачи будут вынуждены принять бой в открытом поле. Единственное надежное укрепление на этой безбрежной равнине — мавзолей Солтана Санджара. У басмачей один путь — вернуться сюда и укрепиться в этих развалинах. Мы устроим им здесь засаду и возьмем в плен. Задача ясна?

Б е г е н ч. Ясна. Сейчас объявлю приказ отряду. (Убегает.)

К о з л о в. Смотрите, смотрите, как я и предполагал, басмачи скачут сюда!

К а н д ы м. А если мы бросимся навстречу?

К о з л о в. Нельзя. Это будет стоить многих ненужных жертв. Мы должны здесь расставить крепкий капкан!

К а н д ы м. В Черкеза стрелять опасно — ведь Сахра с ним!

К о р о т к и й. Приближаются! А вот и наши начали преследовать! Басмачи отстреливаются…

К а н д ы м. Идите сюда, сволочи, идите! Капкан вам обеспечен!

К о р о т к и й. Конная милиция идет за ними по пятам!

Прибегает  Б е г е н ч.

Б е г е н ч. Все на своих местах!

К о р о т к и й. Эх, с каким бы удовольствием я размозжил Черкезу голову!

Б е г е н ч. Нет. Черкеза мы должны взять живым! Товарищ Козлов! Как только вы дадите сигнал выстрелом из маузера, мы направим огонь на передних лошадей. Задние ряды наскочат на упавших, начнется невероятная толчея… (Убегает.)

Слышен топот коней — скачут басмачи. Они совсем близко.

К о з л о в. Спустимся!

Все спускаются и исчезают за сценой. Подымается частая стрельба. Шум. Крики. Клубы пыли и дыма.

К о р о т к и й (стреляя, постепенно выходит на сцену). Вот еще один стал пищей для сусликов! (У него с головы слетает шапка. Короткий щупает голову.) Голова на месте! Сволочи! Вот вам ответ! (Стреляя, уходит.)

Слышен отчаянный крик Сахры.

Голос Черкеза: «Перехитрили нас!»

Голос Сахры: «Бегенч! Бегенч-джан!»

Голос Черкеза: «Не убегай, застрелю! Не беги, говорю!»

На сцене появляется  С а х р а. Она бежит вверх по лестнице. За нею  Ч е р к е з.

Голос Бегенча: «Сахра, где ты?»

Сахра с распущенными волосами, в изорванном платье взбегает на башню, кричит.

С а х р а. Бейте гадов! Бейте!

Ее настигает Черкез. Заносит руку с кинжалом и ударяет Сахру. Сахра падает. С возгласом «Бегенч!» она умирает. Вбегает  Б е г е н ч.

Б е г е н ч. Сахра! Сахра!

Черкез сверху стреляет. Сраженный пулей, Бегенч падает и умирает. Откуда-то сверху на Черкеза прыгает  К а н д ы м  и сбрасывает его на землю.

Между тем конная милиция и комсомольский отряд взяли в плен всех басмачей. Связанные  б а с м а ч и  в стороне, а  к о м с о м о л ь ц ы  и  м и л и ц и о н е р ы  обступают мертвые тела Сахры и Бегенча.

Входит раненный в руку  М я л и к  М е р г е н.

М я л и к (говорит после долгой и грустной паузы). Мы потеряли дорогих товарищей, лучших комсомольцев и верных детей туркменского народа. Цветы завяли, не успев раскрыться… Дорогие наши дети! Мы хотели вам устроить комсомольскую свадьбу, но не пришлось… Мы хороним вас… Но жизнь свою вы отдали не даром, вы погибли, чтобы победила наша правда, чтобы люди узнали счастье! Народ никогда не забудет вас! Прощайте, сердца молодые…

З а н а в е с.

1957

Перевод автора.

Примечания

1

Стихи даны в подстрочном переводе.

(обратно)

2

Мавзолей Солтана Санджара — выдающийся памятник XII века, находится в Туркмении, возле города Байрам-Али.

(обратно)

3

Здесь и далее перевод Г. Регистана.

(обратно)

Оглавление

КТО ПРЕСТУПНИК? Драматическое представление в двух частях с прологом

  ПРОЛОГ

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ВЕСЕЛЫЙ ГОСТЬ Сатирическая комедия в четырех действиях

  ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

  ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

ЧЕРТОВО ПЛЕМЯ Комедия в трех действиях

  ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ТРИДЦАТЫЕ ГОДЫ Драма в четырех действиях, десяти картинах

  ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

  ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

  ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

*** Примечания ***