Жанна – дурак! [Федор Галич] (fb2) читать онлайн

Федор Галич Жанна – дурак!

Приехал я как-то погостить в глухую сибирскую деревню. Захотелось молочка настоящего испить, да воздухом свежим подышать. Птичек послушать вместо рэпа, да у кукушки узнать, сколько мне ещё на этом белом свете жить отмерилось, перед тем, как в чёрном свете меня представят…

А началось всё с того, как вышедшая мне навстречу из своей дряхлой избушки бабулька, увидев меня, перекрестилась и запричитала…

– Батюшки, свет, неужто война началась?!

– А почему вы бабуля решили, что я похож на «разносчика» дурных вестей? – шутливо поинтересовался я.

– А хрена тебе тут делать тогда?! – округлив глаза, удивлённо спросила бабка. – Нефти у нас тут нет, куриц несущих золотые яйца – тоже. Может, ты хочешь построить у нас здесь банк? Так здесь не живёт никто. А я свои деньги в банке из-под кофе храню. Из нашей глуши те, кто помоложе свалили уж давно. А кто, не успев сбежать в город, корни тут бросил и состарился, так тех по кладбищам разнесли. Я одна тут практически и живу как Робинзон Крузо. Только вот вместо «Пятницы» внучка мне подыхать не даёт. Как я её только от себя не спроваживала. Про городские кино, театры, большие магазины рассказывала. А как внучка подросла, оформилась, сиськи налились, да жопа оттопырилась, так я её даже похабными историями заманить в город пыталась. Съезди мол, посмотри на людей, да себя покажи. Думала, ёкнет что-то в груди у неё и в лобке зачешется. А ей нипочём! Уставилась на меня, как овца на старые ворота, и ни о каком городе слышать не хочет. Не брошу тебя, говорит, и всё. Представляешь? Как боец – раненного командира. А что ей со мной весёлого-то? Правда, у нас тут в один из домов летом городские приезжают своей компанией, пиво попить, шашлыки пожарить, да в бане баб попарить. Так они её на свои вакханалии не зовут. На кой им внучка моя, коли у них и своих девок хватает? Да и наведываются они совсем редко. А больше здесь ни одной живой души и не бывает. Даже волки от скуки выть перестали, от того, что «пужать» некого, да и ушли в другие, более людные леса. Зато моей корове теперь раздолье. На нервы никто не действует и молоко у неё от этого только жирнее стало, – довольно подметила бабка, и хитро мне подмигнула.

– А я вот именно такое молочко испить и мечтаю. Я, можно сказать к вашей корове с уравновешенной психикой и сбежал от этих театров и кино. В городе «тёлок» всяких полно, да только нервные они все какие-то, дёрганные, и толку от них, как от козла молока. А такая плодородная как у вас, это сейчас большая редкость и ценность великая.

– Запутал немного бабушку. Не вкурила я, почему тёлки у вас там недойные? Травку что ли мало кушают?

– Да потому, бабушка, что курят они травку, а не кушают! И вообще, в городе уже давно мёртвые все. Что еда, что люди.

– Свят-свят-свят, – запричитала бабка и начала опять креститься. – Как же мёртвые-то?!

– А вот так. Сердце людям, город в холодный камень превратил. Очерствели они друг к другу и превратились в равнодушных и отмороженных биороботов.

– Это как снегурочки что ли?! – решила вникнуть в суть разговора бабка.

– Неет. Снегурочка – добрая! И «растаять» могла! А эти – злые. И их ледяные сердца ничто не способно растопить.

– А еда, почему мёртвая? – попыталась перевести разговор с биороботов на более понятные для себя темы, бабулька.

– Потому, что неживая. ИСКУСТВЕННАЯ. Хлеб – не плесневеет, а молоко не киснет. Потому, как не из коровы оно, а из порошка нескисаемого сделано. Люди друг с другом через компьютеры разговаривают, детей в пробирках выращивают как огурцы на подоконниках. А удовольствие от резиновых женщин получают.

После услышанного, бабка пошатнулась и, облокотившись на меня, побледнев, прошептала:

– Сынок, а церковь-то в городе есть?

– Есть.

– А люди в неё ходят?

– Ходят.

– А зачем? – растерянно спросила бабка.

– Не знаю, бабушка, я ответа на твой вопрос. Наверное, поэтому и приехал к вам, чтобы осмыслить всё и понять, в каком месте мы «перегнули палку» и, превратившись в оборотней, процесс развития обратили в процесс самоуничтожения. Но больше, наверное, не искать смысла в бессмысленном, а пожить настоящей, простой, натуральной, ЖИВОЙ жизнью приехал. Попить натурального молочка, простоквашки, съесть с грядки лучок, собрать настоящих грибов вместо нарезанной резины со вкусом шампиньонов, да подышать чистым лесным воздухом, а не кондиционерным. Если пригодятся в вашем хозяйстве пара крепких, мужских рук, то я с удовольствием обрёл бы покой и пристанище в вашем «женском монастыре».

