Уроборос. Проклятие Поперечника [Евгений Стрелов] (fb2) читать постранично, страница - 4

его вечно, пытаясь найти в нём миллионы смыслов.

Курт так хорошо описал Петру, что её образ буквально возник перед моими глазами. И эта её часто произносимая фраза «Ты такой дурачок!» Ведь она никогда не надоедала и не раздражала — более того, её хотелось слышать снова и снова.

— На своём пути я встречал много женщин, — продолжал Курт. — И красивых, и умных. Разговорчивых и молчаливых. Но ни с одной из них мне так сильно не хотелось остаться навеки, как с вашей Петрой. Надо отдать ей должное — умеет она околдовывать, подобно настоящему эльфу… Так что отдалиться от неё стоило мне больших усилий. Чтобы хоть как-то отвлечься от разгадывания смысла веснушек, я свернул с дороги и направился в город, где у меня состоялось несколько преинтереснейших встреч, о которых, возможно мы ещё поговорим в дальнейшем. Впрочем, никто не уговаривал меня подойти ближе к стене света и погрузиться в неё, что само по себе довольно необычно. По этой причине я стараюсь избегать города — уж слишком много в нём персонажей, навязывающих погружение в стену света, но упорно не желающих доказывать прелесть этого действия на личном примере… Потом я покинул город, направился в сторону стены темноты, пересёк лес, дорогу, лесополосу, оказался здесь, где мы с вами и встретились.

Я покосился на Курта — вроде бы, он смотрел в сторону Темноты, но при этом у меня не возникало ощущения, что она его хоть немного интересует, трогает или притягивает. Он на неё смотрел, скорее, машинально — из необходимости, просто так сложилось, что он сидит на бревне к ней лицом, поэтому смотреть больше особо не на что. Это ощущение было довольно необычным, поэтому я решил обязательно описать его в своем вечернем отчете.

Курт поднялся, потянулся, запрокидывая, скручивая и вытягивая руки над собой — при этом его тело хрустело так, словно в нём ломалась целая куча сухих веток.

— Ску-у-учно-о-о-вато у вас тут, — выдохнул он через обширно зевающий, тоже с хрустом, рот. — На такой огромный участок дороги — всего три подотчетных объекта. Об одном мне уже известно… В нём мне довелось побывать… Библиотека. Остальные два мне только предстоит посетить, о них поведала Петра. На противоположной от библиотеки стороне вашего участка дороги — торговый центр. А примерно посередине — ваш довольно примечательный дом… Получается, всего три объекта подотчетны вам… Скудновато… Не находите?

— Не нахожу! — ответил я как можно увереннее, чтобы скрыть своё согласие с Куртом. — К тому же, если быть объективным, полностью подотчетен мне лишь один объект — это мой дом. А библиотека и торговый центр — только наполовину.

— Ого! — чему-то неожиданно обрадовался Курт. — Побродив по библиотеке, я и не заметил четко выраженной границы, разделяющей это здание на две половины: одну — подотчетную вам, другую — Петре. Или такой границы на самом деле нет?

— Она существует, но не в прямом смысле слова, не в виде начерченной линии, если вы об этом… — я немного замялся, понимая, что, скорее всего, не получится объяснить этому человеку, что собой представляет Линия разграничения ответственности в зданиях и окрестностях, примыкающих к Дороге — в том числе, на самой Дороге. — Просто эта линия в определенном смысле чисто номинальная. Плавающая. Она проходит там, куда падают наши взгляды, мой и Петры, когда мы делаем обходы… То есть, каждый из нас примерно знает, где линия проходит… Скажем, я захожу в библиотеку, обхожу ту её часть, которая расположена ближе к моему участку дороги. А другую часть библиотеки, находящуюся со стороны участка Петры, я лишь мельком окидываю взглядом… Иногда получается окинуть больше, иногда меньше — вот почему граница плавает…

— Приблизительно понятно, — задумчиво произнёс Курт. — Каждый из вас, делая обход своего участка, в разное время попадает в библиотеку, ходит по ней, бросает взгляд на всё, что попадается по пути. Может быть, просматривает корешки книг, иногда берет какую-нибудь, листает, просматривает, читает её в библиотеке или уносит с собой, чтобы потом вернуть. С этим всё ясно… Но что происходит, когда вы изредка случайно встречаетесь с Петрой в стенах библиотеки? Ваши взгляды упираются друг в друга? Возможно, один, более сильный, входит в другой, более податливый, продавливает его, проникая в чужую глубину?

Лицо Курта, произнесшего эти странные слова, в которых чувствовалась ирония, оставалось невозмутимым. Я уставился в его круглые очки — они почему-то вдруг стали совершенно непроницаемыми, словно за стеклами нет не только глаз, но и вообще — ничего. Я прокручивал в голове последнюю фразу Курта, пытаясь понять — вопрос это или утверждение? Иронизирует он или восхищается? Наконец я ответил, как смог:

— Мы редко встречаемся. И почти всегда отводим глаза друг от друга.

— Вот, значит, как… Ваши взгляды, словно упругие шары, поверхности которых покрыты какой-то скользкой субстанцией… Но что-то подсказывает мне, что это не продлится вечно… Постепенно скользкая