Ферма механических тел [Катерина Мелех] (fb2) читать онлайн

Катерина Мелех Ферма механических тел

Ферма тел — научно-исследовательское учреждение, где изучается разложение человеческого тела в различных условиях

Глава 1. Туманы столицы

Тагарта по обыкновению была окутана мглой. Предрассветные туманы поднимались с реки Детаит, дым валил из печных труб далеких викторианских особняков, смогом затягивались заводы и фабрики. Я тоже вносила свой вклад в эту неотъемлемую часть столицы Анталаморской империи, выпуская в воздух клубы сладкого сигаретного пара.

Меня окружали уже проснувшиеся промышленные кварталы. Грохотали цеха по производству двигателей внешнего сгорания и запчастей для цеппелинов и наутилусов. По брусчатке со звоном катились омнибусы и паровые телеги. Их с бранью обходили толпы мрачных работяг — людей и гномов, спешащих на дневную смену. Навстречу им плелись толпы таких же мрачных ночных смен. На перекрестках голосили мальчишки-газетчики, размахивая свежим выпуском, напечатанным на дешевой бумаге разбавленными чернилами.

— Новость дня! Над Тагартой замечен знаменитый дирижабль-призрак! Неуловимый «Буревестник» сбил пассажирский цеппелин из Контремской конфедерации и скрылся в шторме фронта окклюзии!

Надо же, какие наукообразные выражения! Запущенная правительством пару лет назад программа ликбеза населения в действии. Фыркнув, я махом осушила остатки сладкого ликера в одноразовом стаканчике. Сунула паровую сигарету в карман рабочего комбинезона и спрыгнула с крыши общественной столовой.

Пневматический экзоскелет, прячущийся под невзрачной серой тканью, компенсировал ускорение свободного падения, так что приземлилась я мягко, как кошка. Мимоходом возгордившись собственным творением, не уступающим по качеству гномьим аналогам, я с удвоенной мехаскелетом скоростью припустила к своей клинике.

Если новость о «Буревестнике» уже попала в газеты, значит, Бартоломью уже ждет меня. В том, что капитана воздушных пиратов опять нужно чинить, я не сомневаюсь. Мне плевать, что он не ценит свою жизнь и кидается под каждую мимо пролетающую пулю. Но вот за свою работу, которую он обесценивает таким безалаберным отношением, мне обидно. Я вообще-то самый востребованный подпольный мехадок в столице, а не медсестричка по вызову!

Впрочем, для человека, заменившего мне семью и однажды спасшего от трибунала, я готова на многое. Даже в свой единственный выходной в году — годовщину смерти моих настоящих родителей. Их я почти не помню. Погибли они пятнадцать лет назад, когда мне было семь. Аварию в цехе по сборке паромобилей я помню до сих пор, а лица родителей забыла.

Последующая жизнь в сиротском приюте безжалостно стерла все счастливые воспоминания и отобрала остававшуюся у меня память. Башня Бенни близко к сердцу воспринял отказ двенадцатилетней девчонки раздвигать перед ним ноги. В отместку спалил мою фотографию с родителями, разорвал в клочья палантин с защитными сигилами¹, доставшийся мне от мамы, и растоптал папины гогглы с пировидиконом.

На пути из промышленного района в квартал Красных фонарей навстречу мне вдруг выступило размытое привидение, заставив мои волосы встать дыбом, как наэлектризованные. Опасаясь пройти сквозь него, я вильнула в сторону, чуть не врезавшись при этом в какого-то дроу. Сердце екнуло, показалось, что наткнулась на Теша. Обознавшись, обругала себя за глупые эмоции. И чего я продолжаю искать в каждом встречном эту скотину? Я вообще-то его возненавидеть собиралась.

Тадеуш Шабат, широко известный в узких кругах как барон Суббота, хунган² и один из лидеров преступной группировки «Калавера³», не встречается мне уже полгода после памятного скандала. Даже поставки анестетиков и колюще-режущих инструментов для моей клиники осуществляет через третьих лиц.

Я решила бы, что он обиделся, если бы не знала, что он психопат и адекватные эмоции испытывать не способен. На самом деле он просто решил меня повоспитывать, зная, что из-за своей экстрасенсорной особенности я все равно рано или поздно вернусь к нему. Разумеется, вернусь, но может к тому времени хоть осознаю, что невозможно быть счастливой с тем, для кого я всего лишь астральный актив.

Я увернулась от очередного праздношатающегося привидения. Не многовато ли их развелось на улицах Тагарты? Анталамория всегда была богата не упокоенными астральными сущностями, то бишь духами, из-за которых пришлось развивать паровые технологии. Электрические приборы слишком непредсказуемо реагируют на эктоплазму⁴, так что да здравствуют паровая турбина Парсонса и двигатель внешнего сгорания Стирлинга!

Но в последнее время муниципальные чистильщики совсем обленились. Хотя они этих духов и не заметят, пока не наденут специальные гогглы с пировидиконом, который улавливает и преобразует в видимый спектр инфракрасное излучение, испускаемое духами. А вот мне не повезло родиться медиумом.

Я бы тоже не обращала на этих полупрозрачных бедолаг внимания, если бы не опасалась стать ими одержимой. У медиумов больше шансов стать вместилищем для привидений и призраков, чем у прочих типов экстрасенсов. При этом управлять духами мы не способны от слова совсем. Закон Мерфи в действии.

Да чтоб его отцентрифужило! Стоило только вспомнить о законе подлости, как он не преминул проявить себя! Буквально за одну улицу от моей клиники меня подкарауливала гренадерская фигура из разряда «поперек себя шире» с лысой башкой и паскудной ухмылкой на мясистом лице. Счастье лицезреть нашего дорогого окружного жандарма Сьюзена, которого за спиной все звали Кудряшкой Сью, не сулило ничего, кроме проблем.

— Гаечка, здравствуй! — слишком приторным для такой отталкивающей внешности голоском засюсюкал констебль Сьюзен, по-бабски всплеснув руками.

Я притормозила, подобострастно кланяясь, как того требуют правила поведения на дне. Паскудная ухмылка жандарма расширилась, отчего он стал похож на недружелюбного бульдога. Чего ему от меня понадобилось так скоро? Я же только на прошлой неделе «отстегнула раздачу», замазывающую его зенки на моих пациентов!

Он поймал в свою лапищу мою ладошку, прижавшись к ней мокрыми губами. А я слишком поздно вспомнила, что по случаю единственного выходного, в который не планировала никаких встреч, сняла опостылевшие медицинские перчатки. Фатальная беспечность для медиума-эмпата. Способности, не заблокированные винилом, мгновенно вошли в резонанс с чужой эндоплазмой.

Душа Кудряшки Сью была завистливой, жадной, жестокой и похотливой. Меня затошнило и я, очнувшись, выдернула руку из хватки жандарма, не дожидаясь, когда контакт достаточно укрепится, чтобы погрести меня под его эмоциями и чувствами. И тут же, сглаживая свою невоспитанность, снова поклонилась.

— И вам типа не хворать, констебль Сьюзен.

Ненавижу целовать задницу таким, как он. Но хочешь выиграть — умей играть. Выжить в трущобах Анталамории, не извалявшись в дерьме, невозможно.

— Гаечка, медсестричка наша незаменимая, знаешь ли ты, что в этом районе замечен особо опасный государственный преступник? — жандарм сделал страшные глаза и, зацепив меня под локоток, утянул в ближайший тупик. — Оппозиционер и террорист! Он сбил сегодня гражданский цеппелин, полный невинных людей!

До меня только что дошло, о чем вещал разносчик газет. Барти напал на пассажирское судно! Раньше его бунт против господства Анталамории ограничивался контрабандным вывозом людей и контрафактного оружия из империи в конфедерацию. Жертвы среди мирного населения не в его стиле, он же вор, а не убийца.

Мне плевать на невинных людей, но с их гибелью Барти автоматически присваивается статус террориста. А террористами, как и оппозиционерами, занимается Бюро общественной безопасности, они же бобби, то бишь тайная полиция. У капитана совсем резьбу сорвало? Он же подставляет весь квартал Красных фонарей!

— Не врубаюсь, констебль, — закосила под дуру я, благо для этого мне даже притворяться особо не надо. Заискивающе взглянув в глубоко посаженные глазки «очень дорогого» жандарма, отсчитала пять ассигнаций по десятке империалов. — Вы уж отцинкуйте о том бобби.

Взятка исчезла в нагрудном кармане черного мундира с профессиональной скоростью. Но сальный взгляд стал лишь еще алчнее. Жандарм облизнулся как бульдог и приблизился, вжимая меня своей гигантской тушей в кирпичную кладку глухого забора.

— Я ценю твою эталонную гражданскую ответственность, Гаечка, однако, на сей раз она низковатая. Ведь террорист вызывает бо́льшую угрозу, нежели воздушный пират и контрабандист. И мне, как заботливому хозяину квартала, чтобы справиться с ней без привлечения нашей достославной тайной полиции, придется затратить побольше ресурсов.

У меня поджалась задница от дурного предчувствия. Вот ведь жадный подонок! Я и так отдала ему свой месячный заработок, вдвое превышающий стандартную взятку! Нет у меня больше ничего! Я отчаянно осмотрела черную форму жандарма и наугад предложила:

— А ну как договоримся, констебль? Я завсегда готова послужить нашей доблестной жандармерии! Подгоню по блату запчастей для мехаскелетов!

В долгосрочном периоде мне это, естественно, выльется в крупные убытки, но это будет меньшее из зол. Сейчас я спасаю даже не Барти, а саму себя. Потому что, если Кудряшка Сью сдаст контрабандиста тайной полиции, то бобби рано или поздно выйдут на меня. Плевать, что я владею нелегальной ремонтной клиникой механических имплантов и протезов и оперирую без образования и лицензии, что грозит ссылкой на угольные рудники. Ведь ссылка видится благом по сравнению с участью незарегистрированного медиума-эмпата.

Мимо прошмыгнул один из подкармливаемых мной бродячих котов. Бандит, узнала я по выцарапанному глазу и разодранному рыжему уху.

— Ну, давай договоримся, — благосклонно проворковал констебль. — Мехаскелет мне без надобности, но, думаю, мы придумаем, как еще ты сможешь… послужить жандармерии.

О, как. А я полагала, что мои неровно обрезанные короткие волосы, вечно заляпанный моторным маслом мешковатый рабочий комбинезон и жаргонный лексикон отбивают желание уложить меня в койку. Ну, за исключением разве что такого известного извращенца, как Теш. Ошибалась, значит. От мысли о жандарме, пыхтящем надо мной и капающем на меня слюнями и прочими телесными жидкостями, затошнило. Демонстративно харкнув на мостовую, я в его манере просюсюкала:

— Заведенье «Розовая роза» за поворотом всегда к вашим услугам, дяденька.

Вечно из меня сарказм прет, когда нервничаю.

— Ты не в том положении, чтобы ломаться, Гаечка, — угрожающе рыкнул он, расплющивая меня своим брюхом по кирпичной стене. Потная лапища больно сжала мою ягодицу, вторая зарылась в волосы.

— Барон Суббота не прощает нанесенный его собственности ущерб, — процедила я, уворачиваясь от мокрых губ. Очередного лицезрения его души я не вынесу.

— Как мы заговорили! Только вот мне сообщили, что Тадеуш Шабат не появлялся здесь уже полгода. Кажется мне, о тебе позабыли, как о надоевшей игрушке, — гоготнул жандарм и потянулся к поясу брюк, но внезапно был остановлен жестким мелодичным голосом.

— Тебе кажется, легавый.

Мы с констеблем дружно обернулись на приближающуюся широким шагом Полли, более известную под сценическим псевдонимом Шпилька. Черные кожаные ботфорты до бедер и перчатки до плеч обтягивали конечности одной из самых известных ночных бабочек, как вторая кожа. Алый корсаж в стиле бурлеска подчеркивал белизну кожи и утягивал ее талию до умопомрачительных размеров, а черные локоны были с нарочитой небрежностью собраны в два игривых хвостика. Образ куколки портило жестко-надменное выражение лица, но ее клиенты того и требовали. Рядом с ней с грозным видом трусил Бандит.

Кудряшка Сью нехотя отлип от меня и угрожающе рыкнул:

— Мы не договорились, Гаечка. Или ты отдаешь должок или жди гостей, сучка. Тебя, потаскушка, это тоже касается.

— Мы тебя поняли, «кобебль», — издевательски поклонилась Полли. Дождалась, пока жандарм удалится, и с яростью обернулась ко мне, благодарно почесывающей сбегавшего за подмогой рыжего кота. — Собралась лечь под легавого?

Дожили, меня обвиняет в безнравственности проститутка! Я досадливо скрипнула зубами и встала с корточек.

— Нет. Вырубила бы его, на мне же мехаскелет. Барти в клинике?

— А то. Этот ублюдок опять изгадил весь пол моторным маслом, — выплюнула Полли, хлестнув стеком по ноге.

Шпилька предупредила бы, будь раны капитана критичными, поэтому я подавила порыв стремглав кинуться к нему на помощь. А вот выяснить, что ее так вывело из себя, не помешает. Воздушного пирата она недолюбливает из-за его идеалистичной принципиальности, но не до такой степени, чтобы оскорблять по матери.

— Бесишься, потому что он террором навел на наш квартал тайную полицию?

Шпилька рывком приблизилась ко мне, окутав резким ароматом мускусного парфюма, не до конца перекрывающим запах пота, и прошипела на ухо:

— Бобби меня не волнуют. Нет, этот кретин из-за своих кретинских принципов перешел дорогу многим серьезным людям. На том пассажирском дирижабле должна была пройти встреча членов Лиги антиимпериалистов, а этот ублюдок ее сорвал!

Дерьмово. Шпилька — вербовщик Лиги и ценный связной. Поэтому всему, что она говорит об антиимпериалистах, можно верить. Мне она тоже предлагала вступить в ряды борцов с властью зарвавшихся «вшивых интеллигентов», но я отказалась. Я не считаю, что скромный мехадок сможет чем-то быть полезен оппозиции. А проблемы с законом мне и без того регулярно подкидывают пациенты.

Шпилька достаточно разумна, чтобы не фанатеть от идеи революции, а просто служить ей, как послушный раб системы. Поэтому мой отказ ее не оскорбил и не испортил наши отношения, которые куртизанка шутливо обзывала «дружбой с натяжкой». За это я ее и ценю. Человек она не особо приятный, зато весьма полезный. Больше половины клиентов подгоняет мне именно она. Однако это не дает ей права оскорблять единственного близкого мне человека, пускай на сей раз он действительно перешел черту. Но заземлю его за это я сама!

— Хватит поносить Бартоломью, Полли, — оборвала я «подругу», стараясь не обращать внимания, как нехорошо у меня засосало под ложечкой от ее слов о серьезных людях. — Он не оппозиционер и не мог знать о готовящейся встрече.

Хотя он тоже из «сопротивленцев». Цепляется за утопичный мир, которого никогда не было и не будет. После Третьей опиумной войны, целью которой было превентивное экономическое и технологическое ослабление Зангаоского царства, готовящего на нас наступление, патриотичный авиатор слегка разочаровался в своей родине. И превратился в гоняющегося за своеобразной справедливостью контрабандиста, крадущего у Анталамории «мозги»: опальных ученых, непризнанных деятелей искусства и предпринимателей криминального склада характера.

— Незнание не освобождает от ответственности, — презрительно хмыкнула брюнетка и снова хлестнула стеком по ботфортам. — Я просто предупреждаю, Гайка. Если по следу твоего дражайшего капитана члены Лиги, желая стребовать долг, выйдут на тебя, я им препятствовать не стану.

Я закатила глаза и обошла бордель «Розовая роза», посчитав тему исчерпанной. На дне каждый сам за себя и настоящих друзей нет — тоже мне новость!

— Ах, да, Генри! — окликнула меня вдруг Шпилька неуловимо изменившимся голосом. Я притормозила, обернувшись на ночную бабочку, в густо-подведенных глазах которой мелькнула печаль. — Я там тебе оставила… чертову мать, не знаю, как это назвать, не подарок же! В общем, подними и от меня стаканчик за предков.

На душе потеплело. Я растроганно шмыгнула носом в ответ на эту неловкую искренность и кивнула. Шикнула на бродячих котов и толкнула неприметную заднюю дверь, ведущую на узкую лестницу вниз. Скудный свет электрических ламп опять мигал, и я поставила себе зарубку на память проверить динамо-машину в трансформаторной.

Операционная, громко именующаяся клиникой, встретила меня привычным бардаком, умиротворяющим запахом солярки и медицинского спирта, устрашающего вида наркозным креслом и цепляющимся за него Бартоломью.

— Да чтоб тебя отцентрифужило! — от души ругнулась я, узрев лужу моторного масла, расползающуюся под его правой ногой.

От вида сгорбленной долговязой фигуры в кожаном синем плаще, оставшемся в память о военной службе, и съехавшем на лоб цилиндре, сердце застучало быстрее. Все чаще чужие страдания вызывают во мне нездоровое возбуждение.

По словам Теша, на войне я просто нахваталась негативных эктоплазменных эманаций. Он периодически маскирует их влияние, но это не лечение. Теш хунган, а не экзорцист, его специализация сделки с демонами, а не очищение душ. Более того, со времен последней маскировки прошло полгода и, кажется, скоро я превращусь в вуайериста, подсматривающего за работой Шпильки, или стану постоянным зрителем подпольных боев.

Постаравшись отрешиться от кровожадного предвкушения, я толкнула бравого капитана в кресло. Машинально затянула фиксирующие ремни, нацепила увеличительные гогглы и закопалась в его поврежденную механическую ногу.

— Дерьмово выглядит, — присвистнула я. Шестерни и патрубки, которые я чинила не далее, как месяц назад, превратились в мешанину крови, касторового масла, латуни и свинца от пуль. Любит же он их собой хватать!

— Заслуженно, — Буревестник болезненно оскалил стальные зубы. — Я добавил тебе неприятностей, Генрика. По моему следу идет тайная полиция и Лига антиимпериалистов. Но я в долгу не останусь, компенсирую все, будь уверена.

Я искоса поглядела на виноватого капитана, очищая рану. Он не знает, что я медиум. И не знает, чем мне грозит встреча с Бюро общественной безопасности, поэтому и откупается компенсацией.

— Что произошло? Я тебя знаю, ты никогда не переквалифицировался бы из контрабандиста в террориста беспричинно.

Барти презрительно дернул ржаво-каштановыми густыми усами хэндлбар⁵.

— Анталамория собирается возобновить войну между конфедератами и коренным эльфийским населением Вестконтина. Пытается восстановить свой авторитет в бывших колониях по излюбленному принципу «разделяй и властвуй». Генрика, на том дирижабле перевозили плененных эльфийских шаманов под прикрытием пассажиров. Я бы сбил его и спас эльфов, даже будь на борту наша Императрица вкупе с Президентом Контрема.

Кулаки зачесались выбить капитану вставную стальную челюсть, но губить стоматологический шедевр, который сама же и делала, было жаль. Эльфийские шаманы, поршень мне в выхлоп! Редкость, которую пора вносить в Красную книгу, пусть и неполиткорректно уравнивать этих дикарей с животными.

Теперь понятно, почему так всполошилась тайная полиция, ведь потерян ключ к господству в колониях. Ох, Барти, это не неприятности, это катастрофа! Я надеялась обойтись без крайних мер, но теперь придется на какое-то время залечь на дно, если не хочу попасть под горячую руку машины правосудия.

Пока размышляла над дальнейшими действиями, споро очистила место повреждения, высыпав в раковину с полдюжины мелких свинцовых снарядов. И озадаченно уставилась на сложнейшие атакующие сигилы на пулях. На такие убийственные игрушки индульгенцию имеют только экзорцисты. Но это слишком абсурдно для одного дня! Неужели Барти из-за своих кретинских, правильно Полли их называет, принципов попал на прицел не только тайной полиции и антиимпериалистов, но и Церкви?

Нервирующая безысходность ситуации, в которую я попала по вине единственного близкого человека, обострила садизм и перекрыла врачебный профессионализм. Барти же любит острые ощущения? Вот их и получит!

— Генрика, черт тебя дери! — Бартоломью заметил, что я готовлюсь приступать к работе без анестезии, и дернулся в кресле, как сломанная заводная игрушка. Обычно лихо закрученные усы капитана яростно растрепались, но меня это не проняло. — Я же сказал, что с меня причитается. Верни наркоз, садистка!

— Он входит в компенсацию, — саркастично отрубила я и приступила к сварке.

— Вся в меня, чертовка, — с отеческой гордостью просипел контрабандист, от боли впиваясь в подлокотники кресла.

Я фыркнула и сосредоточилась на работе. Так, надо заменить патрубки с касторкой, перепаять пневматическую подвеску, вправить железное колено, смазать шарниры и поставить заплатки на обшивке. Вообще-то, в данном случае проще поменять имплант на новый, но я не знаменитый Цадок Дедерик, я фермой механических тел не владею. Поэтому придется довольствоваться тем, что есть.

Спустя шесть часов я сняла с капитана фиксирующие ремни и, вытолкав его с нагретого места, обессиленно рухнула в кресло. Сдула со лба рыжую челку и прищурилась на проверяющего работоспособность конечности Барти.

— Компенсацию жду сегодня же, бравый вояка, — сонно буркнула я, сворачиваясь калачиком в кресле, провонявшем моторным маслом. — И сваливай уже.

— Раскомандовалась, — довольный моей работой, хмыкнул Буревестник. Заботливо укрыл меня какой-то ветошью, неловко потрепал по стриженной макушке и невнятно буркнул. — Будет сделано, сокровище.

Не уверена, не померещилась ли мне последняя фраза, ведь я уже проваливалась в сон. И, как мне показалось, сразу же проснулась, заслышав предупредительный стук в дверь. Я сонно глянула на часы, убедилась, что проспала аж до заката, и озадаченно уставилась на дверь. Все мои знакомые стучать не приучены, незнакомых приводит Шпилька, которая вовсе дверь распахивает с ноги, а Кудряшка Сью считает себя хозяином квартала Красных фонарей, поэтому во все здания входит, как к себе домой.

Я уже понадеялась, что поздний посетитель ошибся зданием, но стук повторился. Раздосадованная, я выбралась из кресла, с хрустом потянулась и открыла металлическую створку. Меня окутал одуряющий аромат орхидеи и амбры. В глаза бросились два изящных темно-фиолетовых цветка. Редчайшие черные орхидеи. Орхидеи. Как всегда.

Я перевела ошарашенный взгляд на нежданного гостя. Потрепанный пурпурный костюм-тройка в тонкую белую полоску на голое тело. Видавший виды невысокий цилиндр с надетыми на него за ненадобностью гогглами с дорогущим пировидиконом. Графитово-серая кожа, татуированная белыми веве⁶ для призыва духов и защиты от них, водопад белых волос до пояса и порочные серые глаза. Довершала образ хунгана костяная трость и белая маска-калавера в виде узорчатого человеческого черепа.

Тадеуш Шабат собственной персоной. Моя заноза в сердце и заднице одновременно. Дроу снял маску-калаверу, глубоко поклонился и придал лицу выражение сочувствия, соответствующее моей сегодняшней годовщине. Адекватные эмоции психопату не доступны, но он достойно освоил подражание им. По крайней мере на душе у меня потеплело.

— Здравствуй, Теш, — моя искренняя улыбка ввергла в ступор нас обоих. Я все еще рада видеть эту сволочь, для которого являюсь лишь очередной игрушкой в его астральной коллекции. Заявляю, как врач, что идиотизм — это диагноз.

— Решил, что не стоит оставлять тебя в этот день одну, — бархатный голос был пронизан заботой.

Захотелось уткнуться лбом в грудь его обладателю и просто стоять, вдыхая аромат экзотических цветов и амбры. Пришлось напомнить себе, что все чувства дроу — фальшь. И хунгану я интересна только потому, что мне не повезло родиться неслабым медиумом.

— Не утруждай себя этим представлением, — саркастично смилостивилась я. — Шпилька просто вынесла тебе мозг, потому что у меня на клинике ослабли защитные сигилы, вот ты и вспомнил обо мне.

— А они действительно ослабли? — в серых глазах мелькнуло порочное любопытство, острые клыки хищно оскалились.

Ни извинений за его выходку полгода назад с попыткой заставить меня поучаствовать в его экспериментах по изучению одержимости. Ни вопросов о том, как я жила все это время. Я его волную лишь тогда, когда усиливается моя связь с мертвыми. Что и требовалось доказать, как говорится.

Я закатила глаза и кивнула, попутно отбирая так и не врученные мне орхидеи. Душевности подарку не хватает, но вкус у дроу безупречный. Хотя аромат экзотических цветов всегда казался мне излишне приторным. Мне по душе подсолнухи.

Он шагнул в клинику, как к себе домой. Только в отличие от констебля Сьюзена в его движениях не было нарочитости. Потому что барон Суббота был настоящим хозяином квартала Красных фонарей.

Мимоходом он скинул пиджак и цилиндр на изгвазданное кресло, не побрезговал остатками вчерашнего ужина, которые я так и не доела, поддернул брюки и присел на корточки перед начертанными на стенах сигилами. Я, привычная к его раздражающему самоуправству, поставила цветы в высокую тонкую вазу, спаянную собственноручно из подручных материалов после знакомства с ним. Раньше мне никто цветов не дарил.

Стянула с себя рабочий комбинезон и мехаскелет, оставшись в полосатых коричнево-бежевых брюках и серой мужской рубашке. Глянула в мутное зеркало, которое некогда притащила мне Шпилька, поправила короткие рыжие кудри, вечно вьющиеся мелким бесом от влажности, и присела на пол рядом с Тешем.

Белые татуировки на серой коже жилистых рук, рассыпавшиеся по пурпурному жилету белые волосы… на него даже смотреть больно, сердце щемит от нечеловеческой красоты. Как и от осознания, что я для него всего лишь очередной актив.

Хунган мелом и углем подновил линии печатей по периметру клиники, защищающих меня от визитов призраков. Прикрыл глаза, грациозно помахал тростью и прошептал пару неразборчивых фраз. Одной проблемой меньше.

— Спасибо.

— Ты же знаешь, Генри, для тебя всегда пожалуйста, — проворковал Теш, садясь спиной к стене и притягивая меня к себе. Я не сопротивлялась, ведь все-таки соскучилась.

На самом деле, если бы барон Суббота не был единственным, кто способен спасти меня от одержимости, я бы не позволила нашим отношениям зайти так далеко. Я ведь не безмозглая, и понимаю, к чему может привести заинтересованность во мне гангстера. Пока ему выгодно позволять мне работать с враждующими между собой криминальными личностями, сохраняя нейтралитет. Но вдруг ему однажды надоест делиться мной с конкурентами, и он решит, что пора меня приобрести в личное пользование?

А с мафией ведь какая проблема: войти в «семью» легко, а выйти почти нереально. Так что приватизироваться я не желаю. Такая вот я капризная дама. И на оси я вертела факт, что, живя на дне, долго сохранять ничейную сторону гангстеры никому не позволяют. Впрочем, вряд ли Теш рискнет нарываться на конфронтацию со своими конкурентами из-за обладания мехадоком. Он ведь знает, что свою эмпатию я люто ненавижу и пользоваться ею в угоду ему не собираюсь. А больше я ему ни на что и не сдалась, как это ни горько.

Изящная ладонь с острыми когтями вдруг легла на мое бедро, похотливо сжав. Я слабо застонала, чувствуя, что вся моя выдержка плавится, как металл в печи. По чуть пухлым губам дроу поползла тщеславная ухмылка. Скотина, знает же, что из-за своей способности считывать душу при прикосновении к человеку, я эти полгода никого к себе не подпускала. В отличие от него, меняющего любовниц раз в неделю. Я уж молчу про шлюх.

Но на все обиды на эту сволочь пришлось плюнуть, когда одним рывком он усадил меня к себе на колени. Я безвольно распласталась по литым мышцам груди Теша, как всегда, становясь игрушкой в его руках.

Горячие ладони сместились с моей талии вниз, притискивая теснее, давая почувствовать его желание. Я зарылась пальцами в шелк белых волос, склоняясь над нечеловечески совершенным лицом. Теш подался вперед, больно кусая мои губы.

Мои способности активировались тут же. Душа потянулась к его душе, но, ощутив лишь безучастность, успокоилась. Шутка ли, что единственный, к кому я могу прикасаться, не опасаясь свихнуться под натиском чужих чувств, это тот, кто чувствовать вообще не умеет.

Он положил мои ладони на пуговицы его жилета, и я послушно принялась их расстегивать, обнажая гладкую темно-серую кожу. Его пальцы лениво заползли мне под рубашку, царапая когтями грудь. Я гнулась под его прикосновениями, как сталь дурного качества. Он сквозь полуприкрытые белые ресницы алчно ловил бесовским взглядом каждый мой жест, кусая в шею.

Грохот за дверью заставил меня дернуться, как от бомбежки, оторваться от расстегивания ремня Теша и осоловело глянуть на выход. Дроу вцепился пальцами мне в подбородок, требовательно возвращая к себе.

— Не останавливайся, — выдохнул он мне в губы приказ и в свою очередь потянулся к застежке моих брюк.

— Подожди, — севшим голосом взмолилась я, не в силах остановить Теша, принявшегося кусать мою грудь. — Я должна открыть. Вдруг кто-то помрет у меня под дверью!

Зря я это сказала. Такого извращенца, как Теш, подобное только заводит, а не приводит в чувство. Я мученически взвыла, когда его когти преодолели ткань брюк, нырнув внутрь, и резко вскочила. Я должна открыть дверь! Вдруг это Барти?

Но Теш тягуче поднялся следом, поймав меня за волосы. Я вскрикнула, когда он грубо толкнул меня животом на стол, и поняла, что пора спасаться. Хунгана периодически клинит, и он пытается поиметь меня, как это полагается по их жестокой вере вуду. Но уж извините, я в ритуальные шлюхи не нанималась!

Такой вот я человек-противоположность. Любоваться чужой болью — всегда пожалуйста, а испытывать ее сама — ни в коем случае. Двинув ему локтями под дых, я скинула его с себя, замахнулась разводным ключом и испуганно рявкнула:

— Приди в себя, психопат!

Убедившись, что взгляд серых глаз становится осмысленным, я опустила импровизированное оружие, поддернула брюки и кинулась к двери. Что за безумный день сегодня, все дружно решили сойти с ума в мой единственный выходной в году? Распахнув металлическую створку, я взвизгнула и оказалась погребена под чьей-то неподъемной тушей. В нос забился запах пороха и едва заметный аромат крепкого конфедератского кофе.

— Да чтоб тебя отцентрифужило! — в сердцах пожелала я бессознательному типу, спихивая его голову со своей груди. Обернулась на поправляющего одежду дроу и, досадуя на его недогадливость, повелительно рявкнула. — Теш, поршень тебе в выхлоп, помоги мне!

Он высокомерно заломил белую бровь, но, привычный в своей стране к матриархату, подчинился. Совместными усилиями нам удалось уложить пациента в наркозное кресло. Я бегло осмотрела непримечательный серый мундир, фуражку и механические пальцы левой руки незнакомца. На первый взгляд никаких повреждений, которые могли бы вызвать потерю сознания.

— Оставь нас, — через плечо велела я Тешу, закатывая рукава рубашки.

— Ты его знаешь? — поинтересовался Теш, чересчур пристально разглядывая гостя. Я встала между ними, перекрывая обзор. Анонимность пациентов прежде всего, ага.

— А ты вдруг решил позаботиться обо мне? — саркастично огрызнулась я, потирая живот. Место ушиба болело все сильнее.

— Ты ценный экземпляр, — как ни в чем ни бывало пожал плечами Теш.

А я даже не обиделась, лишь в который раз подтвердила свой диагноз. Только идиотка может думать, что за нашими отношениями скрывается нечто большее, чем больная тяга психопата к коллекционным игрушкам.

— Генри, — он приблизился и, не обращая внимания на вялые попытки сопротивления, укусил мою нижнюю губу. — Мы не закончили. Я заглажу свою вину, обещаю.

Прозвучало двусмысленно и оттого соблазнительно. Я фыркнула, выпуская пар, и примирительно кивнула.

— А я обещаю не брать на встречу разводной ключ.

Только когда за хунганом закрылась дверь, я вспомнила, что встретиться в скором времени у нас вряд ли получится. Мне же на дно залечь придется. Поджав губы, вернулась к пациенту. И первым делом избавила его от револьвера в набедренной кобуре, в котором по переломной раме опознала «Уэбли», состоящий на вооружении армии Анталамории с начала двадцатого века. В нем, кстати, не хватало трех пуль. Я покосилась на раковину, куда скидывала снаряды, выцарапанные из Барти, и пригляделась к пациенту внимательнее.

На вид лет на десять-пятнадцать меня постарше и явно житель с противоположного берега Детаит. Серое сукно мундира, характерное для военных чиновников, подчеркивает болезненную бледность кожи с тенью щетины на щеках. Острые скулы и прямой длинный нос с узкими вырезами ноздрей вызывают ассоциации с ящерицей, а тонкие губы и слегка раскосый разрез глаз выдают зангаоские корни.

Я натянула медицинские перчатки, сняла с него фуражку и тщательно осмотрела голову на предмет повреждений. Иссиня-черные волосы незнакомца, начинающие седеть у висков, почти достигали плеч, что вызвало некоторые сложности с осмотром. Но никаких травм я не обнаружила.

Ощупывание ног тоже ничего не дало, кроме предположения, что мой пациент на службе занимает элитный пост. На это намекало высочайшее качество выделки черной кожи сапог до колен с серебряными шпорами и отделанная серебряной нитью форма. Впрочем, револьвер-то его тоже стоит, как три моих месячных заработка.

А вот под мундиром кажется есть кое-что интересное. Металлическая левая рука отказывается сгибаться, а по плечу от нее к позвоночнику идет нечто вроде экзоскелета. Тоже наверняка парализованного. Я с пыхтением и кряхтением принялась стягивать с пациента мешающие осмотру мундир и белую рубашку.

На самом деле, Теш зря беспокоится о моей сохранности. Обороняться от пациента мне пришлось лишь раз, когда я случайно шибанула Барти током. После того случая наркозное кресло обзавелось фиксирующими ремнями. А суметь постоять за себя, когда твой оппонент прикован, любая немощь сможет.

Так я думала, пока полы рубашки незнакомца не разошлись под моими пальцами, явив мне бледную грудь, испещренную черными сигилами. Сложнейшими атакующими и изгоняющими сигилами, просто-таки вопящими о том, что их обладатель могущественный экзорцист.

Я мигом пожалела, что отослала хунгана. Потому что одной со служителем Первого особого отдела Святейшей Енохианской Церкви, способным сковывать душу, мне не справиться.

Глава 2. Самый проблемный пациент

Экстрасенсов в Анталамории отделили от некромантов и перестали сжигать на кострах всего лишь век назад. После Второй научно-технической революции империя окрестила себя светским государством. И милостиво позволила жить на своей территории спиритуалистам и медиумам, исповедующим енохианство, и иноверным жрецам вуду и гаруспикам⁷. Разумеется, не задаром.

Отныне каждый ребенок, в коем обнаруживаются экстрасенсорные способности, принудительно зачисляется в школу эзотерики. И по ее окончании обязан послужить во имя облагодетельствовавшей его империи. Поэтому экстрасенсов чаще всего приписывают к государственным больницам, в муниципальные службы, к жандармериям и в похоронные бюро. А контролируют деятельность экстрасенсов инквизиторы из Второго особого отдела Святейшей Енохианской Церкви.

Но, главное, брак экстрасенсов также считается делом государственной важности. И «скрещивают» нас только друг с другом. Для выведения породы, ага.

Я знаю, что способности у меня значительно превышают средний показатель. Далеко не каждый медиум по совместительству является эмпатом и может считать душу и воспоминания при прикосновении к человеку. И если обо мне станет известно властям, меня гарантированно отдадут на растерзание тайной полиции. Еще бы, такое подспорье при допросах! А мелочи вроде того, что я свихнусь спустя пару месяцев подобной работы, государство не волнуют.

Меня такой бесславный конец и последующая за ним роль племенной кобылы как-то не прельщает. Поэтому надзирателей из числа священников я успешно избегаю. Точнее, избегала до того момента, пока в мою клинику не ввалился один из них! Экзорцист, а не инквизитор, и на том спасибо, но распознать во мне медиума и сдать меня государству ему это не помешает.

Я в отчаянии пнула разводной ключ. Тот со звоном отлетел к стене, и экзорцист слабо застонал. Я выматерилась и безжалостно его сковала. Схватила скальпель и решительно приставила к его горлу. Нежданный гость чертыхнулся, завозился в кресле и распахнул раскосые чернильно-черные глаза.

Взгляд у него оказался рассеянный, слегка не от мира сего, с едва заметной тоскливой поволокой. Очень знакомый. Я такой лицезрела в зеркале каждый божий день на протяжении трех лет после окончания войны. Взгляд, характерный для людей, повидавших немало дерьма на своем веку, от которого так и не оправились.

Пациент оценил свое положение и криво, словно разбитый инсультом, улыбнулся. Довольно миролюбиво и отрешенно для человека со скальпелем у горла. И хрипатым, прокуренным голосом осведомился:

— Гайка, я полагаю?

Нет, болт! Левая сторона лица у него действительно менее подвижная. Почти незаметно, но не для врача. Вправду инсульт.

— Как ты вышел на меня? — я не впечатлилась его дружелюбным видом и лишь плотнее прижала скальпель к кадыку.

— Шпилька дала о тебе великолепные рекомендации.

Она вообще много кому дает. И ей стоило бы научиться открывать рот только по работе. Однако рекомендует она меня только проверенным людям. Чаще всего, оппозиционерам. К тому же, пули, что я выковыряла сегодня из ноги Барти, были освященными. Совпадение? Или передо мной действительно один из тех «серьезных людей», которым Буревестник сорвал встречу на том пассажирском цеппелине? Плевать на профессиональную этику, я не стану его чинить, пока не выясню, кто он такой!

— А что, святоши так тесно общаются со шлюхами, что доверяют им выбор своих лечащих врачей? — вечно из меня сарказм прет, когда нервничаю.

— Только с теми, которые состоят в Лиге антиимпериалистов, — иронично подтвердил мою догадку экзорцист, несинхронно моргнув. Впервые за две минуты. Как есть ящерица!

То, что передо мной оппозиционер, решает некоторые проблемы. К примеру, властям такой пациент меня не сдаст. Но на мирный лад все равно не настраивает. Потому что из всех мехадоков столицы, половина из которых тоже в Лиге, он пришел именно ко мне. Хотя как раз я запросто могу сдать его властям. А это значит, что пришел он не ко мне. Он пришел за Барти, выследив его, как и предупреждала ночная бабочка!

— Шпилька, когда «давала рекомендации», не могла не обмолвиться, что я уже в курсе произошедшего сегодня ночью, — процедила я, чуть смещая скальпель так, чтобы под ним выступили алые капли. Садизм требовал своего. — Я знаю кто ты, и зачем на самом деле здесь. Но обратился ты не по адресу, святоша. Я не сдаю своих постоянных клиентов и не ремонтирую тех, кто собирается причинить им вред. Репутация, понимаешь ли.

— Понимаю, док, — кивнул экзорцист, стеклянным взглядом смотря куда-то сквозь меня. — И у меня репутация. А выходка Буревестника ее пошатнула. Будет справедливо, если он же ее и восстановит.

— Каким образом? — я упрямо поджала губы.

Еще один поборник справедливости! И впрямь стоит их познакомить с Барти, они однозначно найдут общий язык.

— Мне нужен тот, кто доставит в конфедерацию одну посылку. Ее должен был передать пассажир того дирижабля, на который напал Буревестник.

На котором перевозили пленных эльфийских шаманов, как подтверждение преданности короне Анталамории. Который в последнюю очередь заподозрили бы в помощи антиимпериалистам. План, стоит признаться, отличный. Надежный, как гномьи часы. Был бы, если бы в него не вмешался Барти. Ох, ну почему все не может быть проще? Кстати…

— А что мне мешает сдать тебя твоим друзьям священникам? Или вовсе заземлить прямо сейчас?

Очень соблазнительная мысль. Как говорится, «нет человека — нет проблем».

— Характер посылки с грифом «совершенно секретно», — невозмутимо пояснил экзорцист, а я оцепенела. — Ее не свяжут со мной, пока я не вызываю подозрений. Но донос на меня или мое убийство заинтересует тайную полицию. Начнется расследование, и не думаю, что тебя обделят вниманием.

Поршень мне в выхлоп! Да меня просто-таки загоняют в силки бобби! Я какое-то время еще скользила бездумным взглядом по ящериным чертам лица пациента, претендующего на почетное звание самого проблемного. Искала намек на блеф. Но, кажется, он предельно искренен. Скальпель с большим сожалением пришлось опустить.

Ну, что же. Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Сейчас я отремонтирую его, и сплавлю Бартоломью. Капитан меня в это втянул, ему и вытягивать.

— Экзоскелет парализован? — отгораживаясь деловым тоном, вопросила я.

— Именно. Я продемонстрирую, если позволишь, — эта кривая инсультная улыбка странным образом располагает к себе ее обладателя.

Связанным экзорцист нравится мне гораздо больше, но делать нечего.

— С каких это пор священники предают родину и вступают в ряды оппозиционеров? — настороженно пробурчала я, неохотно расстегивая ремни.

— С тех самых, как империя решила сделать из священников наемных убийц.

Мне удалось не дернуться. Значит, как экзорцист мой пациент достаточно силен, чтобы вышвырнуть душу человека из тела прямиком в астрал. Не каждому такое дано. Неприятное открытие.

Впрочем, вряд ли Императрица рискнула бы вызвать гнев своих ненаглядных святош без крайней нужды. И вряд ли рискнула бы применить их способности против мирного населения, приближая тем самым революцию. Нет, Церковь, должно быть, стала оружием в целях, гораздо более «праведных». Я нашла взглядом медаль на лацкане мундира экзорциста и понятливо вздохнула.

— Третья опиумная война?

— Черт бы ее побрал. Бывший капитан батальона специального назначения Ли Мэй Хелстрем, честь имею, — пробормотал мужчина, растирая запястье правой руки о бедро, даже не пытаясь гордо отсалютовать, как того требует военный этикет.

Третья опиумная война шла у нас восемь лет назад с Зангаоским царством. Ли Мэй — имя однозначно зангаоское. Судя по раскосым глазам, зангаоской крови в нем около половины. А служил он в спецназе. Ставлю свой мехаскелет на то, что он был агентом внешней стратегической разведки. Другими словами, диверсантом и шпионом. Дерьмово, когда такой экземпляр разочаровывается в своей стране и начинает торговать государственными тайнами.

— Старший фельдшер гвардейской десантно-штурмовой дивизии, Гайка, — в свою очередь отрекомендовалась я, не торопясь раскрывать свое имя.

Хелстрем уставился куда-то сквозь мою переносицу. Должно быть, сопоставил мой внешний вид и год начала войны. Я поджала губы,мол, так вышло. Мне казалось, что хуже сиротского приюта быть ничего не может. Поэтому, когда по столице ходили вербовщики, я с готовностью впарила им свою кандидатуру. А что война не место для четырнадцатилетних девочек, я поняла слишком поздно. Аккурат в тот момент, когда меня снесло чьей-то оторванной ногой. Зато так я познакомилась с Бартоломью. К тому же, потом я все равно дезертировала.

Я помогла Хелстрему принять вертикальное положение и избавила его от рубашки, стараясь лишний раз не прикасаться к коже, испещренной татуировками. Не знаю, как мои способности отреагируют на близость экзорциста даже через винил перчаток. Посадила его спиной к себе и, не сдержавшись, присвистнула.

Механическая рука продолжалась имплантированной лопаткой и позвоночником. Все протезы были стальные с инкрустацией из серебряных сигил. Места соприкосновения с органическими тканями обшиты нержавейкой, во избежание окисления. Дорогая игрушка. При этом выглядят конечности единым слитком металла, а не мешаниной заплаток, как обычно бывает у моих пациентов. Это не имплант, а произведение искусства!

— Работа Цадока Дедерика, — я любовно провела кончиками пальцев по клейму на лопатке. Попасть в подмастерья к этому гениальному гному было моей несбыточной мечтой.

Хелстрем покосился на меня с недоверием и робкой благодарностью. Наверняка привык, что в высшем обществе калеки не в чести, а к людям с металлическими частями тела относятся с завуалированной жалостью и брезгливостью.

Фыркнув, я сосредоточилась на портящем шедевр входном отверстии явно от пули в плече экзорциста. Тщательно осмотрела весь протез, но выходного отверстия не обнаружила. Снаряд, видимо, застрял и повредил плечевой шарнир, связанный с позвоночником. Весь имплант парализовало, а из-за его крепления к нервам спинного мозга Хелстрем потерял сознание.

— Подлатаешь?

— Ремонт займет около часа, но восстановление плеча в исходном виде не гарантирую, — честно предупредила я.

— И черт с ним. Главное, верни работоспособность протезу, будь так любезна, — отмахнулся он.

Надо же, какая неприхотливость! Я принялась за работу, про себя отметив, что для священника он многовато чертыхается. Хелстрем оглядел операционную и остановился взглядом на двух черных орхидеях в вазе на столе.

— Перед тем, как потерять сознание, мне показалось, что я слышал мужской голос за дверью. С акцентом илитиири.

А выглядит рассеянным. Притворяется, или из-за профессиональной деформации способен оценивать обстановку, даже думая о другом? Я раздраженно покосилась на черный затылок. Ему неймется добавить мне проблем, да? Очень хотелось ответить «тебе показалось», но лгать представителям Особых отделов Церкви себе дороже.

— Да, у меня был… пациент. Помог оттранспортировать тебя в кресло и ушел.

Умные мысли приходят в голову, когда глупости уже сделаны. Меня только что осенило, что Теша стоило отослать прочь сразу же, тогда он не успел бы запомнить Хелстрема. А дотащить бессознательное тело я запросто могла самостоятельно с помощью мехаскелета, как делала с множеством клиентов до этого. Но я же всегда лечу поперед паровоза!

— Насчет него стоит беспокоиться? — без особого беспокойства поинтересовался экзорцист.

Я наконец-то извлекла пулю. Убедилась, что на ней действительно отметки «Буревестников», мученически возвела глаза к потолку, и уточнила:

— А ты когда-нибудь встречался с бароном… с людьми барона Субботы?

— Енох миловал.

— Тогда беспокоиться не о чем.

Он бросил на меня косой взгляд, в котором мелькнуло уважение моим знакомствам. Ай, да было бы чем гордиться: связям с мафией! Не о таких достижениях я в детстве мечтала. Мне, конечно, грех жаловаться, устроилась я гораздо лучше моих приютских знакомых. Но иногда я позволяла себе помечтать о лицензии мехадока, легальной клинике и пациентах, ради разнообразия не связанных с криминалом.

Отогнав несбыточные фантазии, я приступила к восстановлению хода шарнира. Задача была не из легких, ведь корежить шедевр Цадока Дедерика еще больше у меня не поднялась рука. Поэтому ремонтировать пришлось через отверстие, проделанное пулей. Чувствовала я себя при этом заправским хирургом.

— Почему мехадок? — хрипловато прервал мои пыхтения Хелстрем спустя полчаса. — Девушки обычно предпочитают становиться врачами, а не механиками.

Что странно. С машинами гораздо меньше шансов грохнуться в обморок от вида повреждений. Но, если бы не моя эмпатия, я бы тоже стала настоящим врачом. Хотя, подозреваю, обычно дамочки становятся врачами из-за тяги спасать жизни. А я в силу все возрастающего садизма. Но не думаю, что после такого откровения уровень доверия экзорциста ко мне повысится.

— Папа очень ждал сына, — ответила я правду, но другую. — Родилась я, но реализации родительских амбиций это не помешало.

Да что там, родители даже имя мне поменять не удосужились! Просто вместо Генриха нарекли Генрикой. Должно быть, им нравилась ассоциация с «гением», но я, признаться, от своего имечка и даже от его сокращенной формы не в восторге.

— К тому же мама была наполовину гномкой. Так что мне, можно сказать, на роду написано было стать механиком. Ну, а медицинский уклон моя профессия приобрела на войне.

Надеюсь, святошу не смущает, что его чинит мехадок без образования и лицензии. Впрочем, чего еще он мог ожидать от подполья? Но, похоже, мне пора проявить ответный интерес. Не дают покоя мне его ругательства.

— А разве экзорцистам позволено чертыхаться?

А также всуе поминать Еноха. Теш мне что-то рассказывал о подобных запретах для экстрасенсов. Люди, чья связь с астралом сильна, могут одной экспрессивной фразой ненароком призвать какую-нибудь сущность оттуда.

Хелстрем отчего-то напрягся, как варан перед броском. Я, почуяв перемены его настроения, незаметно приостановила восстановительные работы. А то вдруг я сейчас сниму паралич с его металлической конечности, а он ею меня придушит? За безобидный вообще-то вопрос! Но кто разберет, что за дьявольщина творится в головах у святош.

— Откуда тебе известно, что я экзорцист? — у меня волосы встали дыбом от его замогильной интонации.

Отрешенность пациента чересчур меня расслабила. Осторожно, Генри. Еще немного, и он решит проверить меня на экстрасенсорные способности. Надо срочно перевести стрелки. Благо, есть у меня одна сволочь под боком, которую не жалко.

— Мой знакомый экстрасенс, который ставил защиту на эту клинику, объяснил мне классификацию сигил. На тебе, вроде бы, атакующие и изгоняющие, вот я и решила, что ты экзорцист, — затараторила я максимально беспечно, одновременно примериваясь к разводному ключу. Надо же было его так далеко пнуть!

Но Хелстрема такой ответ удовлетворил. И… расстроил? Да, плечи ссутулились, а взгляд стал совсем тоскливым. Но что я такого сказала? Мне вдруг до покалывания в кончиках пальцев захотелось использовать свои способности, чтобы узнать, что творится в душе у человека. Впервые в жизни. Искушение было столь сильным, что походило на наваждение. Я неверующе выпучилась на задрожавшие руки, чего не наблюдала за собой с войны. Испугавшись саму себя, аккуратно отложила инструменты и отошла к столу, закопавшись в ящики.

Так, где-то тут у меня были пластинки серебра. Хранила я их скорее, как оружие против призраков, но потратить часть на восстановление работы Цадока Дедерика не жалко. В кои-то веки я возблагодарила царящий в клинике «творческий беспорядок». Искать пришлось достаточно долго для того, чтобы отвлечься от пугающе странных мыслей и успокоиться. И я уже не надеялась на ответ, но стоило вновь приблизиться, как Хелстрем с напускным безразличием согласился.

— Экзорцистам — нельзя.

Это что же получается, он не экзорцист? При этом однозначно экстрасенс, ведь обычным людям столь сложные татуировки, как у него, без надобности. Но при Церкви есть лишь два Особых отдела. И, если он не принадлежит к Первому, то он из Второго? То есть инквизитор? По сути, тот же жандарм, только ликвидирующий не грабителей и убийц, а незарегистрированных экстрасенсов и некромантов.

От дальнейших вопросов я благоразумно воздержалась, чтобы ни в коем случае не навести его на закономерные мысли о причине моей осведомленности в этой сфере. Хотя и интересно, что вообще на войне забыли инквизиторы. Как экстрасенсы они слабоваты, только и могут, что по ауре вычислить другого экстрасенса. Их сила в знании законов и отличий разрешенной экстрасенсорики от запрещенной некромантии. Они скорее крючкотворы, нежели солдаты.

Шов на заплатке, естественно, получился неидеальным. Но если не приглядываться, то и не заметно. Мне стоило бы заслуженно гордиться своей работой, но получалось лишь думать, что я починила своего врага по пищевой цепочке. Как бы понять, просканировал ли он уже мою ауру?

Хелстрем придирчиво согнул пальцы серебряно-стальной руки, покрутил кистью и сделал пару махов, проверяя движение лопатки и механического хребта. Зрелище округляющихся раскосых глаз польстило.

— Я в долгу не останусь, Гаечка, — Хелстрем впервые взглянул мне в глаза прямо, а не сквозь. Но меня чуть не перекосило. Не хватало еще, чтобы передо мной расшаркивался инквизитор!

— Не стоит благодарности. Для оппозиционеров у меня предусмотрены квоты на бесплатное внеочередное обслуживание, — не удержалась я от сарказма.

— Особенно если они по совместительству являются инквизиторами? — в раскосых глазах сверкнули смешинки.

Я фыркнула, не отрицая очевидное. Но вот пациент мой какой-то на редкость недипломатично-прямолинейный для шпиона. И слишком рассеянно-миролюбивый для военного. Впрочем, недомолвок мне и с Тешем хватает, а так хоть какое-то разнообразие. Хелстрем надел рубашку и достал из внутреннего кармана мундира затасканный портсигар со стершимся покрытием.

— Не возражаешь? — он махнул самокруткой, дождался моего кивка, чиркнул колесиком зажигалки и с наслаждением затянулся вонючим дымом. — Будешь?

Я отрицательно помотала головой в ответ на протянутый портсигар. Я редко потакаю своим вредным привычкам, но, если уж гублю свое здоровье, то с комфортом. Закрываю Гештальт элементами красивой жизни, которая была у меня до гибели родителей. Предпочитаю сладкие ароматы, а не ядреную смесь горьких специй, горелого дерева и копченого мяса, от которой и паромобиль на ходу заглохнет. Не удивительно, что после эдакой отравы он хрипит, как туберкулезник.

— Возвращаясь к цели твоего визита, — я невоспитанно запрыгнула на стол и свернула ноги кренделем. — Посылка, естественно, должна быть отправлена в Контрем как можно скорее?

— Было бы неплохо, учитывая, что на ее поиски кинули Ллос, — беспечно подтвердил он, пряча руки в карманах брюк, а я присвистнула.

Да у него стальные яйца! За ним по пятам идет лучшая ищейка тайной полиции, бескомпромиссная дроу, и к тому же мамбо. А он даже не чешется! Меня вот малость потряхивает от всего этого дерьма. Угораздило же вляпаться!

— Проблема в том, святоша, что я не шутила, когда говорила, что ты обратился не по адресу. Я не сдаю своих клиентов. Бартоломью сам назначает время и место встречи с незнакомцами.

— Он подставил тебя, а ты его защищаешь? — Хелстрем также невоспитанно поскреб щетину, но в чернильном взгляде мелькнуло уважение.

Он решил, что я, живя на дне, сумела сохранить остатки самоотверженности? Надо же, такой взрослый дядя и такой наивный. Защищаю я всегда только себя саму. Сохранить себе жизнь — лучшее, что я могу сделать для Барти в благодарность за ее спасение. Поэтому придется спустить этого святошу с седьмого неба на грешную землю.

— Вот еще, — грубо заржала я. — Я просто не хочу, чтобы на допросе тайной полиции ты случайно выдал одно из убежищ нашего квартала.

Черные брови приобрели драматичный излом, Хелстрем расстроенно затушил сигарету в раковине и виновато улыбнулся.

— Черт возьми, док, а я думал, ты умнее, — жизнь вообще полна разочарований. — Если посылка сегодня не будет отправлена, Лига объявит «Буревестникам» войну.

То есть мне придется или разом перейти дорогу Инквизиции и антиимпериалистам, или подставить весь наш квартал, наведя чужака на убежище. Такого соседушки мне не простят. Выгонят взашей, и негде мне будет скрыться от бобби. Да на оси я вертела такие альтернативы!

Чувствуя, как от безысходности начинает буксовать мозг, решила «смазать» его шестеренки. Взгляд сам собой уперся в стоящий на столе «не подарок» от Шпильки. Ого, кремовый ликер! Где она его раздобыла? Эдак я прощу ей даже наводку Церкви!

Открутив крышку, я глотнула прямо из горла. Терпкая сладость согрела внутренности, снижая градус раздражения. Пациент наблюдал за моими действиями с ироничным добродушием. Спокойный и неумолимый, как танк. Мне бы его стальные яйца! Я задумчиво покачала бутылку.

Как лучше решить эту задачу? В исходных данных у нас обязательная встреча двух криминальных личностей. Отсутствие времени на согласование встречи — это константа. Искомая переменная — организация встречи без вреда для жителей дна, а зависимая от нее — реакция этих самых жителей на чужака. Ага, вот и ответ! Уравнение будет с положительным знаком, если исключить чужака! Я сделала еще глоток, блаженно закатив глаза, по-кошачьи облизнулась и решительно отставила бутылку.

— Раздевайся, святоша, — с паскудной ухмылочкой Кудряшки Сью велела я.

Мне наконец-то удалось выбить этот танк из колеи! Раскосые глаза стали круглыми, как блюдца. Ну да, в бульварных романах эту фразу обычно с пафосом произносят представители мужска полу, но мы не в сказке живем. Впрочем, и намерения у меня отнюдь не романтические. Вдоволь потешив себя видом ошарашенного пациента, я фыркнула и направилась к одному из жестяных шкафов.

— Ты можешь чертыхаться сколько угодно, но от тебя веет святостью за километр. Сейчас будем усиленно тебя портить.

Удачно еще, что на аристократа мой пациент не похож. Парвеню⁸, скорее всего. Выбился в люди из дерьма, хоть и достаточно давно, чтобы от него отмыться. Ну, ничего, изваляем заново. А вот с аристократом в махровом поколении так бы не вышло. Мне даже завидно, что статус буржуя работает, как грязеотталкивающее покрытие.

Хелстрем рассеянно скользнул взглядом по моему лицу, ища что-то одному ему ведомое. Кивнул своим мыслям и послушно стянул рубашку. Я невольно умилилась — святая простота! Повезло ему, что я не любительница жестоких розыгрышей, популярных и смешных только у жителей дна.

— Пойдешь со мной к Буревестнику. Но подставляться я ради тебя не стану, поэтому замаскируем тебя под трущобного, — поощрительно пояснила я, примериваясь к фигуре инквизитора, далекой от тщедушных зангаосцев.

Одного роста с Тешем, то есть на две головы выше меня. Плечи чуть уже, а бедра, наоборот, пошире, чем у дроу. Впрочем, ни у одного человека не бывает такой же атлетической фигуры, как у серокожих блондинов. Зато по мышечной массе Хелстрем обыгрывает сухощавого Теша, как варан змею. Я критически осмотрела мускулы, не перевитые жилами, как у хунгана. Что-то я уже сомневаюсь, что имеющиеся у меня мужские комбинезоны на него налезут.

Хотя, вот этот из «вареного» денима может быть. Он мне от Броневика достался. Гному, помню, он был длинноват, зато на пузе не расходился. Довольная, я сняла комбинезон с вешалки, прихватила перчатки, чтобы спрятать приметную механическую руку, обернулась и присвистнула. Да у нас тут демонстрация! Решил убедить меня в ошибочности суждения о его святости? Ладно, убедил, доказательства представлены… весомые. Инквизиторов я и правда иначе себе представляла. Несколько… поскромнее. Во всех отношениях.

Запретив себе даже в мыслях сравнивать Хелстрема с Тешем, я протянула ему комбинезон с перчатками и отвернулась. Подбери слюни, Генри, он вообще-то преследует таких, как ты! Пора бы действительно наведаться к барону Субботе и покончить с полугодовым воздержанием. Если бы не оно, я ни в жизнь не стала бы заглядываться на инквизитора. Откопав бесхозный рюкзак, не глядя отдала ему.

— Сложишь сюда свое барахло. Понесешь с собой, потому что в клинику мы не вернемся. Револьвер верну после окончания вашего с Бартоломью рандеву, — безапелляционно сообщила я, шлепнув Хелстрема по рукам, потянувшимся было к «Уэбли».

Когда я рискнула снова обернуться, выглядел святоша типичным забулдыгой-работягой. Он раскурил еще одну вонючую сигарету, оглядел мешковатый, все-таки слегка коротковатый джинсовый комбинезон и криво улыбнулся.

— Ностальгия.

Точно парвеню. Опять возникло неуместное желание узнать о нем побольше. Но я напомнила себе, что передо мной человек, которого рано или поздно осудят за измену родине. О таких лучше вообще ничего не знать. Таких лучше всего сразу сдавать властям.

Он мне наверно даже нравится. Взглядом не от мира сего, который не пытается без смазки влезть в душу, в отличие от порочного взора Теша. Стальными яйцами, нечасто встречающимися у современных мужиков. Не жестокой иронией и доброй улыбкой. Но не будь я неучтенным медиумом, сдала бы его тайной полиции без промедлений. Жизнь в приюте научила заботиться исключительно о своей шкуре.

Я отмахнулась от несбыточных фантазий о волшебном решении всех проблем разом, и продемонстрировала ему последнюю деталь образа. Стальной обруч на голову, фиксирующий глаза в закрытом состоянии. Применяется обычно после операций или установки оптических имплантов вроде вживления астральных линз.

Хелстрем иронично улыбнулся, но обруч принял безропотно. Достал из внутреннего кармана мундира конверт, переложил в комбинезон, закинул рюкзак за спину и надел обруч, закрывая глаза. А я оцепенела, не в силах оторвать взгляд от кармана, где спрятался конверт. Инквизитор говорил о посылке, которую требуется отправить в конфедерацию. И я себе почему-то представила эдакую бандероль. Но при себе у него ничего похожего нет. Зато есть конверт.

Поршень мне в выхлоп, это и есть секретные сведения, украденные у империи? В голову вдруг стукнула потрясающая своей простотой и подлостью мысль. Если я верну эти сведения тайной полиции, я смогу выторговать свою свободу, как медиума!

Завороженная открывающимися перспективами, я подхватила всегда собранный «тревожный чемоданчик» — мешок со всем необходимым для спешного побега. Закинула туда же «не подарок» Шпильки, надела мехаскелет и комбинезон, сунула за пояс «Уэбли», а в нагрудный карман опустила скальпель. Поджав губы, перевела взгляд на инквизитора. Он безоружен и слеп. И, похоже, доверчив, как агнец божий. Грех таким случаем не воспользоваться! И плевать, что отчего-то поджимается задница.

Я выключила свет, вывела святошу из клиники и закрыла дверь. Поднялась по лестнице, толкая его перед собой и отпихивая бродячих котов. В унисон отметила, что починить динамо-машину и мигающий свет уже, видимо, не судьба. Наверху, к моему вящему неудовольствию, нас поджидала Шпилька. Клиентов у нее сегодня что ли недостаток? Мне и так дерьмово, не хватало только моральных нотаций от куртизанки.

— Куда направляетесь? — ее взгляд впился в обруч на голове мужчины.

— Хелстрем потребовал отвести его к Бартоломью, — дипломатично ответила я недрогнувшим голосом, минуя ночную бабочку. И не солгала, между прочим. Хелстрем ведь потребовал? Потребовал. А собираюсь ли я удовлетворять это требование, никто не уточнял.

Ну не должна я его отводить к Барти! Потому что тогда потеряю шанс на спасение. Будто я не знаю, что Буревестник будет только рад поспособствовать утечке государственной тайны заграницу. Заветный конверт я больше не увижу, потому что контрабандист однозначно встанет на сторону оппозиционера. Значит, топаем прямо в Бюро общественной безопасности Анталамории.

— Я не требовал, я попросил, — уточнил инквизитор, когда мы беспрепятственно свернули на соседнюю улицу. Только вот вела она не в сторону трущоб.

— Ты явно не умеешь просить, — саркастично фыркнула я, вспомнив категоричное условие о войне Лиги антиимпериалистов с контрабандистами.

— Ты просто не знаешь, как я умею требовать, — с хрипотцой заключил Хелстрем уже знакомой замогильной интонацией, от которой у меня волосы встали дыбом. — Ведь, если бы я не попросил, а потребовал отвести меня к Буревестнику, ты не посмела бы даже подумать о том, чтобы сдать меня тайной полиции.

Так, ладно, беру свои слова назад. Он отнюдь не так прост, как кажется. И разведчик из него что надо. Не знаю, догадался ли он, куда я его веду, или это блеф, но цели своей он достиг. Я усомнилась в правильности своего решения. Толкнув его в переулок, я сдернула со слишком умной башки обруч и вперилась в чернильные раскосые глаза.

— Ну, давай, заставь меня изменить свое решение.

— Я уже заставил, — с виноватой улыбкой развел руками Хелстрем. — Ты ведь уже передумала, док.

— Как ты…

— Ты не заземлила меня ударом по затылку. Если бы ты была уверена, что тебе нужен конверт, так и поступила бы едва узнала, что я расколол тебя.

Мне стало отчетливо не по себе. Впервые встречаю человека, который читал бы меня лучше, чем я сама. А я его еще не воспринимала всерьез! И кто тут теперь наивный?

— Что-то мне подсказывает, что заземлить тебя у меня все равно не получилось бы, — нервно скопировала я его инсультную улыбку.

— Не получилось бы, — добродушно пожал плечами Хелстрем и, пятерней зачесав длинноватые патлы, миролюбиво предложил. — Я могу помочь тебе убедиться в правильности решения не сдавать меня тайной полиции, если пожелаешь.

— Пожелаю, — буркнула я, просто чтобы выяснить, какие еще козыри у него припасены в рукаве.

— Бобби не торгуются, док. Они просто берут то, что считают принадлежащим империи. А экстрасенсы, даже если возвращают украденные секретные сведения, остаются собственностью государства.

Стоило прислушаться к своей заднице. Хелстрем назвал меня просто экстрасенсом, но думаю, ему удалось распознать во мне медиума. И пусть он ничего не требует, но это не отменяет факта, что теперь у него в руках мощнейший рычаг давления на меня. Я почти физически ощутила, как захлопывается капкан.

Что поделать, не везет мне по жизни с мужиками. Я скрипнула зубами и нахлобучила обруч на извиняющиеся глаза инквизитора. Он еще и виноватого из себя строит! Кто вообще на дне извиняется за свою силу? Святоша! Закатив глаза, я вцепилась в его предплечье и потащила к Буревестнику.

На Тагарту опустилась августовская ночь. Вдоль улиц зажглись газовые фонари, но их свет рассеивался и приглушался в вечном тумане и паре от теплотрасс, обвивающих здания. Квартал озарился характерно алыми вывесками, нервно подмигивающими вьющимся вокруг них астральным эманациям. Все астральное всегда липнет к местам прохода электрического тока.

За вывески цеплялись мальчишки с самодельными ловушками, собранными из вентиляторов и электрофорных генераторов Вимшурста, в которые эманации всасываются легко и быстро. Мальчишки их потом продают за мелочь муниципальным чистильщикам, пренебрегающим своими прямыми обязанностями из-за опаски соваться в трущобы.

Мимо продребезжал полуразвалившийся омнибус. Я проводила его завистливым взглядом. Если бы не святоша, запрыгнула бы на запятки и проехала безбилетником пару улиц. Минут пятнадцать сэкономила бы, не пришлось бы искать обходные пути по вонючим переулкам, где зачастую можно нарваться на перо в печень. Но шагать с приметным зангаосцем на буксире, припадающим на разбитую инсультом левую ногу, напролом через толпу желающих поразвлечься не лучшая мысль.

Одно из убежищ контрабандистов, которое чаще всего использует Барти, располагается под букмекерской конторой, принадлежащей Броневику, как и подпольные боксерские ринги с тотализаторами. Я приветственно кивнула пирату из команды «Буревестника», сторожившему задний вход, и на пальцах объяснила, что веду к его капитану оппозиционера. Бородатый детина в синем авиаторском плаще, указывающем на его военное прошлое, понятливо кивнул и бесшумно скрылся за дверью.

Спустя пару минут я втолкнула туда Хелстрема и спустилась с ним по лестнице в подвал, который в обязательном порядке наличествовал в каждом здании квартала Красных фонарей. Послание возымело свой эффект, встречали нас в полной боевой готовности. Неопытному гостю могло показаться, что в захламленном полутемном помещении сидит лишь Бартоломью за грубо сколоченным деревянным столом на колченогом стуле. Но я прошлась взглядом по грудам тряпок у стен и насчитала по меньшей мере пять дул револьверов, держащих на прицеле инквизитора. Мне стало чуть спокойней. Барти благосклонно мне кивнул, и я сняла с Хелстрема головной обруч.

Он, как и в случае со скальпелем у горла, мгновенно оценил обстановку. Что-то мне подсказывает, что ни один пират, сидящий в засаде, не был упущен кажущимся рассеянным священником. И скорее всего револьверов он насчитал больше, чем мой дилетантский в этих вопросах взгляд.

— Инквизитор Святейшей Енохианской Церкви, магистр Ли Мэй Хелстрем, — он протянул руку капитану воздушных пиратов и безмятежно улыбнулся. — Бывший сотрудник внешней разведки, действующий консультант Инновационного центра Тагартской школы эзотерики и член Лиги антиимпериалистов.

Барти театрально подкрутил ржаво-каштановые усы, хитро покосился на меня и оскалился стальными зубами. Шлепнул ладонями по коленям, поднимаясь, сбросил цилиндр на стол и с хлопком ответил на рукопожатие.

— Капитан Бартоломью Буревестник, капер на службе военно-воздушных сил Контремской конфедерации. Бывший военный авиатор, действующий воздушный пират, контрабандист и с недавних пор террорист.

Я закатила глаза. Эти позеры друг друга стоят.

— Присаживайтесь, магистр Хелстрем, — Барти приятельски хлопнул инквизитора по плечу, указывая на стул напротив. Снова подкрутил хэндлбар и провокационно развалился на стуле. — За срыв встречи оппозиционеров я оправдываться не намерен, так и передайте своим единомышленникам. Я сбил бы тот пассажирский цеппелин даже если бы знал о встрече, это дело принципа. Но вину свою признаю и готов восполнить убытки в полной мере.

— Этого будет более чем достаточно. Если бы Лига объявляла вендетту за каждую сорванную встречу, не осталось бы времени не подготовку революции, — невозмутимо отмахнулся Хелстрем, чем, кажется, прошел проверку контрабандиста на вшивость. — От вас, капитан Буревестник, требуется лишь доставить в конфедерацию посылку и вернуться в империю с ответом от адресата не позднее, чем через месяц. Обязательным условием является немедленное отправление.

— Договорились! — не раздумывая, согласился Барти, а мне только и оставалось, что снова закатить глаза.

Как я и думала, контрабандист сразу встал на сторону оппозиционера. Для него ведь главное подгадить империи, а каким именно образом, его не волнует. Хелстрем достал памятный конверт, чиркнул на нем пару строк и постучал ногтем по надписи.

— Здесь адрес доставки, — он передал конверт контрабандисту и дружелюбно поинтересовался. — Полагаю, угрозы о действиях антиимпериалистов в случае нарушения условий нашей сделки излишни?

— Совершенно, — подтвердил Бартоломью, пряча государственную тайну во внутреннем кармане плаща, и оскалил стальную челюсть. — У нас с вами одинаковые цели, хоть и разные средства их достижения.

Это он намекает на то, что Лига прикрывалась эльфийскими шаманами для организации встречи? Дались же ему эти дикари!

— В таком случае не смею более злоупотреблять вашим гостеприимством, капитан Буревестник, — по-военному коротко поклонился священник и вопросительно обернулся ко мне.

— Мои люди сопроводят вас до промышленных кварталов, магистр Хелстрем, и позаботятся об отсутствии слежки, — вместо меня ответил Барти. — Гайка не слишком компетентна в этих вопросах.

Я могла бы поспорить, приведя в качестве аргумента мои успешные прятки от тайной полиции в течение пятнадцати лет. Но не жертвовать же конспирацией ради самоутверждения? К тому же, чем скорей я расстанусь с Хелстремом, тем лучше.

Как сакраментально говаривал старина Петер Шестопал, фрезеровщик на заводе, где родители работали: «главное вовремя высунуть». Речь тогда шла о пальцах, коих в сумме на двух руках у него осталось шесть, но я решила, что этот девиз неплохо подходит к моей жизни в целом. Ли Мэй мне нравится, но не стоит обманываться. Приятелем инквизитор неучтенному медиуму никогда не станет.

— Я в долгу не останусь, док, — напомнил Хелстрем с неожиданно теплой улыбкой, от которой в уголках чернильных глаз появились морщинки-лучики.

Я подумала, что живость идет ему гораздо больше тоскливой отрешенности, и неискренне улыбнулась, возвращая «Уэбли». Не сообщать же этому святому человеку, что в ближайшие месяцы я буду бомжевать по помойкам, где искать меня среди такого же отребья будет бесполезно.

Проводив взглядом крепкую фигуру, на которой рабочий комбинезон с чужого плеча почему-то сидел не хуже мундира, я устало плюхнулась задом на стол. Слишком много событий для одного выходного дня для одной несчастной меня.

— За этим конвертиком охотится Ллос, — предупредила я Барти, откидываясь на стену и вытягивая гудящие ноги. — Поэтому я залягу на дно на какое-то время.

Контрабандист задумчиво пошевелил усами. Встал, похромал к одной из куч хлама, выудил потрепанный мешок и кинул мне на колени. Мельком заглянув внутрь, я присвистнула. Навскидку отсыпанных мне пяти пачек ассигнаций номиналом в десятку империалов хватит и на покрытие долга констеблю Сьюзену и на вполне сносную жизнь в бегах. Хоть что-то приятное за сегодня.

— Генрика, лети со мной в Контрем, — завел свою любимую шарманку Барти, тяжело опускаясь за стол и доставая из-за пазухи новенькую флягу — мой подарок на недавний пятидесятый юбилей. — Оставаться здесь опасно. Все равно выяснить что-то о той аварии почти нереально. Пятнадцать лет прошло.

Я вытащила из рюкзака бутылку ликера и, не чокаясь, отсалютовала Барти. Приняв на грудь, мы дружно занюхали рукавами и убрали тары. Я возвела глаза к заплесневелому потолку и отрицательно помотала головой. Не могу я уехать. Хотя и не по той причине, которую раз за разом озвучиваю Барти.

Он считает, что я одержима идеей найти виновных в смерти моих родителей. Мол, они на самом деле перешли дорогу тайной полиции, потому их и заземлили. Лично я считаю, что это ерунда. В цехе просто была авария, какие происходят ежегодно на столичных фабриках. Это был обыкновенный несчастный случай. Но Барти, сторонник теории правительственных заговоров, в придуманную мной ерунду охотно поверил.

На самом же деле я отказываюсь покидать Анталаморию из-за своих способностей, чтоб их отцентрифужило. Империя при всех своих тайных агентах и браках экстрасенсов по расчету остается лучшим местом для медиума-эмпата. Из-за длительного периода уничтожения всего потустороннего Анталамория, в отличие от других стран, почти избавилась от духов, заселявших ее. Как это не прискорбно, но только здесь я могу избегать одержимости.

Хм, а нет ли каких-нибудь сигил для блокировки экстрасенсорных способностей? Надо было поинтересоваться у святоши.

Глава 3. Призрак без определенного места жительства

Шестеренка с приятным щелчком встала на место. Я обновила завод в отремонтированных часах и довольно понаблюдала за мерным ходом маленького позолоченного маятника. Эту роскошь я откопала на помойке на окраине Тагарты в весьма плачевном состоянии. Рядом с телом девочки лет одиннадцати в разорванном платье. Закономерное явление после очередного бунта, прокатившегося неделю назад по столице среди пролетариата.

Сняв гогглы с увеличительными линзами, потерла кулаками глаза. Те отозвались зудом и пеклом. Хотела бы я, чтобы это было симптомами обычной усталости, но терплю я их уже два дня и вынуждена поставить диагноз. Конъюнктивит, чтоб его отцентрифужило. Не самое страшное, что можно подцепить в трущобных нищенских притонах, но приятнее он от этого не становится. Надо добыть антибиотики, пока не началось загноение.

Я с кряхтением поднялась, запрещая себе обращать внимание на нещадно чешущийся живот, который ночью искусали клопы. Последствия игры в кошки-мышки с Бюро общественной безопасности.

Ненавижу игры. Ненавижу прятки, салки, карты и даже благородные шахматы. Возможно, я любила играть, когда были живы родители. Не помню. Зато прекрасно помню, как проигрывала все свои немногочисленные сбережения заводским пацанам в третями, буру, рамс и терс, чтобы только научиться обыгрывать Башню Бенни и не раздеваться перед ним. Помню, как на ненавистных уроках ненавистного святого отца Клавдия лучше всех учила теорию вероятностей и математическую статистику, чтобы при кручении бутылочки не выпадал Башня Бенни. Помню, как перебарывала панику перед темнотой и привидениями, прячась в подвале приюта, потому что туда Башня Бенни не рисковал соваться.

