Тварь (СИ) [Тимур Сытников] (fb2) читать онлайн

Тварь

Глава 1

Твоей игре посвящается...

Тварь.

1

Я всегда знала, что осень придет. Еще тогда, когда мы весной уходили из города, я понимала, что когда-нибудь мне придется вернуться обратно. И хоть на тот момент я была еще очень молода, но некое предчувствие уже тогда поселилось у меня в душе. Уходило нас из города много, и по большей части мы все были молоды, а самые старшие из нас родились на свет зимой, и для них наступившая весна была такой же первой, как и для нас, появившихся на свет ранней весной. И пусть по ночам еще бывали заморозки, но нас они уже не были способны испугать. Первое время мы испытывали трудности с пропитанием, но очень скоро весна вступила в свои права, и пищи стало предостаточно.

Я была из тех, кто ушел далеко от города; так я поступила по совету своей матери. Она была слишком старой, чтобы покинуть город, не в состоянии перенести долгий переход. Ее слова навсегда отложились в моей памяти: «Уходи от города так далеко, как только сможешь. Помни, Тварь хоть и живет в городе, но часто выходит за его пределы поохотиться». И хоть я не разу не видела Тварь, в ее существовании я не сомневалась. Слишком уж часто чувствовала ее запах, когда совсем маленькой покидала убежище, а уж крики тех, кому не посчастливилось попасть в лапы Твари, доносились до нашего убежища еще чаще.

Тварь всегда была проклятием нашего народа. Рассказы о ней и ее жестокости передавались из поколение в поколение, редкие выжившие после встречи с ней, подкрепляли рассказы демонстрацией тех ран, которые Тварь нанесла им. Тварь и стала причиной нашего исхода. Той весной нас стало очень много, и мы начали голодать. Голод и Тварь гнали нас из города, и мы бежали. Не скажу, что мы были слишком несчастны, все-таки перед нами открывался новый мир, мир который обещал нам счастье.

Итак, я ушла очень далеко от города. Обосновалась я на краю поля, рядом с опушкой леса. Совсем рядом пробегал небольшой ручеек, который полностью обеспечил меня водой. В вырытой мной землянке, было сухо, а листва деревьев прикрывала ее как от летнего зноя, так и от набегавших дождей. Выходить из землянки, я предпочитала либо рано утром на рассвете, либо ближе к закату, возвращаясь обратно до полной темноты. Так я спасалась от дневного зноя, а ночь меня пугала.

Со временем, я начала встречать соседей. Выше по течению ручья, поселились Пип и Куцая. Пип был добрым, веселым, но жутко рассеянным, и неизвестно, смог бы он выжить, если бы не Куцая, вечно сердитая и сосредоточенная, которая не давала ему сильно расслабляться. Встречала я их обычно возле ручья, рано утром. Куцая редко вступала в разговоры, и все время подгоняла Пипа. Пип же всегда любил поболтать. Его речи всегда начинались с того, что он сообщал, что безмерно рад тому, что мы покинули город, и что теперь мы можем жить не опасаясь Твари. Далее он всегда начинал делиться со мной, рассказами о том, где вот-вот поспеет зерно, а где его стало меньше. Я же, желая не оставаться в долгу, рассказывала о своих наблюдениях. Куцая, всегда нетерпеливая, тем не менее внимательно слушала мои рассказы, ведь таким образом и ее жизнь становилась легче. В итоге все наши разговоры сводились к тому, что Пип начинал рассказывать о том, что нынешнее лето будет вечным и нам не придется больше возвращаться в город, а если и случится осень, то Тварь к тому моменту умрет от голода, и мы сможем вполне спокойно вернуться, но этого не случится, потому что это лето вечное. И таким образом его мысли зацикливались и начинали течь по кругу.

Обычно Куцая всегда его обрывала и уводила. Я же отправлялась в поле в поисках зерна. По дороге я порой думала о словах Пипа о вечном лете. Пип, как и я, был рожден ранней весной и не застал зиму с ее морозами. Те остатки сезона, когда зима сдавала свои права весне, мы провели в убежище, а потому только из рассказов старших знали о снеге, который покрывал все, и даже весь город стоял закованным в ту снежную массу, которая обрушивалась с небес. Рассказывали нам и про лед, в который превращается вода, и что этот лед такой же твердый, как и камень. Верили ли мы? Слабо. И лишь те легкие заморозки, которые мы застали весной, могли свидетельствовать о том, что эти рассказы отчасти верны. Иногда мои мысли перескакивали на Тварь, и хоть подобные мысли вызывали тревогу, я не старалась прогонять их из головы. Могла ли умереть Тварь от голода? Все-таки из города ушли не все, например там осталась моя мать...

Однажды я даже провела эксперимент, сколько дней можно провести без еды. Поначалу мне было легко, и я покидала землянку лишь затем, чтобы попить воды. Продержаться мне удалось лишь пару дней. Итогами эксперимента я поделилась с Пипом; услышав итоги, он принялся рассуждать о том, что Тварь значительно крупнее нас, и непременно должна уже помереть от голода, и даже порывался вернуться в город, но грозно цыкнувшая на него Куцая остановила эти потуги.

В поле жило много из наших, но с ними я виделась настолько редко, что о них и не осталось особых воспоминаний, кроме одного, практически моего соседа. Его звали Маркус. Он был очень стар, просто невероятно стар. Седой, он едва волочил ноги, подолгу останавливался, чтобы отдышаться, и разговаривал тоже медленно, подолгу составляя фразы. Мы часто встречались с ним возле кустов кукурузы, где лакомились молодыми побегами, и вели долгие разговоры.

Маркус был из тех, кто никогда не жил в городе. Как и его родители, и их родители. Он знал все о суровости зимы, о том как злые вьюги заметают землянки снегом, о том как приходится откапывать себе выход наружу, о голоде, который безжалостно гонит искать схроны зерна, о тех хищниках, которые приходят зимой...

«Ты говоришь, что в городе у вас всего одна Тварь? Счастливчики! Тут их десятки зимой, а куда спрятаться от них среди снега? Говоришь у вас там есть убежища и много домов, в которых можно укрыться? Да, был бы я моложе, я бы точно ушел туда, но теперь уже поздно...»

Маркус всегда замолкал, когда доедал последний кусочек, и всегда молча вставал и уходил. Наверное боялся попрощаться, боялся того, что после этого с ним случится что-то непоправимое, что это прощание будет последним.

В лес я никогда особо не углублялась, доходила только до ручья, благо он был совсем рядом с опушкой. Не знаю почему, но сам лес всегда вызывал у меня тревогу. Шум веток над головой со временем начинал сводить с ума, и я всегда спешила покинуть лес.

Ниже по течению ручья, точно также как и я, на самом краю леса, жил Фум. Его я хорошо знала, еще со времени, когда мы жили в городе. Он жил в соседнем убежище, и мы с ним познакомились, едва только начали выходить на улицу. Все наше детство прошло рядом, вместе мы играли и слушали рассказы старших, вместе ходили смотреть на Тварь, трусливо выглядывая из-за угла; мы потом с храбростью рассказывали другим о том, что мы увидели, зачастую придумывая несусветную чушь. Благо ни в один из наших походов, мы и впрямь не встретили Тварь, думаю, тогда мы бы стали для нее более чем легкой добычей. В ночь исхода Фум последовал за мной, упорно продолжая идти следом, куда бы я не направилась. Не то чтобы меня это тяготило, все-таки было приятно видеть рядом с собой кого-то привычного, поэтому я не пыталась от него оторваться или убежать. Но в конечном итоге Фум стал той причиной, по которой я не ушла еще дальше. В какой-то момент бегства я заметила, что походка Фума изменилась, и он начал сильно отставать. Вернувшись к нему, я выяснила, что он сильно порезал ногу, и рана мешает ему идти. Немного подумав, я решила остановится и помочь Фуму; мы укрылись на опушке леса, я таскала ему еду, а после того, как рана затянулась, оказалось, что бежать еще дальше нет смысла. Еды и воды хватало, да и место было подходящим.

Шло время, мы взрослели, Фум становился все более самоуверенным, все более смелым и сильным. Возвращение в город стало его навязчивой идеей. В дождливые дни он приходил ко мне в гости, мы болтали обо всем на свете, в том числе я рассказывала о том что говорят Пип и Маркус. Фум всегда храбрился и рассказывал о своих планах, о том, что он непременно разведает, что происходит в городе. Мысль о том, что Тварь могла умереть, терзала его, все его надежды были связаны с этим. Город, которого и не видели толком, представал в его мечтах как рай, из которого нас изгнали. С некоторых пор он начал ходить в сторону города, собирая свежие новости. Но новостей о городе практически не было, поэтому Фуму приходилось каждый раз уходить все дальше, многие из тех, с кем общался Фум, жили, наслаждались летом, и вовсе не помышляли об осени. До того дня, пока она не пришла...

