В чужой голове (СИ) [Анастасия] (fb2) читать онлайн

В чужой голове

Глава 1

Я смотрел в глаза М. и пытался понять, что он чувствовал в момент совершения преступления. Возможного совершения преступления.

Зрачки его были расширены, лоб блестел от пота. Ему было некомфортно, но приходилось терпеть: полицейский приковал руки к столу.

Сел ближе к М., он отклонился насколько возможно и отвел взгляд. Когда я коснулся его беспокойных рук, он вздрогнул, мокрая от пота ладонь судорожно сжалась в кулак, и я, наконец, провалился в его воспоминания.

***

Кофе из автомата как обычно кислый и противный настолько, что после него не хочется не только спать, но и жить. Выбрасываю стаканчик и, максимально расслабив лицо, иду за деньгами. Брат уже давно должен был перевести на карту мою долю наследства, но до сих пор этого не сделал. Он всегда считал, что я слишком привык жить за чужой счет, но в чем смысл тогда наследовать богатым родственникам, если не пользоваться этим?

Он всегда смотрел на меня свысока, хотя сам работает всего лишь каким-то учителем в захудалой школе за копейки! А все деньги оставляет не пойми на что! Моралист проклятый! И меня вынуждает поступать также.

Но половина денег, вырученных за продажу квартиры, мои, поэтому он должен мне их перевести. У него просто нет выбора. Хотя было бы даже лучше, если бы он отказался, тогда я бы попытался отсудить у него и его долю. Все же я младший, без постоянной работы, стоящий на учете у врача. Дело наверняка было бы выигрышным. А то сейчас нет денег даже кофе себе нормальный купить. Кошмар. И как брат мог довести меня до этого?

Около его дома как обычно орут и бегают дети, за ними присматривают две симпатичные девушки. Люблю приходить к Олегу днем – всегда вижу эти стройные ножки и пухлые губки. Брови, конечно, не помешало бы выщипать, да и приодеть девочек тоже стоит, но во всем остальном вполне неплохо. В такие моменты понимаю, почему «братик» работает в школе.

Они смотрят в мою сторону, улыбаюсь и киваю им. Девушки немного смущаются и здороваются в ответ. После у меня еще будет время поговорить с ними. И не только.

Лифт как всегда медленный и шумный. Никогда не понимал эту любовь к бедности у Олега и родителей. Почему нельзя поселиться в загородном доме или хорошей квартире, в хорошем подъезде, где лифт будет работать бесшумно и быстро, а внутри не будет вонять мокрыми тряпками?!

Подхожу к квартире брата. Странно, но дверь в крыло была открыта. Неужели люди здесь поняли, что красть у них не будут даже бомжи?

Со всей силы надавливаю на дверной звонок. Поскорее бы получить свои деньги и уйти

Не слышу шагов за дверью и раздраженно ударяю по ней кулаком. Неожиданно она открывается.

Свет в маленькой прихожей включен, на полу видны следы от ботинок. Они ведут в спальню. Неужели у братика предпочтения сменились? Интересно.

Он лежит на кровати спиной ко входу. С каких пор Олег спит днем так, что дверной звонок его не будит?

Зову, но он не отвечает, подхожу ближе и резко хватаю за плечо, укрытое одеялом. Тело брата переворачивается на спину. Пустые, мутно-серые глаза смотрят в мои, и я кричу.

***

Вынырнул из воспоминаний М. Его взгляд был расфокусированным, дыхание прерывистым. Он еще не понял, что произошло, и это к лучшему. Я вышел из кабинета и с сожалением сообщил, что мужчина невиновен. Еще больше было жаль из-за того, что деньги он все же должен был получить.

Глава 2

С наслаждением вдохнул свежий и влажный после дождя воздух, легкий ветер кружил сухие листья – ранняя осень всегда очаровывала меня: лето постепенно угасало и, словно в подарок, оставляло нам немного мягкого солнечного света и тепла.

Огорчала лишь необходимость ехать на метро, но народу не должно было быть много, так что вытерпеть легкие прикосновения смогу. Надеюсь. Хотелось бы иметь возможность поговорить об этом с кем-то, кто мог бы понять мои проблемы, но «консультантов-телепатов» в городе не было: штучный товар, всегда в разъездах или закреплен за каким-то отделом неизвестно где.

Я точно знаю, с кем говорю. Точно знаю, кто слышит эти мысли. Никто, кроме меня не может их слышать. Никто, кроме меня, не может их слышать. И я не хочу это слышать.

***

Открыв глаза, понял, что нахожусь дома: в комнате витал легкий аромат сирени – любимых цветов матери. Мне бы хотелось, чтобы она была рядом Я не смог вспомнить, как добрался до квартиры, но надеюсь, что без происшествий.

Кажется, Олег говорил, что мне надо будет оформить свою консультацию как официальное экспертное заключение: видимо, убитый был необычным человеком, но это – не мое дело.

На дисплее телефона отображались два пропущенных вызова и сообщение. Олег. Я оделся и, выпив таблетку от мигрени, поспешил в участок.

В метро, как и всегда по утрам, была толпа. Если бы не побочка от лекарств, я бы уже давно сдал на права и купил машину. Или вообще все купил.

Девушка рядом нервно заламывала пальцы на правой руке и постоянно оглядывалась, стараясь не поворачивать голову. Она пыталась встать спиной к окну вагона, но ее опередила женщина с пакетами.

Девушка чуть отвела голову в сторону, когда тормозил поезд и испуганно посмотрела в мою сторону серыми глазами. Кажется, я видел ее в чьих-то мыслях, но мои собственные текли вяло и вспомнить больше не получалось. Она вышла через две остановки, умудряясь протискиваться, почти не касаясь людей.

На следующей вышел я. У выхода ждал Олег. Он стоял с двумя стаканами. С чего это решил подлизаться?

– Здравствуй. Прости, что так рано выдернул, – его карие глаза смотрели внимательно, раскаяние было идеальным. – Твой чай.

– Спасибо, – картон был теплым. Какой молодец, подготовился. – Ничего страшного. Что-то случилось?

– Да, в некотором роде. Ты напишешь официальное заключение? – мы медленно пошли в сторону участка. Чай был горячим и пряным с легкой горчинкой.

– Да, как всегда. Правда я не совсем понимаю, почему оно нужно вам настолько официальным. Убитый был кем-то важным? – по лицу мужчины пробежала какая-то тень, маска «просто хорошего следователя» слегка треснула. Интересно, что я увижу, если коснусь его сейчас?

– Меня смущают обстоятельства смерти: вчерашний мужчина – единственный подозреваемый, у которого были и возможность, и мотив.

– И поэтому мне нужно писать официальное экспертное заключение? Я, конечно, всегда его составляю, даже если ты и не просишь, но что случилось именно сейчас?

– Есть вероятность, что подозреваемый что-то принял, поэтому ты мог не увидеть его воспоминания. Это, конечно, маловероятно, но возможно, так?

– То есть вы хотите провести проверку моей работы? Хорошо, – то есть дело не в убитом, а в этом М.? Интересно. – Нужно ли будет мне пройти собеседование?

– Да, возможно. Это будет решать руководство после проверки экспертизы.

– Ясно. Спасибо, что сказал. Как Рада? – Олег будто засветился после вопроса.

– Чудесно, у нее, наконец, прорезались зубки. Может, мы даже будем спать ночью. Хочешь посмотреть фотографии? – вместе с вопросом в лицо мне сунули дисплей с фотографиями маленькой девочки, щекастой и насупленной. Глаза были зелеными, волосы светлыми – что там нужно говорить о детях? Я сделал умиленное лицо и взял в руки телефон, коснувшись пальцами кожи Олега.

***

Раздражающее жужжание, наконец, прекратилось, но глаза пришлось открыть. Маши рядом не было – уже ушла, что ли? Плача тоже не слышу. Слава Богу. Шея и спина ноют. Почему-то никто не предупреждал меня, что дети – это куча бессонных ночей и отсутствие секса, потому что на него просто нет сил.

На столе Маша оставила тосты и вареные яйца, рядом – записка: «Ушли к педиатру. Не теряй. Целуем». Опять это «целуем». Может, я хочу только от нее получить поцелуй? И откуда взялась эта привычка постоянно прицеплять к себе ребенка даже в разговоре? Голова снова начинает болеть. Чуть сдавливаю виски пальцами и боль уходит.

Каждый вечер хочу встать пораньше и разбудить ее поцелуем и завтраком, но постоянно просыпаюсь позже. И откуда она берет силы вставать так рано? Я точно ее не заслуживаю. Хлеб остыл, но все еще вкусный и немного хрустит.

Надо сказать Саше, что Михаил – не просто подозреваемый, но как это сделать? Он должен не просто составить очень подробное заключение – надо каждый свой чих описать, каждое его действие. Знать бы еще, что это за семейка, что к ней такое пристальное внимание, но кто б сказал.

Кажется, жертва как-то связана с новой школой за городом, но пока точных данных о его окружении нет. Надеюсь, сегодня прояснится хоть что-то.

Завтра приедет подполковник. Надо подготовить все бумаги по делу. Было бы что, конечно, но кого это волнует? Как я устал делать не пойми для кого не пойми что.

Скоро приедет блокиратор. Тогда будет проще. Может, привезут еще и таблетки получше: в последнее время все хуже переношу наши. Ребята из отдела, вроде, тоже. Может, пока попросить Сашу не приходить в отдел, чтобы…

***

Я продолжил умиленно улыбаться, рассматривая фотографии Рады и Маши: на всех они вместе, словно приклеенные друг к другу. Кошмар. Олег спокойно держал на лице счастливую улыбку и наблюдал за мной.

В том, что я влез в его мысли он был виноват сам: если имеешь дело с тактильным телепатом, то не следует оставлять открытыми такие легкодоступные участки кожи. Что ж, узнал я не так много, но хоть что-то.

Радует, что эти вояки-полицаи не знают о нашей скорости обработки информации: кто бы им рассказал, ага. Видимо, и о требуемой площади контакта им пока неизвестно. Что ж, мне же лучше.

Олег говорил что-то о развитой не по годам дочери (чему там развитому-то быть интересно?). От меня требовалось только кивать и выражать свое восхищение, что не мешало анализировать полученные воспоминания.

Глава 3

Допросы всегда остаются таковыми и неважно, как это называет доминирующая сторона. Олег смотрел на меня взглядом побитой собаки, когда мы подходили к его кабинету, так что все сразу стало ясно. Он хотел быть мне другом, я хотел того же, но не в этом здании и не с моими «особенностями». Что ж, в другой жизни, когда мы будем другими людьми.

На диване сидел мужчина лет сорока, гладко выбритый, с будто зализанными волосами. Он словно нехотя осмотрел нас сверху вниз и повернул голову в сторону девушки. Она выглядела молодо и явно пыталась отстраниться от собеседника.

Олег сказал, что их прислали провести со мной интервью. Чудесное нерусское слово, которое стали очень любить всякие недопсихологи со степенями. Мужчину представили как Алексея Игоревича. Без фамилии. Он явно хотел добавить свои степени и награды, но ему не дал звонок телефона. Олег подошел к столу, снял трубку и кивнул в сторону допросной: свою работу он выполнил. Дальше был их черед.

Я пошел к неприметной двери рядом с книжным шкафом, открыл ее и пропустил вперед своих следователей. Девушка улыбнулась и благодарно кивнула. Она заходила после Алексея Игоревича, ее пальцы легли на дверной косяк. Я будто случайно коснулся ее руки на пару секунд. Они ничего не заметили. Если Олег и поймал меня, то ничего не сказал.

Беседовать со мной направили Алису Михайловну Лидневу. «Игоряш-пухляш» явно согласился на это из-под палки, но хотя б так получил возможность посмотреть на телепата. Будто мы какие-то звери в вольере в самом деле. Мы сели за стол. Пухлик расположился за стеклом.

Она явно предпочитала называться Алисой Лидс или Лидделл, но пока еще не доросла до права выбирать себе имя.

– Здравствуйте, Александр Иванович, – девушка растянула губы в симметричной улыбке и чуть прищурила глаза. Она была одета в серый костюм и белую блузку. Слишком пытается казаться правильной. – Меня зовут…

– Здравствуйте, Алиса, – я не хотел давать ей преимущество. Девушка чуть сжалась и улыбка из приветливой слишком быстро стала нервной. Она не знала, откуда у меня ее имя, но не стала спрашивать. Молодец. Я сел на свободный стул и на своем примере показал, что такое «настоящая добрая улыбка».– Можем опустить лишние формальности. Если не ошибаюсь, вы здесь ради интервью, так что нам стоит говорить менее официально. Вы же не против?

– Конечно нет. Итак, вы правы: я здесь, чтобы провести интервью. Его целью является уточнить ваше заключение по поводу причастности Ми…

– Алиса, вам не стоит называть имя или какие-то иные сведения, касающиеся объекта моего воздействия. Возможно, вы не знали, но для меня вчерашний подозреваемый носит имя «мистер М».

– Ой, да. Прошу прощения, – девушка чуть покраснела и сжала листы досье в правой руке. – Скажите, пожалуйста, согласно вашему заключению, является ли мистер М преступником?

– Конкретизируйте вопрос.

– Совершал ли мистер М какие-либо действия, которые, согласно текущему законодательству нашей страны, можно было бы счесть преступными?

– Не знаю.

– То есть как? Вы же вчера с ним беседовали. Разве с помощью ваших способностей нельзя узнать, совершал ли человек преступления?

– Как вам известно, я – контактный телепат со средними способностями. То есть мысли читать могу, но только те, которые находятся в некотором роде на поверхности.

– Другими словами, если человек думает о совершении какого-то преступления во время беседы с вами, то вы об этом узнаете?

– Да, я смогу распознать мечты о чем-то, намерения или поступки, если они были совершены не так давно или имели важное значение и сохранились в памяти человека на момент нашего контакта.

– И что вы можете сказать про мистера М?

– Он желал нескольких молодых девушек, возможно школьниц, которых видел во дворе дома брата, предполагал, что они не откажутся «побеседовать и не только» с ним. Был зол на брата и был шокирован, когда нашел его тело.

– Можно ли утверждать, что его эмоции в момент обнаружения были искренними?

– С высокой долей вероятности это так.

– Что это значит?

– В том воспоминании, что я видел, мистер М был удивлен тому, что его брат спит днем. Он посчитал тело в кровати живым и был шокирован, когда увидел поблекшие глаза своего брата. Но я недостаточно квалифицирован, чтобы говорить об «искренности».

– Но вы только что сказали «с высокой долей вероятности» и указали в отчете, что мистер М невиновен.

– Я написал, что он с наименьшей вероятностью мог совершить это преступление.

– Почему?

– Мистер М любит «легкие» деньги и таких же легких женщин. Убийство – слишком сложная вещь для него. За все время пока он шел к брату в его мыслях ни разу не мелькнула мысль об его убийстве, да и смерти вообще. Деньги он считал своими по праву и просто хотел их получить.

– Но это же не значит, что он не мог заказать брата?

– Если бы он это сделал, то ему пришлось бы ждать, когда закончится следствие, и платить киллеру из своего кармана.

– Смерть его брата была квалифицирована как несчастный случай. Вы не знали?

– Я не имею доступа ко всем материалам дела. Моя задача – дать ответ на конкретный вопрос. Моих «собеседников» готовят к нашей встрече: проводят полноценный допрос, показывают фотографии, с ними беседуют психологи, чтобы убедиться, что они не подготовлены к встрече с телепатом. Так что я просто захожу в комнату, касаюсь их ладоней и, увидев воспоминания, воскрешенные людьми до меня, ухожу.

– В этот раз была проведена вся процедура?

– Насколько я знаю, да.

– Хорошо. Вернемся к вчерашней беседе. Если предположить, что все же был заказан несчастный случай, то могли ли вы это увидеть?

– Да, если мистер М не проходил специальную подготовку.

– Расскажите подробнее, пожалуйста. – Алиса чуть выгнула бровь. Она перестала притворяться «юной и неопытной», вернее, посчитала, что сданных позиций в начале будет достаточно, чтобы утолить мою гордыню. Но все же ее манипуляции были такими «тонкими» что не заметить их было невозможно. И кто таких посылает? И зачем?

– Если человек желает что-то скрыть от телепата, то ему надо не просто «спрятать свои мысли» так, чтобы их не нашли, но и скрыть сам факт того, что что-то прятали. То есть если, к примеру, мистер М действительно заказал своего брата, то ему надо скрыть свое желание убить его, радость от того, что это свершится, ликование от того, что это свершилось, и прочие эмоции, которые были бы хоть как-то с этим фактом связаны. Полностью стереть информацию о киллере из своей головы на момент нашей беседы. Но при этом сохранить поддельные эмоции о самом факте убийства. И добавить необходимые эмоции в воспоминания о дне обнаружения тела. Очень много работы для профессионального психолога. Или сам мистер М является высокоинтеллектуальным социопатом. Или у него диссоциативное расстройство личности. Последние два варианта должны были быть как-то отражены либо в его биографии, либо в беседе с психологом, которая была до нашей с ним встречи.

– То есть вы не исключаете вероятность того, что его могли «натренировать»? – Алексей следил за нами очень внимательно, напряженно, но после моего «высокоинтеллектуального социопата» расслабился и сосредоточился на «чудесных ножках» Алисы. Девушка чувствовала его липкий взгляд, но была сосредоточена на беседе.

– Я не могу ее исключить. Но в данном случае не совсем понимаю, зачем вообще нужна была подобная тренировка: если бы это было обычное убийство, то тогда еще может быть, но если это самоубийство, то нашей с ним беседы не должно было быть – консультантов моего профиля не вызывают для бесед по таким делам. А готовиться к беседе с телепатом надо в течение месяца как минимум. И эту информацию также необходимо скрыть. И из счетов тоже.

– Вы хорошо осведомлены о том, как надо противостоять телепатам.

– Разумеется, ведь я должен обходить подобные преграды. Если не ошибаюсь, вам тоже это предстоит в скором времени.

– Почему вы так решили?

– Вы слишком молоды, чтобы проводить интервью с «консультантом со сверхспособностями», поэтому вас отправили сюда набираться опыта, так как дар есть, но либо слабый, либо нераскрытый, поэтому в ассоциацию вы обратиться не можете. Ваш работодатель тоже, так как тогда вы выйдете из его ведомства. Отправлять вас на беседу с человеком, чьи способности отличаются от ваших, смысла не имеет, так что вас отправили ко мне.

– Что ж, вы правы, – девушка расслабилась и сжала ладони в замок. Большой палец левой руки начал с силой давить на правый и мне показалось, что я все же где-то ошибся.

– Итак, что же с моим интервью? Остались ли какие-то вопросы?

– Вы не заметили следов сокрытия воспоминаний, эмоций или намерений во время беседы с мистером М?

– Нет.

– Вы искали подобные следы?

– В качестве обязательной процедуры во время беседы. Мне не говорили заниматься подобным поиском целенаправленно, так что, если работа с воспоминаниями была проведена хорошим специалистом, то я мог это пропустить. Именно поэтому абсолютную гарантию в своем заключении я и не дал.

– Вы не могли бы подробнее рассказать о том, как именно проводили беседу.

– Я не имею права разглашать подобную информацию из-за запрета ассоциации.

– Даже мне, как человеку со схожим даром?

– Вы не являетесь членом ассоциации. Скорее всего, с вами даже не беседовали по поводу вступления. К тому же наш разговор записывается. В таких условиях вы – не человек со схожим даром, а представитель прокуратуры, проводящий интервью. Я не имею права разглашать вам и вашему руководству секретные сведения.

– Но как же тогда мне убедиться в объективности ваших выводов?

– Согласно процедуре, о которой вы, несомненно, осведомлены, вам надлежит вызвать другого консультанта из ассоциации, лучше двух, чтобы они составили независимое заключение. Каждый свое. И, поскольку наше время подошло к концу, позвольте удалиться.

– Но мы еще не все вопросы обсудили…– Пухлик явно был недоволен, что мы так скоро расстанемся, но девушка, казалось, получила все нужные ответы.

– Тем не менее, до свидания, Алиса, Иг… Алексей Игоревич. Приятно было с вами познакомиться. – Я встал, кивнул ей на прощание и ушел. Девушка заметила мою оговорку и озадаченно улыбнулась: она поняла, что я хотел сказать. Пухлик остался в неведении. Интересно, почему именно «Игоряш-пухляш», если Игоревич – отчество?

Глава 4

После разговора с Алисой все стало выглядеть очень странно: если смерть классифицировали как самоубийство, то меня вызывать не должны были вообще. Но вызвали и даже обозначили М. как подозреваемого. А потом еще и стали искать пробелы в моем заключении.

М., увидев тело брата, не подумал о самоубийстве. Олег не говорил, что жертва может быть самоубийцей, что противоречило договору с Ассоциацией. А теперь еще и будущий телепат на цепи нарисовался.

Бедная девочка. Если из нее действительно будут лепить наше подобие, то она вполне может с ума сойти: ограничения и защита Ассоциации ей не положены, поэтому будут эксплуатировать своего «телепата» как только возможно. А ведь это тоже почти нарушение соглашения.

Я купил открытку с воронами на проводах и, подписав, отправил сестре в Ванкувер: в Ассоциации всегда были хорошо налажены разные способы связи, так что там совсем скоро узнают обо всех этих странностях. И смогут прикрыть меня в случае чего, так как «подозрительные действия со стороны следственных и руководящих органов исполнительной власти дают основание консультантам со сверхспособностями начать расследование».

***

Я раздраженно ударяю кулаком по двери, она неожиданно поддается. Чувствую удушливый запах лилий и хмурюсь: мы с братом терпеть не можем эти цветы – мерзкие и белые, как наша тетя, взявшая нас под свое крыло после смерти родителей. Коридор будто в тумане, я машу рукой, чтобы разогнать дым, тру глаза, но ничего не меняется. Голова слегка кружится – стоит меньше пить, чтобы всего это не было.

Наклоняюсь, чтобы разуться, и вижу грязь на полу. Неужели этот чистюля кому-то позволил пройти дальше прихожей в уличной обуви? В лесу бигфута нашли, а нам сообщить забыли?

Следы ведут в спальню. Мужские и, скорее всего, не брата. Неужели этот святоша обзавелся любовником? Вот интересно будет посмотреть на реакцию тети Лилечки, когда она узнает такой забавный факт о своем любимом племяннике.

Стараюсь очень тихо ступать по полу, чтобы не шуметь: если голубки настолько устали, что не проснулись ни от звонка, ни от стука в дверь, то не стоит еще больше искушать Фортуну.

Брат лежит один, спиной ко мне. Не заботясь о шуме, подхожу к нему, резко поворачиваю и проваливаюсь в пустые мутно-серые глаза.

Знаешь, если бы я мог, то умер бы за тебя еще сотню, тысячу раз.

***

Резкий толчок в спину привел меня в чувства: задумавшись, я снова оказался в воспоминаниях М.

–Кажется, сегодня в участке было что-то интересное. – Мальчишеский голос звучал насмешливо. – Не расскажешь?

– Зачем? Ты же и так все видел, – я повернулся лицом к гостю и посмотрел на серебристые волосы.

– Но мне интересно узнать, к каким выводам ты пришел, что отправил в Ассоциацию, что собираешься делать с Олежей, – мальчик чуть выпятил и поджал нижнюю губ, нахмурился.

– То есть мне надо с кем-то обсудить это, поэтому я снова галлюцинирую мальчишкой?

– И очень интенсивно, к слову: раньше я не мог тебя толкать. Стоит рассказать об этом кому-нибудь, не думаешь? – я собирался начать долгую речь о том, что свихнувшихся телепатов никто никогда не видел, а узнавать причины на собственном опыте желания пока что нет, но не смог открыть рот. – Чайник скипел. Выпей ромашковый отвар, а мне горячего шоколаду налей.

– Если ты мое подсознание, то почему такой неграмотный, а? – руки сами выполняли приказ галлюцинации, мне оставалось только подчиниться. Как всегда.

– Потому что тебе хочется быть выше меня хотя бы в чем-то. Помимо возраста и роста. Маленький закомплексованный телепатик.

– Видимо, мне еще и оскорбления в свой адрес хочется слушать, раз ты все это говоришь.

– А вот тут желание не важно. Тебе надо это слушать, надо говорить хотя бы с кем-то. Всем нужны друзья, Саша. Особенно тем, кто смотрит на грязь этого мира.

–Алекс, с кем и о чем мне говорить, если детали дела можно разглашать только вовлеченным, члены Ассоциации должны быть изолированы от влияния друг друга, а нормальные люди просто не могут понять наши проблемы?

– Никто не может до конца понять проблемы другого человека, но это не мешает людям делиться ими друг с другом. Так они снимают груз с плеч. И не обязательно говорить о деле. Когда ты последний раз с кем-то в кино ходил? В кафе?

– Чтобы читать мысли других людей?

– В гости?

– А там, что, людей нет?

– Так не обязательно читать чертовы мысли! Ты меня вообще не слышишь!

– К несчастью, слышу, поэтому и начинает голова болеть. Пей свой шоколад и вали, – я поставил перед ним кружку и сел напротив. Признавать вслух, конечно, не стал, но ромашковый отвар всегда помогал мне расслабиться, что было очень кстати.

– Пей давай и говори: зачем полез в воспоминания того мужика сейчас?

– Я не понимаю, зачем меня позвали его допрашивать: дискредитировать работу телепата можно только во время официального расследования, но самоубийство расследовать не будут.

– Но это же не самоубийство.

– Так считает М. Вернее, он не подумал о том, что его брат мог покончить с собой. К тому же, если это самоубийство, то я не понимаю, как именно он умер: от снотворного? От яда? Может, из-за болезни? Почему сначала меня позвали допрашивать подозреваемого, а потом сказали, что жертва – самоубийца?

– Хочешь узнать? Уверен: хочешь – будет весело. Да и тому пухлику высокомерному насолить сможем.

– Хочу, конечно: подпорченная репутация мне не нужна в самом начале карьеры. А причем здесь этот Игоревич?

– Бесячий больно и высокомерный. До девчонки домогался, но она его отшила.

– С чего ты взял?

– Он подумал, что она – ничего не стоящая молоденькая девчонка, получившая свои хорошие оценки через постель или еще как. Подкатил к ней, она отшила, ясное дело, но не донесла куда следовало. Теперь …

– А факты будут или у нас тут собрание сказочников?

– А ты с ней кофе выпей и узнай. Заодно и про дело что-нибудь спроси.

– Я думал, что она не любит кофе...

– Не тем местом думал, видимо, – мальчишка продолжал смотреть на меня чуть свысока, кривил губы в ехидной усмешке и причмокивал от удовольствия. Его черные глаза всегда пугали: они казались бездной, в которую я мог провалиться в любой момент. Если бы я мог, то умер бы за тебя еще сотню, тысячу раз.

– Если бы я мог, то умер бы за тебя еще сотню, тысячу раз. – я понял, что сказал, только когда Алекс закашлялся.

– Это ты так в любви признаешься?

– М. услышал эти слова, когда посмотрел в глаза брата. – под враз посерьезневшим взглядом, пришлось пояснить – М. посмотрел в открытые глаза своего мертвого брата и услышал эти слова.

– Как интересно, – улыбка напротив будто разрезала лицо пополам. – А самое интересное здесь то, что я об этом не знал.

– Ч-ч-т-как?

– Вот и мне интересно.

Глава 5

Алекс хмуро смотрел на стол в комнате и, кажется, пытался что-то увидеть. Я сидел рядом и пытался связать все, что знаю. Получалось как-то плохо.

М – Михаил нуждался в деньгах родителей – ленивый геронтофил среди педофилов – и не особо любил брата, но стал бы убивать его? Не было похоже, что он социопат или обладает сверхспособностями, а его интеллектуальное развитие и любовь потакать своим желаниям сделали из него очень плохого ученика, поэтому за это взялся бы только телепат или эмпат очень высокого уровня. Сомневаюсь, что денег хватило бы на оплату слуг. Да и когда же начались в таком случае уроки? Месяц назад? Два? Полгода?

И зачем тогда вообще это «самоубийство»? Судя по месту обнаружения тела, это – убийство: кто-то наследил своими ботинками на полу, был подозреваемый, был допрос с моим участием. Без оснований телепатов-консультантов не вызывают. Основанием могло стать вскрытие или внешние повреждения тела, свидетельствовавшие о насильственной природе смерти. И, раз меня вызвали, то либо первое, либо второе было, но комиссия сказала, что жертва проходит как самоубийца.

– Тут возможны несколько вариантов, – продолжил мои мысли Алекс. Очень вежливая галлюцинация, да. – Дело надо замять, потому что подозреваемый – крупная шишка. Дело надо замять, потому что – за этой смертью стоит что-то крутое. Дело надо замять, потому что убийца – полицай.

– Или они просто хотят дискредитировать нас, чтобы продвигать своих ручных шимпанзе на таблетках.

– Или так, – мальчик повернул голову в сторону зашторенного окна. – Почему ты всегда прячешься?

– Потому что не хочу, чтобы на меня смотрели? – Я могу стать очень неприятным на свету.

– Итак, с чего начнем? – Алекс резко повернул голову в мою сторону, его сменили цвет на рыжий, по губам начала расползаться шкодливая улыбка.

– С жертвы разумеется. Мы же знаем, как туда дойти.

***

Мальчишка хотел пойти сразу, как мы закончили медитировать над столом, мне удалось его отговорить. В квартире ночью всегда душно и, чтобы сон был глубже, я открывал окна. Мне нравилось смотреть как ветер слегка колышет шторы, становящиеся почти черными в свете уличных фонарей.

Алекс казался самым обычным — настоящим — ребенком, кузеном, который настолько соскучился, что пробрался в комнату к старшему, чтоб подурачиться перед сном: он притащил откуда-то кучу подушек и два одеяла, соорудил гнездо и улегся, довольно щуря голубые глаза.

Я смотрел на полосы света, быстро бегущие по шторам. Они казались мне прозрачными, ненастоящими и, погружаясь в сон, я тоже становился все менее и менее реальным.

***

Учитель жил в хорошем районе: чистый двор, цветочки, заборчик, бабушки на скамейках – пастораль. Алекс «спал» и приходилось самому отпускать ехидные комментарии. На улице помимо вездесущих бабулек были и молодые девчушки. Приглядевшись, я узнал одну из них: М. засматривался на ее ноги, когда шел к брату.

Девушки, будто почувствовав мой взгляд, повернулись и смущенно заулыбались: видимо, им просто нравился интерес мужчин постарше. Я подошел и, вот удача, на меня сзади налетел какой-то мальчишка – подопечный одной из них. Он покачнулся, замахал руками и вскрикнул (как дети делают все это так быстро?), но успел вцепиться в рукав моего пальто и сумел устоять на ногах. Я протянул руку и чуть поддержал его.

–Ой, простите, пожалуйста! – девушка-не-ноги заулыбалась шире и захлопала ресницами. – Витенька, ты в порядке?

–Ммм…–мальчик зажевал нижнюю губу и посмотрел на нас исподлобья. Он сжал рукав пальто и перевел взгляд на меня, насупившись еще больше. Девушка бы увидела, что ее подопечный не в порядке, если б посмотрела на него дольше секунды. Но нет

– Лиза, конечно, нет, – девушка-ноги хмуро зыркнула на подругу и подошла к ребенку. – Витя, тебе стоит быть аккуратнее и не бегать так быстро, хорошо? – мальчик кивнул, девушка улыбнулась. – Умница, а теперь скажи, ты нигде не ушибся?

–Н-нет,–мальчик будто нехотя перевел взгляд на девушку. Мы с не-ноги продолжали стоять и молчать, словно декорация в плохом фильме. Я провел рукой по голове ребенка и состроил максимально дружелюбное лицо.

–Собираешься стать полицейским? — мальчик резко повернул голову в мою сторону.

–Нет, а что?

–Стремление защищать – одно из важнейших качеств для этой профессии, – я улыбнулся и мягко отцепил его руку от одежды. – Если будешь хорошо учиться и примерно себя вести, я порекомендую тебя в отдел, когда подрастешь.

– Дядя, а вы полицейский? – как резко поменялся тон! Ты посмотри: только что готов был драться лезть, а уже все – запал прошел, сплошное уважение. И как это привили в таком юном возрасте?

–Как интересно! А вы к нам зачем? – опять эта Лиза-не-ноги влезла: мальчик снова нахмурился, но, увидев, что я смотрю не на девушек, расслабился. Что-то явно было не так, раз такая мелочь решила стать защитником своих нянь.

