Анна Ахматова [Элен Файнштейн] (pdf) читать онлайн

Анна Ахматова
ЭЛЕН ФАЙНШТЕЙН

Женщина-Богиня

ELAINE FEINSTEIN

Л nnaof all the Russias

АннаАхматова
ЭЛЕН ФАЙНШ ТЕЙН

Москва
«Эксмо»
2007

УДК 82(1-87)-94
ББК 84(4Вел)
Ф 17

Elaine Feinstein
A N N A OF ALL THE RUSSIAS
Перевод с английского Татьяны Новиковой
Оформление обложки Е. Савченко
На обложхе использована фотоинформация РИА «Новости»

Ф 17

Файнштейн Э.
Анна Ахматова / Элен Файнштейн. — М.: Эксмо, 2007. —
416 с.: ил.
ISBN 978-5-699-21784-7

Гениальные стихи и противоречивая, страстная натура Анны Ахматовой
известны во всем мире. К сожалению, многие мемуары и воспоминания
об одной из величайших русских поэтесс грешат предвзятостью, слишком
личностными взглядами на ее творчество и судьбу. «Какая страшная
жизнь ждет эту великую женщину после смерти — воспоминания совре менников», — говорила Фаина Раневская.
Перед вами — одна из немногих биографий Ахматовой, которые
можно в полной мере назвать беспристрастными и объективными. И з ­
вестная британская поэтесса Элен Файнштейн, переводившая на англий ский язык стихи русских поэтов Серебряного века, написавшая блестя­
щие книги о Пушкине и Цветаевой, решила обратиться к жизни «неисто вой Анны».
Во время работы над этой книгой Элен Файнштейн тщательно изучила
архивные документы, биографические материалы, мемуары, письма,
дневники и публикации в периодике на разных языках, а также интервью
с друзьями и родственниками Ахматовой. Она создала прекрасный, живой
и яркий портрет женщины, достоинство и талант которой позволили Ма рине Цветаевой назвать ту, как настоящую царицу, «Анной всея Руси»...
УДК 82(1-87)-94
ББК 84(4Вел)

ISBN 978-5-699-21784-7

© Elaine Feinstein, 2005. First published
by Weidenfeld & Nichlson Ltd, London
© Перевод. T. Новикова, 2006
© Издание на русском языке. Оформление.
ООО «Издательство «Эксмо», 2007

ПРЕДИСЛОВИЕ
л \н н а Ахматова — одна из величайших поэтесс в
русской литературе. В ее стихах присутствуют клас­
сическая элегантность, почерпнутая у Пушкина, и
поразительная страстность, связанная с драматично­
стью ее собственной судьбы. Многие мужчины вос­
хищались ее красотой, но все три брака Ахматовой
оказались несчастливыми. Она начала писать в те вре­
мена, когда сама мысль о том, что женщина может
быть поэтом, казалась абсурдной. Ее гений не укла­
дывается ни в какие рамки, но за свой триумф она за­
платила счастьем жены и матери.
Все значимые события XX века стали вехами судь­
бы Анны Ахматовой. Она стала голосом народа, стра­
давшего от сталинского режима. Какая храбрость нуж­
на была этой женщине в ту четверть века, когда ей
было запрещено публиковаться, когда ее сын и тре­
тий муж находились в лагерях! Ахматова стала иконой
для всех угнетенных советским режимом. Ж изнь
принесла ей болезни, бедность и страдания. Гений
жесток, и ей не удалось насладиться простым ж ен­
ским счастьем.
Ахматова переносила несчастья с огромным дос­
тоинством и самообладанием. Единственная равная
ей по таланту русская поэтесса Марина Цветаева на­
звала ее «Анной всея Руси», как чествуют цариц.

БЛАГОДАРНОСТИ

Я.

должна поблагодарить Евгения Рейна, Михаила
Ардова и Анатолия Наймана, хорошо знавших Ах­
матову и любезно согласившихся побеседовать со
мной в 2003 году. Я благодарна также Наде Рейн, от­
ветившей на мои вопросы по электронной почте, и
Анне Каминской, внучке Николая Лунина, встретив­
шейся со мной в Санкт-Петербурге в 2003 году. Я бла­
годарна Дмитрию Бобышеву, ответившему на все мои
письма, и Михаилу Мейлаху, с которым мы встреча­
лись в Санкт-Петербурге.
Хочу выразить благодарность Ричарду Маккейну,
щедро делившемуся со мной своими знаниями и по­
могавшему искать полезные источники, Джене Хаулетт, познакомившей меня со своими русскими друзь­
ями, Елене Рюминой и Валерии Пайковой, помощь
которых в России далеко выходила за обязанности
обычных переводчиц.
Я с благодарностью использовала следующие ис­
точники: 684 строки стихов Анны Ахматовой, любез­
но предоставленные литературным агентством ФТМ;
В.И. Черных «Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой»; Сергей Лавров «Судьба и идеи»; Orlanчо do Figes «А People's Tragedy»; Константин Поливанов
«Анна Ахматова и ее круг»; Frances Laird «Swan­
songs»; J. Martin King «А Captive Spirit»; Аманда Хейт

Анна Ахматова

«Анна Ахматова. Поэтическое странствие»; Соломон
Волков «Диалоги с Иосифом Бродским»; Соломон
Волков «История Санкт-Петербурга»; Лидия Чуков­
ская «Записки об Анне Ахматовой»; Надежда Ман­
дельштам «Воспоминания» и «Вторая книга»; Эмма
Герштейн «Воспоминания»; Ирма Кудрова «Смерть
поэта»; Simon Sebag M ontefiore «Stalin»; M aria
Enzensberger «Listen!»; «Избранные стихи Александ­
ра Блока»; Lois Oliver «Boris Anrep: Tha national Ga­
llery Mosaics»; S. Monas and J. Green Krupala «Diaries
of Nikolay Punin»; Вера Инбер «Ленинградский
дневник»; Georgy Dalos «The Guest from the Future»;
Софья Островская «Воспоминания об Анне Ахмато­
вой 1944—1950»; Анатолий Найман «Рассказы о Ан­
не Ахматовой»; Фаина Раневская «Дневник на клоч­
ках» под ред. Д. Щеглова; Фаина Раневская «Моно­
лог»; Фаина Раневская «Судьба-шлюха».
Мне хотелось бы выразить особую благодарность
Веронике Лосской, которая разрешала все возникав­
шие у меня проблемы, профессору Валентине Полу­
хиной, дававшей мне бесценные советы и познако­
мившей меня с людьми, которые могли помочь в мо­
ей работе, а также Памеле Дэвидсон. Я благодарна
леди Берлин, встретившейся со мной в Оксфорде в
2004 году. Я бесконечно благодарна Нине Поповой
и ее помощникам из музея А. Ахматовой в СанктПетербурге. Я хочу поблагодарить Симона Себага
Монтефьоре, познакомившего меня с известными ар­
хивариусами Дженнифер Андерсон и Энн Уоллхайм,
за помощь в работе с материалами по Борису Анрепу. Я в неоплатном долгу перед Робертой Ридер не
только за подробнейшее исследование «Анна Ахма­
това: поэт и пророк» (1994), но и за ее помощь и дружбу. В 2004 году Роберта навестила меня в Лондоне и
поделилась со мной списком книг, вышедших уже

^

Элен Файншшейн

после публикации ее собственной книги. В послед­
ние годы появилось много новых материалов, проли­
вающих иной свет на жизнь Ахматовой. Среди та­
ких книг мне бы хотелось особо отметить работу Ва­
дима Черных «Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой», дневники Николая Пунина, вышедшие
на английском и русском языках, книгу Сергея Лав­
рова «Судьба и идеи», где появилась автобиография
Льва Гумилева, а также «Воспоминания» Эммы Гер­
штейн.
Я должна поблагодарить моего редактора Иона
Тревина и его помощницу Анну Эрве, а также Линдена Лоусона, Маргарет Боди и Илзу Ярдли, проявляв­
ших безграничное внимание к мельчайшим деталям.
Я очень благодарна Писательскому обществу, грант
которого позволил мне работать над этой книгой, а
такж е обществу Уингейт Сколаршип, организовав­
шему мою поездку в Россию и Германию. Как все­
гда, я хочу поблагодарить моего верного и терпели­
вого секретаря Джейн Уинборн.
Хотя мы старались найти всех правообладателей,
но если что-то от нас все же ускользнуло, мы будем
благодарны за любую полезную информацию, чтобы
учесть ее в последующих изданиях этой книги.

ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ
В феврале 1918 года Россия перешла со старого юли­
анского на новый григорианский календарь, кото­
рый уже был введен во всей Европе. Разрыв между
двумя системами увеличился с десяти дней (в XVII ве­
ке) до двенадцати (в XIX веке) и тринадцати (в XX ве­
ке). Таким образом, 1 февраля 1918 года по старому
стилю стало 14 февраля по новому. Годовщину боль­
шевистского переворота стали отмечать 7 ноября по
новому стилю вместо 25 октября по старому.
Для удобства читателя все даты в книге приведены
по новому стилю за исключением особо отмеченных.

Глава 1
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, 1913
...И весь траурный город плыл
По неведомому назначенью. (1)

Ахматова

П озвольте мне начать с 1913 года. Блестящие и мрач­
ные стихи, которыми начинается ахматовская «По­
эма без героя», связаны с ее воспоминаниями о по­
следних днях развращенного и пленительного мира.
В поэме Ахматова приглашает гостей встретить но­
вый, 1941 год. Зажжены свечи, сверкает хрусталь, ис­
крится вино, но вместо гостей в дом поэтессы прихо­
дят ее умершие друзья в карнавальных костюмах, и
начинается зловещая фантасмагория. И вновь перед
поэтессой возникает Санкт-Петербург прошлого, ко­
гда ей было всего двадцать четыре года. Интересная
молодая женщ ина уже стала известным поэтом, но
все трагедии XX века ждут еще впереди.
В 1913 году Санкт-Петербург еще был столицей
Российской империи. Над Зимним дворцом разве­
вался черно-желтый флаг. По улицам катили элегант­
ные экипажи, запряженные породистыми лошадь­
ми. Лакеи в ливреях открывали дверцы карет и по­
могали дамам сойти. В городе уже появились первые
трамваи. Иногда попадались даже автомобили. «Уст­
рицы из Парижа, омары из Остенде, цветы из Ниц­
цы!» У аристократов особенно популярен был «Анг­
лийский магазин» на углу Невского, где, как позже
вспоминал Владимир Набоков, «можно было купить
всякие симпатичные, вкусные вещи — фруктовые

Анна Ахматова

торты, нюхательные соли, грушевое мыло, игральные
карты, картинки-головоломки, полосатые пиджаки,
белоснежные теннисные мячи и футболки цветов
Кембриджа и Оксфорда». (2) На солнечной стороне
Невского проспекта книжные лавки бойко торгова­
ли книгами современных поэтов.
Построенный ниже уровня моря на берегу пас­
мурной Балтики, Санкт-Петербург всегда казался го­
родом, построенным наперекор природе. Тысячи лю­
дей погибли от голода и болезней ради того, чтобы
воплотить мечту Петра Великого об окне в Европу.
Даже после того, как Петр объявил Санкт-Петербург
своей столицей, в город по ночам забегали волки.
Последнего волка видели в городе в 1712 году. П о­
рой волки преследовали свою добычу даже при свете
дня. Главной напастью Петербурга были наводнения.
В 1721 году сам царь Петр чуть было не утонул на
Невском проспекте. Это город пушкинского Медно­
го всадника. Это город теней и фантомов Гоголя. Рос­
кошь и бедность в Петербурге соседствовали бок о
бок. Даже в 1913 году Петербург напоминал кош ­
марные видения Достоевского.
Ахматова называла Санкт-Петербург своей колы­
белью, хотя родилась она не здесь. В автобиографиче­
ских заметках она описывает улицы своего детства,
где играли шарманки, бродили старьевщики и лудиль­
щики, стояли дома всех оттенков красного цвета, вея­
ло духами дам и сигарами проходящих мимо господ,
а на черных лестницах домов пахло кофе, блинами,
грибами, но чаще всего кошками.
В 1913 году праздновалось трехсотлетие дома Ро­
мановых. В феврале все главные улицы города были
украшены гирляндами и портретами царствующих
династий. Все это должно было производить неизгла­
димое впечатление на иностранцев и приехавших из

*-i

Элен Файншшейн

глубинки гостей. Зимний дворец сиял электрически­
ми огнями. Подсветили и золотой шпиль Адмирал­
тейства, все его колонны, арки и двуглавых орлов. Рос­
кошные наряды знати поражали воображение. В Мариишсе давали патриотическую оперу Глинки «Жизнь
за царя». Ложи сверкали бриллиантами. Большинст­
во аристократов жили на Невском проспекте или не­
подалеку, череда балов и банкетов сменяла друг дру­
га. В парках играли военные оркестры. Все прослав­
ляло монарха Николая II и величие его империи.
Февральским днем, когда начались юбилейные тор­
жества, царская семья в открытом экипаже торже­
ственно подъехала к Казанскому собору. Чтобы пре­
дотвратить теракты против царя во время его первого
появления на публике после революции 1905 года,
экипаж сопровождали два батальона конных гвар­
дейцев. Гвардейцев выстроили и вдоль всего проспек­
та. Те, кто присутствовал на этой церемонии, были
потрясены роскошью и блеском.
Но окраины Петербурга были рассадниками за­
разы. Фабрики сбрасывали отходы производства в
реки и каналы. Каждые три года в городе вспыхива­
ла эпидемия холеры. Уровень смертности был са­
мым высоким из всех европейских столиц. Воду при­
ходилось несколько раз процеживать и кипятить —
только после этого она становилась пригодной для
питья. Но рабочие не обращали внимания на такие
предосторожности, из-за чего эпидемии тифа и холе­
ры возникали снова и снова. В XIX веке с подобными
проблемами столкнулся Лондон, и тогда там была
проложена новая система канализации. Но в Петер­
бурге вплоть до 1917 года не делалось никаких по£3 пыток улучшить ситуацию.
Николай считался помазанником Божиим. Кре­
стьяне, обращавшиеся к нему за помощью, считали

Анна Ахматова

его отцом, сочувствующим и сострадательным. Но за
пределами огромной империи Николая еще было
живо воспоминание о революции 1905 года. Тогда
было осркдено множество радикалов, жестокие ме­
ры были применены в отношении этнических мень­
шинств, в основном поляков и евреев. Такую полити­
ку проводил премьер-министр Столыпин. Власти попрежнему с подозрением относились к полякам и
евреям, считая их главными заговорщиками.
В 1913 году началось дело Бейлиса. Абсолютно
невиновного человека обвинили в ритуальном убий­
стве ребенка. И тем не менее Николай II пребывал в
твердой уверенности, что народ его обожает.
Надо сказать, что Николай не обладал ни одним
из качеств, необходимых для управления страной,
находящейся в преддверии революции. Он был скром­
ным, застенчивым человеком. Домашние оберегали
его, как ребенка. Он прекрасно танцевал, отлично ез­
дил верхом и великолепно говорил по-английски. Но
вспомните, что сказал Николай, когда в возрасте со­
рока девяти лет умер его отец: «Что мне делать? Что
будет теперь с нами, с Россией? Я не готов быть ца­
рем. Я ничего не понимаю в делах правления. Я даже
с министрами не знаю как разговаривать». (3) Не
пользовалась популярностью и его императрица. Она
не любила бывать на людях. Юбилейные торжества
были ей в тягость. Александра Федоровна не присут­
ствовала даже на гала-концерте в Мариинском теат­
ре. Она взошла на русский трон в двадцать два года.
В России ее всегда считали немкой, хотя, по сути, она
была англичанкой. Мебель для Зимнего дворца она
заказала в лондонском магазине «Маплс», не понимая, что та совершенно не соответствует классиче­
скому ампиру царской резиденции. Алике и Нико-

$3

Элен Файнгишейн

лай называли друг друга английскими ласкательны­
ми именами «lovey» и «wifey».
Императрица страстно мечтала подарить России
наследника, но до рождения царевича Алексея у нее
родилось четверо дочерей. Впрочем, рождение цеса­
ревича было омрачено трагическим известием — у
мальчика обнаружилась гемофилия. И вскоре рядом
с царицей появился загадочный человек — Григорий
Распутин, обладавший таинственной силой, останав­
ливающей кровотечение. Зафиксировано даже так
называемое «чудо Спады», когда кровотечение у Алек­
сея прекратилось после получения телеграммы от
Распутина Распутин занял особое положение при цар­
ской семье. Ему несли подношения, взятки, он мог
покорить любую женщину. Хотя говорили, что он не
любитель появляться на людях, по слухам, Распутин
проводил целые дни в банях и борделях с проститут­
ками. Сплетни о его поведении еще более уменьша­
ли популярность царской семьи. Но Николай не мог
удалить Распутина от двора, поскольку императрица
считала его единственным человеком, способным по­
мочь ее мальчику.
Никто еще не понимал, что «серебряный месяц
ярко над серебряным веком стыл». На 1913 год при­
ходятся удивительные культурные события. В этом
году появились первые части наиболее значительного
русского модернистского романа «Санкт-Петербург»
Андрея Белого и автобиографическая трилогия Мак­
сима Горького. В Петербурге действовали три опер­
ных театра. Когда выступал Шаляпин, в Мариинский
театр было невозможно достать билеты. По средам и
воскресеньям давались балетные спектакли. На сце21 не в балетах Михаила Фокина блистали Анна Павлова
и Вацлав Нижинский. Театральная жизнь Петербур­
га была весьма многообразной. Бок о бок действова-

Анна Ахматова

ли традиционный императорский Александринский
театр и модернистский театр Всеволода Мейерхоль­
да. В кинотеатрах шли иностранные фильмы. Самой
популярной русской киноактрисой того времени бы­
ла Вера Холодная. Публика валом валила на любов­
ные драмы с ее участием.
На период с 1908 по 1913 год приходится расцвет
авангардного искусства в России. Футуристы устраи­
вали уличные представления и поэтические вечера,
на которых поражали всех экзотическими нарядами.
Огромное влияние футуризм оказал на изобрази­
тельное искусство. (5) Но, вне зависимости от фор­
мы, многие поэты инстинктивно отвергали ценности
общества, которое их окружало. Некоторые из них
выступали за политические методы переустройства
общества, но все же большинство русских поэтов до
1913 года считали, что мир поэзии един и всеобъем­
лющ.
На Михайловской площади на углу Итальянской
улицы находился знаменитый подвальчик «Бродячая
собака», принадлежавший актеру Борису Пронину.
Чтобы попасть в «Бродячую собаку», нужно было
спуститься по узкой каменной лестнице и войти в
дверь настолько низкую, что мркчинам приходилось
снимать шляпы. Все окна кафе были зашторены —
попав сюда, нужно было забыть о внешнем мире. Низ­
кие сводчатые потолки и стены художник Сергей
Судейкин расписал яркими цветами и птицами. Ху­
дожники и артисты приходили сюда после закрытия
театров и засиживались до рассвета. Здесь подавали
охлажденное шабли. Англоманы предпочитали белые
булки черному русскому хлебу. В «Собаке» всегда
было многолюдно, накурено, хотя и не всегда весело.
Богема жила собственной жизнью, словно не осозна­
вая, что происходит за стенами подвальчика.

53

Элен Файнгишейн

В 1913 году «Бродячая собака» была одним из не­
многих мест Санкт-Петербурга, где теплый прием
находили художники, поэты и артисты, зачастую не
имевшие денег. В отличие от парижских «Ла Куполь»
или «Ду Магот» этот подвальчик не был традицион­
ным кафе. «Бродячая собака» считалась клубом, где
читались серьезные лекции, устраивались художест­
венные выставки, проводились музыкальные вечера.
Гости расписывались в толстенной книге, перепле­
тенной в свиную кожу. Завсегдатаями «Собаки» бы­
ли композиторы, художники, ученые. Порой сюда за­
глядывали и иностранцы — Рихард Штраус и италь­
янский футурист Филиппо Маринетти. Писатели и
художники приходили бесплатно, тогда как обычные
посетители, которых на жаргоне называли «фарма­
цевтами», должны были платить по 25 рублей с чело­
века. (*** у Георгия Иванова — 50 копеек и 3 руб­
ля — «Петербургские воспоминания» ???)
«Те подчинялись: где еще можно было увидеть ба­
лерину Тамару Карсавину, танцующую на зеркале но­
мера, поставленные Михаилом Фокиным, или наблю­
дать за поэтом Владимиром Маяковским, в позе ране­
ного гладиатора возлежащим в своей полосатой кофте
на огромном турецком барабане и торжественно уда­
ряю щ им в него при появлении очередного причуд­
ливо размалеванного соратника по футуризму?» (6)

S

К четырем часам утра в «Собаке» клубился гус­
той табачный дым, повсюду валялись пустые бутыл­
ки. Занятыми оставались лишь несколько столиков.
В одном из ранних стихотворений Ахматова описы­
вала это удивительное место с его неповторимой ат­
мосферой:

Здесь были позволены любые эксперименты, в
том числе и сексуальные. Гомосексуальные отноше­
ния и брак втроем не вызывали осуждения у интел­
лигенции.
Анна Ахматова тоже стала частью этого сексуаль­
но неразборчивого общества, хотя 25 апреля 1910 го­
да она вышла замуж за Николая Гумилева. На скло­
не лет она назвала их совместную жизнь «браком чу­
жих», а он сам писал о том, что «взял не жену, а кол­
дунью».
Музыканты играли на рояле. Артура Лурье тогда
считали подающим надежды молодым композито­
ром. (8) Илья Сац, прославившийся своей работой в
Художественном театре Станиславского в Москве,
иногда экспериментировал с «подготовленным» фор­
тепиано, под струны которого подкладывались раз­
ные предметы. Позже такие же эксперименты про­
водил американский композитор Джон Кейдж. У Саца были густые черные волосы и моржовые усы.
В «Собаке» он написал свою самую значительную
вещь — «Пляску нимф и козлоногих». Символисты,
футуристы, акмеисты собирались за крохотными сто­
ликами «Собаки», забывая о своих творческих бата­
лиях. Конечно же, здесь бывали и поэты: Владимир
Маяковский в знаменитой желтой кофте, Михаил
Кузмин и Осип Мандельштам — худой юноша с
длинными черными ресницами, с неизменным цвет­
ком в петлице. В углу часто курила Ахматова в узкой
юбке, с шарфом, наброшенным на плечи, в черных
агатовых бусах. Ее всегда окружали поклонники. Зна­
менитый Александр Блок находил красоту Ахмато-

Анна Ахматова

Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам. (7)

Элен Файншшейн

вой странно пугающей. Мандельштам называл ее «чер­
ным ангелом» со странной печатью Господней.
Поднимаясь на сцену читать свои стихи, Ахмато­
ва полностью преображалась. Она бледнела, взгляд ее
становился пристальным и глубоким, словно она пы­
талась загипнотизировать слушателей. Ее голос бук­
вально завораживал. Художник Юрий Анненков пи­
сал: «Я не помню никого другого, кто владел бы таким
умением и такой музыкальной тонкостью чтения,
какими располагала Ахматова».
Георгий Адамович вспоминает: «Нет, красавицей
она не была. Но она была больше, чем красавица,
лучше, чем красавица. Никогда не приходилось мне
видеть женщину, лицо и весь облик которой повсюду,
среди любых красавиц, выделялся бы своей вырази­
тельностью, неподдельной одухотворенностью, чемто, сразу приковывавшим внимание...» (9)
Многие художники пытались передать эту «не­
поддельную одухотворенность» в портретах Ахмато­
вой, среди которых выделяется портрет работы Ната­
на Альтмана Ахматова всегда двойственно относилась
к этому знаменитому портрету, где она изображена
в синем платье с ярко-желтой шалью. Ей всегда боль­
ше нравился портрет Александра Тышлера
Центральной фигурой кабачка была актриса Оль­
га Глебова-Судейкина. Ольга танцевала в Малом те­
атре и играла Коломбину в постановке «Шарф Ко­
ломбины» у Всеволода Мейерхольда. Ее исполнение
«Пляски нимф и козлоногих» у Ильи Саца было не­
вероятно эротичным. Ольга играла также Деву Ма­
рию в «Полете Девы Марии с младенцем в Египет»
по пьесе Михаила Кузмина. Музыку к этому спекSS таклю также написал Илья Сац.
В «Поэме без героя» Ольга появляется с черно­
белым веером в руке. Она шепчет о вечной весне и

Анна Ахматова

пробуждает воспоминания об ушедшей юности. Ах­
матова называет Ольгу «своим двойником», но физи­
чески эти женщины совершенно не походили друг
на друга. У Ольги были длинные белокурые косы,
«как у Мелисанды», по словам Артура Лурье. Ольга
была очаровательна, красота ж е Ахматовой совер­
шенно иного рода. Она была элегантна, чуть углова­
та, стройна. У нее высокие скулы, большие серые
глаза и нежный абрис губ, черные волосы всегда за­
чесаны назад и собраны в низкий пучок. Лоб закры­
вала челка. Черты лица Ахматовой отличались клас­
сическим совершенством, хотя по сегодняшним мер­
кам ее орлиный нос вряд ли вызвал бы восхищение.
«Ее лицо и вся ее внешность были поразительны. Ко­
гда она стояла на сцене и шаль спадала с ее плеч, она
излучала странное хладнокровное достоинство, кото­
рое гармонично дополняло ее образ». (10)
Даже украшения идеально вписывались в этот
образ. Бабушка Ахматовой оставила ей черное коль­
цо, гладкое и покрытое золотой эмалью. В центре
сверкал небольшой бриллиант. Анна всегда считала,
что оно обладает магической силой и защищает сво­
его владельца.
В «Петербургской повести» «Коломбина десятых
годов» живет в квартире, обставленной в стиле Оль­
гиного дома:
Дом пестрей комедьянтской фуры,
Облупившиеся амуры
Охраняют Венерин алтарь.
Певчих птиц не сажала в клетку,
Спальню ты убрала, как беседку... (11)

Ольга всегда тяготела к итальянской комедии ма­
сок. И это удивительно, потому что родилась она в
Пскове и прадед ее был крепостным. Отец Ольги слу­
жил мелким чиновником, точно таким, о которых

2$

Элеи Файнгитейн

^

писал Достоевский. Не все находили ее интересной.
Ж ена Осипа Мандельштама, Надежда, писала о ней
довольно недоброжелательно, называла ее одной из
«кукол» Санкт-Петербурга и отмечала ее неестест­
венный, изможденный вид, хотя и признавала, что
она была «милым, легкомысленным, воздушным соз­
данием». (12) Вера де Боссет, позднее ставшая ж е­
ной Игоря Стравинского, увела у Ольги мужа и вы­
шла замуж за Судейкина. Об Ольге она отзывалась
довольно презрительно: «Актриса она была никакая,
петь и танцевать не умела и вообще была довольно
пустая особа, которую мало что интересовало, кроме
ухажеров». (13) Но вот Артур Лурье отмечал, что Оль­
га была исключительно музыкальна, у нее были чарую­
щий смех и игривые манеры. Ей нравилось самой де­
лать кукол. Свои сокровища — Дон Жуана, Царицу
Ночи и Дездемону — она хранила в специальных ко­
робках и доставала только для того, чтобы показать
гостям. Ольга обожала гулять по Александровскому
рынку, где можно было купить старинный фарфор и
разные безделушки — табакерки и миниатюры. Ей
нравилось приходить в знаменитый «театральный
дом» Озаровского. Этот изящный маленький дом
был обставлен мебелью елизаветинской эпохи из ка­
рельской березы, здесь стояли клавесины, висели ве­
нецианские зеркала... Ольга обладала прекрасным
слухом и великолепной музыкальной памятью. Она
могла спеть все что угодно, лишь раз услышав. (14)
Осип Мандельштам часто присаживался за сто­
лик Ахматовой. Он великолепно читал собственные
стихи. Ахматова, не любившая слушать поэтов, в
конце жизни говорила Анатолию Найману: «Все мы
читали стихи, а потом начинал читать Мандельштам,
и это было, словно взлетал белый лебедь». (15) Ман­
дельштам всегда называл себя разночинцем-интел-

1 Родным языком Эмиля был немецкий. В его библиоте­
ке книги Гете и Шиллера соседствовали с еврейскими кни­
гами на иврите. Его ж ена прекрасно говорила по-русски.
Именно она устроила так, что ее сыновья, и Осип в том чис­
ле, получили образование в Тенишевской школе, одной из
лучших в Санкт-Петербурге.
2
Профессор Валентина Полухина однажды спросила
Саломею, почему она всегда отказывала Мандельштаму. И та
ответила: «Но, Валентина, он ж е был так некрасив!»

Анна Ахматова

лектуалом, не принадлежащим ни к одному общест­
венному классу. Он родился в Варшаве в 1891 году.
Его отец, Эмиль, торговал кожами1. Будучи разночин­
цем, Мандельштам с легкостью вписался в круг за­
всегдатаев «Бродячей собаки». Он часто влюблялся.
Впрочем, Ахматова отрицала, что Мандельштам был
влюблен в нее, предпочитая считать его лишь другом.
Ей Осип рассказывал о своей страстной влюбленно­
сти в красивую художницу Анну Михайловну Зельманову-Чудовскую, великую поэтессу Марину Цве­
таеву и княгиню Саломею Андроникову, близкую
подругу Ахматовой2.
Но для большинства поклонников творчества Ах­
матовой две ее первые книги печально свидетельст­
вовали только о неразделенной любви. «Молодежь
двух или трех поколений влюблялась, так сказать,
под аккомпанемент стихотворений Ахматовой, на­
ходя в них воплощение своих собственных чувств», —
вот как написал о первой книге Ахматовой «Вечер»
(1912) известный писатель и переводчик Корней Ива­
нович Чуковский. Никто так и не узнал, кому именно
адресованы эти печальные стихи. Она никогда не по­
казывала своих чувств окружающим.
Под сводчатыми потолками «Бродячей собаки»
Ахматова была признанной королевой. Цветаева,
вспоминая Ахматову 1913 года, писала о ней:

Элен Файнштейн

Узкий, нерусский стан —
Над фолиантами.
Шаль из турецких стран
Пала, как мантия.
Вас передашь одной
Ломаной черной линией.
Холод — в весельи, зной —
В Вашем унынии. (16)

Чтение Ахматовой произвело на Цветаеву столь
глубокое впечатление, что позднее она посвятила ей
целый цикл стихотворений. А пока она просто спра­
шивала:
Вся Ваша жизнь — озноб,
И завершится — чем она?
Облачный — темен — лоб
Юного демона. (17)

Глава 2
СТАТЬ АХМАТОВОЙ
Но на бледной руке нет кольца моего,
Никому никогда не отдам я его. (1)

Ахматова

хллна Ахматова изобрела себя сама. Отец не позво­
лял ей писать стихов, поскольку боялся, что они мо­
гут его скомпрометировать. И тогда Анна в качестве
псевдонима взяла себе фамилию татарской княжны,
своей прабабушки по материнской линии. Иосиф
Бродский назвал выбор имени «первой поэмой» Ах­
матовой.
Анна Андреевна Горенко родилась в канун дня
Ивана Купалы, 23 июня 1889 года, на побережье
Черного моря под Одессой (Большой Фонтан). По на­
родному поверью, в ночь накануне Ивана Купалы си­
лы добра и зла вступают в противоборство. Даже Цер­
ковь терпеливо сносила своеобразный ритуал очище­
ния — например, прыжки через костры — в эту ночь.
Суеверия, связанные с днем Ивана Купалы, были
сильны даже среди интеллигенции. Анна всю жизнь
считала, что наделена опасной силой.
Анна была третьей дочерью морского инженера
Андрея Горенко и его второй жены, Инны. В 1882 го­
ду Андрею Горенко было предложено оставить пост
преподавателя Морского училища в Санкт-Петербур­
ге, поскольку он был близко знаком с лейтенантом
Никитенко. Политические взгляды Никитенко были
крайне радикальны. Он изготовил бомбу, которая
впоследствии была использована для убийства одного

Элен Файншшейн

из членов царской семьи. Никитенко судили и пове­
сили. Горенко не мог никоим образом участвовать
ни в создании бомбы, ни в ее использовании и поэто­
му всего лишь лишился работы — на удивление лег­
кое наказание.
Уйдя в отставку в ранге капитана, Андрей Горен­
ко в 1890 году занял скромную должность на граж­
данской службе. Семья переехала сначала в пригород
Санкт-Петербурга, Павловск, а затем в небольшой го­
родок Царское Село, где императорская семья про­
водила лето.
Царское Село считалось летним аристократиче­
ским курортом. Здесь размещались гвардейские пол­
ки. Здесь красовался императорский дворец, постро­
енный в 1752 году архитектором Растрелли для цари­
цы Елизаветы. Николай II и его супруга использовали
дворец для официальных приемов и банкетов.
Брак родителей Анны был не первым для обоих.
От первого брака у Горенко было двое детей. Андрей
Горенко был дворянином, хотя лишь во втором по­
колении. Его отцу был пожалован дворянский титул
в благодарность за службу на флоте. Во втором браке
у Горенко родилось шестеро детей. Андрей и Инна
были старше Анны. Ирина родилась в 1892 году, Ия —
в 1894, а Виктор — в 1896. Дети не отличались креп­
ким здоровьем. Инна была очень болезненной девоч­
кой. Ирина, которую в семье звали Рикой, умерла ле­
том 1896 года, когда ей исполнилось всего четыре го­
да. Позднее Ахматова призналась своему первому
биографу, Аманде Хейт, что это событие омрачило
все ее детство.
Анна с печалью вспоминала о своих сестрах, и
в особенности о старшей, Инне, которая умерла в
1906 году в возрасте двадцати семи лет: «Инна была
очень особенная, суровая, строгая... Она была такой,

Анна Ахматова

какою читатели всегда представляли себе меня и ка­
кою я никогда не была». (2) Инне никогда не нрави­
лись стихи Анны, она считала их слишком легкомыс­
ленными. А мать проявляла большую чуткость. Про­
читав стихи дочери, И нна Эразмовна неожиданно
заплакала и сказала: «Я не знаю, я вижу только, что
моей дочке — плохо». (3)
Зимой 1900 года, когда семья Горенко жила в
Царском Селе, Анна тяжело заболела, по-видимому,
оспой. Тогда, в возрасте одиннадцати лет, она и на­
писала свое первое стихотворение и с тех пор всегда
связывала свой поэтический дар с этой болезнью:
«Удивительно то, что, когда я еще не написала ни
строчки, все кругом были уверены, что я стану по­
этессой. А папа даже дразнил меня так: декадентская
поэтесса...» (4) Всю жизнь Ахматова отрицала тот
факт, что детство оказало какое-то влияние на ее
личность. На вопрос, было ли ее детство несчастливым,
она отвечала очень просто: «Детям не с чем сравни­
вать, и они просто не знают, счастливы они или не­
счастны». (5) И тем не менее, внутренняя меланхо­
лия ее поэзии кажется самым тесным образом свя­
занной с юностью поэтессы.
Семью Горенко нельзя было назвать гармонич­
ной. Отец Анны всегда отличался красивой наружно­
стью. Он прекрасно одевался, носил цилиндр, слегка
сдвинутый набок. Мать Анны, Инна Эразмовна, про­
исходила из семейства Стоговых. Когда-то Стоговы
были богатыми и знатными землевладельцами, но их
богатство осталось в прошлом Первый муж Инны,
Змунчилла, был намного старше ее. Вскоре после
свадьбы он застрелился. Инна влюбилась в красивого
молодого Андрея Антоновича Горенко, вышла за него замрк и жила счастливо до тех пор, пока не поня­
ла, что ее новый м р к был, по словам ее младшего сы-

ts

Элен Файншшейн

на, Виктора, «страшный мот и вечно увивался за
женщинами». (6)
Мать Анны слыла прекрасной женщиной. Всю
жизнь Ахматова вспоминала о ней с огромной любо­
вью. Анатолий Найман, познакомившийся с уже не­
молодой Ахматовой, вспоминал, что при упоминании
о матери лицо Анны Андреевны сразу ж е смягча­
лось. (7). В первой «Северной элегии» Ахматова так
написала о своей матери:
И женщина с прозрачными глазами
(Такой глубокой синевы, что море
Нельзя не вспомнить, поглядевши в них),
С редчайшим именем и белой ручкой,
И добротой, которую в наследство
Я от нее как будто получила,
Ненужный дар моей жестокой жизни. (8)

Однако Евгений Рейн, также хорошо знавший Ах­
матову на закате ее жизни, замечал: «Ахматова все­
гда говорила о том, что ее мать была нежной, доброй
женщиной, но, как я понимаю, они не были близки
после того, как Анна оставила дом». (9)
Школьная подруга Ахматовой, Валерия Тюльпа­
нова (в замркестве Срезневская), вспоминала велико­
лепную фигуру Инны Эразмовны, ее вечно падаю­
щее пенсне и абсолютную неспособность к домаш­
ним делам. Мать Ахматовой была безнадежно не­
практична. Имея множество прислуги, она не могла
организовать нормальную жизнь в доме. Даже раз­
жечь плиту было выше ее сил. Судя по всему, непрак­
тичность Ахматовой и ее неспособность справляться
с самыми простыми бытовыми проблемами явно
была наследственной. Отец же Анны терпеть не мог
беспорядка и очень ядовито критиковал жену,
cs
Горенко не принадлежали к художественной ин­
теллигенции, хотя тетя деда Анны по материнской
линии была первой русской поэтессой. Ее звали Ан-

И столетие мы лелеем
Еле слышный шелест шагов. (10)

Для Анны Царское Село было неотделимо от Пуш­
кина, который когда-то учился здесь в Царскосель­
ском лицее. Ей нравилось, что местные жители ни1 По крайней мере, так говорила Ахматова Лидии Чу­
ковской 25 июня 1940 года.

Анна Ахматова

на Бунина. Андрей и Инна исповедовали либераль­
ные взгляды, знали наизусть стихи Некрасова, испол­
ненные сочувствия к страданиям простого народа.
Книга стихов Некрасова, которая, по воспоминани­
ям Анны, была единственным поэтическим сборни­
ком в доме, была подарена Инне Эразмовне ее пер­
вым мужем1. И Андрей, и Инна восхищались героиз­
мом жен декабристов, последовавших за своими
мужьями в Сибирь. Оба симпатизировали движе­
нию народовольцев, несмотря на то что это движе­
ние было весьма радикальным и осуществило не­
сколько политических убийств.
Несмотря на политические взгляды, Инна Эразмовна оставалась искренней христианкой. Анна вспо­
минала, как ее мать в Прощеное воскресенье прихо­
дила на кухню, кланялась слугам и говорила: «Про­
стите меня, грешную». Слуги тоже кланялись, про­
щали хозяйку и, в свою очередь, просили прощения
у нее.
Семья Горенко никогда не принадлежала к пе­
тербургской элите. Высшая знать жила на Невском и
Литейном проспектах. Горенко же поселились всего
лишь в Царском Селе. Хотя Анна не могла попасть в
царские дворцы, она любила гулять по прекрасным
дворцовым паркам. Школьнице нравилось представ­
лять, что когда-то по этим же садам гулял молодой
Александр Пушкин:

Элен Файнштейн

когда не одевались экстравагантно, предоставляя это
право женам адвокатов и врачей. Царское Село вдох­
новляло многих поэтов — от Лермонтова до Инно­
кентия Анненского.
В базарные дни на рыночной площади Царского
Села устанавливали деревянные столы, где грудами
были свалены отрезы тканей и различная домашняя
утварь. Крестьяне привозили на продажу картофель,
лук и капусту. Чуть дальше от центра города тянулись
деревянные домики, чаще всего одноэтажные, окру­
женные деревянной изгородью. Семья Горенко жила
вдали от парадных дворцов, в темно-зеленом дере­
вянном доме, выходящем на Широкую улицу. Когдато в этом доме содержался трактир, и запах молока,
хранившегося в подвалах, поселился здесь надолго.
По крайней мере, так запомнила Ахматова. Напро­
тив дома Горенко, в Безымянном переулке, приюти­
лась лавка сапожника.
В комнате Анны стояла железная кровать, столик
и этажерка для книг. Медный подсвечник, в красном
углу — икона. Окно выходило в небольшой переулок,
зимой занесенный снегом, а летом зараставший сор­
няками. Ахматова называла себя «чудовищем», а со­
седи прозвали ее «дикой девочкой». Анна была на­
стоящим сорванцом. Она плавала, как рыба, и могла
забраться на любое дерево не хуже бродячей кошки.
Летом семья отправлялась на Черное море. Анна це­
лыми днями бродила с непокрытой головой, босиком
и купалась в одном лишь тоненьком платьице, наде­
том на голое тело. Другие девушки, отправляясь на
пляж, должны были надевать корсет и лиф, две ниж­
ние юбки (причем одна была крахмальной) и шелковое платье. Надев резиновые тапочки и специаль­
ную шапочку, они могли немного поплескаться у бе­
рега. Анна же ныряла в море и уплывала часа на два.

Анна Ахматова

Иногда она сидела на камнях, как русалка. Ее платье,
высыхая, становилось жестким от выступившей на
нем соли.
Много позже, в 1914 году, Ахматова написала по­
эму «У самого моря», рассказав о своей юности, о
любви к прекрасному царевичу и о разочаровании,
постигшем ее, когда оказалось, что влюблена она в
простого смертного. Удивительное обаяние поэмы
кроется в искренности воспоминаний о детстве. Ах­
матова великолепно передает ощущение свободы и
беззаботности, бесконечное счастье, почувствовать
которое можно только в детстве. Героиню поэмы ок­
ружает теплое море, чайки, паруса. Она собирает
гильзы, оставшиеся после войны, «как собирают гри­
бы и чернику». Она представляет себе влюбленного
сероглазого мальчика, который дарит ей белые розы.
Интересно, что предложение руки и сердца связыва­
ется у героини с возможностью покинуть провинци­
альный мир.
...Он сказал, — скоро стану взрослым
И поеду с тобой на север... (11)

Цыганка нагадала героине любовь царевича, но
ее пророчество оказалось горьким. Царевич приплыл
за своей возлюбленной, корабль перевернулся, и он
утонул.
Анна с раннего детства была лунатиком, что очень
беспокоило родителей. Во сне она могла даже выйти
на крышу дома. Однажды ее обнаружил там отец и
принес домой на руках. Подобно многим, кто обна­
руживает, что окружающие считают их странными,
Анна очень рано начала считать себя особенной. Както раз она привела в полнейший ужас собственную
мать, заявив, что дача, которую они снимали на У краине, когда-нибудь будет украшена мемориальной
доской в ее честь. Сейчас это действительно так, но в

е§

Элен Файнгишейн

^

то время Инна Эразмовна была шокирована нескром­
ностью и дурными манерами дочери.
Анна очень точно запомнила все случаи, которые
предвещали ей необычную судьбу. Няни и гувернант­
ки сыграли в убежденности девочки большую роль.
Когда Анне было всего пять лет, семья Горенко от­
дыхала в курортном городке Гунгербурге. Там девоч­
ка нашла необычный «царь-гриб». Суеверная няня
из Калуги сочла это счастливым предзнаменованием.
Позднее, уже в Киеве, в Царском саду Анна нашла
булавку в форме лиры. Гувернантка сказала, что де­
вочка обязательно станет поэтессой. (12)
Мать не уделяла особого внимания воспитанию
дочери. Анна росла совершенно не так, как Марина
Цветаева. (13) Читать она научилась в семь лет по
«Азбуке» Льва Толстого. В возрасте десяти лет ее от­
дали в царскосельскую гимназию. К тринадцати го­
дам Анна была страстно увлечена поэзией, зачитыва­
лась стихами Александра Блока.
С 1900 года Анна посещает Мариинскую гимна­
зию в Санкт-Петербурге. Ученики не слишком увле­
кались поэзией и считали Анну замкнутой гордяч­
кой. Подруга Анны, Валерия, тоже называла ее «ничем
не примечательной, довольно тихенькой и замкну­
той». (14) Хотя сама Валерия была весьма общитель­
ной и жизнерадостной, девочки подружились. Этому
способствовало и то, что их семьи жили в Царском
Селе в одном доме. Девочки вместе играли в боль­
шом красивом саду. Валерия очень скоро поняла, что
Анна отнюдь не столь «непримечательна», как пока­
залось ей на первый взгляд. Анна не только писала
стихи, но еще и читала запрещенные книги. К тринадцати годам она уже знала всех poetes maudits
(проклятых поэтов), в том числе Верлена и Бодлера.
Н а снимках Анны в шести-семилетнем возрасте

Анна Ахматова

мы видим девочку с полным лицом и короткими во­
лосами. К четырнадцати годам детская пухлость поч­
ти совсем исчезла. Анна превратилась в красавицу с
точеными чертами лица, огромными серыми глаза­
ми и длинными прямыми черными волосами. У нее
была фигура балерины. В подростковом возрасте Ан­
на была очень высокой и гибкой настолько, что с лег­
костью могла пяткой коснуться затылка. (15) Вале­
рия неожиданнозаметила, что подруга начала про­
являть интерес к собственной внешности.
Не все ученики Мариинской гимназии были оди­
наково богаты. Богатым в полдень приносили обед
на серебряных подносах. Анна к привилегированно­
му кругу не принадлежала, но тем не менее вела се­
бя как истинная аристократка. К тому времени она
уже обрела внутреннее спокойствие, хотя лунатизм
свидетельствовал о том, что в ее жизни не все было
гладко, что неудивительно, если принять во внима­
ние разлад между родителями и болезни сестер.
Лидия Чуковская, ставшая впоследствии близкой
подругой Ахматовой, считала, что уязвимость, беспо­
мощность и слабость Анны Андреевны уходят кор­
нями в ее одинокое детство. Анна взрослела и не мог­
ла не понимать, что родители давно уже не близки
между собой.
В 1902 году отец зачислил Анну на полный пан­
сион в Императорское Воспитательное общество
благородных девиц. Ей предстояло учиться в Смоль­
ном институте в Петербурге. Это учебное заведение
славилось суровой дисциплиной. Проведя там несколь­
ко недель, Анна была отчислена. Скорее всего, это
произошло из-за того, что Анну застали бродящей во
сне по институтским коридорам.
Отца Анна видела гораздо реже, чем мать, хотя он
иногда брал ее в Петербург — в оперу и в Эрмитаж.

«S

Элен Файнгишейн

Я

Но внебрачные связи отца были у всех на слуху. В Цар­
ском Селе сплетничали о том, что некий Леонид Га­
лахов — его внебрачный сын.
Осенью 1904 года старшая сестра Анны, Инна,
вышла замуж за Сергея фон Штейна, филолога, спе­
циалиста по Пушкину. Поэт Иннокентий Анненский,
приходившийся фон Штейну родственником через
свою невестку, замечал: «На его месте я бы женился
на младшей дочери». Этот комплимент Анна запом­
нила на всю жизнь. В рукописи мемуаров Срезнев­
ской эта фраза записана рукой самой Ахматовой. (16)
Анна страстно жаждала любви, и жажда эта вы­
плеснулась в стихотворении 1904 года, посвященном
«А.М.Ф.». По-видимому, под этими инициалами скры­
вается Александр Федоров, одесский писатель, о ко­
тором Анна весьма неромантично писала фон Штей­
ну. Поцелуи Федорова слишком р к пахли обедом Но
в стихотворении эти поцелуи становятся нежными и
возбуждающими. Ахматовой был нужен учитель по­
эзии. Позднее таким учителем стал Анненский, спо­
собный увидеть психологическую глубину в самых
обычных событиях повседневной жизни. Его стихи
Анна и Валерия впервые прочли еще в школе и на­
всегда запомнили речь, произнесенную Анненским в
1899 году на открытии памятника Пушкину.
1905 год стал для Анны переломным. Она связы­
вала это с поражением русского флота, уничтожен­
ного японцами при Цусиме. Это был год революции
и репрессий. Той зимой Анна впервые услышала пу­
шечные выстрелы. Но революцию 1905 года она вос­
принимала со стороны. (17) Анна ничего не знала о
жизни в рабочих кварталах Петербурга, где не было
воды, а нечистоты собирали на задних дворах и вы­
возили раз в день. Хотя Анна не видела всех этих ужа­
сов, она не могла не видеть шпиля Петропавловской

Анна Ахматова

крепости, где томились узники царизма. Порой их
содержали в камерах настолько маленьких, что они
не могли ни сидеть, ни лежать. (18)
День 9 января 1905 года вошел в историю как
Кровавое воскресенье. Сто пятьдесят тысяч безоруж­
ных рабочих во главе с попом Гапоном с крестами и
иконами, распевая гимны, направились к Зимнему
дворцу, чтобы вручить свою петицию царю. Царя в
тот момент во дворце не было, он находился в Цар­
ском Селе. Охрана дворца петицию не приняла. Мир­
ная демонстрация была расстреляна и растоптана
кавалерией. В тот день было убито и ранено около
4600 человек. Вслед за этим по всей стране прокати­
лась волна восстаний и демонстраций. Власть пода­
вила народные выступления с чудовищной жестоко­
стью.
В том году Анна с матерью жила на Черном мо­
ре, в Евпатории, вдали от революционных событий.
Но семья Горенко не могла не знать о происходя­
щем в стране. В русской глубинке царили бедность,
жестокость и болезни. Даже в XX веке восемьдесят
процентов населения страны составляли крестьяне.
К женщинам в деревнях относились совершенно поварварски. Мужья жестоко избивали жен. Возникла
даже поговорка: «Чем больше жену бьешь, тем щи
вкуснее». В деревне существовали и более жестокие
наказания. Провинившуюся женщину могли привя­
зать к телеге и протащить по всей деревне. Страдали
не только женщины. Преступников забивали палка­
ми до смерти. (19) Царь на протяжении долгих лет
спокойно наблюдал за ростом национализма в ог­
ромной империи. Особенно сильны в те годы были
притеснения евреев, которых обвиняли в причастности к убийству Александра И.
Революция 1905 года стала переломным момен-

Элен Файнгишейн

том. Основной причиной ее стали длительные неуро­
жаи, из-за чего в стране возникла угроза голода. Царь
не препятствовал жестокому подавлению бунтов и
погромов. Семья Горенко тоже не была счастлива.
Весной 1905 года, поссорившись с великим князем
Александром Михайловичем, отец Анны решил уйти
в отставку. В сентябре 1905 года сестру Анны, И н­
ну, поместили в туберкулезный санаторий. 15 июля
1906 года И нна умерла. За свою короткую жизнь
Анна потеряла уже двух сестер, и это глубоко на нее
повлияло. В письме к фон Штейну она признается в
том, что пыталась покончить с собой: «Говорил Вам
Андрей, как я в Евпатории вешалась на гвоздь и гвоздь
выскочил из известковой стенки? Мама плакала, мне
было стыдно — вообще скверно». (19*) В этом же
году родители Ахматовой окончательно расстались.
Главной причиной развода стало увлечение Анд­
рея Горенко Еленой Ивановной Страннолюбской,
вдовой контр-адмирала А. Н. Страннолюбского. (20)
Именно она убедила его отправить семью в Крым,
поскольку крымский климат полезен для легких. Ан­
дрей переехал к Елене, а его жена и дети отправи­
лись на юг. Хотя Инна Эразмовна старалась ничем
не выдать своих чувств, Анна не могла не почувство­
вать ее боли. Странная готовность Ахматовой при­
нимать несчастье и распад собственных браков мог­
ла быть связана с тем смирением, с каким ее мать
восприняла роль брошенной жены. Любовницу отца
Ахматова называла «настоящей горбуньей». Это бы­
ло несправедливо. Елена была необыкновенной жен­
щиной. Она окончила Оксфордский университет. Ей
хотелось, чтобы Андрей Горенко стал ее безраздель­
ной собственностью. Всю жизнь у самой Анны скла­
дывались непростые отношения с женами своих лю-

Анна Ахматова

бовников, так что неудивительно, что у нее не на­
шлось доброго слова для любовницы отца.
Судя по письмам, Анна была глубоко уязвлена
тем, что отец оставил семью. «Уважать отца я не мо­
гу, никогда его не любила, с какой же стати буду его
слушаться». (19) Ахматова часто говорила о том, как
ненавидела, когда отец начинал кричать. Она вспо­
минала его брюзжание и скупость. Он даже отказал­
ся дать дочери денег на новое пальто.
Самым значительным событием 1905 года в ж из­
ни Анны стала потеря девственности. Весной 1905 го­
да она влюбилась во Владимира Викторовича Голени­
щева-Кутузова (21), студента Петербургского универ­
ситета. Он был на десять лет ее старше. Она позволила
ему соблазнить себя, а когда он вернулся в универси­
тет, страшно страдала. Зимой 1905 года Анна была в
Евпатории. В 1906 году она приехала в Киев, чтобы
сдать экзамены в Фундуклеевскую гимназию. Анна
поселилась с теткой. После смерти Инны, находясь
вдали от семьи и друзей, оставшихся в Царском Се­
ле, она чувствовала себя очень одинокой.
Именно на юге, когда Анне было чуть больше
тринадцати, поэт Николай Гумилев понял, что влюб­
лен в нее. Это была не первая их встреча. Николай со
старшим братом встречал Анну и Валерию Тюльпа­
нову по дороге из школы в Царском Селе. Гумилева
поразила серьезная девочка. Он стал часто встречать­
ся с ней, словно случайно. Иногда они встречались на
вечерах, устраиваемых Инной и фон Штейном. На
Анну Гумилев сильного впечатления не произвел. Ни­
колай был совершенно обыкновенным, слегка шепе­
лявил, смотрел в сторону.
Гумилев не был красив, но обладал интересным
складом ума. Его привлекали литература и приклю­
чения. Он разделял многие интересы Анны — увле-

£1

Элен Файнгишейн

^

кался поэзией символистов и творчеством Александ­
ра Блока. Других мужчин Ахматова любила более
страстно, чем Гумилева, но его жизнь и смерть тесно
переплелись с ее жизнью. Гумилев стал отцом ее
единственного ребенка.
Николай Гумилев родился 3 апреля 1886 года в
Кронштадте. Его отец был корабельным врачом Мать
на восемнадцать лет моложе мужа. Когда отец вы­
шел в отставку, семья поселилась в Царском Селе.
Николай, как и Анна, жил не среди дворцов и рос­
кошных павильонов, а на окраине, где селились мно­
гие отставные военные.
В детстве Николай был очень близок с матерью.
И менно она приучила его к чтению. Из-за слабого
здоровья до десяти лет Коля учился дома, затем се­
мья переехала в Петербург, и мальчик поступил в гим­
назию Гуревича. Круг его интересов был чрезвычай­
но широк. Его увлекала даже астрономия. К трина­
дцати годам он уже читал в переводах Мильтона,
Кольриджа и Ариосто и, конечно, книги русских клас­
сиков.
Когда Коле исполнилось четырнадцать лет, семья
переехала в Тбилиси. Кавказ вдохновлял многих рус­
ских поэтов XIX века. В 1903 году Гумилев открыл
для себя Ницш е и решил посвятить жизнь поэзии.
Первые стихи он опубликовал в октябре 1905 года
за свой счет.
В гимназии Гумилев одевался щегольски. Одно­
классники постоянно говорили о его высокомерии и
частых нарушениях школьных правил. Удивительное
поведение для мальчика, который считал себя урод­
ливым и еще не состоялся как поэт. Одним из тех,
кто с пониманием относился к его стремлению стать
поэтом, был директор гимназии поэт Иннокентий
Анненский, стихами которого через несколько лет

Анна Ахматова

будет восхищаться юная Ахматова. Анненский был
не только прекрасным учителем. В его школе прак­
тически отсутствовала дисциплина. Его не беспокои­
ло то, что большая часть учеников прогуливает уро­
ки. Анненский был отличным переводчиком и писал
прекрасные стихи. Он не жалел времени на то, что­
бы ободрить начинающего писать Гумилева.
Впервые Гумилев признался Анне в любви на
Пасху 1905 года. Его чувство было достаточно серьез­
ным, чтобы, получив отказ, впасть в глубокую де­
прессию. Он даже пытался покончить с собой. Анна
была столь напугана нежеланной ответственностью,
которую возлагало на нее поведение Гумилева, что
окончательно рассорилась с ним. Они не встречались
вплоть до весны 1906 года. Всю осень Ахматова жила
в Киеве. Несмотря на то что она давно не видела Го­
ленищева-Кутузова, вернувшегося в Петербург, в пись­
мах к фон Штейну Анна продолжала твердить о сво­
ей любви. Она умоляла зятя прислать ей фотографию
любимого. Спустя какое-то время Сергей неохотно
уступил просьбам девушки.
11 февраля 1907 года Анна пишет фон Штейну
письмо, в котором благодарит его за присланную фо­
тографию. По ее описанию Голенищев-Кутузов очень
похож не только на героев ее стихов, но и на тех
мужчин, к которым ее всегда влекло: «Я пять меся­
цев ждала его карточку, на ней он совсем такой, ка­
ким я знала его, любила и так безумно боялась: эле­
гантный и такой равнодушно-холодный». (22) В том
же письме Анна пишет: «Я не могу оторвать от него
душу мою. Я отравлена на всю жизнь, горек яд не­
разделенной любви». Возможно, упоминание об «от­
равлении» несколько мелодраматично, но состояние
здоровья Анны в тот момент действительно стало не­
важным. Потерять первую любовь сразу после того,

«S

Элен Файнгишейн

^

как из семьи ушел отец, было очень тяжело. Всю жизнь
Ахматова ожидала, что ее бросят, и эти ожидания
отразились в ее стихах.
Павел Лукницкий пишет о том, что в Севастопо­
ле на даче Шмидтов Анна призналась Гумилеву в том,
что более не девственница. (23) Возможно, имен­
но это и послужило причиной серьезной попытки
самоубийства, предпринятой Гумилевым в августе
1907 года в Париже. (24)
Гумилеву шел двадцать первый год. Он был очень
застенчив, хотя ничего не боялся. Его страсть к приклю­
чениям была не слабее страсти к литературе. В 1907 го­
ду он совершил первое путешествие в Стамбул. День­
ги на поездку он сэкономил из сумм, ежемесячно
присылаемых ему родителями. По пути домой Гуми­
лев, переполненный впечатлениями, остановился в
Киеве, в дешевой привокзальной гостинице. Ему хоте­
лось снова увидеть Анну. На этот раз их встреча бы­
ла более дружеской: они говорили о поэзии и об ок­
культных тайнах.
Гумилев находился в состоянии постоянного воз­
буждения. В письме к поэту-символисту Валерию
Брюсову он с явной бравадой описывает свой роман
с гречанкой в Смирне и стычку с бандитами в Мар­
селе. Несмотря на любовь к Анне, у него продолжа­
ются романы с другими женщинами. В «Башне» Вя­
чеслава Иванова Гумилев познакомился с поэтессой
Елизаветой Дмитриевой. В 1909 году между ними за­
вязался роман. Гумилев отправился вместе с ней в
Крым, к Максимилиану Волошину. Там Гумилев сде­
лал Дмитриевой предложение, но, к своему глубоко­
му разочарованию, получил отказ. Когда он приехал
к Анне, в то время жившей в небольшом городке воз­
ле Одессы, она почувствовала в его поведении какуюто неискренность. После неудачной попытки изда-

Анна Ахматова

вать вместе с Алексеем Толстым журнал «Остров»
(вышел только один номер) Гумилев сблизился с Сер­
геем Маковским. Группа литераторов начала выпус­
кать журнал «Аполлон», очень скоро ставший одним
из наиболее влиятельных журналов того времени.
Тем временем Дмитриева и Волошин объедини­
ли творческие усилия. Они изобрели таинственную
поэтессу, Черубину де Габриак, и стали от ее имени
посылать стихи в журнал «Аполлон». Маковский был
заинтригован. Его интерес подогревало и то, что по­
этесса упорно отказывалась от личной встречи. Вско­
ре авторство Дмитриевой было раскрыто, но эта шут­
ка могла иметь серьезные последствия. Маковский
предпочел стихи Черубины произведениям Аннен­
ского. Ахматова всегда считала, что это оскорбление
и стало причиной смерти Анненского, последовав­
шей через месяц. Гумилев был в ярости от того, что
Дмитриева с Волошиным дурачили его.
Опубликовав свой первый поэтический сборник,
Гумилев сразу же отправил книгу Брюсову. Брюсов
оставался его наставником и ментором даже в П а­
риже, когда он слушал курс французской литературы
в Сорбонне. В Париже Николай был очень одинок,
несмотря на то что в то время там жили брат Анны,
Андрей, и Алексей Толстой. Однако поведение сно­
бов выводило его из себя. Неподалеку от Гумилева
жил Константин Бальмонт. Гумилев отправил ему
письмо, но Бальмонт не потрудился ответить. Не сло­
жились отношения и с Зинаидой Гиппиус, хотя Гу­
милев привез в Париж рекомендательное письмо к
ней, написанное Брюсовым.
С гривой рыжих волос, зелеными глазами и бес­
страстным, всегда напудренным лицом, Зинаида Гиппиус представляла собой весьма экзотическую фигу­
ру и безраздельно властвовала в своем литературном

Элен Файнгишейн

§

салоне. В этом доме Гумилева ждал самый недобро­
желательный прием. Позднее Брюсов интересовался
у Гиппиус, приходил ли к ней молодой поэт. Гиппиус
ответила более чем откровенно: «Да видели ли вы
его? Мы прямо пали. Боря (Андрей Белый) имел силы
издеваться над ним, а я была поражена параличом.
Двадцать лет, вид бледно-гнойный, сентенции ста­
рые, как шляпка вдовицы, едущей на Драгомиловское. После того, как он надел цилиндр и уда­
лился, я нашла номер «Весов» с его стихами, желая
хоть гениальностью его строк оправдать ваше влече­
ние, и не могла». (25)
Переписка Анны с фон Штейном продолжалась
и в 1907 году. Сергей явно был обескуражен, получив
2 февраля 1907 года такое известие: «Я выхожу за­
муж за друга моей юности Николая Степановича Гу­
милева. Он любит меня уже 3 года, и я верю, что моя
судьба быть его женой. Люблю ли его, я не знаю, но
кажется мне, что люблю». (26) Через несколько дней,
11 февраля, она снова пишет о своей безответной люб­
ви к Кутузову, но затем заявляет: «Но Гумилев — моя
Судьба, и я покорно отдаюсь ей». (27)
Жизнь Анны была нелегкой. По письмам к фон
Штейну можно понять, что Инна Эразмовна после
расставания с мужем была весьма стеснена в средст­
вах. Из-за отсутствия денег им не удалось приехать в
Петербург на Рождество, о чем Анна так мечтала. Тем
не менее отец продолжал пользоваться своей вла­
стью. Он считал, что имеет право запрещать дочери
делать то, чего ей хотелось.
Вернувшись в гимназию, чтобы закончить учеб­
ный год, Анна написала фон Штейну (28) о том, что
ее стихотворение «На руке его много блестящих ко­
лец» было опубликовано во втором номере гумилев­
ского журнала «Сириус». Вышло всего три номера

Анна Ахматова

этого журнала. Большинство опубликованных в нем
стихов было написано самим Гумилевым под различ­
ными псевдонимами. Возможно, Ахматова и права в
критической оценке своего раннего творчества, но
все же в нем уже чувствуется та своеобразная смесь
печали и непокорности, которыми будут проникну­
ты ее более поздние стихи:
На руке его много блестящих колец —
Покоренных им девичьих нежных сердец.
Там ликует алмаз и мечтает опал,
И красивый рубин так причудливо ал.
Но на бледной руке нет кольца моего,
Никому, никогда не отдам я его.
Мне сковал его месяца луч золотой
И, во сне надевая, шепнул мне с мольбой:
«Сохрани этот дар, будь мечтою горда!»
Я кольца не отдам никому, никогда. (28)

Не уверенная в реакции фон Штейна, Анна пи­
шет ему: «Не стесняйтесь, критикуя мое стихотворе­
ние или передавая отзывы других, — ведь я больше
не пишу. Мне все равно! Все ушло из души вместе с
единственным, освещавшим ее светлым и нежным
чувством». (29) В том же письме она интересуется,
когда у Кутузова кончатся экзамены. 28 мая 1907 го­
да Анна окончила киевскую гимназию с хорошими
оценками.
Ей уже почти восемнадцать. Здоровье ее оставля­
ет желать лучшего, хотя, как мне кажется, она не­
сколько преувеличивает серьезность проблем В пись­
мах к фон Штейну Анна жалуется на лихорадку, го­
ловную боль, бессонницу и сердечные приступы, пре­
следовавшие ее всю жизнь. В Киеве семья жила на
Меринговской улице. Анна описывает, как она упала
в обморок, когда в доме никого не было. «Я сама не

^

Элен Файнгишейн

могла раздеться, а на обоях чудились страшные лица!
Вообще скверно!» (28**) Ее безумно тянуло в Петер­
бург. И это неудивительно — ведь там жил Голени­
щев-Кутузов. Тон писем Анны — печальный, жалоб­
ный. Похоже, ей хочется произвести впечатление на
взрослого мужчину своей романтичностью.
В конце апреля 1907 года Анна снова отказала
Гумилеву. Они стояли на берегу молча, глядя на при­
бой. Об этом моменте Гумилев написал в стихотво­
рении «Отказ»:
Царица — иль, мож ет быть, только печальный ребенок, —
Она наклонялась над сонно-вздыхающим морем,
И стан ее стройный и гибкий казался так тонок,
Он тайно стремился навстречу серебряным зорям. (30)

^

В последней строфе образ Ахматовой чудесным
образом оживает: «Усталый ребенок с бессильною
мукою взгляда».
Лето 1907 года Анна проводила с матерью. Гуми­
лев снял комнату поблизости от их дома и умолял
Анну бежать с ним. Она по-прежнему отказывалась.
Осенью она начала изучать юриспруденцию в Киев­
ском университете. Впрочем, во всем курсе ее при­
влекали только латынь и история. В декабре 1907 года
Гумилев вернулся в Париж и снова пытался отравить­
ся. Его нашли без сознания в Булонском лесу. И все
ж е вторую книгу своих стихов он посвятил Анне. Че­
рез четыре месяца Гумилев приехал в Севастополь,
чтобы снова сделать предложение. И вновь Анна от­
ветила отказом. В августе 1908 года она отправилась
в Петербург и провела там в одиночестве десять дней.
Подобное поведение могло показаться немыслимой
дерзостью, но Анна остановилась в доме отца, что
сгладило впечатление от ее поступка.
Анна по-прежнему отказывалась выйти замуж за
Гумилева. Ей казалось, что она его не любит, хотя и

Анна Ахматова

признает его выдающиеся качества. Однако осенью
1909 года Анна внезапно сдалась. Она утверждала,
что убедило ее единственное предложение в его пись­
ме: «Я понял, что в мире меня интересует лишь то,
что имеет отношение к Вам». (31) Анне отчаянно
хотелось стать главной в чьей-то жизни. В одном из
самых печальных писем, написанных Анной фон
Штейну, она писала: «Сергей Владимирович, если бы
Вы видели, какая я жалкая и ненужная. Главное, не­
нужная, никому, никогда». (32) Поведение Гумилева
казалось гарантией того, что ему-то она будет нужна
всегда.
Во второй «Северной элегии» Ахматова написала
о себе:
Себе самой я с самого начала
То чьим-то сном казалась или бредом,
Иль отраженьем в зеркале чужом,
Без имени, без плоти, без причины. (33)

В ранних стихах Гумилева она видела себя то ру­
салкой с рубиновым ожерельем на шее (1904), то
царицей или капризным ребенком (1907), то Евой,
молодой тигрицей, одновременно и святой, и блуд­
ницей («Сон Адама», 1909).
29 ноября 1909 года, встретившись на поэтиче­
ском вечере с Гумилевым и несколькими поэтами,
писавшими для «Аполлона», Анна наконец согласи­
лась выйти замуж за Николая. Тем не менее Гумилев
отправился в Африку — ему хотелось увидеть Алек­
сандрию и Каир, Нил и Сфинкса. Африка стала для
него источником вдохновения.
В феврале 1910 года Анна снова едет в Петербург.
Она останавливается в доме отца и встречается со
старинной подругой Валерией. Анна не рассказывает
о предстоящей свадьбе. Но в конце февраля она пи­
шет подруге загадочную записку: «Птица моя, —

$5

Элен Файнштейн

^

сейчас еду в Киев. Молитесь обо мне. Хуже не быва­
ет. Смерти хочу. Вы все знаете, единственная, нена­
глядная, любимая, нежная. Валя моя, если бы я умела
плакать. Аня». (34)
Почему Анна вышла замуж за Гумилева в 1910 го­
ду? Валерия Срезневская была убеждена в том, что
она никогда его не любила, но он символизировал
для нее литературный мир, куда ей так страстно хо­
телось войти. Гумилев всегда был поэтом оригиналь­
ного склада. Осип Мандельштам считал его одним из
немногих, с кем стоило беседовать. Но Анна никогда
не любила его стихов так, как любила стихи Аннен­
ского, а позднее Мандельштама. (35)
Влюбленная или нет, Анна с юмором описывает
свое состояние фон Штейну: «Всякий раз, когда при­
ходит письмо из Парижа, его прячут от меня и пере­
дают с великими предосторожностями. Затем быва­
ет нервный припадок, холодные компрессы и общее
недомогание. Это от страстности моего характера,
не иначе. Он так любит меня, что даже страшно». (36)
В том же письме Анна умоляет Штейна не оставлять
ее, когда она будет жить в Петербурге, и пишет: «Не
оставляйте меня, я себя ненавижу, презираю, я не
могу выносить этой лжи, опутавшей меня...» О какой
лжи она говорит? Или это всего лишь юношеский
максимализм? Не забывайте, в этот момент Анна
еще только заканчивает школу.
В бытовом отношении решение выйти замуж за
Гумилева было весьма разумным. В провинции цари­
ла невыносимая тоска. Вполне понятно, что Анна хо­
тела выйти замуж, чтобы вырваться из этого мирка.
Для своего положения Анна была чрезвычайно бедна, «Мы живем в крайней нужде, — писала она Штей­
ну. — Приходится мыть полы, стирать». (37) Теперь
Анна живет у дяди, который относится к ней весьма

Анна Ахматова

грубо. Незамужние женщины были вынуждены под­
чиняться множеству условностей. Предложение Гу­
милева дава/ю Анне шанс войти в блестящий литера­
турный мир Петербурга, где сам он уже занял опре­
деленное положение. Анатолий Найман считает, что
нелюбовь Ахматовой к пьесам Чехова (а об этом она
говорила постоянно) совершенно понятна — ведь
Чехов писал, «о девушках, подобных Анне Горенко».
(38) Ахматова не любила описываемых Чеховым си­
туаций, из которых нет выхода, боясь, что такая судь­
ба может ожидать ее саму. Словом, каковы бы ни бы­
ли причины ее решения, она согласилась выйти за­
муж за Гумилева Скорее всего, если бы Анна осталась
на юге, ей никогда не удалось бы стать Ахматовой.

Глава 3
БРАК С ГУМИЛЕВЫМ
Мне любви и покоя не дав,
Подари меня горькою славой.

Ахматова

^

А хм атова и Гумилев обвенчались 25 апреля 1910 го­
да в Николаевской церкви в Никольской слободке на
Днепре, неподалеку от Киева Никто из родственников
Анны на свадьбе не присутствовал, что удивитель­
но — ведь ее мать жила в том же самом городе. (1)
До конца апреля молодожены оставались в Кие­
ве, а затем отправились проводить медовый месяц в
Париж. Возвращаясь домой, они встретили в поезде
Маковского. Ирина Одоевцева пишет о том, как опи­
сывал ей эту встречу сам Гумилев:
«Возвращаясь из Парижа домой, мы встретились
с Маковским, с papa Malco, как мы все его называли,
в wagon-lits. Я вошел в купе, а Анна Андреевна оста­
лась с papa Malco в коридоре, и тот, обменявшись с
ней впечатлениями о художественной жизни Пари­
жа, вдруг задал ей ошеломивший ее вопрос: «А как
вам нравятся супружеские отношения? Вполне ли
вы удовлетворены ими?» На что она, ничего не отве­
тив, ушла в наше купе и даже мне об этом рассказа­
ла только через несколько дней. И долгое время из­
бегала оставаться с ним с глазу на глаз». (2)
Даже если эта история правдива — а Ирина Одоевцева не была так близка с Гумилевым, как описы­
вает это в своих мемуарах, — истолковать это проис­
шествие можно по-разному. Маковский считал, что

Анна Ахматова

Ахматова и Гумилев не подходили друг другу в сексу­
альном отношении. Лично мне кажется более веро­
ятным то, что подобный вопрос показался Анне ос­
корбительным. Ее собственная трактовка отношений
с Гумилевым выглядит намного более убедительной.
Лидии Корнеевне Чуковской Ахматова признавалась:
«Я нахожу, что мы слишком долго были женихом и
невестой. Я в Севастополе, он в Париже. Когда мы
поженились в 10-м году, он уже утратил свой па­
фос...» (3)
Если судить по стихам, написанным в 1910 году,
Гумилев вряд ли мог жениться раньше. Ему быстро
наскучили бы ограничения, накладываемые браком.
Возможно, его романы и интрижки были всего лишь
проявлениями обычного для аристократического мо­
лодого человека поведения. Любовь Гумилева к Ах­
матовой сохранялась в течение семи лет, и он не ус­
покоился, пока не убедил ее выйти замуж. Теперь
же, когда он обладал реальной женщиной из плоти и
крови, его страсть остыла.
Однако Париж был прекрасен. Ахматова впервые
оказалась в городе, сыгравшем столь значительную
роль в русской культуре, впервые услышала настоя­
щий язык поэтов, которых любила с детства. Они с
Гумилевым целыми днями бродили по Парижу, вос­
хищались Эйфелевой башней, элегантно одетыми
женщинами, зелеными площадями и узкими улочка­
ми, вдоль которых теснились маленькие магазинчи­
ки, кондитерские и прилавки зеленщиков. Молодо­
жены сняли комнату в доме № 10 на рю Бонапарт,
откуда было рукой подать до музеев, средневекового
квартала Клюни и Латинского квартала, так нравив­
шегося обоим. Здесь Ахматова впервые встретилась с
итальянским художником Амедео Модильяни. Вер­
нувшись в Россию, она получила от него множество

^

Элен Файнштейн

писем. В Париже Ахматова впервые увидела «Шехерезаду» в исполнении Иды Рубинштейн, посещала
все представления дягилевской труппы.
В конце июня супруги вернулись в Россию. Гуми­
лев всегда был щедр по отношению к молодой жене,
хотя непонятно, откуда он находил для этого сред­
ства. И рина Одоевцева вспоминает его слова: «Ко­
гда я женился на Анне Андреевне (он почти всегда
называл Ахматову Анна Андреевна, а не Аня), я вы­
дал ей личный вид на жительство и положил в банк
на ее имя две тысячи рублей. Я хотел, чтобы
она чувствовала себя независимой и вполне обеспе­
ченной». (4) На первое Рождество Гумилев подарил
Ахматовой красивую коробку с шелковыми чулка­
ми, флакон духов «Коти», два фунта шоколада от
Крафта, черепаховый гребень и книгу Тристана Корбьера «Желтая любовь» («Les Amours jaunes»). «Как
она обрадовалась! Она прыгала по комнате от радо­
сти». (5)
В своих стихах Гумилев пишет о любви, которая
мгновенно превращается в борьбу двух самолюбий.
Избегая магических образов, которые часто встреча­
ются в его африканских стихах, он откровенно опи­
сывает сексуальную битву. Любовнику приходится
понять, что женщ ина однажды может отвергнуть
его, и смириться настолько, чтобы подчиниться дру­
гой. Гумилев предостерегал, что поиски наслаждения
в такой игре опасны и жестоки, так что Ахматову
ничто не могло удивить:
Если стоны любви будут стонами мук,
Поцелуи — окрашены кровью. (6)

^

Нужно признать, что это стихотворение вполне
мож ет быть связано с одним из романов Гумилева.
Весной 1911 года Гумилев пишет другое стихотворе­
ние — о домашнем чтении стихов Леконта де Лиля.

И сквозь сумрак вечерний запрокинутый в кресле
Резкий профиль креола с лебединой душой. (7)

Поскольку Ахматова часто писала свои стихи от
первого лица, возникает соблазн истолковывать их
как своего рода личный дневник. Во многих стихах из
ее первого сборника «Вечер» мы видим ту же одино­
кую девочку, которая писала фон Штейну о своих
несчастьях. Возникает ощущение, что поэтесса искрен­
не признается читателю в своих самых сокровенных
чувствах, рассказывает о своей безответной любви.
Позже, когда она напишет об отвергнутой любви,
станет совершенно ясно, что героиня — сама поэтесса:

Анна Ахматова

Судя по всему, это описание вечера, проведенного с
Ахматовой. К ним в комнату сошел дух самого фран­
цузского поэта:

И если я умру, то кто ж е
Мои стихи напишет Вам? (8)

Но ни одна из героинь Ахматовой не обладала
тем отточенным лаконичным остроумием, о кото­
ром вспоминают все друзья поэтессы.
Особенно трудно понять, какие стихи Ахматовой
адресованы мужу, хотя одно из них, датированное
1910 годом, кажется совершенно однозначным:
Он любил три вещи на свете:
За вечерней пенье, белых павлинов
И стертые карты Америки.
Не любил, когда плачут дети,
Н е любил чая с малиной
И женской истерики.
..А я была его женой. (9)

Семейные проблемы еще более усугублялись тем,
что лето Гумилевы проводили в семейном имении, в
Слепневе. Неведомские, жившие неподалеку, сравнивали лицо Ахматовой с суровыми ликами монахинь-раскольниц. Она не казалась им красивой, чер-

^

Элен Файнштейн

^

ты ее лица были слишком угловатыми, а огромные
серые глаза никогда не улыбались. Домашняя при­
слуга тоже считала Анну слишком экзотичной. Ста­
рые слуги называли ее француженкой, а кто-то даже
предположил, что она — египтянка. Хотя Ахматова и
не обращала внимания на подобные замечания, но
деревня ее утомляла. Гумилев любил верховую езду,
Анна же оставалась дома. Развлекали ее только лю­
бительские спектакли.
Вера Неведомская вспоминала, что за столом Ах­
матова всегда молчала. Сама же Ахматова вспомина­
ет семейные обеды совершенно по-другому. Она за­
метила, что Вера флиртует с ее мужем, и сразу же ре­
шила, что между ними существует связь: «Я помню,
как нашла ее письмо, адресованное Николаю. Оно
могло быть истолковано одним только образом». (10)
В начале осени Ахматова с радостью вернулась в
Царское Село и поселилась в городском доме, при­
надлежавшем матери Гумилева. Дом был двухэтаж­
ным. Хотя лепнина кое-где отваливалась, в комнатах
было тепло и уютно. В библиотеке стояли 'широкие
диваны с подушками, а книжные полки уходили к
потолку. Анна мечтала о том, как войдет в литера­
турный мир Петербурга. Гумилев же снова собирался
в Африку, на этот раз в Абиссинию. Он уехал 25 сен­
тября 1910 года и вернулся только в марте 1911-го.
Оставшись в одиночестве, Ахматова начала ездить в
Петербург к своей подруге Валерии Тюльпановой.
Потом она отправилась в Киев, к матери. Там Анна
прочла «Кипарисовый ларец» Анненского. Под влия­
нием этих стихов она начала писать собственные,
которые «шли ровной волной». (11) За шесть месяцев, проведенных Гумилевым в Африке, Ахматова
написала столько стихов, что они составили сборник
«Вечер».

Хочешь знать, как все это было? —
Три в столовой пробило,
И, прощаясь, держась за перила,
Она словно с трудом говорила:
«Это все... Ах, нет, я забыла,
Я люблю вас, я вас любила
Еще тогда!»
— «Да». (12)

В тот момент в жизни Ахматовой не было другого
мужчины, хотя это стихотворение вполне может быть
навеяно воспоминаниями о Голенищеве-Кутузове.
Другое стихотворение датировано 17 февраля
1911 года. Оно было написано в Царском Селе и то­
же могло быть связано с отъездом Гумилева:
Дверь полуоткрыта,
Веют липы сладко...
На столе забыты
Хлыстик и перчатка.
Круг от лампы желтый...
Шорохам внимаю.
Отчего ушел ты?
Я не понимаю... (13)

А вот следующее стихотворение, также написан­
ное в 1911 году, скорее всего навеяно страстью к лю­
бовнику, расчетливому и властному. Ахматову всегда
влекло к таким мужчинам, и покориться она могла
только им.
Как соломинкой, пьешь мою душу,
Знаю, вкус ее горек и хмелен.
Но я пытку мольбой не нарушу.
О, покой мой многонеделен.

Анна Ахматова

21 октября, через несколько дней после отъезда
Гумилева, находясь в Киеве, Ахматова написала не­
большое стихотворение. Его можно истолковать как
воспоминание о прощании с мужем, однако мне та­
кая интерпретация кажется маловероятной:

Элен Файнштейн

Когда кончишь, скажи. Не печально,
Что души моей нет на свете.
Я пойду дорогой недальней
Посмотреть, как играют дети.
На кустах зацветает крыжовник,
И везут кирпичи за оградой.
Кто ты: брат мой или любовник,
Я не помню, и помнить не надо.
Как светло здесь и как бесприютно,
Отдыхает усталое тело...
А прохожие думают смутно:
Верно, только вчера овдовела. (14)

Гумилев не был для молодой Ахматовой ни образ­
цом для подражания, ни наставником. Не был он и
первым почитателем ее стихов, несмотря на то, что
опубликовал ее раннее стихотворение в «Сириусе».
Чуковская вспоминает рассказ Ахматовой об отно­
шении Гумилева к ее стихам:
«Он выслушивал их внимательно, потому что это
была я, но очень осуждал, советовал заняться какимнибудь другим делом... А потом было так: мы поже­
нились в апреле... А в сентябре он уехал в Африку и
пробыл там несколько месяцев. За это время я мно­
го писала и пережила свою первую славу: все хвали­
ли кругом... Он вернулся. Я ему ничего не говорю. По­
том он спрашивает: «Писала стихи?» — «Писала».
И прочла ему... Он ахнул С тех пор он мои стихи все­
гда очень любил». (15)
Более всего Ахматову волновала ревность Гумиле­
ва к ее успеху. Он возражал против публикации ее
v? стихов в «Аполлоне». Маковский пишет о том, что,
когда он предложил опубликовать несколько стихо­
творений, Ахматова ответила: «А что скажет Нико-

Анна Ахматова

лай Степанович, когда вернется?» Маковский пред­
ложил притвориться, что он выкрал стихи из альбома
без ее согласия. В действительности, Гумилев не воз­
ражал против литературной деятельности жены. Ах­
матова с возмущением опровергает историю Маков­
ского. Но даже если Гумилев не ревновал к успеху
Ахматовой, он не мог не ревновать к самой поэзии.
Он чувствовал, что страсть Анны к стихам превосхо­
дит ее чувство к нему.
Очень скоро Ахматова заняла видное место в ху­
дожественном сообществе не только благодаря своей
красоте и поэтическому дару. Величественная печаль,
окутывавшая эту женщину, не могла не производить
впечатления.
В марте 1911 года ее пригласили читать стихи в
«Башню» Вячеслава Иванова. Илья Оренбург вспо­
минал, что Иванов своей старомодной одеждой и оч­
ками в золотой оправе более всего напоминал пасто­
ра из пьесы Ибсена. В «Башне» горели свечи, рекой
лилось красное вино. Вечера обычно начинались с
чтения какой-либо работы на религиозную или мис­
тическую тему. Павел Лукницкий вспоминает рас­
сказ Ахматовой: «Когда она 1-й раз была на «Башне»
у В. Иванова, он пригласил ее к столу, предложил ей
место по правую руку от себя, то, на котором прежде
сидел И. Анненский. Был совершенно невероятно
любезен и мил, потом объявил всем, представляя АА:
«Вот новый поэт, открывший нам то, что осталось
нераскрытым в тайниках души И. Анненского»...» (16)
Одно из самых знаменитых стихотворений Ахма­
товой, «Сероглазый король», было написано 11 декаб­
ря 1910 года в Царском Селе. Муж невзначай сооб­
щает жене, что умер король. Но боль жены и «серые
глазки» дочери говорят нам о том, что именно король
был отцом ребенка, которого муж считает своим:

5?

