Ужасы на Author.Today [Екатерина Белозерова] (fb2) читать онлайн

Ужасы на Author.Today

Вступление

У каждого свои страхи. Кто-то боится мышей, а кто-то вообще ничего не боится и даже смеётся над тем, что для других кажется страшным. И мы решили немного пофантазировать на тему страхов. А кто-то пошёл дальше и рассказал реальные истории…

Мы собрали их в этот сборник. И чтобы вам лучше прочувствовать настроение: зажигаем свечи, наливаем себе кто что любит, можно накрыться одеялом. Удобно устроились, и начинаем…

Над сборником трудились:

Екатерина Белозерова (рассказ "Станция Хэллоуин")

Валерий Тиничев (рассказ "Ведьма")

Пислегин Алексей (рассказ "Аспидова ночь)

Пашка В (рассказ "Пугало")

Роберт Морра (рассказ "Живые")

Редбери Джонс (рассказ "Преданность")

Мила Бачурова (рассказ "Плевала Мила на апокалипсис")

Алекс Фед (рассказ "Нечестно")

Ирина Мартынова (рассказ "Пиковая Дама, явись!")

Кристиан Бэд (рассказы "Романа не будет" и "Призрак родного города")

Алена Сказкина (рассказ "Звонок")

Благодарова Анастасия (рассказ "ЧП на ФМ «Элита»")

Алёна Васильева (рассказ "Короткий контракт")

Дарья Фэйр (рассказ "Пельмени")

Kinini (рассказ "Отпраздновали")

Алена Рю (рассказ "Пепел и тень")

Елена Топольская (рассказ "Старый дом")

Иллюстратор обложки - Альтер-Оми (https://author.today/u/alteromi)

Екатерина Белозерова. Станция Хэллоуин

Страница автора: https://author.today/u/kzaitc

Рассказ можно прочитать по ссылке: https://author.today/work/155623

Можно прослушать аудио-версию: https://author.today/audiobook/249906

Валерий Тиничев. Ведьма (основано на реальных событиях)

Страница автора: https://author.today/u/valvp

Давно это было, но помню, будто вчера. В деревеньке на три дома возле леса жила бабка Суня, все её ведьмой считали. Днём-то, говорили, не страшная, добрая даже, а вот по ночам лучше туда не ходить.

Пропала бабка. Ну как пропала: исправно за пенсией сама приходила в наше село, а тут нету. Сколько ей лет — не знал никто, говорили, что ещё при царе замужем была. Август кончался, страда, все мужики в поле. Старухи пошли к участковому: надо бы наведать, проверить что да как. Увязались и мы, интересно же.

Приходим. Палкой дверь не подпёрта, значит, хозяйка дома. Зашли. Пирогами пахнет, самовар горячий ещё... А в светёлке, в красном углу, на столе она лежит. Это так показалось нам: обычная её одежда, жакет, плотная чёрная юбка до пят, кирзовые сапоги и коричневый клетчатый платок на голове до самых глаз. Участковый первым пошёл в комнату и.… выматерился. Сунулись и мы. Чёрт. Одежда её, даже издали на тело похоже. Только вот вместо ведьмы навоз конский внутри. Свежий, тёплый ещё... Милиционер и тот перекрестился: «свят-свят».

История не закончилась, а только началась...

Приехал я в деревню на зимние каникулы. Как раз в сочельник собрались мы вечером у девчонки одной дома. Свет отрубили, танцы в клубе накрылись. Сидим за столом, «летучая мышь», полумрак, самое то, чтоб истории всякие рассказывать.

Тут я и вспомнил Суню:

- Дело-то чем закончилось?

- Да ничем, - отвечают, - кто искать-то будет? Только туда теперь никто не ходит, днём и то стороной стараются...

Слово за слово, мол, фигня всё это, шутка неудачная, а все и повелись. Короче, взяли девчонки нас «на слабо»: прямо сейчас сходить в Дудино и ночь провести в том доме.

А вот и не слабо! Приняли мы по «пятьдесят» для храбрости, фонарики взяли. Я, Гуня и Лёха-Буржуй.

Пару километров по зимнику и ещё около километра по целине, тропинок туда не было, да ещё снега накануне навалило по колено. Пришли. В избе холодно, тьма, хоть глаз выколи. Сели на лавку возле печки. Что-то и разговаривать не хотелось, жутковато. Сидим, ждём. Чего ждём? Утра, наверное...

Около полуночи всё и началось. Сначала в светёлке, где стол стоял, что-то заскрипело. Мы аж дёрнулись, включили фонарики. Ещё страшнее стало: света не добавили, а тени вдруг двигаться начали, словно лошадь. И тут звуки... Конь храпит, копытами стучит, слово круги наворачивает, руку протяни и коснёшься... Негромко так, но явственно, не спутаешь. И запах навоза в ноздри ударил.

Ох, и рванули мы оттуда... Напрямки, по целине, не разбирая дороги. Очухались уже дома.

А наутро, когда рассвело, вышли к околице: а следов-то наших и нет. Точно помню, тут бежали, но снег нетронутый...

Недавно я был там, в том месте, где дом бабки Суни стоял. Всё заросло кустами и бурьяном. Кроме этого места. На месте избы травка растёт, низенькая, едва по щиколотку, мягкая и шелковистая. Прошёл по ней, след примятый остался. А когда возвращался... Следов-то моих не было уже.

Пислегин Алексей. Аспидова ночь

Страница автора: https://author.today/u/allpeacekro

- Мать, а мать, иди сюда! – крикнул Палыч. Задумчиво почесал бороду. Нет, ну это же надо такой оказии случиться. Когда внук учил этим его планшетником пользоваться, и то себя таким старым дураком не чувствовал... – Мать, ну ты где там!?

- Да иду я, старый, иду! – послышалось из зала. – Чё блажишь-то?

Дед вздохнул, взглянул на сковородку. Три благополучно разбитых яйца скворчали в дешёвом масле, плюясь горячими каплями. Пока возился, глазунья сготовилась уже – ещё немного, и подгорит снизу, а желток прожарится и смакать его хлебом не выйдет.

Сплюнул (мысленно), выключил газ. Посолил яичницу – тоже ведь не успел.

- Ну чего разорался-то, опять очки потерял? – послышалось сзади недовольное Зоино ворчание.

- Да на мне они, - буркнул, взял со стола странное яйцо. Повернулся. – Во, полюбуйся.

Бабка сощурила глаза за толстыми стёклами очков. Эти у неё – для чтения. Есть ещё, чтобы вязать. В чем разница, дед так и не понял. И для дали, конечно же. У него-то как раз только такие, зрение себе чтением не садил. А у Зои вон и сейчас книжка в руках. Внучка забыла, какие-то там «Оттенки серого». Много притом оттенков. Бабка читает, охает. Спросил как-то, чё там охать-то, а она: «Лет пятьдесят назад я б тебе сказала, а сейчас чего воздух сотрясать-то? Наше это, бабское». Вот всё начитаться и не может.

- Так, старый, я не поняла, - Зоя подбоченилась. – Я суп кому вообще варила? Хватит яйца переводить, их внуку в общежитие собираю.

- Ничё, ему хватит. А ты опять горох не доварила, он твёрдый. Знаешь же, я его терпеть не могу.

- Так на дне кастрюли он, ты сверху, сверху черпай!

- Что мне, воду одну хлебать? – Палыч отмахнулся. – Всё, хватит причитать. Ты яйцо посмотри.

Бабка покачала головой, но яйцо взяла. Покрутила в руках. Поднесла к уху и тряхнула.

- Так и чё? Дед, всё, маразм пришёл? Яйцо как яйцо, что не нравится-то? Не болтун вроде.

- А ты разбей его, разбей! – Палыч повысил голос, сунул бабке нож. Ага, маразм у него. Нет уж, покоптим ещё небо, здоровье, слава те Господи, ещё позволяет. И мозги пока – всем мозгам мозги. Пока не чипируют, жить можно...

А Зоя прошла к сковородке, тюкнула поперёк яйца ножом. Потом – ещё раз. И ещё. Пробурчала что-то под нос и пару раз попробовала разбить об бортик сковороды.

- Видала? – Палыч усмехнулся в бороду. – Такая вот курочка Ряба. Золотое, может?

- Из золота в этом доме только мои зубы, - проворчала бабка. Правда, беззлобно совсем – всё её внимание занимало яйцо. Точнее, новые попытки разбить его ножом.

- Было бы золото, - обрадовался дед. По этому поводу он всегда был рад Зою попрекнуть. – Если б ты его всё цыганке не отдала. Вместе с моей пенсией.

- Да не знаю я, как она меня уболтала! – бабка тут же завелась, как «Жигуль» с толкача. – Всё, в холодильник его убирай, внуку отправим. Не разобьёт – так хоть в этом своём интернете найдёт, что это такое.

- Мож, молоточком тюкнуть?

- По башке себе тюкни, нечего продукт переводить!

Дед забрал яйцо, хитро усмехнулся – и влепил им с размаху по полу. Зоя ахнула – яйцо же пару раз со стуком отскочило от половика, закрутилось на месте. Целёхонькое.

- Дурак старый, - кивнула бабка и, махнув рукой, двинулась на выход из кухни.

Палыч, кряхтя, наклонился и поднял яйцо. Странное ведь дело – вроде же обычное, беленькое. Не тяжелей и не крупнее любого другого. А в яичнице из-за него теперь только три «глаза». Ну ничего, сальца сейчас порежет, горчицы капнет. Горчицу Зоя ядрёную делает...

А яйцо... Яйцо – в холодильник. Ехай его.

***

- Старый, а старый! – раздался громкий шёпот над ухом. – Спишь?

- Ну чё там, - проворчал Палыч сонно. – Щас я, лягу на бок, храпеть не буду...

- Да не спи ты! – зашипела Зоя, и в рёбра ткнулся её локоть. Крепко так ткнулся, Палыч аж охнул. – Ты послушай – шум на кухне какой-то. Слышишь?

Дед много чего мог бы сказать о том, что думает и про бабку, и про слух её, и про шум, и про локоть... Но тут за стенкой и вправду что-то глухо стукнуло, зашуршало.

- Слышал, слышал? – после бабкиного громкого шёпота звуки тут же прекратились.

- Крысы поди опять завелись, - Палыч вздохнул. – Завтра в райцентр за отравой съездим. И в подпол капканы поставлю...

- Максим, страшно мне, - Зоя запричитала, и Палыч поморщился. Хотя, чего морщиться-то? Надо идти, разгонять паразитов, или до хлеба доберутся, или до крупы...

- Ладно, пойду, шугану гадов, - дед сел, почесал через майку худую волосатую грудь. Пошарил по тумбочке – но очки не нашёл. Куда засунул-то опять?

- Не ходи, вдруг воры, - бабка тут же повисла на руке. Вот баба есть баба, чего хочет то? Раз страшно – значит, надо идти и проверять. Чё тогда останавливать-то? Да и какие тут к едрёне матери воры?

- Лежи давай, - проворчал. – Ружьё возьму.

Зоя замолчала. Конечно, ни в каких воров он не верил. Но успокоить же бабку надо?

Встал, натянул треники. Из-под кровати вытянул чехол с ружьём. Оно, по-хорошему, в сейфе лежать должно. Сейф даже есть – только несподручно с ним. А участкового в селе всё равно нет, проверять некому. В их крошечном селе, в общем-то, вообще ничего нет, даже магазинов. Только почта – и та работает в понедельник, среду и пятницу.

Вынул из чехла свою двуствольную горизонталочку, переломил и зарядил патронами с дробью. Мелкой – на утку. С предохранителя, естественно, снимать не стал.

- Всё, мать, на войну иду, - усмехнулся в бороду. – Тут сиди, а то стрельну ещё с перепугу.

Судя по движению в темноте, Зоя судорожно кивнула. Без очков точнее всё равно не было видно.

***

Избу построил ещё батя, Царствие ему Небесное. Хорошую избу, большую: три комнаты и кухня с огромной русской печью. Сын сколько предлагал переделать планировку, пристройку под кочегарку поставить, печь с кухни убрать. Нет уж. Вот помрут с бабкой – и пусть что хотят делают. А пока нехай.

Чтобы до спальни добраться, надо через все комнаты пройти. Из сеней в кухню. Из кухни – в зал. Потом гостевая спальня, потом уже их с Зоей. Проходишь квадратом, так что кухня как раз через стену от их спальни. Палычу сейчас, впрочем, предстоял обратный путь.

Открыл дверь комнаты (привыкли её закрывать ещё с тех пор, когда с детьми жили), двинулся на кухню, особо не таясь. Бабка пусть что хочет думает, но шумят там крысы. Да и если не крысы, какая разница? Вор, пенсионер – не важно. Главное, у кого ружьё.

Зайдя на кухню, щёлкнул выключателем. Лампочка вспыхнула на миг – и погасла. Перегорела, зараза. В углу что-то хрустнуло. Дед повернулся, взглянул на холодильник. Тоже – хороший, здоровенный. Сын подарил.

Верхняя дверца была распахнута настежь. В холодильнике лампочка тоже давненько так уже не горела. Но сейчас... Сейчас из тёмного нутра бытовой техники светились оранжевыми пятнами два глаза навроде кошачьих. Нормально без очков всё равно было не разглядеть.

Это что, котяра в избу залез? А как он холодильник открыть умудрился?

И тут Палыч заметил свисающий из холодильника до самого пола... хвост? Сердце тут же пропустило один удар, майка вмиг прилипла к покрывшейся холодным потом спине. Это что там за зверюга-то сидит? Змея большая, что-ли? Или вообще пришелец из открытого космоса?

Несколько долгих секунд царила тишина. Замер Палыч, замерла тварь в холодильнике – просто продолжала сверлить его взглядом. Ох, и даже без очков ощущалось, что нехороший это взгляд. Может, и к лучшему, что он сейчас ни черта не видит...

Дед щёлкнул предохранителем, глазастая нечисть мягко спрыгнула из холодильника на пол, показавшись наконец целиком. Туловище – толстое, короткое, размером с двадцатилитровое ведро. И с чем-то навроде гребня вдоль хребтины. Голова с непонятными пучками по бокам. Четыре лапы и длинный хвост. Как вообще в холодильник влез – не понятно.

По телу табуном пробежали мурашки, волосы на голове зашевелились и поднялись дыбом. Палыч на негнущихся ногах шагнул назад – и неведомая тварь вдруг бросилась к нему. Как стрелял, он потом почти не помнил. Но руки дрожали так, что оба выстрела ушли в пол, порвав в клочья половик. Да и приклад к плечу не прижал толком, так что синяк был обеспечен. А уж как по ушам грохнули два выстрела в комнате!

Оглушённый, Палыч даже не сразу сообразил, что зверюга исчезла. Но почти тут же заметил, что в открытом настежь окне в хлам порвана антимоскитная сетка. А на подоконнике – тёмное пятно. Зацепил-таки. Черт-те знает как, но зацепил.

Облегчённо вздохнув, кинулся закрывать форточку. Когда закрыл – стало чуть легче. Только вот, в остальных комнатах ведь то же самое. Ох – и в спальне же! Зоя!

За спиной послышался топот. Палыч развернулся, вскинул ружьё, напрочь позабыв, что не заряжено. На кухню ураганом ворвалась Зоя. Волосы растрёпаны, развивается ночнушка... И в руках – табуретка.

- Где!? – рявкнула бабка. Обвела пустую кухню взглядом. – Кто!?

- Да вот... – Палыч опустил ружьё, растерянно почесал бороду. – Толи чупакабра, толи крокодил...

***

Палычу до сих пор поражался, что бабка ему поверила. Он бы сам себе не поверил – и вот надо же. Ещё зачем-то про то яйцо странное спросила. А что яйцо-то? Падла хвостатая в холодильнике всё сожрала под частую. Яйца – сожрала. Суп этот мерзкий, шмат сала. Фарша куриного полтора килограмма (Зоя с утра котлеты жарить хотела, достала из морозилки). Сыр, опять же... Да даже масло сливочное! Ещё и полки верхние своротила – наверное, в этот момент Зоя и проснулась от шума. Только соленья в банках остались, и всё. Хорошо хоть, самого Палыча непонятная тварь не схарчила...

Быстро закрыли окна – и тут на улице начал дико выть пёс. Ох, там же и Хагрид этот (придумали же кобелю кличку), и куры в сарае, да и вообще... Палыч пошёл проверять. И в этот раз уже реально как на войну собрался. На ноги – резиновые сапоги. Высокие, на тяжёлой подошве. Фуфайку надел – она толстая, в ней спокойней. И фонарик налобный, чтоб в темноте не шарахаться. Опоясался патронташем, снова зарядил ружьё. Дробь только теперь крупную взял, ходил с такой на косулю. Разве что очки так и не нашёл.

А ещё – ещё зверски курить хотелось. Да только когда тут покуришь? Это Шварцнегр в телевизоре с сигарой в зубах негодяев убивает пачками да штабелями раскладывает. А Палыч – он и не Шварц, и не Негр. Так что на начатую пачку черного Петра пришлось лишь бросить тоскливый взгляд да пока забыть. Вот завалит зверюгу – и накурится всласть. И одной сигаретой, ей-Богу, не отделается. Руки-то, руки как дрожат...

Бабка тоже оделась и сидела теперь с кухонным топориком в одной руке и молотком в другой. Бой-баба, Анька-пулемётчица прям. Или неуловимая мстительница. А за еду в холодильнике отомстить надо.

Палыч перекрестился и вышел из избы. Пёс всё так же выл, отчаянно кудахтали куры в сарае. Щёлкнул выключателями – в сенях и на крыльце включился свет. Хорошо, хоть тут ничего не перегорело. А вот другого освещения не было – в курятнике сейчас темно. Но это ничего, фонарик есть. А судя по шуму, кракозябра страшная там сейчас. Ох, бройлеры, сколько ж сил в эти окорочки пернатые вложили...

Выскочил на крыльцо, спустился. Бросил взгляд на кобеля – тот выл и рвался с цепи. И ведь Хагрид этот – здоровая лохматая кавказская овчарка. В темноте вообще на медведя похож. И от того, в каком он ужасе, стало совсем уж не по себе. А был бы смелее, дурак прожорливый – вместе бы на мразь хвостатую пошли.

Хотя, случится что с кобелём – хозяйка расстроится. Она девочка хорошая. Да и осталась их последней соседкой. Три ближайших избы – это дачников, сейчас пустые. Ещё одна – Петровича, Царствие ему Небесное. Хороший был мужик, да пил сильно. И жена его так же пила, Царствие ей Небесное. Как-то по осени печь растопили и спать легли. А заслонку – не открыли. Угорели, в общем. Дом пустует. Дочь Петровича продать пытается, но цену вломила...

Вот Маринка одна в соседях и осталась. Правда, сейчас и она в город умотала на лето. В школе она работает, училка начальных классов. А летом, ясное дело, отпуск...

Конечно, в деревне ещё есть жители. Вот только – далеко, за рекой. Никого рядом.

Палыч вдруг понял, что тянет время. Идти в курятник было страшно. Падла хвостатая туда залезла – под потолком окно, чтоб навоз выбрасывать, через него, наверное. У кур то крылья подрезаны, им не долететь. А падла залезла. И жрёт бройлеров. А Палыч... Палыч трусит. Прям как Хагрид.

Внезапно раздался оглушительно громкий хруст. Пёс – он же здоровый, паразит такой – вырвал из земли столбик, к которому прилажена цепь. В стороны полетели штакетины – а кобель стрелой унёсся куда-то в огород. Цепь волочилась за ним. А с ней – столбик. И Зоины клумбы разворотил...

Палыч зло сплюнул и зашагал к сараю. И понял вдруг, что кур больше не слышно. Вот и всё.

Откинул крючок, рванул на себя дверь. Луч фонарика разрезал темноту, выхватил за завесой из пуха зелёную чешуйчатую тушу. Большую тушу, раза в два больше, чем в избе была!

Палыч заорал и долбанул дуплетом. Заорала и тварь – мерзко, визгливо. Рванулась в сторону и прямо по стене поднялась – чтобы через миг выскользнуть в окно. Длинный толстый хвост остался валяться на полу – среди перьев, крови и куриного помёта.

Дед шагнул внутрь, захлопнул дверь. Дрожащими руками перезарядил ружьё – и наконец позволил себе осмотреться.

- Ох, етить ту Люсю!

***

Наверное, стоило попытаться выследить тварь. На стене остался кровавый след, так что он вывел бы куда надо. Вот только было слишком жутко. А главное, увиденное в сарае, и вовсе походило на бред сумасшедшего.

В общем, взяв с собой оторванный хвост (и ведь тяжёлый, зараза, килограмм на пятнадцать-двадцать!), Палыч отправился обратно в избу. Идти было страшно – до этого ведь точно было ясно, что чудище в курятнике, а теперь...

Хотелось думать, что бесхвостая падла теперь сидит в темноте и зализывает раны – вот только дед словно чувствовал прикованное к себе внимание, взгляд, полный невероятной злобы. Но, сколько головой не крутил, горящих оранжевых глаз так и не нашёл.

И пёс, конечно же, тоже не вернулся.

- Ладно-ладно, Хагрид, я тебе это припомню, - пробурчал под нос. В основном, чтобы приободриться от звука собственного голоса. Тишина давила, не было привычных звуков ночной деревни – молчали птицы, молчали сверчки, даже ветер будто затих и

спрятался, ожидая развязку. – Завалю аспида, а ты припрёшься на всё готовенькое. Вот он я, смотрите, всё интересное пропустил, сидел, чёрт знает где...

Уже поднимаясь по ступенькам крыльца, Палыч вдруг буквально ощутил злой взгляд в спину – словно липкое холодное касание. Дёрнулся, развернулся, вскинув ружьё... и ничего не увидел. Сплюнул и поспешил в избу.

- Ну, чего там? – тут же крикнула Зоя из зала.

- Да... Эх, - дед лишь сокрушённо махнул рукой. А как бабка показалась на кухне, швырнул на пол хвост. – Вот.

- Прибил?

- Да если бы, - увидев на столе сигареты, всё-таки решил закурить. Тяжело сел у печки, сдвинул чугунную крышку с конфорки. Хоть и не топлено, а тяга-то из трубы есть, весь дым уйдёт. – Ящерица же это большая. Чует моё сердце, мать, падла просто хвост сбросила.

Чиркнул спичками, подкурил. С сигаретой во рту пробурчал:

- Чупакабра это, мать, точно тебе говорю. Помнишь, в тот кон у Прокопенко смотрели? Что тварь неведомая кур у народа жрёт...

- А что куры-то наши? – Зоя уселась на табуретку. В руках у неё всё ещё были топор и молоток. – И кобель-то живой?

- А чего ему сделается? Убёг, паразит, столбик вырвал и убёг, - Палыч вздохнул. – А бройлеров у нас теперь нету. Кур всех чупакабра сожрала. Да ещё и выросла в два раза больше, чем была – на наших-то харчах. А петухи, это...

Дед помедлил, не зная, что сказать. А чтобы не медлить просто так, хорошенько затянулся. Произнёс на выдохе:

- В камень наши петухи превратились. Стоят, как Ильич на площади в райцентре. Каменные и обгаженные.

- Как так в камень? Прям в камень?

- Вот прям в камень. Как говорю, так и есть.

Бабка призадумалась и с минуту молчала. Палыч как раз успел докурить одну сигарету и начать следующую.

- Максим, а ты яйцо то где нашёл? – спросила вдруг Зоя. Странно так спросила, и смотрит – внимательно-внимательно. А Палыч даже растерялся.

- Мать, ты чё? Какое яйцо?

- Ну как какое, как какое?! – бабка опять завелась, забухтела. – Уж ясно дело, не твоё! Утрешнее. Которое не разбивалось!

- А, это что ли? – дед за всеми ночными волнениями о нём уже и не помнил. – Дык, в курятнике, где ещё то? В сторонке от насестов лежало одно. Я бы, может, и проглядел бы, но там жаба была...

- Жаба! – заорала вдруг Зоя, и Палыч вскочил, за озирался, водя вокруг ружьём. Никого не было.

- Мать, ты чё орёшь то? У меня сердце не железное, так ведь и помереть не долго.

- Да жаба там была, понимаешь? Жаба яйцо высидела, - возбуждённо затараторила бабка, размахивая руками. А значит – и молотком с топором заодно. – Никакая это не чупачупса, это василиск!

- Кто? Какая Василиска?

- Да не Василиска, а василиск. Может, ты знал бы, если б кроме «Колобка» ещё хоть пару книжек прочитал бы.

- Ну, я «Гуси-лебеди» читал, - пробурчал дед. – И «Курочку Рябу», опять же...

