Почему грибы похожи на взрывы? [Дмитрий Филин] (fb2) читать онлайн

Дмитрий Филин Почему грибы похожи на взрывы?

Люблю насилие… и всегда любил. Просто, сколько себя помню, чувствовал свою причастность к зверству больше, чем к счастью блеющего общества, которое в массе своей задаётся вопросами, нахуй, неинтересными — так, чтобы было о чём поговорить. Гуманизм вообще придуман от балды: как можно задаваться вопросом — может ли один человек причинять другому вред, и будет ли это иметь моральную окраску — ну, бред!

Так вернёмся — когда это пошло из меня? Не знаю, но, когда отец разрывал демонов в компьютерной игре, меня это забавляло — ничего общего с реальностью. Драки в школе?! Именно они; думаю оттуда пошла любовь к насилию — меня не очень любили сверстники, поэтому я был наподобие забивной овечки; однако на голову выше каждого из них и килограмм на 15 больше — неприятно, но жить-то надо. Вообще, на перемене зажмут тебя вчетвером в конце класса и здесь начинается веселье: стукнешь одного в грудь, второго кинешь на парту, третье возьмёшь за рубашку и прижмёшь к шкафу. Подняв его чуть-чуть, смотришь, а четвёртый уже бежит жаловаться учительнице, что ТЫ — дикий зверь, который напал на стадо мирно пасущихся овец — ну, что за сюр.

Интересен вот какой факт: когда мне было восемь началась война — маленькая, совсем не заметная война, ничего нам не стоившая. Брат, который в тот момент умудрился быть срочником, отправился становиться героем Родины, но не успел — первый артобстрел дал возможность для каждого атома его тела посетить любое место на планете. Собирали его долго, потому что особо было нечего: пара кусков от нашивки, что-то из косточек — ошмётки собирать не стали. Любопытно, было ли ему больно, или обидно… хотя нет, обидно не было, а вот больно… Вообще удивляюсь его "удаче". Не думайте, что я не любил брата, вовсе нет — я вообще о нём ничего не думал… а вот теперь пришлось… и на похоронах пришлось — кстати, чёрный очень стильный… похороны — единственный момент, когда вся семья выглядит хорошо.

***

Немыслимо! Мы проиграли… все были против нас! Неохота признавать, но пока воюют придурки, которые так и норовят подставить другого, лишь бы не себя, величия нам не ждать. Не суть; обмен ядерными ударами был достойным, стороны даже слегка переусердствовали. Ну, да и чёрт с ними — как будто этого никто не ожидал — пустоши…пустоши…пустоши и леса, поля, нетронутые архипелаги — если инопланетяне захотят изучить нашу цивилизацию, они будут знать, где копать.

Наверное, стоит немного замедлится на том дне: по договорённостям, как я потом узнал, страны должны объявить о нанесение ядерного удара заблаговременно, чтобы гражданские успели укрыться… странно, почему-то мои родители, что сделать только и успели, так это схватить меня — повезло, я тогда приболел и не пошёл в школу: что-то благоверным ученикам резко поплохело после этих событий… одно могу сказать — школа убивает.

Успех нашей семьи был неоспорим: мы недавно купили квартиру в доме, через дорогу от которого находился просторный комфортабельный бункер; мы зашли одними из первых. Как только люди спохватились и стали лезть в небольшой гермозатвор в надежде устроится поудобнее, без зазрений совести, не меняя лиц, превратились даже не в скот, а в диких животных: толкучка продолжалась до того момента, как не послышались первые удары — толпа резко организовалась и послушно, под предводительством новых лидеров Манимирка бункера, преступила к обустройству новой жизни.

В принципе, описывать, что происходило дальше я не считаю нужным — посмотрите лучше документалку о гориллах; понятнее станет в разы. Каким-то образом весь погром нас не сильно коснулся — правда белая блузка матери безвозвратно испортилась: кровь попала на неё, когда одного из осмелевших возразить хорошо приложили веском о ближайшую колонну. Жертв оказалось мало, что меня лично расстраивает до сих пор; почему нельзя сделать действительно интересно? Вот, например, почему факиры не обливаются бензином или хорошо не промасливают себя? Непорядок… как и во всём мире.