Элен Файнштейн

Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.
Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:
«Знаешь, с охоты его принесли,
Тело у старого дуба нашли.
Жаль королеву. Такой молодой!..
За ночь одну она стала седой».
Трубку свою на камине нашел
И на работу ночную ушел.
Дочку мою я сейчас разбужу,
В серые глазки ее погляжу.
А за окном шелестят тополя:
«Нет на земле твоего короля...» (17)

В стихотворении явно чувствуются личные моти­
вы, несмотря на то что центральная ситуация цели­
ком вымышлена: идеальная любовь утрачена, а ря­
дом остался только скучный муж. Но возможно и то,
что когда-то Гумилев был одновременно и мужем, и
сероглазым королем. Тот юный Николай, который
обещал быть страстным возлюбленным, умер. Ахма­
това осталась с отстраненным, холодным мужем,
мечтавшим только о том, чтобы бежать от нее по­
дальше. (18)
В мае 1911 года Ахматова вернулась в Париж. На­
дежда Чулкова, познакомившаяся с ней в этой поезд­
ке, вспоминает, как они гуляли вместе, а иногда за­
глядывали в небольшие кафе. Ахматова не могла не
замечать того интереса, который к ней проявляли.
«Она была очень красива. Мужчины на улицах не
могли оторвать от нее глаз». (19) Во время этой по­
ездки Ахматова провела несколько недель в Париже
35 в полном одиночестве. Тогда она и сблизилась с Мо­
дильяни. Они познакомились еще в 1910 году. Теперь
Анна и Амедео под огромным черным зонтом сиде-

Анна Ахматова

ли на скамье в Люксембургском саду под пролив­
ным дождем и читали друг другу Верлена. А иногда
по ночам они бродили по старинным кварталам Па­
рижа, залитым лунным светом.
Амедео Модильяни родился в Ливорно в июле
1884 года. Он был младшим, четвертым, ребенком в
еврейской семье. Его отец был неудачливым антре­
пренером. Более предприимчивая мать управляла
школой. Семья Модильяни была не самой спокой­
ной. Старшего брата Амедео, Эммануэле, приговори­
ли к шести месяцам тюрьмы за анархистские высту­
пления. Амедео тогда было всего восемнадцать.
Модильяни учился у итальянского импрессиони­
ста Джованни Фаттори. Затем он перебрался в Вене­
цию, где познакомился с художниками, возглавляв­
шими движение футуристов. Из Венеции в 1906 го­
ду он уехал в Париж. Мать дала ему немного денег.
Когда Ахматова впервые познакомилась с Модилья­
ни, тот еще не завоевал никакой репутации и прак­
тически не имел средств. Его считали алкоголиком,
поговаривали, что он принимает наркотики. За год
до знакомства с Ахматовой ему пришлось на неко­
торое время вернуться в Ливорно — он был слиш­
ком изможден и болен. Но Амедео было чуть за два­
дцать, и он был очень красив. Его прозвали Моди —
сокращение его фамилии звучало так же, как фран­
цузское слово maudit, то есть «проклятый». Модилья­
ни верил в то, что художники — это особые люди,
которые не подчиняются обычным правилам м о­
рали.
Когда Ахматова вернулась в Париж, Модильяни
жил в Сите Фальгьер. Они стали очень близки, хотя
Ахматова никогда не говорила о том, что Амедео был
ее любовником. Он был так беден, что не мог запла­
тить за стулья в Люксембургском саду, куда они час-

*Я

Элен Файнштейн

^

то приходили обедать. И м приходилось сидеть на
скамейках. Ахматова вспоминала, что Модильяни не
знал никого из ее друзей, живших в Латинском квар­
тале.
Во Франции Модильяни впервые столкнулся с
проявлениями антисемитизма. В Париже он по-но­
вому осознал свое еврейство и сблизился с еврейски­
ми художниками, работавшими во Франции, в том
числе с Хаимом Сутиным, а также с поэтом Максом
Якобом. Ахматова вспоминала, как Модильяни гово­
рил ей: «Я забыл вам сказать, что я — еврей». Это от­
кровение не поразило ее. Ахматова всегда отрицала,
что делала различие между своими друзьями — ев­
реями и неевреями. Многие близкие ей люди были
евреями, но подобный образ мыслей разделяли не все
русские. Единственными евреями, получившими раз­
решение жить в Петербурге, были богатые торговцы,
люди с высшим образованием, квалифицированные
ремесленники и те, кто служил в армии. В 1913 году
в российской столице проживало около 35 000 евре­
ев. Хотя они составляли менее двух процентов от об­
щего населения города, среди них были талантливые
художники, музыканты и писатели.
Модильяни сделал несколько рисунков Ахмато­
вой: на одном она одетая лежит на постели, на дру­
гом Анна изображена обнаженной, что говорит об
определенной близости между ними. Иногда Ах­
матова приходила к нему без договоренности, под­
черкивая эту близость. Однажды, обнаружив, что
Амедео нет дома, она бросила букет роз в его окно.
Неважно, были ли они любовниками, дружба между
ними сыграла важную роль в жизни Ахматовой. Вер­
нувшись в Россию, она смогла обрести новую лю­
бовь.

Анна Ахматова

Узкий круг символистов продолжал собираться в
«Башне» на Таврической улице. Символисты пытались
подняться к некоей «высшей реальности». Акмеисты
ж е стремились постичь внутренний мир человека.
Подобно американским имажинистам, акмеисты пре­
выше всего ставили точность и ясность. Они писали
о реальном мире. В 1910 году ведущие поэты-симво­
листы начали отвергать идею о том, что поэт — это
ж рец искусства. Михаил Кузмин со своей статьей
«Опрекрасной ясности», опубликованной в «Апол­
лоне», стал провозвестником грядущих перемен. Ак­
меисты хотели вырваться из старых тенет, делающих
поэзию тайной. Ключевыми фигурами нового тече­
ния стали Ахматова, Гумилев и Осип Мандельштам.
Прозрачные стихи Ахматовой — чистейшее выраже­
ние новой идеи. Поэты-акмеисты часто собирались у
Гумилевых в Царском Селе или в доме поэта и кри­
тика Георгия Адамовича. На этих встречах Ахматова
говорила очень мало и оживлялась только тогда, ко­
гда Мандельштам начинал читать свои стихи.
В 1912 году в гумилевском «Цехе поэтов» вышел
сборник стихов Ахматовой «Вечер». Тираж его со­
ставил 300 экземпляров. Но популярность сборника
оказалась настолько высока, что пришлось сделать
несколько допечаток. Сборник состоял из сорока
шести стихотворений. Предваряло книгу предисло­
вие Михаила Кузмина. Гумилев прекрасно написал о
стихах Ахматовой, обратив внимание на то, что в ее
книгах «обретает голос ряд немых до сих пор суще­
ствований — женщины влюбленные, лукавые, меч­
тающие и восторженные говорят, наконец, своим,
подлинным и в то же время художественно-убедительным языком». (21) Ахматова была смущена сва­
лившейся на нее славой: «Я чувствовала себя неудоб-

Элен Файнгишейн

но, словно оставила на столе чулок или бюстгальтер».
(22) Она хотела, чтобы ее стихи воспринимали как
вымысел, а не как исповедь автора. Хотя Ахматова
тщательно скрывала, кому посвящены ее стихи, и за
каждым ее стихотворением можно увидеть сразу не­
сколько фигур, все они наполнены неподдельным чув­
ством. Мандельштам писал о том, что поэзия Ахма­
товой вобрала в себя «всю огромную сложность и пси­
хологическое богатство русского романа девятнадца­
того века». (23)
Гумилев страстно любил поэзию, но неутолимое
любопытство и любовь к приключениям не позволя­
ли ему сидеть на месте. Его гораздо больше привле­
кали путешествия по экзотическим странам, чем ли­
тературные салоны Петербурга. По Египту и Восточ­
ной Африке он путешествовал на мулах и вернулся в
Россию с солнечными ожогами, в лохмотьях, но с
охотничьими трофеями. Путешествие по Абиссинии
и Сомалийскому полуострову частично финансиро­
вала Академия наук. Из этой экспедиции Гумилев
привез великолепные фотографии. Он встречался с
будущим императором Хайле Селассие, пересекал
реку, кишащую крокодилами. Жара стояла такая, что
путешествовать днем было просто невозможно. По­
сле таких приключений домашняя жизнь стала для
него еще более невыносимой. Брак был ошибкой, и
теперь он это понял. Ирина Одоевцева в своих вос­
поминаниях пишет о том, что Гумилев мечтал о сча­
стливой семейной жизни, мечтал найти в жене друга
и верного спутника. Ахматова же предпочитала уст­
раивать ему сцены ревности, заканчивавшиеся бур­
ными примирениями.
2^
Одно из самых знаменитых стихотворений Ахма­
товой, написанное в 1911 году, описывает такую се­
мейную ссору:

Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.

Анна Ахматова

Сжала руки под темной вуалью...
«Отчего ты сегодня бледна?»
— Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.

Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Все, что было. Уйдешь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру». (24)

Кому бы ни было посвящено это стихотворение, об­
раз, возникающий в нем, напоминает ранние стихи
Ахматовой. Мы не чувствуем здесь никакой иронии.
Впрочем, когда в газете «Утро России» появилась ре­
цензия на журнал «Аполлон», где были опубликова­
ны стихи Ахматовой, критик заметил тайный яд иро­
нии, которым были проникнуты почти все ее сочине­
ния. Если Гумилеву и не нравилась исповедальность
стихов жены, он никогда об этом не говорил, хотя и
признавал, что тема некоторых из них ему не близка:
Муж хлестал меня узорчатым,
Вдвое сложенным ремнем.
Для тебя в окошке створчатом
Я всю ночь сижу с огнем.
Рассветает. И над кузницей
Подымается дымок.
Ах, со мной, печальной узницей,
Ты опять побыть не мог.
Для тебя я долю хмурую,
Долю-муку приняла.
Или любишь белокурую,
Или рыжая мила?
Как мне скрыть вас, стоны звонкие!
В сердце темный, душный хмель,
А лучи ложатся тонкие
На несмятую постель. (25)

оч

Элен Файнштейн

§

Это реалистичная попытка представить себе жизнь
русской крестьянки, ожидающей своего любимого.
Было бы несправедливо на основании этого стихо­
творения представлять себе Гумилева настоящим са­
дистом. Источник фантазии Ахматовой до сих пор
неясен, поскольку в своей жизни она никогда не под­
вергалась физическому насилию и жестокости. Несо­
мненно, ей был свойственен определенный мазохизм
(26), но популярность ее стихов среди женщин Рос­
сии говорит о том, что это явление широко распро­
странено.
Гумилеву не нравились «вымыслы» Ахматовой, но
еще больше ему были неприятны слухи, в которых
ему отводилась роль принца-консорта при знамени­
той жене. Слава Ахматовой превосходила его собст­
венную. Эти обвинения раздражали и саму Ахмато­
ву. Спустя много времени после смерти Гумилева,
когда его стихи были забыты и не печатались, она
тратила массу усилий на то, чтобы сохранить его на­
следие.
Гумилев не ревновал Ахматову к ее почитателям.
Он с легкостью предоставил жене ту же свободу, ка­
кой пользовался сам. Анна Ахматова всегда остава­
лась великой любовью его жизни. Он не собирался
разводиться с ней, несмотря на увлечения другими
женщинами. А вот его воспоминания о ревности са­
мой Ахматовой Евгений Рейн находит сомнительны­
ми. Анна никогда не была страстно влюблена в Гу­
милева, а поскольку «он спал с любой женщиной,
которой удавалось его соблазнить, она относилась к
нему не с ревностью, а, скорее, с презрением». (27)
Это вполне возможно. Школьная подруга Ахматовой, Валерия Срезневская, вспоминает, что в сти­
хах подруги встречалось очень мало образов Гумиле­
ва, а вот его стихи были полны ею до самой его

Анна Ахматова

смерти. Разочарование Ахматовой в браке было бо­
лее глубоким, чем думал Гумилев. Она, несомненно,
чувствовала себя преданной и униженной. Роль об­
манутой жены была не для нее. Младший брат Ах­
матовой, Виктор, в 1973 году говорил, что уход отца
из семьи не позволил Анне смириться с таким же
поведением молодого мужа. Надежда Мандельштам
считает, что, если бы не революция, Ахматова про­
должала бы жить с Гумилевым и никогда не разве­
лась с ним. Но очень трудно представить литератур­
ный салон Ахматовой в крыле гумилевского дома.
В гумилевском сборнике «Чужое небо» Ахматова
узнала себя в образе Маргариты, влюбленной не в
Фауста, но в Мефистофеля. Гумилев писал об отно­
шениях, напоминающих битву со смертью, столь по­
хожих на их собственные. Но Анна мечтала о царе­
виче, а царевич умер. Преодолеть чувство одиночест­
ва помогала только поэзия, ставшая неисчерпаемым
источником новой силы, а возможно, и славы. Гуми­
лев страдал, оттого, что Ахматова не считала его лю­
бовь своим величайшим сокровищем:
Ее душа открыта жадно
Лишь медной музыке стиха. (27)

И тем не менее Гумилев по-прежнему высоко
ценил то, что она писала. В письме к ней из Одессы,
написанном 9 апреля 1913 года, он писал: «Я весь
день вспоминаю твои строки о «приморской девчон­
ке», они мало того что нравятся мне, они меня пья­
нят...» (28)
Ахматова всегда была до конца преданна Гумилеву.
Узнав о том, как жестоко обошлись с ним в Париже
Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский, она ре­
шила никогда с ними не встречаться, несмотря на
то, что они были очень влиятельны в литературном
мире. И решение свое Ахматова не изменила.

\о

Элен Файнгишейн

В апреле 1912 года Ахматова была уже на треть­
ем месяце беременности, и все же 3 апреля они с
Гумилевым отправились в Италию. Их путь пролегал
через Берлин, Лозанну и Сан-Ремо, откуда они долж­
ны были отплыть в Геную. На неделю они расстались:
Гумилев отправился в Рим, а Анна осталась во Фло­
ренции. Н а обратном пути они посетили Болонью,
Падую и Венецию. В Венеции супруги провели около
десяти дней. Ахматова была потрясена итальянским
искусством. Великие полотна отпечатались в ее вооб­
ражении, словно прекрасный сон.
Лето 1912 года Ахматова провела с матерью в по­
местье Нанички Змунчиллы возле австрийской гра­
ницы. Рожать Анна отправилась в Петербург. Первые
схватки она почувствовала очень рано. Они с Гумиле­
вым дошли до больницы пешком, потому что он был
слишком растерян, чтобы поймать машину или хотя
бы сесть на трамвай. В больницу на Васильевском
острове они пришли в 10 утра. Вечером Гумилев ис­
чез и не возвращался всю ночь. Он появился лишь на
следующий день, когда все поздравляли Ахматову с
рождением сына. Гумилев был весьма смущен тем,
что провел эту ночь вне дома. (29) Сын Ахматовой и
Гумилева Лев (Лева, Левушка, как его называли в се­
мье) родился 1 октября 1912 года. Вскоре после его
рождения родители согласились дать друг другу пол­
ную сексуальную свободу и «перестали интересо­
ваться интимной стороной жизни друг друга». (30)
В отношении сына Ахматова испытывала проти­
воречивые чувства. Материнская ответственность ка­
залась ей непосильной. Тем не менее она кормила
ребенка грудью-и оставалась дома до тех пор, пока
чо заботу о маленьком Левушке не взяла на себя свек­
ровь. Анна Ивановна обожала внука и с радостью при­
няла на себя эти обязанности. Леву отправили в Слеп-

Анна Ахматова

нево. Для женщин, занимавших положение, подобное
ахматовскому, такой поступок был совершенно есте­
ственен. Но позднее Лев счел решение матери пер­
вым предательством.
Вернувшись в «Бродячую собаку», Ахматова об­
наружила, что здесь ничего не изменилось. Вот одно
из стихотворений, посвященных этому кругу:
Ты куришь черную трубку,
Так странен дымок над ней.
Я надела черную юбку,
Чтоб казаться еще стройней.
Навсегда забиты окошки:
Что там, изморозь или гроза?
На глаза осторожной кошки
Похожи твои глаза.
О, как: сердце мое тоскует!
Не смертного ль часа жду?
А та, что сейчас танцует,
Непременно будет в аду. (31)

Танцующая женщина — это Ольга Судейкина, близ­
кая подруга Ахматовой. Ольга всегда вела очень сво­
бодный образ жизни. 29 марта 1913 года стрелял в
себя ее любовник Всеволод Князев. 5 апреля он умер
от полученной раны. В «Поэме без героя» Ахматова
вспоминает об этом самоубийстве и о поведении Оль­
ги. Казалось, эти люди считали себя выше обычной
морали. Ходили слухи, что и из-за Ахматовой кто-то
тоже покончил с собой. Через двадцать лет, анализи­
руя собственную жизнь и пытаясь снова уверовать в
Бога, Ахматова стала думать, что их с Ольгой детский
эгоизм и послужил причиной ужасных лет террора.
Самый яркий образ Всеволода Гаврииловича Кня­
зева мы находим в стихах и дневниках Михаила Кузмина, композитора и поэта, любовника Сергея Судейкина. Когда Ахматова стала писать «Поэму без
героя», Кузмин появился в ее стихах в образе Мефи-

3

Элен Файнштейн

стофеля. Во времена же «Бродячей собаки» она пода­
рила ему книгу с надписью: «Михаилу Алексеевичу,
моему чудесному учителю». (32) Князев был очень
красив, писал стихи. В 19 лет он влюбился в актрису
Палладию Старинкевич. Кузмин, которому было то­
гда тридцать восемь лет, встретился с Князевым в
воскресенье 2 мая 1910 года в Павловске и сразу же
влюбился в него. Они стали близки. Кузмин посвятил
молодому красавцу множество эротических любов­
ных стихов.
Летом 1911 года Кузмин и Князев жили вместе с
Судейкиным и его женой Ольгой. Судейкин хотел
написать портрет Кузмина и Князева. Брак Судейкина и Ольги был весьма передовым, супруги не ограни­
чивали свободу друг друга. Очень скоро стало понят­
но, что Князев безнадежно влюблен в красавицу Оль­
гу. Он разорвал отношения с Кузминым. Но любовь
к Ольге закончилась трагически. Увидев, как она воз­
вращается домой с новым любовником, Князев за­
стрелился. В свете грядущих трагедий поступок Кня­
зева кажется абсурдным, хотя и трагическим.
Через год после рождения сына, 1 октября 1913 го­
да, Гумилев снова отправляется в Африку. Он воз­
главляет экспедицию в Сомали. Павел Лукницкий
вспоминает рассказ Ахматовой о том, что вскоре по­
сле отъезда сына мать Гумилева попросила невестку
разобраться в ящиках его письменного стола. Выпол­
няя это поручение, Анна нашла письма от одной из
любовниц мужа. Она впервые узнала об этой связи.
Ахматова долго гадала, не хотела ли свекровь наме­
ренно подтолкнуть ее к этому открытию. Хотя Ахма­
това и Гумилев согласились предоставить друг другу
полную сексуальную свободу и Анна всегда категорически отрицала какое-либо чувство ревности, она
не написала Гумилеву ни единого письма, пока он
был в Африке. Когда он вернулся, она царственным

Анна Ахматова

жестом бросила ему любовные письма, найденные в
его столе. Ахматова старалась держаться, но интим­
ные детали измены мужа больно ее ранили. Евгений
Рейн считает, что Ахматова не могла ревновать, по­
тому что не любила Гумилева, но он недооценивает
силы пережитого унижения. (33)
13 октября 1913 года у Гумилева и Ольги Нико­
лаевны Высотской, актрисы театра Мейерхольда, ро­
дился сын, Орест. Ахматова записывает это событие
в своей записной книжке, но тут же добавляет, что
все это не имеет никакого к ней отношения. Ахма­
това и Гумилев продолжают вместе появляться в «Бро­
дячей собаке». Связь Гумилева с Ольгой продлилась
недолго. Он начал встречаться с Татьяной Адамович,
сестрой поэта и критика Георгия Адамовича.
Осенью 1913 года Ахматова написала очень важ­
ное в автобиографическом отношении стихотворе­
ние. Последняя строфа дает нам ключ к пониманию
ее жизни и той силы, которую она черпала в поэзии.
Стихотворение начинается так:
Столько просьб у любимой всегда!
У разлюбленной просьб не бывает. (34)

Героиня просит, чтобы любимый сохранил ее пись­
ма, потому что они помогут пролить свет на его собст­
венную биографию. И когда-нибудь школьники про­
чтут ее стихи уже после ее смерти:
И, печальную повесть узнав,
Пусть они улыбнутся лукаво...
Мне любви и покоя не дав,
Подари меня горькою славой. (35)

Конец 1913 года Ахматова провела в одиночест­
ве. 15 декабря она навестила Александра Блока. С со­
бой она принесла книги. На двух из них поэт просто
написал: «Ахматовой — Блок». На третьей появился
мадригал, посвященный Ахматовой: «Красота страш-

S

Элен Файншшейн

на, вам скажут...». Мадригал был написан в испан­
ском духе, что очень удивило Ахматову. Несмотря на
то, что Блока считали настоящим донжуаном, Ахма­
това говорила Чуковской, что даже настоящие роко­
вые женщины, пытавшиеся его соблазнить, терпели
досадные неудачи: «Он в последнюю минуту оттолк­
нул их». (36)
В начале января 1914 года Ахматова написала Бло­
ку стихотворение. Красота и слава поэта привлекали
множество поклонниц, покупавших открытки с его
портретами.
Я пришла к поэту в гости.
Ровно полдень. Воскресенье.
Тихо в комнате просторной,
А за окнами мороз
И малиновое солнце
Над лохматым сизым дымом...
Как хозяин молчаливый
Ясно смотрит на меня!
У него глаза такие,
Что запомнить каждый должен;
Мне ж е лучше, осторожной,
В них и вовсе не глядеть.
Но запомнится беседа,
Дымный полдень, воскресенье
В доме сером и высоком
У морских ворот Невы. (37)

Блок был женат на красивой актрисе Любови Мен­
делеевой, дочери великого химика Дмитрия Менде­
леева. Ей он посвятил цикл стихотворений «Стихи о
Прекрасной Даме». Но этот брак нельзя было назвать
счастливым. Каждый из них жил своей жизнью.
Стихи Блока и Ахматовой были опубликованы
чо 13 февраля 1914 года в журнале «Любовь к трем
апельсинам», издаваемом Мейерхольдом. Романтиче­
ские поклонники сразу же сочли Блока и Ахматову

Анна Ахматова

любовниками, но сама Ахматова это всегда отрица­
ла, и никаких свидетельств подобной связи нет. Ро­
мантические отношения между Блоком и Ахмато­
вой порадовали бы мать Блока, которая замечала, что
Ахматова «к нему протягивает руки и была бы гото­
ва его любить. Он от нее отвертывается, хотя она кра­
сивая и талантливая, но печальная. А он этого не лю­
бит». (38) И тем не менее, когда вышли «Четки», Ах­
матова подарила Блоку книгу с надписью: «От тебя
приходила ко мне тревога и уменье писать стихи».
9 июня 1925 года Павел Лукницкий расспраши­
вал Ахматову о времени, проведенном без Гумилева,
и она резко ему ответила, что «близки они были ведь
очень недолго. До 14 года — вот так, приблизительно.
До Тани Адамович...» (39) Хотя четыре года — не та­
кой уж короткий срок, но большую часть этого вре­
мени Гумилев провел вне дома.
В 1914 году Ахматова пишет стихи, навеянные
последней изменой Гумилева. В них она обещает не
преследовать его своей ревностью. Стихотворение на­
чинается уверенно: «Я не любви твоей прошу». Оно
все проникнуто глубокой иронией:
Дай ей читать мои стихи,
Дай ей хранить мои портреты. (40)

В последней строфе Ахматова выпрямляется во
весь рост.
И чем могла б тебе помочь?
От счастья я не исцеляю. (41)

Одно из стихотворений, датированное январем
1914 года, явно адресовано не мужу:
В последний раз мы встретились тогда
На набережной, где всегда встречались.
Была в Неве высокая вода,
И наводненья в городе боялись.

^

Элен Файнштейн

Он говорил о лете и о том,
Что быть поэтом женщине — нелепость.
Как я запомнила высокий царский дом
И Петропавловскую крепость! —
Затем что воздух был совсем не наш,
А как подарок Божий — так чудесен.
И в этот час была мне отдана
Последняя из всех безумных песен. (42)

Хоть мы и не знаем имени этого мужчины, но его
существование подтверждает другое стихотворение,
«Гость», также датированное январем 1914 года:
Все как раньше: в окна столовой
Бьется мелкий метельный снег,
И сама я не стала новой,
А ко мне приходил человек.
Я спросила: «Чего ты хочешь?»
Он сказал: «Быть с тобой в аду».
Я смеялась: «Ах, напророчишь
Нам обоим, пожалуй, беду».
Но, поднявши руку сухую,
Он слегка потрогал цветы:
«Расскажи, как тебя целуют,
Расскажи, как целуешь ты».
И глаза, глядевшие тускло,
Не сводил с моего кольца.
Ни один не двинулся мускул
Просветленно-злого лица.
О, я знаю: его отрада —
Напряженно и страстно знать,
Что ему ничего не надо,
Что мне не в чем ему отказать. (43)

15 марта Ахматова опубликовала вторую книгу
стихов — «Четки». В ней присутствует некая религи­
озность, хотя большинство стихов носит абсолютно
светский характер. Эпиграфом к книге стали строч­
ки Баратынского: «Прости ж навек! Но знаю, что двух
виновных, не одного, найдутся имена в стихах моих,

Анна Ахматова

в преданиях любовных». И действительно, большая
часть стихов посвящена отношениям между любов­
никами. Впрочем, многие стихи проникнуты и дру­
гой чувственностью. Особенно это заметно в стихо­
творении «Вечером», где описывается, как «свежо и
остро пахли морем на блюде устрицы во льду». Любов­
ник касается платья — и героиня говорит: «так гла­
дят кошек или птиц». Отзывы на книгу были весьма
благоприятными. Понравилась она и Гумилеву.
К 1914 году Ахматова уже встретилась с людьми,
которым было суждено сыграть важную роль в ее эмо­
циональной жизни. В феврале 1913 года она позна­
комилась с Артуром Лурье и искусствоведом Нико­
лаем Николаевичем Пуниным. (44) В нее был влюб­
лен поэт и критик Николай Недоброво. Ахматова
всегда живо интересовалась письмами близкого дру­
га Недоброво, Бориса Анрепа, в которых тот очень
высоко отзывался о ее стихах. Всех этих мужчин она
любила.
Лукницкому Ахматова рассказывала о том, что в
начале июня 1914 года Татьяна Адамович настойчи­
во требовала, чтобы Гумилев развелся. В записной
книжке Ахматова с гордостью пишет, что Гумилев и
Татьяна появились в ее стихах лишь однажды, в сти­
хотворении, написанном в мае 1914 года:
Мне не надо счастья малого,
Мужа к милой провожу... (45)

Это удивительные строчки. Личность мужчины, о
котором она пишет, сомнений не вызывает. Точно так
же отчетливо мы ощущаем боль и унижение, испы­
тываемые героиней из-за предательства мужа. Ахма­
това согласилась на развод, поставив одно условие —
Лев должен был остаться с ней. Мать Гумилева, узнав
об этом, была в ярости. Она сказала сыну: «Я тебе прав-

\©

Элен Файнгишейн

ду скажу, Леву я больше Ани и больше тебя люб­
лю...» О любви Анны Ивановны к внуку пишут очень
часто, гораздо чаще, чем о любви самой Ахматовой.
И тем не менее чувство матери к сыну было очень
глубоким.
13 июля 1914 года Ахматова приехала навестить
Льва в Слепнево. Оттуда она писала Гумилеву, что
мальчик здоров, счастлив и весел. Через несколько
дней Ахматова пишет мужу еще одно письмо, жалу­
ясь на то, что соседи ей успели наскучить. Она спра­
шивает, когда Гумилев вернется из Вильнюса от Тать­
яны. В письме Ахматова интересуется и состоянием
совместных финансов. «Думаю, что нам будет трудно
с деньгами осенью. У меня ничего нет, у тебя, навер­
но, тоже. Пожалуйста, не забудь, что заложены
вещи. Если возможно, выкупи их и дай кому-нибудь
спрятать». (45*) Впрочем, бедность эта весьма отно­
сительна: они по-прежнему прекрасно питаются, а
за домом следит прислуга.
Конец лета 1914 года Анна провела вместе с ма­
терью неподалеку от Киева. Недоброво жил побли­
зости. Слухи о войне медленно доходили до провин­
ции. Однако Ахматова именно тогда написала свое
пророческое стихотворение «Июль 1914»:
Пахнет гарью. Четыре недели
Торф сухой по болотам горит.
Даж е птицы сегодня не пели
И осина уже не дрожит.
Стало солнце немилостью Божьей,
Дождик с Пасхи полей не кропил
Приходил одноногий прохожий
И один на дворе говорил:

О

^

«Сроки страшные близятся. Скоро
Станет тесно от свежих могил
Ждите глада, и труса, и мора,
И затменья небесных светил

Во втором стихотворении этого цикла Ахматова
пишет о стенаниях жен и вдов, поднимающихся к
небесам, о том, как в ответ на молитвы о дожде на по­
ля прольется кровавый ливень. Ахматова словно при­
мерила на себя одежды Кассандры. Она продолжала
писать любовные стихи, но теперь тематика ее твор­
чества заметно расширилась.

Анна Ахматова

Только нашей земли не разделит
На потеху себе супостат:
Богородица белый расстелет
Над скорбями великими плат». (46)

Глава 4
ПЕТРОГРАД
Мы на сто лет состарились, и это
Тогда случилось в час один. (1)

Ахматова

П р и б л и ж ен и е войны в Европе ощущали все. В Рос­
сии войну воспринимали как очередное столкнове­
ние между тевтонами и славянами. В людях просы­
пался атавистический героизм. Во времена Балкан­
ских войн 1912—1913 гг. в ряде российских городов
прошли массовые демонстрации в поддержку братьев-славян. В высших эшелонах армии царили воинст­
венные настроения. 1 августа 1914 года Германия объ­
явила войну России. Ахматова записала в дневнике:
«Еще утром были спокойные стихи о разных вещах.
Но вечером вся жизнь вдребезги». (2)
Всеобщая мобилизация была объявлена 30 июля
1914 года. Царь выступил перед народом с балкона
Зимнего дворца в воскресенье, 2 августа. Толпа, слу­
шавшая его, опустилась на колени с пением «Боже,
царя храни!». Прилив патриотизма был коротким,
ксенофобия же сохранилась надолго. Антигерман­
ские настроения были настолько сильны, что многие
в те годы предусмотрительно меняли немецкие фа­
милии и имена на русские. Было совершено нападе­
ние на германское посольство. Правительство пере­
именовало Санкт-Петербург в Петроград — новое
название звучало более по-славянски.
Прежде чем отправиться к мужу и сыну в Слепнево, Ахматова навестила отца в Петрограде и мать

«Я всю ночь не спал, но так велик был подъем наступления, что я чувствовал себя совсем бодрым. Я ду­
маю, что на заре человечества люди так же жили нер-

Анна Ахматова

в Киеве. 5 августа на царскосельском вокзале, когда
Ахматова провожала Гумилева в армию, они встре­
тили Александра Блока. Гумилев был потрясен. Он
не мог представить, что Блока могут послать на фронт.
«Неркели и его пошлют на фронт? Ведь это то же са­
мое, что жарить соловьев!» (3) Ахматова вернулась в
Слепнево. Она была очень больна, туберкулез обост­
рился. Врачи позволяли ей подниматься с постели
всего на несколько часов в день.
Интеллигенция, всегда искавшая признаки духов­
ного возрождения, надеялась, что война станет пово­
дом для жертвования собой ради блага родины. Но
среди миллионов крестьян и рабочих, которых посы­
лали на фронт, подобный патриотизм был редкостью.
Впрочем, были и те, кто понимал, что война будет
долгой. Это стало ясно после первых поражений.
Гумилев с энтузиазмом записался в кавалерию в
первый же день после объявления войны. Война для
него была лишь поводом доказать собственную сме­
лость. Он находился под сильным влиянием Ницше,
считавшего, что война и храбрость произвели больше
великого, чем любовь к ближнему. На фронт Гуми­
лев отправился через месяц после объявления войны.
Оттуда он писал письма, буквально пропитанные ад­
реналином. По стихам, написанным в то время, ста­
новится ясно, насколько возбуждала его опасность.
Возбуждение Гумилева резко отличалось от настрое­
ния большинства английских поэтов, оказавшихся
на фронте. Особенно сильно оно чувствуется в сле­
дующем письме:

К

Элен Файнгишейн

вами, творили много и умирали рано. Мне с трудом
верится, чтобы человек, который каждый день обеда­
ет и каждую ночь спит, мог вносить что-нибудь в со­
кровищницу культуры духа». (4)
Жене он писал о том, что не следует беспокоить­
ся, если писем от него не будет несколько недель, по­
тому что с фронта не всегда удается отправлять пись­
ма. Гумилев попросил друзей написать Ахматовой,
если с ним что-то случится. Но эйфория не оставляла
его. 1 ноября 1914 года он пишет своему другу, Ми­
хаилу Лозинскому: «Дежурил в обстреливаемом Владиславове, ходил в атаку (увы, отбитую орудийным
огнем), мерз в сторожевом охраненьи, ночью сры­
вался с места, заслыша ворчанье подкравшегося пу­
лемета, и опивался сливками, объедался курятиной,
гусятиной, свининой, будучи дозорным при следованьи отряда по Германии. В общем, я могу сказать, что
это лучшее время моей жизни. Оно несколько напо­
минает мои абиссинские эскапады, но менее лирич­
но и волнует гораздо больше». (5)
Ахматова относилась к войне совершенно иначе.
В сентябре 1914 года она написала одно из самых пе­
чальных своих стихотворений — «Утешение», посвя­
щенное вдове погибшего на войне солдата, которая
может найти утешение только в христианской вере
в бессмертие души:
Вестей от него не получишь больше,
Не услышишь ты про него.
В объятой пожарами, скорбной Польше
Не найдешь могилы его.

^
^

Пусть дух твой станет тих и покоен,
Уже не будет потерь:
Он Божьего воинства новый воин,
О нем не грусти теперь.

Ахматова не одобряла ницшеанской идеи о том,
что нужно находиться по ту сторону добра и зла. Для
нее поэзия была таинственным даром, накладывав­
шим обязательства и заставлявшим переживать
страдания человечества. В середине декабря 1914 го­
да Блок произнес свою знаменитую фразу о поэзии
Ахматовой, которую часто вспоминают, сравнивая
творчество Ахматовой и Цветаевой: «Она пишет сти­
хи, словно стоит перед мужчиной, а поэт должен сто­
ять перед Богом». Блок имел в виду две первые кни­
ги Ахматовой, но как раз в то время тематика ее сти­
хов начала расширяться. Страдания родины и русского
народа глубоко затронули Ахматову, не менее глубо­
ко, чем боль, связанная с отношениями между муж­
чиной и женщиной. Эта элегантная, красивая ж ен­
щина, казалось, целиком сосредоточенная на своей
внешности, уже становилась голосом своего народа.
Европа переживала тяжкие времена. Целое поко­
ление было уничтожено. Русская армия была не так
плохо подготовлена к войне, как об этом часто пи­
шут историки. (7) По численности и вооружению
она была равна германской, но вот эффективность
командования оказалась крайне низкой. Солдаты не
были подготовлены к войне в зимних условиях. Мно­
гие не прошли даже начальной военной подготовки
и не умели заряжать ружья. В некоторых частях не
хватало сапог. Неудивительно, что русская армия
очень скоро оказалась на грани развала.
Россия столкнулась и с другими проблемами. Сеть
железных дорог не справлялась с объемами военных
перевозок Поезда не могли проезжать более 200 миль

Анна Ахматова

И плакать грешно, и грешно томиться
В милом, родном дому.
Подумай, ты можешь теперь молиться
Заступнику своему. (6)

ь!

Элен Файнштейн

в день. Военные эшелоны были заполнены лошадьми
и фуражом, а ведь кавалерия уже уступала свои по­
зиции в современной войне.
К осени 1914 года, когда германская и русская
армия столкнулись в первых сражениях, провал рус­
ской военной стратегии стал окончательно ясен. В бит­
ве, произошедшей 31 августа, русская армия потеря­
ла 70 000 человек убитыми и ранеными. 100 000 че­
ловек были взяты в плен. Немцы же потеряли всего
15 000 человек. Реакции русского военного командо­
вания на эту катастрофу практически не последова­
ло. Россия не планировала воевать дольше полугода.
Командование не ожидало ударов тяжелой артилле­
рии, поэтому окопы русской армии были очень не­
глубокими и не защищали солдат. Зимой окопы пол­
ностью заметало снегом.
Крестьянские парни, рассчитывавшие после во­
енной службы вырваться из бедности, не могли не за­
мечать трусости собственных офицеров, которые,
кстати, жили гораздо лучше своих солдат. Неудиви­
тельно, что росло количество дезертиров, что сказы­
валось на положении русской армии. Меньше чем за
год голодавшие жены и матери осознали, что выиг­
рать войну невозможно. Они поняли, что их сыновья
и мужья будут принесены в жертву абсолютно бес­
смысленно.
Гумилев собственную ошибку понял гораздо поз­
же. Война перестала носить для него личный харак­
тер. Артиллерийские обстрелы и появление автома­
тического оружия полностью изменили стратегию и
тактику ведения военных действий. Тем не менее за
личную храбрость Гумилев был трижды награжден,
причем дважды Георгиевским крестом.
Еще одним энтузиастом войны был Маяковский.
Впрочем, в армию его не взяли, сочтя политически

Вам, проживающим за оргией оргию,
имеющим ванную и теплый клозет!
Как вам не стыдно о представленных к Георгию
вычитывать из столбцов газет?!

Анна Ахматова

неблагонадежным. Вскоре он стал смотреть на войну
иначе. Перспектива защищать буржуазию его не ра­
довала. 11 февраля 1915 года в «Бродячей собаке» он
прочел стихотворение «Вам!». Ахматова в тот вечер
тоже была в «Собаке».

Знаете ли вы, бездарные, многие,
думающие, нажраться лучше как, —
может быть, сейчас бомбой ноги
выдрало у Петрова поручика?..
Если б он, приведенный на убой,
вдруг увидел, израненный,
как вы измазанной в котлете губой
похотливо напеваете Северянина!
Вам ли, любящим баб да блюда,
жизнь отдавать в угоду?!
Я лучше в баре блядям буду
подавать ананасную воду! (8)

Ахматова вспоминала: «Маяковский стоял на эст­
раде совершенно спокойно и не шевелясь курил ог­
ромную сигару... Да. Вот таким я и запомнила его,
очень красивым, очень молодым, большеглазым та­
ким, среди воющих мещан». (9) Хотя Ахматова не раз­
деляла энтузиазма Гумилева в отношении войны, ее
патриотизм был не менее глубок. Подобно Кассанд­
ре, она сознавала, что мир движется к катастрофе.
И предчувствие ее оправдалось. Россия потеряла на
фронте больше людей, чем любая другая страна. (10)
Брак Ахматовой с Гумилевым окончательно рас­
пался, хотя они продолжали встречаться и уважение
ее к его творчеству не ослабевало. В январе 1915 года
Гумилева отправили с фронта в Петроград. В «Бродя­
чей собаке» в его честь был устроен поэтический ве-

к

Элеи Файншшейн

чер. За окнами выла вьюга Под потолком висели клу­
бы табачного дыма, слышался звон бокалов. Затем
Гумилев вернулся на фронт, но вскоре тяжело забо­
лел и оказался в петроградском госпитале. Ахматова
навестила его лишь однажды, в 1915 году.
Ахматова принимала участие в ряде благотвори­
тельных мероприятий в пользу раненых. 26 января
1915 года она читала стихи Гумилева в Александров­
ском зале городской думы, «Бродячая собака» к тому
времени была закрыта полицией. Царивший в под­
вале дух противоречил установкам военной цензуры.
Ахматова выступала вместе с Блоком, Кузминым и
Мандельштамом. Ее выступление было принято очень
благожелательно. В конце января на квартире поэта
и переводчика Михаила Лозинского Ахматова про­
чла поэму «У самого моря». Среди присутствовав­
ших были Николай Недоброво и Владимир Шилейко.
Специалист по древним языкам Владимир Казими­
рович Шилейко позднее стал вторым мужем Ахма­
товой.
В апреле 1915-го вышло второе издание книги
«Четки». Популярность книги была очень высока.
Большинство стихов, вошедших в нее, было написа­
но в 1912-м или 1913 годах. Во многом «Четки» ста­
ли продолжением лирического дневника первой ахматовской книги «Вечер». Конечно, в «Четках» есть
религиозные мотивы, но все же большая часть сти­
хов посвящена чувству любви и утраты:
Не любишь, не хочешь смотреть?
О, как ты красив, проклятый! (11)

В 1915 году Ахматову очень беспокоило здоровье
£5 свекрови. Та заболела бронхитом, врачи подозревали
туберкулез. Мать Гумилева жила в холодной, неудоб­
ной квартире. Н яня не могла больше помогать ба-

Анна Ахматова

бушке присматривать за трехлетним Левушкой. Ах­
матова провела несколько месяцев со свекровью, но
ее сердце по-прежнему оставалось в Петрограде И тем
не менее большая часть стихов, вошедших в сборник
«Белая стая», была написана в Слепневе, где Ахмато­
ва жила вместе с сыном. «Белую стаю» открывает од­
но из самых печальных и самых пророческих стихо­
творений, написанное в 1915 году:
Думали: нищие мы, нету у нас ничего,
А как стали одно за другим терять,
Так, что сделался каждый день
Поминальным днем, —
Начали песни слагать
О великой щедрости Божьей
Да о нашем бывшем богатстве. (12)

Но в 1915 году потери России еще только начи­
нались.
Ахматова не получала никаких известий от Гуми­
лева, снова ушедшего на фронт. Она писала жене по­
эта Федора Сологуба: «Лето у меня тяжелое: газеты
приходят не каждый день, так что военные вести уз­
наешь с большим опозданьем, Николая Степановича
перевели куда-то на юг, и он теперь пишет еще ре­
же. Я поправляюсь очень медленно, но много рабо­
таю». Вместе с письмом она отправила стихотворе­
ние «Молитва» для альманаха «Война». (13) В напи­
санной 11 мая 1915 года «Молитве» Ахматова говорит
о своей готовности пожертвовать не только люби­
мым, но даже и собственным сыном, лишь бы стра­
дания русского народа подошли к концу. Вероятно,
повзрослевшему Льву нелепсо было читать такие стро­
ки, написанные матерью:
Дай мне горькие годы недуга,
Задыханья, бессонницу, жар,
Отыми и ребенка, и друга,
И таинственный песенный дар —

с\

Элен Файнгитейн

Так молюсь за Твоей литургией
После стольких томительных дней,
Чтобы туча над темной Россией
Стала облаком в славе лучей. (14)

Лукницкий вспоминает, что в середине августа
1915 года Ахматова получила телеграмму с извести­
ем о болезни отца. Несмотря на антагонизм, сущест­
вовавший между ними, она бросилась на Крестов­
ский остров и двенадцать дней ухаживала за ним
вместе с Еленой Страннолюбской, спутницей по­
следних дней Андрея Антоновича. Как-то ночью
отец проснулся и попросил Анну узнать, когда его
сын Виктор, служивший во флоте, вернется с манев­
ров. Анна сказала, что это будет очень скоро. Но дву­
мя днями позже Андрей Антонович Горенко умер,
так и не увидев сына. 27 августа 1915 года он был
похоронен на Волховом кладбище. После смерти от­
ца у Ахматовой вновь обострился туберкулез, и вра­
чи предписали ей постельный режим. Большую часть
зимы 1915/16 года она провела в постели. Лукниц­
кий вспоминает ее рассказ: «По утрам вставала, со­
вершала туалет, надевала шелковый пеньюар и ло­
жилась опять». (15) В ноябре ее отправили в санато­
рий, но там Ахматова не могла спать и умоляла
вернуть ее в Петроград. Возвращение подействовало
на нее благотворно, и она начала выздоравливать.
В декабре того же года Ахматова отправила Сер­
гею Есенину экземпляр своей поэмы «У самого мо­
ря», вырезанный из журнала «Аполлон», с дарствен­
ной надписью. Есенин уже тогда был знаменитостью.
Он очень хотел встретиться с Ахматовой, но позднее
говорил о том, что она совершенно не похожа на
свои стихи. Ахматова приняла Есенина вежливо и
оо тепло. Впоследствии он никак не мог объяснить, что
ж е ему в ней не понравилось. Близкими друзьями
они так и не стали.

Анна Ахматова

В январе 1916 года в Петроград в надежде встре­
титься с Ахматовой приехала Марина Цветаева. В тот
момент Ахматовой не было в городе. Мы не знаем,
как эти две выдающиеся женщины относились друг
к другу в молодости. Похоже, что, как часто случа­
лось в жизни Цветаевой, любила она, а Ахматова
лишь принимала ее любовь. В тот момент Цветаева с
трудом оправлялась после болезненного разрыва с
поэтессой Софией Парнок. 19 июня 1916 года Цве­
таева написала первое из целого цикла стихотворе­
ний, посвященных Ахматовой.
О, муза плача, прекраснейшая из муз!
О ты, шальное исчадие ночи белой!
Ты черную насылаешь метель на Русь,
И вопли твои вонзаются в нас, как стрелы.
И мы шарахаемся, и глухое: ох! —
Стотысячное — тебе присягает, — Анна
Ахматова! Это имя — огромный вздох,
И в глубь он падает, которая безымянна.
Мы коронованы тем, что одну с тобой
Мы землю топчем, что небо над нами — то же!
И тот, кто ранен смертельной твоей судьбой,
Уже бессмертным на смертное сходит ложе.
В певучем граде моем купола горят,
И Спаса светлого славит слепец бродячий...
— И я дарю тебе свой колокольный град,
Ахматова! — и сердце свое в придачу! (16)

Описание выступления Цветаевой в Петрограде
можно найти в ее мемуарах «Нездешний вечер». Здесь
она пишет и о том (об этом часто вспоминал Ман­
дельштам), что Ахматова носила стихи, посвящен­
ные ей Цветаевой, в сумочке до тех пор, пока от них
не остались «одни складки и трещины». Когда Лидия
Чуковская в 1958 году прочла этот фрагмент Ахматовой, та ответила, что ничего подобного не было: «Ни ее
стихов у меня в сумочке, ни трещин и складок». (16*)

S3

Элен Файншшейн

У Гумилева продолжались романы с разными жен­
щинами. Впрочем, порой эти отношения и романомто было трудно назвать: например, с Маргаритой Тумповской, убежденной теософкой, увлекавшейся ок­
культизмом. Но осенью 1916 года Гумилев серьезно
увлекся Ларисой Рейснер. В те годы Лариса была очень
молода. Она училась в Психоневрологическом инсти­
туте. Ее отец был богатым землевладельцем, но пере­
ехал в Санкт-Петербург, чтобы изучать и препода­
вать юриспруденцию. В 1915 году Лариса начала писать
стихи и прозу. Она даже издавала журнал, в котором
резко критиковала политику царского правительст­
ва. Они с Гумилевым познакомились в «Привале ко­
медиантов». Ларисе нравились его стихи. Когда же вой­
на их разлучила, они стали писать друг другу нежные
любовные письма
Однажды Ахматова встретила Ларису в «Привале
комедиантов», куда она пришла посмотреть репети­
цию кукольного представления. Пока кто-то помогал
Ахматовой одеваться, она подала Ларисе руку. Ахма­
това не знала об увлечении Гумилева Рейснер. К сво­
ему удивлению, она увидела на щеках Ларисы слезы:
«Благодарю Bad Вы так великодушны! Я никогда не за­
буду, что вы первая протянули мне руку!» (17) Позд­
нее Ахматова вспоминала: «Да и знала бы — отчего
же мне не подать ей руки?» (18) Она не отрицала, что
Лариса была очень красива. Позднее Рейснер расска­
зала Ахматовой, что Гумилев делал ей предложение,
но она сочла невозможным причинить боль Ахмато­
вой, которой всегда восхищалась.
К этому времени неверность мужа более не огор£5 чала Ахматову. За ней самой ухаживали многие муж­
чины. В 1913 году она познакомилась с Николаем Недоброво и рассказывала друзьям, как многому он ее

Анна Ахматова

научил. Николай Владимирович был очень образо­
ванным, элегантным, красивым мужчиной. Его строй­
ная фигура и выразительные руки вызывали восхи­
щение. Юлия Сазонова-Слонимская писала о том,
что в его личности соединялись «внешняя сдержан­
ность, доходившая почти до холодности, с внутрен­
ней способностью любви и дружбы, почти патетиче­
ской». (19) Глубоко религиозный человек, Недоброво
воспринимал Россию не только как родную страну,
но еще и как источник высокой духовности.
Николай Владимирович Недоброво родился в
1884 году в аристократической семье. Его детство
прошло в родительском имении под Харьковом. Он
был женат на Любови Ольхиной, красивой, интелли­
гентной женщине, страстно любившей своего мужа.
Отношения Недоброво с Ахматовой причиняли ей
сильные страдания. Сблизившись с Николаем Влади­
мировичем, Ахматова не могла не думать о страда­
ниях его жены. Однажды она заметила, что не пони­
мает брака Недоброво — ведь его жена ничего не
смыслит в поэзии. (20) Для женщины, нежное отно­
шение которой к друзьям хорошо известно, подоб­
ная жестокость кажется удивительной, но, как мы
еще увидим, Ахматова всегда была довольно сурова к
женщинам, предъявлявшим права на мужчин, кото­
рых она считала своими.
Гумилев с Ахматовой продолжали встречаться, хо­
тя их брак окончательно распался. Гумилев, проник­
шийся глубоким интересом к православию, прово­
дил зиму за чтением святоотеческих книг. В марте
1916 года он вступил в Александринский гусарский
полк. Весной того же года Ахматова переехала из
Царского Села в Петроград. Некоторое время она
жила в темной, неуютной квартире. У нее обострил-

S3

Элен Файнгитейн

ся бронхит, опятьперешедший в туберкулез. Ахма­
това не могла ухаживать за ребенком, и это вызыва­
ло у нее чувство печали и вины:
Знаю, милый, можешь мало
Обо мне припоминать:
Не бранила, не ласкала,
Не водила причащать. (21)

В сентябре 1916 года Ахматова опубликовала че­
тыре новых стихотворения в «Альманахе муз». Ман­
дельштам отметил новую для ее творчества религи­
озную простоту. Он утверждал, что ее стихи — это
истинная слава России. В следующем месяце Ахма­
това уехала в санаторий в Финляндию. Критики от­
носились к ней восторженно. Виктор Жирмунский
отмечал «душевное своеобразие» Ахматовой, кото­
рое позволяет причислить ее «к преодолевшим сим­
волизм». Он писал: «Ее поэтическое дарование делает
из нее наиболее значительного поэта молодого поко­
ления». (22)
О творчестве Ахматовой написал статью и Нико­
лай Недоброво. Его статья появилась в «Русской мыс­
ли» в 1915 году. В ней он писал:

«Эти муки, жалобы и такое уж крайнее смире­
ние — не слабость ли это духа, не простая ли сенти­
ментальность? Конечно, нет: самое голосоведение
Ахматовой, твердое и уж скорее самоуверенное, са­
мое спокойствие в признании и болей, и слабостей,
самое, наконец, изобилие поэтически претворенных
мук — все это свидетельствует не о плаксивости по
случаю жизненных пустяков, но открывает лиричеоэ скую душу, скорее жесткую, чем слишком мягкую,
скорее жестокую, чем слезливую, и уж явно господ­
ствующую, а не угнетенную». (23)

Анна Ахматова

Как замечал другой критик, Недоброво сумел по­
чувствовать мощь и силу, свойственные элегантной и
апатичной поэтессе. Сама Ахматова позднее пора­
жалась: «Как он мог угадать жесткость и твердость
впереди? Это чудо. Ведь в то время принято было счи­
тать, что все эти стишки — так себе, сентименты, слез­
ливость, каприз. Паркетное ломанье... Но Недоброво
понял мой путь, мое будущее, угадал и предсказал
его, потому что хорошо знал меня». (24)
Несмотря на глубокое уважение к интеллигент­
ности и доброте Недоброво, влюбилась Ахматова не
в него, а в его друга, Бориса Анрепа. В дневнике она
записала: «С Анрепом я познакомилась в Великом
Посту в 1915 в Царском Селе у Недоброво (Бульвар­
ная)». Когда они стали близки, Ахматова написала
Недоброво нежное стихотворение, в котором при­
знавалась, что дружба между ними никогда не пере­
растет в любовь, потому что ее сердце не бьется ча­
ще под его рукой. Недоброво было трудно перенести
эту измену. В 1915 году он узнал, что болен туберкуле­
зом, и последние годы жизни провел в Крыму. В по­
следний раз Ахматова видела его в 1916 году в Бах­
чисарае. Николай Владимирович Недоброво умер в
Ялте в 1919 году.
Дрркба Недоброво и Анрепа началась еще в харь­
ковской гимназии. Но дружба не помешала Анрепу
полюбить Ахматову. Борис Анреп был фигурой ро­
мантической. В его генеалогическом древе мы находим
средневековых рыцарей, генерала шведского короля
Карла XII и незаконнорожденную дочь Екатерины
Великой. В 1908 году он женился на Юнии Хитрово,
затем отправился изучать искусство в Париж, оттуда
в Англию, где сблизился с членами группы Блумсбе­
ри. Леди Оттолин Моррелл приглашала его на свои
знаменитые встречи, отмечая его юную жизнерадо­
стность и веселье. Неясно, что было известно Ахма-

S

Элен Файншшейн
чо
00

товой о жизни Бориса в Англии. Несколько лет он
был любовником американки Элен Мейтленд, при­
ехавшей в Европу в 1909 году. В Париже Мейтленд
стала любовницей друга Огастеса Джона Генри Лэм­
ба. С 1910 года она живет с Борисом и его женой
Юнией. Когда в 1914 году у нее родился ребенок от
Анрепа, Юния переехала вместе с ней в Англию и по­
могала ухаживать за младенцем.
Элен Мейтленд была близкой подругой Ванессы
Белл. Дункан Грант впервые познакомился с ней во
Флоренции, когда ему было двадцать лет. Элен и Ва­
несса вели цыганский образ жизни, играли на гитаре
и пели. Грант пишет о том, что Элен ходила в длинных
цветастых платьях, заколотых брошью, куталась в
шали, спадавшие с одного плеча. Она словно сошла с
полотен Гойи или Мане.
Богемная жизнь была для нее совершенно естест­
венна. Грант с удивлением замечал, что стоило ей
сесть в кресло, как художники немедленно хотели
писать ее. (25)
С Ахматовой Анреп познакомился, вернувшись в
Россию после объявления войны. Он собирался всту­
пить в русскую армию. Юния сначала отправилась в
Польшу, а затем на юг России. Увлечение Анрепа
Мейтленд оказалось сильнее любви к Ахматовой. Но
в 1915 году Борис часто ужинал с Анной и нередко
сопровождал ее. Впрочем, их отношения не мешали
ему планировать возвращение в Англию.
В стихотворении, написанном весной 1915 года в
Царском Селе, Ахматова говорит об Анрепе так, слов­
но всю жизнь ждала только его одного:
Широк и желт вечерний свет,
Н ежна апрельская прохлада.
Ты опоздал на много лет,
Но все-таки тебе я рада.

Прости, что я жила скорбя
И солнцу радовалась мало.
Прости, прости, что за тебя
Я слишком многих принимала. (26)

Стихи, написанные весной 1915 года, проникну­
ты любовью к Борису Анрепу, которого Ахматова
называла своей единственной истинной любовью,
несмотря на то, что прекрасно знала об его увлечени­
ях и браке. Ахматова вспоминала Анрепа до конца
жизни. Ни Евгений Рейн, ни Анатолий Найман не
могли объяснить природы этой привязанности. Воз­
можно, Ахматову привлекали в Борисе его аристо­
кратизм и красота.
Анреп был выдающимся художником-мозаичистом, но при этом человеком легкомысленным, нере­
лигиозным и фривольным. Он обладал большой фи­
зической силой, был спортсменом и даже участвовал
в Уимблдонском турнире в 1920 году. Во время Вто­
рой мировой войны он принимал активное участие в
движении Сопротивления во Франции. Но всю жизнь
он оставался эгоистом, думающим только о собствен­
ном удовольствии. Впрочем, Ахматову всегда тянуло
к подобным мужчинам. Анреп вел свободную богем­
ную жизнь, не обременяя себя обязательствами. (27)
Вновь Анреп встретился с Ахматовой, когда вер­
нулся с фронта навестить своего друга Николая Недоброво. Эта встреча состоялась 13 февраля 1916 года.
Борис присутствовал на чтении трагедии Недоброво
«Юдифь», но, заметив Ахматову, потерял интерес к
стихам. Он сел рядом с ней. Недоброво сидел за высоким столом в стиле итальянского Ренессанса — он
всегда любил красивую мебель. Анреп не мог ото-

Анна Ахматова

Сюда ко мне поближе сядь,
Гляди веселыми глазами:
Вот эта синяя тетрадь —
С моими детскими стихами.

й

Элен Файнгитейн

рвать глаз от профиля Ахматовой. Влечение оказа­
лось взаимным. Борису Ахматова подарила знамени­
тое черное кольцо, оставленное Анне бабушкой.
Героиня поэмы «Сказка о черном кольце» тоже
собирается подарить кольцо своему любимому. Евге­
ний Рейн говорил мне о том, что Ахматова вспоми­
нала об Анрепе всю жизнь и посвятила ему множе­
ство стихов. Красота и интеллект Ахматовой не могли
не произвести впечатления на Анрепа, но увлечение
не помешало ему принять дипломатический пост в
Лондоне. Это произошло в середине февраля 1916 го­
да. Он намеревался вернуться (по крайней мере, го­
ворил об этом) через полтора месяца, но жизнь в Анг­
лии показалась ему более привлекательной. В Россию
он приехал лишь на короткое время в конце 1916 го­
да. За день до его отъезда Ахматова послала Борису
свою книгу «Вечер» с надписью:
«Борису Анрепу.
Одной надеждой меньше стало,
Одною песней больше будет.

1916 Царское Село
13 февраля» (28)

Анреп подарил ей свое четверостишие, которое
она зашила в шелковый мешочек, и деревянный рез­
ной крест, найденный в заброшенной церкви в Кар­
патских горах в Галиции. Этот крест не раз встреча­
ется в стихах Ахматовой. Вместе с крестом Анреп
написал Анне эти строки:
оо
00

Я позабыл слова и не сказал заклятья,
По деве немощной я, глупый, руки стлал,
Чтоб уберечь ее от чар и мук распятья,
Которое ей сам, в знак дружбы, дал.

Высокомерьем дух твой помрачен,
И оттого ты не познаешь света.
Ты говоришь, что вера наша — сон
И марево — столица эта. (29)

Ожидая писем от Анрепа, Ахматова написала пе­
чальное стихотворение «А! Это снова ты. Не отроком
влюбленным...».
8 марта 1916 года Ахматова написала стихотво­
рение «Я окошка не завесила» и акростих, посвя­
щенный Анрепу. 11 июля она посвятила ему стихотво­
рение «Я знаю, ты моя награда...». Отсутствие люби­
мого только усиливало его власть над ее воображени­
ем Он напоминал ей о страстной любви к холодному
Голенищеву-Кутузову, ее первому возлюбленному.
В августе 1916 года Гумилев оставил свой полк: и
отправился в Петроград, чтобы сдать экзамен на чин
корнета (младшего лейтенанта). Он навестил семью,
но поселился в комнате на Литейном проспекте, где
и прожил до октября. Все это время длился его ро­
ман с Ларисой Рейснер. 25 октября 1916 года, прова­
лив экзамен на чин офицера, Гумилев вновь вернулся
на фронт.
В декабре 1916 года Ахматову представили жене
Бориса Анрепа Юнии. Анна гостила у нее в Бельбеке,
неподалеку от Севастополя. Юния разошлась с му­
ж ем и работала медсестрой. (30) Она очень понра­
вилась Анне, и та даже посвятила ей стихотворение,
несмотря на то, что постоянно продолжала ожидать
письма от Бориса.

Анна Ахматова

Ахматова хотела верить в любовь Анрепа, но его
отъезд она сочла предательством по отношению к
себе, к православию и к России. Ей никогда не нра­
вилось его легкомысленное отношение к Православ­
ной церкви:

Глава 5
РЕВОЛЮЦИЯ
Начало января 1916 года, нача­
ло последнего года старого мира.

Марина Цветаева (1)

ЛЗспоминая свое выступление в Петрограде в январе
1916 года, Цветаева сравнивала настроение, царив­
шее в городе, с маленькой трагедией Пушкина «Пир
во время чумы». Участники кощунственной оргии
воспевали неотвратимость царящей повсюду смерти.
Богатые и знатные изменяли друг другу, пили шам­
панское, тратили деньги на черную икру. В казино
проигрывали огромные состояния. (2). Ходили слухи
о сексуальной распущенности царицы. Говорили, что
она была любовницей Распутина и в то же время име­
ла лесбийскую связь со своей фрейлиной Анной Вы­
рубовой. Эти слухи подогревали нелюбовь народа к
династии Романовых. Русская армия терпела пора­
ж ение за поражением. Царь по настоянию жены
принял командование армией, и теперь вся полнота
ответственности за военные ошибки ложилась на его
плечи. Молодые мужчины погибали в окопах. В стра­
не царил разгул преступности, повсеместно устраи­
вались забастовки и демонстрации.
Против существующего режима строились загово­
ры, но успехом увенчался только один. Заговорщики
во главе с князем Юсуповым сумели убить Распутн­
ей на. Это произошло 16 декабря 1916 года. Аристо­
кратия встретила известие о смерти Распутина с вос­
торгом. Впрочем, многие женщины, даже самого вы-

Анна Ахматова

сокого происхождения, отправились за святой водой
к реке, куда было сброшено тело временщика. Убий­
ство Распутина имело неожиданные последствия. Царь
более чем когда-либо укрепился в мысли о необходи­
мости противостоять любым реформам. Война про­
должалась, а толпы голодных и озлобленных выплес­
нулись на улицы.
Декабрь 1916 года Ахматова провела с Юнией Анреп, а когда окрепла достаточно, отправилась в Пет­
роград, а оттуда в Слепнево, где встретила Рождество
и Новый год с Левушкой и Гумилевым. Атмосфера в
Слепневе была совершенно пушкинской — санки,
валенки, снежки и медвежьи шкуры. В Слепневе Ах­
матова оставалась до середины 1917 года. Все это вре­
мя она подбирала стихи для своего нового сборника
«Белая стая». Работа оказалась нелегкой. Ахматова
писала Михаилу Лозинскому, спрашивая его мнения
о том, что следовало бы включить, а от чего отказать­
ся. Огромное количество стихов, посвященных Анрепу, говорит о том, что мысли о его предательстве не
оставляли Ахматову.
Сама она находилась в непростой ситуации. Соб­
ственных средств у нее не было, отец ее умер, а мать
жила в Крыму на скромную пенсию. Кроме гумилев­
ского дома в Царском Селе у Ахматовой не было
жилья. Вернувшись в начале 1917 года в Петроград,
она остановилась у старинной подруги, Валерии Срез­
невской, в квартире ее отца на Боткинской улице.
Доктор квартировал прямо в психиатрической кли­
нике, где и работал.
Жизнь в городе была неспокойной. Муки не бы­
ло. Даже в ресторане нельзя было заказать булочек,
не говоря уже о тортах и пирожных. Полки магазинов опустели, и рабочие не могли купить еды для сво­
их детей. Очень скоро возле булочных выстроились

с\

Элен Файнгишейн
os

огромные очереди. Женщины ночевали возле магази­
нов, где, по слухам, имелись запасы муки и сахара К на­
чалу 1917 года средняя жительница Петрограда про­
водила в очередях около сорока часов. (3)
В этих очередях и родилась Февральская револю­
ция 1917 года Первые выступления начались на Вы­
боргской стороне, где жила Ахматова. Огромная де­
монстрация направилась отсюда прямо к центру го­
рода.
Первые столкновения произошли на Невском
проспекте 25 февраля. Группа демонстрантов была
атакована эскадроном казаков возле Казанского со­
бора. Но солдаты вполне могли сами быть рабочими
и крестьянами, поэтому толпа поначалу отнеслась к
ним доброжелательно. Молодая девушка подарила
офицеру букет роз. Ко всеобщему облегчению, он
принял цветы. Толпа разразилась рукоплесканиями.
Но кровопролитие было неизбежно. К 6 февраля де­
монстрации начали расстреливать. Центр Петрогра­
да походил на военный лагерь. Поворотной точкой
стала демонстрация на Знаменской площади. Гибель
нескольких демонстрантов разъярила толпу, и скоро
ситуация вышла из-под контроля. Солдаты Петро­
градского гарнизона отказались подчиняться прика­
зам командиров. Началась революция. Торжествую­
щие толпы открыли все тюрьмы — точно так же, как
когда-то французские революционеры открыли ка­
меры Бастилии.
Утро начала революции Ахматова провела у порт­
нихи. Что происходит в городе, она поняла лишь тогда,
когда кучер пролетки отказался ехать на Выборгскую
сторону. Ахматовой пришлось добираться домой nem­
ком. Повсюду раздавались крики и выстрелы.
• Три лидера большевистской партии — Троцкий,
Бухарин и Ленин — в это время находились за гра-

Анна Ахматова

ницей. Февральские события стали звездным часом
для Александра Федоровича Керенского. После побе­
ды революции он перебрался в Зимний дворец. К со­
жалению, в России никогда не существовало традиций
демократической ответственности. Учредительное со­
брание не имело никакого опыта власти. Несмотря
на ряд идеалистических реформ, депутаты не попы­
тались вывести Россию из состояния войны.
Интеллигенция с энтузиазмом приветствовала
Февральскую революцию. «Произошло чудо, и, сле­
довательно, будут еще чудеса», — писал Блок матери
23 марта 1917 года. (4) Марина Цветаева в те дни
ожидала рождения второго ребенка. В Керенском она
видела второго Бонапарта. Падение монархии стало
столь неожиданным, что людям казалось, что они по­
пали в сказку. Власть была передана Временному пра­
вительству, а царя вынудили отречься от трона. Рос­
сия ликовала. Петроград покрылся красными флага­
ми, люди пели «Марсельезу». На селе же ситуация
была другой. Крестьяне собирались в церквях и слу­
жили молебны о спасении России. Грядущие переме­
ны их пугали. Они всегда считали царя своим защит­
ником. Новые правители полагались на врожденную
богобоязненность и послушливость русского народа
и считали, что переход к западной демократии прой­
дет без осложнений. Временное правительство ини­
циировало ряд реформ. Была объявлена всеобщая ам­
нистия, провозглашена свобода собраний и прессы,
сняты все юридические ограничения, основываю­
щиеся на религиозных убеждениях, классовой при­
надлежности и национальности.
Несмотря на первоначальный энтузиазм, Времен­
ное правительство не могло справиться с гражданскими беспорядками. В период с апреля по июль
1917 года в России бастовали более полумиллиона

&

Элен Файншшейн

рабочих. Они требовали повышения заработка, вось­
мичасового рабочего дня и хлеба. Невский проспект
превратился в некое подобие Латинского квартала.
Н а каждом углу проходили демонстрации и митин­
ги, повсюду висели плакаты на русском, польском,
литовском и еврейском языках. Политические пам­
флеты и книги раздавали прямо на тротуарах. (5) На
фронте ж е хотели только одного — мира, но этого
Временное правительство дать народу не могло. С мар­
та по октябрь с фронта дезертировало около миллио­
на солдат.
Столкнувшись с опасностью гражданской войны,
меньшевики и большевики были вынуждены на вре­
мя объединиться. Русские либералы говорили о правле­
нии вместе с народом. Они сравнивали себя с фран­
цузскими героями 1789 года. Намерения их были
самыми благими, но они не учитывали ненависти на­
рода к власть имущим, а ненависть эта очень скоро
залила всю страну кровью.
Но не все были настроены столь оптимистически.
Горький, описывавший в своих книгах ужасающую
несправедливость, царящую в русском обществе, был
потрясен жестокостью революции. Он боялся того,
что массы невежественного народа дадут волю своим
низменным инстинктам. 14 июня 1917 года Горький
пишет жене в Москву об ужасах, творящихся в Пет­
рограде после Февральской революции: «Города от­
равлены грязью, здесь, например, ужас что творится,
не столица это, а клоака. Никто не работает, улицы
безобразны, во дворах — свалки гниющего мусора.
И жарко! < J> Идет организация лени, трусости и
всех тех подлых чувств, против которых я всю жизнь
боролся и которые, кажется, погубят Русь». (6)
Исайе Берлину было семь с половиной лет, когда

Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда...»
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух. (7)

Если Ахматовой и хотелось последовать за Анрепом за границу, его молчание в последующие не­
сколько месяцев окончательно убедило ее в том, что
она забыта Летом 1917 года она пишет:
Э Т О ПрОСТО, ЭТО ЯСНО,

Это всякому понятно,
Ты меня совсем не любишь,
Не полюбишь никогда.

Анна Ахматова

он впервые увидел лозунги «Вся власть Думе», «До­
лой царя», «Долой войну!». Он видел, как толпа заби­
ла до смерти молодого городового: эта сцена запом­
нилась ему на всю жизнь.
Летом 1917 года Ахматова на несколько месяцев
уехала в Слепнево. Но желанного покоя ей обрести
не удалось. Местные крестьяне разрушали и жгли
поместья. Ахматова с иронией писала Михаилу Ло­
зинскому: «Но крестьяне обещают уничтожить слепневскую усадьбу 6 августа, потому что местный празд­
ник и к ним приедут «гости». Недурной способ за­
нимать гостей».
Многие представители либеральной интеллиген­
ции начали уезжать за границу еще до большевист­
ского Октябрьского переворота Ахматова прекрасно
понимала всю опасность, но отказалась уехать, хотя Анреп к тому времени уже был в Лондоне. Возможно,
именно его голос она вспоминала, когда в 1917 году
писала

Элен Файншшейн

Для чего ж е так тянуться
Мне к чужому человеку,
Для чего ж е каждый вечер
Мне молиться за тебя? (8)

Но после такого горького вступления она все же
представляет себе, как покинет Петроград и Россию:
Для чего же, бросив друга
И кудрявого ребенка,
Бросив город мой любимый
И родную сторону,
Черной нищенкой скитаюсь
По столице иноземной?
О, как весело мне думать,
Что тебя увижу я! (9)

В другом стихотворении, также датированном
1917 годом, Ахматова весьма иронично говорит о
любви, называя ее вымыслом. Любви нет, даже если
люди тянутся друг к другу и боятся расстаться.
Ахматова продолжала считать Анрепа предате­
лем. Летом 1917 года она пишет стихотворение, в ко­
тором сразу же обвиняет его в отступничестве:
Ты — отступник: за остров зеленый
Отдал, отдал родную страну,
Наши песни, и наши иконы,
И над озером тихим сосну. (10)

Ахматова не простила Анрепу слов о том, что он
любит «покойную английскую цивилизацию разума,
а не религиозный и политический бред». (11) Анреп
не писал ей писем. По мере того, как положение са­
мой Ахматовой и ситуация в Петрограде ухудшались,
чувство предательства становилось все более острым.
В другом стихотворении, написанном в 1917 году, она
пишет о том, как Борис узнает о ее смерти:
чо
04

И сразу вспомнит зимний небосклон
И вдоль Невы несущуюся вьюгу,
И сразу вспомнит, как поклялся он
Беречь свою восточную подругу. (12)

Анна Ахматова

И тем не менее она продолжала любить Анрепа.
Ахматова, по элегантному выражению Аманды Хейт,
называла его «истинным возлюбленным, долгождан­
ным женихом, «суженым», расставание с которым
никогда не станет разлукой». (13) Остается только
гадать, что же такое сделал Анреп, чего Ахматова не
смогла забыть. Может быть, ее привлекло его неук­
лонное стремление всегда идти собственным путем?
Найман пишет о том, что Анреп «сделался для Ах­
матовой чем-то вроде amor de lohn, трубадурской
«дальней любви», вечно желанной и никогда не дос­
тижимой. К нему обращено больше, чем к кому-ли­
бо другому, ее стихов как до, так и после разлуки».
(14) Стихи Анрепа вызывали у Ахматовой исключи­
тельно сентиментальные чувства, но она не могла не
оценить его преданности искусству.
На полу вестибюля Национальной галереи в Лон­
доне и сегодня можно увидеть мраморную мозаику
Анрепа «Пробуждение муз», созданную в период ме­
жду 1928 и 1933 годами. В Мельпомене мы узнаем
Грету Гарбо, музу трагедии. Другими героями стали
члены кружка Блумсбери. Клио, муза истории, пред­
стает в образе элегантной Вирджинии Вульф, а Вак­
хом стал критик Клайв Белл.
В 1945 году Анрепу заказали четвертую мозаику
для Национальной галереи, «Современные доброде­
тели». И снова он использовал образы известных
личностей британской истории. На его мозаике поя­
вились Бертран Рассел и Эдит Ситвелл. И рядом с
ними, в образе Сострадания, мы видим Анну Ахма­
тову. Выступая по русскому радио, Анреп сказал, что
создавал не портрет, а воспоминание о юной Анне
Ахматовой и об осаде Ленинграда. (15)
Третья книга стихов Ахматовой, «Белая стая»,

с\

Элен Файнштейн

была опубликована в сентябре 1917 года. Несмотря
на обилие стихов, посвященных покинувшему ее воз­
любленному, Ахматова уже начала говорить от имени
всего русского народа, страдавшего от тягот войны.
Она отлично понимала, каково солдатам в окопах, и
с этого момента ее поэзия проникнута чувством со­
страдания. Вдовы, оплакивающие своих мужей, ста­
ли ей родными. Вся Россия для нее превратилась в
Тело Христово:
Ранят тело твое пресвятое,
Мечут жребий о ризах твоих. (16)

Ахматова чувствовала, что Господь избрал ее, что­
бы она пела об этих страданиях, и во имя своего высо­
кого долга она отказывалась от мира простых челове­
ческих радостей. Петроград стал символом ее под­
вижничества.
Но ни на что не променяем пышный
Гранитный город славы и беды,
Широких рек сияющие льды,
Бессолнечные, мрачные сады
И голос Музы еле слышный. (17)

Книга вышла в Петрограде, охваченном револю­
цией. Доставить «Белую стаю» в Москву не удалось,
поэтому распространение сборника стало весьма за­
труднительным: журналы закрывались, газеты пере­
ставали выходить. Ахматова более не могла рассчи­
тывать на поддержку читателей.
В 1917 году ситуация в России еще более ухуд­
шилась. К 10 октября более 75 тысяч рабочих взя­
лись за оружие. 17 октября рабочие заводов Лесснера и Рено оставили работу и вышли на улицу, распевая
§£ революционные песни. К тому времени Ленин уже
тайно вернулся из Финляндии. С помощью Троцкого
он возглавил большевистский переворот.

Анна Ахматова

Красная гвардия штурмом взяла Зимний дворец
и арестовала Временное правительство. За несколько
часов до этого Керенский бежал из дворца в ж ен­
ском платье. В день взятия Зимнего мост, ведущий
на Выборгскую сторону, был разведен, чтобы боль­
шевистские крейсеры могли подойти к дворцу. Этот
факт отражен в фильме Эйзенштейна «Октябрь». Ах­
матова только что вернулась из Слепнева. Она стояла
возле Литейного моста и видела, как его разводят. Ма­
шины, трамваи и люди буквально посыпались с не­
ожиданно «вставшего на дыбы» моста.
В январе 1918 года Анреп снова вернулся в Рос­
сию, надеясь встретиться с Ахматовой. Пытаясь ра­
зыскать ее, он пешком по льду перешел Неву, чтобы
попасть на Выборгскую сторону, где Анна жила у
Срезневских. Она была тронута его поступком, ска­
зала, что он подвергал себя серьезной опасности, что
«офицеров хватают на улице». Борис показал ее чер­
ное кольцо, которое носил на цепочке на шее. Этот
талисман не мог его не защитить. А кроме того, он
предусмотрительно снял погоны.
Анреп написал сентиментальные воспоминания
об этой встрече, как мне кажется, значительно пре­
увеличив силу своих чувств:
«Анна Андреевна тронула кольцо. «Это хорошо,
оно вас спасет». Я прижал ее руку к груди. «Носите
всегда». — «Да, всегда. Это святыня», — прошептал я.
Что-то бесконечно женственное затуманило ее глаза,
она протянула ко мне руки. Я горел в бесплотном
восторге, поцеловал эти руки и встал. Анна Андре­
евна ласково улыбнулась. «Так лучше», — сказала
она». (18)
Последнее замечание явно звучит фальшиво. Ведь
столько ахматовских стихов проникнуты чувством
разочарования от отъезда Анрепа. Тем вечером Ах­

^

Элен Файнштейн

матова и Анреп собирались на генеральную репети­
цию лермонтовского «Маскарада». Роскошный спек­
такль шел в переполненном зале, несмотря на то, что
на улицах продолжали стрелять. Спектакль пророчил
катастрофу и конец света, а на улицах вершился мрач­
ный карнавал и кровь лилась на снег и камни.
Анреп, проявивший хладнокровие и смелость пе­
ред лицом опасности, не ждал от советского прави­
тельства ничего хорошего. Сразу же после встречи с
Ахматовой он первым поездом покинул Россию и
отправился в Англию. Неясно, рассказал ли он Анне
о своей давней связи с Элен Мейтленд. (19) Отсутст­
вие Бориса вдохновило Ахматову на новые стихи:

100

Все тебе: и молитва дневная,
И бессонницы млеющий жар,
И стихов моих белая стая,
И очей моих синий пожар. (20)

Жизнь Анрепа в Англии сложилась счастливо. Он
не утратил своего обаяния даже в старости. Анна Уолхайм, первая жена известного философа Ричарда Уолхайма, знала его гораздо позднее, когда он жил с Мод
Рассел, одной ,из покровительниц мозаичного отдела
Национальной галереи. Анна Уолхайм вспоминает
Анрепа, как «очаровательного человека, любившего
играть в шахматы, и явного эгоиста». (21)
После Октябрьского переворота интеллигенция
стала пытаться найти место в новом марксистском
государстве. Многие выехали в Грузию, в Тбилиси, но
наиболее прозорливые, такие, как Анреп, предпочли
перебраться в Западную Европу. Старый порядок ос­
тался в прошлом, а вместе с ним ушла в прошлое и
спокойная, упорядоченная жизнь. Деньги на банков­
ских счетах потеряли ценность. В стране не хватало
продуктов и топлива.
Мандельштама никогда не призывали в армию.

В Петрополе прозрачном мы умрем,
Где властвует над н ам и П р о зер п и н а. (2 2 )

Мандельштам писал об умирании города даже
тогда, когда смотрел в ночное небо. Великолепный
рефрен повторяется в одном из его стихов:

Анна Ахматова

В 1916 году он оказался в Крыму. С новым миром
он столкнулся в 1918 году. Его город, его семья, все, ко­
го он любил, — все умирало:

О, если ты звезда — воды и неба брат,
Твой брат, Петрополь, умирает! (23)

Война не прекращалась. Ахматова продолжала ве­
рить в милосердие Божие, но страдания огромного
количества людей заставляли ее думать, не является
ли эта трагедия расплатой и возмездием за распу­
щенность высших классов общества.
К этому времени на юге начала формироваться
армия противников революции. 5 сентября 1918 го­
да Совет народных комиссаров принял решение о
расстреле всех, кто связан с белогвардейскими орга­
низациями, принимал участие в заговорах и восста­
ниях. Тем не менее противники большевиков — и в
их числе м р к Марины Цветаевой Сергей Эфрон — с
оружием в руках присоединялись к Белой армии.
В стране началась кровопролитная, жестокая и бес­
смысленная гражданская война. Беспощадную кар­
тину того времени Михаил Булгаков дал в романе
«Белая гвардия» (1924), а затем в пьесе «Дни Турби­
ных» (1926).
Война длилась три года. Обе армии проливали мо­
ря крови. В стране жестоко подавлялись крестьян­
ские восстания, устраивались казни заложников. Обычная торговля между городом и деревней практиче­
ски прекратилась. За несколько лет население Пет-

2

Элен Файнштейн

^

рограда сократилось с двух миллионов до пятисот
тысяч человек. Люди страдали от голода и холода.
Однажды вечером Ахматова слушала, как: хор маль­
чиков исполнял «Реквием» Моцарта, а возвращаясь
домой, встретила процессию во главе со старым свя­
щенником. Он сказал Ахматовой: «Перестань думать
об искусстве. Искусство никому не нужно. Лучше от­
крой табачную лавку». (24)
В Москве положение было не лучше. Марина Цве­
таева только что родила второго ребенка. Условия, в
которых она жила, были ужасающими. Однако, не­
смотря на всю непрактичность, Цветаева обладала
важным качеством, которого всегда недоставало Ах­
матовой: крепким здоровьем. Она могла пилить дро­
ва, топить печи, мыть картошку в ледяной воде и при
этом еще успевала следить за своей шестилетней до­
черью Алей. И все же младшую дочь ей пришлось от­
дать в сиротский приют, где девочка умерла.
В 1917 году Цветаева писала: «Вся русская Рево­
люция на пять лет вперед: террор, гражданская война,
расстрелы, заставы, Вандея, озверение, потеря лика,
раскрепощенные духи стихий, кровь, кровь, кровь...»
(25) Не все разделяли подобный пессимизм. В янва­
ре 1918 года, когда Блок написал «Двенадцать», идеа­
листы все еще надеялись, что разрушение старого ми­
ра станет основой для нового братства народов. Блок
даже изобразил самого Христа во главе отряда крас­
ногвардейцев. Поэма начинается с изображения Пет­
рограда, занесенного снегом. Несчастная старушка
не может понять, зачем огромный кусок ткани изве­
ли на плакат «Вся власть Учредительному собранию!»,
когда из нее можно было бы сделать «столько портя­
нок для ребят». Двенадцать человек с винтовками, с
цыгарками в зубах идут по улицам города. Вдруг раз-

Отмыкайте погреба —
Гуляет нынче голытьба! (26)

Но перед Двенадцатью возникает другая фигура,
и тогда читатель вспоминает, что учеников Христа
тоже было двенадцать:

Анна Ахматова

дается выстрел — это убита одна из своих проститу­
ток. Двенадцать продолжают свой путь под красным
флагом, убивая и сквернословя.

Впереди — с кровавым флагом,
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Н ежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз —
Впереди — Иисус Христос. (27)

Но Ахматова, как и многие другие, считавшие,
что жестокость революционных войск не подлежит
оправданию, сочла эти строки кощунством.
После революции Ахматову часто навещал Ман­
дельштам. Вместе они бродили по городу, слыша за
спиной выстрелы и крики. В 1917—1918 гг. Ахмато­
ва продолжала жить у Срезневских. Многие стихи
Мандельштама того периода посвящены ей. Вместе
они посещали поэтические вечера в Академии ис­
кусств. Отношения между ними дали пищу разнооб­
разным слухам. Однако Ахматова всегда настаивала
на том, что они с Мандельштамом всегда были толь­
ко друзьями, верными и преданными друг другу.
Во время Февральской революции Гумилева не
было в Петрограде. Вернувшись, он остановился у
Михаила Лозинского, в пустующей квартире Сергея
Маковского. Затем Гумилев отправился в Париж, на­
деясь стать иностранным корреспондентом газеты
«Русская воля». Он полагал, что знакомство с Михаи­
лом Струве ему поможет. В июне 1917 года Гумилев

^

Элен Файнштейн

перебирается в Лондон. Впрочем, в отличие от Анрепа, желания покинуть родину у него никогда не бы­
ло. По пути в Лондон он отправляет открытку Лари­
се Рейснер, советуя ей быть подальше от политики.
После Октябрьского переворота Анреп более не
писал Ахматовой. Возможно, он считал, что получе­
ние писем из-за границы может ей повредить. Но
кольцо ее он продолжал носить на цепочке. Встретив­
шись в Лондоне с Гумилевым, Анреп попытался пе­
редать Ахматовой шелк на платье и монету с профи­
лем Александра Великого. Гумилев повел себя, как
оскорбленный муж. Неясно, получила ли Ахматова
эти подарки.
В Англии Гумилев встретился с Олдосом Хаксли и
Кэтрин Мэнсфилд. Леди Оттолин Моррелл пригласи­
ла его в свой салон, повсюду его встречали как из­
вестного русского поэта. Возвращаясь домой, Гуми­
лев вновь проехал через Париж. Там он встретил Елену
Дюбуше, дочь известного хирурга. Елена была напо­
ловину русской. Гумилев называл ее «Голубой звез­
дой». Она вдохновила его на целый цикл, стихотворе­
ний. Гумилев остался в Париже до апреля 1918 года.
Поведение и стихи Гумилева говорят о том, что
он не испытывал симпатии к революционерам, но,
подобно Ахматовой, считал, что должен разделить
судьбу родины. Он хотел увидеть Ахматову и сына.
В разговоре с Борисом Анрепом он говорил о «пре­
красной душе» Анны. Анреп же считал, что Гумилев
никогда по-настоящему не понимал Ахматову.
Вернувшись в Петроград, Гумилев сразу же по­
звонил Срезневским и узнал, что Анна ушла навесШ тить Владимира Шилейко, известного специалиста
по Древнему Вавилону, завсегдатая «Бродячей соба­
ки». Н а следующий день Ахматова пришла к Гуми­

Анна Ахматова

леву и осталась у него до утра, но, когда он пришел к
Срезневским, она попросила у него развода.
События развивались стремительно. Гумилев спро­
сил, влюблена ли Ахматова в кого-нибудь, и она от­
ветила, что собирается выйти замуж за Шилейко. Гу­
милев не поверил, и не без оснований. Да, Шилейко
действительно бывал в «Бродячей собаке» и даже опуб­
ликовал несколько стихов. Но он был целиком по­
глощен работой: глиняными табличками, клинопи­
сью, пожелтевшими древними манускриптами. Он
мог говорить только о Древнем Египте, Вавилоне и
Ассирии. Гумилев не мог поверить в то, что Ахмато­
ва влюбилась в такого человека — с тонким лицом,
кривой усмешкой и ядовитым языком.
Ахматова же считала свой союз с Шилейко чемто вроде монашеского послушания. «К нему я сама
пошла... Чувствовала себя такой черной, думала, очи­
щение будет». (28) Вскоре после того, как Ахматова
попросила у Гумилева развода, они вместе отправи­
лись в Слепнево, чтобы повидать Левушку. Гумилев
снова пытался убедить Ахматову в том, что необхо­
димости в разводе нет никакой. Отношения с Ш и­
лейко никак не влияли на отношения между ними.
Впрочем, надо признать, что впоследствии Гумилев
не чинил никаких препятствий для развода и сми­
рился с решением Анны.
Владимир Казимирович Шилейко родился в Пе­
тергофе. Он учился в Петербургском университете.
С 1913 года он работал в научном отделе Эрмитажа.
В январе 1917 года его призвали в армию. После ре­
волюции Шилейко занял пост консультанта по пере­
водам в издательстве Горького «Всемирная литература». В то же время он занимал должность профессора в Петроградском археологическом институте. До
революции Шилейко служил домашним учителем у

^
S

Элен Файншшейн

Шереметевых. Благодаря его положению в Россий­
ской академии, за ним сохранили его квартиру в Шереметевском дворце на Фонтанке. Дворец XVIII века
был роскошным, но Шилейко жил в неуютной длин­
ной комнате и спал на небольшой кушетке. Масля­
ная лампа не освещала всей комнаты, в углах лежали
тени. В квартире было ужасно холодно, и Владимиру
Казимировичу приходилось поверх одеяла укрывать­
ся еще и шинелью.
Несмотря на все тяготы и лишения, театральная
и художественная жизнь Петрограда била ключом.
Осенью 1918 года открылся Дом искусств на Мойке.
В состав совета вошли Ахматова, Гумилев, Корней
Чуковский, критик Борис Эйхенбаум и Михаил Зо­
щенко. Совет организовывал проведение лекций и
концертов, а иногда искал пристанище для поэтов.
В декабре 1919 года под покровительством Максима
Горького открылся Дом ученых. Эта организация
снабжала ученых продуктами, одеждой, дровами и
лекарствами.
Гумилев проводил поэтические семинары в Доме
искусств. На его лекции собиралось множество сту­
дентов. Гумилев имел весьма экзотический вид —
разгуливал по улицам в лапландской меховой шубе и
шапке с ушами. Читая лекции о современной поэзии
и искусстве перевода, он не снимал шубы. Гумилев
по-прежнему верил, что поэзия — единственное сред­
ство дать ответ на вопрос, в чем смысл жизни.
Документы о разводе Ахматовой и Гумилева бы­
ли оформлены в августе 1918 года, а в декабре Анна
вышла замуж за Шилейко. Она была преисполнена
решимости стать верной женой, но жить с таким му­
жем, как Шилейко, было очень нелегко.