- Ну а я вот про василиска читала. Ещё и в нескольких книгах. Он рождается из куриного яйца, которое высидит жаба. Взглядом обращает в камень. И петушиного крика боится! Понимаешь? Он петухов наших сразу в камень обратил, чтоб они поголосить не успели. А курей поел.

- А меня он тоже глазёнками своими буравил, а статуей не сделал, - хмыкнул в бороду. – Что, потому что я не петух?

Бабка отмахнулась:

- Да ты взгляд его и не разглядел. Ты же без очков слепошарый. Считай, повезло.

- Как его убивать без петухов ты читала?

- Да вроде, зеркалом. Он как отражение увидит, сам себя в камень и превратит, - задумалась. – Только Гарри его всё равно мечом убил. Да и ведьмак тоже мечом бил...

- Ну, мечов тута нема, - Палыч погладил ружьё. – Вот этим справляться и буду.

- Что, опять на улицу пойдёшь?

- Пойду, - дед вздохнул. – Это здесь мы одни. А если за реку убёгнет? Там ведь и молодёжь, и детишки. Я ж себе не прощу...

На миг прервался – Зоя тоже молчала. Выбросив в печь второй окурок, дед с кряхтением поднялся:

- Ладно, чё уж, пойду. Ты это, не поминай лихом если что...

- Дурак старый... – выронив своё оружие, бабка порывисто вскочила, обняла его. Да так, что спина хрустнула.

- Ладно уж тебе, - пробурчал, поглаживая Зоины волосы – всклокоченные, седые. – Я войну пережил, и василиску твою переживу.

- Ну точно дурак, - рассмеялась Зоя. Не обидно, впрочем, в голосе её слышалось облегчение. – Ты же первого мая сорок пятого родился, что там переживать-то было...

***

Снова выйти на улицу было жутко, но Палыч лишь покрепче перехватил ружьё и заставил себя. А выйдя на крыльцо, сообразил вдруг, что там, под ступеньками, пусто, и василиск в это пространство может поместиться без проблем. И что голова чудища между ступеньками, каждая из которых, по сути, просто крашенная доска, тоже легко пролезет. Вот и как тут спускаться?

Дилемма, впрочем, разрешилась сама собой. Спускаться не пришлось. Послышался звон разбитого стекла. Кажется – из зала. А в зале сейчас...

- Зоюшка!

Дед ломанулся назад, прытко – словно вдруг молодость ненадолго решила вернуться. Распахнул дверь, ворвался на кухню. Из глубины дома слышались глухие удары о дерево и знакомое уже верещание аспида.

Палыч проскочил зал – пустой. Краем сознания заметил осколки стекла на полу... и пятна крови. Подняв перед собой ружьё, шагнул в гостевую спальню. Бесхвостый василиск долбился в закрытую дверь последней комнаты. Услышав деда, развернулся и заверещал. Морда его была заляпана кровью.

- Падла! – прорычал Палыч и выстрелил. Василиск извернулся, и дробь попала ему куда-то в зад и в бедро. Подволакивая заднюю лапу, бросился на Палыча. А сам Палыч – выстрелил снова, почти в упор.

Заряд дроби превратил морду твари в месиво, погасил оранжевые огоньки глаз. В стороны брызнула кровь – но василиск не остановился. Дед похолодел, мысленно успев себя похоронить. Но всё же влепил аспиду пинок тяжёлым сапогом со всей дури. Знать бы ещё, откуда эта дурь взялась...

Гад заверещал, повалившись на бок, засучил лапами, когтями раздирая залитый кровью палас. Дед разломил ружьё, вытряхнул отстрелянные гильзы. Рванул из патронташа новые, перезарядил. А василиск тем временем снова поднялся на ноги, собрался, словно пружина, готовясь к прыжку. Но Палыч оказался быстрее. Ткнул двустволку почти что аспиду в пасть и долбанул дуплетом.

Василиск повалился на пол. Пару раз дёрнулся в конвульсиях – и наконец то замер без движения. Дрожащими руками дед снова перезарядил ружьё. И снова выстрелил. Фильмов он видел много. Герои кино о контрольном выстреле всегда забывают. Палыч не забыл.

- Зоя! Зоюшка! – крикнул, обессиленно уронил на пол ружьё. – Ты там как? Живая?

Двинулся к двери на ватных ногах. Возраст будто бы решил напомнить о себе, возмущённый недавним притоком сил. Гулко билось в груди сердце, кровь молоточками долбилась в висках, в ушах гудело. Но это было не важно. Важно – что там с Зоей?

Дверь распахнулась, и Зоя с криком кинулась к нему. Обняла, и дед, потеряв равновесие, шагнул назад. Опёрся спиной о стену. И даже не заметил, как вместе с Зоей по этой стене сполз на пол. Силы покинули совсем.

- Зоя, Зоюшка... – бормотал, гладя седые волосы. А бабка навзрыд ревела, не говоря ни слова. – Целая... Живая...

- Я... Я топором ему дала по башке – и бежать, - всхлипнула Зоя. – Ну и страшный же, скотина...

- Страшный, страшный, - согласился дед. – Больше никогда кур не заведём, мало ли. Не дай Бог, в следующий раз Змей Горыныч вылупится...

Зоя облегчённо рассмеялась. Вздохнула:

- Что делать-то теперь будем?

- Ну... – Палыч задумчиво почесал бороду. – На телевидение позвоним. Нас теперь тоже покажут у Прокопенко.

8 октября 2021

Пашка В. Пугало

Страница автора: https://author.today/u/gfirfw

Старушка была такой чистенькой, такой интеллигентной, что Катя не сразу поняла, что она просит.

— Красненькой, понимаете… Вы не подумайте, чего, только капельку красненькой, — бормотала старушка, и видно было, что сама стесняется своей просьбы.

Катя переехала сюда всего неделю, и потому сперва хотела познакомиться с соседкой — она верила в добрую карму и светлые мысли. Но нахальная просьба старой алкашки лишила её речи. Сразу стало ясно, что и старушка совсем не так и интеллигентна — руки дрожат, пальто заштопано, глаза слезятся.

Катя была так возмущена, что даже не сразу смогла ответить, а старушка продолжала бормотать.

— Я, пока тётка ваша жила здесь, порой она помогала… Мне ведь много не надо…

И тут Катя смогла, наконец, высказаться.

И высказалась.

Старушку как сдуло, а Катя долго ещё не могла успокоиться. Надо же — тётя Лена помогала! Да тётя Лена кому угодно поможет, и все этим пользовались, а уж такие алкашки…

Недовысказанные мысли кипели так бурно, что Катя даже позвонила маме.

— Да, вроде, Лена что-то упоминала… — сказала мама. — Соседка, баба Настя… или не Настя?

— Представляешь, приходит, и вот так, среди бела дня, уже трубы горят! — Катя уже говорила почти спокойно. — А ты же знаешь моё отношение!

— Ну, Катюш, она-то не знает, — попыталась оправдать старушку мама, но Катя уже включилась в любимую тему.

Мама слушала, порой пыталась что-то сказать, но Катя знала, что права, и не давала себя остановить.

Она рассказала про опасность этой отравы. Про кармический груз, про безумие, про коварство и невоздержанность всякого, что навеки влип в ловушку греха…

Все же, позже, когда лекция была уже прочитана, а трубка повешена, Катя что-то припомнила, что мама сказала, мол, эта самая баба Настя всего раз в год поминает своего старика, который уж лет пятнадцать как помер… И даже где-то капелька сочувствия затеплилась было в ней, но она решительно отвергла это. Хороша бы она была, если б своими руками дала бы старой грымзе денег на пропой!

Второй раз тень сочувствия закралась в сердце Кати, когда она через неделю возвращалась домой, и увидела у подъезда группку старушек в черных платочках. Проходя мимо, Катя услышала, как одна другой говорила, мол, все там будем, и Настенька, мол, хорошую жизнь прожила…

— А что, разве помер кто? — Катя остановилась и спросила. От растерянности и той самой тени сочувствия вышло более прямолинейно и громко, чем она хотела, но старушка охотно ответила.

— Да соседка ваша, из сто семнадцатой. Настя Дмитривна, упокой господи...

— Золотой была человек, — включилась другая старушка. — Просто чудесная. Лучшие уходят, лучшие…

— Да и нам недолго осталось, — продолжила первая, но вторая не очень-то слушала, и казалось уже репетировала надгробную речь.

— Андрей-то её, непутёвый мужичонка был, а уж как она его… — тут старушка прервалась всхлипыванием, и первая поспешила продолжить.

— Да, уж, Андрей-то Николаич не подарочек был!

— Но про мёртвых-то что-ж, — вторая утёрла слезы и снова перехватила инициативу. — А Настасья-то Дмитривна уж кажный год его вспоминала!

Катя тихонько отошла и пошла домой. Хватит с неё старушечьего бормотанья. Спиртным от бабок не пахло, но наверняка на поминках они налижутся так, что ещё кого-нибудь закапывать надо будет! А у неё, у Кати, был непростой день, и впереди ещё работа!

Катя проснулась, когда уже пришла в прихожую. Ей приснилось, что в дверь кто-то стучит, и она пошла открывать… а кому — не понять. Сон никак не хотел уходить, за день она здорово устала, и чувство было такое, словно все внутри стекает на пол, и хочется прилечь прямо тут, и никуда не ходить.

— Там кто-то есть? — негромко спросила Катя, просто на всякий случай. Слишком уж реальным казался сон.

В ответ в дверь снова что-то заскреблось.

“Это не может быть вор, — подумала Катя, — вор сбежал бы…”

Руки сами собой потянулись к замку.

В дверях стояла баба Настя.

— Зря ты, девка, красненькой пожалела! — прошипела она, и Катя с ужасом поняла, что у старушки нет тени.

— Изыди! — прошептала она, — отче наш, иже…

Дальше она сбилась, и старуха засмеялась, ехидно и зло.

— Карму свою проси, — покойница шагнула вперёд, а Катя отшатнулась назад. — Будду проси! С воот такими карманами!

— Баба Настя, я ж ничего плохого… — пробормотала Катя жалобно. Стало холодно, руки и ноги онемели, а язык еле ворочался.

— Так ведь и я ничего плохого, — парировала мёртвая старуха… И тут за её спиной заскрипело.

— Заходь, заходь, Андрюша, — в голосе бабы Насти послышалась почти нежность. — Вот, красненькой мне на помин пожалела.

— Хррсс — голос вошедшего чудища был совершенно нечеловеческий, и Катя поняла, что упирается спиной во что-то твёрдое.

“Пусть это будет кровать! — подумала она и закрыла глаза. — Сейчас я открою глаза, и проснусь, и окажется, что я лежу на своей кровати, а в спину мне упирается…”

Додумать она не успела. На плечи легли ледяные лапы с острыми когтями, Катины глаза сами собой раскрылись, но увидели лишь темноту.

И ужас…

— Надо же, вот только вчера Настю Дмитривну хоронили, а сегодня соседку её…

— А ведь совсем молодая была…

— Это, бабоньки, все от здоровья… Перенапряглась, понимашь… А вот расслабилась бы, приняла бы стаканчик красненького…

К голосам зевак примешался чей-то хрип… но нет, человек не может так говорить, наверное, просто скрипнула где-то дверь:

— Ххррссс...

Роберт Морра. Живые

Страница автора: https://author.today/u/id24454910

Рассказ можно прочитать по ссылке: https://author.today/work/251838

Редбери Джонс. Преданность

Страница автора: https://author.today/u/redberydjons

- Любимая! – Радостно произнёс я, смотря на девушку, которая заняла своё любимое место, в кресле, в углу комнаты.

Редко в последнее время удается с ней поговорить. Почему-то моя любимая закрывает двери, каждый раз, когда я возвращаюсь с работы и молчит. Вроде пытаюсь ей дарить цветы, приносить подарки, а она строит обиды…

Звонил её маме, думал, может хоть эта умная женщина сможет рассудить и сказать в чём я не прав. Но почему-то она постоянно молчит, ну тут ясно… Тёщи они такие.

- Любимая! – я пытался добавить голосу как можно больше ласки. – Ну почему ты опять молчишь? Ну я понимаю, что стал меньше зарабатывать после аварии, с которой мы попали с твоей мамой, но мы же выйдем с этого.

На меня вновь посмотрели безжизненные глаза тряпичной куклы, которая улыбнулась мне.

Мила Бачурова. Плевала Мила на апокалипсис

Страница автора: https://author.today/u/chubarovala

«ВНИМАНИЕ: это апокалипсис! Против нас восстали зомби! Пожалуйста, не создавайте паники! Уходите в убежища!»

Мила зевнула.

Какие, нахрен, убежища?! Их нет, и быть не могло. Никто и никогда не верил в то, что против человечества могут восстать зомби. Шаблонный сценарий шаблонного ужастика. И, надо же – восстали…

Мила забралась в ванну, наполненную ароматной пеной. Пригубила вина из бокала. Красного, хотя больше любила белое. Но в текущих обстоятельствах решила, что красное эффектнее.

Ни в какое убежище она не побежит. Чай, не девочка - носиться. Помрет спокойно и не уставшей.

Ну же, зомби! Где вы там?

Откуда-то издалека доносились приглушенные предсмертные крики. Соседи, видимо, пытались бороться. Судя по тому, что крики затихали быстро, не преуспели…

Мила допила вино. Веки тяжелели.

Сегодня был ужасно утомительный день – куда там этим зомби!

И неделя.

И месяц.

И квартал…

Скорей бы уж добрались, что ли! Она не будет сопротивляться, честно. Гори оно всё огнем…

Когда Мила проснулась, ванна остыла.

Да что, чёрт возьми, происходит?! Почему вокруг тишина? Где обещанные зомби?!

Мила вылезла из ванны, вытерлась и оделась. Набросила куртку, вышла на улицу.

Трупы возле подъезда. На парковке. У входа в метро.

Трупы – как людей, так и зомби, люди все-таки пытались сопротивляться.

Вот нечто полуразложившееся, явно пристреленное. А вот – зарубленное топором. А вот – проткнутое палкой от швабры.

И тишина. Ни людей, ни зомби.

Так вот ты какой, апокалипсис?

- Лю-ю-ди! – осторожно, не веря своему счастью, позвала Мила. – Есть тут кто-нибудь?

Тишина обиженно промолчала.

- Точно никого нет? – переспросила Мила. – Все-все вымерли? А то знаем мы эти шутки!

Тишина молчала.

- Ну, как скажете.

Мила, подумав, вздохнула. Выдернула из полуразложившегося тела зомби топор, вытерла лезвие об одежду лежащего рядом человека. Покачала топор в ладони.

Мало ли что, до квартиры добраться надо. Ну, хоть ванну принять успела…

Она покачала головой и пошла домой. Досыпать.

Алекс Фед. Нечестно

Страница автора: https://author.today/u/id147867

Грязные рукава некогда дорогого черного бархата подвернуты. Локти в плотных коричневых корках. Бледная до серого кожа испещрена белесыми шрамами. Лунки поломанных ногтей черны. Озябшими пальцами он ухватил отсыревший мел из костей неродившихся и одним плавным движением вывел идеальный круг на бугристом каменном полу. Много лет он совершенствовал свою технику, сбивая руки до мяса, чтобы добиться безупречно ровных линий. Еще пара росчерков - и защита готова.

Одетый в черное сверился с небольшой потрепанной книгой, с лаской погладив корешок и бережно перевернув хрупкую страницу. Металлический обод с отверстием для замка сломан и обуглен. Последнюю запретную "Память Зверя” успели спасти в последний момент. Жар лишь лизнул края у этой книги, но сожрал всех ее сестер и руку наставника. А через десять лет и самого наставника.

Свечи из жира коптили, оранжевые язычки танцевали на ветру, по-змеиному извиваясь и почти затухая. Кашель от невыносимого кислого смрада и сырой горькой пыли раздирал грудь, стремясь вверх, отражаясь и многократно усиливаясь от стен из неровного ноздреватого камня.

Потолок над головой кишел, потревоженный отблесками огня и едким дымом. Глухие хлопки сотен тысяч перепончатых крыльев сливались в единый гул гигантского роя. Растревоженные летучие мыши сновали туда-сюда, но не смели опускаться чересчур низко.

Тусклое пламя выхватывало острые грани стен и хищный оскал сталактитов и сталагмитов. Каменная пасть распахнула свои мощные челюсти перед тем, как проглотить очередную жертву.

Но не сегодня.

Сегодня он охотник и получит желанную добычу.

В центре круга угасала молодая девушка. Раны на ее белом горле и нежных руках были такие же безукоризненно ровные, как линии на полу. Из тонких порезов сочились последние капли жизни. Светлые у корней волосы арко-алыми влажными лучами разметались по сторонам.

С ее финальным стоном он завершил узор, и пламя взметнулось до самого потолка, поджигая живой ковер крошечных ночных созданий. Опаленные мыши дождем сыпались сверху на кричащего в агонии человека.

Он упал навзничь на остатки свечей и прах жертвы, широко раскинув руки. Кожа потрескалась и почернела, из глаз лились слезы, прочерчивая на впалых щеках две светлые дорожки.

Это слезы боли.

Это слезы счастья.

Это не его слезы.

***

Слабак!

Ферокс ликовал, глядя сверху вниз на скрюченного человечка, чья душа совсем скоро пополнит его многочисленную коллекцию.

— Приветствую тебя, Великий Демон. Прошу прощения за то, что посмел побеспокоить, - вкрадчиво вещал дрожащий человечишка, не смея даже взглянуть на стоящее перед ним порождение самой Бездны Ада. — Я звал… Мне нужна помощь.

Какой слабак!

— Я дам тебе то, чего ты жаждешь. Взамен ты отдашь мне свою бессмертную душу.

— Я знаю цену и готов заплатить, — ответил он, поднимаясь и распахивая полы пыльного облезлого бархата, обнажая бледную тщедушную плоть. — Мне нужна сила.

Совсем слабак!

Жаль. Сломать такую душу не займет много времени - удовольствие не растянешь, оно закончится быстрей, чем Ферокс успеет наиграться. И это единственный за две сотни лет. Люди измельчали, они больше не обращаются к Бездне так часто, как раньше. Они не верят, они не так сильно боятся. Но изредка находятся исключения. Только они слабы и неинтересны.

Но даже так лучше, чем ничего, когда годами ожидаешь, что тебе повезет и именно в твое дежурство кто-то проведет ритуал вызова демона. Поэтому Ферокс радовался и ощущал почти забытое предвкушение обладанием чужой сущности, дающее мимолетный вкус божественной силы и власти. Возможности прикоснуться к Нему. И поквитаться.

— Скрепим же наш договор твоей кровью.

— Согласен. На все согласен. Душа в обмен на силу, — пробормотал человечек и стилетом сделал надрез на коже, под которой билось сердце, затем приложил ладонь. Кровавые струи бежали сквозь пальцы, падая на пол, на защитную пиктограмму.

— Моя душа в обмен на демоническую силу. Да будет так! — громко возвестил человек протягивая кровавую ладонь и выходя из круга.

Ферокс со всей силы сжал кисть дурака, зарычал и бросился на него, разрывая болью грудную клетку, втягиваясь в человеческую оболочку.

Проглотить тысячную жертву он мечтал уже несколько веков…

— Вот еще один попался, — послышался скрипучий потусторонний голос.

— Что? — не понял Ферокс.

— Ты проиграл, Малигнус, — злобно прохрипел кто-то другой.

— Вы оба проиграли, — протянул глубокий бас.

— Угу.

— Привет, брат, — прозвучало c сарказмом.

— Добро пожаловать, — глухо рассмеялись.

— Кто здесь? — спросил Ферокс.

— Демоны, как и ты, — бросил бас.

— Угу.

— Вы совсем из ума выжили! Как так можно?! Я буду жаловаться Хозяину! - возмущался Ферокс, — Запрещено вселяться в одного человека или делить его душу…

— Разве не чувствуешь? — хрипло бросил кто-то.

— У него нет души, и не было никогда, — пробасили с сочувствием.

— Угу.

Ферокс сосредоточился на своих ощущениях.

И ничего. Он не чувствовал присутствия человека. Только демоническую злобу и пустоту.

— Не честно! Его душа моя!

— А должна быть моей.

— Нет, моей.

— Обойдетесь.

— Угу.

— Да хватит уже угукуать! — не выдержал Ферокс.

— Скоро и я начну, — усталый вздох.

— Если сможешь.

— Когда твою силу высосут до дна, сам будешь только угукать.

— Угу.

— Что он такое? — в голосе Ферокса слышался страх.

— Без понятия.

— Не тварь Божья. У них есть душа.

— Не знаю. Точно не человек.

— Угу.

— И что мне теперь делать?

— Просить Бога.

— Молиться, брат.

— Только молиться.

— Угу.

Ирина Мартынова. Пиковая Дама, явись!

Страница автора: https://author.today/u/irinamart

Антон и Ян из 4Г класса являли собой яркий пример дурной головы, которая рукам и ногам покоя не даёт. Вызвать Даму Пик на заброшенной стройке? Это было в их духе.

— Ну, взял помаду? — Смуглый темноволосый Ян вытянулся за лето и стал почти на полголовы выше своего пухлого товарища. Нацепив на плечи рюкзак, Ян размахивал мешком с второй обувью.

— Да говорю же — взял! Только мне бабушка запретила на стройку лазить. — Антон собирался было натянуть шапку, но глядя на товарища, щеголявшего непокрытыми черными вихрами, тоже передумал. Подходил к концу октябрь, ночью уже подмерзали лужи, но же взрослый, десять лет почти! Шапку в это время только первоклашки носят. И бабушка. А он потом наденет, в лифте, чтобы опять не влетело.

— Да ты никак струсил!

— Янчик, ты гонишь? Да чего там страшного-то?

Ребята вышли из старого двухэтажного здания школы. После второй смены на улице уже темнело.

— А чего тогда мнёшься?

— Да блин, говорю же — бабушка!

— Тох, ты реально бабушку свою боишься больше, чем ПиковуюДаму?

— Ты не понимаешь! Она приставку спрячет!

— Мда, приставка это серьезно…

— Ты сам-то всё взял?

— А то! И зеркало, и свечу, и колоду. Пойдём! Бабушке скажешь, что у меня сидели, не впервой.

Антон глубоко вздохнул. Жажда приключений боролась в нём со страхом остаться без игр на все выходные. А Дама ещё и не придти может, дамы они такие.

— Девчонки в том году вызывали в туалете, к ним никто не пришёл, — напомнил Антон другу.

— Пф! А ты бы сам пришёл, если бы тебя в тубзик позвали?

— В девчоночий?

— Не тупи, Дама-то не пацан! Чего она там не видела?

— У кого-нибудь хоть получалось…

— Ага, только они уже об этом не расскажут.

— Ну да, всех прям передушила!

Так за шутками и взаимными подколками ребята дошли до пустыря за поликлиникой, откуда смотрели провалами пустых окон два этажа недостроенного дома. Около пяти лет назад местный делец по фамилии Лошенко начал строить здесь многоэтажку. Деньги у него быстро кончились, а вскоре кончился и сам делец. Пропал без вести. Поговаривали, не у тех людей он денег занял.

Под первым этажом имелся подвал с земляным полом, который во время дождей заливало водой, но сейчас погода стояла сухая, и лучшего места для вызова духа было просто не найти. Ребята спустились в подвал, освещая дорогу телефонами.

— Блин! Опять старшаки тут бухали. — Ян пнул бутылку из-под дешёвого пива.

— Да ща в угол спинаем. — Антон растер замерзшие руки.

Разобравшись с мусором, Ян достал из портфеля зеркало без рамы размером с тетрадь, вкопал длинную красную свечу и обложил вокруг осколками кирпича, чтобы не падала. Пока он неумело чиркал зажигалкой, Антон старой бабушкиной помадой рисовал на зеркале дверцу с ручкой и ступеньки.

Ян с беззлобной усмешкой посмотрел на старания друга:

— Во ты корявый!

— Слышь, на себя посмотри! Тебе-то хорошо в перчах, а у меня все пальцы задубели, пока мы шли.

Антон с радостью носил бы чёрные обрезанные на пальцах перчатки, как у Яна, но такого варианта у него не было. Позориться связанными бабушкой цветастыми варежками или мёрзнуть. В итоге варежки, шарф и шапка лежали в рюкзаке, отчего тот едва застёгивался, а Антон гордо мёрз.

Ян распечатал новенькую колоду карт, что они купили накануне. Обычные игральные карты самого распространенного дизайна, с запахом свежей типографской краски. Пиковая дама уже лежала сверху, словно кто-то специально положил её как надо.

— Так и должно быть? — Осторожно спросил Антон, при свете фонарика разглядывая глянцевую картинку.

— Наверно. — Ян положил колоду возле зеркала. — Вроде ничего не забыли?