Ненавижу игры. Но жизнь научила в них играть и выигрывать. Поэтому за этот месяц тайная полиция так и не сумела найти меня. Хотя искала, я точно знаю. Никто другой мою клинику не посмел бы разгромить. Даже сигилы стерли бесследно. Интересно, можно ли по печатям понять, что именно они охраняют — клинику, пациентов или врача? Будет обидно, если сигилы, призванные защищать меня, сообщат тайной полиции, что мехадок Гайка на самом деле медиум.

Откуда-то возобновило скулеж местное привидение. За стенкой ритмично заскрипел пружинами матрас. Спустя пару минут ему стали вторить неискренние визги. Я фыркнула, подхватила часы, мешок с пожитками и покинула ночлежку.

Окраины Тагарты встретили меня туманом, загустевшим с наступлением сентября, противной моросью дождя и мрачными грудами общежитий для чернорабочих. Мимо по лужам проковыляла оборванка, держа за хвосты пяток жирных крыс, на ходу глотая горсть свинцовых пилюль — дешевое средство, помогающее высинить десны и заодно скинуть ребенка. В канаве храпела целая артель грузчиков, купаясь в промышленных отходах, недопитом самогоне и собственных нечистотах. Изнанка самого красивого и самого дорогого города Анталамории. В такие моменты как никогда хочется уехать куда подальше. Только вот некуда.

По всей империи семимильными шагами разрастается пропасть между социальными слоями: буржуазией, нуворишами⁹, пролетариатом и маргиналами. В проигравшем войну Зангаоском царстве по экспоненте растет опиумная наркотическая зависимость среди всего населения. Вольные народы Бадавийской пустыни страдают от набегов орд орков с их бокорами¹⁰, практикующими запрещенное во всем остальном мире колдовство. Контремская конфедерация сражается с ругару, чупакабрами, вендиго и прочими тварями, насылаемыми эльфами в отместку за вырубку их священных лесов в угоду индустриализации. А кланы гномов и дроу в горах Харбарга чужаков никогда не примут.

За скорбными размышлениями я не сразу поняла, что потусторонний скулеж никуда не делся, хотя от ночлежки я уже отошла на пару улиц. Обернувшись, выматерилась. Сквозь толпу рыбного рынка, размазывая по щекам слезы, плелся полупрозрачный мальчишка лет шести в девчачьем буржуйском платье.

С вставшими дыбом волосами я прошла еще пару улиц по направлению к кварталу Иммигрантов. Пацаненок безустанно ревел и упорно плелся за мной. Я собрала всю свою волю в кулак и свернула в безлюдный тупичок. Не представляю, как я буду обороняться, ведь при себе у меня нет ни единой серебряной монетки. Но этот полный безысходности вой на одной ноте меня уже достал!

Через пару минут призрак безошибочно свернул за мной, по-прежнему не отнимая кулачков от глаз. Призрак, а не привидение, потому что только призраки имеют четкие контуры и преследуют людей. Хотя обязательным условием для преследования является связь умершего с живым. А что может быть общего у меня и детеныша из аристократической семьи?

— Хватит за мной таскаться! — истерично потребовала я.

Призраки плохо видят и слышат материальный мир, потому что уже не принадлежат ему. По этой же причине живые воспринимают астрал туманом, заполненным шепотом. Но это не касается медиумов, находящихся одновременно в двух мирах, и оттого восприимчивых к астральному излучению больше прочих экстрасенсов. Поэтому пацаненок с отчаянной надеждой уставился на меня и всхлипнул.

— Вы меня видите? И слышите?

Голосок у него был столь жалобный, что даже мой садизм, обычно активизирующийся в подобных ситуациях, забуксовал. Мне слегка полегчало от осознания, что негативные астральные эманации еще не окончательно ассимилировались с моей душой, и частично человечность во мне еще сохранилась.

— Вижу и слышу, я же медиум, — попыталась успокоить я призрака.

Но воспитатель из меня видимо дерьмовый, потому что пацаненок вдруг разревелся с новой силой и молнией метнулся ко мне с распростертыми объятиями. Я едва успела шарахнуться в сторону. Он влетел в стену за моей спиной, вынырнул обратно на улицу и с ревом зашел на вторую попытку меня обнять.

— А ну заглохни! — нервно рявкнула я, вновь вильнув в сторону.

Мальчонка обиженно заткнулся, сверкая невыплаканными слезами в глазах.

— Притормози с объятиями, пацан, — попыталась сгладить я свою грубость, гадая, как запретить ему лезть ко мне, не наводя при этом на мысль, что медиум — это очень удобный вид транспортировки мертвых душ. — Нельзя же трогать незнакомых людей!

— Я не пацан, я лорд Эрик Каспериан, — можно подумать, мне это о чем-нибудь говорит. — И вы не незнакомая, вы ведь как моя сестренка. Тоже видите и слышите меня, — с упреком хлюпнул сопливым носом лордик и хлопнул по-девичьи густыми и длинными ресницами.

Ох уж эти тепличные детишки, никакого инстинкта самосохранения! Не обязательно его сестренка медиум, как я. Она может быть и призраком, как он. Как бы выяснить, понимает ли пацан вообще, что не живой? А то ляпну ненароком очевидную для меня вещь и сломаю хрупкую детскую психику. Вот только обезумевшей астральной сущности мне и не хватает, ага!

— Все равно меня трогать нельзя, я заразная, — категорично заявила я и показательно оттянула покрасневшее веко.

Лордик несчастно хлюпнул носом, но послушно сделал шаг назад. Значит, все еще считает себя живым, раз болезней боится. Это осложняет ситуацию. Я присела на корточки, осматривая мальчишку внимательнее. Белое почему-то девчачье платье в рюшках, лакированные туфельки, на которые я пускала слюни в нищем приютском детстве, ангельское личико и шапка русых кудрей.

— Как вы оказались здесь, лорд Каспериан? — из меня против воли полезла ответная вежливость. Надо же, родительское воспитание все еще дает о себе знать. Они учили относиться к окружающим также, как окружающие к тебе.

— Мы с сестренкой бежали… дома были плохие люди, и мы сбежали… а потом я потерялся… — призрак стал меловым, в глазах мелькнула паника. — Где Эрика?!

Эрикой должно быть зовут сестренку. Или звали. Судя по одинаковым именам, дети были близнецами, которые часто бывают экстрасенсами. Тогда Эрика и впрямь могла быть медиумом. Но сейчас у меня проблема более насущная. Кто знает, как успокаивать детей?!

— Мы ее обязательно найдем, — как можно уверенней отмахнулась я, попытавшись скопировать успокоительную невозмутимость Хелстрема. — Но позвольте узнать, почему вы преследовали меня, лорд Каспериан?

— Я… не знаю… я не преследовал! Я шел домой! — губа мальчишки снова опасно задрожала. — Меня всегда также к дому тянуло… я думал, что дом рядом…

— А вот так? — я поспешила его отвлечь от подступающей истерики и отбежала на пару шагов.

Лордик, как привязанный, шагнул следом. Чему и сам весьма удивился. Я присвистнула. То есть я воспринимаюсь им как дом? Ничего не понятно, но очень интересно. А еще интересней, как мне теперь от него отделаться. Похоже, придется навестить Теша. Изгнания, конечно, не его специальность, но других знакомых экстрасенсов у меня нет.

А еще я за антибиотиками собиралась. Кстати, надо бы предупредить пацана, чтобы не болтал, на людях-то ответить ему я не смогу. Я мученически возвела глаза к истекающему дождем небу, снова присела на корточки перед Эриком и принялась с серьезной миной нести бред.

— Чтобы найти вашу сестру мне понадобится острое зрение. Поэтому сначала мне нужно вылечить глазки.

— А потом пойдем искать Эрику? — с отчаянной надеждой хлопнул ресницами пацан.

Я кивнула, не сумев озвучить заведомо ложное согласие. Грешно обманывать детей, но мне и своих проблем хватает. В конце концов, в няньки мертвым аристократам я не нанималась.

— Мы сейчас в плохом месте, поэтому, будьте любезны, идите прямо за мной, не глядите по сторонам и молчите. Кстати, меня зовут Генри.

Лордик испуганно хлюпнул носом, но послушно пристроился сзади. У меня от вида поникшей полупрозрачной фигурки отчего-то защипало в носу. Простудилась, наверно.

Вырулив на улицу, я, стараясь не коситься на призрака, двинулась в сторону квартала Иммигрантов на поиски зангаоских аптекарей. Их страна до сих пор остается лидером в фармацевтике. И в производстве биологического оружия. Узкоглазый аптекарь, нашедшийся прямо на улице, жестом фокусника выудил из широких рукавов национального ханьфу¹¹ антибактериальные капли. Купив их и антибиотики на остатки компенсации от Барти, я закапала в глаза и обратила внимание на лавку бадавийского старьевщика неподалеку.

Толкнуть что ли часы здесь? Отремонтировала я их от нечего делать на свои средства, а, как говорится, если делаешь что-то хорошо, не делай это бесплатно. Значит, идем отбивать затраты.

В лавке за стойкой дремал смуглый бадави в белой галабее¹² и куфии¹³.

Тлели угли в высоком кальяне, от которого тянулся дурманящий аромат экзотических фруктов. В свете электрической лампы кружились пылинки. Но не успела я выставить часы на стойку, как свет припадочно замигал, а воздух прорезал потусторонний вопль. И, судя по задумчивому, но ничуть не обеспокоенному взгляду бадави на лампу, слышала его только я.

— Это мои часы! — удалось мне расшифровать этот ультразвук. — Они стояли в комнате Эрики!

Стоило догадаться. Я с виноватой улыбкой мотнула головой в ответ на немой вопрос старьевщика, мол, передумала, и вышла из лавки. Эрик скакал вокруг, с визгами пытаясь добиться от меня, откуда у меня его вещь, но приблизиться попыток пока не делал. Славно, потому что я уже не была уверена, что правильноклассифицировала астральную сущность.

Ведь к предметам могут быть привязаны лишь демоны. Джинны в лампах, черти из табакерок и ящики Пандоры тому подтверждение. Хотя без астральных гогглов или предварительного транса даже медиум не способен воспринять органами чувств высших духов. Надеюсь, это значит, что Эрик обычный призрак, а не то, что у меня исключительная суперсила.

Меня так и подмывало выкинуть часы в ближайшую канаву, но от потакания этой слабости могло быть больше проблем, чем пользы. Потому что, если я уже подхватила помимо чесотки и конъюнктивита какое-нибудь проклятие, то без этих отцентрифуженных часов снять его не получится. Угораздило же вляпаться!

Дождь уже кончился, и народу по улицам фланировало немало из-за высокого уровня безработицы среди иммигрантов. А это исключало возможность разговоров с невидимым собеседником без привлечения лишнего внимания. Поэтому я размашисто зашагала к кварталу Красных фонарей, поближе к безлюдным в утренние часы переулкам и Тешу.

Эрик спустя полчаса рыданий пришел к выводу, что я заодно с теми «плохими людьми», разгромившими его дом, и попытался сбежать. Хорошо, что у него заработал инстинкт самосохранения, плохо, что затея не выгорела. Из-за привязки к часам лордик просто бегал по кругу, центром которого была я.

Погруженная в философские размышления о разнообразии дерьма, в которое меня не устает макать жизнь, я не сразу заметила, что Эрика наконец-то озадачил его свободный проход сквозь стены и игнорирование со стороны окружающих. Чует моя задница, пацан близок к катарсису.

Мимо потянулись знакомые здания с вульгарными вывесками. Я слегка расслабилась, а потому к внезапному нападению оказалась совершенно не готова. Что-то тяжелое ударило меня по затылку, а острые шилья впились в лопатки. Я взвыла и машинально приложилась спиной об стену, стряхивая с себя агрессора. Тот оскорбленно зашипел и пушистой рыжей тушкой шлепнулся мне под ноги.

— Бандит, поршень тебе в выхлоп! — застонала я, потирая расцарапанную спину. — Сколько раз я запрещала тебе прыгать на меня с крыш!

Кот лишь презрительно прищурил единственный глаз, мол, на хвосте я вертел твои запреты. Я закатила глаза и огляделась. Одноглазый является обычно со своей бандой. И точно, из переулка на меня бесновато зашипел черный Джек Потрошитель, между ног бойко прошмыгнул колченогий серо-полосатый Пират, а следом грациозно проковылял некогда аристократично-белый, а ныне вшиво-плешивый Его Святейшество, любимец Теша.

Ничего не могу с собой поделать, подкармливаю потихоньку этих уродцев. Изнеженных ласковых лентяев не жалую, а с бродягами, сражающимися с канализационными крысами и дворовыми псами за место под солнцем, чувствую крепкую духовную связь. Не желая привлекать лишнего внимания к нашей разношерстной компании, шмыгнула в переулок к Потрошителю. Через минуту к нам присоединился поникший Эрик.

— Я умер, да?

И давно. Лет пять назад, судя по тому, что его сестре-близняшке было лет одиннадцать к тому моменту, как она оказалась в мусорной куче окраин столицы.

Я выудила из сумки подсохшие кусочки жареного голубя. Помоечная птица, как и чайка, но мясо кур и уток для трущоб неоправданно дорого. Кинула их котам, не заботясь, как они их поделят, и обернулась к лордику, скорбный вид которого вновь вызвал покалывание в носу, глазах и горле. Не замечала за собой раньше такой сентиментальности. Материнский инстинкт просыпается что ли?

— Да, Эрик. Прости, что игнорировала тебя, мне нельзя было выдать окружающим, что я медиум. Ведь никто больше тебя не видит и не слышит. Понимаешь?

Пацан кивнул болванчиком. Будь я в его состоянии, все слова в одно ухо влетали бы и из другого тут же вылетали. Но будем надеяться, что воспитание аристократа получше, чем мое, и его приучили внимать собеседнику в любой ситуации.

— Могу я с тобой поговорить, как со взрослым человеком?

Очередной безразличный кивок и взгляд себе под ноги. Я призвала всю свою выдержку и красноречие, достала часы и с расстановкой заговорила:

— Эрик, я не имею никакого отношения к тем, кто разрушил твой дом.

Это были бунтовщики, озверевшие от восемнадцатичасового рабочего дня на фабриках, принадлежащих таким, как его родители, но ему это знать не нужно.

— Эти часы я нашла далеко от твоего дома.

Рядом с телом сестры в разорванном сзади, окровавленном по подолу платье.

— Я готова вернуть их тебе, но прежде нам стоит разобраться, почему ты с ними связан, согласен?

А заодно выяснить, не демон ли он.

— Позволь познакомить тебя с моим другом, который сможет помочь тебе встретиться с твоей семьей.

Маленький лорд Каспериан наконец поднял на меня потухший и безнадежный взгляд. Сглотнул и понятливо выдавил:

— И с Эрикой, да?

Я не ответила, только смахнула набежавшие злые слезы. Я, конечно, к буржуям тоже никаких симпатий не испытываю и полностью согласна с необходимостью чистки Палаты Лордов. Но я категорически против власти подонков, насилующих и убивающих одиннадцатилетних девочек!

— Тогда познакомь меня, пожалуйста, со своим другом, Генри, — отчаянно хлюпнул носом Эрик и кулачками тоже смахнул слезы с глаз.

Я собрала всю свою волю, чтобы улыбнуться как можно более ободряюще, и решительно поднялась. И оцепенела, услышав до омерзения знакомые похабные интонации:

— Рикки, неужто это ты, дрянь ржавая?

«Рикки», словно какую-то шлюху, меня звал один-единственный человек. Который, как я надеялась, уже давно заземлился в какой-нибудь сточной канаве. Но, как показывает жизненный опыт, такие твари обычно выживают.

Коты шустро слиняли. Я обернулась к троице приближающихся мужланов, сконцентрировавшись на главаре. Дружков сменил, а сам не изменился. Скошенный, как у неандертальца, лоб, не обремененный печатью интеллекта. Глубоко посаженные глаза навыкате, вечно слюнявый рот. И великанский, под два метра, рост. Хотя так-то я в курсе, что погоняло свое Башня Бенни получил отнюдь не за рост.

О, я нашла отличие! Запавший едва заметно, но не для врача, нос. Сифилис. Задница поджалась, но я напомнила себе, что уже не та безответная девчонка, какой была десять лет назад. Проверила готовность мехаскелета, вскинула подбородок и распрямила спину до ломоты в плечах, как когда-то мама учила.

Как бы понять, слышал ли он мою болтовню с пустотой и понял ли, что я медиум? У меня и без того хватает причин заземлить его, но вот проблема, именно этого я и не могу сделать. В рукопашной я не сумею убить Бенни молниеносно и безболезненно. А в противном случае слишком велика вероятность появления призрака, преследующего убийцу.

— Эк тебя раскорячило! Сиськи отрастила? А соплячкой была доска два соска. Ну, дай оценю! — хрюкнул Бенни и потянул лапу, но я не позволила себе сгорбиться. Хотя его слова, как в далеком детстве, прицельным ударом разрушили самооценку. Зачем строю из себя аристократку? Я же крыса помойная… и пусть! Все равно выше его на целую ступень эволюции!

— Проваливай, Бенни, — не своим голосом рявкнула я и резким движением, усиленным мехаскелетом, отбила потную ладонь с мое лицо размером. — Второго шанса не дам.

Я не стала грозить убить его перед дружками, опасаясь спровоцировать всех. Против троих бугаев мне даже с мехаскелетом не выстоять. Про то, что не далась в детстве, значит, не дамся и сейчас, напоминать тоже не стала. Зачем пробуждать в этом неандертальце охотничий инстинкт? Если мозгами пораскинет и оценит мою возросшую силу, то свалит подобру-поздорову… это я размечталась. Невозможно пораскинуть тем, чего в черепной коробке отродясь не водилось.

Зенки у Бенни выпучились пуще прежнего и опасно налились кровью. Ноздри сифилитичного носа затрепетали, в штанах стремительно выросла башня, как наглядное подтверждение клички. Дальнейших метаморфоз и угроз я ждать не стала, технично влепив кулак ему в харю.

По кастету пневматического экзоскелета потекла кровь, и я отстраненно поставила себе зарубку на память, потом обязательно его продезинфицировать. А душу от вида алых капель запятнало нездоровое удовлетворение. Ох, невовремя этот неандерталец мне повстречался! Мне уже семь месяцев не лечили мой садизм.

Дружкам Бенни стоит отдать должное, в атаку они кинулись без лишних спецэффектов. Просто дружно шагнули вперед, профессионально метя кулаками мне в скулы. Так, группу поддержки я явно недооценила. Сконцентрировалась на Бенни и не сумела распознать в его прихлебалах любителей подраться на подпольных рингах. Я нырнула им под руки, перекатилась, крутанулась и врезала им под коленями, со сладким хрустом ломая кости. Прямо как на войне.

— Не смей обижать Генри! — возопил вдруг тоненький голосок, и призрак, о котором я успела позабыть, молнией метнулся к очухавшемуся Бенни.

— Прочь! — рявкнула я на него, впечатывая кастет в… башню. Ну, куда дотянулась, все еще сидя на корточках.

Порыв Эрика весьма трогателен, но вот Бенни последний человек, в которого стоит вселяться. После его головы душевное состояние шестилетнего мальчишки точно придется лечить. Хм, а есть ли у призраков психика?

Мой кошмар детства харкнул кровью и с чувством пнул меня в грудь, опрокидывая на спину. Сердце пропустило удар, воздух не торопился наполнять легкие. Моим замешательством воспользовались дружки Бенни, вжав мне руки и ноги в брусчатку. Я затрепыхалась, как сломанная заводная игрушка, но в таком положении мехаскелету неоткуда было взять инерцию, которую он мог бы усилить в удар. В груди в такт пульсации азарту и боли нарастала паника.

Где носит Кудряшку Сью, когда он так нужен?!

— Вот так, парни, подержите ее чуток, — похабно скривился Бенни, утерев кровь с разбитого лица, и почесал пах.

Меня чуть не стошнило, но изображать из себя «ледю» было не время. Поэтому я отложила истерику до лучших времен и примерилась, как бы половчее вывихнуть себе ногу, чтобы освободить ее из захвата бугая и пнуть Бенни. Справлюсь, на войне и руки приходилось себе ломать, лишь бы сбежать из зангаоского плена.

— Пришло время расплачиваться по счетам, ржавая, — торжествующе прошипел Бенни, склоняясь ко мне и обдавая вонью разложения изо рта. — В приюте ты одна нос от меня воротила, буржуйка недоделанная.

Ну, надо же, какая у нас тонкая душевная организация! Помним обиды десятилетней давности! Паника перекрыла здравый смысл, и я все-таки не сумела сдержать сарказма.

— Если бы и ты периодически воротил нос, то сейчас он сам у тебя не сворачивался бы. Что, пристроил свою башню не в тот фундамент, Бенни?

Он взревел раненым зверем и схватил меня за шею, сдавливая. Я с ненавистью взглянула в его душу, открывшуюся мне. Насквозь гнилую. И рывком выдернула ногу из захвата одного из бугаев, чувствуя, как растягиваются связки и смещается хрящ в лодыжке. Плевать, я буду драться не на жизнь, а на смерть!

Но не успела я замахнуться покалеченной конечностью, как у меня перед лицом сверкнул металлический росчерк. Давление чужой эндоплазмы исчезло, а голова Бенни с противным хлюпом шлепнулась на брусчатку. Белые мужские ботинки спихнули с меня тушу Башни, и рука с вздувшимися под серой кожей венами вздернула меня в вертикальное положение.

— Цела?

Я шокировано взглянула в прищуренные серые глаза за маской-калаверой, все еще не понимая, что произошло. Вдохнула аромат орхидеи и амбры и затряслась, распластавшись на груди дроу под потертым пурпурным жилетом.

Теш. И не один, еще двое дроу из «Калаверы» добивали оставшихся бугаев, пока третий караулил вход в переулок.

Спасена. Поршень мне в выхлоп, а я только настроилась героически помирать! Из глотки вырвался истеричный не то хохот, не то плач.

— Спасибо…

— Ранена? — прошипел Теш, слегка меня встряхивая.

Он сегодня эмоциональней обычного. Беспокоится о сохранности «ценного экземпляра»? Я судорожно вздохнула и отрицательно помотала головой.

— Я в порядке. Как ты здесь оказался?

— Лоа¹⁴ предупредили, — процедил Теш, словно ему банальную телеграмму прислали. В те редкие моменты, когда он не пытается подселить демонов в кого-нибудь, меня даже восхищает, с какой непринужденностью он с ними общается. — А привел Его Святейшество.

Я мысленно пообещала себе увеличить паек моей шерстистой банде. Теш сдернул с цилиндра гогглы-пировидиконы и пристально осмотрел переулок за моей спиной. У меня волосы встали дыбом, как наэлектризованные, и я знала, что это значит.

— Пойдем отсюда, — холодно велел он, утягивая меня за собой, и убрал тонкий кинжал в ножны-трость.

Крепкая рука походя обвила мою талию, притискивая к сильному телу. Я скрипнула зубами, но послушно похромала за хунганом. Мне все равно нужна его помощь с Эриком, так что устраивать скандал и качать права бессмысленно. Но как же напрягают эти его деспотичные замашки!

Он никогда не считается с моим мнением и не принимает в расчет мои планы. Понимаю, конечно, что он вырос в королевстве Илитиири, где царит исключительный матриархат, и таким образом закрывает Гештальт. Но я эмансипированная суфражистка и без пяти минут феминистка, и в материал для доказательства мужественности не нанималась. Хочет покомандовать, пусть ищет себе какую-нибудь «ледю» со шлейфом благородных предков и титулов, которой не привыкать чувствовать себя вещью в чьей-то собственности.

Некстати вспомнилось, как Хелстрем уточнял «если позволишь». Хотя уж он-то запросто мог мне приказывать, учитывая количество рычагов его давления на меня. Тряхнув головой, отогнала неуместные мысли и обернулась на переулок, в котором сгинул мой кошмар детства. Точнее, сгинула его телесная оболочка.

Эрик где-то прятался, но часы были при мне, так что он не потеряется. Зато за нами вдруг увязался обычно шарахающийся от людей Потрошитель, шипя на демонстративно его не замечающего Его Святейшество. Двое дроу остались подчищать следы преступления, третий, повинуясь жесту Теша, прикрыл мне спину. Кроме них там никого не было, но чутье медиума было не обмануть.

— Он вернется, — сипло проблеяла я, всеми силами стараясь унять дрожь.

Пора бы уже перестать изображать из себя даму в беде. Сама же мечтала заземлить этого ублюдка. Стоит быть благодарной Тешу хотя бы за то, что он избавил меня от необходимости делать это самой. А скрываться от призраков мне не привыкать.

— Мои парни позаботятся, чтобы его похоронили по енохианскому обряду, но все будет зависеть от того, насколько сильна его ненависть к тебе, — в бархатном голосе проскользнула сталь. — У тебя много врагов.

Недосказанность была слишком явной, чтобы не обратить на нее внимание. Я притормозила, осторожно коснувшись его покрытой белыми татуировками руки.

— Что-то не так?

Теш обернулся, снял маску и вздернул белую бровь. А до меня, наконец, дошло, что он вовсе не обеспокоен, как мне показалось поначалу. Он в бешенстве.

— А ты не догадываешься, Генрика? — оскалился он.

В последний месяц все идет несколько «не так», поэтому можно поконкретнее? Теш мазнул взглядом по сторонам, убедившись, что мы на улице одни, и, нависнув надо мной, прошипел:

— Генри, почему ты мне не сказала, что тобой интересуется тайная полиция?

Я затравлено отшатнулась. Почему? Да потому что он маниакальный собственник! Он же меня под замок посадит, лишь бы я другим не досталась! Возникло отчетливое подозрение, что дроу за моей спиной страхует меня не от внезапной атаки, а от моей возможной попытки побега.

— Ты осознаешь, что было бы, найди бобби в твоей клинике мои сигилы?

А они не нашли? Так это он их стер? Но зачем ему это?

— Они же были нанесены без санкционирования Церкви! — осенило меня, и мне сразу как-то поплохело. — Теш, я не хотела подставлять тебя!

— Да плевать мне на тайную полицию, меня они не посмеют тронуть! — неожиданно вызверился хунган, хватая меня за плечи. А я отстраненно задумалась, откуда у него такая уверенность в собственной неприкосновенности. — Я о тебе беспокоюсь, Генри! Я искал тебя! Где ты была все это время? Я думал, что потерял тебя!

— Что? — невоспитанно заржала я, чувствуя, как против воли теплеет на душе. — Меня же всего месяц не было. Ты до этого полгода обо мне не вспоминал.

Лицо Теша потемнело, словно я его оскорбила.

— По-твоему, я на полгода оставил бы без присмотра сильнейшего медиума нашего поколения?

А он не оставил? Неужели следил за мной все то время? Ну да, одновременно и защищал, и доказывал мне, что без него я не выживу, и в то же время ставил эксперимент, проверяя мою реакцию на его длительное отсутствие. В этом весь Теш. Адская смесь порочного любопытства и циничной рациональности.

Сердце подсказывает, что от такого нужно бежать, куда подальше. Но разум настойчиво твердит, что пока он единственный, рядом с кем я буду в относительной безопасности из-за своей отцентрифуженной эмпатии. К тому же, у меня поджимается задница от одной только мысли о том, как вызверится Теш, если я сбегу от него. Он не прощает своеволия своим игрушкам.

— Ты не желала быть зависимой от меня, верно? — Теш придал лицу выражение сочувствия, оцарапав острыми когтями мою скулу. Вот же тщеславная сволочь. Я ведь уже завишу от него, и мы оба прекрасно это знаем. — Поэтому не сообщала, что тебя разыскивает тайная полиция?

— Я могу сама о себе позаботиться, — вскинулась я в нелепой браваде, пряча глаза за рыжими кудрями.

— Нет, не можешь, Генри, — хунган растянул пухлые губы в самовлюбленном оскале, резко убирая мою челку. — А я могу. Со мной тебя даже бобби не посмеют тронуть. Поэтому отныне ты официально под покровительством «Калаверы».

Я присвистнула. Ушам своим не верю, он собирается принять меня в «семью»? Ему все-таки надоело делиться мной с другими, и он решился заполучить меня в единоличное пользование. А вдруг… нет, быть не может, чтобы он заставил меня считывать души врагов «Калаверы»! Он же не настолько жесток!

У психопатов, конечно, атрофированы сочувствие и способность сопереживать. Но даже если мыслить логически, отбросив чувства, можно прийти к выводу, что использовать меня, как медиума, не выгодно. Я свихнусь через пару месяцев, а отношения с прочими «семьями» столицы будут испорчены безвозвратно.

— Теш, — я поджала губы, чтобы они не дрожали позорно. Что за сплошная полоса невезения в моей жизни? — Не заставляй меня…

— За кого ты меня принимаешь? — деланно оскорбился хунган, а я чуть было не ляпнула «за расчетливую скотину». Потому что иначе я не понимаю, зачем ему конфликтовать с Барти, Броневиком и Анархистами из-за какого-то мехадока. — Мы поговорим об этом потом, Генри.

Моя задница чуяла феерические неприятности, но тон хунгана ясно давал понять, что это был приказ, а не предложение. Жизнь на дне меня хорошо выдрессировала, и я не стала перечить гангстеру перед подчиненным. Остаток пути мы прошли в молчании.

Знакомую тяжелую дверь «Виновницы» с изображением цветочного черепа передо мной услужливо распахнул тот дроу, что исполнял роль моего конвоира, слегка при этом поклонившись. Меня чуть не перекосило. Теш пытается нанести золотое напыление на стальные прутья моей клетки? Или я чего-то недопонимаю? Так, с проблемами разбираемся по мере их поступления!

— Теш, я тут наткнулась то ли на демона, то ли на призрака, привязанного к предмету.

Белая бровь изумленно взметнулась вверх. В сером взгляде впервые за сегодняшний день мелькнул интерес, которого не наблюдалось даже во время вопроса «Где ты была все это время?». Я закатила глаза. Ну хоть бы раз он притворился, что я интересую его как человек, а не как сосуд астральной энергии.

Лестница с коваными ажурными перилами привела нас в огромный бар, выдержанный в типичном для дроу готическом стиле. Я не знаток искусства, но после стольких лет общения с Тешем готику узнаю везде.

Мебель из красного дерева с обилием острых углов, зеркала с начертанными на них белой краской веве и газовые люстры в виде канделябров со свечами — настоящая роскошь по меркам квартала Красных фонарей. Бедняки привыкли обходиться вечно мигающим, зато дешевым электричеством.

Занято было лишь пять столиков из полусотни, но типчики не внушающей доверия наружности, видимо, были не простой шпаной. Потому что на сцене перед ними, несмотря на утренний час, во всю распиналась златокудрая шансонетка, томно исполняя какой-то полупристойный романс.

Бармен с глубоким поклоном выставил перед Тешем поднос под крышкой, который тот походя подхватил грациозным жестом и понес к себе в кабинет. Я невольно сравнила эту его непосредственность в быту с полным штатом слуг на побегушках у Броневика. Шагнув следом за хунганом в его кабинет, немедля выставила на журнальный столик проблемные часы, чудом не пострадавшие в схватке с Бенни.

— Эрик! — позвала в пустоту я, собираясь примерить свою пятую точку на кожаный диван. Но, оценив свой внешний вид после бомжевания по столичным нищенским притонам, вынуждена была отказаться от удобства и осталась стоять. Правила приличий для меня не важнее собственного комфорта, но я не настолько богата, чтобы потом компенсировать испоганенную мебель.

Теш снял крышку с подноса, изящно кинул в рот канапе и протянул пару шпажек мне. Пока я старалась не заляпать пол слюнями от вида ветчины и сыра, он сдернул с цилиндра и водрузил на нос гогглы-пировидиконы. Хищно оскалился и с порочным любопытством принялся рассматривать осторожно высунувшегося из стены полупрозрачного мальчишку.

— Хватит пугать ребенка, — одернула я этого психопата с набитым ртом, за что была награждена недовольным взглядом от обоих представителей мужска полу.

Ну, с лордиком все понятно. А вот аристократические замашки Теша меня здорово озадачивают. С набитым ртом не говори, на столе не сиди, в помещении не кури, пальцем не показывай. И откуда только понабрался? Гангстер же!

Теш бережно, как никогда не касался меня, достал специальные фотоаппарат и эхограф, улавливающие и конвертирующие астральные излучения и шумы. Впрочем, на его нежность и ласковость в обращении с астральными детекторами я не обижаюсь. Я же, в отличие от них, не стою, как дирижабль.

Прожевав, я перенесла вес на здоровую ногу, присела на корточки перед призраком и улыбнулась. Сказал бы мне кто вчера, что сегодня я буду искренне рада видеть сгусток эктоплазмы, засмеяла бы.

— Эрик, это друг, о котором я рассказывала, Теш. Теш, лорд Эрик Каспериан.

— Приятно познакомиться, милорд, — Эрик с подозрением поклонился серокожему блондину.

— Не слышу, — констатировал очевидное Теш и щелкнул фотоаппаратом.

Внимательно изучил пленку на просвет, удовлетворенно кивнул и глянул на эхограмму, записанную эхографом в виде ломаных линий на белой бумаге. Он эту абракадабру читает, как алфавит. Выключив дорогостоящие аппараты, чтобы не тратить лишние ресурсы, сдернул с рабочего стола уиджи¹⁵.

— А он меня слышит? — обратился хунган ко мне, усаживаясь на пол и скрещивая ноги. Я кивнула следом за Эриком. — И видит, хотя я нахожусь вне сигилы вызова. Любопытно… Нет, Эрик не демон, — отмахнулся он от занервничавшей меня. — Пленка не засвечена, значит, отсутствует рентгеновское излучение, характерное для ангелов и демонов. Да и на эхограмме инфразвука нет, читается только ультразвук. Но на стандартного призрака он тоже не похож…

Я помочь уже ничем не могла, поэтому принялась планомерно уничтожать запасы канапе, оставив хунгана и призрака общаться через уиджи. Спустя полчаса активного ползания планшетки-указателя по доске я поняла, что окончится беседа, явно увлекшая обоих, еще не скоро.

Я мученически потопталась около двери в ванную комнату, не рискуя отвлекать Теша от работы, зная, как он этого не любит. А ждать, что он сам обратит на меня внимание, оторвавшись от очередного эксперимента, можно до второго пришествия Еноха. Но тут мне на помощь неожиданно пришел лордик, что-то быстро написав на доске и наградив Теша не по-детски укоризненным взором.

— Иди-иди, — повелительно махнул мне рукой хунган, даже не поднимая взгляд от уиджи.

Я фыркнула и похромала навстречу с блаженством. Потому что в ванной комнате барона Субботы наличествовала самая настоящая роскошь по меркам трущоб — водопровод! Заткнув слив огромной бронзовой ванны на гнутых ножках пробкой, я выкрутила вентили и капнула пенящееся масло. Пулей выпрыгнула из вонючих лохмотьев и с пошлым стоном опустилась под воду с головой.

Однажды и у меня такая же роскошь будет. Обязательно! Я размечталась и принялась с остервенением скрести себя мочалкой. А когда, наконец, почувствовала себя чище новенькой монетки, решила несколько обнаглеть и набрала ванну заново. Ох, какой кайф! Куда там эльфийским волшебным травкам…

Проснулась я от тихого щелчка. Приоткрыла один глаз и лениво принялась наблюдать за неспешно расстегивающим пуговицы на жилете Теше. Хунган выглядел усталым, но довольным.

— Это ты от призрака дверь на замок закрываешь? — хриплым спросонья голосом саркастично полюбопытствовала я.

— Он воспитанный мальчик и для него это как сигнал «не входить», — снисходительно парировал он, плавным движением скидывая с бедер брюки.

Я скользнула взглядом по серой коже гладкой груди, изукрашенной белыми татуировками, и ниже. И как наяву увидела Хелстрема в моей операционной. Я же запретила себе их сравнивать!

— Ты как будто в первый раз меня видишь, — самолюбиво прошипел Теш, а я тряхнула головой, избавляясь от наваждения, и чуть сдвинулась вперед, освобождая ему место.

— Соскучилась, — ответила я правду, но другую, малодушно радуясь, что намокшие волосы распрямились до плеч и скрыли глаза. Позорище, сплю с одним мужиком, а мечтаю о другом. Сучье какое-то поведение. — Ты выяснил, что не так с Эриком?

— Нет, — нисколько не огорченно просветил Теш, хозяйским жестом укладывая меня себе на грудь. Активировавшаяся эмпатия, как всегда, не различила ничего, кроме порочного любопытства, объектом которого была даже не я.

Я послушно расслабилась, подавляя желание перевернуться, чтобы быть лицом к лицу. Ему же нравится, когда я выступаю в роли механической куклы, для которой он сам выбирает положение рук и ног. Я бы хотела, чтобы хоть раз он ублажил меня, а не себя, но жертвенность — не то, чего стоит ждать от дроу. Впрочем, наслаждение, пусть и граничащее с ненавистной мне болью, Теш периодически дарит, так что грех жаловаться.

— Но его память гораздо более долгосрочная, нежели у других призраков. А еще он может взаимодействовать с материальными объектами. Я перенес уиджи за пределы усиливающей сигилы, а Эрик все равно смог двигать планшетку. Если бы он при этом не был разумен, я решил бы, что он полтергейст, — Теш обдал горячим дыханием шею, слегка прикусывая кожу у ключицы.

Я слабо застонала и стиснула руки на бортиках ванной, уже зная, что последует за этим поцелуем-меткой. Внутренности резко обожгло беспардонным вторжением. Я вскрикнула и дернулась, пытаясь ослабить напор, особенно чувствительный после длительного целибата. Но была схвачена за шею и повелительно возвращена обратно. Хунган не любитель долгих прелюдий.

— Возможно, тут понадобится полноценный экзорцизм, — как ни в чем ни бывало продолжил рассуждать Теш, слегка раскачиваясь подо мной. Я скрипнула зубами, пытаясь приноровиться к боли. — Феноменальный случай.

— А почему… почему он в девчачьем платье? — заплетающимся языком процедила я первое, что в голову пришло, лишь бы отвлечься от неприятных ощущений.

— Наследник, — прошипел Теш, сжал руки на моей груди и принялся ускоряться, против воли заставляя меня откликаться на сводящий с ума ритм движений. — Аристократы часто скрывают рождение наследника… маскируя его под девчонку. Так снижаются шансы покушения на его жизнь… со стороны родственников, следующих в очереди на наследование, — я вскрикнула от особо глубокого толчка, и одна его рука зажала мне рот, а вторая сползла по животу и ниже. Почувствовав коготь, я всхлипнула, выгнулась и дернулась в судороге. — Тише, Генри… у нас же ребенок… в соседней… комнате!

Он с силой впечатал меня в себя и вцепился клыками в шею, зашипев. Я дождалась, пока его перестанет трясти, и досадливо отвела его руку от своего лица. Наверняка синяки на подбородке останутся. И засосы на шее. И царапины на внутренней стороне бедер. Я скрипнула зубами, чувствуя, как неизбежно накрывает откат, извечный после нашей с ним близости. Наверно, это все-таки симптом нездоровых отношений.

В голове щелкнула шестеренка, ответственная за память. Я еще раз прокрутила про себя то, что говорил Теш, когда мне было не до поддержания светских бесед. «Аристократы скрывают рождение наследника во избежание покушений на его жизнь». Ни за что не поверю, что это общеизвестная информация. Прибавить к этому аристократические замашки Теша… Я посмотрела на гангстера снизу вверх и уточнила:

— Тебя тоже девочкой наряжали?

Теш хищно оскалился, оцарапав мне живот аккурат по укусам клопов.

— Давно поняла?

Ага, так «бароном» его прозвали неспроста?

— Только что, — я поморщилась от боли и рывком выкинула себя из ванной, прошлепав босыми ногами к тумбе. Выдвинула ящик, числящийся моим, вытряхнула из него запасные полосатые рыже-коричневые брюки и бежевую рубашку и торопливо натянула на себя.

В душе нарастало непонятное раздражение. На себя, за какую-то наркотическую зависимость от Теша. На Теша с его недомолвками. На безвыходную ситуацию с «Калаверой». Остро захотелось убедиться, что кому-то сейчас хуже, чем мне. Все аж зачесалось починить какого-нибудь истекающего кровью бедолагу. Или это укусы клопов, или мне немедленно пора очистить душу от влияния негативных эктоплазменных эманаций. Но у нас остался еще один нерешенный вопрос.

— Какую роль ты уготовил мне в «Калавере»?

Теш застегнул брюки и дернул бровью, после разрядки ленясь изображать человеческие эмоции. А я в этот момент особенно остро ощутила гигантскую разницу между нервирующим равнодушием хунгана и успокаивающей невозмутимостью инквизитора. Приблизившись, дроу поднял мое лицо за подбородок и впился в губы собственническим поцелуем-укусом.

— Ты же знаешь. Ту, на которую соглашалась все эти пять лет.

А можно без этих вот недомолвок, скотина бесчувственная?! Я решила бы, что он говорит обо мне, как о подстилке, если бы не знала, что для Теша это было бы слишком просто. Он ведь любит двусмысленность.

На что я согласилась? Нет, не согласилась, а именно соглашалась, в длительном периоде. Если бы это были какие-то провокационные вопросы, пусть даже со скрытым смыслом, я бы точно запомнила. А подарков никаких я не принимала. Может, были какие-то невербальные знаки, которые я не заметила? Аристократы ведь любят все эти языки мушек, вееров и…

Я хлопнула ресницами. И истерично заржала. Кажется, я феноменальная идиотка. Посчитала это обычным знаком внимания… Только как бы подтвердить свою догадку? Я словно в трансе вышла из ванной, но Теша в кабинете уже не было. Зато был Эрик, играющий с уиджи. Славно, он ведь аристократ, значит, должен знать.

— Эрик, — я присела на корточки перед лордиком, но сфокусироваться на бледном мальчишке никак не могла. Должно быть, взгляд у меня сейчас такой же потерянный, как у Хелстрема. — Что означает орхидея на языке цветов?

Маленький лорд Каспериан оторвался от спиритической доски, задумчиво сложил губки бантиком и хлюпнул носом.

— Совершенство и плодородие.

Совершенство и плодородие. Ну, разумеется. Ведь если я отказываюсь использовать свое «совершенство» по прямому назначению, значит, гожусь лишь на то, чтобы «расплодить» его.

Орхидеи пытались меня предупредить, а я, тормоз необразованный, не поняла. Теш собирается сделать из меня инкубатор для его наследников.

Глава 4. Цена свободы

Я увлеченно разбирала на шестеренки часы Эрика, когда дверь в мою новую клинику с грохотом распахнулась от удара с ноги. Я, узнавая эту манеру, на вращающемся стуле обернулась к Шпильке и присвистнула. По случаю выходного дня без макияжа она выглядела почти прилично.

Бордовая юбка-амазонка в пол, блуза цвета шампань с пышным жабо и сколотые на затылке в нарочито небрежный пучок черные волосы. Ни дать, ни взять зажиточная горожанка на променаде. Образ слегка портил стек на поясе и надменное выражение лица, но против профессиональной деформации не попрешь.

— Неплохо устроилась, подруга, — сдержанно похвалила она, оглядев оборудование операционной, организованной для меня Тешем в пустующем подвале «Виновницы».

Большинство инструментов его подручные перетащили из моей разгромленной клиники под «Розовой розой». Но разнообразие анестетиков и колюще-режущих инструментов — его подарок на новоселье. Как и поставки металлических запчастей от Броневика, хотя основным его бизнесом является не переработка металлолома, а торговля наугримским огнестрелом.

А вот от Анархистов жеста доброй воли Теш пока не получил. Они все еще не смирились с приватизацией лучшего подпольного мехадока столицы «Калаверой», пусть даже барон Суббота позволил мне продолжить латать его конкурентов. Ну, на то они и анархисты, чтобы не признавать власть одного человека над другим.

— Осуждаешь? — вынимая из ящика заказанные Шпилькой пару дней назад протезы, фыркнула я.

Шлюхи почему-то очень ревностно относятся к своему «искусству», конкуренции не терпят и ненавидят дамочек, что раздвигают ноги перед потенциальными покровителями якобы не за деньги.

— Не суди, да не судим будешь, — философски отмахнулась Полли и соблазнительно опустилась в наркозное кресло, закатывая правый рукав. — Нет, я просто изумляюсь.

— Что на меня кто-то позарился? — я почти обиделась.

«Почти», потому что Теш позарился не на меня, а на способности медиума. Да и, к чему кривить душой, чтобы запасть на мою невыдающуюся внешность и бедный внутренний мир надо иметь на редкость дурной вкус. Окончательно добить самооценку мне не дал хлесткий удар стеком по ребрам.

— Изумляюсь, что барон Суббота столько терпел и не присвоил тебя в первый же день вашего знакомства, хотя дроу выдержкой не славятся, — жестко взглянула на меня Полли, а у меня на душе потеплело. — Прекрати уже себя недооценивать, Гаечка. Мало того, что твоих знаний в механической хирургии хватит на целый учебник, так у тебя еще и талант находить общий язык даже с отъявленными мерзавцами. Думаешь, многие мехадоки могут похвастаться столь разнообразным и обширным кругом клиентов?

Подозреваю, что это побочный эффект от моей эмпатии. Не умея читать души, я вряд ли смогла бы даже на расстоянии улавливать эмоции окружающих. И не заметила бы за этой похвалой тщательно скрытое недовольство.

— Но ты все равно за меня не рада.

— Я всех этих подлых и агрессивных серокожих блондинчиков на дух не переношу, но искренне порадовалась бы за тебя, если бы ты втихаря не заказала у меня это, — Шпилька демонстративно покачала вынутый из кармана юбки флакон.

— Спасибо, — облегченно выдохнула я, забирая эссенцию сильфия и отсчитывая ассигнации на десять империалов из заработанных за эту неделю средств.

Сильфий стоит в два раза дороже, просто за вторую часть оплаты Шпилька приняла протезы. Дорогая штучка, на двадцать империалов можно лошадь купить, пусть и клячу. Но зато сильфий здоровье бережет, в отличие от отвара петрушки — народного средства, способного вызвать выкидыш и маточное кровотечение.

— Генри, — девушка накрыла мою ладонь своей и жестко заглянула мне в глаза. — Если тебе нужна помощь, чтобы исчезнуть или связаться с Барти…

— Спасибо, Полли, — я оборвала подругу, постаравшись скопировать безмятежную улыбку Хелстрема. Не объяснять же ей, что вдали от Теша мне опасней, чем рядом с ним. Башня Бенни может заявиться в любой момент. — Я справлюсь. Лучше скажи, где Барти?

— Опаздывает, — она недовольно хлестнула стеком по юбке. — Месяц, отведенный ему магистром Ли Мэем, уже истек. Но антиимпериалисты пока не дергаются.

И правильно делают, не стоит дразнить бобби, и без того лютующих после недавнего пролетарского бунта.

— А с тобой что случилось? — натянув виниловые перчатки, я нацепила увеличительные гогглы и придирчиво осмотрела едва успевшие зажить обрубки фаланг пальцев правой руки ночной бабочки.

— Решила поработать подстилкой у паровой телеги, — процедила она, не вдаваясь в детали.

А я, так и не переняв от Теша привычку лезть в душу без смазки, не стала допытываться. Раньше у Шпильки я не наблюдала проблем с координацией, но даже, если упасть на проезжую часть ей помогли, то кто я такая, чтобы разбираться с ее обидчиками? Все, что я могу, это сделать ей лучшую замену потерянным частям тела. А бередить душу подруги только из праздного любопытства — откровенное скотство.

— Нервы сохранены. Узнаю работу доктора Шприца, — похвалила я подлатавшего Шпильку хирурга и предложила. — Могу даже сделать полноценный имплант, соединив «когти» с нервами.

— Я не сомневаюсь, что ты и не такое можешь сделать, Гаечка, — на полном серьезе кивнула она. — Но «когти» при желании можно отнести к клинкам, а я не хочу, чтобы меня загребли за незаконное ношение холодного оружия. Поэтому мне нужен именно съемный протез.

Резонно, но как врач я искренне расстроилась. Зачем разбирать себя на составные части, если можно остаться целой? Славно, что Теш успел замаскировать у меня негативные астральные эманации. Иначе возросший садизм вынудил бы меня сейчас уговорить подругу на установку импланта просто потому, что для пациента это весьма болезненно.

Протезом, крепящимся к кисти с помощью кастета, Шпилька осталась довольна. Пообещала подогнать мне еще клиентов, чтобы скрасить мое заточение, доложить, как только вернется Барти, и ушла. Я провожать ее не стала, чувствуя, как снова начинают пульсировать связки в лодыжке, растянутые в схватке неделю назад. Вывих я себе давно вправила, но отек до конца еще не спал. На вращающемся стуле я вернулась к столу и продолжила копания в часах.

Теш пребывал в полнейшем экстазе от новой игрушки и провел уже всевозможные эксперименты с Эриком. Пытался изгнать через зеркальный коридор, призвать в пентаграмму, поймать в астральную ловушку и настроить контроль над ним. Даже попробовал подселить его в меня. Я на это согласилась только, чтобы выторговать свою свободу, как мехадока, иначе барон Суббота ни за что бы не позволил мне чинить его конкурентов. Но все усилия и жертвы оказались впустую.

Эрик не реагировал ни на что. Хотя последнее не удалось скорее всего потому, что Теш недостаточно квалифицирован для работы со светлыми духами. Я заикнулась было, что дело тут не в призраке, а в часах, но удостоилась лишь снисходительного взгляда хунгана и совета не лезть, раз ничего не смыслю в оккультизме и эзотерике. Я на правду не обиделась, но от своей идеи не отказалась.

Ко всему астральному у меня по-прежнему стойкая неприязнь, но часы — единственное, что я могу изучить механическим путем. А я лелею надежду, что, найдя какую-нибудь зацепку, смогу за нее выторговать себе еще чуть-чуть свободы.

Добро пожаловать в двадцатый век товарно-денежных отношений! Повезло еще, что Теш психопат, поэтому соблюдает выгодные ему договоренности, хотя среди дроу порядочность не в чести. Иначе участь моя была бы совсем плачевной.

Роль, которую он уготовил для меня в «Калавере», я не оспаривала. Неконструктивно. Признаться, что я понятия не имела о языке цветов? Так незнание не освобождает от ответственности. Истерить, что пользоваться чужой необразованностью бесчестно? Ну, я же не идиотка, чтобы требовать джентльменства от мафиози. Благородные бандиты только в бульварных романах встречаются. К тому же, с точки зрения двуличных дроу, все как раз максимально честно.

Так что я посидела какое-то время в прострации, переваривая новость о назначении меня на должность инкубатора для наследников сильнейших хунгана и медиума в Тагарте. Решила, что подписываться на такое пока не готова даже за обещанную защиту от тайной полиции. И принялась потихоньку выкупать себя из собственности гангстера, одновременно закидываясь волшебным отварчиком петрушки.

Цветы я приняла, значит, на предложение согласилась. Пусть так. Но сроки исполнения «соглашения» не оговаривались. Так что ко мне никаких претензий. Я фыркнула, мысленно поблагодарила приютское детство и войну за привитое умение выживать и сосредоточилась на часах.

Разобрала на винтики, собрала заново, разобрала еще раз. Не нашла ничего, что указывало бы на связь с астралом. Покрутила перед глазами позолоченный циферблат. Задумчиво уставилась на стальную подставку.

Может быть, я чего-то не замечаю из-за ограниченности восприятия? Например, излучение и шум, испускаемые сигилами, настолько слабые, что засечь их могут только астральные детекторы. Человеческим органам чувств, даже тем, что у медиумов, такое не под силу. Правда, хунган уже проверил часы с помощью детекторов, но вдруг он что-то упустил?

Делать мне все равно было нечего, поэтому я собралась к Тешу клянчить инвентарь. Нацепила поверх полосатых брюк коричневую юбку с оборками, прикрывающую только заднюю часть ног, затянула корсет, вместо медицинских перчаток надела митенки и припудрила неприличные веснушки.

Барон Суббота сейчас устраивает банкет по случаю какой-то особо удачной сделки по сбыту партии биологического оружия из Зангао в конфедерацию. Бывшие колонисты периодически подтравливают эльфов вирусами, которых не знали в Вестконтине. Я бы заявилась на эту сходку бандитов и в рабочем комбинезоне, но теперь принадлежность к «Калавере» обязывает соответствовать статусу. Я, конечно, борюсь за свои права, но только тогда, когда это оправданно и уместно. Феминизмом головного мозга пока не страдаю.

В «Виновнице» было многолюдно, но Теша я быстро нашла у сцены, с которой немолодая полуорчанка тянула блюз. Барона Субботу окружили контремцы в стетсонах¹⁶ и крокодиловых сапогах с характерными пафосными ухмылками и зангаосцы в национальных ханьфу, расшитых золотой нитью.

Никак не могу привить себе завышенную самооценку, поэтому на подобных сборищах чувствую себя несколько не в своей тарелке. Мало ли какие у меня амбиции, сейчас я еще явно не на том уровне, чтобы пить вместе с обладателями крокодиловых сапог. Но ведь с кем поведешься, от того и наберешься. Поэтому пока есть возможность, я насильно выгоняю себя на такие мероприятия.

Теш вольготно развалился на кожаном диване, качая бокал с портвейном, и выглядел в шелковом белом костюме ходячим соблазном. С обеих сторонк нему вульгарно липли две девицы.

Первая в облике классической танцовщицы кордебалета контремских салунов призывно оголила загорелое бедро и вывалила на плечо Тешу свои обширные прелести. Вторая в укороченном ханьфу с нарисованным по царской моде кукольным лицом с порочной невинностью крутила в тонких пальчиках прядь белых волос дроу. Даром что лет ей не больше пятнадцати.

Их положению не позавидуешь, а вот качеству платьев и побрякушкам — вполне. Я в своих лохмотьях даже рядом со шлюхами выгляжу неотесанной деревенщиной. Зато это дает мне право не размениваться на взаимные реверансы, а просто бестактно отвлечь хозяина праздника.

Я, к сожалению, напрочь лишена способности изображать пресловутый вежливый интерес. Поэтому раньше при встрече с неприятными мне людьми пародировала снисходительный оскал Теша. Но сейчас я шагнула в круг гостей, почему-то скопировав обаятельную улыбку Хелстрема.

— Господа, позвольте вам представить моего мехадока, Гаечку, — заметив меня, оскалился Теш, не представляя мне «господ».

От этого небрежного уточнения, в чьей собственности я нахожусь, меня чуть не перекосило, но я сдержалась. И коротко по-мужски поклонилась, потому что мои книксены похожи на присядку тюремных заключенных.

Зангаосец сдержанно поклонился мне в ответ, не расцепляя рук, скрытых под широкими рукавами ханьфу. Контремец прошелся оценивающим взглядом по моим брюкам под юбкой и болтающимся на шее гогглам и спрятал усмешку за стаканом виски. Я сдержалась, чтобы не закатить глаза. Колонисты считают себя просвещенными, а шовинизм до сих пор не изжили! Впрочем, чего ожидать от страны, где по-прежнему процветает рабство.

Теш небрежно спихнул с себя танцовщицу и втянул меня на освободившееся место. Я отстраненно удивилась, как меня не испепелило на месте от взгляда обделенной шлюхи, и склонилась к уху Теша.

— Могу я взять твой набор астральных детекторов?

— Конечно, можешь, — хунган взглянул на меня с повелительным снисхождением. — Ты не должна спрашивать меня о таких мелочах, Генри.

Нет, должна. Потому что я здесь не хозяйка, не жена ему и даже не официальная любовница. А не то возьму что-нибудь без спроса и наложу на себя этим новые обязательства, сама того не желая. Обжегшийся на молоке, на воду дует.

Получив разрешение, не отказала себе в удовольствии дослушать блюз полуорчанки и покинула празднество. С трудом сдерживая предвкушение, которым не иначе как заразилась от Теша, забрала из его кабинета фотоаппарат с лампой «черного света» и гогглы-пировидиконы и вернулась в клинику. Эхограф мне не помощник, я с ним работать не умею. А просканировать часы на предмет ультрафиолетового и инфракрасного излучения вполне способна.

Вскоре ко мне откуда ни возьмись присоединился Эрик в компании черного Джека Потрошителя. Бесноватый кот, не дающийся в руки даже мне, его кормилице, как оказалось, ладит только с потусторонними сущностями.

Эрик опасливо покосился на мою грудь, а точнее на спрятанную под воротом подвеску с веве, пожалованную мне Тешем на случай возвращения из мертвых Башни Бенни. Покрутился вокруг, сосредоточился, как его учил хунган, и запрыгнул на стол, не проваливаясь сквозь него. Я с какой-то смесью гордости и досады отметила, что дурно влияю на мальчишку, бывшего воспитанным. Непутевая из меня получится мать.

Поймав себя на размышлениях о собственном будущем детеныше, чуть не окосела. Что это со мной? Организм на фоне стресса решил напомнить, что мне уже двадцать два и он не молодеет? Ничего, потерпит! Не рассматривать же гангстера на роль отца моих детей в самом деле. А в матери-одиночки я не нанималась.

Я разложила на столе детали часов, зажгла лампу «черного света» и выключила свет. В лучах ультрафиолета белым засветился Эрик, которого теперь заметил бы и не медиум, и бледно засияла сигила на моей шее. Запрятав ее поглубже под воротник, я согнала мешающего эксперименту призрака со стола и щелкнула фотоаппаратом. Вернув нормальное освещение, изучила негативную пленку на просвет, но кроме отпечатков ладошек и пятой точки Эрика на столе ничего не флюоресцировало.

Я скрипнула зубами и надела гогглы-пировидиконы, установив диапазон градусов тепла. И озадаченно уставилась на стальную подставку часов, которая на фоне прочих темно-фиолетовых деталей комнатной температуры казалась чуть синее. Неужели она холоднее? Как Эрик, который рядом с почти нестерпимо белой газовой лампой выглядит черным пятном.

Через пару минут интенсивного высматривания тепловых различий я поняла, что скоро все цвета для меня сольются в один и принялась искать контраст. Взгляд наткнулся на морозильную камеру. Возгордившись своей находчивостью, я поместила туда подставку и стальную шестеренку для сравнения, и перенастроила диапазон в пировидиконах на холод. И недоверчиво прищурилась на не торопящуюся охлаждаться подставку. А точнее, на вырисовывающиеся в ее центре очертания теплого квадрата.

Задумчиво вернув детали часов на стол, я сняла пировидиконы и надела свои увеличительные гогглы. Неужели я упустила какой-то скрытый механизм? Провозившись полночи и понажимав на все узоры и выступы, я, наконец, нашла спрятанную замочную скважину. Ключа, разумеется, у меня нет, но замки взламывать не сложнее, чем чинить Хелстрема. Открыв потайной ящичек, обнаружила в нем небольшой квадратный дагерротип.

Светловолосые близняшки в идентичных девчачьих платьях, одно из которых мне точно знакомо, сидят в бархатном кресле. Эрик был болезненно худым и пугал стеклянным взглядом неестественно широко открытых глаз. Эрика в свои шесть лет была чуть пухлее брата, радовала отсутствием его синяков под глазами, но взгляд имела такой же пустой. Мне стало отчетливо не по себе. С этим снимком что-то не так.

Дагерротипия уже давно распространена в империи. Технология съемки, основанная на светочувствительности иодистого серебра, являющегося оружием против духов, была быстро одобрена Церковью. И за полвека ее существования еще ни из одного снимка не вылез призрак, иначе о подобном стало бы немедленно известно Инквизиции. Тогда чем этот дагерротип отличается?

— Не помню, когда это было, — нахмурился Эрик.

А у меня волосы встали дыбом от догадки, почему взгляд Эрики такой не по-детски пустой. Потому что рядом с ней сидит уже не ее брат. Я держу в руках фотографию пост-мортем¹⁷. Снимок пулей вылетел у меня из рук. Это же было запрещено Церковью еще до моего рождения, как некромантия! Кстати, наверняка именно из-за лезущих из таких снимков призраков и запретили, обозвав емким словом «святотатство». Рабочая схема на все времена.

Я скрипнула зубами, костеря себя на чем свет стоит за то, что подобрала тогда эти отцентрифуженные часы на помойке. Везет мне в последнее время на государственные тайны. В том, что техника привязки духов к предметам давно засекречена, я не сомневаюсь.

И что теперь делать? По уму надо бы сдать эти часы с фотографией, привязанным к ней Эриком и анонимной припиской: «Пост-мортем!», в жандармерию. Пусть они сами передают их куда надо: инквизиторам или бобби. Но я же всегда лечу поперед паровоза, я Эрика уже Тешу показала! Хунган не расстанется с ним так запросто. А дарить ему эту экстрасенсорную технику попросту страшно. Я даже представить боюсь, как ее может применить самый сильный заклинатель демонов столицы, работающий на мафию.

Я отрешенно собрала часы, спрятала дагерротип обратно, убрала астральный инвентарь и устало потерла глаза. В смешанных чувствах вернулась в кабинет Теша и нерешительно затормозила на пороге. В этот предрассветный час я ожидала застать его в объятиях шлюх, как уже не раз до этого, но не в обществе гостей.

Незнакомец обернулся, оказавшись седым бородатым гномом с насмешливым прищуром глазок-буравчиков. Кто-то из людей Броневика? Странно, Теш обычно не назначает встречи с конкурентами одновременно с закрытыми вечеринками для деловых партнеров. Сам он, стоя у окна со сложенными на груди руками, резко кивнул мне, и я послушно вошла, убирая фотоаппарат и пировидиконы на место. На столе вольготно развалился плешивый Его Святейшество.

— Товарищ Шабат, вы позволите? — раскатистым басом поинтересовался гном у дроу тоном, не предполагающим отказа.

Я еще не слышала, чтобы с бароном Субботой так говорили, но вдоволь насладиться не сумела. Ледяной неотрывный взгляд Теша заставил поджаться задницу. Что его так взбесило?

— Гаечка, — обратился ко мне гном с добродушной улыбкой, не дождавшись ответа от Теша. — Я инженер-конструктор и сейчас ищу талантливого подмастерья. Вас на эту должность мне посоветовал один наш общий знакомый. Как он выразился, в уплату долга.

Хелстрем? Он не забыл о своем обещании? На душе у меня против воли потеплело. Очень трогательно, только вот кому именно меня сосватали?

— О, я не представился! — гном шагнул ко мне и протянул мозолистую ладонь. — Цадок Дедерик, владелец фабрики механических игрушек, будем знакомы.

Я на автомате пожала протянутую руку и подавила истерический смешок. Владелец «фабрики механических игрушек»! Какой изящный эвфемизм для крупнейшей в империи фермы механических тел. И меня приглашают туда на работу? Но, погодите-ка, Хелстрем вот так запросто «прислал» ко мне гениального изобретателя? Кто этот инквизитор вообще такой?!

— М-меня з-зовут Генрика, мастер Дедерик, — внезапно начала заикаться я. — Оч-чень приятно.

Я все еще не могла поверить в реальность происходящего. Неужели мне только что выпал шанс выбраться со дна общества, о котором я и мечтать не смела? Максимум социального лифта, на который я могла рассчитывать, это мафия, в которой я была бы игрушкой Теша. Да я вообще уже не надеялась развязаться с криминалом, куда влезла от безысходности!

Взгляд у Теша стал совсем нехорошим. Он лениво отлип от подоконника и неторопливо подошел, вставая между нами.

— «Калавера» подумает над вашим предложением, мастер Дедерик, — неглубоко поклонился он гному.

Тот, уловив намек, шарахнул кулаком по груди в традиционном жесте приветствия и прощания. Гномы народ гордый, никому не кланяются. Мастер ударил себя в грудь еще раз — персонально мне. Я поспешно клюнула носом коленки в ответном поклоне.

— Буду рад сотрудничеству, Генрика.

Прозвучало так, словно я уже согласилась стать его подмастерьем. Он намеренно дразнит Теша? Или действительно уверен в положительном исходе?

— Предложением? — осторожно переспросила я, когда за ним закрылась дверь.

Теш бросил на меня острый взгляд через плечо, вернулся к столу и опустился в кресло. Напряженный, как змея перед броском. Задумчиво погладил перебравшегося к нему на колени белого кота, решая, посвящать меня в детали сделки или нет, но все же указал взглядом на пачку ассигнаций на столе.

— Коротышка желает выкупить тебя за тысячу империалов.

Что, простите? Тысяча империалов? Это же… как три года моей работы! Да на эти деньги паровую телегу купить можно и даже подержанный паромобиль! Раб в конфедерации стоит в три раза меньше!

— Высоко тебя этот «инженер-конструктор» оценил, да? Обычного подпольного мехадока, — недобро оскалился Теш, и вот на это я обиделась. Он, конечно, шовинист до мозга костей и не терпит, когда с грудью влезают туда, где нужны яйца, но беспочвенно оскорблять дело моей жизни не имеет права. — Или это вовсе не он, а ваш «общий знакомый»? Какие же услуги ты ему оказывала, что он так проникся твоим «ремеслом», а, Генрика?

Так, вот только ревности маниакального собственника мне сейчас не хватает! Очень хотелось огрызнуться, но я сдержалась. Неразумно дразнить его перед сделкой всей моей жизни, на кону которой моя свобода.

— Всего лишь спасла, — дипломатично ответила я, не вдаваясь в подробности проблем Хелстрема. — Как и каждого, кто приходит ко мне в клинику.

Теш может надумывать себе, что угодно, но нам обоим известно, что он навсегда останется для меня первым и единственным. Мне тошно прикасаться к другим и чувствовать их грязные души. А «чистым» людям в моем окружении взяться неоткуда. Хунган наконец перестал сверлить меня уничижительным взглядом и презрительно дернул бровью.

— Но они все равно просчитались. Твоя ценность заключается вовсе не в том, что ты неплохой хирург-механик.

«Неплохие» ставят заплатки на протезы, а я из дерьма и палок могу создать рабочий имплант, но ему на это плевать. Дроу расисты похлеще эльфов. Их женщинам позволено управлять мужчинами, а человеческие не годятся ни на что, кроме как стать инкубаторами.

— Медиума твоей силы я не отдам и за пять тысяч империалов.

Не быть мне ответственным гражданином. Заранее извиняюсь перед всеми живыми и мертвыми, над кем Теш станет проводить свои эксперименты. Но я не могу упустить шанс лучшей жизни, который выпадает раз на миллион.

Меня воспитали не добрые сказки, которые на ночь буржуи читают своим чадам и которые учат думать о других. Меня воспитала атмосфера зверинца в сиротском приюте, байки фабричных работяг и солдатские лозунги. Поэтому я скрипнула зубами и выпалила:

— А за технику привязки призрака к предмету?

На душе стало паршиво при мысли об Эрике, которого я оставлю на растерзание психопату. Но самоотверженность у меня после приюта дерьмовая.

Хунган замер. Взгляд серых глаз стал холодным и острым, как лезвие клинка, спрятанного в его белой трости. Я почти физически ощутила его желание вскрыть мне череп, чтобы добраться до моих мыслей. Белый кот дернул хвостом.

— Генри, неужто ты разгадала тайну Эрика?

У меня от этого тона, в котором смешались любопытство, высокомерие и злость за то, что влезла, куда не просят, поджалась задница, но я твердо кивнула.

— Значит, дело все-таки в часах?

Поршень мне в выхлоп, вот зачем я положила дагерротип обратно в часы? Надо было спрятать, чтобы Теш сам не нашел! Когда же я научусь хоть немного просчитывать свои шаги?

— Нет, — состроив морду «кирпичом», ответила я полуправду. Фигурально ведь дело не в самих часах.

Теш требовательно вздернул бровь, но никаких подсказок я давать не собиралась. Я тут себя выкупить пытаюсь вообще-то, а не в шарады играю. И, кстати, мне стоит поторопиться с торгами, потому что Теш может сопоставить, что осенило меня после того, как я поработала с пировидиконами. И тогда уже грош цена будет моему открытию, ведь хунган повторит его гораздо быстрее. Поэтому подключаем четверть гномьей крови во мне, отвечающей за упорство и неотступность, и начинаем глухой шантаж.

— Я скажу, как привязать призрака к предмету, если выпустишь меня из «Калаверы».

— Генри, — с напускной усталостью развалился в кресле Теш и членораздельно, как ребенку, пояснил. — Я тебя вовсе не держу здесь, я же не чудовище, — сказал психопат. — Я просто пытаюсь защитить тебя. Рядом со мной тебе не грозят ни духи, ни тайная полиция.

Я вообще-то выжила в приюте, на войне и на дне столицы. К тому же Теш по любому не оставит «ценный экземпляр» без присмотра. Но мои аргументы будут отвергнуты тысячью и одним способом, поэтому я просто продолжила вести гномью манеру переговоров.

— Технику за свободу.

Хм, а мне это даже начинает нравиться! И гораздо больше, чем завуалированные уговоры дроу с кучей смысловых ловушек. Я человек простой, ага.

— Свободу? Какое интересное слово, — задумчиво дернул бровью Теш и пристально взглянул мне в глаза. — То есть сейчас, не ограниченная в передвижениях, обезопасенная от внимания духов и тайной полиции, работающая на все подполье, а не на одну лишь «Калаверу», ты не свободна?

Хочешь испортить отношения — начни их выяснять. Но, как говорят все горцы, к которым и я на четверть имею отношение, лучшая защита — это нападение.

— Ты заставляешь меня быть инкубатором для твоих наследников, Теш!

— Заставляю? — к первой белой брови присоединилась вторая. И столько искреннего изумления в голосе. — Ты что-то путаешь. Я никогда ни к чему тебя не принуждаю. Я просто предлагаю. Иначе не позволил бы тебе истекать кровью после каждой нашей близости.

У меня засосало под ложечкой. Он знал и не остановил? Но тогда получается, что я задарма пользуюсь защитой «Калаверы», не принося никакой пользы. Очень стервозно продолжать считать, что «ценность» меня, как «экземпляра», для хунгана все окупит.

— Тогда зачем я тебе, Теш?

— Привязался? — предположил он, будто и сам не был в этом уверен.

— К чему? — я не сдержала саркастичный смешок. — К моей неестественной зависимости от тебя, Теш?

Она ведь, должно быть, здорово тешит самолюбие деспота. Я может и рискнула бы предположить, что не замечаю чего-то важного, если бы он не страдал скудным эмоциональным диапазоном. Нет, ему просто важно чувствовать себя необходимым и незаменимым. Детские комплексы, не иначе.

Ведь в королевстве Илитиири матери — главы семей и кланов — относятся к сыновьям также, как в Анталамории отцы к дочерям. Как к расходному материалу, который годится только на продажу для укрепления положения рода. Извращенцы. Должно быть, что-то неуместное промелькнуло на моем лице, потому что взгляд Теша похолодел еще на пару градусов.

— Действительно, зачем мне столь нерентабельный актив? — с напускным легкомыслием вопросил хунган, но по моим сенсорам буквально ударило его злобой.

Пытается обидеть меня? Зря, у меня к его потребительскому ко мне отношению уже выработался иммунитет. К тому же я не знаю значения слова «нерентабельный».

— Я отпускаю тебя на верхний берег Детаит в обмен на технику привязки призрака к предмету.

Я вскинула на него недоверчивый взгляд, но серые глаза полыхали решимостью и мрачным торжеством. Быстро он успокоился. Уже успел просчитать, как ему извлечь из моего скандала выгоду?

Впрочем, своего я добилась, поэтому махнула рукой, зовя хунгана за собой. В операционной выдвинула из часов потайной ящик, вытряхнула из него дагерротип и протянула Тешу, плавящемуся от порочного любопытства. Подозреваю, что, если бы оно не подстегивало Теша, свободу так легко я не выторговала бы.

— Фотографии пост-мортем, — пояснила я. — Предполагаю, что их запретили, потому что из них вылезают призраки запечатленных.

— Феноменально, — прошептал хунган, держа в руках снимок, как величайшую ценность.

Меня перекосило, но он уже не обращал на меня внимания. Зато его настойчиво требовал Эрик, который наверняка подслушал наш с Тешем скандал.

— Не бросай меня, — прошептал он, хотя хунган все равно не мог его услышать.

У меня защипало в носу, но я напомнила себе, что в няньки к мертвым аристократам не нанималась. И вообще, если бы не я, он до скончания времен скитался бы по помойкам Тагарты вокруг останков своей сестры. По моим меркам я и без того превысила лимит добрых дел, а благотворительностью я не занимаюсь.

— Теш позаботится о тебе, — только и смогла выдавить я через ком в горле. Ага, «позаботится» в своей бесподобной манере, как и о прочих его коллекционных игрушках. Я обернулась к хунгану. — Что с ним будет?

Я рассказывала Тешу о своем обещании призраку, что он встретится со своей погибшей семьей. Но теперь, наверно, не стоит надеяться, что моя просьба будет исполнена?

— Развоплощу, как мы и договаривались. Уверен, для этого будет достаточно просто уничтожить дагерротип.

Надо же. Не знаю, был ли это жест доброй воли или очередной продуманный план, призванный сделать меня ему обязанной. Но на душе полегчало. А уточнять «когда именно?» у меня не хватило духу.

— Ты и раньше избегала меня после каждых наших и без того нечастых встреч, — пристально изучая дагерротип, вдруг равнодушно заметил Теш. — Почему? Ведь я не ограничивал твою свободу, давал тебе защиту…

Да, все так. За одним исключением. Несвободна я была от него. И беззащитна перед ним же.

Я вспомнила день пять лет назад, когда он впервые вошел в мою клинику. С тремя белыми орхидеями. Я тогда заказала у «Калаверы» особенно крупную партию седативных, чтобы приглушить садизм, проявившийся после войны, а он решил узнать личность щедрого покупателя. Процесс «узнавания» на именах не остановился.

Я на тот момент ничего не соображала, к тому же шока добавило осознание, что мои способности положительно реагируют на касания какого-то вуду. А он не стал изображать джентльмена, которым не является. Ему очень понравилось мое состояние безвольной механической куклы, с которой он сам решает, что делать. А я до сих пор в ужасе, что не помню свой первый раз.

Вспомнила, как однажды пришла в клинику, а там он рисует странные знаки на стенах. Знаки, которые, по его словам, должны были защищать меня от одержимости, но которые я не знала и разрешения на нанесение которых не давала. А я не могу его остановить, ведь мне совсем нечего ему противопоставить.

Вспомнила, как он хвалился мне подчиненным, одержимым демоном. А ведь одержимость высшими духами не лечится. После дележки тела с ангелом или демоном эндоплазма необратимо травмируется и впоследствии не может функционировать без подпитки чужой духовной энергией. Дроу таких людей называют личами, возводят в ранг святых и добровольно отдают себя им в жертву в качестве кормушки. Согласно енохианству они называются вампирами и подлежат заключению в психбольницах. Но Тешу плевать на все, если эксперимент интересен.

Вспомнила, как он отчаянно пытался вселить в меня Эрика. Как его клинит на своей вере, и он несколько раз пытался меня изнасиловать.

И ответила ту правду, которую не желала признавать все эти долгие пять лет, подменяя ее фальшивой, выдуманной в попытке защититься страстью. Ведь эти эмоции так похожи.

— Я боюсь тебя, Теш.

Вообще-то это обвинение, но ему оно, кажется, польстило.

— Ты же понимаешь, что подполье не простит тебе ухода на другой берег Детаит? — он обласкал взглядом прихваченную с собой пачку ассигнаций. — Чтобы скрыть сделку с мастером Дедериком, я распущу слух, что ты просто сбежала.

Заодно избегая праведного гнева других гангстеров за то, что продал лучшего мехадока столицы. Очень удобно. После такого слуха меня в квартале Красных фонарей вряд ли будут ждать с распростертыми объятиями. Ну да плевать.

— Я все равно страшнее? Обидно, — без тени обиды оскалился Теш.

Но обида одного — вина другого. А вина — очень удобный рычаг давления для опытного манипулятора. Ставлю свой мехаскелет, что сейчас мне будут предъявлены «санкции» за желание покинуть «семью». Причем непременно такие, которые призваны потешить его уязвленное самолюбие.

— Ты исчерпала лимит моего к тебе расположения, Генри. Но мои двери для неучтенных экстрасенсов, нуждающихся в помощи, всегда открыты.

Что и требовалось доказать. Ему любопытно, на что я буду готова, лишь бы вымолить хотя бы защитную сигилу. Ведь куда ж я денусь со своими способностями-то. Знаю же, что от него другого ожидать и не стоило, но на душе все равно стало гадко. Главное, чтобы он сейчас не потребовал вернуть подаренную подвеску-веве обратно, иначе участь моя станет совсем плачевной.

Все равно плевать. Что угодно сделаю, если такова цена за красивую жизнь. Бороться мне не привыкать. А криминальные лидеры никогда не были пределом моих мечтаний. В конце концов, я дочь инженеров, а не простых токарей, пусть и скрываю это. И я всегда была достойна большего!

