Весть 1888 года. Справочное пособие в форме вопросов и ответов [Джордж Найт] (fb2) читать онлайн

ДЖОРДЖ НАЙТ ВЕСТЬ 1888 ГОДА Справочное пособие в форме вопросов и ответов

СЛОВО К ЧИТАТЕЛЮ

Адвентисты седьмого дня продолжают считать сессию Генеральной конференции, состоявшуюся в 1888 году, одним из поворотных пунктов в развитии адвентистской теологии. Миннеаполисская конференция, длившаяся с 17 октября по 4 ноября, и предшествующие ей краткосрочные курсы для служителей, длившиеся с 10 по 16 октября, изменили адвентизм, хотя продолжались в общей сложности не более месяца. И по сей день, уже спустя более 100 лет, адвентисты все еще продолжают спорить о смысле и важности сессии Генеральной конференции в Миннеаполисе.

В этой книге поднимается вопрос о важности сессии Генеральной конференции в Миннеаполисе для нашего времени. Кроме того, в книге собран материал, который помогает увидеть как исторические, так и богословские принципы полемики, возникшей во время Генеральной конференции. Вопросы и ответы затрагивают целый ряд проблем, связанных с событием 1888 года в Миннеаполисе.

Те, кто прочел мои более ранние произведения, знают, что я не впервые обращаюсь к этой теме. В 1987 г. я опубликовал книгу под названием «От 1888 года до отступничества: А. Т. Джоунс» (From 1888 to Apostasy: The Case of A. T. Jones). Джоунс, безусловно, был одним из двух главных поборников так называемой новой истины, которая была представлена в Миннеаполисе. В этой книге описывается не только жизнь и служение Джоунса, но сама сессия Генеральной конференции.

В 1989 г. была опубликована еще одна моя книга — «Разгневанные святые» (Angry Saints: Tensions and Possibilities in Adventist Struggle Over Righteousness by Faith). Эта книга представляет собой серию лекций, которые были представлены мною в Найроби, Кения, на годичном совещании Генеральной конференции адвентистов седьмого дня в октябре 1988 г. Это совещание было приурочено к столетней годовщине Миннеаполисской конференции. Две из прочитанных там лекций я также повторил в ноябре 1988 г. на конференции, организованной Северо–Американским отделением ГК в Миннеаполисе. В книге Разгневанные святые описываются непосредственные события Миннеаполисской конференции 1888 года; приводится не только биография Джоунса, но и говорится о богословском значении встреч в Миннеаполисе. Особое место в книге занимает связь вести 1888 года с вестью третьего ангела, а также с «громким кличем». Говорится об осторожности в решении теологических споров.

Когда эти книги были написаны, я пришел к пониманию того, что произошедшее в 1888 году не исчерпало себя. Скорее, это стало средством достижения чего–то большего. Я вскоре осознал, что ключевая весть, прозвучавшая в Миннеаполисе, была призвана возвеличить Библию, возвеличить Иисуса и помочь нам понять, что значит быть спасенным Им. В результате я стал исследовать, что же Иисус сделал для нас на Кресте и что Он желает сделать для нас в нашей повседневной жизни. Эти размышления привели к написанию еще нескольких книг: «Моя схватка с Богом» (My Gripe With God: A Study in Divine Justice and the Problem of the Cross); «Фарисейский путеводитель к совершенной праведности: исследование проблемы греха и спасения» (The Pharisee's Guide to Perfect Holiness: A Study of Sin and Salvation). Кроме того, я выступил с серией проповедей на годичном совещании Генеральной конференции в 1992 г. под общим названием «Быть совершенным: взгляд бывшего законника на закон, грех и благодать».

В каждой из представленных книг вопросы, которые обсуждались на конференции в Миннеаполисе, рассматриваются в свете великого Божественного замысла о спасении человечества. Но данная тема — насколько я понимаю смысл и значение встреч в Миннеаполисе — не является единственной. К ней примыкают такие важные темы, как возвеличивание Иисуса и изучение Библии. Интерес к этим темам побудил меня написать следующие книги: «Евангелие по Матфею — Евангелие Царства» (Mathew: The Gospel of the Kingdom), «С Иисусом на горе благословений» (Walking With Jesus on the Mount of Blessing). Кроме того, я являюсь главным редактором сорокачетырехтомного комментария «The Abundant Life Bible Amplifier», который (по своем завершении) поможет читателю в изучении каждой книги Библии.

Как вы можете понять из сказанного, сессия Генеральной конференции в Миннеаполисе, состоявшаяся в 1888 году, изменила мое сознание и направление моей исследовательской деятельности. Но, кроме того, и это важнее всего, она совершенно преобразила мое повседневное общение с Иисусом. Я раскрыл для себя, что Евангелие, — поистине «радостная, благая весть». Я искренне надеюсь, что внимательное чтение этой книги не только обогатит читателей, но и побудит к более глубокому изучению Слова Божьего и постижению великого Божественного замысла о спасении человечества.

Информация в книге подается в форме вопросов и ответов. Я написал эту книгу так, чтобы ее можно было читать как обычную книгу — от начала до конца — но вместе с этим я стремился построить ее в виде справочника, чтобы читатель мог легко отыскать ответ на вопрос по интересующей его теме. Таким образом, эту книгу можно назвать своего рода «справочником», в котором содержатся ответы на вопросы, обсуждаемые на конференции в Миннеаполисе в 1888 году.

В основе этой книги лежат мои предыдущие работы по данной теме, но она не является их простым повторением. За последние десять лет я стал смотреть на многое иначе, многое было переосмыслено. В результате некоторые из моих прежних представлений изменились, а иные расширились, что, собственно, нашло отражение в этой новой книге. Таким образом, в ней излагается не старый материал в подновленном виде, а новое понимание некоторых вопросов. Так, в книге содержится многое из того, что отсутствует в книгах «От 1888 года до отступничества» и «Разгневанные святые». Это особенно касается богословских вопросов, поднимаемых на совещании в Миннеаполисе. Такие темы, как значение заветов, общее покаяние, принятие или отвержение вести Джоунса и Ваггонера, и важная роль позиции Елены Уайт в современном понимании смысла вести 1888 года, нашли более широкое освещение здесь, по сравнению с моими предыдущими книгами о сессии Генеральной конференции в Миннеаполисе. Большое внимание в данной книге также уделяется точным высказываниям Ваггонера по проблеме спасения. С другой стороны, ряд вопросов, затронутых на совещании в Миннеаполисе, были более подробно освещены в моих предыдущих работах, поэтому я не рассматриваю их вообще в данной книге.

В этой книге, обсуждая важные темы, я ссылаюсь на различные источники, но наиболее полный перечень источников по этим темам приводится в книгах «От 1888 года до отступничества» и «Разгневанные святые». Безусловно, в данную книгу включены материалы по темам, которые не затрагивались в моих предыдущих работах, а рассматриваемые прежде темы дополнены новой информацией. Поэтому ссылки на мои предыдущие работы в рамках какой–то конкретной темы были бы не столь важны.

Я нахожусь в неоплатном долгу перед теми людьми, которые вдохновляли, понимали и воодушевляли меня, вложили немалый труд в создание этой книги. Я выражаю особую благодарность Бонни Берес за набор моей рукописи; Майклу Л. Кнехту и Вудро Уиддену за то, что они поделились своими мыслями, результатами своих собственных исследований Данной обширной темы; еще раз Вудро за прочтение всей рукописи; редакторам Джералду Уиллеру и Джаннет Р. Джонсон, которые следили за издательским процессом, а также администрации Университета Андрюса за предоставление финансовой поддержки и времени для научной работы и написания данной книги.

Я молюсь о том, чтобы этот труд стал благословением для читателей, которые стремятся постичь великие библейские темы, адвентистскую историю и саму жизнь.

Джордж Р. Найт.

Университет Андрюса,

Берриен Спрингс, Мичиган

ГЛАВА 1 ВАЖНОСТЬ ВЕСТИ 1888 ГОДА

Одно из значительных теологических «событий» в истории адвентизма произошло в Миннеаполисе, штат Миннесота, на совещании Генеральной конференции, которое состоялось в октябре–ноябре 1888 года. В этой главе кратко говорится о важности вести 1888 года. В последующих главах эта весть, а также события вокруг нее будут рассмотрены более подробно.

1. В чем суть вести 1888 года?

Вероятно, не найти лучшего выказывания относительно значения вести 1888 года, чем слова Елены Уайт.

Вот что она написала:

«По Своей великой милости самую драгоценную весть Своему народу Господь послал через пасторов Ваггонера и Джоунса. Эта весть должна еще ярче представить перед миром возвышенного Спасителя, жертву за грехи всего мира. В этой вести представлено оправдание по вере в Поручителя. Она пригласила людей принять праведность Христа, которая проявляется в послушании всем Божьим заповедям. Многие люди потеряли из виду Иисуса. Они нуждаются в том, чтобы направить свой взор на Божественную Личность, Его заслуги, Его неизменную любовь к человеческой семье. В Его руки дана вся сила, посредством которой Он раздает щедрые благословения людям, наделяя беспомощных человеческих существ бесценным даром Его Собственной праведности. Эту весть Бог повелел передать миру. Это весть третьего ангела, и она должна быть провозглашена громким голосом, ее должно сопроводить излитие Святого Духа в обильной мере.

Возвеличенный Спаситель должен быть явлен в Его действенном служении как Агнец закланный, сидящий на престоле и раздающий бесценные благословения завета, которые стали возможны благодаря Его смерти для искупления каждой души, верующей в Него. Иоанн не мог словами выразить эту любовь. Она слишком глубока, слишком широка. Он приглашает человеческую семью взирать на нее. Христос ходатайствует за Церковь в небесных дворах, умоляя за тех, кого Он искупил ценою Своей Собственной крови. Ни года, ни столетия никогда не преуменьшат эту искупительную жертву. Евангельскую весть о Его благодати следует представить ясно и отчетливо, чтобы мир больше не говорил, будто адвентисты седьмого дня говорят лишь о законе, но не учат вере во Христа.

Силу крови Христа необходимо представить людям ярко и убедительно, чтобы их вера полагалась на ее заслуги. Первосвященник кропил теплой еще кровью на крышку ковчега, в то время как благоуханное облако курения поднималось перед Богом. Точно так же, когда мы исповедуем наши грехи и умоляем о действенной силе искупительной крови Христа, тогда наши молитвы, благоухающие заслугами характера нашего Спасителя, поднимаются на небеса. Несмотря на наше недостоинство, нам всегда следует помнить, что у нас есть Тот, Кто берет на Себя грех и спасает грешника. Он удалит всякий грех, с сокрушением сердца признаваемый перед Богом. Эта вера является жизнью Церкви. Подобно тому как Моисей вознес медного змея в пустыне, и всем, укушенным ядовитыми змеями, предлагалось смотреть на медного змея, чтобы остаться в живых, так и Сын Человеческий должен быть вознесен, чтобы „всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную".

Пока грешник не сделает целью своей жизни взирание на вознесенного на крест Спасителя и верой не примет Его заслуги, у него останется не больше шансов спастись, чем у Петра пройти по воде, когда он оторвал взгляд от Иисуса. Теперь сатана поставил перед собой решительную цель: заслонить от людей Иисуса и побудить их смотреть только на человека, доверяться человеку и ожидать помощи от человека. Годами Церковь [адвентистов седьмого Дня] взирала на человека и многого ожидала от него, но не видела Иисуса, в Котором сосредоточены наши надежды на вечную жизнь. Поэтому Бог Дал Своим слугам [Джоунсу и Ваггонеру] свидетельство, которое представило истину такой, какова она есть в Иисусе, то есть весть третьего ангела в ясных, отчетливых очертаниях»^[1].

Эта длинная цитата, на мой взгляд, — одна из самых важных для адвентистов. Я думаю, было бы очень полезно еще раз прочесть ее и выделить те пункты, которые Елена Уайт считала важными в вести Джоунса и Ваггонера.

Даже если ваш перечень может несколько отличаться от приводимого ниже, основные моменты в них, вероятнее всего, совпадают. Елена Уайт заостряла внимание на том, что она считала «самым драгоценным» в вести Джоунса и Ваггонера:

• Возвеличивание Спасителя. Оправдание по вере в Иисуса.

• Связь между праведностью Христа и исполнением заповедей Божьих.

• Необходимость непрестанно сосредоточивать внимание на Иисусе.

• Праведность Христа или праведность по вере неразрывно связаны с вестью третьего ангела в Откровении 14:9–12.

• Христос умер вместо нас во искупление наших грехов.

• У Иисуса есть особые «благословения завета» для Своего народа.

• Адвентисты подчеркивали значение Закона, но упускали из виду Иисуса и важное значение веры в Его жертву ради нас.

• Вера в заслуги возвеличенного Спасителя является «жизнью Церкви».

• Сатана стремится умалить роль Иисуса и Его заслуг в глазах Церкви и сосредоточить наше внимание на доктринах Церкви и человеческих усилиях.

• Бог побудил Джоунса и Ваггонера вновь направить взор адвентистов на Иисуса, на веру в Его жертву и Его заслуги, а также на неразрывную связь между спасением по вере и вестью третьего ангела.

Возможно, вы уже находитесь в недоумении. Разве приведенный выше список не составляет суть, самую сердцевину протестантского богословия? Почему, спросите вы, такая весть вызвала какие–то проблемы и беспокойство в среде адвентистов в 1888 году?

Ответ на этот вопрос мы можем найти в адвентистской истории в период между 1844 и 1888 гг. Именно к этой теме мы и обратимся сейчас.

(обратно)

2. Почему правильное понимание вести о вере в возвеличенного Спасителя было так важно для адвентистов в 1888 году?

Этот вопрос возвращает нас к первым десятилетиям адвентистского движения. Богословие адвентистов седьмого дня включает в себя две категории доктрин. К первой относятся доктрины, которые адвентисты разделяют с другими христианами. Это спасение по благодати только через веру, важность Библии, историческая роль Иисуса как Спасителя мира и сила молитвы.

Ко второй категории относятся доктрины, которые отличают адвентистов седьмого дня от других конфессий. К таковым относятся: святость седьмого Дня, субботы, Второе пришествие Иисуса перед началом Тысячелетнего Царства, а не после него, условная природа бессмертия, а также весть о суде в Книге Пророка Даниила (гл. 7 и 8) и в Книге Откровение (гл. 14).

В девятнадцатом веке адвентисты жили большей частью среди христиан, поэтому они не стремились заострять внимание на тех доктринах, которые были общими для всех христиан. Действительно, зачем проповедовать о спасении по благодати баптистам, которые уже верят в эту доктрину, или о важности молитвы методистам, которые и так об этом уже знают?

Куда важнее было проповедовать об отличительных адвентистских доктринах, чтобы убедить людей в важности соблюдения седьмого дня недели, субботы. В результате адвентистские евангелисты приходили в какую–то общину и публично вызывали известных проповедников на дискуссию по таким вопросам, как природа смерти и ада, истинная суббота и так далее. Такой подход ярко освещал отличительные адвентистские доктрины. В эпоху, предшествующую появлению радио и телевидения, публичные дискуссии привлекали толпы людей в маленьких городах.

Но в этом были и свои отрицательные стороны. Так, 40 лет такой проповеди привели к определенному разделению между адвентистами и основными христианскими конфессиями. Поэтому Елена Уайт в отрывке из книги «Свидетельства для проповедников», который приведен выше, умоляет о том, чтобы адвентисты проповедовали

«весть Евангелия Его благодати… чтобы мир [включая иные конфессии] больше не говорил, будто адвентисты седьмого дня говорят лишь о законе, но не учат вере во Христа»^[2].

Воинственные методы адвентистских евангелистов сделали из них полемистов, которых зачастую больше волновала победа в споре, основанная на веских библейских аргументах, чем проявление любви к тем, кто в чем–то отличался от них. Елена Уайт отмечала:

«Донося до людей требования Закона, многие забывают представить им безграничную любовь Христа»^[3].

Другими словами, адвентисты использовали такие методы проповеди, которые часто ожесточали их оппонентов в ходе дискуссии. Даже будучи правы с доктринальной точки зрения, они, как полагала Елена Уайт, проявляли ложный дух.

Эта тактика, отточенная до совершенства в непрерывных дебатах, на сессии Генеральной конференции в Миннеаполисе была использована не против других церквей, но нацелена на адвентистских проповедников, которые высказывали свои воззрения, отличавшиеся от мнения большинства. Елена Уайт назвала этот ложный дух, который во многом способствовал внесению разобщения в среду участников конференции в Миннеаполисе, фарисейским духом (см. вопросы 15 и 16).

Таким образом, адвентистская Церковь к 1888 году была готова внести поправки в свою теологию, а также изменить подход к проповеди. Прежде чем приступить к обсуждению того, что происходило на совещании, мы коснемся событий, которые имели место как внутри Церкви, так и за ее пределами и которые предшествовали Генеральной конференции в Миннеаполисе.

(обратно) (обратно)

ГЛАВА 2 ЛЮДИ И СОБЫТИЯ ПЕРЕД НАЧАЛОМ КОНФЕРЕНЦИИ В МИННЕАПОЛИСЕ

На первый взгляд, 1888 год не предвещал никаких громких событий. «Наши взоры обращены в будущее», — писал Урия Смит в редакционной статье журнала «Ревью энд Геральд». «Будущее с каждым годом становится все яснее, доказательства все убедительнее свидетельствуют, что мы не хитросплетенным басням следуем, возвещая скорое пришествие нашего Господа. Пророчества стремятся к своему исполнению. События движутся со все увеличивающейся скоростью. Слово Божье доказывает Свою истинность и утешает каждого смиренного верующего, даруя ему надежду на то, что все, построенное на Нем, никогда не рухнет»^[4].

Президент Генеральной конференции Джордж Батлер высказывался примерно в том же духе. «У нас есть много причин благодарить Бога, и мы с воодушевлением вступаем в новый 1888 год», — писал он в циркулярном письме служителям адвентистского движения в январе 1888 года. Отмечая, что адвентисты седьмого дня «никогда не настаивали на той библейской экзегезе, которую им надлежало оставить», он подчеркивал: «Каждый год у нас появляется все больше свидетельств относительно того, что мы правы в своем истолковании великих пророческих тем, и это особо выделяет нас как народ»^[5].

Богословские споры, не имевшие себе равных в истории адвентизма, вспыхнули на исходе 1888 года, хотя в январе этого года внешне все выглядело довольно спокойно. В данной главе мы поговорим о людях, которые принимали участие в этих дискуссиях, и о событиях, которые к ним привели.

(обратно)

3. Кто в 1888 году был среди главных участников богословских дискуссий?

Это важный вопрос, поскольку движущей силой в развитии событий на сессии Генеральной конференции в 1888 году стал межличностный конфликт. Спор разгорелся между двумя сторонами. Джордж Батлер (1834–1918) и Урия Смит (1832–1903) представляли «старую гвардию». Им противостояли Алонзо Т. Джоунс (1850–1923) и Эллет Дж. Ваггонер (1855–1916). Два молодых редактора из Калифорнии, которые бросили вызов своим старшим коллегам на Востоке США.

Батлер избирался президентом Генеральной конференции адвентистов седьмого дня несколько раз: с 1871 по 1874 годы и с 1880 по 1888 годы Батлер в определенные моменты мог вполне честно оценивать себя. Возможно, он весьма точно и правильно оценил себя, когда написал:

«Я… несомненно… по своей натуре человек железный и проявляю недостаточно любви Иисуса»^[6].

Осознав, что занимал слишком воинственную позицию в спорах, развернувшихся в середине 1880–х годов относительно закона в Послании к Галатам, Батлер писал Елене Уайт, что хотел бы «быть похожим на Иисуса — мудрого, терпеливого, доброго и отзывчивого, искреннего… Который любил справедливость и желал всем блага»^[7]. Он горько сожалел, что в нем преобладает «слабая человеческая природа»; он писал: «Я много борюсь с ветхим человеком»^[8]. Он хотел, чтобы этот ветхий человек в нем «умер. ОКОНЧАТЕЛЬНО УМЕР»^[9].

Однако такое желание не так легко исполнить. В своем письме к Келлогу Батлер писал:

«Я старый чудак, у меня довольно трудный несговорчивый характер. Вы совершенно верно подметили, когда однажды сказали: „Переубедить пастора Батлера, когда он примет свое решение, — все равно, что убеждать телеграфный столб". Это довольно близко к истине, но всегда нужно помнить, что я стремлюсь быть предельно осторожным и всегда тщательно обдумываю свои решения. Поэтому мне так трудно отказаться от них»^[10].

Эта неприятная черта его характера и понуждала его так упорно отстаивать свое мнение относительно Закона в Послании к Галатам в 1888 году. Неудивительно, что Эммет К. Ванде Вер, написавший книгу о Батлере, назвал ее «Упрямое сердце».

Необходимо также отметить еще одну черту Батлера: его понимание задач руководства. Он вполне определенно считал, что его статус президента Генеральной конференции не только дает ему право быть руководителем Церкви, но и дает ему «более ясное, по сравнению с другими, понимание»^[11] доктринальных вопросов, и тем самым отводит ему роль богословского «цензора» в Церкви.

Урия Смит, соратник Батлера, постоянно (за исключением трех лет) занимал пост секретаря Генеральной конференции, начиная с 1863 г. Кроме того в 1850–х годах Смит начал полуофициально работать в адвентистском периодическом журнале «Ревью энд Геральд», а к 1888 году он был редактором уже почти 25 лет. Помимо этого, Смит был непререкаемым авторитетом в сфере истолкования пророчеств. Его книга «Размышления над Книгой Даниила и Книгой Откровение» была бестселлером не только среди адвентистов, но и среди других христиан. Одна из газет, издаваемых в Миннеаполисе, оповестила о его приезде на совещание в Миннеаполис так:

«Пастор Урия Смит… известен как один из самых талантливых писателей… конференции, и, кроме того, он серьезный ученый»^[12].

Смит, как и Батлер, считал себя хранителем адвентистской ортодоксии. Он кратко сформулировал свою позицию в отношении некоторых новых идей Джоунса в 1892 году:

«Долгие годы, занимаясь исследованиями в этой области, я выбрал определенные принципы, на которые опираюсь, и не готов внезапно изменить свои взгляды под влиянием идей неискушенных новичков»^[13].

Такова была его позиция относительно «новой теологии» Джоунса и Ваггонера, представленной ими в 1888 году. Ни Смит, ни Батлер не имели ни малейшего намерения «изменить свои взгляды» под влиянием идей молодых проповедников из Калифорнии. Поэтому между ними возникло противостояние.

Определенные черты характера Джоунса и Ваггонера только усугубили ситуацию. Елена Уайт написала им письмо в начале 1887 г., пытаясь несколько смягчить их агрессивный тон.

«Пастор Ваггонер, — писала она, — любит дискуссии и споры. Я боюсь, что Джоунс тоже лелеет в себе любовь к этому. Нам теперь нужна религия смирения. Пастор [Ваггонер] нуждается в смирении и кротости, а брат Джоунс может обрести силу для проявления доброты, если он будет постоянно стремиться к благочестию»^[14].

К чести и Джоунса, и Ваггонера, они смиренно ответили на ее обличительное письмо. Ваггонер в своем ответном письме соглашается, что ее совет был «своевременным» и «нужным», и горько сожалеет, что допустил поселиться в себе духу критицизма и «противоречиям, которые слишком сильно повлияли на него»^[15].

Джоунс также выразил свое раскаяние по поводу того, что внес свою лепту в разногласия, а также признал недостатки своего характера. Однако, по сравнению с Ваггонером, он сомневался, сможет ли он с легкостью и без борьбы избавиться от своей резкости. В дальнейшем Елена Уайт будет постоянно предостерегать его от излишне резких комментариев в отношении других. В 1870–е годы он служил в армии сержантом, и с тех пор у него сохранилась привычка разговаривать с другими в приказном тоне. Его задиристый характер и уверенность в том, что он почти всегда прав, сильно осложняли его общение с окружающими. Его резкость в значительной мере повлияла на создание атмосферы во время совещания в Миннеаполисе, когда в начале конференции он со свойственной ему прямотой заявил делегатам, что они не должны винить его в том, что Смит упустил некоторые исторические факты, имеющие отношение к седьмой главе Книги Даниила. Джоунс заранее подготовился к этому вопросу, знал эти факты и добивался рассмотрения этой проблемы.

Хотя подобная непримиримая позиция по отношению к патриарху Церкви в данном случае мало что изменила в Миннеаполисе, но бесстрашие и упорство Джоунса, несомненно, помогли ему в залах конгресса США добиться повторного слушания законопроекта о воскресном дне, который находился на рассмотрении, что вряд ли удалось бы более робкому человеку. Всей своей жизнью Джоунс продемонстрировал, что он не боялся никого, смело бросался в гущу событий и никогда не избегал конфликтов в борьбе за свои убеждения. Он мог быть таким же настойчивым и непреклонным, как Батлер и Смит, когда отстаивал свою правоту, то, во что верил.

Эллет Ваггонер был совместно с Джоунсом редактором издаваемых в Калифорнии журналов «Знамения времени» и «Американский страж религиозной свободы». Он был удостоен докторской степени в области медицины в городе Нью–Йорке в 1878 г., но, не найдя себя в медицине, он стал служителем в Церкви, а в 1884 г. получил приглашение на редакторскую работу в издательство «Пасифик Пресс».

В жизни молодого Ваггонера в октябре 1882 г., на лагерном собрании в Хилдсбурге, Калифорния, произошла серьезная перемена его богословских взглядов. Во время одного из выступлений он испытал то, что позднее назвал «внеблейским откровением». Он пишет:

«Внезапно все вокруг меня озарилось светом более ярким, чем свет полуденного солнца, и я увидел Христа, висящего на кресте, распятого за меня. В этот момент, словно могучее пламя, меня впервые охватила мысль, что Бог любит меня и что Христос умер за меня».

Ваггонер «знал, что этот свет… был откровением с Неба». Он решил, что отныне и навсегда будет «изучать Библию в свете этого откровения», дабы «помочь и другим увидеть эту истину». Говоря о своем решении, он писал:

«Всегда, когда я обращался к этой Священной книге, я видел Христа — Божью силу для спасения каждого грешника, и я никогда не находил там ничего иного»^[16].

Именно это «видение» побудило Ваггонера к более глубокому исследованию Послания к Галатам. Поэтому не стоит удивляться, что он обнаружил Евангелие в Послании к Галатам. Это открытие и привело его к конфронтации с позицией Смита и Батлера, которые уделяли большее внимание Закону в Послании к Галатам во время совещания Генеральной конференции в 1888 году.

Традиционное адвентистское толкование Послания к Галатам, очевидно, не затронуло сердце Ваггонера. Он никогда не менял своего христоцентричного подхода к богословию, даже после того, как в 1906 году покинул ряды адвентистской Церкви. Такая твердость ставит его в один ряд с тремя другими знаменитыми участниками конференции в Миннеаполисе. И хотя его методы были не столь жесткими, как у Батлера, Смита и Джоунса, тем не менее Ваггонер был человеком решительным и твердым и мог отстаивать свою точку зрения в любой богословской дискуссии. Все эти участники дискуссии были сильными личностями, и они способствовали созданию атмосферы борьбы в Миннеаполисе.

Помимо этих основных участников совещания в Миннеаполисе в 1888 году, необходимо упомянуть еще трех человек, которые сыграли важную роль на этих встречах. Прежде всего, это Елена Уайт, Дух пророчества адвентистской Церкви. Хотя миссис Уайт не занимала никаких постов в Церкви адвентистов седьмого дня, она была выдающейся фигурой в адвентистском движении — всеми признанная вестница Божья, пророк для народа последнего времени, призванная Богом.

На протяжении 1880–х годов она ощущала необходимость уделять больше внимания Евангелию в адвентистском учении. И хотя между 1884 и 1886 годами она стремилась в богословских спорах двух сторон занимать нейтральную позицию, с 1887 года она все чаще выступает на стороне Джоунса и Ваггонера, считая, что у них есть весть, которую непременно нужно услышать адвентистской Церкви. Ее поддержка евангельской позиции Джоунса и Ваггонера переросла в открытую защиту их взглядов в конце 1888 года на сессии Генеральной конференции в Миннеполисе.

Уильям Уайт, младший сын Елены Уайт, сыграл заметную роль в этих встречах, в значительной мере поддержав Джоунса и Ваггонера. Необходимо отметить и еще одного участника этих встреч — брата Моррисона, президента конференции штата Айова и опытного полемиста. В отсутствие Батлера, который по причине своей болезни не мог присутствовать на конференции в Миннеаполисе, Моррисон стал главным представителем тех, кто смотрел на Послание к Галатам через призму Закона.

(обратно)

4. Какое влияние оказали воскресные законы, принимаемые в 1880–х, на атмосферу в Миннеаполисе?

В 1880–х годах в связи с принятием законов о воскресном дне постепенно стали набирать силу и обретать широкие масштабы преследования. В Калифорнии в 1882 году во время выборов руководства штата горячо обсуждался вопрос о соблюдении воскресного дня. Тогда многие призывали создать партию, в политической программе которой уделялось бы важное внимание святости воскресного дня. С последствиями этого «воскресного ажиотажа» адвентисты столкнулись тогда, когда местные власти арестовали У. Уайта за то, что он работал по воскресеньям в издательстве «Пасифик Пресс».

Хотя в Калифорнии этот воскресный закон был вскоре отменен, растущее беспокойство относительно принятия аналогичных законов по всей стране побудило адвентистов седьмого дня к действию. Возможно, их самой главной заслугой стало учреждение в 1884 г. журнала «Sabbath Sentinel» (который после 1886 года стал называться American Sentinel of Religious Liberty), в котором они приводили доводы против соблюдения воскресного дня и призывали к соблюдению седьмого дня недели, субботы.

В 1885 году такие же события развернулись в штате Арканзас. В этом штате воскресный закон был принят в 1883 году. Первоначально один из пунктов закона освобождал соблюдающих субботу от празднования воскресенья, но этот пункт был отменен в 1885 г. — якобы для того, чтобы закрыть работающие по воскресеньям еврейские питейные заведения в Литл–Роке. Между 1885 и 1887 годами в этом штате было открыто 21 судебное дело в связи с осквернением воскресенья. Во всех случаях, за исключением двух, к ответу привлекались люди, соблюдавшие субботу. Интересно, что местные власти освободили двух обвиняемых неадвентистов и не наложили на них штрафных санкций, в то время как адвентистам седьмого дня был определен штраф от 110 до 500 долларов, когда прожиточный минимум в то время составлял около одного доллара в день. Также власти не арестовывали ни одного из завсегдатаев питейных заведений. Кроме того, многие из обвинителей и информаторов сами работали по воскресеньям, иногда вместе с арестованными адвентистами, однако никто не предъявлял им никаких претензий, тогда как соблюдавших субботу суды признали виновными в нарушении воскресного закона.

А. Джоунс сделал из этого вывод:

«Не может быть более ясного доказательства того, что этот закон был использован лишь как способ выразить свое злобное отношение к классу людей, не виновных в каких–либо уголовных преступлениях, но лишь исповедующих религию, которая отличалась от религии большинства… Единственный смысл отмены этого пункта состоял в том, чтобы предоставить возможность религиозным фанатикам притеснять тех, чьи религиозные воззрения были им ненавистны»^[17].

К концу 1880–х религиозные преследования за несоблюдение воскресенья переместились в штат Теннесси, где местные власти в течение ряда лет арестовали нескольких адвентистов. А некоторых из них заковали в кандалы, как обычных уголовных преступников.

События приняли более угрожающий характер для адвентистов в 1887 г., когда Прогибиционистская партия^[18] и Женский христианский союз воздержания совместно с Ассоциацией национальных реформ стали выступать за установление закона о воскресном дне с целью улучшения морали в Соединенных Штатах. В том же году в тех же целях Уилбур Крафтс создает Американский субботний союз.

В 1888 году среди адвентистов усилились эсхатологические ожидания, поскольку римско–католический кардинал Джеймс Гиббонс поддержал протестантов, поставив свою подпись под прошением, направленным в конгресс относительно принятия национального воскресного закона. Протестанты с большой готовностью приняли такую помощь.

«В любой момент, когда они (римские католики) пожелают сотрудничать с нами в борьбе против политического атеизма — мы с радостью пожмем им руки»^[19].

Волнения относительно принятия закона о воскресном дне достигли своей кульминации 21 мая 1888 года, когда сенатор от штата Нью–Гэмпшир Г. У. Блэр представил сенату США законопроект о праздновании «Дня Господня» как «дня поклонения Богу». Такой законопроект о национальном воскресном дне был представлен перед конгрессом впервые после возникновения адвентистского движения в 1840–х годах. Четырьмя днями позже Блэр представил на рассмотрение поправку к Конституции США, в которой предлагалось христианизировать систему образования в стране.

Адвентисты седьмого дня отметили пророческое значение этих законопроектов Блэра. Для них было совершенно очевидно, что появление образа зверя, о котором говорится в тринадцатой главе Откровения, получение начертания зверя и конец земной истории не заставят себя долго ждать. Создавалось впечатление, что американская свобода стоит на грани гибели. Таким образом, эсхатологическое напряжение, вызванное появлением движения за принятие закона о воскресном дне, послужило одним из факторов, который особо обострил обстановку на сессии Генеральной конференции в 1888 году.

Этот эсхатологический кризис создал определенную эмоциональную атмосферу, на которую также влияли еще две другие проблемы, стоявшие на повестке дня на встречах в Миннеаполисе. Первая относится к истолкованию пророчеств — особенно в Книге Даниила. Вторая заключалась в ответе на вопрос: какого рода праведность нужна для спасения — это важный вопрос, который с невероятной быстротой привлек к себе внимание всей Церкви. В то время как адвентисты спорили о сущности Закона в Послании к Галатам, этот вопрос был призван поставить в центр внимания адвентистов роль Закона Божьего в замысле спасения.

Невозможно понять эмоциональную напряженность участников сессии Генеральной конференции в 1888 г., если упустить из виду те мысли, которые возникали у адвентистов в связи с принятием воскресных законов в ряде штатов. Они полагали, что наступили последние дни. С. Н. Хаскел писал во время совещания в Миннеаполисе о том, что все, к чему адвентисты пришли и чему учили, теперь исполнялось, скоро их свобода соблюдения субботы будет отобрана, и они будут нести свое свидетельство в судах и тюрьмах. Пророческая весть, которую они провозглашали на протяжении 40 лет, подтверждается настоящими событиями^[20]. Зная об этом, нетрудно понять, почему некоторые адвентистские руководители так резко отреагировали на то, что их собратья начали подвергать сомнению обоснованность интерпретации Церковью некоторых аспектов пророчества, а также ее учение относительно закона. Такая неопределенность, по их мнению, таила в себе опасность для уникальности адвентистской вести во времена острейшего кризиса.

(обратно)

5. Почему разногласия относительно понимания десяти рогов из седьмой главы Книги Даниила вызывали негодование у адвентистского руководства в период подготовки к конференции в Миннеаполисе?

Дебаты между А. Т. Джоунсом и Урией Смитом по поводу толкования десяти рогов из седьмой главы Книги Даниила также повлияли на атмосферу встреч на совещании в 1888 г. Смит в течение десятилетий был признанным авторитетом в области толкования библейских пророчеств. Его книга «Размышление над Книгой Даниила и Книгой Откровение» считалась классической адвентистской работой в этой области. Джоунс, с другой стороны, был в определенной мере новичком — как в адвентизме, так и в сфере истолкования пророчеств, но он был страстно увлечен как изучением Священного Писания, так и историей; он был восходящей звездой в адвентистском мире.

На сессии Генеральной конференции в 1884 г. Джоунсу было поручено «написать серию статей, в которых ему следует показать, как сбываются библейские пророчества в истории»^[21]. Поставленная перед ним задача побудила его к более глубокому изучению Книги Даниила. Смит вначале радостно воспринял идею Джоунса провести более глубокое исследование десяти царств из седьмой главы Книги Даниила, хотя полагал, что это будет трудная задача — нечто вроде «восстановления здания из обломков» после того, как оно «было взорвано мощным зарядом динамита»^[22].

Добросердечные отношения между этими двумя людьми стали постепенно ухудшаться в начале 1885 г., когда Джоунс сделал вывод, что список царств, приведенный Смитом, был неправильным. Молодой человек утверждал, что алеманы, а не гунны, как утверждал Смит, были одним из десяти царств. Джоунс попросил заслуженного руководителя Церкви подкрепить свою точку зрения историческими данными, а также изучить его собственные доводы и сделать свои замечания. К сожалению, Джоунс не получил ответа на свою первую просьбу, а на вторую Смит ответил, что не располагает временем для решения этого вопроса.

В результате Джоунс опубликовал свои статьи в журнале «Знамения времени» без рецензии главного редактора «Ревью». Джоунс послал копии этих статей Смиту в октябре 1886 г.

Разгневанный главный редактор ответил 8 ноября, что будет противодействовать Джоунсу через «Ревью», поскольку тот «рассеял» свои взгляды, «возвестив о них через журнал». В своем ответе Смит затронул самую болезненную точку этой проблемы.

«Если гуннов не рассматривать в числе этих десяти народов, — писал он, — то мы сократим тогда на десять процентов исполнение пророчеств из Книги Даниила 2–й и 7–й глав. Вы можете себе представить, что произойдет, если наши проповедники, представлявшие десять царств так, как они делали это в течение последних сорока лет, теперь изменят точку зрения, которая считается общепризнанной, не вызывает никаких разногласий и не оспаривается никем. Тысячи людей непременно обратят на это внимание и скажут: „О, теперь вы обнаружили, что ошиблись в том, что прежде считали одним из самых ясных вопросов; а если вам предоставить еще некоторое время, вы можете вдруг признать, что вообще во всем ошибались". Такая позиция может сбить с толку многих и привести в полное замешательство»^[23].

Джоунс ответил на это письмо 3 декабря. Смит упрямо стоял на той точке зрения, что адвентисты должны придерживаться традиционных толкований в ходе текущего кризиса. Джоунс тоже занимал непримиримую позицию. Он писал, что «настоящая битва за истину еще не началась», поскольку адвентисты «еще не обратили на себя большого внимания». Но кризис, связанный с принятием воскресных законов, может резко все изменить. Представления адвентистов седьмого дня о кризисе последнего времени станут

«главным предметом обсуждения всей нации… Затем наши взгляды заинтересуют руководство страны. Каждый вопрос будет анализироваться, его будут рассматривать и оспаривать ученые и судьи, государственные деятели и самые высокие должностные лица страны, а также лицемерные религиозные фанатики и нечестные политиканы. Наши убеждения будут изучаться людьми, знакомыми со всеми поворотами истории, и в итоге будут противостоять всему тому, что эти люди смогут противопоставить истине… Когда мы тщательно изучим исторические факты, чтобы подтвердить верность нашего истолкования вести третьего ангела, мы можем представить этим людям убедительные доводы в пользу нашей веры, а не заявления типа „мы проповедовали это в течение сорока лет" или „так сказал епископ Чендлер". Такие люди, — продолжал Джоунс, — потребуют веских исторических доказательств».

Он закончил свое обращение к Смиту призывом исправить ошибки в книге «Размышления над Книгой Даниила и Книгой Откровение», поскольку «всякий сведущий человек» знает, что это «неверно»^[24].

Смит ответил Джоунсу в середине декабря, обвинив его в том, что «он роется в истории», желая доказать его ошибку. И снова этот пожилой человек опирается на традиционный авторитет. Джоунс написал ему 27 декабря, что традиционный авторитет, «третьесортные имена» и комментаторы не могут служить источником и критерием истины для историков. Джоунс пишет, что «если бы вы смогли убедительно доказать, что в этомпророчестве говорится о царстве гуннов», то тогда он с удовольствием опубликовал бы это в «Знамениях времени»^[25]. Важно отметить, что и Джоунс, и Смит указывали на важность правильного истолкования пророчества о десяти рогах в связи с принятием воскресных законов. Этот факт помогает нам понять, почему столь несущественная на первый взгляд тема могла возбудить такие горячие споры. Но дело в том, что адвентисты связывали принятие воскресного закона с кризисом последнего времени. А это время вряд ли являлось подходящим для изменения традиционного толкования пророчества. Таким образом, Смит и его сторонники готовились к сражению. Проблема толкования десяти рогов должна была специально рассматриваться на годичном совещании Генеральной конференции в 1886 году, но ее бурное обсуждение произошло на сессии в Миннеаполисе в 1888 году. Накануне этой конференции Батлер громогласно заявил, что Джоунс показал себя как возмутитель спокойствия, когда предложил толкование пророчества, которое «шло вразрез с традиционным пониманием нашего народа, установившимся сорок лет назад»^[26]. Пророчество о десяти рогах будет горячо обсуждаться участниками совещания в Миннеполисе.

(обратно)

б. Каким образом полемика относительно Закона в Послании к Галатам способствовала ухудшению и без того сложной обстановки?

Если дискуссии по поводу истолкования десяти рогов были весьма напряженными, то полемика по поводу закона в Послании к Галатам носила просто взрывоопасный характер. В контексте кризиса, вызванного принятием воскресных законов, сомнения в верности адвентистского подхода к истолкованию пророчеств, было вряд ли своевременным, а проведение серьезных изменений в учении адвентистов о законе означало бы просто абсолютную катастрофу. Адвентисты длительное время усердно защищали непреложность закона во враждебной обстановке евангельского христианства конца девятнадцатого века. Протестанты — современники адвентистов заставляли их занимать оборонительные позиции. Многие их оппоненты даже стремились вообще отказаться от мысли, что исполнение Десяти Заповедей все еще носит обязательный характер.

Одним из главных аргументов, который выдвигали адвентисты в поддержку закона, была их концепция двух законов: церемониального, который был упразднен на Кресте, и нравственного, который является вечным. Такой подход к закону был основополагающим в адвентистском богословии. Смит писал в 1884 г., что

«если бы не существовало различия между „этими двумя законами", то соблюдение субботы незамедлительно исчезло бы из списка христианских обязательств… Поэтому для соблюдающих субботу это самый важный вопрос»^[27].

Вероятно, самым ревностным защитником этой точки зрения был Дадли М. Кенрайт, выдающийся адвентистский евангелист этого периода. Он с успехом отстаивал учение Церкви в многочисленных дискуссиях с другими христианскими конфессиями. Также он был автором более 20 книг и брошюр, в которых раскрывалось адвентистское учение. Его книга «Два закона», впервые опубликованная в 1876 г., была ценным вкладом в адвентистскую концепцию закона.

Важный текст, по поводу которого адвентисты седьмого дня горячо спорили, находится в Гал. 3:19–25. В течение трех десятилетий адвентисты считали, что здесь говорится о «церемониальном» законе. Такая трактовка, по мнению адвентистских лидеров, защищала непреложность Десяти Заповедей. В конце концов, разве в Гал. 3:25 не сказано, что тот, кто обрел веру, больше не находятся «под руководством детоводителя»?

Споры о законе в Послании к Галатам возникли между 1884 и 1886 гг., когда Джоунс и Ваггонер начали учить, что в послании речь идет о Десяти Заповедях, а не о церемониальных законах. Ваггонер опубликовал их точку зрения в журнале «Знамения времени». Затем они учили этому в Хилдсбургском колледже, в Калифорнии. Многие увидели в «новой» трактовке угрозу самой сути адвентистского богословия, поскольку непреложная святость седьмого дня, субботы, неразрывно связана с нравственным законом. Защищая святость субботы от нападок различных религиозных конфессий, адвентисты доказывали, что в Послании к Галатам говорится о церемониальном законе. Таким образом, руководство Церкви относилось к Джоунсу и Ваггонеру как к людям, подрывающим одну из основ адвентистской теологии.

Руководство Генеральной конференции во главе с Батлером и Смитом чувствовало себя совершенно уверенно, поскольку считало, что Церковь решила этот вопрос раз и навсегда в 1856 г. До этого времени многие адвентисты, в том числе Джеймс Уайт, Дж. Андрюс, Урия Смит и Джозеф Бейтс, полагали, что закон, о котором говорится в Послании к Галатам, — Десять Заповедей. Этот вопрос потребовал решения после того, как Дж. Ваггонер (отец Э. Дж. Ваггонера) опубликовал в 1854 году свою книгу под названием «The Law of God: An Examination of the Testimony of Both Testaments» («Божий Закон: исследование свидетельства двух Заветов»), в которой закон в Послании к Галатам рассматривался как Десять Заповедей. В 1856 г. Стивен Пирс поставил вопрос иначе: он утверждал, что закон в послании «был системой законов, включавшей в себя церемониальный закон». Участники дискуссии по этому вопросу — в их числе были Джеймс Уайт и Елена Уайт — склонились к точке зрения Пирса. Смит и Батлер зашли так далеко, что заявили о видении, которое якобы получила по этому вопросу Елена Уайт, и написали Дж. Ваггонеру, что закон в Послании к Галатам не может быть нравственным законом. Хотя Смит и Батлер никогда не подтверждали документально свое заявление, факт остается фактом: после конференции 1856 г. книга Ваггонера была изъята из продажи. В течение последующих 30 лет Церковь учила, что закон в Послании к Галатам — это свод церемониальных установлений^[28].

Таким образом, своими статьями относительно закона в Послании к Галатам Э. Дж. Ваггонер взбудоражил довольно спокойную богословскую атмосферу того времени. Батлер как президент Генеральной конференции и хранитель веры почувствовал себя задетым. Во время своего посещения Хилдсбургского колледжа в начале 1886 г. он излил свой гнев на Джоунса и Ваггонера.

«Когда мы узнаем, что… точка зрения, которой придерживается меньшинство, энергично пропагандируется в одном из наших учебных заведений среди студентов, изучающих Библию, и публикуется в Знамениях, — писал он, — признаюсь, это мне совсем не нравится»^[29].

По–видимому, это сдержанное по форме замечание не отражает всей глубины его эмоций, которые были вызваны этой проблемой. Данная проблема вскоре станет настолько важной в его глазах, что он после совещания в Миннеаполисе окажется на грани ухода из Церкви, руководителем которой он являлся.

Что же так взволновало Батлера и его друзей в точке зрения Ваггонера на закон в Послании к Галатам? Батлер частично отвечает на этот вопрос в 1886 г., критически оценивая статьи Ваггонера, опубликованные в «Знамениях». Он отмечает, что «Знамения» выпускаются большим тиражом и что «они доступны многим нашим искусным оппонентам». Такая трактовка закона в послании была особенно важным моментом,

«поскольку упоминание апостолом закона в нем используется нашими оппонентами как веский аргумент в пользу антиномизма ^[30] … Таким образом, Ваггонер и Джоунс оказали „великую услугу" сторонникам антиномизма, врагам адвентизма» ^[31].

Батлер в 1888 г указал также на серьезность последствий, которые могут возникнуть из–за полемики о законе в Послании к Галатам. В тот момент он считал, что посредством этих расхождений во мнениях мощный поток новых доктрин и пророчеств «вольется» в адвентизм. Кроме того, как считал Батлер, это «поколеблет веру многих наших ведущих служителей в Свидетельства», поскольку, как он считал, Елене Уайт было дано видение, в котором сообщалось, что в Послании к Галатам не может идти речи о Десяти Заповедях^[32].