— А лестницу чем стирать, если появится? Подожди, у меня где-то платок был. — Порывшись по карманам, Антон выудил клетчатый платок и тоже положил у зеркала. Изначально он воспринимал затею с вызовом как игру, но теперь ему почему-то стало тревожно.

— Ну что, погнали? — Ян, казалось, вообще ничего не боялся.

— П-подожди! Помнишь, ты говорил, что если у вызывателя есть какие-то там способности, может придти кто-то посерьёзней? Вдруг у тебя способности, у тебя же бабушка…

— Я говорил, что девчонки могут в зеркале жениха увидеть, но его всё равно выпускать нельзя, — перебил Ян. Он вообще не любил, когда кто-то напоминал о его цыганских корнях. — Да не свети ты мне в лицо телефоном, давай вызывать уже! Или зассал?

— Пф! Вот ещё! — Антон неохотно убрал телефон, и они остались в темноте подвала с одной лишь чадящей свечкой. При таком освещение всё вокруг выглядело таинственно и зловеще.

— Пиковая Дама, явись! — произнесли мальчики нестройным хором. И повторили ещё два раза.

Не пойми откуда взявшийся сквозняк едва не задул свечку. Антон невольно содрогнулся и тут же покосился на друга — не заметил ли?

Потрескивание свечи. Едва уловимый шорох.

Запах сырой земли.

Пробирающий до костей холод.

Зеркало помутнело, в его тёмной глубине промелькнула неясная тень.

— Уходи! — Антон закричал не своим голосом и потянулся к платку, но Ян опередил его и быстро стёр нарисованные ступеньки. — Пиковая Дама, уходи!

— А я не Пиковая Дама, — раздался хриплый голос за их спинами.

Мужской голос.

По спине липкими лапками пробежали мурашки. Сердце ушло в пятки.

Ребята резко обернулись.

Стоявший рядом с ними человек выглядел совершенно обычно. Впалые щеки, нос с горбинкой, лёгкая небритость, поверх грязного делового костюма накинута спортивная куртка в тёмных пятнах. Мужчина показался Антону смутно знакомым, но он не мог припомнить, где мог его видеть.

— Простите, мы тут… — Антон не смог закончить фразу, его пришлось зажать рот руками, чтобы снова не заорать. Причина на то была более чем серьёзная — нижняя половина мужчины была полупрозрачной, словно кто-то дорисовал ее плохо пишущим фломастером, который под конец и вовсе закончился.

— Дяденька Лошенко, мы не хотели побеспокоить вас, — неуверенно предположил Ян, делая медленный шаг назад.

Тут и Антон узнал их необычного гостя, он не раз видел его портрет в местной газете, но, как и Ян, имени он не помнил, в газете обычно писали просто «делец Лошенко».

Пятна на куртке — его кровь, на темном костюме она не так видна, особенно в полутьме. Жидкие светлые волосы тоже слиплись от засохшей крови, на виске темнел синяк.

— А я не хотел, чтобы меня ля прикопали в подвале моей же стройки! — голос призрака звучал глухо, словно доносился из трубы.

— Здесь?! — не сдержался Антон.

Так это не он, это они пришли к нему в гости! Поэтому его дух пришёл вместе с Пиковой Дамой (или вместо неё?), но прогнать его у ребят не вышло. Антон понятия не имел, какими словами прогоняют разорившихся застройщиков. Не кричать же «Лошенко, уходи!». Вдруг только разозлится!

— Мелкие паршивцы вроде вас вечно тут ошиваются, топчутся ля по моим бедным косточкам!

Антон хотел бежать со всех ног, но, как в дурном сне, не мог пошевелиться. Ноги словно приросли к земле. Лошенко продолжал:

— Теперь вам придётся выкопать меня и похоронить, а иначе… — Неудачливый делец поднял окровавленную руку на уровень глаз и с силой сжал кулак. В этот же миг Антон почувствовал, как руку обожгло холодом. Задрав рукав, он увидел кровавую отметину похожую на круглую печать, что лепят на документы. — Иначе вы умрёте. Можете начинать копать ля!

— А можно мы хоть за лопатой сгоняем? — осторожно спросил Ян, пытаясь подковырнуть носком ботинка подмёрзшую землю.

— Или может лучше полицию вызвать? — предложил Антон, потирая руку. — Есть же какая-то специальная служба, кто хоронют, как мы-то… это…

— Да что хотите ля делайте, но через неделю или я буду лежать в гробу или вы.

Лошенко страшно рассмеялся.

Резкий порыв ледяного ветра сбил с ног.

Пламя свечи дрогнуло и погасло. Антон провалился в темноту.

— Бабушка, дай ещё пять минуточек поспать…

— Какая нафиг бабушка! Тоха, очнись, ты запарил!

Холодно. Антон лежал на земле, Ян тряс его за плечо. Они собирались вызывать Пиковую Даму, неужели он уснул? Не иначе старшаки чего в подвале накурили!

Приснится же такое! Словно делец Лошенко… воспоминание отдалось болью в руке. Антон резко сел и закатал рукав.

На коже алела печать.

Антон выругался, как ругался, когда бабушка не могла его услышать, и тихо добавил:

— Не, Янчик, больше я никого с тобой вызывать не буду.

Кристиан Бэд. Романа не будет

Страница автора: https://author.today/u/bed_kristian

(По мотивам "Мастера и Маргариты")

Однажды осенью, в день незапоминающийся и тусклый, когда солнце в сибирских широтах, кажется, размышляет, а не закатиться бы так, чтобы уже не появляться на этом никчемном свете, в Барнауле у памятника Пушкину беседовали два гражданина.

Один из них был невысок и толстоват, одет в дорогую куртку, фирмы бугатти, выражение лица имел усталое и несколько пожёванное, в руках держал журнальчик и старомодный портфель. Второй, молодой и нескладный, был в облезлом кожане с чужого плеча, покрасневший от холода нос нёс гордо, как коммунистический флаг, а в кулаке сжимал помятую папироску.

Первый был не кто иной, как Иван Григорьевич Кóзинцев, редактор толстого городского журнала, а молодой спутник его – поэт Михаил Николаевич Вонюков, пишущий под псевдонимом Занозин.

Говорили они, как водится, о презренном металле, так необходимом прозаикам и поэтам. Занозин, заметьте, не защищал бумагомарание, хотя его старший товарищ, весьма аргументировано и безжалостно громил сие не хлебное занятие.

– Нет ни одной литературно одаренной личности, – говорил Кóзинцев, – которая, родившись в нищете, ею же не закончила бы! Умирает в случайном госпитале от гангрены гениальный Рембó. Автор бессмертного "Ворона" Эдгар По не в состоянии при жизни купить себе ботинки! Великий английский поэт Джон Китс заканчивает дни в нищете, полагая себя неудачником. Вот они, гении литературы!

Занозин кивал, икал от холода и мял в кулаке папиросу. Спичек у него не было.

– Ты, Михаил, – продолжал Кóзинцев, – одаренный молодой поэт. Но соль-то в том, что нет никакого человеку дохода от поэзии!

В этот момент проходивший мимо пожилой гражданин неожиданно остановился и пристально посмотрел на литераторов.

"Графоман", – подумал Кóзинцев.

"Прикурить!" – осенило Занозина.

Спичек, однако, у гражданина не нашлось. Остановился он тоже случайно – камушек попал в ботинок.

Сторонний наблюдатель, читавший один знаменитый роман, при жизни писателя, кстати, не издававшийся и впервые опубликованный через 26 лет после его смерти, сказал бы, что даже сатана не решился бы в тот вечер спорить с Иваном Григорьевичем.

Но наблюдатель, как назло, тоже отсутствовал на своём небесном посту.

И Кóзинцев, ничтоже сумняшеся, посоветовал Михаилу заняться чем-нибудь более материалистическим, хотя бы сборкой мебели в салончике его тестя. А поэт, сломавший-таки последнюю сигарету, согласился с ним.

Больше в этот день не произошло ничего. Солнце обречённо утопилось, наконец, в Барнаулке, поэт попросил у редактора стольник под будущую зарплату. Редактор не дал, и поэт канул в темное переплетение провинциальных улочек, ушел безвозвратно, напечатанный всего-то два раза, но, по слухам, очень талантливый и одаренный.

Тьма, сошедшая с небес, скрыла позор этого холодного вечера, и некому было даже чиркнуть спичкой, чтобы изобразить закат.

Алена Сказкина. Звонок

Страница автора: https://author.today/u/artalenka

Телефон зазвонил, как всегда, в восемь ноль шесть. «Китаец» из последних моделей требовательно вибрировал на заляпанном кофе и рыбным паштетом столе, оглашая осиротевшую, а оттого чуждую квартиру пронзительной трелью. На ожившем экране высветились цифры: сто двадцать семь, девятнадцать, две восьмерки как символ бесконечности.

«Лариса».

***

Впервые жена позвонила на девятый день после похорон. Упившийся до чертиков Андрей, увидев номер абонента, счел вызов издевкой и обложил шутников трехэтажным матом.

Трубка терпеливо выслушала поток брани, укоризненно помолчала и, когда он уже тщился нажать отбой, путаясь в значках неуклюжими от водки пальцами, спросила:

— Андрей, ты пьян?

Спросила строго и холодно, знакомым до мурашек тоном, который жена включала, когда бывала им крайне недовольна. Что на том конце «провода» именно Лариса, Андрей поверил сразу и безоговорочно и, заикаясь, смог только пробормотать.

— Нет. То есть, да, но... Родная, это правда ты?

С тех пор телефон оживал каждый вечер, и вместе с ним оживал Андрей. В восемь ноль шесть, как в тот раз, когда она не вернулась домой.

***

Прошло две минуты.

Обычный вызов редко длится больше тридцати-сорока секунд, но звонок с того света вряд ли можно считать обычным. Рингтон, преодолевая все мыслимые пределы громкости, метался между кухонными шкафами и обоями в лютиках, дребезжал в оконных стеклах, переходил в режущий нервы ультразвук.

Андрей, мечтая оглохнуть, мял пальцами медведя — уродливый комок дешевого плюша. Как игрушка оказалась у него в руках, да и вообще в доме, мужчина не помнил: наверно, купила жена в подарок какой-нибудь из племянниц еще до трагедии. Не забыть бы завтра отдать.

Со свадебной фотографии, выставленной на стол перед глазами, мужу улыбалась Лариса. Беззаботная и счастливая, она еще не знала, что через пять месяцев их мечты оборвутся резко и жестоко. Мысленно он просил у нее прощения.

Так будет лучше.

***

Звонки покойной жены стали для него наваждением, наркотиком. Сутки напролет бродя как сомнамбула, он жил пятью минутами вечера, когда из смартфона звучал ее голос. Забывал, что делал несколькими часами ранее. Не замечал, что ел на завтрак и какую рубашку сегодня надел. Коллеги на работе ворчали на его рассеянность, но относились с пониманием, за спиной жалея: «Хороший мужик. Сопьется ведь». Кто-то из сердобольных женщин предлагал помощь. Андрей, после девятидневья не бравший в рот ни капли, виновато оправдывался и отнекивался, а сам в этот момент думал только об одном — позвонит или нет? Звонила.

Каждый разговор начинался как с чистого листа. Лариса не помнила, о чем они говорили вчера. Не догадывалась о своей смерти. Точно временная аномалия связала через их телефоны настоящее и пасмурный октябрьский вечер.

Поначалу Андрей отчаянно пытался предотвратить трагедию. Но все предупреждения жена встречала либо легкомысленным, обращающим их в шутку смехом, либо, если он был уж слишком настойчивым, раздражением и вопросом, не перебрал ли сегодня дорогой муженек.

В конце концов, он успокоился и, уже не вслушиваясь в смысл слов, наслаждался звуком ее голоса, украденными у вечности мгновениями… стараясь не думать, как через пять минут беспечную болтовню оборвет вой клаксона, визг тормозов, глухой удар и мерзкий хруст. Костей? Пластмассы?

ДТП. Рядовое скучное ДТП, погибнуть в котором до нелепости обидно. Лариса после работы решила заскочить в кондитерскую через дорогу: прикупить тортик к чаю. Тогда она позвонила уточнить, не хочет ли Андрей еще каких-нибудь вкусняшек. Дразнилась, что у нее есть отличная новость, которую они обязательно должны отпраздновать.

Синий ниссан притормозил перед пешеходных переходом, а несущийся на полной скорости серебряный опель во втором ряду — нет.

***

Восемь-десять. Вибрирующий на столе смартфон, казалось, раскалился — обожжешься, если тронешь. Охрипший динамик умолял ответить. Потом требовал. Угрожал, если немедленно не примут вызов, случится ужасное.

Андрей сжимал несчастную игрушку с такой силой, что еще немного, и набивка прорвала бы швы на глупой морде с глазами-бусинками и полезла наружу. Сегодня он отнес на помойку два пакета с остатками Ларисиных вещей — тех, что не разобрали родственники и отказались взять в церкви. Неужели ему не хватит мужества сделать последний шаг?

***

— Отпусти! Ей плохо там. Больно. А тебе плохо здесь! Пока связь между живыми и мертвыми не разорвана, души — ни твоя, ни ее — не обретут покой.

И с чего эта девчонка-цыганка решила прицепиться именно к Андрею? Ждущему трамвай неопрятному работяге в грязной телогрейке и опухшим лицом, с которого-то и стрясти нечего?

Паршивка все испортила. Или, наоборот, открыла глаза.

«Больно. Мне больно».

Каждый вечер Лариса по-прежнему оживлено, не подозревая об ожидающей ее участи, обсуждала пирожные, подруг и коллег, дразнила секретом, который уже не расскажет, а он за ее трепом о мелочах слышал пробирающий до нутра сип, когда она безуспешно пыталась втолкнуть воздух в пробитые ребрами легкие.

«Мне больно».

Раз за разом, ночь за ночью она умирала на той проклятой мокрой от дождя обочине из-за его эгоизма, из-за нежелания смириться, принять жизнь без любимой.

Осознав это, Андрей собрал волю в кулак и решился отпустить ее.

***

Пять минут. Мужчина не выдержал, потянулся к смартфону, но не успел ответить, как экран погас, и на мир обрушилась тишина.

Вот и все.

Сто двадцать семь, девятнадцать, две восьмерки. Он был уверен, что больше никогда не увидит этот номер. В окна светили уличные фонари. За спиной гудел холодильник. Через стенку привычно лаялись соседи, плакал ребенок.

В душе воцарилась пустота, и вместе с тем с плеч сняли огромный груз, будто он пошел на поправку после долгой затяжной болезни. Кухня неожиданно стала знакомой и уютной, и даже уроненный в кофейную лужу медвежонок показался не таким уж уродливым. Андрей еще минуту смотрел на улыбающуюся фотографию вечно юной жены, а потом опрокинул ее лицом вниз.

Покойся с миром.

Смартфон завибрировал снова. Абонент не определился. По работе? Время позднее, но не секрет, что некоторым клиентам законы вежливости не писаны. Или навязчивый маркетолог с супер-выгодным предложением? Очередные телефонные мошенники? Плевать! Неожиданно ему захотелось услышать звук живого человеческого голоса.

— Папочка, папочка, почему ты не взял трубку?

— Кто это? — выдавил Андрей, ощущая, как мгновенно пересохло горло.

В памяти, вырываясь из омута забвения, всплыли слова патологоанатома о беременности. Он, оглушенный, вышел из морга и зачем-то завернул в цветочный ларек, где по наитию купил медвежонка, собираясь положить в гроб — тогда это показалось правильным. Спустя несколько часов эпизод стерся, утонул в жестком похмелье, порожденном смесью дешевой сивухи и горя, утратил имя и стал еще одним неотделимым камнем в погребшей его лавине под названием смерть Ларисы.

— Мамочка соскучилась. Жди, папочка, сейчас мы придем к тебе.

Андрей ошарашенно уставился на замолчавшую трубку.

Через минуту в замке входной двери повернулся ключ.

Благодарова Анастасия. ЧП на ФМ «Элита»

Страница автора: https://author.today/u/anastasiyablagodarova

Если настоящие вампиры, такие, как в романах, всё-таки существуют, для них настали тяжёлые времена. По отношению к бессмертным сорокалетний период вполне можно назвать началом. Прячутся ли они до сих пор в безлюдных переулках под покровом ночи, выжидая? Если да, то, в принципе, зачем? Что лисам прятаться в запертом курятнике? Вот и те, другие, однажды вышли из тени, без флагов, без оружия, и поработили весь род людской за какой-то жалкий год. Прошлые революции отныне казались шалостью, а мировые войны – прелюдией. Эра человечества закончилась. Победители оскорблены навешанным на них ярлыком «посланников ада». Ведь, в самом деле, сколь буднично они убивали обезумевших от страха людей. Больше реакции паука, силы медведя и дьявольской неуязвимости пугал их облик – человеческий.

Кровь дарует им бессмертие и вечную молодость, плоть придаёт сил. Во множестве языков для них есть свои термины. Европейцы называют их просто каннибалами.

«Уверяю, для студентов, особенно перед сессией, нет средства лучше, чем печёночная настойка, – докладывал слушателям утреннего кулинарного шоу шеф-повар Берлинского ресторана «Первый элитный» Вилли Бра. – Только ни в коем случае, слышите, ни в коем случае не берите печень хоть с намёком на цирроз! Иначе напиток не будет представлять никакой ценности. Вряд ли вам такое попадётся, но всё же, выбирайте продукты внимательно!»

Пусть людоеды сколько угодно строят из себя рационалистов, что кривить душой (которой у них нет), им льстит могущество. В противном случае они бы и дальше скрывались среди смертных.

По радио не говорят о том, что мирные граждане не знают болезней, в том числе наркомании и алкоголизма, что преступления как таковые сошли на «нет». И так всё понятно. Им нечего доказывать ни себе, ни тем более людям. Незамутнённый разум, лишённый способности испытывать чувства, признает путь саморазвития. Человек же со своими эмоциями отныне исключительно животное. Он перестал быть трудовым ресурсом. Стал материальным.

Однако за победу им всё равно пришлось заплатить голодом. Потому, в прошествии лет, охотники от природы закономерно переквалифицировались в скотоводов. В магазинных холодильниках отныне вместо говяжьих вырезок и куриных крылышек лежала расфасованная по тарам человеческая плоть. Разнообразие напитков заменили пакеты с кровью.

А ведь с глобальной точки зрения, по сути, ничего не изменилось. Просто люди оказались по другую сторону.

– В самом деле, сложно управлять агрессивно настроенной толпой, – размышлял интервьюер. – Согласно исследованиям института психиатрии, чтобы человечество свыклось со своим положением, должна пройти не одна сотня лет. А что делать сейчас? Как вам удаётся создавать для людей комфортные условия и в то же время обеспечивать порядок?

– Все знают, чем мы занимаемся, однако мне не надоедает рассказывать об этом, – отвечала Шерил Хок, заместитель гендиректора ФМ «Элита». – К чему спорить? Каждый понимает, что людей держат в хлевах по типу амбаров. Дети, взрослые, все под одной крышей. Делайте со мной, что хотите, но я считаю это неправильным. Люди у нас разделяются по годам рождения. В каждом жилом корпусе – своя возрастная группа. Кроме того, они не спят на полу, прижавшись друг-к-другу. Уже с десяти лет у каждого своя комнатка. Никаких клеток! Залог качественной продукции – медицинское обслуживание. Лучшие лекарства, мониторинг состояния здоровья. Стоит ли упоминать, что мы единственное предприятие подобного рода, у которого не было ни одной эпидемической вспышки? Регулярные прогулки. Свежий воздух способствует хорошему самочувствию. В доступности библиотека и радио. Сбалансированное питание – это даже не обсуждается. Именно поэтому мы лучшие в своей сфере. Раз зашёл вопрос об агрессии, то теперь подумайте сами. Вы бы бежали, если не из рая, то в ад? Хотя, о чём это я? Из «Элиты» невозможно сбежать.

Доре грешно жаловаться. Ей повезло быть не такой, как все, ведь она родилась на фабрике мяса «Элита», а значит, у неё особенная кровь, редкий фенотип и очень ценные органы.

Как же людоеды – не посланники тьмы, если продолжают свои жуткие магические ритуалы? Ну а как их ещё назвать? Так, например, регулярное поедание сердец светлоглазых метисов способствует развитию телекинеза, а мозги натуральных рыжих незаменимы для тех, кто хочет поджигать предметы силой мысли.

– И к другим новостям. Сегодня в пригороде Москвы был обезврежен очередной рецидивист, член русской банды людей-дикарей. Так называемый рукоположенный священник посреди бела дня напал на девушку. К счастью, на помощь жертве подоспел случайный герой – Николай Бондарь. Он не растерялся и набросился на преступника со спины. Николай Бондарь – местный охотник. Его хобби – коллекционировать черепа священников, убиенных им в лесах Московской области.

– Это просто моя работа, – признался Николай.

У людоедов тоже есть своя религия. Их сектанты зовут себя зрячими и уверяют, что видят будущее. В начале войны для наращивания армии обращали всех, кто попадётся под руку. Сейчас другие времена, и достойного нужно искать по фермам. Потому ответственность за пополнение рядов превосходящей расы лежит исключительно на зрячих. Тем более священники в среднем по стране убивают не более сотни каннибалов в год.

Показательно, что силу сектантам даёт не вера, как у людей, а ежедневные завтраки – глаза альбиноса, бывшие вне живого тела не дольше минуты. Поставщик, разумеется, «Элита».

«Они ведь потом становятся частью общества, – делился мыслями Пол Гонсалес в воскресном шоу зрячих «Глас истины». – Пусть наш век долог, на социализацию требуется время. Каждый проходил через реабилитацию, но мало кто помнит, насколько это тяжело! А что говорить про обращённых в юном возрасте? Им, к сожалению, всегда придётся бороться с излишней эмоциональностью. Только осознание истинных ценностей позволяет войти в новую, лучшую жизнь, простить ошибки прошлого. Люди не знают, что ничего не знают, но они в этом не виноваты. Дети, если так можно сказать. И нам, как родителям, нельзя вестись на их выходки. Напротив, мы должны быть им примером. Показать, что есть настоящая, не плотская, унизительная, а осознанная любовь ко всему сущему, где царит уважение и здравый смысл».

Последняя фраза разозлила Дору. Она выключила радио.

Ну ничего. Скоро там заговорят о них. Сегодня – великий день. Но больше всего девушку тяготило то, что волновало любую другую на её месте. За последнюю неделю Дора буквально прописалась у гинеколога. Значит, скоро случка. Пациентка не разглядела, что там в её медицинской карточке. Да и если бы смогла – всё равно не поняла. Набор цифр ей ни о чём не говорил, а имена в ходу только у своих. Дора не знала наверняка, кто должен стать генетическим отцом её первенца, но, если смотреть по фенотипу, это будет Ленни. Друзей на фабрике не заводят. Тяжело оплакивать чужую смерть в ожидании своей. Однако эти двое всё же стали приятелями. С ним было бы лучше, чем с каким-нибудь дядькой из другой возрастной группы. Дора думала, что будет Ленни. Или просто хотела так думать.

Всё равно страшно. Как оно происходит? А если не захочется? Им что-то подсыпают в еду? Девушка положила руку на живот, но не почувствовала ничего, кроме волнения. Каково это – отдать своего новорождённого ребёнка? Каково это – иметь ребёнка? Её перевели из детского корпуса пять лет назад, а теперь она уже должна стать матерью. И если её не закажут, она потом родит ещё одного. И ещё одного. И ещё…

– Твари! – прервал её размышления крик.

Дора встала с кровати, прильнула к щели в прозрачной двери. Охранник при помощи ухвата, затянутого на шее какого-то паренька, вёл его по коридору.

– Ублюдки! Вы ещё попляшете!

Дора прошипела про себя: «Придурок, ты нас спалишь!»

Только, видимо, и без того миролюбивый персонал уже не обращает внимания на подобные предсмертные тирады. Мальчишка поступил крайне глупо, но его можно понять. Просто не повезло. Не дождался.

Продукция ФМ «Элиты» отличается исключительным качеством и баснословными ценами. Чтобы сохранить все полезные свойства, в большинстве своём её принято потреблять без обработки. Дора не знает, как оно на самом деле, но буквально видит. Видит, как несчастных привозят в «Первый элитный» или сразу на чей-то банкет, связанных, напуганных. Как кровь пачкает дорогущую скатерть. Как ещё живых разрывают на части.

– Это хотя бы не ФК, – третировал её внутренний голос. – Там людей накачивают. Пухнут от крови. Лежачие. А ты тут ноешь.

По радио такого не говорят. Не озвучивают очевидные нюансы. Так откуда она это взяла?

