Князь Немертвый (СИ) [Рацлава Зарецкая] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Рацлава Зарецкая Князь Немертвый

Плейлист

Burito — Береги

Алина Орлова (da kooka) — На кровавых рассветах

MILENA DEINEGA, Сергей Арутюнов — На заре

IntroVert — Аврора

Даже — Везде тебя вижу

Linkin Park — POWERLESS

SOCRAT — Я болен тобой

Xueran Chen — Open Ocean

Poets Of The Fall — Heroes and Villains

Пролог

Князь умирал.

Ему было страшно и холодно. Тело бил озноб, а кончики пальцев окоченели настолько, что уже не ощущались. Ног он тоже не чувствовал. Зато отчетливо слышал запах железа и мокрой земли. А еще каркающих ворон, одна из которых даже клюнула его в плечо.

Князь лежал с закрытыми глазами и ждал, когда боги заберут его на небо. Кровь сочилась из его ран и орошала прелую землю под ним. Казалось, что вытекать уже нечему, но алая жидкость все еще продолжала покидать его обессиленное тело. Вот только смерть все никак не спешила за князем.

Оглушительно закаркали вороны и захлопали крыльями, будто их кто-то спугнул. Князь попытался открыть глаза, но сил на это уже не было. Совсем рядом послышался шелест одежд. Чья-то теплая рука коснулась головы князя.

— Хочешь отомстить? — спросил тихий женский голос. — Я могу одарить тебя невиданной силой, которая сразит всех твоих врагов. Ты просто должен дать мне свое согласие на это.

Подул свежий ветер. Запах сырой земли, пропитанной собственной кровью, ударил князю в нос. С трудом приоткрыв рот, он выдохнул:

— Я хочу…

Таинственная женщина тихо и гортанно рассмеялась, и от этого смеха князю стало жутко. Смерть уже не пугала его так, как то, на что он только что согласился.

Женщина сжала горячими руками голову князя, и он ощутил адский жар, исходящий от них. Казалось, что его череп плавится, а глаза вот-вот лопнут. Не в силах терпеть адскую боль, князь закричал. Вскинув руки, он попытался оттолкнуть от себя женщину, но слабость не позволила ему это сделать. Из последних сил он зацепился за что-то прохладное и дернул это.

Вскоре жар утих, а боль спала. Горячие руки больше не сжимали голову князя. Все его тело налилось свинцом, но зато теперь он ощущал каждую его частичку.

Расслабившись и испустив протяжный выдох, князь провалился в забытье.

Глава 1

Он приехал на закате в черной карете с темными занавесками. Я бегала с другими крестьянскими детьми по дороге, когда услышала колокольчик и увидела тройку вороных коней. Заинтересовавшись, что за гость приехал к барину, я оставила детей и последовала за каретой.

Ямщик остановил лошадей у самого крыльца, на котором стоял барин с женой и детьми. Две старшие дочери были разодеты и размалеваны так, будто собирались на грандиозный бал. Они прямо стояли подле отца и матери и кокетливо обмахивались веерами.

Я спряталась за приоткрытой дверью сарая и замерла в ожидании, когда смогу увидеть прибывших гостей.

Дверца кареты медленно раскрылась, и из нее вышел молодой мужчина необыкновенной наружности. Его длинные волосы цвета воронова крыла были перевязаны черной лентой, а пронзительные темные глаза резко выделялись на слишком уж бледном лице с совершенными чертами. Вся одежда гостя с ног до головы была черной. В руке мужчина держал трость, увенчанную короной.

— Князь Глеб Владимирович! — радостно гаркнул барин. Его висячие красные щеки задрожали как студень, когда он спустился по лестнице, чтобы пожать руку своему гостю. — Вы, видимо, замерзли по пути. Пальцы аки ледышки, хоть на дворе и середина лета.

Князь поспешно отдернул руку, кашлянул в кулак и произнес глубоким вкрадчивым голосом:

— Это все последствия простуды.

— Вам нехорошо? — встрепенулась барыня.

— Болезнь уже отступила, благодарю за беспокойство. — На его бледных губах мелькнула тень улыбки.

— Позвольте представить мою жену, Варвару Николаевну, — барин указал на свою барыню, которая сделала неуклюжий книксен и вульгарно рассмеялась, — и моих дочерей: Дарью и Софью.

Барышни кокетливо хихикнули, прикрыв рты веером. Князь смерил их оценивающим взглядом и, кажется, остался разочарованным. Оно и понятно, ведь он был таким утонченным и прекрасным, словно принц из сказки, а они — вульгарными и развязными, как распутные девки. Молва о дочерях барина в округе ходила скверная.

— Это все? — склонив голову на бок, поинтересовался князь.

— В каком смысле? — не понял его барин.

— Дочери ваши, — князь небрежно указал на барышень тростью. — Их только две? Больше нет?

— Никак нет-с, — растерянно пробормотал барин.

— А крепостные? Много у вас женщин крепостных?

— Душ с сорок пади будет.

Ко мне подкралась Агафья и, хихикнув, прошептала:

— Барин молодой страшно как собой хорош, хоть и шибко бледный.

— Не барин, а князь! — поправила я подругу.

— Ой ли, велика важность!

— Велика! Князья по статусу выше всех идут. Вторые после царской семьи, между прочим! — продемонстрировала я свои знания дворянских титулов.

— Ах, вот оно что-о-о, — протянула Агафья. — Зачем же тогда такой вельможа приехал свататься к нашим барышням?

— Он хочет взять одну из них в жены? — Я оторвала взгляд от князя и удивленно уставилась на подругу.

— Ну а зачем еще приезжать в семью, где две молодые девушки на выданье? Ясное дело, жениться он хочет. Знать, издалека приехал барин, то есть князь! Слышал бы, какая молва о наших барышнях ходит, ни за что бы не приехал!

Слова Агафьи вызвали во мне разочарование. Образ статного и благородного князя никак не вязался у меня с образами вульгарных бариновых дочек.

— У тебя все мысли только о женитьбе, — буркнула я.

— А о чем же еще думать женщине?! — вскликнула Агафья. — Тебе вот можно об этом уже не волноваться, барин тебя соседскому конюху пообещал. Осталось подождать несколько лет.

Когда мне исполнилось десять, барин вдруг позвал меня к себе. Мать, польщенная такой честью, принялась отмывать меня грубой щеткой, плести косы и наряжать в почти новый сарафан, непонятно откуда взявшийся.

Барин принял нас в своем саду, сидя на скамейке под березой и попивая горячий чай. Он сказал, что намерен подарить меня своему соседу, у которого скоро именины. Ему как раз нужна маленькая девчушка, которая будет смотреть за птицами. В будущем этот сосед намерен женить своего крепостного конюха, которым очень доволен.

Мать от такого предложения была на седьмом небе от счастья, а мне с горя захотелось утопиться. Так за несколько минут была решена моя судьба, и никто в целом мире не мог помочь мне ее избежать.

Тихо вздохнув, я отвернулась от Агафьи и вдруг встретилась взглядом с князем. Его темные глаза пристально смотрели на меня, будто хотели просверлить во мне дыру. От испуга я икнула и замерла, но взгляда от князя не отвела, хоть и хотела. Он будто меня загипнотизировал.

Медленно подняв трость, он указал ею в мою сторону и произнес:

— Она. Ее забираю.

— Что? — выпучил глаза барин.

— Крепостную девку? — хором взвизгнули барышни.

— Да на кой ляд она вам сдалась? — воскликнула барыня. — Вы разве не на дочек наших посмотреть приехали?

Князь с явной неохотой отвел от меня свой гипнотический взгляд и уставился на барыню.

— Я на них посмотрел — не то. А вот она, — князь снова указал на меня тростью, — то, что мне надо.

— Так бы стразу и сказали, что вам служанка нужна, а не жена, — буркнула барыня. — Идемте, девочки!

Софья и Дарья фыркнули и, развернувшись, последовали за матерью. Я же все стояла на месте и, ошалело хлопая глазами, смотрела на князя.

Кашлянув, барин крикнул:

— Эй, Анчутка! Поди сюда!

— Иди, давай, — шепнула Агафья и подтолкнула меня вперед.

На негнущихся ногах я неловко подошла к барину и князю. Смотреть на последнего в открытую теперь, на таком близком расстоянии, мне было страшно.

— Сколько тебе лет? — спросил князь.

— Десять, — послушно ответила я, опустив голову.

— Тебя и правда зовут Анчуткой?

Испуганно взглянув на сурового барина, я кивнула.

— Не ври мне, — стальным голосом произнес князь, и у меня кровь застыла в жилах от жуткого тона его голоса.

— Софьей меня крестили! А Анчуткой прозвали, потому что барышню так же звать, как и меня. Барыня сказала, что негоже крепостной девке имя барышни носить, — скороговоркой выпалила я и, зажмурив глаза, принялась ждать, когда мне прилетит оплеуха от барина.

Несколько мгновений царила тишина, а затем князь произнес:

— Софья, пойдешь ко мне в услужение? Будешь моей помощницей.

— Пойду! — воскликнула я, подняв голову и вновь встретившись взглядом с князем. Его глаза в этот момент показались мне бездонным черным омутом, где таилась неизвестность. Однако попасть в услужение к нему всяко лучше, чем быть подаренной на именины сальному соседу со свинячьими глазками, а затем стать женой его конюха.

— Сколько за нее хотите?

Барин закряхтел, размышляя над ценой.

— Рублей семь, не меньше, — наконец выдал он.

Князь удивленно приподнял черные брови:

— Да вы алчный человек, Борис Аркадьевич. Ей цена от силы два рубля.

— Семь рублей и не копейкой меньше, — надувшись, повторил барин. — Она предназначалась моему соседу на именины, который подумывал выдать ее замуж за своего конюха. Не хотите, не берите.

— От чего же не хочу? Очень даже хочу. — Князь вынул из потайного кармана сюртука кошель, достал нужную сумму и протянул ее барину. — Хотел бы я вежливо сказать, что с вами приятно иметь дело, но я не люблю врать. С вами отвратительно иметь дело. Надеюсь, мы больше никогда не встретимся. — Повернувшись ко мне, князь произнес: — Софья, садись в карету.

Я кинула последний взгляд на ошалевшего от такой грубости барина и шмыгнула в карету, даже не подумав испросить разрешения попрощаться с матерью. Князь последовал за мной. Когда он стукнул тростью по стенке, ямщик стеганул хлыстом. Кони заржали и понесли меня в неизвестном направлении.

— Итак, Софья, расскажи мне свою историю. — Князь снял высокую шляпу и, положив ее на сиденье, к которому была прислонена трость, внимательно посмотрел на меня. — Не смей врать мне или что-то от меня утаивать, я сразу же это пойму.

Почему-то только сейчас я ощутила исходящий от этого человека холод. Скукожившись, я робко заговорила:

— Меня прозвали Анчуткой за то, что я непоседливая и люблю озорничать. Отца моего, по словам матери, переехала карета. Это случилось еще до моего рождения. Мать, однако, почти не вспоминала о нем, потому что он был пьяницей. В барском доме она служит на кухне, а я ей помогаю. Помогала. — Помедлив немного, я продолжила: — Иногда я тайком бродила по поместью, любуясь богато обставленными комнатами. Мне страшно хотелось стать барыней и часами ничего не делать, только валяться в роскошной постели и есть яблоки с медом. А еще мне хотелось обучиться грамоте, но мать мне этого не позволила. Книги в барском доме, до которых никому не было дело, не давали мне покоя. Я мечтала перечитать их все, но мать даже подходить к ним запретила. «Негоже девке дворовой грамоту знать», — был ее ответ. Чуть позже я стала ее понимать. Крепостным нелегко живется. Помимо своего дома надо трудиться и в барском. Здесь каждая пара рук на счету, поэтому мать и отказалась обучать меня грамоте.

— Для безграмотной крестьянки ты слишком ладно говоришь, — нахмурился князь.

Испугавшись, что он решит, будто хочу от него что-то скрыть, я затараторила:

— Мне никогда не нравились речи окружающих меня крестьян, поэтому я вслушивалась в речь господ и старалась говорить, как они. Естественно, мать этого не одобрила. Она побила меня и заставила забыть все «барские словечки». Тогда я стала говорить на привычном ей языке, но не бросила того, что начала. Я продолжала слушать и запоминать правильную и более мелодичную, на мой взгляд, речь.

— А ты интересная девчушка, — хмыкнул князь. — С тобой не будет скучно.

Он отвернул голову к окну и за все время пути больше не сказал мне ни слова. Я же сидела как мышка, боясь даже повернуть голову к окну, чтобы посмотреть, где мы едем.

Не знаю, сколько прошло времени. Я даже успела задремать, но тут же проснулась, когда ямщик протяжно воскликнул:

— Тпру-у-у!

— Приехали, — констатировал князь.

Надев шляпу, он вылез из кареты, а я поспешила следом за ним.

Была уже глубокая ночь. На темном небе сияли россыпи звезд, а вокруг горели редкие фонари, освещавшие мощеные дороги и фасады домов в несколько этажей.

— Мы в городе! — восторженно выдохнула я, оглядываясь по сторонам.

— В Туле. Знаешь такой? — Одеяние князя сливалось с тьмой. Выделялось только его бледное лицо.

— Это там, где оружие куют? — Во время войны с французами барин несколько раз упоминал в разговорах с женой этот город и его вклад в вооружение страны.

— Верно. Идем за мной.

Князь шагнул во двор возвышающегося над нами дома, постучал в дверь и, дождавшись, когда ему откроют, вошел. Я последовала за ним и оказалась в богато отделанном помещении с лепниной и красивыми картинами. Всюду горели свечи и казалось, что сейчас день, а не ночь.

— Девочку сначала накормить, а потом искупать и уложить спать. — Князь передал трость высокому и широкоплечему мужчине со светло-русыми волосами и светло-карими глазами. Его суровое лицо тоже было бледным, а губы бескровными. Но если бледность на лице князя казалась естественной и шла ему, то бледность этого мужчины выглядела искусственной, будто он выбелил лицо пудрой.

— Подать в гостиной или на кухне? — басовито спросил мужчина.

— В гостиной, — ответил князь. — Мне надо обговорить с ней условия.

Мужчина, который до этого не проявлял ко мне никакого интереса, вдруг уставился на меня так, будто я скинула покрывало и оказалась золотым слитком.

— Это она? Вы ее нашли?

Князь шикнул на него и, оставив шляпу на трюмо, махнул мне рукой, веля следовать за собой.

В гостиной, чьи стены и мебель были темно-бордовыми, князь сел в кресло с высокой спинкой и жестом предложил мне кресло поменьше, стоявшее рядом с ним на расстоянии вытянутой руки. Я робко село и чуть в нем не утонула. Быстро придвинулась на самый краешек и уперла носки в пол — всей ступней до него я не доставала.

— Теперь, когда ты сделала свой выбор и у тебя больше нет пути назад, я хотел бы пояснить, что мне от тебя надо. — Князь закинул ногу на ногу, чуть подался вперед и подпер рукой гладко выбритый подбородок. Несколько длинных прядей, заправленных за ухо, выскользнули и повисли вдоль его лица.

Я невольно втянула голову в шею. Холод, исходящий от князя, сейчас ощущался сильнее всего. Чутье подсказывало мне, что из огня я шагнула в полымя.

— Теперь ты будешь жить здесь, со мной, — медленно начал князь. — У тебя будет все, что есть у знатных барышень: платья, украшения, разные безделушки и образование.

На последнем его слове я вскинула голову и встретилась с пронзительным взглядом темных глаз. Мне тяжело было поверить в сказанное князем, а по его бесстрастному лицу не было понятно, врет он или говорит правду. Спрашивать же его я боялась.

— В глазах всех ты будешь моей племянницей. Твои родители умерли, и я взял тебя на воспитание. Поняла?

Я быстро кивнула. Княжеская племянница? Платья, украшения и образование? Мне это не снится?

Князь ухмыльнулся и продолжил:

— Однако за это ты будешь безоговорочно мне подчиняться. Мое слово для тебя — закон. Если я скажу, что ты должна провести самую холодную зимнюю ночь на пороге моего дома, то так ты и сделаешь. И если я прикажу тебе умереть — ты умрешь.

По моей спине пробежал холодок, будто я уже оказалась на пороге дома морозной зимней ночью. Господь всемогущий, с кем я согласилась уехать из барского дома, где самым страшным наказанием для меня была порка ивовым прутом?

— Забудь свою прошлую жизнь, — продолжил князь ледяным тоном. — Забудь, что ты была крепостной крестьянкой. Теперь ты — моя рабыня, и останешься ею до конца своей жизни.

Глаза защипало от подступивших слез. Я спрятала ладони под подолом юбки и до боли сжала их в кулаки, чтобы сдержатся и не заплакать на глазах у этого жуткого князя. Может, перейти в собственность к соседу барина и стать женой конюха — это не так уж и плохо? А ведь я даже с матерью не попрощалась. На радостях, что не придется выходить замуж за соседского конюха, прыгнула в карету к таинственному незнакомцу и уехала далеко от дома, в другую губернию.

В этот момент в гостиную вошел высокий мужчина с подносом, на котором стояли тарелки с мясом, хлебом и сыром. До этого момента я была страшно голодной, но теперь при виде еды меня затошнило.

— Спасибо, Данияр, — кивнул князь, брезгливо рассматривая тарелки с едой.

— А вы откушать изволите? — спросил мужчина у князя.

— Разве что немного.

Данияр достал из серванта хрустальный бокал, до половины наполнил его густой красной жидкостью и протянул князю.

— Забыл сказать: даже не пытайся сбежать. Я найду тебя и убью, — как бы между делом произнес князь. Заметив, что я не проявляю никакого интереса к еде, он добавил: — Если не хочешь есть, можешь идти.

— Я пойду… — пропищала я, вставая с кресла.

— Данияр?

— Да, княже?

— Искупай ее.

— Княже, но ведь она — девчушка. — Здоровяк смущенно посмотрел на меня. Что ж, хоть у кого-то здесь проскальзывает человечность.

Хмыкнув, князь небрежно бросил:

— Тогда пусть сама. Подготовь ей все необходимое.

Пока Данияр вел меня в отведенную мне комнату, в моей голове роилось множество вопросов. Кто такой князь? Почему он выбрал именно меня, а не барских дочек? Для чего я ему понадобилась? Однако осмелилась я всего лишь на один, самый безобидный:

— В доме нет женской прислуги?

— Здесь живут только трое: я, князь и… — Данияр замолк, остановившись у двери. Открыв ее, он произнес: — Ваша комната.

Его вежливое обращение ко мне смутило меня настолько, что я даже не поняла, что Данияр не договорил. Вспомнила я об этом лишь когда вошла в комнату.

— А кто же… — Я обернулась, но мужчины уже не было. — …третий?

Глава 2

Князь Немертвый — такова была фамилия моего нового хозяина — сдержал свое слово. Он сделал из меня настоящую барышню, обрядив в шелка и драгоценности и начав обучать тому, что знал он сам. А знал князь очень и очень много.

Семь лет подряд он лично занимался моим образованием, заставляя с утра до ночи учить множество предметов, включая иностранные языки и арифметику. В моей голове не укладывалось, зачем, помимо стандартного женского образования князь учил меня еще и тому, что изучают мужчины.

При таком плотном расписании у меня редко выпадали свободные минуты, однако, когда они все же появлялись, я тратила их на то, чтобы разузнать, кто такой князь Глеб Владимирович Немертвый.

Чересчур бледный, бодрствует ночью и спит днем, ничего не ест и пьет только странную красную жидкость, которую я, как ни старалась, не могла найти ни на кухне, ни в погребе. Я прекрасно помнила страшные байки, которые рассказывали крепостные на барском дворе. И больше всего баек было про живых мертвецов, что пили человеческую кровь и боялись дневного света. Однако князь не был похож на упыря, и не спал в могиле. От него всегда приятно пахло и на кровь он никак не реагировал — я однажды порезалась о страницу учебника, так у него на лице даже мускул не дернулся.

И все же что-то необычное было в князе. Он будто бы принадлежал к другому миру, и мне страшно хотелось хоть одним глазком увидеть этот его мир.

Однако весь романтизм, что окутывал князя, испарился, как только он начал меня наказывать. Если я уставала или начинала лениться, меня мгновенно настигал гнев князя. Он не бил и не кричал. Его наказания были иного рода, и, Господь милосердный, лучше бы он просто несколько раз огрел меня хворостинкой, как прежде это делали на барском дворе.

Как-то раз я выискала в его библиотеке захватывающий рыцарский роман и, вместо того, чтобы практиковаться в игре на фортепиано, полдня просидела в кресле у камина, читая книгу. Узнав об этом, князь вырвал роман из моих рук и без всяких слов отправил его в камин.

— Сегодня спишь в нетопленной угловой комнате, — ледяным тоном произнес он, сверля меня своими жуткими темными глазами.

Мне ничего не оставалось, как подчиниться. В комнате было так холодно, что я промерзла насквозь, а через день меня одолела горячка. Не знаю сколько дней и ночей я провалялась без сознания, мучаясь от внутреннего пожара. В этот период мне снился престранный сон, в котором князь лежал на земле и истекал кровью. На нем была странная одежда, похожая на ту, что носили давным-давно, ещё до эпохи правления Романовых. Этот сон перемежался с редкими мгновениями, когда я приходила в сознание, видя лишь очертания людей перед собой и слыша их голоса. Скрипучий и приглушенный принадлежал врачу Карлу Ивановичу. Басовитый и грубый — Данияру.

Был еще одни голос, но из-за того, что его владелец говорил слишком тихо, я не могла понять, кому он принадлежит. Проскочила мысль, что князю, но я помнила, что он за день до моей болезни уехал по делам в Калужскую губернию.

Может, третий жилец? Больше трех лет прошло с моего приезда, а я его еще ни разу не видела. Данияр говорил, что он любит путешествовать по миру и что зовут его Генрих.

— Воспаление легких, — однажды, в редкие минуты своего бодрствования, услышала я голос врача. — Гуляла на холоде в легкой одежде?

— Возможно, — прошелестел тихий голос неизвестного.

— Я назначу лечение… Она в руках Господа…

Представив себе таинственного обладателя тихого голоса как красивого молодого человека в иностранных одеждах, я тихо вздохнула и провалилась в забытье. Периодически приходя в себя, я видела очертания фигуры, сидящей рядом с моей постелью и ощущала что-то прохладное на своем горячем лбу.

Позже, когда горячка спала, и я полностью пришла в себя, оказалось, что третий жилец не приезжал. А значит, все это время за мной ухаживал Данияр, который, наверное, совсем измучался менять на моем лбу холодные компрессы и впихивать в меня лекарства. Однако именно благодаря его уходу я поправилась.

К этому времени князь уже вернулся домой. Увидев, как я неуверенно спускаюсь к ужину, он сделал глоток красной жидкости в бокале и небрежно произнес:

— Если тебе лучше, приступай к занятиям после еды. Ты и так потеряла много времени.

Я замерла у своего места за столом. Закусила губу и решительно заглянула в тёмный омут княжеских глаз.

Да, его никак нельзя было назвать добрым. Он наказывал меня, изматывал учёбой, не жалел и не хвалил. Но и не бил и не ругал. Не пытался убить или покалечить. А значит, злым его тоже нельзя было назвать. И, раз так, то…

— Зачем вам все это? — спросила я, указав на себя. Сердце моё билось так же быстро, как у трусливого зайца.

Князь отставил бокал и с интересом воззрился на меня.

— Что вы планируете со мной сделать? — сглотнув, с вызовом добавила я.

Князь громко выдохнул и медленно произнес:

— Осмелела…

В столовую вошёл Данияр со свежей газетой в руках.

— Посмотри-ка, — обратился к нему князь, — наша Софья совсем осмелела. Стала вопросы задавать. Интересуется, зачем я обучаю ее.

Здоровяк вскинул широкие брови и предположил:

— Может, она уже готова?

Князь смерил меня оценивающим взглядом и, вскочив с места, произнес:

— Одевайся, Софья. Да потеплее!

Я покинула столовую, так и не притронувшись к ужину. Спустя некоторое время мы уже сидели в карете, которая неслась по припорошенным вечерним снегом улицам. Князь молча смотрел в окно, а Данияр сидел рядом с ним как каменное изваяние.

Карета остановилась у трехэтажного здания с бежевой штукатуркой. Оно было единственным в округе, в чьих окнах еще горел свет.

Князь толкнул толстую деревянную дверь и вошел внутрь, не удосужившись даже обернуться или придержать мне дверь. Зато это сделал Данияр, и я поблагодарила его кивком головы.

Внутри было холодно и тихо. Мы повернули направо и поднялись по лестнице на второй этаж. При каждом выдохе у меня изо рта вылетало облачко пара — так было холодно в этом здании. И как только люди в нем живут? Или работают?

— А где мы? — шепотом поинтересовалась я у Данияра, глубже втискивая руки в меховую муфту.

— В городской управе, — ответил за своего помощника князь. И как только услышал, я же совсем тихо спросила?

— Так она же в другом месте, насколько мне известно… — заметила я, припоминая карту города.

— Это другая управа. — Князь замер на последней ступеньке, возвышаясь надо мной почти на целый аршин. — Ты ведь в тихую всюду совала свой любопытный нос, пытаясь понять кто я такой. Неужели до сих пор не поняла?

Я испуганно сделала шаг назад и уперлась в твердую грудь Данияра. Князь буравил меня немигающим взглядом, от которого у меня все внутри застыло.

Как он узнал? Я занималась этим днем, когда он и его помощник по обыкновению спали. Неужели, я была неосторожна?

— Ну, варианты будут? — поинтересовался князь, жутковато ухмыльнувшись.

Я помотала головой, оставив свои глупые догадки при себе. Если скажу, что он — вампир, князь разозлится и снова заставит меня ночевать в холодной комнате. Лучше уж обезопасить себя.

— Я разочарован в тебе, Софья, — с досадой в голосе произнес князь. — Видимо, мало знаний в тебя вложил. А раз так, то ты еще не готова…

Я хотела было возмутиться, но тут раздался деликатный кашель. Князь резко обернулся и, переступив последнюю ступень, подошел к молодому мужчине приятной наружности. На вид ему было лет двадцать.

— Добрый вечер, Игнат, — поприветствовал мужчину князь.

— Добрый вечер, ваше превосходительство. Мы вас сегодня не ждали.

— Спонтанный визит. Решил одной барышне показать, как у нас здесь все работает.

Игнат вытянул шею и с интересом взглянул на него. У молодого человека было такое же бледное лицо, как у князя и Данияра. А еще чересчур блестящие зеленые глаза и алые губы — такие, будто он помадой их накрасил.

— Полагаете, что пришло время? — спросил Игнат, быстро потеряв ко мне интерес.

Князь неопределенно поводил плечами.

— Суд уже начался?

— Уже как с четверть часа идет.

— Чудесно! — произнес князь и, ударив тростью о пол, велел нам с Данияром следовать за ним.

Вдоль длинного коридора со скамейками у стен было несколько дверей. Миновав две, князь без стука вошел в третью. Игнат замер в проеме и жестом пригласил меня войти.

В суде я еще ни разу не была, но видела зарисовки процесса в учебниках по юриспруденции, которые меня заставлял штудировать князь. Помещение, в которое мы вошли, походило на картинки из учебников лишь тем, что над собравшимися людьми возвышался судья, на котором была черная мантия и никакого парика. Мебели здесь тоже не наблюдалось — разве что небольшой письменный стол в углу, за которым сидела миниатюрная женщина средних лет и что-то оживленно записывала.

В самом центре, привязанный цепями к двум коротким столбам, стоял на коленях мужчина. Его косматая голова была опущена вниз, и я не могла рассмотреть его лица.

Князь потеснил толпу, в которой каждый, мимо кого он проходил, здоровался с ним и почтительно склонял голову. Достигнув первого ряда, князь остановился. Я же предпочла держаться за его спиной, чтобы не выделяться. Атмосфера и люди вокруг пугали меня.

Однако князь не позволил мне прятаться за ним и, не оборачиваясь, схватил меня за руку и притянул ближе к себе — так, что я тоже оказалась в первом ряду. Предчувствие подсказывало, что должно произойти что-то нехорошее.

— Володин Матвей Дмитриевич! — звучно произнес судья. — Обвиняется в убийстве двух человек и одного собрата. Был пойман с поличным и доставлен в темницу. По закону, что позволяет нам спокойно существовать бок о бок с людьми, господин Володин приговаривается к немедленной смерти.

По залу суда пробежали одобрительные шепотки.

— Я уже давно заметила, что он безумный, — шепнула стоящая рядом со мной женщина своей подруге. — Его срыв был всего лишь вопросом времени.

— Что же ты тогда не сообщила в управу? — упрекнула ее подруга. — Тогда бы не было беды, если б наперед знали, чего ожидать.

Я покосилась на перешептывающихся женщин — таких же бледнокожих, с искусственным румянцем на щеках, — а затем несмело оглядела остальных собравшихся. На вид все они были обычными людьми, но было в них что-то, что отличало от меня — пожалуй, единственной обладательницы розоватой кожи с раскрасневшимися от волнения щеками.

— Последние слова? — Я не сразу поняла, что судья обращается к обвиняемому.

Мужчина в цепях отрицательно качнул головой.

— Тогда, Олег, не соблаговолишь ли ты приступить к своим обязанностям?

Из толпы вышел суровый широкоплечий мужчина, одетый в старомодные кожаные доспехи, которые, кажется, носили еще на Руси. Его длинные волосы были собраны в хвост, а за спиной торчала рукоять двуручного меча.

Вынув из ножен свое грозное оружие, Олег начал примиряться к шее осужденного.

— Он и правда снесет ему голову? Прямо в суде? — испуганно воззрилась я на князя.

Повернувшись ко мне, князь ухмыльнулся и тихо произнес:

— И после всего сказанного тебя волнует лишь это?

Разумеется, не только это. Мне было страшно интересно, кто все эти люди и что это за сомнительный суд? Но задала я именно этот вопрос, потому что до последнего не верила в то, что у меня на глазах вот-вот произойдет настоящая казнь.

Не успела я ответить князю, как Олег замахнулся мечом и одним точным движением снес голову с плеч обвиняемого мужчины. Кровь хлынула из шеи, попав на мое пальто и на светлый мех муфты.

Я застыла на месте, в ужасе глядя на дрожащее от судорог тело без головы. Ни кричать, ни пошевелиться я не могла. Будто превратилась в камень и вросла в пол. И только спустя некоторое время я поняла, что все же не совсем стала камнем, ибо моя левая ладонь с силой сжимала ладонь князя, которая была холодна, как лед.

Придя в себя, я выпустила руку князя и сделала шаг назад.

— Испугалась? — спросил он.

Я мотнула головой. Если признаюсь, что испугалась, князь меня накажет. Это была проверка. Он хотел узнать, готова ли я к… такому?

Дышать стало тяжелее. Хотелось в один миг оказаться в своей спальне, снять одежды и глубоко вдохнуть.

— Ты испугалась.

— Нет, — хрипло выдохнула я, отвернувшись от князя и ища поддержки в сочувствующем взгляде Данияра.

— Это не вопрос, Софья. — Холодная ладонь князя легла мне на плечо и, к своему удивлению я обнаружила, что мне стало легче дышать.

Люди постепенно покидали зал суда, оживленно обсуждая казнь. Мы вышли последними. Своей руки с моего плеча князь так и не убрал.

— Легче? — спросил он, когда мы вышли в коридор.

Я кивнула, и только тогда его рука спорхнула с моего плеча.

— Хорошо. Потому что это еще не все.

Князь направился в конец коридора и свернул к лестнице, что вела вниз. Миновав первый этаж, князь спустился в подвальное помещение, где было еще холоднее. Плотнее прижимая к себе окровавленную муфту, я осторожно ступила на грязный серый пол. Звук моих шагов эхом отлетал от мрачных каменных стен без окон. Мы снова шли по коридору, только этот был куда темнее и пугающе.

Остановившись около шестой двери, князь указал на нее и приказным тоном произнес:

— Игнат, открывай.

Молодой человек послушно выполнил приказ и зашел внутрь. Испытывая одновременно любопытство и опасение, я осторожно склонила голову, чтобы увидеть помещение за дверью, однако внутри было темно.

— Не стесняйся, — сказал князь с несвойственной ему легкой теплотой в голосе.

Я сделала несколько шагов вперед и, присмотревшись, ахнула.

На железной кровати с прикованными к стене руками сидел мужчина в одном нижнем белье. Определить его возраст и внешность было невозможно из-за отросших волос на его лице и голове. Наше присутствие его нисколько не заинтересовало. Он даже не шелохнулся, когда Игнат подошел к нему.

— Себе тоже налей, — сказал князь. — По тебе видно, что ты давно не питался.

— Все времени нет, ваше превосходительство, — вздохнул Игнат. — За последний месяц у нас два одичавших, а ловить их та еще морока. А ведь я еще и работу посредника выполняю!

— Скоро перестанешь выполнять. — Князь загадочно улыбнулся.

Игнат стрельнул в меня взглядом.

— Хорошо бы.

Взяв с полки три стакана, Игнат подошел к узнику и, вынув из кармана маленький складной нож, быстрым движением сделал надрез на запястье мужчины. Пленник ни произнес ни слова, лишь вздрогнул и немного обмяк.

Игнат подставил под надрез стакан и надавил на запястье мужчины. Густая алая кровь потекла по хрусталю. Когда стакан заполнился на четверть, Игнат взял другой. Так он наполнил все три стакана и, обернув запястье мужчины платком, оставил его в покое.

Я смотрела на все это действо с раскрытыми от удивления глазами, отказываясь понимать, что здесь происходит.

— За нас! — произнес князь, взяв один из бокалов.

— За нас! — подхватил Игнат.

— За то, чтобы сбылось ваше желание, — тихо добавил Данияр.

Все трое чокнулись стаканами и с наслаждением выпили их алое содержимое.

Меня замутило. Тошнота поднялась к горлу, и я задышала ртом, чтобы меня не стошнило прямо здесь.

Заметив мое состояние, князь облизнул испачканные в крови губы, и спросил:

— Ну так что? Ты поняла, кто я такой?

У меня уже давно был ответ на этот вопрос, просто я не хотела озвучивать его. Боялась ошибиться, ведь он совершенно абсурдный, иррациональный. Такого не может быть, но…

— Вампир… — выдавила я, изо всех сил борясь с тошнотой и ледяным страхом, сковавшим все мое тело.

Жуткая ухмылка появилась на заалевших после выпитой крови губах князя. Шагнув ко мне, он положил холодную ладонь мне на голову и, обнажив длинные острые клыки, произнес:

— Верно, моя умница. Я — вампир.

Глава 3

С древних времен вампиры живут среди нас. Они значительно сильнее людей и существуют благодаря их крови, однако бессильны против солнечного света, огня и серебра.

Долгое время между людьми и вампирами велась война. В 988 году князь Владимир, уставший от борьбы с вампирами, принял православную веру, крестил Русь и основал тайный орден византийских воинов-монахов, которые помогли ему бороться с вампирами. После смерти князя орден стал именоваться «Орденом князя Владимира» и вскоре добился своей цели: большая часть вампиров на Руси была уничтожена, а те, что остались, подчинились людям.

Ярослав Мудрый разработал свод законов, которому должен был следовать каждый вампир. Запрещалось открыто охотиться на людей, демонстрировать свою сущность и идти против человеческой власти. К тем, кто следовал его законам, князь был милостив и даже приглашал к себе на службу, а с теми, кто не подчинялся законам, жестоко расправлялся Орден князя Владимира.

Со временем свод законов претерпел множество изменений, а Орден постепенно изжил себя. Вампиры так привыкли жить среди людей, что почти уподобились смертным. Правда, им все еще приходилось прятаться от солнца и пить кровь, однако нависшей над ними опасности в лице Ордена уже не было. Зато была вампирская управа, которая была в каждом населенном пункте, где жили вампиры, и регулировала их жизнь.

Вот из такой управы я и возвращалась за час до рассвета, размышляя над судом, казнью, заключенными и всем тем, что мне после рассказал князь Немертвый.

В Тульской городской управе он был главным — вампирским городничим, как в шутку назвал его Данияр — да-да, он, оказывается, умеет шутить! По закону он должен был каждую неделю отчитываться городничему-человеку, чтобы тот был полностью осведомлен о том, что происходит в жизни вампиров. И в этом деле князю должен был помогать его ассистент, который мог спокойно ходить под солнцем и не зависеть от крови. Вот для этой самой должности князь меня и готовил, ибо посредник между вампирами и людьми должен быть прекрасно образован и иметь безупречные манеры.

— У тебя есть ровно день, чтобы все обдумать, — сказал мне князь, когда мы вернулись домой.

Я брезгливо отбросила окровавленную муфту и принялась быстро растягивать пальто, на котором тоже виднелись капли крови. Данияр молча предложил мне свою помощь, но я отрицательно качнула головой.

— Запомни, у тебя есть только два выхода, — добавил князь, наблюдая, как я нервно расстёгиваю пуговицу за пуговицей.

— Либо я становлюсь вашей ассистенткой, либо попадаю в подвал и превращаюсь в корм для вампиров. Я запомнила, — раздраженно произнесла я.

— Умница. Память у тебя хорошая.

Расправившись с пуговицами, я скинула пальто на пол и поспешила к лестнице, на ходу бросив Данияру:

— Сожги всю мою одежду, на которой есть кровь.

— Привыкай, Софья! — сказал мне вслед князь. — Что бы ты не выбрала, крови теперь в твоей жизни будет много.

Несмотря на усталость, уснуть у меня не получилось. Слишком сильным было потрясение и слишком много мыслей кружило у меня в голове, чтобы быстро заснуть. Ко всему прочему мой желудок решил вспомнить, что он так и не поужинал, и посему уснуть стало еще сложнее.

Когда за окном начало светать, я сдалась и, покинув нагретую постель, отправилась на кухню в надежде найти там что-нибудь съестное.

Проходя мимо гостиной, дверь в которую была приоткрыта, я услышала тихие голоса князя и Данияра. Удивленная тем, что эти двое еще не спят, я осторожно спряталась за дверью и через щель заглянула в мрачную гостиную, чьи окна были закрыты плотными темными шторами.

— Я думаю, Софья еще слишком юна, — произнес Данияр. — Людмиле было восемнадцать, когда она заняла эту должность.

— И что с ней стало? — хмыкнул князь. — Глупая девчонка, все учение прошло мимо нее.

— Она влюбилась.

— Людмила была слишком эмоциональной. Эта не такая. Видел ее реакцию на казнь? Она даже не пикнула.

— Возможно, она просто была шокирована.

— Да, она испугалась, — кивнул князь, глядя на почти потухшее пламя в камине, — но она почти никак это не продемонстрировала. Ею не движут эмоции. Я знаю это, ведь у нее такая же аура, как и у меня.

— Тогда вам следует опасаться, что она пойдет наперекор вам и выберет второй вариант.

Князь на мгновение задумался. Вытянув бледную ладонь с тонкими длинными пальцами, он поднес ее к свече на столе и некоторое время подержал над пламенем. Ладонь начала медленно чернеть от копоти. До меня донесся запах горелой плоти. Лицо князя не дрогнуло.

Наконец он убрал ладонь от пламени, сжал ее в кулак и значительно тише произнес:

— Она нужна мне. Я так долго искал ее, что ни за что не позволю, чтобы с ней что-то случилось. Даже если она сама захочет причинить себе вред, я буду умолять ее не делать этого. Посулю все сокровища мира, сделаю все, что она захочет, только пусть живет. До тех пор, пока…

Остальные слова князя утонули во внезапном завывании ветра на улице. Этот звук будто бы отрезвил меня, и я поспешила вернуться к себе, позабыв о том, что направлялась на кухню.

Теперь уснуть мне не давали слова князя о том, что я ему нужна. Что он ни за что не позволит чему-то плохому со мной случиться. А еще воспоминания о его руке на моем плече.

— Может, не такой уж он плохой? — задумчиво пробормотала я, натянув одеяло чуть ли не до носа.

Последние его слова показались мне искренними, и я даже немного прониклась к князю чем-то вроде легкой симпатии, а посему, проснувшись и переодевшись, я сошла к ужину и объявила, что согласна быть его ассистенткой.

— Чудесно! — расплылся в хищной улыбке князь.

Данияр налил ему в бокал немного крови и вытер горлышко графина салфеткой. Его лицо, как обычно, было непроницаемым.

— Но при одном условии, — добавила я, садясь за стол.

— Слушаю, — снисходительно кивнул князь.

— Вы возьмете мне гувернантку. И непременно человека.

Улыбка князя в миг исчезла.

— Исключено.

— Тогда я отправлюсь в подвал на корм вампирам, — уверенно заявила я, постелив салфетку на колени.

— Зачем она тебе?

— Я не могу все время находиться в обществе мужчин! Это невыносимо. К тому же у меня накопилось множество вопросов насчет взросления моего организма.

— Можешь задать мне свои вопросы, — небрежно махнул рукой князь. — Я прожил сотни лет и прекрасно осведомлен в анатомии.

Я сделала глоток вишневого компота и, промокнув губы салфеткой, спокойно уточнила:

— Насчет женского организма. О нем вы тоже прекрасно осведомлены?

Если бы у вампиров билось сердце, то щеки князя в этот момент непременно бы покраснели, — так смущенно он выглядел. Однако, как он сам мне сказал, сердце вампира мертво, как и все его тело.

Смущение мгновенно сошло с лица князя, уступив место раздражению. Пробормотав какую-то тарабарщину и немного посопев, князь сказал сквозь сжатые зубы:

— Ладно, будет тебе гувернантка.

— Человек. Это непременное условие.

Смерив меня леденящим кровь взглядом, князь одним махом осушил бокал с кровью и, облизнувшись, исправился:

— Будет тебе гувернантка-человек.

Глеб Немертвый сдержал свое слово, и уже через несколько дней на пороге нашего дома стояла моя гувернантка — худенькая темноволосая женщина лет тридцати с добрыми каштановыми глазами и робкой улыбкой.

— Елизавета Родионова, — представилась она, склонив передо мной голову. — Можете звать меня Лиззи.

— А я Софья! — весело произнесла я, радуясь гувернантке.

— Софья Андреевна. Не забывайте о своем положении, — осадила меня Лиззи.

Я была так счастлива, что даже не стала пререкаться. Мне так хотелось поговорить с ней один на один в моей спальне, задать множество мучавших меня вопросов.

Увы, особо поговорить мы с Лиззи не успели. С наступлением сумерек князь постучался в дверь моей спальни и с довольным видом напомнил, что мне нужно приступать к своим обязанностям.

Поняв, что я покидаю дом, Лиззи принялась помогать мне с одеждой. Как же приятны были ее нежные женские прикосновения, которые напоминали мне материнские!

Невольно вспомнив свою мать, которая была со мной чаще строга, чем ласкова, я немного прослезилась. Я не тужила, что рассталась с нейдаже в таких странных и немного пугающих обстоятельствах, однако все же немного скучала. Бередил мою душу еще и тот факт, что мы с ней даже не попрощались.

Рассказав об этом Лиззи, я получила в ответ одобряющую улыбку и мудрые слова:

— Связь матери и ее дитя невообразимо крепка. Это нормально, что ты по ней скучаешь. Возможно, вам надо увидеть друг друга?

Впервые с того момента, как мы с матерью расстались, я задумалась о ее дальнейшей судьбе и пообещала себе, что непременно спрошу о ней у князя, но чуть позже. И, возможно, даже спрошу разрешения повидаться с ней.

Сегодня в коридорах управления было оживлённее, чем в мой первый визит. К моему удивлению, здесь работало много женщин, и, похоже, мужчин это вполне устраивало.

В приемной нам улыбнулись две девушки и вежливо поздоровались.

— У вас работают женщины, — заметила я с легким восторгом.

— Да, и очень усердно, — кивнул князь. — Даже усерднее некоторых мужчин. Не понимаю, почему люди еще не привлекают женщин к работе в ведомствах.

— Потому что, по мнению мужчин, женщины должны заниматься домашними делами и растить детей, — пояснила я, поморщившись. Подобное суждение я не поддерживала, хоть мать с малых лет вбивала мне в голову, что женщина создана лишь для того, чтобы рожать мужу детей.

— Это устарелое патриархальное мнение. — Князь расписался в нескольких документах, которые протянули ему девушки и, махнув мне и Данияру рукой, двинулся дальше. — Я уже начал отходить от подобных суждений примерно в средних веках, но человеческие мужчины все еще никак не желают наделить своих женщин правами, а зря. Лично я за частичное равноправие полов.

— Частичное? — переспросила я, стараясь поспевать за князем и идти с ним вровень. — Что это значит?

Князь остановился, и я ударилась лбом о его грудь.

— Ой, простите, — пробормотала я, подняв голову.

Его ониксовый взгляд встретился с моим, пригвоздив меня к полу своим магнетизмом.

— Это значит, что полного равноправия никогда не будет, так как природа создала женщин слабее, чем мужчин. По силе последние их значительно превосходят, как и вампиры превосходят людей. — Бархатный и низкий голос князя прохладным и густым туманом стелился и обволакивал меня.

— Но люди могут убить вампира, — выдохнула я, не отводя от стоящего передо мной мужчины взгляда.

— Как и женщины могут убить мужчин. — На его бледных губах появилась дьявольская улыбка.

Стремительно развернувшись, князь продолжил свой путь по коридору. Я же осталась стоять на месте, слушая, как быстро колотится мое сердце.

Что со мной происходит? Я его так боюсь или…

— Чего застыла? Поспеши!

Очнувшись от размышлений, я догнала князя и Данияра, которые уже стояли перед открытой дверью.

— Милости прошу в мой кабинет. — Князь галантно пропустил меня вперед, в мрачную комнату с темной мебелью и готическими канделябрами. — Это твое рабочее место, — он кивнул на небольшой стол, который был расположен ближе к двери.

Сам князь прошел вглубь кабинета и опустился в кресло с высокой спинкой, стоящее за массивным письменным столом.

Я провела пальцем по столешнице своего рабочего места, медленно обошла его и села на скромный, но удобный стул. Передо мной лежал чистый лист бумаги и карандаш.

— Итак, твои обязанности. — Князь махнул рукой Данияру, давая понять, что тот может быть свободным. — Записывай.

Поклонившись, Данияр вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.

Я положила муфту на край стола и, расстегнув пару верхних пуговиц пальто, взяла карандаш. В помещении было прохладно, поэтому я не рискнула снять верхнюю одежду.

— Во-первых, являться в главное управление по любому зову и передавать мне все, что тебе там скажут. Во-вторых, каждую неделю отчитываться городничему о нашей деятельности. В-третьих, …

— Помедленнее нельзя? — раздражённо воскликнула я. — Вы, может быть, и умеете невероятно быстро писать, но у меня такого навыка нет.

— У меня тоже его нет, — с легкой ноткой грусти заметил князь.

Я подняла голову и взглянула на него с интересом.

— А какой навык у вас есть, кроме того, что вы очень много знаете?

— Ну, я намного сильнее и быстрее любого смертного, имею богатый жизненный опыт, — принялся перечислять князь.

— А летать умеете? — поинтересовалась я.

— Летать? — Его темные брови взлетели вверх. — Нет, конечно.

— А превращаться в животных?

— Я тебе оборотень что ли? — рыкнул князь.

— А что, оборотни тоже существуют? — удивилась я, отложив в сторону карандаш и полностью сосредоточив свое внимание на князе.

— Существуют. Они живут стаями, но небольшими. У них нет такой развитой… — князь задумался над подходящим словом, — диаспоры, если так можно выразиться. Они сами по себе и не связаны людскими законами.

— А почему? Вели себя лучше? — усмехнулась я.

Князь мотнул головой.

— Просто их было в разы меньше. И никто не принимал их всерьез. Обычные шавки, которые только и могут, что брехать.

По тому, как пренебрежительно отзывался об оборотнях князь, я сделала вывод, что он их недолюбливает. Мне хотелось узнать причину этого, но в запасе было еще несколько вопросов, которые интересовали меня больше. И, пока князь без раздражения отвечал на мои вопросы, я не стала затягивать со следующим:

— Так что насчет навыков?

— А разве я тебе их не назвал?

— Такие навыки есть у всех вампиров — я видела, как быстро передвигается Данияр. Меня интересует, есть ли у вампиров навыки, присущие только определенным из них. Например, как талант писать стихи или петь?

Князь задумчиво потеребил черную ленту, которой были перевязаны его волосы.

— Есть такое, но не у всех. Например, Игнат может разговаривать через сны, если коснется того, с кем хочет установить контакт. А Полина — рыжеволосая девушка из приемной — может по желанию влюбить в себя любого мужчину.

У меня от удивления даже рот приоткрылся. Вот это способности!

— Данияр очень сильный. Сильнее любого вампира, что я знаю, — добавил князь. — Он голыми руками может стереть булыжники в порошок. Буквально.

— А у вас какой навык? — осторожно спросила я, даже не представляя, чем может обладать князь. Надеюсь, он не умеет читать мысли или что похуже…

Некоторое время князь молчал, будто бы размышляя, стоит ли отвечать на мой вопрос. В ожидании ответа я взяла карандаш и принялась нервно крутить его в руке.