–Витя, смотри, там тебя Маша с Сережей ждут, – вторая девушка потрепала мальчика по голове и подтолкнула в сторону его друзей. У одного из них была синяя шапка, которой он размахивал, словно флагом. Видимо, Витя ее бросил или уронил, когда бежал к нам. Мальчик, до этого хмурый, неожиданно разулыбался и, помахав руками, побежал к друзьям. – Простите нас. Витя иногда бывает очень подозрительным, но он – добрый и хороший мальчик.

– Поверю на слово,– улыбнулся девушке и чуть отступил. – Меня зовут Александр Иванович Вильнев. Я здесь по поводу недавнего происшествия. Скажите, пожалуйста, вам известно что-нибудь?

–Ой, как интересно! – опять воскликнула Лиза-не-ноги, слегка растягивая гласные. – Ну, не то чтобы много…Меня, кстати, Лиза зовут. Вдруг вам для дела надо будет. Или для еще чего та…

–Мы мало что знаем, – вторая девушка была поспокойнее, холоднее даже: приветливая улыбка на ее губах никак не отражалась в глазах. Она была слегка искусственной. – Кажется, мужчина из нашего дома умер…Сердечный приступ, что ли, или инсульт.

– Да какой инсульт, Поля! Ему и сорока не было! – не-ноги, казалось, могла разговаривать только громко и не могла не флиртовать с мужчинами. И куда только ее родители смотрели? — А какая фигура была! Такая потеря! Это ж наш учитель был. Владимир Игоревич. Он вел подготовительные курсы по вышмату и помогал физруку с баскетбольной секцией. Говорят, что ему даже предлагали от школы в марафоне участвовать, но он отказался. А вы бегаете?

– Нет, к сожалению. Моя работа больше сидячая. А почему вы решили, что это – сердечный приступ или инсульт? – я повернулся к Полине, стараясь не обращать внимание на будто карикатурные хихикания не-ноги.

– Потому что так говорил следователь, который сюда приходил вчера, – девушка смотрела на меня напряженно, но губы ее все еще были растянуты в улыбке. – Вы не могли бы показать свое удостоверение?

– Конечно. Прошу прощения, что сразу этого не сделал,– я достал из кармана документ и раскрыл его. – Я, как вы можете увидеть, консультант по этому делу, не следователь.

– Спасибо, – Полина, кажется, немного расслабилась. – Я немного нервная из-за этого всего. Владимир Игоревич не болел ничем и бегал утром тогда. Мы с Лизой в школу шли вместе с ним за день до. И, вроде, все в порядке было. А следователь пришел и прям сразу сказал, как вышел из дома, что самоубийство, а все заговорили про сердце и инсульт…

Девушка с каждым словом говорила все тише и конец фразы я почти не слышал. Из ее глаз текли слезы. Я взял ее за руку и вложил в нее платок, чтобы она вытерла слезы.

***

–Меня зовут Элизабет Свон. Я – младший сотрудник Ассоциации с активными способностями к внушению низкого уровня, – стоять перед зеркалом проговаривать это каждое утро утомительно, но работа того стоит. – Была направлена в Лицей №1723 год назад, так как появились подозрения в честности Департамента. Позавчера…Два дня назад в своей квартире был найден труп Владимира Игоревича Шохова, учителя математики. Он устроился в школу семнадцатого января этого года. Умер от сердечного приступа. Следователь назвал это самоубийством.

Я отвернулась от зеркала и пошла завтракать. «Бабушка» сделала омлет слишком сладким, как всегда. И как у нее получилось? Когда мне предложили стать секретным агентом, я не думала, что придется обманывать одинокую старушку, которая десять лет назад потеряла своих детей. Наверное, будь я сильнее, смогла бы стать частью более счастливой и богатой семьи, но, увы, пока хватает сил внушать что-то только таким вот слабакам.

Она опять ушла на работу слишком рано. Надеюсь, хотя б не помрет прямо там, на вахте.

Лиза опять уламывала покрасить волосы: она слишком хочет казаться взрослой. Видимо, опять ее мать притащила очередного типа богатого мужика. А мне страдать и беречь свой «мышиный» цвет волос. Если уж и краситься, то только в блондину, чтобы глаза подчеркнуть, но никак не в апельсиново-рыжий. Будто я собираюсь асфальтоукладчицей стать.

Нам сегодня ко второму уроку, но так не хочется туда идти: все эти цифры мне совсем не интересны, но ради нового учителя пришлось постараться. Надеюсь, за это хорошо заплатят, когда вернусь в Лондон.

***

В глазах помутнело и я, отшатнувшись, чуть не упал, но Полина меня поддержала. Удивительно сильная девушка.

– Что случилось? Вам плохо? – от визгливого голоса не-ноги разболелась голова. Или это от мыслей Полины. Лезть к подросткам с такими способностями – верх глупости. Могли бы и предупредить, черт возьми!

– Все хорошо…Лиза. Спасибо, – я старался говорить спокойно и ровно. – Слегка голова закружилась. Спасибо за помощь, Полина.

– Вам стоит присесть, – волосы Полины красивого русого цвета. Почему она назвала их мышиными? Девушка помогла мне дойти до скамейки.

– Спасибо вам, – улыбнулся и устало вздохнул.

– Может быть, вам принести воды или еще чего-то? – эта Лиза всегда пытается так флиртовать с малознакомыми мужчинами или я какой-то особенный?

– Нет, спасибо. Я немного посижу и пойду, – не-ноги, кажется, хотела остаться и оказать мне всю помощь, на какую только была способна, но Полина попрощалась за них обеих, и они ушли. Я смотрел, как Лиза нарочито покачивала бедрами. Она все еще пыталась заставить меня захотеть ее. Именно поэтому М. обратил внимание на Полину.

Глава 6

Я чувствовал взгляд Полины, напряженный и взволнованный: то ли она просто беспокоилась о моем самочувствии, то ли сумела распознать «собрата по несчастью» – девушка следила за мной пока они не скрылись за домами.

Надо было придумать, как попасть в дом, раз уж я упустил шанс зайти с ними. Бабульки-надзирательницы уже ушли, так что оставалось надеяться только на память тела М., случайных прохожих и наивных людей.

Голова все еще немного кружилась. Говорили, что проникать в разум подростков со способностями – очень неприятно даже самым опытным телепатам, и теперь причины стали более чем ясны: мысли у них, конечно, все на поверхности, но столь яркие и быстрые, что уследить за ними очень сложно. Еще и защите от воздействия мы все обучаемся с детства. Повезло мне знатно, конечно. Но зачем ее послали сюда? Что такого важного могла сделать девочка в школе?

Ее маленькие ручки были очень умелыми: они нежно, но сильно разминали мне плечи. Как же они будут ублажать меня дальше?

Я дернулся и чуть не упал со скамьи. Мысли были мерзкими и меня начало мутить от них: этот урод, кажется, думал о девочке. Было странно чувствовать связь с человеком, в мысли которого я проникал всего раз. Раньше не приходилось возвращаться в чужие воспоминания, и они тускнели, пропадали, но этого человека отпускать нельзя: он мог знать что-то о смерти брата. Там явно что-то было не так.

Я встал и пошел в сторону дома. Там, конечно, никого не было, но попасть в внутрь все же получилось: добрая женщина из 174-й квартиры открыла дверь «милому мальчику». Будто в этом доме действительно произошел трагический несчастный случай.

Женщина была соседкой жертвы, имела ключ от его квартиры и язык без костей: кажется, за две минуты разговора я узнал о её фикусах-геранях-апельсинах больше, чем о себе за всю свою жизнь. У нее был чуть хриплый, но приятный голос и добрая улыбка. Она без вопросов открыла мне дверь Владички и ушла к себе вместе с ключом.

Я надел одноразовые перчатки, вошел и осмотрелся: слева стояла тумбочка, на которой лежали ключи от машины и вязаная шапка, двери были закрыты, но откуда-то чувствовался прохладный ветер, на полу рядом с одной из дверей лежал мягкий на вид ковер, на вешалках справа висели куртки и плащ – ничего необычного, просто этот Влад явно не любил убирать ненужные вещи в шкаф.

Разувшись, я пошел к спальне, где М. нашел тело, и неожиданно понял, что пол чистый: в воспоминаниях М. на нем были следы ботинок, но сейчас – просто чистый линолеум, даже песка не было. Может, М. решил готовить квартиру брата к продаже или аренде, поэтому и нанял кого-то прибраться? Или это соседка постаралась?

Ковер действительно был мягким и под ногами ни камешки, ни песок не чувствовались, но он должен был лежать у двери в другую комнату. Я открыл дверь и закашлялся от запаха лилий и холодного воздуха: в комнате было открыто окно, но это мало помогало.

Постель была разворошена: подушки валялись на полу, одеяло грудой лежало в изголовье кровати, простынь больше походила на лоскуты для перевязи. Кажется, даже кровать кто-то изодрал: были видны царапины и следы от когтей.

На полу лежали книги по психологии и Библия, тетради, блокноты, листы с иероглифами. Я подошел к столу и проверил ящики – в них явно кто-то рылся, как и в тумбочке у кровати, как и в шкафах: здесь что-то искали и, видимо, им было все равно, заметят ли беспорядок. Но что можно было взять с учителя? В нижнем ящике лежали ролексы из белого золота. Последняя коллекция для гонщиков.

– Глянь какие! – Алекс решил проснуться в самый «подходящий» момент. – Помнишь, как мы облизывались на них на сайте, а потом чуть приступ от цены не словили? Какой циферблат…Сказка! Мечта!

Мальчишка оттолкнул меня от ящика и провел по циферблату пальцами, сел на корточки и, словно загипнотизированный, начал следить за движением стрелок.

– Знаешь, это странно – твоя увлеченность этими часами: ты почти заставил меня купить их в кредит, – я усмехнулся и положил руку ему на плечо, но Алекс продолжал следить за стрелками. Он склонил голову набок и начал шевелить губами, словно что-то считал. Около минуты мы так и стояли: я, чуть согнувшись, с рукой на его плече и он – на корточках, следящий за движением стрелок.

– Это было не ограбление,– наконец сказал он. – Часы настоящие, дорогие. Здесь перерыли все, но их не взяли. Здесь вообще нечего брать, кроме этих часов.

– Ты успел в других комнатах побывать? – я усмехнулся и выпрямился.

– Навряд ли там есть что-то еще стоимостью с квартиру, – Алекс встал и медленно задвинул ящик.

– Что?

– Они больше трех миллионов стоят. Ну, если мне память не изменяет.

– И ты хотел, чтобы я их купил на свою зарплату?

– Они классные: с белым золотом, очень приятный на ощупь ремень, мягкий ход стрелок – мечта, а не часы. Да и должно же у тебя быть хоть что-то дорогое.

– Да это жбольше моей квартиры!

– Знаешь, с таким мышлением ты никогда не станешь жить лучше, чем сейчас. Надо иногда позволять себе немного роскоши.

– Ага, чтобы потом лишь иногда позволять себе есть и дышать.

– Да ну тебя. Гораздо интереснее узнать, откуда такие часики у учителя.

– Наследство? М., вроде, как раз за ним и шел.

– Часы? Новые часы? Если они наследовали часики, то это – очень быстрое вступление в наследство – презентация коллекции была недели две назад. А сколько эти братки наследуют? – Алекс уселся в ботинках на кровать и принялся строить гнездо их одеяла и подушек.

– Не знаю, но сомневаюсь, что очень много: посмотри, как Влад живет? Разве тут много денег?

– Во-первых, не Влад, а Вова, если уж сокращать, а во-вторых, М. был одет достаточно неплохо…Хотя, конечно, не на часы за три ляма. Но он и не особо за деньгами следил, – Алекс оторвался от «гнезда» и осуждающе на меня посмотрел. – Может, ты перестанешь истуканом стоять и шкафы осмотришь? Кто из нас двоих тут консультант?

– Вообще-то, оба: ты – это я, – Алекс закатил глаза и кивнул в сторону почти пустых книжных полок. Я подошел к шкафу: на полках остались только какие-то маленькие шкатулки и фигурки собак, стоящие по краям. Крышка одной из шкатулок была приподнята: внутри лежали ракушки и светло-зеленые камушки – так много, что она не закрывалась полностью. Рядом стояла фигурка бело-рыжего сиба-ину: его голова была наклонена вправо, будто ее можно снять.

Я протянул руку и потянул за бархатные ушки: голова действительно оказалась в моих руках после щелчка. Внутри лежали какие-то скрученные бумажки. Развернув, одну из них, прочитал «Будь проще и простейшие к тебе потянутся», в другой – «Выгнали из дома. За непосещаемость.» Прочитал надпись вслух. Алекс рассмеялся, подошел ко мне и принялся разворачивать бумажки. Через час мы выяснили, что в каждой фигурке был подобный «сюрприз». Попутно нашлись какие-то записки о родительских собраниях, встречах с преподавателями, признания в любви от учениц.

Алекс хихикал над каждой мало-мальски смешной шуткой и отбрасывал прочитанное, я старался складывать все бумажки в кучки рядом с фигурками, из которых мы их доставали, но бросил эту затею, когда мальчишка специально смахнул все на пол.

– Чувствуешь запах? – нижние полки шкафа были закрытыми, даже на замок. Так как ключа не было, пришлось его взломать: хорошо, что скрепок на столе было хоть отбавляй.

– Ты про цветы? – Алекс с нетерпением принялся просматривать тетради и дневники, аккуратно сложенные на полках.

– Да. Окно приоткрыто, но, когда мы вошли, запах был такой, будто здесь где-то цветы стоят. – на нижней полке лежала толстая тетрадь в кожаной обложке.

– Или диффузор. Что это? – Алекс обратил внимание на мою находку.

– Видимо, дневник или что-то такое: тут есть записи за каждый день, начиная с ноября позапрошлого года. Смотри: «12 ноября 2020. Завуч была очень любезна. Она показала школу, учительскую и мой будущий кабинет. Познакомила с некоторыми учениками и учителями. Все были приветливы и улыбались. Кажется, ребята участвуют в какой-то постановке: девочке в шортах не хватает гибкости, чтобы за мальчиком поспевать в танце. Им не помешает немного тренировок на командную работу и доверие…», – я пролистал чуть дальше, –или вот: «23 апреля 2021. Полина слишком навязчива. Она постоянно ходит вместе со мной в школу и возвращается домой. Конечно, мы живем рядом, а ее подруга – вообще в одном доме со мной, но это слишком. Брат несколько раз уже пытался ее склеить и скоро у него все получится: девчонка явно хочет себе папика найти. Или просто мужчину постарше. Я пытался узнать о ней больше у школьного психолога и учителей, но говорить, что она ведет себя как малолетняя потаскуха не хочется. С другими учителями она ведет себя нормально. Но зачем-то каждую пятницу ходит в кабинет директора на полчаса. Возможно, стоит с ней сблизиться и попытаться помочь, может, поговорить с ее матерью, когда она вернется с рейса.»

– Может, до нее кто-то домогался в школе? – Алекс выхватил у меня тетрадь и начал листать ее, особо не вчитываясь. – Вован, как настоящий мужчина, решил разобраться и помочь, и его убили?

– Ага, в собственной постели во сне, неизвестно как проникнув в квартиру. Да и с таким ее поведением… Полина эта скорее нарвется на какого-нибудь мужика вроде М., который не станет планировать убийство и либо не станет лезть в драку, испугавшись последствий, лицо сразу в морду даст. – Я решил порыться и поискать еще какие-нибудь дневники. Алексу наскучило листать тетрадь, и он решил присоединиться к поискам.

– Откуда ты знаешь, что один из мужиков этой девчонки не мог просто ударить учителя где-нибудь на улице, а тот просто не пошел в больницу и умер из-за этого, но дома?

– Опять «Хауса» смотрел ночью? – Алекс любил придумывать необычные преступления и сериалы про докторов.

– Не завидуй: в твоей памяти все серии есть – просто сядь и воспроизведи. Зачем устраивать себе супер-тренировки на мозги и не пользоваться плодами в свое удовольствие?

– Я развиваю память не для того, чтобы захламлять ее сериалами, а …

– Для того, чтобы захламлять ее мыслями всяких мудаков и самобичеванием. Да-да, я помню.

– Ой, заткнись и ищи.

– Ой, заткнулся и нашел: в этой тетради последняя дата – три дня назад. И написано много. Заберем? – Алекс прищурился и посмотрел на меня.

– Конечно. Но я сомневаюсь, что мы найдем там причину убийства или появления следователей Департамента.

– Возможные причины у нас есть, Департамент – мудаки, поэтому и послали следователей, а вот почитать про школьные будни препода интересно, да и просто про школу – мы же там не были.

– Ладно-ладно. Тогда берем все?

– Да, – Алекс кивнул, мы сложили тетради в стопку на одной из пустых полок. Полистав другие блокноты, тетради, книги по педагогике ничего интересного найти не удалось: это был просто подготовительный материал к урокам. Владимир ответственно относился к свое работе, но почему нижние полки были заперты? Из-за дневников?

Пока я заканчивал со шкафом, Алекс занялся комодом с одеждой. Он, как оказалось, тоже был разворошен, но ничего интересного там не было.

– Знаешь, это странно, – сказал, наконец, мальчик. – Зачем переворачивать вверх дном буквально всю комнату, пытаясь что-то найти, но при этом даже не прикасаться к запертой двери? То есть, замок ведь там не какой-то супер-сложный: скрепка с ютубом – и нет проблем. Можно даже просто двери снять с петель: все равно по состоянию комнаты понятно, что что-то искали.

– Не знаю. Может, тот, кто искал, знал, что нужного здесь нет и просто не хотел трать свое время? – листая одну из книг, я нашел самодельную закладку с засушенным цветком лилии. – Смотри.

– Не отпускай меня?

– Да. Интересно, это – его или подарок?

– Книга?

– Закладка. Смотри какая: явно кто-то своими руками делал. Аккуратная и красивая, – я показал находку Алексу. – Она даже пахнет все еще, представляешь?

– Где? Какая? – мальчик смотрел на меня, на протянутую с закладкой руку, но будто не видел ничего.

– В руке. Вот,– я взял Алекса за руку и положил на его ладонь цветок, но он прошел сквозь нее, будто его и не было, и упал на пол.

– Ты чего делаешь? – Алекс недоумевающе посмотрел на меня.

– Я попытался сейчас положить тебе в руку закладку с лилией из книги. Но она прошла сквозь ладонь, будто тебя и нет,– я поднял закладку и вложил ее в книгу.

– Ну, вообще-то меня так-то и нет,– Алекс усмехнулся.—Но это и правда странно. А еще обидно: дискриминируют галлюцинации, понимаете ли. Тоже мне. Видимо, на этом интересности комнаты заканчиваются: тут больше ничего прикольного нет. Уходим?

– Кухня или комната? – я встал и взял наши находки.

– Давай в комнату.

За дверью в условную гостиную был кабинет: хороший дубовый большой стол, на котором лежал закрытый ноутбук, стена из шкафов с книгами с зеркальными дверьми, удобный на вид и чуть потертый кожаный диван, кресло и журнальный столик. Ни телевизора, ни домашнего телефона, ни роутера. В отличие от спальни, здесь все лежало аккуратно.

Я подошел к ноутбуку, открыл его и включил. Он был заблокирован: нужен был отпечаток пальца, чтобы войти в систему, или пароль. Ничего из этого у нас не было.

– Заберем? – Алекс ухмыльнулся, пройдя мимо меня к шкафам.

– Чтобы нас арестовали? – он принялся листать книги с нижних полок пока я проверял ящики стола.

– Мы уже и так забираем кое-какие вещички. Чем ноут хуже?

– Ты знаешь чем: это же не какая-то исписанная не пойми чем тетрадка, а дорогая на вид техника. К тому же как мы его взломаем, если у нас ни пальца, ни пароля нет? – в нижнем ящике лежали листы, исписанные на китайском и японском языках. В верхнем углу листа карандашом была написана буква «П».

– Попросишь кого-нибудь. Разве это такая проблема? – Алекс, казалось, заинтересовался какой-то книгой: он с интересом разглядывал картинки на страницах и читал поясняющие надписи.

– Что ты там такое нашел? – я задвинул последний ящик, подошел к мальчику и обомлел.– Начертание теории законов? Какого года издание?

– 1816.

– А вот это уже тянет на наследство…Но мне казалось, М. считал, что они по завещанию получат деньги, а не какие-то вещи.

– А она, что, ценная?

– Стоит несколько сотен тысяч – первое издание, кожаный переплет с золотым тиснением, в хорошем состоянии. По крайней мере, так говорил Один из оперов, с которыми работает Олег. Надо бы проверить ее цену и остальные книги тоже, – я сфотографировал обложку и форзац, и взял следующую книгу с полки. – Это все же странно: в мыслях М. Владимир постоянно был живущим чуть ли не как бедняк, а тут – очень хорошо обустроенный кабинет, дорогие книги и часы. Одежда, вроде, тоже была хоть и простой на вид, но остаточно дорогой.

– Думаю, братан просто не сорил деньгами, вот и все. А мужик этот – завистник и транжира. Еще и бабник – как там деньги будут задерживаться в карманах?

– Но неужели М. не видел вещей и мебели здесь? Не понимал их ценности? Да, тут нет каких-то колонн, паркета, дорогих ваз, но каждый предмет мебели – выглядит дорого и удобно.

– Спроси при встрече, какие проблемы? – Алекс протягивал очередную книгу, когда зазвонил телефон. Мальчишка усмехнулся – А вот и проблемы.

– Саша, скажи мне, что ты сейчас не в квартире Шохова, – услышал я сразу, как ответил на вызов.

–Здравствуй, Олег. Ты же знаешь, что я не могу этого сделать, – я отложил книгу.

– Тогда через час приезжай ко мне домой,– сказал следователь и положил трубку.

– Нам пора? – Алекс с грустью посмотрел на руку с телефоном.

– Да. Пойдем, – я вернул книгу на полку и пошел к соседке.

Глава 7

Олег нервно барабанил пальцами по рулю и сжимал губы. Он не смотрел в мою сторону, не ответил на приветствие. Алекс усмехнулся и развалился на заднем сидении, пока я сидел на переднем и ждал.

–Зачем ты туда пошел? – наконец, Олег прервал молчание и хмуро посмотрел на меня. – Что бы ты делал, если бы позвонили не мне, этому Алексею из Департамента?

– Ничего? Он же мне не начальник. И кто тебе позвонил?

– Соседка: я попросил сообщать обо всех желающих попасть в квартиру жертвы.

– Таки жертва?

– Стал бы я тебя из-за самоубийцы дергать?

– Ты – еврей: вопросом на вопрос отвечать?

– А ты – ребенок: злиться на это?

– Я не злюсь.

– А что тогда?

– Зачем они приехали и сказали, что это – самоубийство? Кто-то даже сказал, что это – просто трагическая случайность. Что за постоянные изменения причины смерти?

– Никакой петрушки нет: жертва был убит во сне неизвестным нам способом.

– То есть?

– У абсолютно здорового мужика просто остановилось сердце. Без каких-либо внутренних причин. Очевидно, что кто-то помог ему остановиться.

– Вот как… А мы долго стоять будем?

– Ты торопишься?

– Просто это выглядит подозрительно: два копа сидят в машине рядом с домом, где недавно нашли труп.

– Знаешь, иногда твоя речь – просто нечто: «копы» – в Америке. Тебя домой?

– Да, – хотелось, конечно, еще побывать в квартире М., но пока стоило ограничиться записями из дома жертвы – Так если это все же убийство, почему ко мне прицепился Департамент?

– А вот это – загадка для всего отдела: этот недо-Наполеон сейчас копается в наших делах, что-то ищет, задает странные вопросы, вроде «Как давно вы работаете в полиции?», «Как давно знаете Александра?», «Почему он не работает с самоубийцами?».

– Но ведь это есть в наших личных делах…

– Видимо, он пытается найти несоответствия или компромат на нас, чтобы устранить весь отдел.

– Но зачем? И зачем выбирать для этого именно это дело? Не утерпел? А девушка что?

– Какая?

– Которая со мной говорила. Алиса Лиднева. Вроде как, будущая телепатка от Департамента.

– Когда ты с ней говорил? – Олег бросил на меня встревоженный взгляд. Он забыл?

– Олег, вчера, когда ты подставил меня в кабинете. Она же вместе с ним и сидела, – как только я договорил, машина резко остановилась, нам начали сигналить сзади. Олег пристально смотрел на меня, сзади продолжали сигналить. – Олег?

– Саш, там был только Алексей. Он приехал один, – я резко обернулся: Алекс сидел и ехидно ухмылялся: шкет явно что-то знал.

– Трогайся, давай, с места: тебя скоро бить будут за такой простой, – я нервно улыбнулся и похлопал друга по плечу. Он послушно поехал, не заметив дрожи моей руки. – Я был уверен, что со мной говорил не он, что там была девушка. Она даже представилась…

– Может, он тебе что-то вколол?

– Когда? Я ему даже руку не пожимал, укола не чувствовал, следов, вроде, тоже нет. Может, камеры посмотрим? Проверим?

– Что проверять? Я никого не видел, да и из ребят в отделе тоже никто про девушку с этим Наполеончиком не говорил. Давай тебя ко врачу запишем? – Алекс продолжал ухмыляться. Олег явно не хотел показывать записи, но почему?

– Я, что, маленький? К тому же я уже отправил открытку. Так что остается только ждать ответа.

– Думаешь, Ассоциация скажет что-то?

– Если приехали люди из Департамента и проверяют все что есть, то это явно не просто так делается. Ассоциация должна знать. К тому же тут еще и убийство замешано, которое они, видимо, как угодно хотят сделать не убийством.

– Дело ясное, что дело темное.

– Именно. На чай зайдешь?

– С удовольствием.

***

Мы сидели на кухне молча сверлили взглядами друг друга. В этот раз первым не выдержал я.

– Когда я вчера зашел к тебе в кабинет, их сидело двое. Ты вел себя так, будто ее нет, он тоже. Это показалось мне странным, но я подумал, что он – просто гад, а ты как-то просто ни к кому конкретно не обращался ….

– Мне было стыдно: я пытался объяснить, что это – бред, допрашивать консультанта Ассоциации, но меня никто не стал слушать. Дали приказ не говорить тебе ни слова. Я и не говорил.

– А когда ты узнал об этом «сюрпризе»?

– Накануне вечером. Они даже прислали какие-то блокирующие воспоминания таблетки или что-то такое: я знал о сотруднике Департамента, но в то же время будто бы и нет. Абсолютно о нем не думал, не помнил.

– Новые технологии?

– Да, чтобы мы могли лучше с вами работать. От наших таблеток слишком сильно болит голова. И эффект, видимо, накопительный: нам уже рассказали о нескольких случаях комы из-за таких блокираторов.

– Тогда я рад, что вам их меняют.

– Так-то я тоже, но сама ситуация, быть настолько зависимым от этого, меня раздражает.

– Зависимым?

– Со временем принятие таблеток становится чем-то естественным, обыденным: утром пьешь кофе, выпиваешь блокиратор, ешь и идешь на работу, повторяешь прием вечером. Если часто общаешься с консультантом, то принимаешь еще два раза во время еды.

– Мы общаемся часто…

– Поэтому я их часто пью: всегда четыре раза в день. Побочные эффекты пока не проявляются, по крайней мере я не особо их замечаю, но лучше бы перейти поскорее на что-то менее вредящее.

– Когда вас на это чудо переведут?

– Пока неизвестно, но я надеюсь, что к концу года мы уже полностью от старых откажемся.

– Так ты уверен, что записи не посмотреть?

– С камер? Можно, конечно, но какой в этом смысл? – казалось, что он действительно не понимал, зачем мне это.

– Олег, я отвечал на вопросы девушки, которой в помещении не было, понимаешь? Я узнал ее имя, сказал ей свое. Я говорил с ней. У нас был диалог, – я нервно усмехнулся. – А тут ты мне заявляешь, что ее не было. Что я все это придумал. Мне кажется, что имеет смысл узнать наверняка так это или нет. Потому что если я сошел с ума, то и работать уже не могу. А если нет, то кто-то уже с вашим восприятием что-то сделал.

– В самом деле, – Олег чуть наклонил голову. – Прости, я об этом совсем не подумал. Конечно, я попытаюсь раздобыть копии записей…

– Давай лучше вместе их прямо в участке посмотрим, ладно? Для частоты эксперимента. – Олег уже готов был отказаться: чуть нахмурился, с лица пропало виноватое выражение, но я положил руку ему на запястье, чуть сжал и вновь попросил. – Пожалуйста.

Олег чуть дернулся, уходя от прикосновения, сжал губы и кивнул. Потом резко встал и, быстро попрощавшись, ушел. Я не успел и слова сказать, как остался в квартире один. Алекс засмеялся.

– Мне кажется, он подумал, что ты с ним флиртуешь.

– Крестись, когда кажется, и не пори чушь.

– Да-да, конечно. Где мой какао?

– Там же где и моё кофе.

– Ой, хватит, а? Ты не настолько хорошо знаешь русский язык, чтобы меня поправлять. Лучше иди и свари мне мою сладенькую прелесть. – Алекс развалился на диване и потянулся. – А я пока эти забавные книжечки почитаю. Были б еще картинки, а так – грусть-тоска!

– А может ты мне лучше про эту Алису расскажешь? – я недовольно смотрел на расслабившегося мальчишку: будто бы ему совсем все равно, что у меня проблемы с головой.

– А что там говорить? Она либо есть и мозги пудрят им, либо ее нет и мозги пудрят тебе. Вернее, ты сам себе их запудрил. Тогда надо лечиться. А если проблема с их головами, надо выяснить кто это такой затейливый. Все просто! Иди, давай, работай.

– Знаешь, думаю, голову надо лечить мне. Тогда и от тебя избавлюсь, – я фыркнул и пошел исполнять «приказ».

– Да-да, побурчи мне тут еще, – Алекс рассмеялся. – Сам потом прибежишь. Соскучишься.

Глава 8

Мы сидели в комнате и листали дневники. До сих пор не понимаю, как Алекс смог незаметно их унести: ни соседка, ни Олег – никто ничего не заметил. Тетрадей и блокнотов было много: видимо, В. любил писать – но ничего интересного в них не было.

–Ты только посмотри: «20.11 Очень жаль, что не получится выйти на работу до Нового года. Матери стало хуже, придется сидеть с ней, раз уж она против сиделки.» – Алекс с интересом листал дневники и снова первым нашел самую свежую тетрадь. – «Очень страшно сделать что-то не так. Может, удастся уговорить ее хотя бы на приходящую медсестру, чтобы меня хоть кто-то проверял. Отец опять уехал продавать книги. Не могу отделаться от чувства, что он просто сбросил на меня заботы о маме.» Получается, его мать была чем-то серьезным больна, раз им деньги понадобились. И какие книги он продал? А вот, слушай, про маму его кое-что: «27.11 Мама угасла за неделю. Отец вернулся вчера, мы поужинали втроем, ни ушли к себе. А утром мама не проснулась. Участковый, санитары, сотрудники похоронного – если б не соседка, мы бы не справились с этим. Брат так и не объявился. Он должен быть в городе, но на звонки и сообщения не отвечает.» Ты вообще меня слушаешь?

– Прости, но я тут нашел интересную запись…

– Где? – Алекс отбросил свой блокнот и подбежал ко мне. – Ого! «Брат говорит, что Лиза делает его лучше, что она понимает его – какая чушь! Ей всего пятнадцать!» Мужик реально педофил!

– Можешь поменьше радоваться этому факту. Такое чувство, будто мы не дело расследуем, а сериал какой-то смотрим, – я пытался говорить строго и сурово, но Алекс успел заметить мою ухмылку: да, я тоже был рад, что нашлись подтверждения нашим подозрениям относительно М.

– Ой, да ну тебя, зануда, – Алекс фыркнул и вернулся к своим записям. Я хотел забрать у него блокнот, но мальчишка уворачивался и юлил просто виртуозно, так что пришлось читать старые заметки. – А тут почти каждый день что-то написано. Неожиданно. «30.11 Из отца будто вся жизнь ушла. Он всегда больше Мишу любил, так что я мало чем могу помочь сейчас. Отец даже есть отказывается. Не думал, что мамина смерть сделает из него это. Мне нужно сходить за своими вещами, но сейчас страшно уходить.»

– Там не написано, где он жил?

– Наверное, у родителей…

– Это понятно. А адреса нет?