Из всех нас, четко поняли это только двое, я и Маркус. В тот день я вышла из землянки, рано утром и меня окутал холодный и колючий воздух, впрочем с восходом солнца стало вновь тепло, а день окутал привычной жарой. Это была не обычная утренняя прохлада, а легкий оттенок тех холодов, которые я помнила с весны. Пип и Куцая нечего не заметили, и тогда я поспешила к Маркусу. Он встретил меня в привычном месте, возле зарослей кукурузы. К тому моменту, кукуруза уже стояла налитая, зерна были твердые и жесткие. Маркус стоял ко мне спиной, и разглядывал кукурузу, услышав меня, он обернулся, и с печалью спросил,-”Ты тоже ее почувствовала”? Я утвердительно кивнула, и Маркус кивнул мне в ответ, и повернувшись к кукурузе продолжил,-”Кукуруза уже поспела, а это верный признак осени, уж я то знаю. Как знаю и то, что вам нужно либо уходить, либо вы умрете зимой. Никто из вас не готовился к зиме, впрочем как и я, но мне уже пора умирать, слишком я стал слаб”.

Некоторое время мы молчали, а затем я спросила -”Сколько у нас есть времени до морозов и снега? “Достаточно, чтобы не спеша уходить, поверь, ты точно поймешь, что время пришло наверняка” - ответил Маркус, подумав добавил, -” вода вам подскажет”. “Может тебе стоит пойти с нами?” “Нет, я буду обузой, когда вы и впрямь соберетесь уходить, а сейчас, пока есть время , никто не поспешит, все будут верить до конца, что осень не придет. И Маркус, как всегда не прощаясь, побрёл своей дорогой. А я отправилась к Фуму. В голове у меня мелькали мысли, о том, что нам нужно немедленно уходить, что мы прямо сейчас отправимся в дорогу, благо Фум давно настроен уходить. Таким образом распаляя себя все больше и больше, я ускоряла шаг, и в землянку Фума я уже вбежала, запыхавшаяся и со сбитым дыханием. Фума дома не было. Чуть отдышавшись, я не в силах сидеть, принялась ходить кругами по комнате. Порой сгорая от нетерпения, я выглядывала на улицу, надеясь увидеть возвращающегося Фума, но все было напрасно. В итоге когда тело уже начало ломить от усталости, я опустилась на подстилку, и не заметила, как сон сморил меня. Проснулась я от шума дождя, выглянув на улицу, я увидела небо затянутое до самого горизонта тучами, дождь был мелким и холодным, и я поспешила спрятаться обратно.

Сон принес некоторое облегчение и избавил от прежнего волнения. «А ведь куда бежать? Обратно в город? К Твари в пасть?» - размышляла я,- “Ведь зимы пока нет, и перед ней должна быть осень, а значит есть время все обдумать”. Послышались шаги, и на пороге появился Фум, и замер с неким удивлением на лице. Я улыбнулась, - “Проходи, я тебя ждала.” Утро опять встретило нас, тем самым леденящим холодком, а затянувшие небо тучи не желали пропускать тепло. Дождь моросил мелкими каплями, и по пути домой мне то и дело приходилось обходить лужи и перепрыгивать через мелкие ручьи. Всю природу окутало неким серым сумраком, и в этом сумраке я явно видела надвигающуюся осень. Надвигалась осень не сразу, постепенно, выхватывая у лета по кусочку. В одном месте это была полянка с пожелтевшей травой, в другом первые желтые листья на дереве. И если где-то осень и ощущалась где-то постоянно, так это под ногами , принимая форму грязи. Грязь была всюду, она противно плескалась под ногами, а затем обволакивала собой ноги, превращая ноги в бревна, которые совсем не хотели двигаться. И все попытки счистить с себя эту грязь были бесполезными, через пару шагов грязь вновь налипала.

Все эти трудности напрочь изгоняли мысли из головы, оставляя в ней только желание быстрее добраться домой. Единственное, что оказалось способно пробить охватившие меня чувство апатии, оказался голод. Решив не блуждать в поиске пищи, я по пути завернула к зарослям кукурузы. Маркуса не было видно, а потому я и не смогла уточнить, у него, про этот ли бесконечный дождь он имел ввиду, когда говорил, что «вода вам подскажет». И наконец попав домой, я едва очистив себя от грязи рухнула спать. Так потянулись тоскливые дни, к дождю добавился ветер, и уже не было проблем в том, чтобы увидеть, осень пришла. В эти дни я видела только Фума, который приходил ко мне, прорываясь через царившую всюду грязь. Иногда он оставался ночевать у меня, если на улице была совсем уж невыносимая погода. Все эти дни он убеждал меня уходить в город, я возражала, что совсем невозможно идти в такую погоду, когда дождь поливает тебя, а ветер тут же выдувает из тебя остатки тепла. Потом мы начинали обсуждать город, пытаясь вспомнить хоть что-то о нем, но оказывалось, что кроме убежищ мы практически нечего и не помним, лишь блеклые тени. Устав от этих споров и разговоров, мы отправлялись спать. И однажды мы проснулись от совсем забытых нами звуков пения птиц. Недоверчиво оглядываясь, мы вышли на улицу.

Ярко светило солнце, прогревая воздух и подсушивая землю. Не спеша мы отправились к ручью, позволяя солнцу согреть и нас. Возле ручья мы встретили Пипа и Куцую. Неожиданно для меня, первая со нами заговорила Куцая. – Осень пришла. Нам пора уходить, но Пип совершенно уперся, и не хочет никуда идти. Я не могу его убедить. – Я согласна, но совершенно не понятно, куда идти? Да, мы всегда мечтали вернутся в город, но с тех пор прошло много времени, и мы так нечего и не узнали, что нас там ждет. Мы замолкли, и лишь окидывали друг друга взглядами. Прервал молчание Фум. – Я отправлюсь в город, на этот раз не просто пройду по окраине, а посещу сам город и узнаю все. И не дав мне возразить, Фум развернулся и побежал в сторону города. Я хотела его окликнуть, либо догнать, но промолчала и не тронулась с места. Поступила я так, по той причине, что понимала, по другому нельзя. Мы и так топчемся на месте, и не имеем никакой цели, а время уходит. Мы немного постояли, напились воды, и условившись встречаться каждое утро, разошлись. Так прошла неделя, погода была отличная, казалось, что лето вновь возвращается, но все же это была попытка обмануть себя.

Всюду было видно, что природа умирает. Трава все больше желтела, листья все больше опадали. Зерна которые я собирала, раньше мягкие, теперь были грубыми. Я пыталась встретить Маркуса, но никак не могла его застать в привычном месте. Кукуруза стояла уже полностью желтая, оголив свои кочаны. Дни наполнились тоской и я, не в силах просто ожидать, принялась гулять. В такие прогулки, я часто видела улетающих птиц. Их прощальные крики звали меня в дорогу, и напоминали, что уже нет надежды, что все скоро умрет. Иногда я встречала путников, некоторые отказывались со мной говорить, другие охотно вступали в диалог, совмещая его с отдыхом. Все они направлялись в город, и все были уверены в том, что там найдут лучшую жизнь. Рассказывали они и о тех, кто решил остаться. Это были упорные одиночки, которые выкапывали глубокие землянки, устраивали склады зерна, и прорывали ходы к ним.

Подобные рассказы нагоняли на меня печаль, я вспоминала о том, что потратила лето зря, и теперь просто обречена либо погибнуть тут, либо отправится прямо в неизвестность. Все должно когда-нибудь закончится, так и закончилось наше ожидание. В то утро я проснулась от холода в своей землянке, теперь я понимала, что она была вырыта слишком близко к поверхности, и совсем не могла служить серьезной защитой от холода. Так ругая себя за беспечность, и дрожа от холода, я отправилась к ручью. Пип и Куцая уже были на месте, и что-то рассматривали в ручье. Я подошла ближе, и Пип, до того всегда веселый, а нынче вечно печальный, указал мне на ручей. “Посмотри на это, это конец”- грустно произнес он, и опустив голову отошел к дереву. Отвернувшись от него, я обратила взор на ручей. На первый взгляд, он был все тот же, как и ранее. И лишь через пару мгновений, я увидела по берегам ручья тонкие линии льда. Вода нам подсказывала, как и было обещано Маркусом. -Нам пора уходить,-сказала я. -Пора,- согласно кивнула Куцая. -Мы должны дождаться Фума! - в разговор встрял Пип. - Он вернется и расскажет, что происходит в городе. -Нет, уже прошло много времени, мы либо встретимся с ним по дороге, либо он уже никогда не вернется, -отрезала я, и Пип опустил голову, больше не пытаясь спорить со мной. Куцая благодарно кивнула мне, и первая тронулась с места. Ориентироваться нам было легко, по той причине, что когда мы бежали из города, мы бежали в том направлении, где всходит солнце.