— Я умею видеть ауры, — наконец ответил князь. — Это не такой уж полезный навык, однако, увидев цвет ауры стоящего передо мной, я могу понять, что он из себя представляет.

— А какого цвета моя аура? — спросила я, вспомнив подслушанный разговор.

— Серебристая.

— И что это значит?

— Понятия не имею, — пожал плечами князь. — Цвет твоей ауры редкий, и я мало чего о нем знаю.

— То есть, я такая одна? Серебристая? — Значительно расслабившись за разговором, я немного ссутулилась и подперла голову правой рукой.

— Почти.

— Значит, ты уже встречал такого, как я? — Я старательно подводила князя к тому, чтобы он наконец сказал мне, что у нас с ним одинаковые ауры.

— Да.

— И кто это?

— Не важно, — махнул рукой князь.

— А твоя аура какая? Или ты ее не видишь?

— Не вижу, — соврал князь и поспешно сменил тему: — Угадаешь, какого цвета аура у Данияра?

Я разочарованно вздохнула и лениво предположила:

— Черная? Серая? Темно-синяя?

Коварная ухмылка появилась на лице князя.

— Розовая.

— Что? Розовая? — воскликнула я.

Князь прикрыл глаза и кивнул.

— И что это значит?

— То, что у него мягкий и покладистый характер. Он добродушен, умет нежно любить и наслаждаться каждой мелочью. На мир он смотрит позитивным взглядом и готов помочь каждому нуждающемуся.

— А по нему не скажешь… — задумчиво произнесла я. — Как-то это описание не вяжется с вампирами.

— По-твоему мы все кровожадные монстры? Запомни, девочка: не все монстры имеют клыки, и не у всех людей есть сердце.

Ухмылка сошла с лица князя. Теперь он смотрел на меня с нескрываемым презрением, поэтому я, пожалев о сказанном, поспешила оправдаться.

— Я имела ввиду, что у вас у всех мрачный облик и вы пьете кровь людей…

— Это крайняя необходимость. Без нее мы умрем. Причем некоторые из нас не просто умрут, а станут проклятыми душами, которые никогда не смогут обрести покой. Если бы меня не пугала подобная участь, я бы давно прекратил свое существование, но хуже вечной жизни во тьме и жажды крови только вечные душевные муки без надежды на покой.

Князь говорил с такой печалью в голосе, что у меня даже стало тяжело на душе. Я невольно прижала ладонь к грудной клетке и медленно выдохнула. И почему меня волнует его судьба? Плевать я должна на то, что ему после смерти светят мучения.

Кашлянув, я отвела взгляд от князя и сосредоточилась на написанных карандашом строках, в которых содержались мои обязанности.

— Значит, пить кровь людей вам не по душе, — сделала вывод я, пытаясь не думать о судьбе того, кто назвал меня своей рабыней.

— Не по душе, — кивнул князь.

— Тогда пейте кровь животных.

— А ты тогда перестань есть мясо и переходи на одни овощи.

Я вскинула на него непонимающий взгляд.

— Кровь животного насыщает всего на пару часов, а после жажда снова появляется. Как в случае с овощами, — пояснил князь.

— А-а, — понимающе протянула я. — Но… но ведь держать людей в тех подвалах, да еще и на цепях — это совсем не по-человечески.

— А мы и не люди вовсе, — оскалился князь, демонстрируя мне свои острые клыки.

От его жутковатого вида я невольно вжала голову в шею, чем рассмешила князя.

— Но по закону вам нельзя убивать людей!

— Нельзя, конечно. И мы не убиваем. А что до того, что было на суде — это крайний случай, требующий наказания. Как бы ни был силен голод, людей убивать нельзя. Володин был нестабилен. Он женился на смертной и, не выдержав, укусил ее. Не смог вовремя остановиться, и бедная женщина умерла. Однако эта жертва не образумила его. Он озверел и вышел на охоту. Такое случается редко, но все же имеет место быть. К сожалению. — Князь повернулся к окну, шторы которого были подняты, и посмотрел на освещенную фонарем опустевшую улицу.

— Неужели так сложно вовремя остановиться? — прошептала я, пораженная рассказом князя.

— Кому-то сложно, кому-то нет. Все зависит от характера и выносливости, которые, опять же, можно определить по ауре. У Володина она была серо-зеленой, и я ждал от него подобного срыва, поэтому запретил отношения со смертными. Однако он меня не послушал, и вот результат. Нельзя допускать отношений вампира с человеком, как и нельзя допускать того, чтобы вампир питался старым способом — через укус. Первое запиши себе и подчеркни несколько раз.

Я послушно выполнила то, что он сказал.

— Вы поэтому режете людям вены и сливаете кровь? Чтобы не сорваться?

— Отчасти. Кроме пробуждения инстинкта охотника укусы несут еще одну неприятность — вампир и человек в этот момент могут увидеть прошлое друг друга. Это тоже может стать причиной убийства последнего, ибо не всем приятно, когда вскрывается его подноготная.

— То есть, если вы меня укусите, то я смогу увидеть ваше прошлое, а вы — мое?

Князь кивнул, не сводя взгляда с улицы за окном.

— Занимательно, — пробормотала я, про себя отметив, что прошлое князя меня очень даже интересует, а не должно бы!

— Даже не думай, я тебя кусать не собираюсь. По крайней мере пока.

— Тогда, может быть, сами скажете, как вы стали вампиром? Или вы таким родились? — Любопытно, сколько еще князю хватит терпения отвечать на мои вопросы.

— Стал, конечно. Вампирами не рождаются. Такие как мы не могут давать потомство, потому что наши тела мертвы. Как я уже говорил, у нас даже сердце не бьется, и кожа холодная. — Князь поднес к лицу свою бледную ладонь, рассмотрел ее так, будто никогда до этого не видел, и вернул на ручку кресла. — Существует два способа обращения: силой ведьмы и через обмен кровью. Первый самый редкий. Те, кого обращает ведьма, сильнее и выносливее, однако после смерти их души не могут упокоиться без должного… ритуала. А провести его весьма и весьма затруднительно.

— И вы как раз из тех, кто был обращен ведьмой? — предположила я, рассматривая точеный профиль князя.

— Да.

— Но разве вы хотите умереть? Неужели вам надоело жить и видеть, как меняется и развивается мир?

— Развитие? — горько усмехнулся князь. — Я вижу только разрушение, алчность и жестокость. Я устал от всего этого и хочу обрести покой. Мне следовало принять свою смерть восемь веков назад, но я решил отомстить, и вот к чему меня привела моя месть: к скуке и усталости.

Вздохнув, князь хлопнул в ладоши и поднялся с кресла. Я невольно последовала его примеру и тоже подскочила. Заметив это, он ухмыльнулся краешком губ и произнес:

— Довольно разговоров! Тебе предстоит много работы.

Глава 4

Работы у меня оказалось действительно много. И моя интуиция подсказывала мне, что половина из моих обязанностей ко мне никак не относилась — просто Игнат и еще несколько сотрудников решили спихнуть на меня свою работу. Князь же либо закрыл на это глаза, либо не знал об этом и знать не хотел. Я же жаловаться не стала, так как мне довольно хорошо намекнули, какое я занимаю положение и чего не должна делать, так это ныть и жаловаться.

Не сойти с ума от постоянной беготни из одной управы в другую, криков губернатора и его заместителей, кучи отчетности и презрения со стороны почти всех сотрудников городской управы мне помогала Лиззи. Вернее, наш с ней досуг.

С появлением работы моя учеба никуда не делась. Князь лишь укоротил занятия на музыкальных инструментах и проводил уроки литературы не каждый день как раньше, а всего лишь дважды в неделю. Однако даже так у меня оставалось мало времени на себя, но я все же его находила, и тогда мы с Лиззи много разговаривали и занимались чисто женскими делами: вышивали, сплетничали и выбирали новые наряды.

Лиззи стала для меня настоящей подругой, хоть и была порядком старше меня. Я не мыслила разлуки с ней, и даже после завершения моего обучения не собиралась расставаться с ней, планируя превратить Лиззи из гувернантки в компаньонку. Должна непременно заметить, что именно она уговорила князя приглашать к нам мою мать раз в год, чему я весьма обрадовалась. Так мама приезжала на мой шестнадцатый, семнадцатый и должна была приехать на восемнадцатый день рождения.

За неделю до моего совершеннолетия обычно сдержанный и надменный князь пребывал в странном расположении духа. В его движениях я улавливала еле заметную нервозность, поэтому предположила, что он чем-то недоволен, о чем незамедлительно решила у него спросить.

— Тебя что-то тревожит, дядюшка?

От произнесенного мной слова «дядюшка», князь чуть поморщился. Я стала называть его так с того дня, как была представлена им губернатору — ведь по бумагам я была его племянницей.

Поначалу князя забавляло мое новое обращение к нему, но в последнее время он стал от него морщится, что заставляло меня еще чаще называть его «дядюшкой», да еще и елейным голоском.

— С чего ты решила, что меня что-то тревожит? — фыркнул князь.

Я отрезала от жареного цыпленка небольшой кусочек и, обмакнув его в соус, положила в рот. Вкус был волшебным. Повар, которого недавно нанял князь, превзошел все мои ожидания. Жаль, что, будучи вампиром, он сам не мог есть свои кулинарные шедевры.

— Мы живем бок о бок уже десять лет. Я неплохо успела тебя изучить. — Говорила я весьма самодовольно. Да еще и нагло смотря в темные глаза князя и говоря с ним на «ты». Да-да, вот так я обнаглела к восемнадцати годам. Однако в свое оправдание замечу, что князь ни разу еще не осадил меня за эту наглость. А это значило лишь одно: его все устраивало.

Мне же хотелось большего. Несмотря на то, что князь был самым настоящим монстром — с клыками, сверхчеловеческими способностями, жаждой крови и презрению к жизням других, — он все же сильно интересовал меня. Мы прожили в одном доме десять лет, и я знаю многие его привычки, но самого князя я знала плохо. Даже о Данияре я узнала куда больше, чем о князе. Кстати, наш здоровяк действительно оказался таким, как его описал князь: добряком и романтиком. Но вот сам хозяин дома был для меня закрытой книгой.

В управе все любили Глеба Немертвого и даже боготворили. Я же в их искренность не верила. Тот, кто держит людей в камерах на цепи и пьет их кровь определенно не может быть хорошим. Князь — злодей, но не такой, как в сказках. В том, что он не абсолютное зло, которое хочет только зла, я почему-то была уверена. Скорее он был как Мефистофель из романа Гетте «Фауст», который я прочитала пару лет назад на языке оригинала.

«Часть силы той, что без числа творит добро, всему желая зла», — вот характеристика князя. У него было свое собственное добро, немного отличающееся от того, о котором написано в Библии. То, что князь забрал меня из барского дома, где мне светило лишь стать крепостной женой конюха, и сделал из меня барышню — это и есть его добро по отношению ко мне.

К таким умозаключениям я пришла с год назад, когда решила поставить себя на место князя. И, либо я начала его немного понимать, либо же я глубоко ошибалась, и на самом деле нет в князе никакого добра, и он просто кровожадный и бесчувственный монстр. Однако сердце человека полно надежды, и я больше верила в то, что все-таки начала понимать своего господина.

— Думаешь, изучила меня? — Князь скептический приподнял одну бровь. В такие минуты я была уверена в том, что он умеет читать мысли.

— Возможно, чуть-чуть? — Я склонила голову набок и сложила вместе подушечки большого и указательного пальцев, оставив мизерный зазор между ногтями.

Губы князя изогнулись в еле заметной улыбке. Он гортанно посмеялся и одарил меня снисходительным взглядом.

— Кого планируешь пригласить на день рождения? — внезапно поинтересовался князь, подлив себе в бокал ещё крови.

— А я могу выбирать? — удивилась я.

— Разумеется. Это же твой праздник.

Я задумалась ненадолго, а потом сказала:

— Тогда, кроме матери, я приглашу Дмитрия и Алексея.

— Мужчин? — Пожалуй, впервые я наблюдала на сдержанном лице князя удивление.

— Как видишь.

— И кто они такие? Твои ухажеры? — Князь отставил бокал с кровью в сторону и принялся барабанить длинными пальцами по столу.

— Они служат в городской управе. Дмитрий, кстати, офицер.

— Офице-е-ер, — задумчиво протянул князь. — А фамилии у этих чужеядов какие, позволь полюбопытствовать.

— Почему же сразу чужеяды? — возмутилась я такому определению моих гостей. — Это приличные молодые люди. Единственные, между прочим, из всей управы, кому я не ненавистна.

Темные брови князя поползи вверх. Уровень его удивления вырос в два раза.

— К тебе плохо относятся? Почему раньше не сказала?

— А что бы это изменило? — равнодушно прожала я плечами, ворочая вилкой ножку цыпленка. — Они там все женоненавистники. Бедные их супруги, как только терпят таких? — Я положила в рот кусочек мяса, прожевала и, проглотив, добавила: — Только Дмитрий и Алексей другие. Их фамилии Берестов и Терехов.

— Берестова одобряю, а Терехова — нет. — Князь взял бокал, откинулся на спинку стула и сделал глоток.

— Почему Алексея не одобряешь? — стало мне обидно за милого и робкого юношу, который был старше меня на два года, но казался младше на все пять.

На следующий день нашего знакомства Алексей подарил мне букет тюльпанов, которые выращивает его тетя. Увидев это, Дмитрий через день преподнес мне букет алых роз.

Да, я соврала князю. Эти двое, по всей видимости, действительно были моими поклонниками, вот только ему об этом знать не следует. Ведь какие поклонники могут быть у рабыни?

— Потому что, — неопределенно ответил князь на мой вопрос. Всем своим видом он показывал, что разговор на эту тему окончен.

И все же я не сдавалась.

— Ты теперь можешь видеть ауры по звуку фамилий? — съязвила я.

Суровый взгляд глаз цвета самой темной ночи стрельнул в мою сторону. Я понимала, что играла с огнем, но не могла остановиться. Мне хотелось увидеть все его эмоции, собрать коллекцию. Сегодня он несколько раз не смог сдержать удивление, а еще он полон тщеславия и гордыни, а значит, у него есть другие эмоции. Должны быть.

— Ты забываешься, племянница. — Последнее слово было произнесено князем с такой же интонацией, как я произношу слово «дядюшка». Злая ирония сквозила в его голосе, а черные глаза не сводили с меня пристального взгляда.

Мне хотелось ответить ему. Я знала, как мне ответить, но появившееся вдруг учащённое сердцебиение выбило меня из колеи. Я молча смотрела на князя, зачарованная его взглядом, который прожигал насквозь.

Еще несколько долгих мгновений он буравил меня этим взглядом, а затем перевел его на окно и поднес к губам бокал с остатками крови. Облегченно выдохнув, я потянулась к бокалу с водой и залпом выпила все его содержимое, однако внезапно появившуюся жажду это не утолило.

— Я закончила, — хрипло произнесла я, встав из-за стола. От вида еды мне сделалась тошно, хоть я и съела всего ничего. Глова кружилась, а ноги еле держали.

Князь кивнул, не глядя в мою сторону.

Выйдя из столовой, я направилась к лестнице на второй этаж, силясь понять, что со мной произошло. Неужели князь может еще и убивать взглядом?

От внезапного громкого стука во входную дверь я вздрогнула и чуть не упала — благо, вовремя схватилась за лестничные перила.

Лиззи резво спустилась вниз и, бросив на меня озабоченный взгляд, открыла дверь.

— Добрый день, — пропел самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела.

На первый взгляд казалось, что он моложе меня года на три, но по мудрым голубым глазам было видно, что этот юноша молод лишь внешне. Светлокожий, с легким румянцем на высоких скулах. Губы алые, пухлые, изогнуты в привлекательной улыбке. Светлые волосы слегка вьются и падают на лоб непослушными локонами.

Немного не таким я представляла себе Генриха — в том, что это был именно он, я нисколько не сомневалась. Гости на пороге нашего дома крайне редки, а уж такие улыбающиеся и подавно.

— Как давно я не был в стенах родного дома! — воскликнул молодой человек, перешагнув порог. — И какая красавица меня встречает!

К комплиментам, которые начали сыпаться на меня лет с шестнадцати, я уже привыкла, и сейчас даже не покраснела. Продемонстрировала легкую улыбку и сдержанно поблагодарила молодого человека за комплимент.

— О, я не тебе! — Он окинул Лиззи томным взглядом и пояснил: — Я говорил о ней.

— Не обо мне? — удивленно пробормотала я.

— Ты же Софья, так? — уточнил молодой человек и, не дождавшись моего кивка, продолжил: — Я же не совсем глупый, чтобы положить глаз на игрушку нашего князя. — Снова повернувшись к Лиззи, он ласково спросил у нее: — Кто вы, прекрасная фея? Почему я раньше не видел вас здесь?

У меня от такого конфуза едва рот не открылся. Я даже пропустила мимо ушей выражение «игрушка нашего князя».

— Потому что болтался не пойми где несколько лет, — ответил ему внезапно появившийся князь.

— Глеб! — Юноша быстро потерял интерес к Лиззи. — Сто лет, сто зим!

— Вот уж правда, сто лет, — пробормотал князь, пытаясь увернуться от объятий юноши.

Картина эта была столь забавная, что я даже позабыла о своем конфузе и, наблюдая за этими двумя, тихо посмеивалась. В конце концов, князь сдался и позволил сдавить себя в крепких объятиях.

— Полегче, Генри, на мне новый сюртук, — пробормотал князь.

Генрих отстранился от него и недовольно надул пухлые губы.

— Не любишь ты нежностей.

— Не люблю, — согласился князь. — Обнимай лучше Данияра, он будет не против.

— А где он, кстати? — Генрих принялся крутить светлой головой, думая, наверное, что Данияр где-то прячется.

— Выполняет одно мое поручение в соседней губернии, — пояснил князь. — Прибудет через неделю.

Генрих кивнул и, вспомнив про Лиззи, указал на нее пальцем и поинтересовался, будто ее тут не было:

— А это кто? Дополнение к игрушке?

Игрушкой, как я предположила, он назвал меня. И только я хотела возмутиться, как князь меня опередил.

— Во-первых, Софья не игрушка, — настоятельно произнес он, заложив руки за спину. — Во-вторых, Лиззи — ее гувернантка. Попрошу тебя обращаться с ней вежливо и не донимать своими капризами и глупыми вопросами.

Генрих открыл было рот, чтобы вставить свое слово, но князь взглянул на него так испепеляюще, что юноша притих и даже чуть втянул голову в плечи.

— И в-третьих, — продолжил князь, не сводя с Генриха пристального взгляда, — для англичашки ты чертовски невоспитанный. Думаю, надо заняться твоим воспитанием.

— С чего это вдруг? — фыркнул Генрих, которого, кажется, уже перестал пугать свирепый взгляд князя. — Мое воспитание всегда устраивало тебя, но теперь, спустя почти триста лет, ты решил вдруг им заняться.

Я бросила испуганный взгляд сначала на Генриха, который сказал то, что не следовало говорить при Лиззи, а затем на князя.

— Он у нас любит преувеличивать, — спокойно пояснил князь озадаченной Лиззи. — Очень сильно преувеличивать.

Положив на плечо Генриха ладонь, он сдавил его так, что у молодого человека округлились глаза.

— Лиззи, дорогая, если тебя не затруднит, приготовь нам чай, пожалуйста, — очень добродушно, даже ласково, произнес князь. — Мы будем в гостиной.

— Да, конечно, — кивнула Лиззи и поспешила на кухню.

Как только она скрылась из виду, Генрих шепнул:

— Она что, не знает, кто мы?

— Не знает, — прошипел князь, все еще не отпуская плеча Генриха.

— Зачем тогда вы ее здесь держите?

— Потому что Софья захотела гувернантку человека, а людских женщин, которые знают о нас, почти нет. Разве что жена и дочери губернатора, но их не взять в гувернантки, увы.

Генрих задумчиво покивал, а затем, взглянув на меня, тихо заметил:

— Ну и проблем ты создала князю.

Я виновато закусила губу. До этого момента я и не думала, чем может обернуться мое желание иметь при себе гувернантку-человека.

— У нас не было проблем до тех пор, пока не появился ты. — Князь толкнул Генриха ко входу в гостиную. В его тоне уже не было злости. Кажется, он успокоился. — Софья, дорогая, займись списком гостей на званный вечер в честь твоего совершеннолетия. Нам с Генрихом надо поговорить — все же больше десяти лет не виделись.

Сильно ли досталось Генриху, сказать не могу, потому что сразу же отправилась к себе. Около часа я занималась списком гостей и, составив его, спустилась на кухню, чтобы выпить молока на ночь.

Из гостиной доносились приглушенные голоса и тихий смех. Проходя мимо, я осторожно заглянула в приоткрытую дверь и замерла, не в силах пошевелиться.

Князь улыбался.

Не ухмылялся, не скалился, а именно улыбался. Искренне, открыто и… красиво. Так, что у меня ёкнуло сердце.

Когда же он тихо рассмеялся, демонстрируя морщинки в уголках глаз, я вдруг почувствовала, что злюсь. На князя, за то, что он никогда мне так не улыбался, и на Генриха, который смог его развеселить.

Залпом допив молоко, я оставила стакан на трюмо в прихожей и вернулась в спальню. Сон долго не шел ко мне. Перед глазами стояла улыбка князя, которая на миг превратила его из бесчувственного вампира в простого человека.

Через пару дней, отправляясь в городскую управу, я взяла с собой два пригласительных: один для губернатора и его семьи по настоянию князя, а второй — для Дмитрия.

— Добрый день, Софья Андреевна. — Алексей Терехов широко улыбнулся при виде меня. Одной рукой он держал целую кипу документов, а второй то и дело поправлял спадающие на нос очки.

— Доброе утро, Алексей Петрович, — улыбнулась я ему в ответ. Рука чесалась на зло князю отдать приглашение этому юноше.

— Вы к губернатору на доклад?

— Да, а вы… — Я замолкла, сочувственно глядя на кипу документах в руках молодого человека.

— Да-да, погряз в бумажках, — вздохнул Алексей.

Мое сердце сжалось. Недолго думая, я вынула из сумочки одно из приглашений и протянула его Алексею.

— Тогда, может, вы развеетесь на званном вечере в честь моего совершеннолетия? Буду рада видеть вас.

Глаза Алексея радостно заблестели. Он протянул руку за пригласительным.

— Спа… — не успел договорить он. Кипа бумаг, что держалась на одной руке молодого человека, качнулась и повалилась на пол, разлетевшись по разным сторонам. Алексей охнул и, сунув пригласительный в карман сюртука, кинулся подбирать бумаги.

— Простите, это все по моей вине. — Я тоже принялась подбирать документы.

— Нет-нет, это из-за моей неловкости! — замотал головой Алексей. Очки на нем и вовсе не держались, когда молодой человек наклонял голову.

— Вы их лучше снимите, — я указала на его очки. — От греха подальше.

— О, да, конечно. — Алексей поспешно снял очки и сунул их в карман. — Большое спасибо за приглашение. Я непременно буду.

— С нетерпением буду ждать вас.

Позже, собрав все бумаги и проводив Алексея до архива, я встретила Дмитрия, который одарил меня невероятно добродушной улыбкой. Второй пригласительный я отдала ему без колебаний. Губернатор подождет до завтра, а князь об этом не узнает. Разве что на самом вечере, когда придет Терехов.

Пожалуй, это было одно из первых крупных непослушаний князю, и от этого мое сердце отчаянно билось. Причиной же этого непослушания была обида на то, что за все десять лет он ни разу не улыбнулся мне так, как улыбался Генриху.

Глава 5

В день моего рождения мама не смогла сдержать слез. Я смотрела на ее состарившееся загорелое лицо с россыпью морщин, на сухие мозолистые руки, на согнутую от ежедневного тяжелого труда спину, и думала, что меня бы тоже постигла такая же участь, если бы не князь.

— Какой же ты красивой выросла, — бормотала мать, разглядывая меня сквозь слезы. — Не чета какому-то конюху. Как хорошо, что бог отвел тебя от этой судьбы. Ишь, какая стала! Настоящая барышня. Тебе теперь и жениха надо под стать. — Она шмыгнула носом, быстро вытерла слезы и покосилась в конец гостиной, где князь о чем-то разговаривал с Данияром. — Глеб Владимирович на тебя случайно глаз не положил?

— Мама! — возмущенно произнесла я. — Я ему как племянница.

— Не дочь же, — фыркнула мама.

Мимо нас, склонив голову в приветствии и лучезарно улыбнувшись, прошел Генрих. Мама проводила его заинтересованным взглядом и тихо спросила у меня:

— А он кто? Тоже племянник?

— Дальний родственник.

На самом деле я не знала, связывает ли князя родство с Данияром или Генрихом. Судя по тому, что Данияр относился к нему с большим почтением и называл «княже», а Генрих вообще был англичанином, то родственной связи между этими тремя не было. Однако полностью я не была в этом уверена.

— Прекрасно выглядишь, Софья, — раздался совсем рядом низкий голос князя.

Окунувшись в размышления, я не заметила, как он подошел. Взгляд темных глаз с легким интересом скользил по мне и по моему нежно-голубому платью с белыми оборками.

— Она выросла красавицей, не так ли? — подхватила мама, подобострастно склонившись перед князем.

Он ничего ей не ответил. Лишь загадочно улыбнулся каким-то своим мыслям.

— Софья! Ты в этом платье похожа на Снегурочку! — воскликнул Генрих.

— Я так не думаю, — холодно заметила Лиззи, с которой мы выбирали мое платье.

— Если Софья — Снегурочка, то кто Дед Мороз? — не остался в стороне Данияр.

— Ясное дело кто! — весело произнес Генрих и указал пальцем на князя. — Глеб!

Князь забавно выпучил глаза и возмущенно спросил:

— Я что, похож на деда?

— Похож больше всех нас! Вечно ворчишь, сидишь в кресле с газетой и жалуешься на правительство. — Генрих, похоже, совсем страх потерял. — Настоящий дед!

Еле сдерживаясь от того, чтобы не высказать англичашке все, что он о нем думает, князь дрожащим от гнева голосом произнес:

— Я начинаю жалеть, что ты вернулся из своего путешествия. Думаю, пора тебе снова нас покинуть.

— Не-а, — беспечно качнул головой Генрих, — я соскучился. Планирую остаться с вами надолго.

Его взгляд метнулся в сторону Лиззи, которая, чтобы не терять времени в пустую, принялась поправлять оборки на моем платье. Она ненавидела праздность и ни минуты не могла простоять без дела.

После моего совершеннолетия гувернантка мне больше не понадобится, поэтому вчера я предложила Лиззи стать моей компаньонкой, на что она незамедлительно согласилась. Осталось лишь уладить этот вопрос с князем.

Посверлив Генриха устрашающим взглядом, князь объявил, что нам пора собираться на праздник.

Изначально планировался небольшой званый ужин у нас дома, но за неделю князь вдруг передумал и решил устроить настоящий бал — мой первый бал, на котором я буду главной темой для разговоров.

Признаться, я сильно волновалась, но еще и пребывала в предвкушении, представляя, как буду танцевать с разными кавалерами, среди которых будут как люди, так и вампиры.

В карете мое волнение достигло пика, и я, до боли прикусив нижнюю губу, размышляла над тем, что будет, если я отдавлю кому-то ногу или упаду во время танца.

Со мной находились мама, Лиззи и князь, но из всех троих мое волнение заметил лишь последний. Чтобы привлечь мое внимание, он легко коснулся моего локтя. Я подняла на него растерянный взгляд. Князь кивнул на окно кареты.

Мы проезжали мимо освещенного мягким желтым светом фонарей катка. В его центре высилась нарядная елка, вокруг которой кружили на коньках люди.

Забыв о своих переживаниях, я смотрела на преобразившийся к праздникам вечерний город.

Мне посчастливилось родиться 27 декабря, между Рождеством и Новым годом. Когда я жила у барина, то не видела в этом ничего примечательного, но теперь, живя в городе с князем, я всей душой ощущала волшебство этих священных дней, среди которых я появилась на свет. Всюду царила радость, слышался смех. Люди поздравляли друг друга, желали всего самого лучшего, устраивали званые вечера, балы и украшали ёлки великолепными яркими игрушками.

Из-за волнения я забыла о волшебстве этих праздничных дней, но князь напомнил мне о них, и я была благодарна ему за это.

— Арина Петровна, — обратился к моей матери князь, когда карета остановилась у здания, в котором сегодня будет проходить бал в мою честь. — Я понимаю, просить такое у матери нельзя, но, пожалуйста, не демонстрируйте сегодня вечером ваше родство с Софьей. В глазах гостей она — моя племянница, чьи родители скончались. Давайте не будем портить ей репутацию.

— Конечно-конечно! — закивала мама. — Я бы ни за что не стала все портить, ваше сиятельство.

В новом пышном платье, сшитому по последнему слову моды, она выглядела нелепо. Я боялась, что гости не примут её, но князь заверил меня, что все будет хорошо. И я ему поверила.

Перед входом в бальный зал мы разбились по парам. Улыбающийся Генрих взял под руку Лиззи, которая с трудом скрывала свое недовольство. Англичанин ей явно не нравился, но я ей вовсе не сочувствовала, а скорее немного завидовала — ведь за ней ухаживает такой красивый мужчина.

Данияр учтиво предложил свою здоровенную ручищу моей матери, и та, кажется, даже немного покраснела.

По левую руку от меня мрачной темной фигурой застыл князь. Я нерешительно посмотрела на его лицо и перевела взгляд на его правую руку, согнутую в локте. Князь едва заметно кивнул, говоря тем самым, чтобы я взяла его под руку.

Я осторожно коснулась шершавой ткани черного сюртука. Даже в праздничные дни князь не изменял своей любви к черной одежде. Как-то за ужином он сказал, что последние несколько столетий каждый день его жизни — это траур.

Бальный зал поразил меня ярким светом и количеством гостей. Как только мы вошли, взоры всех присутствующих сразу же обратились к нам. С князем здоровался каждый, и каждый поздравлял меня с днем рождения. От всего этого у меня закружилась голова, и я крепче ухватилась за руку князя.

Не дойдя до середины залы, где сосредоточилась большая часть гостей, князь свернул налево и подвел меня к столику со стульями.

— Отдохни, — шепнул он мне, выпуская мою руку.

Я с благодарственно ему кивнула и села на стул. Данияр подвел ко мне мать и усадил ее рядом со мной. Я расправила веер и принялась обмахиваться им. В зале было душно и шумно.

— Освежись. — Князь протянул мне бокал шампанского.

Я с натянутой улыбкой приняла его и сделала глоток. Прохладный напиток мгновенно освежил меня. Я подняла взгляд, чтобы поблагодарить князя, но онуже стоял чуть поодаль и разговаривал с губернатором.

— Так много людей пришло поздравить тебя, — восхищённо прошептала мама. — Моя дочь — настоящая леди! И все благодаря князю.

— Да уж, — хмыкнула я, не сводя взгляда с фигуры князя.

— И после этого ты думаешь, что он видит в тебе только племянницу? — усмехнулась мама. — Готова поклясться всем на свете, что вскоре он сделает тебе предложение. Кстати, сколько ему лет? Выглядит очень молодо.

Я и сама не знала точный возраст князя, как и не знала, сколько ему было лет, когда его обратили в вампира. Может, он и доверял мне свои дела, но свои тайны — нет. И от этого мне было неприятно на душе.

— Софья Андреевна!

Я с неохотой оторвала взгляд от князя, но, увидев, кто подошел меня поздравить, сразу же улыбнулась.

— Алексей Петрович. Рада вас видеть.

— С днем рождения! Желаю как можно больше радостных мгновений в вашей жизни. — Терехов поправил свои очки и застенчиво улыбнулся.

— Благодарю. Как вам праздник?

— О, чудесно! Зал такой красивый, но вы гораздо красивее! — Щеки Алексея порозовели.

— Спасибо за комплимент. Надеюсь, вы хорошо проведете вечер.

— Если вы подарите мне танец, то это будет лучший вечер в моей жизни!

— Разумеется. Первый танец ваш. — Увлеченная беседой, я забыла о том, что князь еще не знает о том, что я ослушалась его и пригласила Терехова на праздник. Да еще и согласилась на первый танец с ним.

Как назло в этот момент объявили первый танец — кадриль.

Приняв руку Алексея, я направилась с ним в центр зала, то и дело оглядываясь в поисках князя, которого нигде не было видно.

Первый танец прошел быстро и легко, однако удовольствия от кадрили я не получила, потому что то и дело ощущала на себе пристальный взгляд темных глаз.

Поблагодарив Алексея за танец, я поспешила вернуться на свое место, но была перехвачена Дмитрием.

— Поздравляю с днем рождения, Софья, — с придыханием произнес он. — Вы сегодня изумительно выглядите. Затмеваете своей красотой всех на этом празднике.

— Благодарю, — ответила я с колотящимся сердцем, которое так быстро билось вовсе не из-за Дмитрия. Князь был рядом, я это чувствовала.

— Не хотите ли подарить мне следующий танец?

— Охотно.

Меня снова увлекли в центр зала, и снова я не получила удовольствия от танца — англеза.

На протяжении часа меня перехватывали мужчины и увлекали в танец. Я не успевала даже сделать глоток шампанского и присесть хоть на секунду. Ног я уже не чувствовала, пить хотелось нестерпимо, но отказать в танце я не могла, потому что боялась гнева князя. Боже, где был мой разум, когда я отдавала приглашение Терехову?!

— Софья, ты устала, — заключил Генрих, танцуя со мной во второй раз.

Я отрицательно качнула головой.

— Не спорь со мной, я все вижу. — Он остановился и повел меня к столику, за которым, неловко обмахиваясь веером, сидела мама.

Сначала я упиралась, но, увидев желанный бокал с прохладным шампанским, позволила Генриху вывести меня из центра зала. Однако когда до заветного напитка оставалось всего несколько шагов, дорогу нам преградил князь. Сердце мое ушло в пятки.

— Если ты хочешь танцевать с ней, то не сейчас, — сказал Генрих. — Софья уже на ногах не держится.

— Нам с ней надо поговорить, — произнес князь тоном, не терпящим возражений.

Я нервно сглотнула. Генрих кивнул и отошел в сторону.

Князь сверкнул темными глазами и, схватив меня за локоть, потащил к бархатным красным шторам, за которым находилось небольшое помещение с креслами и столиком. В его полумраке он прижал меня к стене и, обдав холодным дыханием, прошипел:

— Какого черта здесь делает Терехов?!

От испуга я потеряла дар речи. Рука князя замерла рядом с моим горлом, и я готова была поклясться, что он сейчас начнет меня душить.

— Почему ты ослушалась меня? — Рука князя дрожала, но не касалась меня. Он вообще старался никогда меня не касаться, будто это было ему неприятно.

— П-прости, — выдавила я из себя.

Князь шумно выдохнул и на секунду прикрыл глаза.

— Выгони его. Скажи, что ему тут не рады.

Страх начал постепенно отступать. Рука князя опустилась, больше не угрожая моей шее. Да и угрожала ли вообще?

— Я не могу, — мой голос стал уверенней.

— Тебе придется.

Я помотала головой.

— Он — мой гость. Желанный гость. Я не прогоню его.

— Прогонишь! А иначе…

— Что?! — выкрикнула я. — Что ты мне сделаешь? Запрешь в холодной комнате и оставишь без еды? Тогда я умру от воспаления легких, и тебе придется искать новую помощницу!

— Глупая девчонка! — злобно зашипел князь. — Если я сказал, что его нельзя приглашать, значит — нельзя!

— Но почему? — не унималась я.

— Тебе знать не обязательно.

— Вот так всегда! Ты никогда не объясняешь мне причину своих действий, а я не могу читать твои мысли, чтобы узнать ее, — в сердцах высказала я то, что мучило меня все эти годы.

Князь сощурил темные глаза и процедил сквозь сжатые зубы:

— У меня нет причины. Я же не человек. Просто беру и делаю, не думая ни о чем и ни о ком. Так что не пытайся меня понять. — Пристально глядя на меня, он на мгновение замолчал, а затем продолжил уже чуть тише: — Выпроводи отсюда Терехова немедленно. Или я сам сделаю это, но с шумом и с позором для него.

Мне хотелось плакать. Хотелось ударить князя. Хотелось сбежать.

Однако ничего из этого мне нельзя было сделать. Лишь выполнять приказы моего хозяина.

— Слушаюсь, — дрожащим голосам сказала я, опустив глаза.

Князь отстранился и, оправив сюртук, вышел из комнаты первым. На негнущихся ногах я последовала за ним.

В большом бальном зале по-прежнему царило веселье. Завершился очередной танец, после которого дамы лихорадочно обмахивались веерами, а мужчины залпом выпивали прохладное шампанское.

Князь резко остановился, и я чуть не врезалась в его спину. Оглядевшись, он указал в противоположный конец зала, где высилась большая ваза с цветами, у которой стоял Терехов с бокалом шампанского в руке.

— Вот он, — сказал князь.

— Что мне ему сказать? — спросила я, понятия не имея, как вежливо прогнать гостя.

— Сама придумай. — Князь изогнул губы в усмешке.

Я фыркнула и сделала шаг вперед, когда рядом вдруг возникла тучная дама в розовом платье. Она скользнула по мне взглядом и, переведя его на князя, воскликнула:

— Глеб Владимирович, а почему вы не танцуете? У вас же такая прекрасная партнерша рядом.

Князь радушно улыбнулся женщине и вкрадчиво произнес:

— Сегодня я решил воздержаться от танцев.

— Но почему же? — воскликнула подошедшая к нам высокая блондинка с бледным лицом и неестественно алыми губами. Наверняка тоже вампир. — Это большое расточительство, учитывая то, как ты умело танцуешь вальс.

— Вы вальсируете? — восхитилась женщина в розовом платье.

Я удивленно посмотрела на князя. Представить его танцующим вальс было выше моих сил. Что-что, а уж танцы у меня никак с ним не вязались.

— Разумеется, вальсирует. — К нам с улыбкой подошел Генрих. — В Вене он был лучшим. Половина женщин выстраивалась в очередь, чтобы станцевать с ним на балах. Он двигается так плавно и быстро, что, если будет держать в руке свечу, она не погаснет.

Слова Генриха произвели фурор не только на женщин поблизости, но и на мужчин. Любопытствующие окружили князя, прося его продемонстрировать свои умения со мной в качестве партнера.

— Не сегодня, — произнес князь, натянуто улыбаясь. Его взгляд скользнул по Генриху, и я поняла, что сегодня англичанину не жить.

— Вот уж нет, мы не отступим!

— Станцуйте с именинницей!

Откуда-то вдруг появился слуга со свечой, и заиграла музыка.

Князь вздохнул и, не глядя, протянул мне руку.

Я замешкалась. Глупо смотрела на его ладонь без перчатки и думала о том, что касалась ее только однажды — в день суда, да и то на краткий миг.

По телу пробежала дрожь.

Другой рукой князь взял свечу и одарил меня нетерпеливым взглядом. Он хотел быстрее станцевать и спровадить Алексея.

Сделав едва заметный вдох, я подала князю руку. Прохлада его ладони ощущалась даже через перчатку.

Князь вывел меня на середину зала и развернул лицом к себе. Перед тем как заглянуть в его темные глаза, я столкнулась взглядом с Дмитрием. Молодой человек хмуро взирал на нас издалека. В руке он сжимал бокал с шампанским.

— Старайся не делать резких движений, — зашептал князь, возвращая к себе мое внимание. — Пламя свечи — весьма своенравное явление. Двигайся плавно и осторожно, чтобы оно не погасло. Подстраивайся под мои движения, отдайся танцу и мне.

Последние слова он произнес с лёгкой хрипотцой, и по моей спине пробежала дрожь. Щеки сделались горячими, ладони тоже. Я опустила голову, чтобы скрыть появившийся румянец и кивнула.

Расценив мой кивок как готовность, князь вложил в мою руку свечу и сжал ее своей ладонью. Не успела я понять, что происходит, как он положил вторю руку на мою талию и притянул меня к себе так, что между нами оказалось пугающе мало места — как минимум длина ладони.

Я удивленно заглянула в лицо князя. Вальс, которому меня учили, танцевали иначе. Не лицом друг к другу, а со стороны, держа партнеров только за руку.

Столь неожиданная близость выбила меня из колеи. Я растерянно моргала, силясь выдавить из себя хоть слово. Стараясь объяснить, что так танцевать я не смогу.

— Не бойся. Смотри на меня и отдайся музыке, — сказал князь и закружил меня в танце.

Движения князя были настолько быстрыми и плавными, что казалось, будто он парит по залу и я парю вместе с ним. Вокруг не осталось ничего — только я и князь. Его пронзительные черные глаза, плотно сжатые челюсти и руки, которые с каждой секундой теплели. Мое тело передавало князю тепло, и он принимал его.

Постепенно скованность и неловкость исчезли. Я почувствовала эйфорию от танца, мне стало нравиться кружить по залу со столь умелым партнером. Стали нравиться его легкие потеплевшие объятия. Я остро ощущала энергию князя — вовсе не темную и давящую, а лёгкую и притягательную. Она смешалась с моей и влила в мое сердце щемящее чувство восторга и нежности.

Внезапно князь остановился и убрал руку с моей талии. Я непонимающе захлопала глазами, силясь понять, что случилось. Почему он отстранился?

Прежде чем я решилась задать этот вопрос вслух, в зале разразились аплодисменты. Я оглянулась и заметила в руках князя свечу. Ее пламя все еще горело.

— Невероятно!

— Восхитительно!

— Прекрасно!

Гости не переставали восхищаться и аплодировать нашему танцу. Я же никак не могла отойти от того наваждения, что охватило меня во время вальса.

Чья-то рука осторожно взяла меня за запястье.

— Идем. Нам надо найти Алексея, — шепнул мне князь.

Я посмотрела на него и чуть не ахнула. На лице князя отражалась улыбка. Легкая, едва уловимая, но все же улыбка.

Князь, который был так зол на меня всего несколько минут назад, вдруг улыбнулся мне.

Сердце предательски заколотилось, по спине пробежал жар, а голова закружилась. Невольно на ум пришли слова мамы.

«Глеб Владимирович на тебя случайно глаз не положил?».

Нет! Не может этого быть! Ни за что! Ни он, ни я никогда не понравимся друг другу. Кто я и кто он… Кто мы оба…

Теряясь в своих мыслях, я позволила князю увести себя из бального зала.

— Да где же он? — пробормотал князь, тщетно пытаясь разыскать Алексея.

На лестнице нам встретился Данияр.

— Вы уже уходите? — удивился он.

— Нет, просто ищем кое-кого. Не видел случайно Терехова? Худой юнец, в очках.

— Случайно видел. На улицу вышел, вместе с Дашковыми.

— Черт, — прошипел князь. В ониксовых глазах вновь вспыхнула злость. — Проклятый вальс.

Отпустив мое запястье, он ломанулся вниз по лестнице. Данияр, не раздумывая, кинулся следом. Я же замерла на верхней ступеньке, не понимая, кто такие Дашковы и почему они ушли вместе с Алексеем.

— Софья, тебе нехорошо? — раздался рядом участливый голос Генриха.

Я повернулась к нему и пробормотала:

— Ты знаешь Дашковых? Они вампиры?

— Да, — кивнул Генрих. — Владислав Дашков был обращен князем сотни лет назад, когда был на грани жизни и смерти. С тех пор он так же обращал членов своей семьи, которых ждала смерть. Так Дашковы стали одной из самых больших вампирских семей. Правда, их численность не смогла уберечь Владислава от смерти. Он повздорил с оборотнем, Петром Тереховым, и тот его убил.

— Тереховым? — удивленно переспросила я.

— Дашковы и Тереховы враждуют уже сотню лет. Они как Монтекки и Капулетти — если увидят друг друга, сразу же в драку.

— О, боже! — воскликнула я, осознав, что натворила.

— Что такое? — испугался Генрих.

Ничего ему не ответив, я кинулась вниз по лестнице. Позабыв о пальто, я выскочила на мороз в одном платье с коротким рукавом. Огляделась и, увидев несколько следов на только что выпавшем снеге, интуитивно пошла по ним.

Следы вели в закоулок между двумя зданиями. Издалека слышались голоса.

— Софья, куда ты? — Генрих догнал меня и коснулся моего плеча.

Я скинула его и целеустремленно двинулась на звук голосов.

Вскоре в полумраке я различила статную фигуру князя, а рядом с ним огромную фигуру Данияра. Ускорив шаг, я обогнула кучу валяющихся на земле мешков и вышла к князю.

При виде меня у него расширились глаза и приоткрылся рот. Он хотел закричать на меня, но я его опередила и вскрикнула первой.

Под ногами князя и Данияра, истекая кровью, лежал Алексей Терехов. Его окровавленная грудь тяжело вздымалась и опадала. Глаза были закрыты, из раны на шее вытекала темная, почти черная кровь.

От ужаса я бы упала, но подоспел Генрих, который спас меня от падения, вовремя подхватив сзади.

— Что случилось? — спросил Генрих у князя.

— Дашковы снова взялись за старое, — со вздохом произнес князь. — Тридцать шесть лет я сдерживал их, старался, чтобы Тереховы не попадались им на глаза. Однако сегодня я совершил ошибку.

Он совершил ошибку, не я. Он не обвиняет меня. Или же не хочет, чтобы Данияр и Генрих знали, что виновата я?

— Нужно позвать доктора, — дрожащим от испуга голосом пробормотала я.

— С такими ранами ему никто не поможет, — вздохнул князь.

— Надо закончить его мучения, — добавил Данияр и шагнул ближе к Алексею.

— Нет! — Из последних сил я вырвалась из рук Генриха и бросилась к Алексею, закрыв его собой от Данияра. — Он же еще живой!

— Это лишь вопрос времени, Софья, — сказал князь, не глядя на меня. Его глаза уже не пылали злобой. В них не отражалось ничего, лишь безграничная и густая тьма.

— Надо позвать доктора, — упрямилась я.

— Доктор ему не поможет. Ран слишком много и они глубокие. К тому же он потерял много крови.

— Значит, обратите его!

Князь медленно поднял на меня взгляд и с грустью в голосе произнес:

— Увы, оборотня нельзя обратить в вампира. У нас лишь один вариант: прекратить его мучения.

— Нет, — замотала головой я. Из глаз потекли горячие слезы. — Он же такой юный. Он никому ничего не сделал.

— Сделали его предки сто лет назад. Они убили праотца Дашковых, и те не смогли им этого простить. — Князь кивнул Данияру, и тот оттащил меня в сторону. Я попыталась вырваться, но, разумеется, потерпела неудачу. Бороться с Данияром было бессмысленно.

— Жаль мальчишку, — вздохнул Генрих.

— Да. У него была хорошая аура.

Закатав рукав на правой руке, князь тихо вздохнул.

— Княже, не пачкай руки. Давай лучше я, — пробасил Данияр, сжимая меня в медвежьих объятиях.

— Я сам. — Рука князя потянулась к груди Алексея.

— Нет! — выкрикнула я, обливаясь слезами. — Прошу, не надо! Не делай этого, дядюшка…

Не знаю, почему я назвала князя так, да еще и в такой момент. Однако его рука вдруг дрогнула и замерла, но потом стремительным движением вошла под ребра Алексея.

Молодой человек распахнул глаза, вздрогнул и, испустив тихий выдох, обмяк. Я закричала, отчаянно молотя Данияра руками и ногами.

— Тише, тише. — Ко мне подошел запоздавший Генрих. Он обнял меня, прижав к себе и закрыв собой князя и Алексея. — Успокойся, Сонечка. Все будет хорошо.

Я уже не могла кричать. Лишь судорожно рыдала и слабо била Генриха по спине. Данияр выпустил меня из своей хватки, и Генрих взял меня на руки и куда-то понес.

Из подсадных сил я приподняла голову и посмотрела сначала на окровавленный снег, а затем на одинокую фигуру князя перед телом Алексея.

Он убил его собственными руками. Буквально вырвал сердце из груди бедного юноши и теперь хладнокровно взирал на его искалеченное тело.

Все мои надежды касательно человечности князя Немертвого превратились в пепел и разлетелись по воздуху. Никакой он не Мефистофель. Он — настоящий монстр, который не щадит никого. И с этим монстром мне придется жить бок о бок до скончания своих дней.

Глава 6

На несколько дней я выпала из реальности. Легла под одеяло и не вставала, ожидая, что в любой момент ворвется князь и заставит меня идти на работу. Даже дверь запирать не стала — что толку, если он ее выломает.

Однако князь ко мне не приходил. Вместо него осторожно в комнату заглядывал Генрих, но его быстро прогоняла Лиззи. Она не докучала мне все эти дни, но неизменно была поблизости — стоило только позвать ее слабым, едва слышным голосом. За это я была страшно благодарна Лиззи.

На третий день моего добровольного заточения Генрих заглянул в момент, когда Лиззи отлучилась по личным делам. Я как раз приподнялась и решила выпить остывшего молока, которое она принесла мне еще в обед.