– Ну, что ж, на нашем «острове одиночества» нам с «Пятницей» такой забавный «попугай» пригодится. Внучку будешь развлекать своими городскими байками, да и мне будет с кем самогонки выпить. А то в одну-то голову не льётся, а внучка пьянеет быстро и отрубается. И не поговорить с ней толком, и на следующий день она не помощница. Так что оставайся, коли хандры не боишься и печень здоровая, – подмигнув, согласилась бабка и, ткнув мне в правый бок, усмехнулась.

Так и «причалил» я к этому необитаемому мужчинами острову, окружённому со всех сторон бесконечной тайгой, став «первым парнем на деревне». И пусть в той деревне кроме меня парней не было, но мне было чертовски приятно осознавать свой статус. Проведя краткую экскурсию по дому, бабулька вывела меня во внутренний двор. Представив меня гуляющей по двору скотине, она взяла курс к дальним стайкам. Лежащая в луже свинья, приветливо хрюкнув, перевернулась на другой бок, а жующая траву коза равнодушно сопроводила меня молчаливым взглядом.

– Вот, «попугай», первое время поживёшь здесь пока, среди птиц. Курятник просторный и тёплый, а если будешь вести себя хорошо, то потом в дом переедешь. Только смотри тут у меня, на кур не заглядывайся, а то петухи тебя вмиг заклюют. Они тут главные, поэтому на-рожон не лезь и власть свергнуть не пытайся. А то курицам дурной пример подашь, они взбунтуются, эмансипируются, и петухов слушаться, а потом ещё и нестись перестанут. А тебе эти голодные революции не выгодны. Так как твоя первоначальная обязанность будет заключаться в том, чтобы яйца к завтраку носить. Я имею в виду не самому их высиживать, а из-под куриц собирать и в дом к утреннему столу доставлять. В общем, прикинься послушной наседкой-соседкой, чтобы петухов не нервировать и тогда всё хорошо будет. Главное, не поворачивайся к ним спиной. А то «потопчут» ещё, – предупредила бабка и скрипучим голосом захохотала.

– На этот счёт можете не волноваться. Я и в городе к «петухам» спиной никогда не поворачивался. Я в этом смысле убеждённый женолюб и всегда был за традиционные и гармоничные отношения между мужчиной и женщиной, – уверял я бабулю, тащащую меня за руку по двору, как козла на поводке.

– А вот и мой маленький «молокозаводик»! – с гордостью похвасталась бабка, подведя меня к сараю побольше. – Здесь и производится большая часть продуктов с нашего стола. Молочко, сливочки, сметанка, творожок, сыр, маслице. Ну, пойдём, познакомлю тебя с его «коллективом», – деловито произнесла бабуля, распахивая большие ворота.

Уличный свет, резко ворвавшись в полумрак сарая, осветил корову и стоявшую рядом с ней темноволосую девушку, лет семнадцати, старательно намывающую её мочалкой. Длинные, чёрные как грива у коня волосы свисали с плеч девушки крупными локонами, слегка задевая своими кончиками беленькие трусики, «выглядывающие» из-под ярко-голубых коротеньких шортиков. Сквозь намокшую, обтягивающую майку просвечивала упругая девичья грудь. А стройные и красивые, загорелые ноги, стоявшие на-раскорячку для устойчивости, дополняли образ, напомнивший мне сексапильных «мойщиц» автомобилей из эротических журналов для мужчин.

– А вот и мои девочки, мои красавицы! Тёлочка моя, и внученька, Жанночка. Ну, как, о такой ты мечтал? – спросила бабка, кивая в сторону коровы. – Смотри, какое у неё вымя!

– Дааа, о такой, я даже и мечтать не мог! – не в силах отвести глаз от упругой груди Жанны, согласился я. – Даже слюнки потекли от желания поскорее снять сливочки и отведать этот деревенский «десерт», – продолжал восхищаться я, исподтишка рассматривая внучку с ног до головы.

– Баб, кто это? Ты корову решила продать или меня… замуж выдать? – не понимая, что происходит, растерянно спросила у бабки внучка, косясь в мою сторону взглядом волчицы.

– Это городской «выкидышь». Пожить у нас хочет, чтобы молочко неразбавленное попить, да воздухом незасранным подышать. Говорит в городе испорченное всё, вот и приехал горемыка в наш девственный лес, душу свою истерзанную подлечить.

– А я уж подумала, что ты в тайге жениха мне на капкан изловила, – усмехнувшись, сказала внучка, и кокетливо взглянув на меня своими голубыми, как шорты глазами, продолжила мыть корову.

Наверное, то, что пронзило всё моё тело, бросив меня в горячий пот и оттопырив мои штаны в области паха, и называется «пробежавшей» между нами искрой. Испугавшись, что из моего «огнемёта» мощным напором может вырваться пламя страсти и безжалостно сжечь всё вокруг, я решил немедленно ретироваться, чтобы остудить свой пыл и прийти немного в себя. С видом провинившегося школьника отпрашивающегося с урока, пробубнив бабке что-то невнятное про то, что мне необходимо отдохнуть с дороги и что слишком чистый воздух немного вскружил мне голову, я выскочил из сарая и устремился в выделенное для меня жилое помещение.