Я подхватила всегда собранный «тревожный чемоданчик» и выскочила наружу, смаргивая слезы. Шатаясь и хромая из-за растянутой лодыжки, прошла пару улиц и, не выдержав, сползла по стене на грязную мостовую. Уперла локти в колени и возвела глаза к светлеющему, затянутому рваными облаками небу.

Противостояние с Тешем высосало все силы. Я чувствовала себя такой же потерянной, как и в первый день дезертирства с войны. Из груди будто неаккуратно, с корнем выдрали что-то важное, кажущееся жизненно-необходимым.

Скоро начнется неизбежная ломка. Появится ощущение, что я совершила ошибку, нестерпимо захочется вернуться. Но это надо будет просто перетерпеть. Это правильно. Ведь что война, что Теш — тяжелые наркотики. От зависимости от которых надо избавляться. Прав старина Петер Шестопал: «главное вовремя высунуть».

К тому же я уже поняла, что мы с Тешем слишком разные, чтобы ужиться. Он считает экстрасенсорику даром, я — проклятием. Он терпеть не может мои плебейские привычки, я не признаю его аристократические замашки. Он чересчур деспотичен, я слишком эмансипирована. Я все понимаю. Но желания впечатать кулак мехаскелета в стену и разрыдаться это не отменяет.

— Гаечка? Генри! Что случилось?! Он тебя обидел? Отпустил? Что значит, «не совсем»? Чертову мать, ничего не понимаю! Вставай, застудишься! Пошли! Двигай задницей, я сказала! Вот так, молодец. Пей. Глотай, сказала! Умница. А теперь рассказывай.

Очнулась я в квартирке Полли, которую она снимала в Доходном квартале. Рвано тикали настенные часы в узком коридоре, над столом в кухне подмигивала голая лампочка. Кран протекал и капли с глухим стуком шлепались на дно раковины. На подоконнике с независимым видом вылизывался Бандит, освещаемый лучами уже почти взошедшего солнца.

Я обнаружила, что сжимаю в трясущихся руках недопитую стопку разбавленного спирта и, поморщившись, отставила отраву. Судорожно вздохнула, до боли сжала в кулаках волосы, приходя в себя, и констатировала очевидное:

— Что-то я подозрительно нервная в последнее время.

Наверно частый прием отвара петрушки разбалансировал гормональный фон и вызвал состояние, характерное для меня лишь раз в месяц.

— Пожила бы с ним еще неделю и вообще истеричкой стала бы, — Шпилька раздраженно цыкнула языком и подперла скулу кулаком. — Такому козлу нужна покорная овца желательно одной с ним веры. Уж извини за откровенность, но у тебя характер слабоват для такого подвига, как жизнь с психопатом.

Подозреваю, у нас с проституткой несколько разные понятия слабохарактерности, но я поняла, что она хотела сказать. Плохая сталь не выдерживает давления и высоких температур, не становится гибче и не закаляется. Она ломается. Вот и я бы сломалась. Как сломалась в приюте и сбежала. Как сломалась на войне и дезертировала. Я умею подстраиваться, но так и не научилась прогибаться.

— Значит, ты теперь подмастерье Цадока Дедерика? — с какой-то странной интонацией протянула вдруг Полли.

Я осторожно кивнула, но продолжения необъяснимого интереса не дождалась и задумалась.

— А ты как на меня наткнулась-то?

Шпилька озадаченно моргнула и шлепнула себя по лбу стеком.

— Я же шла тебе сообщить, что Барти вернулся!

Глава 5. «Совершенно секретно»

Я смотрела и не верила своим глазам. На капитане воздушных пиратов Бартоломью Буревестнике, известном любителе ловить собой пули, не было ни одной дырки! Я для порядка заставила довольного контрабандиста закатать правую штанину, но даже механическая нога выглядела в точности какой я ее запомнила месяц назад.

— Чтоб меня отцентрифужило, да ты никак повзрослел? — саркастично фыркнула я, совсем чуть-чуть расстроившись, что мне не придется брать в руки скальпель.

Барти театральным жестом снял цилиндр и поклонился.

— Где тебя черти носили? — неприязненно поинтересовалась у него Шпилька, барабаня по предплечью новенькими «когтями».

— Узнаешь — обзавидуешься, — оскалил вставную стальную челюсть контрабандист. Сарказм у нас семейный, ага. — Ждал удобного случая попасть в столицу, чтобы не попасться усиленным жандармским патрулям. Слышал, был бунт? Что еще я пропустил?

Шпилька демонстративно потеряла интерес к разговору. Я постаралась придать голосу как можно более беспечные интонации и скопировала безмятежную улыбку Хелстрема.

— Мою клинику разрушила тайная полиция, Теш заземлил Башню Бенни и официально взял меня под защиту «Калаверы», а потом продал меня Цадоку Дедерику и обставил все так, что в квартале Красных фонарей я теперь персона нон-грата.

— Угу… что?! — взревел Барти, резко оборачиваясь, отчего полы его потрепанного синего плаща картинно взметнулись. — Ты согласилась стать частью мафии?

Я закатила глаза, но не стала объяснять, что способности медиума диктуют свои правила. Я доверяю и Шпильке, и тем более Барти. Но под пытками можно и родную мать продать. Поэтому, как говорится, «меньше знаешь — крепче спишь». Точнее, чем меньше знают обо мне, тем крепче сплю я.

— А еще меня пригласил к себе в подмастерья гениальный инженер-конструктор, — оскорбленно напомнила я, но Барти так просто с намеченного пути было не сбить.

Я быстро обогатилась знанием о своей безответственности. Не способности просчитывать свои шаги из-за любви лететь поперед паровоза. Не желании хоть сколько-нибудь задумываться о будущем без криминала. От последующих нотаций в исполнении самого благоразумного и законопослушного контрабандиста меня спас грохот.

Я дернулась, с трудом подавляя желание сгруппироваться, как при бомбежке. Но резкий звук оказался всего лишь одиночным ударом кулаком в дверную створку. Шпилька зачем-то расправила складки на бордовой юбке и пригладила волосы, прежде чем открыть долгожданному гостю.

— Магистр Ли Мэй, — кокетливо поздоровалась она, приседая в слишком изысканном для куртизанки книксене.

Хелстрем шагнул в подвал, и в убежище контрабандистов в квартале Иммигрантов сразу стало тесно. Мой самый проблемный пациент отрешенно улыбнулся подвижной правой половиной лица и приложил два пальца к козырьку фуражки, приветствуя Полли. А у меня кулаки зачесались вмазать подруге под дых, ну, или какой там частью тела она соблазн расточает. Отвлекает же!

Я некогда тоже хотела уметь также ненавязчиво подчеркивать глаза, скулы и губы макияжем, также женственно носить юбки и также непринужденно летать на каблуках, как это получается у Полли. Люблю же элементы красивой жизни. Но мои попытки накраситься испугали даже Теша, платье выглядело на мне как хром на паровой телеге, а хождение на каблуках напомнило хождение по мукам. В общем, оценив, сколько сил, денежных средств и времени отнимает приличный тюнинг, я малодушно решила стать суфражисткой.

Следом за инквизитором в убежище контрабандистов проник колченогий серо-полосатый Пират. Он и кличку свою получил за то, что всегда безошибочно находит Барти, подобравшего его на войне.

Хелстрем снова был в неприметной серой форме военных чиновников, которую можно увидеть на каждом пятом жителе верхнего берега Детаит. Он снял фуражку, зачесал пятерней смоляные пряди и кивнул мне, пожимая руку Барти.

— Рад видеть всех в добром здравии, — хрипато поприветствовал нас он, и я невольно умилилась. Есть же святоша! Кстати, насчет его святости…

Я слегка поклонилась в ответ и польщенно поблагодарила:

— Со мной связался мастер Дедерик. Спасибо.

Было трудно не добавить «магистр Хелстрем» после догадок о его высоком положении в обществе. Но начинать «выкать» тому, кого обзывала «святошей» и раздела догола, наверно, будет абсурдно. Шпилька вновь наградила меня подозрительным взглядом. Что ее так смущает в моей новой работе?

— Был счастлив поспособствовать встрече двух талантов, — тепло улыбнулся Хелстрем и в уголках раскосых чернильных глаз появились морщинки-лучики, делая его живее.

И никаких пафосных фраз, вроде «я всего лишь возвращал долг». Приятно. Но мне почему-то показалось, что щедрость эта неспроста. Чересчур напоминает попытку искупления. Как будто он за что-то до сих пор не может себя простить.

— Какие новости, капитан Буревестник? — на лицо инквизитора вернулось привычное добродушно-рассеянное выражение.

— Технику необходимо доработать до первого рабочего прототипа, с которым вас будут ждать в Контреме с гражданством конфедерации в подарок за заслуги перед новой родиной, — посерьезнев, отрапортовал Бартоломью, открывая Пирату банку тушенки. Я завистливо отметила, что этот кошак питается лучше меня.

Хелстрем чертыхнулся и задумчиво раскурил самокрутку из потертого портсигара. Я занервничала, что не успела слинять и стала невольной свидетельницей передачи каких-то тайных сведений. Инквизитор на каблуках обернулся к Полли и устало потер переносицу.

— Шпилька, будь любезна, свяжись с Евангелин. Передай, чтобы она за неделю собрала команду. Мне нужен медиум, спиритуалист и специалист по сфрагистике¹⁸ и сигиллографии.

Полли по-военному отсалютовала и поспешила удалиться. Мне непроизвольно полегчало в отсутствие точеной фигурки брюнетки на горизонте.

— Спасибо за помощь, капитан, — Хелстрем снова пожал руку довольно скалящемуся Барти. — Лига антиимпериалистов снимает все претензии к Буревестникам и надеется на дальнейшее сотрудничество.

— Обращайтесь, магистр, — шутливо козырнул контрабандист, а я закатила глаза. Он с таким легкомыслием присоединяется к оппозиционерам, будто у него врагов недостаток!

Инквизитор с кивком выпустил едкий дым и обернулся ко мне.

— Еще раз рад был повстречаться, док. На этом откланиваюсь… — он вдруг замешкался. — Я направляюсь к мастеру Дедерику. Передать ему что-нибудь?

— Я принимаю его предложение, — улыбнулась я и отмахнулась. — Но лучше я сообщу ему об этом при встрече.

— Так может нанесем ему совместный визит?

Кажется, я начинаю понимать, почему с «вовремя высунуть» такая проблема. Я могла бы оправдаться тем фактом, что просто не хотела тормозить с использованием шанса лучшей жизни. Но нет смысла лгать самой себе: я согласилась только потому, что очень хотела побыть с Хелстремом еще немного. После нервотрепки, устроенной мне Тешем, умиротворяющее спокойствие инквизитора было для меня кислородной маской.

— Мне надо переодеться, — я покосилась на сверток на столе, в котором ждал своего часа купленный по дороге сюда костюм для маскировки.

— Жду снаружи, — без тени недовольства кивнул Хелстрем и вышел, сегодня не хромая, в отличие от нашей первой встречи. Должно быть, последствия инсульта обостряются с усталостью.

Я незамедлительно скинула с себя рабочий комбинезон, намочила в рукомойнике какую-то ветошь и споро ею обтерлась. Утянула грудь бинтом, надела мужскую рубашку, новенькие мешковатые бриджи на подтяжках, коричневый пиджак до колен и кепи. Закатила глаза к трещинам на потолке и милосердно предупредила:

— Барти, если ты не прекратишь так паскудно скалиться, я выбью твою стальную челюсть.

Контрабандист вскинул руки в жесте сдающегося, но предупреждению не внял, продолжая сверкать оскалом во все тридцать два зуба и хитрым прищуром. Я фыркнула и с независимым видом прошествовала было на выход, но тут в спину мне долетело:

— Я тобой горжусь, подмастерье гениального изобретателя!

Не выдержав, я сбросила рюкзак и впечаталась в синий авиаторский плащ, сжимая капитана воздушных пиратов до хруста ребер. Подняла голову и шмыгнула носом.

— Опять улетаешь?

Бартоломью виновато потеребил хэндлбар и поправил цилиндр.

— Надо переправить партию химического оружия из королевства Илитиири в конфедерацию. Да и парочка имперских диссидентов заждалась рейса в Новый Свет.

— А что с эльфийскими шаманами?

Судьба дикарей меня не волнует, зато волнует человек, заменивший мне семью. Думаю, ему приятно знать, что мне не плевать на дело всей его жизни, даже если я не разделяю его радикальных мер.

— Возвращены своим племенам, — приосанился Барти, неловко потрепал меня по кепи и легонько оттолкнул. — Топай уже, сокровище. Тебя там новая жизнь, кажется, ждет.

Не омнибус, подождет! Фыркнув, намотала сопли на кулак, подобрала «тревожный чемоданчик» со сложенным в нем мехаскелетом, махнула на прощание Барти и покинула убежище контрабандистов.

Хелстрем ждал меня, сунув руки в карманы брюк, облокотившись о видавший виды паромобиль. В чернильном взоре мелькнули смешинки при виде меня, закосившей под пацана. А у меня перехватило дыхание.

Алюминиевый корпус, двигатель на задней оси, конденсатор… поршень мне в выхлоп! Что здесь делает эта вундервафля?

— Это же «Стэнли Стимер»! Модель тысяча девятьсот двенадцатого года! — восторженно присвистнула я.

Бриллиант отечественной паровой промышленности. Надежный, как танк, и при этом способен развивать скорость до ста километров в час. Хелстрем взглянул на меня с возросшим уважением, любовно похлопал рукой по слегка заржавевшему крылу паромобиля и драматично констатировал:

— Чувствую крепкую духовную связь с этой развалиной.

У него такая же тяга к театральности, как у Барти. Но я в ответ на откровение лишь фыркнула. Развалина, как же! Его отмыть, перебрать парогенератор, и будет как новенький! Жаль, человеческую душу нельзя починить также легко.

Инквизитор склонил голову к плечу, несинхронно моргнул и спросил вдруг:

— Водить умеешь, док?

Он что, собирается пустить меня за руль? Я подняла на него недоверчивый взгляд и кивнула. Что там паромобиль, я умею даже цеппелином управлять! Научилась у Барти, пока ходила под его началом на войне. Хелстрем криво улыбнулся и распахнул передо мной водительскую дверь, приглашающе махнув рукой.

Пускает за руль дамочку, которую знает в общей сложности два дня и которая грозилась его заземлить и сдать тайной полиции? Ну, в стали его яиц я убедилась еще в первую нашу встречу. А вот святой простоте умиляться, видимо, не перестану.

Не знаю, что подумали прохожие-иммигранты о нравах империи, наблюдая, как посреди бела дня мужественный дядя услужливо распахивает дверь перед женоподобным пацаном. Инквизитору, похоже, было так же плевать на мнение окружающих, как и мне. Поэтому я без тени смущения плюхнулась на вытертое светлое кожаное сидение. Хелстрем завел движок и через пару секунд опустился на пассажирское место. Салон заполнился смесью сигаретной вони и аромата контремского кофе.

— Водительские права есть?

Вопрос несколько поумерил мой пыл. Я порылась в рюкзаке и выудила помятую бумажку на имя Генриха Орфана с моим портретом, в котором распознать девицу не удалось бы даже при желании.

— Поддельные, — констатировала я очевидную вещь, уже морально готовясь перебираться на пассажирское сидение.

Но Хелстрем лишь беззаботно махнул рукой.

— Для жандармов сойдет.

То есть ему важно не наличие у меня письменного подтверждения окончания обучения вождению, а прикрытие перед представителями закона? Он, значит, не из тех, кто оценивает людей по бумажкам? Уважаю. Нетипичный из него священник.

Я фыркнула и лихо вырулила на проезжую часть. Паромобиль натужно чихнул и кашлянул. Хелстрем чертыхнулся и вцепился в ремень безопасности. Развеселившись, я все же смилостивилась над хрупким душевным равновесием бывшего спецназовца и дальше поехала уже мягче.

— Здесь налево и на мост, Гаечка, — подсказал Хелстрем, с истинно зангаоским смирением принимая мою по-бабски непредсказуемую манеру вождения.

— Я уже не мехадок, святоша, — с гордостью напомнила я и в кои-то веки представилась. — Меня зовут Генрика.

— Оригинальное имя, — резюмировал он после недолгой заминки. — Гномье ведь? А сокращенно Анри?

Я озадаченно хлопнула ресницами, а потом вспомнила, что это распространенная форма моего имени на островах Еноха, откуда, должно быть, сам Хелстрем. Покатав имя на языке, вынуждена была признать, что звучит оно куда женственней набившего оскомину «Генри». Поэтому я улыбнулась и кивнула:

— Анри.

— Тогда и ты зови меня Ли Мэй, — походя предложил он и непринужденно накрыл мою ладонь на руле своей, помогая выровнять паромобиль, вильнувший из-за разнервничавшейся от таких предложений меня. — Здесь направо и прямо вдоль набережной.

Вот же танк непрошибаемый! Я чуть не кокнула его машину, а он даже не чешется! Меня вот малость потряхивает от запанибратского отношения инквизитора к незарегистрированному, скрывающемуся от властей медиуму.

Стальная ладонь с серебряной инкрустацией наконец убралась с моей кисти. Я поймала рассеянный взгляд Хелстрема… то есть Ли Мэя на мои тонкие вязаные перчатки, в которых ходят разносчики газет. И мысленно поблагодарила его за стоическое отсутствие личных вопросов. Будь на его месте Теш, уже давно выпытал бы, зачем я их ношу.

Слегка успокоившись, обратила внимание на проносящиеся мимо пейзажи. Скособоченные кондоминиумы и мрачные громады фабрик остались на другой стороне Детаит. Сама река лениво несла свои бурые воды справа от нас, а по ней так же лениво шли торговые и пассажирские пароходы и сверкающие на солнце военные крейсеры, базирующиеся в Сизом заливе. Слева мелькали бутики и ресторации, светлые фасады которых безнадежно проигрывали наступающей с реки черной плесени.

Повинуясь указанию Ли Мэя, я свернула с набережной к центру города и восхищенно присвистнула. Не помню, когда в последний раз видела столько зелени! Нас окружили липовые и кленовые аллеи, за которыми в тени яблоневых и вишневых садов виднелись трехэтажные викторианские особняки. По широким тротуарам степенно прогуливались дамы в узких юбках и облегающих жакетах под руку с кавалерами в костюмах-тройках, шинелях и бушлатах.

Меня невольно задел контраст между просветленными лицами жителей верхнего берега Детаит и мрачными рожами работяг с нижнего, откуда вылезла и я. В такие моменты я, пожалуй, даже понимаю оппозиционеров. Знали бы эти вшивые интеллигенты, сколько детей перемерло в цехах по производству их эксклюзивных тряпок!

— Не желаешь помочь антиимпериалистам? — вдруг поинтересовался Ли Мэй, будто прочитав мои мысли. Чувствуется профессиональная деформация бывшего капитана разведчиков. — Сверни направо, срежем через Академический квартал.

Здесь, среди зданий, похожих на античные храмы, фланировали неприметно-серые лицеисты и гимназистки и преисполненные собственного достоинства студенты школы эзотерики. Я вспомнила план инквизитора о создании команды экстрасенсов, в которую должен будет входить в том числе медиум, и нервно уточнила:

— В каком качестве?

Он прищурился куда-то сквозь мой висок и криво улыбнулся.

— В каком хочешь. Если ты тоже терпеть не можешь экстрасенсорику, то работай на нас, как талантливый хирург-механик.

— «Тоже»? — зацепилась я за оговорку, выезжая в самый центр Тагарты.

Хм, дворец я себе представляла повыше. А он, оказывается, такой же, как и окружающие его пятиэтажные правительственные учреждения в неоготическом, подсмотренном у дроу стиле. По проспектам, печатая шаг, шествовали мужчины в форме, как у Ли Мэя, и порхали адептки актерского, художественного и хореографического искусства в сильно отцензуренных платьях-бурлеск.

— Анри, я инквизитор, черт возьми, — напомнил Ли Мэй, махнув рукой всторону огромного Тагартского Енохианского собора, изобилующего шпилями, башенками и стрельчатыми витражами. — Инквизиторы веками уничтожали всю экстрасенсорику, отличную от богоугодного экзорцизма. Инквизиторы до сих пор уничтожают каждого, заподозренного в ереси, пусть со времен Средневековья это понятие сильно сузилось. Как думаешь, может ли быть инквизитором человек, считающий экстрасенсорику даром, а не проклятием?

Общение с Тешем научило меня неплохо улавливать недосказанность. Да и эмпатия подсказывала, что Ли Мэй сейчас сказал пусть и правду, но не всю. Точнее, не ту. Вполне разумная предосторожность при общении с полузнакомыми людьми, которой я и сама грешу. Во лжи виноват лжец, а в полуправде тот, кто неверно ее истолковал.

Я понимаю Ли Мэя и его шпионскую скрытность. А вот себя и пугающее желание воспользоваться своими способностями, чтобы только узнать истинную причину его ненависти к экстрасенсорике, не понимаю. Я стиснула руки на руле, пряча задрожавшие пальцы, и постаралась отвлечься.

— Откуда у инквизитора вообще время на помощь Лиге? Разве ты не гоняешься день и ночь за некромантами?

— Наша работа далеко не столь романтична, как ее описывают в бульварных романах, — в хриплом голосе вновь прорезалась ирония. — Экстрасенсов, владеющих запретными техниками, слава Еноху, все меньше, зато бумажной работы удручающий переизбыток. Конкретно я чаще всего расследую законность услуг, оказанных медиумами и спиритуалистами в частных похоронных бюро.

— Не скучно? — изумилась я.

— Мне развлечений на войне хватило, — беспечно отозвался Ли Мэй, а я невольно провела параллель между его нелюбовью к опасным «развлечениям» и моей неприязнью к играм. У такого негатива всегда есть причина.

— Понимаю. Но чем тогда я могу помочь Лиге, как механик?

— Например, создать автоматона быстрее, чем это удастся государству, — предложил Ли Мэй, а я поняла, что таким будничным тоном мне сейчас раскрыли государственную тайну.

Вот что за сведения выкрал Ли Мэй у империи, вот что конфедерация потребовала доработать до рабочего прототипа, вот зачем инквизитору команда экстрасенсов. Они пытаются вселить призрака в робота, создав разумную машину.

Я сбросила скорость, чтобы от переизбытка чувств кого-нибудь не сбить. На душе стало паршиво. Везет мне на мужиков, пытающихся мной попользоваться.

— Ты поэтому подсылаешь меня к гениальному изобретателю? Чтобы я крысятничала, воруя его разработки?

Впрочем, на что еще я рассчитывала? Что пересеку Детаит и моя жизнь волшебным образом изменится? Я государственная преступница. Мне не положено красивой и спокойной жизни. Но Ли Мэй покосился на меня из-под козырька серой фуражки с праведным упреком.

— Во-первых, я «подослал» тебя к мастеру Дедерику, чтобы защитить от тайной полиции. Его фабрика — неправительственное учреждение, формально и вовсе принадлежащее Наугримской республике. Бобби на ее территории сильно ограничены в полномочиях.

Очень любезно с его стороны, но теперь к попыткам «защитить» меня от тайной полиции у меня стойкая неприязнь. Лучше сама как-нибудь справлюсь, чем потом окажусь обязанной рожать детенышей еще и инквизитору.

— Во-вторых, Цадок — ярый антиимпериалист с тех самых пор, как Анталамория сгубила его дочь с ее супругом и внучку. И мы давно сотрудничаем с ним в работе над созданием автоматона.

Цадок Дедерик — оппозиционер? А я, получается, случайно попала в один из революционных штабов? Кажется, теперь я расшифровала странные взгляды Шпильки. Она против решения Хелстрема приближать меня к Лиге, потому что вполне обоснованно опасается моей продажности. А я не могу убедить ее в том, что никогда не стану работать на тайную полицию, потому что не готова раскрыть ей свои экстрасенсорные способности. Дерьмово.

— В-третьих, — Ли Мэй устремил в лобовое стекло тоскливый взгляд человека, до сих пор живущего на войне. — Анри, ты непроверенный и оттого ненадежный человек. Думаешь, я бы предложил тебе присоединиться к нам, если бы не обстоятельства, изменившиеся с посланием, переданном капитаном Буревестником?

У меня от этой замогильной интонации волосы встали дыбом. Кажется, я его оскорбила своими подозрениями в низменной попытке воспользоваться мной. Но что еще он хотел от дамочки, у которой в знакомцах одни шлюхи, контрабандисты и гангстеры? У нас не принято просить помощи от безысходности, рискуя при этом секретностью. Так что сам виноват, не стоит окружающих мерить по святому себе. Впрочем, и мне пора прекращать мерить всех по сволочному Тешу. Но то, что инквизитор хороший человек, еще не повод поступаться собственными принципами.

— Тогда благодарю за оказанное доверие, — дипломатично ответила я. — Но вряд ли я смогу быть чем-нибудь вам полезной. Я не сторонница автоматизации.

Автоматоны такая же мечта ученых Нового времени, какой в Средние века был гомункул. Искусственный человек так и не был выращен, и я истово надеялась, что робота с призраком внутри постигнет та же участь. Наделение машин разумом — дурная затея, на что ненавязчиво намекают модные нынче научно-фантастические романы со сплошь печальными финалами.

Но даже если не принимать в расчет беллетристические сюжеты войны между людьми и машинами, ничего хорошего от роботизации ждать не стоит. Если использовать автоматонов, как солдат, войны превратятся в геноцид. А если как рабочую силу, то на рынке труда случится коллапс безработицы. Я, конечно, туповата, чтобы всерьез размышлять о подобных вещах. Поэтому просто повторяю слова старины Петера Шестопала. Выгнанного из цеха высокотехнологичным конвейером, к слову.

И вообще вселение духов в предмет пованивает некромантией! Ведь кроме этичности, ничем не отличается от вселения их в трупы, то бишь создания зомби.

— Я тоже не сторонник автоматизации, черт бы ее побрал, — досадливо отмахнулся Ли Мэй. — Но вопрос не в том, будет ли создан автоматон, а в том, когда это случится. Локомотив прогресса разогнался до такой степени, что теперь его даже наша всемогущая Церковь не сможет затормозить, как делала это в Средневековье, сжигая ученых на кострах. В наших силах лишь попытаться предотвратить катастрофу, которая непременно случится, окажись автоматоны в единоличном пользовании империи.

— У империй есть лишь одна потребность — расширение границ, — задумчиво повторила я слова Барти. — Значит, Анталамория кинет автоматонов на захватническую войну. Остальные страны должны будут ответить тем же или окажутся уничтоженными, — и тут меня осенило. — Поэтому Лига и продает секрет создания автоматонов в Контрем? Чтобы Контрем в свою очередь продал его всему миру, уравняв шансы?

— Из двух зол, как говорится, — пробормотал Ли Мэй. — Конфедерация — страна развивающаяся, а у таких обычно присутствует исключительная потребность в наращении капитала. Поэтому Контрем единственный, кто не станет присваивать технологию автоматизации себе, а продаст подороже всем желающим.

Так-то оно так, только не стоит забывать, что контремская элита сформировалась из типов, которым Барти помогает избежать правосудия в Анталамории. То бишь из беглых каторжников, бандитов и коррумпированных чиновников. Дарить им автоматона в безраздельное пользование я бы тоже поостереглась. Но кому тут сдалось мое ценное мнение.

— Я слишком необразованна, чтобы рассуждать о политике, — скопировав его инсультную улыбку, предупредила я.

— Твоя самокритичность не помешала бы половине Палаты Лордов, — сыронизировал он и несинхронно моргнул. — Если передумаешь, сообщи Цадоку.

Я неуверенно кивнула. Его слова, как и месяц назад при попытке сдать его тайной полиции, заставили засомневаться в правильности выбранного решения. Без принуждения и даже без смысловых ловушек, так любимых Тешем. Может все дело в том, что он просто прав?

Если Анталамория создаст автоматонов, она получит ключ к мировому господству. И что тогда будет, ну, например с Барти, который сражается против этого? Он ведь террорист на службе конфедерации. Тайная полиция не может до него добраться. Зато сможет автоматон, сильный человеческим разумом, но лишенный слабостей человеческого тела.

— Нам на север, в Гномий квартал, — подсказал Ли Мэй, сворачивая тему моего вступления в ряды оппозиционеров.

Следуя указаниям инквизитора, знающего наизусть, видимо, всю столицу, я припарковала паромобиль у тротуара рядом с высоким кованым забором. Огромный особняк за ним из красного кирпича с застекленной крышей напоминал вокзал. Коротышки вообще любители прямых, четких линий и обилия стекла. Табличка на воротах оповещала о располагающейся здесь ферме механических тел, находящейся в частной собственности «Дедерик Инк.». У меня слегка засосало под ложечкой от предвкушения скорой встречи со своим кумиром.

Мы оставили «Стэнли Стимер», обошли владения гениального изобретателя по периметру и вошли в укрытую вьюном неприметную калитку с противоположной стороны от парадного въезда. Я огляделась и восторженно присвистнула. Нас окружили латунные механические деревья, под сенью которых смотрели в небо, снимали шляпы и танцевали такие же статуи.

Ли Мэй вел меня с уверенностью человека, не раз здесь бывавшего. Я с благоговением глазела на диковинный сад и старалась не отставать от чеканного широкого шага невозмутимого инквизитора. Механические деревья тихо поскрипывали на осеннем ветру и даже сбрасывали металлические листья. Статуи приветственно махали руками и поворачивали головы нам вослед. Вот что значит настоящая ферма механических тел!

Чем ближе к особняку мы подходили, тем отчетливей становился гул, стук и звон, доносящийся из его глубин. Когда мы оказались у черного входа, инквизитор один раз грохнул серебряным кулаком в дверь, а я скрипнула зубами. Что за привычка? У меня аж задница поджимается от ассоциаций с военной бомбежкой!

Открыл нам представительный гном в ливрее мажордома, которая шла ему так же, как мне юбки. Седая борода, заплетенная в национальные косы, доставала ему до пупа, а лысая макушка была аккурат мне до подбородка.

— Croeso, — он почтительно шарахнул кулаком по груди перед инквизитором, ну, и передо мной за компанию. — Y meistr yn aros i chi¹⁹.

— Diolch i chi am eich lletygarwch²⁰, — на чистейшем наугриме так же почтительно откликнулся Ли Мэй.

Я ломано повторила его фразу, примерно вспомнив ее перевод. Пока была жива мама я довольно бегло изъяснялась на гномьем. А потом общаться на нем стало не с кем, и он забылся.

Нас провели по пустующим, освещенным электрическими лампами коридорам с минималистичным убранством в кабинет мастера Дедерика. Едва переступив порог царства механических деталей, слесарных инструментов, чертежей и книг, разбросанных по всем горизонтальным поверхностям кабинета, в том числе и по полу, я почувствовала в его владельце родственную душу.

— Ли Мэй, товарищ! — басом взревело откуда-то из-за бумажных завалов письменного стола и нам навстречу выбрался седовласый гном, топая прямиком по чертежам и на ходу снимая гогглы. Заметил меня и насмешливо дернул кустистыми бровями, оценивая мой мальчишеский прикид. — Генрика? Вы-таки приняли мое предложение? Рад, очень рад!

Самомнение у него исконно гномье. Он даже не предполагает, что я пришла отказаться от должности его подмастерья. Впрочем, как от такого можно отказаться? Я, конечно, тормоз, но не настолько.

— Это честь для меня, мастер Дедерик. Я вас не подведу, — поклонилась я.

Покосилась на невозмутимого Ли Мэя, напомнила себе, что ради Барти, спасшего дезертировавшую с войны меня от трибунала, готова на многое. Скрипнула зубами и твердо взглянула в глазки-буравчики моего кумира.

— Я приложу все усилия, чтобы поспособствовать созданию автоматона.

Черты лица Ли Мэя вытянулись, сделав его похожим на варана. Кажется, он почувствовал себя столь же благодарным мне, сколько виноватым передо мной. Я мысленно закатила глаза, какой же он святоша! Извиняется за то, что разул мне глаза на истинное положение вещей? Не стоит, я же не «ледя», мне не впервой приноравливаться к новой картине мира.

— Судя по тому, что рассказывал мне о вас Ли Мэй, принять это решение вам было непросто, — гном кивнул с возросшим уважением. — Оттого ваша помощь для нас становится лишь ценнее, Гаечка.

Как приятно общаться с понятливыми людьми. Я не стала впустую бравировать и притворяться, что счастлива присоединиться к оппозиции. Просто кивнула, с достоинством принимая дифирамбы. А мастер Дедерик, нахмурив кустистые брови и уперев руки в боки, обернулся к Ли Мэю.

— Ты не стал бы рисковать ею беспричинно. Что произошло? Как отреагировали наши заморские товарищи на посылку?

— Приказали добыть рабочий прототип, черт бы их побрал. Евангелин соберет команду специалистов. Если позволишь, мы займем твою лабораторию? — Ли Мэй склонил голову к плечу, но дальше я уже не слушала.

В ушах набатом стучали слова мастера Дедерика. Мною все рисковали беспричинно. Барти, Теш, даже я сама. Я попыталась убедить себя, что Ли Мэй такой человек, который вообще никем не станет рисковать, но тщетно. От предположения, что я оказалась небезразлична тому, к кому даже прикоснуться нормально не смогу, стало тошно.

— Генрика, Бран проводит вас в вашу комнату, — вырвал меня из невеселых размышлений бас изобретателя, а я опешила.

— Я буду жить здесь?

А я-то уже морально приготовилась сражаться за угол с заносчивыми консьержками верхней части Тагарты.

— Тебе ведь ни к чему лишнее внимание тайной полиции? — веско вопросил Ли Мэй.

Так-то оно так. Здесь не трущобы, здесь даже если мне сдадут комнату, то не преминут на всякий случай доложить куда надо о вселении подозрительной гражданочки, не внушающей доверия наружности. Но также это означает, что…

— Пределы фермы мне лучше не покидать?

— Можем подумать над альтернативами, если пожелаешь, — Ли Мэй виновато развел руками, но я поспешно его оборвала.

— Нет!

Я вообще-то не склонна признавать долги, не заверенные нотариально, но еще немного подачек со стороны инквизитора, и я начну против воли чувствовать себя ему обязанной. Расплатиться все равно не смогу, а задарма пользоваться добрым расположением такого святоши — откровенное скотство. К тому же это небольшая плата за возможность в будущем выбиться в люди.

— Я и не мечтала о подобном шансе. Только вот каковы нынче цены на корпоративное жилье с полным пансионом?

— Заоблачные, — с гномьей прямолинейностью подтвердил мои опасения мастер Дедерик и упер руки в боки. — Поэтому предлагаю сойтись на проживании за работу подмастерьем.

Я согласилась сразу же. Может, стоило оговорить конкретную цену или процент от зарплаты. Но я в университетах не училась, и об экономике знаю только, что она должна быть экономной.

Мастер Дедерик дернул какой-то рычаг около стола, и спустя пару минут в кабинет вошел давешний гном-мажордом. Выслушал указания господина, данные на наугриме, ударил себя в грудь и приглашающе махнул мне рукой на выход.

— До встречи, Анри, — тепло улыбнулся Ли Мэй и от уголков его глаз разбежались морщинки-лучики.

Я в смешанных чувствах криво улыбнулась в ответ, подхватила рюкзак и проследовала за Браном. Он вывел меня на галерею над парадным входом и широкой лестницей в индустриальном стиле, ведущей на второй этаж.

— Восточное крыло, — сообщил мажордом на анталаморском языке с сильным акцентом, делающим все согласные звуки твердыми, и махнул рукой на противоположную от нас стену с металлическими дверьми. Должно быть, это как раз та часть особняка с застекленной крышей, похожая на вокзал. — Там располагаются цеха по производству механических конечностей и заводных игрушек. Парк за восточным крылом определен непосредственно под ферму механических тел, где изучается коррозия протезов и имплантов в различных условиях. Сюда ход воспрещен.

Я понятливо кивнула болванчиком. Если меня здесь прячут от тайной полиции, то логично, что показываться на глаза всем работникам фабрики не стоит. Бран развернулся и повел меня обратно, мимо кабинета изобретателя.

— Западное крыло жилое. На первом этаже располагаются кухня, трапезная, используемая только во время торжественных приемов, и игровой зал, где мейстер проводит деловые встречи. На втором этаже кабинет мейстера, его покои, библиотека и гостевые комнаты. Вам сюда.

Мы прошли по коридорам вглубь особняка. Я, повинуясь приглашающему жесту Брана, толкнула одну из дверей и присвистнула. Небольшая комната с грубой мебелью и кирпичными стенами мне, не имевшей никогда собственного угла, показалась хоромами.

Под окном-эркером стояла одноместная кровать и тумбочка с ночником. Правую стену занимал письменный стол с открытыми книжными полками над ним, левую — монументальный комод и еще одна дверь. Не веря собственному счастью, я заглянула за нее и чуть не застонала от блаженства. Ванна! С водопроводом!

— На цокольном этаже располагаются лаборатории. Туда вам тоже ход воспрещен, за исключением особых указаний мейстера, — продолжил инструктировать меня мажордом. — Завтра в восемь я провожу вас на завтрак. Остались ли у вас еще какие-нибудь вопросы, Генрика?

Я единственная ученица гениального изобретателя. У меня есть собственная комната в верхнем городе и даже ванна. Ко мне обращаются на «вы» и провожают на завтраки. А еще я теперь фактически член Лиги антиимпериалистов. И всем этим я обязана инквизитору, который в любой другой ситуации сдал бы меня бобби.

Да, у меня остался один-единственный вопрос. Как меня угораздило во все это вляпаться?! Но не думаю, что кто-либо сумеет дать мне на него более вразумительный ответ, чем сакраментальное: «это же я». Поэтому я лишь помотала головой. Бран отсалютовал и чеканным шагом удалился.

Я заперлась и еще раз слегка потерянно оглядела свои владения. Поршень мне в выхлоп, я уж и не помню, когда в последний раз спала на кровати, а не в наркозном кресле или на клоповом матрасе. Не заморачиваясь, вытряхнула все свои немногочисленные пожитки в один ящик комода. Отдельно сложила мехаскелет и завела будильник.

Рассеянно понаблюдала за ходом стрелок и вспомнила об Эрике. В горле запершило, но оплакивать свою сгинувшую добропорядочность уже поздно и вообще контрпродуктивно, поэтому я напомнила себе, что у меня есть проблемы более насущные. Например, Башня Бенни, чтоб его на том свете отцентрифужило.

Согласно енохианской доктрине, дух человека после смерти скитается по земле девять дней, после чего уходит в астрал. Или не уходит, если его держат среди живых крайне важные неоконченные дела. Надеюсь, моя скромная персона не станет причиной возвращения моего кошмара детства из мертвых.

После его смерти Башня Бенни ни разу не почтил меня своим присутствием. Но что будет, если он явится? Меня перекосило. Придется идти на поклон к Тешу, вымаливать защиту посильнее подвески. Или обратиться к Ли Мэю? Он, конечно, не экзорцист, а инквизитор, но защитные сигилы должен уметь наносить.

Ага, кому должен — всем прощает! С чего я решила, что он вообще станет решать мои проблемы? Долг передо мной он вернул сполна, сведя меня с мастером Дедериком. А мое согласие помогать проектировать автоматона — не одолжение ему, а мой собственный осознанный выбор. У него нет причин помогать мне и дальше. Или у хороших людей это как-то по-другому работает?

Поджав губы, я перестала, наконец, пялиться в будильник, и отправилась навстречу блаженству. То бишь нежиться в ванную. Выбралась оттуда лишь три часа спустя, сияющая, как новенькая монетка и душистая, как летнее разнотравье.

Обессилено бухнулась в кровать, но мне вдруг вспомнилась примета деревенских девок. И я, чувствуя себя клинической идиоткой, прошептала «в ночь на новом месте приснись жених невесте». Но положить расческу под подушку забыла, поэтому вместо этого приснился мне Эрик. Не прозрачный и счастливый. Со своей семьей.

Глава 6. Ферма механических тел

По стеклу третий день подряд барабанил дождь. За окном висела молочно-белая туманная дымка, превращая сад механических статуй в подобие астрала. Я сидела, скрестив ноги, на заваленном книгами подоконнике и сосредоточенно пыхтела над учебником по основам механики твердого тела, обогащаясь знанием о принципах расчета турбин и устойчивости упругих стержней. Рядом ждали своего часа «Гидравлика» и «Кинематика».

Мастер Дедерик на следующий же день после моего появления на его «фабрике игрушек» устроил мне экзамен на знание физики, химии и анатомии, который я, естественно, благополучно завалила. Мои практические навыки не подвергались сомнению после устроенной мною демонстрации по сборке заводной куклы из кусков шлака. Но вот уровень теоретических знаний у меня критически недотягивает даже до минимума, необходимого для проектирования робота.

Поэтому в перерывах между изучением чертежей последних разработок оружейных протезов и имплантов и будничными заботами по починке статуй в саду я теперь штудирую учебники. И заодно семимильными шагами восстанавливаю свой наугрим, ведь большинство научных трудов написано на гномьем.

— Гаечка, правильно ли я понимаю из вашего чертежа, что в протезах рук вы предлагаете применение тросовых тяг из неметаллических материалов для гражданских целей и из металла для военных? — мастер Дедерик оторвался от лежащих на столе бумаг и с повышенным интересом через плечо глянул на меня. — Поясните.

Меня перекосило. Где это видано, чтобы мастер «выкал» подмастерью? Я бы давно предложила изобретателю звать меня просто «Генри», если бы была уверена в своем воспитании. Но мне настойчиво казалось, что согласно этикету предлагать запанибратство может только старший по возрасту или званию. Или я все-таки что-то путаю?

Обычно мне плевать на все эти взаимные реверансы, на дне они не в чести. Но перед собственным кумиром попасть впросак отчаянно не хотелось. Довольно и того, что я по привычке сворачиваю ноги кренделем на чужих подоконниках и прочих горизонтальных поверхностях, за что Теш мне их поотрывал бы. Я закрыла учебник, заложив пальцем страницу, на которой остановилась, и с готовностью затараторила:

— У неметаллических тяг отсутствует возможность точного позиционирования пальцев вследствие постепенной растяжки тросов. Это некритично для бытовых целей. А использование металлических тяг влечет за собой скорый износ тросов и стенок каналов из-за взаимного трения. Но это некритично с возможностью их частой замены, что могут себе позволить военные.

Мастер довольно крякнул и вернулся к чертежам. Я задумалась было, как перевести мой сумбурный ответ на язык научных терминов, но тут раздался резкий грохот. Я скрипнула зубами, разгибаясь из защитной позы эмбриона, которую всегда принимала при бомбежке, и поставила себе зарубку на память попросить Ли Мэя избавиться от дурацкой привычки стучать в дверь серебряным кулаком.

— Цадок, нужна твоя помощь, — позвал инквизитор мастера, устало потерев переносицу.

Я заметила, что жест этот стал входить у него в привычку с момента начала работы над созданием автоматона, после прибытия команды экстрасенсов — Дениса, Дастина и Винсента. И неудивительно, ведь его обязанности инквизитора никто не отменял, и на свою официальную работу он продолжает исправно ходить каждый будний день. А ночами и по выходным не вылезает из лаборатории. Я, ни разу не заметив его, входящим через парадный или служебный вход, предположила, что с цокольного этажа ведет тайный ход наружу.

Мастер Дедерик упер руки в боки, с сожалением оторвался от моих чертежей и покосился на очередной бумажный завал.

— Генрика, тогда рассортируйте документы, проверьте состояние статуй и на сегодня можете быть свободны.

Никогда не любила убираться, но наводить порядок в кабинете самого Цадока Дедерика доставляет мне истинное удовольствие. Поэтому я тут же с азартом принялась копаться в куче книг и чертежей. Гном довольно крякнул и ушел вслед за приветливо кивнувшим мне, вновь прихрамывающим инквизитором.

Я уже успела изучить принцип систематизации архивов в библиотеке и избавила мастера от необходимости тратить его драгоценное время на поиск нужных материалов самолично. Мне побегать не трудно, а работа в духе «подай-принеси» позволяет оставаться в курсе текущей деятельности гениального изобретателя, не отвлекая его частыми вопросами.

Разобрав документы по тематикам, я сложила их в тележку и покатила прочь из кабинета. Но на первом этаже столкнулась вдруг с Браном, сопровождающим какую-то златокудрую дамочку в облегающем платье цвета шампань с турнюром по моде времен юности моих родителей. Выглядела незнакомка типичной леди, поэтому я на всякий случай почтительно поклонилась и на пальцах объяснила мажордому, что мастер Дедерик в лаборатории.

— Миледи Евангелин, сюда, пожалуйста, — понятливо сменил курс гном, а я пригляделась к дамочке пристальнее.

Значит, это и есть та Евангелин, что собирала команду экстрасенсов? Лет тридцати пяти, ровесница Ли Мэя. Золотые локоны, сколотые в пышный низкий пучок, сапфирово-синие глаза, губки бантиком и слегка фанатичная заразительная улыбка. Она окинула меня внимательным взглядом и мелодично осведомилась.

— Ты, должно быть, Генрика? Ли Мэй много о тебе рассказывал. Ты ведь мехадок, верно? Благодарю, что помогла Лиге.

— Э-э, — проявила я чудеса воспитания, гадая, что такого инквизитор про меня наговорил. Она назвала меня мехадоком, но знает ли она, что я медиум? И кто она вообще ему такая, что он обсуждает с ней первых встречных девиц? — Всегда пожалуйста, — отмерла-таки я и поправила во избежание недоразумений. — Была мехадоком, но теперь я подмастерье, миледи Евангелин.

— Просто Евангелин, — она снисходительно погрозила мне пальчиком в сетчатой бежевой митенке. — И я специалист по теургии²¹, будем знакомы.

Они с Ли Мэем чем-то неуловимо похожи. Праведностью и одухотворенностью, наверно. Священники все такие или мне так везет? Кстати, необычные у Хелстрема знакомые. Дар общения с ангелами очень редок, ведь как астральные сущности они гораздо сильнее демонов.

— Вы тоже инквизитор? — как бы между прочим уточнила я, прикидывая, стоит ли мне ее избегать.

— Нет, я экзорцист, — она с легким превосходством улыбнулась в ответ. — До встречи, Генрика.

Я снова откланялась, проводила взглядом изящную фигурку, обтянутую роскошным платьем, и проковыляла в библиотеку. Вернув книги и чертежи на их законные места, отправилась помогать местному так называемому «садовнику», ухаживающему за механическим садом.

Не уверена, что это входит в обязанности подмастерья, но мастер Дедерик решил, что с наглядным примером мне будет гораздо проще учиться читать чертежи. И действительно, рассматривая в очередной раз внутренности механических людей, я с удовлетворением отметила, что узнаю структуру, которую вчера изучала по учебнику.

На несуществующем ветру мерно поскрипывали металлические деревья. Туман влажными щупальцами проникал под казенный безразмерный плащ-спецовку. С затянутого грязно-белыми облаками неба опять что-то мерзко капало, и как никогда хотелось вернуться в теплое, сухое нутро фабрики. Но я, папина дочка, ненавижу недоделанную работу. Поэтому, скрепя сердце и скрипя зубами, заставила себя завершить осмотр со всей тщательностью. И, как оказалось, не зря.

В статуе дамы под зонтиком, приседающей в книксене, я вдруг наткнулась на лишний механизм. К «лишним» я его причислила, потому что на первый взгляд в движении статуи он не участвует. Но как мне тогда проверить его работоспособность? Я озадаченно вернулась в библиотеку.

Настойчиво казалось, что этот цилиндрический механизм с призмами я знаю, просто никак не могу вспомнить его назначение. Наверно, стоит проверить чертежи садовых «игрушек». Быстро отыскав нужную папку, уселась на подоконник, подкрутила керосинку и принялась изучать схемы. Но, видимо, теоретических знаний мне все-таки не хватает, потому что найти этот механизм в чертеже дамы с зонтом мне так и не удалось.

— Так и знал, что найду тебя здесь.

Я осоловело оторвалась от чтения, изумилась непроглядной темноте за окном, потерла воспалившиеся глаза и встретилась взглядом с искрящимся смешинками чернильным взором.

— Уже далеко за полночь, Анри, — в хрипловатом голосе послышался мягкий укор. — Я понимаю, что ты пытаешься оправдать доверие, оказанное тебе предложением работать над автоматоном, но заземляться для этого совсем не обязательно.

— Спасибо за заботу, — саркастично закатила я глаза, украдкой вдыхая запах конфедератского кофе, который инквизитор пьет каждое утро. — Но мой идиотизм еще не достиг той степени, при которой я буду готова удавиться за идею революции. Просто я никогда не упущу возможность учиться, да к тому же бесплатно, — я вспомнила, как сбежала из приюта на войну, так и не получив даже среднего образования. — С моей жизнью никогда не знаешь, когда представится следующий шанс приблизиться к мечте о дипломе.

Нужна мне, разумеется, не сама бумажка, а знания, которые к ней прилагаются. Не имея семи пядей во лбу, в высший свет из дерьма мне не выбиться. К сожалению, природа обделила меня талантом заправского барыги, которому в итоге все двери открываются.

А пойти по самому простому пути, раздвигая ноги перед нужными людьми, мне не позволяют мои способности. Хотя, к чему уж кривить душой, роль хладнокровной стервы, для которой собственное тело всего лишь шкура, не для меня. Гордость — последний подарок, оставшийся мне от родителей, и разбрасываться им я не намерена. Поэтому пытаюсь разгрызть гранит науки.

Взгляд Ли Мэя заволокло поволокой ностальгии. Он присел рядом со мной на подоконник, невоспитанно подогнув ногу, чем вызвал у меня приятный культурный шок, и криво улыбнулся одними губами.

— Я тоже ночи напролет просиживал за учебниками в школе эзотерики. Боялся, что отчислят. Я же из первого поколения экстрасенсов, не знал ничего, в отличие от потомственных однокурсников…

— Из школы эзотерики могут отчислить? — изумилась я. Я-то думала, что у государства каждый экстрасенс на счету.

— Естественно, особенно если у студента наблюдаются девиации, — пожал плечами Ли Мэй. — Зачем правительству неподконтрольные экстрасенсы? Им блокируют астральные сенсоры и отчисляют. У меня никаких психических отклонений не наблюдалось, но я на четверть зангаосец, следовательно, неблагонадежный субъект, поэтому угроза изгнания преследовала меня всегда. Как видишь, небеспочвенно, — иронично улыбнулся он, намекая на присоединение к оппозиции.

Я для себя отметила, что астральные сенсоры, оказывается, можно заблокировать, но пока не стала заострять на этом внимание, опасаясь ненароком выдать свой уровень способностей. С возросшим подозрением покосилась на лежащие рядом учебники и, предчувствуя подвох, полюбопытствовала:

— И какова мораль? Окупились твои ночные бдения?

— Еще как, — он иронично улыбнулся. — Я, черт возьми, стал лучшим на курсе и меня отправили на войну в составе спецназа.

Где он разочаровался в родине и, кажется, совершил что-то такое, за что до сих пор ищет искупления, угу. Кончики пальцев снова закололо от желания считать его душу. И я, не в силах больше унимать любопытства, которым по отношению к другим вообще не страдаю, озвучила то, что уже давно не дает мне покоя.

— Что вообще инквизиторы делали на войне?

Спросила и опешила. До сих пор я ни к кому не лезла в душу. Даже к Барти, самому близкому мне человеку. Во-первых, измотанная аналогичной привычкой Теша, я считала, что остальных это угнетает также, как меня. Во-вторых, мне и своих проблем и переживаний хватало, чтобы еще чужими грузиться. Поэтому общалась по принципу «захочет — сам расскажет». До сих пор.

Что изменилось? Почему сейчас я посчитала себя вправе интересоваться его болезненным прошлым? И вообще почему рядом с этим святошей я раз за разом изменяю себе и совершаю поступки, о которых раньше и помыслить не могла?

Единственный логичный ответ мне очень не понравился. Шпилька предупреждала, что влюбленные из-за гормональной перестройки резко тупеют. Поэтому для себя я решила, что мне испытывать это чувство категорически противопоказано, ведь я и без того умом не блещу. Так что пора бы уже последовать совету Петера Шестопала.

Ли Мэй молчал так долго, что я успела сотню раз проклясть себя за язык без костей. Но агрессии, характерной для Теша, от него я не чувствовала. Нет, я не разозлила его своим вопросом. Просто расстроила. За собственную бестактность стало стыдно. Надо же, а я думала, что уже давно похоронила это мешающее жить чувство.

По совести, стоило бы признать, что это не мое дело, и извиниться. Но у меня на такую самоотверженность просто не хватило сил. В душе теплилась мелочная надежда, что Ли Мэй простит мою невоспитанность и приоткроет завесу тайны вокруг своей личности хотя бы затем, чтобы я отстала. Да и вообще узнать, какие козыри у него припрятаны в рукаве, не помешает в целях безопасности. Ведь другом инквизитор незарегистрированному медиуму вряд ли станет. А вот врагом запросто.

— Инквизиторы — ничего.

Против профессиональной деформации не попрешь, да, бывший капитан разведчиков? Я вздохнула, не скрывая досады, но он вдруг продолжил:

— Но я им и не был, — он беспечно поскреб отросшую щетину, но хрипеть стал еще сильнее, как туберкулезник. — Ты верно распознала изгоняющие и атакующие сигилы и раскусила меня еще в первую нашу встречу. А я ненамеренно ввел тебя в заблуждение, потому что до сих пор стыжусь, что был экзорцистом.

Самым сильным на потоке. То есть тем, кто способен вышвыривать душу из тела. Как бы печально ни звучали его слова, но я малодушно порадовалась оговорке «был». И все же искренне призналась:

— Не вижу ничего постыдного в том, чтобы быть тем, кто ты есть, — и, задрав нос, решилась на ответное откровение. — Я вот садистка и горжусь этим!

Иногда, правда, меня посещают удручающие мысли, что такими темпами я однажды проснусь вторым Джеком Потрошителем. В такие моменты меня мутит от самой себя, и я мечтаю напроситься на экзорцизм, лишь бы очистить ауру. Но останавливает одно. Если бы не негативное влияние астральных эманаций, едва ли я стала бы столь успешным хирургом. Кем я буду, если окажусь также не способна навредить другому, как до войны? Никем. Или вовсе трупом в ближайшей перспективе. Трущобы столицы Анталамории не прощают слабости.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь свои достоинства, но все равно спасибо, — у глаз Ли Мэя появились морщинки-лучики. — А вообще-то я пришел позвать тебя на деловые переговоры. По крайней мере, так попойку обзывают гномы. Ты, конечно, как я успел заметить, недолюбливаешь игровой зал. Но, если пожелаешь, можешь присоединиться.

Я поджала губы. Мне казалось, что с учеными отдыхать должно быть приятнее, чем с обладателями крокодиловых сапог. Но члены базирующейся на фабрике команды экстрасенсов, все поголовно «с приветом», быстро меня в этом разубедили. Впрочем, не стоит увеличивать и без того немалую пропасть между нами, ведь работать вместе нам придется еще долго.

Да и вообще отвлечься мне не помешает. Может, хоть вспомню, откуда могу знать тот таинственный механизм, отсутствующий в схемах. Я с долей замешательства вернула папку с чертежами на место и спрыгнула с подоконника следом за Ли Мэем, отряхнув джинсовый комбинезон, которые носили все работники фермы механических тел.

Стойкая неприязнь к играм никуда не делась, поэтому я довольно равнодушно оглядела просторное помещение с краснокирпичными стенами, в котором расположились столы из темного дерева для игр в покер, вист, пикет, кости, нарды и даже новомодный бильярд. Гномы обожают азартные игры, но при этом терпеть не могут придуманные дроу шахматы. Забавно, что самую честную игру, которую нынче относят к спорту, изобрела самая двуличная и подлая раса.

Несмотря на поздний час, разбуженная горничная споро накрыла стол с закусками, а Бран взял на себя обязанности бармена. Для крепких напитков уже поздновато, но от стакана с любимым сладким ликером я отказаться не смогла. К тому же эта обжигающая гортань терпкость сильно отличается от того пойла, что я хлебала на дне. Кайф!

Сверкнув фисташковыми глазами, мне дежурно отсалютовали дроу-квартероны Дэнис и Дастин, медиум и спиритуалист. Близнецы почти всегда экстрасенсы, что и требовалось доказать. Атлетического телосложения братья с пепельным оттенком кожи и платиновыми волосами, стриженными стрельцом²², в заношенных темно-зеленых бушлатах, похожих на форму пехотных войск, были точной копией друг друга. Даром что противоположны по характеру.

— Надо влезть в секретные архивы с запрещенными материалами! — вернулся к прерванному разговору Денис, медиум. Этот всегда за любой кипиш.

— И без некромантии справимся, — лениво отмахнулся Дастин, спиритуалист, которого из-за чрезмерной осторожности, напротив, нереально сподвигнуть на что-либо новое.

— Ты просто ссыкун, Дастин, если не готов ради наших целей поступиться своими принципами!

— А ты полный кретин, Денис, если готов.

— Мы и без того преступники!

— Некромант отличается от оппозиционера так же, как убийца от вора.

Оба по-своему правы, но в данном случае я на стороне Дастина. Игра в «святотатство» не стоит свеч. Они продолжили препираться, но я уже не вслушивалась. С ними я почти не общаюсь, все же их роль в создании автоматона сугубо экстрасенсорная и мало пересекается с моими обязанностями.

А вот с Винсентом, экспертом сфрагистики и сигиллографии, инженером-проектировщиком и полиглотом, мы работаем часто. Я приблизилась к юному тщедушному зангаосцу-полукровке в серой студенческой форме.

Смешение кровей у него произошло странновато. Если у Хелстрема имперские рельефные черты лица и раскосые глаза, то у этого наоборот круглые глаза на широком приплюснутом лице. Он притулился в углу, ссутулившись, уткнувшись в бумажки дальнозорким взглядом за толстыми стеклами очков. Я у таких в приюте без зазрения совести отбирала завтраки.

— Это бадавийский? — я обратила внимание на закорючки в его бумажках, которые полагалось читать справа налево. Он свободно владеет всеми шестью языками нашего Остконтина, поэтому я даже не удивилась.

Винс, не отрываясь от складывания паззла из чертежей, согласно кивнул. Поправил очки, не глядя на меня, ткнул паучьим длинным и суставчатым пальцем в чертеж и смущенно спросил:

— Как это работает на практике?

Вряд ли ему неизвестна изображенная на них имплантация пировидикона. Скорее всего, он просто опять собирает компромат, за что сам себя стыдится. Винс отчего-то подозревает всех и каждого в желании сдать его властям, поэтому перестраховывается и пытается найти скелеты в шкафах товарищей.

Неприятный субъект, но я, к сожалению, питаю слабость к вундеркиндам, поэтому прощаю ему его параноидальную шизофрению. Да и нечего мне скрывать, как мехадоку, даже подпольному. Ведь если меня загребет тайная полиция, то на мои нелегальные операции им все равно будет плевать. Потому что для них я в первую очередь медиум-эмпат, а потом все остальное.

Но Винс об этом не знает и убежден, что я стыжусь своего прошлого. Угу, блажен, кто верует. Ну, мне даже выгодно, если он решит, что на меня у него уже есть компромат. Это слегка притупит его паранойю по отношению ко мне. Так что я закосила под дуру, сделав вид, что не поняла, к чему был вопрос. Плюхнулась на диван рядом с ним, отчего он очаровательно смутился пуще прежнего, и припомнила случай из практики.

Я тогда наотрез отказалась оперировать. Во-первых, не вижу смысла заменять глаз прибором, когда уже давно в ходу специальные гогглы. Во-вторых, импланты-пировидиконы гораздо более опасны в использовании из-за отсутствия предупреждения возгорания, которым оснащены гогглы. А ведь в них используется сегнетоэлектрик, чувствительный к колебаниям эктоплазмы.

Закончилось тогда все предсказуемо. Имплант закоротил и взорвался прямо в черепушке самопровозглашенного охотника за привидениями. А подполье вскоре недосчиталось одного нелицензированного мехадока, на которого вышла тайная полиция.

Мастер Дедерик присоединился к нам на середине разбора чертежа. Выслушал мои сомнения в целесообразности установки пировидикона-импланта и пояснил, что распространены они в основном у бадави. Вольные народы, кочующие по пустыне, не в состоянии обеспечить сохранность дорогущих импортных приборов. Поэтому для надежности их просто вживляют.

После разбора чертежа разговор плавно свернул на очередной набег оркской Орды на бадави. Пустынная территория, бедная на ресурсы, степнякам без надобности, а вот на рабов и подопытных для бокоров и каплат спрос никогда не падает. Близнецы подключились к обсуждению, с нескрываемым наслаждением понося враждебно настроенную ко всем соседям расу. Дроу ненавидят орков еще и на почве религии. Жрецы вуду не признают колдунов, считая, что те оскорбляют духов-лоа использованием кукол вуду.

Вскоре братья с мастером Дедериком, продолжая яростно спорить о политике, уселись за вист. Мимо нас с Винсентом к окну прошли припозднившиеся Ли Мэй с Евангелин. Я с недоверчивым удивлением проследила за ладошкой в сетчатой бежевой митенке, как бы невзначай отряхнувшей с рубашки мужчины несуществующие пылинки. Жест получился столь естественным и домашним, что мне даже стало неловко подглядывать.

Теперь ясно, почему Хелстрем делится с этой дамочкой своими впечатлениями о первых встречных девицах. Они очень близки. Наверно, зря я переживала, что стала ему небезразлична. Ну и славно, одной проблемой меньше.

— Свидетели требуют результатов, Ли, — донесся до меня ее веский мелодичный голос. — Нам нужны последние разработки Бюро. Без них мы так и будем топтаться на месте.

Я заинтересованно прислушалась. Какие такие «свидетели»?

— Слишком рискованно, — рассеянно откликнулся инквизитор. — В Церкви агентов тайной полиции не меньше, чем в парламенте. Несанкционированная связь с высшими светлыми духами — это преступление. На костре не сожгут, но сенсоры заблокируют. А ты знаешь, чем это грозит всем сильным экстрасенсам.

Чем-то дерьмовым, судя по его замогильной интонации. Эх, а я уже губу раскатала на блокировку своих способностей. Но о чем они говорят? Неужели снова готовятся красть секретные сведения?

— Школа эзотерики освящена! Для провидения ангела этохотя бы не является препятствием, в отличие от предсказаний демона, иначе мы запросто привлекли бы гоэта²³. Или ты знаешь другой способ узнать местоположение сейфа?

У меня нехорошо засосало под ложечкой. Я случайно встретилась с чернильными глазами. Инквизитор мазнул стеклянным взглядом по перчаткам на моих руках, заставив мое сердце пропустить удар, и беспечно пожал плечами.

— Нет. Другого способа я не знаю.

Знает. Спорю на свой мехаскелет, что он уже догадался о моей силе. Просто не хочет рисковать мной. Очень трогательно, но совершенно напрасно. Я ведь решила, что любой ценой помогу созданию автоматона. Ради себя, Барти, Теша и всех, против кого Анталамория будет использовать роботов, как оружие. Я и так уже по уши в дерьме оппозиции, а сдавать назад не в моих правилах.

Дождавшись окончания почти семейной ссоры, я проводила взглядом удаляющуюся раздосадованную теургиню. Или теургессу. Какой вообще феминитив от «теурга»? Подойдя к Ли Мэю, настороженно переспросила:

— С каких это пор Церковь требует результатов от Лиги антиимпериалистов? Разве она не поддерживает монархию?

Инквизитор бросил в сторону ушедшей Евангелин тяжелый взгляд, который я не сумела расшифровать. Глотнул коньяк и неспешно раскурил сигарету, вонь которой отчего-то перестала вызывать у меня тошноту.

— Не вся. Свидетели Еноха уже давно мечтают отделиться от нее, но для этого им нужно весомое преимущество в открытом противостоянии. Автоматон на эту роль вполне подходит, поэтому культисты начали финансировать Лигу.

Ну да, глупо было бы полагать, что оппозиция спонсируется одним только Контремом. Смена власти в Анталамории выгодна многим. Только вот на войну с вуду и шаманами я не подписывалась.

— Мы что, приближаем новый виток религиозных войн? — поджала я губы. У меня вообще-то есть один знакомый хунган, которому я бы очень не хотела ставить палки в колеса своей помощью антиимпериалистам.

— Ева на это надеется, — левая половина лица инквизитора на миг одеревенела, но уже в следующее мгновение он безмятежно отмахнулся. — Но она ошибается. Культисты активизировались, потому что Императрица собирается объявить свободу вероисповедания. Естественно, во избежание астральной катастрофы, с расширением перечня того, что будет относиться к некромантии. Но культисты такие же винтики системы, как и все остальные. Им дадут время порезвиться, они уничтожат какое-то количество иноверных экстрасенсов, что тоже выгодно государству, ведь снижает риск бунтов эмигрантов. А потом показательно прихлопнут, таким образом сделав из них пример для все тех же эмигрантов, и заодно приватизируют автоматона.

У меня от этих шпионских заморочек закоротили нейронные связи в мозгу. Поняла одно: пока что на мой выбор помогать оппозиции информация о новых игроках на политической арене никак не влияет. Я опрокинула в себя остатки ликера и, дурея от собственной смелости, решительно заявила.

— Тогда я могу помочь с поисками сейфа.

— Не можешь, Анри, — виновато улыбнулся инквизитор. — Я понял, что ты не просто общаешься с мертвыми, но и улавливаешь чувства и эмоции живых людей, поэтому носишь перчатки. Но в нашем случае даже эмпатии мало, прости. Хотя я благодарен тебе за готовность…

— Я могу считать воспоминания, — перебила его я, скрипнув зубами.

Шутка ли, что первый человек, которому я открылась, это инквизитор! Даже Теш считал, что я улавливаю лишь чувства и эмоции. Хотя в его голову, опасаясь быть раскрытой, я никогда и не лезла. Это единственное из своих способностей, что я могу контролировать.

Лицо Ли Мэя изумленно вытянулось, сделав его похожим на ящерицу. И на миг — всего лишь на миг, но, к сожалению, я успела заметить — на нем мелькнула досада. Вполне адекватная реакция на человека, который может влезть в твои мозги, но все равно стало гадко.

— Но я не чувствую на тебе ни одной сдерживающей сигилы.

Вообразил мои мучения? Я поджала губы, мол, так вышло. Выживаю потихоньку и без сигил, стараюсь по возможности ни к кому не прикасаться. Он пятерней зачесал отросшие волосы, стискивая их на затылке в кулак, словно пытаясь простимулировать мозговую деятельность, и несинхронно моргнул.

— Когда же ты стала медиумом?

Я озадаченно хлопнула ресницами. В смысле «стала»? Медиумами разве не рождаются?

— Что ты имеешь в виду? — поджала я губы. Инквизитор попытался было отмахнуться, но мне вдруг стало не плевать на все эти экстрасенсорные заморочки. Узнаю, кто меня наградил этой проклятой силой — убью! — Отвечай! Или это очередная государственная тайна?

Он глубоко затянулся и выдохнул дым в туман за окном. Криво улыбнулся одними губами и устало потер переносицу.

— Разумеется, это засекреченная информация, доступ к которой имеет ограниченное количество экзорцистов и инквизиторов. Тех, кто работает исключительно с медиумами, чей уровень превышает средний показатель, — у меня упало сердце, но он невозмутимо продолжил. — Но я не вхожу в их число и тоже узнал об этом случайно. Поэтому не вижу ничего предосудительного в том, чтобы поделиться с тобой. Но, если позволишь, не стану этого делать, потому что это знание счастливей тебя не сделает.

— Не позволю! — дрожащим от волнения голосом возразила я и сложила руки на груди, чтобы скрыть пальцы, трясущиеся от желания воспользоваться эмпатией.

Ли Мэй скользнул чернильным взглядом по моему лицу, выискивая что-то одному ему ведомое. Пожал плечами, признавая мое право выбора, и отстраненно подтвердил мои худшие опасения:

— Медиумами становятся дети, пережившие клиническую смерть. Шанс стать эмпатом тем выше, чем раньше…

— Почему это скрывают?! — грубо перебила я, отказываясь мириться с мыслью, что своим проклятием я обязана лишь злому року.

Ли Мэй глянул на меня одновременно виновато и осуждающе.

— А ты представь, сколько нищих станет убивать своих детей в попытках сделать из них медиумов, чтобы потом продать империи?

Можно подумать, что сама империя такими экспериментами не занимается!

— А откуда ты об этом узнал? — спросила я первое, что в голову пришло, лишь бы отвлечься. Только потом до меня дошло, что вопрос опять оказался слишком личным, но инквизитор не стал таиться.

— Мне тогда лет пятнадцать было, — взгляд у него снова стал стеклянным. — Меня школа отправила проверить слухи об одержимости младенца. Но оказалось, что девочка беснуется, потому что эмпат и чувствует души даже живых людей. Я обратил внимание, что способности у нее проявились рановато, в два-то года, а отец ее признался, что родилась та мертворожденной, еле откачали.

Я представила маму, родившую бездыханную меня. В горле запершило, но я подавила вздох, боясь прервать минуту откровений.

— Я потом нашел подтверждение своим подозрениям в статистике и похожих отчетах инквизиторов. А недавно, представляешь, как-то случайно выяснилось, что мать той девочки была дочерью Цадока. Жаль, погибла с семьей через пару лет после того случая. Но до чего же тесен мир, — невесело хмыкнул Ли Мэй.

Я в унисон изумилась совпадению, а потому несостыковку заметила не сразу.

— Это было двадцать лет назад? — осторожно уточнила я, покосившись на азартно режущегося в вист гнома. — Но мастер Дедерик иммигрировал в Анталаморию из Наугрима только десять лет назад. Неужели его дочь жила в чужой стране вне общины?

Непозволительная вольность для нации, порицающей индивидуальность.

— Это уже не моя тайна, — развел руками инквизитор.

Резонно. Я заткнула любопытство и с трудом припомнила, с чего вообще начался наш разговор. «Дар» стал казаться мне еще гаже и ненавистнее. Но может хоть раз в жизни он сослужит хорошую службу? Я скрипнула зубами и усилием воли отложила истерику на почве известия о собственной клинической смерти до лучших времен.

— Так что, могу я помочь узнать расположение сейфа или что там вам надо?

Ли Мэй потер ладонями лицо и с виноватой улыбкой предупредил:

— Черт возьми, Анри, я сейчас не в том положении, чтобы играть в джентльмена. Я ведь могу и согласиться.

— А со мной вообще играть не надо, — саркастично парировала я, продолжая гадать, откуда взялся этот несвойственный мне героизм. — Как ты успел заметить, я ненавижу игры. Так что бери, пока дают, святоша. Что от меня требуется?

В раскосых чернильно-черных глазах прочиталась бездна благодарности пополам с уважением. Ага, сама от себя в шоке.

— Мы планируем проникновение в Инновационный центр Тагартской школы эзотерики во время праздничного маскарада в честь Дня Всех Святых, — затушив сигарету, невозмутимо сообщил Ли Мэй, словно прогулку в парке обсуждал. Я присвистнула. — Я знаю одного из правительственных разработчиков автоматона, который имеет доступ к чертежам. Ева хочет использовать на нем ангельское провидение, но касание медиума гораздо менее заметно. Однако отпечаток биоэнергетической оболочки, то бишь ауры, от медиума тоже останется.

Ну, разумеется, что безопасным это не может быть. Ненавижу экстрасенсорику. Славно, что на Теше я так и не рискнула применить чтение воспоминаний, а то и его своей аурой запятнала бы. Я сдула со лба рыжие кудри, скопировав кривую инсультную улыбку, и саркастично фыркнула.

— Всегда мечтала побывать на балу. Не переживай, святоша. Я всю жизнь играю в кошки-мышки с тайной полицией, так что очередное преследование для меня не в новинку. Только у меня одно условие.

Ли Мэй с почтительным поклоном развел руками, мол, все, что угодно. Вот же танк непрошибаемый, ничем его из колеи не выбьешь!

— Прекрати стучаться в двери серебряным кулаком. У меня травмирующие воспоминания о военной бомбежке.

В уголках глаз инквизитора появились морщинки-лучики. Он протянул мне металлическую ладонь, а я предпочла сделать вид, что не заметила, как поначалу он дернул здоровой рукой, но передумал прикасаться ко мне ею. Дождался, пока я скреплю рукопожатие, и невинно поинтересовался:

— Ты же осознаешь, что бал — это корсет, каблуки и правила хорошего тона?

Взглянув на мое неописуемое выражение лица, он впервые на моей памяти рассмеялся. Искренне, хрипло и очень заразительно. Я смутилась и отвернулась к окну, пряча заполыхавшие щеки, коих ни в жизнь за собой не наблюдала. И вдруг вспомнила, где я видела цилиндрический механизм с призмами по бокам.

В чертеже оружейного протеза. С замаскированной в нем бомбой.

Глава 7. Правила хорошего тона

— Судя по степени коррозии металла, бомбу внедрили не больше месяца назад, — нахмурился мастер Дедерик, отчего между его кустистыми бровями залегла вертикальная морщинка.

— Саботаж? — предположила я, помогая гному бережно извлечь взрывчатку. — Кто-то пытается остановить производство на фабрике? Или это покушение на вашу жизнь?

Изобретатель пожевал губами и исподлобья глянул на инквизитора. Кроме нас троих в подземной лаборатории никого не было. Я здесь оказалась впервые, но как следует рассмотреть укрепленные бетонные стены и станки, похожие на средневековые пыточные инструменты, мешала бомба под носом.

— В других статуях было нечто подобное? — рассеянно уточнил Ли Мэй, будто ничего сверхъестественного не происходило. Дождался моего отрицания и безмятежно констатировал. — Тогда, скорее всего, это диверсия. Думаю, цель злоумышленников — создание прецедента для запуска производственного расследования.

Я припомнила махинации Теша. В столице как-то появилась очередная мелкая группировка дроу, не желающая мириться с монополией «Калаверы». Теш тогда, инкогнито, разумеется, сорвал несколько их торговых операций. И скомпрометировал их, как несостоятельную банду, неспособную наладить систему безопасности. Но, как жест «доброй воли», предложил охранные услуги «Калаверы». Находясь под давлением его силовиков, та группировка в итоге была вынуждена ассимилироваться с «Калаверой».

— Империя ищет предлог, чтобы внедрить бобби на ферму механических тел? Потому что иначе ей не пробиться на территорию, которая фактически находится под юрисдикцией республики? — от догадки у меня засосало под ложечкой.

Разумеется, вселенским злом может быть лишь тайная полиция. В частности, мамбо Ллос с взводом подчиненных, что охотятся за автоматоном.

— Этим товарищам нужны мои разработки автоматона, — подтвердил мастер Дедерик, ловко обезвреживая бомбу. По лаборатории пронесся слаженный облегченный вздох. — У Анталамории есть экстрасенсы, которые могут найти способ одушевления куска металла. Но людям никогда не создать механическую куклу, способную на нечто большее, чем простое поднятие шляпы.

Мы с правительством состязаемся в воровстве. Это у политиков и называется громким словом «гонка вооружений»? Я разочаровано фыркнула и припечатала:

— Поршень им в выхлоп, а не автоматон! Мы ведь сорвали их план!

— Нет, — хором шмякнули меня с небес на землю инквизитор и изобретатель.

— Для вторжения маловат масштаб диверсии, — бесстрастно пояснил Ли Мэй, в очередной раз убеждая меня в стали своих яиц. — Чтобы Наугрим позволил провести расследование на своей территории, необходим, черт возьми, международный конфликт. С жертвами среди мирного имперского населения.

Я задумалась, мимоходом отметив, что его непрошибаемое спокойствие действует на меня, как кислородная маска. Нервная трясучка отступает, не давая мыслям путаться, как провода в коммутационной станции. То-то Барти обрадуется, что хоть кому-то удается притормозить мою привычку лететь поперед паровоза. Перебрав в памяти списки продукции «Дедерик Инк.», я остановилась на наиболее «удобном» варианте для диверсии:

— Бомбы могут быть заложены в статуях, которые фабрика поставляет для городских парков.

— Я направлю доверенных товарищей с этим разобраться, — хмуро кивнул мастер Дедерик, повел седыми бровями и вышел из лаборатории. — Гаечка, вознаграждение вам гарантировано.

Я не стала кокетничать и отказываться. Возможно, в скором времени каждая ассигнация будет на счету. Ведь если «доверенные товарищи» упустят хоть одну бомбу, сюда нагрянут бобби, и мне снова придется уходить в подполье.