Смит полностью разделял мысли и чувства Батлера. Для него

«самой большой трагедией после смерти брата Уайта стала публикация статей д–ра Ваггонера о законе в Послании к Галатам в «Знамениях»^[33].

«Если наша Церковь еще раз изменит свою позицию относительно закона в Послании к Галатам, — категорично заявил он, — на меня пусть не рассчитывают, потому что я не готов отрекаться от адвентизма»^[34].

Он твердо верил, что если традиционная точка зрения была неверной,

«тогда мы все заблуждались последние тридцать лет, а адвентизм был создан и развивался на ложном основании».

Он соглашался с Батлером в том, что принятие точки зрения Ваггонера на закон в Послании к Галатам

«подрывает основы Свидетельств и субботы»^[35].

Ваггонер, с другой стороны, считал (как и Джоунс в связи с истолкованием пророчества о десяти рогах), что намного важнее дойти до истины, чем держаться за ошибочную традиционную интерпретацию.

«По мере того как мы приближаемся к концу истории, — писал он, — все вражеские силы будут сосредоточены вокруг адвентистского толкования закона… каждый наш довод будет под прицелом самой жесткой критики».

И далее он продолжал:

«Я знаю, вы можете сказать, что менять свои убеждения по столь жизненно важному пункту — весьма унизительно… перед лицом врага. Но если генерал стоит на неверной позиции, я считаю, что лучше поправить его… чем подвергать всех опасности поражения из–за его ошибки».

Лично сам Ваггонер не видел ничего унизительного в том, что Церковь изменит свою позицию относительно того или иного вопроса. Подобная перемена «станет лишь свидетельством того», что у адвентистов

«на сегодняшний день по этому вопросу больше информации, чем было вчера»^[36].

Необходимо отметить, что обе стороны, участвовавшие в полемике о законе в Послании к Галатам, оправдывали свою жесткую позицию, ссылаясь на воскресные законопроекты. То же можно сказать и о более острой дискуссии относительно истолкования пророчества о десяти рогах. Таким образом, этот эмоциональный накал во многом определялся кризисной ситуацией, связанной с принятием воскресных законов. Адвентисты в 1888 г. верили, что они отстаивают высокие истины и что вскоре предстанут перед самыми взыскательными судьями и учеными в мире. Эти люди будут скрупулезно исследовать их воззрения, поскольку адвентисты отказались принять начертание зверя — подчиниться закону о воскресном дне.

(обратно)

7. Какую роль сыграл и совещание Генеральной конференции в 1886 года и последовавшие за ней события в развитии внутрицерковного конфликта?

Батлер принял твердое решение покончить с полемикой относительно Закона и истолкования пророчеств к концу 1886 г. Летом этого же года он начал кампанию по урегулированию ситуации, разумеется, оставаясь на прежних позициях.

Прежде всего он решил написать ряд писем Е. Уайт, которая находилась в Европе, чтобы заручиться ее поддержкой в борьбе против Джоунса и Ваггонера, которые распространяли в печати богословские взгляды, идущие вразрез с давно устоявшимися адвентистскими воззрениями.

Мало сказать, что молчание Елены Уайт в ответ на его многочисленные письма (см. вопрос 14), сильно огорчало его. В результате он в конце августа 1886 г. решил изменить тактику. Он составил «краткий комментарий к Посланию к Галатам», где рассматривал вопрос о законе, поскольку «Знамения» осветили этот вопрос, «отдав его на суд широкой общественности»^[37]. Его «краткий комментарий» в результате превратился в целую книгу на 85 страниц, которая получила название «Закон в Послании к Галатам». Это была тщательно продуманная атака на позицию Ваггонера. В дополнение к книге Батлера вновь вышла в свет книга Дадли М. Кенрайта «Два Закона», впервые опубликованная в 1876 г. Новое издание отличалось от прежнего только в одном: раздел о законе в Послании к Галатам занимал теперь 24 страницы вместо шести.

Еще один тактический прием Батлера состоял в том, что он намеревался во время сессии Генеральной конференции 1888 года поставить на место Джоунса и Ваггонера, опровергнуть их «лжеучения» и вернуть, таким образом, Церковь на ее прежние позиции. Президент Генеральной конференции подарил каждому присутствующему на этой сессии экземпляр своей книги «Закон в Послании к Галатам». Более того, он сформировал богословский комитет, который навсегда решил проблему истолкования пророчества о десяти рогах и поставил точку в споре о законе в Послании к Галатам. В него вошли Э. Дж. Ваггонер, Кенрайт, Смит и Батлер. Однако надежды Батлера на то, что можно было бы выработать общий подход и окончательно прийти к истине по вопросам, вызывающим серьезные разногласия, не оправдались. Мнения членов этого комитета, состоящего из девяти человек, разделились на две части: четыре против пяти.

«Мы обсуждали эти вопросы в течение нескольких часов, но стороны так и не пришли к согласию», — писал он. «Следующий вопрос, — отмечает он, — касался того, выносить ли это на общее обсуждение во время конференции, где, конечно, это вызовет бурную полемику»^[38].

Как искусный политик он понимал, что такой ход может привести к еще большим неприятностям.

Чтобы выйти из этой тупиковой ситуации, президент Батлер вынужден был пойти на компромисс: в результате делегаты одобрили резолюцию, в которой было записано, что богословские воззрения, которые не разделяет значительное большинство членов Церкви, не должны преподаваться в адвентистских учебных заведениях или публиковаться в церковных изданиях до тех пор, пока они не будут одобрены авторитетным руководством»^[39]. В этом постановлении, вероятно, имелись в виду редакторская работа Джоунса и Ваггонера в «Знамениях» и их преподавательская деятельность в Хилдсбургском колледже. Этот компромисс, однако, не привел к желаемым результатам, он лишь на время снял остроту противоречий.

И Батлер, и Елена Уайт, упоминая о сессии Генеральной конференции 1886 года, характеризовали ее как «ужасную конференцию»^[40]. Батлер вспоминал позднее, что эта конференция как никакая другая произвела на него самое угнетающее впечатление. Елена Уайт писала, что «Иисус был опечален и сильно огорчен поведением Своих святых». Она особенно была расстроена тем, что братья проявляли «грубость», «неуважение и недостаток сочувствия и сострадания друг к другу»^[41]. Все это предвещало атмосферу миннеапольской конференции.

Вероятно, самым заметным негативным следствием совещания Генеральной конференции в 1886 г. была потеря Кенрайта — одного из самых успешных евангелистов и сторонника традиционного подхода к закону наряду с Батлером и Смитом. Кенрайт принимал активное участие в полемике о Законе и заветах, которая проходила во время заседаний богословского комитета. В жарких дебатах он понял, что Ваггонер обладает очень вескими аргументами. К сожалению, Кенрайт придерживался убеждения, что если традиционные взгляды Церкви на закон ошибочны, то «их [адвентистов седьмого дня] положение безнадежно». Но вместо того, чтобы принять точку зрения Ваггонера, что Десять Заповедей — это установления, которые ведут человека ко Христу, Кенрайт отверг и непреложность закона, и адвентизм. Позднее он охарактеризует дебаты, разгоревшиеся в 1886 г. относительно закона в Послании к Галатам, как решающий момент, после которого он на протяжении нескольких недель будет пересматривать адвентистские воззрения на закон в Послании к Галатам. Он изложил свои изыскания перед руководством Церкви в Батл–Крике, сложил с себя все должностное обязанности и подал заявление об уходе из Церкви. Руководство удовлетворило его просьбу 17 февраля 1887 г. В тот же день Батлер написал Елене Уайт, что Кенрайт отказался от результатов своих исследований относительно «вопроса о законе»^[42].

Батлер написал в «Ревью», что Кенрайт «думал, что мы возвышаем закон над Христом». В этих словах Батлера частично отражена проблема, обсуждение которой займет центральное место в повестке дня на совещании Генеральной конференции в 1888г. Кенрайт разобрался в этой проблеме в конце 1886 г., но не смог перестроить свою теологию, ориентированную на закон, и воспринять евангельскую истину о спасении по благодати через веру. Он не видел другого выхода, кроме отвержения закона и присоединения к баптистам. Впоследствии он стал самым яростным оппонентом адвентистов и в 1897 г. опубликовал свою знаменитую книгу «Отречение от адвентизма седьмого дня» («Seven–day Adventism Renounced»).

Президент Генеральной конференции сказал по этому поводу следующее: «Для нас всех было большой неожиданностью узнать, что он так быстро и так радикально изменится». Он видел причину этого в неустойчивом характере Кенрайта^[43]. Да, действительно, отношение Кенрайта к Церкви было переменчивым, но факты свидетельствуют о том, что он понял, что адвентистское руководство не выработало твердых воззрений по вопросу заветов, и возвысило закон над Евангелием.

Если Кенрайт понял часть истины, которую стремился представить Ваггонер, то Батлер, Смит и их коллеги слепо держались за свои традиции, создававшие в Церкви богословские проблемы, которые становились все более очевидными. Уход из Церкви Кенрайта из–за проблемы истолкования Послания к Галатам должен был пробудить Смита и Батлера, но его отступничество привело к тому, что они еще больше укрепились в своем мнении и готовились к будущей полемике. Отступничество Кенрайта, разумеется, не помогло им иначе относиться к Джоунсу и Ваггонеру и их новой теологии, которая сосредоточивала внимание на «Евангелии в Послании к Галатам». Напротив, это подняло боевой дух старых гвардейцев. В конце концов, разве они не предсказывали, что это новое учение принесет такие плоды?

Кенрайт был не единственным, кому результаты сессии Генеральной конференции 1886 г. не давали покоя. Э. Дж. Ваггонер, о котором Батлер сказал, что он приехал на сессию «во всеоружии, чтобы начать спор», написал Батлеру «письмо», датированное 10 февраля 1887 г., которое позднее было опубликовано на 71–й странице книги под названием «Евангелие в Послании к Галатам». В книге Ваггонера находилась пространная критика книги Батлера «Закон в Послании к Галатам», которую президент и его сторонники раздавали участникам во время совещания Генеральной конференции.

(обратно)

8. Как Елена Уайт реагировала на возраставшее напряжение среди авторитетных руководителей Церкви в период между 1886 и 1888 гг.?

В начале 1887 года Елена Уайт вела обширную переписку. Одно из самых важных ее писем было написано 18 февраля. Оно адресовано Джоунсу и Ваггонеру. В нем она указывает, что искала у себя свидетельство, которое написала Ваггонеру в 1850 годы, относительно «Закона» в Послании к Галатам, но не смогла его найти. Она напоминает ему о том, что ей было показано, что «его позиция в отношении закона была неверной», но она не может точно вспомнить, в чем именно заключалась его неправота, поскольку «это не запечатлелось в ее сознании ясно и отчетливо». В одном она была, однако, уверена: адвентисты должны выступить единым доктринальным фронтом перед общественностью. «Особенно в это время (имеется в виду кризис в связи с принятием воскресных законов) необходимо устранить подобные разногласия». Елена Уайт порицала этих двух молодых редакторов за то, что они опубликовали в «Знамениях» свои изыскания.

Далее она подчеркнула, что различные воззрения на закон в Послании к Галатам «не являются жизненно важными вопросами». Отметив, что потребуются годы на то, чтобы «изгладить впечатление от случившегося на нашей последней конференции [1886 г.]», она написала, что вообще откажется участвовать в следующий раз в совещании Генеральной конференции, если руководство примет решение поставить на повестку дня обсуждение таких вопросов, как закон в Послании к Галатам или истолкование пророчества о десяти рогах.

Оставив в стороне темы, которые не носили «жизненно важного характера», Елена Уайт остановилась на таких вопросах, которые считала весьма существенными.

«Есть опасность в том, — подчеркивала она, — что наши служители слишком много внимания уделяют доктринам и часто затрагивают в проповедях спорные темы, в то время как их собственные души нуждаются в практическом благочестии… Чудеса искупления при этом занимают весьма мало места. Нам нужно, чтобы эти вопросы был представлены более полно и освещались постоянно… Существует опасность, что эти рассуждения и статьи в прессе могут уподобиться жертве Каина, без Христа»^[44].

Эти темы станут предметом ее пристального внимания в произведениях и проповедях как в Миннеаполисе, так и на протяжении 90–х годов XIX века.

Елена Уайт, таким образом, вполне определенно упрекала Джоунса и Ваггонера за то, что в сложное кризисное время они опубликовали статьи, вызывающие разногласия в Церкви, а также за некоторые неприятные черты их характера. Оба молодых служителя восприняли эту критику с пониманием и смиренно признали свои ошибки. В результате этой переписки Ваггонер воздержался от предстоящей публикации своей работы «Евангелие в Послании к Галатам». Рукопись была опубликована позднее, незадолго до начала сессии Генеральной конференции в 1888 г.

Копия письма, в котором Елена Уайт критиковала Джоунса и Ваггонера, была направлена и Батлеру. Придя в восторг от его содержания, он ошибочно воспринял его как одобрение его позиции по отношению к закону. В состоянии эйфории он написал Елене Уайт, что уже «возлюбил» этих двух молодых людей, отметив, что глубоко переживает за них. «Мне всегда жаль тех, кто переживает горькое разочарование»^[45]. Несмотря на свое «сожаление», Батлер поспешил опубликовать враждебную статью в «Ревью» от 22 марта, в которой отстаивал свою позицию по отношению к закону.

Это беззастенчивое использование Батглером письма, адресованного Джоунсу и Ваггонеру, мягко говоря, огорчило Елену Уайт. Е. Уайт 5 апреля 1887 г. написала гневное письмо Батлеру и Смиту, в котором говорила, что послала им копию письма к Джоунсу — Ваггонеру не для того, чтобы они использовали его как оружие против этих молодых людей, но чтобы и они вняли тем же предостережениям и не выносили внутрицерковных разногласий на суд общественности. Тот факт, что Батлер снова начал открытую полемику, — твердо заявила она, — дает возможность и Ваггонеру представить на общий суд свои воззрения. Она и считала, что «все это не в Духе Божьем», и призывала к справедливости. Это требование о справедливости в итоге привело к изданию книги Ваггонера, а также к тому, что спорные вопросы стали главными в повестке дня во время совещания Генеральной конференции в 1888 г.

По мере того как Елена Уайт глубже проникла в эти вопросы, она стала более решительно выступать против властных методов воздействия руководства в Батл–Крике.

«Мы должны работать как христиане, — писала она. — Если мы сталкиваемся с каким–то вопросом, который не ясен нам до конца, и не можем вынести испытаний критикой, не нужно бояться или из–за гордыни отступать от этого… Нам нужна такая истина, какова она есть в Иисусе. Нам нужно исполниться всей полнотой Божьей и иметь кротость и смирение Христа».

Обвиняя Смита и Батлера за то, что у них одни убеждения с отступником Кенрайтом, она заявила, что «сожжет все экземпляры» его книги о двух законах, «чтобы они не достались никому из нашего народа». В ответ на неоднократное обращение к ней Батлера сказать свое авторитетное слово относительно закона в Послании к Галатам она заявила:

«Нам нужно свидетельство Библии по любому вопросу».

Темы, на которые Е. Уайт обращала особое внимание в своем письме от 5 апреля, она продолжит обсуждать и в Миннеаполисе. В апреле 1887 г. она обрела свое видение природы проблемы, которая встала перед Церковью.

В своем письме к Батлеру и Смиту она снова упоминает о потерянном свидетельстве для Д. X. Ваггонера, указывая, что ее совет, возможно, не касался доктринального вопроса.

«Возможно, речь просто шла о том, что ему необходимо соблюдать осторожность и не акцентировать внимание на своих идеях, поскольку была опасность раскола»^[46].

Батлер и Смит не согласились с этим и настаивали на том, что она получила видение о теологических заблуждениях Д. X. Ваггонера. Таким образом, они оба утверждали, что если их позиция относительно закона в Послании к Галатам ошибочна, то это дает возможность отвергнуть как субботу, так и Свидетельства Елены Уайт. Эта точка зрения очень близка к точке зрения Кенрайта. Такие идеи продолжали развиваться по мере того, как Церковь приближалась к съезду в Миннеаполисе осенью 1888 года^[47].

(обратно)

9. Как страх перед заговором довел напряженную ситуацию до критической точки?

В начале 1888 г. Уильям Уайт начал переписку с Батлером по поводу организации краткосрочных интенсивных курсов для служителей, которые бы предшествовали совещанию Генеральной конференции. Он предложил программу занятий на этих курсах, которая включала изучение библейских доктрин. Президент Генеральной конференции, отвечая брату Уайту, предложил включить пророчество о десяти царствах и тему закона в Послании к Галатам в программу курсов для исследования.

Однако к лету Батлер, занятый другими делами, совершенно забыл о своей рекомендации. В результате У. Уайт пытался убедить его, что нет ничего более благотворного для Церкви, чем если ее руководители, придерживающиеся разных точек зрения, «соберутся все вместе и терпеливо, в духе христианского смирения, выслушают мнение друг друга». В заключение он отметил, что никто не может помешать оппонентам адвентизма исследовать наше вероучение, а простое доверие сложившейся традиции может поставить адвентистов на один уровень с церквами, придерживающимися своих догм^[48].

Елена Уайт 5 августа присоединилась к спорам относительно краткосрочных курсов для служителей. В своем циркулярном письме она призывала делегатов «исследовать Писания», поскольку «…истина ничего не потеряет от тщательного изучения». Она утверждала, что адвентистский народ «предстанет перед взыскательными оппонентами», и «их убеждения будут критиковать люди с изощренным, пытливым умом». Многие, в том числе и служители, недостаточно хорошо понимали Библию. Они слишком полагались на авторитет руководства Церкви и адвентистские традиции. «Мы не должны устанавливать свои догмы, — утверждала она, явно намекая на Смита и Батлера, — а затем истолковывать все в свете этих установлений». Именно таким образом Реформация сошла с пути библейской истины. «Библия, — провозглашала она, — должна быть для нас критерием истинности любого учения и всякой практики… Мы не можем принять ни одно мнение, не сравнив его прежде с Писанием. В Нем Божественный авторитет, который превыше всего в делах веры. Именно слово живого Бога должно разрешать все наши противоречия». Е. Уайт продолжала подчеркивать, что они должны изучать Библию в «духе Христа», избегая «колких замечаний». Нужно оставить в стороне всякое «фарисейство», а «любые предположения и предвзятые мнения должны быть тщательно проверены» Писанием.

Елена Уайт в своем письме от 5 августа 1888 г. с новой силой повторяет свой апрельский призыв 1887 г. о справедливости и предоставлении равной возможности другим высказаться. Она совершенно определенно говорила, что Джоунс и Ваггонер должны быть услышаны. Кроме того, она снова выдвигала на первый план две темы, которые считала для себя центральными в Миннеаполисе: непререкаемый авторитет Библии и необходимость проявления духа Христа, а не фарисейского духа^[49].

Перед таким открытым призывом к исследованию Библии и к христианской справедливости Батлеру ничего не оставалось делать, как капитулировать. В «Ревью» от 28 августа он сообщил об открытии краткосрочных курсов для служителей и о том, что там будут изучаться спорные вопросы. Тот факт, что Батлер в конце концов согласился на создание этих курсов и обсуждение спорных вопросов, вовсе не означал, что он смирился с такой перспективой. Напротив, в начале октября, незадолго до начала совещания, он довел себя до эмоционального истощения и был на грани нервного срыва. Первого октября он написал Елене Уайт письмо объемом более 40 страниц. Президент Генеральной конференции обвинял ее в том, что она предала его, и подчеркнул, что ее сын сыграл неблаговидную роль в конфликте, который сотрясает Церковь с 1884 г. Батлер никогда не видел и малой доли справедливости в ее письме от 5 апреля 1887 г. и «никогда не ожидал этого». Что же касается Джоунса и Ваггонера, то он никогда не встречал «более бесстыдного и дерзкого стремления к спорам». Он высказывал сожаление по поводу того, что и он, и Смит «не взялись за них и не изобличили во всеуслышанье», когда они впервые опубликовали свои идеи. В то время, когда Джеймс Уайт был президентом Генеральной конференции, «эти молодые люди… почувствовали бы, как тучи сгущаются над ними… и ощутили бы трепет». Д. Уайт мог бы незамедлительно «публично и в личной беседе» урегулировать дело и заставить их «сожалеть о такой дерзости». Он мог бы без колебаний отчитать «этих птенцов» на страницах «Ревью»^[50].

Батлер пришел в состояние крайнего смятения, когда получил письмо от Уильяма Хили, пастора из Калифорнии. Оно–то и подлило масла в огонь. Хили написал ему о состоявшейся в июне 1888 г. встрече У. Уайта, Э. Ваггонера, А. Т. Джоунса и других авторитетных служителей западного побережья США. Они собрались, чтобы исследовать пророчество о десяти царствах, тему закона в Послании к Галатам и другие пророчества. Хотя это совещание было на самом деле посвящено исследованию Библии и исторического материала, Хили — в накале страстей — представил это как темный заговор западных служителей, стремящихся насильственным путем внести изменения в адвентистскую теологию^[51].

Письмо Хили оказало сильное воздействие на эмоционально истощенного Батлера. Он испытывал жгучую обиду в течение полутора лет после письма Елены Уайт, которое она написала ему в апреле 1887 г. и в котором осуждала его позицию по отношению к Джоунсу и Ваггонеру и их воззрениям. И вот теперь для него стало все ясно. Теперь он понял, почему У. Уайт и Е. Уайт настаивали, чтобы вопросы о толковании десяти рогов и закона в Послании к Галатам были внесены в повестку дня на встрече в Миннеаполисе. Разумеется, считал он, это был крупнейший заговор и угроза традиционным верованиям Церкви. Незамедлительно он разослал телеграммы делегатам совещания в Миннеаполисе, в которых убеждал их «твердо придерживаться старых рубежей», не уступая ни пяди земли калифорнийским заговорщикам. В результате его сторонники твердо держали оборону в этой баталии, стремясь защитить и своего президента, и «старые рубежи»^[52].

Таким образом, этот этап предшествовал бедствию в Миннеаполисе. «Мы ожидаем неприятностей», — заметила Елена Уайт за день до начала совещания в Миннеаполисе^[53] (см. также вопросы 15 и 16).

(обратно) (обратно)

ГЛАВА 3 СОВЕЩАНИЕ В МИННЕАПОЛИСЕ РАЗВИТИЕ СОБЫТИЙ

Миннеапольская газета «Journal» 13 октября 1888 г. назвала адвентистов «особым народом, который соблюдает субботу как воскресенье, почитает пророчицу и верит в то, что конец света близок». 19 октября в «Journal» сообщается, что адвентисты «так тщательно и прилежно вникают в свои трудные богословские вопросы, как рачительный хозяин аккуратно складывает поленницу дров». В газете говорилось и о том, что они проявляют дух смирения по отношению друг к другу в своей теологической полемике. Но произошло то, чего так опасалась Елена Уайт, — проявление агрессивного духа. Но прежде чем говорить об этой ситуации и событиях, которые привели к ней, нам нужно остановиться на повестке дня совещания 1888 года.

(обратно)

10. Что нам известно о повестке дня совещания, состоявшегося в Миннеаполисе в 1888 г., и из каких источников заинтересованные лица могут почерпнуть сведения Миннеаполисской сессии Генеральной конференции?

Сессия Генеральной конференции проходила в здании новой адвентистской Церкви в Миннеаполисе, штат Миннесота, с 17 октября по 4 ноября 1888 г. Перед официальным открытием совещания в период с 10 по 17 октября проходили краткосрочные курсы для служителей. На повестке стояло две категории вопросов: деловые вопросы и богословские вопросы. Если рассмотрение деловых вопросов было ограничено совещанием Генеральной конференции, то обсуждение теологических проблем началось на этих курсах и было продолжено совместно с делегатами на заседаниях Генеральной конференции.

Перед открытием этих курсов Смит представил список тем, которые следует обсудить: «Десять царств в исторической перспективе»; «Божественная природа Христа»; «Исцеление смертельной раны»; «Оправдание по вере»; «В какой мере мы можем использовать мудрость змея»; «Предопределение»^[54].

Однако вследствие затянувшихся дебатов по трем из предложенных тем не все из них были полностью рассмотрены или представлены на совещании в Миннеаполисе. Незадолго до завершения совещания Ваггонер отметил, что в числе рассмотренных вопросов были следующие: «Пророчество о десяти царствах в седьмой главе Даниила», «Папство», «Реформа национального правительства», а также «Взаимосвязь закона и Евангелия в контексте оправдания по вере»^[55].

В ряде материалов, которые были недавно обнаружены, подтверждается отчет Ваггонера об обсуждавшихся темах. Среди этих материалов известны такие, как «Бюллетень Генеральной конференции» (General Conference Bulletin), разделы в «Ревью» и «Знамениях», проповеди Джоунса о религиозной свободе, проповеди Елены Уайт и папки с перепиской семьи Уайт. Весьма примечательно, что в списке существующих документов отсутствуют проповеди Ваггонера. Вероятно, их постоянно изымали, несмотря на утверждения об обратном.

Однако мне удалось найти еще два важных источника информации о совещании Генеральной конференции в 1888 г.: это дневник Р. Девитта Хоттела, в котором содержатся ежедневные записи о ходе совещания, а также две записные книжки У. Уайта. В них подробно описывается все, что обсуждалось на собраниях. Записи У. Уайта особенно ценны, поскольку он приводит библейские тексты, к которым обращались в процессе дискуссий.

Помимо этих материалов необходимо указать, что в 1987 г. Совет попечителей литературного наследия Елены Уайт опубликовал книгу в четырех томах под названием «Материалы Елены Уайт по 1888 году», в которую вошли ее переписка и рукописи, относящиеся к конференции в Миннеаполисе, а также проповеди, с которыми она там выступала. На следующий год Совет попечителей литературного наследия Е. Уайт выпустил документ объемом в 591 страницу: «Рукописи и воспоминания о Миннеаполисе». В этом сборнике находятся письма от разных участников встречи в Миннеаполисе, копии церковных отчетов и газетных материалов об этом совещании, «Бюллетень Генеральной конференции 1888», избранные статьи из периодической печати, записи дневника Хоттела и двух записных книжек У. Уайта. «Рукописи и воспоминания о Миннеаполисе» при всей своей ценности содержат лишь небольшой процент имеющихся документов, которые проливают свет на происходившее в Миннеаполисе. Переиздаются, однако, наиболее важные и интересные документы.

(обратно)

11. Какое влияние оказала дискуссия относительно истолкования пророчества о десяти рогах из седьмой главы Книги Даниила на ход совещания в Миннеаполисе?

Не вдаваясь в существо вопроса, можно сказать, что полемика об истолковании пророчества о десяти рогах перед самым началом конференции в Миннеаполисе способствовала разжиганию страстей и, несомненно, усилила разногласия по другим вопросам. Как и ожидалось, с докладами по этой теме выступили Джоунс и Смит.

Пятнадцатого октября, когда Смит — поборник традиционалистского подхода к этой проблеме — заявил, что обсуждение этого вопроса само по себе «зло» и «крайне нежелательно», стала очевидна трудноразрешимость данного вопроса. Такая позиция, подчеркнул он, «подрывает старую истину», которая «выдержала испытание длиною в 40 лет». Почему бы не испытать временем любое новое истолкование до его официального принятия?

«Если у нас разные мнения, для чего их менять [?]»

Смит не собирался

«сидеть спокойно и наблюдать, как камень, заложенный в основание, вынимается из него безжалостной рукой»^[56].

Джоунс, главный оппонент Смита по вопросу истолкования пророчества, в запальчивости не уступал ему. В самом начале встреч молодой проповедник выпалил:

«Пастор Смит сказал вам, что он ничего не знает об этой проблеме. Но я знаю, и я не хочу, чтобы вы обвиняли меня из–за того, что он не знает».

Для Елены Уайт это было уже слишком, и она упрекнула его, написав:

«Нельзя так резко, брат Джоунс, нельзя так резко»^[57].

Согласно миннеапольской газете «Трибьюн» от 18 октября некоторые друзья Смита пытались провести голосование и таким образом решить проблему истолкования пророчества о десяти рогах, но Э. Дж. Ваггонер воспрепятствовал этому, заявив, что делегаты не должны проводить голосования до тех пор, пока тщательно не исследуют данный вопрос. «Споры на эту тему продолжались далеко за полдень и захватили время перерыва», — сообщала «Трибьюн».

Несмотря на трудность ситуации, Смит в редакционной статье журнала «Ревью» объявил о своей победе. «Мнение подавляющего числа делегатов оказалось, — возвещал он, — на стороне старых воззрений, установленных прежде принципов истолкования пророчеств». Эта редакционная статья весьма огорчила У. Уайта, который отметил, что Смит не удосужился сообщить о том, что делегаты к концу дискуссии проголосовали за решение о том, «что все должны глубоко изучить этот вопрос в течение года». Уайт усматривал в статье Смита хитрость. Он писал:

«Я говорил людям в присутствии брата Смита, что он был прав, когда требовал от редакторов «Знамений» проявлять осторожность… то же самое требовалось и от редакторов «Ревью» — быть честными, и я показал им, что эта статья была рассчитана на то, чтобы ввести народ в заблуждение»^[58].

Вряд ли нужно говорить, что подобная интрига не способствовала установлению гармонии в отношениях между участниками конференции.

(обратно)

12. Какое отношение имели дискуссии относительно закона в Послании к Галатам к вопросу о праведности по вере?

Одной из интересных особенностей совещания Генеральной конференции в 1888 г. был тот факт, что хотя спорящие стороны и начали заседание с обсуждения одного из наболевших вопросов — Закона в Послании к Галатам, но в результате дискуссий акцент сместился на вопрос праведности по вере. Как это случилось, для многих так и осталось загадкой.

Следует отдать должное Э. Дж. Ваггонеру за то, что он дал новое направление дискуссии. Он принял стратегическое решение не просто вести полемику о Законе в Послании к Галатам, но поднять более широкую тему спасения с позиции Закона и Евангелия, а затем обсуждать Послание к Галатам в этом контексте.

Таким образом, хотя Ваггонер и сделал около девяти докладов по теме «Евангелие и Закон» на этом совещании, первые пять или шесть докладов были посвящены праведности по вере. Только после этого он приступил к более детальному рассмотрению Послания к Галатам.

В результате стратегического решения Ваггонера рамки дискуссии расширились так, что вскоре вопросы, относящиеся к Посланию к Галатам, стали иметь второстепенное значение для многих, в то время как вопросы, связанные с тем, как человек спасается, выдвинулись на передний план. Поэтому мы слишком мало слышим о конфликте относительно Закона в Послании к Галатам после совещания 1888 г.

Согласно теологии Ваггонера десятисловный закон или детоводитель приводит нас «ко Христу, дабы нам оправдаться верою»^[59]. Елена Уайт, хотя и не соглашалась со всеми тезисами Ваггонера, тем не менее по этому центральному вопросу поддержала его. Она сказала делегатам:

«Я вижу красоту истины в том, как доктор представил нам праведность Христа в ее взаимосвязи с законом… Это находится в совершенной гармонии с тем светом, который Бог по милости давал мне в течение всего моего служения»^[60].

В этом отрывке Елена Уайт особо указала на один из важнейших вкладов Ваггонера в адвентистскую теологию. Он построил мост между законом и Евангелием, прояснив евангельскую функцию десятисловного закона (привести человека ко Христу, чтобы получитьпрощение и оправдание). Такая связь закона и Евангелия, как мы увидим это в главе 5, заняла центральное место в ее понимании Откровения 14:12 и в ее восприятии вести 1888 г.

Батлер, опасаясь последствий, которые может вызвать новая теология Ваггонера и Джоунса, довел себя до состояния нервного истощения, не мог по болезни присутствовать на этих заседаниях Генеральной конференции. Его традиционную точку зрения на закон в Послании к Галатам представлял Дж. Моррисон, президент Айовской конференции, который был искусным полемистом. Моррисон заявил, что адвентисты всегда верили в оправдание по вере. Он, однако, переживал, что этот тезис был «излишне подчеркнут», и боялся, что закон может потерять свое важное место в адвентистской теологии. Выступая после Ваггонера, Моррисон сделал по меньшей мере семь докладов по вопросам, связанным с Посланием к Галатам, на этой конференции^[61].

Как в 1886 г. при обсуждении спорных вопросов в Послании к Галатам и в первые дни в Миннеаполисе во время дискуссии по проблеме истолкования десяти рогов, фракция Батлера—Смита—Моррисона и теперь стремилась путем голосования сформулировать твердую богословскую позицию Церкви по вопросу взаимоотношения закона и Евангелия. Джоунс позднее писал об этом так:

«В 1888 г. на сессии Генеральной конференции „администрация" сделала все возможное, чтобы связать Церковь по рукам и ногам голосованием за завет повинуйся и живи, „за праведность по делам"»^[62].

Эта попытка не удалась. Слова Елены Уайт на заключительном заседании не были просто шуткой:

«Уильям и я должны были отслеживать каждый пункт, дабы не прошли те резолюции, которые могли бы причинить ущерб будущей работе»^[63].

Излишне упоминать, что дискуссия в Миннеаполисе относительно закона в Послании к Галатам внесла такой же раскол в ряды участников, как и споры об истолковании пророчества о десяти рогах. Фактически уже спустя более ста лет с тех пор эти проблемы все еще остаются предметом полемики. Далее в нашей книге мы сосредоточим свое внимание на этих спорах.

(обратно)

13. Каким образом предстоящее принятие национального закона о воскресном дне и религиозной свободе повлияло на атмосферу встрече 1888 г.?

В отличие от острых дискуссий относительно Послания к Галатам и истолкования пророчества о десяти рогах в Дан. 7, по вопросу религиозной свободы среди адвентистского руководства в Миннеаполисе не было разногласий. Все были едины во мнении, что предложенная поправка к конституции, дающая право преподавать христианские дисциплины в государственных школах, и законопроект Блэра о воскресном дне являются зловещими знамениями в пророческой истории, подтверждающими правильность адвентистского истолкования Откр. 13 и 14 (см. вопрос 4). В этих условиях делегаты не спорили по поводу проповедей А. Т. Джоунса на тему религиозной свободы. С другой стороны, Елена Уайт была удручена тем, что его вести об этом кризисе из–за напряженной дискуссии по другим вопросам не привлекли к себе такого серьезного внимания, какого заслуживали»^[64].

Вопреки противодействиям некоторых проповеди Джоунса вкупе с реальностью, с которой столкнулась адвентистская Церковь, побудили делегатов к действию. Среди принятых ими решений три были особенно важными. Во–первых, было решено опубликовать проповеди о религиозной свободе, представленные Джоунсом на этом совещании Генеральной конференции. Они вышли из печати с некоторыми редакционными правками в 1889 г. под общим названием Гражданская форма правления и религия, или христианство и Американская конституция. Во–вторых, Джоунс посетил Бостон, Чикаго и другие города, где выступал с лекциями на тему религиозной свободы. И, в–третьих, он возглавил делегацию из трех человек, которая выступила на заседании сенатской комиссии по образованию и труду против двух законопроектов Блэра. Таким образом, в конце миннеапольской конференции Джоунс стал на путь защитника религиозной свободы — на этом поприще он внес один из самых весомых своих вкладов в миссию адвентистской Церкви.

(обратно)

14. Что можно узнать, глядя на происходившее в Миннеаполисе и связанные с этим события, относительно авторитета, достаточного для решения богословских вопросов?

Из совещания в Миннеаполисе в 1888 г. можно извлечь один из самых поучительных уроков относительно религиозного авторитета. Адвентисты, присоединившиеся к фракции Смита—Батлера, пытаясь решить теологические проблемы, беспокоящие Церковь, прибегли к четырем категориям человеческого авторитета.

(обратно)

Обращение к человеческому авторитету

Первая категория основана на мнении признанного эксперта, чем Смит и Батлер пытались воспользоваться, чтобы разрешить спорные вопросы. Ваггонер, отвергая желание Батлера воспользоваться мнением эксперта в решении проблемы Закона в Послании к Галатам, писал:

«Меня мало интересует мнение людей. Я хотел бы знать, что говорит Бог».

Он утверждал, что адвентисты седьмого дня

«должны быть протестантами, в полном смысле этого слова, проверяя все только Библией»^[65].

Вторая категория человеческого авторитета — занимаемая должность. Батлер как президент Генеральной конференции был особенно подвержен этому соблазну. Елена Уайт, со своей стороны, противостояла такой точке зрения. Вскоре после этого совещания в Миннеаполисе она написала, что Батлер

«думает, что положение, которое он занимает, делает его мнение безошибочным»^[66].

Отрицая как роль административной власти, так и мнение признанного эксперта в разрешении доктринальных проблем, Елена Уайт в декабре 1888 г. подчеркивала:

«Мы не должны считать, что брат Батлер или брат Смит — блюстители учения адвентистов седьмого дня и что никто не смеет выразить свое мнение, которое отличается от их точки зрения. Я умоляю внять моему призыву: исследуйте Писания для самих себя… Ни один человек не может быть для нас авторитетом.»^[67]

Третья категория, к которой прибегали в Миннеаполисе при решении проблемных вопросов, основана на приверженности адвентистской традиции. И Смит, и Батлер постоянно приводили в качестве аргумента тот факт, что истинность адвентистского толкования Послания к Галатам и пророчеств Книги Даниила не подвергалась сомнению 40 лет, а потому и теперь не может измениться. Смит даже зашел слишком далеко, заявив, что если эта традиция была неверной, то он вынужден будет вообще отвергнуть адвентизм.

Э. Т. Ваггонер и А. Т. Джоунс, разумеется, отвергли подобную точку зрения. Елена Уайт была на стороне реформаторов. Она предостерегала:

«Как людям нам, безусловно, грозит большая опасность, если мы не будем постоянно начеку — считать наши идеи, которые мы так долго лелеяли, библейскими доктринами, безошибочными во всем, и оценивать каждого человека в свете нашего истолкования библейской истины. Здесь нас подстерегает большая опасность, и это самое большое зло, которое когда–либо выпадало людям»^[68].

Последняя категория человеческого авторитета, к которой обращалась фракция Смита—Батлера, чтобы сохранить традиционный адвентизм, заключалась в голосовании за основы вероучения. Это позволило бы утвердить навеки теологию, предшествовавшую 1888 году. Как было отмечено выше, семья Уайтов совместно с Ваггонером и Джоунсом успешно воспрепятствовала всем этим попыткам.

(обратно)

Обращение к авторитету Елены Уайт

Помимо обращения к человеческому авторитету, фракция Смита—Батлера в Миннеаполисе, пытаясь уладить спорные–теологические и библейские проблемы, опиралась на авторитет Елены Уайт. Как президент Генеральной конференции Батлер между 20 июня и 1 октября направил Елене Уайт серию писем, при этом в каждом последующем письме он все более настоятельно убеждал ее разрешить проблему библейских текстов, предоставив свидетельство относительно закона в Послании к Галатам. Начал он с вежливого письма, но в октябре 1888 г. стал уже открыто угрожать ей. Он полагал, что если она не представит надлежащую интерпретацию, это не только

«широко откроет дверь для разного рода нововведений и ниспровержения наших старых убеждений», но и подорвет доверие нашего народа к самим свидетельствам. Все это вместе взятое, полагаю, в большей степени подорвет доверие к вашей работе, чем все то, что произошло с тех пор, как возникла эта ситуация, если поддерживать позицию редакторов с западного побережья по посланию… Если наш народ придет к мысли, что другая сторона находит поддержку, то это подорвет веру многих наших ведущих работников в Свидетельства. Другой результат невозможен».

Вне всякого сомнения, Батлер включал и себя в эту категорию руководящих работников^[69].

Вся эта серия писем Батлера вызывает большой интерес, поскольку позволяет увидеть, как многие адвентисты относятся к работе Елены Уайт. Многие желали бы — и иногда высказывают такие мысли вслух — видеть ее живой в наши дни, чтобы спросить ее лично, что «реально» означает тот или иной отрывок из Писания. В переписке с Батлером мы находим ее ответ на подход такого рода — молчание, молчание, которое разочаровывает. Она отказалась играть на руку традиционалистам, которые фактически требовали от нее, чтобы она разрешила спорный вопрос относительно закона в Послании к Галатам, дав окончательный ответ либо через свое «потерянное» свидетельство Дж. Ваггонеру в 1850 годы, либо высказав свое авторитетное мнение. Другими словами, они хотели заставить ее играть роль теологической полиции или экзегетического арбитра. Примечательно, что она отказалась сделать это. В результате многие потеряли доверие к ее авторитету.

Елена Уайт не только не была склонна решать спорные библейские вопросы через обращение к свидетельствам, но зашла так далеко, что 24 октября 1888 г. высказала свое предположение делегатам конференции в Миннеполисе о том, что не случайно, но по провидению Божьему, потеряла свое свидетельство Дж. Вагтонеру, в котором она в 1850 годы решила этот вопрос раз и навсегда.

«У Бога есть Своя цель в данном случае. Он хочет, чтобы мы изучали Библию и получили свидетельство Священного Писания» ^[70].

Другими словами, ей было интересней, что Библия должна была сказать на эту тему, чем то, что она написала сама. Она не хотела, чтобы ее свидетельства заняли место исследования Библии. Позднее она подчеркнет этот момент снова, в начале 1889 г. в Свидетельстве 33, где этой теме посвящен целый раздел. Елена Уайт ясно указывала, что ее труды предназначены для того, чтобы обратить взор людей «обратно к Слову» и помочь им понять библейские принципы, но она никогда не возвышала их до уровня Божественного комментария на Священное Писание. Это, конечно, не всегда было ясно ее собратьям–адвентистам^[71].

Несмотря на ее нежелание «представить» свидетельство относительно Послания к Галатам, миннепольские традиционалисты, должно быть, были ей очень благодарны за то, что у них по крайней мере были ее труды на эту тему, в том числе и книга «Жизнь апостола Павла» (1883), в которой она как будто дала определение закону в Послании к Галатам. 24 октября Дж. Моррисон использовал эту книгу, пытаясь показать верность позиции тех, кто считал, что в послании идет речь о церемониальном законе. Открыв страницу 193, он прочел делегатам следующее:

«Он [Павел] описывает свое посещение Иерусалима, чтобы прийти к соглашению по вопросам, которые вызвали волнение в галатийских церквах: должны ли язычники совершать обряд обрезания и исполнять церемониальный закон».

Далее Моррисон процитировал еще один отрывок, находившийся на с. 188, в котором она обсуждает суть проблемы галатов:

«Получив такое подкрепление, они [иудействующие учителя] побуждали их [христиан в Галатии] вернуться к соблюдению церемониального закона как важного для спасения. Вера во Христа и исполнение Десяти Заповедей имели второстепенное значение».

Это последнее утверждение, по–видимому, достигало двух целей одновременно: оно, вероятно, утверждало, что в Послании к Галатам говорится о церемониальном законе, и в то же время наносило фатальный удар позиции Ваггонера. Моррисон прочитал еще одну цитату из книги на с. 68, где Елена Уайт писала об иге закона, упоминаемом как в Деян. 15:10, так и в Гал. 5:1.

«Это иго не относится к десятисловному закону, как об этом утверждают те, кто противостоит требованиям этого закона; но Петр говорит о церемониальном законе, который был упразднен и потерял свою силу после распятия Христа на кресте»^[72].

Приведя в качестве доводов это свидетельство, Моррисон и традиционалисты, должно быть, убедились, что они привели неотразимый аргумент. В конце концов, они привели цитаты из Елены Уайт. Одним словом, они сочли, опираясь на ее комментарий Библии, что были правы, а Ваггонер ошибался.

Однако Елена Уайт отказалась принять такую точку зрения в Миннеаполисе. В то самое утро (перед докладом Моррисона), выступая в связи с Посланием к Галатам, она сказала:

«Я не могу принять ту или другую точку зрения по этому вопросу, пока не изучу его» ^[73].

Именно тогда она заявила, что, вероятно, по провидению Божьему не смогла найти свидетельство Дж. Ваггонеру по этому вопросу. Кто–то мог злоупотребить им, чтобы увести людей от самостоятельного исследования Слова Божьего. У Елены Уайт была весть для делегатов сессии Генеральной конференции, проливавшая свет на спорные темы в Послании к Галатам, но этот свет, как она неоднократно заявляла, заключался в том, что им следовало изучать Библию и не полагаться ни на какие авторитеты в поисках смысла Писания. Она особо подчеркнет эту ключевую весть в своей последней проповеди в Миннеаполисе под названием: «Призыв к более глубокому изучению Слова»^[74]. Вполне очевидно, что заимствованные Моррисоном цитаты из ее книги «Жизнь апостола Павла» не убедили ее. У нас нет оснований полагать, что она считала эту проблему урегулированной подобным путем или что она цитировала свои собственные произведения в Миннеаполисе, чтобы разрешить теологические, исторические или библейские вопросы. Ее труды предназначались для определенных целей, и у нее не было намерения возвысить их над Библией как безошибочный комментарий.

Ваггонер, Джоунс и семья Уайт занимали единую позицию в отношении использования авторитета при решении теологических проблем. Все они заявляли, что Библия должна быть единственным критерием истины и христианской веры. В результате они выступили единым фронтом против попыток старой гвардии использовать другие критерии для разрешения библейских споров.

(обратно)

Обращение к авторитету Библии

Елена Уайт особенно настаивала на необходимости исследования Библии в связи с теологическими разногласиями. Так, например, 5 апреля 1887 г. она написала Батлеру и Смиту следующие строки:

«Мы желаем опираться на свидетельства Библии по любому вопросу, который рассматриваем. Мы не хотим преодолевать затруднения, в отличие от брата Кенрайта, путем суждений».

17 июля 1888 г. она самым убедительным образом разъяснила свою позицию, когда написала в «Ревью», что «Библия — единственный критерий веры и учения».

5 августа она снова написала тем, кто вскоре должен был принять участие в совещании в Миннеаполисе, что они должны

«тщательно исследовать Писания, чтобы знать, что есть истина… Истина ничего не потеряет от глубокого исследования. Позвольте Слову Божьему говорить за себя, дайте ему толковать само себя… Библия должна быть мерилом всех учений».

Елена Уайт занимала неколебимую позицию во время совещания, и в результате обе стороны, спорящие относительно закона в Послании к Галатам, вынуждены были подчиниться требованию — тщательно исследовать Библию. 9 декабря 1888 г. она задала ключевой вопрос инициатору слухов о калифорнийском заговоре:

«Если каждая мысль, которую мы черпаем из учения, — истинна, то разве она не выдержит скрупулезного исследования? Разве она пошатнется и упадет вследствие критики? Если так, — отвечала она, — то пусть она падет, и чем скорее, тем лучше. Дух, который закрывает дверь для исследования разных аспектов истины, как наставлял Христос, это не Дух, пришедший свыше».