Дора похлопала себя по щекам, чтобы прервать поток ненужных мыслей. А ведь ей действительно выпала лучшая жизнь, которая может быть у человека. У неё есть рубашка – прикрыть тело. Здесь вкусно кормят. Она видит небо и ходит по траве не только лишь по дороге в грузовик, развозящий заказы. Спит на постели, читает книги, слушает музыку. Но Дора понимала – это неправильно. Не хотела быть скотом, благодарным своим хозяевам за то, что прожила ещё один день. Никто не хотел.

Всё начал Грэг. Возрастные группы не пересекаются ни в библиотеке, ни на прогулке. Таков порядок. Помимо всего прочего на свежий воздух и за книжками идут не толпой – выборкой согласно графику. Уже полгода на страницах одного романа ведётся революционный монолог, написанный кровью между строк, о ненависти к поработителям. Читатели подтягивались постепенно, за пределами одиночных камер люди перешёптывались по двое. Некто, подписывающийся как Грэг и относящий себя к пятнадцатилетним, заключил, что выступать нужно тогда, когда «Элиту» посетит зрячий со своей благой миссией по спасению одного и пойдёт в их возрастную группу. Пусть молодых выбирают крайне редко, согласно закону «О людях», тот, кому исполнилось пятнадцать, имеет шанс стать обращённым (за исключением женщины в положении). Даже тридцатилетний старик. Грэг уверял, что скоро придут именно к ним.

– Беременные остаются, остальные на выход! – скомандовали из коридора.

У Доры ёкнуло сердце. Ясное дело, не у неё одной, но никто виду не подал. Дети вышли из своих комнатёнок, молча построились в колонну по двое, и, в сопровождении охранников, направились к лестнице. За скрежетом замков дверей, отрезающих этаж жилого корпуса от выхода, Ленни услышал, как Дора шепнула ему:

– Ты ведь понимаешь, что это не из-за… ну, ты понял.

Девушка уже рассказывала ему о своих предположениях. Парень не дурак, пугать не стал. Шутить тоже. Вот и сейчас принял её глупость за волнение, с улыбкой подбодрил:

– Ну ты и дура.

Грэг, кем бы он ни был, не мог посчитать своих последователей. Месяц назад написал, что в назначенный час увидит всё сам, но предложил поклясться ближнему своему, чтоб не сдрейфить в последний момент. Дора поклялась Ленни. Ленни поклялся Доре.

Как и знаний о слабых сторонах противника, плана, по сути, и не было. Куча народу под одной крышей. Зрячему некогда прогуливаться по этажам и заглядывать в каждую конуру. Бессмертный ценил своё время. Со всего жилого корпуса – человек триста. Цель одна – бунт. Пошуметь, чтобы доказать, что ещё можем. Не одними священниками, обратившимися в дикарей, ещё живо человечество.

Судя по всему, их привели на склад. Высокий свод, крошечные окошки под потолком. В тесноте Дора случайно ударила какую-то девчонку рукой по животу. Та страдальчески ахнула. Дора механически извинилась, но после осознания уставилась на неё со злым удивлением. Беременная с мольбою в глазах приложила палец к губам. Дора демонстративно отвернулась. Ленни стоял по правую руку. Их прижимали друг к другу. Никто не ругался. Все ждали.

Охранники с ухватами в руках и колчанами со снотворными дротиками на поясах окружили людей по периметру. Гостю прикатили бочку. Дора не увидела, как он вошёл, но поняла, что момент настал, когда воцарилась тишина. На возвышение встал каннибал в бледно-голубой рясе. В течение пяти минут он изучал лица в толпе. Неспокойное биение сотен сердец разбивалось о стену молчания. Дора испугалась, подумав, что никто так и не рискнёт. Зрячий медленно поднял руку, остановил на ком-то позади Ленни. Девушка ужаснулась своим чувствам. Будто в грудь ударили. И на чьём-то обеденном столе будет помнить своё искреннее разочарование, что тогда выбрали не её. Будто услышав мысли Доры, гость в ужасе посмотрел на людей и крикнул:

– Не надо!

– Поздно, – ответил ему кто-то из первого ряда (судя по всему, Грэг), и накинулся на каннибала.

Пусть зрячий видит будущее, этого он явно не ожидал, и свалился с бочки вместе с предводителем бунта. Все бросились врассыпную. Крики и маты, умноженные эхом, отражались от стен. Сквозь гром голосов прорывались глухие выстрелы – охранники пустили в ход дротики. Дора тоже бежала. Пару раз её ноги наступали на чьи-то руки, спину, живот. Замешкайся хоть на секунду – легла бы к ним. Но она надеялась, заставляла себя поверить в то, что их просто усыпили, ведь её посетила очередная мысль. Только сейчас поняла – у персонала нет цели умертвить бунтовщиков. На рядовой фабрике критическую ситуацию разрешали бы собаками или на крайний случай свинцом. Всё равно пойдёт в полуфабрикат. А на «Элите» – дорогой товар. Нельзя, чтобы он испортился, особенно целая партия. Грэг – гений.

Дора спешила к чёрному ходу. Там толпу ждала запертая дверь, но никто и не думал поворачивать назад. Какой-то мальчишка выбежал вперед всех, крикнул: «О Господи!», и прогремел взрыв. Осколки гранаты, разорвавшейся в руке смертника, поразили первые ряды. Лицо Доры окропила чужая кровь. Поверх гула от удара по ушам ложился чей-то истошный крик. Так вышло, что на момент взрыва Дора оказалась в самом центре толпы, со всех сторон окружённая людьми, которые не остановились. Её толкали, на неё наваливались, и нельзя было не поддаться этим силам. А кого ранило или дезориентировало – затоптали. Ступая по телам, девушка почувствовала, как скрутило желудок, как по спине пробежали мурашки. Самообман больше не прокатит. Всё вышло из-под контроля ещё на стадии планирования. Ужас собственной судьбы обрёл новые масштабы, когда смерть подошла к ней так близко.

– А он не боялся, – намекал на что-то голос в голове Доры. – Он мог получить оружие только в наследство от тех, кого загнали на фабрику первыми, и где-то прятал. Вы ведь всё понимали. Ты тоже умрёшь, но сегодня у тебя есть выбор.

Толпа хлынула из проёма деформированной взрывом двери и разбежалась в разные стороны. Солнечный свет слепил глаза, газон колол босые ноги. Они оставались в пределах «Элиты», но страх увиденного подавила эйфория ложной свободы, длящаяся ровно до тех пор, пока не начали стрелять. Снотворными дротиками, разумеется. Целились с ближайшей сторожевой башни. Всех не завалить. Хотя бы из-за слишком большого расстояния до хаотично движущихся мишеней. Да и доз на такую ораву у простых охранников, только в теории готовых к подобному повороту событий, не хватит. Однако Дора не успела и глазом моргнуть, как те уже спустились. Так же быстро на помощь коллегам сбежалась подмога. На углу двадцатиметровой бетонной стены, что отрезала фабрику от всего остального мира, людей было больше всего. Ими правил хаос. Кто-то уже лежал мёртвым фундаментом. По трупам, как жуки, ползли живые. Тянули за волосы, скидывали тех, кто повыше. Они вздумали сбежать. Бессмысленное действо – массовое помешательство. Персонал, встревоженный масштабом ЧП, с переменным успехом ловил одних, усыплял других. Единственное преимущество бунтовщиков перед всесильными противниками – число. Если бы каннибалам разрешили убивать, всё закончилось бы гораздо быстрее.

– Овца, – съязвил внутренний голос.

– Заткнись! – отрезала Дора.

От страха накатила усталость. Хоть ложись и помирай. Но голос прав – у неё есть выбор. Присоединиться к горе из человеческих тел – плохая идея, да и оставаться на открытом пространстве под обстрелом желания не было. Потому, натолкнувшись на Ленни, Дора схватила его за руку и потащила в ближайшее укрытие.

Им оказался производственный корпус. «Элита» не специализируется на забое, но всё же выполняет редкие заказы по первичной обработке. Потому само здание в сравнении с такими же на других фабриках в масштабах уступало. Живым сюда путь заказан, однако сегодня – день открытых дверей. Переводя дух в тёмном углу, девчонка, наконец, в полной мере осознала, что происходит. Сквозь свист тишины как из другой Вселенной доносились выстрелы, стоны и ор. Они умирают, здесь и сейчас. Сами себя загнали в капкан. Что же они наделали? Накопленное напряжение угрожало вылиться криком, но Ленни оказался крепче. Пресекая истерику, взял за руку, больно сжав запястье, и потянул за собой вглубь здания.

– Мы можем присоединиться к остальным, – напомнил он.

Идеей Грэга, ещё там, на страницах чьей-то выдуманной истории, был также погром. По возможности. Но у Доры это как-то само собой вылетело из головы. Ей уже не до того. Зато здесь безопаснее. Просто подождать, когда их поймают. Ничего страшного.

Заказы исполняют ночью, чтобы утром дорогущее мясо, украшенное долькой лимона или веточкой душистого розмарина, уже лежало на чьём-то фарфоровом блюде. Так что сейчас корпус пустовал – работники на улице собирают разбежавшееся стадо. Коридоры пересекались, лестницы и мостики вели в темноту. Вентиляция размеренно гудела над головой. Мимо проплывали двери с табличками «Скотобаза», «Разделочный цех», «Холодильная камера», но наклейка с красной молнией и надписью «Не влезай! Убьёт!» была лишь на одной из них. Призрак из прошлого, напоминание о бывших хозяевах, уязвимых, в том числе и для электрического тока. Ленни неожиданно остановился.

– Чего ты? – начала было спутница, да на том и закончила, переведя взгляд на пол.

Выпотрошенный труп. Ему недоставало ноги.

– А… почему? – искренне удивилась Дора.

Ленни не нашёл, что ответить. В его глазах зияла пустота. Ребята так бы и стояли в ступоре, если бы где-то далеко за их спинами не шаркнули подошвы (людям на лето обувь не выдают). Они бросились бежать. Не видели своих преследователей и в принципе не были уверены, есть ли за ними хвост. Идеи Грэга перестали что-то значить и для Ленни, когда на людей всё-таки объявили охоту, пусть и негласно. Казалось, парень знал, что делать. Дора боялась отпустить его руку.

В следующий раз их остановила сцена очередного самоубийства. Охранник загнал какую-то девчонку на загрузочный мостик к комбайну, который, разумеется, за каким-то чёртом работал. Каннибал уже замахивался ухватом, а та улыбнулась, показав ему средний палец (древний жест неприязни), и прыгнула вниз. Дора успела закрыть уши, но через пальцы всё равно просочился мерзкий хруст дробящихся костей. Казалось, этот звук уже никогда не покинет её голову. Чудо, но ей удалось сдвинуть с места Ленни, который, судя по его выражению лица, окончательно утратил связь с реальностью, и увести прочь отсюда.

Очень скоро их окружили. А может, им просто мерещилось, что за каждым поворотом мелькают чьи-то тени. Не отдавая себе отчёта, Дора прижалась к Ленни. Она вся дрожала. Его взгляд стал чуть более осмысленным.

– Нас поймают, – холодно заключил он. – Надо спрятаться.

– Зачем? – недоумевал язвительный голос в голове Доры. – На элитном заводе ЧП. Воровать под шумок – милое дело. Вряд ли вас что-то спасёт от каннибала, который сожрал того парня.

Сама же Дора не находила слов. Только ненависть, направленная к собственным мыслям, не давала ей впасть в безумие. Сквозь их поток услышала:

– Кладовка.

Ленни буквально приволок обессиленную девчонку к металлической двери. Заглянул в темноту, сообщил:

– Мы не войдём вдвоём. Залезай.

– А… как же ты?

– Сиди тихо.

Парень затолкал её внутрь. В спину больно впились метловища, на голову посыпались пыльные тряпки, а перед самым носом громко хлопнула дверь. Дора видела Ленни в её решётчатом окошке. Ком в горле душил, на глаза наворачивались слёзы. Девушка хотела выполнить наставление друга и дышать через раз, но он не уходил. Парень навалился на дверь, смотря по сторонам.

– Ленни, – хриплый шёпот складывался в аккуратные слова. – Ленни, они увидят.

Тот не реагировал. Голос обрёл уверенность.

– Ленни?

– Прости.

Сердце Доры упало.

– Чего?!

– Он показал на меня, – Ленни посмотрел на решётку. Девчонка осознала, что перепутала блеск разума в его глазах с безумием. – Он показал на меня.

– Нет! Выпусти меня! – пленница колотилась в дверь.

– Я им докажу. Я докажу, – бредил Ленни. – Я выберусь отсюда.

– Им не нужна такая мразь, как ты!

Он такой же, как те, у стены. Уверовал, что это сработает. Доказательство его верности не оставляло попытки выбраться из кладовки. Стоная от злости и усталости, она навалилась всем телом, но всё равно не могла сдвинуть дверь ни на сантиметр, пока, после раздавшегося в коридоре крика, та, наконец, не поддалась. От неожиданности девушка повалилась на пол вместе с мётлами. Здесь же был и Ленни. В его шею впился охранник, прячущий лицо от камер под капюшоном. Жертва вскидывала руки то ли в мольбе о помощи, то ли от боли. Внезапная угроза жизни придала сил. Не думая ни секунды, Дора убежала.

– Он заслужил неудачу, – уверяли её голоса.

Она могла бы оправдать своё предательство местью, но не стала. Животные не думают. Животные спасают свою шкуру.

Пожарная лестница привела Дору туда, куда никогда не ступала нога человека – на крышу производственного корпуса. Первое, что она увидела, открыв люк, – солнце. Небо расплескалось оранжевым маревом заката, а от красоты зелёных просторов за стенами фабрики, не нарисованных на страницах энциклопедии, а настоящих, необъятных, захватывало дух. Какой контраст с «Элитой», усеянной трупами. Гора из тех, кто пытался сбежать, разумеется, не выросла до нужного уровня. Охранники хорошо выполняли свою работу, растаскивая бунтовщиков. Конечно, если не считать воров, что в это время пировали в здании. Случайные дуновения ветра доносили крики. Дора была выше всех.

– С ума сойти! – восхищался внутренний голос. – Так вот оно как.

В книжках героическая смерть происходит на фоне красивого пейзажа. Девушка посмотрела вниз. Все вложенные в неё деньги компании «Элита» размажутся по асфальту, и это лучшее, что предлагает судьба. Самоубийство – знамя свободы. Как тот мальчишка выпустил их из склада, подорвавшись. Как та девчонка вынудила впоследствии разбирать мясорубку и очищать детали от осколков её костей. Как последняя сволочь Ленни, сам того не желая, спас чью-то жизнь. Повзрослеть за один день, чтобы умереть.

Неожиданно для себя Дора подумала о маме, которую никогда не знала. Слышит ли та крики в своей комнатёнке без окон? Смотрит ли с небес? Гордилась бы она своим очередным нежеланным ребёнком? Но Дора будет лучшей матерью, потому что её дети никогда не появятся на свет.

Знать бы хоть одну молитву. Ведь так священники отправляют каннибалов в ад? Вот только за почти четыре десятилетия правильные слова исказились, стёрлись в умах поколений фабрики. Но зачем вообще существует этот блок, эта формальность? Человек по образу и подобию Его обречён умирать жертвой. Неужели Он не видит? Почему отвернулся от них?

Сердце бухало, ноги дрожали. Дора нагнулась над пропастью и в последний момент сделала шаг назад. Клятва не обесценилась, нет. Она с самого начала ничего не стоила. Себе-то врать не надо. Ей выпала лучшая жизнь, ведь она на «Элите». Особенная. Дорогая. Бесценная жизнь.

– Я не могу. Я не могу. Я…

– Овца! – хором заключили голоса. – Гореть тебе в аду до скончания дней.

По щекам, запачканным чужой кровью, текли немые слёзы предателя. Звякнула крышка люка, девчонка обернулась. Каннибал медленно приближался к ней. День догорал за её спиной. Дора молча плакала.

– Здравствуйте, дорогие слушатели. В эфире воскресное шоу «Глас истины». Сегодня мы хотим поговорить о насущной проблеме – человеческой агрессии. Все мы знаем, чем значима эта дата. Пятнадцать лет назад двадцатого августа произошло ЧП на ФМ «Элита». Из трёхсот семидесяти трёх инициаторов потасовки ранено – девятнадцать, шестеро – пропало без вести, девяносто восемь – погибло, в большинстве своём, в давке. Все – дети в возрасте пятнадцати лет, – речь ведущей Эммы Духард прервала короткая пауза, символизирующая скорбь. – Мы пригласили в нашу студию участницу тех событий – Дороти Долли.

– Здравствуйте, – поприветствовал слушателей юный женскийголос, дрожащий от волнения.

– Прежде позвольте поинтересоваться. Почему выбрали именно такую фамилию?

Дороти смутилась, но ведущая помогла ей выпутаться, предположив:

– Как овечку?

Обе кротко посмеялись. Это помогло гостье немного расслабиться.

– Пожалуйста, расскажите о себе. Чем занимаетесь?

– Ну, недавно получила свою первую профессию. Сейчас работаю в бухгалтерии, – Дороти запнулась, не зная, что сказать. – Пока снимаю квартиру в пригороде. Обычная жизнь. Всё как у всех. Так что, если честно, выбор для меня до сих пор не очевиден. Ну, вы понимаете.

– Не доверяете нам? – с улыбкой в голосе спросила мисс Духард. – Это вопрос времени. Кстати, о нём. События на «Элите» сильно на вас повлияли?

– А как иначе? Давняя история, но и мне было столько, насколько я сейчас выгляжу.

– Поделитесь с нами. Как так получилось? Вы же «Элита»! – накидывала ведущая. – Как спасались? Кого потеряли? Вы в студии зрячих. Рассказывайте всё, не бойтесь.

На слушателей обрушилась тишина. Хоть это не по уставу, мисс Духард понимающе молчала. Дороти ушла в свои мысли, возвращаясь в тот день. Внутренним голосом в голову девчонки.

Людоеду не составило бы труда оттащить ребёнка от края, но он только подал руку. Смирившись с судьбой, Дора приняла и её, и этот жест. Зрячий сжал девчонку в объятиях, прокусил своё запястье, прислонил к её губам. По первости вырывалась, царапалась, захлёбывалась чужой кровью, и даже в такой момент не могла перестать думать. Дора испугалась своей мысли, озвученной в голове голосом Вилли Бра, шеф-повара «Первого элитного»: «Не хватает соли».

Это болезнь, и причина её – яд. Он течёт по венам, разъедает душу. Скорее даже берёт в ней своё начало, и духовно слабые люди не могут себя защитить. Чтобы стать тем, кто ради вечной жизни и возможности обладать сверхъестественными способностями согласен на бесконечные убийства, нужно сделать первый шаг навстречу и попробовать кровь бывшего человека, уже переступившего черту. Шоколадную медаль писателю-фантасту, избравшему для своих выдуманных вампиров именно на этот способ обращения!

Каннибал нёс на руках умирающего ребёнка, объясняясь:

– Я сразу заметил тебя, коллега, но не успел показать из-за видения о ваших планах. Грэг тоже имеет природные зачатки дара зрячего. Голоса в голове. Только он не наш. Предатель.

Дороти Долли не запомнила этих слов, ведь Доре было тогда не до того. Желудок сводило, зубы ломило, сбивчивый пульс больно колол виски. Впереди ждали долгие часы лихорадки и муки агонии. Видимо, чтобы хоть как-то отвлечь девочку от страданий, каннибал успокаивал чем-то вроде:

– Характерная черта скота – глупость. Не плачь. Ты выбрала сторону победителей.

Дороти горько усмехнулась:

– Думаете, я – предатель?

Ведущая не посмела встревать, предвкушая откровенную тираду, и получила её.

– Большинство пришло со времён войны, недавние – из фабрик, и я даже не знаю, кому было хуже. Постепенно память стирает плохие воспоминания, после смерти чувства притупляются, это понятно. Но я виновата, и лишь потому, что, в отличие от всех остальных, имела возможность выбрать? У нас было преимущество – неприкосновенность. Воспользовались, никто не упрекнёт. Я слышала, там теперь всех не собирают. Зрячие заходят в жилые корпуса. Простите, «Элита»! Простите за издержки!.. Да, я предатель. Все там такие. На моём месте эти люди поступили бы точно также. Они ничем от меня не отличаются, только их кости сейчас гниют на свалке, а я сижу здесь. Ленни, этот… Кому, как ни вам, знать, что со стороны виднее? Каждый должен испытать на своей шкуре, чтобы понять, но важно не забывать одного. Это животные. Злые эгоистичные животные, и мне не стыдно за свои слова, потому что и я была такой. Мы поступили с ними так, как они поступали с другими, вот и бесятся теперь. Можно сказать, сущность лезет наружу. Однако даже не это причина их положения. Характерная черта скота – глупость. Я участвовала в этом, но в итоге самую главную не совершила, вот и всё, – Дороти невесело хохотнула. – Элита, как есть, элита.

Ведущая не решилась возвращаться к вопросам, на которые не получила ответы, лишь сказала:

– В самом начале прозвучала мысль о неочевидности выбора. Дороти, мы не просто так пригласили вас. Простите, но я должна ввести слушателей в курс дела. Наша гостья мисс Долли по сегодняшний день по-прежнему проходит реабилитацию на базе Берлинского союза зрячих.

– Ах, ну зачем? – застыдилась та, пряча лицо руками, хотя её видела только ведущая.

– Дороти, пожалуйста, послушайте меня. Ваша борьба станет примером для других, обращённых в подростковом возрасте. Поможет в их становлении. Неужели вы стыдитесь того, что, открывшись, помогли им, как мы помогаем вам?

Пауза. Внутренний голос, не умерший вместе с Дорой пятнадцать лет назад, взял на себя управление, и с её губ сорвалось:

– Вы не понимаете. Я в аду. Я горю!

– Мы понимаем, как вам тяжело справляться с эмоциями, хотя вряд ли кто-то на этом свете по-настоящему поймёт вас. Особенно с учётом того, что вы пережили, и то, как оно влияет на ваше настоящее. Но теперь мы видим главное. Вы думаете не как человек. Насколько можете, заглушаете животное голосом разума. Это и есть путь истинный.

– Простите, – тихо сказала гостья. – Простите, что-то я…

– Да за что всё время извиняетесь? – мягко настаивала на своём мисс Духард. – Мы выбрали вас, и вы не имеете права опускать руки. Докажите нам, что…

– Да, – прервала её Дороти. – Да, я давно хотела кое-что сделать. Можно?

– Конечно.

Она придвинула микрофон поближе и, собравшись с духом, прошептала:

– Грэг, я тебя прощаю.

Кристиан Бэд. Призрак родного города

Страница автора: https://author.today/u/bed_kristian

Небеса были хмуро бесстрастны,

листья дрогли на ветке сухой,

листья вяли на ветке сухой,

В октябре октябрём безучастным

эта ночь залегла надо мной...

Эдгар П. Ulalume

Если ты никогда не бывал в Барнауле – ты не узнаешь его тайн. Но и достигнув этого города – не обольщайся. Глубины не обрести без риска утратить дыхание. Как наказание, как возмездие за разделённую боль, ты начнёшь узнавать его везде – в пересечениях улиц других, знакомых и незнакомых городов. Только его ты будешь ожидать теперь за каждым случайным поворотом. Он – вода, в которую можно только войти.

Барнаул – мутный город. Когда нагая Кали идёт своими дорогами через бескрайние степи, здесь падает в песок очередная капля из её кувшина. И город тонет в воронке воды и пыли. Воды времени. И пыли бесконечных дорог.

Он скрывает в себе все города, которые я видел хотя бы мельком. Помню, как распахнутый рот питерского аэропорта выплюнул меня, и я на долю секунды утонул… в нём же, родном, коварном, сером. Или улица Октябрьская в Москве и площадь Октября в Барнауле, где смотрят в лицо одни и те же дома, а из-под земли глухо отдаются шаги тех, чьи пути проходят через потерянные туннели под Барнаулом.

И только вернувшись из Сердца земного мира – Горного Алтая, я не узнал вырастивший меня город. Он отдалился вдруг, сдвинулся вправо. Застыл среди изменяющегося мира. И я понял, что перерос его детские маски. И теперь я знаю его весь.

Барнаул – столица мира, Алтай – его большое терпеливое сердце.

Ворон нашёл меня сам. По паспорту его звали Сергей, сам он называл себя Ян, носил смоляную бородищу, чёрную гриву до плеч и представлялся магом. Моя впечатлительная Вторая сразу же окрестила его Вороном.

Был он довольно молод для мага, лет около сорока, одевался скромно. Глаза его блестели, как у сумасшедшего.