— Можно? — Генрих застыл в проеме двери, осторожно глядя на меня.

Я кивнула. Еще вчера я бы его не впустила, но сегодня — другое дело. Сегодня у меня на душе спокойно. Ужасные события, что произошли в день моего рождения, еще были свежими, но уже не таким яркими. Однако моя ненависть к князю никуда не делась.

— Как себя чувствуешь? — Генрих сел на край постели и добродушно улыбнулся.

— Лучше, спасибо. А что… — я немного помедлила, прежде чем продолжить свой вопрос, — … что с семьей Алексея? Они уже знают?

Генрих вздохнул.

— У него были тетя с дядей и двоюродный брат. Князь лично передал им печальные вести и выплатил компенсацию.

— Компенсацию? — горько усмехнулась я. — Он заплатил им за смерть родственника? Что за глупость…

— Согласен, глупость, — нахмурился Генрих. — Вампирам не свойственно такое. Компенсации выплачивают люди. Зачем он это сделал, я не понимаю. Еще и для оборотней.

— Почему вы не считаете их равными себе? — спросила я, скрестив руки на груди. Разговор начинал меня нервировать. — И почему оставляете такое ужасное преступление безнаказанным?

— Потому что таковы наши законы, Софья. Ты что, их не читала? — упрекнул меня Генрих.

— Читала. Несколько раз.

— Тогда ты должна знать, что вампиров не наказывают за убийство оборотня. Какая бы причина на то не была. Они дикие, похожи на животных и…

— Алексей не был диким, — произнесла я сквозь сжатые зубы — получилось довольно грозно. — Он был добрым и кротким, работал серди людей и ничем от них не отличался. А князь решил, что его жизнь ничего не стоит, и добил его.

Голубые глаза Генриха вспыхнули обидой. Будто я не о князе говорила, о нем.

— Он проявил милосердие.

— Да в гробу я видела такое милосердие! — воскликнула я, возмущенная тем, как Генрих защищает этого монстра. — Он хладнокровно убил невинного человека!

— Ты просто плохо знаешь князя. Он не…

— Не кто? Не монстр? — Я ближе придвинулась к Генриху, пристально глядя ему в лицо. Вид у меня, наверное, был тот еще: распущенные волосы, покрасневшие от плохого сна и слез глаза, пересохшие губы.

— Не монстр. Он не монстр, — устало произнес Генрих.

— Вы все его защищаете, — фыркнула я, снова откинувшись на подушки. — Он что, загипнотизировал вас?

Некоторое время Генрих молчал, и я уже подумала, что он вот-вот встанет и уйдет, но нет. Вздохнув, он тихо заговорил:

— Глеб нас не гипнотизировал. Он нас спас. Кого-то от смерти, кого-то от ужасной судьбы. Может, он и любит говорить, что ненавидит этот мир, но на самом деле он заботится о нем, как может. Особенно о тех, кто страдает.

Его речь меня не проняла. Я скосила взгляд на Генриха и пробормотала:

— Что-то мне с трудом в это верится. Князь Немертвый — спаситель? Очень смешно.

— Хочешь верь, а хочешь — нет. Дело твое. — Генрих пожал плечами. — Я говорю, что знаю. Он и меня тоже спас.

— От ужасной судьбы? — спросила я уже менее равнодушно.

— От смерти, — улыбнулся Генрих.

— Увы, Алексею так не повезло, как тебе…

— Согласен. Он был оборотнем, а их обратить нельзя. Видишь ли, оборотни предают свое проклятие друг другу по крови. У кого-то пробуждаются силы, а у кого-то нет. Однако вне зависимости от этого, обратить их нельзя. Даже если оборотни не могут превращаться в волков, в них все еще течет кровь оборотня. От этого никуда не деться.

— И как же ты стал вампиром? — предприняла я попытку перевести разговор в другое русло. Думать об Алексее было больно.

Генрих либо понял меня, либо легко поддался моей маленькой манипуляции.

— О, это было в далеком 1536 году, — начал рассказывать он. — Мне только исполнилось семнадцать, я был женат на красавице и готовился стать наследником английского престола.

— Наследником английского престола? — невольно перебила его я.

Генрих кинул и, вздернув подбородок, торжественно объявил:

— Перед тобой Генри Фицрой, 1-й герцог Ричмонд и Сомерсет, единственный официально признанный внебрачный сын короля Англии Генриха VIII Тюдора!

Удивление, отпечатавшееся на моем лице, понравилось Генриху. Хохотнув, он игриво подмигнул мне и продолжил:

— Князь в то время гостил у своих сородичей в Лондоне и был представлен ко двору моего отца. Он одним из первых заметил, что у меня проблемы со здоровьем. Чахотка еще особенно не проявлялась, но князь уже видел, что я болен. Видимо, по моей ауре. Болезнь оказалась скоротечной, и я даже подумал, что, возможно, меня хочет свести в могилу жена отца — Екатерина Арагонская. В ее интересах было, чтобы наследницей стала их с Генрихом дочь — Мария. — Генрих вздохнул и продолжил: — В общем, я в любом случае бы умер — от болезни, меча или же яда. В день, когда я уже готовился отойти в мир иной, ко мне пришел князь и спросил, хочу ли я жить. Я ответил, что да. Тогда он велел мне прикинуться мертвым до тех пор, пока он не прикажет мне открыть глаза. Я подчинился. Обратив меня, князь сделал все, чтобы вместо моего тела похоронили другое. Так я обрел свободу и вечную жизнь!

Я не знала, что и сказать. Как и не знала, что меня поразило в этой истории больше всего: то, что князь действительно оказался спасителем, или что передо мной сидит сын короля Англии Генриха VIII.

— Вот это да-а-а, — наконец протянула я.

На губах Генриха появилась довольная улыбка. Видимо, он любил эту историю. И любил князя, который спас его от смерти и опасной жизни при дворе Генриха VIII.

— Многие вампиры обязаны князю жизнью, — продолжил Генрих. — Да что уж вампиры, даже люди! И ты, между прочим, тоже среди них. Кем бы ты была, если бы не он. Крепостной? Женой рыбака?

— Конюха, — машинально поправила его я.

Генрих скривил красивое лицо.

— Ну вот. А еще и дикое «право первой ночи» — только представь!

Мне даже представлять не хотелось. Каким бы не был князь, но того, что он спас меня от худшей жизни, никак не изменить. А ведь за это я ни разу еще его не поблагодарила…

Боже, о чем я думаю?! Какая может быть благодарность тому, кто на моих глазах убил моего друга? Генриху явно пора уходить — кто знает, к чему еще может привести этот разговор.

— Тебе невероятно повезло иметь такую же ауру, что у Глеба, — сказал Генрих, прежде чем я успела его остановить. — Именно поэтому он и забрал тебя.

Заинтересованная, я подалась ближе к Генриху и спросила:

— У нас с ним одинаковый цвет ауры?

— Ага. Серебристый. Только у тебя он пока что тусклый, но однажды он обязательно станет точно таким же, как у Глеба и тогда… — Тут Генрих понял, что наболтал лишнего, и, испуганно посмотрев на меня, замолчал.

— Что тогда? — потребовала я продолжения.

— Ничего.

Я понимала по глазам Генриха, что он лжет. Однако сдаваться не собиралась, и решила зайти с другой стороны.

— Князь искал человека с такой же аурой, что у него? Зачем?

Генрих задумчиво покряхтел и с неохотой произнес:

— Серебристая аура — очень редкое явление. Видимо, он хотел найти еще одного ее обладателя.

Крайне туманный ответ, но большего он мне не скажет, я была в этом уверена. Генрих хоть и тот еще болтун, однако он полностью предан князю и не станет никому разбалтывать его тайны.

— Почему моя аура тусклая? — задала я следующий вопрос.

Тут Генрих ответил мне сразу же, без всякой скованности.

— Ауры бывают разной степени яркости. Это зависит от удовлетворения жизнью. Как правило, у бедных и тех, кто низкого сословия, ауры почти всегда тусклые. У богатых и знатных, правда, тоже бывают тусклые ауры, но крайне редко.

— То есть, чтобы аура стала яркой, надо познать счастье? — предположила я.

— Можно сказать и так, — кивнул Генрих.

— Тогда моя никогда не станет яркой, — фыркнула я.

— Тебя не удовлетворяет твое нынешнее положение? — удивился Генрих.

— Удовлетворяет, но не делает меня счастливой. Все же я несвободна. Живу в золотой клетке и подчиняюсь князю.

— А что сделает тебя счастливой? Свобода?

Я пожала плечами.

Сказать мне было нечего, потому что я сама не знала, что сделает меня счастливой.

— Подумай над этим. — Генрих поднялся и забрал с тумбочки пустой стакан из-под молока. — Кстати, князь просил тебе передать, что если тебе лучше, то пора выходить на работу. Губернатору нужно отчитаться о случившимся.

— Ну, разумеется. — Я закатила глаза к потолку.

Генрих усмехнулся и вышел из комнаты.

Я откинулась на подушки и, закрыв глаза, попыталась уснуть. В голову лезли непрошеные мысли, всплывали вопросы.

Зачем князю понадобился человек с такой же аурой? Все эти десять лет он пытался сделать цвет моей ауры ярче? Но зачем? Какие цели он преследует?

* * *
На следующий день я уже стояла перед губернатором и отвечала на его пытливые вопросы. В руках у меня была папка с отчетами за прошедшую неделю, но Николая Львовича интересовал исключительно инцидент с убийством Алексея Терехова.

— Я ведь даже не знал, что он не человек, — морщась, пробормотал губернатор. От напряжения он вспотел и та часть волос, что закрывала плешь на темени, немного сползла ему на лоб.

— А что бы это изменило, позвольте узнать? — спросила я.

— Как это что? — удивился губернатор. — Я бы его на службу не взял.

— Почему?

Николай Львович посмотрел на меня как на дуру.

— Потому что, уважаемая Софья Андреевна, — ядовито произнес он, — мне в управе нелюди не нужны.

— Вы ведь даже не поняли, что Терехов не человек, — заметила я, едва сдерживаясь, чтобы не добавить в свой тон сарказма.

— Да какая разница, понял я или нет? — Николай Львович достал платок и промокнул вспотевший лоб. — Нелюди должны знать свое место!

— И где же их место?

— Среди себе подобных! Так, вы что, пришли мне вопросы задавать? Этим я должен заниматься! — Полное лицо губернатора побагровело. — В прочем, я уже все узнал. Ступайте. Нет! Подождите.

Я смирено осталась стоять перед длинным столом губернатора.

— Сегодня утром загородом нашли тело. Обескровленное. Скорее всего, дело рук ваших кровососов. Передайте князю, а потом доложите мне, какие он предпримет меры. Подробности узнаете у Берестова. Теперь ступайте.

Попрощавшись с губернатором, я вышла из его кабинета в очень недовольном расположении духа. То, как Николай Львович пренебрежительно отзывался об Алексее, да и вообще обо всех, кто не принадлежит к человеческой расе, меня весьма разозлило. Будто я сама была не человеком.

— Софья Андреевна, — окликнул меня в коридоре Дмитрий. На его лице была грустная улыбка.

— Добрый день, Дмитрий Владимирович. — Я сделала шаг к нему навстречу.

— Как вы?

— Лучше. А вы?

— Тоже. До сих пор не могу поверить в его смерть…

— Да уж.

Между нами воцарилось гнетущее молчание. Оба не хотели обсуждать трагические события моего дня рождения, и оба не знали, о чем еще можно говорить.

— Николай Львович упомянул об обескровленном трупе, — вспомнила я как нельзя вовремя. — Сказал, что за подробностями мне следует обратиться к вам.

— Ах, да! — Дмитрий словно бы ожил. — За городом возле кладбища крестьяне нашли мертвого мужчину лет пятидесяти. Тело полностью обескровлено, отсюда и предположение, что это сделал вампир. Однако не исключено, что и человек.

— Но губернатор полностью уверен, что виноват вампир, — заметила я.

— Скорее всего, так и есть, — вздохнул Дмитрий.

— Вампир, не соблюдающий законов, — задумчиво пробормотала я. — Давно такого не было. Года два как минимум.

— Если вы не заняты, можем осмотреть место преступления, — предложил Дмитрий.

Если это сделал вампир, то мы вряд ли что-то найдем. Однако я все равно приняла предложение Дмитрия, потому что хотела прогуляться и подышать свежим воздухом с кем-то, кто мало связан с вампирами и оборотнями.

До места преступления мы доехали в экипаже и попросили извозчика подождать нас около получаса. Вот только освободились мы куда быстрее, потому что место преступления уже накрыл свежий белый снег, и Дмитрий даже не смог примерно определить, где лежало тело.

Потоптавшись на морозе около десяти минут, мы поспешили в экипаж.

— Если это вампир, мы бы все равно ничего бы не нашли, — для успокоения шепнула я Дмитрию.

Берестов сокрушительно вздохнул.

— На вас была вся надежда. Сам-то я не очень уж внимательный, а младшие полицейские там более.

— Уверяю вас, что если убийца — вампир, то даже я бы ничего не нашла.

— А если это оборотень? — тихо спросил Дмитрий.

— Глеб Владимирович разберется.

Наш экипаж проехал по мосту, и я постучала по стенке и попросила извозчика остановиться. Дмитрий удивленно уставился на меня.

— Прогуляемся? — спросила я. — Мне душно.

— С удовольствием.

Я вышла из экипажа и вдохнула свежий морозный воздух. На самом деле мне вовсе не было душно, просто стены экипажа внезапно начали давить на меня, и мне захотелось выйти на просторную улицу.

— И все же мне не дает покоя это тело, — пробормотал Дмитрий, шагая рядом со мной по оживленной улице.

— Ради Бога, давайте не будем говорить о работе, иначе мне станет дурно, — взмолилась я.

— Тогда, о чем нам говорить?

— О чем угодно, только не о работе. До сегодняшнего вечера я ни слова не хочу о ней слышать.

Дмитрий хитро улыбнулся и, заложив руки за спину, спросил:

— Прям, о чем угодно?

Я уверенно кивнула.

— Тогда давайте поговорим о вас.

— Обо мне? — удивилась я. — А что можно обо мне сказать?

— О, я уверен, что многого о вас еще не знаю.

— Помилуйте, Дмитрий Владимирович, я совсем неинтересная персона, — немного нервно усмехнулась я. Так напористо мной еще никто не интересовался.

— Я бы так не сказал. И, прошу вас, называйте меня просто Дмитрий. И, если можно, я бы тоже хотел называть вас просто Софьей.

— Извольте, — кивнула я.

Некоторое время мы шли молча. Дмитрий лишь покашливал в кулак и будто бы собирался с силами что-то мне сказать, но все никак не решался.

Когда до моего дома оставалось около пяти минут пути, Дмитрий остановился и, кашлянув, произнес:

— Софья!

— Да? — настороженно произнесла я, тоже остановившись.

— Я давно хотел вам сказать, но все никак не решался, — Дмитрий нервно переминался с ноги на ногу. — С самой первой нашей встречи я понял, что вы та самая, ради которой я буду жить все оставшееся мне время.

— Боже, Дмитрий… — Я прижала ладонь к груди, пораженная такими пылкими словами молодого человека.

— Прошу вас, не перебивайте меня, иначе от волнения я забуду все, что хотел вам сказать. — На губах молодого человека заиграла смущенная улыбка. — Так, о чем же я?

— Ради меня вы хотите жить все оставшееся время, — напомнила я ему, тоже улыбаясь.

— Да! Точно. Ох… Софья! — Голубые глаза Дмитрия блеснули уверенностью. — Знаю, сейчас не самое подходящее время, в свете последних событий, но мне бы хотелось, чтобы вы знали: я люблю вас! И я намерен ухаживать за вами, но чуть позже.

— Позже? — удивилась я.

Дмитрий кивнул.

— Я уважаю память Алексея Терехова, который тоже был в вас влюблен. Мое воспитание не позволяет мне начать ухаживать за вами сразу же после его смерти, поэтому… я немного подожду. Прошу вас меня понять.

Что-то шевельнулось у меня в груди и потянулось к молодому человеку, стоящему напротив меня. На его щеках появился розовый румянец, а нос покраснел от холода.

— Разумеется, я вас понимаю, — с улыбкой произнесла я. — И буду с нетерпением ждать ваших ухаживаний.

Глава 7

— Лиззи, ну прошу тебя! — умоляла я свою компаньонку. — Всего на пару часов, чего тебе стоит?

— Нет. Без разрешения ни ты, ни я никуда не пойдем, — упрямо сказала Лиззи.

— Князь не узнает. Никто не узнает, они же спят без задних ног, ты же знаешь.

— А вдруг проснутся?

— Они спят как убитые!

И это была сущая правда. Вампиры днем спят как убитые. Даже пульса не чувствуется, а сердце еле бьется. Я проверяла на Генрихе. Однако Лиззи об этом, разумеется, не знала. Для нее князь, Данияр и Генрих — избалованные светские мужчины, которые ведут ночной образ жизни, прожигая свое состояние.

— Ну разве тебе не хочется покататься на коньках? — Я изо всех сил старалась уговорить Лиззи ненадолго выйти из дома и встретиться с Дмитрием и его другом на катке.

— Ну, не знаю, — задумчиво протянула Лиззи.

Лед тронулся.

Довольно улыбнувшись, я села рядом с ней и, взяв ее за руки, затараторила:

— Мы очень быстро! Ты даже не заметишь, как мы уже будем дома. Покатаемся, пообщаемся, поедим горячих пирожков. Ну же, Лиззи!

— Не знаю…

— Если я останусь старой девой, то буду винить в этом тебя!

— А причем тут это? — удивилась моя компаньонка.

— При том, что Дмитрий Владимирович начал за мной ухаживать.

Лицо Лиззи сразу же изменилось. Ее глаза расширились, а рот чуть приоткрылся от удивления.

— Правда?!

Я усиленно закивала.

Прошло чуть больше месяца с моего дня рождения. За это время Дмитрий ни разу не докучал мне своим повышенным вниманием, и я уже было решила, что он передумал ухаживать за мной, но сегодня утром в городской управе он ласково мне улыбнулся и пригласил на каток. Разумеется, в сопровождении Лиззи. Компрометировать меня каким-либо образом он не хотел.

Душа моя пела на пути к дому. Я была уверена, что Лиззи сразу же согласится, но она начала упрямиться, опасаясь гнева князя.

— Значит, ты, возможно, станешь его женой? — ахнула она.

— Если ты решишь остаться, то это вряд ли!

— Ох, тогда у меня не остается иного выхода! — Лиззи хитро улыбнулась, а я взвизгнула от радости и крепко обняла компаньонку. Нет, подругу. Настоящую подругу.

Мы вышли из дома в двенадцатом часу, поймали экипаж и за двадцать минут добрались до катка, где нас ждал Дмитрий и его друг — поджарый молодой человек с вьющимися темными волосами и щегольскими усами.

— Орлов Роман Геннадьевич, — звучным голосом представился он.

Лиззи он сразу же приглянулся. Она кокетливо хихикнула и подала ему руку.

— Погода чудесная, не правда ли? — произнес Дмитрий, не сводя с меня взгляда, в котором явственно читалось обожание.

Мне стало немного неловко.

— Да, чудесная погода.

Мужчины любезно подождали, пока мы с Лиззи не наденем коньки, и, подав нам руки, помогли зайти на лед.

От горячей ладони Дмитрия мне стало жарко, и я поспешно выпустила ее, но сразу же чуть не упала на лед.

— Осторожно, — пробормотал Дмитрий, осторожно придержав меня сзади за локти. — Вы давно не катались, верно?

— Да. Немного подзабыла, — улыбнулась я.

— Возьмите меня под руку, я вам помогу.

— Спасибо, Дмитрий.

— Митя. Или Дима. Прошу, называйте меня так. «Дмитрий» звучит слишком официально. Как будто между нами пропасть.

Я заглянула в его светлые голубые глаза и спросила:

— Между нами ее нет?

— А разве вы ее видите?

Мы оба невольно остановились посередине катка и внимательно смотрели друг на друга. И пусть мы стояли на приличном расстоянии друг от друга, я все равно ощущала жар, исходивший от тела Дмитрия. Человеческое тепло. Жизнь. К подобному я не привыкла. От князя веет холодом, мраком и смертью. Дмитрий — полная его противоположность. С ним мне намного комфортнее, я могу расслабиться. С князем же я находилась в постоянном напряжении. Между нами всегда есть что-то незримое, что не дает мне подступиться к нему, понять его, узнать лучше. С Дмитрием я подобного не ощущала. Между нами действительно нет никаких преград, и это замечательно.

— Не вижу, — с улыбкой произнесла я.

Улыбка Дмитрия — нет, Димы, — стала еще шире. От него исходили волны добра и тепла. Интересно, какая у него аура? Наверняка солнечная. Оранжевая или желтая. Очень теплая и яркая. Иначе и быть не может.

Мы катались больше двух часов — до тех пор, пока Лиззи не вспомнила, что хотела испечь заливной пирог к ужину, а для этого ей надо было купить муки и яиц.

Торопливо попрощавшись с мужчинами, мы отправились в продуктовую лавку, где столкнулись с небольшой очередью.

Впереди нас стояла старушка с тростью. Ее белесые глаза смотрели прямо перед собой, полностью игнорируя мельтешащих за прилавком торговцев.

— Добрый день! Чем могу вам помочь? — обратился к старушке юноша за прилавком.

Женщина повернула голову на голос торговца и назвала небольшой список. Получив товары и расплатившись за них, старушка сложила все в хлипкую на вид корзину и, стуча трастью, медленно направилась к выходу из лавки.

Я проводила ее взглядом, дивясь, как она, незрячая, ходит по городу, да и вообще живет. И только мне стоило об этом подумать, как дверь широко распахнулась и в лавку влетел широкоплечий мужчина в распахнутом потрепанном пальто. Старушку он, разумеется, не увидел и на входе задел бедную женину так, что та упала на пол. Из корзины выпали хлеб и мешочек с пшеном.

Сорвавшись с места, я подоспела к старушке и принялась поднимать ее, попутно задавая вопросы:

— Вы целы? Ничего не болит?

— Может, позвать доктора? — К нам подоспела обеспокоенная Лиззи и принялась собирать выпавшие из корзины покупки.

— Цела, кажется… — пробормотала напуганная женщина. — Ох, спина моя…

— Спина болит? — испугалась я за старушку и, бросив злой взгляд на вошедшего мужчину, сказала уже ему: — Извиниться не хотите?

Широкие темные брови мужчины приподнялись.

— Мне? Извиняться? Она сама виновата, что под ноги мне попалась!

— Да как вы… — хотела было возмутиться я, но старушка вдруг довольно крепко ухватила меня за запястье и покачала головой.

— Не надо ругаться, милая. Оно того не стоит.

— Но ваша спина и…

Старушка похлопала меня сухой ладонью по руке. Ее невидящий взгляд был направлен на мою шею.

— Спина у меня болит почти каждый день последние двадцать лет. Это не беда.

Мы с Лиззи осторожно подняли старушку, и я стряхнула с ее одежды пыль и грязь. Лиззи злобно косилась на хама, который ни только не извинился, но еще и как ни в чем не бывало встал в очередь.

— Давайте я вам помогу донести корзину, — предложила я.

— Ну что ты, милая, я живу неподалеку.

— Я настаиваю. Мне будет спокойнее, если я доведу вас до дома.

Старушка смущенно улыбнулась и кивнула.

— Купи, что надо, и ступай домой, а я приду чуть позже, — сказала я Лиззи.

Та неуверенно кивнула и проводила нас со старушкой обеспокоенным взглядом.

— Где же ваш дом, бабушка? — спросила я, когда мы вышли из лавки. — Ничего, что я вас так назвала?

— Ничего, внученька, — довольно произнесла старушка. — Мне даже приятно. Так уж сложилось, что внуков у меня нет.

— А у меня нет бабушки.

Мы неторопливо пересекли Бабаевскую улицу, по которой то и дело проезжали спешащие по делам экипажи, и свернули на Роговую. С нее открывался вид на недавно построенный собор с высокой колокольней, которую было видно почти из любой точки города.

— Коричневый двухэтажный дом с красивой крышей. Должен быть где-то здесь, — старушка неопределенно махнула тростью.

Я огляделась и почти сразу же нашла нужный дом по левую сторону от нас.

Коснувшись дверной ручки, женщина довольно улыбнулась и кивнула, опознав свой дом.

— Заходи, чаем угощу.

— Спасибо, но меня дома ждут.

— Еще не ждут. Заходи, — уверенно произнесла старушка.

Я послушано вошла в дом.

На своей территории слепая ориентировалась идеально. Прислонив трость к стене, она ловко сняла верхнюю одежду и с первого раза повесила ее на крючок.

— У вас нет слуг? — удивилась я, расстёгивая пуговицы на пальто.

— Да зачем они мне, — бросила старушка, уверенно направившись вглубь дома.

Я последовала за ней и оказалась в аккуратной светлой столовой.

— Сейчас поставлю самовар, — сказала старушка, исчезнув на кухне.

— Вам помочь?

— Не стоит. В своем доме я все прекрасно «вижу».

Я кивнула сама себе и принялась осматривать сервант, в котором стояли чайные сервизы и несколько маленьких портретов женщин и мужчин.

— Это ваши дети? — полюбопытствовала я, когда старушка вернулась с вазой, наполненной вареньем. — На портретах в серванте.

— Мои, да. Никчемные детишки, — недовольно пробормотала женщина.

— Почему никчемные? — осторожно спросила я.

— Потому что отказались принимать от меня дар.

— Дар?

— Колдовской, — старушка, впервые за все время, посмотрела на меня в упор. Так, будто все это время прекрасно могла видеть.

— Вы ведьма? — прошептала я, чувствуя, как в миг участилось сердцебиение.

— Ведьма, да. — Старушка поставила вазочку с вареньем на край стола. — В свое время ко мне половина города выстраивалась за советом, за приворотом. Все шли к Галине Каширской. Но потом началась война, и всем стало не до моих талантов. И хоть она и длилась всего шесть месяцев, после нее обо мне уже не вспомнили. Я могла бы передать свой дар дочери или сыну, но они не захотели нести эту ношу. Трусливо сбежали в столицу, бросив меня здесь. — Старушка вздохнула и зашаркала на кухню, откуда принесла заварочный чайник и еще одну вазу — с печеньем.

— Вы по ним не скучаете? — спросила я. Мне было жаль одинокую старую женщину.

— Ни капли, — раздалось из кухни. — У них были трусливые и завистливые сизо-фиолетовые ауры. С такими не стать колдуном или ведьмой.

— Ауры? — поразилась я. Она что, видит их, как и князь?

— У тебя хорошая аура. — Старушка подошла ко мне так тихо, что я вздрогнула от ее появления. — Светлая, серебристая и крайне редкая. Только еще не засияла.

— А что будет, когда она засияет? — спросила я.

— Тебе многое откроется, — туманно изрекла старушка.

— Что именно?

— Доставай чашки, самовар закипел.

Я послушно открыла сервант и достала оттуда первые попавшиеся на глаза чашки с блюдцами — голубые с синими цветочками.

— А как вы видите ауры, если слепы? — спросила я, расставляя чашки на столе.

— Ну, я не всегда была слепой. А ауры видела с рождения, — старушка пожала худенькими плечами, покрытыми вязаной шалью. — Сейчас же это похоже на разноцветные силуэты во тьме.

— Поразительно, — произнесла я, с интересом рассматривая морщинистое лицо женщины. — А как вы охарактеризуете человека с серебристой аурой?

— Можно подумать, ты сама себя не знаешь, — фыркнула женщина. Она разлила чай по чашкам и потянулась за печеньем.

— Не так хорошо, как хотелось бы.

— Что ж. — Женщина откусила печенье и задумалась. — Прежде всего это люди, сильные и телом, и духом, с хорошо развитой интуицией, целеустремленные. У них много талантов и они быстро обучаются.

Я ждала продолжения, но его не последовало. Старушка принялась дуть на горячий чай и с удовольствием прихлебывать его.

— И это все? — удивилась я.

— А что ты еще хочешь?

— Отрицательные качества.

— Например? — женщина обмакнула печенье в чай. Казалось, она больше заинтересована едой, чем нашим разговором.

— Например агрессивность, бессердечие, кровожадность.

— Дорогая, что за страсти ты говоришь? — поморщилась старушка. — Кровожадность? Вот уж нет. Люди с серебристой аурой благородные, честные и открытые.

— Последнее вот уж точно не про него, — пробормотала я едва слышно.

— Про кого? — сразу же встрепенулась старушка. — Есть еще кто-то с такой же аурой, как у тебя?

— Нет, вам показалось. Ничего подобного, — Я закусила губы, ругая себя за неосмотрительность. Старушка слепа, а значит, другие ее органы чувств наверняка обострены.

— Ничего мне не показалось! — заспорила она. — Я явственно слышала твой бубнеж. Скажи мне, у кого еще есть столь редкая аура.

Старушка даже отставила чашку и подалась вперед — так ей стало интересно, кого именно я имела ввиду.

— Мой дядюшка. Князь Глеб Владимирович Немертвый.

Белесые глаза старушки округлились. Издав тихое «ну разумеется», она медленно откинулась на спинку стула и нахмурилась.

— Так он теперь здесь, в Туле…

— Вы его знаете? — воскликнула я.

— Не лично, — качнула головой женщина. — Лично с ним была знакома моя бабка. В те времена, когда он еще жил в Московской губернии. Она рассказывала про выдающегося человека, который смог сохранить непорочность своей редкой серебристой ауры даже с проклятием. Таких людей крайне мало.

— Он не человек, — сухо поправила ее я.

— Все мы люди, милая. Просто кто-то немного отличается от нормы. Но разве это повод называть его нелюдем?

— Вот и я так думаю, — согласилась я, вспоминая слова губернатора. — Вот только князь не такой. Он жестокий, деспотичный и…

— А ты не спрашивала у него причину такого поведения? — Старушка ласково улыбнулась, и на мгновение мне показалось, что ее морщины разгладились.

— Он не хочет делиться со мной личным. Мы не близки. Совсем.

— А ты хочешь?

— Чего? — не поняла я.

— Сблизиться с ним.

— Нет. Зачем мне это?

— Врешь! — резко осадила меня старушка и, по-доброму рассмеявшись, добавила: — Девочка моя, ты врешь не только мне, но и себе.

— Уж с кем с кем, а с собой я всегда честна.

— А вот и нет. Ты в скором времени это поймешь, дорогая. И князь поможет тебе в этом, я уверена.

— Сомневаюсь, — скептически произнесла я.

Слова старой ведьмы я воспринимала скептически. Точно ли она говорит о том же князе, которого знаю я. И как он поможет мне понять, что я нечестна с собой? Нелепица какая-то…

— Полагаю, что сведения вашей бабушки о князе весьма устарели. Он радикально изменился. Когда я была маленькой, он довольно жестоко наказывал меня за непослушание.

— И что же он делал такого жестокого? Пальцы тебе резал? Кровь пускал? — старушка хохотнула и снова потянулась за чашкой с чаем.

— Нет, он… запер меня однажды в холодной комнате, и потом я чуть не умерла от воспаления легких.

— После этого он делал еще что-то подобное? — Мои слова совсем не впечатлили старую ведьму.

— Нет, — подумав, неохотно ответила я.

Старушка развела костлявыми руками.

— Но все еще впереди.

— Вовсе нет. Он больше так никогда не поступит — урок был усвоен. Князь тебя и пальцем нетронет. Потому что нуждается в тебе.

— Да что такого ему от меня нужно? — воскликнула я, встав со стула. — Я же простая крепостная! Что во мне ценного, кроме такой же ауры, что и у него.

— Много чего. И ты обязательно узнаешь, что именно. В свое время. — Ведьма сделала глоток чая и добавила: — А теперь ступай. Тебе пора. — Она повернула голову к окну, за которым уже начало темнеть, будто бы видела все, что там происходит.

— Мне действительно пора. — Я засуетилась. Князь мог проснуться в любой момент и начать допрашивать Лиззи, куда я делась.

— Заглядывай ко мне иногда на чай, внученька. Проводить тебя не смогу, прости старую. Подняться нет сил.

— Ничего, бабушка. — Я коснулась ее сухой морщинистой ладони. — До свидания.

— До свидания, дорогая. Будь осторожна.

Накинув пальто, я выскочила на улицу и поспешила найти извозчика. До дома было недалеко, минут двадцать ходьбы, но я хотела успеть до пробуждения князя.

Минут через десять я уже стояла на пороге. Встревоженная Лиззи открыла дверь и облегченно выдохнула.

— Слава богу, я думала, что тебя похитили.

— Что за глупости, фыркнула я, быстро снимая с себя верхнюю одежду. — Князь еще не выходил.

— Нет. Никто еще не проснулся. Ты вовремя.

— Чудесно.

Я пригладила прическу перед зеркалом и прошла в гостиную, где села в кресло у камина, взяла первую попавшуюся научную книгу и сделала вид, что последние несколько часов была увлечена чтением.

Вскоре спустились вампиры. Данияр сдержанно поприветствовал меня, Генрих одарил радостной улыбкой, а князь — холодным взглядом темных глаз. За ужином я передала ему слова губернатора касательно найденного тела.

— Я уже знаю об этом, — удивил меня князь.

— Знаешь? Но откуда? Тело нашли сегодня утром…

— Жертва не первая. Третья, если быть точным.

— Третья? — у меня даже вилка выпала их рук. — Когда это началось?

— Недели две назад. — Князь подлил в свой бокал еще крови и предложил бутылку Генриху, но тот отказался.

— И ты все это время молчал? Но почему? — Однако прежде чем он ответил, я поняла и, пораженная, выдала: — Потому что ты знаешь виновного?

Князь приподнял брови и отрицательно качнул головой.

— Вовсе нет, я…

— Виновник не из наших, — выпалил Генрих и, взглянув на князя, пробормотал извинение.

Князь прикрыл глаза и напряженно выдохнул. Один бог видит, сколько сил ему нужно, чтобы удержаться и не побить Генриха.

— В городе чужак? — прошептала я, будто он мог быть рядом.

Князь кивнул.

— И кто он?

— А это нам и предстоит выяснить. И чем скорее, тем лучше, — задумчиво произнес он.

Глава 8

Никогда не думала, что иметь кавалера — это так весело и приятно! У меня душа пела от каждой встречи с Митей, а особенно, когда он, провожая меня до дома, касался губами тыльной стороны моей ладони. Он не брезговал моими руками, смотрел на меня с обожанием и никогда ни в чем не упрекал. В наших с ним отношениях не существовало ни преград, ни напряженности, — и это было великолепно.

Остаток зимы Митя щедро одаривал меня теплом и заботой, и я окончательно убедилась в том, что с этим человеком я буду невероятно счастлива. Да я уже была счастлива, а значит, моя аура должна была измениться. Вот только узнать это наверняка я никак не могла.

Если спросить об этом у князя, он насторожится и поинтересуется, кто рассказал мне о том, что ауры бывают тусклыми и яркими. Тогда бы мне пришлось выдать Генриха, а это было бы неправильно. К тому же, даже если бы я его и не выдала, князь бы все равно понял, что проболтался именно Генрих — больше некому.

Неожиданно я вспомнила про Галину Каширскую, которая радушно приглашала меня в гости в любой момент. К ней-то я и пошла за ответом на мучающий меня вопрос, однако он мне не понравился.

— Ничего в тебе не поменялось, — сказала старая ведьма, разлив по чашкам чай. — Какое варенье хочешь: малиновое или смородиновое?

— Подождите… — озадаченно пробормотала я. — Прямо так уж и ничего? Может, получше посмотрите?

— Я хоть и слепа, но ауры вижу прекрасно. Твоя ни капли не изменилась, — отрезала старушка.

— Удивительно. Я была уверена, что счастлива!

— Быть счастливой мало. Надо еще чувствовать удовлетворение, гармонию. Чувства похожи на те, что ты ощущаешь, когда получаешь то, что больше всего хотела.

Я задумалась. Хотела ли я больше всего любви мужчины? Вряд ли. Выйти замуж, создать семью? Тоже нет. Влюбиться? Возможно, но разве сейчас я не влюблена?

— Может быть, ты хочешь ответных чувств от кого-то? — предположила старушка.

Так и не дождавшись от меня ответа на вопрос о варенье, она принесла два вида, а еще неизменное печенье.

— Я уже их получила, — буркнула я, размышляя над тем, что я действительно хочу.

— Значит, не этого ты желала, — заключила старушка.

— Тогда чего? Не понимаю…

— Увы, только ты и можешь понять, чего на самом деле хочешь. Я могу лишь перебирать варианты.

— Какие еще есть? — Я вздохнула и принялась грызть твердое печенье.

Старушка задумчиво помычала и сказала:

— Деньги? Но они у тебя есть, раз ты воспитанница князя Немертвого. Знание?

— Мимо. Князь из меня академика сделал.

— Путешествия?

— Точно нет. Не люблю долго трястись в экипаже.

— Может, что-то духовное? Забота, взаимопонимание, доверие…

— Нет. — Я отрицательно качнула головой и обмакнула печенье в чай. — Постойте…

— Что? Попала в точку?

Я замерла, забыв про печенье, что окунула в чай.

Доверие.

Да, я хочу его. Хочу, доверия со стороны князя.

Поняв, что не смогу его получить, как бы ни старалась, я полностью переключилась на Митю, на его чувства ко мне.

Вот почему моя аура не сияет. Отношения с Митей всего лишь замена того, что я действительно хочу. А хочу я признания, доверия и взаимопонимания от князя. Хочу, чтобы он воспринимал меня как равную себе и доверил все свои тайны. Я хочу…

…сердце князя Немертвого.

— Дорогая, ты в порядке? — забеспокоилась старушка. — Почему замолчала?

— Ох, простите. Задумалась… — Я вынула печенье из чая. Его размякшая половинка сразу же отвалилась и плюхнулась в чашку. Несколько капель чая попали мне на лицо.

— Поняла, чего хочешь? — сразу же раскусила меня старушка.

— Возможно, — уклончиво ответила я.

После разговора с ведьмой настроение мое уже не было таким приподнятым, как раньше. На очередной прогулке с Митей я невнимательно слушала его рассказ о том, как в их доме гостили родственники из Германии. Он говорил о странных немецких традициях, об их быте и политике, а я слушала его в пол-уха, размышляя о своем. Душа моя уже не пела, а прогулка с Митей не доставляла большого удовольствия. Образ князя то и дело вставал перед глазами, и я даже мотала головой, силясь его прогнать.

— Ты плохо себя чувствуешь? — спросил Митя, заметив мою нервозность.

— Немного. Устала.

— Не мудрено — мы уже так много гуляем. На час больше, чем обычно.

Я резко остановилась и в ужасе уставилась на уже зажжённые фонари. Уйдя в свои мысли, я даже не заметила, как стемнело.

— Я доеду на экипаже, — бросила я Мите и, не дожидаясь его ответа, быстрым шагом пересекла улицу и нашла пустой экипаж.

Дверь мне открыла Лиззи, на которой не было лица.

— Проснулись? — севшим от волнения голосом спросила я.

— Давно, — кивнула Лиззи. — Князь злится. Спрашивает, почему ты ушла без меня.

— А ты что ему ответила?

— Сказала, что ты в городской управе.

— Спасибо, — шепнула я подруге и, сняв верхнюю одежду, зашла в гостиную.

Князь был один. Сидел в своем излюбленном кресле у камина. Когда я вошла, пронзительный взгляд его темных глаз устремился на меня.

— Где ты была? — металлическим тоном произнес он.

— В городской управе.

— Она давно закрыта. Где ты была? — повторил он свой вопрос.

Я начала лихорадочно придумывать отговорку. Князь ждал, не сводя с меня своего острого взгляда.

— Я была… — На ум пришло несколько лживых вариантов, но я решительно отмела их и, встретившись взглядом с князем, смело сказала: — Я гуляла с Митей.

— С Митей? — На лице князя мелькнуло удивление, что очень меня порадовало. Я смогла вывести его на эмоции, пусть и на короткий миг. — Кто это?

— Дмитрий Берестов. Он служит в городской управе и… ухаживает за мной.

— Ухаживает? — Глаза князя стали как чайные блюдца — такие же круглые.

Я кивнула и, подумав немного, добавила:

— Скорее всего, уже в этом году он сделает мне предложение.

— К-какое еще предложение? — слегка заикнувшись, спросил князь.

Я впервые видела его таким растерянным. Вся его холодность вмиг исчезла, уступив место эмоциям. Настоящим эмоциям.

Мое сердце сейчас билось чаще, чем когда Митя целовал мою руку или шел совсем рядом со мной — так, что я даже слышала его запах. Сколько эмоций князя мне удалось за сегодня увидеть? Две, три? Великолепно!

Удивление, растерянность и замешательство пополнили мою коллекцию. Какой богатый сегодня улов!

— Предложение руки и сердца, разумеется, — произнесла я слова, которые окончательно добили князя.

Он привстал с кресла и некоторое время открывал и закрывал рот, не издавая ни звука, совсем как рыба.

— Ты… ты его не примешь! — наконец воскликнул он.

— Почему же?

— Потому что! Не примешь… — последнее предложение прозвучало больше как вопрос, нежели утверждение.

На лице князя отразилось что-то новое. Разочарование?

— Кому тут делают предложение руки и сердца? — В гостиную вошел Генрих.

— Мне, — ответила я и невинно улыбнулась.

Глаза Генриха тоже округлились. Он бросил взгляд на князя, который медленно опустился в кресло и тяжело вздохнул, а затем снова посмотрел на меня.

— Ты серьезно?

— Абсолютно.

— И кто это сделал?

— Дмитрий Берестов.

Генрих резко повернул голову к князю и воскликнул:

— А ты чего молчишь? Согласен что ли?

— Я просто в смятении, — тихо произнес князь.

Ссутулившись, он отвел от нас взгляд и подпер голову рукой. Вид у него был такой, будто ему сказали, что его вампиры сожрали половину города.

— Ты в смятении?! Да как… — Генрих даже не смог договорить.

— Извините, но мне немного нездоровится, так что я вынуждена вас покинуть, — произнесла я, решив, что пришло время покинуть сцену.

Князь даже не посмотрел на меня, а Генрих рассеянно кивнул.

В моей спальне меня уже поджидала Лиззи.

— Дмитрий правда хочет на тебе жениться? — накинулась она на меня с расспросами.

— Не знаю, но все к этому идет. Рано или поздно он сделает мне предложение, если я не оборву наши отношения. — Я со вздохом опустилась на постель.

— Тогда зачем ты так уверенно заявила об этом князю? — озадачилась Лиззи, садясь рядом со мной.

— Хотела вывести его на эмоции. Ты же знаешь, я люблю это делать.

— Ох, не нравится мне, когда ты его дразнишь. А вдруг он тебе потом ответит?

— Не ответит, — уверенно заявила я, вспомнив слова старой ведьмы. — Он уже давно не делал мне ничего плохого, и никогда уже не сделает.

— Откуда такая уверенность?

Я пожала плечами.

— Чуйка.

Спустя примерно час ко мне в спальню постучался Генрих и передал, что князь хочет пригласить Дмитрия на ужин.

— Чего он хочет? — переспросила я, не веря в услышанное.

— Поужинать с твоим кавалером, — повторил Генрих. Вид у него был грустный. — Сказал, что, раз дело уже идет к свадьбе, то пора познакомиться с женихом.

— Думаю, это будет неудобно… — пробормотала я, раздумывая, как преподать эту новость Дмитрию. Нет, решительно никак!

— Почему? — сразу же поинтересовался любопытный Генрих. — Может, у вас не так уж все серьезно?

— Нет, серьезно! — Я не могла отступить и признаться во лжи. Раз начала, так надо продолжать играть до конца.

— Тогда он ждет его в ближайшие дни.

— Чудесно. Я передам его приглашение Мите.

Генрих кивнул и вышел из спальни, но тут же вернулся и тихо спросил:

— Ты его любишь?

— Кого? — не сразу поняла я.

— Своего Митю.

— Конечно!

Генрих кивнул и закрыл за собой дверь. Я же задумалась над своим ответом. Я определенно не любила Диму так, как он любил меня. Симпатия к нему у меня определенно была, но не любовь. Однако князю и Генриху об этом знать не следует.

Всю ночь я не могла уснуть от навязчивых мыслей. Ближе к рассвету я встала, чтобы налить себе еще воды — за беспокойную ночь я выпила весь графин.

На цыпочках следуя на кухню, я услышала тихие голоса, доносящиеся из комнаты Генриха. Один из них — бархатный баритон — принадлежал князю, поэтому я остановилась и прислушалась.

Да-да, водится за мной такой грех — я очень люблю подслушивать.

— Такого поворота ты не ожидал, верно? — По голосу Генриха чувствовалось, что он говорит с усмешкой.

— Не ожидал, — признал князь.

— Времени мало. Как думаешь, ее аура станет яркой, если она выйдет замуж за этого своего Митю?

— Это уже не имеет значения…

— Что? — удивился Генрих. — Ты передумал?

Молчание. Князь либо кивнул, либо мотнул головой.

— Но почему? Что заставило тебя передумать?

Значит, все же кивнул.

— Не важно. Просто она больше не нужна мне для этого.

Мое сердце предательски сжалось.

«Не нужна». «Она больше не нужна мне».

— Но ты же так хотел этого? — не унимался Генрих.

— Уже не хочу…

Глаза защипало от навернувшихся слез. Почему мне так обидно? Почему я плачу? Это же хорошо, что я больше ему не нужна. Он отпустит меня, я перестану быть его рабой, его помощницей. Смогу выйти замуж за Митю, завести семью.

Боже, но почему мне так больно? Почему я чувствую, что меня предали?

Положив ладонь на грудную клетку, под которой в быстром ритме билось сердце, я на ватных ногах добралась до своей спальни и упала на постель. Мои всхлипы и моя боль утонули в пуховых подушках, а сон так и не пришел ко мне этой ночью.

* * *
К моему удивлению, Дима обрадовался приглашению на ужин и тому, что теперь князь знает о наших свиданиях.

— Если бы ты не настаивала на скрытности, я бы уже давно поговорил с твоим дядюшкой и попросил бы твоей руки.

— Что? — пискнула я, испугавшись того, что своим враньем невольно приблизила нашу с ним помолвку.

— Почему ты так удивлена? — спросил Дима с ласковой улыбкой. — Или думала, что я ухаживаю за тобой забавы ради?

— Ничего я не думала, — пробормотала я, нервно кусая нижнюю губу.

На ужин Дима явился при параде и в ореоле терпкого одеколона, от которого мне то и дело хотелось чихать.

Генрих и Данияр по требованию князя покинули дом и должны были вернуться лишь к утру. Сам же князь не спешил спускаться к гостю. Намеренно или нет, он затягивал свое появление, заставляя Диму страшно нервничать.

— Может, налить вам воды? — заботливо предложила Лиззи.

— Да, пожалуйста, — кивнул Дима и нервно улыбнулся.

— До сегодняшнего дня ты ни капельки не волновался, — сказала ему я, когда Лиззи вышла из гостиной.

— Потому что забыл, кто князь на самом деле, — шепнул молодой человек, искоса поглядывая на открытую дверь. — А когда подошел к вашему дому, то вспомнил и оробел. Немного.

Лиззи принесла стакан воды, и Дима залпом осушил его, однако его волнение так и не прошло.

Примерно через полчаса задержки появился князь — так тихо, что мы не сразу его заметили. Мы-то с Лиззи были уже привыкшими к бесшумным шагам вампиров, но вот Дима — нет. Поэтому, когда князь внезапно произнес «Добрый вечер», молодой человек от испуга даже подскочил на месте.

— З-здравствуйте, ваше высокоблагородие, — с плохо скрываемым волнением в голосе поздоровался Дима, робко протягивая князю руку. — Я — Берестов Дмитрий Владимирович.

— Превосходительство, — ледяным тоном исправил его князь.

Я закусила язык, досадуя такой оплошности.

— П-прошу меня простить! — Дима низко склонил голову перед князем. — Ваше п-превосходительство.

— Ты заика что ли? — Князь брезгливо смотрел на склонившегося перед ним молодого человека. Будто забыл, как сам начал заикаться, когда я рассказала ему о своих отношениях с Димой.

— Никак нет-с, — нервничая, Дима даже перешел на подобострастную речь. — От волнения все…

— От волне-е-ения? — протянул князь. — А почему волнуешься? Я такой страшный что ли?

— Н-никак нет-с!

— Тогда приказываю не волноваться и перестать заикаться!

— Слушаюсь! — выпрямившись, отчеканил Дима.

Бледное лицо князя было непроницаемым, однако в темах глазах прыгали веселые огоньки. Да он издевается над Митей! И это издевательство доставляет ему удовольствие!

Кашлянув, я шагнула к князю и произнесла:

— Дядюшка, можно тебя на минуточку?

Князь перевел на меня свои ониксовые глаза и слишком уж сладким тоном произнес:

— Милая племянница, разве можно оставлять нашего гостя? Это дурной тон!