— Анри, — Ли Мэй мягко потянул меня за локоть, вынуждая пропустить изобретателя вперед по коридору.

Я отметила пальцы инквизитора, предусмотрительно касающиеся лишь рубашки, и вопросительно уставилась в виноватые чернильные глаза, полускрытые упавшими вперед смоляными прядями.

— Анри, я прошу прощения. Я привел тебя сюда, пытаясь укрыть от тайной полиции, но не предугадал, что они так скоро перейдут к активным действиям. Я найду тебе другое убежище…

— Не надо! — перебила я не своим голосом, стараясь не обращать внимания, как защипало в носу.

У меня никто и никогда не просил прощения за доставленные неудобства и даже проблемы. Теш психопат, у него мозги не заточены на критическую оценку своих действий, поэтому он априори прав. Барти слишком горд, чтобы признать свою вину, а Шпилька слишком заносчива. Зато в моих неприятностях винит себя инквизитор!

— Я не хочу, чтобы кто-то страдал по моей вине! — Ли Мэй впервые на моей памяти повысил голос, сверкнув решительным, почти отчаянным взглядом.

А я явственно услышала невысказанное «еще кто-то». Что же его так сломило на войне, раз он ищет искупления у каждого встречного? У меня задрожали пальцы и страстно захотелось починить его душу, как сломанный механизм.

— Лично я по твоей вине разве что наслаждаюсь жизнью, Ли Мэй, — я улыбнулась и ненавязчиво высвободилась из захвата. Чувствовать чьи-то руки, кроме хунгана, было все еще непривычно. — Из-за тебя я вырвалась из мафии и из-за тебя стала единственным подмастерьем гениального изобретателя. Так уж и быть, за это я тебя прощаю. А если не хочешь, чтобы я страдала, то не отнимай у меня мечту, которую сам же и исполнил.

Инквизитор смотрел на меня неотрывно с какой-то дикой смесью уважения, осуждения, бессильного отчаяния и благодарности. Смотрел так долго, что у меня даже шея затекла от того, как долго я стою с запрокинутой головой. Вот сейчас как постучусь лбом ему в грудь, может, хоть тогда отомрет!

— А я думал, ты умнее, — наконец, иронично улыбнулся Ли Мэй, повторяя фразу, сказанную в первую нашу встречу.

Ага, я еще тогда мысленно ему ответила, что жизнь вообще полна разочарований. Но на сей раз, кажется, я его не разочаровала. По крайней мере из его глаз ушли тоска и застарелая боль. Вот и славно!

— Ах да, и еще, Анри, — он снова остановил меня, собравшуюся было последовать за изобретателем. Левая половина лица его вдруг дернулась, будто в преддверии нового инсульта. — Будь осторожна с Евангелин. Теургия чересчур приблизила ее к ангелам.

Дерьмово. Она, как и высшие светлые духи всегда ставит общее благо превыше частного? И при этом истово верит, что ее дело правое? Значит, делиться своими сомнениями в аморальности и неэтичности автоматона с ней не стоит.

Я серьезно кивнула и тоже за рукав рубашки потянула своего самого проблемного пациента к кабинету мастера Дедерика. Где уже вовсю шло обсуждение плана нашего проникновения в Тагартскую школу эзотерики.

— Она способная девочка, но вряд ли осилит работу под прикрытием, Цадок, — мелодичный голос Евангелин, сидящей на расчищенном от слесарных инструментов диване, каждой ноткой выражал недоверие к нашей затее, озвученной Ли Мэем.

Мы не посвящали ее в тонкости моих способностей, но, думаю, она и сама догадалась. Или просто настолько безоговорочно доверяет решениям Ли Мэя.

— Ерунда, нужны лишь поддельные документы и подставная легенда, — заступился за меня мастер Дедерик.

Я шлепнулась на подоконник и хотела было заикнуться о Теше, которому без проблем достать все необходимое, но вовремя вспомнила, что его нет в столице. Полли сообщила, что его внезапно сдернули на родину, в королевство.

— Я этим займусь, есть у меня один должник, который может помочь, — отмахнулся Ли Мэй. — Что еще нужно?

Гном уселся за стол, пожевал губами и растерянно крякнул. Евангелин расправила складки на бежевом платье и с налетом превосходства предположила:

— Этикет?

Меня чуть не перекосило. Вот единственное, что меня отталкивает в моей мечте о высшем обществе, это этикет. Свод совершенно лишних правил, призванных подчеркнуть принадлежность к какому-то эфемерно-исключительному кругу. Спорю на свой мехаскелет, что придумали его дроу, самые лицемерные снобы. Взгляд инквизитора тоже приобрел такой трагизм, будто у него резко заныли зубы.

— Ева, будь любезна, не забивай Анри голову этой ересью. Того, что она отличает столовый нож от закусочного, а рыбную вилку от десертной, вполне достаточно для того шабаша, куда мы собираемся.

Я поерзала на подоконнике и покосилась на стоящего у двери инквизитора. Вот же разведчик, когда только успел так хорошо меня изучить? За завтраком я, что ли, прокололась? Работавшие на заводе родители многого от меня не требовали, но на правилах поведения за столом у мамы отчего-то был пунктик.

— Чем сильнее она отличается, тем больше привлекает к себе внимания, а это нам ни к чему, — веско напомнила заклинательница ангелов.

Ну, честно признаться, она права. К тому же, если я хочу однажды покинуть рабочий класс, то рано или поздно все равно придется научиться играть по правилам аристократов и поступиться парочкой своих капризов ради красивой жизни. Так почему бы не начать сейчас, пока есть такая возможность?

— Я прочитаю имеющиеся в библиотеке мастера Дедерика учебники по этикету, — успокоила я Евангелин, перебив уже собиравшегося возразить Ли Мэя.

Он вскинул руки в жесте сдающегося, признавая мое право выбора, и снова обернулся к экзорцистке в немом вопросе «что еще?». Дамочка глянула на меня, сложив бровки домиком.

— А ее внешний вид тебя не беспокоит, Ли?

Мне подумалось, что нервирующая ситуация, в которой якобы даже аристократке трудно сохранять вежливость, замечательное прикрытие для намеренных оскорблений. Но заподозрить заклинательницу ангелов в желании обидеть кого-то не получалось при всем желании. Что уж кривить душой, я ведь на самом деле не манекенщица с обложки журнала мод. Инквизитор косо глянул на меня, и в уголках его глаз разбежались морщинки-лучики.

— Напротив, успокаивает, — иронично улыбнулся он.

Я фыркнула и дипломатично напомнила:

— Мы же уже решили, что с макияжем мне поможет Шпилька.

Перед этим устроив мне знатную нервотрепку и проверку на вшивость. У меня заранее заныла задница, стоило представить реакцию ярой оппозиционерки на мое участие в тайной операции по краже гостайны. Ведь она знает меня гораздо лучше этих блаженных святош, потому обоснованно и не доверяет.

— А с осанкой? — дамочка отчаянно всплеснула руками, и вот на это я обиделась.

Может быть, миледи действительно переживает и искренне хочет помочь, но это все равно не дает ей права цепляться ко мне по мелочам. Держать спину прямо меня учила мама, и делала она это на совесть, как и все, за что бралась. Да, я не выпячиваю грудь колесом и не хожу так, словно жердь проглотила, в отличие от «ледей», но и сутулиться себе не позволяю.

— Попрошу Шпильку подкорректировать и это. Думаю, она не откажется от нового кандидата на дрессировку, — саркастично процедила я.

Мастер Дедерик закашлялся, маскируя хохот. Ли Мэй за упавшими вперед прядями спрятал смешинки в раскосых глазах. Евангелин скупо улыбнулась, словно большего от меня и не ожидала, но возражать не стала.

— Тогда я научу тебя вести светскую беседу. Твое чувство юмора может быть недооценено представителями столичной знати.

Спасибо, до меня уже дошло, что я непроходимая деревенщина! Ли Мэй поблагодарил миледи Евангелин за проявленное великодушие вместо меня.

Пришедшая с утра Шпилька с кокетливой улыбкой вняла просьбе Ли Мэя помочь сделать из меня подобие леди. А, едва мы остались наедине, приперла меня к стенке, обдав дурманящим запахом мускусных духов и оцарапав шею «когтями». Что и требовалось доказать.

— Значит, пять лет ты отказывалась вербоваться, но зато примкнула к команде создания автоматона, хотя всегда была противницей автоматизации? — прошипела она. — Ну и кто же тот крысолов, под дудочку которого ты скачешь? Буревестник? Барон Суббота? Или вовсе тайная полиция? За сколько же ты продалась, Гаечка?

— Я не предаю своих, — напомнила я, не делая попыток вырваться. Жаль, здесь нет Бандита. Одноглазый котище всегда защищал меня от истеричной куртизанки.

— А кто говорит о предательстве? — деланно удивилась Полли. — Ты ведь не сдаешь команду, ты всего лишь продаешь их идеи. Разве не так ты всегда успокаиваешь свою совесть, умелица выкручиваться?

Да, она действительно слишком хорошо меня знает. Убедить ее в моих чистых помыслах будет проблематично. Я поджала губы и напомнила ей о моей преданности тем, кого я называю друзьями. И сообщила, что присоединилась к оппозиции ради Барти и Теша, безопасности которых будут угрожать автоматоны.

В конце концов, Шпилька мне все-таки поверила. Хотя развеять ее сомнения полностью, подозреваю, у меня не получится никогда. Оказывается, репутация нейтральной стороны тоже может сыграть злую шутку.

— И когда это оппозиционеры успели для тебя стать «своими»? — все еще недовольно, но уже не так яростно огрызнулась ночная бабочка.

Да чтоб тебя отцентрифужило, подруга! Я хотела было огрызнуться, но эмпатия подсказывала, что сейчас не время для сарказма. Значит, придется признаться. И, прежде всего, самой себе. Я скрипнула зубами и состроила морду «кирпичом», ответив в духе Хелстрема:

— Не оппозиционеры.

Шпилька, судя по надменному лику, уже заготовила какую-нибудь шпильку в мой адрес, но вдруг поперхнулась. Пару секунд постояла в прострации, шлепнула себя по щеке, приходя в себя, взглянула на меня, как на душевнобольную, и жестко выплюнула:

— Гангстера-психопата тебе оказалось недостаточно, и ты решила себя заземлить государственным изменником с грандиозным комплексом вины?

Я закатила глаза, но дальше развивать эту тему не стала. Во-первых, это моя жизнь и мое дело, как, когда и с кем заземляться. Во-вторых, Хелстрем пока что самый порядочный из встреченных мною людей, и мне глубоко наплевать, из-за комплексов он такой или еще из-за чего. И вообще, не хватало только получать нотации о делах сердечных от проститутки!

— Ладно, Генри, — Шпилька слегка поморщилась, возвращая лицу выражение привычной надменности. — Я тебе верю. Но не обольщайся. О любом твоем подозрительном действии я донесу Евангелин.

Справедливо. Но почему не Ли Мэю? Я, конечно, малодушно рада, что инквизитору не будут на меня клеветать, но ночная бабочка не из тех, кто станет щадить мои чувства. Нет, наверно, она просто усомнилась в его компетентности, когда он пригласил меня на фабрику. Ведь он питает слабость к людям, которые не считают его калекой, и оттого может быть необъективен ко мне. Не профессионально, но у каждого есть свои недостатки.

На следующий день с утра началась «дрессировка». И оказалось, что быть леди не так-то просто. Если детишек аристократов с детства муштруют также, как меня Шпилька, то немудрено, что они все такие малахольные.

— Лопатки сведи, собака сутулая! — хлесткий удар стеком по спине заставил меня зашипеть не хуже Джека Потрошителя. Полли придирчиво осмотрела результат, скривилась и шлепнула меня еще и по ногам. — Колени выпрями, кузнечик колченогий! Ты на каблуках или на ходулях? Подбородок подними выше. Выше, я сказала!

Спустя неделю подобных издевательств я уже готова была самолично заземлиться. Не представляю, как Шпильке удается всегда быть красивой. Это труднее, чем за фрезерным станком целыми днями стоять.

— Пудру не клади таким толстым слоем, на тебе и без того маскарадная маска будет! Вообще-то это ты должна подводить брови, а не они тебя! А такой оттенок теней выбирают только портовые шлюхи!

Я в сотый раз послушно переделывала макияж и успокаивала себя мыслями об ожидающем меня учебнике по кинематике. И все больше завидовала от природы красивой Евангелин.

— Ага, а царские осанка и походка у нее тоже от природы? Аристократов с рождения муштруют, как нам и не снилось, Гаечка! Ну, ничего, нам и месяца хватит. Привычка вроде бы за двадцать один день вырабатывается. Я еще сделаю из тебя человека! Сопли подбери только, интеллигентка.

Я послушно хлюпала носом, собирала рассыпавшиеся по полу книги и вновь ставила их себе на макушку. И убеждала себя, что теперь хотя бы на фоне шлюх не буду выглядеть деревенщиной. Я же мечтала о пропуске в высший свет? Вот, пожалуйста, получите-распишитесь! Впредь буду осторожней в своих желаниях.

— Если бы мы не были подругами, я бы сказала, что ты безнадежна! — яростно припечатала Шпилька, глядя через зеркало на мое отражение. — Но мы дружим, хоть и с натяжкой, поэтому я скажу «попробуй еще раз». Красное платье с рыжими волосами не лучшее сочетание. А белое не по случаю. Сама подумай, День Всех Святых — это же мрачный готический праздник! О, черт, нет, сними это немедленно, черный тебя убивает. Я бы посоветовала коричный с золотым или оливковый с апельсиновым или изумрудный с графитовым… нет, Гаечка, это не все «зеленый», Енох помилуй!

Авторитетно утверждаю, что примерку платьев можно официально причислять к разновидности пыток. Как и танцы.

— Поверить не могу, что Ли рекомендовал отправить на бал ту, кто понятия не имеет о танцах, — якобы разговаривая сама с собой, но так, чтобы я непременно услышала, сокрушалась Евангелин.

Благо, с партнером проблем не возникло. Ли Мэй, разумеется, был слишком занят в создании автоматона, но вот близнецы могли уделить мне час времени в день. Хотя Дастин, несмотря на то что танцевал лучше брата, из-за своего трудного на подъем характера чаще ссылался на иные срочные дела. А вот Денис, как всегда, был за любой кипиш.

Степенные традиционные вальс, полонез и менуэт. Задорные народные контрданс, мазурка, полька и кадриль. А также новомодные танго, самба, фокстрот и твист. Можно мне обратно в трущобы к родным «два притопа, три прихлопа»?

Когда мне казалось, что еще одно па и я развалюсь по косточкам, Евангелин принималась планомерно сношать мне мозги светскими беседами. Откровение о том, что в приличном обществе запрещено обсуждать политику, религию, деньги, здоровье, интимные взаимоотношения, личные проблемы и окружающих, меня окончательно заземлило. Неудивительно, что все эти вшивые интеллигенты такие скучные.

— Позволь повторить. Академический квартал со зданиями, напоминающими античные храмы — это?..

— Классицизм, — мученически затараторила я. — Характеризуется симметрией, наличием портика, фронтона и пилястрового ордена. Распространен в континентальной империи и на западе Контремской конфедерации.

— Отлично, — Евангелин аристократично, то есть так, чтобы я ни в коем случае не почувствовала себя перехваленной, хлопала в ладоши. — Память и упорство у тебя гномье, Генрика.

Я бы с этим поспорила, ведь все еще путаю рококо с барокко и импрессионистов Монне с Манне. Но, по словам Ли Мэя, этим страдает половина элиты. Зато, благодаря общению с Евангелин я обогатилась знанием даже о современной геополитической ситуации и основных направлениях в мировой экономике.

В десятых числах октября мастер Дедерик сообщил нам с Ли Мэем о результатах диагностики столичных механических статуй производства «Дедерик Инк.». Бомбы оказались заложены в семи из них, расположенных в местах с наименьшим скоплением людей. Резонно, ведь, если Ли Мэй верно определил цель диверсии, изобретателя необходимо обвинить в некомпетентности, а не в терроризме.

Бомбы были извлечены в режиме строжайшей секретности, но в день диверсии тайная полиция все равно обнаружит их отсутствие. Вопрос, что они сделают, узнав о срыве их планов, остается открытым. Предпримут еще одну попытку? Или рискнут внедрить диверсанта на саму фабрику?

Чтобы предотвратить первый сценарий, мастер Дедерик направил «доверенных товарищей» еженедельно мониторить городские статуи. Во избежание проникновения агентов имперской разведки решено было временно приостановить набор новых сотрудников. Что, конечно, грозит некоторыми убытками. Производство на ферме механических тел мало того, что травмоопасное, так еще и вредное. Чернорабочих обычно приходится менять часто.

Но даже принятые меры не вернули ощущение безопасности. Ведь оставался еще один невыясненный вопрос. Кто поместил бомбу в статую в саду?

Ли Мэй пронес пару деталей разобранного цилиндрического механизма и призмы в церковные лаборатории инквизиторов на экспертизу. Тамошние приборы могут «пробить» следы аур, оставшихся на бомбе. Определить личность преступника получится, только если он зарегистрирован в базе отпечатков биоэнергетических оболочек, но попытка не пытка.

Я о применении своих способностей даже не заикалась. Во-первых, нам не нужно привлекать к себе лишнее внимание хотя бы до бала-маскарада, а опытный агент тайной полиции однозначно распознает попытку проникновения в свое сознание. Оказывается, для этого не нужно быть экстрасенсом, достаточно лишь отслеживать воспоминания, появившиеся невовремя и не к месту.

Во-вторых, на фабрике больше сотни сотрудников. Я банально свихнусь под натиском чужих чувств, пока буду вытряхивать душу из каждого. Так что от расследования меня отстранили, но я на амбразуры и не рвалась. Свой гражданский долг я исполнила, найдя бомбу, а остальным пусть занимаются профессионалы.

К тому же, помимо учебы физике, химии, анатомии, искусствознанию, танцам и этикету, мою работу подмастерьем никто не отменял. Я по-прежнему таскаю документы из библиотеки и обратно, учусь по наклону ладони мастера распознавать, какой подать инструмент, и слежу за состоянием механического сада.

А ночами, ибо днем времени уже не остается, выполняю первое серьезное поручение изобретателя. Пытаюсь сконструировать рабочий прототип многофункционального оружейного протеза руки. В теории он должен стрелять не хуже «Уэбли». На практике же порох с касторовым маслом сочетаются плохо.

Вообще, гном ведет себя со мной явно не как просто с подмастерьем с самого моего появления на его фабрике. Принял без проверки с распростертыми объятиями. Не вышвырнул, когда я завалила экзамен, а дал возможность выучиться. Защитил перед Евангелин, с ходу поддержав мою кандидатуру на участие в секретной операции. Теперь вот тайны производства доверил.

Я, конечно, догадываюсь, с чего такое особое отношение. И мне, разумеется, льстит, что гениальный Цадок Дедерик видит во мне погибшую внучку, о которой рассказывал Ли Мэй. Но как бы эта необъективность ни вышла боком нам обоим. Инквизитор вот уже поставил под сомнение свою компетентность в глазах связного Лиги в лице Шпильки из-за расположения ко мне.

Еще я начала-таки поверхностный ликбез в эзотерике, благо экстрасенсов на фабрике теперь хватает. Стало интересно, могут ли быть применимы процессы разделения неоднородных систем, в том числе осаждение, фильтрование и центрифугирование, к эктоплазме?

Порой мне кажется, что я стала одной из игрушек фермы механических тел, которую бросили в непригодные для жизни условия и ждут, как она себя поведет. Но в то же время я еще никогда не чувствовала себя настолько на своем месте. Я привыкла к подполью, но так и не сроднилась с ним. В конце концов, благодаря родителям я еще помню, что значит жить достойно.

— Вот ты где, дрянь ржавая!

Я слишком устала. Потеряла бдительность. Забыла, что светлое будущее не перечеркивает темное прошлое. Так что сама виновата, что не обновила защиту.

Я успела заметить только метнувшуюся ко мне полупрозрачную фигуру с до тошноты знакомой похабной харей. А потом меня словно облили ледяной водой, сдавили в омнибусе в час пик, забили в самый темный угол, и тело перестало мне принадлежать.

Меня скинуло с кровати, душевно приложив лицом об пол. Из носа хлынула кровь, перед глазами заплясали звездочки, но, кажется, ничего не сломалось. Ну и славно. Будем из крестов делать плюсы. Как? Ну, например, я не потеряла сознание, чем, кажется, весьма огорчила Башню Бенни. Что поделать, судьба у него, видать, вечно из-за меня страдать.

Ощущения были странные, словно меня раздвоило. Нет, даже растроило. Я чувствовала свое тело, как комбинезон, надетый на манекен, движения которого не могла контролировать. Я чувствовала свою душу, то есть себя, как если бы меня заперли в холодильнике. И я явственно чувствовала рядом присутствие Башни Бенни, словно стояла вплотную за его двухметровой тушей, из-за которой не могла ничего разглядеть. Я мысленно попыталась отодвинуться.

— Сопротивляешься, Рикки? — взревел из моей глотки мой голос с чужими интонациями, и меня неловко вздернуло в вертикальное положение. — Поздняк метаться! Тебе конец, дрянь ржавая!

Благодаря беседам с Евангелин я теперь могла авторитетно заявить, что запас обсценной лексики у него бедноват.

Кожа на груди вдруг зачесалась, и руки сдернули с шеи подвеску-веве. А затем зашарили по столу и ящикам комода. В голове возник размытый образ чего-то острого. У меня от осознания, что этот подонок собирается делать, поджалась задница. Точнее, у моей души. А у души есть задница?

«Что-то ты долго собирался, Бенни, — саркастично обратилась я к нему силой мысли, гадая, чем бы еще его отвлечь. Я не гений, чтобы в экстремальные сроки родить план, но может верну себе контроль над телом хоть ненадолго. — Где тебя носило все эти полтора месяца?»

Перед внутренним взором, перекрыв реальность, возникло воспоминание тумана, заполненного шепотом. Так Башня отправился-таки на тот свет?

«Что же ты вернулся-то?» — раздосадовано подумала я.

Я обращалась не к нему, а просто разговаривала сама с собой. Но грань между нашими мыслями понемногу стиралась, поэтому он услышал. Неудобно, однако.

Снова образы. Башня Бенни слышал песню и видел пляску теней, которые и открыли ему дорогу прямиком ко мне. Судя по его ощущениям, он так и не узнал, что его вытащило из астрала. А я вот узнала. Это был ритуал призыва мертвых вуду. Но этого не может быть!

Или… может? Верить в то, что Теш натравил на меня обозленного призрака, отчаянно не хотелось. Только вот других хунганов среди знакомых у меня не водится. При мысли о предательстве Теша воля к сопротивлению стремительно ослабела.

«Погоди-ка! — взмолилась я. — А давай ты просто заберешь мое тело? У тебя будет шанс на новую жизнь!»

А у меня на то, что Евангелин услышит грохот в моей комнате и прибежит меня спасать. В конце концов, это ее работа!

— Да пошла ты к черту, дрянь ржавая! — зеркало отразило меня с перекошенным от злобы и ненависти лицом.

Ого! Надо попросить Шпильку хлестать меня стеком по щекам каждый раз, когда буду пытаться распространять негатив. Уж больно отвратно выглядит.

— К черту бабскую шкуру! — продолжал разоряться Бенни, судорожно переворачивая мою комнату моими же руками в поисках чего-нибудь, что сошло бы за орудие убийства. — Нет, на сей раз ты от меня так просто не сбежишь, Рикки! Сдохнешь и пойдешь со мной!

И чего он вообще так на мне зациклился?

…Двенадцатилетняя девчонка грохнулась на пол от моего удара. Плоская, мелкая для своих лет, с выпирающими под бледной кожей мослами. Сплюнула кровь из разбитой губы, размазала по ярким веснушкам сопли и так зыркнула огромными карими глазищами из-под ржаво-рыжей челки, что в штанах мне моментально стало тесно…

Я усилием воли вырвала себя из чужих воспоминаний, радуясь, что не управляю телом, иначе меня непременно стошнило бы. Больной ублюдок! В воспоминаниях была не я. Похожа. Но не я. Я никогда не падала от ударов Башни Бенни. Потому что знала, что за этим последует. А эта девчонка не знала. Как и еще пяток таких же маленьких рыжих девочек. У-у, тварь!

Не помню, когда в последний раз испытывала такую испепеляющую жажду мести. Наверно на войне, в плену. Проснулся притупившийся было садизм, придавший сил. Мне захотелось убить этого ублюдка. Медленно. Мучительно. Чтобы он страдал также, как те девочки! Как могла бы страдать и я, не будь чуть удачливей.

Я рванулась. Тело оказалось неподъемным, неуклюжим, чужим, но я смогла выкинуть себя за дверь. И зарычала по-звериному, в последний момент перехватив свою правую руку с зажатой в ней отверткой, чувствуя, как отключаюсь.

Дверь в начале коридора распахнулась и меня распластало по полу чьей-то тушей. В нос забилась вонь сигарет и кофе. Инквизитор. Прямо как в их первую встречу с этой ржавой дрянью. Я сплюнула забившиеся в рот черные патлы этого любителя обниматься с мужиками. Его кадык при взгляде на Рикки дернулся.

— Она моя, кретин заднеприводный! — рявкнула я писклявым голоском Рикки и замахнулась наотмашь.

Узкоглазый увернулся и незаметным глазу движением перехватил мою руку. Чертов спецназовец! И чертова Рикки с хрупким тельцем!

— Анри, не смей с ним ассимилироваться! — прикрикнул патлатый, ловко переворачивая меня на живот и сцепляя мне руки за спиной.

Я по-звериному осклабилась и изо всех сил боднула башкой назад. Вскочила под аккомпанемент чертыханий схватившегося за нос инквизитора, подняла отвертку и наскочила на него, как делала сто раз до этого на подпольных рингах. Пока не сдохла, за что будь проклята эта ржавая Рикки!

Реакция у узкоглазого отменная, стоит отдать ему должное. В подполье чемпионом мог бы стать. Но что же он не нападает? Боится навредить этой рыжей паскуде? Боится навредить… мне? Я почувствовала, как снова теряю краткий миг контроля и взмолилась:

— Сделай что-нибудь, святоша!

Взгляд у Ли Мэя стал таким больным, словно я приказала ему убить меня. Отчего, интересно? Но он тряхнул головой, выкинул вперед татуированную черными сигилами правую руку и сжал кулак, шепча что-то на древнеенохианском. Через меня словно разряд пропустили. Я услышала отчаянный рев Башни Бенни, слабо улыбнулась и рухнула, парализованная, прямо в руки инквизитору.

— Прости, это ненадолго, — он ободряюще улыбнулся.

Но меня его бравадой было не обмануть. Не тогда, когда на нем только брюки, а на мне только короткая сорочка. Не тогда, когда голая кожа его рук соприкасается с моей кожей под коленками, а мое оголенное плечо прижато к его груди.

Он не хотел улыбаться. Он хотел врезать по стене металлическим кулаком. Потому что не хотел, чтобы я видела его таким, каким он был на войне. Не хотел, чтобы я сторонилась его из-за его силы, из-за которой люди перестают принадлежать себе. Святая простота! Как можно бояться того, кто тебя спасает?

Мне снова до покалывания в кончиках пальцев захотелось узнать, что же его так сломило. Но я решила не рисковать пока еще дружелюбным отношением ко мне мужчины и сосредоточиться на покалывании его подбородка на своем виске.

— Неси ее в лабораторию! — крикнула Евангелин, выбегая из той же комнаты, что и Ли Мэй, на ходу запахивая пеньюар.

Инквизитор с готовностью ускорился. Что, так неприятно ко мне прикасаться? В лаборатории меня бережно уложили в центр пентаграммы. Надеюсь, они не меня изгонять собираются? Евангелин спешно зажгла лампы «черного света», озабоченно оглядываясь на меня. Я в ультрафиолете засветилась, почти как Эрик. Верный признак превышения нормы эктоплазмы в организме.

— Ли, неужели ты сковал ее душу?

— Давно уже не получалось, — инквизитор недоверчиво сжал и разжал кулак правой руки, сидя на корточках подле меня.

Я поймала себя на успокоительном рассматривании черной полоски на его животе, убегающей от пупка вниз, и нехотя отвела глаза. Заклинательница ангелов окинула нас обеспокоенным взглядом и кивком приказала инквизитору покинуть пентаграмму. Ли Мэй ободряюще мне улыбнулся и неохотно отошел к стене. Евангелин выставила вперед руку, на ладони которой засветилась сине-белым сложнейшая изгоняющая сигила. Теперь понятно, отчего она тоже обычно в митенках ходит.

— Изгоняем тебя, дух всякой нечистоты, всякая сила сатанинская, всякий посягатель адский враждебный, всякий легион, всякое собрание и секта диавольская, — речитативом затянула она, а меня против воли резко выгнуло дугой. — Именем и добродетелью Господа нашего Еноха, искоренись и беги от Церкви Божией, от душ по образу Божию сотворенных и драгоценною кровию Еноха искупленных…

У меня затрещал позвоночник и хрустнули связки в вывихнутой полтора месяца назад лодыжке. Тыльная сторона ладоней с таким упорством потянулась к предплечью, что у меня слезы брызнули из глаз. Не знала, что экзорцизм похлеще акробатики зангаоских монахов! Ай, да чтоб вас отцентрифужило!

Призрака с воплем и страшной болью вышвырнулоиз меня где-то на середине святого текста. Ли Мэй в то же мгновение выдернул меня за пределы печати. Я со стоном свернулась калачиком на холодном полу. Евангелин обессилено утерла со лба пот, наставила руку на запертого в пентаграмме Башню Бенни и отрывисто вопросила, обращаясь ко мне:

— Кто он такой? Призраки преследуют только тех, с кем у них личные счеты.

Я сплюнула кровь из прокушенной губы и, сипло выталкивая из себя слова, кратко поведала нашу с этим неандертальцем бурную историю. Закончила тем, что увидела в его воспоминаниях. При упоминании детей лицо Ли Мэя так исказилось, словно его разбило вторым инсультом, в голосе появились знакомые замогильные интонации.

— Ева, остановись! Не депортируй пока его в астрал. Приспособим его для экспериментов с автоматоном. Хоть что-то полезное в своей никчемной жизни сделает, черт возьми.

— Ублюдок заднеприводный! — взревел Бенни, но услышан был лишь мной.

В свете ультрафиолетовых ламп мягкие черты лица Евангелин заострились. Полы белого пеньюара слегка разошлись, сияя, как крылья ангела. В мелодичном голосе вдруг прорезалась какая-то новая фанатичная истерия.

— Каждому воздастся по его деяниям!

Мне подумалось, что целью инквизитора было не замучить духа за его преступления, а дать ему возможность искупить свою вину. Но сказать об этом дамочке, возомнившей себя орудием божественного возмездия, мне не хватило духу. Да и не очень-то и хотелось. Все же я та еще мстительная натура.

От размышлений меня отвлек Ли Мэй, с теплой улыбкой помогая мне встать. Я с благодарностью приняла руку и усилием воли заставила себя не дернуться, когда почувствовала на себе черный липкий деготь его эндоплазмы. Но его взгляд все равно остекленел, и он сам поменял руку на металлическую.

А чего я ожидала? Что шпион, антиимпериалист и государственный преступник окажется в душе таким же рыцарем в сияющих доспехах, каким кажется на первый взгляд? Идиотка Анри. Он всего лишь умеет скрывать свою истинную натуру лучше прочих. Интересно, почему она проявилась именно сейчас?

Я покосилась на ящериный профиль и подвисла, разглядев его лицо, пострадавшее в схватке с одержимой мной. Его прямой, длинный нос покраснел и распух. Я аккуратно пощупала свой такой же и истерично заржала. Бал через два дня. Скучно было бы идти красивыми, правда?

Глава 8. Ночь Всех Святых

Я уже полчаса сосредоточенно пялилась в зеркало, пытаясь отыскать там отражение подпольного мехадока Гайки. И не находила.

На меня в ответ пялилась карими глазищами, подчеркнутыми золотыми тенями, незнакомая девчонка. Нет, девушка. Молочно-белая кожа, неприличные веснушки на которой были умело замаскированы, выгодно контрастировала с латунно-рыжими прямыми волосами до пояса. Не моими, разумеется, просто неровно обрезанные кудри мне Полли вытянула до лопаток и подколола шиньон.

Изумрудное платье с золотой сетчатой аппликацией и длинным шлейфом вызывало ассоциации с чешуей мифического дракона. Выше колен спереди, с жестким корсетом, утягивающим талию и поднимающим грудь, глубоким декольте и пышными рукавами до локтя оно больше обнажало, нежели скрывало.

Золотистые сетчатые чулки и перчатки, уходящие под платье, имитировали следование приличиям, но на самом деле оставляли кожу оголенной. Жертва, необходимая для планируемого копания в чужих мозгах.

Графитово-серые туфли на шпильке прибавляли мне сантиметров десять роста и пару пунктов самооценки. Довершала образ серая же полумаска в виде оскаленной драконьей пасти. Уж не знаю, в каком театре всю эту роскошь взял напрокат Ли Мэй, но безумно ему благодарна за шанс прикоснуться к красивой жизни.

Словно в ответ на мои мысли в дверь мягко и тихо постучали. Серебряный кулак для извещения о своем приходе инквизитор больше не использовал. Оказывается, это приятно, когда твои просьбы не игнорируются, как некоторыми хунганами. Я открыла и еле сдержалась, чтобы не присвистнуть по-плебейски, от чего меня тщетно отучала Евангелин.

Низкий хвост жестких смоляных волос и гладко выбритые щеки делали Ли Мэя моложе на пару лет. Графитовый мундир тоже с сетчатым узором и латунная усатая полумаска не оставляла сомнений в том, что передо мной зангаоский бескрылый дракон. Высокие сапоги и тонкие перчатки с латунным отливом как бы невзначай сочетались с таким же цветом моих волос.

— Как-то я не угадал с костюмом, — посетовал он. У меня упало сердце, но он вдруг продолжил с какой-то новой бархатной хрипотцой. — Предполагалось, что ты будешь изображать имперского дракона. А выглядишь, как принцесса, которую он сторожит.

Вот зачем дарить крылья той, кто умеет только ползать? Мне же потом больнее падать будет. И вообще, принцесс с перебитыми носами не бывает. Я покосилась на все еще слегка опухший нос инквизитора и порадовалась, что ожидает нас маскарад, а не обычный бал.

Я никак не могла избавиться от когнитивного диссонанса. Эмпатией я не чувствовала лжи в эмоциях святоши, но и мимолетное ощущение черного, липкого дегтя его души не забывалось. Верить в двуличность инквизитора сердце отказывалось напрочь, но разумом я не могла иначе объяснить это несоответствие внутреннего мира его внешней оболочке.

Из-за его плеча вдруг высунулся свирепый лик Шпильки.

— Чем-то недовольны, магистр?

Мы быстро переглянулись с инквизитором, и я отвернулась к зеркалу, а он вернул лицу привычное безмятежное выражение и поспешил заверить ночную бабочку, что в ее шедевре никаких изъянов нет.

— То-то же, — польщенно задрала нос Шпилька. Протиснулась в дверной проем мимо инквизитора, не упустив момента прижаться к нему грудью, и бесцеремонно дернула меня за подбородок. Покрутила на свет, придирчиво изучая макияж, и надменно констатировала. — А ты, оказывается, ничего так, Гаечка.

Я мысленно фыркнула и закатила глаза. Но улыбнулась согласно этикету, не разжимая губ, присела в глубоком реверансе, даже не покачнувшись на ходулях, и кротко пропела:

— Благодарю вас, Полли, за столь высокую оценку ваших трудов.

Шпилька оскалилась, а до меня только что дошло, что мои слова прозвучали слишком саркастично, даже завернутые в фантик патетики. Да, не стать мне леди. Я бросила взгляд в зеркало, вновь не узнавая саму себя. Шмыгнула носом, виновато поймала оскорбленный взгляд ночной бабочки и неслышно шепнула «спасибо за подарок». Шпилька независимо повела плечами, принимая завуалированные извинения, и неуловимо изменившимся голосом поздравила:

— С праздником.

Со стороны могло показаться, что она меня поздравляет с международным Днем Всех Святых. И славно, потому что святоше знать о совпадающим с ним моим днем рождения совершенно необязательно. Мне и без того хватило подарков с его стороны. Один сегодняшний бал-маскарад чего стоит! Кстати…

— Меня благодарить не надо, — насмешливо остановил мой порыв Ли Мэй, взял меня под локоток и чинно вывел из комнаты. — Ты еще проклянешь меня за то, что я привел тебя в этот кукольный театр, где все загнаны в какие-нибудь рамки и правила. Высший свет — вот настоящая ферма механических тел.

Не исключено, но я все же предпочитаю обо всем составлять впечатление самостоятельно, а не с чьих-то слов. К тому же я надеюсь однажды выбиться-таки хотя бы в парвеню. Значит, не лишним будет начать принимать яд высшего света в малых дозах заранее, чтобы потом им не отравиться. Кстати, может Ли Мэй недолюбливает аристократов как раз потому, что сам не знатный?

— Не выносишь лордов и леди?

— Не выношу фальшь.

Я тихо фыркнула. А сам-то насквозь фальшивый! Или я опять лечу поперед паровоза и делаю поспешные выводы? Поршень ему в выхлоп, он просто-таки живое подтверждение поговорки «чужая душа потемки»!

Ли Мэй помог мне накинуть непримечательный плащ-дождевик с капюшоном и спрятал свой праздничный костюм под серой шинелью. Почесал за ухом рыжего Бандита и, махнув Полли, закрыл за нами входную дверь. Марафет мы наводили в квартире Шпильки в целях конспирации, чтобы не светиться в парадных нарядах у фабрики мастера Дедерика.

Еще не старая, но уже некрасивая консьержка, превратно истолковав нашу парочку, глянула на меня с долей презрения и бездной жадности. Ага, сама себе завидую!

Последний день октября выдался необычайно ясным, словно издеваясь над готической атмосферой Дня Всех Святых. Извечные столичные туманы отступили и ало-золотое закатное солнце играло бликами в лужах, на оконных стеклах и хроме паромобилей. Я прищурилась на проплывающий в лазурном небе сверкающий дирижабль и с наслаждением втянула влажный воздух, хоть раз в году избавленный от вони выхлопов, промышленных отходов и черной плесени.

— Почти как дома, — ностальгически улыбнулся Ли Мэй. — Только вересковых пустошей не хватает.

— Скучаешь? — полюбопытствовала я.

Инквизитор задумчиво склонил голову к плечу, скользя стеклянным взглядом по улице, но видя явно не ее, и наконец признал.

— Пожалуй, нет. Я не любитель сельской пасторали. Острова Еноха та еще глушь. За Тихим морем кроме пустошей, вереска, овец и церквей ничего нет. Я с детства мечтал о таких благах цивилизации, как водопровод и газовое освещение, не мигающее от малейшего колебания астрала, как электричество. Если когда-нибудь я иммигрирую в конфедерацию, тоже поселюсь в городе. Прерии и ранчо не по мне.

Сердце защемило при мысли, что он улетит за океан Пропащих, а я останусь куковать тут. Но я отбросила скорбные мысли и порадовалась тому, что у нас, оказывается, есть что-то общее. Я тоже дитя каменных джунглей.

Ли Мэй поймал такси и приглашающе распахнул передо мной дверцу черного кэба. Я подобрала юбки и чересчур поспешно юркнула в салон. Он опустился рядом, покосился на заерзавшую меня и непринужденно накрыл мою ладошку своей. Я дернулась было, но вспомнила, что сегодня он в перчатках.

— Все будет хорошо, — с успокоительной уверенностью понимающе улыбнулся он и продиктовал шоферу адрес.

Я вздохнула, непроизвольно расслабляясь. Проверила поддельные документы в кармане и на всякий случай еще раз прокрутила в памяти подставную легенду. Я Анри Ландрю, выпускница провинциального медицинского института по специальности фельдшера и сестра милосердия. С магистром Хелстремом познакомилась в столичном госпитале, куда он обратился с жалобами на руку.

Мы решили, что девушка механик будет чересчур выделяться в высшем обществе, поэтому остановились на медсестре. Это достаточно близко к моей реальной деятельности, так что проколоться мне не грозит. После штудирования учебников по анатомии я и вовсе способна любую часть механического протеза назвать соответствующей ей костью или мышцей.

Кроме того, легенда медсестры позволяет максимально приблизить к правде детали нашего знакомства с инквизитором. Не думаю, что кому-то придет в голову подлавливать меня на несостыковках, но лучше перестраховаться. Все же недоговаривать и выворачивать правду я научилась мастерски, а вот вру недостаточно убедительно. Евангелин права, для работы под прикрытием я не очень гожусь, но другого кандидата в шпионы у них попросту нет.

Нас высадили в самом центре Академического квартала. Верхнюю одежду мы оставили в такси, что являлось необходимой жертвой конспирации, но мне все равно показалось кощунственным. Инквизитор по этому поводу, как и по любому другому, не проявил ни малейшего беспокойства. А я задумалась, когда же достигну такого уровня достатка, при котором не буду держаться за материальные вещи, как за единственную ценность, и стану чуть более одухотворенной.

Ли Мэй по-прежнему непринужденно помог мне выбраться из паромобиля, и при взоре на представшую перед нами во всей красе школу эзотерики брови его приобрели драматичный излом. Вспоминает о ночах, проведенных за учебниками, в попытках стать лучшим учеником, которые не привели ни к чему хорошему? Я участливо сжала его локоть и постаралась не выдать, какое на самом деле ошеломительное впечатление на меня произвело грандиозное здание.

Монументальными мраморными колоннами и портиком школа напоминала античные храмы. Уложенная полумесяцами белая с розовыми прожилками лестница вела к парадным дубовым дверям, изукрашенным серебряными сигилами. За ними сверкал мрамором и золотом широченный коридор, освещенный огоньками сотен свечей — невиданная роскошь!

Но неуместно сыпать восторгами по поводу того, что причиняет боль другому. Поэтому я прикусила свой длинный язык и постаралась сильно не таращиться на окружающее меня великолепие. Хотя не думаю, что у провинциалки, которую я изображаю, была бы иная реакция.

Мы прошли холл насквозь и оказались в огромном зале, заполненном пышно разодетыми гостями. Здесь по случаю праздника собрались не только студенты-экстрасенсы, но и представители других учебных заведений. В Академии изящных искусств, насколько я знаю, сегодня тоже маскарад. А вот золотые сливки общества празднуют в императорском дворце.

Я залюбовалась разнообразием сказочных фейри, нимф, наяд, дриад, фавнов, пиратов, оборотней, вампиров, призраков, скелетов, монстров Франкенштейна, ведьм, ангелов и демонов, а потому не сразу поняла, что вижу за их спинами.

Зеркала. Все стены в этом зале были сплошь зеркальными. И образовывали бесконечный коридор. Ноги против воли понесли меня назад к выходу, и я непременно наступила бы каблуками на шлейф, если бы Ли Мэй мягко не удержал меня на месте.

— Прости, что не предупредил, — покаялся он. Легко оставаться беспечным, когда на твоем теле куча защитных татуировок! — Этот астральный коридор безопасен. Все зеркала отлиты с покрытием из амальгамы и защищены печатями.

— Я через них вижу астрал! — придушенно просипела я, не в силах сдвинуться с места.

В бесконечном коридоре клубился туман и метались белесые тени. Одна из них встретилась со мной взглядом и меня впечатало в инквизитора. Крепкие руки успокаивающей тяжестью легли мне на плечи, теплое дыхание потревожило пряди у левого уха.

— Все видят, для того коридор и был сконструирован. Не переживай, никто не распознает в тебе медиума.

И как он только понял по моей истеричной претензии, что я именно этого боюсь? Разведчик, поршень ему в выхлоп! Я фыркнула, выпуская пар, поправила маску и отлипла, наконец, от непоколебимого Ли Мэя.

— Так кто наша цель? — деловито полюбопытствовала я, окидывая взглядом пеструю толпу.

В чернильных глазах инквизитора за прорезями маски заплясали смешинки.

— Ева неправа, из тебя получилась бы достойная разведчица, Анри. Я бы посоветовал тебе расслабиться и наслаждаться вечером, раз ты всегда мечтала побывать на балу. Но ты ведь не послушаешься, великий борец за права женщин?

— Не выношу, когда решают за меня! — тут же вскинулась я. Вряд ли когда-нибудь смогу кому-нибудь довериться до такой степени, чтобы позволить распоряжаться своей жизнью.

— Я тоже, — примирительно улыбнулся Ли Мэй. — Тогда реши сама, как нам лучше поступить. Я могу сейчас же указать тебе нашу цель. Но можешь ли ты гарантировать, что не будешь непроизвольно следить за ним весь вечер?

Я хотела было возмутиться, но вовремя одумалась. Я не шпион и контролировать все свои неосторожные жесты не умею. Я действительно выдам себя и провалю всю операцию.

— Пожалей самооценку окружающих, попробуй хоть иногда ошибаться, — саркастично закатила я глаза.

И недоуменно покосилась на снова развеселившегося инквизитора. Он рассмеялся тем заразительным и искренним смехом, который полтора месяца назад в игровом зале впервые вызвал мое смущение. Ободряюще сжал мою ладонь и потянул в самую гущу толпы. А я подумала, что как бы ни плевался Ли Мэй при упоминании социальной элиты, выглядит он среди нее гораздо живее. Откуда-то зазвучала бойкая мелодия и он вдруг протянул руку, улыбнувшись светло и шало.

— Потанцуем?

Эй, а где положенные витиеватые фразы, типа «миледи, не подарите ли вы мне танец»? Я что, зря страдала над учебниками по этикету? Впрочем, если даже инквизитор не против повертеть на оси правила хорошего тона, то и я тем более. Я отзеркалила его улыбку, присела в коротком книксене и с готовностью вложила ладошку в рыжую замшевую перчатку.

Засомневалась было, что удержусь на своих ходулях под разгульный фокстрот. Но быстро выяснила, что танцевать на каблуках очень удобно, если партнеру приспичило позаниматься физическими нагрузками и потаскать тебя на руках. Я летала пушинкой вокруг инквизитора и не сразу заметила, что смеюсь.

Может он и не тот святоша, за которого себя выдает, но это не отменяет того факта, что только рядом с ним мне так светло, как не было ни с кем после гибели родителей. И даже когда я познакомлюсь с его истинным лицом, я не перестану быть ему благодарной за эти минуты счастья.

— Анри, ты великолепно танцуешь! — запыхавшись, выдохнул Ли Мэй, улыбнувшись правым уголком губ. Левый опустился сильнее обычного.

Я польщенно улыбнулась в ответ, про себя отметив, что он устал.

— «Анри»?

Я обернулась, как ужаленная. Недоверчиво уставилась в порочные серые глаза за маской-калаверой. И почувствовала, как начинают чесаться кулаки от желания врезать этой сволочи в челюсть. Не знаю, что хунган забыл в школе эзотерики. И мне плевать, как такую приметную криминальную личность пропустили на праздник, хотя его разыскивает вся столичная жандармерия. Зато мне очень интересно, до какой степени скотства нужно дойти, чтобы как ни в чем ни бывало предстать перед человеком, на которого два дня назад натравил призрака?

— Вы, должно быть, обознались, — не своим голосом процедила я и мертвой хваткой вцепилась в локоть инквизитора, лишь бы не дать волю кулакам. — Мы не знакомы.

Белая бровь изумленно взметнулась вверх, по чуть пухлым губам зазмеилась недобрая усмешка.

— Верно, столь изысканную леди я бы запомнил, — ему даже комплименты удается отвешивать так, будто помоями обливает. — Тогда позвольте исправить это досадное недоразумение.

Очень хотелось ляпнуть «не позволю!», но тогда Теш разрушит всю мою конспирацию просто, чтобы потешить свое уязвленное самолюбие. Поэтому я изобразила на лице подобие улыбки и с трудом кивнула. Ли Мэй, не иначе как уловив всю щекотливость ситуации, не вмешивался, за что я была ему безмерно благодарна. Теш очень не любит, когда отнимают его коллекционные игрушки.

— Разрешите представиться, Тадеуш Шабат, ресторатор.

Я чуть не заржала. Какой изящный эвфемизм для владельца сети баров, работающих прикрытием для сбыта холодного и химического оружия из королевства Илитиири. Я протянула ладошку для поцелуя и присела в реверансе, бесцветно представившись:

— Анри Ландрю, сестра милосердия.

Впервые мне удалось осознать сакральный смысл этикета. Это не разновидность наказания. Это спасение. За маской приличий легко спрятать обиду и муки предательства. Не хватало только давать этому психопату смаковать мою боль.

Дроу приложился холодными губами к тыльной стороне моей ладони и снова выгнул бровь, многозначительно погладив большим пальцем оголенную кожу. Разумеется, от него не укрылась моя чрезмерная обнаженность. А я впервые ощутила, что только сейчас по-настоящему являюсь объектом его любопытства. Что, сволочь, интересно, почему я все еще «я» после одержимости?

— Не представите ли вы мне вашего спутника, миледи?

— Разумеется, милорд, — я насилу осклабилась. — Познакомьтесь, мой спутник.

Подумать только, защищаю инквизитора! По оголенным эмпатическим сенсорам шарахнуло ревностью собственника. И тут же окутало умиротворяющей безмятежностью и верой в правильность своих поступков. От неожиданности я даже растеряла всю злость на хунгана. Что это было? Хелстрем добровольно поделился со мной своими чувствами? А что, так можно было?

— Очень приятно, спутник, — прошипел Теш и перевел острый взгляд на усатую маску Ли Мэя. — Вы же не будете возражать, если миледи подарит мне один танец.

Прозвучало это не вопросом, а приказом. Судя по эмоциям Ли Мэя, он весьма возражал, отчего у меня потеплело на душе. Но злить заклинателя демонов и дальше неразумно. Поэтому я ободряюще сжала локоть инквизитора и шагнула вслед за Тешем, так и не выпустившим мою ладошку.

Стоило отпустить Ли Мэя, как спокойствие и уверенность в своих силах мигом улетучились, но я напомнила себе, что не зря полтора месяца дрессировала тело и дух. К тому же меня сегодня и вовсе ожидает моральное изнасилование, так что встреча с Тешем неплохая разминка. Будем из крестов делать плюсы, ага.

Как назло, зазвучал менуэт. Этот танец нравился мне больше прочих классических и тратить его на ненавистного партнера я уж точно не планировала. Но, как говорится, жизнь вообще полна разочарований. Поэтому я с завистью и досадой проводила взглядом Ли Мэя, закружившего в танце какую-то черноволосую ведьмочку в остроконечной шляпе, и со вздохом засеменила вокруг хунгана.

— Я недооценил тебя, — спустя пару тактов снисходительно резюмировал Теш. — Ты оказывается весьма ликвидный актив.

Не знаю, что значит «ликвидный», но прозвучало обидно. Я скрипнула зубами, но промолчала. Боюсь, стоит мне открыть рот, и я устрою истерику.

— Не зли меня, Генри, — его когти больно впились в мою поясницу, серые глаза опасно прищурились. — Я позволял тебе скандалить, когда признавал твое право быть недовольной мной за преступление ваших странных законов морали. Но неконструктивные капризы не потерплю. Ты же знаешь, что бывает с теми, кто меня необоснованно игнорирует.

У меня от шока глаза вылезли из орбит. Порадовавшись, что на мне полумаска, я закашлялась и придушенно просипела:

— Необоснованно?!

— А разве я сделал что-то не так за эти пять минут встречи после двух месяцев разлуки?

— А ты не догадываешься? — ядовито спародировала я его вопрос, который он также претенциозно задавал мне в переулке, где убил Башню Бенни.

— Нет, Генри, — раздраженно процедил он, а я замешкалась.

Эмпатией я не уловила лжи. Или он действительно ни при чем, или просто искренне считает, что натравить обозленного призрака на бывшую подстилку, это не предосудительно. С этим психопатом ни в чем нельзя быть уверенной.

— Два дня назад меня нашел призрак Башни Бенни, — с расстановкой пояснила я, внимательно следя за его реакцией. — В его воспоминаниях я прочла, как его выдергивают из астрала ритуалом вуду.

Мои пальцы жалобно хрупнули в тисках усилившейся хватки Теша. Я всхлипнула и сбилась с шага, но дроу вдруг остановился совсем. Я прикусила губу, чтобы не заскулить от боли, но не решилась выдернуть руку. Потому что в серых глазах плескалось бешенство.

— И ты решила, что это я пытаюсь тебя убить за оскорбление, нанесенное мне своим уходом. Ведь других хунганов, страдающих от недостатка моральных границ, у тебя среди знакомых нет.

А что еще я должна была подумать?! Мне стало не по себе. С одной стороны, я сделала единственный логичный вывод. С другой, я заподозрила в предательстве человека, всегда пытавшегося меня защитить, пусть и в извращенной манере.

— Она все идеально продумала.

Я хлопнула ресницами и плавно высвободила-таки ладошку из травмирующей хватки. «Она»? Так Теш в бешенстве не из-за моего недоверия к нему?

— Генри, — хунган вдруг склонился передо мной в скорбном поклоне. — Я приношу тебе официальные извинения от имени всего клана Шабат. Что ты примешь в качестве компенсации?

— Да чтоб тебя отцентрифужило, Теш! — не выдержала я и вытянула его из круга танцующих. Убедилась, что на нас никто не обращает внимания, и взмолилась. — Объясни по-человечески, что произошло?

Он скривил пухлые губы и выплюнул:

— На тебя напала моя матушка. В «Калавере» есть ее агенты, и они распознали в тебе медиума. Она прислала мне ноту недовольства за твой уход из «семьи». На этом дело должно было кончиться, но, видимо, она решила уничтожить тебя, чтобы такой ценный экземпляр больше никому не достался. Это непростительно. Она превысила свои полномочия и нарушила мою юрисдикцию. Усомнилась в моей компетентности лидера диаспоры.

Мне немедленно захотелось выцарапать глаза этой дамочке, расчетливой, агрессивной и подлой, как и все серокожие блондинчики. Но становиться причиной международного конфликта в мои планы на эту жизнь не входит. А он обязательно случится, если я не остановлю Теша в его жажде мести. Поэтому я насилу выдавила:

— Она хотела сделать лучше для семьи.

Хунган презрительно фыркнул, кажется, догадавшись о моих истинных мыслях, но беситься перестал.

— Тебя поэтому сдернули в королевство? Из-за моего ухода?

— Не зазнавайся, мехадок, — снисходительно дернул он уголком губ. — Нет, матушка вызвала меня, чтобы напомнить о моих прямых обязанностях.

Судя по многозначительному молчанию, Теш снова решил поиграть со мной в его любимые загадки. Впрочем, долго думать не пришлось. Я ведь знаю, для чего главам кланов дроу нужны сыновья.

— Ты женишься?

Гангстер осклабился, с интересом наблюдая за моей реакцией. Подозреваю, он хотел увидеть ревность и обиду. Или хотя бы досаду. Но я пребывала в полнейшем шоке, поэтому ничего соответствующее моменту изобразить не сумела. Я пыталась вообразить себе психопата в роли примерного семьянина.

— Поздравляю, — присвистнула я.

— Лучше посочувствуй и приходи выразить свои соболезнования.

Оригинальное приглашение на свадьбу. Вообще-то она мне только душу вытравит. Мы же, девочки, как собаки на сене. Если не мне, то и никому. Да и вообще мастерицы ревновать своего мужчину, чужого и во-он того незнакомого красавчика.

Поэтому любоваться на ту, кто займет рядом с ним место, которое никогда и ни за что не смогла бы занять я, потому что я никто из ниоткуда, удовольствие ниже среднего. Но я впервые в жизни услышала в голосе заклинателя демонов что-то, отдаленно напоминающее просьбу, а не извечный приказ. Поэтому не смогла отказать.

Теш вдруг закатал рукава шелкового пурпурного пиджака в тонкую белую полоску. Сдернул с запястий широкие золотые браслеты с серебряными узорами из целой россыпи веве, которые он раньше не носил. И вдруг одним слитным движением защелкнул их у меня на руках выше локтя, пряча под рукавами платья.

— Не ожидал встретить тебя здесь, планировал отдать при встрече. Но, видимо, сами лоа свели нас сегодня. С днем рождения, Генрика.

У меня запершило в горле. Он носил подарок с собой, надеясь на встречу? В то время как я даже не вспоминала о нем весь последний месяц!

— Теш, — голос все-таки меня подвел, осип. — Я не могу это принять.

Не достойна. Это же настоящие сокровища!

— Значит, выкинешь. Назад я их не приму, — скривил губы хунган и снисходительно заломил белую бровь. — Не оскорбляй меня подозрениями в моей бесчестности, Гаечка. Я недоволен твоим бегством из «Калаверы» и не уважаю твою тягу к мужской профессии. Но это не обесценивает твоей заслуги в разгадке тайны Эрика. А я умею быть благодарным. Неужели ты еще не поняла, что озолотила меня?

Если честно, я вообще старалась поменьше вспоминать о том, как поделилась с гангстером и заклинателем демонов засекреченной экстрасенсорной техникой. Но от осознания, что хунган не держит на меня зла, на душе полегчало. Иногда даже неплохо, что он не держит меня за личность, а считает всего лишь одним из своих активов.

На этом приступ самоотверженности у меня кончился. Я же не идиотка, чтобы дважды отрекаться от золота. Теш вернул меня компании, в которой мелькала маска Ли Мэя, и растворился в толпе. А я вдруг оказалась подхвачена ворохом юбок и оборок.

— А вот и наш новый фиговый листик! — пропела какая-то рыжеволосая «нимфа» по виду лет пятнадцати.

«Фиговый листик»? Это ведь иносказание попыток прикрыть недостатки?

— Скорее, поведайте нам о себе! Вы ведь медсестра? Магистр Хелстрем не спешит удовлетворять наше любопытство! — надула губки та «ведьмочка», моя ровесница, с которой Ли Мэй танцевал менуэт.

— Маргарет, мы ведь все здесь знаем, что магистр вообще никого не может удовлетворить! — хихикнула нимфа, многозначительно мне подмигнув.

Я ошарашено хлопнула ресницами и засомневалась, верно ли истолковала намек. Ну, не может же быть, чтобы в приличном обществе благородные юные девы обсуждали запретную тему интимных отношений?

— Грешно смеяться над обездоленными, Хлоя, — с наигранным порицанием одернула ее «вампирша» с белыми, намекающими на наследие дроу, волосами. Обернулась ко мне и участливо приобняла. — Мы всей душой соболезнуем вашей участи, леди-дракон, и восхищаемся вашей самоотверженностью. Не каждая девушка добровольно согласится на столь постыдное предложение. Должно быть, вы испытываете крайнюю нужду.

Я насилу абстрагировалась от шока и заставила шестеренки в мозгу крутиться с удвоенной скоростью. Они намекают на то, что Ли Мэй купил меня, чтобы скрыть какие-то свои проблемы, что ли? Кажется, из меня пытаются сделать объект для завуалированных насмешек? Просчитались, голубушки. В приюте были акулы позубастей, но я даже им не далась.

— Прикрываться девушкой, как это не по-мужски! — с притворным укором всплеснула руками Маргарет.

— Как раз поэтому ему это и позволительно, — вновь хихикнула Хлоя.

А я, поборов шок, вынуждена была признать, что эти вшивые интеллигентки сейчас самым беспардонным образом пытаются вызывать меня на обсуждение трудностей с потенцией! Интересно, а Ли Мэй вообще в курсе, какая слава ходит о нем среди студенток школы эзотерики, потерпевших, видимо, поражение в соблазнении магистра?

За Хелстрема стало обидно. Уж что-что, а столь нелестная характеристика явно не имеет ничего общего с мужественным инквизитором. Помнится, два дня назад на помощь одержимой мне Ли Мэй с Евангелин выбежали из одной комнаты.

— Спасибо! — с искренним жаром выдохнула я, сбив этим сплетниц с толку. — Я так переживала, что мне не место на этом балу, но вы вернули мне веру в себя! Оказывается, я знаменитость!

Изобразив восторг клинической идиотки, я захлопала в ладоши. Девушки мигом скисли. Повышать мою самооценку они точно не собирались.

— Я бы тоже хотела быть такой же внимательной к окружающим и отзывчивой, как вы. Но, к сожалению, моя жизнь столь наполнена событиями и впечатлениями, что на интерес к жизни других просто не остается времени! Поэтому я вынуждена откланяться. Хотя, как сестра милосердия могу порекомендовать хорошего врача.

— Нам? — хором изумились дамочки.

— Ну разумеется, не нам же с магистром Хелстремом! — рассмеялась я, словно они сейчас так забавно пошутили. — Врачи обычно требуются тем, у кого есть проблемы.

— Что за гнусные инсинуации? — вампирша первой распознала-таки издевку. — У нас все в порядке!

— Правда? Я бы не была в этом столь уверена, — я преисполнилась вселенского сомнения. И заговорщицким шепотом, словно открывая великую тайну, сообщила. — Вы разве не знаете о последних открытиях ученых в области психосоматики? Доказано, что у кого что болит, тот о том и говорит!

Выпустив пар, я не стала больше тратить время на этих недоудовлетворенных стерв, и с независимым видом прошествовала к Ли Мэю. Тот о чем-то оживленно беседовал с высоченным и худющим, как жердь, мужчиной в костюме скелета.

— Как же ты достал меня, Хелстрем, своей косностью мышления! — ругнулся «скелет». — Вот вроде умный человек, приверженец прогресса, а таких элементарных вещей не понимаешь! Автоматизация — это благо! А вы, миледи Ландрю, что думаете? — с горячечным вызовом поинтересовался он у приблизившейся меня.

Автоматизация? Этот человек тот, о ком я думаю, один из правительственных разработчиков, наша цель? Я якобы растерянно обернулась к Ли Мэю, как и приличествует леди. Ведь согласно этикету, я не могу обратиться к непредставленному мне мужчине. На самом же деле за следованием приличиям я замаскировала единственный возможный в данной ситуации вопрос. Какие мои дальнейшие действия?

— О, она у меня истово поддерживает идею создания автоматона в будущем! — со смешинками в раскосых глазах ответил Ли Мэй, тем самым давая мне необходимую подсказку. И не солгал, кстати, сейчас я действительно «за» создание автоматона. А чьими руками, никто не уточнял. — Анри, познакомься, мой старый знакомый и невыносимый брюзга, магистр Пикинджилл.

Я с замиранием сердца и непринужденной улыбкой протянула магистру руку и заставила себя не дернуться, почувствовав кипящий в нем накал страстей. Он запечатлел над ладошкой невесомый поцелуй и с жаром возмутился.

— Миледи Ландрю, ваш спутник пытается убедить меня, что автоматизация — зло, и при этом имеет наглость называть брюзгой меня! Не представляю, как вы его терпите. Могу ли я предложить вам отдохнуть от его занудного общества на пару танцев с человеком, разделяющим ваши идеи?

— Вы мой спаситель! — кокетливо поддержала я его неумелые заигрывания. Ох уж эти ученые, никаких социальных навыков! Дождалась, пока зазвучат первые ноты контрданса, и пошла в атаку. — Непривычно встретить единомышленника.

Магистру Пикинджиллу только этого и требовалось. Он соловьем залился, расхваливая автоматизацию. А я поняла, что Ли Мэй, по сути, сделал всю работу за меня. Он не просто подвел нашего объекта к нужным мыслям, но и вызвал его на эмоции.

Во-первых, читать воспоминания, витающие на поверхности сознания, а не спрятанные в его глубинах, гораздо проще. А во-вторых, так мое вмешательство для самого «скелета» останется незаметным, ведь я не буду «перетряхивать» его мозги в поисках нужной зацепки, а он сам даст мне ее.

Инквизитор настоящий профессионал. Счет к трем девицам, задержавшим меня, возрос по экспоненте. Из-за них я не успела понаблюдать за работой шпиона!

Фыркнув, я сосредоточила все свое внимание на душе магистра и контроле собственных телодвижений. А то будет подозрительно, если я вдруг начну спотыкаться на ровном месте. Эндоплазма Пикинджилла действительно горела и обжигала. Этот человек живет наукой и готов удавиться за собственные принципы. А еще способен идти по головам ради достижения своих целей.

Я поймала его болезненно-горячечный, маниакально-самодовольный взгляд и нырнула в него, как в омут. И практически сразу оказалась в лаборатории. Небольшое помещение с металлической дверью, как в гномьем банке. Такую не взломаешь. Пентаграмма на полу. Наверняка с заточенным в ней охранным демоном. Столы по периметру, заваленные бумагами. Но где же сейф?

Мою душу медленно, но верно разъедали чувства магистра. Он был непередаваемо горд за присоединение к правительственной работе над автоматоном. И отравлялся ядовитым желанием похвастаться этим мне, неосуществимым из-за строжайшей секретности проекта. Усилием воли стараясь поддерживать установившийся контакт, я вернулась в реальность, гадая, как же мне заставить его подумать о сейфе. Во рту появился характерный гадкий привкус, намекающий на скорую тошноту. У меня заканчивается время. Значит, идем ва-банк!

— Мне иногда кажется, что автоматоны слишком небезопасны в эксплуатации, — принялась я сочинять на ходу. — Вы говорите, ими можно будет снабдить каждый дом вместо слуг. Но представьте, что такой слуга сломается и начнет крушить все вокруг. Что же в таком случае, в комплекте с каждым автоматоном покупать персональное убежище? Эдакий мини-сейф?

Есть! Потайной механизм в стене, код… да чтоб тебя отцентрифужило! Мысли Пикинджилла вдруг переключились на какие-то чертежи.

— Что вы, миледи Ландрю, автоматоны будут совершенно безопасны…

Он говорил что-то еще, но я уже не слушала. Я, не веря собственной удаче, мысленно листала чертежи в его воспоминаниях. На которых был изображен автоматон с формулами вселения в него эктоплазмы. Чертежи из сейфа!

Я ничего не смыслю в эзотерических формулах. Но это и не требуется, если их всего-то пара страниц, а у меня гномья память. Только вот тут что-то непонятное. Клинопись какая-то… эльфийские руны? От магистра вдруг остро полоснуло сожалением. Ему не удалось поработать с эльфийскими шаманами. Знания плененных дикарей были бы неоценимым подспорьем при создании автоматона. Но пленных выкрал неуловимый Буревестник, будь он проклят!

Я успела только поставить себе зарубку на память впредь доверять чутью капитана воздушных пиратов и не поносить его за кажущиеся бессмысленными действия, прежде чем потеряла сознание. А очнулась уже на руках у Ли Мэя.

— Говорю же тебе, Пикинджилл, ты брюзга! Довел своими аргументами мою спутницу до обморока! — иронично улыбнулся инквизитор, ненавязчиво подталкивая меня к выходу.

Стоило нам только оказаться в мраморном холле, как Ли Мэй переплел наши пальцы и увлек к ближайшему балкону. Выглядели мы при этом, наверно, типичной парочкой, желающей уединиться. Свежий ночной воздух отрезвил.

— Анри, ты в порядке? — он мягко, но настойчиво взял мое лицо в ладони, снял с него полумаску и пристально вгляделся в зрачки. — Что произошло? Неужели у него была блокировка памяти?

— А что, и такая бывает? — заплетающимся языком изумилась я.

— Новое слово в парапсихологии. Воспоминания становятся недоступны как для посторонних, так и для самого человека. Применяется это обычно либо в лечебных целях, либо для сохранения сведений, передаваемых связными. Но я не думал, что такое станут делать с ученым, ведь ему нужна его память.

— С ним ничего и не делали, просто я не рассчитала свои силы, — мотнула я головой, о чем тут же пожалела, так сильно она закружилась.

Ли Мэй снова аккуратно придержал меня и взглянул на сей раз с упреком.

— Между прочим, во избежание подобного сценария мы договаривались о трех танцах. Почему ты задержалась на целых пять? Ты хоть осознаешь, чем тебе грозит такая перегрузка астральных сенсоров? К тому же теперь след твоей ауры отпечатался на нем намертво. Я знаю, что его нет в базе отпечатков, но это все равно неоправданный риск. Бобби…

— Бобби заподозрят что-то неладное, только если обнаружат следы взлома лаборатории, не так ли? — я улыбнулась пьяно, как кошка, нанюхавшаяся валерьянки. На душе потеплело оттого, что в первую очередь Хелстрема взволновало мое состояние, а уж потом угроза тайной полиции.

— Именно так, — Ли Мэй несинхронно моргнул, пытаясь догадаться, куда я клоню. — Ты нашла способ взломать ее, не оставляя следов?

— Не недооценивай меня, святоша! — с шутливой угрозой протянула я, покачнувшись на нетвердых ногах. Инквизитор едва успел меня подхватить, непроизвольно прижимая теснее. — Я ее уже взломала. В черепушке этого «скелета». Все чертежи у меня в голове, Ли Мэй!

Мне удалось выбить этот танк из колеи! Раскосые чернильно-черные глаза округлились, черты лица вытянулись, становясь ящериными. А в следующее мгновение инквизитор вдруг дернул кадыком, сдернул свою маску и, запустив руку мне в волосы, надавил на затылок, притягивая к своим губам.

Мой первый настоящий поцелуй, отличный от болезненных укусов Теша, получился до обидного целомудренным. Практически товарищеским. И очень коротким. Ли Мэй, словно спохватившись, отстранился, а на лице его мелькнула тень досады, как тогда, в игровом зале. Должно быть, вспомнил о моих способностях.

Но я все равно почувствовала себя цеппелином. Еще чуть-чуть и взлечу. Дерьмово. Очень знакомые ощущения, сходные с эффектом от эльфийских волшебных травок. Пробовала я эту дрянь один раз в жизни и с тех пор раз и навсегда зареклась тянуть в рот что попало. Дурь, предназначенная помогать их шаманам входить в транс и выходить в астрал, едва не вышибла из меня всю душу. Даря при этом весьма характерное ощущение эйфории. Аккурат как сейчас. Верный признак перегрузки астральных сенсоров. Скоро мне будет очень плохо. Ну да плевать.

— Наверно, пора уходить, — рассеянней обычного пробормотал инквизитор. — Чем дольше мы здесь, тем выше шанс, что нас запомнят.

Из распахнутых дверей бального зала донеслась хрустальная мелодия вальса. Я подняла на Ли Мэя щенячий взгляд, и он все понял без слов. Криво улыбнулся, отчего в уголках его глаз разбежались полюбившиеся мне морщинки-лучики, и надел на нас маски.

— Миледи, не соблаговолите ли подарить мне танец?

Не успела я расплавиться окончательно, как вдруг обратила внимание на протянутую им ладонь. Я хлопнула ресницами и невоспитанно выпучилась на митенки в ней. Из тончайшей рыжей замши с серебряными сигилами на тыльной стороне. Такие же были вышиты на палантине, доставшемся мне в наследство от мамы, и безвозвратно утраченном в приюте. Сигилы, слегка приглушающие мою эмпатию, с которыми я могу не опасаться хотя бы коротких случайных прикосновений.

— С днем рождения, Анри!

Я пошатнулась и ткнулась лбом в плечо инквизитора, впервые порадовавшись десятисантиметровым каблукам, позволяющим не дышать ему в пупок. Обвила его руками за пояс, прижалась теснее и заодно спрятала позорно заслезившиеся глаза, украдкой вдыхая аромат кофе и сигарет.

— Шпилька проболталась?

— Ты же не заземлишь ее за это? — шало улыбнулся Ли Мэй.

Только если непреднамеренно. Путем удушения через объятия.

Глава 9. Подозрения в предательстве

На следующий день все мои благородные порывы вытошнились. Я в изнеможении валялась на скомканных, мокрых от пота простынях в квартире Шпильки и в перерывах между рвотными позывами материлась и поносила всех по очереди.

Куртизанку, за то, что не возвращалась домой, оставив меня выплевывать кишки в компании Хелстрема. Хелстрема, за то, что винил себя в моей лихорадке, потому что он продлил мне праздник, позволив остаться. Себя, за слабоволие и клинический идиотизм, то есть за полночи танцев под передозом от чужих эмоций до полного упадка сил и обморока. И особенно Бандита за несвойственный ему порыв любви, при котором он пытался примоститься на мою больную голову, чтобы излечить ее тарахтением динамо-машины и поселить в ней блох.

Лихорадило меня неделю. Святоша смиренно обтирал меня спиртом и отпаивал зангаоским успокоительным чаем цвета мочи, в котором меня бесил вкус и запах. Этикетом леди не позволено болеть в присутствии кавалера, но к счастью нам обоим на правила хорошего тона было плевать.

Стеснительностью я не страдаю с войны, на которой быстро свыклась с девизом «что естественно, то не безобразно», поэтому от помощи инквизитора я даже не пыталась отказаться, совместив приятное с полезным. Последним являлось уменьшение инквизиторского комплекса вины, о котором меня предупреждала Шпилька.

В перерывах между судорогами и истериками мне удалось перенести на бумагу добытые в голове Пикинджилла чертежи. При виде эльфийских рун взгляд Ли Мэя вновь остекленел.

— Кажется, Лиге антиимпериалистов стоит выразитьофициальную благодарность экипажу «Буревестника». Если бы капитан Бартоломью не выкрал шаманов, оппозиция бы уже проиграла империи эту гонку вооружений.

Я присвистнула и про себя, боясь накаркать, взмолилась, чтобы Анталамория не рискнула привлечь к созданию автоматонов еще и оркских бокоров.

— Придержи это в тайне, — Ли Мэй изъял из чертежей листы с эльфийским. — Среди нас все равно нет шаманов, так что справимся и с традиционными техниками.

— Ты не доверяешь своей команде? — насторожилась я, сплюнув горькую от рвоты и чая слюну.

Для меня-то в этом нет ничего необычного. Но святоша, как и Барти, кажется мне человеком, который окружает себя исключительно проверенными людьми, прошедшими с ним огонь, воду и медные трубы.

— Я не доверяю даже себе, док, — с замогильной интонацией откликнулся тот.

А вот это уже необычно. Как можно не доверять себе?

— Очень просто, — невозмутимо пожал плечами инквизитор, помогая мне перейти от письменного стола обратно к кровати. Бережно уложил на влажные подушки и, сдвинув простыню к моим ногам, принялся в пятый раз за день меня обтирать. — Достаточно один раз предать собственные принципы и ждать, когда это случится снова.

«Когда», а не «если». Кажется, я догадываюсь, что его так сломило на войне. Он сам. Наверно, стоило бы сказать что-нибудь ободряющее, вроде «зато я доверяю тебе». Но я не умею врать. А доверять человеку с такой тьмой в душе может оказаться фатальной ошибкой.

В конце недели в собственной квартире наконец-то объявилась Шпилька. Я хотела поблагодарить ее за дрессировку, позволившую мне на балу не ударить в грязь лицом. И придушить-таки за то, что проболталась Ли Мэю о моем дне рождения, благодаря чему я получила подарок, о котором не могла и мечтать.

Но ждала я напрасно. Подруга ко мне так и не заглянула. А вернувшийся после разговора с ней инквизитор был непривычно сосредоточен.

— Черт побери, на фабрике нашли еще две бомбы. Я возвращаюсь в церковь. Может быть, найду совпадения с подрывником по базе отпечатков аур.

Я кое-как села на кровати, обессиленная после недельной лихорадки и опустошенная после передоза чужой эндоплазмой. Пару минут понаблюдала за его размеренными сборами и поймала чернильный взгляд в отражении зеркала. В отличие от меня, выглядеть Ли Мэй стал лучше, чем во время безвылазного нахождения в лабораториях «Дедерик Инк.».

У него слегка отросла щетина, но исчезли тени под глазами и привычка устало потирать переносицу. Словно, позволив ему ухаживать за мной, я вернула ему силы. Хотя, подозреваю, немаловажную роль в этом сыграло и возвращение в высший свет. Как бы святоша ни плевался при упоминании имперской элиты, это не отменяет того факта, что стать одним из них было и остается его мечтой провинциала.

— Спасибо, что помог, — я почесала грязную голову. — И прости, не стоило мне так надолго присасываться к магистру…

— Не извиняйся, — отмахнулся Ли Мэй, улыбаясь через зеркало с морщинками-лучиками у глаз. — Просто предупреждай меня в следующий раз, как решишь заняться самодеятельностью. Договорились?

Подумать только, из-за общения с Тешем я уже позабыла какого это, когда не ругают за своеволие. Я в ответ скопировала его кривую инсультную улыбку. И поджала губы, как только за ним закрылась дверь. Не нужно быть эмпатом, чтобы заметить, что за время этого скомканного прощания он ни разу не посмотрел на меня прямо. Что за вести ему принесла эта потаскуха?!