Оказавшись в курятнике, я сорвал с себя брюки и, завалившись в сено, скуля от возбуждения, начал яростно дрочить. Притаившиеся курицы, молча, следили за происходящим, вытаращив свои глаза, словно бабки-сплетницы у подъезда. Я же наоборот закрыл свои глаза, чтобы мысленно вернуться в сарай и, сорвав с Жанны мокрую майку и тесные шорты, облокотив её на корову, страстно овладеть ею сзади. Представленная мной картина так сильно взбудоражила моё либидо, что, не успев мысленно стянуть с девушки шорты, из моего реального члена выскочила вязкая струйка семенной жидкости, и резко отлетев в сторону куриц, тут же вернула меня из сарая, обратно в курятник. Обрызганные курицы наперебой вновь закудахтали, как оплёванные с балкона бабки-сплетницы у подъезда, а я, испустив сладострастный стон, и шёпотом повторив несколько раз имя «Жанна», крепко заснул.

Проснулся я от резкого и пронзительного, похожего на верещание «дешёвого будильника», кукареканья петуха, оповещающего всю округу, что наступило утро. Бешено заколотившееся от испуга сердце напомнило своим возбуждённым ритмом о Жанне и сразу стало понемногу приходить в нормальный, мечтательный, романтичный ритм. Прихватив с собой несколько ещё тёплых, облепленных маленькими пёрышками яиц, я направился в дом.

– Ну, что, малахольный, оклемался? – спросила бабка, накрывая на стол к завтраку.

– Доброе утро, барышни!

– Наверное, не оклемался, раз в глазах у тебя барышни мерещатся. Ты яйца принёс, или только яички? – захихикав, спросила бабка.

– И те и другие. Каких желаете? – не растерявшись, ответил я, поддержав шутливое настроение старейшины нашего «племени».

Но, не обнаружив за завтраком объекта своей неожиданно вспыхнувшей страсти, понял, что мой искромётный юмор остался без внимания, и моё приподнятое настроение заметно стало угасать.

– А Жанна уже позавтракала? – поинтересовался я, безразличным тоном, чтобы не вызвать у бабки подозрений.

– После утренней дойки, Жанка обычно дрыхает до обеда, – объяснила бабка, намазывая хлеб маслом.

– Наверное, поэтому и стройная такая, раз кушает мало? – предположил, я. – Обычно ведь деревенские дети такие крепенькие на молочке-то, да на сметанке. Особенно, если Жанна за коровой ухаживает. А у вас она, прямо такая подтянутая, смуглая, белозубая. В идеальных пропорциях, как голливудская звезда! В городе, чтобы такой фигуры добиться, нужно не один месяц в фитнесс-центре потеть. А здесь ни тренажёров, не диет, а в ней ни одного лишнего килограмма. Прямо чудеса! Может всё дело в генетике? Мама у неё такая же стройная? – продолжал говорить я, о той единственной и на ту единственную тему, которая меня интересовала.

– По тайге она целыми днями носится, потому и стройная как лань. А мать, тут не причём. Ты мне лучше про себя расскажи. Кем работаешь, сколь зарабатываешь, женат али нет, есть ли дети? – тактично перевела разговор бабка, с мамы Жанны на меня, видимо, не желая поднимать эту тему.

– Работаю я диктором. Мультфильмы иностранные озвучиваю, а по профессии я актёр.

– П****бол, значит, – тяжело вздохнув, огорчённо сматерилась бабулька. – А руками что-нибудь делать умеешь?

– Гвоздь, легко вобью. Мой отец плотничал и меня кое-чему обучил, – гордо ответил я, и, подмигнув бабке, иронично спросил:

– Что, корыто новое нужно выстругать или сразу новые хоромы?

– Ну, на золотую рыбку ты не тянешь. Поэтому, хоромы заказывать тебе, рука не поднимется. Смастери ты мне для начала, баньку. А корыто, мне и внучка выстругать сможет. Видел бы ты, как она у меня дрова колет! Могла бы палачом подрабатывать в старые времена. С её внешностью, даже невиновные мужики бы в очередь к такому палачу на казнь записывались, да сами под топор головы складывали, – гордо усмехнулась бабка.

– Ну, баньку, так баньку. Если внучка ваша подсобит немного, то точно справлюсь. Прямо завтра и начну. А сегодня, хочу в лес сходить, грибов поискать, да заодно и материал для бани присмотрю.

– Грибов очень мало в лесу сейчас. Дождя давно не было. Идите лучше за черникой на гору. Пока сухо, комары там не такие злющие, – слезая с печки в одних только беленьких плавочках, зевая, посоветовала Жанна и, не стесняясь своего обнажённого вида, начала подбрасывать небольшие полешки в печь, эротично склонившись над топкой, повернувшись ко мне своей попкой.