Проходя мимо зарослей кукурузы, я остановила остальных. Говорить им, что я хочу повидать Маркуса, мне не хотелось, поэтому я предложила завернуть, чтобы подкрепиться кукурузой перед дорогой. Остальные, впрочем, легко согласились. И с тех пор нашу группу вела я, Куцая легко уступила мне роль лидера. По всей видимости, вечная роль лидера ей надоела, пока она возилась с Пипом. Вскоре мы добрались до нужного места, и расположившись, принялись поглощать кукурузу. Маркус появился практически в последний момент, когда мы уже насытившиеся и отдохнувшие собирались уходить. Он оглядел нас взглядом, полным печали, а затем, вздохнув, спросил, - Собрались? Я кивнула в ответ. Слова которые я готовила для прощания, внезапно пропали, потеряли всю свою ценность. Пришло понимание, что мы видимся в последний раз, и все уже не важно. -Берегите себя и помните, зима обязательно закончится...,- а затем добавил,- Прощай. -Прощай. И мы отвернувшись друг от друга направились своими дорогами. Следующим пунктом, который я решила посетить, и там же остановится на ночь, я выбрала землянку Фума. Это давало надежду все же встретить Фума, ну и его землянка была вполне просторна, чтобы вместить всех нас. Добрались мы еще засветло, спать было еще рано, развалившись на подстилке, мы думали каждый о своем. Вскоре послышался шум дождя, и под его монотонный шум я и уснула. Проснулась я только утром, разбудили меня голоса, доносившиеся снаружи. Я подскочила и поспешно выбежала на улицу. Там уже были Пип и Куцая, которые обступили Фума, грязного и мокрого, и осыпали его вопросами. Фум же увидев меня улыбнулся, и произнес: Ну что, пора в дорогу, Соня?

2

Как же я прекрасна! Разве нет? Да-да, вы точно знаете, что я прекрасна. На всем этом свете я прекраснее всех. Никто не знает, но я часто хожу любоваться собой в отражении, но всегда делаю вид, что случайно оказалась рядом. Кто-нибудь может заподозрить меня в том, что я не уверена в себе, что является абсолютной чепухой. Я прекрасна и сомнений быть не может. А еще я люблю гулять. О, звезды, как же я люблю гулять! И звезды точно знают об этом. Зачастую они сопровождают меня в моих прогулках. Порой я люблю понаблюдать за ними, сидя на крыше дома. Мне нравится их бег, блеск их граней, и тот шепот, что они издают. Даа, я слышу их шепот. Это прекрасные звуки. Кстати, сегодня превосходная ночь, чтобы слушать их шепот. Стоит забраться на крышу, чтобы быть поближе. Для меня это не сложно. Всего пара прыжков, и я на крыше самого высокого здания в городе. Да, я ловкая и сильная. Настолько сильная, что у меня нет врагов, и настолько ловкая, чтобы ловить всякие мелкие ничтожества, которые пытаются проникнуть в город. Они никак не усвоят, что город только мой. Впрочем, это их проблемы. Сегодня утром я поймала одно такое ничтожество, от ужаса оно не могло даже пищать. Я сломала ей шею, и даже не стала есть, слишком уж старое оно было. Оставила тело на всеобщий обзор, пусть знают, что их ждет в моем городе. Я и отсюда его вижу. Я очень хорошо вижу, и даже ночью, особенно ночью. Собственно для меня почти нет такого понятия, как тьма, лишь в глубине зданий, я могу насладится тьмой. А впрочем это вздор. Сейчас важнее звезды! Да, они уже шепчут мне, и свет мягко льется, и все это порождает во мне водоворот эмоций, смесь восторга и расслабленности. Да, мои глаза постепенно закрываются, погружая меня в сладкую дрему, в которой я бегу среди звезд, которые уже не шепчут, а поют, поют гимн моей красоте, силе, ловкости. Я поднимаюсь все выше и выше, скоро я совсем растворюсь в небе, и сама стану звездой, самой яркой и самой громкой... Что? Что за странные звуки? Эти звуки обрывают мою дрему, и звезды, бывшие рядом со мной, тут же исчезают, возвращаясь на небо, оставляя меня в тишине. Впрочем это уже не тишина, все те же мерзкие звуки раздаются по прежнему. Я раскрываю глаза. Там, внизу, возле убитого утром ничтожества, стоят четыре других ничтожества. Это от них исходят те мерзкие звуки. Ну что же, сейчас я вам покажу, как прерывать мои прогулки среди звезд...