Двумя днями позже она написала Батлеру, что

«Библия, и только Библия, хранимая в сердце и благословленная Духом Божьим, может сделать человека правым и поддерживать его правду».

(обратно) (обратно)

15. Каков был «дух Миннеаполиса» и как он повлиял на Джоунса, Ваггонера и Елену Уайт?

Елена Уайт «в самом начале совещания в [Миннеаполисе] почувствовала тяжелую атмосферу, которая «давила» на нее: этого прежде она никогда не ощущала, общаясь с руководителями Церкви и с рядовыми служителями. Ее очень беспокоило то, что

«это так непохоже на дух Христов, который должны проявлять люди друг к другу»^[75].

Она определила враждебность как дух Миннеаполиса или дух фарисеев.

У. Уайт тоже признал эту проблему. Через три недели после окончания совещания в Миннеаполисе он написал, что на этих встречах происходило то,

«о чем писать не очень приятно. Силы, которые некоторое время действовали кулуарно, в результате проявились на совещании как фарисейский дух [см. вопросы 9 и 16]. Мама так и назвала его».

Разобраться в том, какой дух царил в Миннеполисе, для нас важно, если мы хотим понять, какое влияние он оказал на совещание 1888 г. и на последующий ход адвентистской истории^[76].

К описанной Е. Уайт духовной атмосфере, царившей на совещании в Миннеаполисе, необходимо добавить еще несколько штрихов. Во–первых, сарказм и шутки в адрес тех, кого сочли здесь реформаторами. Так, Ваггонера некоторые назвали «любимчиком сестры Уайт». Во–вторых, дух Миннеаполиса был пронизан критицизмом. В–третьих, зараженные этим духом проявляли зависть, подозрительность, ненависть и ревность. В–четвертых, он способствовал развитию «жестких, неприязненных» взаимоотношений. В–пятых, его обладатели были «отравлены духом сопротивления» голосу Святого Духа. В–шестых, витавший в Миннеаполисе дух побуждал тех, кто обладал им, воспламенять страсти, вступать в перепалку с теми, кто придерживался противоположных воззрений на вероучение. В–седьмых, он порождал распри и полемику по вопросам вероучения вместо проявления духа Иисуса. По выражению Елены Уайт, дух Миннеаполиса возбуждал «человеческие страсти» и «вызывал чувство горечи, поскольку некоторые братья отважились поддержать идеи, которые шли вразрез с представлениями других… и которые рассматривались как посягательства на давно установленные и закрепившиеся доктрины». В–восьмых, это привело к тому, что в спорах о доктринальных проблемах было много «словесной игры» и «словесных ухищрений». Другими словами, дух, проявленный в Миннеаполисе, «не отличался учтивостью, хорошими манерами и не был Христоподобным»^[77].

Необходимо особо подчеркнуть, что в основе ситуации, сложившейся в Миннеаполисе, лежало стремление во чтобы то ни стало сохранить незыблемыми «столпы» адвентистского вероучения и особенно преувеличенную идею, связанную с традиционным воззрением на закон в Послании к Галатам. Елена Уайт горько сожалела по поводу того, что «различное понимание некоторых библейских отрывков заставляет людей вообще забыть о своих религиозных принципах». Когда она увидела, какими методами пользуются и с какой неприязнью защищают традиционалисты свою позицию по отношению к закону в Послании к Галатам, то «впервые» начала осознавать, что они заблуждаются в своих воззрениях, «поскольку истина требует иного духа для своей защиты». «Бог избавляет меня от ваших идей, — заявила она традиционалистам, — если восприятие этих мыслей также возбуждает во мне нехристианский дух, слова и дела», как и в них^[78].

Одна из самых больших трагедий Миннеаполиса заключалась в том, что в стремлении защитить чистоту адвентистского вероучения и традиционное истолкование Библии, руководство Батл–Крика потеряло свое христианство. Подобно фарисеям во времена Христа, они больше интересовались сохранением традиционных воззрений, чем стремились познать истину во всей ее полноте и руководствоваться христианскими принципами в решении церковных проблем.

Этот нехристианский дух был проявлен не только по отношению к Джоунсу и Ваггонеру, но и к Елене Уайт, поскольку она поддержала их и их учение. В миннеапольской газете «Трибьюн» от 21 октября было написано, что «миссис Уайт считается пророком, и все, что она говорит, адвентисты седьмого слушают с благоговением», — но она–то знала, что это не так. Она видела, что слушатели по–иному реагируют на ее слова. Своей невестке она писала, что ее свидетельство оказывает самое минимальное влияние на многие умы, чем когда–либо» в ее жизни^[79]. У. М. Хили она написала такие строки:

«Мое свидетельство было проигнорировано, и никогда в жизни… со мной не обращались так, как на этой конференции»^[80].

Участники совещания обвинили ее в том, что она изменила свою теологию по вопросу закона в Послании к Галатам, а также открыто выразили свое сомнение в ответ на отрицание ею какого–либо сговора с Джоунсом, Ваггонером и собственным сыном. Е. Уайт теряла свое влияние^[81]. Стоит ли удивляться, что она всегда с чувством смятения вспоминала сессию Генеральной конференции в 1888 г. Она видела, что конференция сулила много перспектив, но все закончилось крахом.

(обратно)

16. Каким образом так называемый «калифорнийский заговор» воспламенил «дух Миннеаполиса» и способствовал развитию отторжения?

Как говорилось в вопросе 9, становлению и укреплению духа Миннеаполиса с его враждебным отношением к Джоунсу, Ваггонеру и Елене Уайт, во многом способствовало письмо Уильяма Хили (пастора из Калифорнии) Джорджу Батлеру в конце сентября, в котором сообщалось, что руководство Западного отделения Церкви разработало план изменения адвентистской теологии^[82].

До получения письма Хили Батлер, во всей видимости, был эмоционально спокоен. Ему не хотелось выносить на обсуждение дискуссионные вопросы по Книге Даниила и Посланию к Галатам, но августовские письма Уильяма и Елены Уайт убедили его в необходимости разрешить это обсуждение. Однако его в целом довольно спокойный настрой резко изменился, когда он получил буквально за несколько дней до открытия совещания в Миннеаполисе сведения, которые показались ему свидетельством организованного заговора. Перед его взором сразу же всплыли события двухлетней давности. Причина, по которой Уайты так упорно настаивали на необходимости выслушать Джоунса и Ваггонера с их новой теологией, коренилась в том, что они тоже участвовали в общем заговоре. Разумеется, Батлер рассудил, что этот заговор самым серьезнейшим образом угрожает проверенному временем адвентистскому вероучению.

Это придало Батлеру бешеный прилив энергии: он не только повелел напечатать заново свою книгу «Закон в Послании к Галатам», но и сплотил все силы, чтобы противостоять западной коалиции и разослал серию телеграмм и писем делегатам, предупреждая их о заговоре и призывая их «встать на защиту завоеванных рубежей». Помимо этого, он написал огромное, более чем на 40 страниц, письмо Елене Уайт, датированное 1 октября, в котором он обвинял ее за свое разбитое здоровье и указывал на У. Уайта как на тайного вдохновителя этого заговора. К концу второго дня совещания новости об этом якобы имевшем место заговоре распространились среди всех сторонников Смита и Батлера^[83].

Между тем Уайты, Ваггонер, Джоунс и другие делегаты из Калифорнии и не подозревали о том, что коалиция в Батл–Крике считает их заговорщиками. Как свидетельствует У. Уайт, он был «невинен, как младенец», ничего не знал об этой проблеме, в то время как его «старые друзья в Б [атл] К [рике] говорили, — пишет он, — обо мне самые ужасные вещи»^[84]. Неведение относительно подозрения со стороны своих восточных коллег полностью отдало их в руки тех, кто вообразил себе этот заговор, поэтому у них не было оснований быть сдержанными в своих выступлениях или давать какие–либо объяснения. В результате появился дух Миннеаполиса и возникла широкая неприязнь в отношении Джоунса, Ваггонера и Уайтов.

Но это бедствие в Миннеаполисе не стало гибельным для вести о праведности Христа, которую Джоунс, Ваггонер и Елена Уайт начали провозглашать на сессии Генеральной конференции в 1888 г. Они уехали из Миннеаполиса, чтобы начать возвещать это послание о Христе, Его любви и Его праведности адвентистской Церкви (см. вопрос 43).

(обратно) (обратно)

ГЛАВА 4 ПОДДЕРЖКА ДЖОУНСА И ВАГГОНЕРА СО СТОРОНЫ ЕЛЕНЫ УАЙТ И ЕЕ КЛЮЧЕВАЯ РОЛЬ В ПОНИМАНИИ ВЕСТИ 1888 ГОДА

Прежде чем мы приступим к обсуждению сути вести 1888 года в главе 5, крайне важно поразмышлять о значении поддержки, которую Елена Уайт оказала Джоунсу и Ваггонеру, а также их вести для Церкви.

(обратно)

17. Почему мнение Елены Уайт так важно в понимании значения 1888 года для адвентистской истории и теологии?

Можно без преувеличения сказать, что без комментариев Елены Уайт к дискуссионным вопросам ни сама сессия Генеральной конференции, ни весть 1888 года, ни воззрения Джоунса и Ваггонера не нашли бы адекватного отражения в адвентизме. Без ее постоянной поддержки в конце 1880–х Джоунс и Ваггонер никогда бы не получили возможности выступить в 1888 г. или не достигли бы влиятельного положения в Церкви в 1890 годы.

Другая важная заслуга Елены Уайт в том, что она помогает нам раскрыть суть вести 1888 г. Поскольку точные формулировки Ваггонера и Джоунса о праведности по вере в Миннеаполисе, по всей видимости, не сохранились, и сторонники различных теологических воззрений, связанных с 1888 г., в большой степени основываются на высказываниях Елены Уайт, которые одобряют Ваггонера и Джоунса, то важно уточнить, что именно она одобряла или поддерживала в их выступлениях. Самый лучший способ понять, что она считала сутью их учения, — проанализировать, что она говорила об их вести и о тех, кто противился принятию их вести. При таком подходе у вас гораздо больше шансов правильно понять сердцевину этой вести 1888г., чем если бы вы просто читали их проповеди. Особенно следует учесть, что теология Джоунса и Ваггонера претерпела существенные изменения между 1888 и 1896 гг.

В заключение, и это не будет преувеличением, скажу, что различные группы придают особое значение учению 1888 г., предложенному Джоунсом и Ваггонером, поскольку его одобрила Елена Уайт. Таким образом, для нас чрезвычайно важно установить, что именно в их вести она приняла и подтвердила.

(обратно)

18. Обладала ли Елена Уайт сама вестью 1888 г., или она просто указала на вестников?

Некоторые адвентисты, рассуждая о вести 1888 г., утверждают, что Елена Уайт сама не провозглашала весть 1888 г., но просто указала на ее провозвестников. Нам следует проверить вескость такого утверждения, поскольку неверное понимание этого момента открывает двери многочисленным заблуждениям по этой теме.

Совершенно определенно то, что Елена Уайт неоднократно отмечала следующее:

«По своей великой милости самую драгоценную весть Своему народу Господь послал через пасторов Ваггонера и Джоунса»^[85].

Таким образом, она действительно указывала на них.

Но — и это чрезвычайно важно — она не только указывала на других, но и сама была одним из плодотворнейших авторов, посвятивших много своих работ вести 1888 г. Эта весть 1888 г. буквально изменила направление ее литературного служения. После совещания в Миннеаполисе она начала новый цикл книг о Христе и о замысле спасения. Так появилась в 1892 г. книга «Путь ко Христу», в 1896 г. «Нагорная проповедь», в 1898 г. «Желание веков», в 1900 г. «Наглядные уроки Христа», а в 1905 г. вышла в свет ее книга «Служение исцеления», начальные главы которой были полностью посвящены Христу. Главной темой произведений Елены Уайт после 1888 г. стал Христос и Его праведность. Это очевидно не только из ее книг, но из многочисленных статей и бесчисленных проповедей и писем. Речь идет не о том, что она изменила свою точку зрения относительно этих тем в 1888 г., но о том, что она сконцентрировала в еще большей степени внимание на них, после того как в 1888 г. и в 1890 годы увидела, что адвентисты нуждаются в более глубоком понимании Христа и спасения.

Теперь, я полагаю, можно оспорить утверждение о том, что Елена Уайт не обладала вестью 1888 г. в 1890 годы, а лишь направляла внимание Церкви на этих вестников, поскольку оно подразумевает, что она мало знала о ней или по каким–то причинам «скрывала» или не представляла на общее обозрение весть 1888 г.

По–видимому, такая логика ошибочна. Напротив, намного логичнее полагать, что она обладала этой вестью и делала все, чтобы представить ее адвентистскому народу в своих книгах, статьях, письмах и проповедях. И поэтому резонно полагать, что мы можем найти весть 1888 г. в произведениях Елены Уайт. Можно прочитать такие книги, как «Путь ко Христу» и «Желание веков», чтобы увидеть, что она указывает на нее. Более того, в ее произведениях, как на большом экране, можно видеть, что именно она одобряла в трудах и в проповедях Джоунса и Ваггонера, поскольку она не раз указывала на то, в чем она не согласна с ними в их учении.

Альтернативный же подход таков: взять все работы Джоунса и Ваггонера, сделать краткое резюме их учения, а затем для поддержки этого учения привести цитаты из Елены Уайт и библейские стихи. По всей видимости, многие адвентисты, интересующиеся вестью 1888 года, поступают подобным образом (см. вопросы 26 и 56). К сожалению, сторонники такого подхода упускают из виду тот факт, что Джоунс и Ваггонер даже после 1888 г. в своих богословских суждениях были не во всем корректны. Мы вернемся к этой теме далее в этой же главе (вопрос 22), но вначале нам необходимо рассмотреть еще два жизненно важных вопроса.

(обратно)

19. Действительно ли, что Елена Уайт оказала одну из самых больших поддержек за все время своего служения именно Джоунсу и Ваггонеру?

Вне всякого сомнения, и даже очень сильную! Один студент, изучавший этот вопрос, насчитал 121 отрывок, где упоминаются (иногда с многочисленными похвальными отзывами) они и их весть. Но он не отметил при этом, что многие из этих одобрительных отзывов находятся в одних и тех же документах. Так, его первые 48 примеров взяты только из 20 документов. Другими словами, когда Елена Уайт рассматривает эту тему, она часто повторяется, чтобы особо подчеркнуть важность сказанного ею. В результате число писем и рукописей с хвалебными отзывами о Джоунсе и Ваггонере окажется не таким уж большим.

Однако этот факт не должен сбивать нас с пути. Несмотря на преувеличенное количество источников, в которых содержится одобрение представленной Джоунсоном и Ваггонером в 1888 г. вести, Елена Уайт все же оказала самую сильную поддержку за все свое пророческое служение именно этой вести. Мы должны серьезно отнестись к этому факту.

Давайте обратимся непосредственно к ее высказываниям. В мае 1895 г. она назвала Джоунса и Ваггонера людьми, «которым Бог поручил нести особую весть миру»^[86], а в октябре 1888 г. она охарактеризовала их как «людей, избранных Богом» представлять «драгоценные жемчужины истины для нашего времени»^[87]. В 1892 г. она утверждала, что «Бог послал этих молодых людей… нести особую весть»^[88].

Она не оставляет у нас сомнений в том, что Джоунс и Ваггонер несли весть, в которой отчаянно нуждалась Церковь адвентистов седьмого дня. А 1 мая 1895 г. она высказалась со всей определенностью, что «если вы отвергаете посланных вестников Христа, значит, вы отвергаете Самого Христа». «Какое резкое заявление!» — возможно, думаете вы. Но что она имела в виду? В контексте речь идет об отвержении проповеди Евангелия. Далее она продолжала:

«Если человек пренебрегает этим великим спасением, многие годы [с 1888 г.] предлагаемым ему, ставит ни во что славный дар оправдания через кровь Христа, игнорирует освящение посредством очищающей силы Святого Духа, то не остается большей жертвы за грех, но лишь страшное ожидание суда и яростного негодования».

Она не прекращала увещевать тех, кто продолжал сопротивляться вести Джоунса и Ваггонера, призывала их всех смириться и исповедать свои грехи, дабы получить прощение и новую жизнь^[89].

Суть в том, что Джоунс и Ваггонер получили весть, которая была нужна адвентистам. Это была «самая драгоценная весть»^[90]. Таким образом, нам необходимо понять, насколько это возможно, суть того, о чем проповедовали Джоунс и Ваггонер в 1888 г., в особенности же тот аспект их вести, который Елена Уайт совершенно определенно поддержала.

(обратно)

20. Поддерживала ли Елена Уайт других служителей, убеждая нас в том, что их послал Бог и что они призваны нести особую весть для Его народа?

Да, но никогда эта поддержка не высказывалась так часто. На ум приходят три имени. Первое из них — Мартина Лютера, великого реформатора шестнадцатого века. В книге «Великая борьба» она писала:

«Ангелы небесные окружали его, и лучи света, исходящие от престола Божьего, открыли ему сокровища истины»^[91].

Таким образом, Елена Уайт не сомневалась, что Бог руководил Лютером и что ангелы направляли его в его важной работе. С другой стороны, было бы ошибкой полагать, что она полностью была согласна с его теологией только потому, что он был послан Богом и руководим ангелами.

Аналогичная ситуация и с Миллером. Елена Уайт писала о нем:

«Бог послал Своего ангела, чтобы он воздействовал на сердце одного фермера, который не верил в Библию, и побудил его исследовать пророчества. Ангелы Божьи неоднократно посещали этого избранника, направляя его разум и открывая ему пророчества, которые всегда были непонятны народу Божьему»^[92].

Подобные слова, хотя и свидетельствуют о пророческом одобрении Еленой Уайт общей направленности мыслей Миллера, но вовсе не означают, что она считала, что он был прав во всем. Так, например, она конечно же не разделяла взгляда Миллера относительно земного святилища, которое будет очищено в конце пророческого периода в 2300 дней (лет).

Третьей личностью, довольно интересной, был Урия Смит — один из оппонентов Джоунса и Ваггонера на совещании в Миннеаполисе. У. Уайт отмечал, что некоторые адвентистские руководители ставили

«на один уровень цитаты из Писания и комментарии пастора Смита».

Так сложилось потому, что Елена Уайт похвалила комментарий на «Книгу Даниила и Книгу Откровение». Когда же этот труд в 1887 г. подвергся пересмотру перед переводом, У. Уайт напомнил, что

«они на первых страницах поместили написанные ею слова в поддержку работы пастора Смита, а также упоминание о том, что ему в его работе помогали небесные ангелы; и это дошло до того, что президент Издательского общества практически был склонен считать «Размышления над Книгой Даниила и Книгой Откровение» богодухновенным, а потому не подлежащим никакому пересмотру. Это, безусловно, сделало почти невозможным непредвзятое и честное изучение вопросов, о которых шла речь».

Брат У. Уайт в феврале 1889 г. высказал надежду, что «теория о непогрешимости» относительно идей Смита вскоре может рассеяться^[93].

Вряд ли читателю этой книги нужно повторять, что Елена Уайт, разумеется, не разделяла мнения Смита по многим вопросам, несмотря на то, что была высокого мнения о его книге, в которой истолковывались пророчества.

Одобрение, которое Елена Уайт высказывала в адрес Лютера, Миллера и Смита, по сути, не отличались от ее поддержки Ваггонера и Джоунса, с той лишь разницей, что в адрес последних одобрение высказывалось чаще. Аналогичным образом, вполне очевидно, что она никогда не одобряла все положения в работах Джоунса и Ваггонера, как и в случае работ таких «ведомых Богом» проповедников, как Лютер, Миллер и Смит. Именно к этой проблеме мы и обратимся теперь в вопросах 21 и 22.

(обратно)

21. Почему Елена Уайт изо всех сил старалась поддержать Джоунса и Ваггонера?

Во–первых, — и это самое главное — адвентистской Церкви было необходимо услышать и принять евангельскую весть, которую они провозглашали. Как мы увидим в 5–й главе, адвентисты возвеличивали закон, но они не осознавали важности сосредоточенности на Христе, на прощающем грех Спасителе в своей христианской жизни. Иисус, Его благодать и Его любовь должны были проникнуть не только в их теологию, но и в жизнь. Подобно апостолу Павлу, Елена Уайт никогда не переставала возвеличивать Иисуса как единственную надежду грешников. Она с огромным воодушевлением восприняла тот факт, что Бог призвал Джоунса и Ваггонера, чтобы придать новую силу ключевому вероучению христианства.

Вторая причина того, почему Елена Уайт постоянно говорила о вести Джоунса и Ваггонера, заключается в том, что в 1888 г. им противостояли видные деятели адвентистского руководства. И хотя в высшем руководстве произошли серьезные изменения в конце 1888 г., ряд ведущих адвентистов и многие пасторы все еще решительно противостояли Джоунсу и Ваггонеру, а также их вести на протяжении всех 1890–х (см. вопрос 50). В связи с этим Елена Уайт должна была громко и упорно «кричать» и пытаться заставить адвентистов выслушать христоцентричную весть Джоунса и Ваггонера. Без ее настойчивого и авторитетного призыва их весть могла, что называется, засохнуть на корню. Даже при ее поддержке было очень трудно.

(обратно)

22. Означает ли горячая поддержка Елены Уайт, что она одобряла все, чему учили Джоунс и Ваггонер?

Конечно же нет. Но это чрезвычайно важный вопрос, поскольку в течение почти десяти лет она придерживалась мысли, что Бог избрал их для особой вести, поскольку «многие люди потеряли из виду Иисуса» и «оправдание по вере» в Него. Она писала, что Бог избрал этих двух братьев, поскольку многие адвентисты «нуждаются в том, чтобы направить свой взор на Божественную Личность» и Его любовь^[94].

Некоторые рассматривали поддержку, оказанную Еленой Уайт Джоунсу и Ваггонеру, как своего рода право действовать свободно в решении теологических вопросов — особенно тех, которые связаны с оправданием по вере. Это, однако, никогда не входило в ее намерения, и такой взгляд не соответствует историческим свидетельствам.

В начале совещания в Миннеаполисе, например, Елена Уайт писала Батлеру о своем ангеле, который

«протянул свои руки к доктору Ваггонеру и к вам, пастор Батлер, и сказал примерно следующее: „Ни один из вас не обладает полным светом относительно закона; и ничья позиция не совершенна"»^[95].

Хотя это заявление сделано в контексте сессии Генеральной конференции в 1886 г., она придерживалась тех же мыслей и в 1888 г. В начале ноября она сказала делегатам совещания в Миннеаполисе, что ряд тезисов о законе в Послании к Галатам, которые Ваггонер представил в своем выступлении,

«не согласуются с моим пониманием этого вопроса».

Позднее в том же выступлении она добавила:

«некоторые истолкования Писания доктором Ваггонером я не считаю верными»^[96].

У. Уайт уточняет позицию своей матери. Он написал своей жене из Миннеаполиса, что многое из того, чему учит д–р В., согласуется с тем, что его мама видела в видении. Многие сделали из этого поспешный вывод,

«что она одобряет все его взгляды и что ни одна часть его учения не противоречит м [атери] и ее Свидетельствам… Я мог бы доказать, что все это неверно»^[97].

Елена Уайт никогда конкретно не указывала, в чем она не согласна с Ваггонером, но мы хорошо знаем, что в конце 1880–х и начале 1890–х он и Джоунс высказывали некоторые идеи, которые шли вразрез с ее воззрениями. Ниже приведены примеры этих отличий.

1. В книге «Христос и Его праведность» Ваггонер учил, что

«некогда Христос появился или произошел от Отца… но это было настолько давно, что для ограниченного человеческого разума это практически означает отсутствие начала»^[98].

Иначе говоря, Христос берет Свое начало от Отца. Он не подобен Богу в предвечном существовании. Елена Уайт придерживалась иных воззрений. Она писала:

«Христос обладает жизнью — самобытной, незаимствованной, изначальной»^[99].

2. 21 января 1889 г. Ваггонер писал в «Знамениях», что

«Христос не мог согрешить»,

потому что Он был Богом во плоти. Елена Уайт, напротив, придерживалась другой точки зрения. Она считала, что Христос бесконечно рисковал, воплотившись, поскольку грех представлял для Него реальную опасность. По ее мнению, Иисус был действительно

«способен поддаться искушению»^[100].

3. На сессии Генеральной конференции в 1893 г. Джоунс утверждал, основываясь на четвертой заповеди, которая призывает шесть дней работать и один день покоиться, что прекратить работу по воскресным дням в соответствии с государственным законом — значит

«поставить сатану выше Христа».

Подобное неповиновение гражданским властям, к которому он призывал, приблизило бы принятие указа о смертной казни^[101]. Елена Уайт, однако, решительно выступала против такой непреклонной точки зрения. В ответ на позицию Джоунса она написала, что «воздержание от работы в воскресенье не означает получение начертания зверя». Она советовала ему никогда не возбуждать «дух неповиновения и сопротивления»^[102].

4. Елена Уайт в 1894 г. писала, что

«пастор Ваггонер увлекся какими–то идеями и, не вынося на совет своих собратьев, выдвинул какие–то странные теории. Он высказал перед некоторыми людьми свои идеи об организации, которую никогда не следовало бы учреждать»^[103].

5. В 1893 г. она упрекала Джоунса за его заявление о том, что в спасении «не было условий». По ее мнению, «Библия изобилует условиями»^[104].

6. В течение 1893 и 1894 гг. Джоунс говорил об Анне Райс как о новом пророке в адвентизме. На это Елена Уайт однозначно заявила, что не испытывает «и малейшего доверия» ни к заявлениям самой Анны, «ни к заявлениям тех, кто говорит от ее имени»^[105].

7. В 1887 г. Ваггонер В 1887 г. Ваггонер написал о человеческой природе Христа такие строки:

«Если бы Христос не соделался во всем подобным Своим братьям, тогда Его безгрешная жизнь не могла бы служить ободрением для нас»^[106],

а в 1890 г. он написал, что

«тело, в которое Он воплотился, обладало всеми слабостями и свойственной павшей человеческой природе склонностью ко греху».

Доказательством последнего высказывания, по мнению Ваггонера, служит

«утверждение, что „Он родился от семени Давидова по плоти". Давиду были свойственны все человеческие страсти. Ведь Он Сам говорил о Себе: „Вот, я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя" (Пс. 50:7)»^[107].

Примерно в то же самое время Джоунс утверждал, что

«природа Христа точно такая же, как и наша… В Его человеческой природе нет ничего, что отличало бы Его от нас»^[108].

И снова Елена Уайт высказывает другую точку зрения. Она писала:

«Он — брат в наших немощах, но не в наших страстях»^[109].

И далее она подчеркивала:

«Будет неверным утверждать, как многие это делают, что Христос был обыкновенным ребенком, как все дети… Никто не может сказать, что Он был таким, как все дети»^[110].

В 1890–е она предостерегала одного служителя:

«Будьте чрезмерно осторожны, когда говорите о природе Христа… Ни на мгновение не было в Нем склонности ко злу… Никогда и никоим образом не давайте человеку даже малейшей возможности думать, что у Христа была предрасположенность, пусть даже малая, к пороку»^[111]

(больше о разнице во взглядах на человеческую природу Христа Джоунса, Ваггонера и Елены Уайт прочтите в вопросах 52 и 53).

Мы могли бы продолжить список вопросов, на которые Джоунс и Ваггонер смотрели иначе, чем Елена Уайт, но, думаю, достаточно и перечисленных пунктов. У Елены Уайт были серьезные разногласия с некоторыми из их утверждений, даже в вопросах, связанных со спасением.

Но это вовсе не означает, что у них не могло быть общей вести, в которой так отчаянно нуждалась адвентистская Церковь. Что нам нужно, так это не пытаться представлять их теологические воззрения как абсолютную истину, но изучать то, что Елена Уайт постоянно одобряла в их вести. В результате мы выявим существенную разницу между тем, что выдвигают на передний план многие, интересующиеся вестью 1888 г., и тем, что в действительности Елена Уайт безоговорочно принимала в вести Джоунса и Ваггонера (см., напр., вопросы 50, 51, 53, 54, 55, 56, 18, 23, 25, 26, 28, 33, 40 и 46).

Мы никогда не должны забывать, что, хотя она неоднократно указывала на сердцевину вести Джоунса и Ваггонера — на праведность Христа, тем не менее она никогда не считала, что у них нет никаких теологических заблуждений. В феврале 1890 г. она снова подтвердила эту свою прежнюю позицию перед собравшимися на курсы служителями. Она сказала следующее:

«Я абсолютно уверена, что Бог открыл братьям Джоунсу и Ваггонеру драгоценную истину в нужное время. Считаю ли я их непогрешимыми? Говорю ли я, что они выдвинули идею, которую нельзя поставить под сомнение или которая является безошибочной? Разве я утверждаю это? Нет, я этого не говорю. Я не могу сказать такого ни об одном человеке в мире. Но я говорю, что Бог послал свет, и нужно обращаться с ним со всей осторожностью. Нам нужна истина — как она есть в Иисусе»^[112].

Это хороший совет. Адвентисты седьмого дня прежде всего ищут истины «как она есть в Иисусе».

(обратно)

23. Следует ли, согласно словам Елены Уайт, придавать слишком большое значение воззрениям Джоунса и Ваггонера?

Ответ на этот вопрос двоякий: и да, и нет. Разумеется, мы не собьемся с истинного пути, если позволим им вести нас к библейскому учению о «возвышенном Спасителе» и к «евангельской вести о Его благодати»^[113].

С другой стороны, поскольку Елена Уайт неоднократно одобрительно отзывалась о Джоунсе и Ваггонере, в начале 1890–х многие люди начали воспринимать утверждения Джоунса и Ваггонера как если бы они обладали Божественным авторитетом. Это ясно можно видеть на примере Анны Райс, которая ощутила в себе призвание к пророческому служению в 1892 г. Вероятно, Анна хотела бы испросить совета у Елены Уайт, но та была в это время в Австралии. Тогда Анна решила получить одобрение Джоунса. В конце концов, разве Елена Уайт не говорила, что ему и Ваггонеру дарован свет? Итак, Анна совершила путешествие из Солт–Лейк–Сити в Чикаго, чтобы встретиться с Джоунсом. Если он скажет, что она — пророк, значит, так и есть, ведь ему самому покровительствовала Елена Уайт. К радости Анны, Джоунс положительно оценил ее вести^[114] (см. дополнительную информацию об Анне Райс в вопросах 40, 46 и 47).

Таким образом, к концу 1892 г. многие считали Джоунса своего рода продолжателем пророческого служения Елены Уайт. Некоторые даже начали подтверждать истину, опираясь на его высказывания.

В 1894 г. С. Н. Хаскелл начал жаловаться Елене Уайт. Он понимал ее стремление поддержать Джоунса и Ваггонера сразу после 1888 г., ведь многие из руководителей Церкви выступали против них, но теперь «никто не имеет права высказать и небольшой критики в их адрес». И далее он говорит о том, что многие считают Джоунса «почти пророком»^[115].

Елена Уайт ответила Хаскеллу, что хотя она в целом одобряла работу Джоунса, но она никак не может одобрить его ошибки. Она предостерегала церковь в Батл–Крике, говоря, что многие «помещают слугу на место, где должен быть Бог. Господь дал брату Джоунсу весть, чтобы подготовить народ выстоять в День Господень; но если люди будут смотреть на пастора Джоунса, а не на Бога, то они ослабеют, а не окрепнут»^[116] (см. также вопросы 26 и 56, где говорится о слишком большом возвышении Джоунса и Ваггонера: они поставлены на место, где должны быть Бог и Библия).

Она писала Джоунсу, что испытывает страх, «поскольку люди смотрят на вас и, цепляются за ваши слова и не делают то, что должны делать, — они не способны увидеть драгоценные лучи света, которые исходят от Слова Божьего»^[117]. В другом письме она пишет: «Многие настолько слабы в вере и ее практическом воплощении, что они будут смотреть на А. Т. Джоунса и то, что вы скажете и сделаете, будут говорить и делать они, ибо они не видят за вашей спиной Иисуса, Который есть Начало и Венец нашей веры»^[118].

Это необходимый совет. Действительно, мы можем уделять слишком большое внимание личности Джоунса и Ваггонера, даже тем богословским вопросам, которые они освещали верно. Бог призвал их, чтобы они указали адвентистам путь, который ведет к Библии и спасению в Иисусе, но мы отклоняемся от истинного направления, когда придаем слишком большое значение им самим и их специфической формулировке адвентистской вести (см. вопрос 25). Нам нужно взирать не на них, а на Иисуса и Слово Божье, которое они смогли во многом возвеличить в Миннеаполисе.

(обратно)

24. Какой аспект теологии Джоунса и Ваггонера Елена Уайт особенно одобряла?

Это самый важный вопрос. Он настолько важен, что следующая глава будет в основном посвящена его рассмотрению. Предварительно, мы уже отвечали на него в первом вопросе первой главы.

(обратно)

25. Придерживалась ли Елена Уайт точки зрения, что для адвентистов седьмого дня было важно ознакомиться с особым подходом Джоунса и Ваггонера к адвентистской теологии?

Ответ на этот вопрос определенный: нет. Нет, поскольку в нескольких случаях она подчеркивала, что Господь мог прийти до 1888 г. ^[119] Таким образом, Второе пришествие могло произойти до того, как вестники 1888 г. начали проповедовать свою систему богословских воззрений. Эта мысль имела поразительные последствия для тех, кто придавал слишком большое значение теологии Джоунса и Ваггонера в 1888,1893 или 1895 гг. Христос мог вернуться до 1888 г. По этой причине не к чему было строить слишком многое на основе их особой теологии. Итак, крайне важное значение имеет не их частное истолкование Евангелия, но само Евангелие.

(обратно)

26. В чем заключается самая серьезная ошибка, которую можно сделать, в оценке поддержки со стороны Елены Уайт идей Джоунса и Ваггонера?

Однобокая манера чтения Елены Уайт, при которой замечаешь лишь ее похвалы в адрес Джоунса и Ваггонера и обходишь стороной ее предостережения и важные истины, — опасна (см. вопросы 22, 1, 30 и 37). Это привело к тому, что в конце двадцатого века многие неравнодушные к вести 1888 года стали читать Библию глазами Джоунса и Ваггонера и выстраивать свои богословские взгляды на их воззрениях, поскольку этих братьев поддерживала Елена Уайт. Взяв за основу систему богословских взглядов вестников 1888 г., они начинают прибегать к библейским текстам и цитатам из трудов Елены Уайт, стремясь доказать свою точку зрения. К сожалению, такой метод исследования ведет их к тому, что они принимают как полезные, так и ошибочные идеи вестников 1888 г. (см. также вопрос 56). Таким образом, в своей теологии они сместили акценты с Библии на представления Джоунса и Ваггонера. Библия и труды Елены Уайт используют для обоснования и утверждения теологии вестников 1888 г. Повышенный интерес к теологии 1888 г. уводит в сторону от истинного основания, на которое изначально указывала Елена Уайт; он лишает нас библейского фундамента. Мы никогда не должны забывать, что в основе всех теологических концепций лежит Библия и что мы должны проверять все утверждения различных богословов Словом Божьим (см. вопрос 14).

В этой главе мы рассмотрели ключевую роль Елены Уайт в понимании вести 1888 г., суть и степень ее одобрения идей Джоунса и Ваггонера. В главе 5 мы, наряду с другими темами, более подробно остановимся на том, что именно она одобряла в трудах Джоунса и Ваггонера.

(обратно) (обратно)

ГЛАВА 5 ЗНАЧЕНИЕ ВЕСТИ 1888 ГОДА: ЦЕНТРАЛЬНАЯ ТЕМА ВЕСТИ

Эта глава является основной в данной книге. Все предыдущие главы вели к ней, а все последующие главы вытекают из нее. Здесь мы рассмотрим теологические вопросы, которые лежат в основе вести 1888 г.

(обратно)

27. В чем больше всего нуждалась адвентистская Церковь в 1880 годы?

Для Елены Уайт ответ на этот вопрос был совершенно ясен: «Возрождение истинного благочестия среди нас, — писала она в 1887 г., — одна из самых больших и неотложных наших нужд. Стремиться к ней — первостепенная наша задача». Но, как она отмечала, многие адвентисты были не готовы получить Божье благословение, а многим следовало обратиться к Богу. Далее она писала: «Мы должны в гораздо большей степени опасаться происходящего внутри [Церкви], чем за ее пределами». С другой стороны, «сатана больше всего боится того, что народ Божий уберет все преграды на пути и Господь сможет излить Свой Дух Святой на слабую и грешную Церковь»^[120].

В конце 1880–х Елена Уайт была серьезно озабочена состоянием адвентизма. Слишком многие руководители и рядовые члены церкви, обладая теорией истины, были не в состоянии охватить истину во всей ее полноте. Эта мысль беспокоила ее на протяжении всех 1880–х, и в конце 1888 г. она захватила ее целиком.

Но эта тема не была новой для нее. Так, в 1879 году она писала: «Было бы очень полезно каждый день проводить один час в размышлении о жизни Христа от яслей до Голгофы. Мы должны идти шаг за шагом, пытаясь ярко представить себе каждый эпизод, а особенно заключительные события Его земной жизни. Размышляя таким образом над Его учением и страданиями, думая о бесконечной жертве, которую Он принес ради искупления рода человеческого, мы можем укрепляться в вере, воспламеняться в любви и полнее насыщаться тем духом, который подкреплял нашего Спасителя. Если мы хотим в конце концов быть спасенными, то все мы должны усвоить урок раскаяния и веры у подножия креста». И она продолжала: «Я жажду, чтобы наши служители больше размышляли о кресте Христовом»^[121].

То же самое она подчеркивала на сессии Генеральной конференции в 1883 г. в своем выступлении перед Делегатами: «Мы должны стать учениками в школе Христа. Одна только Его праведность может дать нам право на благословения завета благодати. Мы давно желаем и стремимся обрести эти благословения, но не достигаем их, потому что лелеем мысль, будто мы сможем совершить нечто, что сделает нас достойными этих благословений. Мы еще не отвратили взгляда от самих себя и не уверовали, что Иисус — живой Спаситель. Мы не должны считать, что наши собственные достоинства и заслуги спасут нас; благодать Христа — наша единственная надежда на спасение»^[122].

А накануне совещания в Миннеаполисе она писала следующее: «Есть темы, которые, к сожалению, забыты, но на которых следовало бы остановиться особо. В центре нашей вести должны быть миссия и жизнь Иисуса Христа… Покажите своим слушателям Иисуса… Он умер за человека… О, если бы надменные человеческие сердца могли осознать это! О, если бы они смогли проникнуть в смысл спасения и стремиться к кротости и смирению Иисуса»^[123].

По мере приближения к сессии Генеральной конференции в 1888 г. Елене Уайт становилось ясно, чего не хватает адвентистской Церкви и ее служению. Церковь нуждалась в Иисусе, Его любви и спасении. Людям нужно было оставить свою самоправедность и жестокосердие.

(обратно)

28. Верно ли, как утверждают некоторые, что весть 1888 г. о праведности по вере является уникальной адвентистской вестью?

В одной влиятельной книге, посвященной совещанию 1888 года и вопросам, которые там обсуждались, особо подчеркивается, что весть Джоунса и Ваггонера о праведности по вере была «уникальной духовной пищей», которой не было у предыдущих реформаторов, и что «весть о праведности по вере с 1844 г…. гораздо значительнее, чем то, о чем учили реформаторы». Авторы утверждают, что Елена Уайт «проводила явное различие между вестью о праведности по вере, представленной в 1888 г., и „предыдущей вестью", которую Господь посылал прежде 1888 г.»^[124].

Но насколько, можем мы спросить, эта точка зрения согласуется с мнением как самой Елены Уайт, так и Э. Дж. Ваггонера? Ваггонер конечно же не соглашался с таким утверждением. Например, он в заключении своей книги «Евангелие в Послании к Га–латам» указывает на то, что его богословские воззрения неразрывно связаны с богословием великих реформаторов. Он распространил Свою книгу среди делегатов сессии в Миннеаполисе. Написанное в ней должно быть достаточно близко к тому, что Он говорил относительно закона и Евангелия. — Это произвело большое впечатление на Елену Уайт. «Я нисколько не рассматриваю точку зрения, которой я придерживаюсь, как совершенно новую, — заявил он. — Это не новая доктрина. Все, чему я учил, находится в полном согласии с основополагающими принципами истины, которых придерживаются как наш народ, так и все выдающиеся реформаторы». Принятие его взгляда на закон и Евангелие в Послании к Галатам, по словам Ваггонера, «приблизит к вере великих реформаторов — от времен апостола Павла до времен Лютера и Уэсли. Это шаг на пути к сути вести третьего ангела»^[125].

Кто–то может возразить, что исследование Ваггонера, представленное в его книге, носит сравнительно узкий характер и не отражает сути его воззрений на праведность по вере. Но важно отметить, что в 1891 г. в заключительной части своего исследования Послания к Римлянам (библейской книги, где как раз рассматривается вопрос о праведности по вере) Ваггонер снова повторяет свой вывод. У него была возможность изложить уникальность своей точки зрения по этой теме в своих исследованиях по Посланию к Римлянам, которые он представил на сессии Генеральной конференции в 1891 г.

Чрезвычайно важно обратиться к заключительному исследованию Ваггонера, в котором раскрывается связь праведности по вере с трехангельской вестью из Опер. 14:6—12. «Возможно, — писал он в начале своей работы, — некоторые не осознают тот факт, что уроки, которые мы извлекли… из Послания к Римлянам, были не чем иным, как вестью третьего ангела». Он стремился показать, что Павел обобщил весть третьего ангела в 1 Кор. 2:2: «Ибо я рассудил быть у вас не знающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого». Затем Ваггонер задал вопрос аудитории, должна ли весть третьего ангела, возвещаемая адвентистами, «включать нечто большее», чем то, о чем проповедовал Павел. И тут же ответил: «Если да, то тогда, что бы это ни было, лучше для нас избавиться от этого как можно быстрее».

После этого прекрасного совета Ваггонер показал, что в вести третьего ангела нет ничего нового по сравнению с вестью первого ангела. Таким образом, «весть третьего ангела заключена в вести первого ангела — в вечном Евангелии… Это вечное Евангелие, как мы знаем, выражено одним предложением — Иисус Христос распятый и, конечно, воскресший. Нет ничего другого в этом мире, что мы могли бы возвещать людям». Большую часть своего исследования он посвятил тому, чтобы показать, как это вечное Евангелие соотносится с отличительными адвентистскими доктринами — такими, как закон, суббота, состояние мертвых и наказание нечестивых^[126].

Таким образом, Ваггонер считал, что его весть не добавляет ничего нового к вести Павла, Лютера и Уэсли. Он не считал ее чем–то исключительным, но рассматривал ее как часть стремительного потока провозвестия вечного Евангелия — общего исторического наследия великих христианских реформаторов. Именно с этим вечным Евангелием он чувствовал себя обязанным связать отличительные доктрины адвентизма. Таким образом, он предложил новое обрамление для адвентистской теологии и раскрыл истинные взаимоотношения между вечным Евангелием и отличительными адвентистскими доктринами.

Елена Уайт была абсолютна согласна с Ваггонером и считала, что в его вести не было ничего уникального. 21 октября 1888 г. она обратилась к делегатам совещания со следующими словами: «Господь желает, чтобы все мы были учениками в школе Христа… Бог раскрыл избранным Им людям [Джоунсу и Ваггонеру] драгоценные истины, актуальные для нашего времени. Бог изъял эти истины из ложной среды и поместил их в надлежащую оправу… Собратья, у Бога есть самый драгоценный свет для Своего народа. Я не называю его новым светом; но для многих он, как ни странно, воистину новый. Иисус сказал Своим ученикам: „Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас". В действительности, это была старая заповедь, которая дана в Ветхом Завете, но она была утеряна»^[127].

Смысл здесь совершенно ясен: адвентисты седьмого дня через Джоунса и Ваггонера в 1888 г. вновь обрели старую истину. Они не только нашли ее, но «изъяли из ложной среды» и поместили, как драгоценность, в «надлежащую оправу».

В начале ноября Елена Уайт говорила с делегатами на ту же тему. Она заявила: «Вы знаете, что драгоценный свет Закона Божьего воссиял с новой силой, когда праведность Христа была представлена в свете этого закона. Доктор Ваггонер открыл вам драгоценный свет, не новый, но старый свет, который ускользнул от взора многих, и вот теперь яркие луни его воссияли вновь»^[128].

Примерно через месяц после окончания конференции в Миннеаполисе она вновь обратилась к этой теме: «Пастор Э. Дж. Ваггонер воспользовался данной ему возможностью и прямо и открыто представил свою точку зрения об оправдании по вере и праведности Христа в свете закона. Это не был новый свет, но свет старый, занявший надлежащее место в вести третьего ангела»^[129].

Тот факт, что весть о праведности по вере, которую Джоунс и Ваггонер проповедовали, была не новой. Елена Уайт подчеркивала это неоднократно, пытаясь успокоить Смита, Батлера и их коллег, которые опасались, что эти два молодых человека с тихоокеанского побережья развивают какие–то еретические идеи, чуждые адвентизму. Она сильно беспокоилась по поводу того, что такое большое число адвентистских руководителей находят это учение необычным. Для нее весть 1888 г. была «не новой истиной, но той самой, которой учили Павел и Сам Христос»^[130].

Утверждать, что весть 1888 г. о праведности по вере была абсолютно уникальной для адвентизма, значит полностью отрицать ясные слова Э. Дж. Ваггонера и Елены Уайт. Какой бы ни была эта весть, ее проповедовали Павел, Лютер и Уэсли (см. также вопрос 37).

(обратно)

29. Верно ли, что все адвентисты седьмого дня до сессии Генеральной конференции в 1888 г. верили в праведность по вере?

Да, это абсолютно точно, верили все. Но, как мы Увидим далее, существовали две разных точки зрения относительно того, как понимать смысл выражения «праведность по вере». Батлер, Смит и их друзья придерживались совершенно иных воззрений на праведность по вере, чем те, что представили Ваггонер и Джоунс в 1888 г.

Вероятно, лучше всего изучение данного вопроса начать с редакционной статьи Урии Смита в январском выпуске «Ревью» от 1888 г. В статье от 3 января, озаглавленной «Главный вопрос», Смит утверждал, что задача пионеров адвентизма состояла в том, чтобы возвестить последнее предупреждение о Втором пришествии, и в том, «чтобы вести души ко Христу через послушание к этой испытующей истине последнего времени». Такова была единственная цель всех их усилий; и эта поставленная цель не могла считаться достигнутой до тех пор, пока души не были обращены к Богу и не преисполнились решимости — через осознанное соблюдение всех Его заповедей — подготовиться к пришествию Господа с неба». Смит связывал «Главный вопрос» одновременно и с движением за принятие воскресных законов, и с вестью третьего ангела, и потому особо выделял слово «соблюдающих», когда цитировал Откр. 14:12: «Здесь терпение святых, соблюдающих заповеди Божий и веру в Иисуса». Соблюдение всех заповедей было главным в его понимании. Фактически человек приходил к Иисусу через повиновение^[131].