– Нет, – Алекс внимательно просмотрел первые страницы, но нигде не упоминался адрес квартиры родителей, поэтому просто продолжил читать дальше. – «01.12 Я рад, что начал вести дневник, как когда-то предложила мама. Это будто связывает меня с ней.» Слушай, а ты о своей маме что-нибудь помнишь?

– Нет, и ты это знаешь, – я почувствовал непривычно тяжелый взгляд Алекса на себе и посмотрел на него: мальчик сидел прямо, будто палку проглотил, прищурившись и поджав губы. – Послушай, давай обсудим мои семейные отношения потом. Я понимаю, что обстановка располагает, но у меня нет желания говорить об этом.

– Но…

– У меня нет желания, Алекс, – я вложил чуть больше силы в «нет» и челка мальчика окрасилась в черный.

– Не думай, что мы на этом закончили, – Алекс вернулся к блокноту. – «Я решил перевезти отца к себе. Как оказалось, не зря: Алевтина Викторовна взяла нас под крыло и теперь присматривает за отцом. Повезло нам с соседями. 02.12 Странно: мы уехали из квартиры родителей, но запах лилий оттуда будто переехал вместе с нами. Он особенно силен в кабинете, где сейчас спит отец. Будто мама присматривает за ним. Брат до сих пор не объявился, отец постоянно о нем спрашивает. Неужели так сложно поверить в то, что Мише давно плевать на нас?» Он, наверное, с той Лизой мутит или еще какую малолетку нашел. Слабо ведь женщину по рангу найти.

– Не думаю, что он кого-то вообще «ищет»: просто видит тело и берет, если взять легко. Что там еще написано?

– Десятого декабря папаша уже тусил в больнице. Брат не объявился. Вовка совсем приуныл и уже за ним начала приглядывать эта Алевтина. Думаю, это – та соседка, которая нас пустила. А они, оказывается, не так давно и переехали сюда. До этого в Ставрополе жили. По крайней мере, все, кроме М, точно. Так, потом Вован усердно носил еду к отцу в больницу, печально возвращал обратно большую часть, так как нельзя было всякое жирно-вкусное. Запах лилий переселился в уже в его комнату.

– И до сих пор там витает. Что-нибудь про закладку есть?

– Нет и не было пока что.

– У меня тоже. Брат объявился?

– Ага. Ты не поверишь! Он в Вегасе был! Вован аж взбесился: «Он был в Вегасе. В Вегасе, черт возьми! Я тут загибаюсь с матерью и отцом, а он в Вегасе! Разбил мамину любимую вазу. Как он меня бесит! А отец рад. Я занимался похоронами, выхаживал его, отложил работу, личную жизнь – все, и не заслужил даже улыбки, кивка, простого «спасибо», а этот явился и все – радость и счастье великое!» Как его разнесло. Неужели все родители такие: всегда любят одного ребенка сильнее другого? Почему нельзя своих собственных детей любить одинаково?

– Не знаю. Мне тоже кажется это странным: зачем заводить второго ребенка, если ты только одного любить можешь? Или тут вот тоже странно: как они не испугались второго заводить, если первого, видимо, только мама любит? Или первый – для мамы, второй – для папы?

– Хорошо, что у нас нет такой проблемы, – я усмехнулся и глотнул остывший чай.

– Ага, мы просто никому не нужны…А вот и моментик с мутками подошел. Так, «..она понимает..» Отец в больнице, мать – в могиле, а он себе девочку сердца нашел! Понимаю! – Алекс с силой сжимал тетрадь, будто хотел ее разорвать, но держался.

– Не эмоционируй, – я с трудом отнял тетрадь у Алекса и отдал ему свою. – Вот, эту читай. Тут только про детство и «хорошесть» нашего святоши.

– Откуда сарказм? – Алекс подошел и, прочитав пару строк, хихикнул. – Ого! У нас тут запретная любовь: «Я бы хотел видеть его еще раз. Он понимал меня лучше семьи. Может, это не было чем-то большим, может, я просто хотел смотреть на его улыбку и не стесняться своих мыслей.» Сколько соплей и ни одного чпока! Он – взрослый мужик или тринадцатилетняя девочка?

– Ты думал, он сюда подробное описание своих свиданий напишет? Он, видимо, очень романтичный, так что точно бы это писать не стал. К тому же они расстались из-за их переезда. Но зачем всей семье уезжать? Почему он остаться не мог?

– А до этого что-нибудь есть?

– Нет. Будто вся семья переехала только из-за того, что старший сын влюбился в мужчину и сходил с ним на пару свиданий. Не думаю, что там даже до постели что-то дошло. А вот младшенький, видно, все до койки довел.

– С чего ты взял?

– А зачем взрослому мужику дарить подарки девочке? И, правда, как они сошлись?

– А там не написано?

– Нет. Да и сам М. во время сеанса не показал какого-то узнавания.

– То есть он не узнал девушку, с которой возможно спал? Которую, по своим же словам, любил?

– Да. И она его, к слову, тоже не то чтобы узнала, судя по ее поведению. А вот Полина, кажется, обратила на него внимание.

– Думаешь, стоит с ней поговорить?

– Со всеми стоит поговорить. – без особого интереса я пролистал несколько страниц и увидел странную запись, которую прочитал вслух. – «Лиза ведет себя странно: она постоянно остается на дополнительные занятия, но просто сидит и смотрит в мою сторону, после окончания пытается уйти самой последней, будто хочет сказать что-то, но не решается. На нее странно смотрит директор. Она, как и Лиза, начала часто ходить в его кабинет по пятницам. Я всего пару месяцев работаю, так что не знаю, нормально ли это, но надо бы спросить хоть у кого-нибудь. Может, Вова что-то знает. Кажется, он действительно влюблен. Надеюсь, он с ней не спал, потому что от тюрьмы я его отмазывать не буду».

– А он смог бы?

– Что?

– От тюрьмы отмазать.

– Кто его знает, но меня больше интересует это странное посещение кабинета директора.

– А что тут странного? Он вполне может развлекаться с ними.

– Это отвратительно!

– Да ты что? А то, что брат жертвы мутит с пятнадцатилеткой, нет?

– И это тоже мерзко. Но про мужика мы все уже выяснили: человек он не особо хороший, а тут – директор!

– А они, что, не бывают плохими людьми? Тогда у нас и мотив есть, если Вовочка про все узнал.

– И как он избавился тогда от В.?

– Велика проблема! Нашел кого-то со способностями, подкупил и все.

– Для этого у него должны быть связи. И кто тогда квартиру обыскивал и зачем?

– А вот это уже другой вопрос, – Алекс задумался. – Может, он как-то про дневник узнал или у Вовы доказательства какие-то были. В любом случае надо бы и в школу заглянуть.

– Тут согласен, но давай с Алиса=ой этой еще разберемся.

–А что тут разбираться? Ты двинулся и все. Саш, смирись и пошли уже допросы проводить! Интересно же!

– Ты совсем меня не ценишь и не бережешь.

– Я не даю тебе превратиться в унылый сгусток биомассы. Так что будь благодарен и топай к этому любителю девочек помладше, – Алекс вскочил, схватил кружки и отнес их к раковине, подбежал ко мне и заставил встать.

– Ладно-ладно, пошли, – я улыбнулся и поспешил к выходу.

Глава 9

Пока мы ехали в метро к дому М., я пытался понять, как попасть в квартиру: решить-то решили, что с ним надо поговорить, но как этот разговор устроить? Вокруг было слишком много людей, чтобы вслух обсуждать это с Алексом, так что я просто бросал на него хмурые взгляды, из-за которых бабулька напротив, возможно, решила, что я спятил. Ну, не то чтобы она была неправа. Алекс смеялся всю дорогу над ее реакцией, маленький паразит.

Поведение Олега было странным: я чувствовал его желание стать моим другом, его заботу и беспокойство, но не в случае с Алисой. Будто нет ничего страшного в том, что их консультант может поехать крышей и начать общаться с галлюцинациями. Я надеялся, что он не узнает о моей поездке к М. независимо от ее результата: если у него проблемы, то нужно обеспечить его возможностью достоверного отрицания.

Алекс тоже вел себя странно, когда мы говорили об Алисе. С ним, конечно, нельзя что-то знать наверняка, но сомнительно, что галлюцинация будет действовать против своего носителя. Хотя…Возможно, надо походить к психологу.

Мы доехали до нужной станции в почти пустом вагоне. Район, в котором жил М., оказался еще одним человеческим муравейником: многоэтажки громоздились вокруг выхода из метро, вызывая приступ клаустрофобии. Я поежился и пошел в сторону нужного дома. Конечно, мужчине повезло, что он жил рядом с метро, район был чистым, аккуратным, словно сошедшим с плакатов риэлторской компании, но, казалось, эти дома вспарывают живот небу и оно дождем льет кровь на асфальт.

– Слушай, может прекратишь, а? – Алекс толкнул меня. –Голова болит от твоего бубнежа.

– И ты решил меня убить? – я, сощурившись, посмотрел на него, чудом устояв на ногах.

– Заземлить: твои мутно-философские рассуждения раздражают, знаешь ли.

– Ну так не слушай.

– Да ты как бесящий белый шум: черт знает что там шебуршишь, но неприятно, – Алекс огляделся. – Купи себе уже гарнитуру: выглядишь как псих. На нас опять пялятся.

– Так не говори со мной, – я закрыл челкой уши и невозмутимо пошел дальше.

– Так ты ж сам хочешь, чтобы я с тобой говорил.

– Оставь всю эту фрейдистскую чепуху для кого-нибудь другого.

– Для кого, если я – твоя галлюцинация?

– Не моя проблема, знаешь.

– Кактус ты юпитерский, а не человек, – пробурчал Алекс и побежал вперед, к подъезду.

– Что? – я споткнулся и удивленно посмотрел на мальчишку.

– А как мы в подъезд попадем?

– Вот как раз это я и хотел у тебя спросить, как у инициатора этого похода.

– Ну, я могу просто через стены пройти куда надо.

– Не можешь, так как не призрак, так что соболезную и думай.

– Не мог медиумом стать, а не телепатом?

– Не мог призраком стать, а не глюком?

– Туше. Так как пройдем? Соседями представимся? А ты точно не видел номер квартиры?

– Нет. Я видел с какого-то кофейного автомата.

– Жаль…Звоним соседям?

– Надо придумать, что мы скажем и каким-то образом найти того, кто нам с квартирой поможет.

– Не хочешь попробовать из вещи воспоминания получить?

– Издеваешься?

– Ну, да, есть немного. Но разве есть еще какие-то варианты?

– Да, позвонить Олегу и при встрече выцепить у него нужные воспоминания. Заодно и с Алисой разобраться.

–К тому времени он уже сам все узнает и нам ничего не останется!

– Мне кажется, что ты не разобраться с делом хочешь, а просто нашел повод втянуть меня в приключения, – Алекс усмехнулся и посерьезнел.

– Что вы здесь делаете? – обернувшись, я увидел Алису. Как назло, рядом не было никого, кроме нас, так что в ее материальности убедиться возможности не было.

– Пришли задать ряд вопросов мистеру М. – смысла что-то скрывать не было, раз уж они знали о моем визите в квартиру жертвы.

– Почему вы все время называете его «мистер»? И, насколько мне известно, полномочий на проведение расследования у вас нет.

– Потому что привычка и вам известно не все, – я усмехнулся. – Когда вы решили начать расследование против меня, я получил возможность вести свое расследование.

– Может, ты еще что-нибудь ей расскажешь? – Алекс смотрел на меня как на дурака.

– И цель вашего расследования?

– Проверить правильность моих выводов, – я чуть улыбнулся и развел руки в стороны. – Банальная самопроверка.

– Вот как, – она явно мне не поверила, но заинтересовалась. – Не хотите ли побеседовать с М. вместе?

– Почему бы и нет, – значит, она хотела понаблюдать за мной. Ладно. Я отошел от двери. – Прошу.

Девушка подошла к панели и почти нажала на цифру «1», как вдруг вздрогнула и посмотрела в мою сторону.

– Квартира 273, – произнесла она холодно. – Набирайте. Мне надо позвонить. Без меня не заходите.

Я с подозрением проводил ее взглядом: она отошла не так далеко и действительно достала телефон, поднесла его к уху, начала что-то говорить. Меня не покидало чувство искусственности этого разговора: Алиса стояла ровно, будто кол проглотила, и неподвижно.

Она повернула голову в мою сторону, ее рот исказила улыбка. Девушка махнула рукой, я набрал номер квартиры и продолжил наблюдать за Алисой. Она словно смотрела сквозь меня своими большими серыми глазами и не просто не участвовала в разговоре по телефону – ее будто вообще не было здесь.

Рыжие волосы Алисы отливали золотом в свете фонаря, под которым она стояла, ежась от холодного ветра, и максимально абстрагировалась от собеседника. Может, это Пухлик звонил? Неужели все настолько плохо, что девушка в их структуре не может сообщить о навязчивом внимании? Я никогда раньше не думал об этом, но знал, что подобное неприемлемо: любой человек должен иметь возможность сообщить об обременяющем внимании. И мне хотелось помочь Алисе, но я не знал как. Может, написать сестре и спросить у нее совета? Или спросить у Олега?

Писк домофона вернул меня к реальности: нам открыли дверь без вопросов и приветствий. Алиса поспешила войти, оборвав свой телефонный разговор. Девушка вызвала лифт, мы поднялись на седьмой этаж в странной давящей тишине.

Глава 10

На пороге стоял М., осунувшийся и опустошенный: равнодушный взгляд словно проходил сквозь нас. Первой заговорила Алиса.

– Здравствуйте, Меня зовут Лиднева Алиса Михайловна. Мы беседовали с вами по телефону. – мужчина продолжал смотреть в нашу сторону. Алиса повторила – Михаил.

– Что надо? – М., очнувшись, посмотрел на меня.

– Как и сказала моя коллега, я хотел бы задать вам пару вопросов.

– Коллега? Кто? – М. нахмурился, я посмотрел на Алису, на М., который потерял терпение. – Вы кто такой? Что вам надо? Я вызову полицию!

– Простите, мы, собственно, как раз из полиции...

– Да кто мы? Покажите удостоверение! – я почувствовал, как дрожь охватывает пальцы. Нет, пожалуйста, нет.

Я достал из кармана удостоверение и представился. Мужчина меня не помнил. Алиса все же не настоящая. Девушка стояла рядом со мной. Я видел ее так ясно, мог коснуться ее. Я касался ее, считывал воспоминания. как это возможно? М. что-то говорил, кажется, он пропустил меня в квартиру: я оказался в темной прихожей, снял ботинки. От Алисы пахло лилиями. Почем я раньше этого не заметил? Почему Алекс ничего не сказал?

– Так что там с братом? – М. стоял, погруженный в тень коридора. Удивительно большая квартира для того, кто нуждается в деньгах.

– Есть ряд вопросов, которые нам необходимо задать, касательно обстоятельств, предшествующих гибели вашего брата.

– Надеюсь, это не займет много времени.

– Да, разумеется. Простите, что потревожил...вас так поздно.

– Чай или кофе?

– Кофе, пожалуйста. Где можно вымыть руки?

– Вторая дверь справа. Как закончите, идите дальше по коридору. Воспользуйтесь желтым полотенцем, – М. говорил странно вежливо, будто и не он вовсе: его руки плавно показывали направление, спина прямая, подбородок не вздернут, взгляд, хоть и более осознанный, все равно странно отстраненный, спокойный. Что с ним случилось за пару дней?

Я кивнул и зашел в ванну, включил воду, подставил руки под холодную струю. Над раковиной стояла пара зубных щеток, две разные зубные пасты. Справа висело три полотенца, в том числе и желтое. Вытерев руки, я открыл один из ящиков под раковиной и увидел там шампунь для окрашенных волос. кондиционер и маску для волос. Этим явно пользовалась девушка. Я выключил воду и пошел на кухню. По пути заметил еще три закрытые двери и одну полуоткрытую. Квартира была большой, возможно, М. объединил две соседних. Неудивительно, что у него были проблемы с деньгами: при нелюбви к работе столько тратить.

Кухня была потрясающей: большая, светлая, с кофемашиной будто из кофейни, барной стойкой, за которой уже сидел М. и круглым столом на четверых у стены. Мужчина заметил, как я восхищенно осматриваюсь и самодовольно ухмыльнулся. Вот, что-то больше похожее на М., которого я знал.

– Что вы хотите? – вежливости у него, конечно, не прибавилось.

– Расскажите, пожалуйста, подробнее о ваших отношениях с братом после смерти родителей, – я пытался придумать. как мне выведать у него информацию про В., Лизу, их конфликт, но не смог. Не помешало бы поучиться у Олега вести допросы, но раньше делать этого не приходилось.

– И вы из-за этого заявились ко мне в...десять вечера? – кажется, М. сам был удивлен времени на часах.

– Прошу прощения, но нам надо понять, насколько вы были близки с Владимиром Игоревичем.

– Я уже говорил следователю, что мы с Вовой не особо общались. Он был снобом и жмотом, строящим из себя добрячка.

– Почему?

– Потому что он так и не вернул мне мои деньги! И завещание на меня не написал!

– А оно уже было оглашено?

– Сегодня. И в нем все отходит какому-то приюту! А я? Я же его брат! Да, мы не ладили, но зачем все отдавать чужим людям?

– Может, он знает кого-то из этого приюта?

– Кого? Он же кроме квартиры родителей и школы не ходил никуда. А потом, как отец умер, и про квартиру ту забыл. А ведь именно он должен был заниматься разделом денег.

– Почему именно он?

– Так отец с матерью решили. Скорее всего, даже мать. Она всегда Вовку больше меня любила.

– Может, она так решила, потому что вас в городе не было, а Владимир был?

– И что?

– Он бы быстрее со всем разобрался. вы же сами говорили, что он "святоша" и "добряк".

– Ну, видимо, ошибался: своих денег ведь так и не получил.

– Но ведь в завещании он только именно своим имуществом распоряжается. У Владимира нет права что-то решать относительно вашей доли родительского наследства.

– Да? Тогда где мои деньги?

– Вы говорили с нотариусом?

– Да, и он сказал, что все переводы были совершены, что все чисто-гладко.

– Тогда, может, стоит обратиться в банк?

– Зачем?

– Убедиться, что это действительно так. Может, была какая-то банковская ошибка или задержка?

– Да? Я об этом даже не подумал как-то. Спасибо.

– Не за что. Почему вы так легко поверили, что Владимир присвоил деньги себе?

– Он считал, что я их не достоин, что я – транжира и все промотаю. Как он смотрел на меня, когда узнал, что я из Вегаса приехал! А что в этом такого? Да, я люблю развлечься и что? Деньги ведь есть!

– Понимаю. Непросто вам с таким братом. А были ли какие-то еще претензии с его стороны? Уже когда вы приехали?

– Ой, там он вообще ехать начал кукухой. Я пару раз сказал его соседкам, что они красивые, и я бы с ними посидел, так Вова потом мне такую истерику закатил. будто я их домогался. Он, конечно, сказал, что эти девочки - школьницы, но я же ничего не сделал! Просто сказал красивым молодым женщинам, что они хорошо выглядят. И все. Да, я не знал, что они мелкие еще, но зачем они тогда так одеваются и красятся, что их легко со взрослыми перепутать? К тому же они не были против моего внимания.

– А Владимир превратно понял ваши намерения, так?

– Да, я ж и говорю.

– А вы без вашего брата с этими девушками общались?

– Да, пару раз говорил с одной из них. У которой ноги такие длинные, ровные. Она еще флиртовала постоянно.

– Елизавета?

– Да, точно, Лиза. Вы тоже оценили? Согласитесь, очень раскованная девушка.

– В самом деле. Итак, о чем вы говорили?

– Об отцах, в основном. У нее там какие-то проблемы в семье. Я не особо помню, но она сейчас вообще одна живет.

– Почему?

– Вроде, мать ее в рейсы ходит по несколько месяцев.

– И девочка остается одна?

– Как я понял, за ней директор школы присматривает. Лиза говорила, что он ей отца заменил.

– Девушка очень вам открылась. Видимо, вы – хороший человек.

– Брат так не посчитал. Он сказал, что я совращаю девочку. Вова вообще не видел во мне ничего, кроме бабника и транжиры. Ну, и игрока после Вегаса.

– А вы в нем кого видели?

– Неудачника, – мужчина усмехнулся. – Он, конечно, строил из себя невесть что, но у него ж ничего нет: девушки за ним не бегают, сам он как сыч сидит постоянно дома, что-то там великое учительское ваяет. Дурак он и потому неудачник.

– Владимир Игоревич жаловался вам на свою жизнь? На работу?

– Нет, конечно! Он у нас только возмущается! То школа плохо оборудована, то психолог плохо работает, то учителя мало внимания детям уделяют.

– То есть у Владимира Игоревича были конфликты с коллегами и руководством?

– Да, наверное. Я точно не помню, но он что-то ворчал про какую-то девчонку, которой помочь надо, но никто ей не занимался.

– А как ее звали?

– Я не помню. То ли Вика, то ли Катя...Лиза! Лиза ее звали!

– Соседская девочка?

– Да! Точно, – кажется, М. только сейчас смог в воспоминаниях объединить девушку-ноги и ученицу брата. – И как я так забыл? Ну да ладно. В общем, да, он из-за этой девчонки переживал.

– А вы ее адрес не знаете?

– Так она ж соседка его, нет? Они постоянно втроем ходили: две девчонки и Вовка.

– Вот как, спасибо. Скажите, пожалуйста, а не было ли у Владимира Игоревича отношений?

– Я ж говорил – не было. Он, думаю, даже и не трахался никогда. Все книжки свои читал.

– А не было ли у него интереса к своему полу?

– Нет и быть не могло, – М. брезгливо поморщился. – Отец убил бы брата. А я б добавил.

– Спасибо вам за информацию, – я протянул руку и М. пожал ее.

***

Наконец-то этот уходит. Скоро придет Полиночка, а я еще не готов: надо свечи зажечь, цветы достать, ужин приготовить. Скоро попробую эту милашку. Ножки у нее, конечно, так себе, зато какие волосы!

И чего этот Антон разнюхивает про брата? Вроде, Игорь обещал, что все устроит, раз уж он в городе. Еще и денег подогнал.

Надо связаться с адвокатом, чтобы Лизе помочь засадить того ублюдка за решетку. Жалко ее. Полина – очень добрая девочка.

***

Я отшатнулся от М. – голова гудела, в глазах все стало размытым и каким-то красным. Кажется, я осел на пол. М. помог сесть на стул, принес воды.

Он что-то говорил. Кажется, спрашивал о самочувствии. Я чуть качнул головой и поморщился от боли. М. протянул мне таблетку «Нурофена». Выпил. Когда стало легче, увидел рядом Алису.

Она стояла и будто бояласьподойти ко мне. Я усмехнулся: галлюцинация боится, надо же.

Вызвал такси, когда полегчало. М. хотел вызвать скорую, позвонить знакомому доктору. Странная забота. Наверное, боялся, что полицейский консультант у него в квартире сляжет.

– Скажите, пожалуйста, а вы сейчас состоите в отношениях? – голова переставала трещать, так что пришло время задавать вопросы. Пока машина не приехала.

– Да, – М. явно нервничал. – С девушкой. Она немного моложе меня. Мы познакомились у дома брата, когда я шел к нему обсудить завещание родителей.

– Насколько у вас серьезные отношения? – в его ответе было что-то не так: зачем говорить мне столько подробностей?

– Мы собираемся жить вместе и, может, даже поженимся, – М. улыбнулся и лицо его приобрело странно-благостное выражение. Словно сектант.

– Вот как. Поздравляю. А ваша девушка была знакома с Владимиром?

– Нет, – ответ прозвучал словно поспешно. – Я не успел их познакомить. И, думаю, к лучшему.

– Почему?

– Он постоянно уводил у меня девушек, – я не успел ничего сказать, как М. продолжил.– И ладно бы спал с ними! Так нет!

Видимо я затронул еще одно взрывоопасную тему. От гневных возгласов М. меня спасло сообщение таксиста.

Попрощавшись еще раз, я пошел к машине.

Глава 11

Ехали до дома в молчании: Алекс поглядывал то на Алису, сидящую на переднем сидении, то в окно, то на меня – видно боялся, что я начну разборки прямо при таксисте. Но было не до того. Я думал, что Алиса существует, что это отдел как-то загипнотизировали, конечно, была вероятность, что это со мной что-то не так, но как так? У меня нет ничего, кроме моих способностей и, если Ассоциация не сможет доверять им, я – труп. Никто никогда не рассказывал, что происходит с теми, кто теряет свои способности. Или рассудок. Надо бы как-то проверить видения, проверить прошлые дела. Но как? Может, Олег поможет. Но что делать, если он начнет задавать вопросы.

В квартиру тоже заходили молча: Олег не звонил, не писал и не караулил меня у входа. Уже хорошо. Надеюсь, М. не скажет о моем визите.

– Саша, с тобой все хорошо, – Алекс робко коснулся моей ладони – я и не заметил, как сжал ее в кулак. – С тобой правда все хорошо.

– Да, я просто отвечал на вопросы галлюцинации, – горько усмехнулся и потер следы от ногтей на ладони.

– Я не галлюцинация, – Алиса повернула голову ко мне. – Точно не галлюцинация.

– А кто же тогда? – посмотрел ей в глаза. И как я сразу не понял, что у живых не бывает таких пустых глаз. Рыбьих. Терпеть не могу рыбу.

– Я работала с уродом, который приходил вас допрашивать. Мы вместе должны были ехать сюда, но почему-то я оказалась в таком виде, а он – нормальным.

– Можно как-то проверить, действительно ли ты …

– Существую? Да, конечно. У меня есть вк, телега, инстаграмм. «Alice Liddel». Проверь, – она старалась говорить уверенно, но, кажется, сама сомневалась в своем существовании.

– Помочь найти, дед, – Алекса этот кошмар не волновал совершенно. Он спокойно выудил мой телефон и быстро начал в нем что-то печатать. – Вот, нашел. Смотри.

– Ты уже…

– Да, нашел, – Алекс впихнул телефон мне в руки и пошел на кухню. Алиса подошла ближе, чтобы видеть экран.

– Итак, какая-то версия тебя в реальном мире существует, – уже что-то. Слава Богу. Господи, я не совсем слетел с катушек. Алиса, кажется, судорожно вдохнула и всхлипнула. – но как ты в таком состоянии-то здесь оказалась?

– Не знаю… – Она продолжала смотреть в экран. – Знаешь, странно, что последняя моя активность была неделю назад.

– Как быстро вы прогрессируете! – Алекс вернулся с дымящейся кружкой. – Я отошел меньше чем на минуту, а вы уже на «ты» перешли! Горжусь тобой, дед.

– Алекс, хватит, – протянул руку к кружке, но она оказалась ненастоящей. Паршивец ухмыльнулся и пригубил какао. Мне надо лечиться. Алиса извиняться за фамильярность не стала. Просто продолжила смотреть в экран.

– Почему я была в сети неделю назад? Я же постила…– Девушка нахмурилась, словно пыталась что-то вспомнить. – Я постила…

– Знаешь, давай ты сейчас успокоишься, мы выпьем чаю, а потом уже повспоминаешь, ок?– Алекс проявил странную тактичность и взглядом погнал меня на кухню.

– Да, точно. Алиса – давай на ты, хорошо? – я сейчас заварю нам чая. Мы сядем, все обсудим. И ты непременно все вспомнишь, – быстро убрал телефон в карман и повел девушку на кухню. Алиса шла будто на автомате, погруженная в свои мысли.

– Да хватит тебе на этом циклиться! – Алекс толкнул ее в плечо. — Лучше расскажи, ты действительно должна была стать заменой Сашке?

– А? – Алиса повернула голову в сторону Алекса. – Да? Да, наверное. Мне рассказывали про работу Ассоциации и ее сотрудников. Вроде как, я тоже должна была учиться там, но не знаю. А ты вообще кто?

– Кто? – Алекс насмешливо усмехнулся.

– Ты, – Алиса ткнула пальцем в грудь мальчишке и ее палец не прошел сквозь него. Кажется, наши проблемы начались именно сейчас. Алекс посмотрел на меня и его волосы стали серыми, седыми. Алиса вскрикнула.

– Успокойся, все нормально, – я подошел к ней и положил руку на плечо. – Он не реален. Цвет волос у Алекса меняется в зависимости от испытываемых эмоций. Все хорошо.

– Каким местом это хорошо! – она сбросила мою руку и повернулась. – Что в этом хорошего? У меня галлюцинации...

– Не у тебя, так-то, а у Саши, – вставил свои пять копеек этот мальчишка.

– Но я ведь тебя вижу... И у тебя седые волосы. Они цвет поменяли прям при мне, – кажется истерика приближалась.

– Так, все. Алекс, прогуляйся пока в комнату, – мальчишка хотел было что-то сказать, но под мои взглядом стушевался и спешно ушел. – А мы пока выпьем чаю и все обсудим, ладно?

– Э-э-то все нереально.. Не со мной, – у Алисы тряслись руки и странно корежилось лицо. Зачем разводить всю ту чушь?

– Пошли-пошли, – мягко взял ее за руку.

***

В зеркале пляшут тени, в зеркале пляшут всполохи пламени, в зеркале пляшут ведьмы, глаза их – обитель туманов, сокрытая в тех, кто ступил за порог. В тех, кто впервые ступает за порог. Подходи ко мне, иди ко мне: здесь нет места боли – лишь свет. Иди в объятия тумана, в мои объятия. Иди. Иди. Иди. И …

***

Я мягко взял ее за руку и туман окутал меня. Никто не увидел, как он растворил и заново создал меня. Я мягко взял ее за руку…

И повел к стулу, посадил, включил чайник, поставил на стол вазочку с печеньем. Взял одно и протянул Алисе.

– Бери.

– А? Спасибо, не хочу, – она посмотрела на кусок слоеного теста. – Это что?

– Печенье, – пожал плечами и бросил печенье в рот. Алиса начала жевать. Я сомкнул губы и понял, что мой рот пуст. – Какого черта?

– А, знаешь, вкусно, – девушку это, кажется, не насторожило вовсе.

– Как ты его взяла?

– Руками. Ты же сам предложил, – она посмотрела на меня как на идиота.

– Ясно, а.. – чайник пискнул. – Черный или зеленый?

– Зеленый, пожалуйста. Можно я еще возьму?

– Бери, конечно. С холодной водой?

– Да, если у тебя кипяченая.

– Что?

– Я не очень люблю добавлять фильтрованную воду в чай. Не знаю почему. А вот холодный кипяток.

– Эм, это как?

– Ну, когда остывает скипяченная вода, остается кипяток. Он остывает и получается холодный кипяток. Ты так не делаешь?

– Нет.

– Ясно. Тогда давай просто горячий чай, – поставил перед ней кружку и сел рядом. – Что это за чай?

– Не знаю, – видимо, она хотела как-то начать разговор. Умница. – Сестра отправила из Китая пару месяцев назад. Наконец, до него дошла очередь.

– Покажешь потом упаковку? – Алисе чай действительно понравился. И успокаивал он хорошо.

– Без проблем, – я улыбнулся и поймал ее взгляд. Алиса словно с трудом могла сфокусироваться на мне: ее зрачки то сужались, то занимали всю радужку. Она смотрела на меня и пыталась вытолкнуть слова изо рта: девушка жевала губы, сжимала их в тонкую полоску, открывала рот, и резко подносила чашку ко рту, чтобы я не понял.

– Ты…– наконец, начала она. – Т-ты..знаешь, что со мной?

– Могу предположить, – врать не хотелось: она мне точно еще пригодится. – Но у меня пока что очень мало данных. Можешь рассказать о своих последних днях?

– Расскажи, что знаешь, – девушка явно не хотела давать мне информацию бесплатно. Иногда быть умницей вредно, знаешь?

– Я смогу предположить, что с тобой, если ты мне расскажешь о своих последних днях, – постарался придать лицу максимально честное выражение. Как у Олега перед тем, как он меня кинул. – Сейчас ты для меня – просто моя галлюцинация. Но ты ведь себя таковой не считаешь, правильно?

– Да. Но почему ты так думаешь?

– Алекс – мой глюк, – пожал плечами. – Одним больше, одним меньше.

– Тогда почему я его вижу?

– А вот для этого мне нужно узнать о тебе побольше. Тогда получится хотя бы какие-то гипотезы построить, понимаешь? – а дальше следовало немного надавить. – Послушай, это тебе нужна моя помощь, так как только я тебя вижу. Тебя нет ни для кого, кроме меня. Если ты хочешь разобраться во всем, то просто ответь на вопросы, и мы решим, что дальше делать. Если не доверяешь, то можешь просто уйти.