На следующий день я вернулась на фабрику, чему несказанно обрадовался мастер Дедерик. Милый и моему сердцу творческий беспорядок в его кабинете опять превратился в неконтролируемый хаос. Пока я разгребала бумажные завалы, гном со стариковским любопытством выспрашивал подробности нашей с Ли Мэем вылазки.

Я, придерживаясь легенды обычного мехадока без суперспособностей, коротко поведала о взломе лаборатории и сейфа. Фигурально выражаясь, так оно и было. Мастер поохал и задумался над созданием протезов с отмычками для воров. Так я узнала, что часть продукции фермы механических тел поставляется для людей Броневика. Тесна Тагарта!

Благодаря помятому виду, от работы в саду по мониторингу механических статуй изобретатель меня освободил. И нагрузил вместо этого доработкой новых заводных игрушек. Я своеобразному отдыху порадовалась, хотя украдкой и удивилась такому решению. Думала, меня сразу после возвращения с бала припашут к проектированию автоматона. Ведь экзамен на теорию я успешно сдала за пару дней до праздника Всех Святых.

Впрочем, от безделия я все равно не страдала. Мастер Дедерик случайно проболтался, что у Ли Мэя день рождения в первых числах декабря. Так что я ломала голову еще и над подарком. Мне до чесотки хотелось презентовать что-то нетривиальное и нужное. Во-первых, так я хоть частично отблагодарю его за все, что он для меня сделал. А во-вторых, в душу нет-нет, да и закрадывалась эгоистичная мысль, что такой подарок будет напоминать обо мне.

Но я вдруг совершила неприятное открытие. Я вообще не знаю Хелстрема.

Вот он, например, в курсе, что мои родители были инженерами, и я пошла по их стопам. Росла в приюте, где боролась с Башней Бенни и приобрела стойкую неприязнь к играм. На войне получила специализацию медика и познакомилась с Бартоломью Буревестником, ныне воздушным пиратом. Знает, что я люблю учиться, бродячих котов и элементы красивой жизни, хотя далека от искусства. Что питаю слабость к полосатым брюкам, перчаткам и вундеркиндам. Мечтаю о собственной клинике и выбиться из дерьма в люди. Не выношу свою эмпатию, экстрасенсорику в целом, ущемление своих прав и попытки мною командовать. А еще вожу так называемую «дружбу» с самой дорогой куртизанкой столицы и лидерами бандитских группировок.

А что я знаю о нем? Что он бывший капитан разведчиков и экзорцист, ныне инквизитор и оппозиционер. Родом с островов Еноха, но там ли его семья, и живы ли его родственники вообще, не имею понятия. Ценит блага цивилизации и научно-технического прогресса, но стесняется своего импланта, хоть и старается этого не показывать. Тоже недолюбливает экстрасенсорику, фальшь и абстрактные «рамки приличий». Часто курит вонючие самокрутки, изредка пьет коньяк и не представляет утро без горького кофе с лимоном.

Никакой конкретики, шпион отцентрифуженный! Я не знаю о нем ничего, как о личности. Он сладкоежка или мясоед? Собачник или кошатник? Какой его любимый цвет? Был ли он женат? Чем он занимается в свободное от работы и оппозиции время? С чем связаны его лучшие воспоминания? Не знаю!

Промучившись пару ночей без сна, я в итоге плюнула на эксклюзивность и остановилась на единственном пришедшем в голову варианте. Портсигар. А если святоше не понравится банальный подарок, сам же будет виноват. Нечего так скрытничать! Успокоив себя таким бессовестным переложением ответственности, я поставила себе зарубку на память вытрясти при случае хоть какие-нибудь подробности о жизни моего самого проблемного пациента и принялась за работу.

Подловила Дениса, как самого легкого на подъем, и заставила его провести мне ликбез по основным сигилам. Написала письмо Шпильке, в котором попросила ее обшарить мою бывшую клинику в подвале «Виновницы», и в ответном письме получила оставленные там пластинки серебра. Согласовала проект с мастером Дедериком, получила одобрительное кряканье и хитрый прищур глазок-буравчиков. Точь-в-точь как тот, которым награждал меня Барти при наших встречах с инквизитором. Почти отеческий.

Ноябрь перевалил за середину, но меня все еще не дергали. Работа в саду, видимо, окончательно убралась из списка моих обязанностей, хотя я уже вполне пришла в себя после астрального передоза. Но я не спешу ее возвращать, потому что в Тагарте ощутимо похолодало. С Сизого залива пришли порывистые, сбивающие с ног ветра и тяжелые тучи, ежедневно истекающие снего-дождем, больно секущим кожу. В такую погоду меньше всего хочется выползать на улицу.

Я успела смастерить подарок Ли Мэю и в кои-то веки выполнила давешнее задание изобретателя, сконструировала огнестрельную конечность, которая заменит «Уэбли». Но в процессе мне пришло в голову протестировать ее на Барти, поэтому теперь я пытаюсь заставить плеваться свинцом не руку, а ногу.

Команда экстрасенсов заперлась в лаборатории с предоставленными мной чертежами, поэтому с ними я теперь совсем не пересекаюсь. Правда, судя по оговоркам, услышанным мной за обеденным столом, что-то у них там не клеится. Мое место подмастерья в проектировании автоматона занял Винс, но так даже лучше. Сейчас мне жизненно необходима передышка.

— А как ты познакомилась с Ли Мэем, Гаечка?

Какое облегчение, что мастер наконец-то перестал мне «выкать»! Я оторвалась от сварки латунного колена и озадаченно откинула со лба отросшие до плеч рыжие кудри.

— А он вам разве не рассказывал? Я починила его имплант.

— Знаю-знаю, сам проверял, — пробасил гном, ковыряясь в моем изобретении. — Потому и согласился с его предложением принять тебя на место моего подмастерья. Работа филигранная. Но почему он пришел именно к тебе? В подполье хватает мехадоков-оппозиционеров, а ты, кажется, на тот момент еще сохраняла идеологический нейтралитет.

Я фыркнула, вспомнив, как и сама задавалась тем же вопросом, когда только распознала в пациенте антиимпериалиста. И, вернувшись к сварке, пересказала мастеру все, начиная с освященных пуль в механической ноге Барти. В данном случае таиться перед изобретателем бессмысленно, мы по одну сторону баррикад.

К тому же от недостатка задушевных собеседников мы с гениальным изобретателем страдаем оба. Поэтому мне не помешает выговориться, а старику незазорно погреть уши. Особенно мастеру понравился момент, как девчонка-мехадок конвоировала инквизитора к контрабандистам. Заготовка для анекдота, угу!

— А как вы познакомились? — решила я проявить ответный интерес.

Горничная принесла обед к дверям мастерской. Я стянула с подноса тарелку наваристого грибного супа и уселась задом на стол, свернув ноги кренделем. Гном сосредоточенно макнул в суп черный хлеб и нахмурил седые брови.

— Нас, как и вас, свела Полли. Едва кончилась война, Ли Мэй пришел к ней и завербовался в Лигу антиимпериалистов с сообщением, что Анталамория готовится создать автоматона. Полли направила его ко мне, ведь я давно сотрудничаю с Лигой, мщу империи, отнявшей у меня дочь. Но настоящими товарищами мы стали лишь год назад. Когда выяснилось, что Ли Мэй помог Фриде скрыть экстрасенсорные способности ее ребенка от тайной полиции. В благодарность я создал для него лучший имплант руки, лопатки и позвоночника, на который был способен.

«Фриде»?! Я закашлялась и едва не грохнулась со стола, удержавшись в последний момент. Как можно более беспечно отмахнулась от изумленного взгляда мастера и отставила тарелку от греха подальше. Руки тряслись так, что суп грозил расплескаться даже через высокие края.

Ну что за невезение. Не успела я насладиться затишьем, наступившим в моей жизни, как судьба решила подкинуть мне новое потрясение.

Но как такое вообще возможно? Ведь мои родители погибли в результате несчастного случае в цехе по сборке паромобилей. Я придумала ересь о том, что их извела тайная полиция только для того, чтобы аргументировать Барти свой отказ перебираться в Контрем. Не может же выдумка оказаться правдой!

— Вы так яро помогаете оппозиции, — прочистив горло, просипела я. — Значит, уверены, что ваша дочь погибла по вине Анталамории?

— Вины Наугрима здесь не меньше, — мстительно прищурил глаза мастер, опираясь кулаками о столешницу. Потом выдохнул с бессильной яростью и глухо признался. — Как и моей. Клан Дедерик заклеймил Фриду бастардом и изгнал. А я продолжал поддерживать с ней связь, и… тайная полиция ошибочно посчитала, что она сливает мне имперские разработки.

У меня упало сердце.

— Бобби попытались переманить ее на свою сторону и заставить сливать им республиканские разработки, которых у изгнанницы не было и быть не могло. А когда она отказалась, ее решили просто убрать. Без суда и следствия, ведь за ней не стоял клан, который мог бы втянуть империю в конфликт с Наугримом.

Честно признаться, тут мне резко расхотелось иметь с собственным кумиром хоть что-то общее. Мало того, что он не рискнул пойти против клана и признать дочь законнорожденной, так он еще и подставил ее, пусть непреднамеренно.

Но, к сожалению, это не отменят того факта, что я тоже всю жизнь думаю только о своей шкуре, целую задницы, когда это требуется, и покоряюсь прогнившей системе. Так что не имею права судить мастера за подчинение законам его страны. Ведь умение подстраиваться у нас явно семейное. Как и любовь к механизмам и беспорядку.

Я мельком глянула на изобретателя, украдкой вытирающего слезы кончиком бороды. Он действительно виноват не меньше, чем весь его клан и Бюро общественной безопасности Анталамории. Только вот он сам в этом сознался. Значит, до сих пор не простил себя. И вряд ли когда-нибудь сможет. Не достаточное ли это наказание?

Возможно, возвращение внучки позволит мастеру… деду снять с себя хоть часть груза вины. Но я заставила себя прикусить свой длинный язык и не лететь поперед паровоза. У меня ведь нет доказательств. Не осталось ни фотографии с родителями, ни документов.

Ну, огорошу я мастера Дедерика голословным заявлением «здравствуйте, я ваша внучка, потому что я медиум-эмпат, а мою маму звали Фрида и она была полугномкой». И какова вероятность, что после такого мастер вышвырнет меня отсюда, посчитав аферисткой, решившей получить долю в наследстве гениального изобретателя? Да сто процентов! Даже несмотря на то, что мама была бастардом, а, значит, мне клановых богатств иметь тоже не положено.

Поэтому я лишь просипела «мне жаль», спрыгнула со стола и вернулась к работе, оставив недоеденный обед. В голове вертелась мысль, что я могла бы и раньше обо всем догадаться. Почему я до этого не задавалась вопросом, откуда у мамы был тот палантин с сигилами, защищающими от одержимости и глушащими астральные сенсоры? Ведь такие вещи в обычной эзотерической лавке не купишь, на такие нужно сначала добыть лицензию. Или просто получить их в подарок от какого-нибудь добросердечного студента-экзорциста.

Если бы вспоминать родителей было не так больно, я бы уже давно сопоставила этот факт с историей Ли Мэя. А ведь тогда получается, что в детстве от тайной полиции меня спас именно он. Немыслимо!

Мне необходимо с ним поговорить. Только он сможет подтвердить мое происхождение. Где его носит, когда он так нужен?!

— Ему поручили расследование дела студента, заподозренного в некромантии, — снисходительно сообщила Евангелин, когда я подкараулила ее у трапезной.

Как невовремя! Закон Мерфи в действии.

У меня неожиданно образовалась уйма свободного времени, а мозги, как назло, требовалось срочно чем-то отвлечь, чтобы они не взорвались от свалившихся новостей. Недолго думая, впрочем, как обычно, я решила самостоятельно заняться проектированием автоматона. В конце концов, я же внучка гениального изобретателя. Да и всяко пользы больше, чем от пустых рефлексий в ожидании Ли Мэя для прояснения моей родословной.

К тому же мне вдруг стукнула в голову интересная мысль. Подал мне ее, шутка ли, Башня Бенни. Точнее, очередной ночной кошмар с моей одержимостью им. Не было бы счастья, да несчастье помогло.

Вселение духа в предмет казалось мне возможным только в случае некромантского поднятия зомби. Но ведь одержимость — это то же самое. Ведь что живое человеческое тело, что мертвое, можно отнести к абстрактному понятию «предмет». Тогда возникает вопрос, может ли быть, что важна именно антропоморфная форма «предмета»? Ведь призраки сохраняют моторную память, а, значит, умеют управлять только человеческим телом, а не грудой шестерней и патрубков.

Но как подтвердить догадку? Робота, имитирующего человеческое тело, для проверки я на скорую руку, понятное дело, не соберу. Хотя чертеж сделаю, раз уж заняться больше нечем. Но, может, история знает еще случаи вселения духов в предметы, кроме одержимости и зомби? Ведь, как говорится, один раз — это случайность, два — совпадение, а три — уже закономерность.

Воодушевившись, я принялась штудировать библиотеку. И через пару дней действительно наткнулась на нечто подобное. Правда, не в учебнике по истории эзотерики, а в сборнике сказок, который взяла для чтения перед сном. Но то, что стало основой сказки об ожившем деревянном мальчике, точно должно найтись в учебнике.

— Мастер Дедерик просил тебе передать, — оторвал меня от научных изысканий тусклый голос.

Я ошалело захлопала ресницами на папку, которую мне протягивал Винсент. Оглядела перекосившуюся на нем студенческую форму, уставилась в бегающие круглые глаза за толстыми диоптриями очков и вцепилась в паучьи пальцы.

— Ты-то мне и нужен!

Винс, смущенный внезапным прикосновением существом с другой планеты, то бишь девушки, скособочился пуще прежнего, но возразить не сумел.

— Переведи, будь любезен, — я решительно усадила его рядом с собой за библиотечный стол. Отодвинула словарь, с которым мучилась последние два часа, и ткнула пальцем в сборник мифов народов Бадавийской пустыни. — Иначе я тут провожусь до второго пришествия Еноха.

Зангаоский полукровка неловко поправил сползшие по плоскому носу очки, спрятал ладони между коленей и послушно забубнил.

— «Голем — антропоморфное существо в бадавийской мифологии, полностью созданное из неживой материи, обычно глины или грязи. Создание голема народная легенда описывает, как оживление истукана, который создается из глины, крови и иных примесей. Ему придается форма человека, вкладывается в рот тетраграмматон и провозглашается пародийная фраза «да будет человек».

— Да! — я по-жабьи раздулась от гордости за открытие. Закончила конспектировать и с чувством выполненного долга отложила перьевую ручку. — Это оно. Закономерность!

— Это ересь, Генри, — занудно констатировал Винс.

Вот интересно, как светило в области сигиллографии может быть настолько ригидным в вопросах религии? Впрочем, сейчас важно другое. У меня, как и во время исследования часов Эрика, шестеренки в мозгу заработали с удвоенной скоростью.

— Что такое тетраграмматон? — потребовала я информации.

— Четырёхбуквенное непроизносимое имя Еноха, считающееся его собственным именем, — судя по выдвигающемуся вперед подбородку, специалиста в сфрагистике и сигиллографии стали напрягать мои вопросы. Хорошо, что он не умеет отказывать. — Складывается из букв, которые значат «кисть руки», «вот, смотри!», «железный гвоздь», «вот, смотри!».

Это похоже… на алгоритм! Программа, последовательность действий, которую должна выполнять машина!

— Винс! — завороженная открывающимися перспективами выдохнула я. — Ты можешь вычислить формулу, которая будет заставлять призрака думать, что предмет, в который его вселяют, это его тело?

Я ожидала энтузиазма гения, дорвавшегося до нового эксперимента, но, видимо, не у всех умников отсутствует понятие морали, как у Теша. Потому что Винс внезапно подскочил, как ужаленный, и, наставив на меня суставчатый палец, истерично взвизгнул.

— Я не поддамся на твои провокации, чертова некромантка!

И пулей вылетел за дверь библиотеки. Я проводила его шокированным взглядом и нервно фыркнула. Он решил, что я таким образом пытаюсь его скомпрометировать? Чтобы потом сдать тайной полиции? Ага, делать мне больше нечего!

Я досадливо покачала головой, сбрасывая неприятный осадок с эмпатических сенсоров, и вернулась за стол. Надо же, какая ледяная и душная его паранойя. Странно, что раньше я ее так не чувствовала. А в идее с программой что-то есть. Попробую предложить Евангелин, раз уж в отсутствие Ли Мэя она командует разработкой автоматона. Ну, если уж и она скажет, что это ересь, тогда заткнусь. Кто я такая, чтобы рассуждать об эзотерике?

Сделав пометки в конспекте, обратила внимание на папку, принесенную Винсентом. Внутри оказались чертежи, в которых я с изумлением опознала робота. Меня допускают-таки к проектированию автоматона? А что так скромненько, без официальных заданий мастера?

Через пару дней кропания над папкой вопросов лишь прибавилось. Потому что мне настойчиво казалось, что в чертежах ошибка. Но разве может мастер Дедерик ошибаться? Скорее уж я торможу.

Засомневавшись в своих математических способностях, я переделала расчеты три раза. И трижды получила один и тот же результат. Взрыв из-за чрезмерного давления пара. Но главное, если бы я не была так же дотошна, как отец, ни за что бы эту ошибку не заметила. Потому что она была талантливо замаскирована.

Это что, еще один экзамен на профпригодность? Правда, задница поджимается сильнее, чем перед обычным экзаменом. Но, должно быть, это из-за нервов.

— Мастер Дедерик! — окликнула я гнома, выходящего из восточного крыла. Приноровилась к его семенящему шагу и протянула папку с моими расчетами. — Винс сказал, вы просили мне это передать. Но тут ошибка в вычислениях.

Изобретатель нахмурил кустистые брови. Пролистнул пару страниц, пожевал губами и, как мне показалось, на миг потемнел лицом. Но уже в следующую секунду с широкой улыбкой обернулся ко мне, по-отечески похлопав по плечу.

— Умница, Гаечка. Ты сдала экзамен. Скоро мы подключим тебя к конструированию автоматона. На сегодня можешь быть свободна.

Вот и пригодился пресловутый этикет. Я дежурно улыбнулась и с прямой спиной направилась к себе. Плечо до сих пор жгло даже через джинсу комбинезона. Мастер Дедерик был в гневе. И это был не экзамен.

Чего я не замечаю? Не того ли, что эта ситуация здорово смахивает на замаскированную в статуе дамы с зонтиком бомбу? Папку принес мне Винс. Может ли он пытаться саботировать создание автоматона, спрятав в нем критическую ошибку? Но тогда зачем ему приносить свои чертежи мне? А мастеру Дедерику зачем врать про экзамен, ведь мы по одну сторону баррикад?

В мозгу вдруг что-то щелкнуло. А что, если по разные?

И, нет, в преданности мастера Дедерика оппозиционерам я не сомневаюсь. А вот они в моей как раз-таки могут. Поэтому подсовывают липовые документы.

Как бы понять, это стандартная проверка на вшивость для новых членов Лиги или меня подозревают в чем-то конкретном?

Стоило ли мне сообщать о найденной ошибке или моя чрезмерная дотошность теперь усилит их подозрения? Мол, я не доверяю своей команде, раз так тщательно проверяю все чертежи, которые мне вверяют товарищи. А все потому, что не могу допустить, чтобы мои несуществующие хозяева, для которых я якобы крысятничаю, подорвались. Но, сделав вид, что не заметила ошибку, я разве не дискредитировала бы себя, как специалиста?

Чтоб меня отцентрифужило, ну не умею я играть в шпионов!

Еще и Ли Мэя нет, заступиться за меня некому. Не то чтобы мне нужна чья-то поддержка, я и сама способна о себе позаботиться. Но слово в мою пользу от того, кого мои противники считают авторитетом, будет не лишним. Если только он не заодно с остальными. Он ведь говорил, что не доверяет даже себе. Так с чего бы ему доверять мне?

Я промаялась сомнениями и смутными предчувствиями весь день. Пыталась сообразить, как убедить антиимпериалистов в своих чистых помыслах. И все больше склонялась к мысли, что из этого осиного гнезда надо просто линять. Что, если экстрасенсам стукнет в голову дурная мысль прибегнуть к крайним мерам? Присоединяясь к оппозиции, на пытки я не подписывалась.

Только вот вдруг я просто заразилась паранойей от Винсента, и вся эта слежка мне лишь приглючилась на нервной почве?

— Henrica, a allaf dynnu sylw i chi²⁴? — раздался вдруг за дверью голос Брана.

Какой странный вопрос. Не по протоколу. Обычно лысый мажордом просто сообщает, что меня вызывает мастер.

— Digwyddodd rhywbeth²⁵? — на заметно улучшившемся наугриме откликнулась я, высунувшись из комнаты.

— Efallai nad yw'n un o fy musnes, ond ie²⁶, — предельно серьезно кивнул гном и сделал приглашающий жест рукой.

Озадаченная я проследовала за ним в конец коридора с гостевыми комнатами. Мажордом провел меня в одну из них и вошел в шкаф. У меня нехорошо засосало под ложечкой. Уж не в ловушку ли я сама себя загоняю?

Я проверила золотые браслеты на предплечьях, которые подарил мне Теш, как выяснилось с подсказкой Ли Мэя, для защиты от одержимости. Проверила в кармане комбинезона скальпель, с которым никогда не расставалась. И шагнула в потайной ход, на удивление чистый. Ни пыли, ни паутины. Только серый бетон и железные швы.

Блуждали мы недолго. Остановились у стены, рядом с которой стояли крепкие стол со стулом и лежали наушники. Я прокрутила в голове план фабрики и с недоумением признала, что мы находимся за стеной кабинета мастера. В ответ на мой вопросительный взгляд Бран невозмутимо указал на прослушивающий прибор и приложил кулак к бочкообразной груди.

— Roeddwn yn meddwl y dylech wybod am y peth²⁷.

Я опустилась за стол с осторожностью, но стул не издал ни звука. Задрожавшими пальцами надела наушники и прислушалась.

— …преждал, чтобы Генрику оставили в покое! — гулким басом разорялся мастер Дедерик. — Дался тебе этот бал!

— Считаешь, это не вызывает подозрений? — в мелодичном голосе Евангелин проскользнули озабоченные нотки. — То, как она вызвалась на смертельно опасную операцию, хотя раньше, по словам Полли, отказывалась от участия в любых сомнительных авантюрах?

Верно говорят, от добра добра не ищут. Собственно, поэтому раньше я и не страдала самоотверженностью. Не оценят.

— Ли Мэй поручился за нее.

— Ли Мэй очарован ею, — поправила заклинательница ангелов с такой жалостью, словно ниже Хелстрему падать теперь некуда. — Как и ты. Но ее сходство с твоей дочерью не гарантирует ее преданности, Цадок.

— Она помогла Лиге, — попытался воззвать к справедливости изобретатель… нет, дед. От той ярости, с которой он меня защищал, у меня перехватило дыхание.

— И я благодарна ей за это, — согласилась Евангелин. — Но это не гарантирует…

Слушать беспочвенные обвинения было противно, но я вынуждена была признать, что дамочка во всем права. Я своими глазами видела, как люди продаются с потрохами, стоит лишь подергать за нужные рычаги. И, правильно она говорит, нет никаких гарантий, что со мной не провернули то же самое.

— В чертежах не хватало части формул и ключевых сигил, восстановить которые удалось только благодаря Винсенту, — продолжила копать мне могилу блондинка. — Разве не похоже это на намеренное изъятие материала?

— Самими разработчиками, во избежание утечки всей информации разом! — не сдавался дед.

— Или тем, кто представил этот материал, — веско отрубила Евангелин.

Умные мысли приходят в голову, когда глупости уже сделаны. Я запоздало осознала, что стоило бы продержаться с магистром Пикинджиллом еще пару туров, чтобы на всякий случай все-таки узнать код от сейфа. Даже ценой своего здоровья. Ведь иначе получается, что у меня нет никаких доказательств подлинности чертежей, кроме моих слов. Дерьмово.

— К тому же, Ли Мэй так и не рассказал, как были добыты эти чертежи.

— Недействительный штамп в паспорте не обязывает его докладывать тебе каждый его шаг, Ева, — грубо отозвался дед, а я на какое-то время выпала в осадок.

«Недействительный штамп»? Евангелин бывшая жена Ли Мэя?! Поршень мне в выхлоп, тогда неудивительно, чего она в меня так вцепилась. Пытается защитить благоверного.

— Не спорю. Но лично мои подозрения это только усиливает. Как и Винсента, и Дастина.

Какое счастье, что по поводу сигил для подарка инквизитору я мучила Дениса. Он, видимо, единственный, кого не настораживает каждый чих.

— Но это не дает вам права устраивать Генрике проверки на вшивость на моей территории от моего имени без моего на то согласия! Она мой подмастерье!

— И потому способна поднять нас всех здесь на воздух по приказу бобби.

Кусочки мозаики сложились в единую картину. Претензии о намеренном изъятии формул и печатей из материалов, предоставленных мной. Шпилька, не заглянувшая меня проведать. Неловкое прощание Ли Мэя, словно я предатель. Обострившаяся паранойя Винса. Освобождение от работы в саду со статуями, якобы по состоянию здоровья. Незначительные поручения мастера. Отсутствие допуска к проектированию автоматона. Липовый чертеж.

Все еще хуже, чем я предполагала. Они считают, что я не просто сливаю разработки оппозиционеров тайной полиции. Они считают, что я подрывник.

Глава 10. Подрывник

Подрывник. Это угроза гораздо серьезней обычной крысы. Такая фанатичная идеалистка, как Евангелин, сделает все, чтобы вывести меня на чистую воду. При воспоминании о ее фразе «Каждому воздастся по его деяниям!» мне резко поплохело. Я сдернула с головы наушники, потряхиваясь от подступающей паники, и обернулась к Брану.

— Это не я!

— Я верю вам, Генрика, — снова приложил кулак к груди мажордом. — И мейстер верит. Поэтому я и привел вас сюда.

Что же делать?! Не ждать же, когда теургесса прибегнет к пыткам! Исключительно из лучших побуждений, разумеется, и во имя справедливости. Фанатики, убежденные в своем праве карать и миловать, самые страшные враги. Я с отчаянием вцепилась в волосы, пытаясь простимулировать мозговую деятельность.

— Я покажу тайный ход наружу.

Я покосилась на невозмутимого гнома в ливрее дворецкого. Бежать? Но разве мой побег не подтвердит их подозрения? А, плевать! Я на противостояние с целой оравой экстрасенсов, считающих меня предателем, не подписывалась!

Кивнув, рванула в комнату. Нацепила мехаскелет, переоделась пацаном, как в свой первый визит сюда, покидала в рюкзак немногочисленные пожитки и выскочила к ожидающему меня Брану. Следуя его указаниям, спустилась в подвал и прошла мимо герметических дверей, ведущих в лаборатории, к тупику. Пошарила руками по шершавой бетонной стене, нащупала характерный выступ, нажала на рычаг и юркнула в открывшийся лаз.

Прошагав пару минут по бетонной кишке подземного туннеля, растянувшегося на пару кварталов, отсчитала пятую дверь и крутанула колесо герметического замка. За ней меня окружили темнота и зловоние, от которых я, оказывается, отвыкла за два месяца хорошей жизни. Приложив кепи к носу, надела гогглы и подкрутила керосинку. Но спуститься по ржавой лестнице не успела.

Если какая-то неприятность может произойти, она произойдет. Почему-то единственный закон, работающий в моей жизни без осечек, это закон Мерфи.

В затылок мне уперлось дуло револьвера с многозначительным щелчком взведенного курка. Я уже успела попрощаться с жизнью, но мимо меня вдруг пролетела выплюнутая сигарета и потухла в жиже на дне канализации подо мной.

— Анри? — инквизитор рывком развернул меня к себе, рассеянно оглядел мехаскелет и рюкзак за спиной и опустил «Уэбли». — Что случилось?

Жаль, что приют, война и Теш заставили меня жить в броне из цинизма и скепсиса. Все было бы гораздо проще, будь я доверчивой овцой. Выложила бы Хелстрему все, как на духу, и оставила разбираться со своими проблемами. Но, к сожалению, я очень боюсь боли. В том числе, и от предательства. Поэтому придется продолжать малодушно изображать из себя «сильную и независимую».

— Решила подышать свежим воздухом, — огрызнулась я, выпутываясь из его объятий. Попыталась по глазам определить, на чьей он стороне, но взгляд у него опять стал безжизненно стеклянным.

На него мое бешенство, как всегда, не произвело должного впечатления. Заметив, как я шарахаюсь, он показательно убрал руки в карманы, еще раз просканировал меня с ног до головы и хрипато, как туберкулезник, выдохнул:

— Это не ты. Подрывник не ты.

Тоже мне новость! В носу засвербело вовсе не от витающих вокруг ароматов.

— А были сомнения? — я попыталась спрятать обиду за сарказмом, но тут же осознала, как по-ребячески это прозвучало.

Естественно, были сомнения. А инквизитор, может, и святая простота, но не идиот, чтобы доверять всем подряд. Я, конечно, надеюсь, что являюсь для него кем-то большим, чем «все подряд», но особенной все равно себя не считаю. Ли Мэй прямо взглянул мне в глаза и невозмутимо подтвердил мои мысли.

— Разумеется. Ты достаточно умна и талантлива для предательства, Анри.

Спасибо на честном слове. Ситуация напомнила мне наш давний разговор в «Стэнли Стимере» на пути к фабрике. Он тогда тоже упрекал меня в том, что я непроверенный человек. Примечательно, что он никогда не испытывает вину за обоснованные подозрения. Святоша.

— Давай поговорим где-нибудь за пределами канализации, — миролюбиво предложил инквизитор, ненавязчиво беря меня за локоть и подталкивая обратно к фабрике.

Я оценила хватку металлической руки и сдалась.

— Где ты был эти две недели?

Вместо отстраненной деловитости получился какой-то жалобный писк. Дерьмовая из меня «сильная и независимая».

— Ловил очередного юнца, возомнившего себя Енохом, что пытался воскресить мертвых. И проверял отпечаток ауры с последних бомб. Теперь мы знаем личность того, кто их установил.

Спустя две недели? Так быстро? Мастер Дедерик рассказывал, что аппарат, диагностирующий ауру, может определить только расу, пол и возраст ее обладателя. А остальная работа по сверке этих параметров с базой отпечатков аур осуществляется вручную. Ли Мэю требовалось бы торчать в церковных лабораториях по полдня, рискуя привлечь своим энтузиазмом ненужное внимание и подставить всю оппозицию. Ради чего такие жертвы?

Мне вспомнились слова Евангелин о его ко мне отношении. Неужели он пошел на это только, чтобы доказать мою непричастность? Лестная, но опасная мысль. Так недолго и бдительность потерять.

— И что? — закатила я глаза, стараясь не обращать внимание на то, как потеплело на душе. — Он все равно уже наверняка завершил контракт с «Дедерик Инк.», а я все еще могу оставаться той, кто подожжет фитиль этой бомбы.

В начале расследования, когда обнаружились бомбы в статуях городских парков, была мысль наравне с приостановкой набора новых сотрудников продлить контракты с существующими. Чтобы не просто не впустить новых диверсантов, но и не выпустить уже имеющихся.

Но эта мера была исключена, как бесполезная. Ведь батраки не живут при фабрике, а, значит, уйти сегодня и не вернуться завтра диверсанту ничего не мешает. Уж точно не какая-то там бумажка. Но зато резкое продление контрактов вызовет ненужные подозрения со стороны аудиторов и следом тайной полиции. Тут уж для запуска производственного расследования никакие взрывы не понадобятся.

— Можешь. И я могу. И любой из команды, — пожал плечами Ли Мэй. — Мы не судим друг друга за то, что может быть. Тебя подозревали именно в закладке бомб. Эти подозрения я и сниму.

В голосе у него послышалась какая-то напряженность, отчего он захрипел еще сильнее. Не понравилась личность диверсанта? Но все же мне стало чуть спокойней. Только вот мне нельзя расслабляться, ведь подрывная деятельность не единственное, в чем меня обвиняют.

— Евангелин считает, что я намеренно исказила чертежи магистра Пикинджилла, — поделилась я новостью, обратив внимание, что инквизитор стал сильнее припадать на разбитую инсультом левую ногу.

— Она просто не знает тебя так же хорошо, как я, — он отрешенно отмахнулся. Но не успела я растечься лужицей моторного масла, как он иронично закончил. — Для подобной диверсии ты недостаточно компетентна в вопросах оккультизма и эзотерики.

Я фыркнула, закатив глаза, но не сдалась.

— А если Пикинджилл со мной в сговоре и намеренно забил мне голову ложной информацией?

— Тогда, следуя твоей логике, он знал о готовящейся краже. И материалы в сейфе тоже были бы заведомо ложными. Так что даже если бы ты предоставила исходники, это не спасло бы бедственное положение оппозиции, — на тонких губах инквизитора заиграла кривая улыбка, но глаза остались серьезными.

Логично. С этим разобрались. В чем еще меня могут подозревать?

— Ты не думаешь, что я сливаю тайной полиции разработки Лиги? К чертежам робота меня еще не подпустили, но у меня есть доступ к формулам в твоем мозгу.

Ли Мэй распахнул передо мной дверь в мою комнату, пропуская вперед.

— Доступ, которым ты ни разу не воспользовалась.

Мне будто с размаху ударили под дых. Сердце защемило. Перед внутренним взором предстал мой первый настоящий поцелуй. Точнее, ненастоящий.

— Так это была провокация? — голос не дрогнул, в отличие от руки, выскользнувшей из хватки Ли Мэя.

Он растерянно посмотрел на свою опустевшую ладонь, несинхронно моргнул и перевел недоуменный взгляд на меня. Опустил взгляд на губы и… отвернулся.

— Нет.

Просто «нет»? А как же доказательства его искренности в тот момент? Или хотя бы ярость за оскорбление, что я ему нанесла своим недоверием в лучших чувствах? Очарован он мною, как же! Да ему просто тошно прикасаться ко мне, а он боится в этом признаться просто потому, что не хочет меня обижать!

— Ну разумеется, — на манер Теша злобно оскалилась я, скидывая со спины рюкзак. — Для провокации требовался бы контакт подольше. А ты на такое насилие пойти не можешь.

— А должен?

Я почти физически ощутила, как хрустят отламывающиеся крылья. Больно.

Инквизитор с несвойственной ему резкостью отшвырнул фуражку и расстегнул верхние пуговицы серого мундира, словно тот стал его душить. Но, когда вновь обернулся ко мне, взгляд у него опять стал стеклянным.

— Неужели я похож на того, кто в угоду своим желаниям станет тебя насиловать своей грязной душой?

Что? У меня в мозгу что-то глобально закоротило, и я поняла, что потеряла нить разговора.

— А при чем тут я? Это же тебе тошно прикасаться ко мне.

— Мне?!

Мы уставились друг на друга, как два барана. А потом до меня дошло.

— Ты хочешь сказать, что все это время избегал касаний, потому что оберегал меня от грязи, которую я могла в тебе увидеть?

— А ты решила, что я опасаюсь разоблачения, и поэтому меня тошнит от близости эмпата?

А что еще я могла подумать? Меня в жизни никто не оберегал от самого себя, как это пытался сделать он! Я почувствовала, что заливаюсь краской до корней волос, как какая-нибудь малахольная леди. А Ли Мэй проявил чудеса милосердия, решив не развивать эту тему.

— Евангелин сообщила, что ты меня искала.

— Ах, да, — спохватилась я, суматошно закапываясь в рюкзак.

Подумать только, за всеми этими подозрениями в предательстве я и забыла о главной новости! Дрожащими, как на войне, руками я выудила лист, разрисованный на досуге, и замялась, пытаясь подобрать слова. Но в итоге плюнула на приличия и выпалила, как есть:

— Мне кажется, что я внучка мастера Дедерика.

— Мне тоже, — невозмутимо кивнул инквизитор. — С того момента, как ты сказала, что можешь считывать воспоминания.

То есть, уже два месяца. Я начинаю чувствовать себя редкостным тормозом.

— Почему не сказал? — я поджала губы.

— Во-первых, как я уже говорил, это не моя тайна, а Цадока, — пробормотал Ли Мэй. — Во-вторых, потому что у меня нет доказательств.

Резонно. Я глубоко вздохнула, как перед прыжком в Детаит, и протянула инквизитору лист, разрисованный печатями, которые мне удалось восстановить по памяти. Ли Мэй привалился к столу, пристально изучая мои каракули, я запрыгнула рядом, украдкой любуясь его профилем.

С неудовольствием отметила, что он снова осунулся. Щеки под черной отросшей щетиной запали, а тонкие губы побледнели так, что кажется их теперь совсем нет. И зализанные назад волосы ему не идут, мне больше нравится, когда они неряшливо падают ему на глаза.

Не сумев противиться искушению, я запустила пальцы в жесткие пряди и слегка их растрепала. Инквизитор прикрыл глаза, и я рискнула превысить лимит наглости, положенный юной девице в общении со зрелыми мужами, продолжив массаж. Евангелин так и не удалось сделать из меня леди.

— Это сигилы, которые были на палантине, что я отдал Фриде, — подтвердил Ли Мэй, блаженно щурясь. — Но где он сам?

Я подавила судорожный вздох и в неосознанной попытке защититься сложила руки на груди.

— Его порвал Башня Бенни, когда мне было двенадцать.

Инквизитор покосился на меня взглядом, под которым и орех сам расколется.

— Почему тебя посчитали погибшей?

— Потому что после взрыва было много неопознанных трупов детей, батрачивших в том цехе. И у одного из них был найден нательный крестик Генрики Норкотт.

Надо же, а я думала, что уже забыла отцовскую фамилию. Видимо, что-то эдакое проскользнуло на моем лице, потому что из взгляда инквизитора ушла стеклянная безучастность, а брови приобрели драматичный излом.

— Ты инсценировала свою смерть…

— А надо было дождаться, когда на расследование прибудет тайная полиция и поймает меня? — саркастично вскинулась я, услышав нотки досады.

Я действовала так, как учила меня мама. Видимо, она предполагала, чем может закончиться заинтересованность в ней тайной полиции. «Учебные тревоги» родители мне устраивали регулярно.

— Я вернулась домой, забрала вещи, связанные с экстрасенсорикой, чтобы при обыске их не нашли бобби, и сбежала в приют на другом конце города.

Тайно протащив туда свою котомку. Кретинка сентиментальная. Стоило ее закопать куда подальше, а не таскать с собой как мнимую память о родителях. Оправдывает меня лишь то, что на тот момент мне было всего семь лет и опыта жизни в бегах у меня еще не было. Повезло, что потом мой экстрасенсорный инвентарь нашел и уничтожил Башня Бенни, а не кто посообразительней.

— А документы?

У меня начали чесаться кулаки. Вот и вылезла инквизиторская натура.

— Оставила на месте. Бобби насторожило бы, пропади они из дома, в котором погибла вся семья, — я раздраженно покосилась на дотошного священника. — Допрос окончен?

Ли Мэй вздрогнул, словно приходя в себя, и потер ладонями лицо.

— Черт бы побрал эту профессиональную деформацию. Ты вроде хвасталась своим садизмом? Ну, вот в следующий раз стукни меня как следует, когда меня начнет заносить.

— Чтобы меня обвинили в нападении на представителя Особого отдела Святейшей Енохианской Церкви? — я не стала его просвещать, как близка была сейчас к нанесению ему тяжких телесных повреждений.

— Я выдам тебе индульгенцию, — милостиво пообещал инквизитор.

Тогда другое дело! Фыркнув, я возвела глаза к потолку и, наконец, высказала то, ради чего ждала его эти дни.

— Спасибо, что спас меня от внимания тайной полиции в детстве.

Рискуя своим положением и даже свободой. Ведь за сокрытие медиумов от Бюро общественной безопасности полагается ссылка на угольныерудники.

— Пожалуйста, — хрипло откликнулся Ли Мэй. Раскурил новую сигарету и невнятно пробормотал. — Что, черт возьми, за страна у нас такая, если, поступая по совести, нарушаешь закон?

В его голосе было недоумение, но эмпатией я уловила удушающую тоску. Я с молчаливым участием накрыла его ладонь своей, уже не удивляясь липкому черному дегтю, заляпавшему мою душу. И больше не смогла противиться желанию «починить» своего «врага по пищевой цепочке».

К тому же, на дворе двадцатый век. Время разрыва шаблонов и ломки стереотипов. Поэтому, ради разнообразия, первый шаг может сделать и девушка. Успокоив себя такими мыслями, далекими от канонов этикета, я набрала в грудь побольше воздуха и на одном дыхании выпалила.

— Ты научил меня, что работа в команде — это не слабость. Поэтому, если ты устанешь быть одним против всего мира, я рядом.

У меня почти получилось. Его душа откликнулась было робкой янтарной радостью… но тут же оказалась вновь погребена под восставшим дегтем.

— Не хочу, чтобы ты возненавидела меня, — безмятежно пожал плечами инквизитор.

Я вспомнила, как оставила ребенка, пусть и призрака, на растерзание психопату-экспериментатору. И пообещала:

— Не буду.

И, так же, как и он только что, милостиво решила не развивать эту тему, дав ему время на размышления. Спрыгнула со стола и с хрустом потянулась. Пора идти очищать мое доброе имя!

За дверью кабинета мастер… дед все еще ругался с Евангелин. Меня царапнуло неясное сомнение, но я не поняла его причин, а потому не придала большого значения. Ли Мэй, прислушавшись, сощурился и вошел без стука, с порога заявив:

— Генрика не подрывник, и у меня есть тому доказательства.

Достал из кармана мундира отчет по совпадению отпечатков аур и протянул Евангелин. Если честно, я ожидала от теургессы недоверия или даже досады, но она лишь облегченно вздохнула, передавая лист гному. Вот же ангел во плоти!

— Я рада, — только и сказала она, улыбнувшись мне синими очами.

А уж как я-то рада! Даже несмотря на то, что извинений я, видимо, не дождусь. Впрочем, глупо требовать покаяния за вполне обоснованные подозрения. Мне даже льстит, что меня признали достаточно компетентной для организации диверсии.

— Он завершил контракт две недели назад, — нахмурил кустистые седые брови мастер, изучив отчет. — Мы не сможем его допросить.

Что и требовалось доказать. Для закладки и для подрыва бомб диверсанты используют разных людей.

— Мне вообще странно, что мы вышли на конкретного человека, — вдруг сказал Ли Мэй, заработав недоуменные взгляды. — На бомбах, заложенных в сентябре, были отпечатки аур, незарегистрированные в базе. А на двух последних, октябрьских, зарегистрированные. Обычно тайная полиция не совершает подобных ошибок. Даже если не предполагает, что в Лиге могут быть священники, которые имеют доступ к детекторам.

У меня от догадки волосы встали дыбом. Теперь понятно, отчего при встрече он мне показался таким напряженным.

— Ты думаешь, последние две бомбы — дело рук не Бюро? — звенящим от волнения, но все равно мелодичным голосом подтвердила мои мысли Евангелин.

— Если цель тайной полиции — обвинение Цадока в некомпетентности, то зачем размещать всего семь бомб в парках по всему городу и целых три на территории фабрики? — веско заметил инквизитор.

Ну да, ведь по теории вероятности такое распределение бракованных моделей невозможно. А бобби, по нашим домыслам, хотят преподнести это, как ошибку на производстве.

— То-то мне покоя не давало расположение зарядов! — шарахнул кулаком по столу дед. — Сентябрьский, который нашла Генри, далеко от особняка. А два последних гораздо ближе! Взрыв задел бы этот кабинет и цокольную лабораторию.

У меня поджалась задница. Евангелин расправила складки на узком васильковом платье и нехотя согласилась.

— Тогда это точно третья сторона. Цель тайной полиции — добыть чертежи автоматона, потому что имперцы сами не смогут его спроектировать. А не уничтожить материалы.

— И кто у нас такой противник автоматизации? — занервничав, поинтересовалась я.

Не думала, что буду скучать по бобби во врагах. От тайной полиции хотя бы знаешь, чего ожидать. А теперь, получается, есть вероятность в любой момент взлететь на воздух.

— Кто-то, кто знает о том, что «Дедерик Инк.» занимается подпольной разработкой автоматона, — помрачнел гном, а я поспешила заранее откреститься от возможных инсинуаций:

— Это не Буревестник. Барти выгодно, чтобы автоматон как можно скорее оказался в распоряжении Контремской конфедерации.

— Никто из членов Лиги антиимпериалистов тоже не станет саботировать нашу деятельность, — с уверенностью блаженной заверила заклинательница ангелов, а я не сумела удержаться от маленькой мести за подозрения:

— А что насчет вашей ненаглядной секты? Вдруг до святош в кои-то веки дошло, что они финансируют дьявольщину?

— Средство борьбы с неверными угодно Еноху! — в праведном возмущении сверкнула небесно-голубыми глазами Евангелин.

Я поспешила прикусить свой длинный язык, мысленно костеря себя за идиотское ожидание адекватности от фанатички. А у Ли Мэя взгляд снова потяжелел, как при их разговоре, который я подслушала в сентябре в игровом зале.

В кабинете повисло молчание. Я судорожно пыталась найти еще варианты, но в голову, как назло, лезла какая-то ерунда. Ну, не мог же Теш каким-то образом через Башню Бенни узнать, чем мы тут занимаемся?

— Наугрим, — упала вдруг надгробным камнем догадка деда. Он будто постарел разом на десяток лет и ничего больше не добавил, но Ли Мэю оказалось достаточно и этого.

— Среди гномов не бывает экстрасенсов, — он стянул волосы на затылке в кулак, словно пытался выдрать их с корнем. — Наугримская республика единственная, кто не сможет повторить создание автоматона, даже если Контрем продаст им все материалы. Гномы единственные, кому придется их закупать в готовом виде.

Очень непрочная позиция в случае войны. Можно закупать оружие в мирное время сколько угодно, чтобы не производить самостоятельно, исходя из, к примеру, экономических соображений. Но, если в стране невозможно в любой момент наладить его производство, то это фактически заведомый проигрыш.

Беспокойство, настигшее меня перед входом в кабинет, переросло в тревогу. Да в чем дело-то? Что я упускаю?

— Но это невозможно! — гулким басом рявкнул вдруг мастер. — Единственный наугримец, что был в курсе всего с самого начала, это Бран. Но это невозможно! — снова повторил он и снова шарахнул кулаком по столу. — Мы знакомы больше полувека, и он всегда был предан мне!

Тревога стала паникой. Интуиция, притупленная переживаниями последних дней, до меня докричалась-таки. И вопила она о том, что этот кабинет не самое надежное место для обсуждения личности предателя. Я выматерилась, не обращая внимания на порицающий взор теургессы и восхищенный инквизитора, схватила деда за руку и потащила прочь.

— Уходим! — рявкнула я, подхватывая также Ли Мэя. Вот только упираться сейчас не надо! — Здесь прослушка, о которой известно Брану! Так я узнала, что меня подозревают, и решила сбежать. Тайный ход показал мне тоже он.

Оппозиционерам стоит отдать должное, они умеют в нужный момент не задавать лишних вопросов, а просто действовать. Это нас и спасло.

Взрыв прогремел, когда мы уже выбежали на галерею. Меня по спине словно со всей дури приложило горячей подушкой и вынесло вместе с перилами. Краткий миг падения, мысль-озарение «мехаскелет!» и ступни встречаются с полом, посылая вспышку боли в лодыжки.

Пневматическая подвеска амортизировала инерцию, но устоять на ногах не получилось из-за свалившихся рядом гнома и инквизитора, руки которых я до сих пор сжимала мертвой хваткой. Меня впечатало лицом в пол, из носа хлынула кровь. Сквозь звон в ушах донесся жалобный вскрик и глухой рык. Сладкие звуки, ради которых я стала врачом.

Свет мигнул и вырубился, сменившись тускло-красными аварийными лампами. С натугой завыла пожарная тревога.

Сморгнув звездочки в глазах, я тряхнула головой, окропив ковер каплями капиллярной крови. И, ловя дежавю с последствиями военной бомбежки, поползла делать свою работу.

Первым под руку мне попался Ли Мэй. Толкнув, перевернула его на спину, убедилась в отсутствии повреждений головы, проверила реакцию зрачков на свет, констатировала банальную потерю сознания и безжалостно привела в чувство. Нашатырь у мехадоков всегда с собой. Повезло ему, что я в него так вцепилась, иначе непременно контузило бы. Как Евангелин.

Блондинка тихо скулила, неловко подогнув ногу и баюкая сломанную руку. Я, маниакально улыбаясь, осмотрела уже начавшую отекать холеную длань заклинательницы ангелов на предмет признаков внутреннего кровотечения. Ничего серьезного, жить будет. А где дед?

Я зашарила взглядом по заполняющемуся едким дымом холлу и остановилась на груде обломков перил. Сердце упало в живот и скакнуло к горлу, забарахлив как сломанная заводная игрушка. А я предпочла не углубляться в дебри самоанализа, разбираясь, что именно послужило этому причиной — ужас или возбуждение. Ведь из-под обломков растекалась багровая лужа.

— Мэй, Ева, помогите! — рявкнула я, плюнув на вежливость и приличия.

Да, не стать мне леди. И плевать. Леди тоже не стать спасителем умирающих. То есть мной.

Пока инквизитор и теургесса ползли ко мне, я с силой мехаскелета успела расшвырять завал, откопав мастера Дедерика. На запястье диагностировала нитевидный пульс, перевернула деда на спину, оценила живописно торчащий из живота обломок балясины и коротко приказала:

— Мэй — непрямой массаж сердца, — с пневматической рукой у него это должно хорошо получиться. — Ева — искусственное дыхание. Я займусь раной.

— Я могу наложить на него ангельское благословение, — вибрирующим не то от волнения, не то от фанатизма перед силами светлых духов голосом предложила экзорцистка. — Оно ускорит регенерацию на час.

— На это потребуется минут десять, — предвосхищая мой вопрос, сообщил инквизитор, принимаясь поддерживать сердцебиение изобретателя.

— Тогда это потом, а то регенерировать будет нечего, — отбрила я, роясь в рюкзаке в поиске марли. — Шлак! Нету! Не останавливайтесь, я пулей!

Я с удвоенной мехаскелетом скоростью метнулась в подсобку. Пробегая мимо игрового зала, оценила близость пожара к бару с алкоголем, выматерилась и припустила быстрее. Сдернула со стены аптечку целиком, и, после секунды раздумий, прихватила заодно и огнетушитель.

Вернувшись, плеснула антисептиком на чистые марли, одним движением выдернула балясину из живота гнома и, стараясь не обращать внимания на хлынувшую кровь, прижала. Другой рукой снова зарывшись в аптечку, выудила бинт и туго перевязала рану.

— Все, давай свое благословение! — дала я отмашку, утирая со лба пот.

— Ты же понимаешь, что астральный фон тут недостаточно мощный и не скроет возмущения, которые возникнут от ритуала? — тихо вопросил Ли Мэй, не глядя на бывшую жену, продолжая непрямой массаж сердца.

— Ты же понимаешь, что меня это не остановит? — так же не глядя на него откликнулась заклинательница ангелов. Взяла ближайшую опаленную деревяшку и превратившимся в угольки концом принялась чертить на полу сигилу, от сложности узоров которой у меня зарябило в глазах.

Ничего не понятно, но очень интересно. Решив, что взрослые дяденька и тетенька и без меня тут разберутся, занялась насущными проблемами. И первая из них — сохранить чертежи автоматона. На случай… если дедушка не выживет.

По идее Брана, они должны быть уничтожены взрывом. Но если тяга к использованию благ технического прогресса у нас с дедом общая, то сейф, в котором хранятся чертежи, должен быть огнеупорным. Вот и проверим, много ли я переняла с четвертью гномьей крови.

Проигнорировав обвалившуюся лестницу, я присела и резко подпрыгнула. Остальное сделала пневматическая подвеска механического экзоскелета, закинув меня в коридор второго этажа.

Честно признаться, я не ожидала увидеть на затянувшихся дымом руинах кабинета мажордома, планомерно кидающего оставшиеся бумаги в огонь. Я, конечно, от родителей тоже переняла тягу доводить дело до конца, но это качество никогда не перекрывало мой инстинкт самосохранения. И после устроенного взрыва мне бы в голову не пришло проверять его эффективность и полноту охвата. Я бы уже делала ноги к дирижаблям контрабандистов, улетающих в страны без экстрадиции. А он… вот сила гномьей дотошности!

Сейф, вывороченный из стены, лежащий у ног Брана, и впрямь был цел и невредим. И открыт. Мастер Дедерик делился с мажордомом даже кодами? Или просто тот слишком хорошо знал деда, подобрав верную комбинацию? Вопросы непраздные, но в данном случае неконструктивные. Ведь на итог — сожженные чертежи — ответы уже никак не повлияют.

Значит, переходим к проблеме номер два.

У меня нет ненависти к предателям. Я видела, чем бывает вызвано предательство. Может быть, человек просто по жизни крыса. А, может быть, у его нанимателей в заложниках его близкие. Я также знаю, что с моей боязнью боли я и сама под пытками выдам что угодно и кого угодно. Поэтому не мне судить предателей.

К тому же война не учила нас судить. Она учила казнить. И тому, что оставлять врагов за спиной из милосердия — это только в книгах благородно. А в жизни — верх идиотизма и слабоволия. Поэтому на правосудие и восстановление справедливости мое решение не претендует. А вот на избавление от будущих проблем — очень даже.

Скальпель из нагрудного кармана сам лег в ладонь. Я задержала дыхание, чтобы не наглотаться дыма. Одним слитным движением приблизилась к сидящему спиной ко мне гному, схватила за лысую голову, запрокидывая к потолку. Не раздумывая, как учил Барти, вогнала скальпель в глазницу до упора. И напоследок со смачным хрустом свернула ему шею.

А подумать было о чем. Например, зачем все это время гном сидел с крепко зажмуренными глазами? И почему мне показалось, что он вовсе не сопротивлялся?

Легкие затребовали кислорода и я, прижав кепи к носу, сделала вдох. Вовремя вспомнив об отпечатке ауры, сохраняющемся на металле, выдернула скальпель, обтерев его об ливрею дворецкого. И вынырнула из кабинета за мгновение до того, как с жутким треском обвалились потолочные балки.

Первый этаж уже тоже основательно затянуло дымом. Едва угадывая сквозь серую завесу очертания священников, и силясь перекричать сигнал тревоги, я отрапортовала:

— Чертежи автоматона уничтожены Браном, Бран ликвидирован.

Небесные глаза Евангелин, обессиленной после ритуала благословения, сверкнули мрачным торжеством. Ли Мэй отвлекся от изобретателя в центре сигилы, отчего-то слегка прищурился, глядя на мои губы, но спросил только:

— Осталась какая-нибудь его личная вещь? Понадобится для вызова духа, чтобы он не попал к спиритуалистам тайной полиции и не выдал им наши имена.

Вот почему у него были закрыты глаза. На случай плена бобби, чтобы даже под пытками и в посмертии не выдать чертежи имперцам. Мне от такой самоотверженности и готовности удавиться за общее дело стало не по себе. А я еще дроу считала ненормальными!

— Орудие убийства подойдет? — продемонстрировала я скальпель, уже прикидывая, как буду откапывать труп мажордома. Но мои опасения не оправдались, Ли Мэй кивнул и с натугой переложил мастера Дедерика на рукотворные носилки из карниза и портьер.

— Найдите Винсента, — мотнул он головой в сторону лестницы на цокольный этаж. — Надо забирать автоматона и уходить. Близнецов сегодня нет на фабрике, придется справляться самим.

Я машинально по-солдатски козырнула и вслед за Евангелин, расчищающей путь пеной огнетушителя, поспешила к лабораториям, в которых окопался зангаосец-полукровка. И которых не осталось. Видимо, эпицентр взрыва был где-то тут, потому что стены разметало, а потолок обвалился. Кажется, трапезная осталась без пола.

Целый и невредимый сейф с кустарно собранным, но вполне дееспособным роботом нашелся быстро. А где наш параноидальный шизофреник? Взгляд зацепился за нечто, подозрительно похожее на вывернутую под неестественным углом кисть руки.

— Винс! — срывая голос, вскрикнула я и, указав направление заклинательнице ангелов, полезла через бетонные осколки стен.

— Проклятая некромантка…

Голос мне понравился. Свистящий и булькающий, словно в легких вундеркинда появилась парочка лишних отверстий. Так бы и слушала. Только вот, если я сейчас послушаю его еще немного, потом не услышу уже никогда.

— Заткнись, Винс! Тебе нельзя говорить! — крикнула я в пустоту, заработав отчего-то обеспокоенный взгляд Евангелин.

— Это ты нас подорвала… — простонал Винс и закашлялся. Кто о чем, а параноик о предателях.

— Заткнись! Ева, ну скажи ты ему! — отчаянно воззвала я к теургессе, отковырнула пару обломков и замерла. За осколком потолка, который я держала в руках, потянулись прилипшие потроха.

— Генри… — обычно мелодичный голос заклинательницы ангелов прозвучал надломлено и бесцветно. И я уже знала, что она скажет. — Я ничего не слышу.

Я проследила за ниткой багровой слюны, тянущейся из уголка губ на плоском лице, припорошенном бетонной крошкой. Заглянула в потухшие круглые глаза за треснувшими стеклами очков, аккуратно вернула обломок с кишками обратно в его живот и снова позвала:

— Винс! Нам надо уходить!

Волоски на теле встали дыбом, как наэлектризованные. Из груды камней выплыла полупрозрачная сутулая фигура в перекосившейся студенческой форме и треснувших очках. И с лопнувшими внутренностями.

— Я не поддамся на твои провокации! — истерично булькнуло привидение эксперта по сфрагистике и сигиллографии.

Я поджала губы и обернулась к Евангелин, мысленно жалея, что так глупо раскрыла свои способности перед служительницей Первого отдела Церкви.

— Он мне не верит и не собирается следовать за нами. Можешь его сковать?

— Не моя специализация, — покаянно покачала развалившимся пучком золотых волос теургесса. — Могу лишь изгнать его в астрал.

Ага, чтобы его призвали спиритуалисты тайной полиции? Слишком опасно.

— А Мэй?

— Раньше мог, — подтвердила мои догадки о силе бывшего экзорциста Ева. И закончила с легким налетом превосходства. — Но после потери веры в Еноха он утратил эту способность.

Священник не верит в Еноха?! Это какой-то нонсенс. Но об этом можно подумать и позже. А сейчас, учитывая, что я собираюсь сделать, лучше не думать вообще. Иначе точно не рискну исполнить задумку, которую вижу единственным выходом из сложившейся ситуации. Я закатала рукава великоватого мне пиджака и продемонстрировала изумленной Еве золотые браслеты на плечах.

— Здесь есть изгоняющие печати?

— Я не изучала веве, но на первый взгляд нет, — после минутной заминки заключила блондинка. — Только защитные.

— Подразумевается ведь защита от духов снаружи? Не изнутри?

Кстати, критический недочет. Но сейчас именно благодаря этой ошибке моя задумка может осуществиться.

— Да, конечно, а почему ты спрашиваешь… Генри, стой!

Поздно. Я всегда лечу поперед паровоза. Сдернув с плеч браслеты, я дотянулась до привидения и «схватила» его за руку. Разумеется, плоть прошла сквозь эктоплазму, но затем эктоплазма ненамеренно потянулась вслед за мостом с миром живых. Медиумом, то бишь. И ступил на него.

«Что ты со мной сделала, чертова некромантка!» — забулькало у меня в голове.

Меня перекосило. Снова стало холодно и тесно. Но контроль над телом пока еще принадлежал мне. Ведь у Винса, в отличие от Башни Бенни, нет никакого желания иметь с «предательницей» хоть что-то общее и уж тем более делить одно тело. Я скрипнула зубами, подавляя дрожь от ледяной эктоплазмы, и защелкнула браслеты обратно на плечи.

С духом незнакомца такой фокус не прошел бы. Привидение с легкостью может занять тело медиума, только если при жизни между ними была налажена ментальная связь. Не важно, основанная на позитивных или негативных эмоциях.

Кстати, о привидениях и призраках…

— Ева, надо освободить Башню Бенни! — осенило меня. — Только не изгоняй его. А в этом мире он сам за мной таскаться будет, далеко не уйдет.

Тайны производства бобби с него, конечно, не стрясут, ведь память у призраков короткая, и обычно им кажется, что умерли они только вчера. У мертвой энергетики нет свойства сохранять новую информацию.

Поэтому ни Ли Мэя, ни Еву Башня Бенни уже не узнает, несмотря на проведенный ими экзорцизм. Он не помнит даже, как и почему оказался заперт в сигиле. Но вот сдать меня в Бюро ему ничего не помешает. А я как раз тайнами производства «Дедерик Инк.» напичкана доверху.

Ева, видимо, подумала о том же, потому что без возражений поспешила в соседнюю лабораторию уничтожать сигилу. Я с мелочным удовольствием проводила взглядом опаленное васильковое платье и порванные чулки блондинистой дамочки. А, увидев в дверях всклокоченного и местами подкопченного инквизитора, тянущего носилки с мастером Дедериком, вдруг воскликнула:

— Магистр!

Удивились мы оба. Он, потому что я никогда не именовала его по должности. Я, потому что Винсу хватило смелости взять управление над «поджигательницей».

— Магистр, я сделал, что вы просили!

Меня неловко, как игрушку неопытного кукловода, мотнуло к телу погибшего сигиллографа. Пока руки шарили по карманам студенческой формы, я воспользовалась отвлеченностью привидения. Повернула голову к инквизитору, замершему с рукой на револьвере, и вкратце сообщила о своей «гениальной» идее поработать транспортом для эктоплазмы.

— А ведь я просил предупреждать меня заранее, когда ты решишь позаниматься самодеятельностью, — с истинно зангаоским смирением напомнил мне Ли Мэй, оставляя оружие в покое. Но не успела я впервые в жизни сгореть со стыда, как он вдруг безмятежно заключил. — Но я поддерживаю твое решение.

В меня еще никто так безоговорочно не верил. И как ему только удается дарить ощущение полета той, кто рожден лишь ползать? Я украдкой улыбнулась и протянула ему сложенный вчетверо лист бумаги, найденный у Винсента.

Хелстрем внимательно изучил его содержимое, бросил на меня взгляд, который мне не удалось расшифровать, дернул кадыком и слегка поклонился на зангаоский манер.

— Благодарю, Винсент. Я перед тобой в неоплатном долгу.

— Позаботьтесь о моей семье, — Винс сложил мои руки перед грудью пальцами вверх, а меня затопило его сожалением.

— Обещаю, — твердо выдохнул Ли Мэй.

Я понуро побрела забирать автоматона, сложенного в компактный куб. Весил он килограммов двадцать и без мехаскелета я бы его с такой легкостью не подняла. Вернулась Евангелин с сообщением об освобождении призрака моего кошмара детства. Рядом его не наблюдалось, но я уверена, что он поблизости. Ведь матушка Теша натравила его прицельно на меня, значит, никуда он от меня не денется.

Инквизитор с фаталистичной покорностью судьбе оглядел нашу команду погорельцев, поудобнее перехватил носилки с полуживым изобретателем и первым вышел в тайный ход. Я пропустила теургессу и закрыла за нами дверь, оставляя позади разрушенную ферму механических тел и последнюю надежду на спокойную жизнь.

Глава 11. Откровения

Аромат крепкого контремского кофе стал моим постоянным спутником. Как врачу мне становилось дурно от осознания, что я творю со своими сосудами и давлением. Но подлая мысль о том, что теперь я насквозь пропитана запахом, роднящим меня с Ли Мэем, не давала всерьез задуматься о вреде здоровью.

Я украдкой улыбнулась, что за последние недели случалось со мной все чаще, почесала немытую голову и высыпала в чашки еще по ложке молотых зерен. Настоящих, из Вестконтина, не паленый сублимат. Барти привез.

С капитаном воздушных пиратов я встретилась через неделю после побега с фермы механических тел. Дед, как только очнулся, велел мне немедленно восстановить чертежи. Часть я и сама начертила после изучения конструкции автоматона, которого мы вместе с Евой, привидениями Винсента и Брана и призраком Башни Бенни оставили у близнецов. А формулы и детализацию моторно-двигательного аппарата робота надиктовал мне дед.

Один экземпляр Мэй оставил у себя. Я на скорую руку собрала для него тубус, снабженный поджигающим механизмом. Если вдруг инквизитора загребут-таки власти, то чертежи просто сожгутся. А второй экземпляр отнесла на хранение Барти.

Конечно, автоматон не доработан, Дастин пока еще безуспешно бьется над вселением эктоплазмы в неорганику. Но, если вдруг «накроют» всех нас, то Буревестник передаст в конфедерацию хотя бы конструкцию робота. Иначе, если все наши усилия и жертвы пропадут впустую, будет совсем уж обидно.

О том, что в плену у бобби мне будет не до рефлексий по поводу проваленной миссии, я старалась не думать. Начинали трястись руки. А они мне нужны твердыми и сильными, ведь обрабатывать рану деда мне еще долго.

Операцию по извлечению оставшихся щепок и сшиванию живота гнома я провела сразу по прибытии в одно из убежищ контрабандистов нижней части Тагарты. Но, учитывая скудность оборудования и лекарственных препаратов в трущобах, за раной требовался постоянный уход.

Ева пыталась уговорить нас с Ли Мэем оставить мастера Дедерика в одном из столичных госпиталей. Мол, иначе будет чересчур много шума из-за пропавшего после взрыва на собственной фабрике гениального изобретателя. К расследованию подключится не только Бюро общественной безопасности Анталамории, но и Государственный комитет обороны Наугримской республики, а это уже международный конфликт.

На что мы с Ли Мэем единодушно высказались, что, оставив изобретателя в госпитале, по сути, подарим чертежи автоматона бобби. Ведь они не упустят такой шанс. Раскопают лаборатории, найдут следы экстрасенсорики, заклеймят гнома спонсором некромантов и на законных основаниях подвергнут эмпатическому сканированию. Как итог: все тот же международный скандал с допросом гражданина Наугрима, но при этом с провалом миссии Лиги антиимпериалистов.

Спор этот произошел в салоне памятного «Стэнли Стимера», в который мы юркнули, выйдя из подземного хода, ведущего прочь от фабрики в какое-то нежилое здание Академического квартала. Мэй с Евой заняли переднее сидение, я обессиленно вытянулась на полу под задним, на которое бережно уложили носилки с мастером Дедериком. Голова раскалывалась из-за всплывающих в ней каких-то странных, не виденных мною ранее сигил.

Подозреваю, их вообще никто никогда раньше не видел. Это Винс пытался вспомнить, что же он такого гениального придумал, что задержало его в этом мире, не позволив уйти после смерти в астрал. Судя по тому, что периодически я слышала истеричное бульканье «это же надо до такого додуматься, чертова некромантка!», вундеркинд бился над подкинутой мною идеей тетраграмматона для автоматона. Дело нужное, поэтому я заткнула свое недовольство и, постаравшись отрешиться от головной боли, не мешала полету мысли сигиллографа.

Остановились мы уже в нижней части Тагарты. Здесь, на окраине живописного кладбища с покосившимися крестами и вороньим граем притулилось похоронное бюро Дениса и Дастина. Дроу-квартероны в неизменных зеленых бушлатах молча выслушали новости и первым делом перетащили из меня Винса.

Следом, с помощью пожертвованного мною скальпеля, вызвали Брана. Под конец спиритического ритуала, на свою беду, объявился Башня Бенни и с воплями «дрянь ржавая!» вновь попытался вселиться в меня. Но обломался о браслеты, подаренные Тешем. И был тут же пленен Дастином, которому близнец-медиум сообщил о новом госте.

При взгляде на привязанные к пентаграммам в полу сгустки эктоплазмы из меня, как назло, невовремя полез сарказм. Я едва сдержалась, чтобы не пошутить про «внешние половые призраки». Но сдержалась, спасибо урокам Евы.

Ли Мэй опять, как после заземления мной мажордома, прищурился, глядя на мои губы, но снова ничего не сказал. А до меня вдруг дошло, что я скалюсь. От уха до уха. И даже не чувствую этого. Должно быть, вплеснувшийся в кровь адреналин сработал, как наркоз. Я руками попыталась стереть эту отвратную садистскую мимическую реакцию и раздосадовано призналась в заражении негативными астральными эманациями на войне.

Заклинательница ангелов заторможенно моргнула. Контузия, так сказать, на лицо. Хотела было что-то возразить, но инквизитор почему-то ее остановил. У меня на тот момент и без их заморочек голова раскалывалась, поэтому я плюнула на их секретики и не стала допытываться.

Напомнила об умирающем в паромобиле гноме, на котором ангельское благословение скоро рассеется. Дождалась окончания очередного спора бывших супругов по поводу местонахождения Евы, которую могли вычислить по следу ауры, оставшемся после ритуала на фабрике. И, оставив недовольную блондинистую дамочку на попечение близнецов, под прикрытием активных колебаний астрального фона, всегда присутствующих в похоронном бюро, на пару с Ли Мэем покинула перебазировавшийся штаб создания автоматона.

Когда я заявила, что сама найду укрытие, ожидала вполне обоснованных сомнений в моей компетентности в этом вопросе. Но со мной Хелстрем почему-то не спорил. Уточнил, куда и как я собираюсь идти, и безропотно согласился на тур по канализации к убежищу контрабандистов. Паромобилем я воспользоваться не решилась, уж больно приметный транспорт для трущоб.

Я редко спускаюсь в катакомбы. Прежде всего из-за специфики местного контингента. Маргиналы, места которым не осталось даже на дне столицы. Полумертвые игрушки «пыли», «снега», «хмури», «антрацита», «аптеки» и десятков других безобидных названий, готовые убить за новую порцию наркотиков. Люди, в которых уже не осталось ничего человеческого.

Но однажды Шпилька поделилась со мной картой канализационных труб и я, досконально штудируя ее неделю, благодаря гномьей памяти выучила ее наизусть. Что, учитывая отсутствие у меня топографического кретинизма, позволяет мне прекрасно ориентироваться в катакомбах, даже нечасто тут бывая.

Презрев правила этикета, Мэй оставил на меня носилки с мастером Дедериком и пошел первым с «Уэбли» наготове. Я даже не заикнулась против такого распределения сил. С мехаскелетом я сейчас однозначно сильнее инквизитора физически, а бросаться на амбразуры меня раз и навсегда отучило мое первое сражение на Третьей опиумной.

Шли мы, пригибаясь, чтобы не задеть головой арочные, словно пытающиеся лечь на плечи, стены и сводчатый потолок, с которого за шиворот так и норовили упасть склизкие щупальца фосфоресцирующего мха. По узкому бордюру вдоль подземных зелено-бурых рек, исходя из разумных соображений опасаясь намочить даже кусочек одежды. Здесь можно подхватить кое-что пострашнее сифилиса. Уверена, в местных крысах все еще плодятся и размножаются чумные палочки.

Пока добрались до квартала Иммигрантов, оставили за собой пару трупов. Я не утруждалась выковыриванием приметных освященных пуль из тел, падающих ничком в нечистоты. То, что сюда попадает, пропадает навечно. Хотела было спросить у Хелстрема, почему бы ему просто не вышвырнуть души всех нам попадающихся несчастных в астрал. Но тут мне вспомнились слова Евангелин и вернулось любопытство, вызванное ими.

— Ева сказала, что ты перестал быть экзорцистом, когда потерял веру в Еноха, — прогундосила я, отчасти чтобы отвлечься от сводящей с ума вони канализации, от которой закладывало нос и вышибало из глаз слезы. — Как это возможно? Все знают, что Енох — сверхчеловек, после смерти вознесшийся и ставший самым могущественным из высших светлых духов.

Есть что-то сакральное в обсуждении религиозных тем посреди канализации. Я старалась говорить тихо, почти шепотом. Но из-за поворота тоннеля все равно донеслось кряхтенье, помноженное эхом до потустороннего рычания, от которого у меня поджалась задница.

В основном местное отребье находится в наркотическом трансе и особой угрозы не представляет. Но некоторые, в «некондиции» или, еще хуже, в состоянии ломки, запросто могут накинуться на любого под влиянием галлюцинаций или в поисках новой дозы.

Мэй стремительно, как варан, метнулся к противоположной стене, перепрыгнув реку нечистот. Грохнул выстрел, оглушительный в этом влажном каменном мешке. Впереди что-то шмякнулось в слизь. Инквизитор стрелял безошибочно и беспощадно. Исключительно в голову.

— Знают все, а верят единицы, — безмятежно, словно мы были на променаде в парке механических статуй, откликнулся он.

Пока я обдумывала эту философскую сентенцию, он помог мне «вписать» носилки в поворот и распрямился, зачесывая волосы на затылок.

— Ритуал экзорцизма построен на вере, на безоговорочной убежденности в величии и всеведении Еноха. Когда-то у меня она была. Я истово верил, что являюсь его посланником, проводником его воли. Потому и спас тебя в младенчестве. Это же так… богоугодно, — как худшее ругательство почти выплюнул он. Левая половина лица у него совсем одеревенела, а из чернильно-черных глаз ушла даже тоска, осталось только холодное, острое, битое стекло. — Как и война, на которую нас погнали, как скот на убой. Богоугодная, черт бы ее побрал.

Я опустила взгляд на шпоры его сапог и про себя обматерила свой язык без костей. Левая нога у него стала хромать заметно сильнее. Я разбередила своими вопросами ему всю душу. А ведь по опыту Теша знаю, как тошнит от этого беспардонного любопытства!

С другой стороны, я спросила лишь, что значит отсутствие веры. Ли Мэй сам решил доверить мне больше. Его ведь попробуй еще заставь сделать что-либо против его воли! К тому же… нарывы сами не проходят. Их надо вскрывать и сцеживать гной. И чем позже это сделать, тем больнее будет. Я врач, я знаю.

— Свою веру в правое дело я вышвырнул из этого мира вместе с полусотней душ зангаоских монахов, которые якобы составляли основу готовящегося наступления на нашу страну.

Только муштра теургессы помогла мне сдержаться от присвиста. Полусотня! Это какой же силы он был экзорцистом! Да он демонов наверно одним молитвенным словом мог изгонять! Я сглотнула ком в горле и прохрипела в тон ему:

— Ева считает, что геноцид неверных — благое дело.

— Поэтому мы с ней и разошлись, — взгляд инквизитора потяжелел, как всегда, когда речь заходила о фанатичности его бывшей супруги. — Она пыталась убедить меня, что я герой.

— Монахи по сути шаманы, — блеснула я успехами ликбеза в области эзотерики. — Они действительно гораздо более умелые в обращении с астралом, чем имперские экстрасенсы. А, учитывая захватнические амбиции островного царства, они действительно являлись угрозой…

— Да знаю я, черт побери, — устало отмахнулся Ли Мэй, сгорбившись продвигаясь вперед. — Знаю, что поступил правильно, согласно законам военного времени. Знаю, но, черт побери, не верю. Потому что, будь это действительно… богоугодно!.. меня не отправили бы на это задание вслепую. И не скрывали бы потом, что моими жертвами стали пять десятков детей.

От его безжизненной, замогильной интонации у меня поджалась задница. И на сей раз мне хватило мозгов и такта промолчать. Сказать, что вина целиком и полностью лежит на тех, кто отдал приказ? Он и без меня это знает. Признаться, что его откровение не изменило мое к нему отношение, потому что мои руки тоже в крови, из-за чего я и дезертировала? Так ему от этого легче не станет.

Зато теперь хотя бы понятно, за что он так себя казнит, и почему ищет искупления у каждого встречного.

— Нам сюда, — коротко мотнула я головой на люк над нами.

Ли Мэй отрешенно кивнул, мыслями витая где-то далеко. Выбрался, проверив обстановку, вытащил привязанного к носилкам изобретателя, кряхтением начавшего подавать признаки жизни, помог вылезти мне. И, возвращая голосу безмятежность, подбодрил скорее себя, чем меня:

— Ну, ничего. Вот переберемся с тобой в конфедерацию, запишемся на пару сеансов к психотерапевту. И тебя вылечат, и меня вылечат.

А ведь благодаря подарку Теша я теперь могу не бояться одержимости и действительно отправиться даже в густо заселенный духами Контрем! Старательно отгоняя смущающие мысли о том, что Хелстрем, оказывается, строит наши с ним совместные планы, я толкнула дверь ближайшей обшарпанной лачуги и фыркнула.

— Меня-то от чего? Я же говорила, садизм у меня из-за негативных эктоплазменных эманаций.