Мои предательски затрясшиеся от волнения руки выплеснули из кружки чай, который вылился на штаны и, тут же промочив их насквозь, принялся щипать ляжки. Соскочив со своего места, я машинально начал стряхивать остатки чая со штанов на пол.

– Чё, кипятком начал ссать от такой красоты? – съязвила бабка, уставившись на мокрое пятно между моих ног. – Она-то девка глупая ещё и не соображает, что стыд прикрывать нужно, так как с детства бегает по дому, в «чём мать родила». Да и стесняться некого было. А ты-то ведь мужик взрослый уже и соображать должен, на что смотреть прилично, а на что неприлично. Так не только яйца ошпарить можно, но и окосеть, от неожиданности.

– Не обращайте на неё внимание. Бабуля часто ворчит, когда не в духе, – сказала Жанна, укоризненно взглянув на бабулю. И подойдя ко мне впритык, по-хозяйски предложила:

– Снимайте брюки, я постираю.

При этом я почувствовал, что её нежные руки уже ловко расстегнули мой ремень и готовы были стягивать с меня брюки, а мой проснувшийся член, как змея почувствовавшая добычу, начал выползать в расстёгнутое пространство.

– Хорошо. Я переоденусь у себя и занесу к вам брюки. Благодарю вас. И простите, за неловкую ситуацию, – заикаясь, пробубнил я и, поддерживая руками штаны и рвущуюся на свободу «змеюку», поспешно проследовал в курятник.

Утро следующего дня оказалось не менее удачным и возбуждённым для меня, чем предыдущее. Традиционное верещание петуха сменилось не на привычную тишину, а на приглушённые отзвуки всплесков воды. Выглянув в окно курятника, я увидел возле стайки с сеном в нескольких метрах от себя, склонившуюся над бочкой Жанну моющую в ней голову. Торс её был полностью оголён, а упругую и подкаченную попу со слегка расставленными в стороны бесконечно длинными ногами сексуально обтягивали светло-коричневые джинсы, которые «сидели» на ней в «облипку» точно повторяя контуры нижней части фигуры. Они настолько плотно прижимались к её телу и сливались с цветом смуглой кожи Жанны, что практически выглядели её «второй кожей» и создавалось впечатление, будто на ней их вовсе нет. Только карманы на попе выдавали их присутствие, а отсутствие следов от трусиков на идеально гладкой попе, выдавали её наготу под джинсами. Она опускала в бочку голову и, помотав ей там, через мгновение «выныривала» из неё, эффектно взмахивая волосами вверх. Разлетающиеся в разные стороны брызги сверкали на солнце, как рассыпающиеся бриллианты и, оставляя после себя разноцветную радугу, делали образ Жанны божественным, сказочным и совершенным, с художественной точки зрения. Ведь своими намокшими чёрными волосами, хлещущими по загорелой спине как гривой, она напоминала мне породистую и благородную молодую кобылицу с телом девушки, беззаботно беснующуюся на воле, скача и прыгая от счастья по мелководной речке с нависшей над ней радугой в виде мифического ореола. И если бы я был художником, то непременно запечатлел бы, это утреннее буйство красок природы смешавшихся с вихрем грации и пластики вырвавшегося из этой темпераментной плоти. И назвал бы я этот шедевр портретно-пейзажного идеализма «Купание смуглой кентаврицы».

Как только Жанна закончила свои водные процедуры, я направился к ней.

– Доброе утро, Русалка! А я и не знал, что ты спишь по ночам в бочке с водой, а по утрам так эффектно из неё выныриваешь, – поздоровался я, пытаясь произвести на девушку впечатление своим чувством юмора и остроумием.

– Ну, раз вы узнали мою тайну, теперь вы обязаны на мне жениться, – заговорщицки произнесла Жанна, прищурившись.

– Я – ЗА. И готов сказать ДА перед алтарём. Бежим скорее и разбудим бабулю, чтобы она нас благословила, – подыгрывая Жанне, согласился я, улыбнувшись.

– И вас не пугает перспектива жить со мной в бочке? – хитро спросила девушка, продолжая щуриться.

– Меня больше пугает перспектива «жить без тебя», – серьёзно ответил я.

Жанна смущённо опустила глаза вниз.

Чтобы не «выплёскивать», на только начавшую немного подсыхать девушку, все свои чувства, которые испытывал к ней, я решил «придержать коней» и вернуть разговор в прежнее, более непринуждённое русло и поговорить на отвлечённые темы.

– Жанна, а тебе нравятся кони? – вдруг спросил я, придавая вопросу лёгкий романтичный оттенок.

– Вы имеете в виду себя? И вы действительно хотите предложить мне своё копыто и сердце? – засмеявшись, сострила Жанна.

– Просто в это прекрасное утро, открыв глаза, я открыл в себе ещё и необузданную страсть к этим милым парнокопытным существам.

– А-а-а, ну, тогда я тоже испытываю к этим сильным и мускулистым животным, нечто подобное.