Алиса резко выдохнула, нервно сжала кружку, посмотрела на холодильник, белый, с экраном для регулирования температуры и часами. На нем было много магнитиков – сестра всегда присылала их, если Ассоциация отправляла ее на задания за пределы Ванкувера. Мы сидели в тишине, нарушаемой тиканьем часов, которые стояли в комнате.

Наконец, Алиса решилась: перевела взгляд на меня, шумно вдохнула, отставила кружку и начала говорить.

Глава 12

– Где-то месяц назад Алексей Игоревич вызвал меня в кабинет и сказал, что мы едем в сюда, чтобы я посмотрела, как надо работать с консультантами Ассоциации. Ну, знаешь, чтобы набраться опыта. Практического то есть, – Алиса сжала руки в замок и посмотрела на меня. – Я не знала, к какому отделу нас прикрепят здесь, так что решила почитать про все, которые работают с консультантами. Ты, наверное, заметил, что Иг…Алексей Игоревич то есть, очень требовательный человек и надо было ему соответствовать, – Алиса скривила губы в подобии улыбки, я коротко кивнул. – Ты знал, что тут как минимум два серийных убийцы действуют? Еще и грабежей нераскрытых куча. Я думала, что мы как раз всем этим и займемся. Ну, или хотя б серийными убийцами. Так, вроде, и планировалось: я видела направление в отделе кадров. Но потом все поменялось и нас отправили сюда. Алексей Игоревич сказал изучить тебя и твоих коллег. Разумеется, я все прочитала и не смогла понять, почему нас отправили к вам. Не пойми неправильно, ты тоже…– Алиса замялась и обхватила пальцами кружку.

– Не переживай, – я мягко улыбнулся и слегка рассмеялся. – Я знаю, что не являюсь звездой города или Ассоциации. Так что это действительно странно: ты – молодой и перспективный кадр, так что и учиться должна у лучших. Итак, ты стала копать, когда поняла, что мы – самые обычные?

– Да, – Алиса усмехнулась. – Разумеется, я решила изучить район и наткнулась на странный лицей. Семнадцать – двадцать четыре, кажется. Там за последние два года погибло около сотни человек. Не в самом лицее, но это были ученики и кто-то из учителей. В основном, дети, конечно. И это не получило какой-то широкой огласки, хотя это ж было бы такой сенсацией: чуть ли не каждый день кто-то умирает! Но ни родители детей, ни сами дети, ни учителя, ни СМИ – вообще никто ничего не писал.

– А как ты узнала?

– В базе у нас есть такие сведения, – Алиса напряглась и чуть дернула головой. – Так вот, сначала я подумала, что это – трагичное стечение обстоятельств, но его все равно стоило проверить, поэтому решила покопаться еще. Мне показалось, что мы можем туда из-за этого ехать. И тогда, ну, понимаешь, я могла бы выделиться, проявить себя, – кивнул с улыбкой: мне, конечно, вся эта информация про лицей была не особо нужна, но терять контакт не хотелось. Потом всегда можно все вывернуть в нужную сторону. – Итак, я узнала, что в лицее два с половиной года назад сменилось руководство, хотя сам лицей построили четыре года назад. Детей там – на все здание, на одиннадцать классов, хотя все с одного района. Ужасно большое количество, как мне кажется, ну да ладно. Потом попыталась найти информацию о директорах, завучах, учителях, но не смогла. То есть, я видела их фотографии, фамилии, имена и прочее, но ни где они работали, ни чем занимались до того, как стали работать там, я не нашла. Даже не смогла понять, где кто из ни учился. Разве что про самого нового учителя получилось что-то насобирать, но тоже не особо много. А потом Алексей Игоревич вызвал меня в архив. Он никогда никого не вызывал туда. Я даже не знала, что он в курсе, где архив находится, – лицо Алисы стало белым, словно фарфоровым. – Я пришла туда, но там никого не было. Потом раздался странный лязгающий звук и все – Я оказалась в кабинете с Алексеем Игоревичем и тобой. Мы говорили о смерти этого нового учителя. И ты, вроде, говорил со мной, но в то же время с ним. Будто бы мы оба сидели на одном стуле, – Алиса задрожала. – Будто были одним человеком.

– Ну-ну, – я положил руку ей на плечо и чуть сжал: кажется, так надо оказывать поддержку. – Я различал тебя и его, мне ты казалось живой, обычным человеком. Так что не думай, что ты – часть этого мужика.

– Спасибо, – удивительно, но ее действительно беспокоило в первую очередь именно это, а не собственная смерть. Что этот мужик такого сделал?

– Скажи, а что у тебя с этим Алексеем Игоревичем случилось? – не удержался и все же спросил.

– С чего ты взял? – Алиса напряглась, и я уже пожалел о вопросе, но узнать хотелось.

– Понимаешь, я заметил напряжение между вами еще в кабинете Олега и подумал сначала, что он просто такой высокомерный павлин с претензией и поэтому так свысока смотрел на всех в кабинете. А тебя просто раздражает такое поведение, – побольше заминок и неуверенности. побольше. пусть думает, что ты нервничаешь из-за того, что заставляешь ее нервничать.

– Ну, так и есть: меня бесит его поведение: он ведь на самом деле ничего из себя не представляет, просто ходит как надутый индюк и говорит что-то с супер-умным видом. Чаще всего какую-то чушь, – видимо, ей очень хотелось высказать, раз уж она так разошлась. – Знаешь как мы с ним познакомились? Он пришел однажды в мой вуз на открытую лекцию рассказывать про Департамент. Оказалось, он – выпускник моей кафедры. Причем одни из лучших и точно самый известный. Я, конечно, очень хотела попасть туда на стажировку: зарплата, квартира и прочие преимущества были очень уж привлекательными. И поэтому я вызвалась быть его гидом: показать, что теперь и как, ответить на какие-то вопросы, принести кофе и, конечно, послушать о том, какой он потрясающий психолог. Никогда не слышала столько цитат Фрейда и Юнга от одного человека. Удивительно, как в разговоре с отбой он ничего такого не сказал. Алексей Игоревич действительно прочел много литературы по психологии, психиатрии, криминологии и профилированию. На разных языках. Он много всего знает и помнит. И в начале мне это казалось чем-то удивительным, но чем больше мы говорили, тем яснее становилось, что дальше написанного его мысли не идут. Не знаю, как он расследовал что бы то ни было. Может, и никак, потому что он постоянно окружает себя новичками. Я тоже стала таким вот новичком. Он после той открытой лекции предложил мне стажировку в его отделе. Я согласилась, – Алиса нервно повела плечом и отпила из кружки. – Вот и все.

– Ясно, – я не знал, как вытянуть из нее еще что-то. И как Олег с этим справлялся? Как он так проводил допросы, что ему всегда все рассказывали? – Ты давно с ним работаешь?

– Года три уже.

– Устала, наверное, от этого позерства?

– Не то слово: он вечно в нос тычет журналами и газетами со своими цитатами.

– А статьи пишет?

– Нет, конечно: он прекрасно компилирует чужие мысли, но что-то новое создать не способен от слова "совсем". До сих пор не понимаю, каким образом он получил такой авторитет. Мы же все понимаем, что Пухлик ничего из себя не представляет ни как ученый, ни как профайлер. Хотя, знаешь, у него есть какое-то чутье на успешных людей: еще ни разу он не пришел на встречу или лекцию и не увел оттуда кого-то одаренного. Наверное, поэтому его и держат: кто еще будет так кадры вербовать? Других причин вообще не вижу. – мы рассмеялись. Алиса выжидающе посмотрела на меня.

– Ну, пока что я могу только предположить, что тебя убили или серьезно ранили в архиве, раз уж ты именно после этого момента ничего не помнишь. Скорее всего, после этого прошло от тех до семи дней, потому что я, конечно. мог повредиться умом, но не до такой же степени, чтоб совсем не отличать реальность от фантазии.

– А каким образом это связано с днями? Почему именно от трех до семи?

– Насколько мне известно, примерно столько времени душа еще может как-то взаимодействовать с нашим миром. Скорее всего, у тебя все же были какие-то сверхспособности, поэтому ты и смогла задержать здесь, пусть и в такой форме.

– Очень много "скорее всего", – она явно рассчитывала на большее.

– Ну, чем могу на данный момент, – я пожал плечами: не рассказывать же, что дважды проникал в ее мысли и поэтому могу судить о том, насколько она привязана к этому миру.

– И как долго я еще буду в таком виде?

– Если ты мертва, то, наверное, еще дня три: ну, знаешь, эта история про девять дней и прочее. Если жива, но, к примеру, в коме, то пока не отключат. Надо узнать, где твое тело. – не хотелось бы потом отвечать за смерть этой девочки. – Ты можешь уйти от меня в другое место?

– Зачем? Куда? – Алиса словно завибрировала.

– К Алексею Игоревичу. Если это он отправил тебя в архив, то надо за ним последить. Может, он знает, что именно с тобой случилось. К тому же он явно в курсе, что происходит в этом лицее и имеет какое-то отношение к М. В общем, нам очень надо за ним последить, чтобы получить хоть какие-то ответы. Попробуешь?

– Д-да, – кажется, Алиса приободрилась. – А потом что?

– Когда что-то от него узнаешь, возвращайся сюда. Скажем, встретимся здесь завтра вечером и обсудим все что удастся узнать.

– А ты куда пойдешь?

– Поговорю с Олегом, посмотрю записи с камер: одно дело, что тебя вижу я, но, может, Алексей Игоревич тоже на это способен или он мог предполагать, что ты за ним последуешь. Посмотрю запись и попытаюсь разобраться с этим. Если повезет, посмотрю еще и дело этого Шохова. Надеюсь, Олег его покажет.

– А он может?

– Ну, если его чувство вины достаточно сильно, то может. Подобное, конечно, не поощряется, но и не запрещено.

– Тогда так и поступим, – с планом нам обоим будто бы стало легче.

– Что ж, тогда спать? Кровать твоя, я буду на диване. Можешь идти...

– Можно я еще посижу?

– Без проблем. Спокойной ночи. – я ополоснул чашку и пошел в комнату. Девушка осталась сидеть на кухне, застывшая и спокойная, словно кукла.

***

– Ты же в курсе, что она мертва? – Алекс сидел на полу и смотрел на облака, укрывшие ночное небо. Мы оба всегда ждали, когда они проплывут и откроют нам звезды, хотя бы одну. Почему-то заснуть получалось только после этого.

– Да, – мы говорили тихо, почти неслышно.

– Почему ей не сказал?

– Потому что ей и так не легко. Что будет, когда она узнает, что пути назад нет? – Облака плыли медленно, словно нехотя.

– У тебя склероз? – Алекс повернулся ко мне. – Она в любом случае узнает. А что будет, когда она узнает, что ты ей соврал?

– А кто ей скажет? К тому же это не так важно, – я посмотрел на мальчика и погладил по голове.

– В самом деле, намного важнее узнать, почему тут началось это шапито, – Алекс горько усмехнулся и отвернулся.

Глава 13

Утром голова болела нещадно. В ушах стоял противный писк. Я с трудом сполз на пол и на нетвердых ногах поплелся на кухню. Повезло, что в квартире царил полумрак, постепенно рассеивающийся и приятный глазам. Проглотил аспирин, запил его остывшим чаем и упал на стул.

Алиса действительно существовала и даже приходила ко мне вчера. Видимо, она – призрак или что-то такое. Наверное, она ушла к Пухлику. Алекс тоже куда-то уполз. Мальчишка явно знал обо всем этом. Значит, и я должен был, но почему тогда не заметил ничего?

Она казалась такой настоящей в отличие от пацана: когда он приходил, всегда было чувство чего-то инородного, иллюзорного. А Алиса словно была там, где должна была быть. Почему? Нам о таком никогда не говорили. Может, это из-за Полины? Ассоциация всегда по-особенному готовила агентов с активными способностями: отдельные преподаватели, курсы психологии, практические занятия с обычными людьми – их не изолировали от общества, хотя все контакты с внешним миром фиксировались.

Я попытался сосредоточиться на Полине, Элизабет, но смог вспомнить только эту кличку, которую ей дал М. – "не-ноги". Лицо девушки, ее голос, слова, воспоминания – все было очень расплывчато. И эта подруга ее, Лиза, которая флиртовала с М. и, вроде, с Владимиром. Надо было посмотреть и ее воспоминания. Может, тогда было бы проще их различать.

М. начал отношения с Лизой, которую зачем-то очень часто вызывал к себе директор лицея. Но потом к директору начала ходить и Полина. Зачем? Зачем Владимир вообще приехал сюда вместе с родителями? Неужели нельзя было остаться в Ставрополе? Что за драма на пустом месте.

Чем больше я думал обо всем этом, тем больше мне казалось все это каким-то надутым и бессмысленным, словно все должны были оказаться здесь просто для того, чтобы оказаться. В том числе и Алиса с Пухликом. А вот полиция и Ассоциация на этот праздник не были приглашены. Или, наоборот, таким образом кто-то привлек наше внимание?

Входящий вызов спас мою голову. Это был Олег: он смог не только посмотреть запись, но и каким-то чудом выбить мне пропуск, чтобы я тоже ее посмотрел. И вот, вечером нас ждало интересное кино. Ну, местами, раз уж я узнал, что Алиса – призрак.

Алекса все еще не было. Я обошел квартиру, словно он мог бы просто где-то сидеть или спать и ждать меня. Ехать в лицей одному не хотелось, но разобраться с этим цирком стоило: пустые глаза Владимира, его спокойное лицо и удушливый запах лилий не позволяли мне успокоиться и забыть об этом деле.

Решил просмотреть данные о руководстве лицея до того, как ехать туда. Сайт у них хороший: вся нужная информация с фотографиями, фамилиями, должностями и телефонами на одной странице. Прекрасно. Скопировал ссылку на эту страницу и отправил себе в телеграм: освежу все в памяти перед встречей.

И руководство действительно сменялось часто, судя по сообщениям в яндексе. И скандалов никаких действительно не было. Тогда почему директоры так часто менялись? Репутация у всех, вроде, хорошая, ребята ежегодно занимали призовые места в разных олимпиадах и соревнованиях.

Вернулся к фотографии директора. Павел Викторович Симонов: стаж работы двадцать лет, добрая и располагающая улыбка, слегка прищуренные глаза, полное лицо – добрый дядюшка. На коллективных фотографиях – в центре, с той же улыбкой, руки – на плечах детей или взрослых.

Просматривая снимки, нашел один, где Павел Викторович стоял с Лизой. На девочке – черная юбка, белая блузка, волосы аккуратно собраны в хвост. Она держит в руке грамоту и пожимает руку директору. Они стояли лицом к камере. Улыбка директора была все такой же, видимо, уже отрепетировано-доброй. А вот девочка была с румянцем и странно изогнутыми губами: будто она пыталась выдавить из себя улыбку. Левая рука мужчины, скорее всего, лежала на спине Лизы.

Я решил поискать другие такие парные снимки. Их оказалось достаточно много, но только на фотографиях с Лизой левая рука Симонова была скрыта от камеры, и у девочки всегда была эта странная недо-улыбка.

Чем больше я смотрел на эти снимки, тем сильнее мне казалось, что что-то не так. Наверное, это из-за дневника Владимира и квартиры М.: женские вещи вполне могли бы принадлежать Лизе. Надо было поспрашивать его еще.

Я хотел еще раз пробежаться по ссылкам в поисковике, но зазвенел будильник – девять часов – так что решил сделать это в дороге.

На улице было сыро и туманно, зябко. Затянул потуже шарф и поспешил к метро. В полупустом вагоне было уютно: свет ламп не раздражал глаза, легкие покачивания убаюкивали. Ехать предстояло полчаса, так что можно было еще раз все просмотреть. Я открыл сохраненную вкладку на смартфоне и начал читать.

***

Сухой и горький дым заползает в рот и нос.

Я стою перед зеркалом и оправляю задравшуюся юбку. Мама говорила, что юбка должна быть на два пальца выше колена, но папочка любит, когда она ниже колена. Он любит клеш. Он говорит, что я – хорошая, потому что не задаю вопросы. Я – хорошая.

Дым скользит по открытым плечам. С улицы доносятся детские крики и веселый смех. Пальцы утопают в новом мягком ковре. Я стою на коленях и жду, когда разрешат подняться.

Мне холодно. Полина попросила мою кофту, но ее подарил папочка. Он разозлится, если я отдам ее. Но Поля – моя единственная подруга. Надеюсь, папочка не узнает.

Дым скользит по ногам и забирается в кеды. Мама привезла их из рейса. Папочка хотел подарить мне босоножки, но тогда это заметила бы мама, а он не хочет, чтобы кто-то знал о нас.

Помогите.

В комнате пахнет жасмином и свежескошенной травой. Миша столько всего знает и побывал, кажется, везде не планете: и в Токио, и в Сеуле, и в Вегасе. А я даже из города не выезжала ни разу. Миша обещал, что свозит меня куда-нибудь, когда я закончу школу.

Обменялась с Полей кофтами: мама все равно не заметит ничего, ее бабушка тоже. Наверное, она только рада, что мы так сильно дружим. Папочка сказал, что я должна зайти к нему после уроков, но вместо меня пошла Поля.

Пожалуйста, помогите мне.

Дым клубится по полу, ветер заставляет занавески танцевать вместе с музыкой ветра на окне. Я стою перед зеркалом в белой юбке-клеш ниже колена и рубашке с бантиком. Босые ноги утопают в мягком ковре. Он новый.

В зеркале отражаются занавеска, шкаф, стол и диван.

Я стою перед зеркалом, но в нем отражается Полина.

Помогите.

Пожалуйста, помогите мне.

***

Я вздрогнул, поежился и открыл глаза: справа мальчик ткнул меня локтем в бок, когда доставал телефон. Удачно: судя по табло, через одну станцию надо выходить.

Проморгавшись, я еще раз огляделся: народу прибавилось, но все сидели тихо, сонно. Во рту был неприятный горький привкус дыма. Сон был странным, напрягающим. Надо было меньше сериалов смотреть, чтобы подобная чушь в голову не лезла. М., конечно, флиртовал с девочками, заглядывался на них, но он же не совсем идиот, чтобы лезть к несовершеннолетним. Да и что еще за «папочка»? Кошмар.

Вспомнить как заснул не получилось – стоило меньше таблеток пить. Ладони сильно чесались, словно под кожей что-то двигалось. Алекса все еще не было. Скоро надо было выходить, идти минут двадцать пешком и решить за это время, под каким предлогом общаться с директором. «Папочка», надо же.

Глава 14

Территория лицея была огорожена забором, скорее всего не новым, но за его состоянием следили и чистили так, что прутья блестели. Само здание тоже выглядело очень хорошо: четырехэтажное, со стенами цвета красного кирпича, лестницей перед крыльцом, чистой заасфальтированной дорогой и газоном. По данным с сайта на территории лицея также располагались теплица и футбольный корт, но их не было видно со стороны центрального входа. Въезд для машин слева, справа – маленькая площадка с брусьями и качелями, аккуратная, словно игрушечная. Все казалось вычищенным до блеска, искусственным, странным. Ветер постепенно усиливался и я, попытавшись приподнять воротник куртки, поспешил войти в здание.

Меня сразу же остановил охранник, потребовал документы. Подумав, что не стоит светить своим удостоверением, я протянул паспорт, представился и сказал, что хочу записать брата. Мужчина нахмурился, глянул в разворот с фотографией, вернул документ и отправил к завучу в 215 кабинет.

Видимо, я пришел во время урока, так как в коридорах не было никого, кроме уборщиц, по одной на первом и втором этажах тихих и словно безликих: они, одетые в одинаковую синюю униформу, со спокойным, равнодушным лицом бесшумно мыли пол, даже тряпку умудрялись отжимать без единого звука. Тишину нарушал странный треск и приглушенные голоса учителей в кабинетах. Я поежился и, стараясь стать как можно незаметнее, максимально тихо и быстро пошел к нужному кабинету.

Дверь была приоткрыта, из-за нее доносился звук печати документов. Постучал три раза. Вошел.

За столом сидела худая женщина с будто высушенным лицом и бледными губами. Она посмотрела на меня, поправила очки и нахмурилась.

– Молодой человек, вы не в гости пришли, чтобы ожидать, что я встану и открою вам дверь, услышав ваш стук, – я хотел извиниться, но женщина не дала и рта раскрыть. – Закройте дверь. Проходите, садитесь.

– Прошу прощения, – склонил голову, извиняясь, и встал максимально прямо: такие учителя всегда вызывали во мне желание слиться с каким-нибудь шкафом или табуретом. Можно с полом. Складка между бровей стала глубже. Я тихо и быстро закрыл дверь, сел.

– Зачем вы пожаловали? – принтер закончил печать, она забрала листы, аккуратно положила их в папку и продолжила сверлить меня взглядом.

– Я-я хотел бы записать брата к вам в школу…

– У нас лицей, – нахмурилась.

– Прошу прощения. В лицей, – благосклонно кивнула.

– Сколько лет вашему брату и почему этим занимаетесь именно вы? – имя ей, видимо, без надобности. Она окинула меня странно-оценивающим взглядом, сложила руки в замок.

– Двенадцать лет. Я – его опекун: наши родители погибли несколько лет назад, – а вот теперь ей стало интересно: женщина слегка придвинулась ближе, чуть сузила глаза, сжала губы. – Мы жили в другом городе, но из-за работы пришлось переехать.

– Почему вы выбрали наш лицей?

– О вашем образовательном учреждении оставляют самые лучшие отзывы, у вас очень хороший и подробный, понятный, сайт. К тому же мы живем не так далеко – в получасе езды.

– У вас квартира в 213 районе?

– Нет, в 218. Я буду отвозить брата на машине или он будет самостоятельно добираться на метро.

– Насколько мне известно, в вашем районе уже построили школу.

– Да, и в нее сразу же записали детей, ходящих в районный садик, или давно живущих в 218-м. Мы, конечно, можем встать в очередь, но сами понимаете. К тому же, я пока что совсем ничего не знаю о преподавателях в этой школе. А у вашей – безупречная репутация.

– Что ж, как зовут вашего брата?

– Алекс..ей.

– А вас?

– Александр.

– Я могу внести вас в очередь, Александр. Но двенадцать лет, седьмой класс, так? – я кивнул. – Классы уже хорошо укомплектованы, учебный процесс – в самом разгаре. Возможно, место освободиться в новом триместре.

– У вас дети уходят после триместра?

– Да. У нас сложная программа, обязательное профилирование с пятого класса, и, соответственно, углубленное изучение профильных предметов. Дети всегда участвуют в олимпиадах и занимают призовые места. Не все могут справиться с такой нагрузкой. Кто-то раньше, кто-то позже. Поэтому, если Алексей не готов к серьезной работе, то лучше выберите другое образовательное учреждение.

– А как же Министерство образования? Они позволяют вам настолько строго отсеивать студентов? Я слышал, что учителям и администрации школы надо за каждую двойку отчитываться.

– В обычных школах, лицеях, гимназиях – конечно. Они обязаны следить за воспитанием и обучением своих подопечных, но мы подотчетны другому министерству. К тому же осуществляем свою деятельность на частично коммерческой основе. Это же не станет для вас проблемой? – она выжидающе на меня посмотрела.

– Конечно нет. Если хочешь получить лучшее, надо заплатить соответствующую цену. – Женщина одобрительно кивнула.

– Очень хорошо, что вы это понимаете, – она протянула мне папку. – Для ознакомления: информация о стоимости обучения, платных и бесплатных программах, кружках, занятиях, а также о преподавателях и достижениях наших учеников.

– Спасибо. Скажите, пожалуйста, можно ли сейчас посмотреть, как проводятся занятия, помещения?

– Конечно. Оставьте свои контактные данные и данные ребенка. Через пять минут подойдет заместитель президента совета школы и ответит на все ваши вопросы,– она позвонила по стационарному телефону и сказала, что нужно провести экскурсию. Прозвенел звонок. – Есть ли у вас ко мне вопросы?

– Пока нет. Надеюсь, если они появятся, я смогу рассчитывать на вашу помощь, – я улыбнулся.

– Разумеется, – женщина кивнула.

– Благодарю вас за уделенное время, – я встал и протянул ей руку. Она вложила ладонь в мою.

***

Надо как можно быстрее найти нового учителя: чертов мальчишка умер очень неудачно. В последний год постоянно кто-то умирает. Хорошо, конечно, что это – несчастные случаи, но столько денег ушло – страшно представить, как нам содержать все на прежнем уровне. А новое оборудование в класс информатики? На какие деньги его покупать, если от нас продолжат уходить ученики? Кошмар.

Симонов ничего не делает, только лицом светит. Лучше бы с родителями детей встретился, а не учеников у себя привечал – «старший товарищ», тоже мне! Нет бы свои прямые обязанности выполнять, а он в работу психолога лезет! Зачем мы ей тогда столько денег платим, если она все равно ничего не делает.

Жалко мальчика – совсем молодой еще, а уже умер. Леша сказал, что сердце не выдержало. Хорошо, что он приехал именно сейчас – смогли все узнать из первых уст.

Видно, не пустой звук, что руководителем дипломного проекта у него была – раз помнит и помогает до сих пор. Что же они с Симоновым обсуждали? Если Департамент захочет увеличить финансирование, будет хорошо.

Еще и мальчишка этот – откуда такие только выползают? Сразу же видно, что не брата «записывать» пришел – совсем говорить не умеет. Очередной недоросль-журналист, знамо дело.

Ну, пусть посмотрит, что у нас как. Может, хоть какое-то дополнительное освещение лицея будет: в последнее время Симонов выступает против, но что понимает этот ребенок? Я проработала в образовании больше всяко больше него и уж, конечно, лучше понимаю, что нам сейчас надо.

Глупый ребенок, играющий в куклы вместо того, чтобы бумагами заниматься. И почему директором стал именно он?

***

Я склонил голову: ну, хоть не выгнала. Не так уж и плохо. Дверь в кабинет открылась с щелчком. Выпустил руку женщины из своей и повернулся: на пороге стояла девушка в сером брючном костюме и больших очках.

– Виктория, покажи Александру нашу школу: возможно, его брат будет учиться у нас, – женщина вернулась к документам.

– Да, Алевтина Сергеевна, – тихо ответила девушка и, бросив на меня равнодушный взгляд, вышла из кабинета.

– До свидания, – я улыбнулся женщине и вышел из кабинета, оставив дверь приоткрытой.

Глава 15

Сделав пару шагов в сторону лестницы, Виктория повернулась ко мне и с вежливой улыбкой спросила, чтобы мне хотелось увидеть в первую очередь. Я сказал – директора, но его не было в лицее: он уехал в какой-то центр договариваться о проведении чемпионата в одном из кабинетов.

– А что за чемпионат? – она получила ответ и пошла вперед.

– Профмастерства. Они ежегодно проводятся в разных образовательных организациях нашей страны,– Виктория бросила на меня взгляд. – Вы не разу о них не слышали?

– Вроде, нет. Леша не очень интересуется наукой.

– Чемпионаты профмастерства не связаны с научной деятельностью: на них проверяются практические навыки участников в одном из направлений, представленных Агентством развития профессионального мастерства. В прошлом году Агентство представило несколько направлений, в которых могут участвовать дети от двенадцати до шестнадцати лет, и Павел Викторович решил, что мы будем участвовать. – Девушка говорила с гордостью и горящими глазами. Видно, это все же какие-то знаменитые чемпионаты. Виктория остановилась и повернулась ко мне. – Кабинет Павла Викторовича. Его, конечно, сейчас нет, но тем не менее.

– А почему кабинеты директора и завуча в разных концах коридора? – Виктория нахмурилась и пошла дальше.

– Потому что между ними две учительские, кабинет системного администратора, отдел кадров. Павел Викторович решил, что лучше все административные кабинеты расположить на втором этаже и сам определил, кто и где будет находиться. Комната школьного совета как раз через дверь. – Девушка указала рукой на кабинет. – Дальше, после выходов на лестницы, располагаются кабинеты для теоретических занятий.

– С обеих сторон?

– Да.

– А есть комнаты отдыха для учеников?

– Разумеется: на первом этаже для младших классов, на третьем – для старшего и среднего звена.

– Можно ли их посмотреть?

– Обе?

– Да. – Виктория кивнула и мы пошли на первый этаж. Пока мы спускались, прозвенел звонок с урока. Я ожидал, что через пару секунд нас снесет волна школьников, но дети спокойно выходили из кабинетов по одному, строились в колонну по двое и тихо шли в другой кабинет, оставив дверь открытой.

– Такая дисциплина, – муштра даже, но сказать это я не решился.

– Заслуга Алевтины Сергеевны, – Виктория пожала плечами. – Она сама проводит воспитательные беседы с младшими классами каждый понедельник после классного часа, с провинившимися проводит беседу уже Павел Викторович.

– Это помогает?

– Да. После бесед с Павлом Викторовичем все нарушения внутреннего распорядка и дисциплины прекращаются. Всегда, – казалось, что Виктория гордилась тем, что в их лицее все ходили по струнке: настолько воодушевленно звучал ее голос.

– Удивительный человек ваш директор.

– Именно так. Он лично ведет несколько образовательных проектов, готовит нас к конференциям и олимпиадам, проводит открытые уроки. Он нам как отец. – Ее голос стал мягче, нежнее. – Так как лицей построен в форме заглавной «П», расположение кабинетов симметрично, поэтому запомнить расположение кабинетов не составит труда. Все комнаты отдыха находятся справа. Лаборатории – на первом этаже слева. – Виктория улыбнулась и открыла вторую дверь от лестницы.

Мы зашли в просторное светлое помещение с двумя большими книжными шкафами, несколькими диванами и креслами на колесиках, телевизором, к которому была подключена приставка. У одного из окон стоял большой стол, на котором лежали книги: видимо, кто-то до начала уроков приходил заниматься.

– Алевтина Сергеевна, конечно, была против подобных комнат, но Павел Викторович отстоял их перед родительским комитетом.

– А комната старших классов выглядит так же?

– Да, правда там нет игрушек, – Виктория улыбнулась и указала на неприметный шкаф, на котором были аккуратно расставлены плюшевые мишки и зайцы. – И, конечно, таких комнат две, так как нам требуется больше места.

– Вам очень повезло с директором.

– Да. Хотите дальше кабинеты для теоретических занятий посмотреть?

– Конечно, – Виктория вышла и повела меня в противоположное крыло. – А где у вас спортзал располагается?

– В подвале, – девушка кивнула в сторону двойных дверей справа. – Можем сначала туда сходить, чтобы потом не возвращаться.

Я согласился, и мы прошли еще один коридор, стены которого были увешаны грамотами и фотографиями улыбающихся детей. В конце коридора была дверь, ведущая в столовую, и лестница. Виктория повела меня вниз.

Спортзал был, как и ожидалось, большим, с размеченным для баскетбола полом, новыми кольцами, хорошим спортинвентарем, чистыми раздевалками с душем и туалетом – мечта, а не школа. Я не мог понять, кому вообще пришло в голову строить что-то подобное в городе и называть это всего лишь лицеем. Неудивительно, что Виктория так относилась к Симонову: он им тут дворец построил.

Столовая тоже была прекрасна: чистая, с несколькими вариантами меню: для преподавателей и учеников, которое также разделялось в зависимости от обеспеченности семей.

– А ребят из малообеспеченных семей не обижают из-за того, что у них еда поскромнее?

– Нет. О таком разделении знают только администрация, учителя и я, как президент школьного совета. Ученики же просто приходят и едят то, что дадут. Внешний вид блюд не позволяет и предположить, что у кого-то еда дешевле.

– У вас тут и повара потрясающие?

– Да. Павел Викторович обо всем позаботился. Раньше нас кормили одинаково плохо, но с его приходом все изменилось: месяц мы обучались дистанционно, а потом пришли и увидели настоящий рай, – Виктория продолжала петь оды директору, а я не мог понять, откуда у него взялись деньги на все это богатство: он же не какой-то долларовый миллионер, который решил школу облагородить, в самом деле.

После Виктория показала изостудию и музыкальный класс. Как и ожидалось, они выглядели прекрасно. Вопрос о финансировании с каждым кабинетом волновал меня все больше и больше. Как и абсолютно кукольные лица детей, выходящих из кабинета после очередного урока. Не помешало бы и с ними поговорить.

– А где старшеклассники?