— Которые должны были исчезнуть после экзорцизма, проведенного Евой, — как бы невзначай, отстраненно заметил инквизитор. И, оставив меня наедине с этим откровением, как ни в чем ни бывало направился исследовать наше место пребывания на ближайшие недели.

Которое внутри выглядит гораздо обстоятельнее, чем снаружи. Два этажа, связанные узкой, но не шаткой лестницей. Наверху две маленькие, но полноценные спальни, внизу кухня, каминная комната и даже крохотная душевая кабинка, в которой я самолично два года назад приделала к водопроводу кипятильник и нагревательный бачок. Плотно подогнанные половицы не скрипят, с побеленного потолка ничего не капает и не сыпется. Мебель скудная, но добротная. По меркам моей жизни до подмастерья гениального изобретателя — хоромы! Даром что пыльно слегка.

Все это я отметила мимоходом, а в голове набатом стучали слова, сказанные хриплым, прокуренным голосом. «Которые должны были исчезнуть…». На краткий миг я представила себя, лишенной привычной паразитической тяги к насилию. Не выносящей вида крови и не способной причинить кому бы то ни было серьезный вред, как это было до войны. У меня упало сердце. Смогу ли я без садизма оставаться хирургом-механиком? Кто я вообще без него?!

Потом смысл сказанного Ли Мэем все-таки дошел до воспаленного сознания. Садизм по-прежнему при мне, раз уж он собирается от него меня лечить. И вызван он не негативными эктоплазменными эманациями, потому что они, если и были, уже давно изгнаны экзорцизмом. Но тогда получается…

— Я что, сумасшедшая?! — не своим голосом возопила я и, оставив носилки в холле, длинными скачками, через ступеньку взлетела на второй этаж к инквизитору. — Мэй, поршень тебе в выхлоп, по-твоему, я больная, да?!

В потемках поздно заметив высокий силуэт, на скорости врезалась в литые мышцы груди моего самого проблемного пациента. Мэй поймал меня, спасая от позорного падения ему под ноги, вернул вертикальное положение, оправил мне сбившуюся рубашку, отчего-то дернув кадыком.

— Травмированная, — мягко исправил он меня. — Твоя якобы любовь к причинению боли другим — это естественная защитная реакция тогда еще детской, неокрепшей психики на насилие, которому ты подвергалась или, возможно, которое творила сама, на войне. Твой садизм доказывает, что раньше ты, скорее всего, страдала совестливостью, — хрипотца в его голосе приобрела бархатистые нотки.

— Не помню, — резко севшим голосом протянула я.

И чуть не дернулась, как от электрического разряда, когда он вдруг задумчиво пропустил прядь моих волос сквозь пальцы здоровой правой руки. Смутилась пуще прежнего, чего раньше за собой вообще не замечала, пискнула «я запущу динамо-машину!» и малодушно сбежала в подвал, включать подачу тока.

И заодно переваривать откровение, что все это время Теш мне лгал. А ведь периодическая «чистка» негативных астральных эманаций, это единственное, что удерживало меня рядом с ним. И он самым беспардонным образом этим пользовался, вынуждая меня зависеть от него. Вполне в духе деспотичного собственника.

С того дня минуло две недели. Я раскопала в куче хлама в подвале свою заначку, из-за которой и выбрала именно это укрытие. С помощью этого набора полевого хирурга смогла вполне сносно прооперировать деда, пока Ли Мэй вычищал от пыли наше пристанище.

До встречи с Барти мы питались найденными в погребе консервами, опасаясь появляться на рынке, где маршировали усиленные жандармские патрули. Потом разжились шматом мяса, мешком картошки, крупами и, вот, кофе. Жить стало гораздо веселее. Когда посидишь месяц на диете из голубей и чаек, и не такое разносолами покажется.

Пока я корпела над восстановлением чертежей автоматона, инквизитор мотался по своим шпионским делам. Через Шпильку передавал сообщения членам Лиги о дельнейших действиях, собирал информацию о ходе расследования взрыва на фабрике «Дедерик Инк.», исполнял обещание, помогая семье Винсента избежать преследования.

Пару раз я возвращалась в похоронное бюро, подкорректировать робота по указанию изобретателя, поинтересоваться самочувствием Евы и успехами близнецов, к которым откуда ни возьмись присоединился Джек Потрошитель. Должно быть, его привлекла истонченная грань с астралом в месте массового захоронения. Вид бесноватого черного кота, неподвижно таращащегося на заточенных в пентаграммах призраков, вызывал приступ сентиментальной ностальгии по трущобам.

С помощью формул, добытых мной у Пикинджилла, экстрасенсам удалось-таки привязать Башню Бенни к металлическому остову. Но не подселить. По задумке призрак должен залезать внутрь автоматона, как в костюм. А мой кошмар детства просто болтался в воздухе, просвечивая сквозь робота, даже не чувствуя его. Тут никакой тетраграмматон не поможет, ведь он рассчитан на полноценно подселенного призрака.

Кстати, я наконец-таки поделилась с Ли Мэем своими идеями по поводу важности антропоморфной формы предмета, в которого вселяется эктоплазма. И что при создании автоматона лучше опираться на теоретическую базу создания голема, а не зомби. Ведь зомби — это человеческое тело, им призрак знает, как управлять, благодаря моторной памяти. Про одержимость вообще молчу. А кучка шестеренок и патрубков больше похожа на человека из глины, для управления которым требуется специальный алгоритм.

Инквизитор, к моему изумлению, не отмахнулся от этой ереси, пришедшей мне в голову под влиянием кошмарных снов и бадавийских сказок. Задумался и подтвердил, что в этом может быть разумное зерно. Я даже смутилась. Не думала, что мой поверхностный ликбез в эзотерике принесет какие-то плоды. Но он принес.

Шпилька пришла, когда мы на пару с дедом, которому умственные усилия, кажется, помогали быстрее выздоравливать, проектировали новый вариант робота. С полирезиновыми сгибающими мышцами, синтетическими внутренними органами и кровеносной системой из физраствора. По идее управление такой болванкой для призраков должно быть гораздо проще, что существенно повысит эффективность использования автоматона.

Полли принесла новости от Дениса. Винс требовал встречи с Ли Мэем.

Привидение вундеркинда-сигиллографа, заламывая руки, металось внутри печати и булькало какую-то околесицу про то, что теперь-то его точно сдадут тайной полиции. ЛиМэй зашел в пентаграмму вызова, благодаря которой привидения, плохо воспринимающие материальный мир, могли общаться с живыми людьми. Я включила лампу «черного света», чтобы инквизитору тоже было видно духа, приготовилась быть суфлером.

— Магистр! Наконец-то! Ваша команда экстрасенсов следит за мной! — истерично нажаловался сигиллограф. Я продублировала его слова Хелстрему, впервые возблагодарив параноидальную шизофрению вундеркинда. Не будь ее, мы могли бы оказаться не первыми, кому Винс решил доверить ценные сведения. — Дайте мне бумагу!

Я, не до конца веря в происходящее, следила за появляющейся на листе цепочкой печатей, начертанной пальцем Винса. Отдаленно похожей на ту, что я видела, изучая концепцию голема.

Неужели у нас получилось? Создать тетраграмматон, алгоритм, позволяющий призраку считать механическое тело своим. Без которого даже вселенная в материю эктоплазма не сможет управлять незнакомой кучей металла из-за отсутствия соответствующей памяти.

Неужели секрет автоматона будет заключаться в бадавийской сказке об ожившем деревянном мальчике? До которого додумался не эзотерик, а механик, посчитавший, что в автоматоне должно быть больше от машины, чем от духа?

Ли Мэй был в этом уверен. Я же, адекватно оценивая собственные способности и мозги, далекие от гениальных, справедливо сомневалась. Но проверить это можно будет все равно не раньше, чем решится проблема с вселением призрака. К тому же…

— Как нам сохранить это в секрете? Ведь, если мы начертим тетраграмматон на остове робота, то его только слепой не заметит.

Ли Мэй задумчиво осмотрел лист бумаги. Сделал пару шагов прочь от пентаграммы, выходя за пределы света ультрафиолетовой лампы. Бумага со следами эктоплазмы в его руке превратилась в чистый лист. Я присвистнула:

— Мы нанесем их флюоресцентными чернилами!

— Это позволит сохранить секрет автоматона в тайне даже от близнецов и Евы, — умиротворенно улыбнулся Ли Мэй. Чувствуется профессиональная деформация бывшего шпиона. Его слова о том, что он никому не верит, были не пустой бравадой.

Но все-таки как же можно вселить призрака? И почему мне настойчиво кажется, что ответ не в эзотерических формулах?

Я зевнула, задаваясь риторическими вопросами на кухне убежища контрабандистов, и заварила кофе. На ночь, да, и что? Аристократы, вон, шампанское гасят с утра, и ничего!

Подняв крышку с чугунной сковороды, еле отчищенную нами от пригара, помешала мясо с картошкой. Почувствовала, что скоро закапаю газовую конфорку слюнями, и волевым решением признала еду готовой к употреблению.

— Мэй, ужин! — позвала я, вываливая бюджетный вариант рагу в тарелки со сколами по краям.

Не высокая кухня «Гурмании», но инквизитор мою стряпню уплетал за милую душу. А большего, как я для себя недавно поняла, мне и не нужно. Мы люди простые, ага.

Когда Мэй появился-таки в дверях кухоньки, от моей порции осталась четверть. Выглядел он рассеянней обычного, поэтому я сама усадила его за стол, сунув ложку в руку. С интересом покосилась на лист в стальных пальцах, но лезть не в свое дело без приглашения не стала. У меня вообще-то ужин остывает, не до секретов! Да и мастера Дедерика скоро надо будет идти кормить.

— Анри, — позвал вдруг инквизитор, стеклянно глядя куда-то сквозь мою переносицу. К еде он так и не прикоснулся. Отрешенно поскреб трехдневную щетину и задумчиво спросил. — Тебе мешает эмпатия?

Я хлопнула ресницами, поджала губы и кивнула. Аппетит пропал. Мэй вдруг улыбнулся светло и шало, отчего в уголках чернильных глаз появились морщинки-лучики. И протянул мне лист, в котором я узнала тот, что Винс передавал магистру моими руками. Развернув, уставилась на узор сигил. Кажется… сдерживающих?

Я неверующе вскинула взгляд на инквизитора. Он театрально распрямил спину и закинул ногу на ногу, напомнив мне этим Барти. Достав сигарету, он чиркнул колесиком зажигалки, затянулся горько-копченым дымом и постучал стальным пальцем по бумаге.

— Я просил Винсента найти способ снизить чувствительность астральных сенсоров эмпата без риска для психики и немного его доработал. Ты сможешь прикасаться к людям, не боясь сойти с ума под натиском их эндоплазмы. Конечно, это ограничение твоих способностей…

— Это свобода! — безапелляционно выдохнула я сквозь ком в горле, ширящийся от мысли, что Ли Мэю, оказывается, все это время было не плевать на мою проблему. Сморгнула пелену перед глазами и хлюпнула носом. — Но… разве мои способности не нужны для помощи Лиге?

— Нужны, — пожал плечами инквизитор и продолжил с бархатной хрипотцой. — Но, если ради них требуется свести тебя с ума, то на оси я вертел их нужды.

От моего выражения, услышанного из его уст, у меня отчетливо начало срывать резьбу. Чтобы как-то отвлечься от желания немедленно выразить ему свою благодарность, я потянулась за чашками кофе. Кухня маленькая, сидя на стуле можно и до раковины дотянуться.

— И в честь чего такой подарок? — риторически вопросила я… да так и застыла. Перегнувшись через стол, с протянутой ему чашкой. Сегодня что, третье декабря? Глаза у меня чуть не вылезли из орбит, когда я осознала размеры своей тормознутости. — Мэй, у тебя же сегодня день рождения!

Инквизитор осторожно забрал чашку из моих рук, галантно минуя взглядом вырез моей рубашки, и отмахнулся. А мне впервые в жизни за свое разгильдяйство стало обидно до слез. Как я могла забыть? А еще хотела, чтобы я ему запомнилась благодаря подарку!

— Ты почему не напомнил?! — очень по-женски тут же переложила ответственность я, но инквизитор только снова отмахнулся.

— А зачем? Этот праздник же, черт возьми, торжество фальши…

— Затем, что у меня для тебя подарок, позер! — обиженно рявкнула я, пулей вылетая в холл. Вынув из рюкзака серебряный портсигар с мощной атакующей сигилой на крышке, вернулась в кухню и плюхнулась к нему на колени. — Вот. С днем рождения.

М-да, до леди, у которой всегда заготовлены подходящие по случаю слова, мне как пешком до королевства Илитиири. Но, кажется, святоше хватило и этого. По крайней мере, глядя на округляющиеся раскосые глаза, я всерьез обеспокоилась хрупким душевным равновесием бывшего спецназовца. А уж когда он перевел потемневший из-за расширившихся зрачков взгляд на меня, я окончательно убедилась в мысли, что с подарком не прогадала-таки.

— У тебя золотые руки, Гаечка, — его голос стал на полтона ниже, а я фыркнула, пытаясь скрыть, как на самом деле смутил меня этот незамысловатый комплимент.

Делов-то было на пару часов. Теш, вон, даже мои протезы не мог оценить по достоинству, а этот… святоша! Увлекшись невольным сравнением, не сразу заметила, как серебряно-стальная рука ласково огладила мою спину и легла на затылок. По коже пробежали мурашки. Сглотнув, я покосилась на инквизитора. Он, расслабленно откинувшись на стуле, скользил отрешенным, волнующе-задумчивым взглядом по моему профилю.

Ладонь его здоровой руки придерживала меня за бедро, не давая скатиться с его колен. Металлические пальцы скользнули по щеке, мазнув по губам. А я застыла, подобралась вся, как единый комок нервов, не смея пошевелиться. Не зная, как именно пошевелиться. Ведь Теш терпеть не мог инициативы со стороны пассий. Я называла это механической куклой. Шпилька бревном.

А инквизитор медлил. Поглаживал мои губы. Ласкал взглядом. Словно давал мне время привыкнуть. Или сам набирался решимости. В конце концов, чтобы прикасаться к эмпату, надо иметь стальные яйца.

— Каким ты меня видишь? — словно прочитав мои мысли, спросил он безмятежно, как будто ничего необычного между нами сейчас не происходит.

Я обвела взглядом бледное лицо, обрамленное жесткими черными прядями, щетину на острых скулах, волевой подбородок, длинноватый нос, брови с драматичным изломом. Задержалась на тонких губах с почти незаметной, чуть-чуть кривоватой, инсультной улыбкой. И чуть не утонула в омутах чернильно-черных раскосых глаз с ироничными смешинками на дне.

Он ведь некрасив. Но почему-то взгляд от него отвести никак не получается. Да и спрашивал он отнюдь не про внешность. Я медленно, не отрывая взгляда от его лица, сняла перчатки. С замиранием сердца провела подушечками пальцев по острой скуле и, не сумев скрыть улыбку от наслаждения, призналась:

— Янтарным.

Его душа переливалась всеми оттенками желтого и оранжевого. И оседала медом на языке.

— Но ведь не всегда?

— Иногда в тебе вскипает деготь, — не стала лукавить я и разгладила его одеревеневшую левую половину лица. Склонилась и выдохнула почти ему в губы. — Но ведь и янтарь, и деготь, это всего лишь состояния смолы.

Он улыбнулся, отчего в уголках глаз у него разбежались морщинки-лучики. И мягко, словно давая мне время передумать, притянул к своим губам. Моим умственным способностям этим жестом он, конечно, польстил. Чтобы передумать надо иметь мозги, а у меня на тот момент в черепной коробке образовался абсолютный вакуум.

Прохлада металлической руки контрастировала с теплом его губ. Как и деготь с янтарем в его душе, вновь без утайки открывшейся мне. А потом… я не знаю, как это произошло. Но мою голову заполонили образы, в которые сама я точно не лезла.

Рыжеволосая, кудрявая девчонка приставляет скальпель ему к горлу. Свирепая. И смешная. Лучшего подпольного мехадока столицы, которого так нахваливала обычно скупая на высокие оценки Полли, он себе представлял несколько повнушительнее.

Она смотрит без скрытой жалости, к которой он привык в высшем свете. Хотя, несомненно, заметила не только имплант, но и последствия инсульта, который настиг его после доклада о том, кем на самом деле были те пятьдесят его жертв. Это отсутствие жалости и вообще каких бы то ни было негативных эмоций, даже когда она узнала, кто он такой, его и зацепило.

На фабрике Цадока он наблюдал, как меняет ее счастье корпеть над учебниками, проектировать новые протезы или ремонтировать механические статуи. Как начинают улыбаться обычно поджатые губы, а в темно-карих вишнях глаз рождается такой огонь, что согревает даже его. Тогда он и констатировал, что заглотил зацепивший его крючок слишком глубоко. Вынуть такой, не вытащив вместе с ним все внутренности, уже невозможно.

А ведь это почти произошло, стоило ему узнать, что она эмпат, умеющий считывать воспоминания. Представив, как это уютное, солнечное недоразумение видит, каким он был и что сотворил, попытался отдалиться. Он не вынес бы осуждения в ее глазах. А Енох будто нарочно заставил его сковать ее душу, чтобы спасти от одержимости. Но вместо ужаса он увидел тогда в ее глазах благодарность.

А потом был этот чертов бал. И когда он увидел ее, в изумрудно-золотом платье, миниатюрную, хрупкую и ослепительно прекрасную, впервые за долгое время ощутил то, что, казалось, навсегда отнял инсульт. То, над отсутствием которого, он знал, втайне насмехались студентки. Анри им не поверила, он слышал. Она всегда о нем думала только хорошее. И при этом святым обзывает его. Смешная…

Я насилу вырвалась из плена его воспоминаний, чувствуя, как неизбежно в теле появляется легкость, как от эльфийской дури. Но противиться искушению впервые в жизни почувствовать себя любимой было выше моих сил. Я запустила пальцы в жесткие пряди волос моего «врага по пищевой цепочке», который при других обстоятельствах должен был бы арестовать меня за сокрытие своих способностей и сдать тайной полиции. Притиснула ближе, углубляя поцелуй. Но стоило мне кончиком языка попробовать его на вкус, как Ли Мэй отстранился, неохотно выпуская меня из объятий. Обидев меня этим сильнее, чем оплеухой.

— Еще один такой взгляд, Гаечка, и я тебе гарантирую передоз от чужих эмоций, — милосердно предупредил он меня, дернув кадыком.

Я, как завороженная, проследила это движение, выдающее обычно несвойственную ему нервозность. И покраснела до самых корней волос, осознав весь смысл сказанного. Передоз у меня может случиться только при долгом и… глубоком контакте. Да чтоб меня отцентрифужило, у меня, вообще-то, все уже было! Тогда отчего с этим святошей у меня все словно впервые?

— А я гарантирую тебе демонстрацию моего садизма во всей красе, если ты в ближайшем времени не нанесешь мне печати, — саркастично заявила я, нехотя слезая с его колен.

Откровенно на грани пошлости? И плевать! Отныне я не намерена ничего скрывать от этого блаженного, вот так запросто открывшего нараспашку мне свою душу, чего боялись совершать даже родители.

Через пару дней Ли Мэй вернулся от близнецов с пистолетом для татуировок. И подсолнухом. Где он ухитрился раздобыть его в начале зимы и как вообще узнал, что именно эти безыскусные цветы мои любимые?

— Будет больно, — отрешенно предупредил инквизитор, вытирая вымытые руки и закатывая рукава серой рубашки.

Я поймала себя на умиротворяющем рассматривании стальных пальцев и черных сигил на белой коже и в унисон кивнула. Плевать мне на боль, если она поможет сделать так, чтобы эти руки могли касаться меня бесконечно долго.

— Повязка на тебе? — он ненавязчиво указал взглядом на мою грудь и после моего утвердительного кивка закончил. — Тогда снимай рубашку и садись на кровать.

Я на всякий случай еще раз проверила мастера Дедерика в соседней комнате. Убедившись, что он спит, закрыла дверь в его спальню, потом в свою, благородно предоставленную Мэем мне в единоличное пользование. Сам он предпочитал спать внизу на диване. Стянула рубашку и послушно опустилась на кровать. Инквизитор проверил чернила в пистолете, поставил напротив меня стул, положил рядом лист, отданный ему Винсом и напомнил:

— Я нанесу четыре татуировки, сигилы начнут работать сразу же, так что эффект от твоей эмпатии чуть снизится, но лихорадить тебя все равно будет неделю. Уверена, что хочешь нанести все сразу?

— Нет, я же целуюсь с тобой только чтобы в твоих мозгах покопаться, — саркастично откликнулась я, но, как всегда в случае этого непрошибаемого танка, ожидаемой реакции не добилась.

Мэй лишь невозмутимо пожал плечами и шало улыбнулся.

— Поэтому и спрашиваю. У меня там еще много интересного.

Ох, святая простота. Я ведь могу и поддаться искушению. А, кстати, вот возьму сейчас и поддамся. Будет знать, как меня провоцировать! Я решительно дернула его за ворот рубашки, притягивая к своим губам. И тут же отшатнулась, почувствовав, каких усилий ему стоит не давать волю своему… желанию.

Кто кого еще тут провоцирует! Надо же, не думала, что, оказывается, тоже умею соблазнять. На тонких губах инквизитора заиграла кривоватая ироничная улыбка, когда он прочитал ответ в моих глазах. Пусть рисует все. И побыстрее!

Через два часа две сигилы расцвели на внутренней стороне моих запястий, притупляя астральные сенсоры. Как Мэй и говорил, эффект я почувствовала сразу. Его эмоции стали глуше, почти неразличимыми. Поэтому я не совсем поняла, что он испытывал, когда просил меня лечь на кровать и опустить брюки до середины бедра. Что-то, отдаленно похожее на голод.

Эта печать выжигалась болезненнее предыдущих. В самом низу поясницы, почти на копчике. Я мусолила в зубах подушку, глотала слезы и заставляла себя концентрироваться на прохладе стальной руки, слегка поглаживающей мою поясницу, иногда невесомо съезжающей чуть ниже. Может быть, мне эти поглаживания показались, но отвлечься помогали, даже если были надуманными.

После этой сигилы я не смогла залезть в воспоминания инквизитора. Или просто на это теперь нужен гораздо более длительный контакт. Мэй вдруг отстранился, потерев переносицу.

— Устал? Можем продолжить позже! — узнав этот жест, всполошилась я, споро натягивая брюки, и села, зашипев. Татуировка на заднице нещадно чесалась. А я медленно, но верно начинала чувствовать себя цеппелином.

— Нет, это я просто готовлюсь к проверке на прочность, — иронично улыбнулся инквизитор. Потер руками лицо, зачесал на затылок волосы и смиренно вздохнул. — Снимай повязку.

Взгляд у него опасно потемнел, зрачок почти целиком закрыл радужку. На миг мне стало стыдно за ту свою инфантильную провокацию. Мужик и так изо всех сил сдерживается, чтобы не подмять меня, а я еще и нарываюсь! Но лишь на миг. Начал сказываться эмоциональный передоз. Дерьмово.

— Надо было эту печать первой наносить, — попеняла я ему, чувствуя, как мозги начинают растекаться лужей моторного масла.

— Не надо было, — с замогильной интонацией отрубил инквизитор, старательно рассматривая пистолет. — Иначе брюки на бедрах надолго у тебя не задержались бы.

Ага, так поглаживания мне не показались! Я скопировала паскудную ухмылочку Кудряшки Сью, выпрямила спину и расстегнула утягивающую повязку. Плечам сразу стало тяжело. Грудь мне передалась гномья. Обстоятельная.

Инквизитор свесил кисти рук между колен, опираясь на локти. Исподлобья, мученически возвел взор на меня. Посмотрел отрешенно, стеклянно. Дернул кадыком, отчего у меня отчетливо потянуло низ живота, и выдохнул сквозь зубы:

— Черт…

А у меня от этой беспомощности в его голосе окончательно сорвало резьбу. Я не помню, как уронила его на себя. Зато помню ощущения, ставшие ярче без эмоционального «шума». Я раньше не чувствовала, какая горячая его кожа. Какой холодный стальной хребет. Какие гладкие татуировки. Какая колючая щетина. Какой одуряющий запах кофе и сигарет.

— А я думал, ты умнее, — глухо простонал Хелстрем, насилу отрываясь от моей груди и выдергивая мою руку из своих брюк.

— Жизнь вообще полна разочарований, — огрызнулась я… разочарованно, да.

Но той частью сознания, что еще что-то соображала, я согласилась с ним. Теш говорил, что во время разрядки эмоциональный выброс такой силы, что губителен для эмпатов, чья сила не сдерживается татуировками. И заодно изумилась, какая же сила воли у инквизитора, раз он отказывается от того, что сам так желает. Судя по тому, на что наткнулась моя ладонь, я бы даже сказала, вожделеет.

Мэй встал надо мной на колени, безжалостно стирая следы своих поцелуев спиртом. Я прикусила губу, когда игла пистолета коснулась нежной кожи на солнечном сплетении. Из глаз против воли потекли слезы.

— Когда собираешься признаться Цадоку, что ты его якобы погибшая внучка?

— Когда закончится вся эта свистопляска с преследованием Бюро, — тихо проскулила я давно обдуманное решение. — Будет слишком жестоко, если, едва обретя, он сразу меня потеряет снова.

При всей своей тяге к позерству, роднящей его с Барти, Мэй никогда не страдал пафосностью. Вот и сейчас он не стал скармливать мне пустые обещания вроде «я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось». Только через его руки я ощутила молчаливое одобрение.

— А у тебя есть семья? — спросила я, первое пришедшее в голову, чтобы отвлечься от боли.

Мэй покачал головой, отчего длинноватые иссиня-черные пряди упали вперед, скрывая его лицо.

— Отца забрала война, мать после известия долго не прожила. На островах Еноха, в бывшей столице у меня живут какие-то двоюродные тетушки и кузены, но мы не поддерживаем отношения. Они ополчились на мать за то, что в мужья та себе выбрала полузангаосца. А меня из-за этого травили дворовые пацаны.

Он рассказывал про одинокое детство среди вересковых пустошей. Про то, как был пастухом и гонялся за сбежавшими овцами. Как его укусил дворовый пес, и с тех пор он позорно боится собак. Рассказывал про обнаружение способностей и переезд в Тагарту. Про розыгрыши, принятые среди студентов. Про первое изгнание слабенького беса, которое он провалил, обманувшись невинным обликом. И про то, что больше подобных ошибок не совершал.

А потом я вдруг поняла, что через него не льется янтарный свет. И привкуса меда на языке нет. И о чем он сейчас думает, нависая надо мной, опираясь на локоть, скользя отрешенным взглядом по моему лицу, я не понимаю. Но это не похоже на эмоциональную пустошь барона Субботы. Нет, я чувствую, как внутри него растет нечто, чему пока не могу подобрать названия. И оно столь всеобъемлющее, что окутывает и меня, ласкает и нежит.

И пусть у меня отняли способность к чтению чужих душ, но еще никогда в жизни я не чувствовала себя настолько полноценной. Нормальной.

Еще не до конца веря в происходящее, я осторожно коснулась лица склонившегося надо мной мужчины, сделавшего для меня больше, чем кто бы то ни было. Поняла, что исчезли вечно преследующие меня после прикосновений головная боль и тошнота. И разревелась.

Назавтра, как и предупреждал инквизитор, лихорадка вернулась. Но на сей раз ухаживать за собой я ему не позволила. Мне жизненно необходимо было побыть в одиночестве, распутать мысли, как провода в коммутационной станции.

За свое вчерашнее поведение стыдно мне не было. Во-первых, что естественно, то не безобразно. Во-вторых, я была под эмоциональным передозом. В-третьих, от такого мужчины грех не потерять голову, вон как его охаживали Шпилька и студентки школы эзотерики. Ну, и наконец, я вообще рада выяснить, что, оказывается, не такое бревно, каким себя мнила. Но свыкнуться с новыми ощущениями и отсутствием «токсичного» блока, который раньше изредка притормаживал меня, не помешает.

Мэя забавляли мои рефлексии, и он раздражал меня своей ироничной инсультной полуулыбкой. Но в душу ко мне не лез и, признавая мое право на личное пространство, ограничивал свои походы в мою спальню лишь доставкой еды. А в остальное время развлекал изобретателя беседой об успехах близнецов и Евангелин и новостями, полученными от Шпильки, о ходе расследования на «Дедерик Инк.». Святой человек, да.

Дед, кажется, начал что-то подозревать, хотя мне казалось, что я достойно шифруюсь. Но, когда я меняла ему повязки, он одаривал меня тем же хитрым прищуром глазок-буравчиков, что и Барти в момент нашей общей встречи с инквизитором. Или, может, Ли Мэй ему что-то разболтал. Шпилька говорила, что мужики сплетники похлеще дам.

Через неделю, когда я уже более-менее пришла в себя, мы снова, замаскировавшись под фабричных работяг, отправились проверить работу команды экстрасенсов. Я научила инквизитора прыгать на запятки дребезжащих по кривым рельсам омнибусов и проезжать пару улиц зайцем. Он показал, как оставаться незаметным в толпе. После того, как смазливого пацана, меня то бишь, попытались зажать в тупике какие-то вонючие бугаи.

Я, видя теперь в каждом встречном потенциального бобби, решила потренироваться на случай поимки. Грех ведь надеть мехаскелет и не воспользоваться им, правда? Инквизитор не вмешивался, с ироничным добродушием наблюдая за тем, как я раскидываю маргиналов, не гнушаясь подлыми приемами, показанными мне Буревестником. Но я заметила, что пальцы здоровой руки у него пару раз дрогнули, потянувшись к револьверу. На душе мне сразу стало теплее. Но ненадолго.

В столицу пришла зима. Мокрая, ветренная и оттого еще более холодная, чем в укутанных сугробами городах на севере Анталамории. С неба сыпались хлопья не то грязного снега, не то пепла из труб мануфактур. Они таяли на трубах теплотрасс и оседали на мостовой противной слякотью, пачкающей паровые телеги и фасады липнущих друг к дружке зданий трущоб Тагарты.

На кладбище все было без изменений, за исключением пары новых могильных холмиков. Под сбросившим листву раскидистым грабом верхом на надгробии сидел Денис, сверкая платиновым «стрельцом», и весело болтал с каким-то кляксообразным призраком, на которого бесновато шипел Потрошитель. Идиллия, угу.

Мы прошли в белокаменное похоронное бюро, стилизованное под склеп. Инквизитор распахнул люк в полу, галантно пропуская меня вперед. Снизу донеслась раздраженная ругань Дастина.

— Я не собираюсь заниматься некромантией, поднимая зомби, чтобы выяснить процесс вселения эктоплазмы в материю!

— Экстрасенсорика во славу Еноха не может являться некромантией! — фанатично отвечала ему Ева.

Взгляд инквизитора потяжелел, я закатила глаза. Как, интересно, его угораздило на ней жениться? Может, он просто попал под государственную программу скрещивания экстрасенсов с себе подобными? Хотя вначале знакомства она и мне показалась сосредоточием невинности и милосердия.

Даже в бегах заклинательница ангелов ухитрялась оставаться безукоризненной леди. Простое потертое коричневое платье, в каких ходили обитательницы дна столицы, выглядело на ней образцом высокой моды. Личико сердечком даже без косметики привлекало своими идеальными чертами, а золотые пряди, собранные в аккуратный пучок без изысков, благоухали чистотой и чем-то цветочным. Даже сломанная рука, зафиксированная шиной и перевязкой, ее не портила.

Ладно, признаю, будь я мужиком, тоже не упустила бы шанс нагнуть эдакую куклу. Я вдруг ощутила странное царапание в душе и поймала себя на слежке за инквизитором. Хлопнула ресницами и икнула. Я что, ревную? Вот уж не подозревала в себе собственничества! Живя на дне, быстро отвыкаешь привязываться к чему бы то ни было. Потому что слишком часто теряешь все и начинаешь с нуля.

Но Ли Мэй глядел на нее безучастно, с легкой тоской, словно цветущий вид бывшей жены не ассоциировался у него ни с чем, кроме войны. Я украдкой улыбнулась и в очередной раз уточнила у дроу-квартерона суть проблемы.

— Призрак даже не видит предмет, в который должен вселиться, — развел руками спиритуалист. — Даже когда мы помещаем робота в сигилу вызова. Такое ощущение, что здесь нужен полтергейст, но в этом нет смысла, ведь его нельзя контролировать, потому что полтергейст неразумен.

У меня в мозгах вдруг что-то щелкнуло. Да так, что я немедленно почувствовала себя редкостным тормозом.

«…он может взаимодействовать с материальными объектами. Если бы он при этом не был разумен, я решил бы, что он полтергейст», — как наяву услышала я слова Теша про Эрика.

— Фотография пост-мортем! — простонала я, закатив глаза.

Подумать только, если бы я не летела поперед паровоза, с головой ныряя в каждую сомнительную авантюру, мы создали бы автоматона еще в сентябре! Хотя нет, здесь я преувеличиваю свою значимость. Без материалов, добытых в голове Пикинджилла, автоматона было не создать. Покосившись на ожидающих пояснений экстрасенсов, поджала губы.

— Фотография пост-мортем призывает эктоплазму из астрала и наделяет ее такими же свойствами, как полтергейста, но при этом оставляет ей самосознание.

В подвале повисло тягостное молчание.

— Опять некромантия? — неуверенно протянул Дастин. — Нас всех накроют, если обнаружат некротические астральные эманации.

— Нет, официально это не причислено к некромантии, — блеснул знанием свода эзотерических законов инквизитор, буравя стеклянным взглядом робота, словно мыслями был где-то не здесь. — Однако заклеймено Церковью, как святотатство, полвека назад.

— Отсюда вопрос, кто может знать процесс создания подобной фотографии? — сложила бровки домиком Евангелин. — Если Церкви удалось легко и быстро скрыть этот феномен, значит, призраки появляются не из каждой фотографии мертвецов. Значит, есть какие-то условия.

Даже наверняка. На обладании которыми озолотился один гангстер.

Я выматерилась, предчувствуя грядущую нервотрепку, которую так любит устраивать непослушным игрушкам психопат, и поинтересовалась:

— Что принято дарить на свадьбу?

Глава 12. Игры с тайной полицией

Все пошло наперекосяк еще до того, как эта белобрысая клыкастая сволочь вынудила меня заключить сделку с демоном.

— Где-где будет организована свадьба барона Субботы?! — подавилась я сигаретным паром.

— В «Гурмании», — хлестнув стеком по ботфортам, повторила Шпилька.

— Лидера мафии принимают в ресторане исключительно для первых лиц страны? — все еще не веря в происходящее, попыталась я найти логику.

— Он добился-таки власти. Помолвка с графиней Арахнай возвысила этого ублюдка на политической арене, дав возможность баллотироваться в состав Палаты Лордов в качестве официального представителя диаспоры дроу Анталамории, — выплюнула куртизанка, раздраженно стукнув затылком об стену «Розовой розы».

— А у нас в парламенте теперь предусмотрены места для вуду? — присвистнула я.

— Ах, точно, ты же еще не знаешь, — Полли отлипла от стены, стряхнув с меховой накидки штукатурку. — Императрица объявила-таки свободу вероисповедания. Теперь даже зангаоские монахи у нас не преступники, а привилегированные подданные.

Пока мы отсиживались в трущобах, в цивилизованном мире сменилась эпоха.

— И еще, — куртизанка презрительно сплюнула в снег. — Этого мой клиент прямо не сказал, но я догадалась по оговоркам. Кажется, твой ненаглядный гангстер снюхался с тайной полицией. Вроде как они закрывают глаза на его богатый послужной список, а он в ответном целовании задниц оказывает им всяческое содействие в борьбе со Свидетелями Еноха. Так что на вашем месте я бы поискала иные способы добычи материалов для автоматона.

Ночная бабочка смерила меня надменным взглядом густо подведенных глаз и скрылась в борделе, оставив меня медленно превращаться в сугроб снаружи и изнутри. Теш продался тайной полиции? Какие еще ценные услуги он может им оказать, добиваясь политических свобод для своего народа и своей религии? Сдать беглого медиума-эмпата?

В убежище Мэй лишь подтвердил слова Шпильки.

— Империя во избежание бунтов опасается карать своих подданных самостоятельно. Даже таких экстремистов, как Свидетелей Еноха. Поэтому и нанимает преступников, на которых будет очень удобно переложить ответственность, — инквизитор пятерней зачесал волосы, и залпом опрокинул в себя остатки коньяка в стакане. — Черт возьми, да даже против Лиги сражается не жандармами, а законами. Уже готовятся указы о сокращении полномочий Императрицы и расширении полномочий Палаты Общин. Это позволит снизить уровень социальной напряженности и заглушить антиимпериалистические настроения.

Резонно. Хотя на месте правительства я все равно поостереглась бы вводить гангстеров в парламент, но кому там сдалось мое ценное мнение.

Касаемо фотографий пост-мортем решено было пока придерживаться имеющегося плана. Разумеется, присутствие на свадьбе, кишащей бобби, отныне исключалось. Но хунган был нашей единственной надеждой на получение необходимого для автоматона астрального инвентаря, поэтому у нас не было иного выбора, кроме как искать иные пути для связи с ним.

Честно признаться, морально я теперь даже была готова к его предательству. Слишком уж крупные пошли ставки. Слишком уж сильно я изгваздалась в дерьме революции, чтобы умозрительные привязанности продолжали что-то значить.

Но беда пришла, откуда не ждали.

— Уходим. Сейчас же!

Грохот входной двери, вновь напомнивший о бомбежке, заставил неловко подскочить, опрокидывая чашку, разливая кофе по столу. Но вид появившегося на пороге кухни инквизитора живо напомнил о правилах эвакуации. Заткнув рвущиеся наружу вопросы, я пулей метнулась наверх.

Закрепила прямо поверх джинсового фабричного комбинезона мехаскелет, сверху натянула пацанский костюм, так до конца и не выветрившийся после прогулок по столичным катакомбам. Накинула недавно приобретенный утепленный безразмерный плащ-спецовку, скатилась обратно в кухню и покидала в рюкзак оставшиеся консервы. Заткнула за пазуху собранный на досуге пружинный штык и уже через пять минут стояла в коридоре в полной боевой готовности.

Ли Мэй уже ждал меня, забрав все свои немногочисленные пожитки из каминной комнаты. Внимательно оглядел меня, кивнул своим мыслям и чеканным шагом покинул убежище. Я выключила свет и последовала за ним. И даже не удивилась, когда мы вновь спустились в канализацию.

— Что случилось? — стараясь не выдать дрожь в голосе, потребовала я ответов.

Мэй уходил на встречу со Шпилькой, чтобы узнать о результатах связи с Тешем. Что могло пойти не так?

— Ллос загребла Полли, — с зангаоским смирением коротко сообщил Мэй.

Кулак в кастете мехаскелета врезался в стену. Я выматерилась и рявкнула, не сомневаясь в положительном ответе.

— Из-за Теша?!

Убью ублюдка!

— Из-за тебя.

Все садистские мысли выбило из головы, как зубы на боксерском ринге.

— Тебя вычислили, — буднично продолжил Мэй, приглушая яркость керосинки. — Ллос нашла на фабрике оружейный протез ноги, отпечаток ауры с которого совпал со следом воздействия на Пикинджилле.

Огнестрельный протез, который я делала для Барти? Я… я забыла его забрать! И Шпилька теперь из-за меня в плену тайной полиции? У меня поджалась задница и перехватило дыхание, вовсе не от вонючих испарений. На миг возникло отчетливое желание заземлиться. А потом меня вжало во влажный флис шинели.

Точно. Ли Мэю было в пятьдесят раз хуже, когда он узнал, кто пострадал из-за него. И ничего, жив-здоров, потихоньку мстит тем, кто разрушил его мир. А я что? Всего-то навела на «подругу с натяжкой» тайную полицию? Ну так вызволю ее из лап Бюро и забуду об этом, как о страшном сне. В самом деле, не стану же я осчастливливать бобби таким подарком, как самостоятельное заземление.

Значит, успокаиваемся, и прекращаем лететь поперед паровоза. Хватит, налеталась уже, рожденная ползать. Я сжала кулаки, скрывая задрожавшие пальцы, отстранилась и твердо вопросила:

— Каковы наши действия?

— Постараться первыми добраться до Буревестника, — устало потер переносицу Мэй. — Без него операция обречена на провал.

Откровение о том, что операция еще не до конца провалена, как и извечное непрошибаемое спокойствие инквизитора, вселили толику уверенности.

— А остальные? — уточнила я, вынимая пружинный штык, и пошла в тоннель, ведущий к предполагаемому убежищу контрабандиста.

— Пока в безопасности, — отстраненно ответил Мэй, доставая «Уэбли» на изготовку и прикрывая мне спину. — Полли знает Евангелин и Цадока, но эта информация не поможет бобби найти их в похоронном бюро близнецов. Ведь Полли не знакома с Денисом и Дастином.

Славно, что пару дней назад дед решил лично проконтролировать проводимую мной корректировку автоматона и ушел к остальной команде. Его рана еще до конца не зажила, но передвигаться самостоятельно гном уже может.

— А как же информация о Лиге антиимпериалистов? — я поджала губы. — Шпилька связной, у нее в голове вся система оппозиции.

— Которую ей регулярно блокируют.

Я поджала губы, но не стала уточнять, откуда в трущобах специалист по парапсихологии. Мне теперь тоже лучше не знать всего. Ведь шансы того, что мне однажды фатально не повезет, теперь гораздо выше. Но зарубку на память оставила.

Из соседнего тоннеля донесся булькающий кашель.

— Побереги пули, — посоветовала я Мэю и шагнула за угол.

Палец твердо лежал на спусковом крючке, активирующем пружину, выталкивающую из трубки лезвие кухонного ножа. Но тело, купающееся в нечистотах, не обратило на нас никакого внимания, занятое ковырянием в зловонной жиже. Даже знать не хочу, что он там ищет. Мы по стенке обошли аборигена и поспешили дальше.

— Как мы будем ее вызволять? — задала я, наконец, мучивший меня с самого начала вопрос.

Поршень мне в выхлоп, во что я превратилась?! Собираюсь рисковать своей жизнью ради ночной бабочки? Даже если она мне почти что друг? А я ведь так гордилась отсутствием у себя опасной самоотверженности!

Ведь раньше я всегда сбегала. Из приюта, с войны, от Теша… что изменилось? Почему вдруг я почувствовала в себе силы противостоять дерьму, которое подбрасывала мне судьба, а не просто избегать его?

Я покосилась на моего самого проблемного пациента, перевернувшего весь мой мир с ног на голову. Готова поспорить, что это его пагубное святое влияние!

— Предполагаю, с помощью теургии, — Мэй ничем не выдал своего удивления моим внезапным героизмом, за что я была ему благодарна. Только в чернильных глазах мелькнуло возросшее уважение. — Подробности будут только после встречи с остальными.

Я кивнула, понимая, что на данный момент ничего более конкретного родить не удастся. Но украдкой задумалась, как было бы славно протащить в застенки Бюро общественной безопасности мехаскелет.

По катакомбам мы ползали полдня, планомерно их зачищая от особо агрессивного отребья, и проверяя все попадающиеся на пути убежища контрабандистов. Рискованно, учитывая, что к вечеру меня уже официально объявили в розыск, и вскоре во всей Нижней Тагарте должны были начаться облавы. Но выбора у нас не было, мы вынуждены были отыскать Барти.

Пару раз я видела расклеенные на стенах листовки с моим вполне узнаваемым лицом и особыми приметами в числе рыжих вьющихся волос, обсценного лексикона и тяги к убийству скальпелями. Надпись над моей нарисованной головой льстила причислением меня к террористам с припиской «вооружена и очень опасна». Я осклабилась на манер Теша и сдернула на оси верченую бумажку.

Когда капитана воздушных пиратов не оказалось в четвертом возможном убежище, я занервничала, но тут же приказала себе успокоиться. Бартоломью Буревестник, в отличие от меня, матерый вояка и скрывается от бобби не менее успешно, чем я. Скорее всего новость о пленении Шпильки просто уже дошла до него, и он успел залечь на дно.

Моя догадка подтвердилась спустя еще пару часов блуждания по канализации, в седьмом по счету убежище. Точнее, еще на подходе к нему. У очередной вертикальной лестницы, ведущей к люку наружу, стояли двое молодчиков в синих кожаных плащах военно-воздушных сил Анталамории.

Револьверы из набедренной кобуры вылетели с профессиональной скоростью, уставившись дулами нам точно в лоб. Я послушно замерла, с удивлением скосив глаза на «Уэбли», молниеносно появившийся рядом с моим виском. Впрочем, чему удивляться, Мэй ведь был капитаном спецназа.

— Гаечка? — недоверчиво вопросил один из молодчиков, стягивая на шею гогглы-пировидиконы.

Я заметила тускло сверкающий в свете керосинки металлический нос бородача и, облегченно фыркнув, положила ладонь на руку инквизитора, опуская его револьвер.

— Здравия желаю, командир, — козырнула я бывшему сослуживцу, под началом которого ходила пару месяцев до встречи с Барти. — Что, думал, я уже пускаю слюни на зубодробительном допросе бобби?

Болезненный вдох сквозь зубы за моей спиной запоздало вынудил прикусить язык. Идиотка, какое право я имею так жестоко шутить в присутствии человека, который ради меня рисковал своей жизнью? Но пиратам шутка пришлась по вкусу.

— А не переоцениваем ли мы нашу тайную полицию, раз они даже тебя изловить не могут? — щербато оскалился командир.

Но у меня настроение веселиться пропало напрочь. Я скрипнула зубами, приблизилась на шаг к молодчикам и тихо, но крайне членораздельно пояснила.

— Я смогла добраться до вас только благодаря магистру Хелстрему, парни.

Пираты посерьезнели, кинув оценивающий взгляд на инквизитора, и командир приглашающе махнул на лестницу.

— Генри, чертовка, ты жива! — меня стиснуло в крепких объятиях, едва я вылезла из люка в подвале здания квартала Иммигрантов. Висок защекотало усами капитана воздушных пиратов, и я отстранилась, на автомате оглядывая его на предмет новых лишних отверстий.

Но с последней нашей встречи пару недель назад, после операции мастера Дедерика, Барти не изменился. Такой же долговязый, сутуловатый, в синем кожаном плаще, цилиндре и болтающихся на шее гогглах. С механической ногой, ржаво-рыжими усами хэндлбар и хитрым прищуром глаз с морщинками-лучиками в уголках, как у Ли Мэя.

Убедившись в целостности человека, заменившего мне и отца и мать, судорожно вздохнула, только сейчас осознав, как боялась опоздать, не успеть предупредить, проиграть тайной полиции… Стиснула его в объятиях до хруста ребер и с упоением вдохнула вонь пороха, машинного масла и касторки. Между ног у меня закрутился серо-полосатый Пират.

— Магистр Хелстрем! — с искренней радостью в голосе воскликнул Барти, увидев поднявшегося Ли Мэя. Отпускать меня он не торопился, не стесняясь меня тискать. А я и не возражала. — Полагаю, я должен выразить вам свою благодарность. Доставила вам Гаечка проблем.

Я подняла возмущенный взгляд на контрабандиста, но тут же стыдливо покосилась на инквизитора. Я исправлю все, что произошло по моей вине, обещаю!

Инквизитор глядел на нашу скульптурную композицию с каким-то неподдающимся расшифровке выражением. Что-то среднее между растроганностью и… завистью. Фыркнув, я протянула ему руку. Он послушно шагнул ближе, положив ладони мне на плечи и невозмутимо, с бархатистой хрипотцой, ответил:

— Для меня Анри не создает проблемы, а ставит задачи, решение которых позволяет мне стать лучшей версией себя.

— Мэй! — ошарашенная его внезапной откровенностью пискнула я, смущенно отпрыгивая прочь.

У нас вообще-то на повестке розыск моей бедовой персоны, вызволение Шпильки из плена бобби и непонятно-как-теперь-осуществимая связь с Тешем! А он что творит? Сватовство тут устроил? И вообще, кто бы говорил про лучшие версии! Сам меня такой же сделал!

Окончательно меня выбил из колеи хитрый прищур Барти и протянутая им инквизитору для пожатия рука. Я уже собиралась было высказать этим двоим позерам все, что думаю об их безответственности… как вдруг поняла, что эта неловкая, почти семейная сцена волшебным образом избавила меня от сковывающей все это время паники. Как будто исчезла лапа, держащая меня за горло, мешающая дышать.

— Чем я могу помочь? — отметив мой приход в чувство, посерьезнел Барти.

— Создать отвлекающий маневр, — тоже как ни в чем ни бывало продолжил Мэй. — Бобби должны хоть ненадолго поверить, что Анри нет в городе.

— Пустить ложный слух? — засомневалась я.

— Зачем пускать слухи, когда можно пускать дирижабли? — философски вопросил Барти. Я закатила глаза на эту тягу к драматизму, но Мэй вдруг поддержал Буревестника.

— Дирижабль, на котором Гаечка якобы покинула столицу, — задумчиво протянул он, а я опять возвела глаза к трещинам на потолке. Я с самого начала знала, что эти двое найдут общий язык! — Для достоверности угнанный самим Бартоломью Буревестником, связь которого с подпольным мехадоком уже известна тайной полиции.

— Безусловно, — самодовольно подкрутил усы Барти, а я не поверила ушам.

— Ни за что! — взвилась я. — Я не позволю тебе так подставляться ради меня!

— Даже не собирался, мое сокровище, — оскалил стальную вставную челюсть пират. Заложил руки за спину и смерил подвал широкими шагами. — Угоню «Пустельгу», он самый быстрый из пассажирских цеппелинов. Догоню любой рейсовый цеппелин, идущий в край географии. Пересажу в «Пустельгу» с него пассажиров и на полном ходу продолжу рейс, по которому они летели. В какой-то момент подскочат мои ребята на «Буревестнике» и заберут меня, оставив на «Пустельге» вместо капитанаподсадного купленного человечка.

— Бюро, догнав и оцепив «Пустельгу», проведет обыск, — подхватил мысль Мэй, а мне осталось лишь признать, что я слишком тормознута для шпионских игр. Даже для «подкидного дурака», которого сейчас разыгрывают пират и инквизитор. — Не найдут ни Гаечку, ни Бартоломью Буревестника. Зато обнаружат пассажиров, летящих в пункт назначения согласно рейсу, просто на другом дирижабле и опережая расписание. Максимум, что они смогут, это стрясти штраф за несанкционированную замену дирижабля и превышение скорости. Зато, учитывая скорость «Пустельги» и цеппелинов бобби, у нас будет фора в… неделю?

— Дней пять, — прикинул Барти, останавливаясь. — Когда начинать?

— Не раньше, чем мы поймем, как теперь без помощи Полли связаться с бароном Субботой, — задумчиво поскреб гладко выбритую щеку Мэй.

Шестеренки в моем мозгу не иначе как под выбросом адреналина в экстренной ситуации заскрипели активнее. Если среди живых людей надежных союзников у нас больше не осталось, не значит ли это, что пришло время обратиться к мертвым?

— Теш — хунган, — выдала я «озарение». К чести мужчин, на их лицах не дрогнул ни один мускул под впечатлением от моих умственных способностей. Но все же я поспешила пояснить. — Он общается с лоа. Может Дастин пошлет к нему какого-нибудь духа с сообщением?

— Церковью спиритуалистам разрешен исключительно вызов духов для общения с ними. Управление и контроль над ними уже причисляется к некромантии, — с упреком в чернильных глазах шмякнул меня с небес на землю инквизитор.

Ой, подумаешь! Я в эзотерических школах не училась, могу и не знать элементарных вещей. И вообще, у меня из знакомых спиритуалистов один Теш, а этого психопата никакие некромантские запреты не останавливали. Я уже собиралась было надуться, как воздушный шарик, но Мэй вдруг задумался.

— Хотя что-то в твоей идее с духами есть.

Взгляд его знакомо остекленел, сигнализируя об уходе инквизитора в дебри памяти. Он неспешно достал и раскурил сигарету, отстукивая металлическими пальцами левой руки какой-то марш на крышке серебряного портсигара. При виде последнего взгляд Барти стал каким-то совсем уж паскудным. Ну да, мои изделия он еще на Третьей опиумной научился отличать. Я в ответ на его многозначительно дерганье усами только глаза закатила.

— Эктоплазма может связываться с эндоплазмой во снах, — наконец, вернулся из размышлений Мэй. — Потому что сон близок к трансу, во время которого эндоплазма отделяется от живого тела и полноценной астральной проекцией путешествует по загробному миру. Но для этого нужен дух, который был знаком с бароном Субботой.

На душе стало паршиво. С позиции новой меня то мое решение оставить ребенка на опыты психопату-экспериментатору стало казаться еще гаже.

— Такой есть, — без особого энтузиазма призналась я. — Есть даже предмет для его вызова, но я не знаю точно, где он сейчас.

Скорее всего, Теш так и оставил часы маленького лорда Каспериана в «Виновнице». Но, не имея тому подтверждения, я бы не рискнула вламываться в штаб «Калаверы», откуда я, согласно распущенному их лидером слуху, предательски сбежала.

— Не проблема для ангельского провидения, — беспечно отмахнулся Мэй и обернулся к терпеливо ожидающему окончания нашего разговора Барти. — Тогда ждите моего сигнала, капитан Буревестник. И запускайте отвлекающий маневр.

— Так точно, магистр Хелстрем, — шутливо козырнул воздушный пират. — Мои люди проводят вас. Не позволю вам шататься по катакомбам сверх необходимого.

А в похоронном бюро нас ожидал сюрприз. На бальзамировочном, ныне пустующем столе, стояли часы в ладонь высотой с белым циферблатом и маленьким позолоченным маятником, около которых статуэткой застыл Джек Потрошитель.

— Доставлено обычным почтальоном без обратного адреса, — сведя бровки домиком, отрапортовала Евангелин, стоило нам переступить порог холла. — Я провела диагностику, никакой астральной активности. Ловушкой это быть не может, но если это чей-то сигнал, то я не могу его расшифровать.

— Это часы Эрика, — я обескуражено обернулась к Мэю, которому успела пересказать всю нашу бурную историю знакомства с призраком из дагерротипа.

— Откуда барон Суббота знает об этом месте? — рука инквизитора против воли дернулась к револьверу в набедренной кобуре. — И если он о нем знает, то почему прислал часы, а не связного?

Я скрипнула зубами и нацепила увеличительные гогглы. Ничего не понятно, но очень интересно. Рискуя остаться без руки, согнала зашипевшего черного кота. Поковыряв отмычкой подставку часов, открыла потайной ящичек. Так и есть, записка. От содержания которой у меня натурально глаза на лоб полезли.

«Ему нужна твоя помощь». Единственный логичный вариант автора записки, пришедший мне в голову, показался абсолютным бредом. Но иного быть не может.

— Ева, что ты знаешь о графине Арахнай? — интонация у меня получилась замогильная, точь-в-точь как у инквизитора.

— С недавних пор невеста Тадеуша Шабата? — задумчиво надула губки бантиком блондинистая дамочка. Я кивнула. — Дочь маркграфа Арахная, нувориша, алмазного магната и бадавийки. По слухам гаруспик, но весьма посредственная.

Я присвистнула. Посредственный гаруспик, который по внутренностям жертвенных животных смог прочитать, что, когда и где нам необходимо? Ну-ну, тогда я дерьмовый мехадок. Стоит отдать должное матушке Теша. Или ее шпионской сети. Или духам-лоа, нашептывающим ей чужие тайны. Как бы то ни было, но с такой партией ее сыночек возвысит диаспору вуду, эмигрировавших в Анталаморию. Что укрепит позиции дроу в чужой стране.

Да, я в невестках такой возможности дать бы не смогла. И, да, я знаю, что заземлять себя браком с психопатом в мои планы никогда не входило. Но, поршень ей в выхлоп, я уже терпеть не могу эту идеальную во всех отношениях выскочку!

Любопытно, откуда она вообще обо мне знает? Не думаю, что Теш поделился с ней историями всех своих похождений. И какие у нее мотивы?

— Эта посылка от нее, — скрипнула я зубами, подхватила часы и спустилась в зал призывов с круглым столом посередине. — Где мастер Дедерик?

— Отдыхает на втором этаже. Мы ему еще не сообщали о пленении Полли и твоем розыске.

Правильно, ни к чему ему сейчас лишние волнения. Мэй тоже кивнул и крикнул в соседний холодильный зал, где братья облагораживали очередной труп.

— Денис, Дастин, организуйте спиритический сеанс. Срочно!

— Кого вызываем? — тут же высунулась лохматая голова Дениса.

— Нас после этого тоже загребут, как вашу потаскуху? — набычился Дастин.

Не перестаю удивляться, как эти двое ухитрились оказаться близнецами. Дастину следовало быть братом Винсента, такой же ригидный параноик. Впрочем, на месте Дениса я бы поостереглась с такой готовностью кидаться на амбразуры.

— Вызываем духа, который потом во сне навестит барона Субботу. Не знаю, я не гаруспик, — невозмутимо ответил каждому Мэй, забрал у меня часы и поместил в пентаграмму призыва на столе, поражая меня своим терпением.

Денис азартно потер ладони и направился включать лампы «черного света», уворачивая керосинки. Дастин досадливо цокнул языком и лениво отлип от косяка, принимаясь мелом чертить сигилы вокруг пентаграммы на столе. Я, согласно наводящим вопросам недовольного спиритуалиста, рассказывала об Эрике. По полу бесновато, предчувствуя близящийся ритуал, носился Потрошитель.

Медиумом был Денис, потому что свою принадлежность к экстрасенсам я по-прежнему скрывала. К тому же со мной Эрику предстояло общаться. Дух лордика меня, конечно, не вспомнит, ведь с нашей последней встречи прошло больше трех месяцев. А столько хранить новую информацию не способна ни одна эктоплазма. Но зато я помню, как с ним общаться.

За стол на стулья с потертыми бархатными спинками и сиденьями мы сели впятером, распределившись по углам пентаграммы. Меня усадили напротив близнецов, между инквизитором и теургессой. Я поправила эксклюзивные длинные рукава джинсового комбинезона с вырезанными отверстиями для больших пальцев, которые придумала, чтобы прятать татуировки, и мы взялись за руки.

Я украдкой улыбнулась, почувствовав знакомую крепкую, мозолистую ладонь. И закрыла глаза, с досадой заметив взгляд Евы, мельком мазнувшего по моим оголенным пальчикам в руке Ли Мэя.

— Теперь понятно, как ты добыла чертежи на балу в день Всех Святых, — торжественным шепотом заключила теургесса, несомненно, сопоставив мои способности с прошлой тягой к ношению перчаток.

— Больше так не смогу, — веско отбрила я, красноречиво пошевелив пальцами.

Не зря. Судя по разочарованному сопению, Свидетельница Еноха уже начала строить насчет меня какие-то планы.

Дастин речитативом затянул какую-то мрачную молитву на древнеенохианском. В ультрафиолете центр пентаграммы начал наливаться потусторонним бело-голубым светом, отблеск которого был виден даже через закрытые веки. Когда свечение сместилось, спиритуалист скомандовал открыть глаза.

Денис на фоне нас светился, как дирижабль на параде. Так же, как я на экзорцизме, когда была одержима Башней Бенни. Дроу-квартерон недоуменно оглядел окружающую его обстановку, а потом остановился наивным взглядом на мне и вдруг счастливо рассмеялся.

— Генри! Я соскучился!

Взгляды всех присутствующих, как по команде, обернулись ко мне. А я вытаращилась на, несомненно, маленького лорда Каспериана в теле медиума.

— Ты помнишь меня?!

Кажется, я его оскорбила. Точно, я уже и забыла, какой обидчивый этот детеныш аристократов.

— Конечно! — голосом Дениса воскликнул Эрик, а у меня защипало в носу и в глазах. — Ты же нашла меня. И потом вы с другом, лордом Тешем, помогли мне найти сестренку и семью. Было бы недостойно чести лорда забыть вашу неоценимую услугу. Спасибо вам!

И Эрик звучно долбанулся лбом в столешницу, кланяясь мне. Должно быть, еще не до конца освоился с телом в три раза больше собственного.

— Барон Суббота твой друг?!

Я поджала губы. Не думала, что Эрик меня вспомнит, а потому не предположила, что он с детской непосредственностью сдаст меня с потрохами.

— Ты говорила, что приглашена на свадьбу барона Субботы, потому что вы партнеры, — прошипел Дастин, оскалив светящиеся в ультрафиолете клыки.

— Так и было, — в первые годы после войны, когда я сидела на седативных. — Информация о моей недолгой принадлежности к «Калавере» к делу не относилась.

А, может, зря я так скрытничала? Вон как у парня глаза загорелись! Не иначе как присоединение к мафии — его несбыточная мечта. Кретин. Нашел, к чему стремиться. Огорошить его, что ли, новостью, что я знаю Теша гораздо ближе, чем он может себе представить? И даже могу замолвить за него словечко? Может, хотя бы тогда спиритуалист перестанет подвергать сомнению любое мое слово?

Левую руку до плеча вдруг прошило дрожью, как молнией. Я покосилась на инквизитора, слегка поглаживающего большим пальцем переплетение венок на внутренней стороне моего запястья. И медленно, но верно покраснела до корней волос, мысленно возблагодарив царящую в зале темень.

Мэй, обманчиво-расслабленный, ловил кажущимся рассеянным взглядом каждое движение Эрика и даже не смотрел на меня. Но я, сидящая справа от него, видела его здоровую половину лица. И кривую ироничную улыбку на ней. В которой было столько обещания, что мне немедленно захотелось сбежать куда подальше и притиснуться к нему поближе.

И когда только успел так хорошо меня изучить, шпион отцентрифуженный! Как понял, о чем, точнее, о ком я только что подумала? Если бы я не знала, что такое в принципе невозможно, решила бы, что с помощью татуировок он забрал себе часть моих способностей.

— Эрик, прости, что бросила тебя, — вернулась я в реальность и задала, наконец, давно мучивший меня вопрос. — Теш не обижал тебя?

— Напротив, он отпустил меня к семье в тот же день! — маленький лорд Каспериан аристократично всплеснул руками медиума. Значит, неспроста он мне тогда приснился. Вместо суженного, ага. — Назвал только странно. Фантомом, вот!

— Фантом? — я озадаченно оглядела присутствующих, но все эти светила эзотерики и оккультизма только плечами пожали.

— Новый вид эктоплазмы? — с сомнением и извечным подозрением ко всему новому протянул спиритуалист. — Разумный, обучаемый и способный взаимодействовать с материальными объектами?

— Это революция в экстрасенсорике, — фанатично блеснула голубыми глазами теургесса. А я подумала, что хотела бы оказаться где угодно, только не в Тагарте, когда в ней гаруспики, хунганы, мамбо и зангаоские монахи схлестнутся со спиритуалистами, гоэтами и теургами из Свидетелей Еноха.

— И проблемы с автоматоном, — веско заметил Мэй. Славно, что хоть у одного из нас внимание сосредоточено на деле. — Если автоматоны будут обучаемыми, сохранится ли возможность ими командовать?

— Это уже пусть ученые Контрема разбираются, — лениво отмахнулся Дастин и повернулся ко мне. — Наша задача — добыть фотографии пост-мортем.

— Эрик, — я с надеждой взглянула в фисташковые глаза Дениса. — Ты можешь встретиться с душой Теша, когда он спит?

— Конечно, перьевой лорд учит нас путешествовать по снам, — с готовностью закивал Эрик, а мы вновь недоуменно переглянулись. Что еще за перьевой лорд? Кто-то в астрале открыл школу эзотерики для мертвых? Так, не отвлекаюсь!

— Тогда не мог бы ты передать ему послание, пожалуйста. Нам нужна фотография, как твоя, помнишь? Спроси у него, какова цена такой фотографии и как мы можем ее получить.

Эрик снова закивал и даже дернулся было… наверно в астрал. Но тело медиума держит лучше любых ловушек. Мэй кивнул Дастину и тот парой слов и жестов отпустил фантома. Я разорвала круг и с наслаждением стекла по стулу. Многовато энергии тратится на подобные развлечения. Однако спиритические сеансы всегда такие познавательные? Или этот особенный, потому что впервые проводится с фантомом, способным запоминать информацию?

Сквозь полуприкрытые веки забрезжил тусклый, мягкий свет керосинки. В подвальном зале сразу стало уютнее. Я подтянула ноги к груди, обняв колени, свернулась калачиком и поерзала, устраиваясь поудобнее на потертом бархате стула.

Мэй и Ева принялись обсуждать последствия вселения фантома в робота, но конструктивный диалог быстро перерос в перепалку бывших супругов. Денис заплетающимся языком попытался было поделиться своим ценным мнением, но Дастин, стерев со стола сигилы, за шкирку потащил брата умываться святой водой. Да, меня тоже инквизитор ею кропил после экзорцизма…

Очнулась я от ощущения невесомости. Вдали, на церкви при кладбище, бил колокол. В нос, уткнувшийся в ложбинку ключицы, забивался аромат кофе и сигарет. Ухо щекотало жесткими смоляными прядями. Я обвила руками шею инквизитора, прижимаясь теснее. Ладонями, лбом, щекой, губами… и как я двадцать три года жила без этих прикосновений?

Правильный ответ — дерьмово. Зато сейчас, находясь в розыске, в бегах, ночуя в похоронном бюро через два этажа от трупов, я чувствую себя живее, чем когда бы то ни было.

— Анри, ты полетишь со мной в Контрем? — вдруг тихо спросил Мэй, вызвав толпу мурашек вдоль позвоночника.

На самом деле, конфедерацией мы оба не грезим. И в страну-утопию, в отличие от Барти, не верим. Я предполагаю, что нас там ждет со статусом создателей автоматона. В лучшем случае постоянные подковерные войны за патент и акции с дорвавшимися до власти бывшими беглыми каторжниками. В худшем — регулярные покушения на жизнь. К тому же народ там лицемерный и не в меру пафосный, а Мэй не выносит фальшь.

Мы могли бы отправить автоматона с Буревестником, а сами затеряться где-нибудь в Зангао. Только вот Мэй себе не простит, если бросит свое детище на произвол судьбы, а Контрем решит им воспользоваться так же, как Анталамория. А я не сдаю назад. Не для того я вляпывалась в дерьмо оппозиции, чтобы конфедераты на блюдечке получили идеального раба-солдата. Нет уж, придется и им попотеть.

— Я подумаю, — сонно фыркнула я, с замиранием сердца чувствуя, как губы, скользящие по моему виску, улыбаются. — Если утром проснусь не в одиночестве.

С губ инквизитора сорвался мученический стон, отозвавшийся во мне характерной пульсацией. Меня бережно уложили на скрипящий диван в одной из комнат второго этажа и присели напротив, чтобы наши лица были на одном уровне. Но я стоически жмурилась, потому что знала — открою глаза, взгляну в чернильные омуты с морщинками-лучиками и снова сдамся.

— Ты не понимаешь, на что обрекаешь меня.

На ночь рядом, но не вместе. Садизм требует своего, угу.

— На подвиг, — саркастично фыркнула я. И передразнила. — Я же делаю тебя лучшей версией себя.

— Для тебя, — сквозь зубы выдохнул Мэй, отпихивая меня к спинке дивана. — Все, что угодно, — меня настойчиво, но все равно ласково придавило мужским телом, заставив восторженно пискнуть.

Я бы попищала подольше, но недвусмысленная твердость, обжегшая поясницу даже через одежду, непрозрачно намекнула, что еще немного моих звуков, и весь мой издевательский план будет вертеться… на оси, ага. Поэтому я затихла, наслаждаясь неизведанными ощущениями, и вдруг неожиданно даже для себя прошептала:

— С Полли ведь все будет хорошо?

— Еще бы, — с успокоительной безмятежностью тут же откликнулся Мэй, как бы невзначай прижимая меня теснее. Мне сразу стало нечем дышать, но я не стала прерывать эту минутку нежности. — Она не первая, кого мы вытаскиваем из застенок Бюро.

Ну и славно. А то я как-то только сейчас поняла, что, если бы не она, я не встретилась бы с Мэем. Надо будет поблагодарить ее как следует.

Я думала, что после нервов сегодняшнего дня долго буду ворочаться, не сомкнув глаз. Но сама не заметила, как провалилась в спокойный сон без сновидений.

Зато утро началось бурно. С воплями, грохотом и отчетливыми колебаниями астрального фона.

Я подскочила в положение стоя, одновременно приглаживая наэлектризовавшиеся об обивку дивана кудри, растирая затекший левый бок и судорожно вспоминая, куда вчера скинула мехаскелет. Мэй уже был на ногах, трогательно помятый, но с «Уэбли» на изготовку. Кстати, а где он пополняет запас освященных пуль?

— Держись за мной, — скомандовал инквизитор, возвращая меня к насущным проблемам.

Я кивнула, послушно становясь за широкую спину с серебряным хребтом. И когда рубашку снять успел? Ложился вроде одетый.

Как всегда спросонья, мне никак не удавалось собрать мысли в кучу. Впрочем, в голове вовсе образовался вакуум, стоило только спуститься вниз.

По первому этажу аккуратным штабелем были разложены близнецы, Ева и мастер Дедерик. А над ними, непринужденно отряхивая руки, стоял невысокий, субтильный, даже скорее женоподобный дроу с волосами до плеч в неряшливо застегнутом черном костюме не по фигуре. Одного взгляда на него мне хватило, чтобы толкнуть руку Мэя в сторону, спасая серокожего блондина с траектории выстрела. Точнее, спасая Мэя от последствий неосторожно выбранной жертвы выстрела.

— Здравствуй, Гаечка, — дружелюбно, как старой знакомой, улыбнулся мне гость, оскалив клыки. Все тридцать два клыка. В совершенно нечеловеческой улыбке до ушей, от которой у человека порвались бы губы. О его ноги почти в религиозном экстазе терся Джек Потрошитель.

— Анри? — напряженно вопросил Мэй, но снова поднимать все еще удерживаемый мной револьвер не торопился. Да, веры он может и лишился, но чуйка экзорциста осталась.

— Это… — я сглотнула вязкую слюну и продолжила скорее вопросительно, нежели утвердительно. — Друг?

— Друг, — еще шире, хотя казалось дальше уже некуда, улыбнулся гость, довольный моей догадливостью. Проследил за моим скептическим взглядом на штабель поверженных противников перед ним и игриво, по-бабски шаркнул ножкой. — Прошу прощения за беспорядок. Эта сладкая куколка встретила меня словами «изгоняем тебя, дух всякой нечистоты и всякая сила сатанинская», а я очень боюсь щекотки.

Экзорцизм заклинательницы ангелов для него всего лишь щекотный? У Теша совсем резьбу сорвало?! Кого он заточил в теле этого бедолаги? Дьявола?!

Когда я видела его в последний раз, он бесновался внутри сложнейшей запирающей веве, совершенно непохожий на человека. Именно им, одержимым духом лоа, хвастался мне Теш три года назад. Но сейчас он был не похож на одержимого. И от этого становилось только страшнее. Потому что значило лишь одно.

Человеческой души, восстающей против угнетения высшим темным духом, больше в этом теле не осталось. И я не знаю, лучше ли такая судьба, чем превращение в вампира, выпивающего чужие души.

— Барон Суббота отправил меня к тебе с предложением, Гаечка, — смазанным, неразличимым глазу движением гость вдруг встал рядом со мной, оказавшись почти одного со мной роста. По-свойски приобнял за талию и поверх моей головы взглянул открыто и нагло, снизу-вверх в глаза стоящему по другую сторону от меня инквизитору.

У меня от близости лоа перехватило дыхание, и я не была уверена, что причиной тому был страх. Предательская реакция тела взбесила, слова вылетели сами:

— А ты у него на побегушках?

Вот теперь дыхание перехватило точно от страха. Дроу даже подался вперед, шумно втягивая воздух около моей шеи, едва ли не капая вспузырившейся на клыках слюной. Пошло чмокнул языком и с бабскими ужимками дернул меня на себя, оставив мой жалкий выпад без внимания.

— Мы посплетничаем немножко, а, гроза детишек?

У меня упало сердце, а лицо Мэя исказилось, как если бы его разбил второй инсульт. Тонкие губы побелели, почти исчезнув, глаза застыли, как черное вулканическое стекло. Правая рука, татуированная изгоняющими сигилами, дернулась было, но послушно опустилась в ответ на мой предупреждающий скулеж.

Дроу лукаво подмигнул инквизитору, изящно тряхнул белым каре и, модельно виляя бедрами, утянул меня в подвал. В холодном бальзамировочном зале, где вчера работали близнецы, непринужденно запрыгнул верхом на лежащее на столе окоченевшее тело. Мило оскалился в ответ на мой фальшиво равнодушный взгляд и заговорил.

Я смотрела в клыкастую пасть, из которой в этом леднике не вырывалось ни облачка пара, и понимала, что план, предлагаемый Тешем, это самоубийство. Было бы, если бы я, как раньше, пыталась справиться со всем сама. Но теперь я не одна.

Я скопировала паскудную ухмылку Кудряшки Сью и пожала протянутую дроу руку, закрепляя сделку. И на миг, всего лишь на миг, но я успела заметить, мелькнул истинный облик гостя. Рост под два метра, перевитые жилами мускулы, темно-кофейная оркская кожа, дреды. Трость с набалдашником из человеческого черепа, черный цилиндр и плащ до пола с густым высоким воротником из петушиных перьев.

Так вот кто такой «перьевой» лорд. Меня угораздило заключить сделку с одним из тех, кого енохианство запрещает называть, а вуду зовут Папа Легба.

Глава 13. Свадьба худшего друга

Черный кэб притормозил у пафосно изукрашенных дверей «Гурмании», на одной из центральных улиц Верхней Тагарты. Я оставила шоферу деньги, забрала с заднего сиденья подарок и вышла на тротуар, поежившись. Пронизывающий ветер бросил в лицо колючее снежное крошево с черного бархата неба. Был еще даже не вечер, но в день зимнего Солнцестояния темнеет рано.

Я запрокинула голову, рассматривая здание в стиле античных храмов. Стойкое ощущение дежавю подсказывало, что на подобном мероприятии я не впервые. Но вспомнить, когда я, простая подмастерье мастера Дедерика, да к тому же оппозиционерка, могла затесаться в столичную элиту общества, мешала блокировка памяти.

Голова предупредительно откликнулась уколом боли в висок, и я послушно отстала от своих травмированных мозгов. Дохнула на руки, мерзнущие даже в перчатках, подошла ко входу в ресторан и мысленно выматерилась.

Гостей встречала гренадерская фигура из разряда «поперек себя шире» с лысой башкой и паскудной ухмылкой на мясистом лице. Давно не виделись, констебль Сьюзен. Еще бы столько же не видеться.

Я поправила съехавший на затылок цилиндр и невзрачный серый костюм-тройку с запонками стоимостью с дирижабль. И откуда только у Барти такая роскошь? Надеюсь, он не заложил «Буревестник». Сдув со лба черную челку мужского парика, я постаралась придать лицу безмятежное выражение, копируя… кого-то.

Сердце вдруг сжалось, в душе словно дыру пробили. Я едва не споткнулась в великоватых ботинках. Чувство было таким же, как в тот день, когда я поняла, что не могу вспомнить лица родителей. Поршень мне в выхлоп, неужели я позволила себе забыть кого-то, кто стал так же дорог?!

Словно плавая в тумане Сизого залива, я предъявила жандарму приглашение и документы на имя Генриха Орфана. Кудряшка Сью мазнул взглядом маленьких глазок по бумагам, паскудно ухмыльнулся, став похожим на бульдога, и кивнул на вход. Я была уверена, что он меня узнал, но мне это и требовалось.

Внутри было светло и жарко от сотен свечей в изогнутых канделябрах. Определенно, я уже видела подобное великолепие. Потому что для трущобной девицы, привыкшей к электричеству, мигающему от малейшего колебания астрала, у меня на редкость вялая реакция. Зато так меньше шансов, что во мне кто-то распознает этого самого трущобного жителя, которому на свадьбе аристократов делать совершенно нечего. Я подавила желание почесать зудящую под париком голову.

Было бы гораздо проще, устрой барон Суббота празднество в «Виновнице». Но Теш теперь под надзором тайной полиции и не может себе позволить посещать компрометирующие его заведения. Раньше я старалась избегать скопления бобби, а теперь сама иду в их силки. Но проигнорировать свадьбу этого скотины я не могла. И вовсе не из-за тех нездоровых отношений, что нас связывали. Особенно учитывая тот факт, что он на протяжении пяти лет вынуждал меня быть зависимой от него, когда лгал о наличии у меня «негативных эктоплазменных эманаций». Нет, я здесь не ради Теша. Просто свадьба — единственный шанс с ним встретиться, чтобы заполучить фотографии пост-мортем. А еще спасти Шпильку и заодно отомстить за убийство моих родителей.