От злости я чуть не зарычала. Боже, как же меня раздражала эта широкая и искусственная улыбка князя! Черт бы побрал его и этот глупый ужин!

В гостиной нам подали аперитив, который Дима, как и воду, выпил залпом.

— Брусничная настойка из личных запасов губернатора, — заметил князь, смакуя свой напиток. Интересно, это тоже была наливка или разбавленная водой кровь?

— Очень приятное послевкусие, — произнес Дима, уже не заикаясь.

Князя это немного расстроило. Он слегка нахмурился и, отставив бокал в сторону, встал с кресла и пригласил нас переместиться в столовую.

— Позвольте узнать, Дмитрий Владимирович, кто ваш батюшка? — поинтересовался князь, когда мы уселись за стол и пара слуг — оба вампиры — подали нам первое блюдо.

— Мой батюшка отставной генерал Владимир Аркадьевич Берестов. Тридцать шесть лет служил в военном ведомстве в Санкт-Петербурге. Выйдя на пенсию, он переехал с семьей в родную губернию. — Чтобы ответить, Дима даже отложил ложку, которую взял перед тем, как князь задал вопрос.

— Так вы, стало быть, родились не на Тульской земле?

— Верно.

Глаза князя радостно заблестели, а уголки губ медленно поползли вверх.

— Тогда, увы, я не смогу дать свое согласие на ваш брак с Софьей. Если, конечно, вы сделаете ей предложение.

Его слова прозвучали как вызов, однако лицо князя, которое совсем недавно было непроницаемым, теперь выглядело иначе. Он явно насмехался над Димой и ловил от этого удовольствие.

Да что с ним такое сегодня? У камина пересидел и угорел? Генриху ведь говорил совсем другое, что я больше ему не нужна…

— Почему же? — У Димы от заявления князя даже лицо вытянулось.

— Потому что я не хочу, чтобы у моей дорогой племянницы, — при этом князь повернулся ко мне и улыбнулся так, что у меня живот свело, — муж был чужеземец.

— Позвольте, в-ваше превосходительство, — Дима снова начал заикаться. — Так ведь я не какой-то печенег или монголо-татарин.

— Кто знает, какая в вас кровь течет, — загадочно произнес князь и, поймав взгляд Димы, медленно провел языком по алым губам.

Бедный молодой человек нервно сглотнул и потянулся к воротнику рубашки, чтобы ослабить галстук.

— Хватит. Пугать. Гостя, — чеканя каждый слог, стальным голосом произнесла я.

— Кто его пугает? Я? — Князь невинно похлопал ресницами, которые, к моему удивлению, оказались длинными и густыми как у девушки. И почему я раньше этого не замечала?..

Экзекуция Димы проходила еще добрых два часа, за которые я почти не притронулась к еде — лишь пила вино, которое слуги то и дело подливали мне в бокал. Было обидно, что князь, которого я планировала вывести из себя этим ужином и новостью о том, что у меня появился жених, все никак не выходил из себя, а даже наоборот.

Когда у Димы уже задрожали руки от язвительности князя и его бесконечных запугиваний, я решительно бросила салфетку на стол и резко поднялась. От выпитого вина закружилась голова, и мне стоило огромных усилий удержаться на ногах.

— Довольно, — твердо произнесла я. — Диме пора.

— Уже? — с деланным удивлением произнес князь. — А как же десерт?

— Если честно, он в меня уже не влезет, — пробормотал Дима, глядя на меня как на спасителя.

— Мы уже засиделись. Время позднее, — сказала я, твердо намереваясь выпроводить моего напуганного жениха и переговорить с князем с глазу на глаз. Ведь должна же я получить объяснение этому балагану, который он тут устроил!

Дима взглянул на часы и ужаснулся.

— Уже двенадцатый час! Как быстро пролетело время…

— Да что вы говорите… — Язвительность в тоне князя проступила с новой силой.

Мне захотелось ударить его по ноге под столом, но, если я сдвинусь с места хоть немного, то, боюсь, сразу же потеряю равновесие и завалюсь на пол. И зачем только я выпила столько вина?

Проводив Диму, который, как только его ноги ступили за порог нашего дома, обрел былую уверенность в себе, я направилась в гостиную, куда уже успел переместиться князь.

— Ну и что это было? — спросила я, чувствуя, как от выпитого вина горят мои щеки.

Я встала за кресло, сесть в которое не решилась, потому что боялась, что буду выглядеть не так убедительно, как стоя, и ухватилась за его спинку. Со стороны казалось, будто я заняла удобную позу, возвышаясь над князем, однако на самом деле я держалась за кресло, чтобы сохранять равновесие.

— О чем ты? — невинно поинтересовался князь.

Закинув ногу на ногу, он вальяжно устроился в своем кресле у камина и с интересом взирал на меня своими темным глазами, в которых сквозила плохо скрываемая хитрость.

— Об экзекуции, что ты устроил Диме! Зачем так его пугать?

— Я просто хотел лучше узнать того, кто намерен на тебе жениться.

— И как? Узнал?

— Да. В полной мере, — кивнул князь.

— Теперь даешь разрешение на свадьбу?

— Я подумаю.

Мои пальцы впились в бархатную обивку кресла.

— Подумаешь? — прошипела я, еле сдерживая гнев.

— Я еще не уверен. Мне он кажется неподходящим для тебя. Слишком простой и трусливый.

— Ты напугал его!

— Я такой страшный?

— Да! Ты очень страшный! — выпалила я, кипя от гнева. — Знаешь, как я боялась тебя в детстве? А после той ледяной комнаты и болезни я вообще думала, что ты меня убьешь. Рано или поздно.

Вся спесь вмиг слетела с лица князя. Округлив глаза, он невольно подался вперед и хрипло спросил:

— Почему ты так думала?

— Потому что ты был жутким! — всплеснула я одной рукой, второй же продолжала отчаянно держаться за спинку кресла. — Ты сказал, что я твоя рабыня и должна делать все, что ты мне прикажешь! А потом еще и запер в той ужасной комнате, где было холодно и темно. Ветер завывал так сильно, что казалось, будто за окнами стоят призраки… — Я сжала свободную руку в кулак, вдавливая ногти в плоть, чтобы сдержать подступающие слезы. — Мне было страшно в этом доме. И я боялась тебя…

Князь сделал рывок, будто бы хотел встать с кресла, но внезапно остановил себя. Его длинные бледные пальцы вцепились в подлокотники кресла, а глаза опустились.

— Ты и сейчас меня боишься? — еле слышно спросил он.

Я мотнула головой.

— Уже не так сильно, как раньше.

— Не так сильно, — произнес он с горькой усмешкой.

Вино развязало мне язык, пробудило гонор. Я бы никогда не призналась князю, что боюсь его, если бы не этот проклятый напиток. Теперь мне оставалось лишь жалеть о сказанном и ждать наказания. Скорее всего князь запретит мне видеться с Димой и…

— Я даю свое согласие.

— Ч-что? — от удивления я начала заикаться, как Дима.

Князь медленно поднялся и, избегая смотреть на меня, произнес чуть громче:

— Если Берестов сделает тебе предложение, я возражать не стану. Свадьбу оплачу.

— Ты серьезно? — все еще не веря его словам, спросила я.

Кивок.

Я замерла, не зная, что сказать. Поблагодарить? Спросить о причине его резкого согласия?

— Остаток ночи я проведу в своем кабинете. Прошу меня не беспокоить. — С этими словами князь вышел из гостиной, так на меня и не взглянув.

Я же так и осталась стоять за креслом, мертвой хваткой вцепившись в его спинку.

Князь дал согласие на мой брак с Димой. Он отступил, перестал издеваться. Я его обыграла, победила.

Но почему тогда на душе так паршиво?

Глава 9

— Он и правда так сказал?

— Угу.

— Князь благословляет нас?

— Да.

— Поверить не могу… — Дима даже остановился, снял фуражку и прошелся пятерней по волосам. Затем снова надел головной убор и, широко улыбаясь, посмотрел на меня. — Мы сыграем свадьбу!

Я кивнула и коротко улыбнулась. Дима моей неуверенности не заметил и принялся обсуждать свадьбу. Затем хлопнул себя ладонью по лбу и произнес:

— Я же тебе предложение так и не сделал! Вот же идиот!

— Да ничего, — пробормотала я. — У нас все спонтанно вышло. Можно сказать, я тебя ко всему этому принудила и…

— Ничего подобного! — Голубые глаза Димы горели решительностью.

Кашлянув в кулак, он огляделся по сторонам и вдруг опустился передо мной на одно колено. Сердце мое ухнуло вниз, но вовсе не от восторга, а от испуга.

— Ты что творишь? — зашипела я, бросая косые взгляды на прохожих. — Мы же на улице!

Однако Дима меня не слышал. Он широко улыбался и зачарованно смотрел в мое лицо.

— Софья Андреевна! — через чур громко произнес он.

Разумеется, мы привлекли внимание. Боковым зрением я видела, как прохожие останавливаются и заинтересованно смотрят в нашу сторону.

— Я люблю тебя и прошу осчастливить меня и стать моей женой! — продолжил Дима так же громко.

Боже, стыд-то какой!

— Поднимайся, на нас люди смотрят, — прошипела я, остро ощущая стыд и неловкость.

— Встану, если согласишься!

Я закатила глаза к чистому голубому небу.

Ну вот за что мне все это?!

— Согласна, согласна! Только встань, пожалуйста.

Лицо Димы просияло. Он резво встал и, игнорируя все приличия, притянул меня к себе и поцеловал в губы. От неожиданности я расширила глаза и забыла, как дышать через нос.

Наблюдающие за нами прохожие громко заулюлюкали.

Я ждала, когда Дима отстранится от меня, но он был слишком увлечен процессом, поэтому я сама осторожно отстранилась от него.

Это был мой первый поцелуй, и показался он мне не очень-то приятным. Хотелось вытереть губы и вдохнуть полной грудью, компенсируя недостаток воздуха во время этого странного процесса.

— Пошли отсюда, — сказала я, беря опьяневшего от происходящего Диму за руку.

Он не сопротивлялся. Шагал за мной безвольной куклой, будто приворожённый и смотрел на меня, как на божественное создание.

В голове вдруг мелькнула глупая мысль: вот бы князь смотрел на меня так же, как и Дима…

Боже, да о чем я думаю! Князь вообще не может смотреть ни на кого даже с толикой той нежности, что смотрит на меня Дима. Он даже не знает, что такое нежность, ласка, любовь. А Дима знает, потому что он — человек. Добрый и надежный человек. С ним я буду счастлива. С ним моя аура засияет и…

Я остановилась возле кофейни с пустующими уличными столиками. Несмотря на солнечную апрельскую погоду, на улице было еще прохладно, поэтому люди предпочитали сидеть в помещении.

Устало опустившись на стул, я в задумчивости коснулась кончиками пальцев своих губ, которые недавно целовал Дима.

Хочу ли я повторить этот поцелуй? Хочу ли обнять Диму? Выйти за него замуж? Лечь с ним в одну постель? Родить от него детей?

Все это пугало меня, однако это я списала на юность и неопытность. Многие девушки выходили замуж куда более юными и почти сразу же рожали. Ничего, я втянусь. Привыкну к семейной жизни и полюблю Диму.

— О чем задумалась? — спросил он, придя наконец в себя.

Я подняла на него взгляд.

У Димы была красивая улыбка, блестящие и добрые голубе глаза, пышная шевелюра. Лицо приятное, симпатичное. Характер покладистый. Чего еще нужно?

Я искренне не могла ответить на этот вопрос, но прекрасно понимала, что мне чего-то не хватало.

— Все слишком спонтанно, — произнесла я, немного поразмыслив. — Меня это пугает.

Улыбка Димы потускнела. Он сел за стол напротив меня и, протянув ко мне руки, сжал мои прохладные ладони.

— Тогда давай не будем спешить, — предложил он.

От того, что он предложил это первым, у меня прямо камень свалился с плеч. Заговорив об этом первой, я боялась обидеть Диму. У него же на лице было написано, как он хочет этой свадьбы.

— Спасибо, — произнесла я.

Посидев немного, мы направились туда, куда шли изначально — в городскую управу. Диму ждала служба, а меня неприятный разговор с губернатором. Вернее, выслушивание его ругательств касательного того, что князь все еще не нашел вампира, который разбрасывает обескровленные тела по всему городу. Кстати сказать, жертв у нас было уже семь. Последнюю как раз нашли вчера вечером, поэтому губернатор и вызвал меня на «разговор».

Около часа я простояла перед отчитывающим меня губернатором, боясь даже пошевелиться. Николай Львович рвал и метал, называя князя и всех вампиров такими неприятными словами, которых мне еще не доводилось слышать.

Высказав все, что хотел, и даже больше, губернатор прогнал меня со своих глаз и велел в следующий раз уже прийти с результатами, иначе он будет вынужден принять меры против «вампирской диаспоры».

Из его кабинета я не столько вышла, сколько выползла, держась за стены. Да что ж за утро-то такое?!

— Ты как? — участливо поинтересовался Дима, который ждал меня у кабинета губернатора.

— Чашка чая и десятиминутный отдых — и я снова стану собой, — вымученно улыбнулась я.

— Тогда идем ко мне. — Дима взял меня под руку и медленно зашагал по коридору.

Чуть позже, дуя на уже вторую чашку чая, я пересказала ему то, о чем мне говорил губернатор.

— Боюсь представить, что он может сделать с вампирами, — тихо произнесла я, косясь на молодого человека с газетой в самом углу кабинета. Как много он знает? Слушает нас или поглощен чтением?

— Эти убийства изрядно нервируют Николая Львовича. Сверху на него давят, велят поскорее разобраться с этим делом, — так же тихо сказал Дима.

Я вздохнула.

— От князя тоже толку никакого. Я вообще не понимаю, он ищет убийцу или нет.

— Может, он знает и покрывает его?

— Я не знаю, — пожала плечами я, грустно смотря в чашку с черным чаем. — Он почти ничего не рассказывает мне, хоть я и его помощница.

Особенно с того дня, когда я сказал ему про Диму. Видимо, князь уже готовится отправить меня в отставку, списать со счетов. Ведь, будучи замужней женщиной, я уже не смогу выполнять обязанности его помощницы.

Вроде бы я должна радоваться, что освобожусь от этих рабских уз, но почему-то на душе у меня кошки скребли. Осознание того, что я больше не нужна князю, давило на меня тяжестью могильной плиты.

— Может, начнем патрулировать улицы? — предложил Дима. — Люди и вампиры, вместе.

— Так мы можем спугнуть убийцу, — пробормотала я в задумчивости.

— Или же его поймать.

Я подняла взгляд на Диму.

— Я поговорю об этом с князем.

И пусть я вовсе не горела желанием общаться с князем, выбора у меня не было. Разговор этот не терпел отлагательств, поэтому я поймала князя в коридоре возле его спальни, как только он из нее вышел.

Обычно полностью одетый и опрятный по вечерам князь сегодня выглядел иначе. Всегда перевязанные черной лентой волосы были распущены и разметались по расслабленным плечам. Неизменного сюртука на князе не было, а белая рубашка была расстёгнута на две пуговицы, обнажая изящную шею и ключицы, на которые я невольно засмотрелась.

— Что-то случилось? — удивился он моему внезапному появлению.

Его слова вывели меня из оцепенения, в которое я впала от его нового образа.

— Да! — слишком громко воскликнула я.

Князь нахмурился.

— Можешь говорить тише? Я почти не спал…

Я удивленно склонила голову на бок.

— Разве у вампиров бывает бессонница?

— Оказывается, бывает, — пробормотал князь, потирая виски изящными пальцами. — Так что случилось?

Я коротко обрисовала ему ситуацию и поделилась предложением Димы. По недовольному лицу князя я поняла, что он откажется от нашей идеи с патрулированием, однако он неожиданно кивнул.

— Добро. Пусть патрулируют парами: человек и вампир. Так безопаснее.

Я усиленно закивала. И добавила:

— Мы с Димой тоже будем патрулировать по мере возможности и…

— Исключено! — оборвал меня князь. — Это опасно.

— А если мы возьмем собой Данияра?

— Я отправил его по делам в Санкт-Петербург. Он не скоро вернется.

— А Генрих? — не сдавалась я.

— Он в Москве.

Я надула губы.

— Тогда попрошу Игната или…

— Я пойду с вами.

— Что? — пискнула я.

— Я пойду с вами, — повторил князь, устало глядя на меня. — Будем патрулировать втроем.

— Вот уж нет! — Я принялась отрицательно качать головой, подкрепляя свои слова действием. — Ни за что!

— Либо так, либо вы сидите дома, — развел руками князь.

— Я не согласна ни с тем, ни с другим!

— Боишься, что я начну донимать твоего женишка? — Князь скрестил руки на груди и изобразил жутковатую ухмылку.

Вместо ответа я лишь фыркнула. Невольно вспомнился тот разговор, когда я призналась князю, что боюсь его. Тогда мои слова расстроили его, но я так и не поняла, почему. Не думал же он, что после такого обращения со мной я буду его любить, а не бояться.

Любить…

Это слово застряло в моей голове и то и дело мысленно повторялось.

Любить, любить, любить…

Мой взгляд невольно упал на шею князя, его кадык, ключицы. Фантазия попыталась расстегнуть еще несколько пуговиц и…

Я шумно выдохнула, прижав ладони к горящим щекам. Боже, о чем я думаю?!

— У тебя жар? — В черных глазах князя мелькнула обеспокоенность. Он сделал шаг ко мне и протянул было руку, но я отступила и замотала головой.

— Все хорошо, — сдавленно пробормотала я, стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не на князя. — Я тебя поняла. Никакого патрулирования. Буду сидеть у себя и читать романы. Вернее, учебники. Ты ненавидишь романы, я знаю.

— Я вовсе не… — начал было князь, но я не стала слушать его и, развернувшись, быстрым шагом направилась к себе.

Щеки мои пылали, сердце бешено билось о ребра, а перед глазами застыл образ князя: распущенные волосы, красиво обрамляющие идеальные черты его лица, и расстёгнутая рубашка…

Во время своего первого поцелуя я не была так взволнована, как во время разговора с князем. Неужели я боюсь его сильнее, чем мне казалось? Или же это…

Войдя в свою спальню, я громко закрыла за собой дверь, будто бы это должно было помочь отрезать меня от навязчивых и странных мыслей о князе.

Я честно взялась за учебник по юриспруденции, но он не помогал мне отвлечься от мыслей. Наплевав на обещание, я выудила из коробки для шляпки роман и с головой ушла в него.

Спать я легла поздно, когда свеча почти догорела, а глаза начали слипаться. И пусть мой сон был спокойным и долгим, пробуждение вернуло беспокойные мысли, от которых я так стремилась избавиться.

Утро я посвятила игре на фортепиано, а после обеда села за вышивку месте с Лиззи. Разговор с подругой хорошо отвлекал, но спустя пару часов она меня покинула — на неделю отправлялась к своей семье в Богородицк.

Не в силах побороть скуку после отъезда Лиззи, я собралась и, поймав экипаж, доехала до городской управы с целью перехватить там своего жениха.

Я успела как раз вовремя — Дима выходил из управы в тот самый момент, когда я открыла дверь экипажа.

— Митя! — окликнул я его, неловко спрыгнув с подножки.

Увидев меня, Дима широко улыбнулся и поспешил на встречу.

— Каким судьбами? — удивленно произнес он, не переставая улыбаться. — Приехала меня встретить?

— Пойдем на патрулирование! — предложила я.

Глаза Димы округлились, и я поспешила пояснить:

— Князь дал согласие. Патрулировать будем по парам: человек и вампир.

— Но мы же оба люди, — нахмурился Дима.

— Князь присоединится к нам позже, когда стемнеет, — небрежно отмахнулась я.

— Что ж… — пробормотал Дима, почесав шею. — Только давай сначала поедим, хорошо? Я сегодня не успел позавтракать.

Мы зашли в ближайший трактир и заказали щи, которые на удивление оказались густыми и вкусными. Поев, мы еще немного посидели в трактире, обсуждая убийства и другие дела управы, выпили чаю и вышли на улицу.

Уже смеркалось, но я не обратила на это внимания. Зато Дима, посмотрев на багряное небо, спросил:

— А как князь нас найдет?

— Я сообщила ему наш маршрут, — соврала я. — Просто будем ходить по кругу и ждать.

Дима согласно кивнул и подставил мен локоть.

Наш путь лежал по спонтанно выбранным мной улицам. Пройдя по Киевской улице, мы свернули на Посольскую. Затем вышли на улицу Свердлова, с которой завернули в Квасниковский переулок и снова вышли на Киевскую.

Когда мы совершили три круга, солнце уже давно зашло за горизонт.

— Князя все еще нет, — произнес Дима, настороженно оглядывая опустевшие улицы.

— Без него страшно? — поддела его я.

— Вовсе нет. — Дима вздернул подбородок и расправил плечи. — Просто страховка никогда не бывает лишней.

Я ухмыльнулась и смело зашагала по тускло освещенной улице. Еще пару кругов, и можно будет возвращаться.

— Ты слышала, что брат Терехова хочет отомстить? — внезапно спросил Дима.

Я удивленно взглянула на него.

— Вижу, что не слышала, — сделал вывод Дима. — Странно, разве князь не должен предупреждать тебя о таком?

— Он много чего должен, но не делает этого, — пробормотала я, злясь на Диму за то, что он вновь начал говорить про князя.

— Терехов уже поймал одного Дашкова и пытал его огнем и серебром. Тот не сдал своего брата, но упомянул, что князь лично добил Алексея.

— Только не говори мне, что теперь у него зуб на князя, — с придыханием произнесла я, испуганно глядя на Диму.

Тот пожал плечами.

— Судя по тому, что князь тебе об этом не сказал, то так оно и есть.

— С чего такой вывод?

— С того, что я поступил бы так же, чтобы не пугать тебя.

— Господи, Митя! Да ему плевать на меня.

— Я бы так не сказал, — качнул головой Дима. — Если бы ему было на тебя плевать, то он не устраивал бы мне допрос во время знакомства. Он не хочет отдавать тебя в руки незнакомца.

— Я не представляю для него особой ценности, — отмахнулась я от его слов. — А над тобой он просто издевался, потому что его это веселило.

Дима задумчиво нахмурился. Я раскрыла было рот, чтобы сказать ему, что знаю князя лучше, но осознание того, что на самом деле я о нем почти ничего не знаю, заставило меня его закрыть.

Некоторое время мы шли молча, оглядывая каждый закоулок и жалея, что не додумались взять с собой переносной фонарь.

На четвертом кругу в темном проулке на Посольской улице мелькнула тень, и я, вздрогнув, схватила Диму за руку.

— Там кто-то был, — ответила я на его безмолвный вопрос, указывая на проулок.

— Стой здесь, я проверю.

— Нет! — Я крепче сжала его руку. — Вдруг там тот вампир?

— Все будет хорошо. — Дима сунул руку за ворот и достал серебряный крестик на цепочке.

— Это не причинит ему особого вреда. Лишь слегка обожжет.

— И этот ожег даст мне преимущество, — улыбнулся Дима. — Стой здесь и жди меня. Я быстро.

Неуверенно кивнув, я выпустила его руку и обеспокоенным взглядом смотрела на Диму до тех пор, пока он не скрылся в темноте проулка.

Каждая минута казалась мне вечностью. Переминаясь с ноги на ногу под фонарем, я размышляла над тем, какой дурой была, когда решила пойти с Димой на патрулирование. Лиззи не было дома, и никто не скажет проснувшемуся князю, где я, а значит, если что-то случится, то никто не придет к нам на помощь.

— Девушка, у вас все хорошо? — раздался за спиной мужской голос.

Испуганно вздрогнув, я резко обернулась и увидела молодого человека, чье лицо было смутно мне знакомо.

— Я вас напугал? — изумился он. — Простите, ряди бога. Вы просто стояли здесь одна, так поздно, вот я и решил спросить, все ли у вас хорошо.

— Я жду своего ж…мужа, — пробормотала я, выдавив скудную улыбку. — Он вот-вот вернется.

Молодой человек никак не мог знать, куда ушел Дима, однако его взгляд метнулся к проулку. Это меня насторожило, но не успела я и рта раскрыть, как почувствовал сзади чье-то присутствие. Грубая ладонь закрыла мне рот, в нос ударил сладковато-дурманящий запах.

— Она не одна, — услышала я голос молодого человека. Его нотки тоже показались мне знакомыми, но я все никак не могла вспомнить, где я его слышала. И где видела лицо этого человека.

Силы стремительно покидали меня, тело обмякло, и я провалилась в забытье.

* * *
Князь не находил себе места от волнения. С захода солнца прошло уже несколько часов, а Софьи все не было. Досадуя, что так не вовремя отпустил Лиззи к родным, князь мерил гостиную широкими шагами, размышляя, куда подевалась его воспитанница.

— Ох, Софья, надеюсь, ты просто гуляешь со своим Митькой и не смотришь на время… — пробормотал князь себе под нос.

Он представил, как девушка держит за руку своего жениха и ласково ему улыбается, смеется. Как они прогуливаются по улицам города, не замечая вокруг никого, кроме друг друга. Как…

Разбушевавшуюся фантазию, от которой внутри у князя все переворачивалось, нарушил громкий стук. Проклиная безумца, который так остервенело колотил по входной двери, князь направился в прихожую.

— Что надо? — неприветливо произнес он, распахнув дверь, за которой, к своему удивлению, обнаружил запыхавшегося Берестова.

На раскрасневшемся лице молодого человека застыл испуг. Нехорошее предчувствие кольнуло сердце князя.

— Что-то с Софьей? — спросил он.

Берестов кивнул и хриплым голосом произнес:

— Ее похитили оборотни. Брат Терехова велел передать, что ждет вас на Всехсвятском кладбище. Одного. Иначе Софья умрет.

Глава 10

Я очнулась в полнейшей темноте — на глазах была повязка. Руки заведены за спину и связаны. Лодыжки тоже перевязаны толстыми веревками. Что-то холодное — камень? — упиралось мне в бок. Пахлосыростью и мокрой шерстью. Ни голосов, ни птиц слышно не было. Лишь слабо шелестели на ветру листья.

Где я? В лесу? Меня похитили разбойники и хотят потребовать выкуп? Что ж, князь будет только рад, ведь он уже не чает, как от меня избавиться.

Тихо вздохнув, я нагнулась вбок и осторожно протянула связанные руки через ноги — благо, я была миниатюрной и гибкой. Как только руки оказались спереди, я поспешно стянула с глаз повязку и осмотрелась.

Меня приволокли на кладбище, а холодный камень, что упирался мне в бок, был ничем иным, как могильной плитой.

Не заметив в округе никого живого, я поспешила развязать веревки на ногах, но узел был слишком хорошо завязан.

— Куда-то собралась? — раздался надо мной знакомый голос.

Я подняла глаза и узнала в стоящем передо мной человеке молодого мужчину, что вежливо предложил мне помощь, когда я ждала Диму.

— Да. Поскорее убраться отсюда, — смело ответила я.

— Увы, барышня, с этим придется подождать, — ухмыльнулся молодой человек.

— Мой муж узнает, где я, и придет за мной, — прошипела я, злобно глядя на своего похитителя.

— Муж? У тебя его нет, я навел справки.

Я напряглась. Где этот человек навел справки обо мне? Он что, следил за мной?

В голову начали приходить истории, которые Лиззи рассказывали ее подруги: как девушек преследовали навязчивые поклонники, а затем нападали на них в темном безлюдной переулке и…

— Да, пока что он мне не муж, но скоро он им станет! — как можно более невозмутимо произнесла я. — Если не хочешь проблем, отпусти меня немедленно!

— Вот уж нет, барышня, не могу я тебя отпустить. — Молодой человек беспомощно развел руки в стороны. — Князь еще не пришел.

— Князь? — Я не сразу поняла, причем здесь он, но, внимательно всмотревшись в ухмыляющееся лицо молодого человека, внезапно полностью осознала, что происходит.

Слова Димы о том, что на князя точит зуб брат Алексея, знакомые лицо и голос молодого человека, что стоял сейчас передо мной…

— Ты — брат Терехова, — произнесла я, не сводя взгляда с моего похитителя.

— А ты не дура, — одобрительно произнес молодой человек. — Да, я Антон, двоюродный брат Алексея.

— Зачем тебе понадобился князь Немертвый? — спросила я, хоть Дима и сообщил мне причину. Просто надо было потянуть время до… чего? Прихода князя? Смешно. Он не придет, ведь я ему больше не нужна. Возможно, меня еще сможет найти Дима и привести с собой полицейских.

Антон опустился передо мной на корточки и склонил голову набок.

— Твой князь вместе с братьями Дашковыми убил моего брата.

— Не правда! — горячо воскликнула я, сама того не ожидая. — Он его не убивал.

— У меня другая информация, барышня. Младший Дашков перед смертью сказал, что князь вырвал сердце моему брату. Не знаю, как у вас, людей, но у нас никто не врет перед лицом смерти.

— Они забили Алексея до смерти, а князь его пожалел, — произнесла я, удивляясь своим пылким речам в защиту князя. Сама ведь недавно обвиняла его в жестокости. — Это была милосердная и быстрая смерть.

— Меня не волнует, что это было! — Антон резко встал и заходил передо мной туда-сюда. — Оба Дашкова и Немертвый участвовали в убийстве моего брата, а значит, всех их ждет смерть! Вернее, одного. Двоих она уже дождалась.

Антон, наконец, остановился и довольно оскалился. Думал напугать меня, но не на ту напал. До князя ему далеко.

— Спешу разочаровать тебя, — спокойно сказала я, стараясь ничем не выдать своего беспокойства, — князь не придет. Я скоро выхожу замуж, поэтому больше ему не нужна. Теперь у меня есть жених, Дмитрий Берестов, который, между прочим, работал с Алексеем. Именно он и придет за мной!

Не успел немного озадаченный моими словами Антон ответить мне, как от темных кустов отделилась фигура и подошла к нам. Тощий и длинный мужчина в потрепанной одежде и грязной рваной кепке бросил на меня недовольный взгляд и обратился к Антону:

— Ты говорил, что мы должны разобраться с кровопийцей. О человеке речи не было.

— Человек не придет, — с едва уловимым сомнением сказал Антон.

— А она говорит, что…

— Да кого ты слушаешь, Егор? — вспылил Терехов. — Она же глупая баба! Человек побоится сунуться сюда.

Я закатила глаза к темному небу. Ну, конечно, как еще мужчина может обозвать женщину, которую знать не знает? Глупой бабой, разумеется!

— За убийство кровопийцы городская управа нам ничего не сделает, но если мы убьем человека, то всю нашу стаю разорвут на куски! — не унимался Егор.

— Да замолчи ты уже! Никто не собирается убивать людей! Она, — Антон ткнул кривым пальцем в мою сторону, — просто приманка для Немертвого. Никто ее не собирается убивать. Отпустим, как только оторвем голову этому князю.

— Кто кому еще голову оторвет, — пробормотала я себе под нос.

Антон резко обернулся.

— Что ты там бормочешь?

— Ноги мне развяжите, говорю! Дайте пройтись, размяться. В икры будто иглы вонзили, — пожаловалась я, сделав несчастное лицо.

Мужчины посмотрели на меня с сомнением.

— Да не убегу я! Какой смысл, ведь вы меня все равно отпустите, раз убивать вам меня нельзя.

Антон шагнул ко мне и, ухмыльнувшись, произнес:

— Может, нам и нельзя тебя убивать, но мы можем держать тебя в плену до тех пор, пока князь не соизволит прийти за тобой.

— Говорю же вам простым русским языком, — устало сказала я. — Не нужна я больше князю! С чего он вдруг придет за мной?

— Вот и я думаю, с чего я сюда пришел? — донесся до меня знакомый бархатный голос.

Антон довольно оскалился.

— Ну вот! А говорила, что он не придет.

Терехов отошел в сторону, позволяя мне увидеть стоящего неподалеку князя. Вид у него был не очень опрятный, будто он впопыхах выскочил из дома и прибежал сюда. Черные волосы распущены, сюртук распахнут, а рубашка не заправлена в брюки. При всем этом он криво улыбался, с презрением глядя на Антона и Егора.

— Давайте быстро разберемся, кого что не устраивает, и пойдем по домам? — небрежным тоном произнес князь.

— Увы, ты сегодня отсюда не уйдешь, — сказал Антон, хищно глядя на князя. — Выбирай себе могилу!

Князь вскинул темную бровь и заметил:

— Рановато мне пока на тот свет. И уж тем более я отправлюсь туда не по вине вонючей псины.

Антон гортанно зарычал.

— Полагаю, что Софью вы мне просто так не отдадите, а значит, мне придется с вами драться, — со скучающим видом заключил князь. — Ну а если я буду с вами драться, то вы быстро умрете. Вас это устраивает?

— Не думай, что нас всего лишь двое! — крикнул Егор и с ухмылкой покосился на Антона.

Терехов тоже ухмыльнулся и громко свистнул. Тут же из-за памятников и кустов вышли люди. По моим сбивчивым подсчетам их было около десяти, не меньше.

Егор стоял во главе этой стаи. На его руках вдруг появились длинные когти, а из приоткрытого рта показались острые клыки.

Князь смерил надвигающуюся на него стаю оборотней недовольным видом.

— Видит Бог, я не хотел этого, — произнес он.

Не успела я и глазом моргнуть, как князь метнулся к первому противнику — Егору. Не прошло и секунды, а голова оборотня уже была повернута в неестественном направлении, а сам он лежал у ног князя, хищно оглядывающегося в поисках следующей жертвы.

Следующему нападающему князь вырвал сердце — видимо, это его коронный номер. Затем подбежал к третьему и, перехватив его за руку, заломил ее за спину. Послышался треск костей и болезненный вой оборотня.

Видя, как князь легко убивает оборотней, Антон гортанно зарычал, упал на четвереньки и задергался. Испугавшись, я неловко отползла от него подальше и с ужасом принялась наблюдать за тем, как меняется Антон.

Его тело быстро расширялось, а одежда на нем лопалась и отлетала клочками в разные стороны. Ноги и руки превратились в мощные лапы, лицо вытянулось, кожа покрылась серой шерстью.

За несколько мгновений прямо у меня на глазах Антон Терехов превратился в огромного серого волка с жутким оскалом и горящими ненавистью желтыми глазами.

Дождавшись, когда князь одолеет пятого оборотня и повернется спиной, волк сорвался с места и устремился к своему врагу.

— Обернись! — что есть мочи крикнула я князю, чувствуя, как от испуга сердце вот-вот вырвется из груди.

Но волк был быстрее меня, и князь обернулся в момент, когда острые зубы уже метили ему в плечо. Красивое лицо исказила гримаса боли, но князь не издал ни звука. Скинув с себя волка, он ухватился за раненное плечо и отступил на шаг назад.

Кажется, ему нужна была небольшая передышка, но он ее не получил. Со всех сторон на него надвигались оборотни, жаждущие разорвать князя в клочья.

— Черт, — пробормотала я, пытаясь развязать крепкий узел на ногах.

Мне надо было обязательно освободиться и тогда я… что? Помогу князю? Данияр, конечно, показывал мне несколько боевых приемов, но сомневаюсь, что смогу повторить их в реальном сражении. К тому же, против оборотней.

С горяча я слишком сильно дернула за веревку, которая неожиданно поддалась. Не ожидая такого успеха, я не удержала равновесие и завалилась на бок, оцарапав о могильную плиту щеку. Однако боли я не почувствовала, потому что ее заглушил громкий крик боли.

Вскинув голову, я в ужасе уставилась на то, как оставшиеся два оборотня держали князя за руки, не давая ему вырваться. Мерзкий волк то и дело наскакивал на него, раздирая грудь когтями и зубами. Белая рубашка князя превратилась в рваные кровавые лоскуты. Из ран на теле сочилась темная густая кровь.

Я прижала ладони ко рту, будто пытаясь этим сдержать вырывающийся изнутри крик ужаса. Оборотни рвали тело князя, а мое сердце разрывалось на части при виде этой ужасной картины.

Да что же с ним случилось?! Он ведь ужасный монстр, чудовище! Так почему не может справиться с другими монстрами? Куда делись его силы, его злость? Он что, хочет сдаться, умереть и стать неприкаянным духом?

Приподнявшись, я закричала, не сводя взгляда с окровавленного лица князя:

— Ты не можешь здесь умереть!

Оборотни не обратили на мой крик никакого внимания, потому что он был слабым и хриплым. Однако тот, кому предназначались мои слова, услышал их.

Наши с князем взгляды встретились, и в этот миг что-то произошло. Черные глаза, в которых всего секунду назад ничего не отражалось, вдруг вспыхнули решимостью. Князь рывком притянул к себе обоих оборотней, что крепко держали его за руки, и столкнул их друг с другом. Приготовившийся к очередному нападению волк, замешкался, и этого хватило, чтобы князь, отбросив вялых от удара оборотней, успел запрыгнуть ему на спину и крепко сжать его шею. Зверь сопротивлялся недолго, и вскоре его шея под руками князя звучно хрустнула. Волк издал последний скулеж, и его тело обмякло.

Недобитые оборотни в ужасе уставились на своего мертвого вожака. Князь медленно поднялся и, вытерев рукавом кровь со своего бледного лица, сделал шаг вперед.

Оборотни подскочили и кинулись наутек. Как только они скрылись из виду, князь гортанно усмехнулся и рухнул на колени.

Испугавшись, я кинулась к нему. Руки все еще были связаны, и я неловко коснулась ладонями шеи князя, проверяя пульс.

— Уйди, — прохрипел он.

— Ты ранен, — прошептала я, в ужасе рассматривая его рваные раны.

— Ты тоже, — князь вскинул на меня изнуренный взгляд и пальцем указал на щеку.

Я только сейчас вспомнила о своей ране и потянулась к щеке. Прикосновение доставило неприятную жгучую боль, но это было ничто по сравнению с болью князя.

— Надо остановить кровь.

— Ничего не надо! — отмахнулся от меня князь. — Только уйди, молю…

Силы покидали его на глазах. Князь опустил голову и шатался, готовый вот-вот упасть. Кровь текла из ран на песчаную дорожку и растекалась ручейками в разные стороны.

— Тебе нужна кровь, — поняла я. — Без нее ты умрешь.

— Софья, прошу, уйди! — прорычал князь. — От тебя пахнет… я могу накинуться на тебя и…

— Тогда выпей ее! Выпей мою кровь! — решительно произнесла я, не испытывая при этом ни страха, ни отвращения. Будто так и должно было быть. Будто бы он растил меня для того, чтобы однажды я спасла его жизнь.

Однако князь упрямо мотнул головой.

Неужели я настолько противна ему, что он даже не хочет пить мою кровь, будучи на пороге смерти? Или же все дело в его воспоминаниях? Что же там такого, что он никак не хочет показывать мне?

— Но тогда ты умрешь! — мой голос дрогнул, а глаза защипало от слез.

— Ну и пусть…Давно уже пора…

Мне было больно и обидно. Обидно от того, что князь не хочет принимать моей помощи, и больно от того, что он вдруг раз и навсегда может уйти из моей жизни.

Крича князю, что он не может здесь умереть, я и правда не хотела, чтобы он умирал. Особенно вот так, на моих руках. Он должен дождаться, когда я выйду замуж и покину его. Тогда пусть хоть сто раз умирает, я его не остановлю. Только бы не видеть этого и не знать, что его больше нет…

— Нет! — Я замотала головой, оглядываясь вокруг в поисках чего-то острого. Может, кто-то из оборотней отбранил нож?

Пока я искала острую вещь, князь начал клониться в бок. Его голова упала на мое плечо, и от испуга, что он умер, я замерла, не в силах пошевелиться. Слабое дыхание коснулось моей шеи, и я облегченно выдохнула, а потом опустила взгляд на лицо князя и заметила у себя на груди брошь.

Довольно ухмыльнувшись, я сняла ее и, не задумываясь ни на мгновение, воткнула острие броши в запястье и с силой провела им вдоль. От боли заслезились глаза, и я плотно сжала челюсти, чтобы не закричать. Горячая алая кровь потекла из разреза и капнула на подол моего голубого платья.

Глова князя дернулась. Отстранив его от себя, я поднесла запястье к его бледным губам. Князь в ужасе уставился на меня, но долго сопротивляться не смог. Глаза, которые всегда казались мне черными, стали еще чернее. Белки налились кровью, изо рта вырвался утробный рык. Князь больно схватился за мое запястье и впился в него острыми клыками.

В этот раз я не смогла сдержать крика, который пугающим эхом разнесся по всему кладбищу. Если бы знала, что укус вампира в несколько раз больнее, чем если вспороть себе запястье брошью, то ни за что бы не предложила князю выпить своей крови! Но сделанного не воротишь, и теперь мне оставалось только одно: ждать конца.

Князь жадно пил кровь, держа мою руку так сильно, что потом на ней наверняка останутся страшные синяки. Мои силы стремительно таили, перетекая в князя. Его плечи медленно расправились, а лицо перестало быть серым, как у покойника, и приобрело привычную бледность.

К моему удивлению, боль начала быстро стихать. Наверное, я постепенно теряла чувствительность тела. Такое бывает перед смертью, я читала мемуары солдат, которым чудом удалось выжить после сражения.

Вот и конец. Не князь сегодня умрет на моих руках, а я умру на его. Дима будет плакать, я уверена. Он слишком сильно меня любит, я такого не заслужила. Жаль, что за свою короткую жизнь я так и не смогла по-настоящему полюбить…

Мысли резко исчезли, будто бы их сдул сильный порыв ветра. Веки налились свинцом, и я сразу же их закрыла. Приготовилась увидеть черноту, но ее не последовало.

Вместо тьмы я увидела бескрайнее пшеничное поле и чистое голубое небо. По полю шел человек. Он был далеко, и его лицо было трудно рассмотреть, но одежду — вполне возможно. На мужчине были кожаные доспехи, которые носили древнерусские воины — я такие видела в учебнике истории. Темные волосы мужчины были стянуты в небрежный хвост. Он шел ко мне навстречу, ведя ладонью по спелым колосьям. Кажется, мужчина улыбался.

С каждым шагом он подходил все ближе, и вот уже я могла рассмотреть смоляные брови вразлет, ониксовые газа, высокие скулы, аккуратный нос и чувственные алые губы.

Сердце пропустило удар, когда я узнала в мужчине с мечтательной улыбкой и счастливым блеском в глазах князя Немертвого.

Глава 11

Длинные русые косы Мирины раскачивались из стороны в сторону, словно маятники. Пухлые щечки заалели от жары, что стояла в гриднице, наполненной гостями, и походили на сочные наливные яблочки. А какая фигура была у Мирины — так и хотелось сжать в тесных объятиях и прильнуть к алым устам, что на вкус наверняка слаще меда…

— Снова ты в облаках витаешь, брат?

Глеб поспешно отвел взгляд от красавицы Мирины, что подливала вино в чаши гостей за столом напротив, однако Ярослав уже заметил, на кого младший брат смотрел все это время.

— Не советую с Миринкой связываться, — кивнул в сторону девушки новгородский князь.

— Почему? — спросил Глеб. — Замужем?

— Хуже, — усмехнулся Ярослав. — Кровопийца она!

Глеб расширил темно-карие глаза, обрамленные длинными, совсем как у девицы, ресницами. Взгляд молодого князя метнулся к Мирине.

Статная, веселая, с румяными щеками. Лицо, конечно, бледновато, но чтобы кровопийца?

— Ты на румянец не смотри, — словно прочитал его мысли брат. — Его легко подделать можно. У баб полно в запасе всяких хитростей.

— А ты откуда знаешь, кто она? — спросил Глеб, не сводя удивленного взгляда с Мирины. Ну не верил он, что она — нежить.

— Она ко мне со своим отцом пришла, тоже кровопийцей, — поведал Ярослав, сделав глоток пенной браги из чарки. — Говорит, тебя, князь, «Мудрым» прозвали. Так прояви мудрость, возьми меня с отцом под свое крыло, защити от Ордена, что нас уничтожает без разбору, а мы тебе служить будем верой и правдой до конца своих дней.

— И ты им поверил?

— Нет, но просьбу их выполнил. Заинтересовали они меня — на нечисть совсем не похожи. За три года свою бесовскую сущность еще ни разу не проявили. Гляди, даже днем нас обхаживают, а ведь кровопийцы по обычаю своему спят в это время.

— Видать, действительно верой и правдой тебе служат, — заметил Глеб. — Не боятся, что ты окна раскрыть можешь и солнечный свет для них убийственный в гридницу пустить.

— Доверяют они мне, — довольно кивнул Ярослав. — Отец Миринки недавно любопытную мысль высказал: мол, нежели уничтожать всех кровопийц, не лучше ли собрать тех, кто желает мирно жить, да построить им отдельный город, который будет князю человеческому напрямую подчиняться.

— Это как так? — Глеб задумчиво почесал затылок. Кожаный шнурок, что уже еле держал его отросшие черные волосы, вовсе ослаб и упал князю на плечи, но он этого не заметил.

— Я еще тоже плохо себе это представляю, но на досуге хочу собрать вече и покумекать над этим. Все же отец наш не прав, что Орден натравил на кровопийц. Не все они нелюди. У них, как и у людей, тоже есть чувства. И злыми они, как и люди, становятся если их разозлить.

Мирина, разлив вино по чаркам, подняла свой ясный взгляд и посмотрела на братьев. Ярослав добродушно улыбнулся ей, и девушка ответила ему скромной улыбкой. Взгляд ее скользнул по Глебу, но тот стушевался и опустил глаза в блюдо с недоеденной птицей.

— Позволь, княже, я тебе волосы уберу, — раздался за его спиной тихий женский голос, от которого у Глеба по спине пробежали мурашки, будто сама смерть произнесла эти слова.

Не дождавшись его ответа, таинственная женщина подобрала волосы князя. Холодные пальцы задели шею, и Глеб вздрогнул от пробежавшего по коже холодка.

— Не надо! — воскликнул он, резко отстранившись.

Краем глаза он заметил, что женщина замерла. Ее лицо было скрыто под потрепанным капюшоном, что был частью такого же потрепанного длинного одеяния, похожего на монашескую рясу. Однако в том, что это монахиня, Глеб сомневался.

— Ты что тут забыла? — шикнул на женщину Ярослав. — Велел же тебе не высовываться!

— Простите, — женщина, похоже, всегда говорила тихо, походя на шипящую в траве змею.

Глеб так и не решился обернуться и полностью рассмотреть ту, чьи пальцы были холодными, словно ледышки. Собрав волосы в хвост, он туго завязал его кожаным ремешком.

— Кто она? — спросил Глеб у брата спустя некоторое время.

Ярослав бросил косой взгляд на сидящих рядом гостей и, склонившись к младшему брату, шепнул:

— Ведьма. Очень сильная.

— Зачем она тебе? — удивился Глеб.

Ведьм он еще никогда не видел, и всегда надеялся, что никогда не увидит. На Руси о них ходили дурные слухи, мол, что они с нечистой силой якшаются, а некоторые даже бесов от нее рожают. С ведьмой связываться себе дороже. Она может улыбаться тебе, а за глаза порчу навести страшную. Матушка Глеба была христианкой, и ведьм ненавидела всем сердцем, а посему и страх к ним привила детям своим, Борису и Глебу. Зато матушка Ярослава Рогнеда — дочь полоцкого князя, — наоборот, почитала тех, кто колдовать умеет. При себе она всегда держала пару шаманов, к которым обращалась с разными вопросами, касательно будущих и нынешних дел. Вот и Ярослав, по всей видимости, унаследовал от матери интерес к силам нечеловеческим.

— Если отец узнает… — начал было Глеб, воровато оглядевшись, будто князь Владимир сегодня был на празднике в честь именин своего любимого сына Бориса.

— Не узнает, — небрежно отмахнулся от него Ярослав. — Он слишком занят проблемами со Святополком — этим окаянным тетерей. Сколько раз говорил ему: не умеешь плести заговоры, не плети!

— Отец его своим признал, княжество в Турове подарил, а ему все мало. Киев захотел… — осуждающе пробормотал Глеб.

— А кто Киев не хочет? — хохотнул Ярослав. — Я вот тоже планирую его заполучить, только тут у меня, — князь постучал пальцем по виску, — куда больше ума-разума, чем у Святополка.

— Что же ты, на родного отца пойдешь с мечом? — ахнул Глеб. — Бога побойся!

— Не боюсь я твоего бога. У меня свой есть, ему я и молюсь, его и боюсь. А еще мне ведьма помогает, и княжество у меня больше.

Глеб смотрел на возгордившегося брата, и ему было страшно за него, за бессмертную его душу.

— Да не гляди ты на меня, как щенок на свою мамку! — прогремел брат с кривой ухмылкой. — Не подниму я меч на отца. Сначала прекращу перечислять в его казну дань и церковную десятину, а там посмотрим на его действия.

— Брат, негоже… — начал было Глеб с укоризной, но Ярослав не дал ему договорить.

— А где же наш виновник торжества? — гаркнул он, встав с лавки. — Где мой брат горячо любимый?