– У них занятия на третьем этаже и в лабораториях, а среднее звено сегодня на экскурсиях: Алевтина Сергеевна настояла на том, чтобы раз в месяц все ходили на экскурсии, выставки, театральные представления, и, чтобы это устроить, для каждого звена было решено выделить день на каждую активность. Программу для каждой параллели составила Алевтина Сергеевна, а школьный совет позаботился о расписании. Разумеется, все было согласовано с Алевтиной Сергеевной и Павлом Викторовичем.

– Очень продуманно.

– Да. У нас пятидневная учебная неделя и один день отводится на посещение культурных мероприятий. Поэтому сегодня в лицее только младшие и старшие классы.

Мы поднялись на третий этаж, и я приятно удивился, услышав гул: ребята что-то обсуждали, кажется, даже спорили. Голоса доносились из-за приоткрытой двери одной из лабораторий. Виктория вошла в тот кабинет, я – за ней.

Там находилась группа ребят, оживленно обсуждавших, как заставить их робота быстрее ходить по лабиринту.

– Робототехника, как видите. На данный момент, у нас две технические лаборатории и одна для естественных наук. Но Павел Викторович сказал, что хочет переоборудовать еще один кабинет под лабораторию. Возможно, теплицу, так как ей все равно уже не пользуются.

Кто-то из мальчиковобратил на голос Виктории внимание, поднял голову и посмотрел на нас. Когда он перевел взгляд на меня, блеск в глаза сразу погас. Юноша кивнул в нашу сторону. Остальные подняли головы и равнодушно на нас посмотрели.

– Добрый день, – Виктория кивнула им, они качнули головами в ответ. – Я показываю опекуну нашего будущего ученика лицей. Не обращайте на нас внимания.

– Здравствуйте, – мы поздоровались одновременно, я растянул губы в приветственной улыбке, но их лица не изменились. – Меня зовут Саша. Можно у вас кое-что поспрашивать?

– Ребята сейчас заняты, – холодно сказала девушка, но я уже подошел к их столу. – У нас тоже нет на это времени.

– Думаю, от минутного разговора никто не пострадает, – улыбнулся ей, повернулся к ребятам и протянул ладонь для рукопожатия. – Меня зовут Саша. Скоро с вами будет учиться мой брат.

На мое рукопожатие ответил низкий русоволосый мальчик.

– Здравствуйте.

***

Эта дура опять притащила к нам очередного богатого идиота, который собирается бросить ребенка. Вова умер, а никому снова и дела нет: вобла и симка ничего не делают, только новых детей притаскивают откуда-то. Поскорее бы уже выпуститься и свалить отсюда.

Отец снова в командировке, но он даже слушать меня не захочет – слишком долго он эту школу искал: хорошую, не устраивающую родительские собрания. Лишь бы меня спихнуть. Надо что-то делать.

Девочки говорили, что у Вовы что-то с сердцем было, но это странно: нас уже столько умерло. Надо как-то сказать этому что бы даже не думал сюда брата отдавать. Хотя, может, ему все равно, как и остальным…

***

Мальчик держался удивительно спокойно, рассказал об их проекте, показал, что они уже сделали. Виктория стояла за у входа и следила за нами. Через пару минут она сказала, что нам уже пора, иначе мы не успеем посмотреть другие лаборатории и комнаты. Я кивнул и обменялся с ребятами рукопожатиями, в этот раз уже со всеми.

Русоволосый парень был последним. Он дождался, когда Виктория выйдет из комнаты, и, серьезно на меня посмотрев, сказал, что мне стоит поискать другое место для брата. Я кивнул и вышел.

Виктория показала мне свободные кабинеты, лабораторию естественных наук, где также занималась группа старшеклассников. На мой вопрос про учителей, она ответила, что те, кто проводят уроки, не должны покидать кабинет до обеда или окончания занятий. А «мастера», курирующие вот такие группы старшеклассников, могли оставлять своих подопечных на некоторое время. Конечно, если речь не шла о каких-то серьезных или опасных проектах, но такими пока никто не занимался. Это «пока» настораживало.

Глава 16

Виктория продолжала показывать мне свободные лекционные кабинеты, лаборатории, привела и в библиотеку, где, как оказалось, занималась группа старшеклассников. Среди них были Полина и Лиза. Дети подняли головы, когда мы остановились у стола библиотекарши, но девочки словно не узнали меня – их лица выражали странное равнодушие и спокойствие. Что ж, так даже лучше.

Библиотекарша была низкой и полненькой, с приветливой улыбкой, которая становилась ярче, когда она говорила о новых книгах, купленных пару месяцев назад, ремонте, новой технике. Я все еще не понимал, на какие деньги такое богатство отстроили в новом районе на окраине города. Почему не в центре? Мне показали отделы с литературой и увели дальше. Перед уходом я оглянулся и посмотрел на занятых ребят, но ни один не оторвался от своих работ. Попрощавшись, вышел.

Я спросил у Виктории, когда она перевелась в лицей. Девушка нахмурилась и сказала, что она всегда училась в здесь.

– То есть, до 8 класса вы были на домашнем обучении? – обращаться к Виктории на «ты» или сокращать ее имя не хотелось, словно она была старше меня.

– Нет. Я с первого класса учусь здесь, – Виктория остановилась и посмотрела на меня. – Родители живут в этом районе, так что я с самого начала была приписана к этому лицею.

– Но ведь он был построен всего четыре года назад. – Виктория нахмурилась и покачала головой.

– У вас неверные сведения: я учусь тут уже одиннадцатый год, каки почти все старшеклассники. А вот ребята среднего звена поступали к ним из других школ, поэтому их уровень чуть ниже. – Она выглядела абсолютно уверенной в своих словах, но не могла же база Департамента содержать неправильную информацию. Или, может, это Алиса передала мне ложные данные?

– Да, наверное, вы правы, – решил пока отступить. – А что насчет переведенных старшеклассников? Они из каких школ?

– Не самых хороших, судя по их успеваемости, – Виктория поправила очки и пошла вперед. – И им тяжело адаптироваться к нашим стандартам и условиям. Вы как раз общались в ит-лаборатории с ними. Евгений – тот, русоволосый, с которым вы пытались поговорить, – предводитель этой компании. Они часто нарушали правила в начале года. Даже Павел Викторович их усмирить не мог, – и зачем он только позволил им перевестись к нам? – правда потом, с приходом нового учителя, подуспокоились, но сейчас опять начали буянить. Отчислять их не хотят из-за ЕГЭ, но, возможно, придется отстранить от занятий.

– Вы так уверенно об этом говорите…

– Конечно. Я, как президент школьного совета присутствую на таких заседаниях и иногда также участвую в принятии решений. Так Павел Викторович решил.

– Удивительно демократичный у вас лицей. Министерство и родители это одобрили?

– Да, разумеется. Павел Викторович сразу же обсудил все организационные вопросы.

– Ясно. А что с этим чудо -учителем случилось, раз он больше повлиять на ребят не мог?

– Он уволился. Алевтина Петровна была очень расстроена, потому что учебный год идет, на него была распределена нагрузка, даны группы, а он, буквально никому не сказав и слова, написал заявление и ушел. Ребята остались одни со своими проектами, но все равно винят Павла Викторовича. Достаточно инфантильная позиция.

– Понимаю. А как звали этого преподавателя?

– Владимир Игоревич Шохов. – Я остановился.

– Как? – Виктория повернулась ко мне и повторила медленнее.

– Шохов. Владимир. Игоревич, – посмотрев на мое удивленное лицо, она продолжила. – Вы его знаете?

– Н-нет, – вот это поворот. – Кажется, нет.

– Что ж, – Виктория нахмурилась. Я бы себе тоже не поверил. – В любом случае, он больше здесь не работает.

– А как давно не работает? Когда уволился?

– Все же вы его знаете, не так ли?

– У меня есть знакомый, которого так зовут. Он, кажется, работает учителем в какой-то школе. Но он не увольнялся.

– Что ж, наш Владимир Игоревич уволился три недели назад. – Это все казалось каким-то бредом. Вся эта школа – сплошной бред.

– Н-нет, тогда это точно всего лишь тезка, – я улыбнулся. – Мы с Вовой виделись пару дней назад. И он был школьным учителем.

Виктория кивнула и снова повела меня на первый этаж. Видимо, экскурсия подходила к концу. Я достал телефон, но никаких пропущенных звонков или сообщений от Олега не было. Написал ему, что нам нужно срочно поговорить.

Девушка проводила меня до запасного выхода из здания и попросила подождать: ей надо было взять куртку, чтобы показать мне корт и теплицу. Кивнул и присел на подоконник пока Виктория не заметила. Теперь еще и ворчания девочек опасаться приходится. Прекрасно.

Алисы не было, Саши тоже. Попытался позвать его, сконцентрироваться на ощущениях от его присутствия, но голова внезапно заболела. Видимо, от вчерашнего еще не отошел, хотя, казалось, что прошло уже достаточно времени. Решил проверить сообщения и достал телефон, но меня ожидал сюрприз: сообщение не отправилось. Попытался проверить баланс, но, как оказалось, не было сети. Я хотел было спросить у охранников про сеть, но тут как раз вернулась Виктория, уже одетая, так что пришлось идти. Спрашивать у нее не хотелось, но что уж поделать.

Мы вышли на улицу, сеть не появилась. Девушка заметила, что я роюсь в телефоне и сказала, что телефонами на территории лицея пользоваться нельзя без разрешения Павла Викторовича: и доступа в Интернет, ни возможности позвонить, ни отправить сообщение. Я нахмурился, но поделать с этим ничего не мог.

Девушка показала корт: забор и сетка выглядели новыми и прочными, само поле ухоженным, ворота крепкими – как всегда, все дорогое и красивое. Теплица казалась старой и неухоженной на фоне остальной красоты, но, как я понял, ее собирались сносить или ремонтировать, просто пока не начали. Виктория подергала ручку входной двери, но та была закрыта, так что мы пошли в обратную сторону.

Неожиданно ветер донес до меня цветочный аромат. Лилии. Я обернулся и увидел в одном из окон теплицы странное неровное свечение. Лампа? Фонарь? Свеча? Виктория заметила, что я остановился и вернулась ко мне. Поблагодарил ее за помощь и участие, за чудесную экскурсию и сказал, что теперь могу со спокойной совестью возвращаться домой и заполнять бумаги для поступления брата к ним. Девушка довольно улыбнулась. На прощание я протянул ей руку, которую она, явно довольная, пожала. Наконец-то.

***

Надо было утром поесть: голова опять раскалывается. Поскорее бы вернуться в кабинет, тогда все пройдет. Как всегда. Мать говорит, что я слишком много времени провожу здесь, но дома головная боль становится просто невыносимой. Здесь все хорошо. Надо поскорее зайти и заняться подготовкой к экзаменам. Я должна сдать все на сто баллов, чтобы Павел Викторович мной гордился.

«Где ты училась до восьмого класса?» – в самом деле, где?

«Конечно, в лицее. Ты всегда училась в лицее.» – да, я всегда училась в лицее.

Как же болит голова.

«До свидания».

«До свидания».

***

Виктория кивнула и поспешила обратно. С ней, как и со всеми в этой школе, было что-то не так: то они чего-то боятся, то им на все плевать.

Запах лилий становился сильнее. Я быстро пошел к окну, за которым видел свет. Он уже погас, но осмотреться было не лишним. Обошел здание и подошел к двери, подергал ручку и услышал скрип, посмотрел на замок: он оказался совсем хлипким. Видно, Виктория даже не старалась открыть дверь. Что ж, попытка не пытка.

Со странным щелчком дверь открылась, и запах лилий окутал меня.

Внутри теплица оказалась в очень хорошем состоянии, но она походила больше на какой-то кабинет или лабораторию: цветов не было совсем, на чистых металлических столах у стен лежали какие-то папки и книги, на длинном прямоугольном столе в центре стояли колбы и пробирки, какие-то конструкции с трубками и колбами. Огляделся – кажется, камер не было – вошел и сделал несколько фотографий. Может, потом смогу узнать, для чего такое оборудование может понадобиться.

Надел перчатки, быстро осмотрел все, что стояло и лежало на центральном столе, взял несколько пробирок с разными этикетками. В папках были какие-то исследования. Листать и изучать не было времени, так что сфотографировал первые страницы из папок с названиями «телепатия», «эмпатия», «мемористика», «внушение». Очень интересные и говорящие названия. У одного из столов были ящики, так что поспешил к нему. Странно, но заперты они не были. Неужели никто даже подумать не мог, что сюда проникнет кто-то чужой? Глупость какая.

В нижнем ящик под грудой бумаг лежал маленьких блокнот с какими-то карандашными каракулями. Странно было видеть его среди бумаг с графиками и таблицами.

Я хотел было вернуть его обратно: сплошные непонятные картинки и записи, – но тут заметил, что на одной из страниц в середине фамилия «Шохов» была обведена. Ничего не понятно, но очень интересно. Я сунул блокнот в карман и поспешил уйти из теплицы и с территории этого лицея. Было странное чувство, что с каждой секундой промедления мои шансы выбраться из этого места уменьшаются.

Прикрыл дверь и пошел к выходу. Как только прошел мимо шлагбаума, почувствовал странное облегчение: будто действительно мог там навсегда остаться. Я остановился и глубоко вдохнул морозный и сырой воздух.

Мимо меня проехал черный джип, за рулем которого сидел Павел Викторович. Директор остановился и зло посмотрел на опущенный шлагбаум. На доброго дядю с фотографий этот мужчина совсем не походил: насупленное лицо с губами, сжатыми в тонкую линию – вся его поза выражала странную злость. Видимо, охранники должны были сразу же все открывать, когда появлялась «хозяйская» машина. Ясно-понятно.

Я улыбнулся и подошел к машине. Симонов чуть опустил окно. Поздоровавшись, я хотел было напроситься на встречу в его кабинете, но тут шлагбаум подняли, у меня вновь зазвонил телефон. Директор скривил губы в приветливой улыбке, протянул визитку и, закрыв окно, уехал. Какая вежливость, потрясающе. Телефон продолжал трезвонить. Вздохнув, ответил на звонок.

Глава 17

– Немедленно приезжай ко мне, – вместо приветствия начал Олег. – У нас проблемы.

– Куда «к тебе»? – в голове зудело, словно я забыл слово или вещь, но вспомнить не получалось. – В участок?

– С ума сошел? – Оу, кажется, у Олега что-то стряслось. – Домой ко мне несись немедленно. – И сбросил.

Я удивленно посмотрел на телефон, но поспешил к метро. Зачем было звонить столько раз, если можно было просто написать сообщение или, о`кей, позвонить один-два раза, так и не понял, но решил поторопиться: Олег никогда так со мной не говорил.

Когда подходил к турникету, случайно вместо карточки приложил к нему визиту Симонова. Как так вышло не понял, но с удивлением осознал, что именно об этом и хотел сказать напарнику: на визитке Симонова с обратной стороны были указаны контактные данные М.

Так и не понял, зачем он мне ее дал, но теперь была возможность назначить ему встречу и все узнать. По крайней мере попытаться.

Алекс появился у квартиры Олега – в черной куртке с капюшоном, скрывающим лицо. Сначала я зашел в подъезд, не обратив на него внимания, но в лифте он усмехнулся и больно ткнул меня в живот, маленькая проказа. Стянул с него капюшон и увидел осунувшееся лицо и темно-синие мешки под глазами.

– Чем ты занимался? К экзамену в мед готовился что ли?

– А ты почаще с духами общайся, чтобы у нас кукуха совсем поехала, и в центральный офис корпорации зла ходи.

– С какими духами? И что за Корпорация? – кажется, я не смотрел ничего про эту «Корпорацию зла». И откуда только мальчишка берет все эти вещи?

– Мистер Робот, старик, – Алекс надменно глянул в мою сторону и фыркнул. – И твоя Алисонька.

– А, точно, – забавно, но я действительно о ней забыл. – Но как это связано с тобой? И что за отсылка к Роботу?

– Мне кажется, ты деградируешь, – Алекс закатил глаза и соизволил пояснить. – Ты начал тратить энергию еще и на общение с мертвой Алисой. Более того, умудряешься поддерживать и наше с ней взаимодействие. Разумеется, это сказывается на твоем состоянии. Ментальном и, как следствие, физическом. Ты не готов к таким нагрузкам.

– Почему нам об этом не рассказывали в Академии? – неужели наши преподаватели решили, что мы должны осваивать такие вещи самостоятельно, на своих ошибках?

– Потому что вы и не должны уметь это делать, – Алекс пожал плечами и вышел из лифта. – К тому же, вам об этом говорили, просто ты выбросил все из головы.

– Не выбросил, а передал столь ценную информацию в твои более заботливые руки. И почему мы не должны это уметь?

– Потому что ты был в группе с телепатами, а не с медиумами? – Алекс иронично выгнул бровь. – К тому же ты никогда не был звездой своей группы, не забывай.

– Да-да, это я помню, – усмехнулся и нажал на звонок. Дверь распахнулась, и Олег кивком пригласил нас, меня, войти.

Я повесил куртку и прошел на кухню, откуда доносился грохот посуды. Достал себе чашку для гостей и включил чайник. Кажется, Олег не удивился, что я хорошо знаком с его квартирой, хотя не разу здесь не был.

– Ты меня не послушался, так? – он говорил спокойно и устало, просто хотел услышать подтверждение своим словам. Я кивнул. – Что ж, тогда сверим наши данные.

– Ты не будешь меня отчитывать? – кажется, я его довел. Вау.

– А от этого что-то изменится? – мужчина устало сел на стул. – У тебя нет нужных знаний и навыков, чтобы выполнять работу следователя. Ты просто тыкаешься во все доступные места и ждешь, что от этого что-то выйдет, – он потер переносицу. – Я просил тебя в это не лезть, согласился пересмотреть запись твоего интервью с Алексеем, даже принес тебе его. Специально, чтобы ты понял, что лучше держаться от всего этого подальше. Ты ведь даже не знаешь куда лезешь! И я не знаю, куда ты влез! Куда мы влезли.

– Так я и хо…

– Да, ты хочешь в этом разобраться, но разве ты можешь? Разве ты знаешь, что и как надо делать? Разумеется, нет. Это – не твоя работа, а моя. Ты здесь мало что можешь. – я вскинулся. – Да, ты мало что можешь, потому что у тебя нет власти и нет знаний, нет навыков. Да, ты можешь читать мысли, но что с этого? С самого начала ведь было ясно что дело нечисто и что сделал ты? Привлек внимание к себе, своим действиям и полез что-то искать. И теперь нам это расхлебывать вместе.

– Да почему? Если ты не хочешь мне помогать, то я просто уйду, – зло посмотрел на него: какого черта я должен выслушивать эту чушь?

– Потому что ты работаешь с моим отделом, Саш, – Олег вздохнул и налил нам кофе. – Собственно, сегодня после обеда меня вызвал к себе подполковник Ярин и сказал, чтобы я свернул твою бурную деятельность, пока не свернули мой отдел. Обедал он с неким Симоновым. Ты же знаешь кто это, так? – Я кивнул. – И он тебя знает. Без понятия, какие у него с ярче отношения, но приказ дали такой. И я прослежу за его выполнением, чтобы мы не потеряли работу.

– Но ведь ты сам понимаешь, что тут что-то не так! Откуда этот директор меня знает, если я только сегодня ездил в лицей! Как ты можешь все это бросить?

– Я ничего не поднимал, чтобы бросать, – Олег невозмутимо на меня посмотрел. – К тому же, у меня – семья, если ты забыл: жена и маленькая дочь. И мне бы хотелось, чтобы они жили хотя бы в относительном достатке. – Мне стало стыдно: конечно, ему есть что терять, есть о ком заботиться, я ему не брат, чтобы он из-за меня забывал о своих родных.

– И что ты предлагаешь?

– Разумеется, ты сворачиваешь все свои недодетективные действия и забываешь обо всем этом.

– То есть ты серьезно?

– Абсолютно. Ты перестаешь всех допрашивать и вызнавать у людей про их отношения с покойным и не ходишь больше один осматривать место смерти.

– То есть с тобой можно?

– Со мной можно, потому что дело все же открыли, – Олег усмехнулся, увидев мое удивленное лицо. Королева сериалов, тоже мне. – Михаил постарался. Оказывается, он знаком с сыном друга сына кого-то из депутатов – я сам не очень понял, что там за сыновья и друзья, но вроде все верно – так вот, и этот самый сын попросил папочку протолкнуть дело.

– А зачем?

– Из-за страховки, – Олега явно веселила эта ситуация. – Покойник застраховал свою жизнь и теперь, чтобы получить деньги, брату надо доказать, что это не было смертью по естественным причинам. Вот он и забегал.

– То есть Симонов хочет, чтобы мы не лезли в это дело, Департамент хочет, чтобы мы дело закрыли, а брат – чтобы мы доказали, что это было убийство?

– Именно. Видимо, сначала брат надеялся на завещание, но его ждал вот такой сюрприз.

– А ты откуда это все узнал?

– Так ярче мне все и рассказал, когда к себе на ковер вызвал.

– А всю эту драму ты зачем развел?

– Чтобы ты хоть немного о своих действиях подумал. Я серьезно говорил, что ты не умеешь вести следствие, и, более того, даже не должен. Твои действия так или иначе будут отражаться на мне и моем отделе, потому что мы работаем с тобой, понимаешь? У нас так устроено: даже если ты консультант, ты относишься к нашему отделу, и твои ошибки становятся нашими. Поэтому теперь ты везде ходишь со мной. И каждое свое действие тоже обсуждаешь со мной. Ты понял?

– Так точно, товарищ капитан, – я поднял ладонь к голове. Олег усмехнулся.

– Товарищи были в Советском Союзе, – он включил ноутбук и повернул экран ко мне. – А теперь перейдем к делу. Я забрал копию записи, так что ты можешь сам увидеть, что никакой Алисы с вами в допросной не было. На вопросы ты отвечал Алексею, но смотрел почему-то не на него. В общем, сам все увидишь.

Глава 18

Пока я смотрел видео, Олег изучал какие-то папки с делами и временами бросал в мою сторону обеспокоенные взгляды. Наверное думал, что не выдержу и начну все крушить или разревусь, либо просто не поверю в это. Но я просто сидел и смотрел на свои смешные попытки выглядеть взрослым и опытным агентом Ассоциации: слишком частые смены поз, постоянно сложенные замком руки, нервное дерганье головой – мальчишка какой-то, а не консультант полиции.

Мне казалось, что все было иначе, что я держался уверенно, возможно слегка высокомерно, но нет – слишком высокий голос, слишком нервные движения руками. Пухлик внимательно следил за тем, как я отвечаю на вопросы пустому стулу напротив и даже не смотрю в его сторону.

– Здравствуйте, Александр, – мужчина удобно устроился на диване, облокотившись на спинку и положив на колено папку с моим делом. Я помнил свой ответ, и он остался неизменным в записи. Пухлик фыркнул и спросил о моем образовании. Презрительно скривился, когда я сказал, что выпустился из Академии при Ассоциации, и уточнил, если ли у меня степень в психологии. У него она была.

– Итак, вы знаете, зачем вас вызвали?

– Да, для проведения интервью, – я не помнил, ни этого вопроса, ни своего ответа, да и выглядел странно отрешенным, словно под гипнозом. «Доктор психологии» что-то отметил на листе в папке, когда я что-то неслышно пробормотал. Наверное, в этот момент отвечал на вопрос Алисы.

– Прекрасно. Что ж, меня интересует ваш вчерашний допрос Миш… – начал было он, но я прервал их обоих. Он хотел сказать «Миши». Даже не боялся показать свою связь с братом убитого. Только сейчас я заметил, что мужчина сильно потел и постоянно сжимал-разжимал кулак левой руки. Он нервничал. Алиса извинилась. Они спросили является ли М. преступником. Потом спросили про убитого.

Было странно слышать вопросы Алисы, заданные с большим высокомерием и подозрением. Алексей явно хотел меня дискредитировать, но в то же время он слишком внимательно меня слушал, что-то помечал в папке – надо будет попытаться ее найти – и, услышав про вызов сторонних консультантов Ассоциации, занервничал сильнее. Наверное, если бы я не ушел, то смог бы узнать больше. Если бы обратил на него внимание. Но я этого не сделал.

– Теперь понял? – Олег посмотрел на меня. – Ты слишком сильно сконцентрирован на себе, поэтому упускаешь детали. Я слышал, что вас учат дистанцироваться от мира, не задавать лишних вопросов, не проявлять любопытство, но в работе следователя все это вредит. Ты не сможешь верно определить мотивы преступника, если не будешь способен интерпретировать его эмоции и чувства. Ты не сможешь найти улики, если не будешь их искать.

– Спасибо, Олег, – я грустно улыбнулся и сделал глоток из кружки. – Но это ведь не значит, что мы не будем работать вместе?

– Не значит, – мужчина вздохнул. – Я постараюсь обучить тебя некоторым вещам, потому что с твоей помощью нам будет проще со всем разобраться. Но для начала давай обсудим то, что ты увидел и понял.

– С чего ты взял, что я что-то понял?

– Умею правильно смотреть. Итак?

– Очевидно, что Алиса там была только для меня. Они иногда задавали разные вопросы, но я отвечал им обоим. Ответы для Пух..Алексея я не помню. Он презирает меня из-за недостаточного образования и почему-то нервничает. А еще он знаком с братом убитого.

– Неплохо. Твою Алису я пробил: она должна была прилететь вместе Алексеем Игоревичем, но пропала несколько дней назад. Дело никто не возбуждал, искать ее не начали. Эта звезда российской психологии действительно гордится собой и своими статьями и не считает нужным проявлять уважение к тем, кто не отучился хотя бы в магистратуре. С Шоховыми все странно: он учился в одном вузе с Михаилом, но я не смог найти доказательств того, что они знакомы.

– Когда ты начал копать под него?

– Сразу же после твоего допроса: я не знал, что тебя будут пытаться топить, так что решил все про него разузнать. Чтобы не вызвать подозрений Департамента, просто прошерстил Сеть и, как оказалось, наш доктор – та еще «звезда»: все дипломы, фотографии со времен студенчества – почти вся личная информация есть в открытом доступе. Он даже не посчитал нужным закрыть профиль.

– А разве так можно? Если уж меня заставили и личные фото удалить, и немного страницу подчистить…

– На самом деле, так и должно быть, но я уже знаю его домашний адрес, адреса лучших друзей, любимые блюда, часто посещаемые места – в общем, огромную кучу личной информации,– Олег усмехнулся. – Даже когда у него была последняя интрижка. Девушка, кстати, явно хотела через постель получить должность в Департаменте, но мужик тут не смог ей помочь, поэтому она его бросила.

– И он учился вместе с Шоховыми?

– С Михаилом точно. Скорее всего в разных группах, потому что на общих фото его нет. Владимир же учился на инженера геоинформационных систем.

– И пошел работать учителем?

– В Ставрополе он работал инженером в компании, обслуживающей ГЭС, но потом почему-то переехал вместе с родителями и устроился в лицей учителем.

– Мне казалось, что он всегда работал с детьми. Или по крайней мере учился в педе…

– Я тоже так подумал, когда нашел диплом с отличием из педагогического. Но он оказался липовым. А диплом инженера настоящий.

– Тогда как он получил работу учителя? По поддельному диплому? Неужели никто не проверил его подлинность? И зачем вообще устраиваться в этот лицей?

– Без понятия. Его квалификация позволяла без труда найти здесь хорошую работу. Но он устроился в лицей.

– А с директором что?

– А вот он уже учился в одной группе с Алексеем. Потом пошел в магистратуру на гос. управление. Поработал школьным психологом, потом пустота, а после уже стал директором этого лицея после смерти предыдущего. Ты же в курсе, что там все мрут как мухи?

– Да. И, вроде, кроме количества, в этих смертях нет ничего подозрительного.

– И это-то и странно, не так ли? – я кивнул. Было так странно обсуждать это с кем-то кроме Алекса. Приятно. Мы словно были на одной волне.

Олег принес ксерокопию отчета о вскрытии и показаний свидетелей. Мы просмотрели материалы еще раз, уже вместе, но ничего нового узнать не нашли. Олег тоже заметил, что М. предпочитает девушек помоложе, но на педофила похож не был. Я рассказал ему про визит в квартиру М. и наш разговор. Олег усмехнулся и сказал, что и так знал, кто мог бы быть девушкой этого мужика.

– Ты слишком предвзят, – мужчина перевернул очередную страницу. – Я понимаю, что он тебя раздражает, но ты не должен подозревать его только из-за своего негативного отношения.

– Я подозреваю из-за того, что он – педофил, – в отчете о вскрытии не было ничего объясняющего сердечный приступ: никаких уколов жертве не делали, со здоровьем все было в порядке. Человек просто заснул и не проснулся. Я продолжал просматривать фотографии из спальни, пытаясь что-то найти.

– Почему? Нет никаких доказательств того, что он спал с той девочкой, – Олег раздраженно перевернул страницу. – Почему когда надо нет никаких бабулек у подъезда?

– Потому что время «Давай поженимся смотреть» и обед готовить. – казалось, что на фотографиях чего-то не хватало, но я никак не мог понять чего. – Тогда с кем он живет?

– С какой-то девушкой. Очевидно. Но Полина не похожа на жертву изнасилования.

– Лиза, – если бы я мог, я бы убил за тебя.

– Девочку, с которой его постоянно видели соседи, зовут Полина, – Олег взял ручку и что-то отметил в папке.

– Он на Лизу засматривался и в дневнике Владимир про отношения брата с Лизой писал.

– В каком дневнике?

– Ну, в том, который я забрал? – кажется, про это стоило сказать раньше или вообще молчать.

– То есть ты утащил улики с места преступления?

– Твои люди это уликами не посчитали. Да и дела ведь нет? Нет. Так что это – не улики.

– И уже ими не станет, – Олег устало вздохнул и потер лоб.

– Почему?

– Нет доказательств того, что твоя тетрадка принадлежала жертве. Даже если на ней остались какие-то потожировые жертвы, как объяснить факт ее появления у тебя? Нельзя же просто сказать, что ты ее на улице нашел.

– Ну, ее могу найти и не я.

– А кто? Я что ли? И как ты это себе представляешь? Я, что, правил поведения на месте преступления не знаю? Или ты хочешь ее подбросить в отдел? Тогда вопрос достоверности останется открытым и без признания она ничего стоить не будет.

– То есть нам нужно, чтобы он признался?

– Да. Дневник мы все равно не сможем использовать в качестве вещественного доказательства, но хотя бы сведения из него подтвердим. Где он сейчас?

– У меня в квартире.

– В следующий раз принеси. Так там сказано, что Михаил был в отношениях с Лизой?

– Да. Он признался убитому, что любит ее. Владимир был, мягко говоря, не в восторге.

– Понятное дело. И сейчас Михаил с кем-то живет?

– Да: у него в ванной есть женские шампуни и крема. И он хотел меня выпроводить, потому что должна была его девушка прийти.

– Но это все равно может быть и Полина. Соседка Владимира по лестничной клетке говорила, что его брат часто общался с Полиной и ее бабушкой. Он в принципе стал часто наведываться к убитому после смерти родителей.

Кажется, Олег продолжал еще что-то говорить, но я его уже не слышал: на фотографии часы, которые мы с Алексом нашли в коробке в спальне, лежали на полу. В комнате витал удушливый запах лилий. Я вошел в спальню и увидел брата, лежащего под одеялом. Он смотрел на меня пустыми серыми глазами…

Я поморщился от навязчивого цветочного запаха и попросил Олега открыть окно. Мы проверили опись и не нашли там никаких часов. Кажется, он не поверил, что у жертвы были открыты глаза, когда его нашел М.

С ноутбука Олега попасть в полицейские базы было нельзя, но он сумел принести все доступные материалы по несчастным случаям лицея. В основном умирали старшеклассники и учителя, работавшие до прихода нового директора. Было несколько несчастных случаев с детьми из седьмого и восьмого классов. Так или иначе, но в лицее старшеклассников было меньше двадцати человек, учеников среднего звена – вдвое больше, остальные – начальная школа. Неудивительно, что третий этаж был почти пустым.

А из старого преподавательского состава осталась только завуч. И никого это все не смутило: лицей стал получать награды и финансирование именно с приходом нового директора. Который, видимо, прекрасно «торговал лицом» и забалтывал всех кого мог.