3

Мы дошли до города. Фум уже побывавший в городе, исполнял роль проводника, а я осуществляла общее руководство. Фуму совершенно не хотелось возиться с остальными членами группы, и хоть он этого не показывал, но в приватных со мной беседах, он явно давал понять, что двигаться вдвоем нам было бы и безопаснее и быстрее. “В городе нам все равно придется расстаться с ними, там нет места для совместного существования, там все враги друг другу, выживают лишь одиночки, либо те, кто действуют парами. Мы с тобой можем выжить вдвоем, с ними к нам придет смерть.”. Но я отказывалась оставлять Куцую и Пипа, хотя и не могла точно объяснить причину, по которой держалась за них. Наверное причина была в том, что за то время, что мы провели в полях, они стали привычной частью моей жизни, и разлука с ними, стала бы тем окончательным и поворотным моментом, который завершил бы мою привычную жизнь. Куцей переход давался довольно легко, чего не сказать о Пипе, который совсем потерял дух. Наступившая осень лишила его сил, напрочь перевернув его представление о мире, в котором лето было вечное, а Тварь была лишь страшным сном из прошлой жизни. И теперь, когда его гнали в дорогу голод и холод, прямиком в пасть Твари, он совершенно был деморализован. Я вспомнила первые слова Фума, которые он сказал по возвращению -” Тварь до сих пор жива, и по прежнему полна сил, голод ее совсем не затронул, хоть в городе осталось совсем мало наших. Многие ушли весной и еще не вернулись, кто-то все же попался Твари в пасть, кто-то умер от старости или по не осторожности”. Да, это известие стало для нас тяжелым испытанием, рухнула еще одна наша мечта, наряду с вечным летом. Но Фум принес и хорошую новость, но она была такой по большей части для меня. “Я встретил твою мать, она еще жива, и была рада узнать, что ты скоро вернешься.” . Известие, что моя мать жива, принесло мне радость и породило новую надежду, что все будет хорошо, что в городе мы вполне сможем выжить. Ведь смогла сделать это моя мать, сможем и мы. Обратная дорога получилась труднее, чем когда мы уходили из города. Весной не было таких зарослей из травы, много времени уходило на поиски обходного пути. С едой было проще, но и ее поиски уже занимали время. Пару раз нас заставал дождь, вынуждая нас прятаться, тогда мы сбивались в кучу, пытаясь сохранить тепло. В такие остановки, Фум рассказывал нам о городе. “ Там множество зданий, есть невероятно высокие и точно также невероятно длинные, и в то же время есть множество небольших. Одни стоят открытые, и туда можно свободно забраться, другие же закрытые со всех сторон, и совершенно невозможно попасть внутрь. Все они разной формы, и очень сложно найти одинаковые. В некоторых можно найти пищу, в других прекрасное место для убежища. Иногда по ночам, в некоторых зданиях горит свет, и в такие места лучше не попадать, ибо это излюбленные места обитания Твари. Да и в других местах не стоит расслабляться, ибо Тварь гуляет где захочет, и спастись можно только там, куда Тварь не пролезет, но таких мест много, потому как Тварь огромна.”. Как я и говорила, мы дошли до города, уже под самый вечер, когда солнце уже исчезало за горизонтом. Голодные и уставшие, со сбитыми ногами, облепленные грязью, мы смотрели на то, как угасали солнечные блики в окнах зданий, как тени от зданий превращаются в тьму, и эта тьма поглощает сами здания. В подступающей мгле, начали зажигаться огни, и я начала приглядываться, надеясь увидеть Тварь, чтобы наконец узнать, как выглядит тот ужас, который навечно впечатался в наши души. Но Твари не было видно, а нам нужно было спешить, перед городом совершенно не было укрытий, а оставаться в голом поле в ночь, совершенно не хотелось. Не спешно мы входили в город, осторожно осматриваясь по сторонам, и прижимаясь к стенам зданий. Под ногами была уже не привычная земля, а жесткое и твердое покрытие, напоминающее камень. Воздух наполняли совсем другие запахи, отличные от запахов полей, казалось, что грудь сжимается и трудно дышать. Фум обернулся ко мне, - “Нам стоит отправится к твоей матери, там мы сможем найти убежище на эту ночь.” Я согласно кивнула, и Фум повел нас по темным переулкам, которых я совсем не помнила. Как говорил Фум, он тоже их не вспомнил, когда пришел в город первый раз, и долго блуждал, на свой страх и риск, пока случайно не набрел на мою мать. Она и помогла ему освоится в городе, показывая места, где можно безопасно проскочить мимо Твари, и где Тварь не способна достать, при всем ее желании. Желание изучить город получше и задержало Фума с возвращением. Вскоре мы оказались перед небольшой площадью, Фум остановил нас, - “Нам нужно будет быстро перебежать, не останавливайтесь, пока не окажитесь в следующем переулке, это место хорошо просматривается, Тварь любит тут охотится.”. Фум побежал первым, показывая нам дорогу, за ним бежала Куцая, следом я, и последним был Пип. На небе уже вовсю светила луна, освещая нам путь, и я четко видела контуры зданий, фигуры бегущих впереди меня, позже я увидела некий предмет, показавшийся мне сначала камнем, Фум добежавший уже ближе, внезапно изменил траекторию, и попытался увести нас в сторону, но догнавшая его Куцая уже оказалась рядом, и внезапно площадь огласил ее крик, наполненный ужасом... Я догнала ее, и взглянула на то, что вызвало у Куцей истерику. На устеленной камнем земле лежало тело, с неестественно вывернутой шеей, и тут ко мне пришло осознание, что перед мной лежит тело моей матери. Охватившее меня оцепление оборвал крик ужаса, который поднялся из глубин моего рассудка. И теперь мы вдвоем с Куцей кричали от ужаса, не в силах остановить истерику. Сквозь охвативший мой рассудок сумрак, я видела, как Куцую уводил Пип, и совершенно не слышала, что говорил подбежавший ко мне Фум. Из памяти совершенно выпало, как я прошла то последнее расстояние, как оказалась в переулке, как забилась под стенку, дрожа от страха. Лишь чуть позже, когда сознание прояснилось, я смогла оглядеться. Фум сидел со мной рядом, прижавшись ко мне, а Куцая и Пип стояли посреди переулка, и Пип пытался увести Куцую подальше и успокоить, но та, впав в истерику, совершенно не хотела успокаиваться, и кричала все громче и громче. Впереди, со стороны площади внезапно что-то блеснуло, и я повернув голову увидела два огромных светящиеся глаза, которые внезапно рванули в нашу сторону, и я увидела жуткие лапы, с огромными когтями, которые обхватили Куцую, и потянули в сторону глаз, которые уже не просто светились из темноты, а располагались на жуткой морде, которая раскрылась, обнажив невероятно огромные клыки, которые тут же впились в Куцую. Тварь испустила жуткое рычание, а освободившиеся лапы метнулись в сторону Пипа, который только невероятным способом смог увернуться и бросился бежать, следом бежали и мы с Фумом, а вслед нам летели крики боли Куцей и рычание Твари. Ужас последних событий окончательно захватил мой разум, и я совсем не понимала, куда я бегу. Переулки, широкие улицы, освещенные здания и скрытые во тьме, промелькнули в моем сознании и исчезли, остался только подвал, в который я упала, когда мы столкнулись с Пипом, который выскочил мне на встречу из переулка, в который я хотела повернуть. Упали мы на что-то мягкое, пострадав больше от столкновения, и обессиленные лежали, жадно хватая воздух, совершенно не способные бежать дальше. “Отличный подарок для Твари, приходи, стол накрыт”-мелькнула первая мысль в прояснившимся сознании. Я поднялась, стоять было трудно, и дело было не только в уставших ногах, но в самом покрытии, мягкое, оно проваливалось под ногами, заставляя покачиваться в попытках сохранять равновесие. “Иди сюда, тут более твердая поверхность”- позвал меня Пип. Я двинулась в сторону его голоса, глаза начали привыкать к темноте, и тут я поняла, что иду по соломе, которая покрывала ящики с яблоками. Остановившись, чтобы съесть яблоко, я принялась оглядываться по сторонам. Мы с Пипом оказались в огромном подвале, где хранились всяческие припасы начиная от накрытых соломой яблок, до огромной ямы с сетками картошки. “С голоду мы тут точно не умрем” - грустным голосом произнес Пип, и с задержкой продолжил,- “Куцая была бы рада такому месту”. Он подошел ко мне, и разглядывая яблоко продолжил,- “Знаешь, она всегда была жуткой трусихой, она боялась тебя , осени, и всего на свете. Даже выйти к ручью за водой для нее было испытанием, и пока мы с тобой болтали, она жутко боялась и стремилась обратно в землянку. А когда наступила осень, она начала боятся того, что выпадет снег, и мы не успеем уйти.”. Пип продолжал рассказывать, а я с удивлением для себя начинала осознавать, что совершенно по другому видела всю картину, что Куцая вовсе не была такой, какой я ее считала. Теперь мне была понятна та причина, по которой вид тела на площади, вызвал у нее такую панику. Впрочем, и я была настолько испугана, что и сама оказалась не лучше. Кто его знает, может наши крики и привлекли к нам Тварь. Впрочем, сейчас это было уже не столь важно, важнее было понять, сможет ли этот подвал обеспечить нам безопасность. В принципе, выглядело место безопасным, смущало только то окошко, сквозь которое мы упали внутрь, но оно было достаточно небольшим, чтобы предполагать, что Тварь не доберется до нас. Еды было достаточно, а температура держалась вполне на достаточном уровне, чтобы не мерзнуть. Так потянулись дни, которые мы могли отмечать по свету солнца в окошке. Обустроились мы довольно неплохо, натаскав соломы, мы устроили себе лежанки, лакомились яблоками, и болтали. Разговоры наши были о весне, о том, что когда она придет, мы покинем этот подвал, и вновь отправимся в поля. О солнце которое будет греть нас, и о тех дождях, которые будут приносить прохладу. О сладкой кукурузе, которая вновь поднимется над землей, и если повезет, то мы вновь встретим Маркуса. Ручей, под которым мы встречались, представал перед нашим взором, и мы начинали обсуждать, что же находится в глубине леса. Пип, которого лес вовсе не страшил, всегда хотел его обследовать, но Куцая, всегда поворачивала обратно. Мне же, теперь лес не казался таким жутким. И главное, к чему мы приходили, что мы уже не будем такими беспечными, что у нас будет глубокая землянка и склады с едой, чтобы не пришлось в город, пусть Тварь поедает других, а то и вовсе сдохнет от голода. Иногда мы вспоминали Фума, который потерялся во время бегства, но мысли о том, чтобы выбраться из подвала, и поискать его, вызывала ужас, так был силен страх перед Тварью. Поэтому мы перестали упоминать в своих разговорах Фума, впрочем как и Куцую. В какой-то момент, мы совершенно потеряли счет времени, да и не особо за ним следили. Сон, еда, и разговоры составляли нашу жизнь, и стремится еще к чему-то не представляло для нас интереса. С удивлением для себя, я заметила, что набираю лишний вес, что в прочем меня не беспокоило. Пожалуй в первый раз в жизни, мне действительно было не о чем беспокоится. Поэтому, когда я проснулась от легких толчков, которыми меня будил Пип, я вовсе не ожидала, что в наш уютный мир, вновь вернулась беда...

4

Это мои владения! Я и только я, здесь властелин. Каждый день я обхожу свои владения, все эти здания, улицы которые они образуют. Иногда я захожу в здания, и проверяю порядок в них. Все должно быть под контролем. И этот контроль должен быть моим. Ничтожества любят устраивать беспорядок, они живут этим беспорядком. Оттого я их и ненавижу, впрочем, будь они и аккуратными, я бы все равно их ненавидела. И даже причин этому не нужно, они ничтожества, и этим все сказано. Порядок! У меня идеальный порядок в моем городе. Да, в этом я убеждена. Но чтобы такой порядок был, нужно каждый день следить за ним. Никаких отклонений, стоит только хоть немного расслабится, и тут же начнется бардак. А если у меня будет бардак, то чем я буду отличаться от ничтожеств. В последнее время их стало много, ну да, пришла осень, и они бегут прятаться от зимы в город. Жалкие паразиты, не способные обеспечить себя, они бегут сюда, чтобы красть плоды чужого труда. Но нечего, я доберусь до всех, как добралась до той, которая кричала возле трупа. В насмешку, ее тело я оставила рядом, точно так же сломав шею. Остальные сбежали. Глупцы. Нельзя спрятаться навечно в моем городе, где я знаю все закоулки. Я иду, и я вас найду. Я везде найду нарушения порядка, а если есть нарушение порядка, то и ничтожества рядом. Вот, например, открыт воздушный шлюз в подвал, это нарушение порядка, а значит стоит проверить...