– А кататься на них любишь? – двусмысленно намекнул я.

– Если сверху на коне, то люблю. А если в телеге, то нет. Я люблю ощущать когда между ног что-то большое и горячее активно двигается и трёт мне приятно. Только у нас ни коня, ни телеги нет, а на старой корове далеко не уедешь. Ноги мои длинные, по земле волочатся, да и ей с такими сиськами огромными не до скачек. А почему это в вас именно сегодня вдруг такое неравнодушие к «скачкам» проснулось? Может сон эротический привиделся?

– Снилась мне сегодня фигня всякая. А вот неравнодушие «лошадиное» ТЫ во мне пробудила наяву. После того, как увидел тебя сегодня утром плескающуюся в бочке. Не знаю, откуда у меня возникли эти ассоциации, но ты мне напомнила, необъезженную, строптивую кобылицу, на которую так и хочется запрыгнуть и, обуздав её, поскакать на ней крича от восторга, хлеща по её упругим бокам ладошкой и чувствовать, как она трепещет всем телом под тобой, обжигая своим дыханием…

– Может вам отсосать? А то переполняющая вас сперма ещё ударит вам в голову, и вы действительно захотите набросить на меня седло.

И встав передо мной на колени, и взяв напряжённую «ситуацию» в свои руки, она погрузила меня на такую глубину своей души, что перед моими глазами залетали ангелы и спустя две минуты, выстроившись в ряд, хором пропели «HALLELUJAH» и именно в этот момент, я почувствовал себя самым счастливым человеком в мире!

Когда мои закатившиеся от наслаждения зрачки скатились обратно в центр глазного яблока и увидели перед собой стыдливо вытирающую губы Жанну, я, продолжая, находится на «седьмом небе от счастья» и в состоянии эйфорического шока, поражённый самим фактом произошедшего между нами полового акта, о котором, я даже и мечтать не мог в своих самых смелых фантазиях, а ещё больше, удивлённый САМИМ процессом воплощения моей мечты в жизнь, осторожно спросил:

– Жанна, здесь же нет ни интернета, ни видео, ни журналов порнографических. Где же ты научилась таким-то искусным ласкам?

Приведя себя окончательно в порядок, и немного отвернув голову в сторону, Жанна поведала мне о своём секрете:

– Как это делается, я узнала, подсматривая за дачниками, когда они занимались этим в бане. А тренировалась на коровьих сосках. Во время дойки, сжимая их в своих руках, я представляла, что это извергающееся мужицкое «добро» и так возбуждалась от этого, что не выдерживала и иногда «подсасывала» стоя на четвереньках, представляя себя на месте тех бесстыдных дачниц. Ну, и морковкой поигрывала в своём ротике частенько. Так и научилась. А то, что я вам тут недавно про «коня сверху» наговорила, то это всего лишь мои девичьи фантазии. На самом деле я ещё девственница и никогда не была с мужчиной. И если бы у нас с бабулей был конь вместо коровы, то думаю, я бы со своим темпераментом, давно уже родила какого-нибудь «кентаврёнка», – честно призналась Жанна, печально улыбнувшись.

– Хорошо, что у вас нет коня. Потому, что я сам хочу тереться между твоих ног и катать тебя не в своих снах и твоих фантазиях, а наяву, – категорично заявил я, почувствовав в себе вновь возникшее возбуждение от её откровенных признаний и, схватив Жанну на руки, утащил её на сеновал.

Её трясло мелкой дрожью, когда я распластав её на сене и медленно расстегнув тугую пуговицу с молнией на джинсах, начал стягивать их с неё. Нежно поцеловав набухшие и затвердевшие соски Жанны, я плавно перешёл на шею и мочку уха. Еле слышный, но протяжный выдох Жанны приоткрыл её пухлые губы, сигнализируя мне о том, что она возбуждена и готова принять меня в своём чреве. Подмяв её под себя, я раздвинул её ноги и потихонечку, бережно начал вводить в неё свой член. Её дыхание участилось, грудь стала вздыматься вверх, а трепещущее тело начало извиваться в моих крепких объятиях так, как будто я насаживал на шампур живого поросёнка.

Перед тем, как торжественно «сломать» ту девственную «перегородку» отделяющую Жанну от взрослой жизни, я захотел взглянуть в её глаза. Чтоб наблюдать за тем, как в течение этого мгновения зрачок подростка станет взрослым и как в одну секунду наивный девичий взгляд превратится в женский. Я нежно попросив её открыть глаза, с силой проник, в её невинные глубины.

Пронзительный стон Жанны оповестил деревню о её превращении в женщину, вызвав информационную ревность у петуха, который тут же «продублировал» сообщение о наступлении утра, перекукарекав его повторно.