— Да у колодца он, — махнул подошедший к княжескому столу Данияр — воевода князя Глеба. — Поймал девку и хохочет с ней.

— Вот же курощуп! — Ярослав громко рассмеялся, и гости вторили его смеху.

Одному Глебу было не смешно. Не нравились ему мысли Ярослава, как и то, что он якшается с ведьмой и кровопийцами. Последние, может быть, и действительно зла людям не желают, но вот ведьма. Смертью от нее веет, тьмой. Не ровен час, случится что-то нехорошее.

— Не по нраву мне все это, — вздохнул Глеб, но брат его не услышал. Лишь Данияр вопросительно изогнул бровь.

Потерев уставшие глаза, Глеб встал из-за стола и шепнул брату:

— Пойду, Бориса найду.

— Ступай, брат. Выдерни его из рук бабенки. Нам тут в Новгороде его щенята не нужны. Пусть в Ростове своем их плодит.

Глеб ничего не ответил брату. Покинул шумный пир, где напитки будут литься рекой даже после захода солнца, и где красивая кровопийца Мирина продолжит наполнять чарки гостей вином и брагой и после ухода младшего князя.

Бросив взгляд в сторону колодца и не увидев там ни брата, ни девушки, Глеб вздохнул и сорвал длинную травнику. Повертел ее в тонких длинных пальцах и сунул в рот.

— Вот где он околачивается? — спросил князь, устало взглянув на проследовавшего за ним Данияра.

Могучий воевода пожал широкими плечами, обтянутыми в кожаный доспех. Немногословный и верный, сильный воин и преданный друг. Глеб дорожил своим воеводой и относился к нему как к брату. Они еще мальчишками вместе учились фехтовать, скакать на коне, стрелять из лука. Затем воевать и управлять государством.

Теперь же они вместе искали изрядно опьяневшего от браги Бориса, а это было куда сложнее всего, что обычно делал Глеб. Он бы сейчас предпочел добрый поединок со всеми своими воинами, нежели бродить и искать брата.

— Ты поищи на севере, а я пойду на юг, — сказал Глеб Данияру и, не дожидаясь ответа воеводы, зашагал к бескрайнему пшеничному полю, в котором Борис мог преспокойно отсыпаться после пира и любовных утех.

Солнце медленно приближалось к горизонту, удлиняя тени и умаляя летний зной. Теплый ветерок играл со спелыми колосьями.

Глеб шагнул в поле и медленно побрел по нему, время от времени выкрикивая имя брата. Ветер приятно обдувал шею и лицо. Солнце уже не жарило, а всего лишь дарило приятное тепло, и Глеб с улыбкой подставил к нему свое лицо.

— Благодать-то какая! — произнес он, чувствуя, как радостно поет его душа.

Вытянув руку, он провел пальцами по усикам колосков, которые пытались уцепиться за кожу, словно хотели, чтобы князь забрал их с собой. Казалось, что Бог специально остановил время, чтобы Глеб мог насладиться красотой родной природы.

Прогуляв в поле до самого захода солнца, Глеб вспомнил о брате, и поспешил назад, сокрушаясь над тем, что придется продолжить поиски. Однако ничего подобного не понадобилось. У колодца, к удивлению князя, стоял Данияр и придерживал за локоть шатающегося Бориса.

— Брат! — заорал ростовский князь, увидев Глеба. Широкая и пьяная улыбка озарила его красивое лицо.

Все говорили, что братья взяли больше от матери — византийской царевны Анны, — а вовсе не от отца. Глеба всегда это огорчало, потому что он мечтал быть похожим на великого киевского князя Владимира, которого народ любил так, что даже прозвал «Ясным Солнышком». Бориса и Глеба же за глаза звали «Анкиными сынками» или «царьградскими отпрысками». Не всем нравилось, что киевский князь взял в жены византийскую царевну, которая ненавидела все, связанное с язычеством. Ведь, несмотря на крещение Руси, язычество все еще было в обиходе у многих русичей, и Владимир об этом прекрасно знал, но никак это не пресекал, потому что боялся бунта.

— Где он был? — спросил Глеб у Данияра. Судя по глазам Бориса, которые были в кучку, отвечать на вопросы он не был горазд.

— Дрых в стоге сена, — ответил Данияр с легкой ухмылкой. — Не нашел бы, если бы о его высунутую ногу не споткнулся.

— Бр-а-ат, — довольно протянул Борис, твердо намереваясь заключить Глеба в крепкие братские объятия.

— Пошли телячьи нежности, — по-доброму пробубнил Глеб, уворачиваясь от объятий брата. — Отведешь его в его опочивальню? Нам на рассвете уже путь держать обратно, — обратился он к Данияру.

Воевода кивнул.

— А ты, княже? На пир вернешься?

Глеб отрицательно качнул головой, глядя на багряное вечернее небо.

— Я еще тут побуду, на красоту летней ночи полюбуюсь да пение птиц послушаю.

* * *
Князь проснулся с первыми петухами. Не найдя в опочивальне воды, Глеб вышел во двор и огляделся. Легкий туман стелился по земле, которой еще не коснулись первые лучи солнца — оно только готовилось показаться, о чем говорило пылающее небо над самым краем земли.

— Водицы, княже? — Позади стояла миловидная девица с пшеничной косой. На плечах у нее висело коромысло с ведрами.

— Польешь умыться? — улыбнулся князь девице. Красивая она была, но не сравнить с кровопийцей Мириной.

— От чего же не полить. — Девушка опустила ведра на землю и сняла с плеч коромысло. Затем сходила в сени за ковшиком, зачерпнула воды из ведерка и выжидающе уставилась на князя.

Глеб вытянул руки вперед и сложил ладони лодочкой. Девушка плеснула ему в руки ледяной колодезной воды, и князь с удовольствием умылся несколько раз.

— Сухую рубашку принесешь? — Глебу было неловко отдавать приказы чужой работнице, поэтому обращался с девицей осторожно, будто она не прислуга вовсе.

— Принесу, — улыбнулась девушка и скрылась в сенях.

Стянув несвежую рубаху, Глеб поднял ведро и вылил на себя остатки ледяной воды. Тело вздрогнуло, и по нему побежали мурашки. Глеб издал довольный гортанный звук и, подняв с земли рубаху, принялся вытирать волосы и лицо.

Со стороны сеней послышались шаги.

— Давай сюда, — не переставая вытирать лицо одной рукой, Глеб слепо протянул другую за свежей рубашкой.

Девица молчала и рубашку не давала. Тогда князь отнял уже мокрую ткань от лица и отшатнулся.

Перед ним стояла вовсе не девица с пшеничной косой, а ведьма. Она с интересом смотрела на Глеба, склонив голову на бок. На этот раз он мог рассмотреть ее лицо, которое было почти не скрыто под капюшоном длинного мешковатого одеяния.

Сложно было определить, сколько ведьме лет, потому что все ее лицо покрывали шрамы от ожогов. Руки, что придерживали ткань одеяния у самого горла, тоже были в ожогах. Будто ведьму пытались сжечь на костре.

— Чего тебе надо? — грубо произнес Глеб.

— Забери меня с собой, — змеей прошипела ведьма.

— Не нужна ты мне, — князь невольно отшатнулся от нее. — К тому же ты Ярославу служишь.

— Я сложу достойному. Ярослав — мудрый человек, но это не делает его достойным.

— А я, стало быть, достойный?

Ведьма кивнула.

— И как же ты это поняла?

Ведьма вытянула руку вперед и указала на Глеба сухим уродливым пальцем.

— У нас с тобой одинаковые серебристые души, князь. Довольно редкие. Вот только моя давно потеряла свою яркость, зато твоя сияет так ослепительно, что больно глазам.

— И что это значит?

— Что у нас общий путь. Мы будем полезны друг другу.

— Матушка учила меня не доверять ведьмам.

— Даже если твоя душа связана с душой ведьмы? — жутковато усмехнулась женщина.

— Не возьму я тебя с собой, — отрезал князь. — Сгинь.

На обезображенном лице ведьмы мелькнула тень отчаяния. Или же Глебу это только показалось?

— Княже! — Внезапно окликнула его девица с пшеничной косой. В руках она держала свежую рубашку.

Радуясь тому, что их с ведьмой разговор так удачно прервали, Глеб шагнул к девушке и забрал у нее рубашку. Надев ее, он отправился будить Бориса. В сторону ведьмы он даже не взглянул.

* * *
Жаркое июльское солнце нещадно палило с небосвода на трудящихся в поле людей. Распрямив затекшую спину и опершись на ручку мотыги, Глеб утер рукавом рубахи пот с лица и задумчиво оглядел поле, на котором трудилось еще человек тридцать крестьян. Все они давно привыкли к тому, что князь ни с того ни с сего мог вдруг прийти, взять инструменты и работать среди них, будто он не правитель Мурома, а такой же крестьянин.

Глеба работа всегда успокаивала и помогала привести мысли в порядок. После письма Бориса он сразу же направился на поле, чтобы поразмышлять над полученной информацией.

Их отец, великий князь Владимир Святославович, захворал, и Бориса призвали в Киев. По прибытии он узнал о вторжении печенегов, и отец отправил Бориса — своего любимого сына и потенциального наследника киевского престола — разбить их войска. Брат исполнил отцовскую волю, однако печенегов не обнаружил. Остановившись на реке Альте, он написал Глебу письмо, в котором, ко всему прочему, упомянул о конфликте Киева и Новгорода — Ярослав все же перестал поставлять отцу дань.

Что после прочтения письма, что сейчас Глеб остро ощущал тревогу за брата. Чувствовался подвох в этой истории с печенегами, которых не оказалось на границах, и в том, что Бориса почти сразу после приезда в Киев спровадили на войну.

Насколько болен отец? Мог ли кто-то другой отдавать приказы? Кто-то, кто уже давно находился в Киеве при княжеском дворе. Близкий человек, который жаждет власти так же, как Ярослав.

Откинув мотыгу, Глеб решительно отправился искать Данияра.

— Собирай дружину, — бросил он, найдя воеводу, дремлющего под могучими ветвями старого дуба.

Данияр вскочил, как ужаленный, и вскинул на князя удивленный взгляд.

— Куда собрался, княже? — спросил он хриплым голосом.

— К брату. Он сейчас стоит на реке Альте.

— Так ведь он в письме своем сказывает, что не нашел печенегов, — хмуро заметил Данияр. — Стало быть, нет надобности к нему путь держать.

— Душа у меня ноет, чует недоброе, — поделился князь своими чувствами с воеводой.

— Ловушка Святополка? — сразу же понял его Данияр.

Глеб кивнул.

— Я немедля соберу дружину, княже.

* * *
После долгого пути князь остановился под Смоленском, ожидая вестей от брата. Пру дней спустя пришло письмо, вот только печать на нем была не Бориса, а Святополка.

— Что хочет этот окаянный? — нахмурился Данияр, внимательно следя за Глебом, который пробегал глазами по письму.

— Зовет меня в Киев. Говорит, что отцу хуже.

— Ложь?

— Скорее всего…

— Поедем?

— Нет. Путь не меняем и следуем к Альте, к Борису.

Однако на следующий день, когда Глеб уже хотел возобновить свой путь, снова пришло письмо. И снова оно было не от того брата, вестей от которого ждал Глеб. При виде печати новгородского князя, сердце его сжалось, предчувствуя недоброе. Борис не просто так молчал, не отвечая на три отправленных Глебом письма.

Верный Данияр стоял рядом и тоже с опасением смотрел на письмо в руках князя.

— Прочитать? — спросил он, заметив, как мелко дрожат руки Глеба.

— Нет, я сам, — сглотнув ком в горле, глухо ответил князь.

Разломив восковую печать, он развернул письмо и быстро прочел его про себя. Написанное братом удалось осознать не сразу. Худшие опасения Глеба не могли подтвердиться так скоро, но в письме Ярослава черным по белому было написано…

— Отец мертв. Борис тоже… — сдавленно произнес князь, растерянно глядя на письмо.

Глаза Данияра расширились от ужаса. В отличие от Глеба, он сразу все осознал, а вот князь снова принялся читать письмо, все еще не веря его содержанию.

— Бориса убили? — тихо спросил Данияр.

Оторвав темный взор от письма, Глеб кивнул.

— Брат пишет, что это дело рук Святополка. Он захватил киевский престол, убил Бориса и теперь хочет убить меня. Просит ни при каких условиях не ехать в Киев.

— Значит, нам надо возвращаться в Муром…

— Еще чего! — воскликнул Глеб, скомкав письмо в кулаке. — Даже не подумаю! Я пойду войной на Святополка и отомщу за брата. Клянусь всем, что у меня есть: я отправлю его в адское пламя на вечные муки!

Темно-карие глаза князя почернели от злости. Смерть брата, наконец, осозналась им, но ни горя, ни печали он не чувствовал. Лишь яростную, как пламя костра, злость и острую потребность отомстить.

— Но княже! — воскликнул Данияр. — Святополк теперь киевский князь, у него больше власти и сил. Мы не выстоим против него и…

— Мы? — криво улыбнулся князь. — Кто сказал, что мы пойдем против него?

— Но… — пробормотал озадаченный воевода.

— Это мой брат, и моя битва. Ты тут ни при чем.

— Если ты думаешь, что я оставлю тебя, то ты ошибаешься. — Данияр нахмурился и вперил в Глеба суровый взгляд.

— Я знаю, как ты мне предан и очень благодарен тебе за все, — улыбка князя сделалась мягче. — Однако у меня для тебя другое задание: скачи в Новгород и скажи Ярославу, чтобы он со своими войсками шел сюда, к Смоленску. Вместе мы одолеем Святополка и отомстим за брата.

Данияр расплылся в счастливой улыбке.

— Так ты не собирался мстить в одиночку?

Глеб мотнул головой.

— Это было бы глупо.

— Тогда я сию минуту отправляюсь в Новгород!

Князь положил руку на плечо воеводы и молвил:

— С Богом!

Когда Данияр вылетел из шатра, Глеб тяжело вздохнул. На красивом лице молодого князя отразилась глубокая печаль.

Сначала, поглощенный злобой, он действительно хотел пойти на Святополка один, но вскоре быстро остыл и решил, что надо призывать Ярослава. Вместе они одолеют окаянного брата и отомстят за Бориса. Ярослав займет киевский престол, как и мечтал, ну а Глебу хватит и Мурома. Он всегда умел довольствоваться малым, его это вполне устраивало.

* * *
— Упокой, Господи, души усопших раб твоих: отца моего Владимира и брата моего Бориса, и прости им все согрешения вольные и невольные, и даруй им Царствие Небесное.

Глеб стоял на коленях в своем шатре и молился за отца и брата. Перед этим он просил у Бога, чтобы Данияр благополучно добрался до Новгорода и привел к нему Ярослава с войском.

Закончив молитву, князь потер уставшие глаза, поднялся с колен и хотел было уже лечь спать, как с улицы до него донеслись сдавленные крики. Вынув меч из ножен, Глеб вперил взгляд на вход в шатер.

Враги не заставили себя долго ждать. Человек десять забежало в шатер и, увидев Глеба, без всяких слов кинулись на него.

Князь отразил несколько атак и ловко зарубил троих, однако на этом его удача закончилась. В шатер вбежало еще несколько человек. Глеб отвлекся на них и сразу же получил скользящий удар по плечу. Шипя от боли, князь кинулся на солдата, что ранил его. Лезвие меча полоснуло врага по шее, из которой на Глеба хлынула горячая алая кровь.

В шатер снова забежали солдаты и князь, отбив атаку широкоплечего мужчины, выругался. Да сколько же их там?!

Оттолкнув ногой подошедшего сбоку солдата, Глеб мечом разрезал плотную ткань шатра и выскочил на улицу. Враг потушил огонь, что дружина Глеба зажигала с сумерками. Как назло, небо затянуло тучами, и вокруг не было видно ни зги.

Глеб слепо бежал к реке, на берегу которой чудь дальше разбитого им лагеря была рыбацкая лодка. Воины, посланные Святополком — Глеб в этом нисколько не сомневался, — не отставали. Видели ли они князя или так же, как и он, слепо бежали к реке?

Внезапно из-за туч на краткий миг выглянула луна. Ее свет озарил блестящую серебром водную гладь и лодку у берега, что была всего в каких-то пятидесяти шагах от Глеба.

Преследование немного стихло, и князь, радуясь своей удачи, кинулся к лодке, однако на его пути вдруг возникла здоровенная фигура. Лунный свет упал на лицо человека, и Глеб узнал в нем своего повара.

— Торчин! — радостно произнес князь при виде своего человека.

Вот только повар был не так рад Глебу. В руке Торчина блеснуло лезвие ножа, и князь все понял. Не сбежать ему сегодня к брату в Новгород, не встретиться больше с верным воеводой Данияром, не отомстить Святополку за смерть Бориса.

Позади раздались крики и топот ног. Глеб обернулся и увидел приближающихся убийц. Грустно усмехнулся, откинул меч в сторону и встал на колени перед своей злой судьбой.

— Смотри, Господи, и суди, — громко произнес он, глядя верх, на темное небо без единой звезды. — Моя душа готова предстать перед тобой, и славу я тебе воссылаю, Отцу и Сыну, и Святому Духу!

Затем взгляд его встретился со взглядом Торчина.

— Делай же то, что тебе приказано, — сказал князь своему повару и закрыл глаза.

* * *
Князь умирал.

Ему было страшно и холодно. Тело бил озноб, а кончики пальцев окоченели настолько, что уже не ощущались. Ног он тоже не чувствовал. Зато отчетливо слышал запах железа и мокрой земли. А еще каркающих ворон, одна из которых даже клюнула его в плечо.

Князь лежал с закрытыми глазами и ждал, когда боги заберут его на небо. Кровь сочилась из его ран и орошала прелую землю под ним. Казалось, что вытекать уже нечему, но алая жидкость все еще продолжала покидать его обессиленное тело. Вот только смерть все никак не спешила за князем.

Оглушительно закаркали вороны и захлопали крыльями, будто их кто-то спугнул. Князь попытался открыть глаза, но сил на это уже не было. Совсем рядом послышался шелест одежд. Чья-то теплая рука коснулась головы князя.

— Хочешь отомстить? — спросил тихий женский голос. — Я могу одарить тебя невиданной силой, которая сразит всех твоих врагов. Ты просто должен дать мне свое согласие на это.

Подул свежий ветер. Запах сырой земли, пропитанной собственной кровью, ударил князю в нос. С трудом приоткрыв рот, он выдохнул:

— Я хочу…

Таинственная женщина тихо и гортанно рассмеялась, и от этого смеха князю стало жутко. Смерть уже не пугала его так, как то, на что он только что согласился.

Женщина сжала горячими руками голову князя, и он ощутил адский жар, исходящий от них. Казалось, что его череп плавится, а глаза вот-вот лопнут. Не в силах терпеть адскую боль, князь закричал. Вскинув руки, он попытался оттолкнуть от себя женщину, но слабость не позволила ему это сделать. Из последних сил он зацепился за что-то прохладное и дернул это.

Вскоре жар утих, а боль спала. Горячие руки больше не сжимали голову князя. Все его тело налилось свинцом, но зато теперь он ощущал каждую его частичку.

Расслабившись и испустив протяжный выдох, князь провалился в забытье.

* * *
Князя разбудил голос брата. Он не сразу понял, что тот говорил — слова никак не хотели собраться в предложение и донести до князя смысл. Открыв глаза, Глеб увидел Ярослава, который обеспокоенно смотрел на него.

— Живой! — воскликнул знакомый голос. Глеб повернул голову и увидел Данияра, на лице которого отпечаталось облегчение.

— Я бы так не сказала. — В опочивальню, где лежал Глеб, вошла Мирина. В руках девушка несла сложенную одежду.

— Что случилось? — хрипло произнес молодой князь. Его рука непроизвольно потянулась к горлу, на котором повар Торчин оставил порез своим ножом.

Раны не было. Даже шрама. Шея была гладкой, здоровой и почему-то прохладной. Глеб прижал к месту, где обычно билась жила, палец, и ощутил слабые и медленные толчки.

— Что со мной? — с плохо скрываемым страхом спросил Глеб, глядя то на брата, то на Данияра.

Последний сразу же помрачнел. Открыл было рот, чтобы ответить, но передумал и растерянно взглянул на Ярослава. Вздохнув, брат сел на край постели Глеба и, поймав его напуганный взгляд, тихо произнес:

— Ты чуть не умер после нападения людей Святополка. Благо, Велена была рядом и спасла тебя.

— Велена? — нахмурился Глеб, вспоминая, кто такая его спасительница.

— Ведьма, что ты видел на именинах Бориса. Помнишь?

Глеб на мгновение перестал дышать. Глаза его округлились, челюсти крепко сжались.

— Что она со мной сделала? — после недолгой паузы спросил Глеб.

— Она спасла тебя, княже! — воскликнул Данияр.

— Она обратила тебя, — вместе с ним произнесла Мирина.

Ярослав и Данияр стрельнули в нее недовольными взглядами, но девушка либо действительно этого не заметила, либо только сделала вид, что не заметила.

— Ты бы умер там, у реки, зарезанный своим человеком. Преданный, так и не отомстивший. Но Велена подарила тебе новую жизнь, пожертвовавчастью своей — ведь колдовство это сложное и опасное.

Слушая Мирину, князь вдруг понял, что крепко сжимает в правом кулаке какой-то предмет. Поднеся руку к лицу, он разжал кулак и уставился на витиеватый оберег.

Воспоминания о том, как его убивали, обрушились на князя с такой силой, что он чуть не завыл от боли, но сдержался, крепко сжав оберег ведьмы.

Вот повар перерезал ему горло. Вот кто-то воткнул меч ему в спину. Потом еще и еще… Вот он лежит на земле, не чувствуя своего тела и ожидая конца, который все никак не приходил.

А вот знакомый шепот, который тогда он не смог узнать из-за близости смерти.

Глеб сам согласился, сам позволил ведьме сделать его таким…

По ухмылке Мирины, по холодности своего тела и свербящей горло жажде он уже все понял. Понял, кем он стал.

— Так это была твоя мерзкая ведьма. Она сделала это со мной… — пробормотал Глеб, не сводя взгляда с оберега. Произносить это слово не хотелось, но князь должен был это сделать. Должен был признать, кто он теперь.

— Ты бы умер, брат, — устало заметил Ярослав. — Теперь же мы вместе отомстим Святополку за Бориса, как ты и хотел. Прогоним его с киевского престола, добьёмся справедливости!

— Справедливости, — с грустной улыбкой повторил Глеб, глядя на свои побледневшие руки. — А разве справедливо было делать из меня кровопийцу? А, брат?..

Ярослав свирепо взглянул на Глеба и, не сказав ни слова, резко поднялся и вышел из опочивальни. Мирина, оставив одежду, тоже ушла. Остался один Данияр, но и его Глеб не хотел видеть.

— Уходи, мне нужно побыть одному, — буркнул он.

— Но княже…

— Убирайся! — рявкнул Глеб.

Жажда усиливалась, и он боялся, что накинется на своего воеводу и вопьется ему в глотку.

Тяжело вздохнув, Данияр вышел, оставив князя одного примиряться со своей тяжкой судьбой.

* * *
Почти целую седмицу князь провел в своих покоях, не желая никого видеть, кроме Мирины, которая раз в день приносила ему кровь. Чьей она была, Глеб решил не спрашивать. Люди ведь не интересуются, что за гуся им подали на стол и каким был поросенок, что жарился на вертеле.

Под конец седмицы Глеб наконец покинул свои покои и вышел в прохладную осеннюю ночь. Сверху на нем была одна распахнутая рубаха, но князю было совсем не холодно. Кожа ощущала прохладу, но никак на нее не реагировала.

— От чего приуныл ты, княже? — раздался пугающе знакомый шёпот, похожий на шипение змеи.

— Велена. — Князь обернулся к ведьме и ужаснулся.

Она и раньше выглядела безобразно со своими ожогами, но теперь к ним добавилась еще и старость. Ведьма за короткое время постарела на добрых пятьдесят лет. Некогда темные волосы ее теперь были белыми, а глаза подернулись пеленой. Прямая спина сгорбилась, а кожа, уродливая от ожогов, теперь стала и вовсе походить на кору старого дуба.

— Что с тобой случилось? — спросил Глеб, не в силах оторвать взгляда от ее уродства.

— Такова цена, что я заплатила за твое спасение. — Морщинистые губы ведьмы изогнулись в печальной улыбке.

Князь вспомнил слова Мирины о том, что Велена пожертвовала частью своей жизни ради того, чтобы обратить его. Тогда он не воспринял ее слова всерьез. Теперь же, увидев воочию, полностью осознал цену своей жизни.

— Не стоило жертвовать собой ради меня, — пробормотал князь, отведя от ведьмы взгляд. Негоже так пялиться на чужое горе.

— Мог бы хоть поблагодарить…

— Благодарю.

Ведьма спасла ему жизнь, так почему он не может быть с ней вежливым? Неужели матушка так запугала его рассказами о нечистой силе? Или же все дело во внешности Велены? Была бы она такой, как Мирина, относился бы он к ней иначе?

Сунув руку в карман штанов, Глеб достал оберег, что сжимал в ту судьбоносную ночь, когда едва не умер. Нет, не так. Когда умер и воскрес.

— Твой? — спросил князь, показав оберег, который походил на четыре серпа, чьи рукояти соединялись воедино.

— Мой, — кивнула ведьма. — Это огневик. Он придает силу духа каждому, кто нуждается в этом, а еще защищает владельца в случае опасности.

— Я случайно сорвал его с тебя. Возвращаю. — Глеб протянул ведьме ее оберег, стараясь не показывать своей брезгливости.

Однако Велена не шелохнулась.

— Что, не нужен? — удивился князь.

— Тебе нужнее. Ты на войну уходишь, мстить.

— Зачем оберег кровопийце? — усмехнулся князь. — Мирина сказала, что тех, кого обратили ведьмы, сильнее всех кровопийц.

— Но ты не бессмертен.

— Я никогда не состарюсь и не умру.

— Умереть могут все, даже боги. — Велена смотрела на князя снисходительно, будто мать на своего неразумного дитя. — Солнечный свет, огонь и серебро опасны для тебя. Если вдруг ты умрешь, то станешь неприкаянным духом и будешь бродить по земле вечность, ощущая лишь боль и тоску.

Князь удивленно моргнул. Он знал о трех вещах, что могут убить кровопийцу, но не знал, что станет неприкаянным после смерти. Новость эта его, можно сказать, убила во второй раз, ибо после свершения мести Глеб хотел выти на солнечный свет и истлеть до последней косточки, чтобы уйти на небеса к брату и отцу.

— Знаю, о чем ты думал, — прошипела Велена, сощурив белесые глаза. — Но не получится у тебя обрести покой без моей помощи.

— И что я должен сделать? — Глеб был уверен, что здесь кроется какой-то подвох. Ведьма должна была попросить что-то взамен, нечистая сила никогда ничего просто так не делает. Даже Мирина с отцом попросили у Ярослава защиты в обмен на служение ему.

— Ничего, — шепнула Велена. — Лишь прийти ко мне, когда решишься на смерть.

— У твоих услуг нет цены? — не поверил ей Глеб.

— Для тебя, князь, я делаю все просто так.

— Почему?

Некоторое время ведьма с интересом рассматривала лицо князя, размышляя о чем-то, что ведомо только ей. Затем она горько усмехнулась и отстранённо произнесла:

— Тебе не понять. Сейчас уж точно. Может быть, позже? — Велена подняла взгляд на небосвод, на котором мягким серебряным светом горело множество небесных светил. — Наши души такого же цвета, что и они. — Ведьма указала сухим костлявым пальцем вверх. — После заклятия часть моего духа перешла к тебе, так что береги его. Людей с таким духом очень мало, но, если тебе когда-нибудь все же доведется встретить такого человека, не отпускай его, ибо вместе ваши души будут сиять ярче тех, что смотрят на нас с небес.

Глеб запрокинул голову и всмотрелся в небесные светила. Через несколько дней после обращения он начал видеть в груди у людей маленькие разноцветные точки. Он хотел было спросить у ведьмы, души ли это, но, опустив голову, не увидел ее перед собой. Велена ушла так же незаметно, как и пришла.

* * *
Перед тем как выйти в люди, Глеб обрезал волосы и обмотал нижнюю часть лица длинной темной тканью, чтобы никто его не узнал. После мести молодой князь не планировал задерживаться на этом свете, а посему люди не должны были знать, что он жив.

Полгода потребовалось Ярославу, чтобы собрать большое войско численностью в пятьдесят тысяч человек. Перед началом своего карательного похода новгородский князь в присутствии своего войска обратился к Богу со словами:

— Не я поднял руку на братьев, а Святополк. Так пусть же он и ответит за их кровь кровью своей нечистой, что я обязуюсь пролить. Суди, Боже, по правде, чтобы прекратилась злоба грешного брата моего.

Глеб стоял в ряду обычных воинов вместе с Данияром и тоже молился Богу, чтобы месть их закончилась быстро, и он смог уйти к брату и отцу. Однако война с окаянным братом затянулась на четыре года.

Хитер оказался Святополк — он то сбегал из Киева, то снова возвращался с новыми союзниками, и Ярославу с Глебом приходилось отступить. Однако долгожданный триумф муромского и новгородского князей все же наступил.

В решающей битве на реке Альте, недалеко от того места, где был убит Борис, Святополк наконец-то потерпел решающее поражение. В этой страшной последней битве, что длилась целый день, Святополк впервые за долгое время встретился лицом к лицу с Глебом. Страх обуял окаянного брата при виде того, кто должен был быть мертвым. Улучив момент промедления врага, замахнулся Глеб мечом на Святополка, однако рука его дрогнула.

— Не уподоблюсь я тебе, братоубийца, — произнес он, опустив меч.

— Как ты выжил? — пролепетал напуганный Святополк.

Глеб ухмыльнулся, демонстрируя острые клыки, и ответил:

— Да никак.

В напуганных глазах окаянного брата мелькнуло понимание. Отбросив меч в сторону, Святополк бросился бежать.

— Лови его! — скомандовал подоспевший к Глебу Ярослав. — Чего стоишь?

— Да не стоит оно того, — махнул рукой младший князь. — Войска Святополка разбиты, а сам он в таком ужасе, что, скорее всего, долго не протянет. Забьется где-нибудь в канаву и там и помрет.

— Ну и бес с ним. — Ярослав с презрением плюнул в след убегающему Святополку.

Глеб развернулся и пошел искать Данияра, которого не видел с самого начала сражения.

Изнурительная битва наконец закончилась. Их люди спокойно бродили по полю брани, ища выживших. Своих забирали, а врагов добивали.

В кучи тел, над которыми уже кружило воронье, Глеб и нашел своего воеводу. Глаза Данияра были закрыты, а из груди торчал меч противника.

Князь упал на колени перед другом и коснулся ладонью его холодной щеки. Глаза Глеба упали на шею Данияра, пальцы сползли к месту, где можно было услышать биение сердца. Не сразу, но князь все же нащупал слабую пульсацию.

— Живой… — выдохнул Глеб с облегчением.

— Но недолго. — К нему подошел Ярослав.

Глеб с мольбой посмотрел на старшего брата, будто бы тот мог спасти Данияра.

— Что ты на меня так смотришь? Только ты его можешь спасти.

— Я? — удивился Глеб.

— Тебе Мирина не рассказала, как обращать людей в кровопийц?

Глеб отрицательно качнул головой.

— Все просто: его надо напоить твоей кровью. Если, конечно, ты хочешь, чтобы он…

Князь не дослушал брата. Вгрызся зубами себе в запястье и, как только из раны обильно потекла кровь, приложил запястье к посиневшим губам Данияра.

Глаза воеводы резко открылись. Он с силой схватил руку князя и присосался к ней, как пиявка. Все тело Глеба пронзила острая боль, будто в него всадили тысячи иголок.

— Достаточно, — деловито пробормотал Ярослав, оттащив Данияра от Глеба.

— Он выживет? — зажав кровоточащее запястье, хрипло спросил Глеб.

— Поживем — увидим.

* * *
— Не останешься подле меня, брат? — с печалью в голосе спросил Ярослав, восседая на отцовском троне. Власть была ему к лицу.

Глеб отрицательно качнул головой.

— Может, передумаешь?

— Нет. То, что я живу — ошибка судьбы.

— А может, это подарок? — ухмыльнулся Ярослав. — Без тебя Данияр бы сложил голову в битве. — Брат кивнул на стоящего позади Глеба воеводу.

Глеб обернулся и, поймав взгляд верного друга, слабо улыбнулся.

— Кто знает, — задумчиво пробормотал он. — Похоронишь меня рядом с братом?

— Похороню, если пообещаешь Данияра за собой в могилу не тянуть!

— Обещаю, — без раздумий ответил князь. — А ему приказ отдам, чтобы жил за нас двоих.

— Добро, — кивнул Ярослав.

* * *
Муром встретил князя тихой безлюдной ночью и плохим известием.

— Умерла Велена, — сочувственно произнесла Мирина, теребя края передника.

— Как умерла? — Из князя будто весь воздух разом выбили.

— Совсем ей худо стало в последние месяцы, — вздохнула девушка. — Она с постели не вставала, бредила, тебя звала. Боялась, что не доживет до твоего возвращения.

— И как же мне теперь… — растерявшийся князь даже договорить не смог.

— Как-как? — хмыкнула Мирина. — Жить! Как и все мы, как твой воевода. Он-то, в отличие от тебя, умирать совсем не жаждет.

Глеб посмотрел на Данияра так, будто в первый раз его видел. Он, разумеется, не хотел, чтобы воевода последовал за ним в могилу, но и не думал, что тот хочет жить, будучи нелюдем.

— Она права, княже, — кивнул Данияр. — Я жить хочу. Даже больше, чем раньше.

Князь вздохнул и посмотрел на небо, которое уже начинало светлеть.

— А мне вот не хочется, но, кажется, придется…

— Попробуй, князь, — сказала Мирина, тоже глядя на небо. — Это не так уж и плохо. А если не понравится, то найди человека с душой, что одного цвета с твоей.

Князь вскинул на девушку удивленный взгляд.

— Есть еще способ упокоиться?

Мирина кивнула.

— Перед смертью Велена мне это нашептала. Сказала, что ты цвет душ видеть можешь, как и она. И что, если ты все же надумаешь упокоиться с миром, то должен найти человека с серебристой душой. Она может не быть такой же яркой, как твоя, но это не страшно. Окружи этого человека всем, что он может желать, и тогда его душа засияет.

— Что ж, — хмыкнул князь, взглянув на Данияра, — значит, будем искать такого человека.

— А когда найдем его, что дальше? — спросил у Мирины воевода.

— Да, что дальше? — поинтересовался князь, который уже было успокоился, узнав о другом способе упокоения его проклятой души.

Приподнятые уголки губ Мирины дрогнули и опустились. Она тихо вздохнула и сказала:

— А дальше ты должен будешь выпить его кровь до последней капли.

Глава 12

Жизнь князя проносилась перед моими глазами подобно ожившему роману, события которого я жадно впитывала, отчаянно боясь упустить что-то важное.

Более восьмисот лет князь скитался по миру, ища человека с такой же аурой, что и у него. За это время он стал свидетелем бесчисленных войн и раз и навсегда убедился в жестокости людей, которые придумывали, как развивать технологии, но даже не считали важным развивать свои души. Росли прогресс и численность людей, а с ними и их желания. Войны велись все чаще, а оружие становилось все страшнее. И все это происходило на глазах князя.

Столетие за столетием его душа черствела и в какой-то момент князь понял, что ему ни капли не будет жалко убить обладателя такой же серебристой души.

В Рязанскую губернию князь ехал по делам. Вампиры в местной управе судачили о избалованных, глупых и надменных дочерях одного богатого барина, что жил недалеко от города, и это заинтересовало князя, который частенько делал вид, что ищет себе жену и поэтому наводит знакомства со знатью по всему миру.

Князь уже давно потерял надежду найти человека с серебристой аурой, но в барском доме его ждал настоящий подарок судьбы в лице маленькой меня.

Изначально он не планировал демонстрировать мне приобретенную с годами жестокость, однако мысль, что мы оба можем привязаться друг к другу, заставила князя поступить иначе. В конце концов, мало кто в этом мире предпочтет душевное тепло достатку и высокому положению.

Князь наивно полагал, что, если растить меня как настоящую знатную барышню, то к моему восемнадцатилетние моя аура должна засиять, и тогда он без сожаления выпьет всю мою кровь, выйдет на солнце и обретет долгожданный покой.

Его план работал до тех пор, пока я не заболела воспалением легких после его наказания. Князь прибыл в Калужскую губернию почти на рассвете. Экипаж привез его к дому главы вампирской управы, где круглолицый мужчина с редкими волосами и грустными серыми глазами вручил князю скрученную в маленькую трубочку бумагу.

— Только что прилетел голубь от ваших, — пояснил он.

В письме говорилось, что я сильно заболела и, возможно, умру. Узнав об этом, князь пошатнулся и привалился плечом к стене. Поразмыслил несколько мгновений и, сунув письмо в карман черного пальто, развернулся и вышел за порог дома.

— Ты куда? — окликнул его хозяин дома, высунувшись на улицу, где завывала метель.

— Обратно, — не оборачиваясь бросил князь.

— Близится рассвет!

Князь подошел к своему экипажу и, обернувшись к хозяину дома, стукнул по черной карете набалдашником трости.

— У меня есть плотные шторы.

В Тулу он вернулся днем. Выскочил из экипажа и, прикрывая лицо руками в перчатках, быстро залетел в дом.

В бреду я и правда слышала голос князя. Он почти всегда был рядом, держал меня за руку, протирал мои руки, шею и лицо смоченным в холодной воде платком. Он заботился обо мне и молил небеса не забирать мою жизнь, а когда я пошла на поправку, уехал в Калугу, попросив перед этим Данияра не говорить мне, что он был здесь.

С того самого момента заледеневшее сердце князя начало оттаивать. Он поклялся самому себе, что больше никогда не причинит мне и малейшего вреда. Не из-за того, что я — его последняя надежда на желанное упокоение, а потому что мысль, что я снова буду лежать в бреду на грани жизни и смерти, до чертиков пугала его.

Чувствуя, как день ото дня крепнет его ко мне привязанность, князь решил, что хотя бы меня он убережет от этого, поэтому продолжал успешно играть роль бесчувственного злодея. Все мои обвинения в его адрес он безоговорочно принимал без всяких оправданий, делая себя настоящим монстром в моих глазах.

Я не замечала, что он частенько искоса наблюдал за мной и искренне посмеивался над моими ошибками, когда никто этого не видел.

Я не знала, что заключенные в подвале вампирской управы люди, чью кровь пьют вампиры, — это жестокие убийцы, от рук которых погибло бесчисленное количество невинных людей.

Я и представить не могла, как поразил его мой образ в голубом платье в день моего восемнадцатилетния.

Сколького же я не замечала за князем? Сколько он скрывал от меня, пряча под маской жестокости и безразличия? Частые визиты к моей матери и постоянная финансовая поддержка. Слеза, что скатилась по бледному лицу князя, когда он вырвал сердце из груди Алексея Терехова. Беспокойство после жутких событий моего дня рождения, постоянные допросы Лиззи о моем самочувствии и о том, чего я хочу.

Подслушанный мной разговор князя с Генрихом о том, что я ему больше не нужна, оказывается имел продолжение. Обидевшись, я убежала к себе, так и не узнав, для чего именно я больше не нужна князю. Тогда он признался Генриху, что внезапно увидел во мне женщину. Его сердце, что целых восемьсот лет едва билось, вдруг стало в несколько раз быстрее.

— Мне захотелось растерзать Игната за то, что он нечаянно задел Софью плечом, а ты говоришь выпить ее кровь до последней капли. Да я лучше сам сгорю в адском пламени и стану неприкаянным духом, — поделился князь своими чувствами с Генрихом.

— Вот уж ты попал, так попал! — усмехнулся англичанин, глядя на князя со смесью удивления и восхищения.

— Да, я попал, — усмехнулся князь, откинувшись на высокую спинку своего любимого кресла.

Следующим воспоминанием стал наш с князем разговор о Диме. В момент, когда я начала громко кричать, воспоминания подернулись белой пеленой. Звук начал медленно затихать, и вскоре я уже ничего не видела и не слышала. На краткий миг воцарилась темнота, а затем я вспомнила событие на кладбище и резко открыла глаза.

Я лежала в своей постели, заботливо укрытая одеялом. Окна были плотно зашторены, но по небольшой щели я поняла, что на улице темно.

— Князь… — пробормотала я, вспомнив о его страшных ранах.

Откинув одеяло, я резко поднялась на ноги и босиком выбежала из своей комнаты. Глова сразу же начала кружиться, а слабое тело то и дело теряло ориентацию, но я не обращала на это внимание и упрямо спешила к спальне князя.

Схватившись за ручку, я толкнула дверь и ввалилась внутрь, ожидая увидеть князя лежащим в постели в бессознательном состоянии. Однако он стоял посреди комнаты со свечей в руках и удивленно взирал на меня.

— Софья? — хрипло произнес он. — Тебе нельзя вставать…

— Ты цел? Как твои раны? — Я кинулась к князю и принялась рассматривать его руки, плечи и грудь, скрытую под черной рубахой.

— Раны затянулись, все хорошо, — сказал он, все глядя на меня со смесью удивления и растерянности.

Прикоснуться к нему мне не хватало смелости, поэтому, еще раз осмотрев князя, я решила поверить ему на слово.

— Значит, моя кровь помогла, — заключила я с облегчением.

Князь, наконец, пришел в себя после моего внезапного появления. Он поставил свечу на письменный стол и закатал рукава на рубашке, демонстрируя мне свои красивые сильные руки, которые на моих глазах зубами и когтями раздирал волк.

— В полной мере. Ни ран, ни шрамов.

Я довольно улыбнулась. Глова вдруг закружилась еще сильнее, а в ушах зазвенело. Мои ослабленные ноги подкосились, и я упала бы на пол, если бы князь вовремя не подхватил меня и не поднял на руки так, словно я весила как семечко одуванчика.

— Где болит? — спросил он, обеспокоенно всматриваясь в мое лицо.

Несмотря на головокружение и слабость, происходящее страшно меня смутило. Князь крепко прижимал меня к себе, и я чувствовала биение его сердца, которое почти не отличалось от моего биения. А еще я остро ощущала запах князя — терпко-пряный, с древесными нотками.

— Голова, — пробормотала я, отведя смущенный взгляд в сторону.

— Это из-за потери силы, — заключил князь, осторожно опустив меня на свою постель, от которой еще сильнее пахло необычайно приятным терпко-пряным ароматом.

Возможно, моя голова уже кружилась не только от потери сил, но еще и от близости князя, его крепких рук, чарующего запаха, доброго взгляда, который в реальности я видела впервые.

Мой взгляд упал на перевязанное запястье. Рана совсем не болела, что было странно. Будто я вовсе не разрезала свою плоть острием броши.

— Прости за это. — Даже не смотря на князя, я понимала, за что он извиняется.

— Пустяки. Я сама это сделала.

— Будет шрам…

— Не страшно. Купишь мне широкий браслет с большими камнями.

Князь тихо хохотнул, и я с трудом подавила желание взглянуть на него.

— Сколько я проспала? — спросила я ни столько ради интереса, сколько ради того, чтобы отвлечь себя от странных мыслей, которые вгоняли меня в краску.

— Четыре дня.

— И все четыре дня ты был рядом.

— А ты как думаешь?

— Это был не вопрос…

Не выдержав, я посмотрела на князя, на губах которого застыла полуулыбка.

— Много увидела за это время?

— О чем ты? — спросила я, прекрасно понимая, что князь имел ввиду.

— О моих воспоминаниях.

— Не все, — призналась я. — Разве можно уместить воспоминания из жизни, длинною в восемь столетий, в каких-то жалких четыре дня?

В ониксовых глазах князя вспыхнули озорные искорки, от чего мое сердце пропустило удар.

— А вот я видел все, — произнес он с хитрой улыбкой.

— Что? — пискнула я, совсем забыв об обратной связи во время укуса — не только человек видел воспоминания кусающего его вампира, но и вампир видел воспоминания человека, чью кровь он пил.

Боже, помоги мне не стать помидором!

— Ты прожила совсем немного по сравнению со мной, так что мне удалось увидеть все твои воспоминания, — продолжил князь. Кажется, ему нравилось дразнить меня. — Увы, понравилось мне не все.

В голову почему-то сразу пришел момент нашего с Димой поцелуя, а за ним то, как Дима сделал мне предложение. Однако, возможно, князь имел ввиду то, что я частенько подслушивала его разговоры и делала то, что он запрещал.

— Пить хочу, — буркнула я, прервав разговор, который совсем мне не нравился.

— Я принесу. А еще куриный бульон. Тебе надо поесть. — Князь поднялся и вышел из своей спальни, оставив меня одну.

Наконец я облегченно выдохнула. Пить мне, конечно, хотелось, но не так уж сильно. Просто это был повод спровадить князя хотя бы ненадолго, чтобы прийти в себя.

На письменном столе стояло небольшое зеркало, и я, осторожно поднявшись, заглянула в него. На щеках, как я и думала, алел румянец. Лицо было бледным, как у князя, а глаза почему-то блестели.

Я села на постель и осмотрелась. В спальне князя я была впервые — до этого лишь заглядывала внутрь, не успев толком ничего рассмотреть. Теперь же я могла изучить ее вдоль и поперек.

Мрачные темно-коричневые тона, полное отсутствие картин и минимум личных вещей на виду: лишь книги на полках, свечи, бумаги на письменном столе и чернильница с пером. У стены кресло и торшер. Кровать широкая, дубовая, без балдахина. Рядом — две тумбочки, на которых стояли подсвечники.

Я потянулась к ближайшей ко мне тумбочке и выдвинула верхний ящичек. В нем лежали свечи, золотые часы с цепочкой и уже знакомый мне оберег.

Обернувшись к приоткрытой двери, я замерла и прислушалась. Шагов князя не было слышно, поэтому я взяла оберег за шнурок и, держа его на вытянутой руке, принялась внимательно рассматривать. Три закругленных железных усика, соединявшихся между собой в середине — вот и все, что из себя представлял оберег. Кажется, Велена назвала его «Огневиком».

— И чего он его бережет? — пробормотала я.

Поднеся оберег ближе к лицу, я коснулась его усиков свободной рукой. Перед глазами вдруг вспыхнул образ князя восьмисот летней давности. Мгновение, и я уже снова видела перед собой лишь его спальню.

Что это было? Недосмотренные мной воспоминания князя?

Оберег неприятно холодил руку. Казалось, что от него кожу даже немного покалывало, поэтому я поспешно убрала оберег на место и задвинула ящик.

Вскоре пришел князь с тарелкой бульона на подносе и стаканом воды. От запаха еды у меня в животе заурчало, а рот наполнился слюной. Не успел князь пристроить поднос на мои колени, как я уже накинулась на бульон, который показался мне самым вкусным первым блюдом из всех, что я ела.

— Сам готовил? — пошутила я, проглотив очередную ложку.

— Да.

— Я пошутила.

— А я нет.

Замерев с полной ложкой у рта, я вскинула удивлённый взгляд на князя.

— Есть что-то, что ты не умеешь?

Князь усмехнулся и кивнул.

— Есть, конечно.

— Например?

— Понимать тебя. Даже после того, как увидел твои воспоминания. — Князь печально улыбнулся и отвел взгляд в сторону.

К моим щекам снова прилил жар. Я уткнулась в тарелку и, быстро доев бульон, убрала поднос в сторону. Молчаливое присутствие князя давило на меня. Хотелось убежать в свою спальню или с головой забраться под одеяло. Первый вариант осуществить трудно, потому что на моем пути была преграда в виде сидящего на постели князя, а второй вариант был слишком детским. К тому же, под одеялом терпко-пряный запах, от которого мое сердце начинало биться чаше, наверняка еще сильнее, так что…

— Я сказал Диме, что ты цела, — внезапно нарушил тишину князь. — Он приходил пару раз. Просил сообщить сразу же, как ты очнешься.

— Сообщил? — сглотнув, спросила я.

— Еще нет. — Ониксовые глаза не смотрели на меня. Понять, что чувствовал князь, было сложно.

— Почему?

Князь долго не отвечал, глядя куда угодно, но только не на меня. Затем вздохнул и пожал плечами.

У того, кто прожил более восьмисот лет, не было ответа. Смешно. Прямо каламбур какой-то.

— Не можешь ответить или не хочешь? — уточнила я.

— Не могу…

Почувствовав внезапно появившуюся власть над сидящем рядом со мной мужчиной, я задала следующий вопрос:

— Зачем ты пришел за мной на кладбище?

— Разве я не мог не прийти? — тихо отозвался князь. — Они угрожали убить тебя.

— Они блефовали, и ты это знал. Оборотни бояться закона.

— Ну а я боялся за тебя, — не раздумывая, сказал князь.