Гостей, разряженных в фиолетовые, серебристые и малахитовые готические костюмы и платья, было порядка двухсот человек. Дроу, имперцы, бадави… Но Теша в белом шелковом костюме с бутоньеркой-орхидеей в петлице я заметила сразу. Как и он меня, несмотря на маскарад. В серых глазах мелькнул порочный азарт, от которого у меня в унисон засосало под ложечкой.

Пока я лавировала в толпе гостей, пробираясь к молодоженам, Теша отвлек какой-то парень, короткие белые волосы и сероватый румянец которого указывали на каплю крови дроу. Светло-зеленый костюм сочетался с фисташковыми глазами, смотрящими исподлобья с ленивой агрессией. Теш снисходительно пожал ему руку, в которой, как мне показалось, мелькнул конверт, сливающийся с белыми лайковыми перчатками обоих. Парень растворился в толпе, а я на всякий случай оглядела банкетный зал в поисках фантомов.

Но никаких духов в округе не наблюдалось, за чем пристально следили невзрачные типчики у стен в гогглах-пировидиконах и обходящий зал с видом хозяина вшиво-плешивый Его Святейшество. Либо в конверте были не фотографии пост-мортем, либо хунган каким-то образом научился маскировать фантомов.

Я наконец добралась до молодоженов. И с нескрываемым, чисто бабским интересом окинула взглядом ту, благодаря которой будет доделан автоматон. Ведь, если бы не ее помощь, наша встреча с Тешем не состоялась бы, и Лига антиимпериалистов не получила бы фотографии пост-мортем.

Она была длинной, почти с Теша ростом, но оттого не менее грациозной. В белом узком платье, подчеркивающем тонкую талию и высокую грудь. Со смуглой кожей, пухлыми губами, чуть крючковатым бадавийским носом, водопадом черных прямых волос до пояса и кротким взглядом в пол.

Ну, прямо тот самый идеал, который нужен деспоту вроде Теша. Леди со шлейфом благородных предков и титулов, которой не привыкать чувствовать себя вещью в чьей-то собственности. «Счастливая» обладательница мужа-психопата, графиня Ханна Арахнай.

В последнее время среди нуворишей стала популярна мода на сохранение женами своих девичьих фамилий. Позиционировалось это, как дань эмансипации, но на самом деле призвано было упрощать налоговые махинации. Добро пожаловать в век товарно-денежных отношений!

При взгляде на переплетенные руки молодоженов вновь встрепенулась боль в сердце от одиночества, но тут Теш по-мужски протянул мне ладонь для рукопожатия.

— До последнего не ожидал тебя здесь увидеть, Генри, — томно прошипел он, слегка сжимая мою ладонь в когтистой хватке.

Вот есть же скотина! Я постаралась, чтобы в извиняющемся взгляде, брошенном мной на его избранницу, не было жалости. Не повезло ей с супругом. Но в ответном взгляде графини Арахнай я не увидела ни ненависти, ни презрения, ни даже гнева. Нет, в черных глазах за маской кротости и покорности вдруг сверкнул стальной стержень и железный расчет.

Поршень мне в выхлоп. Графиня Арахнай смотрела на меня также, как ее супруг. Как на один из своих активов, словно прикидывая, сколько выгоды можно от меня получить. При этом стоило только Тешу слегка скосить глаза в ее сторону, наблюдая за реакцией на разыгранное им представление, как на ее лицо набежала тень душевной боли и неискренняя, вымученная улыбка, призванная скрыть эту боль. Которые, несомненно, польстили его раздутому эго.

Чтоб меня отцентрифужило! Она ухитряется манипулировать им через его пороки? Через его жажду чужих страданий, тягу к контролю над окружающими и тщеславие. Она манипулирует психопатом!

А девица-то не только побогаче и породовитей, но еще и поумней меня будет. Черная зависть смешалась с садистским удовлетворением, что на эту сволочь нашлась-таки управа.

— Я не могла пропустить такой праздник, — саркастично, имея в виду свои мысли о возмездии для психопата, фыркнула я. — Поздравляю вас!

С началом войны двух тиранов, ага. Кровожадный оскал, весьма соответствующий случаю, я скрывать не стала и протянула подарок. Под упаковкой скрывалась собственноручно мною вырезанная и собранная механическая доска уиджи. С алфавитами на анталаморском языке, бадавийском и илитиири, соединенная с миниатюрной печатной машинкой. Она позволяла сразу фиксировать беседы с духами. Уиджи используется экстрасенсами всех религий, поэтому я и выбрала ее в качестве подарка интернациональной паре.

С добычей материалов возникли некоторые проблемы. Обычно я скупаю металлолом за бесценок у барыг Броневика, а потом переплавляю, но сейчас не было времени на литье с нуля. К тому же из-за распущенного Тешем слуха о моем побеге из «Калаверы» криминальные авторитеты столицы не желали вести со мной дел.

Поэтому пришлось снова использовать Барти, на сей раз в качестве посредника для сделок по нелегальной скупке электромеханических приборов. И теперь я должна Буревестнику круглую сумму. Одни проблемы от этой белобрысой клыкастой сволочи!

— Твое доверие лучший подарок, — отзеркалил оскал Теш, а я едва сдержалась, чтобы не фыркнуть.

Я пока еще не настолько кретинка, чтобы доверять гангстеру. Нет, я подписалась на эту авантюру исключительно потому, что знаю: главное для него — выгода. А подставлять меня, когда я оказываю ему услугу, которую никто иной оказать не способен — не выгодно.

— Могу ли я выразить благодарность лучшему другу моего супруга, подарив ему танец? — вдруг присела в книксене перед Тешем графиня Арахнай, старательно не поднимая взгляд выше его белых туфель.

Хунган, бросив на супругу повелительный, довольный взгляд удава, поймавшего мышку, снисходительно махнул рукой. Я озадаченно поклонилась девице, по-мужски протягивая руку, которую она приняла с аристократичной грацией. Надеюсь, она не станет устраивать бывшей любовнице мужа бабский скандал?

Оркестр заиграл степенный полонез. Блокировка не давала вспомнить, когда я научилась танцевать, но мое тело помнило все па и пируэты.

— Я понимаю, что вы согласились на эту авантюру не ради моего мужа, — мелодичным, грудным голосом проговорила она, а я едва не фыркнула ей в декольте. — Но это не отменяет нашей обоюдной выгоды. А потому, в случае успеха, я хочу, чтобы вы помнили, что всегда сможете рассчитывать на мою помощь и поддержку. В отличие от Тадеуша, я умею ценить чужую преданность и самоотверженность, — и графиня присела передо мной в глубоком уважительном реверансе вместо положенного по этикету короткого книксена.

Я преданная и самоотверженная. Дожила, чтоб меня отцентрифужило.

Словно в подтверждение своим мыслям я заметила Кудряшку Сью, по стенке пробирающегося в сторону одиноко стоящей высокой, короткостриженой, плоскогрудой дроу в мужском черном военном мундире. Я себе эту Ллос, могущественную мамбо, одну из лучших агентов тайной полиции, представляла покрасивей.

Она поймала мой взгляд, ухмыльнулась паскудно, точь-в-точь как Кудряшка Сью, маячивший за ее спиной, и с неумолимостью падающего дирижабля направилась ко мне. У меня поджалась задница, хотя все шло по плану.

— Полагаю, я прошел проверку на прочность? — вздернул белую бровь подошедший хунган.

Я позволила гангстеру сдать меня тайной полиции взамен на фотографии пост-мортем, хотя даже не знаю, доберутся ли они до Лиги. Отличный план, да. Надежный, как гномьи часы.

— Блестяще, — с подлой улыбочкой прошипела Ллос, стальной хваткой беря меня под локоток и навязчиво подталкивая к выходу.

Тело непроизвольно дернулось. У тела, в отличие от затуманенных блокировкой памяти мозгов, еще остался инстинкт самосохранения. Но, как говорил Башня Бенни, поздняк метаться.

Я заторможенно обернулась. Теш стоял, заложив руки за спину, расставив ноги на ширину гордо распрямленных плеч. Серокожий, беловолосый, в белом шелковом костюме, с тщеславным оскалом, украшенный высокой, грациозной супругой рядом. Таким, равнодушно отдающим меня тайной полиции, я его и запомнила, еще не зная, что вижу его в последний раз.

Из зала сквозь фиолетово-зеленую толпу меня вывели в тщетно скрываемой спешке, по ходу надев наручники на заломленные за спину руки. На улице я покосилась на жандармский дирижабль под облаками, освещающий город прожекторами, и не сразу заметила подъехавший непримечательный бронированный паромобиль, за что тут же поплатилась. На заднее сидение меня втолкнули, от чего цилиндр слетел вместе с париком, освобождая рыжие кудри из плена эластичной сетки.

Ллос опустилась на переднее сиденье, отгороженное от меня решеткой, и дала отмашку шоферу. Достала из бардачка папку с бумагами, фотокарточками и выполненным цветным стеклом отпечатком ауры, включила диктофон и требовательно полуобернулась ко мне.

— Генрика Норкотт, тридцать первого октября тысяча девятьсот третьего года рождения? — решила не затягивать она с допросом. — Дочь Нортона Норкотта и Фриды Дедерик, внебрачной дочери Цадока Дедерика?

Я мазнула взглядом по моему досье и подтвердила сказанное. Врать тайной полиции себе дороже, а не знать, кого они приняли, они не могут.

— Генрика, знаете ли вы, по какой причине двадцать первого декабря тысяча девятьсот двадцать шестого года вы арестованы Бюро общественной безопасности? — участливо, явно издеваясь, полюбопытствовала дроу.

— Не имею понятия, — ответила я чистую правду. Слишком много вариантов приходит на ум, трудно с уверенностью выбрать один из них. Знаю лишь, что этот фарс с арестом нужен исключительно для моего эмпатического сканирования в целях поиска чертежей автоматона. А вот как бобби его обставят, вопрос.

— Вы обвиняетесь в осуществлении врачебной практики без государственной лицензии, намеренном уклонении от постановки на учет в школе эзотерики, как медиум-эмпат и фальсификации документов, — я скрипнула зубами, понимая, что за одно это мне грозит пожизненная ссылка на угольные рудники, а Ллос с фальшивым сочувствием продолжила. — А также в соучастии организации взрыва на ферме механических тел, принадлежащей фирме «Дедерик Инк.», и пособничестве в похищении ее владельца и главного инженера Цадока Дедерика.

Что? Дед пропал? А эти подонки хотят на меня еще и террор повесить! Пусть доступа к воспоминаниям у меня и нет, но чувства было не обмануть. Я совершенно точно к этому непричастна.

— Согласны ли вы с выдвинутыми обвинениями?

Так, Гаечка, осторожно. Следи за формулировками. Если я сейчас выкрикну «нет!», это расценят, как несогласие со всеми обвинениями. А, учитывая, что несогласна я лишь с двумя последними, это окажется дачей ложных показаний.

— Частично, — резко осипшим голосом выдавила я, старательно отгоняя от себя мысль о смертной казни, положенной террористам. А ведь это они еще до моего дезертирства с войны не докопались.

Я замолчала, чтобы не наговорить случайно себе еще на пару лет приговора. Барти, спасая меня от трибунала, учил, что в общении с представителями силовых структур отвечать надо только на те вопросы, что задают. Остальное обязательно будет использовано против меня.

— С чем именно вы не согласны? — распахнув в неискреннем изумлении голубые глаза, уточнила Ллос.

— Я не причастна к взрыву на фабрике и похищению мастера Дедерика, — как можно ровнее пояснила я, не став уточнять, что даже не в курсе пропажи изобретателя. Кажется. Виски предупредительно заломило.

— Апелляция принята, — так легко согласилась мамбо, что мне сразу стало понятно: она ни во что не ставит эту апелляцию, потому что не верит ни единому моему слову. — В случае подтверждения вашей причастности ваши слова будут учитываться, как ложные показания. Следующий вопрос. Имя Анри Ландрю вам о чем-нибудь говорит?

Я нахмурилась. Туман в голове всколыхнулся, но виски снова ударило молнией, и я, поджав губы, дала отрицательный ответ. Ну не сообщать же, что почему-то это незнакомое имя ассоциируется у меня с какой-то медсестрой?

— Блестяще, — внезапно обозлившись прошипела Ллос, выключая диктофон и отворачиваясь от меня. — Продолжим в Бюро.

Оставшиеся полчаса мы проехали в молчании. Вышли из бронированного паромобиля на окраине Казенного квартала, перед навевающим уныние серым, похожим на коробку зданием с зарешеченными окнами-бойницами. Мне саркастично подумалось, что не хватает лишь надписи над входом «оставь надежду, всяк сюда входящий».

Меня провели по довольно оживленным для такого унылого места коридорам в одну из допросных комнат, оснащенную астральными детекторами, фотоаппаратом и эхографом. Усадили на металлический стул, сохраняющий след ауры задержанного, за стол, такой же серый, как и стены, пол и потолок в допросной. Ллос опустилась напротив, включила диктофон и хищно прищурилась.

Молчали долго. Мамбо, видимо, пыталась давить на меня психологически, но тут она просчиталась. Общение с Тешем привило мне стойкий иммунитет к разного рода ментальным изнасилованиям.

— Твоя жертва напрасна, — не дождавшись от меня реакции, сменила тактику Ллос. — Я знаю, что ты намеренно сдалась тайной полиции, чтобы заполучить от Тадеуша Шабата фотографии пост-мортем для Лиги антиимпериалистов.

Тайная полиция состоит не из одних идиотов — тоже мне новость!

— Только вот даже с их помощью автоматон не двигается.

А, нет, с выводами насчет «не идиотов» я поторопилась. Конечно, не двигается, ведь кроме самой фотографии, которая просто подселит призрака в механический остов, нужен еще… виски заломило. Ллос, заметив мою гримасу боли, прищурилась. Я мысленно выматерилась и состроила морду «кирпичом», чтобы не дать мамбо подсказку, где и что искать в моих мозгах.

Помолчали еще. Спустя какое-то время в допросную зашел парень с незапоминающимся лицом в сером мундире с колораткой, опустил на стол латунный протез ноги и, сложив руки на груди, сел рядом с Ллос. Инквизитор?

«В Церкви агентов тайной полиции не меньше, чем в парламенте». Чьи это слова, сказанные голосом туберкулезника?

— Генрика, признаете ли вы свою причастность к созданию данного изделия?

Я мазнула взглядом по скрытому в бедре протеза спусковому крючку, активирующему выстрел пули из дула в голени через пятку, и скрипнула зубами.

— Признаю.

— Этот протез был изъят с места преступления после взрыва на ферме механических тел. Что вы скажете по этому поводу? — Ллос чуть подалась вперед.

— Скажу, что я работала подмастерьем мастера Дедерика, — уже не в силах сдерживать нервозность, огрызнулась я. — Разве это преступление?

— Разумеется, учитывая, что трудоустроены вы были нелегально и не отчисляли налоги с дохода, — скучающим тоном откликнулся инквизитор, а я поняла, что этой прогнившей системе проиграю в любом случае.

— Я требую адвоката, — голос предательски дрогнул, руки, скованные за спиной, сжались в кулаки.

— Допрос лиц, обвиняемых в терроризме и государственной измене, может проводиться без присутствия адвоката, — отрубил инквизитор.

Знаю, но попробовать стоило.

— Вы обвиняете меня без доказательств? — вопросила я только, чтобы оттянуть неизбежное.

По правилам, пока моя вина не будет доказана, я считаюсь лишь подозреваемой, а не обвиняемой. Но для бобби правила не писаны. В суде они оправдают нарушение порядка протокола добытыми доказательствами. Потому что на их допросах кто угодно признается в чем угодно.

— Доказательства предоставит эмпатическое сканирование, — подтверждая мои мысли, прошипела Ллос.

Я постаралась не выдать, как дерьмово мне стало после этих слов, а в допросную ввели… мое будущее. Ведь ограничивающие мои способности татуировки всегда можно свести.

Он был тощим и желто-зеленым. С полностью выпавшими от морального перенапряжения волосами и обирающими одежду руками. Наверно, ему было около четырнадцати, но выглядел он младше, как недоразвитый. Безумное существо с телом ребенка и глазами старика.

Он зашел мне за спину, отчего волосы на голове встали дыбом, и положил дрожащие руки на оголенную кожу моей шеи. Голову пронзила резкая боль, словно по темечку мне от души приложили топором. Уши заложило, горло заболело в унисон. Только потом я поняла, что это от крика.

— Остановись, Итан. На этой, блокировка памяти более искусная, чем на потаскухе, — скучающим тоном прокомментировал мои мучения инквизитор. — Вырезан не отрезок времени, а события. Тогда на интуитивном уровне все умения сохраняются, хотя она и не помнит, как и когда их получила.

Мозг цеплялся за любую мелочь, способную отвлечь от боли, поэтому я запоздало поняла, как могла танцевать полонез.

— Значит, она может интуитивно воссоздать чертежи?

— Воссоздать можно лишь то, что сам создавал. Не думаю, что она приложила руку кчертежам. А вот к самому автоматону может быть.

— Но я не могу ждать, пока она нам тут построит робота. Итан, взламывай!

Я заскулила, когда влажные, холодные руки вновь коснулись кожи. Сквозь боль на ум вдруг стали приходить бессвязные цепочки слов.

Чертежи, оружейные протезы, садовые статуи, бомба. Чертежи, бал, балкон, поцелуй. Чертежи, сигилы, татуировки… экзорцист, инквизитор, святоша! Последнее слово отпечаталось перед внутренним взором, как солнце на сетчатке глаза. И, словно ключ, открыло какую-то дверь в моей памяти. А я захлебнулась в хлынувших из нее воспоминаниях.

Я открываю металлическую дверь операционной и меня погребает под собой тяжелая туша, воняющая порохом и сигаретами. Я расстегиваю его мундир и рубашку и вижу пугающие татуировки экзорциста, способного вышвыривать душу из тела. А он, не беспокоясь о скальпеле у горла, иронично шутит с безмятежным лицом. И криво улыбается с добродушными морщинками-лучиками у глаз.

Он спасает меня от Теша, рекомендуя Цадоку Дедерику как талантливого механика-конструктора, рискуя своим авторитетом перед связным оппозиционеров в лице Шпильки. Он привлекает меня к секретной операции, ставя под сомнение других членов Лиги антиимпериалистов свою компетентность. Он доказывает мою невиновность, когда все остальные против меня. Он спасает меня от вечного одиночества и безумия, найдя способ сдержать мою эмпатию.

Только сейчас, переживая события последних месяцев заново, словно со стороны, я понимаю, почему рядом с ним совершаю поступки, для меня нехарактерные. Почему рядом с ним становлюсь той пресловутой «преданной и самоотверженной». Почему рядом с ним превращаюсь в лучшую версию себя.

Потому что на самом деле это настоящая я. Потому что такой я была до мафии, до войны, до сиротского приюта. Потому что он единственный, кто воскресил во мне ту, кого я похоронила со смертью родителей.

— Имя! Назови мне имя!

Я заскулила, почувствовав когти Ллос на своих щеках. Холодные влажные ладони эмпата сдавили шею сильнее. Он бесцеремонно подкопался под блоки на памяти, вытаскивая на поверхность воспоминания. Я завизжала, как если бы мне вгоняли иголки под ногти.

— Ли Мэй Хелстрем, — свистяще прошептал Итан, а это имя отворило новую дверь в моей памяти, маня теплом. И я кинулась в нее, как в омут чернильных глаз, спасаясь от боли, жестокости и несправедливости. Ведь там я теперь не одинока.

…Стеклянный взгляд, неестественно прямая спина, словно его позвоночный имплант снова закоротило. Правый уголок губ приподнят в отрешенной улыбке, но левый опущен сильнее обычного. А я понимаю, что наш маскарад имеет один существенный недостаток.

Переодевшись пацаном, я не могу даже смотреть на него, чтобы не вызвать излишнее внимание окружающих. Ведь рядом с ним я свечусь, как отцентрифуженная электрическая лампочка.

Я украдкой улыбнулась и потянула его сквозь толпу развлекающихся в парке аттракционов. Хоть на какое-то время мы могли позволить себе не бояться каждой тени. Бобби были заняты отвлекающим маневром, запущенном Барти, и гнались за «Пустельгой», летящей в Зангаоское царство.

Механические пальцы в моей хватке неловко дернулись, но все же сжались. Мэй до сих пор не мог поверить, что у особи женского пола его увечье не вызывает отвращения или жалости.

— Больше веры в лучшее, святоша! — саркастично пихнула я его в бок, отчаянно бодрясь и запрещая себе думать о том, на что подписалась, доверившись Тешу.

Хотя переживать мне не о чем, учитывая внушение, которое сделал Мэй нашему потустороннему гостю о моей безопасности. Сначала, правда, его чуть не разбил второй инсульт, когда он узнал, что я заключила сделку с демоном. Но вместо заслуженной порки он просто с зангаоским смирением провел мне тщательный ликбез по правилам общения с высшими духами, как первокласснику в школе эзотерики.

— Я достаточно уверен в своих силах, способностях барона Субботы и верности Бартоломью Буревестника, чтобы не переживать за успех мероприятия, — безмятежность инквизитора сменилась замогильной интонацией. — А вот твой настрой вызывает опасения.

Мне, как всегда, полегчало на душе от осознания, что мое решение Мэй поддерживает и не сомневается в положительном исходе авантюры. Но что не так с моим настроем?

— Может быть то, что ты, черт возьми, устраиваешь себе последний ужин осужденного на казнь? — устало потер переносицу Мэй.

— Это всего лишь аттракционы, — фыркнула я, отходя от миниатюрного кукольного театра. Про себя гадая, как ему удалось понять то, что я сама от себя тщательно скрывала.

— На которых ты не была ни разу в жизни, поэтому стремишься успеть побывать сейчас, — буднично заметил Мэй, словно не он только что считал меня, как раскрытую книгу.

Но даже несмотря на то, что он понял, зачем я это делаю, он все равно не стал мне перечить и лишать исполнения мечты о красивой жизни. Нет, он дарит мне свободу, а потом походя, как само собой разумеющееся разбирается с «задачами, которые я перед ним ставлю» своей самодеятельностью. Неужели это счастье досталось мне лишь за то, что я тоже единственная принимаю его таким, какой он есть?

— Успеть исполнить мечты стремятся только те, кто знает, что у них больше не останется времени.

Я откусила разом половину шарика сахарной ваты на палочке, решая, пойти дальше на карусель или покататься на коньках на замерзшей Детаит. Еще я планировала доползти до зоопарка и проиграть Мэю в уличные шахматы хотя бы за десять ходов, а не за пять.

К играм у меня по-прежнему стойкая неприязнь, но инквизитору нравится честная и справедливая, так не похожая на реальную черно-белая война фигурок. А я не переломлюсь, если иногда поступлюсь своими принципами и составлю ему компанию.

— Лично меня положительные эмоции заряжают силами для дальнейших свершений, — ответила я правду, но другую. Если сейчас соглашусь с его позицией, то не смогу реализовать последний пункт плана на сегодняшний день.

— А для меня развлечения эффективны только после выполненной работы, — Мэй, не обращая внимания на косые взгляды аристократов, опустился на колени, помогая мне привязать лезвия коньков к ботинкам.

Я снова украдкой улыбнулась, про себя порадовавшись нашим разногласиям. Потому что отсутствие споров и безропотное согласие есть симптом нездоровых отношений. Это я как врач утверждаю.

В дом, который нам оставил Барти, мы вернулись уже за полночь. Я и не знала, что у контрабандиста есть недвижимость на верхнем берегу реки. У меня от улыбки, как у нашего недавнего потустороннего гостя, уже болели лицевые мышцы, и грозили порваться губы. Мэй, посмеиваясь тем искренним, хриплым смехом, который на «деловых переговорах» впервые вызвал мое смущение, выскребал из-под воротника шинели остатки моих снежков и все сильнее припадал на левую ногу.

Я милостиво уступила ему первое место в душе и окоченевшими пальцами принялась расстегивать мехаскелет, без которого теперь на улицу не выходила. Руки не слушались, дрожа, как на войне, даже когда отогрелись. Я скрипнула зубами, досадуя на свои рефлексии перед реализацией последнего пункта плана.

У меня вообще-то все уже было! Так чего я трясусь, как леди в первую брачную ночь? Подумаешь, решила проявить инициативу и соблазнить священника. Который будет сопротивляться из-за своих кретинских принципов, ага. О том, что будет, если он меня оттолкнет, как отталкивал три месяца, защищая от своей «грязной» души, я старалась не думать.

Но, он прав, я хочу успеть исполнить мечту. Не потому, что не верю, что все хорошо кончится. А просто потому, что это я. Я не способна просчитывать свои шаги и не желаю задумываться о будущем. Особенно о том, что завтра я, несмотря на попытки Мэя меня отговорить, заблокирую себе воспоминания о нем. Чтобы защитить его от тайной полиции. А, значит, снова останусь в одиночестве.

Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Скинула остатки одежды и толкнула дверь с потрескавшейся синей краской в ванную комнату. Сердце замерло и затарахтело, как барахлящий двигатель.

Мэй стоял под тонкими струями воды, уперев руки в кафель стены с ржавыми подтеками. Я зачарованно проследила за влажными дорожками, скатывающимся по стальному хребту и по складывающимся в узор татуировкам на мускулистых плечах, широкой спине, крепких ногах. Сделав шаг, уткнулась лбом в позвоночный имплант, обвивая руками его грудь. Кожей ощущая его зангаоское смирение, как будто на мне не было сдерживающих сигил.

— Будь так любезна, не делай из меня очередной аттракцион, — замогильная интонация сильно подпортилась бархатистой хрипотцой в безмятежном голосе.

— Еще одно подобное оскорбление, и тебе понадобится мехадок, а мне индульгенция, — милостиво предупредила я, прижимаясь теснее к его головокружительно напрягшейся спине.

Но меня вдруг с нее скинуло, молниеносно прижав к скользкому кафелю. Кровь ударила в лицо, когда я оказалась беззащитно распятой перед инквизитором. Видеть медленно темнеющий при взгляде на меня чернильный взор, полускрытый мокрыми прядями, было мучительно смущающе. Но смотреть вниз и вовсе невыносимо. Я слишком хорошо помнила демонстрацию, устроенную им в моей операционной под «Розовой розой».

— Не смей прощаться, Гаечка, — механические пальцы ласково откинули намокшие, распрямившиеся до лопаток рыжие кудри с моего лица, полностью обнажая мои чувства. А в прокуренном голосе впервые на моей памяти появились лязгающие, металлические ноты. Которые, по солдатской привычке, вызвали желание вытянуться по стойке «смирно».

Я не воспринимаю приказы, отданные вне боевых действий. Считаю их притеснением своих прав. Поэтому меня так раздражали попытки Теша меня контролировать, и я изворачивалась, поступая по-своему. Но сейчас у меня не возникло даже мысли ослушаться. Потому что Хелстрем не делал попыток подчинить. Он просто ставил ультиматум. Помнится, в первую нашу встречу он сказал, что я обвиняю его в неумении просить, потому что пока не знаю, как он умеет требовать. Теперь знаю.

Но сдавать назад не в моих правилах. И я, перебарывая не свойственную мне стеснительность, завела одну ногу ему за поясницу и толкнула на себя.

— Так стань для меня причиной вернуться, святоша.

Известно, что спорить с дураками бесполезно. Мэй со мной никогда не спорил. Тонкие, мягкие губы прильнули к сгибу моей шеи. Сильные, нежные руки подхватили меня под бедра и спустя бесконечно долгое мгновение опустили на вмиг промокшие простыни кровати.

Скорее всего из-за импланта, но Мэй был восхитительно тяжел. Я оплела его руками и ногами, оглаживая, лаская, прижимаясь еще ближе, еще теснее. Длинноватые смоляные пряди щекотали ставшую невыразимо чувствительной кожу, рассылая электрические разряды, концентрирующиеся в пульсирующую воронку внизу живота.

На каждое мое движение, вызванное скольжением его чутких пальцев по моей груди и внутренней стороне бедер, Мэй отзывался стонущим поминанием чертей и Еноха. И с каждым словом голос его становился все ниже, все более хриплым. Я лишь шепотом повторяла его имя и капризно хныкала, умоляя о большем.

Мои губы смяло поцелуем, как обещание исполнить мою просьбу. Рот наполнился вкусом кофе и сахарной ваты. А тяжесть с моих бедер исчезла, сменившись осторожным, горячим, гладким касанием. Неспешным. Постепенным. Предлагающим, а не заставляющим принять его. Я всхлипнула.

Впервые в жизни от полноты единения мне не было больно. Наверно, это и побудило меня решиться сделать то, о чем так давно втайне фантазировала, наслушавшись россказней Шпильки.

Обвив ногами его поясницу, я выскользнула из-под Мэя, вынуждая его упасть. Склонилась ниже, почти расстелившись на часто и коротко вздымающейся груди. Лизнула его приоткрытые губы, слегка потерлась затвердевшими вершинами груди, вызвав его стон, отдавшийся дрожью внизу живота. И медленно, пьянея от острых, неизведанных ощущений, откинулась назад, выгибая спину, опираясь руками на его напряженные бедра, опускаясь до предела.

Мэй смотрел на меня, как на… как если бы он снова обрел веру и его накрыло религиозным экстазом. Беспомощно и жадно, как будто я и вода, и пища, и глоток воздуха.

Его правая рука сжала мою ягодицу, подсказывая ускориться. А левая, вызывая мурашки от контраста металлической прохлады на разгоряченной коже, огладила живот, шею и остановилась на груди, обводя большим пальцем затвердевшую вершину.

Я до последнего, как завороженная, следила, как учащается его дыхание. Как против его воли деревенеют руки на моем теле. Как сбивается ритм, когда я позволяю ему перехватить инициативу. Как закатываются глаза, выгибается поясница и дергается кадык. И… эффект был хлеще, чем от эльфийской дури, отделяющей душу от тела.

Славно, что в день нанесения татуировок Мэй нашел в себе силы меня остановить. Потому что сейчас по моим почти бесчувственным, скованным защитными сигилами эмпатическим сенсорам шарахнуло такой концентрированной, чистейшей эйфорией, что мое сознание почти вырубилось.

Я обессиленно упала на подушки, чувствуя, как утихает нерастраченная пульсация. И впервые это не вызвало во мне досаду. Должно быть, потому что впервые меня не использовали для самоудовлетворения, а я сама доставляла наслаждение. Вообще-то я не любитель трудиться без вознаграждения, но почему-то ради такого подарка, как эти сладкие судороги Мэя, я не прочь попотеть еще.

— Я в долгу не останусь, Гаечка, — с бархатистой хрипотцой вдруг пообещали мне на ушко. Как в день нашей первой встречи, когда я починила его имплант.

Мягкие губы прочертили влажную дорожку по шее, груди, животу и нырнули ниже, встречаясь с нежными, умелыми механическими пальцами. Я дернулась, не понимая, что происходит. А потом почувствовала его язык и размышления о том, чего еще меня лишал сволочной хунган, оставили меня вместе со способностью думать в целом. И я в который раз убедилась, что этот святой человек всегда держит слово. В долгу он не остался…

— Не могу пробиться дальше, — сквозь пелену воспоминаний услышала я испуганный шепот эмпата, насильно возвращающий в тошнотворную реальность.

— Значит, поступим как с предыдущей, — когтистые руки схватили меня за волосы, поднимая голову, но перед глазами плясали звездочки, мешая мне разглядеть мамбо. — Психика ломается быстрее тела. Блоки спадут сами, чтобы воспаленное сознание могло уйти от боли в воспоминания.

Пытки без суда и следствия. Как это в духе нашего достославного Бюро общественной безопасности.

— А если не получится? — судя по безэмоциональному голосу, инквизитора не очень беспокоила такая перспектива. — Ты не слишком-то умела в роли каплаты.

Ллос колдунья вуду? Виски поразило уже поднадоевшей молнией.

— Тогда заземлю ее, вызову ее дух и добуду чертежи у него, хоть это и проблематичный способ.

— Я прикрою, — скучающе откликнулся инквизитор. — Но постарайся не ошибиться, как с предыдущей. От этой помимо чертежей автоматона нам необходим компромат на Тадеуша Шабата. Мне нужны доказательства его занятий некромантией для ареста после того, как он разберется со Свидетелями Еноха.

Ублюдки. Им стоило бы поучиться у мафии соблюдать обещания, данные подданным. Может быть тогда и революционных настроений не возникло бы.

Мне на лицо повязали тряпку, закрывающую глаза, воняющую хлороформом, и подняли со стула. Лязгнул какой-то механизм, что-то открылось, но явно не дверь допросной. Потайной ход?

Обычно для потери сознания хлороформ нужно вдыхать как минимум минут пять, но моему измученному эмпатическими пытками организму хватило и двух. Ноги подогнулись и Ллос бесцеремонно забросила меня на плечо. Она слишком сильна для дроу, не пользующейся механическим экзоскелетом. Тоже подселила к себе какого-нибудь лоа? А почему «тоже»?

Очнулась я в камере, в кресле, похожем на наркозное в моих операционных. Кожаные ремни с ужасающими бурыми разводами надежно сковывали голову, кисти, поясницу и лодыжки. Эмпат пока не касался меня, но я встающими дыбом на затылке волосами чувствовала его присутствие.

— Лучше бы тебе не сопротивляться, иначе будет то же самое, что с ней, — Ллос кивнула головой куда-то в угол, но судя по дрожащему от возбуждения голосу, она мечтала, чтобы я начала сопротивляться.

Я скосила глаза и скрипнула зубами, узнав в валяющейся на полу окровавленной, синекожей сломанной кукле Шпильку. Вот это по словам гнилого инквизитора всего лишь «ошибка»? Да они искалечили ее сознание, чтобы добраться до меня!

Ну, ничего. Евангелин ей поможет. Ангелы умеют лечить души. Красивое название для хирургической операции на эндоплазме. А что до меня…

— Меня найдут, — сорванным голосом просипела я, чувствуя, как просыпается садизм, придающий сил.

Я представила, как заменяю Ллос все внутренние органы окисляющимися металлическими имплантами. Губы потянуло в маниакальный оскал, когда в голове прочно засела мысль, что мне-то точно сейчас будет легче, чем моей воображаемой жертве, потому что у нее такой извращенной фантазии нет. Она-то наверняка и на войне не была, как и все рафинированные агенты тайной полиции.

— Меня найдут, — уверенно повторила я, вспоминая непоколебимое спокойствие Мэя, когда он говорил об успехе операции. — А потом обнаружат на мне следы твоей ауры и выследят тебя. И тогда уже ты почувствуешь на своей шкуре всю жестокость и несправедливость самосуда.

Мамбо улыбнулась вдохновленно, трепетно и фанатично, до жути напомнив мне этим заклинательницу ангелов. А потом отпихнула ногой заплесневелый ковер на полу, явив незнакомую мне, кажущуюся неправильной из-за оркского алфавита веве. Разделась донага, явив белые татуировки-веве, села в центр, скрестив ноги и достала из вороха одежды… тряпичную куклу.

— Теперь ты понимаешь, что нас никогда не найдут? Ни твой родной капитан воздушных пиратов, ни этот бездарный инквизитор, бывший экзорцистом, ни та теургесса из Свидетелей Еноха, ни даже барон Суббота. Ты ведь надеялась, что они тебя непременно спасут?

О, да. Но использование кукол вуду, причисленных к некромантии, не оставляет никаких астральных возмущений. Никаких следов. И это бы сработало. Против людей. Ллос просто не учла, что некромантией она настроила против себя кое-кого, куда более могущественного, чем вся наша команда, вместе взятая.

…Папа Легба в теле женоподобного дроу поудобней устроился на окоченевшем трупе в подвале похоронного бюро.

— Барон Суббота согласен поделиться с вами парочкой фотографий пост-мортем и даже готов поспособствовать вызволению Шпильки из плена тайной полиции, — сообщил лоа, улыбаясь во все тридцать два клыка. — Взамен ты поможешь ему избавиться от Ллос.

Лучшая ищейка тайной полиции, бескомпромиссная дроу, которая охотится за чертежами автоматона, Лигой антиимпериалистов и мной с момента поимки Полли. Чем она мешает лидеру «Калаверы»?

— Как жрица вуду, она сильнее его, — в белоснежном оскале Папы Легбы не было ни капли жалости к поработившему его хунгану. — И будет препятствовать его планам совмещать нелегальный экстрасенсорный бизнес с членством в Палате Лордов.

Резонно. Но неужели никто другой не в состоянии ему помочь? Как-то не тянет меня жертвовать жизнью ради того, кто пять лет держал меня подле себя обманом о моем садизме. Я не в обиде на него за это. Обижаться на гангстера-психопата вообще неконструктивно. Но и доверия это не добавляет.

— Сейчас у него отсутствует иной экстрасенс, за которым бы охотилась Ллос.

Я поджала губы. Ощущение, что я сама себя загоняю в ловушку. Но либо я действительно слишком тупа, чтобы увидеть другой выход, либо его просто нет.

— А в чем причина твоего участия? — спросила я только для того, чтобы оттянуть момент заключения сделки.

Теш говорил, что высшим темным духам недостаточно приказать, чтобы получить их содействие. Их надо заинтересовать.

— Я очень не люблю, когда в поисках могущества мои последователи от меня отворачиваются, — жеманно повел узкими плечиками дроу.

Тогда я не поняла, что он говорил об использовании Ллос запрещенного во всем цивилизованном мире оркского колдовства.

— И какой у нас план? — сдалась-таки я и отшатнулась, когда лоа алчно подался вперед.

— Черная метка, — он улыбнулся шире в ответ на мое недоумение. — Мой дар избранным экстрасенсам. Таким, как жрецы клана Шабат. Возможность вызвать меня. В любое время, в любом месте. Не без жертвы, но ею станет моя цель.

Что-то меня как-то не прельщает стать избранной демона.

— У Ллос сильная защита. Ограниченный этим телом, я не могу выследить ее в освященных застенках Бюро. Можно было бы заземлить ее на одном из официальных приемов, но это же так скучно, правда? — у нас с демонами несколько разные понятия о скуке, поэтому я, пользуясь правилами этикета, тактично промолчала. — А вот поймать ее на горячем, прямо в разгар некромантского ритуала, обставить все, как убийство вырвавшимся из-под контроля лоа, а заодно явить всей тайной полиции ее связь с запрещенным колдовством вуду…

— Это весело, — понятливо закончила за него я. Против воли поддаваясь темному искушению, заражаясь азартом подставить тайную полицию, уничтожившую моих родителей, испоганившую мне всю жизнь и пытавшую мою подругу.

И протянула руку, готовая к боли от пореза на ладони, ведь договоры с высшими духами скрепляют кровью. Перед внутренним взором вспыхнула веве, отдаленно напоминающая сатанинскую пентаграмму. А на точку между бровями надавил когтистый большой палец, от которого ее заволокло туманом.

— Во избежание побочных эффектов, — лоа пошло облизнул свою ладонь, размазывая мою кровь по своим щекам. — Вспомнишь, когда увидишь куклу вуду.

Вспомнила. Славно, что в момент клеймения добрый демон заблокировал мне ее сразу. Потому что сейчас, вспоминая переплетения кругов и треугольников в обрамлении слов на илитиири, я внутренне корчилась от боли, почти физически ощущая, как черная метка выжигается на моей ауре. Внешне же я только сжимала кулаки и скрипела зубами, запирая рвущийся наружу вопль, что вполне можно было расценить как жест отчаяния перед колдовством ищейки тайной полиции. Ллос не должна почуять неладное, до того, как…

Крыша проломилась с оглушительным грохотом. Волосы отчетливо зашевелились от близости могущественного духа. Ллос стоит отдать должное, среагировала она мгновенно, мимо меня пролетела какая-то атакующая веве. Но что такое энергетическая печать против того, для кого экзорцизм всего лишь щекотка?

Ее вынесло за пределы рисунка на полу и с ласкающим слух хрустом впечатало в стену. Я маниакально оскалилась, с мрачным торжеством наблюдая, как та, чьим именем пугают детей в трущобах, голая дергается в хватке лоа, как сломанная заводная игрушка.

— Кто ты такой? — прошипела она… и вдруг перестала дергаться, обмякнув, безнадежно свесив руки с обломанными ногтями вдоль тела. Узнала.

Огромный чернокожий мужчина с оркскими дредами до пояса и рисунком белого черепа на лице в черном цилиндре и плаще до пола с густым высоким воротником из петушиных перьев дружелюбно оскалил клыкастую пасть.

— Адвокат.

Глава 14. Воздушные пираты

— Остановись! — истерично завизжала я, но поздно.

Смазанная тень метнулась мимо меня, и лоб залило горячей, липкой кровью. Глухой стук упавшего тела за спиной подсказал, что эмпата постигла та же участь, что и Ллос. Которая, уставившись в потолок безжизненно помутневшими глазами, заливала пол кровью из разодранного горла.

— Итана еще можно было спасти, — дернувшись в путах, просипела я. Евангелин вызвала бы ангела, и он исцелил бы душу мальчишки, искореженную частым вторжением чужой эндоплазмы.

— Можно, — расплылся в игривой улыбке Папа Легба и принялся аккуратно расстегивать ремни кресла, чтобы озадачить бобби моим побегом. Вряд ли им придет в голову, что меня бережно освободил демон, так жестоко растерзавший женщину и ребенка. — Но он пал жертвой черной метки.

— Ты говорил, что жертвой будет Ллос! — освободившись, отшатнулась я прочь от тянущейся к голове руки.

— Я говорил, что жертвой будет моя цель, — Папа Легба с наигранным укором попенял на мой недостаток юридического образования и многозначительно оскалился. — А еще я говорил про побочные эффекты черной метки.

Носитель метки становится проклятым, притягивающим несчастья, от которых страдают все, кроме него самого. И Итан тому подтверждение. Как и то, что я шаг за шагом пячусь от протянутой руки лоа. Собирающейся снять с меня проклятие. Очень удобное проклятие.

Все-таки дерьмовая из меня героиня. Слабовольная. Потому что не знаю, решилась ли бы я сама отказаться от клейма, дающего возможность вызвать ручного демона. Но Папа Легба милосердно избавил меня от лицезрения собственного морального разложения и одним незаметным глазу шагом приблизился.

Схватив за голову, сделал движение, похожее на снятие скальпа, и закинул себе в рот что-то, видимое только на астральном плане, словно бы случайно заливая мне грудь кровавой слюной. И пусть сделал он это потому, что ему претит оставаться в услужении такому ничтожеству как я сверх необходимого, но я все равно была ему благодарна.

Очнувшись от власти проклятия, оглядела обшарпанную комнату. И чего мы добились этими убийствами? Да, мы лишили тайную полицию лучшего агента со способностями мамбо и каплаты и медиума-эмпата, думаю, последнего в Тагарте, за исключением меня. Но ведь этим мы подставили не бобби, а самих себя! Ведь спиритуалистам Бюро достаточно будет просто вызвать души погибших, чтобы узнать, что здесь произошло.

— Ты недооцениваешь своего любовничка, док, — Папа Легба, сквозь которого теперь просвечивал женоподобный дроу, поднял на руки слабо застонавшую от боли Шпильку, зачем-то укутав ее перьевым плащом. У него слабость только к людям, склонным к грехопадению?

А у меня непроизвольно сжались кулаки. Демон посмел в одном предложении употребить прозвище, которым звал меня только Ли Мэй, и напомнить о моей связи с другим мужчиной.

— Сфотографируй их, пока меня здесь нет.

Иначе дагерротипы будут засвеченными из-за рентгеновского излучения, испускаемого высшими светлыми и темными духами. Так Теш хочет запереть их души в фотографиях пост-мортем? Теперь понятно, как хунгану удалось озолотиться на так опрометчиво подаренной мной технике. Он основал бизнес по зачистке улик, за которую готовы платить все: Анархисты, Броневик, Антиимпериалисты, грешные священники, нечистые на руку члены парламента…

Я проводила взглядом лоа, одним прыжком поднявшегося на крышу, через дыру в которой падал снег, услышала знакомый рокот двигателей «Буревестника» и, отбросив праздные мысли, поторопилась с зачисткой места преступления.

Фотоаппарат был последней модели, со встроенной вспышкой, поэтому трудностей в его использовании не возникло. Дагерротипы были готовы, когда на крышу опустилось что-то тяжелое, дохнувшее паром. Я еще с войны знала, что так звучит крылатая воздушная лодка. Папа Легба, сверкая обнаженным торсом, изящно спрыгнул обратно. По-женски отбросил за спину белое каре, за которым я еще разглядела длинные черные дреды, и склонился над работающим эхографом.

— Где мы? — поинтересовалась я, пытаясь сориентироваться по шпилям ближайших зданий, но мое знание верхнего берега Детаит оставляло желать лучшего.

— В здании, соседствующим со штабом тайной полиции, но формально им не принадлежащем. Идеальное укрытие для незаконных допросов, — с готовностью пояснил лоа, когтем отрезая кусок эхограммы. Удаляя все звуки, что записал астральный детектор после убийства Ллос.

Нельзя же оставлять бобби без работы, правда? Вот и пусть расследуют преступления в их же рядах. Может, хоть ненадолго от оппозиционеров отстанут.

Папа Легба, которого без черной метки я теперь снова видела, как субтильного дроу, приложил палец к губам и жеманно протянул руки. Без проклятого клейма, позволяющего ему приказывать, я вновь ощутила сковывающий липкий ужас при мысли о прикосновении к лоа.

С досадой подумала о мехаскелете, который не надела, опасаясь металлодетекторов в дверях «Гурмании». У меня, в отличии от аристократов, нет лицензии на ношение потенциально опасных механических протезов. Но тут, как перед бомбежкой, с натугой загудела воздушная тревога. И страх вновь попасть в застенки Бюро, не успев скрыться от погони, пересилил страх перед демоном. На крыше оказалась, не успев глазом моргнуть.

— А ты не так труслива, как кажешься, — ухо царапнуло клыками, когда Папа Легба стряхивал меня в воздушную лодку. Когтистая ладонь пошло скользнула в карман моих брюк, забирая дагерротипы. — Будь я в твоем положении, не осмелился бы рисковать собой.

В каком положении? В безвыходном? Да если бы я не решилась поработать приманкой для тайной полиции, мы бы ни за что не добыли фотографии пост-мортем и не завершили бы создание автоматона! Ради которого, между прочим, Мэй рисковал собой, выкрав начальные чертежи, Ева рисковала собой, спасая мастера Дедерика после взрыва, а Винс и вовсе отдал жизнь.

На фоне этого моя жертва, основанная на уверенности в том, что меня спасут, не выглядит чем-то впечатляющим. Подумаешь, голова будет месяц болеть после эмпатических пыток. На войне и не такое приходилось сносить. А если я изначально не собиралась героически помирать ради высшей цели, то в чем заключается моя смелость?

Я собиралась было высказать этому перьевому лорду все, что думаю о его издевках, но он вдруг пригвоздил меня таким взглядом, что я поперхнулась словами. И спрыгнул с крыши, растворившись в зарождающейся метели. А мне в мельтешении снега и пепла из фабричных труб все мерещились глаза, такие черные, что зрачок сливался с радужкой. И взгляд, лишенный привычного лукавства.

Так он не издевался? Но тогда что он имел в виду?

— Шевелись, Гайка! — прикрикнул на меня мой старый командир за штурвалом воздушной лодки.

Я очнулась и, оставив смутные предчувствия до лучших времен, прыгнула в машинный отсек под креслом пилота. Проверила показатели нагрева двигателя и давления пара, добавила угля и завела механические крылья. Летательный транспорт чихнул и с рокотом взмыл над городом.

Облака превратились в тучи, набухшие над шпилями императорского дворца и Тагартского Енохианского собора, по брюхам которых шарили столпы света прожекторов. На сводящий зубы вой воздушной тревоги к столице плыли жандармские дирижабли с ближайшей станции на другой стороне Сизого залива. Завтра все газеты будут пестреть заголовками о стальных яйцах Бартоломью Буревестника, прошедшего прямо над штабом тайной полиции. Командир прибавил скорость.

Я вылезла из машинного отделения, мигом задохнувшись от бьющего в лицо колючего ледяного ветра. Нацепила гогглы и, прикрыв лицо воротником пиджака, опасливо обернулась на приближающиеся огни жандармских дирижаблей.

— Успеем оторваться? Где «Буревестник»? — крикнула я в ухо командиру и сплюнула его плещущуюся на ветру бороду.

— У островов Еноха, — прогундосил в латунный нос бывший авиатор.

На первый вопрос он не ответил, но мне стало не до рефлексий. На корме зашевелилась Шпилька. Я склонилась над ней, откинула плащ Папы Легбы, оценивая повреждения, и выматерилась. Одним ангельским благословением тут не обойтись. Придется отвалить немалую пачку ассигнаций доктору Шприцу. Жаль, я здесь не помощник. Кровеносная система не мой профиль.

То, что в полумраке и на расстоянии я приняла за синяки от ударов, оказалось звездчатыми гематомами, как при варикозе или васкулите. Не знаю, как работают куклы вуду, но если с их помощью можно влиять на внутренние органы, то тогда становится ясно, почему это колдовство запрещено. Ни один астральный дух, даже ангелы с демонами не могут напрямую влиять на материю. Только косвенно, через ауру или эндоплазму, да и то в редких случаях.

Полли со стоном разлепила заплывшие глаза, и я поспешила укутать ее плотнее, на нервах задав самый идиотский вопрос из всех возможных:

— Как ты?

Взгляд у нее никак не фокусировался.

— Как в начале моей карьеры, — заплетающимся языком огрызнулась ночная бабочка.

А я как-то сразу поняла, что ее побудило переквалифицироваться в «госпожу-хозяйку». Она задела щекой шелковистые петушиные перья и с усилием подняла голову, оглядывая себя. Я обматерила ее чрезмерную активность и, предвосхищая болезненное столкновение ее виска с металлическим полом лодки, пересела, чтобы положить ее голову к себе на колени.

— Какой готический бурлеск, — заключила, наконец, она и вдруг хихикнула. — Пожалуй, дополню им свой образ.

А у меня от этого тоненького, высокого голоска, так не свойственного грубой куртизанке, упало сердце. И на миг Итана стало совсем не жаль. Именно эмпат искорежил ее душу, нещадно взламывая блоки на памяти. Ну, ничего, теургия поможет восстановить структуру эндоплазмы.

— Ты меня спасла? — она вдруг абсолютно адекватно взглянула на меня снизу-вверх. И голос стал нормальным.

Только это еще ничего не значит. Психотравмы такая дерьмовая штука. Рвануть может в любой момент, и не догадаешься, что послужило катализатором. А я с теми, у кого сорвало резьбу, общаться не умею.

— Тебя спасли Теш и Барти, — не стала я присваивать себе чужие лавры, осторожно откидывая с ее лица черные локоны, задерганные ветром. — И потом спасет Евангелин.

— Черт тебя дери, так и знала, что припрешься, — пробормотала Полли, явно услышав что-то иное.

Взгляд у нее опять поплыл, из уголка губ потекла слюна. Этой потерей ориентации я и обманулась, не успев среагировать, когда по лицу мазнули обрубки пальцев правой руки. Будь на Шпильке мной же сделанные «когти», мне бы уже разворотило глаз и пропороло щеку насквозь.

— Это ведь из-за тебя меня и загребли, сучка!

— Что происходит? — прогудел командир.

— Получаю заслуженный разнос! — в духе Ли Мэя беспечно откликнулась я, бережно прижимая руки Полли к телу.

Стыда справедливое обвинение уже не вызвало. Для очищения моей совести вполне хватило того, что из застенок Бюро подругу я вызволила. А вот беспокойство о ее сохранности все нарастало. Потому что, стоило мне вывести из строя ее руки жестом, напоминающим объятия, как она жалобно заплакала, бормоча благодарности за спасение и извинения за попытку навредить. Так ей в голову может взбрести и мысль шагнуть за борт. А сумасшедшую в состоянии аффекта я могу и не удержать.

— Далеко еще? — крикнула я, пытаясь разглядеть пейзаж, но видимость стала совсем нулевой. Лишь белые мушки снега и черные валы туч.

Свист ветра нарастал, поэтому командир меня не услышал, и я решила больше его не отвлекать. Полет в такую погоду и без того требует титанических усилий. Пока обезвреживала вновь забрыкавшуюся Шпильку, задумалась об отцентрифуженном импланте огнестрельной ноги, из-за которого и начались все мои неприятности.

Вот правильно говорят, инициатива наказуема. Зачем вообще начала его конструировать? Остановилась бы на руке-револьвере, как мастер Дедерик просил. Так нет же, гномья кровь взыграла, поработать сверхурочно потянуло!

А ведь он опять у бобби остался. Может, неспроста? Он же недоработанный. Да и напортачила я там при сборке малость. Надеюсь, бобби, что попытаются им воспользоваться, подорвутся.

На этих садистских мыслях я и увидела «Буревестник». Он выступил из туч внезапно, незаметный из-за выключенных огней. Небольшой, но благодаря тому быстроходный и маневренный цеппелин, гондола которого была стилизована под крылатый фрегат.

Мы подлетели к грузовому отсеку и издали короткий гудок. Шлюзы со скрипом открылись, впуская в теплое, сухое, воняющее дымом и машинным маслом нутро. Я зажмурилась, привыкая к приглушенному свету электрических ламп, почти вслепую передавая Шпильку Евангелин, безошибочно узнаваемой по перестуку каблуков. А когда сняла гогглы и проморгалась, меня впечатало в знакомое сукно мундира, пахнущее сигаретами и кофе.

— Я верил, что у тебя получится.

Как лестно это слышать от человека, потерявшего веру даже в Еноха. Я вскинула голову, жадно пожирая взглядом каждую черточку родного бледного лица, обрамленного жесткими черными прядями. Волевой подбородок, длинноватый нос, брови с драматичным изломом, губы, правый уголок которых приподнят в улыбке, а левый чуть опущен, но это его не портит. И омуты чернильных раскосых глаз, вмиг остекленевших при взгляде на мой лоб с застывшей коркой крови.

— Ты ранена?

От этой замогильной интонации я забеспокоилась о сохранности Папы Легбы, с которым у Мэя был долгий разговор после заключения нашей сделки, касающийся моей безопасности. И что-то мне подсказывает, что, нарушь демон поставленные инквизитором условия, его ожидал бы экзорцизм гораздо хлеще того, что попыталась устроить ему теургесса.

— Нет, кровь не моя, — поспешила успокоить я его, обвила руками его шею и взмолилась. — Мэй, в следующий раз, если мне покажется, что забыть тебя это хорошая идея, то изгони из меня бесов!

— Теперь ты не готова жертвовать нашими воспоминаниями ради моей защиты? — иронично полюбопытствовал инквизитор. Ведь он пытался меня отговорить от этой дурной затеи, не желая, чтобы я вновь считала себя одной против всего мира.

— Не готова! — отчаянно замотала я головой и прижалась к нему еще теснее, передернувшись от той пустоты в душе, что преследовала меня после блокировки памяти.

— Это лучшее признание, Гаечка, — хрипотца в его голосе приобрела бархатистые ноты, заставляя меня залиться краской до корней волос.

От дальнейшего превращения в лужицу моторного масла меня спас голос Барти, лязгнувший из громкоговорителя.

— Оставшееся время высадки две минуты!

— Поторапливаемся, дамочки! — прогудел мой бывший командир, стряхивая с синего кожаного плаща растаявшие сугробы.

Я недоуменно обернулась к заклинательнице ангелов и ночной бабочке, к которым обращался воздушный пират.

— Разве вы не летите с нами в Контрем?

— И бросить Тагарту на растерзание вуду, гаруспикам и зангаоским монахам? Ни за что! — с праведным упреком откликнулась Евангелин, тряхнув пучком золотых локонов, а я ошарашено хлопнула ресницами.

Не представляю, какой верой в высшую цель и правое дело нужно обладать, чтобы продолжать сражаться за них, даже когда твоя личность известна тайной полиции из воспоминаний Шпильки. Мне до такой одухотворенности, как пешком до королевства Илитиири.

— К тому же на святых островах Еноха концентрированный светлый астральный фон, а это лучшая маскировка для призыва ангела, — ее бровки сложились скорбным домиком при взгляде на Полли на борту воздушной лодки.

Интересно, какого это, искренне желать помочь каждому несчастному? Почему-то вспомнилось слово «богоугодно» с интонациями Мэя.

— Благодарю тебя, Генрика, — Ева вдруг присела в книксене, приподнимая подол простого коричневого платья, в котором выглядела одной из святых мучениц. — За неоценимую услугу, оказанную Лиге антиимпериалистов и Свидетелям Еноха. Если в этой варварской стране однажды тебе пригодится помощь теурга, то можешь рассчитывать на меня.

Вообще-то, с фанатичной экзорцисткой, не считающей за людей всех иноверцев, я надеюсь больше никогда не встречаться. Но жизнь в трущобах научила не разбрасываться полезными знакомствами. А потому я склонилась в безупречном реверансе, чуть подпорченном мужским костюмом, в ответном ненавистном мной ритуале целования задниц.

— Благодарю, миледи Евангелин.

Шлюз грузового отсека снова открылся, растрепав мои кудри. Ева опустилась в крылатый транспорт и напоследок с легким высокомерием в голубых глазах воззрилась на инквизитора, чьи руки на моих плечах сжались крепче.

— Береги ее, Ли. Ты же понимаешь, что в Новом Свете тьма все та же, старая.

Я проводила взглядом улетающую воздушную лодку, дождалась закрытия шлюза и саркастично фыркнула. Подумаешь, тьма. Значит, вкрутим лампочку! Механик я или где в конце концов! Кстати, о механиках…

Мэй, предугадав мои желания, повел меня по коридорам гондолы «Буревестника» в каюты. Распахнул дверь одной из них, и я так и застыла с занесенной ногой, разинув рот, выпучив глаза.

На койке, довольно оглаживая седую бороду и щуря глазки-буравчики, сидел мастер Дедерик в окружении невесть откуда взявшихся на дирижабле Бандита и Пирата. А по каюте ходила, собирая вещи и принося их изобретателю, груда металла с человеческими чертами лица и отчаянно материлась фальцетом. Наверно, из-за погрешности в узоре печатей, потому что, по задумке, говорить наше изобретение тоже должно было исключительно по команде.

— Это успех, товарищи! — не отрывая трепетного взгляда от автоматона, пробасил гном, отсалютовав нам флягой, только что послушно поданной роботом.

А я, наблюдая за переплетением шестерней и патрубков, движимых разумной астральной энергией, никак не могла ощутить восторг от проделанной работы. Только опустошение, как от сильного переутомления, и легкую гадливость. К себе. Мы ведь должны были создать оружие. А не раба, запертого в тюрьме, из которой нельзя сбежать. Не способного даже восстать против отдаваемых ему приказов из-за плена контрольных сигил.

Замутило меня так резко, что я еле успела метнуться в закуток уборной, выворачиваясь наизнанку над раковиной. Мутное зеркало отразило перекошенное от омерзения лицо с болезненно проступившими на нем веснушками. Надо же, раньше меня не тошнило от осознания собственного морального разложения.

— Гаечка! — дед заполошно возник в дверях. Помог выпрямиться, с тревогой заглядывая в глаза и вывел в каюту. — Что случилось?

Я покосилась на продолжающего сквернословить склонившегося с подносом в руках автоматона, которому еще не дали команду разогнуться. И отмахнулась, вновь почувствовав горечь во рту. Неконструктивно обсуждать с гением, эксперимент которого удался, мои рефлексии. Не поймет.

Но мне было дурно от осознания, соучастницей чего стала. Я создавала оружие, которым одни люди убивали других. Создавала инструменты, которыми пытали пленных. Но до сего момента жалости к косвенным жертвам не испытывала. А сейчас… я слишком хорошо знаю, какого это, когда тобой просто пользуются, как этой несчастной механической куклой.

— Ты что… жалеешь этого убийцу? — как я и предполагала, у мастера Дедерика даже в голове такое не укладывалось.

А разве есть разница, чья душа сейчас заключена в теле робота? Разумеется, поначалу, пытаясь сгладить аморальный аспект автоматонов, в них будут вселять исключительно преступников. Но потом обязательно найдутся те, кто захочетпомучить своих врагов или продлить существование друзей и родственников.

— Это же для него возможность искупить его грехи!

Вот за это я и ненавижу экстрасенсорику. И в чем-то вполне согласна с Церковью, сжигавшей на кострах спиритуалистов. Человек может судить человека только при жизни. После смерти судьба души должна определяться Енохом, Папой Легбой, духами природы эльфов, да хоть другой эктоплазмой, но никак не живым человеком.

И, да, я не возразила, когда Мэй предложил оставить Башню Бенни для экспериментов с автоматоном. Потому что не понимала, что такое автоматон на самом деле. Даже моему кошмару детства я бы не хотела такой участи.

Мастер Дедерик сник, поняв, что его аргументы на меня не производят должного впечатления. Глянув на согбенного автоматона, нахмурил кустистые брови, велел тому деактивироваться, и, устало потирая раненый живот, опустился на койку.

— Либо мы, либо они.

Разумеется, мы боролись против мирового господства Анталаморской империи. Но в голове все равно настойчиво звучат слова Хелстрема: «Я знаю, черт побери, что поступил правильно, согласно законам военного времени. Знаю, но, черт побери, не верю».

Когда я в смешанных чувствах обернулась к нему, стоящему в дверях, он лишь нехотя дернул головой, как бы подтверждая одновременно и слова изобретателя, и мои мысли. Из каюты я выходила, досадливо поджав губы, и невольно размышляя, что использовать для управления роботами запрещенных кукол вуду было бы гораздо гуманнее. Но неосуществимо. Наверно.

Резкий уход с курса чуть не впечатал меня в стену коридора. Я вмиг оказалась в кольце сильных рук, амортизировавших удар. Вцепилась в стальной имплант Мэя, перехватившего меня под грудью, другой рукой сжала настенный поручень. И встревоженно подняла голову к громкоговорителю под потолком.

— Какого черта?! — взревел Барти так, что динамик затрещал. — Внимание! Боевая готовность! На радаре вражеский цеппелин! Судя по скорости сближения… «Пустельга», черт ее дери!

Выматерились мы с Мэем одновременно и рванули на палубу. Самый быстроходный пассажирский анталаморский цеппелин сейчас должен лететь в Зангао в качестве отвлекающего маневра! Он должен быть над Спорным морем, так как он оказался над океаном Пропащих?

Но не успели мы добежать до лестницы, как из стены вдруг выступил призрак. Я на автомате вильнула в сторону, избегая столкновения. И тут же отпрыгнула вновь от второго сгустка эктоплазмы. Волосы на затылке зашевелились, как наэлектризованные, а задница поджалась от осознания, что на мне нет браслетов, подаренных Тешем.

— Мэй, тут призраки! — моментально срываясь в панику, завизжала я. И тут же сама себе влепила затрещину, приказывая отставить истерику до лучших времен. Что-то у меня эмоциональный фон расшатался.

Люблю Мэя за его невозмутимость в любых ситуациях. В руки мне успокаивающей тяжестью лег «Уэбли» с барабаном освященных пуль.

— Я плохо стреляю, — несвоевременно предупредила я.

— Отличная возможность попрактиковаться, правда? — иронично отозвался инквизитор и толкнул меня обратно по коридору, к одной из кают.

Легко оставаться беспечным, когда на твоем теле куча защитных татуировок!

Продолжая вести меня перед собой, чтобы в случае чего сразу заметить у меня признаки одержимости, Мэй дошел до рюкзака, брошенного на койку в каюте. Выудив оттуда золотые браслеты с серебряными веве, защелкнул их на моих запястьях, поверх рукавов пиджака. У меня сразу словно паромобиль с плеч свалился.

— Обычные призраки здесь бы не появились. Значит, они натравлены спиритуалистом, — задумчиво протянул Мэй, вытряхивая из рюкзака мехаскелет.

А контроль духов вообще-то енохианством причислен к некромантии. Хорошо быть агентом тайной полиции, никто тебе не указ! В том, что догнали нас именно бобби, у меня сомнений не возникало, ведь в погоню за «Пустельгой» пустились они, а не жандармы.

— Они ищут меня? — вместо злобного рявканья получился какой-то жалобный писк.

От осознания, что все проблемы опять из-за меня, захотелось разреветься. Но не успела я задуматься, что же все-таки за ерунда творится с моим эмоциональным фоном, как Мэй невозмутимо откликнулся.

— Не обижайся, Анри, но на «Буревестнике» есть человек поважнее тебя.

— Дедушка! — запоздало догадалась я, мигом натягивая мехаскелет и пулей вылетая в коридор. Сизый из-за кишащих в нем сгустков эктоплазмы.

Коты куда-то шугнулись. Гном торопливо вышел из каюты напротив, неся за собой собранного автоматона, не замечая призраков, вьющихся вокруг него. А я с нарастающим отчаянием поняла, что пуль на всех не хватит.

— Капитан Бартоломью Буревестник! — раздался вдруг голос из внешних динамиков «Пустельги», слышимый даже за воем ветра за обшивкой. — С вами говорит Бюро общественной безопасности. На вашем дирижабле замечена террористка Генрика Норкотт и удерживаемый ею пленник Цадок Дедерик. Выдайте их немедленно!

Мы с изобретателем и инквизитором дружно рванули на палубу.

— Как они узнали о нас? — крякнул гном, тяжело дыша взбираясь по лестнице.

— Здесь призраки-шпионы, — коротко откликнулась я, наплевав на конспирацию моих способностей. Кожу стало покалывать, как микроударами электрошокера.

— Погоди-ка… «Норкотт»? — дед сбился с шага.

Но сейчас было не до воссоединения семьи, поэтому я оставила его одного свыкаться с этим откровением. Со скоростью, удвоенной мехаскелетом, взлетела на капитанский мостик. В панорамном окне на носу цеппелина за пеленой вьюги и туч сверкала огнями маленькая, юркая «Пустельга».

— В случае сопротивления, — вновь «заговорил» вражеский дирижабль. — По вам будет открыт огонь. В случае промедления каждую минуту будет гибнуть один из ваших заложников на «Пустельге».

Я буквально почувствовала самодовольную улыбку невидимого парламентера. Еще бы ему не быть довольным таким идеальным планом. Обычные пассажиры, летевшие в Зангаоское царство были перехвачены Барти и пересажены на «Пустельгу» в качестве отвлекающего маневра. Об участии бобби в операции по спасению пассажиров официальных данных нет, поэтому на данный момент формально они все еще заложники Буревестника.

Честно признаться, мне нет дела до невинных жителей, которым просто не повезло попасть под раздачу. На войне, как на войне. Но с гибелью иностранных граждан, а не анталаморцев, как раньше, Барти будет присвоен статус международного террориста. Тогда он станет персоной нон-грата даже в его обожаемом Контреме. А это сильно усложнит нам задачу с получением тамошнего гражданства.

Я судорожно перебирала в голове варианты выхода, но раз за разом упиралась в тот, что предложен тайной полицией. Они не нападают, потому что мы с изобретателем нужны им живыми. Но уйти они нам не дадут, ведь они скорее избавятся от нас, чем позволят нам подарить наши мозги и автоматона стране-конкуренту.

Отправить кого-нибудь вместо нас не получится, за нами следят призраки. А напасть первыми на дирижабль, чьи турели смотрят точно на нашу палубу, равносильно самоубийству. Да на оси я вертела такие альтернативы!

— «Пустельга», говорит Ли Мэй Хелстрем.

У меня упало сердце. Я, не до конца веря в происходящее, отвернулась от окна к капитанскому мостику, на котором, склонившись к рупору, стоял мой самый проблемный пациент. Не сводя с меня умиротворенного взгляда, словно мой вид придавал ему решимости и уверенности в собственных силах.

— Повторяю, говорит Ли Мэй Хелстрем, инквизитор Святейшей Енохианской Церкви и член Лиги антиимпериалистов. Я обладаю ценными сведениями, касающимися экстрасенсорного аспекта создания автоматона.

О чем это он? По-прежнему блокирующий чертежи туман в голове шевельнулся, но виски предупреждающе кольнуло. Еще не время вспоминать секретную информацию о какой-то программе для эктоплазмы.

— Я сдаюсь вместе с автоматоном вместо Генрики Норкотт и Цадока Дедерика.

В душе вдруг образовалась такая пустота, будто мне снова заблокировали воспоминания о нем.

— Что ты делаешь?! — почему-то шепотом выдохнула я, словно нас могли услышать на вражеском дирижабле. Хотя, учитывая, как бобби узнали о нас на борту, может, спиритуалисты через призраков не только смотреть, но и слушать могут?

— Возвращаю долги, — тонкие губы изогнулись в кривой инсультной улыбке.

Какие? Он же мне ничего не должен, я вообще-то не ради него, а ради себя любимой рискнула жизнью, заключив сделку с демоном и сдавшись в плен тайной полиции! Или он возвращает долги не мне?

— Капитан, — Мэй обернулся к Барти, нервно сжимающему штурвал корабля и что-то тихо и быстро ему заговорил. Я одним прыжком оказалась на мостике. — Прикажите своим грузиться в воздушные лодки и готовиться к захвату «Пустельги». А сами, как только я сойду с «Буревестника», резко поднимайтесь и прячьтесь во фронте окклюзии. Потому что, как только бобби получат все необходимое, тут же откроют по вам огонь.

Барти поправил съехавший на лоб цилиндр и оскалил вставную стальную челюсть, отдавая команде приказы языком жестов.

— Мы принимаем вас в обмен на Генрику Норкотт, магистр Хелстрем, — мне показалось, что я расслышала издевку в голосе парламентера тайной полиции, но не поняла ее причин. Мэй чертыхнулся. — Однако автоматон, которому мог быть отдан приказ перейти в режим убийцы при вступлении на борт «Пустельги», нам без надобности. «Буревестник» покидаете вы и Цадок Дедерик.

За воем ветра я расслышала металлический стук. «Пустельга» выпускала трап. Барти, дождавшись утвердительного кивка инквизитора, дернул рычаг, пристыковываясь к нему.

— Черт бы их побрал! — ругнулся Мэй, рассеянно оглядывая палубу.

— Что не согласились обменять мастера? — понятливо поджала я губы, но Мэй лишь отмахнулся.

— Что так быстро согласились обменять тебя, — чернильные глаза застыли вулканическим стеклом. — С Цадоком ничего не случится, я об этом позабочусь, но ты… Где призраки?

Я поочередно ткнула пальцем в пятерку сгустков эктоплазмы, фланирующих по палубе. Особого беспокойства они не доставляли, за исключением того, что окружали меня. Но левая половина лица Мэя почему-то только сильнее одеревенела.

— Магистр Хелстрем, мастер Дедерик, просим на борт. Десять! — лязгнул обратный отсчет.

Руки у меня как-то непроизвольно вцепились в ворот серого мундира.

— Анри, они хотят подселить в тебя призраков и, сделав одержимой, привести к ним.

В голосе Мэя послышались знакомые замогильные интонации, от которых у меня волосы встали дыбом. Теперь понятна издевка парламентера. Но тут лицо ласково обхватили руки инквизитора, и меня даже через барьер сдерживающих татуировок наполнило спокойствием и верой в свои силы.

— Девять!

— Возможно заодно твоими руками они разберутся с Буревестниками. Поэтому сейчас ты найдешь что-нибудь, чем можно рисовать, и нанесешь на пол круг из всех защитных сигил, какие знаешь.

— Восемь!

— А тех призраков, что подойдут слишком близко, будешь отстреливать. Договорились?

— Семь!

Я кивнула, старательно отгоняя от себя картину одержимой меня, убивающей Барти. И растворилась в отчаянном поцелуе с привкусом горечи.

— Не смей прощаться! — взвизгнула я, отстраняясь, осознав его значение.

— Шесть!

— Так стань для меня причиной вернуться, док, — в уголках раскосых глаз при взгляде на меня появились морщинки-лучики.

— Как? — всхлипнула я, с силой мехаскелета сжимая его ладони так, что на правой наверняка останутся синяки.

— Пять!

— Выходи за меня, — невозмутимо, как само собой разумеющееся, пожал плечами этот непрошибаемый танк.

А у меня в мозгу, как всегда, в самый неподходящий момент что-то глобально закоротило. Все же я редкостный тормоз.

— Четыре!

— Что? — по-идиотски переспросила я. Меня… зовут замуж?

— Три!

Мэй, взглянув на мое неописуемое выражение лица, добродушно расхохотался и спиной вперед пошел к открывшемуся шлюзу. Мастер Дедерик, не сводя с меня нечитаемого взгляда, первым шагнул на трап. Это он так доверяет Мэю или просто решил, что сейчас подходящий момент, чтобы искупить вину перед его дочерью? Вот только помирать ради меня не надо!

— Два!

Да почему так быстро?! Я не успеваю следить за происходящим!

— Я вернусь за ответом, Анри, — ободряюще пообещал Мэй, тоже ступая на трап.

Я, очнувшись, рванулась следом, выкрикивая единственно возможный ответ, но дверь шлюза захлопнулась прямо перед моим носом, и вопль потонул в голосе бобби: «Один! Добро пожаловать на борт!».

Дальше все произошло одновременно. Лязгнул отсоединяющийся трап, оставляющий пропасть между мной и моей новообретенной семьей. Затарахтели турели «Пустельги». Меня швырнуло на колени резким набором высоты, уши заложило, из носа закапала кровь. Полупрозрачные белесые сгустки эктоплазмы ринулись на меня.

Времени на скорбное наматывание соплей на кулак больше не осталось. Я приказала себе довериться Мэю так, как не доверяла никому раньше. Поверить в него всеми фибрами души, как поверил в меня он. И выполнить его приказ!

Капитан воздушных пиратов разорялся на мостике, понося нерасторопную команду, позера-инквизитора и «чтоб их тысяча чертей драли» бобби, успевая лавировать между пулеметными очередями «Пустельги», а рычагами и кнопками регулировать высоту полета.

Я пружинисто вскочила на ноги, проорала Барти, чтоб на меня не рассчитывал и, оббегая все прибывающих призраков, рванула прочь с палубы. Шестеренки в мозгу под выбросом адреналина заработали с удвоенной скоростью. Я промчалась мимо кают к двери на следующую лестницу вниз, в машинное отделение. Благо, большинство медлительных призраков только-только поднялись за мной на палубу.

В царстве масла, огня и пара быстро отыскала запасы угля, прихватила для успокоения здоровенный разводной ключ и поднялась обратно в коридор. Можно было бы, конечно, забаррикадироваться и в каютах, но там при выстрелах в призраков чересчур велика вероятность повредить обшивку цеппелина. А из коридора пострадают только внутренние стены.

Упала на колени, на миг прикрыла глаза, вспоминая в подробностях печати, что Теш малевал мне на стенах операционной под «Розовой розой», и решительно принялась углем чертить сигилы. Разумеется, я не спиритуалист и напитать их астральной энергией под завязку не смогу. Но печати благодаря их геометрии и святым словам самостоятельно генерируют эту энергию в небольших количествах, поэтому их даже не экстрасенсы использовать могут.

Кольцо неоднородного тумана вокруг меня сжималось в унисон с моей задницей. Кого-то и правда сдерживали сигилы, но чьи-то пальцы так и норовили добраться до моего сердца, леденя душу. Передернувшись от омерзения, бросила уголь и схватила «Уэбли». Выстрелила, даже особо не целясь, плотность призраков была столько велика, что вероятность удачного попадания составляла сто процентов.

— Убью! — заорала я, надеясь достучаться до тех, кто управлял этими несчастными духами. Осознав, насколько по-идиотски прозвучала моя угроза, исправилась. — Развоплощу!

Как я и предполагала, дюжины пуль не хватило. Осталась всего пятерка призраков, но я адекватно оценивала свои шансы. Будь это обычные призраки, они бы не представляли для меня, защищенной браслетами, угрозы. Иначе я ни за что не решилась бы лететь в кишащую духами конфедерацию. А вот от призраков, усиленных некромантским ритуалом, браслеты бессильны. Как и большинство сигил.

Но сдавать назад не в моих правилах. Я не для того через столько прошла, чтобы в финале оказаться убийцей родных людей! Отбросив бесполезный револьвер, рванула в ближайшую каюту. Захлопнула дверь и сломала замок. Естественно, призраков это не остановит. А вот одержимую меня да. Как и прихваченный разводной ключ.

Я принялась споро расстегивать ремни механического экзоскелета, краем глаза наблюдая за приближающимися призраками… вдруг исчезнувшими. Я моргнула, опасаясь обмана зрения, но каюта действительно была пуста. А мурашки на теле пропали. И волосы больше не электризовались.