После того, как мы с Жанной стали близки, дни стали пролетать незаметно быстро. И я даже не заметил, как прожил в этом раю около двух месяцев. С утра до позднего вечера, я по бабкиному велению, строил баню, а по ночам на сеновале играл с Жанной в Шахерезаду. Я был её «Шахом», а она моим «задом», который я нежно поглаживал, пересказывая ей самые известные, романтические произведения о любви. Лёжа на сене в обнимку, мы смотрели на звёзды ночного неба и под стрекотание кузнечиков, имитируя сказочные интонации, я проникновенным дикторским голосом рассказывал по одной любовной истории – в ночь. После чего, мы перевоплощались в героев только что пересказанного мной романа и предавались любовным утехам. То я в образе ревнивого Отелло понарошку душил её, а потом страстно овладевал её «мёртвым» телом… То умирая, отравившись как Ромео, я умолял «Джульетту» отсосать весь яд… Пусть это было немного пошло, но зато невероятно интересно. И в отличие от трагических финалов этих историй, наши истории, всегда заканчивались хорошо, и, как правило – бурно.

Став её первым мужчиной, я стал для неё и первым учителем, просвещающим её не только в литературе, но и в сексе. Я был так счастлив и был на таком подъёме, что готов был свернуть горы, а не то, что поставить баню. И уже через полтора месяца дверь новенькой бани громко распахнулась и из неё вместе с теплом и лёгким паром вышла румяная бабка, восторженно воскликнув:

– Хорошо-то как, ИТИТЬ ТВОЮ МАТЬ!

– Ать-Ать-Ать, – повторила тайга и стая взлетевших от испуга птиц унеслась вдаль.

Жанна всё больше и больше своими сверкающими и кокетливыми взглядами разжигала во мне ту искру, высеченную тогда в сарае, а я больше всего боялся того момента, когда нашей сказке настанет конец. И он, не заставил себя долго ждать…

Был самый обычный, летний день, когда тишину нашего райского уголка нарушил непривычный рокот подъехавшего к нашему дому автомобиля.

– Вот это да! Глазам своим не верю! Глядите-ка, какого принца к нам на синем «коне» занесло! – обрадовалась бабка, уставившись в окно. – Что это в последнее время кобели к нам со всей округи сбегаться стали? «Сучка», что ли, созревшие афродизиаки распыляет? Жанка, поди, узнай, чего это «красный молодец» на синем «коне» в нашей глуши потерял? Может СЧАСТЬЕ своё? – громко выкрикнула бабка и, повернувшись ко мне, тихонько добавила:

– Ему-то видать в отличие от тебя в городе «климатит». Вон, какую морду себе наел, да на какую машину наворовал. Фартовый. Такой и внучку бы в люди вывел.

– Да что вы такое бабушка говорите! Он вашу внучку, как машину, через пару лет на новую обменяет. А вам поюзанную рухлядь вернёт. И превратится ваш «монастырь» в «ржавеющий гараж» подержанных женщин с «пробегом».

– Ишь ты, как турист то наш заговорил! Не уж-то и ты на невинную лань свой глаз охотничий положил? Вот я дура слепая поверила, что ты молочка коровьего попить захотел, а ты испить «молодого вина» нацелился?

– Да не нацелился, а испил уж давно. Каждую ночь мы любовную жажду друг друга утоляем, – не выдержав бабкиных «подколов», проболтался я.

– Я же тебя, извращенец ты этакий, просила каждое утро куриные яйца ко мне подтаскивать, а не каждую ночь к моей внучке СВОИ подкатывать!

– «Захмелел» я, бабушка, от «вина» вашего молодого. Да так, что жизни теперь своей без Жанны не представляю. Уж больно она глубоко в сердце моё запала, да так, что и достать её оттуда не в силах никому. Умоляю, отдайте за меня свою внучку, а я для её счастья, и вашего благополучия, всё сделаю! – упав перед бабкой на колени, взмолился я.

– Проваливай ухарь вон из моего дома! Прямо сейчас! На все четыре стороны! Пока я не взяла вилы и не насадила тебя на них, как пельмень недожаренный.

Покидал я свои вещи в сумку и, попрощавшись с Жанной во дворе, пошел, куда глаза глядят. Иду сквозь тайгу, ветки по лицу хлещут, а я ничего не чувствую. Жанну только перед собой вижу и думаю:

– Почему же она со мной идти отказалась, объяснив это тем, что не может бабушку одну в доме бросить? Может быть, она притворялась, что любит меня? А может я был просто «раком на безрыбье»? А сейчас, заплыла к ним та «жирная рыбина», о которой они всю жизнь мечтали, а я, размахивая своими «клешнями» стал им всю воду мутить? Да и плевать на них! Пусть что хотят, то и делают! А мне нужно бежать подальше от этого дома.

Закрыв глаза, чтобы не видеть Жанну, я продолжил пробираться сквозь чащу.

Но с каждым шагом моя уверенная поступь становилась всё тяжелее. Мои ноги, словно вязли в болоте, не желая идти вперёд. Мелькавшие в памяти яркие эпизоды страстных совокуплений с Жанной не отпускали меня как впившийся в ногу капкан.