Глава 6
ГОЛОАНОЕ ВРЕМЯ
Думали: нищие мы, нету у нас ни­
чего... (1)

Ахматова

В ы бор Ахматовой поразил не только Гумилева. Са­
ломея Андроникова, подруга Ахматовой еще по «Бро­
дячей собаке», была удивлена и даже разочарована.
Мы не знаем, как отнеслись к этому браку друзья
Шилейко. Гораздо позднее Ахматова признавалась
Анатолию Найману в том, что этот брак был «мрач­
ным недоразумением» для обоих. (2) Аманда Хейт
утверждает, что в 1917—1921 гг. Ахматова почти ни­
чего не писала именно из-за Шилейко.
Первые трудности возникли из-за тягот, связан­
ных с революцией и Гражданской войной. Жизнь в
городах на севере России стала в буквальном смысле
слова первобытной. Продуктов не хватало, не было
дров, чтобы растопить печь. Германские войска нача­
ли бомбить Петроград 2 марта 1918 года, и Ленин
решил перенести столицу в Москву. Городская ин­
фраструктура Петрограда погибала. В городе не было
электричества, канализация и водопровод не функ­
ционировали. Вспомните, что писал Горький жене
14 июня 1917 года. (3)
На юге продолжалась Гражданская война. Здесь
царили тиф, голод, жестокость. Кое-где бывали даже
случаи каннибализма. Безжалостны были и красные,
и белые. Мародерство стало в порядке вещей. Солда­
ты Красной гвардии беспрепятственно обыскивали

'Г Н

Элен Файнштейн

дома тех, кого они считали богатыми, и уносили все
мало-мальски ценное.
Для Шилейко и Ахматовой наступили другие вре­
мена. Их комната была большой, но сырой и холод­
ной. Кровать стояла за ширмой. Единственный книж­
ный шкаф не вмещал всех книг, и они грудами гро­
моздились на полу. Уходя из дома Гумилева, Ахматова
почти ничего не взяла с собой, и поэтому ей посто­
янно приходилось одалживать кастрюли у соседей.
Впрочем, продуктов хронически не хватало, да и дро­
ва для печки были не всегда. Владимир Казимирович
оказался столь же непрактичен, как и Ахматова. Ко­
гда Анна научилась разжигать печь, это был настоя­
щий триумф. Она, а не муж, стояла в очередях за про­
дуктами, хотя надо признать, что только благодаря
его положению они получали хоть какие-то продук­
ты от Дома ученых.
Валерия Срезневская навестила их в 1918 году, не­
задолго до свадьбы. Она говорила, что Шилейко был
замечательно красивым человеком. Он наизусть знал
вавилонскую поэзию и прекрасно рассказывал вави­
лонские легенды. Но заметила Срезневская и эгоизм
Владимира Казимировича. Ахматова же показалась
ей утомленной и бледной. И Ахматова, и Шилейко
страдали туберкулезом. Неудивительно, что в возрас­
те тридцати лет Ахматова писала о себе как о старой
женщине, которая может надеяться только на Бога.
8 августа 1918 года она получила бумаги о разводе с
Гумилевым, но они не представляли для нее никако­
го интереса: «Я даже никуда не ходила, ни с кем не
говорила, абсолютно не знаю, как это происходило.
$2 Я просто получила бумажку, что разведена с таким-то.
Был голод, был террор — все куда-то уезжали (мно­
гие навсегда), быта не было, все разводились. Нас так

Анна Ахматова

давно уже все привыкли видеть врозь, никто не ин­
тересовался чужими делами. До того ли было!» (4)
В своей статье, опубликованной в «Русской мыс­
ли» и высоко оцененной Ахматовой, Недоброво ре­
комендовал ей следовать завету Пушкина и идти ту­
да, куда влекут ее «мечтанья тайные». Какие тайные
мечтанья привели Анну к Шилейко? Скорее всего,
Ахматовой хотелось быть полезной человеку высоко­
го интеллекта, быть нужной ему, поскольку ни Гуми­
лев, ни Анреп в ней не нуждались. Шилейко же Анна
была не просто нужна. Он требовал ее безраздельно­
го внимания. Владимир Казимирович был настолько
ревнив, что в одном из своих стихов Ахматова назва­
ла его дом тюрьмой. (5) Она признавалась, что в этом
союзе проявилась ее тяга к самопожертвованию. Ши­
лейко ревновал Ахматову не только к друзьям, но и
к ее стихам. Несмотря на весь свой научный блеск и
успех своих ранних стихов, он понимал, что таланта
Ахматовой ему Бог не дал.
Некоторое время Ахматова и Шилейко жили в
Москве, где Владимир Казимирович нашел работу.
Но вскоре им пришлось вернуться в Шереметевский
дворец. Шилейко был болен, его мучила бессонница.
Когда по ночам он работал, Анне приходилось вста­
вать и готовить ему чай. Большую часть дня она за­
писывала под диктовку его переводы. Потом они вме­
сте шли гулять, а затем он снова принимался за ра­
боту — порой до четырех часов утра. Ш илейко не
мог работать без чая и курения. Евгений Рейн утвер­
ждает, что он спокойно тратил деньги на эту рос­
кошь, хотя Ахматова почти что голодала. (6) Но в то
же время Владимир Казимирович был способен на
щедрые жесты. Однажды он вернулся домой и принес Ахматовой яблоки и спички — настоящее со­
кровище по тем временам.

8

Элен Файншшейн

Ахматова почти не писала. Многие поэтыопти­
мистически смотрели в будущее, Ахматова же была
исполнена тревоги с самого начала.
По ее стихам становится совершенно ясно, что
писать она перестала, потому что муж не одобрял
этого занятия.
Если верить Ахматовой, Шилейко был настоящим
деспотом. Даже в 1917 году она называла его любовь
«испытанием железом и огнем». (6*) Близким друзь­
ям Ахматова рассказывала о том, как муж ее мучил.
Аманда Хейт считает, что Шилейко была нужна ж е­
на, а не поэтесса, поэтому он «сжигал ее рукописи в
самоваре». (7)
Готовность Ахматовой терпеть домашнюю тира­
нию поразительна. В первый год брака с Шилейко
она написала страшное стихотворение:
Но когти, когти неистовей
Мне чахоточную грудь,
Чтобы кровь из горла хлынула
Поскорее на постель,
Чтобы смерть из сердца вынула
Навсегда проклятый хмель. (7*)

Конечно, в этих словах есть поэтическое преуве­
личение. Но и в других стихах Ахматовой чувствуется
полнейшая ее эмоциональная зависимость от этого
человека, даже когда она сознательно выбирает роль
покорной жены:

110

Запрещаешь петь и улыбаться,
А молиться запретил давно.
Только б мне с тобой не расстаться,
Остальное все равно! (8)

В другом стихотворении мы встречаем намек
на то, что Шилейко не захотел иметь детей от Анны.
В 1918 году она пишет:

Если надо — меня убей,
Но не будь со мною суров.
От меня не хочешь детей
И не любишь моих стихов.
Все по-твоему будет: пусть!
Обету верна своему,
Отдала тебе жизнь, но грусть
Я в могилу с собой возьму. (9)

Однако сохранились и другие свидетельства, ко­
торые говорят о той очевидной любви, которую Ах­
матова и Шилейко испытывали друг к другу. Тамару
Шилейко, невестку Владимира Казимировича, кото­
рая всегда считала свекра нежным и любящим че­
ловеком, нельзя считать беспристрастным свидете­
лем. Но 19 января 1920 года Корней Чуковский за­
писал в дневнике: «К Шилейке ласкова — иногда
подходит и ото лба отметает волосы. Он зовет ее Аничка. Она его Володя». (10) Шилейко придумал для Ах­
матовой прозвище «Акума» и часто пользовался им в
письмах к ней, даже после разрыва. Оба обожали
сенбернара Тапу. Найман вспоминает, что Ахматова
говорила о Шилейко «без тени злопамятности, ско­
рее весело и с признательностью». (11) Даже расстав­
шись, Шилейко и Ахматова продолжали заботиться
друг о друге.
В феврале 1922 года Ахматова снова пишет о
«черной ревности» Шилейко:
Шепчет: «Я не пожалею
Даже то, что так люблю —
Или будь совсем моею,
Или я тебя убью». (12)

Анна Ахматова

Проплывают льдины, звеня,
Небеса безнадежно бледны.
Ах, за что ты караешь меня,
Я не знаю моей вины.

Элен Файншшейн

Д

В отличие от ранних стихов, обращенных к неиз­
вестному, ахматовская строка «Мне муж — палач, а
дом его — тюрьма» явно обращена к Шилейко. Впро­
чем, нельзя сказать, что ревность Владимира Казими­
ровича была совершенно беспочвенной. У Ахмато­
вой были близкие отношения с Артуром Лурье, а за­
тем с режиссером Михаилом Циммерманом.
Гумилев получил работу в новом издательстве Горь­
кого. Развод с Ахматовой больно его ранил, но доволь­
но скоро он женился вновь, и снова на Анне, Анне
Энгельгардт. С ней он познакомился в Финляндии,
где лечил легкие. Анна Энгельгардт была моложе Гу­
милева. Он надеялся, что она будет более податли­
вой, чем Ахматова. Ахматова описывала эту ситуа­
цию с усмешкой: «Он вообразил, будто Анна Нико­
лаевна воск, а она оказалась — танк...» (13)
Гумилев выступал с чтением своих стихов. Когда
его приглашали, он вел поэтические семинары, пото­
му что считал, что поэзия и искусство помогают лю­
дям сохранить достоинство в самые трудные времена.
С одной стороны, Гумилеву нужно было содержать
новую семью, но все же он абсолютно искренне ве­
рил в спасительную силу поэзии. Ахматова же стара­
лась избегать литературных собраний, где они могли
встретиться. Работала она мало: всего два стихотво­
рения в 1919 году и ни одного в 1920-м.
Ахматова видела, что Гумилев страдает, но счита­
ла, что его гордость уязвлена разводом. Не смягчи­
лась она и позднее, хотя сумела сохранить спокой­
ные, дружеские отношения с бывшим мужем. В ней
жил холод, оставшийся с детства. Ахматова никогда
бы не написала о Гумилеве так, как писала о своем
муже Цветаева: «Он — мой самый родной на всю
жизнь. Я никогда бы не могла любить кого-нибудь
другого». (14)

Анна Ахматова

С открытием Дома искусств и Дома ученых трево­
га либеральной интеллигенции немного улеглась. По­
казалось, что большевистское государство решило
поддерживать и развивать культуру. Но Ахматова не
поверила в эти добрые намерения. 11 мая 1920 года
она отказалась принимать участие в литературном
вечере, поскольку знала, что Александр Блок будет
читать на нем свою поэму «Двенадцать», в которой
Христос ведет за собой группу красногвардейцев.
Гумилев же в этот период написал несколько сво­
их лучших стихотворений, и среди них «Заблудив­
шийся трамвай» (1919). В нем он рассказывает о
том, как, словно во сне, герой идет по незнакомой
улице и вскакивает на подножку проезжавшего ми­
мо трамвая. Оказавшись в трамвае, герой видит сце­
ны из своего прошлого: путешествие по Африке, ме­
довый месяц в Париже. Когда трамвай проезжает
мимо лавки зеленщика, он видит на прилавке груду
мертвых голов. Проезжая мимо дома, где он когдато жил с Ахматовой, герой вспоминает свою давно
умершую сестру. Заканчивается путешествие в Исаакиевском соборе, где герой служит панихиду по мерт­
вому миру, который его окружает. Все стихотворе­
ние окутано атмосферой ночного кошмара.
Ахматова и Шилейко на короткое время перееха­
ли в Мраморный дворец, построенный Екатериной
Великой. Здесь им выделили две комнатки и малень­
кую кухню. Окна их квартиры выходили на Марсово
поле, где когда-то проходили парады императорской
гвардии. Но очень скоро они вернулись в Шереметевский дворец, такие же голодные, как всегда. Они
находились на грани истощения, когда подруга Ларисы Рейснер принесла им мешок риса. Ахматова от­
дала большую часть риса своим соседям, а себе оста-

Д

Элен Файнгишейн

^
Д

вила всего две миски. Вскоре после этого ее пришла
навестить Реиснер.
Лариса занимала видное место в большевистской
иерархии. Она хорошо питалась и одевалась — носи­
ла шелковые чулки, роскошные платья и великолеп­
ные шляпы. Она решила поговорить с Ахматовой о
своем разрыве с Гумилевым. Лариса была потрясена
изможденным видом Ахматовой и Шилейко. Она
предложила немедленно отправить Владимира Кази­
мировича в больницу. Той же ночью, около полови­
ны одиннадцатого, она вернулась с большой корзи­
ной разной снеди. На следующий день Шилейко на
машине отвезли в больницу. Рейснер пригласила Ах­
матову поселиться у нее. Позднее Анна Андреевна
действительно провела три дня в Царском Селе с Ла­
рисой. Но, вернувшись, она вновь столкнулась с про­
блемой голода.
30 марта 1920 года Чуковский встретил Ахмато­
ву, прогуливавшуюся с Шилейка. «Мы встретили ее и
Шилейку, когда шли с Блоком и Замятиным из «Все­
мирной». Первый раз вижу их обоих вместе... Заме­
чательно — у Блока лицо непроницаемое — и только
движется все время, зыблется, «реагирует» что-то не­
уловимое вокруг рта. Не рот, а кожа вокруг носа и
рта. И у Ахматовой то же. Встретившись, они ни гла­
зами, ни улыбками ничего не выразили, но там было
высказано много». (15)
Пока Шилейко лежал в больнице, Ахматова сде­
лала несколько решительных шагов к независимости.
В мае или июне 1920 года она начала работать в биб­
лиотеке Агрономического института. Когда ей предложили квартиру, она переехала. Анна Андреевна
получала небольшое жалованье, а кроме того, в ин­
ституте ей выдали продуктовую карточку и снабдили
дровами. По воспоминаниям Лукницкого (16), вы-

Анна Ахматова

писавшись, Шилейко написал Ахматовой жалобное
письмо, спрашивая, не собирается ли она бросить
его, когда он так одинок и болен. Ахматова ответила:
«Нет, милый Володя, ни за что не брошу: переезжай
ко мне».
Он так и сделал, хотя не без протестов. В резуль­
тате в семье произошло перераспределение власти.
Теперь уже Ахматова стала главной добытчицей, а
квартира, в которой они жили, была скорее ее, чем
его. В августе 1920 года жалованья Шилейко хватало
лишь на то, чтобы купить продукты на один-два дня.
Болезнь подтачивала здоровье обоих. Отношения с
м ркем начали эмоционально тяготить Анну. Ни од­
но стихотворение Ахматовой не датировано 1920 го­
дом. В этом году она начала работать и жить в ин­
ституте. Работа требовала немалой выносливости. Хо­
лод был настолько невыносим, что никто не снимал
пальто. Иногда пили какао, приготовленное в ками­
не. Питье для Ахматовой всегда готовил кто-то дру­
гой. Она все время болела, но никогда не проявляла
своей слабости при окружающих.
Петроград в 1920 году более ничем не напоми­
нал блестящую столицу великой империи. Ахматова
писала:
«Все старые петербургские вывески были еще на
своих местах, но за ними, кроме пыли, мрака и зияю­
щей пустоты, ничего не было. Сыпняк, голод, расстре­
лы, темнота в квартирах, сырые дрова, опухшие до
неузнаваемости люди. В Гостином дворе можно было
собрать большой букет полевых цветов. Догнивали
знаменитые петербургские торцы. Из подвальных
окон «Крафта» еще пахло шоколадом. Все кладбища
были разгромлены. Город не просто изменился, а реши­
тельно превратился в свою противоположность». (17)

J3

Элен Файншшейн

Д

В 1920 году Корней Чуковский навестил Ахмато­
ву и Шилейко и был поражен сыростью, царившей в
их комнате. В доме было так холодно, что Чуковский,
отправляясь к ним, надел два жилета и второй пид­
жак. Туберкулез Шилейко осложнился плевритом.
Чуковского восхитило то, что, хотя с ним Ахматова
говорила довольно резко, к мужу она относилась с
нежностью — «иногда подходит и со лба отметает
волосы». (18) Лукницкий вспоминает, что в мае или
июне 1920 года Артур Лурье решил спасти Ахмато­
ву от Шилейко и договорился о том, чтобы того сно­
ва забрали в больницу. (19) Однако Ахматова не сра­
зу ушла от мужа.
Ахматова и Шилейко продолжали болеть. 12 ав­
густа 1920 года Г.И. Чулков видел Ахматову в квар­
тире Ольги Судейкиной. В письме он пишет: «У Судейкиной видел Ахматову. Ахматова преврати­
лась в ужасный скелет, одетый в лохмотья». (20) В то
время жители городов, если оставались силы доб­
раться до деревни, выменивали на продукты все, что
у них было. Цветаева в своих дневниках рассказыва­
ет о том, как ездила в деревню менять украшения на
муку. Здоровье Ахматовой было слишком слабым,
чтобы решиться на подобное.
Даже Гумилев, который в то время был председа­
телем Петроградского союза поэтов, не мог найти дос­
таточно дров, пока не переехал в Дом искусств, где
было центральное отопление. У Гумилева не перево­
дились молодые, красивые любовницы. В 1920 году
поэт Владислав Ходасевич встретил Гумилева с .Ири­
ной Одоевцевой. На Ирине было черное платье с
глубоким декольте. Гумилев дрожал от холода, но
держался с достоинством. Вот как описывает Ходасе­
вич эту встречу: «И вот, с подобающим опозданием,
является Гумилев под руку с дамой, дрожащей от хо-

Анна Ахматова

лода в черном платье с глубоким вырезом. Прямой и
надменный, во фраке, Гумилев проходит по залам.
Он дрогнет от холода, но величественно и любезно
раскланивается направо и налево. Беседует со знако­
мыми в светском тоне. Он играет в бал. Весь вид его
говорит: «Ничего не произошло. Революция? Не слы­
хал». (21) Найти в городе молоко для маленького ре­
бенка было невозможно, поэтому Гумилев отправил
жену и детей в деревню, к матери. Но жена настояла
на том, чтобы вернуться в Петроград. Младшую де­
вочку, Лену, отдали в приют, где она, как и младшая
дочь Цветаевой, умерла от голода.
3 февраля 1921 года Ахматова из Агрономиче­
ского института перешла на работу в издательство
«Всемирная литература», где работал Гумилев. Ее здо­
ровье улучшилось. Она была весела, стала выглядеть
моложе и даже чуть-чуть поправилась. Встретивше­
му ее в издательстве Чуковскому она сказала: «При­
ходите ко мне сегодня, я вам дам бутылку молока —
для вашей девочки». Вечером я забежал к ней — и
дала! Чтобы в феврале 1921 года один человек пред­
ложил другому — бутылку молока!» (22)
14 марта Ахматова встретила своего бывшего му­
жа. Она пошла получать членский билет Союза по­
этов. (23) Ей пришлось ждать Гумилева, потому что
он был занят другими делами. Ахматова осторожно
приоткрыла дверь его кабинета и увидела, что он
разговаривает с Александром Блоком. Гумилев по­
здоровался и извинился за то, что заставил ее ждать.
Ахматова ответила с холодным достоинством: «Это
ничего. Я привыкла ждать». — «Меня?» — спросил
Гумилев. «Нет, в очередях», — ответила Ахматова. Гумилев подписал ей билет, но на прощание всего лишь
холодно поцеловал ей руку.
Из-за болезненности и постоянной борьбы с со-

^
S

Элен Файнгишейн

бой поведение Ахматовой многим казалось высоко­
мерны м Но то, что окружающие считали высокоме­
рием, в действительности было внутренним одиноче­
ством и печалью, что можно почувствовать по письму,
написанному Ахматовой Марине Цветаевой в мае
1921 года: «Меня давно так не печалила аграфия, ко­
торой я страдаю уже много лет, как сегодня, когда
мне хочется поговорить с Вами. Я не пишу никогда и
никому, но Ваше доброе отношение мне бесконечно
дорого. Спасибо Вам за него и за посвящение поэмы.
До 1 июля я в Петербурге. Мечтаю прочитать Ваши
новые стихи». (24)
В первой половине 1921 года Ахматова пишет мно­
жество стихов, проникнутых откровенной чувствен­
ностью. Достаточно вспомнить строки из стихотворе­
ния, написанного в августе 1921 года:
И снова плечи
В истоме влажной целовать. (25)

^
S

9 июля 1921 года Ахматова сидела у окна, и вдруг
с улицы ее кто-то окликнул* «Анна!» Она была удивле­
на. Шилейко был в Царском Селе, а никто другой не
мог обращаться к ней столь фамильярно. Оказалось,
это Гумилев. Он привез печальные известия о семье
Ахматовой, от которой та оказалась отрезанной изза Гражданской войны. Гумилев навестил мать Анны,
Инну Эразмовну, и единственную оставшуюся в ж и­
вых сестру, Ию (в 1922 году и она умерла от туберку­
леза). Как раз в то время они получили известие о са­
моубийстве Андрея, брата Анны.
В марте 1940 года Ахматова рассказала Чуков­
ской эту страшную историю. Андрей отравился, когда его ребенок умер от малярии.
— Оставил нам письмо — замечательное. О смер­
ти ни слова. Кончалось оно так: «Целую мамины ру­
ки, которые я помню такими прекрасными и неж-

Доля матери — светлая пытка,
Я достойна ее не была. (27)

Или:
Спи, мой тихий, спи, мой мальчик,
Я дурная мать. (28)

Анна Ахматова

ными и которые теперь такие сморщенные». Ж ена
его тоже приняла яд вместе с ним, но, когда взлома­
ли дверь и вошли в комнату, она еще дышала Ее спас­
ли. Она оказалась беременной и родила вполне здо­
рового ребенка. (26)
Гумилев предложил Ахматовой тем ж е вечером
выступить на литературном вечере. Естественно, она,
потрясенная известием о смерти брата, отказалась.
Гумилев, вероятно, в силу усталости после долгой до­
роги, сурово упрекнул ее в том, что она больше не хо­
чет читать свои стихи со сцены.
Весной Ахматова получила трогательное письмо
от восьмилетней дочери Цветаевой, Али. Девочка
прочла в стихах матери о том, что у Ахматовой есть
сын, и хотела узнать о нем побольше. Отношение
Ахматовой к сыну на тот момент неясно. В 1918 го­
ду она могла поехать к нему, но теперь это стало не­
возможным. Она поблагодарила Алю за письмо, а
Марину — за присланную икону, о Льве же написала
очень сухо: «За эти долгие годы я потеряла всех род­
ных, а Левушка после моего развода остался в семье
своего отца». Создается впечатление, что Ахматову
лишили права опеки над сыном, однако это было не
так. Может быть, ей было неприятно признать, что
она сложила с себя обязанность заботиться о сыне.
Впрочем, принимая во внимание ее бедность, ужа­
сающие жилищные условия и слабое здоровье, рас­
тить ребенка ей было бы невероятно трудно. Но в
1921 году в стихах Ахматовой появляется чувство
вины перед сыном:

Элен Файтитейн

Цветаева говорила, что за эту строчку она отдала
бы все, что написала сама.
Жизнь Анны Ивановны Гумилевой и Льва к это­
му времени изменилась. Они более не жили в Слеп­
неве. Анне Ивановне пришлось покинуть имение,
потому что крестьяне грозились сжечь его. В 1918 го­
ду она переехала в Бежецк, сняла там квартиру из
трех комнат, где и провела оставшиеся годы жизни.
Сделать квартиру теплой и уютной было невероятно
трудно. Единственным источником дохода (за исклю­
чением тех сумм, которые изредка присылала Ахма­
това) стали заработки ее падчерицы, работавшей
учительницей в начальной школе. Но, в отличие от
жителей больших городов, Анна Ивановна и Лев не
голодали. Купить хлеб было несложно, хотя картош­
ка с льняным маслом уже считалась роскошью. (29)
Ахматова и Цветаева продолжали переписывать­
ся. Цветаева посвятила Ахматовой поэму «На крас­
ном коне», выразив в ней все свое восхищение и
преклонение перед ней.
В июне 1921 года Ахматова написала стихотворе­
ние, посвященное своей подруге, Наталии Рыковой.
В нем она говорит о том отвращении, которое вызы­
вает у нее все, что творится вокруг, и о том, что лишь
неизменная красота мира несет ей утешение.
Все расхищено, предано, продано,
Черной смерти мелькало крыло,
Все голодной тоскою изглодано,
Отчего ж е нам стало светло?

120

Днем дыханьями веет вишневыми
Небывалый под городом лес,
Ночью блещет созвездьями новыми
Глубь прозрачных июльских небес, —
И так близко подходит чудесное
К развалившимся грязным домам...
Никому, никому неизвестное,
Но от века желанное нам. (30)

Кое-как удалось разлучиться
И постылый огонь потушить.
Враг мой вечный, пора научиться
Вам кого-нибудь вправду любить.
Я-то вольная. Все мне забава —
Ночью Муза слетит утешать,
А наутро притащится слава
Погремушкой над ухом трещать. (31)

Покинув мужа, Анна была преисполнена реши­
мости освободиться от этой любви. Она писала:
Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь
И ночей наших пламенным чадом —
Я к тебе никогда не вернусь. (32)

То, что между Ахматовой и Лурье существовали
очень близкие отношения, не вызывает сомнения.
Она даже называла его одним из своих «мужей». (33)
Нам трудно судить, как складывались отношения
между Ахматовой, Судейкиной и Лурье. Возможно,
как считает Анатолий Найман, Лурье был счастли­
вым обладателем неповторимого гарема. Если так, то
Ахматова и Судейкина действительно были двойни­
ками. Однако другие, и в том числе Евгений Рейн,
полагают, что близкие отношения у Ахматовой были
не только с Лурье, но и с Ольгой. Эмма Герштейн, по­
знакомившаяся с Ахматовой гораздо позднее, кате­
горически отвергает такую возможность.
Каков бы ни был характер отношений между Ах­
матовой, Судейкиной и Лурье, но Анна снова начала

Анна Ахматова

Летом 1921 года Ахматова по приглашению Ар­
тура Лурье покинула квартиру Шилейко и посели­
лась вместе с ним и Ольгой Судейкиной на Фонтанке.
(Лурье сумел даже нанять домработницу — роскошь,
неслыханная по тем временам!) Уйти от Шилейко
Ахматовой было нелегко.

Элен Файнштейн

писать стихи. А ведь до этого она почти год вообще
не писала. Позднее Ахматова признавалась: «Если бы
я дольше прожила с Владимиром Казимировичем, я
тоже разучилась бы писать стихи». (35)
Артур Лурье родился в Могилеве в 1892 году в
еврейской семье. В 1910 году он приехал в СанктПетербург, чтобы поступить в консерваторию. Здесь
он познакомился с восходящими звездами музыкаль­
ного авангарда и начал экспериментировать с ато­
нальной музыкой. Он тоже был завсегдатаем «Бродя­
чей собаки». Гавотом Глюка в современной аранжи­
ровке он приветствовал Рихарда Штрауса, который
не смог сдержать эмоции и присоединился к нему за
роялем. Лурье считал себя футуристом. Когда в «Бро­
дячую собаку» пришел Маринетти, он прочел целую
лекцию «Искусство шума» в его честь. В 1913 году
Лурье принял католичество. Он всегда отличался эле­
гантностью и носил на золотой цепочке лорнет.
Подобно многим авангардистам, Лурье воспри­
нял Октябрьский переворот как открывающуюся пе­
ред ним возможность, а не как катастрофу. С 1918 по
1920 год он занимал пост комиссара музыкального
отдела Наркомпроса Благодаря ему в Петрограде воз­
родились музыкальные школы и появился оркестр,
который впоследствии стал называться Ленинград­
ским филармоническим. Лурье прилагал все усилия
к публикации новых музыкальных произведений, в
том числе и Прокофьева Он мечтал познакомить на­
род с музыкой настоящего и прошлого. Но в 1921 го­
ду ему пришлось оставить пост комиссара В эмигра­
ции же эти два года, проведенные на службе советской власти, довольно долго мешали ему найти свое
место в музыкальном мире.
Предполагается, что последнее стихотворение

Тебе покорной? Ты сошел с ума!
Покорна я одной Господней воле.
Я не хочу ни трепета, ни боли,
Мне муж — палач, а дом его — тюрьма.

Анна Ахматова

цикла «Черный сон» посвящено Лурье. Ахматова от­
казывается быть покорной, но не стремится и к бо­
лее эмоционально сильным отношениям:

Но видишь ли! Ведь я пришла сама...
Декабрь рождался, ветры выли в поле,
И было так светло в твоей неволе,
А за окошком сторожила тьма. (36)

Несколько новых стихотворений Ахматовой бы­
ли опубликованы в 1921 году в книге «Подорожник».
В том же году победой большевиков закончилась
Гражданская война. «Подорожник» — небольшая
книжка, состоящая из стихов, написанных в период
с 1 9 1 7 п о 1 9 1 9 год. Позднее Ахматова включила их в
книгу «Anno Domini», вышедшую в начале 1922 года.
Конечно, в ней тоже были стихи о любви, но большая
часть стихов была посвящена ужасам войны. Особенно
запоминается плач матери, потерявшей сына. Ахма­
това пишет не о себе, потому что ее сын еще слиш­
ком мал, чтобы оказаться на войне.
Для того ль тебя носила
Я когда-то на руках,
Для того ль сияла сила
В голубых твоих глазах!..
На Малаховом кургане
Офицера расстреляли.
Без недели двадцать лет
Он глядел на Божий свет. (37)

В одном из стихотворений, вошедших в «Подо­
рожник», Ахматова пишет о том, как хотела подарить Музе белую птицу, но птица улетела вслед за ее
прекрасным «гостем». Во многих стихах она говорит,

Д

Элен Файнштейн
csj
^

что готова пожертвовать ради своей страны всем, да­
же своим «песенным даром».
Эти два года прошли для Ахматовой весьма бур­
но. Ей даже нравилось то, что в ее жизни нет единст­
венного мужчины. Корней Чуковский вспоминает,
что самооценка Ахматовой всегда строилась на по­
пулярности ее поэзии. Когда она показала ему блок­
ноты с новыми стихами, он ощутил прилив огром­
ной жалости. Чуковский вспоминает, как Ахматова
радостно сказала ему: «Я получила 150 миллионов
рублей за «Белую стаю»... Я смогу купить себе платье
и послать денег Левушке. И мне хотелось послать не­
много маме». (38)1
Август 1921 года принес два неожиданных несча­
стья. В этом месяце в возрасте сорока одного года
умер Александр Блок, величайший русский поэт Се­
ребряного века. В течение долгого времени, разоча­
ровавшись в революции, он пребывал в глубочайшей
депрессии и говорил о себе как об уже умершем.
В мае 1921 года после поездки в Москву у него слу­
чился сердечный приступ. Когда стало ясно, что не­
обходимо серьезное лечение, Горький и Луначар­
ский попытались выхлопотать для Блока разрешение
на выезд в Финляндию. Ленин отказал, опасаясь, что
за границей Блок станет выступать с критикой со­
ветского режима. Он прекрасно понимал, что озна­
чает для общественности настроение такого по­
эта, как Блок. После сердечного приступа Блок так и
не оправился. 7 августа 1921 года он скончался. Его
1 Это была весьма значительная сумма, хотя в те дни
курс менялся по два раза на дню. Сегодня нам сложно определить, что значили в те дни 150 миллионов. Но в декабре
1921 года коробок спичек стоил 100 рублей, а жалованье учи­
теля составляло около 500 тысяч рублей. В марте 1922 года
то ж е самое жалованье составляло уже 5 миллионов.

Анна Ахматова

смерть стала огромным потрясением для Ахматовой,
продолжавшей поклоняться его гению, хотя и не
одобрявшей его политических стихов. На похороны
поэта она надела простое серое платье. Подойдя к
гробу, Ахматова склонилась над Блоком и перекре­
стилась. Она не могла сдержать слез. Хотя на ней бы­
ла шляпка с вуалью, многие ее узнали. Ахматова на­
писала много стихов, посвященных Блоку. Некото­
рые из них Артур Лурье положил на музыку.
Вскоре последовало еще более горькое известие.
На похоронах Блока, 10 августа, Ахматова узнала о
том, что 3 августа арестовали Гумилева. Ходасевич
был с Гумилевым накануне ареста. «Он был на ред­
кость весел. Говорил много, на разные темы. Мне по­
чему-то запомнился только его рассказ о пребывании
в царскосельском лазарете, о государыне Александре
Федоровне и великих княжнах. Потом Гумилев стал
меня уверять, что ему суждено прожить очень дол­
го — «по крайней мере до девяноста лет». Он все по­
вторял: «Непременно до девяноста лет, уж никак не
меньше». (39) Из тюрьмы никаких известий не бы­
ло. Друзьям, которые пытались узнать о судьбе Гуми­
лева в ЧК, ответили, чтобы те приходили через неделю.
Но тот же самый человек, который принимал деле­
гацию, входил в состав трибунала по так называемо­
му делу Таганцева. Утверждалось, что Гумилев был
одним из заговорщиков.
Из письма Шилейко Ахматова узнала, что, по слу­
хам, Гумилева перевели в Москву. Появилась надеж­
да, что его освободят. В поезде, следующем в Детское
Село (так после революции стали называть Царское
Село), Ахматова написала стихотворение, посвященное Гумилеву, но затем изменила его дату на 1914 год,
чтобы избежать опасных ассоциаций:

£3

Элен Файншшейн

^
У

Н е бывать тебе в живых,
Со снегу не встать.
Двадцать восемь штыковых,
Огнестрельных пять.
Горькую обновушку
Другу шила я.
Любит, любит кровушку
Русская земля. (40)

Историю последних дней жизни Гумилева выясни­
ли дети Павла Лукницкого, Вера и Сергей. В 1990 го­
ду, когда после падения коммунизма были временно
открыты архивы КГБ в Петербурге, им удалось полу­
чить нужные документы. Владимир Таганцев, моло­
дой профессор географии Петроградского универси­
тета, утверждал, что в 1920 году Гумилев говорил о
своей готовности присоединиться к восстанию про­
тив Советского правительства. Моряки Кронштадта,
которые в 1917 году поддерживали большевиков, в
1921 году подняли восстание. В марте 1921 года вос­
стание было жестоко подавлено. Гумилев понял тщет­
ность подобных усилий и с тех пор перестал прини­
мать участие в политической жизни.
После заключения в тюрьму Гумилева четыреж­
ды допрашивали. На последнем допросе следователь
использовал все средства, чтобы заставить его назвать
имена заговорщиков. Гумилев не назвал никого. Он
был объявлен врагом народа и приговорен к расстре­
лу. В дело Гумилева пытался вмешаться Горький, но
к тому моменту, когда он прибыл в Петроград с ор­
дером на освобождение, поэт был уже расстрелян.
Через несколько дней после похорон Блока Ах­
матова была вынуждена уехать в санаторий, теперь
уже в Детское Село. Ее друзья Рыковы жили неподалеку. Именно Виктор Рыков и сообщил Ахматовой
ужасное известие о казни Гумилева. Гумилев был
расстрелян 25 августа. Ему было всего тридцать пять

Анна Ахматова

лет. Ахматова вернулась в Петроград и пешком от­
правилась в Мраморный дворец, чтобы увидеться с
Шилейко и поделиться с ним своим горем. Отпеть
Гумилева было позволено, но место захоронения те­
ла оставалось неизвестным. Хотя Ахматова уже дав­
но не была близка с Гумилевым, его смерть наполни­
ла ее болью и страхом. Возможно, что до этого мо­
мента она просто не понимала, как много он для нее
значит. На панихиде именно к ней обращались как
к вдове поэта, хотя вторая жена Николая Степанови­
ча тоже присутствовала. 27-го или 28 апреля Ахмато­
ва написала стихотворение о казни Гумилева и о том
страхе, который поселился в ее душе:

В последний раз Лев видел отца в мае 1921 года, за
три месяца до его гибели. Гумилев приехал забрать
жену и дочь. Он провел в Бежецке всего день. Льву
не сообщили о казни отца, но по поведению бабуш­
ки он понял, что произошло самое ужасное. До кон­
ца жизни он не мог забыть того, что почувствовал,
когда наконец понял, что случилось.
В декабре 1921 года, через три месяца после каз­
ни Гумилева, Ахматова приехала в Бежецк, чтобы ре­
шить, стоит ли забирать Льва в Петроград или лучше
оставить его у бабушки. В конце концов она решила,
что девятилетнему мальчику будет лучше у бабушки.
В Петрограде не было ни продуктов, ни дров. После
развода с Шилейко Ахматова вела довольно свобод­
ный образ жизни и опасалась, что сын ее осудит. По­
этому она подробно рассказала Льву, почему расста­
лась со вторым мужем Лев очень живо запомнил при­
езд матери. Она рассказала, что Владимир Казимиро-

127

Страх, во тьме перебирая вещи,
Лунный луч наводит на топор.
За стеною слышен стук зловещий —
Что там, крысы, призрак или вор? (4 1 )

Элен Файнштейн

вич не позволял ей приехать раньше и требовал, чтобы
вместо собственных стихов она под диктовку запи­
сывала его статьи. Ахматова сказала сыну и о том,
что муж всегда пытался принизить ее талант в ее соб­
ственных глазах, убеждал в том, что она совершенно
обыкновенная, и унижал всеми возможными спосо­
бами. (42)
Не по годам развитый мальчик, Лев очень похо­
дил на отца внешностью, жестами и независимостью
характера. Но он не стал оспаривать материнскую
трактовку тех событий. Он видел, что мать и бабуш­
ка не находят общего языка. Если Ахматова и была
благодарна свекрови за то, что та присматривает за
внуком, она этого не показывала. Наблюдательный
Левушка видел и то, что мать не любит его тетушку
Александру Степановну Сверчкову. Но мальчику очень
хотелось вернуться в Царское Село, которое он все­
гда считал родиной. Родиной для него было и Слепнево, которое по-прежнему принадлежало матери Гу­
милева. Ностальгию по этим местам он испытывал
всю жизнь.
Удивительно, что Ахматова вернулась в царско­
сельский дом, где они когда-то жили с Гумилевым,
всего за несколько недель до его смерти. Она забрала
с чердака все свои письма, какие смогла найти. Ника­
ких бумаг, принадлежавших Гумилеву, она не взяла.
Как же она теперь жалела об этом! После смерти Гу­
милева Ахматова была поражена огромным количе­
ством писем, приходивших к ней со всех концов Рос­
сии. Ей было очень грустно сознавать, что при жизни
он так и не узнал, как сильно любили его стихи на
родине.
После казни Гумилева писать о своих несчастьях
SJ было чрезвычайно опасно. И тем не менее Ахматова
почти пророчески предсказала все, что произойдет с
ней позже, во времена Большого Террора:

Как вороны кружатся, чуя
Горячую, свежую кровь,
Так дикие песни, ликуя,
Моя насылала любовь.

Анна Ахматова

Я гибель накликала милым,
И гибли один за другим.
О, горе мне! Эти могилы
Предсказаны словом моим.

С тобою мне сладко и знойно,
Ты близок, как сердце в груди.
Дай руки мне, слушай спокойно.
Тебя заклинаю: уйди.
И пусть не узнаю я, где ты. (43)

24 декабря 1921 года Корней Чуковский пришел
навестить Ахматову на Фонтанку. Анна лежала на по­
стели в пальто. Женщина, пришедшая разжечь огонь
в камине, пожаловалась на недостаток дров, и Ахма­
това предложила ей помочь завтра напилить больше.
Она достала рукопись либретто балета по блоковской
«Снежной маске», потом извинилась, сказав, что не
умеет писать прозы, а потом прочитала свои стихи,
посвященные Блоку. Стихи были настолько хороши,
что Чуковский заплакал.
Чуковский относился к Ахматовой с глубоким со­
чувствием. Он полагал, что ее поддерживают только
слава и вера в значимость собственных стихов. Ахма­
това показала Чуковскому новые стихи. Ее волновало
то, что критики могут счесть их вторичными.
После смерти Гумилева та поддержка, которую
она черпала в популярности своих стихов, начала
стремительно слабеть. В январе 1922 года на вечере
под знаменательным названием «Чистка современ­
ной поэзии» выступил Маяковский. Он заявил, что
лирическая поэзия Ахматовой более не представляет
для него интереса. После победы большевиков такое

Я

Элен Файнгишейн

заявление звучало предостережением, хотя Ахматова
могла этого и не понимать.
Когда Лурье решил покинуть Россию и предложил
Ахматовой поехать с ним, она восприняла его слова
с холодным спокойствием. Такой была ее реакция на
все эмоциональные катастрофы. Павлу Лукницкому
Ахматова говорила: «Его пугало мое спокойствие... Ко­
гда уехал — стало так легко!..» (44) Критики расхо­
дятся во мнениях о том, какие ахматовские стихи
посвящены Лурье, но его отъезд не стал для Анны та­
кой же трагедией, как утрата Бориса Анрепа. Ольга
Судейкина оставалась в России до 1924 года.
Снова брошенная Ахматова не была одинока. В ян­
варе 1922 года она познакомилась с Борисом Пас­
тернаком. Пастернак был поражен ее добротой. Он
говорил, что Ахматова напомнила ему сестру. Друж­
ба двух поэтов длилась всю жизнь. В середине авгу­
ста 1922 года Пастернак с женой приехали повидать­
ся с Ахматовой перед отъездом в Германию, где Бо­
рис должен был встретиться с отцом.
Ахматова отказывалась даже думать о возможно­
сти отъезда за границу. Она черпала силу в собствен­
ном одиночестве. Смерть забрала у нее Недоброво, эмиграция — Анрепа и Лурье. В стихотворении
1922 года она пишет о том, какой стала из-за ужасов
и болезни:
Как щеки запали, бескровны уста,
Лица не узнать моего;
Ведь я не прекрасная больше, не та,
Что песней смутила его. (45)

130

Теперь в ее стихах появилась новая черта — сталь­
ная непреклонность, о которой говорил Недоброво.
Н е с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
И х грубой лести я не внемлю,
И м песен я своих не дам.

А здесь, в глухом чаду пожара
Остаток юности губя,
Мы ни единого удара
Не отклонили от себя.

Анна Ахматова

Но вечно жалок мне изгнанник,
Как заключенный, как больной.
Темна твоя дорога, странник,
Полынью пахнет хлеб чужой.

И знаем, что в оценке поздней
Оправдан будет каждый час...
Но в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас. (46)

Ида Наппельбаум, на литературные вечера кото­
рой в 1922 году Ахматова приходила в сопровожде­
нии Артура Лурье, вспоминает, что иногда роль спут­
ника Анны исполнял Николай Пунин. Это случалось
еще до отъезда Лурье в Европу. Очень скоро Пунин
стал играть более важную роль в личной жизни Ах­
матовой.
Гражданская война, бушевавшая на юге России с
1918 года, закончилась в 1921 году победой больше­
виков. Для многих в России, да и на Западе, это стало
поводом для ликования. Но даже самые убежденные
марксисты не могли более рассматривать револю­
цию как победу угнетенного народа над привилеги­
рованными классами и считать Ленина идеалистом.
Сталин не извращал идеи великого вождя. Большой
Террор начался еще при Ленине. (47) Ленин создал
полицейское государство. В системе террора было за­
действовано более четверти миллиона человек. В тюрь­
мах ЧК использовались пытки, каких не знала царская
полиция. Не был гуманистом и Троцкий. Он гово­
рил, что христианский бред о святости человеческой
жизни следует забыть навсегда. Против террора выступил только Максим Горький. Он написал письмо
Ленину.

Я

Элен Файншшейн

В 1922 году все население России готовило в щер­
батых кастрюлях, ходило в заплатанной одежде и
пило из треснувших кружек. Экономика была пол­
ностью разрушена. Семь миллионов детей жили на
улице, кормясь воровством и проституцией. Петухи
и козы бегали по улицам. Когда Ленин провозгласил
НЭП (новую экономическую политику), которая пре­
дусматривала возрождение рыночной торговли, кре­
стьяне быстро воспользовались ее преимуществами.
Полки магазинов заполнились маслом, сыром, м я­
сом, сладостями и фруктами. Крестьяне неохотно, но
обменивали продукты на бумажные деньги. Голод­
ное население городов могло лишь смотреть на всю
эту роскошь сквозь стекла витрин. (48)

Глава 7
НЕВЕРНОСТЬ
Хрупка наша близость, как ледок.

Николай Пучин

В неспокойной России Ахматова нашла новую лю­
бовь. Николай Николаевич Лунин был искусствове­
дом. Это был красивый, суровый, умный человек. Не­
давно опубликованные дневники и письма Лунина
демонстрируют выдающийся ум, но в то же время и
холодный эгоизм. Бумаги Лунина были обнаружены
в университете Техаса, в городе Остин, в 1996 году.
Впервые они увидели свет на английском языке. Рус­
ское издание, осуществленное А. Зыковым, значитель­
но отличается от англоязычного. (1) По дневникам
Лунина становится ясно, какие долгие и сложные
отношения существовали между ним и Ахматовой.
Со страниц этой книги перед нами предстает вели­
колепный образ Ахматовой в тридцатилетием воз­
расте. Только Лидия Чуковская, записавшая свои впе­
чатления от общения с Ахматовой в значительно бо­
лее старшем возрасте, оставила нам столь же полный
и достоверный портрет.
История этих отношений непроста. И Лунин и
Ахматова к моменту начала их любви были связаны
с другими людьми. Ахматова жила с Артуром Лурье
вплоть до его отъезда за границу в 1922 году. В то же
время у нее был роман с Михаилом Циммерманом.
Лунин был женат на Анне Аренс. Жене он изменял
и до встречи с Ахматовой, причем порой сразу с не-

^
23

Элен Файнгишейн

^
Д

сколькими женщинами. Нельзя считать, что Ахмато­
ва стала причиной краха этого брака.
Пунин испытывал по отношению к жене опреде­
ленное чувство вины. И тем не менее в дневниках он
пытается убедить себя в том, что свою Галю (так он
называл жену) любит сильнее и нежнее всех других.
Анна Аренс оставалась верна мужу, несмотря на его
влюбленность в красивую студентку, которую в днев­
нике Пунин называет «N». Первая эротическая встре­
ча с семнадцатилетней N, великолепно описанная в
дневнике, наполнила его чувством вины. Впрочем,
Пунин быстро находит себе оправдание, утверждая,
что просто не создан для моногамии: «Я здесь, в сту­
дии, Галя в столовой. Предал ли я ее? Да. Это оскорб­
ляет ее — с ее точки зрения да; с моей — нет... И сно­
ва эта инфантильность: зачем только я женился?» (2)
У Лунина был роман и с Айлей Брик, которая в
то время жила вместе со своим мркем, Осипом Бри­
ком, и Владимиром Маяковским. Лиля со своими на­
крашенными губами и темными веками была очень
красива. В своем дневнике Пунин пишет о том, что в
ее лице «есть наглое и сладкое», это женщина, «кото­
рая много знает о любви, крепкая и вымеренная, ба­
лованная, гордая и выдержанная». (3) Сексуальное
высокомерие Лунина выдает то, что в 1920 году он
сказал Аиле о том, что для него «она интересна толь­
ко физически и что, если она согласна так понимать
меня, будем видеться, другого я не хочу и не могу».
(4) Похоже, Лиля согласилась, и 20 мая Пунин пи­
шет с некоторым облегчением: «Не представляю се­
бе женщины, которой я бы мог обладать с большей
полнотой». (5) Впрочем, разговоры Лили об искусстве Лунина утомляли.
Уверенность в собственном праве на сексуальную
свободу не мешала Лунину жестоко ревновать. На

Анна Ахматова

заре своих отношений с Ахматовой он безумно рев­
новал ее к Циммерману. Впрочем, оказалось, что Ах­
матова любит его гораздо сильнее, чем ему кажется.
Она стремилась не показывать своих чувств. Ее опыт
общения с мужчинами трудно назвать счастливым.
Шилейко пытался полностью покорить ее своей во­
ле, пока они были вместе. Борис Анреп предал ее и
покинул страну. Ахматова просто боялась привязать­
ся к мужчине. И тем не менее они с Луниным были
невероятно близки на протяжении более чем трина­
дцати лет.
Отец Лунина, суровый, религиозный человек, был
врачом. Он служил в военном госпитале в Гельсинг­
форсе. И мать, и мачеха Николая были истинными
христианками, и все же мальчик утратил христиан­
скую веру еще в подростковом возрасте. Он хотел
найти ответы на все вопросы. Одна из первых днев­
никовых записей посвящена смерти матери. Это бы­
ла нежная, любящая женщина. По-видимому, эта ут­
рата, пережитая в раннем детстве, и стала причиной
того, что Лунин всю жизнь стремился найти ж ен­
щину, которая посвятила бы ему всю свою жизнь.
И в то же время он понимал, что одной женщины
ему никогда не будет достаточно.
Невероятно начитанный человек, Лунин отвергал
суеверия и стремился подняться над сентименталь­
ностью. Первая мировая война унесла жизни мил­
лионов людей. Лунину было трудно принять то, что
за жизнью земной более ничего нет. В октябре 1916 го­
да Лунин пишет о своем отношении к тем, кто чер­
пает силу в религиозной вере. Он признается: «Я не
верю. Я не протестую против всех тех жизненных
ощущений, которые рождены религиозным состоянием, но считаю безумием относить их к чему-то,
вне жизни стоящему. Жизнь есуь Бог, и Бог слепой,

^
Э

Элен Файнштейн

неразумный и бесстрастный, Бог, которым нужно
владеть, чтобы он не делал гадостей». (6) 14 января
1917 года он записывает: «Не о чем говорить, кроме
смерти. Погибнем ли мы навсегда или нет?» (7)
Каких-либо политических убеждений у Пунина
не было. Какое-то время он увлекался социализмом,
но не мог принять материалистической идеологии
этою учения. Ранние записи говорят о том, что он был
очень подвержен депрессии, особенно весной. Подоб­
но многим мужчинам в жизни Ахматовой, Пунин
провел детство в Царском Селе. Они вполне могли
встречаться в парке Павловска.
Несколько лет Пунин считался видным предста­
вителем футуризма. Хотя ему не было еще и тридца­
ти, в русскомхудожественном мире он считался при­
знанным арбитром в вопросах вкуса и стиля. На вер­
шине своей карьеры он написал статьи о творчестве
Татлина и Малевича. Впрочем, не меньшим специа­
листом он был и в иконописи, японском искусстве и
творчестве Пикассо. Пунин считался одаренным пи­
сателем. Во время революции он видел солдат в жел­
тых ботинках, торговцев, раскладывавших свой товар
на тротуарах, проституток и возбужденные толпы.
В сентябре 1917 года он записывает в дневнике: «Вот
он, революционный город в годину бедствий, — го­
лодный, развратный, испуганный, выползший, могу­
чий и нелепый». (8)
В первые годы Гражданской войны Пунин рабо­
тал в Русском музее и одновременно входил в состав
редколлегии газеты «Искусство коммуны». Несмот­
ря на видимую лояльность к власти, ему и тогда при­
шлось побывать в тюрьме 3 августа 1921 года примерно
в два часа ночи его арестовали и доставили в тюрьму,
где без допроса поместили в камеру № 32. В тюрьме
он пробыл до 6 сентября. В это время он встретил

Анна Ахматова

Гумилева и заметил, что у того была «Илиада», кото­
рую отобрали у него.
Жизнь в те годы была очень трудной. Находясь в
тюрьме, Лунин написал несколько записок своему
тестю, Евгению Аренсу, прося прислать самое не­
обходимое. Ж ена Лунина ответила ему 13 августа
1921 года трогательным письмом: «Мой дорогой друг,
как вы себя чувствуете? Просите обо всем, что вам не­
обходимо, мы пришлем все, но ботинки... Может быть,
послать вам книги? Я уже послала одну, вы получили
ее? Все шлют вам поцелуи и теплые пожелания. Жму
вашу руку. Ваша Галя». (9) Известны некоторые ко­
мические стороны пребывания Лунина в тюрьме:
его подтяжки по ошибке были переданы другому за­
ключенному. Но в том месяце, когда казнили Гуми­
лева, тюремное заключение было тревожным пред­
знаменованием Освободили Лунина только благода­
ря вмешательству Луначарского.
8 ноября 1921 года Анна Аренс родила дочь,
Ирину. Роды были тяжелыми, пришлось использо­
вать щипцы. 20 ноября Лунин записывает: «Путь к
Богу — женщина... женское лицо, рот и овал подбо­
родка». (10) Он пишет об идеальном лице, в котором
угадываются черты его матери и лицо Ахматовой.
Интерес Лунина к Ахматовой возник еще в годы
«Бродячей собаки», хотя в то время они были только
знакомыми. Первое упоминание об Ахматовой в днев­
нике Лунина относится к 1914 году, когда она была
уже известной поэтессой. Лунин ехал с ней в одном
поезде и заметил, что «она странна и стройна, худая,
бледная, бессмертная и мистическая». (10*) В сле­
дующий раз он пишет о ней 18 июля 1920 года, когда встретил ее в парке музея, где Ахматова прогуливалась вместе с Шилейко. Лунин заметил, насколько
она хороша, но постеснялся заговорить, возможно,

к
Я

Элен Файнштейн

S

потому, что она уже была очень знаменита. Он знал
ее историю и не одобрял богемной жизни, хотя и при­
знавал, что чувствует благодарность «за то, что ушла
от богемы и Гумилева и что не читает и не печатает
сейчас стихов». (10**)
К сентябрю 1922 года между Ахматовой и Луни­
ным завязался страстный роман. Инициатива могла
исходить от самой Ахматовой. Сохранились три ее
записки к Лунину. Даты на них нет, но, по-видимому, они были написаны в сентябре 1922 года.
«Сегодня я буду в одной из комиссий по разре­
шению конфликтов. Может быть, Вы меня не заста­
нете. Тогда приходите в четверг, утром, а до этого вре­
мени работайте и не грустите. Видите, я умею давать
добрые советы моим друзьям. Я тоже немного грущу
оттого, что не увижу Вас. Целую. Ваша Ан». (11)
«Николай Николаевич, сегодня буду в «Звучащей
раковине». Приходите. А. Ахматова» (12) (Получив
эту записку, Лунин был совершенно потрясен.)
«Милый Николай Николаевич, если сегодня вече­
ром Вы свободны, то с Вашей стороны будет бесконеч­
но мило посетить нас. До свидания. Ахматова». (13)
Дневниковые записи, относящиеся к ноябрю то­
го же года, показывают, что Лунин глубоко влюблен
в Ахматову. В то же время он понимает, что у нее есть
связь с Циммерманом, и знает о ее встречах с Шилейко. Ахматова живет в квартире Лурье. Это вполне
устраивает Лунина, поскольку сам он не собирается
разводиться и хочет жить с женой и дочерью. В янва­
ре 1923 года Лунин записывает в дневнике: «Ей обя­
зательно надо уехать из Артурова дома; я спросил ее,
что, если бы я был один, пришла бы она ко мне жить,
ответила: «Тогда пришла бы». (14)
В дневнике Лунин часто обвиняет себя в поверх­
ностности и в отсутствии таланта, каким ему всегда

Анна Ахматова

хотелось обладать. Он всегда стремился к совершен­
ству. Тривиальность собственной жизни и невозмож­
ность приложить свои способности угнетали его. При­
ступы ревности и стремление достичь высшей цели
своей жизни заставляли Лунина стремиться к раз­
рыву с Ахматовой. В 1922—1923 годах он не раз де­
лал такие попытки. Ахматова знала, что он хочет ос­
вободиться, и хотела сохранить собственную свободу.
В дневнике Лунин дает жесткий и очень глубокий
портрет Ахматовой. В декабре 1922 года, когда ему
казалось, что разрыв неизбежен, он записал в днев­
нике:
«Наша любовь была трудной, оттого она прежде­
временно и погибла: ни я, ни она не смели ее обна­
ружить, сказать о ней, освободить для нее свои ж из­
ни... Я еще умел ее веселить, но она никогда не могла
меня утешить. Мне часто было горько и душно с ней,
как будто меня обнимала, целовала смерть. Но до сих
пор еще я люблю ее гибкие и резкие движения, строй
ее тела и особенно — люблю ее лицо — рот и горь­
кую складку улыбки, зубы со скважинками, овал ее
крупного подбородка, большой лоб, и особенно — ее
мягкие черно-коричневые волосы... Мне казалось, что
моя мать такое же имела лицо... Милое лицо». (15)
В конце декабря Лунин решил окончательно по­
рвать с Ахматовой. Но, придя и застав ее с больным
сердцем перед холодной, разбитой печкой, он вновь
не мог отказать себе в удовольствии быть рядом с
ней: «Починил печку, потом гуляли в Летнем саду.
Повеселела, стала улыбаться своей милой женской
улыбкой; зашли в булочную, накормила меня пирож­
ным, купили елку, проводила до дому». (16)
Ахматова была благодарна Лунину, и об этом говорит ее записка: «Спасибо за письмо. Вы, оказыва­
ется, умеете писать, как нежнейший из ангелов, как

S

Элен Файнштейн
140

я рада, что Вы существуете. До завтра. Анна». (17)
Даты на записке нет, но Зыков полагает, что она бы­
ла написана в декабре 1922 года. В то время Ахмато­
ва находилась на гребне славы. Хотя она часто боле­
ла, сильно похудела и одевалась весьма скромно, она
продолжала вести себя, как королева. Пунин полагал,
что внутренняя жизнь Ахматовой столь ж е темна,
как и его собственная, и писал об этом более сурово,
чем другие, знавшие Анну. 30 декабря 1922 года он
записал в дневнике: «Так пустынна — не внешняя ее
жизнь, — никому так не поклоняются, как ей, —
внутри нее, самая жизнь ее пустынна, так что даже
мне бывает страшно». (18) Пунин считал, что Ахма­
това заслуживает легкой, открытой, простой любви,
тех радостей, которые дарит людям окружающий их
мир: «Она чудесная, сохранила полное живое чувство
к миру... удивляется часто тому, к чему мы уже при­
выкли; как я любил эти радостные ее удивления: чаш­
ке, снегу, небу». (19)
Пунин был очень ревнив. Его приводило в ярость
то, что Ахматова часто уходила куда-то без него. Та­
кой случай описан в «Новогодней балладе», которую
Пунин целиком переписал в свой дневник 30 декаб­
ря 1922 года вместе со словами: «Кончилось. Вышел
обычно — легко, несломленным и ничем не потрево­
жен; как после яда, только устало сердце. Что же ты
такое, милая жизнь? Так и не пустила меня к себе на
ркин. Я шестой гость на пире смерти (стихи А.), и все
пять пили за меня, отсутствующего, а у меня такое
чувство, как будто я никогда не умру». (20)
«Новогодняя баллада», датируемая 1923 годом,
рассказывает о встрече друзей, собравшихся за празд­
ничным столом, чтобы встретить Новый год. И сразу
же видятся зловещие предзнаменования:

Гости произносят тосты. Первым поднимает бо­
кал хозяин, который пьет за русскую землю, «в кото­
рой все мы лежим». Второй друг поднимает тост за
стихи Ахматовой, «в которых мы все живем».
Н о третий, не знавший ничего,
Когда он покинул свет,
Мыслям моим в ответ
Промолвил: «Мы выпить должны за того,
Кого еще с нами нет». (22)

Отношения с Луниным продолжали развиваться
страстно, но весьма непросто. Настроение Лунина
было очень переменчиво, свидетельством чего может
служить его дневник. То ему казалось, что их отно­
шения близятся к концу. Когда же оказалось, что ни­
что еще не кончено, он с горечью записывает: «Разлу­
чит нас жизнь — тяжелей муки не придумать для
меня». (23) Тем не менее даже в разгар своего стра­
стного романа с Ахматовой Лунин испытывает внут­
реннюю потребность в Гале и терзается чувством ви­
ны за свои поступки. На несколько дней он с женой
уезжает в Павловск и сразу же записывает в дневни­
ке: «Из всего, что есть, самое мучительное — ее об­
манывать, а самое ужасное — ее мучить, делаю и то
и другое». (24)
Если Ахматова и испытывала чувство вины в от­
ношении пунинской жены, она держала свои чувст­
ва в себе. У нее было достаточно поводов терзаться
угрызениями совести. 10 января 1923 года ей стало
особенно плохо. Лунин приписал это одиночеству,
которым сам часто мучился в дни праздников. Но со
временем Ахматова заставила себя признаться в том,
что недавно изменила ему со своим бывшим мужем,
Владимиром Шилейко. Лунин с нежностью пишет в

Анна Ахматова

Отчего мои пальцы словно в крови
И вино, как отрава, жжет? (21)

2!

Элен Файнгитейн

ч
т-ч

дневнике: «Потом плакала. Мне ли прощать ее». Он
понимал, что не может судить любимую женщину,
но все же ее неверность мучила его: «Знаю, что изме­
нила, знаю, что изменишь, но люблю тебя не той лю­
бовью, которой можно изменить». (25)
Пунин был прав. Ахматова не была ему верна.
Всего несколькими днями позже, 17 января 1923 го­
да, они договорились пойти на «Хованщину» в поста­
новке Циммермана, но Ахматова в последний мо­
мент передумала. Пунин заметил, что она неохотно
говорит о своих новых планах. В нем зародились по­
дозрения. Он пришел в театр, купил билет и увидел в
восьмом, ряду Ахматову. Тем вечером, провожая Ан­
ну домой, ему пришлось выслушать рассказ об ужас­
ном унижении. Анна обнаружила новые доказатель­
ства того, что Артур Лурье был ей неверен. Хотя по­
добное оправдание кажется неубедительным, ее
собственная тяга к сексуальной свободе могла быть
порождена тем же чувством неуверенности, застав­
лявшим Ахматову стремиться к мужчинам, которые
унижали ее.
На следующее утро она ушла от Лунина, и он по­
нял, что она уходит к Циммерману. Ему казалось,
что это — окончательный разрыв. Возможно, поведе­
ние Ахматовой было чистой воды манипуляцией. Пу­
нин записывает в дневнике: «Правильно сказала, ес­
ли бы по-настоящему любила, никакие формы жиз­
ни не могли бы мешать разрушать. Не любит. Нет, не
любит». (26) А потом удивительно справедливо заме­
чает: «Но ведь и она с таким же правом может ду­
мать обо мне, что мало любит — дом хранит, какая
уж тут любовь». (27)
Как-то Пунин провожал Ахматову в театр. Она
сказала, что идет слушать вагнеровского «Зигфрида».
Но оказалось, что давали «Онегина», которого Ахма-

Анна Ахматова

това не любила. Это пробудило в Лунине подозре­
ния. Он вполне резонно предположил, что радостное
возбуждение Анны связано не с оперой, а с возмож­
ностью вечером встретиться с Циммерманом. Лу­
нин не мог справиться с ревностью: «И что я получу,
если выиграю? Что приобрету, если лишу ее боли?
Просто потеряю ее раньше времени... Неужели все,
что мне осталось, это только смотреть на то, как рас­
цветает эта любовь, и не иметь возможности даже
пальцем пошевелить?.. Теперь я вижу, что решения
нет... Я понимаю, как больно все это для Гали». (28)
Запись от 10 января 1923 года показывает, что
ревность Лунина направлена не только на Циммер­
мана. Его беспокоит то, что иногда Ахматова ночует
у Шилейко: «Я не знаю другого человека, в котором
такой истинный и чистый ангел мог бы жить в та­
ком темном и грешном теле». (29)
Сам же Лунин от собственной сексуальной сво­
боды отказываться не торопился. 20 марта 1923 года
он описал в дневнике свое пребывание в Москве, у
Бриков. Лиля намекнула ему, что они могли бы быть
вместе, и хотела, чтобы он ее поцеловал. «Я ее не по­
целовал, помня Ан». (29*) Вернувшись из Москвы,
он объявил Ахматовой, что решил видеться с ней толь­
ко один раз в неделю, что ее очень рассердило. Она
сказала, что он впервые причинил ей боль. Впрочем,
каковы бы ни были намерения Лунина, долго он это­
го не выдержал.
Из дневников Лунина видно, что он постоянно
жил в конфликте с самим собой. Стихи же Ахмато­
вой того времени в большей степени связаны с ее яв­
ным нежеланием покидать Россию и в то же время
стремлением воссоединиться с Анрепом. Вот что на­
писала Ахматова осенью 1922 года:

21

Элен Файнгишейн

Вот и берег северного моря,
Вот граница наших бед и слав, —
Н е пойму, от счастья или горя
Плачешь ты, к моим ногам припав.
Мне не надо больше обреченных:
Пленников, заложников, рабов,
Только с милым мне и непреклонным
Буду я делить и хлеб и кров. (30)

21 марта 1923 года Пунин написал Ахматовой
длинное письмо с одним только желанием — «и ко­
нец этот домучиться с тобою». (30*) В апреле и мае
настроение Лунина постоянно менялось — от жалоб
на чрезмерную зависимость Анны («Ан. как бы при­
слонилась ко мне, дело уже вышло за черту любви,
стало моим человеческим делом»). (31) до полной
потери веры в их совместное будущее. Он чувство­
вал, что его власть над Ахматовой чисто сексуальна
(«И одно мне осталось — печальная власть бунтовать
ненасытную женскую кровь, разжигая звериную
страсть». (32), и все же весь июнь для него прошел
под знаком Ахматовой.
Поведение Лунина было непредсказуемым. Не­
удивительно, что Ахматова сохраняет отношения с
Циммерманом 8 июля Пунин слышит, как Анна раз­
говаривает с ним по телефону. Уловив одно слово «зав­
тра», он решает устроить ей ловушку. Пунин пред­
положил, что Циммерман собирается прийти к Ах­
матовой на следующий день. То, что Анна не захотела
в тот день видеть самого Лунина, только усилило его
подозрения. Пунин поражается тому, как можно про­
должать любить эту женщину, как мириться с таким
двуличием. Чувств своих он не показывает, но в дневнике сердито записывает: «Она не любит и никогда не
23 любила, больше: она не может любить, не умеет». (33)
Через несколько дней они вместе отправились на
острова. Был жаркий, солнечный день, дул сильный

На фоне развивающихся отношений с Луниным
Ахматова поднимается к вершинам литературного
успеха. В 1917 году она уже получила крупную сум­
му за «Белую стаю» и смогла послать деньги матери

Анна Ахматова

ветер. Пунин пишет в дневнике о оживлении Ахма­
товой, ее детской радости, столь удивительной в жен­
щине, «столь много знающей — и усталой». (34) Но
именно эта непредсказуемость и неуверенность в зав­
трашнем дне и заставляли Лунина так страстно лю­
бить Ахматову.
Ко 2 августа 1923 года ревность овладела Луни­
ным настолько, что он «целый день не мог ничего де­
лать от боли... Ан. уверяет, что она принесла мне в
жертву М. [Циммермана], а встречи ее с М. все чаще
и длительнее». (35) К 8 сентября Пунин встречается
с Ахматовой каждый день. Он никогда еще не испы­
тывал чувств подобной силы, о чем пишет в своем
дневнике. Удивляет его то, что Ахматова способна при­
чинить ему настоящую боль. После ссоры Пунин от­
правился в Витебск и всю дорогу рыдал в подушку.
Но даже осознав всю глубину своих чувств к Ахмато­
вой, он не может не понимать, какую боль их отноше­
ния причиняют жене: «Галя будет страдать всегда».
В ноябре 1923 года Пунин пишет в дневнике толь­
ко о своей любви к Ахматовой. 4 ноября он записы­
вает: «Хрупка наша близость, как ледок». Теперь в
дневнике встречаются и записи, сделанные рукой Ах­
матовой — иногда она вступает в диалог с автором
дневника. Возникает ощущение того, что влюблен­
ные просто разговаривают друг с другом. «Не смот­
рите на меня так. У меня кружится голова, — пишет
Ахматова. — Мы будем вместе, если только вместе.
(Последняя строчка дописана рукой Лунина.) Ну, ну,
Котий, вы быстро влюбитесь в меня». (36)

^
21

Элен Файнгитейн

и сыну. Чтобы не ранить достоинства матери, Анна
устроила так, словно эти деньги были пенсией за му­
жа, хотя подобные выплаты давно прекратились.
К сожалению, мать поверила и впоследствии стала
жаловаться на то, что Анна не высылает ей денег ре­
гулярно. Она часто упрекала дочь в том, что та недос­
таточно ее любит. Ахматова никогда не разъясняла
положения дел и мирилась с несправедливостью.
В этом и проявилась та «сталь», о которой писал Недоброво. Ахматова продолжала нежно относиться к
матери, часто ее навещала, а в течение последующих
лет, как могла, поддерживала ее материально.
Хотя «Белая стая» пользовалась успехом, скоро
стало очевидно, что новая власть не намерена добро­
желательно относиться к творчеству Ахматовой. В ее
следующей книге «Anno Domini МСМХХ1» появи­
лось множество стихов, связанных с событиями ее
жизни в 1921 году. Действительно, большинство сти­
хов было написано именно в этом, очень продуктив­
ном для Ахматовой году. В 1922 году критик Борис
Эйхенбаум в книге о современной поэзии с похва­
лой отозвался о стихах Ахматовой, но, к сожалению,
его слова впоследствии были использованы для напа­
док на поэтессу: «Начинает складываться парадок­
сальный своей двойственностью (вернее — оксюморонностью) образ героини — не то «блудницы» с бур­
ными страстями, не то нищей монахини, которая
может вымолить у Бога прощенье». (37)
Вскоре появились более серьезные признаки не­
довольства власти. В 1923 году Михаил Кузмин, ста­
рый друг Ахматовой еще по «Бродячей собаке», на­
писавший предисловие к книге ахматовских стихов,
23 назвал ее поэзию старомодной. Критик Лелевич по­
шел еще дальше: «Ахматова — несомненная литера­
турная внутренняя эмигрантка». В ее поэзии он ви-

Анна Ахматова

дит «доказательства глубочайшей нутряной антире­
волюционности». В сентябре—октябре 1922 года в
«Правде» появились выдержки из книги Льва Троц­
кого «Литература и революция». Творчество Ахмато­
вой, Цветаевой и других поэтесс вызывает явное не­
одобрение крупного революционера: «Лирический
круг Ахматовой, Цветаевой, Радловой и иных дейст­
вительных и приблизительных поэтесс очень мал. Он
охватывает самое поэтессу, неизвестного в котелке
или со шпорами и непременно Бога — без особых
примет. Это очень удобное и портативное третье ли­
цо, вполне комнатного воспитания, друг дома, вы­
полняющий время от времени обязанности врача по
женским недомоганиям. Как этот не молодой уже
персонаж, обремененный личными, нередко весьма
хлопотливыми поручениями Ахматовой, Цветаевой
и других, умудряется еще в свободные часы заведо­
вать судьбами вселенной — это просто уму непости­
жимо». (38)
Репутация Пунина была достаточно высока. Он
сумел достойно ответить Троцкому, назвав Анну Ах­
матову «самым оригинальным поэтом одного из пред­
шествующих поколений». (39) Он прекрасно пони­
мал тот эффект, какой могла оказать цитата из книги
Эйхенбаума, которую считал «бесстыдной и наглой».
Статья Пунина так и не была опубликована. Началась
настоящая кампания против творчества Ахматовой.
Неофициальной резолюцией партийных органов в
1925 году публикация ее стихов была запрещена. (40)
Сама поэтесса узнала об этом только в 1927 году.
А пока, несмотря на весьма серьезные обвинения,
стихи Ахматовой продолжали печатать. Они пользо­
вались огромным успехом. Ахматова нашла неожиданную поддержку у известной большевички Алек­
сандры Коллонтай. Та заявила, что в стихах Ахмато-

^5

Элен Файнштейн

вой «трепещет и бьется живая, близкая, знакомая
нам душа женщины современной переходной эпохи,
эпохи ломки человеческой психологии, эпохи мерт­
вой схватки двух культур». (41)
По дневникам Лунина видно, как тяжело прихо­
дилось Ахматовой в те годы. Ему самому приходи­
лось порой испытывать неловкость. Как-то раз он
был приглашен к Татлину, известному художнику,
которого Пунин высоко ценил. Ахматова и Лунин
приняли приглашение и лишь потом обнаружили,
что Татлин пригласил и жену Лунина. Хотя никакого
скандала не произошло, Анна Аренс попросила му­
ж а не делать отношения с Ахматовой достоянием
гласности. Пунин описывает слезы и упреки жены,
как всегда, находя для себя оправдания: «Тут нача­
лись нескончаемые разговоры со слезами и рыдания­
ми — Галя упрекала меня в подлости. Подлость, по
ее мнению, заключалась в том... что я не сохранил
никаких, даже просто человеческих, отношений к
ней, Гале (как она могла это говорить, когда все мои
отношения к Ан. разрушены из-за желания сохра­
нить в доме Галю и беречь ее самолюбие)». (42)
Надо отметить, что даже в личных дневниках про­
является огромный писательский талант Лунина. Както Ахматова спросила, рад ли он тому, что она при­
шла. Он ответил: «Конечно». А в дневнике появилась
такая запись:
«Я не рад, а счастлив был белым полным счасть­
ем, так что все стало тихим и чистым, как в снегу...
В моей квартире — у самых окон деревья сада — в
окна видны ветки в снегу; Ан., придя, так наполнила
комнату, что похоже было: ко мне пришла в гости
23 сама зима, только теплая. Пили кофе, я что-то мало
говорил». (43)
С 1921 по 1923 год Ахматова называла себя без-

Анна Ахматова

домной, скитающейся по друзьям. Точно так же будет
складываться ее жизнь и в дальнейшем. В 1923 году
она поселилась на Казанской улице, в доме № 3, а в
следующем году переехала на новую квартиру, на
Фонтанке. Это была бывшая прачечная Шереметевского дворца.
В разговорной книжке Ахматова и Лунин про­
должают записывать свои мысли. Ахматова всегда
выражается очень просто. Например, 26 мая 1924 го­
да она пишет: «В Павловске были в 1924 г». Лунин
сразу же восклицает: «И чувствовал я, как будто ты
край всего мира, а дальше нет ничего». Но любовь
Ахматовой ничуть не слабее, и это доказывает сле­
дующая же фраза: «А я удивлялась, что все такое зе­
леное вокруг и душистое. Котий мой! А. или Олень»
(44) Редко удается стать свидетелем столь страстного
признания в любви. Но не все записи в разговорной
книжке настолько теплы. 15 сентября Ахматова пи­
шет: «Котий сказал, что так врос в Шереметевский
дом, что ни на что (т.е. на меня) его не променяет.
Олень», а Лунин тут же добавляет: «Не говорил это­
го — К[отий] М[альчик]». (44*)
В дневниках Лунина, относящихся к 1924—1925 го­
дам, мы находим множество писем от Ахматовой.
Дат на них нет, но, по-видимому, они были написа­
ны летом 1924 года, когда Лунин путешествовал с
женой и дочерью. Если Ахматова и скучала по поки­
нувшему ее другу, то хорошо скрывала это. В ее пись­
мах гордость чувствуется сильнее, чем любовь: «Ты
часто говоришь мне, что если я разлюблю и покину
тебя, тебе не будет тяжело находиться вдали от ме­
ня. Я напоминаю тебе об этом и напоминаю о нашем последнем вечере, когда ты сам настойчиво про­
сил прекратить «эту злую игру»... Было бы хорошо,

23

Элен Файнштейн

если бы ты задержался в деревне подольше, чтобы я
успела уехать из города до твоего возвращения». (45)
В ее стихах того периода появляется обобщенный
образ возлюбленного. В нем объединились черты всех,
кого она потеряла. В 1924 году она пишет стихотво­
рение «Художнику», где появляется такой пейзаж:
«лип, навсегда осенних, позолота и синь сегодня соз­
данной воды». (45*) И сразу же вспоминается Анреп. Но когда Ахматова клянется «ночей наших пла­
менным чадом — я к тебе никогда не вернусь»
(45**), то можно с уверенностью сказать, что она об­
ращается к Шилейко.
Хотя о Пунине Ахматова стихов не пишет, но
любовь ее к нему гораздо сильнее, чем думал сам Лу­
нин. Впрочем, любовь к поэзии у Анны еще сильнее,
чем любовь к мужчине. Об этом она пишет в стихо­
творении «Муза», написанном в 1924 году. Лунин
мог бы воспринять это как предостережение, но в то
время он был слишком влюблен:
Когда я ночью жду ее прихода,
Жизнь, кажется, висит на волоске.
Что почести, что юность, что свобода
Пред милой гостьей с дудочкой в руке.
И вот вошла. Откинув покрывало,
Внимательно взглянула на меня.
Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала
Страницы Ада?» Отвечает: «Я». (46)

Это удивительное стихотворение, проникнутое
почти эротическим возбуждением от радости твор­
чества и в то же время высокомерное — к Ахмато­
вой приходит та же Муза, что и к великому Данте.
Любовь к поэзии Лунина не смущала, а вот отношения с Ш илейко ему очень не нравились. Как-то
раз он позвонил Ахматовой и обнаружил, что она
опять ушла к Шилейко. Было ясно, что их разрыв еще

Анна Ахматова

далеко не окончательный. Письма, которыми обме­
нивались Ахматова и Шилейко, говорят об их ис­
кренней привязанности друг к другу. Ахматова про­
должает ухаживать за Тапой, бродячим псом, кото­
рого Шилейко подобрал, когда они еще жили вместе.
Собака болела, и Ахматовой приходилось лечить ее.
17 января 1925 года она пишет: «Тапа дома, я про­
должаю натирать его мазью». Ответное письмо Ш и­
лейко проникнуто искренней заботой о ее состоя­
нии: «Ты пишешь, что больна, и меня это беспоко­
ит. Не ходи в больницу и не води в лечебницу мою
собаку. Вам обоим нужно в феврале переехать в Мо­
скву». (47)
Подобная неопределенность сводила Пунина с
ума. 24 марта, когда у Ахматовой собрались гости,
Пунин в меховой шубе внезапно ворвался в комнату.
Анна пригласила его раздеться и присесть, но он очень
резко и грубо ответил: «Здесь достаточно людей, что­
бы вас развлекать» — и тут же ушел. (48)
Примерно половина любовных стихов в «Подо­
рожнике» обращена к Шилейко. Во многих он пред­
стает настоящим ревнивым драконом. Но в то же
время Ахматова пишет одно из самых странных и
безжалостных своих стихов:
Земной отрадой сердца не томи,
Не пристращайся ни к жене, ни к дому,
У своего ребенка хлеб возьми,
Чтобы отдать его чужому.
И будь слугой смиреннейшим того,
Кто был твоим кромешным супостатом,
И назови лесного зверя братом,
И не проси у Бога ничего. (49)

Чуковский написал статью о поэзии Ахматовой в
журнале «Дом искусств». В ней он подчеркивал удивительную простоту ее поэзии и сравнивал ее стихи
со стихами Маяковского, в которых находил слиш-

^

Элен Файншшейн

ком много риторики. (50) Критик Владимир Вейдле,
который до 1924 года часто встречался с Ахматовой,
полагал, что она смирилась со всем — с трупами, с
возбужденными толпами, с голодом, нищетой и да­
ж е с судьбой Гумилева. Она по-прежнему оставалась
абсолютно неспособной позаботиться о себе. 6 мая
1924 года Чуковский пришел к ней днем и обнару­
жил, что у камина горит свеча. У Ахматовой не было
спичек, и погасить свечу она не могла. Чуковский вы­
шел и купил спички у маляров, работавших непода­
леку.
8 августа Пунин описал в дневнике разговор с
Ахматовой. Он спросил, почему она сохраняет отно­
шения с Михаилом Циммерманом. Ахматова все от­
рицала. Ревность Пунина не угасала. Он угрожал, что
если Ахматова все же встретится с Циммерманом в
ресторане Федорова, куда она намеревалась пойти,
он придет туда с женой. Ахматова холодно и иро­
нично согласилась. Положение Пунина было абсурд­
ным — женатый мужчина, имевший множество свя­
зей, не мог вести себя подобным образом.
Впрочем, Ахматову трудно считать жертвой в по­
добной ситуации. Гораздо большее сочувствие вызы­
вает Анна Аренс. В 1924 году она написала письмо
отцу, в котором сообщала, что они с Луниным рас­
стаются. Но письмо так и осталось неотправленным.
Анна слишком беспокоилась о больном сердце отца.
Пунин не собирался разводиться с женой. Они с Ах­
матовой так никогда и не оформили своих отноше­
ний официально. И тем не менее Ахматова не раз
называла его своим мужем.
Несмотря на всю свою неприспособленность к
^5 жизни, Ахматова оставалась верной друзьям. Когда
летом 1924 года Ольга Судейкина слегла с перитони­
том, Ахматова каждый день приходила, чтобы уха-

Анна Ахматова

живать за ней. Судейкина была тяжелым человеком,
она постоянно грозила самоубийством. Поправившись,
Ольга уехала в Париж, к Артуру Лурье. Несколько
своих кукол и безделушек она оставила Ахматовой.
Ахматова хранила их всю жизнь. (51)
23 сентября Пунин описывает в дневнике ужасаю­
щее наводнение в Петрограде. Добраться до Ахмато­
вой он смог только в десять вечера. Анну он нашел в
страшном возбуждении. В воспоминаниях друзей
Ахматова всегда предстает исключительно спокой­
ной и уравновешенной. Пунин же часто пишет о ее
тревожности и нервозности. Достаточно прочесть за­
пись от 5 ноября: «Какая тревожная женщина; как
такому человеку жить?» (51*)
Пунин хотел, чтобы Ахматова сходила с ним в
комиссариат и зарегистрировала смену адреса, но
Анна не решалась на подобный шаг. 8 ноября Пу­
нин пришел к Ахматовой в Мраморный дворец и
вновь обнаружил ее весьма возбужденной. Он пи­
шет: «из зловредства не хочет переезжать ко мне на
5 дней». Ахматова тут же приписывает: «Котий, я те­
бя люблю, мне худо. Теперь иди домой, завтра приду
к тебе, мой милый». (52)
В 1924 году с Ахматовой познакомился Павел
Лукницкий, изучавший творчество Гумилева. Он ос­
тавил записки о своей дружбе с Ахматовой настоль­
ко подробные, что Роберта Ридер предполагает, что
он сблизился с поэтессой по заданию ЧК. (53) Но да­
же если это и так, именно он приносил ей продукты
и лекарства, когда она серьезно заболела.
Когда Лукницкий впервые познакомился с Ахма­
товой, она жила на часть пенсии Шилейко. Хотя они
расстались, она получала его пенсию и отправляла
деньги в Москву, где он жил в то время. Ее собствен­
ное положение немного улучшилось, и теперь она

*-<

Элен Файншшейн
хг^
^

могла пригласить домработницу. По-видимому, услу­
ги домработницы оплачивал Шилейко.
В марте 1925 года у Ахматовой обострился ту­
беркулез. Врачи настаивали, чтобы она отправилась в
санаторий в Детское Село. Друзья поэтессы, Рыбако­
вы, нашли денег и сообщили о болезни Ахматовой
Судейкиной. В ответном письме Ольга жаловалась на
то, что П ариж отвратителен и что ей хочется вер­
нуться в Россию, где можно было бы стать моделье­
ром одежды (сразу становится понятно, что эта жен­
щ ина абсолютно не представляла себе реальности).
Тронутая отношением Ольги, Ахматова понимала,
что подруга никогда не сможет жить в Советском
Союзе. Она сама с трудом сводила концы с концами.
У нее не было жилья, которое она могла бы назвать
собственным. Ее здоровье неуклонно ухудшалось. Ах­
матова всегда говорила, что не умерла от туберкуле­
за, как ее сестры, только потому, что страдала болез­
нью Грейвза, повлиявшей на развитие туберкулезно­
го процесса. Возможно, в те времена именно так и
считали. Медицина же XXI века полагает это малове­
роятным1.
В апреле 1925 года Ахматова некоторое время
1 Профессор Марк Пепис, профессор медицины из Лон­
дона, указывает, что болезнь Грейвза является аутоиммун­
ным заболеванием, которое не м ожет повышать сопротив­
ляемость к туберкулезу. Он считает, что тиреотоксикоз, ко­
торым страдала Ахматова, мог быть вызван не болезнью
Грейвза, а скорее туберкулезом щитовидной железы. Это за­
болевание могло проявляться как тиреотоксикоз. Затухание
туберкулезного процесса могло привести к внезапной «ката­
строфической» полноте Ахматовой, возникшей после Ташкента. Маловероятно, что в то время Ахматовой могла быть
сделана операция на щитовидной железе. Антитиреоидные
препараты появились только в 50-е годы. Тогда ж е впервые
была применена химиотерапия в лечении туберкулеза.