Тот же акцент Смит сохранил и в своей последней редакционной статье в январе 1888 г., озаглавленной «Условия вечной жизни». В основу своих рассуждений он положил вопрос, заданный Христу богатым юношей: «Учитель благий! что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?» Ответ Библии, заявляет Смит, можно суммировать в одном предложении: «Покайся, верь, повинуйся и живи». Таков, — утверждает он, — был ответ Иисуса. В конце концов, разве Он не сказал богатому юноше: «Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди»?

Смит был абсолютно прав, когда отмечал, что никто не может войти в Царство Божье, если его «праведность… не превзойдет праведности книжников и фарисеев». Но он ошибался, когда высказывал предположение, что мы можем получить «праведность, превосходящую» праведность фарисеев, если будем более ревностно, чем евреи в древности, «соблюдать и учить других соблюдать заповеди». Он полагал, что «недостаток фарисейской праведности» заключался в том, что они не достигли надлежащих «моральных качеств», которые требовал «нравственный закон». Хотя Смит вскользь упоминает, что дела не могут быть «основанием для нашего оправдания», тем не менее в своей статье он много рассуждает относительно «главного вопроса» — о «тесте», заключающемся в исполнении Десяти Заповедей, который «предопределит нашу пригодность для царства небесного»^[132].

Смит и его коллеги верили в оправдание по вере, но свою точку зрения основывали они на неточном переводе Рим. 3:25, который гласит, что Христова «праведность в прощении грехов, совершенных в прошлом». Так, Дж. Ф. Балленджер писал: «Вера — это все, что требуется для прощения прошлых грехов. Драгоценное обетование в том, что кровь смывает все наши грехи и изглаживает из книги записи. Только вера позволяет получить Божьи обетования. Но наш сегодняшний долг повиноваться… Повиноваться голосу Божьему и жить или ослушаться Его и умереть»^[133].

Исходя из своих убеждений, что оправдание по вере действенно только для прошлых грехов, Смит и Батлер вместе со своими сторонниками учили, что после своего обращения человек должен получать «оправдание по своим делам». Комментируя текст из Послания Иакова «не делами ли оправдался Авраам, отец наш?» — Балленджер продолжал: «Бог обращается к нам через Свой закон и свидетельство Иисуса, и когда мы повинуемся Ему, то послушание вкупе с нашей верой гарантируют нам оправдание». Он считал этот принцип справедливым и в отношении освящения. «Нам необходимо достичь его — конечно, с помощью Христа», и далее он заключает, что в результате такой веры, которая ведет к послушанию, «произойдет излитие позднего дождя, первые капли которого уже, по–видимому, начали падать»^[134]. Повиновение было ключевым еловому адвентистов–традиционалистов. Принцип «Повинуйся и живи» был их девизом.

Э. Дж. Ваггонер, который вместе с А. Т. Джоунсом был редактором журнала «Знамения времени», выразил резкое несогласие с редакционными статьями Смита, опубликованными в январе 1888 г., а также с теологией, которая была в их основе. В феврале он ответил Смиту в статье, которая называлась «Разные виды праведности». Ваггонер считал, что человек не может улучшить качество праведности книжников и фарисеев, поскольку «они полагались на свои дела и не подчинялись Божьей праведности». Фактически он утверждал, что их праведность вообще не была «праведностью как таковой». Они просто старались «скрыть запачканную, изорванную одежду под еще более жалкими лохмотьями». Вместо того чтобы сделаться лучше, они оказывались в еще «худшей ситуации». Это происходило потому, писал он, что «все, что не по вере — грех». Нацелив острие своей критики на традиционное адвентистское понимание праведности и освящения, он подчеркивал, что «после того, как человек оправдан, его праведность не становится лучше по сравнению с той, которая была у него до этого. Оправданный христианин „верою жив будет"… „потому что конец закона — Христос, к праведности каждого верующего", а потому тот, кто обладает глубокой верой, будет вести праведную жизнь. Это справедливо, поскольку Христос — это „ГОСПОДЬ НАША ПРАВЕДНОСТЬ"». Итак, если для традиционалистов ключевым словом было «повиновение», то для Ваггонера этим словом была «вера»^[135].

Различие этих двух позиций со всей очевидностью выявилось на сессии Генеральной конференци в 1891 г., когда Ваггонер в своем выступлении высказал Резкую критику в адрес старой адвентистской гвардии. «Дух ли Христов действует в нас, — вопрошал он, —- когда мы говорим, что одержим победу, если Христос окажет нам небольшое содействие? Когда мы говорим, что собираемся попасть на небо благодаря своим собственным делам, хотя бы частично, то мы отрицаем Христа»… Такая теология порождает «дух, который ведет человека в монастырь, к бичеванию плоти, наложению епитимьи». Это «просто следствие наших представлений о том, что мы должны что–то сделать, чтобы освободиться от греха. Этот дух учит, что мы не можем доверить все Христу и позволить Ему наделить нас праведностью». Ваггонер заключил, что «все, что не подчинено полностью Христу, побуждаемо духом антихриста»^[136].

А. Т. Джоунс твердо придерживался теологических воззрений Ваггонера. Так, в мае 1889 г. на лагерном собрании в Оттаве, штат Канзас, Джоунс сказал своим слушателям, что праведность нужно искать не в Законе. Вся «наша праведность — это запачканная одежда». И продолжил: «Чем больше у человека праведности от закона, тем дальше он от Бога — одежда его превращается в лохмотья… Спасение — и оправдание и освящение — всецело зависит от веры»^[137].

Подобное мнение не прошло незамеченным и не осталось без ответа. 11 июня 1889 г. Смит разразился градом упреков в адрес Джоунса в «Ревью» в статье под названием «Наша праведность». Он отметил, что ряд корреспондентов „Ревью" играют на руку тем, кто хотел бы упразднить закон, называя их праведность «запачканными одеждами». Смит продолжал развивать свою мысль о том, что «совершенное послушание [закону] приведет к совершенной праведности и что это единственный путь для каждого — достичь праведности». Он утверждал далее: «Мы не можем оставаться в бездействии, как инертная масса в руках Искупителя… „Наша праведность"… в послушании Закону Божьему… И „наша праведность" в таком случае не может быть запачканной одеждой… Есть праведность, которую можно „обрести через исполнение и научение заповедям"»^[138].

Статья Смита заставила Елену Уайт вступить в эту полемику, находясь на лагерном собрании в Риме, штат Нью–Йорк. Она сказала, что вера должна предшествовать делам, и тем самым присоединилась к точке зрения Джоунса, которую он высказал в Оттаве. «Вы спрашиваете, что означает статья брата Смита в «Ревью»? Он не знает, о чем он говорит; он за деревьями не видит леса». Далее она подчеркнула, что хотя Иисус и Его праведность являются основой нашего спасения, тем не менее это не значит, что мы отвергаем Закон Божий. Смиту же она написала, что он на опасном пути, который может привести его на край пропасти, что он «идет, как слепой» и что он поставил Джоунса в ложное положение^[139].

Батлер также вступил в борьбу, опубликовав в «Ревью» статью под броским названием: «Праведность Закона, нами исполненного». «Почти повсюду можно услышать слова», — обличал он, которые, по его мнению, приятны, но опасны: «Только верьте во Христа, и все будет в порядке… Иисус все сделает». Это учение, — заявлял он, — «одно из самых опасных ересей в мире». Он подчеркивал, что суть вести третьего ангела в «необходимости исполнения Закона Божьего: „Здесь терпение святых, соблюдающих заповеди Божьи, и веру в Иисуса"». Христианский мир стремительно теряет эту истину, а адвентисты должны твердо придерживаться ее^[140].

Различие между двумя лагерями в адвентистской Церкви проявилось и в книгах Ваггонера и Батлера, которые были посвящены Посланию к Галатам. Батлер говорил о незаслуженно «превознесенной доктрине оправдания по вере» (стр. ориг. 78), а молодой пастор утверждал, что «невозможно переоценить доктрину оправдания по вере» (стр. ориг. 71). И, конечно, не случайно Батлер назвал свою книгу «Закон в Послании к Галатам», а Ваггонер «Евангелие в Послании к Галатам». Оба эти названия отражали два взгляда на адвентистскую теологию.

Итак, можно сказать, что все адвентисты седьмого дня так или иначе верили в оправдание по вере. Хотя между приверженцами двух главных концепций существовали серьезные разногласия — особенно они отразились в печатных изданиях в период между 1880–ми и началом 1890–х. Фракция Смита—Батлера верила в оправдание от грехов, совершенных в прошлом, но подчеркивала роль закона и необходимость его исполнения в христианской жизни. Джоунс и Ваггонер сосредотачивали внимание на вере во Христа, Который для христианина все во всем. Старая гвардия сосредотачивалась на ветхозаветной вести «повинуйся и живи», тогда как Джоунс и Ваггонер возвещали новозаветную концепцию о жизни по вере. Таким образом, в центре адвентистской борьбы стоял вопрос, каким образом люди спасаются.

(обратно)

30. Как понимала Елена Уайт весть 1888 года?

Мы уже отмечали в вопросе 17, что понимание Еленой Уайт смысла вести 1888 г. значимо, поскольку все адвентисты придают особую важность вести 1888 г., и к тому же Елена Уайт многократно высказывала свою поддержку Джоунсу и Ваггонеру. В этой связи чрезвычайно важно выяснить, как она понимала центральную мысль их выступлений. Это поможет нам увидеть, что именно она одобряла в теологии вестников 1888 г.

Возможно, как мы видели в вопросе 1, самая ясная и всесторонняя информация о том, что она одобряла в вести Джоунса и Ваггонера, содержится в «Свидетельствах для проповедников». В 1895 г. она писала О. А. Олсену, что «по Своей великой милости самую драгоценную весть Своему народу Господь послал через пасторов Ваггонера и Джоунса. Эта весть должна еще ярче представить перед миром возвышенного Спасителя, жертву за грехи всего мира. В этой вести представлено оправдание по вере в Поручителя. Она пригласила людей принять праведность Христа, которая проявляется в послушании всем Божьим заповедям. Многие люди потеряли из виду Иисуса. Они нуждаются в том, чтобы направить свой взор на Божественную Личность, Его заслуги. Его неизменную любовь к человеческой семье. В Его руки дана вся ^сила, посредством которой Он раздает щедрые благословения людям, наделяя беспомощных человеческих существ бесценным даром Его Собственной праведности. Эту весть Бог повелел передать миру. Это весть третьего ангела, и она должна быть провозглашена громким голосом…

Евангельскую весть о Его благодати следует представить ясно и отчетливо, чтобы мир больше не говорил, будто адвентисты седьмого дня говорят лишь о законе, но не учат вере во Христа^[141].

Столь же ясно она выразила свое понимание вести 1888 года в своем дневнике от 27 февраля 1891 г. Она отмечала — несомненно, имея в виду коалицию Смита—Батлера, что некоторые боятся того, что Церковь «слишком увлеклась вопросом оправдания по вере и не достаточно рассуждает о законе». Затем она пожаловалась, что многие адвентистские служители отстаивают свои «воззрения, споря с людьми, и почти не упоминают о… спасающей силе Искупителя». Они и их вести были «лишены спасающей крови Иисуса Христа… Среди всех людей, исповедующих христианство, адвентисты седьмого дня должны больше других возвеличивать Христа перед миром»… Адвентистам следует возвещать и о законе и о Евангелии — «в их неразрывной связи [они] приведут к осознанию греха». «Закон Божий, — утверждала она (как и в случае, когда поддерживала Ваггонера в Миннеаполисе), — хотя и осуждает грех, указывает на Евангелие… Никогда они не должны разделяться». Слишком многие адвентисты не видят, что «Иисус Христос — это слава закона».

Ее интерес как к вести 1888 г., так и к состоянию адвентистской Церкви не ослабевал. «Почему, — спрашивала она, — в Церкви столь очевидно отсутствие любви, истины, возвышенного, освященного, облагораживающего сочувствия, сострадания и терпимости? Это происходит потому, что людям не возвещают постоянно о Христе. Качества Его характера не видны в практической жизни… Теоретически истина может быть представлена правильно, но теплоты той любви, которую требует Бог истины, может не хватать… Религия многих похожа на сосульку — она замораживает душу… Они не могут тронуть сердца других, потому что их собственное сердце не переполнено той благословенной любовью, которая в изобилии изливается из сердца Христа. Есть и такие, которые говорят о волевых усилиях в религии. Они фокусируют внимание на жестких обязательствах, словно у них есть некий суровый правитель, который пасет их железным жезлом — суровый господин, всемогущий, бесчувственный, лишенный доброты, нежной любви и сострадания Христа».

Другими словами, адвентисты страдают от религии, в которой нет Христа, и им необходимо, чтобы любовь Иисуса поселилась в их сердцах.

В заключение Елена Уайт подчеркивала в своих дневниковых записях, что богословское понимание праведности по вере не является вопросом первостепенной важности. «Многие совершают ошибку, пытаясь в точности определить различия, которые существует между оправданием и освящением. В определение Этих двух терминов они часто вносят свои идеи и домыслы. Зачем пытаться превзойти Вдохновение по жизненно важному вопросу праведности по вере? Зачем пытаться выделить каждую тонкость — как будто от того, насколько точно вы сформулируете свое определение этого понятия, зависит спасение человека? Нельзя рассматривать все в одном ракурсе». Она подчеркивала, что «единственная надежда в жизни христианина — Иисус и Его прощающая благодать». «Благословение приходит с прощением; прощение приходит через веру в то, что груз греха, который исповедан, грех, в котором раскаялись, понес на Себе великий Искупитель»^[142].

Е. Уайт в этих двух процитированных отрывках говорила о вести 1886 года как об основополагающем христианском принципе, а не как о каком–то тайном или отличительном адвентистском подходе к жизни и теологии. Ту же точку зрения она высказывала и в своих проповедях в Миннеаполисе. Она написала: «Моя задача во время этих встреч состояла в том, чтобы представить Иисуса и Его любовь перед братьями, ибо я совершенно отчетливо видела, что многие из них не обладали духом Христа»^[143]. 11 октября в своей программной речи она сказала делегатам: «Нам необходимо избавиться от эгоизма и исполниться Христом… Если мы оставим самовозвеличивание, самоправедность и обретем живые отношения с Богом, Его праведность будет вменена нам»^[144]. Неделю спустя она умоляла адвентистских служителей обратиться ко Христу. А 24 октября, вынужденная защищаться от обвинения в участии в заговоре с калифорнийскими руководителями, которые якобы пытались подорвать устои традиционной адвентистской теологии,она объявила во всеуслышание: «Нам необходима истина, какая она есть в Иисусе… Я видела, что драгоценные души, которых коснулась истина, были отвращены от нее из–за способа изложения этой истины, ибо в ней не было Иисуса. И именно об этом я все время умоляю вас — нам необходим Иисус… Я преследовала одну цель: сфокусировать весь свет на главном —- и позволить Спасителю явить Себя»^[145].

Елена Уайт в Миннеаполисе не только заостряла внимание на вопросе оправдания по вере, но говорила и об освящении по вере. В отличие от некоторых своих толкователей, живущих в двадцатом столетии, говоря о праведности Христа, она имела в виду и оправдание, и освящение. Ее не интересовали темы, которые зачаровывают профессиональных и мнимых теологов. Ее весть заключалась в том, что люди, нашедшие Иисуса, спасаются от греха в самом полном смысле этого слова. Таким образом, в Миннеаполисе она могла говорить об Иисусе одновременно и как о нашей «заместительной жертве», и как о нашем «образце». Елена Уайт говорила, что Христос, даруя нам освящение, наделяет нас силой, «достаточной для достижения высоких стандартов христианского совершенства». В то время как Христос служит в небесном святилище, каждый может очиститься «от скверны плоти и духа, возрастая в святости в страхе Божьем». Роль Святого Духа в жизни христианина стала одной из главных ее тем в 1890 годы. Евангелие в ее понимании заключало в себе одновременно оправдывающую и освящающую благодать. Ее внимание привлекали не «тонкости терминологического различия между оправданием и освящением», но роль Иисуса Христа в спасении потерянных грешников. Она провозглашала весть о Божьей любви и человеческой немощи^[146].

В острой полемике своих современников по вопросу повиновения закону и оправдания по вере Елена Уайт придерживалась золотой середины. Для нее закон был важен, но исключительно в связи с верой и благодатью. Такой, в сущности, была и позиция Джоунса и Ваггонера во время событий 1888 г. Таким образом, Елена Уайт выступила против сторонников традиционного адвентизма в конце 1880–х и в начале 1890–х. На встрече в начале 1890–х она высказала свое сожаление по поводу преднамеренного отсутствия Смита на совещании и умоляла собравшихся служителей отменить совещание, посвященное дискуссии о праведности Христа, поскольку они не смогут сохранить мир. Однако если они все же продолжат совещание, то «люди скажут им: „Вы слишком возбуждены; вы уделяете слишком много времени этому вопросу и недостаточно думаете о законе; теперь следует уделять больше внимания закону; не посвящайте все свое время достижению праведности Христа, но возвеличьте закон"».

В ответ на подобные «добрые» советы она отвечала: «Позвольте закону позаботиться о себе самом. Мы были поглощены законом до тех пор, пока не иссохли, как холмы гелвуйские… Давайте полагаться на заслуги Иисуса… Пусть же Бог помажет наши глаза бальзамом, дабы мы прозрели»^[147].

В вести 1888 года Е. Уайт выделила два аспекта первостепенной важности: сосредоточенность на Христе как на Спасителе и необходимость веры в Его заслуги. Она поддерживала Ваггонера и Джоунса, поскольку они возвышали эти забытые истины христианства в адвентизме, который слишком полагался на закон и на его способность наделить праведностью. Она видела, что больше всего адвентистская Церковь нуждается в Иисусе и Его спасающей праведности.

Мы вернемся к этим истинам, на которые Елена Уайт особо указывала, в следующей главе, где речь пойдет о связи праведности по вере с вестью третьего ангела (см., в частности, вопрос 37). В данной главе мы более подробно остановимся на учении Ваггонера о праведности по вере.

(обратно)

31. Как Ваггонер представлял себе процесс спасения?

Первое, что необходимо отметить в теологии Ваггонера, — это тезис о том, что человек ничего не может сделать, чтобы заработать спасение. «Наше спасение целиком и полностью связано с бесконечной благодатью Бога через заслуги Христа»^[148]. Несмотря на человеческую греховность, Бог «не ждет, когда грешники возжаждут спасения, Он первый делает попытку спасти их»^[149]. Это, безусловно, Благая весть, но такое Евангелие расходится с концепцией Урии Смита, который проповедовал, что послушание ведет мужчин и женщин к Богу. Напротив, согласно Ваггонеру, Бог благодати взыскует человека, заблудшего грешника. Бог берет на Себя инициативу по спасению грешника.

Вторым столпом в теологии спасения Ваггонера было его утверждение, что ни один человек не может стать добродетельным через послушание закону, поскольку «закон не может дать и грамма праведности человеку». Ваггонер утверждал, что «человек не может творить добро, если он не станет добродетельным. Поэтому дела, которые творит грешный человек, не могут сделать его праведным, но, напротив, поскольку исходят из порочного сердца, являются злыми и только увеличивают его греховность. Конечно же, — отмечал он, — фарисеи не исчезли; и сегодня многие люди надеются получить праведность через свои дела»^[150]. Это, конечно, невозможно.

По представлениям Ваггонера, Бог никогда не давал закон как путь к достижению Неба. И Ваггонер, и Джоунс верили, что главное назначение закона — не просто «дать знание о грехе», но и «привести людей ко Христу, дабы они получили оправдание по вере»^[151].

«Поскольку даже самые серьезные усилия грешника, — утверждал Ваггонер, — которые он прилагает, чтобы обрести праведность, ни к чему не приводят, то очевидно, что единственный способ, которым он может ее получить, — это дар». Наши собственные попытки достичь праведности подобны попытке прикрыть свою телесную наготу «запачканной одеждой». Но « мы обнаруживаем, что, когда Христос облекает нас в одежды Своей праведности, Он тем самым не покрывает грех, но удаляет его». Действительно, когда мы принимаем Христову праведность, наш «грех изглаживается»^[152].

В тот момент, когда человек верой принимает праведность Христа, он, как утверждает Ваггонер, становится частью Божьей семьи. «Заметьте, — пишет он, — именно оправдавшись Его благодатью, мы становимся наследниками… Вера во Христа делает нас детьми Божьими, поэтому мы знаем, что тот, кто оправдан Божественной благодатью, получает прощение и становится дитем и наследником Бога»^[153].

Но, согласно Ваггонеру, оправдание и принятие в Божью семью не являются итогом спасения. Напротив, «Бог усыновляет нас не потому, что мы добрые, но чтобы Он мог сделать нас таковыми»^[154].

В том самый момент, когда люди получают оправдание и принимаются в семью Божью, они становятся и новыми созданиями. Такие люди больше не находятся под осуждением, но «теперь они — новое творение во Христе и должны с этого времени вести новый образ жизни, уже больше не „под законом", но „под благодатью"». В момент оправдания Бог дает обращенному грешнику «новое сердце». Таким образом, «можно действительно сказать, что он спасен»^[155].

Здесь важно отметить, что Ваггонер часто говорил об оправдании по вере и новом рождении, тесно связывая их. Это совершенно справедливо, поскольку оба эти события происходят одновременно. Другими словами, в тот самый момент, когда человек получает оправдание, он или она заново рождаются посредством Святого Духа. Таким образом, и оправдание, и преобразование человеческой природы происходят одновременно. В результате, вмененная праведность, согласно Ваггонеру, не является юридической фикцией. Мы должны отметить, что он часто объединяет вмененную праведность по вере и рождение свыше под эгидой оправдания, когда говорит о начале христианского опыта, тогда как другие авторы, говоря о начале, терминологически разделяют эти два аспекта одного и того же опыта, определяя их как оправдание и новое рождение.

По словам Ваггонера, «различие между праведным человеком и грешником проявляется не просто в исповедании веры. Это больше, чем просто произвольное решение Бога. Это существенное различие… Бог никогда не объявляет человека праведным просто потому, что тот признает истину. Происходит подлинное изменение, буквальный переход из состояния греха к праведности, что и подтверждает Бог, делая такое заявление»^[156].

Для Ваггонера оправдание, новое рождение и усыновление были началом христианской жизни. Он выступал против учения о святости, которое утверждало освящение «без изменения характера человека». Он считал «святость» без преобразующего жизнь повиновения закону как «обманом»^[157].

Согласно Ваггонеру, спасенный человек своей жизнью будет отражать принципы Закона Божьего.

Он писал: «Человек, любящий Бога, не сможет не показать это на деле, иначе это было бы равносильно жизни без дыхания»^[158]. Победа над грехом приходит благодаря силе Святого Духа, пребывающей в жизни христианина. Только тот, кто обретет победу над грехом, будет жить в вечном царстве^[159].

(обратно)

32. Как точка зрения Ваггонера на спасение соотносилась с заветами?

Ветхий Завет гласил: «Повинуйся и живи», и именно эту теологию отстаивали Смит, Батлер и многие другие в адвентизме до 1888 г. Те, кто исполнял это предписание, могли иметь жизнь вечную (см. вопрос 29).

Ваггонер поставил этот вопрос с ног на голову. Вначале, — заявил он, — происходит оправдание и начинается жизнь во Христе, и только потом повиновение. Ключевая проблема старого завета, как указывал Ваггонер, состояла в том, что он «не давал прощения грехов». Но сердцевиной нового завета является праведность по вере в Иисуса. Это был завет благодати, при котором Закон Божий находится в сердце новообращенного христианина. «Жить согласно закону» будет естественным для тех, кто был заново рожден в семье Божьей и в чьих сердцах пребывает закон^[160].

Воззрения Елены Уайт и Ваггонера на заветы, по сути, совпадали. В конце 1880–х она написала о своем понимании двух заветов и тем самым сделала прекрасное резюме их общих воззрений на эту тему. Она писала: «Условия Ветхого Завета, „исполняя которые человек был бы жив через них", таковы: повинуйся и живи… Новый Завет был заключен на „лучших обетованиях", на обетованиях прощения грехов и на благодати Божьей, чтобы обновить сердце и привести его в гармонию с принципами Закона Божьего. „Но вот завет, который Я заключу с домом Израилевым после тех дней, говорит Господь: вложу закон Мой во внутренность их, и на сердцах их напишу его… Я прошу беззакония их и грехов их уже не воспомяну более" (Иер. 31:33, 34 — курсив автора).

Тот же закон, который был начертан на каменных скрижалях, запечатлен Святым Духом на скрижалях сердца. Вместо того чтобы достигать собственной праведности, мы принимаем праведность Христа. Его кровь омывает наши грехи. Его послушание принимается вместо нашего. Тогда сердце, обновленное Святым Духом, принесет „плоды Духа". Через благодать Христа мы будем жить в послушании Закону Божьему, написанному в наших сердцах. Имея Дух Христов, мы будем поступать, как Он поступал»^[161].

Подобное представление о завете многие адвентисты — сторонники традиционализма с их сосредоточением на повиновении, считали опасным. Сосредоточенность Ваггонера на вере во Христа подрывала их ориентированную на закон теологию, хотя, как мы видели, Ваггонер, Джоунс и Елена Уайт отводили надлежащее место закону и послушанию в своей теологии. По их мнению, повиновение было результатом спасающих взаимоотношений со Христом, а не вело к таким взаимоотношениям.

(обратно)

33. Дается ли спасение на определенных условиях?

Некоторые из писателей, специально занимающихся вопросами, связанными с вестью 1888 г., утверждают, что спасение носит безусловный характер. Так, Жак Секвейра пишет следующее: «Я уверен, что, согласно библейскому учению, Бог на самом деле и безусловно спас все человечество на кресте, оправдав и примирив нас с Собою… Я верю, что человек погибнет только по одной причине: если он сознательно и постоянно отвергает Божий дар спасения во Христе»^[162]. Роберт Виланд и Дональд Шорт выдвигают, по сути, тот же самый аргумент в своей книге «Новый взгляд на 1888 год». Они пишут: «Жертва Христа не просто условна, она спасла все человечество. Человек может погибнуть только по той причине, что он выбрал путь сопротивления спасительной благодати Божьей»^[163].

Их позиция достаточно интересна, однако она противоречит не только Библии, но также представлениям Ваггонера и Елены Уайт. И хотя Библия, а вслед за ней Ваггонер и Елена Уайт, согласны, что 1) Христос умер на кресте за каждого человека, 2) что животворящая благодать Божья хранит род человеческий со времен грехопадения, а посему Адам и Ева не умерли в тот же самый день, когда они согрешили и 3) что Бог, Который взыскует потерянных грешников и послал Своего Сына умереть за грешный род человеческий (см. Быт. 3:8–13; Лк. 15:4, 8, 20, 28; 19:10; Ин. 3:16), Сам предпринимает все необходимое для спасения, тем не менее они не говорят о безусловном характере спасения или о том, что единственный путь потерять это спасение — «сознательное и постоянное отвержение Божьего дара спасения во Христе».

Напротив, в Библии ясно сказано, что спасение приходит в ответ на веру в Божью непорочную жертву и прощение во Христе (см. Ин. 1:12; 3:16; Еф. 2:8; 1 Ин. 1:9). Именно поэтому Писание называет Божий замысел спасения «праведностью по вере», а не «праведностью по рождению, если вы сознательно не отвергаете Божий замысел спасения». Мы принимаем Божий дар верой. Вера — это необходимое условие. В Библии говорится о принятии Божьего дара, а не о его отвержении.

Елена Уайт также подчеркивает необходимость веры в процессе спасения. Она пишет: «Единственный для него путь обретения праведности лежит через веру. Верою он может представить Богу заслуги Христа, и Господь вменяет грешнику послушание Своего Сына. Праведность Христа принимается Богом вместо греховности человека, и Бог прощает и оправдывает раскаявшегося грешника, относясь к нему как к праведному и любя его, как Он любит Своего Сына. Вот таким образом вера вменяется в праведность; и прощенная душа переходит от благодати к благодати, от света к еще большему свету»^[164].

Она написала достаточно ясно. Есть условие спасения — вера во Христа, Который умер на кресте за каждого человека.

Необходимо снова подчеркнуть, что Ваггонер придерживался такого же подхода к спасению, как Елена Уайт и Библия. Он не сомневался в том, что «именно через оправдание Его благодатью мы стали наследниками». И далее он отмечал, что «это оправдание по Его благодати — через веру во Христа». Именно «вера во Христа Иисуса… делает нас детьми Божьими»^[165].

Только на условии веры люди обретают возможность войти в Божью семью и получить оправдание. Учение о том, что Бог, «безусловно, спас все человечество на кресте» и что единственный путь к гибели— «сознательное и постоянное отвержение Божьего дара спасения во Христе», чуждо Библии, воззрениям Елены Уайт и Ваггонера. Они фокусировали внимание на получении этого дара. Иоанн прекрасно сказал об этом: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16).

(обратно)

34. Какая связь существует между правильной теологией и христианской любовью?

Вне всякого сомнения, Елена Уайт проявляла глубокий интерес к правильному пониманию Библии и христианского учения. Но все же еще больше она ратовала за то, чтобы изучение Библии и обсуждение доктринальных вопросов происходили в атмосфере христианской любви. В 1887 г., когда она видела, как сгущаются тучи на горизонте в преддверии совещания в Миннеаполисе, она написала следующие строки: «Есть опасность в том, что наши служители слишком много времени посвящают доктринам… в то время, как их собственные души нуждаются в практическом благочестии»^[166].

И снова в начале 1890 г. Д. Т. Джоунс (секретарь Генеральной конференции) написал У. Уайту: «Ваша матушка и доктор Ваггонер утверждают, что проблема коренится не в доктринальных вопросах, но именно в том духе, который проявили наши братья, оспаривая эти вопросы… Я искренне считаю, что этот дух не был Духом Христа. Я также был причастен к этому духу и полагаю, что это справедливо и для других. Я много размышлял над тем, почему именно эти, казалось бы, не столь важные вопросы вызвали такую смуту, такое разделение и такие чувства, которые будоражат нас последние полтора года… В намерения вашей матушки и доктора Ваггонера не входило выносить эти вопросы на рассмотрение, отстаивать их, они стремились рассмотреть доктрину оправдания по вере и о Духе Христовом и попытаться обратить людей в веру Божью»^[167].

По мнению Елены Уайт, были вопросы намного важнее, чем доктрины. Доктрины и правильное понимание Библии были жизненно важными вопросами, но ими не исчерпывалось все. Так, по поводу полемики относительно закона в Послании к Галатам, она заметила, что если доктрины некоторых возбуждают в них такой нехристианский дух, то «я молюсь о том, чтобы быть как можно дальше [от их] понимания и истолкования Писания»^[168].

Нам необходимо убедиться в том, что, стремясь защитить адвентистское понимание Библии, мы не потеряли наше христианство. Если вдруг придется выбирать между любовью и правильной концепцией, предпочтение следует отдать любви. Безусловно, по возможности необходимо сохранить и то, и другое. Божественный идеал для нас состоит в том, чтобы всегда вступать в обсуждение доктринальных и библейских вопросов в духе христианской любви. Когда мы теряем этот дух, то знаем, что отступили в сторону от Христа, даже если правы в своих рассуждениях.

(обратно) (обратно)

ГЛАВА 6 ЗНАЧЕНИЕ ВЕСТИ 1888 ГОДА — СВЯЗЬ ПОСЛАНИЯ 1888 ГОДА С ВЕСТЬЮ ТРЕТЬЕГО АНГЕЛА, ПОЗДНИМ ДОЖДЕМ И ГРОМКИМ КЛИЧЕМ

В главе 5 мы отмечали, что Елена Уайт сутью вести 1888 г. считала Иисуса и спасение по вере в Его заслуги. В данной главе мы увидели, как эта ключевая весть соотносится с вестью третьего ангела, поздним дождем и громким кличем. Но, прежде чем приступить к такой задаче, нам необходимо вспомнить, насколько важное место занимает трехангельская весть из Откровения 14–й главы в адвентистской теологии.

(обратно)

35. Как связано адвентистское движение с трехангельской вестью?

Трехангельская весть лежит в самой основе адвентистского самосознания. Вести трех ангелов, согласно Откровению, 14–й главе, являют собой последнее предостережение погибающему миру перед Вторым пришествием Иисуса. Весть первого ангела (ст. 6 и 7) — это поручение проповедовать вечное Евангелие и начало Божьего Суда «всякому племени, и колену, и языку, и народу». Адвентисты видели начало распространения этой вести в деятельности Уильяма Миллера в 1830 и 1840 годы. Они считали, что весть второго ангела в ст. 8 (падение Вавилона, отвержение популярными церквами библейской истины и преследование народа Божьего за ее проповедь), также начала провозглашаться в 1840 годы.

Адвентисты седьмого дня не только считали себя народом, призванным продолжать распространение вести предостережения первых двух ангелов, но и особым народом, которому поручена миссия нести весть третьего ангела, записанную в ст. 9–12. В этих текстах тем, кто соблюдает заповеди Божьи, противопоставляются те, кто в итоге получит начертание зверя. Об истинно верующих сказано: «Здесь терпение святых, соблюдающих заповеди Божий и веру в Иисуса» (ст. 12). Этот стих в контексте Откр. 12:17 («И рассвирепел дракон на жену, и пошел, чтобы вступить в брань с прочими от семени ее, сохраняющими заповеди Божий») подчеркивает, что у Бога в последнее время будет особый народ, который будет исполнять все Его заповеди, в том числе и четвертую, требующую поклонения Богу в седьмой день недели.

Адвентисты учат, что четвертая заповедь (единственная, вызывавшая полемику в девятнадцатом веке) станет ключевым спорным вопросом на последнем этапе великой борьбы между верными Богу и Его принципам и другими людьми, как мужчинами, так и Женщинами, получившими начертание зверя. Подобное понимание привело пионеров адвентизма к весьма настороженному отношению к принятию законов о воскресном дне и убеждению, что они были призваны Богом нести миру весть третьего ангела.

Таким образом, они заключили, что представляют собой народ, которому поручена уникальная миссия — нести весть третьего ангела в преддверии жатвы во время Второго пришествия (см. Опер. 14:14–20). Итак, Откр. 14:12 фактически стало ключевым местом адвентизма. Почти сто лет в Ревью энд Геральд текст из Откр. 14:12 печатался на первой странице. Зная о том, что адвентисты видят в этом указание на свою деноминацию, репортер миннеапольского журнала «Journal» пишет: «Либо чудовищный эгоизм, либо абсолютная вера позволяют им видеть в этом тексте свидетельство о самих себе». Адвентисты, разумеется, считали это притязание проявлением «абсолютной веры». Но, независимо от того, что они думали на этот счет, обе стороны во время кризиса 1888 г. осознали, что в этой борьбе затронуты сама суть и природа адвентизма. Кроме того, обе стороны со временем пришли к более ясному осознанию того, что в центре их противостояния в Миннеаполисе было понимание значение текста из Откровения 14:12.

(обратно)

36. Как традиционно понимали Откр. 14:12 в адвентизме до 1888 года?

До 1888 года толкование Откр. 14.12 не вызывало противоречий в адвентистской Церкви. В апреле 1850 г. Джеймс Уайт предложил пример истолкования этого текста. Он указывал, что в этом стихе есть три важных отличительных признака народа Божьего: 1) народ, который проявляет терпение, несмотря на разочарование 1840 годов, ожидая пришествия Иисуса; 2) народ, который победил «зверя, и образ его, и НАЧЕРТАНИЕ его», и получил печать Бога живого, и соблюдает «заповеди Божий»; 3) народ, который «сохранил веру» в такие доктрины, как «покаяние, вера, крещение, Вечеря Господня, омовение ног». Особо он выделял «СОБЛЮДЕНИЕ ЗАПОВЕДЕЙ БОЖЬИХ». Отметим, что Дж. Уайт упомянул о «соблюдении заповедей» в двух признаках из трех^[169]. Столь же ясно он написал и в своей книге «Очерки жизни» («Life Incidents») (1868): «Этот термин [вера Иисуса] можно отнести лишь к одному, а именно к предписаниям и учению нашего Господа в Новом Завете… Это была та вера, которую хранил и Павел (2 Тим. 4:7)»^[170].

Той же точки зрения придерживался и Дж. Андрюс. Он подчеркивал тот факт, что веру, или веру Иисуса, необходимо хранить так же, как мы храним заповеди Божьи. Для него было важно соблюдать и заповеди Бога, и заповеди Иисуса^[171]. Р. Ф. Котрелл, другой пионер адвентистской теологии, занимал такую же позицию. Вера Иисуса, писал он, — это то, что можно исполнить или сохранить. Поэтому мы делаем вывод, что все необходимое для спасения от греха есть в вере Иисуса». «Третья весть требует веры во все открытые истины и послушание всему нравственному закону, а также повиновение всем постулатам веры, которым учили Христос и Его апостолы»^[172].

Почти все адвентистские комментаторы Откр. 14:12 до 1888 года рассматривали «веру Иисуса» как совокупность истин, в которые люди должны верить и которым должны следовать. Однако зачастую адвентисты вскользь упоминали об этой фразе, поскольку все их внимание поглощало соблюдение заповедей. Таким образом, как мы уже отмечали прежде (вопрос 29), Смит, комментируя этот текст в январе 1888 г., выделял слово «соблюдающие». Батлер в мае 1889 г. последовал его примеру, изменяя фразу «соблюдающие заповеди Божьи». Это было обусловлено их верой в то, что истина о субботе — в связи с начертанием зверя — будет последней Божьей вестью перед Вторым пришествием. Неудивительно, что подобная интерпретация часто вела традиционный адвентизм к законничеству. В результате это поспособствовало формированию их религиозного лексикона. Такие термины, как соблюдать, делать, исполнять, закон и заповеди, стали восприниматься в их сознании как весомый вклад адвентизма в христианство.

Именно истолкование Откр. 14:12 попало под огонь критики в 1888 г. В Миннеаполисе этому самому важному для адвентистов тексту в Библии будет придано новое важное значение. Для адвентистской Церкви это напоминало землетрясение. Адвентистам предстояло разобраться в новом смысле Откр. 14:12.

(обратно)

37. Какое новое понимание смысла вести третьего ангела появилось после сессии Генеральной конференции 1888 г.?

В декабре 1887 г. А. Т. Джоунс намекает на возможность нового истолкования этой вести: «Единственный путь, который позволит достигнуть гармонии с праведным Законом Божьим, лежит через праведность Бога — через веру Иисуса Христа… В вести третьего ангела заключена высшая истина и высшая праведность». Он приравнивал «высшую истину» к «заповедям Божьим», а «высшую праведность» к «вере Иисуса»^[173].

Елена Уайт стала развивать мысль Джоунса с 1888 г. и дальше. Она писала о вести, данной в Миннеаполисе, следующее: «Весть третьего ангела не только Божьи заповеди, но и вера Иисуса, которая включает в себя больше, чем обычно считают». Весть третьего ангела необходимо «проповедовать во всей ее полноте… Если мы возвещаем заповеди Божьи и лишь слегка касаемся другой половины [веры Иисуса], то сами искажаем эту весть».

Она отмечала, что представленное Джоунсом и Ваггонером не было «чем–то новым». Скорее, «это старая истина, которая была утеряна». Адвентистам необходимо «воздать должное внимание вере Иисуса и включить ее в весть третьего ангела. Закон имеет важное значение, но он бессилен, если праведность Христа не будет рядом с ним, чтобы прославить это царственное мерило праведности… Подлинная и глубокая вера в Иисуса сделает глубоким и религиозный опыт. Без нее этот опыт бессмыслен. Это служение — подобно жертве Каина — лишено Христа». Далее она продолжила свои рассуждения о заместительной смерти и крови Христовой как единственной надежде грешников^[174].

Вскоре после совещания в Миннеаполисе Елена Уайт сделала одно из самых значительных своих утверждений по поводу Откр. 14:12 и центральной темы вести Миннеаполиса. Она написала: «Весть третьего ангела — это провозглашение заповедей Божьих и веры Иисуса Христа. О заповедях Божьих проповедовалось, но о вере Иисуса Христа не было провозглашено адвентистами седьмого дня в равной с ними мере. Закон и Евангелие идут рука об руку». Она продолжала говорить о смысле веры Иисуса, о которой «рассуждали, но не понимали»… Вера Иисуса, — заявляла она, — означает следующее: «Иисус понес на Себе наши грехи, чтобы стать прощающим грехи Спасителем… Он пришел в наш мир и взял на Себя наши грехи, чтобы мы могли облечься в Его праведность. Вера в то, что Христос способен спасти нас окончательно, и есть та самая вера Иисуса». Поэтому адвентистам необходимо было омыться Его кровью. Верой они должны были твердо «ухватиться за праведность Христа».

«Вера в Иисуса как в единственную надежду грешника была многими потеряна не только в выступлениях на эту тему, но в религиозном опыте тех, кто утверждает, что верит в весть третьего ангела». В Миннеаполисе Елена Уайт напомнила, что возвещала свое свидетельство о «чрезвычайной важности праведности Христа в контексте закона, поскольку она единственная надежда грешника на спасение». Она неоднократно подчеркивала, что для нее это не было «новым светом». Она проповедовала об этом в течение 44 лет, но не получала благоприятного отклика со стороны адвентистов. «Слишком часто, — горько сетовала она, — их вести были „без Христа"»^[175].

Особый интерес для тех, кто стремится узнать, как понимала Елена Уайт Откр. 14:12 и точный смысл оправдания по вере, то, на что она особо указывала в вести 1888 г., представляет ее статья, опубликованная в «Ревью» в августе 1889 г. В ней она писала о том, что есть «великие истины», — и среди них «учение об оправдании верой» — которые многие адвентисты седьмого дня упустили из виду. Приводя свои аргументы по этому вопросу, она в яркой форме описывает, какого рода оправдание по вере было утеряно: «Так называемые „люди святости" зашли слишком далеко в этом вопросе. С огромным рвением они учат: „Лишь веруйте во Христа и будете спасены; время Закона Божьего прошло"». Она подчеркивала, что, хотя эти люди и правильно возвышали спасение по вере, тем не менее они ошибались в том, что умаляли роль закона. Из–за такого несбалансированного подхода, — писала она, — «Бог призвал людей [Джоунса и Ваггонера] восполнить нужды того времени. Они громогласно, подобно трубе, возвестили народу об их заблуждениях… Их задана — не только свидетельствовать о законе, но и проповедовать актуальную для этого времени истину: Господь —- наша праведность»^[176].

Приведенный выше отрывок, возможно, яснее всего раскрывает смысл и значение вести Джоунса и Ваггонера. Гениальность их вести 1888 г. состояла в том, что они воссоединили в единое целое две половины Откр. 14:12. Они не только учили Божьим заповедям, но и были провозвестниками веры, о которой проповедовали святые проповедники.

Таким образом, с точки зрения Елены Уайт, важность вести 1888 г. не в том, что это была какая–то особая адвентистская доктрина об оправдании по вере, представленная Джоунсом и Ваггонером. Напротив, это было воссоединение умения адвентистской Церкви с фундаментальными христианскими воззрениями на спасение. Она одобрила весть 1888 г., которая представляла христианство как религию, которая во главу угла христианского мировоззрения и жизни ставила Иисуса Христа, которая провозглашала оправдание по вере (евангельские христиане считали, что адвентисты были не в состоянии достичь совершенства христианского характера) и учила, что освящение связано с исполнением заповедей Божьих силой Святого Духа (вопрос, на котором часто спотыкались евангельские христиане в девятнадцатом веке).

Те, кто утверждает, что весть 1888 г., провозглашенная Джоунсом и Ваггонером, представляет собой уникальную точку зрения на спасение, не только противоречат ясным заявлениям Ваггонера и Елены Уайт, ясно свидетельствующим об обратном (см. вопрос 28), но и не в состоянии увидеть, что Елена Уайт действительно одобряла в послании Джоунса и Ваггонера, когда связывала его с вестью третьего ангела.

В ее понимании вера Иисуса была не просто сводом доктрин, которые было необходимо принять и которым следовало повиноваться, но и верой в Иисуса как Спасителя. Эта концепция согласуется с греческим текстом Откр. 14:12, который мы можем перевести двояко: либо вера Иисуса, либо вера в Иисуса.

Такое понимание позволяет нам глубже осмыслить одно из самых известных (но часто неверно понимаемых) заявлений Елены Уайт о связи праведности по вере с вестью третьего ангела. «Некоторые из наших братьев, — писала она в 1890 году, — выразили опасение, что мы слишком много рассуждаем на тему оправдания по вере». Она сказала, что не было бы необходимости сосредотачивать внимание на этой теме, если бы адвентисты в прошлом не пренебрегали бы ей. Теперь же они, по причине распространения этой вести, «обеспокоены, чтобы никто из наших служителей не изменил их устоявшемуся способу обучения старым добрым истинам».

Елена Уайт сообщала, что «некоторые спрашивали меня, является ли весть об оправдании по вере вестью третьего ангела? И я отвечала им: „Это поистине весть третьего ангела"»^[177]. Те, кто задавал ей этот вопрос, вероятно, полагали, что она изменила свое прежнее понимание вести третьего ангела. Вместо того чтобы оправдать себя, она воспользовалась возможностью и еще раз подчеркнула, что оправдание по вере не только не противоречит вести третьего ангела, но находится в ее центре. Согласно представлениям Елены Уайт, те, кто воспринимает весть третьего ангела, будут 1) терпеливо ожидать Второго пришествия Иисуса, 2) соблюдать во время этого ожидания заповеди Божьи и 3) возложат свое упование на праведность Иисуса как основу своего спасения.

Примерно о том же говорил и Ваггонер. Он отмечал, что его учение о законе и Евангелии, не представляет собой «какой–то новой богословской теории», но находится в «совершенном согласии с фундаментальными принципами истины, которых придерживался не только наш народ, но и все выдающиеся реформаторы». Его учение о Евангелии было призвано «приблизить к истине великих реформаторов от времен Павла до времен Лютера и Уэсли. Это шаг на пути к сути вести третьего ангела»^[178].

Таким образом, Ваггонер и Елена Уайт вместе утверждали, что доктрина об оправдании, которую он представил, далека от того, чтобы претендовать на какое–то новое понимание оправдания. Напротив, она была вероучением, которым пренебрегли адвентисты, но которое находилось в полном согласии с учением Павла, Лютера, Уэсли, а также выдающихся проповедников девятнадцатого века.

Вклад Джоунса и Ваггонера заключался не в том, что они по–новому представили доктрину оправдания по вере (см. также вопрос 28), но в том, что это учение было помещено в контекст вести третьего ангела. По этому поводу Елена Уайт прекрасно сказала: «Бог избавил эти истины [через Джоунса и Ваггонера] от всеобщего ошибочного понимания и поместил их в надлежащее место [т. е. в контекст вести третьего ангела]»^[179]. Эти два человека воссоединили великую истину адвентистской Церкви о заповедях Божьих с великой истиной евангельского христианства — спасении через веру в Иисуса и представили их в контексте последнего времени.