В какой-то момент я представил в этих эпизодах вместо себя, эту пыхтящую, на стонущей от удовольствия Жанне, «жирную рыбину» и понял, что я не должен выпускать из рук уплывающее от меня счастье. И что я должен, во что бы то ни стало вернуть всё это себе обратно.

Погоняемый чувством ревности я вмиг долетел на крыльях любви до дома, ставшего мне уже таким родным. Стоявший возле дома синенький автомобиль всем своим сверкающим видом указывал на свою крутость и важность обозначенную символом на капоте и брезгливо, свысока, поглядывал на меня своими фарами как на ничтожество.

– Значит, он клюнул на бабкину «наживку» и «заплыл» вовнутрь, – тревожно предположил я и тихонько подкрался к открытому окну, чтобы подслушать, о чём говорят в доме.

– Не понимаю, как я сбился с курса? Ехал строго по навигатору, никуда не сворачивал, а когда понял, что заплутал, решил своим друзьям-охотникам позвонить, чтобы скоординировали меня, где их искать и обнаружил, что телефон у вас тут совсем не ловит. А потом, дом ваш увидел. Ну и подумал, может, кто местный подскажет мне правильный путь? Мы обычно вместе на охоту ездим, а в этот раз я на следующий день только смог, вот и заехал непонятно куда, – усмехаясь, объяснила «жирная рыбина».

– А чего, извиняюсь, вместе не поехали сразу? Жена что ль отпускать не хотела? – хитро поинтересовалась бабка.

– Да нет у меня жены. Бог видимо, когда предлагал выбрать между деньгами и женой, то я, видать, деньгам предпочтение отдал, – пошутила «жирная рыбина» и басом загоготала.

– Ну, тогда вас терять некому, кроме друзей. А друзья и подождать могут до утра. Не на ночь же глядя вам на их розыски бросаться? Вы днём-то заблудились, а ночью по тайге плутать даже медведи побаиваются. Тем более что о том месте, которое вы ищите, я и не слыхала никогда. Видимо вы вообще не в ту сторону уехали. Поэтому, оставайтесь-ка у нас с ночевкой. Мы вам баньку истопим, да и мне самогончику будет с кем выпить! А завтра продолжите свои поиски. Ну а если не найдёте друзей, то возвращайтесь, да и поживите пару денёчков у нас. И поохотитесь, и внучку мою на машине ездить научите! А то девка, совсем тут одичала без цивилизации. Места у нас много. Могу поселить в курятнике, а можете в бане переночевать. Ну что, остаётесь? – спросила бабка, разливая по рюмкам холодненький самогон.

– Эх, не могу отказать вашему гостеприимству! – выпучив глаза на виляющий зад внучки, таскающей закуски на стол, громогласно промолвила «жирная рыбина» и вылила содержимое рюмки в рот.

– Вот и славно! Внученька, пойди-ка баньку истопи для гостя, а мы тут пока ещё по рюмочке выпьем, – обратилась к Жанне бабка и наполнила рюмки.

– Вижу, приглянулась тебе внучка моя? – еле слышно спросила бабка, когда Жанна вышла за дверь.

– Аппетитная у тебя внучка, в самом соку, врать не буду. А что, сосватать хочешь?

– Так ведь не женишься же? Говорят такие «принцы» как ты, девичьи сердца в кусок мяса превращают и, наигравшись им, друзьям на забаву как эстафетную палочку передают.

– Я бабка, жениться вообще не собираюсь. Я не для того деньги чужой кровью и чужим потом зарабатывал, чтобы у меня потом какая-нибудь шлюха, после развода, через суд половину моего состояния прикарманила. Слишком велика цена. Даже самый виртуозный секс этого не стоит! Да и спать с одной и той же бабой в одной кровати, за много лет, можно и в импотента превратится. А с моими деньгами и холостым статусом такое разнообразие «мяса», что я как в «мясном» магазине даже названий не запоминаю и стоимость.

– Так ты же ведь опытный охотник и должен разбираться в качестве добычи.Одно дело «охотится» на тухлое «мясо» городских шалав, которые сами в ноги бросаются да и ценятся такие трофеи соответственно. И другое дело загнать дикую, трепетную лань, которая загнанная в ловушку, будет сопротивляться, и брыкаться, пытаясь вырываться на свободу, пока совсем не выбьется из сил и покорно примет свою учесть. И лань эта не забудет охотника, который её пленил, на всю свою жизнь. И я не думаю, что кто-то из твоих друзей-охотников может похвастаться подобным трофеем.

– И что ты предлагаешь? – заинтересованно спросила «жирная рыбина», уставившись на бабку налитыми похотью глазами.

– Предлагаю тебе незабываемое сафари! Лань я «выставила» и даже загнала в ловушку. У тебя есть шанс подстрелить одним выстрелом сразу двух зайцев: и на лань поохотится; и в баньке попариться. А я подсоблю и дверь подопру, чтобы лань не выскочила на свободу. А то уж больно шустрая она у меня.

– Да ты бабка БИЗНЕСМЕН! И сколько ты хочешь за свою «лань»? – азартно произнесла «жирная рыбина».