Анна Ахматова

жила в санатории в Детском Селе. Это место нашел
для нее Пунин. Здесь она встретилась и сблизилась с
женой Осипа Мандельштама, Надеждой, тоже стра­
давшей туберкулезом и лечившейся в том же санато­
рии. В автобиографии Ахматова пишет о том, насколь­
ко внимателен был к жене Мандельштам: «Осип лю­
бил Надю невероятно, неправдоподобно. Он не
отпускал Надю от себя ни на шаг, не позволял ей ра­
ботать, бешено ревновал, просил ее советов о каж ­
дом слове в стихах». (53*) Пунин навещал Ахматову
каждый день, и она с улыбкой говорила Надежде, что
мужчины всегда внимательны и заботливы, когда уха­
живают.
Павлу Лукницкому Ахматова рассказывала о том,
как развивались ее отношения с Николаем Николае­
вичем Пуниным. Даже в 1925-м, пожалуй, самом
счастливом году их отношений, между ними то и де­
ло возникали ссоры. В июле 1925 года Пунин писал
Ахматовой после одной такой ссоры:
«Ан., родной мой, милая — так ты уехала; нико­
гда не делала больней, чем сегодня, потому что ни
вернуть тебя, ни догнать, ни сказать тебе — я уже не
мог; и еще больнее оттого, что ты была во всем непра­
ва, и мне только надо было несколько минут с тобой
свободно поговорить, чтобы ты почувствовала свою
неправоту... Еще думаю о твоей одинокой, гордой,
страшной боли. Ан., мой, прости, насколько можешь;
то, что ты говорила утром, все же неверно». (54)
Пунин считал Ахматову жестокой, но она могла
быть и очень нежной. В разговорной книжке она пи­
шет, что К. М. (Котий Мальчик) жесток и горяч.
И тем не менее жить друг без друга они не могли.
В апреле 1925 года они виделись каждый день, гуляли по Павловскому парку и радовались весне. Разго­
ворная книж ка полна любовных записей. Это про-

^
^2

Элен Файнгишейн

должалось весь май и июнь. В свой день рождения,
23 июня, Ахматова пообещала на следующий год ле­
том поехать с ним за границу, «если...». Предложение
осталось незаконченным, из чего ясно, что Ахматова
сомневалась в собственном здоровье. Следующее за­
мечание Лунина подтверждает эту тревогу: «Но от
Оленя осталось только 1 /1 0 — устала через десять
мин. Все же Царица. Локотки милые». (55)
Все лето Пунин и Ахматова провели вместе. Лишь
несколько дней с 21-го по 26 июля Ахматова была в Бе­
жецке. Она приехала навестить сына. Визит был не­
долгим, но Лев понимал, что мать больна. Разговор­
ная книж ка Лунина, относящаяся к тому времени,
рисует настоящую идиллию: влюбленные абсолютно
счастливы. Ахматова пишет: «Васильевский остров
чудный, морской, тихий. Полная луна Лайбы поскрипы­
вают. Очень грустно. Никогда отсюда не уехать». (56)
Лишь в ноябре 1925 года Ахматова окончательно
переехала в квартиру Лунина в Шереметевском двор­
це, где продолжали жить его жена и дочь. Она часто
здесь ночевала, но окончательный переезд символи­
зировал переход на новый уровень отношений. В то
ж е время Ахматова должна была платить Лунину
арендную плату за занятую ею комнату, а также по­
сылать деньги матери, второй жене Гумилева, Анне
Энгельгардт, а порой и Шилейко (хотя гораздо чаще
деньги посылал ей он — как об этом пишет Лукницкий). Щедрость Ахматовой часто приводила к тому,
что у нее не оставалось даже семи копеек на трам­
вай. В декабре 1925 года она послала 50 рублей Льву.
Н а эти деньги мальчику купили санки. В письме,
ю подтверждавшем получение денег, невзначай упоминалось о том, что Лев болен непонятной болезнью.
Лукницкий пишет о том, что это известие очень встре­
вожило Ахматову. (57)

Анна Ахматова

Письмо из Бежецка Ахматова получила в день са­
моубийства Сергея Есенина. 27 декабря 1925 года
поэт повесился в гостинице «Англетер» в Ленингра­
де. При жизни Ахматова недолюбливала Есенина.
Его крестьянская поэзия не была ей близка. Но глу­
бокое разочарование Есенина в революции оказалось
ей сродни.
В это время Лукницкий подружился с сыном Ах­
матовой, Львом, который изредка наезжал в Ленин­
град и останавливался у родственников бабушки,
Кузьминых-Караваевых. Лукницкий не раз навещал
мальчика. Он писал о том, что Ахматовой самой прак­
тически нечего есть, и ухаживать за сыном она была
просто не в состоянии.
Ахматова продолжала чувствовать себя ответст­
венной за Шилейко. Она пыталась навести порядок
в его квартире в Мраморном дворце. Иногда она по­
сылала ему короткие письма. Однажды Ахматова обнарркила, что у Шилейко могут отключить электри­
чество, потому что он не оплатил счет. Хотя сам Вла­
димир Казимирович страшно ревновал Ахматову к
поэзии, она высоко ценила его литературный вкус и
даже посылала свои стихи, чтобы выслушать его за­
мечания.
Ахматова не слишком беспокоилась о жене и до­
чери Лунина. Впрочем, он сам настаивал на этом в
самом начале их отношений. «Ни с кем я не был так
терпелив и нежен, как с ней. Она удивительно и мяг­
ко добра». (58) Ахматову часто и справедливо назы­
вали доброй, но доброта ее не распространялась на
жен тех мужчин, которых она любила. Трудно поверить, что она не понимала, какую боль причиняет
жене Пунина ее переезд в Фонтанный дом. Но в раз­
говоре с Чрсовской Ахматова лишь мельком упомя-

^5

Элен Файнштейн

нула о том, что всегда хотела подружиться с Анной
Аренс и помешало этому лишь отсутствие взаимности.
К прежним увлечениям мужа Анна Аренс отно­
силась более или менее спокойно. Ахматову же она
считала уверенной эгоисткой, решившей заполучить
Пунина во что бы то ни стало. И цена оказалась высо­
кой. Внучка Пунина, Анна Каминская, к которой Ах­
матова в конце жизни относилась очень тепло, пи­
шет о том, что страдания Анны Аренс были столь
невыносимы, что после переезда Ахматовой ей при­
шлось изменить график работы в клинике, чтобы не
находиться дома по ночам.
Когда Лидия Чуковская спросила у Ахматовой,
кого из мужчин она любила больше всех, Ахматова
на минуту задумалась, а потом ответила, что прожи­
ла с Луниным целых два года после того, как поняла,
что ей нужно его оставить. Их отношения никогда
не были простыми.

ФОНТАННЫЙ ДОМ

Анна Ахматова

Глава 8

Такая нечеловеческая близость.

Николай Пучин

В квартире на Фонтанке ныне разместился Музей
Ахматовой. Деревянные полы сверкают свежей мас­
тикой. Комнаты кажутся просторными и светлыми.
В таких квартирах до революции жили весьма обес­
печенные люди. Сохранилась и обстановка кварти­
ры, в том числе стол и кресло, принадлежавшие Ах­
матовой. На кресло брошена одна из ее шалей. Пере­
ехав к Пунину, Ахматова заняла студию, а сам Нико­
лай Николаевич с женой поселились в комнатке за
гостиной.
Кухня напоминает кухню деревенского дома с ог­
ромной печью. В соседней комнате жили Смирновы.
Татьяна Смирнова присматривала за квартирой Лу­
ниных. У нее было двое сыновей, к которым Ахмато­
ва всегда относилась с нежностью. Рядом с кухней
находилась темная комната Лунина, который всегда
увлекался фотографией. Сохранились его великолеп­
ные портреты Ахматовой, семейные фотографии и
снимки сада Шереметевского дворца.
Ирина Лунина вспоминает:
«Он раскладывал все необходимое на большом
кухонном столе: маленькие ванночки, разные порошки, маленькие коробочки, специальную бумагу, упакованную в черные конверты и фонарь с красными
стеклами, который был необходим для самого важ-

^
^

Элен Файнгишейн

ного этапа работы. В это время свет в соседней ком­
нате нужно было выключать. Мы выкручивали лам­
почки, чтобы кто-нибудь не включил свет случайно.
Мы усаживались перед камерой, а он накрывал
себя черной тканью, пока наводил резкость... Он рас­
считывал выдержку с помощью экспонометра. По
его сигналу мы должны были замирать, и это время
казалось нам вечностью. Папа насыпал порошок маг­
незии на металлический поднос. Помощник должен
был поджечь магний, а папа бежал, чтобы занять свое
место среди тех, кого фотографировал». ( 1 )
Судя по воспоминаниям Ирины, Пунин был хо­
рошим отцом. Особенно тепло она вспоминает «чу­
десные фонарики на рождественской елке. Они бы­
ли сделаны из японской бумаги, и папа склеивал их с
нашей помощью». ( 2 )
В январе и феврале 1926 года Ахматова все еще
иногда оставалась в квартире Шилейко в Мраморном
дворце. Хотя ей нравилось жить с Луниным, только
в Мраморном дворце она могла уединиться. Шилей­
ко тоже жил здесь, когда приезжал из Москвы. Хотя
у Ахматовой почти не было денег, она иногда помо­
гала ему. Аукницкий пишет, что 15 января 1926 года
она послала ему телеграфом 45 рублей. Письма Ах­
матовой к Шилейко по-прежнему проникнуты теп­
лотой и любовью: «Пиши мне. Не ленись и не сер­
дись на меня. Поцелуй меня... Акума». (4)
Ахматова не сомневалась, что, не покинь она Ши­
лейко, ей пришлось бы забыть о стихах. Но в начале
20-х годов она стала писать очень много. В стихах она
вновь вспоминает тех, кто покинул ее и отправился в
0 эмиграцию. Вот стихотворение «Жена Лота», датиiS рованное февралем 1924 года. Внутренний голос ис­
кушает женщину обернуться на родной город, остав­
шийся позади:

Лотова жена стала «прозрачною солью» и прирос­
ла к месту, и Ахматова просит сжалиться над этой
женщиной:

Анна Ахматова

Не поздно, ты можешь еще посмотреть
На красные башни родного Содома,
На площадь, где пела, на двор, где пряла,
На окна пустые высокого дома,
Где милому мужу детей родила. (5)

Кто женщину эту оплакивать будет?
Не меньшей ли мнится она из утрат?
Лишь сердце мое никогда не забудет
Отдавшую жизнь за единственный взгляд. (6)

Ахматова по-прежнему была очень слаба, но от­
ношения с Луниным, пусть и неформальные, делали
ее счастливой. Кроме того, еще одна ноша спала с ее
плеч. Брат Виктор, поняв, что на советском флоте для
него нет будущего, и отказавшись работать в ЧК, от­
правился на Сахалин добывать меха. Заработав денег,
он смог в 1925 году забрать к себе мать. Она прожи­
ла у сына до самой смерти, до 1930 года. В сентябре
1926 года поэт Федор Сологуб, занимавший тогда
видное место в советской литературной элите, вы­
хлопотал для Ахматовой пенсию 60 рублей в месяц
за заслуги перед русской литературой. 40 рублей из
этой суммы Ахматова отдавала Лунину за комнату.
Политические перемены, происходившие в стра­
не,хотя и оставались не замеченными Ахматовой,
оказывали огромное влияние на жизнь русской ин­
теллигенции. В 1918 году Ленину удалось избежать
смерти после покушения, но его здоровье ухудши­
лось. В мае 1922 года с ним случился первый ин­
сульт. Какое-то время он не мог говорить. Правая
сторона тела была парализована. Его дни были сочте­
ны. Ленин начал думать о преемнике. Главными претендентами были Троцкий и Сталин. Ленин знал,
что большинство русских не приемлет еврея Троц-

^

Элен Файншшейн

кого, несмотря на всю его одаренность. Сталин же
пользовался репутацией человека упорного, но по­
средственного. Ленин сделал Сталина первым гене­
ральным секретарем партии в апреле 1922 года. Тогда
этот пост не имел реального политического значе­
ния, но Сталин сумел использовать свое положение,
чтобы сосредоточить в своих руках огромную власть.
В последний год жизни Ленин с большим подозре­
нием относился к сталинским амбициям и предосте­
регал от него соратников по партии. Однако его по­
следнее письмо так и не было зачитано на съезде.
Ленин умер 21 января 1924 года. Наступала новая
эпоха, о чем Мандельштам предупреждал еще в
1923 году:
Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки? (7)

i?

Впрочем, политические перипетии никак не влия­
ли на отношения влюбленных. Пунинские дневники
позволяют нам увидеть настоящую Ахматову, какой
она была в то время. Пунин помог ей обменять про­
дуктовые карточки на продукты, и она вернулась к
нему, чтобы позавтракать. Жены Лунина не было
дома. Николай Николаевич разжег камин, и Ахмато­
ва устроилась в кресле возле огня.
«За эти последние месяцы она ужасно похудела.
Почему же это столь прекрасно? Сидеть на полу и
целовать ее руки — откуда эта прелесть?.. Я долго
смотрел на нее. Желание промелькнуло на ее лице,
она посмотрела в соседнюю комнату — спальню —
и отвернулась. О чем она думает? Была ли это ревность к Г[але] или она подумала о нас? А может быть,
это была простая случайность?» ( 8 )
Вещи Ахматовой по-прежнему оставались в

Анна Ахматова

квартире Шилейко в Мраморном дворце, но Пунин
помог перевезти их в Фонтанный дом Шилейко про­
должал писать Анне печальные письма, адресован­
ные «моей доброй Акуме». Он часто просил, чтобы
Анна навестила его: «В моем одиночестве я уподоб­
ляюсь собаке». (9)
По записям в дневнике Пунина становится ясно,
что отношения у него с Ахматовой складывались не­
просто. Достаточно посмотреть на записи 13 июля
1925 года. Ахматова смело подписывает контракт:
«Сим разрешаю Н. Н. Лунину иметь одного сына от
любой женщины». (10) Она не требовала такой же
свободы для себя. На той же странице Ахматова да­
ет обещание «с сегодняшнего дня не встречаться с
Циммерманом». Возможно, вся эта переписка носи­
ла чисто шутливый характер, но ей придают значи­
мость другие замечания Ахматовой в дневнике Пу­
нина. 25 августа 1925 года она пишет о том, что они
провели «золотой день», и добавляет: «Дружные».
И Пунин дописывает: «Такая нечеловеческая бли­
зость». ( 10 *).
Несмотря на бурные размолвки — которые,
кстати, могли доставлять Ахматовой истинное удо­
вольствие, если вспомнить слова Гумилева о том, что
она всегда любила войну в любви, — влюбленные бы­
ли очень близки. Пунин пишет в дневнике: «Люди
думают, что жизнь знает два полюса: страдание и сча­
стье; люди неверно думают... Я никогда не буду уве­
рять в том, что Ан. не мучила меня... Но с нею я могу
дышать, и это гораздо нужнее мне, чем счастье». ( 11 )
Пунин часто становился настоящим тираном, да­
же в самые ранние дни их совместной жизни. Впро­
чем, это неудивительно, если принять во внимание
упрямство и независимый характер Ахматовой. Од­
нажды ее по телефону пригласили на обед к Замяти-

^

Элен Файншшейн

ным. ( 1 2 ) Пунин сказал, что не хочет, чтобы она шла,
и ужасно обиделся, когда она стала настаивать. Они
поссорились. Пунин был в ярости из-за упрямства Ах­
матовой. И все же Анна не пошла в гости, легла в ка­
бинете и уснула. Пунин не мог понять, как она могла
спать, не помирившись. Когда же Ахматова прочла
запись в его дневнике, то приписала на полях: «Ка­
кой стыд жаловаться, когда сам виноват». (12*) Ах­
матова говорила Лукницкому о том, что многие дру­
зья не одобряли ее отношений с Луниным и не всегда
приглашали его вместе с ней, что его очень обижало.
Ш илейко попросил у Ахматовой развода. Анна
не возражала 17 декабря 1925 года Владимир Кази­
мирович женился на Вере Андреевне Константино­
вой. Его новой жене было всего девятнадцать лет.
Новый брак не изменил теплого отношения Ахмато­
вой к своему бывшему мужу. Отправляясь в Москву,
она всегда звонила, а как-то раз привезла ему сыра и
хлеба. Она даже читала ему свои стихи, и часто он
становился их первым слушателем. 22 января 1926
года, услышав ее чтение, Шилейко произнес стран­
ную, пророческую фразу: «Когда вам пришлют гор­
ностаевую мантию из Оксфордского университета,
помяните меня в своих молитвах». (13) Лукницкий
пиш ет о том, что Ахматова прочла кое-что из его
дневника и с энтузиазмом сказала: «Видите, как хо­
рошо! И как интересно! — Стала уже внимательно
читать дальше... — Видите, как интересно! И если все
будете записывать, будьте уверены, что лет через сто
такой дневник напечатают и будут с увлечением чи­
тать!» (14)
У Ахматовой были ключи от московской квартиiS ры Шилейко. Приезжая в Москву, она останавлива­
лась у него. Шилейко очень беспокоился о ней. Од­
нажды, когда он был в отъезде, заботу об Ахматовой

Близость Ахматовой и Пунина в 1926 году только
усилилась. Ахматова продолжала делать записи в его
дневнике. Счастье их было взаимным. Несчастлива
была только Анна Аренс, которая не могла ни уйти
из собственного дома, ни домешать как-либо влюб­
ленным В патетической записке она извиняется перед
Ахматовой за какие-то сказанные ею слова: «Я поня­
ла, что вы обижены, когда вы отказались прийти на
чай, а потом NN подтвердил мои предположения...»
(17) Пунин, конечно же, чувствовал себя вправе от­
читывать жену за то, что она как-то побеспокоила
Ахматову.
Опыт и глубокие познания Пунина в архитекту­
ре привлекали Ахматову так же, как раньше при­
влекли познания Шилейко в античной литературе.
Все, кто встречался с Ахматовой, поражались тому,
насколько хорошо она знает архитектуру Ленингра­
да. Подобно любому самоучке, Ахматова изо всех
сил восполняла те пробелы, какие существовали в ее
знаниях. Она снова нашла блестящего мужчину, которому могла бы стать подругой и помощницей. Ах­
матова изо всех сил старалась быть полезной. Она

Анна Ахматова

он поручил своей молодой жене Вере: «Я очень бес­
покоюсь о ней. Пишите мне, все ли с ней хорошо.
Она слишком ленива, чтобы писать самой». (15)
Несмотря на постоянные ссоры, Лунин оставал­
ся страстно влюбленным в Ахматову:
«Ан. сегодня осталась у меня ночевать, я уложил
ее в кабинете и всю ночь сквозь сон чувствовал при­
сутствие ее в доме. Утром я вошел к ней, она еще спа­
ла; я не знал, что она так красива спящая. Вместе пи­
ли чай, потом я вымыл ей волосы, и она почти весь
день переводила мне одну французскую книгу: это
такой покой — быть постоянно с нею». (16)

^
^3

Элен Файншшейн

переводила для него с французского труды Сезанна,
готовила материалы по французскому художнику Да­
виду, переводила большие куски из книги об Энгре,
необходимые Лунину для лекций.
Н о это было не единственным ее занятием.
В 1925 году Ахматова всю свою энергию направила
на помощь второй жене Гумилева, Анне Энгель­
гардт, работавшей над книгой о муже. Аукницкий,
также занимавшийся творчеством Гумилева, привел
Энгельгардт в гости к Ахматовой 1 января 1925 года.
Ж енщины общались очень открыто и дружелюбно.
Но, когда дверь за гостьей закрылась, Ахматова ска­
зала Лукницкому: «Какое чувство принуждения, тя­
жести, когда разговариваешь с ней... Темная она ка­
кая-то... » (18)
В дневниках Лунина 1926 года мы встречаем мно­
жество трогательных записей, сделанных рукой Ах­
матовой. Влюбленные начинают мыслить в унисон.
2 июля, вернувшись с островов, Ахматова с легкой
тревогой записала в дневнике Лунина: «Возвращаем­
ся с островов. Мир и покой, а что будет?» (19) На
следующий день ее постоянная неуверенность уси­
лилась еще более. И она снова пишет в пунинском
дневнике: «Купалась за яхт-клубом. Николай снял
меня в воде. Целый день вместе». (20)
Пунинские записи тоже говорят о близости меж ­
ду влюбленными, но настроение его становится
именно таким, какого опасалась Ахматова. 21 июля,
вернувшись в Мраморный дворец, она пишет Луни­
ну раздраженную записку: «Николай! Вы каждый
день повторяете мне, что я мешаю вам работать, и
никогда не слушаете моего ответа, а ведь вы сами
не даете работать мне. Похоже, такая мелочь не за^3 служивает вашего внимания, и каждый раз мне на­
столько стыдно за вас, что я не могу произнести эти
слова». ( 2 1 )

«Вы сегодня 2 раза сказали мне при чужих, что я
бездельница и притворяюсь больной, когда должна
работать. Это правда, и так как вы оба работаете,
вам неприятно на меня смотреть. Чувство вполне
естественное! Потому-то я вас сразу простила днем.
Но мне больно, что вы опять повторили это при Аукницком, который, как вы знаете, все записывает». (2 2 )
Причиной многих ссор между влюбленными, ко­
нечно же, была постоянная ревность Лунина. Но си­
туацию осложняло и другое. Поскольку найти другое
жилье было практически невозможно, Анна Аренс и
Ирина вынуждены были обедать и ужинать вместе с
Луниным и Ахматовой. Позднее Ахматова вспоми­
нала, как Лунин детально все продумывал. Он бес­
сознательно воспроизводил ситуацию собственного
детства (23), но Ахматова отказывалась вести себя,
как злая мачеха из сказки. Когда жена Лунина ухо­
дила в клинику, Ахматова присматривала за Ириной
и учила ее французскому. В это время она очень от­
ветственно относилась к домашним обязанностям —
старалась стать матерью для Ирины, а после 1928 го­
да и для собственного сына.
Ахматова снова очень мало пишет, хотя дольше
всего она молчала, пока была замужем за Шилейко.
В 1926 году она подготовила двухтомное собрание сво­
их стихов и обратилась в издательство. Рукопись бы­
ла принята, договор подписан. Ахматова уже прочла
гранки, но в 1927 году цензура позволила напечатать
только 500 экземпляров. Поскольку такой тираж

Анна Ахматова

В разговорной книжке того же года мы вновь на­
ходим подтверждение слов Надежды Мандельштам
о том, что Лунин часто оскорблял Ахматову на людях:

$5

Элен Файнгишейн

был абсолютно нерентабелен, набор был передан в
кооператив издателей и писателей в Ленинград. Ахма­
тову попросили убрать восемнадцать стихотворений
из первого тома, а в следующем месяце — сорок из
второго. 9 февраля 1929 года Лукницкий пишет о том,
что стихи Ахматовой не будут опубликованы вовсе.
Тем временем большевики продолжали бороться
за власть. 14 ноября 1927 года Троцкий и Зиновьев
были исключены из партии. Бухарин активно прово­
дил новую экономическую политику и был в фаворе.
Он даже опубликовал в «Правде» статью, обращен­
ную к крестьянам, призывая их не опасаться и с оп­
тимизмом смотреть в будущее. Сталин искусно ма­
нипулировал своими соратниками, натравливая Зи­
новьева и Каменева на Троцкого и запугивая вдову
Ленина, Крупскую.
Смерть Есенина потрясла Ахматову. Еще больше
поразила ее смерть Ларисы Рейснер, бывшей любов­
ницы Гумилева. Лариса была очень добра к Ахмато­
вой в те годы, когда поэтесса почти что голодала. Она
всегда была полна жизни. «Ей так хотелось жить; ве­
селая, здоровая, красивая...» — говорила Ахматова
Лукницкому. (24) Лариса Рейснер умерла в феврале
1926 года от тифа.
Переехав к Лунину, Ахматова обрела крышу над
головой и почувствовала себя в безопасности. Но за
все нужно было платить: Пунин становился все более
суровым, Ахматова все реже встречалась с друзьями.
Замечательный переводчик Данте, Михаил Лозин­
ский, близкий друг Гумилева и Ахматовой, теперь поч­
ти не видел Анны. И все же она продолжала встре­
чаться с Шилейко. Ахматова понимала, что Влади­
мир Казимирович тяжело болен и жить ему осталось
недолго.

Глава 9
«ВЕГЕТАРИАНСКИЕ ВРЕМЕНА» 1928— 1933
От других мне хвала — что зола,
От тебя и хула — похвала.

Ахматова

^В егетарианскими временами» Ахматова называла
период с конца 2 0 -х до начала 30-х годов, перед ста­
линским Большим Террором. В эти годы ее отноше­
ния с Луниным стали ухудшаться. Лунин стал язви­
телен, часто отпускал саркастические замечания, гра­
ничащие с жестокостью. Ему нравилось флиртовать с
другими женщинами в присутствии Ахматовой. Он
был исключительно груб и часто всем своим видом
показывал, как ему скучно в ее обществе. (1) Надеж­
да Мандельштам отмечала, что стоило при Лунине
упомянуть о высоком положении Ахматовой в лите­
ратурном мире, как он тут же стремился продемон­
стрировать свою власть. Он мог отправить ее на кух­
ню под любым предлогом — например, чтобы по­
чистить селедку. ( 2 )
Лидия Гинзбург, впервые познакомившаяся с Ах­
матовой в 1926 году, вспоминала, что она была моло­
дой, стройной и невероятно красивой женщиной.
В своих воспоминаниях Гинзбург пишет: «В ее сти­
хах 10 —2 0 -х годов не отразились ее историко-лите­
ратурные интересы или ее остроумие, блестящее, ино­
гда беспощадное». (3)
Несмотря на собственные увлечения другими жен­
щинами, Лунин не переставал ревновать Ахматову.

OS

чо

Элен Файнгишейн

^

Ему не нравились все, кто приходил к ней. Даже в.
апреле 1925 года, когда Ахматова была так больна,
что не могла вставать с постели, Пунин посматривал
на пришедшего к ней Лукницкого с подозрением.
Ахматова прекрасно чувствовала его недоверие. (4)
Они часто ссорились, и в запале ссоры каждый пы­
тался уязвить другого побольнее.
В Анне начал появляться стоицизм, какого невоз­
можно было предположить ранее. И это углубило ее
печаль и тревогу. Ахматова продолжает изучать твор­
чество Пушкина. В сентябре 1926 года Федор Соло­
губ помог ей получить заказ на исследовательскую
работу. Лидия Гинзбург была поражена тем, как Ах­
матова относилась к Пушкину. Она изучала его твор­
чество и жизнь, как настоящий ученый, но потом
начинала говорить о нем так, словно знала его лично.
Ахматова «испытывала своего рода ревность к Ната­
лье Николаевне, вообще к пушкинским женщинам».
Точно так же она относилась и к Шекспиру. Его ге­
роини подвергались не менее суровым суждениям.
Лидия Гинзбург вспоминает, как Ахматова как-то
сказала ей: «Дездемона очаровательна. Офелия же ис­
теричка с бумажными цветами и похожа на N N». (5)
Тем не менее работа Ахматовой о Пушкине считает­
ся канонической. Многие из ее предположений были
подтверждены более поздними исследованиями. ( 6 )
Ахматова редко говорила о деньгах, но Лукницкий с чувством неловкости замечал, что она очень
плохо одета. В то же время она постоянно посылала
деньги жене Гумилева. Получив что-то, Ахматова
становилась безудержно щедрой, хотя ее финансовое
положение было настолько ужасающим, что в мае
1926 года М аяковский и Пастернак устроили пуб­
личное чтение своих стихов в ее пользу (впрочем, на

Анна Ахматова

афишах поэтического вечера об этом не упомина­
лось).
Отношения между Шилейко и Ахматовой попрежнему оставалась теплыми. Свои письма Влади­
мир Казимирович адресовал «А. Шилейко». (7) Боль­
шая часть его писем сохранилась лишь в копиях,
сделанных Лукницким перед отправкой. Если он
действительно работал на ЧК (или ОГПУ), то подоб­
ные письма должны были доказать полную аполи­
тичность Ахматовой. Она отвечала Шилейко, писала
ему о здоровье Тапы и просила позаботиться о себе:
«Не ленись топить, кушай по-человечески, по воз­
можности не выходи — холод жестокий». ( 8 )
Тапа стал источником трений с Луниным. 1 сен­
тября 1927 года Ахматова пишет Шилейко: «Тушин
[еще одно имя собаки] совсем меня измучил — я
снова за ним ухаживаю... Пришли мне доверенность.
Мне нужно платить Луниным за квартиру, а у меня
совсем нет денег... Аукницкий не писал тебе о сан­
технике?» (9) Ахматова и Аукницкий вместе зани­
мались ремонтом квартиры Шилейко, и сантехник
был абсолютно необходим. Последний раз кран в ван­
ной срезали, и квартира осталась без воды. В августе
1928 года Ахматова писала Шилейко: «С Тапой боль­
шая беда. У него рак. Сегодня операция. Я возилась с
ним все лето, но ему становилось хуже. Теперь он
уже неделю в больнице, сказали, что надо резать. Со­
держание — 1 рубль в день, операция бесплатно. За
лекарство я уже заплатила. У меня больше нет твоей
доверенности. Когда ты приедешь? Очень жаль соба­
ку, она все понимает». ( 10 )
Здоровье Ахматовой снова ухудшилось. 12 июля
Ахматова писала о том, что собирается лечь в больни­
цу и пройти обследование. Обстановка в доме ухуд-

^

Элен Файнштейн

шалась, и одной из главных причин этого стал при­
езд сына Ахматовой Льва
В 1928 году Льву исполнилось шестнадцать лет.
Он уехал из Бежецка и поселился вместе с матерью
и Луниными в Фонтанном доме. Его приезд еще боль­
ше обострил напряженность. Льву нужно было полу­
чить хорошее образование, а это было возможно
только в Ленинграде. Власти относились к нему по­
дозрительно. Неудивительно — они боялись, что де­
ти казненных могут лелеять мысли о мести. С помо­
щью брата Лунина, Александра, Льва зачислили в
школу (Александр Николаевич работал директором
школы). Он намеревался поступать в Ленинградский
университет, чтобы изучать историю Центральной
Азии. Отец одобрил бы выбор сына.
Ж изнь Льва складывалась непросто. Последний
раз он видел отца в мае 1921 года. Гумилев стал для
сына героем и легендой на всю жизнь. В Слепнево и
Бежецк Гумилев приезжал всего несколько раз, но
Лев до мельчайших подробностей запомнил приезды
отца. Именно Гумилев пробудил в сыне интерес к
истории. Он привез ему книги о завоевании Италии
готами. Бабушка считала эти книги слишком слож­
ными, но мальчик с удовольствием их прочел. Даже
если он многого и не понял, то запомнил это на всю
жизнь. (11) Интересно, что свои воспоминания о
детстве Лев Николаевич начинает именно со встречи
с отцом. Это единственное упоминание об интересе,
проявленном отцом к образованию сына. Но и тут
Гумилев пошел наперекор Ахматовой, которая нико­
гда не одобряла увлечений Льва. Лев вспоминает, как
Гумилев рисовал картинки, изображавшие подвиги
Геркулеса, и сопровождал их стихотворными объяс­
нениями. Картинки не сохранились, но Лев запомнил
все стихи, которым научил его отец.

Анна Ахматова

Жизнь Льва в доме Луниных была непростой. Дис­
комфорт был не только психологическим. В квартире
Луниных просто не было комнаты для егце одного
человека. Льву приходилось спать на сундуке в кори­
доре. Кроме того, Лунин опасался, что сын казнен­
ного поэта может навлечь подозрения на его семью.
Лев никогда не любил Лунина, и вовсе не пото­
му, что тот явно проявлял свою неприязнь к нему.
Сергей Лавров, познакомившийся с Львом Николае­
вичем в конце его жизни, утверждает: «Я думаю, что
Лев Гумилев знал «заметку-донос» Н.Н. Лунина на
своего отца». Лавров цитирует статью Лунина, опуб­
ликованную в журнале «Искусство коммуны». (12)
Эта статья, написанная за три года до казни Гумиле­
ва, производит неприятное впечатление своим заис­
кивающим тоном и полным согласием с исключени­
ем Гумилева из российского литературного мира:
«С каким усилием, и то только благодаря могуче­
му коммунистическому движению, мы вышли год
назад из-под многолетнего гнета тусклой, изнежен­
но-развратной буржуазной эстетики. Признаюсь, я
лично чувствовал себя бодрым и светлым в течение
всего этого года отчасти потому, что перестали пи­
сать или, по крайней мере, печататься некоторые
«критики» и читаться некоторые поэты (Гумилев,
например). И вдруг я встречаюсь с ними снова «в со­
ветских кругах»... Этому воскрешению я, в конечном
итоге, не удивлен. Для меня это одно из бесчислен­
ных проявлений неусыпной реакции, которая то там,
то здесь да и подымет свою битую голову». (13)
Лунин встречался с Николаем Гумилевым в авгу­
сте 1921 года во дворе тюрьмы. Лев не мог знать об
этом, переступая порог пунинской квартиры. Воспоминания Льва о своих отношениях с Луниным впол­
не согласуются с воспоминаниями самой Ахматовой

Элен Файнштейн

и Эммы Герштейн, хотя надо признать, что с такой
ж е горечью он относился и к матери, и часто его от­
ношение было несправедливым. Естественно, что Пунин не мог отнестись к мальчику со всей щедростью.
Это противоречило его натуре. Лев был очень умным
мальчиком, он страстно стремился к знаниям, но он
отвлекал на себя внимание Ахматовой, а Пунин, не­
смотря на собственную неверность, хотел, чтобы это
внимание было сосредоточено только на нем.
Ахматова всегда с горечью вспоминала недоволь­
ство Лунина приездом Льва, но дочь и внучка Нико­
лая Николаевича опровергали ее утверждения. (14)
Характер Лунина все представляют по-разному.
Ирина Лунина (15), которой к моменту приезда Льва
было семь лет, очень тепло вспоминает о доброте от­
ца. Она утверждает, что и ко Льву отец был так же
добр. Он помог устроить мальчика в школу своего бра­
та, несмотря на то, что тот был сыном казненного
преступника и подобный шаг требовал немалой храб­
рости. Ирина утверждает, что отношения между Ни­
колаем Николаевичем и Львом были прекрасными,
описывает замечательную лампу, книжные полки и
другие удобства, предоставленные Льву в его кори­
дорчике. Анна Каминская, дочь Ирины, тоже пишет
о том, что дедушка был добр и щедр по отношению
к Ахматовой и ее сыну. Впрочем, о событиях тридца­
тых годов она может судить только по рассказам ма­
тери.
Обида Льва — причем не только на отчима, но и
на мать — со временем только усиливалась. Все дру­
зья Льва говорили о том, что ему было очень трудно
£5 жить в квартире Луниных. Ему приходилось спать в
холодном, неотапливаемом коридоре на сундуке. Мать
уделяла ему внимание только на уроках французско-

Анна Ахматова

го. Но поскольку учительницей она была неважной,
язык Лев выучил только в университете. (16)
Когда Лев приехал из Бежецка, Ахматова была
серьезно больна. Анна Каминская с неодобрением
пишет о том, что, как только Лев появился в Фон­
танном доме, Ахматова немедленно уехала в санато­
рий на двадцать четыре дня. (17) Несмотря на ис­
креннюю преданность Ахматовой в последние годы
ее жизни, Каминская весьма критично описывает ее
отношение к сыну. Она говорит о том, что Анна Ан­
дреевна «бросила» сына на бабушку, о том, что по­
этическое творчество не должно было освобождать
ее от стирки или готовки. Каминская отлично знала,
что Ахматова любила детей, но полагала, что любовь
эта распространялась «только на чужих детей, за ко­
торых она не несла ответственности, например, на
детей Смирновых. Всю жизнь она была неспособна
заниматься практическими делами». (18)
Последнее утверждение вполне согласуется с дру­
гими воспоминаниями об Ахматовой, но совершен­
но непонятно, почему упреки эти не обращены к
Анне Аренс, которая, как опытный врач, проводила
на своей работе не меньше времени, чем Ахматова
за письменным столом. Мысль о том, что поэт по
природе своей не может заниматься делами мирски­
ми и домашними, исключительно русская. Особенно
актуальна она стала для России в советский период.
В доме Пуниных Ахматовой не приходилось зани­
маться домашними делами. Татьяна Смирнова мыла
полы, стирала одежду и готовила до 1930 года. После
Пунин не смог уже ей платить.
Будучи по сути иждивенкой, Ахматова не могла
заступаться за сына, и это очень раздражало Льва. Когда ввели паспортную систему, все граждане стра­
ны должны были зарегистрироваться по месту жи-

^
$5

Элен Файнштейн

тельства. Ахматова не смогла обеспечить сыну все
необходимые документы. Евгений Рейн так объяснял
это мне:
«Сама Ахматова не была хозяйкой квартиры, в
которой жила. Технически квартира принадлежала
семье Пунина... А они ненавидели Льва и не позволя­
ли ему числиться жильцом этой квартиры. Ахматова
могла обратиться в суд, чтобы решить эту проблему...
но она была особенным человеком и не хотела идти
в советский суд, где о ней стали бы говорить ужас­
ные вещи». ( 2 0 )
Воспоминания Рейна вполне согласуются с запис­
ками самой Ахматовой. Она не могла даже помешать
Лунину делать язвительные замечания в адрес Льва.
Лев вспоминает:
«Когда я закончил школу, Лунин хотел, чтобы я
вернулся в Бежецк, где было нечего делать, нечему
учиться и негде работать. Мне пришлось переехать к
знакомым [в Санкт-Петербурге], где я помогал по
хозяйству — не то чтобы занимался домашней рабо­
той, но, так скажем, ходил за покупками. Оттуда я
уехал в экспедицию, организованную Геокомитетом.
Когда я вернулся, Лунин меня встретил и, открыв
дверь, сказал: «Зачем ты пришел? Тебе негде даже
ночевать». Друзьям пришлось снова приютить ме­
ня». ( 2 1 )
Каминская не спорит с тем, что Лев покинул Фон­
танный дом и некоторое время жил с Львом Арен­
сом, братом Анны Аренс. Но она категорически воз­
ражает против того, что у Льва могли быть конфлик­
ты с Луниным. «В нашем доме были ожесточенные
споры, — признает она, по-видимому, вспоминая послевоенный период, — но они касались вопросов
чисто интеллектуальных, и не все могли их понять».
Когда я спросила Анну о фразе из знаменитого са-

Анна Ахматова

маркандского письма Лунина ( 2 2 ), в котором он ка­
ется в несправедливом отношении к Льву, она от­
ветила, что дед, вероятно, сожалел об аресте Льва в
1938 году, хотя никоим образом не был к этому
причастен. (23)
Каминская вновь повторяет слова матери о том,
что коридор был гораздо уютнее, чем это казалось
Льву. Ее воспоминания о 20—30-х годах явно пока­
зывают, что Лунин умел пробркдать любовь к себе.
Когда Каминская жила в Фонтанном доме после вой­
ны, Лунин был для нее добрым дедушкой, с которым
было так приятно играть. Он часто делал для нее иг­
рушки, потому что денег в доме постоянно не хвата­
ло. Анна отлично запомнила, как он сделал для нее
обруч, который можно было набрасывать на крюк, а
на ее день рождения в мае 1949 года заставил весь
стол самодельными игрушками.
У Ахматовой возникли новые проблемы. Она по­
няла, что советская власть не намерена публиковать
ее стихов. Сталин отлично понимал, что творчество
поэтов и художников следовало использовать в целях
пропаганды нового режима. Вот почему он уговари­
вал Прокофьева вернуться в Россию. Горький, поки­
нувший родину в 1922 году, тоже вернулся, не усто­
яв перед хвалебной кампанией, развернутой в совет­
ской прессе. Впоследствии оба горько пожалели о
своем решении.
Неопубликованный указ о запрете публикации
стихов Ахматовой был принят в 1925 году. Недавно
опубликованные документы говорят о том, что ини­
циатива исходила от самого Сталина. (24) Ахматова
была не единственной, кто пострадал от цензуры.
Осип Мандельштам продолжал печатать критические статьи и прозу, но к 1928 году зарабатывал на
жизнь только переводами и журналистикой. Неко-

^
^

Элен Файнштейн

^

торое время ему помогал Бухарин. Но разногласия
Бухарина со Сталиным по вопросам коллективиза­
ции говорили о том, что очень скоро он сам окажет­
ся в серьезной опасности.
В августе 1929 года в советской прессе начались
нападки на Бориса Пильняка и Евгения Замятина.
Книга Замятина «Мы», в которой он предсказывал
мрачное будущее планового общества, была опубли­
кована в Праге в 1927 году. В повести «Красное де­
рево» Пильняк говорил о крушении революционных
идеалов. Повесть была впервые опубликована в Бер­
лине в 1929 году. Не говоря уже о теме этих произ­
ведений, сам факт публикации за границей расцени­
вался в те времена как серьезное преступление. Пи­
сатели были исключены из Союза писателей. В знак
протеста из союза вышли также Михаил Булгаков и
Борис Пастернак. Ахматова тоже написала письмо
о выходе и передала его Лукницкому 13 октября
1929 года. Лукницкий письма не отправил. По-види­
мому, он гораздо лучше, чем сама Ахматова, понимал
всю опасность ее положения.
П ока еще Ахматова не боялась за себя и даже
продолжала надеяться на то, что ее стихи будут опуб­
ликованы. Она обратилась к Демьяну Бедному, лю­
бимцу Сталина, писавшему простенькие агитки. Под
псевдонимом Демьян Бедный скрывался незаконно­
рожденный сын великого князя. Они с Ахматовой
пообедали в гостинице «Московская», но никаких
действий Бедный не предпринял. Замятин с женой
вскоре покинули Россию. С Запада они стали посы­
лать Ахматовой продукты и деньги, полагая, что ее
положение еще более ухудшилось. Пильняку повезло
меньше. Хотя сталинские чистки еще не начались, но
за писателями, заподозренными в нелояльности вла­
сти, следили очень пристально. Ахматова к тому вре-

Анна Ахматова

мени уже поняла, что на ее стихи наложен офици­
альный запрет.
Хотя Бухарина исключили из Политбюро и сняли
с поста генерального секретаря исполкома Комин­
терна, он все еще сохранял определенное влияние и
мог выхлопотать для Мандельштама разрешение пу­
тешествовать. «Путешествие по Армении», опубли­
кованное в 1933 году, стало последней книгой Ман­
дельштама, выпущенной в Советской России за три­
дцать лет. Другие писатели, в том числе и Булгаков,
попали в когти Сталина. Пьеса Булгакова «Дни Тур­
биных» была поставлена на сцене МХАТа и шла с ог­
ромным успехом. Удивительно, но пьеса понрави­
лась Сталину настолько, что, согласно театральным
хроникам, он смотрел ее пятнадцать раз. Тем не ме­
нее ни одна из поздних пьес Булгакова так и не была
поставлена при жизни писателя. Не позволяли ему и
покинуть Россию, хотя с такой просьбой он обратил­
ся к самому Сталину. Роман Булгакова «Мастер и
Маргарита» увидел свет спустя четверть века после
смерти писателя — лишь в 60-е годы. Михаил Булга­
ков умер в 1940 году.
К 1928 году Сталин окончательно упрочил свое
политическое положение и инициировал план кол­
лективизации земли. Судьба любого крестьянина,
владевшего землей, теперь полностью зависела от ре­
шения местного ОГПу. Всех зажиточных крестьян
выселяли на Север, где большинство их погибло. В этом
году многие рядовые члены партии лишились рабо­
ты. Чаще всего их обвиняли в проявлении сочувствия
к крестьянам во время коллективизации. С точки
зрения Сталина, это был смертный грех. Некоторые
крестьяне, не желая лишаться своей земли, сжигали
собранное зерно. С ними расправлялись безжалостно.
Политика Сталина привела к голоду, особенно обо-

^

Элен Файнгитейн

стрившемуся на Украине, всегда считавшейся глав­
ной житницей страны. Крестьяне умирали, оставляя
записки своим родным: «Сынок, мы не могли боль­
ше ждать. Господь с тобой». (25) Тех, кто оставался в
живых, насильно отправляли в Сибирь, где люди по­
гибали от голода и отсутствия теплой одежды.
Пастернак, путешествовавший по югу России в
начале тридцатых годов, был так потрясен увиден­
ным, что чуть не сошел с ума. Но в то же самое вре­
мя Бернард Шоу, приехавший в Россию с леди Астор, женой известного газетного магната, написал:
«Сталин встретил нас как старых друзей и позволил
нам высказать все, что мы хотели, прежде чем скром­
но заговорить самому». Шоу был не единственным
западным идеалистом, увидевшим лишь то, что захо­
тел увидеть.
Любимцы революции погибали один за другим.
Крестьянский поэт Есенин покончил с собой в 1925 го­
ду. Маяковский, главный поэт революции, сурово осу­
дил самоубийство Есенина и даже написал стихо­
творение, посвященное ему, в котором были такие
строки:
В этой жизни помереть не трудно.
Сделать жизнь значительно трудней. (26)

Но его собственная жизнь становилась все более
сложной. Пьеса Маяковского «Клоп», поставленная
Мейерхольдом в 1929 году, была буквально уничто­
жена критикой. Выставку, посвященную двадцатиле­
тию литературного творчества поэта, бойкотировали
многие писатели.
На встрече со студентами 9 апреля 1930 года Мая$3 ковского засыпали записками с требованиями до­
казать, что кто-нибудь будет читать его стихи через
двадцать лет. Через несколько дней, 14 апреля, Мая-

..любовная лодка
разбилась о быт... (27)

Ахматова не могла забыть того, что Маяковский
сурово критиковал ее собственные стихи. Когда-то
он издевательски прочел ее «Сероглазого короля» на
модный мотивчик, а в другой раз назвал ее наследи­
ем прошлого. Но Ахматова говорила Анатолию Най­
ману (28) о том, что ей нравились стихи, которые
Маяковский писал в начале века, хотя они совершен­
но не походили на ее собственные.
Цветаева всегда восхищалась виртуозностью и
энергией Маяковского. Когда он приехал в Париж,
она самоотверженно защищала его от критики со
стороны эмигрантов. Ахматова была потрясена извес­
тием о самоубийстве поэта. Поразило оно и Пастер­
нака. Пастернак пришел проститься с Маяковским и
был ошеломлен торжественной суровостью его за­
стывшего лица.
Положение Ахматовой тоже ухудшалось. Пунин
ворчал из-за того, что содержание Льва обходится
дорого. Однажды за столом он откровенно сказал,
что масло предназначается только для Ирочки. Ах­
матова навсегда запомнила выражение лица сына,
Но сказать что-нибудь в тот момент она не могла.
В 1940 году, беседуя с Лидией Чуковской, Ахматова

Анна Ахматова

ковский застрелился. В его депрессии повинны не­
сколько факторов. Его унизили студенты, его травили
критики, его отвергла Татьяна Яковлеву с которой
он познакомился в Париже. Но немалую роль в на­
строении поэта сыграла и политическая обстановка
в стране. В предсмертной записке Маяковский напи­
сал небольшое стихотворение. Он просил мать, сес­
тер и товарищей простить его и желал счастья тем,
кто остается жить:

Элеи Файншшейн

говорила, что тот период буквально сокрушил ее дух.
Она не сожалела о попытках обрести семейное сча­
стье, но эта цель так и осталась для нее недостижи­
мой. Тем не менее для молодого сотрудника Пунина,
Всеволода Петрова, Пунин и Ахматова были живым
воплощением России, ушедшей навек. Петрова пора­
жали красноречие и энергия Пунина. Его художест­
венный вкус можно было сравнить только с абсо­
лютным музыкальным слухом.
В сорок три года Ахматова оставалась красивой,
элегантной в любой одежде и очень стройной. Была
ли у нее болезнь Грейвза или нет (29), в то время по­
вышенная активность щитовидной железы не давала
ей полнеть.
На снимках тех лет мы видим утомленные мор­
щинки, залегшие в уголках глаз и рта Ахматовой.
Несмотря на свою бедность, она по-прежнему оста­
валась исключительно аристократичной, и это заме­
чали все без исключения. Как-то раз они с Пильня­
ком ехали на машине. Из-за мелкой поломки им
пришлось остановиться. Крестьяне, работавшие на
поле, подошли помочь, но одна женщина, взглянув
на Ахматову, заявила: «Она же дворянка, разве вы не
видите?» (30)
Ю рий Олеша встречался с Ахматовой в начале
30-х годов. В тот период он был преисполнен созна­
ния собственной значимости, и все же, стоило Ахма­
товой заговорить о Шекспире, как Олеша начинал
чувствовать себя школьником. Ахматова начала пе­
реводить «Макбета». В стихотворении, написанном в
1933 году, накануне сталинского террора, она прово$5 дила параллели между макбетовской Шотландией и
большевистской Россией. Стихотворение начинается
довольно невинно:

Но первая ж е строфа заканчивается зловещей
фразой:
Но мы узнали навсегда,
Что кровью пахнет только кровь. (32)

В последней строфе соединены Понтий Пилат и
леди Макбет, пытавшиеся смыть с рук кровь своих
жертв. В этих стихах трудно не почувствовать ассо­
циаций с ситуацией в Советской России.
В 1930 году Ахматова попыталась уйти от Луни­
на. Друзья предложили подыскать ей квартиру. Но
Пунин заявил, что пребывание Ахматовой в его до­
ме — для него вопрос жизни и смерти. Решимость
Ахматовой ослабела. Она осталась в Фонтанном до­
ме, не имея сил уйти. Лишь летом 1931 года она два­
жды сделала такую попытку: сначала она ухаживала
за Валентиной Щеголевой, женой известного ученого-пушкиниста, а затем за своей маленькой «падче­
рицей», Ириной Луниной.
И в этот момент в нашем повествовании появля­
ется новый персонаж: Эмма Герштейн, верная под­
руга и любимая женщина Льва Гумилева. Эмма была
дочерью известного хирурга. Она была хорошо зна­
кома с Мандельштамами. Они познакомились в са­
натории. Эмма предложила им остановиться в ее мо­
сковской квартире. Осенью 1933 года Осип и Надеж­
да Мандельштамы получили квартиру в доме Союза
писателей в Нащокинском переулке. Первой их гос­
тьей стала Ахматова. Именно Мандельштамы позна­
комили Эмму с Ахматовой.
Лев познакомился с Эммой Герштейн в октябре
1933 года в Центральном бюро секции научных ра-

Анна Ахматова

Привольем пахнет дикий мед,
Пыль — солнечным лучом,
Фиалкою — девичий рот,
А золото — ничем. (31)

Элен Файнгишейн

ботников, где она тогда работала. Лев пришел туда
хлопотать о приеме его в члены профсоюза Эмма взя­
лась за дело очень активно. В своих заметках она пи­
шет о том, что рассказала ей о Льве Надежда Ман­
дельштам: «Девочками совершенно не интересуется.
Обожает мать». (33)
Эмма влюбилась в Льва в тот день, когда они впер­
вые вместе возвращались домой и всю дорогу разго­
варивали. Когда они стали р к е близки, Эмма писала:
«Я смотрела на его тонкую шею, выглядывавшую изза мехового воротника, на склоненную голову в фу­
ражке, я любила его». (34) Хотя мемуары Герштейн
проникнуты восхищением и преклонением перед
Ахматовой, некоторые ее наблюдения явно окраше­
ны любовью к Льву. Она очень подробно и живо опи­
сывает его отношение к матери и горечь, с ней свя­
занную. Получив повестку из ОГПУ, Лев попросил
Эмму проводить его на вокзал, сказав при этом* «Про­
водите меня, пожалуйста, на вокзал. Меня никто ни­
когда в жизни не встречал и не провожал». (34*) На
вокзале они тепло простились, не зная, когда дове­
дется увидеться вновь. Позднее выяснилось, что Льва
вызывали лишь затем, чтобы вернуть ему какие-то
документы. Друга же его, взятого в то же время, при­
говорили к пяти годам заключения.
Лев лишний год проучился в ленинградской шко­
ле, изучая историю. В 1930 году он попытался запи­
саться на курсы немецкого языка в институте, где
работала Эмма, но его не приняли как сына врага
народа. Михаил Ардов, сын близких друзей Ахмато­
вой и верный друг Льва, отлично понимал горечь и
^ обиду друга. Впоследствии он принял сан священни­
ки ка. Мы встретились с ним в церкви в Санкт-Петер­
бурге, и он сказал мне:
«У Льва было много оснований обижаться на мать.

Анна Ахматова

С раннего детства он жил вдали от нее, у бабушки в
Бежецке. Конечно, ему не могли нравиться так назы­
ваемые мужья Ахматовой, которые менялись, словно
в калейдоскопе. Он очень ревновал к «падчерице» Ах­
матовой, Ирине Пуниной... Но самая главная обида,
которая терзала Льва всю жизнь, была в том, что,
как он считал, Ахматова не приложила достаточно
усилий, чтобы вырвать его из лагеря. Это было неспра­
ведливо... Она делала все, что было в ее силах, и я это
точно знаю». (35)
Эмму сближали с Львом невероятная любозна­
тельность и интеллигентность. Сама она с головой
погрузилась в архивы, изучая творчество Лермонтова.
Литературный вкус Герштейн был исключительно
точным Она отличалась невероятной чуткостью. Лев
относился к ней с глубоким уважением Он часто чи­
тал ей стихи, написанные специально для нее, но
Эмма чувствовала, что Гумилеву не удастся поднять­
ся до таких высот, каких достигла его мать. Льву су­
ждено было стать ученым, а не поэтом Порой реак­
ция Эммы на стихи Льва граничила с бестактностью.
Но ее искренняя и преданная любовь смягчала тяже­
лое впечатление от ее слов. Легко понять, почему эти
люди полюбили друг друга, хотя физической красо­
той Эмма не отличалась.
.Мандельштамы не одобряли этих отношений. Осип
Мандельштам как-то сочинил едкую эпиграмму, без­
жалостно напомнив о том, что Эмма была на девять
лет старше Льва. Стихотворение, которое, как счита­
ла Эмма, было посвящено ей, по мнению Надежды
Мандельштам, посвящалось красивой поэтессе Ма­
рии Петровых.
Как-то раз Эмма пришла к Ахматовой в тот момент, когда Лев узнал о зачислении на исторический
факультет Ленинградского университета. Лев был в

S3

Элен Файнгишейн

плаще и фуражке, с кастрюлей горячей воды в руках.
Он был очень возбужден. Эмма подумала, что он рад
видеть ее. Ахматова почувствовала ее радость и суро­
во приказала Льву поставить кастрюлю. Многие упо­
минали о том, что Ахматова не хотела, чтобы ее сын
связал свою жизнь с Эммой. Она не считала ее под­
ходящей женой для Льва, возможно, из-за разницы в
возрасте.
Время от времени Ахматова появлялась в Москве.
Однажды, ночуя у Эммы, она стала говорить о своих
отношениях со Львом. Ахматова пристально разгля­
дывала Эмму, ее бледное лицо, а потом, безо всякой
видимой связи, воскликнула: «Эмма, я хочу внука!»
Она «начинала разговор о том, как ей плохо живется
у Лунина, одна надежда на Леву». (36) Когда он окон­
чил университет, она хотела жить с ним, но оказа­
лось, что «Лева так безумно, так страстно хочет...
уехать в Монголию». Впрочем, Ахматовой было не о
чем беспокоиться: Лев и Эмма не строили планов на
будущее.
Друзья Эммы тоже не были в восторге от ее от­
ношений с Гумилевым. Как-то раз Эмма, приехав в
Ленинград, остановилась на Васильевском острове в
квартире брата Мандельштама, Евгения. Он откро­
венно предостерег ее от дружбы со Львом, посколь­
ку у того могли быть «нехорошие знакомства». Эмма
немедленно ушла из этой квартиры и остановилась у
друзей детства.
Когда Эмма в следующий раз пришла к Ахмато­
вой, Анна Андреевначувствовала себя неважно. Она
лежала на диване. Лунин с женой и дочерью уехали
в Сочи, а свои продуктовые карточки оставили Ах­
матовой. Но у той не было денег, чтобы отоварить
их. Ахматова и Лев очень ослабели. Лев даже плохо
сдал экзамен, потому что от голода у него кружилась

Анна Ахматова

голова. Этот случай ясно доказывает безразличие, ка­
кое Лунин проявлял к жизни Ахматовой в тот период.
И все же, несмотря на многое, что омрачало их
отношения, Ахматову и Лунина связывали глубокие
чувства. Эмма Герштейн как-то стала свидетельни­
цей того, как Ахматова провожала Лунина в Москву
на вокзале. Лунин поднялся в вагон, а Ахматова ос­
талась на перроне. Он хотел открыть окно, но то за­
мерзло, и он мог только постучать по стеклу. Ахма­
това ответила, и они перестукивались так до тех пор,
пока поезд не тронулся.

Глава 10
ТЕРРОР 1933— 1938
Кто же отказывается от собст­
венной жизни?

Ахматова

О ц е н к у последних лет, проведенных с Луниным,
Ахматова дала в своих стихах, в беседах с Лидией Чу­
ковской, а двадцать лет спустя в разговорах с моло­
дыми поэтами Евгением Рейном и Анатолием Най­
маном. (1) Судя по всему, она была очень уязвлена
подобным положением. Многие вспоминали, что Лу­
нин получал удовольствие, намеренно унижая Ахма­
тову на людях. Дочь же его, Ирина, вспоминает об
этом времени совершенно иначе. Ее наблюдениям
можно доверять, но депрессию Ахматовой отрицать
невозможно. В 1933 году она более не могла пола­
гаться на поддержку читателей.
Если Ахматова надеялась на любовь сына, то на­
дежды ее не оправдывались. Как говорит Михаил Ар­
дов, у Льва были основания обижаться на то, что в
детстве мать бросила его на бабушку. Лев всегда стра­
дал от недостатка внимания. Еще в глубоком детстве
он спрашивал мать, сколько минут в день она думает
о нем. Когда же в Советском Союзе наступил период
сталинского правления, поводов для горечи стало
еще больше.
В 1933 году жена Сталина, Надежда Аллилуева,
покончила с собой. Сталин рыдал на ее похоронах.
Он сам и его сыновья бросили по горсти земли на
гроб Надежды. Но личное горе не смягчило жесто-

Анна Ахматова

кое сердце тирана. Вскоре был принят указ, по кото­
рому все, кто обвинялся в терроризме, были лишены
права на защиту. Арестованы были тысячи людей, и
среди них Лев Гумилев.
Лев был у коллеги, специалиста по Ближнему Вос­
току Эбермана. Они обсуждали какой-то перевод. Тут
раздался стук в дверь, вошли энкавэдэшники и обо­
их арестовали. (2) В Tot раз Лев провел в тюрьме
всего девять дней. Обращались с ним не слишком су­
рово. Эберман же так и сгинул. Очень скоро такая
судьба ожидала миллионы русских людей.
Первым из друзей Ахматовой обратил на себя
внимание органов НКВД — бывшего ОГПУ — поэт
Осип Мандельштам. Они с Ахматовой были очень
близки. У них было много общего, оба принадлежа­
ли к течению акмеизма, оба восхищались стихами
Гумилева. Поскольку стихов Ахматовой больше не
печатали, она посвятила это время различным иссле­
дованиям. В 1933 году Мандельштама и Ахматову
увлекла поэзия Данте. Они читали великого поэта
по-итальянски. Как-то раз, когда Ахматова читала
часть из «Чистилища», Мандельштам был так рас­
троган звучанием ее голоса, что расплакался.
И Ахматова, и Мандельштам говорили, что их соб­
ственные стихи приходили к ним короткой музы­
кальной фразой, которая настойчиво звучала в ушах.
Мандельштам обычно ждал, пока фраза эта станет
достаточно ясной, и лишь потом записывал стихо­
творение. После этого он любил прочесть свое новое
творение кому-нибудь. В период с 1933 по 1934 год
первым слушателем его стихов часто становился Лев,
поскольку, приезжая в Москву, он обычно останавливался у Мандельштамов. Но эта честь была опас­
ной. «Все первые слушатели Мандельштама подверг-

$2

Элен Файншшейн

0

лись репрессиям...» — лаконично пишет жена Ман­
дельштама Надежда. (3)
Дружба между Ахматовой и Мандельштамом
особенно укрепилась в начале 30-х годов. Надежда
Яковлевна вспоминает слова Мандельштама о том,
что Ахматова была женщиной, созданной «для това­
рищества, а не для любви», и замечает: «Казалось бы,
что жизненная ставка А. А. — любовь, но эти дела
рушились у нее, как карточные домики, от самого
первого кризиса, а напряженно-личное, яростное от­
ношение к О. М. выдержало все испытания».
Ахматова очень любила находиться в кругу дру­
зей. Она отправлялась в Москву при первой же воз­
можности. Вместе им было очень хорошо, но Гер­
штейн вспоминает, что как-то раз, когда Ахматова в
сопровождении Льва отправилась на вокзал, Ман­
дельштам с облегчением воскликнул: «Наденька, как
хорошо, что она уехала! Слишком много электриче­
ства в одном доме». (4)
Когда Мандельштамы поселились в Нащокинском переулке, Ахматовой стало легче у них останав­
ливаться. Квартиру трудно было назвать роскошной,
но в ней была ванная и большая комната, вдоль сте­
ны которой тянулись длинные ряды некрашеных
книжных полок с книгами Мандельштама. По зако­
нам того времени жильца нельзя было выселить, ес­
ли на спорной площади находилась его кровать. Эм­
ма Герштейн вспоминает, как Надежда Мандель­
штам в день вселения с ночи дежурила у подъезда с
пружинным матрацем, чтобы успеть первой внести
свою кровать в пустую квартиру. Отец Мандельштама, Эмиль, обычно жил в Ленинграде со своим сыном Евгением. Новая квартира дала и ему возмож­
ность время от времени навещать Осипа. Позднее
сюда из Киева переехала мать Надежды, Вера Яков-

Анна Ахматова

левна, которой, по словам Герштейн, пришлось «му­
жественно переносить потрясающее неустройство
своих детей». (5)
Те, кто навещал Ахматову у Мандельштамов, не
могли не заметить ее бедности. Она двадцать лет ез­
дила с одним и тем ж е чемоданом, давно лишив­
шимся замков и перевязанным для надежности бе­
чевкой. У нее была одна старая шляпа и легкое паль­
то, которое она носила в любую погоду. Впрочем,
позднее подруга Ахматовой, Валентина Щеголева,
подарила ей шубу. Дома Ахматова обычно ходила в
малиновых пижамах. И очень долго она носила свою
знаменитую челку.
На первом этаже того же дома жил писатель-са­
тирик Виктор Ардов со своей молодой женой Н и­
ной Ольшевской, актрисой МХАТа, и ее сыном от
первого брака Алексеем Баталовым. Нина была од­
ной из первых выпускниц школы Станиславского.
Она была очень красива. Кроме работы в театре, она
увлекалась рисованием карикатур. Поскольку в квар­
тире Мандельштамов места для Ахматовой и Льва
не хватало, когда приезжала Анна Андреевна, Лев ус­
тупал свое место ей, а сам отправлялся к Ардовым.
Мир этих людей разительно отличался от того, кото­
рый окружал Льва в повседневной жизни. Его пора­
жала красота Нины. Над ее диваном висели портре­
ты великих поэтов, когда-то влюбленных в нее. Со
Львом она тоже флиртовала, и тот как-то признался
Эмме Герштейн: «Я не могу оставаться равнодуш­
ным, когда она лежит с полуоткрытой грудью и смот­
рит на меня своими блестящими черными глазами».
(6) Нина восхищалась Ахматовой с первого ж е дня,
когда увидела, как она величественно поднимается
по лестнице в квартиру Мандельштамов. Они стали
близкими подругами.

^
2}

Элен Файнгишейн

В начале 1934 года Ахматова провела в Нащокинском переулке у Мандельштамов целый месяц.
13 мая она приехала снова и привезла свой скульп­
турный портрет работы Елены Данько. Ахматова со­
биралась продать статуэтку, чтобы купить билет об­
ратно. Лев, живш ий в то время у Мандельштамов,
отправился на вокзал встречать мать. Но они как-то
разминулись. Это очень встревожило Ахматову. Впро­
чем, непонятно, что ее больше огорчило — отсутст­
вие на вокзале сына или Осипа Мандельштама. Ман­
дельштам всегда засыпал ее шутками и анекдотами.
Ахматова приезжала в Москву не ради встречи с сы­
ном, а уступая настойчивым приглашениям Осипа.
Обычно Ахматова ночевала в маленькой кухне
Мандельштамов. Газ еще не подключили, поэтому На­
дежда Яковлевна обычно накрывала плиту клеенкой
и готовила на керосинке. На этот раз готовить было
нечего. Мандельштам обошел всех соседей и раздо­
был для Ахматовой одно яйцо.
В час ночи раздался стук в дверь. В квартиру во­
шли несколько переодетых энкавэдэшников. Они про­
верили документы у всех присутствующих, а потом
начали обыск. Они перевернули всю квартиру в по­
исках компрометирующих материалов, швыряя ру­
кописи поэта на пол. Затем они вручили Мандель­
штаму ордер на арест, подписанный Генрихом Яго­
дой. «Вдруг Анна Андреевна сказала, чтобы О. М. пе­
ред уходом поел, и протянула ему яйцо. Он согласил­
ся, присел к столу, посолил и съел...» (7) Обыск про­
должался всю ночь, а утром Мандельштама забрали.
На следующий день Надежда Мандельштам и Ахма­
това оказались в разоренной квартире. Ахматова посоветовала не убираться, а оставить разбросанные
бумаги так, как есть.
Утром проведать мать приехал Лев. Он знал, что

Анна Ахматова

Мандельштамы встают рано. Но Надежда велела ему
как можно быстрее уходить, чтобы не подвергнуться
опасности. Надежда Мандельштам оставила пре­
красное описание Льва, который был одержим мыс­
лью о том, что он всем приносит несчастье. «Наш дом
оказался зачумленным и гибельным для всех, кто под­
вержен инфекции... уходите, — сказала я, — уходите
скорей — ночью забрали Осю». (8)
Вскоре энкавэдэшники вернулись и забрали часть
рукописей. Ахматова и Надежда Яковлевна отлично
знали, что ищут: стихотворение Мандельштама о Ста­
лине «Волк». Мандельштам не обладал ни физиче­
ской силой, ни достаточной выдержкой. От него по­
требовалась почти безумная храбрость, чтобы напи­
сать такое стихотворение и прочесть его друзьям.
Неудивительно, что в феврале 1934 года он говорил
Ахматовой, что готов к смерти.
Ахматова еще немного побыла с Надеждой, а по­
том бросилась к Пастернаку, который был близок к
Бухарину, занимавшему тогда пост главного редактора
«Известий». Затем Ахматова направилась в Кремль,
чтобы встретиться со старым товарищем Сталина,
Авелем Енукидзе. Неясно, имели ли все эти шаги ка­
кие-то последствия. Как раз в то время Сталин не­
ожиданно позвонил Пастернаку и спросил его мне­
ние о стихах Мандельштама. Когда Пастернак слегка
замялся, пытаясь понять, какой ответ будет наиболее
полезен для Осипа Эмильевича, Сталин заявил, что
за друзей нужно заступаться увереннее. Когда Пас­
тернак сказал, что ему хотелось бы поговорить со Ста­
линым на другие темы — о жизни и смерти, Сталин
повесил трубку. Пастернак попытался вновь набрать
номер, но трубку так и не взяли. Существует много
рассказов об этом звонке, но Пастернак уверяет, что

?!

Элен Файнгишейн

успел только назвать Мандельштама настоящим «мас­
тером».
Мандельштам никогда не записывал опасного
стихотворения на бумаге. Впрочем, когда он оказал­
ся на Лубянке, это ему не помогло. Сохранить досто­
инство и разум в тюрьме было почти невозможно.
Находясь в камере, Мандельштам часто слышал жен­
ский голос. Ему казалось, что это голос Надежды. Ко­
гда жене позволили первое свидание, он был почти
безумен.
За помощью Ахматова обратилась и к писатель­
нице Лидии Сейфуллиной, у которой были связи в
НКВД. Сейфуллина прекрасно понимала положение
самой Ахматовой и посоветовала ей не вмешиваться
в это дело. Когда Надежде Яковлевне позволили сви­
дание с мужем, Мандельштам сообщил ей, что у сле­
дователя есть текст его стихотворения, первой его
версии, где в четвертой строке говорилось об убийст­
вах крестьян.
Судя по описаниям допросов Мандельштама (9),
он откровенно прочел свое стихотворение о Сталине
своим мучителям и признал свое авторство. С неко­
торым пафосом он добавил: «Я не записывал его, но
читал моей жене, моему брату, писательнице Анне
Ахматовой и ее сыну, Льву Гумилеву». Мандельштам
перечислил всех, кто слышал «Волка». В этот список
вошли также Пастернак и Эмма Герштейн. Эмма
Герштейн знала четырнадцать человек, слышавших
стихотворение. Один из них, по-видимому, и сооб­
щил обо всем в органы. Надежда Мандельштам пи­
шет о том, что у следователя был текст стихотворения, написанный рукой Марии Петровых, которую
2} считали связанной с НКВД. Но Ахматова утвержда­
ла, что это совершенно не так. Она сохраняла самые
теплые отношения с Петровых в течение тридцати лет.

Анна Ахматова

В любом случае, приговор Мандельштаму был ку­
да мягче, чем мог бы быть. Его на три года сослали в
маленький уральский городок Чердынь на реке Ка­
ме. Надежде Яковлевне позволили сопровождать му­
ж а в ссылке. Ахматова уехала в Ленинград, так и не
повидав Мандельштама. Психическое здоровье Ман­
дельштама пошатнулось. Он был убежден в том, что
его убьют, несмотря на кажущееся освобождение.
Он считал, что Ахматова была арестована и подверг­
нута допросу. В чердынской больнице он сломал ру­
ку, пытаясь выпрыгнуть из окна. С помощью Буха­
рина Мандельштаму заменили место ссылки. Он мог
поселиться в любом месте, за исключением двена­
дцати самых крупных городов. Мандельштамы вы­
брали Воронеж.
Арест Мандельштама напугал московские лите­
ратурные круги. Услышав о приговоре, жена Булга­
кова разрыдалась. П римерно в то же время Эмма
Герштейн вновь встретилась со Львом Он возвращал­
ся из экспедиции на Дон и на день остановился в Мо­
скве. Эмма запомнила какой-то нелепый пиджак и
брюки с огромными заплатами на коленях. Лев от­
растил тонкие татарские усики. Он стал совсем дру­
гим. Лев рассказал Эмме о разговорах в доме Луни­
на, которые могли быть услышаны и ложно истолко­
ваны (это вполне согласуется с тем, о чем пишет
Анна Каминская). Об этих разговорах стало известно
властям. Летом допрашивали и арестовали одного из
друзей Льва. Лев с Эммой отправились на службу в
церковь, а потом вернулись домой. Лев заявил: «Ко­
гда я приеду в Ленинград, они меня арестуют». На
этот раз его предсказание не сбылось.
Ссылки и аресты были ужасны, но настоящий терpop начался лишь после убийства Сергея Кирова.
29 ноября 1934 года жена Булгакова, Сталин и Сер-

2}

Элен Файнштейн

гей Киров посетили Московский Художественный
театр. Ничто не предвещало беды. Киров был весе­
лым, обаятельным мужчиной. Его очень любили жен­
щины. Он обожал ходить в походы, занимался аль­
пинизмом. Киров был большим любителем оперы и
балета, а на досуге исполнял оперные арии. Всем ка­
залось, что он был фаворитом Сталина. Сталин даже
надписал ему книгу: «Моему другу и любимому бра­
ту». Впрочем, Кирова должно было встревожить то,
что его авторитет в партии рос на глазах. На съезде
партии он получил голосов больше, чем сам Сталин.
Спустя два дня Киров был застрелен в Ленингра­
де Леонидом Николаевым. Николаев пытался застре­
литься, но ему помешали. Ходили слухи о том, что
Сталин сам организовал это убийство. Такой точки
зрения придерживались и Хрущев, и Микоян. (10)
Так или иначе, но убийство Кирова дало Сталину от­
личный повод для развязывания террора.
Мстительность Сталина превзошла все ожидания.
Он издал закон, по которому суд над террористами
должен был проходить в течение десяти дней после
ареста. Смертные же приговоры приводились в ис­
полнение немедленно. В декабре 1934 года были рас­
стреляны 6501 человек, в том числе и невиновные
родственники арестованных. В середине января 1935 го­
да один из замученных узников назвал имена старых
большевиков Зиновьева и Каменева Сначала Каменев
отказывался признавать свою вину, но запугивание и
лишение сна сыграли свою роль. Ежов угрожал Ка­
меневу расстрелом сына. На суде Каменев вел себя с
достоинством, но все же и он, и Зиновьев признали
свою вину в обмен на обещание безопасности для
себя и своих родных. Зиновьева приговорили к деся­
ти годам заключения, Каменева — к пяти. Их про­
должали допрашивать, и в тюрьмы попадали все но-

Анна Ахматова

вые люди. Сталин не щадил даже самых близких. Его
собственный телохранитель погиб в автокатастрофе
при весьма подозрительных обстоятельствах. Скоро
арестованных стало так много, что тюрьмы и лагеря
не справлялись с наплывом заключенных.
Все были напуганы. Летом 1935 года Ахматова
встретила Пастернака, вернувшегося с Международ­
ного конгресса писателей, проходившего в Париже.
Обоим поэтам было трудно писать. Пастернак дове­
рил Ахматовой свои проблемы. Та и сама была в слож­
ном положении. Ей казалось, что муза оставила ее.
Нине Ольшевской Ахматова признавалась, что уже
написала все, что могла. Стихи больше не приходили
к ней.
В такой обстановке осенью 1935 года арестовали
Льва. Вместе с ним арестовали Пунина. Ситуация
складывалась для обоих очень серьезно. Льва забрали
вместе с несколькими студентами исторического фа­
культета. Всех объявили виновными в принадлежно­
сти к антисоветской организации. «Все мы оказались
в Большом доме, в новом здании областного управле­
ния НКВД на Литейном». (11) Ахматова и жена Пу­
нина немедленно принялись сжигать все документы,
которые могли бы каким-либо образом скомпроме­
тировать Николая Николаевича.
Анна Каминская называет иные причины ареста
Пунина и Гумилева За обедом в мае 1935 года Пунин
сделал фотографию с помощью необычной химиче­
ской вспышки. А потом сказал удивленным гостям,
что с помощью такой камеры можно было бы убить
Кирова и даже Сталина. Разумеется, он имел в виду,
что звук сработавшей вспышки заглушил бы звук вы­
стрела Но об этом замечании стало известно в НКВД.
По мнению Каминской, об этом сообщил друг Льва
по имени Аркадий. (12) Этот человек часто бывал в

Элен Файншшейн

доме, помогал чинить мебель и выполнял разные
мелкие поручения по хозяйству. Он частенько обедал
с семьей. Непонятно, какие причины заставили его
пойти на предательство, но тому может быть мно­
жество объяснений: страх, жадность, желание защи­
тить собственную семью. В те времена говорили, что
когда собирается десять человек, один из них обяза­
тельно стукач. Шутка Лунина была более чем легко­
мысленной.
Через несколько дней после ареста Льва и Луни­
на Эмма Герштейн обнаружила Ахматову у дверей
своей квартиры со стареньким, видавшим виды че­
моданчиком. Она провела в передней несколько ча­
сов. Эмма провела Анну Андреевну в квартиру и ос­
тавила на ночь. Эмма заметила, что глаза у Ахмато­
вой запали, а у переносицы образовались треугольни­
ки, которые так никогда и не прошли. После ареста
Льва Ахматова стала напоминать Эмме подстрелен­
ную птицу. Люди, узнававшие ее на улице, с ужасом
и жалостью замечали произошедшую с ней перемену.
Ахматовой пытались помочь, в том числе Булга­
ковы и писательница Лидия Сейфуллина, имевшая
связи и в руководстве коммунистической партии, и в
НКВД. Ахматова хотела сразу же броситься к Сейфуллиной, но забыла адрес Эмма Герштейн выяснила,
что Сейфуллина жила в писательском доме в Камер­
герском переулке. Ахматова никак не могла перейти
улицу, чтобы сесть в такси. Она, казалось, обезумела,
что-то несвязно бормотала, вскрикивала. Много лет
спустя Ахматова прочла Эмме новое стихотворение.
Строки показались Эмме знакомыми. Ахматова ска­
зала, что сочиняла его в том такси.
Сейфуллина посоветовала Ахматовой написать
самому Сталину и заверила, что Александр Поскребы­
шев, секретарь Сталина, обязательно передаст пись-

«Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович!
Зная Ваше внимательное отношение к культур­
ным силам страны и в частности к писателям, я реша­
юсь обратиться к Вам с этим письмом. 23 октября в
Ленинграде арестованы Н.К.В.Д. мой муж Николай
Николаевич (профессор Академии художеств) и мой
сын Лев Николаевич Гумилев (студент Л.Г.У).
Иосиф Виссарионович, я не знаю, в чем их обвиня­
ют, но даю Вам честное слово, что они не фашисты, не
шпионы, не участники контрреволюционных обществ.
Я живу в С.С.Р. с начала Революции, я никогда не
хотела покинуть страну, с которой связана разумом
и сердцем. Несмотря на то, что стихи мои не печата­
ются и отзывы критики доставляют мне много горь­
ких минут, я не падала духом; в очень тяжелых мо­
ральных и материальных условиях я продолжала
работать и уже напечатала одну работу о Пушкине,
вторая печатается.
В Ленинграде я живу очень уединенно и часто по­
долгу болею. Арест двух единственно близких мне лю­
дей наносит мне такой удар, который я уже не могу
пережить.
Я прошу Вас, Иосиф Виссарионович, вернуть мне
мужа и сына, уверенная, что об этом никогда никто
не пожалеет». (13)
Письмо подписано: «Анна Ахматова, 1-е ноября
1935». Пастернак в тот же день обратился к Сталину
с собственным письмом:

Анна Ахматова

мо. На следующий день Борис Пильняк отвез Ахма­
тову в Кремль, чтобы передать письмо. Ахматова су­
мела даже в этот момент сохранить достоинство и
гордость. Вот что она написала:

^

Элен Файнштейн
200

«Однажды Вы упрекнули меня в безразличии к
судьбе товарища. (14) Помимо той ценности, какую
имеет жизнь Ахматовой для нас и нашей культуры,
она мне еще дорога и как моя собственная по всему
тому, что я о ней знаю. С начала моей литературной
•судьбы я свидетель ее честного, трудного и безропот­
ного существования.
Я прошу Вас, Иосиф Виссарионович, помочь Ах­
матовой и освободить ее мужа и сына, отношение к
которым Ахматовой является для меня категориче­
ским залогом их честности». (15)
Письма принесли результаты. Свидетельством то­
му м ож ет служить собственноручная резолюция
Сталина на обращении Ахматовой. Она гласит: «т.
Ягода. Освободить из-под ареста и Лунина и Гумиле­
ва и сообщить об исполнении. И. Сталин». (16)
Борис Пастернак говорил Ахматовой, что нико­
гда не писал подобных писем Она понимала, что ради
нее он пошел на большой риск. В тот день Ахматова
была у Пастернаков. Они предложили ей остаться
переночевать. На следующее утро пришла телеграм­
ма о том, что Лунин и Лев освобождены. Пунин был
настолько поражен своим освобождением, что, когда
его разбудили ночью и сообщили об этом, спросил,
нельзя ли остаться в тюрьме до утра, когда начнут
ходить трамваи. Хотя отношения Ахматовой с Луни­
ным изменились, известие о его освобождении ее
очень обрадовало.
Лев сразу понял, что его освободили только благо­
даря вмешательству матери и ее знакомствам в лите­
ратурных кругах. Но все же он считал, что его и дру­
гих студентов освободили потому, что «был освобож­
ден главный организатор «преступной группы» —
Николай Николаевич Пунин». Все были освобожде-

Анна Ахматова
201

ны в ноябре 1935 года. Льва очень раздражало то,
что после освобождения Пунин оказался в более ком­
фортном положении. Сергею Лаврову Гумилев гово­
рил о том, что он страдал более других. Его исключи­
ли из университета, всю зиму он едва сводил концы с
концами, даже голодал, потому что Пунин забрал все
продуктовые карточки Ахматовой и запрещал ей
приглашать сына к обеду, твердя, что ему «не про­
кормить весь город». Лев оставался для Лунина абсо­
лютно чужим и неприятным человеком. (17)
Как замечает Сергей Лавров, Льва очень обижало
то, что не он занимал первое место в душе матери.
Конечно, эта обида сформировалась еще в детстве,
но и Эмма Герштейн подтверждает то, что основа­
ния обижаться у Льва были. Она вспоминает, как ей
позвонила Анна Ахматова: «Эмма, он дома!» Я с ужа­
сом: «Кто он?» — «Николаша, конечно». Я робко:
«А Лева?» — «Лева тоже». (18) Вряд ли столь уважи­
тельно относившаяся к Ахматовой Герштейн стала
бы наговаривать на нее лишнее. Лавров с ужасом при­
водит лаконичные слова Льва: «Пунин вернулся на
работу, а меня выдворили из университета. В ту зиму
я страшно голодал».
Лев не преувеличивал. После освобождения он
переселился из Фонтанного дома к своему другу Ак­
селю, но обедать приходил к матери. У него не было
постоянной работы. Он вечно был голоден. Друзья
по университету вспоминают о тех унижениях, ко­
торые ему пришлось перенести. Лев вспоминал, что,
когда у Ахматовой были гости, она говорила им, что
ему нужно уходить, и чаще всего в таких ситуациях его
на кухне подкармливала жена Лунина, Анна Аренс.
Трудно поверить в подобное, поскольку раньше Ах­
матова спокойно раздавала пищу посторонним лю­
дям в самые голодные времена. Возможно, присутст-

Элен Файнгитейн
202

вие Льва просто затрудняло обычное человеческое
общение. Эмма Герштейн вспоминает, что Лев часто
находился в состоянии, близком к каталепсии. Пове­
дение Лунина тоже изменилось: «Он часто сиживал
за столом в красном халате и раскладывал пасьянс.
А то запирался в кабинете, выходил проглотить ста­
кан чая, приговаривал: «Как хорошо мне пишется,
уже целый лист накатал». (19)
Когда на стол подавали блюдо с нарезанным лом­
тиками мясом, Лунин громко сообщал всем, чтобы
не брали слишком много. Разговоры за столом зати­
хали. Эмма Герштейн вспоминает, как однажды, ко­
гда она обедала с Луниным, Анной Аренс, Ахматовой
и Львом, зашел разговор о «бездельниках». «Анна Ев­
геньевна вдруг изрекла: «Не знаю, кто здесь дармое­
ды». Лева и Анна Андреевна сразу выпрямились. Не­
сколько минут я не видела ничего, кроме этих двух
гордых и обиженных фигур, как будто связанных не­
видимой нитью». (20)
После того как Льва выпустили, Эмма попросила
Ахматову передать ему письмо, но Ахматова отказа­
лась. Она боялась писем. Существовал риск, что их
могут обнаружить при обыске в поезде. Тогда Гер­
штейн попросила передать Льву ее совет на словах:
он должен использовать время для получения дипло­
ма экстерном. Ахматова была тронута этой заботой.
Перед отъездом она нежно поцеловала Эмму. Тем не
менее, описывая эту историю в собственных мемуа­
рах, Герштейн не может отделаться от чувства горе­
чи. Она нашла способ отправить письмо через худож­
ника Александра Осмеркина, который сумел привез­
ти ей ответ от Льва. В письме он описывал все свои
злоключения в Ленинградском университете. Пись­
мо заканчивалось словами: «Единственный выход —

Анна Ахматова
2 03

переехать в Москву. Только при Вашей поддержке я
смогу жить и хоть немножко работать». (20*)
Судя по всему, от Эммы Лев зависел в то время
еще сильнее, чем от матери. К сожалению, в 1938 го­
ду Герштейн была вынуждена сжечь письмо, опаса­
ясь, что оно может повредить Льву. У нас нет доку­
ментов, подтверждающих эту историю. В самом
конце 1936 года Ахматова проездом к Мандельшта­
мам в Воронеж оказалась в Москве. Эмма показала
ей письмо Льва. «Дочитав до конца, она произнесла
железным голосом: «Лева может жить только при
мне». (20**) Герштейн пишет, что с тех пор Ахмато­
ва более не пускала Льва в Москву.
В отношениях с мужчинами Ахматова никогда
не была собственницей, но отношения с сыном игра­
ли в ее жизни значительно более важную роль. Есте­
ственно, что в преданности Герштейн она чувствова­
ла угрозу. По крайней мере, Эмма всегда так считала.
Весной Ахматова уехала в Старки, имение Василия
Шервинского. Вернулась она только в июле Герштейн
пишет, что Ахматова встретила ее «по-женски, как
победившая соперница. «Лева так хотел меня видеть,
что по дороге в экспедицию приехал из Москвы ко
мне в Старки», — объявила она». (21) Поскольку
Герштейн не подозревала, что Лев проезжал через
Москву, ей было очень больно узнать, что он не по­
пытался ей даже позвонить. Эта история рассказана
в воспоминаниях Герштейн в разделе «Лишняя лю­
бовь». Книга Эммы Герштейн была опубликована
только в 1998 году и произвела в Москве настоящую
сенсацию. Анатолий Найман говорил, что не пред­
ставляет себе, как интеллигентная ж енщ ина могла
написать подобное об Ахматовой. (22)
В 1936 году были арестованы так называемые
троцкисты, то есть последователи Льва Троцкого.