5

Прижавшись к друг другу, мы с Пипом сидели в углу подвала, спрятавшись за ящиками и наблюдали за Тварью. Как мне прошептал Пип, Тварь пришла с другого конца подвала, где иногда открывался шлюз. Пип заметил ее сразу, и тут же бросился будить меня, чтобы я проснувшись не отправилась беспечно к еде. Ну а после мы и забились в этот угол, который, впрочем, теперь и не казался нам таким уж безопасным. Тварь же раслабленно гуляла вдоль длинных стилажей, порой останавливаясь, чтобы обнюхать их. Иногда она что-то сметала с них на пол, и задумчиво разглядывала, а после продолжала свой обход. Порой она приближалась к нам, и тогда наши сердца замирали от ужаса, но Тварь нас не замечала, и уходила дальше. В один момент, она села посреди подвала, и начала прожигать пространство своим взглядом. Продолжалось это довольно долго, и в царившей тишине, можно было слышать те жуткие звуки, которые издавала Тварь. Внезапно в дальнем углу захлопнулся тот воздушный шлюз, через который Тварь проникла внутрь, и мы увидели, как Тварь кинулась к нему, по дороге издавая крики ужаса. И пока Тварь была отвлечена, мы воспользовались этим, чтобы поговорить. -Нам нужно уходить,-шептал мне Пип, -окошко слишком маленькое, чтобы Тварь смогла выбраться, а значит она останется тут, с нами, а значит мы обречены. -Шлюз может еще открыться, и она уйдет,-мне совершенно не хотелось уходить,-а пока мы можем спрятаться. -Как думаешь, сколько Твари нужно времени, чтобы оголодать и начать обследовать подвал досконально?-критически спросил Пип, и тут я вынуждена была признать его правоту. Крики Твари все так же доносились с другого конца подвала, она пыталась пробится сквозь шлюз, а мы тем временем выбрались сквозь окошко. -Смотри, эта створка,-Пип движением головы указал мне, -Если мы на нее навалимся, то окончательно перекроем Тварь в подвале. И тут же бросился к ней, навалившись всем телом, через пару секунд раздумии, я тут же бросилась к нему на помощь. Створка качнулась, а после разогнавшись, с громким хлопком закрылась. И через пару мгновений, сквозь небольшое стекло, мы увидели оскаленную морду Твари, не способную изнутри открыть створку. Не став искушать судьбу, мы бросились бежать. Впрочем, это был уже не то бегство, когда мы от ужаса не замечали, куда мы бежим. Это был тот бег, который бывает, когда спешат на встречу новой жизни. -Как думаешь, надолго ее заперло внутри? Пип задумался, а потом неопределенно ответил,- “За то время, что мы провели в подвале, он открывался пару раз, но мы уже давно потеряли счет времени, а потому я даже не знаю.”. На улице, с того времени, что мы были в последний раз, значительно похолодало, и мы вскоре начали мерзнуть. Нужно было искать укрытие, и мы стали оглядываться, в поисках открытых зданий. Вскоре нам повезло, и мы смогли проскочить в небольшое здание. Внутри оно оказалось забитым всяческим непонятными нам железками, но там было относительно тепло, а в углу нашлось всяческое тряпье, благодаря которому мы смогли отогреться. Оставался открытым лишь вопрос о пище, которую еще предстояло отыскать. -Тварь сейчас заперта, нам стоит отправится на поиск,-предложила я Пипу. -Сейчас не лучшее время, слишком светло, нас будет легко заметить, а Тварь уже могла и освободится.- возразил Пип,- отправимся ночью. Порешив таким образом, остаток дня мы проспали, и лишь когда стемнело, мы выбрались наружу. -Нам нужно разделится,-предложила я,- ты отправишься направо, туда, где светят фонари, а я пойду налево, а утром встретимся тут, и поделимся тем, что найдем. Пип обернулся и посмотрел на фонари, горевшие в отдалении, и боязливо поежился. -Может не стоит разделятся? -Да, мне тоже не хочется разделяться, но так больше шансов, что мы что-то найдем, и так мы будем менее заметны. Пип задумался, а потом с некой обреченностью согласился,- “Хорошо, встретимся утром”. Наверняка его страшили фонари, но меня любые источники света страшили еще больше, и я бы скорее до утра не двинулась с места в их сторону, чем смогла что-то разведать. Мы еще некоторое время потоптались на месте, а после разошлись по сторонам. Некоторое время, я двигалась не спеша, осторожно оглядываясь, запоминая все проулочки, куда можно было бы спрятаться либо бежать, а потом начала искать вход у тех зданий, что мне встречались. Порой мне приходилось останавливаться, и повторять у себя в голове тот путь, по которому я двигалась. Мне было страшно от мысли, что я смогу заблудится, и потерять еще и Пипа, оставшись совсем одна. Раз за разом я обходила здания, но они либо были наглухо закрыты, либо пусты и не представляли интереса. Но я не отчаивалась, и вскоре мне повезло наткнуться на здание, дверь которой не была закрыта полностью, и протиснувшись внутрь, я почувствовала запах пищи. Осторожно двинувшись по коридору, я оглядывала комнаты, которые были открыты. Некоторые были пусты, в других стояли металлические ящики, с наглухо закрытыми крышками. Оставалось уповать на удачу, и вскоре она мне улыбнулась, в виде огромной куче кукурузы, насыпанной на полу. Голодная, я кинулась к ней, но внезапно меня остановил голос, раздавшийся у меня за спиной. -Не стоит утруждать себя поеданием твердой кукурузы, когда есть мука из нее. Голос я узнала сразу, но прозвучал он слишком неожиданно, чем и ошеломил меня. Обернувшись, я увидела стоящего Фума, который смотрел на меня насмешливо и радостно. -Ты жив!-радостно кинулась я к нему,-мы тебя совершенно потеряли в ту ночь! -Да, я тоже потерял тебя из виду, кричал тебе, но ты меня не слышала, а после меня загнала в угол Тварь, пришлось долго пережидать, ну а потом уже было бесполезно искать. Поэтому я решил, что лучше ждать, пока ты сама появишься, когда проголодаешься, в городе не так много мест, где можно найти пищу. -Мы были в подвале, там много пищи. Но туда нагрянула Тварь, и нам пришлось бежать. -Нам? Так вы с Пипом так и не потерялись? Где он? И что за подвал? Я принялась рассказывать, а Фум слушал, иногда уточняя, иногда кивая головой. -Вам повезло, что вы попали в тот подвал, он редко открывается, а еще больше вам повезло, что вы ушли оттуда, Тварь часто там бывает. А потому можешь не сомневаться, Тварь уже давно покинула подвал, шлюз не задержит ее надолго. Как и не задержат ее двери, либо окна. Перед ней открывается все, в отличии от нас. Она создана править этим местом, а мы лишь незваные гости. -И что ты предлагаешь? Дождаться весны и уйти? -Нет, мы можем остаться здесь, просто нужно все делать правильно, и тогда мы сможем избегать и встреч с тварью, она довольно примитивна и предсказуема, и быть всегда с пищей, если сделать убежище неподалеку. -Тогда может нужно сходить за Пипом? -А вот этого не нужно!-голос Фума стал жестким, -послушай, я уже говорил тебе, город это суровое место, тут можно выжить либо в одиночку, либо парой, но большая группа приведет либо к голоду, либо к смерти. Вспомни Куцую, из-за нее могли погибнуть и мы. Я стояла и думала над словами Фума. И мне совершенно не хотелось думать, прав он или нет. Единственное, чего мне хотелось, так это спокойствия и безопасности, жизни без опасения, что через мгновение на меня накинется Тварь, или я окажусь на улице, где меня медленно прикончит мороз. Я посмотрела Фуму в глаза, и согласно кивнула. Сомнений больше не было, если и нужно оборвать все лишние связи, то я сделаю это, а Пип, пусть позаботится о себе сам. -Пойдем отсюда, я уже говорил, город я знаю хорошо. -Может нам стоит остаться тут? Тут есть пища. -Это ненадолго, это мельница, завтра все зерно перемелится в муку, а потом она исчезнет. Я знаю другое место, где еда есть всегда, а сюда мы сможем вернуться всегда, я сделал подземный ход. Фум и впрямь очень хорошо изучил город, он всегда знал, где можно найти пищу, а где есть надежное укрытие. Убежище мы соорудили рядом с огромным амбаром, где хранилось зерно. “ Вокруг нас множество таких же убежищ, и много таких же, как и мы, и это создает некую угрозу со стороны Твари, но тут всегда холодно, а Тварь не особо любит холод, и долго не находится тут, нам будет достаточно отслеживать, когда Тварь уйдет. Нас двое, мы всегда сможем прикрывать друг друга. А запаса пищи тут хватит с головой.» Фум оказался прав, хотя я вначале сомневалась, и чтобы убедить меня, он повел меня на крышу здания, с которого было хорошо видно амбар. Поднявшись наверх, мы расположились на самом краю. На улице было холодно, дул сильный ветер от которого текли слезы, которые тут же замерзали. Время от времени, я прочищала глаза, и от того не сразу заметила, то на что указывал мне Фум. Там, внизу, от амбара бежала Тварь, на морозе она прижимала уши, а затем добежав до другого здания, скрылась в открывшейся двери, которая тут же захлопнулась за ней. -Вот и все, путь открыт, можно идти за припасами. И не какого риска, теперь Тварь не скоро появится. Фум улыбался, глядя на меня. Я ответила улыбкой, а затем с изумлением уставилась на белые хлопья, которые внезапно посыпались с неба. Одна такая упала мне на нос, и тут же превратилась в воду. Снег, это был снег, тот самый, о котором я так много слышала, и впервые увидела. И он был не так страшен тут, в городе, чем его описывал Маркус, рассказывая про зимние поля. И под этот снег, мы отправились в амбар. Жизнь наша текла размерено, утром мы поднимались на крышу, и дождавшись, пока Тварь скроется из виду, мы посещали амбар, а если Тварь упорно крутилась возле амбара, не желая уходить, то Фум уводил меня в другое место, где можно было чем-то поживится. Снег шел часто, заваливая все улицы, впрочем, нам он особо не мешал, он довольно быстро покрывался крепкой коркой,которая легко выдерживала наш вес. А потом, когда его уровень стал большим, Фум придумал рыть ходы внутри таких сугробов, и вскоре мы вполне спокойно перемещались, совершенно не опасаясь, что Тварь нас заметит. Иногда мы встречали других выживающих в городе, но Фум оказался прав, никто из них совершенно не стремился установить с нами контакт, а иногда мы получали угрозы, если оказывались поблизости с ними, и вскоре мы уже и сами стали такими же, осыпая угрозами тех, кто приближался к нам или нашему убежищу. А один нам и впрямь пришлось поколотить одиночку, который заплутав в снежных лабиринтах оказался перед нашим убежищем. Я уже не помышляла о полях, и даже с улыбкой вспоминала, как переживала о зиме,городе и Твари. Теперь же это место стало моим домом, настоящим домом.