Взрывы были неожиданными и мощными — земля прогремела и со стен встала пыль. Многие люди прижали своих детей к себе, а дети в свою очередь прильнули к родителям; как будто ситуация не была и до того клише. Удары были сильными, но нам повезло: бункер выдержал — осталось нам продержаться несколько недель в подземелье. Мать постелила кровать для нас, и мы легли спать. Когда я ложился, заметил, что отец спрятал что-то под подушку. Видимо, не только я это заметил — только успели заснуть, как родителей стащили с настила: из-под подушки выкатилась палка колбасы.

— Не хорошо, гражданин, прятать от начальства общий провиант, — со стороны я заметил на лице говорящего четкий шрам от удара розочкой. — Нет, дорогой, так дело не пойдёт… придётся наказать Вас… понял, — он ехидно улыбнулся и направился к матери, которую держали ещё двое.

Мать пыталась вырваться, но двое крепких парней не оставляли ей шанса. Голова подошёл, сорвал с неё блузу и раздвинул ноги — мать дико орала — это, наверное, был единственный случай, когда я испугался. Отец, выкрутил руку из тисков своих охранников, рванулся к ней и попал на перо — медленно сполз с него и на глазах матери истёк кровью. Когда Голова кончил и повернулся, чтобы уходить и оставить объедки Своим, он заметил мои искрящиеся глаза: мы сразу сцепились ими. Он развернулся, поднял за шею наконец-то прооравшуюся мать и подтащил ко мне:

— Парень, скажи "Пока!", — лезвие уже болталось ряд с её шеей.

— Пока! — вскрикнул я и он вскрыл её.

Кинув тело на пол рядом со мной, Голова снова собрался уходить, как вновь обернулся:

— Иди со мной, Шавка, я почти что твой отец!

***

Я прошёл несколько через небольшой дверной проход и оказался в комнате, которую отгородили для себя "сильные мира сего". Не сказал бы, что комната хоть чем-то отличалась от остального бункера: кровати были те же, ничего нового я не обнаружил.

Голова сел на кровать, пододвинул стул ко мне и взглядом пригласил сесть:

— Обижен?! Зол?!

— Нет.

— Это правильно, — он стиснул моё плечо, — обижаться нечего, они сами виноваты, ты же понимаешь.

Я хотел было потупить взгляд, но глаза впились в его шрам на лице.

— Ух, каменные же у тебя глазищи — ты мне нравишься. Будешь жить здесь, — он кинул какую-то подушку на пол. — Кровати не будет, хочешь мягко спать возвращайся к своим милым родителям и спи… понял! Будешь делать всё что скажу… вопрос — удар… ещё вопрос — отрежу яйца… будешь ещё спрашивать — сделаю тебя шлюхой… понял!

***

В ту же ночь мужчин, которые могли хоть как-то сопротивляться пригубили, и в бункере остались женщины, пару детишек на руках и двое стариков — муж и жена. К огромной радости, на утра оба были найдены мёртвыми — не справились со стрессом. Меня это не сильно волновало, но упомянуть, наверное, надо было. Со смерти родителей прошло пару дней, и я свыкся; исполнял я довольно обыденные поручения: стирал вещи, готовил еду и чистил сортир — непыльная работа для мира, где денег не осталось. Всё, что было когда-то частным, сгребли в подсобку и навесили замок. Естественно, мы не голодали — бункер был рассчитан на 50 человек, которые могли находиться там поменьше мере две недели, осталось нас 25, что с лихвой позволяло нам пировать на развалинах мира… ну, конечно, не нам, но и наше корытце не было пустым. Мне повезло особенно: я остался в окружении женщин, единственным утешением которых был маленький испуганный ребенок — в то время я умудрялся толстеть. Под землей мы просидели не долго, радиация за две недели значительно спала и гермозатворы снова отрылись; один из банды по кличке "Широкий" с несколькими братанами первыми пошли на поверхность… вернулись через пару часов и долго разговаривали с Головой в кабинете. Когда совещание закончилось, я стирал чьи-то портки, по бокам сидели две, по началу бомбардировки, красивые женщины: покосились они каждая по-своему — по их виду можно было понять кого дерут чаще. Голова собрал нас всех, чтобы огласить полученные сведения, но внятных ответов мы не получили; стало ясно одно — будем сидеть, пока не закончатся припасы…

***

Что-то кольнуло меня в бок; уже прошла неделя с первого похода наверх, еды ещё вроде хватало, и никакого волнения среди женского коллектива не начиналось. Ещё один укол; вспомнил, как пар дней назад Голова позвал меня в себе — в комнате не было никого, раскладной столик и несколько приземистых стульев, он сидел на одном из них:

— Знаешь, что я тебе скажу Малой?!