После того, как я увидела его воспоминания, то поняла, что он вовсе не ненавидел меня и не презирал. Он просто хотел, чтобы мы остались друг к другу равнодушны, и чтобы он смог спокойно выпить всю мою кровь. Но план князя по сохранению равнодушия с терском провалился, он отказался от того, что жаждал всю свою долгую жизнь. Решил просто жить дальше и наблюдать за мной со стороны. Думал, что я всегда буду рядом — не как рабыня, разумеется, а как помощница, как племянница, как близкий человек. Но я снова спутала его планы, рассказав о Диме…

— Мне написать Берестову? — спросил князь.

— Ты точно не умеешь читать мысли? — воскликнула я, в который раз опасаясь за безопасность своего сознания.

— Нет, а что?

— Ничего…

— Ты думала о Диме? Хотела с ним увидеться? — предположил князь. В его голосе сквозило легкое недовольство.

Он не мог мне запретить общаться с моим женихом, но, кажется, князю это было неприятно. И от этого мне почему-то захотелось широко улыбнуться, однако я поборола этот порыв, потому что хотела обсудить еще один серьезный вопрос.

— Почему ты передумал пить мою кровь? — Я очень стеснялась спрашивать об этом, но чувствовала, это сделать необходимо, иначе мы с князем никогда не расставим все точки над i.

— Ты не только подслушала наш с Генрихом разговор, но еще и видела мои воспоминания. Тебе ли не знать ответ на свой вопрос. — Князь смущенно посмотрел на меня. Ему тоже было неловко обсуждать это.

— Я ушла до того, как ты пояснил причину, по которой я тебе больше не нужна.

— А зря, — усмехнулся князь, опустив взгляд на свои ладони, что лежали на коленях, — ведь тогда бы ты не рассказала мне про Диму, и ваша помолвка не состоялась бы так быстро.

— Жалеешь о ней? — незамедлительно спросила я.

— О ком?

— О нашей с Димой помолвке?

Я думала, что князь снова пожмет плечами и скажет, что не может ответить на это вопрос, но внезапно он оторвал взгляд от своих ладоней и пристально посмотрел на меня.

— Я жалею лишь о том, — низким голосом произнес он, прожигая меня взглядом своих черных глаз, — что я не человек. Тогда бы не было у тебя никакой помолвки с Берестовым. Да и самого Берестова бы не было в твоей жизни.

Не в силах оторвать взгляда от черных глаз князя, я нервно сглотнула и прошептала:

— Ты не хочешь жить как вампир, поэтому хочешь умереть, так ведь?

Легкая улыбка озарила лицо князя. Взгляд ониксовых глаз смягчился.

— Не то, чтобы я все восемьсот лет жаждал умереть и ненавидел свою жизнь в качестве вампира, — медленно, словно раздумывая над каждым словом, произнес князь. — У людей порой бывают случаи, когда кажется, что жить больше нет сил. Обычно такое происходит, когда наваливается множество разных неприятностей, как мелких, так и крупных. Тогда привычная человеку жизнь превращается в унылое существование. Будто и не было тех моментов в прошлом, которые делали его радостным и счастливым. Все хорошее будто разом исчезает, уступая место сожалению и тоске. Приходит уныние, а за ним — апатия. Порой это проходит, а порой из-за этого люди убивают себя. С такими, как я, все по-другому. Уныние приходит спустя многие годы или даже столетия, когда понимаешь, что ничего уже в тебе не изменится. Вдруг приходит осознание того, что ты не живешь, а существуешь, и так будет всегда. Вечно. Ведь из-за участи стать неприкаянным духом убить себя мне не хватит духу. А потом начинается апатия, и чем дольше ты живешь на свете, тем апатичнее становишься. Нет, мы не теряем чувства, мы просто как бы замораживаем их. Они могут снова оттаять, но это происходит редко. Лишь какое-то невероятно сильное потрясение может разбудить чувства у вампира, вернуть его человечность, напомнить о том, что, несмотря на обстоятельства, он все еще жив. — Князь ненадолго замолк, словно раздумывал, стоит ли быть со мной честным до конца, а затем все же продолжил: — Мои чувства пробудила ты. В момент, когда я получил известие, что ты заболела и можешь умереть. Тогда во мне что-то перевернулось, и я понял, что дорожу тобой не как единственной возможностью спасти свою проклятую душу, а как близким человеком.

Князь замолк и посмотрел на меня как обвиняемый на судью, который вот-вот должен вынести ему приговор. Странно, но в этот момент мне больше всего на свете захотелось протянуть руку и коснуться блестящих черных волос князя, что падали на его опущенные плечи.

— Давай не умирать, хорошо? — шепнула я, чувствуя, как к глазам подступают непрошенные слезы. — Я хочу еще долго оставаться твоей помощницей.

— А как же Дима? — удивился князь.

— Думаю, свадьба с ним — это не то, что я на самом деле хочу, — сказала я, несмело улыбнувшись.

В черных глазах князя застыл вопрос. Я видела, как отчаянно он хотел спросить, чего я хочу на самом деле, но никак не решался. Помучив его немного, я произнесла:

— Пока что мне хочется оставить все, как есть. Моя жизнь меня устраивала, кроме, конечно, твоего ужасного отношения ко мне…

Не хотелось вспоминать об этом, но слова сами вылетели изо рта. Князь сразу же помрачнел, ссутулился и отвел от меня взгляд.

— Прости меня, — тихо произнес он. За все, что делал не так. И за то, что скрывал от тебя причину, по которой забрал тебя… Если ты решишь уйти, то я пойму и…

— Хватит! — оборвала его я. — Сказала же, что уходить от тебя не хочу. Ни к Диме, ни к маме, ни к кому-либо ещё. Ты понял?

Таким тоном я с князем ещё не разговаривала, но все когда-то бывает в первый раз. И, честно сказать, мне понравилось на него ругаться. Особенно, когда он сделал виноватое лицо и посмотрел на меня как побитый щенок. Сердце дрогнуло и потянулось к нему.

— Понял, — робко произнес князь и осторожно накрыл мою ладонь своей, бледной и прохладной.

— Ты меня тоже прости, — смущенно сказала я. — За то, что не понимала, какой ты на самом деле.

— Я очень тщательно это скрывал. Ты бы ни за что не догадалась, если бы я не позволил тебе поделиться со мной своей кровью, — ухмыльнулся князь.

Простые, казалось бы, слова, но во мне они вызвали такой душевный подъем, что мне начало казаться, будто я могу взлететь. Слова князя помогли мне осознать: то, что я так сильно желала, наконец, произошло. Он доверился мне, раскрыл передо мной свою душу, и теперь между нами нет никаких тайн. Мы знаем друг друга лучше, чем кто-либо ещё.

— О чем ты прямо сейчас думаешь? — Князь смотрел на меня широко распахнутыми глазами, будто я действительно взлетела. Его ладонь поверх моей ладони начинала постепенно согреваться.

— Э-э… — протянула я, вовсе не горя желанием делиться с ним своими мыслями. — Не о чем…

— Просто твоя аура. Она… очень яркая. Вся сияет, как звезда…

— О-о… — только и смогла произнести я, поражённые тем, что моя аура, наконец, засияла, и вовсе не благодаря моему жениху, а мужчине, который, как я думала многие годы, меня ненавидел.

— Удивительно, — пробормотал князь, глядя на мою грудь, что весьма смущало, хоть я и понимала, что он смотрит на мою душу. — Сначала я полагал, что ты будешь счастлива, живя в роскоши, но после стольких лет твоя аура так и не стала сияющей.

— Надо было мягче обращаться со мной и меньше напоминать, что я рабыня, — буркнула я, чувствуя, как горят мои щеки. Снова.

— Я думал, что так не смогу привязаться к тебе, ты же знаешь.

— Знаю. — Помолчав, я зачем-то спросила: — Получилось?

Я знала ответ. Воспоминания князя все мне показали, однако мне хотелось, чтобы он лично ответил мне.

На губах князя заиграла его излюбленная ухмылка.

— Нет, не получилось, — сказал он, крепче сжав мою ладонь совсем уже потеплевшими пальцами.

Глава 13

Удивительно, как меняется отношение к человеку, когда узнаешь о нем больше. На протяжении десяти лет я считала князя самым настоящим мерзавцем, злодеем и чудовищем, однако теперь, узнав его полностью, я полностью поменяла свое мнение о нем. Генрих был прав, рассказывая мне о князе: он добрый, заботливый и неравнодушный.

Чудовище? Ни в коем разе! Несмотря на свою нечеловеческую сущность, князь человечнее многих людей, что я знаю.

Злодей? Да я большая злодейка в сравнении с ним — столько гадостей наговорила ему.

Мерзавец? Ну-у-у, немного все же да — он ведь так долго не хотел посвящать меня в свои тайны.

И все же после ночи откровений, признаний и прощения наши с князем отношения стали совершенно иными. Мы будто бы представитель друг перед другом совершенно другими людьми, обновлёнными и готовыми начать все с начала.

Вот только я никак не могла понять, с какого начала. Наши отношения друг к другу кардинально изменились, но понять, кем мы друг другу теперь приходимся, я не могла. Спросить же у самого князя стеснялась.

К тому же, я не знала теперь, как мне его называть. По привычке окликнула «дядюшкой», и князь тут же скривился так, будто выпил прокисшего молока. Да и мне самой подобное обращение уже не нравилось — не считала я себя его племянницей, да и вовсе не хотела ею быть.

— Называй меня иначе, — сказал князь после нашего взаимного замешательства. — «Дядюшка» меня старит.

— И как же ты хочешь, чтобы я тебя называла? — поинтересовалась я.

— По имени, — пожал плечами князь.

— По имени… — пробормотала я и мысленно попробовала обратиться к князю по имени.

«Глеб, я пришла». «Глеб, идём ужинать».

Кошмар. Слишком уж фамильярно, я такого не вынесу.

«Глеб Владимирович, пойдём на прогулку?»

Ещё хуже! Я как будто его жена, да ещё и совсем немолодая.

— О чем задумалась? — поинтересовался князь, устав ждать моего ответа. — Имя моё забыла?

— Забудешь тут его, как же, — буркнула я.

— Тогда что молчала? Или неловко тебе? — князь, заметив моё смущение, развеселился.

Он вообще теперь много веселится и совсем себя не сдерживал. Интересно, когда вернутся все домочадцы, он станет более сдержанным? С одной стороны, я этого хотела — надоело краснеть и смущаться в его присутствии. Но с другой стороны…

— Вижу, что неловко, — улыбка князя стала ещё шире. Он вообще сейчас походил на кота, которому безнаказанно удалось съесть целую крынку сметаны.

— И вовсе не неловко! — выпалила я, чувствуя, как горят щеки.

— Тогда давай, назови меня по имени, — томно произнес князь, приблизившись ко мне почти вплотную.

Я нервно сглотнула. Хотела отступить, но сзади был сервант с хрустальной посудой.

— Т-ты слишком близко… — сдавленно пробормотала я, чувствуя приятный запах его кожи.

— Тебе противно? — выдохнул князь мне в ухо, отчего по моей спине пробежали мурашки.

Нет, мне не было противно. Мне было неловко, страшно и волнительно. А ещё я не могла оторвать взгляда от шеи князя, от его ключиц, которые были видны из-под не застегнутой до конца рубахи. И почему он вообще перестал выглядеть чопорно и опрятно? Решил, что раз я видела его воспоминания, то уже можно выглядеть не так прилично, как раньше?

Пока в моей голове роилась стая разных мыслей, князь терпеливо ждал. Близость его тела сводила меня с ума, и я решила прекратить эти чувственные горки, пока ещё способна рационально мыслить.

— В общем не буду я тебя никак называть! — воскликнула я, оттолкнув князя, который никак не ожидал от меня такого, и легко поддался. — И обращаться к тебе никак не буду!

Не дожидаясь его ответа, я заспешила к себе, на ходу приложив ладони к горячим щекам.

— А если тебе будет крайне необходимо меня позвать? — в след крикнул мне князь.

— Тогда обращусь к тебе, как раньше: «дядюшка», — не оборачиваясь, сказала я.

В спальне я на всякий случай закрыла за собой дверь и упала на постель. Мне понадобилось около получаса, чтобы полностью успокоиться.

Князь определенно тревожил мои чувства, и мне надо было что-то с этим делать, потому что иначе… Что? Я в него влюблюсь? Кошмар какой…

Мне определённо нельзя влюбляться в князя, потому что… Почему? Какие причины? Он — не мой дядя, хоть я так и называла его целых десять лет. Так что я вполне могу…

Нет, о чем я вообще думаю?! Ничего я не могу! Узнала все его тайны, покраснела пару раз перед ним, и уже начала себе всякие нелепости надумывать.

Любовь, как же. Князю восемьсот лет, он столько всего пережил. Ему нужна такая же женщина, как он: сильная, мудрая, вечная.

С такими мыслями я пролежала до самого утра, не смыкая глаз. В восьмом часу лежать уже опротивело, и я поднялась с постели, умылась, причесалась и переоделась.

На тихой и безжизненной кухне съела хлеб с сыром и выпила чай. По выходным городская управа не работала, так что мне некуда было спешить. Чтобы хоть чем-то занять себя, я взяла роман, который уже не прятала, села у камина и принялась читать.

Однако не успела я прочесть и половину главы, как колокольчик на входной двери звякнул, оповещая о том, что вернулся кто-то из домочадцев.

Отложив роман, я кинулась в прихожую и, увидев Лиззи, радостно вскрикнула.

— Я думала, ты вернёшься только завтра!

Подруга поставила корзину на пол и улыбнулась.

— Подумала, что здесь я нужнее. Угадала?

— Ещё как! — закивала я и, подбежав к Лиззи, схватила её за руки. — Ты не представляешь, сколько всего произошло!

— Рассказывай же скорее.

Я открыла рот, чтобы поведать ей о наших с князем приключениях, но внезапно осознала, что Лиззи не посвящена в тайны вампиров, а значит, рассказать ей о произошедшем я никак не могу.

— Ох, ну-у, — протянула я, думая, что бы сказать. — Генрих без тебя с ума сходил! Так скучал, что князь его по делам отправил в Москву.

Интерес у Лиззи сразу угас. Она нахмурилась, сжала губы и, взяв корзину, прошла на кухню. Я последовала за ней.

— Почему ничего не говоришь?

— А что мне сказать на это?

— Ну, разве тебе не льстит его внимание к тебе?

— Вовсе нет. Он же совсем ещё мальчишка. Сколько ему? Семнадцать? Восемнадцать?

Лет триста как минимум, но ты не поверишь.

— Он старше, чем выглядит, — ответила я, не вдаваясь в подробности.

— Сомневаюсь, что ему тридцать пять или около того, — сказала Лиззи, вынимая из корзины баночки с вареньем, яйца свежие ягоды и овощи. — Не хочу связываться с мужчинами, которые младше меня.

— Он уже говорил тебе о своих чувствах? — Я села за стол и, стянув из вазочки печенье, принялась его грызть.

— Несколько раз, — Лиззи демонстративно закатила глаза к потолку. — И так помпезно, что я не верила ни одному его слову. Сразу видно, что он несерьёзен.

— А мне кажется, что в отношении тебя он очень даже серьёзен, — вспомнила я одно из воспоминаний князя, в котором Генрих жаловался ему на то, что никак не может забыть Лиззи, которая постоянно отказывает ему.

— Давай не будем это обсуждать, — немного раздраженно сказала Лиззи. — Я не планирую сближаться с этим… мужчиной.

— Разумеется, — кивнула я, досадуя, что начала разговор, который был неприятен Лиззи. — Больше ни слова о Генрихе.

— Спасибо.

Этим вечером князь не проявлял ко мне повышенного внимания, и я даже немного расслабилась, думая, что теперь, с возвращением Лиззи, он станет более сдержанным. Однако, какпозже оказалось, у князя были важные дела, и времени смущать меня у него совершенно не было.

Вечером следующего дня вернулся Данияр. Князь встретил его и сразу же отправился в управу. После вечернего чая мы с Данияром устроились в уютной кухне за столом и стали играть в «Дурака». Лизи примостилась в углу на скамейке и монотонно вязала носок.

Время давно перевалило за полночь, а мне спать совсем не хотелось. Возбужденная азартом, я раз за разом пыталась выиграть у Данияра, но все мои попытки терпели поражение.

— Ты жульничаешь! — воскликнула я, когда нас счет стал 15:0.

— Вовсе нет, — спокойно ответил Данияр. — Ты просто слишком импульсивна и невнимательна.

— Неправда! — громко произнесла я.

— Правда. У тебя такое бывает. — От низкого бархатного голоса князя по моему телу пробежала россыпь мурашек.

Он стоял в дверях, прислонившись плечом к косяку, и с интересом смотрел на нас с Данияром.

— Он наверняка жульничает, — пожаловалась я ему, стараясь не смотреть в бездонные ониксовые глаза.

— Он просто просчитывает твои ходы, — князь отлепился от косяка и подошел ко мне. — Тебе тоже надо так делать. А еще запоминать карты, которые вышли из игры.

— Это сложно, — пробормотала я, глядя на то, как Данияр ловко мешает колоду карт.

— Вовсе нет. Раздавай, — скомандовал Данияру князь и, чуть подвинув меня вперед, уселся на мою табуретку.

Кухонные табуретки были добротными и широкими, на них запросто могло поместится два человека, но тогда им бы пришлось сидеть вплотную и чувствовать не только дыхание друг друга, но еще и сердцебиение.

Князь тесно прижался к моей спине своей грудью, и я отчетливо чувствовала, как спокойно бьется его сердце. Он вытянул руки вперед — так, будто бы обнимал меня, — и собрал розданные Данияром карты.

— У тебя хорошие карты, — шепнул мне на ухо князь, отчего я снова вся покрылась мурашками. — Не спеши сразу избавляться от козырей, но и не береги их до самого конца, а то можешь остаться с целым скопом хороших карт. Запоминай, чем он ходит, каких мастей у него в избытке, а какие в дефиците.

Его указания напомнили мне момент на балу в день моего рождения, когда князь учил меня вальсу со свечой. Он так же тесно прижимался ко мне и так же горячо шептал мне на ухо.

Господи, да какая тут стратегия?! У меня мозги плавятся от его близости!

Краем глаза заметив, что спицы в руках Лиззи перестали двигаться, я посмотрела на подругу и поймала ее неодобрительный взгляд. Выходка князя ей явно не нравилась, как и то, что я его не осадила. Жалостливо посмотрев на подругу, я вернулась к картам в руках князя, которые он незамедлительно передал мне.

— Кинь ему шестерку. И вторую шестерку тоже… А теперь девятку. Молодец, — князь все так же на ухо продолжал давать мне указания.

Его губы почти касались моей кожи, я чувствовала его прохладное дыхание, и мое тело остро реагировало на это. Князь наверняка видел, как по моей коже пробегают мурашки всякий раз, как он шепчет что-то мне на ухо.

Я думала, что хуже уже быть не может, но внезапно я оплошала, и вместо валета червей кинула валета козырной масти.

— Карте место! — ухмыльнулся Данияр, поняв мою ошибку.

Князь недовольно прорычал и вдруг укусил меня за шею — слегка, даже и следа не останется, но от этого действия все мое тело бросило в жар, а сердце будто бы пропустило удар.

— Достаточно! — резко объявила я, отложив карты в сторону. Терпеть эти эмоциональные качели больше не было сил. — Я устала и хочу спать.

— Сладких снов, — как ни в чем не бывало произнес князь, вставая с табуретки и освобождая мне путь.

Выйдя из-за стола, я стрельнула взглядом в его строну. Вид у него был вполне довольный.

— Доброй ночи, — пожелала я всем и поспешила в свою спальню.

Спать мне, разумеется, не хотелось. Сердце стучало так быстро и громко, что его биение отдавалось в ушах. Не успела я поразмыслить над тем, что произошло на кухне, как в дверь осторожно постучали.

— Софья, это я, — произнёс князь низким голосом. — Ты действительно хочешь спать?

Сказал так, будто бы не поверил мне. Нет, ну он точно умеет читать мысли!

— Действительно хочу! — крикнула я ему в ответ.

— Если вдруг не действительно хочешь, то жду тебя в саду за домом.

Я не слышала шагов князя, но была уверена, что он сразу же ушел. В небольшой садик за нашим домом, где Лиззи выращивала розы и тюльпаны. Но я ведь не сказала ему, что приду. Зачем он туда пошел?

Фыркнув, я села на постель. По-хорошему мне надо было принять ванну и лечь спать, но я медлила. Спать совершенно не хотелось. К тому же любопытство, которое пробудил во мне князь своей фразой про сад, не давала мне покоя.

Он определенно хотел что-то мне сказать. Что-то, что не хотел говорить при посторонних. Интересно, что это?

Поразмыслив еще немного, я вскочила с кровати и решительно направилась в сад. Быстро узнаю, что хочет князь, и вернусь к себе!

Ночной сад освещала полная луна. Монотонно стрекотали кузнечики в траве. Где-то вдалеке ухала сова.

Князь стоял у красных роз спиной ко мне. Услышав мои шаги, он резко обернулся и ухмыльнулся.

— Я знал, что ты придешь.

— Говори быстрее, что хотел. Я правда устала, — соврала я и демонстративно зевнула, прикрыв рот ладонью.

Ухмылка князя сделалась шире. Он шагнул ближе ко мне — так, что я смогла различить блики луны в его темных, как ночь, глазах. Мое успокоившееся было сердце вновь затрепетало. Я хотела отвести от князя взор, но не смогла этого сделать — его бездонные глаза притягивали мой взгляд, словно магниты.

— Завтра вечером я уезжаю в Москву по делам, — начал князь бархатным голосом, который словно обволакивал меня шелковым покрывалом.

— Что-то случилось? — насторожилась я.

— Старый друг нуждается в моей помощи. Я отправил к нему Генриха, но он не смог ничего сделать. Требуется мое личное присутствие.

— Это опасно?

— Нисколько, — ухмылка князя превратилась в ласковую улыбку. — Меня не будет около двух недель, и я хотел бы попросить тебя кое-что сделать.

— Все, что угодно! — не раздумывая выпалила я.

Князь удивленно охнул.

— Прямо-таки все?

Мои щеки загорелись от смущения. Я отвела взгляд в сторону, на дивные розы, и пробормотала:

— В пределах разумного.

— Боже, Софья, ты такая милая! — произнес князь и тихо рассмеялся. — Если будешь продолжать так себя вести, то я не удержусь и…

— И что? — я посмотрела в его глаза, и это стало моей ошибкой, потому что больше я отвести взгляд не смогла. Попала в ловушку темных ониксов, которые смотрели на меня со смесью восторга, обожания и желания.

— И обниму тебя или поцелую…

От этих его слов не только мои щеки, но и наверняка все лицо стало пунцовым. Смущение достигло пика, но я все никак не могла отвести взгляда от князя — таким сильным был излучаемый им магнетизм.

— Отчасти поэтому я и уезжаю, — продолжил он. — Не хочу сорваться и напугать тебя. Хочу, чтобы ты сама все обдумала и решила…

— Решила что? — едва слышно пролепетала я.

— Хочешь ли быть моей женщиной… — Князь нервно сглотнул и продолжил: — С дня твоего рождения, когда я увидел тебя в том голубом платье, я вдруг понял, что ты выросла и из девочки превратилась в красивую молодую женщину. Когда ты привела в наш дом Берестова, я думал, что взорвусь от кипящей внутри меня ревности. — Князь опустил взгляд и тоскливо посмотрел на мои ладони. Он явно хотел коснуться их, сжать с своих, но не хотел пугать меня. — Когда ко мне пришел берестов с вестью о том, что тебя похитили оборотни, я ощутил, будто пол подо мной провалился. Наверное, именно в тот момент я окончательно понял, что не вынесу, если с тобой что-то случится. И что я… люблю тебя.

Дима несколько раз говорил мне о своей любви, но тогда я испытывала лишь удивление, а затем легкое удовольствием. Сейчас же от волнения у меня задрожали руки, а сердце забилось как ненормальное. Все мысли разом исчезли, и лишь последняя фраза князя витала в голове и щебетала, словно райская птичка.

Люблю тебя. Люблю тебя.

Князь поднял на меня взгляд, полный надежды и страха одновременно. Он ждал моего ответа, но меня настолько переполняли чувства, что я не могла и слова произнести.

— Это кольцо принадлежало моей матери, византийской царевне Анне. — Князь крутил в бледных изящных пальцах медное колечко. Немного грубоватое, но маленькое и аккуратное. — Она подарила его мне перед смертью и велела отдать той, с кем я захочу прожить всю оставшуюся жизнь.

Я затаила дыхание, глядя на столь ценное кольцо в его руках.

— У тебя будет две недели, — продолжил князь. — Если ты решишь принять мои чувства, то просто надень это кольцо. — Он осторожно взял мою ладонь и вложил в нее кольцо. Я крепко сжала кулак, чтобы не потерять его. — Ну а если решишь не принимать, то просто не надевай его. Возвращать не нужно, оно твое по праву. Потому что я полностью уверен в своих чувствах. Ты — та единственная, с кем я хочу быть.

Мое сердце разрывалось от его слов. Мне отчаянно хотелось кинуться на шею князя, крепко обнять его и сказать, что никуда уезжать не надо. Однако мои ноги будто бы приросли к земле, а горло словно бы потеряло способность говорить. И причиной моего замешательства был груз на моих плечах, который я сама на себя и взвалила.

Прежде чем дать князю ответ, я должна порвать с Димой. Он должен лично от меня узнать, что я не хочу выходить за него замуж, и что не испытываю к нему тех же чувств, что к князю.

Так и не дождавшись от меня никаких слов, князь тяжело вздохнул и покинул сад. Я же еще долго стояла под луной, глядя на пышные бутоны разноцветных роз, чей запах ночью был особенно сильным.

* * *
С Димой я встретилась на следующий же день после его работы. Он пребывал в приподнятом настроении, и мне было жаль портить его. Перед разговором мы выпили чаю и съели по пирожному, затем немного прогулялись и, когда уже начало темнеть, я решила, что тянуть больше нельзя. Если успею, то смогу застать князя и тогда, может быть, ему не надо будет уезжать так скоро и так надолго.

— Дима, я хочу сказать тебе кое — что важное, — собравшись с духом произнесла я.

— Что же? — с улыбкой спросил Дима, и мое сердце дрогнуло от жалости к нему.

Он не заслуживал меня, такую лживую, непостоянную, не умеющую сразу понять свои чувства. Без меня ему будет только лучше.

— Я… — Как же сложно произнести всего несколько фраз?! — Я…

Дима терпеливо ждал, с интересом глядя на меня. Такой добрый, ласковый и невинный. Боже, какая я злая! А еще на князя наговаривала…

Зажмурившись, я скороговоркой выпалила:

— Я не хочу выходить за тебя замуж, потому что не испытываю к тебе того же, что ты ко мне!

Замолчав, я осторожно приоткрыла глаза и посмотрел на Диму. Улыбка сошла с его лица, в глазах застыли грусть и озадаченность.

— Эт-то… — начал было он, немного заикаясь от волнения, — не обаятельно… Не об-бязательно, чтобы ты ч-чувствовала то же, что и я. С годами чувства могут измениться, ок-крепнуть. Я не обижусь, если ты…

— Нет, Дим, — прервала его я, не в силах слушать этот лепет. — Мне есть, с чем сравнивать. До недавнего времени я не понимала, что испытываю к нему, но теперь осознала. Тебя я люблю как брата, а в нем вижу мужчину. Я хочу быть с ним до своего последнего вдоха…

Я не назвала имя, но Дима меня понял. Выражение его лица ожесточилось. Он схватил меня за запястье и крепко сжал его.

— Он поиграет с тобой, как с игрушкой, и бросит! А в худшем случае станет питаться тобой. Вампир не может быть с человеком, это противоречит их природе!

— Он любит меня! — воскликнула я, вырывая запястье из рук Димы.

— Он только притворяется, что любит! Чудовища не могут испытывать такие чувства, как любовь.

— Он не чудовище, — прошипела я, с обидой глядя на Диму, который в одночасье стал пугать меня так же, как некогда пугал князь. — И он умеет любить всем сердцем! Я знаю о его чувствах! Я знаю его всего, потому что видела его воспоминания.

Сказав это, я невольно схватилась за запястье, где остался тоненький шрам и едва заметные следы от клыков князя. Дима бросил взгляд на мое запястье и ошарашенно произнес:

— Ты давала этому чудовищу свою кровь?

— Он умирал! У меня не было иного выбора…

— Ну и пусть бы умер! Одним кровопийцей меньше, — злобно произнес Дима.

— Я люблю его! — крикнула я, наконец-то признав очевидное. Вот только не перед тем человеком, который должен был это услышать. Однако слово — не воробей…

Дима вдруг посмотрел на меня как на прокаженную. Пошатнулся и сделал неуверенный шаг назад.

— Какая же ты глупая… и жестокая, — прошептал он, не сводя с меня взгляда, который пробирал до костей.

— Дим, прости меня… — пробормотала я, сделав шаг к нему.

Однако он уже решительнее отступил на два. Я замерла, поняв, что он не захочет, чтобы я приближалась к нему.

Развернувшись, Дима быстро зашагал вверх по улице, оставив меня в полном смятении чувств. О том, чтобы спешить домой и увидеть князя перед отъездом, я уже не думала.

Держась за правый бок, в котором вдруг что-то закололо, я медленно побрела к дому. Когда я вернулась, князя уже не было. Игнорируя вопросы Лиззи о том, голодна ли я и как прошло свидание с Димой, я поднялась к себе и закрыла дверь на замок.

На письменном столе одиноко лежало кольцо, пожаренное князем. Надевать его сейчас совсем не хотелось. Расставание с Димой оказалось куда болезненней, чем я себе представляла. Оставалось надеяться, что я приду в себя за две недели, и без всяких сожалений смогу надеть кольцо на безымянный палец правой руки.

Уснула я быстро, — видимо, сказалось душевное потрясение, — и проснулась тоже быстро. Слышались приглушенные гласа, топот ног и чей-то стон. Почувствовав неладное, я выскочила из постели, накинула халат и вышла из спальни.

Почему — то взгляд сразу же упал на пол, где прямо перед дверью в мою спальню алела небольшая лужица крови.

Похолодев от ужаса, я проследовала к следующей лужица, а затем к нескольким каплям, которые остались напротив гостевой спальни. Дверь была слегка приоткрыта, и из нее слышались голоса.

— Прижимай крепче, чтобы остановить кровь, — сказал Данияр.

— Да держу я! — отозвался Генрих.

Я распахнула дверь и влетела в спальню. На постели с закрытыми глазами лежал Дима. Его белая рубашка пропиталась кровью, а шею Генрих зажимал такой же красной от крови тряпкой.

— Что случилось? — хриплым от волнения голосом спросила я, не в силах оторвать взгляда от жуткого зрелища.

Данияр и Генрих одновременно повернулись в мою сторону.

— Этот идиот пошел патрулировать улицы в одиночку! — давя на рану Димы, раздраженно сказал Генрих. — И на него напал вампир.

— Тот самый? — дрожа всем телом, спросил я.

— Скорее всего.

— Его спас серебряный крестик, — спокойно пояснил Данияр, капаясь в медицинской сумке. — Ожег отвлек вампира, и Диме удалось сбежать.

— А потом этот везунчик столкнулся с толпой пьяных студентов, и вампир побоялся нападать на всех них, — добавил Генрих. — наш бом был поблизости, поэтому он тут и оказался.

— Он выживет? — спросила я, глядя на Данияра, который достал хирургические инструменты.

— Я сделаю все, что могу, — ответил воевода князя.

— Если будет умирать, обратим, — буднично произнес Генрих. — Не переживай за своего жениха.

Переубеждать его в том, что Дима больше не мой жених, я не стала. Время для этого было совсем не подходящее.

— Чем я могу помочь? — спросила я.

— Принеси таз с теплой водой, чистую тряпку и крепкий алкоголь, — перечислил Данияр.

Мы провозились с Димой до самого полудня. Лиззи, которой я сказала, что Дима после моего отказа нарвался ночью на драку и его сильно ранили, тоже активно помогала. На всякий случай я зашторила окна во всем доме, чтобы на Генриха и Данияра не попал губительный солнечный свет.

— Рана промыта, зашита и обработана, — заключил Данияр, вытирая руки чистой тряпкой. — Будем дежурить около него по очереди. Если заметите ухудшение, — воевода обратился к нам с Лиззи, — зовите меня или Генриха.

Я поняла, что тогда произойдет. Один из них обратит Диму в вампира. Но согласится ли он на такое? Вера он был так зол на князя, называл его монстром и чудовищем. Сможет ли он жить жизнью вампира?

Первой осталась дежурить Лиззи. Мы же с мужчинами отправились спать, однако сон ко мне не шел — слишком много выпало на меня потрясений за короткое время.

Когда стемнело, я вылезла из постели и отправилась на кухню за водой. В доме было пугающе тихо, поэтому, когда во входную дверь постучали, я вздрогнула и разлила воду в стакане.

В утомленном сознании мелькнула радостная мысль, что это вернулся князь, поэтому я, не посмотрев в глазок, открыла входную дверь и застыла в удивлении.

На пороге стоял вовсе не князь, но мужчина, который был очень на него похож: те же черные волосы, брови вразлет, темные глаза. Правда, лицо было чуть шире, и губы тоньше. Нос с горбинкой, подбородок выдающийся. Ростом мужчина был чуть ниже князя, а телосложение имел весьма сильное, будто постоянно учувствовал в кулачных боях.

— Добрый вечер, прекрасная барышня, — пропел мужчина, довольно улыбаясь. — Меня зовут Борис Владимирович. Я приехал навестить своего младшего брата Глеба.

Глава 14

Мы с Генрихом и Данияром с интересом наблюдали за тем, как брат князя Борис, который тоже был вампиром, как он сказал, с удовольствием пил чай и ел пастилу. Теперь уже его сходство с князем был не таким сильным, каким мне показалось в момент, когда я только увидела Бориса. Движения князя были платными, спокойными, в то время как Борис все делал быстро, совсем не изящно, будто бы был нетерпеливым.

— Как ты выжил? — спросил Данияр у Бориса. Этот вопрос мучил нас всех, но из-за чувства приличия никто из нас не задал его Борису в лоб прямо в дверях.

— Разве это жизнь по-твоему? — немного язвительно произнес Борис.

— Ты меня понял.

Борис закатил глаза и, сделав глоток чая, ответил:

— Когда мы стояли на реке Альте, ко мне ворвались убийцы. Я не смог дать всем отпор, меня ранили, а затем куда-то повезли. Полагаю, что к Святополку. Однако в ночи на убийц напали кровопийцы. Не оставили в живых никого, кроме меня. Самый старый из кровопийц — дед Весьмир — обратил меня. Он собирал армию, которая могла бы выступить против Ордена, что без разбору уничтожал кровопийц.

Я вспомнила Мирину и её отца. Они тоже боялись Ордена и просили у Ярослава Мудрого защиты от него. Интересно, что с ними стало?

— Когда ты узнал, что Глеб жив? — задал новый вопрос насупленный Данияр. Казалось, он не доверяет Борису.

— Когда поймал бежавшего от вас Святополка на Польской границе, — ответил тот. — Он уже был не в себе, а при виде меня вообще последние остатки разума потерял. Говорил, что Глеб жив и сражался с Ярославом против него. Я ему не сразу поверил, но потом подумал, что раз меня обратили кровопийцы, то тоже самое могло и произойти с Глебом. При дворе Ярослава как раз было двое кровопийц и одна ведьма.

— Ты добил Святополка? — включился в разговор Генрих, который знал о прошлом князя только с его слов.

Борис кивнул.

— Однако он уже встретился с Орденом и рассказал им о Глебе.

— Хочешь сказать, Орден с тех пор охотится за ним? — недоверчиво поинтересовался Данияр.

— Именно так.

— И почему же он до сих пор не добрался до него?

— Потому что я и мои люди не сидим в сторонке и тоже на него охотимся, — ухмыльнулся Борис. — Я все эти восемь столетий положил на борьбу с Орденом и не успокоюсь, пока полностью не уничтожу его.

Данияр поймал мой задумчивый взгляд. Он будто бы вопрошал: веришь ему?

Я пожала плечами.

— Так что пусть Глеб остаётся в Москве. Не сообщайте ему о том, я-то я был здесь, — сказал Борис, и мне показалось, что в голосе его мелькнула тоска.

— Почему? Ты же его брат, — заметил Генрих.

Борис с интересом скользнул по нему взглядом, усмехнулся и отрицательно качнул головой.

— Больше нет. Я — охотник, а у охотников нет ни семьи, ни друзей. Только боевые товарищи. — Борис цокнул языком и добавил: — Так что просто выделите мне комнату, где я бы мог переждать день, а затем я уйду.

— Добро, — после недолго раздумий кивнул Данияр.

Борис довольно улыбнулся и, допив свой чай, обратился ко мне:

— Чудесный у вас чай!

— Хотите ещё? — во мне только сейчас проснулась хозяйка дома. До этого момента я лишь с нескрываемым интересом рассматривала Бориса и слушала его речи.

— Охотно, — кивнул он и подставил чашку ближе ко мне.

Я засветилась, наливая сначала заварку, а затем кипяток из самовара. Обычно этим занимались слуги, которых нанимал князь, или же Лиззи, но последняя сейчас сидела с Димой, а слуг мы распустил на время.

— Угощайтесь. — Я поставила чашку рядом с Борисом, однако не успела убрать руку, как он потянулся к чашке.

Наши пальцы соприкоснулись всего на мгновение, и перед моими глазами возник чёткий образ Бориса, обнимающего девушку со светлыми косами. Они стояли у колодца, о чем-то шептались и весело хохотали.

В следующее мгновение я уже снова видела перед собой нашу столовую, Генриха, Данияра и Бориса.

— С вами все хорошо? — участливо спросил последний. — Вы будто призрака увидели.

— Д-да, — выдавила я и через силу улыбнулась. — Просто задумалась.

— Бывает.

Борис допил свой чай, и Генрих проводил его наверх, в гостевую комнату, которая была далеко от той, где лежал Дима. Перед этим Данияр с Генрихом обменялись таинственными взглядами.

— Пойду сменю Лиззи, — сказала я, встав из-за стола.

— Я сам посижу с Димой, а ты отдохни. — Данияр ласково похлопал меня по плечу своей здоровенной ручищей и вышел из столовой.

Я же последовала его совету, и легла спать. Комната, в которой лежал Дима, была напротив моей, а сон у меня чуткий. Так что, если не дай Боже что-то случится, я это услышу.

Собственно, так и произошло.

Я проснулась от громкого крика, наполненного ужасом. Кричал мужчина, и я сразу же подумала на Диму.

Выскочив из спальни, я кинулась в комнату, где лежал раненый. Дверь в неё уже была приоткрыта, и когда я вошла, застала такую картину.

Стонущего Диму с выпученными от страха глазами держал Генрих. Данияр же мёртвой хваткой удерживал пытающегося вырваться Бориса.

— Утихни, — велел ему княжеский воевода. — Тебе меня не одолеть.

— Отпусти меня, дурак неотесанный! — шипел Борис.

— Это он! Он убивал людей! — дрожащим голосом воскликнул Дима, указывая на Бориса. — Я видел это, когда он меня укусил!

Я растерянно переводила взгляд с Бориса, на Диму и наоборот, силясь понять, что тут вообще происходит.

На помощь мне пришёл Данияр, который вдруг заметил, что я стою в проёме двери.

— Диму укусил он, — воевода кивнул на тщетно пытавшегося вырваться из его рук Бориса. — Но так как паренёк сбежал, он пришёл к нам под предлогом ночёвки, а сам задумал добить его.

— Но почему? — озадаченно пробормотала я.

— Потому что Борис — это тот, кто высасывал кровь из людей и бросал их тела, — с ненавистью в голосе произнес Генрих.

— Да пустите меня, олухи! — завопил Борис. — Вы все не так поняли!

— Генри, неси оковы! — скомандовал Данияр.

Генрих кивнул и вылетел из комнаты. Я же подошла к Диме и взяла его за руку. Он даже не обратил на меня внимания, пристально смотрел на Бориса со смесью страха и ненависти.

— Вы действительно хотите меня заковать? — воскликнул Борис, когда Генрих принёс старые ржавые оковы.

— Эти оковы заколдованы, — пояснил Данияр, крепче сжав извивающегося Бориса, чтобы Генрих мог спокойно заковать его руки. — Их не разорвать вампиру, каким сильным он бы ни был.

— Вы совершаете большую ошибку, проверив этому юнцу! — Борис кивнул на Диму. — Глеб в опасности, и только я могу спасти его от Ордена.

— Ага, красиво поешь. — Данияр потолок Бориса к выходу из комнаты.

— Куда вы его? — спросила я.

— В управу, — ответил Данияр. — Посадим за решётку, пусть сидит там без крови и маринуется.

Борис устало застонал.

— Да что ж вы за идиоты…

Я проводила их задумчивым взглядом, а затем повернулась к Диме. Он посмотрел на меня уставшим взглядом и хрипло спросил:

— Софья, ты мне снишься?

Я кивнула.

— Да, Митя, я тебе снюсь.

— Тогда я ещё посплю, хорошо?

— Конечно. Поспи.

* * *
— И все же зачем Борису нужны были все эти смерти? — размышляла, сидя в гостиной в любимом кресле князя.

— Он говорит, что эти люди — сподвижники Ордена, — сказал Данияр, задумчиво глядя в пустой камин.

— Когда Орден распался?

— Мы думали, что давно. Во времена правления Ярослава Мудрого.

— Думали? — прицепилась я к этому слову. — Значит, ты частично веришь Борису?

— С чего ты так решила? — Данияр наступил густые брови.

— Если бы ты был уверен в своей правоте касательно Ордена, то не употреблял бы это слово. Ты бы сказал просто: Орден распался давно.

— Говоришь как Глеб, — фыркнул Данияр. — Он тоже любитель придраться к словам.

Сравнение с князем мне польстило, и я еле заметно улыбнулась. Интересно, как он там, в Москве?

В голову сразу же пришли слова Бориса о том, что князю угрожает опасность. Странный был у него брат, и я никак не могла понять его и его намерения.

— Но зачем тогда он укусил Диму, раз говорил, что охотится исключительно на людей, связанных, с Орденом? — задала я новый вопрос. Больше себе, чем Данияру, однако он все же ответил, хоть наверняка и устал от них:

— Сказал, что спутал его с другим мужчиной. Диме просто не повезло быть в том месте в то время.

Я виновато закусила губу. Он отправился патрулировать улицы в одиночку из-за меня. Если бы я не разорвала нашу помолвку, с ним бы не случилась этой беды.

Моя вина показалась мне еще сильнее, когда взгляд упал на безымянный палец правой руки, где красовалось кольцо, что подарил мне князь. Я думала, что не скоро надену его, но, проснувшись, ощутила острую тоску по князю, и поэтому потянулась к кольцу.

Данияр проследил за моим взглядом.

— Я всегда знал, что Глеб не сможет причинить вред человеку. Тем более маленькой девчушке, которую сам вырастил.

Я вскинула на него заинтересованный взгляд. Мне ещё не доводилось узнать, как относятся к нашим отношениям Данияр и Генрих. Разумеется, князь рассказал им о ночи на кладбище и о том, что за этим последовало. Однако со мной ни Генрих, ни Данияр случившегося никогда не обсуждали. До нынешнего момента.

— Возможно, он перегруз палку с твои воспитанием, — продолжил Данияр, — но это все по дурости. Ты уж прости ему это. Порой он вытворяет такую чушь, что я удивляюсь, как он мастерски управлял целым городом, а теперь и вампирской общиной.

В глазах воеводы блестела неподдельная преданность и любовь к своему князю. Их узы были прочны, как алмаз, и ничто не могло их уничтожить.

— Я уже его простила, — прошептала я, чувствуя, как к глазам подступают слезы от нахлынувших чувств.

Я была так благодарна Данияру за поддержку, что захотела коснуться его большой ладони, но он меня опередил. Накрыл мои ладони своими.

— Что бы ни случилось, я всегда буду рядом с вами, и защищу вас с Глебом от любой опасности. Обещаю.

— Спасибо, — произнесла я срывающимся голосом. — Ты не представляешь, насколько важны для меня твои слова.

Данияр ласково улыбнулся мне и протянул платок. Я сдавленно поблагодарила его и промокнула выступившие слезы.

* * *
Потянулась череда бесконечно скучных дней в ожидании приезда князя. Я занимала себя тем, что ухаживала за Димой, просиживала в гостиной за чашкой чая с Лиззи и иногда наведывалась в городскую управу.

Генрих и Данияр были постоянно заняты в управе, взяв на себя дела князя. По их наставлению я доложили губернатору, что Вампир, которого мы так долго искали, наконец-то пойман и ожидает суда.

— Казнить надо это чудовище без суда и следствия, — высказал свое мнение глава города.

Я же с ним согласиться не могла. Все мы живые существа, божьи твари, и каждый заслуживает справедливого суда. К тому же, интуиция подсказывала мне, что с Борисом не асе так ясно, как казалось Данияру и Генриху.

По возвращении из управы, я от скуки начала упрашивать Лиззи поиграть со мной в карты, но у подруги второй день болела голова, поэтому я сжалилась над ней и не только перестала упрашивать поиграть, но и освободила то ухода за Димой, которому подруга приносила еду и составляла компанию целыми днями.

Надо заметить, что мой несостоявшийся жених быстро шёл на поправку. Данияр сказал, что ещё пара дней, и можно будет его отправлять восвояси.

Эта новость меня порадовала. Отношения у нас с Димой после того дня, как я ему отказала и он чуть было не умер от рук вампира, стали довольно прохладными. Каждый раз, когда я заходила подменить Лиззи, он отводил взгляд в сторону и почти не разговаривал.

Сначала я думала, что меня это будет сильно волновать, но я ошибалась. Тоска по князю и чувства, которые я к нему испытывала, настолько переполняют меня, что я не могла больше думать ни о чем другом.

Так, отправив Лиззи отдыхать и проведав Диму, я остановилась у двери в спальню князя и провела кончиками пальцев по её ручке.

Его обитель больше не была для меня секретным местом, где может таиться что-то ужасное. Теперь это была просто комната мужчины, при мысли о котором моё сердце начинало биться быстрее.

Воровать оглядевшись, я повернула ручку, открыла дверь и юркнула в спальню князя.

Здесь ничего не изменилось с того дня, когда я в ней была последний раз. Разве что воздух был более затхлым, потому что неделю никто не проветривал помещение.

Раздвинув шторы, я открыла форточки и выпустила внутрь свежий воздух и последние лучи заходящего солнца. На некоторое время задумалась, глядя в окно: а ведь князь восемьсот лет назад видел солнца. Наверное, уже и забыл, как прекрасен день…

Перед глазами встал его облик из воспоминания: он стоит в поле, улыбается и подставляет лицо тёплым солнечным лучам. Такой счастливый, что щемит сердце. Неужели ему больше никогда не стоять вот так под солнцем и не ловить его тепло?

Отбросив грустные мысли, я уселась на постель князя. Взглянула на подушки, которые, наверняка, все еще хранили его запах, и поэтому так манили на них лечь. Я провела по ним ладонью и улыбнулась, вспомнив о нашем разговоре, когда я лежала здесь.

Взгляд мой упал на прикроватную тумбочку, где в выдвижном ящике хранился оберёг ведьмы. Рука сама потянулась к ящику, выдвинула его и замерла над оберегом.

Если князь сохранил его, потому что верит в его силу, тогда почему не носит с собой? Обереги же нужны как раз для этого. Или же он хранит его как память о той, что спасла его жизнь?

Чувство ревности кольнуло моё сердце. Я схватила амулет и в тот же миг мир вокруг меня изменился.

Меня окружал лес. Напротив стоял князь, но не такой, каким я его знала, а совсем юный — от силы лет шестнадцать. Он ласково смотрел на меня и протягивал мне руку.

— Все хорошо, не бойся. Он мертв…

Моя рука, что держала оберёг, разжалась. Видение сразу же исчезло, и я снова была в спальне князя. Оберёг лежал на постели, и я с опаской взглянула на него, с трудом переводя дыхание после неожиданного видения.

Что это было? Воспоминания князя, которые я не успела увидеть? Или что-то новое?

Протянув руку к оберегу, я на мгновение замерла. Затем осторожно взяла его за шнурок и убрала в ящик.

Интересно, это из-за него случилось это видение? Обсудить бы это с князем, но его нет. Данияру и Генриху я не хочу говорить об этом, а Лиззи — не посвящена в вампирские тайны. Остаётся только моя знакомая старая ведьма.

* * *
— Ты сияешь ярче звезд на ночном небе, — улыбнулась старушка, открыв мне дверь.

— Заметили? — Я невольно коснулась места, где предположительно была аура.

— Прикрывай — не прикрывай, а сияния этим не спрятать, — сказала проницательная старушка.

Отступив в сторону, она жестом пригласила меня войти в дом.

— Значит, ты, наконец-то поняла, что хочешь, и осуществила это.

— В какой-то степени, — кинула я, проходя в уже привычную мне гостиную, где на столе уже стояли две чашки, будто старая ведьма заранее знала, что я приду.

— Это ведь благодаря князю твоя аура так засияла?