6

Холод! Да, я не люблю холод, он мерзко кусает за нос, и лапы. Мне всегда неуютно на морозе, это единственное, что может удержать меня в логове. Мороз хуже дождя, от дождя можно спрятаться под крышей, от мороза сложнее спрятаться. В моем городе мало мест, где можно спрятаться от мороза. Ничтожества всегда радуются морозам, конечно, ведь у них появляется возможность гулять по городу. Гулять и считать город своим домом, местом где они могут быть в безопасности. Глупцы! Ничтожества! Когда я нервничаю, то мои когти не произвольно выскакивают вперед, мои любимые острые когти. Спокойствие, только спокойствие. Время поточить когти. Этих зарвавшихся глупцов пора проучить, показать их место, если у ничтожества может быть место. Я выхожу на улицу, я выхожу на охоту. Теперь это не просто прогулка, теперь это смертельная охота. Что? На улице мороз? Меня это не заботит, сейчас мороз мне не страшен, внутри меня кипит кровь, и мою душу рвет единственное желание, даже не так, мою душу иссушает жажда, жажда убийства, жажда крови. Ничтожества прячутся от меня, они думают, что способны спрятаться от того, кто вышел на охоту, от того, у кого охота в крови. Снег, всюду снег, это дитя мороза, ничтожества любят снег, они считают, что снег способен защитить их. Они думают, что снег их прячет, да я их не вижу, но я их слышу, слышу их шаги под снегом, слышу, куда они идут. Да, снег предатель...а я? А я идущая по снегу смерть, смерть которая вышла на охоту...

7

Мы бежали по лабиринту снежных завалов, и весело смеялись. Совсем недавно мы придумали эту игру, где нужно было догнать другого, коснуться, а затем убежать, скрываясь среди тех коридоров и тупичков, которые мы выкапывали среди снега. Иногда мы сталкивались, и принимались кататься по снегу, окутывая друг друга снегом, затем отряхивались, и продолжали веселье. Был мой черед ловить Фума, и я из-за всех сил стремилась его поймать, да, он был ловок и быстр, но порез полученный им когда-то давно, порой подводил его, напоминая о себе, и он начинал хромать, не долго, всего пару шагов, но этого хватало, чтобы догнать его. А после он принимался ловить меня, и пусть я была менее ловкая и быстрая, я всегда умела ловко прятаться, уходить в непредсказуемыее повороты, заставляя Фума промахиваться. Продолжалось это всегда долго, у нас было много сил и энергии, которую было совершенно некуда девать. Но всякий раз, после таких игр, нас одолевал голод. -Пойдем за зерном?-спросила я, когда мы в очередной раз покатились по снегу,-что-то кушать захотелось. -Пойдем, только сперва узнаем, где Тварь, сидит как дура, возле амбара, либо прячется, как нежинка от мороза. И мы двинулись по вырытому под снегом коридору, к тому зданию, которое служило нам наблюдательным пунктом. По дороге, мы принялись обсуждать результаты последних наших гонок, а затем начали спорить, является ли честным прятаться в ответвлениях, и закончили тем, что нужно прорыть еще несколько ходов. Мы приблизились к выходу и туннеля, и тут, совершенно неожиданно, Фум толкнул меня так, что я не удержалась на ногах, и плюхнулась в ближайший сугроб. Фум весело засмеялся, и продолжая издеваться швырнул на меня сверху еще снега. -Ах, ты! Кипя от негодования, я подскочила, и бросилась на Фума. Фум ловко развернулся, и помчался к зданию, собираясь подняться раньше меня. Я выскочила следом, и тут, мимо меня промчалось что-то совершенно черное, вначале мне показалось, что это с неба обрушилась глыба, которая накрыла собой Фума. Затем раздался жуткий вопль Фума, и глыба принялась разворачиваться, и я наконец осознала, что это Тварь, у которой из пасти торчал Фум, отчаянно пытающийся вырваться. Тем временем, пока мой разум еще только пытался осознать происходящие, мое тело действовало автономно, и ноги уже несли меня обратно в туннель. Мне частично повезло и я успела заскочить внутрь раньше, чем Тварь прыгнула, но все же она успела запустить свою лапу внутрь туннеля, и полоснуть когтем по моему боку, прям поверх ребер. Жалко пискнув от боли, я упала, и лишенная сил замерла, стараясь даже не дышать. А с улицы до меня доносились крики Фума, которые впрочем становились все тише и тише, пока совсем не стихли, а после сменились более жуткими звуками хруста костей и чавканьем, Тварь насыщалась... Затем все затихло, я лежала, боясь пошевелится, рана кровоточила и жутко болела, но я по прежнему боялась издать хоть звук. Потом я услышала звук шагов, это Тварь ходила по снегу, порой она проходила прям у меня над головой, иногда удалялась, затем в туннель протиснулась та часть ее головы, где находились пасть, и расположенный в верхней части нос принялся жадно втягивать воздух, затем морда исчесзла, а следом просунулась лапа, и принялась шарить, стремясь что-нибудь поймать. Затем лапа нащупала тот самый сугроб, в который еще совсем недавно меня толкнул Фум, и разгребла его. Затем снаружи раздалось недовольное фырканье, и лапа исчезла. Вновь раздались шаги, которые вскоре стали тише, и в скорее совсем пропали. Я с трудом поднялась, и пошатываясь, отправилась обратно в убежище. Рана уже не кровоточила, но по прежнему жутко болела. У меня кружилась голова, и перед глазами плыли круги, и иногда я опускалась на пол, чтобы передохнуть. И раз за разом я вспоминала слова Фума, который постоянно мне повторял, - “Мы выживем, выживем по той причине, что мы осторожны, мы всегда будем осторожны, пусть другие бегут наугад к амбару, мы посмотрим со стороны, и решим, когда можно идти. Мы самые умные и осторожные, а значит мы обязательно выживем.” . Я поднималась и продолжала идти, мне было необходимо добраться до убежища, остаться в этом снежном туннеле означало умереть от холода. А в убежище тепло, там можно будет отлежаться, перевести дух, дать ране немного затянуться. Горько укололи воспоминания о том, что еще совсем недавно, я пробегала этот путь даже не запыхавшись, а забавляясь, мы с Фумом могли пробежать это расстояние сто раз и даже не заметить, теперь же, туннель до убежища казался бессконечным. Туннель вокруг меня расстаял, вновь шел дождь, сильный дождь, который стегал мое тело, под ногами вновь разверзлась грязь. Та же самая грязь, что была и в поле, она вновь хлюпала и обхватывала мои ноги, налипая, она тянула меня вниз, и в какой-то момент, я поняла, что мне проще по ней плыть, чем идти, и я опустилась на пол. Но это было ошибочным решением, потому как я не старалась плыть, я не могла сдвинуться с места. Раздался шелест травы, и я оглянулась. Из зарослей кукурузы вышел Маркус. Он внимательно осмотрел меня, и задумчиво произнес,- А я говорил тебе, что зимой приходят Твари, и что их сотни, и не страшит их снег и мороз... Затем он развернулся и полез обратно в кукурузу. Я крикнула ему в след: Прощай! Маркус обернулся, и все так же, растягивая слова ответил,- Скоро увидимся. По кукурузе застучали капли дождя, и вскоре она исчезла за стеной дождя. Внезапно сквозь пелену проступило лицо Пипа. Он грустно улыбался, и сквозь эту улыбку тихо прошептал – Я всегда знал, что город нас убьет, знал. Когда мы уходили от сюда, я поверил, что мы теперь свободны, и что избавились от того векового проклятья, что лежит на нас, но нет. Мы вновь тут, и вновь умираем. Стена дождя вновь колыхнулась, и Пип исчез. Внезапно мой бок пронзила боль, и вся пелена дождя спала, и я поняла, что лежу на полу туннеля, и что я страшно замерзла. Нужно было двигаться вперед, двигаться, пока меня вновь не пленила та пелена из дождя, пока ноги вновь не захватила глина...

8

Весна... Я люблю весну. Весной вновь можно гулять, весной нет морозов. Весной все оживает, вновь появляются вкусные запахи. Дышать становится легко, и воздух начинает пьянить. Звезды вновь начинают петь, и их вновь можно слушать, сидя на крыше. Когда нибудь я уйду к ним, спою свою песню вместе с ними, стану одной из них. Ту самую песню, что пела мне моя мать, и ту же самую, что я пою своим детям. Да, моим детям. Они уже научились петь ее, и поют ее вместе со мной, когда я прихожу к ним. И будут ее петь, когда меня не станет, а мне уже осталось немного. Да, я это чую, слышу по той песне, что поют звезды, чем ближе время уходить, тем она громче. Это чувство напоминает мне, что у меня еще много дел, что я еще не закончила свои дела. Еще остаются в городе ничтожества, и еще остаются мои дети. Мои дети еще не видели ничтожеств, и этот пробел в воспитании необходимо восполнить. Я лениво потягиваюсь, сегодня нет той жажды убийств, но знания должны передаваться, детей нужно учить...