— Нет, не знаю, Вы же ещё не сказали, — было видно, что он открыл за этот вечер не одну бутылку.

— Дерзишь… понял… понял… Так вот, что я тебе скажу — Ты животное, дикий зверь, которому только и дай возможность — вцепиться в горло и не отпустит, пока не оторвёт голову. Не делай вид, что не понимаешь… я каждый день вижу тебя — ты зверь. Иди сюда! Подойди!

Я подошёл прямо к нему, он сидел на стуле нормальной высоты. Голова положил шею на правое плечо:

— Кусай, сука, ты хочешь! Ты можешь!

Я опешил. Увидев, что я медлю и не собираюсь впиваться ему в горло, он пнул меня ногой в живот, повалил на пол и начал душить:

— Запомни, Щенок, для того чтобы выжить у пса есть всего один укус!

Мои пухлые руки, словно змеи, вползли в его глазные впадины, он завопил, и упал навзничь: я выдавил ему всего один глаз. Кровь из глазницы текла, покрывая пол. Меня очень удивило, что он не набросился с новой силой — наоборот, Голова встал, заложил двумя пальцами дырку, оставшуюся после глаза — кровь продолжала течь, но он как будто этого не замечал. Встряхнув одежду от пыли, медленно прошагав ко столу с бутылками, он опрокинул её — сначала в рот, а потом и залил глаз:

— Иди…понял.

Я прошаркал к выходу, и вернулся на рабочее место — я как раз мыл засраный туалет.

***

Последний укол меня окончательно доконал: я открыл глаза и сразу почувствовал, как мне закрыли рот ладонью — в тусклом свете красных аварийных фонарей очертания шрама были всё так же заметны:

— Так, помнишь наш уговор о вопросах? Никаких. Делаешь, как я говорю — иди за мной… только тихо.

Я поднялся со шконки и направился за ним — все спали, что было не удивительно: была глубокая ночь. Мы прошли до подсобки, он отварил дверь и я оказался в святой святых нашего бедного бункера. Бункер оказался действительно "бедным» — на полках ютились около 40 консервных банок:

— Бери! — он протянул мне 4 жестянки, — и не говори, что я плохой человек.

— Ты не плохой — ты просто пролил много крови…

Он подтянул меня за шиворот:

— Ты говори либо объём, либо количество смертей — не будь лицемером… понял. — Он выдавил мне глаз.

Мы вышли из подсобки и уже молча дошли до гермозатвора, несколько манипуляций и дверь открылась:

— Иди… скоро здесь не на что будет смотреть.

Я пошёл… а через пару секунд и побежал — было приятно ощущать себя вновь свободным: возможность бега не по принуждению вернула Меня. Бункер всё удалялся, а мне открывались всё новые пейзажи: хоть была и ночь, но можно было видеть, что от нашего района ничего, кроме груды дребедени не осталось: дома моего я уж точно не видел — одна большая груда камней. Когда я дошёл до школы, то не вполне был уверен, что она была здесь. К тому моменту начало светать, и я решил сделать привал: нашёл острый камень и несколькими ударами открыл первую консервы — оказалась тушёнка. Запах засоленного мяса пробил меня на дикий аппетит — я машинально выпил всё и отбросил пустую банку — вряд ли дворники будут ругаться. Несколько поразмыслив, что мне делать я припомнил школьный бункер, который должен был находиться неподалеку. Пройтись мне не мешало, глаз немного ныл, и прогулка отвлекла меня — промыть или перевязать было нечем — откуда мне знать, вдруг вода радиоактивная. Покосившиеся трубы и заваленный вход намекал, что бункером не воспользовались. Осмотрев вход, я нашёл пару щелей, через которые, будучи юрким, пролез в подвал. Оказалось, что бункер достаточно утилитарное место — всё выглядело так, как будто я не выходил из своего "подземелья": те же стены, и ровно такие же комнаты. Подсобка оказалась, там, где я ожидал её найти… мне повезло — она оказалась полной.