Олег каким-то чудом умудрялся сопоставлять фамилии детей-медалистов или призеров с сайта лицея с фамилиями в соц. сетях, добавлял фильтрацию по датам рождения, месту получения образования, городу или области проживания и находил информацию о родителях детей. По месту учебы он сумел определить некоторых родителей как сотрудников Департамента: «Ведомственный вуз. Как минимум пять лет все выпускники отрабатывают. Но редко кто уходит потом, так как зарплаты очень хорошие, да и разные плюшки в довесок появляются.»

Мне оставалось только записывать за Олегом имена и фамилии людей, предположительно влиятельных или богатых. Входило, что больше половины учеников были из очень хороших семей. Район, в котором располагался лицей, будто был построен специально для таких людей. А вот умирали в основном дети из не столь благополучных семей.

Когда мы закончили разбираться со списком детей и родителей, решили узнать больше про несчастные случаи, но в Интернете этой информации не было. Видимо, кто-то уже успел все подтереть, но Олег нашел несколько статей о пожарах и автомобильных авариях, которые происходили в, как он сказал, подходящих районах. Его умение искать информацию и делать выводы – точно какая-то суперспособность.

Глава 19

К полуночи мы закончилисоставлять список людей, которых могли быопросить. В нембыло всего лишьдвенадцать фамилий – очень мало, учитываяколичество умерших, новсе же лучше, чем ничего. Выделилиродителей двух одиннадцатиклассников, погибшихтри месяца назад. На фотографиях в Инстаграммеони часто быливместе с ребятамииз лаборатории, которых я видел в школе. Еще Олег предложилнавестить невесту погибшегоучителя математики, на местокоторого и взялиВ. С этогои решили начатьзавтра.

Алиса, наверное, уже была у меня, так что действительно стоило закругляться. Я пообещал завтра принести дневники и поспешил домой. Макушка Алекса мелькнула в проеме спальни Олега. Рады и Маши не было, так что мальчишка, видимо, решил порыться в их вещах. Сама тактичность и вежливость. Я забрал с собой копию заметок о наших потенциальных свидетелях и ушел.

Алиса действительно уже была на кухне и, когда я пришел, она осуждающе посмотрела. Мы и правда припозднились.

Я рассказала ей о своем визите в лицей и спросил, не заключен ли с ним какой-то договор у Департамента. Алиса сказала, что договоры со школами и сузами заключать запрещено. Можно, конечно, организовать целевое направление в вуз, но только для студентов колледжа.

Алексей же ходил на встречу с Михаилом, которая закончилась ссорой: М. считал, что смерть брата связана с Симоновым, и хотел с этим разобраться. Пухлик был против. Я понимал, что М. было бы выгодно убийство В., но только ли из-за денег? Казалось сомнительным, что он согласен влезть в такую странную историю из-за финансовых проблем. Написал Олегу и спросил, есть ли возможность проверить финансы М., но он не ответил: наверное, уже лег спать.

Алиса сказала, что раньше рядом с лицеем была школа, из которой и перевелись некоторые дети. Ее снесли год назад. И, возможно, Симонов работал в ней психологом. Узнать точно можно было только запросив его дело из отдела кадров, но тогда об этом стало бы известно.

Зачем было после учебы в вузе при Департаменте устраиваться работать в какую-то школу на окраине города оставалось неясным. Но после карьера Симонова пошла в гору, так что это было оправдано, если все так и задумывалось.

М. попросил Алексея поговорить с Симоновым по поводу дела, так что, возможно, стоило еще последить за Пухликом. Алиса согласилась и ушла.

– Мне кажется, что тебе стоит поговорить с пацанами из лаборатории, – Алекс откуда-то достал фруктовый лед и сейчас с наслаждением грыз его.

– Ты про того мальчика, который сказал не отдавать ребенка?

– Про всех. Они, в отличие от Вики, не жалуют ни директора, ни лицей. Но почему-то все еще учатся там.

– Потому что сами перевестись не могут.

– Бедные детишки, – Алекс фыркнул. – Они не могут сказать родителям, что хотят уйти? Рта нет?

– Ты считаешь, что они не пробовали?

– Ага. И просто решили дуться в стороне.

– Насколько я понял, с ними воспитательные беседы уже проводили.

– А при чем тут они?

– Виктория сказала, что после бесед с директором все проблемы с поведением исчезают.

– И?

– Интересно было бы послушать про то, как они проводятся. И была ли на них Лиза.

– С ее любовью вешаться на взрослых мужиков? Однозначно. И после одной из таких бесед она повисла на директоре, – Алекс догрыз лед и выбросил палочку. – Или он сам повесил на себя эту девочку.

– Заткнись, а? – я поморщился. – И пошли спать.

– Грубиян, – мальчишка зевнул. – Но пошли.

Мысли об убийстве обычного учителя не давали уснуть: поверить в то, что за обычным сердечным приступом было что-то еще тяжело. Конечно, я сам начал расследование, но это скорее было в качестве сопротивления давлению Департамента, чем из-за каких-то объективных причин. Странно, но от Ассоциации так и не пришел запрет на вмешательство – своеобразное одобрение. Но почему? И зачем Элизабет пошла в этот лицей? С ним явно что-то было не так.

Это странное ощущение не получалось облечь в какую-то словесную форму, но находиться в здании было тяжело. Стоило ли вести туда Олега? А лезть самому, раз уж это не было секретом?

И почему завуч словно была «за бортом»? Она явно не владела никакой важной информацией и просто работала там. Причем устроилась в школу, то есть лицей, уже после того, как выпустила Пухлика. Зачем было менять работу в престижном вузе на возню со школьниками? Я пытался систематизировать все, что мне стало известно о лицее, и осознал, что убийство отошло даже не на второй, а на третий план. Действительно, существовала вероятность, что смерть В. – всего лишь одна из многих, но почему же именно с нее тогда все пошло не так? Обдумывая это, не заметил, как наконец-то заснул.

К десяти утра мы с Олегом были у квартиры первого погибшего мальчика из нашего списка. Его мать неохотно пустила нас в квартиру и очень сухо, равнодушно рассказала о том, что «Вадим был сложным ребенком, наверное, из-за отсутствия мужской руки» и «не знаю, как Павел Викторович смог так долго справлять с его жутким характером». Женщина словно смотрела сквозь нас, когда рассказывала, как нашла сына в спальне однажды воскресным утром.

– Он как всегда дрых до последнего. Я зашла в его комнату где в три, перед походом в магазин. Хотела спросить, что ему надо купить. И про завтрак сказать. Я приготовила ему оладьи, потому что он смог пересдать контрольную по математике. Я вошла, а он…, – ее голос чуть дрогнул. – Спит. Под одеялом. И не отвечает. Я подумала, что его надо разбудить. Но Вадим… Вадим был…

Странно, но женщина не знала о других умерших детях. И нигде на виду не было фотографий сына. Олег спросил про комнату Вадима, нам разрешили ее осмотреть.

Как только вошел, сразу поморщился от запаха. Опять лилии. Что-то было не так. Здесь и с этими цветами. Комната выглядела так, словно Вадим скоро должен был вернуться: расправленная постель, тетради и учебники лежали на столе и тумбочке рядом с ним. Одна из них была открыта. Домашнее задание по геометрии Вадим закончить не успел. Странно, но пыли почти не было.

Олег внимательно осматривал комнату, говорил о чем-то с матерью мальчика. Как же ее звали? Я подошел к узкому высокому шкафу, открыл его. Одежда лежала в кое-как, небрежно сложенная на полках. Но один из ящиков внизу был слегка приоткрыт. Решил посмотреть, что в нем. Просто носки. Попытался закрыть его, но не получилось. Встал на колени и начал вытаскивать из ящика вещи. Этак казалось важным. Помогите. Пожалуйста помогите мне.

Ящик не задвигался из-за блокнота и толстого конверта, лежавших за ним. В конверте были деньги и фотографии Симонова с Лизой. Девочка стояла на коленях и улыбалась, словно вдавленная в пол класса рукой мужчины на своей голове.

– Папочка.

– Александр! – я вздрогнул и повернул голову. Меня звал Олег. Матери Вадима в комнате не было. – Что с тобой?

– Смотри что нашел, – протянул ему фотографию.

– У них там секта что ли? – Олег внимательно осматривал фотографию. – Это в школе снято?

– Да, в одном из классов на третьем этаже. Я там был, – с трудом встал с колен. В глазах потемнело, но Олег помог устоять на ногах.

– Пойди пока посиди, – я кивнул и сел на кровать. Олег убрал фотографию в конверт и спрятал их в кармане куртки. Затем вернулся к осмотру шкафа.

В комнате больше ничего интересного не было, разве что в дневнике Вадима была запись про обязательные «отработки» у Симонова. Когда мы спросили об этом, женщина – Мария Васильевна – сказала, что директор всегда лично проводил воспитательные беседы с такими «сложными» детьми. Она так и не спросила, зачем мы вообще решили что-то узнавать о ее сыне. Словно призрак отвечала на наши вопросы: без чувств, эмоций.

На прощание я протянул ей руку и, когда коснулся ее, понял, что после смерти Вадима не осталось ничего. Только пустота. Я никогда не видел такого: ни мыслей, ни воспоминаний – только туман и запах лилий.

Странным было и то, что родители остальных детей тоже были одиноки и также считали отсутствие матери или отца – одной из причин отдаления ребенка. Нас пускали в комнаты ребят, позволяли осматривать их вещи, но все это делалось машинально. И никто не обсуждал эту странную частоту смертей.

Дети жили рядом – буквально в соседних домах, ходили в одну школу, умирали «сами», «случайно», и никто по ним не горевал, кроме родителей.

Мы решили изучить фотографии и внимательнее перечитать дневник Шохова. Надо было поговорить с Лизой и ее родителями. Вернее, с мамой. По странному совпадению, Лиза также воспитывалась в неполной семье.

Глава 20

Мать Лизы была в рейсе: она работала инженером-радиотехником на каком-то исследовательском судне. А девочка оставалась на попечение соседки и директора.

Соседка выглядела ухоженной и лощеной: аккуратное каре до плеч, на ногтях – красный лак, странно-большие четко-очерченные губы. Она пригласила нас войти и поспешила на кухню.

На вопросы Олега отвечала не особо охотно: ее больше волновал суп на плите и кошка около мяса на кухонном столе. У женщины были ключи от квартиры, но она просто иногда заглядывала и проверяла, все ли в порядке с квартирой.

На кухонном столе лежала тарелка с капустой и морковью, разделочная доска и нож. Кошка лениво смотрела на нас какое-то время, но вскоре закрыла глаза.

В квартиру Лизы женщина нас пускать не собиралась, да и не была обязана. Мы вынуждены были уйти после того, как получили ответы на вопросы, но я решил воспользоваться шансом: подошел к ней и нежно взял за руку, чтобы поблагодарить за помощь.

***

И что этим полицейским понадобилось? Через сорок пять минут придет Паша, а я еще не накрашена! Хорошо хоть с губами и волосами закончила. Еще со стола все убрать надо. Кошмар!

Хоть этой девчонки сейчас нет, а то Пашенька бы к ней ушел сразу. Слишком уж он ответственный. А как он будет к нашим деткам относиться, если с чужими так носится!

Поскорее бы уже, а то деньги девки закончатся, а я так и останусь без мужа и в зашарпанной халупе.

***

– Спасибо вам большое, Вероника… – аккуратно пожал ее руку и мягко улыбнулся, лукаво сощурившись. – Вы нам очень помогли.

– Ой, да что вы, – женщина чуть покраснела и ее пальцы сжались вокруг моей ладони.

– Вы достойны восхищения: так ответственно подошли к заботе о чужом достаточно взрослом ребенке. С вас стоит брать пример.

– Ну что вы, это – мой соседский долг. За Лизой надо присматривать: она, знаете, девочка проблемная.

– Да, мыслышали.

– От кого? – женщина напряглась.

– От Алевтины Сергеевны – завуча из лицея.

– Вы уже ездили туда? – казалось, что данный факт одновременно и успокоил и напряг женщину.

– Да, нам нужны были некоторые сведения об учениках, так что пришлось съездить, – Олег вмешался хмуро глянул на меня.

– И чё вам сказали?

– Что лучше вас никто не может охарактеризовать Лизу, так как именно вы проводите с девочкой много времени вне лицея. Она доверяет вам, – снова нежно пожал руку женщины и преданно посмотрел ей в глаза. – Только вы можете нам рассказать о состоянии Лизы. Мы просто хотим знать, как она себя чувствует сейчас?

– Но почему вас это вообще волнует? У нее проблемы?

– Ну что вы! Конечно, Лизу нельзя назвать образцовой ученицей, но сейчас нас больше интересует ее психическое состояние. Как вы, наверное, знаете, не так давно скончался ее любимый учитель… – вряд ли она знала хоть что-то о жизни девочки.

– Да, конечно, – преувеличенно траги7чно кивнула женщина. – Лизонька говорила об этом. Поэтому сейчас она с подругой – ей так легче.

– Но, как вы знаете, подростки склонны скрывать свои переживания, поэтому, возможно, она не все вам рассказывает. Возможно, Лиза не знает, как сказать вам о своем эмоциональном состоянии. Особенно учитывая ваши отношения…

– Лиза всем со мной делится. У нас прекрасные отношения.

– Конечно. Но всем ли вы делитесь с ней? – продолжил мою мысль Олег.

– Что вы имеете в виду? – женщина напряглась.

– Насколько нам известно, вы сейчас безработная. Но ваш маникюр и прическа явно делались в хорошем салоне, как, впрочем, и губы, – Олег тоже обратил внимание на прическу и ногти, но при чем тут губы?

– Откуда вам знать?

– А ваши стол и ножи? – оставил он вопрос Вероники без ответа. – Куплены не так давно и явно стоят больше, чем могла бы себе позволить секретарша риэлтерского агентства, уволенная месяц назад.

– Да, у меня есть средства и что? На что вы намекаете?

– На то, что вы тратите деньги Лизы не на нее, – я фыркнул и продолжил. – Через полчаса к вам придет Павел Викторович Симонов, с которым вы пытаетесь строить отношения, не так ли? Интересно, что он сделает, когда узнает, как вы грабите одну из его подопечных…

– В-вы ничего не докажете! – она, наконец, выдернула свою руку. – Убирайтесь!

– Мне и не нужно ничего доказывать. Я просто скажу ему об этом. И буду следить за развитием событий.

– А после возвращения матери Елизаветы из рейса мы займемся выяснением обстоятельств жизни девочки, – Олег снова решил вступить. – И тогда, в случае выявления неправомерных действий с вашей стороны, вы будете отвечать по закону.

– Да что вам надо вообще?!

– Откройте квартиру Лизы и позвольте ее осмотреть.

– И все?

– Да.

Женщина всхлипнула и быстро пошла в прихожую, достала из шкатулки ключи, протянула их мне и пробормотала, что у нас полчаса. Я поблагодарил ее, и мы пошли.

Квартира Лизы была большой и пустой: в прихожей стоял трельяж, на котором лежали перчатки, косметичка (внутри были помады, тональный крем, тушь и тени для век), в одном из ящиков лежали пакеты, в другом – перчатки и газеты, в выдвижных ящиках – счета за несколько месяцев и письмо из Нижнего Новгорода.

Олег вошел в большую комнату, где, скорее всего, жила мать Лизы. Кровать была аккуратно застелена, на всех поверхностях был слой пыли, тонкий, но видимый при солнечном свете. Олег подошел к компьютерному столу и быстро просмотрел папки на нем.

Я подошел к шкафу с одеждой без особой надежды или предчувствия: был уверен, что самое интересное – в комнате Лизы, поэтому решил уйти туда.

Как только вошел в комнату девочки, сразу узнал ее: она снилась мне в метро. То же зеркало во весь рост, тот же мягкий на вид ковер. Так же падает свет из окна на пол. Клубилась пыль.

Я подошел к зеркалу и провел по нему кончиками пальцев, затем подошел к небрежно застеленной кровати. На покрывале лежали черная юбка и белая блузка, кожаный ошейник. Подошел к письменному столу.

Я чувствую чей-то взгляд и резко поворачиваюсь, но не вижу того, кто на меня смотрит. На полке стоят книжки и сидит мишка. Его подарил папочка. Его нельзя трогать. Я чувствую чей-то взгляд на своей шее. Я встаю на колени и открываю рот.

Резко обернулся и подошел к полке с книгами, висящей на стене. Взял белого плюшевого медведя, держащего в руках красное сердце, и внимательно его осмотрел. Со мной что-то было не так. Вместо правого глаза у медведя была камера.Внимательно осмотрел игрушку и нашел спрятанную за сердцем молнию.

В камеру была вставлена карта памяти. Передавала ли она запись куда-то? Вытащил карту памяти, привел медведя в порядок и поспешил к Олегу. Он все еще был в большой комнате и говорил с кем-то по телефону. Бросил на меня хмурый взгляд и кивком указал на выход: что-то случилось.

Мы вышли, я занес ключ соседке, Олег пошел вниз по лестнице. Пошел за ним, он больше слушал, чем говорил, и, видимо, односложно отвечал на вопросы. Что-то было не так.

Мы вышли из подъезда и пошли к его машине. Разговор завершился. Олег сказал, что ему надо в участок, поэтому он подбросит меня до метро. Сказал, что мы созвонимся через пару часов и все обсудим. Я хотел сказать про карту памяти, но осекся: если Олегу позвонило начальство, то скорее всего из-за этого дела. Достоверное отрицание может быть полезным.

Ехали молча: ему явно было не до разговоров, тем более о Лизе или Вадиме. Через десять минут я попрощался и вышел из машины. Еще через пять минут чьи-то руки сомкнулись на моей шее.

Глава 21

Я очнулся, услышав скрежет, словно кто-то тащил железную трубу по асфальту, но ничего не увидел. Голову сдавливала плотная повязка. Не сразу понял, что моргаю, так как перед глазами все равно была чернота. Попытался протереть глаза, но понял, что руки привязаны к чему-то, ноги тоже.

Кроме скрежета больше никаких звуков не было, словно я был под водой. Наверное, это и называют «оглушающей тишиной». Стало не по себе. С шумом вдохнул и выдохнул, нос немного заболел. Тишина все еще оглушала. Тогда попытался покашлять. Почувствовал боль в горле, но снова ничего не услышал.

Какая-то ткань заскользила по шее и, кажется, пальцы – это была перчатка – обхватили ее, сжали. Давление на голову стало меньше: оказалось, что я был в наушниках.

– Сиди тихо, – низкий мужской голос с хрипотцой прозвучал рядом с ухом. От неожиданности я дернулся, но почувствовал, как в грудь и плечи начало что-то вдавливаться. Видимо, меня еще и ремнями связали. – И не дергайся. Понял?

Я коротко кивнул и давление на уши вернулось. Рот заткнули какой-то тряпкой. Не мог понять, как попал сюда, где бы это ни было. Почувствовал тупую боль в затылке. Я шел к метро, и кто-то меня ударил? Но кто?

Наверное, это Симонов постарался: в Лицее странным было все, но этот урод явно делал что-то с детьми. Видимо, он следил за мной и догадался, что мы что-то узнали. Повезло, что фотографии были у Олега. Надо было ему еще и блокнот с картой памяти отдать.

Мысленно позвал Алекса и ощутил его прикосновение к плечу. Позвал мальчика еще раз и, услышав голос в голове, понял, что все не так уж и плохо.

– Ты в порядке? – коротко кивнул. – Алиса, наверное, в квартире, так что придется справляться самим. Знаешь кто тебя? – Пожал плечами. Возможно, за этим стоит Симонов, но я не знал, как это проверить. – Не хочешь попробовать, не знаю, вытолкнуть эту тряпку изо рта? – Покачал головой. – Сколько ты уже здесь? – Пожал плечами. – Черт, сиди ровно.

Меня схватили за подбородок и повернули голову влево, затем вправо.

– Кажется, он понял, что ты с кем-то говоришь, – Алекс стоял рядом и словно шептал мне на ухо. Подбородок отпустили. Я коротко выдохнул, осознав, что не дышал какое-то время. – Он знает, что ты телепат, поэтому в перчатках. Мы его не видели раньше: амбал, бритая голова, в черной кофте с капюшоном, пистолет на поясе висит. – Я не мог понять, откуда Алекс все это взял, если сам говорил, что мы его ни разу не видели. – Он с кем-то говорит и спрашивает, не свихнулся ли ты. Готовься, кажется, тебе собираются что-то вколоть.

Я дернулся, когда чьи-то руки грубо схватили за правый рукав и начали закатывать. Щеку обожгло, голова дернулась в сторону – меня ударили. Тыльной стороной ладони. Его запретили причинять мне сильный вред? Наушники сняли.

– Твоя задача – сидеть тихо и не мешать мне работать. Будешь вести себя хорошо, и хозяин снимет повязку. Или покормит. Понял меня? – Я сидел неподвижно, с откинутой вправо головой. Мужчина схватил за волосы на затылке и дернул голову на себя. – Понял, я спрашиваю? – Кивнул и скальп перестали тянуть. Наушники вернули обратно.

Алекс коснулся плеча и что-то говорил, но его слова доходили до меня словно сквозь вату. Я почувствовал, как веки сами закрываются. Это было снотворное. Тряпка во рту проникала глубже в глотку, от пальцев рук и ног тянулся странный холод. Я закрыл глаза.

***

Напротив сидит мужчина в сером костюме, подогнанном по фигуре, редкие волосы аккуратно уложены, пальцы собраны в замок на столе. Мужчина улыбается и говорит. Его губы выталкивают язык со словами. Он показывает зубы, собранные в улыбку.

Мужчина сидит напротив. Он протягивает какую-то папку. Там всего два листа. Внизу надо поставить подпись.

Мужчина стоит справа. Он вкладывает обхватывает ручку моими пальцами и тянет ее к галочке на листе. Он надел перчатки, но они влажные от крови.

Мужчина снимает перчатку и обхватывает рукой шею. Пальцы сжимают и лишают воздуха. Тишину разрезает хрип.

***

Я иду на математику: сестра обещала съездить со мной в город, если месяц не буду пропускать уроки. Сегодня – последний день и, как назло, учительница обещала контрольную устроить. Математика – мерзкий предмет и чем больше его учишь, тем меньше там чисел. Кошмар.

Сестра хочет, чтобы я потом пошел в Колумбийский, но это что-то фантастическое: у нас нет таких денег, а у меня – таких способностей. Еще и математику эту учить. Если я и буду поступать куда-то, то уж точно не на инженера.

Скучаю по ней. Очень. Постараюсь не разочаровать ее: у нас есть только мы. Хоть и редко видимся, но, если бы не она, не знаю, где бы я был.

***

В сознание возвращался медленно, но сразу с облегчением осознал, что глаза и уши свободны: кто-то сидел рядом и печатал что-то, в глаза сразу ударил свет ламп.

Напротив сидел мужчина в дорогом костюме. Он увидел, что я пришел в себя и растянул губы в странно знакомой фальшивой улыбке.

Мысли текли вяло. Я точно знал его, но не мог вспомнить. Мужчина молчал и продолжал смотреть. Щека и левая рука болели. Интересно, если бы я пошел на инженера как хотела сестра, оказался бы здесь?

– Снова здравствуйте, Саша. Я же могу называть вас Сашей? – мужчина говорил спокойно, размеренно. Он знал, что мне тяжело…думать. Я кивнул. – Меня зовут Павел Викторович. Я очень давно хотел с вами познакомиться. – Я открыл рот, чтобы поздороваться или спросить, что здесь делаю, но закашлялся. Мужчина, Павел Викторович, встал и неспешно подошел к столу с графином и стаканами. Налил воду, легко постучал по спине и подал стакан.

– Что я здесь делаю? – пальцы с трудом удерживали стакан, рука тряслась и, если бы мужчина не помог, я бы точно все расплескал.

– Не переживайте, молодой человек. Вы чувствуете слабость из-за лекарств,– он говорил спокойно и заботливо. Одной рукой помогал держать стакан, другой гладил по голове. – Не волнуйтесь. Здесь вы в безопасности.

– Где я?

– Там, где и должны быть, – чувствовал улыбку в его голосе. Он был без перчаток, но не получалось сосредоточиться и проникнуть в мысли. Зачем мне проникать в мысли? Что-то было не так.

– Где я?

– В школе. Вы должны были проходить здесь практику, но вас по ошибке приписали к другой организации.

– Куда? – не получалось вспомнить, на кого я учился. Зачем мне проходить практику в школе?

– Это неважно, – мужчина взял стакан и поставил рядом с графином. – Сейчас эта досадная ошибка была исправлена.

Стол перед глазами начал расплываться. Почувствовал, что тело наклоняется влево, но сил удержаться на месте не было.

– Ох, мальчик мой, видно вы очень плохо питались. Ну ничего, мы быстро все исправим, – мужчина похлопал меня по плечу. – Отдыхайте и ни о чем не переживайте. Здесь вы в безопасности.

***

Я в очередной раз поправил галстук перед зеркалом и состроил максимально-доброжелательное выражение лица: Полина обещала познакомить со своей мамой. Или соседкой. Неважно. Я же ее спаситель. Повезло вовремя выдернуть глупую девчонку из-под машины.

Жаль только, что ей восемнадцать будет только через месяц. Кто б знал. Она еще так смотрела…Эх, я надеялся на хорошее завершение вечера. Но, может, с маман что-то обломится. Если уж дочка такая…

Брат, конечно, говорил, чтобы я держался от них подальше, но если рыбка сама плывет в сети, то кто отказываться будет? Только дурак. А я не дурак. Не помешало бы сбросить кило-два, но эти пигалицы и так ведутся, так что пока потерпит. А там и деньжата будут с завещания.

Подмигнул отражению в зеркале и пошел к выходу: десять минут, чтобы забрать букет, полчаса чтобы доехать.

***

Кто-то звал меня. Я вскинул голову и застонал от боли, но не услышал своего голоса. Открыл глаза, но перед ними снова была темнота. Повел плечом, дернул ногой, рукой – ремни вернулись. А их разве снимали? Голова болела. Повезло, что ничего не вижу и не слышу: боль была бы сильнее.

Закрыл глаза и позволил тьме и тишине окутать меня.

***

Я с трудом открываю дверь в квартиру: папа поменял замок три дня назад, трудно к нему привыкнуть. Мама обещала приготовить орешки со сгущенкой и вафельные трубочки. На ковре стоят чьи-то черные ботинки. Красивые.

С кухни доносятся голоса: мамин и кого-то еще. Не папы. Пахнет тепло и сладко – мама приготовила трубочки! Раздеваюсь и иду на кухню. Рядом с мамой сидит красивый дяденька в костюме. Он поворачивается ко мне и улыбается, протягивает руку

Я подхожу к маме. Она красная и мнет край фартука. Она говорит, что этот дяденька приехал за мной. Он заберет меня в школу для особенных детей. Она говорит, что я – особенный мальчик.

Мама улыбается и обнимает меня, гладит по голове. Кладет на блюдце несколько орешков и трубочек и просит посидеть в комнате, пока они будут говорить о новой школе.

Папа приходит вечером, подходит, целует меня в лоб и уходит. Мама плачет, я тоже. Подхожу к ней, обнимаю и прошу забыть о папе.

Когда красивый дядя приходит за мной, я беру его за руку и прошу уйти. Он уходит.

Мама смотрит на меня глазами как у рыбы и говорит, что я – особенный мальчик.

Так и есть.

***

Вокруг были тишина и темнота. Хотелось пить. Во рту снова была какая-то тряпка. Я замычал, пытаясь привлечь внимание. Никто не подходил. Казалось, что на самом деле я не издаю ни звука, иначе кто-то бы точно подошел. Или в комнате просто никого не было? А почему я решил, что нахожусь в комнате?

Начал дергаться и раскачиваться из стороны в сторону, пытаясь освободиться, но ничего не помогало: ремни были затянуты туго, то, на чем сидел, не шевелилось. Это должен был быть стул со спинкой, так как ноги были привязаны к ножкам, а тело прижато к чему-то твердому сзади. Позже понял, что руки привязаны к подлокотникам.

Тряпка была влажной от слюны, вкус был неприятный, но сильно хотелось пить.

Мычал уже тише: если вокруг действительно никого, то силы стоило беречь.

Алекс, казалось, был где-то рядом, но сосредоточиться и позвать его не получалось. Я пытался вспомнить, что со мной происходило до того, как очнулся здесь в первый раз. Ничего нового в голове не появилось: попрощался с Олегом, пошел к метро и получил удар по голове, очнулся где-то.

За мной следил мужчина, который, возможно, знал о моих способностях. Пока что главным подозреваемым был Симонов: у него была причина похитить меня, но откуда он мог узнать, когда я останусь один… Кто мог ему об этом сказать? Камера в глазу все же куда-то транслировала видео? Зачем вообще надо было похищать?

Голова снова заболела, наверное, от жажды и голода. Я замычал и задергался, но никто так и не подошел. Что-то укололо меня в шею.

Глава 22

На столе лежит синяя клеёнка, сложенная вдвое, смятая голубая скатерть и фиолетовые ленты. Мама говорит, что мне надо учиться рукоделию, а ей нужна помощь, так что мы будем шить новую скатерть в подарок бабушке. Я хотела отказаться, но мама опять скорчила лицо, словно плакать собралась, так что пришлось согласиться. Устала быть бедной. Я хочу дарить нормальные подарки, а не переработанный мусор. Хочу ходить в магазины с девчонками и выбирать нормальные вещи, а не донашивать за дочерьми мамашкиных подруг. Почему они, а не я? Уже и забыла, когда покупала обувь не в Kari.

Мать могла бы лучше постараться для меня, но нет, мы будем какую-то дрянь перешивать. Потрясающе.

Вот Павел Викторович меня понимает, он всегда говорит, что я достойна большего. Благодаря ему я скоро начну нормальную жизнь. И что такого в том, чтобы иногда помогать ему? От отсоса еще никто не умирал, зато теперь у меня будет целевое в Бауманку. И не будет под боком вечно ноющей матери.

Скоро я стану свободной.

***

Устало открыл глаза и снова ничего не увидел. В низу живота было странное ощущение. Что-то было не так. Я напряг бедра и заскулил. По ноге ударили. Наверное, хотели, чтобы я расслабился. Подчинился сразу же и боль прошла.

Теперь я лежал на жесткой кровати, все еще связанный, рот заклеили. Захотелось отлить. И тогда я понял, что они сделали. Захотелось блевать. Эти уроды установили катетер. Я почувствовал, как моча выходит из тела, как горят щеки. В правую руку тоже воткнули что-то. Наверное, капельницу.

Глаза начало жечь, губы задрожали. Помогите. Пожалуйста, помогите мне. Захотелось снова потерять сознание. Всхлипнул и получил хлопок по бедру.

Попытался сосредоточиться и позвал Алекса. Ощутил ласковое прикосновение к голове и с облегчением услышал его голос.

– Знаешь, ты крепко влип, – мальчишка был на удивление серьезен. Чуть наклонил голову, соглашаясь. – Это тот же мужик, если что. Видно, он теперь твоя нянька. Больше никого нет. – Только сейчас начал задаваться вопросом, откуда Алекс все это узнал. И можно ли верить этим словам. Кто-то взял меня за левую руку. – Это я, не переживай. – Снова едва заметно кивнул. Я не знал, почему слышу голос Алекса, откуда он узнал о моем стороже, но с ним было намного спокойней. Хорошо, что он был рядом.

Думать без отвлекающих факторов было проще. Я не знал, сколько времени прошло с моего похищения, но, уверен, Олег уже начал меня искать. Итак, видео и блокнот скорее всего забрали, но и без них доказательств достаточно.

Я не мог быть уверен, но вероятно Симонов говорил со мной. Смутно получалось вспомнить что было до того, как очнулся здесь. Кажется, видел чье-то прошлое, отголоски чужих воспоминаний. Было бы чудесно, если бы мне дали таблетки, чтобы остановить это: в Ассоциации говорили, что в стрессовой ситуации наши способности могут усилиться, но это будет иметь последствия. Сойти с ума не хотелось.

Если я – телепат, то Алекс не может видеть или знать что-то мне неизвестное. Но и я тогда не должен видеть Алису. А если я не телепат, то кто тогда? Медиум или как там таких называют?

Меня кормят как недееспособного калеку и вставили катетер. Господи, помогите. Кто-нибудь, помогите мне.

Я старался сдерживать дрожь и не сильно напрягать хотя бы нижнюю половину тела – это причиняло боль. Алекс продолжал сидеть рядом и говорил, что скоро нас спасет Олег, но его голос стихал: удерживать контакт с ним становилось сложнее. Раньше таких проблем не было. Я боялся остаться один.