9

Пипа я нашла в том же сарае, где мы и договаривались встретится. Он был довольно истощен, добывать пищу в этом районе было сложно, но он не покидал его, надеясь, что я все же вернусь. Когда я пришла, я была тоже крайне истощенной, рана моя только едва затянулась, а потому Пип легко поверил мне, когда я сказала ему, что в ту ночь заблудилась, а после чуть не попала в лапы Твари, после чего мне пришлось долго отсиживаться, пока рана затягивалась. О Фуме, и о его гибели, я нечего говорить не стала. Пип мне поверил, ну или сделал вид, что поверил, по крайней мере, он никогда нечего не сказал по этому поводу. В ответ Пип рассказал мне о том, что не прекращал моих поисков, что после моего исчезновения, он уже не боялся Твари, но все было тщетно. После мы долго сидели рядом, молчали, и думали о той зиме, что нам удалось пережить. Я вспоминала, как отлеживалась в убежище, как шатаясь ходила в амбар за зерном, даже не проверяя, там ли находится Тварь или нет. На тот момент, мне было абсолютно все равно, сожрет меня она или нет, порою смерть казалась избавлением. Порой я вновь погружалась в пелену, и вновь вела беседы с теми, кто приходил ко мне, обычно я не запоминала этих собеседников, но один раз мне запомнился, когда в бреду меня посетила сама Тварь. Она что-то рассказывала мне о своих детях, и о том, что их нужно учить. Но постепенно я приходила в себя, и весь этот бред исчезал, постепенно переходя в здоровый сон. Просыпалась я в полном рассудке, и уже осторожно отправлялась за пищей, подолгу оглядываясь, прежде чем перебежать из одного укрытия в другое. Возвращалась я так же аккуратно, и вновь засыпала. Однажды я почувствовала, что полностью восстановилась, пусть и истощала. Тогда я и решила, что оставаться одной я не могу. И на мое счастье, Пип был жив. -Я знаю одно место, где есть пища, ее там много,-осторожно сказала я,-случайно наткнулась, когда брела раненая. -Еда это хорошо,-Пип улыбнулся,-нам не помещает хорошо поесть, мы уже практически доходяги с тобой. А я все порой ходил к подвалу, думал, может ты открыла створку, и вернулась обратно, но она всегда была закрыта, и я не смог ее открыть. -Печально,-я повернулась к Пипу,-пойдем отсюда? -Пойдем. Наши дети родились весной, когда днем снег уже начал, но по ночам еще стояли морозы. Амбар к тому времени стоял уже практически пустой, пищи становилось все меньше, а население вокруг амбара выросло настолько, что порой за зерно приходилось драться, и тут себя проявил Пип, который внезапно оказался отчаянным забиякой, способным вступить в драку с кем угодно. Когда мы с ним говорили об этом, он всегда начинал смеяться,-в том районе, вокруг того сарая, где я жил, по другому было не выжить, а тут все такие нежные. Теперь очень часто, можно было услышать крики тех, кому не повезло и они попали в пасть Твари, порой это случалось рядом нашим убежищем, детей это пугало, но нас с Пипом уже не трогало, лишь порой мы с облегчением вздыхали, что сегодня Тварь уже сытая, и возможно уйдет, а значит наш поход за зерном будет безопаснее. Вечерами мы рассказывали детям о городе, о полях, и конечно же о Тваре, ведь детей нужно учить... Вскоре они подросли достаточно, чтобы самостоятельно выходить из убежища, и тут у нас с Пипом прибавилось хлопот. Одному из нас приходилось оставаться, чтобы приглядывать, не давать малышам убегать далеко от убежища. А они очень любили это занятие, даже завели себе глупую игру «Посмотри на Тварь», где чтобы победить, нужно было увидеть Тварь. И в один из таких дней и не стало Пипа. Я ушла на поиски еды, Пип остался приглядывать. Вернувшись назад, я обнаружила вокруг убежища подозрительную тишину. Придя в ужас, я кинулась вовнутрь, где и обнаружила детей, смертельно перепуганных, сбившимися в кучу. Как я смогла понять, Пип задремал, и дети выскочили наружу, решив в очередной раз сыграть в «Взгляни на Тварь». Осторожно пробираясь вдоль стены, и перепрыгивая через тающие сугробы, они добрались до того здания, откуда мы с Фумом наблюдали за амбаром. И когда они забрались на крышу, совершенно внезапно для себя, стали победителями все вместе, увидев Тварь совсем рядом с домом. Может Тварь их бы и не заметила, но кто-то пискнул от испуга, и в тоже мгновение, одним прыжком, Тварь оказалась на крыше. Парализовавший всех ужас, не дал бросится в рассыпную, и Тварь с любопытством разглядывала свой обед, решая с кого ей начать. И в тот момент, когда она наконец сделала свой выбор, и уже начала заносить лапу для удара, в Тварь разбежавшись из-за всех сил ударился Пип. Тварь страшно зашипела, и мгновенно впилась в Пипа двумя лапами, запустив в него свои когти и довершила дело клыками. Что было дальше неизвестно, потому как дети наконец отошли от ступора, и бросились бежать, но я вполне представляла себе финал этой истории. Смерть Пипа стала для меня и детей тяжелой потерей, добывать пищу стало сложнее, и мы начали голодать. Вызвала ли у меня эта смерть личные переживания? Нет, слишком много было смертей с того момента, когда мы покинули поля. И все мои переживания сводились к тому, что детей стало сложнее кормить. Или это материнство так поменяло мои приоритеты? Об этом я совершенно не думала, если подобные мысли и появлялись, то тут же улетали из головы, вытесняемые нарастающим голодом. Амбар был пуст, абсолютно пуст, не осталось даже случайно завалившегося зернышка. Я пыталась попасть в подвал, но створка была запечатана намертво. Из всех мест, где я могла добыть пищу, оставалось то здание, где мы встретились с Фумом. Но вся беда была в том, что двери туда редко открывались, а тот подкоп, через который Фум проникал туда, был завален снегом. Два дня ушло у меня на раскопки снега, который был уже напитан водой и промерзший, и походил больше на лед. Наконец мне удалось докопаться, но лаз получился узким, а сил чтобы его расширить уже не было. Тем не менее я могла в него протиснуться, и я проскользнула вовнутрь. Осторожно, стараясь не шуметь, и постоянно оглядываясь, я добралась до той комнаты, где в прошлый раз лежала кукуруза. Она была пуста. Я прошла в другую комнату, там было так же пусто. Следующая. Пусто. Ополоумев от голода, я металась по комнатам, забыв про осторожность, и мой безумный бег закончился тем, что я ударилась об огромный мешок, в боку которого была дырка, и из нее посыпалась мука. Кукурузная мука. Это была просто фантастическая находка. Набросившись на нее, я удаляла свой голод, все таки Фум был прав, зачем нужно зерно, когда есть мука. А потом поняла, что мука сыграла со мной злую шутку. Ее я не смогу отнести детям, в отличии от зерна. Остается только привести их сюда из убежища.

10

Игратцаа! Я люблю игратца. И пусть мои лапки пока не такие ловкие, как у мамы, и часто путаются, но я уже могу бегать, и прыгать, пусть еще не высоко. А еще я умею охотится. Вчера я сидел в засаде и целых пять раз поймал своего брата, а вот сестричку не смог. Она ловкая, но тоже не такая ловкая как мама. Зато я смог поймать мамин хвост! Ох, как же она разозлилась! Я даже испугался, но она просто отнесла меня обратно в логово. А потом спела мне песню, а я пел вместе с ней. Мне нравится эта песня. А вообще, в логове скучно, и мы выходим гулять. Сегодня мы тоже выбрались гулять, и забрались в здание, тут пахнет мукой. Мы долго игрались, а потом поняли, что дверь закрылась, и мы не можем вернуться в логово. Ох, вот мама разозлится! Ну пусть, это будет потом, а пока хочется спать. На этих мешках с мукой можно прекрасно поспать. Я удобно устраиваюсь, и ко мне тут же прижимается моя сестра, она всегда прижимается ко мне, когда мы ложимся спать. А вот братец, хоть и спит всегда рядом, но не прижимается к нам. Ну и пусть мерзнет. Что это? Что за звуки? Мы все поднимаем головы и смотрим вниз. Отсюда мы видим странных существ. Они противно голосят. И сами они противные. Маленькие и слабые. Какие-то ничтожества. Нужно поймать и рассмотреть поближе, а потом показать маме, пусть она объяснит.