Элен Файншшейн
204

Многие были расстреляны. Наиболее ж е видных
троцкистов использовали для показательных полити­
ческих процессов. Сталин приказал любыми средст­
вами добиться признательных показаний. Максим
Горький был болен и подавлен тем, что происходило
в стране. (НКВД печатало фальшивые выпуски «Прав­
ды» специально для Горького, чтобы он не узнал о
казни своего друга Каменева.) (23)
Горький умер 18 июня. В феврале при загадочных
обстоятельствах умерла Александра Канель, ближай­
шая подруга отца Эммы Герштейн. Она лечила мно­
гих руководителей коммунистической партии, в том
числе и Молотова. В 1932 году ее вызвали зафикси­
ровать смерть жены Сталина, Надежды Аллилуевой.
Она отказалась подписать свидетельство, в котором
причиной смерти назывался аппендицит. В 1935 го­
ду ее уволили. Смерть Александры Канель в 1936 го­
ду показалась Эмме Герштейн подозрительной.
В 1936 году Ахматова отправилась к Мандель­
штамам в Воронеж. Ее не испугала даже мучитель­
ная 36-часовая дорога. Брат Осипа, Евгений, встре­
тивший Ахматову в поезде, не подумал заказать для
нее постель. Когда же он извинился, Ахматова отве­
тила с царственным величием: «Это неважно». С по­
езда она сошла постаревшей и измученной, но стои­
ло ей оказаться у Мандельштамов, как в обществе
друзей к ней вернулась прежняя красота.
В 1936 году Виктор Ардов, знавший, что Льву не
позволено учиться в Ленинградском университете,
предложил ему поступить на первый курс в универ­
ситет московский. Льву было уже двадцать четыре
года, и он отверг это предложение. Видя его боль,
Эмма Герштейн нашла отличный способ помочь ему.
Она убедила его в том, что он станет историком, при­
знает это Ленинград или нет. Лев не раз говорил Эм-

1 Денег хватало только на папиросы.

Анна Ахматова

ме о том, что она — единственная женщина, кото­
рую он любил. Но уже на следующее утро он плакал,
жаловался и говорил только о матери.
Ардов «пробил» для Льва комнату в Москве. Эм­
ма считала, что он обязательно должен учиться в Мо­
сковском университете, даже если ему не хочется
поступать на первый курс. Она была рада тому, что
им удастся теперь быть вместе. Лев вернулся в Ле­
нинград, как полагала Эмма, для того, чтобы собрать
вещи. К ее глубокому разочарованию, Лев не вернул­
ся. Весь ноябрь и декабрь она ничего о нем не знала.
Ахматова не сообщала о новом аресте, поэтому Эм­
ма решила, что Лев просто передумал и решил бро­
сить ее.
Жизнь Ахматовой тоже складывалась непросто.
31 декабря 1936 года она писала Эмме Герштейн:
«Меня сняли с пенсии, что, как Вы можете себе пред­
ставить, сильно осложняет мое существование. Надо
бы в Москву, да сил нет». (24) Пенсия для Ахматовой
была единственным источником средств к существо­
ванию1, и теперь она полностью зависела от Лунина.
Во многих стихах, написанных в 1936 году, Ахма­
това пишет о своем одиночестве, еще более усугубив­
шемся после разрыва отношений с Луниным. У Н и­
колая Николаевича появилась новая любовница, Мар­
та Голубева, искусствовед, написавшая вместе с ним
ряд статей. Марта жила в доме отца на Фонтанке. Она
не стремилась войти в дом Луниных, хотя оставалась
ближайшей подругой Лунина до конца его жизни.
Поскольку дневников Лунина 1935—1936 годов не
сохранилось, мы можем только догадываться о при­
роде его чувств. Ахматова отошла в сторону гордо, но
чувствовала себя несчастной:

Элен Файнгишейн

От тебя я сердце скрыла,
Словно бросила в Неву...
Прирученной и бескрылой
Я в дому твоем живу.
Только... ночью слышу скрипы.
Что там — в сумраках чужих?
Шереметевские липы...
Перекличка домовых...
Осторожно подступает,
Как журчание воды,
К уху жарко приникает
Черный шепоток беды —
И бормочет, словно дело
Ей всю ночь возиться тут:
«Ты уюта захотела,
Знаешь, где он — твой уют?» (25)

Если истолковать последние строки как то, что
уют можно обрести только в смерти, нужно сказать,
что Ахматова категорически отрицала саму возмож­
ность самоубийства и не изменила своего мнения да­
ж е перед лицом немыслимых катастроф. Она стала
чаще наезжать в Москву, где ее принимали Ардовы.
Лунин не мог освободиться от чувства к Ахмато­
вой. 30 июля 1936 года он записал в дневнике: «Ан. по­
бедила в этом пятнадцатилетием бою». (26) Его глу­
боко обидело стихотворение Ахматовой «Последний
тост»:

20 6

Я пью за разоренный дом,
За злую жизнь мою,
За одиночество вдвоем
И за тебя я пью, —
За ложь меня предавших уст,
За мертвый холод глаз,
За то, что мир жесток и пуст,
За то, что Бог не спас. (27)

Он слал телеграммы (и деньги) в Москву, писал,
что любит ее. Ахматова не ответила. 1 августа он сам
бросился в Москву и с радостью обнаружил, что Ан­
на рада его видеть, а телеграмму и деньги просто не

Анна Ахматова
207

получила. Они провели несколько дней вместе, но
счастья это не принесло. В том же месяце Ахматова
написала стихотворение о Данте, изгнанном Флорен­
цией. Вдали от любимого Петербурга она чувствова­
ла себя изгнанницей.
Иллюзорная надежда все еще тлела. В январе
1937 года по настоянию Лунина Льва восстановили
в Ленинградском университете и позволили учиться
на третьем курсе. Он по-прежнему жил с Акселем.
На стене своей комнаты Лев повесил портрет Нико­
лая Гумилева. Чистота постельного белья была со­
мнительна, и чаще всего Лев спал на полу, на мед­
вежьей шкуре.
Иногда он уезжал в деревню со своим сводным
братом Орестом, о чьем существовании ни он сам,
ни Ахматова долгое время не знали. Орест был сы­
ном актрисы театра Мейерхольда Ольги Высотской
и Гумилева. Он родился в 1913 году. Лев был очень
рад появлению нового родственника. Да и Ахматова
признала в Оресте сына Гумилева. «У него руки, как
у Коли», — утверждала она. (28)
Лев также продолжал приезжать в Москву, к Ар­
довым. В 1936 году семья Ардовых поселилась на
Ордынке — их адрес упоминается во всех воспоми­
наниях об этом периоде жизни Ахматовой. Ардов
мог даже приглашать Льва в «Метрополь» и ездить с
ним на такси. Лев говорил Эмме: «Я здесь для вас, но
я не могу устоять перед красивой жизнью». (28*)
В мае 1937 года Мандельштаму позволили вер­
нуться из Воронежа. Ахматова встретилась с ним осе­
нью, когда Осип и Надежда на два дня приехали в
Ленинград и им негде было остановиться. «Осип пло­
хо дышал, ловил воздух губами. Я пришла, чтобы по­
видаться с ними, не помню, куда. Все было, как в
страшном сне. Кто-то, пришедший после меня, ска-

Элен Файнгишейн
20 8

зал: у отца Осипа Эмильевича (у «деда») нет теплой
одежды. Осип снял бывший у него под пиджаком
свитер и отдал его для передачи отцу». (29)
К этому времени изоляция Ахматовой от литера­
турного сообщества стала полной и окончательной.
Ее даже не пригласили на торжества, посвященные
столетию со дня гибели Пушкина. Этот вечер она про­
вела в печальном одиночестве. В 1937 году она на ко­
роткое время легла в Обуховскую больницу для об­
следования. Лев пытался ухаживать за ней, но был
слишком нервным и возбужденным. Одиночество
Ахматовой только усугубилось.
Точка зрения Льва резко отличалась от мыслей
его матери. Ахматова всегда была близка с евреями.
Многие мужчины, которых она любила (Модильяни,
Лурье, а позднее Исайя Берлин), были евреями. Лев
ж е придерживался реакционных, почти черносотен­
ных взглядов. О его антисемитизме пишут многие.
Он считал, что счастливым государством может быть
только националистическая Россия. Лев говорил ев­
рейке Эмме Герштейн: «Как глупо делают люди, ко­
торые рожают детей от смешанных браков. Через ка­
ких-нибудь восемь лет, когда в России будет фашизм,
детей от евреев нигде не будут принимать, в общест­
во не будут пускать, как метисов или мулатов». (30)
Хотя множество евреев пострадало в чистках 1937
года, антисемитизм еще не стал государственной по­
литикой, а в домашней обстановке даже осуждался.
Мне много раз объясняли причины нелюбви Льва
Гумилева к евреям. Кто-то приписывал его отноше­
ние тому, что в тюрьмах и лагерях ему не раз при­
ходилось сталкиваться со следователями-евреями,
отличавшимися особой жестокостью. Но я убежде­
на, что его взгляды сформировались задолго до заклю­
чения.

Анна Ахматова
20 9

Советских людей учили тому, что враги, поддер­
живаемые силами извне, проникли во все слои об­
щества. Когда людей допрашивали об их соседях, они
охотно давали показания, не опасаясь за собственную
судьбу. Во времена Ежова были проведены показа­
тельные процессы и казни многих представителей
интеллигенции. 1937 год вошел в русскую историю
под названием «ежовщины». В тюрьмах оказались
миллионы людей, убежденных в том, что происходит
какая-то жестокая ошибка. Пытки стали нормой, вы­
бить из арестанта любое признание не представляло
труда. Те, кто остался на свободе, могли тешить себя
мыслью о том, что они-то вне опасности, но в словах
и поступках все проявляли невероятную осторож­
ность.
Первый показательный процесс начался 19 авгу­
ста 1936 года. Газета «Правда» и популярный поэт
Демьян Бедный громогласно призывали казнить вра­
гов Советского государства. Представители интелли­
генции не смели возражать. Эйзенштейн в то время
находился в Голливуде. Его вызвали в Россию рабо­
тать над «Бежиным лугом». По приезде ему приказа­
ли вырезать из фильма «Октябрь» ряд сцен. Фигура
Троцкого должна была быть изъята из русской исто­
рии.
Ко 2 июля 1937 года потенциальных преступни­
ков перестали выявлять по именам и конкретным пре­
ступлениям. Местным партийным органам спуска­
лась разнарядка: столько-то врагов народа первой
категории должно быть расстреляно, столысо-то от­
носящихся ко второй категории следовало депорти­
ровать. Сталин продолжал настаивать на том, чтобы
все заключенные перед смертью подписывали при­
знания в своих преступлениях, вырванные пытками
или угрозами для жизни их родных и близких.

Элен Файнштейн
210

Арестованный Бухарин из тюрьмы написал Ста­
лину письмо, в котором предполагал, что у вождя есть
«какая-то большая и смелая политическая идея гене­
ральной чистки». Очень скоро он сам стал жертвой
монстра, которого породил. Большинство людей пы­
талось убедить себя, что в арестах и казнях есть ка­
кой-то особый смысл. Это помогало верить в то, что
невиновные находятся в безопасности. Ахматовой
же было ясно, что аресты не вызваны никакими яв­
ными причинами. Она часто повторяла, что «люди
должны понимать, что их могут арестовать ни за что»..
По иронии судьбы именно в 1937 году Льва вос­
становили на историческом факультете Ленинград­
ского университета и позволили сдать экзамены. Лев
полагал, что это чудо произошло благодаря личной
храбрости ректора, профессора Михаила Семенови­
ча Лазуркина. К несчастью, в том же году Лазуркин
вместе с женой был арестован и расстрелян. Его тело
выбросили из окна, чтобы инсценировать самоубий­
ство. В 1938 году, когда Лев учился на четвертом кур­
се университета, его арестовали в третий раз. Воз­
можно, поводом послужили его собственные действия.
Лев присутствовал на лекции, которую читал про­
фессор Пумпянский. Темой лекции была русская ли­
тература XX века. Вот что вспоминает Лев Николае­
вич: «...Лектор стал потешаться над стихами и лично­
стью моего отца. «Поэт писал про Абиссинию, —
восклицал он, — а сам не был дальше Алжира... Вот
он — пример нашего отечественного Тартарена!» Не
выдержав, я крикнул профессору с места: «Нет, он
был не в Алжире, а в Абиссинии!» Пумпянский снис­
ходительно парировал мою реплику: «Кому лучше
знать — вам или мне?» Я ответил: «Конечно, мне».
(31) Такие слова в тогдашней обстановке не могли
пройти даром, особенно для сына казненного контр-

Анна Ахматова
211

революционера. После лекции профессор сообщил о
поведении Льва новому декану, который, судя по
всему, дал делу ход.
Льва арестовали 10 марта 1938 года. Орест ноче­
вал на Садовой, и именно он сообщил об этом Ахма­
товой. Льва поместили в тюрьму Кресты, ставшую
частью ленинградского фольклора. Лев вспоминает,
что следователь кричал на него и всячески запугивал:
«По мере чтения доноса следователь Бархударян все
больше распалялся. В конце он уже не говорил, а, ма­
терясь, кричал на меня: «Ты любишь отца, гад! Встань...
к стене!..» Да, в этот арест все было уже по-другому.
Тут уже начались пытки: старались выбить у челове­
ка признание и подписать заранее заготовленный
следователем обвинительный приговор. Так как я ни
в чем не хотел признаваться, то избиение продолжа­
лось в течение восьми ночей». (32)
Гумилев был не единственным арестованным сту­
дентом. Вместе с ним арестовали еще двоих. Всех об­
винили в антиправительственном заговоре и попыт­
ке убийства видных деятелей партии. Судил студен­
тов военный трибунал, так называемая «тройка». Суд
длился меньше часа. Все были признаны виновными.
Льва приговорили к десяти годам лагерей и четырем
годам поражения в правах. Вся его собственность под­
лежала конфискации, но поскольку у него практиче­
ски ничего не было, то на это никто не обратил вни­
мания. Приговор был объявлен в октябре. Ахмато­
вой позволили свидание с сыном. Эмма Герштейн
вспоминает, что Лев старался никак не встревожить
мать. Он одолжил у другого заключенного шарф, что­
бы скрыть под ним синяки. Лев сказал, что ему вы­
несли такой же приговор, что и Радеку, ярому сто­
роннику Троцкого. Ахматова вспомнила, что Радек,

Элен Файнгишейн
212

которою приговорили к десяти годам лагерей, через
два года умер в тюрьме. Ходили слухи, что в Москве
приговор Льву признали слишком мягким и что он
будет расстрелян.
Ахматова отправилась в Москву и заболела. Не­
смотря на болезнь, она вернулась в Ленинград в на­
дежде на свидание с сыном или хотя бы разрешение
на продуктовую передачу. Ей сообщили, что его уже
выслали на Беломоро-Балтийский канал. Охрана все
ж е приняла передачу, где находились и 200 рублей, с
огромным трудом собранные Эммой Герштейн.
Ахматова продолжала ездить в Москву, надеясь
найти кого-нибудь, кто мог бы вмешаться в дело ее
сына. Она попросила Эмму сжечь все письма Льва,
боясь, что их могут использоватьпротив нее. Ахма­
това сама бросала письма в печку. Герштейн отлично
понимала, что ее сентиментальность мож ет быть
чрезвычайно опасна для Льва. Но все же вся проце­
дура напомнила ей настоящее аутодафе.
Говоря в последние месяцы 1937 года о Лунине,
Ахматова заметила Герштейн: «...которому я так на­
доела» — и провела рукой у горла». (33) Осенью
1937 года у Ахматовой начался новый роман — с
врачом Владимиром Гаршиным. С ним она познако­
милась в Куйбышевской больнице, где проходила курс
лечения по поводу заболевания щитовидной железы
у доктора В. Г. Баранова. Гаршин несколько раз наве­
щал Ахматову в больнице, но это была не первая их
встреча. Они познакомились в доме историка лите­
ратуры Михаила Энгельгардта. Когда Ахматова смог­
ла вернуться в Фонтанный дом, их дружба еще более
окрепла. В университете начали ходить слухи о рома­
не Гаршина с Ахматовой. (34)
Гаршин выделялся среди профессоров своего фа-

Анна Ахматова
213

культета не только исключительной интеллигентно­
стью, но еще и поразительным личным обаянием.
(35) У него были темно-каштановые волосы, его на­
ходили очень красивым. Он обладал уникальной ма­
нерой разговора — искренней, без лишней аффекта­
ции. Поражал его необычно глубокий голос. В него
многие влюблялись. (36)
Ж изнь Гаршина складывалась непросто. В годы
Гражданской войны он служил офицером в Белой
армии, хотя его брат предпочел эмиграцию. Отец Вла­
димира покончил жизнь самоубийством, да и самого
его однажды приговорили к смерти. (37) Личная
жизнь Гаршина тоже была очень сложной. Его семья
ютилась в трех маленьких комнатках в коммуналь­
ной квартире на южном берегу Фонтанки. Здесь ж и­
ли он сам, его жена Татьяна Владимировна, двое их сы­
новей, Юрий и Алексей, его сестра Юлия Георгиевна
и ее дочь. Юлия была психически больна. В 1936 го­
ду Юрий женился и привел в квартиру свою жену.
У младшего сына, Алексея, которого Гаршин нежно
любил, были серьезные проблемы с речью. Он посто­
янно рисовал корабли и лодки, и отец гордился его ху­
дожественными талантами. Но его подруга, И. Д. Хлопина (38), жившая неподалеку, вспоминала и его гор­
дость, и свою печаль, потому что рисунки были не
слишком хороши.
Татьяна Владимировна не работала. Хотя Гаршин
получал профессорское жалованье, денег постоянно
не хватало. Гаршин был страстным нумизматом и
тратил на свое хобби больше, чем мог себе позволить.
С Юрием отношения складывались непросто. Сын
не одобрял увлечения отца Ахматовой и после оче­
редной ссоры просто ушел из дома.
Гаршин обычно навещал Хлопиных без жены и

Элен Файнштейн
214

лишь однажды пригласил их к себе. Карты его не ин­
тересовали, в театрах и на концертах он бывал редко.
Лидия Чуковская пишет о том, что он говорил раз­
драженным, а порой детски-капризным тоном, но
она всегда восхищалась его необыкновенной чутко­
стью и говорила, что он был очень привлекательным
мужчиной.
1938 год стал очень тяжелым. Ахматова продол­
жала навещать Мандельштамов, пока они не вняли
совету Исаака Бабеля (судьба которого тоже сложи­
лась трагически) и не переехали в Тверь, крупный
промышленный город, где можно было получить раз­
решение на работу. Получив путевки в дом рабочих,
Мандельштамы смогли вздохнуть с некоторым об­
легчением Здесь о них было кому позаботиться. В мае
1938 года они слышали шум первомайских торжеств,
не присоединяясь к празднику. На следующее утро
Мандельштама арестовали. Больной Осип Эмилье­
вич, за которого некому было заступиться, исчез на
бескрайних просторах ГУЛАГа.
Ахматова жила с Луниным до сентября 1938 го­
да. В сентябре она пришла к Анне Аренс и заявила,
что им нужно просто поменяться комнатами. Анна
Евгеньевна, все еще глубоко любившая мужа, согла­
силась. Лунин присутствовал при этом разговоре.
Ахматова вспоминала: «Мы сейчас же начали пере­
таскивать вещички. Николай Николаевич молчал, по­
том, когда мы с ним оказались на минуту одни, про­
изнес: «Вы бы еще хоть годик со мной побыли». (39)
Анна Андреевна сама удивлялась тому, что так долго
прожила с ним Только после разрыва она поняла, что
была слишком подавлена, чтобы расстаться прежде.
Анна Каминская совершенно иначе описывала
мне разрыв между Ахматовой и Луниным. Камин­
ская утверждает, что отношения подошли к концу в

Анна Ахматова

1938 году, когда Ирина обнаружила, что беременна.
Тогда, по словам Каминской, Лунин попросил Ахма­
тову перебраться из их общей комнаты в «мемори­
альную комнату». (40)
Ахматова говорила Чуковской о том, что эти годы
сломили ее дух, и добавила: «Вот такова моя жизнь,
моя биография. Кто же отказывается от собственной
жизни?» (41)

Глава 11
АГНЕЦ
Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.

216

Ахматова

В ноябре 1938 года Лидия Чуковская навестила Ах­
матову в запущенной квартире Пуниных. В эти годы
она стала одной из самых верных подруг поэтессы.
Благодаря ей мы знаем, как Ахматова боролась за
своего сына. Чуковская отличалась редкостной объ­
ективностью и тонким литературным чутьем. Ее че­
ловеческая теплота, эмоциональная сила и редактор­
ский талант стали для Ахматовой настоящим подар­
ком судьбы.
В те годы, когда Чуковская впервые переступила
порог квартиры Пуниных, она была молодой, краси­
вой женщиной. Ей был всего тридцать один год. По
длинному коридору, со стен которого свисали клочья
обоев, через кухню, завешанную мокрым бельем, ее
провели в комнату, где после разрыва с Луниным
поселилась Ахматова. В комнате царил настоящий
хаос. Возле печи стояло кресло с торчащими пружи­
нами. Относительно уверенно сидеть можно было
только на стуле с недостающей ножкой, но опирав­
шемся на небольшой сундук. Чуковская вспоминает:
«Красивые вещи — резной стул, зеркало в гладкой
бронзовой раме, лубки на стенах — не красят, на­
оборот, еще более подчеркивают убожество». (1*)
Ахматова всегда была очень равнодушна к вещам Она
часто ела с тарелок с красивыми рисунками в стиле

Анна Ахматова
217

Давида, которые другие люди хранили бы в шкафу
как великую ценность. К числу ахматовских сокро­
вищ относились расписные пасхальные яйца. Одно
из них подарил ей сын. Нижний ящик шкафа не за­
крывался — Ахматова собирала в него продукты для
отправки Льву. На полу стояла еще одна сумка с про­
визией. Эмма Герштейн принесла немного консер­
вов. Пол был давно не метен. На Ахматовой был чер­
ный шелковый халат, разорванный по шву от под­
мышки до колена. Впрочем, этот факт ее нимало не
беспокоил. Ахматова любила сидеть в большом крес­
ле, поджав под себя ноги.
Чуковская могла только предполагать, насколько
сложной была жизнь в этом доме. Пунин, как мы уже
знаем, переехал в комнату своей жены, когда его дочь
Ирина забеременела. В 1939 году у Ирины родилась
дочь Анна. Тем не менее Пунин не прерывал отно­
шений с Мартой Голубевой. Мы не знаем, какие чув­
ства он испытывал к Голубевой и к своей жене, по­
скольку с 1935 по 1941 год Пунин не вел дневника.
Судя по первым записям 1941 года, он сделал это со­
вершенно сознательно.
Новый поклонник Ахматовой, патологоанатом
Военно-медицинской академии Владимир Гаршин,
приносил ей цветы, чай и всячески старался ей по­
мочь. Возможно, она любила его, хотя и не так, как
Лунина. Гаршин был искренне предан Ахматовой,
хотя и не мог оставить семью. В своем одиночестве
Ахматова приникла к нему, как и к Чуковской. Вла­
димир Георгиевич трогательно заботился о благопо­
лучии Ахматовой. В декабре 1939 года, когда он ус­
лышал, что она возвращается из Москвы, где хлопота­
ла за Льва, он пришел к ней домой, растопил печь и
прибрался. К сожалению, он не мог встретить поезд,

Элен Файнштейн
21 8

потому что утром должен был быть на работе. Вме­
сто него на вокзал отправилась Чуковская.
Чуковская заметила, что благополучие Ахматовой
Лунина абсолютно не интересует. Она пишет о том,
что, когда у Луниных были гости, они часто включа­
ли граммофон очень громко, и в маленькой комнате
Ахматовой стоял страшный шум. Лунина не беспо­
коило то, что Ахматовой нужно было отдыхать. На­
ходил он и другие способы досадить Анне Андреев­
не. Как-то раз Лунин занял весь сарай своими лич­
ными дровами, и Ахматовой некуда было сложить
дрова, выделенные ей. Иногда Николай Николаевич
или Анна Евгеньевна брали чайник Ахматовой и ос­
тавляли его в своих комнатах, так что Ахматовой не
в чем было вскипятить воду. Лунин практически не
интересовался здоровьем Ахматовой, хотя у Анны
Андреевны болело сердце, обострился туберкулез да
еще появилась болезнь Меньера. Ее стали мучить го­
ловокружения, ей было тяжело сохранять равнове­
сие. Стоило Ахматовой повернуть голову, как она ис­
пытывала приступы тошноты.
В первый раз Чуковская пришла к Ахматовой по
делу. До нее дошли слухи о том, что письмо Ахмато­
вой помогло освободить Льва и Лунина в 1935 году.
Хотя Лидия Корнеевна знала, что Лев снова в тюрь­
ме, она решила посоветоваться, какие действия мож­
но было бы предпринять в подобной ситуации. Ее
муж, Матвей Бронштейн, был приговорен к десяти
годам заключения лишь за то, что носил настоящую
фамилию Троцкого. Чуковская стала чудесным био­
графом Ахматовой. Она записывала каждое ее слово.
Благодаря ее дневникам Ахматова из безмолвной,
прекрасной модели художников и фотографов пре­
вратилась для нас в живую женщину. Ее замечания о

Анна Ахматова
219

великих представителях русской литературы часто
были довольно едкими, но удивительно точными.
Чуковская вспоминает, как Ахматова навещала
ее: «Сидит у меня на диване и курит. Статная, пре­
красная, как всегда». (1) Но, несмотря на свое вели­
чие, Ахматова в повседневной жизни оставалась бес­
помощной, как ребенок. Чуковской всегда приходи­
лось провожать ее до дома, до самой двери квартиры.
Высокая каменная лестница Фонтанного дома не ос­
вещалась. В 1938 году Ахматова еще могла подни­
маться по этой лестнице без чужой помощи. Ей нуж­
но было помогать переходить улицу, поскольку этот
процесс ее очень путал. К счастью, у Ахматовой было
несколько преданных помощников. Бывшая любов­
ница Гумилева, Ольга Высотская, заботилась о ней.
Ахматова говорила: «Ем я только тогда, когда меня
кормит Ольга Николаевна.. Она как-то меня застав­
ляет». (2)
Ахматова несколько раз ездила в Москву. Ей хо­
телось встретиться с друзьями, которые, подобно Ар­
довым, хоть как-то облегчали чувство одиночества.
Но главная причина заключалась в другом: Ахматова
отчаянно пыталась найти хоть кого-нибудь, кто мог
бы помочь ее сыну. Лев был убежден в том, что его
арестовали из-за родства не с Ахматовой, а с Гумиле­
вым. Следователь открыто заявил ему об этом, связав
его с делом Таганцева 1921 года. Это был полный аб­
сурд, так как все, проходившие по тому делу, к 1936
году были арестованы и расстреляны. Но следователя
это не беспокоило. После семи ночей избиений Льву
предложили подписать протокол. Лев был так избит,
что не мог даже прочесть написанное. Впоследствии
он узнал, что следователь, который вел его дело, сам
был расстрелян не то в 1938-м, не то в 1939 году. Все
трое студентов, едва знавших друг друга, поскольку

Элен Файншшейн
220

все учились на разных факультетах, были обвинены в
террористических действиях и в покушении на убий­
ство. Это было особенно смешно, так как ни один из
них не умел ни стрелять, ни фехтовать, и ни у одного
не было никакого оружия. (3)
В декабре 1938 года Лев и другие студенты были
отправлены на обычные зимние работы заключен­
ных — на лесоповал. В этот период он не думал, что
все письма, написанные матерью, даже если они и
доходили до адресата, должны возыметь действие. Он
пишет о матери как о наивной женщине, полагаю­
щей, что виновным ее сына признали по ошибке. «Ма­
ма, наивная душа, как и многие другие чистые в сво­
их помыслах люди, думала, что приговор, вынесен­
ный мне, — результат судебной ошибки, случайного
недосмотра». (4) В этом он был совершенно неправ.
Ахматова, как утверждала ее подруга Надежда Ман­
дельштам, давно поняла истинную природу сталин­
ского террора. Она понимала, что это — государст­
венная политика, а не случайные судебные ошибки.
Однако Лев был совершенно прав, считая, что мать
ему ничем не может помочь.
К 1938 году революция пожрала практически всех
своих детей. 19 августа 1936 года начались показатель­
ные процессы над Зиновьевым и Каменевым. Оба
были приговорены к расстрелу. Западные журнали­
сты были поражены смирением подсудимых. Буха­
рина судили в марте 1938 года. Тогда же под суд по­
пал и Ягода, бывший шеф НКВД. Ежов, развязавший
этот террор, был смещен с поста. Вскоре он исчез на­
всегда. После падения Ежова адвокаты, представляв­
шие интересы Льва и остальных студентов, подали
апелляцию в Военную коллегию Верховного суда СССР
с просьбой о пересмотре дела.
Одновременно с зародившейся надеждой начало

Анна Ахматова
221

1939 года принесло ужасную новость. Мандельштам
умер в лагерях. Ахматова получила короткое письмо
из Москвы: «У подружки Лены (Осмеркиной) роди­
лась девочка, а подружка Надюша овдовела». После
утраты столь близкого человека Анна Андреевна по­
чувствовала себя еще более одинокой, а страх за Льва
еще больше усилился. (5)
Положение Льва действительно было очень опас­
ным. В 1939 году приговор был пересмотрен, но об­
винение в террористической деятельности осталось.
Льва приговорили к расстрелу и перевели обратно в
Кресты. Но парадоксальным образом возвращение в
Ленинград спасло ему жизнь:
«На этот раз выручил меня не Сталин, а, как это
иногда бывает, счастливое стечение обстоятельств.
К новому 1939 году я окончательно «дошел». Худой,
заросший щетиной, давно не мывшийся, я едва таскал
ноги из барака в лес. Валить деревья в ледяном, по
пояс занесенном снегом лесу, в рваной обуви, без те­
плой одежды, подкрепляя силы баландой и скудной
пайкой хлеба, — даже привычные к тяжелому физи­
ческому труду деревенские мужики таяли на этой
работе как свечи.. В один из морозных январских дней,
когда я подрубал уже подпиленную ель, у меня вы­
пал из ослабевших рук топор. Как на грех, накануне
я его наточил. Топор легко раскроил кирзовый сапог
и разрубил ногу почти до самой кости. Рана загнои­
лась. Видимо, я так бы и закончил свои дни, ударным
трудом расчищая ложе канала в лесу под Медвежье­
горском, но судьбе было угодно распорядиться ина­
че. Меня затребовали на пересмотр дела в Ленин­
град. Это меня спасло». (6)
Находясь в тюрьме в ожидании приговора, Лев
начал думать о том, как племенные кланы сумели
стать нацией. Именно тогда и были заложены осно­
вы его выдающихся теорий. Пока Лев находился в

Элен Файнгишейн
222

Крестах, Ахматова выстаивала в длинных очередях,
надеясь хоть что-то узнать о сыне или передать ему
небольшую посылочку. В той же очереди часто стоя­
ла Лидия Чуковская. Она не знала, что «десять лет
без права переписки» означают расстрел. Ее мужа,
Матвея Бронштейна, р к е не было в живых.
Ахматова не просила о помощи, но близкие люди
не оставляли ее: «Одному из нас удавалось иногда уве­
сти Анну Андреевну из очереди куда-нибудь прочь,
посидеть хоть на тумбе; другой в это время стоял на
ее месте. Но она из очереди уходила неохотно, боя­
лась: вдруг что-нибудь... Молча стояла». (7) На следую­
щий день у нее так отекли ноги, что ей пришлось
снять туфли и ходить по двору в одних только чул­
ках. За ней ухаживала Чуковская, которая, несмотря
на собственные несчастья, относилась к этой обязан­
ности как к привилегии — отчасти из-за того, что
Ахматова была очевидно больна, отчасти из своего
преклонения перед ее стихами. Чуковская пишет: «Без
конца длился этот окаянно-жаркий день в пыльном
дворе. Пытка стоянием». (8)
А потом Ахматова снова занимала свое место в
длинной очереди матерей и жен под стенами тюрь­
мы. Вот как она описала это в разделе «Вместо пре­
дисловия» своей великой поэмы «Реквием»:
«В страшные годы ежовщины я провела семна­
дцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде.
Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоящая за
мной женщина с голубыми губами, которая, конеч­
но, никогда в жизни не слыхала моего имени, очну­
лась от свойственного нам всем оцепенения и спро­
сила меня на ухо (там все говорили шепотом):
— А это вы можете описать?
И я сказала:
— Могу.

Анна Ахматова
223

Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому,
что некогда было ее лицом». (9)
Ахматова была так запугана, что боялась перено­
сить поэму на бумагу. Они с Чуковской учили стихи
наизусть, и только благодаря этому они сохранились.
«Царскосельская веселая грешница» превратилась в
голос страдающего народа.
То, что Ахматову узнавали, давало ей какую-то под­
держку в те ужасные дни. Со свойственным ей ост­
роумием Ахматова говорила Чуковской, что одно де­
ло, когда тебя узнают в роскошном экипаже под ма­
леньким зонтиком, и совсем другое — в очереди за
селедкой.
Во время нового расследования Лев был обвинен
в том числе и в том, что мать подстрекала его к убий­
ству Андрея Жданова, первого секретаря Ленинград­
ского городского комитета партии. 17 июля 1939 го­
да Особый комитет НКВД приговорил Льва Гумиле­
ва к десяти годам заключения «за принадлежность к
антисоветской группе, террористические намерения
и антисоветскую агитацию». (10) 29 июля 1939 года
Ахматова с большим воодушевлением говорила Чу­
ковской о том, что друг Льва, арестованный вместе
с ним, Николай Давиденков, был освобожден. Од­
нако 17—18 августа Льва отправили в лагерь в Но­
рильск. (11)
28 августа Ахматова получила известие о том, что
Льва отправляют на Север и ему необходимы теп­
лые вещи. На помощь снова пришла Чуковская, по­
скольку сама Ахматова была слишком непрактична:
«По телефону мне удалось довольно быстро усло­
виться о шапке, шарфе, свитере. Все, кому я звонила,
сразу без лишних расспросов понимали все. «Шап­
ка? Шапки нет, но не нужны ли рукавицы?»... Мы от­
правились за сапогами вместе...» (12)
Ахматова была в таком ужасе, что не могла даже

Элен Файнштейн
224

выпить чаю, приготовленного кем-то из друзей. Она
не помнила адреса тех, кто обещал одолжить ей са­
поги, не помнила, на каком троллейбусе нужно было
ехать. Но она точно знала, что на следующий день
должна хорошо выглядеть, потому что ей предстояло
вновь ходить по инстанциям. Когда Чуковская спро­
сила, по силам ли ей это, Ахматова ответила: «Я всю
жизнь могла выглядеть по желанию: от красавицы
до урода». (13) Теплые вещи были собраны. Чуков­
ская помогла Ахматовой сложить их в своей комна­
те. Ахматова произнесла: «Я вас не благодарю. За это
не благодарят». (13*)
Новый суд вынес новый приговор. Льва пригово­
рили к пяти годам заключения, после чего ему могли
позволить покинуть Дальний Север. В Норильске ему
разрешили изучать геологию. К концу срока он стал
весьма полезным работником. Отношение к заклю­
ченным в Сибири было гораздо лучше, чем в Евро­
пейской части России. Заключенные могли учиться,
получать образование. Начинал Лев простым рабо­
чим, затем стал шахтером, а потом дорос до лаборанта-химика. Несмотря на все трудности, он находил
время и возможность учиться. Лев Гумилев провел
на Севере полтора года, после чего ему, по его собст­
венным словам, «первая линия фронта показалась
курортом». Но уже тогда начала проявляться горечь
сына по отношению к матери. В письме к Эмме Гер­
штейн Лев писал*
«Вы спрашиваете о друзьях и близкой женщине.
Мужчин со мной двое рабочих, а женщин за год ви­
дел трех: зайчиху, попавшую в петлю, случайно за­
бредшую к палатке олениху и убитую палкой белку.
Н ет также книг и вообще ничего хорошего. Мама,
видимо, здорова, я из телеграммы Надежды Яковлев­
ны узнал, что она вернулась в Ленинград, но мне она
не пишет, не телеграфирует. Печально». (14)

Анна Андреевна Ахматова, 1922

Андреи
Антонович
Горенко, отец
Ахматовой,
СанктПетербург, 1882
Инна Эразмовна
Стогова, мать
Ахматовой,
около 1870

Анна с братом
Андреем,
около 1905

Ахматова в юности, Севастополь, 1899

«Nude» (Анна Ахматова), около 1911, рисунок
Амедео Модильяни

Портрет
Ахматовой.
Натан Альтман,
масло,
холст, 1914

Николай Степанович Гумилев

Николай
Владимирович
Недоброво,
СанктПетербург, 1914

Осип Мандельштам,
около 1938

Надежда
Мандельштам
на подмосковной
даче, 1979

Николай Гумилев (крайний слева) с Александром Блоком
{третий слева), 1924

Борис Анреп в своей парижской мастерской, 1908

Ольга Судейкина с куклой, 1920

Николай Николаевич Пунин, 1950. Фотография сделана
в ГУЛАГе

Артур Сергеевич Лурье, Париж, 1931

Анна Андреевна Ахматова,
Ленинград, 1924 (Н. А. Нолли)

Николай Пунин
Пунин в студенческие годы, 1919

Лидия Корнеевна
Чуковская, 1928

Фаина Георгиевна
Раневская, 1940

Владимир Георгиевич
Гаршин, 1948

Исайя Берлин,
1940-е

Лев Гумилев в 1932, 1934,
' 1949, 1953, 1956-м

Борис Пастернак, 1930

Иосиф Бродский, 1988

Ахматова получает почетную степень Оксфордского университета,
1965. Джанфранко Конти, Джеффри Кейнс, Зигфилд Сэссун,
Анна Каминская, Ахматова и Кеннет Уир

Анна Каминская,
Санкт-Петербург, 2003

Анатолий Найман,
Франкфурт, 2003

Евгений Рейн,
Москва, 2003

Ахматова, Ленинград, 1959

Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки,

Анна Ахматова
225

Нам трудно судить, каким было состояние здоро­
вья Ахматовой в тот период. Чуковская пишет о том,
что, обнаружив у себя на лбу небольшую темно-ко­
ричневую ранку, Анна Андреевна уверилась в том,
что у нее рак. На самом деле это было не так. Сердце
в то время ее мало беспокоило, щитовидная железа
и туберкулез тоже.
От долгого стояния в очередях у Ахматовой страш­
но отекали ноги. 16 сентября 1939 года Гаршин был
настолько встревожен состоянием ее пальцев, что
направил ее к другому врачу. Гангрены, которой он
опасался, не оказалось, выявили лишь травматиче­
ский неврит. 15 октября Ахматова пошла к другому
врачу, и ее признали физически здоровой. Возможно,
ее симптомы носили психосоматический характер,
что объясняется тревогой за судьбу сына. Пять лет
были относительно легким приговором, но Ахматова
чувствовала, что может никогда больше не увидеть
Льва.
Вот на таком фоне физических и моральных стра­
даний появилось одно из величайших произведений
русской поэзии — «Реквием». Сегодня в Интернете
можно услышать, как Ахматова сама читает свои
стихи. (15) Питер Норман записал чтение Ахмато­
вой в Лондоне после посещения поэтессой Оксфорда
в 1965 г. (16) Голос Ахматовой низкий, глубокий, ее
слова словно падают на грудь слушателя. Все стихи,
входящие в цикл, имеют точную дату. Одно коро­
тенькое стихотворение 1935 года, по-видимому, свя­
зано с Луниным. Ахматова была в квартире, когда
его забирали. Льва же арестовывали без нее.

Смертный пот на челе... Н е забыть!
Элен Файнгишейн

Буду я, к а к стр ел ец к и е ж е н к и ,

Под кремлевскими башнями выть. (17)

В 1939 году почти все стихи Ахматовой прониза­
ны страхом за судьбу сына:
Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой,
Кидалась в ноги палачу,
Ты сын и ужас мой. (18)

В некоторых стихах Ахматова как бы отчуждает­
ся от собственных страданий, смотрит на них со сто­
роны, как посторонний. Тон стиха абсолютно ров­
ный, строки короткие:
Эта женщина больна,
Эта женщина одна.
Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне. (19)

Поскольку в тот момент Пунин был жив и на сво­
боде, речь идет о Гумилеве или Шилейко.
В другом коротком стихотворении Ахматова на­
поминает себе об ушедшей молодости, о веселье, ос­
тавшемся в далеком прошлом:
Показать бы тебе, насмешнице
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешнице,
Что случится с жизнью твоей —
Как трехсотая, с передачею,
Под Крестами будешь стоять... (20)

Ахматова описывает городской шум за окном и
вспоминает свои предчувствия:

2 26

Я давно предчувствовала этот
Светлый день и опустелый дом. (20*)

19 августа 1939 года в Фонтанном доме Ахматова
разговаривала со Смертью на «ты», как с близким
другом:

И ее больше не волнует, какой окажется ее смерть:
Прими для этого какой угодно вид,
Ворвись отравленным снарядом
Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит,
Иль отрави тифозным чадом. (22)

Анна Ахматова

Ты все равно придешь — зачем ж е не теперь?
Я жду тебя — мне очень трудно.
Я потушила свет и отворила дверь
Тебе, такой простой и чудной. (21)

Позднее Лев возражал против названия этого
цикла. Ведь Реквием — это погребальная месса. Ему
особенно не нравилось «Распятие», где Ахматова пи­
шет от лица Девы Марии:
Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел. (23)

Лучшее стихотворение цикла, которое многие
русские знают наизусть, — это «Второй эпилог», на­
писанный в 1940 году. В нем Ахматова говорит от
лица миллионов людей («мой измученный рот, кото­
рым кричит стомильонный народ»). Она говорит не
о своей боли. Если когда-нибудь страна решит поста­
вить ей памятник, он должен стоять не у моря, где
она родилась, и не в садах царскосельского дворца:
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,

И пусть с неподвижных и бронзовых век,
Как слезы, струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли. (24)

227

Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.

Элен Файнгишейн
2 28

Ахматова говорила Чуковской, что Лунин просил
ее выехать из своей квартиры, но ей было некуда ид­
ти. Она стала плохо думать о мужчинах, потому что в
тюремных очередях их было очень мало. (Зато много
в тюрьме.) Ахматова часто очень остроумно говорила
о своем разочаровании в мужчинах. Говорить так мог­
ла позволить себе только настоящая красавица: «У ме­
ня всегда была мечта, чтобы муж повесил над столом
мой портрет. Но никто не повесил — ни Коля, ни Во­
лодя, ни Николай Николаевич. Он только теперь по­
весил, когда мы разошлись». (25)
В 1939 году произошло многое. Фашистская Гер­
мания, столь сурово осуждаемая в советской прессе,
внезапно превратилась в союзника. 23 августа 1939 го­
да был подписан советско-германский пакт. Более
подробно мы поговорим об этом в главе 12. (26) Де­
вятью днями позже гитлеровские войска вторглись в
Польшу и во Францию. Англия объявила войну Гер­
мании. Ахматова была потрясена этими событиями,
которые заслонили даже ее собственные страдания.
Советская пресса хранила полное молчание о том,
что происходило с евреями и социалистами в окку­
пированной фашистами Европе. Большинство рус­
ских, подобно Ахматовой, переживали за Францию
и Великобританию, но не могли не видеть того, что
Гитлер явно одерживает победу.
12 декабря 1939 года Лидия Чуковская получила
известие о том, что ее м р к погиб. Тем не менее, ко­
гда Ахматова обратилась к ней с какой-то просьбой,
она отправилась к ней. Комната Анны Андреевны
выглядела еще более странно, чем обычно: стекло за­
клеено газетой, лампочка, свисающая с потолка, по­
крыта обрывком шали. Чуковской было трудно под­
держивать разговор, и Ахматова почувствовала, что с
ней что-то неладно. Она спросила, что случилось, и

Анна Ахматова
22 9

Чуковская все рассказала. «Боже мой, Боже мой, —
повторяла Анна Андреевна, — а я не знала... Боже
мой!» (27)
Ахматова была хорошей «мачехой» не только Ири­
не. Она нежно заботилась о сыновьях своих соседей,
Смирновых. Вале было семь лет, а Шакалику — пол­
тора года. Ахматова часто оставалась присмотреть за
маленьким, когда Смирновы уходили в кино. Ее очень
мучило то, что Татьяна часто била своего сына, Валю.
Когда же она пыталась поговорить об этом, Татьяна
только оскорбляла ее. Ахматова очень ценила любовь
детей и была очень расстроена, когда, вернувшись из
Москвы, куда она ездила хлопотать за Льва, обнару­
жила, что Шакалик почти забыл ее.
В 1939 году неожиданно появилась возможность
напечатать стихи Ахматовой. Ей предложили подго­
товить сборник под названием «Из шести книг». В де­
кабре 1939 года, когда Ахматова была в Москве, в оче­
редной раз пытаясь помочь Льву, она прочла стихо­
творение «К смерти» Борису Пастернаку.
В 1940 году положение Ахматовой в литературном
мире необъяснимым образом изменилось к лучшему.
5 января ее очень торжественно приняли в ленин­
градскую организацию Союза писателей. В 1934 году
Ахматову уже приглашали в Союз, но тогда аресто­
вали Мандельштама, и она так и не заполнила нуж­
ных документов.
В 1935 году она признавалась подруге, что чувст­
вует, что написала уже все стихи, какие только могла.
Но в 1936 году, когда боль и тревога стали невыноси­
мыми, стихи полились рекой. 11 сентября 1939 года
Ахматова написала заявление о приеме в Союз писа­
телей: «Прошу принять меня в члены Союза совет­
ских писателей». (29)
В 1940 году Михаил Лозинский, самый извест-

Элен Файншшейн
230

ный русский переводчик Шекспира, приветствовал
ее речью, в которой сказал, что ее стихи «будут жить,
пока существует русский язык, а потом их будут со­
бирать по крупицам, как строки Катулла». (29*) Об
этом Ахматова рассказывала Чуковской со множест­
вом весьма суровых замечаний об абсурдности по­
добных высказываний, но чувствовалось, что ей очень
приятно. Лозинский, которого она знала тридцать лет,
был очень цельным человеком. Чуковская заметила,
что, несмотря на жалобы на бессонницу, Ахматова
стала выглядеть гораздо лучше.
Об Ахматовой тревожились многие. Александр
Фадеев, талантливый писатель, секретарь Союза пи­
сателей СССР, написал письмо Вышинскому, замес­
тителю председателя Совета народных комиссаров:
«В Ленинграде в исключительно тяжелых мате­
риальных и жилищных условиях живет известная
поэтесса Ахматова. Вряд ли нужно говорить Вам, как
несправедливо это по отношению к самой Ахмато­
вой, которая при всем несоответствии ее поэтиче­
ского дарования нашему времени тем не менее была
и остается крупнейшим поэтом предреволюционно­
го времени и какое неблагоприятное впечатление
производит это не только на старую поэтическую ин­
теллигенцию, но и на молодежь, немало учившуюся
у Ахматовой. Ахматова до сих пор не имеет ни одно­
го метра собственной жилплощади. Она живет в ком­
нате бывшего своего мужа, с которым она давно ра­
зошлась. Не надо доказывать, как это для нее унизи­
тельно». (30)
Н а самом деле Ахматова вовсе не хотела полу­
чать собственную квартиру. Она говорила, что всегда
жила на Фонтанке и нуждалась только в лишней ком­
нате, которая потребовалась бы, когда Лев вернулся бы

Анна Ахматова
231

из лагерей. В начале 1940 года она получила 3000 руб­
лей от Союза писателей и ей была установлена пенсия
в размере 750 рублей в месяц.
13 января 1940 года, когда Чуковская вернулась
из дома творчества, где работала над повестью «Со­
фья Петровна», посвященной событиям 1937 года,
Ахматова мучилась бессонницей, у нее немели ноги,
но выглядела она гораздо лучше, «причесанная, и в
волосах — ее знаменитый гребень». Улучшение ее
состояния объяснялось перспективой издания сти­
хов. 23 февраля она подписала договор с журналом
«Ленинград» на публикацию нескольких стихов. Впер­
вые за пятнадцать лет ее стихи должны были поя­
виться в советской прессе. В журнал Анна Андреевна
отдала и стихотворение «От тебя я сердце скрыла...»,
посвященное ее отношениям с Луниным. В апреле
журнал вышел, и Ахматова говорила Чуковской, что
Лунин очень сердит и мрачен.
Изменившееся положение Ахматовой немного
ее успокоило. Она волновалась из-за того, что сразу
два издательства захотели получить книгу ее стихов и
прислали контракты одновременно. Ахматова не по­
нимала, как выйти из ситуации. Когда появилась Чу­
ковская, Ахматова попросила ее изучить контракты,
валявшиеся под креслом в груде газет и бумаг. После
столь долгого молчания собрать книгу было очень
трудно. К 23 января она окончательно расклеилась и
отказывалась от еды и питья. Гаршин заметил, что она
потеряла счет времени, стала путать день с ночью. Ах­
матова жаловалась, что издатели присылают за руко­
писью, а книга до сих пор не готова. Чуковская на­
шла добросовестную машинистку. В феврале Гаршин
договорился с Татьяной Смирновой, чтобы та прихо­
дила убираться в комнате Ахматовой.
Положение в стране изменилось столь разитель-

Элен Файнгишейн
232

но, что в июле 1940 года Пастернак совершенно ис­
кренне спросил у Ахматовой, не вернулся ли Лев,
В те дни многих выпускали. Но Лев оставался на Даль­
нем Севере. Тем не менее Фадеев, Пастернак и Алек­
сей Толстой считали, что новую книгу Ахматовой
следует выдвинуть на соискание Сталинской премии.
В годы Большого Террора подобное было просто не­
мыслимо.
И Ахматова снова начала писать стихи. Она не спа­
ла и работала всю ночь напролет. В период с 1936 по
1940 год тематика ее стихов решительно измени­
лась. Отношения с Луниным оставались напряжен­
ными. Ахматова с обидой говорила Чуковской: «Ни­
колай Николаевич отыскал теперь новый повод, что­
бы на меня обижаться: почему я, когда мы были вме­
сте, не писала, а теперь пишу очень много... Я теперь
наконец поняла, что идеалом жены для Николая Ни­
колаевича всегда была Анна Евгеньевна: служит, по­
лучает 400 рублей в месяц и отличная хозяйка». (31)
Хотя Ахматова продолжала делать все, что было в
ее силах, ради освобождения Льва, его обида на мать
только крепла. Чаще всего он обижался на стиль ее
писем и на то, что писала она ему слишком редко.
Письма Ахматовой действительно были короткими.
Она боялась, что ее слова могут использовать против
сына, и предпочитала посылать открытки, к кото­
рым цензоры относились менее внимательно. Всю
необходимую информацию она всегда отправляла
телеграфом.
Все это вовсе не было признаком безразличия, как
думал Лев. Напротив, моральное и физическое благо­
получие Ахматовой целиком зависело от известий от
него. Когда известия были более или менее оптими­
стическими, она буквально сияла. 2 мая 1940 года
Чуковская пишет о том, что, придя к Ахматовой, за­

Анна Ахматова
233

стала ее «нарядной и почти румяной». (32), однако
всего несколько дней назад состояние ее было ужас­
ным, она сидела у печки с «сухим и темным лицом,
как на монете или на иконе». (33) 14 мая она вновь
говорила о том, что ее хлопоты по освобождению сы­
на ни к чему не привели. Ахматова дала Чуковской
прочесть еще одно стихотворение из «Реквиема», а
затем сожгла листок в пепельнице.
Здоровье Ахматовой в июне 1940 года ухудши­
лось, она даже получила инвалидность второй груп­
пы. На улице Ахматова становилась совершенно бес­
помощной. Ее нужно было провожать до дома. Осо­
бенно трудно было ей переходить Невский проспект.
В поношенном плаще, обтрепанной шляпе и растоп­
танных ботинках, Ахматова умудрялась сохранять
царственное величие. Ее лицо по-прежнему было пре­
красным, и глаза так же горели из-под поседевшей
челки. Ахматова снова начала жаловаться на сердце,
Чуковская пишет о том, что она перенесла пять сер­
дечных приступов за пять дней. Судя по всему, ин­
фаркта не было. Речь шла о приступах тахикардии
или стенокардии. Пять инфарктов за пять дней све­
ли бы в могилу любого. Когда Гаршин заявил, что
нужно ложиться в больницу, Ахматова немедленно
почувствовала себя лучше.
8 июня 1940 года Ахматова говорила Чуковской
о том, что, судя по всему, Татьяна Смирнова при­
ставлена, чтобы следить за ней. Это было вполне ве­
роятно. Достаточно вспомнить документы о слежке
НКВД за Цветаевой на даче ее мужа Сергея Эфрона
в Болшеве. Эти документы обнаружила и опублико­
вала Ирма Кудрова. Кудрова подробно рассказала о
том, как близкие к дому Эфрона люди — в том числе
и Самуил Гуревич, человек, в которого была влюбле­
на дочь Цветаевой Аля, — постоянно докладывали

Элен Файнгишейн
234

обо всем в НКВД. К 13 августа подозрения Ахматовой
о слежке подтвердились. Она расставила ловушку
для шпиона, заложив в блокнот, в котором писала
стихи, волосок. Вернувшись домой, Ахматова обнару­
жила, что волосок исчез. Мысли о слежке сводили
Ахматову с ума. Она понимала, что раз за ней столь
пристально следят, это может отразиться на положе­
нии Льва.
18 июня вышла очень обрадовавшая Ахматову
благожелательная рецензия в журнале «Ленинград»,
но радость была недолгой. 26 июня к ней пришел пред­
ставитель издательства, где должен был выйти сбор­
ник «Из шести книг», и попросил снять два стихо­
творения — «Все расхищено, предано, продано...»
(34) и «Не с теми я, кто бросил землю...». (35) Худ­
шие времена террора остались позади, но, хотя Ах­
матова с помощью Чуковской продолжала работать
над сборником, она подозревала, что выходу книги
что-то может помешать. Ей казалось невозможным
получить рукопись из издательства. На помощь сно­
ва пришла Чуковская, которая проверяла стихи и чи­
тала гранки. 26 августа, как Ахматова говорила Кор­
нею Чуковскому, издание книги в очередной раз при­
остановлено. «Они говорят, что нет бумаги, но это
только из вежливости».
Тем летом Ахматова ездила к Фадееву в Переделкино. Она р к е просила его помочь Льву и теперь хо­
тела узнать, что он для нее сделал. 27 августа она по­
лучила письмо от Фадеева, в котором он писал, что
нашел нужного человека и готов устроить ей встречу
с ним. Теперь Ахматова ожидала новостей. Чуков­
ская отнеслась к подобным новостям с пессимизмом,
впрочем, вполне понятным. У Ахматовой еще оста­
валась надежда, муж же Чуковской был расстрелян.
В конце августа 1940 года Ахматова отправилась

Анна Ахматова

в Генеральную прокуратуру на Пушкинскую. Чуков­
ская провожала ее. В кабинете Ахматова пробыла не­
долго. Когда она вышла, за ней выскочил маленький
человечек, который кричал и грубо ругался. Разоча­
рование Ахматовой было невероятно глубоким. Гар­
шин, который хотел быть с Ахматовой, горько рыдал
от невозможности сделать это, «не совершив греха».
Чуковская тоже была потрясена собственной беспо­
мощностью.
Однако несколькими днями позже Ахматова оп­
равилась настолько, чтобы подняться, причесаться и
прочесть Чуковской несколько стихотворений. Чу­
ковская не могла не восхититься тем, как ей удается
прекратить «в чистое золото битые черепки, подсо­
вываемые ей жизнью!». Она прочла «Нет, это не я,
это кто-то другой страдает...», «Так отлетают темные
души...» и «Но я предупреждаю вас...». Чуковская за­
варила чай. Еды в доме не было, потому что Татьяна
болела и некому было сходить в магазин.
Домашняя жизнь Ахматовой складывалась не са­
мым лучшим образом. Однажды, когда Чуковская
пришла к ней, в комнату заглянул Пунин и попросил
взаймы 15 рублей. Татьяна Смирнова взяла один из
авторских экземпляров книги Ахматовой без разре­
шения, а теперь предлагала выкупить его за сто руб­
лей. Но самым мучительным для Ахматовой было то,
как Татьяна относилась к своему старшему сыну, как
она била и ругала его, заставляя учить уроки («Ах ты,
зараза, сволочь, я тебе покажу, сволочь ты этакая!»).
3 сентября она начала писать первую из своих
прекрасных «Северных элегий». Это стихотворение
было закончено уже в Ташкенте. Эпиграфом к нему
Ахматова выбрала строку Пушкина: «Я теперь живу
не там...» Стихотворение посвящено России Достоев­
ского. Описываемый Ахматовой Ленинград — это

^

Элен Файншшейн

Петербург с гравюры XIX века — пролетки, танц­
классы, модные магазины с французскими вывеска­
ми, конторы менял. Она вспоминает керосиновые
лампы и плюшевые кресла своего детства, рядом с
которыми оживают заложенные земли Достоевского
и рулетка в Баден-Бадене. Достоевский входит в ее
стихотворение из небытия, в момент ее рождения:

236

Страну знобит, а омский каторжанин
Все понял и на всем поставил крест.
Вот он сейчас перемешает все
И сам над первозданным беспорядком,
Как некий дух, взнесется. Полночь бьет.
Перо скрипит, и многие страницы
Семеновским припахивают плацем. (36)

Ночью 1 октября у Ахматовой случился тяжелый
сердечный приступ. На следующий день она была
«неприбранная, непричесанная, с изможденным ли­
цом». (36*) Это был день рождения Льва, и в этот день
она получила какие-то дурные известия о нем. 13 ок­
тября она получила письмо от сына, которое ее крайне
встревожило. Чуковская заметила, что глаза Ахмато­
вой ввалились. «Я письмо получила. Сегодня. В восемь
часов утра. Не получать писем худо — три месяца не
было ни строки, — а получать еще хуже». (37)
Проблемы на этом не кончились. Хрупкие лите­
ратурные надежды Ахматовой рухнули. Небольшой
из-за проблем с бумагой тираж ее книги был отпеча­
тан, но 29 октября печать была приостановлена и все
книги изъяты из магазинов. 7 ноября у Ахматовой,
еще не оправившейся от бронхита, случился сердеч­
ный приступ. Она попала в больницу. Она была очень
тронута, когда уборщица попросила ее написать не­
большой стишок: «Она каждое письмо оканчивает
стихом, и та, которая ей пишет из деревни, — тоже».
Ахматова была растрогана при мысли о том, как про­
стые русские люди любят поэзию. «Я вообще не знаю

Анна Ахматова
237

страны, в которой больше любили бы стихи, чем на­
ша, и больше нуждались бы в них, чем у нас». (37*)
Хотя у Ахматовой было время немного отдохнуть
в больнице, она вышла оттуда с твердым убеждени­
ем в том, что ее неприятности еще только начина­
ются. 13 ноября Ахматова говорила Чуковской:
«Знаете, я за эти дни поняла, что я сама во всем
виновата. Во всем, что случилось с книгой. ЦК совер­
шенно прав, а я виновата. Да, да. Они хотели напеча­
тать мои стихи. Издательство отобрало стихи и отвез­
ло в Москву. Там утвердили. Тогда ясамовольно вклю­
чила туда новые, да еще поставила на первый план
самое печальное стихотворение, да еще назвала его
именем весь отдел.. И если бы я этого не сделала... Ле­
ва был бы дома» (38)
Чуковская не могла разубедить Ахматову, хотя и
напомнила, что новые стихи попросило само изда­
тельство и никто не мог предположить, что именно
им нужно.
22 ноября заболела подруга детства Ахматовой Ва­
лерия Срезневская. Ахматова несколько раз навеща­
ла ее и была потрясена ее видом — в разорванной ру­
башке, с всклокоченными волосами. Безумие Срез­
невской глубоко потрясло Анну Андреевну.
В начале 1941 года Чуковская была вынуждена
покинуть Ленинград, поскольку ее повестью «Софья
Петровна» заинтересовались в «Большом Доме». Она
находилась под постоянным наблюдением Чуковская
не говорила Ахматовой об этом, той хватало собст­
венных переживаний из-за Льва. В феврале 1941 го­
да Чуковская уехала в санаторий «Узкое».
Бывая в Москве, Ахматова обычно останавлива­
лась в квартире Ардовых. В начале 1941 года она два­
жды встречалась здесь с Мариной Цветаевой. Две ве­
ликие женщины впервые встретились лицом к лицу,

Элен Файншшейн
238

но это не помешало Марине написать настоящие оды
красоте и поэтическому таланту Ахматовой еще до
отъезда в Прагу и Париж в 1922 году. Обменивались
они и письмами, хотя крайне редко.
Марина Цветаева — одна из величайших русских
поэтесс XX века, по таланту равная Ахматовой, хотя
и совершенно не похожая на нее своей поэтической
откровенностью и силой эмоций. Цветаева никогда
не изменяла поэзии, несмотря на то, что вся ее жизнь
была сплошной чередой утрат. Последовав за мужем
в Париж, Цветаева обрекла себя на беспросветную
бедность. Ее слава осталась в прошлом. Марина Ива­
новна научилась принимать одиночество и отвержен­
ность.
Со своим мужем Сергеем Эфроном Марина по­
знакомилась еще в ранней юности, на берегу Черно­
го моря. Хотя других мужчин она любила и более
страстно, только с Сергеем она была по-настоящему
близка, как бывают близки близнецы. Большинство
биографов осуждают Эфрона за неспособность най­
ти работу, болезненность, изменчивость политиче­
ских взглядов. В 1937 году Цветаева вернулась в Со­
ветский Союз из Парижа, что связывали с неожидан­
ным разоблачением Эфрона как агента НКВД. Ему
пришлось бежать в Россию. Цветаева всегда отказы­
валась верить в то, что Эфрон был причастен к убий­
ству Игнатия Рейса. Но французская полиция начала
расследование, и Эфрону пришлось бежать.
Дочь Марины, Аля, убежденная коммунистка,
вернулась в Россию еще раньше. Ее сыну-подростку,
Муру, предстояло увидеть родину, где он никогда не
бывал. Эмигрантское сообщество в Париже относи­
лось к Цветаевой враждебно. Решение последовать
за мужем было естественным, но оказалось трагиче­
ской ошибкой. Цветаева приехала в Россию в разгар
сталинского террора. Ее сестра Анастасия уже нахо-

Анна Ахматова
239

дилась в тюрьме. Вскоре после ее возвращения были
арестованы Аля и Сергей.
На многолюдной болшевской даче, предоставлен­
ной Эфрону НКВД, Цветаева обнаружила, что вера
мужа в коммунизм осталась непоколебимой. Не по­
влияли на него даже аресты сестры жены, Ашастасии,
и его близкого друга, литературного критика Д С. Мир­
ского. Здесь же жили и завербованные Эфроном Кле­
пинины. Цветаева чувствовала себя в Болшеве неве­
роятно одинокой. Аля, как и ее отец, была абсолют­
но убеждена в справедливости устройства советского
общества. Но в воскресенье 27 августа 1939 года, на­
кануне начала Второй мировой войны, Алю арестова­
ли. Эмилия Литауэр, французская коммунистка, час­
то бывавшая у доме Эфронов, была арестована в то
же время. От обеих узниц требовали показаний друг
на друга.
Аля начала «сознаваться» через месяц после аре­
ста. Ирма Кудрова (39), читавшая записи ее допро­
сов, относится к признаниям Али с осторожностью.
Только после Двадцатого съезда партии, в 1956 году,
Аля смогла написать о том, что было с ней в тюрьме:
«Меня избивали резиновыми «дамскими вопросни­
ками» (т.е. резиновыми дубинками), в течение 20 су­
ток лишали сна, вели круглосуточные «конвейерные»
допросы, держали в холодном карцере, раздетую,
стоя навытяжку, проводили инсценировки расстре­
ла...» (40) Неудивительно, что в конце концов Ариад­
на призналась во всем, чего от нее хотели. Она назвала
Эфрона двойным агентом. «Не желая ничего скры­
вать от следствия, я должна сообщить, что мой отец
является агентом французской разведки...» (41)
Через пять дней был подписан ордер на арест Сер­
гея Эфрона. После некоторой задержки, что говорит
о консультациях с кем-то из вышестоящих, 9 октяб­
ря 1939 года он был арестован. Сергей Эфрон был

Элен Файнштейн
240

больным, несчастным человеком, но записи, сохра­
нившиеся на Лубянке, говорят о том, что он вел себя
исключительно смело. Он не уходил от ответов, де­
тально рассказал о годах, проведенных в эмиграции,
о создании Демократического союза русских студен­
тов, назвал всех лидеров Евразийской ячейки в Па­
риж е (большинство из которых остались в безопас­
ной Франции). Можно предположить, что к нему от­
носились не лучше, чем к дочери. И только когда ему
сообщили, что его подруга Эмилия Литауэр расска­
зала о его антисоциальном поведении и что его соб­
ственная дочь подтвердила эти показания, он сло­
мался. Только тогда он попросил передышки в до­
просах: «Сейчас я не могу говорить. Я очень устал».
Разумеется, Цветаева ничего этого не знала, когда
двумя годами позже встретилась в Москве с Ахмато­
вой. Марина Ивановна приехала в Москву с сыном в
надежде выяснить хоть что-то о судьбе своих близких.
Эмигрантке, жене и матери заключенных, ей было
сложно встречаться со старыми друзьями, хотя с Пас­
тернаком она все же увиделась. Ахматова, несмотря
на всю свою нервозность, всегда могла заставить себя
сделать то, что считала правильным.
Пастернак позвонил жене Виктора Ардова, Нине
Ольшевской. Ольшевская сказала ему, что попросит
Ахматову перезвонить и встретиться с Цветаевой.
Ахматова так и поступила. После короткого разгово­
ра она пригласила Марину Ивановну на Ордынку. На­
до сказать, что Ахматова хотела встретиться с Цве­
таевой в городе, если той это будет более удобно. Но
Цветаева, которой было негде жить, предпочла прий­
ти к Ардовым.
Виктор Ардов вспоминает, что открыл ей дверь и
видел, как две великие женщины пожали друг другу
руки, прежде чем перейти в крохотную комнатку,
где обычно жила Ахматова. Они провели вместе боль-

И пришелся ль сынок мой по вкусу
И тебе и деткам твоим? (44)

Анна Ахматова

шую часть дня. Ахматова никогда не рассказывала, о
чем они говорили. Она заметила только, что Цветаева
произвела на нее впечатление абсолютно уравнове­
шенного человека, глубоко обеспокоенного судьбой
своей семьи. На следующий день они встретились
снова, на этот раз в квартире Николая Ивановича
Харджиева. Здесь они смогли поговорить за бокалом
вина. Харджиев нашел Цветаеву блистательной: «Она
была переполнена Парижем и говорила вдохновен­
но». (42)
Ардов и Ахматова собирались тем вечером в те­
атр, где Ольшевская должна была играть в спектакле
«Сон в летнюю ночь». Цветаева настояла на том, что­
бы из-за нее они не меняли своих планов. Они вме­
сте вышли из дома Харджиева. От стены отделилась
темная фигура и последовала за ними. Аэсматова не
поняла, за ней или за Цветаевой установлена слежка.
По возвращении в Ленинград стало ясно, насколь­
ко сильно зависит Ахматова от нежности и любви
Гаршина. Хотя ее окружали друзья, не все они одоб­
ряли ее поведение. Удивительную критичность про­
явила Надежда Мандельштам, которой Ахматова
всегда хранила верность. 9 мая 1941 года Надежда
Яковлевна написала из Калинина письмо биологу
Б. С. Кузину (43), в котором говорила о том, что Ах­
матова боится навещать ее, потому что не хочет по­
вредить сыну своим общением с женой расстрелян­
ного преступника.
Тревога Ахматовой за сына не ослабевала. В пе­
чальном подражании армянскому поэту Туманяну
она обращается к падишаху, которым мог быть сам
Сталин, от имени овцы, оплакивающей своего поте­
рянного ягненка:

Глава 12
ВОЙНА
Кто идет выручать Ленинград? (1)

242

Ахматова

В годы Большого Террора люди боялись сталинских
агентов. Но теперь надвигалась иная опасность, и
интеллигенция это прекрасно понимала. Гитлер при­
шел к власти в 1933 году. Все это время он наращи­
вал армию и постепенно поглощал соседние страны.
Европа превратилась в ставку в покере, которую ра­
зыгрывали нацистская Германия Гитлера, страны За­
падной Европы и Советский Союз. Все игроки на­
деялись обвести друг друга вокруг пальца. Каждый
рассчитывал на то, что противники передерутся ме­
жду собой.
Сталин считал западную демократию такой же
опасной для Советского Союза, как и нацистскую
Германию, несмотря на то, что Гитлер уже захватил
Австрию и Чехословакию. Мюнхенский сговор окон­
чательно убедил Сталина в том, что Запад не собира­
ется останавливать Гитлера. 31 мая 1939 года Брита­
ния и Франция гарантировали неприкосновенность
границ Польши. Но Сталин подозревал, что Гитлер
получил не менее соблазнительные обещания. Он
был уверен, что в случае нападения Германии на Со­
ветский Союз ему придется бороться в одиночку, не
рассчитывая на чью-то помощь. И тогда он решил до­
говариваться не со странами Запада, а с самим Гитле­
ром. Пакт о ненападении между Германией и Росси-

Анна Ахматова
243

ей был подписан 23 августа 1939 года Этот документ
позволил Сталину аннексировать восточную часть
Польши. 1 сентября гитлеровские войска вторглись в
Польшу. Многие польские интеллигенты бежали, в
том числе и члены Еврейского антифашистского ко­
митета, который Сталин использовал для получения
поддержки со стороны Соединенных Штатов. Писа­
тель Илья Эренбург был потрясен произошедшим (2)
Накануне начала Второй мировой войны Ахмато­
ва оказалась в больнице. У нее воспалилась надкост­
ница. Гаршин и Чуковская навещали ее. Хотя пере­
несенная Анной Андреевной операция была очень
болезненной, она рассказывала о ней с юмором и с
обоснованной гордостью: «Мне говорил потом Вла­
димир Георгиевич [Гаршин], что доктор удивлялся мо­
ему терпению. А когда же мне было кричать? До —
не больно; во время операции — щипцы во рту, не
крикнешь; после — уже не стоит». (3)
Чуковской Ахматова призналась в более серьез­
ных недомоганиях. У нее были затемнения в обоих
легких, ее по-прежнему мучили головокружения и
тошнота. Эти симптомы Ахматова приписывала бо­
лезни Меньера. 16 сентября Ахматова уже была до­
ма, под присмотром врачей. В конце месяца в свои
комнаты вернулись Лунины. Ахматова слышала, как
Николай Николаевич кричал на своих домашних.
Она полагала, что его раздражение вызвано безде­
нежьем. К середине октября Ахматова выглядела
очень плохо, ее бессонница стала практически посто­
янной. Ей было трудно есть. В ноябре она решила
продать картину Бориса Григорьева (4), чтобы со­
брать деньги на поездку в Москву. Анна Андреевна
не переставала хлопотать за Льва.
Несмотря на весь свой скептицизм относительно
возможности публикации ее стихов, Ахматова уже

Элен Файнштейн

получила 3000 рублей из Москвы, а в январе 1940 го­
да ее пенсию увеличили до 750 рублей в месяц. Если
бы не арест Льва, Ахматова могла бы подумать, что
власти изменили свое отношение к ней. То, что она
так не думала, явно чувствуется по загадочной «По­
эме без героя», работу над которой она начала той
осенью.
Тем временем Гитлер переключился на Нидер­
ланды и Францию. Блицкриг был стремительным и
безжалостным. Франция сдалась 17 июня 1940 года.
Сталин был поражен тем, что Франция не оказала
Гитлеру практически никакого сопротивления. Ах­
матова тоже была глубоко разочарована. Известия из
Лондона ужасали ее. Она продолжала с тревогой сле­
дить за событиями в Европе.
5 июля 1940 года Ахматова навестила Илью Орен­
бурга и прочла ему стихи о падении Парижа. Русские
всегда любили этот город, и война ознаменовала со­
бой конец целой эпохи. Над погибшим городом:
Как маятник, ходит луна.
Так вот — над погибшим Парижем
Такая теперь тишина. (6)

В 1940 году она написала стихотворение «Лон­
донцам», посвященное бомбардировкам Лондона.
Разрушение Лондона Ахматова называет «двадцать
четвертою драмой Шекспира»:

244

Только не эту, не эту, не эту,
Эту уж е мы не в силах читать. (7)

Поиски внутренних врагов по-прежнему не пре­
кращались. Лидия Чуковская обнаружила за собой
пристальную слежку. Судя по всему, интерес со сто­
роны НКВД вызывали ее рукописи о 37-м годе и, в
частности, роман «Софья Петровна». В мае 1941 г.,
за полтора месяца до вторжения гитлеровских войск

Анна Ахматова
245

в Россию, Чуковская уезжает в Москву. Ее отъезд был
связан и с желанием скрыться от слежки, и со стрем­
лением оградить Ахматову. Кроме того, в Москве Чу­
ковской предстояла операция. Ахматова приехала в
Москву позднее. Она, как всегда, пыталась хоть чемто помочь Льву. Анна Андреевна навестила Чуков­
скую в больнице.
Большинство сторонников Сталина утверждают,
что соглашение с Гитлером было маневром, главная
цель которого заключалась в том, чтобы выиграть
время и лучше подготовиться к грядущей войне. Од­
нако, судя по всему, Сталин искренне надеялся на
то, что ему удастся избежать войны с Гитлером. Он
сознательно игнорировал все донесения разведчиков,
утверждавших обратное. Сталин не мог позволить
себе идти на поводу у Запада. Он считал, что Запад
только о том и мечтает, чтобы вбить клин между Рос­
сией и Германией. Сталин избегал любых действий,
которые могли бы не понравиться Гитлеру. Он ини­
циировал несколько антисемитских кампаний, что­
бы внушить доверие новому союзнику. Впрочем, ис­
пользовать выигранное время с пользой Сталину так
и не удалось. Даже когда 22 июня 1941 г. ему докла­
дывали о том, что самолеты Люфтваффе бомбят рус­
ские города, что трехмиллионная германская армия
вторглась в пределы России, Сталин продолжал тре­
бовать от своих военачальников, чтобы те не подда­
вались на провокации. Германские бомбы падали на
Киев и Севастополь, а Сталин отдавал приказы не
пересекать согласованных границ.
Пунин вспоминал, что узнал о начале войны от
Ахматовой, которая вбежала к нему и сообщила, что
по радио выступает Молотов. (8) Окна тут ж е за­
клеили полосками газеты, чтобы они не треснули во
время бомбежки. Пунин сидел за письменным сто­

Элен Файнгишейн
24 6

лом, Марта Голубева гладила что-то на кухне. Как ни
странно это покажется, никто не подумал, что они
могут погибнуть, хотя война означала смерть мил­
лионов людей. Пунин считал, что этим война напо­
минала годы ежовского террора.
К 28 июня масштабы катастрофы стали оконча­
тельно ясны. Германские войска продвинулись на
300 миль от границы. В окружение попало более че­
тырехсот тысяч человек. Войска вермахта захватили
столицу Белоруссии Минск. Дорога на Смоленск бы­
ла открыта Немцы одерживали победы на всех фрон­
тах. За три недели, прошедшие с начала войны, Рос­
сия потеряла два миллиона человек и три с полови­
ной тысячи танков.
Жестокость захватчиков пробудила в русском на­
роде исконный патриотизм. Германские идеологи
считали славян, как и евреев, недочеловеками. Кара­
тельные отряды сгоняли крестьян в церкви и поджи­
гали. Немцы грабили, убивали, насиловали. Ненависть
к захватчикам была так сильна, что затмила все то,
что происходило при Сталине.
Ленинград оказался на пути германских войск.
Каждую ночь в городе выли сирены воздушной тре­
воги. Очень скоро город оказался в осаде. Но, несмот­
ря на страшную опасность, Ахматова все же верну­
лась из Москвы. Писатели и художники активно уча­
ствовали в обороне Ленинграда. 8 сентября 1941 г.
был захвачен Шлиссельбург, и кольцо осады замкну­
лось. Население Ленинграда стало гибнуть от холо­
да и голода. К осени 1941 г. из осажденного города
осталась только одна дорога — через Ладожское озе­
ро, расположенное к северо-востоку от города. В се­
верной части Ладога замерзала на два месяца, в юж­
ной — на четыре.
30 июня в городе началось создание дивизий на­

Анна Ахматова
247

родного ополчения. Писатели и художники не могли
остаться в стороне. Дмитрий Шостакович пытался
записаться добровольцем, но его не взяли. Как-то ве­
чером он исполнял основную тему Седьмой симфо­
нии друзьям. Началась воздушная тревога. Дмитрий
Дмитриевич отослал жену и детей в бомбоубежище,
а сам продолжал играть, слыша далекие разрывы.
Поэтесса Ольга Берггольц каждый день выступа­
ла по радио. Ахматова тоже хотела выступить, но бы­
ла слишком больна. Ее выступление записали дома.
Лукницкий зашел к ней накануне выступления: «Она
лежала — болеет. Встретила меня очень приветливо,
настроение у нее хорошее, с видимым удовольствием
сказала, что приглашена выступить по радио. Она —
патриотка, и сознание, что сейчас она душой вместе
со всеми, видимо, очень ободряет ее». (9)
Выступила Ахматова очень просто и сдержанно:
«Вся жизнь моя связана с Ленинградом — в Ленин­
граде я стала поэтом, Ленинград стал для моих сти­
хов их дыханием... Я, как и все вы сейчас, живу одной
непоколебимой верой в то, что Ленинград никогда
не будет фашистским». (10)
Ахматова не только выступала по радио. Когда
она чувствовала себя достаточно хорошо, то выходи­
ла на улицу с противогазом на плече, дежурила на
крыше и даже шила мешки, которые потом напол­
няли песком и которыми обкладывали здания. Ахма­
това чувствовала громадное облегчение от того, что
могла быть со своим народом, но она все же нужда­
лась в постоянной помощи.
Во время первой воздушной тревоги 8 сентября в
одиннадцать часов вечера Лунины не стали уходить
из квартиры, потому что «еще не казалось страш­
ным... Мы погасили огни и стояли у открытого окна».
(11) Но очень скоро стало ясно, что это не просто

Элен Файнгишейн
248

тревога, а настоящий ужас. На город упали первые
бомбы.
На следующее утро Ирина Лунина узнала, что од­
на из бомб упала на дом 22 на Фонтанке, где жил
отец Марты Голубевой. Весь день выли сирены воз­
душной тревоги. Лунин сумел добраться до дома толь­
ко вечером. Оказалось, что потолок рухнул, все зда­
ние было разрушено, а перед входом зияла огромная
воронка. Оба этажа сошли с фундамента. «С того дня
во все свободные часы мы перетаскивали оставшиеся
там Тикины [Марты Голубевой] вещи ко мне». (12)
Поэтесса и писательница Вера Инбер вела днев­
ник с первого до последнего дня осады. 16 сентября
1941 г. в ее квартире зазвонил телефон. Она подняла
трубку, и молодой женский голос сообщил, что теле­
фон отключается до конца войны. (13) Из дневников
Инбер становится понятно, почему выступление Ста­
лина по радио производило такое огромное впечат­
ление. Дневники Веры Инбер — поразительное сви­
детельство истинного героизма ленинградцев.
16 сентября Анна Аренс и Марта Голубева были
на работе. Ночью снова выла сирена воздушной тре­
воги, на город падали бомбы. Налеты не прекраща­
лись. Иногда немецкие самолеты бомбили город всю
ночь, от заката до рассвета. Лунин писал в своем
дневнике о количестве жертв: «Жертв много; за гро­
бами очередь с вечера; ходят на перекличку, как к
билетным кассам в период весеннего разъезда; до
кладбища возят на тележках. Норма хлеба — двести
грамм в день; на рынках ничего нет. Некоторых я
едва узнаю — так они похудели; многие постарели:
осунулись и поседели. Скоро уже месяц, как мы ок­
ружены. На что «они» надеются, почему не сдают го­
род?» (14) Хотя мысли о сдаче города вполне прагма­
тичны, Лунин не понимал, чем это грозит городу. Те,

Анна Ахматова
249

кто инстинктивно сопротивлялся захватчикам, были
более мудры. В то время об этом никто не знал, но
сдача города должна была привести к полному раз­
рушению Ленинграда. Гитлер отдал приказ стереть
город с лица земли. Когда изнуренные голодом и бом­
бежками жители сдались бы, и их самих, и их город
следовало уничтожить. Гитлер не видел никаких ос­
нований для существования этого огромного города
после поражения России. (15)
После начала войны Зоя Томашевская и другие
друзья семьи Пуниных посоветовали Николаю Н и­
колаевичу перебраться в подвалы Эрмитажа, где бы­
ло более безопасно. Ахматова осталась в Фонтанном
доме одна. Вечером 25 сентября Пунин записывает в
дневник о том, что Ахматова «давным-давно» поки­
нула квартиру на Фонтанке и теперь живет в доме
ученого-пушкиниста Бориса Томашевского. Но Анна
Каминская утверждает, что Лунины продолжали жить
на Фонтанке до февраля 1942 г., то есть до отъезда в
эвакуацию в Самарканд. (16) Как бы там ни было,
но в записи Лунина о первой бомбардировке города
8 сентября 1941 г. никак не упоминается Ахматова.
В дневнике Пунин пишет о реве самолетов, вое па­
дающих бомб, о содрогающихся стенах зданий. Он
признается: «В последнее время стал уходить в бом­
боубежище Эрмитажа (Зимнего); там почти не
слышно». (17) Когда бомбардировки усилились, То­
машевский забрал Ахматову в свой дом на канале
Грибоедова.
Ахматова переехала к Томашевским, потому что
была напугана. (18) Некоторое время она жила с ни­
ми на четвертом этаже. Лифт не действовал. Потом
управдом подыскал им более безопасное жилье в под­
вале. Е.И. Шварц подтверждает, что 28 сентября Ах­
матова действительно находилась в бомбоубежище

Элен Файншшейн

^

на канале Грибоедова. Ей уже предлагали уехать в
эвакуацию, но она не хотела ехать одна. Ахматова
предложила Ольге Берггольц стать ее спутницей, но
Ольга категорически отказалась покинуть Ленин­
град. (19) Всю блокаду Ольга Берггольц оставалась в
Ленинграде, работала на радио и вела дневник — в
прозе и стихах.
Ахматова продолжала жить у Томашевских. Тя­
желые каменные своды подвала защищали от бомбе­
жек. Однажды, когда Ахматова возвращалась домой
к Томашевским, началась бомбежка, и ей пришлось
укрыться в соседнем подвале. Каково же было ее удив­
ление, когда оказалось, что это тот самый подвал, где
раньше была «Бродячая собака». Подвал был забро­
шен, но легко узнаваем. Ахматова была поражена.
В ее жизни вообще было много совпадений. Вечером
к ней зашел Гаршин, принес немного продуктов.
С Томашевскими ему было неуютно. Гаршин очень
уставал на работе. Медикаментов не хватало, и бо­
роться с болезнями и страданиями людей станови­
лось все труднее.
25 сентября Гаршин зашел к Пунину, сообщил,
что Ахматова послезавтра улетает из Ленинграда. Гар­
шин заплакал и сказал: «Ну вот, Николай Николае­
вич, так кончается еще один период нашей жизни».
Пунин передал через него записку Ахматовой. Реак­
ция Лунина была довольно спокойной: «Странно мне,
что Аня так боится: я так привык слышать от нее о
смерти, об ее желании умереть. А теперь, когда уме­
реть так легко и просто? Ну пускай летит! Долетела бы
только». (20)
Перед отъездом Ахматовой из Ленинграда ее старая подруга, Надежда Чулкова, устроила ей безумно
щедрый обед — омлет и кофе со сливками. (21) Нам
даже трудно представить себе, что это значило в те

Анна Ахматова

дни! Как-то раз Ахматова гуляла с ребенком Смир­
новых в саду, тревожно прислушиваясь к звуку дале­
ких разрывов. И в этот момент она поняла, как не­
правильно прожила свою жизнь, насколько не гото­
ва оказалась к тяжким испытаниям, посланным Бо­
гом. Вот почему смерть так страшила ее. Это настрое­
ние особенно сильно чувствуется в «Поэме без героя».
28 сентября 1941 года Павел Лукницкий записал
в дневнике, что Ахматова сообщила ему, что по ука­
занию Александра Фадеева они с Зощенко эвакуиру­
ются (как она полагала, в Центральную Азию). Она
была нездорова и слаба, но все же говорила с Лукницким о древних мифах, связанных с возрождением
земли после ужасных катастроф. Эти мифы вселяли
в нее надежду, несмотря на то, что город был уже по­
луразрушен. Ахматова улетела из Ленинграда в кон­
це сентября. В самолете она написала:
Птицы смерти в зените стоят.
Кто идет выручать Ленинград?
Не шумите вокруг — он дышит,
Он живой еще, он все слышит:
Как на влажном балтийском дне
Сыновья его стонут во сне,
Как из недр его вопли: «Хлеба!» —
До седьмого доходят неба...
Н о безжалостна эта твердь,
И глядит из всех окон — смерть.
И стоит везде на часах
И уйти не пускает страх. (22)

2 октября Ахматова прислала Гаршину открытку
с сообщением о том, что она благополучно добралась
до Москвы и остановилась в квартире Самуила Mapшака, детского писателя и переводчика. «Куда даль­
ше? Я не знаю» (23)

cQ

Элен Файнгишейн

Во время первых налетов Чуковская находилась
на подмосковной даче в Переделкине. Она не верну­
лась в Ленинград. 28 июля 1941 г. Чуковская вместе
с дочерью и четырехлетней племянницей уехала в
Чистополь. В октябре 1941 г. Ахматовой предложили
присоединиться к группе писателей, которые долж­
ны были отправиться из Казани в Чистополь. Узнав
об этом, Чуковская записала в дневнике: «Ахматова в
Чистополе! Это так же невообразимо, как Адмирал­
тейская игла или Арка Главного штаба — в Чистопо­
ле». (23*) Чистополь был маленьким, заброшенным
городком в Татарии. Кое-где грязь была совершенно
непролазной. Эвакуированным, в том числе и Чуков­
ской, было очень трудно заработать себе на жизнь.
26 ноября Пунин сильно ослабел от голода, хотя
ему повезло больше, чем многим, — он иногда полу­
чал овсяный суп и тушеную капусту в столовой Дома
ученых. Остальным приходилось часами стоять на
пронизывающем морозе за хлебным пайком. Бом­
бежки продолжались. От них часто гибли люди, сто­
явшие в очередях. «Но, может быть, голод страшнее.
Уже многие падают на улицах и умирают. Гибнут
главным образом те, у которых есть старики и дети.
Хорошо быть одному в такое время. Один уж какнибудь». (24)
В конце ноября бомба упала рядом с Фонтанным
домом. В квартире вылетели все стекла. Пунин вер­
нулся в дом, чтобы собрать кое-какие вещи. Там он
встретил Гаршина, который собирал бумаги и вещи
Ахматовой, намереваясь на санках перевезти их к се­
бе. Верность и любовь Гаршина к Ахматовой в тот период не подлежат сомнению. Советские власти стреX* мились вывезти из города как можно больше извест­
ных людей. Гаршин вполне мог эвакуироваться, но
он предпочел остаться в Ленинграде с женой и детьми.