(обратно)

38. Что такое громкий клич и поздний дождь, и как они представлены в адвентистской теологии?

Библейская концепция позднего дождя — это духовная аналогия палестинского сельскохозяйственного года. Ранний дождь выпадал осенью, пробуждая семя и давая начало всходам, а поздний дождь приходился на весну, и благодаря ему зерно созревало к сбору урожая.

В духовном смысле ранний дождь начался с обильного излития Святого Духа в день Пятидесятницы. Поздний же дождь — излитие Святого Духа непосредственно перед Вторым пришествием. Он не только поможет мужчинам и женщинам углубить свой христианский опыт при подготовке к суровым испытаниям в конце земной истории, предсказанным в Откровении, но и вдохновит Церковь нести особую весть во все уголки земли. Таким образом, и ранний, и поздний дождь имеют отношение к излитию силы Святого Духа.

Громкий клич — это последняя весть Божьего народа, которую он будет нести погибающему миру. Содержание этой вести, согласно Елене Уайт, — это последний призыв выйти из Вавилона (см. Откр. 18:4). «Этот призыв вместе с третьей ангельской вестью и составляет последнее предостережение, обращенное к жителям земли»^[180].

Таким образом, поздний дождь необходим, чтобы Усилить громкий клич — это последнее предупреждение Бога этому миру^[181]. Это можно сформулировать и так: «Поздний дождь… готовит Церковь к возвещению громкого клича»^[182]. В идеале эти два явления конечно же неразделимы. К сожалению, как мы увидим далее, идеал не всегда осуществим.

(обратно)

39. Каким образом Елена Уайт связывала громкий клич и весть 1888 года?

В ноябре 1892 г. Елена Уайт писала: «Время испытаний для нас наступило, ибо громкий клин третьего ангела уже начал звучать в откровении праведности Христа, прощающего наши грехи Искупителя. Это начало света того ангела, слава которого наполнит всю землю, поскольку это работа каждого, кому была доверена весть предостережения, — возвеличить Иисуса, поведать о Нем миру»^[183].

Другими словами, Елена Уайт считала, что громкий клич начался с возвещения доктрины праведности по вере в 1888 г.

(обратно)

40. Утверждала ли Елена Уайт, что поздний дождь начал изливаться либо в 1888 г., либо во время сессии Генеральной конференции в 1893 г.?

Это нигде в ее трудах не зафиксировано! С другой стороны, некоторые проповедники, в том числе А. Т. Джоунс, Дж. Б. Старр и У. У. Прескотт, изменили ее высказывание от 1892 г. о начале громкого клича в мысль о начале излития позднего дождя. Так, Прескотт (один из самых активных проповедников праведности по вере вместе с Джоунсом и Ваггонером в начале 1890–х) утверждал в 1893 г. на сессии Генеральной конференции: «Вот уже четыре года мы живем во время излития позднего дождя»^[184]. Аналогичным образом Джоунс обратился к делегатам со следующими словами: «Сестра Уайт говорит, что мы живем во время излития позднего дождя с тех пор, как завершилась Миннеаполисская конференция»^[185].

Но от кого исходила эта информации? Конечно же не от Елены Уайт, но от Дж. Б. Старра¹⁸⁶. Примечательно, что Джоунс дважды цитировал слова Старра^[186], а не Елены Уайт. Нам нигде не удалось обнаружить личные высказывания или записи Елены Уайт о том, что поздний дождь начал изливаться в 1888 или в 1893 гг. Основанием для возникновения подобной идеи, вероятно, послужило ее ноябрьское заявление в 1892 г. о начале громкого клича, которое ее читатели совершенно произвольно восприняли как синоним позднего дождя.

Важно отметить, однако, что у Джоунса и Прескотта были и другие причины считать, что поздний дождь начался во время сессии Генеральной конференции 1893 года. Как раз в это время у них в руках оказались свидетельства второго адвентистского пророка, которыми они надеялись утвердить весть об излитии Святого Духа еще до закрытия этой сессии. Таким образом, Джоунс мог сказать делегатам на сессии, что Бог «не желает больше ограничиваться служением одного пророка! Ему нужно больше пророков. Он совершил прекрасную работу через одного пророка. И если один пророк совершил такую великую работу, что можно тогда совершить в мире, когда их будет много?»^[187]

Более подробно мы поговорим о позднем дожде, сессии Генеральной конференции 1893 г. и еще об одном пророке Джоунса в главе 7 (см. вопросы 45, 46 и 47). Теперь же необходимо разобраться в высказывании Елены Уайт о громком кличе в ноябре 1892 г.

(обратно)

41. Что имела в виду Елена Уайт, когда сказала, что громкий клич начался в 1888 г.?

Мы должны рассматривать высказывание о громком кличе (см. вопрос 39) в свете ее неоднократных утверждений о том, что изыскания Джоунса и Ваггонера способствовали более полному пониманию Откр. 14:12, особенно фраза «вера Иисуса», которую они понимали как веру, возвеличивающую Спасителя, умершего за грехи этого мира (см. вопрос 37).

По сути, Елена Уайт утверждала, что адвентисты седьмого дня наконец–то пришли к полному пониманию вести третьего ангела. Хотя они уже усвоили такие идеи Откр. 14:12, как терпеливое ожидание возвращения Господа и необходимость для народа последнего времени соблюдать заповеди Божьи, они все еще зачастую игнорировали ту часть текста, где говорилось о «вере Иисуса». Итак, важность вклада Джоунса и Ваггонера в этом смысле очевидна. Они не только проповедовали о Втором пришествии и заповедях Божьих, но вновь указывали Церкви на праведность по вере. Таким образом, они воссоединили отличительные доктрины адвентистской теологии с великой вестью о праведности по вере, которую, как отмечала Елена Уайт, провозглашали святые проповедники^[188].

В результате адвентисты с 1888 г. уже могли провозглашать весть третьего ангела во всей ее полноте. Теперь они не оставляли вторую часть вести из Откр. 14:12 без должного внимания или, как сказала Елена Уайт, «коснувшись ее вскользь»^[189]. Теперь вера Иисуса («Который понес на Себе наши грехи») и заповеди Божьи могли «возвещаться адвентистами седьмого дня в равной степени, закон и Евангелие обрели тесную взаимную связь»^[190].

Усматривая в громком кличе полноту вести третьего ангела, мы можем лучше понять и заявление Елены Уайт в 1892 г. Если рассматривать это в буквальном смысле, то становится очевидным следующее: 1) Громкий клич начал звучать в 1888 г. вместе с проповедью о вере Иисуса (см. Откр. 14:12). До этого времени адвентисты не обладали полнотой вести, поскольку не проповедовали о законе и Евангелии в равной степени. 2) Джоунс и Ваггонер объединили закон и Евангелие, и таким образом Церковь обрела целостную весть из Откр. 14:12, которую народ Божий должен был нести миру до начала великой жатвы (Откр. 14:14–16). Поэтому 1888 год стал «началом» этого громкого клича. 3) Но почему именно 1888 год стал «началом» громкого клича? Потому что адвентистская Церковь обрела тогда весть как предостерегающую (заповеди Божьи противопоставлялись начертанию зверя), так и возвеличивающую Иисуса. Вот что имела в виду Елена Уайт в своем заявлении в ноябре 1892 г. Предположить в этомутверждении концепцию позднего дождя (см. вопросы 38 и 40) — значит, выйти за рамки фактического материала.

В 1891 г. на сессии Генеральной конференции Ваггонер представил результаты своего исследования Послания к Римлянам. Они могут служить дополнительным аргументом в пользу выводов, сделанных в данной главе. Отметив, что его весть не несет ничего нового, а лишь то, что выразил в этом послании Павел, Ваггонер спросил, не означает ли это, что адвентисты должны «отбросить все доктрины, о которых они проповедовали?» И сам же ответил: «Нет, ни в коем случае. Мы должны возвещать их непрестанно, но при этом не проповедовать ничего, кроме Христа Иисуса, и Христа распятого. Если же вы проповедуете эти доктрины, не упоминая о Христе Иисусе, Христе распятом, то они теряют Его силу». Затем он уделил много времени тому, чтобы показать, каким образом отличительные адвентистские доктрины связаны с фундаментальной христианской евангельской истиной.

Свое выступление он завершил словами о том, что «в вести третьего ангела заключено все Евангелие Иисуса Христа», которое содержит в себе как «доктрины, отличающие нас от всего мира», так и Христа Иисуса, и притом распятого. Причина, по которой эта весть не прозвучала в полную силу, по его представлениям, состояла в том, что в «прошлом многие [адвентисты] не ставили во главу угла этой вести Иисуса Христа». И далее он заключил: «Когда у нас есть Христос, когда мы полностью отдаемся Ему… на нас нисходит сила, и слово, которое мы несем, становится животворным… Я радуюсь сегодня вечером, поскольку верю, что сегодня начинает звучать громкий клич»^[191].

В 1886 г. Елене Уайт была показана существующая взаимосвязь Откр. 14:12 с громким кличем и поздним дождем. Определяя весть третьего ангела как «истину для настоящего времени», она писала, что «сопровождавший ее ангел» сказал ей: «Еще больший свет воссияет от Закона Божьего [заповедей Божьих] и от Евангелия праведности [веры Иисуса]. Эта весть [громкий клич], понятая в истинном свете и провозглашенная в Духе [поздний дождь] озарит землю своей славой… Заключительная весть третьего ангела будет сопровождаться такой силой, которая осветит лучами Солнца праведности все сферы человеческой жизни»^[192].

Из этих двух отрывков видно, что Ваггонер и Елена Уайт считали, что сила позднего дождя будет сопровождать громкий клич. Так ли это? Если нет, то почему? Именно эти вопросы мы и рассмотрим сейчас.

(обратно)

42. Если в адвентистской Церкви в 1892 и 1893 гг. уже раздался громкий клич, то где был поздний дождь?

На этот вопрос существует два ответа. Первый ответ дали А. Т. Джоунс и другие участники сессии Генеральной конференции в 1893 г. Они утверждали, что Бог уже излил поздний дождь и что Церкви нужно только принять ту силу, которая была дарована во время сессии Генеральной конференции в 1893 г. (см. вопросы 46 и 47). Ряд адвентистов седьмого дня в двадцатом веке, включая руководителей комитета по изучению вести 1888 года, с таким ответом согласились. В результате они полагают, что Церковь допускает большую ошибку, отвергая приглашение Джоунса принять поздний дождь, излившийся в 1893 г. Мы обсудим обоснованность этой точки зрения в нашей следующей главе.

Елена Уайт предоставила второй ответ на этот вопрос. Она никогда не обвиняла Церковь за то, что та отвергла весть Джоунса о позднем дожде, излившемся в 1893 году, но она указывала, что, хотя в Церкви в 1888 г. начал звучать громкий клич, безобразный дух, который был проявлен в полемике относительно закона в Послании к Галатам и относительно других проблем, не позволил излиться силе позднего дождя. Она писала Смиту в 1896 г.: «Возбудив эту оппозицию, сатане удалось лишить в значительной степени наш народ особой силы Святого Духа, которой Бог жаждал наделить его. Враг не позволил им получить такую действенную силу [поздний дождь], с которой они могли бы нести эту истину [громкий клич] в мир — как некогда апостолы проповедовали ее после Пятидесятницы. Свет, который должен был осветить всю землю славой [громкий клич, наделенный силой позднего дождя], стал тускнеть, и вследствие действий наших собратьев был в значительной мере сокрыт от мира»^[193].

Таким образом, мы можем сделать вывод, что, хотя громкий клич и начал звучать в 1888 г., сила, которая позволила бы возвестить его во всей полноте, была удержана.

Почему? Елена Уайт полагает, что главная проблема — в необходимости преодолеть «дух Миннеаполиса» (см. вопрос 15) и воспринять во всей полноте любовь Христа. В 1888 г. она писала: «В этом и заключена хорошо продуманная работа сатаны — не допускать любовь Христа в наши сердца… То, что нам нужно, — это любовь Христа, любить Бога безраздельно и своих ближних, как самих себя. Когда мы это обретем, все препятствия будут разрушены подобно тому, как стены Иерихона пали перед израильтянами»^[194]. И снова она пишет: «Если носящие имя Христа будут в своей жизни следовать золотому правилу, то дело Евангелия в наши дни будет сопровождаться такой же силой, как во времена апостолов»^[195].

В заключение можно сказать, что величайшая нужда современного адвентизма не изменилась с 1880 гг. В 1887 г. Елена Уайт писала: «Возрождение истинного благочестия в нашей среде — это самая большая и самая неотложная наша потребность… Необходимо предпринять самые серьезные усилия, чтобы получить благословение Господа, и не потому, что Бог не желает даровать нам Свои благословения, но потому, что мы просто не готовы их получить»^[196]. Эта великая нужда адвентистской Церкви с 1888 года остается такой же, какой она была и до этой памятной сессии Генеральной конференции. Она заключается не в уточнение доктринальных формулировок, но в проявлении Божьей любви в нашей повседневной жизни. Истина — это величайшее благо, но чтобы сделать ее действенной, христианам необходимо с радостью воспринимать и лелеять ее, отвергнуть дух Миннеаполиса и проникнуться духом Иисуса. Именно такого рода христианство Елена Уайт связывает с силой позднего дождя.

(обратно) (обратно)

ГЛАВА 7 ЛЮДИ И СОБЫТИЯ ПОСЛЕ МИННЕАПОЛИСА

Незадолго до закрытия сессии Генеральной конференции разгневанный Дж. Батлер подал заявление об отставке с поста президента Генеральной конференции. Смит также вскоре отказался от своего поста секретаря Генеральной конференции. Президентом был избран О. А. Олсен, который тогда жил в Европе. До вступления в должность Олсена, которому было необходимо уладить свои дела перед отъездом в Соединенные Штаты, обязанности президента были возложены на С. Н. Хаскелла. Хаскелл, однако, сумел уклониться от этой работы, и ее вынужден был исполнять У. Уайт, когда не помогал своей матери. Утомленный Уильям писал: «Для меня это было большим потрясением, я практически был сломлен»^[197]. Своей жене он писал, что это событие произошло не только «против моей воли… но оказалось самой горькой пилюлей в моей Жизни. Создавалось впечатление, что после пережитого в Миннеаполисе горькая доля ожидает некоторых из нас навсегда»^[198].

Хотя неадвентистская газета «Pioneer Press» от 2 ноября сообщала, что совещание прошло «необычайно оживленно» и в атмосфере «необыкновенного взаимопонимания», тем не менее Елена Уайт воспринимала совещание как «самую непостижимую внутреннюю борьбу, которая когда–либо имела место среди нашего народа» и как «одну из самых печальных глав в истории тех, кто верил в истину для настоящего времени»^[199]. Но вопреки всему она верила, что «это совещание приведет к прекрасным результатам… Истина восторжествует, и мы, несомненно, восторжествуем вместе с ней»^[200].

Сразу же после конференции У. Уайт отмечал, что делегаты вернулись домой, «по–разному оценивая результаты встречи. Одни считали, что получили величайшее благословение в своей жизни, другие же полагали, что это совещание ознаменовало наступление мрачных времен и что последствия того зла, которое проявилось на нем, никогда не будут изглажены»^[201]. Он же лично верил, что Бог обратит все это во благо Церкви.

(обратно)

43. Учитывая тот факт, что точка зрения Джоунса, Ваггонера и Елены Уайт не была оценена должным образом руководством Генеральной конференции на совещании 1888 года, какие шаги они предприняли для распространения своей «самой драгоценной вести»?

Елена Уайт покинула Миннеаполис, разочарованная в служителях Церкви, но она еще надеялась на весь адвентистский народ в целом. Перед окончанием совещания она выступила перед собранием служителей, сказав, что если они не примут этот свет, то она хотела бы «дать людям шанс; возможно, они оценят его по достоинству»^[202]. Адвентистский народ конечно же нуждался в таком свете. В сентябре 1889 г. она с сожалением заметила, что «едва ли один из сотни» реально представлял себе, что означает получить оправдание по вере, что означает фраза «Христос должен быть… единственной надеждой и спасением»^[203]. Осенью 1891 года она, Джоунс и Ваггонер разъедутся, чтобы проповедовать о праведности по вере «народу» и служителям. После того как она уехала в Австралию в 1891 г., а Ваггонер в Англию, Джоунс и У. Прескотт продолжали нести эту весть в Соединенных Штатах. На протяжении этого и последующего времени Елена Уайт подчеркивала, что Бог избрал Джоунса и Ваггонера провозглашать особую весть адвентистской Церкви. Сама она также опубликовала много работ на тему праведности по вере.

Новая администрация Генеральной конференции во главе с О. А. Олсеном (1888–1897) и Дж. А. Ирвином (1897–1901) положительно откликнулись на поддержку Еленой Уайт вести Джоунса и Ваггонера и дали им возможность на протяжении 1890 годов широко проповедовать свои воззрения. Они могли обращаться к людям в церквах, через уроки субботней школы, в учебных заведениях, на курсах повышения квалификации и семинарах, которые регулярно проводились для служителей, а также через публикации в церковной печати. Особенно важно отметить тот факт, что на каждой Генеральной конференции, которые проводились в период с 1889 по 1897 гг., Джоунс и Ваггонер играли ведущую роль в области исследования Библии и в решении теологических вопросов (см. раздел о Джоунсе и Ваггонере, вопрос 49). Более того, тот факт, что руководство Церкви назначило Джоунса редактором «Ревью» (Смит же был его заместителем) в 1897 г. (хотя решение было принято еще раньше, в 1894 г., но проблема, связанная с Анной Райс, заставила отложить на время его исполнение), может о многом сказать. Будучи самым влиятельным редактором в Церкви, Джоунс, естественно, использовал «Ревью» как канал для распространения своих воззрений.

Уже в феврале 1890 г. Р. А. Ундервуд (оппонент Джоунса и Ваггонера) пожаловался Олсену на то, что Ваггонер получил «самые большие возможности, какие только может предоставить ему Церковь и в общественном служении, и в печати, чтобы распространять свои взгляды… беспрепятственно»^[204]. Такое утверждение отвечало истине (особенно в отношении Джоунса) в середине и в конце девяностых годов. Трудно вообразить себе более благоприятные условия для деятельности реформаторов, чем те, в которых они оказались в течение 1890 годов.

(обратно)

44. Каков был отклик на широкое распространение вести Джоунса, Ваггонера и Елены Уайт?

Месяцы, последовавшие за Миннеаполисом, оказались для Елены Уайт и ее коллег напряженными, поскольку они провозглашали весть о Христе и Его любви как адвентистским служителям, так и членам церкви. Хотя результаты были гораздо скромнее, чем ожидалось, тем не менее некоторые люди покаялись в том, что в Миннеаполисе присоединились к ложной позиции, и ощутили немалую радость от вновь обретенного чувства свободы в праведности Христа. Елена Уайт с радостью писала во время сессии Генеральной конференции в 1889 г.: «У нас сейчас проходят замечательные собрания. На них нет того духа, который был в Миннеаполисе». Многие делегаты свидетельствовали, «что прошедший год оказался для них лучшим в их жизни; свет, исходящий от Слова Божьего, был ясным и определенным: оправдание по вере, Христос — наша праведность^[205].

Хотя совещание 1889 г. было важной вехой в том смысле, что на нем наметилось заметное улучшение по сравнению с 1888 г., все же борьба во многом еще только разворачивалась. Крупный прорыв произошел в марте 1890 г. на курсах для служителей. Церковь регулярно проводила такие краткосрочные интенсивные курсы в течение нескольких лет после 1888 г., поскольку опрос служителей в Миннеаполисе показал, что многие из них оказались неспособны установить связь Библии с великими христианскими истинами. На этих курсах присутствовали представители двух сторон, участвовавших в конфликте 1888 года. Эти курсы в 1890 г. проходили в холодной атмосфере борьбы, сомнений и возобновившегося подозрения о существовании калифорнийского заговора. Основным предметом теологических споров стали заветы — тема, которая доминировала в уроках субботней школы, составленных Ваггонером. Разъяснения, которые дали Елена Уайт, Джоунс и Ваггонер по поводу слухов о калифорнийском заговоре (см. вопрос 9), привели к тому, что многие признались в том, что таили злые мысли со времени совещания 1888 г.

Этот прорыв необыкновенно обрадовал президента Генеральной конференции О. Олсена, сторонника Джоунса и Ваггонера. Он написал 20 марта 1890 г.: «Наверное, теперь я могу сказать, что у нас появляется взаимопонимание и единство, которые отсутствовали несколько лет. Многие из тех, кто испытывал недоумение и сомнение, теперь почувствовали облегчение, и свет стал проникать туда, где раньше царила тьма»^[206]. С этого времени острота полемики стала угасать, и у многих вновь вернулось доверие к Елене Уайт. «Многие начали осознавать, — писал Олсен, — что это свидетельство не заслуживает такого обвинения, как им казалось, но что во многом следует винить самих себя и свое излишнее доверие молве, а не истине и духу Божьему»^[207].

Следует отметить, однако, что даже после серьезной победы, которая была одержана в начале 1890–х, когда адвентисты приняли истину о праведности по вере и преодолели дух Миннеаполиса, оставалось еще много проблем, которые требовали своего прояснения. В Церкви еще сохранялось существенное напряжение на протяжении девяностых годов девятнадцатого и в начале двадцатого веков (более подробно о принятии и/или отвержении вести 1888 г. см. вопрос 50).

(обратно)

45. Как повлиял на Церковь продолжительный кризис, связанный с принятием воскресных законов?

В вопросе 4 мы говорили о растущем напряжении на протяжении 1880–х в связи с принятием законов о воскресном дне, которое достигло своей кульминации весной 1888 г., когда сенатор Г. Блэр попытался внести поправку в конституцию, чтобы христианизировать государственные школы в США и принять национальный закон о воскресном дне. Законопроект Блэра о святости воскресного дня был первой попыткой, начиная с 1830–х, ввести принудительное соблюдение воскресенья в Соединенных Штатах. В 1888 г. этот законопроект не прошел, но в 1889 г. Блэр снова поставил его на повестку дня в сенате. Как и закон от 1888 г., этот закон после ожесточенной борьбы, в которой адвентисты сыграли большую роль, не был принят. В 1890 г. У. Брекенридж предложил закон о воскресном дне на рассмотрение палаты представителей, но он также не получил одобрения.

Вместе с тем в период между 1880 и 1895 годами многие адвентисты были арестованы в Соединенных Штатах (и за пределами США) за нарушение воскресных законов. Самый известный случай произошел с Р. М. Кингом, который подал апелляцию в Верховный суд Соединенных Штатов. Кинг, однако, не дождался окончательного решения суда: он умер в ноябре 1891 г., когда дело его находилось еще на рассмотрении в Верховном суде.

Местные власти рассматривали многих арестованных адвентистов как обычных преступников. О судах над ними много писали в крупных национальных газетах. Дж. Н. Лафборо, говоря о широкой известности дела Кинга, писал: «В течение одного месяца главная истина вести третьего ангела была представлена вниманию большего числа людей, чем мы могли охватить в течение двадцати лет до этого»^[208]. Неудивительно, что в Церкви начали говорить о несомненной близости позднего дождя и громкого клича.

В 1892 г. уже не было Кинга, а законопроекты Блэра и Брекенриджа провалились, но сторонники воскресного закона не дремали. 5 августа 1892 г. президент США Бенджамин Гаррисон подписал первый государственный закон о воскресном дне. Это означало, что Всемирная выставка в Чикаго не получит федеральных ассигнований, если она закроется в воскресенье.

Череда событий, ведущих к принятию воскресного закона в августе 1892 г., для адвентистов седьмого дня носила угрожающий характер. 18 февраля Елена Уайт писала в Австралии: «Протестантизм протягивает свою руку через пропасть, чтобы пожать руку папству, и создается союз, призванный уничтожить четвертую заповедь о субботе… Произойдет что–то грандиозное и решительное, и это не заставит себя ждать»^[209].

Через 11 дней Верховный суд Соединенных Штатов вынес свое постановление во время слушания дела Церковь Святой Троицы против США. Это постановление было преисполнено большого смысла для адвентистского пророческого истолкования, поскольку суд недвусмысленно утверждал в нем, что Соединенные Штаты — «христианское государство». В качестве доказательств суд указал на «законы страны, традиции, построение общества». В эти доказательства входили «законы, предписывающие соблюдение субботы [воскресенья]»^[210].

Разумеется, силы, стремившиеся продвинуть воскресный закон, увидели в этом заявлении как зеленый свет для того, чтобы придать национальному закону о воскресном дне конституционный статус. Ассоциация национальных реформ ликовала в связи с принятием этого постановления. «Христианское вероучение — это закон страны», — цитировали они решение суда. «Христианская Церковь обладает правами в этой стране. Среди них есть право на один день в неделю… который может быть посвящен поклонению… Богу»^[211]. Таким образом, решение Верховного суда стало орудием крупного калибра в атаке сторонников воскресного закона на конгресс весной и летом 1892 г.

Адвентисты в Батл–Крике в течение нескольких месяцев ничего не знали ни о заявлении Елены Уайт от 18 февраля, ни о деле Святая Троица против Соединенных Штатов. Но в середине мая А. Т. Джоунсу удалось получить информацию об этих двух фактах. Осмыслив эти сведения в свете адвентистской интерпретации пророчеств, они подготовили «взрывоопасный пакет». 14 и 21 мая 1892 г. Джоунс произнес в Батл–Крике проповеди, которые наэлектризовали аудиторию, поскольку он заявил, что в этом постановлении суда, вынесенном в связи с делом Церковь Святой Троицы против Соединенных Штатов 29 февраля, проступает образ зверя. «Все, что остается, — утверждал он, — так это дать ход этому постановлению, поручив наблюдение за его исполнением какому–нибудь фанатику, который может контролировать гражданскую власть»^[212]. Он подчеркнул, что адвентисты возвещали о наступлении этого события на протяжении 40 лет. Теперь настало время быть наготове. После этого он заявил: «Ничего, кроме неверия нашего собственного народа, не сдерживает громкий клич вести третьего ангела сегодня»^[213]. Тем из адвентистов, кто возражал ему, он заявлял, что они «не подходят» для проповеди «вести предостережения» против поклонения зверю^[214]. Последнее заявление, несомненно, относилось к Урии Смиту, которого Джоунс считал слишком осторожным в истолкованиях пророчеств.

В «Ревью энд Геральд» были опубликованы эти проповеди, но Смит не удержался от публичного выпада против него. В том же выпуске «Ревью», где были напечатаны эти проповеди Джоунса, была и статья, в которой отрицалось, что образ зверя уже проявился или что постановление суда в связи с делом Святая Троица что–либо изменило.

Публичная полемика по вопросу образа зверя разделила адвентистское руководство. Для президента Генеральной конференции Олсена это снова было возращение к духу Миннеаполиса. «Начиная с 1888 г., — жаловался он, — каждый стремился внимательно изучать высказывания других и выискивать в них недостатки»^[215]. В этом были виноваты, очевидно, обе стороны. Дух Миннеаполиса не спешил умирать.

Между тем 5 августа президент США Бенджамин Гаррисон в связи со Всемирной выставкой подписал национальный закон о воскресном дне. Перо, которым он подписывал этот акт, было помещено в обитую шелком коробочку и передано президенту Американского субботнего союза. Это был день ликования для сторонников закона о воскресном дне.

Подписание этого закона, по словам Джоунса, вызвало к жизни образ зверя ^[216]. Такое истолкование еще больше разобщило его со Смитом. В периодической церковной печати началась холодная война, в которой «Знамения времени», «Американский страж» и «Домашний миссионер» поддерживали мнение Джоунса относительно образа зверя, а «Ревью» в целом вообще игнорировало и Джоунса, и эту тему.

Елена Уайт не предпринимала никаких усилий, чтобы разрешить эту проблему, хотя и советовала Джоунсу «ни в коем случае не впадать в крайность» и упрекала Смита за то, что он по–отечески не поговорил с молодым человеком наедине об этих разных истолкованиях^[217].

Отказываясь разрешить богословскую полемику между Джоунсом и Смитом, Елена Уайт при этом не сомневалась, что Церковь находилась в преддверии конца времени. Говоря о воскресном кризисе конца 1880–х, она писала: «Ныне настает время самого важного сражения всех веков. События, которые мы, на основании пророческого слова, ожидаем уже более сорока лет, ныне разворачиваются перед нашими глазами»^[218]. 6 декабря 1892 г. она написала в «Ревью», что мир и Церковь находятся «на самом пороге кризиса». Такие заявления с ее стороны и со стороны большинства других руководителей Церкви создало особую атмосферу на сессии Генеральной конференции 1893 г. в Батл–Крике.

Сессия Генеральной конференции, которая должна была открыться в феврале 1893 г., проходила в атмосфере напряженного предвкушения конца времени. Опубликованная Еленой Уайт 22 декабря 1892 г. в «Ревью» статья, в которой она писала, что громкий клич начался с проповеди праведности Христа в 1888 г. (см. вопросы 39–42), не снизила это напряжение. Отождествив громкий клич (весть) с поздним дождем (излитием силы Святого Духа — Личностью), Джоунс выступил с «вдохновенной проповедью о „позднем дожде" и громком кличе вести третьего ангела» в конце ноября в храме Батл–Крикской церкви^[219] (см. вопросы 38–41). Эта проповедь имела огромный резонанс в адвентистских кругах и существенно повлияла на повестку дня сессии Генеральной конференции в 1893 г. Ключевым «текстом» на этих встречах стало заявление Елены Уайт от 22 ноября о громком кличе (вопрос 39).

Но возбуждение среди сторонников возрождения (Джоунс и Прескотт), связанное с поздним дождем, было обусловлено не только законами о воскресном дне и заявлением Елены Уайт о громком кличе. Они также получили свидетельство от женщины, которую практически восприняли как нового пророка.

(обратно)

46. Какую роль сыграла Анна Райс в возбуждении интереса к ожиданию позднего дождя в 1893 г.?

Анна Райе (иногда ее называют Анной Филлипс) сыграла немаловажную роль в ожидании позднего Дождя в 1893 г., хотя лишь немногие поняли ее роль в этом. Однако свои свидетельства Анна возвещала не напрямую, а через А. Т. Джоунса и У. У. Прескотта.

Начиная с 1892 г., Райс начала получать видения. Ее, естественно, волновал вопрос, от Бога ли они. В результате во второй половине 1892 г. она приехала с Западного побережья в Чикаго на встречу с Джоунсом, чтобы определить, является ли она истинным пророком или нет. Ее метод, как писал С. Н. Хаскелл Елене Уайт, был прост: «Вы видели некоторое время тому назад, что братья Джоунс и Ваггонер получили свет лдя этого народа, а потому, если А. Т. Джоунс одобрит их [видения Анны], то тогда она убедится, что они были от Бога». Получив одобрение Джоунса, Анна сочла, что ее призыв был «от Господа»^[220]. Это одобрение стало решающим моментом и для будущего служения Анны, и для деятельности Джоунса в 1893 и 1894 гг. (см. вопрос 23).

Вследствие того, что Джоунс одобрил работу Анны, он смог 29 сентября 1893 г. на лагерном собрании в Мичигане заявить своим слушателям, что «до завершения вести третьего ангела появятся еще и другие пророки». Он продолжал утверждать, что человек может испытывать таких пророков путем распознавания в них голоса Божьего. Он утверждал, что такой тест не представляет опасности, поскольку «дьявол не может подделать голос Иисуса Христа… Он может говорить те же самые слова, которые есть в Библии, но это не может быть голос Иисуса». Джоунс поэтому убеждал своих слушателей, что нужно учиться распознавать голос Бога, поскольку его овцы узнают Его голос и последуют за Ним^[221].

Вскоре после того, как Джоунс одобрил работу Анны в 1892 г., Елена Уайт выступила со своим заявлением о том, что громкий клич уже начался (вопрос 39). Для Джоунса казалось весьма естественным рассматривать видения Анны Райе в свете этого заявления и сделать вывод о том, что начался поздний дождь (вопрос 40).

Во время сессии Генеральной конференции в 1893 г. Анна послала Джоунсу по крайней мере два письма. Первое было датировано 7 февраля. Оно содержало свидетельство ее приемным родителям, полученное 10 августа 1892 г. Второе ее письмо датировано 21 февраля 1893 г. Это было фактически «свидетельство», призывавшее к покаянию и реформе адвентистского образа жизни — воззвание к более совершенной христианской жизни в свете скорого Второго пришествия. Джоунс хотел прочитать «свидетельства» Анны Райе делегатам сессии Генеральной конференции 1893 г., но президент Генеральной конференции запретил ему это сделать^[222].

Должно быть, это запрещение прочитать свидетельства Анны о позднем дожде возмутило чувствительную натуру Джоунса. И все, что он мог сделать в этом случае, так это намекнуть на волнующее «исполнение пророчества», которое и побудило его и Прескотта прийти к убеждению о том, что поздний дождь уже начался. Он сказал делегатам сессии 1893 г.: «Благодарю Господа за то, что Он не собирается довольствоваться более одним пророком/ Он даст их больше. Он совершил удивительную работу через одного. И если он совершил великую работу посредством одного — что будет в мире, когда Он призовет много других пророков». Далее он процитировал из Иоиля 2–ю главу^[223].

Но несмотря на то, что Джоунсу не разрешили прочесть свидетельства Анны Райс на сессии Генеральной конференции в 1893 г., он не оставил их в стороне. Так, в середине 1893 г. Джоунс и Прескотт были уверены, что слышат голос Бога в свидетельствах Анны Райс. На собраниях они читали какую–то цитату из трудов Елены Уайт, а затем из свидетельства Анны Райс, после прочтения каждой цитаты обращались к аудитории с вопросом, слышали ли они этот голос. Ответ был неизменно положительный. Президент Канзасской конференции писал, что Джоунс прочитал свидетельство Анны Райс на лагерном собрании в сентябре 1893 г., и ни один из ста присутствовавших там не сказал, что это исходит не от Елены Уайт^[224].

То, чего не мог сделать Джоунс в присутствии президента Генеральной конференции на сессии в 1893 г., он мог сделать в его отсутствие. В декабре 1893 г., когда Олсен находился за 12 000 миль, в Австралии, Джоунс и Прескотт прочли свидетельство Анны Райс, которое она написала Джоунсу в ноябре, о «реальном» излитии Духа в Батл–Крикской церкви. Возбуждение, которое последовало в этой церкви после прочтения такого «свидетельства», стало, что называется, самым крупным «возрождением» в истории этой адвентистской общины. В результате после представления вести Анны Райс пожертвования в Батл–Крикской церкви незамедлительно возросли с 600 тысяч долларов до 800 тысяч долларов в пересчете на современные деньги; крестилось много людей, среди которых были обладавшие, по выражению Лероя Т. Николы (секретаря Генеральной конференции), «причудливыми», а также харизматическими дарами, включая одного человека с «даром „трубного гласа"». Движение Анны Райс грозило захлестнуть адвентистскую Церковь в первые два месяца 1894 г., но в марте того же года Елена Уайт определила это движение «возрождения» как ложное, и Джоунс с Прескоттом покаялись в том, что были его инициаторами^[225].

Адвентисты должны быть благодарны руководству за то, что Джоунс не получил доступа к кафедре на сессии 1893 г., поскольку к тому времени он уже не мог считаться абсолютно надежным кормчим. Его идея «обновление поздним дождем» могла бы увести адвентизм далеко в сторону, что изменило бы природу Церкви адвентистов седьмого дня, существенно сблизив ее с набиравшим в то время силу движением пятидесятников (в связи с этим можно отметить непреходящий интерес, который проявлял в последнее время Джоунс, к группе говорящих на языках пятидесятников, соблюдавших субботу. У него была постоянная тяга к харизматам).

С. Н. Хаскелл отмечал, что многие в 1893 г. приняли точку зрения Джоунса и Прескотта относительно громкого клича и позднего дождя. Это во многом способствовало такому быстрому и широкому признанию Анны Райс пророком в начале 1894 г. Хаскелл также указывал, что такие люди рассматривали видения Анны как «преумножение дара пророчества», а также как «знамение излития Духа Божьего»^[226].

Данный ход событий, как показано выше, полностью противоречит утверждениям тех, кто рассматривает 1893 год как время, когда руководство Церкви отвергло истинный поздний дождь. Так, Роберт Виланд и Дональд Шорт ошибочно представляют ход событий, когда пишут, что «были определенного рода пророческие высказывания после окончания сессии [1893]; Прескотт и Джоунс были введены в заблуждение заявлениями некой Анны Райе Филлипс. Проявление фанатизма было неизбежно, потому что громкий клич послания третьего ангела не продвинулся вперед после сессии 1893 года». В результате эти влиятельные авторы полагают, что «эта сессия явно отмечена отвержением небесного дара позднего дождя»^[227].

В противовес этой точке зрения, факты свидетельствуют о том, что Джоунс и Прескотт были «введены в заблуждение» до начала сессии Генеральной конференции 1893 года и именно руководство Церкви воспрепятствовало действиям реформаторов, которые могли бы привести к фанатическому ажиотажу во время самой сессии. Мы должны снова подчеркнуть, что ко времени начала совещания 1893 г. ни мнение Джоунса, ни мнение Прескотта относительно Духа Святого нельзя считать абсолютно точными. Хотя мы не знаем всех причин задержки Второго пришествия, одно совершенно очевидно, что это никак не связано с отвержением точки зрения А. Т. Джоунса относительно позднего дождя в 1893 г. Несмотря на то, что он и Прескотт в начале 1890–х высказали много новых идей о Личности Христа, тем не менее не все то, чему они учили, было «чистым золотом».

(обратно)

47. Какая атмосфера царила на сессии Генеральной конференции в 1893 г.?

Там царила атмосфера напряженного ожидания скорого пришествия Господа. Джоунс и Прескотт были в особо приподнятом настроении на протяжении всей сессии. Кризис, связанный с принятием воскресных законов, заявление Елены Уайт о громком кличе и откровения нового пророка укрепили их веру в то, что наступили последние дни земной истории.

Но не только Джоунс и Прескотт находились в таком состоянии. Многие из руководителей Церкви разделяли их чувства и ожидания. Современному адвентизму, вероятно, для создания напряженной атмосферы ожидания было бы достаточно и Десяти процентов того, с чем столкнулись делегаты сессии 1893 г.

Елена Уайт также была потрясена этими пророческими знамениями. 9 января 1893 г. она написала письмо Уильяму Ингсу, в котором выразила свои мысли по этому поводу. «Близится время испытания. О нем уже нельзя говорить как о будущем». Она продолжала обличать тех, кто противостоял Джоунсу и Ваггонеру с 1888 года, подчеркивая, что подобное сопротивление «препятствует действию света, который Бог дал Своему народу через эти свидетельства». Далее, она горько сожалела по поводу разделения в среде адвентистов, когда «люди одной веры, в одном городе направляют свое оружие друг против друга». Такое положение вещей «вызывает удивление небожителей… Если бы каждый воин Христа исполнял свой долг, если бы каждый страж на стенах Сиона издавал трубный звук, мир скорее бы услышал весть предостережения. Но впереди еще годы работы».

Часть этого письма была зачитана перед делегатами совещания 27 февраля. В другой его части она писала о том, что, по ее мнению, Джоунс поспешил с выводом о появлении образа зверя, а также осуждала действия Смита и одобрила Джоунса за своевременность его вести для «гибнущей от голода паствы Божьей». Елена Уайт заявляла, что «Господь скоро должен прийти». В письме она не смягчила своей критики относительно сдерживающего влияния тех, кто сопротивлялся вести 1888 года^[228].

Близость Второго пришествия и отвержение вести 1888 года были ключевыми темами для Джоунса и Прескотта на сессии 1893 г. Прескотт выступил с десятью проповедями об обетовании Святого Духа, а Джоунс — с 24 лекциями относительно вести третьего ангела. Их выступления четко согласовывались между собой: оба они подчеркивали, что Церковь с 1888 года вступила в фазу громкого клича и что Бог был готов излить Свой Святой Дух на кающуюся Церковь (см. вопросы 39, 40 и 41).

У Прескотта не было сомнений в том, что «началась работа, которая превзойдет Пятидесятницу». Он заявил, что сессия 1893 г. должна подготовить руководство Церкви для этой заключительной работы. В Миннеаполисе Церковь потерпела неудачу. В качестве сравнения привел притчу Христа о бесплодной смоковнице. Иисус не срубил ее в конце третьего года, но оставил и на четвертый год. Именно на эти четыре года, прошедшие со времени Миннеапольской конференции, и обращал внимание своей аудитории Прескотт. Теперь наступил решающий момент — время просеивания для адвентистской Церкви. Современная Церковь должна молиться также ревностно о Святом Духе, как апостольская церковь во время Пятидесятницы. Прескот обратился к делегатам с такими словами: «Мне кажется, что сейчас настал момент сделать выбор, или мы [как личности] присоединимся к громкому кличу и будем восхищены на небо, или поверим сатанинскому обману и окажемся во тьме, а работа будет продолжаться без нас». Прескотт не был уверен, что в будущем еще раз состоится съезд Генеральной конференции. Время действительно было коротко^[229].

О. А. Олсен поддержал Прескотта и Джоунса: он сказал делегатам, что Церковь не подготовилась к громкому кличу, поскольку ее служители все еще воспринимают весть 1888 года как какую–то теорию. Они могут обучать людей доктринам, но не могут вести грешников ко Христу, поскольку сами не имеют «живой связи» с Ним.

В своих проповедях Джоунс связал воедино праведность по вере, религиозную свободу и весть третьего ангела из Откровения 14. После нескольких проповедей о появлении образа зверя и его значении он заявил, что следующее, чего должны ожидать адвентисты, — это гнев Божий. Ведь они уже жили во время громкого клича. Таким образом, они вскоре могут ожидать излития семи язв и Второго пришествия Иисуса. «Время чрезвычайно коротко». Посему Церковь должна полностью отделиться от мира. Реформа здоровья подготовит членов Церкви для восхищения на небо. Угроза смерти нависла над ними, и они должны противостать преследователям, продолжая работать в воскресенье. Не поклоняться зверю, который требует соблюдать первый день недели^[230].

Джоунс был уверен, что Церковь еще не получила позднего дождя — во всяком случае, в широких масштабах. Это случилось потому, что многие воспротивились миннеаполисской вести и не приняли Христа, Который бы мог их оправдать и освятить. Принятие Христа, о Котором проповедовали в Миннеаполисе, по его мнению, было жизненно необходимо, поскольку только чистый может получить поздний дождь. Когда в Миннеаполисе был отвергнут опыт личной веры во Христа, это, по сути, было высокомерное отвержение громкого клича и позднего дождя^[231].

Джоунс утверждал, что «это совещание» должно стать моментом решения для каждого делегата. Когда они обретут праведность по вере, то получат и поздний дождь. Его призывы побудили многих из тех, кто еще чувствовал разочарование с момента конференции в Миннепполисе, покаяться. Никто, по мнению Джоунса, не должен покинуть эту сессию Генеральной конференции, не получив Святого Духа^[232].

«Приготовимся встретить Его [Иисуса], — призывал он, — ибо Он грядет. Будем готовы уподобиться Ему, ибо слава, которою Он частично наделяет нас сегодня, соделает нас подобными Ему всецело в тот день»^[233].

Как и Прескотт, Джоунс был убежден, что эта конференция не может закончиться без могущественного излития Духа. Он сказал делегатам, что не «рискует» пропустить хоть одно заседание, поскольку не знает, «в какой момент Дух может быть излит» на них^[234]. Джоунс проповедовал горячо и убедительно, и многие покаялись в том, что сопротивлялись принять весть в Миннеаполисе, но излития Духа не произошло.

Сессия Генеральной конференции в 1893 году была, несомненно, выдающимся событием. С исторической точки зрения никогда, вероятно, не будет решения, которое удовлетворяло бы всех, относительно того, что шло правильно и что неправильно на этой сессии, но две вещи остаются несомненными. Во–первых, это было время беспримерного и никогда более не повторяющегося ожидания конца времени. Пророческое исполнение знамений времени было на каждом шагу, однако они не исполнились полностью, как того ожидали. Во–вторых, если принять во внимание все факты, то вряд ли можно согласиться с мнением Роберта Виланда. В 1988 г. он писал: «То, что было отвергнуто руководством [Церкви], не было доктриной о праведности по вере, но началом позднего дождя»^[235]. Это утверждение (как мы уже отмечали в вопросе 46) может быть верным лишь в том случае, если кто–то желает принять свидетельства Анны Райе как часть этого позднего дождя. Таким образом, даже если руководство Церкви, несомненно, ошибалось в чем–то в 1893 году, то эти ошибки едва ли именно те, на которые указывают отдельные лица и группы, проявляющие интерес к вести 1888 года.

(обратно)

48. Какой вклад внесла сессия Генеральной конференции 1895 года в развитие теологии Джоунса и Ваггонера?

В 1895 году состоялась сессия Генеральной конференции, на которой полемика о вопросах, поднятых в 1888 году, нашла свое дальнейшее отражение. Джоунс на этой конференции выступил 26 раз с проповедью относительно вести третьего ангела. Эти встречи считаются важными в адвентистских дискуссиях, главным образом потому, что его проповеди в наиболее полной форме выражали воззрения Джоунса или Ваггонера на природу Христа в свете праведности по вере. Джоунс сделал все возможное, стремясь показать, что природа Христа совершенно «точно» соответствовала природе павшего Адама. В свете утверждения Елены Уайт по поводу того, что Христос — наш «брат в наших немощах, но не в наших страстях»^[236], он вынужден был признать, что Христос был подобен Адаму по Своей телесной природе, но не духовной, поскольку Он не обладал ни падшим человеческим разумом, ни страстями^[237]. И хотя Джоунс признал, что Иисус обладал «в точности нашей природой» только телесно, он тем не менее продолжал придерживаться своей первоначальной позиции, очевидно, не осознавая, что изменил важнейшей части своей идеи. Мы вернемся к вопросу о человеческой природе Христа и к воззрениям на нее Джоунса и Ваггонера в вопросах 52 и 53.

(обратно)

49. Что произошло с четырьмя главными участниками миннеаполисской дискуссии?

Дж. Батлер

Батлер, чувствуя себя «закланным» в стане своих друзей^[238], отказался от должности президента Генеральной конференции в конце сессии 1888 года. Вскоре после совещания 1888 года он и его жена неожиданно отошли от всей церковной работы. Он представил этот уход из руководства как«желание поправить здоровье во Флориде»^[239]. За шесть дней до его отъезда на Юг, в середине декабря Елена Уайт послала ему письмо, в котором называла его врагом свидетельств и невозрожденным человеком. В конце письма она умоляла его изменить свои путь^[240].