11

Я вела детей по переулкам, и меня просто колотило от страха. Тварь могла быть где угодно, с того момента, как в амбаре закончилось зерно, она вновь стала непредсказуемой. Хуже было то, что на улице было светло, и нас было хорошо видно. Я хотела подождать до ночи, но испугалась, что мука исчезнет. Да, проклятый голод вновь гнал нас прямо на смерть, и мы нечего не могли изменить. Дети испуганно бежали за мной, голод прогнал из них всю игривость. Передвигаться было сложно, снег таял, но слой льда не пропускал воду, оттого всюду были огромные лужи и глубокие ручьй. А сам лед был скользким, мои ноги постоянно разъезжались, я часто падала и ударялась. Детям приходилось еще хуже, но они терпеливо бежали за мной. Когда мы наконец добрались до лаза, и пробрались внутрь, то некоторое время просто лежали на полу обессиленные, и даже голод не мог заставить нас подняться. В коридоре раздавался какой-то шелест, но мы совершенно не обращали на него внимания, тут мы были в безопасности, да и Тварь не стала бы шуметь, это не в ее привычках. Затем в коридоре все затихло, а мы уже передохнувшие, выбрались в коридор. Запах муки растекался по коридору, и мы бегом бросились к мешку, из дырки по прежнему сыпалась мука, стоило лишь немного подчерпнуть. Мы принялись набивать рот мукой, и она сладкой жидкой массой растекалась по рту. Дети оживились, и стали со смехом отталкивать друг друга, стремясь протиснуться поближе, я даже грозно цыкнула на них, но особого эффекта не достигла, слишком все изголодались. В итоге я просто расслабилась, с удовольствием наблюдая, как кушают дети. Ко мне подбежала дочка, самая крупная из всех, а потому первая пробившаяся к муке, и уже удовлетворившая свой голод. «Мама, мама, а кто это такие?» и указала наверх мешка, я подняла голову, и закричала диким голосом,-”Бежим!”. Наверху мешка сидели три копии Твари, пусть намного меньше ее самой, но значительно крупнее нас. И смотрят прямо на нас, взгляд их жуткий, не мигающий, взгляд пронзающий душу. Стоявшая рядом со мной дочка не стала ждать разъяснений и бросилась к лазу, но остальные дети с изумлением смотрели на меня, и не спешили убегать, а я тем временем видела, как сверху, один за другим падают черные туши, как ловко выбрасывают лапы, как из этих лап вытягиваются когти. Что-то изменить я была не в силах, а потому бросилась бежать. И вновь мне в спину летело страшное рычание, крики боли и отчаяния. Уже заскочив в лаз, я обернулась, и увидела, что за мной бежит один из моих сыновей, но даже не успела обрадоваться, как на него обрушилась огромная лапа, прижавшая его к полу. На сцене появилась сама Тварь. И она аккуратно подтянула моего сына к себе, и зажав его в пасти, понесла его к своим детям. Мы сидели с дочкой в лазе, идти нам было некуда, да и смысла не было. Всюду царил голод, и теперь было понятно, что Тварь теперь не одна, пусть ее дети пока еще маленькие, но уже способны убивать. Я повернулась к дочери,- Нам нужно уходить в поля. Уходить так далеко, как только сможем, и никогда не возвращаться обратно. Дочка смотрела на меня, и молча кивнула. Я тем временем продолжала, - Ночью мы еще раз выйдем к мешкам, подкрепимся, а после будем уходить. В полях сейчас мало пищи, поэтому нам придется сложно, но тут у нас все меньше шансов с каждым днем. После этого я отвернулась и попыталась заснуть. Сон не шел ко мне, и в голове плыли образы, мимо меня скользили мои дети, Пип, Фум, Куцая, Маркус, и остановился этот калейдоскоп на образе моей матери. «Уходи далеко, так далеко, как только сможешь», так говорила мне она, так и я говорю своей дочери, все верно, детей нужно учить. После этого я уснула... Ночью мы выбрались в коридор. В воздухе пахло мукой, и к этому сладкому запаху примешивался запах крови. Но нас это не особо смущало или пугало, нам хотелось есть, а потому мы продвигались к мешку. Вокруг царила тишина, Твари не было видно, и мы набросились на муку. Насытившись, мы побежали обратно, залезли в лаз, и преодолев его очутились на улице. Была уже глубокая ночь, небо было облеплено звездами, и я невольно подняв голову, увидела Тварь. Она сидела на самой высокой точке города, и пела. И хоть мы были далеко, мы явно слышали эту песню. И эта песня была прекрасна, она убаюкивала и дарила покой. Я стояла завороженная этой песней, и лишь толчок в спину от дочки, привел меня в чувства. Мы развернулись и бросились бежать, подальше от Твари, подальше от города, подальше от смерти. Бежали мы долго, улицы сменяли переулки, переулки сменяли улицы, иногда дорогу нам перегораживали здания, приходилось искать обходной путь. В итоге мы оказались перед той площадью, на которой погибла моя мать и Куцая. Я обернулась к дочери,- “Через эту площадь нужно бежать быстро, не останавливаться, только бежать. За ней будет еще немного домов, но за ними уже начинаются поля, но и они не сразу станут безопасными, поэтому нужно бежать столько, сколько хватит сил.”. Я осмотрелась, все кругом выглядело спокойным, царила тишина, а на горизонте начало подниматься солнце. На площади не было снега, это облегчало нашу задачу. “Бежим”,- бросила я, и рванулась вперед. Бежать по камню было легко, со стороны поля подул легкий ветерок, который принес запах влажной земли, и это был запах свободы. В нем я ощущала запах сладкой молодой кукурузы, вкус сладкой воды из ручья. Я забылась, и мне казалось, что я вновь бегу ранним утром к ручью, и вновь на головой шумят страшные ветки. Они угрожают мне, обещают прижать к земле, проткнуть своими ветками. В голове прояснилось, и я увидела, что мимо меня пробегает моя дочь, которая добегает до края площади, и скрывается в переулке. А я, почему я не бегу? И почему я лежу на земле? И что меня держит сверху? С трудом поворачиваю голову, чтобы осмотреться, и вижу, что меня прижимает к земле огромная лапа, из которой торчат ужасные когти. От накатившего ужаса я начинаю громко кричать. Этот крик придает мне сил, и из-за всех сил дергаюсь вперед, стремясь вырваться. У меня это почти получается, но в последний момент, в меня впивается коготь, и мощный рывок отправляет меня в полет. Коготь, державший меня срывается, а я падаю и удар от падения выбивает из меня дыхание. Я пытаюсь подскочить и бежать, но легкие жгёт огонь, и мне удается сделать всего пару шагов. Перед глазами плывет площадь, и я совершенно не могу понять, куда мне нужно бежать. В какой-то момент, глаза фокусируются, и я вижу сидящую впереди меня Тварь. Она смотрит на меня, своими огромными глазами, и в этом немигающем взгляде нет нечего, никаких эмоций, только одна скука. Силы вновь возвращаются ко мне, и я бросаюсь бежать, сзади я слышу, как когти Твари скребут камень, и она одним прыжком оказывается впереди меня, ловко бьет меня и я вновь качусь по камням. В какой-то момент сознание покидает меня, и я парю в спасительной темноте, но вскоре меня выдергивает из нее, и тут же наваливается боль. Боль от тех ран, что Тварь нанесла когтем, от ушибов. Не в силах переносить эту боль, я вновь начинаю кричать. В ответ нечего не происходит, и я пытаюсь оглядеться, Твари не видно, и я вновь пытаюсь бежать. Мне уже не важно куда, лишь бы подальше от этой площади, хочется забиться в самую глубокую нору, и сидеть там, пока весь этот кошмар не уйдет. Сперва у меня получаются лишь мелкие шаги, но постепенно я смогла перейти на нормальный шаг, а потом и легкий бег. И пусть все мои раны болели, жажда жизни, гнала меня вперед, туда, где кончалась площадь. И вот он, край площади, всего пара шагов, сзади я слышу, как приземляется что-то крупное, и только краем глаза я успеваю заметить, как мелькает лапа, прежде чем вновь отлетаю на центр площади. От удара трещат все кости, и я уже не могу даже кричать, лишь жалкий писк вырывается из меня. Все тело пронзает боль, и я понимаю, что мне уже не уйти с этой площади. Я больше не стану подниматься, я не стану служить развлечением, пусть Тварь меня добивает, но я больше не встану. С такими мыслями я лежу, с трудом подбирая дыхание, и уже даже не понимаю, откуда ко мне приходит боль. До меня доносятся возмущенный крик Твари, ну конечно, игрушка не желает больше играть. Через некоторое время, Тварь подходит ко мне, и я чувствую, как она подталкивает меня, заставляя бежать. Я безвольно переворачиваюсь под ее толчками, но даже не делаю попытку бежать. Тварь садится рядом, и принимается облизываться, делая вид, что я ей совершенно не интересна. Так проходит некоторое время, и заскучавшая Тварь вновь подходит ко мне, и вновь трогает лапой. И видя, что это бесполезно, меняет тактику, и начинает впивать в меня когти. Взвыв от боли, я подскакиваю и пытаюсь бежать, бегу я петляя, и в какой-то момент возле меня вновь приземляется Тварь, но в этот раз взмах ее лапы проходит мимо меня, и я обрадованная ее промахом, рванулась вперед. Но уже через десяток шагов я почувствовала, как в мою спину вонзаются когти. Боли уже не было, я обмякла, словно кусок тряпки, и в последних крохах сознания, я осознавала, что Тварь тащит меня к себе. Впрочем меня это уже не волновало, как и то, что меня обхватили клыки, и в наступившей темноте я уже не слышала того, как ломается моя шея.

Эпилог.

Ранним весенним утром, когда солнце уже поднялось над землей, но еще не прогрело землю, на улицу из дома вышел малыш. В это утро ему не нужно было в школу, да и особых дел не было. Он немного походил по двору, обследовал сад, наведался в хозяйственные постройки. И наконец вернулся во дворик, выложенный плиткой. И тут его внимание привлекла кошка. Кошка прыгала вокруг мышки, не давая ей убежать, ловко цепляла когтями, подбрасывала в воздух. Затем, утомленная этой игрой придушила ее, и принялась за трапезу. Малыш же побежал к дому, и распахнув дверь, радостно прокричал внутрь,- Мама, папа, Мурка поимала мышку!!! А затем повернувшись, громко, на весь двор прокричал,-Молодец, Мурка, умница!

Оглавление

Глава 1