Анна Ахматова

Марина Цветаева находилась в Москве. Она отча­
янно пыталась найти друзей. Ее муж и дочь были
арестованы. Когда начались бомбежки, она с сыном
Муром эвакуировалась в Елабугу, где разместились
члены Союза писателей. В августе 1941 года она прие­
хала в Чистополь и умоляла писателя Николая Асее­
ва найти ей хоть какое-то жилье. Несмотря на неко­
торые трудности, это удалось, но Марина Ивановна
так и не смогла найти работу. Она вернулась в Елабу­
гу и через несколько дней покончила с собой.
Депрессия Цветаевой была вызвана многими об­
стоятельствами. Она ничего не знала о судьбе мужа и
дочери. Ее сестра, Анастасия, считала, что Марина
могла покончить с собой в надежде на то, что Муру
без нее скорее помогут. Однако Анастасия сама на­
ходилась в заключении и не могла объективно судить
о происходящем. Мария Белкина, знавшая Цветаеву
еще по Москве, считает, что ее самоубийство вызва­
но психическим заболеванием.
Когда Мур записал в дневнике: «Лишь немногие
вспомнят обо мне добрым словом», он был прав.
В большинстве воспоминаний его обвиняют в том,
что он слишком мало ценил поэзию матери еще до
отъезда из Франции. Да и благополучие матери в по­
следние недели ее жизни мало волновало сына. Мно­
гие вспоминают о том, как сын и мать ссорились на­
кануне самоубийства поэтессы. И тем не менее в
предсмертной записке Марина Ивановна просит
знакомых и друзей позаботиться о Муре.
Из дневников Цветаевой видно, что она утрати­
ла волю к ж изни еще до отъезда из Москвы. Она
уже писала в дневнике: «...я год уже (приблизительно) ищу глазами — крюк». И все же Лидия Чуков­
ская, лично видевшая Цветаеву в Чистополе, полно-

cQ

Элен Файншшейн

стью отрицает возможность психической болезни.
Напротив, несмотря на депрессию, во время разгово­
ра от нее исходила какая-то энергия, заражавш ая
собеседника.
Цветаева более двух лет почти ничего не писала.
Ее дочь, Аля, вернувшись из лагерей, обвиняла в
смерти матери Асеева: «Для меня Асеев — не поэт,
не человек, не враг, не предатель — он убийца, а это
убийство — похуже Дантесова». (25) Но как бы ни
страшился Асеев помогать Цветаевой, все же он вы­
хлопотал ей разрешение жить в Чистополе. Впрочем,
даже когда Марине Ивановне сообщили радостные
известия, ее внутреннее состояние не изменилось.
Лидия Чуковская вспоминает, что Цветаева сказала
ей: «Если и найду комнату, мне не дадут работать.
Мне не на что будет жить... скажите, пожалуйста, по­
чему вы думаете, что жить еще стоит?» (26) Чуков­
ская помогла Цветаевой пройти по скользким дос­
кам, перекинутым через грязь. Она порадовалась то­
му, что хотя бы Ахматова не здесь, потому что та вряд
ли смогла бы вынести все это. Цветаева, находившая­
ся на грани срыва, поразилась этим словам, почемуто люди всегда считали ее гораздо более сильной, чем
Ахматову.
Последнее письмо Цветаевой к Муру невыноси­
мо печально:
«Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы ху­
же. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але — если увидишь — что любила их
до последней минуты и объясни, что попала в ту­
пик». (27)

Уже целовала Антония мертвые губы,
Уже на коленях пред Августом слезы лила...
И предали слуги. Грохочут победные трубы
Под римским орлом, и вечерняя стелется мгла.

Анна Ахматова

Узнав о смерти Цветаевой, Ахматова была в от­
чаянии. Год назад она писала о самоубийстве Клео­
патры, но, будучи истинной христианкой, не прини­
мала подобного исхода для себя.

И входит последний, плененный ее красотою,
Высокий и статный, и шепчет в смятении он:
«Тебя — как рабыню... в триумфе пошлет пред собою...»
Но шеи лебяжьей все так ж е спокоен наклон.
А завтра детей закуют. О, как мало осталось
Ей дела на свете — еще с мужиком пошутить
И черную змейку, как будто прощальную жалость,
На смуглую грудь равнодушной рукой положить. (28)

Чуковская надеялась на то, что Ахматовой удаст­
ся избежать Чистополя, но надежды не оправдались.
Ахматова приехала. В длинной очереди на поезд, от­
правлявшийся из Москвы в Чистополь, 1ряАом с ней
стояли Борис Пастернак, Александр Фадеев, Самуил
Маршак, актеры Вахтанговского театра. В поезде не
было ни белья, ни каких-то удобств. Вместе с Ахма­
товой ехала и Маргарита Алигер. Я переводила ее
стихи и несколько раз встречалась с ней в Москве и
Кембридже. Это была невысокая, энергичная и очень
серьезная женщина. Жизнь ее сложилась нелегко. Во
время войны погиб ее первый муж. Несмотря на то,
что отцом ее дочери был сам Фадеев, он не проявлял
к ребенку никакого интереса. Алигер трудно было
назвать красавицей, но она была очень привлекатель­
на даже в зрелом возрасте.
Впервые Алигер встретилась с Ахматовой у Ардовых в 1940 году. Ее пригласили в небольшую комнату, где обычно останавливалась Анна Андреевна.
Алигер даже не заметила, насколько мала эта камор-

^

Элен Файнштейн

ка. «Ее одну я видела, комната была наполнена толь­
ко ею». (29) Теперь же она ехала с Пастернаком и Ах­
матовой в одном поезде. Люди суетились, нервнича­
ли, но эти двое, казалось, ничего не замечали и были
поглощены только своим разговором.
В Казани эвакуированные погрузились на паро­
ход и отправились сначала по Волге, а потом по Ка­
ме в Чистополь. С Алигер, уже потерявшей на войне
мужа, Ахматова могла говорить о войне, высказы­
вать свои потаенные чувства. Она считала, что идет
война между добром и злом, ей казалось, что страна
выйдет из этой войны преображенной, что из мира
исчезнет все «страшное и гнусное». В победе России
Ахматова не сомневалась.
В холодном, одиноком Чистополе Ахматова узна­
ла о том, что ей предстоит ехать в Ташкент. Но на этот
раз она была не одна. На юг отправлялись также Ли­
дия Чуковская и Елена Булгакова, а также замеча­
тельная актриса Фаина Раневская.
Всю долгую дорогу до Ташкента Ахматова смот­
рела в окно. Она была рада увидеть ту Россию, какой
никогда не видела. К переменам, произошедшим в
ее жизни, Ахматова относилась со странным безраз­
личием. Иосиф Бродский, беседуя с Соломоном Вол­
ковым, назвал ее темперамент «флегматичным», ис­
пользовав это слово в средневековом значении.
Ахматова с Чуковской приехали в Ташкент 8 но­
ября и сразу попали в другой мир, совершенно не
похожий на мерзлые степи Чистополя. Смуглые жен­
щины на восточном базаре продавали сладости и пло­
ские белые лепешки. Ахматова и Чуковская были поражены, увидев караван верблюдов, миндальные и аб­
рикосовые деревья, море цветов. Ташкент был городом
одноэтажным. Возле каждого домика свой садик. Лю-

Анна Ахматова

ди работали и проводили время на улице, в тени шел­
ковичных деревьев.
Корней Чуковский, отец Лидии, встретил их на
вокзале, забрал детей с собой, а Чуковскую и Ахмато­
ву отвез в гостиницу. Через несколько дней Чуковская
переехала к отцу, а Ахматовой выделили небольшую
комнату в Общежитии для московских писателей.
Комната была на верхнем этаже под самой желез­
ной крышей. Днем крыша раскалялась и в комнате
становилось невозможно дышать. Ахматова прожила
здесь до мая 1943 года. В том же доме жила Надежда
Мандельштам. Как у всех эвакуированных, у них не
было ни копейки. Они были вынуждены лишь смот­
реть на виноград и персики, не надеясь даже попро­
бовать эти роскошные фрукты. Ахматовой более все­
го нравились огромные гроздья темного, фиолетово­
го винограда.
Трудно сказать, насколько сильно она скучала по
Гаршину. Он часто вспоминал ее, написал ей много
писем, иногда присылал деньги. Его жена умерла от
голода в первую же блокадную зиму. Рассказывая
Ахматовой о ее смерти, Гаршин писал о своем оди­
ночестве и о том, как сильно он тоскует по жене, ко­
торая была для него самым значительным человеком
в жизни.
Четвертую «Северную элегию» Ахматова закон­
чила в Ташкенте в марте 1942 года:
Так вот он — тот осенний пейзаж,
Которого я так всю жизнь боялась. (30)

Элегия начинается в Ленинграде, где «небо — как
пылающая бездна». Ахматова видит знакомое окно
Фонтанного дома, которое неблагосклонно следит за
ней. Она вспоминает пятнадцать «гранитных» лет,
которые провела здесь вместе с Луниным, учась сама
быть гранитом. Ее пугает звук собственного голоса в

^

Элен Файншшейн

темноте, голоса, напоминающего о счастье быть с
тем, от кого она теперь ушла. И голос этот с горечью
произносит:
Так вот твоя серебряная свадьба:
Зови ж гостей, красуйся, торжествуй! (31)

Литературная жизнь в Ташкенте теперь была еще
более оживленной, чем в Москве и Ленинграде. В го­
род съехалось множество писателей. Здесь жили
Жирмунский и Алексей Толстой. Здесь часто устраи­
вались литературные вечера — чаще всего поэтиче­
ские. Ахматова читала свои стихи, иногда выступала
в госпиталях. Большинство писателей относилось к
ней с почтением, но некоторые дамы-писательницы
черной завистью завидовали уникальному соедине­
нию полной беспомощности и царственного величия.
Чуковская продолжала каждый день навещать Ахма­
тову, приносила ей продукты и уголь, стояла в очере­
дях, чтобы отоварить карточки. Тем не менее имен­
но в Ташкенте Ахматова и Чуковская поссорились и
несколько лет не встречались. Сегодня понятно, что
ссора была вызвана зародившейся дружбой между
Ахматовой и Фаиной Раневской.
В декабре 1941 года Чуковская пишет в дневнике
о том, что к Ахматовой пришла «совершенно пья­
ная» Раневская и привела с собой каких-то людей,
которые помешали спокойной беседе. Но тогда же
она признала, что Раневская растопила печь и сумела
согреть комнату, а также «показала остроумие до­
вольно высокого класса». Но Чуковской не нравилось
поведение Раневской. Она считала, что, общаясь с
ней, Ахматова начнет сильно пить.
17 апреля 1942 года Чуковская пишет о том, что
Раневская с друзьями пришли навестить Ахматову,
хотя та была совершенно больна. Чуковская видела,
что гости утомляют Ахматову, поэтому приколола к

Анна Ахматова
259

двери записку о том, что Ахматова работает. Боль­
шинство гостей, прочитав это, уходили, но Раневская
все ж е вошла, что очень рассердило Чуковскую. Ее
раздражало сквернословие актрисы. Недовольство
Чуковской усиливало еще и то, что гостей Ахматова
встречала очень сердечно, а ей самой пришлось мыть
посуду и выслушивать раздраженные замечания Ан­
ны Андреевны. (32)
Но как бы груба ни была Раневская, к Ахматовой
она относилась с огромным уважением. Несмотря
на то, что они были знакомы много лет, она никогда
не обращалась к Анне Андреевне на «ты». Раневская
считала Ахматову великой женщ иной не только за
прекрасные стихи, которые она полюбила сразу же
и навсегда, но и за готовность находить нечто необы­
чайное в самых обыкновенных людях.
Когда Чуковская приш ла навестить Ахматову
27 апреля 1942 года, в постели Анны Андреевны ле­
жала Раневская. Они с Ахматовой были сильно пья­
ны. Когда Раневская начала просить у Ахматовой
книгу в подарок, Ахматова взяла у Чуковской ту, что
отдавала ей на хранение, и подарила актрисе. Чуков­
ская пишет в дневнике: «Я опять обиделась». (33) Не­
смотря на явное пренебрежение чувствами подруги,
нужно сказать, что, когда осенью 1942 года Чуков­
ская заболела тифом, Ахматова ухаживала за ней, не
жалея средств.
И все же Ахматова не желала слышать ничего
плохого о Раневской. Чуковская с печалью записыва­
ет в дневнике: «С середины декабря 1942 года я пе­
рестала у Анны Андреевны бывать. И она более не
посылала за мною гонцов». (34) В своих воспомина­
ниях о том времени Раневская пишет: «Мне извест­
но, что в Ташкенте она просила Л. К. Чуковскую у
нее не бывать, потому что Лидия Корнеевна говори­

Элен Файнштейн
260

ла недоброжелательно обо мне». (35) Не любила Ра­
невскую и Надежда Яковлевна Мандельштам. Она
писала Кузину, что вокруг Ахматовой складывается
нездоровая обстановка — сплошные актрисы и заку­
лисная жизнь.
Раневская, урожденная Фельдман, родилась в Та­
ганроге в 1896 г. Ее отец Гирш Хаимович был доволь­
но богат и имел несколько домов. Он занимал вид­
ное место в еврейской общине Таганрога. Фаина ред­
ко говорила о своих родных. Когда она решила стать
актрисой, отец посоветовал ей сначала посмотреться
в зеркало — актриса должна быть красивой. Нельзя
сказать, что Фаина была некрасивой. Но когда Эй­
зенштейн предложил ей роль в «Иване Грозном», ему
запретили ее снимать, поскольку ее внешность была
слишком еврейской.
Несмотря ни на что, популярность Раневской бы­
ла головокружительной. Фильмы с ее участием смот­
рел весь Советский Союз. Раневская была великолеп­
ным импровизатором, и Ахматова называла ее «Чар­
ли» и «Чаплином в юбке». Творчеством Чаплина Ах­
матова всегда восхищалась. Раневскую узнавали на
улицах. Она вспоминала: «В Ташкенте она [Ахматова]
звала меня часто гулять. Мы бродили по рынку, по ста­
рому городу. Ей нравился Ташкент, а за мной бежали
дети и хором кричали: «Муля, не нервируй меня». (36)
О потрясающем остроумии Раневской дает пред­
ставление книга Д. Щеглова «Фаина Раневская. Мо­
нолог». (37) Как-то подруга спросила ее, еврейка ли
она. Раневская ответила: «Ну что вы говорите? У ме­
ня просто интеллигентное лицо». Многие фразы Ра­
невской надолго запоминались слушателям Поправля­
ясь после инфаркта, она сказала: «Если больной очень
хочет жить, врачи бессильны». Когда темперамент­
ная молодая актриса заявила, что не сможет играть,

Анна Ахматова

если жемчуга, которые она надевает в первом акте,
не будут настоящими, Раневская заверила ее: «Все
будет настоящим. Все: и жемчуг в первом действии,
и яд в последнем». А молодому актеру она заявила:
«Молодой человек! Я ведь еще помню порядочных
людей... Боже, какая я старая!» (38)
Раневская не всегда была ироничной. Она очень
тяжело переживала свое одиночество, хотя несла этот
крест с достоинством и гордостью. Она была очень
доброй женщиной. Неустроенность Ахматовой тро­
гала ее. Фаине Георгиевне сразу захотелось чем-ни­
будь помочь:

Раневской удалось найти огромный засохший сак­
саул. Проходивший мимо человек с топором согла­
сился разрубить дерево на поленья, чтобы те вошли в
печку. Но тут Раневская вспомнила, что у нее нет де­
нег. И этот человек все равно разрубил для нее дере­
во: «А мне и не надо денег, вам будет тепло, и я рад за
вас буду, а деньги что? Деньги это еще не все». (40)
Когда растопили печку, Ахматова вспомнила, что у
нее есть картошка. Картошку сварили и съели с ог­
ромным удовольствием.
Раневская не скрывала своих лесбийских наклон-

261

«...В первый раз, придя к ней в Ташкенте, я заста­
ла ее сидящей на кровати. В комнате было холодно,
на стене следы сырости. Была глубокая осень, от ме­
ня пахло вином.
— Я буду вашей madame de Lambaille, пока мне
не отрубили голову — истоплю вам печку.
— У меня нет дров, — сказала она весело.
— Я их украду.
— Если вам это удастся — будет мило». (39)

Элен Файнштейн
26 2

ностей. Вполне возможно, что в ее тесной дружбе с
Ахматовой в Ташкенте имелся и эротический оттенок.
Сохранились воспоминания о том, что Раневская
любила щекотать Ахматовой пятки, что доставляло
той огромной удовольствие. Евгений Рейн считает,
что ссора с Чуковской была связана с Раневской. Он
говорит: «Возможно, в этой дружбе был элемент лес­
бийских отношений. Чуковская же была настоящей
пуританкой». (41)
Анатолий Найман полагает лесбийскую любовь
между Ахматовой и Раневской маловероятной Ядолж­
на признать, что воспоминания Раневской об Ахмато­
вой проникнуты чувством глубокой любви и привязан­
ности и лишены какого-либо оттенка чувственности.
Фаина Георгиевна любила душу подруги. О многом
говорит и фраза, сказанная Раневской после смерти
Ахматовой: «Тоска, тоска, я в отчаянии, такое одино­
чество. Где, в чем искать спасения?» (42) Когда те, кто
знал, о ее дружбе с Ахматовой, предлагали ей писать
мемуары, она отвечала: «Не пишу, потому что очень
люблю ее». (43). «Ленинград без Ахматовой для меня
поблек, не могу себя заставить съездить на ее холмик
взглянуть». (44)
В Ташкенте оказался и польский художник Юзеф
Чапский, добровольцем записавшийся в польскую
армию в 1939 году и арестованный советскими вла­
стями после заключения германо-советского пакта.
Проведя два года в советских тюрьмах, в сентябре
1941 года Чапский был освобожден и прикоманди­
рован к армии генерала Андерса. Весной 1942 года
он работал в отделе пропаганды, который размещал­
ся в Янгиюле, в нескольких километрах к юго-восто­
ку от Ташкента Приезжая в город, Чапский познако­
мился с Алексеем Толстым, а потом на одном неза­
бываемом поэтическом вечере встретил Ахматову.

Анна Ахматова

Чапский пишет об Ахматовой так: «В тот вечер, о
котором идет речь, Ахматова сидела у лампы, одетая
в легкое простого покроя платье, нечто среднее м еж ­
ду мешком и монашеской рясой; слегка подернутые
сединой волосы были зачесаны назад и перехвачены
цветным шарфом. Она, должно быть, была некогда
очень красива со своими правильными чертами ли­
ца, классическим овалом и серыми глазами. Она по­
тягивала вино и говорила мало и в какой-то немного
странной манере, как будто наполовину подшучивая
над самыми печальными вещами». (45) Ахматовой
было легко общаться с молодым поляком Он для нее
был человеком другого мира, «из Зазеркалья». Ему
можно было сказать все, забыв о самоцензуре, став­
шей привычной для тех, кто жил при Сталине. Тем
вечером Чапский переводил с листа стихи польских
поэтов.
Ахматова обычно читала свои стихи тихим, не­
сколько монотонным голосом. Чапскому ее чтение
напомнило магические заклинания. Ее стихи о Ле­
нинграде глубоко его растрогали. Характер отноше­
ний между Ахматовой и Чапским можно понять по
стихотворению, входящему в цикл «Ташкентские
страницы», написанному в 1959 году. В нем Ахмато­
ва вспоминает город, который мог быть Стамбулом
или даже Багдадом, но никак не Варшавой и не Ле­
нинградом:
В ту ночь м ы сош ли друг от друга с ума,
С ветила н ам только зловещ ая тьм а,

Свое бормотали арыки,
И Азией пахли гвоздики.

И если вернется та ночь и к тебе
В твоей для меня непонятной судьбе,
Ты знай, что приснилась кому-то
Священная эта минута. (47)

263

В последней строфе Ахматова пишет:

Элен Файнгитейн

Ахматова говорила Чуковской, что это стихотво­
рение навеяно встречей с Чапским. Однако в собст­
венных мемуарах Чапский не пишет о том, что бывал
у Ахматовой дома или оставался с ней наедине. Он
называет Ахматову «довольно отстраненной дамой, с
которой было трудно установить контакт». Вряд ли
подобное замечание говорит о близких отношениях,
хотя тут же Чапский добавляет: «Мне следовало уз­
нать эту поэтессу лучше, увидеться с ней наедине. Но
я не старался продлить наше знакомство». (48)
В 1998 году вышла статья профессора Саймона
Франклина (49), в которой он высказывает предпо­
ложение, что это стихотворение Ахматовой посвя­
щено композитору Алексею Федоровичу Козловско­
му, влюбленному в нее в Ташкенте. Однако Ахматова
в начале июня 1942 года именно Чапскому жалова­
лась на то, как трудно выяснить, что происходит со
Львом. «Я целовала сапоги всех важных большеви­
ков, чтобы узнать, жив ли он, но ничего не узнала».
(50) За два месяца до этого она узнала, что Валя, стар­
ший сын ее соседей Смирновых, погиб во время бом­
бежки:
П остучись кулачком — я открою .

264

Я тебе открывала всегда. (51)

Здоровье Ахматовой ухудшалось. В 1942 году она
заболела тифом, а в 1943-м — скарлатиной. За ней
ухаживали узбеки, многие из которых считали, что
она наделена сверхъестественной мудростью. «Имен­
но в Ташкенте я впервые узнала, что такое в паля­
щий жар древесная тень и звук воды». (52)
Многие лучшие стихи Ахматовой тех лет окра­
шены легким бредом. Позднее, вспоминая эти дни,
она написала «Нас четверо» — стихи, посвященные
Цветаевой, Мандельштаму и Пастернаку. Но только
одну из них она назвала по имени:

Все мы немного у жизни в гостях,
Жить — это только привычка.
Чудится мне на воздушных путях
Двух голосов перекличка.

Анна Ахматова

... Отступилась я здесь от всего,
От земного от всякого блага.
Духом, хранителем «места сего»
Стала лесная коряга.

Двух? А егце у восточной стены,
В зарослях крепкой малины,
Темная, свежая ветвь бузины...
Это — письмо от Марины. (53)

19 февраля 1942 года семья Лунина вместе с
семьями других сотрудников Института истории ис­
кусств была эвакуирована из Ленинграда. Лунин был
очень плох, «близок к смерти», по воспоминаниям
Каминской. Незадолго до эвакуации Лунин описы­
вал в дневнике серебряно-белый город под зеленым
небом, трупы, завернутые в простыни и лежащие
прямо на улицах. Он прошел по набережной и долго
стоял, глядя на купола Исаакиевского собора. Позо­
лоту с куполов сняли, чтобы вражеские самолеты не
могли по ним ориентироваться.
В грузовике Луниных перевезли через замерзшее
Ладожское озеро. Анне Каминской в то время было
всего три года, но она до сих пор помнит тот ужас,
который охватил ее, когда колесо грузовика провали­
лось под лед. К счастью, Анна Аренс поняла, что они
уже недалеко от берега. Она побежала по трескающе­
муся льду за помощью. Каминская вспоминает, что
все время они слышали сухие автоматные очереди.
Узнав о том, что Лунин будет проезжать через
Ташкент по пути в Самарканд, Ахматова бросилась
на вокзал, чтобы встретиться с ним. Зоя Томашевская вспоминает, как Ахматова ждала поезда в боль­
шим букетом красных гвоздик. Она была счастлива

^
еч

Элен Файнштейн
266

снова увидеть Лунина, несмотря на то что он был так
плох, что мог не доехать до Самарканда. Лунин су­
мел остановиться в Ташкенте всего на день. Из Самар­
канда он написал Ахматовой очень нежное письмо:
«Мне кажется, я в первый раз так широко и все­
объемлюще понял Вас — именно потому, что это
было совершенно бескорыстно, так как увидеть Вас
когда-нибудь я, конечно, не рассчитывал, это было
действительно предсмертное с Вами свидание и про­
щание. И мне показалось тогда, что нет другого чело­
века, жизнь которого была бы так цельна и поэтому
совершенна, как Ваша, от первых детских стихов
(перчатка с левой руки) до пророческого бормотанья
и вместе с тем гула поэмы». (54)
В том же письме Лунин пишет о том, что знает
людей, осуждающих Ахматову за ее отношение к
сыну. Становится ясно, что Анну Андреевну всегда
окружали сплетни, которые могли дойти и до ее сы­
на, даже в лагере. Лунин пишет: «Вы знаете, многие
осуждают Вас за Леву, но тогда мне было так ясно,
что Вы сделали мудро и, безусловно, лучшее из того,
что могли выбрать (я говорю о Бежецке), и Лева не
был бы тем, что он есть, не будь у него бежецкого
детства». (54*) И в том же письме Лунин признает,
что чувствует свою вину перед Львом.
Главная задача Лунина — описать то спокойное
счастье, которое он всегда связывал с Ахматовой: «Вы
казались мне тогда — и сейчас тоже — высшим вы­
ражением Бессмертного, какое я только встречал в
жизни». (55) Ахматова очень ценила это письмо и
всегда носила его с собой. Не каждой женщине уда­
ется услышать от любимого человека такие слова.
В своем дневнике 23 сентября 1942 года Лунин за­
писал:
«Из больницы написал два письма Ан. Она оказа-

Анна Ахматова
267

лась в Ташкенте и пришла к поезду, пока мы стояли.
Была добра и ласкова, какой редко бывала раньше, и
я помню, как потянулся к ней, и много думал о ней,
и все простил, и во всем сознался, и как все это свя­
залось с чувством бессмертия, которое пришло и лег­
ло на меня, когда я умирал с голода». (56)
4 января 1943 года Ахматова получила жизнера­
достное письмо от Льва, первое после начала войны.
Она тут же отправила телеграмму Ардову, из кото­
рой ясно, что она получала известия от сына через не­
го. (57). Затем последовало еще несколько писем, в
которых Лев сообщал, что здоров. В марте 1943 года
пришло известие о том, что пятилетний срок заклю­
чения Льва Гумилева закончился. Лавров приводит
письмо Ахматовой к Харджиеву о «телеграмме от
Льва. Он здоров и поехал в экспедицию» (58) и кри­
тикует Ахматову за то, что та слишком спокойно ко
всему относится и мало радуется. Разумеется, это бы­
ло не безразличие, а страх. Лавров даже не пишет о
том, как рискованно было писать или говорить чтото более определенное. В письмах к друзьям Ахмато­
ва никогда не упоминала о Льве.
Даже в 1943 году, когда срок заключения закон­
чился, Льву не позволили покинуть Дальний Север.
Ему было лишь разрешено участвовать в геологиче­
ских экспедициях. Он стал получать небольшое ж а­
лованье. Одна из экспедиций, в которой он прини­
мал участие, обнаружила большое месторождение
железной руды. В награду он получил недельный от­
пуск в Туруханске. Лавров пишет (59), что эта поезд­
ка круто изменила жизнь Льва Николаевича. Ему
удалось убедить военного комиссара отправить его
на фронт. Несмотря на все тяготы военного времени,
Льву нравилось в армии. Он проявил большую сме­
лость — в точности как его отец. После лет, прове-

Элен Файнштейн
268

денных на Дальнем Севере, Льву «первая линия фрон­
та показалась курортом». (60)
В мае 1943 года Ахматова перебралась в новый
дом на Жуковской улице. Она поселилась в той ком­
нате, где прежде обитала Елена Булгакова. П рямо
над ней жила Надежда Мандельштам, которая в то
время была очень внимательна и добра к Анне Анд­
реевне.
В конце августа в Самарканд приехала Марта Го­
лубева. Пунин раздраженно записывает в дневнике:
«Стало ясно, что я не люблю ее; все, что было записа­
но год тому назад, — иллюзорные чувства». (61) Воз­
можно, в нем вновь проснулись чувства к Ахматовой.
6 октября он пишет своей племяннице о том, что
окреп достаточно, чтобы провести восемь дней с Ах­
матовой в Ташкенте: «Она ничего — держится, все
собирается лететь в Москву и никак не улетит. Была
очень ласковая и добрая». (62)
Вернувшись, Пунин обнаружил, что Анна Евгень­
евна заболела. До этого времени она была полна жиз­
ни и сил. Пунин пишет в дневнике: «Была полная пе­
ред болезнью, какой не была никогда в Ленингра­
де, — и сгорела в месяц. Накануне смерти — худа,
как сама смерть. Может быть, в Ленинграде ее уда­
лось бы спасти; здесь — нет; сердце было утомлено
ночными дежурствами, кофеином и самаркандской
трудовой нагрузкой... несмотря на большую актив­
ность, производила впечатление человека, очень уста­
лого от жизни и как бы кончавшего с нею счеты». (63)
В субботу, 28 августа, Анна Аренс умерла. Узнав о
ее смерти из письма Лунина, Ахматова разрыдалась.
Раневская, нечасто видевшая Ахматову плачущей,
спросила ее, что случилось. Ахматова только покачала
головой. Она даже представить не могла, как тяжело
будет переживать смерть жены Лунина.

Анна Ахматова
269

24 февраля 1944 года Лунин записывает в днев­
нике свои впечатления от встречи с Ахматовой на
пути в Ленинград. Его поезд остановился в Ташкенте.
Ахматова вошла в вагон. Ее седеющие волосы покры­
вала меховая шапка. Она принесла всем подарки:
Ирине — мыло, Ане Каминской — маленькую игру­
шечную собачку, а Лунину немного папирос. Но то,
что она в разговоре называла Гаршина своим мужем,
очень обидело Лунина. Возможно, поэтому он столь
скептически отнесся к переживаниям Анны Андре­
евны в связи со смертью Гали: «Хотел бы узнать, ка­
кие мысли сопровождали это чувство». (64) Размыш­
ляя об умершей жене и о том, что она никогда не
упрекала его в неверности, он пишет: «Она разлюби­
ла меня ровно настолько, чтобы остаться со мной в
условиях моей жизни». (65)
В Ташкенте Елена Сергеевна Булгакова подарила
Ахматовой экземпляр великого романа «Мастер и
Маргарита». Действие романа разворачивается в
двух временных слоях: в Москве времен нэпа, где
разгуливает говорящий кот, писатели дерутся за го­
сударственные дачи, ловкий волшебник обманывает
доверчивых советских граждан, охочих до западных
благ, и в Иудее во времена распятия Христа. Главный
герой романа, Мастер, пишет роман о Понтии Пила­
те и о Христе. Естественно, что цензура роман запре­
щает. Роман оказался пророческим. Слова Мастера о
том, что «рукописи не горят», сбылись. Роман был
издан в России в 60-е годы.
В 1943—1944 годах Ахматова работала над пье­
сой «Энума Элиш». В переводе с древневавилонского
это название означает «Когда вверху». Пьеса состоя­
ла из трех частей. Последняя называлась «Сон во сне».
Ахматова сожгла рукопись и так и не смогла восста­
новить текст после войны. Раневская вспоминала,

Элен Файнгитейн
270

что Ахматова пыталась сделать это много лет спустя,
в Ленинграде. Она утверждала, что в пьесе были пред­
сказаны многие ужасные события, произошедшие в
жизни Анны Андреевны в послевоенные годы.
В январе 1944 года осада Ленинграда была окон­
чательно снята, и Ахматова получила разрешение вер­
нуться домой. Ей хотелось вновь оказаться рядом с
Гаршиным. В Ташкенте она постоянно получала его
письма. В одном из них он рассказал о том, как его
жена умерла прямо на улице. В этом письме Гаршин
назвал жену главной женщиной своей жизни. По­
добное замечание не порадовало Ахматову. Но Гар­
шин просил ее выйти за него замуж. Анна Андреев­
на устала жить в чужих домах и дала согласие. Она
согласилась даже принять его фамилию.
Ахматова была настолько уверена в их совмест­
ном будущем, что рассказала о своих планах друзьям
в Ташкенте. 15 мая она вылетела в Ленинград, но по
пути остановилась в Москве у Нины Ольшевской.
Она читала стихи. Все, кто ее видел, были поражены
ее энергией и силой. Ахматова не носила больше
знаменитой челки, а после тифа, по словам Ранев­
ской, она стала «катастрофически толстой». (66) Алигер вспоминала, что никогда не видела Ахматову та­
кой моложавой и счастливой.
Гаршин встречал ее на вокзале в Ленинграде. Ах­
матова приехала в середине июня. Ее сопровождали
друзья. Владимир Георгиевич обещал, что найдет для
них новую квартиру, поскольку жить в старой ком­
нате Ахматовой в Шереметевском дворце было не­
возможно. В Фонтанном доме не было воды, света и
газа. Окна были разбиты, потолок местами обрушил­
ся. Муж Ольги Берггольц, Георгий Макогоненко, по­
мог отремонтировать квартиру Ахматовой, но жить
там было слишком неуютно.

Анна Ахматова
271

Вскоре выяснилось, что надежда на брак с Гар­
шиным рухнула: он больше не был тем человеком,
которого Ахматова когда-то знала. Во время осады
ему пришлось стать свидетелем чудовищных ужа­
сов — голода, страданий, даже каннибализма. Су­
мрачность его вида не удивила Ахматову. Она не со­
биралась его бросать. Однако в первом же разговоре
выяснилось, что Гаршин изменил свои планы.
У Ахматовой иных планов не было. Всю свою буду­
щую жизнь она связывала с Гаршиным Встретившись
на вокзале, они минут десять поговорили, а потом
Ахматова вернулась к друзьям и спокойно объясни­
ла, что ситуация изменилась и она поедет к Рыбако­
вым. Только через полтора месяца она нашла в себе
силы сообщить Нине Ольшевской: «Желаю вам всем
хорошего здоровья. Я живу одна. Спасибо за все. Ах­
матова». (67) Вслед за этой телеграммой отправилась
вторая, в которой Ахматова писала о том, что Гар­
шин психически болен.
Состояние Гаршина было совершенно естествен­
ным для человека подобного склада, пережившего
ужасы осады. Он обнаружил тело своей жены, умер­
шей на улице, в морге. Крысы съели ее лицо, и уз­
нать ее он смог только по одежде. Но оставил Ахма­
тову он не только по этой причине. Оказалось, что
он женился на Капитолине Григорьевне Волковой.
Новые исследования доказывают, что Гаршин очень
сблизился с Волковой после смерти своей жены. Ж е­
на, предчувствуя близкую смерть, не раз советовала
ему жениться на Капитолине Григорьевне. Та смогла
бы присматривать за ним и заботиться о нем. (68)
После 1943 года он стал навещать ее каждый день.
Похоже, Волкова была доброй женщиной, хотя ро­
мантических отношений между ними не было. Дочь
Гаршина никогда не упоминала о психическом забо-

Элен Файнгишейн
27 2

левании отца, развившемся в годы блокады Ленин­
града.
Ольга Рыбакова указывает на то, что Гаршин же­
нился на Волковой не в годы осады, как болтали сплет­
ники, а уже после встречи с Ахматовой. Капитолина
Григорьевна вовсе не была «молодой медсестрой».
Профессор Волкова родилась в 1889 году (69), то есть
была ровесницей Ахматовой. От этого история ста­
новится менее банальной, но не менее болезненной.
Каминская рассказала мне о том, что Гаршин не за­
хотел жениться на Ахматовой, потому что увидел во
сне свою первую жену, которая запретила ему делать
это. Ту же версию подтверждает и Рыбакова. Она
пишет, что накануне приезда Ахматовой Гаршин рас­
сказал ей о том, что ему часто снится покойная ж е­
на, которая каждый раз предостерегает его от брака
с Ахматовой.
Ряд исследователей, в том числе и Ю.И. Будыко,
утверждают, что Ахматова пришла к Гаршину в боль­
ницу после разрыва и закатила ему настоящую исте­
рику. Н.И. Гаршина вспоминает о том, что Владимир
Георгиевич сам рассказывал об этом жене. И все же
он продолжал чувствовать себя ответственным за жизнь
Ахматовой и терзался чувством вины. Когда она ж и­
ла у Рыбаковых, он в течение двух недель каждый
день навещал ее, пытался объяснить свое поведение.
Но однажды он сказал что-то, что вывело Анну Анд­
реевну из себя. После этого она окончательно вы­
черкнула его из своей жизни. (70) Одна из частей
«Поэмы без героя» была посвящена Гаршину, но по­
сле разрыва Ахматова сняла это посвящение. Мать
Рыбаковой по просьбе Анны Андреевны побывала у
Гаршина и забрала все ее письма к нему. Все письма
Ахматовой и Гаршина были уничтожены.
У Ахматовой возникли и другие серьезные про-

Анна Ахматова
273

блемы. В мае 1944 года Ахматова показала Эмме
Герштейн недавно полученные фотографии Льва. Его
красивые серые глаза стали угрюмы. Герштейн, все
еще влюбленная в Льва, попросила его адрес: «Мне
захотелось его известить, что я существую, невреди­
ма, несмотря на бомбежки Москвы и невзгоды воен­
ной тыловой жизни. Но Анна Андреевна не дала мне
точного адреса сына. Тогда я совершила недостой­
ный поступок. Как только она вышла зачем-то из мо­
ей комнаты, я открыла ее сумочку, где она хранила
заветные письма (всегда носила с собой), и списала
адрес, вернее, номер почтового ящика». (71) Полу­
чив ее письмо, Лев ответил все с той же горечью в
отношении матери. В феврале 1945 года он писал:
«Вы вряд ли можете себе представить, как мне
было обидно уезжать из Москвы, не повидавшись с
Вами. Посредственным утешением может быть толь­
ко надежда, что война скоро кончится и я знакомой
дорогой приду веселый и живой. Ж ить мне сейчас
неплохо. Шинель ко мне идет, пищи — подлинное
изобилие, иногда дают даже водку, а передвижения
в Западной Европе гораздо легче, чем в Северной
Азии... Мама мне не пишет, это грустно. Напишите,
я буду рад получить письмо от Вас». (72)
12 апреля он пишет более жизнерадостно, но
вновь выражает свое разочарование из-за того, что
мать ему не пишет: «Воюю я пока удачно: наступал,
брал города, пил спирт, ел кур и уток, особенно мне
понравилось варенье... Мама мне не пишет. Я дога­
дываюсь, что снова стал жертвой психологических
комбинаций». (73)
Четыре месяца до демобилизации Лев провел в
окрестностях Берлина. Он по-прежнему обижался
на то, что мать ему не пишет. Лев всегда считал, что
Анна Андреевна заботится лишь о себе, а о нем со-

Элен Файнгишейн

всем не думает, и это отравляло ему жизнь. Эти об­
винения были несправедливы, потому что Ахматова
никогда не думала о собственном благополучии. И все
ж е Лев был уверен в том, что мать могла бы помочь
ему, если бы захотела. В этом его убеждали следова­
тели. Ахматова говорила, что мучители «уничтожили
душу» сына.
Но почему она не писала? Возможно, письма про­
сто не доходили... Но Герштейн говорит о том, что
после казни Гумилева Ахматова практически пере­
стала переписываться с друзьями. Молчание Ахмато­
вой было связано с неким суеверием. Она считала,
что все ею написанное приносит несчастье людям.

Глава 13
МИР
Чего они от меня хотят, от меня
и от Левы?

Ахматова

Т ри дц атого апреля 1945 года в Ленинграде сняли
затемнение, а двумя днями позже советский флаг взвил­
ся над Рейхстагом. 8 мая 1945 года был объявлен ко­
нец войны. Вся Россия праздновала победу, и Ахма­
това, несмотря на крушение надежд на совместную
жизнь с Гаршиным, тоже несказанно радовалась.
В Ташкенте ее внешность кардинально изменилась.
Впрочем, многие, в том числе и Эмма Герштейн, на­
ходили ее по-прежнему красивой. Ахматова более не
говорила о разрыве с Гаршиным, лишь изредка упо­
минала о его психическом заболевании. (1)
Ленинград был почти полностью разрушен гер­
манскими бомбардировками. Обрушенные потолки
и разбитые окна в Фонтанном доме починили, но за
время осады квартира очень пострадала. Те, кто жил
в ахматовской комнате после того, как в сентябре
1941 года она уехала в эвакуацию, сожгли все, что бы­
ло возможно, чтобы согреться. Сгорела почти вся ме­
бель, сгорели книги. Счастье еще, что в отношении к
вещам Ахматова была такой же, как Цветаева, както назвавшая себя «ни единой вещи не чтившей в
сем вещественном мире дутом!». (2)
24 июля 1944 года поездом в Ленинград вернулись Пунин с дочерью и внучкой и Марта Голубева.
Они привезли с собой кошку — до Ташкента дошли

^

Элеи Файтишейн
276

слухи о том, что в Ленинграде всех кошек съели. Но,
как оказалось, в саду Фонтанного дома обитает мно­
жество кошек.
Многое в их квартире осталось прежним. Верев­
ка, на которой Анна Аренс сушила чулки, осталась на
месте. Лунин остро переживал смерть жены. Ахма­
това, все еще жившая у Рыбаковых, часто его наве­
щала, хотя вернуться в Фонтанный дом окончатель­
но решилась лишь в феврале 1945 года. Как всегда, она
тревожилась о Льве, который все еще был на фронте.
Осмеркин, когда-то написавший ее портрет, и Иогансон пришли повидаться с ней вскоре после ее воз­
вращения и принесли с собой шампанское и крабов.
Ахматова пила из своей узбекской пиалы и слегка
охмелела. Когда гости ушли, Лунин вернулся, чтобы
помочь убрать посуду. Ахматову он застал в слезах.
Осмеркин сообщил ей о том, что Лева попал в штраф­
ной батальон, а во время войны это было равносиль­
но смертному приговору: «Чего они от меня хотят,
от меня и от Левы... они не успокоятся, пока не убь­
ют его и меня... Что он видел, мой мальчик? Он нико­
гда никаким контрреволюционером не был... Спо­
собный, молодой, полный сил...» (3)
Комната Ахматовой в пунинской квартире всегда
была обставлена очень скромно. Но все ж е ее ма­
ленький столик, три или четыре стула, деревянный
сундук и диван уцелели. Когда навестить Ахматову
пришел Оренбург, он был счастлив снова увидеть тот
ж е маленький столик красного дерева, который ви­
дел еще двадцать лет назад. Оренбург писал, что вся
атмосфера этой комнаты напомнила ему 1913 год.
Рисунок Модильяни, который Ахматова забирала с
собой в эвакуацию, снова висел на стене.
В четырех комнатах пунинской квартиры теперь
обитало еще больше народу. Марта Голубева стала

Анна Ахматова
277

женой Николая Николаевича. В квартире жили дочь
Лунина, Ирина Каминская, муж которой погиб в го­
ды войны, и внучка Аня. Несмотря на теплое пись­
мо, написанное Ахматовой из Самарканда, теперь
Лунин был частью другой семьи. Он часто забывал о
своей прежней любви.
Много лет спустя Лев Гумилев вспоминал, что ко­
роткий период войны и те четыре месяца, что про­
шли после Победы, были самым счастливым време­
нем его жизни. В ноябре 1945 года после демобили­
зации он вернулся в Ленинград, чтобы продолжить
обучение на историческом факультете университета.
За четыре месяца он успешно закончил обучение экс­
терном и защитил диплом. Все это время он жил у
матери. В апреле 1946 года ему разрешили посту­
пить в аспирантуру. В тот период отношения Льва с
матерью были теплыми, хотя позднее, вспоминая
это время, он писал Эмме Герштейн: «Я не могу за­
быть, как трудно было найти тон для общения в 45 г.
и своего недоумения также не могу забыть». (4)
Ахматова больше не виделась с Гаршиным. Алигер вспоминает, как однажды он пришел к ее двери.
«Вы пришли как раз вовремя, — искренне восклик­
нула Ахматова. — Я чувствую себя больной, а в доме
нет никого, кто мог бы вызвать доктора. Как хорошо,
что вы можете хотя бы измерить мой пульс». Кто
знает, зачем приходил Гаршин? Возможно, из сожа­
ления и симпатии. Может быть, за этим визитом стоя­
ло нечто большее. Больше они не встречались». (5)
Ахматова отлично знала, что за ней продолжали
следить. В первые же недели после возвращения в
Ленинград она сожгла написанную в Ташкенте пье­
су. Ахматова по-прежнему боялась переносить «По­
эму без героя» на бумагу. Одна из осведомительниц
писала об Ахматовой так:

Элен Файнгишейн
278

«Знакомств у Ахматовой множество. Близких дру­
зей нет. По натуре она добра, расточительна, когда
есть деньги. В глубине же холодна, высокомерна, дет­
ски эгоистична. В житейском отношении — беспо­
мощна. Зашить чулок — неразрешимая задача. Сва­
рить картошку — достижение. Несмотря на славу,
застенчива...» (6)
Хотя Ахматову постоянно окружали люди, хотя в
Союзе писателей в Москве ее принимали восторжен­
но, она всегда оставалась очень одинока. Для нее бы­
ло важно, чтобы люди приняли ее стихи. В 1944 году
Ахматову пригласили участвовать в вечере «Альма­
нах муз» в Союзе писателей. Когда Прокофьев помог
ей подняться на сцену, в зале началась настоящая
овация. В тот вечер ее видела молодая переводчица
Софья Казимировна Островская, которая слышала
выступление Ахматовой еще в 1921 году. Ее порази­
ло то, что Ахматова сумела сохранить ту же царст­
венную осанку и поступь. (7) Закончив чтение, Ах­
матова несколько минут стояла на сцене в полном
одиночестве — высокая, гордая женщина, за плеча­
ми которой было столько печалей и утрат. (8)
В конце 1945 года в «Литературной газете» напе­
чатали интервью с Ахматовой. Анна Андреевна с гор­
достью сообщила о том, что в начале 1946 года в Гос­
литиздате должен выйти сборник ее стихов. Несмот­
ря на ту радость, которую дарило ей осознание своей
поэтической силы, Ахматова продолжала грустить о
прежнем Петербурге и о Царском Селе:
Меня, как реку,
Суровая эпоха повернула.
Мне подменили жизнь. В другое русло,
Мимо другого потекла она,
И я своих не знаю берегов...
Н о если бы откуда-то взглянула
Я на свою теперешнюю жизнь,
Узнала бы я зависть наконец... (9)

Анна Ахматова
279

Пятую «Северную элегию» Ахматова закончила в
сентябре 1945 года, хотя работать над ней начала
еще в Ташкенте. Но возможно ли, чтобы девочка-под­
росток позавидовала «горькой славе» знаменитой по­
этессы?
После следующего поэтического вечера Софья
Островская подошла к Ахматовой, чтобы поблагода­
рить ее за возвращение и «просто за то, что она вы­
жила». Софья Казимировна извинилась за то, что не
написала письма, чтобы рассказать, как она и ее
мать любили стихи Ахматовой. Она просто постес­
нялась, решив, что у знаменитой поэтессы и без того
достаточно широк круг знакомых и почитателей. Ах­
матова печально ответила: «...Вы ошибаетесь — силь­
но ошибаетесь... Я совершенно одна. Город пуст для
меня. Здесь никого нет». (10)
Островская была женщиной образованной и обая­
тельной. Она всю жизнь вела дневник, но большая
его часть еще в тридцатые годы была сожжена. Тогда
Софья и ее брат были арестованы. Блокаду Островская
провела в Ленинграде, поскольку не могла бросить
больную мать. Мысль о том, что хотя бы часть ее днев­
ника сохранилась, приводила ее в настоящий ужас.
К моменту встречи с Ахматовой Софья Казимировна
Островская была членом секции переводчиков Ле­
нинградского отделения Союза писателей.
Островская относилась к Ахматовой возвышен­
но-романтично, но порой ее наблюдения даже слиш­
ком несентиментальны, особенно когда она описы­
вает «средневековую» красоту Анны Андреевны. Она
замечает горечь в ее улыбке. Она видит беспорядок в
ее комнате. От нее не ускользает, что Ахматова пло­
хо одета, что у нее сваливаются тапочки. (11) Ост­
ровская замечает и то, что Ахматова несчастлива как
женщина, потому что все мужчины бросали ее. (12)

Элен Файнгишейн
280

Одиночество Ахматовой бросалось в глаза. Столь же
заметна была и ее настороженность. Островская не раз
замечала ее взгляд — быстрый и враждебный. (13)
Если верить воспоминаниям Островской, Ахма­
това не только прониклась к ней симпатией, но да­
ж е несколько раз приглашала в гости. Ахматова в
воспоминаниях Островской во многом напоминает
портрет, созданный Лидией Чуковской. А ведь вос­
поминаний Чуковской Островская читать не могла.
Например, когда Софья поинтересовалась у Ахмато­
вой, тепло ли в ее комнате, Ахматова ответила: «Ко­
гда включают отопление, то да». Островская скрупу­
лезно записывает рассказы Ахматовой о вспыльчиво­
сти Лунина, о его бесчувственности и жестокости
(он не спешил пригласить Ахматову встретить Но­
вый год в кругу семьи и разозлился, когда выяснилось,
что Анна Андреевна уже сговорилась с Островской).
Однако утверждения Островской о том, что Ахмато­
ва склоняла ее к лесбийской любви, делают ее воспо­
минания абсолютно неприемлемыми для искренних
поклонников поэтессы. (14) Надо сказать, что друзья
Ахматовой никогда не упоминали имени Островской,
хотя имя Раневской под запретом никогда не было.
Новый, 1946 год Ахматова встречала с сыном и с
Островской. Ахматова читала «Поэму без героя» (15)
и пыталась выяснить, как много поняла Софья Кази­
мировна. Островская правильно угадала героиню
первой части — Ольгу Судейкину. В своих воспоми­
наниях она пишет, что Ахматова неблагосклонно
отозвалась о Вере Инбер. Островская предполагает,
что именно после этого чтения Ахматова решила
снять посвящение Гаршину со своей поэмы. Софья
Казимировна не раз довольно резко пишет о бисек­
суальности Ахматовой и о ее суетных мыслях о по­
смертной славе. (16)

Ахматова, которой было уже за пятьдесят, встре­
тила последнюю любовь своей жизни. В 1945 году
Исайя Берлин был назначен первым секретарем
британского посольства в Москве. Известный исто­
рик, окончивший Оксфорд, обладавший неподражае­
мым обаянием, во время войны работал в Соединен­
ных Штатах. Его задачей было склонить Америку к
вступлению в войну. Его способность устанавливать
контакты и писать исключительно точные и яркие
донесения произвела глубокое впечатление на Уин­
стона Черчилля.
Берлин родился в России. В 1920 году, когда ему
было одиннадцать, семья эмигрировала на Запад. То,

Анна Ахматова
281

17 июля Островская и Ахматова провели вместе.
Они пили водку, ели крабовый салат. В этот период
финансовое положение Ахматовой заметно улучши­
лось. Она получала пенсию, почти в два раза превы­
шающую размер профессорского жалованья. Как
всегда, она, не задумываясь, раздавала деньги тем,
кто обращался к ней с просьбой. Деньги ей были не
нужны. Ей нужна была любовь.
Описывая лесбийские наклонности Ахматовой,
Островская делает вид, что не обращала на это вни­
мания, но несколько раз пишет о том, что Ахматова
вела себя абсолютно недвусмысленно. (17) Собствен­
ную гомосексуальность Островская отрицает, но
очень трудно представить, чтобы подобные отноше­
ния — если они, конечно, были в действительности —
развивались без согласия. Удивительно, что Остров­
ская ничего не пишет о своей реакции на поведение
Ахматовой, что делает ее воспоминания весьма со­
мнительными. А вот пристрастие Анны Андреевны к
водке подтверждают и другие друзья и знакомые по­
этессы.

Элен Файнгишейн
282

что он своими глазами видел на улицах России, на
всю жизнь окрасило его представления о европей­
ской истории. Берлин стал известным ученым, трудил­
ся в Оксфорде и занял почетное место в Британской
академии. Во время поездки в Россию в 1945 году ему
предстояло составить отчет о состоянии американосоветско-британских отношений для Министерства
иностранных дел. Это поручение он принял с энту­
зиазмом.
Берлин заметил, что за ним повсюду следили, но
отнесся к этому довольно спокойно, считая, что худ­
шие дни террора остались в прошлом. Он с радо­
стью встретился со своими родственниками, проявив
необоснованный оптимизм, в чем очень скоро при­
шлось убедиться1. В Москве Берлин встретился с Кор­
неем Чуковским, через него познакомился с Бори­
сом Пастернаком.
В ленинградских книжных магазинах в то время
можно было купить редкие букинистические книги,
с которыми ленинградцы расставались в годы блока­
ды, и это чрезвычайно привлекало библиофила Бер­
лина. Он остановился в роскошной, хотя и пришед­
шей в упадок гостинице «Астория». Берлин обратил
внимание на то, что люди на улицах выглядят более
изможденными и оборванными, чем москвичи. Боль­
шинство дворцовых фасадов было испещрено следа­
ми осколков снарядов. На следующий день после при­
езда Берлин и его помощница из английского по­
сольства, Бренда Трипп, отправились в «Книжную
лавку писателей». Директор магазина Геннадий Рахлин
пригласил их в свое святилище. Рахлин был очень ин1 Встреча с Берлином стала одним из обвинений, выдви­
нутых против его двоюродной сестры, которая впоследствии
была арестована.

Анна Ахматова
2 83

тересным человеком. Лысеющий рыжий еврей мог
достать билеты в любой театр, на любую лекцию, мог
познакомить с иностранцами. Многие ленинград­
ские писатели пользовались его услугами.
В магазине Берлин разговорился с критиком Вла­
димиром Орловым и спросил его о судьбе некото­
рых ленинградских писателей. Он вспомнил Михаи­
ла Зощенко, чьи рассказы очень любил. Бледный, сла­
бый, очень худой Зощенко как раз тоже оказался в
магазине. Берлин расспрашивал Орлова и об Ахмато­
вой. Он даже не представлял, что она все еще жива.
Орлов спросил, не хочет ли Берлин встретиться с Ах­
матовой, и по телефону договорился о встрече. Бер­
лин вспоминает, что это предложение прозвучало
для него так ж е неожиданно, как если бы кто-то
предложил ему встретиться с Кристиной Россетти.
Встреча была назначена на три часа дня.
Ахматова приняла Берлина, как королева: стат­
ная, с проседью в волосах, в белой шали, накинутой
поверх темного платья. Берлин знал о ней лишь то,
что она входила в крут «Бродячей собаки». Он не чи­
тал ни одного ее стихотворения, написанного после
1925 года. Сначала беседа не клеилась, но потом, когда
они разговорились, Берлина громко позвал кто-то со
двора. Оказалось, что это друг Берлина, Рэндольф Чер­
чилль. Сам по себе эпизод казался довольно абсурд­
ным, но он мог иметь опасные последствия. Рэндольф
нуждался в помощи Берлина, поскольку он не владел
русским языком, а ему нужно было пристроить в хо­
лодильник купленную икру. Агенты же, следившие
за Берлином, сделали далеко идущие выводы из того,
что Рэндольф был сыном английского премьера.
Смущенный Берлин извинился перед Ахматовой
и вернулся в отель разбираться с икрой. Оттуда он

Элен Файнштейн
284

снова позвонил Ахматовой. Анна Андреевна предло­
жила ему прийти в девять вечера. Как страстно она
ждала его прихода, мы мож ем понять по несколь­
ким стихотворениям, связанным с этой встречей. Но
встретиться наедине им не удалось. К Ахматовой
пришла ученица Шилейко, специалистка по асси­
рийским древностям. Остаться наедине Ахматовой и
Берлину удалось только около полуночи.
И тогда их беседа потекла совершенно свободно.
Берлин смог рассказать Ахматовой о ее близких
друзьях, эмигрировавших на Запад. Артура Лурье он
встречал в Нью-Йорке. С Борисом Анрепом знаком
не был, но видел его мозаики в Национальной гале­
рее. Берлин был очень дружен с Саломеей Андрони­
ковой и ее мужем, русским юристом Александром
Гальперном. Берлин стал для Ахматовой звеном, свя­
зывавшим ее с незабытым прошлым. И она откро­
венно рассказала ему о своей жизни: о детстве, про­
веденном на Черном море, о браке с Гумилевым.
«У нее были слезы на глазах, когда она рассказывала
об ужасных обстоятельствах его смерти». (18) Рас­
сказала Ахматова и о втором аресте сына (в марте
1938 года), об аресте Лунина и трагической судьбе
Мандельштама. Потом она стала читать свои сти­
хи — в том числе и «Реквием». Но, как ни просил
гость, Ахматова отказалась дать ему рукописи этих
стихов. Берлин понял, что судьба подарила ему встре­
чу с гением, и Ахматова это почувствовала. Возмож­
но, более всего ее возбуждало его восхищение. Она
призналась, что очень одинока. Хотя они даже не ка­
сались друг друга, эротический накал этой встречи
был невероятно силен.
В три утра вернулся Лев, который был всего на
три года младше английского гостя. Он предложил

Как у облака на краю,
Вспоминаю я речь твою,
А тебе от речи моей
Стали ночи светлее дней.
Так, отторгнутые от земли,
Высоко мы, как звезды шли.
Ни отчаянья, ни стыда
Ни теперь, ни потом, ни тогда.
Но, живого и наяву,
Слышишь ты, как тебя зову.
И ту дверь, что ты приоткрыл,
Мне захлопнуть не хватит сил. (20)

Даже 20 декабря у нее в сознании звучали отрывки их ночного разговора. В другом стихотворении,
написанном в этот день, она пишет:

Анна Ахматова

Берлину вареную картошку — единственную пищу,
которая нашлась в доме. Берлин заметил поразитель­
ную начитанность и образованность Гумилева. Ни
арест, ни тюрьма не повлияли на этого человека. Они
поужинали, Берлин немного побеседовал с Гумиле­
вым. У него сложилось впечатление, что мать и сын
глубоко привязаны друг к другу. После этого Берлин
и Ахматова вновь остались наедине.
Берлину понравилась переменчивость поведения
Ахматовой. Иногда она была настоящей царицей,
потом отпускала саркастические замечания, станови­
лась то едкой, то веселой. Они проговорили всю ночь.
Утром Берлин поцеловал Ахматовой руку и откла­
нялся. Бренда Трипп, работавшая в Британском Со­
вете, вспоминала, что тем утром Берлин постоянно
твердил: «Я влюблен, я влюблен». (19)
В первом стихотворении цикла «Cinque», датиро­
ванном 26 ноября 1945 года, Ахматова пишет о сво­
ей радости.

Я не любила с давних дней,
Чтобы меня жалели,
А с каплей жалости твоей
Иду, как с солнцем в теле.
Вот отчего вокруг заря.
Иду я, чудеса творя,
Вот отчего! (21)

<

В последний раз они встретились 3 января 1946 го­
да, когда Берлин остановился в «Астории» по дороге
в Хельсинки. Днем он позвонил ей. Ахматова была
одна и ждала его. Она подарила ему экземпляр «Бе­
лой стаи», надписав: «И. Б., которому я ничего не ска­
зала о Клеопатре», и еще один сборник своих стихов.
На другой книге она написала новое стихотворение,
которое впоследствии стало вторым в цикле «Cin­
que». В нем она вновь вспоминает их ночной разго­
вор. Берлин подарил ей «Замок» Кафки на англий­
ском языке и сборник стихов Ситвелл (Эдит Ситвелл).
Спустя несколько дней после отъезда Берлина в
дом Ахматовой нагрянула милиция. Ахматова высту­
пала на поэтическом вечере. Лев остался дома. Он
слышал в верхней квартире стук и жужжание дрели.
Потом с потолка посыпалась штукатурка. Как любой
советский человек, Лев сразу же понял, что устанав­
ливаются микрофоны. Они снова оказались в опас­
ности. 28 февраля 1946 года Московский литератур­
ный фонд выделил Ахматовой три тысячи рублей,
чтобы она могла поехать в санаторий. За финансовую
поддержку Ахматова была благодарна, но о микро­
фонах на потолке никогда не забывала.
6 января она написала четвертое стихотворение
^ из цикла «Cinque», явно навеянное встречей с Берли­
оз ном В нем появляется чувство горечи от осознания то­
го, что у этой любви нет будущего. Главное теперь —
оставить его с памятью об этой встрече:

Любовь к Берлину не ослабевала, и 11 января она
пишет об этом дурмане с некоторым недоумением.
«Не дышали мы сонными маками», — начинает она
свое стихотворение, а заканчивает его такими сло­
вами:

Анна Ахматова

Что тебе на память оставить
Тень мою? На что тебе тень?
Посвященье сожженной драмы,
От которой и пепла нет,
Или вышедший вдруг из рамы
Новогодний страшный портрет? (22)

И какое незримое зарево
Нас до света сводило с ума? (23)

Один из самых печальных и красивых стихов Ах­
матовой — «Во сне» из цикла «Шиповник цветет».
Он датирован 15 февраля 1946 года. Судя по нему,
боль от расставания с Берлином оказалась еще ост­
рее, чем страдания от разлуки с Анрепом:

Некоторое время положение Ахматовой в лите­
ратурных кругах оставалось достаточно прочным.
Она выступила на вечере в ленинградском Доме уче­
ных. Представлял ее Борис Эйхенбаум. 19 марта со­
стоялся еще один вечер, и Эйхенбаум произнес еще
более восторженную речь. На поэтическом вечере,
состоявшемся в апреле в Колонном зале в Москве,
публика замерла, случая Ахматову. Когда Эренбург
напомнил ей о том, как восторженно принимала ее
публика, Ахматова отмахнулась. «Я этого не люблю, —

287

Черную и прочную разлуку
Я несу с тобою наравне.
Что ж ты плачешь? Дай мне лучше руку,
Обещай опять прийти во сне.
Мне с тобою как горе с горою...
Мне с тобой на свете встречи нет.
Только бы ты полночною порою
Через звезды мне прислал привет. (24)

Элен Файнштейн
28 8

сказала она. — Но самое главное, что они этого тоже
не любят». В этом она была абсолютноправа, хотя
сама не сознавала степени своей правоты.
11 июля Ахматова выступала на Ленинградском
радио. После передачи ей стали приходить много­
численные письма с благодарностью за прекрасные
стихи. 7 августа она читала стихи о Блоке, и снова
была овация. Но через два дня стихи Ахматовой под­
верглись официальному осуждению.
То, что встреча Ахматовой с Берлином положила
начало холодной войне, как часто говорила сама Ан­
на Андреевна, граничит с манией величия. В марте
1946 года Черчилль уже говорил о железном занаве­
се, которым необходимо отгородить Россию от осталь­
ной Европы. Отношения Ахматовой с властью снова
обострились. Говорили, что, прочитав доклад осведо­
мителя, Сталин проворчал: «Значит, наша монахиня
принимает визиты иностранных шпионов». (25)
9 августа 1946 года состоялось экстренное засе­
дание исполкома Союза писателей. Н а нем высту­
пил Андрей Жданов. Вот что сказал он о стихах Ах­
матовой:
«Перехожу к вопросу о литературном «творчест­
ве» Анны Ахматовой. Ее произведения за последнее
время появляются в ленинградских журналах в по­
рядке «расширенного воспроизводства». (...) Анна
Ахматова является одним из представителей этого
безыдейного реакционного литературного болота (...)
одним из знаменосцев пустой, безыдейной, аристо­
кратическо-салонной поэзии, абсолютно чуждой со­
ветской литературе. Тематика Ахматовой насквозь
индивидуалистическая. До убожества ограничен диа­
пазон ее поэзии — поэзии взбесившейся барыньки,
мечущейся между будуаром и моленной. Основное у

Это заявление не только закрывало перед Ахма­
товой двери издательств, но еще и лишило ее пенсии.
У нее отобрали продуктовую карточку Союза писа­
телей. Она снова осталась без работы. Хуже было толь­
ко положение Зощенко.
Тем же днем Ахматова была в Союзе писателей
по другим делам. Все почтительно косились в ее сто­
рону и думали, насколько хорошо она владеет собой.
Но самообладание было совершенно ни при чем. Ах­
матова просто ничего не знала. «Мне ровным счетом
ничего не было известно. Утренних газет я не видела,
радио не включала, а звонить мне по телефону, повидимому, никто не решился. Вот я и говорила с ни­
ми, будучи в полном неведении о том, что обруши­
лось на мою седую голову». (27) О выступлении Жда­
нова Ахматова узнала только вечером, когда развер­
нула купленную рыбу, завернутую в газету.
Пастернак, являвшийся членом совета Союза со­
ветских писателей, отказался присутствовать на соб-

Анна Ахматова
28 9

нее — это любовно-эротические мотивы, перепле­
тенные с мотивами грусти, тоски, смерти, мистики,
обреченности. Чувство обреченности, — чувство, по­
нятное для общественного сознания вымирающей
группы, — мрачные тона предсмертной безнадежно­
сти, мистические переживания пополам с эротикой —
таков духовный мир Ахматовой, одного из осколков
безвозвратно канувшего в вечность мира старой дво­
рянской культуры, «добрых старых екатерининских
времен». Не то монахиня, не то блудница, а вернее,
блудница и монахиня, у которой блуд смешан с мо­
литвой. (...) Такова Ахматова с ее маленькой, узкой
личной жизнью, ничтожными переживаниями и ре­
лигиозно-мистической эротикой. Ахматовская по­
эзия совершенно далека от народа». (26)

Элен Файнгишейн
290

рании, где выступал Жданов. За это его исключили
из совета. Несмотря на очевидную опасность, он при­
шел навестить Ахматову и принес ей тысячу рублей.
Эти деньги ей очень пригодились.
Связь между этими событиями и встречей Ахма­
товой с Исайей Берлином совершенно ясна. Впро­
чем, могла сыграть свою роковую роль и овация, уст­
роенная Ахматовой в Колонном зале. Говорят, что
Сталин, узнав об этом, поинтересовался: «Кто это
устроил?» То, что Сталин всегда обращал внимание
на творчество Ахматовой, становится ясным из сте­
нограммы заседания оргбюро по вопросу ленинград­
ских журналов:
[А.] Прокофьев1. Я считаю, что не является
большим грехом, что были опубликованы стихи Ан­
ны Ахматовой. Эта поэтесса с небольшим голосом, а
разговоры о грусти — они присущи и советскому че­
ловеку.
Сталин. Анна Ахматова, кроме того, что у нее есть
старое имя, что еще можно найти у нее?
Прокофьев. В сочинениях послевоенного периода
можно найти ряд хороших стихов. Это стихотворе­
ние «Первая дальнобойная» о Ленинграде.
Сталин. Одно-два-три стихотворения и обчелся,
больше нет.
Прокофьев. Стихов на актуальную тему мало, но
она поэтесса со старыми устоями, уже утвердивши­
мися мнениями и уже не сможет, Иосиф Виссарио­
нович, дать что-то новое.
Сталин. Тогда пусть печатается в другом месте
где-либо, почему в «Звезде»?
1 Поэт А. Прокофьев — председатель Ленинградской ор­
ганизации Союза писателей.

Ахматова переносила новые несчастья с огром­
ным достоинством. Она говорила Корнею Чуковско­
му: «Я была в великой славе, испытала величайшее
бесславие — и убедилась, что, в сущности, это одно и
то же». (29) Она не жаловалась на то, что ее исключи­
ли из Союза писателей, лишь указывала на тактиче­
скую слепоту своих преследователей. 26 октября
1946 года она говорила Софье Островской: «Зачем
они так поступили? Ведь получается обратный ре­
зультат — жалеют, сочувствуют, лежат в обмороке от
отчаяния, читают, читают даже те, кто никогда не
читал. Зачем было делать из меня мученицу? Надо
было сделать из меня стерву, сволочь — подарить да­
чу, машину, засыпать всеми возможными пайками и
тайно запретить меня печатать! Никто бы этого не
знал — и меня бы сразу все возненавидели за мате­
риальное благополучие».
Но к критике своих стихов Ахматова относилась
не столь безразлично. Критиковать же начали все.
подряд, даже те патриотические стихи, что были на­
писаны в годы войны. Александр Фадеев, ставший
секретарем Союза писателей, выступая в Праге, об­
винил ее в декадентстве и пессимизме. Его выступле­
ние было позже опубликовано в «Литературной газе­
те». В конце августа Ахматова печально спрашивала:
«Скажите, зачем великой моей стране, изгнавшей
Гитлера со всей его техникой, понадобилось пройти
всеми танками по грудной клетке одной больной
старухи?» (30)

Анна Ахматова

Прокофьев. Должен сказать, что то, что мы от­
вергли в «Звезде», печаталось в «Знамени» (в Москве).
Сталин. Мы и до «Знамени» доберемся, доберем­
ся до всех.
Прокофьев. Это будет очень хорошо. (28)

^

Элен Файнгишейн
29 2

В начале сентября к Ахматовой на несколько
дней приехала Нина Ольшевская. Из Ленинграда она
увезла Анну Андреевну в Москву, на Ордынку. Пока
Лев не вернулся из экспедиции, Ахматовой не следо­
вало оставаться одной. Лев приехал, и они с матерью
вернулись в Ленинград. 26 ноября Ахматова слегла с
пневмонией. Температура держалась до 23 декабря.
Лев трогательно за ней ухаживал. Вообще отноше­
ния между ними в те годы складывались очень доб­
рые. Ахматова говорила А. Любимовой в декабре
1948 года: «В комнате прибрано, истоплена печка,
хорошо. Лев ухаживает, как добрый сын». (31)
Политическая обстановка в стране продолжала
сгущаться. 12 января 1948 года по прямому приказу
Сталина в Минске был убит известный еврейский
актер Соломон Михоэлс Его тело было брошено пря­
мо на улице. Официально было заявлено, что он по­
гиб в результате дорожного происшествия. Этому ма­
ло кто поверил. Большинство евреев, в особенности
те, кто входил в Еврейский антифашистский коми­
тет, считали, что смерть Михоэлса предвещает близ­
кие погромы.
Еврейский антифашистский комитет был создан
в 1942 году. Эта организация играла видную роль в
обеспечении поддержки России в годы войны со сто­
роны Соединенных Штатов. В 1941 году Государст­
венный еврейский театр был эвакуирован в Ташкент.
Оттуда Михоэлса вместе с Ициком Фефером и Иль­
ей Эренбургом отправили в Америку. Комитет по
приему гостей из России возглавлял Альберт Эйн­
штейн. Поддержка была потрясающей. В Нью-Йор­
ке на митинге присутствовали более пятидесяти ты­
сяч человек.
Эренбург, произведения которого широко печа­

Анна Ахматова
293

тали в России, установил прочные контакты в лите­
ратурных и художественных кругах Запада. После
войны, когда стало известно о зверствах фашизма, он
вместе с Василием Гроссманом начал составлять «Чер­
ную книгу», посвященную страданиям еврейского
народа в годы Второй мировой войны. Подобная дея­
тельность была сочтена чрезмерно националистиче­
ской, несмотря на то, что в те годы создавалось госу­
дарство Израиль. Михоэлс был одним из немногих
евреев, которые не боялись говорить о гибели евреев
в Советском Союзе. Он не скрывал своей привер­
женности сионизму.
Сторонники Советского Союза на Западе не об­
ращали внимания на эти тревожные знаки. Впрочем,
Поль Робсон, чернокожий американский певец, чи­
тавший советскую прессу и знавший о судьбе еврей­
ских интеллектуалов, на концерте в Москве выразил
сожаление в связи со смертью Михоэлса и закончил
выступление знаменитой еврейской песней, которую
пели во время восстания в варшавском гетто.
У Ахматовой не было такой защиты, как у аме­
риканца Робсона. Как это часто бывало в советские
времена, кара постигла не ее, а ее близких. Первым
пострадал Николай Пунин. Впрочем, возможно, он
был сам виноват в своей участи. В начале 1947 года
против него были выдвинуты обвинения в том, что
он отказывается выявлять «идеологический смысл»
произведений искусства. В знак протеста Пунин с
гордостью вышел из совета Ленинградского отделе­
ния Союза советских художников — весьма опас­
ный шаг для того времени. 29 августа 1949 года по
ордеру, выписанному двумя неделями раньше, Пу­
нин был арестован. Главным обвинением была враж­
дебность по отношению к существующему строю.
В обвинении говорилось, что книга Лунина по истории

Элен Файнштейн
294

западноевропейского искусства содержит «серьез­
ные ошибки формалистического и космополитиче­
ского характера и проникнута буржуазным субъек­
тивизмом» (32). В год, когда «безродными космопо­
литами» завуалированно называли евреев, симпатии
Лунина к европейскому модернизму были чрезвы­
чайно опасны. К тому же он никогда не проявлял
никакого интереса к традиционному русскому и со­
ветскому искусству.
Дочь и внучка Лунина, Ирина и Анна Каминские,
были в ужасе. Особенно переживала Аня, которая
всегда называла Лунина «папой». На первом допросе
Николай Николаевич говорил о падении искусства в
Советском Союзе. Впрочем, уже 19 сентября он ут­
верждал, что всегда высоко оценивал традиции рус­
ского реалистического искусства. Ахматову не допра­
шивали даже в качестве свидетеля.
В сентябре 1950 года Лунин находился в Вологде,
откуда его отправили в лагерь «Абезь» в Сибири. Из
Вологды он писал Марте Голубевой, что с ним все в
порядке. Судя по всему, в разлуке он стал сильнее лю­
бить жену. Она посылала ему дорогой чай. Лунин знал,
что денег у Марты немного и для того, чтобы собрать
такую передачу, ей приходилось одалживать. В пись­
мах он продолжал успокаивать жену, но его здоровье
было гораздо хуже, чем казалось из писем. 17 апреля
1952 года он написал внучке, спрашивая, не может
ли Ирина достать для него пенициллин. Письма Лу­
нина к Анне Каминской очень трогательны. В лагере
для него самым мучительным испытанием было без­
делье, так как он был освобожден от лагерных работ и
не знал, чем заняться. Лунин даже пытался снова на­
чать рисовать.
Удар по матери немедленно сказался и на сыне.
Осенью 1947 года Ахматова была абсолютно убеж-

Анна Ахматова

дена, что власти чинят Льву препоны в аспирантуре
Академии наук. Через полтора года после зачисления
его лишили права работать в помещениях универси­
тета. Исключение Льва стало прямым результатом
ждановского выступления. (33) Впрочем, защищать
диссертацию ему позволили, но Ахматова на защите
не присутствовала, опасаясь привлечь к сыну ненуж­
ное внимание. Один из присутствовавших вспоми­
нал, что чтение биографии диссертанта — отец Н и­
колай Гумилев, мать Анна Ахматова — звучало как
приговор. Тем не менее Ирина Пунина вспоминает,
что 28 декабря дома праздновали успешную защиту:
она зажарила курицу и испекла пирожки с капустой.
26 января 1948 года у Ахматовой случился при­
ступ стенокардии. Стенокардия — это симптом ише­
мии миокарда. Причиной развития подобного со­
стояния является недополучение крови (а следова­
тельно, и кислорода) сердечной мышцей, что связано
с сужением или блокадой сердечных артерий. Стено­
кардия может стать предвестницей инфаркта, но это
еще не инфаркт. В мае у Ахматовой поднялась тем­
пература, она страшно кашляла. Лев начал работать
в Этнографическом музее и каждый день приходил
домой ухаживать за матерью.
23 июня 1949 года Ахматовой исполнилось ше­
стьдесят: «Сегодня мне 60 лет, никогда не думала, что
проживу столько». (34) Но жизненные испытания
еще не закончились. 6 ноября арестовали Льва. Ах­
матова была так потрясена, что не смогла даже под­
няться с постели. Собираться ему помогала И рина
Каминская. Когда Льва увели, Ирина и Аня присели
у постели Ахматовой. Никто ничего не говорил. У Ахматовой поднялась температура. Она несколько дней
провела в постели, поднимаясь только для того, что­
бы сжечь все свои бумаги.