И тучи вдруг прорезал родной хрипатый, прокуренный голос из динамиков гонящейся за нами «Пустельги».

— На абордаж!

«Буревестник» взревел тремя десятками пиратских глоток. Я в иллюминатор наблюдала, как воздушные лодки, грохоча двигателями, взмыли к вражескому дирижаблю. Застучали, засверкали выстрелы. В наш грузовой отсек что-то врезалось.

Едва устояв на ногах, я снова затянула ремни мехаскелета, подхватила разводной ключ и выбежала на палубу. Уже было занесла импровизированное, зато привычное оружие над головой некоего субъекта в черном мундире тайной полиции, как вдруг заметила серебряный блеск левой руки. То, что мундир на самом деле серый, просто малость подкопченный, отметила уже краем сознания.

— Мэй! — завопила не своим голосом, кидаясь обниматься, но слегка не рассчитала силу мехаскелета, повалив инквизитора на пол.

— Я верил, что ты справишься, — с морщинками-лучиками у глаз криво, но очень широко улыбнулся этот святоша, стискивая меня в ответных объятиях так сильно, что грозил погнуть мехаскелет.

— И я в тебя верила, — всхлипнула я, поднимая на него восторженный взгляд, каким раньше награждала только творения мастера Дедерика. — Но как?!

— О, этот товарищ раскидал бобби, как кегли! — раскатисто расхохотался поднимающийся на палубу тоже закопченный дед с дымящимся ручным пулеметом наперевес. — Но у них там в засаде целый жандармский полк, так что готовьтесь встречать гостей, капитан Буревестник!

Барти вместо ответа оскалил стальные зубы, залихватски крутанул штурвал, вновь уводя свой корабль с линии огня и многозначительно потряс револьвером. Оставшаяся на дирижабле пятерка лучших бойцов в синих кожаных плащах, повинуясь его команде, рассредоточились по периметру палубы, взяв на мушку выход с лестницы. Я проворно вскочила на ноги и, все еще ничего не понимая, вопросительно обернулась к Мэю, помогая ему встать.

— Тайную полицию наконец-то достиг бумеранг, запущенный ими самими моей отправкой в тот зангаоский храм, — буднично пояснил инквизитор, умиротворенно разглядывая здоровую правую руку, испещренную атакующими сигилами. Ему что, удалось вышвырнуть души бобби в астрал?! Чернильный взгляд волнующе потемнел. — Ты вернула мне веру в меня, Гаечка.

— Обращайся, — фыркнула я, в душе по-жабьи раздуваясь от гордости.

В брюхе «Буревестника» что-то грохнуло. А вот и гости. Мэй ненавязчиво подтолкнул меня к корме, под прикрытие мостика и Барти, чему я даже не подумала сопротивляться. Хватит с меня амбразур. Он встал рядом, неспешно закатал рукава мундира и рубашки, вызвав у меня несвоевременное неконтролируемое слюноотделение. Размял правую руку, сделав пару махов, зачесал на затылок растрепавшиеся волосы и скосил на меня ироничный взгляд.

— Кстати, когда я уходил, мне показалось, что кто-то пищал «я согласна».

Очень захотелось саркастично ответить «тебе показалось», но потом взгляд упал на многозначительно сжимаемую в кулак руку и лгать представителю Особого отдела Церкви резко перехотелось. Из-за страха, но вовсе не перед его способностями, которые, я знаю, Мэй никогда в жизни не применит ко мне. А из-за страха не успеть побыть с ним искренней. Ведь из кают уже слышится топот множества сапог и звуки крушения мебели.

Гавкнули выстрелы. Рядом с ухом стукнуло что-то металлическое. Я лишь глаза закатила, когда поняла, что пуля рикошетом отскочила от штурвала в имплант Барти. Любит же он собой их хватать! Капитан театрально расхохотался и лихо пальнул в ответ. Мэй забормотал что-то на древнеенохианском и сделал жест, словно вырывает и вышвыривает прочь сердце у невидимого оппонента. Я сгруппировалась, покрепче сжала разводной ключ и, взглянув на своего самого проблемного пациента снизу-вверх, улыбнулась во все тридцать два зуба.

— Согласна!

Мне наконец-то удалось выбить этот танк из колеи! Его взгляд, не отрывающийся от наступающих врагов, отрешенно остекленел. А голос, силящийся перекричать звуки выстрелов, стал еще больше хрипеть, как у туберкулезника.

— Бартоломью! Пожени нас!

— Нашли время! — рявкнул капитан, дергая за рычаг, ускоряющий махи крыльев цеппелина.

— Барти! — взвизгнула я, откатываясь от очередного рикошета. — Сейчас же!

— Черт с вами! — сдаваясь, сплюнул пират. — Мы собрались здесь сегодня…

Застучал пулемет в руках изобретателя.

— …чтобы отправить в полет дирижабль любви этих людей…

— Тебе совсем резьбу сорвало, капитан?! Какие еще дирижабли, авиатор помешанный?! — заорала я, высовываясь из укрытия, оценивая обстановку. Ага, скоро у обеих сторон закончатся патроны и начнется старая-добрая резня.

— А если кто-то против этого союза, то пусть ищет себе другого кретина на роль ведущего или заткнется отныне и хоть на пару минут!

Я фыркнула и вопреки предупреждению издала боевой клич, накидываясь на врагов с Буревестниками, побросавшими бесполезные огнестрелы. Разводной ключ со смачным хрустом встретился с виском прыгнувшего на меня с электрической дубинкой жандарма. Ногу обожгло разрядом от следующего нападающего.

— Анри! — серебристый кулак вбил его лицо в затылок. — Я клянусь любить тебя, уважать тебя и верить в тебя…

— Клянусь любить тебя, уважать тебя и доверять тебе, Мэй, — пневматический мехаскелет превратил обычный пинок в удар, отбросивший жандарма в противогазе к носу дирижабля.

— И в горе, и в радости, — эндоплазма очередного нападавшего с воплем растворилась в астрале.

— И в болезни, и в здравии! — разводной ключ порвал сухожилия другому под коленями и в локтях.

— Объявляю вас мужем и женой! — рявкнул Барти, резко крутанув штурвал, обходя в тучах что-то видимое ему на радаре.

Меня швырнуло на пол, придавив мужским телом, окутывая ароматом кофе и сигарет. Как в первую нашу встречу. Лоб защекотало слипшимися жесткими черными волосами. Губы смяло поцелуем с привкусом крови из носа, снова хлынувшей у меня от перепада высоты и давления. Душу, словно после эльфийской дури, чуть не выбило из тела от того окрыляющего, всеобъемлющего счастья, что наполнило меня через полу-заблокированные эмпатические сенсоры.

Поцелуй пришлось разорвать из-за губ, упорно растягивающихся в улыбку как у Папы Легбы. Я распахнула веки и тут же утонула в чернильных омутах раскосых глаз с морщинками-лучиками в уголках и смешинками, соседствующими на дне с мелкими веснушчатыми рыжими кудрявыми девчонками. Жена? А он теперь мой муж? Ерунда какая-то…

На палубу вдруг вступили бородатые, скалящиеся во все тридцать два зуба пираты в авиаторских плащах. Те, кто улетал на абордаж вражеского цеппелина.

— «Пустельга» зачищена. Мы довели ее обратно до островов Еноха, бросили якорь и послали сигнал бедствия. Ни один пассажир не пострадал.

Я скопировала паскудную ухмылку Кудряшки Сью. У бобби проблемы. Они упустили автоматон, а в их ряды затесались некроманты. Мои родители, Полли и жертвы Мэя отомщены. Кажется, я не зря присоединилась к антиимпериалистам.

Конечно, самое сложное только начинается. Патенты, поиски хоть мало-мальски надежных деловых партнеров, борьба с корпоративным шпионажем… но это все потом. А пока мне нужно подлатать истекающего моторным маслом Барти, помочь команде с «уборкой», заняться ремонтом «Буревестника» и поговорить-таки с дедом. И в оставшиеся две недели запереться в каюте с Мэем. Осваивать воздушную рыбалку, ага.

Глава 15. Новый Свет, старая тьма

Цеппелин опускался на станцию дирижаблей в стороне от Аркана, грохоча выпускаемым якорем. В окно иллюминатора я наблюдала за приближающейся столицей Контрема, по старой привычке отмечая перспективные для слежки перекрестки и тупиковые закоулки, куда соваться не стоит. Хотя теперь, скорее всего, эта информация для меня будет бесполезна. Вряд ли мне еще когда-нибудь придется шастать по городским трущобам, учитывая, что дед твердо вознамерился ввести меня в клан Дедерик.

С высоты птичьего полета Аркан мало отличался от Тагарты. Такие же деловые центры, спальные районы и промышленные кварталы. Такие же пафосные особняки, претенциозные казенные учреждения, однообразные доходные дома и покосившиеся трущобы. Такие же парки и аллеи в центре, сейчас укутанные снегом, такой же мусор на тротуарах окраин, смешанный со слякотью. Такие же парочки буржуев на променаде, толпы пролетариев, идущих с ночной смены, беспризорные дети на перекрестках и бродячие животные в переулках. Такие же паромобили, омнибусы, паровые телеги и пар от теплотрасс.

Здесь было теплей и солнечней, чем в моем родном городе. Улицы не переплетались, как провода в коммутационной станции, а располагались перпендикулярно друг другу, деля город на неравные квадраты. У зданий не было покатых крыш с треугольными портиками в стиле античных храмов, зато имелись капитолийские купола на колоннах. А зангаосцев, гномов и дроу здесь заменяли бадавийцы, эльфы и орки. Но ощущение чуждости, которого я втайне боялась, отсутствовало. Все-таки фантик не имеет значения, если начинка, то бишь люди, везде одинаковые.

Я поморщилась. Мыслительный процесс все еще был болезненным, из-за мигрени, преследовавшей меня две недели полета над океаном Пропащих после неаккуратного взлома блокировки памяти Итаном.

— Готова? — в родных чернильных глазах сверкала невозмутимая уверенность в моих силах. — Помнишь, о чем мы договаривались?

— Лицемерно улыбаться в стиле дев с полотен Ренессанса и повторять, как я счастлива оказаться в этой прогрессивной стране, вырвавшись из плена деспотичной загнивающей родины, — меня перекосило, как от инсульта.

— Я предупреждал тебя о высшем свете, — с виноватой улыбкой пожал плечами Мэй.

В ответ на это я лишь фыркнула. Если такова цена за матрасы без клопов и питание, отличное от голубей и чаек, то я готова притерпеться к фальши. Прогибаться я так и не научилась, но подстраиваться умею.

Встречала нас целая делегация из мелких чиновников, врачей, священников, репортеров и толпы зевак с рабами. Я присвистнула, отвлекшись, и оттого к внезапной атаке оказалась совершенно не готова. На затылок плюхнулась тяжесть, впиваясь острыми шильями в лопатки.

— Бандит, поршень тебе в выхлоп! Сколько раз я запрещала тебе прыгать на меня сверху! — зашипела я, потирая расцарапанную спину, но сгонять рыжего одноглазого кота не стала. Блох ему Полли успела вывести, а его мурлыкание-тарахтение здорово лечило мигрень.

В ногах закрутился колченогий серо-полосатый Пират, норовя меня уронить. Я закатила глаза, взяла его на руки и шагнула с трапа вслед за Мэем. Барти, подкрутив хэндлбар и оскалив вставную стальную челюсть, раскинул руки и пошел запанибратски обниматься с угодливо кривящимися в подобие улыбок чинушами.

Нас с Мэем окружили врачи и святоши, прикладывая нам к груди стетоскопы, а ко лбам кресты и сигилы. Пытались выявить признаки лихорадки и одержимости.

Репортеры вдруг заорали, выкрикивая вопросы наперебой, защелкали фотоаппаратами, загудели эхографами. Я еле сдержала рвотный рефлекс от спазма сосудов в голове и с облегчением догадалась, что причиной такого фурора являлись не мы, а сошедший с «Буревестника» дед.

В конце концов нам тоже перепала толика назойливого внимания. Мои эмпатические сенсоры, даже заблокированные, зачесались, и я поняла, что это Мэя в душе коробит от необходимости лицемерить. Хотя внешне он оставался привычно-безмятежным, разве что левая половина лица чуть одеревенела. Я же, привыкшая целовать задницы, бессовестно льстила репортерам, но как-то отрешенно, словно плавая в тумане.

Только через пару часов, когда нас везли в «Аргентуме» — паромобиле-лимузине с отделкой из серебра — по широким авеню Аркана мимо высоких кондоминиумов аж в десять этажей, до меня наконец дошло, что я действительно плаваю в тумане. Сотканном из эктоплазменных эманаций.

Задница поджалась, и я непроизвольно вцепилась в браслеты на плечах, скрытые джинсовым рабочим комбинезоном. А я еще считала, что в Тагарте муниципальные чистильщики обленились! Придется покупать очки с линзами, отсекающими астральное излучение, иначе все вокруг так и будет бело-синим, как в осенние дни над Сизым заливом.

Нас заселили в отель в центре столицы, предоставили бесплатный доступ ко всему ассортименту услуг от бара до спа-салона и приставили взвод полисменов. Но я не обманывалась, помня, как Теш пытался так же нанести золотое напыление на стальные прутья моей клетки, когда запер меня в «Калавере».

Помогая создать автоматон, я пережила смертельную перегрузку астральных сенсоров на маскараде, взрыв на фабрике, бегство по канализации и пытки бобби. Но я не позволяла себе расслабиться, ведь настоящая борьба ждала впереди.

На следующий день после прибытия к нам с Мэем, дедом и Барти заявилась орава нотариусов для урегулирования вопроса с нашим нелегальным пересечением границы. Чуть позже к ним присоединился какой-то высокий и худой, как магистр Пикинджилл, мужчина в костюме-тройке, крокодиловых туфлях, стетсоне и с противными тоненькими усиками. Оказавшийся мессером Авраксом Джарвисом, магнатом, в чьих холеных, пухлых ручках, не вяжущихся с общей скелетообразностью, были сосредоточены контрольные пакеты акций основных картелей, синдикатов и трестов тяжелой и металлургической промышленности Контрема.

Именно он спонсировал Лигу антиимпериалистов Анталамории. Именно он мечтал заполучить автоматон сильнее, чем бобби. Именно он становился нашей проблемой на всю оставшуюся жизнь. Потому что наша цель, из-за которой мы все и присоединились к оппозиции, это не дать автоматизации оказаться в единоличном пользовании каких-нибудь подонков с пониженной социальной ответственностью и отсутствием моральных принципов.

С магнатом был разговор о патенте на автоматон и правовых основаниях открытия «Дедерик&Ко» — дочерней компании «Дедерик Инк.», филиал которой тоже наличествовал в Аркане — которая занималась бы исключительно производством автоматонов. Отсутствие юридического образования, стойкая неприязнь к шпионским играм и муть в мозгах не способствовали моему бойкому вовлечению в разговор.

Но когда речь зашла о моем причислении к роду Дедерик, я посчитала обоснованным вмешаться с предложением о двойной фамилии с сохранением отцовской. Ну, мало ли какие претензии возникнут у моих родственников-гномов к бастарду, а с фамилией Норкотт у меня всегда будет лазейка.

Мне даже эмпатия не понадобилась, чтобы ощутить все то уничижение и пренебрежение, которым меня окатили конфедераты. И я как-то сразу поняла, что имела в виду Евангелин, когда называла Новый Свет старой тьмой. Страна, которая кичится своим прогрессорством, до сих пор не изжила рабство и предрассудки, что женщины не имеют права влезать с грудью туда, где якобы нужны яйца.

Я кожей почувствовала, как в Мэе вскипает липкий, черный деготь, и успокаивающе погладила его бедро под столом. Вышвырнуть души этих лицемеров в астрал, конечно, весьма богоугодное дело. Но становиться причиной международного конфликта в мои планы на ближайшую жизнь не входит. Поэтому я покорно заткнулась, уже представляя, как освоюсь тут, докажу свою незаменимость и вот тогда-то устрою этим кретинам эмансипационные реформы.

Зато, как мы и договаривались, мою инициативу горячо поддержал дед, поэтому мое предложение с фамилией все-таки учли. Все две недели полета мы с ним по этому поводу ругались, ведь он хотел меня сделать полноценной Дедерик. Но перед мессером Джарвисом мы тщательно разыгрывали взаимную нелюбовь и готовность при любой возможности начать грызню за наследство. Часть нашего грандиозного плана по отстаиванию автоматона.

Встречу мессер Джарвис завершил подарком. Оказывается, нам причитается денежное вознаграждение за помощь в создании автоматона, от количества нулей которого у меня натурально глаза на лоб полезли. И, что едва не заставило меня грубо заржать, причисление к национальному достоянию.

Если бы кто полгода назад сказал, что меня обзовут ресурсом, составляющим основу устойчивого существования и развития второй по величине страны мира, засмеяла бы, сидя на изгвазданном нечистотами полу трущобной ночлежки. У судьбы своеобразное чувство юмора. И не догадаешься, что было ее насмешкой: годы моего выживания на дне Тагарты или моя новая жизнь на верхнем этаже в центре Аркана.

Следующие недели потонули в бумажной волоките, да так, что я даже затосковала по криминальному бизнесу, которому вся эта ересь не требовалась. Мы постоянно мотались по каким-то казенным учреждениям, располагающимся в пентхаусах престижных кондоминиумов, но по атмосфере мало отличающимся от штаба тайной полиции Анталамории. И даже по малейшему поводу не забывали спорить. Для тех, кто за нами наблюдал и докладывал мечтающему нас подмять магнату.

Задним числом с помощью связей Барти оформили свидетельство о браке, заграничные паспорта и трудовые визы.

Мэю, учитывая его заслуги, как инквизитора, предложили должность инспектора Отдела расследований экстрасенсорных преступлений Департамента полиции Аркана. Я хотела было вякнуть, что ему нужна работа поскучнее, потому что развлечений ему и на войне хватило, но вовремя заткнулась. На самом деле он до сих пор живет на войне. Иначе, вернувшись с Третьей опиумной, не стал бы идейным лидером оппозиции. Поэтому ему просто жизненно необходима работа, предполагающая высокую премию за риск.

Меня же официально устроили, как ассистента мастера Дедерика, благодаря чему я теперь могу получать семипроцентный доход от продаж протезов и имплантов, к конструированию или созданию которых имею отношение. Прибавить к этому процент с патента на автоматон и тетраграмматон, и, думаю, родители могли бы мною гордиться. Я выбилась-таки из дерьма в люди.

После оформления трудовых виз мы встали в очередь на получение паспортов граждан Контремской конфедерации. Вообще-то, гражданство можно получить только после пятилетнего проживания в стране, поручительства двух граждан и сдачи экзамена на знание контремского языка, истории и государственных институтов конфедерации.

Но для нас эту процедуру в части времени проживания в стране сократили до полугода. За экзамен со своей гномьей памятью я не переживала, институты вызубрю, историю помню еще с уроков в приюте, а язык и вовсе является диалектом моего родного, ведь меняется только произношение. Доверенных поручителей пообещал подобрать мессер Джарвис. Сам он подставляться не пожелал. Вполне резонно, учитывая наш статус изменников родины.

Потом мы изматывающе-муторно открывали счета в гномьем банке. Текущие счета, счета по вкладам и депозитам, кредитные счета, на которые банкиры подсаживали всех конфедератов, как на эльфийскую дурь. Расчетные и номинальные счета для «Дедерик&Ко» и даже какие-то счета эскроу, назначения которых я вообще не поняла.

В какой-то момент оказалось, что возвращаться в отель, где нет ничего милого сердцу, мне претит. Такая вот я капризная дама. С моей жизнью никогда нельзя быть уверенной в завтрашнем дне. А потому я приучила себя по максимуму наслаждаться выпадающими шансами лучшей жизни.

Мэй, как выяснилось, на оси вертел антураж, главное, чтоб я была рядом. Я от такого заявления растроганно захлюпала носом и в порыве страсти потащила мужа в риэлторскую контору. Где выяснилось, что популярная нынче отделка апартаментов в пастельных тонах с мебелью неоклассического стиля нам с Мэем решительно не нравится. Уж больно фальшивая, нарочито-неброская, призванная лицемерно скрыть шестизначные доходы владельцев. В этом все конфедераты.

Ну, а мы люди простые. Мэй провинциал, а я так и вовсе на четверть гномка. Мы любим громоздкий викторианский модерн и дорогие излишества. Периферия, да. Зато честная. Поэтому дом мы выбрали в старом районе Аркана, где дизайн помещений сохранился еще с войны за независимость.

Колониальный стиль, конечно, не предполагает стрельчатые витражи и кирпичные стены, по которым у меня была отчаянная ностальгия, но сложные изгибы мебели и обилие бархата тут присутствуют. Мою безвкусную натуру это удовлетворило, а избавиться от ностальгии я могла и на фабрике, пожалованной деду, где индустриальный стиль ничем не отличался от аналогичного имперского.

Дом. Собственный дом. Непривычное, давно забытое слово, похороненное вместе с родителями. Воскрешенное Мэем, как и я сама. На его покупку ушло почти все вознаграждение, подаренное нам металлургическим магнатом, но я не жалела. Живя на дне, слишком часто теряешь все и начинаешь с нуля, поэтому быстро отвыкаешь привязываться к чему бы то ни было и чахнуть над богатством.

Однако потратить все свои сбережения на капризы, а потом остаться с голой задницей такой же клинический идиотизм, как и откладывание денег «под матрас». Поэтому, оценив стоимость достойного уровня жизни, я решила всерьез озаботиться восстановлением монетизации своей основной профессии. А заодно и реализовать давнюю мечту. Осталось лишь получить лицензию хирурга-механика и открыть собственную клинику.

Поставщиком оборудования и механических протезов и имплантов, разумеется, будет выступать «Дедерик Инк.». О поставке анестетиков можно заключить договор с любой аптекой или даже фармацевтической компанией.

Чтобы сдать полагающиеся врачу экзамены, здесь, в отличие от империи, не обязательно было шесть лет просиживать в университетах, достаточно было просто прийти на соответствующий экзамен. Что мне нравится в контремской системе, так это умение ценить человеческие ресурсы не за бумажки об окончании образования, а за талант и навыки. Что мне не нравится, так это то, что все бумажки здесь можно просто купить.

Конечно, я морализмом и принципиальностью не страдаю и не собираюсь упускать такой шанс получить справку о психическом здоровье, не излечиваясь от садизма, без которого вряд ли смогу оперировать. Но на мой взгляд с этим своим девизом «все можно продать, всех можно купить» они здорово приближают появление второго Джека Потрошителя. Ну да не моя проблема.

После оформления медицинской страховки мы зарегистрировались в Центре учета людей с экстрасенсорными способностями, купили мне очки-«стрекозы» с желтыми линзами, отсекающими астральное излучение, и серебряную заколку-сигилу. Я доверяю силе браслетов Теша, но в моем случае лишняя защита от одержимости никогда не помешает.

Потом еще подтвердили наши водительские права и присмотрели новую модель «Стэнли Стимера», напоказ из-за нее поругавшись, хотя в этом вопросе Мэй безоговорочно доверился моему выбору. И даже побывали на приеме у мэра, где я с приятным изумлением обнаружила, что больше не чувствую себя неловко на подобных сборищах.

То ли после Ллос, в плену у которой я в полной мере осознала свою бесправность и беспомощность, меня теперь какими-то там акулами бизнеса не напугать. То ли после причастности к созданию автоматона и паре недель жизни в роскоши я достаточно свыклась с титулом наследницы клана Дедерик, чтобы приравнять себя к обладателям крокодиловых сапог. То ли контремская элита просто ничем не отчается от того контингента, с которым я привыкла работать в подполье.

Как бы то ни было, но на приеме мне даже удалось отдохнуть от бюрократической волокиты. Отчасти за счет танцев до упаду, отчасти благодаря завуалированному скандалу с какими-то девицами из «золотой» молодежи. В Контреме взаимные гавканья, завернутые в фантик вежливой патетики, являются чуть ли не признаком хорошего тона. Так что я со своим богатым опытом общения с проститутками и бандитами чувствовала себя здесь в своей стихии.

А вот к Мэю не лезли и с безобидными шпильками. Новость о его способности вышвыривать эндоплазму в астрал быстро стала самой обсуждаемой в кулуарах. Поэтому оскорблять его даже «в шутку» не рисковали. Мэя, судя по безмятежной, слегка ироничной улыбке, такое положение дел весьма устраивало.

Кажется, у нас вполне получилось создать образ типичных имперских эмигрантов, вырвавшихся из «загнивающей» родины и дорвавшихся до благ «прогрессивной» страны. От него зависел успех мероприятия по отстаиванию автоматона.

Если в империи мы делали все, чтобы робот с призраком внутри не оказался ни в чьем единоличном пользовании, то почему здесь должны прекращать? Я не хочу однажды прочитать в газетах, например, что лидер «Калаверы» уничтожен автоматоном, поставленным в Анталаморию фирмой «Дедерик&Ко». А, чтобы этого не произошло, мы должны обладать властью влиять на решения, принимаемые руководством компании.

Я в этих шпионских играх ничего не смыслю, поэтому составление плана действий доверила мужчинам. Дед в курсе процесса управления промышленным предприятием, Мэй, учитывая инквизиторский опыт, с легкостью оперирует законами, а Барти знает слабости в менталитете конфедератов. Мне остается только сыграть свою роль капризной овцы, для чего даже притворяться особо не надо.

День икс наступил в начале февраля. «Дедерик&Ко» объявила о выпуске акций. Мы вчетвером прибыли на фабрику, расположившись в игровом зале, почти что близнеце того, что был на фабрике в Тагарте.

Буревестник не потрудился надеть что-то поприличней бессменного синего кожаного авиаторского плаща и цилиндра. Но никакого дискомфорта по этому поводу, да и вообще по какому бы то ни было другому, явно не испытывал, театрально развалившись в кресле за покерным столом.

Дед не в привычном заляпанном моторным маслом комбинезоне, а в бархатном сером двубортном рединготе выглядел истинным главой рода. Оглаживая расчесанную седую бороду, он мерил шагами зал, бросал из-под кустистых бровей на нас хитрый взгляд и крякал своим мыслям.

На Мэя я старалась лишний раз не таращиться, потому что непроизвольно начинало зудеть внизу живота. Белоснежная рубашка без изысков стоимостью с полгода моей работы подпольным мехадоком. Черный костюм-тройка с отделкой узором серебряных сигил по вороту и обшлагам рукавов и «Уэбли» на поясе. Легкая небритость и неряшливо упавшие на глаза иссиня-черные пряди до плеч, прячущие обманчиво-рассеянный взгляд. Он отрешенно выпускал в распахнутую фрамугу клубы сигаретного дыма, но я знала, что от его внимания не укрывается ни одна деталь в этой комнате.

Я нервно расправила оборки оливкового платья, длинного сзади и короткого спереди, с расширяющимися к запястьям рукавами, перехваченными на локтях золотыми браслетами Теша. Под платье я надела узкие зелено-коричневые полосатые брюки, не столько как вызов местному ригидному обществу, сколько как винтик, соединяющийменя с моей прошлой жизнью. Доказывающий, что я не потеряла себя среди мрамора и свечных огней.

Корсет помогал держать спину и как будто еще слегка увеличившуюся грудь. Митенки из тончайшей рыжей замши, подаренные мне Мэем в Ночь Всех Святых, подчеркивали цвет дерзко обрезанных до скул, распрямившихся в отсутствие влажности волос, и сочетались с такими же ботильонами на квадратном каблуке.

В общем, выглядели мы вполне готовыми к подковерным интригам старой тьмы Нового Света. А вот почтивший нас своим присутствием мессер Авракс Джарвис в сопровождении десятка деловых партнеров почему-то проассоциировался у меня с Башней Бенни в окружении прихлебал. Должно быть, потому что за его долговязой спиной маячили два дюжих орка с дредами. В скрипящих кожаных брюках, дорогущих рубашках без рукавов, кожаных перчатках без пальцев с золотыми кастетами. И ошейниках.

Я никак не могу привыкнуть к виду этих чернокожих клыкастых гигантов, что на Остконтине порабощают народы Бадавийской пустыни и взращивают самых могущественных некромантов — колдунов вуду — в мире, в рабских ошейниках. Чует моя задница, конфедераты еще хлебнут дерьма из-за этой своей извечной тяги к пафосу. Дождутся, будет на их кладбищах макабр²⁸.

— Ну что, коллеги? — мессер Джарвис подмигнул, словно страдающий тиком, и направился опустошать бар. — Все довольны распределением ценных бумаг?

Настал звездный час необразованного и невоспитанного подпольного мехадока Гаечки!

— Поршень вам в выхлоп, — тихо, словно бы себе под нос, но с чувством огрызнулась я.

Выражения лиц у присутствующих стали неописуемыми. Часть из них пыталась понять сказанное и открывшийся сакральный смысл им явно не понравился. Часть просто опешила, что такая ошибка природы, как существо женского пола, оказывается, может разевать рот наравне с мужчинами.

— Анри, мы ведь это уже обсуждали, — Мэй страдальчески поморщился, словно у него резко заныли все зубы, вовсе при этом не лицемеря. Мы сотню раз репетировали этот спектакль на борту «Буревестника», поэтому мои припадочные вопли ему успели набить оскомину. — Распределение справедливое.

— Тебе и мейстеру по семь процентов, Барти пять, а мне два! Это ваша справедливость? — я чуть повысила голос и добавила истерично-плаксивых ноток. — Я сконструировала антропоморфного робота! Я изобрела тетраграмматон! Я добыла фотографии пост-мортем! Я тоже требую семь процентов!

Сначала была мысль затребовать десятку, а потом сторговаться на семи. Но мы отмели ее, как слишком рискованную. Такая акула бизнеса, как металлургический магнат, сразу раскусит наш план.

— Заглохни, Гайка! — рявкнул из кресла Барти. — В свободном обращении должно быть пятьдесят пять процентов акций! Двадцать четыре у мессера Джарвиса! Откуда мы тебе твои семь возьмем? Прежде, чем влезать с предложениями, научись считать!

Противные усики упомянутого мессера дернулись от ухмылки, спрятавшейся за стаканом виски. Давай, наслаждайся нашей грызней. Нам того и надо.

— Мне плевать, откуда! — я закатила глаза. — Хоть из своих долей!

— Да если бы не я, тебя бы здесь вообще не было!

— Я не отдам свою долю бастарду!

Хором вскинулись Мэй и изобретатель, гневно оборачиваясь ко мне.

Короткий взгляд, брошенный магнатом на моих «партнеров», сверкнул злорадством и легкой гадливостью. Он явно ни во что ни ставил недалеких имперцев.

— Тогда я отзываю права на тетраграмматон! — взвилась я.

— Подождите-подождите, уважаемая мессера Генрика, — тут же вклинился в безобразный скандал Авракс, безошибочно уловив опасную почву. Ведь патент на тетраграмматон действительно был целиком и полностью мой. — Давайте мы все не будем горячиться. Возможно, вас устроит доля в пять процентов?

Ага, чтобы мы по сумме сравнялись с его долей? Ну уж нет. В университетах я не училась, и в ценных бумагах ничего не смыслю. Но с войны знаю, что такое и что дает численное преимущество.

— Семь, — буркнула я. Хлопнула ресницами, как овца, и обиженно протянула. — Как у мужа и деда.

На лицах присутствующих остатки сомнений смыло волной снисходительности. Женщина, что с нее взять. Проще согласиться на ее идиотические капризы, а потом исподтишка выдоить, как тельную корову. Ведь такая деревенщина все равно не сможет разумно распорядиться свалившимся на нее богатством.

Джарвис думал. Естественно, он понимал, что означает наша общая доля. Двадцать шесть процентов, блокирующий пакет. Как объяснял дед, владелец такого пакета может наложить вето на решение владельца контрольного.

Щекотливость ситуации заключалась в том, что управление фабрикой, выпускающей автоматоны, предполагалось на паритетной основе, голосами мессера Джарвиса и нашей четверки. Об этом были заключены какие-то соглашения между магнатом и старейшинами клана Дедерик, но в них я не вникала.

Учитывая, что Барти три четверти времени находится в полетах, присутствовать на каждом собрании он явно не сможет. А без его голоса, согласно долям акций, голос мессера Джарвиса становится решающим. Значит, с моим капризом можно и согласиться.

Проблемой была черта характера всех конфедератов, о которой нас предупредил Барти. Поклонение деньгам, как Еноху. Наркотическая зависимость от них, требующая их все больше и больше не для какой-то конкретной цели, а просто так.

Следовательно, мы резонно предполагали, что Джарвис не удержится от соблазна и в нашем случае. И, наплевав на соглашения с кланом гномов, примется скупать акции, находящиеся в свободном обращении, чтобы заполучить контрольный пакет и присвоить «Дедерик&Ко» себе.

На его стороне целый штат адвокатов, способных оправдать и дьявола, и «деловые партнеры», разумеется, зашантажированные до полной покорности. Ведь элита Контрема сформировалась из беглых каторжников, бандитов и коррумпированных чиновников, сбежавших из Анталамории. А с их методами «добиться своего» я знакома не понаслышке.

Мы себе такой роскоши, как нарушение законов в части скупки свободных акций, позволить не можем. Значит, чтобы защититься от возможного «поглощения», нам необходима наша общая доля в двадцать шесть процентов. Закрепленная нотариально на этой сходке криминальных авторитетов, громко обзываемой «собранием».

Но типчик с усиками об этом не знает. Он думает, что деревенщина Гаечка всего лишь хочет, чтобы ее заслуги признали наравне с «мужем и дедом». Ведь эмансипированные анталаморийки так зациклены на своей «силе и независимости», которые, умным мужчинам-то понятно, просто слова. А блокирующий пакет эти недалекие имперцы никогда не смогут собрать, ведь гавкаются даже из-за своих крошечных долей, как свора дворовых псов.

Я чувствовала отголоски его эмоций даже через приглушающие мою эмпатию татуировки. И уже знала, что он выберет. Ведь что такое тетраграмматон по сравнению с парой бумажек.

С фабрики я уходила в сопровождении поселившихся тут Бандита и Пирата с улыбкой клинической идиотки на губах. А вечером Мэй принес мне пакет документов от него, деда и Барти. На которых мне достаточно будет просто поставить подпись, чтобы защитить автоматон от монополии металлургического магната, если тот все-таки не сумеет противиться соблазну «поглотить» нашу ферму механических тел.

За всей этой бюрократической свистопляской я даже не заметила, как прошла мучившая меня больше месяца мигрень. А вот тошнота, накатывающая беспричинно и бессистемно, осталась.

Я сплюнула горькую слюну, заторможенно хлопнула ресницами… и метнулась к настенному календарю в холле. Отсчитала дни, поперхнулась, пересчитала еще раз и еще. И сползла по стенке на пол. Мысли путались, как провода в коммутационной станции.

Эйфория, как от эльфийской дури, смешивалась с паникой: как отреагирует Мэй? Ведь это так невовремя, учитывая наш план по защите автоматона, где мне отвели главную роль из-за моего умения чуять души людей и подстраиваться под них! Чуть не заземлило меня воспоминание о словах Папы Легбы о моем «положении», сказанных мне на прощание, сакральный смысл которых наконец-то до меня дошел.

Так, значит, уже тогда?.. Сразу, после нашего с Мэем первого раза?.. А я, будучи в этом «положении», добровольно отдалась на пытки тайной полиции?!

Я резко вскинула себя в вертикальное положение и направилась в свой кабинет, переделанный под мастерскую. Голову требовалось срочно чем-то занять, чтобы ни в коем случае не возвращаться к мысли, что от чрезмерного перенапряжения организма от эмпатических пыток могло произойти то же, что и от сильфия.

Поэтому я взяла из нашей пока пополняющейся, полупустой библиотеки историю оркской Орды, и принялась размышлять над запавшей мне в душу еще тогда, на «Буревестнике», идеей автоматона, управляющегося куклами вуду. Ведь для пляски смерти каплаты и бокоры как-то же поднимают трупы, не вселяя в них эктоплазму. Правда, трупы — это органика, на которой остается след когда-то бывшей в ней эндоплазмы и ауры, а у нас груда металла и моторного масла…

Такой — встрепанной, дерганной, сидящей на столе, свернув ноги кренделем посреди хаоса книг, чертежей, слесарных инструментов, шестеренок и заготовок для новых протезов — меня и нашел вернувшийся из полицейского участка Мэй. Я осоловело оторвалась от научных изысканий и нервно подорвалась к мужу.

— Мэй, у меня новая идея! Правда, она пованивает некромантией, ну так и автоматон мы изобрели, опираясь на процесс поднятия зомби… — затараторила я, помогая ему снять новую шинель. Протиснулась мимо него на кухню, включила газовую конфорку и поставила греться сковороду, распространяющую ароматы, сводящие в голодном спазме желудок. — Я приготовила рагу, будешь? Знаю-знаю, я собиралась сделать стир-фрай, но получилась опять каша…

— Гаечка, — бархатная хрипотца вызвала толпу мурашек вдоль позвоночника, стальная рука, заледеневшая на улице, легла на шею и ласково развернула меня лицом к ее обладателю. — Что-то случилось?

Я взглянула в родные раскосые чернильные глаза, светящиеся успокаивающей безмятежностью, с добрыми морщинками-лучиками в уголках. И разревелась.

Не знаю, как он понял из моих бессвязных бормотаний, что я хочу сказать, но на то мой муж и бывший шпион. Мои губы смяло поцелуем, постоянно прерывающимся, из-за его неудержимой улыбки, затронувшей даже обычно неподвижную левую половину лица. На языке у меня осел привкус шоколада, от того счастья, которым делилась со мной его янтарная душа.

— Но это же так невовремя! — всхлипнула я, задыхаясь от поцелуев.

— А я думал, ты умнее, — иронично отозвался Мэй, стискивая меня в стальных объятиях.

Осознав, какую ерунду, действительно, только что ляпнула, снова всхлипнула и счастливо рассмеялась, на сей раз сама потянувшись за поцелуем. Ужин призывно запах горелым, на что Мэй просто не глядя выключил газ и разложил на столе меня.

О том, что я попала в плен к бобби, уже будучи беременной, я решила умолчать. Врать я не умею, но о некоторых женских секретиках мужчинам с их хрупкой психикой лучше просто не знать.

В следующие дни все было так неправдоподобно радужно, что задница у меня непроизвольно начала поджиматься в ожидании какого-нибудь дерьма. Потому что единственный закон, работающий в моей жизни без осечек, это закон Мерфи.

— Новость дня! — заголосили на перекрестках мальчишки-газетчики, размахивая свежим выпуском «Высшего Аркана». — Авракс Джарвис собирает контрольный пакет акций «Дедерик&Ко»!

Я закатила глаза к дирижаблям в безоблачном небе. Что и требовалось доказать. Магнат не сумел-таки удержаться от соблазна. Жадный подонок. Если бы он продолжал управлять компанией в паритете с кланом Дедерик, мы разошлись бы мирно. Но он захотел войны. Что же, получите-распишитесь. У нас богатый опыт участия в вооруженных конфликтах. Как славно, что игры с тайной полицией если чему нас и научили, так это всегда быть готовыми к внезапной смене курса.

За решеткой лифта мелькали этажи. Каждый из них подсвечивался соответствующей цифрой на приборной панели, но я все равно про себя их считала. Три, пять, семь… до сих пор не верится, что бывают такие высокие здания.

На девятом лифт остановился, дзынькнув колокольчиком. Я распахнула решетку и открыла позолоченным ключом дубовую дверь апартаментов. Единственную на всем этаже в мраморном холле, освещенном десятком свечей.

Заслышав аромат крепкого контремского кофе, почувствовала себя цеппелином — еще чуть-чуть и взлечу. Окрыленная любовью, в которой купалась и которой упивалась, как срывающим резьбу алкоголем, поспешила в кабинет мужа.

На полпути спохватилась, вернулась в холл и скинула рыжие кожаные ботильоны на невысоком квадратном каблуке, что по изяществу превосходили всю меня. Вообще-то в конфедерации, как и в империи нет традиции снимать обувь при входе в дом. Но в Мэе вдруг взыграли зангаоские корни. Я, как врач, признала санитарную пользу такой привычки, поэтому в данном случае качать права не стала.

Сунула ноги в домашние туфли, прошла мимо кухни-столовой, через каминную залу в кабинет с окнами во всю стену. Мэй был на балконе, задумчиво выпуская в стылый февральский воздух клубы сигаретного дыма.

Дома я настоятельно попросила не курить его любимую ядреную смесь горьких специй, горелого дерева и копченого мяса, от которой и паромобиль на ходу заглохнет и от которой меня снова начало тошнить из-за токсикоза. Свою паровую сигарету я и вовсе выбросила в помойку.

Я коротко постучала в окно, привлекая внимание инквизитора, то есть теперь инспектора Хелстрема, и присела на край дубового стола, обитого мшисто-зеленым сукном. Оглядела лежащие аккуратными стопками бумаги с донесениями о случаях колебания астрального фона, оккультных правонарушениях и некромантских преступлениях и отпила остывающий кофе из фарфоровой чашки с коричневыми охотничьими мотивами.

Мэй вернулся в кабинет, скинул шинель на софу у стены, не упустил случая огладить мой пока еще совершенно плоский живот и опустился в кресло. Я незамедлительно перебралась к нему на колени, по-кошачьи потянувшись за новой порцией ласки. Когда утром я уходила в Арканский медицинский университет подавать заявление на сдачу экзаменов для лицензии врача, Мэй еще не вернулся с ночного дежурства, и я успела соскучиться.

— Когда нам выходить? — невнятно, не прерывая поцелуй, уточнила я.

Мэй прильнул к сгибу моей шеи, чтобы увидеть напольные часы, стоящие у двери, и опалил влажную кожу горячим дыханием.

— Через пять минут. Не успеем.

Иногда я даже жалею, что он не сдается по полчаса, а то и дольше. Фыркнув, с досадой отлипла от мужа, оправила перекрутившуюся юбку и пригладила короткие волосы, полностью распрямившиеся в отсутствие извечной тагартской влажности. Снова оглядела материалы дел, над которыми работал Мэй, как инспектор Отдела расследований экстрасенсорных преступлений Департамента полиции Аркана, и, пытаясь отвлечься от зуда внизу живота, полюбопытствовала:

— От Шпильки нет новостей?

Со мной подруга все еще не общается, зато с завидной регулярностью отсылает письма Мэю. На дорогой бумаге, написанные каллиграфическим подчерком с изящными завитушками и благоухающие цветочными духами. Таким образом для меня в них посланий больше, чем для самого адресата.

Ну и славно. Эта партизанская борьба вполне в духе ночной бабочки, то есть означает, что хотя бы структуру эндоплазмы, а с ней и психику, подруге удалось восстановить. В отличие от поврежденных сосудов. Сама она писала, что для телесного восстановления просто необходимо больше времени. Но, думаю, в глубине души тоже понимала, что если уж доктору Шприцу ничего не удалось сделать, то это уже хронический диагноз.

— Ничего после сообщения о ее вступлении в ряды Свидетелей Еноха, — откликнулся Мэй, тоже поправляя одежду.

Из-за меня куртизанка ушла в монашки. Точнее, из-за пыток Ллос, после которых Полли возненавидела вуду и решила бороться с иноверцами. Но первопричиной этому была я. Богоугодный поступок, как, сплевывая, говорит Мэй.

— А меня ночью опять навещал Эрик, — я растроганно шмыгнула носом, запахивая бордовое пальто, и вслед за Мэем снова вошла в лифт. — Похвалился своими успехами в путешествиях по снам и передал поздравления с бракосочетанием от Папы Легбы, Теша с Ханной и близнецов. Они, кстати, вступили в «Калаверу».

Не без моей протекции, хотя долго уговаривать барона Субботу не пришлось. Ему спиритуалистов и медиумов в мафии никогда не будет много, учитывая назревающее противостояние с единомышленниками Евангелин.

— Черт возьми, после поздравлений от такой компании впору обливаться святой водой, — иронично улыбнулся Мэй, придерживая передо мной входную дверь и распахивая дверцу «Стэнли Стимера». Но во взгляде чернильных глаз сверкнуло стекло. — Когда Эрик появится в следующий раз, предупреди барона Субботу, что Свидетели Еноха получат автоматона со следующим рейсом Буревестника.

То есть уже к концу марта. Полноценную религиозную войну Императрица не допустит, используя культистов только как временную меру стращания иноверцев, заполоняющих империю после объявления свободы вероисповедания. Но на какое-то время Тагарта все же захлебнется кровью. И к этому тоже косвенно причастна я, как и ко всему, на что повлияет изобретение автоматонов.

Даже с садизмом мне никак не удается возгордиться этим достижением.

— Кстати, «Калавера» согласилась снизить закупочную стоимость фотографий пост-мортем, — поделилась я успехами на поприще переговорщика.

Мэй покосился на меня с возросшим уважением. Я приосанилась. Честно признаться, мне просто вовремя вспомнилось, как Теш на маскараде в мой день рождения пообещал мне компенсацию за то, что его матушка натравила на меня Башню Бенни. Вот я и потребовала скидки для «Дедерик&Ко». На мой дилетантский в экономических вопросах взгляд, не большая цена, учитывая, что барон Суббота и так единственный поставщик «фантомных запчастей» для автоматона.

На ферме механических тел царили революционные настроения.

Вход перекрывали беснующиеся репортеры, щелкая фотоаппаратами и гудя эхографами. Под ноги им бросался Пират, пытаясь хоть кого-нибудь уронить, на головы с крыши падал Бандит, норовя уподобить себе и выцарапать один глаз. По коридорам сновали нервные чинуши и деловитые юристы.

Со всей страны понаехали какие-то мои дальние родственники — гномы из клана Дедерик. И сейчас, потрясая бородами и шарахая себя кулаками в бочкообразные грудины, яростно наступали на сотоварищей Авракса Джарвиса, басовито, как трансформаторы, тарахтя про нарушенную договоренность о паритете.

У меня поджалась задница от осознания, в какое дерьмо я снова собираюсь макнуться. Я споткнулась и, если бы не Мэй, позорно пропахала бы носом землю. Пара фотоаппаратов щелкнули очень невовремя, запечатлевая мою неуклюжесть.

Но мужу достаточно было просто бросить на их обладателей дружелюбный взгляд и миролюбиво улыбнуться, чтобы получившиеся снимки тут же порвались на клочки. Тут все знают, как инспектор Ли Мэй Хелстрем умеет требовать.

Я поймала злобные взгляды дамочек из толпы зевак, взяла мужа под локоток и скопировала его мимику. Да, дамы, я тоже сама себе завидую.

Мэй в ответ ободряюще сжал мои пальцы, делясь верой в мои силы и правильность происходящего. Он, как и дед с Барти, почему-то не сомневался, что я справлюсь с ролью промышленника. Более того, что я ее заслужила.

В кабинете, принадлежащем Цадоку Дедерику, в кресле восседал высокий тощий магнат в белом стетсоне. При виде наших благостных улыбок его противные усики дернулись, и он с видом хозяина закинул ноги в крокодиловых туфлях на стол.

Я едва сдержалась, чтобы не закатить глаза, и в ответ на эту ребяческую попытку самоутвердиться в свою очередь кротко достала документы. В которых говорилось, что Цадок Дедерик, Ли Мэй Хелстрем и Бартоломью Буревестник, находясь в здравом уме и твердой памяти, передают права владения их пакетами акций Генрике Норкотт-Дедерик. Формирующие блокирующий пакет с правом наложения вето на решения, принятые владельцем контрольного.

У магната дернулся глаз. Значит, не показалось мне в прошлую нашу встречу, и вправду тик.

— Ты не представляешь, во что ввязываешься, — проскрипел магнат, превращаясь во врага, которым раньше была для нас Ллос.

Делая из нас врагов, которые были у Ллос.

Инквизитор, способный вышвыривать душу из тела. Заклинательница ангелов из Свидетелей Еноха. Заклинатель демонов — психопат и мафиози. Капитан воздушных пиратов. Гениальный изобретатель. И медиум-эмпат с тягой к садизму.

— Это вы не представляете, с кем связались, — фыркнула я и поставила на документе размашистую подпись, закрепляющую за мной блокирующий пакет акций.

В погоне за мечтой о красивой жизни одно я для себя уяснила накрепко. Роскошные кабинеты — это фермы механических тел покруче, чем городские трущобы. Обычные люди здесь лишь заводные игрушки в руках опытных кукловодов.

И раньше, пожалуй, я бы сбежала отсюда. Как сбежала из приюта, с войны, от Теша… По привычке избегать проблем, выработанной годами одинокой борьбы за свою жизнь. Но теперь я не одна. Теперь у меня снова есть семья. И приобретенный вместе с ней богатый опыт обрезания ниточек тем, кто любит за них дергать.

Ненавижу игры. Но жизнь научила меня в них играть и выигрывать. Я еще стану революционным автоматоном среди заводных кукол!

Март 2022 — Апрель 2023

Глоссарий персонажей

Авракс Джарвис — человек, гражданин Контремской конфедерации. Магнат, владелец контрольных пакетов акций основных картелей, синдикатов и трестов тяжелой и металлургической промышленности Контрема.

Барон Суббота — (см. Тадеуш Шабат)

Бартоломью (Барти) Буревестник — человек, гражданин Контремской конфедерации, в прошлом подданный Анталаморской империи. Во время Третьей опиумной войны был авиатором на службе Анталамории, капитаном дирижабля «Буревестник», благодаря которому получил свое прозвище. На войне познакомился с Гаечкой, вставшей под его командование, и впоследствии спас ее от трибунала за дезертирство.

Во время войны разочаровался в империи и стал вначале воздушным пиратом, а затем и капером на службе военно-воздушных сил конфедерации. Контрабандой перевозит из Анталамории в Контрем опальных ученых, непризнанных деятелей искусства, предпринимателей криминального склада характера и контрафактное оружие.

Башня Бенни — человек, подданный Анталаморской империи. Главный «кошмар детства» Гаечки, рос в тагартском сиротском приюте вместе с ней, издевался и пытался склонить к близости. Стал бойцом на подпольных боксерских рингах, принадлежащих Броневику.

Бран — гном, гражданин Наугримской республики. Мажордом на фабрике «Дедерик Инк.» в Тагарте, ближайший доверенный товарищ Цадока Дедерика.

Броневик — гном, подданный Анталаморской империи. Лидер одной из столичных преступных группировок. Владеет подпольными боксерскими рингами, букмекерскими конторами и тотализаторами. Ведет бизнес по переработке металлолома и торговле гномьим наугримским огнестрельным оружием.

Винсент (Винс) — зангаосец-полукровка, подданный Анталаморской империи. Студент школы эзотерики, эксперт по сфрагистике и сигиллографии, изучает и создает астральные печати. Вундеркинд, знает все языки Остконтина: анталаморский, наугрим, илитиири, оркс, бадавийский и зангаоский. Член Лиги антиимпериалистов, входит в команду экстрасенсов, собранную для работы над автоматоном.

Гаечка — (см. Генрика Норкотт)

Генрика (Генри, Анри) Норкотт, Гаечка — квартерон, на три четверти человек, на четверть гномка, подданная Анталаморской империи. Незарегистрированный медиум-эмпат, скрывается от инквизиторов и тайной полиции.

Сирота, в семь лет потеряла родителей и попала в приют. В четырнадцать лет сбежала из приюта на Третью опиумную войну, где стала хирургом-механиком, старшим фельдшером гвардейской десантно-штурмовой дивизии под командованием Бартоломью Буревестника. Впоследствии дезертировала и была спасена Буревестником от трибунала.

После войны скрылась от тайной полиции в квартале Красных фонарей Тагарты, где открыла операционную по установке и починке механических имплантов и протезов. Водит «дружбу с натяжкой» со Шпилькой. Состояла в близких отношениях с бароном Субботой. Эмансипированная суфражистка.

Дастин и Денис — квартероны, на три четверти люди, на четверть дроу, подданные Анталаморской империи. Братья-близнецы, спиритуалист и медиум, владельцы похоронного бюро. Члены Лиги антиимпериалистов, входят в команду экстрасенсов, собранную для работы над автоматоном.

Евангелин — человек, подданная Анталаморской империи. Теургесса, заклинательница ангелов, экзорцистка Первого Особого отдела Святейшей Енохианской Церкви, Свидетельница Еноха. Член Лиги антиимпериалистов, входит в команду экстрасенсов, собранную для работы над автоматоном. Бывшая жена Ли Мэя.

Енох — пророк, святой, живший две тысячи лет назад на островах, впоследствии названных в его честь. После смерти обратился сильнейшим ангелом в астрале. Его мощи захоронены на островах Еноха. В енохианстве почитается, как бог.

Считается, что он получал пророчества благодаря способности общения с ангелами, однако, существуют доказательства его обучения гаруспиции. Тем не менее называть Еноха гаруспиком — ересь и тяжкое преступление по законам Святейшей Енохианской Церкви.

Итан — человек, подданный Анталаморской империи. Медиум-эмпат на службе тайной полиции, подчиненный Ллос.

Констебль Сьюзен, Кудряшка Сью — человек, подданный Анталаморской империи. Окружной жандарм, в зону ответственности которого входит квартал Красных фонарей и операционная Гаечки.

Кудряшка Сью — (см. Констебль Сьюзен)

Ли Мэй Хелстрем — квартерон, на три четверти анталаморец, на четверть зангаосец, подданный Анталаморской империи. Инквизитор Второго Особого отдела Святейшей Енохианской Церкви, в прошлом экзорцист. Участник Третьей опиумной войны, капитан батальона специального назначения, шпион и диверсант. Член Лиги антиимпериалистов, входит в команду экстрасенсов, собранную для работы над автоматоном. Бывший муж Евангелин.

Ллос — дроу, подданная Анталаморской империи. Мамбо, жрица вуду, заклинательница духов-лоа. Лучшая ищейка тайной полиции.

Папа Легба — лоа. В культе вуду почитается как высший дух, бог. В енохианстве считается одним из высших демонов, его вызов запрещен Церковью.

Пикинджилл — человек, подданный Анталаморской империи. Магистр спиритизма в Тагартской школе эзотерики. Один из правительственных разработчиков автоматона.

Полли, Шпилька — человек, подданная Анталаморской империи. Самая известная, востребованная и дорогая проститутка-«госпожа» в Тагарте. Связной Лиги антиимпериалистов.

Тадеуш (Теш) Шабат, барон Суббота — дроу, подданный Анталаморской империи и королевства Илитиири. Хунган, жрец вуду, заклинатель духов-лоа. Лидер мафии «Калавера», владелец сети баров, работающих прикрытием для сбыта холодного и химического оружия из королевства Илитиири. Состоял в близких отношениях с Гаечкой.

Ханна Арахнай — бадавийка-полукровка, подданная Анталаморской империи. Графиня, наследница алмазного магната. Гаруспика, гадалка по внутренностям жертвенных животных. Невеста барона Субботы.

Цадок Дедерик — гном, гражданин Наугримской республики. Гениальный изобретатель, инженер-конструктор, владелец фабрики «Дедерик Инк.» и принадлежащей ей фермы механических тел. После того, как тайная полиция уничтожила его дочь с ее мужем и его внучку, присоединился к Лиге антиимпериалистов в качестве конструктора автоматона. [В реальности Цадок Дедерик — американский изобретатель, запатентовавший в 1868 году паровую машину, имеющую вид человекоподобного робота].

Шпилька — (см. Полли)

Эрик Каспериан — призрак мальчика-аристократа, преследовавший Гаечку.

Глоссарий терминов

Автоматон — одушевленная машина. Механический робот, управляемый вселённой в него эктоплазмой.

Астрал — нематериальный мир, где обитают духи. Живые люди, попадая в астрал в виде астральной проекции (в трансе или во сне) воспринимают астрал туманом, заполненным шепотом. Таким же воспринимают материальный мир духи.

Астральная сущность — (см. дух)

Аура — биоэнергетическая оболочка, наличествующая у каждого организма на планете. У людей ауры индивидуальны, как отпечатки пальцев. Диагностика ауры может определить расу, пол и возраст ее обладателя.

Аура может быть визуализирована в цветном стекле с помощью астральных детекторов. Архив таких цветных стекол следов аур называется базой отпечатков биоэнергетических оболочек.

Отпечаток ауры человека может сохраняться некоторое время после его прикосновения к вещи или другому человеку (чем дольше контакт, тем дольше держится отпечаток ауры).

Бокор — колдун вуду. С помощью ритуала способен создать симпатическую связь между куклой-вольтом и определенным человеком (живым или мертвым) для управления им. Управлять мертвыми телами с помощью кукол вуду способны исключительно могущественные колдуны.

Вампир — в енохианстве человек, подвергшийся одержимостью высшим духом (ангелом или демоном), вследствие чего структура его эндоплазмы была необратимо повреждена. Вампиры не могут существовать без подпитки чужой эндоплазмой, способны даже «выпить» чужую душу полностью, а потому опасны для общества и содержатся в психбольницах. Не переносят серебро.

Веве — разновидность астральных печатей, енохианские сигилы, адаптированные для вуду. Действуют так же, как сигилы. Бывают на языке илитиири и орксе. Во время ритуала жрецы вуду чертят веве на полу вокруг столба в центре святилища, символизирующего дорогу для богов. На веве размещается жертва.

Вендиго — аналог вампира у эльфов. Человек, чья эндоплазма была повреждена вследствие одержимости кровожадным духом. Вендиго не могут существовать без подпитки чужой эндоплазмой, часто приобретают пристрастие к каннибализму. Уничтожаются сразу или изгоняются из племени и натравливаются на соседние племена. Не переносят серебро.

Вуду — разновидность экстрасенсорики и политеистическая религия королевства Илитиири и орды Оркс. Отличается культом силы, оправданием насилия и практикой жертвоприношений. Делится на жречество и колдовство.

Колдуны жрецами не признаются, так как их ритуалы искажают суть взаимодействия с духами-лоа. Так как жречество распространено на территории королевства, а колдовство среди орды, то между дроу и орками регулярно случаются религиозные войны.

В Анталаморской империи колдовство причислено к некромантии и запрещено. Жречество разрешено с учетом строгого подчинения правилам гоэтии.

Гаруспик — гадатель по внутренностям жертвенных животных у Вольных народов Бадавийской пустыни.

Гаруспиция — разновидность экстрасенсорики у Вольных народов Бадавийской пустыни. Гадание на внутренностях (в основном на печени) жертвенных животных (черных баранов или козлов).

Голем — антропоморфное существо в бадавийской мифологии, полностью созданное из неживой материи, обычно глины или грязи. Создание голема народная легенда описывает, как оживление истукана, который создается из глины, крови и иных примесей. Ему придается форма человека, вкладывается в рот тетраграмматон и провозглашается пародийная фраза «да будет человек».

Гомункул — искусственный человек, которого ученые Средневековья пытались создать в лабораторных условиях из мужской репродуктивной жидкости, крови, конского навоза и магнитов. Опыты оказались неуспешны, жизнеспособный искусственный человек так и не был создан.

Гоэт — заклинатель демонов.

Гоэтия — наука о демонах и разновидность экстрасенсорики, специфическое направление спиритизма. Причислена к некромантии почти в полном объеме, за исключением обращения к демонам с целью получения предсказания. Согласно енохианской доктрине, все жрецы вуду являются гоэтами.

Двигатель внешнего сгорания Стирлинга — тепловая машина, в которой рабочее тело в виде газа или жидкости движется в замкнутом объёме. Основан на периодическом нагреве и охлаждении рабочего тела с извлечением энергии из возникающего при этом изменения давления. Может работать не только от сжигания топлива, но и от любого источника тепла. [В реальности был запатентован шотландским священником Робертом Стирлингом в 1816 году].

Джинн — демон в бадавийской мифологии. Известны случаи заточения джиннов в лампы с помощью запрещенных ритуалов гоэтии, причисленных к некромантии. Джинн освобождается из заточения после исполнения трех желаний нашедшего лампу. Однако не известно ни одного случая, когда джинн исполнил бы желание так, как того ожидал загадывавший его.

Дух — биоэнергетическая сущность, обитающая в астральном и материальном мирах. Дух живого организма — эндоплазма, мертвого — эктоплазма.

В енохианстве и вуду духи делятся на низших и высших. Низшие: эманации, привидения, призраки, полтергейсты, фантомы. Высшие: ангелы и демоны. В енохианстве принято считать, что демонами становятся отъявленные грешники, а ангелами — праведники. У вуду в высших лоа превращаются сильнейшие мамбо и хунганы.

В шаманизме нет градации духов по уровню силы. Кроме того, зангаосцы и эльфы считают, что в астрале остаются лишь те души, которые не смогли уйти на перерождение. А души живых — это переродившиеся духи не только людей, но и животных, и растений (преступная ересь по законам Святейшей Енохианской Церкви).

Енохианство — монотеистическая религия Анталаморской империи и Контремской конфедерации. В качестве бога почитается Енох.

Зомби — труп, управляемый вселённой в него эктоплазмой. Если зомби восстал не самостоятельно, а был поднят спиритуалистом, то это считается некромантией.

Инквизиция — Второй Особый отдел Святейшей Енохианской Церкви, судебно-исполнительный орган Анталаморской империи. Занимается поиском незарегистрированных экстрасенсов и некромантов. Состоит в основном из людей, не наделенных экстрасенсорными способностями. Инквизиторы выявляют экстрасенсов, сканируя ауры с помощью специальных астральных детекторов, принцип работы которых Церковь старательно сохраняет в тайне.

Каплата — колдунья вуду. С помощью ритуала способна создать симпатическую связь между куклой-вольтом и определенным человеком (живым или мертвым) для управления им. Управлять мертвыми телом с помощью кукол вуду способны исключительно могущественные колдуньи.

Кукла вуду, вольт — кукла, используемая в колдовстве вуду. В результате специального обряда кукла получает симпатическую связь с определенным человеком (живым или мертвым) для управления им.

Лич — аналог вампира у дроу. Жрец вуду с поврежденной структурой эндоплазмы вследствие одержимости лоа. В культе вуду личи возводятся в ранг святых. Дроу добровольно отдают себя им в жертву в качестве подпитки эндоплазмой. Не переносят серебро.

Лоа — в культе вуду духи предков, обитающие в астрале. Согласно енохианской доктрине все лоа являются демонами. Самыми могущественными лоа считаются Папа Легба и Мама Бришит.

Макабр — (от оркс. makabra), пляска смерти, хоровод трупов (в редких случаях скелетов), управляемых с помощью кукол вуду, или хоровод зомби, управляемых через эктоплазму. Енохианством и жречеством вуду официально причислено к некромантии и запрещено.

Мамбо — жрица вуду. С помощью ритуалов общается с духами-лоа. Могущественные мамбо могут управлять лоа. По статистике мамбо сильнее хунганов (с этим связан матриархат в королевстве Илитиири).

Медиумизм — разновидность экстрасенсорики. Способность видеть, слышать и взаимодействовать с низшими духами, не прибегая к помощи специальных астральных детекторов, без возможности управления духами. Высших духов медиумы способны распознать только с помощью астральных детекторов, как и прочие экстрасенсы.

Медиумы имеют самую прочную связь с астралом среди других экстрасенсов, поэтому у них больше шансов стать одержимыми духами.

Медиумы (и, как следствие, эмпаты) единственные среди экстрасенсов не с врожденными, а приобретенными способностями.

Монах — зангаоский шаман, постигший боевые искусства. Отличается спокойствием, волей, бесстрашием, безразличным отношением ко всем возможным лишениям и страданиям.

Одержимость — вселение духа в живого человека. Лечится экзорцизмом. Для одержимости низшим духом обязательным условием является связь духа с живым (кровные узы, близкое знакомство). Одержимость высшими духами имеет последствия в виде превращения человека на всю оставшуюся жизнь в вампира (в лича у дроу, в вендиго у эльфов).

Паровая турбина Парсонса — многоступенчатая реактивная паровая турбина, оригинальная конструкция которой позволяла уменьшить скорость струи пара, что снижает режущее действия пара на металл на высоких скоростях, и в то же время увеличить использование энергии пара, по сравнению с другими паровыми двигателями своего времени. [В реальности сконструирована в 1880-х годах английским инженером Чарлзом Алджерноном Парсонсом].

Пентаграмма — разновидность сигил.

Пировидикон — передающий электронно-лучевой прибор (класса видиконов), чувствительный к тепловому излучению. Позволяет регистрировать инфракрасное излучение среднего, «теплового», диапазона (следовательно, с его помощью можно увидеть эктоплазму).

Пляска смерти — (см. макабр)

Полтергейст — разновидность эктоплазмы, лишенная памяти и остатков сознания. Иногда состоит из совокупности неразумных сгустков эктоплазмы. Может взаимодействовать с материальными объектами.

Предсказание — пророчество, полученное от демона. Всегда истинно, однако, всегда имеет несколько трактовок. Один из немногих разрешенных ритуалов гоэтии.

Привидение — разновидность эктоплазмы, сохранившая краткосрочную память и сознание. Привидение не имеет четких контуров и появляется в материальном мире в местах истонченной грани с астралом (обычно это массовые захоронения). Не может взаимодействовать с материальными объектами.

Призрак — разновидность эктоплазмы, сохранившая краткосрочную память и сознание. Призрак имеет четкие контуры и конкретную цель возвращения из астрала в материальный мир (так называемые неоконченные дела). Не может взаимодействовать с материальными объектами.

Провидение — пророчество, полученное от ангела. Всегда истинно и однозначно. Ритуал теургии.

Ругару — чудовище из эльфийских сказок. Человек, одержимый духом волка, теряющий человеческое сознание в полнолуние. Не переносит серебро.

Свидетели Еноха — культ, выделившийся из Священной Енохианской Церкви. Свидетели Еноха отличаются нетерпимостью к другим религиям. Стремятся развязать религиозную войну против иноверцев. Оправдывают даже использование некромантии в целях культа.

Сигила — астральная печать, символ или комбинация слов и геометрических фигур, обладающих астральной силой. Используется для проведения ритуалов, в качестве оружия и защиты против духов. Чертится чаще всего мелом, углом, серебром или освященными чернилами.

Сигилы сами по себе обладают астральной энергией, поэтому чертить их могут даже не экстрасенсы. Однако увеличить мощность воздействия сигил могут только сигиллографы, спиритуалисты, жрецы или колдуны вуду и шаманы.

Сигиллография — наука о сигилах и их начертании. Сигиллографы не являются экстрасенсами, однако, с помощью различных комбинаций слов и геометрических фигур они способны усиливать или ослаблять сигилы.

Спиритизм — разновидность экстрасенсорики. Способность вызывать духов из астрала в сигилу призыва или в медиума и взаимодействовать с ними. Если не учитывать религиозную специфику, то спиритуалисты, жрецы вуду и шаманы обладают практически идентичным набором техник управления астральной энергией.

Вызов духов не с целью получения от них информации, а для управления ими запрещен, как некромантия.

По неподтвержденным данным одной из техник спиритизма был вызов души из тела живого человека, однако ее секрет был утерян в веках.

«Стэнли Стимер» — модель паромобиля с двигателем, установленным на задней оси, алюминиевым корпусом, жестким стальным трубным шасси, парогенератором впереди, и конденсатором для улучшения автономии (до тех пор пробег без дозаправки был очень ограничен: около 80 км). [В реальности выпускались компанией Stanley Motor Carriage Company в начале ХХ века].

Сфрагистика — наука о печатях.

Тетраграмматон — четырёхбуквенное непроизносимое имя Еноха, считающееся его собственным именем. Складывается из букв, которые значат «кисть руки», «вот, смотри!», «железный гвоздь», «вот, смотри!».

Теург — заклинатель ангелов.

Теургия — наука об ангелах и разновидность экстрасенсорики, специфическое направление спиритизма.

Транс — особое состояние шаманов, достигаемое благодаря употреблению психотропных веществ. Позволяет шаману создавать свою разумную астральную проекцию и путешествовать по астралу (редко по чужим снам) осознанно.

Состояние, близкое к трансу, с неконтролируемым появлением неосознанной астральной проекции характерно для всех людей во время сна.

Уиджи — доска, используемая во время спиритических сеансов для общения с душами умерших, с нанесенными на нее буквами алфавита, цифрами от 0 до 9, словами «да» и «нет» и со специальной планшеткой-указателем.

«Уэбли» — револьвер, состоящий на вооружении армии Анталаморской империи с начала двадцатого века. Изготавливается по схеме переломной рамы, что позволяет вести быструю перезарядку и стрельбу, сравнимую с револьверами с откидывающимся вбок барабаном. [В реальности производился с 1870-х годов компанией «Webley & Son Company» и состоял на вооружении стран Британского содружества с 1887 по 1963 годы].

Фантом — разновидность эктоплазмы, сохранившая долгосрочную память и сознание. Имеет четкие контуры и может взаимодействовать с материальными объектами. Возникает из фотографии пост-мортем при соблюдении определенных условии во время съемки.

Фотография пост-мортем — обычай фотографирования недавноумерших людей, появившийся с изобретением дагерротипа. Запрещено как святотатство, но официально не причислено к некромантии. Засекречено, как государственная тайна.

Хунган — жрец вуду. С помощью ритуалов общается с духами-лоа. Могущественные хунганы могут управлять лоа. По статистике хунганы слабее мамбо (с этим связан матриархат в королевстве Илитиири).

Чупакабра — обитающий в эльфийских лесах зверь, одержимый духами и мутировавший под их влиянием. Волкоподобное, ящероподобное или гуманоидное создание, питающееся кровью скота.

Шаманизм — разновидность экстрасенсорики и тотемистическая религия эльфов и зангаосцев. Характеризуется верой в перерождение души, поклонением духам природы и неприятием «бездушной» индустриализации.

Шаманы с помощью транса способны создавать свою разумную астральную проекцию и путешествовать по астралу (редко по чужим снам) осознанно. Во время астральных путешествий общаются с духами и душами живых людей. Таким образом шаманы могут делиться информацией на расстоянии.

Самые могущественные шаманы способны вселяться в тела животных, а также воздействовать на ауры людей, исцеляя или, наоборот, насылая несчастья. В енохианстве и вуду эти функции выполняют сигилы и веве.

Экзорцизм — разновидность экстрасенсорики, способность изгонять духов из материального мира в астрал. Сильнейшие экзорцисты могут убить человека, изгнав его душу.

Экзорцизм считался единственно богоугодным видом экстрасенсорики в Анталаморской империи со времен пришествия Еноха и вплоть до Второй научно-технической революции. За счет этого к двадцатому веку империи удалось избавиться от большинства привидений и призраков на своей территории и значительно снизить количество одержимых ими и высшими духами. А заодно извести почти всех остальных экстрасенсов, ранее причисляемых Святейшей Енохианской Церковью к некромантам.

Экстрасенсорика — способность взаимодействовать с астральной энергией через астральные сенсоры (у вуду они называются энергетические узлы, у шаманов — чакры). Существует несколько способов указанного взаимодействия: эмпатия, медиумизм, спиритизм, экзорцизм, гаруспиция, ритуалы вуду, куклы вуду и шаманизм.

Эктоплазма — агрегатное состояние духа мертвого организма. Испускает электромагнитное излучение (в случае высших духов — рентгеновское), видимое в ультрафиолетовом и инфракрасном спектре, и ультра- или инфразвук.

Электрофорный генератор Вимшурста — электрическая машина для генерирования высокого постоянного напряжения (молнии) с помощью механической энергии (кручения ручки, приводящего соосные диски во встречное вращение). [В реальности была разработана между 1880 и 1883 годами британским изобретателем Джеймсом Вимшурстом].

Эманация — разновидность эктоплазмы, сохранившая отпечаток ауры. Астральный отпечаток наиболее ярких и сильных эмоций и чувств. Не является полноценным духом. Эманации бывают позитивными и негативными.

Эмпатия — разновидность экстрасенсорики, высшая степень медиумизма. Способность взаимодействовать с эндоплазмой, «считывать» души живых людей и в редких случаях их воспоминания.

Эльфийские шаманы-эмпаты по неподтвержденным данным способны «считывать» воспоминания у животных и даже у растений. Но, возможно, это всего лишь побочный эффект психотропных веществ, принимаемых шаманами для вхождения в транс.

Эндоплазма — агрегатное состояние духа живого организма, душа. Согласно енохианству и вуду душа есть только у людей (у животных только аура). Однако по мнению эльфийских шаманов эндоплазма наличествует у всех живых организмов на планете, с ней можно взаимодействовать и даже меняться местами. Подобное шаманство енохианством и вуду причислено к некромантии и запрещено.

Ящики Пандоры — сосуды, в которые экзорцисты заточают демонов (в качестве оружия или в исследовательских целях). Названы так по имени женщины, жившей в четырнадцатом веке, которая открыла один из них без должной подготовки. Так началась самая страшная эпидемия чумы в истории Остконтина.

Примечания

1

Астральная печать, символ или комбинация слов и геометрических фигур, обладающих астральной силой (здесь и далее — прим. авт.)

(обратно)

2

В культе вуду у дроу жрец (жрица — мамбо), который общается с духами-лоа и в редких случаях может ими управлять

(обратно)

3

Художественное изображение черепа с цветочными узорами, символ Дня Всех Святых в культе вуду

(обратно)

4

Агрегатное состояние духа мертвого организма (живого — эндоплазма). Испускает электромагнитное излучение, видимое в ультрафиолетовом и инфракрасном спектре, и ультра- или инфразвук

(обратно)

5

Усы «велосипедный руль» с приподнятыми кончиками

(обратно)

6

Разновидность астральных печатей, енохианские сигилы, адаптированные для вуду

(обратно)

7

Гадатели по внутренностям жертвенных животных у Вольных народов Бадавийской пустыни

(обратно)

8

Человек незнатного происхождения, добившийся доступа в аристократическую среду и подражающий аристократам в своем поведении и манерах; выскочка

(обратно)

9

Человек из низкого сословия, быстро разбогатевший на торговле или промышленности

(обратно)

10

В культе вуду у орков колдун (колдунья — каплата), способный управлять разумными организмами с помощью кукол-вольтов

(обратно)

11

Традиционный костюм зангаосцев. Длинная до колен верхняя одежда с широкими рукавами и узкая юбка до пят

(обратно)

12

Национальная одежда Вольных народов Бадавийской пустыни. Длинная до пят мужская рубаха без ворота с широкими рукавами

(обратно)

13

Мужской головной платок, являющийся неотъемлемой частью гардероба бадавийцев. Служит для защиты головы и лица от солнца, песка и холода

(обратно)

14

В культе вуду духи предков, обитающие в астрале. Согласно енохианской доктрине все лоа являются демонами

(обратно)

15

Доска, используемая во время спиритических сеансов для общения с душами умерших, с нанесенными на нее буквами алфавита, цифрами от 0 до 9, словами «да» и «нет» и со специальной планшеткой-указателем

(обратно)

16

Ковбойская фетровая, кожаная или соломенная шляпа, с высокой округлой тульёй, вогнутой сверху, и с широкими подогнутыми вверх по бокам полями

(обратно)

17

Обычай фотографирования недавно умерших людей, появившийся с изобретением дагерротипа

(обратно)

18

Наука о печатях

(обратно)

19

Добро пожаловать… Мастер ждет вас (наугр.)

(обратно)

20

Благодарим за гостеприимство (наугр.)

(обратно)

21

Наука об ангелах (заклинатель ангелов — теург)

(обратно)

22

Беспорядочный каскад на короткую длину

(обратно)

23

Заклинатель демонов (наука о демонах — гоэтия)

(обратно)

24

Генрика, могу ли я вас отвлечь? (наугр.)

(обратно)

25

Что-то случилось? (наугр.)

(обратно)

26

Возможно, это не мое дело, но да (наугр.)

(обратно)

27

Я решил, что вам стоит это знать (наугр.)

(обратно)

28

Пляска смерти (от оркс. makabra), хоровод трупов, управляемых через кукол вуду, или зомби, управляемых через эктоплазму. Енохианством и жречеством вуду официально причислено к некромантии и запрещено

(обратно)

Оглавление

Глава 1. Туманы столицы

Глава 2. Самый проблемный пациент

Глава 3. Призрак без определенного места жительства

Глава 4. Цена свободы

Глава 5. «Совершенно секретно»

Глава 6. Ферма механических тел

Глава 7. Правила хорошего тона

Глава 8. Ночь Всех Святых

Глава 9. Подозрения в предательстве

Глава 10. Подрывник

Глава 11. Откровения

Глава 12. Игры с тайной полицией

Глава 13. Свадьба худшего друга

Глава 14. Воздушные пираты

Глава 15. Новый Свет, старая тьма

Глоссарий персонажей

Глоссарий терминов

*** Примечания ***