Елена Уайт посылала ему много писем, в которых постоянно увещевала его покаяться в своем своенравном, неверном поведении, которое во многом способствовало тому, что произошло в Миннеаполисе. Батлер, однако, в течение нескольких лет не поддавался ни на какие уговоры. В 1905 году, вспоминая события начального периода своего пребывания во Флориде, он писал: «Для некоторых людей очень трудно признаваться в своих ошибках. Я не могу и не буду каяться, как я уже неоднократно писал сестре Уайт, когда находился во Флориде… Она все время писала мне об этом совещании в Миннеаполисе и других подобных вещах, а я неизменно отвечал ей, что совершенно бесполезно для меня каяться в том, чего я не признаю. Я упорно стоял на своем. Я был поставлен в трудную ситуацию, учитывая то, что я верил в ее свидетельства». Батлер, как он сам заявил, никогда не делал такой ошибки, как объявить о мире, которого не существовало^[241].

Разочарование Батлера достигло своей кульминации в начале 1893 г., когда он обратился с просьбой не продлевать его мандат служителя Церкви. (Это, несомненно, был единственный случай в истории Генеральной конференции, когда экс–президент обращался с таким заявлением.) Съезд Генеральной конференции отказался принять его отставку^[242].

В действительности Батлер, вероятно, не столько стремился уйти со служения, сколько получить ответ на свой вопрос: «Нужен ли я еще?» Ответ пришел через несколько месяцев. Христианская церковь, расположенная по соседству с ним, пригласила его на посвящение их нового храма. Вскоре после этого они единогласно проголосовали за то, что он может занимать это здание для проведения службы, когда церковь не использует его. Батлер воспринял это как «знак того, что Господь хочет, чтобы он переменил место службы и начал проповедовать». В результате впервые за четыре года он обращался к общине с проповедями. Это, по его выражению, стало началом «возгорания старого огня и прежней любви… в его сердце». Именно по этой причине, вероятно, Батлер бросил пробный шар относительно своих полномочий. Вскоре он попросил выделить ему помещение и помощника, чтобы он мог продолжать проводить собрания в случае, если он потеряет возможность использовать это здание христианской церкви^[243].

Батлер заявил после принятия, что он почти был готов воскликнуть от радости, поскольку «дорогие братья сговорились, чтобы убить старого грешника своей добротой». Однако он все еще не мог поверить в то, что «Бог вел Ваггонера к тому, чтобы потопить Церковь в борьбе, связанной с истолкованием Послания к Галатам», но утверждал, что Бог извлек из этого и то, что содействует благу, особенно что касается возраставшего значения оправдания по вере и праведности Христа. В июне 1893 года Батлер написал о своей новой позиции в «Ревью», отмечая, что Бог благословил Церковь, побудив ее приступить к обсуждению «необходимости обретения праведности Христовой по вере». Он сообщил, что «одобряет теперь» то, чему ранее противостоял^[244].

В одном частном письме экс–президент Генеральной конференции признавал, что для него, вероятно, следовало бы на время оставить работу в Церкви, поскольку Елена Уайт окончательно его убедила, что он препятствовал работе Церкви. «За последние несколько лет, — рассуждал он, — я фактически опустошил себя, но это малость по сравнению с прогрессом в работе»^[245]. Осенью 1984 г. Батлер даже пригласил Джоунса помочь ему во Флориде на лагерном собрании.

В 1901 году после смерти своей жены Батлер вышел из состояния «полупенсионера» и стал президентом Флоридской конференции. В период между 1902 и 1907 гг. он занимал пост президента Южной унионной конференции.

Елена Уайт радовалась, видя, как пожилой пионер адвентизма возвращается на ведущие позиции в Церкви. «Я знаю, — сказала она делегатам сессии Генеральной конференции в 1903 году, — настанет время, когда он снова займет свое место в этой работе. Я хочу, чтобы вы оценили те трудности, через которые он прошел… Бог желает, чтобы такие седовласые пионеры движения… которые играли свою роль в раннем адвентизме… заняли бы свои посты в Его работе сегодня. Их нельзя терять из виду». В 1902 г. она написала: «Новый Батлер уже не тот человек, каким он был в 1888 году»… Он не только «крепок физически и духовно», но «Господь провел его через испытания, как это было в случае с Иовом и Моисеем. Я вижу в пасторе Батлере одного из тех, кто смирил свою душу перед Богом. У пастора Батлера уже не тот дух, который был у него в ранние годы. Он усвоил свой урок у ног Иисуса»^[246].

Все сказанное о его духовном здоровье не означало, однако, что Батлер совершенно переменил свою прежнюю точку зрения на главные спорные вопросы 1888 года. В 1910 году, после того как Джоунс и Ваггонер покинули Церковь, А. Даниельс рассказал о своей беседе с Батлером в конце 1909 года. «Он особо остановился на их [Джоунса и Ваггонера] воззрениях на законы и заветы, а затем указал на ту позицию, которую они занимают ныне, и сказал мне, строго подчеркивая это, что никогда не мог увидеть света в их особой вести и что никогда не разделял их представлений». Батлер все еще никак не мог примириться, как сказал Даниельс, с точкой зрения Елены Уайт на заветы в книге «Патриархи и пророки». В то время как она утверждала, что праведность Христа спасла ветхозаветных святых, Батлер по–прежнему придерживался богословской концепции «повинуйся и живи»^[247].

Несмотря на эти проблемы, Елена Уайт писала старому воину в 1910 г., что она не потеряла веры в него. Он, вероятно, был не состоянии переменить свои взгляды и побороть одолевавшие его страхи и не мог смотреть на многие вещи ее глазами, но она ценила его искреннее сердце. Так произошло и когда он разошелся с ней во мнении по поводу кризиса, связанного с Келлогом, в 1905 году, который разросся до крупного масштаба. В то время она написала о Батлере: «Возможно, он ошибался в чем–то, все же он был слугой живого Бога, и я сделаю все возможное, чтобы поддержать его в его работе». Елена Уайт, вероятно, в большей степени была заинтересована в нем как в личности и в исправлении его отношения к людям, чем в непогрешимости его теологии (см. вопрос 34). Он был, как она заявила в 1910 году, важным свидетелем для молодых служителей Церкви^[248]. Батлер вплоть до самой своей смерти в 1918 году оставался на удивление активным работником Церкви.

(обратно)

Урия Смит

Смита, как и Батлера, миннеаполисские события сильно травмировали. Глубоко разочарованный и опечаленный ходом этого совещания, он в ноябре 1888 года отказался от поста секретаря Генеральной конференции, который занимал долгие годы. Не будучи, однако, таким твердым и упорным, как Батлер, он работал на посту редактора «Ревью». Он занимал его вплоть до 1897 года, вступая в постоянные споры с Джоунсом по вопросам истолкования пророчеств и по другим проблемам. Однако его редакторская работа в ту пору уступала по своей популярности работе харизматического по характеру Джоунса, к голосу которого все более прислушивались в конце 1892 г. В 1897 г. Смит крайне оскорбился, когда руководство Церкви назначило его заместителем Джоунса, который занял пост главного редактора «Ревью».

Смит считал невероятным тот факт, что Ваггонер представил свою концепцию десятисловного закона в Послании к Галатам в Миннеаполисе и что Елена Уайт поддерживала точку зрения Ваггонера относительно закона и Евангелия. Смит часто повторял, что публикация статей Ваггонера по Посланию к Галатам в середине 1880–х в «Знамениях времени» была самой большой ошибкой, которую когда–либо совершала Церковь. Смит отвергал вообще, все, на чем стоял Ваггонер, именно из–за его воззрений на Послание к Галатам.

Смит был опечален не только взглядами Ваггонера, но и той поддержкой, которую Елена Уайт оказывала молодым людям после 1888 года. В течение нескольких лет после совещания в Миннеаполисе Смит был первым среди тех, кто возбуждал недоверие к работе Елены Уайт. И так же, как в случае с Батлером, она часто обращалась с увещаниями к нему, но он твердо стоял на своем. В марте 1890 года она написала ему, что всегда, еще со времен Миннеаполиса, знала, что он был «обманут и обманывал других» и что он во многом «настраивал людей и подрывал их веру» в свидетельства. Вместе с тем она открыто говорила служителям адвентистской Церкви не «полагаться на брата Смита», поскольку «он не обладает светом» еще со времен Миннеаполиса. Смит особенно беспокоил ее из–за того большого влияния, которое он оказывал на Церковь^[249].

В течение трех лет все ее усилия оказывались тщетными. Смит занял твердую оборону и был непреступен. 25 ноября 1890 года Елена Уайт написала ему: «Вы, как и пастор Батлер, не признаете своей ошибки, но совершаете еще большие, стремясь оправдать свое первое заблуждение. Но если бы вы преодолели свойственное вам упрямство, которое вы проявляете в своей жизни, то Бог мог бы с успехом использовать вас в самом конце времени». «Я люблю вас», — писала она, призывая его не препятствовать Богу смягчить его сердце и Духу Христову войти в него. Смит же оставался твердым, как алмаз, но вскоре вынужден был капитулировать^[250].

В январе 1891 года после чтений молитвенной недели, написанных Еленой Уайт, в которых говорилось о покаянии в связи с праведностью по вере, он пригласил ее и несколько служителей на встречу, где покаялся в своих ошибках, совершенных в Миннеаполисе. Как писала Елена Уайт: «Он упал на Скалу и разбился». Взяв Смита за руку, она «сказала ему, что его исповедь, — это все, что он мог сказать». По свидетельству президента Генеральной конференции О. А. Олсена, это произвело «сенсацию в Батл–Крике. Господь действует среди нас особым образом, открывая путь для того, чтобы люди очистили себя»^[251].

Хотя Смит и упал на Скалу, однако это не означает, что он всегда пребывал на этой Скале. В сентябре 1892 года, например, Елена Уайт написала ему: «Вы находитесь не там, где Бог хотел бы видеть вас». Он все еще придерживался «неясных представлений о праведности Христа и оправдания по вере», поскольку противостоял позиции Джоунса и Ваггонера. Он с большим трудом отказывался от своей прежней теологии, и его миннеаполисские проблемы продолжали тлеть до конца его жизни. Несмотря на свое покаяние, ему предстоял еще долгий путь осознания ошибок. Елена Уайт не оставляла своих попыток убедить опытного редактора открыть свое сердце Иисусу^[252].

Смит не только с большим трудом отказывался от своей приверженности к законоцентристской теологии, но и все еще продолжал бороться с Джоунсом по поводу истолкования пророчеств. Его неспособность воспринять идеи Миннеаполиса в итоге привела к тому, что он был смещен со своего поста главного редактора в «Ревью» в 1897 г. Позднее на эту должность был назначен Джоунс, а Смит стал его заместителем.

Джоунс, однако, не справился как редактор ведущего печатного органа со своей задачей. В 1901 году Церковь освободила его от этой должности, снова назначив на пост главным редактором Смита. Можно себе представить, как обрадовался Смит такой перемене. Удивительно то, что не только он был доволен своим назначением. Елена Уайт от всего сердца поддерживала его, несмотря на то, что он все еще не соглашался с истинами 1888 года. Отмечая, что Смит работал с ней и ее мужем с первых дней при организации адвентистского издательского дела, она выражала радость по поводу того, что его имя снова стоит «во главе редакционной коллегии; и это так и должно быть… Как я радуюсь, читая его статьи в „Ревью", — прекрасные статьи, наполненные духовной истиной. Я благодарю за них Бога. Я испытываю большую симпатию к пастору Смиту и считаю, что его имя должно всегда появляться на страницах „Ревью" как имя главного редактора. Это угодно Богу. Когда несколько лет назад его имя значилось вторым [после Джоунса], это меня огорчало. Когда его снова поставили на первое место, я заплакала и сказала: „Слава Богу"»^[253].

К сожалению, Смит не удержался, чтобы не ответить на редакционные статьи Джоунса о Евангелии в Послании к Галатам, написанные в 1900 году. В результате в 1902 году он как «новый» редактор поместил в печати серию статей о Послании к Галатам, в которых подчеркивалась его законоцентристская точка зрения, которой он придерживался до 1888 года. Хотя Смит по–прежнему заявлял (как это было и в 1888 году), что он верит в оправдание по вере, тем не менее его возвращение к полемике времен Миннеаполиса настолько огорчило руководство Генеральной конференции, что его снова сместили с поста редактора. На его место поставили У. Прескотта, который являлся соратником Джоунса и Ваггонера в начале 1890 годов. Новое поражение сильно отразилось на нем: старый боец уже терял силы. В «Ревью», где было напечатано сообщение о его отставке, отмечалось также, что он серьезно болен. Смит так и никогда больше не оправился от этого шока и умер в возрасте 70 лет в марте 1903 года.

(обратно)

А. Г. Джоунс и Э. Дж. Ваггонер

С одной стороны, мы можем считать Джоунса и Ваггонера «победителями». И не потому, что на этой конференции была официально признана их точка зрения или многие делегаты лично присоединились к ней. Их так называемая победа была довольно скромной — им было позволено поставить на повестку дня дискуссионные проблемы, а все попытки провести итоговое голосование по ним были заблокированы. Их поддержала Елена Уайт, а позднее, на протяжении всех 1890–х им оказывало поддержку руководство Генеральной конференции в лице Олсена и Ирвина. С другой стороны, можно рассматривать 1888 год как год поражения реформаторов и их «новой теологии», поскольку их концепции не нашли всецелого понимания и не были полностью одобрены (см. вопрос 50 по поводу принятия или отвержения вести 1888 года).

Сразу же после событий в Миннеаполисе Джоунс и Ваггонер с трудом могли изложить свою точку зрения. Но такая ситуация продолжалась недолго. При содействии О. А. Олсена, Елены Уайт и других они стали ведущими проповедниками Церкви (см. вопрос 43).

Мы сможем лучше представить себе величину их поддержки Генеральной конференцией, если посмотрим, какие возможности были им предоставлены. После совещания в Миннеаполисе они стали ведущими проповедниками по библейским темам на сессиях Генеральной конференции.

В 1 В 1889 году Джоунс выступил с серией проповедей об оправдании по вере. Елена Уайт отмечала, что «народ получил большую порцию духовной пищи со стола Господа»^[254].

• На сессии Генеральной конференции в 1891 году (после 1889 года они созывались один раз в два года) Ваггонер представил 16 проповедей, в которых возвеличивался Христос и рассматривалось вечное Евангелие в Послании к Римлянам.

• Джоунс проводил библейские уроки в 1893 году, выступил с 24 проповедями относительно вести третьего ангела. Его работа была дополнена десятью проповедями о Святом Духе У. Прескотта — ближайшего соратника Джоунса в Соединенных Штатах с 1892 года и до конца девятнадцатого века.

• На сессии 1895 года Джоунс снова был ведущим проповедником и комментатором Библии. Он выступил, не считая других докладов, с 26 проповедями о вести третьего ангела.

• В 1897г. Ваггонер представил в 18 проповедях свои исследования Послания к Евреям, которые были ключевыми на этой сессии. Джоунс выступил с одиннадцатью проповедями на разные темы, в том числе о «Духе пророчества», о «Науке спасения», а также обратился с призывом к Церкви выйти из духовного Вавилона и Египта.

К сказанному следует еще добавить, что руководство Генеральной конференции на протяжении всех 1890 годов предоставляло двум миннеаполисским реформаторам неограниченный доступ к кафедре во время сессий Генеральной конференции.

Джоунса и Ваггонера поддерживало не только высшее руководство Церкви, но и Елена Уайт. Она высоко оценила их христоцентричный подход к толкованию Библии. Она неоднократно публично заявляла и публиковала в печати свое мнение о том, что они особые вестники Божьи и что у них можно найти уроки спасения, в которых так отчаянно нуждался адвентизм с его законоцентристской теологией.

Джоунс и Ваггонер, как мы уже отмечали, проповедовали вместе с Еленой Уайт в адвентистских общинах по всей стране в период между 1889 и 1891 гг. Они несли весть об оправдании по вере и праведности Христа. В 1892 году, когда Елена Уайт находилась в Австралии, а Ваггонер в Великобритании, Джоунс и Прескотт стали лидерами «реформационного» движения в адвентизме в Соединенных Штатах.

Хотя Джоунс и Ваггонер несли важную весть для адвентистской Церкви, к сожалению, в 1890 годы с ними начали возникать проблемы: в некоторых вопросах они зашли слишком далеко. Они не только использовали выражения, которые звучали слишком резко, но и на самом деле впадали в крайности. Елена Уайт была особенно озабочена поведением очень раздражительного Джоунса, «который проявляет настолько горячую веру, что подчас должен сдерживать себя и избегать резких высказываний в устной и письменной речи». В результате его выступления «возбуждали аудиторию». Она призывала его избегать нововведений и неожиданностей, но, как оказалось, Джоунсу было трудно обуздать свою горячую творческую натуру. Прескотт обычно тоже был склонен к крайностям и проявлял такую же несдержанность, как и Джоунс^[255]. Ваггонер, с другой стороны, был более уравновешенным человеком, но и он слишком часто, следуя своей логике, выходил за пределы разумной теологии.

Несмотря на свои индивидуальные особенности, Джоунс, Ваггонер и Прескотт в 1890 годы начали сталкиваться с одними и теми же трудностями. Речь идет о крайностях, которые они проявляли по таким вопросам, как церковная организация, взаимоотношения в среде сотрудников Церкви, исцеление по вере и поддержка Анны Райс. Но, несмотря на эти проблемы, Елена Уайт твердо стояла за Джоунса и Ваггонера и их весть о праведности по вере 1888 года. Вплоть до 1897 года она постоянно повторяла, что они вестники Бога, которым поручено возвеличить Христа. С другой стороны, представление о том, что она одобряла все их более широкие взгляды на весть о праведности по вере в конце 1880–х и в начале 1890–х, не отвечает действительности. На самом деле, как мы уже отмечали ранее, она соглашалась далеко не со всеми их теологическими воззрениями или библейскими истолкованиями еще на сессии в 1888 году (см. вопрос 22).

В начале 1890 годов Елена Уайт высказала предположение о том, что Джоунс и Ваггонер могут вообще покинуть адвентистскую Церковь. «Вполне возможно, что брат Джоунс или Ваггонер не выдержат искушений врага; но даже если это произойдет, это вовсе не означает, что у них не было вести от Бога или что работа, которую они совершили, была ложной»^[256]. Об этом же она предостерегала Джоунса, когда писала ему: «Помните, что многие пристально наблюдают за вами, ожидая, что вы перейдете черту, споткнетесь и упадете». Она умоляла его в смирении держаться ближе ко Христу^[257].

Как ни парадоксально это звучит, именно так называемые «победители» Миннеаполисской битвы, а не «проигравшие» в конце концов покинули Церковь. У Ваггонера самые серьезные проблемы начались в Англии, где он начал обнаруживать пантеистические убеждения. Его пантеистические воззрения начали проявляться еще в 1897 году, когда во время сессии Генеральной конференции он представил свои богословские исследования Послания к Евреям. Он заявил тогда: «Бог сказал — и, вот! Слово явило себя в облике дерева или травы». Пять дней спустя он продолжил: «Вот, Бог ваш!» «Где же Он? — во всем сущем, что Он сотворил… Неоспоримо то, что в каждой былинке явлена Его чудотворная сила. Но что это за сила? — собственная жизнь Бога, Его личное присутствие там»^[258]. На сессии Генеральной конференции 1899 года в своем выступлении на тему «Вода жизни» Ваггонер заявил, что «человек может получить праведность при купании, если знает источник происхождения воды»^[259]. В своей «Благой вести» он высказывал близкие мысли: «Солнце, которое светит нам, воздух, которым мы дышим, пища, которую мы едим, и вода, которую мы пьем, наделяют нас жизнью. Жизнь, которой они наделяют нас, не что иное, как жизнь Христа, ибо Он есть жизнь, а посему у нас есть непреложное доказательство того факта, что Христос может жить в нас»^[260].

Пантеизм Ваггонера уходит своими корнями в два его принципа, связанных с опытом его обращения в 1882 году (см. вопрос 3). Во–первых, он стремился находить Христа не только повсюду в Библии, но и повсюду в жизни — позиция, которая находила существенную поддержку в кругах либерального протестантизма в конце девятнадцатого века, который подчеркивал имманентность Бога, Его неотъемлемое повсеместное присутствие в мире. Во–вторых, и это более важно, он запутался в основных постулатах вероучительного кредо. Корни этой проблемы в том, что он решил «изучать Библию в свете» своего субъективного опыта 1882 года, а не оценивать этот опыт посредством Библии. Потеряв объективный библейский критерий, он стал уязвим для заблуждений по каждому вопросу, поскольку искал Христа во всем, а не только в Библии. Его пантеистическая проблема в дальнейшем усугубилась теологией, которая со временем все более и более сосредотачивала его внимание на внутренних субъективных аспектах деятельности Христа и все менее и менее — на объективных аспектах. Такая модель веры Ваггонера способствовала тому, что он в начале двадцатого века объединил свои усилия вместе с Келлогом, выступая против Церкви.

Ваггонер в Англии не только обратился к пантеизму, но и стал приверженцем концепции «духовного родства», согласно которой, человек, не являющийся законным супругом или супругой в этой жизни, может быть таковым в жизни грядущей. Его запутанные отношения с Эдит Адамс, британской медсестрой, заставили его супругу развестись с ним в 1905 году. На следующий год он женился на Эдит Адаме.

Вместе с тем, хотя Ваггонер и ушел с официальной службы в Церкви в начале 1900 годов, во время раскола, связанного с Келлогом, он никогда активно не выступал против Церкви или ее учения. Хотя он и сохранил свои воззрения на праведность по вере, тем не менее он отверг многие отличительные адвентистские доктрины перед своей смертью в 1916 году.

Джоунс во время ритуала погребения Ваггонера назвал его в своем прощальном слове «своим родным по „Крови Завета вечного"»^[261]. Вместе с Ваггонером он присоединился во время раскола в 1903 году к партии Келлога, заняв пост ректора нового колледжа в Батл–Крике, открытого Келлогом.

В отличие от Ваггонера Джоунс после того, как его притязаниям занять ведущие позиции в руководстве Церкви в конце 1890 годов и начале двадцатого столетия не суждено было сбыться, он стал одним из самых ярых противников Церкви адвентистов седьмого дня и Елены Уайт. В серии брошюр он выступал с резкой критикой церковной организации, президента Генеральной конференции, а также личности и трудов Елены Уайт^[262].

Церковь лишила Джоунса его мандата служителя в 1907 году, а в 1909 году он был исключен из церкви. После 1915 года он редактировал частное издание журнала «Американский страж религиозной свободы» (The American Sentinel of Religious Liberty), в котором постоянно были критические выпады против адвентистов. Его церковные связи в этот период носили эпизодический характер, при этом в последнее время он контактировал с группой говорящих на языках и соблюдающих субботу пятидесятников. К сожалению для него, они решили организовать автономную церковь, и он вынужден был покинуть их. Вскоре после этого он серьезного заболел. Болезнь его затянулась, и в мае 1923 года этот последний участник полемических баталий 1888 года скончался.

(обратно) (обратно) (обратно)

ГЛАВА 8 БОГОСЛОВСКИЕ ВОПРОСЫ, ПОДНЯТЫЕ НА СЕССИИ В МИННЕАПОЛИСЕ

В последних трех главах мы говорили о значении и смысле вести 1888 года и о последствиях распространения этой вести в период после этого совещания в Миннеаполисе. В данной главе мы остановимся на наиболее важных теологических вопросах, которые были подняты участниками сессии Генеральной конференции 1888 года (в этой связи необходимо отметить, что первый вопрос, который мы будем рассматривать в этой главе, не носит строго теологического характера, скорее, он помогает в рассмотрении ряда других проблем).

(обратно)

50. Была ли весть 1888 года принята или отвергнута?

На этот вопрос можно ответить по–разному. Прежде всего необходимо дать возможность высказать свое мнение тем, кто эту весть принес. В 1893 году Джоунс утверждал, что «некоторые приняли ее, другие же отвергли ее полностью», тогда как были и такие, «кто старался занять нейтральную позицию»^[263].

В 1899 году (после десяти лет проповеди о вести 1888 года) и Джоунс, и Ваггонер высказывались о принятии этой вести более оптимистично. Так, Ваггонер, например, сказал делегатам сессии Генеральной конференции в 1899 году, что принципы, которые он и Джоунс проповедовали в Миннеаполисе, «получили значительное распространение с тех пор». Далее он продолжал, что сосредоточенность на праведности Христа не разрушило, как многие пытались это утверждать, отличительные особенности адвентистской теологии или ее высокие воззрения на роль закона. Напротив, «в результате мы видим больше жизни в Законе Божьем, а также в истине о субботе, чем это было ранее»^[264].

Джоунс занимал ту же позицию. Через четыре дня после слов Ваггонера о «значительном распространении вести 1888 года, Джоунс, выступая перед делегатами, сказал: «Мы всегда проповедовали о заповедях Божьих, исходя из своих представлений. Но мы никогда не проповедовали о них так, как это надлежало делать. Господь послал весть и послал Свое слово через эту весть, свидетельствуя о том, что мы должны проповедовать веру в Иисуса, праведность по вере. Он говорит, что послал весть о праведности по вере, поскольку люди потеряли Христа из виду, праведность Христа. Я боюсь, что создалась тенденция перейти к другой крайности — проповедовать веру в Иисуса без заповедей». Джоунс продолжал утверждать, что адвентисты должны проповедовать как о заповедях, так и о вере в Иисуса, не умаляя ни того, ни другого^[265].

Это поистине удивительное высказывание. Джоунс не только соглашался с Ваггонером, что весть в значительной степени воспринята Церковью, но он утверждал, что адвентистские служители, возможно, подчеркивая то, что было возвеличено в Миннеаполисе, зашли слишком далеко, фокусируя внимание на вере в Иисуса, которую он отождествлял с вестью 1888 года о праведности по вере.

Третий свидетель теологического принятия вести 1888 года — это Елена Уайт, которая в Миннеаполисе и на протяжении всех 1890 годов поддерживали эту весть вместе с ними. 6 февраля 1896 года Елена Уайт написала письмо, известное под названием «Моим собратьям в Америке», советуя закрыть 3–5–месячные курсы для служителей, организованные, чтобы пробудить интерес к миннеаполисскому кризису, поскольку в них больше нет необходимости. Она писала: «Людей отзывают с полей, где им следует работать в любви и страхе Божьем, стремясь к спасению погибающих. Отзывают их с той целью, чтобы они посещали учреждения для подготовки служителей. В свое время это было необходимо, потому что наш народ воспротивился свету истины о праведности Христа через веру»^[266].

В своем высказывании Елена Уайт признает, что за семь лет после Миннеаполиса ситуация изменилась настолько, что больше не было необходимости посылать служителей на специальные курсы, где они могли получать знания по вопросу праведности по вере.

У. Уайт подкрепляет подобное мнение: «Мама говорит мне, что некоторые из нашего народа совершают ошибку, организуя такие курсы для проповедников и служителей… Она говорит, что после конференции в Миннеаполисе была большая потребность в проведении таких специальных курсов, но сейчас, когда свет был дан и принят, задача этих служителей собирать вокруг себя молодых тружеников и помощников из рядовых членов церкви и идти на миссионерские поля, работая и обучая других в процессе этой работы. Мы приближаемся к концу времени; время коротко, и необходимо предпринимать усилия, чтобы в короткое время передать эту весть как можно большему числу людей»^[267].

Опираясь на высказывания Ваггонера, Джоунса и Елены Уайт, мы можем подчеркнуть, что у них было единое мнение по поводу того, что Церковь приняла весть 1888 года о праведности по вере.

Помимо этих подтверждений о принятии данной вести, необходимо осознать, что руководство Генеральной конференции не приняло никаких официальных решений об отвержении этой вести. Фактически, как мы уже неоднократно подчеркивали, высшие руководители Генеральной конференции О. А. Олсен (1888–1897) и Дж. А. Ирвин (1897–1901) сделали все, что было в их силах, чтобы выдвинуть Джоунса и Ваггонера на передовые позиции адвентизма, начиная с 1889 и до конца девятнадцатого века. Таким образом, они не только постоянно выступали на всех сессиях Генеральной конференции в течение 1890 годов, но и имели широкий доступ к адвентистской аудитории через церковные издательства. Джоунс даже занимал пост, который в то время в адвентистской Церкви был, вероятно, самым важным, г? пост редактора «Ревью энд Геральд». Трудно вообразить себе более сильную поддержку вестников 1888 года со стороны руководства. Никогда ранее в истории Церкви руководство не оказывало никаким другим теологам такой значительной поддержки, как Джоунсу и Ваггонеру.

Теперь возникает вопрос, почему, когда есть подобные свидетельства принятия вести, некоторые адвентисты в двадцатом столетии обращают внимание на ее отвержение. Ответить на этот вопрос можно по–разному. Во–первых, руководители Генеральной конференции в 1888 году эту весть действительно не приняли. Но затем они покинули посты, занимаемые ими в Генеральной конференции, а потому уже не могли считаться официальными руководителями Церкви.

Во–вторых, ряд руководителей, занимавших ключевые посты на протяжении всех 1890 годов, продолжали отвергать весть 1888 года, хотя и сами вестники, и Елена Уайт были совершенно убеждены, что Церковь, в большей ее части, приняла весть. Многие из тех руководителей Церкви, которые отвергали эту весть, в конце концов вообще ушли из Церкви. Так было с Гармоном Линдсеем (казначеем Генеральной конференции, который умер приверженцем движения «Христианская наука»), Клементом Элдриджем (управляющим издательством «Ревью энд Геральд»), Фрэнком Белденом и другими. Перед тем как покинуть Церковь, эти влиятельные люди (и те, которые не ушли из Церкви) постоянно выступали против принятия этой вести. Принятие вести — даже на интеллектуальном уровне — никогда не было всеобщим, равно как и отвержение ее тоже не было всеобщим. Свидетельства Елены Уайт относительно тех людей, которые продолжали противиться, сопровождались ее заявлениями о продолжавшемся отказе принять эту весть в 1890 годах. Таким образом, она не только указывала на то, что Церковь в целом приняла весть 1888 года в 1895–1896 гг., но и смогла написать такие строки: «Я хочу обратиться с предостережением к тем, кто годами противится свету и вынашивает дух сопротивления»^[268]. Как долго, — спрашивала она, — эти люди будут отвергать весть 1888 года? В том же письме она писала: «Многие слышали истину [весть 1888 года], провозглашаемую с проявлением силы Духа, но не только отказались принять весть, но и возненавидели свет»^[269].

Более серьезной проблемой, чем отвержение вести 1888 года, представляется тенденция интеллектуального восприятия этой вести и неумение воплотить ее в повседневную реальную жизнь. Джоунс затронул эту проблему в 1921 г. Делясь воспоминаниями о его совместных миссионерских поездках сЕленой Уайт и Э. Дж. Ваггонером, он писал: «Это вызвало большое воодушевление среди народа и, очевидно, также среди большинства руководящих работников. Но позднее это все приняло лишь видимость и не получило реальной силы, потому что все время в комиссии Генеральной конференции и среди других людей существовал тайный антагонизм»^[270]. Конечно, трудно вообразить себе, какие ожесточенные споры шли относительно праведности по вере и относительно других вопросов — например, таких, как закон в Послании к Галатам и личность Джоунса. В целом, однако, он правильно оценил ситуацию.

У. Уайт, который, разумеется, не разделял убеждений Джоунса в последние годы их общения, в целом соглашался с ним в оценке постминнеаполисского опыта. У. Уайт писал, что «мало–помалу те, кто стоял в оппозиции в Миннеаполисе, раскаялись, приняли и возрадовались вновь обретенному свету и проповедовали о нем, по крайней мере, теоретически». После слов о том, что эта весть не была «в целом отвергнута», У. Уайт добавляет, «что не произошло глубокого освоения этого опыта ни со стороны служителей, ни со стороны рядовых членов церкви в той мере, в какой Бог призывал к этому, и по прошествии недолгого времени, даже без открытого отвержения или отказа от этого учения, возобладало формальное и равнодушное отношение к нему»^[271].

Возможно, замечания Уайта позволяют яснее понять конфликт, связанный с принятием и отвержением вести. Одно дело принять какую–то доктрину теоретически, и совсем другое дело применять ее в повседневной жизни. Но ведь явления Христовой праведности в повседневной жизни лежат в сердце вести 1888 года праведности по вере. И опыт самого Джоунса может быть показательным в этом отношении: так, по крайней мере, думала Елена Уайт. Хотя в начале 90–х XIX века она часто хвалила его евангельскую весть, позднее она писала ему, что он «никогда так и не был полностью обращенным». И добавляла: «Вы видели открытые ворота, но вы никогда не прошли через них узким путем»^[272]. Несомненно, многие черты его характера позволяли убедиться в том, что он не осуществлял на практике то, чему учил.

Таким образом, мы можем прийти к выводу вместе с защитниками вести 1888 года, что в конце 1890 годов она была весьма широко принята в Церкви и среди ее руководства. Мы также можем заключить, что многие оказались неспособными претворить эту истину в практической жизни. Разумеется, не большое число доктрин и проповедей влияет на преобразование повседневной жизни человека. Обязанность каждого христианина, по мере того как Святой Дух обличает его, проявлять свое христианство в жизни. Неудачи в этой области, равно как и неумение принять Божью весть, заставляют каждого христианина признать необходимость покаяния в своих грехах и посвящения своего сердца, разума и своей жизни на служение Богу (по поводу принятия или отвержения вести 1888 года см. также вопросы 44 и 49).

(обратно)

51. Сколько раз Елена Уайт призывала к общему покаянию Церковь адвентистов седьмого дня или ее руководство в связи с отвержением вести 1888 года?

НИ РАЗУ!

Это не только самый короткий, но и самый понятный ответ из всех, содержащихся в этой книге.

Если Елена Уайт к этому не призывала, тогда откуда, спросите вы, возникла эта идея? Идея общего покаяния Церкви (см. Р. Виланд и Д. Шорт. «Новый взгляд на 1888 год»; с. 19; «Искреннее покаяние… Долг церкви», с. 39–45) в связи с отвержением вести 1888 года основана на человеческой логике, в основе которой лежит «корпоративная», или общецерковная вина в отвержении вести 1888 года (Р. Дж. Виланд «Корпоративное покаяние» («Corporate Repentance»), 39–41)? Самая серьезная ошибка этой теории заключается в том, что не было корпоративного, или общецерковного отвержения вести. В вопросе 50 мы сказали не только о поддержке вестников 1888 года со стороны руководителей Генеральной конференции, вступивших в должность после 1888 года, но также привели свидетельства Ваггонера, Джоунса и Елены Уайт, которые единодушны в том, что в конце 1890 годов Церковь в своем большинстве приняла весть 1888 года.

Вторая грубейшая ошибка теории, призывающей к общему церковному покаянию по причине отвержения вести 1888 года, состоит в том, что у нас нет ни одного свидетельства из обширных трудов Елены Уайт, посвященных теме 1888 года, где она призывала бы к такому покаянию. Такое свидетельство было бы золотым дном для тех, кто утверждает, что эта весть была отвергнута. Фактически такая цитата из Елены Уайт могла бы положить конец разногласиям на эту тему; решить эту проблему раз и навсегда. У меня в домашней библиотеке есть одна книга, полностью посвященная теме общецерковного покаяния за отказ принять весть 1888 года (см. Р. Виланд. «Корпоративное покаяние» («Corporate Repentance»), но в ней нет указания на такое предложение со стороны Елены Уайт. И снова мы можем прочитать все четыре тома Материалов 1888года и не найти там никакого ясно выраженного призыва к покаянию всей Церкви в связи с отвержением вести 1888 года. Любой такой призыв основывается на человеческих предпосылках. Именно такой подход мы наблюдаем в трактовке этой темы. Вместо авторитетных призывов со стороны Елены Уайт мы находим пространные человеческие рассуждения, густо пересыпанные цитатами и мыслями из Библии, Елены Уайт и адвентистской истории — часто вырванные из контекста или базирующиеся на ложных посылках.

Это не означает, что Елена Уайт никогда не призывала к покаянию в связи с отвержением вести 1888 года. Мы знаем о таких призывах, но они были обращены к конкретным лицам, которые отвергли весть 1888 года о праведности Христа (см. вопрос 50). Таким образом, она могла написать Ф. Белдену следующие строки: «Я никогда ранее не встречала такой самоуспокоенности и нежелания принять и признать свет, воссиявший в Миннеаполисе. Мне было показано, что ни один человек из тех, кто лелеет в себе дух этой встречи, не получит снова света, который поможет ему распознать драгоценную истину, посланную с неба, до тех пор, пока они не смирят свою гордыню и не покаются в том, что не Дух Божий побуждал их к действию, но что их разум и их сердце были наполнены предрассудками. Господь желает приблизиться к ним, благословить их, исцелить их от заблуждении, но они не хотят слышать»^[273].

Эта одна из типичных цитат, которые призывают к покаянию конкретных людей, поскольку они отказались принять весть 1888 года. Утверждение о том, что Елена Уайт призывала к общему покаянию всю адвентистскую Церковь в результате отвержения вести 1888 года, противоречит историческим фактам и не находит подтверждения в ее трудах. Одна из трагедий современной адвентистской Церкви состоит в том, что очень многие имеют неверное представление по этому вопросу. Мы не находим ни корпоративной вины Церкви в отказе принять весть 1888 года, ни воззваний к общему покаянию по этому поводу. С другой стороны, мы видим много указаний на вину отдельных людей и необходимость индивидуального покаяния в связи с отвержением вести 1888 года. Позиция Елены Уайт по этим вопросам ясна. И она находится в полном согласии с новозаветной доктриной спасения, которую Джоунс и Ваггонер так твердо отстаивали. Ваггонер разделял точку зрения Елены Уайт об индивидуальной ответственности за отвержение этой евангельской вести. Он писал: «Христианский опыт, вера, оправдание, праведность носят индивидуальный характер. Люди спасаются каждый индивидуально, а не в группе»^[274].

Конечно, некоторые могут утверждать, что мы должны совершить общее покаяние из–за отвержения позднего дождя в 1893 году, которое якобы привело к потере Божьих благословений. Но, как мы увидели в вопросах 40 и 46, у Джоунса создалось впечатление, что Бог изливал поздний дождь, на основании неверного признания в Анне Райс второго пророка. Такой дар едва ли мог подкрепить его заявления об излитии позднего дождя. И снова необходимо подчеркнуть, что обвинение всей Церкви в грехе 1893 года и призыв к всеобщему покаянию опять–таки носят сугубо человеческий характер. Мы не находим у Елены Уайт осуждения в адрес Церкви в связи с отвержением позднего дождя в 1893 году. Равным образом, мы не находим и ее призыва к общецерковному покаянию по этому поводу. И здесь, как и ранее, мы снова сталкиваемся с чисто человеческими истолкованиями, базирующимися на нескольких ложных посылках.

(обратно)

52. Какую роль сыграло обсуждение вопроса о человеческой природе Христа на сессии Генеральной конференции 1888 года?

Изучение всех имеющихся документов показывает, что вопрос о человеческой природе Христа на совещании в Миннеаполисе обсуждался крайне мало. Позднее Елена Уайт одобряла весть 1888 года за возвеличивание «Божественной Личности» Иисуса (см. Свидетельства для проповедников, с. 92), но мы не находим такого одобрения или упоминания в связи с обсуждением человеческой природы Христа в Миннеаполисе.

Это не означает, что данный вопрос игнорировался. Нам известно по крайней мере однозаявление в связи с этой темой. В книге Ваггонера «Евангелие в Послании к Галатам» (распространенной на совещании в Миннеаполисе) есть абзац, в котором написано: «Он во всем уподобился Своим братьям означает, что Он принял подобие грешной плоти». Ваггонер продолжал утверждать, что «если бы Христос не уподобился во всем Своим братьям, тогда Его безгрешная жизнь не могла бы служить для нас ободрением»^[275].

Данное высказывание позволяет предположить, что во время миннеаполисских встреч Ваггонер, вероятно, уже придерживался той же точки зрения на человеческую природу Христа, которую мы знаем как более позднюю его позицию по этому вопросу. Это стало совершенно очевидным спустя пару месяцев после сессии 1888 года. В своей статье от 21 января 1889 года в «Знамениях времени» он писал, что «дети рождаются со склонностью ко греху». И далее: «Когда Христос пришел в мир, Он оказался в тех же самых условиях, что и все другие дети».

Таким образом, можно со всей определенностью утверждать, что Ваггонер в 1889 верил, что Христос родился со «склонностью ко греху», и такой точки зрения он, вероятно, придерживался и до совещания в Миннеаполисе. Это, конечно, не означает, что эти взгляды играли большую роль в его богословии (для этого у нас нет никаких доказательств), или что он был прав. Фактически в его статье от 21 января 1889 года содержался по меньшей мере один из постулатов его учения о человеческой природе Христа, который был явно ошибочным. Три раза он заявлял, что Христос не мог совершить грех, поскольку Бог пребывал в Нем. И снова мы должны отметить, что Елена Уайт не соглашалась с Ваггонером во всем, чему он учил. Она, конечно, не говорила о том, что Христос не мог согрешить (см. вопрос 22). Мы выясним в вопросе 53, с какими из его воззрений на человеческую природу Христа Елена Уайт была согласна.

Учение Джоунса, Ваггонера и Прескотта о человеческой природе Христа развивалось в начале 1890 годов. В конце 1880–х и начале 1890–х оно еще не играло той важной роли, которую приобрело в их богословии в 1893 и 1894 гг. Но в 1895 году на сессии Генеральной конференции Джоунс представил это учение в законченном виде. На совещании 1895 года Джоунс проповедовал 26 раз о вести третьего ангела. В этих проповедях содержались взгляды Джоунса и Ваггонера на человеческую природу Христа в контексте праведности по вере.

Джоунс придал остроту своим проповедям на сессии Генеральной конференции в 1895 году тем, что раскрыл в них свое понимание человеческой природы Христа, посвятив шесть проповедей полностью этой теме. В своих более поздних работах он никогда существенно не отступал от своих воззрений, представленных на сессии 1895 года. Его взгляды в этом отношении в целом не отличались от идей Ваггонера и Прескотта. Это побуждает нас более подробно остановиться на доводах Джоунса, которые он высказывал на совещании в 1895 году.

Несомненно, к 1895 году мнение Джоунса, что природа Христа полностью подобна человеческой, стало центральным в его вести о праведности по вере. В своих проповедях в 1895 году Джоунс указывал, что в течение трех–четырех лет Церковь изучала, что значит — Христос опустошил Себя. Но в чем он был совершенно убежден, так это в том, что его учение было самым передовым из всего, что Церковь когда–либо слышала на эту тему^[276].

Джоунс в своей обычной манере уверенно раскрывал свои идеи перед делегатами сессии. «Природа Христа, — говорил он, — точно такая, как наша… Его человеческая природа ни на йоту не отличается от нашей с вами… Христос не пришел в подобии первого Адама, «но заповедал Своим последователям стать такими же, как первый Адам к моменту Своего возвращения»^[277].

Для полнейшего понимания идеи подобия следует отметить, что Джоунс, выступая перед делегатами, сказал, что в тот самый «момент», когда Адам и Ева преступили заповедь, они стали «греховными». По мнению Джоунса, падение не только исказило образ Божий в человеке, но и уничтожило его. Адам и Ева не могли в Едеме сказать правду Богу, поскольку их разум был порабощен сатаной^[278].

Именно эту павшую человеческую природу воспринял Христос, став таким же, как мы, «ни в чем от нас не отличаясь». Джоунс утверждал, что «в нас есть склонность ко греху — в той же самой мере, как и у Адама, когда он покинул Едем». Христос воспринял нашу плоть с «той же самой склонностью к греху, как у тебя и у меня… Все греховные наклонности, которые наблюдаются в человеческой плоти, были присущи и Его человеческой плоти…», хотя «ни одна их них не проявилась; Он победил их. И в Нем мы одержали победу над всеми своими склонностями»^[279].

Джоунс не утверждал, что Иисус был грешником, но временами не контролировал свои высказывания, произнося иногда такую фразу, что Христос «был грешен, как мы». Его неосторожность в высказываниях сохранялась и в его проповедях после совещания 1895 года. Так, например, в 1896 году в одной своей статье он четыре раза употребил фразу: Христос обладал «человеческой плотью, обремененной грехом». В 1894 году, когда он выступал с проповедью о природе человеческой плоти Христа в Батл–Крике, он определил грешную плоть как «наполненную грехом»^[280].

Подобные выражения зачастую смущают. Его крайние высказывания и мысли не помогали прояснению ситуации. Вдобавок ко всему часто невозможно было понять, что он имел в виду. Так, мы можем истолковывать многие из его спорных высказываний о природе Христа в том смысле, что Христос заместительно взял на Себя нашу грешную природу, точно так же, как Он заместительно понес наши грехи на кресте, когда стал грехом за нас.

Принимая во внимание все эти неосторожные и двусмысленные выражения Джоунса, все же остается очевидным одно: он верил, что Христос воспринял плоть, подобную нашей со всеми греховными наклонностями. С другой стороны, Иисус был безгрешен. Он наделе показал всей Вселенной, что люди могут преодолеть грех в человеческой плоти. Иисус стал примером для каждого христианина. Джоунс утверждал: «В Иисусе Христе, в момент Его пребывания в грешной плоти, Бог показал Вселенной, что может владеть грешной плотью, являя в ней Свое присутствие, Свою силу и Свою славу, а не грех. И все, что Сын требует от каждого человека, так это то, чтобы подобное свершилось и в нем; чтобы человек позволил Господу владеть собой, как это позволил Иисус»^[281].

Другими словами, если человек отдаст себя во власть Иисуса, Бог будет пребывать в его грешной плоти сегодня. «Бог пребудет в греховной плоти несмотря на всю ее порочность; Его влияние, Его слава, Его праведность, Его характер будут проявлены на всех путях человека». Таким образом, Иисус — «Спаситель от совершенных человеком грехов и Победитель всех грешных наклонностей». Христос дает силу Своего «воскресения» каждому верующему. Другими словами, Джоунс указывал в 1905 году, что, преодолев грех в грешной человеческой плоти, Иисус открыл «священный путь» для каждого Своего последователя. Каждый может обладать «совершенством характера… в человеческой плоти в этом мире»^[282]. Это, конечно, как он часто отмечал, не результат человеческих усилий, но следствие покорения свой воли Богу и присутствия Святого Духа.

Именно такой образ жизни Божьего народа, как утверждал Джоунс в 1897 году, станет свидетельством для Вселенной. Своей жизнью народ возвестит, что «он соблюдает заповеди Божьи и веру в Иисуса Христа»^[283].