^
£$

Элеи Файншшейн
296

Кто-то из знакомых Эммы Герштейн в то время
оказался в приемной городской прокуратуры. Он вспо­
минал высокую женщину с царственной осанкой, весь
вид которой выражал огромное страдание. Это была
Ахматова, она пыталась выяснить судьбу сына. Во
время первого посещения прокуратуры ей сообщи­
ли, что Льва отправили в Москву. Ахматова броси­
лась в столицу, чтобы передать все, что ей удалось со­
брать, через крохотное окошечко Лефортовской
тюрьмы. (35)
Лев находился в тюрьме. Пока он ожидал своей
участи, Ахматова каждый месяц посылала ему 100 руб­
лей: подарок поэтессы Марии Петровых. Диплом кан­
дидата исторических наук был подписан 31 декабря
1949 года, но к тому времени Льва уже отправили в
лагерь в Омск. В сентябре 1950 года был вынесен
приговор: десять лет лагерей строгого режима. Пере­
писка была строго ограничена, продуктовые посылки
допускались не более восьми килограммов, включая
и вес коробки. Ахматова думала, что больше не уви­
дит сына.
Собственная жизнь Ахматовой складывалась очень
непросто. Она не получала пенсии. Теперь ей выдава­
ли муку вместо хлеба от Союза писателей. Тем не
менее каждый месяц она отправляла сыну посылки.
В 1950 году она решила, что если пойдет навстречу
режиму, то этим сможет помочь сыну. Она написала
несколько стихотворений цикла «Слава миру», наде­
ясь этим смягчить сердце Сталина, но тот уже погру­
зился в последний, параноидальный, период жизни.
Стихи, датированные маем—июлем 1950 года, поя­
вились в «Огоньке», хотя и не под именем великой
поэтессы. Стихи были посредственными. Если Сталин
их и заметил, то никакого впечатления они на него

Анна Ахматова
297

не произвели. Вряд ли это чудовище можно было рас­
трогать стихами.
Летом 1952 года Пунин писал Ирине, проведя
полтора месяца в больнице:
«Я осужден не трибуналом, так как для суда матерьяла не было, а особым совещанием; дело мое —
35-й год и космополитизм... Мне подпортил, не ж е­
лая этого, Гумилев [Лев]; меня пришили к его делу,
хотя, видимо, он не содействовал этому... Акума ви­
села на волоске. Вероятно, ее спасли стихи в «Огонь­
ке». (37)
Убедившись, что просить за сына от собственного
имени неразумно, Ахматова решила действовать че­
рез известных писателей, в том числе и через Илью
Оренбурга. В защиту Льва выступил даже будущий
нобелевский лауреат Михаил Шолохов. Но ни Орен­
бургу, ни Шолохову ничего не удалось добиться. Пы­
тались помочь Ахматовой и известные ученые. Со­
гласились написать властям академики Конрад и Ок­
ладников, директор Ормитажа Артамонов.
22 мая 1951 года, успев отправить поздравитель­
ную телеграмму Ане Каминской, Ахматова перене­
сла тяжелейший сердечный приступ. 28 мая, когда
она собирала деньги и продукты для Льва, ей стало
так плохо, что пришлось отвезти ее в больницу. «Ан­
на Андреевна лежала на спине, вытянувшись, молча­
ливая, с ужасной болью в груди. Меня она почти не
узнавала,., потом мы узнали, что именно в тот час про­
изошел инфаркт миокарда» (38) В начале июня она
поправилась настолько, что смогла попросить Эмму
Герштейн организовать отправку посылок и денег
сыну. 19 июля она получила письмо от Льва: «Милая
мамочка, подтверждаю получение посылки почт.
№ 277 и благодарю; только вперед вместо печенья

Элен Файтитейн
2 98

посылай больше жиров и табаку: дешевле и лучше.
Целую тебя». (39)
28 июля Ахматова выписалась из больницы. Она
планировала остаться на Ордынке, у Ардовых. Глав­
ная проблема заключалась в лестнице. Николай Харджиев, сопровождавший ее, предложил самые абсурд­
ные варианты подъема, которые не должны были
повредить ее сердцу. Ахматова так развеселилась, что
сумела благополучно, хотя и очень медленно, под­
няться в квартиру Ардовых.
Лев ничего не знал о ее болезни и о тех усилиях,
которые она прикладывает к его освобождению, и
по-прежнему бомбардировал ее просьбами хлопо­
тать от собственного имени. Возможно, так настрои­
ли его следователи во время допросов. Следователи
постоянно твердили ему, что мать могла бы освобо­
дить его, если бы захотела. Это было жестоко и не­
справедливо. Ахматова отлично знала, что последст­
вия ее действий или слов могли оказаться совершенно
непредсказуемыми. И ее осторожность была оправ­
данной, потому что в стране начались чистки, срав­
нимые по жестокости с чудовищным 1937 годом.
Страдания Ахматовой были непереносимы.
В начале 50-х годов Ахматова лишилась послед­
ней опоры. Арктический институт предъявил права
на квартиру в Фонтанном доме. После этого Ахмато­
ва превратилась в настоящую бездомную. Какое-то
время она жила в доме 20 по улице Красной Конни­
цы. В квартире был длинный темный коридор и прак­
тически отсутствовала мебель. Все тяготы Ахматова
переносила стоически. Муж Ольги Берггольц, Геор­
гий Макогоненко, говорил, что она стала выглядеть
более суровой.
Но в 1952 году случилось и радостное событие.
В ж изни Ахматовой снова появилась старая подру-

Анна Ахматова
299

га — Лидия Чуковская. После ссоры в Ташкенте Ах­
матова и Чуковская десять лет не виделись. 13 июня
они поговорили по телефону, и старая дружба возоб­
новилась. Чуковская слышала о трагедиях Ахматовой.
Придя к Анне Андреевне, она долго не решалась на­
жать кнопку звонка. Войдя, она была поражена ви­
дом Ахматовой. Она стала другой: «Яркая сплошная
седина. И отяжеленность, грузность. Она стала боль­
шая, широкая». (39*) Ахматова хотела говорить толь­
ко о Льве, читала наизусть отрывки из его писем По­
том они заговорили о гоголевской «Шинели», о Тол­
стом, Достоевском. Но Ахматова была еще не готова
читать Чуковской свои стихи. 31 августа они встре­
тились вновь. На этот раз с ними была только что вер­
нувшаяся из Крыма Нина Ардова, веселая и загорев­
шая. Настроение Ахматовой немного улучшилось.
С 4 мая 1953 года Ахматова и Чуковская стали встре­
чаться гораздо чаще. Вернулась их прежняя близость.
Ахматова читала Лидии Корнеевне свои стихи, в том
числе и посвященные Исайе Берлину. Она подарила
ей «Поэму без героя».
Удивительно, но в 1953 году финансовое положе­
ние Ахматовой начало улучшаться. Она получила не­
сколько переводов, заработала приличную сумму. Со
свойственной ей щедростью она подарила машину
Алексею Баталову, которого помнила еще мальчи­
ком. Нине Ольшевской она купила шляпку, перчат­
ки и туфли.
Здоровье Ахматовой оставалось очень слабым Она
легла в больницу, где за ней достаточно хорошо уха­
живали. 1 июля она написала Льву о том, как ей нра­
вится в санатории. Анна Андреевна почти гордилась
тем, что может давать сыну советы по вопросам ис­
тории. Хотя Лев считал, что матери нет до него дела,
она всегда помнила о нем: «Вчера слышала по радио,

Элен Файншшейн
300

что в Омске минус 22 градуса. Бедный Левка». Ахма­
това просила сына быть поласковее к Наталье Ва­
сильевне (40), потому что девушка неудачно вышла
замуж и теперь «чинит мой халат, который распо­
ролся по швам». (41)
В начале января 1953 года весь мир узнал о так
называемом «заговоре врачей» с целью убийства ли­
деров Советского Союза. В «Правде» сообщили об
аресте нескольких врачей. Все они были евреями,
всех обвинили в покушении на убийство. Стали по­
ступать возмущенные письма общественности с тре­
бованиями наказать вредителей. Илья Эренбург стал
одним из немногих, кто отказался подписывать по­
добные документы. Напротив, он обратился к Стали­
ну с письмом, в котором писал о том, какой ущерб эта
кампания может нанести Советскому Союзу на Запа­
де. Сталин медлил. Его здоровье ухудшалось. Он так
и не успел осуществить полномасштабный погром,
какой, несомненно, задумывался. В марте 1953 года
Сталин умер. Для многих его смерть стала настоя­
щим горем. Зато у узников и их близких наконец-то
появилась хоть какая-то надежда.
Некоторых освободили довольно быстро. Но Лев
по-прежнему оставался в Норильске 2 февраля 1953 го­
да Ахматова обратилась с письмом к Клименту Во­
рошилову, а затем беседовала с его секретарем по те­
лефону. Лев оставался в ГУЛАГе, хотя многие осуж­
денные выходили на свободу. Не суждено было вновь
увидеть дом Лунину. Он умер в «Абези» в августе. Ах­
матова посвятила его памяти стихотворение:
И сердце то уже не отзовется
На голос мой, ликуя и скорбя.
Все кончено... И песнь моя несется
В пустую ночь, где больше нет тебя. (42)

Анна Ахматова
301

Анатолий Найман считает, что Лунин был един­
ственный любимый мужчина Ахматовой, который
ее не покинул, а прошел с ней весь путь — от страст­
ной влюбленности до простой дружбы.
Сознавая, что любое неосторожно сказанное сло­
во может повредить сыну, Ахматова с большой осто­
рожностью отнеслась к перспективе встречи с бри­
танскими студентами в 1954 году. Она предполагала,
что их мог направить к ней Исайя Берлин, но в груп­
пе не было студентов из Оксфорда. Надо сказать, что
англичане практически не понимали положения, в
каком находилась Ахматова. Они спрашивали об ее
отношении к выступлению Жданова, ожидая ярост­
ного неприятия несправедливости. Ахматова же спо­
койно ответила, что считает постановление Цен­
трального Комитета партии и выступление товари­
ща Жданова совершенно правильными. Это совсем
не понравилось англичанам, но зато не могло повре­
дить Льву. Известие о том, что мать встречалась с анг­
личанами, дошло до Льва в лагере, и тот окончатель­
но убедился в значимости матери в литературном
мире. А поскольку он по-прежнему оставался в лаге­
ре, значит, мать ничего не хотела делать для его осво­
бождения.
Родителям, детям и женам заключенных разре­
шали свидания. Ахматова могла приехать к сыну.
29 апреля 1954 года Лев написал очень печальное
письмо Эмме Герштейн, в котором утверждал, что
мать никогда не понимала и не хотела понять, что ему
нужно. Он требовал объяснений, почему она не при­
езжает к нему. Поездка в Омск, как он писал рань­
ше, не утомительнее поездки из Москвы в Ленин­
град. Но на самом деле это было бы очень тяжелое
путешествие, и врачи не могли позволить его совер­
шить такому больному человеку, каким была Анна

Элен Файнштейн
302

Андреевна. Ахматова все же собиралась поехать ко
Льву, взяв с собой Эмму Герштейн. Лев отнесся к
этому сообщению с горькой иронией: «Мне очень
интересно: решилась ли мама отправиться в путеше­
ствие ко мне или еще колеблется. Стенли меньше
готовился искать Ливингстона, чем мама повидать
меня». (43)
Узнав, что планы матери серьезны, Лев отступает:
«Но поднимать маму на такую дорогу, без ночлега в
Омске, ради двух часов, невозможно. Кроме того,
мой внешний вид только расстроит ее». (44) В конце
концов И рина и Анна Каминские стали отговари­
вать Ахматову от поездки столь настойчиво, что Ан­
на Андреева передумала. Каминские убеждали ее в
том, что заключенные порой умирали, не выдержав
эмоционального стресса, связанного со свиданием.
26 мая Лев написал Эмме Герштейн, что измене­
ние планов матери его не удивляет. Он решил боль­
ше не писать Ахматовой, потому что «она либо не
понимала, либо делала вид, что не понимает». (44*)
Лев признавался Эмме, что понимает, в чем заключа­
ется проблема: «Мама, как натура поэтическая, страш­
но ленива и эгоистична, несмотря на транжирство.
Ей лень думать о неприятных вещах и о том, что на­
до сделать какое-то усилие. Она очень бережет себя
и не желает расстраиваться». (45) Лев начал думать,
что реабилитируют его только посмертно. Неудиви­
тельна его едкость в отношении Ирины Луниной:
«Вы спрашиваете мое мнение об Ирке. Нина лучше,
искреннее. Ирка — пиявка, которая цацкается с ма­
мой до тех пор, пока есть что сосать. Подлая пунинская порода»». (46)
В начале июня Герштейн написала Льву о том, как
расстроена Ахматова своими неудачами в деле осво­
бождения сына. С некоторым пафосом Анна Андре-

Анна Ахматова
303

евна сказала Герштейн: «В конце концов, мы всегда
понимали друг друга с полуслова». Тем не менее Ах­
матова написала Льву три открытки, на которые он
долго не отвечал, «так как они меня расстроили».
Нет, в них не было ничего ужасного, но не было ни­
чего и значимого. Лев писал Эмме, что «так пишут
отдыхающим на южном берегу Крыма». (46*)
Он часто жаловался на то, что мать не присылает
ему книг, о которых он просил. Не мог он получить
второго тома «Троецарствия» Ло Гуань-Чжуна. Ах­
матова тут же ответила, что этот том еще не опубли­
кован. Послать его сыну она смогла лишь в ноябре
1954 года.
Льву в тот момент исполнилось уже сорок два го­
да. Его здоровье ухудшилось настолько, что он был
признан инвалидом, что крайне редко случалось в ла­
герях. Такое положение имело определенные пре­
имущества, так как физическая нагрузка стала легче
и у него появилось время для научных изысканий.
В письмах он сообщает, что ему разрешили даже пи­
сать, хотя в лагерях это строжайше запрещалось. (47)
Самыми горькими стали письма Льва к Эмме
Герштейн. 25 марта 1955 года он пишет:
«Вы пишете, что не мама виновница моей судь­
бы. А кто же? Будь я не ее сыном, а сыном простой
бабы, я был бы, при всем остальном, процветающим
советским профессором, беспартийным специали­
стом, каких множество. Сама мама великолепно зна­
ет мою жизнь и то, что единственным поводом для
опалы моей было родство с ней. Я понимаю, что она
первое время боялась вздохнуть, но теперь спасать
меня, доказывать мою невиновность — это ее обя­
занность; пренебрежение этой обязанностью — пре­
ступление». (48)

Элен Файнгитейн
304

27 марта Ахматова сдержанно отвечает на пись­
мо сына:
«19-го марта я получила твое письмо, содержа­
щее целый ворох обид на меня. С тех пор я непре­
рывно пишу тебе ответ. (...) Никакие студенты ко мне
не приходили и не интересовались моим здоровьем.
Действительно, год тому назад на собрании в Союзе
писателей какие-то английские полуфутболисты, полуфашисты задали мне довольно бестактный вопрос,
но мой категорический ответ пресек дальнейшие пре­
ния. Н а съезде писателей я не выступала, имя мое
произнес один раз в своей речи П. Антокольский в
связи с переводами Райниса и Саломеи Нерис. (...)
На днях (кажется, 15-го) я послала тебе очень длин­
ное и подробное письмо с нужной тебе историче­
ской справкой (90 г. до нашей эры) и поверхност­
ным описанием моего бытия». (49)
Лев продолжает считать, что мать ничего не дела­
ет для его освобождения. 3 апреля он написал Гер­
штейн, заверяя ее в том, что более не будет писать
ничего неприятного для матери: «Но странно — у
нее совсем нет воображения и внимания ко мне, по­
этому она сама себя считает ангелом, а мне кажется,
что ее отношение более чем жестоко... Я задаю маме
вопросы — она отвечает невпопад, и я же выхожу
виноватым». (50)
14 апреля Лев пишет матери о том, что составля­
ет главную причину его несчастья: «Единственно, че­
го бы я хотел от тебя, это чуточку внимания, напр.,
чтобы ты отвечала хотя бы на те вопросы, которые я
задаю тебе касательно моих личных дел, а не мимо
их». (51) 29 апреля Ахматова отвечает ему: «Твое
письмо от 14 апреля я получила только сейчас. (...)
Поверь, что я пишу тебе о себе, о своем быте и ж из­
ни решительно все. Ты забываешь, что мне 66 лет,

Анна Ахматова

что я ношу в себе три смертельные болезни, что все
мои друзья и современники умерли. Жизнь моя тем­
на и одинока — все это не способствует цветению
эпистолярного стиля». (52)
Заключенных освобождали ежедневно, но Лев ос­
тавался в лагере. Многих реабилитировали посмерт­
но, в том числе знаменитого режиссера Всеволода
Мейерхольда.
Ахматовой по-прежнему было негде жить, и она,
подобно цыганке, скиталась по квартирам друзей.
В это время она очень много читала. Огромное удо­
вольствие доставили ей книги Хемингуэя «Прощай,
оружие!» и «Снега Килиманджаро», меньше понра­
вилась «Старик и море». Но не ко всему прочитан­
ному она относилась столь благожелательно. Ахмато­
ва говорила Чуковской о Фрейде: «Фрейд — мой лич­
ный враг. Ненавижу все. И все ложь». (53)
Анна Андреевна продолжает изучать Пушкина.
Особое внимание она уделяет «Каменному гостю».
Это произведение помогает ей понять некоторые
стороны биографии поэта. Исследуя последние годы
жизни Пушкина и оспаривая возможность его связи
с сестрой жены, Александриной, Ахматова совер­
шенно верно замечает, что у Дантеса была гомосек­
суальная связь с бароном фон Геккерном, что под­
тверждается недавно обнаруженными профессором
Сереной Витале письмами Дантеса к своему покро­
вителю.
Конфликт между матерью и сыном продолжался.
Ахматова подробно отвечает на жалобы Льва, кате­
горически отрицает, что давала его адрес Наталье Ва­
сильевне, и восклицает: «Как и почему я должна была догадаться, что она любит тебя?» (54)
Процесс освобождения Льва, казалось, зашел в
тупик. Но в феврале 1956 года состоялся Двадцатый

^
^

Элен Файншшейн

съезд партии, на котором Хрущев впервые открыто
сказал о масштабе сталинских репрессий. Дела поли­
тических заключенных стали пересматривать. 20 мар­
та Эмма Герштейн сообщила Ахматовой о том, что
дело Льва пересматривается. Ахматова начала гото­
виться к возвращению сына. Она пыталась разузнать,
где можно купить приличный костюм.
Наконец 15 мая 1956 года Лев вернулся домой.
Он ехал через Москву и решил остановиться у Ардо­
вых, не зная, что мать уже там. Ахматова была без­
мерно счастлива увидеть сына. Крохотная комнатка,
которую она занимала, мгновенно наполнилась сига­
ретным дымом. Лев дымил как паровоз. Домой он
вернулся с двумя чемоданами, наполненными не оде­
ждой, а книгами. Михаил Ардов вспоминает: «В на­
шей столовой на диване две фигуры, лица повернуты
друг к другу и сияют счастьем. Это — Ахматова и ее
сын... Анна Андреевна попросила меня помочь при•обрести для Льва Николаевича приличное платье. Мы
с ним отправились на Пятницкую улицу и там в ко­
миссионном магазине купили башмаки, темный кос­
тюм в полоску, плащ...» (55)
Однако очень скоро радость Ахматовой была ом­
рачена горькой обидой сына на весь свет и на мать.
И обида эта проявилась буквально мгновенно.

Г лава 14
ОТТЕПЕЛЬ
Гороскоп твой давно готов...

Л е т о м 1956 года, когда Ахматова жила' в Москве у
Ардовых, ей позвонил Исайя Берлин, ненадолго при­
ехавший в Россию. Он хотел встретиться, но Ахматова
в ужасе отказалась, опасаясь, что встреча с иностран­
цем может повредить сыну. Впрочем, у нее были и
другие причины не встречаться с Берлином. Пастер­
нак сообщил Анне Андреевне, что 7 февраля Берлин
женился и приехал в Россию с молодой женой, Али­
ной Халбан (урожденной Гинзбург). Хотя Ахматова и
не стала встречаться с Берлином, но его голос пробу­
дил в ней старые воспоминания. Цикл стихотворе­
ний «Шиповник цветет» посвящен Берлину.
Ахматова дала интересный подзаголовок этому
циклу: «Из сожженной тетради». Возможно, речь
шла о реальной тетради, в которой были и стихи, по­
священные Владимиру Гаршину. Аманда Хейт пишет
об этих стихах в связи с другими, из сборника «Бе­
лая стая», посвященными Борису Анрепу. Ахматовой
исполнилось уже шестьдесят семь лет, но она до само­
го конца жизни продолжала писать любовные стихи.
В краткий и невероятный период оттепели жур­
нал «Новый мир» возглавлял Александр Твардовский.
Он опубликовал произведения многих писателей, ко­
торые были запрещены в прежние годы. В «Новом
мире» появились произведения молодых авторов —

307

Ахматова

&\ен чнштитеин
308

Евтушенко, Солженицына. Ахматову тоже реабили­
тировали. В 1956 году ее стихи были опубликованы в
двух московских альманахах, в прессе появились бла­
гожелательные рецензии.
6 апреля 1957 года Ахматова получила предложе­
ние от Союза писателей войти в состав комиссии по
литературному наследию Осипа Мандельштама. В том
же году известный критик и редактор Владимир Ор­
лов взял для публикации в ленинградском альманахе
«Поэму без героя», а Маргарита Алигер — шесть
стихотворений для «Литературной Москвы». И все
же Ахматова не была уверена в устойчивости своего
положения. 11 мая 1957 года она говорила Чуков­
ской о том, что «Литературная Москва» очень риску­
ет, публикую стихи Цветаевой. Беспокоило ее и здо­
ровье.
«Поэму без героя» Ахматова писала с 1940 по
1945 год. Работу над ней она продолжала до конца
жизни. Это одно из немногих больших ее произведе­
ний: сложное, многослойное и полное аллюзий. Это
не цикл стихов, объединенных единой темой, каким
был «Реквием». Поэма изначально задумывалась и
писалась как единое целое.
Поэма, как и «Реквием», открывается прозаиче­
ским предисловием. Ахматова рассказывает, как
27 декабря 1940 года ей впервые пришла мысль на­
писать поэму. Она посвятила ее своим друзьям и
всем ленинградцам, погибшим во время осады горо­
да. У предисловия есть эпиграф: «Deus conservat om­
nia» (Бог хранит все). Таким был девиз на гербе Ше­
реметевых. Возможно, Ахматова выбрала его потому,
что действие поэмы начинается в Фонтанном доме.
И писалась поэма в Фонтанном доме. А кроме того,
посвящена она попытке оживить мир, ушедший на­
всегда. В ноябре 1944 года, сознавая трудность пони­

Анна Ахматова

мания поэмы и желание отдельных читателей прояс­
нить ее смысл, Ахматова категорически отказалась
что-то менять или объяснять. Она написала в преди­
словии изречение Понтия Пилата: «Еже писахъ —
писахъ». И все же в период с 1940 по 1961 год она
кое-что добавила и кое-что изменила.
Первая часть посвящена «Вс. К.». По-видимому,
речь идет о Всеволоде Князеве, молодом человеке,
покончившем с собой из-за любви к Ольге Судейкиной в 1913 году. (1) Роман Тименчик предполагает,
что повлиять на Ахматову могло и известие о другой
катастрофе — самоубийстве молодого офицера Ми­
хаила Линдеберга. (2) В любом случае, речь идет о
молодой жизни, так бесцельно прервавшейся. То, что
Ахматова имеет в виду мир сталинской России, ста­
новится ясным из даты. Дата посвящения — это да­
та смерти Мандельштама, а не смерти Князева.
Второе посвящение — Ольге Судейкиной. Она по­
является с черно-белым веером в виде ПутаницыПсихеи. В этой роли она блистала на сцене. Глава на­
писана в мае 1945 года. Ахматова вспоминает их с
Ольгой юность:
С плю — м н е сн и тся м олодость наш а,

Та, ЕГО миновавшая чаша;
Я ее тебе наяву,
Если хочешь, отдам на память,
Словно в глине чистое пламя

В третьем посвящении она цитирует Жуковско­
го: «Раз в Крещенский вечерок...», что неудивительно,
поскольку посвящение было написано 5 января. Под
звуки «Чаконы» Баха входит человек:
Он не станет мне милым мужем,
Но мы с ним такое заслужим,
Что смутится Двадцатый Век. (4)

309

И ль п о д с н еж н и к в м огильном рву. (3 )

Элен Файнштейн

Этот человек приходит в Фонтанный дом поздно,
туманной ночью. Он приносит «не первую ветвь си­
рени, не кольцо, не сладость молений»... Он несет с со­
бой смерть! Эта часть поэмы была написана в 1956 го­
ду. Судя по всему, речь идет об Исайе Берлине.
Во вступлении, написанном той же лесенкой, что
и вся первая часть, Ахматова откровенно говорит о
том, зачем написана вся поэма:
Из года сорокового,
Как с башни, на все гляжу.
Как будто прощаюсь снова... (5)

Первая часть «Поэмы без героя» называется «Де­
вятьсот тринадцатый год. Петербургская повесть». Ис­
тория начинается в канун Нового года в Фонтанном
доме. Героиня зажигает свечи, ожидая гостей. Но
вместо гостей в дом приходят призраки 1913 года в
венецианских масках. Потом в яркой вспышке раз­
двигаются стены, и т м н а т а преображается в белый
зеркальный зал Шереметевского дворца. Люди, кото­
рых героиня когда-то знала, теперь возвращаются к
ней Дон Жуаном, Фаустом, Дапертутто, Иоканааном.
Оживает портрет Актрисы на стене. Появляется сам
Дьявол, в котором многие узнали Михаила Кузмина.
Героиня поражается:

310

Только как ж е могло случиться,
Что одна я из них жива? (6)

Мы становимся свидетелями настоящей гофманианы, которая становится особенно волшебной, ко­
гда гаснут факелы и опускается потолок. Начинается
интермедия — нечто в венецианском духе и духе
«Бродячей собаки».
Во второй части «Петербургской истории» мы воз­
вращаемся в спальню героини, где висят три портре­
та Ольги: в виде козлоногой нимфы, Путаницы-Пси­

Ты в Россию пришла ниоткуда,
О мое белокурое чудо,
Коломбина десятых годов!
Что глядишь ты так смутно и зорко,
Петербургская кукла, актерка,
Ты — один из моих двойников. (7 )

Анна Ахматова

хеи и портрет в тени (Коломбины или Донны Анны
(из «Шагов Командора»)). Эти строки, несомненно,
обращены к Ольге:

Героиня боится того, что среди гостей в масках
она может встретиться с самой собой:
С той, какою была когда-то
В ожерелье из черных агатов
До долины Иосафата
Снова встретиться не хочу... (8)

В «Поэме без героя» много цитат из других по­
этов и ссылок на их книги. Так часто делал Т.С. Эли­
от. Его книгу «Четыре квартета» подарил Ахматовой
Пастернак. Она очень ее любила и часто перечитыва­
ла. Знаменитая строка Элиота «В моем начале —
мой конец» несколько раз встречается в поэме.
Вспомните хотя бы знаменитые строки:

И когда вторая глава завершается, все уже предо­
пределено («Гороскоп твой давно готов» (8**). Вос­
поминания Ахматовой легки и любовны. Во второй
части «Петербургской истории» она описывает квар­
тиру Ольги очень точно.
Не все реминисценции поэмы буквальны. Назва­
ние всей поэмы напоминает начало байроновского
«Дон Жуана», но строка да Понте «Смеяться пере­
станешь раньше, чем наступит заря» отсылает нас к
опере Моцарта. Настроение первой части поэмы
очень моцартовское. Зловещим эпиграфом к третьей

311

Как в прошедшем грядущее зреет,
Так в грядущем прошлое тлеет... (8*)

Элен Файнгшпейн

части «Петербургской истории» стали две строки Ман­
дельштама, написанные в 1920 году.
Четвертая глава начинается в доме XIX века, в ко­
торый в 1942 году попадет бомба. Мы возвращаемся
к красавице и мертвому корнету с пулей в груди. За­
вершается четвертая глава словами:
Это я — твоя старая совесть
Разыскала сожженную повесть. (9)

3 12

Грехи, которые следует искупать, проистекли из
широко распространенного убеждения в правоте Ниц­
ше, говорившего, что, если Бог умер, значит, «все доз­
волено». Ахматова никогда не теряла веры в Бога, но
и она сама являлась частью этого грешного мира. Те­
перь же она сурово осуждала собственное поведение
и поведение своих друзей, думая только об искуп­
лении.
Вторая часть, «Решка», была посвящена Владими­
ру Гаршину, но после разрыва Ахматова сняла посвя­
щение. Первый эпиграф взят из Пушкина: «...я воды
Леты пью, мне доктором запрещена унылость». (9*)
Ахматова всегда восхищалась Пушкиным, но на этот
раз она цитирует его иронично, полагая, что человек
должен поллнить, а не забывать.
В целом вторая часть написана в более легком,
даже юмористическом тоне. Героиня рассказывает о
своих злоключениях с редактором:
[...] «Там три темы сразу!
Дочитав последнюю фразу,
Не поймешь, кто в кого влюблен,
Кто, когда и зачем встречался,
Кто погиб и кто жив остался,
И кто автор, и кто герой, —
И к чему нам сегодня эти
Рассуждения о поэте
И каких-то призраков рой?» (10)

Ты спроси моих современниц,
Каторжанок, «стопятниц», пленниц,
И тебе порасскажем мы,
Как в беспамятном жили страхе,
Как растили детей для плахи,
Для застенка и для тюрьмы. (11)

Анна Ахматова

В этой главе ряд строф заменен многоточиями.
В некоторых изданиях эти пропущенные строки ци­
тируются по дневникам Чуковской, связанным с го­
дами Большого Террора:

В последней части триптиха мы снова попадаем в
Фонтанный дом, но стоит уже 1942 год и город лежит
в руинах. Сцены сменяют одна другую: река Кама,
на берегах которой покончила с собой Цветаева, не­
легкая каторжная судьба сына. Из-за колючей про­
волоки, из глубин тайги слышит Ахматова собствен­
ный голос:
За тебя я заплатила
Чистоганом,
Ровно десять лет ходила
Под наганом,
Ни налево, ни направо
Не глядела,
А за мной худая слава
Шелестела. (12)

Поэма заканчивается строфой поразительной силы:

Хотя драма собственной жизни Ахматовой была
далека от завершения, отношения ее с Пастернаком
стали весьма непростыми. Она никогда не чувствова­
ла с ним такой же близости, какая была в отношени­
ях с Мандельштамом. Оди не росли в одном городе.
Хотя Пастернак несколько раз помогал Ахматовой,

313

Обуянная смертным страхом
И отмщения зная срок,
Опустивши глаза сухие
И ломая руки, Россия
Предо мною шла на восток. (13)

Элен Файнштейн
31 4

она не была уверена в том, что емудействительно
нравятся ее стихи. В 1956 году Анна Андреевна гово­
рила Чуковской о том, что ей кажется, что Пастер­
нак вообще не читал ее стихов до 1940 года. В «Ох­
ранной грамоте» он похвалил простоту и чувство ре­
альности, свойственные Ахматовой, тогда как гению
Марины Цветаевой посвятил несколько страниц. (14)
Тем не менее несколько раз он пошел на большой
риск, чтобы помочь Ахматовой в трудную минуту.
Она часто останавливалась в его московской кварти­
ре. Поссорившись с женой, он иногда уезжал в Ле­
нинград и ночевал на полу ее комнаты.
Ахматова считала Пастернака великим поэтом,
гением. Евгений Рейн полагает, что Пастернак впол­
не мог просить ее руки: «Она часто шутила на эту те­
му». Впрочем, любовных отношений между ними не
было, и причиной тому была жена Пастернака, Зи­
наида Николаевна. Ахматова ее не любила: «Ей не
нравилось отношение Зинаиды. Зинаида считала Пас­
тернака гораздо интереснее Ахматовой и полагала,
что он гораздо более значимый поэт». (15)
Ахматовой действительно не нравились жены
Пастернака. Первая жена Пастернака, Евгения Вла­
димировна, была мягкой и образованной женщиной,
но по какому-то заблуждению считала себя великой
художницей. Зинаиду Николаевну Ахматова называ­
ла «драконом на восьми лапах». Особенно не нрави­
лась Ахматовой последняя любовница Пастернака,
Ольга Ивинская, которая в 1946 году работала в мо­
сковском журнале «Новый мир». Ивинская была пыш­
ной блондинкой, на двадцать лет моложе Пастерна­
ка. Когда они стали любовниками, ей было всего три­
дцать четыре года. Пастернак обожал ее до конца
жизни, хотя все же не решился оставить Зинаиду

Анна Ахматова

Николаевну. Он разрывался между любовницей и
семьей.
Ольгу сослали в лагерь в 1949 году, тогда же, ко­
гда и Льва. Знавшая Ивинскую по работе в «Новом
мире» в 1946—1947 годах Чуковская стала отправ­
лять посылки с продуктами, одеждой и книгами ее
подруге, писательнице Надежде Адольф-Надеждиной, заключенной в том же лагере. В 1956 году Наде­
ждина вернулась из лагерей, и выяснилось, что она
не получила ни одной посылки. Ольга бессовестно
обкрадывала подругу, находившуюся на грани смер­
ти от голода. (16) По этой причине Ахматова отказа­
лась поддерживать знакомство с Ивинской после ее
освобождения, но настаивала на том, чтобы Пастер­
наку этого не рассказывали.
20 января 1954 года, когда Чуковская спросила
Ахматову об ее отношении к Пастернаку, она иро­
нично ответила: «Я обожаю этого человека. Правда,
он несносен. Примчался вчера объяснять мне, что он
ничтожество. Ну на что это похоже? Я ему сказала:
«Милый друг, будьте спокойны, даже если вы за по­
следние десять лет ничего не написали, вы все рав­
но — один из крупнейших поэтов Европы XX века».
(17) Но когда Пастернак рассказывал ей о том, что
должен писать больше стихов, чтобы зарабатывать
деньги для Ольги, Ахматову это раздражало. Однаж­
ды она даже накричала на него, заявив, что русской
культуре очень повезло, что он так нуждается в день­
гах. Пастернак продолжал писать любовные стихи,
посвященные Ивинской. Он часто просил Ахматову
позволить Ольге навестить ее, но Анна Андреевна
всегда отказывалась, не объясняя причин, чтобы не
ранить старого друга.
То общее, что было у Пастернака с Ахматовой,
разделило их. Пастернак прославился своими перево-

^

Элен Файншшейн

316

дами Шекспира — оригинальными, свободными и глу­
бокими. Ахматова могла читать Шекспира в подлин­
нике1. Она отлично понимала, на какой риск идет Пас­
тернак. Ей очень нравились его стихи, но ее расстраи­
вало то, что после переводов Пастернака переводы
ее давнего друга Михаила Лозинского, гораздо более
близкие к оригиналу, оказались забыты. В 1957 году
Ахматова заявляла, что никак не может согласиться
с тем предпочтением, которое отдается переводам
Пастернака. Она понимала, что стихи Пастернака
легче произносить, они более естественные и живые.
Но величественные строки Лозинского гораздо боль­
ше соответствовали духу Шекспира. Ахматова счита­
ла, что, избавив текст Ш експира от помпезности и
риторики, Пастернак сознательно упростил и при­
землил язык оригинала.
Помимо переводов Пастернак продолжал рабо­
тать над «Доктором Живаго». Он начал писать этот
роман еще в 1945 году и уже читал отдельные главы
близким друзьям. В 1954 году десять стихотворений
из романа были опубликованы в журнале «Знамя».
4 декабря 1957 года Ахматова сказала Чуковской о
том, что прочла роман и некоторые его страницы
показались ей настолько плохими, что, скорее всего,
их написала Ивинская. Особенно не понравился ей
нравоучительный, проповеднический тон повество­
вания. Тем не менее она высоко оценила описания
природы: «Я ответственно утверждаю, равных им
[пейзажам] в русской литературе нет. Ни у Тургене­
ва, ни у Толстого, ни у кого. Они гениальны, как «рос
орешник». (18) Роман понравился далеко не всем.
1 Хотя, если судить по воспоминаниям Берлина, ее разго­
ворный английский понять было крайне сложно.

Анна Ахматова
317

Евтушенко, к примеру, счел, что он слишком напо­
минает романы XIX века. (19)
В 1956 году роман был закончен. Пастернак под­
писал договор на издание книги в Гослитиздате. В то
же время он отдал копию рукописи Серджио Анд­
жело, члену коммунистической партии Италии, а
тот передал ее владельцу миланского издательства
Джанджакомо Фельтринелли. Фельтринелли решил
опубликовать роман в переводе на итальянский. Пас­
тернак согласился, но поставил условием, чтобы рус­
ское издание вышло раньше. Впрочем, даже с такой
оговоркой решение публиковать роман за границей
стало катастрофой. В «Докторе Живаго» Пастернак
не просто критиковал Сталина, как это сделал Эренбург в «Оттепели». Он пошел дальше. Он утверждал,
что террор естественным образом проистекает из
самой природы большевистской идеологии. (20)
В 1956 году на фоне восстаний в Польше и Венг­
рии коммунистической партии стало ясно, что цен­
зуру необходимо возвращать. В сентябре 1956 года
было принято решение не публиковать в «Новом ми­
ре» даже сокращенного варианта «Доктора Живаго».
Хотя договор с Гослитиздатом был подписан, Пас­
тернак начал беспокоиться о судьбе своего романа.
И его беспокойство имело под собой основания. Ро­
ман должен был выйти в Италии в сентябре 1957 го­
да. Советские власти попросили Пастернака остано­
вить публикацию. Этого он сделать не захотел. Он
связался со своими итальянскими издателями слиш­
ком поздно. «Доктор Живаго» вышел и получил от­
личную прессу. В Советском Союзе Пастернака объ­
явили предателем.
По иронии судьбы год спустя, 23 октября 1958 го­
да, Пастернак получил телеграмму с известием о том,
что ему присуждена Нобелевская премия по литера­

Элен Файнгитейн
318

туре. Премия была присуждена за стихи, а не за ро­
ман. Но в Союзе писателей считали, что на решение
комитета повлияли антибольшевистские взгляды
Пастернака. Хотя Пастернак был первым советским
писателем, получившим Нобелевскую премию, на
мнение властей это не повлияло. 29 октября Пастер­
нак, понимая, что может произойти, послал в Швед­
скую академию телеграмму, в которой отказывался
от премии в силу той интерпретации, какую это со­
бытие получило в России. Когда об этом узнали жур­
налисты, Советский Союз подвергся той самой кри­
тике, которой так опасались власти. Отказ от Нобе­
левской премии не удовлетворил Союз писателей.
Пастернака исключили из Союза. Он потерял воз­
можность зарабатывать на жизнь. В конце октября
Союз писателей выступил с требованием того, чтобы
Пастернака выслали из страны.
Угроза ссылки заставила Пастернака обратиться
с письмом к Хрущеву. В нем он писал, что глубоко
связан с Россией и не представляет жизни за ее пре­
делами. Возможно, Хрущев был тронут этим пись­
мом. Как бы то ни было, Пастернаку было позволено
остаться в России и продолжить работу над перево­
дами. Однако перенесенное потрясение сказалось на
здоровье поэта.
Чуковская не присутствовала на заседании Союза
писателей, когда принималось решение о высылке
Пастернака. Она в тот момент ухаживала за отцом.
Лидия Корнеевна терзалась чувством вины из-за то­
го, что не смогла выступить в защиту Пастернака. Но
именно она сообщила ему горькие новости. Она пла­
кала, когда Ахматова пыталась утешить ее, говоря,
что никто другой не решился бы посетить Бориса
Леонидовича в такой момент. С апреля 1958 года

Анна Ахматова
319

дневники Чуковской более связаны с Пастернаком,
чем с Ахматовой.
Со своей стороны, Ахматова не могла не сравни­
вать свою судьбу с судьбой Пастернака. Чуковской
она повторяла, что «по сравнению с тем, что делали
со мной и с Зощенко, история Бориса — бой бабо­
чек». (20*) Сын Ахматовой был на каторге, а сыно­
вья Пастернака вполне благополучны. Но Пастернак
умирал...
В последние годы жизни Пастернака Ахматова
часто отзывалась о нем довольно сурово. Но Найман
вспоминает, что она всегда признавала его талант, хо­
тя и посмеивалась над его беспомощностью перед ж е­
нами и другими женщинами. Незадолго перед смер­
тью Пастернака Ахматова, несмотря на болезнь, на­
вестила его в Переделкине. Врачи диагностировали
рак. Борис Леонидович очень страдал и был слаб. Хо­
тя Ахматовой не позволили пройти к нему, Пастер­
наку сообщили о ее приезде, и она почувствовала,
что они наконец примирились.
22 мая 1960 года Ахматова снова оказалась в боль­
нице. «Скорая помощь» доставила ее в Боткинскую
больницу, где ее осмотрели ведущие кардиологи.
Приехав к Ардовым, Чуковская узнала, что весь день
Анна Андреевна жаловалась на сильную боль в груди.
Все указывало на новый инфаркт. К этому времени
Пастернаку оставалось жить всего несколько дней.
30 мая Мария Петровых сообщила Ахматовой о смер­
ти Бориса Леонидовича. Она пишет о том, что редко
плакавшая Ахматова разрыдалась.
Через месяц в разговоре с Чуковской Ахматова
вновь сказала о том, что не следует представлять Пас­
тернака мучеником. Он всегда был очень счастливым
человеком. Ее собственная судьба сложилась совер­
шенно иначе. «Все и всегда печатали, а если не здесь —

Элен Файнштейн

то за границей.. Деньги были всегда... Если сравнивать
с другими судьбами: Мандельштам, Квитко, Перец
Маркиш, Цветаева — да кого ни возьми, судьба у Пас­
тернака счастливейшая». (21)
1 июня, находясь еще в больнице, Ахматова на­
писала прекрасное стихотворение, посвященное Пас­
тернаку:
Умолк вчера неповторимый голос,
И нас покинул собеседник рощ.
Он превратился в жизнь дающий колос
Или в тончайший, им воспетый дождь.
И все цвета, что только есть на свете,
Навстречу этой смерти расцвели.
Н о сразу стало тихо на планете,
Носящей имя скромное... Земли. (22)

320

Ахматова была человеком, и человеческие эмоции
были ей не чужды. Она обижалась на то, что Пастер­
нак у нее не бывает. Анатолий Найман пишет, что в
50-е годы Ахматова очень ревниво относилась к срав­
нению ее стихов с поэзией Цветаевой. В 1958 году,
когда с Ахматовой познакомился Евгений Рейн, по­
пулярность Цветаевой была невероятно велика. Ее
жизнь и трагическая смерть привлекали всеобщее
внимание. Цветаевой посвящали стихи. Рейн говорил,
что Анне Андреевне нравились поэмы Цветаевой —
«Поэма конца», «Поэма горы» и «Крысолов». Она
оценивала их гораздо выше ее ранних стихов. (23)
Тем не менее у Ахматовой на видном месте храни­
лись фотографии Мандельштама и Цветаевой. Лидии
Чуковской Анна Андреевна говорила, что на одном
снимке на Цветаевой брошь, которую та позже по­
дарила ей.
В 1958 году вышел тоненький сборник стихов
Ахматовой — первый после смерти Сталина. Тираж
книги составил 25 000 экземпляров. Критик Лев Озе-

Анна Ахматова
321

ров написал в «Литературной газете» о том, что ее
стихи — это «лирика преодоления одиночества, ис­
поведь дочери века, понявшей, что путь одиночества
и изоляции ведет художника к тяжелой драме». (24)
Несмотря на все усилия властей, стихи Ахмато­
вой не были забыты. И с этого времени началось ее
восхождение к вершинам признания и славы. В 60-е
годы она с удивлением увидела опубликованные сти­
хи Цветаевой и Мандельштама. Поэзия оказалась бо­
лее выносливой, чем могло показаться. Слава Ахма­
товой стала мировой.
В 1958 году в итальянском журнале ее назвали
символом советской женственности. Прочитав это,
она с улыбкой сказала: «Где ты, Жданов?» 4 апреля
1959 года Чуковская навестила Ахматову в Москве
на квартире Ардовых. Ахматова, как это часто быва­
ло, лежала и казалась больной. Она показала Лидии
Корнеевне маленький сборник своих стихов, переве­
денных на итальянский. Ее очень огорчили совершен­
но очевидные промахи переводчика. «Переводы чу­
довищные, — сказала Анна Андреевна. — В стихо­
творении «Не бывать тебе в живых» строка «Два­
дцать восемь штыковых» переведена так: «Двадцать
восемь человек, вооруженных штыками». (25)
До 1961 года Ахматова, И рина Пунина и Анна
Каминская продолжали жить в той же квартире на
улице Красной Конницы. Затем они переехали на ули­
цу Ленина. Ахматова с большой нежностью относи­
лась к Анне. Ее фотография стояла у изголовья посте­
ли. Анна Андреевна любила Анну так, словно та была
ее дочерью. А вот с родным сыном отношения скла­
дывались непросто.
26 марта 1958 года Чуковская впервые встрети­
лась со Львом после его освобождения из лагерей.
«Мы были с Анной Андреевной одни, вдруг отвори-

Элен Файнштейн
322

лась дверь и вошел человек с резкими морщинами у
глаз и на лбу, с очень определенно-очерченным и в
то ж е время дряблым лицом». (25*) Чуковская даже
не сразу его узнала — ведь последний раз она видела
его в 1932 году совсем юношей. Она заметила, что
сходство с отцом исчезло, зато Лев стал чем-то не­
уловимым напоминать мать. Лев пробыл с матерью
недолго и ушел в библиотеку.
Ахматова всегда относилась к Льву подчеркнуто
спокойно. 17 сентября 1956 года Чуковская записала
в дневнике, что Анна Андреевна упомянула о наме­
рении сына жениться и о своем неприятии этого ре­
шения. Имени потенциальной жены она не назвала,
сказав, что ей нет до этого дела.
Проведя четырнадцать лет в лагерях, Лев считал,
что имеет право жить собственной жизнью. Ахмато­
ва ж е полагала, что, пока они не получат большой
квартиры, им не следует жить вместе. Иосиф Брод­
ский вспоминает: «Тут Лев Николаевич вышел из се­
бя и вспылил... Последние годы перед смертью Ахма­
товой они не виделись». (26) Это не совсем верно.
Ходили слухи о том, что Ахматова полностью вы­
черкнула сына из своей жизни. Встречаясь, они часто
ссорились, но полным их разрыв назвать было нель­
зя. Бродский, который был близко знаком с Ахмато­
вой в последние годы ее жизни, пишет о безразли­
чии Анны Андреевны к сыну. Однако он же расска­
зывает и мучительную историю: «Он ее упрекал. И он
сказал ей как-то фразу, которая Ахматову чрезвычай­
но мучила. Я думаю, эта фраза была едва ли не при­
чиной ее инфаркта; уж во всяком случае, одной из
причин. Это не точная цитата, но смысл слов Гуми­
лева был таков: «Для тебя было бы даже лучше, если
бы я умер в лагере». Он имел в виду «для тебя как для
поэта». (27) Несомненно, Лев говорил о «Реквиеме»:

Анна Ахматова
323

он очень обижался на то, что мать оплакивала его
так, словно он умер на кресте.
Бродский считает, что у Льва были поводы для оби­
ды. Ахматова была поэтом, и, будучи поэтом, она пре­
вращала свои страдания в стихи. Это выводило Льва
из себя. Но поэту Бродскому это было совершенно
понятно: «Когда пишешь, то стараешься сделать это
как можно лучше. То есть подчиняешься требовани­
ям музы, языка, требованиям литературы. А луч­
ше — это не всегда правда. Или: это правда большая,
чем правда опыта. То есть ты стремишься создать
трагический эффект тем или иным образом, той или
иной строчкой и невольно как бы грешишь против
истины: против собственной боли». (28)
И все же слова Льва больно ранили Анну Андре­
евну. Ему казалось, что из-за всего им пережитого
ему все дозволено, все простительно. Ахматова очень
переживала за сына. 11 марта 1960 года она говори­
ла Чуковской о проблемах с его книгой, посвящен­
ной истории Азии: «Книга идет, но денег не платят.
Он убежден, что в этом виновата я. Ведь я во всем ви­
новата, ну и в этом тоже. Как его здоровье — тут ни­
чего нельзя понять. Он к врачам не ходит и сам ставит
себе диагнозы. Теперь он уверен, что у него язва». (29)
Евгений Рейн говорил о сложном характере Льва
так: «Ему было очень тяжело в лагере. Возможно, я
не знаю всего... может быть, его проблемы начались
еще до нашей встречи. Проблема заключалась в том,
что Ахматова была вынуждена жить в семье Пунина.
С его дочерью и внучкой». (30) В один прекрасный
момент Лев понял, что мать не хочет бороться за то,
чтобы его прописали в пунинской квартире. Вот что
рассказывал мне Рейн:
«Лев сказал, что в таком случае он не хочет ее ви­
деть и больше никогда не придет... Он уехал из Ле-

Элен Файнштейн
324

нинграда в Псков. Больше они не виделись. Он при­
шел к матери лишь тогда, когда она умирала. И эта
ситуация породила массу интриг. Некоторые пыта­
лись их снова сблизить, другие же старались развес­
ти как можно дальше друг от друга». (31)
Чуковская часто пыталась объяснить обиду Льва
на мать тем чувством заброшенности, которое он ис­
пытывал в детстве, когда и отец и мать куда больше
интересовались собственной жизнью, чем жизнью
сына. Но Ахматова считала иначе. 1 января 1962 го­
да, когда Чуковская пришла поздравить Анну Андре­
евну с успешной защитой диссертации сына и сооб­
щить, что его считают великим ученым, она сказала:
«Этот великий ученый не был у меня в больнице за
три месяца ни разу... Он больной человек. Ему там
повредили душу. Ему там внушали: твоя мать такая
знаменитая, ей стоит слово сказать, и ты будешь до­
ма». А мою болезнь он не признает. «Ты всегда была
больна, и в молодости. Все одна симуляция». (32)
В разгар семейной ссоры Литературный фонд вы­
делил Ахматовой дачу в Комарове: небольшой дере­
вянный домик, где была одна темная комнатка и кро­
хотная кухня. У Анны Андреевны впервые появи­
лось собственное жилье, какого не было со времен
Первой мировой войны. Обставили дачу друзья. Здесь
были и старинные кресла с красивыми резными нож­
ками, но с потертой обивкой, и узкий стол, явно сде­
ланный из двери. Ахматова работала за длинным уз­
ким столом, на котором стояли фарфоровые под­
свечники и фарфоровая чернильница. Под столом
была устроена полка, где Анна Андреевна хранила
все свои папки и бумаги. Бродский вспоминает, как
она привычно наугад рылась в бумагах, разыскивая
забытое стихотворение. Часто оказывалось, что сти­
хотворение написано много лет назад. Она говорила,

Анна Ахматова

что стихи «вышли на поверхность», и исправляла да­
ту. На даче повсюду были цветы — они стояли в кув­
шинах и банках, но не в вазах.
В последние годы Ахматова редко оставалась од­
на. Рядом с ней всегда кто-то был — писатели, жив­
шие в Комарове, или гости. В июне 1961 года в Ко­
марове жила Анна Каминская. Но когда заболела Ири­
на Пунина, Анне пришлось уехать, чтобы ухаживать
за матерью. Несколько дней Ахматова жила со свои­
ми старыми друзьями, супругами Адмони. Потом поя­
вился Лев и отвез Анну Андреевну в Москву к Ардо­
вым — совершенно ясно, что разрыв между матерью
и сыном не был полным. И все же, несмотря на то,
что Лев много помогал ей в Москве, Ахматова печаль­
но замечала: «Лева не понимает, как я больна». (33)
В 1963 году на дачу приехали Лев Аренс, брат
первой жены Пунина, и его жена Сарра. По соседст­
ву жила Сильвия Гитович, жена поэта и переводчика.
Она часто готовила роскошные обеды в ахматовской
«хижине».
Стихи Ахматовой, за которые она расплатилась
невероятными страданиями, теперь привлекали к
ней молодых, талантливых поэтов. На Западе мы луч­
ше всех знаем Иосифа Бродского, изгнанного из Рос­
сии после весьма драматичного судебного процесса
(см далее). В ахматовский круг, кроме Бродского, вхо­
дили также Анатолий Найман, ставший литератур­
ным секретарем Анны Андреевны, Дмитрий Бобышев, который сейчас живет в Соединенных Штатах,
и Евгений Рейн, которого Бродский называл своим
наставником В 2003 году Рейн получил в Москве пре­
стижную Пушкинскую премию. Все они, кроме Вобышева, были евреями. Я спросила у Рейна, почему
вокруг Ахматовой всегда было столько евреев. Он вски­
нул свои густые, кустистые брови и произнес: «Она

^
Я

Элен Файнгишейн
326

принадлежала к старой интеллигенции, и вопрос на­
циональности ее никогда не волновал».
Евгений Рейн утверждает, что его национальность
никогда ему не мешала. Он даже не воспринимает
себя евреем. Его семья не была религиозной, он даже
не знает идиша и иврита. Он не запомнил процессов
«врачей-вредителей» — Евгений родился в 1935 году
и был слишком молод в то время (по крайней мере,
так говорит он сам, но ведь ему было уже восемна­
дцать!). Его отец был архитектором, а мать — филологом-германистом. «Мой отец умер в годы войны.
Мой отчим был русским аристократом». Евгений Рейн
узнал о том, что он еврей, только от бабушки с де­
душкой.
Рейн познакомился с Ахматовой первым. Их по­
знакомила его тетя, врач, знавшая Ахматову по Таш­
кенту. После войны она пригласила Евгения, тогда
еще совсем юношу, на банкет в ресторан гостиницы
«Астория» в Ленинграде. Была приглашена и Ахма­
това. Хотя на вечере присутствовало много красивых
женщин, в Ахматовой было нечто такое, что произ­
вело на Рейна глубокое впечатление.
В 1958 году, когда ему было чуть за двадцать и он
только начинал писать стихи, Евгений узнал, что Ах­
матова живет в Ленинграде. Ему захотелось встре­
титься с ней снова. За 15 копеек он узнал в справоч­
ном бюро ее адрес. Рейн запомнил, что тогда она ж и­
ла на улице Красной Конницы, в квартире 4 на первом
этаже. Квартира Ахматовой находилась совсем неда­
леко от Таврической улицы, где когда-то устраивал
знаменитые литературные вечера Вячеслав Иванов.
«Мне открыла дверь какая-то женщина. Позже я уз­
нал, что это была бывшая жена брата Ахматовой. Ко­
гда я спросил, можно ли видеть Ахматову, она сказа­
ла, что это очень просто». (34)

Анна Ахматова
327

В те годы Ахматову часто навещали молодые по­
эты, с которыми она всегда была очень вежлива.
В июне 1961 года начался ремонт дома на улице Крас­
ной Конницы. Ирине Пуниной, Анне Каминской и
Ахматовой пришлось переехать. Ахматовой помогал
Евгений Рейн. Он вспоминает: «Она спросила меня о
других молодых поэтах и о том, чем занимаюсь я
сам. А потом сказала, что переезжает и что ей нужно
помочь с книгами. Она спросила, нет ли у меня дру­
зей, которые помогли бы ей собраться».
Друг у Рейна был — Дмитрий Бобышев, и вместе
они помогли Ахматовой переехать. Бобышев вспо­
минает, как они покупали бечевку и упаковочную
бумагу, а потом шли на улицу Красной Конницы. Он
сразу узнал Ахматову, хотя она стала грузной и се­
дой. Ее профиль нельзя было не узнать. Молодые лю­
ди стали упаковывать книги. Они работали очень мед­
ленно, рассматривая каждую книгу, снятую с полки.
На многих книгах были дарственные надписи. Ахма­
това с особой гордостью показала им оттиски статей
по этнографии, написанных Львом Гумилевым. По­
степенно работа вообще прекратилась и перешла в
разговор о литературе.
Когда Бобышев пришел к Ахматовой во второй
раз, дверь ему открыла Анна Каминская. Она пока­
залась ему похожей на молодую Ахматову — что, в
принципе, странно, поскольку они не состояли в род­
стве. На этот раз разговор зашел о рисунке Модилья­
ни, висевшем на стене. Ахматова объяснила, что это
один из целого цикла, состоявшего из двадцати ри­
сунков. Когда-то они хранились в Царском Селе, но
потом исчезли. Бобышев спросил, что же с ними слу­
чилось, и Анна Андреевна ответила: «Не знаю... Долж­
но быть, их скурили красноармейцы на папиросы».
Каким же потрясением стало обнаружение коллек­

Элен Файнгишейн
328

ции врача Модильяни, Поля Александера, с рисунка­
ми обнаженной Ахматовой! Бобышев был совершен­
но убежден в том, что у Ахматовой был роман с Мо­
дильяни.
Евгений Рейн продолжал периодически бывать у
Ахматовой. Затем он познакомился с Иосифом Брод­
ским и представил его Анне Андреевне. В то время
Бродского больше интересовала поэзия Осипа Ман­
дельштама и виртуозные стихи Цветаевой. Он счи­
тал, что Ахматова давно умерла, но, узнав, что она ж и­
ва, захотел с ней встретиться. В 1961 году Бродский
работал на факультете кристаллографии Ленинград­
ского университета. Работа позволяла ему иметь дос­
туп в библиотеку, где он нашел книгу Мандельштама
«Камень» и находился под глубоким ее впечатлением.
Бобышев вспоминает, что Бродский, Рейн и Най­
ман часто читали свои стихи Ахматовой, а потом на­
чинала читать она. Иногда они спорили о поэзии.
Однажды, когда речь зашла о Цветаевой, Анна Анд­
реевна посоветовала им почитать очень сложную
«Поэму воздуха». Бобышев навсегда запомнил, как
они сидели вокруг стола, пили водку, закусывали и
были абсолютно счастливы.
К 1961 году Ахматова окончательно перебралась
на дачу. В Комарове ей нравилось и зимой и летом.
Здесь было гораздо просторнее, чем в ее ленинград­
ской комнатке, здесь она чувствовала себя независи­
мой, хотя и не могла обойтись без посторонней по­
мощи. Когда приезжали Бродский и Рейн, у нее все­
гда были гости. Рейн вспоминает:
«Уже потом я понял, что ей не нравилось прини­
мать разных людей одновременно. Она говорила нам:
«Не прогуляться ли вам, молодые люди?» Мы уходи­
ли на озеро. Отец Иосифа был оператором, поэтому
он часто брал с собой фотоаппарат и много снимал,.

Анна Ахматова
329

Когда мы возвращались, она давала нам по стакану и
доставала бутылку вина». (35)
С Бродским Рейн стал бывать у Ахматовой гораз­
до чаще.
В Комарове находились дачи писателей и ученых.
Рейн вспоминает: «Там жила очень милая женщина,
биолог, и она предложила нам пожить на ее даче,
пока та не занята. Бродский в то время был влюблен,
и ему страшно нужно было жилье. Они с подругой
жили там, прежде чем вернуться в Ленинград. После
этого Бродский стал встречаться с Ахматовой дватри раза в неделю». Бродский тоже часто вспоминал
это время. Тогда ему был всего двадцать один год, но
он был уже довольно известен. Его стихи заметили и
высоко оценили. Но в присутствии Ахматовой он
постоянно осознавал величие этой женщины: «В раз­
говорах с ней, просто в питье с ней чая или, скажем,
водки ты быстрее становился христианином — чело­
веком в христианском смысле этого слова, — нежели
читая соответствующие тексты или ходя в церковь».
(36) Спустя несколько дней он возвращался домой в
электричке и внезапно понял, «с кем или, вернее, с
чем он имеет дело». (37) Бродский не мог не пони­
мать масштаба гения Ахматовой.
Хотя Бродский до конца жизни больше ценил
поэзию Цветаевой, чем Ахматовой, он глубоко ува­
жал независимый дух Анны Андреевны. Он чувство­
вал, что ей нужно, и пытался дать ей это. В стихах Ах­
матовой много упоминаний о музыке — о Бахе и
Вивальди. Мы не знаем, кто подарил ей проигрыва­
тель, который стоял в «Будке», но пластинки, в част­
ности Перселла, Бродский ей приносил сам. Они час­
то говорили о Моцарте.
Ахматова читала свои стихи молодым поэтам и
всегда интересовалась их мнением. По крайней ме­

Элен Файншшейн
330

ре, Бродский вспоминает: «Говорили, что именно, по
нашему мнению, не годится. Не часто, но это проис­
ходило». (38) В той же беседе с Волковым Бродский
вспоминал:
«Анна Андреевна пила совершенно замечательно.
Если кто и умел пить — так это она и Оден. Я пом­
ню зиму, которую я провел в Комарове. Каждый ве­
чер она отряжала то ли меня, то ли кого-нибудь еще
за бутылкой водки. Конечно, были в ее окружении
люди, которые этого не переносили. Например, Ли­
дия Корнеевна Чуковская. При первых признаках ее
появления водка пряталась и на лицах воцарялось
партикулярное выражение... После ухода такого не­
пьющего человека водка снова извлекалась из-под
стола». (39)
Чуковская отлично знала о слабом сердце Ахма­
товой и не одобряла подобного поведения не только
из чистого пуританства. Найман тоже пишет о том,
что Ахматова любила выпить. Он ж е полагает, что
Чуковская, несмотря на действительную заботу о ее
здоровье, предпочитала, чтобы Ахматова оставалась
«героиней на баррикадах». (40)
Когда я попросила Евгения Рейна прокомменти­
ровать воспоминания Бродского, он ответил уклон­
чиво: «Она никогда не скрывала своих чувств и все­
гда откровенно говорила, что ей нравится, а что нет».
В последние годы характер Бродского стал непро­
стым, но, как вспоминает Бобышев, «с Ахматовой он
[Бродский] всегда был шелковым». (41)
В 1959 году Зоя Томашевская, в доме которой
Ахматова некоторое время жила в годы войны, по­
знакомила Анну Андреевну с Анатолием Найманом.
Они стали близкими друзьями, и Найман много по­
могал Ахматовой. Впрочем, никаких покупок для нее
он не делал, за исключением разве что спиртного.

Анна Ахматова
331

Томашевская была знакома с женой Наймана, кото­
рая работала искусствоведом в Эрмитаже. Томашев­
ская вспоминает, что Найман постоянно просил ее
познакомить его с Ахматовой. Как-то раз, отправля­
ясь в Комарово с цветами и фруктами для Анны Анд­
реевны, она согласилась взять его с собой. В Комаро­
ве он не выходил из машины, пока Ахматова не вы­
шла из дома, сама не увидела его и не пригласила
войти.
Анатолий Найман окончил школу в 1953 году,
через три месяца после смерти Сталина. Его отец ра­
ботал инженером, мать — врачом За десять месяцев
до нашей встречи он перенес операцию на сердце,
но по-прежнему был элегантен и очень хорош собой.
У Евгения Рейна тяжелое лицо с крупными чертами,
Найман же напоминает итальянца. Впервые он встре­
тился с Ахматовой осенью 1959 года, когда ему было
всего двадцать три года. Анна Андреевна была для
него легендой — и она его не разочаровала. От Ахма­
товой он ушел, «пораженный тем, что находился ря­
дом с человеком, которого нельзя сравнить ни с кем
из живущих на Земле». (42) Навещая Ахматову в ее
квартире на улице Красной Конницы, он был пора­
жен, когда увидел перед Анной Андреевной блюдеч­
ко с одинокой вареной морковкой, неаккуратно очи­
щенной и уже подсохшей.
В своих мемуарах (43) Найман рассказывает не
только о том, как выглядела Ахматова. Он передает
тон ее голоса, самый ее дух. Она абсолютно не инте­
ресовалась вещами материальными. Ее удивляло, по­
чему Пикассо так любит фотографироваться в окру­
жении дорогих вещей: «как банкир», презрительно
говорила она. (44)
Найман стал для Ахматовой не только литератур­
ным секретарем. Они вместе переводили меланхо­

Элен Файнштейн
332

личные стихи итальянского поэта Леопарди. В то вре­
мя переводы были для Наймана основным источни­
ком дохода. Совместная работа очень их сблизила.
Не желая эксплуатировать готовность молодого че­
ловека помогать ей, она величественно заявляла: «Мы
будем заниматься чем-то одним». И зачастую откла­
дывала самые важные дела. Когда Волков спросил у
Бродского о ходивших в то время слухах о любовных
отношениях между Ахматовой и Найманом, Брод­
ский подтвердил, что много раз об этом слышал, но
всегда считал их сплетнями.
Сумрачная красота Наймана, несомненно, напо­
минала Ахматовой Модильяни. Неудивительно, что
она находила его очень красивым. Наймана тоже тя­
нуло к великой поэтессе. Он недавно расстался с ж е­
ной. Очень скоро Анатолий Найман массу времени
стал проводить рядом с Ахматовой. Анне Андреевне
было уже под семьдесят, ее здоровье оставляло ж е­
лать лучшего, и все же она оставалась удивительно
привлекательной для молодых мужчин. Ходили слухи
о любовной связи между Ахматовой и Найманом, и
Н айман знал о них. Он признавался, что действи­
тельно любил Анну Андреевну. Но несмотря на то,
что они виделись почти каждый день, в их отноше­
ниях не было эротики. Он предложил помощь, пото­
му что ему было приятно что-то сделать для этой
женщины. К примеру, он перепечатал «Северные
элегии». Но, несмотря на всю близость между ними,
они так и не перешли на «ты».
Евгений Рейн приводит еще одну причину, по ко­
торой Лев Гумилев мог обижаться на мать: «Он рев­
новал к Найману, который занял в ее жизни слишком
много места. Он занял то место, которое в нормаль­
ных условиях принадлежало бы сыну». (45) Михаил
Ардов оспаривает эту точку зрения: «Все молодые

Анна Ахматова
333

друзья Ахматовой появились у нее в те пять лет, ко­
гда они со Львом не виделись». (46)
И все же Найман говорит, что он несколько раз
встречался со Львом. Он знал многих из тех, кто си­
дел в сталинских лагерях, и «их поведение было со­
всем другим. Не изменившись душой, выжить там
было невозможно». Найман считает, что Лев дейст­
вительно мог произнести те слова, которые припи­
сывает ему Бродский, но сомневается, чтобы нечто
подобное могло быть высказано в лицо матери. (47)
Найман вспоминает, что, несмотря на всю боль, при­
чиненную Львом матери, когда в ее присутствии на­
чинали говорить о том, как трудно общаться с Гуми­
левым, Ахматова всегда бросалась на его защиту: «Не
забывайте, что его с девяти лет не записывали ни в
одну библиотеку как сына расстрелянного врага на­
рода».
В те годы, когда Ахматова близко общалась с Най­
маном, она писала о Николае Гумилеве. Его трогало,
что Анна Андреевна помнила все годовщины. В 1962 го­
ду исполнилось пятьдесят лет со дня выхода «Вечера».
Она никогда не забывала о том, что Николай Гуми­
лев был казнен 25 августа. Найман понимал боль Ан­
ны Андреевны от того, что Гумилев не смог насла­
диться своей славой, и все же не находил в его твор­
честве ничего, что можно было сравнить со стихами
Мандельштама. Ахматова сама не раз говорила о
том, как скучно ей было слушать чтение чужих сти­
хов до тех пор, пока на сцену не поднимался Ман­
дельштам.
История сблизила этих молодых поэтов с Ахма­
товой, но Найман полагает, что к каждому из них
она относилась по-разному. Она любила Бродского,
потому что понимала значимость его поэзии. Она
нежно относилась к Бобышеву. Но Найман считает,

Элен Файнштейн
334

что она недолюбливала Рейна и не интересовалась
его стихами. (48) Из-за этого отношения между
Найманом и Рейном нельзя считать безоблачными.
Я почувствовала, что элемент соперничества присут­
ствует в их ж изни и по сей день. Найман говорил
мне, что Ахматова прислала ему тридцать писем и
телеграмм, тогда как Рейну всего три. Он встречался
с Анной Андреевной гораздо чаще, чем Рейн. В имен­
ном указателе к собранию сочинений Ахматовой на
фамилию Наймана вы найдете семьдесят ссылок. Рейн
считает, что Найман каким-то образом повлиял на
составление этого указателя.
Живо интересуясь творчеством молодых поэтов,
Ахматова не любила тех, кто был очень популярен.
Об Евтушенко, который находился на вершине сла­
вы, Анна Андреевна говорила неблагосклонно, хо­
тя, как она признавалась Найману, читала мало его
стихов. Она просто не могла доверять тем, кто стро­
ил свою репутацию на публичных чтениях. О поэте
В-ском, как его называет Найман, имея в виду, повидимому, Вознесенского, Ахматова высказалась ка­
тегорически: «Я говорю со всей ответственностью: ни
одно слово своих стихов он не пропустил через серд­
це». (49) Столь же неблагожелательно относилась
она и к Ахмадулиной. Чуковской Ахматова говорила,
что переводы Ахмадулиной ей нравятся, а вот сти­
хи — нет.
Ахмадулина рассказала мне чудесную историю о
встрече с Ахматовой. Она предложила подвезти Ах­
матову на свадьбу на машине, которая не отличалась
особой надежностью. Машина сломалась в центре
города Ахмадулина изо всех сил пыталась реанимиро­
вать двигатель, она открыла капот, ей помогали во­
дители и прохожие. Но ничего не получалось. Когда
Белла окончательно отчаялась, приехал друг и пред-

Анна Ахматова
335

ложил подвезти обеих женщин. Ахматова категори­
чески отказалась от подобного предложения, с цар­
ственным величием заявив: «Дважды я одной и той
же ошибки не совершаю». (50)
В это время Ахматову часто упоминали в мемуа­
рах, которые начали появляться на Западе. Причем
вспоминали о ней те, кто никогда не был знаком с
ней лично. Порой такие воспоминания выходили за
границы приличий. Многие писали о том, что Нико­
лай Гумилев не ценил ее стихов, и в доказательство
приводили знаменитое стихотворение Ахматовой о
встрече на набережной с любимым, который гово­
рит, «что быть поэтом женщине — нелепость». (51)
Ахматова относилась к подобным измышлениям
иронически и говорила, что каждый день видела Гу­
милева за завтраком — к чему бы ей встречаться с
ним на набережной.
Она по-прежнему вела кочевую жизнь. Ахматова
постоянно переезжала с места на место, кочуя меж ­
ду Москвой, Ленинградом и Комаровом. В Москве
она чаще всего останавливалась у Ардовых, особенно
когда выходила из больницы. Обида Льва не прохо­
дила, поэтому Ахматова все больше зависела от И ри­
на Луниной и Анны Каминской. Они вели хозяйство,
навещали ее в больнице. Они были добры и заботли­
вы, и это видел Дмитрий Бобышев, но многие друзья
понимали, что эта забота далеко не бескорыстна.
Ахматова верила в Бога. У нее всегда был церков­
ный календарь. Но в последние годы она ходила в
церковь лишь для того, чтобы перекреститься, перед
иконой поставить свечку. Бродский писал, что часто
ходить в церковь ей было физически тяжело. (50)
Ахматова действительно не могла ходить без посто­
ронней помощи, что объяснялось ее сердечной бо­
лезнью. Молодые люди должны были нести ее сумку,

Элен Файншшейн

а кто-то отвечал за то, чтобы она не забыла принять
нитроглицерин. Она ходила очень медленно, опира­
ясь на руку своего спутника. Ахматова всегда была
очень суеверна. Ей нравилось то, что она родилась в
ночь на Ивана Купалу, и она считала, что от рожде­
ния наделена магической силой.
Михаил Мейлах, известный ученый и редактор
ахматовских стихов, вспоминает, что в пятнадцать
лет он взял ее тоненький сборник «Из шести книг»,
нарвал букет сирени и подарил ей в Комарове. Здесь
была дача его отца, тоже известного литературоведа.
(54) Этот шаг был поразителен для чрезвычайно за­
стенчивого подростка. Ахматова надписала ему кни­
гу. После этого он стал постоянно приносить ей цве­
ты, фрукты и граммофонные пластинки, а порой и
сопровождал ее в поездках. Несколькими годами поз­
же они с Найманом отправились к Бродскому в его
северную ссылку. К сожалению, сейчас Найман и Мей­
лах больше не дружат. Объединяет их только искрен­
няя любовь к Ахматовой.
Многие вспоминали, что Ахматова часто думала о
том, будут ли ее помнить после смерти. Она не хоте­
ла быть забытой. И это было не простое тщеславие.
Любовь четырех молодых поэтов вселяла в нее наде­
жды на будущее.

Глава 15
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ
Вы напиш ете о нас наискосок1.

Иосиф Бродский

а XXII съезде партии, состоявшемся в октябре
1961 года, Хрущев объявил Сталина преступником и
убийцей. Останки тирана были вынесены из Мавзо­
лея. В 1956 году Хрущев говорил о сталинской тира­
нии только перед избранным кругом, теперь ж е он
публично осудил все преступления режима. В лите­
ратурном мире царила эйфория. Казалось, свобода
близка. В 1962 году в «Новом мире» была опублико­
вана повесть Солженицына «Один день Ивана Дени­
совича». Александр Твардовский собирался публико­
вать и «Поэму без героя». Ахматова могла без опасе­
ния читать «Реквием» друзьям. В мае 1962 года она
прочла этот цикл Льву Копелеву и его ж ене Раисе.
Копелевы стали ее верными друзьями. Ахматова на­
деялась, что Раиса сможет помочь Эмме Герштейн,
подвергшейся острой критике за статью о смерти
Пушкина, опубликованную в журнале «Октябрь».
Летом 1962 года Солженицын приехал на дачу
Копелевых. Узнав, что у них есть экземпляр «Поэмы
без героя», он тут же решил сделать себе копию. В кон­
це октября того же года Чуковская описывает в днев­
нике встречу Ахматовой и Солженицына Проза Алек1 Возможно, поэт имел в виду наклон почерка Ахмато­
вой или ее характерную осанку.

337

н

Элен Файнгишейн
3 38

сандра Исаевича произвела глубокое впечатление на
Ахматову, а вот стихи и манера чтения оказались ей
не близки. Ахматова пересказала Чуковской свой
разговор с Солженицыным, начав с собственных
слов:
«Я ему сказала: «Знаете ли вы, что через месяц вы
будете самым знаменитым человеком на земном ша­
ре?» — «Знаю. Но это будет недолго». — «Выдержи­
те ли вы славу?» — «У меня очень здоровые нервы.
Я выдержал сталинские лагеря». — «Пастернак не
выдержал славы. Выдержать славу очень трудно, в
особенности позднюю». (1)
Несмотря на искреннее восхищение со стороны
Ахматовой, Солженицын не принял ее «Реквиема».
Ему показалось, что эти стихи говорят о сугубо лич­
ных переживаниях, а не о страданиях всего народа.
Впоследствии он говорил, что почувствовал в Ахмато­
вой определенную холодность: «Возможно, это ей не
понравилось. Она привыкла к похвалам и лести». Сол­
женицын недооценил Ахматову. Говоря Чуковской о
его словах, Ахматова отмахнулась от подобной кри­
тики. Ведь в «Одном дне Ивана Денисовича» Солже­
ницын тоже показал судьбу одного человека, и тем
не менее в этой судьбе воплотилась жизнь всего на­
рода. Анна Андреевна говорила Чуковской: «Да ведь
и сам Солженицын «Одним днем з/к», одною судь­
бой изобразил многолетние судьбы миллионов». (1*)
Однако в одном отношении Солженицын был
прав: в это время Ахматова была окружена таким
поклонением, какого не знала никогда раньше. Она
получала письма со всех концов России. К ней при­
ходили молодые поэты, и среди них Наталья Горбаневская, стихи которой больше всего нравились Ан­
не Андреевне. Ахматову окружала молодежь, готовая
сделать всечто угодно, чтобы помочь ей. Восхищение

Анна Ахматова
339

Ахматовой было столь сильно, что вызывало даже за­
висть. Евгений Рейн полагает, что именно зависть за­
ставила Надежду Мандельштам (2) осудить Анну Ан­
дреевну во втором томе своих мемуаров: «Вокруг Ах­
матовой всегда было много мужчин и поэтов. Это был
настоящий королевский двор: Анатолий Найман, Бобышев, Бродский- Надежда Мандельштам не могла не
ревновать». (3) Найман считает, что в этих отноше­
ниях всегда присутствовал элемент скрытого сопер­
ничества: Надежда Яковлевна считала, что Ахматова
получила от жизни гораздо больше, чем заслужи­
ла, — ведь она не страдала так, как Осип Мандель­
штам.
Лев Гумилев стал работать в Эрмитаже. Он рабо­
тал с таким исступлением, что здоровье его пошатну­
лось, и ему пришлось даже лечь в больницу. В 1957 го­
ду ему впервые в жизни дали собственное жилье —
комнату в коммунальной квартире. Его финансовое
положение оставляло желать лучшего, хотя в 1959 го­
ду Ахматова, получившая большой гонорар за пере­
воды, смогла ему помочь. В 1961 году Лев Николае­
вич защитил докторскую диссертацию, а в 1963 году
стал старшим научным сотрудником научно-иссле­
довательского института при Ленинградском уни­
верситете.
В Комарове одним из соседей Ахматовой был
Виктор Максимович Ж ирмунский (4), знавший ее
еще с 10-х годов. Теперь он стал академиком. Хозяй­
ство Ахматовой вела Сарра Иосифовна Аренс — ма­
ленькая семидесятилетняя старушка, с утра до ночи
ходившая в фартуке. Врачи рекомендовали Ахмато­
вой несколько раз в день гулять, но ей удавалось вый­
ти только один раз.
Найман замечал, с какой легкостью Ахматова под­
страивается под стиль тех, кто ее окружал. «Ахмато-

Элен Файнштейн
340

ва была с Чуковской совсем не та, что, например, с
Раневской — не лучше-хуже, не выше-ниже, просто
не та». (5) Найман никогда не осуждал Раневскую.
Рассказывая мне о ней, он называл Фаину Георгиев­
ну «хулиганкой, свободным духом». С Найманом Ах­
матова часто давала волю своему сардоническому ост­
роумию, особенно часто проявлявшемуся при столк­
новении с практическими проблемами. Она очень
любила говорить об «ахматовском часе»: «Так назы­
вался час обеденного перерыва в учреждениях, не­
объяснимо начинавшийся как раз в ту минуту, когда
туда приезжала Ахматова». (6)
Юмор — редкий гость в ее стихах, но в разговоре
она была очень остроумна и любила преувеличивать
отдельные детали, чтобы придать рассказу комиче­
ский эффект. Найман вспоминает: «Однажды в Ко­
марове, когда принесли очередную почту, я сказал
про письмо из-за границы, которое находилось в пу­
ти чуть ли не два месяца. «Пешком шло. И неизвест­
но, с кем под ручку», — отозвалась Ахматова». (7)
Ахматова восхищалась некоторыми современны­
ми зарубежными поэтами. В 1963 году на русском
языке вышел сборник чилийской поэтессы Габриэлы
Мистраль, получившей Нобелевскую премию. Стихи
глубоко тронули Анну Андреевну. Она почувствовала,
что настрой Мистраль очень близок духу ее собст­
венных ранних стихов, и даже нашла в ней почти
свои строки. Найман пишет, что это доставило ей глу­
бокое удовольствие, в котором не было ни капли рев­
ности. Ахматова даже заметила: «Краснокожая обош­
ла меня» — Мистраль была индианкой». (7*) Пере­
водческая работа давала ей возможность читать много
стихов, и в частности стихи еврейского поэта Пере­
ца Маркиша. Ахматова читала Чуковской переведен­
ные ею стихи Маркиша, и вместе они грустили из-за

Анна Ахматова

того, что такой талант был загублен. Один образ Ах­
матова любила особенно: сухой лист, уносимый вет­
ром и напоминающий золотую мышь.
Все четыре молодых поэта, окружавших Ахмато­
ву, посвящали ей стихи. В 1962 году, когда Дмитрий
Бобышев преподнес ей пять роскошных роз, она на­
писала стихи, посвященные каждому из молодых по­
читателей. Бродскому она посвятила стихотворение
«Последняя роза», в котором молила Бога даровать
ей простую жизнь, а не героическую судьбу Жанны
д’Арк.
Господи! Ты видишь, я устала
Воскресать, и умирать, и жить.
Все возьми, но этой розы алой
Дай мне свежесть снова ощутить. (8)

Многие короткие стихи, написанные в начале 60-х
годов, являются воспоминаниями о прошлой любви.
Вот это стихотворение почти наверняка связано с
Анрепом:
Всем обещаньям вопреки
И перстень сняв с моей руки,
Забыл меня на дне...
Ничем не мог ты мне помочь.
Зачем ж е снова в эту ночь
Свой дух прислал ко мне?
Он строен был, и юн, и рыж,
Он женщиной был,
Шептал про Рим, манил в Париж,
Как плакальщица выл...
Он больше без меня не мог:
Пускай позор, пускай острог...

Описывая общение с духом возлюбленного, Ах­
матова говорит от третьего лица. Последняя строка
кажется произнесенной тем удивленным тоном, ко­
торый часто появлялся в ее речи и который вспоми­

341

Я без него могла. (9)

Элен Файнштейн
34 2

нают все ее друзья. Чаще всего это случалось в по­
следние годы, когда они с Раневской подшучивали
над чем-то, а молодежь радостно смеялась их шуткам.
Иногда Ахматовой писали ее давние поклонники.
25 марта 1963 года Анна Андреевна получила пись­
мо от Артура Лурье, в котором он пишет о том, что
его собственная слава «лежит в канаве» с тех пор, как
он приехал в Штаты. Иногда ей писал младший брат
Виктор, последний из оставшихся в живых. Его счи­
тали погибшим, но выяснилось, что он оказался в
Америке. Ахматова всегда говорила о нем с улыб­
кой — настолько плохо он понимал жизнь в совре­
менной России. Виктор присылал странные подар­
ки — например, шарф, не зная, что для него у Ах­
матовой нет пальто. В конце Гражданской войны, в
1921 году, он оказался на Дальнем Востоке. Бросив
жену, он начал путешествовать по Китаю и Японии.
Затем он завербовался на торговый корабль. После
Второй мировой войны Виктор осел в Соединенных
Штатах и стал охранником. Когда Шостакович при­
езжал в Америку, Виктор был его телохранителем.
Именно от Шостаковича Ахматова и узнала, что ее
брат жив.
В свои семьдесят Ахматова интересовалась бук­
вально всем. Ее интересовало творчество молодых
поэтов, даже тех, которые ей не нравились, в частно­
сти, Вознесенского и Евтушенко. В сентябре 1963 го­
да к ней приезжал американский поэт Роберт Фрост.
Значение этого поэта было столь велико, что совет­
ские власти не могли позволить ему увидеть «Будку»
Ахматовой. Анну Андреевну отвезли на дачу акаде­
мика Михаила Алексеева, где был накрыт роскош­
ный стол — с серебром и хрусталем. Элегантно при­
чесанная и скромно одетая Ахматова приветствовала
американца с обычным достоинством, хотя не могла

Анна Ахматова
343

в душе не сравнивать их судьбы. Тогда она заметила:
«Нас ждет один конец. И, возможно, настоящая раз­
ница в действительности не столь уж велика».
Впрочем, ревность не была Ахматовой чужда, не­
смотря на все ее внешнее спокойствие. Чуковская
несколько раз замечала, что ей не нравилось, когда ее
сравнивали с Цветаевой. Однажды Ахматова сказала,
что Цветаева гораздо ближе к Маяковскому, чем к
ней. Она критиковала Цветаеву за то, что та была пес­
симисткой с рождения. «Ей не было хорошо за гра­
ницей, но и в России она не была счастлива». Говоря
о Цветаевой, Анатолий Найман замечает: «Она была
поэтом, не знавшим рая. У Ахматовой был рай, а
Иосиф Бродский всегда был на стороне тех, у кого
нет рая». (10)
В 1963 году Хрущева начало беспокоить то, что
интеллигенция перестала восхвалять коммунизм. Од­
ним из первых признаков окончания оттепели стало
его замечание Илье Оренбургу по поводу книги «Лю­
ди, годы, жизнь». Затем началась кампания против
ленинградских художников. Иосиф Бродский оказал­
ся втянутым в эту борьбу. Кампания началась со ста­
тьи, опубликованной в газете «Вечерний Ленинград»
в ноябре 1963 года. Авторами статьи был А. Ионин,
Яков Лернер и М. Медведев. Статья называлась «Око­
лолитературный трутень». После этой публикации
против Бродского было возбуждено уголовное дело.
Авторы статьи приписали Бродскому стихи, которых
тот никогда не писал. Они писали и о том, что Брод­
ский в Самарканде встречался с американцем и хо­
тел передать ему рукопись для публикации за грани­
цей. Утверждали, что Бродский вместе со своим другом
О. Шахматовым хотели захватить самолет и улететь
из страны. В 70-е годы Бродский признал, что в этом
утверждении была доля истины (11), хотя даже то­

Элен Файнштейн
344

гда они отлично понимали, что шансов на успех не
было практически никаких. Бродскому не дали воз­
можности оправдаться. Ахматова сделала все, что бы­
ло в ее силах. Она переговорила с Шостаковичем, ко­
торый тогда был депутатом Верховного Совета от
Ленинграда, но тот сказал, что ничего сделать нельзя,
потому что Бродский действительно встречался с ино­
странцами. Друг Ахматовой, Владимир Адмони, и
известный ученый Ефим Эткинд выразили свой про­
тест против преследования Бродского.
По предложению Михаила Ардова Бродский уехал
из Ленинграда в Москву. Ардов полагал, что для Брод­
ского будет безопаснее всего укрыться в психиатри­
ческой клинике, но этот способ был для поэта непри­
емлем Узнав о том, что его любимая женщина встре­
чается с Бобышевым, он вернулся в Ленинград. 13 фев­
раля 1964 года его арестовали на улице. Трое мужчин
втолкнули его в машину, привезли в милицию и по­
садили в камеру.
18 февраля начался суд над Бродским. Несколько
свидетелей вызвала и защита. Среди них были Влади­
мир Адмони, Ефим Эткинд и Наталья Грудинина (она
вела семинар, на котором занимался Бродский). В за­
щиту поэта выступили и такие зубры советской ли­
тературы, как Константин Паустовский, Александр
Твардовский и Самуил Маршак. При Сталине такое
было бы просто невозможно.
Суд над Бродским вызывал глубокий интерес,
особенно среди молодежи. Коридоры суда на улице
Восстания были заполнены студентами. Бродский си­
дел на скамье рядом с родителями. Он сохранял стран­
ное, невозмутимое спокойствие. Фрида Вигдорова за­
писывала все, что говорилось на суде. Ни ей, ни Чу­
ковской не удалось получить официальный пропуск
(о пропуске просили Евтушенко, Ахмадулина и Воз-

Анна Ахматова

несенский, но им тоже было отказано). Тем не ме­
нее запись Вигдоровой успешно распространялась в
«самиздате» по всей России и очень скоро была опуб­
ликована на Западе.
Судья спросил, чем Бродский зарабатывает за
жизнь. Он ответил: «Я пишу стихи. Я перевожу». За­
тем судья спросил, какой постоянной работой он за­
нимается, и Бродский ответил: «Я полагал, что это
была постоянная работа». На вопрос судьи, кто при­
знает его поэтическое творчество, он сказал: «Никто...
А кто признает, что я принадлежу к человечеству?»
Судья хотел знать, где Бродский учился поэзии, и ус­
лышал в ответ: «Я не думаю, что этому можно нау­
читься. Я думаю, это от Бога».
Такие ответы взбудоражили всю Россию. Адвокат
Бродского доказал, что он действительно зарабаты­
вал деньги переводами, жил дома и расходы его бы­
ли довольно скромными. Таким образом, обвинение
в «тунеядстве» должно было отпасть. Тем не менее
на три недели Бродского отправили в психиатриче­
скую клинику, чтобы выяснить, достаточно ли он
крепок, чтобы его сослать. Подобно многим другим,
он вспоминал эти три недели как самое ркасное вре­
мя в жизни. 13 марта состоялся второй суд. За это
время Чуковская и Вигдорова успели собрать подпи­
си в поддержку Бродского. Многие написали письма
протеста. Протестовали ученые, писатели, журнали­
сты. Евтушенко вернулся из Италии и заявил, что де­
ло Бродского может пагубно сказаться на репутации
Советского Союза.
Ахматова и Шостакович отправили телеграммы
протеста. Тем не менее на суде выступило множество рабочих и пенсионеров, свидетельствовавших против Бродского. Его приговорили к пяти годам прину­
дительных работ на Севере.