– Расслабься и позволь себе потерять сознание, – голос мальчика был полон беспокойства. – Тебе надо беречь силы, надо отдыхать. Так или иначе, но я буду рядом. Знай это. – почувствовал поцелуй в лоб и снова погрузился в сон. Казалось, меня окутал запах сирени. Ее любила мама. Кажется.

***

Сегодня мы должны поработать «в поле». Мадам Волтер сказала, что это – важная часть нашего обучения. В торговом центре надо найти агента ФБР, выпускника Академии, влияющего на воспоминания, и обычного человека. Уже и забыл, когда в последний раз был за пределами Академии. Сестра говорит, что это нормально, так как мы не умеем управлять своими способностями и можем пострадать, но погулять тоже хочется.

Кажется, раньше я любил гулять с родителями, но вспомнить это время не получается. Сестра говорит, что это нормально, так как после пробуждения способностей мои воспоминания вытиснились чужими. Она сама ничего не помнит о своей семье. Как и все ученики Академии.

Иногда мне снится женщина с зелеными глазами и русыми волосами. Она пахнет сиренью и очень ласково улыбается. Кажется, она – моя мама. Я бы хотел, чтобы это было так: у нее очень теплые объятия и руки ласковые, хоть и шершавые. Не хочу говорить сестре, чтобы не расстраивать.

***

Мужчина сидит на стуле напротив, его руки лежат на столе, его глаза смотрят на меня, сквозь меня. Меня здесь нет. И его здесь нет. Под его руками – чистый лист.

Я подожду и провожу рукой по редким волосам на его голове. Он продолжает ровно сидеть и, кажется, не дышит.

Я обнимаю ладонями его шею и давлю. Гениальные мальчики не должны вырастать в глупых взрослых, не так ли?

Я чувствую холодные руки на своей шее. Гениальные мальчики не должны вырастать в глупых взрослых.

***

Резко открыл глаза и сразу зажмурился от яркого света: повязки на мне не было. Дернул рукой, чтобы потереть глаз, но понял, что все еще привязан к постели. Повернул голову и увидел мужчину. Он улыбнулся и пошевелил губами, потом улыбка стала шире, рука стянула с меня наушники.

Я шумно вдохнул и поморщился: где-то справа громко тикали часы, мое дыхание было шумным, тяжелым, пол скрипел от чьих-то грузных шагов над головой – хотелось снова убрать лишние звуки. Глаза болели.

– Выключить свет? – голос мужчины был громким, низким и сиплым. Рот все еще был заклеен, так что просто кивнул. Мужчина улыбнулся и махнул рукой, тяжелые шаги раздались справа и свет погас.

Я почувствовал, как плечи и шея расслабились и закрыл глаза, откинув голову на подушку. Тело казалось странно чужим. Шорох наволочки успокаивал.

– Удивительно, насколько восприимчив может стать человек, лишившись одного из органов чувств, не так ли? – голос мужчины был неприятно громким, часы продолжали тикать, я старался дышать как можно тише, повернул голову вправо.

– Вы узнаете меня? – вопрос показался странным: мужчина, конечно, выглядел знакомо, но я его не знал. Он протянул ладонь к моему лицу – Я помогу вам.

Холодная мягкая ладонь легла на лоб. Гениальные мальчики не вырастают в глупых взрослых. Гениальные мальчики не вырастают.

***

Мама купила мне новый рюкзак. Сегодня иду в новую школу. Теперь мама всегда покупает мне то, что я хочу. Надо лишь взять ее за руку и попросить. Мне нравится, что она всегда делает как я хочу.

Сегодня в магазине была новая продавщица. С ней тоже все просто: она старая и глупая. Сразу протянула мне руку и дала шоколадку с орехами. Люблю такой.

Надо будет попросить у мамы новый телевизор: хочу уже цветные мультики смотреть. Мама теперь редко зовет меня по имени, но зато всегда делает как я хочу.

Мне нравится.

***

Даже интересно, как скоро эти идиоты из Департамента поймут, что их проект – полная чушь: как они себе планирует вырастить своих телепатов и прочих, если это – врожденные способности?

Нам нужно получить доступ к одаренным детишкам и взрослым, изучить их, чтобы определить, что именно в их мозгах и организме дает такой интересный сбой. Но кто мне позволит проводить опыты на людях? Хоть здание выделили – смогу выращивать своих питомцев.

Что бы сделать со старым директором? Говорят, он – очень суровый, военный как-никак. Посмотрим на его выдержку.

***

Я чувствовал, как чужие воспоминания смешиваются в моей голове, перед глазами мелькали странные картинки из чьего-то прошлого. Пытался ухватиться за какое-то яркое воспоминание, за что-то, лежащее на поверхности, но сделать это не получалось.

Схватил мужчину за запястье и сжал его, продолжая врываться в чужие мысли и воспоминания, пытаясь найти там что-то устойчивое.

Я слышал чей-то крик, что-то вонзилось в мое плечо. Помогите. Пожалуйста, по…Я – гениальный мальчик... Если бы я мог…

***

В комнате темно: мама, наверное, выключила свет, когда я заснул. И укрыла меня одеялом. Иногда она забывает мое имя или кто я, но пока еще получается ей напоминать. Иногда она забывает мой возраст. Наверное, не стоило так часто использовать на ней влияние, но спросить было не у кого, так что особого выбора и не было. Отец так и не вернулся, зато получилось правильно настроить директора школы. Удивительно наивный дядя: я в двенадцать знаю, как распорядиться деньгами, которым он не может найти место в сорок два. С ним стоит быть аккуратнее.

Глава 23

Лиза выглядит уставшей: бледная и осунувшаяся, она странно дергается, когда я касаюсь ее. Может, проблемы с матерью? Мне, конечно, везло, но брат часто получал от отца и потом также шарахался от всех.

Девочка начала носить красную нитку на запястье. Говорит, что это – к удаче в любви. Киваю, но абсолютно не понимаю, о чем вообще идет речь. Но если она начнет встречаться с кем-то, может, сумеет справиться со своей странной тягой ко взрослым мужчинам.

Удивительно, что брат до сих пор не заметил ее проблем, хотя они живут в одном доме… Или она живет через дом? Вечно путаю их, хотя Лиза, конечно, симпатичнее. Надо что-то придумать, чтобы забрать Лизу к себе.

***

Этот идиот опять что-то вынюхивает. Его наняли вести баскет и математику? Так пусть ведет! Эти дети – мои, как и деньги их родителей. Эта школа – моя. И жалкий закомплексованный мужчинка не сможет этого изменить!

Лизе так идет эта юбка: со складками, выше колена – девушки в этом возрасте прекрасны: еще чисты, но от них уже веет готовностью, желанием. Некоторые девочки так прекрасно созревают раньше сверстниц. И она тоже моя.

Надо бы разобраться с мумией, пока она не начала мешать делам: старуха слишком высокомерна и обижена, чтобы спустить потерю должности. Но она прекрасно справляется с документами… Надо заказать таблетки – голова не перестает трещать. Может, Игорь знает, с чем это связано?

***

Я открыл глаза и, когда перед глазами перестали мелькать пятна, увидел над головой серый потолок. Голова болела, наушники с меня снимать не стали. Это и к лучшему – в тишине прекрасно. Медленно повернул голову направо: спиной ко мне сидел лысый мужчина с широкими плечами. Он смотрел на дверь.

Аккуратно попытался приподнять руку, но не смог этого сделать: кажется, меня приковали к кровати как буйнопомешанного. Хотелось пить.

Повернул голову влево. Хотелось спать. Мне поставили капельницу? Со сгибом локтя левой руки было что-то не так. Сил звать Алекса не было.

С трудом разомкнул губы и попросил воды. Надеюсь, меня услышали. Глаза устали смотреть. Закрыл их.

***

Мне нравится гулять по лесу: вокруг нет людей, широкие ветви прячут от солнца, их шелест шепчет и успокаивает. Мягко вспорхнула птица справа наверху. За одним из деревьев пробежало мелкое животное. Скорее всего, белка. Учителя говорили, что они здесь есть. Тропинки протоптаны, но их редко чистят.

Сестра закончила учиться и уехала в Канаду. Сказала, что сама выбрала место, но я знаю, что это не так: нас отправят туда, где мы родились. Значит, она родом из Ванкувера. Интересно, а я откуда? Где вообще ковры на стену вешают? И зачем? В книгах об этом ничего нет. Надо было спросить у Сары, но расстраивать ее не хотелось.

Под ногами хрустят листья, пока иду к речке. Она замерзнет через пару месяцев, но пока что ее течение способно дарить покой. Вхожу в поток и закрываю глаза.

***

С Лизой что-то не так. Я говорил об этом Вове, но он лишь отмахнулся. И попросил держаться от девочки подальше. Брат стал совсем дерганым.

Сегодня все же схожу к ней домой: не с матерью, так хоть с соседкой поговорю. Это странно, что несовершеннолетнюю девочку отпускают на какую-то олимпиаду в сопровождении взрослого мужика.

Надо объяснить им, что не стоит этого делать, но как? Может, все обойдется? Поговорю с Витей сначала.

***

В голове была каша из чужих воспоминаний. Я не мог понять, откуда все это взялось, потому что моя телепатия работала Элис не так. Не должно быть такого объема информации в голове. Эти люди точно что-то сделали со мной.

Может, один из уколов? Но я никогда не слышал о таких стимуляторах. Надо было выбираться из этого места, но как?

И надо было вытащить из школы эту Полину: все, скорее всего, в курсе, что она из Ассоциации. В этом деле с самого начала все было не так.

Не стоило лезть.

Идиот.

***

Кто-то потряс меня за плечо. Открыл глаза и поморщила от яркого белого света. Привыкнуть к нему оказалось легче, чем в первый раз.

Мужчина в сером костюме добродушно скалился, словно специально сощурившись. Светло-серый потолок оказался с частыми черными точками, похожими на мелких жуков, бегущих по потолку.

Он наклонил голову вправо и пошевелил губами. Наверное, спросил о самочувствии. Кивнул и открыл рот, чтобы сказать о боли в левой руке, но закашлялся от прохладного воздуха.

Мужчина мягко похлопал меня по плечу и исчез. Видимо, сел на стул рядом. Повернул голову вправо – он был там. И снова шевелил губами.

Его глаза были большими и пустыми, как у мертвой рыбы. Отчего-то они казались знакомыми.

Хотелось пить. Снова попытался сказать о боли в руке, но кашель опять помешал.

Мужчина махнул рукой и к моим губам поднесли детскую бутылочку. Там была вода. Прохладная, свежая, почему-то сладковатая. Соска мешала делать большие глотки, но и так это было прекрасно. Я наполнял рот водой и гонял ее по всей полости. И только потом глотал.

Бутылочка опустела быстро, ее убрали, мужчина снова начал шевелить губами.

Я спросил, что с моей левой рукой. Кажется, он сказал, что так меня кормят. Там точно было что-то про еду.

Попросил снять наушники. Он отрицательно покачал головой. "Так надо".

Он снова пошевелил губами и положил сухую широкую ладонь на мой лоб. Только не снова.

***

С наслаждением потянулся до хруста в шее и теперь они болит. Старость, видимо. наступает. Наконец-то я получил эту школу себе и смогу все исправить. Эти жалкие высокомерные идиоты даже не понимают, как надо использовать свои ресурсы. Что ж, я наглядно все продемонстрирую.

Жаль, что не получилось пройти стажировку в Департаменте, но Игорь достаточно хорошо торгует лицом, чтобы это не стало проблемой. А Миша после той девчонки мой с потрохами.

Осталось заткнуть его брата, хотя это можно поручить Мишке. Пусть держит этого моралофага в узде.

Голова постоянно ноет. Почему так тяжело найти литературу по экстрасенсорике в России? Всякой чуши про зарядку воды и магию полно, но полезных книг нет.

Надо проверить Игоря: может, ему что-то говорили в Департаменте.

Жаль, что по близости нет вузов: дети абсолютно не представляют, что делать с собой после выпуска. Можно попытаться договориться о знакомствах с профессиями, но как бы эту идею протащить?

Вобла явно не захочет утруждаться, а потом будет удивляться, почему среди учеников нет нового Маяковского или Гагарина.

Даже чай здесь отвратительный и ручки постоянно пропадают. Кому вообще надо воровать ручки? Видимо, это проблема всех новых муравейников.

Зато никто не будет мешаться под ногами.

***

В кабинете старика наконец-то тишина. Мужчина предложил мне сесть на стул напротив, поправил очки, переложил какие-то листы из правой стопки в левую, поднял голову. Повторил предложение.

Одергиваю рукав рубашки, изображая волнение, улыбаюсь и сажусь.

– Павел Викторович, я хотел бы поговорить с вами про ваши инициативы, – киваю и кладу руки на колени ладонями вниз. – Алевтина Сергеевна обеспокоена тем, что вы решили самовольно забрать детей с урока и увести их ... куда, кстати?

– В технический университет на день открытых дверей.

– Да, итак, Алевтина Сергеевна обеспокоена вашим поведением.

– Прошу прощения, но я не совсем понимаю, что сделал не так: это посещение проводилось в рамках внеклассного мероприятия с детьми, находящимися под моим руководством. Посещение было согласовано с университетом и родителями ребят...

– Но вы не поставили в известность руководство школы.

– А должен был?

– Разумеется. Павел Викторович, вы же пошли с нашими учениками на мероприятие! А если бы что-то случилось?

Солнце слепит глаза и я закрываюсь рукой, от его лучей. Подхожу ближе к столу мужчины, пытаюсь взять лист со стола, но рука проходит сквозь него. Справа в углу написано "Директору СОШ №312..." Вглядываюсь в лица мужчин внимательнее. Они не двигаются. Тот, что моложе, поворачивает голову в мою сторону и растягивает губы в улыбке. Его рот наполнен острыми зубами. Его глаза пусты. Они поглощают солнечные лучи. Я кричу.

***

Что-то неприятно жужжало надо мной и справа. Я поморщился и открыл глаза. Противный белый свет заставил зажмуриться и застонать от боли. Поднял правую руку и надавил на сомкнутые веки.

Поднял руку. Распахнул глаза и осознал, что могу видеть и слышать. И двигать рукой. Поднял левую руку, согнул ее в локте. Сгиб локтя болел. Медленно приподнялся и сел, опершись на изголовье кровати.

На левой руке были следы от уколов и синяки. голова немного болела. Провел правой рукой по шее. Она была перевязана чем-то. Бинты? Больница?

Справа была маленькая тумбочка, на которой стояла бутылка без этикетки и картонный стакан. Напротив была застеленная кровать. Окно слева было закрыто. Дверь была закрыта. В комнате пахло хлоркой и чем-то соленым. На полу был линолеум.

Все казалось каки-то странным, нереальным. Надавил на сгиб левого локтя. Боль приятно растеклась по руке. Улыбнулся и почувствовал, как напрягаются мышцы лица.

В комнате было только жужжание ламп. Откинул простынь и свесил ноги с кровати. Аккуратно встал. Комната дрогнула перед глазами. Пол был холодным. Я не сплю.

Через минуту медленно пошел к двери. Шагать было странно тяжело, словно я давно не ходил. Дверная ручка была тугой – с трудом получилось надавить на нее, пришлось всем телом налечь на дверь, чтобы открыть.

Я действительно был в больнице: мимо ходили женщины в халатах или в форме, люди в халатах или пижамах.

– Саша? – справа сидел Олег. Он странно смотрел на меня и сминал в руках плотный бумажный пакет. – Тебе уже можно вставать?

– Не знаю, но раз стою, значит можно. Что ты здесь делаешь?

– Я ... ты что-нибудь помнишь? – мужчина в костюме раскрывает зубы в улыбке, протягивает руку. Вокруг темнота.

– Нет. – спасительная тишина давит на уши и связывает. – Ничего.

Глава 24

Олег вернул меня в палату и заставил лечь. Мужчина выглядел виноватым и словно испуганным. Он вызвал медсестру и сел на табуретку у койки.

– Что со мной случилось? – я не мог понять, почему Олег так смотрит, как оказался здесь, почему меня отпустили. Пальцы слегка дрожали.

– ... нашла тебя на скамье у твоего подъезда и, когда не смогла добудиться, вызвала полицию и скорую.

– Кто нашел?

– Соседка твоя снизу. Которая постоянно там сидит, – Олег начал говорить медленнее. – Ты еще говорил, что она следит за тобой...Как же...А! Валентина Антоновна. В общем, она возвращалась домой и увидела тебя, забеспокоилась, потому что ты "хороший мальчик, вежливый", – Олег усмехнулся, – и вызвала полицию со скорой.

– Сколько я здесь?

– Часов восемь.

Медсестра вошла, поругала за то, что поднялся без ее ведома, померила давление, температуру и велела лежать и не вставать без необходимости. Она не знала ни что со мной, ни как я оказался здесь, но считала, что мой "папик" оплатил эту палату. Интересно. Олегу велела следить за мной и посоветовала сопровождать даже в туалет. Когда женщина ушла, он продолжил.

– Мне позвонили днем как твоему контактному лицу.

– Сколько меня не было?

– Ты о чем? Мы вчера разошлись, а сегодня ты загремел сюда...Точно не помнишь, что с тобой случилось? – Олег говорил обеспокоенно. Я не мог определить, врал он или нет. Пальцы задрожали, смял простынь в руках, чтобы скрыть дрожь.

– Нет. Кажется, я пошел к метро и упал... – это не было похоже на сон. Галлюцинации? – У меня нет синяков или следов каких-то? Что с моими вещами?

– Нет. Кстати, откуда у тебя деньги на такую палату?

– Какую?

– Хорошую. Тут и туалет свой, и кровати хорошие, регулируемые, тумбочки. столы, жалюзи, пол хороший, вызов медсестры проведен...– удивленно посмотрел на Олега.

– А это такая редкость? Она же не одноместная, да и кровать мягкой не назовешь... Да и мне откуда знать, почему я тут лежу.

– Прости. Просто удивительно, что все так хорошо сделано.

– А ты давно в больницах лежал?

– Ну, да. Может, просто все обновили.

Я повернул голову сначала влево, потом вправо и почувствовал странную боль в шее. Провел по ней пальцами правой руки и, кажется, почувствовал что-то. След от укола?

– Олег, ты не мог бы осмотреть мою шею? Слева. Кажется, я нащупал след от укола. Мне же в шею ничего не кололи?

– Не должны были, вроде. – Он кивнул и обошел кровать. Я повернул голову, чтобы ему было удобнее. Мужчина достал телефон и открыл "зеркало", настроил масштаб и надавил пальцами на то же место, которое вызвало подозрения у меня.

***

Что-то было не так с этим делом с самого начала. Надо было передать его в центральный отдел, как того хотел шеф. "Но у нас же есть Сашка". Теперь приходится возиться с ним, чтобы ассоциация не отодрала нас за халатное отношение к щеночку.

Что он вообще на лавке забыл? В квартиру зайти не мог? Игорь следит за нашей работой, так что надо как-то свернуть все это расследование. Но как?

Пацан отправил запрос своим.

Меня окружает туман, горький и холодный. Голова раскалывается. Павел Викторович сжимает мое запястье и что-то говорит. Голова раскалывается. Помогите. Пожалуйста, помогите мне

***

Перед глазами мелькали разноцветные огоньки. Я пытаюсь коснуться их, они должны быть теплыми и мягкими. Мне говорили, что я – красивая. Мама говорили, что это – мое преимущество. Интересно, если я красивая, то почему папа не остался с нами?

Не хочу делать уборку, но мама сказала, что не отпустит меня к Поле, если не сделаю. В последнее время ее часто со мной путают. Разве мы настолько похожи? Даже Павел Викторович теперь иногда ее к себе зовет.

Мне нравились наши разговоры. Он всегда называл меня особенной, а теперь он говорит это ей? Иногда мне кажется, что и мама спутала бы меня с ней. Что-то нет так.

Я стоял и смотрел, как девушка убирает прядь волос за ухо, ее губы шевелятся, но она не издает ни звука.

Подхожу к ней и касаюсь плеча.

Я понимаю, что меня там не было. Я не знаю, когда меня там не было.

.

***

–Кажется, да. Есть след. Я поговорю с врачом и медсестрами. Отдыхай.

Я хотел спросить про дело, про Департамент и школу, но Олег быстро собрался и ушел. Все казалось каким-то нереальным. Или, наоборот, мой плен был всего лишь сном? Но бы след от укола. Попытался сосредоточиться и позвать Алекса, но не смог: голова была ватной, тяжелой. Я закрыл глаза.

Не видеть было приятно. Мысли текли вяло, понять, как я оказался здесь, не получалось. Надо было как-то убедиться в реальности происходящего.

С Олегом что-то было не так: мысли в его голове были странно вязкими, скользкими. Кто-то поработал над ним? Но кто, когда и зачем? Зачем надо было похищать меня, а затем освобождать? И, видимо, оплачивать палату.

Может ли это быть частью какого-то эксперимента? кажется в теплице у лицея выращивали что-то... Надо как-то узнать больше об этом. В курсе ли Павел Викторович, что я был там? Если нет, то есть шанс пробраться туда еще раз и все внимательнее изучить.

Но что, если это был не он? Нет, это – лишнее усложнение. Итак, зачем меня похищать? Из-за видео? Но тогда зачем было удерживать... А во сколько меня нашли?

Хотел позвать Алекса, но во рту было странно сухо, хотел провести языком по губам, но почувствовал влажную тряпку во рту.

Кто же у нас тут? Какой хороший мальчик.

***

Раздражающее жужжание, наконец, оборвалось. Кто придумал заводить будильники на восемь утра в субботу? Лучшее начало выходного. Хорошо хоть никто не ревет – Рада, конечно, солнце, но откуда в маленькой девочке такая мощь?

Кажется, Маша хотела съездить к матери. Наверное, и мелкую с собой забрала. Люблю ее.

Захожу на кухню и нахожу бутерброды и два вареных яйца на столе. Хозяюшки. Достаю из холодильника сок и на дверце вижу записку: «Ушли к бабушке. Целуем». Улыбаюсь и поворачиваюсь к столу, на котором стоит ваза с лилиями. Если бы я мог, то умер бы за тебя еще сотню, тысячу раз.

– Пашенька, иди кушать! – мать, как всегда, говорит слишком слащаво. Мне не пять лет в конце-концов.

Глубоко вдыхаю, считаю до трех, выдыхаю и иду на кухню. Осталось потерпеть всего пару дней, а потом – общежитие и свобода.

Женщина нервно крутит в руках вилку, ее губы дрожат, взгляд бегает по кухне. Я же был на кухне? Я хорошо над ней поработал – она ни в чем не может мне отказать.

До сих пор не понимаю, как у такой дуры мог появиться я, но приходится работать с тем, что есть. Мать дожидается кивка и приступает к еде. Хоть готовить умеет – мясо ей особенно удается.

Сверху доносится странный гул. Открываю рот, чтобы велеть разобраться, но не могу сказать ни слова. Во рту чувствуется странный вкус мокрой ткани. Нос забивает резкий запах лилий.

Гениальные мальчики не вырастают в глупых взрослых.

***

Я резко вдохнул, открыл глаза и увидел светло-серый потолок. Во рту не было кляпа, но тело все еще было привязано к кровати. Голова немного болела, в глаза словно засыпали песок, так что закрыл их и попытался выровнять дыхание. Вспомнил об охраннике и постарался незаметно осмотреться: никого в комнате не было видно. Прислушался и, кроме ламп, ничего неуслышал. Снова слышать было приятно и странно.

Раз уж никого не было, стоило попытаться выбраться. Слева был столик с бинтами, шприцами, ножницами, жгутом и скальпелем. Попытался освободить руки, но они были прикованы к кровати. Получилось немного приподняться: тело, как оказалось, привязали к кровати ремнями, на ногах и руках были браслеты, от которых шли цепи. Подергался сильнее: надеялся как-то перевернуть кровать, но не вышло.

– Я даже не знаю, было бы смешно или страшно, если бы тебе удалось перевернуть кровать, – слышать ехидный голос мелкого оказалось приятно.

– А зачем отказываться от чего-то?

– Все же забавнее было бы посмотреть на твоего сторожа, когда он, вернувшись, увидел бы труп.

– Какой ты добрый.

– Зато я понимаю, что попытка перевернуть такую большую кровать может обернуться только ненужными ранами или чем похуже.

– Кто не рискует…

– Тот не лежит мертвым или покалеченным под кроватью для психов, очевидно.

– О’кей, твои предложения?

– Алиса?

– Что?

– Раз уж ты все равно лежишь и ничем не занят, может стоит позвать нашего типа-шпиона и спросить, что она узнала?

– А мы ей верим?

– Хочешь просто здесь полежать? Подождать этого любителя связываний и поговорить о том, что шибари делают не так?

– Ты такой тактичный потому что?

– Ты больше не в какой-то тюрьме в своей голове, не истеришь и готов думать?

– Было бы здорово, если бы ты подольше оставался милашкой.

– Выберемся и порадую тебя.

– Я запомнил, – сосредоточился и попытался призвать Алису.

Глава 25

Мужчина казался смутно знакомым: он был ниже сторожа, с русыми редеющими волосами. Он улыбался так, словно мы встретились за чашкой кофе поговорить.

– Здравствуйте, Александр. – Мужчина подошел и сел на кровать, похлопал меня по ноге. Захотелось отодвинуться, его улыбка стала ярче. – Вы не можете пошевелиться, не переживайте. Итак, как вы себя чувствуете?

Я попытался что-то сказать, но во рту появился привкус мокрой тряпки. Получилось замычать.

– Ох, простите мою оплошность, – он рассмеялся и взял меня за руку.

***

– Я не понимаю, почему эти зашореные и зажравшиеся идиоты до сих пор не уволены? Неужели нельзя поставить руководить образовательной организацией тех, кто понимает хоть что-то в образовании? – раздраженно бросаю на кресло портфель и встаю перед столом. Голова просто раскалывается.

– Дорогой, тебе стоит успокоиться, – мне так нравится, как она произносит согласные – мягко, влажно, даже головная боль начинает отступать. – У тебя сейчас нет возможности изменить это. Но так ведь не всегда будет, да? – Ее руки скрещиваются на моем животе, она прижимается сзади. – Ты ведь знаешь, как изменить все? – Ее ладони скользят к моим рукам, она переплетает наши пальцы.

– Да, – разворачиваюсь в ее объятиях и касаюсь пальцами мягких светлых волос. Интересно, чем она пользуется, что они такие шелковые? Ее глаза становятся медовыми, когда она улыбается. –Я все сделаю.

Она смеется и раздражение с гневом окончательно покидают меня. Удивительно, но головная боль прекращается. Она – мой ангел.

***

Почувствовав, что соскальзываю в чьи-то мысли, больно укусил себя за руку и удивленно посмотрел на нее, затем осмотрелся – я снова оказался в больничной палате: светлая и чистая комната, в которой пахнет хлоркой. Жалюзи открыты, окно на проветривании, в углу увидел шкаф. Я не был уверен, что он был там с самого начала, но почувствовал потребность открыть его.

Встал и подошел к нему. Обычный белый шкаф с одной дверцей. Открыл ее и поморщился от резкого запаха. Лилии. На вешалке – мое пальто. Залез в карман и достал оттуда закладку с лилией.

Голова закружилась, облокотился на стену и почувствовал, как проникаю в нее, как мягко и тепло принимает бетон. Она же из бетона? Запах лилий становится сильнее.

Я поднимаю руку и внимательно осматриваю ладонь. Сжал пальцы в кулак, разжал и посчитал.

Мизинец для обещаний судьбе, безымянный для обещаний любимым, средний для талисманов, указательный для достижения цели, указательный для достижения цели, большой для самоконтроля. И теперь я понял, что было не так: на руке – шесть пальцев вместо пяти.

В палату вошел Олег. Он сказал, что мне вкололи успокоительное. В шею. Я спросил про лицей – он сказал, что начали расследование несчастных случаев. Наши голоса доносились до меня словно из-под толщи воды.

Олег помог вернуться в постель, сказал что-то про Раду и Машу. Я пытался сконцентрироваться: у меня шесть пальцев на левой руке. У человека во сне может быть больше пальцев. Но я не должен сейчас спать.

Олег положил ладонь мне на горло и сжал.

***

Горло горело – я закашлялся, задергал руками: казалось, что там что-то есть, что-то ползет и скребется по стенкам.

– Ну-ну, тихо, – мягкий голос мужчины звучал как издевка. – Сейчас все пройдет.

Он положил ладонь мне на горло и сжал, добавил вторую руку и начал давить сильнее.

***

Я иду по длинному коридору, на полу странный рисунок из больших треугольников. Мои шаги эхом разносятся вокруг. На стенах висят фотографии и грамоты. Подхожу ближе, чтобы рассмотреть людей на снимках – вокруг полумрак.

Полноватый мужчина в костюме ласково улыбается, рядом с ним – светловолосая девушка в белой блузке. Его рука – на ее плече. Ее губы растянуты в странной, словно вымученной улыбке. Она не смотрит в камеру. Они кажутся смутно знакомыми.

Поворачиваю голову и вижу впереди мерцающий свет. Иду туда. Открываю дверь, за которой мерцает свет, и понимаю, что лампа мигает в кабинете справа.

Он выглядит странно знакомым: за стеклом в белой деревянной двери можно увидеть парты и стулья, расставленные в три ряда, в одном конце висит белая доска, в другом стоят шкафы, у учительского стола – два человека, мужчина и мальчик. Открываю дверь и хочу зайти, но не могу.

– Вадим, ты понимаешь, почему остался сегодня после уроков? – голос у мужчины мягкий, низкий, успокаивающий.

– Да, Павел Викторович, – мальчик опускает голову. – Я устроил беспорядок в столовой. – он говорит без запинки, спокойно, но сам горбится. Хочу просить, где я нахожусь, но не могу произнести ни звука.

– Молодец, – мужчина ерошит волосы мальчика. – Но наказание не может быть отменено, ты же понимаешь?

– Да, Павел Викторович. – мальчик кивает и опускается на колени.

– Молодец, – мужчина гладит мальчика по волосам и поднимает его опущенную голову. – Посмотри на меня.

Я пытаюсь попасть в кабинет, но передо мной словно невидимая стена, не могу издать ни звука. Мальчик начинает всхлипывать и поскуливать.

– Ну-ну, – мужчина гладит его по голове, – Это для твоего же блага. Диких животных надо дрессировать, чтобы они не навредили людям. Ты же понимаешь?

– Д-да, – голос мальчика дрожит. Я не понимаю, что он делает с ребенком, но, кажется, ему больно. Это надо прекратить. Я должен это прекратить. Помогите, пожалуйста, помогите мне.

***

Воздух лезвием прошелся по глотке. Я закашлялся до слез. Когда открыл глаза и посмотрел на мужчину, с удивлением узнал в нем Виктора Петровича, директора лицея. Почему до меня дошло только сейчас?

– Что ж, как вы сейчас себя чувствуете? – казалось, что его действительно волновало мое состояние.

– Н-нормально, – ответил и понял, что привкуса мокрой тряпки во рту больше нет. – Зачем я здесь? – говорить было тяжело.

– Чтобы исправить досадное упущение, совершенное много лет назад, конечно. Вы забыли? – он широко раскрыл глаза.

– Мы, что, в ситкоме, что ли? – Алекс раздраженно фыркнул. – Он на тюленя похож. Не в обиду тюленям, конечно.

– М-мы говорили?

– Да. Видимо, ваш организм иначе реагирует на лекарство. Ну, хорошо, что мы выяснили это сейчас, – Павел Викторович улыбнулся и протянул руку в сторону сторожа, тот подал толстую тетрадь в твердой обложке. Директор внес какие-то пометки и продолжил. – Что ж, тогда я повторюсь. Вы должны были с самого начала оказаться под моим попечением, но, к сожалению, ваши родители, а затем и руководство, приняли иное решение. Поэтому я решил исправить это досадное недоразумение.

– Под вашим попечением? – Он знал моих родителей.

– Да.

– Почему? – Он видел меня в детстве? Откуда он их знал?

– Потому что лишать ребенка возможности расти в естественной для него среде неправильно.

– Ты для него, что, животное? – возмутился Алекс. – Что еще за естественная среда?

– Что еще за естественная среда? – произнес хором с Алексом.

– Ваша естественная среда обитания – рядом с родителями, в родном городе, впитывая родную культуру, под опекой понимающего наставника. – Это звучало как бред, но Павел Викторович говорил спокойно, с серьезным выражением лица.

– И почему родители были против? – наконец, собрался и спросил.