Я гонял чаи в редакции нашей газеты. На пáру с пожившей верстальщицей Анной Николаевной, обременённой скудной зарплатой и дочкой-милиционершей (по совместительству матерью-одиночкой). Дочка сидела дома на 168 рублей, таким пособием наказала её за рождение ребёнка страна (хотя на дворе уже душил мелочь 2002 год), и Анна Николаевна имела по этой причине вид скупой и немного нелепый. Аристократически прямая спина, тонкие пальцы программистки и кофточка, которой погнушалась бы голодающая моль.

И тут он вошёл.

Ворон хотел произвести на нас впечатление, но не сумел, потому как сам был поражён безмерно. Это был его первый опыт хождения по учрежденческим коридорам, где не глазели и не шарахались. В редакции газет какой только люд не заносит! Будь гость даже голым на мотоцикле, вряд ли кто-то не указал бы ему вежливо на нашу дверь.

Так уж у нас повелось. Ещё мой первый редактор начал валить на меня, тогда ещё студента, всех местных экстрасенсов, сумасшедших, непонятно, во что верующих. Он почему-то решил, что именно я нахожу с ними общий язык ловчее прочих.

Ворон застыл в дверях, всем своим озадаченным ликом напрашиваясь на чашку чая, и сердобольная Анна Николаевна тут же полезла за мытой посудой.

Отхлебнув чаёк, он начал предлагать себя как мага, способного утолить женщин нашего негромкого города во всех их околомистических потребностях. Денег не попросил.

Сергей, как он признался нам тут же, будучи чёрным магом, денег за свои услуги не требовал. Утешенные благодарили сами.

Мы сразу заспорили с ним о возможности серого пути на тёмном поприще, пути сохранения души в чёрно-магических играх, чем ужасно напугали нашу милую Анну Николаевну, и после этой встречи она долго выговаривала мне. Хорошо, что я не признался ей, что и моими настольными книгами были в своё время те, названий которых произносить в приличном обществе не стоит.

Потом мы встречались ещё. Ворон пытался писать статьи для нашей газеты, я его иногда допускал до кормила, а иногда безжалостно резал.

Он мечтал удалиться от людей и изучать магию, потом вдруг мечтал жениться и сбрить бороду, но мы почти не говорили тогда об этом. Мы говорили о пути и правде.

О том, где грань между чёрным и белым, болью и благодатью, кровью и просветлением.

О том, чем отличается привязанность, купленная собственной или чужой кровью, от собственно душевной приязни. О том, можно ли пройти по скользкой серой нити, протянутой между небом и пылающей багровой бездной. Ведь цвет бездны не чёрный, темна ночь, а преступление ходит в ней в кровавом плаще.

Встречались мы, впрочем, нечасто. А потом пути разошлись совсем. У меня бурно развивалась моя вторая первая любовь, и я позабыл о проблемах полузнакомого мужика, исповедующего линию, чуждую моей. Я – воин света, мой путь посыпан битым стеклом, и оттого он белый.

Летом мы с моей Второй уехали в Горный Алтай на базу Манжерок. Собирали грибы, варили их на костре в литровой консервной банке из-под китайской тушёнки "Великая стена". Мою Вторую трепетно восхищал огонь, возникающий в моих пальцах словно бы сам по себе. Хотя костёр в сосновом бору не разведёт только особо одарённый. Такой, как она, моя Вторая.

Первую любовь я перетерпел в 7-м классе. Был её однокашником и лучшим другом. Она же по уши влюбилась в соседа-десятиклассника Тимура, по-уличному – Тиму.

Уроков Тиме перепадало больше, чем нам, потому после школы она приходила ко мне и жалась к оконному стеклу, чтобы увидеть, как Тима прётся с портфелем домой. Красивенький, долговязый, совсем уже взрослый парень. Сердечко стучало, ресницы подрагивали. Она тогда ещё не красила ресницы…

Мне поверялась вся сила её чувства. И оставалось только дорожить этим половинчатым союзом. И я дорожил. Только ушлая учительница математики знала мою тайну. Тёртая была тётка, глазастая. Может, подозревали и одноклассники, но в 15 лет я хаживал подраться через речку стенка на стенку, и вряд ли кто-то из одногодков рискнул бы посмеяться надо мной в глаза.

На уроках мы сидели вместе. Её соседа я согнал с парты без объявления войны. Она рисовала мне на руках крестики и стрелочки, чтобы я не забывал чего-то важного для неё: учебников или подвесного урока.

Она была брюнеткой, но редкой дурой. Я понял это в девятнадцать, когда встретил свою Вторую, тоже, кстати, брюнетку.

Потом моя Первая прямо с выпускного выпрыгнула замуж. (Не за Тиму.) Потом кинулась в омут головой Вторая. Потом Первая развелась. Потом снова окольцевалась. Потом родила сына и на этой почве снова вспомнила про меня. Мужу она не доверяла забор мальца из яслей, но почему-то доверяла это мне.

Потом Вторая улетела от мужа-лётчика. Долго заочно разводилась. И вот наконец она идёт со мной за руку между сосен. И не знает, что мне уже не нужен никто. Я изменился за эти годы. Я благодарен им обеим, не сумевшим меня полюбить. Вся моя нерастраченная нежность отдана непроявленному под этим солнцем. Лежащему за гранями обычного зрения. Я посвятил себя упражнениям и медитациям, дал пути выбрать меня для лучшей смерти. Я воин. И я не хочу втягивать семью в свои эзотерические отношения с миром.

Зато меня любит Мать. Я могу прижиматься к стволам и слушать её голос. Могу протянуть руку в огонь и коснуться её тела. Я уже много чего могу. Здесь, в горах, хорошо учат тех, кто готов слушать.

Катунь что-то сердито бурчит. Она не любит, когда я целую другую. Катунь – ревнивая вода.

Нет, я не девственник, между первой и второй любовью у меня были гормоны. Но я знаю цену любви и не хочу больше. Я вижу иную дорогу за последними закатными лучами в сумерки между сосен. И дорога эта – для одного.

Вот так земная жизнь закончилась для меня.

Я уже ничего никому не обещал.

Мы с моей Второй вернулись в город. Разъехались по своим квартирам: я жил один, она – с мамой и папой…

И тут позвонил Ворон.

И его поздний звонок немало удивил меня.

– Ты не мог бы приехать?

– Куда? – Я помнил, что у Ворона был домик в пригороде, но я не нанимался тащиться туда, глядя в ночь.

– Я продал дом и купил квартиру. Это на Островского, приезжай, я больше не могу. Оно нашло меня здесь.

Психоз, думал я, алкогольный психоз. А сам уже шагал к остановке, соображая, на какую маршрутку сесть. В свете габаритных огней припаркованной у коммерческого киоска "тойоты" грязь казалась похожей на кровь.

Улица Островского – это не широкий Ленинский проспект, и не демократичный Красноармейский, и даже не уводящие в прошлое улочки Старого Барнаула. Это тупик. Задворки уличных смыслов.

Квартиру Ворон купил здесь, похоже, прямо вчера. Мебели – кроме него и кота – не наблюдалось. Кот был рыжий, мордатый, полуперс, Ворон – худой и бледный и, конечно, с похмелья. Зря я ему поверил. Сердце, правда, стучало в нём не по-детски. И зрачки были расширены от страха (наркотиков он не употребляет, я видел).

– Вот, – маг сунул мне деревянную фигурку. Старую, отполированную многими руками, грубой работы. – Это Старик. Я его из Казахстана привёз. Не спрашивай, где взял. Теперь душа его приходит за мной. Спать не могу. Три ночи уже не спал…

"Пил ты три ночи, – думал я, глядя в воспалённые глаза. – А теперь тебе мерещится. Украл ты фигурку, вот совесть и…"

– Забери меня отсюда! Ты же можешь, я знаю! – взмолился мой незагаданный друг. – Придёт он за мной сегодня! Чую, придёт. Я же врал тебе, что не побоюсь умирать. Я и не понимал, как грешен. Только сейчас я понял, что не отмолить уже. Ты не думай, я каждый день хожу в храм, здесь рядом есть недостроенный. Батюшка очень мне помогает, я всё время теперь на стройке. Мне ничего для себя не нужно, только бы умереть, только бы знать, что душа пойдёт потом вверх, к Богу. Ты же знаешь! Ты же говорил, что видишь, куда уходит душа…

Вот так пробивает только спорящих с верой. Тех, кто грешит, надеясь на особенное клеймо во всеобщем стаде. А потом вдруг предсмертная иллюзорность стирает регалии и заслуги, и они ищут хоть какого-то бога. Жадно. А бог не поможет. Бог спит, я видел его во время медитации. Бог – всего лишь часть изначального света, того, что сокрыт и в каждом из нас. И это – твоё дело, чем ты изгадил самого себя к собственному финалу.

Да, бог простит. Но только если сумеешь очиститься и подняться до него сам. Тогда – светлое в тебе притянется к свету, и ты устремишься вверх.

Но свет лёгок, а бездна безмерна.

Смешно, но я даже не христианин. Я не считаю, что достойно зарабатывать на спящем боге, который уже никому никогда не поможет.

Поднимаясь из тела дорогами смерти, я видел не раз, как огромная алчная Мать распахивает бездонную пасть, чтобы поглотить тех, кто слишком тяжёл для света. И сползание в тяжесть – их собственный выбор, он не зависит от земной профессии, пусть даже обладатель её служил человеческим маскам бога.

Придёт час, и главными в нас всё-таки окажутся честь и верность, смирение и нестяжательство, способность прощать и не желать власти над другими слабыми. А по одеждам и маскам – различий в добре и зле я не наблюдал.

А ведь когда-то мы спорили с Вороном о возможности пройти между истиной, праведностью и грехом по мифическому серому пути. Чтобы не совершать ни добра и ни зла. Чтобы обращаться к тёмному нутру бездны, вызывая безбрачие и болезнь одному и тут же лечить другого, протягивая руки к свету. Он не смог. Да и есть ли он вообще, этот серый путь? Можно ли потерять часть себя, сохранив неизменной другую? Стать пером, зависшим над пропастью?

– Одевайся! – сказал я. – Холодно на улице.

Я повёл его пешком, хоть нам и нужно было преодолеть не меньше четверти города.

Ночь, слякоть.

Он всё время оглядывался: идёт ли за ним то, чужое, что пугало его.

Я не оглядывался. Я уже знал, что демон может питаться только страстью породившего его. И от равнодушия ему не спастись. Я тоже имел когда-то глупость, алкая любовного счастья, узреть собственного демона.

Мой был из тех, кого называют ракшасами. Я не говорил с ним. С демонами не разговаривают. Твой демон всегда встанет на одно слово дальше тебя, переговорит, обманет. Потому что он – твой.

Я стоял с ним глаза в глаза. И осознав, что стихия его воздух, обратился к флейтам ветра. Барнаул – ветреный город, я не помню дня, чтобы не дуло в нашей степи.

Ветер коснулся меня. Ветер унёс моё желание обладать объектом моей любви. И флейты наполнились и запели…

И тогда мой демон лопнул как мыльный пузырь. И я больше никого не люблю так, чтобы хотеть его в собственность. Настоящая любовь – освобождает. Она склоняется над раненым ею и перерезает горло, вытирая о сапог окровавленный нож.

Когда я, не оборачиваясь, смотрел глазами Ворона, то видел, как катится за ним по пустынным улицам тёмное волосатое Ничто. Гигантское живое перекати-поле, сгусток страха, поросший волосами ужаса, распознавших его. Своими глазами я не видел ничего. И демон знал, что я и не увижу.

Подходящий нож в доме нашёлся быстро. Не было женщины, и я набрал номер моей Второй.

Да, сейчас – вот так. Я наберу номер, и она сорвётся ко мне глубокой ночью. Раньше было иначе. Но тот, кем я был раньше, не был нужен ей, а мне сегодняшнему не нужен никто. Мне требуется лишь женская энергия для работы. Она даст мне необходимое равновесие.

Женская и мужская энергии образуют в сумме идеальное движение в этом мире. Это колокол жизней и поводок для планет. Она не позволит мне сорваться вниз, даст силы вернуться.

Я собирался проложить мост над бездной для своего ночного гостя. Страшный мост из лезвия ножа, поставленного на ребро.

Такова была цена мимолётного знакомства. И человеческого раскаяния. Цена последней просьбы, в которой нельзя отказать.

Да, по пути я попросил её купить водки. Пить кровь, не запивая водкой, не для всех адекватная задача. Но гость с похмелья и сейчас будет пьян. А моя Вторая после развода с лётчиком совсем ничего не боится.

Я говорю ей обнять Ворона, и она обнимает. Чтобы быть рядом со мной, она обнимет теперь что угодно.

Между моих ладоней – тьма. И круг замыкается. Такой маленький круг.

Я разрезаю руку, и кровь течёт прямо в стакан. Я не сторонник красивых ритуалов.

Ворон пытается рисовать на полу приличествующие моменту знаки, но всё это не важно. Знаки – лишь маячки, помощники воли. Если я намерен сейчас пройти по клинку, мне не нужны уже ритуалы.

Почему я хочу этого для него? Хотя бы потому, что он пытался найти хоть какой-то путь в давящей серой обыденности. Большинство не хочет даже поднять головы.

И я кладу простой нож с чёрной пластмассовой ручкой поперёк той бездны, которую ему положено миновать. И соединяю ладони. И поднимаю глаза, чтобы увидеть стоящего надо мной Азараила, Ангела и Демона порога. И встречаюсь с пылающими глазами его, чтобы он узнал во мне проводника. И горю вместе с ним. Но, пока я горю, по тонкому лезвию ножа уходит в небытие душа моего нечаянного друга.

Всё.

Больше я ничего не могу для него сделать. Завтра эта дорога может не удержать даже меня. Завтра – будет поздно.

Я делаю вдох. Время слилось в один остановившийся миг, но дыхание освобождает его. И тьма усталости наваливается вдруг, как тяжёлая шуба из чёрной овцы. Но я превозмогаю усталость и ещё долго говорю с телом Ворона.

Наконец то, что остаётся от моего гостя, засыпает, оно даже мечется и кричит во сне.

Утром я отвожу его обратно. Пешком. Ещё не ходят трамваи. Я не хочу, чтобы случайные прохожие увидели его близко.

На работу попадаю невыспавшийся и разбитый. В обед (как быстро) звонит телефон, и какая-то женщина спрашивает:

– Вы такой-то?

И молчит в трубку.

– Отчего он умер? – говорю, чтобы не молчать.

– Сердце остановилось… Может, у вас сохранилось фото? Вы же снимали его для газеты? Нам очень нужно фото на памятник.

Женщина боится, я слышу. Боится осуждения так же, как и мёртвого уже мужа. Наверное, гражданского, иначе всё-таки не решилась бы мне позвонить.

Снимки… Он говорил мне тогда, что редакционный фотоаппарат не годится – будет испорчен или снимок, или камера. И я не удержался, снял.

– Да, – соглашаюсь я. – У меня есть его фотографии. Цветные, в хорошем разрешении.

И даже обещаю привезти.

– Прощание будет завтра, в недостроенной церкви рядом с домом.

Она плачет, но я не утешаю даже из вежливости. У него нет родственников. Ей достанется двухкомнатная квартира, ей есть за что страдать.

На следующий день вместо обеда еду в церковь.

Когда-то в нашем городе была всего одна раскрученная церковь. Теперь я сбился со счёта: так резво поспешает искушённый народ зарабатывать на вере деньги.

Церковь достроена больше чем на две трети. В ней холодно. Хорошо, что успели закрыть крышу.

На лавочке, у чёрного, как и при жизни, тела, сидит женщина лет сорока пяти, полная и неопрятная. Наверное, она плохо замечает сейчас, как и во что одета. На голове – чёрный платок.

Батюшка, увидев меня, маскируется за аналоем. Больше в церкви нет никого.

Я отдаю фото, сажусь на деревянную скамью, внимательно оглядываю неуютное помещение. Струганый пол, покрытый домоткаными половиками. Очень мало икон. Я фиксирую внутренний взгляд в правом верхнем углу, где часто тёмными, мучительными сгустками висят обрывки астральных тел умерших. Пусто. Ворон покинул нас, крылья его расправились перед смертью. А чёрное – не внизу и белое – не вверху. Всё иначе. Главное – не бояться, и бог примет тебя любого.

Пусто...

Я сделал всё правильно. Смертные слои души уже разложились. Фантомов нет. Углы, куда часто уходит негативный энергетический ком, – пусты.

Я поднимаюсь.

– У него не было друзей, кроме вас, – говорит женщина. – Это очень странно. Вы и он… Вы совсем другой.

Ну да, я – с другой стороны монеты. Но кто вообще знает, что такое настоящая дружба? Люди считают дружбой разделяемое в радости. Испытания они делят чаще всего с чужими.

Наверное, черноволосый красавец Ворон знавал многих женщин, но в горе последних дней с ним не побоялась остаться лишь эта.

Я касаюсь её руки и ухожу.

Священник испуганно смотрит мне вслед. На мне всё ещё лежит тень Азараила, Меченосца, Ангела света и Демона тьмы по совместительству.

Но это – не серый путь, который искал Ворон. Нет при жизни никакого серого пути. Как нет добра и нет зла. Есть великое сияние света. И мы летим к нему, как мотыльки на огонь костра. И нужно лишь суметь вовремя остановиться. Иначе свет сожжёт наши устремления в пепел, а пепел опустится в бездну. Чтобы когда-то начать всё заново.

Но мы почему-то понимаем под жизнью вечное кипение у самого огня.

Так пусть же Ворон кипит!

Я выхожу из церкви в свой город. Если он сейчас не вернёт меня туда, где я смогу отлежаться, я не сумею дойти сам. Я не чувствую земли под ногами и не вижу сигналящих мне машин.

Но автобус подхватывает на середине тёмной улицы, и просыпаюсь я уже у знакомых домов.

Ночь. Бездна.

Я не помню, где и когда я был. Воздух всё ещё струится перед глазами, не давая вышагнуть из себя в сейчас.

Спрыгиваю на тротуар, проникая взглядом сквозь тёмные дома и плывущие между ними машины… И вижу на лавочке возле дома мою Вторую.

Я забыл про неё. Не помнил даже, как мы расстались в утро смерти Ворона. Не помнил данных на днях обещаний.

И лишь она помнила. Ждала меня здесь, в темноте, на грани города и миров, исчезающих в бездне водоворота маленькой капли из сосуда Кали. Чёрной капли.

Я поцеловал её и не ощутил ревности в сумеречном небесном звоне. Солнце чернело во мне.

Мы обнялись.

– Он умер? – спросила она. – Скажи, ведь он же умер?

Она оцепенела и замёрзла. Но холод постепенно возвращал мне память. Наверное, моя Вторая ждала на лавочке часов с пяти, ведь мы собирались с нею сегодня в кино. Вспоминая об этом, я тут же теряю чёткость другой, теневой памяти.

– Кто? – почти искренне удивляюсь, пытаясь согреть.

Ей не нужно этого знать. Я не ангел и не убийца. Мы просто приютили на ночь пьяного, больного духом человека.

Но сейчас – она почти знает. Если она станет мне другом, это будет куда больнее любви. К моей неразделённой боли добавится её боль. Боль сердца, которое никогда не сможет забиться в полную силу.

Я поднимаю голову. Ход чёрного солнца ещё можно изменить. Я уже уходил в своё личное прошлое на неделю, а здесь на весах всего лишь часы.

Сжимаю сердце в ладони левой руки, оно согревается от боли, и напитанный кровью воздух – сохнет, а время послушно тянется назад, порождая и во мне сосущую, тянущую тоску.

Но солнце подпрыгивает от горизонта. Красное. А моя Вторая оглядывается и переминается с ноги на ногу у моего подъезда. И мы ещё успеваем в обещанное ей кино.

Мне плохо. Это слишком для одного долгого дня.

Да, я опять усну в кино, моя малая. Да, я сам не знаю, где я опять устал.

Город? Живой? Ну, да ты что?

Как ты смешно целуешься.

Ну, ладно, я покажу тебе его с изнанки. Я верю, что ты у меня ничего не боишься.

Не знаю, прав ли я, доверяясь тебе. Не знаю, будешь ли ты счастливой в своём ведении. Но ты хотя бы не заточишь себя в клетку снов о жизни, как наша милая старенькая верстальщица. Ты знаешь, ведь если она вдруг сделает шаг из своей темницы – то просто ослепнет от солнца. Такова сила тюрьмы, в которую загоняешь себя сам.

А ты – будешь свободной. Это я сумею дать тебе и с той частью сердца, что осталась у меня в груди.

"Stat rosa pristina nomine, nomina nuda tenemus"[1].

1"Роза при имени прежнем – с нагими мы впредь именами" (лат.). Фраза, завершающая роман Умберто Эко "Имя розы".

[1]

Алёна Васильева. Короткий контракт

Страница автора: https://author.today/u/alenashah

День с самого начала выходил каким-то сумбурным и раздражающим. Сначала оказалось, что заначенная на завтрак ароматная булочка с корицей покрылась плесенью. Потом двери автобуса закрылись перед самым носом. Завершая картину, отсыревшие от нудной весенней мороси туфли до крови стерли обе пятки, попутно разорвав тонкий капрон и пустив по нему сложносочиненные стрелки.

Прихрамывая одновременно на обе ноги, Марина доковыляла до офиса. Тяжело выдохнув, вытянулась в кресле. Почти не опоздала.

Вообще-то можно было не мчаться изо всех сил пешком, а подождать другой транспорт. Руководство в компании понимающее, а девушка у них на хорошем счету: клиентам не хамит, на больничный не ходит, работает на совесть.

Но привитая с детства патологическая ответственность уже не в первый раз играла с ней злую шутку. Именно она делала Марину незаменимым работником. И именно она сулила покупку новых колготок и стратегического запаса пластырей.

Выведенная на панель задач оповещалка почты уже настойчиво мигала новыми сообщениями. Целых шестнадцать. Брр.

Клиентам, заказывающим цветокоррекцию сделанных на телефон свадебных фото или ретушь второго подбородка любимой свекрови, невдомек, что рабочий день начинается в девять и заканчивается в семь. Они присылают правки и в полночь, и в пять утра, искренне возмущаясь, когда не получают моментального ответа.

Многие, конечно, живут в других часовых поясах. Но сайт ведь работает по Москве! И это написано большими буквами на главной странице.

Впрочем, Марина сама была частично виновата в избалованности заказчиков. Чтобы избежать вала утренних правок, она нередко продолжала работу и за домашним компом, так что постоянники привыкли видеть ее в сети почти круглосуточно.

Похоже, у них день тоже не задался. Сегодня общее фоновое настроение можно было описать как хамовато-раздраженное. Даже лапочка Олег, который всегда пел длинные дифирамбы ее виртуозному владению фотошопом, прислал длинную «простыню», которую коротко можно было описать как «я недоволен, вы сегодня совсем не старались».

Абсолютное вранье, кстати. Старалась, да еще как, убирая с лица модели свежевыдавленные угри и зеленые паразитные оттенки яркой листвы.

Конечно же, все хотели правки незамедлительно, так что подняться из-за монитора Марина смогла только часа в четыре. К тому времени наворачивающиеся на глаза слезы обиды чередовались с приступами бессильной ярости. Даже то, что Олег написал многословное извинение (видите ли, не в той программе открыл фотки), не спасло ситуацию. Тем более, две трети его заказа уже были переделаны почти с нуля.

Вообще-то девушке очень нравилась эта работа. Но в такие неудачные дни хотелось лезть на стены. Да еще дождь тоскливо вымачивал улицы вторую неделю без перерыва. Питер, что поделать…

Сбросив под столом туфли, ретушер вдохнула малиновый аромат любимого чая. Раз-другой. Кажется, жизнь начала налаживаться.

В этот момент резко пиликнула почта, и девушка, вздрогнув от неожиданности, плеснула на руку кипятком. Кое-как пристроив чашку подальше от края, она опустила голову на руки. Очень хотелось поплакать, но глаза так и оставались сухими.

Безысходность. Безнадега. Тоска.

Как хотелось бы не зависеть настолько сильно от зарплаты и заказчиков! Иметь возможность сесть на поезд в первом понравившемся направлении и уехать, не таща с собой ничего из прошлой жизни!!! На время или навсегда. Как захочется.

В такие моменты Марина начинала самозабвенно играть в лотерею. Не то чтобы она спускала на это много денег: лишних попросту не было. Но два, три, а то и четыре билета дарили временную надежду. И долгое разочарование.

«Как выиграть? Как выиграть наверняка?» – вертелось у нее в голове. – «Купить, что ли, хрустальный шар и попробовать увидеть заветные числа в нём?»