— Как вы поняли? — удивилась я. — Вам было видение?

Старушка фыркнула.

— Тут не нужно никакое видение, чтобы это понять. У вас одинаковые редкие ауры. Вы как две половинки одного целого. То, что вы обретете друг друга — было всего лишь вопросом времени.

— Хотите сказать, что все предопределено Всевышним? — Я положила сумочку на кресло и села за стол.

— Не все, но более чем, — кивнула старушка. — Например, такие союзы, как ваши. — Она повернула ко мне голову и посмотрела прямиком мне в глаза, будто прекрасно видела их. — Но ты ведь пришла ко мне не для того, чтобы расспрашивать про свою ауру. С ней тебе уже и так все ясно.

Я кивнула, пугаясь способностям ведьмы. Затем вспомнила, что, несмотря на очевидные ведьмовские способности, она все же остается слепой старой женщиной.

— Да, у меня есть вопрос.

Старушка кивнула и принялась разливать чай по чашкам. Дождавшись, когда она это сделает и сядет за стол, я озвучила свой вопрос:

— Возможно ли человеку, чью кровь пил вампир, впоследствии продолжать видеть воспоминания этого самого вампира?

— Хочешь сказать, что князь выпил твою кровь, и ты до сих пор видишь его воспоминания? — уточнила старушка.

Я смущенно кивнула и тут же исправилась, громко произнеся слово «да».

— Нет, такого не может быть, — мотнула головой старая ведьма так, что ее обвисшие морщинистые щеки дрогнули. — При таких обстоятельствах воспоминания друг друга можно увидеть только раз. Потом они больше не появятся.

— Странно, — пробормотала я, глядя в свою чашку, где в чае, как маленькие лодочки, плавали чаинки.

— Ты видишь другое, — уверенно сказала старушка. — Подумай, был ли у тебя какой-то контакт перед этими видениями.

— Был, — кивнула я. — Я коснулась бр… старого знакомого князя. Очень старого. Можно даже сказать, древнего. И увидела его еще до того, как он стал вампиром. А еще я несколько раз брала оберег князя, что ему подарила одна ведьма из его прошлого и…

— И? — заинтересованно протянула старушка. — Продолжай.

— И в обоих случаях я видела князя: такого же, как сейчас, и совсем еще юного. В последнем воспоминании ему лет шестнадцать, и он протягивает мне руку и говорит, что все хорошо, что я могу не бояться. Подобного я не видела в его воспоминаниях.

— Потому что это не его воспоминания, — скрипуче заметила старушка.

— А чьи тогда? Его брата?

— Если хочешь узнать это, то ты должна взять тот оберег, положить его себе под подушку и уснуть. Только так предмет покажет тебе то, что хочет показать.

— Может, мне не надо этого знать? — засомневалась я. — Оберег принадлежит князю и, возможно, ему он хочет что-то показать?

— Поступай, как знаешь! — Ведьма поджала губы и, закинув в чай три куска сахара, принялась громко размешивать его чайной ложкой. — Ты спросила, я ответила.

— И я вам очень благодарна, бабушка, — улыбнулась я. — Просто я не совсем уверена, нужно ли мне видеть то, что сокрыто.

— От правды не скрыться, рано или поздно она настигнет любого, — пугающим голосом произнесла старушка, продолжая увлеченно размешивать чай в чашке.

* * *
От ведьмы я вернулась в смешанных чувствах. С одной стороны мне было крайне любопытно, кому принадлежат воспоминания, которые я уже неоднократно видела. С другой стороны, мне казалось, что это ко мне никак не относится. Оберег подарила князю Велена и, если он и содержит в себе какие-то воспоминания — ее, например, то уж точно не я должна их увидеть, а князь. Или он их уже видел?

— Бабушка только все запутала своим советом, — вздохнула я, переступив порог дома.

Однако не успела я закрыть за собой дверь, как кто-то схватил меня за руку. От неожиданности я вскрикнула и резко обернулась.

— Прости, не хотел тебя пугать. — Князь выпустил мою руку и изобразил сочувственную улыбку. — Думал, сделать сюрприз…

— Еще какой сюрприз получился, — пробормотала я, приложив правую руку к груди, за которой отчаянно билось сердце.

Князь скользнул взглядом по моей ладони и, заметив кольцо, просиял от радости.

— Ты…

— Глеб! Ты вернулся! — В прихожую влетел Генрих, а за ним и Данияр.

Сияющая улыбка князя, которая была предназначена лишь мне одной, сменилась на дежурную.

— Как вы тут без меня? — спросил он, глядя на мужчин.

— Ты не поверишь! — Объявил Генрих с большими от предвкушения глазами. Ему крайне не терпелось поведать князю о том, что произошло у нас, пока он был в Москве.

— Успокойся, — осадил его Данияр и обратился к князю: — Почему ты вернулся на неделю раньше?

— У меня получилось уладить все дела в кротчайшие сроки. — Князь бросил на меня быстрый взгляд, и на мгновение я смогла снова увидеть ту сияющую улыбку, что была только моей, и ничьей больше. Короткий миг, и князь уже снова смотрел на Данияра и был, как обычно, серьезен. — Так что у вас тут случилось?

Генрих открыл было рот, но я опередила его, гневно заметив:

— Дайте ему хоть в дом войти! Налетели, как коршуны.

Князь посмотрел на меня с благодарностью. Он прошел дальше, а я закрыла за ним дверь, в кои-то веки чувствуя себя полноправной хозяйкой дома.

Со стороны лестницы послышались шаги, и вскоре в прихожей показались Лиззи и Дима. Увидев последнего, князь выпучил от удивления глаза, а мне захотелось произнести шаблонную фразу «это не то, о чем ты подумал!».

— А он тут что делает? — озадаченно вопросил князь.

— Этот уже уходит, — буркнул Дима, заметно поспешив с тем, чтобы покинуть наш дом.

— Тебе лучше? — участливо спросила я.

Не глядя в мою сторону, Дима сдавленно кивнул. Князь же не сводил с него удивленного взгляда. В особенности его интересовала повязка на шее Димы.

Лиззи приветствовала князя кивком головы и тихо произнесла:

— Я поймаю для него экипаж и вернусь.

Когда за ней и Димой закрылась дверь, князь тихо вопросил:

— Да что у вас тут произошло, пока меня не было?

Мы втроем переглянулись.

— Ты не поверишь, — вдохнула я.

* * *
Князь задумчиво смотрел в окно на освещенную фонарем одинокую улицу. Перед ним стоял бокал с кровью, к которому он так и не притронулся за все время, пока Генрих рассказывал ему о ранении Димы и визите его брата Бориса, которого князь более восьмисот лет считал мертвым.

— Нелепица какая-то, — наконец произнес князь, переведя взгляд с окна на пол.

— Не веришь нам? — удивился Генрих. На его юном лице мелькнула обида.

— Нет, — мотнул головой князь, — не в этом дело. Просто это все так внезапно и так… странно.

— Непривычно, — пробормотал Данияр.

— Да, точно, — согласился с ним князь, — непривычно. Крайне непривычно.

— Пойдешь к нему? — спросила я.

— Конечно, пойду. Он — мой брат. Я должен поговорить с ним и во всем разобраться.

Я понимающе кивнула.

Генрих и Данияр, разумеется, увязались за князем, чему я была только рада — так у него будет поддержка.

Была глубокая ночь, и Лиззи уже дано спала, однако ко мне сон никак не шел. Я переоделась в ночную рубашку и халата, и бродила призраком по дому, размышляя обо все, что произошло с момента, когда меня похитили оборотни. За десять лет моей жизни событий было меньше, чем за эти две недели.

Несколько раз я заходила в спальню князя и поглядывала на выдвижной ящик, в котором лежал оберег. Воспоминания, что он хранил, манили меня, но я так и не поддалась искушению — все равно сегодня ночью я не смогу уснуть.

За пару часов до рассвета, когда я лениво листала роман, который несколько лет назад вызвал у меня массу эмоций, входная дверь хлопнула.

Подскочив с места, я кинулась в прихожую, где меня встретил уставший взгляд ониксовых глаз.

— А где Генрих и Данияр? — спросила я, не увидев позади князя его верных друзей.

— Остались в управе. Почему не спишь? — тихо спросил князь, удивленно глядя на меня.

— Волновалась.

— За кого?

— За тебя, за кого же еще?

Слабая, но искренняя улыбка оживила изможденное лицо князя. Передо мной будто стоял не сильный древний вампир, а простой уставший человек, который не спал уже несколько ночей к ряду.

— Не стоило, со мной ничего не случится, — сказал князь. — А вот тебе надо высыпаться.

— Можно подумать, тебе не надо, — фыркнула я.

Князь прошел к лестнице, а я поспешила следом за ним.

— Как все прошло?

Он вздохнул и остановился. Я чуть не влетела в его спину, но вовремя спохватилась и тоже остановилась. Князь обернулся и, уставаясь пол, пробормотал:

— Странно. Я ничего не почувствовал. Будто это не мой родной брат, а кто-то совершенно чужой, просто очень на него похожий.

— Он рассказал тебе про Орден?

— Да. Сказал, что мне надо вернуться в Москву, потому что Орден рядом. Борис убивал их шпионов в Туле, хотел найти кого-то покрупнее, но нарвался на Диму…

— Ты ему веришь?

Князь поднял на меня взгляд.

— Я не знаю…

Таким растерянным я его еще не видела. Кажется, он и правда не знал, можно ли верить Борису, или же нет.

— Что вы с ним сделаете? — задала я новый вопрос.

— Пока ничего. Ситуация очень… странная. Я… я пока не могу принять никакого решения.

— Значит, подождем и подумаем, — я осторожно накрыла его прохладные ладони своими.

Князь посмотрел на них и, вспомнив о кольце, возбужденно произнес:

— Так ты его надела.

— Я не могла иначе, — шепнула я, глядя в его глаза, подобные ночному небу без звезд.

Он крепче сжал мои ладони. Робкая улыбка сделалась шире.

— Поверить не могу, что ты — моя, — прошептал князь.

— Я всегда была твоей. Ты ведь в первый же день сказал, что теперь я — твоя рабыня, — напомнила я ему события в день нашего знакомства.

Князь недовольно поджал губы.

— Ну вот, снова ты сыпешь соль на рану.

— Так и быть, я на нее подую, — шепнула я и, вставна цыпочки, легко дунула на губы князя, на которых сразу же появилась довольная улыбка.

— Этого будет мало, — низким голосом произнес князь, глядя на меня блестящими от желания глазами.

Я затаила дыхание и ощутила, как быстро забилось мое сердце. Предчувствие чего-то большего, более чувственного и интимного, полностью завладело мной.

Князь приблизил свое лицо к моему, я закрыла глаза и…

Грохот на кухне заставил нас обоих вздрогнуть.

— Что за…? — прорычал князь, направившись в сторону шума.

— Может, мыши? — предположила я.

Взяв с тумбочки почти догоревшую свечу, я последовала за князем на кухню. Там, из тьмы и воцарившейся тишины, к нам на свет вышла Лиззи в ночной сорочке и со стаканом воды в руках. Она вжала голову в плечи и виновато пробормотала:

— Я просто хотела пить. Простите, если напугала.

— А что упало? — спросила я, осмотрела подругу беглым взглядом на видимые повреждения.

— Ковшик.

— Будь осторожнее, — сказал князь. Его недовольство быстро улетучилось, и теперь он смотрел на Лиззи мягко и заботливо.

Подруга кинула и, прошмыгнув мимо нас, поспешила к себе. Проводив ее взглядом, князь тихо заметил:

— Скоро рассвет, а ты еще не ложилась спать.

— Мне не хочется спать.

— Захочется, когда ляжешь в постель.

— Ты сейчас говоришь, как моя мама, — скривилась я.

— Как твой дядюшка, — хохотнул князь.

От его слов я скривилась еще больше.

— Какой ужас.

— Вот и я о том же. Было крайне неприятно, когда ты, будучи уже такой взрослой и желанной упорно называла меня «дядюшкой», — князь взял меня под руку и повел на второй этаж.

— Ты сам обозначил, кто мы друг для друга, забыл? Дядюшка и племянница на публике, хозяин и рабыня — на деле.

— Опять ты за старое, — вздохнул князь.

— Извини, никак не могу перестать это делать. — Я изобразила на лице выражение притворного раскаяния. — Видимо, во мне все еще жива обида на тебя.

Мы дошли до спальни князя и остановились у двери.

— Что мне сделать, чтобы ты, наконец, полностью перестала обижаться на меня? — поинтересовался князь.

Я сделала вид, что задумалась. Затем хитро улыбнулась и коснулась кончиком указательного пальца своих губ прежде, чем поняла, как смутит меня эта просьба.

— Хочешь что-то съесть? Что именно?

— Вовсе нет!

Я снова коснулась своих губ. Щеки от смущения стали горячими. Неужели непонятно, чего я хочу?

— Помаду? — предпринял новую попытку князь.

Я замотала головой и вздохнула.

— Ты невероятно умный, но такой недогадливый!

Озадаченность вмиг слетела с лица князя. Его красивые губы изогнулись в коварной усмешке, а в черных глазах появились озорные искорки. Он сделал широкий шаг ко мне и буквально впечатал меня в дверь своей спальни.

— Я просто решил поиграть с тобой, как кошка с мышкой, — низким соблазнительным голосом произнес он мне на ухо, отчего по моему телу пробежала волна мурашек. — С милой маленькой мышкой, которая так чудесно смущается.

Князь поймал прядь моих распущенных волос и нежно заправил ее за ухо. От прохладного прикосновения его пальцев к коже загорелись не только мои щеки, но и все мое тело.

— Значит, ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя?

Я нервно кивнула, не в силах оторвать взгляда от лица князя.

— Тогда скажи это вслух.

Мне хотелось сказать, что это уже слишком — требовать от меня столь смущающих слов. Однако я сама была виновата в том, что потребовала от него именно этого. Господи, да где же был мой разум в тот момент?!

— Боишься? — Ухмылка не сходила с губ князя, делая его еще более притягательным.

Засмотревшись на его красивые губы, искривлённые ухмылкой, я невольно вспомнила момент, когда он пил мою кровь. Тогда меня волновала лишь его жизнь, а не предстоящий процесс, который теперь казался мне таким же интимным, как и поцелуй. И пусть это была не шея, а всего лишь запястье, эффект интимности никуда не девался — князь прикасался губами к моей коже, и не только губами, но еще и языком…

— У тебя щеки как у наливного яблочка, — усмехнулся князь. — Ты так смутилась?

Не успела я ответить, как он обхватил мое лицо прохладными ладонями и, подождав несколько мгновений, прижался губами к моим губам.

Сначала ощущение было такое, что ко мне прикоснулось что-то прохладное и неживое, но в следующий миг все поменялось. Князь иначе наклонил голову, вжался в меня и поцеловал более уверенно, напористо. Тепло моих губ передалось его губам, и теперь я остро ощущала пламя между нами. Рука князя уверенно легла на мою талию, а я по инерции еще сильнее прильнула к его телу.

Внизу хлопнула входная дверь, и послышались мужские голоса — вернулись Данияр и Генрих.

Мы невольно оторвались друг от друга. Князь пробормотал несколько проклятий в адрес друзей.

— Я не хочу…

Договорить, что я не хочу прерываться, у меня не получилось из-за переизбытка чувств, но князь прекрасно меня понял.

— Я тоже не хочу, — хрипло сказал он, коснувшись своим лбом моего лба.

Голоса приближались. Генрих и Данияр поднимались по лестнице.

Прорычав, князь открыл дверь и утащил меня в свою спальню.

— Не хочу, чтобы они видели нас в такой момент, — пояснил он, сразу же отстранившись от меня и нервно проведя рукой по волосам. — Потом будут подшучивать целый месяц.

— Целый месяц? — удивленно повторила я.

— Вампирская память, — пожал плечами князь.

— Да уж.

— Они идут спать, так что минут через пять можешь выйти и отправиться к себе, — произнёс он, меряя шагами комнату.

От напористого князя, что всего несколько мгновений назад крепко прижимал меня к себе и отчаянно целовал в коридоре, не осталось и следа. Теперь казалось, что он сожалеет о содеянном и боится даже посмотреть на меня.

— Мне действительно следует уйти? — сглотнув, спросила я.

Князь остановился и, наконец-то, взглянул на меня.

— Будет лучше, если ты это сделаешь.

Послышался тихий смех и еле различимые голоса, затем хлопнула сначала одна дверь, а затем другая. Угрозы больше не было, и я могла спокойно идти к себе, но я этого не хотело. Мне нужно было продолжение того, что мы начали в коридоре. Нет, еще внизу, у лестницы, когда я смело шагнула к князю и дунула на его соблазнительные алые губы, которые после поцелуя стали еще ярче.

— Я хочу остаться, — приподняв подбородок, уверенно сказала я.

— Ты не понимаешь, о чем просишь, — вздохнул князь.

— Понимаю.

— Я могу сдерживаться при виде крови, но с тобой… Я был будто в алкогольном опьянении, поэтому боюсь, что не смогу вовремя остановиться.

— Не надо останавливаться, — я сделала шаг к нему и протянула руку, на безымянном пальце которой красовалось подаренное им кольцо. — Я — твоя, или ты уже забыл об этом?

Может быть, князь ждал, чтобы я сама подтвердила, что я действительно его, а может, на него так подействовала фраза «не надо останавливаться». В любом случае, чтобы то ни было, он подлетел ко мне так стремительно, что я даже не успела глазом моргнуть. Меньше мгновения назад он стоял посреди комнаты, и вот уже совсем рядом, вожделенно смотрит на меня абсолютно черными глазами, в которых плещется нескрываемое желание.

— Даю тебе последний шанс, — произнес он низким голосом, гипнотизируя меня своим пронзительным взглядом.

— Я остаюсь, — прошептала я.

Последний бартер рухнул, и князь накинулся на меня со страстным поцелуем. Я обвила руками его шею и запустила пальцы в его мягкие шелковые волосы, к которым уже давно мечтала притронуться.

С непривычки мне не хватало воздуха, и я немного отстранилась и приоткрыла рот, чтобы сделать глубокий вдох. Однако князю не понравилось то, что я прервала поцелуй по такой несерьезной причине. Он снова потянулся ко мне и провел языком по моей нижней губе, заставив все мое тело трепетать одновременно от восхищения и на время задремавшего смущения.

Наши губы снов слились в поцелуе, еще более страстном и глубоком. Я и подумать не могла, насколько это может быть чувственно и желанно. Насколько вообще может физически и эмоционально тянуть к другому человеку. То, что было между мной и Димой — не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило сейчас между мной и князем. Односторонних чувств всегда будет недостаточно для полноты ощущений. Одни должны быть взаимными — только тогда в полной мере получится ощутить их ошеломляющую силу.

— Окна… — побормотала я, внезапно вспомнив, что скоро рассвет. — Они…

— Зашторены, — пробормотал князь мне в губы. — Не переживай…

Облегченно выдохнув, я крепко схватила его за плечи и снова потянулась к его губам, будто они были прохладной родниковой водой оазиса посреди жаркой пустыни. Я никак не могла ими напиться, мне хотелось еще и еще.

На князе все еще был фрак, а под ним жилет и рубашка. На мне же не было ничего, кроме распахнутого халата и ночной рубашки. Эта несправедливость разозлила меня, и я потянула за рукава фрака, пытаясь неловко стащить его с плеч князя.

— Какая нетерпеливая, — весело произнес он.

— Он мешается, — недовольно сказала я, имея в виду фрак. Хочу коснуться его плеч, на которых нет ни слоя одежды…

— И что ты сделаешь, если я его сниму?

— Все, что попросишь…

Хитрая улыбка заиграла на губах князя. На мгновение он отстранился от меня, чтобы снять так сильно мешающий мне фрак и откинуть его в сторону.

— Жилет тоже! — требовательно объявила я.

Князь послушно выполнил то, что я просила — жилет полетел на пол, к фраку.

Прекрасно! С рубашкой же я разберусь сама…

Однако не успела я притронуться к ней, как князь снова прижал меня к себе и обжог мою шею поцелуем. Его руки огладили мою спину и начали спускаться ниже, замерев на бедрах. Ловко захватив пальцами подол ночной рубашки, князь потянул его вверх. Легкий сквозняк коснулся моих бедер, словно это были прикосновения князя. Я тихо охнула и положила ладони на плечи князя, которые стали куда приятнее без двух слоев одежды.

Внезапно до меня дошло, что сквозняк, который легко коснулся своей прохладой моих бедер, вовсе не сквозняк, а руки князя. Из-за их прохлады и лёгкого прикосновения я спутала их со сквозняком, но теперь они стали теплыми, а их прикосновения более реалистичными.

Пальцы князя скользнули к внутренней стороне бедер и поднялись чуть выше. Волна жара нахлынула на меня, а в животе будто кто-то завязал тугой узел и теперь медленно тянул за него, пытаясь развязать.

— О, боже… — прошептала я, впиваясь пальцами в плечи князя.

— Мне очень приятно, что ты так меня называешь, — усмехнулся князь мне в шею, — но хотелось бы услышать свое имя из твоих сладких уст…

Он помог мне развернуться и осторожно приблизиться к кровати. Резким движением одной руки князь сдернул с нее покрывало и опустил меня на чистые белые простыни.

С этого момента часть происходящего будто бы канула в Лету. Князь снова жадно целовал мои губы, и в какой — то момент я поняла, что на мне уже нет халата, а не нем — рубашки.

— Я сама хотела избавиться от нее, — захныкала я и слегка ударила князя кулаком в грудь. Невероятно красивую рельефную грудь, которую тут же принялась с восхищением гладить кончиками пальцев.

— Это тебе за то, что не хочешь называть меня по имени, — коварно произнес князь, оторвав мои ладони от себя.

Вытянув мои руки вдоль моей головы, он переплел свои пальцы с моими и, прижав меня к постели, принялся покрывать поцелуями мое лицо, шею, ключицы.

Вскоре и ночная рубашка оказалась на полу, а я уже лежала перед князем совершенно обнаженной, однако никакого смущения больше не испытывала. Оно будто бы уснуло навсегда, усыпленное нашими бурлящими чувствами.

— Я буду очень осторожен, — шепнул князь, ласково погладив меня по голове.

Я кивнула, полностью доверяя ему. В его воспоминаниях я видела немного женщин, с которыми он проводил ночи. В отличие от своего брата, который не пропускал ни одной юбки, князь был более разборчивым, однако длительных связей никогда не заводил. Однако теперь, с моим появлением, все изменилось.

Когда князь прижимался ко мне в коридоре, мне казалось, что быть ближе уже нельзя, но теперь я понимала, как ошибалась. Вот почему мужчины готовы платить за ночь любви любые деньги — ничего более чувственного и прекрасного я еще не испытывала. Хотя, возможно, такие ощущения были у меня лишь потому, что я была с тем, кого любила каждой клеточкой своего тела.

В момент, когда мне казалось, что лучше уже быть не может, мое тело содрогнулось в невероятных ощущениях, от которых закружилась голова. Я крепко сжала спину князя, впившись ногтями в его кожу, и на выдохе прошептала:

— Я люблю тебя… Глеб.

Он замер. Приподнялся на локтях. Дрожащей рукой убрал с моего влажного лица прилипшую прядь волос. На его лице застыло недоверие.

— Как ты меня назвала? — хрипло спросил он.

Я улыбнулась. Вытянула руку и коснулась его лица.

— Твоим именем. Глеб.

— Можешь еще раз повторить? — умоляюще произнес он.

— Я призналась тебе в любви, а ты просишь, чтобы я еще раз назвала тебя по имени? — рассмеялась я.

— Ты не подумай, для меня очень важно твое признание, — поспешил оправдаться князь — причем очень даже искренне. — И от того, что наши чувства взаимны, у меня сердце бьется как ненормальное. Но когда ты добавила к своему признанию мое имя…

— Оно остановилось? — предположила я.

— А потом забилось снова, — кивнул князь.

— Ну, хорошо, я повторю. — Я обхватила его лицо обеими ладонями, погладила большим пальцем нежную прохладную кожу щеки. — Я люблю тебя, Глеб.

Видеть его таким счастливым было так приятно, что от восторга на моих глазах навернулись слезы. Однако я не стала сдерживать их и, когда первая слеза счастья покатилась по моей щеке, я улыбнулась так радостно, как только могла. Пожалуй, это был самый счастливый момент в моей жизни, полный бушующих чувств и невероятного тепла.

— Я тоже люблю тебя, Софья, — произнес князь, во взгляде которого читалась безграничная любовь.

В конец обессиленные, мы поудобнее устроились в объятиях друг друга и, пожелав спокойной ночи, закрыли глаза.

Князь уснул почти сразу. Его дыхание стало настолько тихим, что казалось, будто он вообще не дышит. Приложив ладонь к правой стороне его груди, я едва уловила слабое сердцебиение. Сколько знала о подобных вампирских особенностях, а все не переставала им удивляться.

Жалея, что не могу уснуть так же быстро, как он, я повернулась на бок и уставилась на его лицо. В почти полнейшей темноте черты князя были едва различимы, поэтому любоваться им я не смогла. Вздохнув, я перевернулась на другой бок и уставилась в темноту.

Когда глаза привыкли к мраку, я заметила, что верхний ящик прикроватной тумбочки не закрыт до конца. Сразу же вспомнились слова старой ведьмы о том, что нужно сделать, чтобы предмет показал то, что так хотел показать мне или кому-то еще.

Осторожно выдвинув ящик, я медленно просунула в него руку и нашарила оберег. Замерла, ожидая очередное видение, но его не последовало. Тогда я аккуратно вынула оберег и, положив его себе под подушку, закрыла глаза, надеясь поскорее провалиться в сон, в котором ожидала увидеть все что угодно, но только не маленькую себя, которой юный Глеб с заботливой улыбкой протягивал руку.

Глава 15

В моей семье было шесть братьев, и когда родилась я, матушка была счастлива — наконец-то появилась наследница ее колдовского дара. В деревне все ее почитали и каждый день приходили к ней то за советом, то за лекарством, а то и за чем посерьезнее. Впоследствии я поняла, что это почитание было вызвано скорее высоким статусом моего отца — отставного княжеского воеводы, который получил от своего господина богатый надел, когда лишился в очередном бою ноги.

Я всегда была подле матушки и внимательно следила, какие травы она добавляет в отвар от кашля, а какие — в приворотное зелье.

— Я тебя, Ведана, научу всему, что сама знаю, — сказала она, растирая сухие травы в ступе. — Ты будешь сильной ведьмой — у тебя дух редкого, серебристого цвета. Сила его велика настолько, что даже смерть ему не страшна, ибо у него бесчисленное число жизней.

— Значит, я никогда не умру? — поинтересовалась я, с трудом грызя яблоко поредевшими зубами и с интересом поглядывая на свою грудь, под которой серебрился мой дух. У матушки же он был зеленым, как сочная молодая трава.

— Умрет только твое тело, а дух взлетит к звездам и, напитавшись их светом, вернется обратно на землю, где снова обретет прежнее тело, — пояснила матушка.

Я довольно кивнула и вгрызлась в красный бок яблока, оставив там шатавшийся несколько дней передний зуб.

— Такой ребенок как ты — настоящий дар, — продолжила мама. — Я многому научу тебя. Станешь самой могущественной ведьмой на Руси, вот увидишь.

Однако матушка не успела толком меня обучить — умерла, когда мне было семь лет. Другим людям всегда сообщала об их скорой смерти, а свою не заметила. Такая себе ведьма, шушукались местные, когда мы провожали ее в последний путь. Забыли, видимо, сколько добра она всем сделала своими знаниями и умениями.

Вместо того чтобы учиться колдовству, я занялась уборкой и готовкой. Все домашние дела легли на мои хрупкие маленькие плечи. Мне приходилось вставать на рассвете, кормить скотину, готовить еду, без конца стирать, мыть, чистить. Порой у меня даже не было времени, чтобы задуматься, как матушка все успевала?

Когда старший брат женился и привел свою жену в дом, стало легче. Мирина была покладистой девушкой, старше меня всего на два года. Брат встретил её на ярмарке в соседнем городе и совсем голову потерял от статной и гордой красавицы с длинными русыми косами. Отец сначала был против — незнатная, небогатая, а из родни один отец, да и тот странный: слишком уж молодой и бледный. Поговаривали даже, что он — кровопийца, но я в это ни капли не верила. Слишком уж Велигор добрый и ласковый, а кровопийцы, говорят, злые и безжалостные.

Почти год прожила Мирина с моим братом, а затем надоела ему. Иван записался в ряды княжеских дружинников, попрощался с нами и уехал. Больше мы его не видели.

С Мириной мы быстро поладили, чего не скажешь о других невестках, которые впоследствии пришли в наш большой дом. Однако все они помогали по хозяйству, и у меня появилось много свободного времени, которое я посвятила изучению записей, что оставила после себя матушка. В них были рецепты заговоров, приворотов, порч и различных заклинаний, как черных, так и белых. Ко всему прочему, среди ее записей были зарисовки различных трав и их описание, так что я быстро поняла, что к чему, и вскоре могла уже приготовить несложные отвары от простых болезней.

Однажды летним утром я отправилась в дальний лес собирать травы. Отец с братьями запрещали мне ходить туда, потому что там водились волки, однако меня туда всегда тянуло, потому что матушка рассказывала, что именно в нем росли редкие и очень ценные травы.

Сочтя, что ранним утром все волки спять, я взяла корзину и, пока все домочадцы спали, направилась в заветный лес.

Как и говорила матушка, в нем действительно было столько редких и целебных трав, что я полностью потеряла бдительность и принялась ползать по поляне, собирая их.

Наполнив корзину доверху, я разогнула спину, и хотела было отправиться назад, к дому, как вдруг за моей спиной послышалось звериное рычание.

Медленно обернувшись, я увидела приближающегося ко мне одинокого тощего волка, но от этого не менее свирепого. Обнажив желтые клыки и рыча, он медленно крался ко мне.

Страх пригвоздил меня к земле. Я не только не могла встать с проклятого места, но еще и закричать, позвать на помощь… Кого? Лешего?

Волк все приближался, а моя надежда на то, что моя короткая жизнь не оборвется прямо сейчас, в этом лесу, стремительно таяла. Успокаивали слова матери о том, что рано или поздно я снова вернусь к жизни с таким же телом — а оно у меня было красивым: фигура стройная и гибкая, лицо точеное, волосы светлые и пышные.

Я схватилась за огневик, что висел на моей шее — оберег, который подарила мне матушка перед самой своей смертью, — зажмурилась и зашептала молитву:

— Лесные духи, смилуйтесь, пошлите мне спасение. Не дайте умереть здесь и сейчас от зубов и когтей животного…

Что-то просвистело рядом со мной. Послышался скулеж волка и быстрые шаги. Я осторожно приоткрыла глаза и увидела валяющегося на боку волка, из глаза которого торчала длинная стрела. Рядом с волком стоял молодой мужчина и трогал его носком сапога, проверяя, окончательно ли тот испустил дух.

— Ты как? Цела? — раздался надо мной приятный мужской голос.

Я обернулась и увидела возвышающегося надо мной невероятно красивого юношу. Высокий, черноволосый с правильными чертами лица. На вид он был года на два старше меня и одет был в богатые охотничьи одеяния. Но самое главное — его дух был точно такого же цвета как у меня, только гораздо ярче, аж глаза слепило. Интересно, он тоже обладает каким-то даром?

Юноша ласково мне улыбнулся и протягивал руку.

— Все хорошо, не бойся. Он мертв.

Я бросила взгляд на волка, будто бы не доверяя словам юноши. Стоящий рядом с мертвым животным молодой человек крикнул:

— Мертва! Это была волчица, кормящая.

Они с юношей были похожи — видимо, братья. Оба статные, красивые и черноволосые. Тот, что стоял у мертвого волка был несколько старше второго, и дух у него он был ярко-желтым, как цветок одуванчика или как теплое ясное солнце.

Юноша с серебристым духом подошел ко мне с другой стороны и опустился передом мной на корточки.

— С тобой все хорошо? — спросил он, обеспокоенный, видимо, моими молчанием.

Я кивнула, любуясь его красивым лицом. Его длинные черные волосы были собраны в небрежный хвост, и у меня мелькнула мысль, что если их распустить, он будет похож на девицу — настолько красивым было его лицо.

— Меня зовут Глеб. А тебя? — предпринял новую попытку юноша.

— Ве… — робко начала я, но меня перебили.

— Борис! — донеслось издалека. — Глеб!

Юноша с желтым духом — судя по всему Борис — закатил глаза к небу.

— Ну вот, нельзя уже на несколько минуток затеряться! Сразу искать кидаются.

Глеб резко подскочил на ноги и произнес, обращаясь ко мне:

— Лучше тебе уйти…

Не задавая вопросов, я кивнула. В последний раз взглянула на красивое лицо Глеба, схватила корзинку с травами и, подобрав подол, побежала в сторону, откуда пришла.

Когда братья скрылись из виду, я остановилась и перевела дыхание. Перед мысленным взором встал статный Глеб, и мое сердце резво забилось, а на губах появилась мечтательная улыбка. Опустив взгляд, я с удивлением отметила, что дух мой стал ярким — почти как у Глеба. Матушка однажды упоминала, что дух может засиять, когда человек почувствует счастье. Значит ли это, что счастье мое в Глебе?

Надо же, у нас такие редкие души, и вдруг мы встретились. Наверняка это судьба, и если она хочет свести нас, то мы непременно еще увидимся. По крайне мере я буду надеяться на это.

* * *
— Тебе замуж пора, а ты все в лес бегаешь, да материны бестолковые книжки листаешь. — Отец скептически осмотрел завешенный сушеными травами сарай, который когда-то облюбовала матушка, а теперь и я.

— Они вовсе не бестолковые, — недовольно заметила я, ожидая, когда он, наконец, уйдет и оставит меня одну.

Мы с отцом мало общались. Он вообще до маминой смерти не видел во мне никакой пользы. Мое присутствие он стал замечать, только когда я взяла на себя обязанности по дому. Потом, когда бытовые дела полностью перешли к невесткам, а я смогла заниматься тем, чем хочу, я снова перестала для него существовать. Так бы и продолжалось, если бы не умер старый князь, который благоволил своему бывшему воеводе, который лишился ноги, сражаясь за его княжество.

Почувствовав, что его достаток теперь резко сократился, отец начал размышлять, как ему пополнить свой кошелек, и на глаза ему попалась я — девица на выданье, а единственный сын зажиточного купца как раз искал себе невесту, и ни одна девица ему еще не приглянулась. Вот отец и решил сосватать нас.

Однако я была против такого брака. Мечтала выти замуж по любви и только за одного единственного человека — Глеба.

Вот уже пять лет минуло с нашей встречи, а я все никак не могла забыть его красоты, добродушной улыбки и чарующих темно-карих глаз, что смотрели на меня так пристально, что будто бы пытались заглянуть в саму душу.

— Захар богат и статен. Будешь счастлива с ним в браке. Самые красивые и дорогие одежды и украшения будет тебе покупать. Что тебе не нравится-то, не пойму, — бормотал отец.

— Так не люблю я его, — раздраженно ответила я, сорвав с потолка пучок шалфея. — И он меня не любит. Да он даже не видел меня!

Прознав, что я переняла дело матушки, жители деревни снова потянулись к нашему дому за советами и снадобьями. Вот только Захара среди них никогда не было. То ли он боялся меня, то ли просто не было надобности.

— Видел. Я тебя ему показал, когда ты в свой проклятый лес пошла. Ты ему очень даже приглянулась.

Я устало вздохнула и, кинув пучок шалфея в ступку, принялась с остервенением толочь его, представляя, что это вовсе не сухая трава, а отец со своим намерением женить меня. И еще Захар в придачу.

— Чего дуешься? — не дождавшись моего ответа, спросил отец. — Что скажешь насчет Захара?

— А что я могу сказать? Не люб он мне ни сколько!

— А кто люб? — поинтересовался отец.

Я перестала толочь траву, оставила ступу в сторону и, убрав выбившиеся из косы светлые пряди за уши, спросила:

— Коли скажу, женишь нас?

— Так ежели жених богатый, отчего бы не женить!

— Богатый, — уверенно кивнула я. — Только я о нем мало что знаю. Что Глебом зовут и что красив он, как бог! Ах, да! И что брат у него старший есть, Борис! Оба одеты богато, аки королевичи, волосы черные, как вороново крыло, смоляные брови вразлет. Но Глеб красивее брата будет. Лицо у него нежное, доброе.

Я так увлеклась описанием своего возлюбленного, что не заметила как отец сделался хмурым, как небо поздней осенью.

— Ты где этих своих королевичей встретила? — спросил он, когда я замолкла.

— В лесу, когда за травами ходила, — ответила я, не понимая, почему отец вмиг таким недовольным стал. — Они меня от волка спасли. Выстрелили ему в глаз, он и свалился на бок. А так бы загрыз меня, ей богу…

— Далековато они забрели, — пробормотал отец.

— Ты их знаешь? — пролепетала я.

Он кивнул, и я сразу же поняла, почему он стал таким недовольным. Видимо, вовсе они не богатые, и выдавать меня за Глеба отец не желает. Я безвольно опустилась на лавку и тяжело вздохнула. Надежда, которая вдруг проснулась и затрепетала в моей груди, была мгновенно прострелена, как тот волк, от которого меня спасли братья.

— Забудь о зазнобе своей, — жестко произнес отец. — Выгони ее из своего сердца, потому что не быть вам вместе никогда.

— Почему? — решила все же поинтересоваться я. Вдруг, отец все же иное имеет ввиду, а не богатство.

Так оно и было. Только вот лучше бы дело было в богатстве…

Отец вскинул на меня хмурый взгляд и сказал:

— Княжичи это молодые. Сыновья самого Владимира Святославича.

Я к лавке так и приросла. Рот приоткрыла и смотрела на отца, не в силах и слова молвить.

— А что же они на наших землях забыли? — спросила я чуть позже, когда смогла совладать со своим удивлением.

— Кто ж их знает, — пожал плечами отец. — Может, приехали брата навестить, а заодно и поохотиться. Края наши богаты дичью.

Я молчала, все еще не веря, что встретила княжича и влюбилась в него с первого взгляда.

— Так что забудь о нем — не нашего поля эта ягодка, — тон отца стал мягче. Видимо, ему стало меня жаль. — Женится он на какой-нибудь царевне заморской, как давеча сделал и его отец Владимир. А ты за Захара пойдешь и будешь с ним жить не тужить.

— Но Захар — не мой суженый, — подняла я на отца грустные глаза. — Он — не моя судьба.

— А кто твоя судьба? — вздохнул отец. — Княжич Глеб?

Я кивнула, еле сдерживая горькие слезы, подступившие к глазам.

— Да с чего ты это взяла? Выкинь дурь такую из своей головы немедленно!

— Потому что у него душа такого же цвета, что у меня, вот почему! — воскликнула я, стукнув себя кулаком в грудь.

— Нашла причину, — усмехнулся отец. — А если бы у вас волосы были одного цвета, ты бы тоже кричала, что вам судьба быть вместе?

Терпеть больше не было сил. Горячие слезы потекли по моим щекам, но я ни разу не всхлипнула. Молча смотрела на отца и беззвучно плакала от горькой обиды, что накрыла меня с головой.

— Поплачь — это иногда бывает полезно, — ничуть не смутившись моим слезам, сказал отец. — Проплачешься, подумаешь и примешь Захара как своего мужа.

— Не приму, — упрямо произнесла я.

— Примешь, — сказал отец и вышел из сарая, хлопнув дверью так, что она едва не сорвалась с петель.

* * *
— А если его приворожить? — прошептала Мирина, кутаясь в цветастый платок.

Августовские ночи — не июльские. В сарае было прохладно так, что и платок не спасал. Мы забрались на скамейку с ногами и обсуждали наш с отцом сегодняшний разговор.

— Глеба? — удивилась я.

— Да нет, Захара! — махнула рукой невестка.

— А его зачем? — не поняла я. — Он мне и даром не нужен…

— Не об этом я вовсе!

— А об чем?

Мирина хитро улыбнулась.

— О том, что можно его свести с какой-нибудь другой девицей с помощью приворота.

— С кем, же? — сомнительно спросила я.

Приворотов я уже сделала много, и вроде бы все они действовали, но почему-то мне казалось, что в моем случае ничего не получится.

— Да хоть с дочкой пекаря! — вмиг придумала Мирина. — Она на него уже давно засматривается, ей только в радость будет. Да и самому пекарю тоже — Машка единственная его дочка, которая в девках засиделась из-за своих необъятных форм. — Мирина хохотнула и руками изобразила пышные формы дочки пекаря.

Мне же было не до смеха.

— Нехорошо выйдет, — заметила я. — Приворот — это же любовь ненастоящая, неправильная. Захар такого не заслужил.

— Ну, милая, тут либо ты, либо он, — Мирина развела руками. — Выбирай.

Я вздохнула. Разумеется, я выберу себя, а не какого-то Захара, сына богатого купца, которого я видела всего несколько раз в жизни.

Заметив по моим глазам, что я на пути к согласию с ней, Мирина откинула платок в сторону, вскочила с лавки и подбежала к записям матушки.

— Ну-ка! — воскликнула я, начав листать потрепанные хлипкие книжицы. — Где тут приворот?

— Мирина, осторожно! — Я подскочила к ней и забрала записи из ее рук.

— Да я осторожная!

— Вижу, какая ты осторожная. Смотри, один листок помяла!

— Да всего лишь уголок загнулся…

Успокоившись, мы склонились над найденным рецептом приготовления приворотного снадобья, которое на утро я отнесла дочке пекаря и рассказала, как правильно с ним обращаться.

* * *
— Твоя дочь — злая ведьма! — кричала мать Захара моему отцу. — Она хотела убить моего сына Машкиными руками! Только та не поддалась на ее чары и все мне рассказала. Даже отраву отдала! — женщина ткнула отцу в лицо маленький глиняный кувшинчик, в который я влила приворотное зелье.

Отец от криков матери Захара побагровел и схватился за грудь.

— Клевета это! — вступилась за себя я. — Вовсе там не отрава!

— А что тогда? — накинулась на меня мать Захара. Его самого, к слову сказать, нигде не было. Лишь его мать со своими сестрами и свекровью пришла к нам во двор и теперь кричала на всю деревню, обвиняя меня во всяких глупостях.

— Да не отрава, говорю же… — уже не так уверенно произнесла я. Говорить, что это приворот, было стыдно.

— Раз не отрава, тогда что ты не признаешься, что в кувшине на самом деле? — проскрежетала свекровь, злобно глядя на меня своими маленькими серыми глазками.

— Да не отрава там, говорят же вам! — гаркнула Мирина, выйдя вперед.

Все внимание злых женщин переключилось на невестку.

— Докажи, коли так, — скала мать Захара.

— Да легко! — Мирина смело подошла к ней, выхватила кувшинчик из ее рук, вытащила из него пробку и залпом выпила содержимое. — Все довольны? Можете расходиться!

Женщины еще немного постояли, хмуро глядя в сторону Мирины, которая как ни в чем не бывало, взошла на крыльцо и уселась на скамейку. При этом вид у них был такой, что они жалели, что Мирина жива и здорова. Будто хотели, чтобы в кувшинчике действительно был я.

— А что же там приворот делал? — снова заскрипела свекровь. — Чай, Веленка, боялась ты, что нашему Захару не понравишься?

Ухватившись за эту ниточку, мать Захара добавила:

— Вот имей дело с ведьмами! Надо али не надо, а они все равно свое мерзкое колдовство применят. Тьху! — она смачно плюнула прямо мне под ноги.

— Мать ее подобного не творила, а этой моральные устои побоку, — заметил еще кто-то в толпе зевак.

Многие начали вторить ему, поддакивать.

Я рассеянно взирала на всех этих людей, что ходили ко мне и сердечно благодарили за ту или иную услугу, хвалили мою мать и то, что я унаследовала ее способности. Теперь же они злобно смотрели на меня, плевались и укоризненно качали головой. А все из-за слов противной старухи.

— Да за что ж вы так со мной? — в отчаянии произнесла я, обращаясь к людям. — Вы ведь за помощью ко мне приходили, благодарили меня…

— Да кто к тебе приходил, не выдумывай? — крикнула Антонина — женщина, что чаще всего навещала меня. У нее был болезненный сын и гулящий муж. Для первого она просила отвары, а для второго отвороты от очередной пассии.

— Вот-вот, — вторила ей Ольга — молодая девица, которая тоже часто ходила ко мне, прося погадать на того или иного юношу. — Ходят к тебе одни лишь черти да духи лесные!

— К духам она сама ходит! — раздался уже мужской голос. — В дальний лес, где волков полно. И каждый раз в целости и сохранности возвращается.

— Не иначе, как с чертями договор заключила!

— Душу променяла на безопасность, вот и не трогают ее в том лесу!

Горячие слезы потекли по моим щекам. Ноги мои подкосились, и я крепко схватилась за перилла, чтобы не упасть. Мирина заметила это, и сразу же подбежала ко мне, подхватила под локоть. Отец же внимания на меня не обратил. Лишь стояла, держась за сердце и глядя в толпу. На лице его застыл ужас.

— Так она наверняка уже с бесом согрешила! И чтоб никто не узнал, решила быстро Захара нашего охомутать, — этими словами противная свекровь забила последний гвоздь в крышку моего гроба.

Мои колени дрогнули и подкосились. От падения меня не удержали даже руки Мирины, которые, видимо, ослабли после таких слов.

Больше я не могла разобрать ничего из того, что выкрикивали эти люди. Все голоса смеялись, слова переплелись и потеряли свой смысл. Я слышала, но не понимала ровным счетом ничего. Перед глазами все плыло, в ушах звенело.

В какой-то момент я увидела перед собой четкое лицо Мирины. Она что-то обеспокоенно говорила мне, но я не понимала ее. Кажется, она хотела, чтобы я взяла ее за руку и поднялась, что я и сделала.

Она отвела меня в сарай и закрыла его изнутри. Посадила меня на скамейку, сняла со своих плеч платок и накинула на меня.

— Не люди, а настоящие куры, ей богу, — я, наконец, снова могла понимать человеческую речь. Чудеса… — Бегают по нашему двору и кудахчут, кудахчут. Бедный отец, свалился без сил.

— С ним все хорошо? — всполошилась я, услышав об отце.

— Аркадий с Елисеем подняли его и унесли в дом. Руслана попросила приготовить для него отвар.

— Да, конечно. — Я поднялась и принялась выдергивать из подвешенных к потолку пучков нужные травы.

Мирина села рядом и, после недолгого молчания, тихо пробормотала:

— Ты меня прости, Велен. Это из-за моей глупой идеи все случилось…

Я замерла с травами в руках и посмотрела на невестку.

— Да полно тебе, Миринка. Не твоя это вина. Я же сама на это согласилась…

— Но если бы я не надоумила бы тебя…

— Если-бы да кабы, во рту росли грибы, то был бы не рот…

— … а целый огород, — закончила Мирина и грустно улыбнулась.

— Даже не смей себя винить, поняла? — делано строго произнесла я.

Та кивнула. Я принялась готовить для отца отвар, стараясь не думать о том, что произошло.

Матушка рассказывала мне, что бывают светлые ведьмы, а бывают темные. Первые делают людям добро и черпают силы от природы. Вторые же вредят людям и заключают сделки с нечистью.

— Не при каких обстоятельствах не становись темной ведьмой, поняла? — наставляла меня матушка. — Чтобы не произошло.

— Тогда зачем тебе темные заклятия, матушка? — не понимала я.

— Когда станешь старше, я тебе расскажу.

Лгунья. Так и не рассказала. А ведь я даже не смотрела в их сторону, потому что слушалась матушкиного наказа, и шла только светлым путем. Однако люди решили, что я темная ведьма, якшаюсь с нечистой силой и творю всякие гадости. Смешно, ведь я никогда не помышляла о том, чтобы причинить кому-то вред.

Пока я готовила отвар, Мирина свернулась калачиком на скамейке и уснула. Будить ее я не стала. Укрыла платком и отнесла отвар в дом сама.

Не успела я переступить порог, как дверь открылась, и на меня уставились холодные серо-голубые глаза невестки Русланы.

— Это отвар? — спросила она, взглянув на миску в моих руках.

Я кивнула.

— Давай сюда, — протянула она худую руку с кольцами.

Я послушно протянула ей миску.

— Сегодня домой не приходи, не мучай отца своим присутствием. Он из-за тебя за сегодня натерпелся сполна.

Я снова кивнула, и Руслана бесцеремонно захлопнула дверь моего дома прямо у меня перед носом.

Вернувшись в сарай, я села на скамейку рядом со спящей Мириной и, не долго думая, открыла матушкину книгу там, где были записаны темные заклинания.

Долго сидела я над ними, пока не уснула, а проснулась от жара и непонятного шума. Вокруг все было задымлено, а стены сарая лизали языки пламени. В ужасе я повернулась к Мирине, но ее не было на скамье.

— Мирина… — позвала я, вглядываясь в дым, от которого слезились глаза и щекотало горло.