Не все делегаты на сессии Генеральной конференции в 1895 году согласились с позицией Джоунса относительно того, что Христос уподобился павшему человечеству во всех отношениях. Они противопоставили ему цитату из Елены Уайт, которая утверждала, что Христос — «брат в наших немощах, но не в наших страстях»^[284]. Джоунс пытался лишь мимоходом остановиться на этой цитате, но в следующей своей проповеди он вынужден был посвятить ей много времени. Он провел различие между плотью Христа и Его разумом, чтобы решить проблему. Он утверждал: «Теперь относительно того, что Христос не обладал „нашими страстями". В Писании Он все время подобен нам, и Его плоть подобна нашей… Но не будем заходить слишком далеко. Он был в подобии грешной плоти, но не в подобии грешного разума. Это не стоит смешивать. Если бы Он принял наш ум, тогда как нас могли бы увещевать: „Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие во Христе Иисусе"… Ведь он уже был бы в нас. Но каков разум у нас? О! Он, конечно, поражен грехом»^[285].

Адам и Ева — разъяснял Джоунс — «отвергли ум Иисуса» и приняли ум сатаны. В результате они и мы «попали в сети» этого разума. Иисус пришел в мир в плоти Адама, но с разумом Бога. Он выиграл сражение там, где Адам проиграл — на почве аппетита. Таким образом, Он победил сатану на его территории, и «в Иисусе Христе разум Бога был возвращен снова сынам человеческим; сатана был побежден»^[286].

Джоунс утверждал, что Иисус никогда не позволил греху укорениться в Своем разуме. Его ум одержал победу над плотью. Человек может обладать тем же разумом по вере в Него через пребывание Святого Духа. Он может стать «причастником Божеского естества». Необходимо лишь постоянно полагаться на Бога. Когда я делаю это, то «разум, который Он дает мне, вызовет во мне ту же веру, которая действовала в Нем»^[287].

Аргументы Джоунса отчасти удачны, а отчасти нет, особенно что касается его попытки объяснить, каким образом человеческая природа Христа не отличается «ни на йоту» от нашей, притом что Он не обладал нашими страстями. Ему удалось аргументировать тот факт, что Христос обладал греховной плотью, которой были присущи порочные наклонности, свойственные каждому человеческому существу. Он также правильно показал, что возрожденный христианин может иметь ум Христов через пребывание в нем Святого Духа. Он утверждал, что христианин может иметь ту же силу через веру, которую Иисус имел через веру.

Однако аргумент Джоунса оказался несостоятельным в том, что он должен был логически принять следующее: Иисус не был подобен нехристианину или ребенку, который еще не принял верой Христа, и потому еще обладал павшим разумом Адама. Это в конечном итоге означало, что он отрицал свою же исходную посылку, с которой начинал. Он вынужден был принять, что Иисус обладал «в точности такой же природой, что и мы», только в рамках плоти. Наш Спаситель не обладал нашими страстями, потому что Он не имел павшего разума Адама и Евы. Таким образом, в конце концов, Джоунс продемонстрировал, что между Христом и другими людьми существовало больше чем «малозаметное отличие». Иначе говоря, Джоунс доказал как раз обратное тому, что стремился доказать.

Хотя он ошибался в своей аргументации, тем не менее он внес при этом и много ценного. Например, то, что христианин может жить победоносной жизнью, родившись от Духа Святого. В этом тайна христианской жизни в свете вести 1888 года. При обращении человек может иметь ум Христов, нечто, чем обладал Христос, — как полагал Джоунс — с момента Своего рождения.

(обратно)

53. Как учение Елены Уайт о природе Христа отличается от учения Джоунса и его сторонников?

Поскольку мы затронули эту тему, то отметим, что до середины 1950 годов вопрос о человеческой природе Христа не вызывал споров в адвентизме. Вплоть до этого времени адвентистские авторы в целом соглашались с Джоунсом, Ваггонером и Прескоттом, что Христос воспринял человеческую плоть, подобную плоти павшего Адама, которой была присуща общечеловеческая склонность ко греху.

Важным стимулом, побудившим нескольких адвентистских теологов изменить свое отношение к этой проблеме в 1950 годы, было «открытие» «Письма к Бейкеру». Этому способствовала и критика адвентистской христологии «грешных наклонностей» как не вполне удовлетворительной.

Елена Уайт написала вызывающее полемику письмо Бейкеру в начале февраля 1896 года. Его получатель был рукоположенным служителем в Центральной Австралийской конференции. Поскольку это письмо сыграло такую важную роль в адвентистской теологической полемике, мы приведем длинную цитату из него. Елена Уайт писала: «Будьте чрезвычайно осторожны, когда рассуждаете о человеческой природе Христа. Не представляйте Его перед людьми как человека со склонностями ко греху. Он — второй Адам. Первый Адам был сотворен чистым, безгрешным существом, без единого пятна греха; он был образом Божьим… Вследствие греха его потомство родилось с унаследованной склонностью к непослушанию. Но Иисус Христос был единородным Сыном Божьим. Он принял на Себя человеческую природу и претерпел те же самые искушения, какие претерпевала человеческая природа. Он мог бы согрешить, Он мог бы пасть, но ни на мгновение не было в Нем склонности ко злу. Он подвергся искушениям в пустыне, как Адам подвергался искушениям в Едеме…

Брат Бейкер, избегайте любых вопросов, касающихся человеческой природы Христа, которые могут ввести в заблуждение… Размышляя о человеческой природе Христа, вы должны тщательно проверять каждое утверждение, дабы ваши слова не трактовались шире своего значения и вы не потеряли бы или притупили бы ясные представления о Его человеческой природе в сочетании с Божественностью. Его рождение было чудом Божьим». Далее Елена Уайт цитирует тексты из Лк. 1:31–35, где об Иисусе говорится «Святое», Чей Отец — Бог.

«Эти слова не были обращены ни к одному человеческому существу, но лишь к Сыну Безграничного Бога. Никогда и никоим образом не оставляйте ни малейшего впечатления в человеческих умах, что у Христа было какое–то пятно греха или склонность к пороку или что Он мог поддаться пороку. Он был искушен во всем, подобно нам, но все же оставался святым… Воплощение Христа всегда было и останется навеки тайной. То, что открыто, принадлежит нам и детям нашим, но каждого человека следует предостеречь от того, чтобы делать из Христа всецело человека, подобного одному из нас, ибо этого не может быть…

Я осознаю, что есть опасность в обсуждении вопросов, относящихся к человеческой природе Сына Безграничного Бога…

Есть много вопросов, рассмотрение которых не является необходимым для совершенства веры»^[288]. Сравните это высказывание с другим из «Рукописи» 57, 1890 г.: «Мы не должны придерживаться тривиальных и земных мыслей и по извращенности своего ума думать, что склонность Христа поддаться искушениям сатаны — признак слабости Его человеческой природы и что Он обладал такими же грешными, порочными наклонностями, что и человек».

Бейкер ответил Елене Уайт 6 марта 1896 года, поблагодарив ее за письмо, но ни словом не обмолвился о природе этой «проблемы».

После обнаружения письма Бейкеру возникло много споров о точном его смысле. Было предложено несколько вариантов значений термина «склонность». Некоторые определения были весьма оригинальны, другие же вводили в заблуждение. В словаре Вебстера оно определяется как «естественная расположенность или тенденция; наклонность». Елена Уайт, по–видимому, иногда использовала этот термин именно в этом смысле. В июле 1889 года, например, она писала: «Сатана взывает к самым низменным наклонностям человеческой природы. Они не требуют совершенствования. Подобно терниям и волчцам — эгоизм, самолюбие, зависть, ревность, злые помышления, высокомерие пышно разрастутся, если их предоставить самим себе»^[289]. Десятилетие спустя она, по–видимому, приравнивала наклонности к стремлению, когда писала о непавшем Адаме, который «не имел порочных склонностей или стремления ко злу». В 1897 году она сделала такой комментарий: «Не должно быть и малейшего сомнения относительно совершенной свободы от греховности в человеческой природе Христа»^[290].

Мы должны рассматривать утверждения Елены Уайт о том, что Христос не имел склонностей павшего человечества ко греху в контексте цитат, которые, по–видимому, подразумевают обратное. Так, например, в декабре 1896 года (вскоре после письма Бейкеру) она опубликовала в «Ревью» статью, где писала, что Христос «взял на Себя нашу грешную природу». И снова в 1900 году она писала: «Он взял на Себя павшую, страдающую человеческую природу, выродившуюся и оскверненную грехом». Это были не единичные высказывания. В мае и сентябре 1896 года, например, она писала, что Христос взял нашу «павшую природу»^[291].

Нет ни малейшего сомнения в том, что Елена Уайт верила, что Христос взял на Себя павшую, грешную человеческую природу при воплощении. Независимо от того, какова эта природа, совершенно ясно, что ей не была присуща склонность ко греху — «тернии и волчцы» эгоизма, самолюбия и т.д.

Это позиция согласуется с другими ее заявлениями, которые она делала в течение многих лет по этой теме. Она указывала, что дети не имеют «врожденной склонности… служить Богу». Напротив, утверждала она, они «унаследовали… склонности ко злу, которые должны быть преодолены»^[292]. Христос, в противовес этому, имел естественную склонность делать добро. В 1898 году она писала: «Неправильно считать так, как пишут многие авторы, что Христос был, как все дети… Его стремление всегда поступать по истине служило постоянной наградой для Его родителей,.. Он стал примером, к которому могут стремиться все дети… Никто, глядя на Его невинное, одухотворенное лицо, не мог сказать, что Христос был такой же, как все дети»^[293].

В книге «Воспитание» она пишет, что люди (в том числе и дети) «склонны ко злу». С другой стороны, как мы уже отмечали, Христос имел склонность к добру. Человеческие дети могут исправить свои наклонности, только полностью предавшись воле Божьей, будучи «рождены свыше» и приняв силу Святого Духа в свою жизнь^[294]. Таким образом, они станут «причастниками Божеского естества».

Даже и после этого, однако, они все еще не подобны Христу в Его человеческой плоти, поскольку в их новой жизни все еще присутствуют прошлые греховные привычки и укоренившиеся наклонности, тогда как у Христа никогда не было этого порочного багажа. С другой стороны, после «рождения свыше» они обладали той же силой, что и Он, которая должна помочь им искоренить эти греховные привычки. Это и есть освящение или совершенствование характера. В основе борьбы всех рожденных свыше людей, таким образом, происходит то же, что и в борьбе Христа. Они могут быть благодарны за то, что «Христос не сделал ничего, что человеческая природа не могла сделать, если она сопричастна Божественной природе»^[295].

Невзирая на такое ободрение, Елена Уайт также указывала на один парадокс в 1895 году: 1) несмотря на тот факт, что «Божественная сила не была Ему дана каким–то иным путем, чем нам», все же 2) «мы никогда не сможем сравняться с этим образцом», но «можем уподобиться ему и напоминать его» (EGW MS 21, 1895; Ревью энд Геральд, 5 февраля 1895 г.). Этот парадокс коренится в том, что Христу никогда не нужно было идти по пути освящения, в то время как остальным людям это было необходимо, потому что Он был не похож на других детей, которые родились со склонностью ко греху.

Рассматривая этот длинный перечень утверждений Елены Уайт в контексте аргументов Джоунса, снова отметим, что внимание самого Джоунса было сосредоточено на одной цитате, гласящей, что Христос не имел наших страстей (см. вопрос 52). И Елена Уайт, и Джоунс делали вывод, что наклонность и/или ум Христов в Его человеческой природе отличались от таковых у других детей. Оба они считали, что Христос облекся в «грешную природу», но Джоунс стремился включить больше в слово «грешная», чем Елена Уайт. В этом он потерпел неудачу в 1895 году, что, однако, не побудило его изменить свою позицию. Он продолжал учить, что Христос имел греховные склонности в Своей плоти. Такую точку зрения Елена Уайт никогда ясно не формулировала, хотя люди и могли таким образом интерпретировать многие из ее высказываний по этой теме, если они проигнорировали или пересматривали другие ее комментарии, которые ясно утверждали обратное.

Возможно, самый лучший путь понять, какой смысл вкладывала Елена Уайт в термин «склонность», заключается в том, чтобы посмотреть, как один из авторов, труды которого она использовала, чтобы подготовить свои материалы о воплощении, трактует это слово. Генри Мелвилл был одним из любимых писателей Елены Уайт. Несколько ее работ указывают на совпадение их взглядов по разным вопросам. В Центре литературного наследия Елены Уайт есть копия «Проповедей Генри Мелвилла» с ее пометками. Сотрудник Центра литературного наследия Е. Уайт Тим Пуарье анализировал эти материалы. Пуарье указывает, что проповедь Мел–вилла «Смирение Человека Иисуса Христа» особо помогает понять и найти объяснение кажущимся противоречиям в высказывании Елены Уайт по поводу человеческой природы Христа. Согласно Мел–виллу грехопадение привело к двум важным кардинальным последствиям: 1) «невинным слабостям» и 2) «греховным наклонностям». «Под „невинными немощами", — пишет Пуарье, — Мелвилл понимает такие вещи, как голод, боль, слабость, горе, страдание и смерть. Эти последствия греха не были греховны. Грех привнес боль, но боль сама по себе не является пороком». Под «греховными наклонностями» Мелвилл понимает склонность, или «тенденцию» ко греху. В итоге Мелвилл утверждает, что до грехопадения Адам не имел ни «невинных слабостей», ни «греховных наклонностей», с которыми родились мы, и что «Христос воспринял первые, но не вторые»^[296].

Другими словами, Мелвилл утверждал, что воплощенный Христос не был подобен Адаму до его падения и не был подобен грешному человечеству со времени грехопадения. Это, по–видимому, та позиция, которой придерживается Елена Уайт. Фактически объяснение Мелвилла хорошо согласуется с ее утверждением, что Христос — «наш брат в наших немощах [«невинных слабостях» по Мелвиллу], но не в наших страстях [«греховных наклонностях» по Мелвиллу]»^[297]. Конечно, как мы уже отмечали выше, Джоунс вынужден был сам прийти к такому объяснению человеческой природы Христа, когда он искал ответ на цитату из трудов Елены Уайт на сессии 1895 года. К сожалению, позже, однако, он снова писал так, как будто никогда не менял своей позиции. В 1905 году он все еще писал, что Христос унаследовал и грешные наклонности, и невинные слабости^[298].

Ваггонер, как мы уже отмечали в вопросе 52, занял ту же позицию относительно человеческой природы Христа, что и Джоунс. По мнению Ваггонера, плоть, которую Он воспринял, имела все слабости и греховные наклонности, которые свойственны павшей человеческой природе». Согласно Ваггонеру человеческая природа унаследовала «злые наклонности», которые Христос, должно быть, обрел при рождении, — если следовать его логике. Аналогичным образом, Христос, подобно Давиду, «имел все страсти, свойственные человеческой природе»^[299].

В заключение можно сказать, что Елена Уайт, Ваггонер и Джоунс соглашались в том, что Иисус был рожден с греховной природой, но в отличие от братьев, которые вкладывали в это понятие унаследованные греховные страсти и греховные наклонности, Елена Уайт исключала их. Кроме того, она со всей определенностью заявляла, что «неправильно считать так, как пишут многие авторы, что Христос был, как все дети»^[300]. Таким образом, в середине 1890 годов Джоунс и Ваггонер развили учение, построенное на понятиях, которые находились в прямом противоречии с представлениями Елены Уайт.

Перед тем как перейти от темы человеческой природы Христа к другим вопросам, необходимо отметить (как показано в книге Вудро Уидцена «Елена Уайт о человеческой природе Христа»), что те, кто старается убедить нас, что человеческая природа Христа была центральной темой в проблеме спасения, которой Елена Уайт уделяла главенствующее место на сессии Генеральной конференции в 1888 году, познакомившись с четырехтомным трудом «Материалы Елены Уайт по 1888 году», обнаружат, что она довольно мало говорила на эту тему во время своих выступлений в Миннеаполисе и в период после окончания этого совещания.

Более того, хотя она и сообщает кратко о человеческой природе Христа, напрасно искать отдельные главы, посвященные вопросу человеческой природы Христа после падения Адама в ее объемных книгах о Христе и спасении, которые были опубликованы ею спустя 17 лет после совещания в Миннеаполисе. Мы можем спросить, есть ли отдельная глава о человеческой природе Христа в книге «Желание веков»? Или где глава в книге «Путь ко Христу», в которой говорится, как эта тема согласуется с замыслом спасения? Мягко говоря, вопрос о человеческой природе Христа не был главным для Елены Уайт в ее понимании того, как человек получает спасение, или событий последнего времени.

(обратно)

54. Отражена ли в произведениях Елены Уайт — как, например, в публикацию ряда адвентистских авторов, — непосредственная связь между праведностью по вере и событиями последнего времени земной истории?

Нет! Фактически высказывание о громком кличе в 1892 году (см. вопрос 39), очевидно, было единственным местом, где она ясно связывает учение о праведности по вере с финальными событиями земной истории.

В то время как на эту тему написано множество книг, согласно исследованиям Ральфа Нилла, отраженным в его докторской диссертации, заявление о громком кличе в 1892 году — единственное место в работах после 1888 года, где Елена Уайт «упоминает о праведности по вере… в связи с финальными событиями земной истории». Кроме того, Нилл указывает, что «ни в одном из ее высказываний по поводу задержки пришествия Христа, обусловленной состоянием Церкви, даже не упоминается праведность по вере. Нилл установил, что с точки зрения Елены Уайт «проблема с воскресным законом в 1888 году указывала на пришествие Христа в гораздо большей степени, чем придание значения праведности по вере»^[301].

И снова мы сталкиваемся со случаем, когда некоторые из комментаторов Елены Уайт, сосредотачиваясь на вести 1888 года, находятся под влиянием вводящих в заблуждение выступлений Джоунса и Прескотта на сессии Генеральной конференции 1893 года (см. вопросы 40, 46 и 47) и затрагивают вопросы, которые в ее трудах не рассматриваются. Они основываются на своих собственных, неверных представлениях о корпоративной вине и общем покаянии Церкви (см. вопросы 50 и 51).

Необходимо также отметить и еще один момент, прежде чем приступить к рассмотрению другого вопроса: то, что Елена Уайт неоднократно превозносит как «самую драгоценную весть» Джоунса и Ваггонера, имеет отношение к их сотериологии (т. е. к вопросу о том, как человек спасается от греха и наказания за него), а не к их эсхатологии (т. е. к их идеям о финальных событиях земной истории). Важно понять, что именно она хвалила в их вести (см. «Свидетельства для проповедников», с. 91–93). К сожалению, многие обуреваемы мыслями, чтобы внести свои собственные теологические представления в то, что она одобрила в вести 1888 года.

(обратно)

55. Является ли весть 1888 года действительно вестью 1888 года или это весть 1893, 1895 или какого–то еще года?

Это один из важных вопросов, поскольку Джоунс и Ваггонер со временем довольно существенно изменили свои теологические воззрения. Со временем они развили свою первоначальную весть — добавили идеи, которых в 1888 году они не выделяли и о которых даже не проповедовали.

Чрезвычайно важно понять, что Елена Уайт неоднократно указывает адвентистам на необходимость вновь проповедовать о Христе и спасении по вере в Его заслуги, но никогда она не высказывается определенно в защиту таких учений, как учение Джоунса о начале позднего дождя в 1893 году или учение Джоунса и Ваггонера о человеческой природе Христа, которое они полностью разработали в 1895 г. Фактически, как мы видели в вопросах 40, 46, 52 и 53, эти учения не согласовывались с ее собственными воззрениями.

Истина в том, что для Елены Уайт весть 1888 года — это весть именно 1888 года, а не весть 1893 или 1895 года.

Но кто–то может спросить: «Если эти рассуждения верны, то почему Елена Уайт продолжала одобрять учение Джоунса и Ваггонера вплоть до 1896 года включительно?» Ответ на этот вопрос не представляет трудности. Нужно внимательно прочитать ее высказывания. Адвентистам в те годы (да и в наши дни) все еще необходимо сделать Иисуса и Его спасительную жертву центром своей вести, возвещать о законе и Евангелии в неразрывной связи. Она одобряла в их вести в 1896 году лишь то, что одобряла и в 1888 году. Но ее одобрения не относятся к более поздним дополнениям Джоунса и Ваггонера, которые они разработали в 1890 годы.

Было бы неверным считать, что Е. Уайт соглашалась со всеми их воззрениями только потому, что она поддерживала Джоунса и Ваггонера в середине 1890 годов. Она не распространяла свою похвалу в адрес новых пунктов учения, которые утверждали эти братья. Нам нужно помнить, что Елена Уайт даже не принимала некоторые из их воззрений, которые они представляли в Миннеаполисе. Из того, что мы видели в нескольких последних главах, ясно, что у нее было даже больше разногласий с ними в середине 1890 годов, когда они начали развивать идеи, которые в конце концов привели их к разрыву отношений с адвентистской Церковью (см. вопрос 22). Давайте позволим Елене Уайт говорить самой за себя. У нас есть немало людей, интересующихся вестью 1888 года, которые стремятся приписать ей такие мысли, какие присущи им самим.

(обратно)

56. Какой самый важный урок относительно «создания учения» можно извлечь из опыта 1888 года?

Этот жизненно важный урок, который Джоунс, Ваггонер и Елена Уайт пытались преподать в Миннеаполисе, состоит в том, чтобы поставить учение Библии на первое место. Ваггонер кратко сформулировал это следующим образом: «Я не считаю утверждение любого человека на земле достаточно весомым для установления какого–то учения. Только Слово Божье может решить, что правильно; оно одно может создать учение, и когда оно говорит, ни один человек не может добавить ничего, что поможет сделать это учение более сильным. А когда что–то не может быть доказано Библией, оно не может быть доказано и тем, что говорит человек, как бы благ он ни был»^[302].

Как мы отмечали в вопросе 14, Елена Уайт придерживалась того же мнения. Она постоянно подчеркивала ведущую роль Библии в разработке учения.

В Миннеаполисе много говорилось о религиозном авторитете. Именно в этом вопросе многие, проявляющие интерес к вести 1888 года, серьезно ошибаются (более подробно это освещено в вопросе 26). Один из самых больших парадоксов адвентистской истории в том, что Джоунс и Ваггонер, которые сделали так много в развенчании человеческого авторитета Смита и Батлера в Миннеаполисе, вскоре сами оказались в том же положении, что и их противники. Елена Уайт могла лишь горько сожалеть о том, что те братья, которые «были избраны Богом для особого служения, подверглись опасности, поскольку люди смотрели на них, вместо того чтобы смотреть на Бога»^[303]. Она писала церкви в Батл–Крике: «Господь дал брату Джоунсу весть, чтобы подготовить народ выстоять в День Господень; но если люди будут смотреть на пастора Джоунса вместо Бога, то они ослабеют, а не окрепнут»^[304].

Это остается верным и по сей день. Общий знаменатель любого богословского заблуждения, связанного с Миннеаполисом, как уже говорилось в этой главе, это методология, которая создает богословское учение, исходя из воззрений Джоунса и Ваггонера. В 1987 году в одной влиятельной книге Джоунс, Ваггонер и Елена Уайт были представлены как «вдохновенное трио»^[305]. Такое отождествление имеет тенденцию смешивать людей с их евангельским посланием. Помимо того, и это более важно, сохраняется одна из самых фундаментальных проблем Миннеаполиса — необходимость для адвентистов возвратиться к Библии как единственному критерию учения и опыта. Елена Уайт твердо поддерживала Джоунса и Ваггонера, поскольку они призывали к искреннему изучению Библии и их фокусированию внимания на праведности Христа. Она призывала адвентистов посвятить себя изучению Библии так, как это делали молодые реформаторы в 1888 году. Сосредоточиваться на их словах и читать Библию их глазами — значит просто повторять ошибку постреформационной эпохи, когда второе и третье поколение подходили к изучению Библии с позиций реформаторов шестнадцатого века. Великое воззвание 1888 года побуждает адвентистов — сойти с ложных путей и активно приняться за глубокое, под водительством Святого Духа, изучение Священного Писания. Задача состоит в том, чтобы расширить и обогатить богословские идеи Джоунса и Ваггонера, а не канонизировать их.

(обратно) (обратно)

ГЛАВА 9 АКТУАЛЬНОСТЬ ВЕСТИ 1888 ГОДА

Сегодня, как никогда ранее, наша Церковь нуждается в «самой драгоценной вести», которая прозвучала в Миннеаполисе более века назад. В этой заключительной главе мы поговорим о важности этой вести как для Церкви в целом, так и для каждого отдельного христианина. В отличие от предыдущих глав, которые были написаны в форме вопросов и ответов, данная глава построена по принципу предложений.

(обратно)

Предложение 1. Иисус и Его спасающая праведность должны занимать центральное место в адвентистской Церкви.

Суть послания 1888 года, как понимала ее Елена Уайт, в том, чтобы возвеличить Иисуса и полноту спасения в Нем. Ее литературное служение буквально преобразилось, когда она более полно осознала великую потребность и каждого верующего, и всей Церкви в целом поставить Иисуса и Его спасительную праведность в центр веры и повседневной жизни христианина. В результате этого появились такие книги, как «Желание веков» и «Путь ко Христу».

«Великий центр притяжения, Иисус Христос, — писала она в 1894 году, — не должен быть потерян из вести третьего ангела. Для многих, кто был включен в работу в это время, Христос занял второстепенное место, а на первый план вышли теории и аргументы»^[306]. В другом случае она писала, что «наши церкви умирают из–за того, что в них недостаточно преподается истина о праведности по вере во Христа и родственные с этой истины»^[307].

Доктрины могут быть хорошими и верными, но они бессмысленны вне спасительных взаимоотношений с Иисусом. Церковь и ее члены должны постоянно ставить на передний план тот факт, что доктринальная истина — истина с маленькой буквы — только тогда становится настоящей истиной, когда она находится в тесной связи с Иисусом, Его жертвой и служением. Он — есть «путь и истина и жизнь». «Никто не приходит к Отцу, как только» через Него (Ин. 14:6). Он — Истина с большой буквы. Все другие учения верны только, если они связаны с Ним.

Иисус — самая великая нужда Церкви сегодня, так же, как это было и в 1888 году. Елена Уайт выразила это очень точно: «Христос распятый» должен быть в центре нашей вести. «Говорите о Нем, молитесь Ему, воспевайте Его, и Он растопит сердца и покорит их. Формальные фразы, представление лишь строго аргументированных тем — все это приносит мало плода. Нежную Божью любовь, которая наполняет сердца служителей, должны увидеть люди, которым они служат. Души жаждут испить воды жизни. Не позволяйте им уйти от вас пустыми. Откройте им любовь Христа к ним. Ведите их к Иисусу, и Он даст им хлеб жизни и воду спасения»^[308].

(обратно)

Предложение 2. Адвентистам нужно признать, Благая весть намного лучше, чем думают большинство людей.

Главным в вести 1888 года было то, что Евангелие — это действительно «благая весть». Это не просто добрая весть, но весть гораздо лучшая, чем многие могут себе вообразить.

Составные компоненты этой — превыше всякого понимания — вести таковы: 1) Иисус умер за каждого человека, даже за самого ужастного грешника (см. Евр. 9:12; 10:10); 2) Он предлагает каждому человеку спасение как дар (см. Еф. 2:8–10); 3) Бог не просто ждет, чтобы грешники пожелали получить дар спасения, но непрестанно ищет их прежде, чем они ощутят в этом нужду (см. Лк. 19:10; 15:4, 8, 20); 4) Он оправдывает или вменяет праведность тем, кто отвечает верой на Его благодать (см. Рим. 3:24–26); 5) Он не только оправдывает таких людей, но одновременно и преобразует их сердце и разум в момент нового рождения и записывает Свой закон в их сердце, дабы жизнь в соответствии с Его установлениями стала частью их новозаветного опыта (см. Ин. 3:3, 6; 2 Кор. 5:17; Евр. 8:8–12); 6) Он делает всех, кто принимает Его дар благодати, членами Своей семьи (см. Ин. 1:12); 7) Он ниспосылает Своим детям силу Святого Духа, чтобы они могли вести христианский образ жизни; 8) Он даже дает им дар веры, чтобы каждый мог принять дары Его благодати, ниспослание которых стало возможным через крест Христов (более подробно см. в вопросах 30–33).

Эти великие евангельские истины, возвеличенные вестью 1888 года, должны пронизывать адвентистские проповеди. Они должны обрамлять каждую доктрину и каждое нравственное установление. Нам нужно провозглашать во всеуслышание тот факт, что это Евангелие воистину благая весть.

(обратно)

Предложение 3. Адвентистское христианство должно быть не только интеллектуальным; его необходимо претворять в жизнь.

«Христианство», которое основывается только на знаниях, не настоящее христианство. Нам всем легко — как Церкви в целом, так и каждому в отдельности — думать, что если мы откликнулись на призыв Святого Духа и поставили Христа в центр своих религиозных воззрений, то мы уже чего–то достигли. На самом деле мы только сделали первый шаг в правильном направлении. Одно дело поставить Христа в центр своих верований и на словах принять оправдание по вере и преобразующую, освящающую силу Святого Духа, но совсем другое дело — действительно жить подобной Христу жизнью. Каждый христианин должен стать посредником Божьей благодати и любви (см., например, Мф. 5:7–9; 6:14, 15; 18:21–35; 25:31–46).

«Возрождение подлинного благочестия среди нас, — писала Елена Уайт в 1887 году, — самая большая и самая неотложная из всех наших нужд. Стремиться к ней — наша первостепенная задача»^[309]. Это по–прежнему остается самой большой нашей потребностью. Не существует такого понятия, как просто оправданный христианин. Всякий раз, когда Бог оправдывает человека, Он преобразует его или ее благодаря новому рождению и отделяет их для святого использования (т. е. происходит процесс освящения). С этого времени новое дитя Божье должно жить по принципу любви Божьей, как это показано в жизни и учении Иисуса.

В книге «Желание веков» мы читаем, что «одно из величайших человеческих заблуждений состояло в том, что простое согласие с истиной и есть праведность. Однако опыт показывает, что теоретического познания истины недостаточно для спасения души. Это познание не ведет к праведности… Самые мрачные страницы истории испещрены преступлениями, совершенными религиозными фанатиками…

Та же опасность существует и сегодня. Многие считают себя христианами просто потому, что придерживаются определенных богословских догм. Но они не воплощают истину в практическую жизнь… Они не получают силы и благодати, которые даются через освещение истиной. Люди могут исповедовать веру в истину, но если это не делает их искренними, добрыми, терпеливыми, сдержанными и духовными, то вера становится проклятием для них, а через них — проклятием миру»^[310].

Если наша повседневная жизнь не отражает нашей «версии» истины в свете христианской любви к окружающему миру, то это потому, что мы еще не нашли Истины с большой буквы, которая есть в Иисусе (см. Ин. 13:35); это потому, что мы еще не открыли для себя Иисуса Миннеаполиса, Которого Елена Уайт так отчаянно стремилась представить собравшимся гам делегатам. Ее задача состояла не просто в том, чтобы возвеличить Христа и оправдание посредством Его заслуг, но и помочь своим слушателям оставить свой фарисейский дух и позволить Божьей любви придать вкус всему, что они делали. Христианство не может быть подлинным до тех пор, пока оно не отражается в наших повседневных делах. «Возрождение подлинного благочестия» — все еще самая большая нужда Церкви.

(обратно)

Предложение 4. Адвентистам необходимо понять истинную природу совершенства характера и в теории, и на практике.

По разным причинам многие, интересующиеся вестью 1888 года, связали ее с совершенствованием характера. Таким образом, мы посвятим некоторое время, чтобы поговорить об этом. Помимо того, эта тема непосредственно связана и с ходом изложения материала в данной главе.

На протяжении длительного времени адвентисты смотрели на совершенство характера с позиций того, что можно и чего нельзя делать (особенно с точки зрения запретов). Таким образом, они связывали совершенство с такими вопросами, как здоровый образ жизни, правильное соблюдение субботы и тем, как следует одеваться. Некоторые даже думали, чтосмогут развить совершенный характер, избегая всего злого и греховного. Но библейская модель совершенства совсем другая. Согласно Библии и трудам Елены Уайт совершенство характера подразумевает не негативный, но созидательный процесс (см. напр., Мф. 12:43–45). Суть его не в том, чтобы избегать зла, но в том, какой образ жизни мы ведем повседневно.

Возможно, наилучшим образом эта мысль выражена в Нагорной проповеди, где Иисус говорит нам, что мы должны быть «совершенны», «как совершен Отец… Небесный» (Мф. 5:43). Иисус приходит к этому заключению после перечисления шести примеров (начиная с Мф. 5:21), в которых грех рассматривается не только как внешние действия (такие, как убийство или прелюбодеяние), но и как духовные отношения и мотивы. Тем самым Иисус углубляет и расширяет смысл закона, помогает нам увидеть, что его внутренняя суть — любовь к Богу и другим людям, а не формальное повиновение (см. Мф. 22:36–40; Рим. 13:8–10; Гал. 5:14).

Кульминационный момент углубленного и расширенного понимания закона наступает в Мф. 5:43–48. Здесь Иисус говорит нам, что мы должны любить даже своих врагов и тех, кто преследует нас (ст. 44), ибо тогда мы будем сынами Отца нашего Небесного (ст. 45а). Наш Отец Небесный «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (ст. 456): то есть Бог выражает Свою любовь и по отношению к тем, кто почитает Его, и к тем, кто ненавидит Его. Можем ли мы поступать так же? Можем ли мы уподобиться своему Отцу? Недостаточно желать благополучия только тем, с кем мы находимся в добрых отношениях. Мытари и другие «злые» люди поступают именно так (ст. 46, 47). Христос требует от нас быть совершенными в любви по отношению ко всем людям, «как совершен Отец Небесный» (ст. 48).

Вот что значит быть совершенным. В своей жизни мне удавалось одерживать победу над многими привычками; например, я прекратил перекусывать между приемами пищи и проводить весь выходной перед телевизором. Это я смог сделать благодаря своей силе воли (дела), но только благодать Божья постоянно дает мне любовь ко всем моим врагам не только в мыслях, но и на деле. Мне приходится нелегко, когда я должен любить тех, с кем мне приходится жить и работать, не говоря уж о врагах. В своих неудачах я снова и снова обращаюсь к Иисусу за Его прощающей и укрепляющей благодатью (см. 1 Ин. 1:9). Как сильно мы нуждаемся в этом Иисусе из Миннеаполиса — не только для получения праведности, но и для очищения своего сердца и разума, чтобы мы могли быть более похожими на Бога, Который «так возлюбил… мир, что отдал Сына Своего Единородного», чтобы Он умер вместо нас, и мы смогли бы иметь жизнь вечную (Ин. 3:16)! Павел говорит нам, что Христос «умер за нечестивых» (Рим. 5:6). Он умер за Своих врагов (ст. 9, 10). Смог бы я сделать это?

Библия учит, что совершенство характера состоит не в том, чтобы прекратить что–то делать. Оно в том, чтобы уподобиться Отцу в бескорыстной, жертвенной любви. Оно в том, чтобы уподобиться по характеру Христу. Здоровый образ жизни помогает вырабатывать христианский характер: да, действительно, большинству из нас нелегко проявить любовь к ближнему, если у нас болит желудок. Образ жизни не отражает самую суть характера, степень его совершенства. Это, скорее, средство достижения цели, чем цель как таковая. Цель — уподобиться Христу в зрелой любви. Лука позволяет понять это в своей версии Нагорной проповеди, когда вместо заповеди о совершенстве приводит заповедь о милосердии. В Лк. 6:36 (в завершение темы любви к врагу — со ст. 27 и далее) Лука разъясняет суть сказанного: «Будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд». Таким образом, в этих Евангелиях милосердие приравнивается к совершенству. Иисус знал, о каком характере шла речь.

Елена Уайт была того же мнения. Слишком долго люди вырывали ее высказывания о совершенстве характера из литературного контекста, приспосабливая их к списку повелений и запретов в своих попытках обосновать ответ на то, чего ожидает от нас Бог. Гораздо разумнее дать Елене Уайт сказать за саму себя, а также Иисусу выразить Свое мнение Самому в Нагорной проповеди.

Вот что пишет, например, Елена Уайт о совершенном характере в книге «Наглядные уроки Христа»: «Со страстным желанием Христос ждет этого в Своей Церкви. Когда характер Христа полностью отобразится в Его народе, Он придет, чтобы назвать их Своими^[311].

Слишком многие читают это высказывание без тщательного изучения его контекста. Это приводит к тому, что они вкладывают в него те мысли, которые в этом отрывке отсутствуют. Это становится ясным при прочтении двух предыдущих страниц текста. Она просто заявляет, что Христос стремится отобразиться в сердцах людей и что те, кто принял его, оставят эгоистичный образ жизни в царстве сатаны. Вместо этого они будут служить другим, рассказывать другим о благости Бога и делать добро. Они станут в большей степени походить на Иисуса, поскольку получат «Дух Христа — Дух бескорыстной любви и служения другим». И далее она говорит своим читателям: «Ваша любовь [будет становиться] все совершеннее. Все более и более вы будете уподобляться Христу во всем, что есть чистого, благородного и прекрасного»^[312]. Таким образом, отображать характер Христа в совершенстве означает позволить Ему проявить Его любовь в своей повседневной жизни.

Еще одно важное высказывание Елены Уайт о совершенстве характера также позволяет понять, что ее представления согласуются с библейской концепцией совершенства. Она писала: «Любовь является основой благочестия. Что бы ни говорил человек, если в нем нет бескорыстной любви к своему ближнему, он не имеет чистой любви к Богу. Но мы никогда не сможем обрести этот дух любви, пытаясь любить других. Все, что нам нужно, это любовь Христа в сердце. Когда наше «я» исчезнет во Христе, любовь возникнет самопроизвольно. Совершенство христианского характера достигается тогда, когда желание помогать другим и милосердие к ближним становятся устойчивой, а главное, внутренней потребностью, когда небесный свет переполняет сердце и отражается на лице.

Сердце, в котором утвердился Христос, не может быть чуждо любви. Если мы любим Бога потому, что Он первым возлюбил нас, мы будем любить и всех тех, ради кого умер Христос»^[313].

Подобное может произойти с теми, кто встретил Иисуса Миннеаполиса. Они не только с благодарностью отвечают на Его милостивое прощение их грехов, но и позволяют Ему жить в своем сердце, наполнить его Своей любовью посредством силы Святого Духа. Они все больше возрастают в этой христианской любви, которая лежит в основе достижения совершенного библейского характера. Такие мужчины и женщины обретут практическое благочестие, о котором так ратовала Елена Уайт, считая его неотложной потребностью адвентистов в 1880 годы.

И в этой концепции мы находим ответ на вопрос тех, кто спрашивает, каким характером должен обладать народ Божий в период великих испытаний последнего времени, о которых говорится в Откр. 12:17 — 14:16. Мы читаем об этом у Елены Уайт следующее: «Последняя весть милости к погибающему миру является откровением Его характера любви.

Дети Божьи должны провозгласить Его славу. Своей собственной жизнью и достоинством своего характера они должны открыть всем, что сотворила для них благодать Божья»^[314].

Воздадим славу Богу за Иисуса Миннеаполиса. Он не только умер за нас и простил нас, но и доверил нам быть посредниками Его милости. Он хочет, чтобы мы являли Его закон во всех сферах своей жизни.

Какая трагедия, что так много делегатов сессии Генеральной конференции в 1888 году не открыли свои сердца этому посланию Божьей любви и благодати. В своем сопротивлении Святому Духу и пререканиях по поводу доктрины они действовали не только в фарисейской бездуховности, они упустили благословения Божьи. Эта трагедия и сейчас, спустя столетие, все еще угрожает нам. Нам нужно открыть свои сердца и позволить Святому Духу вести нас к тому, что хочет совершить Бог для нас и в нас. Тайна силы позднего дождя заключается в нашей готовности полностью отдать свое сердце и жизнь, чтобы они исполнились всей полнотой объединяющей нас Божьей любви.

(обратно)

Предложение 5. Адвентистам нужно преодолеть дух Миннеаполиса и учиться работать вместе.

Именно отсутствие практического благочестия привело к серьезному расколу в адвентистской Церкви в Миннеаполисе. Адвентисты умели отстаивать и защищать свои доктрины и права, но они не умели смиренно учиться друг у друга работать вместе в свете христианского уважения и любви к тем, кто отличался от них.

Елена Уайт в течение многих лет после совещания в Миннеаполисе предпринимала бесконечные усилия, призывая к любви, терпимости и единству и руководство, и рядовых членов адвентистской Церкви. «Сатана, — писала она, — торжествует… когда ему удается посеять рознь между братьями»^[315]. То, о чем она говорила в конце 1888 года, было его тактикой на той сессии Генеральной конференции. Она советовала в то время Батлеру научиться принимать некоторые различия в воззрениях и в методах работы, чтобы он мог оценить тех, кто высказывал другие мнения по вопросам, которые он считал незыблемыми столпами веры^[316]. Дух непримиримости в Миннеаполисе привел к тому, что фракции, образовавшиеся на совещании в 1888 году, в 1890 годы не смогли работать вместе.

Елена Уайт подняла этот вопрос на заседании в Миннеаполисе 21 октября. Она сказала, что опытные руководители и служители должны смириться и выслушать тех, кого Бог призвал очистить фундаментальные основы христианской истины от заблуждений. Они должны прислушаться к новым духовным открытиям этих молодых людей. Кроме того, они должны научиться отступать и делить свою ответственность с молодым поколением. В то же время молодые служители и руководители должны «обращаться с пожилыми служителями уважительно, как с отцами», принимать их советы и наставления, уважая возраст и опыт старших братьев. Таким образом, один из самых важных уроков Миннеаполиса заключался в том, что обе стороны нуждаются друг в друге. Работая вместе, они могут воспользоваться свежим взглядом молодого поколения и мудростью старших братьев, наряду с глубиной понимания, которая приходит, когда учитываются разные точки зрения в процессе выработки позиции Церкви. Эта возможность, к сожалению, практически не была использована из–за духа, царившего в Миннеаполисе^[317].

Те, кто не усвоил уроки истории, вынуждены повторять их. Проблемы, вызванные к жизни расколом на две фракции, которые не могли сотрудничать друг с другом, четко проявились в начале 1890 годов. Одна из самых серьезных проблем состояла в том, что А. Т. Джоунс и У. У. Прескотт провозгласили Анну Райс как второго адвентистского пророка в 1893 и 1894 гг. (см. вопрос 46). Стивен Н. Хаскелл указывал, что эти два молодых человека не прошли раннюю стадию развития адвентистской Церкви и не испытали фанатизма, связанного с духовными дарами. «Если бы они посоветовались с Урией Смитом и теми, кто знаком с подоплекой всего этого и кого считали «устаревшими», то это могло бы спасти их от подобной ошибки»^[318].

Елена Уайт во многом соглашалась с Хаскеллом относительно того, что разные группировки внутри адвентистского руководства, возникшие после совещания в Миннеаполисе, должны сотрудничать между собой, но она в первую очередь обвиняла Смита и старую гвардию. Она считала, что они в большей степени ответственны за этот кризис, поскольку они не захотели объединиться в служении с этими молодыми лидерами. Старшее поколение преграждало путь «колеснице истины», вместо того чтобы помогать толкать ее вперед. «Господня работа нуждается в опыте, который был дан Богом братьям Батлеру и Смиту… Бог в Своем провидении показал этой ситуацией руководителям их ошибку в том, что они не объединились с этими энергичными братьями Джоунсом и Прескоттом… Истина всегда носит наступательный характер»^[319].

Не только консервативные пожилые люди нуждались в энтузиазме молодых лидеров, но и молодые лидеры нуждались в пожилых. Елена Уайт писала Джоунсу, что он не должен подавлять никого из служителей Божьих. Он должен «уважать старых бойцов, которые сражаются за веру» и которые прошли через многочисленные трудности в эпоху становления Церкви. У него, писала она, нет их знаний и опыта^[320].

Один из самых важных уроков Миннеаполиса для нашего времени заключается в том, что Церковь становится более здоровой и находится в большей безопасности, когда разные группы в ней учатся сотрудничать и слушать друг друга. Ни у одной фракции или группы нет всей полноты истины, и ни одна из них не заблуждается абсолютно во всем. Мы сильнее всего, когда учимся работать, извлекая максимальную пользу из всех воззрений и сильных сторон каждой точки зрения. Такое состояние дел, конечно, может иметь место, только если мы воспримем уроки Миннеаполиса. Два из этих ключевых вопроса должны рассматриваться в духе христианской любви, а Христос и Его Слово должны быть поставлены в центр нашего диалога и наших устремлений.

(обратно)

Предложение 6. Адвентистской Церкви нужно поставить Библию в центр своего богословия.

Это предложение кажется самоочевидным, поскольку оно одно из тех, с которого наши первопроходцы начали в 1840 годы. Но, как мы отмечали в вопросе 14, прошло только 40 лет, и руководство Церкви уже было склонно опираться на авторитеты, а не на Библию в решении своих теологических разногласий. Среди этих авторитетов были сложившиеся в Церкви традиции, вероучительное кредо, мнения экспертов и ответственных руководителей. Мы уже отмечали в вопросе 14, что Елена Уайт стремилась убедить руководство Церкви оставить практику использования ее трудов для решения трудных библейских вопросов. Она писала в июле 1888 года: «Библия — единственное мерило веры и учения»^[321]. Пять месяцев спустя она написала Батлеру такие строки: «Библия, и только Библия, которая пребывает в сердце и благословлена Святым Духом, может сделать человека праведным и поддерживать в нем эту праведность»^[322]. Адвентистам было необходимо возвеличить Христа и Библию в 1888 году, и это остается для нас жизненно необходимым и поныне.

Адвентистская Церковь будет сильна только тогда, когда полностью сосредоточит свое внимание на слове Божьем в Писании. Церкви нужно читать Библию глазами Моисея, Иоанна, Павла и других библейских авторов, а не опираться на другие источники, в том числе на богословов и ведущих служителей. Однако эта серьезная проблема, как мы уже отмечали в вопросах 26 и 56, состоит в том, что некоторые сегодня побуждают нас читать Библию глазами Джоунса и Ваггонера. Такая практика может быть самой опасной ошибкой тех, кто проявляет интерес к вести 1888 года. Елена Уайт поддерживала этих молодых людей, поскольку они вели адвентистскую Церковь обратно ко Христу и Библии, а не потому, что они обладали богословской истиной в последней инстанции, или даже разработали свое учение, которое она бы полностью одобряла (см. вопрос 22). Как мы уже неоднократно отмечали в нашей книге, Елена Уайт не только поддерживала то, что они направляли мужчин и женщин ко Христу и Его праведности, но и без всяких колебаний говорила, что Церковь станет слабой, если будет устремлять свой взор на Джоунса, а не на Бога^[323]. В аналогичном ключе она писала Джоунсу и Прескотту по поводу кризиса с Анной Райс: «Для сатаны самое большое удовольствие — отвратить умы от Слова»^[324].

Совет Джоунса, Ваггонера и Елены Уайт в 1888 году все еще остается для нас чрезвычайно актуальным и поныне. Мы должны поставить Иисуса и Его Слово в самый центр нашей веры и опыта.

(обратно)

Предложение 7. При изучении вести 1888 года адвентисты должны сосредоточить свое внимание на тех аспектах учения Джоунса и Ваггонера, которые особо одобряла Елена Уайт.