Хрустальный шар…

Как-то сами собой мысли потекли в русло эзотерики и добрались до вызова тёмных сущностей. Девушка невесело усмехнулась: «докатилась». Но терять, казалось, было уже нечего. Возможно, ситуацию помог бы разрешить отпуск. Но зарплата зависела только от количества выполненных заказов. Так что отдых оставался почти такой же абстракцией, как выигрыш большой суммы денег.

Кое-как разобравшись с текущими правками, жертва рутины принялась гуглить тематические форумы. Уже к концу рабочего дня с популярного китайского сайта ехало все необходимое, кроме кошачьей шерсти и волос девственницы. Впрочем, и то, и другое можно было достать ближе к делу.

***

Лето неуверенно вступало в свои права. Почти просохли парки, запахло тополями. Начало появляться солнце, и от апрельской депрессии осталась только смутная саднящая тень где-то на грани сознания.

Марина уже почти забыла о своем интересе к потустороннему, когда, выгребая из почтового ящика накопившуюся за месяц макулатуру, обнаружила аж четыре уведомления. Нужные ингредиенты для вызова демона пришли удивительно слажено и были готовы к выдаче.

Пару недель коробочки так и лежали на комоде нераспечатанными. В сквериках вовсю цвели одуванчики, а окна уже не приходилось закрывать на ночь, чтобы не замерзнуть.

Приехала погостить подруга из Череповца.

Анна была постарше: зимой ей исполнилось тридцать восемь. В погожие июньские деньки она решила вывезти свою дочь-выпускницу посмотреть Петербург и исподволь – его многочисленные университеты.

– Тёть Марин, постриги меня, а? Ты же хорошо умеешь! – попросила малявка. Вымахавшая, впрочем, уже во вполне привлекательную девушку.

«Волосы девственницы», – невзначай всплыло в голове у хозяйки дома. Отказывать не стала. Ну чего бы уже и не попробовать, раз всё так складывается?

***

В июле снова зарядили дожди. Серая пелена нагоняла тоску и подходящее вдохновение для мрачного ритуала.

Выбрав самое темное время в ночь с субботы на воскресенье, Марина нарисовала на кальке магическую фигуру, зажгла свечи и разложила сомнительные прибамбасы китайского производства согласно инструкции. Над крышами домов бушевала гроза. Деревья сгибало чуть ли не пополам. Кот забился под кровать и неодобрительно зыркал оттуда на непривычный антураж.

Посмеиваясь над собой, девушка развернула длинную распечатку с заклинанием, еще раз пробежалась по ней глазами, чтобы не сбиться, и приступила к чтению.

Когда со звучанием последнего слова пламя свечей дёрнулось и вытянулось до потолка, она в первый момент даже не осознала происходящего. Пришедшее в следующую секунду озарение заставило ее заледенеть. Ноги подкосились, по ладоням побежали мурашки. Девушка дернулась, собираясь нарушить сложную схему, но замерла. Она не знала, остановит ли это ритуал или вообще выведет его из под контроля.

Читая про вызов, она настолько мало верила в реальный результат, что как-то не предусмотрела путей отступления.

А в центре намалеванной шариковой ручкой многолучевой звезды уже клубилась темнота.

Обливаясь холодным потом и еле дыша, Марина пыталась собраться с мыслями. В принципе, демона можно отправить обратно, ни о чем с ним не договариваясь. Эта часть в распечатке присутствовала.

Да, точно. Так и надо поступить.

Извиниться за беспокойство, отправить тварь домой, а потом срочно откопать в шкатулке свой освященный детский крестик, сбегать в церковь, рассовать ладан по всем углам дома…

Тьма рассеялась, как по щелчку пальцев, и глазам Марины предстал молодой мужчина приятной наружности, в джинсах и белых кроссовках. Из демонического на нем была только футболка с небольшой пентаграммой на нагрудном кармане. Как логотип у какого-нибудь интернет-настройщика.

– Здравствуйте, – он обаятельно улыбнулся. – Чем могу помочь?

– Н-ничем, – кое-как выдавила Марина. – Всё уже в порядке. Извините за беспокойство.

Демон пробежался глазами по комнате, скептически хмыкнул. Его улыбка из дежурной стала снисходительной, и он присел на корточки, почти сравнявшись по росту с так и оставшейся на полу девушкой. Доверительно заглянул ей в глаза.

– Слушайте, – проникновенно начал он. – Я знаю, что про нас рассказывают всякие страсти. Но мы всегда совершенно искренне пытаемся помочь людям, попавшим в беду. Даже вопреки дремучим средневековым суевериям.

– В обмен на душу? – подозрительно спросила та. Перебивать вежливого «менеджера» было неудобно, но она совершенно ясно помнила совет: не вступать в длительный диалог.

Полночный гость заливисто расхохотался.

– Ну, можно, конечно, и так. Но мы уже очень давно принимаем альтернативные способы оплаты. У нас, знаете ли, дефицита душ не наблюдается.

– Кредитки? – неуверенно фыркнула девушка.

– Нет. Конечно нет… эмоции.

– Это как? – не удержалась от вопроса горе-заклинательница. – Я должна буду отдать вам все свои ощущения? И остаться без них?

– Еще чего! – отмахнулся молодой человек. – Мы же не звери какие-то! Нам нужны яркие переживания, но отбирать их у вас никто не вправе и не в силах. Вот пример классической сделки: я даю вам то, что вы захотите, после того как вы проходите через все свои страхи. Переживаете их в полной мере. Конечно, в любой момент вы можете прервать сеанс, выбрав иную форму оплаты. Ну, ту же душу.

– Но ведь страхи могут и убить… – неуверенно пробормотала Марина. Предложенный вариант здорово заинтересовал. В силе своего характера она почти не сомневалась.

– Ни в коем случае! – возмутился демон. – Все ситуации моделируются только в сознании подопечного. И мы очень тщательно следим за его состоянием! Поверьте, человеческая медицина на фоне наших возможностей – не больше, чем смоченный слюной подорожник.

– Я правильно понимаю, что в обмен на выполнение своего самого заветного желания я должна просто посмотреть набор кошмарных снов? – руки девушки уже почти перестали дрожать, а в сердце затеплилась надежда на благополучный исход. Более того – на исполнение мечты!

– Совершенно верно!

– Ну, и договор у вас, конечно, на трех сотнях страниц мелким шрифтом? – где-то определенно должен был быть подвох.

– Да нет… Вот, можете посмотреть, – изящным движением адский менеджер достал прямо из воздуха одну единственную страничку. Текст, правда, был напечатан с двух сторон, но крупным разборчивым шрифтом и без всяких сносок.

Помимо привычных канцеляризмов в стиле я такой-то, нижеподписавшийся, текст договора был предельно краток и ясен. В обмен на обозначенную услугу (пара пустых строк для заполнения) заказчик предоставляет представителю исполнителя набор негативных эмоций посредством теоретического переживания собственных страхов в порядке, установленном исполнителем. Опасность для жизни заказчика полностью исключается. В любой момент испытания заказчик вправе изменить способ оплаты на альтернативную (пустые строки для заполнения).

– А… ммм… что вы можете предложить в качестве альтернативной оплаты? Ну, кроме продажи души? – спросила Марина, дважды перечитав коротенький текст.

– Сейчас свяжусь с руководством, попробую выбить для вас оптимальные условия. Подождёте минутку? – снова заулыбался гость.

Дождавшись неуверенного кивка, он повернулся к девушке спиной и тихонько заговорил в самую обыкновенную гарнитуру, прицепленную на ухо. До ретушера долетали только обрывки фраз: «да-да, хорошо бы пойти на некоторые уступки», «ну, она же в первый раз!», «может быть, можем еще что-то предложить?», «ну, хотя бы…», «хорошо, спасибо!»

Повернулся он несколько сконфуженный:

– Знаете, у нас сейчас сезон… Поэтому альтернатив страхам только две: классический вариант с душой и десятилетний контракт на жертвоприношения. Вы можете каждый месяц посвящать Боссу жизни трех котят и одного человеческого младенца.

Марина обалдело уставилась на него, не веря своим ушам. Последнее заявление совсем не вязалось с безобидной внешностью говорившего.

– Мне это тоже не нравится, – печально развел руками менеджер. – Но это все, что я смог согласовать на сегодня. Извините. Можете попробовать обратиться к нам в феврале… но гарантий, конечно, никаких. К тому же, я не знаю, кого к вам пришлют в следующий раз. У нас, к сожалению, не все специалисты… кхм… клиентоориентированные.

– Да нет. Давайте, наверно, сейчас, – заклинательница представила в своей комнате гигантскую фигуру пышущего огнем Вельзевула. – Только сначала расскажите мне еще про страхи. Я всё никак не могу решиться. Сколько их будет? И какие?

– Представьте максимально реалистичный сон. В нём все кажется настоящим. Вы не помните о том, что кошмар можно прекратить, а переживаете его до самого конца. В перерывах «выныриваете» и можете попросить о смене оплаты. Я всё время буду рядом. Что касается конкретики – тут все зависит от сознания. Я же не знаю, что вас пугает. Обычно это смерть, болезни, насекомые. Всякое такое.

«Выныриваете».

Марина подумала, что не так уж это ужасно. Пережив очередной страх, оставив его позади, уже гораздо легче побороть собственную слабость и не остаться без души. Жертвоприношения она сразу же отмела как неприемлемые.

– Но мне не будет ничего угрожать? – еще раз уточнила она.

– Не будет. Страх, не более того.

– Ладно, давайте заполнять. Кровью?

– Да нет, вот – держите ручку, – в руках демона появился красивый золотой «паркер». Чернила, впрочем, оказались красными.

– Дань традиции, – пожал плечами пришелец из ада.

***

Марина потерла глаза рукой. От долгого сидения перед монитором они словно наполнились песком. Голова нещадно ныла с самого утра. Да еще и дурацкая навязчивая слабость…

Может, простудилась? Или отравилась… Хотя чем бы?

Неприятное тошнотное ощущение усиливалось, в животе крутило. Сосредоточиться на работе не удавалось. Девушка поднялась и направилась в туалетную комнату. В вертикальном положении дурнота многократно усилилась.

Безрезультатно постояв, склонившись над унитазом, Марина немного отдышалась. Руки и колени дрожали. Ну точно, отравилась. Или просто дело к «красным дням календаря». Она села, твердо решив по выходе из туалета отпроситься домой. Может быть, даже на пару дней.

Пришлось задержаться: кишечник все-таки дал ощутимый сбой. Зато резкая крутящая боль внизу живота наконец унялась, превратившись в фоновую ноющую тяжесть.

Девушка уже совсем было успокоилась. Оправила одежду, обернулась, чтобы нажать кнопку слива и отшатнулась, тихо вскрикнув. Кровь. Много крови. И дело никак не в месячных.

В глазах потемнело. Задыхаясь от страха, она выскочила из кабинки, прислонилась спиной к холодной стене. Сползла на пол, глубоко дыша и стараясь унять панику.

«Ничего. Все нормально. У меня неплохое здоровье. Ну, кровь, да. У всех организм иногда сбоит. Может быть это, ну я не знаю, геморрой! Он при сидячей работе появляется у многих. Надо дойти до врача. Вот прямо сегодня. Сейчас отпрошусь, прямо с работы позвоню в поликлинику и пойду».

Начальница, увидев белое, без кровинки, лицосвоего лучшего ретушера, не только отпустила ее с работы, но и предложила вызвать скорую. От такой крайней меры Марина отказалась, но в поликлинику поехала на такси. К счастью, участковый терапевт принимал в вечер.

Анализы всего и вся, четыре дня томительного ожидания. Сонливость, слабость, скверное самочувствие. Паника.

Замирающее холодом в груди предчувствие чего-то очень нехорошего.

На пятый день терапевт позвонила из поликлиники сама.

– Марина Викторовна? Добрый день. Пришли ваши анализы. Сможете подъехать в поликлинику сегодня в интервале с трех до семи часов?

– Да-да, смогу, конечно! Так что там? Все… нормально? – голос предательски сорвался.

– Простите, я не вправе обсуждать результаты анализов по телефону. Подойдете в триста первый кабинет. Без очереди.

В полтретьего Марина была уже в поликлинике. Натянув бахилы, она чуть ли не бегом поднялась на третий этаж. Возле нужного кабинета никого не было.

«Онколог», – похолодев прочитала девушка и опустилась на скамейку возле двери, уставившись в пол. Руки стали холодны, как лед. Пальцы ощутимо дрожали, по всему телу пробегал озноб.

– Вы ко мне? – вырвал ее из полузабытья голос улыбчивой пухленькой женщины в белом халате.

– Да. Я… анализы… – Марина неожиданно для самой себя всхлипнула. – Соловьева…

– Ну-ну, тише, – врач мягко тронула ее за плечо. – Стоит увидеть эту табличку, и пациенты начинают падать в обморок. А зачастую оказывается или ложная тревога, или вполне излечимая хворь. Давайте посмотрим, что там у вас.

Вытерев глаза, девушка прошла за доктором в кабинет.

Та долго изучала бумажки, кивала, что-то записывала. Задавала вопросы о самочувствии и раковых заболеваниях в семье. Все это время она поддерживала легкий непринужденный тон и почти успокоила пациентку.

– Паниковать рано, – сказала она. – Но и откладывать решение проблемы нельзя. Вот вам два направления на более узконаправленные исследования. А уже в зависимости от результатов будем предпринимать те или иные меры.

Врач ободряюще улыбнулась.

– Хорошо, спасибо! – Марина взяла бумажки и направилась к выходу. Уже закрывая за собой дверь, она увидела в отражении на стеклянной дверце шкафчика с бумагами, как женщина в белом халате устало спрятала лицо в ладонях и замерла так, упершись локтями в стол.

Утешения не было. Врачи совершенно четко дали понять, что и операция, и химиотерапия в данном случае – не более чем процедуры для очистки совести. Они не помогут. И чудо не поможет. И осталось очень мало времени.

В слезах выйдя из очередного, наверно сотого по счёту, кабинета, девушка отошла к окну. Достала мобильник и нашла мамин номер. Та жила в другом городе и общалась с дочерью не чаще раза в неделю. Отношения у них были ровные, скорее дружеские, чем семейные. О своей болезни Марина не хотела говорить до последнего. Вдруг бы пронесло, тогда и волновать нечего…

Не пронесло.

– Алло, – раздался в трубке недовольный голос.

– Мама, привет, – девушка сделала пару вдохов, прикрыв микрофон и пытаясь приглушить рыдания.

– Солнышко, ты не можешь попозже перезвонить? Я занята.

Конечно, мама занимается строительством, у них сейчас самый сезон.

– Мам, это важно… Пожалуйста, поговори со мной немного.

– Ну что там? – в трубке послышался тяжелый вздох. Ох уж эта эгоистичная дочь!

– У меня рак, – не заплакать все-таки не получилось.

– А не надо было курить! Я тебе с детства говорила, как это вредно!

Такой реакции Марина не ожидала. К слову, сама Кристина Павловна дымила, как паровоз.

– Я никогда не курила! – сквозь слезы выкрикнула она в трубку.

– Не ври мне. Все вы там в своем Питере пачку за пачкой гоните. И не смей орать! Каким тоном ты разговариваешь?

– Мама, я умираю! – горячая обида затопила всё существо, прорываясь криком. Слезы уже текли непрерывным потоком.

– Не драматизируй.

– Я не… Мне сказали, что нет никаких шансов. Понимаешь? Совсем! Всё! Это всё! Конец… Мама…

В трубке послышался очередной продолжительный вздох. Шелест. Щелчок. Кажется, мать прикуривала очередную сигарету.

– Ну что ж… жаль, – наконец сказала она.

– Что? И это всё, что ты хочешь сказать?

– А что мне тут, в лепешку разбиться? Ты всегда была нежеланным ребенком. Но мне правда жаль. Постарайся провести свои последние дни не так бессмысленно, как всю предыдущую жизнь.

В трубке раздались короткие гудки.

Марина сползла по стене, заливаясь слезами. Мечтая умереть прямо здесь и сейчас: не чувствуя вони лекарств, не вымаливая у медсестер обезболивающее. Телефон выпал из рук на бетонный пол и разлетелся на тысячу осколков, как зеркало.

***

Все так же размазывая по щекам слёзы, Марина открыла глаза. Знакомая комната, потолок, демон-менеджер.

Это был сон! Слава Богу! Только сон! Просто кошмар. Болезненная плата за будущее благополучие. Нет никакой ужасной болезни! И Кристина Павловна по-прежнему ее любит. Ну, по-своему, как умеет!

Выиграв колоссальный джек-пот в лотерею, она купит матери дом с садом. И чтобы плетистые алые розы вдоль окон, как в сказке! И всё будет хорошо!!!

– Ну как вы? – спросил демон.

– Тяжко, но ничего. Нормально, – девушка шмыгнула носом.

– Чаю? – сочувственно предложил он.

– Нет, спасибо. Давайте дальше. Хочу побыстрее с этим всем закончить.

Молодой человек задумчиво кивнул, и реальность снова уплыла в сторону.

***

Теплое летнее солнце грело сегодня по-настоящему. На небе не было ни облачка. Для северной столицы – настоящая редкость. То, что прекрасная погода выпала на выходные, и вовсе воспринималось как волшебный подарок судьбы.

Где-то в глубине парка мелодично посвистывал соловей. На улицах было полно людей. Все улыбались: дети с воздушными шариками и мороженым, их матери, в кои-то веки переодевшиеся в нарядные яркие платья и отвлекшиеся от стирки с готовкой. Степенные отцы семейств. Опрятные старички.

Не общество, а утопия.

Марина улыбалась солнцу и лету. Сегодня она тоже нарядилась в легкое платье, направляясь в гости к подруге. Настроение поднимало еще и то, что из командировки должен был вернуться Андрей. К его приходу она настрогала огромную кастрюлю салата оливье. Так что после отличного дня предстоял уютный вечер в обнимку с любимым мужчиной и мурчащим котом.

Станция метро встретила девушку приятной прохладой. Поезд подошел сразу же, и в нем даже нашлись свободные места. Не день, а сплошная удача!

Где-то в перегоне между Удельный и Пионерский вагон замедлился. Свет моргнул, затем снова зажегся, но как-то тускло.

Такое случалось нередко, так что пассажиры спокойно продолжали играть в смартфоны или читать с планшетов. Благо внешнее освещение для этого не требовалось.

В этот раз состав стоял как-то очень уж долго. Марина подняла голову от экрана как раз в тот момент, когда ожила радиосвязь.

– Граждане пассажиры, сохраняйте спокойствие, – машинист сделал паузу, видимо, не зная, как продолжить.

Спокойствию его просьба, само собой, не способствовала. Люди зашевелились, начали нервно переглядываться. В дальнем конце вагона захныкал ребенок.

– Город подвергся ядерной атаке, – прошелестел громкоговоритель. Потом человек у передатчика все же собрался с силами и постарался придать голосу твердости: – Мы все находимся на защищенном объекте. Наши жизни в безопасности. Ожидайте дальнейших инструкций и сохраняйте спокойствие.

На несколько секунд повисла тишина. Только ребенок продолжал заливаться, да звучала на грани слышимости музыка из выпавшего у кого-то наушника. Потом люди зашумели. Кто-то вскочил, кто-то заплакал. Многие начали трясущимися руками набирать номера друзей и родных.

«Нет сети» – неумолимо высвечивал смартфон.

«Андрей еще не должен быть в городе. Он обязательно спасется. Всё будет хорошо. Мы скоро встретимся. Никто не станет в двадцать первом веке воевать всерьез. Наверняка это не удар, а какая-то авария, и все скоро разъяснится».

Но попытки успокоиться получились жалкими и беспомощными. Никто не закрывает метро просто так. Никто не шутит с ополоумевшей от страха толпой, запертой в подземке.

Потом Марина вспомнила про своего рыжего котика и слезы закапали на цветастый шифон платья. Он так любил греться на подоконнике в лучах солнца! Наверно так и лежал там меховым пузом вверх, когда все случилось. Интересно, успел ли он испугаться? Или, может быть, дом уцелел, и Рыжик будет медленно умирать в квартире от голода и излучения…

«Мама!» – девушка попыталась переключиться. – «Атакованы ли только большие города? Все ли нормально с мамой? Какая я эгоистка! Ненормальная эгоистка. О чем я вспоминаю в первую очередь?»

Но слезы падали и падали на тонкий подол. И плакала она почему-то всё равно о коте. То ли оттого, что он был абсолютно беззащитен перед обстоятельствами, то ли оттого, что думать о случившемся с людьми оказалось куда страшнее.

Прошел час или два. Хаос первой реакции улегся. Люди впали в странный безучастный ступор. Дозвониться «наружу» не смог никто. Но на этом участке всегда плохо ловила сеть.

Может быть, наверху всё не так плохо? Может быть, пострадал, например, только центр? А вдруг это вообще учебная тревога? Особо жестокая…

В наступившей снова тишине выделялся странный монотонный звук. Марина завертела головой в поисках его источника. По стеклу снаружи бежала вода. Ручеек медленно, но вполне заметно для взгляда расширялся.

С минуту девушка тупо таращилась на него. Она примерно представляла, что будет, если начнется паника. Но знает ли машинист о протечке? А ведь вокруг электричество!

Как деревянная, с трудом переставляя ноги, она подошла к переговорному устройству. Нажала кнопку. Дождалась, согласно инструкции, разрешающего сигнала.

– По стеклу вагона номер сто семь-тридцать четыре течет вода, – четко сказала она, стараясь не обращать внимания на три десятка устремленных в ее сторону глаз.

В вагоне снова зашумели. Несколько человек ринулись к ее окну.

– Сохраняйте спокойствие, ожидайте инструкций, – ответил машинист. Хорошо, что он хотя бы еще не сбежал.

Водный поток заметно раздался, перекрывая уже половину стекла. К счастью, пока ничего нигде не искрило.

– Внимание! На данном участке тоннеля сейчас будет отключено электричество. Останется минимальное аварийное освещение. Сохраняйте спокойствие. Покидайте вагоны с правой стороны по ходу движения поезда. Перемещайтесь организованной колонной к началу состава. Не создавайте давку. Мы будем продвигаться в сторону ближайшей станции.

Двери по правой стороне открылись. Почти сразу погасли лампы. Только у самого потолка тоннеля горели редкие тусклые фонари, почти не дававшие света.

Зажглись огоньки мобильных. Люди подались к дверям, но никто не решался выбраться первым.

– Там вода, – с сомнением пробормотал здоровенный рябой мужик, вглядывавшийся в туннель. Огляделся. На него смотрели с надеждой.

– Подержите! – он сунул мобильник какому-то молодому человеку и начал осторожно спускаться. Дно туннеля оказалось гораздо ниже, чем привычный перрон.

– С-с-обака, холодная! – раздалось снаружи. – Давайте аккуратно, по одному. Здесь пока примерно по щиколотку. Но пол вроде ровный.

Пассажиры начали неохотно вылезать, ругаясь в меру воспитания и крепости нервов. Копошение и проблески фонариков в темноте слева и справа обозначили, что нечто похожее происходит и в остальных вагонах.

С большим трудом совместными усилиями спустили старушку с клюкой. Она плакала и причитала, но от предложения понести ее наотрез отказалась.

Колонна продвигалась медленно. Уровень воды неуклонно поднимался. Когда ледяная, до судорог, жидкость стала касаться коленей, Марина окончательно уверилась, что это по-настоящему. За такую «учебную тревогу» ее устроителей пересажали бы!

Станции все не было. Казалось, мир сузился до темного беспросветного туннеля, а время замкнулось здесь в кольцо. Они будут брести так вечно, пока не упадут от усталости или не захлебнутся.

Что-то упало с потолка на голову девушки. Зашевелилось. Она вскрикнула, дернулась, сорвала с волос мохнатое тело и швырнула в воду. Непроизвольно повела лучом фонарика вслед. На поверхности вяло шевелил лапами огромный волосатый паук. Красноватое раздутое тельце казалось наполненным кровью.

Шарахнувшись в сторону, Марина споткнулась и чуть не выронила смартфон. Налетела на впереди идущего мужчину. Тот ругнулся, но помог ей устоять на ногах.

Когда колонна внезапно остановилась, вода стояла уже чуть выше пояса. Через несколько минут спереди, по цепочке, пришло ужасное и безжалостное сообщение: «тоннель перекрыт герметичными воротами, связи со станцией нет».

Некоторые начали в ужасе бесцельно метаться. Многие бросились в обратную сторону. Другие, напротив, начали продираться вперед.

Марина прижалась к стене, трясясь от холода и ужаса. Если даже ее не раздавят и не утопят, скоро все заполнится водой. Почему же она никуда не утекает? Ведь в метро столько развилок и боковых туннелей!

«Спасите нас», – исступленно думала она. – «Ну спасите же нас, кто-нибудь! Господи, пожалуйста!»