– Думаю, что если останется от «принца» на память о встрече хотя-бы его «конь», то девичье сердце легче перенесёт «разлуку».

– Это хорошая цена, за такую услугу. Но ты права, что заполучить такой трофей в свою «охотничью коллекцию» дорогого стоит. Только вот «конь» мой уж больно нравится мне, да и возвращаться мне нужно на чём-то. Давай, я тебе лучше настоящего коня куплю? По деньгам он примерно столько же и стоит. И тебе он в хозяйстве сподручнее.

– Хорошо, согласна. Но я не дура, чтобы у окошечка сидеть и ждать, пока ты до меня дорогу найдёшь и коня приведёшь. Сделаем так… Ты оставляешь мне права и ключи от машины, а сам поедешь домой. Ничего, доберёшься как-нибудь и на попутках! Привезёшь деньги на коня, а я верну тебе ключи и права. Договорились?

– Ну, хорошо, бабка. Надеюсь, твоя «лань» меня не разочарует, – ехидно произнесла «жирная рыбина» и, бросив небрежно на стол права и ключи от автомобиля, опрокинула в себя очередную рюмку с самогоном.

– Только у меня условие, – прокряхтела бабка, убирая со стола документы с ключами. – Когда будешь пленить лань, шкуру ей не попорть и волосы не повыдирай. А то я твоему железному коню тоже чем-нибудь «шкуру» поцарапаю.

– Не боись, бабка. Всё будет путём! Ещё и удовольствие получит, – вставая из-за стола, пообещала «жирная рыбина» и, намахнув ещё одну рюмку «для храбрости», пошла в баню.

Стараясь как можно тише, чтобы оставаться незамеченным, я тоже начал пробираться к бане огибая дом с другой стороны, чтобы минув огороды и стайки подкрасться к бане со стороны леса. Во время своего пути, я отчётливо слышал доносившиеся до меня из бани звуки борьбы, визг Жанны, и её выкрики «не надо», «отпустите меня». Но когда я, наконец, достиг своей цели и прильнув к маленькому, запотевшему окошечку бани, которую я собственноручно воздвиг во имя той мечты, которую на моих глазах грязно имели во все места, зарыдал, не в силах сдержать слёз. Жанна, обхватив «жирную рыбину» руками страстно прижимала её к себе и ритмично чередуя громкие стоны с просьбами «ДА» и «ЕЩЁ» блаженно закатывала глаза к небу…

Как может этот чистый ангел ползать по этой противной «жирной рыбине», извиваться в её объятиях и глотать мечущую им икру? – спрашивало моё самолюбие, у охваченного ревностью разума. Хотя, где-то в глубине своей души я понимал, что каждый участник этой драмы по отдельности и по сути своей не был виноват. Жанна не была мне женой и не давала мне клятв в верности. Бабкино желание «срубить бабки» и подложить внучку под богатого мужика, под которым она будет как под каменной стеной, тоже вполне объяснимо. Ну, и «жирная рыбина», заплатившая за чистое удовольствие грязными деньгами, тоже оправдывала свои действия. Но мою-то хрустальную мечту и веру в светлое чувство разбила их объединённая маркетинговая схема «товар»-«продавец»-«потребитель», которую, они построили, топчась на осколках МОЕГО разбитого сердца, заменив мою «грань» в этом любовном треугольнике, на грань «жирной рыбины». Вот, от чего меня тошнило и что «разорвало» мою душу, выпустив на волю ту искру, которая во мне загорелась тогда, в том сарае, где я впервые увидел Жанну.

Опустошённый,

растеряв остатки смысла жизни,

под звуки сладострастных стонов Жанны,

я баню сеном обложил

и, прошептав «Прощай, любимая!»

искрой сердечной сено подпалил!…

Вернувшись в избу, я сообщил очумевшей от моего появления бабке, что Жанна – ДУРАК! И еретичка! Раз вступила в связь с дьявольской «жирной рыбиной»! И что она приговорена к смерти и сожжена мной как ведьма на костре моей сексуальной инквизиции. Но если она готова в горящую избу войти и «коня на скаку» остановить, который догорает в данный момент в бане вместе с «жареной рыбой», то может ещё и успеть забрать свой ГЛАВНЫЙ приз.

Выскочив на улицу и увидев охваченную огнём баню, бабка взвыв как пожарная сирена схватила пустое ведро и бросилась к колодцу, в котором я её и утопил.

За тройное убийство в извращённой форме я был приговорён к пожизненному заключению.

Вот и сижу я теперь в этой безвыходной клетке, как в том деревенском курятнике среди петухов, и, онанируя по ночам, думаю только об одном… Что если бы можно было вернуть время вспять и прожить один какой-нибудь эпизод из своей ранее прожитой жизни заново, то я, не раздумывая, вернулся бы в тот деревенский сарай, чтобы сорвав с Жанны мокрую майку и тесные шорты, облокотив её на корову, страстно овладеть ею сзади…