***

Прошло 4 дня с момента ухода из бункера, еды было хоть отбавляй, правда, постоянное чувство пересоленности начинало приедаться и бесить. Первым делом, я подумал, что делать со входом: к сожалению бункер пострадал сильнее, чем наш, и воздух плохо подавался из системы вентиляции; оставалось лишь оставить небольшой воздухопровод через двери сломанного гермозатвора и спать возле них… правда, вопрос с безопасностью не решался, так как любой мог залезть ночью в приятный уютный домик. Поразмыслив немного, единственным решением стало — повесить несколько жестяных банок на вход: в бункере не горел свет и предупреждение о приближающемся враге давало серьезное преимущество. На складе бункера нашлись арматурины — пара часов монотонного труда и одна из них треснула, оставив острый металлический край. Я и не надеялся на чудодейственность данного приспособления, оно оставляло приятный вкус безопасности на пальцах. Спустя неделю усталость от безделья дала о себе знать: не знаю, что подтолкнуло меня выйти из укромного местечка и направиться в сторону старой, оставившей не очень приятные воспоминания, жизни — назад, в старый бункер.

Первое, что убило меня, был свет; выходил я под вечер, но и это не спасло мои отвыкшие от солнца глаза. Выглядывал на улицу я лишь ночью — опасно было выходить днём и слоняться по заброшенным улицам родного города, правда, не сказал бы, что он так и остался родным — желание отождествлять себя с бесконечной свалкой не посещало ещё мою неразумную голову.

Второе — пейзаж значительно поменялся: человек, как ничтожное и ни на что не способное существо проиграл — природа ни только не согнулась под гнётом сапогов, но и сама наступала на горло всему человечеству — трава проросла через потрескавшейся асфальт, лоза, цепляясь за надломленные рёбра остывших трупов, тянулась к солнцу, а человек… человек… лежал… не было его жалко; будь возможность, я бы поступил так же, как зазнайки в выглаженных даже не ими рубашках и пиджаках. Я бы каждый раз нажимал одну и ту же кнопку, лишь бы избавить их от мучения — последних людей на Земле.

Когда я дошёл до бункера, то Солнце уже закатывалось, но и последних лучей хватило, чтобы убедиться — подземного убежища не было. Стало окончательно ясно, почему Голова увёл меня: припасы заканчивались, и все это понимали — единственное, что пришло на ум этим олухам — завалить вход и уйти с остатками припасов. У меня не оставалось сомнений, что где-то под грудой камней лежали 17 девушек и детей, благополучно задохнувшихся в темных подземных комнатах.

Любовь, ненависть, забота и печать неблагозвучные слова, когда они произносятся в пустой комнате — они, как скабрезнейшие из слов, звенящих на публику, так же боятся тишины четырёх стен для одного человека. В этих подвалах тоже лежали слова, которые не стоит произносить на публику — хорошо, что публики не стало и стесняться было некого. Мои ноги ещё пару раз прошаркали вокруг развалин; тихий и тёмный город опустился — возвращаться "домой" нужно было в ускоренном темпе.

Путь оказался не на столько долгим, как в первый раз: когда сидишь целыми днями под землёй и без достаточного притока кислорода, ты перестаешь отличаться от флоры тебя окружающей. Наоборот, прогулка придала мне сил таких, что ноги пружинили от каждого камня, который попадался мне на пути. Часов у меня не было, но добрался я быстро — даже импровизированное копьё не мешало идти. Перед глазами не просто маячил, а уже находился вход в дом. Ещё пара прыжков и я бы залез в свою торбу, но взгляд мой прошёлся по камню, который с самого моего прихода лежал чуть левее от прохода внутрь. К сожалению, глаз не придал этому значения: не прошло и секунды, как на меня из-за угла выпрыгнул парень помладше — глаза его остекленели и потекли вниз. Не знаю на что надеялся паренёк, но копьё, которое я просунул перед собой, вспороло ему все кишки и отправила к праотцам быстрее, чем я мог подумать.

Парень оказался пухлым и пришлось приложить не малые усилия, чтобы оттащить его хотя бы на 200 метров от дома. Сорвав с него одежду, я вытер пол и лёг спать.