Когда воды стало по грудь, озверевшие от ужаса пауки посыпались с потолка сплошным ковром. Они лезли на людей, как на живые островки. Вцеплялись жвалами, норовили заползти под одежду и в уши.

Отбиваясь от мерзких тварей, люди роняли смартфоны, и фонари исчезали под водой один за другим. Заморгали и погасли аварийные светильники метрополитена. Осталась только темнота, ледяная вода, снующие по телу колючие лапки и отчаянные крики людей, застывших на пороге неминуемой гибели.

***

В этот раз Марина очнулась с криком.

Демон сидел в ее любимом кресле и читал книгу. Он невозмутимо поднял глаза:

– А вы молодец. Цель оправдывает средства, да?

Девушка только кивнула. Волосы были мокрыми от пота и липли ко лбу.

– Теперь бы чаю, – сипло пробормотала она.

– Уже остыл, – равнодушно пожал плечами посланник ада.

– Ладно, давайте дальше, – девушка решительно откинулась на подушку.

***

Напевая под нос, Марина украшала сливками слоеный ягодный пирог. Лето, вечер пятницы перед отпуском Андрея.

Девушка решила устроить маленький праздник: нажарила полную сковороду его любимой картошки. Испекла ароматный десерт. Купила вина.

Странное дело, сегодня он задерживался. Всегда приезжал домой плюс-минус в семь, а сегодня нет и нет…

Всегда, когда его долго не было, в голову девушки начинали лезть неприятные мысли. Как правило о том, что он попал в аварию. Даже когда ездишь по правилам, не можешь быть, к сожалению, застрахован от идиотов, купивших права, не читая ПДД. Или от пьяных. Или от лихачей.

Звонить любимому в такие моменты Марина опасалась. Хотя он и разговаривал только по гарнитуре, она боялась отвлечь его внимание и стать причиной той самой катастрофы.

В полдевятого она не выдержала и набрала его номер. Телефон оказался вне зоны действия сети.

К полуночи она была уже вне себя от ужаса. Плакала, металась по квартире. Пыталась найти через интернет актуальные сводки серьезных аварий.

Нашла.

«Выживших нет».

Она села на кровать, уставилась в стену.

«Такого не может быть. Нет. Это плохой сон. Сейчас я засну, а проснусь, когда он уже будет дома. И все будет хорошо».

Вряд ли она действительно заснула. Скорее сознание просто отключилось из-за пережитого шока. Очнулась девушка от звонка матери Андрея. Та орала что-то о ее вине, о том, что, живя с Мариной, ее сын постоянно не высыпался, вот и не уследил за дорогой.

Ответить оказалось нечего. Наверно, она и правда плохо заботилась о любимом. Плевать, что он сам предпочитает смотреть сериальчики до полуночи! Она могла бы настоять на более раннем отбое.

А теперь всё бессмысленно. Абсолютно всё.

В какой-то момент она просто выскочила из дому в старой растянутой футболке, нацепив первые попавшиеся тапки. Его тапки…

Она даже не помнила, заперла ли квартиру. Да и какое значение это имело теперь?

Город был почти пуст. Медленно светало. Высоко в небе уже кричали чайки, но фонари на улицах еще несли свой караул.

Ноги вывели ее к Финскому заливу, на длинный городской пляж, весь заваленный стеклами и осколками битого кирпича.

Бездумно переставляя ноги, ощущая все происходящее каким-то нереальным и отстраненным, девушка брела в предрассветном мраке все дальше и дальше. От детской площадки возле новостроек иногда долетали крики и взрывы пьяного хохота.

Тут у темного валуна шевельнулась тень. Как-то странно дернулась. Раздалось рычание.

Марина замерла, медленно сделала пару шагов назад. Но противник явно заинтересовался ею всерьез. Из глубокого полумрака под камнем навстречу поздней гостье поднялась огромная бродячая собака. Шерсть на ней висела клочьями. Один бок был то ли обварен, то ли поражен какой-то болезнью и являл взгляду грязно-серую кожу, всю в царапинах и струпьях.

Короткая морда твари придавала оскаленным клыкам неправдоподобные размеры. Глаза псины почти полностью залеплял гной.

«Бешеная!» – мелькнула в голове у девушки паническая мысль. Она отступила еще немного, стараясь не делать резких движений, но животное неотрывно следовало за ней, продолжая рычать.

До детской площадки так далеко! Да и бросится ли пьяная компания на ее защиту? Еще и соскальзывающие с ног резиновые тапки на три размера больше…

Она все-таки побежала. Не к домам, а в ту сторону, где виднелось меньше буераков, и риск сломать ногу был хоть чуточку ниже.

Обувь почти моментально слетела. Марина помчалась быстрее, то и дело вскрикивая, когда острые осколки впивались в ноги.

Ей сказочно повезло. Видимо, собака была уже на последнем издыхании и не смогла долго продолжать погоню.

Успокоившись, беглянка остановилась, тяжело дыша и упираясь руками в колени. Закрыла глаза, пытаясь прийти в себя. До ее сознания не сразу дошел странный, шелестящий звук.

Прибрежный грунт, смешанный с гравием и поломанными стеблями принесенной прибоем травы, медленно перетекал, скользил, охватывал окровавленные ступни.

«Зыбучий песок? Здесь?» – успела поразиться Марина. Она дернулась в сторону пологого подъема, заросшего травой, но камни резким, неестественным движением провернулись у нее под ногами, моментально охватив тело по самые бедра.

Говорят, что перед смертью перед глазами проходит целая жизнь.

Но в голове у девушки билось только одно: «это не голливудское кино, где в последнюю минуту тебя выхватят за руку из лап смерти».

Впрочем, руки она вскинуть все-таки успела. И, скрываясь под землей, повторяла, как заклинание: «пожалуйста, пусть это – просто сон!»

В следующую секунду Марина открыла глаза дома. Было темно и тихо, но очертания знакомых предметов легко угадывались в комнате, где она прожила почти полжизни.

«Сон!» – мягкой волной накатило облегчение. – «Я жива. Андрей жив. Всё хорошо!»

Захотелось встать и включить свет, чтобы окончательно отогнать наваждение.

Девушка поднялась, щелкнула выключателем. Никакого эффекта. Это было неприятно, комната сразу перестала казаться такой уютной.

Выбравшись в коридор, она дотянулась до выключателя за вешалками. Лампочка засветилась тусклым дрожащим светом, достаточным ровно для того, чтобы понять, что в доме что-то не так. И это «не так» во мраке со всех сторон двинулось к ней.

Марина открыла глаза. Она лежала в своей постели и точно знала, что в комнате есть кто-то еще. Можно было даже услышать его дыхание, почувствовать враждебный взгляд в спину. Но ни двинуться, ни закричать не удавалось.

Она попыталась хотя бы позвать кота в надежде, что тот спугнет потустороннюю сущность, но даже на простое «кис-кис» губы оказались неспособны. Задергалась изо всех сил, пытаясь разбить оковы сонного паралича, но без толку. Даже палец не шевельнулся.

Девушка открыла глаза. Вспомнила, что зацикленные сны у нее уже не в первый раз. Они сопровождали любой особо нервный период жизни. Ничего, с этим можно жить. Главное – проснуться взаправду.

Осторожно встала, цепляясь взглядом за привычные мелочи: кошачья игрушка, мягкая текстура халата. Да, точно, на этот раз проснулась!

Сонно моргая, Марина прошлепала на кухню. Потянулась к выключателю…

Темнота.

Темнота, подползающая со всех сторон.

Она даже не запомнила, сколько раз еще «просыпалась». Иногда просто бессильно дергалась в липкой паутине недосна, исходя беззвучным криком и пытаясь увидеть Того-Кто-За-Спиной. Иногда удавалось встать и пройтись по квартире, ровно до того момента, пока какая-то неправильность окружающего мира не давала понять, что все это – тоже иллюзия.

***

– Ну, как вы тут? – демон-менеджер сидел на краю кровати, внимательно глядя на свою подопечную.

–Хоть вы – настоящий? – она резко села, непроизвольно тронула его за локоть и тут же смущенно отдернула руку.

– Более чем, – заверил тот. – Продолжим?

– Неужели это еще не все мои страхи? И… стоп, слушайте! Подождите! Страх смерти точно мелькал больше одного раза!

Посланник ада взглянул ей в глаза. Непривычно холодно, совсем не так, как вначале.

– А в контракте ничего и не сказано о том, что вы будете переживать свои страхи только по одному разу.

– Что? – Марина похолодела, сердце заколотилось. – И… по сколько…

Хотя она уже знала ответ.

– А вы уже хотите выбрать альтернативный способ оплаты?

Девушка отчаянно замотала головой. Руки тряслись.

– Тогда давайте продолжим. И не надо рыдать. Это ведь был очень короткий контракт, неужели сложно было прочитать его внимательно?

Тишина.

Темнота.

Следующий сон.

Дарья Фэйр. Пельмени

Страница автора: https://author.today/u/fairdarya

– Доченька, когда же ты выйдешь замуж?! – произнесла она, и по лицу, цепляя упавшую на щёку прядь волос, скатилась слеза. Капнула с подбородка, прочертила дорожку в раковине и растворилась в замызганной губке, лежащей на дне.

Она вздохнула, проследив за слезой взглядом, и вновь подняла его на заплывшее разводами зеркало. Скривила нос, приподняв верхнюю губу и повторила, картинно артикулируя:

– До-о-о-оченька, когда же ты вы-ы-ыйдешь за-а-амуж?

В тишине пустой квартиры раздался глухой удар. «Лёд в морозилке наконец отвалился», – с облегчением вздохнула она. Мама уже все уши проела, что пора размораживать холодильник, но зачем, для чего? Если обычно там лежат только пельмени.

– А чем ты мужа кормить будешь?! – опять передразнила она и фыркнула, вытирая слёзы. – А мы с папой внуков хотим! А все твои подруги уже замуж вышли, а ты что? А я тебе говорила, что надо было за Лёньку выходить! Тебе рожать пора, ты должна родить до тридцати!

Она вновь всхлипнула, но затем откуда-то изнутри начал нарастать сначала удушливый, но потом такой освобождающий смех. Дёргая горло и заставляя нижнюю челюсть судорогой дёргаться вниз-вверх. И глаза, такие лучистые, светлые, почти сияющие в отражении, которое только полчаса назад отражало усталое, но любящее лицо матери.

– Доченька, а когда же ты выйдешь замуж? – снова, теперь уже смеясь, спросила она и по-птичьи резко склонила голову к плечу.

Но всё же паясничать не время, сначала дела, скоро папа придёт.

И она, вздохнув, выжала губку, сполоснула и принялась дальше оттирать раковину от бурых разводов. Хорошая раковина, крепкая, даже скола не осталось! Надо ещё муки купить побольше, пельменей наделать – вся морозилка полной будет!

В коридоре раздался звонок. «А вот и папа!» – радостно подумала она и побежала открывать.

Он замер на пороге, с беспокойством оглядывая её всю, и спросил:

– Дочка, ты поранилась? А где мама?

Она не ответила, лишь крепче сжав за спиной любимое пресс-папье. Морозильник будет полный!

Kinini. Отпраздновали

Страница автора: https://author.today/u/iwritekinini

- Опять твои носки по всей квартире валяются! – этот вопль раздался на всю квартиру от моей любимой жены.

Ну вот откуда после свадьбы берутся такие жёны? До свадьбы ж всё хорошо было… И вдруг: милая, кроткая, нежная невеста превратилась в брюзжащую, ворчливую, вечно недовольную бабу. А я, между прочим, отпахал смену – восемнадцать часов, чтоб моей милой было на что погулять в эту ночь. А и оно того стоило. Хэллоуин сегодня, да ещё и пятница, завтра выходной. Вот друзья и предложили развлечься. А я как дурак старался, денег заработал… домой пришёл весёлый все, что заработал, жене отдал. На тебе милая, пошли, погуляем, хоть развеемся… И вот она женская благодарность… Носки ей мои помешали… Вот так вот раз и всё настроение коту под хвост. А она этого даже не замечает… Краситься себе, по телефону трындит, список покупок составляет, весело ей… А я уже идти никуда не хочу… Но кто ж меня спросит… Да и друзьям пообещал… Не могу ж я им сказать, что жена мне носками всё настроение испортила… И ведь, казалось бы, такая мелочь, а зацепила, блин…

В общем, пришлось мне идти…

Разрядились мы. Она меня даже разукрасила… В пирата нарядила, а мне уже было всё равно…

Ну пришли мы в итоге… Радости у меня никакой…, и я решил выпить… Потом ещё… ещё… а потом…

Чувствую плохо мне… щас стошнит… я шевельнулся, и не сразу понял, что лежу… и ничего не вижу… темно…

Ощупал руками, лежу на чём-то мягком… вроде кровать… Пытаюсь встать… опускаю ноги на пол, и чувствую под ногами что-то мягкое… Наклоняться не рискнул, мутит же… щупаю ногами… что-то мягкое подо мной шевелится, и вдруг как вцепится мне в палец… Я дёрнул ногой, оно за мной, висит на пальце, чувствую, зубами вцепилось и вгрызается… Больно же… я заорал… затряс ногой, пытаясь скинуть нечто, а оно сильнее в ногу вцепилось, и видно, что-то пушистое трепыхается… я заорал! Вскочил, не удержался на ногах, упал, схватил это нечто, а оно мне в палец вцепилось… Больно блин… Пытаясь вырваться от этой пакости, в панике стал перебирать варианты… кошка… крыса… собака… Попутно вспоминая Хэллоуин…, друзья… Я выпил… У нас нет дома животных… Да где я, чёрт возьми? Что ж ты за тварь такая, – боролся я с "нечтом", катаясь по полу, даже позабыл, что меня мутило, отбиваясь от кусачего монстра… уже перепугавшись не на шутку и даже трезвея…

– Да что происходит? – услышал я крик жены, и по глазам ударил яркий свет. Я резко зажмурился и тут же открыл глаза.

Я лежал на полу своей спальни, сжимая носок, пытаясь его задушить, завязав его в узлы, а в пальце торчал обломок от канцелярской скрепки.

– Допился … – выругалась жена. – Мало того, что носки свои везде разбрасываешь, так ещё и напился до чёртиков. Она схватила одеяло, подушку, и демонстративно хлопнув дверью, ушла в другую комнату.

В общем, убрал я носки… Верите нет, самому уже надоело, чего они по дому везде валяются…

Алена Рю. Пепел и тень

Страница автора: https://author.today/u/alenaryu/works

Солнечные лучи просачивались сквозь зазор между гардинами и, как руки любовника, гладили Лауру по бархатной коже и каштановым волосам. Девушка наморщила нос и перевернулась на бок. Ее ладонь коснулась чего-то мокрого.

Лаура отдернула руку и открыла глаза. Пальцы отливали красным.

– Что это? – прошептала она и, несколько раз моргнув, заставила себя приподняться.

Муж лежал там, где ему и положено, – на правой стороне кровати. Укрытый одеялом почти до самой черноволосой макушки.

– Гарольд? – позвала Лаура, но мужчина не шелохнулся.

Откинув одеяло, она вскрикнула. Вся спина мужа была покрыта кровоточащими ссадинами.

– Гарольд? – Лаура потрясла его за плечо и дрожавшей рукой коснулась шеи. Пульс не чувствовался.

Отпрянув, девушка едва не свалилась с кровати и кинулась к двери.

– Мели! Мели, сюда!

На лестнице послышался такой топот, словно наверх бежал здоровенный мужик. Но это была всего лишь молоденькая служанка, девушка лет восемнадцати в сарафане с передником и белом чепчике.

– Да, сеньора, – она чуть присела.

– Мели, там, там, – Лаура указала рукой себе за спину. – Гарольд. Доктор, зови доктора. И стражу, стражу.

Служанка вытянула шею, пытаясь разглядеть, что творилось за спиной госпожи.

– Скорее же, – Лаура повысила голос.

– Да, сеньора, – Мели снова присела и побежала вниз по лестнице.

Проводив ее взглядом, Лаура заметалась по комнате. Что делать? Сесть и ждать? А вдруг убийца еще в доме? Нет, если бы он хотел, он бы ее… Тогда что?

Бросив взгляд на себя в зеркало, Лаура остановилась.

– Для начала оденься, – сказала она с интонацией своей покойной матушки. – Негоже приличной сеньоре встречать мужчин в ночной рубашке.

Вдохнув и выдохнув, Лаура пошла к толстому шкафу, стоявшему с правой стороны от кровати. Пока она одевалась, ее преследовало чувство, что муж смотрит ей в спину. А она боялась обернуться.

Гарольд был старше Лауры на семнадцать лет. Он был богат, держал несколько магазинов в центре Сиригарда. Торговал тканями и редкостями со всего света. А ее родители были из давно разорившегося и совсем не знатного дворянского рода. Отдать красивую девочку замуж за денежный мешок, по мнению ее отца, было наилучшим решением.

Впрочем, Гарольд относился к Лауре внимательно и бережно, как к хрупкому цветочку. Осыпал подарками и выполнял почти любые капризы. В обмен лишь требовал исполнения супружеского долга. Лаура не испытывала к мужу страсти, но со временем смогла приспособиться к его привычкам и в целом считала, что отец оказался прав, и жизнь у нее складывалась хорошо.

До сегодняшнего дня.

Одевшись, Лаура кое-как прибрала волосы и поспешила вон из комнаты. Лишь бы не чувствовать стеклянный взгляд мертвеца у себя на затылке.

Спустившись в холл, хозяйка дома присела на небольшой диванчик и принялась ждать. Благо Мели была исключительно расторопной, и уже вскоре за входной дверью послышались голоса.

В дом ввалилось пятеро стражников в легкой кольчуге и вооруженных узкими мечами. За ними проследовал доктор в черной рясе, а замыкала процессию раскрасневшаяся и слегка растрепанная служанка.

– Сеньора де Жиль, – один из стражников снял широкополую шляпу и поклонился. – Капитан Драйден к вашим услугам. А это доктор Ширлинг.

Пожилой мужчина в черной рясе погладил тонкую серую бородку.

– Сеньора, могу я осмотреть вашего мужа?

– Он наверху, – Лаура указала рукой на лестницу. – Я проснулась, а он уже…

Слова застревали в горле.

– Присядьте, – предложил ей капитан Драйден. – И расскажите, что случилось.

Лаура послушно опустилась на диванчик. Но что говорить, она не знала. Оставшиеся четверо стражей тем временем разошлись в стороны и принялись осматривать дом.

– Вы слышали шум? Быть может, кто-то вломился среди ночи? – спросил Драйден.

– Нет, – Лаура качнула головой. – Я ничего не слышала.

– Замок на входной двери цел. Но мы проверим, не мог ли кто-то проникнуть через окно. Скажите, у вашего мужа были враги?

– Не знаю, – она снова покачала головой и, почувствовав, как к горлу подступает ком, повернулась к Мели. – Принеси мне воды.

Служанка исчезла на кухне.

– Гарольд много лет в торговле, – продолжила она, с трудом выговаривая слова. – Но я не слышала, чтобы кто-то желал ему смерти. Да еще вот так…

Когда Мели принесла воды, стало на мгновение легче.

– Все окна целы, – доложил один из стражников. – А черный ход закрыт на засов изнутри.

– Продолжайте осмотр, – Драйден кивнул и снова обратился к Лауре. – Сколько человек живет в доме?

– С Мели вы уже знакомы. Еще есть наша кухарка и экономка, но она три дня как уехала из города навестить родственников.

– Капитан, мы нашли орудие убийства, – послышался сверху голос стражника.

Лаура вскочила на ноги и вслед за Драйденом устремилась к лестнице. За ними подтянулась и Мели.

Комната, где Лаура была всего час назад, теперь казалось другой. Солнечные лучи окрасили кружащуюся в воздухе пыль в золотой свет. Тело Гарольда было перевернуто на спину и накрыто чистой простыней. Доктор сидел на табуретке у изголовья и, перебирая четки, шептал молитву.

Двое стражников стояли с другой стороны кровати. Подушка, на которой спала Лаура, была сброшена на пол. А на ее месте лежал окровавленный кинжал с ажурной рукояткой. Раньше он висел на стене в кабинете мужа.

– Сеньора, – Драйден повернулся к ней. – Мы вынуждены взять вас под стражу.

Лаура побледнела.

– Клянусь, это не я, – сдавленно проговорила она.

– Мы разберемся, – заверил ее капитан. – А сейчас прошу, – он коснулся ее спины. – Не вынуждайте надевать на вас кандалы.

Лауру обступили с двух сторон, но ей и в голову не пришло сопротивляться.

– Мели, – сказала она, поравнявшись со служанкой. – Прошу, найди Тристана.

– Да, сеньора, обязательно, – обещала девушка.

– И да засвидетельствует мои слова Великий Учитель, – трагически произнесла Лаура, следуя за стражниками. – Я невиновна.

* * *

В тюремной камере было темно и пахло плесенью. Из окошка под потолком лился дневной свет, словно дразня ее. Лаура сидела на настиле с соломой и, не зная, чем занять руки, теребила оборки своего платья. С утра она так ничего и не ела. А оставив ее в темнице, стражники больше не возвращалась.

«Они ведь разберутся. Ведь должны же», – успокаивала себя Лаура. Но самой в это не сильно верилось.

Тишину разрезал скрип несмазанных петель, и в коридоре послышались шаги. Перед решеткой возник сначала упитанный тюремщик, а затем, как солнце из-за туч, появился Тристан. Молодому человеку было чуть за двадцать. Высокий, белокурый, с бездонными голубыми глазами. Даже в темнице ей хотелось любоваться его изящными чертами. Вот кому подошло бы быть дворянином! Но увы, Тристан всего лишь работал в лавке ее мужа и не держал за плечами ни денег, ни имени.

Остановившись напротив решетки, молодой человек простер к ней руки.

– Лаура, – прошептал он.

Она кинулась навстречу и крепко сжала его ладони.

– Тристан, как хорошо, что ты здесь! Это все ужасное недоразумение. Кто-то убил Гарольда, – на ее глазах выступили слезы. – А я невиновна!

Тристан погладил ее по щеке.

– Я знаю, – ласково произнес он. – Ни секунды не сомневаюсь. И сделаю все, чтобы это доказать.

Лаура почувствовала себя капельку легче. К ней даже стал возвращаться рассудок. Она подошла к решетке как можно ближе и прошептала:

– Деньги. Если отблагодарить нужных людей…

Молодой человек хотел было ее перебить, но Лаура продолжила еще тише:

– В нашем доме в кабинете мужа. В столе есть шкатулка. Мели тебе поможет.

– Что вы там шепчетесь? – послышался недовольный голос тюремщика.

Тристан придвинулся ближе, почувствовав, как холодные прутья решетки касаются его лица. Их губы соединились всего на мгновение, прежде чем тяжелая перчатка тюремщика легла парню на плечо.

– Я все сделаю, – обещал он.

Лаура прислонилась к стене и слушала, как стихали удаляющиеся шаги. Кроме Тристана надежда еще была на отца. Но он жил за городом, да и денег у него было не в пример меньше, чем у Гарольда.

– В экий переплет ты попала, дочка, – послышался скрипучий голос.

Лаура дернула головой, но никого не увидела.

– Я в соседней камере, – продолжила неизвестная женщина. – Видела, как тебя привели. И любовник – прямо услада для глаз.

Лаура хотела было возмутиться и возразить, но поняла, что врать не было смысла. Выходя замуж за Гарольда, она была уверена, что на этом ее романтическая жизнь закончится. Она будет в вечном рабстве у супружеского ложа. Но жизнь подарила ей и другие карты. С Тристаном они встречались уже месяца три.

– Как вас зовут? – поинтересовалась Лаура.

– Ханна, – ответила женщина. – Я здесь уже давненько. Кого только не видела. А вот таких молодых и красивых – первый раз.

– В чем ваше преступление?

– А я уж не помню, – женщина еле слышно рассмеялась. – Возраст берет свое. Но в душе вины не чувствую. Так что, может, и не за что сижу.

– Как и я, – Лаура вздохнула. – Ложилась вчера вечером спать и думала, что все у меня в жизни прекрасно. А проснулась сегодня в луже крови. Даже представить боюсь, как это было, – она обняла себя за плечи. – Кто-то проник в дом, пока мы спали, и сделал все так тихо, что... Нет, не верится. Кто на такое способен?

– Может, это был не человек? – предположила Ханна, понизив голос.

– Как это? – не поняла Лаура. – Зверь, что ли? Но ведь кинжал…

– Вижу, ты не слышала о тенях, – проговорила женщина. – Это сущности с иного плана бытия. Иногда они проникают в наш мир и творят немыслимые злодеяния.

– Почему же о них молчат искатели? – удивилась Лаура. – Мы с мужем посещаем церковь каждый понедельник.