В тесной связи с предложением 6, указывающим на авторитет Библии, постоянно находится тот факт, который неоднократно был в центре внимания данного исследования, что «самая драгоценная весть» Джоунса и Ваггонера актуальна и для современного адвентизма, поскольку Елена Уайт с энтузиазмом и непрестанно высказывала свое одобрение этой вести (см. вопрос 17).

Такая поддержка, однако, не дает права трактовать это одобрение по–своему. Скорее, это одобрение того факта, что они возвеличивали Иисуса Христа и Его спасительную благодать в свете вести третьего ангела. Джоунс и Ваггонер, как неоднократно мы подчеркивали в этой книге, разработали много идей, которые Елена Уайт не только не одобряла, но которые напрямую противоречили ее воззрениям (см. вопросы 50, 51, 53, 54, 55, 56, 18, 22, 23, 25, 26, 28, 33, 40 и 46). Таким образом, чрезвычайно важно сосредоточить внимание на тех аспектах их учения, которые Елена Уайт открыто поддерживала, а не на тех, которые выдвигают на передний план отдельные группы сегодня, в двадцать первом столетии, руководствуясь своими собственными интересами.

(обратно)

Предложение 8. Адвентистам нужно вновь вернуться к провозглашению вести третьего ангела и проповедовать во всей полноте и силе о законе и Евангелии в контексте финальных событий земной истории.

Понимание этого побуждает миссионеров Церкви адвентистов седьмого дня отправляться в самые отдаленные уголки нашей планеты. Адвентистская Церковь — особый призванный народ последнего времени, который выполняет Божественное поручение, проповедуя трехангельскую весть из Откр. 14:6–12 «всякому племени, и колену, и языку, и народу» (ст. 6).

Особенно важный момент понимания этой вести находится в Откр. 14:12. С самого начала наша Церковь учила, что Божий народ последнего времени должен терпеливо ожидать пришествия своего Господа, несмотря на разочарование 1840 годов и крушение своих надежд в ходе последующих десятилетий. Кроме того, с самого начала своего существования адвентистская Церковь проповедовала, что Божий народ последнего времени должен соблюдать все заповеди Божьи (в том числе четвертую заповедь о субботе) и терпеливо ждать Господина жатвы. Пионеры адвентистской Церкви понимали эти аспекты вести третьего ангела.

Однако в адвентистской проповеди вести из Откровения 14:12 не было полного осознания важности «веры в Иисуса». Эта часть текста стала ключевой на сессии Генеральной конференции в Миннеаполисе в 1888 году, когда Елена Уайт, А. Т. Джоунс и Э. Дж. Ваггонер сфокусировали внимание на вере в великую жертву Иисуса на Голгофском кресте, Спасителе, прощающем грехи. Они указали на то, что эта весть была упущена в последней адвентистской проповеди миру (см. вопросы 30, 31, 37 и 39). Это прозрение, как неоднократно подчеркивали Елена Уайт и Ваггонер, не было новой истиной о спасении или оправдании по вере, которую открыли вестники 1888 года, но той же самой истиной о спасении, которую проповедовали Иисус, Павел и великие реформаторы (см. вопрос 28).

Вестники 1888 года связали проповедь закона и Евангелия с финальной вестью Откровения 14. Елена Уайт сказала, что Джоунс и Ваггонер вновь открыли старую евангельскую истину и поместили ее в надлежащий контекст вести третьего ангела^[325].

Цели и задачи адвентистской Церкви не изменились с 1888 года. Адвентисты по–прежнему как избранный Богом народ провозглашают громкий клич, который возвеличивает закон и Евангелия в их неразрывной связи, в условиях, когда мир все быстрее приближается к последней жатве. Но адвентистская Церковь сталкивается с искушением — забыть свою миссию. Она сталкивается с искушением потерять свою самобытность и стать одной из рядовых христианских конфессий. Если это происходит, Церковь теряет свое основание, которое делает ее самобытной и не оправдывает своего существования как обособленной религиозной организации. Таким образом, назначение вести 1888 года — призвать адвентистскую Церковь оставаться верной своим первоначальным целям — провозглашать порученную ей Богом весть о заповедях Божьих и вере в Иисуса Христа в последние дни земной истории.

(обратно)

Предложение 9. Адвентистам необходимо прекратить бесплодную полемику о вести 1888 года и направить все свои силы и энтузиазм на всемирную проповедь трехангельской вести.

То количество энергии и денег, которые адвентисты тратят, пытаясь убедить друг друга в правильности своего понимания вести 1888 года, вероятно, должно изумлять ангелов. Но если бы я был дьяволом, то именно так все и организовал бы. В конце концов, если бы мне удалось заставить адвентистов направить большую часть своих сил против друг друга, то я бы ни о чем не беспокоился.

Нам как адвентистам следует более серьезно воспринимать Елену Уайт. В середине 1890–х она призывала закрыть ежегодные краткосрочные курсы для служителей, организованные Пасторской ассоциацией для освещения проблем, поднятых в Миннеаполисе. Она писала: «Было время, когда в этом была необходимость, потому что наш народ противился делу Божьему, отвергая свет истины о праведности по вере»^[326]. Однако в конце 1890–х она, ее сын, Джоунс и Ваггонер — все пришли к единодушному мнению, что Церковь в целом приняла эту весть, по крайней мере, на интеллектуальном уровне (см. вопрос 50).

Задача, которая стояла перед Еленой Уайт в середине девяностых, была ясна. Адвентисты достаточно много времени посвятили, представляя друг другу проблемы, поставленные в Миннеаполисе. Верно, что не все приняли эту весть, но, с ее точки зрения, дальнейшая проповедь на эту тему среди адвентистов приведет, скорее, к ухудшению положения. У. Уайт написал по этому поводу: «Мама говорит мне, что некоторые из наших людей совершают ошибку, планируя открыть учебные заведения для пасторов и служителей… Она считает, что после конференции в Миннеаполисе была потребность в таких кратких курсах для служителей, но теперь, когда свет был представлен и принят, именно эти служители должны сами собирать вокруг себя молодых работников и помощников из рядовых членов церкви и идти на миссионерские поля — работать и учить других. Мы уже близки к цели; время коротко, и необходимо предпринять всяческие усилия, чтобы в кратчайшее время донести весть до наибольшего числа людей»^[327]. Хотя не все восприняли весть 1888 года с открытым сердцем, для Церкви этого было достаточно, чтобы двигаться вперед, исполняя свою первоначальную миссию — проповедь особой трехангельской вести по всем миру. Если это было хорошим советом в конце 1890 годов, то он еще более актуален и сейчас. Вероятно, настало время отложить в сторону все наши весьма маловдохновенные вопросы, которые стоят на повестке дня, и воспринять более серьезно совет Елены Уайт по этому вопросу.

(обратно) (обратно)

Примечания

1

Свидетельства для проповедников, с. 91- 93.

(обратно)

2

Свидетельства для проповедников, с. 92

(обратно)

3

Избранные вести, т. 1, с. 371.

(обратно)

4

Ревью энд Геральд, 3 января 1888 г.

(обратно)

5

Циркулярное письмо, январь 1888 г. (курсив автора).

(обратно)

6

Письмо Д. Батлера к Е. Уайт, 24 декабря 1886 г.

(обратно)

7

Письмо Д. Батлера к Е. Уайт, 24 декабря 1886 г.

(обратно)

8

Письмо Д. Батлера к Е. Уайт, 16 ноября 1886 г.

(обратно)

9

Письмо Д. Батлера к Е. Уайт, 16 декабря 1886 г.

(обратно)

10

Письмо Д. Батлера к Д. Келлогу, 4 июля 1905 г.

(обратно)

11

Письмо Д. Батлера к Е. Уайт, 10 сентября 1888 г.

(обратно)

12

Pioner Press, 17 октября 1888 г.

(обратно)

13

Письмо У. Смита к Э. Т. Робинсону, 21 сентября 1892 г.

(обратно)

14

Письмо Е. Уайт к А. Т. Джоунсу и Э. Д. Ваггонеру, 18 февраля 1887 г.

(обратно)

15

Письмо Э. Д. Ваггонера к Е. Уайт, 1 апреля 1887 г.

(обратно)

16

Confession of Faith 3,4; Everlasting Covenant V.

(обратно)

17

Civil Government and Religion, p. 117–156.

(обратно)

18

Прогибиционистская партия — партия сторонников запрета на продажу спиртного. — Прим. ред.

(обратно)

19

Civil Government and Religion, p. 583

(обратно)

20

Ре вью энд Геральд, 16 октября 1888 г

(обратно)

21

Письмо А. Т. Джоунса к У. Смиту, 3 декабря 1886 г.

(обратно)

22

Письмо А. Т. Джоунса к У. Смиту, 3 июня 1885 г.

(обратно)

23

Письмо У. Смита к А. Т. Джоунсу, 3 ноября 1886 г.

(обратно)

24

Письмо А. Т. Джоунса к У. Смиту, 3 декабря 1886 г.

(обратно)

25

Письмо А. Т. Джоунса к У. Смиту, 27 декабря 1886 г.

(обратно)

26

Письмо Д. Батлера к Е. Уайт, 1 октября 1888 г.

(обратно)

27

²⁷ Synopsis of Present Truth, p. 258.

(обратно)

28

См. письмо Д. Батлера к Е. Уайт, 1 октября 1888 г.; письмо У. Смита к У. А. Маккатчену, 8 августа 1901 г.; письмо У. Смита к Г. Д. Адамсу, 30 октября 1900 г.

(обратно)

29

Письмо Д. Батлера к Е. Уайт, 20 июня 1886 г.

(обратно)

30

Антиномизм — учение, по которому христианин не связан никаким за­коном, поскольку спасается одной верой. — Прим. ред.

(обратно)

31

G. I. Buttler. The Law in the Book of Galatians, pp. 6, 7, 66. (курсив автора).

(обратно)

32

Письмо Д. Батлера к Е. Уайт, 1 октября 1888 г.

(обратно)

33

Письмо У. Смита к Е. Уайт, 17 февраля 1890 г.

(обратно)

34

Письмо У. Смита к Э. Т. Робинсону, 21 сентября 1892 г.

(обратно)

35

Письмо У. Смита к Л. Ф. Труби, 11 февраля 1902 г.

(обратно)

36

Е. J. Waggoner. The Gospel In the Book of Galatlans, p. 70.

(обратно)

37

Письмо Д. Батлера к Е. Уайт, 23 августа 1886 г.

(обратно)

38

Письмо Д. Батлера к Е. Уайт, 16 декабря 1886 г.

(обратно)

39

Ревью энд Геральд, 14 декабря 1886 г.

(обратно)

40

Письмо Д. Батлера к Е. Уайт, 1 октября 1888 г.; Письмо Д. Батлера к Е. Уайт, 16 декабря 1886 г.; Письмо Е. Уайт к Д. Батлеру, 14 октября 1888 г.

(обратно)

41

Рукопись 21, 1888 г.

(обратно)

42

Письмо Д. Батлера к Е. Уайт, 17 февраля 1887 г.

(обратно)

43

Ревью энд Геральд, 1 марта 1887 г.

(обратно)

44

Письмо Е. Уайт к Э. Д. Ваггонеру и А. Т. Джоунсу, 18 февраля 1887 г.

(обратно)

45

Письмо Д. Батлера к Е. Уайт, 31 марта 1887 г

(обратно)

46

Письмо Е. Уайт к Д. Батлеру и У. Смиту, 5 апреля 1887 г.

(обратно)

47

Письмо У. Смита к Э. Т. Робинсону, 21 сентября 1892 г.; письмо Д. Батлера к Е. Уайт, 1 октября 1888 г.

(обратно)

48

Письмо У. Уайта к Д. Т. Джоунсу, 8 апреля 1890 г.; письмо У. Уайта к Д. Батлеру, 16 августа 1888 г.

(обратно)

49

Е. G. White to Brethren, Aug. 5, 1888.

(обратно)

50

Письмо Д. Батлера к Е. Уайт, 1 октября 1888 г.

(обратно)

51

См. письмо Е. Уайт к У. У. Прескотт, 9 декабря 1888 г.; письмо У. Смита к Е. Уайт, 17 февраля 1890 г.; письмо У. Уайта к Д. Т. Джоунсу, 8 апре­ля 1890 г.

(обратно)

52

См. письмо А. Т. Джоунса к К. Е. Холмсу, 12 мая 1921 г.; Е. Уайт, Рукопись 15,2,1888 г.; письмо Е. Уайт к М. Уайт, 9 октября 1888 г.

(обратно)

53

Письмо Е. Уайт к М. Уайт, 9 октября 1888 г.

(обратно)

54

Ревью энд Геральд, 16 октября 1888 г

(обратно)

55

Знамения времени, 1 ноября 1888 г.

(обратно)

56

W. C. White, Notebook № 1,27.

(обратно)

57

См. А. Т. Robinson manuscript, Jan. 30, 1931; J. S. Washburn interview by R. J. Wieland and D. K. Short, June 4, 1950.

(обратно)

58

См. Ревью энд Геральд, 23 октября 1888 г.; письмо У. Уайта к Д. X. Ваг­гонеру, 27 февраля 1889 г.

(обратно)

59

Е. J. Waggoner. The Gospel in the Book of Galatians, p. 45.

(обратно)

60

Рукопись 15, 1888 г.

(обратно)

61

R. Т. Nash, Eyewitness Report.

(обратно)

62

God's Everlasting Covenant, p. 31.

(обратно)

63

Письмо E. Уайт к M. Уайт, 4 ноября 1888 г.

(обратно)

64

Рукопись 24,1888 г

(обратно)

65

E. J. Waggoner. The Gospel in Galatians, p. 56, 60.

(обратно)

66

Письмо Е. Уайт к М. Уайт, 4 ноября 1888 г

(обратно)

67

Письмо Е. Уайт к У. М. Хил и, 9 декабря 1888 г. (курсив автора).

(обратно)

68

Письмо Е. Уайт. Рукопись37,1890 г. (курсив автора).

(обратно)

69

Письмо Д. Батлера к Е. Уайт, 10 октября 1888 г

(обратно)

70

Рукопись 9, 1888 г. (курсив автора).

(обратно)

71

Свидетельства для Церкви, т. 5, с. 663–668.

(обратно)

72

См. также W. С. White. Notebook № 1, p. 63, 67.

(обратно)

73

Рукопись 9, 1888 г. (курсив автора).

(обратно)

74

Рукопись 15, 1888 г.

(обратно)

75

Рукопись 24, 1888 г.

(обратно)

76

Письмо У. Уайта к О. А. Олсену, 27 ноября 1888 г.

(обратно)

77

См. G. R. Knight. Angry Saints, p. 81, 82.

(обратно)

78

E.G. White to Children, May 12,1879; Рукопись 24, 1888 г.; 13,1889 г.; 30. 1889 г.; 55, 1890 г.

(обратно)

79

Письмо Е. Уайт к М. Уайт, 4 ноября 1888 г.

(обратно)

80

Письмо Е. Уайт к У. М. Хили, 9 декабря 1888 г.

(обратно)

81

Рукопись 24, 1888 г.

(обратно)

82

Письмо У. Уайта к Д. Т. Джоунсу, 8 апреля 1890 г.; письмо Е. Уайт к У. М. Хили, 9 декабря 1888 г.; письмо У. М. Хили к Е. Уайт [сентябрь 1901 г.].

(обратно)

83

Письмо А. Т. Джоунса к К. Е. Холмсу, 12 мая 1921 г.; Е. Уайт. Рукопись 15, 1888 г.

(обратно)

84

Письмо У. Уайта к А. Т. Джоунсу, 8 апреля 1890 г

(обратно)

85

Свидетельства для проповедников, с. 91

(обратно)

86

Свидетельства для проповедников, с. 79.

(обратно)

87

Рукопись 8а, 1888 г.

(обратно)

88

Письмо Е. Уайт к У. Смиту, 19 сентября 1892 г

(обратно)

89

Свидетельства для проповедников, с. 97, 98

(обратно)

90

Свидетельства для проповедников, с. 91

(обратно)

91

Великая борьба, с. 122

(обратно)

92

Ранние произведения, с. 229.

(обратно)

93

См. Письмо У. Уайта к Е. К. Элдриджу, 14 мая 1887 г.; письмо У. Уайта к С. Н. Хаскеллу, 9 декабря 1909 г.; письмо У. Уайта к Д. X. Ваггонеру, 27 февраля 1889 г

(обратно)

94

Свидетельства для проповедников, с. 91, 92.

(обратно)

95

Письмо Е. Уайт к Д. Батлеру, 14 октября 1888 г.

(обратно)

96

Рукопись 15, 1888 г.

(обратно)

97

Письмо У. Уайта к М. Уайт, 27 октября 1888 г.

(обратно)

98

Э. Д. Ваггонер. Христос и Его праведность, с. 21, 22.

(обратно)

99

Желание веков, с. 530.

(обратно)

100

Рукопись 57, 1890 г.

(обратно)

101

Бюллетень Генеральной конференции 1893 г., с. 125, 126.

(обратно)

102

Рукопись 22а, 1895 г.; письмо Е. Уайт к А. Т. Джоунсу, 1 ноября 1896 г.

(обратно)

103

Письмо Е. Уайт к А. Т. Джоунсу, 14 января 1894 г.

(обратно)

104

Письмо Е. Уайт к А. Т. Джоунсу, 9 апреля 1893 г.

(обратно)

105

Письмо Е. Уайт к брату и сестре Райе, 1 ноября 1893 г.

(обратно)

106

Е. J. Waggoner. The Gospel in Galatians, p. 61.

(обратно)

107

Э. Д. Ваггонер. Христос и Его праведность, с. 26. 27.

(обратно)

108

Бюллетень Генеральной конференции 1895 г., с. 231, 233

(обратно)

109

Свидетельства для Церкви, т. 2, с. 202.

(обратно)

110

Молодежный руководитель, 8 сентября 1898 г.

(обратно)

111

Е. G. White to Brother and Sister Baker, Feb. 9, 1896.

(обратно)

112

Рукопись 56, 1890 г.

(обратно)

113

Свидетельства для проповедников, с. 92.

(обратно)

114

См . письмо С. Н. Хаскелла к Е. Уайт, 4 января 189[3].

(обратно)

115

Письмо С. Н. Хаскелпа к Е. Уайт, 22 апреля 1894 г.

(обратно)

116

Письмо Е. Уайт к С. Н. Хаскеллу, 1 июня 1894 г.;Е. Q.White to Brethren and Sisters, Mar. 16,1894.

(обратно)

117

Письмо E. Уайт к А. Т. Джоунсу, 7 июня 1894 г.

(обратно)

118

Письмо Е. Уайт к А. Т. Джоунсу, 14 апреля 1894 г.

(обратно)

119

Дух пророчества, т. 4, с. 291, 292; Рукопись № 4, 1883 г.

(обратно)

120

Ревью энд Геральд, 22 марта 1887 г.

(обратно)

121

Свидетельства для Церкви, т. 4, с. 374, 375 (курсив автора).

(обратно)

122

Избранные вести, т. 1, с. 351 (курсив автора).

(обратно)

123

Ревью энд Геральд, 11 сентября 1888 г.

(обратно)

124

Р. Дж. Виланд, Д. К. Шорт. Новый взгляд на 1888 год.

(обратно)

125

Е. J. Waggoner. The Gospel in the Book of Galatians, p. 70 (курсив автора).

(обратно)

126

Бюллетень Генеральной конференции 1891 г., с. 238–246 (курсив автора).

(обратно)

127

Рукопись 8а, 1888 г. (курсив автора).

(обратно)

128

Рукопись 15, 1888 г. (курсив автора).

(обратно)

129

Рукопись 24, 1888 г. (курсива втора).

(обратно)

130

Рукопись 27 (курсив автора).

(обратно)

131

У. Смит. Ревью энд Геральд, 3 января 1888 г. (курсив автора).

(обратно)

132

У. Смит. Ревью энд Геральд, 31 января 1888 г. (курсив автора).

(обратно)

133

Дж. Ф. Балленджер. Ревью энд Геральд, 20 октября 1891 г

(обратно)

134

Дж. Ф. Балленджер. Ревью энд Геральд, 24 ноября 1891 г.

(обратно)

135

Д. Ваггонер. Знамения времени, 24 февраля 1888 г.

(обратно)

136

Бюллетень Генеральной конференции 1891 г., с. 235.

(обратно)

137

Topeka Daily Capital, May 14, 1889.

(обратно)

138

У. Смит. Ревью энд Геральд, 11 июня 1889 г

(обратно)

139

См. Рукопись 5, 1889 г.; письмо Е. Уайт к У. Смиту, 14 июня 1889 г.

(обратно)

140

Д. Батлер. Ревью энд Геральд, 14 мая 1889 г

(обратно)

141

Свидетельства для проповедников, с. 91, 92

(обратно)

142

Рукопись 21,1891 г. (курсив автора).

(href=#r142>обратно)

143

Рукопись 24, 1888 г. (курсив автора).

(обратно)

144

Рукопись 6, 1888 г.

(обратно)

145

Рукопись 9, 1888 г. (курсив автора).

(обратно)

146

Рукопись 8а, 1888 г; 21,1891 г.

(обратно)

147

Рукопись36,1890г.; 10,1890г. (курсив автора).

(обратно)

148

Знамения времени, 17 июля 1884 г.

(обратно)

149

Знамения времени, 27 января 1888 г.

(обратно)

150

Э. Д. Ваггонер. Христос и Его праведность, с. 55–57.

(обратно)

151

Ревью энд Геральд, 20 июня 1899 г.; The Gospel in the Book of Galatias, p. 46,47.

(обратно)

152

Э. Д. Ваггонер. Христос и Его праведность, с. 60, 65, 66

(обратно)

153

Там же, с. 68. 154

(обратно)

154

Там же, с. 69.

(обратно)

155

Знамения времени, 25 мая 1888 г

(обратно)

156

Present Truth, Aug. 16, 1894.

(обратно)

157

Знамения времени, 8 мая 1884 г

(обратно)

158

Honor Due to God, p. 4.

(обратно)

159

Honor Due to God, p. 48.

(обратно)

160

The Gospel in the Book of Galatias, p. 46, 47

(обратно)

161

Патриархи и пророки, с. 372

(обратно)

162

Ж. Секвейра. Сверх ожиданий, с. 7

(обратно)

163

Новый взгляд на 1888 год, с. vi.

(обратно)

164

Избранные вести, т. 1, с. 367

(обратно)

165

Э. Д. Ваггонер. Христос и Его праведность, с. 68

(обратно)

166

Письмо Е. Уайт к Э. Д. Ваггонеру и А. Т. Джоунсу, 18 февраля 1887 г

(обратно)

167

Письмо Д. Т. Джоунса к У. Уайту, 18 марта 1890 г.

(обратно)

168

Материалы 1888 г., с. 632.

(обратно)

169

Present Truth, april 1850

(обратно)

170

Life Incidents, с. 259.

(обратно)

171

The Three Messages of Revelation XIV, 5^thed., 135.

(обратно)

172

Bible Class, 62, 124.

(обратно)

173

Знамения времени, 8 декабря 1887 г.

(обратно)

174

Рукопись 30, 1889 (курсив автора).

(обратно)

175

Рукопись 24, 1888 г. (курсив автора).

(обратно)

176

Ревью энд Геральд, 13 августа 1889 г. (курсив автора).

(обратно)

177

Ревью энд Геральд, 1 апреля 1890 г.

(обратно)

178

Е. J. Waggoner. The Gospel in Galatians, p. 70

(обратно)

179

Рукопись 8a, 1888 г.

(обратно)

180

Великая борьба, с. 604

(обратно)

181

См. Ранние произведения, с. 86.

(обратно)

182

Seventh–day Adventist Encyclopedia, 1996 ed., vol. 1, p. 905

(обратно)

183

Ревью энд Геральд, 22 ноября 1982 г. (курсив автора).

(обратно)

184

Бюллетень Генеральной конференции 1893 г., с. 463.

(обратно)

185

Там же, с. 377.

(обратно)

186

См. там же, с. 377

(обратно)

187

Бюллетень Генеральной конференции 1893 г.. с. 153

(обратно)

188

См. Знамения времени, 13 августа 1889 г.

(обратно)

189

Рукопись 30, 1889 г.

(обратно)

190

Рукопись 24. 1888 г

(обратно)

191

Бюллетень Генеральной конференции 1891 г., с. 238–246

(обратно)

192

Рукопись 15, 1888 г.

(обратно)

193

Письмо Е. Уайт к У. Смиту, 6 июня 1896 г

(обратно)

194

Материалы 1888 года, с. 159.

(обратно)

195

Нагорная проповедь, с. 137.

(обратно)

196

Ревью энд Геральд, 22 марта 1887 г.

(обратно)

197

Письмо У. Уайта к Дж. Н. Лафборо, 20 ноября 1888 г.

(обратно)

198

Письмо У. Уайта к М. Уайт, 19 ноября 1888 г.

(обратно)

199

Письмо Е. Уайт к М. Уайт, 4 ноября 1888 г.

(обратно)

200

Письмо Е. Уайт к К. П. Болману, 19 ноября 1902 г.

(обратно)

201

Письмо У. Уайта к Дж. Н. Лафборо, 20 ноября 1888 г.

(обратно)

202

Рукопись 9, 1888 г.

(обратно)

203

Ревью энд Геральд, 3 сентября 1889 г.

(обратно)

204

Письмо Р. А. Ундервуда к О. А. Олсену, 7 февраля 1890 г.

(обратно)

205

Избранные вести, т. 3, с. 160.

(обратно)

206

Письмо О. А. Олсена к Дж. К. Тенни, 20 марта 1890 г.

(обратно)

207

Письмо О. А. Олсена к Л. Т. Никола, 11 марта 1890 г

(обратно)

208

John N. Loughborough. Rise and Progress of SDAs, p. 362

(обратно)

209

Рукопись 27, 1892 г. (курсив автора).

(обратно)

210

А. P. Stokes, Church and State in U.S., vol. 3, p. 570,572 (курсив автора).

(обратно)

211

Christian Statesman, May 21, 1892; Appeal From U.S. Supreme Court Decision, 40.

(обратно)

212

Ревью энд Геральд, 31 мая 1892 г.

(обратно)

213

Ревью энд Геральд, 21 июня 1892 г

(обратно)

214

Ревью энд Геральд, 14 июня 1892 г.

(обратно)

215

Письмо О. А. Олсена к С. Н. Хаскеллу, 25 июля 1892

(обратно)

216

Ревью энд Геральд, 9 августа 1892 г.; письмо С. Н. Хаскелла к О. А. Олсену, 12 сентября 1892 г.

(обратно)

217

Письмо Е. Уайт к А. Т. Джоунсу, 2 сентября 1892 г.; письмо Е. Уайт к У. Смиту, 30 августа 1892 г.

(обратно)

218

Свидетельства для Церкви, т. 5, с. 711 (курсив автора).

(обратно)

219

Письмо У. Спайсера к Э. Дж. Ваггонеру, 28 ноября 1892 г.

(обратно)

220

Письмо С. Н. Хаскелла к Е. Уайт, 4 января 1893 г.

(обратно)

221

Домашний миссионер, ноябрь 1893 г.

(обратно)

222

Письмо К. Макрейнолдса к Л. Т. Никола, 22 марта 1894 г

(обратно)

223

Бюллетень Генеральной конференции 1893 г., с. 153.

(обратно)

224

Письмо Л. Т. Никола к О. А. Олсену, 2 марта 1894 г.; письмо К. Макрейнолдса к Л. Т. Никола, 1894 г.

(обратно)

225

См. Дж. Найт. От 1888 года до отступничества, с. 104–106, где под­робнее рассматривается движение Анны Райс.

(обратно)

226

Письмо С. Н. Хаскелла к Е. Уайт, 26 мая 1894 г.

(обратно)

227

Роберт Виланд, Дональд Шорт. Новый взгляд на 1888 год, с. 110, 91.

(обратно)

228

Письмо Е. Уайт к У. Ингсу, 9 января 1893 г. (курсив автора).

(обратно)

229

Бюллетень Генеральной конференции 1893 года, с. 39, 65, 105, 384, 386, 504.

(обратно)

230

Бюллетень Генеральной конференции 1893 года, с. 87, 88, 115, 123, 89, 125, 126

(обратно)

231

Там же, с. 377, 183, 184, 243, 494, 167, 179.

(обратно)

232

Там же, с. 377,499.

(обратно)

233

Там же, с. 523.

(обратно)

234

Там же, с. 400.

(обратно)

235

Ministry, June 1988

(обратно)

236

Свидетельства для Церкви, т. 2, с. 202

(обратно)

237

Бюллетень Генеральной конференции 1895 года, с. 231–233, 436, 312, 327–333

(обратно)

238

Письмо Дж. Батлера к Е. Уайт, 1 октября 1888 года.

(обратно)

239

Ревью энд Геральд, 15 января 1889 г.

(обратно)

240

Письмо Е. Уайт к Дж. Батлеру и его жене, 11 декабря 1888 г.

(обратно)

241

Письмо Дж. Батлера к Дж. X. Келлогу, 31 марта 1905 г.

(обратно)

242

Письмо О. А. Олсена к Дж. Батлеру, 31 марта 1893 г.

(обратно)

243

Письмо О. А. Олсена к Е. Уайт, 23 июля 1893 г.; письмо О. А. Олсена к Л. Крайслеру, 21 июня 1893 г.; письмо О. А. Олсена к Дж. Батлеру, 26 июня 1893 г.

(обратно)

244

Письмо Дж. Батлера к С. Н. Хаскеллу, 22 апреля 1893 г.; Ревью энд Геральд, 13 июня 1893 г.

(обратно)

245

Письмо Дж. Батлера к С. Н. Хаскеллу, 22 апреля 1893 г.

(обратно)

246

Бюллетень Генеральной конференции 1903 года, с. 205; письмо Е. Уайт к брату и сестре Кек, май 1902 г.

(обратно)

247

Письмо А. Даниэльса к У. Уайту, 21 января 1910 г

(обратно)

248

См. письмо Е. Уайт к Д. Батлеру, 23 ноября 1910г.; письмо Е. Уайт к Д. Уайту, 26 сентября 1905 г.

(обратно)

249

Письмо Е. Уайт к У. Смиту, 8 марта 1890 г.; Рукопись 4, 1890 г.

(обратно)

250

Письмо Е. Уайт к У. Смиту, 25 ноября 1890 г.

(обратно)

251

Рукопись 3, 1891 г.; письмо Д. Т. Джоунса к Р. М. Килгору, 9 января 1891 г.; письмо О. А. Олсена к Р. А. Андервуду, 16 января 1891 г.

(обратно)

252

Письмо Е. Уайт к У. Смиту, 19 сентября 1892 г

(обратно)

253

Письмо Е. Уайт к С. Н. Хаскеллу, 2 февраля 1902 г.

(обратно)

254

Рукопись 10, 1889 г.

(обратно)

255

Письмо Е. Уайт к С. Н. Хаскеллу, 1 июня 1894 г.; письмо Е. Уайт к У. Прескотту и А. Т. Джоунсу, 16 апреля 1894 г

(обратно)

256

Письмо Е. Уайт к У. Смиту, 19 сентября 1892 г.

(обратно)

257

Письмо Е. Уайт к А. Т. Джоунсу, 9 апреля 1893 г.

(обратно)

258

Бюллетень Генеральной конференции 1897 года, с. 34, 35, 86, 87.

(обратно)

259

Бюллетень Генеральной конференции 1899 года, с. 80, 53.

(обратно)

260

Там же, с. 92.

(обратно)

261

Gathering Call, November 1916.

(обратно)

262

См. Дж. Найт. От 1888 года до отступничества, с. 206–256

(обратно)

263

Бюллетень Генеральной конференции 1893 года, с. 185.

(обратно)

264

Бюллетень Генеральной конференции 1899 года, с. 94 (курсив автора).

(обратно)

265

Ревью энд Геральд, 20 июня 1899 г.

(обратно)

266

Свидетельства для проповедников, с. 401 (курсив автора).; ср.: Свидетельства для Церкви, т. 6, с. 89.

(обратно)

267

Письмо У.Уайта к Д. А. Робинсону, 10 сентября 1895 г. (курсив автора).

(обратно)

268

Свидетельства для проповедников, с. 96.

(обратно)

269

Там же, с. 97,91.

(обратно)

270

Письмо А. Т. Джоунса к К. Е. Холмсу, 12 мая 1921 г

(обратно)

271

Письмо У. Уайта к Т. Банчу, 30 декабря 1930 г.

(обратно)

272

Письмо Е. Уайт к А. Т. Джоунсу, 19 ноября 1911 г. (курсив автора)-

(обратно)

273

Материалы 1888 года, с. 1067 (курсив автора).

(обратно)

274

Gospels in Galatians, p. 45.

(обратно)

275

Gospels in Galatians, p. 61.

(обратно)

276

Бюллетень Генеральной конференции 1895 года, с. 330.

(обратно)

277

Там же, 231, 33,4 36.

(обратно)

278

Там же, 192, 191.

(обратно)

279

Бюллетень Генеральной конференции 1895 года, с. 233, 333, 267.

(обратно)

280

Там же, с. 302; Библейское эхо, 30 ноября 1896 г.; Рукопись А. Т. Джоунса, 14 июля 1894 г.

(обратно)

281

Бюллетень Генеральной конференции 1895 года, с. 303.

(обратно)

282

Бюллетень Генеральной конференции 1895 года, с. 277, 267, 433;

Consecrated Way, p. 84.

(обратно)

283

Бюллетень Генеральной конференции 1897 года, с. 279.

(обратно)

284

Свидетельства для Церкви, т. 2, с. 202.

(обратно)

285

Бюллетень Генеральной конференции 1895 года, с. 312, 327

(обратно)

286

Там же, с. 327.

(обратно)

287

Там же, с. 328–331.

(обратно)

288

Письмо Е. Уайт к брату и сестре Бейкер, 9 февраля 1896 г. (курсив автора).

(обратно)

289

Письмо Е. Уайт к пасторам Медисону и Миллеру, 23 июля 1889 г

(обратно)

290

Письмо Е. Уайт к Дж. А. Ирвину и С. Н. Хаскеллу, ноябрь 1899 г.; Рукопись 143, 1897 г.

(обратно)

291

См. Ревью энд Геральд, 15 декабря 1896 г; Наставник молодежи, 20 декабря 1900 г.; Ревью энд Геральд, 29 сентября 1896 г.; письмо Е. Уайт к О. А. Олсену, 31 мая 1896 г.

(обратно)

292

Советы родителям, учителям и учащимся, с. 20.

(обратно)

293

Молодежный руководитель, 8 сентября 1898 года (курсив автора).

(обратно)

294

См. Воспитание, с. 29, 30; Путь ко Христу, с. 18, 19.

(обратно)

295

Знамения времени, 17 июня 1897 г.

(обратно)

296

«Source Clarify Ellen White's Christology», Ministry, December 1989, PP. 7, 8.

(обратно)

297

Свидетельства для Церкви, т. 2, с. 202.

(обратно)

298

Consecrated Way, p. 40, 41, 44.

(обратно)

299

Христос и Его праведность, с. 26, 87, 27 (курсив автора).

(обратно)

300

Молодежный руководитель, 8 сентября 1898 года.

(обратно)

301

How Long, О Lord? P. 101, 102 (курсив автора).

(обратно)

302

Gospels in Galatians, p. 66.

(обратно)

303

Письмо E. Уайт к С. Н. Хаскеллу, 1 июня 1894 г.

(обратно)

304

Обращение Е. Уайт к братьям и сестрам, 16 марта 1894 г.

(обратно)

305

Новый взгляд на 1888 год, с. 75.

(обратно)

306

Ревью энд Геральд, 20 марта 1894 г.

(обратно)

307

Служители Евангелия, с. 301.

(обратно)

308

Ревью энд Геральд, 2 июня 1903 г.

(обратно)

309

Ревью энд Геральд, 22 марта 1887 г.

(обратно)

310

Желание веков, с. 309. 310.

(обратно)

311

Наглядные уроки Христа, с. 69.

(обратно)

312

Там же, с. 67,68.

(обратно)

313

Наглядные уроки Христа, с. 384.

(обратно)

314

Наглядные уроки Христа, с. 415,416

(обратно)

315

Рукопись 24, 1892 г.

(обратно)

316

Письмо Е. Уайт к Дж. Батлеру, 14, 15 октября 1888 г.

(обратно)

317

См. Рукопись 8а, 1888 г.

(обратно)

318

Письмо С. Н. Хаскелла к Е. Уайт, 20 апреля 1894 г.

(обратно)

319

Письмо Е. Уайт к С. Н. Хаскеллу, 1 июня 1894 г.

(обратно)

320

Письмо Е. Уайт к А. Т. Джоунсу, 7 июня 1894 г.

(обратно)

321

Ревью энд Геральд, 17 июля 1888 г.

(обратно)

322

Письмо Е. Уайт к Дж. Батлеру и жене, 11 декабря 1888 г.

(обратно)

323

Обращение Е. Уайт к братьям и сестрам, 1б марта 1894 г.

(обратно)

324

Письмо Е. Уайт к У. У. Прескотту и А. Т. Джоунсу, 1б апреля 1894 г.

(обратно)

325

Рукопись 8а, 1888 г

(обратно)

326

Свидетельства для Церкви, т. 6, с. 89; Свидетельства для проповедни­ков, с. 401.

(обратно)

327

Письмо У. Уайта к Д. А. Робинсону, 10 сентября 1895 г. (курсив автора).

(обратно)

Оглавление

СЛОВО К ЧИТАТЕЛЮ

ГЛАВА 1 ВАЖНОСТЬ ВЕСТИ 1888 ГОДА

  1. В чем суть вести 1888 года?

  2. Почему правильное понимание вести о вере в возвеличенного Спасителя было так важно для адвентистов в 1888 году?

ГЛАВА 2 ЛЮДИ И СОБЫТИЯ ПЕРЕД НАЧАЛОМ КОНФЕРЕНЦИИ В МИННЕАПОЛИСЕ

  3. Кто в 1888 году был среди главных участников богословских дискуссий?

  4. Какое влияние оказали воскресные законы, принимаемые в 1880–х, на атмосферу в Миннеаполисе?

  5. Почему разногласия относительно понимания десяти рогов из седьмой главы Книги Даниила вызывали негодование у адвентистского руководства в период подготовки к конференции в Миннеаполисе?

  б. Каким образом полемика относительно Закона в Послании к Галатам способствовала ухудшению и без того сложной обстановки?

  7. Какую роль сыграл и совещание Генеральной конференции в 1886 года и последовавшие за ней события в развитии внутрицерковного конфликта?

  8. Как Елена Уайт реагировала на возраставшее напряжение среди авторитетных руководителей Церкви в период между 1886 и 1888 гг.?

  9. Как страх перед заговором довел напряженную ситуацию до критической точки?

ГЛАВА 3 СОВЕЩАНИЕ В МИННЕАПОЛИСЕ РАЗВИТИЕ СОБЫТИЙ

  10. Что нам известно о повестке дня совещания, состоявшегося в Миннеаполисе в 1888 г., и из каких источников заинтересованные лица могут почерпнуть сведения Миннеаполисской сессии Генеральной конференции?

  11. Какое влияние оказала дискуссия относительно истолкования пророчества о десяти рогах из седьмой главы Книги Даниила на ход совещания в Миннеаполисе?

  12. Какое отношение имели дискуссии относительно закона в Послании к Галатам к вопросу о праведности по вере?

  13. Каким образом предстоящее принятие национального закона о воскресном дне и религиозной свободе повлияло на атмосферу встрече 1888 г.?

  14. Что можно узнать, глядя на происходившее в Миннеаполисе и связанные с этим события, относительно авторитета, достаточного для решения богословских вопросов?

    Обращение к человеческому авторитету

    Обращение к авторитету Елены Уайт

    Обращение к авторитету Библии

  15. Каков был «дух Миннеаполиса» и как он повлиял на Джоунса, Ваггонера и Елену Уайт?

  16. Каким образом так называемый «калифорнийский заговор» воспламенил «дух Миннеаполиса» и способствовал развитию отторжения?

ГЛАВА 4 ПОДДЕРЖКА ДЖОУНСА И ВАГГОНЕРА СО СТОРОНЫ ЕЛЕНЫ УАЙТ И ЕЕ КЛЮЧЕВАЯ РОЛЬ В ПОНИМАНИИ ВЕСТИ 1888 ГОДА

  17. Почему мнение Елены Уайт так важно в понимании значения 1888 года для адвентистской истории и теологии?

  18. Обладала ли Елена Уайт сама вестью 1888 г., или она просто указала на вестников?

  19. Действительно ли, что Елена Уайт оказала одну из самых больших поддержек за все время своего служения именно Джоунсу и Ваггонеру?

  20. Поддерживала ли Елена Уайт других служителей, убеждая нас в том, что их послал Бог и что они призваны нести особую весть для Его народа?

  21. Почему Елена Уайт изо всех сил старалась поддержать Джоунса и Ваггонера?

  22. Означает ли горячая поддержка Елены Уайт, что она одобряла все, чему учили Джоунс и Ваггонер?

  23. Следует ли, согласно словам Елены Уайт, придавать слишком большое значение воззрениям Джоунса и Ваггонера?

  24. Какой аспект теологии Джоунса и Ваггонера Елена Уайт особенно одобряла?

  25. Придерживалась ли Елена Уайт точки зрения, что для адвентистов седьмого дня было важно ознакомиться с особым подходом Джоунса и Ваггонера к адвентистской теологии?

  26. В чем заключается самая серьезная ошибка, которую можно сделать, в оценке поддержки со стороны Елены Уайт идей Джоунса и Ваггонера?

ГЛАВА 5 ЗНАЧЕНИЕ ВЕСТИ 1888 ГОДА: ЦЕНТРАЛЬНАЯ ТЕМА ВЕСТИ

  27. В чем больше всего нуждалась адвентистская Церковь в 1880 годы?

  28. Верно ли, как утверждают некоторые, что весть 1888 г. о праведности по вере является уникальной адвентистской вестью?

  29. Верно ли, что все адвентисты седьмого дня до сессии Генеральной конференции в 1888 г. верили в праведность по вере?

  30. Как понимала Елена Уайт весть 1888 года?

  31. Как Ваггонер представлял себе процесс спасения?

  32. Как точка зрения Ваггонера на спасение соотносилась с заветами?

  33. Дается ли спасение на определенных условиях?

  34. Какая связь существует между правильной теологией и христианской любовью?

ГЛАВА 6 ЗНАЧЕНИЕ ВЕСТИ 1888 ГОДА — СВЯЗЬ ПОСЛАНИЯ 1888 ГОДА С ВЕСТЬЮ ТРЕТЬЕГО АНГЕЛА, ПОЗДНИМ ДОЖДЕМ И ГРОМКИМ КЛИЧЕМ

  35. Как связано адвентистское движение с трехангельской вестью?

  36. Как традиционно понимали Откр. 14:12 в адвентизме до 1888 года?

  37. Какое новое понимание смысла вести третьего ангела появилось после сессии Генеральной конференции 1888 г.?

  38. Что такое громкий клич и поздний дождь, и как они представлены в адвентистской теологии?

  39. Каким образом Елена Уайт связывала громкий клич и весть 1888 года?

  40. Утверждала ли Елена Уайт, что поздний дождь начал изливаться либо в 1888 г., либо во время сессии Генеральной конференции в 1893 г.?

  41. Что имела в виду Елена Уайт, когда сказала, что громкий клич начался в 1888 г.?

  42. Если в адвентистской Церкви в 1892 и 1893 гг. уже раздался громкий клич, то где был поздний дождь?

ГЛАВА 7 ЛЮДИ И СОБЫТИЯ ПОСЛЕ МИННЕАПОЛИСА

  43. Учитывая тот факт, что точка зрения Джоунса, Ваггонера и Елены Уайт не была оценена должным образом руководством Генеральной конференции на совещании 1888 года, какие шаги они предприняли для распространения своей «самой драгоценной вести»?

  44. Каков был отклик на широкое распространение вести Джоунса, Ваггонера и Елены Уайт?

  45. Как повлиял на Церковь продолжительный кризис, связанный с принятием воскресных законов?

  46. Какую роль сыграла Анна Райс в возбуждении интереса к ожиданию позднего дождя в 1893 г.?

  47. Какая атмосфера царила на сессии Генеральной конференции в 1893 г.?

  48. Какой вклад внесла сессия Генеральной конференции 1895 года в развитие теологии Джоунса и Ваггонера?

  49. Что произошло с четырьмя главными участниками миннеаполисской дискуссии?

    Дж. Батлер

    Урия Смит

    А. Г. Джоунс и Э. Дж. Ваггонер

ГЛАВА 8 БОГОСЛОВСКИЕ ВОПРОСЫ, ПОДНЯТЫЕ НА СЕССИИ В МИННЕАПОЛИСЕ

  50. Была ли весть 1888 года принята или отвергнута?

  51. Сколько раз Елена Уайт призывала к общему покаянию Церковь адвентистов седьмого дня или ее руководство в связи с отвержением вести 1888 года?

  52. Какую роль сыграло обсуждение вопроса о человеческой природе Христа на сессии Генеральной конференции 1888 года?

  53. Как учение Елены Уайт о природе Христа отличается от учения Джоунса и его сторонников?

  54. Отражена ли в произведениях Елены Уайт — как, например, в публикацию ряда адвентистских авторов, — непосредственная связь между праведностью по вере и событиями последнего времени земной истории?

  55. Является ли весть 1888 года действительно вестью 1888 года или это весть 1893, 1895 или какого–то еще года?

  56. Какой самый важный урок относительно «создания учения» можно извлечь из опыта 1888 года?

ГЛАВА 9 АКТУАЛЬНОСТЬ ВЕСТИ 1888 ГОДА

  Предложение 1. Иисус и Его спасающая праведность должны занимать центральное место в адвентистской Церкви.

  Предложение 2. Адвентистам нужно признать, Благая весть намного лучше, чем думают большинство людей.

  Предложение 3. Адвентистское христианство должно быть не только интеллектуальным; его необходимо претворять в жизнь.

  Предложение 4. Адвентистам необходимо понять истинную природу совершенства характера и в теории, и на практике.

  Предложение 5. Адвентистам нужно преодолеть дух Миннеаполиса и учиться работать вместе.

  Предложение 6. Адвентистской Церкви нужно поставить Библию в центр своего богословия.

  Предложение 7. При изучении вести 1888 года адвентисты должны сосредоточить свое внимание на тех аспектах учения Джоунса и Ваггонера, которые особо одобряла Елена Уайт.

  Предложение 8. Адвентистам нужно вновь вернуться к провозглашению вести третьего ангела и проповедовать во всей полноте и силе о законе и Евангелии в контексте финальных событий земной истории.

  Предложение 9. Адвентистам необходимо прекратить бесплодную полемику о вести 1888 года и направить все свои силы и энтузиазм на всемирную проповедь трехангельской вести.

*** Примечания ***