Следующий день оказался не радужней — пришлось закапывать незваного гостя: могли прийти звери, а за ними и люди. Когда работа была закончена, я принялся обдумывать дальнейший план действий: нужно было уходить — это даже не обсуждалось, другой вопрос — куда? Весна подходила к концу и можно было набрать припасов и уйти в леса, которые были в паре сотен километров от города. Через 4 дня после происшествия я отправился…

***

Путь прошёл спокойно — приключений не было вовсе: одни разочарования для героя вовремя постапокалипсиса. Леса за городом уцелели, по тропкам бегало много дичи, и не меньше скота — не было сомнений, что он скоро вымрет, но первое время животные, которые не боятся людей, приятный бонус для голодного человека. Вообще, что за живодёры эти веганы? Вы же понимаете, что отказом от мяса разом убьёте всех одомашненных животных? Чем вы не фауна-антинаталисты?

Дальнейшие будни, а именно всё лето, ушли, чтобы вырыть что-то на подобии землянки и обустроить её к зиме: подбить её мхом, сделать какой-никакой воздуховод, да и импровизированную печку сложить оказалось не просто.

К зиме я подзабил побольше скота и кинул мясо в яму глубиной в 70 сантиметров, чтобы постараться сохранить: земля там промёрзла и давала надежду, что с запасами ничего не случится. Зима прошла…

***

Одиночество как будто начало сводить меня с ума… не видеть людей год оказалось трудно… не знаю сколько ещё выдержу без общения… словно что-то подскребает изнутри… стоит начать пить…

Я отправился в ближайший на мой взгляд уцелевший магазин: на полках не было ни черта… всё вынесли и непонятно кто… конечно я лукавлю, понятно кто.

Я пробродил по улицам города, который потихоньку заживал травой и кустарником. На окраине города, совсем далеко от дома обнаружился заваленный бетонной пылью и мусором задроченный ларёк. Забраться туда оказалось не проблемой: тут я нашёл, чем поживиться и напился на славу. В ящичке был схрон сигарет…

За последний год я часто ходил к тому ларьку. Заметил две вещи, первое… алкоголь очень тяжелый, и его невозможно унести домой, и второе… сигареты гораздо легче алкоголя…

По городу подобные ларьки были разбросаны массово, их никто не чистил, не скрываю — я был доволен.

***

Прошло пару лет, точно помню 3 зимы, с катастрофы, я чуть возмужал и стало понятно, что деваться некуда… выбираю жизнь. Всё тянулось своим чередом — соседей не появлялось, да я и не очень хотел… бутылёк и сигарета как будто бы лучшие собеседники, когда больше некого послушать.

Оказываться всё в том же месте каждый раз, когда засыпаешь и просыпаешься, является приятным стечением обстоятельств…

***

Ой, что уж мне было — лет 17? Не помню, но то, что это было — чистая правда… Нужно переставать пить… Окраина всё так же принимала меня радушно и празднично — был обычный вечер… немного, чуть более пьяный… вернуться домой было чертовски хорошей идеей. Я нарезал небольшой крюк по тропинке возле парка, завернул за ближайший дом и лбом расшибся о странную фигура за углом. Чуть покачнувшись, удар пришёлся прямёхонько в нос, я стёр пелену из глаз и встретил старого, очень старого знакомого… он больше не походил на себя: обвис, сильно схуднул и как бы процентов на 40 переварился этой жизнью, но шрам его всё так же выдавал… Голова. Честно говоря, по моему лицу прокатилась улыбка, такая, который чувствует каждый маньяк у себя на лице перед тем, как наброситься на жертву.

Он тоже не ожидал меня увидеть. Как только Голова осознал кто я, глаза его вздулись как гангрены. По лёгкому нервозному движению ноги, я понял, что тело броситься наутёк по улице, но у Пса только один шанс — резким движением я подорвался с земли и прыгнул на шею, вцепился в кадык и постарался вырвать зубами… оказалось несколько муторнее, чем я думал. Кровь залила зубы и вроде бы дичь уже сдалась, он и правда обмяк, но мышцы не поддавались… пришлось повозиться ещё несколько секунд на земле, чтобы закончить начатое ещё очень давно…

***

Труп врага валялся на одной из улиц заброшенного города — скоро его заберут в своё подземное царство стаи крыс, которых он однажды уже покормил. А я? А что я? Плетусь по старой знакомой тропинке к своей берлоге с полной уверенностью, что последний человек сейчас умер, и больше в мире людей нет.

Знаете, что самое смешное? Жизнь моя складывается хорошо — не на что мне жаловаться: мать пытается убрать кровь с блузки, а я ожидаю своего часа.