«Посещали», – мысленно поправила она себя.

– Никто не знает, откуда берутся тени, – продолжила Ханна. – Но говорят, что они питаются человеческими желаниями. Самыми сильными желаниями, одержимостями.

– Зачем им убивать моего мужа?

– Быть может, ты желала его смерти? – предположила женщина. – Сама того не ведая.

– Нет, – Лаура качнула головой. – Я его по-своему любила. Гарольд всегда был добр ко мне, и я бы никогда от него не ушла. Да, со страстью у нас было неважно, но благодарность во мне жила всегда. Этой вашей тени было бы нечем питаться.

– А любовник? – спросила Ханна. – Быть может, он желал избавиться от соперника?

Лаура задумалась.

– Даже если и желал… Нет, тени – это уж слишком. У всего должно быть объяснение.

– Я тебе одно только что предложила, – было слышно, что женщина улыбнулась.

Дверь в конце коридора скрипнула, и перед их камерами появился стражник с подносом. Он протянул Лауре тарелку холодной и застывшей овсянки, приготовленной на воде без соли. Но оголодавшая узница была благодарна и за нее.

* * *

Лауру разбудили на рассвете, когда солнце едва успело разлиновать небо розовыми облаками. Капитан Драйден пришел в компании двух солдат.

– Сеньора де Жиль, – он чуть склонил голову. – Пришел час суда.

– Так скоро? – удивилась Лаура.

– Проследуйте за мной.

На этот раз на нее надели кандалы и под конвоем вывели из подвала во внутреннюю территорию тюрьмы. Здесь стояла виселица, на которой болтался одинокий несчастный. А дальше дорожка вела к выложенной из черного камня башне.

Лаура почувствовала, как от страха онемели ноги. Капитану пришлось даже слегка подтолкнуть ее в спину.

– В-вы закончили расследование? – запнувшись, спросила она.

– Скоро все решится, сеньора, – пообещал Драйден, и Лаура не знала, радоваться ли ей такой быстрой развязке.

Поднявшись по лестнице в башне, они прошли в квадратный зал. На стене впереди висел бежевый штандарт с вышитым гербом королевского дома – синий круг, обрамленный венком из дубовых листьев, а внутри мантикора – лев с крыльями дракона и хвостом скорпиона. Рядом висел красный штандарт с изображением солнца, внутри которого сияло лицо Великого Учителя.

Под ними стоял длинный стол с креслом, а вдоль стен выстроились скамейки. Для подсудимого предназначался нарисованный на полу в центре зала круг.

Драйден оставил Лауру здесь, а сам пошел вперед. Девушка подняла голову и осмотрелась. За столом впереди сидел мужчина лет сорока. У него было чуть вытянутое лицо, маленькая седая бородка и черные волосы, тоже посеребренные возрастом. Глубоко посаженные, почти черные глаза смотрели внимательно и цепко. На нем были фиолетовая ряса и необычное ожерелье. Золотая веревка со множеством узлов. Два конца ее болтались кисточками на уровне живота.

На скамейках вдоль стен сидело человек двадцать, среди которых Лаура заметила вчерашнего доктора, а рядом Мели. По таком случаю девушка надела свое лучшее платье.

– Сеньора Лаура де Жиль, – заговорил капитан Драйден, становясь по правую сторону от стола. – Вас будет судить Его Светлейшество Андрэс Дюваль.

Лаура склонила голову перед священнослужителем. Искатель смерил ее внимательным взглядом и ничего не сказал. Капитан Драйден выступил обвинителем:

– Вы признаете себя виновной в смерти сеньора Гарольда де Жиля, вашего мужа? – спросил он.

– Нет, – Лаура вскинула подбородок.

Все в зале, похоже, другого ответа и не ожидали.

– Признаете ли вы, что состояли в прелюбодейской связи с одним из работников вашего мужа – неким Тристаном Морено?

Лаура прикусила нижнюю губу и поискала глазами Мели. Девушка смотрела куда-то вниз, словно не желая встречаться с ней взглядом.

– Признаю, – Лаура выдохнула.

– Вы знаете, каково было состояние вашего мужа? – продолжался допрос.

– Нет, даже приблизительно не уверена, – это была правда.

– Вы знаете, что сеньор де Жиль завещал вам не только свой дом, четыре магазина со всем товаром, но и двадцать три тысячи золотых мант на счете в банке?

Лаура приоткрыла рот.

– Я не…

– Вам было выгодно убить вашего мужа, – не дал закончить Драйден.

– Это ничего не доказывает, – не удержалась Лаура.

– Сеньора де Жиль, вы знаете, где ваш любовник сейчас?

Ей не нравилось, что Тристана вот так называли прилюдно, но выхода не было.

– Он приходил вчера днем в тюрьму.

– Сегодня утром Тристана Морено обнаружили в его комнате над лавкой тканей.

Лаура сжала в руках свою цепь.

– Он повесился, – продолжил капитан. – И оставил записку, в которой признался в убийстве сеньора де Жиля.

– Нет, – Лаура сжала кулаки так, что побелели пальцы. – Нет, Тристан бы никогда…

И все же сомнение окутало ее облаком. Что если правда?

– Но если у вас уже есть убийца, то что я здесь делаю? – озвучила она главную мысль.

– В вещах вашего любовника была найдена книга, – Драйден указал на толстенный фолиант, лежавший на краю стола. – Вы видели ее когда-нибудь?

– Нет, впервые, – качнула головой Лаура.

– В ней содержатся запрещенные знания о магии, – пояснил капитан и, повернувшись к скамейкам, позвал: – Доктор Ширлинг, расскажите суду, что примечательного вы отметили в обоих случаях?

Пожилой мужчина встал и, проведя рукой по длинной бородке, кашлянул.

– Первыми я осмотрел раны сеньора де Жиля, – начал он. – Я заметил, что по краям порезов были следы сажи.

Лаура нахмурилась, но не решилась перебивать.

– Иверевка, на которой повесился молодой человек, была так же пропитана сажей. Кроме того, в комнате отчетливо пахло серой.

– Благодарю вас, доктор Ширлинг, – Драйден повернулся к ней. – Вы знаете, что запах серы, как и наличие сажи, – это признаки колдовства?

Во рту Лауры пересохло.

– Я не знала, – с трудом выговорила она.

– Тристан Морено не покончил с собой, – продолжил мысль капитан. – А был убит, так же, как и ваш муж.

– Но я в это время была в тюрьме! – воскликнула Лаура.

– Суд вызывает Мелинду Свон.

По-прежнему избегая смотреть на нее, служанка поднялась скамейки.

– Вы давно служите в доме де Жилей? – спросил Драйден.

– Два года, – ответила девушка.

– Скажите, вы знали о связи сеньоры де Жиль с Морено?

– Я давно знала Тристана. Мы выросли на одной улице. И где-то неделю назад я возвращалась с рынка и случайно застала его вместе с сеньорой. Они прятались в переулке за домом, где редко кто ходит. Да и я пошла только потому, что хотела потянуть время. Так вот, увидев их, я спряталась за бочкой и подслушала их разговор.

– О чем они говорили? – спросил капитан.

– Тристан просил сеньору бросить мужа и бежать с ним из города. А сеньора отказывалась под предлогом, что у них не будет денег. Тристан настаивал, и сеньора пригрозила ему расставанием. Тогда он обещал, что найдет способ, как быстро разбогатеть.

– Сеньора де Жиль увлекалась магией или чем-то подобным? – задал обвинитель следующий вопрос.

«Ну же, Мели, – мысленно обратилась к ней Лаура. – Скажи им, что это неправда!»

Служанка ответила не сразу.

– Я никогда не видела сеньору за такими занятиями. Но Тристана она околдовала совершенно точно! – Мели подняла голову и впервые за время суда посмотрела Лауре в глаза. – Он бы никогда не пошел не то что на убийство, даже на связь с замужней. Тристан был чистым душой. И так влюбиться мог только под действием чар.

– Да он тебе самой нравился! – выкрикнула Лаура.

– Сеньора де Жиль, – капитан Драйден повернулся к ней. – Прошу вас хранить молчание. Спасибо вам, сеньорита Свон.

Служанка села, напоследок стрельнув в Лауру взглядом.

– Достопочтенные сеньоры, – обвинитель обратился к остальной публике. – Как видите, дело непростое. Поэтому Его Светлейшество и здесь.

Драйден отступил. Искатель, до того молча наблюдавший за процессом, поднялся из-за стола и неторопливо подошел к обвиняемой. Остановившись напротив, он посмотрел Лауре в глаза так, словно видел самую изнанку ее души. Не выдержав, она отвернулась. Но мужчина поднял руку и, взяв ее за подбородок, развернул к себе.

– По черным следам узреете вы тень, – проговорил он и, выпустив подбородок Лауры, громко объявил: – Эта женщина – ведьма. Она околдовала обоих мужчин, заставив одного пойти против другого.

– Неправда! – воскликнула Лаура.

Искатель больше не смотрел на нее.

– Ведьма! – крикнул кто-то из присяжных. И вскоре к ним присоединились голоса остальных.

Капитан Драйден подал знак, и двое стражников взяли ее под руки.

– Прошу вас, я невиновна, – взмолилась Лаура, когда они потащили ее вниз к подножию башни. – Помогите мне!

Но оба солдата оставались глухи.

* * *

Казнь назначили на закат. У Лауры оставалось всего несколько часов. Которые она могла потратить разве что на то, чтобы метаться по камере. Сейчас она была готова поверить во что угодно, лишь бы это ее спасло.

– Ханна? – позвала Лаура свою соседку. – Вы говорили про тени. Вы знаете, как их вызывать?

– Их не надо звать, – ответила женщина скрипучим голосом, через мгновение сменившимся на мужской. – Они приходят сами.

За решеткой в ее камере появилось черное облако. Лаура испуганно отступила к стене. Тень сгустилась и, просочившись мимо прутьев, материализовалась в крепкого мужчину в одной набедренной повязке. У него были идеальное, словно выточенное из мрамора тело, русые волосы до плеч и красивое лицо с легкой щетиной.

Разглядывая внезапно возникшего перед ней варвара, Лаура глотнула воздуху.

– Вы… вы пришли за мной?

– Во внутреннем дворе уже готовят костер, – проговорила тень. – А я могу освободить тебя от этих мучений.

– Вы убили Гарольда и Тристана, – выдавила из себя Лаура.

– Только потому, что ты этого хотела, – мужчина улыбнулся, показав белоснежные зубы.

– Я никогда такого не хотела!

– Среди ценных вещей, которыми по невежеству торговал твой муж, попалась по-настоящему редкая. Тристан воспользовался написанным в книге заклинанием и призвал меня. Я выполнил его волю и устранил твоего мужа. Но потом я увидел тебя, – мужчина шагнул ближе. – Прекрасную деву в белой сорочке. Я заглянул тебе в душу и увидел, как ты томилась и умирала от жажды, словно цветок без воды. А все твои бесчисленные любовники в итоге становились лишь попрошайками. Они требовали от тебя денег, времени, внимания. И никто не давал тебе самого главного. Того, что могу дать я.

– Не подходите, – Лаура выставила вперед руку.

Мужчина шагнул ближе, и она почувствовала, как от его накачанного тела веет жаром.

– Ты хотела познать настоящую страсть, а не скучные ласки мужа. Настоящее чувство, разрывающее одинаково сердце и плоть.

– Я не желала ничьей смерти, – проговорила Лаура.

– Желала. Вот здесь, – мужчина протянул руку и положил широкую ладонь на ее грудь. В мгновение ее тело охватил озноб, и стало трудно дышать. – Я могу избавить тебя от мучительной смерти, – продолжала тень, не отнимая руки. – А в обмен прошу – отдайся мне. Отдайся мне целиком.

Мужчина был горячим, как само солнце. Лаура чувствовала, как боится его и одновременно желает каждой частицей своего тела. Почувствовать его прикосновения, позволить волне страсти унести себя из этой сырой и холодной камеры. Броситься в омут, как она всегда мечтала, и получить удовольствие в обмен на жизнь. Тень предлагала ей не сделку, а подарок. Только в одном он был неправ.

– Я всегда хотела не только страсти, – признала Лаура, кладя свою ладонь поверх мужской. – Но больше всего – любви. Я хотела узнать, каково это, когда не только тебя обожают, но и ты чувствуешь всей душой. Как об этом пишут в романах.

– Тристан считал, что у тебя к нему по-настоящему, – мужчина усмехнулся. – Но любовь нельзя ни купить, ни заслужить, ни добиться. Даже тени не знают, как она рождается.

В камере на мгновение стало тихо.

– Моя матушка говорила, – прошептала Лаура, глядя в черные глаза тени, – что любовь живет там же, где и бескорыстие. Я все еще хочу испытать это. И не хочу умирать. Я твоя.

Варвар притянул ее к себе и поцеловал. От его прикосновений тело словно вспыхнуло, и Лаура застонала. В ту же минуту она забыла Тристана и Гарольда, и остальных мужчин. И даже собственную матушку с ее мудростями.

Тюремщик, услышав стоны, заспешил по коридору к камере Лауры. Но когда он достиг решетки, за ней лежала лишь куча пепла.

Елена Топольская. Старый дом

Страница автора: https://author.today/u/isfana1991

Мы с ребятами сидели в кафешке и весело болтали о всякой ерунде, вспоминая детство и делясь друг с другом новостями. За последние пять лет, которые я провела в Питере, много чего изменилось. Катька успела выйти замуж и развестись, теперь одна воспитывает трёхлетнюю дочку. Паша и Даша (друзья-неразлучники, как мы их всегда называли) наконец-таки поженились и теперь дожидались своего первенца. Стасик, вечный дамский угодник, по-прежнему оставался завидным женихом и пока не попался ни в чьи сети.

– Лизка, а помнишь, как ты ходила в старый дом на спор? – неожиданно вспомнила Катька. – Мы тогда так убегали, что только пятки сверкали. Кого ты там увидела?

– Призрака, – буркнула я и улыбнулась. – Да ладно вам, ну… мальчишка больной был, а мы от него так рванули. Наверное, обиделся.

– Ага, рванули, да ты чуть ли не быстрее всех бежала,– рассмеялся Пашка.

– Зато тебя догнать так и не смогла,– подковырнула я его, – быстрее всех мчался.

– Я и должен быстрее бегать, я же парень, – выкрутился он.

– Конечно, должен, и кричал ты тоже громче всех. Настоящий лидер,– ехидно заметила его супруга.

Сколько помню, Пашка с Дашкой вечно спорят: они от этого кайф какой-то получают. Даже в выборе имени для будущего малыша нашли повод для дебатов.

– Слушай Лизон, а слабо ещё раз в тот дом cходить? Как раз Хэллоуин на носу, как и тогда, – неожиданно выдал идею Стасик. – А что, прикольно будет! Надо же хоть иногда в детство впадать.

– А что? Не слабо! – загорелась я весёлым азартом. – На что?

– Давай на щелбан, – рассмеялся Стас.

– А давай, – улыбнулась я, и мы пожали друг другу руки. – Ребят, разбейте.

Сейчас я вообще не понимала, чего все тогда так испугались. Ну, оказалось, что дом жилой, и что? Когда на звонок мне открыл бледный мальчишка, я растерялась. Почти сразу в коридор вышел его отец. Он был невероятно красив, его взгляд завораживал. Я остро ощутила своё несовершенство: неловкая, слишком юная и далеко не красавица. Смутившись, развернулась и бросилась бежать. Это стало сигналом к бегству всей моей компании.

Старый дом на краю посёлка выглядел опустевшим и заброшенным. Сидящая на козырьке ворона угрожающе закаркала, отчего по телу пробежали мурашки. Отогнав от себя глупые мысли, я быстро взбежала на крыльцо и на всякий случай сначала нажала на кнопку звонка.

Через пару минут дверь открылась. Меня как холодной водой облили, на пороге стоял тот же самый мальчишка, что и семь лет назад. Вроде бы и не выглядел старше, только волосы были немного длиннее. Казался он болезненным и бледным, как и тогда.

– Вы что–то хотели?– спросил мальчик.

Я судорожно прокашлялась.

– Привет, твои родители дома? – мой голос был хриплым и осевшим.

– Да, сейчас папу позову.

Мальчик быстро убежал вглубь дома, а я, наконец, смогла выдохнуть. Вот так дежавю.

Через несколько минут в дверях появился высокий бледный мужчина. Он! У меня перехватило дыхание. С минуту мы рассматривали друг друга.

– Я думал, дети взрослеют, а ты такая же, как и раньше. Убегать будешь? – приподнял бровь мужчина.

– Н-нет не буду, – заикаясь проговорила я. – А разве мы знакомы?

– Ну, как знакомы… Виделись, когда в прошлый раз ты звонила в эту дверь,– мужчина сделал шаг в сторону освобождая проход. – Зайдёшь?

– Я… Ну меня ждут.

Я обернулась к дороге: в машине, припаркованной возле покосившегося забора, сидели мои друзья. Немного подумав, я сделала жест рукой, показывая, что всё нормально, и крикнула им:

- Езжайте!

Постояв пару минут и что–то обсудив, ребята уехали. Я же, глубоко вздохнув, сделала шаг в дом. Дверь за мной со скрипом закрылась.

– Проходи, – мужчина провёл меня в зал в другом конце дома. – Вина налить?

Вот почему не было видно света: окна выходят на другую сторону.

– Да, пожалуйста… – я подумала, что, быть может, пара глотков алкоголя избавит меня от чувства мучительной неловкости. - А где ваш сын?

– Книжку пошёл читать. Иван сейчас болеет, старается не ходить много. – Мужчина протянул мне бокал с красной жидкостью.

– А жена? – спросила я, принимая бокал.

– Ольга умерла пару лет назад, – резко ответил мужчина и тут же перевёл тему. – Как вас зовут?

– Лиза, а вас? – я принюхалась к содержимому бокала.

– Дима. Не волнуйтесь это вино, а не кровь, и оно, могу вас заверить, не отравлено, – усмехнувшись, произнёс он

Я покраснела и отвела в сторону глаза.

– Как вы меня узнали? Ведь столько лет прошло.

– Ваши глаза вас выдали, они совсем не изменились. Может, перейдём на ты?

– Да, пожалуй. Ты прости, что я тогда убежала. Я была глупой девочкой наслушавшейся сказок.

– Ага, а сейчас ты стала старше, и решила поинтересоваться здоровьем бедного ребёнка?

Дима улыбнулся и, сделав пару глотков из своего бокала, отставил его в сторону. – Знаешь, я тогда очень обиделся, что ты сбежала. А потом всё ждал, когда ты вернешься.

Почему-то меня совсем не удивило, что он вспоминал даже не о случайной знакомой, а о почти девчонке, шутки ради заглянувшей в его дом несколько лет назад. Я тоже улыбнулась:

– Дождался. А чем ты занимаешься?

– Я художник, рисую иллюстрации и обложки для книг. Хочешь посмотреть? – Дима сделал приглашающий жест

– С удовольствием, – я допила вино и поставила бокал на каминную полку.

Дмитрий провёл меня на второй этаж и, открыв одну из дверей, вежливо пропустил меня вперёд.

– Мой кабинет, – пояснил он и включил свет. – Ты тут осмотрись пока. Я схожу, проверю как там Иван, и принесу ещё вина.

В комнате стоял большой дубовый стол и мягкое кресло, в углу уютно приткнулся кожаный диванчик. На стенах висели картины. На одной из картин была изображена юная девушка с очень знакомым лицом. Я подошла ближе, чтобы внимательно рассмотреть рисунок. Рыжие волосы девушки свободно спадали на плечи, веснушчатый нос слегка вздёрнут вверх, правильный овал лица, пухлые губы. И испуганные глаза ярко-зелёного цвета. Затаив дыхание, я, как зачарованная, рассматривала собственный портрет. Незаметно в комнату вошёл Дима.

– Нравится? – мужчина протянул мне наполненный бокал. – Я всё не мог тебя забыть, вот и нарисовал, думал, может тогда из моих мыслей уйдёшь.

– Как там Ваня? – спросила я, чтобы уклониться от темы

– Уснул. Он очень устал за сегодня. Ивану сложно приходится. Совсем недавно умерла мать, а мне не всегда удаётся уделить ему время. – Дмитрий задумчиво отошел к окну. – Мальчику нужно общение.

Я подошла и встала рядом, опираясь на подоконник.

– Может, купить собаку? – предложила первое, что пришло в голову.

– Может, найти ему новую маму? – неожиданно спросил он, и, наклонив голову, накрыл мой рот поцелуем.

Время как будто замерло. Я целовалась с совсем незнакомым мужчиной, со страстью отвечала на его прикосновения. И всё во мне требовало продолжения. С огромным трудом я прервала поцелуй и отвернулась. Сердце бешено колотилось, протестуя против такого поведения. Я собрала все свои силы в кулак.

– Мне пора идти, уже поздно и друзья начнут волноваться, – начала я лепетать какую-то чушь. Подхватив со стола сумочку, я направилась к выходу.

– Лиза, постой! – Дима догнал меня у дверей и схватил за руку. – Прости, я не должен был тебя целовать. Останься, прошу тебя…

– Прости, я правда не могу, мне пора, – я прикоснулась пальцами к его холодной щеке.

– Обещай, что ты ещё придёшь, – попросил он и вложил мне в руку свёрнутый лист бумаги, – просто пообещай, Лиз.

Наклонившись, Дмитрий поцеловал меня в лоб. Я шумно выдохнула:

– Обещаю.

Развернувшись, вылетела на улицу, доставая из сумочки мобильник.

– Буду ждать, – услышала я голос Дмитрия.

Вышла за ограду, набрала номер такси и заказала машину. Услышав адрес, операторша загадочно хмыкнула и сказала:

– Ждите машину через десять минут.

Что на меня нашло в этом доме, что я вела себя как очарованная девчонка? Я развернула листок, который мне дал Дмитрий. С бумаги на меня смотрела рыжеволосая девчонка. Мой портрет, он отдал мне мой портрет! Я оглянулась на дом. Старое, ветхое строение с тёмными окнами. Всё та же ворона на козырьке. Входная дверь плотно закрыта. Дом, как нежилой…

Подъехавшая машина посигналила пару раз, выводя меня из задумчивости. Я быстро села в неё и назвала адрес, куда ехать. Водитель развернулся. В последний раз оглянувшись на дом, я заметила в одном из тёмных окон смутные фигуры мужчины и ребёнка. Странно, Дмитрий же сказал, что Ванька уснул. Может, проснулся, когда я ушла?

– Простите, – отвлёк меня от размышлений старый водитель, когда мы отъехали уже достаточно далеко. – Что вы забыли так поздно возле заброшенного дома? Это же небезопасно! Молодая девушка - и так поздно в такой глуши…

– Как? Разве дом заброшен? – удивилась я. – Там же живёт Дмитрий с сыном Иваном, правда их фамилии я не знаю.

– Дмитрий с Иваном? – поразился старик. – Деточка, Дмитрий с Иваном погибли в аварии, через пару лет после того, как скончалась мать мальчика. Бедная семья, такие хорошие люди были.

Водитель грустно вздохнул и замолк.

Я зашла в свою комнату, как в трансе, села на кровать и развернула листок с рисунком. Бред какой то! Как может умерший человек дать мне рисунок? Да и целовал он меня вполне как живой. В сердцах я скомкала портрет, швырнула в угол, и выбросила все глупые мысли из головы. В душ - и спать.

Мне снился старый дом. Я подхожу и звоню в дверь, которая тут же распахивается. Мне навстречу кидается Ванька: «Мама пришла!» Дмитрий спускается по лестнице, подходит и обнимает меня: «Наконец, ты дома!»

Я проснулась в холодном поту и резко села на кровати. На подушке рядом со мной лежал аккуратно расправленный портрет с какой-то припиской в углу. Приблизила листок к глазам. Красивым почерком там была выведена одна фраза: « Мы ждём любимая, ты обещала».

Оглавление

Вступление

Екатерина Белозерова. Станция Хэллоуин

Валерий Тиничев. Ведьма (основано на реальных событиях)

Пислегин Алексей. Аспидова ночь

Пашка В. Пугало

Роберт Морра. Живые

Редбери Джонс. Преданность

Мила Бачурова. Плевала Мила на апокалипсис

Алекс Фед. Нечестно

Ирина Мартынова. Пиковая Дама, явись!

Кристиан Бэд. Романа не будет

Алена Сказкина. Звонок

Благодарова Анастасия. ЧП на ФМ «Элита»

Кристиан Бэд. Призрак родного города

Алёна Васильева. Короткий контракт

Дарья Фэйр. Пельмени

Kinini. Отпраздновали

Алена Рю. Пепел и тень

Елена Топольская. Старый дом