Подруг не отзывалась.

Огонь со стен быстро перешел на потолок и сухие травы. Горящий пучок упал прямо мне на плечо, и я, взвизгнув, быстро стряхнула его с себя, однако огонь все же успел коснуться щеки и виска, подпалив еще и несколько прядей светлых волос.

— Мирина… — не оставляла я надежды найти подругу. Возможно, она проснулась до пожара и ушла в дом, но если она лежит без сознания где-то здесь…

Добравшись до дверей, я убрала задвижку и толкнула их, но они не поддались. Кто-то закрыл их снаружи, а значит, поджог — не случайность…

Перед глазами встали злые лица женщин семьи Захара. Неужели, это они подожгли сарай? Так меня ненавидят? Или боятся?

Дышать становилось все сложнее. Ожоги на руках и лице пульсировали страшной болью. Слезы и дым застилали глаза. Я привалилась спиной к дверям и бессильно сползла по ним вниз.

Что толку от наших способностей, матушка? Что толку от моей редкой души? Ни то, ни другое не поможет мне выбраться из горящего сарая. А вот если бы я управляла духами и нечистью…

Закрыв глаза и сложив ладони, я зашептала молитву, но не к тому богу, к которому я обычно обращалась, и не к природе. Я призывала на помощь нечистую силу и темные божества, обещая им за свое спасение все, что они попросят.

Теряя сознание и понимая, что никто мне уже не поможет, я вдруг почувствовала, как снаружи открылись двери сарая. Потеряв опору, я упала на улицу и судорожно вдохнула свежий воздух.

— Велена! Живая? — услышала я смутно знакомый мужской голос, который не принадлежал ни моему отцу, ни братьям.

Ответить не получилось из-за саднящего горла, поэтому я лишь слабо кивнула.

— А Мирина? Где Мирина?

Только теперь я поняла, кому принадлежал этот голос. С трудом сфокусировав взгляд на мужчине, я узнала в нем Велигора — отца Мирины.

Не дождавшись моего ответа, он бросился в горящий сарай. Я же так и осталась лежать на прохладной траве, глядя в небо. Боль от ожогов чуть притупилась, зрение обрело былую четкость.

— Да сгинула Миринка в огне, — услышала я голос Русланы.

Из последних сил приподнялась и посмотрела в ее сторону. Руслана стояла на крыльце вместе с другими невестками и моими братьями. Отца и Мирины среди них не было. Первый, видимо, лежал дома, отходя от случившегося днем, а вторая…

Я испуганно воззрилась на горящий сарай, который уже начал разваливаться. Вспомнила свою молитву, спасение и…

Если нечистая сила забрала жизнь Мирины взамен моей, то я никогда себе этого не прощу. Да я жить не смогу!

Пламя, что лизало сарай, вдруг жутко затрещало и взвилось к ночному небу. Крыша наклонилась в сторону и рухнула внутрь сарая. Невестки вскрикнули, а я вздрогнула и схватилась за сердце.

— Ну, все, и дочь, и отец в огне сгинули, — траурным голосом заключил мой старший брат.

* * *
Я очнулась в незнакомом мне месте. Это была просторная тёмная горчица, в которой из света была одна наполовину прогоревшая свеча. На рука и лице были повязки, а ожоги напоминали о себе глухой болью.

Приподнявшись на постели, я осмотрелась и не обнаружила никаких признаков жизни, однако в углу вдруг кто-то шевельнулся.

— Очнулась? — раздался голос Велигора.

— Где я? — низким, не своим голосом спросила я.

— В моем доме.

— В Чернигове? — удивилась я.

— Да.

— Но почему? Зачем ты забрал меня из семьи и привёз в другой город?

— Потому что иначе ты бы умерла. Твоя семья отказалась от тебя и не захотела помогать тебе… Мне жаль, Велена.

— Вот как… — только и смогла произнести я.

Удивительно, но весть о предательстве семьи не сильно пошатнула меня. Боль от этого не была столь острой, как когда я сидела на земле у своего дома, а люди, что ходили ко мне за помощью, говорили про меня всякие гадости.

Велигор подошёл ближе. Слабый свет от свечи осветил его моложавое лицо, на котором отпечатались беспокойство и усталость.

— Мирина… — осторожно произнесла я. — С ней…

— Она жива, — перебил меня Велигор.

Я облегчённо выдохнула и мысленно поблагодарила бога за то, что он защитил меня.

— Где она? Могу я ееувидеть? — спросила я.

— Ещё не время, — туманно изрёк Велигор.

— Она сильно пострадала? — испугалась я.

Велигор молчал. Затем тяжело вздохнул и тихо произнес:

— Она будет жить, но уже не будет прежней. Тебе придётся с этим смириться и мне тоже. Однако это был единственный способ спасти её от смерти…

Сказав это, он вышел из горницы, оставив меня одну размышлять над его словами.

Она больше не будет прежней. Это был единственный способ спасти её… Что он этим хотел сказать? Что тоже обратился к тёмным силам? Но ведь Велигор не колдун, он не мог. Разве что слухи были правдивы, и он на самом деле кровопийца.

* * *
Опасения мои подтвердились. Велигор и правда оказался кровопийцей, однако дочери своей Мирине никогда не желал подобной участи и всеми силами старался оберегать ее.

Не уберег.

В пожаре Мирина пострадала куда сильнее меня и умерла бы, если бы Велигор не обратил ее в кровопийцу.

Такой она и явилась ко мне через несколько дней: бледной и без каких-либо повреждений. Даже стала еще красивее, чем прежде. Я сначала порадовалась, что она цела и невредима, но потом, увидев себя в зеркале, пожалела, что сама не оказалась на пороге смерти. Тогда бы Велимир и меня обратил, и не было бы на моих руках и лице этих ужасных ожогов.

Некоторое время мы втроем жили в Чернигове. Я занималась тем, что по памяти восстанавливала матушкины записи, сгоревшие вместе с сараем и моей прежней жизнью. Благо, память у меня была хорошая, и почти все удалось восполнить. Ко всему прочему Велимир тоже поделился со мной многими сведениями о кровопийцах, например, что обращать можно двумя способами: колдовством и кровью другого кровопийцы.

В Чернигове я вела скучную и тихую жизнь. Никто, кроме Мирины и Велимира не знали о моих способностях. Выходила за калитку я крайне редко, чтобы не пугать народ своим уродливым лицом, да и чтобы самой было спокойнее.

Однако как бы тихо и мирно мы не старались жить, угроза все равно пришла в наши земли в виде Ордена, что охотился на всех кровопийц без разбору.

Когда в Чернигове начали на рассвете прилюдно казнить кровопийц, мы спешно покинули город и двинулись в Новгород, где сидел известный своей мудростью князь Ярослав.

Вопреки моим сомнениям, князь принял нас и выслушал. Пообещал Велимиру и Мирине защиту в обмен на их добрую службу, а на меня посмотрел косо и спросил:

— Ну а ты кто такая будешь?

Я открыла было рот, чтобы представиться, но подруга меня опередила:

— Ведьма она сильнющая. Веленой зовут. Ты ее тоже к себе возьми, княже. Будет тебе она верой и правдой служить, как и мы.

Я хмуро посмотрела на Мирину, недовольная тем, что она заговорила вместо меня и приукрасила мои способности.

— Ведьма, говоришь? — задумчиво погладил бороду Ярослав. У них с Глебом был общий отец — князь Владимир Святославович, — но никакого сходства между братьями я не заметила. Будто два совершенно разных человека.

Впрочем, столько лет прошло, может быть, Глеб тоже стал другим, и я его и вовсе не узнаю.

— А темные заклинания ты знаешь, ведьма? — обратился ко мне князь Ярослав. — Заговоры и порчи умеешь накладывать?

Я сглотнула, раздумывая над ответом. Раз он спрашивает об этом, следует, что в подобном нуждается. И если я отвечу отрицательно, то он меня выкинет. Значит, выбора у меня особенно и нет…

— Знаю, княже. Умею. Все умею, — сказала я, склонив голову.

Ярослав довольно улыбнулся.

— Тогда оставайся. Будешь служить мне.

* * *
Когда Ярослав объявил о том, что намерен устроить пир в честь именин своего брата Бориса, я надеялась, что приедет один лишь виновник торжества, но ошиблась. Вместе с Борисом приехал и его младший брат Глеб — все такой же красивый, только вдобавок еще и возмужавший. Сердце мое тянулось к нему, жаждало встречи и разговора, но я не могла позволить себе такую радость, потому что не хотела, чтобы он видел меня такой…

На пиру я присутствовать не собиралась, но Ярослав приказал нам с Мириной подмешать Черниговскому воеводе, что без конца вставлял палки ему в колеса, зелье подчинения.

Мне бы, глупой, сделать свое дело и уйти, но мне вдруг на глаза попался Глеб, который о чем-то разговаривал с Ярославом. Залюбовалась я им, потеряла счет времени, да и вообще всему. Забыла, кто я, где я, и, когда кожаный ремешок, держащий волосы Глеба, ослаб, я невольно подошла к нему и коснулась темных и гладких волос молодого князя.

Его испуг вернул меня в реальность. Я разом вспомнила, какое теперь у меня лицо и кем я являюсь, а посему поспешила убраться с шумного пира подальше, где никто меня не увидит. Прошла мимо колодца, рядом с которым Борис обнимал юную и красивую девицу, и с грустью подумала, что то могли быть мы с Глебом, если бы не случилось того, что случилось.

Всю ночь я не могла уснуть — перед глазами стояло напуганное лицо Глеба, которое, кажется, я уже никогда не смогу забыть.

— А душа у него все такая же яркая, — заметила я и перевернулась на другой бок.

Близился рассвет, а с ним крепло появившееся среди ночи глупое решение поговорить с князем еще раз и предложить ему свою помощь, ибо оставаться здесь с Ярославом мне уже не хотелось. Душа моя тянула меня вслед за Глебом — моей судьбой и моей родственной душой.

Однако молодой князь наотрез отказался брать меня с собой. Сердце моё обливалось кровью, когда при виде меня в его глазах отчётливо вырисовывались презрение и брезгливость. Но даже это не сломило меня.

Вернувшись, я собрала свои скромные пожитки в мешок и объявила Мирине и Велимиру, что ухожу туда, куда мне велит мое сердце. Подруга, разумеется, не хотела меня отпускать, но я была непреклонна, и, в конце концов, нам пришлось попрощаться.

Я шла за Глебом и его отрядом осторожно, стараясь не попасться им на глаза. Путь был трудным и неблизким, но я не жаловалась. В те дни я была счастлива, как никогда, идя за Глебом по его же шагам, напиваясь водой из того же ручья, что и он, дыша с ним одним и тем же воздухом.

В Муроме я поселилась в заброшенной старой избе и каждый день проходила мимо полей, где Глеб любил работать, мимо пруда, где он купался, мимо поляны, на которой тренировался со своим воеводой Данияром.

Когда же он надумал идти к реке Альте, чтобы выручить своего брата, я без всяких сомнений двинулась за ним. Следила издалека, оберегала и любила — тихо и скрытно.

Я искренне верила, что любовь сможет победить все на свете, но, похоже, что она лишь мешает. Затмевает ясный взор, баламутит разум.

Если бы в тот роковой день я не замечталась о том, как бы все у нас с Глебом сложилось, если бы отец выдал меня за него замуж, то не уснула бы раньше времени, и обязательно бы увидела, как к берегу причалила лодка с чужими воинами. Однако я услышала лишь шум боя, и когда прибежала к шатру, было уже поздно.

Я кинулась искать Глеба, звала его сквозь едкие слезы страха и боли, однако мой молодой князь не отзывался. Лишь на рассвете я нашла его, умирающего от множества страшных ран, что ему нанесли супостаты.

Я помнила заклинание обращения, которому меня научил Велимир. Также я помнила цену, ибо было это заклинанием темным, а темные силы всегда берут свою плату за помощь.

— Хочешь отомстить? — спросил я, потому что без его желания я не могла творить заклятие обращения. — Я могу одарить тебя невиданной силой, которая сразит всех твоих врагов. Ты просто должен дать мне свое согласие на это.

Я боялась, что Глеб не сможет мне ответить, но он собрал последние силы, что покидали его тело вместе с вытекающей из него кровью, и выдохнул:

— Я хочу…

Из моей груди вырвался горький смех. Мне хотелось плакать, но вместо этого я рассмеялась. Рассмеялась его смерти, которой так и не удастся забрать себе моего прекрасного князя.

Я сотворила заклятие.

Я обратила Глеба в кровопийцу.

Я спасла ему жизнь и отдала за это половину своей, но ни капли не пожалела об этом.

Когда, обессиленная, вернулась к Мирине и Велигору, поняла, что на шее у меня больше нет оберега, что подарила матушка. Но даже эта печальная потеря была ничем, в сравнении с тем, что мой прекрасный князь будет жить.

Вот только я и подумать не могла, что моя жизнь будет куда короче, чем я рассчитывала, и что дождаться Глеба у меня не получится. Я пообещала, что сниму с него проклятие, но, похоже, у судьбы совершенно иные планы, и придется ему действовать без меня.

Что ж, по словам матушки, после смерти я снова появлюсь в этом мире, и тогда он найдет меня и сделает все, что требуется для снятия проклятия: дождется, пока моя душа не засияет, а затем выпьет всю мою кровь до последней капли. Ничего, если ради него мне снова придется умереть. Почему-то я не сомневаюсь, что у следующей меня будут такие же глубокие чувства к Глебу. А еще робко надеюсь, что в следующей жизни с моим лицом ничего не случится, и Глеб наконец-то сможет увидеть мою красоту.

Глава 16

Проснувшись, я не сразу поняла, где нахожусь. Меня будто выдернули из одной жизни и перекинули в другую, не дав толком опомниться.

Не знаю, как долго я пролежала, тупо глядя в потолок и приходя в себя от увиденного, пока не поняла, что нахожусь не в своей спальне, а в спальне князя.

Воспоминания, что показал мне оберег, разом ушли на второй план, уступив место тому, что произошло в этой спальне, на этой постели…

Я свернулась калачиком, подсунула руки под подушку и уставилась на пустое место рядом с собой.

— Куда он делся? — пробормотала я, пребывая в каком-то странном состоянии.

После увиденного во сне я перестала полностью воспринимать себя как Софью, но и Веленой назвать себя не могла. Я будто бы повисла между этими двумя личностями и не могла понять, какая из них истинная я.

Обе, подсказал мне внутренний голос, когда я нашарила под подушкой оберег и сжала его в ладони. Велена — это прошлая я, а Софья — настоящая я. Обе реальны, обе выглядят одинаково как две капли воды. Просто одна много страдала и умерла, а вторая жива и радуется жизни.

Вытянув из-под подушки оберег, я поднесла его к лицу.

— Выходит, во мне тоже есть колдовские силы? — спросила я то ли у самой себя, то ли у оберега. — И если да, то как их пробудить? Хотя, нет, не стоит.

В коридоре послышались тихие голоса. Всполошившись, я порывисто надела оберег себе на шею и спрятала его под ночной рубашкой.

Тихо скрипнула дверь, и ласковый голос Глеба произнес:

— Ты уже не спишь?

Я повернулась к нему лицом и почувствовала, как при виде его прекрасного лица мое сердце забилось быстрее.

— Только проснулась, — сказала я, ловя его улыбку и растягивая губы в ответной.

Глеб уселся на край постели и ласково погладил меня по растрёпанным по подушке волосам.

— Как спалось?

Моя улыбка слегка угасла. То, что я видела во сне, следовало рассказать Глебу. Он должен знать, кто я такая. Вот только как он на это отреагирует?

— Глеб, я… — начала было, но он вдруг меня перебил:

— Мне так нравится, когда ты называешь меня по имени. Ничего не могу с этим поделать, хочу еще и еще.

— Боже, Глеб, — хохотнула я, отметив, что он сейчас похож на себя шестнадцатилетнего — милый, юный и ребячливый.

— Это настоящее наслаждение! — Князь растянулся на постели и положил голову мне на колени.

— Да уж, — согласилась с ним я, перебирая темные пряди его волос. — И все же, Глеб.

— М-м-м?

— Я…

И снова мне не дали договорить — кто-то нетерпеливо постучался в дверь.

— Войдите, — крикнул Глеб.

В спальню просунула голову Лиззи.

— Доброе утро, — робко произнесла она и, явно смущаясь. — Софья, могу я попросить тебя о помощи?

Обычно Лиззи таких просьб никогда не высказывала, поэтому я насторожилась.

— Что-то случилось?

Она неопределенно махнула рукой и скрылась за дверью. Глеб понимающе убрал голову с моих колен и помог мне выбраться из постели и подал халат.

— Я быстро, — шепнула ему я и скользнула за дверь.

Лиззи ждала меня у лестницы. Вид у нее был грустный.

— Что случилось? — повторила я свой вопрос, на ходу завязывая пояс халата.

— Та старушка, к которой ты ходишь, — пробормотала Лиззи.

— Что с ней? — испугалась я за старую ведьму.

— Я видела ее, когда шла из лавки сегодня. Она была совсем плохой. Поймала меня и попросила привести тебя к ней.

— Что же ты раньше не сказала? — заволновалась я.

Старушку я видела только вчера, и с ней все было хорошо, но с пожилыми людьми часто бывает, что сегодня они бодры и веселы, а завтра их уже нет с нами.

Предупредив Глеба, что ненадолго уйду к старушке, о которой заботилась некоторое время, я быстро собралась и поспешила к ожидающей меня внизу Лиззи.

— Мне пойти с вами? — спросил Глеб, который тоже был полностью одет и готов покинуть дом в любой миг.

Я мотнула головой.

— Не стоит. Она не знает тебя. Вдруг испугается, и ей станет еще хуже.

Князь неуверенно кивнул и с явным недовольством отпустил мою руку, что держал, пока провожал до входной двери. Прежде чем она закрылась, я заметила в его темных глазах беспокойство.

Лиззи перешла через дорогу и поймала экипаж.

— Зачем? Она живет рядом, — не поняла я ее порыва.

— На счету каждая минута, — нетерпеливо бросила подруга, и я, согласно кивнув, села в экипаж.

Я принялась нервно заламывать пальцы, переживая за старую ведьму. Лиззи заметила это и начала отвлекать меня разговорами, за что я была ей страшно благодарна. Забывшись, я отвечала на ее вопросы, размышляла над недавно прочитанной книгой и не сразу поняла, что мы едем слишком уж долго.

Убрав шторку, я глянула в окошко и нахмурилась.

— Мы едем не туда…

— Туда, просто в объезд, — уверенно произнесла Лиззи, будто заранее подготовила эту фразу.

— Зачем? Ничего же не случилось.

— Откуда тебе знать? Если едем, значит, случилось.

Проигнорировав ее, я приоткрыла дверцу и крикнула вознице:

— Простите, мы едем не туда! Нам надо…

Лиззи толкнула меня на сидение и поспешно закрыла дверцу.

— Ты что? — удивилась я.

— Сиди и молчи.

— Лиззи…

— Ты мне потом спасибо за это скажешь, — прошипела подруга.

Я смотрела на нее широко распахнутыми глазами, совершенно не узнавая. Хмурая, нервная, бледная. Будто ее вампир покусал.

— За что спасибо скажу? — не поняла я.

— За то, что увезла тебя из этого проклятого дома. А ведь я не обязана была. Мне запрещают помогать людям, которые по собственной воле вступают в связи с этими нелюдями, — Лиззи сморщила лицо так, будто съела что-то прокисшее.

— Нелюдями?

Она знает? Знает, кто такие Глеб, Данияр и Генрих?

Лиззи внимательно посмотрела на меня и закатила глаза.

— Да, я знаю, что ты живешь с вампирами. Сюрприз!

— Но к-к-как? — заикаясь от удивления, спросила я.

— Вот так, — развела руками подруга. — Я уже изначально знала, куда иду. Вернее, догадывалась. За вашим семейством давно следили, просто не могли подтвердить, действительно ли в доме живут вампиры. И вот удача: им потребовалась гувернантка!

В памяти всплыли слова Бориса о шпионах Ордена. Быть не может, что Лиззи — одна из них. Она же моя подруга, мы так давно вместе, почти как родные…

— Так ты работаешь на Орден? — с бешено бьющимся сердцем спросила у нее я. Спросила, а сама отчаянно надеялась на отрицательный ответ, однако Лиззи довольно ухмыльнулась и кивнула.

Мое сердце упало. Она была так дорога мне, так близка. Я доверяла ей, как самой себе…

— Как давно?

— Уже точно и не помню. Лет с десяти, наверное.

— Так рано…

— Верность Ордену — это у нас семейное, — с гордостью отметила Лиззи.

— Что Орден хочет от Глеба и остальных? — попыталась разговорить ее я.

— А ты как думаешь? Уничтожить, конечно же. Орден избавляется от всех нелюдей, что находит. Не щадит никого. Священный огонь очистит вампирское логово и…

Слушать ее я больше не хотела. То, что Глеб в опасности, было ясно, как божий день, а значит, рассиживаться тут больше нет смысла.

Вскочив с места, я толкнула дверцу и спрыгнула с экипажа.

— Софья! — закричала Лиззи.

Потирая ушибленные колени, я поднялась с земли — благо, упала я не на брусчатку — и поспешила в сторону дома. Лиззи покинула экипаж и, придерживая шляпку, поспешила за мной.

— Софья, не глупи! Если вернешься, тебя тоже не пощадят!

Я даже отвечать ей не хотела. Превозмогая боль, ускорилась, но быстро резко остановилась, увидев впереди густой черный дым. Нехорошее предчувствие кольнуло сердце.

«Священный огонь очистит вампирское логово», — мелькнули в сознании слова Лиззи.

— Нет, — произнесла я, пристально глядя на дым. — Нет, нет, нет…

Лиззи почти догнала меня, но я снова сорвалась с места и побежала.

— Софья! — истерично закричала подруга. Бывшая подруга…

Мои худшие опасения оправдались. Наш дом горел ярким оранжевым пламенем, искры от которого отлетали в разные стороны подобно живущим всего мгновение светлячкам. Вокруг уже собралось много зевак, прибыли пожарные, которые боролись с огнем с еле заметным успехом.

В ужасе я кинулась к входной двери, от которой почти ничего не осталось, однако была схвачена одним из пожарных.

— Барышня, туда нельзя!

— Там остались люди! — закричала я, вырываясь из его хватки.

— Там почти все сгорело, барышня…

— Нет… — слезы брызнули из глаз.

— Там никого нет, Софья! — Подоспела Лиззи и схватила меня за плечи.

Пожарный передал ей меня и направился к остальным.

— Пусти меня, — пробормотала я, чувствуя, как соленые слезы попадают в рот. — Я должна им помочь…

— Софья, послушай меня! — крикнула Лиззи, заглядывая мне в лицо. — Их там нет!

На этот раз я услышала ее и озадаченно спросила:

— А где же они тогда?

Лиззи огляделась и тихо сказала:

— На Лысой горе, ждут казни рассветом.

Я кивнула. Вытерла слезы рукавом и тихо попросила:

— Пусти меня.

— Ты сбежишь.

— Да, я сбегу, — не стала врать я. — Потому что должна его спасти.

— У тебя не выйдет, даже не пытайся, — нахмурилась Лиззи. — Орден могущественней, чем ты можешь себе представить и…

— Лиззи, — перебила я ее, — прошу, отпусти меня. Я понимаю, что тебе было ненавистно жить с нами, но ты была ко мне добра, пусть и притворялась. Ты стала мне учителем, другом и сестрой. Прошу, отпусти меня. Во имя той, кем ты стала для меня…

— Почему ты так к нему рвешься? — тихо спросила Лиззи, непонимающе глядя на меня. — Это ведь прекрасный шанс избавиться от этой болезненной привязанности и начать жизнь сначала.

Я сочувственно улыбнулась ей. Жалок тот человек, который не видит и не понимает любовь.

— Ох, Лиззи, — вздохнула я. — Ты и представить себе не можешь, что он для меня значит.

Долгое время Лиззи размышляла, будто действительно пыталась понять, что значит для меня Глеб. Затем презренно фыркнула и отпустила меня.

— Делай, что хочешь. Все равно одна ты не сможешь им помочь.

Одна я ничего не смогу, это правда. Но я вовсе не одна.

Ничего не говоря Лиззи, я в последний раз взглянула на полыхающий дом, в котором обрела счастье, пусть и не сразу это поняла. Казалось, что судьба повторяется, и вместе с домом горит моя вторая жизнь, однако на этот раз я не горела вместе с ним, и могла бежать. Бежать, чтобы позвать на помощь и спасти своего возлюбленного.

* * *
— Ты остаешься здесь, и это не обсуждается, — бросил Игнат, покидая управу вместе с еще четырьмя вампирами — столько всего удалось застать в управе за несколько часов до рассвета.

— Я могу сходить за подмогой, — настаивала я.

— Не стоит, мы справимся.

— А я думаю, что стоит! Если им удалось забрать трех сильных вампиров, то они сильны. Нам нельзя их переоценивать.

Игнат хмуро посмотрел на меня и тоном, не требующим возражений, произнес:

— Оставайся здесь и жди.

Я недовольно зарычала, но никто не обратил на этот мой протест внимания. Когда вампиры ушли, я, недолго думая, кинулась в кабинет Глеба. Там я нашла связку ключей от камер и поспешила вниз.

— Барышня Софья! — воскликнул Борис, увидев меня у своей камеры. — Какими судьбами?

— Глеб в опасности, — сказала я, ища подходящий ключ.

— И ты пришла именно ко мне? — вопросительно изогнул брови Борис.

Не думала, что мне придется его убеждать…

— Глеба, Данияра и Генриха забрал Орден и хочет казнить их всех на рассвете на Лысой горе.

Борис мгновенно поменялся в лице и подошел почти вплотную к двери.

— Только не надо произносить эту фразу, — вздохнула я, открыв дверь камеры.

— Какую? — Борис протянул мне руки в оковах, и я снова занялась поиском ключей.

— «Я же говорил».

— Ты сама ее только что сказала.

— Я пришла просить твоей помощи, а не припираться с тобой, — заметила я, пробуя второй ключ.

— Прости, сестренка, не удержался, — ухмыльнулся Борис. — Ты так напоминаешь Глеба своей серьезностью.

— Это не удивительно, ведь он вырастил меня.

— А доверять близким родственникам не научил…

— Да я тебя первый раз увидела!

— Не первый.

— Первый! — разозлилась я. — Когда бы я тебя еще могла увидеть?

Борис склонил голову на бок, прищурил глаза и серьезным голосом произнес:

— На лесной опушке, когда мы с братом спасли тебя от волка.

Связка ключей выпала из моих рук.

— Ты меня помнишь? — пробормотала я, ошалело глядя на Бориса.

— Нет, конечно. Даже вампиры плохо помнят то, что было много столетий назад. Я вижу это по твоим глазам. У меня такой дар — видеть в глазах людей их прошлые жизни.

— Они есть у всех? — Не сводя взгляда с Бориса, я наклонилась и подобрала связку ключей.

— Только у ведьм.

— И скольких ты видел? — Я снова занялась подбором ключа.

— Немного. Можно легко посчитать на пальцах рук.

— Бесполезный дар, не находишь?

— Есть такое, — усмехнулся Борис.

— Готово!

Замок щелкнул, оковы раскрылись и упали на пол, освобождая руки Бориса.

— Прекрасно! — объявил он, потирая запястья. — Идем спасать моего непутевого младшенького!

* * *
Еще издали мы увидели через окна экипажа огни на Лысой горе.

— Интересно, Игнат уже там? — пробормотала я, всматриваясь в ночную тьму.

— Сейчас узнаем!

Борис остановил возницу и, сунув ему приличную сумму денег, сказал:

— Когда я свистну, ты немедля прискачешь и заберешь нас оттуда, понятно?

— Чего ж непонятного, барин? — улыбнулся беззубой пастью возница. — Свистишь — я приезжаю.

— От тебя будут зависеть много жизней, — Борис хлопнул мужика по плечу и поманил меня за собой.

Крадучись мы подобрались ближе к огням и прислушались. Звуков сражения не было. Лишь несколько тихих мужских голосов и потрескивание огня.

— Видишь что-нибудь? — тихо спросила я у Бориса, который стоял чуть впереди и вытягивал голову, пытаясь осмотреться.

— Человек двадцать. Все вооружены. Глеба нигде нет, но посередине вижу три фигуры на коленях с мешками на головах. Скорее всего, это он и его дети.

— Дети? — не поняла я.

— Обращенные им вампиры, — с неохотой пояснил Борис. — Они…

— Ты что здесь делаешь, Софья?! — Из кустов к нам вышел Игнат. Вид у него был очень и очень недовольный.

Я же была рада видеть его живым. Однако когда Игнат перевел взгляд с меня на Бориса, лицо его стало еще более злым.

— А его ты зачем выпустила?!

— Тихо ты, дурья башка! — зашипел на него брат Глеба. — Хочешь, чтобы Орден нас услышал?

— Да пусть слышит! — беспечно заявил Игнат. — Их там всего двадцать человек. Для вампиров — это как стайка мошкары. Прихлопнем в два счета.

— Это Орден, полоумный, — продолжил шипеть на него Борис. — Эти люди всю жизнь учились убивать вампиров. У них даже специальное оружие есть для этого.

— Какое? Заговоренное ведьмами? — усмехнулся Игнат, повысив голос.

— Именно! А еще мечи из серебра и огонь!

— Испугал…

— Заткнитесь вы оба, или они нас услышат! — сказала я громким шепотом.

Забывшийся Борис прикрыл рот ладонью. Игнат же настороженно посмотрел вдаль и мрачно изрек:

— Поздно.

Мы с Борисом обернулись и вытянули шеи. На нас с блестящими на свету от огня мечами шли пять человек.

— Черт! — ругнулся Борис и, повернувшись ко мне, сказал: — Будь здесь. Если что-то пойдет не так, беги.

— Нет, я с вами! — замотала головой я.

Борис закатил глаза.

— Брат убьет меня за такие слова, ну и пусть, не страшно. Делай тогда так: сиди здесь и наблюдай. Если ни у кого из нас не получится добраться до Глеба с его детьми и освободить их, это сделаешь ты.

— С ума сошел? — воскликнул Игнат, но ни я, ни Борис не обратили на него внимания.

— Держи, — брат Глеба протянул мне маленький складной нож. — На всякий случай.

Я взяла нож, крепко сжала его в ладони и кивнула, давая понять, что готова. Борис одарил меня кривоватой ухмылкой, похожей на любимую ухмылку Глеба и, махнув Игнату рукой, с криком кинулся на вооруженных мечами людей. Остальные вампиры последовали за ним, и началась кровавая бойня.

Замерев на месте, я следила то за Борисом, то за Глебом, не забывая поглядывать в сторону трех фигур, стоящих на коленях.

Врагов оказалось куда больше, чем мы подсчитали, и когда мне показалось, что мы выигрываем с одной лишь потерей, откуда-то появились еще люди, вооруженные до зубов.

Время шло, а никто из вампиров еще не смог приблизиться к цели. Я уже следила за битвой краем глаза. Все мое внимание теперь занимали люди, что охраняли пленников. Их было четверо, и у каждого по серебряному мечу.

Небо быстро светлело, и рассвет был уже не за горами. Из нашего отряда осталось трое: Борис, Игнат и молодой вампир с рыжей копной волос. Все трое остервенело сражались и не собирались уступать врагу, но и приблизиться к цели никак не могли.

Когда двое из четырех охранников кинулись на помощь своим соратникам, я поняла, что скоро надо будет мне выйти на поле боя. Коснувшись прохладными пальцами оберега, что все еще висел у меня на груди, я гипнотизировала оставшихся охранников, который вскоре тоже кинулись помогать своим товарищам.

Пленники остались без защиты, и я сорвалась с места и что было силы побежала к центру освещенной поляны. Упала на колени перед стройной фигурой, тайно надеясь, что это Глеб, и потянула за мешок.

— Софья! — Глаза Генриха радостно заблестели при виде меня.

Остальные две фигуры дернулись.

Дрожащими руками я коснулась оков на руках Генриха, цепи которых, крепились к вбитому в землю мощному колу.

— Где ключи?

— У одного из охранников.

Я смачно выругалась — так, как не ругаются благородные девушки — и повернулась в сторону сражения. Трое охранников уже лежали мертвыми неподалеку. Я бросилась к ним, моля Господа, чтобы ключи оказались у кого-то из них.

Обшарила сначала один труп, затем второй. Наконец сняла связку ключей с пояса третьего, вернулась к Генриху и освободила его от оков.

— Следующий, — объявила я, поворачиваясь к широкоплечей фигуре — явно Данияру.

Не теряя времени, я освободила его здоровенные ручищи, и он сам смог стянуть с себя мешок.

— Спасибо, — кивнул он и, поймав взгляд Генриха, кинулся вместе с ним на подмогу Борису и Игнату, которые потеряли еще одного вампира.

Наконец настала очередь Глеба. Дрожащей рукой я сняла мешок с его головы и наткнулась на недовольный взгляд черных глаз.

— Прости, — пробормотала я, нервно перебирая ключи.

— Дома поговорим, — бросил он.

— Нет больше дома. Они его сожгли…

Глаза князя округлились.

— Ты цела?

— Да, все хорошо. Я…

Увлекшись, я не заметила, как из-за горизонта показались первые солнечные лучи. Небо стремительно светлело, окрашиваясь в пурпурно — багряные цвета.

— О, нет… — забормотала я, трясущимися руками выбирая нужный ключ.

Глеб поднял взгляд на горизонт. В его черных глазах мелькнул ужас.

— Я успею, все будет хорошо… — бормотала я, пытаясь открыть замок на оковах, но он почему-то все время прокручивался.

— Софья, быстрее! — крикнул мне Генрих, ловко увернувшись от серебряного меча противника.

Раздался громкий свист, и вскоре послышался топот копыт. Борис был дальше всего от нас с Глебом, и поэтому первым прыгнул в экипаж, успев при этом свернуть шею врагу. Генрих запрыгнул следом, а Данияр сдерживал трех оставшихся членов Ордена.

— Не спеши, — спокойно произнес Глеб, накрыв мою ладонь своей. — У тебя получится.

Он как будто не переживал, что вот-вот может умереть.

Сделав глубокий вдох, я вынула ключ из замочной скважины, снова засунула его и провернула. Замок щелкнул, и я радостно взвизгнула.

Данияр избавился от оставшихся врагов и, бросив на нас нетерпеливый взгляд, спрятался в экипаже, который был от нас в десяти шагах.

Протянув руку Глебу, я потянула его к спасительному экипажу, но вдруг он вскрикнул и схватился за лицо. Солнце наполовину поднялось из-за горизонта и попало на его кожу.

Перед глазами вдруг встало печальное лицо Велены, изуродованное шрамами от ожогов. У Глеба подобного никогда не будет, я не допущу этого!

Решительно подняв подол юбки, я накрыла его им с головой и замахала вознице:

— Сюда! Скорее!

Мужик кивнул мне и направил лощадь в нашу сторону. Данияр распахнул дверь и, морщась, протянул руку, которая уже начала покрываться ожогами от солнца.

Я подтолкнула Глеба к экипажу.

— Забирайся! — гаркнул Данияр.

Приподняв подол моей юбки, Глеб ловко прыгнул в экипаж, и я следом за ним.

— Черт возьми! — вырвалось у меня, когда Данияр закрыл дверцу и откинулся на спинку сиденья.

— Все живы? — вопросил Борис, оглядывая каждого.

Генрих выбрался из-под увесистого Данияра и кивнул. Они оба были с ног до головы в крови. Бориса же эта участь миновала. Он был испачкан лишь немного, будто и вовсе не сражался.

— Брат, живой? — спросил он у Глеба.

Мои юбки зашевелились. Я поспешила убрать их. Увидев приличный ожег на правой щеке Глеба, я ахнула.

— Ничего, пройдет, — махнул рукой тот.

— Выпьет пару стаканчиков крови, и будет как новенький, — заметил Генрих.

Я облегченно выдохнула и прижалась к плечу улыбающегося Глеба.

— Спасибо, — сказал он мне, накрыв мою ладонь своей. — Так меня еще никто не спасал.

— Да уж, под юбкой у девицы брат еще не бывал, — рассмеялся Борис. — Как тебе, кстати?

— С удовольствием бы повторил, — улыбаясь от уха до уха, воскликнул Глеб.

— Зараза! — в сердцах произнесла я, ударив князя локтем в бочину.

Тот охнул и согнулся пополам, а Борис, Генрих и Данияр весело засмеялись. Когда веселый смех затих, Глеб выпрямился и уже серьезно сказал:

— А теперь пусть кто-то один объяснит мне, что вообще произошло.

* * *
Так как нашего дома больше не было, мы вернулись в управу, где потратили целый день на то, чтобы зализать раны, рассказать князю о Лиззи и Ордене, а также придумать, что делать дальше.

Бориса, разумеется, никто больше не обвинял. Он подробно рассказал о своей жизни и о том, как он все это время вел охоту на Орден. Вдохновленный его историей, Игнат вызвался помогать ему в этом непростом деле.

Узнав о Лиззи, Глеб лишь хмыкнул и сказал:

— Бог ей судья.

Удивительно, но я как-то разом перестала ею интересоваться. Будто ее предательство разом стерла все те счастливые голы, что мы провели вместе, живя бок о бок.

Мне осталось лишь рассказать князю о том, кто я такая, но я не спешила этого делать, потому что слишком многое произошло в последнее время, и я не хотела добавлять ко всему прочему еще и новость о том, что я и есть та ведьма, которую он когда-то боялся и презирал. Хотя, возможно, я просто боялась, что после этого он будет относиться ко мне по-другому.

Оставаться в Туле нам уже не хотелось, поэтому, когда Борис предложил нам поехать с ним в Москву, мы с Глебом согласились.

— Москва — хороший город, — кивнул князь. — Я не жил там более ста лет.

— Вот теперь поживешь, — улыбнулся Борис, положив руку брату на плечи.

Между ними постепенно налаживались отношения, и я была уверена, что в Москве они снова станут настоящими братьями, как когда-то давно.

Генрих с нами ехать не захотел. Предательство Лиззи тоже оставило отпечаток на его душе, поэтому он решил немного попутешествовать.

— Знаю я твое «немного», — недовольно заметил Глеб. — Снова лет на десять пропадешь.

Генрих улыбнулся от уха до уха.

— Обещаю, что всего на пять! Я же по вам соскучусь!

— Скучать он будет, — передразнил его князь, на что Генрих весело рассмеялся и кинулся его обнимать. — Ты же понимаешь, что мне неприятно?! — пробормотал Глеб, тщетно пытаясь отстранить от себя Генриха.

— Понимаю! Но я думал, что мы умрем там, на Лысой горе, так что молчи и терпи.

С Данияром нам прощаться не понадобилось. Он, как преданный пес, отправился с нами в Москву.

Мы обосновались на улице Пречистенка, на которой стояли красивые усадьбы аристократов. Каждый вечер я брала Глеба под руку, и мы выходили с ним на прогулку.

В одну из таких прогулок я набралась храбрости и рассказала Глебу о том, как оберег показал мне мою прошлую жизнь, и как Борис подтвердил, что я действительно была Веленой.

Вопреки моим опасениям, Глеб никак не изменился после услышанного. Он даже особенно не удивился и тихо признался:

— После встречи с Веленой… с тобой на именинах брата мне приснился сон, как я спас тебя от волка. Я давно забыл об этом и был озадачен тем, что мне вдруг это приснилось.

— Наверное, судьба намекала тебе, что перед тобой та самая девушка, а ты её так боялся, что не понял этого, — усмехнулась я.

— Я не говорил тебе, но и дня не проходит, чтобы я не думал об этом и не корил себя, — с легкой грустью в голосе сказал Глеб. — Можно подумать, подо мной земля разверзлась бы, если бы я не был с ней чуть добрее.

Я ласково погладила его ладонь, любуясь изящными длинными пальцами.

— Теперь тебе предстоит долго заглаживать свою вину, выполняя мои желания.

— Да уж, кажется, я серьёзно влип, — улыбнулся князь, — ведь твоей смертью дело не закончится. Ты снова родишься, я найду тебя, и будут опять исполнять твои желания. И так до скончания веков.

— А что, мне нравится, — довольно хихикнула я. — А тебе?

— Мне тоже, — кивнул князь.

— Только попробуй не искать меня! — делано серьёзно сказала я. — Иначе наложу на тебя ещё более страшное проклятие!

Глеб методично рассмеялся, обнял меня за талию и поцеловал в щеку.

— Как я могу не искать женщину, которую я люблю больше жизни?

— Любишь больше жизни, — повторила я, будто пробуя его сладкие слова на вкус.

— Люблю больше жизни, — кивнул Глеб, подтверждая сказанное.

Он говорил мне слова любви каждую нашу прогулку, которую мы совершали каждый день. Сначала прохожие принимали нас за мужа и жену, затем за мать и сына, а потом за бабушку и внука. За все эти годы ни у меня, ни у Глеба и в мыслях не возникло обратить меня в вампира. Он знал, что я никогда не попрошу о подобном, а я знала, что он никогда этого не сделает.

— Мне все равно, как ты выглядишь и сколько тебе лет, — неизменно говорил Глеб. — Для меня ты навсегда останешься восемнадцатилетней Софьей в сине-голубом платье.

Эпилог

Князь жил.

Жил, несмотря ни на что.

Жил, ожидая ту, которая стала его миром, который все это время не стоял в стороне и стремительно менялся.

За двести лет произошло многое. Ночью в больших городах стало почти так же светло, как и днем. Технологии вышли на такой уровень, о котором Глеб даже представить никогда не мог.

Медицина тоже шагнула далеко вперёд. Для людей изобрели искусственные части тела, и запросто меняли одни органы на другие.

Вампирам тоже повезло — была разработана сыворотка, которая позволяла ходить под солнцем целый день, не опасаясь за свою жизнь.

Генрих теперь пропадал гораздо чаще, проводя много времени на солнечных морских курортах. Данияр же, как и всегда, был рядом с князем.

Из Москвы они перебрались в Екатеринбург, а оттуда — в Питер. Однако пару лет назад Глеб решил вернуться Тулу, потому что увидел странный сон, в котором он спас темноволосую девушку от волков на Воздвиженской улице, неподалеку от храма с одноименным названием.

— Это ведь явно не она, раз волосы тёмные, — заметил Данияр. — Зачем из-за этого возвращаться в Тулу?

— Я соскучился, — ответил князь, рассматривая изменившиеся улицы города, который стал для него особенным и в кокой-то мере даже родным.

— Здесь теперь все иначе.

Глеб опустил стекло машины, которую вёл Данияр, и вдохнул запах прохладного майского утра.

Как и Москва, Тула претерпела многочисленные изменения, связанные со стремительным прогрессом, однако, в отличие от столицы, она все еще оставалась достаточно спокойной, уютной и нетягостной. Не сравнить, кончено же, с величественным Санкт-Петербургом, но сюда его тянула какая-то неведомая сила. Примерно такая же давным-давно завела его в тот барский дом, где он нашел маленькую Софью.

— Останови здесь, на Крестовоздвиженской, — попросил Глеб Данияра.

— Думаешь, сон в руку?

— Кто знает…

Данияр послушно остановил машину. Глеб вышел из салона и, закинув пиджак из черной джинсы за спину, медленно зашагал к фонтану в центре площади, которая раньше была торговой и называлась Жигалинской. Рядом стоял красивейший в городе храм Воздвижения Креста Господня, который, к сожалению, в тридцатых годах двадцатого века снесли большевики.

Теперь же это была аккуратная площадь с фонтаном, молодыми деревцами, фонарями и скамейками. Плавные дорожки вели к новой набережной и кремлю.

Глеб занял свободную скамейку и украдкой принялся наблюдать за сидящей рядом супружеской парой, жалея, что они с Софьей были лишены подобного удовольствия — состариться вместе.

— Где же ты? — прошептал Глеб, глядя на шелестящие ветви деревьев с молодыми побегами. — Когда я, наконец, смогу увидеть тебя?

В задумчивости он коснулся груди и подцепил пальцами висящий на ней оберег — самое ценное, что осталось от его возлюбленной.

Вдруг со стороны кремля послышался громкий собачий лай.

— Отстань от меня! Ну что ты ко мне примотался, а?

Глеб повернулся к источнику шума и увидел темноволосую девушку, которая стояла к нему спиной и отмахивалась от большой дворовой собаки.

— Уйди! Нет у меня ничего!

Девушка попятилась, но собака от нее не отставала. Бедная девушка вытащила из бокового кармана рюкзака зонт и, раскрыв его, выставила перед собой подобно щиту. Собаке это не понравилась, и она залаяла еще громче, при этом то и дело норовя прыгнуть на зонт.

— Да уйди же! — чуть не плакала девушка.

— Сон в руку, говоришь? — пробормотал Глеб, вспомнив слова Данияра, который остался ждать его в машине.

Он старался рассмотреть ее ауру, но из-за яркого солнца никак не мог определить ее цвет. Явно что-то светлое, но вот сам оттенок было не разглядеть.

Встав со скамейки, Глеб направился к девушке. Она продолжала не глядя отступать назад, боясь отвести настороженный взгляд от собаки. Что-то в чертах ее лица показалось Глебу знакомым, однако он увидел его только мельком и в профиль. К тому же на девушке были надеты очки с толстой оправой, и Глеб даже не обратил внимания на цвет ее глаз.

Собака пронзительно гавкнула и приготовилась к прыжку. Девушка замерла, скукожилась и закрыла глаза, держа перед собой зонт трясущимися от испуга руками. Глеб встал между ней и животным и, пока девушка зажмурилась, тихо рыкнул на собаку, демонстрируя свои клыки. Животное прижало уши, заскулило и кинулось наутек.

— Все хорошо, не бойся. Она убежала, — сказал Глеб.

Девушка осторожно выглянула из-за зонтика, осмотрелась и только потом опустила свой импровизированный щит. Ей было лет восемнадцать, не больше. Из-под очков на Глеба смотрели настороженные голубые глаза — точно такие же, как у Софьи. И родинка на правой скуле точно такая же, как у нее, и пухлые алые губы, линия подбородка, форма носа. Идентичным было все, кроме цвета волос — вместо светлых они были темно-русыми. Но самое главное — это ее аура, которую Глеб наконец-то смог хорошо рассмотреть. Серебристая, почти идеально яркая.

— Ну, наконец-то, — выдохнул Глеб, любуясь лицом, по которому так скучал.

— Наконец-то? — не поняла его девушка.

— Наконец-то она убежала! — исправился Глеб, неловко улыбнувшись. — Та собака.

Девушка понимающе закивала и убрала зонт в боковой карман рюкзака.

— Ох, да уж. И чего только она ко мне пристала?

— Может, в рюкзаке что-то унюхала? — предположил Глеб.

— Учебники и конспекты? — невесело усмехнулась девушка.

— Да нет, еду. Бутерброд с колбасой, например.

— Я — студентка. Откуда у меня такие богатства? — вздохнула девушка. — Кстати, спасибо, что встали между мной и этим ужасным созданием.

— Может, тогда угостите меня кофе в знак благодарности? — Глебу было почему-то страшно неловко. Это была Софья, но в то же время не она. Ему надо было заново завоевать ее расположение, и это порядком волновало его. Не полагаться же на оберег, который, возможно, больше не хранит историю ее прошлых жизней.

— Если только из автомата, — скромно улыбнулась девушка. — У студентов не так много денег.

— Тогда с меня десерт. Идет?

Подумав немного, девушка кивнула.

— Знаете, я никогда не соглашаюсь вот так просто угостить чужого человека кофе, — робко произнесла она, заправив прядь темных волос за ухо. Теперь, приглядевшись, Глеб заключил, что они у нее крашеные — кое-где отчетливо виднелись светлые корни.

— Ну, все когда-то бывает в первый раз, — произнес он, не в силах оторвать от нее глаз.

— Я просто хочу сказать, что будто бы уже знаю вас, — продолжила девушка. — Полностью уверена, что никогда до этого вас не встречала, но такое чувство, что мы знакомы много лет. Очень странно…

— Не поверите, но у меня тоже такое чувство, — поделился с ней Глеб. — Я будто знаю вас всю свою жизнь.

— Правда? — воскликнула девушка, поправляя съехавшие нанос очки. — Надо же! Как странно…

— Как вас зовут? — поинтересовался Глеб, чувствуя, как между ними постепенно растетдоверие и понимание. — Случайно не Софья?

Глупо было предполагать, что и в этой жизни она носит то же имя. Глеб это стразу понял, но слова уже вылетели из его рта. Однако девушка округлила глаза и произнесла:

— Как вы узнали?

— Вы и правда Софья? — удивился Глеб. — Ну надо же…

— София, если быть точной. Но я предпочитаю, чтобы меня называли Соней.

— А я Глеб.

Соня широко улыбнулась и протянула ему свою маленькую изящную ладошку. Ни минуты не колеблясь, Глеб осторожно пожал ее.

— Рада знакомству, Глеб.

— И я, Соня.


Конец


Оглавление

  • Плейлист
  • Пролог
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Эпилог