^
^

Элен Файнштейн
346

Когда-то Ахматова сказала, что все проблемы
П астернака в сравнении с террором 1937 года —
это «бой бабочек». То же можно сказать и о суде над
Бродским. Ссылка давала ему возможность писать
стихи. Приговор обернулся для него мировой славой.
Найман пишет: «Ахматова, хлопоча за него, одновре­
менно приговаривала одобрительно про биографию,
которую «делают нашему рыжему». (11*)
Бродскому пришлось по двенадцать часов рабо­
тать в поле, но в целом условия его жизни были не
такими уж плохими. У него был дом в деревне, а ме­
стные жители неплохо к нему относились. Найман,
навестивший его в ссылке, нашел его жилище до­
вольно уютным. У Бродского было достаточно еды и
дров. Он даже мог слушать Би-би-си и «Голос Аме­
рики».
«Реквием» Ахматовой попал в «самиздат» пример­
но в то ж е время, что и запись суда над Бродским,
сделанная Вигдоровой. 15 октября 1964 года Хруще­
ва сместили якобы по причине слабого здоровья. Пост
генерального секретаря партии занял Брежнев. Адмони решил, что это подходящий момент, чтобы об­
ратиться с петицией в Верховный суд. Тогда же ЖанПоль Сартр написал письмо Микояну, занимавшему
видное место в советской иерархии. В сентябре 1965 го­
да Верховный суд пересмотрел дело, и, хотя приго­
вор не был отменен, Бродского освободили. Найман
получил радостную телеграмму от Ахматовой, Сарры
Аренс и Эммы Герштейн.
Ахматова знала, что конец жизни близок. Во мно­
гих стихах она говорит о смерти, о голосах из друго­
го мира. К ней возвращались давно умершие дорогие
люди. Однажды, снимая нагар со свечи, она вспом­
нила 1940 год. Призрак — наверное, Лунина — по­
звал ее по имени: «Анна». Иногда Ахматову охваты-

... ведь ты была всегда:
В тени блаженных лип, в блокаде и в больнице,
В тюремной камере и там, где злые птицы,
И травы пышные, и страшная вода. (12)

Анна Ахматова

вало отчаяние от того, что она чувствовала себя по­
следней из своего времени. Она вспоминала не только
возлюбленных. 9 сентября 1964 года она написала
короткое стихотворение, посвященное памяти под­
руги детства Валерии Срезневской:

Звонкий голос подруги доносится из другого ми­
ра, но не зовет умирать, а просит ждать смерти, как
чуда. Короткая последняя строчка стихотворения
вновь звучит знакомым ахматовским тоном:

Найман часто пытался уговорить Ахматову не ду­
мать о смерти. 31 марта 1964 года она написала ему
прекрасное письмо: «Теперь я окончательно убеди­
лась, что все разговоры на эту тему гибельны, и обе­
щаю никогда не заводить их. Мы просто будем жить,
как Лир и Корделия в клетке, — переводить Леопар­
ди и Тагора и верить друг другу». (14)
По-настоящему независимой Ахматова чувство­
вала себя только в Комарове. В 1965 году Лидия Чу­
ковская так оценила обстановку в квартире Ахмато­
вой на улице Ленина: «Хотя в Ленинграде Союз писа­
телей в писательском доме предоставил квартиру Ах­
матовой (не Пуниным), они, живя с нею, не считают
себя обязанными создавать в этой квартире быт по
ее образу и подобию, быт, соответствующий ее рабо­
те, ее болезни, ее праву, ее привычкам. Сколько бы они
ни усердствовали, выдавая себя всюду за «семью Ах­
матовой», — это ложь. Никакая они не семья». (15)
Бродский рассказывал Соломону Волкову о том,
как, обсуждая судьбу архивов Пастернака, он убедил

34 7

Ну что ж! попробую. (13)

Элен Файншшейн
3 48

Ахматову составить завещание, по которому Ирина
Пунина становилась бы ее наследницей. Но это ре­
шение было принято до того, как из лагерей вернул­
ся Лев Гумилев. По-видимому, таким было первое за­
вещание. Ахматова оставляла все Луниным, опаса­
ясь, чтобы после ее смерти «за барахлом не явилось
домоуправление». (16)
Анна Андреевна собиралась изменить завещание,
даже написала об этом в одной из своих записных
книжек. Она считала, что единственным наследни­
ком должен быть Лев Гумилев, ее сын. Однако эта
запись не была заверена нотариусом и не имела юри­
дической силы. Найман посоветовал ей обязательно
обратиться к нотариусу. Ахматова разозлилась, но
все же поехала с ним в контору. 29 апреля 1965 го­
да — за год до смерти — она попросила его взять так­
си и съездить с ней к нотариусу.
Нотариальная контора располагалась на улице
Моисеенко. Оказалось, что нужно подняться на тре­
тий этаж по очень крутой лестнице. Найман знал, что
врачи категорически запрещают Ахматовой физиче­
ские нагрузки. Он предложил вернуться домой и вы­
звать нотариуса на дом. Ахматова все же стала мед­
ленно подниматься. Наверху она была так утомлена,
что не могла писать. Под наблюдением нотариуса
все записал Найман, а Анна Андреевна только поста­
вила подпись. «Когда вышли на улицу, она с тоской
произнесла: «О каком наследстве можно говорить?
Взять под мышку рисунок Моди и уйти». (17)
К сожалению, в последние годы она почти не ви­
делась с сыном. Частично это объяснялось тем, что
Лев с головой ушел в работу. Он поставил перед собой
задачу осмыслить историю Азии и Сибири, утвердить
величие империи Чингисхана и гуннов. Книга, в ко­
торой он описывал свою, евразийскую, версию исто-

Анна Ахматова
349

рии, была опубликована в 1961 году и сразу ж е под­
верглась ожесточенной критике. В журнале «Вестник
Древней истории» появилась статья, автор которой
утверждал, что Лев Николаевич не читал источников,
на которые ссылается, и не знаком с современной
исторической литературой, посвященной Китаю и
Японии. К счастью, заведующий библиотекой Эр­
митажа, Матвей Гуковский, и директор Эрмитажа,
профессор Артамонов, отстояли право ученого поль­
зоваться имеющимися переводами. И тем не менее
количество противников Гумилева не уменьшилось.
Его вторая книга «Древние тюрки» была опублико­
вана только в 1967 году, спустя год после смерти Ах­
матовой.
В последние годы жизни Ахматова неожиданно
для себя узнала, что ее слава стала мировой. 30 мая
1964 года в Музее Маяковского состоялась церемо­
ния в честь пятидесятилетия публикации «Четок», а
в 1965 году вышел большой сборник ее стихов. Ген­
рих Белль, читавший стихи Ахматовой в переводе,
приехал к ней в Комарово, чтобы выразить свое вос­
хищение.
Ахматова продолжала переводить с разных язы­
ков. Она получила несколько престижных премий, и
в том числе премию Этна-Таормина и степень док­
тора в Оксфордском университете. Итальянскую ли­
тературную премию присуждало Европейское лите­
ратурное сообщество. С этим важным событием Ах­
матову по телефону поздравили Жан-Поль Сартр и
Симона де Бовуар. Отвечая на письмо о присужде­
нии премии, Ахматова написала: «Известие, пришед­
шее ко мне из страны, которую я нежно любила всю
жизнь, пролило луч света на мою работу». (17*) Как
обычно, оформление документов для выезда в И та­
лию заняло несколько месяцев. Задержка поражала

Элен Файнгитейн

0
$

Ахматову: «Они что, думают, что я не вернусь? Что я
для того здесь осталась, когда все уезжали, для того
прожила на этой земле всю — и такую — жизнь,
чтобы сейчас все менять?» (18)
Если вспомнить ужасное состояние здоровья Ах­
матовой и то, что она нуждалась в постоянной помо­
щи даже для того, чтобы добраться из Ленинграда в
Москву, становится ясно, что для поездки на Сицилию
потребовалась немалая смелость. Ахматова хотела,
чтобы ее сопровождала старинная подруга Нина Оль­
шевская, но во время гастролей в Минске она забо­
лела. Сопровождать Ахматову вызвалась Ирина Лу­
нина. Неожиданная болезнь подруги очень беспо­
коила Анну Андреевну. Она попросила Наймана не­
медленно вылететь в Минск, чтобы все выяснить. Из
Минска Найман позвонил и сообщил, что Ольшев­
ская все еще больна.
Ахматова с Луниной отправились в Италию по­
ездом. Ахматовой нравились поезда, возможно, пото­
му, что железные дороги мало изменились с начала
века. Тем не менее ей было очень трудно переезжать
с места на место. Друзья привезли ее на вокзал за­
долго до прибытия поезда Кто-то из молодых отвечал
за багаж, второй подавал нитроглицерин. Ахматова
ходила очень медленно, тяжело опираясь на руку спут­
ника. Время от времени ей приходилось останавли­
ваться, чтобы отдохнуть.
Ахматова с Луниной сначала прибыли в Рим, от­
куда Анна Андреевна послала Найману открытку:
«Вот он какой — этот Рим. Такой и даже лучше. Со­
всем тепло. Подъезжали сквозь ослепительную розово-алую осень, а за Минском плясали метели, и я думала о Нине...» (19) Двумя днями позже она написа­
ла вторую открытку с изображением фонтана Треви:
«Сегодня был совсем особенный день — мы проеха-

Анна Ахматова

ли по via Appia — древнейшему кладбищу рилллян.
Кругом жаркое рыжее лето и могилы, могилы. По­
том ездили на могилу Рафаэля. Кажется он похоро­
нен вчера. (В Пантеоне)». (20) В другой открытке,
датированной 9 декабря 1964 года, Ахматова пишет
о том, что ждет врача из посольства, который должен
определить, сможет ли она выехать в Таормину.
Из Рима Ахматова с Луниной выехали поездом, а
затем пересели на корабль. Утром 10 декабря они бы­
ли уже на Сицилии. Весь день Ахматова дремала —
неясно, от усталости или от принятых лекарств. Таор­
мина была наполнена цветами. Ахматову поселили в
красивом старинном монастыре. 12 декабря Анна
Андреевна написала Найману письмо вместо от­
крытки:
«Вечером в отеле стихотворный концерт. Все чи­
тают на своих языках... Завтра вручение премии в
торжественной обстановке — в Катанье, потом
опять Рим и... дом. Все, как во сне. Почему-то совсем
не трудно писать письма.... Врач дал мне чудесное ле­
карство, и мне сразу стало легче. Как моя Нина? Чем
бы ее потешить...» (21)
В том же письме Ахматова просит Наймана по­
звонить Ане Каминской и передать, что у них с Ири­
ной все в порядке. Судя по всему, когда планы путе­
шествия изменились, существовали какие-то сомне­
ния и трения. Ахматовой по-прежнему тяжело ходить,
и все же она хочет увидеть как можно больше. Она
даже ездила осматривать древний греко-римский те­
атр на вершине горы.
Церемония вручения премии происходила в Ка­
танье. Ахматова и И рина Лунина прибыли туда из
Таормины 12 декабря по прибрежной дороге вдоль
Ионического моря. Ирина вспоминает, что водитель
гнал со скоростью сто миль в час, правда, держался

^
сЗ

Элен Файнштейн

^

за руль обеими руками. Ахматова была очень встре­
вожена, но эта история стала ее любимой после воз­
вращения в Россию.
В Катанье они остановились в отеле «Эксцельсиор». В гостинице было множество репортеров и фо­
тографов. Ахматовой и Луниной предоставили но­
мер с двуспальной кроватью, поэтому пришлось до­
говариваться о смене комнаты. Церемония была очень
торжественной. После того как Ахматова прочла свои
стихи, выступили Арсений Тарковский и Александр
Твардовский с чтением стихов, посвященных ей.
Итальянский режиссер Паоло Пазолини показал свою
картину «Евангелие от Матфея». Субботним вечером
многие пришли в номер Ахматовой, чтобы поздра­
вить ее. С истинно русским размахом Ахматова уго­
щала пришедших тем, что привезла с собой: икрой,
вареньем, черным хлебом и «Столичной». Поздравле­
ния затянулись до ночи. (22)
В 1965 году Ахматова отправилась в Оксфорд. Она
знала, что там живет счастливый в браке Исайя Бер­
лин. Ахматова надеялась встретить в Англии своих
старых друзей, с которыми не виделась почти пол­
века. Особенно ей хотелось увидеть Бориса Анрепа.
2 июня 1965 года утомленная Ахматова прибыла на
вокзал Виктория. Ее фотографии и статьи о ней поя­
вились во многих лондонских газетах. На этот раз
Ирина Лунина не смогла сопровождать Ахматову, и
эта роль досталась Анне Каминской. Встречала Ахма­
тову Аманда Хейт, защищавшая в Оксфорде диссер­
тацию по ее творчеству.
Ахматова совершенно правильно предположила,
что в присуждении ей почетной степени немалую
роль сыграл Исайя Берлин. (23) Мысль о том, что им
предстоит встреча, заставляла ее волноваться. А жена
Берлина, Алина, не вызывала у нее никакой симпатии.

Анна Ахматова

Алина родилась в богатой еврейской семье. Ее отец
был банкиром. Барон Пьер де Гинзбург после рево­
люции осел в Париже. Алина выросла в большом до­
ме на авеню д’Илена в 16-м квартале. Она дважды
была замужем. Со вторым мужем, физиком Хансом
Хальбаном, и с сыном от первого брака она жила в
большом трехэтажном особняке в георгианском
стиле, купленном ей в пригороде Оксфорда. Алина
не говорила по-русски, так как отец никогда не учил
ее родному языку. Поэтому, когда Ахматова приеха­
ла в Оксфорд, она не пришла к ней в отель.
В честь Ахматовой был устроен прием, на кото­
ром присутствовали и Берлины. Леди Берлин вспо­
минает: «Это была ошибка... Она не обращала на ме­
ня внимания... Она вообще со мной не разговаривала.
И она была так царственна, что я смущалась... Она не
улыбалась и не смеялась... К счастью, мы не пригла­
сили ее остановиться в нашем доме. Это была бы
плохая идея». (24)
Ахматова тоже была бы смущена подобным
предложением. Хедингтон-хаус (резиденция Берлиных) — это огромный дом с фасадом в двадцать че­
тыре окна. У главного входа высятся величественные
колонны. Массивная лестница ведет из холла на верх­
ние этажи. Особняк окружен садами. К нему ведет
красивая аллея. Студия, где принимают гостей, очень
велика. На стенах висят старинные картины. В уг­
лу — огромный рояль. Три окна столовой выходят в
большой сад.
Контраст между этой роскошью и двухкомнат­
ной «Будкой» в Комарове или комнатой на улице Ле­
нина был бы слишком разительным. Как вспоминает
леди Берлин, Ахматова была в черном платье, с большой шалью на плечах. Готовясь увидеть легендарную
красавицу, леди Берлин была разочарована. Она уви-

Элен Файншшейн

^

дела лишь полную, пожилую женщину. Но даже в
этом Ахматова производила царственное впечатле­
ние. Леди Берлин отлично знала о влюбленности му­
ж а в Ахматову. Когда мы разговаривали, она сказа­
ла, что абсолютно уверена в том, что слова Исайи
«Я влюблен», сказанные им Бренде Трипп, были лишь
проявлением восхищения. «Он считал ее великолеп­
ной, но речи о влюбленности в истинном смысле
слова и быть не могло. Когда он говорил, что влюб­
лен, он хотел просто выразить свое восхищение и
преклонение перед великой женщиной, какой она
была». (25)
Во время визита в Оксфорд Ахматова рассказала
Берлину о своих молодых друзьях-поэтах и, в частно­
сти, о Бродском. Бродский, по ее словам, должен был
вскоре превзойти поэтов ее собственного поколения,
к которому она причисляла Цветаеву, Мандельшта­
ма и Пастернака. Позднее, когда Бродского выслали
за границу, Берлин вспомнил слова Ахматовой и с
радостью помог изгнаннику.
Михаил Ардов вспоминает рассказ Ахматовой о
том, что в Оксфорде она отказалась встретиться с
епископом: «Она сказала: «Я принадлежу к русской
православной церкви и хотела бы рассказать ему всю
правду о жизни в Советской России, но я не могу это­
го сделать». Она чувствовала, что ее церковь всегда
послушно выполняла все требования советского пра­
вительства, и знала, что все ее слова будут переданы
советским властям». (26)
Ахматова получила почетную степень 4 июня.
Вместе с ней степень получал английский поэт Зигфрид Сэссун. Перед отъездом Ахматову навестил Питер Норман, ее официальный переводчик, и записал
на магнитофон ее чтение. Два следующих дня она
провела в Стратфоде-на-Эйвоне. Эта экскурсия по-

Анна Ахматова

требовала определенной смелости и настойчивости.
Ахматова посетила дом, где родился Шекспир, и цер­
ковь Святой Троицы, где он похоронен. Она видела
его знаменитый бюст. Увидев бюст, Ахматова пора­
зилась тому, что человек с таким лицом мог напи­
сать те пьесы, которыми она всегда восхищалась. По­
сле этого визита она укрепилась в своих сомнениях
относительно авторства шекспировских пьес.
17 июня, спустя тринадцать дней после церемо­
нии, Питер Норман пригласил Ахматову и Камин­
скую в свой дом в Голдерс Грин. Ахматова р к е встре­
чалась с ним в Комарове летом 1964 года. Жена Нор­
мана, Наташа, была гостеприимна, но слишком за­
стенчива. Да и Ахматова была не слишком разговор­
чива. Когда Каминская принесла ей лекарство, Ахма­
това спросила, а не водка ли в стакане. (27)
В Англии Ахматова встретилась с Саломеей Гальперн, своей старинной подругой еще по «Бродячей
собаке». Из Лондона она отправилась в Париж, где
остановилась в отеле «Наполеон». Здесь Ахматова
встретила многих своих друзей по Санкт-Петербур­
гу, в том числе и критика Георгия Адамовича. Адамо­
вич писал о том, что первое впечатление его порази­
ло. Он увидел величественную и красивую пожилую
даму. Узнать Ахматову он смог только по улыбке. Про­
шло несколько минут, и перед ним снова была преж­
няя Ахматова, только более разговорчивая и уверен­
ная в себе. (28)
Больше всего Ахматовой хотелось увидеть Бориса
Анрепа. Она надеялась, что он приедет в Оксфорд на
церемонию, но он этого не сделал. Анреп опасался
этой встречи. Он потерял подаренное Ахматовой
черное кольцо, а может быть, ему просто хотелось
сохранить воспоминание о юной и прекрасной под­
руге. Да и сам он стал старым и полным. Приехав в

^
сЗ

Элен Файншшейн

^
^

Париж, Ахматова позвонила ему, хотя и не без сму­
щения, и пригласила навестить ее в отеле вечером.
По его собственному признанию, Анреп нервничал
целый день, не зная, как ответить, если она спросит
его о кольце. Он носил кольцо на цепочке, но, когда
цепочка порвалась, положил кольцо в шкатулку, где
хранил памятные вещи. Шкатулка пропала во время
германской бомбардировки.
Встреча обернулась глубоким разочарованием Ах­
матова ожидала другого. Перед ней был полный по­
жилой мужчина, которого английские знакомые счи­
тали галантным и остроумным. (29) Увидеть молодо­
го офицера, покинувшего ее в 1917 году, Ахматова
так и не смогла. Она надеялась, что Анреп будет со­
жалеть об их расставании. Она прочла ему часть «Ре­
квиема», и он был поражен трагической силой этих
стихов. Ахматова читала и другие стихи. Многие
вспоминали, что, когда Ахматова начинала читать
свои стихи вслух, ее обычная теплая улыбка исчезала
и стихи, казалось, шли из глубины ее существа Уходя
от Ахматовой, Анреп еще долго гулял по Парижу, по­
вторяя ее строки: «Отошел ты, и стало снова / На ду­
ше и пусто и ясно». Найман считает, что эти строч­
ки — настоящая победа: «Ее жизнь была тяжелой,
очень тяжелой, но это еще не означает, что она была
жертвой». (30)
Ахматова встретилась также с Юрием Анненко­
вым, дважды рисовавшим ее в юности, и с Никитой
Струве, племянником Глеба Струве. Струве сделал
прекрасную запись ее чтения.
Вернувшись в Россию, Ахматова жила по-прежнему. Большую часть времени она проводила дома,
никуда не выходя. Гости шли сплошным потоком.
Многие знали только стихи Ахматовой и не были
знакомы с ней лично. Многих она удивляла. Она лю-

Они объехали три огромных многоэтажных до­
ма, построенных для номенклатуры возле кинотеат­
ра «Ударник». Многие жильцы этих домов были рас­
стреляны в годы Большого Террора. Проезжая мимо,
Ахматова сардонически заметила, что архитектора,
создавшего это чудовище, тоже следовало бы рас­
стрелять.
Дни, проведенные за границей, стали неожидан­
ным, величественным финалом ее жизни. Несомнен­
но, напряженное путешествие сыграло определен­
ную роль в ее смерти. В ноябре 1965 года у Ахмато­
вой случился очередной инфаркт. Ее забрали в Бот­
кинскую больницу, где она пролежала три месяца.
18 февраля 1966 года ей позволили вернуться к Ар­
довым Ахматова ненавидела больницы. В своем днев­
нике она писала, что «после долгого пребывания все
больницы превращаются в тюрьму», хотя ранее Най­
ман замечал: «В беседе всегда была самой собой, произносила фразу спокойным тоном, предельно ясно и
лаконично, не боялась пауз и не облегчала, как это

Анна Ахматова

била шутки, хотя, зная ее давнюю симпатию к евре­
ям, при ней иногда стеснялись рассказывать антисе­
митские анекдоты.
Ахматова любила кататься по Москве. Найман
вспоминает, что в последний раз они отправились на
такую прогулку всего за двенадцать дней до смерти
Анны Андреевны: «Было морозно, садилось солнце.
Попросили шофера отвезти нас к Спасо-Андронико­
ву монастырю... Улица, ведущая к монастырю, оказа­
лась закиданной глыбами льда, видимо, недавно ско­
лотого, машину стало трясти. Ахматова поморщи­
лась, взялась рукой за сердце, я велел возвращаться
на Ордынку. Она пососала нитроглицерин, шофер
стал огибать белую монастырскую стену». (31)

$

Элен Файншшейн

^
^

принято, ничего не значащими репликами положе­
ние собеседника, если ему было не по себе». (32)
Маргарита Алигер вспоминала, что друзья соста­
вили строгое расписание посещений, чтобы Ахмато­
ва не уставала. Печально, что, когда Лев Гумилев при­
ехал в больницу навестить мать, его не впустили, по­
тому что его имени не было в списке. Он оставил за­
писку. Когда Ахматова получила ее, она была очень
опечалена и сердита на то, что друзья не могли по­
нять — «ведь это мой единственный сын, самый
близкий мне человек, мой единственный наследник».
Воспоминания Алигер печальны, но не враждеб­
ны по отношению к друзьям, которые искренне пы­
тались уберечь Ахматову от лишних волнений. Иосиф
Бродский вспоминает, что Анна Каминская передала
Льву записку Анны Андреевны. Но он больше не пы­
тался навестить мать в больнице.
3 марта 1966 года Ахматова, Найман, Каминская
и Ольшевская в сопровождении медсестры на двух
такси отправились в санаторий в Домодедово. Сана­
торий был элитным — с коврами, зимним садом и
широкими лестницами, полукругом ведущими к глав­
ному зданию. Увидев это великолепие, Ахматова про­
бормотала: «L’annee derniere a Marienbad» («В про­
шлом году в Мариенбаде»). Книга Роб-Грийе была
чуть ли не последней книгой, которую она прочла.
(33) То ли от лекарств, то ли от слабости, связанной
с болезнью, Ахматова чувствовала себя сонной. Както у Наймана ей на глаза попалась книга Йейтса. Она
обратила особое внимание на стихотворение «Когда
ты старый и седой и сонный». Санаторий Ахматовой
понравился. Здесь было спокойно и хорошо. Здесь она
с интересом прочла об обнаружении Кумранских
свитков.
Найман простился с Ахматовой 3 марта. Он дол-

Анна Ахматова

жен был скопировать ее мемуары о Лозинском, что­
бы отослать их в журнал. 5 марта он вышел из само­
лета в Домодедове с букетом нарциссов. В коридоре
его встретила женщина в белом пальто, но он не за­
помнил, что она говорила. Войдя в комнату Ахмато­
вой, Найман с удивлением обнаружил, что в постели
Анны Андреевны лежит задыхающаяся Н ина Оль­
шевская. Ей дали успокоительное. Возле нее стояла
заплаканная Аня Каминская. Два часа назад сконча­
лась Анна Ахматова. И сейчас ее тело лежало в со­
седней комнате под простыней.

Глава 16
ПРОЩАНИЕ
Сироты Ахматовой.

360

Дмитрий Бобышев

О смерти Ахматовой сообщили по радио. Ее тело
перевезли в морг Института имени Склифосовского.
Лунины занялись бумажными делами. Они получили
свидетельство о смерти и передали его Бродскому,
чтобы тот нашел место на кладбище. (1) Ленинград­
ские власти предложили место на одном из город­
ских кладбищ, но Бродский и Михаил Ардов реши­
ли, что Ахматовой хотелось бы лежать в Комарове,
«где она ходила по земле». (2) Зоя Томашевская вос­
пользовалась своими связями с известными архитек­
торами, чтобы помочь Бродскому организовать похо­
роны в Комарове, поскольку власти сначала этому
воспротивились.
Анна Каминская организовала доставку гроба из
Москвы в Ленинград. Гроб прибыл 9 марта. Москов­
ская организация Союза писателей опасалась демон­
страции (3) — точно так: же, как это было в день смер­
ти Пушкина. Похороны было приказано провести
как можно быстрее. По пути из Москвы гроб с телом
Ахматовой сопровождали Тарковский, Озеров и Вик­
тор Ардов. Друзьям было очень сложно организовать
прощание с Ахматовой. 8 марта в России — государ­
ственный праздник, Международный женский день.
Тем не менее удалось убедить всех, кто был связан с
похоронами, выйти на работу. В небольшой мрачной

Анна Ахматова
361

комнате морга друзья смогли поцеловать Ахматовой
руку и сказать слова прощания.
Отпевание состоялось 10 марта в красивейшем
бело-голубом Никольском соборе. Ахматова лежала
в открытом гробу. Голову ее покрывало черное кру­
жево, присланное из Лондона Саломеей Гальперн. На
отпевании были все «сироты Ахматовой», как назвал
их Бобышев, — Бродский, Рейн, Найман и сам Бобышев. Бродский приехал в самом конце, потому что
он должен был организовать все на комаровском
кладбище. В соборе было много фотографов и опера­
торов. Бродский вспоминает: «В соборе Лева метался
и выдергивал пленку из фотоаппаратов у снимаю­
щих». (4) Михаил Ардов пишет о том, что Лев при­
нимал более активное участие в организации похорон,
чем можно представить по воспоминаниям Бродско­
го. Ардов вспоминает, что 5 марта 1966 года, в день
смерти матери, Лев сказал: «Лучше бы было наобо­
рот. Лучше бы я раньше ее умер». (5)
После отпевания гроб и сопровождающие отпра­
вились в Комарово. Здесь гроб закрыли и опустили в
могилу. Лев и ближайшие друзья Ахматовой отпра­
вились в ее «Будку» на поминки. Позднее Союз писа­
телей организовал гражданскую панихиду по Ахма­
товой. На панихиде присутствовали Лев Гумилев и
Анна Каминская.
После похорон возник вопрос, что делать с ахматовскими архивами. Евгений Рейн вспоминает, что
об этом задумывались еще до смерти Анны Андреев­
ны. Сергей Лавров пишет о том, что до ссоры Льва
Гумилева с матерью они решили, что ее рукописи
будут переданы в Пушкинский Дом, где хранятся са­
мые ценные документы, связанные с русской лите­
ратурой, в том числе и рукописи Пушкина. Михаил
Ардов, близкий друг Льва, вспоминает, что Лев не­

Эхгп Файнгигпейн
362

сколько месяцев не заговаривал о том, что делать с
рукописями матери. Каминская вспоминала (6), что
после смерти Ахматовой Лев отказался брать что-ли­
бо, принадлежащее ей, «ни ее бумаг, ни вещей!». Он
также просил, чтобы никто из ее друзей не имел дос­
тупа к архивам.
Найман говорил мне, что бумаги Ахматовой хра­
нились в двух фибровых чемоданах, которые она бра­
ла с собой, отправляясь в Москву, и в деревянном сун­
дуке в ее комнате в Ленинграде. Здесь Анна Андре­
евна хранила все самое дорогое. Найман говорил, что
после смерти Ахматовой он привез ее чемоданы из
санатория на квартиру Марии Петровых.
Каминская пишет, что чемоданы были не фибро­
выми, а из искусственной кожи. Она объясняет, что
в одном хранились материалы о Блоке, которые Ах­
матова собирала для телевизионного интервью, а
также одежда Анны Андреевны. Второй чемодан был
подарен Ахматовой Луниным в 1936 году. Камин­
ская вспоминает, что Ахматова часто подшучивала
над этим раритетом: «Не сиди на музейном экспона­
те!» В этом чемодане хранились переводы и те стихи,
над которыми она работала постоянно, в том числе
и рукопись «Поэмы без героя». Каминская утвер­
ждает, что этот чемодан был передан в Музей Ахма­
товой в Фонтанном доме в июле 1994 года. (7)
Большая часть ахматовского архива оставалась в
Фонтанном доме. Каминская говорит, что эти бумаги
были переданы Ириной Луниной в РГААИ (Россий­
ский государственный архив литературы и искусства).
Это было сделано согласно пожеланию самой Ахма­
товой, записанному в ее записной книжке в 1958 го­
ду. Остальная часть архива была продана Публичной
библиотеке имени Н.Е. Салтыкова-Щ едрина в Ле­
нинграде.

Анна Ахматова
363

В сентябре 1966 года Лев Гумилев получил доку­
менты, подтверждающие его право на наследство.
Найман объяснял: «После этого было судебное слу­
шание. Даты я не помню. Суд состоялся через полто­
ра года после ее смерти.
Сам я — я имею в виду свои чувства и мысли —
был на стороне Льва. Я его не любил Он не любил ме­
ня. Мне кажется, что в некотором отношении он ме­
ня ненавидел, потому что, во-первых, я занял его ме­
сто возле его матери, а во-вторых, он был антисеми­
том. И все же я был на его стороне».
Суд отверг все обвинения в адрес Ирины Пуниной и не стал взыскивать с нее полученные за прода­
жу архива суммы, но все права по распоряжению на­
следством были переданы Льву. Сегодня правообла­
дателем является его вдова.
Надо сказать, что рукописи Ахматовой так и не
были собраны в одном месте. Многие из них потеря­
ны. Найман говорит о судьбе архива: «Это совершен­
но обычная ахматовская судьба. И мы не потеряли
почти ничего, потому что знаем все, что нам суждено
было узнать». (8)
Бездействие Гумилева Найман объясняет таю «Ему
не нужны были деньги. Он работал Он был профес­
сором. Он не хотел вмешиваться в склоки. Не знаю,
могу рассказать только то, свидетелем чему я был».
(9) У эмоциональной отстраненности Гумилева были
и другие причины. В 1966 году Льву Николаевичу
позволили выехать в Прагу на этнографический кон­
гресс, где он познакомился с Петром Савицким, ве­
дущим ученым в области изучения Евразии. Тогда же
он встретился со своей будущей женой, Наталией Вик­
торовной. Они поженились в 1967 году, спустя год
после смерти Ахматовой. Друзья говорили о том, что

Элен Файншшейн
364

этот брак подарил Льву Гумилеву десять или даже
пятнадцать лет жизни. (10)
Евгений Рейн понимал, что Ахматовой была нуж­
на семья. Для него важен был не сам архив, а то, как
относились к Ахматовой, пока она была жива. Анна
Андреевна знала Аню Каминскую с рождения и от­
носилась к ней почти как к дочери. Но Рейн чувство­
вал, что И рина Пунина не заслуживала подобного
отношения. «Эти две женщины вели себя так, слов­
но Ахматова не была великой поэтессой... Они посе­
лили ее в самой плохой комнате, они пользовались
ее деньгами». (11) Однако Дмитрий Бобышев счита­
ет, что Пунина и Каминская по-доброму относились
к Ахматовой и ухаживали за ней в меру своих сил.
После смерти Ахматовой вышел второй том вос­
поминаний Надежды Мандельштам. Неожиданно
для всехНадежда Яковлевна обвинила Ахматову в
тщеславии и суетности, в эгоистичности еще большей,
чем была свойственна Цветаевой. Все эти обвинения
она не могла высказать при жизни Анны Андреевны.
И все же считать их абсолютно предвзятыми нельзя.
Найман тоже подтверждает, что Ахматова «бывала
капризна, деспотична, несправедлива к людям, вре­
менами вела себя эгоистично и как будто напоказ
прибавляла к явлению и понятию «Анна Ахматова»
все новые и новые восторги читателей, робость и тре­
пет поклонников, само поклонение как определяю­
щее качество отношения к ней. Вольно и невольно
она поддерживала в людях желание видеть перед со­
бой фигуру исключительную, не их ранга, единствен­
ную — и нужную им, чтобы воочию убеждаться, ка­
кого ранга может быть человек». (12)
Но Найман понимал, что источником этого тще­
славия являются страдания, перенесенные Ахмато­
вой. Вот почему она часто пыталась взять верх над

Анна Ахматова

своими соперниками. Найман вспоминает встречу
Ахматовой с Ольгой Высотской, сын которой от Гу­
милева, Орест, был очень близок со Львом Высотская
хотела проконсультироваться с Ахматовой по како­
му-то вопросу, связанному с историей русского об­
щества в период до Первой мировой войны. Ардов и
Найман привезли ее на Ордынку на такси. Ахматова
встретила свою бывшую соперницу величественно.
Она была элегантно одета, подкрашена, красиво
причесана, «а ее когдатошняя соперница — слабая,
старая, словно бы сломленная судьбой». (13)
Лев Гумилев стал выдающимся антропологом, од­
ним из основателей современной антропологической
теории русского евразийства. Эта теория отвергает
любые попытки внедрить западноевропейские цен­
ности в так называемых евразийских государствах,
каким является и Россия. Эту мысль впервые озвучил
князь Николай Трубецкой в 20-е годы XX века, а в
60-е она получила развитие в трудах Льва Гумилева.
Центральный постулат его теории заключается в том,
что между евразийскими государствами и странами
Запада существует неразрешимое противоречие, ко­
торое может быть преодолено только в результате
победы той или другой стороны. В советское время
евразийство получало поддержку со стороны воен­
ных и КГБ. В начале 80-х годов один из лидеров дви­
жения, Александр Дугин, вошел в печально извест­
ную антисемитскую организацию Дмитрия Василье­
ва «Память».
В период с 1970 по 1975 год Лев Гумилев опубли­
ковал более сорока статей, многие из которых были
переведены на иностранные языки. Его лекции транслировались по Ленинградскому телевидению. В 1987
и 1988 годах он опубликовал две книги. В 1988 году
после настойчивых просьб и многих обещаний уви­

^
сп

Элен Файнгитейн
366

дел свет сборник стихов Николая Гумилева. Книга
вышла в столице Грузии — Тбилиси. В конце жизни
Лев Николаевич говорил, что, для того чтобы назвать
себя счастливым человеком, ему пришлось долго про­
жить. К собственному удивлению и несмотря на все
перенесенные тяготы, он дожил до семидесяти лет.
В конце 80-х годов к нему пришло признание. В гор­
бачевской России он стал настоящей знаменитостью.
Его статьи печатали, он выступал на телевидении, он
рассказывал о своих взглядах на хуннов и хазар. Го­
ворил он и о своих знаменитых родителях. (14)
1989 год — год столетия со дня рождения Анны
Андреевны — ЮНЕСКО объявила годом Ахматовой.
Это событие отмечалось во всем мире. Точно так же,
как Пушкина после смерти признали и его друзья, и
враги, так и Ахматову сегодня почитают все. Массо­
вому читателю легко прочесть, понять и запомнить
ее простые, классические стихи. Либералы видят в
ней противника сталинского режима. Люди религи­
озные уважают Ахматову за ее веру. Патриоты счи­
тают ее истинно русским человеком. Даже коммуни­
сты вынуждены признать, что Ахматова никогда не по­
зволяла себе никаких антисоветских высказываний.
В юбилейный год Лев Гумилев не раз думал о ма­
тери и часто повторял: «Лучше бы было наоборот.
Лучше бы я раньше ее умер». По воспоминаниям
Бродского, то ж е самое он говорил, вернувшись из
лагерей. Глубокая печаль не оставляла этого человека.
Двумя годами позже, в 1991 году, Лев Николаевич
перенес тяжелый инсульт и в следующем году скон­
чался. В 1994 году впервые были опубликованы его
письма к матери и письма Ахматовой к сыну. Отби­
рала и редактировала письма вдова Льва Николаевича,
Наталия. В работе ей помогал близкий друг Льва —
Александр Панченко. К сожалению, его вступитель-

Анна Ахматова

ная статья и комментарии к письмам глубоко субъ­
ективны и отражают точку зрения Гумилева. Десять
писем Ахматовой, сохраненных сыном, изображают
нам ее как бесчувственную мать. В отличие от сына
Ахматова сохранила все письма Льва, но в эту подбор­
ку было включено лишь пять из бесчисленного коли­
чества его горьких и несправедливых посланий. (15)
Понимая, какой неверный облик Ахматовой мо­
жет сформироваться у читателей, Эмма Герштейн,
уже опубликовавшая за границей свои воспомина­
ния о Мандельштаме, начала писать книгу о своих
долгих отношениях с Ахматовой и ее сыном. Книга
«Лишняя любовь» сегодня включена в сборник «Мо­
сковские мемуары». Книга была опубликована в
1998 году, когда Герштейн исполнилось уже девяно­
сто пять лет. Эмма Герштейн была близко знакома с
Ахматовой, ей не раз писал Лев Николаевич. В по­
следние годы своего заключения он писал ей не реже
трех раз в месяц. В других главах «Московских ме­
муаров» в неприглядном свете предстает Надежда
Мандельштам. В том числе Герштейн пишет и о ее
лесбийских наклонностях. Московская интеллиген­
ция была шокирована этими признаниями.
Ахматова получила мировое признание еще при
жизни, в особенности после публикации «Реквиема»
и успеха первой книги воспоминаний Надежды Ман­
дельштам, получившей на Западе название «Надеж­
да против надежды».

ЭПИЛОГ

368

А хм атова родилась в те годы, когда занавес Россий­
ской империи начинал опускаться. Ей предстояло
пережить самые страшные времена в истории Со­
ветского Союза. Она превратилась в символ героиче­
ского сопротивления государству. И можно было ожи­
дать, что после падения коммунистического режима
ее значимость уменьшится.
Но этого не произошло. Через тридцать лет после
ее смерти в Санкт-Петербурге был создан музей — в
том самом Фонтанном доме, где она провела столько
лет. Были восстановлены и другие здания, связанные
с ее именем. Бронзовая люстра, когда-то свисавшая с
потолка «Бродячей собаки», и сегодня висит на преж­
нем месте. Н а ней лежит дамская перчатка, напо­
минаю щ ая посетителям музея о знаменитом ран­
нем стихотворении Ахматовой «Песня последней
встречи»:
..Л на правую руку надела
Перчатку с левой руки. (1*)
В постсоветской России тиражи поэтических
сборников сократились практически до западных.
В 1960 году сборник Ахматовой вышел тиражом в
1 700 000 экземпляров. Недавнее же издание шести­
томного собрания сочинений было опубликовано ти­
ражом всего 15 000 экземпляров. Но не следует счи-

Анна Ахматова
369

тать, что популярность стихов Ахматовой так резко
упала. Шеститомное издание рассчитано на специа­
листов. В любом книжном магазине вы найдете мно­
жество изданий Ахматовой, в том числе и школьные.
Кроме того, нужно учитывать, что сегодня тираж и
книг большинства поэтов не превышают пяти тысяч
экземпляров.
Следует учитывать и еще один фактор: сегодня
стихи Ахматовой можно найти в Интернете. Доктор
Джена Хаулетт замечает:
«В советские времена наличие книг «запрещен­
ных» писателей в доме являлось признаком «культу­
ры». Все хотели иметь эти книги в своих «стенках» —
застекленных шкафах, являвшихся неотъемлемой
принадлежностью любой приличной квартиры. Кни­
гу, которая стоила не больше рубля, часто покупали с
рук за десять. Но то, что сегодня классика широко дос­
тупна в Интернете, означает, что любители поэзии
(и я в том числе) могут получить любую книгу бес­
платно». (1)
Ахматова остается знаковой фигурой. Она явля­
ется не только символом диссидентства и сопротив­
ления режиму. Ахматова — символ тонко чувствую­
щей женщины в жестоком мире. После ее смерти
Исайя Берлин сказал одному из друзей, что ее храб­
рость была образцом «неоскверненного, цельного и
морально безупречного укора... [всем тем]... кто счита­
ет, что личность никогда не должна стоять на пути
истории». (2)
На встрече, состоявшейся 8 марта 1966 года, за
два дня до похорон Ахматовой, Ефим Эткинд, глав­
ный свидетель защиты на процессе Иосифа Бродско­
го, процитировал слова Ахматовой о том, что имя
Пушкина переживет имена, казалось бы, более влия­
тельных членов общества:

Элен Файншшейн

«Вся эпоха (не без скрипа, конечно) мало-помалу
стала называться пушкинской. Все красавицы, фрей­
лины, хозяйки салонов, кавалерственные дамы, члены
высочайшего двора, министры, аншефы и не-аншефы постепенно начали именоваться пушкинскими
современниками, а затем просто опочили в картоте­
ках и именных указателях (с перевранными датами
рождения и смерти) пушкинских изданий». (3)
Эткинд предсказывал, что Ахматову ожидает та­
кой ж е триумф, и оказался прав. Величие Ахматовой
не померкло даже в путинской России. Новое поко­
ление поэтов посвящает ей свои стихи. Каждый год
появляются воспоминания, научные статьи, критиче­
ские выступления. В ее музее всегда многолюдно.
Сталина забудут не скоро, но имена его подручных
уже почти забыты. Гений же и стоическая гордость
Ахматовой навсегда сохранятся в памяти народа.
Элен Файншшейн, октябрь 2004.

Прилож ение
МАРИНА ИВАНОВНА ЦВЕТАЕВА

И Ахматову и Цветаеву по праву можно причислить к числу величайших поэтов Европы XX века. Их
творчество продолжает привлекать к себе внимание
и после их смерти. Но по характеру эти женщины аб­
солютно не походили одна на другую. Ахматова сохра­
няла достоинство даже перед лицом трагедии. Цве­
таева никогда не скрывала захватывающих ее эмоций.
Поэзия Ахматовой классически сдержанна, Цветаева
постоянно изобретала новые формы. Ахматова все­
гда отказывалась покинуть Россию. Цветаева последо­
вала за мужем в изгнание. Но обе поэтессы были му­
чительно несчастливы, и немалую роль в этом несча­
стье сыграл сделанный ими выбор.
Голоса Цветаевой и Ахматовой тоже различны.
Голос Цветаевой имел много тонов. Ее стихи отлича­
ет сложная пунктуация, авторские переносы и ударения.
Страницы ее стихов пестрят тире и восклицательны­
ми знаками. Ахматова также часто использовала ал­
люзии, но ее стихи всегда очень строги, сдержанны и
точны.
Марина Ивановна Цветаева родилась в Москве в
1892 году в семье профессора Ивана Цветаева. Огромную роль в ее воспитании играла мать, умная женщина, обладавшая немалыми талантами. Мария Цве­
таева, урожденная Мейн, свободно владела четырьмя

I

^
^

Элен Файншшейн
3 72

иностранными языками. Если мать Ахматовой по­
стоянно пребывала в каком-то прекрасном сне, мать
Цветаевой буквально излучала энергию. Она была
одаренной пианисткой. Отец возлагал большие наде­
жды на музыкальную карьеру дочери. Но Мария по­
любила женатого мужчину, давно бросившего жену,
но так и не сумевшего получить развод. Их отноше­
ния прервались, и Мария вышла замуж за вдовца, про­
должавшего любить первую жену и целиком посвя­
тившего свою жизнь изучению истории искусств.
Мать Цветаевой была одинокой, печальной жен­
щиной. Она всегда сознавала, что не так красива, как
ее предшественница. Всю свою энергию она напра­
вила на образование своей первой дочери. Мария меч­
тала иметь сына, но быстро оценила таланты дочери.
Она представляла, что дочь сможет осуществить ее
неосуществившуюся мечту — стать концертирую­
щей пианисткой. И, добиваясь этой цели, мать была
деспотична, требовательна и порой даже жестока.
Если Ахматовой позволяли быть самой собой, никак
не ограничивая ее свободу на жарком юге, то Цве­
таеву постоянно контролировали. Она должна была
по четыре часа в день неукоснительно заниматься на
рояле. Когда же стала понятна ее любовь к литерату­
ре и поэзии, Марине перестали давать бумагу. Все по­
пытки писать стихи жестоко пресекались. Воспита­
ние Цветаевой вполне можно назвать спартанским.
Марина унаследовала страстную натуру матери. По­
сле смерти Марии уроки игры на фортепиано пре­
кратились, но страсть к совершенству сохранилась
навсегда. Как писала сама Цветаева: «После такой ма­
тери мне оставалось только одно: стать поэтом». (1)
В 1912 году Марина вышла замуж за красивого,
молодого Сергея Эфрона. Они знали друг друга с дет­
ства. И нициатором брака стала Цветаева. Эфрону

Анна Ахматова

исполнилось лишь семнадцать, он был на год моло­
же жены. Друзья всегда считали его более слабым в
этом браке. Сергей остался сиротой. Он подавал боль­
шие надежды как литератор и актер. Его брак с Цве­
таевой был единственным и на всю жизнь, несмотря
на большое количество увлечений Марины, в том чис­
ле связь с поэтессой Софией Парнок и пражский ро­
ман с русским эмигрантом Константином Родзевичем, который вдохновил Марину на создание двух
поэм — «Поэмы горы» и «Поэмы конца». (2)
Биографам бросается в глаза и еще одно различие
между Ахматовой и Цветаевой. Ахматова была очень
красива. Мужчины продолжали влюбляться в нее до
старости. Цветаева же, хотя и была самой значитель­
ной женщиной для всех тех, кто ее любил, никогда не
пользовалась повышенным мужским вниманием.
Невозмутимая мужественность Ахматовой ничем
не напоминала неуемную энергетику Цветаевой, и
все же у этих женщин было много общего. Бродский,
говоря о Сергее Эфроне, о его постоянно меняющих­
ся политических взглядах и неспособности найти ра­
боту, заключает: «Быть мужем великой поэтессы не
слишком сладко». (3).

П рим ечания
Глава первая. Санкт-Петербург, 1913
1. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 332.
2. С. Волков. История культуры Санкт-Петербурга с
основания до наших дней, М., Эксмо, 2004, стр. 180.
3. Orlando Figes. A People's Tragedy (London, 1996), p. 18.
4. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 332.
5. Среди наиболее значимых фигур русского футу­
ризма был Николай Николаевич Лунин, третий муж
Ахматовой.
6. С. Волков. История культуры Санкт-Петербурга с
основания до наших дней. М., Эксмо, 2004, стр. 225.
7. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 48.
8. Константин Поливанов. Анна Ахматова и ее ок­
ружение (Fayetteville, 1994), стр. 65; Теоргий Адамович.
Встречи с Анной Ахматовой.

374

9. Там же. Стр. 64.
10. Константин Поливанов. Анна Ахматова и ее
окружение (Fayetteville, 1994), стр. 130.
11. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 331.

13. С. Волков. История культуры Санкт-Петербурга
с основания до наших дней. М., Эксмо, 2004, стр. 230.
14. Константин Поливанов. Анна Ахматова и ее
окружение (Fayetteville, 1994), стр. 232.
15. Беседа с Элен Файнштейн. Франкфурт, 2003
16. М. Цветаева. Стихотворения и поэмы.
17. Там же.
Глава вторая. Стать Ахматовой
1. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 2, стр. 7.
2. Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М., Со­
гласие, 1997, т. 1, стр. 150.
3. А. Найман. Рассказы о Анне Ахматовой. М., Вагриус, 1999, стр. 36.
4. А. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М., Со­
гласие, 1997 т. 1, стр. 151.
5. А. Ахматова. Мои полвека.
6. Jessie Davies. Anna of All the Russias (Liverpool,
1989), p. 3.
7. Интервью с Элен Файнштейн, Франкфурт, 2003.
8. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 332.
9. Интервью с Элен Файнштейн.
10. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 26.
11. Там же. Стр. 122.
12. Больше об этом можно узнать из книги: Roberta
Reeder, Anna Akhmatova: Poet & Prophet (London, 1994).

Анна Ахматова

12. Надежда Мандельштам. Преданная надежда
(London, 1974), т. 2, стр. 453.

Элен Файншшейн

13. См. приложение.
14. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1996, т. 1.
15. Jessie Davies. Anna of All the Russias (Liverpool,
1989), p. 1.
16. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1996, т. 1.
17. Там же.
18. Однако в целом положение узников царских тю­
рем было лучше, чем можно предположить. Заключен­
ные могли читать книги и писать. Об этом свидетельст­
вует бывший узник коммунист Илья Оренбург.
19. Orlando Figes. A People’s Tragedy (London, 1996)
p. 96.
19*. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М.,
Правда, 1990, т. 2, стр. 179.
19** Там же. Стр. 183.
19*** Там же. Стр. 177.
20. Jessie Davies. Anna of All the Russias (Liverpool,
1989), p. 5.
21. «Новый мир», 1986, № 9, стр. 196—206. Евгений
Рейн подтвердил, что Ахматова назвала ГоленищеваКутузова своим первым любовником.
22. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 2, стр. 183.
23. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1996, т. 1, стр. 27.

3 76

24. Там же. Стр. 26.
25. «Николай Гумилев в воспоминаниях современ­
ников» под редакцией Вадима Крейда, стр. 33—34.
26. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 2, стр. 181.

28. 13 марта 1907 года.
28*. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М.,
Правда, 1990, т. 2, стр. 7.
28**. Там же. Стр. 179.
29. Там же. Стр. 185.
30. Н.С. Гумилев. «Отказ», сборник «Романтические
цветы».
31. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1996, т. 1, стр. 32.
32. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 2, стр. 179.

Анна Ахматова

27. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 2, стр. 184.

33. Там же, стр. 261.
34. Р.Д. Тименчик. Остров искусств. «Дружба наро­
дов», 1989, № 6, стр. 244.
35. Беседа Анатолия Наймана с Элен Файнштейн,
октябрь 2003.
36. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 2, стр. 182.
37. Там же. Стр. 186.
38. Интервью с Элен Файнштейн, 2003.
Глава третья. Брак с Гумилевым
1. Надежда Мандельштам считает, что родители Ах­
матовой не одобряли этого брака.
2. Ирина Одоевцева. На берегах Невы.

4. Ирина Одоевцева. На берегах Невы.
5. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1996, т. 1, стр. 38.

377

3. А. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М., Со­
гласие, 1997, т. 1, стр. 187.

Элен Файнгишейн

6. Н.С. Тумилев. Это было не раз, сборник «Жем­
чуга».
7. Н.С. Гумилев. Однажды вечером, сборник «Чужое
небо».
8. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 50.
9. Там же. Стр. 12.
10. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1996, т. 1, стр. 45.
11. Там же. Стр. 37.
12. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 30.
13. Там же. Стр. 29.
14. Там же. Стр. 31.
15. А. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 1, стр. 138.
16. П. Аукницкий. Acumiana. Встречи с Анной Ахма­
товой, 1924—1925, т. 1, стр. 141.
17. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 40.
18. Подобные предположения я позаимствовала в
книге Frances Laird «Swan Songs».
19. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1996, т. 1, стр. 43.
20. В то время было обнаружено еще несколько.
21. Николай Гумилев. О русской поэзии.

378

22. В. Недошивин. Петербург Анны Ахматовой.
23. О. Мандельштам. Слово и культура. М., 1987,
стр. 175.
24. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 28.

36. А. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 1, стр. 186.
37. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 72.
38. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1996, т. 1, стр. 71.
39. Там же. Стр. 67.
40. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 46.
41. Там же. Стр. 47.
42. Там же. Стр. 50.
43. Там же. Стр. 71.
44. Впоследствии он стал ее третьим мужем.

Анна Ахматова

27*. H.C. Тумилев. «Она», сборник «Чужое небо».
28. Н.С. Гумилев. Письма.
29. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториа/vУРСС, 1996, т. 1, стр. 66.
30. Там же. Стр. 55.
31. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 48.
32. John Malmstad, Nikolay Bogomolov. Mikhail Kuz­
min: A Life in Art. Boston, 1999, p. 174.
33. Интервью с Элен Файнштейн, 2003.
34. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 54.
35. Там же.

379

25. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 2, стр. 35.
26. Так предполагает Катриона Келли (Catriona Kelly.
A History of Russian Women's Writing, 1820—1992.
Oxford, 1994).
27. Интервью с Элен Файнштейн.

Элен Файнштейн

45. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 118.
45*. Там же. Стр. 188.
46. Там же. Стр. 96.
Глава четвертая. Петроград
1. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Правда,
1990, т. 1, стр. 106.
2. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1996, т. 1, стр. 76.
3. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Правда,
1990, т. 2, стр. 138.
4. Н. С. Гумилев. Записки кавалериста.
5. Н. С. Гумилев. Письмо к М.Л. Лозинскому от 1
ноября 1914 г.
6. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 98.
7. Orlando Figes. A People’s Tragedy (London, 1996)
p. 2 5 3 .

8. В.В. Маяковский. Вам!
9. О. Берггольц. Сто сорок солнц... — «Литературная
Россия», 1963, № 129, 19 июля.
10. Не менее 1 700 000 человек, хотя эти цифры до­
вольно относительны. Предполагается, что потери Рос­
сии в Первой мировой войне превысили 2 000 000 че­
ловек.

380

11. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 45.
12. Там же. Стр. 73.
13. Ежегодник рукописного отдела Пушкинского
Дома на 1974 год. Л.: Наука, 1976, стр. 55—56.

15. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1996, т. 1, стр. 86.
16. М Цветаева. Стихи.
16*. Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 2, стр. 329.

Анна Ахматова

14. А. Ахматова. Сочинения в двух томах, М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 99.

17. Там же. Стр. 79.
18. Там же.
19. Ю. А. Сазонова-Слонимская. Николай Владими­
рович Недоброво. Опыт портрета.
20. Аазаръ Флейшман. Из ахматовских материалов в
архиве Гуверовского института. Ахматовский сборник
под ред. С. Дедюлина и Габриеля Суперфина. Париж,
1989. Издательство Института славяноведения. Т. XXXV,
стр. 174.
21. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 104.
22. В. М. Жирмунский. Преодолевшие символизм.
Анна Ахматова.
23. Н. Недоброво. Анна Ахматова.
24. А. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 1, стр. 124.

26. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 110.
27. См.: Angelica Garnett. Among the Bohemians:
Experiments in Living 1900—1930 (London, 2002).

381

25. См.: Angelica Garnett. Among the Bohemians:
Experiments in Living 1900—1930 (London, 2002);
Deceived with Kindness: A Bloomsbury Childhood
(London, 1984).

Элен Файнгишейн

28. Roberta Reeder. Anna Akhmatova: Poet & Prophet
(London, 1994), p. 96.
29. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 104.
30. Frances Laird. Swan Songs: Akhmatova and Gu­
milyov (London, 2002), p. 285.
Глава пятая. Революция.
1. M. Цветаева. Нездешний вечер.
2. Orlando Figes. A People's Tragedy (London, 1996)
p. 283.
3. Orlando Figes. A People's Tragedy (London, 1996)
p. 300.
4. Orlando Figes. A People's Tragedy (London, 1996)
p. 351.
5. Orlando Figes. A People's Tragedy (London, 1996)
p. 369.
6. «Родина», № 9, 2001 г.
7. А. Ахматова. Стихотворения и поэмы. М., Совет­
ский писатель, 1976, стр. 148.
8. Там же. Стр. 129.
9. Там же. Стр. 130.
10. Там же. Стр. 128.
11. А. Найман. Рассказы об Анне Ахматовой. М„ Вагриус, 1999, стр. 118.

382

12. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 131.
13. А. Хейт. Анна Ахматова. Поэтическое странст­
вие.
14. А. Найман. Рассказы об Анне Ахматовой. М.,
Вагриус, 1999, стр. 118.

16. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 97.
17. Там же. Стр. 89.
18. Борис Анреп. О черном кольце.

Анна Ахматова

15. Lois Oliver, Boris Anrep: the National Gallery
Mosaics (London, 2004), p. 50.

19. Роберта Ридер в разговоре с Элен Файнштейн в
2004 году предположила, что, даже если это и было, то
не повлияло на нее.
20. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 110.
21. Телефонный разговор с Элен Файнштейн, июнь
2004.
22. О. Мандельштам. Стихи.
23. Там же.
24. Roberta Reeder. «Апиа Akhmatova: Poet & Prophet
( London,, 1994), p. 112.
25. M. Цветаева. Октябрь в вагоне.
26. А. Блок. Десять поэтических книг. М., Москов­
ский рабочий, 1980, стр. 408.
27. Там же. Стр. 412.
28. Roberta Reeder. Anna Akhmatova: Poet & Prophet
(London, 1994), p. 112.
Глава шестая. Голодное врелля

2. А. Найман. Рассказы об Анне Ахматовой. М., Вагриус, 1999, стр. 109.
3. «Родина», № 9, 2001 г.

383

1. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 75.

Элен Файнштейн

4. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1998, т. 2, стр. 14.
5. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 118.
6. Электронное письмо от Е. Рейна Элен Файн­
штейн.
6* А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 133.
7. А. Хейт. Анна Ахматова. Поэтическое странствие.
7* А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 138.
8. Там же. Стр. 133.

384

9. Там же. Стр. 134.
10. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1998, т. 2, стр. 17.
11. А. Найман. Рассказы об Анне Ахматовой. М., Вагриус, 1999, стр. 109
12. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 150.
13. А. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 1, стр. 134.
14. М. Цветаева. Письмо В.В. Розанову от 7 марта
1914 года.
15. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1998, т. 2, стр. 16.
16. Там же.
17. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 2, стр. 157.
18. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1998, т. 2, стр. 16.
19. П. Аукницкий. Встречи с Анной Ахматовой, т. 1
(март 1925).

Анна Ахматова

20. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1998, т. 2, стр. 19.
21. В. Ходасевич. Некрополь, очерк «Гумилев и
Блок».
22. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1998, т. 2, стр. 20.
23. Там же.
24. А. Ахматова. Письмо к М.И. Цветаевой, май
1921.
25. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 163.
26. А. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 1, стр. 94.
27. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 99.
28. Там же. Стр. 173.
29. С. Аавров. Судьба и идеи.
30. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 161.
31. Там же. Стр. 164.
32. Там же. Стр. 165.
33. А. Найман. Интервью с Элен Файнштейн. Франк­
фурт, сентябрь 2003.
34. Там же.
35. А. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 1, стр. 88.
36. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 148.
37. Там же. Стр. 99.
38. А.О. Белоусов. Воспоминания учителя. (Опубли­
ковано на сайте www.tstu.ru/koi/tambov/lcirsanov/
source/ belous/belous.html.)
39. В. Ходасевич. Некрополь, очерк «Гумилев и Блок».

^

Элен Файнгишейн

40. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 167.
41. Там же. Стр. 162.
42. С. Аавров. Судьба и идеи.
43. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 168.
44. П. Аукницкий. Встречи с Анной Ахматовой, т. 1
(март 1925).
45. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 149.
46. Там же. Стр. 147.
47. Я помню, что мне было трудно с этим согласить­
ся, когда Исайя Берлин рассказывал мне об этом в Ри­
ме в 1987 г.
48. Об этом можно прочитать в книге Orlando Figes
«А People's Tragedy».
Глава седьмая. Неверность
1. S. Monas and J. Green Krupala (eds), The Diaries of
Nikolay Punin 1904—1953 (Austin, Texas, 1999); H. Пу­
чин. Мир светел любовью. М.: Артист. Режиссер. Театр.
2000 .
2. Monas and Krupala, р. 60.
3. Н. Пучин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 132.
4. Там же.
5. Там же. Стр. 129.
6. Там же. Стр. 102.
7. Monas and Krupala, р. 47.
8. Там же. Стр. 112.
9. Monas and Krupala, р. 73.

10* H. Пучин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 77.
10** Там же. Стр. 135.
11. Monas and Krupala, р. 82.
12. Н. Пучин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 156.

Анна Ахматова

10. Monas and Krupala, p. 79.

13. Там же.
14. Там же. Стр. 168.
15. Там же. Стр. 162.
16. Там же. Стр. 161.
17. Там же.
18. Там же. Стр. 162.
19. Там же.
20. Там же. Стр. 161.
21. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 242.
22. Там же.
23. Н. Пучин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 163.
24. Там же. Стр. 164.
25. Там же. Стр. 165.
26. Там же. Стр. 168.
27. Там же.
28. Monas and Krupala, р. 103.
29* H. Пучин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 180.
30. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 155.

38 7

29. Monas and Krupala, p. 91.

Элен Файтишейн

30* Н. Пучин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 181.
31. Там же. Стр. 183.
32. Там же. Стр. 177.
33. Там же. Стр. 190.
34. Там же. Стр. 191.
35. Там же. Стр. 196.
36. Monas and Krupala, р. 116.
37. Б. Эйхенбаум. Анна Ахматова. Опыт анализа.
38. Л. Троцкий. Литература и революция. М., 1924,
стр. 30—31.
39. Н. Пучин. Революция без литературы.
40. А. Хейт. Анна Ахматова. Поэтическое странст­
вие.
41. А. Коллонтай. Письма к трудящейся молодежи.
Письмо третье «О «Драконе» и «Белой птице».
42. Н. Пучин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 1973.
43. Там же. Стр. 172.
44. Там же. Стр. 212.
44* Там же. Стр. 225.
45. Monas and Krupala, р. 135.
45* А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М.,
Правда, 1990, т. 1, стр. 184.
45** Там же. Стр. 165.
388

46. Там же. Стр. 185.
47. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1998, т. 2, стр. 77.
48. Там же. Стр. 79.

50. К. Чуковский. Ахматова и Маяковский.
51. Их можно увидеть в Музее Ахматовой в Фонтан­
ном доме, Санкт-Петербург.
51*. Н. Пунин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 229.

Анна Ахматова

49. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 146.

52. Там же. Стр. 230.
53. Многие отрицают этот факт, но он вполне согла­
суется с воспоминаниями жены Льва Гумилева, Ната­
льи, опубликованными в книге С. Лаврова «Судьба и
идеи».
53*. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М.,
Правда, 1990, т. 2, стр. 161
54. Н. Пунин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 242.
55. Там же.
56. Там же. Стр. 252.
57. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1998, т. 2, стр. 93.
58. Н. Пунин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 162.
59. Интервью с Элен Файнштейн. Санкт-Петербург,
2003.
Глава восьмая. Фонтанный дом
1. Заметка в Музее Ахматовой, Санкт-Петербург.
3. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1998, т. 2, стр. 77.
4. Там же.

389

2. Там же.

Элен Файнштейн

5. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 153.
6. Там же. Стр. 153.
7. О. Мандельштам. Стихи.
8. Monas and Krupala, р. 97.
9. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1998, т. 2, стр. 77.
10. И. Пунин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 246.
10* Там же. Стр. 252.
11. Там же. Стр. 241.
12. Евгений Замятин — автор ряда сатирических
романов («Мы»).
12* Н. Пунин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 262.
13. Ахматова действительно получила степень в
Оксфорде, хотя и намного позже.
14. П. Аукницкий. Мои встречи с Анной Ахматовой.
1926—1927, запись от 22 января 1926 г.
15. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1998, т. 2, стр. 96.
16. Н. Пунин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 245.
17. Monas and Krupala, р. 174.
18. П. Аукницкий. Мои встречи с Анной Ахматовой.
1924—1925.
19. Я. Пунин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр. 2000, стр. 264.
390

20. Там же.
21. Monas and Krupala, р. 175
22. Я. Пунин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 264.

24. П. Аукпицкий. Мои встречи с Анной Ахматовой.
1926—1927, запись от 9 февраля 1926 г.
Глава девятая.
«Вегетарианские времена» 1928—1933

Анна Ахматова

23. Roberta Reeder. Anna Akhmatova: Poet & Prophet
(London, 1994), p. 192.

* А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Правда,
1990, т. 1, стр. 192.
1. А. Хейт. Анна Ахматова. Поэтическое странствие.
2. Константин Поливанов. Анна Ахматова и ее ок­
ружение (Fayetteville, 1994), стр. 143.
3. А. Гинзбург. Ахматова. Несколько страниц воспо­
минаний, 1977.
4. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1998, т. 2, стр. 80.
5. А. Гинзбург. Ахматова. Несколько страниц воспо­
минаний, 1977.
6. См.: Е. Feinstein. Pushkin (London, 1998); Serena
Vitale. Pushkin's Button (1998).
7. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 1998, т. 2, стр. 96.
8. Там же. Стр. 107.
9. Там же. Стр. 115.
10. Там же. Стр. 124.

13. Статья Николая Лунина. «Искусство коммуны»,
№ 1, декабрь 1918 г. (цитируется по книге С. Лавров
«Судьба и идеи»).
14. Интервью с Элен Файнштейн. Москва, сентябрь
2003.

391

11. С. Аавров. Судьба и идеи.
12. Там же.

Элен Файнштейн

15. Записано в Музее Ахматовой.
16. С. Лавров. Судьба и идеи.
17. Интервью с Элен Файнштейн. Санкт-Петербург,
сентябрь 2003.
18. Там же.
19. В сегодняшней России подобные взгляды весьма
непопулярны.
20. Интервью с Элен Файнштейн, сентябрь 2003.
21. С Лавров. Судьба и идеи.
22. См. примечания к стр. 203.
23. Интервью с Элен Файнштейн, сентябрь 2003.
24. См. примечания к стр. 223.
25. Simon Sebag Montefiore. Stalin: the Court of the
Red Tsar (London, 2003), p. 79.
26. Roberta Reeder. Anna Akhmatova: Poet & Prophet
(London, 1994), p. 180.
27. Roberta Reeder. Anna Akhmatova: Poet & Prophet
(London, 1994), p. 189.
28. Интервью с Элен Файнштейн. Санкт-Петербург,
сентябрь 2003.
29. См. примечания к стр. 113.
30. Константин Поливанов. Анна Ахматова и ее
окружение (Fayetteville, 1994), стр. 144.
31. А. Лхматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 180.

392

32. Там же.
33. Э. Терштейн. Мемуары. СПб., Инапресс, 1998,
стр. 48.
34. Там же. Стр. 203.
34* Там же.

36. Э. Терштейн. Мемуары. СПб., Инапресс, 1998,
стр. 215.
Глава десятая. Террор 1933—1938
1. Интервью с Элен Файнштейн, сентябрь 2003.

Анна Ахматова

35. Интервью с Элен Файнштейн. Санкт-Петербург.
2003.

2. Roberta Reeder. Anna Akhmatova: Poet & Prophet
(London, 1994), p. 202.
3. H. Манделъштам. Воспоминания. M., Согласие,
1999, стр. 86.
4. Там же. Стр. 53.
5. Там же. Стр. 48.
6. Там ж е Стр. 230.
7. Там же. Стр. 16.
8. Там же.
9. Виталий Шенталинский. Из литературных архи­
вов КГБ.
10. Simon Sebag Montefiore. Stalin: the Court of the
Red Tsar (London, 2003) p. 134.
11. С. Лавров. Судьба и идеи.
12. Каминская утверждала, что свидетельства тому
можно найти в архивах НКВД, которые она сама ви­
дела. Однако доступа к документам мы так и не полу­
чили.
14. Пастернак ссылается на телефонный разговор со
Сталиным, состоявшийся после отправки им письма о
судьбе Мандельштама.
15. С. Лавров. Судьба и идеи.
16. Там же.

393

13. С. Лавров. Судьба и идеи.

Элен Файнгитейн

17. С. Лавров. Судьба и идеи..
18. Э. Терштейн. Мемуары. СПб., Инапресс, 1998,
стр. 219.
19. Там же. Стр. 242.
20. С. Аавров. Судьба и идеи.
20* Э. Терштейн. Мемуары. СПб., Инапресс, 1998,
стр. 220.
20** Там же. Стр. 220.
21. Там же. Стр. 221.
22. Интервью с Элен Файнштейн, 2003.
23. Simon Sebag Montefiore Stalin: the Court of the
Red Tsar (London, 2003), p. 166.
24. Э. Терштейн. Мемуары. СПб., Инапресс, 1998,
стр. 232.
25. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 181.
26. Н. Лунин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 334.
27. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 193.
28. Э. Терштейн. Мемуары. СПб., Инапресс, 1998,
стр. 240.
28* Там же. Стр. 230.

394

29. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 2, стр. 173.
30. Э. Терштейн. Мемуары. СПб., Инапресс, 1998,
стр. 250.
31. С. Аавров. Судьба и идеи.
32. Там же.

34. П.С. Позднякова (ред.). В.Г. Гаршин.
35. Там же.
36. Там же.
37. Там же.
38. Там же.
39. С. Аавров. Судьба и идеи.
40. Каминская считает, что Пунин именно поэтому
попросил Ахматову перебраться в маленькую детскую
комнату.
41. Аманда Хейт. Анна Ахматова. Поэтическое
странствие. М., Радуга, 1991.
Глава одиннадцатая. Агнец
* А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Правда,
1990, т. 1, стр. 197.
1*. Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 1, стр. 17.
1. Там же. Стр. 20.
2. Там же. Стр. 38.
3. С. Аавров. Судьба и идеи.
4. Там же.
5. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 2, стр. 173.
6. С. Аавров. Судьба и идеи.
7. А. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М., Со­
гласие, 1997, т. 1, стр. 44.
8. Там же.
9. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 196.

Анна Ахматова

33. Э. Терштейн. Мемуары. СПб., Инапресс, 1998,
стр. 250.

Элен Файтишейн

10. «Источник», № 1, 1999, стр. 80.
11. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 2001, т. 3, стр. 36.
12. Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 1, стр. 42.
13. Там же. Стр. 43.
13*. Там же.
14. Э. Терштейн. Мемуары. СПб., Инапресс, 1998,
стр. 197.
15. Как говорила мне Джена Хаулетт.
16. Часть этого письма была показана мне профес­
сором Валентиной Полухиной.
17. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 197.
18. Там же. Стр. 199.
19. Там же. Стр. 198.
20. Там же.
20*. Там же. Стр. 200.
21. Там же.
22. Там же.
23. Там же. Стр. 201.
24. Там же. Стр. 203.
25. А. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 1, стр. 34.
26. См. примечания к стр. 185.

396

27. Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 1, стр. 63.
28. См. примечания к стр. 173.
29. «Звезда», 1991, № 8, стр. 228.
29* А. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 1, стр. 66.

31. Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 1, стр. 88.
32. Там же. Стр. 97.
33. Там же. Стр. 93.

Анна Ахматова

30. Цитируется по примечаниям: Л. Чуковская. За­
писки об Анне Ахматовой. М., Согласие, 1997, т. 1, стр.
326.

34. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 161.
35. Там же. Стр. 147.
36. Там же. Стр. 260.
36* А. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 1, стр. 204.
37. Там же. Стр. 206.
37*. Там же. Стр. 183.
38. Там же. Стр. 219.
39. И. Кудрова. Гибель Марины Цветаевой.
40. Там же.
41. Там же.
42. Аманда Хейт. Анна Ахматова. Поэтическое
странствие. М., Радуга, 1991.
43. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 2001, т. 3, стр. 55.
44. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 256.

1. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 208.
2. Simon Sebag Montefiore Stalin: the Court of the Red
Tsar (London, 2003), p. 266.

397

Глава двенадцатая. Война

Элен Файнгишейн

3. Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М., Со­
гласие, 1997, т. 1, стр.47.
4. Известный галерейгцик. Знаменитый художник,
носивший ту же фамилию, к этому времени жил во
Франции.
5. См. примечания к стр. 176.
6. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 204.
7. Там же. Стр. 205.
8. Если воспоминание Пунина верно, значит, в нача­
ле войны Ахматова находилась в Ленинграде.
9. Аманда Хейт. Анна Ахматова. Поэтическое
странствие. М., Радуга, 1991 (Аукницкий П. Сквозь всю
блокаду. Л., 1964, стр. 42).
10. Там же. Стр. 99.
11. Я. Лунин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 345.
12. Там же. Стр. 346.
13. Вера Инбер. Ленинградский дневник.
14. Я. Лунин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 347.
15. Вера Инбер. Ленинградский дневник.
16. Интервью с Элен Файнштейн, Санкт-Петербург,
2003.
17. Я. Лунин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 349.

398

18. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Эдиториал УРСС, 2001, т. 3, стр. 58.
19. Там же. Стр. 60.
20. Я Лунин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 348.

22. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 208.
23. Ежегодный журнал Пушкинского Дома, 1974,
стр. 70—71.

Анна Ахматова

21. Вероятно, продукты были куплены в специаль­
ном магазине для номенклатуры, который действовал в
первые дни блокады.

23* А. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 1, стр. 233.
24. Н. Лунин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 352.
25. И. Кудрова. Гибель Марины Цветаевой (Ариадна
Эфрон. О Марине Цветаевой. Воспоминания дочери.
М., Сов. писатель, 1989, с. 455).
26. И. Кудрова. Гибель Марины Цветаевой (А. И. Чу­
ковская. Воспоминания, стр. 537).
27. И. Кудрова. Гибель Марины Цветаевой.
28. А.Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 187.
29. М. Алигер. Тропинка во ржи. М., 1980.
30. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 262.
31. Там же.
32. А. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 1, стр. 427.
33. Там же. Стр. 437.
35. Там же. Стр. 129.
36. Там же.
37. Д. Щеглов. Ф. Раневская. Монолог.

399

34. Там же. Стр. 25.

Элен Файншшейн

38. Фаина Раневская. Случаи, шутки, афоризмы.
М. Захаров, 1998.
39. Ф. Раневская. Судьба-шлюха.
40. Там же.
41. Интервью с Элен Файнштейн, Санкт-Петербург,
сентябрь 2003.
42. Ф. Раневская. Судьба-шлюха.
43. Там же.
44. Там же.
45. Czapski J. Terre inhumaine. Paris, 1949, p. 180—
184 (цитируется по книге: А. Хейт. Анна Ахматова.
Поэтическое странствие. М., Радуга, 1991).
46. Roberta Reeder. Anna Akhmatova: Poet & Prophet
(London, 1994), p. 326.
47. А.Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 287.
48. Franklin Simon. «New Light on a Poem by Anna
Akhmatova? Notes on the Txtology of Recollection.
Oxford Slavonic Papers: New Series, vol XXXI (1998)
p. 98.
49. Там же.
50. Аманда Хейт. Анна Ахматова. Поэтическое
странствие. М., Радуга, 1991.
51. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 209.
52. Там же. Стр. 19.
53. Там же. Стр. 253.
54. И. Лунин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 354.
54* Там же. Стр. 354.

56. Там же. Стр. 359.
57. РГААИ, ф. 13.
58. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 2, стр. 202.
59. С. Аавров. Судьба и идеи.

Анна Ахматова

55. Н. Лунин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 355.

60. С. Аавров. Судьба и идеи. Письмо А. Гумилева к
П. Савицкому. 23 января 1957 г.
61. И. Пучин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 369.
62. Там же. Стр. 370.
63. Там же.
64. Там же. Стр. 373.
65. Там же. Стр. 393.
66. См. примечания к стр. 116.
67. Roberta Reeder. Anna Akhmatova: Poet & Prophet
(London, 1994), p. 280.
68. П.С. Позднякова (ред.). В.Г. Гаршин.
69. О. И. Рыбакова. Грустная правда.
70. Ю.И. Будыко. История одного посвящения. «Рус­
ская литература», 1994, № 1, стр. 235—238.
71. Э. Берштейн. Мемуары. СПб., Инапресс, 1998,
стр. 197.
72. Там же. Стр. 199.
73. Там же. Стр. 200.

1. Интервью Элен Файнштейн с Д. Бобышевым, ав­
густ 2003.
2. М. Цветаева. Поэма конца.

401

Глава тринадцатая. Мир

Элен Файнгитейн

3. И. Пучин. Мир светел любовью. М.: Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 393.
4. Э. Терштейн. Мемуары. СПб., Инапресс, 1998,
стр. 355.
5. С. Островская. Воспоминания об Анне Ахмато­
вой. 1944—1950. Перевод на английский Джесси Дэ­
вис. Ливерпуль, 1988. Приложение Маргариты Алигер,
стр. 78.
6. О. Калугин. Дело КГБ на Анну Ахматову. Госбезо­
пасность и литература на опыте России и Германии
(СССР и ГДР). М.: Рудомино, 1994, стр. 72—79.
7. Georgy Dalos. The Guest from the Future: Anna
Akhmatova and Isaiah Berlin. London, 2000, p. 28.
8. С. Островская. Воспоминания об Анне Ахмато­
вой. 1944—1950. Перевод на английский Джесси Дэ­
вис. Ливерпуль, 1988, стр. 1.
9. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 263.
10. С. Островская. Воспоминания об Анне Ахмато­
вой. 1944—1950. Перевод на английский Джесси Дэ­
вис. Ливерпуль, 1988, стр. 6.
11. Там же. Стр. 27.
12. Там же. Стр. 47.
13. Там же.Стр. 44.
14. В частности, для Ричарда Маккейна. Анатолий
Найман не помнит, чтобы Островская о нем упоми­
нала.

40 2

15. См. примечания к стр. 237—242.
16. О. Калугин. Дело КГБ на Анну Ахматову. Гос­
безопасность и литература на опыте России и Герма­
нии (СССР и ГДР). М.: Рудомино, 1994, стр. 72—79.
17. С. Островская. Воспоминания об Анне Ахмато-

18. И. Берлин. Из воспоминаний «Встречи с русски­
ми писателями».
19. Michael Ignatieff Isaiah Berlin. London, 1998.
20. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 230.

Анна Ахматова

вой. 1944 — 1950. Перевод на английский Джесси Дэ­
вис. Ливерпуль, 1988, стр. 49.

21. Там же. Стр. 231.
22. Там же.
23. Там же.
24. Там же. Стр. 269.
25. А. Демидова. Ахматовские зеркала.
26. Сокращенная стенограмма выступления А. Жда­
нова на собрании партийного актива и на собрании
писателей в Ленинграде.
27. С. Гитович. Об Анне Андреевне, 1970.
28. Д. Бабиченко. Жданов, Маленков и дело ленин­
градских журналов. «Вопросы литературы», 1993, № 3,
стр. 201—214.
29. К. Чуковский. Дневник. 1930—1969. М., 1994,
стр. 211 (цитируется по книге: С. Лавров. Судьба и
идеи).
30. Ф. Раневская. Судьба-шлюха.
31. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Индрик, 2003, т. 4, стр. 59.
32. Записи из архивов КГБ № 735—749.
34. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой. М., Индрик, 2003, т. 4, стр. 61.
35. Там же. Стр. 62.
36. С. Лавров. Судьба и идеи.

403

33. С. Лавров. Судьба и идеи.

Элен Файнштейн

37. И. Лунин. Мир светел любовью. М., Артист. Ре­
жиссер. Театр, 2000, стр. 429.
38. Э. Герштейн. Мемуары. СПб., Инапресс, 1998,
стр. 453.
39. Там же. Стр. 324.
39* Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 2, стр. 43.
40. Девушка, которую Эмме Герштейн представили
как невесту Гумилева.
41. Э. Герштейн. Мемуары. СПб., Инапресс, 1998,
стр. 350.
42. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 254.
43. Э. Герштейн., Мемуары. СПб., Инапресс, 1998,
стр. 358.
44. Там же. Стр. 354.
44* Там же. Стр. 360.
45. Там же. Стр. 356.
46. Там же. Стр. 359.
46* Там же. Стр. 360.
47. С. Аавров. Судьба и идеи.
48. Э. Герштейн. Мемуары. СПб., Инапресс, 1998,
стр. 355.
49. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой, т. 3 (цитируется по журналу «Звезда»,
1994, № 4 , стр. 180—181).
50. Э. Герштейн. Мемуары. СПб., Инапресс, 1998,
стр. 357.
51. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой, т. 3 (цитируется по журналу «Звезда»,
1994, № 4, стр. 182).

53. Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 2, стр. 149.
54. Э. Тершшейн. Мемуары. СПб., Инапресс, 1998,
стр. 351.
55. М. Ардов. Легендарная Ордынка, часть 2. «Новый
мир», 1994, № 5.
Глава четырнадцатая. Оттепель
1. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 320.
2. Р. Тименчик. Рижский эпизод в «Поэме без героя»
Анны Ахматовой. «Даугава», 1984, № 2.
3. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 321.
4. Там же.
5. Там же. Стр. 322.
6. Там же. Стр. 324.
7. Там же. Стр. 330.
8. Там же. Стр. 324.
8* Там же.
8**. Там же. Стр. 331.
9. Там же. Стр. 335.
9* Там же.
10. Там же.
11. Там же. Стр. 338.
12. там же. Стр. 343.
13. Там же. Стр. 344.

Анна Ахматова

52. В. Черных. Летопись жизни и творчества Анны
Ахматовой, т. 3 (цитируется по журналу «Звезда»,
1994, № 4, стр. 182).

Элен Файнштейн

14. Когда я рассказала об этом его сыну, Евгению, в
2003 году, он сказал что большая теплота Пастернака в
отношении Цветаевой могла объясняться тем, что у
них когда-то был роман.
15. Интервью с Элен Файнштейн. Москва, сентябрь
2003 г.
16. Эту историю рассказала мне в 70-е годы Вера
Трайль, а затем подтвердили Чуковская и Ридер.
17. Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 2, стр. 87.
18. Там же. Стр. 271.
19. Так он говорил мне, когда мы в 1978 году были
на могиле Пастернака.
20. Исайя Берлин подтвердил мне историческую
правоту Пастернака во время нашей встречи в Риме.
20* Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 2, стр. 341.
21. Там же. Стр. 404.
22. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 252.
23. Интервью с Элен Файнштейн, сентябрь 2003.
24. Аманда Хейт. Анна Ахматова. Поэтическое
странствие. М., Радуга, 1991.
25. А. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 2, стр. 348.
25*. Там же. Стр. 287.
26. С. Волков. Беседы с Иосифом Бродским. М., Эксмо, 2004, стр. 485.
27. Там же. Стр. 466.
28. Там же. Стр. 465.
29. А. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 2, стр. 375.

31. Там же.
32. Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М.,
Согласие, 1997, т. 2, стр. 479.
33. Там же. Стр. 462.
34. Интервью с Элен Файнштейн, сентябрь 2003.
35. Там же.
36. С. Волков. Беседы с Иосифом Бродским. М., Эксмо, 2004, стр. 415.
37. Там же. Стр. 417.
38. Там же. Стр. 436.
39. Там же. Стр. 447—448.
40. Интервью с Элен Файнштейн.
41. Электронное письмо Элен Файнштейн, 2003.
42. Беседа с Элен Файнштейн.
43. Анатолий Найман. Рассказы о Анне Ахматовой.
М, Вагриус, 1999.
44. Там же. Стр. 16.
45. Интервью с Элен Файнштейн, 2003.
46. Там же.
47. Там же.
48. По крайней мере, так он сказал в нашей беседе
в 2003 году.
49. А. Найман. Рассказы о Анне Ахматовой. М., Ваг­
риус, 1999, стр. 31.
50. Интервью с Элен Файнштейн, 1978.
51. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 50.
52. Электронное письмо Элен Файнштейн.

Анна Ахматова

30. Интервью с Элен Файнштейн.

Элен Файнгишейн

53. С. Волков. Беседы с Иосифом Бродским. М., Эксмо, 2004, стр. 173.
54. Интервью с Элен Файнштейн.
Глава пятнадцатая. Последние годы
1. А. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. М., Со­
гласие, 1997, т. 2, стр. 533.
1* Там же. Стр. 562.
2. См. примечания к стр. 81.
3. Интервью с Элен Файнштейн.
4. Впоследствии он стал редактором сборника сти­
хов Ахматовой, вышедшего в серии «Библиотека по­
эта».
5. А. Найман. Рассказы об Анне Ахматовой. М., Вагриус, 1999, стр. 230.
6. Там же. Стр. 255.
7. Там же. Стр. 245.
7* Там же. Стр. 236.
8. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 294.
9. Там же. Стр. 291.
10. Интервью с Элен Файнштейн.
11. Беседа с Элен Файнштейн, Нью-Йорк, 1978.
11*. А. Найман. Рассказы об Анне Ахматовой. М.,
Вагриус, 1999, стр. 193.

40 8

12. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 299.
13. Там же. Стр. 300.
14. Там же. Стр. 241.
15. С. Аавров. «Судьба и идеи».

17. Там же. Стр. 17.
17*. А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М.,
Правда, 1990, т. 2, стр. 251.
18. А. Найман. Рассказы об Анне Ахматовой. М.,
Вагриус, 1999, стр. 159.

Анна Ахматова

16. А. Найман. Рассказы об Анне Ахматовой. М.,
Вагриус, 1999, стр. 16.

19. Там же. Стр. 245.
20. Там же. Стр. 246.
21. Там же. Стр. 248.
22. Roberta Reeder. Anna Akhmatova: Poet & Prophet
(London, 1994), p. 496.
23. По крайней мере, так сообщила мне сама леди
Берлин.
24. Интервью Элен Файнштейн с леди Берлин, март
2004 г.
25. Там же.
26. Там же.
27. Marialina Frasini. Il viaggio in Inghilterra di Anna
Akhmatova@ (Tesi di Laurea, Unversita Degli Srudi di
Macerata).
28. Константин Поливанов. Анна Ахматова и ее
окружение (Fayetteville, 1994), стр. 130.
29. Слова Анны Уоллхейм в разговоре с Элен Файн­
штейн.
31. А. Найман. Рассказы об Анне Ахматовой. М., Ваг­
риус, 1999, стр. 259.
32. Там же. Стр. 262.
33. Там же. Стр. 259.

409

30. Интервью с Элен Файнштейн, 2004 г.

Элен Файншшейн

Глава шестнадцатая. Прощание
1. С. Волков. Беседы с Иосифом Бродским. М., Эксмо, 2004, стр. 484.
2. М. Ардов. Легендарная Ордынка. «Новый мир»,
1994, № 5.
3. Reeder, р. 503.
4. С. Волков. Беседы с Иосифом Бродским. М., Эксмо, 2004, стр. 490.
5. Интервью с Элен Файнштейн.
6. Электронное письмо Элен Файнштейн, январь
2005.
7. Там же.
8. Интервью с Элен Файнштейн. Франкфурт, 2003.
9. Там же.
10. С. Аавров. Судьба и идеи.
11. Интервью с Элен Файнштейн. Франкфурт, 2003.
12. А. Найман. Рассказы об Анне Ахматовой. М., Вагриус, 1999, стр. 293.
13. Там же. Стр. 299.
14. Э. Тершшейн. Мемуары. СПб., Инапресс, 1998,
стр. 351.
15. Сегодня эта коллекция хранится в Российской
национальной библиотеке в Москве.
Эпилог

410

1* А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 1, стр. 30.
1. Электронное письмо от доктора Джены Хаулетт.
Кембриджский университет, октябрь 2004.
2. Michael Ignatieff. The day A Sexual Ingenue Met
Russia's Fabled Seductress. The Times 10.10.98. (Цитиру-

Анна Ахматова

ется в книге Marialina Frasini «II viaggio in Inghilterra
di Anna Akhmatova» (Tesi di laurea, Universita Degli
Studi di Macerata), p. 107.)

3.
А. Ахматова. Сочинения в двух томах. М., Прав­
да, 1990, т. 2, стр. 109.
Приложение. Марина Ивановна Цветаева
1. М. Цветаева. Мать и музыка. (Цитируется по из­
данию: М. Цветаева. Собрание сочинений. В 7 т. М., Эл­
лис Лак, 1994—1995 гг).
2. М. Цветаева. Собрание сочинений. В 7 т. М., Эл­
лис Лак, 1994—1995 гг.
3. С. Волков. Диалоги с Иосифом Бродским. М., Эксмо, 2004, стр. 81.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ................................................................. 5
БЛАГОДАРНОСТИ............................................................6
ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ.............................................. 9
Глава 1
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, 1 9 1 3 .............................................. 10
Глава 2
СТАТЬ АХМАТОВОЙ...................................................... 23
Глава 3
БРАК С ГУМИЛЕВЫМ...................................................... 46
Глава 4
ПЕТРОГРАД.......................................................................72
Глава 5
РЕВОЛЮЦИЯ................................................................. 90
Глава 6
ГОЛОДНОЕ ВРЕМЯ......................................................... 107
Глава 7
НЕВЕРНОСТЬ..................................................................133

412

Глава 8
ФОНТАННЫЙ ДОМ...................................................... 159
Глава 9
«ВЕГЕТАРИАНСКИЕ ВРЕМЕНА» 1928—1933 ........... 169
Глава 10
ТЕРРОР 1933—1938 .................................................... 188

Глава 11
АГНЕЦ............................................................................ 216
Глава 12
ВОЙНА..........................................................................242
Глава 13
М И Р ............................................................................... 275
Глава 14
ОТТЕПЕЛЬ....................................................................... 307
Глава 15
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ.......................................................337
Глава 16
ПРОЩАНИЕ..................................................................360
ЭПИЛОГ..........................................................................368
Приложение
МАРИНА ИВАНОВНА ЦВЕТАЕВА..............................371
ПРИМЕЧАНИЯ...............................................................374

Литературно-художественное издание

Э л ен Ф ай н ш тей н
АННА АХМАТОВА
Ответственный редактор Е. Басова
Художественный редактор Е. Савченко
Технический редактор Н. Носова
Компьютерная верстка Е. Кумшаева
Корректор Л. Фильцер
ООО «Издательство «Эксмо»
127299, Москва, ул. Клары Цеткин, д. 18/5. Тел. 411-68-86, 956-39-21
Home раде: www.eksmo.ru E-mail: info@eksmo.ru
Подписано в печать 11.04.2007.
Формат 84x108 1/з2- Гарнитура «Таймс». Печать офсетная.
Бумага тип. Уел. печ. л. 21,84 + вкл.
Доп. тираж 4100 экз. Заказ 4564
Отпечатано в полном соответствии
с качеством предоставленных диапозитивов
в ОАО «Можайский полиграфический комбинат».
143200, г. Можайск, ул. Мира, 93.

Британские читатели восприняли
печальную историю жизни Ахматовой
как поэму. Критики уже строят догадки,
какую реакцию вызовет в России этот
портрет, полный восхищения и беспри­
страстных комментариев. Ахматова
гордилась тем, что она русская, но не
страдала национальной сверхщепетилъ­
ностъю. Теперь она принадлежит не
только России, но всему миру - как
Шекспир, как Бернс.
Ольга Батлер

Все значимые события XX века коснулись
судьбы Анны Ахматовой. Она стала
голосом народа, страдавшего от ста­
линского режима. Какая храбрость
нужна была этой женщине в то время,
когда ей было запрещено публиковаться,
когда ее сын и третий муж находились в
лагерях!Ахматова перенесла все несчас­
тья с огромным достоинством и само­
обладанием. Единственная равная ей по
таланту русская поэтесса, Марина
Цветаева, назвала ее «Анной всея Руси»,
словно она была царицей.
Элен Файнштейн

SBN 978-5-699-21784-7

Наше священное ремесло
Существует тысячи лет...
С ним и без света миру светло.
Но е1це ни один не сказал поэт,
Что мудрости нет и старости нет,
А может, и смерти нет.

Я не переставала писать стихи. Для
меня в них - связь моя со временем, с
новой жизнью моего народа. Когда я
писала их, я жила теми ритмами,
которые звучали в героической истории
моей страны. Я счастлива, что жила в
эти годы и видела события, которым не
было равных.
Анна Ахматова