– Потому что в нашей стране в то время с такими детьми только начинали работать. Ваши родители могли себе позволить отправить вас в Академию и сделали это, – директор вздохнул. – А после уже ваше руководство решило лишить вас возможности общаться с теми, кто имеет схожий опыт, но растет в более комфортных условиях. – Его слова звучали как пересказ какой-то брошюры.

– И вы решили меня...похитить?

– Это не похищение, а исправление ошибок, допущенных некомпетентными людьми, – твердо и все так же спокойно сказал Павел Викторович.

– Он явно слетел с катушек, – нервно произнес Алекс. – Надо валить.

– Что ж, тогда почему я привязан к кровати? – подергал руками. – Странный способ показать лучшую жизнь.

– Это всего лишь мера предосторожности. Вы долгое время принимали лекарство, негативно влияющее на ваши способности. Его надо было вывести. – Павел Викторович начал расстегивать ремни. – Теперь же вам надо восстановиться.

– То есть вы забрали меня только для того, чтобы освободить от влияния Ассоциации?

– Конечно, – мужчина улыбнулся. – Мы потеряли слишком многих детей, поэтому пора их возвращать.

– Но я же и так вернулся.

– Пока еще нет, не совсем.

– Когда у него уже лицо треснет от этой лыбы, – прорычал Алекс. Я попробовал сесть, но Павел Викторович положил мне руку на грудь и надавил.

– Вы сможете сесть через пару часов. Пока лежите.

– Я бы хотел сходить в туалет, – он же не совсем больной, чтобы не отпустить?

– Вам помогут воспользоваться судном, – ну кто бы сомневался. Алекс засмеялся.

– Раз уж я очнулся, то, пожалуйста, просто помогите мне дойти до туалета, – постарался говорить как можно жалобно. – Пожалуйста.

– Что ж, хорошо, – Павел Викторович царственно кивнул и встал. – Поговорим позже тогда.

Он взял меня за руку, я услышал странный звон, Алекс вскрикнул. Хотел обернуться, но привлекать внимание не стоило.

Я стою на тротуаре в полоске света от фонаря. В нескольких метрах впереди – туман. Он скоро поглотит меня. Я закрываю глаза.

Мужчина с довольным лицом кивнул и молча вышел из комнаты.

– Что ж, с тобой явно что-то не так, это мы уже поняли, – Алекс на удивление радостно подбежал к закрывшейся двери. – Но, видимо, сейчас это играет нам на руку.

Я кивнул. Сторож, словно этого и ждавший, помог мне сесть, затем встать и повел к выходу.

Глава 26

– Так, мы вышли, теперь надо придумать, как отсюда свалить, – Алекс держался слева и осматривался, пока мы шли до туалета. – И что-то сделать с обувью.

Я вздохнул и продолжил ступать босыми ногами по прохладному кафельному полу. Не голый, уже хорошо, но обувь не помешала бы.

– Эй, можно мне ботинки? – раз уж мужчина пошел со мной в туалет, может он и ботинки даст? – Или хотя бы носки? Пол холодный.

Сторож ничего не ответил и продолжил идти вперед, поддерживая меня под руку. Посмотрев в его спокойное, даже расслабленное лицо с приоткрытым ртом и чуть опущенными, расслабленными веками, я понял, что он, вернее его сознание, спит. Скорее всего, поработал Павел Викторович. Но почему я ничего не знал о нем до этого? Ему лет сорок, значит хотя бы раз, но мы должны были встретиться в Академии, но его там не было. Неужели он все время скрывался? Даже когда был ребенком? Если это возможно, то надо узнать как, и кто ему помогал.

– Давай ты подумаешь обо всех важных вещах, когда выберемся, ок? – Алекс больно ущипнул меня за ладонь, недовольный тем, что я отвлекаюсь. – Здесь нет окон, мы прошли три двери. В той комнате тоже не было окон. Мы, скорее всего, под землей.

Алекс был выше, чем я помнил, он убрал отросшую челку за уши, но несколько прядей были слишком короткими и продолжили лезть в глаза. Мальчишка недовольно посмотрел на меня и ущипнул еще раз, в наказание.

Сторож, наконец, остановился у какой-то двери справа. Она была пятой с этой стороны. Мужчина открыл ее – не заперта! – и остановился.

Туалет был маленькой комнаткой, где впритык стояли унитаз и раковина. Зашел, закрыл дверь, огляделся: к стене прикреплен держатель бумажных полотенец, под раковиной был запертый шкафчик.

– Места тут маловато конечно, – Алекс уныло сидел на бачке и смотрел в сторону вентиляционного окна. – Мы застряли, да?

– Видишь что-нибудь тяжелое? – спросил шепотом. Вряд ли нас подслушивали, но вдруг были какие-то кодовые слова.

– Освежитель? – мальчишка ткнул пальцем в бутылку. Взял его, взвесил – пойдет, если ничего другого не подвернется.

Надо бы открыть шкафчик. Подергал за ручки сильнее, но не помогло.

– Ничего вроде скрепок тут нет, если что, – сказал Алекс и ударил ногами по унитазу. Так, стоп. Я повернул к нему голову.

– Слушай, а крышка снимается?

– Что? – Алекс нахмурился.

– Крышка унитаза снимается? – кивнул в его сторону. Алекс посмотрел на меня и, поняв идею, усмехнулся. Встал, обернулся и проверил.

– Снимается.

– Рискнем, – отзеркалил его усмешку, взял крышку бачка и поставил у раковины.

Взял бутылку с освежителем, открыл, резко распахнул дверь и прыснул в глаза сторожу. Тот вскрикнул, поднес одну руку к глазам, второй попытался схватить меня, но я увернулся, бросил в него бутылку, схватил крышку бачка и со всей силы ударил ею сторожа по голове. Мужчина зашатался. Я выбежал из туалета и помчался дальше по коридору.

Сторож почти сразу пошел за мной: его тяжелые шаги раздавались сзади, но, что странно, он не бежал за мной, просто шел. Что-то было не так, но оглядываться я побоялся – коридор и так плыл перед глазами.

Наконец добежал до лестницы, которая заканчивалась дверью, поднялся и подергал за ручку. Заперто. Теперь понятно, почему сторож не переживал. Подергал за ручку сильнее, но без толку. Обернулся и увидел сторожа у первой ступени. Сгруппировавшись, прыгнул на него.

Мужчина, не ожидавший такого, пошатнулся и упал. Его руки оказались у меня на поясе. Ударил его кулаком в шею – он захрипел. Схватил за голову и с силой ударил ею об пол. Хватка его рук ослабла.

– Он вообще жив? – нервно спросил Алекс.

– Плевать, – холодно ответил и принялся обыскивать карманы сторожа: складной нож, наручники, связка ключей.

– Очень гуманно.

– Пожалею обо всем дома, если выберусь.

Сторож был жив. Стоило поторопиться в таком случае. Забрал найденное и поспешил к двери. В связке было три ключа. И ни один не подошел. Твою мать.

Спустился к мужчине, он все еще лежал, но скоро мог очнуться, так что стоило поторопиться. Снял ботинки, проверил размер – сорок пятый. Великовато, но выбирать не приходилось, так что надел и зашнуровал потуже. Подошва у них была хорошей, толстой, сами они тяжелыми. Стянул с мужчины носки. Он захрипел. Стоило поторопиться.

Аккуратно перевернул его на живот и быстро с силой провел лезвием поперек его левой ноги чуть выше пятки – там должно было быть ахиллово сухожилие. кровь хлынула, мужчина застонал.

– Я потом вызову скорую. Прости меня, – надо было проверить двери в коридоре. Три ключа к трем дверям. Если они не подходили к двери, ведущей на свободу, то за ними могло храниться оружие или телефон.

– Это уже не самооборона, – Алекс нахмурился и закусил губу. – Он же умрет тут.

– Либо он, либо мы, – пошел к ближайшей двери.

– Тогда почему ты ему горло не перерезал?

– А вдруг он выживет? Тогда рана на ноге даст нам преимущество. Я не хочу его убивать, но ты же видишь, что он нам не помощник, – дверь оказалась не запертой и была каморкой уборщицы: на крючке висела синяя футболка, похожая на верх от формы медсестер, у стены стояли швабры в ведрах и стеллаж с моющими средствами и перчатками. Проверил карманы футболки, внимательно осмотрел стеллажи и стены, но ничего не нашел.

Следующая дверь оказалась запертой, один из ключей подошел. Открыв, увидел большой письменный стол, приставленное к нему кресло с одной стороны и два стула с другой, у стен слева и справа стояли шкафы от пола до потолка. Все это выглядело странно знакомым. Я подошел к столу, провел по поверхности ладонью. Показалось, что на нем должны лежать листы. Папка и два листа. Я должен был поставить внизу подпись. Я должен был…

– Мне кажется, это пиздец, – Алекс шокировано зашел и включил свет, нажав на кнопку у книжного шкафа справа. – То есть, мы были здесь? В этом кабинете?

– Видимо, да, – голос немного дрожал, но надо было держаться. Надо было выбираться. Обошел стол и полез в ящики. – Но зачем ему так обустраивать все это?

– Без понятия, но это в любом случае крипово, – мальчишка сел на стул, который во время "визита" занимал я. – Он отстроил в подвале кабинет и привел тебя сюда вместо того, чтобы отвести в... Слушай! А если мы в школе? То есть, на самом деле в школе!

– И он настолько ненормальный, что решил держать на территории государственной образовательной организации человека? – разочарованно закрыл последний ящик – только пустые листы и ничего полезного; пошел к полкам слева от стола. –Ты же понимаешь, что это – абсурд. Павел Викторович может быть сколько угодно не в своем уме, но он же не дурак, чтобы так себя подставлять: школы ежегодно проверяют, а он ведь еще и во все проекты, в какие смог, влез.

– А похищать человека из полиции прямо на улице – верх осторожности, – Алекс хмыкнул.

– Возможно, это из-за той карты, которую мы нашли.

– А, может, он действительно поехал кукухой и решил сделать из тебя ручного телепата, – Алекс полез под стол.

– Ты чего?

– А вдруг там тайник? – раздалось из-под стола вместе со стуком.

– Нет там никакого тайника, – я устало вздохнул. – Думаю, тут вообще ничего нет. Пошли дальше: Павел Викторович может скоро вернуться.

– А почему ты его так называешь постоянно? – Алекс, будто только этого и ждал, выбежал из кабинета и, припрыгивая, пошел дальше.

– Как?

– Павел Викторович.

– Потому что его так зовут?

– А почему не В.? Или по кличке? – Алекс подергал ручку двери – заперто.

– Так ты же у нас клички даешь, – усмехнулся, попробовал открыть дверь без ключа – не вышло.

– Тогда пусть он будет, – торжественно произнес Алекс, открыл рот, собираясь как-то обозвать Павла Викторовича, затем нахмурился, закрыл рот, снова открыл, но не смог ничего сказать.

– Что такое? – мальчишка молча посмотрел на меня, закрыл глаза, пошевелил губами.

Я почувствовал странную нервозность, словно то, что делал Алекс, было опасным, могло как-то навредить нам обоим. Надо было его остановить. Да, нельзя ругать Павла Викторовича.

– Алекс, хватит, – через силу произнес я. – Не надо.

– Не могу, – мальчишка закусил верхнюю губу. – Даже беззвучно не могу никак его обозвать.

– Потому что Павла Викторовича нельзя ругать, – взял Алекса за руку, сжал его ладонь. – Он накажет нас, если мы будем его обзывать.

– Саша, – Алекс посмотрел мне в глаза, его голос дрожал. – Он что-то с нами сделал.

– С чего ты взял? – я рассмеялся и проверил последний ключ, который не подошел. Мы пошли дальше. – Может, я и не хочу его как-то обзывать, а ты не можешь ничего придумать, но мы же только что по нему прошлись. У нас есть другие проблемы.

– Кстати, интересно, когда нас снова навестят? – смена настроения у Алекса как всегда молниеносная: он снова весело улыбался и спешил к очередной двери.

Сколько их всего? Сколько мы прошли? Зевнул и прислонился к стене. Отдохнуть не помешало бы. Сполз по стене не пол.

– Ты чего? – Алекс подбежал и присел на корточки. – Там, кстати, все двери заперты, кроме нашей клетки.

– Устал, – вяло произнес и закрыл глаза. – Немного посижу и пойдем, хорошо?

– У нас нет на это времени: в любой момент либо тот мужик сюда приползет, если жив еще, либо директор твой припрется. Саш? – Алекс потряс меня за плечо, но сидеть с закрытыми глазами было очень приятно. Всего пять минут.

Глава 27

Мне казалось, что прошло всего несколько минут, но, когда Алекс закричал в ухо, разбудив, я почувствовал, как затекли шея и спина.

– Живо вставай и прячься! – мальчишка увидел, что я проснулся и схватил за руки, потянул наверх.

– Сейчас-сейчас, – ноги с трудом сгибались, колени хрустнули, пока вставал. Алекс мельтешил перед глазами. – Что такое?

– Нам нужно проверить оставшиеся двери, – мальчишка хмуро на меня посмотрел и пошел вперед. – Или ты хочешь тут умереть от голода?

– То есть ты просто решил оглушить меня? – пошел за Алексом: он, видно, уже проверил все двери, так что оставалось поработать открывашкой.

– То есть тебе нормально здесь спать? Совсем крыша поехала?

– Слушай, нас схватили и чем-то накачали, мы неизвестно где и не можем отсюда выйти, я только что возможно убил человека, которому промыли мозги! – я пытался не повышать голос, но не получалось. – Возможно, моя сестра и люди, кормившие и одевавшие нас с детства врали нам! – руки задрожали, сжал ладони в кулак. – У меня в голове – каша из чужих воспоминаний. Я не понимаю, как работают мои силы! – воздух в легких неожиданно закончился.

Глубоко вдохнул и посмотрел на Алекса, который стоял и смотрел на меня с непривычно-болезненным выражением лица. Поймав мой взгляд, он подошел и обнял, медленно и мягко похлопывая по спине.

– Так что да, – сказал я устало. – Мне нормально здесь спать.

– Давай хотя бы на койке, м? – Алекс улыбнулся и прижался ближе. – Вставать с хрустом не круто.

– Ладно, – кивнул и отстранился. – Можем по пути проверить двери.

– Хорошо. Тут только закрытые и остались. – Алекс повел меня к ближайшей двери.

Он косился на меня, но ничего не спрашивал. Я чувствовал себя динамитной шашкой с подожженным фитилем – сил сдерживаться и не разнести все вокруг почти не было и с каждым вопросом они все уменьшались. Надо было поскорее выбираться и выпить таблетки – они всегда помогали прийти в себя. Что же в них такое было? Вроде, Элис как-то рассказывала, но я не... А когда мы вообще познакомились?

– Саша? – обеспокоенный голос Алекса вернул меня в реальность: нам осталось проверить три двери. – Что с тобой?

– Скажи, Элис ведь наша сестра, так?

– Ну, твоя, если быть точным, а что?

– Родная?

– Дааа... – Алекс склонил голову вправо, почти касаясь ухом плеча, потом резко поднял ее обратно. – Или нет? Да, точно, нет.

– Откуда ты знаешь? – я уставился на мальчишку, который продолжил разминать шею поворотами влево-вправо и наклонами. – И зачем ты это делаешь?

– Лучше думается, – Алекс пожал плечами. – Потому что помню, как она встречала нас в аэропорту, когда мы улетали, но до этого я ее не видел.

– Тогда почему мы называем ее сестрой?

– Ты у меня спрашиваешь? – мальчишка усмехнулся, но почти сразу посерьезнел. – Послушай, это прекрасно, что ты задаешься такими важными вопросами самоопределения, самопознания и прочей сложной фигни, но давай не сейчас – в любой момент может явиться неадекватный директор и устроить нам очередную промывку мозгов.

Алекс со своими отросшими волосами, насупившийся как недовольный хомяк, достающий макушкой мне до подбородка, показался таким серьезным, взрослым, забавным, что я не удержался и рассмеялся. И продолжил смеяться, пока дверь, которую мы проверяли, не открылась одним из ключей.

Комната оказалась маленькой: у стены слева стояли стол, на котором лежал наполненный чем-то пакет, и два стула, справа в дальнем углу – серый шкаф до потолка с одной дверцей. В пакете были контейнеры с едой, целлофановый пакет с несколькими кусками хлеба и запечатанная бутылка с минералкой.

– Ты же не будешь это есть? – Алекс поймал мой жадный взгляд, остановившийся на контейнере с кусочками мяса.

– Ты про что? – я потянулся к пакету с хлебом.

– Там может быть яд или снотворное. Или галлюциноген.

– Если нам придется бежать или драться, то лучше бы у нас были на это силы. Так что я рискну, – я достал из пакета хлеб и с наслаждением откусил.

Он был кислым и чуть горьким. Вкусным. Медленно прожевал, проглотил. Открыл бутылку, сделал глоток. Вода была газированной, тоже чуть солоноватой. И внезапно пришло осознание, что я сделал. Перерезал сухожилия человеку. Он мог истечь кровью и умереть. Возможно, он пытался подняться по лестнице, но не смог. Может, пытался доползти до одной из открытых дверей, но умер. Надо было проверить. Алекс что-то крикнул, но я поспешил к лестнице.

– Да стой ты! – мальчишка схватил меня за руку и дернул на себя. Голова закружилась, пришлось облокотиться на стену. – Чем ты ему сейчас поможешь? Ноги перебинтуешь? Своему похитителю? – Алекс нервно засмеялся. – Очнись! Если он умер, то у тебя на одно препятствие к свободе меньше. Ты сам так подумал, разве нет? Сейчас надо найти способ выбраться или набраться сил. У нас нет времени заботиться о нем.

– Но он же был одурманен, – я хмуро посмотрел на Алекса. – Вдруг он делал это не по своей воле?

– А ты по своей воле его порезал, – мальчишка хмыкнул. – Знаешь, ты поздновато спохватился: если он жив, то потерпит пока мы не найдем выход, а если умер, то ты зря потратишь время и силы. Поиграть в рыцаря можно и на свободе. Так что давай сначала все проверим и найдем способ выбраться, а потом уже подумаем о том мужике, ладно?

– Нет, – я глубоко вдохнул и пошел к лестнице, опираясь на стену.

– И что ты будешь делать, если он мертв? – Алекс раздраженно шел впереди. Наконец, его волосы сменили цвет. На рыжий. Его веселили мои страх и нерешительность? Гаденыш.

– Вернусь и продолжу искать способ выбраться.

– А если жив?

– Перевяжу ноги и продолжу искать способ выбраться.

– Мистер Найтингейл, как это мило, – Алекс наигранно всплеснул руками и широко распахнул глаза.

Ответить на еще одну издевку помешал лежащий впереди мужчина. Он пытался ползти в нашу сторону, но, видимо, сил не осталось. Я подошел ближе. Лысая голову вздернулась, но у лежащего не было сил даже перевернуться.

– Помочь? – присел рядом с ним на корточки. Мужчина повернул голову и равнодушно посмотрел на меня. – Если ты ничего не скажешь, то я не пойму, что мне сделать.

– Ты в курсе, что это выгляди как издевательство? – Алекс усмехнулся и уселся по другую сторону от мужчины, который продолжал молча смотреть на меня.

На полу были следы крови, но, проверив его ноги, я увидел, что они больше не кровоточили.

– Даже порезать насмерть не смог, – Алекс грустно вздохнул. – Слабак.

– Ой, заткнись. Пошли тряпки искать, – я медленно встал и пошел обратно.

– Хочешь попробовать задушить?

– Не смешно и банально. Ноги ему перевяжем на всякий случай.

– Опять же, поздно ты спохватился, конечно. Но пошли. Заодно еще поешь. Хотя, возможно, не стоит: на голодный желудок ты соображаешь лучше.

– Вообще-то как раз ты и не хотел, чтобы я его убивал.

– Но тратить время на спасение того, кого сам покалечил, – глупо. Особенно сейчас. Лучше шагай бодрее.

Я отмахнулся, но постарался ускориться. Нам действительно стоило выбираться как можно скорее. Камер, вроде, нигде не было, но директор мог вернуться в любой момент. Определить, сколько прошло времени с его ухода, не получалось. У меня всегда были проблемы с внутренними часами из-за способностей, но сейчас было страшно даже секунды считать: словно все это – сон. Зажмурился и подергал волосы на затылке, сосчитал до десяти и открыл глаза. Спина Алекса была впереди, я обернулся и увидел лежащего на полу мужчину. Волосы мальчишки словно темнели на глазах, превращаясь из рыжих в русые. И почему всегда именно волосы?

Мы вернулись в комнату с едой. Я сделал еще несколько глотков газированной воды и осмотрел шкаф у стены. В нем висели несколько больших черных футболок и кофт, аккуратно сложенные джинсы лежали на черных ботинках. Померил обувь – великоваты, по размеру как у сторожа. Одежда, судя по размеру, тоже была его. Надел футболку и джинсы – не хотелось ходить в больничных вещах. В кармане кофты был сложенный вчетверо тетрадный лист с чьим-то номером. Ни ключей, ни телефона снова не было. Если сторож в этой комнате переодевался и ел, то какова вероятность, что и его заперли здесь? Принюхался к вещам и почувствовал свежий запах порошка – вещи где-то стирали, но где? Еще раз осмотрел комнату, но больше ничего не увидел.

– Что будем делать? – Алекс нервно перекатывался с пятки на носок и посматривал в сторону мужчины, неподвижно лежащего в коридоре.

– Закончим проверять двери. Если найдем там что-то полезное, то попробуем выбраться.

– Ты про шпильки?

– И скрепки. Для этого, – кивнул в сторону мужчины, – надо бинты раздобыть, наверное.

– Прекрасно, только мы же не умеем вскрывать замки, – слышать нервозность в его голосе было непривычно.

– Вот и научимся, – усмехнулся и почувствовал, что чем больше нахожусь здесь, тем больше становлюсь похожим на Алекса.

Мы проверили оставшиеся двери, но все они были заперты и, наконец, пришлось вернуться к палате. Заходить туда не хотелось, словно как только я переступлю порог, меня снова привяжут к кровати и лишат способности даже есть и в туалет ходить.

Алекс вошел первым и осмотрелся.

– Ну, шпилек или чего-то такого тут нет, но есть скальпель. Берем?

– Да, пригодится. – под кроватью лежали закрытые упаковки с бинтами и ватой. И зачем столько?

В углу стояла тумбочка с приоткрытой дверцей. Подошел к ней и нашел внутри черный пакет, в котором лежала маленькая круглая сумочка красного цвета. Внутри были банковские карты на имя Елизаветы Сидоровой и Владимира Шохова и три тысячи рублей.

– И кто же это сюда принес? – Алекс с интересом рассматривал сумку.

– И зачем? – осмотрел сумку еще раз. Она выглядела новой и дорогой: из мягкой кожи с аккуратной вышивкой, с позолоченным замком и блестящим камнем в центре цветка. – Как думаешь, сколько она стоит?

– Много. На ней, конечно, нет марки, но выглядит она элегантно, богато, – Алекс засмеялся, когда увидел, как я перекидываю ремень через плечо. – Забрать решил?

– Да: с карманами у нас беда, а улики куда-то складывать надо.

– Интересно, ищет ли нас Олежка, – Алекс вздохнул и продолжил осматривать нашу палату.

– Как минимум, уже должен был начать: мы здесь явно не пару часов, так что он должен был заподозрить неладное.

– Мы здесь точно несколько дней, – мальчишка уселся на койку и обнял подушку.

– Думаешь? – я водил руками по стенам, простукивал их, надеясь найти какие-то выемки, тайники или скрытые двери, но без особой надежды.

– Да. Тебя кормили через капельницу, катетер вставляли, чтобы не водить в туалет – все это не стали бы делать ради пары часов заключения, так что мы тут давно, – Алекс нахмурился. – Но ты ведь и сам это знаешь, – мальчишка встал и подошел ко мне, обнял. – Не сомневайся в себе сейчас. У нас нет на это времени. Когда выберемся, разберемся и с твоими силами, и с твоей вменяемостью. Сейчас не забивай этим голову.

Я крепко обнял его в ответ и глубоко вдохнул исходящий от волос Алекса аромат сирени. В комнате В. пахло лилиями. Должно быть, это – любимый запах его матери. Или у него самого. Почему же карта В. была здесь вместе с картой Лизы? Я не мог вспомнить фамилию девушки, которая была в отношениях с М., но казалось, что это – один человек.

Мы еще раз осмотрели палату, взяли бинты, вату и пошли обратно, не найдя больше ничего полезного. Видимо, нам оставалось только ждать прихода директора.

Глава 28

Мужчина лежал там, где мы его оставили, тихо и неподвижно. Испугавшись, проверил его пульс – живой.

– Да что ему сделается? – Алекс фыркнул и пнул его в бок. – Громадине такой.

– Умереть от потери крови любой может, – бросил на мальчишку удивленный взгляд и присел рядом с телом. – Вообще-то, это было твоя идея – помочь ему.

– Да? – Алекс сел по-турецки у ног мужчины и оперся головой на руку. – Ну, мы же уже проверили, что он жив, так что можно расслабиться.

Я покачал головой, немного закатал штаны мужчины, смочил вату в перекиси, которую с усмешкой протянул Алекс, и постарался обработать порезы. Они не казались очень глубокими, но крови на полу было много. Может, ему давали какие-то препараты, влияющие на свертываемость крови?

– Не хочешь попробовать проникнуть в его мысли?

– Не уверен, что что-то изменилось с последней попытки.

– Тогда?

– Мы просто обработаем ему раны, забинтуем и оставим здесь, как и планировали. А сами будем сидеть у выхода и ждать, когда директор придет. Как и планировали, – Алекс дернул ногой и резко заправил прядь волос за ухо.

– Мне не нравится здесь. Все это кажется таким нереальным. С самого начала, – мальчишка посмотрел на меня странно большими глазами. Неправдоподобно большими. Его голос надломился. – Знаешь, возможно так и есть.

- Ч-что?

Алекс резко двинулся вперед и сжал ладонями мою шею. Я попытался разжать его пальцы, но сил не хватало. Лицо напротив стало расплываться, меняться – он взрослел и становился все меньше похожим на меня. Алекс никогда не был мной.

– За нами скоро придут и тогда ты не должен вызывать подозрений, – худое лицо с раскосыми глазами было совсем близко. – Извини, ладно? Потом поругаешь меня.

Я хотел что-то сказать, но руки на шее сжались сильнее. Вдалеке раздался грохот. Вроде, кто-то кричал. Я хотел позвать на помощь, но не смог.

***

Крупный лысый мужчина, сгорбившись, сидит на стуле. Я медленно и тихо подхожу к нему. Надо застать его врасплох. Мужчина стонет словно от боли и сжимает голову большими руками. Кажется, он хочет раздавить ее. Я бегу к нему, но – странно – не слышу звука шагов. Мужчина резко отнимает руки от головы, встает и поворачивается ко мне. Я останавливаюсь – он идет ко мне. Он не должен тебя поймать. Разворачиваюсь и бегу от него.

Дыхание мужчины громкое и тяжелое. Оно совсем рядом, но его шаги также не слышны. Это все нереально. Впереди силуэт двери. Бегу к ней, но она не становится ближе. Что-то не так. Не оборачивайся. Останавливаюсь и чувствую, как что-то тянет меня вперед.

Тяжелое дыхание становится громче. Он совсем рядом! Не стой! Что-то толкает вперед, но я, покачнувшись, остаюсь на месте.

– Знаешь, Александр, – доносится сзади чей-то спокойный мужской голос. – Иногда стоит делать то, что приказывают. – Меня с силой поворачивают спиной к силуэту двери. – И не задавать вопросов.

Рука лысого мужчины лежит на моем плече, но он не мог говорить со мной – его рот зашит, он не мог бежать за мной – его глазницы пусты.

Видишь? Вижу. И кричу.

***

Что-то противно жужжало над головой. Открыв глаза, я увидел белый потолок со странными черными точками. Жужжали, наверное, лампы. Попытался встать, но голову прострелило болью. Застонал и упал обратно на подушку. Голова заболела от резкого удара. Потрясающе.

– Саша? – справа раздался голос Олега. Вскоре его лицо склонилось надо мной. – Ты как?

– Нормально. Только голова болит. Где я?

– В больнице.

– В отдельной палате? – я хотел поднять левую руку, чтобы посчитать пальцы, но оказалось, что в нее что-то воткнули, поэтому пришлось поднять правую.

– Что ты делаешь? – Олег исчез из виду. Видимо, сел на стул рядом.

– Хочу посчитать пальцы, – спокойно сказал я. – Так почему у меня отдельная палата?

– Твоя сестра за нее заплатила, –голос Олега звучал как-то странно. Какая сестра? Элис? – Зачем тебе считать пальцы?

Я поднял ладонь перед глазами и внимательно посмотрел на нее. Пальцев было пять.

– Что мне вливают?

– Без понятия, но сказали, что тебя накачивали какой-то смесью из галлюциногенов и седативных, так что ее надо вывести. Так зачем тебе считать пальцы?

– Это успокаивает, – говорить о том, что я так проверяю не сплю ли, не хотелось. – Не хочешь позвать кого-нибудь? Врача, например.

– Сейчас он придет с твоей сестрой.

– Хорошо, – хотел спросить про эту сестру, но передумал. – Не поможешь сесть?

Олег подошел и просунул руку мне за спину, второй обхватил запястье, аккуратно потянул наверх.

***

Повезло найти пацана до того, как его сделали овощем. Нам бы такое не простили. Надо ж было ему попасться как малолетке у метро. Да и соваться не стоило в эту школу – академия зла какая-то, а не лицей. Мог хотя бы меня подождать, хотя кто ж знал, что у директора там крыша такая...

***

– ...льно? – голос Олега вырвал меня из его мыслей. Они были странно отчетливыми. Неужели он перестал пить свои блокираторы?

– Да, все хорошо, – кивнул для убедительности и поморщился от головной боли. – Спасибо. Так откуда здесь сестра? И как она в это ввязалась?

– Без понятия, но, когда я пришел искать тебя в лицей, она уже была там с какими-то громилами в костюмах. Будто знала, что ты там. Да и с этим директором она знакома.

– Да? Откуда? – в голове крутилась какая-то мысль, но ухватить ее не получалось. Что-то было такое странно знакомое в том, что Элис стояла рядом с ним. Почему я вообще решил, что они должны стоять вместе?

– А вот об этом я и хотел тебя спросить, – голос Олега стал жестче, спокойнее. – Она же твоя сестра.

– Но я не слежу за ней. И за ее знакомыми, – хорошо, что Элис приехала: над его памятью стоило поработать.

– И ты никогда не интересовался?

– Ее друзьями? Зачем?

– Ну, как же. Из беспокойства, разумеется.

– Она умеет постоять за себя, – усмехнулся. – Да и, поверь, ее знакомство с этим педофилом не может быть близким.

– Почему?

– Она в Канаде живет последние несколько лет, – и как еще не узнал? Плохо работаете, господин следователь.

В голове зазвенело, поморщился и застонал от боли. Что-то было не так. Олег резко приблизился и обеспокоенно посмотрел. Переживал или искал притворство?

– П-позови...– как же она представилась? Олег не сказал. Черт. – С-сестру позови.

Олег быстро вышел из палаты. Я закрыл глаза и попытался абстрагироваться от боли. Раньше в таких случаях помогал Алекс, но его не было. Куда же он делся? Что-то было не так. Как я потерял сознание? Почему? Удивительные мальчики не вырастают в...

Дверь в палату с шумом распахнулась, я открыл глаза и удивленно уставился на сестру. Она уверенно подошла ко мне, повела плечом, скинув с него хвост русых волос. Я внимательно следил за ней – странное чувство не давало покоя, какая-то мысль. Элис положила холодную ладонь на лоб, ее спокойные карие глаза следили за выражением моего лица. Попытался скользнуть в ее мысли.

Перед глазами пронеслась обшарпанная кухня со столом, накрытым клеёнкой. Мальчик стоял у плиты, бледный и полноватый, со странно пустыми глазами. Рядом с ним стояла девочка и держала его за запястье. Ее губы двигались, его голова качалась вниз и вверх. Девочка повернула голову вправо. Она начала расти: волосы становились длиннее, светлее, лицо – изящнее, губы полнее. Девушка, улыбаясь, пристально смотрела на меня медовыми глазами, затем повела плечом. Это была Элис.

Гениальные мальчики, Саша. Гениальные мальчики не вырастают в глупых взрослых.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28